Проклятие алой розы

От автора

Здравствуйте, дорогие друзья!

​Прежде чем вы погрузитесь в мир Вороньего Утеса, я чувствую, что должна кое-что пояснить. Вы видите теги "эротическое фэнтези" и рейтинг "18+", и вы вправе ожидать от истории определенного содержания.

​Признаюсь честно: мой первоначальный план был именно таким. Но иногда персонажи оказываются сильнее автора. История Анны и Кассиана с самого начала стала историей о выживании, о власти, об интеллектуальном противостоянии и, в конечном итоге, о глубоком внутреннем родстве двух одиноких душ. Их связь оказалась настолько сложной и многогранной, что откровенные сцены просто не вписались в эту канву.

​Поэтому хочу предупредить:

в этой книге нет эротики в привычном понимании.

Зато в ней есть психологическое напряжение, медленное сближение, химия, которая рождается в диалогах и поступках, и чувства, которые оказываются сильнее магии и политики. Рейтинг 18+ я решила оставить, так как в книге присутствуют достаточно взрослые и порой жестокие темы.

​Я приношу свои извинения тем, кто пришел сюда за "горячими" сценами. Но я очень надеюсь, что вы дадите шанс этой истории и полюбите ее такой, какая она получилась.

​

​С уважением,

Ваш автор Лиана Хель!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

​Пролог. Легенда об Алой Розе

Говорят, в те давние века, когда имена богов еще помнили не только жрецы, а сама магия была юной и дикой, по землям Аквитейна бродила Дочь Зари. Она не была ни богиней, ни человеком; она была духом этого мира, сотканным из первого луча солнца и последней капли росы. Ее смех заставлял распускаться полевые цветы, а слезы питали иссохшую землю.

И увидел ее Первый Король, чье имя ныне стерто из летописей. Он был великим воином и мудрым правителем, но сердце его было сердцем смертного. Он полюбил Дочь Зари не за ее силу, а за ее свободу. Он приходил на рассвете к лесному озеру лишь для того, чтобы увидеть, как она танцует в утреннем тумане. Он не строил для нее золотых клеток, ибо понимал, что пленить можно тело, но не сам рассвет.

И она ответила на его любовь. Но зная, что век человека короток, а ее собственный — вечен, она захотела оставить ему дар, напоминание об их счастье. Однажды на заре она уколола палец о шип дикого терновника, и капля ее крови, сиявшая, словно жидкий рубин, упала на землю. Из этой капли пророс цветок невиданной красоты — роза с лепестками цвета венозной крови и сердцем из чистого света. Алая Роза, что никогда не увянет, пока жива их любовь.

Она отдала ее королю со словами: «Пусть она хранит тепло моего сердца, когда меня не будет рядом. Пока ты любишь меня, а не мою силу, пока желаешь мне свободы, а не вечной жизни подле себя, она будет цвести».

Годы шли. Король старел. И любовь смертного, даже самая чистая, часто ходит рука об руку со страхом. Страх потери отравил его душу. Он видел, как седина коснулась его волос и морщины легли у глаз, в то время как его возлюбленная оставалась вечно юной. Мысль о том, что он уйдет во тьму, а она останется сиять под солнцем, стала для него невыносимой.

И тогда, забыв ее слова, он решился на страшное. Собрав самых темных магов, он приказал им провести ритуал, что привяжет ее душу к камням его замка, сделав ее такой же смертной, как и он сам. Он убеждал себя, что делает это из великой любви.

В ночь, когда в небе не было звезд, они начали обряд. Король принес Алую Розу на алтарь, веря, что ее магия станет ключом. Но он ошибся. В тот миг, когда первое заклинание сорвалось с губ мага, Дочь Зари все поняла. Ее сердце, полное любви, разбилось о предательство.

Она не стала смертной. Магия, что не могла ее удержать, просто исторгла ее из мира, оставив лишь скорбящее эхо. Замок содрогнулся. А роза в руках короля не увяла. Она стала вечной, как его тоска. Но отныне ее алый цвет был не цветом жизни, а цветом пролитой за любовь крови. Ее шипы — не защитой цветка, а напоминанием о предательстве, рожденном из страха.

Так родилось Проклятие Алой Розы.

С тех пор легенда шепчет, что роза эта на самом деле не цветок. Это осколок души, что перерождается в крови потомков того короля, проявляя себя в самые темные времена. Она сулит великую страсть, способную перевернуть королевства, но требует за нее страшную цену. Ибо любовь, рожденная под знаком проклятой розы, всегда будет испытана страхом потери.

И лишь та душа, что придет из мира, где нет магии, но есть мудрость понимать чужую боль, сможет отличить истинную любовь от тени, которую отбрасывает страх. Лишь она сможет, полюбив, не завладеть, а отпустить.

И только тогда проклятие падет, а алые лепестки впервые за тысячи лет обратятся в пыль, даруя покой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1. Второе предложение

Сперва я ощутила холод. Не тот привычный, пронизывающий мороз январского утра, а совсем иной — глубокий, каменный, что проникает в самые кости. Он исходил от пола, от стен и от тяжёлой ткани платья, на которое я не могла вспомнить, как оно оказалось на мне.

​В руках я держала пергамент. Плотный, сливочного цвета лист был испещрен изящным каллиграфическим почерком. На ощупь он был плотнее обычной бумаги, а его края хранили тонкий аромат воска и терпкого сандала. Пальцы, сжимавшие его, были мне незнакомы. Они были длинными, аристократически тонкими, с ухоженными, идеально отполированными ногтями. На безымянном пальце правой руки поблёскивал массивный перстень с камнем, чёрным, как беззвёздная ночь. Я никогда не носила колец, кроме тонкого серебряного ободка на мизинце, подарка от бабушки. Этот перстень, как и эти руки, был совершенно чужим.

​Я сидела, выпрямив спину до неестественной прямоты. Дыхание сперло, будто грудную клетку сдавили тисками. Корсет, — услужливо подсказало сознание, вспомнив прочитанные романы. Ощущение было отвратительным. Медленно, словно боясь нарушить эту гнетущую тишину, я подняла голову.

Комната тонула в сером предрассветном свете, что лениво сочился сквозь высокое стрельчатое окно. Каменные стены были частично скрыты за тяжелыми гобеленами, на которых выцвели сцены охоты. Огромный, почерневший от копоти камин молчал, не давая ни тепла, ни уюта. Воздух пах пылью, старым деревом и холодной золой. Это была не моя уютная квартира с книжными стеллажами и запахом свежесваренного кофе. Это было что-то иное. Чужое. Враждебное.

У двери, застыв каменным изваянием, стоял мужчина. Он был одет в дорожный костюм из грубого сукна, но гербовая нашивка на груди говорила о его статусе — гонец. Он не смотрел на меня. Его взгляд был прикован к точке на полу где-то в метре от моих ног. Вся его поза, от напряженных плеч до сжатых в кулаки рук, кричала о страхе. Он боялся не просто знатную даму. Он боялся меня до дрожи в поджилках.

Что происходит? Где я?

Мозг, привыкший к анализу и поиску логических связей, заработал со скрипом, словно ржавый механизм. Последнее воспоминание... яркое, болезненное, обжигающее холодом.

«Анна, вы должны понять, что иногда для достижения цели все средства хороши. Люди — лишь инструменты. Важно уметь нажимать на нужные рычаги».

Голос моего последнего клиента. Успешный, обаятельный, с хищной улыбкой и мертвыми глазами. Классический психопат-манипулятор, который пришел ко мне не за помощью, а за подтверждением собственной гениальности. Я сидела в своем кабинете, в удобном кожаном кресле, и чувствовала, как от его ледяного обаяния по спине бежит холодок. Он был похож на...

Я опустила взгляд на пергамент. Витиеватые строки складывались в слова, полные патоки и фальши.

«...глубочайше скорбя о вашей утрате, осмелюсь напомнить, что даже самые прекрасные цветы нуждаются в заботливой руке садовника. Земли де Валуа, славные своим прошлым, заслуживают процветающего будущего, которое лишь сильная рука способна им даровать. Посему я, Александр-Теодор-Мариан, наследный принц Аквитейна, с трепетом и надеждой во второй раз предлагаю вам, прекрасная герцогиня Изабелла, соединить наши судьбы и земли во имя блага королевства...»

Изабелла де Валуа. Александр.

Пазл начал складываться, но картина получалась настолько чудовищной, что разум отказывался ее принимать.

Это была книга. Дешёвый любовный роман, купленный вчера вечером в киоске на автобусной остановке. Я взяла его, чтобы отвлечься от тяжёлого дня и мыслей о том самом клиенте. Название — «Проклятие Алой Розы». Я читала его дома, укутавшись в плед, с чашкой остывшего чая. Пробегала глазами по тексту, пропуская описания балов и нарядов, цепляясь лишь за психологические портреты.

И больше всего меня возмутила судьба главной злодейки — герцогини Изабеллы. Холодная, жестокая красавица, доведшая свои земли до упадка и терроризировавшая прислугу. В книге её образ был плоским и однобоким: она была просто злой. Но между строк я, как специалист, видела нечто иное. Травму. Боль. Отчаянную попытку защититься от мира, который причинил ей столько страданий.

Отец-тиран. Забитая, безвольная мать. Ранний брак с герцогом-стариком, который годился ей в деды. Насильственная беременность. Смерть крошечного, трёхмесячного сына из-за того, что слуги, которых она послала за лекарем, просто проигнорировали её приказ. Её горе превратилось в ярость, в ненависть ко всему миру. Она стала монстром, потому что мир сделал её им.

А потом появился прекрасный принц Александр, желавший заполучить её богатые, хоть и запущенные земли. Она ему отказала. И через пару глав её нашли в собственной постели, отравленной вином. Вину, конечно, свалили на одну из служанок. А принц, «скорбя», всё равно прибрал её герцогство к рукам.

«Несправедливо, — подумала я тогда, закрывая книгу. — Будь я на её месте, я бы всё исправила. Я бы показала им всем…»

Эта мысль была последней, что я помнила перед тем, как уснуть. А утром…

Утром я проспала. В панике металась по квартире, на ходу допивая кофе. Опаздывала на важную консультацию. Дорога. Ледяная корка на асфальте, которую коммунальщики не потрудились посыпать песком. Резкий поворот. Визг тормозов.

Свет встречных фар. Ослепляющий, белый, как в конце тоннеля.

И последняя, обрывочная, до смешного нелепая мысль, пронёсшаяся в голове за мгновение до удара: «А Изабеллу всё-таки жаль…»

Боль. Темнота.

И вот теперь — холод. Каменный замок. Чужое тело. И письмо от книжного злодея, который в реальности оказался ещё более тошнотворным, чем на страницах.

Это сон? Кома? Предсмертная галлюцинация моего умирающего мозга?

Я ущипнула себя за запястье той самой, чужой рукой с тяжёлым перстнем. Острая, короткая боль была абсолютно реальной. Дыхание, сдавленное корсетом, было реальным. И страх в глазах гонца у двери был до ужаса реальным.

Я в книге.

Я попала в тело Изабеллы де Валуа.

Осознание не обрушилось лавиной, а медленно, по капле, наполняло меня ледяным ужасом. Это была не просто игра воображения. Это была новая реальность. И в этой реальности, если верить сюжету, меня ждет смерть от яда через несколько недель или месяцев.

Гонец у двери кашлянул. Тихо, почтительно, но настойчиво. Он ждал ответа.

Ответа! Боже, я даже не знаю, как здесь говорят. Я не знаю имен, обычаев, не знаю, что Изабелла сказала бы в такой ситуации. Судя по книге, она бы швырнула это письмо ему в лицо и приказала высечь за дерзость. Но я — не она. Моя задача — выжить. А для этого нужно время.

Мой мозг психиатра, пережив первый шок, начал лихорадочно работать, цепляясь за привычные алгоритмы: анализ, планирование, действие.

Первое: не выдать себя. Я должна вести себя так, как подобает герцогине. Холодно, отстраненно, властно. Улыбки и дружелюбие вызовут подозрения.

Второе: получить информацию. Мне нужно понять, в какой именно точке сюжета я нахожусь. Судя по тому, что это «второе предложение», события уже развиваются. Старый герцог мертв. Сын мертв. Изабелла уже заработала свою репутацию фурии.

Третье: выиграть время. Мне нельзя ни соглашаться, ни отказывать. Любое резкое движение может стать фатальным.

Я медленно, стараясь придать движению плавную грацию, о которой только читала в романах, сложила пергамент. Голос. Каким должен быть мой голос? Наверняка не мой, привыкший к мягким, успокаивающим интонациям. Нужен металл. Холодный, звенящий.

— Лина, — произнесла я, назвав имя, которое запомнилось из книги. Это была главная служанка Изабеллы, забитое и запуганное существо. Я не знала, в комнате ли она, но должна была быть где-то рядом.

Дверь в смежную комнату, которую я раньше не заметила, скрипнула, и оттуда, низко опустив голову, выскользнула худенькая девушка в сером платье и белом чепце. Она была бледной, как полотно, и так дрожала, что, казалось, вот-вот рассыплется. Она не посмела поднять на меня глаза. Все сходилось.

— Ваша светлость? — прошептала она, и в ее голосе было столько ужаса, словно она ждала удара.

Сердце сжалось от жалости, но я подавила это чувство. Сейчас не время для эмпатии. Сейчас время для выживания.

— Проводи гонца, — мой голос прозвучал ниже и глуше, чем я ожидала, но в нем была необходимая властность. — Передай его господину, что его светлость принц Александр весьма любезен. Я ценю его заботу о моих землях. Но столь серьезный вопрос требует размышлений. Ответ будет отправлен в столицу с нарочным в течение недели.

Это была идеальная, на мой взгляд, формулировка. Вежливая, но холодная. Она не давала ни надежды, ни прямого отказа. Неделя. Целая неделя, чтобы сориентироваться.

Лина вскинула на меня глаза. Всего на мгновение, но я успела увидеть в них шок. Видимо, она ожидала криков и проклятий. Эта нетипичная реакция была первым камешком, который я бросила в стоячую воду этого мира. Опасный ход, но у меня не было выбора.

— Ты меня не расслышала? — добавила я ледяного тона, и девушка тут же испуганно вжала голову в плечи.

— Нет, ваша светлость! Сию минуту, ваша светлость!

Она развернулась и почти бегом подскочила к гонцу, который, услышав мои слова, кажется, выдохнул с облегчением. Лина что-то быстро зашептала ему, и он, отвесив низкий поклон в сторону моего кресла, пулей вылетел за дверь.

Лина закрыла тяжелую дубовую дверь на засов и замерла, не решаясь ни уйти, ни приблизиться.

Теперь мы были одни. Я и эта до смерти напуганная девушка в мире, который хотел меня убить.

Я оглядела комнату еще раз, уже более внимательным, цепким взглядом. Роскошь здесь соседствовала с упадком. Дорогие гобелены были покрыты пылью, серебро на туалетном столике нечищено, а в углах притаилась паутина. Замок умирал вместе со своей хозяйкой. Вернее, с предыдущей хозяйкой.

— Растопи камин, — приказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — И принеси воды. И еды. Что-нибудь горячее.

Мне нужно было согреться. Мне нужно было заставить это чужое тело функционировать. Мне нужно было начать жить эту чужую, страшную жизнь.

Лина снова вздрогнула, но кивнула и бросилась к камину, неуклюже гремя кочергой.

Я осталась сидеть в кресле, сжимая в похолодевших пальцах письмо от своего будущего убийцы. Холод не отступал. Он шел изнутри. Это был холод одиночества и страха. Здесь у меня не было никого. Ни друзей, ни семьи, ни прошлого. Только имя жестокой женщины, ее смертельные враги и туманное знание будущего из бульварного романа.

Выжить. Во что бы то ни стало.

Это была моя единственная цель. Моя первая и главная задача в этом проклятом мире.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2. Каменная клетка

Пока Лина возилась у камина, я не двигалась, превратившись в наблюдателя. Каждый ее жест был пронизан страхом. Она боялась издать лишний звук, боялась, что полено выскользнет из ее рук, боялась, что пламя не разгорится с первой попытки. Я, как психиатр, могла бы составить целый каталог ее фобий по одной лишь напряженной линии ее спины. Это была не просто боязнь суровой госпожи. Это был въевшийся, застарелый ужас, какой испытывает подопытное животное перед экспериментатором, от которого не ждешь ничего, кроме боли.

Осознание того, что теперь этот ужас адресован мне, вернее, оболочке, в которой я застряла, было тошнотворным.

Наконец, сухие поленья нехотя занялись, и по комнате поползло живое тепло. Слабое, едва ощутимое, но оно было спасением от каменного холода. Лина выпрямилась, но так и не посмела обернуться.

— Хорошо, — сказала я. Голос прозвучал ровно, без эмоций.

Девушка вздрогнула от звука моего голоса так, словно я ее ударила. Она замерла на долю секунды, а затем, что-то поняв, торопливо пробормотала:

— Я... я за водой и едой, ваша светлость.

И исчезла за дверью, оставив меня наедине с потрескивающим огнем и собственными мыслями, которые роились в голове, как встревоженные осы.

Выжить. Легко сказать. Мои знания об этом мире ограничивались одним бульварным романом, прочитанным по диагонали. Я помнила основную канву: интриги, балы, отравление Изабеллы и триумф «благородного» принца Александра. Но я не знала деталей. Не знала имен вассалов, состояния казны, законов этого королевства. Я была слепым котенком, выброшенным в клетку с голодными волками.

Моим единственным преимуществом был мой разум. Мой опыт. Я тридцать пять лет училась понимать людей, видеть их скрытые мотивы, анализировать их поступки. Принц Александр — нарциссичный психопат, жаждущий власти. Это я поняла. Слуги — запуганные жертвы абьюза, находящиеся на грани Стокгольмского синдрома и тихой ненависти. Тоже понятно. Но этого было слишком мало. Мне нужна была информация. Мне нужна была карта этого минного поля.

Лина вернулась на удивление быстро. В руках она держала поднос, на котором стояла глиняная миска с чем-то дымящимся, кувшин с водой, кружка и кусок серого хлеба. Она поставила поднос на маленький столик возле моего кресла, стараясь производить как можно меньше шума.

Запах от миски шел слабый, пахло овощным отваром и, кажется, курицей. Жидкая похлебка. Я не ела с самого утра прошлого дня — с той чашки кофе, выпитой в спешке. Желудок свело голодным спазмом, вполне реальным и болезненным. Это тело было живым, и оно требовало своего.

— Можешь идти, — бросила я, не глядя на нее.

Мне нужно было остаться одной, чтобы поесть. Я не была уверена, что смогу удержать маску отстраненной герцогини, когда буду жадно глотать эту незамысловатую еду.

Девушка снова испарилась.

Я взяла ложку. Она была деревянной. Я ела. Бульон был почти безвкусным, но горячим. Хлеб — черствым. Но это была еда. Каждый глоток, каждый кусок хлеба возвращал меня в реальность, привязывал к этому чужому телу, к этой чужой жизни. С каждой ложкой бульона таяла надежда на то, что я проснусь в своей постели от звука будильника. Это не сон. Это не кома. Это — моя новая, кошмарная действительность.

Когда с едой было покончено, я почувствовала себя лучше. Тепло от камина и горячей похлебки разогнало кровь. Дышать стало чуть легче, хотя корсет по-прежнему казался орудием пытки. Я встала. Ноги, непривычные к длинной и тяжелой юбке, запутались в ткани. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы приспособиться.

Я подошла к туалетному столику, на котором стоял медный таз для умывания и кувшин, принесенный Линой. Рядом, в тяжелой раме из потускневшего серебра, стояло зеркало. Я смотрела на него несколько долгих мгновений, собираясь с духом. Мне нужно было увидеть ее. Увидеть себя.

Наконец, я подняла глаза.

Из зеркала на меня смотрела незнакомка. И она была ошеломительно красива той холодной, почти хищной красотой, от которой у одних захватывает дух, а другие съеживаются в страхе. Длинные, как вороново крыло, волосы были собраны в сложную прическу, но несколько прядей выбились, обрамляя высоколобое, аристократически бледное лицо. Огромные, чуть раскосые глаза цвета темного нефрита смотрели с надменным презрением. Тонкие, четко очерченные брови были слегка сведены к переносице, а полные, чувственные губы плотно сжаты. В этой женщине не было ни капли мягкости. Каждый изгиб, каждая линия ее лица говорили о гордыне, силе и глубоко запрятанной боли. Ей было двадцать шесть лет, но во взгляде зеленых глаз таилась вековая усталость.

Я видела не просто красивую оболочку. Я видела ее историю. Видела девочку, которую не любил отец. Видела девушку, которую насильно выдали замуж. Видела молодую мать, оплакивающую своего ребенка. И видела женщину, которая построила вокруг своего разбитого сердца ледяную стену, решив, что если любви ей не дано, то пусть будет хотя бы страх.

— Изабелла, — прошептала я, и губы незнакомки в зеркале дрогнули, повторив мое движение. — Что же ты натворила... И что мне теперь со всем этим делать?

Ответа не было.

Я плеснула в лицо ледяной водой из кувшина. Она обожгла кожу, окончательно приводя в чувство.

Нужно действовать. Системно. Шаг за шагом.

Первый шаг — исследование своей «зоны безопасности». Я начала методично осматривать комнату, которая, очевидно, была личными покоями герцогини: будуар, совмещенный со спальней. За ширмой в углу скрывалась огромная кровать под тяжелым балдахином. Постельное белье было из дорогого, но несвежего полотна. У кровати стояла тумбочка, на которой не было ничего, кроме оплывшего огарка свечи в бронзовом подсвечнике. Ни книг, ни личных вещей.

Я подошла к массивному гардеробу и открыла створки. Десятки платьев. Бархат, шелк, парча. Темные, насыщенные цвета: бордовый, иссиня-черный, темно-зеленый, фиолетовый. Ни одного светлого оттенка. Одежда воина, а не женщины. Броня, призванная внушать трепет и держать дистанцию. Платья были дорогими, но на некоторых я заметила следы не слишком умелой починки. Герцогство было бедным.

На туалетном столике стояла шкатулка из резной кости. Внутри, на вытертом бархате, лежали украшения. Тяжелые ожерелья, перстни, серьги. Камни были крупными, драгоценными, но дизайн — холодным и строгим. Ни одной изящной, легкомысленной безделушки. Все это было не для красоты. Это были символы власти. Демонстрация статуса.

Дальше был письменный стол. Я с надеждой выдвинула ящик, ожидая найти дневник, письма, хоть что-то личное. Тщетно. Только стопка счетов, несколько прошений от вассалов, помеченных презрительной резолюцией «Отказать», и гербовая печать. Изабелла не доверяла свои мысли бумаге. Или у нее просто не было мыслей, которыми хотелось бы поделиться.

Я подошла к окну. Оно было узким, как бойница, и выходило во внутренний двор. Картина была удручающей. Серые, поросшие мхом стены, потрескавшиеся плиты двора, на которых зеленели сорняки. У стены стояла одинокая телега со сломанным колесом. Промозглый ветер гонял по земле клочки сена и прошлогодние листья. Ни души. Замок казался вымершим. И над всем этим нависало низкое, свинцовое небо. Вороний Утес. Название подходило этому месту как нельзя лучше.

Чувство отчаяния подступило к горлу. Я оказалась в ловушке. В каменной клетке, в чужом теле, в чужой жизни, полной ненависти и упадка. Меня окружали враги и люди, которые меня боялись и презирали. А где-то далеко, в другом мире, мое собственное, привычное тело, вероятно, уже лежит в морге. Анна, 35-летний психиатр, погибла в автокатастрофе. Конец. А это... это что-то другое. И если я не возьму себя в руки, то и у этой истории будет такой же финал. Только не от удара, а от яда в бокале с вином.

Нет. Я не сдамся. Я не для того столько лет боролась за свое место под солнцем, чтобы умереть из-за сюжета дурацкого романа.

Стратегия. Мне нужна стратегия.

Угроза №1: Принц Александр. Он хочет эти земли и мое устранение. Моя задача — тянуть время и искать на него компромат.

Угроза №2: Окружение. Слуги, вассалы. Они ненавидят Изабеллу. Любой из них может стать орудием в руках Александра. Мне нужно либо завоевать их лояльность, либо держать их в ежовицах. Первый вариант предпочтительнее, но он дольше и сложнее. Второй — быстрее, но он лишь усилит ненависть. Нужен баланс. «Жесткая, но не жестокая», как я и хотела.

Угроза №3: Незнание. Это мой самый главный враг. Я ничего не знаю об этом мире.

Именно с третьего пункта и нужно было начинать. Знание — сила. А главный источник знаний — книги. В книге упоминалось, что в Вороньем Утесе была большая, хотя и запущенная библиотека, собранная еще дедом покойного мужа Изабеллы. Это мой шанс. Мой единственный шанс.

План на ближайшие дни начал вырисовываться.

* Привести себя в порядок. Ванна, нормальная одежда. Я не могу думать, когда чувствую себя грязной и зажатой в этом корсете.

* Изучить замок. Хотя бы свои покои и пути к жизненно важным точкам. Кухня, библиотека.

* Добраться до библиотеки и запереться там. История, география, законы, гербы знатных родов — я должна поглощать информацию, как губка.

Я нажала на шнурок сонетки у кровати. Через минуту в дверях снова появилась Лина. На этот раз в ее глазах, помимо страха, плескалось любопытство. Герцогиня еще никогда не вела себя так... тихо.

— Приготовь мне ванну, — приказала я. Мой голос все еще звучал властно, но в нем уже не было того ядовитого презрения, которое, судя по всему, было визитной карточкой Изабеллы. — Горячую.

Лина опешила. Она открыла рот, потом закрыла. Видимо, такая простая просьба была чем-то из ряда вон выходящим.

— Ванну? Сейчас, ваша светлость?

— Ты оглохла? — я добавила немного металла в голос, и она тут же испуганно кивнула.

— Нет, нет, простите, ваша светлость! Сию минуту! Слуги принесут воду!

Она бросилась исполнять приказ.

Я смотрела ей вслед. Это будет долго. Долго и мучительно — выдавливать из этих людей страх по капле. Но у меня не было другого пути.

Когда она ушла, я снова подошла к зеркалу. Женщина с лицом падшего ангела смотрела на меня. В ее глазах больше не было презрения. Только холодная, как сталь, решимость.

— Мы с тобой выживем, Изабелла, — прошептала я своему отражению. — Я тебе обещаю.

И это была первая клятва, которую я дала в этом новом, жестоком мире.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3. Пыль веков

Процесс подготовки ванны оказался целым ритуалом, в котором я была лишь центральной, неподвижной фигурой. В покои бесшумной вереницей входили и выходили слуги, которых я видела впервые. Две крепкие женщины притащили большую деревянную лохань и установили ее за ширмой неподалеку от камина. Следом мужчины в кожаных фартуках внесли несколько ведер с дымящейся водой. Никто из них не поднимал на меня глаз. Они двигались быстро, слаженно, как хорошо обученные призраки, чья единственная цель — выполнить приказ и как можно скорее исчезнуть, не навлекая на себя гнев хозяйки.

Я наблюдала за ними, сидя в кресле, и пыталась запомнить их лица. Тщетно. Они все были на одно лицо — бледные, худые, с печатью усталости и страха. В книге они были безликой массой, декорациями, на фоне которых разворачивалась трагедия Изабеллы. Но сейчас они были живыми людьми, чьи жизни, как я с ужасом понимала, находились в моей полной власти. Одно мое слово, один каприз мог решить их судьбу. Эта ответственность давила сильнее, чем тугой корсет.

Когда все было готово, и в комнате остались только мы с Линой, наступил самый неловкий момент. Мне нужно было раздеться. Перед ней. Для женщины 21-го века, привыкшей к личному пространству, это было пыткой. Но для герцогини 16-го (или какой тут был век?) — это было нормой. Отказ вызвал бы подозрения.

Сжав зубы, я встала и позволила Лине помочь мне распутать сложную систему шнурков, крючков и лент на платье. Ее пальцы дрожали, когда она касалась меня, и я чувствовала эту дрожь своей кожей. Когда тяжелое бархатное платье упало к моим ногам, а следом за ним и нижние юбки, я осталась в одной тонкой полотняной сорочке. Лина помогла мне расшнуровать и снять корсет.

Вдох. Глубокий, полный, первый за все это время. Я едва не застонала от облегчения. Мои легкие, наконец, расправились. Какое же варварство — добровольно заковывать себя в эту клетку из китового уса!

Лина не поднимала глаз, ее щеки заливал слабый румянец. Я прошла за ширму и опустилась в горячую воду. Блаженство. Каждая мышца моего нового тела, напряженная от холода и стресса, начала медленно расслабляться. Вода пахла травами — кажется, ромашкой и мятой. Мелочь, а приятно. Значит, даже в этом запущенном замке еще сохранились остатки цивилизации.

Когда туман в голове немного рассеялся, я решилась осмотреть себя. Это тело было... совершенным. Длинные ноги, тонкая талия, высокая грудь. Кожа была белой, почти прозрачной, без единого изъяна, кроме... Я провела пальцами по низу живота. Там, едва заметная, белела тонкая, серебристая полоска. Шрам. В книге об этом не было ни слова, но я знала, откуда он. Кесарево сечение. Значит, лекарь все-таки был. И он пытался спасти ребенка. Или мать. Или обоих. Эта маленькая деталь, этот физический след трагедии делал историю Изабеллы еще более реальной и горькой. Она носила на себе вечное напоминание о своем потерянном сыне.

Я с силой зажмурилась, отгоняя непрошеную волну сочувствия. Жалость сейчас — непозволительная роскошь. Мне нужна холодная голова.

— Оставь меня, — приказала я Лине, которая все еще мялась у ширмы. — Придешь, когда я позову. Приготовь другое платье. Простое. Шерстяное. Темно-синее.

Лина, явно обрадованная возможностью уйти, поклонилась и выскользнула из комнаты.

Оставшись одна, я позволила себе на несколько минут погрузиться в воду с головой, отключаясь от всего. Тишина. Только потрескивание дров в камине и плеск воды. В этой тишине я пыталась найти себя. Анну. Но Анна была где-то далеко. Она осталась там, на обледенелой дороге, в искореженном куске металла. А здесь была я. Существо без имени, без прошлого, запертое в теле Изабеллы де Валуа. И этому существу нужно было бороться за жизнь.

Я вынырнула. Решение было принято. Хватит рефлексии. Время действовать.

Когда я позвала, Лина уже ждала за дверью с приготовленной одеждой. С ее помощью я облачилась в простое, но добротное платье из темно-синей шерсти. Оно было не таким роскошным, как утреннее, но гораздо удобнее. Я чувствовала себя в нем почти человеком. Волосы, влажные после ванны, Лина просто заплела в тяжелую косу. Я не стала надевать украшения, кроме перстня с черным камнем — символа власти герцогини. Мой новый образ был строгим, почти монашеским. Он идеально подходил моему настроению.

— Теперь, — сказала я, глядя на свое отражение в зеркале. Женщина в нем выглядела суровой, но сильной. — Веди меня в библиотеку.

Если моя предыдущая просьба вызвала у Лины удивление, то эта — настоящий шок. Она смотрела на меня так, словно я приказала ей подать мне на обед жареного дракона.

— В... библиотеку, ваша светлость?

— Мне нужно повторить в третий раз? — холодно спросила я.

— Нет, ваша светлость! Прошу прощения! Сюда, пожалуйста.

Она взяла со столика тяжелый бронзовый подсвечник с несколькими свечами, так как день уже клонился к вечеру, и направилась к выходу. Я последовала за ней.

Мы вышли из моих покоев, которые, как оказалось, занимали часть южного крыла замка, и оказались в длинном, гулком коридоре. Сквозняк гулял под каменными сводами, заставляя пламя свечей танцевать. На стенах висели гобелены, еще более темные и пыльные, чем в моей спальне. Они изображали ратные подвиги предков дома де Валуа. Вот какой-то бородатый воин пронзает копьем медведя. Вот осада города. Вот морское сражение. Все они были мертвы. Все они смотрели на меня с одинаковым суровым выражением.

Наш путь лежал через анфиладу залов и переходов. Замок был огромен и пуст. Наши шаги гулко отдавались в тишине. Изредка в темных углах мелькали тени — слуги, которые при нашем приближении старались скрыться из виду, прижимаясь к стенам или ныряя в боковые коридоры. Атмосфера страха была почти осязаемой. Я чувствовала себя так, словно иду по спящему вулкану.

— Почему в замке так... тихо? — спросила я, нарушая молчание.

Лина вздрогнула от моего вопроса.

— Так... вы же сами приказали, ваша светлость, — пролепетала она, не оборачиваясь. — Чтобы никто не смел попадаться вам на глаза без надобности.

Ясно. Изабелла превратила собственный дом в зону отчуждения. Гениально. И как я теперь должна разбираться с последствиями ее тирании?

Наконец, мы остановились перед массивной, двустворчатой дверью из черного дерева. Резьба, изображавшая древо познания, была покрыта таким слоем пыли, что угадывалась с трудом. Лина поставила подсвечник на пол и достала из кармана фартука большой, ржавый ключ. Замок поддался не сразу. Он протестующе скрипел и скрежетал, но в конце концов щелкнул. Лина с видимым усилием потянула одну створку на себя.

Дверь отворилась с протяжным, похоронным стоном.

Из темноты пахнуло веками. Густой, сладковатый запах старой бумаги, кожи и пыли ударил в нос. Это был лучший аромат, который я чувствовала с момента своего прибытия сюда.

Мы вошли внутрь.

Это было огромное, двухъярусное помещение. Стены от пола до высокого сводчатого потолка были сплошь уставлены стеллажами. Тысячи, десятки тысяч книг в кожаных и пергаментных переплетах дремали на полках, укрытые серым саваном пыли и паутины. Посередине зала стояли длинные столы для чтения, сейчас заваленные какими-то свитками и фолиантами. Единственным источником света было огромное, забранное витражной решеткой окно в дальней стене, но стекло было таким грязным, что едва пропускало скудный вечерний свет.

Вопреки запустению, место было величественным. Оно было похоже на храм. Храм забытого знания.

И в этом храме, впервые за последние сутки, я почувствовала себя не жертвой, а... дома. Страх отступил, уступая место почти благоговейному трепету. Это все — мое. Мое оружие. Моя крепость. Мой шанс.

— Ваша светлость? — робко позвала Лина, видя, что я застыла на пороге.

— Света мало, — сказала я, приходя в себя. — Найди еще свечей. Как можно больше. И принеси тряпки, ведро с водой. Нужно хотя бы один стол привести в порядок. И кресло. Я останусь здесь.

Лина снова удивленно посмотрела на меня, но спорить не посмела. Она оставила мне свой подсвечник и удалилась, оставив меня одну в этом царстве тишины и пыли.

Я медленно пошла вдоль стеллажей, проводя рукой по корешкам книг. Пальцы оставляли на них светлые борозды. Названия были написаны на латыни и на местном, аквитанском наречии. «История падения Западной Империи». «Трактат о свойствах минералов». «Жизнеописания святых мучеников». «Основы фортификации».

Я шла, как зачарованная. Здесь было все. Все, что мне было нужно, чтобы понять этот мир и научиться в нем жить.

Я добрела до секции, помеченной табличкой «Картография». С трудом вытащила с полки тяжелый атлас в тисненом кожаном переплете. Положила его на ближайший стол и сдула с обложки слой пыли, отчего тут же расчихалась.

Когда вернулась Лина, а с ней еще одна служанка, они принесли с собой десяток свечей и все необходимое для уборки. Я молча указала им на большой стол в центре зала. Пока они, тихо перешептываясь, скоблили и протирали вековую грязь, я уже нашла то, что искала. «Хроники Королевства Аквитейн». «Свод законов герцога Людовика Мудрого». «Генеалогия великих домов».

Через полчаса передо мной стоял стол, освещенный целой батареей свечей. На нем лежали три книги и развернутый свиток с картой герцогства де Валуа. Лина и вторая девушка стояли поодаль, не зная, уйти им или ждать дальнейших распоряжений.

— Можете идти, — сказала я, не отрывая взгляда от карты. — Скажи на кухне, чтобы принесли мне сюда ужин. Легкий. И вина. Красного. И чтобы больше меня никто не беспокоил. Никто. Ни под каким предлогом. Понятно?

— Да, ваша светлость.

Они ушли, прикрыв за собой тяжелую дверь.

И я осталась одна. В круге теплого свечного света, посреди океана темноты и знаний. Передо мной лежала карта моих владений — речки, леса, города, деревни. Моя земля. Моя ответственность. Мое поле битвы.

Я взяла в руки тяжелый том «Хроник» и открыла первую страницу.

Работа началась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4. Хроники и тени

Дверь за служанками закрылась, отрезая меня от остального замка. Наступила абсолютная тишина, густая и плотная, как бархат. Она не успокаивала, а давила, заставляя прислушиваться к каждому шороху. Скрипнула где-то в темноте рассохшаяся полка, зашуршала в углу мышь — и я вздрагивала, сердце на миг замирало от первобытного страха. Здесь, в этом огромном, пустом зале, я была ужасающе одна.

Нужно было работать. Работа — лучшее лекарство от страха. Это я знала еще из своей прошлой жизни. Когда мозг занят анализом и обработкой данных, у него не остается ресурсов на панику.

Я сосредоточилась на карте. Она была нарисована от руки на толстом, пожелтевшем от времени пергаменте. Но сделана была на удивление искусно. Вот он, мой новый мир, втиснутый в рамки чернил и краски. Герцогство де Валуа.

С севера и востока его подпирали Драконьи горы — суровая, почти непроходимая гряда, которая служила естественной границей с дикими землями. С юга земли омывала река Серебрянка, широкая и, судя по пометкам, судоходная. Она впадала в Великую реку, главный торговый путь всего королевства. А на западе лежали владения барона Рошфора, моего ближайшего соседа.

Мои пальцы — длинные, чужие пальцы Изабеллы — скользили по карте. Я видела не просто линии и символы. Я видела потенциал и упадок. Вот река, идеальная для торговли. Но на карте было помечено, что две главные пристани, Порт-Серебряный и Мелководье, пришли в запустение. Вот обширные леса на севере, богатые дичью и строевым деревом. Но пометки хрониста гласили: «Леса истощены беспорядочной вырубкой». Вот значки, обозначающие шахты в предгорьях. Железо, медь. Но рядом стояло унылое слово: «закрыты».

Это было похоже на историю болезни пациента с многочисленными органными отказами. Герцогство было больно. Оно умирало от бесхозяйственности. Той самой, в которой книга обвиняла Изабеллу. После смерти мужа она, ослепленная горем и ненавистью, просто бросила свои земли на произвол судьбы. И теперь мне предстояло стать реаниматологом.

Но я видела и другое. Стратегическое положение. Герцогство контролировало единственный удобный перевал в Драконьих горах — Вороний проход. Любая армия, идущая с севера, должна была либо штурмовать этот перевал, либо делать огромный крюк. А река Серебрянка была кратчайшим путем для доставки товаров из южных провинций в столицу. Тот, кто владел де Валуа, владел важным торговым и военным узлом.

Теперь мне стало кристально ясно, почему принц Александр так жаждал этих земель. Дело было не в пустых шахтах и вырубленных лесах. Дело было в контроле.

Раздался тихий стук в дверь, заставивший меня подпрыгнуть. Я замерла, сердце колотилось где-то в горле. Кто это? Я же приказала меня не беспокоить.

— Ваша светлость? — донесся приглушенный голос Лины. — Я принесла ужин.

Я выдохнула. Всего лишь Лина.

— Войди.

Девушка проскользнула внутрь с подносом в руках. На нем была тарелка с запеченной птицей, кусок сыра, хлеб и кубок с темным, почти черным вином. Аромат еды ударил в нос, и я поняла, что снова зверски голодна.

— Поставь здесь, — я указала на край стола, не заваленный книгами.

Лина быстро расставила все, стараясь не смотреть на разложенные карты и фолианты. Ее взгляд, однако, был полон недоумения. Вероятно, в ее картине мира герцогиня должна была вышивать, играть на лютне или принимать фаворитов, а не корпеть над пыльными книгами при свете дюжины свечей.

Когда она уже собиралась уходить, я остановила ее.

— Спасибо.

Слово вырвалось само собой, на автомате. Рефлекс вежливого человека из 21-го века.

Лина застыла на полпути к двери, словно наткнулась на невидимую стену. Она медленно обернулась. На ее лице было такое откровенное, почти комичное изумление, что я едва удержалась от улыбки. Ее глаза расширились, рот приоткрылся. Она смотрела на меня так, будто я вдруг заговорила на языке демонов. Видимо, слово «спасибо» не входило в лексикон покойной Изабеллы.

— И-извините, ваша светлость? — пролепетала она, видимо, решив, что ослышалась.

Я кашлянула, возвращая лицу холодное выражение.

— Я сказала, можешь идти.

Она поспешно поклонилась и выскочила за дверь.

Я осталась одна, ругая себя за оплошность. Такая мелочь, а могла выдать меня с головой. Здесь вежливость была аномалией. Придется учиться быть грубой и неблагодарной. Еще один пункт в списке адаптации.

Я ела прямо за столом, жадно отрывая куски от птичьей ножки и запивая терпким, густым вином. Оно согревало и немного расслабляло напряженные нервы. Еда была простой, но сытной. Набравшись сил, я отодвинула тарелку и взяла в руки самый толстый том — «Хроники Королевства Аквитейн».

Чтение при свечах было утомительным. Буквы, выведенные от руки, плясали перед глазами. Текст был написан на тяжеловесном, официальном языке, полном витиеватых оборотов. Но я вчитывалась, вгрызалась в каждую строчку, выискивая крупицы полезной информации.

Я узнала, что династия, к которой принадлежал Александр, правила уже триста лет. Нынешний король, Теодор IV, был стар и, по слухам, немощен. У него было два сына. Старший, наследный принц Александр, и младший, Кристоф, о котором в хронике говорилось лишь, что он «посвятил себя служению Всеединому». Видимо, какой-то местный религиозный культ.

Об Александре же были написаны целые панегирики. «Блистательный воин, не знающий равных на турнирном поле». «Тонкий дипломат, чей ум остер, как клинок». «Любимец двора и надежда нации». Читая это, я чувствовала, как по спине бежит холодок. Образ идеального рыцаря, созданный хронистами, был безупречен. Ни единой трещинки, ни единой тени. И тем страшнее была та правда, которую я знала из книги. Он был мастером маскировки.

Я перешла к истории дома де Валуа. Нашла упоминания о герцоге Людовике Мудром, свекре Изабеллы. Это он собрал эту библиотеку, покровительствовал ученым и художникам, строил мосты и дороги. При нем герцогство процветало. Его сын, Жерар, муж Изабеллы, описывался как человек «благочестивый, но слабый здоровьем». А вот и глава, посвященная последним годам. Моему появлению.

«...после преждевременной кончины его светлости герцога Жерара, — сухо сообщал летописец, — бразды правления приняла его вдова, ее светлость герцогиня Изабелла... За время ее правления многие торговые соглашения, заключенные ее мудрым свекром, были расторгнуты, а налоги для простого люда многократно возросли, что привело к обеднению края...»

Вот она, моя репутация, зафиксированная для потомков. Холодная, жадная, неумелая правительница. Я смотрела на эти строки, и во мне поднималась тихая ярость. Ни слова о ее горе. Ни слова о мертвом ребенке. Только сухие факты, выставляющие ее чудовищем.

Что ж, тем интереснее будет переписать эту историю.

Последней я открыла книгу законов. И здесь меня ждало открытие. Согласно древнему эдикту, вдовствующая герцогиня, правящая от имени малолетнего наследника (даже если этот наследник мертв, что было казуистикой, но закон этого не уточнял), обладает почти неограниченной властью в пределах своих земель. Я могла судить и миловать. Заключать и расторгать вассальные договоры. Командовать гарнизоном. Я была не просто знатной дамой, которую можно было легко устранить. Я была полновластной правительницей. Александр не мог просто так прибрать к рукам мои земли. Ему нужен был брак или веская причина, чтобы объявить меня недееспособной и назначить опекуна. Например, обвинение в убийстве или безумии. Теперь его тактика стала мне еще понятнее.

Среди книг, которые я отобрала, был один тонкий трактат со странным названием: «Введение в эфирные искусства». Я взяла его в руки скорее из праздного любопытства. В моем мире магия была уделом сказок и фэнтези-романов. Я ожидала увидеть сборник суеверий, рецептов приворотных зелий и прочей чепухи.

Но содержание было иным. Книга была написана сухим, почти научным языком. В ней не было ни слова о духах или демонах. Вместо этого автор рассуждал о «вибрациях эфира», «резонансных частотах», «соматических компонентах» и «ментальных конструкциях». Это было похоже не на гримуар чернокнижника, а на учебник по квантовой физике для сумасшедших. Я ничего не поняла. Сложная, заумная теория, не имеющая, как мне казалось, никакого отношения к реальности. Я отложила книгу в сторону. Разбираться с местным фольклором у меня еще будет время. Сначала — реальные проблемы.

Свечи оплыли и начали гаснуть одна за другой. В зале становилось все темнее и холоднее. Я терла уставшие глаза. Информация, полученная за эти несколько часов, путалась в голове. Короли, законы, налоги, вымершие династии, истощенные шахты... Голова гудела.

Я понимала, что нужно идти спать. В ту холодную постель под балдахином. Но мысль о том, чтобы снова пройти по темным, гулким коридорам, вызывала дрожь. Здесь, в этом круге света, окруженная книгами, я чувствовала себя в относительной безопасности. Это был мой командный пункт. Мой окоп.

Я снова склонилась над картой, пытаясь разработать хоть какой-то план действий. Нужно было что-то делать с шахтами. Может, можно найти новые жилы? А лес... нужно запретить вырубку и начать сажать новые деревья. Торговля. Нужно было связаться с купцами, предложить им льготы...

Мысли становились вязкими, непослушными. Веки налились свинцом. Я просто на миг опущу голову на книгу, думала я. Всего на одну минуту. Отдохну...

Последнее, что я помнила — это шершавая поверхность старинного переплета под щекой и запах пыли веков, убаюкивающий, как колыбельная. Темнота пришла внезапно и милосердно, поглотив страх, холод и одиночество. Я уснула на своем боевом посту, в самом сердце вражеской территории, которая отныне была моим домом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5. Буквы и цифры

Пробуждение было резким и неприятным. Я провалилась из тяжелой, вязкой темноты без сновидений в серый, пыльный рассвет. Первой мыслью было — я опоздала. Рефлекс из прошлой жизни, вбитый годами ранних подъемов и плотного графика. Второй мыслью, пришедшей вместе с острой болью в затекшей шее, было осознание реальности. Опаздывать мне было некуда. Я уже была на самом дне, в точке невозврата.

Я спала, уронив голову на раскрытый том «Хроник». Щека онемела, а на коже, я была уверена, отпечатались строки о каком-нибудь давно почившем короле. В библиотеке было пронзительно холодно. Свечи давно погасли, превратившись в бесформенные лужицы воска. Единственным источником света был тусклый рассвет, лениво пробивавшийся сквозь грязное витражное окно. Он рисовал на полу и стеллажах расплывчатые, призрачные узоры.

Я с трудом разогнулась. Спина болела, суставы ныли. Чужое, изнеженное тело аристократки было совершенно не приспособлено к таким испытаниям. Мое собственное, привыкшее к многочасовому сидению в офисном кресле, и то выдержало бы лучше. Я встала, разминая онемевшие конечности. Шерстяное платье покрылось пылью, волосы растрепались. Вид у меня, должно быть, был как у сумасшедшей затворницы.

Первым делом — работа. Я не могла позволить себе раскисать. Я подошла к столу и посмотрела на свой ночной труд. Карта, хроники, свод законов. Это была основа. Фундамент, на котором предстояло выстроить стратегию выживания. Но этого было мало. История — это то, что было. Мне нужно было знать, что есть сейчас.

В этот момент тяжелая дубовая дверь со скрипом отворилась. Я резко обернулась, сердце пропустило удар. На пороге стояла Лина. В руках она держала маленький поднос, на котором стоял лишь одинокий кувшин, от которого поднимался пар, и кружка. Увидев меня, она застыла, как испуганная лань. Ее глаза расширились от ужаса, смешанного с чем-то еще. С изумлением. Она смотрела на мой растрепанный вид, на стол, заваленный книгами, на то, что я вообще нахожусь здесь, а не в своей постели. Она смотрела на меня, и впервые в ее взгляде не было ненависти. Только страх и растерянность.

Поймав себя на том, что выгляжу уязвимой, я мгновенно выпрямилась, принимая властный вид. Маска холодной герцогини снова была на месте.

— Что это? — спросила я, кивнув на поднос.

— Горячая вода с травами, ваша светлость, — прошептала Лина, делая несколько шагов в зал. — Я подумала... вы могли замерзнуть.

Она подумала. Это было нечто новое. Она не просто выполнила приказ, она проявила инициативу, пусть и самую робкую. Может, вчерашнее «спасибо» все-таки не прошло даром.

— Оставь, — я подошла к столу и села в кресло, делая вид, что просто прервала свою работу на мгновение. — И распорядись, чтобы в камине немедленно развели огонь. А потом принесешь нормальный завтрак. Сюда.

Я подчеркнула последнее слово. Мое место теперь здесь.

Лина, не говоря ни слова, поставила поднос, поклонилась и выбежала. Через несколько минут появились уже знакомые мне слуги-призраки и безмолвно принялись оживлять огромный камин. Я отвернулась от них, делая вид, что полностью поглощена чтением, хотя буквы расплывались перед глазами от усталости. Я не могла показать им свою слабость. Герцогиня Изабелла не бывает слабой. Она бывает только гневной или безразличной. Я выбрала второе.

Когда в камине весело затрещали дрова, и по залу начало расползаться живительное тепло, слуги так же безмолвно исчезли. Я налила себе горячий травяной отвар. Он пах чабрецом и липовым цветом и был чуть сладковатым. Я пила маленькими глотками, чувствуя, как тепло разливается по телу, прогоняя утренний озноб.

Вскоре Лина принесла завтрак: овсяную кашу с медом, вареные яйца и сыр. Пока я ела, она молча убирала со стола остатки вчерашнего ужина. Я наблюдала за ней краем глаза. Ее движения стали чуть увереннее, чем вчера. Страх никуда не делся, он был в каждом ее жесте, но панический ужас сменился настороженностью. Она изучала меня так же, как я изучала ее. Мы были похожи на двух разведчиков на нейтральной территории.

Я решила закрепить новый распорядок.

— Отныне, — произнесла я, когда она уже собиралась уходить, — я буду работать здесь. Завтрак, обед и ужин подавать сюда. В остальное время меня никто не должен беспокоить. Если я понадоблюсь, позовешь ты. И только ты. Тебе ясно?

— Да, ваша светлость, — тихо ответила она, и в ее голосе мне послышалось облегчение. Для нее это означало, что ей не придется постоянно ждать криков из хозяйских покоев. А для меня это означало, что я минимизирую контакты с другими слугами и сужаю круг потенциальных угроз.

Оставшись одна, я снова погрузилась в работу. Но чем больше я читала, тем яснее понимала, что этих книг недостаточно. Хроники описывали славное прошлое, законы — идеальную модель управления. Но они молчали о настоящем. Сколько денег в казне? Сколько зерна в амбарах? Какие долги у герцогства и кто наши кредиторы? Без этих данных все мои знания были бесполезны. Мне нужны были цифры.

Я встала и подошла к окну, протирая ладонью слой вековой грязи. Взгляду открылся все тот же унылый внутренний двор. Серое небо давило на серые камни. И в этот момент меня накрыло. Волна такого острого, такого всепоглощающего отчаяния, что я едва устояла на ногах.

Там, за этим небом, за границами этого мира, осталась моя жизнь. Моя маленькая, но уютная квартира. Моя работа, которую я любила, несмотря на усталость. Мои пациенты, которым я помогала. Простые радости: горячий душ, звонок подруге, просмотр глупого сериала вечером, чашка ароматного капучино утром. Все это было отнято у меня. Навсегда.

Я не была героем. Я не хотела никого спасать. Я хотела домой.

Слезы навернулись на глаза, горячие и злые. Я зажмурилась, вцепившись пальцами в холодный каменный подоконник. Нельзя. Нельзя плакать. Нельзя раскисать. Изабелла бы не заплакала. Она бы разозлилась. Она бы нашла, кого обвинить, на ком сорвать свою боль. У меня не было такой роскоши. Моя боль — это мое личное дело. Моя слабость, которую никто не должен видеть.

Я сделала несколько глубоких вдохов, как учила своих пациентов на сеансах по управлению паническими атаками. Вдох на четыре счета, задержка дыхания, выдох на восемь. Сердцебиение постепенно замедлилось. Волна отчаяния отхлынула, оставив после себя холодную, выжженную пустоту. И в этой пустоте родилась стальная решимость.

Я не могу вернуться. Значит, я должна построить новую жизнь здесь. Не просто выжить, а жить. А чтобы жить, нужно навести порядок в своем доме.

Я вернулась к столу. Мое лицо снова было бесстрастной маской. План действий был ясен. Мне нужен тот, кто отвечает за финансы.

Когда Лина пришла забрать поднос от завтрака, я уже ждала ее.

— Лина, — мой голос звучал ровно и твердо. — Кто в этом замке ведает казной и счетами?

Девушка вздрогнула от неожиданного вопроса. Она нахмурила лоб, вспоминая.

— Управляющий, ваша светлость. Мастер Гидеон. Он служит дому де Валуа уже сорок лет. Еще при его светлости герцоге Людовике начинал.

Сорок лет. Старая гвардия. Человек, который помнил лучшие времена этого замка. Он мог быть как ценнейшим союзником, так и опаснейшим противником. Он наверняка предан памяти старого герцога и презирает Изабеллу за то, во что она превратила его дом. Наша встреча будет непростой. Но она была необходима.

— Где он?

— Обычно в это время он в своей конторе, в западном крыле, ваша светлость.

— Хорошо.

Я помолчала, давая своему следующему приказу набрать вес. Это был мой первый настоящий приказ. Не реакция на внешние раздражители, вроде письма или голода, а первый шаг в реализации моего собственного плана.

— Пойди и скажи мастеру Гидеону, что герцогиня ждет его здесь. Немедленно. И пусть принесет с собой все приходно-расходные книги за последний год.

На лице Лины отразилась целая гамма чувств. Удивление, недоумение и даже страх — но уже не за себя, а за старого управляющего. Видимо, вызов на ковер к Изабелле не сулил ничего хорошего.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Она попятилась к двери, не сводя с меня испуганных глаз, и скрылась в коридоре.

Я осталась одна, в тишине огромного зала. Камин потрескивал, бросая на страницы книг неровные блики. Я ждала. Ждала своей первой битвы. Это будет не поединок на мечах, а схватка умов и воли. И я не имела права ее проиграть. От этого зависело все.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6. Цена пренебрежения

Ожидание было пыткой. Тишина библиотеки, еще вчера казавшаяся спасительной, теперь давила на уши, сгущаясь и становясь почти осязаемой. Каждая минута растягивалась в вечность. Я мерила шагами пространство между столом и камином, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Это была не просто встреча с подчиненным. Это был экзамен. Первый настоящий тест, который покажет, способна ли я удержать эту чужую, рушащуюся жизнь в своих руках.

Я пыталась выстроить в голове линию поведения, отрепетировать фразы. Моим главным оружием была информация, почерпнутая из книг, но главным врагом — мое собственное лицо, мои эмоции. Я должна была излучать холодную, неоспоримую власть, как Изабелла, но при этом задавать вопросы и отдавать приказы с логикой и здравомыслием Анны. Совместить эти два образа казалось невыполнимой задачей. Любая ошибка, любая проскользнувшая в голосе нотка неуверенности или, наоборот, непривычной мягкости, могла быть истолкована неверно.

Чтобы занять руки и мысли, я вернулась за стол. Разложила перед собой карту, рядом положила свод законов, раскрытый на главе о полномочиях герцогской власти. Я создавала декорации. Рабочее место правительницы, которую оторвали от важных государственных дел. Пусть видит, что я не от скуки его позвала.

Наконец, в дверь твердо постучали. Не робкое царапанье Лины, а уверенный, размеренный стук человека, знающего себе цену.

— Войдите, — голос прозвучал на удивление ровно. Я и сама не ожидала от себя такого самообладания.

Дверь отворилась, и на пороге появился мастер Гидеон. Он был именно таким, каким я его и представляла. Высокий, худой, почти высохший старик с копной абсолютно седых волос, зачесанных назад. Прямая, как палка, спина, которую не согнули ни годы, ни, как я подозревала, многочисленные унижения. Одет он был в скромный, но безукоризненно чистый камзол из темного сукна, потертый на локтях. Под мышкой он держал увесистый том в кожаном переплете — гроссбух.

Но главное было в его лице. Морщинистое, пергаментное, оно было похоже на маску стоика. Но глаза... серые, выцветшие, они смотрели с глубокой, неизбывной печалью. Он не боялся меня. В его взгляде не было и тени того ужаса, что я видела у Лины и других слуг. Было нечто худшее: разочарование. Он смотрел на меня как на стихийное бедствие, как на неизлечимую болезнь, поразившую его родной дом. Он не выказывал ненависти, лишь бесконечную усталость.

— Ваша светлость, вы желали меня видеть, — его голос был под стать внешности. Скрипучий, но ровный. Он отвесил формальный, почтительный поклон, но в этом движении не было ни капли подобострастия.

— Да, мастер Гидеон. Проходите, садитесь, — я указала на кресло напротив себя.

Это была первая неожиданность для него. Я видела, как его брови едва заметно дрогнули. Судя по всему, Изабелла не имела привычки предлагать слугам сесть. Он прошел к столу и сел, положив гроссбух перед собой. Он ждал. Ждал, когда начнется буря.

Я не стала тянуть.

— Это все приходно-расходные книги за прошедший год? — я кивнула на том.

— Нет, ваша светлость. Это главная книга. В ней сведены все итоги. Остальные бумаги, счета и расписки хранятся в конторе.

— Хорошо. Этого пока будет достаточно, — я сделала паузу, внимательно глядя ему в лицо, пытаясь прочитать хоть что-то за этой непроницаемой маской. — Доложите мне о текущем финансовом состоянии герцогства. Кратко и по существу.

Он снова на мгновение замер. Я видела, как в его выцветших глазах мелькнуло недоумение. Он явно ожидал чего-то другого. Требования денег на наряды, обвинений в воровстве, бессмысленного гнева. А вместо этого получил сухой, деловой запрос. Он откашлялся, открыл книгу и уставился на исписанные мелким почерком страницы.

— Как прикажете, ваша светлость, — начал он монотонным, безжизненным голосом, голосом человека, который много раз повторял плохие новости. — Если говорить по существу, то финансовое состояние герцогства можно охарактеризовать одним словом: катастрофа.

Я молчала, давая ему высказаться. Мое молчание было лучшим оружием. Оно заставляло его говорить, заполнять тишину фактами.

— Казна пуста, — продолжил он, не поднимая глаз от книги. — Полностью. Последние монеты ушли на прошлой неделе на закупку муки. Налоговые поступления с крестьянских хозяйств за последний год сократились на семьдесят процентов. Многие бросают свои наделы и уходят либо в города, либо в разбойники. Торговые пошлины с пристаней на Серебрянке не поступали уже четыре месяца, так как купеческие караваны предпочитают идти в обход наших земель, не желая связываться с нашими сборщиками.

— Почему? — мой вопрос был резким, как удар хлыста.

На этот раз он поднял на меня взгляд. В нем мелькнул отблеск прежнего, еще не угасшего огня.

— Потому что вы, ваша светлость, в прошлом году втрое увеличили пошлины и приказали отбирать у купцов десятую часть товара. Торговля, как и вода, всегда ищет путь, где ей легче течь.

Он обвинял меня прямо в лицо. Спокойно, с достоинством. Он не боялся. И я зауважала его за это. Я не стала спорить или оправдываться. Это было бы не в характере Изабеллы.

— Продолжайте, — только и сказала я.

— Шахты в предгорьях истощены и заброшены уже два года. Чтобы возобновить там работу, нужны огромные вложения в новое оборудование и разведку, а у нас нет на это средств. Леса почти полностью вырублены браконьерами и проданы за бесценок перекупщикам. У нас нет ни денег, ни людей, чтобы организовать нормальную лесную стражу.

Он перевернул страницу.

— Теперь о расходах. Главная статья — содержание замка и гарнизона. Замок ветшает. Чтобы поддерживать его в должном состоянии, нужен постоянный ремонт, на который нет денег. Но самая острая проблема — это гарнизон.

— Что с гарнизоном?

— Солдатам не платили жалованье уже три месяца, ваша светлость. Их запасы провизии на исходе. Капитан стражи, сэр Ронан, — человек верный, но я не могу ручаться за его людей. Голодные солдаты с оружием в руках — это бочка с порохом. Их пока сдерживает только дисциплина и страх перед капитаном. Но это не может продолжаться вечно.

Три месяца. Я похолодела. Книга говорила об упадке, но не описывала такой степени разложения. Это была уже не просто бесхозяйственность. Это был канун бунта.

— Каковы наши долги? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Гидеон вздохнул. Этот вздох был красноречивее любых слов.

— Велики. Ваш покойный супруг, его светлость герцог Жерар, был человеком щедрым и благочестивым. Он жертвовал большие суммы на храмы и монастыри. Чтобы покрыть эти расходы, ему пришлось взять несколько займов у столичных ростовщиков. После его смерти вы, ваша светлость, брали новые займы... на личные нужды. Наш главный кредитор — торговый дом «Железный кошель». Проценты по долгу растут с каждым днем. Если мы не внесем очередной платеж до конца следующего месяца, они будут иметь право подать прошение королю о передаче наших земель под внешнее управление.

«Железный кошель». Это название смутно знакомо мне по книге. Кажется, этот торговый дом был как-то связан с принцем Александром. Картина становилась все яснее и страшнее. Александр не просто ждал, пока я умру. Он планомерно загонял меня в ловушку. Он душил герцогство чужими руками, чтобы потом явиться в роли спасителя.

Я молчала, переваривая услышанное. Ситуация была хуже, чем в моих самых пессимистичных прогнозах. Я сидела на троне в замке-призраке, управляя землей-банкротом, и командовала голодной, озлобленной армией. И все это — с долговой петлей на шее.

Гидеон закрыл книгу. Он закончил свой доклад и снова ждал. Он смотрел на меня уже без разочарования. В его взгляде появилось нечто новое — внимательное, оценивающее любопытство. Он видел, что я не кричу, не впадаю в истерику, не обвиняю его во всех грехах. Я слушала. Я анализировала. Я вела себя как правитель, столкнувшийся с кризисом, а не как взбалмошная женщина.

— Сколько у нас зерна в амбарах? — спросила я после долгой паузы.

Он ответил не сразу, явно не ожидая такого вопроса.

— Точных данных у меня нет, ваша светлость. Этим ведает ключник. Но, по последним отчетам, при нынешних нормах выдачи — едва ли на месяц.

— Понятно.

Я откинулась в кресле. Мысли лихорадочно работали. План, который начал было вырисовываться в моей голове — с восстановлением шахт, торговлей, новыми законами — все это была стратегия на годы. А у меня не было и нескольких месяцев. У меня были недели.

Нужно было действовать. Быстро. Решительно. И начать с самого главного. С информации. Точной, проверенной информации.

Я снова посмотрела на Гидеона. Он все еще ждал.

— Я поняла вас, мастер Гидеон. Ситуация тяжелая, но не безнадежная.

Его брови снова поползли вверх. Услышать от меня такое было для него, видимо, равносильно тому, как если бы заговорила каменная горгулья за окном.

Я подалась вперед, сложив руки на столе. Мой голос стал твердым, как сталь.

— Завтра к первому часу я хочу видеть на этом столе три документа. Не отчеты на словах, а именно документы, с цифрами и подписями ответственных лиц.

Он слушал, и в глазах его разгорался огонек живого интереса.

— Первый, — я загнула палец, — полный и подробный реестр всех наших долгов. Имена кредиторов, суммы, сроки выплат и проценты. Я хочу видеть всю картину целиком.

— Второй, — я загнула второй палец, — точная опись всего продовольствия в замке. Зерно, мука, солонина, вино, все до последнего фунта. Я хочу знать, сколько мы сможем продержаться в случае осады... или голода.

— И третий, — мой взгляд стал жестким, — поименный список всего гарнизона замка. От капитана до последнего новобранца. И напротив каждого имени — точная сумма задолженности по жалованью.

Я закончила и посмотрела ему прямо в глаза, ожидая возражений. Что это невозможно сделать за один день, что люди не захотят работать. Но он молчал. Он просто смотрел на меня, и я видела, как в глубине его старых глаз происходит какая-то внутренняя работа. Он переоценивал меня.

— Это все, ваша светлость? — спросил он наконец.

— На сегодня — все. Книгу оставьте здесь. Можете идти, мастер Гидеон. Исполняйте.

Он встал. Впервые за все время нашей встречи он поклонился не только моему титулу, но, как мне показалось, и мне самой. Это был едва заметный, но от этого еще более ценный жест уважения.

— Будет исполнено, ваша светлость.

Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Я осталась одна в оглушительной тишине. Подошла к камину, протягивая озябшие руки к огню. Тепло не помогало. Холод шел изнутри.

Я только что заглянула в бездну. И теперь мне предстояло либо сгинуть в ней, либо найти способ перекинуть через нее мост. Я открыла оставленный им гроссбух. Ряды цифр, аккуратно выведенных его старческой рукой, были похожи на надгробные плиты. Это была летопись умирания. И где-то в конце этой летописи должен был стоять мой некролог.

«Нет», — прошептала я огню. — «Этой главе вы не суждено быть написанной».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7. Анатомия упадка

Ночь, проведенная в кровати, а не за столом в библиотеке, не принесла ожидаемого отдыха. Сон был тревожным, полным обрывков чужих воспоминаний и моих собственных страхов. Мне снились бесконечные, темные коридоры Вороньего Утеса, из которых не было выхода, и насмешливое лицо принца Александра, каким я его помнила по обложке книги. Я проснулась задолго до рассвета в холодной постели, чувствуя себя еще более разбитой, чем накануне. Но выбора не было. Я заставила себя встать.

Утренний ритуал прошел уже более слаженно. Лина, появившаяся по первому зову, кажется, начала привыкать к моим новым, странным порядкам. Она молча помогла мне одеться все в то же темно-синее шерстяное платье, ставшее моей униформой, и заплела волосы в простую косу. В ее движениях было меньше страха и больше деловитости. Она все еще боялась меня, но ужас перед непредсказуемым монстром, кажется, сменялся настороженным любопытством к новому, непонятному существу.

Вернувшись в библиотеку, я с удовлетворением отметила, что мой приказ был исполнен: в камине уже весело потрескивали дрова, и кто-то даже подмел пол вокруг моего рабочего стола. Это были крошечные, едва заметные признаки зарождающегося порядка, и я цеплялась за них, как утопающий за щепку.

Весь день до назначенного часа я посвятила изучению единственного документа, который был в моем распоряжении — гроссбуха, оставленного Гидеоном. Чем глубже я погружалась в ряды цифр и каллиграфических записей, тем яснее передо мной представала история болезни этого герцогства. Это была настоящая анатомия упадка, зафиксированная на пергаменте.

Я листала страницы назад, к временам правления герцога Людовика Мудрого. Здесь все было логично и понятно. Доходы от шахт, лесных угодий и торговых пошлин были стабильны. Расходы были соразмерны и разумны: жалованье гарнизону, ремонт крепостных стен, закупка зерна на зиму, и даже отдельная статья — «на приобретение новых книг для библиотеки». Этот человек строил, укреплял и приумножал. Он был хозяином.

Затем наступило время его сына, Жерара, покойного мужа Изабеллы. Картина начала меняться. Доходы поползли вниз. Появились записи о продаже участков леса и нескольких деревень, чтобы покрыть расходы. А сами расходы приобрели иной характер. Огромные суммы жертвовались на постройку новых часовен и поддержку монастырей. Появились займы. Сначала небольшие, потом все крупнее. Жерар был человеком благочестивым, но плохим правителем. Он пытался купить спасение души, распродавая при этом свое земное наследие.

А потом… потом начался хаос. Последние два года, время вдовства Изабеллы, были финансовым безумием. Аккуратный почерк Гидеона бесстрастно фиксировал ее метания. Вот запись о продаже последней доходной деревни. А уже через неделю — огромная сумма, выплаченная столичному ювелиру за бриллиантовое ожерелье. Затем три месяца почти полного затишья, когда, видимо, деньги кончились совсем. А следом — новый крупный заем у «Железного кошеля» и заказ на дюжину бальных платьев из самого дорогого шелка.

Я, как психиатр, видела за этими цифрами не просто расточительство. Я видела психологию травмы. Это было поведение человека в глубокой депрессии, пытающегося заглушить внутреннюю боль короткими, яркими вспышками удовольствия. Импульсивные, иррациональные траты, за которыми следовали периоды апатии. Она не была злой интриганкой, планомерно разрушающей свое герцогство. Она была глубоко несчастной, сломленной женщиной, которая крушила все вокруг, потому что ее собственный мир был разрушен до основания. Это не оправдывало ее, но многое объясняло.

Несмотря на огонь в камине, в огромном зале было зябко. Сквозняки гуляли под высокими сводами, и я то и дело ежилась. Практичность взяла верх над гордыней. Когда Лина принесла обед — все ту же простую, но сытную еду — я остановила ее.

— Лина, в моих покоях есть теплые шали или накидки? Здесь холодно.

Это была простая, человеческая просьба, и она снова произвела на девушку ошеломляющее действие. Герцогиня, которая, по-видимому, никогда не замечала ничего, кроме собственных желаний, вдруг пожаловалась на холод. Лина на мгновение замерла, а потом торопливо кивнула.

— Да, ваша светлость. Есть… есть накидка покойного герцога Людовика. Она очень теплая, подбита мехом. Он любил в ней работать здесь зимой.

— Принеси ее.

Через несколько минут она вернулась с тяжелой накидкой из темно-зеленого сукна, подбитой темным, гладким мехом. Вещь была старой, но добротной. Лина помогла мне накинуть ее на плечи. Я тут же утонула в ее тепле и едва уловимом запахе сандала и старых книг — видимо, этот запах впитался в ткань за долгие годы. Стало гораздо уютнее.

— Благодарю, — снова сказала я, не удержавшись. На этот раз Лина уже не выглядела шокированной. Она лишь быстро опустила глаза и пробормотала что-то неразборчивое. Лед трогался. Очень медленно, со скрипом, но он трогался.

Я решила воспользоваться моментом. Нужно было собирать информацию не только из книг.

— Мастер Гидеон… он давно служит нашему дому? — спросила я как можно более небрежно, перелистывая страницу гроссбуха.

— Всю жизнь, ваша светлость, — охотно откликнулась Лина, видимо, радуясь безопасной теме. — Он еще мальчишкой-писцом начинал при вашем свекре. Все в замке его уважают. Говорят, он единственный, кто не боится говорить правду. Даже покойному герцогу Жерару осмеливался перечить, когда тот слишком много денег на храмы тратил.

Лина замолчала, испугавшись, что сказала лишнее.

— И что же, герцог Жерар наказывал его за это? — мягко подтолкнула я ее.

— О нет, ваша светлость! Его светлость ценил преданность мастера Гидеона. Только вздыхал и говорил, что земные дела — это прах, а спасение души — вечно.

Она помолчала, а потом добавила почти шепотом:

— Мастер Гидеон был самым несчастным в замке, когда… когда у вас было плохое настроение. Он очень переживал за упадок герцогства.

Теперь я знала о своем будущем союзнике (я очень на это надеялась) немного больше. Он был честным, преданным и смелым. И он страдал, видя, как рушится дело всей его жизни. Значит, у нас была общая цель. Это было хорошо.

Остаток дня прошел в напряженном ожидании. Я пыталась читать, систематизировать информацию, но мысли постоянно возвращались к предстоящей встрече. Что он принесет? Насколько все плохо на самом деле? Смогу ли я найти выход?

Время тянулось мучительно медленно. Солнце скрылось за тучами, и в библиотеке снова сгустился сумрак, который не мог разогнать даже огонь в камине. Лина принесла и зажгла свечи. Их ровное пламя немного успокаивало.

Когда пробила склянка, отмеряя первый час пополудни, мое сердце гулко ухнуло. Время пришло.

И почти сразу же в дверь постучали.

— Войдите.

На пороге стояла Лина. Бледная, как смерть.

— Ваша светлость… Мастер Гидеон прибыл.

Она отступила в сторону, пропуская управляющего. Гидеон выглядел так, словно не спал несколько суток. Под его глазами залегли глубокие тени, лицо осунулось. Но держался он по-прежнему прямо. За ним следовали двое молодых парней, видимо, его помощники-писцы, сгибавшиеся под тяжестью свитков, перевязанных бечевкой, и нескольких толстых конторских книг.

Я молча указала на второй большой стол, стоявший перпендикулярно моему. Помощники сгрудили на него свою ношу. Получилась внушительная гора бумаг. Гора проблем. Гора отчаяния. Отослав парней кивком, Гидеон остался стоять возле этого бумажного монумента.

Он выглядел уставшим, но в его взгляде была мрачная решимость. Он принес мне то, что я просила. Всю правду, без утайки.

— Ваша светлость, — его голос был хриплым от усталости, но твердым. — Как вы и приказывали. Все, что мне и моим людям удалось собрать и систематизировать за одну ночь.

Он обвел рукой стол.

— Здесь… все.

Я перевела взгляд с его изможденного лица на эту гору пергамента. Каждый свиток, каждая книга казались мне живыми существами, шепчущими о долгах, голоде и предательстве. Это была не просто макулатура. Это был мой приговор. Или мой шанс на спасение. Все зависело от того, что я смогу прочитать между строк и цифр.

Я глубоко вздохнула, собираясь с силами.

— Хорошо, мастер Гидеон. Присаживайтесь. И давайте начнем. С самого неприятного. С долгов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8. Приговор

Гидеон сел, и тишина в библиотеке стала тяжелой, как могильная плита. Он не спешил начинать, методично раскладывая перед собой свитки и бумаги, которые принесли его помощники. Он создавал порядок из хаоса, прежде чем обрушить этот хаос на меня. Его спокойствие действовало на нервы, но я заставила себя сидеть неподвижно, сложив руки на столе. Я не покажу ему своего страха. Я — герцогиня. Я — скала, о которую должны разбиваться дурные вести, а не щепка, летящая по ветру.

— Начнем с долгов, — наконец произнес он, и его голос, казалось, заполнил все пространство зала. Он развернул первый, самый длинный свиток.

Я слушала, и мой мозг, привыкший к работе с человеческими эмоциями, теперь впитывал холодный, безжалостный язык цифр. Гидеон говорил ровно, без пафоса, но каждое его слово было ударом молота по моим наивным планам о восстановлении герцогства.

Мелкие долги местным поставщикам за свечи, за сукно, за подковы для лошадей — они были многочисленны, но в общей сумме не так страшны. Затем шли займы покрупнее, взятые еще покойным герцогом Жераром у монастырей под залог церковной десятины. Неприятно, но не смертельно. А потом Гидеон дошел до главного.

— Торговый дом «Железный кошель», столица, — он сделал едва заметную паузу, словно набирая воздуха перед прыжком в ледяную воду. — На данный момент наш общий долг перед ними, включая набежавшие проценты, составляет пятьдесят тысяч золотых экю.

Пятьдесят тысяч. Цифра повисла в воздухе. Я не знала, много это или мало в масштабах королевства, но по тому, как управляющий произнес это, я поняла — это целое состояние. Сумма, которой у нас не было и никогда не будет при нынешнем положении дел.

— Срок последнего займа, взятого вами, ваша светлость, истекает через двадцать пять дней, — бесстрастно продолжал Гидеон. — Мы должны внести платеж в размере пяти тысяч золотых. В противном случае, согласно договору, который вы подписали, торговый дом имеет право потребовать уплаты всей суммы долга немедленно. А если мы не сможем этого сделать, они обратятся в Королевский суд с прошением о передаче герцогства де Валуа под их прямое управление до полной выплаты долга.

Ловушка захлопнулась. Вот он, гениальный план Александра, во всей своей красе. Он даже не марал рук. Он просто ждал, пока финансовая удавка, которую он помог затянуть на шее Изабеллы, сделает свое дело.

— Процентная ставка по этому займу, — я заставила себя задать вопрос, хотя губы одеревенели, — она законна?

Гидеон криво усмехнулся — первая эмоция, которую я увидела на его лице.

— О, более чем, ваша светлость. Она грабительская, но составлена лучшими юристами столицы. Они не подкопаешься. Договор был подписан вами лично. Ваша печать, ваша подпись.

Он смотрел на меня прямо, без осуждения, просто констатируя факт. Я, вернее, Изабелла, сама подписала себе смертный приговор.

— Ясно, — только и смогла вымолвить я. — Что дальше?

— Дальше провизия. — Он отодвинул свиток с долгами и взял несколько исписанных листов. — Я и ключник лично провели ревизию амбаров и погребов. Картина удручающая. Зерна, при условии сохранения нынешних урезанных пайков для гарнизона и слуг, хватит на тридцать пять дней. Если вернуть пайки к норме — на двадцать два дня. Солонины — на три недели. Овощей почти нет, последние запасы сгнили из-за сырости в подвалах. Вина в бочках достаточно, но солдаты не могут питаться одним вином.

Тридцать пять дней на голодном пайке. Двадцать пять дней до выплаты по долгу. Сроки почти совпадали. Все должно было рухнуть одновременно. Идеальный шторм.

— А теперь самое главное, — сказал Гидеон, и в его голосе впервые появились жесткие нотки. Он взял последний документ — поименный список гарнизона. — Наши защитники. Восемьдесят четыре человека, включая капитана, сэра Ронана. Общая задолженность по жалованью за три месяца составляет одну тысячу двести золотых экю.

Тысяча двести. По сравнению с пятьюдесятью тысячами долга — это была почти мелочь. Но для нас сейчас эта сумма была так же недостижима, как звезды на небе.

— Сэр Ронан — человек чести и долга, — продолжил управляющий, и я поняла, что он говорит не просто как счетовод, а как человек, которому небезразлична судьба этих людей. — Он предан дому де Валуа. Но он командует людьми, а не ангелами. Его люди голодают. Их семьи в деревнях голодают еще сильнее. Они видят упадок, они слышат слухи. Каждый день сэр Ронан гасит ропот и недовольство своим авторитетом. Но я не знаю, надолго ли его хватит. Еще неделя, может, две… и его просто перестанут слушать. И тогда у нас в замке будет восемьдесят четыре вооруженных, озлобленных и отчаявшихся мужчины.

Он замолчал. Доклад был окончен. Приговор вынесен. Герцогство было не просто больным. Оно было в агонии. И у меня было меньше месяца, чтобы совершить чудо или умереть вместе с ним.

Я сидела в полной тишине, глядя на пляшущее в камине пламя. В голове, как в бешеной карусели, неслись цифры, сроки, угрозы. Пятьдесят тысяч. Двадцать пять дней. Тридцать пять дней. Тысяча двести. Восемьдесят четыре солдата. Любая из этих проблем была способна меня уничтожить. Но одна из них была как фитиль у бочки с порохом, на которой мы все сидели. Долг — это бумага. Голод — это медленная смерть. А вооруженный бунт — это смерть быстрая и кровавая.

Мой мозг, натренированный годами раскладывать по полочкам самые запутанные человеческие проблемы, заработал с холодной, отстраненной ясностью. Нужно расставить приоритеты. Угроза №1 — неминуемый бунт гарнизона. Если я потеряю контроль над собственной стражей, все остальное уже не будет иметь значения. Меня убьют или просто вышвырнут за ворота, и Александр получит замок без всяких юридических ухищрений.

Значит, начинать нужно с солдат.

Я подняла голову и посмотрела на Гидеона. Он не сводил с меня внимательного, изучающего взгляда. Он ждал моей реакции. Ждал истерики, слез, приказа казнить его за дурные вести.

— Мы должны заплатить солдатам, — сказала я. Голос прозвучал спокойно, но в оглушительной тишине библиотеки он прозвенел, как удар колокола.

Гидеон моргнул.

— Ваша светлость, я только что доложил… в казне нет ни единого медяка. Мы не можем заплатить им.

— Я не спрашивала, можем ли мы, — отрезала я, и в моем голосе появился металл. — Я сказала, что мы должны. Это приказ.

Он смотрел на меня, и я видела в его глазах борьбу. Борьбу между многолетним опытом, который кричал ему, что это невозможно, и чем-то новым, что он увидел во мне.

— Но как? — вырвалось у него. — Откуда взять деньги?

— Деньги — это всего лишь ресурс, — я встала и подошла к камину, чувствуя, что мне нужно движение. — Когда один источник иссякает, умный правитель ищет другой. Казна пуста. Это факт. Но разве казна — единственное достояние герцогини де Валуа?

Я обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Мы не можем выплатить им весь долг. Сейчас это невозможно. Но мы не должны этого делать. Отчаявшимся людям нужна не полная оплата. Им нужна надежда. Знак того, что их не бросили. Знак того, что их правительница помнит о них и заботится. Мы должны дать им этот знак. И дать его немедленно.

Гидеон молчал, полностью поглощенный моими словами. Он перестал быть просто счетоводом. Он стал моим первым слушателем. Моим первым соратником, сам того еще не осознавая.

— Мы выплатим им жалованье за один месяц. Треть долга. Четыреста золотых. Это покажет им, что лед тронулся. Это купит нам время и их лояльность.

— Четыреста золотых, — эхом повторил он. — Ваша светлость, это огромная сумма. У нас ее нет.

— Она есть, — твердо сказала я. — Она лежит мертвым грузом в моих покоях.

Я вернулась к столу, чувствуя, как во мне разгорается холодная энергия. Энергия принятого решения.

— Мастер Гидеон. В моей спальне, на туалетном столике, стоит шкатулка из резной кости. Я хочу, чтобы вы немедленно принесли ее сюда.

Он ошеломленно смотрел на меня. Кажется, он начал догадываться.

— А также, — продолжила я, — я хочу, чтобы вы привели сюда капитана гарнизона, сэра Ронана. Я буду говорить с ним лично. И позовите Лину. Она понадобится мне, чтобы принести еще кое-что.

Гидеон встал. Его лицо было бледным, но в глазах горел огонь. Он видел. Он понял. Он был свидетелем того, как герцогиня Изабелла, известная своей жадностью и эгоизмом, собирается сделать немыслимое.

— Слушаюсь, ваша светлость, — выдохнул он.

Он почти бегом вышел из библиотеки, оставив на столе бумаги, которые еще полчаса назад казались смертным приговором, а теперь превратились просто в список проблем, требующих решения.

Я осталась одна. Я знала, что сейчас совершу нечто большее, чем просто продажу драгоценностей. Я собиралась принести в жертву прошлое Изабеллы, ее боль, ее тщетные попытки заполнить пустоту в душе блеском камней и шелком. Я собиралась превратить символы ее слабости в оружие для нашего общего выживания.

И это было только начало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9. Золото и сталь

Не прошло и пяти минут, как в библиотеке снова появились посетители. Первым, чуть запыхавшись, вошел Гидеон. В руках он нес тот самый ларец из резной кости, о котором я говорила. Он держал его с какой-то брезгливой осторожностью, словно не шкатулку с сокровищами, а ящик с ядовитыми змеями. Следом за ним, бледная и испуганная, вошла Лина. Она не понимала, зачем ее позвали, и, очевидно, ждала самого худшего.

— Поставь на стол, мастер Гидеон, — приказала я, указав на свободное место между гроссбухом и свитком с переписью провизии.

Он молча исполнил приказ.

— Открой.

Управляющий с видимой неохотой поднял тяжелую крышку. Я знала, что увижу, но реальность превзошла воспоминания из книги. Внутри, на вытертом темно-синем бархате, лежало целое состояние. Ожерелья, диадемы, броши, перстни, серьги. Бриллианты, рубины, изумруды, сапфиры. Камни были крупными, чистой воды, и даже в неровном свете свечей они вспыхивали холодным, хищным огнем. Это было не просто собрание украшений. Это была квинтэссенция эгоизма Изабеллы, ее отчаянная попытка купить себе счастье и статус, пока все вокруг рушилось.

Лина ахнула. Тихий, сдавленный вздох, полный благоговейного ужаса. Она наверняка видела эти украшения на герцогине, но никогда — вот так, все сразу, вырванные из привычного контекста.

— Высыпь все на стол, — мой голос был ровным, лишенным всяких эмоций.

Гидеон на мгновение замер, но затем, поняв, что я не шучу, аккуратно перевернул ларец. Драгоценности с сухим, стеклянным стуком посыпались на темное дерево стола. Холодные, бездушные искры на фоне пыльных фолиантов и долговых расписок. Картина была до того абсурдной и в то же время символичной, что я едва удержалась от мрачной усмешки. Вот они, активы и пассивы герцогства де Валуа, лежащие бок о бок.

— Лина, — я повернулась к окаменевшей девушке. — Ты знаешь, где хранятся мои бальные платья? Те, что из столичного шелка, с вышивкой.

Она испуганно кивнула.

— Принеси их сюда. Все.

Она выбежала, как ошпаренная, оставив нас с Гидеоном наедине с этой грудой сокровищ. Старик молчал, но я чувствовала его напряженный, вопросительный взгляд. Он все еще не до конца понимал мой замысел.

В этот момент в дверь снова постучали. Твердо, уверенно.

— Это, должно быть, сэр Ронан, — сказал Гидеон.

— Впусти его.

Капитан гарнизона оказался мужчиной лет сорока, точно как я его себе и представляла. Высокий, широкоплечий, с прямой военной выправкой. На нем был простой кожаный колет поверх кольчужной рубахи, на шее — начищенный до блеска, но поцарапанный в нескольких местах стальной горжет. Его лицо было обветренным, с жесткими складками у рта. Коротко стриженные темные волосы тронула ранняя седина на висках, а над правым глазом белел тонкий шрам, придававший ему суровое и сосредоточенное выражение. Но самое примечательное в нем были глаза — светло-серые, ясные, они смотрели прямо и оценивающе. Это был взгляд человека, привыкшего видеть суть вещей, а не их внешнюю оболочку.

Он вошел, и его взгляд мгновенно обежал всю сцену: меня во главе стола, старого управляющего рядом, и россыпь драгоценностей, сверкающих в свете свечей. Он не выказал удивления, лишь его брови едва заметно сошлись на переносице. Он отдал мне четкий, по-военному лаконичный поклон.

— Ваша светлость. Вы желали меня видеть.

Это был не вопрос, а утверждение. Он не ждал любезностей. Он ждал приказа или обвинения.

— Да, сэр Ронан. Прошу, — я указала на кресло, которое занимал до него Гидеон. Капитан на мгновение смешался, но подчинился.

Я не стала ходить вокруг да около. Этот человек ценил прямоту, я это чувствовала.

— Сэр Ронан, я только что ознакомилась с отчетом мастера Гидеона о положении дел в герцогстве. — я говорила медленно, чеканя каждое слово. — Положение отчаянное. Казна пуста. Земли в упадке. Герцогство погрязло в долгах.

Он слушал молча, его лицо оставалось непроницаемым. Вероятно, для него это не было новостью.

— Я знаю, что вашим людям не платят жалованье уже три месяца, — продолжила я. — Знаю, что запасы провизии на исходе. Знаю, что вы лично поддерживаете дисциплину, и ценю это.

В этот момент в зал бесшумно вошла Лина, сгибаясь под тяжестью нескольких платьев. Шелк, бархат, золотое шитье. Она робко сложила их на свободное кресло и замерла у стены, боясь дышать. Сэр Ронан бросил на эту пеструю груду быстрый, недоуменный взгляд и снова уставился на меня.

— Но это закончится. Сегодня. — Я сделала паузу, давая словам набрать вес. — Я не могу сотворить золото из воздуха и не могу за один день наполнить наши амбары. Но я не допущу, чтобы люди, которые защищают этот замок своей кровью, голодали и чувствовали себя забытыми.

Я обвела рукой стол.

— Перед вами — личное состояние герцогини де Валуа. Все, что было куплено на деньги этого герцогства в минуты… забвения. — я подобрала слово тщательно. Это было почти признание вины, но облеченное в форму, которая не роняла моего достоинства. — Отныне это больше не мои украшения и не мои платья. Это — фонд выживания герцогства де Валу-а.

Теперь я видела его реакцию. Его военная маска треснула. На его лице отразилось откровенное, неподдельное изумление. Он недоверчиво посмотрел на драгоценности, потом на Гидеона, словно ища подтверждения, что он не спит. Старый управляющий медленно, почти торжественно, кивнул.

— Мастер Гидеон в кратчайшие сроки организует продажу всего этого… имущества, — я намеренно использовала сухое, деловое слово. — Он найдет способ превратить эти безделушки в звонкую монету. Ваша задача, сэр Ронан, иная. Я хочу, чтобы вы вернулись к своим людям и донесли до них две вещи. Первое: в течение трех дней каждый из них получит полное жалованье за один месяц.

Я видела, как напряглись его плечи. Он все еще не мог поверить.

— И второе, — продолжила я, глядя ему прямо в глаза. — Передайте им, что это только начало. Что их герцогиня знает об их нуждах. Что времена безразличия прошли. Я потребую от них железной дисциплины и беспрекословной верности. Но взамен я обещаю им, что они больше никогда не будут последними, о ком я вспомню. Я наведу порядок в этом замке, но мне нужна ваша поддержка. Мне нужна ваша верность, сэр Ронан. Не слепая покорность раба, а осознанная верность солдата своему командиру.

Он молчал, и это молчание было красноречивее любых слов. Он переваривал услышанное.

— Прошу прощения, ваша светлость, — наконец произнес он, и в его голосе уже не было прежней холодной отстраненности. — Но камни — это не монеты. Продать их быстро, здесь, в Вороньем Утесе, невозможно. А отправлять в столицу… это долго и опасно.

Это был не вызов, а проверка. Практический вопрос от практика. Он проверял, есть ли у меня хоть какой-то план, или это просто очередной импульсивный жест.

— Вы правы, — спокойно согласилась я. — Поэтому мы не будем продавать все. Мы продадим часть. Самую ценную. — Я повернулась к Гидеону. — Мастер Гидеон. Вы отправите в столицу вашего самого надежного и расторопного человека. Завтра же, на рассвете. Пусть он найдет честного оценщика, а не того вора, с которым имела дело… я прежде. Нам не нужна самая высокая цена. Нам нужна быстрая и справедливая цена. Пусть продаст ровно столько, чтобы покрыть четыреста золотых для гарнизона и еще сто — на непредвиденные расходы. Остальное вернет обратно. Это ясно?

— Абсолютно, ваша светлость, — твердо ответил управляющий. В его глазах горел азарт. Впервые за долгие годы у него появилась настоящая, осмысленная работа.

Я снова посмотрела на капитана.

— У вас будут ваши деньги, сэр Ронан. А у меня будет ваша верность?

Он медленно поднялся с кресла. Выпрямился во весь свой рост. И я увидела перед собой не простого наемника, а настоящего воина, потомка тех, кто был изображен на гобеленах в коридорах.

— Вы получите мою сталь, ваша светлость, — сказал он просто.

Он отдал мне еще один поклон. Но это был уже совсем другой жест. Не формальность, предписанная этикетом, а знак уважения солдата своему командиру.

— Будет исполнено.

Он развернулся и вышел, оставив нас троих в тишине.

Гидеон тут же, с неожиданной для его лет живостью, подошел к столу и начал аккуратно перебирать драгоценности, бормоча себе под нос: «Так, это ожерелье одно потянет на сотню… а вот этот перстень…»

Лина стояла у стены, глядя на груду шелка и бархата так, словно это были призраки прошлого.

Я отошла к камину. Руки слегка дрожали от пережитого напряжения. Я только что сделала свою первую ставку в этой игре. Я поставила на кон все свое единственное ликвидное имущество. И купила на него самое ценное, что только можно было купить в моем положении: время и лояльность двух ключевых людей в этом замке.

Это была победа. Хрупкая, дорогостоящая, но несомненная победа. Первая за все эти дни. И она дала мне то, чего мне так не хватало. Надежду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10. Тихие перемены

Утро после принятого решения было другим. Я проснулась в своей кровати, и впервые за все время тяжесть на душе была не свинцовой плитой отчаяния, а скорее грузом ответственности. Ноша была огромной, но она была моей. Я сама взвалила ее на свои плечи, и это давало странное, горькое чувство свободы. Я больше не была пассивной жертвой обстоятельств, плывущей по течению к своему предсказанному в книге концу. Я стала игроком. Фигуры были расставлены на доске, и я сделала свой первый ход. Теперь оставалось только ждать ответного хода противника и надеяться, что моя рискованная игра принесет плоды.

В библиотеке меня встретил потрескивающий камин и записка на столе, оставленная Гидеоном. Она была написана его обычным, четким почерком: «Гонец с грузом отправлен в столицу на рассвете на лучшем из оставшихся в конюшне скакунов. Ожидаем его возвращения через шесть-семь дней. Мастер Гидеон».

Шесть-семь дней. Целая неделя напряженного ожидания. Неделя, за которую могло случиться все, что угодно. Гонец мог быть ограблен. Драгоценности могли быть украдены. Оценщик мог оказаться мошенником. Слишком много «если».

Я поняла, что не смогу провести всю эту неделю, сидя взаперти и пялясь в книги. Мой вчерашний анализ гроссбуха, встреча с управляющим и капитаном дали мне теоретические знания о состоянии дел. Но я не видела герцогство. Я не видела замок. Я сидела в этой башне из слоновой кости, полной пыльных фолиантов, и пыталась управлять тем, чего не чувствовала. Это нужно было исправить.

— Лина! — позвала я.

Девушка появилась почти мгновенно, словно ждала за дверью. Она принесла мой обычный скромный завтрак.

— Сегодня я не буду завтракать здесь, — сказала я, поднимаясь. — Я хочу пройтись по замку. Осмотреть свои владения. Ты меня проводишь.

На лице Лины снова отразилось изумление. Герцогиня, добровольно покидающая свое убежище, чтобы пойти… куда-то. В ее глазах читался немой вопрос: зачем? Но она уже научилась не задавать его вслух.

— Как прикажете, ваша светлость.

Я накинула на плечи теплую накидку покойного герцога Людовика. Она уже стала для меня чем-то вроде защитного кокона, брони, которая согревала и придавала уверенности. Мы вышли из библиотеки.

Впервые за все дни я пошла по гулким коридорам замка не как беглянка, ищущая укрытия, а как хозяйка, инспектирующая свой дом. И дом этот был в плачевном состоянии. Я замечала то, на что раньше не обращала внимания: трещины в каменной кладке, сквозь которые сочился сырой ветер; выцветшие гобелены, местами порванные и нечиненые; толстый слой пыли на всех горизонтальных поверхностях, который редкая уборка не могла одолеть. Замок был запущен. Он был похож на старого, больного аристократа, который все еще сохранял гордую осанку, но дни его были сочтены.

Мы вышли во внутренний двор. Холодный, влажный воздух после затхлости библиотеки показался невероятно свежим. Я сделала глубокий вдох. Пахло дымом, мокрым камнем и лошадьми. Это был запах настоящей, не книжной жизни.

Двор больше не был пустым. У дальней стены капитан Ронан проводил учения с дюжиной солдат. Их движения были все еще далеки от идеала, но они двигались. Они работали. Раньше, как я поняла из намеков, они просто бесцельно слонялись по двору или играли в кости. Теперь у них была цель. Когда они заметили меня, воцарилась тишина. Разговоры и команды смолкли. Все головы повернулись в мою сторону.

В их взглядах я больше не видела откровенной ненависти или sullen (угрюмого) безразличия. Я видела настороженность. Интенсивное, почти осязаемое любопытство. Они смотрели на женщину, которая собиралась продать свои драгоценности, чтобы заплатить им жалованье. Они не знали, как на это реагировать. Они ждали, что будет дальше.

Сэр Ронан отдал команду и твердым шагом направился ко мне.

— Ваша светлость, — он отдал честь, приложив кулак к сердцу. — Доброго утра.

— И вам, капитан, — ответила я. — Я вижу, вы не теряете времени.

— Приказ есть приказ, — коротко ответил он. — Люди должны быть в форме. Новость, которую я им сообщил вчера вечером, была встречена… с осторожным оптимизмом.

«Осторожный оптимизм». Идеальная формулировка. Они не верили до конца. Они поверят только тогда, когда в их руках зазвенит серебро.

— Хорошо, — кивнула я. — Продолжайте тренировки, капитан. Я хочу, чтобы гарнизон Вороньего Утеса славился своей выучкой по всему королевству.

Это была рискованная фраза. Говорить о славе, когда мы на грани голода. Но я видела, как блеснули его серые глаза. Я дала ему не просто приказ, я дала ему долгосрочную цель, намек на будущее, в котором они не просто выживают, а процветают.

— Будет исполнено, — твердо сказал он и вернулся к своим людям.

Я продолжила свой обход, Лина семенила за мной.

— Где находятся кухни и кладовые? — спросила я.

Она провела меня в низкое приземистое здание, примыкавшее к главной башне. Внутри было жарко и пахло кислой капустой. Несколько женщин в засаленных фартуках, увидев меня, испуганно замерли у очага. Я не стала их допрашивать, лишь окинула взглядом помещение. Несколько мешков с мукой, бочка с солониной, полки с корнеплодами. Скудно. Очень скудно. Отчет Гидеона был правдив.

Мы прошли мимо конюшен, откуда доносилось редкое лошадиное ржание, мимо заброшенной кузницы, чей горн давно остыл. Каждая деталь подтверждала общую картину упадка. Но теперь я видела это своими глазами, и это было совсем другое. Проблемы обретали плоть и кровь.

— А где в замке лечат больных и раненых? — спросила я, и этот вопрос, кажется, удивил Лину больше всего.

— Лекарня… она в донжоне, ваша светлость. У западной стены. Но там…

Она замялась.

— Что «там»?

— Там только матушка Элара. И почти ничего нет, — прошептала она.

Я направилась туда. Лекарня оказалась небольшим, сводчатым помещением на первом этаже башни. Здесь было чисто, но очень бедно. В воздухе стоял резкий запах сушеных трав, уксуса и чего-то еще, кисловатого и неприятного. Вдоль стены стояло три грубо сколоченных лежака. На одном из них сидел мальчишка лет десяти, видимо, из поварят, и тихо всхлипывал.

Из-за ширмы в углу вышла пожилая женщина. Она была невысокой, костлявой, с лицом, покрытым такой густой сетью морщин, что казалось, будто оно вырезано из дерева. Но ее глаза, темные и пронзительные, были полны ума и энергии. Она вытирала руки о грубый фартук. Увидев меня, она не выказала ни страха, ни удивления. Лишь слегка кивнула.

— Ваша светлость.

Это, без сомнения, была матушка Элара.

— Я осматриваю замок, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально. — Что с мальчиком?

— Глупость, — буркнула она, подходя к нему. — Полез за горячим котлом, ошпарил руку. Теперь вот нарыв. Если не вскрыть вовремя, может пойти заражение и лихорадка.

Она говорила о страшных вещах с будничным спокойствием врача.

Мой взгляд скользнул по полкам на стене. Несколько глиняных горшков, пучки трав, бутылки с мутными жидкостями. Арсенал был до смешного скуден.

— Чем вы лечите раны, матушка Элара? — спросила я.

— Тем, что есть, — она не отрывалась от своего дела, промывая руку мальчика какой-то жидкостью. — Отваром коры, подорожником. Чистыми тряпицами, если удается их выпросить у прачек.

— А от лихорадки?

— Кора ивы, если есть. Но она почти вся вышла.

Я, со своими поверхностными знаниями из 21-го века, понимала, что кора ивы — это природный аспирин. А что будет, когда она закончится? Люди будут умирать от обычной простуды.

Я подошла ближе. Рука мальчика была красной и опухшей. Элара обрабатывала ее, но я видела, что этого недостаточно. Инфекция была серьезной. В моем мире ему бы прописали курс антибиотиков, и через неделю он бы все забыл. Здесь он мог умереть.

Эта простая, жестокая мысль ударила меня, как обухом по голове. Все мои планы — выплата жалованья, восстановление торговли — все это было важно. Но что может быть важнее человеческой жизни? Я могу спасти герцогство, но какой в этом смысл, если его жители будут умирать от царапин?

Решение пришло мгновенно. Это была еще одна проблема. Практическая, понятная и, в отличие от долга в пятьдесят тысяч, решаемая.

Я повернулась к целительнице.

— Матушка Элара. Я хочу, чтобы вы составили мне полный список.

Она подняла на меня свои острые, как иглы, глаза.

— Список чего, ваша светлость?

— Всего, что вам нужно для лечения людей. Травы, мази, чистые льняные ткани для перевязок, винный спирт для обеззараживания. Все, о чем вы знаете. Не думайте о цене. Не думайте о том, где мы это достанем. Просто напишите, что нужно, чтобы этот мальчик и другие, как он, не умирали от глупости и царапин.

Элара смотрела на меня долго, не моргая. Она изучала меня, пытаясь понять, шучу я или сошла с ума. В ее взгляде не было подобострастия, только профессиональная оценка. Наконец, она медленно кивнула.

— Я напишу, — сказала она просто.

Я развернулась и вышла из лекарни. Мой обход был окончен. Я возвращалась в библиотеку, но мир вокруг изменился. Он наполнился лицами. Лицом настороженного капитана. Лицом испуганной Лины. Лицом суровой целительницы. Лицом плачущего мальчика с обожженной рукой.

Вернувшись в свое убежище, я подошла к столу и снова посмотрела на карту герцогства. Но теперь я видела не просто реки, горы и леса. Я видела места, где можно было бы разбить аптекарский огород. Я видела леса, в которых, по книгам, росли целебные травы. Я видела деревни, полные людей, которые нуждались не только в защите и деньгах, но и в элементарной заботе.

Герцогство перестало быть для меня абстрактной стратегической задачей. Оно стало моим пациентом. Тяжелым, запущенным, с множеством осложнений.

И я была его единственным врачом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11. Семена будущего

Дни ожидания тянулись, как густая патока. Третий день, четвертый. Каждый раз, когда в тишине библиотеки раздавался какой-нибудь посторонний звук — стук копыт во дворе, скрип далекой двери, — я замирала, и сердце начинало колотиться в надежде и страхе. Но гонец не возвращался. Эта тишина была обманчивой. Под ней, я знала, копилось напряжение. Вся моя рискованная стратегия, все обещания, данные капитану, висели на волоске, на судьбе одного человека с мешочком драгоценностей, скачущего по опасным дорогам Аквитейна.

Я заставила себя работать. Сидеть сложа руки и поддаваться панике было бы равносильно поражению. Библиотека стала моим миром. Огонь в камине теперь горел постоянно, и слуги, по распоряжению Гидеона, каждое утро приносили дрова. Мой стол превратился в настоящий штаб: карты, книги по агрономии и фортификации, которые я успела отыскать, стопки чистой бумаги и заточенные перья. Я была погружена в теорию управления государством, в то время как мое собственное государство трещало по швам.

На четвертый день ожидания Лина принесла мне свиток, переданный матушкой Эларой. Я развернула его. Список был длинным, исписанным мелким, убористым почерком. Травы, коренья, минералы, настойки, мази. Названия были мне по большей части незнакомы: драконий корень, лунный цвет, порошок саламандры. Но среди них я выделила и вполне понятные вещи: кора ивы, ромашка, мята, шалфей, семена льна, чистая шерсть и полотно для перевязок, винный спирт. Даже в самом скромном исполнении этот список требовал денег, которых у нас не было.

Я смотрела на этот перечень и понимала, что не могу решать эти проблемы поодиночке. Лечить людей, платить солдатам, кормить замок — все это были части одной большой, системной болезни. И лечить ее нужно было системно. Мне нужна была команда. Мой собственный, пусть и крошечный, совет.

— Лина, — позвала я, и девушка, собиравшая посуду после моего обеда, тут же замерла. — Я хочу, чтобы ты передала мои распоряжения. Сегодня, через два часа, я жду в библиотеке мастера Гидеона, сэра Ронана и матушку Элару.

Лина изумленно захлопала ресницами. Управляющий, капитан стражи и… целительница? Все вместе? В библиотеке? Это было настолько вопиющим нарушением всех мыслимых протоколов и иерархий, что она даже не сразу нашлась с ответом.

— Всех… вместе, ваша светлость?

— Ты слышала мой приказ, — отрезала я. — Иди.

Через два часа они собрались. Мой первый военный совет. Они стояли перед моим столом, представляя собой странное зрелище: суровый воин в потертой коже, педантичный счетовод в заштопанном камзоле и костлявая старуха-целительница в пропахшем травами фартуке. Три опоры, на которых держались шаткие остатки моего герцогства. Они с недоумением поглядывали друг на друга, не понимая, что их связывает и зачем их всех собрали здесь. Лина принесла кувшин с подогретым вином и несколько кружек, а затем встала у стены, готовая исполнять дальнейшие распоряжения. Она стала моей тенью, моей молчаливой помощницей.

— Прошу садиться, — сказала я, указав на кресла, которые заранее приказала принести. Они переглянулись, но подчинились. Это был еще один разрыв шаблона. Герцогиня не вела с подчиненными бесед за столом. Она отдавала приказы с высоты своего трона.

Когда все уселись, я взяла в руки свиток Элары.

— Я собрала вас здесь, потому что мы больше не можем позволить себе роскошь решать проблемы поодиночке. Мы ждем вестей из столицы, от которых зависит судьба жалованья для гарнизона. Но пока мы ждем, мы не будем сидеть сложа руки. У нас есть две неотложные проблемы, которые не требуют немедленных золотых вливаний, но требуют ума, воли и организации. Это — лекарства и еда.

Я посмотрела на Элару.

— Матушка, я получила ваш список. Он впечатляет. Он полон и подробен. — Я передала свиток Гидеону. — Мастер Гидеон, вы можете оценить, во сколько нам обойдется закупка всего этого?

Старый управляющий быстро пробежал глазами по списку, и его лицо помрачнело еще сильнее.

— Ваша светлость… это невозможно. Даже если гонец вернет нам пятьсот золотых, этого не хватит и на десятую часть. Некоторые из этих трав можно купить только у столичных аптекарей, и они ценятся на вес серебра.

— Я это и предполагала, — спокойно ответила я. — Поэтому мы не будем это покупать. Мы будем это добывать.

Я встала и подошла к карте, разложенной на соседнем столе. Все трое повернулись ко мне.

— Посмотрите. Вот наш замок. А вот — Темнолесье, всего в половине дня пути. Книги в этой библиотеке говорят, что эти леса богаты дичью и… травами. Матушка Элара, вы знаете эти леса? Вы знаете, что там растет?

Старая целительница впервые за все время посмотрела на меня с живым интересом.

— Знаю, ваша светлость. Как свои пять пальцев. Там можно найти почти половину из этого списка. Если знать, где искать. Но…

— Но это опасно, — закончил за нее сэр Ронан. — В Темнолесье сейчас хозяйничают разбойники и дезертиры. Отправлять туда безоружных сборщиков — все равно что отправлять овец в волчье логово.

— Совершенно верно, — согласилась я. — Поэтому они не будут безоружными. Сэр Ронан, с завтрашнего дня вы выделите небольшой, но самый надежный отряд из пяти человек. Их задачей будет сопровождать матушку Элару и нескольких помощников, которых она выберет, в лес для сбора трав. Вы лично отвечаете за их безопасность. Это не просто прогулка. Это — стратегическая операция по обеспечению нашего выживания.

Ронан и Элара переглянулись. Воин и целительница. Странный союз, но единственно возможный в наших обстоятельствах.

— Это можно устроить, — после короткого раздумья сказал капитан.

— Это лишь первая часть плана, — продолжила я. — Мы не можем вечно зависеть от вылазок в лес. Мы создадим собственный, неиссякаемый источник. Здесь, в стенах замка. Мастер Гидеон, я помню, во втором внутреннем дворе есть заброшенный сад. Он защищен стенами и хорошо освещается солнцем. Я хочу, чтобы вы выделили людей, чтобы расчистить его от сорняков и подготовить землю. Матушка Элара, вы отвечаете за то, чтобы мы посадили там самые нужные и неприхотливые лекарственные травы. Мы разобьем аптекарский огород.

Идея была простой, но, судя по их лицам, никому и в голову не приходила раньше. Они привыкли покупать, брать, но не создавать.

— Это… мудрое решение, ваша светлость, — медленно проговорил Гидеон, и в его голосе прозвучало неподдельное одобрение.

— Это практичное решение, — поправила я. — Теперь второе. Еда.

Я вернулась к своему столу и взяла отчет о провизии.

— Тридцать пять дней. Это наш предел. Рационирование — это не выход, а лишь отсрочка приговора. Нам нужен план на весну. Что мы будем сажать, когда сойдет снег?

Гидеон вздохнул.

— То же, что и всегда, ваша светлость. Пшеницу и рожь. Но земля истощена. Урожаи падают год от года.

— Потому что вы сажаете одно и то же на одном и том же месте, — сказала я, вспоминая университетский курс по истории Средневековья. — Земля, как и человек, устает. Ей нужно давать отдых. Или давать другую пищу.

Я взяла чистый лист пергамента и набросала простую схему.

— Наши пахотные земли мы разделим на три части. На одной мы сажаем пшеницу. На второй — горох или клевер. Эти растения, — я ткнула пальцем в схему, — обогащают землю. А третья часть будет отдыхать под паром. И каждый год мы будем их менять местами.

Они смотрели на мой рисунок, как на магический символ. Для них, привыкших к вековым традициям, это было откровением.

— Это… необычно, — осторожно заметил Гидеон. — Я читал о подобных методах в старых книгах, но никто не применял их уже сотню лет.

— Значит, мы будем первыми, — отрезала я. — Мастер Гидеон, ваша задача — изучить земельные книги и определить лучшие участки для этого эксперимента. Сэр Ронан, оцените, сколько людей из гарнизона, не в ущерб несению службы, мы сможем весной привлечь к полевым работам. Матушка Элара, я хочу, чтобы вы подумали, какие овощи, помимо трав, мы сможем выращивать в огороде для кухни. Нам нужны витамины.

Я закончила. В библиотеке повисла тишина, но это была уже не та давящая тишина отчаяния. Это была тишина осмысления. Я видела, как в глазах моих собеседников загораются огоньки. Я дала им не просто приказы. Я дала им план. Я дала им работу, полную смысла. Я показала им, что будущее, пусть и трудное, возможно.

— Это все на сегодня, — сказала я, чувствуя колоссальную усталость. — Идите и начинайте подготовку. О результатах доложите мне завтра в это же время.

Они поднялись. На этот раз они уходили не как трое разрозненных слуг, а как члены единой команды, получившие общую задачу.

Когда они ушли, я осталась одна в тишине. Голова гудела от напряжения. Я подошла к окну и посмотрела во двор. Там, в сером свете угасающего дня, сэр Ронан снова гонял своих солдат. Но теперь я знала, что завтра пятеро из них отправятся не в бессмысленный караул, а на важную миссию по спасению жизней. А за стеной старый управляющий будет корпеть над картами, планируя будущий урожай.

Гонец еще не вернулся. Долговая петля все так же висела на нашей шее. Но мы перестали пассивно ждать, пока она затянется. Мы начали бороться. Мы сажали семена будущего в замерзшую, бесплодную почву настоящего. И у меня появилась слабая надежда, что однажды они все-таки взойдут.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12. Возвращение

Шел шестой день ожидания. Замок начал дышать в новом, непривычном ритме. Утром я просыпалась не от гнетущей тишины, а от далеких, приглушенных звуков жизни. Во дворе раздавались отрывистые команды сэра Ронана и лязг стали — гарнизон тренировался. Из-за стены доносился стук топоров и скрип тачек — люди Гидеона расчищали заброшенный сад под будущую аптекарскую грядку. Каждый день небольшой отряд уходил в Темнолесье вместе с матушкой Эларой и возвращался к вечеру с корзинами, полными кореньев, мха и веток. Это были крошечные шаги, почти незаметные на фоне наших колоссальных проблем, но это было движение. Замок перестал умирать. Он начал бороться за жизнь.

Мои «советы» в библиотеке стали ежедневной рутиной. Короткие, деловые встречи, на которых каждый отчитывался о проделанной работе. Гидеон докладывал, что земля для огорода будет готова через два дня. Сэр Ронан сообщал, что вылазки в лес проходят без происшествий, но он усилил дозоры на подступах к замку на всякий случай. Матушка Элара, с невозмутимым видом, демонстрировала свои трофеи: пучки коры, связки трав, грибы. Большая часть из этого была мне незнакома, но я видела, что старая целительница довольна. Впервые за долгие годы она получила ресурсы и поддержку.

Несмотря на эту кипучую деятельность, я жила в постоянном напряжении. Все наши начинания, вся эта хрупкая надежда, которую я пыталась вдохнуть в обитателей Вороньего Утеса, — все это было построено на песке. Все зависело от успеха гонца по имени Йост, которого я даже не видела. От его верности, от его удачи, от честности незнакомого столичного ювелира. Каждый день я ждала, и каждый вечер ложилась спать с тяжелым сердцем. А что, если он не вернется? Что я скажу Ронану? Что скажу его голодным солдатам? Мой авторитет, с таким трудом завоеванный одним смелым решением, мог рухнуть в одночасье.

Я заставляла себя работать, углубляясь в книги по истории и праву, пытаясь найти в прошлом ответы для будущего. Библиотека стала моим настоящим домом. Я знала уже, на какой полке искать трактаты по геральдике, а где лежат труды по ведению сельского хозяйства. Огонь в камине, чисто вытертый стол, стопки книг, аккуратно разложенные по темам, — я создавала островок порядка посреди океана хаоса.

В середине шестого дня, когда я в очередной раз пыталась разобраться в запутанной системе феодальных повинностей, у меня разболелась голова. Тупая, ноющая боль в висках от усталости и постоянного стресса. Я откинулась в кресле, прижав пальцы к глазам. Лина, принесшая мой скромный обед, заметила это. Она молча поставила поднос, убрала посуду и вышла. Я не обратила на это особого внимания, но через несколько минут она вернулась с дымящейся кружкой в руках.

— Ваша светлость, — тихо сказала она, ставя кружку рядом со мной. — Матушка Элара говорит, это от головной боли и для спокойствия. Ромашка и мята.

Я убрала руки от лица и посмотрела на нее. Это был первый раз, когда она сделала что-то не по прямому приказу. Это была забота. Простая, человеческая забота. Я была так ошеломлена, что на мгновение потеряла свою ледяную маску.

— Спасибо, Лина, — сказала я, и на этот раз слово прозвучало не как оплошность, а как искренняя благодарность.

Она зарделась, опустила глаза и быстро скрылась за дверью.

Я взяла кружку. Отвар был горячим, ароматным и действительно принес облегчение. Но еще больше согревала мысль о том, что я, кажется, перестала быть для всех в этом замке просто монстром.

Именно в этот момент, когда я сделала последний глоток, это и случилось.

Далекий, чистый звук прорезал тишину замка. Один протяжный гулкий сигнал рога с главной сторожевой башни. Сигнал, означавший не тревогу, а прибытие гостя.

Я замерла. Сердце, до этого бившееся ровно и устало, подпрыгнуло и заколотилось о ребра. Неужели?

Почти сразу же во дворе послышались крики, топот бегущих ног. Замок, погруженный в свою неспешную работу, мгновенно ожил. Напряжение, копившееся шесть дней, вырвалось наружу.

Дверь библиотеки распахнулась без стука. На пороге стояла Лина, ее щеки пылали, а глаза горели.

— Ваша светлость! Дозорный на башне! Всадник на дороге из столицы! Один! Он скачет быстро!

Это был он. Не мог быть не он.

Кровь отхлынула от моего лица, но я заставила себя оставаться спокойной. Моя паника сейчас никому не поможет.

— Лина, — мой голос прозвучал на удивление твердо. — Немедленно найди мастера Гидеона и сэра Ронана. Скажи им, что я жду их здесь. А гонца, как только он спешится, приведите прямо ко мне. Ни с кем не говорить, нигде не задерживаться.

Она кивнула и исчезла. Я осталась одна, прислушиваясь к звукам, доносившимся со двора. Вот лязгнула опускаемая решетка ворот. Вот раздался громкий стук копыт по каменным плитам. Голоса, много голосов. Весь замок высыпал встречать его.

Ожидание было невыносимым. Мне казалось, что я слышу, как стучит кровь в моих висках. Наконец, дверь открылась, и вошли Гидеон с Ронаном. Их лица были напряженными и непроницаемыми. Они встали по обе стороны от моего стола, как два верных стража. Они тоже все понимали.

Через минуту двое гвардейцев ввели в зал еще одного человека. Это был молодой, крепкий парень, которого я никогда раньше не видела. Он был покрыт слоем дорожной пыли и грязи с головы до ног. Его одежда была порвана в нескольких местах, а на щеке виднелась свежая царапина. Он тяжело дышал, сгорбившись от усталости, но глаза его горели торжеством. Увидев меня, он рухнул на одно колено.

— Ваша светлость! Гонец Йост с донесением из столицы!

— Встань, Йост. Ты хорошо потрудился, — сказала я. — Докладывай.

Он поднялся, протягивая мне запечатанный сургучом пергамент. Но мой взгляд был прикован к тяжелому кожаному кошелю, который он отстегнул от пояса.

— Ювелир, мастер Готфрид, шлет вам свое почтение, — отрапортовал он. — Он дал хорошую цену за рубиновое ожерелье и два бриллиантовых перстня. Сказал, что камни редкой чистоты. Вот расписка и… вот деньги.

Он положил кошель на стол. Звук был глухим, но для нас он прозвучал громче победных фанфар. Руки Гидеона слегка дрожали, когда он развязал шнурок и высыпал на стол содержимое.

Золото. И серебро. Целая гора монет, сверкнувшая в свете свечей.

— Сколько? — выдохнула я.

— Пятьсот пятьдесят золотых экю, ваша светлость, — с гордостью сказал Йост. — Я немного поторговался.

Пятьсот пятьдесят. Больше, чем я рассчитывала. Это была победа. Чистая, безоговорочная победа. Я посмотрела на Ронана. Каменный капитан не улыбался, но в уголках его глаз собрались морщинки, а плечи, всегда напряженные, чуть опустились. Гидеон же просто смотрел на золото, и по его морщинистой щеке медленно катилась одинокая скупая слеза.

— Ты не только хороший гонец, но и хороший торговец, Йост, — сказала я. — Ты получишь награду. А теперь расскажи, что ты видел и слышал в столице. Любые слухи, любые новости.

Йост откашлялся.

— Столица гудит, как растревоженный улей, ваша светлость. Говорят, его высочество принц Александр собирается в большую инспекционную поездку по южным землям. Официально — чтобы лично ознакомиться с нуждами своих будущих подданных. Он хочет посетить все крупные герцогства и баронства. И ваше — в том числе.

Эта новость окатила меня холодной водой, мгновенно смыв эйфорию от вида золота. Александр. Он едет сюда. Он едет посмотреть на умирающего зверя, чтобы решить, когда нанести последний удар. Это означало, что времени у меня еще меньше, чем я думала.

Но эта угроза лишь придала мне сил. Страх ушел, уступив место ледяной ярости и решимости. Я больше не была беспомощной жертвой. Теперь у меня были деньги. И у меня были верные люди.

Я посмотрела на гору монет. На своих соратников. И приняла решение.

— Сэр Ронан.

— Слушаю, ваша светлость.

— Соберите всех людей гарнизона во внутреннем дворе. Через час. Они получат свое жалованье сегодня. И я буду говорить с ними сама.

Ронан вскинул на меня глаза, и в них вспыхнуло уважение.

— Мастер Гидеон, — я повернулась к управляющему. — Готовьте серебро к выплате.

Он вытер слезу тыльной стороной ладони и твердо кивнул. Его спина выпрямилась, и он снова стал не дряхлым стариком, а гордым хранителем казны, в которой, впервые за долгое время, снова было золото.

Мой первый ход в этой партии был успешным. Теперь нужно было немедленно делать следующий.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

-----------------

​«Соберите всех людей... Я буду говорить с ними сама». Какое сильное решение! Как вы оцениваете этот первый шаг Изабеллы в качестве настоящего лидера, теперь, когда у нее есть чем подкрепить свои слова?

​

Первая победа есть. Теперь нужно завоевать армию. Чтобы услышать её речь и увидеть, как она будет готовиться к встрече с «драконом», подписывайтесь на автора!

​

С верой в ваш острый ум, ваша Лиана.

Глава 13. Сталь и серебро

Час, который я дала на подготовку, оказался самым длинным в моей новой жизни. Он был наполнен не действием, а напряженным, концентрированным приготовлением к решающему моменту. Это будет не просто выплата жалованья. Это будет спектакль. Политический театр, где я — главный режиссер и единственная актриса, и от моего выступления зависит все. Провал недопустим.

Я вернулась в свои покои, Лина следовала за мной, как испуганная тень.

— Мне нужно переодеться, — объявила я, направляясь прямо к гардеробу. — Шерстяное платье не подойдет.

— Бальное, ваша светлость? — робко предположила Лина, вспоминая, видимо, прежние привычки хозяйки.

— Нет, — отрезала я, распахивая створки. Мой взгляд скользнул по рядам платьев — безвкусная коллекция боли и отчаяния Изабеллы. Я искала не красоту. Я искала силу. — Мне нужно не то, в чем танцуют. А то, в чем правят.

Я отвергала одно за другим. Пурпурный бархат был слишком вызывающ. Иссиня-черный шелк — слишком траурен. Наконец, мой выбор пал на платье, которое, казалось, висело в самом дальнем углу и почти не носили. Оно было сшито из тяжелого, плотного сукна глубокого, почти малахитового, зеленого цвета. Цвет лесной чащи. Цвет знамен дома де Валуа. У него был строгий, высокий воротник, длинные, узкие рукава и ни единого украшения, кроме ряда мелких серебряных пуговиц от горла до талии. Оно было похоже на военный мундир, а не на женский наряд. Идеально.

Процесс облачения превратился в ритуал. Лина, молчаливая и сосредоточенная, помогла мне затянуть корсет — на этот раз я терпела его, как рыцарь терпит тяжесть лат. Затем надела на меня холодную полотняную сорочку и, наконец, само платье. Тяжелая ткань легла на плечи, расправляя спину, заставляя держать голову прямо. Я приказала Лине убрать мои волосы в тугой, гладкий узел на затылке, не оставив ни единой свободной пряди. Никакой женственности, никакой уязвимости. Только строгость и власть. Я посмотрела на свое отражение. Женщина в зеркале была мне незнакома, но впервые я не чувствовала к ней отчуждения. Сегодня мы были с ней заодно. Мы обе готовились к битве.

Когда я вышла из своих покоев, Гидеон и Ронан уже ждали меня в коридоре. Я увидела, как они выпрямились при моем появлении. В их взглядах я прочла молчаливое одобрение. Они поняли. Они поняли, что я готовилась к этому моменту так же серьезно, как они — к своим отчетам и учениям.

Мы пошли к выходу во внутренний двор. Я шла посередине, Гидеон — чуть справа, сжимая в руках тяжелый кошель с монетами, Ронан — слева, его рука лежала на эфесе меча. Мы шли не как госпожа со слугами. Мы шли как триумвират. Новая власть, идущая навстречу своей судьбе. Слуги, попадавшиеся нам на пути, вжимались в стены, их глаза были круглыми от изумления и страха. Весь замок замер в ожидании.

Мы вышли на крыльцо главного входа, которое возвышалось на несколько ступеней над уровнем двора. Картина, открывшаяся передо мной, заставила мое сердце замереть на мгновение. Весь гарнизон был там. Восемьдесят четыре человека, выстроенные в ровные шеренги. Они стояли в молчании, и это молчание было тяжелее камня. За их спинами, у стен, сгрудились остальные обитатели замка — повара, конюхи, прачки, служанки. Целый маленький народ, пришедший посмотреть, чем закончится этот беспрецедентный день. Воздух, казалось, звенел от напряжения.

Поодаль уже стоял стол, за который без лишних слов сел Гидеон. Он выложил перед собой гроссбух и поставил рядом звенящий кошель. Сэр Ронан спустился по ступеням и встал перед строем, его фигура излучала спокойную силу.

— Гарнизон, смирно! — его голос, привыкший к командам, прогремел над двором. — Слушать слово ее светлости, герцогини Изабеллы де Валуа!

Наступила абсолютная тишина. Было слышно лишь, как свистит ветер в бойницах и как потрескивает знамя с гербом де Валуа на главной башне. Сотни глаз были устремлены на меня. Я видела их лица. Молодые и старые. Усталые, обветренные, заросшие щетиной. В их глазах не было любви или преданности. Была лишь застарелая обида, недоверие и крошечная, отчаянная искорка надежды.

Я сделала шаг вперед, к самому краю верхней ступени. Я смотрела на них. Не поверх голов, а вглядываясь в лица, встречая их взгляды.

— Солдаты Вороньего Утеса, — мой голос прозвучал чисто и сильно, каменные стены замка подхватили его и разнесли по всему двору. — Три месяца вы несли свою службу, не получая платы. Три месяца вы охраняли стены этого замка, в то время как ваши семьи нуждались, а ваши командиры кормили вас пустыми обещаниями. Вы служили дому де Валуа верой и правдой, в то время как дом де Валуа о вас забыл.

Я сделала паузу, давая словам впитаться. Я видела, как качнулись головы, как сжались челюсти. Я не извинялась. Я констатировала факт. Я признавала их правоту.

— Я не буду лгать вам, — продолжила я, и мой голос стал жестче. — Наше герцогство в беде. Казна была пуста. Наши земли в упадке, а долги велики. Ошибки прошлого привели нас на край пропасти.

Еще одна пауза. Я позволила им ощутить весь холод этой правды.

— Но это. Заканчивается. Сегодня. — Я произнесла эти слова раздельно, вбивая их, как гвозди. — Вы — сталь, на которой держится это герцогство. Его щит и его меч. И сталь не должна ржаветь в забвении. С этого дня ваша служба снова будет оплачиваться. С этого дня ваши нужды снова будут услышаны.

Я видела, как по рядам прошла волна. Ропот. Движение. Недоверие боролось с надеждой.

— Я требую от вас многого, — мой голос возвысился, обретая властные нотки. — Я потребую от вас железной дисциплины. Беспрекословного повиновения. Тяжелой работы. Мы будем не только тренироваться. Мы будем восстанавливать стены, чинить дороги, работать в полях. Мы все вместе будем вытаскивать наш дом из пропасти. И я, ваша герцогиня, буду работать вместе с вами. Но моя работа — думать и решать. А ваша — исполнять. Взамен я даю вам свое слово. Слово герцогини де Валуа. Пока я жива, вы никогда больше не будете забыты.

Я закончила. Речь была короткой. Но я сказала все, что хотела. Я не просила их любви. Я предлагала им сделку. Справедливую, честную сделку. Верность в обмен на заботу. Служба в обмен на уважение.

Я посмотрела на Гидеона и коротко кивнула.

— Мастер Гидеон. Начинайте выплату.

Сэр Ронан вынул из-за пояса свиток.

— Сержант Хорст! — громко выкрикнул он первое имя.

Из первого ряда вышел кряжистый, седоусый ветеран с суровым, изрезанным шрамами лицом. Он подошел к столу с таким видом, будто шел на плаху. Он не верил. Ни единому моему слову.

Гидеон сверился с книгой.

— Хорст, сержант. Задолженность за три месяца — восемнадцать серебряных марок. Выплата за один месяц — шесть марок.

Он отсчитал монеты и с тихим звоном выложил их на стол.

Сержант смотрел на серебро, как на чудо. Он медленно, словно боясь, что оно обожжет ему пальцы, сгреб монеты в свою огромную ладонь. Он взвесил их на руке. Настоящие. Тяжелые. Он поднял глаза на меня. И в его суровом, невозмутимом взгляде я увидела шок. А потом он сделал то, чего я не ожидала. Он выпрямился и отдал мне четкий, воинский салют.

— Благодарю, ваша светлость.

Он развернулся и вернулся в строй, сжимая в кулаке свое серебро.

И в этот момент плотина прорвалась. Напряженное молчание взорвалось гулом. Солдаты не кричали «ура». Они не аплодировали. Они просто заговорили все разом. Низкий, возбужденный гул облегчения и изумления прокатился по двору.

— Капрал Брок! — уже выкрикивал Ронан следующее имя.

Я посмотрела, как второй солдат получает свои деньги. Потом третий. Процесс пошел. Механизм был запущен. Мое присутствие здесь было больше не нужно. Я сделала то, что должна была.

Не говоря ни слова, я развернулась и медленно, с высоко поднятой головой, вошла обратно в замок. Гидеон и Ронан остались выполнять мою волю.

Я шла по пустым коридорам обратно в библиотеку. Звуки со двора доносились до меня, становясь все громче. Это был гул возрождающейся жизни. Сердце замка, его гарнизон, снова забилось.

Вернувшись в свое убежище, я подошла к столу. На карте лежало мое герцогство. Больное, нищее, на краю гибели. Но теперь у него был шанс. Я заплатила за этот шанс серебром, которого у меня не было еще вчера. Я заплатила за него словами, которые нашла в себе сегодня.

Принц Александр ехал сюда, чтобы принять капитуляцию сломленной женщины и унаследовать мертвое герцогство. Что ж, его ждет сюрприз. Он встретит здесь не жертву. Он встретит правительницу, у которой, впервые за долгое время, снова была верная ей армия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

-------------------

Какая речь! Никаких пустых обещаний, только суровая правда и честная сделка. Что в словах Изабеллы произвело на вас наибольшее впечатление: её смелое признание ошибок, её жёсткие требования к солдатам или её твёрдое слово герцогини?

​

Первая битва — за верность собственной армии — выиграна. Но настоящая война за герцогство только начинается. Подписывайтесь, чтобы вступить в военный совет Изабеллы и следить за каждым её шагом!

​

С верой в ваш острый ум, ваша Лиана.

Глава 14. Паутина и сталь

Когда за последним солдатом закрылись ворота внутреннего двора, и гул голосов постепенно стих, сменившись размеренными командами сэра Ронана, на меня обрушилась тишина. Она была почти оглушительной после того напряжения, что висело в воздухе. Я вернулась в библиотеку, и мои ноги едва держали меня. Адреналин, поддерживавший меня весь этот час, отхлынул, оставив после себя гулкую пустоту и всепоглощающую усталость.

Я опустилась в свое кресло у камина. Руки дрожали. Я только что стояла перед восьмьюдесятью вооруженными мужчинами, чья лояльность висела на волоске, и бросила на кон все, что у меня было. И я победила. Осознание этого приходило медленно, волнами. Я чувствовала не триумф, а скорее глубокое, почти болезненное облегчение, какое чувствует человек, прошедший по канату над пропастью и наконец ступивший на твердую землю.

Я сидела, глядя на огонь, и пыталась осмыслить произошедшее. Я, Анна, 35-летний психиатр, только что произнесла речь перед средневековым гарнизоном и заплатила им золотом, вырученным за продажу краденых, по сути, драгоценностей. Абсурдность ситуации была запредельной, но она больше не пугала меня. Она стала моей реальностью. И в этой реальности я, кажется, начала выигрывать.

Прошел, должно быть, еще час, прежде чем в дверь постучали. Это были Гидеон и Ронан. Они вошли в библиотеку вместе, и я сразу поняла, что их визит носит официальный характер. Отчитаться. Завершить операцию. Но их вид изменился. Они больше не были просто управляющим и капитаном, пришедшими на доклад к своей госпоже. В их осанке, во взглядах, которыми они обменялись, было нечто новое. Чувство локтя. Они вошли как соратники.

— Ваша светлость, — начал Ронан, останавливаясь на почтительном расстоянии. Он выглядел уставшим, но его серые глаза горели энергией. — Выплата жалованья гарнизону завершена. Все до последнего человека получили свою долю.

— Какова была их реакция? — спросила я, хотя уже знала ответ по тому гулу, что слышала из окна.

— Сначала — недоверие, — честно ответил капитан. — Потом — облегчение. А теперь… теперь в казармах царит такой боевой дух, какого я не видел с тех пор, как был молод и служил под знаменами покойного герцога Людовика. Ваши слова, ваша светлость, и, не скрою, звон монет, сделали то, чего я не мог добиться угрозами и муштрой последние полгода. Дисциплина восстановлена. Мораль на высоте. Гарнизон Вороньего Утеса — ваш. Они пойдут за вами в огонь.

Это было больше, чем я смела надеяться. Я коротко кивнула, принимая его слова как должное, хотя внутри все пело.

— Хорошо. Я рассчитываю на это. Мастер Гидеон, ваш отчет.

Старый управляющий шагнул вперед, держа в руках гроссбух и маленький мешочек.

— Гонец Йост был вознагражден пятью золотыми экю за успешное и быстрое выполнение поручения, — доложил он с точностью счетовода. — На выплату жалованья гарнизону, согласно ведомости, ушло четыреста двенадцать золотых и тридцать серебряных марок. Остаток, — он с благоговением положил мешочек на стол, — составляет сто тридцать два золотых и семьдесят серебряных марок. Это — наша казна.

Сто тридцать два золотых. Смехотворная сумма для целого герцогства, но для нас это был спасательный круг. Впервые за долгое время у нас были хоть какие-то деньги.

— Благодарю вас обоих, — сказала я искренне. — Вы сделали все быстро и четко.

Они поклонились. Пауза затянулась. Они ждали. Ждали, что я скажу дальше. Они понимали, что это был лишь первый шаг.

— А теперь, — я оперлась руками о стол, и мой голос стал жестким, — когда мы прикрыли спину и можем быть уверены, что нас не ударят изнутри, давайте поговорим о драконе, который летит в нашу сторону. Давайте поговорим о принце Александре.

Гидеон и Ронан переглянулись. Улыбки исчезли с их лиц.

— Новость о его визите, — продолжила я, — меняет все. Мы должны понимать, зачем он едет. И это точно не дружеский визит. Он едет не для того, чтобы справиться о моем здоровье или помочь нам.

— Он едет посмотреть на нашу агонию, — глухо произнес Гидеон. — Слухи о нашем упадке давно достигли столицы. Вероятно, кредиторы из «Железного кошеля» нашептали ему, что плод почти созрел и готов упасть в его руки.

— Именно, — подтвердила я. — Он ожидает увидеть замок, который вот-вот рухнет. Гарнизон, готовый взбунтоваться. И во главе всего этого — обезумевшую от горя, неспособную к правлению вдову. Он едет за поводом. За официальной причиной, чтобы обратиться к королю и потребовать введения опеки над нашими землями. Он ищет доказательства моей недееспособности.

Мои слова повисли в воздухе. Ронан сжал кулаки.

— Мы не дадим ему такого удовольствия.

— Нет. Не дадим, — согласилась я. — Мы не можем показать ему богатство — у нас его нет. Мы не можем похвастаться полными амбарами. Но мы можем показать ему то, что он ожидает увидеть меньше всего. Мы покажем ему порядок.

Я обвела их взглядом, чувствуя, как план обретает форму.

— Мы не будем ничего чинить или строить. На это нет ни времени, ни денег. Но мы будем чистить, скоблить и маршировать. Мы превратим этот замок в образец дисциплины и строгости. Принц приедет искать хаос, а найдет устав. Он приедет искать слабость, а найдет силу воли. Мы должны убедить его, что это герцогство, может, и бедно, но у него есть твердая рука, которая держит его в кулаке.

Я видела, как в их глазах загорается понимание. Они уловили суть моего замысла.

— Сэр Ронан, — я обратилась к капитану. — С завтрашнего дня и до прибытия принца — ежедневные учения во дворе. С утра до вечера. Я хочу, чтобы ваши люди двигались как единый механизм. Чтобы их доспехи, пусть и старые, были вычищены до блеска. Чтобы каждый часовой на стене стоял так, будто перед ним сам король. Чтобы, когда кортеж принца будет въезжать в ворота, он видел не сборище оборванцев, а гвардию.

— Будет исполнено, — без колебаний ответил Ронан.

— Мастер Гидеон, — я повернулась к управляющему. — На вас — замок. Я хочу, чтобы вы мобилизовали всех слуг. Всех до единого. Я хочу, чтобы из каждого угла была выметена паутина. Чтобы каждый пол был вымыт. Чтобы на окнах не было грязи. Чтобы во дворе не было ни соринки. Мы не можем позолотить наши стены, но мы можем заставить их сиять чистотой. Это покажет принцу не богатство, а усердие и порядок.

— Я понял вас, ваша светлость, — кивнул Гидеон. В его глазах появился боевой азарт. — Я лично прослежу за каждой тряпкой и каждой метлой.

— Вот и хорошо, — подытожила я. — У каждого из вас есть задача. У нас мало времени. Возможно, несколько недель. Начинайте немедленно.

Они поклонились и вышли, оставив меня одну. Но я больше не чувствовала себя одинокой. Я чувствовала себя командиром, только что отдавшим приказы своим генералам перед решающей битвой.

Вечером, когда я сидела над книгами, пытаясь найти в законах о наследовании хоть какую-то лазейку, которая могла бы защитить меня, в библиотеку вошла Лина. Она принесла мне горячий травяной отвар, как делала это теперь каждый вечер.

Она поставила кружку и не уходила.

— Что-то еще, Лина? — спросила я, поднимая на нее глаза.

Она теребила край своего фартука.

— Там… в замке говорят, ваша светлость, — начала она робко. — Я никогда такого не слышала.

— И что же они говорят?

— Говорят… что замок ожил. Что у него снова появилась хозяйка. Кухарки сегодня весь вечер пели, когда чистили котлы. А старый конюх, который не разговаривал ни с кем уже год, сам вызвался починить сбрую.

Она подняла на меня глаза, и в них стояли слезы.

— Спасибо вам, ваша светлость.

Я была так ошеломлена, что не нашлась, что ответить. Я просто кивнула. Когда она ушла, я долго сидела неподвижно. Я делала все это ради выживания. Ради себя. Но оказалось, что, спасая себя, я невольно начала спасать и их. Эта простая мысль наполняла меня странным, незнакомым чувством.

Я подошла к окну. Внизу, в темноте двора, я видела огни факелов — это сэр Ронан проводил ночной смотр караула. Регулярные, четкие шаги часовых на стене разносились в ночной тиши. Это был звук порядка. Звук возрождающейся надежды.

Принц Александр был страшным противником. Умным, безжалостным, с властью короны за спиной. Но я не была одна. За моей спиной теперь стоял мой замок. Моя маленькая, обнищавшая, но верная армия.

Пусть приезжает. Мы будем готовы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

​В этой главе было столько моментов, дающих надежду! Что тронуло вас больше: боевой дух, вернувшийся к солдатам после слов Ронана, или тихий, смущённый рассказ Лины о том, что «замок ожил» и даже кухарки запели?

​

Надежда вернулась в Вороний Утёс, но впереди главное испытание. Поддержите Изабеллу и её людей лайком и подпиской — им понадобится вся ваша поддержка!

​

Спасибо, что проживаете эту историю со мной.

Глава 15. Труд и порядок

Следующие дни превратили Вороний Утес в растревоженный муравейник. Тишина, веками копившаяся в его стенах, была изгнана. Ее сменили новые звуки: скрежет метел о каменные плиты, плеск воды в ведрах, гулкие удары молотков, чинивших расшатавшиеся ставни, и непрекращающиеся, отрывистые команды сэра Ронана, эхом разносившиеся по двору. Замок просыпался. Он нехотя, со скрипом, стряхивал с себя многолетнюю летаргию.

Я больше не проводила все дни напролет в библиотеке. Моя роль изменилась. Из стратега, корпевшего над картами, я превратилась в прораба, в инспектора, в движущую силу этого титанического труда. Каждое утро, после короткого совещания с Гидеоном и Ронаном, я начинала свой обход. В той же строгой зеленой накидке, с Линой, следующей за мной по пятам с пергаментом и угольком для записей, я обходила замок из конца в конец.

Я была везде. В холодных, сырых подвалах, где слуги, морщась от вони, вычищали многолетнюю гниль. На кухнях, где по моему приказу кухарки скоблили котлы до блеска и перебирали скудные запасы. В казармах, где я лично проверяла, как солдаты чистят свое оружие и чинят амуницию.

Мое присутствие поначалу вызывало панический ужас. Слуги замирали, роняли ведра, бледнели. Они ждали крика, придирок, наказания. Но я не кричала. Мое оружие было другим — холодное, внимательное молчание. Я подходила, осматривала работу, и если видела недочет — невымытый угол, пятно ржавчины на решетке, — я не устраивала сцен. Я просто останавливалась, молча указывала пальцем на огрех и произносила одно-единственное слово: «Переделать». И шла дальше.

Этот метод оказался на удивление действенным. Он пугал больше, чем любая ругань. Он демонстрировал не истеричность, а неумолимое требование к качеству. Через пару дней слуги уже не просто работали. Они старались. Они начали соревноваться друг с другом, чей участок коридора будет вычищен лучше. В их глазах страх начал смешиваться с чем-то новым — с подобием профессиональной гордости.

Мастер Гидеон в этой бурной деятельности раскрылся с неожиданной стороны. Сгорбленный счетовод исчез. Вместо него появился энергичный, строгий кастелян, настоящий хозяин замка. С гроссбухом под мышкой он носился по этажам, распределяя людей, выдавая из кладовых мыло и щетки, строго учитывая каждый потраченный фунт песка. Он гонял слуг нещадно, но, в отличие от Изабеллы, он гонял их за дело, и они это понимали. Он был требователен, но справедлив.

Сэр Ронан, в свою очередь, превратил внутренний двор в ад для своих солдат. Муштра начиналась с рассветом и заканчивалась с закатом. Он гонял их по стенам, заставлял часами отрабатывать строевой шаг, фехтовать на деревянных мечах до полного изнеможения. Солдаты, поначалу обрадованные выплатой жалованья, быстро скисли. Я слышала их приглушенное ворчание, видела их измученные лица. Но это было ворчание уставших, а не озлобленных людей. И когда я проходила мимо, они вытягивались в струнку, а их движения становились четче. Они знали, что я наблюдаю. Они знали, что их работа важна.

Параллельно шла работа и на других фронтах. Отряд, выделенный Ронаном, каждый день сопровождал матушку Элару и ее помощниц в лес. Они возвращались к вечеру, и старая целительница с деловитым видом отчитывалась мне о своих успехах. Корзина дикого чеснока, несколько фунтов коры ивы, мох для перевязок. Это были крупицы, но из них складывалось наше будущее здоровье. В заброшенном саду тем временем кипела работа. Земля была расчищена, вскопана и поделена на аккуратные грядки. Элара лично следила за высадкой первых семян каких-то морозоустойчивых трав.

Я видела все это, и чувствовала, как во мне растет странная, почти материнская гордость за этот преображающийся на глазах дом. Но я понимала и другое. Я отменила тиранию страха, но еще не выстроила на ее месте дисциплину уважения. И первые трещины в новой системе не заставили себя ждать.

Однажды, проходя мимо бельевой, я услышала приглушенный смех. Дверь была приоткрыта. Я заглянула внутрь. Две молодые служанки, вместо того чтобы складывать выстиранное белье, сидели на корзине и увлеченно сплетничали. Увидев меня, они вскрикнули и вскочили, их лица побелели от ужаса.

На мгновение во мне проснулась настоящая ярость. Весь замок работает на износ, а эти две… В этот момент я впервые поняла Изабеллу. Поняла ее гнев на нерадивых слуг, ее чувство, что ее окружают одни ленивцы и саботажники. Прежняя хозяйка замка приказала бы их высечь.

Но я была не она. Я подавила вспышку гнева, превратив ее в ледяное презрение.

— За работой я вас не застала, — произнесла я тихо, но так, чтобы каждое слово резало, как стекло. — Надеюсь, отдых пошел вам на пользу. Лина.

— Да, ваша светлость, — шагнула вперед моя помощница.

— Запиши их имена. Сегодня ночью они будут драить пол в Большом зале. Обе.

Я развернулась и пошла дальше, не удостоив их больше ни единым взглядом. Я слышала за спиной их испуганный шепот. Наказание было не жестоким, но унизительным и утомительным. Это был урок.

Вечером я поднялась на стену замка. Холодный ветер трепал волосы и накидку. Подо мной лежал мой маленький, гудящий от работы мир. На западе, в багровых лучах заката, я видела, как возвращается из леса отряд Ронана, окружая плотным кольцом группу женщин с корзинами. Во дворе последние солдаты расходились по казармам, измотанные, но не сломленные. Из кухонь тянулся дымок — готовился ужин. Впервые за все время я почувствовала себя не пленницей, а хозяйкой этого места. Не самозванкой, а настоящей герцогиней. Эта земля, эти люди, эти стены — все это было моим. Моей проблемой. Моей ответственностью. И моей единственной надеждой.

Несколько дней спустя, когда первая, самая грязная работа была закончена, я провела итоговый смотр. Замок преобразился. Он не стал богаче, но он стал чище. Ушла атмосфера гниения и запустения. Исчезла паутина из углов и грязь с полов. Исчезла безнадежность из глаз людей. Ее сменила настороженная, усталая, но все-таки надежда.

Вечером я снова собрала свой «совет» в библиотеке.

— Замок чист, как никогда при моей жизни, ваша светлость, — с гордостью доложил Гидеон. — Каждый слуга знает свои обязанности. Порядок восстановлен.

— Люди готовы, — подтвердил Ронан. — Они знают, что на них смотрят. Дисциплина в гарнизоне — железная.

Я кивнула.

— Хорошо. Мы сделали все, что могли. Мы готовы.

Я посмотрела на своих соратников. На старого, верного управляющего. На сурового, преданного капитана. За эти дни мы стали настоящей командой. Мы работали вместе, и у нас получилось.

— Теперь, — сказала я, и мой голос в наступившей тишине прозвучал гулко, — остается только ждать.

На этом слове все и замерло. Вся наша бурная деятельность была лишь подготовкой декораций. Мы вычистили сцену, расставили актеров. И теперь ждали, когда поднимется занавес, и на сцену выйдет главный зритель. Тот, для кого и затевался весь этот спектакль.

Принц Александр.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

​От тирании страха — к дисциплине уважения. Как вам новый стиль управления Изабеллы? Её холодное «Переделать» и справедливое, но унизительное наказание для сплетниц — это эффективный метод, чтобы заслужить преданность, или он всё ещё слишком суров?

​

Декорации готовы, актеры на местах. Теперь остается только ждать главного зрителя. Подписывайтесь, чтобы не пропустить поднятие занавеса и прибытие принца Александра!

​

С верой в ваш острый ум, ваша Лиана.

Глава 16. Маска добродетели

Прошла неделя. Затем вторая. Замок жил в новом, напряженном ритме. Каждый день был похож на предыдущий, наполненный трудом и ожиданием. Утренняя муштра во дворе, вылазки травниц в лес под охраной, работа в будущем аптекарском огороде, бесконечное скобление и подметание. Вороний Утес был вычищен до блеска, дисциплина в гарнизоне стала почти автоматической, а обитатели замка привыкли к моим ежедневным обходам и коротким, деловым совещаниям в библиотеке.

Но под этой маской порядка скрывалось все то же мучительное напряжение. Мы ждали. Каждое утро я просыпалась с мыслью: «Сегодня?». Каждый вечер засыпала с разочарованием и тревогой. Неопределенность изматывала хуже, чем любая работа. С одной стороны, каждый новый день давал нам больше времени на подготовку. С другой — он все ближе подводил нас к дате выплаты по долгу, и наши сто тридцать два золотых экю казались все более жалкой суммой на фоне той бездны, что ждала впереди.

Новость пришла на исходе второй недели, в серый, промозглый полдень. Один из дозорных, которых сэр Ронан по моей просьбе выслал на южную дорогу, примчался в замок на взмыленном коне. Его немедленно привели ко мне в библиотеку, где я как раз обсуждала с Гидеоном возможность закупки семенного зерна на весну.

— Ваша светлость! — выдохнул дозорный, преклонив колено. — Королевский кортеж! В дне пути от нас, движется неспешно. Они разбили лагерь у барона Рошфора. К завтрашнему полудню будут здесь.

В комнате повисла тишина. Гидеон замер, опустив перо. Я почувствовала, как холодок пробежал по спине. Все. Финальная репетиция окончена. Завтра — премьера.

— Сколько их? — спросил Ронан, который вошел в зал следом за дозорным.

— Около двадцати всадников, сэр. Дюжина рыцарей в королевской ливрее, остальные — оруженосцы и слуги. И сам его высочество, принц Александр.

Двадцать человек. Не армия. Инспекция. Дружественный визит с хищным оскалом.

— Хорошо, — сказала я, и мой голос прозвучал спокойно, хотя сердце колотилось, как боевой барабан. — Ты хорошо потрудился. Отправляйся на кухню, тебя накормят. Мастер Гидеон, сэр Ронан. У нас двадцать четыре часа. Проведите последнюю проверку. Всего. Я хочу, чтобы замок сиял, а солдаты стояли как каменные изваяния.

Они молча кивнули и вышли. Я осталась одна. Я подошла к окну и посмотрела на вычищенный до блеска двор. Все мои труды, все бессонные ночи, все рискованные решения — все это было ради этого момента. Ради встречи с одним-единственным человеком.

Я готовилась к этой встрече не как герцогиня, а как психиатр. Я снова и снова прокручивала в голове все, что знала о нем из книги, и все, что знала о людях его типа из своей профессиональной практики. Обаяние как инструмент. Эмпатия как способ найти уязвимость. Слова, как скальпель для вскрытия чужой души. Он будет играть роль заботливого и благородного принца. Он будет идеален. И моя задача — не поддаться этому ни на единый миг. Не реагировать на его игру, а наблюдать за актером. Искать трещины в маске.

Утро дня прибытия было наполнено звенящей тишиной. Никто не работал. Все были на своих местах, затаив дыхание. Я снова облачилась в свое строгое зеленое платье-мундир. Лина, помогая мне одеваться, дрожала так, что не сразу смогла застегнуть мелкие серебряные пуговицы. Я видела свой собственный страх в ее глазах, и это отрезвляло. Я не имею права на слабость. За мной стояли все эти люди.

К полудню я, в сопровождении Гидеона и Ронана, вышла на крыльцо главного входа. Мы встали на верхней ступени, возвышаясь над двором. Внизу, в идеальном строю, застыл гарнизон. На стенах замерли часовые. У ворот — почетный караул. Замок превратился в безупречную декорацию.

И вот, наконец, рог на башне издал долгий, протяжный звук. Тяжелая решетка ворот медленно поползла вверх. Скрипнули массивные дубовые створки.

Они въехали во двор. Дюжина всадников в сине-золотых цветах короны, на ухоженных, сытых лошадях. Их доспехи были отполированы до зеркального блеска, и полуденное солнце играло на их шлемах и латах. За ними — слуги, ведущие вьючных мулов. И в центре, на великолепном белом жеребце, ехал он.

Принц Александр был точным воплощением сказки. Золотые волосы, спадающие на плечи, синие глаза цвета летнего неба, точеные черты лица и улыбка, которая могла бы обезоружить целую армию. Он был одет в дорожный костюм из дорогого синего бархата, расшитый золотом. Он держался в седле с такой непринужденной грацией, что казалось, будто он родился на коне. Он был само совершенство. Живое опровержение той темной сущности, о которой я знала. Глядя на него, я впервые засомневалась: а вдруг книга лгала? Вдруг это просто герой, а я, в своей паранойе, вижу в нем злодея?

Но тут я вспомнила своего последнего пациента. Того, с мертвыми глазами и хищной улыбкой. Он тоже был идеален снаружи. И эта мысль вернула мне холодную ясность.

Александр спешился, бросив поводья подбежавшему оруженосцу. Он легким, упругим шагом начал подниматься по ступеням ко мне. Его взгляд был полон теплоты и сочувствия.

— Герцогиня Изабелла, — его голос был бархатным, обволакивающим. — Позвольте выразить вам мои глубочайшие соболезнования в связи с вашей утратой. И восхищение вашей стойкостью.

Он остановился на ступеньку ниже, так, чтобы наши глаза были на одном уровне. Идеальный жест, демонстрирующий уважение, но не подобострастие.

— До меня доходили тревожные слухи о состоянии ваших земель. Я счел своим долгом, как будущий хранитель этого королевства, лично убедиться, что вам не требуется помощь короны.

Вот оно. Первый ход. Предложение «помощи», от которой невозможно отказаться и которая на деле окажется удавкой.

— Принц Александр, — ответила я, и мой голос, к счастью, не дрогнул. Он прозвучал холодно и формально. — Вороний Утес приветствует вас. Мы польщены вниманием короны к нашему скромному дому. Как видите, мы справляемся своими силами.

Мой ответ явно удивил его, но он не показал этого ни единым мускулом. Его улыбка стала лишь теплее. Его взгляд скользнул по рядам солдат.

— Должен признать, я приятно удивлен. Ваши люди — образец воинской выправки. Я не ожидал увидеть такого порядка.

— Порядок — основа всего, — отрезала я. — В трудные времена он заменяет богатство.

— Мудрые слова, — кивнул он, и в его синих глазах промелькнуло что-то острое, оценивающее. Он понял, что перед ним не заплаканная, истеричная вдова. — Я надеюсь, я не слишком обременю вас своим визитом. Дорога была долгой, и мы с моими людьми были бы рады отдохнуть под вашей гостеприимной кровлей.

— Разумеется, ваше высочество, — я сделала едва заметный жест рукой в сторону входа в замок. — Мой дом — ваш дом. Прошу вас.

Это была протокольная фраза, но в моем исполнении она прозвучала как вызов. Я развернулась первой, не дожидаясь его ответа, и пошла к дверям. Я чувствовала его взгляд у себя на спине. Я слышала, как он отдает тихий приказ своим людям и следует за мной.

Когда массивные двери замка закрылись за его спиной, отрезая нас от двора, я поняла, что игра началась по-настоящему. Волк вошел в овчарню. Он был одет в безупречную шкуру благородства, но я знала, что под ней скрываются клыки. И теперь он был внутри моей крепости. Битва за выживание перешла в самую опасную, ближнюю фазу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ну что ж, вот он, наш «дракон». Какое первое впечатление на вас произвёл принц Александр? Очаровательный и благородный рыцарь, или вы, как и героиня, сразу увидели клыки под этой безупречной улыбкой?

​

Волк вошел в овчарню, и двери за ним закрылись. Начинается самая опасная, ближняя фаза битвы. Подписывайтесь, чтобы не пропустить первый ход в этой смертельной игре!

​

До новой интриги!

Глава 17. Экскурсия для волка

Большой зал Вороньего Утеса встретил нас холодом и гулким эхом. Гидеон постарался на славу: каменные плиты пола были выскоблены добела, а пыль, казалось, не смела оседать на темных дубовых балках под потолком. Но чистота лишь подчеркивала нищету. На стенах, где должны были висеть богатые гобелены, зияли пустые пространства, отмеченные более светлыми прямоугольниками камня. Несколько уцелевших полотен, выцветших и ветхих, выглядели сиротливо. Огромный камин, в котором сейчас весело горели дрова, был единственным источником уюта в этом каменном мешке.

Принц Александр остановился в центре зала, медленно оглядываясь. Его рыцари и слуги остались у входа, создавая почтительную дистанцию.

— Какая… освежающая строгость, — произнес он, и его бархатный голос окутал каждое слово легкой иронией, которую мог бы уловить только тот, кто ее искал. — Ничего лишнего. Все говорит о сосредоточенности на духовном, а не на мирской суете.

Это был первый укол. Он назвал нашу бедность добродетелью, тонко намекая, что прекрасно ее видит.

— Мы скорбим, ваше высочество, — ровным голосом ответила я. — Пышность сейчас неуместна.

Я сделала знак своим людям.

— Позвольте представить вам тех, на ком держится порядок в моем доме. Мастер Гидеон, мой управляющий. И сэр Ронан, капитан моей стражи.

Гидеон и Ронан синхронно поклонились. Низко, почтительно, но без тени раболепия. Александр одарил их своей лучезарной улыбкой, но его взгляд был острым и быстрым, как у ястреба, оценивающего добычу. Он задержал его на Ронане на долю секунды дольше.

— Мастер Гидеон, — промурлыкал он. — До меня доходили слухи о вашей мудрости и преданности дому де Валуа. Герцогине повезло иметь такого верного слугу. И вы, сэр Ронан. Ваша работа впечатляет. Я давно не видел такой выправки у гарнизона в провинции.

Они оба молча поклонились снова, не поддаваясь на лесть. Я видела, как легкая тень пробежала по лицу принца. Он ожидал реакции: смущения, гордости, заискивания. Он не получил ничего, кроме безупречной корректности.

— Ваше высочество изволили заметить, что дорога была долгой, — сказала я, беря инициативу в свои руки. — Ваши покои готовы. Но, возможно, сперва вы желаете осмотреть замок?

— О, непременно, — с готовностью согласился он. — Я был бы рад увидеть, как вы справляетесь с бременем власти, выпавшим на ваши хрупкие плечи.

Еще один укол. «Хрупкие плечи». Он продолжал играть свою партию.

— Что ж, следуйте за мной, — я развернулась, не предлагая ему руки, как того требовал бы этикет при общении с дамой. Я была не дамой. Я была правящей герцогиней.

Я повела его по тому же маршруту, по которому сама шла в свой первый инспекционный обход. Но теперь я смотрела на все его глазами. Мы поднялись на стену. Внизу, во дворе, Ронан, как мы и договорились, проводил смену караула. Все было отработано до мелочей: четкие команды, слаженные движения, бряцание оружия. Это было похоже на хорошо поставленный танец смерти.

— Впечатляет, — произнес Александр, стоя рядом со мной и глядя вниз. Ветер трепал его золотые волосы. — Это свидетельство вашей несгибаемой воли, герцогиня. Создать такой порядок из того… хаоса, о котором мне так много рассказывали.

Он закинул наживку. Он прямо говорил, что знает о недавнем прошлом, и ждал, что я начну оправдываться или отрицать.

— Я требую от своих людей лишь одного, ваше высочество, — ответила я, глядя прямо перед собой на серый горизонт. — Исполнения долга. Трудности — не повод для расхлябанности.

Мы спустились и пошли по коридорам. Он отмечал все: чистоту полов, отсутствие паутины, даже тот факт, что немногочисленные факелы в настенных креплениях горели ровно и не коптили.

— Ваши слуги весьма усердны, — заметил он. Затем его тон изменился, стал мягким, почти интимным. Он чуть замедлил шаг, заставляя меня сделать то же самое. — Вы не должны перенапрягаться, герцогиня. Скорбь — тяжелое бремя, а государственные заботы многочисленны. У вас верные люди, но вы не должны забывать, что всегда можете опереться на поддержку вашего короля… и вашего будущего короля.

Это уже было не просто предложение помощи. Это была прямая вербовка в слабость. Он предлагал мне роль беспомощной женщины, нуждающейся в сильном мужском плече. Роль, которая привела бы меня прямиком в его ловушку.

— Работа правителя — лучшее лекарство от скорби, ваше высочество, — парировала я, ускоряя шаг. — Она не оставляет времени на праздность.

Мы проходили мимо большого гобелена, изображавшего генеалогическое древо дома де Валуа. Александр резко остановился, заставив и меня прервать движение. Он указал на один из гербов в сложном переплетении ветвей.

— Ах, герб баронов де Креси. Древний и верный род. Скажите, герцогиня, как складываются ваши отношения с ними? Я слышал, их земли граничат со спорным Арденнским лесом.

Тест. Он нанес удар, когда я меньше всего этого ожидала. Это был узкоспециализированный вопрос, ответ на который требовал знания местной политики и географии. Скорбящая, безутешная вдова, поглощенная своими страданиями, не должна была этого знать.

Но я знала. Бессонные ночи в библиотеке не прошли даром.

— Барон де Креси — верный вассал короны и моего дома, ваше высочество, — ответила я ровным, холодным тоном. — Его последний денежный взнос в мою казну был уплачен в срок, а его люди исправно несут пограничную службу. Что же до леса, то наши древние хартии, подписанные еще вашим прадедом, королем Людовиком, недвусмысленно определяют эту границу. Там нечего оспаривать. Любые слухи об этом — не более чем пустая болтовня.

Мой ответ был безупречен. Факты, уверенность, ссылка на королевский авторитет. Я видела, как он на мгновение замер. Его идеальная улыбка не дрогнула, но что-то изменилось в его глазах. На долю секунды теплота и сочувствие исчезли, и я увидела за ними холодный, острый, как льдинка, блеск чистого расчета. Это было оно. Трещина в маске. Он понял, что я не та, за кого он меня принимал. Он понял, что я готовилась.

— Разумеется, — его голос остался таким же бархатным, но я услышала в нем новую, едва заметную нотку. — Как глупо с моей стороны слушать досужие сплетни. Я рад слышать, что в ваших землях царит такой же порядок, как и в вашем замке.

Он снова улыбнулся, и теплота вернулась в его взгляд. Маска снова была на месте, но я уже знала, что под ней скрывается.

Экскурсия подходила к концу. Мы вернулись в Большой зал. Напряжение между нами стало почти физически ощутимым.

— У вас прекрасно устроенный дом, герцогиня, — сказал он, нарушая молчание. — Я с нетерпением жду продолжения нашей беседы за ужином. Уверен, ваши повара так же усердны, как и ваши солдаты.

Еще один укол, на этот раз нацеленный на нашу бедную кухню.

— Наша еда проста, ваше высочество, но честна, — ответила я, принимая вызов. — Уверена, она не покажется вам лишенной… вкуса.

Я сделала легкий поклон.

— А сейчас, если вы позволите, я оставлю вас на попечение мастера Гидеона. Мне нужно проследить за последними приготовлениями к трапезе. Герцогство де Валуа должно оказать должный прием наследному принцу.

Это был мой ход. Я вежливо выпроваживала его, показывая, что у меня есть дела поважнее, чем развлекать его светской беседой. Я была хозяйкой, а он — гостем, и я устанавливала правила.

Я развернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Я чувствовала на спине его взгляд, тяжелый и внимательный.

Когда я была уже у выхода из зала, я все же позволила себе бросить короткий взгляд через плечо. Он стоял посреди моего холодного, пустого зала, и его улыбка исчезла. Он больше не был сказочным принцем. Он был хищником, который попал на незнакомую территорию и понял, что жертва, за которой он пришел, отрастила клыки.

Первый раунд остался за мной. Но я знала, что ночь будет долгой, а ужин — еще одним полем битвы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Какая напряженная экскурсия! Какой момент в этой словесной дуэли заставил вас затаить дыхание сильнее всего: коварный вопрос принца о бароне де Креси или безупречный, холодный ответ Изабеллы, который заставил его «маску» треснуть?

​

Первый раунд остался за нашей герцогиней, но ночь будет долгой, а ужин — новым полем битвы. Подписывайтесь, чтобы узнать, какой следующий ход сделает принц!

​

С верой в ваш острый ум, ваша Лиана.

Глава 18. Щит из пепла

Ужин был накрыт в Большом зале. По моему приказу, длинный дубовый стол, способный вместить сотню гостей, был сервирован лишь с одного конца. Это создавало странное, двойственное ощущение: с одной стороны, подчеркивало интимность момента, с другой — еще сильнее акцентировало огромную, гулкую пустоту зала. Мы были лишь горсткой людей в океане холодного камня и теней, которые отбрасывали свечи в массивных канделябрах.

Я заняла свое место во главе стола. Принц Александр сел по правую руку от меня. Напротив разместились двое его рыцарей — молчаливые, лощеные мужчины с одинаково вежливыми и непроницаемыми лицами. Чуть поодаль сидели Гидеон и Ронан. Их присутствие было не просто данью этикету. Они были моими секундантами в этой незримой дуэли, молчаливой демонстрацией того, что я не одна.

Слуги, обученные Гидеоном, двигались бесшумно и слаженно, поднося первое блюдо. Это была простая, но густая и ароматная чечевичная похлебка. Наша «честная еда».

Александр попробовал ложку, и на его лице отразилось одобрение.

— Восхитительно, — произнес он. — Простая, сильная пища. Она согревает не только тело, но и душу. В столице мы слишком увлеклись изысками, которые радуют глаз, но оставляют желудок пустым. Вы мудры в своей простоте, герцогиня.

Комплимент был безупречен, но я уловила в нем скрытый смысл. Он снова подчеркивал нашу провинциальность, нашу оторванность от столичной утонченности.

— Я рада, что вам по вкусу, ваше высочество, — ответила я. — В наших суровых краях еда — это в первую очередь топливо для жизни, а не развлечение.

Он улыбнулся, принимая мой ответ.

— Кстати о развлечениях. До меня дошли слухи о новом поэте, который произвел фурор при дворе. Некий мессир Жофре. Его сонеты о бренности бытия и вечной красоте идеала заставляют плакать даже самых закоренелых циников. Вам доводилось читать его?

Он перешел в атаку на новом поле. Культура. Он пытался поймать меня на невежестве, показать, что я — всего лишь необразованная провинциалка, далекая от интеллектуальной жизни столицы.

— К сожалению, у меня было мало времени для изучения современной поэзии, — спокойно ответила я, делая еще один глоток похлебки. — Мои дни посвящены изучению трудов более старых авторов. Таких, как философ Платон, например. Его рассуждения об идеальном государстве, управляемом не эмоциями, а разумом и справедливостью, кажутся мне куда более актуальными для правителя, чем стенания о бренности бытия.

Брови Александра чуть заметно приподнялись. Это был первый раз, когда я увидела на его лице искреннее удивление. Он не ожидал от меня ссылки на классическую философию. Книги из библиотеки Людовика Мудрого снова сослужили мне добрую службу.

— Поразительная глубина мысли, герцогиня, — сказал он, и на этот раз в его голосе прозвучала нотка неподдельного интереса. — Вы правы. Долг правителя превыше мимолетных веяний моды.

Сменили блюда. На стол подали запеченную курицу с травами и корнеплодами. Просто, сытно, без изысков.

Принц сменил тему, перейдя к политике.

— Здоровье моего отца, короля, увы, уже не то, что прежде, — начал он с подобающей сыновней скорбью. — Королевство нуждается в сильных руках, в единстве. Особенно сейчас, когда северные варвары снова проявляют активность на границах. Любая внутренняя нестабильность, любая слабая вотчина — это брешь в нашей общей обороне.

Это была уже не просто светская беседа. Это была завуалированная угроза. Он говорил о моем герцогстве как о потенциальной «слабой вотчине».

— Верность дома де Валуа короне незыблема со времен основания этого королевства, — твердо ответила я. — Мои люди, может, и небогаты, но они знают свой долг. Сэр Ронан держит границу на Вороньем перевале под строгим контролем. Ни один варвар не пройдет. А что до внутренней стабильности, то она зиждется на нерушимости древних законов и хартий, дарованных вашими предками своим вассалам. Пока эти законы уважаются, королевство будет прочным.

Я снова парировала его выпад, апеллируя к традициям и закону — тому, против чего он, как наследный принц, не мог возразить публично.

Наконец, когда слуги наполнили наши кубки вином, он перешел к главному. Он подался вперед, и его лицо приняло самое серьезное и заботливое выражение.

— Герцогиня… Изабелла. Позвольте мне говорить с вами не как принц с вассалом, а как мужчина с женщиной, чья судьба мне небезразлична. — Его голос стал тише, интимнее. — Я вижу ваш порядок, я вижу вашу силу воли. Но я вижу и ваше одиночество. Герцогству нужен не только правитель. Ему нужен наследник. Дому де Валуа нужно будущее. Ваше положение, увы, уязвимо. Одинокая женщина во главе стратегически важной земли — это соблазн для многих. Для алчных соседей, для неверных вассалов.

Он сделал паузу, давая мне осознать всю глубину угрозы.

— Мое предложение, которое я осмелился сделать вам в письме, было продиктовано не только политической необходимостью, но и искренним беспокойством о вас и вашей безопасности. Союз с королевским домом навсегда защитит вас и ваши земли. Он принесет стабильность, процветание и, смею надеяться, со временем — и личное счастье.

Вот он. Удар был нанесен. Прямо, без обиняков, под прикрытием заботы и государственных интересов. Он предлагал мне сдаться.

Я медленно поставила свой кубок на стол. Все взгляды были прикованы ко мне. Я чувствовала, как напряглись Ронан и Гидеон.

Я подняла глаза на принца. На моем лице не было ни гнева, ни смущения. Только бесконечная, всепоглощающая скорбь.

— Ваше высочество безмерно добры и дальновидны, думая о будущем моего дома, — начала я тихим, но отчетливым голосом. — Но мое собственное будущее неразрывно связано с прошлым. Мой покойный супруг, герцог Жерар, возможно, не был великим воином, но он был благочестивым и добрым человеком. И мой первый и главный долг как его вдовы — почтить его память так, как он того заслуживает.

Я говорила медленно, взвешивая каждое слово, вкладывая в него всю силу своего актерского таланта, отточенного годами общения с самыми сложными пациентами.

— Поэтому, ваше высочество, я приняла решение. Я объявляю официальный, строгий траур по моему мужу сроком в два года.

Я видела, как Александр нахмурился, еще не до конца понимая, к чему я веду.

— В течение этих двух лет, — продолжала я, и в моем голосе зазвенела сталь благочестия, — мои дни будут посвящены молитвам о душе покойного герцога и управлению этими землями во имя сохранения его наследия. Я не буду посещать балы и празднества. Я не надену ярких одежд. И, разумеется, — я сделала особую паузу, — я не смогу принять ни одного предложения о браке или даже помыслить о нем. Сделать это означало бы нанести страшное оскорбление памяти моего мужа и совершить грех перед богами. Мое сердце и моя судьба на эти два года принадлежат только ему.

За столом воцарилась мертвая тишина. Я сделала свой ход. И это был шах и мат.

Мой отказ был безупречен. Он был облечен в форму высшей добродетели. Он апеллировал к благочестию, к супружескому долгу, к традициям. Оспорить его — означало выставить себя бессердечным, нечестивым грубияном, который не уважает ни память мертвых, ни горе вдовы. Александр, который так старательно строил образ идеального, добродетельного рыцаря, был пойман в свою же ловушку.

Я смотрела на него и видела, как он борется с собой. Его лицо на мгновение застыло, улыбка исчезла. И в эту долю секунды я увидела все: холодную, бешеную ярость в его синих глазах. Это была злость хищника, у которого добыча не просто вырвалась, а еще и захлопнула перед его носом стальную дверь. Он пришел сюда, чтобы закрепить помолвку или найти повод для опеки, а вместо этого получил два года полного и безоговорочного моратория.

Он справился с собой почти мгновенно. Маска вернулась на место. На его губах снова появилась улыбка, на этот раз — полная понимания и сочувствия.

— Герцогиня… — его голос был преисполнен уважения. — Ваша набожность и преданность вызывают лишь восхищение. Я… я преклоняюсь перед вашей силой духа. Прошу простить мою бестактность. Разумеется, я понимаю и принимаю ваше решение.

Остаток ужина прошел в натянутой, почти ледяной атмосфере формальных любезностей. Мы говорили о погоде, об урожае, о какой-то нейтральной чепухе. Главная битва вечера была окончена.

Когда трапеза завершилась, и мы поднялись из-за стола, Александр поклонился мне. Его поклон был безупречен, улыбка — ослепительна. Но его глаза были холодны, как зимняя ночь.

— Пусть ваш траур принесет вам утешение, герцогиня. Вы… дали мне о многом поразмыслить.

Он удалился в отведенные ему покои в сопровождении своих рыцарей.

Я осталась стоять посреди пустого зала, чувствуя, как отступает колоссальное напряжение, оставляя после себя звенящую слабость.

Я выиграла. Я отбила его главный удар и купила себе два года времени. Два года! Это была целая вечность.

Но, глядя в спину удаляющемуся принцу, я понимала, что эта победа дорого мне обойдется. Я не просто отказала ему. Я унизила его, выставив дураком. Я показала ему свою силу. И теперь его холодный политический расчет, скорее всего, превратился в личную, ядовитую ненависть.

Опасность не миновала. Она просто сменила облик, став еще более коварной и непредсказуемой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Шах и мат! Какой блестящий, безупречный ход с объявлением траура. Как вы считаете, это был гениальный экспромт, рождённый в пылу битвы, заранее заготовленный план или единственно возможный ответ в этой ситуации?

​

Она выиграла себе два года времени, но взамен получила личную ненависть принца. Опасность не миновала, она просто затаилась. Подписывайтесь, чтобы узнать, каким будет следующий, более коварный ход проигравшего хищника!

​

До новой интриги!

Глава 19. Подарок принца

Отъезд принца был обставлен с той же безупречной вежливостью, что и его прибытие. Утром следующего дня он и его свита собрались во внутреннем дворе. Лошади были оседланы, доспехи сияли. Александр был само очарование. Он поблагодарил меня за гостеприимство, пожелал мне утешения в моей скорби и заверил, что доложит королю о превосходном порядке, царящем в моих землях. Каждое слово было выверено и отточено.

Я стояла на крыльце, окруженная своим маленьким «двором» — Гидеоном и Ронаном, — и принимала его любезности с той же ледяной формальностью. Мы были похожи на двух монархов, подписывающих мирный договор после кровопролитной войны.

— Пусть боги хранят вас на вашем пути, ваше высочество, — произнесла я положенную по этикету фразу.

Его синие глаза встретились с моими. В них не было и тени вчерашней ярости. Только вежливая, светская теплота. Но под ней я чувствовала холод. Холод обещания.

— И пусть они даруют вам сил в вашем благочестивом уединении, герцогиня, — ответил он. — Вы… дали мне о многом поразмыслить.

Он вскочил в седло, отсалютовал мне легким кивком и, развернув коня, направился к воротам. Его свита последовала за ним. Когда тяжелые ворота Вороньего Утеса закрылись за последним всадником, мне показалось, что весь замок выдохнул. Напряжение, державшее нас в тисках последние двое суток, наконец спало.

Я немедленно вернулась в библиотеку, мои верные соратники последовали за мной. Как только дверь закрылась, сэр Ронан не выдержал.

— Клянусь сталью, ваша светлость, — выдохнул он, и на его суровом лице впервые появилось нечто похожее на улыбку. — Вы сражались с ним, как лев с драконом. И вы победили. Два года! Вы выиграли нам два года!

Гидеон, обычно такой сдержанный, согласно закивал, его глаза блестели.

— Ваша светлость, я… я никогда не видел, чтобы кто-то так говорил с принцем. Ваша ссылка на траур… это был гениальный ход. Он был обезоружен.

Я опустилась в свое кресло, чувствуя, как уходит напряжение, оставляя после себя свинцовую усталость.

— Не обольщайтесь, — сказала я, и мой голос прозвучал резче, чем я хотела. — Мы не победили. Мы лишь отбили первую атаку. И мы не выиграли два года мира. Мы выиграли два года на подготовку к войне. Он уехал не впечатленный моим благочестием, а взбешенный моим непокорством. Он искал слабую, сломленную женщину, а нашел… сопротивление. И он этого не простит.

Мои слова остудили их радость.

— Он будет искать другой способ уничтожить нас, — продолжила я. — Более тонкий. Более коварный. Он понял, что прямой шантаж и угроза силой не сработали. Теперь он будет действовать хитростью.

Следующие два дня были похожи на передышку после тяжелого боя. В замке царила почти праздничная атмосфера. Солдаты маршировали с удвоенной энергией, слуги работали с улыбками на лицах. Победа, даже такая хрупкая, окрыляла. Я использовала это время, чтобы закрепить наши успехи. Мы с Гидеоном и Эларой окончательно утвердили план аптекарского огорода. С Ронаном я разработала новый график патрулирования границ. Жизнь входила в колею. Я почти позволила себе поверить, что у нас действительно есть эти два года.

На третий день после отъезда принца прибыл новый гонец. Снова всадник в королевской ливрее. На этот раз его появление не вызвало паники. Скорее, настороженное любопытство. Его привели ко мне в библиотеку, где я, по уже сложившейся традиции, работала в окружении своих советников. Гонец передал мне свиток, скрепленный личной печатью принца Александра.

Я сломала печать. Внутри был все тот же изящный, каллиграфический почерк. Я начала читать вслух, и с каждым словом ледяное кольцо страха снова сжималось вокруг моего сердца.

«Моя дорогая герцогиня, — начиналось письмо. — Дни, проведенные в вашем замке, оставили в моей душе неизгладимое впечатление. Ваша глубокая набожность и решение посвятить себя строгому трауру тронули меня до глубины души и заставили еще больше беспокоиться о вас».

Я сделала паузу, встретившись взглядом с Гидеоном. Мы оба понимали, что за этими медовыми словами скрывается яд.

«Столь сильное горе, — продолжала я читать, — может быть тяжким испытанием для духа, столь хрупкого после ужасной трагедии, постигшей вас. Благочестие, доведенное до крайности, порой открывает душу для влияний, с которыми трудно бороться в одиночку. Посему, в знак моей глубочайшей и искренней заботы о вашем благополучии, я испросил у его величества короля дозволения направить к вам его личного духовного советника, великого Архимага Кассиана».

При слове «Архимаг» Гидеон побледнел, а Ронан инстинктивно положил руку на эфес меча — бесполезный, символический жест.

«Архимаг Кассиан, — я дочитывала письмо, и мой собственный голос казался мне чужим, — мудрейший и просвещеннейший муж нашего королевства. Он прибудет в Вороний Утес в ближайшее время, дабы принести вам духовное утешение, провести душеспасительные беседы и увериться, что никакие темные влияния не тревожат скорбящую душу благородной вдовы и не бросают тень на славный дом де Валуа. Примите его как моего личного посланника и как знак моей неустанной заботы о вас».

Я опустила пергамент. В комнате стояла такая тишина, что было слышно, как потрескивают угли в камине.

Подарок принца. Его ответный ход. И он был воистину дьявольским.

— Инквизиция, — глухо произнес Ронан. — Он присылает к нам инквизитора под видом утешителя.

— Хуже, — прошептал Гидеон, его лицо стало серым. — Он присылает мага. Архимага. Их сила… их власть почти безгранична. Они видят то, что скрыто от глаз простых смертных.

Я поняла весь ужас этого хода. Александр не смог уличить меня в некомпетентности. Тогда он решил обвинить меня в безумии или, что еще страшнее, в колдовстве. Резкие перемены в моем поведении, моя внезапная деловитость, мои странные для этого мира идеи — все это можно было истолковать как признак одержимости, дурного влияния. И кто может это проверить лучше, чем Архимаг?

И тут меня накрыла волна настоящего, первобытного ужаса. Не страх перед интригами, не боязнь смерти от яда. Это был страх перед неизведанным. Я — женщина науки, психолог, привыкшая к логике и материальному миру. Та книга о «эфирных искусствах», которую я презрительно отложила в сторону… что, если все это правда? Что, если этот Кассиан — не просто умный политик или священник, а настоящий маг? Что, если он сможет посмотреть на меня и увидеть… не Изабеллу? Увидеть чужую душу в этом теле? Осознать меня как «аномалию»?

От этой мысли у меня перехватило дыхание. Все мои уловки, вся моя игра были рассчитаны на людей. Но как играть против того, чьи правила тебе неизвестны? Как обмануть магию?

— Что же нам делать, ваша светлость? — голос Гидеона был полон отчаяния. — Против магии нет ни стен, ни мечей. Если он решит объявить вас одержимой, никто в королевстве не посмеет ему перечить.

Он задал вопрос, который эхом отдавался в моей собственной голове. Что делать? Я смотрела на своих верных союзников, на их испуганные, растерянные лица, и впервые за все это время у меня не было ответа.

Я выиграла битву у принца. Но теперь он посылал ко мне своего колдуна. Он менял поле боя, перенося его из мира политики и экономики в мир, о котором я не знала ровным счетом ничего.

И я была совершенно, до ужаса не готова к этой новой войне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Принц полностью сменил поле боя. Теперь это не политика, а магия, не интриги, а инквизиция. И теперь главный вопрос: что, по-вашему, страшнее для нашей героини — коварный ум принца или всевидящий взгляд Архимага, который может заглянуть ей в душу?

​

Игра в престолы только что превратилась в игру с магией. Как обмануть того, кто видит правду насквозь? Подписывайтесь, чтобы узнать, как Изабелла встретит этот новый вызов!

​

До новой интриги!

Глава 20. Законы магии

Когда гонец с письмом принца удалился, в библиотеке повисла тишина, куда более тяжелая и гнетущая, чем прежде. Страх, который мы испытывали перед визитом Александра, был страхом перед известной угрозой — перед политическими интригами, шантажом, силой. Это был мир, который, пусть и с трудом, я могла понять и проанализировать. Но сейчас принц нанес удар из-за пределов этого мира. Он вывел на доску фигуру, которая играла по совершенно иным правилам.

— Что же нам делать, ваша светлость? — повторил Гидеон, и в его голосе звучало отчаяние старика, столкнувшегося с необъяснимым. — Против магии нет ни стен, ни мечей.

Ронан молча стискивал эфес меча, и я видела в его глазах то же бессилие. Он был воином, готовым встретить любую армию, но как сражаться с тенью? С силой, способной, по легендам, испепелять людей одним словом?

Их страх эхом отдавался в моей собственной душе. Я, Анна, женщина логики и науки, столкнулась с тем, что мой мозг отказывался принимать. Магия. Слово, которое я знала по сказкам и тому самому роману, который забросил меня сюда, теперь стало реальной, смертельной угрозой.

Паника подступала к горлу холодной, тошнотворной волной. Но годы практики научили меня одному: паника — это враг. Это туман, в котором теряется способность мыслить. Я заставила себя сделать глубокий вдох.

— Страх — это реакция на неизвестность, — произнесла я медленно, скорее для себя, чем для них. — Значит, чтобы побороть страх, нам нужно сделать неизвестное известным.

Я резко встала и подошла к стеллажам в дальнем, самом темном углу библиотеки. Туда, куда я засунула ту странную книгу, найденную в первый день. Мои пальцы, покрывшись пылью, нащупали знакомый корешок. «Введение в эфирные искусства». Я принесла фолиант на стол и с силой опустила его, отчего с обложки поднялось облачко пыли.

— Вот наш враг, — сказала я, указывая на книгу. — И вот наше единственное оружие. Мы не можем сразиться с магией. Но мы можем попытаться ее понять.

Следующие два дня библиотека превратилась в келью алхимика. Я почти не спала и не ела, заставляя Лину приносить мне еду прямо к столу. Гидеон и Ронан приходили с докладами о текущих делах — расчистке сада, тренировках гарнизона, — но я слушала их вполуха. Все мое существо было поглощено чтением.

Текст был невероятно сложным. Это не было собранием заклинаний или рецептов зелий. Это был сухой, академический трактат, написанный неизвестным автором много веков назад. Он описывал магию не как чудо, а как точную, хотя и малоизученную, науку. Автор утверждал, что наш мир пронизан невидимыми потоками энергии, которые он называл «эфиром». А маги — это люди, от рождения наделенные способностью чувствовать эти потоки и, после долгих лет тренировок, влиять на них силой своей воли и разума.

Чем больше я читала, тем сильнее становился мой страх, но он менял свою природу. Из иррационального ужаса он превращался в холодную, расчетливую тревогу. Я узнала, что маги могут «ощущать» живых существ, их эмоции, их намерения. В книге это называлось «эмоциональным резонансом». Особенно сильные маги, Архимаги, могли уловить фальшь в словах человека не по интонации или мимике, а по «диссонансу в его эфирном следе».

Лгать такому человеку было равносильно самоубийству.

Но самой страшной была последняя глава. Она называлась «О природе души и ее эманациях». Автор туманно рассуждал о том, что душа каждого живого существа обладает уникальной «вибрацией», «подписью». И что теоретически, самый могущественный маг мог бы отличить одну душу от другой, даже если они находятся в одном и том же теле.

Я закрыла книгу. Руки у меня были ледяными. Теоретически. Это слово было моей единственной надеждой.

На третий день я снова собрала свой совет. Мои глаза покраснели от бессонницы, но голова была ясна как никогда.

— Я изучила все, что смогла, — сказала я, указывая на книгу. — И пришла к выводу, что мы не можем обмануть Архимага. По крайней мере, не в прямом смысле. Любая попытка лгать ему будет немедленно раскрыта.

На лицах моих соратников отразилось отчаяние.

— Но, — продолжила я, — мы можем попытаться направить его по ложному пути, используя правду. Прежде чем мы выработаем стратегию, я хочу знать все, что известно о Кассиане, как о человеке. Не как о маге, а как о личности.

Я обратилась к Гидеону. Он был моей связью с большим миром.

— Мастер Гидеон, что говорят о нем при дворе? Он человек принца?

Управляющий надолго задумался, перебирая в памяти слухи и факты.

— Нет, ваша светлость. В этом вся странность. Архимаг Кассиан никогда не был замечен в придворных интригах. Он не принадлежит ни к одной из фракций. Он занимает пост советника короля, но появляется при дворе редко. Говорят, он проводит большую часть времени в своей башне, в Королевской Академии, среди книг и древних артефактов. Он ученый. Исследователь. Его считают самым могущественным магом королевства, но при этом самым нелюдимым. Говорят, он служит не королю и не принцу, а знанию и истине. Он холоден, логичен и презирает ложь больше всего на свете.

Эта информация была лучом света во тьме. Ученый. Логик. Искатель истины. Это был не фанатичный инквизитор и не цепной пес Александра. Это был совершенно другой тип личности.

— А что говорят солдаты? — спросила я у Ронана.

— Солдаты, ваша светлость, рассказывают байки, — хмуро ответил капитан. — О том, как в прошлой войне с северянами он в одиночку сжег осадную башню взглядом. О том, как он может остановить стрелу в полете. Мы боимся магов. Мы их уважаем, но не понимаем. Мы просто стараемся держаться от них подальше.

Я сложила все части головоломки вместе. Могущественный, аполитичный, гениальный ученый-маг, который ненавидит ложь и ищет истину, едет ко мне по приказу хитрого, лживого интригана-принца, чтобы найти «темное влияние».

И в этот момент у меня родился план. Отчаянный, безумный, но единственно возможный.

— Мы не будем лгать, — сказала я, и мои советники удивленно посмотрели на меня. — Ложь — это именно то, что он будет искать. И он ее найдет. Вместо этого мы скажем ему правду. Почти всю правду.

Я видела их недоумение.

— Мы не будем отрицать, что я изменилась, — объясняла я, чувствуя, как план обретает плоть. — Наоборот. Мы будем настаивать на этом. Я расскажу ему, что несколько месяцев назад я была на пороге смерти. Что я была тяжело больна. — Это была правда: Изабелла действительно умирала, когда я появилась. — Я расскажу, что эта болезнь, это соприкосновение со смертью, изменило меня. Что я увидела всю пустоту и жестокость своей прошлой жизни и получила второй шанс, чтобы все исправить. Это было… духовное перерождение.

Я смотрела на их лица, видя, как недоумение сменяется медленным пониманием.

— А вы, — я обратилась к ним, — вы будете моими свидетелями. Вы не будете лгать. Вы честно расскажете ему, какой я была раньше — жестокой, эгоистичной, безумной в своем горе. И какой я стала сейчас. Вы расскажете ему обо всем, что мы сделали за последние недели. О выплате жалованья, о планах на будущее, об аптекарском огороде. Ваша искренность будет моим главным доказательством. Он приехал искать темное колдовство, а найдет историю о покаянии и искуплении. Это история, в которую такой человек, как он, может поверить.

Мы проговорили еще час, оттачивая детали. Это был наш единственный шанс. Наша общая легенда, сотканная из правды и умолчаний.

На следующий день, когда мы проводили очередное совещание, в библиотеку вбежала Лина. Ее лицо было бледным.

— Ваша светлость… Всадник у ворот. Один. Он… он не похож ни на рыцаря, ни на гонца.

Я встала. Сердце пропустило удар.

— Он в черном? — спросила я.

— Да, ваша светлость. Во всем черном. И у него… странные глаза.

Я знала, кто это.

Я медленно подошла к столу и закрыла толстый том «Эфирных искусств». Мои исследования закончились. Начинался экзамен.

— Проводите его сюда, — сказала я.

Я посмотрела на Гидеона и Ронана. Они поднялись и встали по обе стороны от меня. Мы были готовы. Так готовы, как только могли быть.

Я ждала, глядя на дверь. Я не знала, что увижу. Монстра? Старца? Но я точно знала одно: человек, который сейчас войдет в эту дверь, будет самой большой угрозой и, возможно, единственной надеждой в моей новой, невозможной жизни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

​«Мы скажем ему правду. Почти всю правду». Какой невероятно смелый и рискованный план! Как вы думаете, это гениальная стратегия, которая превратит беспристрастного мага-учёного в союзника, или отчаянная авантюра, которую он раскусит в первую же минуту?

​

Экзамен начинается. Ставки высоки как никогда. Чтобы узнать, сработает ли их «легенда», сотканная из правды и умолчаний, подписывайтесь и делитесь своими прогнозами!

​

С верой в ваш острый ум, ваша Лиана.

Глава 21. Архимаг

Дверь в библиотеку отворилась. Лина, бледная как полотно, пролепетала: «Ваша светлость… посланник его высочества», — и отступила в сторону, словно боясь, что тот, кто войдет следом, может испепелить ее на месте.

Человек, перешагнувший порог, не был похож ни на одного из тех, кого я видела в этом мире. Он не обладал ни картинной красотой принца Александра, ни суровой мощью сэра Ронана. Он был… элегантен. Это было первое слово, пришедшее мне на ум. Высокий, стройный, одетый в идеально скроенный дорожный костюм из черного сукна, лишенный всяких украшений. Ему на вид было лет тридцать пять, может, сорок. Темные волосы были тронуты изящной сединой на висках, что лишь добавляло ему аристократичности. Но все это было лишь оправой. Главным в нем были глаза.

Я никогда не видела таких глаз. Они не были ни серыми, ни фиалковыми, а какого-то невозможного, переменчивого оттенка грозового неба, в котором смешались оба эти цвета. И они были невероятно проницательными. Он не просто смотрел, он, казалось, сканировал, анализировал, раскладывал все увиденное на составляющие. В его взгляде не было ни тепла, ни холода. Только спокойное, отстраненное, почти научное любопытство. Он нес с собой не ауру власти, как Александр, а ауру знания. И это было почему-то гораздо страшнее.

Он остановился в нескольких шагах от стола, и его взгляд скользнул по комнате: по книжным полкам, по огню в камине, по картам на столе. Затем он посмотрел на Гидеона, на Ронана, и, наконец, остановился на мне. Он не улыбался.

— Герцогиня Изабелла де Валуа? — его голос был под стать внешности. Глубокий, спокойный, с безупречной дикцией. Голос ученого или лектора.

— Я, — ответила я, стараясь, чтобы мой собственный голос звучал так же ровно.

— Я — Кассиан, Архимаг Королевской Коллегии, советник его величества, — представился он, ограничившись легким, едва заметным кивком. Это не был поклон вассала своей госпоже. Это был жест вежливости равного к равному. — Я прибыл по просьбе его высочества, принца Александра.

— Принц извещал меня о вашем визите, — сказала я. — Прошу, присаживайтесь, Архимаг. Дорога, должно быть, была утомительной.

Он принял мое предложение и сел в кресло напротив, поставив рядом с собой небольшой дорожный саквояж из темной кожи. Он не выказал ни малейших признаков усталости. Он сидел идеально прямо, и все его существо излучало сосредоточенность.

— Принц в своем письме упоминал о духовном утешении, — я решила взять инициативу на себя, начав с его официальной миссии.

— Принц — политик, — ровным тоном ответил Кассиан, отбрасывая в сторону всю словесную шелуху письма. — Он использует слова, которые наиболее соответствуют ситуации. Моя же задача — не утешать, а понимать. Принц обеспокоен. Он говорит о… разительной перемене, произошедшей с вами. Он опасается дурного влияния или болезни, затронувшей ваш разум. Я здесь, чтобы выяснить природу этой перемены.

Прямо. Безжалостно прямо. Никаких светских реверансов. Он пришел не играть в игры, а проводить исследование. И главным объектом этого исследования была я.

Я глубоко вздохнула, собираясь с духом. План. Нужно было придерживаться плана.

— Принц прав, — сказала я, и от моего признания Гидеон и Ронан, стоявшие за моей спиной, напряглись. — Я изменилась. Кардинально.

Кассиан молча смотрел на меня, ожидая продолжения. Его лицо было абсолютно непроницаемым.

— Несколько недель назад, — начала я свою исповедь, — я была на грани смерти. Мое тело покинуло меня, и я не уверена, что лекари смогли бы найти причину. Я лежала в темноте, в холоде, и чувствовала, как жизнь уходит из меня. И в этот момент, на пороге небытия, я увидела всю свою прошлую жизнь. Я увидела ее такой, какой она была на самом деле. Пустой. Мелочной. Исполненной гнева и жестокости, рожденных из моего собственного горя.

Я говорила тихо, не играя на публику, а словно бы вспоминая что-то очень личное и болезненное.

— Я увидела боль, которую причиняла другим, и поняла, что она — лишь отражение моей собственной. И я взмолилась. Не богам, не высшим силам, а самой себе. Я попросила дать мне еще один шанс. Шанс все исправить. И когда на следующее утро я проснулась, я была жива. Но я была… другой. Та женщина, которой я была раньше, умерла в ту ночь. А я — та, что сидит перед вами, — это все, что от нее осталось. Женщина, которая получила второй шанс и не намерена его упускать.

Я замолчала. В библиотеке стояла звенящая тишина. Кассиан не сводил с меня своих невозможных глаз.

— Интересная метафора, — наконец произнес он. — «Духовное перерождение». Классический феномен, описанный во многих мистических трактатах. Обычно он сопровождается видениями, голосами, пророчествами. У вас было что-то подобное?

Он задавал уточняющие вопросы, как врач, собирающий анамнез.

— Нет, — честно ответила я. — Никаких видений. Только одно-единственное, предельно ясное осознание: я жила неправильно. И если я хочу жить дальше, я должна все изменить.

— И это «изменение» включает в себя внезапно проснувшийся интерес к агрономии, фортификации и управлению финансами? — его голос был бесстрастным, но вопрос был острым. — Это довольно специфические сферы для духовного прозрения. Откуда эти знания?

— Из невежества, — парировала я. — Я осознала, что мое главное преступление — это не только жестокость, но и невежество. Я правила этими землями, ничего о них не зная. Поэтому первым делом я пришла сюда, в библиотеку. И начала читать. Все подряд. Историю, законы, отчеты. Знания, которые я применяю, — не дар свыше. Это результат бессонных ночей, проведенных за этими книгами.

Кассиан перевел взгляд на мой стол, заваленный картами и фолиантами. Затем снова посмотрел на меня. Он медленно подался вперед.

— Посмотрите на меня, герцогиня.

Мое сердце пропустило удар. Вот оно. Проверка. Я заставила себя поднять глаза и встретиться с его взглядом.

В тот же миг я почувствовала это. Легкое, едва ощутимое давление в висках. Не физическое, а какое-то иное. Словно прохладный ветерок проскользнул в самые потаенные уголки моего сознания. Не было боли или страха. Было лишь странное, обнажающее чувство, будто меня изучают под микроскопом. Он не читал мои мысли. Он, казалось, взвешивал мою душу, проверял ее на подлинность.

Я не отводила взгляд. Я не пыталась ничего скрыть. Я сосредоточилась на главной, стержневой эмоции моей легенды — на искреннем желании исправить ошибки и выжить. Я думала о голодных солдатах, о больном мальчике в лекарне, о запущенных полях. Я наполняла себя этой правдой.

Это продолжалось, может быть, секунд десять, но мне они показались вечностью. Затем давление исчезло так же внезапно, как и появилось.

Кассиан откинулся в кресле. Его лицо осталось таким же непроницаемым.

Он повернулся к моим соратникам.

— Мастер Гидеон. Вы служите этому дому сорок лет. Вы подтверждаете слова ее светлости?

— Да, господин Архимаг, — твердо ответил Гидеон. — Я подтверждаю каждое ее слово. Перемена, произошедшая с герцогиней, разительна. Прежде… — он запнулся, подбирая слова, — …прежде замок был погружен во тьму и отчаяние. А теперь у нас снова есть надежда.

— Сэр Ронан?

— Я — солдат, а не философ, — хмуро ответил капитан. — Я не знаю ничего о духовном перерождении. Я знаю лишь, что раньше моя госпожа вела нас всех к гибели. А теперь она ведет нас к выживанию. И я пойду за ней.

Их слова, искренние и простые, были лучшей защитой, на которую я могла рассчитывать.

Кассиан снова посмотрел на меня. Он молчал долго, так долго, что я начала слышать стук собственной крови в ушах.

— Ваша история… — наконец произнес он, медленно подбирая слова, — …последовательна. И показания свидетелей ее подтверждают. Такой феномен, как полная смена личности после травматического опыта, хоть и крайне редок, но теоретически возможен.

Он встал. Я не знала, что это означает. Конец допроса? Приговор?

— Однако, — продолжил он, и мое сердце снова ухнуло вниз, — теория — это одно, а практика — другое. Ваша ситуация представляет значительный научный… и магический интерес.

Он подошел к столу и провел пальцами по обложке книги об «Эфирных искусствах».

— Я вижу, вы пытались найти ответы самостоятельно. Похвальное усердие. Но эта тема слишком сложна для дилетанта.

Он посмотрел на меня, и впервые в его глазах я увидела нечто большее, чем просто любопытство. Это был интерес исследователя, наткнувшегося на уникальный, необъяснимый образец.

— Принц приказал мне удостовериться, что здесь нет темного влияния. На данный момент я его не ощущаю. Но я ощущаю… аномалию. Что-то, что не укладывается в привычные рамки. Поэтому я не могу уехать. С вашего позволения, герцогиня, я останусь в Вороньем Утесе на некоторое время. Чтобы продолжить наши беседы. И чтобы… понаблюдать.

Он закончил. Это был не вопрос, а констатация факта.

Я выдержала его взгляд.

— Вы — гость короля, Архимаг. Мой замок к вашим услугам. Оставайтесь, сколько сочтете нужным.

Он кивнул.

— Благодарю. А теперь, если позволите, я хотел бы отдохнуть с дороги.

Я позвала Лину и приказала проводить Архимага в лучшие гостевые покои.

Когда дверь за ним закрылась, я медленно опустилась в кресло. Ноги меня не держали.

Я выдержала первый допрос. Моя легенда была принята, по крайней мере, на веру. Но я не победила. Я лишь сменила статус. Из подозреваемой в колдовстве я превратилась в объект научного исследования.

И теперь под одной крышей со мной будет жить самый могущественный маг королевства, который будет следить за каждым моим шагом, за каждым моим словом, пытаясь разгадать мою тайну.

Опасность не миновала. Она просто поселилась в соседней комнате.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ну что ж, первый и самый страшный допрос пройден. Как вы оцениваете результат? Это победа, потому что Изабелла избежала прямых обвинений, или поражение, потому что теперь она из подозреваемой превратилась в «объект исследования» под постоянным наблюдением?

​

Опасность не миновала. Она просто поселилась в соседней комнате. Как жить, действовать и плести интриги, когда за каждым твоим шагом следит живой детектор лжи? Подписывайтесь, чтобы узнать!

​

До новой интриги!

Глава 22. Под микроскопом

Жизнь под одной крышей с Архимагом оказалась не похожей ни на что, что я могла себе представить. Я готовилась к постоянным допросам, к магическим ловушкам, к напряженным поединкам воли. Реальность оказалась гораздо более изощренной и изматывающей. Кассиан не стал моим тюремщиком. Он стал моей тенью.

На следующее утро после его прибытия я, полная дурных предчувствий, вошла в библиотеку. И обнаружила, что мое святилище больше не принадлежит мне одной. Он уже был там. За одним из длинных столов, который он, очевидно, выбрал для себя, он сидел в окружении стопки книг, которые, видимо, привез с собой, и был полностью поглощен чтением. Он поднял на меня свои грозовые глаза, молча кивнул в знак приветствия и снова опустил взгляд на страницу. И все.

Так начался наш странный, молчаливый симбиоз. Библиотека превратилась в поле битвы, где оружием служила тишина. Мы проводили здесь часы напролет. Я за своим столом, с картами и отчетами Гидеона. Он — за своим, с древними фолиантами, исписанными на языках, которых я не знала. Единственными звуками были треск огня в камине, шелест переворачиваемых страниц и редкий скрип пера.

Но это была не та умиротворяющая тишина, к которой я привыкла. Я постоянно чувствовала его присутствие. Это было похоже на то, как если бы в комнате с вами сидел леопард. Он может дремать, может вылизывать лапу, но вы ни на секунду не забываете о его когтях и о том, что в любой момент он может прыгнуть. Я была постоянно начеку. Каждое мое движение, каждый жест я невольно оценивала со стороны: не выглядит ли это подозрительно? Не выдает ли это во мне женщину из другого мира? Это было колоссальное, непрерывное психологическое напряжение.

Замок тоже замер. Присутствие Архимага действовало на его обитателей, как удав на кроликов. Слуги, завидев его темную фигуру в коридоре, буквально расплющивались по стенам или ныряли в ближайшие двери. Даже суровый сэр Ронан в его присутствии становился немногословен и напряжен. Кассиан никого не запугивал, он почти ни с кем не разговаривал, но сама аура его силы, его инаковости, создавала вокруг него зону отчуждения. И я, как единственная, кто был вынужден делить с ним пространство, оказалась в этой зоне вместе с ним, еще больше изолированная от остальных.

Наши ежедневные «советы» теперь проходили вполголоса, словно мы были заговорщиками. Гидеон, Ронан и Элара отчитывались мне о проделанной работе, нервно поглядывая на неподвижную фигуру Архимага в другом конце зала. Он, казалось, не обращал на нас никакого внимания, но мы все знали, что он слушает.

Его допросы были такими же непредсказуемыми и тонкими, как его присутствие. Он никогда не нападал в лоб. Он просто вплетал свои вопросы в ткань дня, как ядовитые нити.

Однажды, когда мы молча обедали в почти пустом Большом зале, он вдруг спросил:

— Герцогиня, каково ваше мнение о природе справедливости? Является ли справедливым тот закон, что одинаково карает и богатого, и бедного за одну и ту же кражу? Или справедливость требует учета обстоятельств, толкнувших человека на преступление?

Я чуть не поперхнулась. Мы сидели в средневековом замке, а он задавал мне вопросы из курса философии права. Я лихорадочно соображала, пытаясь сформулировать ответ, который был бы достаточно умен, но не выдавал бы моего современного образа мыслей.

— Закон должен быть един для всех, ваше высочество, — осторожно начала я. — Иначе он перестает быть законом и превращается в предмет торга. Но милосердие — привилегия правителя. Закон выносит приговор, а правитель решает, заслуживает ли осужденный снисхождения. В этом, мне кажется, и заключается истинная справедливость.

Он внимательно выслушал меня, чуть склонив голову набок.

— Интересная точка зрения, — только и сказал он, не выказав ни одобрения, ни осуждения.

Самым трудным был день, когда он заинтересовался моими практическими нововведениями. Он подошел к моему столу, где я как раз рассматривала план будущего аптекарского огорода, нарисованный Гидеоном.

— Трехпольная система севооборота, — произнес он, глядя на мои заметки на полях другого пергамента. — Использование клевера для обогащения почвы. Это весьма прогрессивные агрономические теории. Они описаны в трудах академика Лициния, но считаются слишком сложными и непрактичными для применения в реальном хозяйстве. Где вы столкнулись с этой концепцией, герцогиня?

Сердце ушло в пятки. Я снова попалась. Мои базовые знания из школьного курса истории здесь оказались передовой научной теорией.

— Я не знакома с трудами академика Лициния, — солгала я, надеясь, что он не учует «диссонанс в моем эфирном следе». — Я нашла упоминание о похожем методе в старом альманахе, здесь, в библиотеке. В виде короткой заметки на полях, оставленной каким-то забытым монахом-переписчиком. — Я импровизировала на ходу, отчаянно цепляясь за правдоподобность. — Мне это показалось логичным. В нашем отчаянном положении, Архимаг, мы не можем позволить себе пренебрегать забытой мудростью, даже если она кажется непрактичной. Мы должны пробовать все.

Он долго смотрел на мои заметки, потом на меня. Его грозовые глаза, казалось, пытались просверлить во мне дыру и заглянуть внутрь.

— Поистине удивительное применение найденных знаний, — наконец произнес он. Его голос был абсолютно ровным. Я так и не поняла, поверил он мне или нет.

Так проходили дни. Я жила как под микроскопом. Каждый мой ответ, каждое решение, каждый жест анализировались и взвешивались. Это было невероятно утомительно. Я чувствовала себя канатоходцем, идущим над пропастью, где внизу ждал не просто провал, а полное разоблачение.

Однажды поздним вечером, когда все в замке уже спали, мы остались в библиотеке вдвоем. Огонь в камине почти погас, и лишь несколько свечей на наших столах боролись с темнотой. Я искала нужный мне трактат о налогообложении, который, по каталогу Гидеона, должен был находиться на самой верхней полке. Я приставила к стеллажу шаткую стремянку и, придерживая подолы, полезла наверх.

Книга стояла в самом конце полки. Я тянулась к ней, балансируя на верхней ступеньке, но никак не могла дотянуться. Я уже собиралась сдаться и слезть, как вдруг почувствовала странное. Легкое движение воздуха. Не сквозняк. Что-то иное. Упорядоченное.

Тяжелый фолиант в кожаном переплете плавно выехал с полки, повис на мгновение в воздухе, а затем так же плавно и бесшумно опустился прямо в мои протянутые руки.

Я замерла от неожиданности, сжимая в руках книгу. Я медленно обернулась и посмотрела вниз.

Кассиан сидел за своим столом и даже не поднял головы от своего манускрипта. Он просто сделал едва заметное движение пальцами левой руки. Все. Для него это было так же просто и естественно, как для меня — протянуть руку. Он не демонстрировал силу, не пытался меня впечатлить или напугать. Он просто оказал мне услугу. Мимоходом. Почти машинально.

Я спустилась со стремянки на ватных ногах и подошла к своему столу, так и не сводя с него глаз.

— Спасибо, — прошептала я.

Он наконец поднял на меня взгляд. В полумраке его глаза казались почти черными.

— Лестница неустойчива, — сказал он так, словно объяснял очевидную вещь. — Падение с такой высоты могло бы прервать наши интересные беседы. Было бы досадно.

И он снова вернулся к своему чтению.

Я села, прижимая к себе книгу. Сердце колотилось. Это был первый раз, когда я увидела его магию в действии. И она оказалась не страшной, не разрушительной. Она была… практичной. Элегантной. Это не было действие инквизитора. Это было действие ученого, который убирает с дороги досадное препятствие.

И я поняла, что совершенно ничего не понимаю в этом человеке. Он был моим надзирателем, моим потенциальным палачом. И он только что не дал мне упасть с лестницы. Он был опасной, пугающей, неразрешимой загадкой. И эта загадка, к моему ужасу, начинала меня интриговать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

​Этот жест с книгой... Что это было, по-вашему? Простой и практичный акт вежливости от учёного, тонкая демонстрация силы, чтобы напомнить, кто он, или почти бессознательный намек на то, что он знает гораздо больше, чем показывает?

​

Она больше не просто боится его. Он начал её интриговать. Это меняет всё. Чтобы узнать, к чему приведёт эта опасная игра в молчанку, подписывайтесь на автора!

​

До новой интриги!

Глава 23. Холодное серебро

Прошла неделя с прибытия Архимага. Затем еще одна. Замок привык к его присутствию, как живой организм привыкает к инородному телу: не принимая, но и не отторгая, просто существуя вокруг него с напряженной осторожностью. Наши дни в библиотеке превратились в ритуал. Молчаливое состязание двух умов, разделенных одним столом и целой пропастью мировоззрений. Я изучала свой мир цифр и фактов. Он — свой, мир символов и энергий. И мы оба изучали друг друга.

Я знала, что долго так продолжаться не может. Пассивное наблюдение было не в моем характере. Я навела порядок в замке, обеспечила хрупкую лояльность гарнизона, запустила первые ростки продовольственной и медицинской безопасности. Но все это были лишь временные меры, латание дыр в тонущем корабле. Корабль продолжал тонуть, потому что в его трюме не было главного — денег. Доходов. Наш крошечный запас золота таял с каждым днем.

Однажды утром, изучая в сотый раз карту герцогства, я приняла решение. Мой палец остановился на значке, обозначавшем заброшенные серебряные рудники у подножия Драконьих гор. «Истощены», — гласила пометка в гроссбухе Гидеона. Но что это означало на самом деле? Кто и когда вынес этот вердикт? Я больше не могла верить старым записям и слухам. Я должна была увидеть все своими глазами.

На очередном утреннем «совете» я объявила о своем решении.

— Завтра на рассвете мы выезжаем к старым рудникам. Я хочу лично осмотреть их.

Гидеон встревоженно закряхтел.

— Ваша светлость, это бесполезная затея. Рудники мертвы уже много лет. Там нет ничего, кроме сырости, крыс и призраков былого величия.

— Призраки меня не пугают, мастер Гидеон, — ответила я. — А крысы боятся света. Я хочу понять, почему они мертвы. Сэр Ронан, обеспечьте эскорт. Десять человек. Этого будет достаточно.

Я не обращалась к Кассиану, но чувствовала на себе его внимательный взгляд. Он сам нарушил молчание.

— Весьма любопытное начинание, — произнес он своим ровным, бесстрастным голосом. — Позвольте мне присоединиться к вашей экспедиции. Я должен наблюдать за всеми аспектами вашего… правления.

Его слова прозвучали как приказ, облеченный в форму вежливой просьбы. Я лишь коротко кивнула. Я знала, что он не отпустит меня одну.

На рассвете наш небольшой отряд выехал из ворот Вороньего Утеса. Впереди и позади ехали гвардейцы Ронана — теперь уже не оборванцы, а суровые, подтянутые воины в начищенных доспехах. В центре — я, Гидеон, с трудом державшийся в седле, и Кассиан, чья темная фигура на вороном коне казалась неотъемлемой частью утренних теней.

Впервые я видела земли де Валуа за пределами замковых стен. И зрелище это было удручающим. Мы ехали мимо полей, заросших сорняками, мимо деревень, где из половины труб не шел дым. Редкие крестьяне, попадавшиеся нам на пути, испуганно кланялись и спешили убраться с дороги. Они смотрели не на меня, а на знамя с гербом де Валуа, и в их глазах был не только страх, но и застарелая, глухая обида. Я была их правительницей, но я не была их защитницей. Пока еще.

Кассиан ехал молча, его взгляд, казалось, впитывал все: состояние дороги, качество почвы, выражения лиц крестьян. Он не задавал вопросов. Он собирал данные.

К полудню мы добрались до предгорий. Воздух стал чище и прохладнее. Дорога превратилась в едва заметную тропу, вьющуюся между серыми валунами. Шахтерский поселок, некогда, видимо, бывший шумным и многолюдным, встретил нас мертвой тишиной. Большинство домов были заброшены, их крыши провалились, а в пустых окнах свистел ветер. Лишь у подножия горы, у самого входа в штольню, ютилось несколько жилых хибар.

Нас встретил старик. Сухой, жилистый, с лицом, похожим на потрескавшуюся кору дерева. Его представили как Борина, последнего мастера-рудознатца, который отказался покинуть родные места. Он посмотрел на меня без особого почтения, с глубоко запрятанной враждебностью.

— Приехали посмотреть на нашу могилу, ваша светлость? — хрипло спросил он.

— Я приехала узнать причину смерти, — ответила я.

Он провел нас к главному входу в шахту. Огромная, черная дыра в скале, заваленная у входа гниющими бревнами и ржавым инструментом. Оттуда тянуло холодом и запахом сырой земли.

— Причина проста, — буркнул Борин. — Серебро кончилось. Жила иссякла еще при покойном герцоге Жераре. Мы копали вглубь, мы копали вширь. Пусто. Гора отдала все, что у нее было.

Я задавала вопросы, которые казались мне логичными. О разведочных штреках, о геологических изысканиях. Борин смотрел на меня, как на сумасшедшую.

— Мы копали там, где шла жила, — отвечал он с упрямством человека, знающего свое дело. — Жилы больше нет. Копать нечего.

Я чувствовала, что разговор заходит в тупик. Он был практиком, а не теоретиком. Он знал, как следовать за жилой, но не знал, как искать новую.

И тут вмешался Кассиан. Он все это время молчал, осматривая скалы вокруг входа в шахту, проводя рукой по камням.

— Мастер Борин, — его спокойный голос заставил старика вздрогнуть. — Вы говорите, жила иссякла. Но гора — это не кошель, из которого можно вытрясти все монеты. Она — слоеный пирог.

Он подошел к скальному выступу у самого входа.

— Серебро здесь залегало в кварцевых пластах. Это так?

— Так, — недоверчиво кивнул Борин.

— Но структура самой горы иная. — Кассиан положил ладонь на камень. Я не видела ничего, но почувствовала, как воздух вокруг него на мгновение стал плотнее. — Этот темный, гранитный пласт… он обычно является признаком глубинных залежей железа. И эфирный фон здесь неоднороден. Он… засорен. Шахта не мертва. Она просто спит.

Борин смотрел на Архимага с суеверным ужасом.

— Мы искали серебро, господин маг. Не простое железо. Оно не стоит таких трудов.

— Возможно, — согласился Кассиан. — Но вы искали не там.

Его слова, казалось, задели старика за живое.

— Мы всю жизнь тут работали! — огрызнулся он. — Каждый камень знаем!

— Вы знаете то, что искали, — невозмутимо ответил Кассиан. — Но часто не замечаете того, что лежит прямо у вас под ногами.

Внезапно Борин замолчал. Он нахмурился, что-то вспоминая.

— Был… был один штрек, — проговорил он медленно. — Боковой. Мы его забросили лет десять назад. Там не было серебра. Только красная, твердая, как чертов панцирь, порода. И вода пошла. Мы его затопили и забыли.

Красная порода. Железо.

Во мне вспыхнула догадка.

— Где этот штрек? — спросила я.

— Да вон там, за поворотом, — махнул рукой старик. — Но туда не пройти. Все завалено и затоплено.

Это была не просто догадка. Это была надежда. Первая за все время. Серебро сделало это герцогство богатым, но оно же и погубило его, когда кончилось. Но железо… Железо — это плуги для крестьян. Это мечи для солдат. Это не быстрые деньги, а основа для возрождения.

Обратная дорога в замок прошла в молчании. Но это была уже другая тишина. Не тишина упадка, а тишина обдумывания. В моей голове уже рождался новый, дерзкий план: осушить заброшенный штрек, оценить запасы руды, найти способ возродить рудники. Это была задача на годы, но теперь у меня была цель.

Когда мы уже подъезжали к замку, я поравнялась с Кассианом.

— Благодарю вас за помощь, Архимаг, — сказала я. — Ваш взгляд увидел то, что мы упустили.

Он повернул ко мне голову. В его глазах не было ни тепла, ни насмешки. Только все то же спокойное, исследовательское любопытство.

— Истина часто скрывается под поверхностью, герцогиня, — ответил он. — Чтобы ее найти, нужно лишь знать, где копать. Ваш метод — задавать вопросы, на которые никто не думал отвечать, — не лишен определенной логики.

Это не было комплиментом. Это была констатация факта. Оценка. Он оценивал мой ум, мой подход к решению проблем. И впервые, как мне показалось, эта оценка была не снисходительной.

Он больше не видел во мне только «аномалию», которую нужно изучить. Он начинал видеть во мне коллегу. Другого исследователя, который, как и он, пытается докопаться до истины. Пусть и своими, примитивными, немагическими методами.

И этот едва заметный сдвиг в его отношении был для меня важнее, чем обещание целой горы холодного серебра.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Серебро кончилось, но нашлось железо — основа для возрождения. Что, по-вашему, важнее для будущего герцогства: быстрые деньги, которые давало серебро, или прочный фундамент, который может дать железо? И верите ли вы, что у Изабеллы и её команды получится возродить рудники?

​

У них появилась настоящая, долгосрочная цель! Путь будет трудным, но он ведёт к спасению. Поддержите их в этом начинании лайком и, конечно, подписывайтесь!

​

Спасибо, что проживаете эту историю со мной.

Глава 24. Вода и железо

Возвращение в замок после поездки к рудникам было похоже на возвращение в другой мир. Сам замок не изменился, но изменился воздух в нем. Слухи о нашей экспедиции, очевидно, опередили нас. В глазах слуг, кланявшихся мне в коридорах, я видела уже не только страх и любопытство, но и новый, еле заметный оттенок — ожидание. Я дала им чистоту и порядок. Я дала им надежду на то, что их замок не развалится. Теперь, как я смутно чувствовала, они ждали от меня чего-то большего. Они ждали чуда.

Но я не была чудотворцем. Я была всего лишь женщиной с обрывками знаний из другого мира, пытающейся применить их в реальности, где законы физики были те же, но технологии — на уровне темных веков.

Весь следующий день я провела в библиотеке, но не за чтением, а за рисованием. На большом листе пергамента я пыталась восстановить в памяти школьные уроки физики и истории. Рычаги, блоки, полиспасты. Я рисовала схемы, делала расчеты, снова и снова зачеркивала, пытаясь изобрести то, что давно было изобретено. Проблема была проста и одновременно неразрешима: как поднять огромное количество воды из глубокой шахты, имея в распоряжении только дерево, веревки и мускульную силу?

К вечеру у меня было несколько вариантов, каждый из которых имел свои недостатки. Можно было выстроить живую цепь из людей с ведрами, но это было неэффективно и потребовало бы слишком много рабочих рук. Можно было попытаться построить что-то вроде водяного колеса, но для этого нужна была река у самого входа в шахту, а ее там не было. Оставался один, самый реальный, но и самый сложный в исполнении путь.

На следующее утро я снова собрала свой совет. Гидеон, Ронан и Кассиан, который теперь присутствовал на всех наших встречах по умолчанию, сели за стол.

— Я собрала вас, чтобы обсудить наш следующий шаг, — начала я без предисловий. — Открытие мастера Борина и… проницательность Архимага, — я сделала короткий кивок в сторону Кассиана, — дали нам надежду. Надежду на то, что в затопленном штреке есть железная руда.

— Железо — это кровь королевства, — с одобрением кивнул Ронан. — Это оружие и доспехи для моих людей.

— И плуги с косами для крестьян, — добавил Гидеон. — Это куда важнее. Но, ваша светлость, как вы сами сказали, штрек затоплен. По словам Борина, там воды на многие сажени вглубь. Чтобы осушить его, потребуются месяцы труда и сотни людей. У нас нет ни того, ни другого.

— Верно, — согласилась я. — Если мы будем действовать по-старинке. Но мы не будем.

Я развернула на столе большой лист пергамента, на котором был вычерчен мой финальный проект. Я видела, как мои соратники с недоумением уставились на сложную схему из колес, осей и веревок.

— Что это, ваша светлость? — осторожно спросил Гидеон.

— Это, мастер Гидеон, — машина. Водоподъемная машина.

Я взяла в руки уголек и начала объяснять, как учитель у доски.

— Посмотрите. Здесь, над шахтой, мы строим прочный деревянный ворот. На него мы устанавливаем большой горизонтальный барабан. — Я обвела деталь на чертеже. — Через барабан перекидывается бесконечная цепь или очень длинная веревка, к которой через равные промежутки прикреплены ведра. Нижняя часть цепи опущена в воду.

Я видела, что они все еще не понимают.

— А теперь главное. Ось этого барабана соединена с вертикальным валом. А к этому валу мы припрягаем лошадь. Или двух. Лошадь ходит по кругу, вращая вал. Вал вращает барабан. Барабан тянет цепь. Ведра зачерпывают внизу воду, поднимаются наверх, опрокидываются в специальный желоб и уходят пустыми обратно вниз. Непрерывный процесс. Одна лошадь сможет сделать работу двадцати человек.

Я закончила и посмотрела на их лица. Гидеон смотрел на чертеж с открытым ртом, его лоб покрылся испариной от умственного напряжения. Он пытался осознать эту концепцию. Ронан же, как практичный военный, сразу ухватил суть.

— Сила лошади… умноженная рычагом, — медленно произнес он. — Это… это может сработать.

Но больше всего меня интересовала реакция Кассиана. Он не выказывал удивления. Он рассматривал мой чертеж с тем же холодным, аналитическим интересом, с каким он изучал древние манускрипты.

— Конструкция логична, — произнес он наконец, нарушив молчание. — Принцип непрерывного подъема эффективен. Но у вас есть слабое место.

Он взял уголек и указал на главную ось.

— Барабан и вал. Вы собираетесь делать их из сосны?

— Это самое доступное дерево, — ответил за меня Гидеон.

— И самое непрочное, — возразил Кассиан. — Нагрузка на центральную ось будет колоссальной. Сосна быстро износится, треснет под напряжением. Весь механизм придет в негодность через неделю.

Наступило унылое молчание. Он был прав.

— Вам нужен дуб или, еще лучше, железное дерево, если сможете его найти, — продолжил Архимаг, и я поняла, что он не критикует, а… улучшает мой план. — Особенно для самого вала. Чем тверже и плотнее материал, тем меньше будет трение и потери энергии. При использовании железного дерева эффективность всей машины возрастет процентов на тридцать.

Он говорил на моем языке. На языке логики, физики и эффективности. Он не прибегал к магии. Он использовал знание. В этот момент он перестал быть для меня инквизитором. Он стал инженером. Коллегой.

— Мы найдем железное дерево, — твердо сказал Ронан, глядя на Кассиана с новым уважением. — Я отправлю своих лучших следопытов.

— Хорошо, — кивнула я, чувствуя, как надежда снова наполняет меня. — С материалами решено. Теперь — люди. Нам понадобятся не только солдаты для охраны и тяжелой работы. Нам нужны плотники, кузнецы. Нам нужны рудознатцы. Мастер Гидеон, отправьте весть Борину и другим оставшимся в поселке шахтерам. Предложите им работу. Не барщину, а работу за плату. Едой и долей от будущей добычи, если наше предприятие увенчается успехом.

Гидеон изумленно посмотрел на меня. Платить простолюдинам долей от добычи — это было неслыханно. Но он уже, кажется, перестал удивляться моим странным идеям.

— Они придут, — уверенно сказал он. — Вы дадите им не просто работу. Вы дадите им надежду.

Совещание закончилось. Мои люди, воодушевленные, полные энергии, разошлись выполнять приказы. Мы с Кассианом остались в библиотеке одни. Он вернулся за свой стол, но не взял в руки книгу. Он смотрел на меня.

— Ваш разум работает не так, как у других людей, которых я встречал, герцогиня, — произнес он задумчиво. — Вы видите не просто предметы. Вы видите системы, рычаги, связи между вещами. Это… необычный дар.

Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Он снова анализировал меня.

— Когда теряешь все, ваше высочество, — ответила я, используя свою легенду как щит, — и смотришь в лицо смерти, перспектива меняется. Начинаешь видеть, из каких простых деталей на самом деле состоит мир. И как легко он может сломаться, если одна из этих деталей выйдет из строя. Мой прежний образ мыслей привел это герцогство к руине. Мне пришлось найти новый.

Он долго молчал, обдумывая мои слова.

— «Новый образ мыслей», — повторил он медленно. — Пожалуй, это самое точное определение из всех, что я слышал.

Он встал и подошел к моему столу. Он не смотрел на меня, его взгляд был прикован к чертежу водоподъемной машины.

— Вы создаете не просто механизм для откачки воды, герцогиня, — сказал он тихо. — Вы создаете прецедент. Вы пытаетесь подчинить себе природу не мольбой и не магией, а силой разума и расчета. Это интересный эксперимент. Я буду с интересом наблюдать за его ходом.

Он постоял еще мгновение и, кивнув, вышел из библиотеки, оставив меня одну с моими чертежами.

Я смотрела на сложную схему колес и рычагов. Это был не просто план. Это был символ. Символ моего мира, мира логики и науки, который я пыталась построить посреди этого царства традиций, суеверий и магии.

И теперь рядом со мной был человек, который, казалось, понимал и ценил оба этих мира. Мой инквизитор. Мой надзиратель. А теперь, возможно, и мой первый настоящий научный консультант.

Отношения между нами были все так же опасны и непредсказуемы. Но между нами появилось нечто новое. Тонкая, едва заметная нить общего интеллектуального интереса. И я чувствовала, что эта нить может оказаться прочнее и стали, и магии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

​«Тонкая, едва заметная нить общего интеллектуального интереса». Это открытие, возможно, важнее железной руды. Что, по-вашему, окажется прочнее и важнее для их будущего: эта хрупкая нить уважения или та пропасть мировоззрений и тайн, что их разделяет?

​

Он больше не видит в ней только «аномалию». Он видит в ней коллегу. Эта перемена может изменить всё. Подписывайтесь, чтобы не пропустить развитие их сложнейших отношений!

​

С верой в ваш острый ум, ваша Лиана.

Глава 25. Сердце из дерева и стали

Слова, сказанные в тишине библиотеки, должны были обрести плоть. Теория должна была стать реальностью. И эта реальность пахла свежей стружкой, каменноугольным дымом и потом. На следующую неделю после нашего «инженерного совета» я практически переселилась из замка в шахтерский поселок. Мы разбили там небольшой лагерь. Сэр Ронан обеспечил охрану по периметру, Гидеон организовал подвоз провизии и материалов, а я… я стала главным инженером и прорабом этого сумасшедшего проекта.

Шахтерская деревня преобразилась. Из кладбища надежд она превратилась в гудящий улей. Солдаты, которых Ронан выделил для работ, сменили мечи на топоры и пилы. Под руководством старого Борина, который, несмотря на свой скепсис, не мог упустить шанс снова заняться делом, они валили в лесу деревья, тащили их к шахте и обтесывали, готовя балки для нашей будущей машины. Местная кузница, молчавшая много лет, снова заработала. Дым из ее трубы теперь валил с утра до ночи — кузнец, вернувшийся из соседней деревни, услышав о работе, ковал железные скобы и детали для механизма.

Моим штабом стала старая контора рудознатцев, которую слуги наспех вычистили. На большом столе, где когда-то лежали образцы руды, теперь были разложены мои чертежи. Каждый день начинался с обхода. Я смотрела, как подгоняют бревна, как кузнец работает над деталями, как шахтеры во главе с Борином укрепляют вход в затопленный штрек.

Поначалу ко мне относились с откровенным недоверием. Особенно старый Борин. Он выполнял мои указания, но в каждом его жесте сквозило презрение к «бумажной магии» женщины, которая возомнила себя инженером. Перелом наступил через несколько дней. При установке главной опорной рамы две массивные дубовые балки никак не хотели сходиться под нужным углом. Люди Борина пыхтели, пытались подогнать их силой, ругались, но ничего не получалось.

Я подошла, взяла свой чертеж и кусок угля.

— Мастер Борин, — сказала я, обращаясь к нему с подчеркнутым уважением к его званию. — Проблема не в силе. Проблема в геометрии.

Я начертила на доске простую схему, показав ему, как с помощью отвеса и двух размеченных бечевкой палок можно вычислить точный угол среза. Он смотрел на мои манипуляции с угрюмым недоверием.

— Бабские забавы, — пробурчал он, но, видимо, отчаявшись, все же велел своим людям попробовать.

Когда балки сошлись идеально, до миллиметра, на его морщинистом лице отразилось такое изумление, словно он увидел настоящее колдовство. Он долго смотрел на идеально ровный стык, потом на меня. Он ничего не сказал, но с этого дня его ворчание стало тише, а в вопросах появилось уважение. Я доказала ему, что мой разум — такой же рабочий инструмент, как его кайло.

Кассиан тоже был здесь. Он не вмешивался, большую часть времени проводя в уединении в выделенном ему шатре. Но я знала, что он наблюдает. Иногда я видела его темную фигуру, неподвижно стоящую на склоне холма и смотрящую на нашу стройку. Иногда он подходил к кузнице и подолгу разговаривал с кузнецом о свойствах металлов и температуре закалки. Он не был праздным зрителем. Он был контролером качества.

Однажды вечером, когда я в очередной раз сверяла чертежи, он подошел к моему столу.

— Я видел цепь, которую готовят для ведер, — сказал он без предисловий. — Звенья круглые. Это неэффективно.

Я подняла на него глаза, готовая к очередной загадке.

— При постоянной нагрузке на растяжение, — продолжил он, словно читал лекцию, — круглое звено будет иметь две точки максимального напряжения — в местах изгиба. Это приведет к преждевременному износу металла.

Он взял уголек и начертил рядом с моим кругом вытянутый треугольник со скругленными углами.

— Если звено будет иметь такую форму, нагрузка распределится более равномерно по всей его длине. Прочность цепи возрастет, при том же количестве металла. Простая механика.

Я смотрела на его чертеж, и меня поразила не столько сама идея, сколько тот факт, что он делится ею со мной. Он не просто указал на ошибку. Он предложил решение. Он участвовал.

— Это… гениально, — вырвалось у меня. — Спасибо.

— Логика — не гениальность, а инструмент, — невозмутимо ответил он. — Как и магия. Просто инструменты разной природы.

Он развернулся и ушел, оставив меня размышлять над его словами и вносить изменения в чертежи.

Работа заняла почти три недели. Три недели каторжного труда с утра до заката. Наконец, день испытаний настал.

Машина была готова. Она выглядела громоздкой, неуклюжей, но в ее конструкции чувствовалась скрытая мощь. Огромный ворот из железного дерева, установленный на массивной дубовой раме. Гигантский барабан, обмотанный просмоленной веревкой, к которой была привязана целая гирлянда ведер. Все это соединялось сложной системой валов и шестерен с площадкой, где уже стояли, нервно переступая с ноги на ногу, две самые сильные ломовые лошади из замковых конюшен.

У входа в шахту собрались все. Мои гвардейцы, шахтеры, слуги, пришедшие из замка. Даже матушка Элара была здесь. В воздухе висело напряжение. Люди смотрели на наше творение со смесью надежды и скепсиса. Они вложили в него свой труд, но до конца не верили, что эта гора дерева и железа сможет победить воду, затопившую шахту.

Я стояла на небольшом помосте рядом с Ронаном и Гидеоном. Кассиан стоял чуть поодаль, его лицо было как всегда непроницаемым.

Я посмотрела на Ронана. Он кивнул.

— Начинай! — отдал он команду погонщику.

Солдат щелкнул кнутом. Лошади медленно, с усилием, пошли по кругу. Раздался оглушительный скрип. Дерево застонало, валы пришли в движение. Огромный барабан, протестующе скрипя, начал медленно вращаться. Веревка натянулась, как струна. Гирлянда ведер дрогнула и поползла вниз, исчезая в черной, неподвижной воде затопленного штрека.

Наступила мучительная тишина, нарушаемая лишь скрипом механизма и фырканьем лошадей. Все взгляды были прикованы к зеву шахты.

Прошла минута. Две. Я видела, как по толпе пробежал разочарованный шепот. Неужели не сработало?

И тут из темноты показалось первое ведро. Оно было наполнено до краев черной, застоявшейся водой. Оно медленно поднималось все выше, достигло верхней точки, наклонилось над специально построенным деревянным желобом, и…

Каскад воды с оглушительным плеском обрушился вниз, устремляясь по желобу прочь от шахты.

Следом за первым показалось второе ведро. Потом третье. Четвертое. Машина вошла в ритм. Скрип-стон-плеск. Скрип-стон-плеск. Неуклюже, шумно, но она работала. Она качала воду.

По толпе прокатился вздох облегчения. А затем кто-то один, кажется, один из солдат Ронана, не выдержал и закричал: «Слава герцогине!». Его крик подхватили другие. Сначала неуверенно, потом все громче и громче. Через мгновение весь склон холма ревел, приветствуя нашу победу. Мужчины бросали в воздух шапки, обнимались, хлопали друг друга по плечам.

Я смотрела на них, и комок подступил к горлу. Это была их победа. Победа их труда, их веры. Я лишь дала им чертеж и надежду.

Я посмотрела на своих соратников. Гидеон плакал, не стесняясь, утирая слезы рукавом. Ронан улыбался широкой, счастливой улыбкой. Я обернулась на Кассиана.

Он не улыбался. Он смотрел на ритмично движущийся механизм с напряженным, сосредоточенным выражением лица ученого, наблюдающего за удачным экспериментом. Он поймал мой взгляд. И в его грозовых глазах, на долю секунды, я увидела нечто новое. Не просто интерес. Не просто одобрение. Это было что-то похожее на… восхищение.

Я отвернулась, чувствуя, как вспыхнули щеки.

Я слушала этот звук. Скрип-стон-плеск. Грубая, нескладная музыка. Но для меня она была прекраснее любой симфонии. Это был звук работающей надежды. Это билось новое сердце моего герцогства. Сердце из дерева и стали, которое мы построили все вместе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Какая победа! В этой финальной сцене было столько эмоций. Какой момент тронул вас больше всего: первый каскад воды из ведра, слёзы счастья на лице Гидеона, восторженный крик толпы или этот мимолётный, бесценный взгляд восхищения от Кассиана?

​

Новое сердце герцогства забилось! Это огромный шаг вперёд, но лишь первый на долгом пути. Чтобы стать свидетелем возрождения этих земель, поддержите историю лайком и, конечно, подписывайтесь!

​

Спасибо, что проживаете эту историю со мной.

Глава 26. Разговоры у огня

Машина работала. Днем и ночью. Ее неровный, скрипучий ритм — тяжелый вздох деревянных балок, стон вращающегося ворота, глухой плеск воды — стал новым сердцебиением этих гор. Мы организовали сменную работу: солдаты Ронана отвечали за охрану и смену лошадей, а шахтеры Борина, чьи загрубевшие руки помнили, как обращаться с механизмами, следили за состоянием цепи и ворота.

Каждое утро начиналось с замера уровня воды. Я спускалась к краю шахты вместе с Борином, и он, с помощью длинной веревки с узлами, проверял, насколько отступила вода за ночь. Каждый узелок, показавшийся из темноты, был маленькой победой. Вода уходила медленно, мучительно медленно, но она уходила. И эта зримая, ежедневная победа творила чудеса.

Атмосфера в лагере изменилась. Первоначальная эйфория сменилась уверенной, деловитой рутиной. Шахтеры, еще недавно смотревшие на меня с угрюмым недоверием, теперь встречали меня уважительными кивками. Старый Борин превратился из циничного отшельника в сурового, но гордого начальника производства. Он говорил о машине «мы», словно сам ее изобрел. «Мы сегодня смазали ось, — докладывал он мне. — А завтра надо бы укрепить желоб, больно уж сильно вода бьет». Я стала для них не просто герцогиней. Я стала той, кто вернул им их дело. Их смысл жизни.

Я проводила в лагере большую часть времени, возвращаясь в замок лишь изредка, чтобы проконтролировать другие дела. Мое присутствие здесь было необходимо. Нужно было решать десятки мелких проблем: сломавшийся зубец шестерни, заболевшая лошадь, ссора между солдатом и шахтером из-за порции эля. Я училась быть не только стратегом, но и менеджером, дипломатом, судьей.

Кассиан все так же был рядом. Но его роль неуловимо менялась. Он все еще был наблюдателем, но его наблюдение утратило характер инквизиции. Он больше не задавал мне каверзных вопросов о моем прошлом. Вместо этого мы говорили о настоящем. О прочности дерева, о силе натяжения веревки, о гидравлике. Он оказался кладезем знаний в самых неожиданных областях. Он мог часами рассуждать о кристаллической структуре металлов или о влиянии фаз луны на рост растений в нашем новом огороде. Он был ученым до мозга костей, и моя отчаянная попытка перестроить герцогство на рациональных началах была для него, кажется, увлекательнейшим экспериментом.

Однажды в лагерь прибыл Гидеон. Он привез отчеты из замка и свежую провизию. Вечером, когда мы остались втроем в моей «конторе», он, закончив с официальным докладом, замялся.

— Что-то не так в замке? — спросила я, заметив его колебания.

— Не то чтобы не так, ваша светлость, — вздохнул он. — Порядок, который вы установили, держится. Но… люди расслабились.

Он рассказал, что слуги, избавленные от тирании страха, начали воспринимать мою сдержанность как слабость. Работа стала выполняться не так тщательно. В коридорах все чаще слышался смех и пустая болтовня. Он даже поймал одного из поварят на мелком воровстве — тот пытался утащить домой кусок сыра.

— Я наказал его, разумеется, — закончил Гидеон. — Но это симптом. Они начинают пробовать границы дозволенного. Они перестали бояться. Это хорошо. Но они еще не научились уважать.

Его слова легли на меня тяжелым грузом. Это была проблема, о которой я думала, но которую откладывала. Я не хотела править страхом, как Изабелла. Но как поддерживать дисциплину, не превращаясь в тирана? Где проходит грань между справедливостью и жестокостью в этом суровом мире?

— Я займусь этим, когда мы вернемся, — сказала я, хотя понятия не имела, как именно. — Благодарю за вашу бдительность, мастер Гидеон.

Новость отравляла удовлетворение от успехов на руднике. Вечером, после ухода Гидеона, я не пошла спать. Я вышла из хижины и села у догорающего костра. Небо было ясным, усыпанным яркими, холодными звездами. Вдалеке размеренно стучала наша машина — сердце новой жизни. Но в моей душе царил разлад.

— Вас что-то тревожит, герцогиня.

Голос Кассиана раздался из темноты. Он подошел и сел на бревно напротив, протягивая руки к огню.

— Тревога — постоянная спутница правителя, — уклончиво ответила я.

— Это не тревога за проект, — сказал он с уверенностью человека, который видит больше, чем остальные. — Машина работает. Люди вам верны. Это что-то другое. Ваш эмоциональный фон изменился после визита управляющего.

Я молчала. Спорить с его «чувствами» было бесполезно.

— Это проблема порядка и хаоса, — наконец призналась я, решив, что эта тема достаточно абстрактна для обсуждения с ним. — Как поддерживать порядок, не прибегая к тирании? Как заставить людей следовать правилам не из страха, а из чувства долга?

Он долго смотрел на огонь.

— Вы задаете вечный вопрос, на который нет ответа, — сказал он тихо. — Человеческая природа хаотична. Эмоции, желания, страсти — это силы энтропии. Они всегда стремятся разрушить любой порядок, который разум пытается им навязать.

Он поднял на меня свои странные глаза, в которых отражались отблески пламени.

— Я выбрал свой путь именно поэтому. Я посвятил жизнь изучению магии. Потому что магия, в своей высшей форме, — это торжество порядка. Это система абсолютных, незыблемых законов, управляющих вселенной. Она предсказуема. Логична. Она — полная противоположность хаосу человеческих душ. Я видел в детстве, к каким трагедиям приводят суеверия, ложь, слепая вера. И я решил, что буду доверять только тому, что можно измерить, понять и доказать. Только законам.

Я слушала его, и впервые он говорил не как Архимаг, а как человек. Я увидела за его холодной отстраненностью глубокую, почти философскую причину. Он не был бесчувственным. Он просто нашел убежище от непредсказуемости мира в строгой красоте науки. Его наука была магией, моя — психологией, но в корне мы оба были искателями закономерностей в хаосе.

— Магия — это не чудо, герцогиня, — продолжил он. — Чудо в том, что у вселенной, полной хаоса, вообще есть законы. Постичь их — вот единственная настоящая власть.

— А вы, герцогиня? — он внезапно перевел взгляд на меня, и вопрос его прозвучал неожиданно лично. — От какого хаоса бежали вы, что заставило вас с такой одержимостью цепляться за логику и порядок?

Вопрос был опасен. Он бил в самую суть моей легенды.

Я смотрела на огонь, тщательно подбирая слова.

— Я бежала от хаоса в собственном сердце, Архимаг, — ответила я, и в моем голосе не было ни капли лжи. — Это была тирания горя и гнева, которая разрушала меня и все вокруг. Я поняла, что, только навязав строгий порядок внешнему миру, я смогу обрести хоть какой-то внутренний покой. Мои проекты, мои чертежи, — я горько усмехнулась, — это не столько способ спасти герцогство, сколько способ спасти себя от безумия.

Он слушал меня, и в его взгляде не было ни подозрения, ни жалости. Было лишь глубокое, сосредоточенное внимание.

— Порядок как терапия, — произнес он задумчиво, словно ставя диагноз. — Вы лечите свой внутренний хаос, упорядочивая внешний мир. Интересный подход. Возможно, даже действенный.

Мы еще долго сидели в тишине. Костер догорал. Размеренно стучала вдалеке наша машина. Разговор был окончен. Но я чувствовала, что этой ночью между нами что-то изменилось. Он поделился со мной частью своей философии. Я поделилась с ним частью своей (выдуманной, но эмоционально правдивой) боли. Мы перестали быть просто объектом и исследователем. Мы стали двумя одинокими существами, сидящими у одного костра посреди огромного, хаотичного мира и пытающимися найти в нем свой собственный порядок.

И это странное чувство интеллектуального родства пугало меня едва ли не больше, чем его магия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

​В этой главе Кассиан впервые приоткрыл завесу над своей душой и рассказал, почему выбрал магию. Что вы думаете о его философии? Его стремление к порядку — это мудрость, бегство от хаоса человеческого мира или что-то иное? И поверили ли вы в его искренность?

​

Они поделились частичкой своей боли и своей правды. Эта ночь изменила их отношения навсегда. Чтобы увидеть, к чему приведёт это новое, пугающее интеллектуальное родство, подписывайтесь на автора!

​

Спасибо, что проживаете эту историю со мной.

Глава 27. Железный закон

Прошло почти пять недель с тех пор, как наше неуклюжее творение издало свой первый скрип. Пять недель размеренного, непрерывного сердцебиения машины, выкачивающей воду из недр горы. И вот, в один из сырых, туманных дней, мастер Борин, сияя так, словно нашел не вход в шахту, а врата в рай, доложил:

— Все, ваша светлость. Показался косяк штрека. Вода ушла достаточно, чтобы можно было войти.

Эта новость стала кульминацией всего нашего титанического труда. В тот же час, в сопровождении Ронана, Борина и нескольких шахтеров с факелами, мы с Кассианом приготовились к спуску. Воздух у входа в боковой штрек был холодным и пах вековой сыростью, тиной и мокрым камнем.

Мы вошли внутрь. Стены туннеля были покрыты склизким налетом, с потолка капала вода, а под ногами хлюпала густая грязь. Свет наших факелов вырывал из темноты узкое, уходящее вглубь горы пространство. Мы шли медленно, и напряженная тишина нарушалась лишь нашими шагами и шипением факелов.

— Вот оно, — прохрипел Борин, останавливаясь и поднимая свой факел выше.

Я подошла и посмотрела. И я увидела. Поперек стены туннеля, широкая, почти в локоть толщиной, шла жила. Она не блестела, как серебро. Она была темно-красной, почти черной, с матовым, тяжелым отливом. Она была похожа на застывшую кровь земли.

— Железо, — выдохнул Борин с благоговением.

Кассиан подошел к стене. Он не стал, как я, просто смотреть. Он провел по жиле рукой, затем достал из кармана небольшой, остро заточенный нож и отколол маленький кусочек руды. Он растер его между пальцами, поднес к глазам, затем даже, кажется, понюхал.

— Гематит, — произнес он своим обычным, ровным тоном, но я уловила в нем нотки научного удовлетворения. — С высоким содержанием железа. Очень богатая жила. Она уходит глубоко в гору. Запасов здесь хватит на десятилетия.

Шахтеры за нашей спиной возбужденно зашептались. Десятилетия. Это слово звучало как заклинание. Это была не просто работа. Это была обеспеченная жизнь для них и их детей.

Я посмотрела на Борина. Старый циник плакал. Беззвучно, не утирая слез, которые текли по его морщинистым щекам и терялись в седой бороде.

— Мы спасены, — прошептал он.

Я положила руку ему на плечо.

— Нет, мастер Борин. Мы спасли себя сами.

В тот же день я приняла решение. Первая, самая трудная часть работы была сделана. Мы нашли руду, и у нас был способ осушить шахту до конца. Теперь начинался долгий, монотонный процесс добычи. Это была работа для шахтеров и управляющих, а не для герцогини. Мое место было в замке. Проблемы, о которых докладывал Гидеон, не выходили у меня из головы.

Наше возвращение в Вороний Утес было триумфальным. Нас встречали как героев. Слуги высыпали во двор, и в их глазах я впервые видела не страх или любопытство, а искреннюю, радостную гордость. Новость о железной руде, видимо, уже долетела до замка. Мы привезли с собой не просто победу, а будущее.

Но эйфория быстро прошла. Уже на подходе к замку я заметила то, что резануло глаз. Часовой у ворот, завидев наш отряд, выпрямился слишком поспешно, до этого он лениво опирался на свое копье. Мелочь, но показательная. Войдя в Большой зал, я увидела, что на полу, который еще недавно сиял чистотой, были заметны грязные разводы. А из служебных коридоров доносился не деловитый шум работы, а громкий смех и обрывки разговоров.

Мой замок, мой вычищенный, приведенный в порядок механизм, снова начал давать сбои. Мое долгое отсутствие на рудниках было воспринято как ослабление контроля.

Я была уставшей и злой. Усталость была от долгой дороги и недель напряженной работы. А злость — от разочарования. Я дала им все: надежду, работу, справедливость. А они платили мне расхлябанностью.

Я решила не идти сразу в библиотеку, а пройтись по замку. Без предупреждения. С одной лишь Линой. Я шла по тихим, второстепенным коридорам, и чем дальше, тем сильнее становилось мое раздражение. Вот брошенное на подоконнике ведро. Вот две прачки, увлеченно обсуждающие сплетни вместо того, чтобы нести белье. Я чувствовала себя садовником, который возвращается в свой сад и обнаруживает, что все грядки снова заросли сорняками.

Развязка наступила в крыле, где располагались кладовые. Проходя мимо одной из дверей, я услышала странные звуки. Не разговор. Возню и приглушенное хихиканье.

Я остановилась. Лина за моей спиной испуганно замерла. Я без стука резко толкнула дверь.

Кладовая была заставлена мешками с мукой. И на этих мешках, в весьма недвусмысленной позе, я застала молоденькую служанку из кухни и одного из гвардейцев Ронана, который должен был в это время находиться в карауле.

При виде меня они застыли, как соляные столпы. Их лица исказились от ужаса. На мгновение в комнате воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая лишь их паническим, сбивчивым дыханием.

Во мне вскипела холодная, белая ярость. Это было не просто нарушение. Это была пощечина. Это было прямое и наглое попрание того самого порядка, за который я так боролась.

Я не сказала ни слова. Я молча смотрела на них, и мой взгляд, я думаю, был страшнее любого крика. Затем я развернулась.

— Лина, — мой голос прозвучал тихо и смертельно спокойно. — Проводи этих двоих в малый допросный зал. И немедленно позови туда мастера Гидеона и сэра Ронана.

Через десять минут они стояли передо мной. Двое провинившихся — на коленях, дрожа и рыдая. Мои советники — рядом, с мрачными, каменными лицами.

— Сэр Ронан, — обратилась я к капитану. — Этот человек был на посту?

— Да, ваша светлость, — глухо ответил он. — Он самовольно покинул свой пост на южной стене.

— Мастер Гидеон, эта девушка должна была помогать на кухне?

— Да, ваша светлость. Ее ждали с мукой для вечернего хлеба.

Я посмотрела на плачущую парочку.

— Вы оставили свои посты. Вы пренебрегли своим долгом. Вы использовали имущество герцогини для удовлетворения своей похоти. В этом замке вы — не свободные люди на прогулке. Вы — слуги и солдаты. И у вас есть обязанности.

Я помолчала, давая им осознать тяжесть обвинений.

— Однако, — продолжила я, и они с надеждой подняли на меня заплаканные глаза, — я вижу, что между вами возникла сильная привязанность. Я не тиран, чтобы препятствовать истинным чувствам. Я помогу вам их узаконить.

Они непонимающе уставились на меня.

— Вы будете обвенчаны завтра на рассвете, — объявила я своим самым ровным, безэмоциональным тоном. — Церемонию проведет отец Михаил. Вы не будете уволены. Вы продолжите нести свою службу, но уже как муж и жена. Я надеюсь, семейные узы научат вас ответственности.

На их лицах ужас сменился шоком, а затем — отчаянием. Брак по принуждению. Пожизненная ссылка друг к другу. В этом мире это было страшнее порки.

— Увести их, — приказала я.

Когда стража вывела осужденных, я повернулась к своим советникам.

— Мастер Гидеон. После ужина соберите всех слуг, вольнонаемных и прочий люд замка в Большом зале. Я хочу объявить новый закон.

Я смотрела на них, и мой взгляд был тверд, как железо из нашей новой шахты.

— Отныне любая пара, не состоящая в браке и застигнутая мной или моими доверенными лицами за любовными утехами вне пределов их личных комнат, будет немедленно повенчана по моему личному указу. Без права на апелляцию. Без права на развод. Без исключений. Я дала этому замку работу и надежду. Я не позволю, чтобы вы превратили его в притон.

Гидеон и Ронан молча поклонились. В их глазах я видела не страх, а суровое одобрение. Они поняли, что мое терпение не безгранично.

В тот вечер, стоя перед притихшей толпой слуг, я чувствовала себя бесконечно далекой от Анны-психиатра. Я была Герцогиней. И я устанавливала свои законы. Железные законы. И я знала, что с этого дня меня будут не только уважать. Меня снова начнут бояться. И, к моему ужасу, я не была уверена, что мне это не нравится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

От эйфории победы до железного закона. Как вам «наказание», которое придумала Изабелла? Принудительный брак — это справедливый и гениальный ход для восстановления дисциплины, или это слишком жестоко, даже для этого сурового мира? Где для вас проходит грань?

​

Она дала им надежду, а теперь внушила страх. Герцогиня показывает свою железную волю. Подписывайтесь, чтобы увидеть, как замок и её враги отреагируют на этого нового, грозного правителя!

​

До новой интриги!

Глава 28. Клетка власти

На следующее утро замок встретил меня гробовой тишиной. Это была не та мертвая тишина запустения, что царила здесь в первые дни моего прибытия. Нет, это была тишина иного рода. Живая, напряженная, полная безмолвного повиновения. Слуги, попадавшиеся мне в коридорах, больше не рисковали встречаться со мной взглядом. Они замирали, низко склоняли головы и старались как можно быстрее исчезнуть, двигаясь почти бесшумно. Смех и праздная болтовня испарились, словно их никогда и не было. Работа спорилась с удвоенной, почти лихорадочной скоростью. Каждый угол был выметен, каждая медная ручка начищена до блеска. Порядок был восстановлен. Железной рукой.

На утреннем совещании сэр Ронан был краток и выглядел весьма довольным.

— Ваш приказ возымел действие, ваша светлость. Дисциплина — заразительная вещь. Мои люди, видя, как вы обошлись с гражданскими, стали вдвое усерднее на тренировках. Армия не может существовать без дисциплины. Замок — ничем не отличается.

Гидеон был более сдержан, но и он признал эффективность моих мер.

— Это было… сурово, — сказал он, осторожно подбирая слова. — Но, боюсь, необходимо. Люди начали забывать свое место. Ваш новый закон напомнил им об этом. Хаос отступил.

Я слушала их, и на душе у меня было мерзко. Я добилась своего. Я получила то, чего хотела: безупречный порядок, беспрекословное подчинение. Но какой ценой? Та хрупкая, едва зародившаяся атмосфера общей надежды, совместного труда, которая царила в замке после нашей победы на рудниках, исчезла. Ее сменил старый, знакомый страх. Другого качества, не панический ужас перед капризами сумасбродки, а холодный страх перед неотвратимостью закона, но все же — страх.

Вечером, оставшись одна в своих покоях, я долго смотрела в зеркало. На меня глядело холодное, прекрасное лицо Изабеллы. И впервые за все это время я почувствовала с ней пугающее родство. Я вспомнила то мгновение, когда выносила приговор той несчастной парочке. Я не чувствовала ни жалости, ни сомнений. Только холодное, пьянящее чувство собственной правоты и власти. Я действовала не как Анна, психиатр, которая должна была бы разобраться в причинах их проступка, понять их мотивы. Я действовала как Изабелла. Как абсолютный монарх, для которого люди — лишь винтики в механизме государства.

Неужели этот мир, эта роль меняли меня? Неужели, пытаясь выжить в этой клетке из чужого тела и чужой судьбы, я сама превращалась в своего тюремщика? Мысль о том, что я становлюсь похожей на женщину, чью трагическую судьбу я так хотела исправить, была чудовищной.

С этими мыслями я пришла в библиотеку. Огонь в камине почти погас. В зале царил полумрак. Кассиан сидел за своим столом, но не читал. Он просто смотрел на тлеющие угли, погруженный в свои думы. Он, казалось, не заметил моего прихода. Я прошла к своему креслу и села, чувствуя себя опустошенной.

— Замок снова затих, — произнес он, не поворачивая головы. Его голос в тишине прозвучал необычайно гулко. — Страх — весьма эффективный инструмент для наведения порядка.

Он не спрашивал. Он констатировал.

— Это не страх, — возразила я, скорее убеждая себя, чем его. — Это уважение к закону.

— Закон, не подкрепленный сочувствием, — это и есть страх, герцогиня, — он наконец повернулся ко мне, и в полумраке его глаза казались темными безднами. — Вы добились своего. Дисциплина восстановлена. Но скажите мне, тот порядок, который вы установили… он отличается от того, что был здесь до вашего «перерождения»? Или это лишь его более рациональная и предсказуемая версия?

Его вопрос ударил меня в самое больное место. Он видел все. Он видел мой внутренний конфликт, мою борьбу. Он задал тот самый вопрос, который я сама себе задавала перед зеркалом.

— Отличается, — ответила я, и мой голос был тверд. Я должна была защитить себя. Защитить Анну внутри Изабеллы. — Изабелла наказывала из-за прихоти. Из-за плохого настроения, из-за уязвленной гордости. Ее жестокость была хаотичной и личной. Моя… моя суровость безлична. Я наказала не за то, что мне не понравились эти люди. Я наказала за нарушение долга. За проступок, который подрывал основы всего, что мы пытаемся построить. Первое — это тирания. Второе, — я запнулась, — второе — это управление государством.

Я говорила, и слова эти были адресованы не только ему. Это была моя попытка провести черту, отделить себя от призрака прошлой хозяйки этого замка.

— Это… мучительный баланс, Архимаг, — призналась я, и в голосе моем прорвалась неподдельная усталость. — Пытаться быть справедливым правителем, а не чудовищем. Особенно когда чудовищем быть гораздо проще.

Он долго молчал, глядя на меня своим пронзительным, изучающим взглядом. Я ожидала осуждения, или, наоборот, холодного одобрения моей прагматичности. Но его ответ был совсем иным.

— Любая власть — это клетка, герцогиня, — сказал он тихо. — И для тех, кем правят, и для того, кто правит. Она накладывает ограничения, диктует правила поведения, заставляет носить маски. Вопрос лишь в том, являетесь ли вы хозяйкой своей клетки, или ее пленницей.

Его слова поразили меня своей точностью. Клетка власти. Он понял. Он понял все. Мою борьбу, мои страхи, мое отчаянное желание сохранить себя в этой роли, которая с каждым днем все сильнее въедалась в мою душу.

— Изабелла была пленницей своей клетки, — продолжил он, словно читая мои мысли. — Ее клеткой были ее горе, ее гнев, ее гордыня. Она билась о прутья, пока не сломала и себя, и все вокруг. Вы же, — он сделал паузу, — вы пытаетесь перестроить свою клетку. Сделать ее более просторной, более логичной. Вы создаете законы, чтобы самой же им подчиняться. Интересный подход.

Он встал и подошел к камину, подбрасывая в огонь полено. Сноп искр взлетел в дымоход.

— Вы боитесь стать похожей на нее, — сказал он, не оборачиваясь. Это не было вопросом. — Но вы забываете главное отличие. Она получала удовольствие от страданий других. А вы, — он обернулся, и в его глазах я впервые увидела нечто похожее на сочувствие, — вы страдаете от необходимости причинять страдания. В этом вся разница.

Он больше ничего не сказал. Он вернулся к своему столу, взял книгу и снова погрузился в свой мир. Но его слова остались со мной.

Я сидела в тишине, и впервые за этот долгий, мучительный день почувствовала облегчение. Он не осудил меня. Он понял. И, поняв, дал мне новый инструмент для самоанализа.

Клетка власти. Я действительно была в ней. Но его слова помогли мне осознать, что у меня все еще есть ключ. Ключ — это моя рефлексия, мои сомнения, моя совесть. Пока я сомневаюсь, пока я страдаю от необходимости быть жестокой, я все еще Анна. Я — хозяйка этой клетки, а не ее узница.

Мой железный закон оставался в силе. Он был уродливым, но необходимым инструментом в этом мире. Но теперь я знала, что должна обращаться с ним осторожно, как хирург со скальпелем, а не как палач с топором.

Битва за герцогство продолжалась. Но теперь я знала, что самая главная битва — битва за собственную душу — была не менее важна. И в этой битве у меня, кажется, появился неожиданный и очень проницательный наблюдатель.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

​«Она получала удовольствие от страданий других. А вы страдаете от необходимости причинять страдания». Как вам этот финальный «диагноз» от Кассиана? Вы с ним согласны? Действительно ли в этом заключается вся разница между тираном и правителем?

​

Битва за герцогство продолжается, но теперь мы знаем, что главная битва — за душу героини. Чтобы увидеть, останется ли она «хозяйкой своей клетки», подписывайтесь и делитесь своими мыслями!

​

Спасибо, что проживаете эту историю со мной.

Глава 29. Змеи в траве

Прошел месяц с тех пор, как сердце нашей машины начало биться. Месяц тяжелой, монотонной, но благословенной работы. Уровень воды в затопленном штреке опускался с каждым днем, и старый Борин уже с нетерпением потирал руки, предвкушая тот день, когда его люди смогут наконец войти в шахту с кайлом, а не с ведрами. Замок тоже жил в новом, строгом ритме. Мой «железный закон» возымел действие. Порядка было больше, смеха — меньше. Я убеждала себя, что это необходимая жертва.

Отношения с Кассианом превратились в странную, почти академическую дружбу. Днем мы работали в молчаливом согласии в библиотеке — я над своими отчетами, он над своими манускриптами. А вечерами, когда усталость брала свое, мы иногда сидели у камина, и он, словно профессор, беседующий с любознательной студенткой, рассказывал мне о вещах, которые взрывали мой мозг. Об истинной природе звезд, которые, по его словам, были не просто дырочками в небесном своде, а гигантскими огненными шарами невообразимых размеров. О законах оптики и о том, почему палка в воде кажется сломанной. Он говорил о мире как о великом механизме, подчиняющемся строгим законам, и я, слушая его, чувствовала, как расширяются границы моей тюрьмы. Он не пытался выведать мою тайну. Он, казалось, просто получал удовольствие от общения с разумом, который, как и его собственный, искал во всем логику.

Этот хрупкий, упорядоченный мир был нарушен в один из вторников, когда мастер Гидеон пришел ко мне с ежегодными приходными книгами. Его лицо было мрачнее тучи.

— Ваша светлость, пришло время сбора ежегодной дани с ваших вассалов, — доложил он, раскладывая на столе пергаменты. — Это наш главный источник дохода, по крайней мере, до тех пор, пока рудник не начнет приносить прибыль. От этого зависит, сможем ли мы платить жалованье гарнизону и закупать зерно на зиму.

— В чем проблема, мастер Гидеон? — спросила я, видя его подавленное состояние.

— Проблема в том, что я не уверен, что все заплатят.

Он рассказал мне то, о чем не писали в книгах. О политической реальности моего герцогства. У дома де Валуа было пять прямых вассалов — мелких баронов, владевших землями по границам моих владений. Трое из них были старыми, верными домами, чья преданность не вызывала сомнений. Но двое других…

— Барон де Монфор, — Гидеон ткнул пальцем в западную часть карты, — самый крупный и самый беспокойный из всех. Он получил свои земли от вашего покойного супруга в обмен на клятву верности, но его верность всегда была сомнительной. Он жесток со своими людьми и жаден до чужого добра. Пока вы… были не в себе, он вел себя как полновластный хозяин на западной границе. Переманивал ваших крестьян, занимался контрабандой через перевал.

— И теперь он не захочет возвращаться к порядку, — закончила я за него.

— Именно, — кивнул управляющий. — Мои люди доносят, что он повсюду хвастает, будто «не собирается платить дань безумной бабе, которая продает свои побрякушки, чтобы заткнуть рот наемникам». Он бросает вам вызов, ваша светлость. Прямой и наглый. Если он откажется платить, его примеру может последовать и барон де Рошфор, который всегда держал нос по ветру. И тогда наша казна останется пустой.

Я смотрела на карту. На маленькие пятна чужих владений на теле моего герцогства. Змеи в траве. Я навела порядок в своем доме, но сад вокруг него кишел ядовитыми гадами.

В тот же час я собрала свой военный совет. Ронан, выслушав доклад Гидеона, побагровел от гнева.

— Это мятеж! — прорычал он. — Нет ничего хуже непокорного вассала. Это зараза, которая расползается по всему телу государства. Мы должны выступить немедленно! Взять пятьдесят человек, подойти к стенам его замка и потребовать то, что принадлежит вам по праву. Сила — единственный язык, который понимают такие шакалы, как Монфор.

— Война разорит нас! — взмолился Гидеон. — Сэр Ронан, у нас нет денег на осаду! А если мы прольем кровь, мы навсегда потеряем поддержку других вассалов! Нужно отправить послов, вести переговоры, убеждать…

— Убеждать предателя? — фыркнул Ронан. — Это все равно что убеждать волка стать вегетарианцем!

Они были готовы вцепиться друг другу в глотки. Две крайности: грубая сила и робкая дипломатия. И ни один из этих путей не был верным. Сила была слишком рискованной, а переговоры были бы восприняты как слабость.

Я молча слушала их, и в моей голове рождался третий путь. Путь, достойный не солдата и не купца, а правителя.

— Мы не будем ни воевать, ни просить, — сказала я, и они оба замолчали, уставившись на меня. — Мы поступим иначе. Мы поедем сами.

На их лицах отразилось полное недоумение.

— Я объявляю о начале герцогского объезда моих земель, — чеканя каждое слово, произнесла я. — Согласно древнему праву, каждый сюзерен обязан время от времени посещать своих вассалов, чтобы лично убедиться в их верности, осмотреть их владения и выслушать их нужды. Это мой долг и мое право.

Гидеон и Ронан молчали, пытаясь осознать дерзость моего плана.

— Мы не пойдем войной на Монфора, — продолжила я. — Мы окажем ему честь своим визитом. Мы поставим его в положение, когда он будет вынужден либо принять свою герцогиню со всеми почестями, а значит, публично признать ее власть и уплатить дань. Либо… — я сделала паузу, — …либо отказать ей в гостеприимстве. А отказ принять своего сюзерена — это уже не просто непокорность. Это открытая измена короне. И тогда у нас будут все основания обратиться за помощью к королю и к другим вассалам.

— Хитро, — пробормотал Ронан, и в его глазах появился блеск уважения. — Мы загоняем его в угол, не обнажая меча.

— Но это опасно, ваша светлость! — возразил Гидеон. — Вы окажетесь в его замке, в его власти!

— Я буду не одна, — ответила я и повернулась к молчаливой темной фигуре, которая все это время сидела у камина, слушая нас. — Архимаг. Вы прибыли в мои земли, чтобы наблюдать за их состоянием. Нет лучшего способа сделать это, чем увидеть все своими глазами. Я была бы весьма признательна, если бы вы почтили мой скромный кортеж своим присутствием.

Я бросила ему вызов, облеченный в форму вежливой просьбы. Я открыто использовала его как политический щит. Присутствие личного советника короля, Архимага, в моем кортеже превращало мой визит из простого объезда в королевскую инспекцию. Ни один вассал не посмел бы проявить враждебность в его присутствии.

Кассиан медленно поднялся и подошел к столу. В его грозовых глазах я увидела искорку… сухого веселья. Он прекрасно понял мою игру.

— Разумеется, герцогиня, — произнес он своим ровным голосом. — Моя миссия — наблюдать. Я не могу и желать лучшей возможности для этого. К тому же, я давно не путешествовал по северным землям. Говорят, осень здесь особенно красива.

Он согласился. Мой план был принят.

Гидеон, все еще бледный от страха, принялся составлять списки необходимого для путешествия. Ронан отправился отбирать лучших из лучших для почетного эскорта — он должен был быть достаточно внушительным, чтобы демонстрировать силу, но не настолько большим, чтобы выглядеть как армия вторжения.

Я осталась одна перед картой. Мой палец прочертил маршрут. Сначала — к барону де Виньону, старому и верному другу дома де Валуа. Затем — к юной баронессе де Ланже, чья мать была моей фрейлиной. Я соберу вокруг себя лояльных вассалов. Я приеду в замок Монфора не одна, а в окружении его же соседей. Я создам политическую изоляцию вокруг него.

Это была опасная игра. Игра на нервах, на традициях, на политическом блефе. Я больше не оборонялась в стенах своего замка. Я выходила на охоту. Охоту на змей, что расплодились в моей траве. И я чувствовала странное, пьянящее возбуждение. Та его часть, что ужасала меня в себе, — холодная, расчетливая часть, унаследованная от Изабеллы, — теперь была моим главным оружием. Я училась быть не просто правителем. Я училась быть хищником.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Какой гениальный и дерзкий план! Как вы оцениваете идею «герцогского объезда»? Это блестящий политический ход, который загонит мятежного барона в угол, или опасная авантюра, которая поставит Изабеллу в еще большую зависимость от Кассиана?

​

Она выходит на охоту! Больше никакой обороны — только нападение. Чтобы следить за каждым ходом в этой опасной политической игре, подписывайтесь на автора!

​

До новой интриги!

Глава 30. Клятва верности

Наш отъезд из Вороньего Утеса был обставлен со всей возможной торжественностью, на которую только было способно мое обедневшее герцогство. Двадцать гвардейцев, отобранных лично сэром Ронаном, в начищенных до блеска, хоть и побитых в боях, доспехах, выстроились во дворе. Их лошади были вычищены, сбруя — смазана. За ними — несколько слуг и небольшой обоз с палатками и провизией, которым командовал один из помощников Гидеона. В центре этого скромного кортежа была я, в своем строгом дорожном платье из темно-зеленого сукна, и Кассиан, чья черная фигура на вороном жеребце выглядела как всегда элегантно и чужеродно.

Мастер Гидеон, оставленный управлять замком в мое отсутствие, провожал меня у ворот. На его глазах стояли слезы.

— Храни вас боги, ваша светлость, — прошептал он, целуя мне руку. — Возвращайтесь с победой.

— Я вернусь с деньгами для казны, мастер Гидеон, — ответила я с легкой улыбкой. — А это и будет победа.

Ворота со скрипом отворились, и мы выехали. Я впервые покидала свой замок не для короткой инспекции, а отправляясь в настоящее путешествие, в политическое плавание по мутным водам феодальных отношений.

Первые дни пути были наполнены новыми впечатлениями. Я жадно впитывала облик своих земель, который до этого видела лишь на карте. Осень уже вступила в свои права. Леса по склонам холмов полыхали золотом и багрянцем, воздух был прозрачным и холодным, а по утрам нажухлую траву покрывал первый иней. Красота природы резко контрастировала с убогостью человеческих жилищ. Мы проезжали мимо деревень, где покосившиеся хижины жались друг к другу, словно ища тепла. Крестьяне, работавшие в полях, бросали свои дела и молча смотрели нам вслед. В их взглядах я читала смесь страха, унаследованного от времен Изабеллы, и глухого, недоверчивого любопытства. Кто я для них? Очередная напасть или долгожданное избавление? От ответа на этот вопрос зависело будущее герцогства.

Вечерами мы разбивали лагерь. Ронан со своими людьми действовал с военной четкостью. В считанные минуты вырастали палатки, разводились костры, выставлялись дозоры. Мы ужинали у огня простой солдатской едой — похлебкой и жареным на вертеле мясом. Эта суровая походная жизнь, как ни странно, давала мне чувство покоя. Здесь, под открытым небом, в окружении верных мне людей, я чувствовала себя в большей безопасности, чем в огромных, полных призраков залах Вороньего Утеса.

Кассиан в этой новой обстановке оставался верен себе. Он был молчаливым, отстраненным наблюдателем. Но его молчание больше не было тяжелым. Оно стало… содержательным. Он замечал все.

— Обратите внимание на цвет почвы на том склоне, — мог сказать он, когда мы проезжали мимо очередного заброшенного поля. — Она богата глиной. Пшеница здесь будет расти плохо, а вот гончарное ремесло могло бы процветать.

Или, глядя на руины старой сторожевой башни на вершине холма:

— Построена во времена короля Арманда. Типичная кладка того периода. Отсюда контролировали всю долину. Стратегически важное место, зря его забросили.

Он был ходячей энциклопедией, и я с жадностью впитывала его знания. Это были не отвлеченные философские беседы, как в библиотеке. Это были практические уроки по географии, истории и экономике моих собственных земель.

Однажды вечером, когда мы сидели у костра, глядя на звезды, я решилась задать ему более личный вопрос.

— Архимаг, вы, должно быть, много путешествовали. Вы видели другие страны, за пределами Аквитейна?

Он долго молчал, глядя на огонь.

— Да, — наконец ответил он. — Я видел многое. Я видел города из белого камня в южных пустынях, где знание ценится выше золота, а библиотечные башни выше королевских дворцов. Я видел ледяные фьорды на севере, где люди живут на кораблях и поклоняются иным, суровым богам. Я видел Великий Лес на востоке, такой древний, что деревья в нем помнят времена, когда в этом мире еще не было людей.

Он говорил своим обычным, ровным голосом, но я слышала в нем отзвуки дальних странствий. Мир за пределами моего маленького герцогства был огромен и полон чудес.

— Вы спрашиваете о других мирах, герцогиня, — он вдруг посмотрел на меня, и его глаза в свете костра казались почти черными. — Но все ваши мысли здесь, на этой земле. Вы смотрите на звезды, а думаете о том, будет ли завтра дождь и не повредит ли он озимым. Вы уже мыслите не как путешественник. Вы мыслите как правитель.

Его слова поразили меня своей точностью. Это было правдой. Мой горизонт сузился до границ этого клочка земли, но внутри этих границ он стал бесконечно глубоким.

На четвертый день пути мы въехали во владения барона Эврара де Виньона. И я сразу увидела разницу. Поля были ухожены. Дома в деревнях — крепкими, с аккуратно сложенными поленницами у стен. Люди, работавшие на полях, кланялись нам не со страхом, а с уважением. Здесь был хозяин.

Замок барона был небольшой, но крепкий. Неприступная крепость, а не дворец. Нас встретил сам хозяин. Это был высокий, седой старик с окладистой бородой и ясными, честными голубыми глазами. Он с трудом спустился с крыльца, опираясь на руку молодого оруженосца, и преклонил колено.

— Ваша светлость! — его голос дрожал от волнения. — Наконец-то! Стены этого замка не видели свою госпожу слишком долго. Я уже стар и думал, не доживу до того дня, когда Вороний Утес снова расправит крылья!

Его прием был по-отечески теплым и искренним. Нас накормили сытным ужином, разместили в лучших комнатах. Я чувствовала, как спадает напряжение долгого пути. Я была среди друзей.

Вечером барон пригласил меня в свой кабинет — небольшую, заставленную оружием и охотничьими трофеями комнату.

Он первым делом официально подтвердил свою верность и клятву служить дому де Валуа.

— Моя дань будет в вашей казне через неделю, до последнего медяка, — твердо сказал он. — Я рад, что она наконец-то пойдет на пользу герцогству, а не на… — он замялся, — …не на прихоти столичных ювелиров.

Это была моя первая политическая победа. Я заручилась поддержкой одного из ключевых вассалов. Но затем лицо старика стало серьезным.

— Я рад вашему приезду, дитя мое, — сказал он, переходя на более отеческий тон. — Но я обеспокоен. Ваш путь лежит дальше, к Монфору.

— Я должна потребовать с него то, что принадлежит мне по праву, — ответила я.

— Да, должны. Но будьте осторожны. — Он подался вперед, и его голос стал тише. — Этот человек — не просто жадный шакал, каким его многие считают. Он — волк. Умный, жестокий и амбициозный. За те годы, что вы были… нездоровы, он сильно укрепился. Он вдвое увеличил свою личную гвардию, наняв наемников. Он тайно собирает пошлину с купцов на перевале, хотя не имеет на это права. Он силен, у него больше людей, чем вы думаете, и его амбиции не знают чести. Он не отдаст власть и деньги без борьбы.

Старый барон снабдил меня бесценной информацией. Той, которой не было ни в одной книге. Он дал мне знание о моем враге.

Я слушала его, и тепло гостеприимного замка сменялось холодком грядущей схватки. Я заручилась поддержкой первого союзника, но впереди меня ждала встреча с настоящим хищником.

Мой объезд только начался, но я уже понимала, что это будет не мирная прогулка, а настоящая военная кампания. И следующая битва будет на вражеской территории.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Первый союзник есть, но и первая настоящая разведка проведена: Монфор — не просто жадный шакал, а умный и жестокий волк с наемниками. Как думаете, изменит ли это тревожное открытие первоначальный план Изабеллы? Или она продолжит действовать так, как задумала, несмотря на возросший риск?

​

Политический объезд превращается в военную кампанию. Следующая битва будет на вражеской территории, против врага, который гораздо сильнее, чем казалось. Подписывайтесь, чтобы не пропустить эту встречу!

​

С верой в ваш острый ум, ваша Лиана.

Глава 31. Анатомия волка

Замок барона де Виньона, который носил простое и гостеприимное имя «Тихая Пристань», стал для нас оазисом покоя после суровой аскезы Вороньего Утеса и походной жизни. Здесь все дышало основательностью и порядком, но не вымуштрованным, а естественным, каким бывает порядок в доме, где несколько поколений рачительных хозяев заботились о своем наследии. В теплых, отделанных деревом комнатах пахло воском и сухими травами, слуги двигались с неторопливым достоинством, а с кухни доносились ароматы, от которых у моих измученных простой едой спутников текли слюнки.

Старый барон окружил нас почти отеческой заботой. Он был представителем старой школы — человеком, для которого такие понятия, как честь, долг и верность своему сюзерену, были не пустыми словами, а основой мироздания. Он помнил лучшие времена герцогства при моем свекре, Людовике Мудром, и в моем лице, кажется, увидел надежду на их возрождение.

Но это затишье было лишь подготовкой к новой буре. На следующее утро после нашего прибытия я собрала свой совет в кабинете барона. Комната, увешанная картами и старым оружием, идеально подходила для военного планирования.

— Итак, — начала я, когда все расселись вокруг большого дубового стола, — барон вчера дал нам бесценную информацию. Мы знаем, что Монфор силен, высокомерен и не признает иных законов, кроме собственной выгоды. Сэр Ронан, какова ваша оценка с военной точки зрения?

Капитан, чье лицо было мрачно, разложил на карте несколько камешков, обозначая силы.

— Двадцать моих гвардейцев против его шестидесяти наемников. В открытом поле у нас не было бы и шанса. В его замке, который, по словам барона, хорошо укреплен, — это чистое самоубийство. Если он решит просто закрыть ворота и взять нас в заложники, мы ничего не сможем сделать. Мы идем в пасть к волку.

— Война исключена, — твердо сказал я. — Значит, нам нужно действовать так, чтобы у волка не возникло и мысли обнажить клыки.

— Ваша идея с герцогским объездом блестяща в своей дерзости, дитя мое, — вступил в разговор барон де Виньон. Он сидел во главе стола, как патриарх. — Но Монфор — не дурак. Он поймет, что это проверка. Он может встретить вас с показным радушием, а за вашей спиной смеяться над вашими попытками утвердить власть.

— Он будет смеяться, если я буду вести себя как просительница, — возразила я. — Или как гостья. Но я приеду к нему не как гостья. Я приеду как его госпожа.

Я смотрела на их лица, видя в них сомнение.

— В чем слабость такого человека, как Монфор? — задала я риторический вопрос. — В его высокомерии. Он считает себя самым умным и сильным. Он ожидает от меня либо слабости, которую он сможет презирать, либо агрессии, которую он сможет отразить. Мы не дадим ему ни того, ни другого.

Я повернулась к Кассиану. Он, как обычно, молча сидел чуть в стороне, у камина, наблюдая за нами своими пронзительными глазами. Он не был частью нашего совета, но его присутствие ощущалось как присутствие судьи на поединке.

— Господин Архимаг, — впервые я обратилась к нему на таком совещании, используя уважительную, но официальную форму, которую подсказал мне этикет, — вы много видели и много знаете о природе людей. Что вы думаете о человеке, который окружает себя высокими стенами и наемниками?

Он не сразу ответил, его взгляд был устремлен на пламя.

— Человек, который так яростно демонстрирует свою силу, — произнес он медленно, и его голос заставил всех замолчать, — чаще всего делает это, чтобы скрыть свою внутреннюю неуверенность. Он боится. Боится потерять то, что добыл не по праву. Он выстроил вокруг себя крепость не только из камня, но и из репутации безжалостного хищника. Такой человек готов к двум типам поведения противника: к агрессии, которую он встретит ответной агрессией, и к мольбе о пощаде, которую он встретит презрением. Единственное, к чему он не готов, — это к визиту судьи.

Его слова были как удар молнии. Судья. Он дал мне ключ.

— Именно, — сказала я, и мой голос наполнился новой уверенностью. — Я приеду к нему не как просительница и не как воительница. Я приеду как судья. Как высшая власть, прибывшая с инспекцией. Я не буду требовать дань. Я буду требовать отчеты.

Я видела, как загорелись глаза у Гидеона, который до этого сидел, съежившись от страха.

— Отчеты? — переспросил он.

— Да. Мы прибудем и объявим, что, согласно моему указу о наведении порядка в землях, я начинаю полную ревизию дел моих вассалов. Я потребую у него приходно-расходные книги. Списки людей. Отчеты о сборе пошлин. Я завалю его бумажной работой. Я заставлю его оправдываться и объяснять, куда деваются деньги, которые должны идти в мою казну. Я буду действовать не мечом, а законом. И все это — в присутствии личного советника короля.

Теперь все смотрели на Кассиана. Его присутствие из моего щита превращалось в мое главное оружие.

— Это… может сработать, — пробормотал Ронан. — Он не посмеет отказать в предоставлении отчетов, особенно перед лицом Архимага. Это будет равносильно признанию в измене.

План был принят. Следующие два дня мы провели в Тихой Пристани, готовясь. Барон де Виньон снабжал меня информацией о каждом подводном камне в политике Монфора. Ронан муштровал эскорт, доводя их вид и выправку до совершенства. А я… я проводила время с Кассианом.

Наши беседы продолжались. Но теперь я задавала ему вопросы не о звездах, а о людях. О природе власти, о психологии тиранов. Он отвечал, как всегда, отстраненно, приводя примеры из истории, цитируя древних философов. Но я чувствовала, что ему интересен этот разговор. Он видел, что я пытаюсь не просто победить врага, но понять его.

Вечером, за ужином, барон де Виньон, видя мою решимость, растрогался и пустился в воспоминания о моем свекре, Людовике Мудром.

— Он был таким же, — говорил старик, глядя на меня со слезами на глазах. — Он всегда говорил, что хороший правитель держит в одной руке меч, а в другой — книгу законов. И меч обнажает лишь тогда, когда книга бессильна. Он любил эту библиотеку больше, чем сокровищницу. Он верил, что знание — это главная сила. Вы — его достойная наследница, ваша светлость. Вы вернули в Вороний Утес не только порядок, но и мудрость.

Его слова глубоко тронули меня. Я сражалась не только за себя. Я сражалась за наследие этого мудрого, незнакомого мне человека. За мир, который он пытался построить.

В день отъезда барон де Виньон и его сын, молодой и крепкий рыцарь, провожали нас до самой границы своих владений.

— Мои люди готовы выступить по первому вашему зову, — сказал старик мне на прощание. — Если волк покажет клыки, охотники соберутся.

Я поблагодарила его. Мой маленький отряд увеличился. Не числом, но духом. Теперь за моей спиной стоял еще один верный меч.

Мы ехали по дороге, ведущей к замку Монфора. Земли вокруг становились все более дикими и неухоженными. Я чувствовала, как нарастает напряжение. Впереди нас ждало логово зверя.

Я посмотрела на Кассиана, ехавшего рядом.

— Вы верите, что наш план сработает, господин Архимаг? — тихо спросила я.

Он на мгновение оторвал взгляд от горизонта и посмотрел на меня.

— Я не верю, герцогиня. Я анализирую вероятности, — ответил он. — И вероятность того, что вы застанете барона врасплох своей тактикой, весьма высока. Он готовится к битве львов. А вы собираетесь устроить ему экзамен по арифметике. Это выведет его из равновесия.

Он снова отвернулся. Но в уголке его губ я заметила тень улыбки. Ему нравилась эта игра. Ему нравился мой ход.

И это придало мне сил больше, чем поддержка целой армии. Я была готова. Я шла на экзамен к своему врагу, и я знала, что у меня есть все правильные ответы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 32. Логово волка

Чем дальше мы углублялись в земли барона де Монфора, тем сильнее менялся пейзаж. Ухоженные поля и мирные деревни владений де Виньона остались позади. Здесь земля выглядела иначе — сурово и неприветливо. Крестьянские наделы были запущены, но зато на каждом холме виднелись грубо сложенные сторожевые башни, а дороги патрулировали небольшие отряды конников в ржавых доспехах. Монфор не заботился о процветании своей земли. Он заботился о ее защите и контроле. Это была земля воина, а не хозяина.

Его замок, носивший громкое и хищное имя «Змеиный Зуб», полностью соответствовал этому впечатлению. Он высился на вершине скалистого утеса, и в его архитектуре не было ни капли изящества. Только голая, брутальная функциональность. Высокие, толстые стены из темного, необработанного камня. Узкие, как бойницы, окна. Массивная, окованная железом воротная башня. Замок не приглашал в гости. Он предупреждал, что любому незваному гостю здесь сломают шею.

У ворот нас ждал первый урок местного «гостеприимства». Наш герольд протрубил о прибытии, объявив мой титул, но ворота остались закрытыми. Мы прождали под стенами почти четверть часа. Я видела, как побагровел от сдерживаемой ярости сэр Ронан, как нервно переминались с ноги на ногу его гвардейцы. Это был классический прием унижения. Демонстрация власти.

— Терпение, капитан, — тихо сказала я, подъезжая к нему. — Он показывает нам свои зубы. Пусть. Мы здесь не для того, чтобы восхищаться его клыками.

Наконец, решетка медленно, с протестующим скрежетом, поползла вверх. Нас встретил не сам барон, а его капитан гвардии — здоровенный, шрамоватый детина с наглым взглядом. Он смерил наш небольшой эскорт презрительной усмешкой.

— Барон де Монфор ждет ее светлость в Большом зале, — прорычал он, даже не потрудившись поклониться.

Мы въехали во внутренний двор. Здесь царил тот же дух, что и снаружи. Грязь, беспорядок и толпы грубых наемников, которые прервали свою игру в кости, чтобы проводить нас масляными взглядами. Атмосфера была тяжелой, пропитанной запахом пролитого пива, пота и неприкрытой враждебности.

Большой зал Змеиного Зуба был полной противоположностью залам Тихой Пристани и даже моего собственного, вычищенного Вороньего Утеса. На полу валялись обглоданные кости, на стенах висело оружие вперемешку с ободранными шкурами животных. В центре, на грубо сколоченном подобии трона, сидел хозяин этого логова.

Барон Гислер де Монфор был огромен. Широкоплечий, с бычьей шеей и брюхом, которое с трудом удерживал широкий кожаный пояс. Его рыжая борода была спутана и заляпана жиром, а маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели на мир с хитростью и жестокостью. Он держал в руке огромную оловянную кружку с элем. При нашем появлении он не встал. Он лишь откинулся на спинку своего кресла и громко рыгнул.

— А-а-а, герцогиня! — прогремел его зычный, пропитой голос. — Наша прекрасная затворница решила наконец почтить верного слугу своим визитом! Проходи, красавица, не стесняйся! Выпей с нами!

Он махнул рукой в сторону стола, за которым сидели его самые приближенные головорезы.

Я остановилась в нескольких шагах от него. Мои спутники замерли за моей спиной. Я чувствовала, как напрягся Ронан, готовый в любой момент обнажить меч.

— Барон де Монфор, — мой голос прозвучал холодно и чисто в прокуренном, шумном зале. — Я прибыла в ваши владения с официальным герцогским объездом. И я ожидаю соответствующего приема.

Мой ледяной тон, кажется, немного его отрезвил. Он удивленно посмотрел на меня, затем его взгляд скользнул по моей свите и остановился на темной, неподвижной фигуре Кассиана. Я увидела, как его наглое выражение лица на миг сменилось недоумением. Он не мог понять, кто это.

— А это еще что за ворона в твоей стае? — грубо спросил он.

— Это господин Архимаг Кассиан, — ответила я, делая ударение на титуле. — Личный советник его величества короля, который сопровождает меня в моей инспекции по высочайшему соизволению.

При слове «Архимаг» в зале на мгновение стало тише. Имя Кассиана, видимо, было известно даже в этой дыре. Монфор медленно поставил кружку. Его маленькие глазки сузились. Он был груб и невежествен, но не идиот. Он понял, что ситуация несколько сложнее, чем он предполагал.

— Маг, значит, — протянул он, пытаясь скрыть свою растерянность за напускной бравадой. — Что ж, и магам надо пить. Эй, принесите его магичеству нашего лучшего вина!

Кассиан сделал шаг вперед.

— Благодарю, барон, — произнес он своим спокойным, ровным голосом, который прозвучал в этом гаме как удар колокола. — Но я нахожусь при исполнении королевского поручения. И предпочитаю сохранять ясность ума.

Он вежливо, но абсолютно непреклонно отказался, и этот отказ сбил с Монфора еще больше спеси. Он не знал, как вести себя с этим странным, спокойным человеком, от которого веяло скрытой силой.

Я решила, что пора переходить в наступление. Я достаточно вытерпела его оскорблений.

— Барон, — сказала я, и мой голос заставил замолчать даже самых пьяных наемников. — Мой визит не дружеский и не увеселительный. Это — официальная инспекция. Согласно древним законам этого герцогства, я, как ваша сюзерен, имею право и обязанность проверять, как мои вассалы управляют землями, данными им в держание.

Я видела, как побагровело его лицо. Он не ожидал такого. Он ожидал, что я буду просить, жаловаться или плакать.

— Я желаю начать инспекцию с финансовой отчетности, — продолжила я, глядя ему прямо в глаза. — Будьте добры предоставить мне ваши приходно-расходные книги за последний год.

Наступила оглушительная тишина. А затем Монфор взорвался. Он захохотал. Громким, утробным, оскорбительным хохотом. Его наемники, видя реакцию хозяина, тоже загоготали.

— Книги?! — ревел он, вытирая слезы со щеки. — Бумажки! Герцогиня, ты в замке воина, а не в конторе у счетовода! Ты хочешь посмотреть мои книги? Вот они! — он хлопнул себя по мечу. — И вот! — он указал на своих головорезов. — Это мои доходы и мои расходы!

Он явно был доволен своей шуткой. Но я не улыбнулась. Я ждала, пока он отсмеется, и мое лицо оставалось холодным и бесстрастным, как у статуи.

Когда смех понемногу затих, я снова заговорила. Мой голос был тихим, но в наступившей тишине его слышал каждый.

— Я не сомневаюсь в ваших воинских талантах, барон. Сейчас я желаю убедиться в ваших талантах как управляющего. Мне нужны отчеты о налогах, собранных с деревень. О пошлинах, взятых на перевале. О расходах на содержание вашего гарнизона. Книги. Немедленно.

Мое спокойствие и настойчивость были для него чем-то новым. Он перестал смеяться. Его лицо омрачилось. Он смотрел на меня, и в его маленьких глазках боролись гнев и растерянность. Он был загнан в угол. Отказать мне в присутствии Архимага — означало совершить акт открытого неповиновения, который мог быть истолкован как измена. Согласиться — означало подчиниться, прогнуться под «безумной бабой» на глазах у своих людей. Потерять лицо.

Он медлил. Его рука легла на рукоять тяжелого меча. Наемники за столом перестали ухмыляться и напряглись, ожидая приказа. Воздух в зале стал плотным, как перед грозой. Я чувствовала, как сэр Ронан за моей спиной сделал едва заметное движение, готовясь к бою.

Я не отводила взгляда. Я ждала его решения. И весь зал, затаив дыхание, ждал вместе со мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 33. Урок арифметики

Зал замер. Смех и пьяный гомон стихли. Десятки глаз уставились на меня, потом на своего барона. Мое тихое, настойчивое требование повисло в воздухе, как занесенный топор. Я бросила вызов Монфору на его территории, на глазах у его людей. Я видела, как в его маленьких глазках разгорается ярость. Он был зверем, которого загнали в угол, и его первой инстинктивной реакцией было — броситься на охотника. Его огромная ручища сжалась на рукояти меча.

Сэр Ронан за моей спиной не шелохнулся, но я почувствовала, как изменилась сама атмосфера вокруг него. Он был готов. Его двадцать гвардейцев, расставленных по залу, тоже замерли, их руки легли на эфесы. На мгновение мне показалось, что сейчас прольется кровь.

Но тут вмешался третий игрок. Кассиан, сидевший у камина, медленно перевернул страницу книги, которую, оказывается, все это время держал в руках. Сухой шелест пергамента в оглушительной тишине прозвучал громче выстрела. Монфор перевел на него взгляд. Архимаг даже не смотрел в его сторону, он был полностью поглощен чтением. И эта демонстративная незаинтересованность, это спокойствие перед лицом назревающей бойни подействовали на барона сильнее любой угрозы. Он понял, что Архимаг не был просто гостем. Он был силой, которую нельзя было измерить количеством мечей.

Монфор убрал руку с меча. Он снова попытался обернуть все в шутку, но смех его прозвучал натянуто и зло.

— Ха! Утомила ты меня, герцогиня, своей серьезностью! — проревел он. — Хочешь копаться в пыльных бумажках — на здоровье! Эй, притащите сюда наши счетные книги! Посмотрим, как быстро нашей нежной красавице наскучит эта игра!

Он пытался сохранить лицо, представить все как свою прихоть, как уступку женскому капризу. Я позволила ему это. Мне нужен был не его позор, а его подчинение.

Двое слуг, кряхтя, приволокли и с грохотом водрузили на стол два огромных, обтрепанных тома в потрескавшейся коже. Это и были его «книги».

— Ну, вот, — ухмыльнулся Монфор, снова усаживаясь в свое кресло и подзывая служанку, чтобы та наполнила его кружку. — Развлекайся, ее светлость. А мы пока продолжим пировать!

Он сделал вид, что ему нет до нас дела. Но я видела, как он то и дело бросает на нас быстрые, беспокойные взгляды.

Я села за стол. Мастер Гидеон сел рядом. Мы открыли первый том. И начался самый странный аудит в моей жизни.

Мы работали в эпицентре хаоса. Вокруг нас наемники Монфора снова пили, орали песни, бросались костями. Вонь от пролитого эля и немытых тел смешивалась с запахом пыли, поднимавшейся от старых страниц. Но мы с Гидеоном создали вокруг себя островок ледяного, сосредоточенного порядка.

Книги были в ужасающем состоянии. Записи велись кое-как, разными почерками, с помарками и исправлениями. Цифры плясали. Это была не бухгалтерия, а хроника жадности и воровства. Но Гидеон, с его наметанным глазом, был как ищейка, взявшая след. Он листал страницу за страницей, его сухой палец вел по строчкам, и лицо его становилось все более мрачным.

Я же взяла на себя роль следователя. Я методично, одна за другой, задавала вопросы. Мой голос был ровным и бесстрастным, но он, как капля воды, точил камень самодовольства барона.

— Барон де Монфор, — произносила я, и шум в зале на мгновение стихал. — Я вижу здесь запись о сборе налога «на починку моста». Но, насколько мне известно, единственный мост в этой части герцогства находится на моих землях и ремонтировался за счет моей казны три года назад. Не могли бы вы пояснить?

Он багровел и что-то невнятно мычал про «ошибку писца».

— Барон де Монфор, — снова раздавался мой голос через десять минут. — Согласно вашим же записям, урожай пшеницы в деревне Светлые Ручьи в этом году был вдвое ниже, чем в прошлом. Однако налог с деревни вы собрали в тройном размере. Как это возможно?

Он ревел, что крестьяне — ленивые мошенники, скрывающие зерно, и что он лишь наводит порядок.

Каждый мой вопрос был как укол иглой. Я не обвиняла. Я лишь просила пояснений. И эта тактика выводила его из себя. Он пил все больше, его ответы становились все более грубыми и бессвязными. Он чувствовал, как петля затягивается, но не понимал, как из нее вырваться.

Кассиан все это время сидел в своем кресле, погруженный в чтение. Он был нашим молчаливым гарантом безопасности. Каждый раз, когда Монфор начинал выходить из себя и повышать голос, Архимаг медленно переворачивал страницу, и один этот звук заставлял барона осекаться.

Развязка наступила через два часа. Гидеон, который до этого лишь хмурился, вдруг замер. Он несколько раз перечитал одну и ту же страницу, а затем повернулся ко мне, и в его глазах горел холодный огонь. Он молча ткнул пальцем в одну из строк.

Я посмотрела. Запись была сделана небрежно, но суть была ясна. «Дорожная пошлина с купеческого каравана из-за гор». И далее — сумма, от которой у меня перехватило дыхание. Она была вдвое больше годовой дани, которую он должен был платить мне.

Это был тот самый неоспоримый факт. Право взимать пошлину с транзитных караванов было исключительной привилегией сюзерена, герцога де Валуа. Это был налог, который шел напрямую в казну короны и герцогства. Он не просто воровал у меня. Он воровал у короля.

Я медленно поднялась. Шум в зале тут же стих. Все смотрели на меня.

— Барон де Монфор, — сказала я, и мой голос прозвенел в тишине. — Кажется, я нашла весьма интересный урок арифметики. Подойдите.

Он нехотя поднялся со своего трона и подошел к столу, глядя на меня налитыми кровью глазами. Я повернула книгу к нему.

— Поясните мне эту запись, — потребовала я. — Насколько я знаю законы этого королевства, вы присвоили себе право, принадлежащее только мне и его величеству королю. Это… — я сделала паузу, глядя ему прямо в глаза, — …называется не просто воровством. Это называется изменой.

Слово «измена» ударило, как хлыст. Монфор взревел. Это был рев раненого зверя.

— Ты!.. Девчонка! — прорычал он. — Ты смеешь обвинять меня в моем собственном замке?!

Его рука метнулась к мечу.

— Стража!

Его наемники, как по команде, вскочили на ноги, выхватывая оружие. Мои гвардейцы мгновенно сбились в кучу, выставляя щиты и мечи, прикрывая меня и Гидеона. Кровь казалась неминуемой.

Но тут в зале стало холодно.

Не просто прохладно. А по-настоящему, по-зимнему холодно. Пламя в камине и в факелах на стенах вдруг замерло, съежилось и стало синеватым. Дыхание вырывалось изо рта белым облачком пара. Монфор, уже занесший меч, застыл, ошарашенно глядя по сторонам. Его люди тоже замерли, их пьяная храбрость мгновенно улетучилась перед лицом необъяснимого.

Я посмотрела на Кассиана. Он закрыл свою книгу и медленно поднялся. Он не смотрел на Монфора. Он смотрел на пламя свечи на своем столе. И пламя это, послушное его взгляду, вытянулось вверх, замерло, а затем превратилось в крошечный, идеально ровный кристаллик льда.

— Барон, — голос Архимага был спокоен, но в нем слышался морозный звон. — Вы собираетесь обнажить сталь в присутствии представителя короля? Это весьма… неразумно.

Монфор смотрел на ледяную фигурку, потом на Кассиана, и на его лице впервые появился настоящий, животный страх. Он понял, с кем имеет дело. Он медленно, очень медленно, опустил меч.

Я снова взяла контроль в свои руки.

— Вам не понадобится меч, барон, — сказала я ледяным тоном. — Мы решим этот вопрос по-другому. Вы совершили преступление. Я, как ваша госпожа, могу отдать вас под суд. Но я милостива.

Я видела, как он вцепился в эту соломинку.

— Я даю вам выбор. Либо вы сейчас же отправляетесь в столицу под конвоем моих людей, где будете держать ответ перед самим королем. Либо вы принимаете мои условия. Здесь и сейчас.

— Какие… условия? — прохрипел он.

— Первое. Вы немедленно выплачиваете мне всю дань, которую задолжали за последние два года. Судя по вашим книгам, деньги у вас есть.

— Второе. Вы распускаете половину вашей наемной гвардии. Ваших собственных людей вам хватит для защиты границ. Мне не нужна частная армия у себя под боком.

— И третье. Вы здесь, в присутствии моих и ваших людей, приносите мне новую, публичную клятву верности.

Он смотрел на меня, и в его глазах бушевала буря. Гнев, унижение, страх. Но выбора у него не было. С одной стороны — я с неопровержимым доказательством измены. С другой — маг, способный заморозить огонь одним взглядом.

Он с шумом выдохнул. Его плечи опустились. Зверь был сломлен.

— Я… — он с трудом выдавил из себя слова, — …согласен.

Я смотрела на этого огромного, поверженного человека. Я не чувствовала ни радости, ни триумфа. Только холодное, как лед, удовлетворение. Я пришла в логово волка не для того, чтобы убить его, а для того, чтобы вырвать ему зубы. И у меня это получилось. Урок арифметики был окончен. И барон де Монфор усвоил его на всю оставшуюся жизнь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 34. Цена победы

Церемония принесения повторной клятвы была уродливым, унизительным фарсом. Барон де Монфор, бледный от ярости, но покорный, как побитый пес, преклонил колено посреди своего грязного зала. Он бормотал слова вассальной присяги, не поднимая глаз, в то время как его наемники угрюмо смотрели в сторону, а мои гвардейцы стояли с каменными лицами. Это была не победа, скрепленная честью, а сделка, заключенная под дулом пистолета. Я чувствовала себя не благородной госпожой, а скорее удачливым бандитом, обложившим данью другого, менее удачливого.

После этого унижения Монфор исчез в своих покоях. Его управляющий, трясущийся от страха человечек, вынес нам окованный железом ларец. Внутри, среди вороха долговых расписок, лежали мешочки с золотом и серебром. Гидеон, с лицом бесстрастного хирурга, производящего ампутацию, отсчитал ровно ту сумму, что причиталась моей казне. Ни монетой больше. Мы не грабили. Мы забирали свое.

Мы покинули Змеиный Зуб в тот же день. Я не хотела оставаться в этом логове ни на час дольше. Когда ворота замка закрылись за нашей спиной, я почувствовала, как спадает колоссальное напряжение. Я посмотрела на своих людей. Они сидели в седлах прямее, их взгляды были гордыми. Они вошли в пасть к волку и вышли оттуда с победой. Их вера в меня, в своего лидера, окрепла стократ.

Наш путь лежал дальше, к последнему вассалу, барону де Рошфору. Новость о нашей «победе», я была уверена, летела впереди нас, передаваемая из уст в уста. Так и оказалось. Прием, оказанный нам Рошфором, был полной противоположностью тому, что мы видели у Монфора. Рошфор, хитрый лис, всегда державший нос по ветру, встретил нас с показным радушием и заискивающей улыбкой. Он рассыпался в комплиментах моей мудрости и справедливости, клялся в вечной верности и вручил свою дань, упакованную в красивый шелковый мешок, еще до того, как я успела о ней попросить. Он понял, что ветер переменился, и спешил присягнуть новой силе.

Завершив объезд, мы повернули назад, к Вороньему Утесу. Наш маленький отряд превратился в караван. К нам присоединились почетные эскорты от верных вассалов, а в обозе теперь ехали несколько ларцов с золотом и серебром — первая настоящая прибыль, которую это герцогство видело за последние годы.

Возвращение домой было настоящим триумфом. Мастер Гидеон, встречавший нас у ворот, плакал от счастья, глядя на пополневшую казну. Слуги высыпали во двор, и на этот раз в их глазах были не страх и не любопытство, а искреннее, ликующее восхищение. Я вернулась не просто хозяйкой. Я вернулась победительницей.

Но я не чувствовала радости.

Вечером, после праздничного ужина, который Гидеон устроил по случаю нашего возвращения, я, как обычно, ушла в библиотеку. Я сидела у камина, глядя на огонь, и чувствовала себя абсолютно опустошенной. Да, я победила. Я подчинила мятежного вассала, собрала дань, укрепила свою власть. Я сделала все, что должна была сделать как правитель. Но цена этой победы была высока.

Чтобы победить волка, мне пришлось самой стать волком. Чтобы перехитрить интригана, мне пришлось самой плести интриги. Я использовала страх, шантаж, политическое давление. Я манипулировала людьми, используя их слабости и амбиции. Я смотрела на свои руки — тонкие, аристократические руки Изабеллы, — и мне казалось, что они испачканы. Не кровью, но чем-то не менее грязным. Анна, женщина, которая верила в диалог, в эмпатию, в исцеление словом, казалось, осталась где-то далеко, в другом мире, и с каждым днем ее голос во мне звучал все тише.

В библиотеку вошел Кассиан. Он принес два кубка с подогретым вином. Один он молча протянул мне. Я приняла его, благодарная за этот простой, человеческий жест. Он сел в кресло напротив.

— Вы добились всего, чего хотели, — сказал он, нарушая тишину. Это не был вопрос. — Вы укрепили свою власть, наполнили казну, заставили себя уважать. Ваша стратегия была безупречна.

— Но? — спросила я, чувствуя, что за его словами кроется что-то еще.

Он посмотрел на меня своим пронзительным взглядом.

— Но я вижу, что эта победа не принесла вам радости, — сказал он. — Почему?

Я не знала, что ему ответить. Как объяснить этому человеку из мира абсолютных законов и логики, что такое угрызения совести?

— Я… — начала я, и сама удивилась тому, что собираюсь ему довериться. — Я чувствую, что, играя в эту игру, я теряю себя. Чтобы выжить в этом мире, мне приходится использовать методы, которые я презираю.

— Вы о бароне де Монфоре, — это снова была констатация.

— Да. Я не дала ему выбора. Я унизила его. Я наслаждалась его страхом. Это… не то, чему меня учили.

— А чему вас учили, герцогиня? — его вопрос был тихим, но он бил точно в цель.

Я на мгновение замерла, понимая, что подошла к опасной черте.

— Меня учили, — сказала я, осторожно подбирая слова и цепляясь за свою легенду, — что истинная сила — в созидании, а не в разрушении. Что исцеление лучше, чем наказание. Что понимание важнее, чем подчинение. Мое «перерождение» было основано на этих принципах. Но реальность оказалась иной. Реальность потребовала от меня стать такой же жестокой, как и те, с кем я борюсь.

Кассиан долго молчал, глядя на огонь.

— Вы совершаете ошибку, свойственную многим идеалистам, — наконец произнес он. — Вы смешиваете тактику и стратегию. Ваша стратегия — это созидание. Вы хотите восстановить герцогство, накормить людей, установить справедливые законы. Это благородная цель. Но на пути к этой цели вы встречаете препятствия. Барон де Монфор был таким препятствием. Он был раковой опухолью на теле вашего государства. И вы, как хирург, удалили ее. Да, операция была болезненной и кровавой. Но она была необходима для спасения всего организма.

Его аналогия была холодной, почти циничной, но в ней была своя, безупречная логика.

— Вы не наслаждались его страхом, герцогиня, — продолжил он, и его взгляд стал почти гипнотическим. — Вы наслаждались тем, что ваш план сработал. Вы наслаждались победой вашего интеллекта над грубой силой. Это не жестокость. Это удовлетворение мастера, хорошо сделавшего свою работу.

Он встал и подошел к окну. За стеклом простиралась темная, спящая земля.

— Вы живете в мире, где волки реальны. И пытаться говорить с ними на языке овец — это не добродетель, а глупость, которая приведет к гибели всего стада. Истинная мудрость правителя не в том, чтобы всегда быть добрым, а в том, чтобы точно знать, когда нужно показать зубы. Вы сегодня не потеряли себя. Вы нашли в себе то, чего вам не хватало. Вы нашли в себе сталь.

Он говорил, и его слова, холодные и рациональные, как скальпель, вскрывали мой внутренний конфликт, раскладывая все по полочкам. Он не утешал меня. Он анализировал. И этот анализ приносил мне большее облегчение, чем любое сочувствие. Он давал мне разрешение. Разрешение быть сильной, быть жесткой, быть правителем, не чувствуя себя при этом предательницей.

Я смотрела на его темный силуэт на фоне ночного окна. Мой инквизитор. Мой надзиратель. Мой научный консультант. А теперь еще и… мой политический и духовный наставник. Он был единственным человеком в этом мире, кто видел меня насквозь. И он не осуждал. Он понимал.

И это понимание было самой опасной и самой соблазнительной вещью, с которой я здесь столкнулась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 35. Время созидания

Осень сменилась зимой. Первые заморозки посеребрили крыши Вороньего Утеса, а с гор потянуло ледяным дыханием. Но впервые за долгие годы холод снаружи не означал холода внутри. Замок жил. Он дышал ровно и размеренно, как хорошо отлаженный механизм.

Моя победа над Монфором и другими колеблющимися вассалами принесла свои плоды. Дань, хоть и не была огромной, начала поступать в казну. Гидеон, сменивший вечную скорбь на лице на озабоченную деловитость, с гордостью доложил мне, что впервые за три года наши доходы превысили расходы. Мы больше не тонули. Мы медленно, со скрипом, но начали всплывать.

Машина на руднике работала без перебоев. Раз в неделю в замок прибывала тяжело груженая повозка. Сначала она привозила железную руду, а затем, когда наш старый кузнец и несколько подмастерьев, которых мы наняли, освоили процесс, — первые плоды нашего труда. Это были грубые, неказистые чушки переплавленного железа, но для меня они были прекраснее любых бриллиантов. Это был наш собственный металл. Наша независимость. Сэр Ронан уже отдал приказ выковать из него новые наконечники для стрел и починить изношенные латы гвардейцев.

Аптекарский огород, укрытый от ветра стенами внутреннего двора, дал свой первый, скромный урожай морозоустойчивых трав. Матушка Элара теперь почти не вылезала из своей лекарни, которая из убогой каморки превратилась в настоящую лабораторию. Она сушила, толкла, смешивала, создавая мази и настойки. Болезни и раны в замке никуда не делись, но теперь у нас было, чем их лечить. Смертность от обычных инфекций, как докладывала мне Элара, снизилась в разы.

Мой железный закон о браках тоже действовал. После первой показательной «свадьбы» желающих уединяться по кладовым не находилось. Дисциплина была железной. Но со временем первоначальный страх слуг начал сменяться чем-то иным. Уважением. Они поняли, что я сурова, но справедлива. Что мои законы, в отличие от капризов Изабеллы, распространяются на всех и служат общему порядку, а не моим прихотям. Замок стал безопасным, предсказуемым местом. И люди начали это ценить.

Моя жизнь тоже вошла в определенную колею. Утро я посвящала инспекциям и решению текущих проблем — «полевой работе», как я ее называла. А после обеда и до поздней ночи моим миром становилась библиотека. Теперь это было не просто убежище или штаб. Это было наше общее с Кассианом пространство.

Наше странное сожительство превратилось в настоящее интеллектуальное партнерство. Он больше не задавал мне каверзных вопросов о моем прошлом. Его наблюдение стало менее навязчивым, более… заинтересованным. Он продолжал изучать свои древние тексты, но часто мы работали вместе. Я могла часами ломать голову над планированием нового торгового пути через горы, а потом, в отчаянии, подозвать его к карте.

— Посмотрите, господин Архимаг. Здесь, по старым отчетам, есть перевал. Но безопасен ли он?

Он подходил, и его длинный, тонкий палец скользил по пергаменту.

— Я проходил здесь однажды, лет двадцать назад, — мог сказать он. — Зимой он непроходим из-за лавин. Но с весны до осени — это самый короткий путь на юг. Однако здесь, — его палец останавливался, — в ущелье, сильные ветры. Любой караван должен быть хорошо подготовлен.

Я жадно впитывала его знания. Он был моим лучшим советником, моим ходячим атласом и исторической хроникой. В свою очередь, я, кажется, стала интересна ему. Иногда, оторвавшись от своих манускриптов, он подходил и молча смотрел, как я работаю с гроссбухами Гидеона, составляя бюджеты и прогнозы.

— Вы пытаетесь предсказать будущее с помощью цифр, — сказал он однажды.

— А вы — с помощью рун и звезд? — парировала я.

— Я не предсказываю будущее, — ответил он серьезно. — Я изучаю законы, которые его формируют. Оказывается, у нас с вами много общего.

Эти моменты странной, почти научной близости стали для меня самой большой отдушиной в этой тяжелой жизни.

Но наше хрупкое равновесие было нарушено очередной вестью из столицы. Ее привез не официальный гонец, а человек Гидеона, которого тот держал в городе для сбора слухов и новостей. Это было длинное письмо, полное торговых отчетов, но в конце, между строк, содержалось то, что заставило меня похолодеть.

«…При дворе неспокойно, — писал купец. — Его высочество принц Александр добился от короля неслыханной милости. Ему передано в личное командование элитный полк Королевской Драгунской Гвардии. Официально — для поддержания порядка в южных землях и борьбы с разбойниками. Но злые языки шепчут, что принц создает собственную армию, верную только ему…»

Я зачитала эти строки моим советникам. Ронан нахмурился.

— Драгунская Гвардия — это не просто солдаты. Это лучшие воины королевства. Жестокие, прекрасно обученные и абсолютно преданные своему командиру. Иметь такой полк в личном подчинении — это огромная власть.

— Он готовится, — сказала я тихо. — Мой отказ и мой успех в герцогстве разозлили его. Он больше не будет действовать тайно, через убийц или ростовщиков. Он копит силы для прямого удара.

Новость легла на нас тяжелым бременем. Весь вечер я сидела над картой, пытаясь оценить новую угрозу, но мысли путались. Вес ответственности, который я научилась нести, вдруг снова показался невыносимым. Я устала. Бесконечно, смертельно устала бороться.

Я сидела, уронив голову на руки, и терла гудящие виски.

— Вы слишком много на себя берете, Изабелла.

Голос Кассиана был тихим, но заставил меня вздрогнуть. Он стоял у камина и смотрел на меня. В его взгляде не было ни жалости, ни любопытства. Только спокойная констатация факта.

Я так устала от своей роли, от своей легенды, от вечного контроля, что ответила, не подумав.

— Кто-то должен, Кас.

Слово сорвалось с языка само. Короткое, фамильярное, интимное. Я замерла, испугавшись собственной оплошности. В библиотеке повисла тишина. Имя «Кас» прозвучало в ней неуместно и в то же время… естественно.

Он не поправил меня. Он не выказал удивления. Он просто смотрел на меня несколько долгих мгновений. А затем подошел к одному из стеллажей, снял с полки небольшую, изящно переплетенную книгу и положил ее передо мной. Это был не трактат по экономике. Судя по тиснению на обложке, это был сборник стихов.

— Вам нужно отвлечься, Бель, — произнес он так же тихо. И от того, как он произнес это новое, нежное имя, у меня по спине пробежали мурашки. — Даже самому умелому стратегу требуется отдых, иначе разум теряет свою остроту. Прочтите. Это о море. Оно так же безгранично, как ваши заботы, но, в отличие от них, еще и прекрасно.

Он вернулся к своему креслу и снова погрузился в свои мысли, словно ничего не произошло.

А я сидела, глядя на книгу, которую он мне дал. Мои пальцы касались прохладной кожи переплета. Угроза со стороны принца, усталость, страх — все это на мгновение отступило. Осталось только тепло от огня в камине и звук двух новых имен, прозвучавших в тишине. Кас. И Бель.

Мир вокруг оставался опасным и жестоким. Но в этот вечер моя клетка власти, моя одинокая крепость, впервые показалась мне не такой уж и холодной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 36. Правила дома

Утро после того вечера было странным. Войдя в библиотеку, я почувствовала себя так, словно перешла невидимую черту. Воздух между мной и Кассианом изменился. Прежде он был наполнен напряжением допроса или, в лучшие моменты, прохладным интересом научного исследования. Теперь же в нем появилось что-то новое. Теплое. Почти интимное. Мы оба помнили два коротких слова, сказанных вполголоса — «Кас» и «Бель», — и это знание создавало между нами новую, смущающую связь.

Он уже сидел за своим столом, погруженный в чтение. Я прошла к своему месту, и наши взгляды встретились. Я почувствовала, как вспыхивают щеки, и поспешно опустила глаза на свои бумаги, ругая себя за несвойственную мне робость.

— Благодарю вас за книгу, господин Архимаг, — произнесла я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и официально.

— Я рад, если она принесла вам отдохновение, герцогиня, — ответил он так же формально.

Мы оба отступили на шаг назад, к привычным, безопасным обращениям. Но что-то неуловимо изменилось. Тишина между нами больше не была напряженной. Она стала… комфортной. Как тишина между двумя людьми, которые давно знают друг друга и могут позволить себе молчать вместе, не чувствуя неловкости.

В тот же день я нашла время, чтобы открыть подаренный им сборник стихов. Это был неизвестный мне поэт по имени Линор Мореход. И его стихи были прекрасны. Он писал о море. Не о битвах и не о русалках. Он писал о его душе. О его вечном, размеренном дыхании. О его способности хранить тайны и смывать с берега все следы человеческой суеты. О его тоске по луне и его ярости во время шторма.

Читая эти строки, я чувствовала странное созвучие со своей собственной судьбой. Я была так же оторвана от своего мира, как корабль в безбрежном океане. Вокруг меня бушевали штормы политики и интриг. И я так же отчаянно искала свой маяк, свою путеводную звезду в этом бесконечном, чужом море. Эти стихи принесли мне не просто отдохновение. Они принесли мне утешение. Я поняла, что чувства одиночества, тоски и надежды — универсальны. Они существуют и в этом мире, и в моем. И это делало меня чуть менее чужой здесь.

Вечером я снова заговорила с Кассианом.

— Я не ожидала найти такую… тонкость в мире, который кажется таким суровым, — сказала я, кивнув на книгу.

— Красота — это не роскошь, герцогиня, а необходимость, — ответил он, оторвавшись от своего манускрипта. — Это форма порядка, которую человеческий разум создает, чтобы защитить себя от хаоса бытия. Поэзия, музыка, живопись — это такие же защитные стены, как и стены вашего замка. Только они защищают не тело, а душу.

Я смотрела на него, пораженная глубиной и точностью его мысли. Он был не просто магом и ученым. Он был философом. И каждая наша беседа открывала мне новые грани его сложной, неординарной личности.

Но поэзия и философия не могли решить насущных проблем. Новость от Гидеона о падении дисциплины в замке не давала мне покоя. Мой «железный закон» остановил откровенные проступки, но он, как и любой запрет, действовал лишь на поверхности. Он был кнутом. Но людям, я знала это как психолог, нужен не только кнут, но и пряник. Им нужна не только боязнь наказания, но и стимул к хорошей работе. Им нужна система.

Я потратила два дня, разрабатывая ее. Я снова сидела над чистыми листами пергамента, но на этот раз чертила не схемы механизмов, а схемы управления людьми. Я, по сути, заново изобретала отдел кадров для средневекового замка.

Закончив, я собрала свой совет. Гидеон и Ронан, уже привыкшие к моим совещаниям, сели за стол, ожидая новых распоряжений по рудникам или обороне. Кассиан, как обычно, занял свое место у камина.

— Сегодня мы будем говорить не о железе и не о врагах за стенами, — начала я. — Мы будем говорить о нашем доме. О тех, кто в нем живет и работает.

Я изложила им суть проблемы, о которой мне поведал Гидеон.

— Мой закон остановил худшее, — сказала я. — Но он не породил лучшего. Страх — плохой мотиватор в долгосрочной перспективе. Он порождает лишь формальное исполнение обязанностей, а не истинное усердие. Нам нужна новая система.

И я представила им свой план.

— Во-первых, — я развернула первый свиток, — четкая иерархия. У нас в замке толпа слуг, и все подчиняются напрямую мастеру Гидеону, который не может уследить за каждым. Это неправильно. Мы назначим старших. Старший конюх будет отвечать за всех, кто работает в конюшне. Старшая прачка — за прачек. Главный повар — за всю кухню. Эти люди будут не просто работать. Они будут управлять. И они будут нести ответственность за порядок на своем участке.

Гидеон слушал, и его глаза загорались. Он, как администратор, видел в этом стройность и логику.

— Во-вторых, — я взяла следующий свиток, — четкие обязанности. Мы с мастером Гидеоном составим подробный список того, что должен делать каждый слуга в этом замке. От мальчика, который носит дрова, до кастеляна. Никаких «поди туда, не знаю куда». Каждый будет знать свою работу и зону ответственности.

— И в-третьих, — я развернула последний лист, — система поощрений. Мы не можем платить им золотом. Но мы можем платить другим. За безупречную службу в течение месяца — дополнительная порция вина к ужину. За особое усердие — лишний выходной день. Лучшим работникам года — отрез хорошего сукна на новое платье. Это мелочи. Но эти мелочи показывают, что мы ценим их труд.

Я закончила и посмотрела на них. Ронан, привыкший к армейской субординации, одобрительно кивнул.

— Четкая цепь командования, ясные приказы и поощрение за службу. Это сработает, ваша светлость. Так управляют армией.

— Так управляют любым здоровым коллективом, — поправила я.

Я посмотрела на Кассиана. Он наблюдал за мной со своим обычным, непроницаемым выражением лица.

— Вы не просто командуете ими, герцогиня, — произнес он своим глубоким голосом. — Вы даете им структуру, внутри которой они могут обрести собственную гордость и цель. Вы строите для них новую, более изящную клетку. Но, возможно, более эффективную.

— Возможно, — согласилась я, встречая его взгляд. — Но это клетка, где у каждого жителя есть понятный путь к улучшению своей жизни. Мне кажется, это лучшая клетка, чем та, в которой они жили раньше.

Совещание было окончено. Я передала свитки Гидеону, наделив его всеми полномочиями для внедрения новой системы. Он ушел, вдохновленный и полный энергии, как молодой реформатор.

В библиотеке снова остались только мы с Кассианом. Я чувствовала себя уставшей, но удовлетворенной. Это была не громкая победа, как с Монфором. Это была тихая, созидательная работа. Я не тушила пожар. Я строила дом с продуманной, крепкой конструкцией.

Я подошла к окну. Зима окончательно вступила в свои права. С неба падал редкий, пушистый снег, укрывая серый камень двора белым покрывалом.

— Вы изменили этот замок, — сказал Кассиан, подходя и становясь рядом со мной. — Когда я приехал, он был полон страха и отчаяния. Теперь в нем есть… цель.

— Я просто пытаюсь починить то, что было сломано, — ответила я.

— Вы делаете больше, — сказал он. — Вы строите нечто новое на руинах старого. И делаете это не с помощью магии, а с помощью того, что гораздо реже встречается при дворах. С помощью здравого смысла.

Он стоял так близко, что я чувствовала тепло, исходящее от него. Я смотрела на падающий снег, и впервые за все это время Вороний Утес показался мне не тюрьмой, а домом. Моим домом. Который я, шаг за шагом, кирпичик за кирпичиком, отстраивала заново. И в этой тихой, созидательной работе я, кажется, тоже понемногу отстраивала себя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 37. Красное на белом

Зима в Вороньем Утесе была долгой, суровой и на удивление мирной. Замок, укутанный в тяжелые снега, казалось, отгородился от всех бед внешнего мира. Угроза со стороны Александра не исчезла, она лишь затаилась, как хищник, пережидающий непогоду в своем логове. Но внутри наших стен царил порядок, какого здесь не было, должно быть, целое столетие.

Ритм нашей жизни стал размеренным и предсказуемым. Утром я занималась делами герцогства, которые, благодаря моим новым «Правилам дома», требовали все меньше моего прямого вмешательства. Гидеон прекрасно справлялся с администрацией, Ронан — с гарнизоном. Днем я часто отправлялась на рудники, где работа не прекращалась ни на день. Машина исправно качала воду, и люди Борина уже начали первые, пробные работы по добыче руды из верхних слоев жилы. А вечера, долгие, темные, зимние вечера, безраздельно принадлежали библиотеке.

Это пространство стало центром нашего маленького мира. Мы с Кассианом работали бок о бок, и наше интеллектуальное партнерство переросло в тихую, глубокую дружбу. Мы привыкли к присутствию друг друга, к молчанию, которое не нужно было нарушать, к коротким, но содержательным беседам. Я называла его Касом, он меня — Бель. Эти имена, родившиеся в минуту слабости, прижились и стали нашими, тайным кодом, обозначавшим ту странную, невыразимую связь, что возникла между нами.

Мы спорили о философии, обсуждали историю, строили планы. Он объяснял мне движение звезд, а я ему — основы человеческой психологии. Я рассказывала ему о своих идеях по улучшению сельского хозяйства весной, а он, слушая, вносил свои коррективы, исходя из его глубоких знаний о почве и климате этих земель. Он больше не был моим инквизитором. Он стал моим учителем, моим советником, моим единственным по-настоящему равным собеседником.

В один из таких спокойных, снежных дней, после нескольких часов, проведенных над планами весеннего сева, я почувствовала, что задыхаюсь от неподвижности и книжной пыли.

— Мне нужно пройтись, — сказала я, поднимаясь и разминая затекшие плечи. — Нужно подышать воздухом.

— Я провожу тебя, — ответил Кас, не отрываясь от древнего манускрипта. — Холодный воздух проясняет мысли.

Мы поднялись на крепостную стену. Весь мир вокруг был белым и безмолвным. Снег толстым одеялом укрывал дворы замка и простиравшиеся до самого горизонта холмы. Воздух был морозным, чистым и неподвижным. Тишина была такой глубокой, что, казалось, я слышу, как падает на землю каждая отдельная снежинка.

— Красиво, — выдохнула я, подставляя лицо редким, ленивым снежинкам. — Мирно. Так, словно в мире вообще нет зла.

— Красота часто бывает обманчива, Бель, — ответил он, стоя рядом. — Самые ядовитые цветы — самые прекрасные. Самые опасные твари — самые грациозные.

Его слова оказались пророческими.

Это случилось в следующее мгновение. Без предупреждения, без единого звука. Из-за одного из зубцов стены, где тень была гуще, метнулась темная фигура. Я успела увидеть лишь блеск стали. Я не успела ни вскрикнуть, ни отшатнуться. Я просто замерла, парализованная внезапностью нападения.

Но Кас не замер. Его реакция была молниеносной, нечеловеческой. Я не видела, что он сделал. Простое, почти небрежное движение рукой. Воздух между ним и нападавшим, одетым во все черное, уплотнился, стал видимым, словно на мгновение превратившись в дрожащее стекло. Фигура в черном врезалась в эту невидимую стену с глухим, костоломным хрустом. Кинжал выпал из его руки и со звоном покатился по каменным плитам. А затем невидимая сила швырнула его тело назад, через стену, вниз, в глубокий снег у подножия замка.

Все произошло за одну секунду. Я стояла, глядя на то место, где только что был убийца, и пыталась осознать случившееся. Мое сердце бешено колотилось.

— Кас… — прошептала я, поворачиваясь к нему.

Его лицо было бледным и яростным. Холодная отстраненность исчезла, уступив место чему-то темному и пугающему.

— Ты в порядке? — его голос был хриплым.

И в этот самый миг, когда его внимание было приковано ко мне, когда мы оба на долю секунды потеряли бдительность, раздался тихий, свистящий звук. Он был похож на жужжание рассерженной осы. Я почувствовала резкий, сильный толчок в бок, словно меня ударили кулаком. А затем — острая, обжигающая боль.

Я опустила взгляд. Из моего бока, чуть ниже ребер, торчало короткое, черное оперение арбалетного болта.

Второй убийца. Он стрелял с крыши одной из башен.

Я услышала яростный крик Каса. Он что-то сделал, и на башне раздался грохот и короткий, прервавшийся вопль. Но я уже не смотрела туда. Ноги подкосились. Боль была невыносимой, и по телу стремительно расползался странный, ледяной холод, не имеющий ничего общего с зимним морозом. Я начала падать.

Он подхватил меня, не дав удариться о камни. Он опустился на одно колено, прижимая меня к себе.

— Нет… — выдохнул он, глядя на стрелу, на темное пятно крови, которое стремительно расплывалось на моем зеленом платье, становясь почти черным на фоне белого снега. — Нет, нет, нет!

Я видела его лицо, и оно было таким, каким я никогда не видела его прежде. Маска ледяного спокойствия, ученого, философа — все это рассыпалось в прах. На меня смотрел человек, охваченный паникой и первобытным ужасом. Его грозовые глаза потемнели, в них плескался огонь.

— Бель… — прошептал он, и его голос сорвался.

Он прижал ладонь к моей ране, рядом со стрелой. Его рука вспыхнула ярким, белым светом, таким сильным, что мне пришлось зажмуриться. Я почувствовала не тепло, а наоборот, жгучий холод, который, казалось, пытался побороться с тем ледяным оцепенением, что расползалось по моим венам.

Но было слишком поздно. Яд действовал быстро. Мир вокруг начал меркнуть, звуки — удаляться. Я слышала далекие крики — это бежали гвардейцы Ронана. Я чувствовала, как сильные руки Каса отчаянно прижимают меня к себе. Боль начала утихать, сменяясь странным, тупым безразличием.

Я из последних сил открыла глаза, чтобы еще раз посмотреть на него. Я хотела что-то сказать, но не смогла. Я видела лишь его лицо, искаженное мукой, и его губы, которые шептали мое имя.

Но это было не то имя, которое он должен был знать. В этом мире его не знал никто.

Последнее, что я услышала, прежде чем темнота окончательно поглотила меня, был его отчаянный, сорванный крик, пронзивший тишину зимнего дня:

— Анна!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 38. Аномалия

(Повествование от лица Кассиана)

Холод.

Первое, что пронзило мой разум сквозь багровый туман ярости и паники, было ощущение холода. Не зимнего холода, что лежал на камнях стены. Другого. Глубинного, неестественного, расползающегося по моим рукам от ее тела. Я держал ее, и я чувствовал, как жизнь покидает ее. Не как угасающий огонь, а как разбитый сосуд, из которого утекает драгоценная жидкость.

Мой разум, натренированный веками классифицировать и анализировать, вынес вердикт с безжалостной точностью. Яд. Тенешип. Мерзкая алхимическая дрянь, усиленная некротической магией. Он не просто убивает плоть. Он разъедает эфирную матрицу, саму связь между душой и телом, пока душа просто не отрывается, уносимая в небытие. У нее были минуты. Может быть, меньше.

— Ронан! — мой голос прозвучал как рык, чужой и дикий. Капитан подбежал, его лицо было белым от ужаса. — Убийца, тот что на башне! Мне нужно его тело! Живым или мертвым, но доставить в мою комнату! Остальных — найти! Каждую крысу в этом замке!

Я не стал ждать ответа. Я подхватил ее на руки. Она была почти невесомой. Я побежал. Мир вокруг сузился до одной цели. Слуги, попадавшиеся на пути, с воплями шарахались в стороны, прижимаясь к стенам. Я не видел их. Я видел только ее лицо, бледное, как снег, на котором темным пятном выделялась кровь на губах.

Мои покои. Дверь я вынес плечом, не тратя время на ручку. Я бережно опустил ее на кровать.

— Свет! — приказал я пустоте, и под потолком вспыхнули три парящих, пульсирующих сферы чистого света, залившие комнату ярким, безжалостным сиянием.

Я наложил на дверь самое мощное запирающее и заглушающее заклятие, какое только знал. Снаружи уже слышались крики и топот. Мне было все равно. Никто не должен был войти. Никто не должен был помешать.

Мой дорожный саквояж. Я бросил его на пол и произнес слово-ключ. Он развернулся, превращаясь в небольшой походный алхимический стол с рядами склянок, кристаллов и тонких серебряных инструментов. Все, что было нужно.

Я склонился над ней. Ее дыхание стало прерывистым, почти неслышным. Холод усиливался. Яд действовал быстрее, чем я ожидал. Времени на традиционные методы — анализ, создание противоядия — не было. Нужно было действовать напрямую. Вмешиваться в саму ее суть. Это было опасно. Грубо. Все равно что чинить часовой механизм кузнечным молотом. Один неверный шаг — и я просто разорву ее душу на части.

Я прижал ладони к ее вискам.

— Anima, audi me. Tene. (Душа, услышь меня. Держись), — прошептал я, закрывая глаза и погружаясь в ее эфирный след.

И я провалился в хаос.

Я ожидал найти стройную, хоть и ослабленную, структуру ее жизненной силы. Вместо этого я наткнулся на бурю. Яд действовал как кислота, прожигая тонкие нити, связывающие ее душу с нервной системой. Я видел его — темный, пульсирующий сгусток чужеродной энергии, вцепившийся в солнечное сплетение ее астрального тела.

Я начал работать. Мои пальцы сплетали сложнейшие узоры из чистой энергии. Я не мог просто вырвать яд. Мне нужно было сначала стабилизировать ее собственную матрицу, укрепить ее, создать вокруг нее защитный кокон, чтобы она не распалась в процессе. Это была ювелирная работа, требующая абсолютной концентрации. Я направлял потоки своей силы, вливая их в нее, латая прорехи, восстанавливая оборванные связи. Я чувствовал, как моя собственная энергия утекает, как иссякает мой резерв.

И именно тогда, находясь на такой глубине ее существа, я почувствовал это снова. То, что я ощутил при нашей первой встрече, но во сто крат сильнее.

Аномалия.

Душа, что жила в этом теле, была… не отсюда. Ее «подпись», ее уникальная вибрация не соответствовала ничему, что я когда-либо встречал. Души людей этого мира резонируют с землей, с камнем, с водой. Они — часть этого мира. Ее же душа резонировала… со звездами. Она была яркой, невероятно сложной, сотканной из логики и эмоций в такой пропорции, какой я никогда не видел. Она была как свет далекого, чужого солнца, по какой-то немыслимой причине заключенный в глиняный сосуд этого тела.

Ее легенда о «духовном перерождении» была ложью. И одновременно — абсолютной правдой. Та, прежняя Изабелла, действительно умерла. А на ее место пришла… она. Другая.

И я понял, откуда я знаю ее имя. То, что я выкрикнул в отчаянии на стене. Анна. Это имя не было просто звуком. Это был основной тон, самая суть вибрации ее души. Имя, которым она называла сама себя в самых потаенных глубинах своего сознания. Я, видимо, уловил его еще при первой нашей встрече, но мой разум счел это помехой, бессмысленным шумом. И лишь паника, сбросив все фильтры, вытащила его на поверхность.

Анна.

Эта мысль на мгновение отвлекла меня, и яд тут же снова пошел в атаку. Я почувствовал, как ее хватка ослабевает.

— Нет! — прорычал я вслух, снова концентрируясь.

Я перешел к самой опасной фазе. К прямому удалению яда. Я сформировал из своей энергии тончайший, острый, как игла, зонд и медленно повел его к темному сгустку. Мне нужно было отделить его от ее жизненной силы, не повредив ни единой нити. Я чувствовал ее боль, ее страх, ее угасающее сознание. И это придавало мне сил.

Пот заливал мне глаза. Мое тело дрожало от напряжения. Магическая энергия выгорала, оставляя после себя привкус озона и металла во рту. Я нашел главный «корень» яда, то место, где он вцепился в ее матрицу. Я собрал всю оставшуюся силу и резко, одним выверенным движением, обрубил его.

Я почувствовал, как ее астральное тело содрогнулось. Темный сгусток, лишенный подпитки, начал распадаться. Я тут же создал вокруг него силовой кокон и вытянул его из нее, рассеивая в воздухе, где он с шипением испарился, оставив после себя лишь запах горелой пыли.

Я отнял руки и рухнул на колени у кровати, тяжело дыша. Комната плыла перед глазами. Я был на грани полного магического истощения. Еще немного, и я бы просто сжег себя изнутри.

Но она дышала.

Ровно. Глубоко. Холод отступил. Яд был нейтрализован.

Но битва не была окончена. Ее тело было страшно изранено, и на восстановление уйдут дни, если не недели. Я поднялся, шатаясь, подошел к столу и смешал несколько эликсиров. Затем, приподняв ее голову, осторожно влил ей в рот сонное зелье и самое сильное регенеративное снадобье, какое у меня было. Оно не исцелит ее мгновенно, но поможет ее телу бороться.

Я опустился в кресло у ее кровати. Я был совершенно пуст. Усталость была такой, что я не мог пошевелить и пальцем. Снаружи, за дверью, я слышал приглушенные, тревожные голоса Ронана и Гидеона. Пусть. Сейчас мне было не до них.

Я смотрел на нее. На эту странную, невозможную женщину. На эту душу из другого мира. И я понял, что тот ужас, который я испытал на стене, не был просто страхом потерять интересный объект для исследования. Мысль о том, что этот яркий, упрямый, логичный и такой живой свет может погаснуть, была для меня физически невыносимой.

Загадка ее происхождения стала еще глубже. Но теперь она была вторичной.

Главным было то, что она была жива.

Я спас ее.

И в тот момент я понял, что моя миссия здесь изменилась. Я приехал сюда как наблюдатель короля, как искатель истины. Но теперь у меня была новая, куда более важная задача.

Я стану ее щитом. И я убью любого, кто снова посмеет причинить ей вред. Включая принца, который меня сюда послал.

Это больше не было вопросом долга. Это стало чем-то личным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 39. Возвращение

(Повествование от лица Анны)

Мое возвращение в мир было медленным, тягучим, как всплытие из темных, глубоких вод. Сначала были ощущения. Чувство тяжести, словно мое тело было налито свинцом. Чувство тепла, окутывающего меня, как плотное одеяло. И странный, незнакомый запах — смесь сушеных трав, озона после грозы и чего-то еще, едва уловимого, чистого и холодного, как горный воздух.

Затем пришли звуки. Приглушенные голоса за дверью. Тихий треск огня. И чей-то ровный, спокойный вдох и выдох совсем рядом со мной.

Я попыталась открыть глаза, но веки, казалось, весили целую тонну. С огромным усилием я приоткрыла их. Комната была залита мягким светом, но не от свечей, а от трех парящих под потолком светящихся сфер. Я лежала в своей кровати, в своих покоях в Вороньем Утесе. Но как я сюда попала?

Последнее воспоминание было ярким, как вспышка. Белый снег. Черная фигура. Острая, обжигающая боль в боку. И лицо Каса, искаженное ужасом, склонившееся надо мной. Его крик. Крик, в котором он назвал меня… моим настоящим именем.

Эта мысль ударила меня, как молния, прогнав остатки сонного тумана. Он знает. Каким-то образом он узнал. Паника, холодная и липкая, начала расползаться по моим венам, заменяя физическую боль. Все кончено. Моя игра окончена. Моя тщательно выстроенная легенда рухнула.

Я заставила себя пошевелиться, попыталась сесть. И тут же почувствовала, как чья-то теплая, сильная рука осторожно легла мне на плечо, не давая подняться.

— Не двигайся, — его голос был тихим, но в нем слышалась стальная нотка приказа. — Твое тело еще слишком слабо.

Я повернула голову. Кассиан сидел в кресле у моей кровати. Он не спал. Судя по его изможденному виду, по темным кругам под глазами и бледности, он не спал уже очень давно. Он просто сидел и смотрел на меня. И в его взгляде была такая смесь облегчения, усталости и чего-то еще, глубоко личного и тревожного, что у меня перехватило дыхание.

— Что… что произошло? — прошептала я. Горло пересохло.

— На тебя было совершено покушение, — ответил он ровным, почти безжизненным голосом. — Арбалетный болт. Смазанный ядом.

— Яд… — я инстинктивно коснулась своего бока. Никакой боли. Никакой раны. Только гладкая кожа под тонкой ночной сорочкой. — Но я…

— Я успел, — коротко сказал он, пресекая все вопросы. — Едва успел.

Он протянул мне кубок с водой, и я жадно сделала несколько глотков.

— Как долго я была… без сознания?

— Три дня, — ответил он.

Три дня. Три дня он, очевидно, не отходил от моей постели.

Я смотрела на него, и страх боролся во мне с благодарностью. Он спас мне жизнь. Но он знал мою тайну.

— Кас… — начала я, и мой голос дрогнул. Я не знала, что сказать. Отрицать? Просить? — На стене… ты назвал меня…

Его лицо не изменилось, но я увидела, как напряглись мышцы на его челюсти.

— Да, — сказал он просто. — Анна.

Имя, произнесенное им в тишине этой комнаты, прозвучало как приговор и как откровение. Это была не галлюцинация. Он знал.

— Как? — только и смогла выдохнуть я.

Он на мгновение закрыл глаза, словно собираясь с мыслями.

— Когда я боролся с ядом, мне пришлось коснуться самой сути твоего существа. Твоей души. — Он говорил медленно, подбирая слова, словно пытался объяснить ребенку законы вселенной. — И я увидел. Я почувствовал. Твоя душа… она не отсюда. Она звучит иначе. Она резонирует на другой частоте. И ее истинный тон, ее имя — Анна.

Я молчала, раздавленная этим открытием. Моя самая страшная тайна, фундамент всего моего существования в этом мире, была раскрыта. Я была полностью в его власти.

— И что теперь? — прошептала я, ожидая чего угодно. Обвинений в колдовстве. Приказа сжечь меня на костре.

Он открыл глаза и посмотрел на меня. И в его взгляде не было ни осуждения, ни угрозы.

— Теперь, — сказал он, и в его голосе появилась странная, почти нежная усталость, — ты будешь отдыхать. Ты будешь восстанавливать силы. А я буду тебя охранять.

Я непонимающе уставилась на него.

— Но… я… я не та, за кого себя выдаю! Я самозванка! Обманщица!

— Ты та, кто сидит передо мной, — возразил он с непоколебимой логикой. — Та, кто спас это герцогство от гибели. Та, на кого охотится принц. Та, кого я едва не потерял. Все остальное — детали. Интересные, с научной точки зрения, но все же детали.

Его реакция была настолько непредсказуемой, настолько… нечеловеческой в своей рациональности, что я растерялась.

— Но ты… ты должен… — я не знала, что он должен. Сообщить королю? Изгнать меня?

— Единственное, что я должен сейчас, Анна, — он впервые произнес мое имя осознанно, и оно прозвучало в его устах странно, но не чужеродно, — это выяснить, кто стоит за этим покушением. И заставить его заплатить.

Он встал, и я увидела, как он пошатнулся от усталости.

— Сэр Ронан поймал второго убийцу, того что был на башне. Живым. Он сейчас в подземелье. Я еще не допрашивал его. Я ждал, пока ты придешь в себя.

Он подошел к двери.

— Отдыхай. Лина принесет тебе бульон. Тебе нужно есть. Я вернусь позже.

Он вышел, оставив меня одну в тишине, залитой магическим светом.

Я лежала, глядя в потолок, и пыталась осмыслить произошедшее. Мой мир перевернулся. Моя тайна раскрыта, но вместо катастрофы я получила… принятие. Холодное, рациональное, почти научное, но все же принятие.

Он назвал меня по имени. И не осудил. Он спас мне жизнь, зная, кто я. И теперь он собирался мстить за меня.

Страх никуда не делся. Но к нему примешивалось новое, пьянящее и опасное чувство. Доверие. Я была в этом мире больше не одна. У меня был союзник. Самый могущественный и самый непредсказуемый из всех, кого я могла себе представить.

Я коснулась своего бока. Кожа была гладкой и теплой. Он исцелил меня. Он вернул меня из небытия. Я была обязана ему жизнью.

И я знала, что с этого момента наши судьбы связаны не просто партнерством или дружбой. Они были связаны тайной, кровью и магией. И эта связь была прочнее любых стен и любых законов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 40. Имя врага

Дни, последовавшие за моим пробуждением, слились в один тягучий, туманный сон наяву. Я была слаба, как новорожденный котенок. Большую часть времени я спала, а в редкие часы бодрствования чувствовала себя совершенно беспомощной. Кассиан взял на себя роль не только моего охранника, но и моего лекаря. Несколько раз в день он приносил мне странные, пахнущие травами и озоном зелья, после которых тяжесть в теле отступала, а силы понемногу возвращались.

Наши разговоры были короткими и касались только моего самочувствия. Мы оба избегали главной темы. Тайна моего происхождения, раскрытая им в самый драматичный момент, висела между нами невидимой, но ощутимой завесой. Я не знала, как начать этот разговор, а он, казалось, сознательно давал мне время. Его присутствие было постоянным. Если он не сидел в кресле у моей кровати, я все равно чувствовала его где-то рядом, за дверью, в соседней комнате. Он создал вокруг меня кокон безопасности, и я, к своему удивлению, принимала эту заботу без протеста. Мое тело и разум, измученные борьбой, жаждали покоя.

Лина ухаживала за мной с материнской нежностью. Она приносила мне бульон, расчесывала волосы, меняла белье. В ее глазах больше не было страха. Только безграничное облегчение и благоговейный трепет, направленный в основном на Кассиана. Для нее и для всего замка он стал спасителем, почти божеством, сотворившим чудо.

На третий день моего «возвращения» ко мне наконец пустили Гидеона и Ронана. Их визит был похож на явление поданных к воскресшей королеве. Старый управляющий, увидев меня, бледную, но живую, не выдержал и прослезился. Сэр Ронан выглядел так, словно с его плеч свалилась гора. Его отношение к Кассиану изменилось кардинально. Если раньше он относился к нему с уважением, смешанным с недоверием, то теперь в его взгляде читался почти суеверный ужас. Он видел магию Архимага в действии и понимал, какая сила находится рядом с нами.

Они доложили, что в замке все спокойно. Работы на руднике и в огороде продолжаются. Мои приказы выполняются. Но весь замок, по их словам, затаил дыхание, ожидая моего выздоровления. Моя жизнь стала тем стержнем, на котором теперь держалось их хрупкое благополучие.

Еще через пару дней я почувствовала себя достаточно сильной, чтобы сидеть в кресле у окна. И я поняла, что больше не могу откладывать неизбежное.

— Кас, — позвала я, когда он в очередной раз принес мне лекарство. — Убийца. Пора.

Он посмотрел на меня, и в его глазах я прочла понимание.

— Ты уверена, что готова?

— Я готова узнать имя того, кто хочет моей смерти, — твердо ответила я.

Мы не стали спускаться в подземелья. Кассиан ценил точность, а не театральные эффекты. По его приказу, пленника привели в небольшую, пустую комнату, смежную с библиотекой. Я сидела в кресле, укутанная в теплую шаль. Кассиан стоял рядом. Ронан и Гидеон — у двери, в качестве свидетелей.

Ввели убийцу. Это был мужчина средних лет, с жестким, ничего не выражающим лицом и пустыми глазами. Профессионал. Он не выказал ни страха, ни раскаяния. Он просто молча смотрел перед собой.

— Он ничего не говорит, — глухо доложил Ронан. — Мы пробовали. Молчит, как камень.

— Он заговорит, — спокойно ответил Кассиан.

Он подошел к пленнику.

— Я не буду причинять тебе боль, — сказал Архимаг, и его голос был холоден, как лед. — Боль порождает ложь и фантазии. Мне это не нужно. Я просто на время уберу твою способность лгать. И твою способность молчать.

Он положил кончики пальцев на виски убийцы. Я увидела, как от его рук пошло слабое, серебристое свечение. Мужчина вздрогнул, его глаза на мгновение расширились, а затем стали совершенно пустыми, как у куклы. Его воля была сломлена. Стерта. Зрелище было завораживающим и одновременно пугающим.

Кассиан начал допрос. Его вопросы были короткими, точными, как удары скальпеля. А ответы пленника звучали монотонно, безжизненно, как будто говорил не человек, а механизм.

— Имя.

— Гарет.

— Кто нанял тебя?

— Человек по имени сэр Этьен де Бомон.

— Кто он?

— Рыцарь. Состоит в личной свите его высочества, принца Александра.

При этих словах Гидеон ахнул, а Ронан сжал кулаки так, что побелели костяшки. Я же почувствовала лишь холодное подтверждение того, что и так знала.

— Какие были твои приказы?

— Убить герцогиню Изабеллу де Валуа. Исполнителей было двое. Первый должен был напасть в открытую, чтобы отвлечь внимание. Второй — нанести смертельный удар. Все должно было выглядеть как нападение разбойников, пробравшихся в замок.

— Яд. Откуда он?

— Сэр Этьен передал болт. Сказал, что это особый состав, который не оставляет следов и от которого нет противоядия.

— Оплата.

— Половина — пятьдесят золотых — авансом. Вторая половина — после подтверждения смерти герцогини. Через связного в столице.

Кассиан задал еще несколько уточняющих вопросов, но суть была ясна. Это была тщательно спланированная, хорошо оплаченная операция, нити от которой вели прямо в покои наследного принца.

Когда допрос был окончен, Кассиан убрал руки. Серебристое свечение исчезло. В глаза убийцы медленно начало возвращаться осмысленное выражение. Он непонимающе тряхнул головой, словно очнувшись ото сна. Он не помнил, что только что предал своего нанимателя.

— Уведите, — коротко приказал Ронан своим людям.

Когда за пленником закрылась дверь, мы остались вчетвером в оглушительной тишине. Теперь у нас была правда. Уродливая, жестокая, неопровержимая.

— Итак, мы знаем имя, — сказала я, и мой голос, несмотря на слабость, звучал твердо. — Этьен де Бомон. И мы знаем, кто дергает его за ниточки.

— Но слова убийцы, полученные с помощью магии… — с сомнением начал Гидеон. — Их не примут как доказательство в Королевском суде. Нас обвинят в колдовстве и пытках.

— Он прав, — поддержал его Ронан. — Мы не можем ничего доказать. Мы просто знаем, что принц — наш враг.

Я посмотрела на них. На моих верных, преданных людей. Я видела их растерянность и гнев.

— Вы правы, — согласилась я. — Мы не можем ничего доказать. Пока. Но мы не можем сидеть здесь, в Вороньем Утесе, и ждать, пока Александр пришлет следующую группу убийц. Рано или поздно ему это удастся.

Я перевела взгляд на Кассиана. Он смотрел на меня, и в его глазах я видела нечто большее, чем просто участие. Он ждал моего решения.

— Оборона — это путь к поражению, — сказала я, чувствуя, как внутри разгорается холодная ярость. — Единственный способ выиграть эту войну — это перенести ее на его территорию. Мы должны нанести ответный удар.

Мои слова повисли в возду

хе. Гидеон смотрел на меня с ужасом. Ронан — с мрачным одобрением.

Наше хрупкое, выстраданное спокойствие было разрушено. Война была объявлена. И чтобы выжить, мы должны были покинуть стены нашей крепости и отправиться в самое сердце змеиного гнезда. В столицу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 41. Змеиное гнездо

Исповедь наемника оставила после себя в комнате звенящую, ядовитую тишину. Имя врага было названо, его методы — вскрыты. Мы больше не сражались с тенями. Мы смотрели в лицо змее, и змея эта носила корону принца.

Мои слова о том, что нужно нанести ответный удар, прозвучали в этой тишине дерзко, почти безумно. Я видела это в глазах моих соратников.

— Ваша светлость… — начал Гидеон, и его голос дрожал. Он был человеком цифр и порядка, а я предлагала ему броситься в самый центр хаоса. — Умоляю вас, будьте благоразумны. Столица — это его владения. Его сила, его шпионы, его влияние. Мы будем там как горстка ягнят, добровольно вошедшая в волчью стаю. Наша казна… она не выдержит расходов на содержание герцогского двора в столице и нескольких недель! Мы разоримся еще до того, как принц решит нас уничтожить.

— Он прав, — поддержал его Ронан. Его лицо было мрачным, как грозовая туча. — Мои люди — хорошие солдаты. Здесь, на своей земле, они будут драться за вас до последней капли крови. Но в столице? Двадцать моих гвардейцев против его Драгунской Гвардии — это капля в море. Нас просто сметут. Это не битва, а самоубийство.

Их доводы были разумны. Логичны. Каждый из них по-своему пытался защитить меня, уберечь от фатальной ошибки. Они видели перед собой лишь непреодолимые препятствия. Но я видела другое.

— А что вы предлагаете? — спросила я тихо, глядя на них. — Сидеть здесь? В Вороньем Утесе? Ждать? Он уже присылал убийц. У него не получилось. Вы думаете, он не попробует снова? В следующий раз это будет не арбалетный болт. Это будет яд в вине, подсыпанный подкупленным слугой. Это будет «несчастный случай» на охоте. Это будет обвинение в ереси, поддержанное лжесвидетелями. Сидя здесь, мы не в безопасности. Мы — идеальная, неподвижная мишень.

Я медленно поднялась с кресла. Я все еще была слаба, и каждый шаг давался с трудом, но я заставила себя подойти к карте, висевшей на стене.

— Вы говорите, что мы идем в его владения. Это ошибка. Столица — это не его владения. Это владения его отца, короля. И именно там находится единственный человек в этом королевстве, который может судить принца. Мы не бежим к нему. Мы идем на него. Мы переносим поле боя туда, где он чувствует себя неуязвимым, и именно это заставит его совершать ошибки.

Я видела, что мои слова не убедили их. Их страх был слишком силен. Тогда я посмотрела на единственного человека в комнате, который все это время молчал.

— Господин Архимаг? Каково ваше мнение?

Кассиан оторвал взгляд от своих мыслей и посмотрел на меня, затем на моих испуганных советников.

— Страхи мастера Гидеона и сэра Ронана обоснованы, — произнес он своим спокойным, аналитическим тоном. — Риск огромен. Вероятность провала высока.

Гидеон и Ронан согласно кивнули.

— Однако, — продолжил Кассиан, и они снова замерли, — вывод герцогини абсолютно верен. Пассивная оборона в вашей ситуации — это отложенное поражение. Ваш враг обладает почти неисчерпаемыми ресурсами и властью. Он будет наносить удары снова и снова, пока не достигнет цели. Единственный способ выиграть — лишить его главного оружия.

— Его меча? — хмуро спросил Ронан.

— Нет, — ответил Кассиан. — Его репутации. Сила принца Александра не в его гвардии и не в его золоте. Его сила — в его безупречной маске добродетели. Он — герой королевства, любимец отца, надежда нации. Пока эта маска на нем, он неуязвим. И единственный способ сорвать ее — сделать это публично, при дворе, на глазах у всех. Битва должна состояться именно там.

Его логика была безупречна. Он поддержал меня, но не эмоциями, а холодным расчетом. И это подействовало на моих людей куда сильнее моих собственных речей.

— Но как? — прошептал Гидеон. — Как нам попасть ко двору, не вызвав подозрений? Если мы явимся с обвинениями, нас даже на порог не пустят.

— Мы не явимся с обвинениями, — сказал Кассиан. — Мы явимся с визитом вежливости.

Он посмотрел на меня, и я поняла, что он уже продумал все на несколько шагов вперед.

— Приближается праздник Зимнего Солнцестояния. По традиции, все великие вассалы королевства съезжаются в столицу, чтобы принести поздравления королю и подтвердить свою верность. Вы, герцогиня, уже два года ведете затворнический образ жизни. Ваш официальный траур подходит к концу. Ваш долг — явиться ко двору. Этого от вас ждут. Ваше появление будет не поводом для подозрений, а знаком вашего возвращения к жизни и к своим обязанностям. Это — ваш идеальный предлог.

План был гениален в своей простоте. Мы воспользуемся их же правилами, их же этикетом, чтобы проникнуть в самое сердце вражеской территории.

— Это может сработать, — медленно проговорил Рона-н, и в его глазах впервые за этот вечер появился огонек надежды.

— Это наш единственный шанс, — твердо сказала я.

Я обвела их всех взглядом.

— Итак, решение принято. Мы едем в столицу на Зимнее Солнцестояние. Мастер Гидеон, ваша задача — немедленно, через вашего доверенного купца, найти и арендовать для нас подходящий особняк в столице. Не слишком роскошный, но достаточно большой и хорошо защищенный. Также подготовьте казну к путешествию. Мы должны выглядеть достойно, но не расточительно.

Гидеон решительно кивнул, его страх сменился деловой хваткой.

— Сэр Ронан, — я повернулась к капитану. — Вы отберете для моего личного эскорта тридцать лучших бойцов. Не больше. Мы должны выглядеть как свита, а не как армия. Но каждый из них должен стоить троих. Это будут не просто охранники. Это будут наши глаза и уши в столице.

Ронан отдал честь.

— Они будут готовы умереть за вас, ваша светлость.

— Я предпочту, чтобы они были готовы убивать за меня, — тихо ответила я.

Когда они ушли, полные решимости и новых задач, я осталась наедине с Кассианом. Я подошла к креслу у камина, чувствуя, как возвращается слабость. Бравурность покинула меня, оставив лишь холодное осознание того, на какой отчаянный шаг мы решились.

— Ты боишься, — сказал Кас. Он подошел и встал рядом, глядя на огонь.

— Я не боюсь сражаться, — ответила я. — Я боюсь проиграть. Не за себя. За них. За всех этих людей, которые мне поверили.

Он помолчал.

— Сила Александра — это паутина лжи, которую он сплел вокруг себя, — произнес он задумчиво. — Она кажется прочной, но держится на тонких нитях обмана. Твоя сила, Анна, — в том, что ты видишь правду. В битве между пауком и скальпелем исход не предрешен.

Он впервые за долгое время назвал меня моим настоящим именем, и это прозвучало так естественно, так правильно.

— Я буду рядом, — добавил он тихо. — Он до тебя не доберется.

Это не было просто обещанием. Это была клятва.

Я смотрела в огонь, чувствуя его спокойное, сильное присутствие рядом. Страх не ушел. Но теперь он был не один. Рядом с ним была решимость.

Я снова подошла к карте. Мой палец прочертил долгий путь от Вороньего Утеса на восток, к большому кругу, обозначавшему столицу королевства — Аквилон. Мир снова расширился, стал огромным и опасным. Но я больше не была в нем заблудившейся пешкой. Я была игроком, который готовился сделать свой самый главный ход в этой смертельной партии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 42. Дорога в Аквилон

42 глава

Подготовка к отъезду превратила Вороний Утес в единый, слаженный механизм, работающий на одну цель. Дни, предшествовавшие нашему путешествию, были наполнены тихой, сосредоточенной деятельностью. В кузнице день и ночь стучали молоты — гвардейцам спешно чинили доспехи и ковали новые подковы. В швейной мастерской женщины, под личным надзором Гидеона, шили новые ливреи для эскорта: строгие, из темно-зеленого сукна, с вышитым на груди серебряным вороном. Мы не могли позволить себе роскошь, но мы могли продемонстрировать достоинство и порядок.

Я же почти все время проводила с Гидеоном и Кассианом, готовя свое главное оружие. Мы отбирали и копировали страницы из гроссбухов, готовили выписки из старых хартий и законов. Это были наши неопровержимые доказательства, наши снаряды в будущей юридической и политической битве.

Кассиан стал моим главным наставником. Он принес из своих запасов несколько книг, которых не было в нашей библиотеке — подробные генеалогические древа всех великих домов и сборник придворных сплетен и слухов, замаскированный под трактат о геральдике.

— Вы должны знать не только их имена и титулы, — говорил он, когда мы сидели вечерами у камина. — Вы должны знать их пороки, их долги, их тайные обиды и амбиции. В столице информация — это самая твердая валюта.

Он рассказывал мне о хитросплетениях придворных фракций, о вражде семей, тянущейся десятилетиями, о том, кто кому обязан и кто кого ненавидит. Моя голова шла кругом от имен и связей, но я впитывала все, как губка. Я была студенткой, готовящейся к самому важному экзамену в своей жизни.

Наконец, в один морозный, ясный день, наш маленький кортеж выстроился во внутреннем дворе. Тридцать гвардейцев во главе с Ронаном сидели на конях, как влитые, их копья с новыми значками-флюгерами были устремлены в серое зимнее небо. В центре — я, Кассиан и небольшой крытый фургон с нашими вещами и документами.

Весь замок вышел нас провожать. Гидеон, матушка Элара, старый Борин, приехавший из рудников, Лина, сотни безмолвных слуг. В их глазах я читала смесь страха и надежды. Мы были их посланниками, их единственным шансом. Я чувствовала на своих плечах вес их веры, и он был тяжелее любых доспехов.

— Возвращайтесь с победой, ваша светлость, — сказал Гидеон, передавая мне ларец с деньгами на дорожные расходы.

— Мы вернемся с будущим для всех нас, мастер Гидеон, — ответила я.

Ворота отворились, и мы выехали. Долгая дорога в столицу началась.

Путешествие было полной противоположностью моему первому выезду к вассалам. Тогда я видела упадок и запустение. Теперь же, чем ближе мы подъезжали к центру королевства, тем богаче и ухоженнее становились земли. Мы проезжали мимо процветающих деревень, мимо каменных мостов и оживленных постоялых дворов. Мы встречали купеческие караваны, груженные товарами, и отряды рыцарей в ярких, щегольских гербах. Королевство, вдали от наших забытых богами северных скал, жило своей жизнью, полной достатка и силы. И я с горечью понимала, как далеки мы были от этого центра силы, как легко было про нас забыть.

Вечера у костра превратились в наш передвижной военный совет. Я пересказывала Кассиану все, что выучила за день, а он, как строгий экзаменатор, задавал мне вопросы.

— Итак, граф де Бриссак, — мог спросить он, глядя на огонь. — Его позиция?

— Нейтрален, — отвечала я, перебирая в уме факты. — Старый, богатый, не любит перемен. Он предан королю, но презирает принца за его «выскочкинские» манеры. Однако, он никогда не пойдет на открытый конфликт. Бесполезен как союзник, но и не опасен как враг. Если только не убедить его, что стабильность королевства под угрозой.

— Верно, — кивал он. — Вы хорошо усвоили урок, Бель.

Эти вечера были единственным временем, когда мы позволяли себе эту вольность. Наедине, в круге света от костра, он был Касом, а я — Бель. Моим единственным другом и доверенным лицом в этом огромном, чужом мире.

— Я боюсь, Кас, — призналась я однажды, когда мы остались одни после того, как все разошлись по палаткам. — Я выучила все имена и законы. Но я не знаю, как себя вести. Я не умею улыбаться и плести интриги.

Он посмотрел на меня, и в его глазах не было ни тени насмешки.

— Вам и не нужно, — сказал он. — Не пытайтесь играть в их игру. Вы проиграете. Играйте в свою. Вы не интриганка. Вы — хирург. Вы пришли не шептаться по углам, а ставить диагноз и назначать лечение. Будьте собой. Будьте логичной, прямой и безжалостной в своих фактах. Этого они боятся больше всего. Потому что в их мире лжи правда — это самое страшное оружие.

Его слова успокоили меня. Он дал мне не просто совет. Он дал мне уверенность в моем собственном пути.

На исходе второй недели пути, морозным полднем, мы поднялись на вершину длинного холма. И увидели его.

Столица королевства, Аквилон, раскинулась перед нами в широкой долине. Это было зрелище, от которого захватывало дух. Огромный, кишащий жизнью город, окруженный несколькими кольцами мощных стен. В центре, на высоком холме, возвышался королевский дворец — нагромождение белых башен, шпилей и позолоченных куполов, сверкающих на зимнем солнце. Город был похож на драгоценную брошь, брошенную на грязный снег. Он был прекрасен и подавлял своей мощью.

Я смотрела на него, и мое сердце сжималось от смеси восхищения и страха. Там, в этом сияющем муравейнике, было логово моего врага. Там решалась моя судьба.

— Красив, не правда ли? — тихо сказал Кассиан, подъехав ко мне.

— Он огромен, — выдохнула я.

— И полон яда, — закончил он. — Ну что ж, Бель. Добро пожаловать домой.

Мы миновали последний дорожный указатель. Впереди, в морозной дымке, возвышался Аквилон. Вороний Утес остался далеко позади, в другой жизни.

Начиналась игра.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 43. Золотая клетка

Въезд в Аквилон был похож на погружение в холодную, бурлящую воду. После недель пути по пустынным дорогам шум запруженных народом улиц обрушился на нас, оглушая. Воздух, густой и тяжелый, был наполнен тысячей запахов: жареных каштанов и дорогих духов, конского пота и гниющих в сточных канавах отбросов. Роскошные, расписные кареты с гербами знатных домов проносились мимо, едва не сбивая с ног оборванных нищих. Все здесь кричало о силе, богатстве и ледяном безразличии.

Наш маленький, строгий кортеж в темно-зеленых цветах выглядел на этом карнавале жизни чужеродным и мрачным. На нас смотрели. Простые горожане — с любопытством, стражники у ворот — с ленивым презрением. А из окон проезжающих карет на нас бросали быстрые, оценивающие взгляды люди, чьи лица были скрыты за масками вежливого высокомерия. Мы были провинциалами, диковинкой, нарушившей привычный порядок вещей.

Особняк, который через своего человека арендовал Гидеон, находился в старом аристократическом квартале. Он не поражал роскошью, но был основательным и крепким — настоящая крепость в миниатюре, с высокими стенами и единственным, хорошо защищенным въездом. Это было именно то, что нам нужно: не дворец для приемов, а штаб-квартира для ведения войны.

Едва мы спешились, наша маленькая армия пришла в движение. Сэр Ронан, не теряя ни минуты, начал расставлять посты и организовывать оборону. Гидеон, с лицом озабоченного казначея, принимал дом у управляющего, проверяя каждую кладовую. Я же, отдав короткие распоряжения слугам, прошла в самую большую комнату с камином и окнами, выходящими во внутренний двор.

На мгновение я замерла посреди дорожных сундуков и тюков. Этот холодный, безличный зал теперь был моей крепостью и моей тюрьмой. Я глубоко вздохнула, отгоняя усталость долгого пути, и развернула на столе карту столицы. Мой Вороний Утес был далеко. Это было новое поле битвы, и я должна была изучить его.

Мы не успели даже разобрать вещи, когда первый гость возвестил о себе. Это был не друг и не враг. Это был официальный вестник — королевский камергер, лорд Эмери. Сухой, тонкий, как жердь, старик в безупречном лиловом камзоле. Я увидела не просто придворного, а символ этого места: каждая морщинка на его лице говорила о десятилетиях интриг и умении кланяться нужным людям.

Он вошел в нашу импровизированную приемную, и его взгляд брезгливо скользнул по дорожному беспорядку, остановившись на мне.

— Герцогиня де Валуа, — произнес он скрипучим, лишенным всяких эмоций голосом, отвешивая едва заметный поклон. — Его величество король рад слышать о вашем прибытии в столицу и окончании вашего долгого траура. Он шлет вам свое приветствие и надеется увидеть вас на торжествах в честь Зимнего Солнцестояния.

— Передайте его величеству мою глубочайшую благодарность и клятву в неизменной верности, — ответила я, вставая. — Для меня будет честью предстать перед его светлыми очами.

Камергер неопределенно хмыкнул.

— Кроме того, — продолжил он, доставая из рукава изящный свиток, перевязанный золотой лентой, — его высочество наследный принц Александр, беспокоясь о вашем самочувствии после долгой дороги, приглашает вас завтра вечером на скромный ужин в своих апартаментах. В узком кругу самых близких друзей. Чтобы вы могли отдохнуть и привыкнуть к столичной жизни в спокойной, неофициальной обстановке.

Он протянул мне свиток. Слова были сладкими, как мед, но я почувствовала под ними холод стали. Ловушка. Идеальная, вежливая, убийственная. Неофициальный ужин в «узком кругу» его людей. Он хотел встретиться со мной на своей территории, без свидетелей, чтобы прощупать, оценить мои силы, возможно, запугать или скомпрометировать еще до начала официальных приемов.

Я чувствовала на себе взгляд Кассиана, который неподвижно стоял у камина. Я знала, что он ждет моего ответа.

Я не взяла свиток.

— Лорд Эмери, — мой голос был преисполпен тихой, благородной скорби. — Мое сердце переполнено благодарностью к его высочеству за его неустанную заботу. Однако, мой траур, хоть и подошел к официальному концу, все еще живет в моей душе. Я прибыла в Аквилон, чтобы исполнить свой долг вассала перед королем, а не для увеселений. Моим первым выходом в свет, первым знаком моего возвращения к жизни, должен стать официальный прием в тронном зале. Сделать это раньше, в неофициальной обстановке, было бы проявлением неуважения к памяти моего покойного супруга.

Мой отказ был безупречен. Он был облечен в ту же форму благочестия и скорби, которая уже однажды спасла меня. Я не отвергала принца. Я лишь следовала правилам приличия.

На лице камергера впервые отразилось нечто похожее на эмоцию — смесь удивления и раздражения. Он не ожидал такого ответа. Он ожидал либо радостного согласия провинциалки, жаждущей попасть в высший свет, либо грубого отказа, который можно было бы истолковать как оскорбление.

— Прошу вас передать его высочеству мои извинения и заверить его, что я с нетерпением буду ждать возможности лично поблагодарить его на первом балу в честь Солнцестояния, — закончила я, давая ему понять, что аудиенция окончена.

Лорд Эмери, поджав губы, поклонился на этот раз чуть ниже и, пятясь, вышел.

Когда за ним закрылась дверь, я медленно выдохнула. Ронан, стоявший у входа, негромко хмыкнул.

— Первый выпад отбит, ваша светлость.

— Он проверял, клюнете ли вы на наживку, — произнес Кассиан, подходя ко мне. — Он хотел выманить вас из вашей крепости на территорию, где правила устанавливает он. Ваш отказ был верным ходом. Вы показали ему, что знаете правила этой игры.

— Но он также понял, что я не собираюсь прятаться, — сказала я, глядя на карту. — Теперь он знает, что я пришла сюда не просить, а сражаться.

Я подошла к окну и посмотрела на улочки Аквилона, которые медленно погружались в синие зимние сумерки. Город зажигал огни. Тысячи огней в тысячах окон. И за одним из этих окон сейчас сидел мой враг. Он получил мой ответ. И теперь он, без сомнения, готовил свой следующий ход.

Игра началась. И первый ход был за мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 44. Визиты вежливости

Следующий день не принес ни угроз, ни новых приглашений. Он принес нечто гораздо более коварное: тишину. Мы были в столице, но столица делала вид, что нас не замечает. Наш особняк превратился в осажденную крепость, но враг не штурмовал стены. Он просто ждал, пока мы сами не умрем от голода — голода по информации и влиянию.

Я прекрасно понимала тактику Александра. Отказавшись от его «дружеского» ужина, я выиграла первый раунд, но одновременно позволила ему взять под контроль повествование. Я знала, что по всем гостиным и салонам Аквилона сейчас разносится шепот, выгодный ему. О том, что скорбящая герцогиня де Валуа окончательно повредилась в уме. О том, что она стала набожной фанатичкой, чурающейся общества. О том, что ее дела так плохи, что она боится показаться на людях. Он не нападал. Он строил вокруг меня клетку из слухов, медленно отрезая меня от мира.

— Мы не можем сидеть здесь и ждать, — сказала я на утреннем совете. — Пассивная оборона — это поражение. Если мы не создадим свою историю, ее за нас создаст принц.

— Но что мы можем сделать, ваша светлость? — спросил Гидеон, с тревогой перебирая счета за аренду особняка. — Мы не можем устраивать приемы, у нас нет на это средств.

— Нам и не нужны приемы, — вмешался Кассиан, который до этого молча изучал генеалогическое древо одного из баронских родов. — Вы должны нанести визиты.

Его логика была безупречна. Я не могла принимать гостей, но я, как новоприбывшая в столицу герцогиня, обязана была нанести визиты вежливости самым влиятельным дамам двора. Это был мой долг по этикету. И мой единственный шанс прорвать информационную блокаду.

— Подготовьте карету, — приказала я. — Мы начинаем сегодня.

Первый визит был самым важным. Мы отправились к герцогине де Шеврез, старой и невероятно влиятельной гранд-даме, которая была неофициальной королевой столичного общества и приходилась троюродной теткой самому королю. Она была из тех, кто одним словом мог вознести человека до небес или низвергнуть в грязь. Она не любила принца Александра, считая его выскочкой, но и не питала теплых чувств к памяти Изабеллы, которую считала вульгарной и истеричной. Это была нейтральная, но очень опасная территория.

Ее особняк был похож на дворец из слоновой кости, полный зеркал, позолоты и тихих, как мыши, слуг. Нас провели в малую гостиную, которая напоминала изящную, лишенную воздуха шкатулку для драгоценностей. В кресле, похожем на трон, восседала сама герцогиня. Это была миниатюрная, высохшая старушка с острым, как у птицы, носиком и невероятно живыми, умными черными глазами.

— Изабелла, дитя мое, — проскрипела она, протягивая мне для поцелуя унизанную перстнями руку. — Какое нежданное воскрешение из мертвых. Я уж думала, мы больше никогда не увидим тебя за пределами твоего Вороньего Утеса. Говорят, ты обрела веру. Это так утомительно, должно быть.

Ее слова были смесью яда и меда. Она одновременно и приветствовала меня, и давала понять, что в курсе всех слухов.

— Горе — суровый учитель, ваша светлость, — ответила я, приседая в глубоком реверансе. — Оно учит отличать важное от мишуры. Я прибыла в столицу, чтобы исполнить свой долг перед королем, а не для развлечений.

— Какая скука, — отрезала она, но в ее глазах я увидела интерес. Она, как и Монфор, ожидала от меня либо заискивания, либо истерики. А получила спокойное достоинство. — А это, я так понимаю, твой новый духовник? — она кивнула на Кассиана, который неподвижно стоял за моим плечом.

— Позвольте представить, господин Архимаг Кассиан, советник его величества, — произнесла я.

Герцогиня на мгновение замерла, внимательно разглядывая Кассиана.

— А-а, тот самый Кассиан, — протянула она. — Мальчик, который предпочитает общество мертвых манускриптов живому обществу. Любопытно. Принц Александр оказал тебе весьма странную услугу, дитя мое, прислав к тебе в компаньоны самого нелюдимого человека в королевстве.

Она знала все. Она была центром паутины.

— Его высочество был безмерно добр, — ровным голосом ответила я. — Мудрые беседы с господином Архимагом принесли моей душе больше утешения, чем все светские развлечения.

— Значит, слухи верны, и ты действительно изменилась. — Она прищурилась, и ее взгляд стал острым, как игла. — Что ж, это интригует. Двор заскучал без твоих выходок, Изабелла. Твое благочестие — это главная новость сезона. Принц, говорят, в восторге от твоего преображения. Он всем рассказывает, какая ты стала кроткая и покорная.

Вот он. Удар. Мягкий, обернутый в шелк комплимента, но от этого не менее смертельный. Он не просто распускал слухи о моем безумии. Он создавал мне образ безобидной, сломленной овечки. Чтобы никто не воспринял меня всерьез.

— Кротость — добродетель, которую я лишь пытаюсь постичь, ваша светлость, — сказала я, глядя ей прямо в глаза. — Но мой долг перед моим домом и моими людьми требует от меня не кротости, а твердости. Я многое узнала за эти два года. О том, как на самом деле управляется герцогство. О долгах. И о тех, кто наживался на моем горе.

Я сделала паузу, понижая голос до заговорщицкого полушепота.

— Я уверена, наши с вами беседы, когда мы останемся наедине, будут весьма познавательны для нас обеих.

Это был мой ответный ход. Я не стала спорить со слухами. Я намекнула на то, что у меня есть информация. Компромат. Намек, понятный только ей. Глаза старой герцогини блеснули. Она любила интриги больше всего на свете. Я предлагала ей новую, захватывающую игру.

— Что ж, — сказала она после долгой паузы, и в ее голосе прозвучали новые, заинтересованные нотки. — Пожалуй, твой траур действительно пошел тебе на пользу. Ты стала… интереснее. Заезжай ко мне завтра. Поболтаем. Без свидетелей.

Я выиграла. Я не просто прорвала блокаду. Я получила аудиенцию у самой королевы этой паутины.

Когда мы вышли из ее дворца на холодные, заснеженные улицы, я чувствовала себя так, словно вышла из логова львицы, оставшись невредимой.

— Вы сыграли рискованно, — тихо сказал Кассиан, когда мы сели в карету. — Вы разбудили в ней интерес хищника.

— Этого я и добивалась, — ответила я, чувствуя, как колотится сердце. — В этой золотой клетке нельзя быть овцой. Здесь выживает либо самый сильный хищник, либо тот, кто держит на поводке всех остальных. Я собираюсь стать той, кто держит поводки.

Карета тронулась. Впереди был второй день битвы. Но теперь я знала, что у меня может появиться новый, могущественный и очень опасный союзник.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 45. Шепот и сталь

Утро перед визитом к герцогине де Шеврез было тихим, почти беззвучным. В нашем особняке царил порядок, граничащий с абсурдом — слуги двигались на цыпочках, боясь издать лишний звук, а гвардейцы Ронана на постах стояли неподвижно, как статуи. Все понимали: сегодня решается исход всей нашей столичной вылазки. Станет ли она началом победы или быстрым, унизительным провалом.

Я сидела в своем импровизированном кабинете, перебирая несколько выписок из счетов, которые Гидеон подготовил для меня еще в Вороньем Утесе. Это были не просто бумаги. Это были тщательно подготовленные снаряды.

— Она ценит только две вещи, — раздался голос Кассиана. Архимаг стоял у окна, глядя на заснеженный сад. — Власть и развлечение. Интрига для нее — это идеальное сочетание того и другого. Вы не должны просить ее о помощи. Вы должны предложить ей более интересную игру, чем та, которую предлагает принц.

— Я не умею играть, Кас, — тихо ответила я, чувствуя, как холодеют пальцы. — Я умею только анализировать и лечить.

— Анализ — это и есть основа любой игры, — ответил он, не оборачиваясь. — А ваш замысел — это не игра. Это хирургическая операция. Будьте точны, хладнокровны и не бойтесь пустить кровь.

Его слова придали мне той стальной решимости, которой так не хватало.

Герцогиня приняла меня не в парадной гостиной, а в своем личном будуаре, и этот жест был знаком — формальности окончены, начинается серьезный разговор. Комната была отражением своей хозяйки: изящная, дорогая, наполненная хрупкими на вид, но бесценными вещами. Воздух был пропитан тонким ароматом воска и сухих цветов. В то же время здесь чувствовалась железная воля — в строгих линиях мебели, в идеальном порядке, в том, как свет падал из высокого окна, точно выверенный и холодный.

Хозяйка дома сидела в кресле у камина, укутанная в шаль из соболиного меха, и жестом указала мне на кресло напротив.

— Итак, дитя мое, — проскрипела она, как только служанка принесла нам чай и бесшумно удалилась. — Ты заинтриговала меня. Ты говорила о долгах. И о тех, кто наживался на твоем горе. Я не люблю намеков. Я люблю имена.

Я сделала маленький глоток из фарфоровой чашки. Горячий, терпкий чай с бергамотом помог собраться с мыслями.

— Я говорю о королевском казначее, мессире де Люине, — произнесла я ровным голосом.

Взгляд старой интриганки стал острее. Де Люин был известным ставленником принца Александра, его «кошельком» и исполнителем самых грязных финансовых поручений.

— Любопытно, — протянула она. — Продолжай.

Я достала из ридикюля сложенный вчетверо лист пергамента и протянула собеседнице.

— Это копия счета из гроссбуха моего покойного супруга. За полгода до его смерти он занял у торгового дома «Железный кошель» — который, как известно, тайно принадлежит казначею — крупную сумму под залог нескольких деревень. Проценты были грабительскими.

Старая дама пробежала глазами по цифрам, ее тонкие губы сжались в ниточку.

— Это ростовщичество, но не преступление. Стандартная практика для де Люина.

— Согласна, — кивнула я. — Но самое интересное дальше. Вот, — я указала на другую строку, — запись, сделанная уже после смерти моего мужа, когда я, по всеобщему мнению, была… не в себе. Выплата огромной суммы тому же торговому дому за «расходы на погребение и организацию траурных церемоний». Сумма, которая в десять раз превышает реальные затраты. И подпись под приказом о выплате — поддельная.

Я передала ей второй документ — заключение писца из гильдии, которого тайно нанял мой человек, подтверждающее подделку почерка.

Герцогиня долго молчала, изучая бумаги. В ее будуаре было слышно только потрескивание поленьев в камине.

— Он не просто нажился на твоем горе, — наконец произнесла она, и в ее голосе зазвучали новые нотки — холодное, хищное любопытство. — Он обокрал казну твоего герцогства, используя твое имя как прикрытие. Это… изящно. И очень в духе принца — действовать чужими руками.

Герцогиня отложила бумаги. Ее черные, всевидящие глаза впились в меня.

— Это хорошая карта, дитя мое. Очень хорошая. Она не ведет напрямую к Александру, но бьет по его самой важной фигуре. Скандал будет грандиозный. Но почему ты принесла ее мне? Что ты хочешь взамен?

Настал момент торга. Я заранее продумала свои условия. Они были дерзкими, но справедливыми.

— Мне не нужна месть, ваша светлость, — сказала я. — Мне нужна справедливость. И возможность восстановить свой дом.

Я говорила четко, чеканя каждое слово.

— Первое. Я хочу, чтобы слухи о моем безумии прекратились. Я хочу, чтобы, когда я появлюсь на приеме, люди видели во мне не сумасшедшую затворницу, а полноправную герцогиню де Валуа. Вашего слова для этого будет достаточно.

— Второе. Мне нужна неофициальная аудиенция у его величества. До начала празднеств. Я должна лично засвидетельствовать ему свою верность и убедиться, что он слышит не только доклады своего сына.

— И третье. Когда придет время, и я представлю свои доказательства Совету, я хочу, чтобы меня выслушали. Я не прошу вас встать на мою сторону. Я прошу вас обеспечить мне право голоса.

Герцогиня откинулась на спинку кресла. Она оценивала меня, взвешивая риски и выгоды.

— Твои запросы велики, — сказала она. — Ты втягиваешь меня в прямую конфронтацию с наследным принцем.

— Я же предлагаю вам возможность поставить на место выскочку, который уже мнит себя королем, — парировала я. — И получить в моем лице верного и, смею надеяться, полезного союзника на севере.

На губах герцогини появилась улыбка. Впервые за все время нашей встречи. Тонкая, хищная, острая, как лезвие.

— Ты действительно изменилась, Изабелла. В тебе появилась сталь. Мне это нравится.

Она взяла со столика маленький серебряный колокольчик и позвонила.

— Хорошо, — сказала она, когда в комнату вошла служанка. — Я поговорю с кем нужно. Слухи утихнут. А что до короля… он будет принимать участие в утренней охоте послезавтра. Говорят, свежий воздух полезен для скорбящих. Убедись, что ты «случайно» окажешься на той же лесной просеке.

Она дала мне то, что я просила. И даже больше. Она дала мне план.

Я покидала ее дворец с чувством облегчения и холодком по спине. Сделка с паучихой в центре ее паутины была заключена. Она была моим союзником, но я ни на секунду не сомневалась, что, если я допущу ошибку, она без колебаний вонзит в меня свои ядовитые клыки.

Я вернулась в свой особняк-крепость. Игра становилась все сложнее. Но теперь я была в ней не одна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 46. Королевская охота

Возвращение из дворца герцогини де Шеврез было тихим. В карете мы с Кассианом не обменялись ни словом. Впрочем, тишина эта была не пустой, а наполненной — молчание двух заговорщиков, только что удачно завершивших переговоры. План, который еще вчера казался отчаянной авантюрой, обрел прочную основу.

Первые плоды нашего союза не заставили себя ждать. Уже на следующий день изменился сам воздух столицы. Вернувшись с рынка, Лина доложила, что разговоры о нас сменили тональность. Если раньше торговки шептались о «безумной северной герцогине», то теперь они с интригой обсуждали «загадочную и благочестивую вдову», которая удостоилась личного визита самой де Шеврез. Паучиха начала плести свою паутину, и ее нити были куда прочнее грубой лжи принца.

День перед охотой прошел в состоянии напряженного, сосредоточенного планирования. Наш особняк превратился в военный штаб. На большом столе в главной комнате, пахнущей воском и старым деревом, была разложена подробная карта королевских угодий, которую каким-то образом раздобыл Кассиан.

— Охота — это идеальная метафора придворной жизни, — говорил он, указывая тонким пальцем на пересечение троп. — Кажется, что вокруг простор и свобода, но на самом деле каждый шаг регламентирован, а каждый маршрут заранее известен. Король, — палец архимага остановился на небольшой просеке у Лебединого ручья, — всегда делает здесь привал в середине дня. Он любит тишину и не терпит, когда его в этот момент отвлекает большая свита.

— Значит, именно там мы и должны оказаться, — заключила я.

— Именно там вы должны оказаться, «случайно» заблудившись во время своей уединенной конной прогулки, — поправил он. — Я буду неподалеку, но не рядом. Мое присутствие может быть истолковано как давление. Это должен быть ваш разговор.

Сэр Ронан слушал, нахмурив свои густые брови. Для него вся эта стратегия была чуждой, непонятной магией.

— Это все прекрасно, господин Архимаг, — проворчал капитан. — Но охота — это еще и идеальное место для несчастных случаев. Шальная стрела, взбесившаяся лошадь, оступившийся в овраге конь. Принц Александр и его гвардейцы тоже будут там. Моя задача — обеспечить безопасность ее светлости, а не надеяться на случайности.

— Ваша задача, капитан, — ответил Кассиан, не поднимая на него глаз с карты, — сделать так, чтобы мы оказались в нужном месте в нужное время, не привлекая лишнего внимания. А о «случайностях» позабочусь я.

В его голосе прозвучала такая ледяная уверенность, что даже у бывалого капитана по спине пробежал холодок. Ронан не нашел, что возразить. Он лишь коротко кивнул и принялся отдавать распоряжения своим людям, лично проверяя подковы, сбрую и прочность тетивы на моем охотничьем луке.

Я же готовилась к своей роли. Явиться на охоту в траурном платье было нельзя. Но и щеголять в ярких нарядах было бы неуместно. Лина, с помощью одной из швей, нанятых Гидеоном, всю ночь перешивала мое темно-зеленое дорожное платье. Они убрали лишнюю строгость, добавили удобные разрезы для верховой езды и украсили ворот скромной серебряной вышивкой в виде вороньего крыла. Наряд получился идеальным: элегантным, практичным и недвусмысленно заявляющим о моем статусе.

Вечером, когда все приготовления были закончены, я осталась одна. Тревога скручивала внутренности холодным узлом. Все зависело от этого короткого, «случайного» разговора. Что, если король не захочет меня слушать? Что, если он уже полностью находится под влиянием своего сына?

В комнату тихо вошел Кассиан. Он не спрашивал, как я себя чувствую. Он и так это знал.

— Вы боитесь не короля, — сказал он, останавливаясь у камина. — Вы боитесь, что ваша правда окажется слабее его лжи.

— Разве это не так? — горько усмехнулась я. — Он — королевский сын, его гордость, будущее королевства. А я — всего лишь северная герцогиня с сомнительной репутацией.

— Вы — правитель, который за несколько месяцев сделал то, чего другие не могли сделать годами, — ответил он. Отблески пламени плясали на его строгом лице. — Вы превратили умирающее герцогство в работающее предприятие. Вы нашли новый источник богатства для короны. Короли, Анна, при всей своей любви к сыновьям, в первую очередь ценят полезные активы. Вы должны говорить с ним не как обиженная женщина, а как ценный вассал, докладывающий о состоянии своих дел. Покажите ему не свою слабость, а свою силу. Ваша сила — вот лучшее доказательство вашей вменяемости.

Он впервые за долгое время назвал меня моим настоящим именем. И это простое слово, сказанное в тишине комнаты, подействовало лучше любого ободряющего заклинания. Он напоминал мне, кто я есть. Не Изабелла, не герцогиня. А Анна. Женщина, привыкшая решать проблемы с помощью логики и анализа.

— Спасибо, Кас, — прошептала я.

Он постоял еще мгновение, глядя на меня.

— Отдыхайте, Бель, — ответил он. — Завтра вам понадобится ясная голова.

Он вышел, оставив меня наедине с потрескивающим огнем. Страх не ушел, но он обрел четкие границы. Кассиан был прав. Я не шла просить о помощи. Я шла на деловой отчет к своему верховному сюзерену. И мой главный козырь — это не жалобы, а мои собственные успехи.

Я подошла к окну и посмотрела на спящий, равнодушный Аквилон. Завтра я войду в этот лес, полный хищников. И встречусь с самым главным из них.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 47. Лесная просека

Королевские охотничьи угодья встретили нас оглушительным шумом. Десятки всадников в ярких одеждах, стаи лающих собак, пронзительные звуки рогов — все сливалось в хаотичную, пьянящую симфонию силы и власти. Воздух был морозным, пах мерзлой землей и хвоей, а пар вырывался из разгоряченных ноздрей лошадей и пастей гончих. Это был мир мужчин, мир азарта и грубой, неприкрытой демонстрации статуса.

В центре этого вихря, на великолепном гнедом жеребце, гарцевал принц Александр. Он смеялся, перебрасываясь шутками со своими приближенными, и был похож не на интригана, а на молодого бога войны, наслаждающегося своей стихией.

Увидев мой скромный отряд, он направил коня к нам. Улыбка принца была ослепительна, но глаза — холодны.

— Герцогиня! Какая приятная неожиданность! — прокричал он, перекрывая шум. — Я уж думал, вы предпочтете молитвы этому грубому развлечению. Не боитесь заблудиться в наших лесах? Они коварны для тех, кто не знает троп.

Это была завуалированная угроза, поданная как любезность.

— Я доверяю своим людям, ваше высочество, — ответила я, спокойно встречая его взгляд. — И свежий воздух, как говорят, проясняет мысли лучше любых молитв.

Он рассмеялся и, отдав честь легким кивком, умчался вслед за сворой.

Мы держались в стороне от основной группы, медленно продвигаясь по лесу. Сэр Ронан ехал впереди, его глаза внимательно сканировали каждый куст, каждое дерево. Он был не на охоте. Он был на войне.

Первый «несчастный случай» не заставил себя ждать. Когда мы пересекали густой овраг, с противоположного склона вдруг сорвался огромный секач. Он несся прямо на мою лошадь с яростным хрипом, его клыки блестели. Моя лошадь испуганно заржала и встала на дыбы. Холодный ужас на мгновение парализовал меня, я едва удержалась в седле. Но прежде чем я успела что-либо предпринять, двое моих гвардейцев, действовавших с безупречной слаженностью, выехали вперед. Две стрелы, выпущенные почти одновременно, вонзились вепрю точно в шею. Зверь рухнул в нескольких шагах от меня.

— Осторожнее, ваша светлость, — ровным голосом произнес Ронан, даже не обернувшись. — Лес сегодня неспокоен.

Я знала, что это был не просто дикий зверь.

Через полчаса, когда мы ехали по узкой просеке, острый свист разорвал морозный воздух. Мимо моего уха пролетела стрела и вонзилась в ствол дерева впереди. Из-за деревьев выскочил один из рыцарей принца, изображая на лице досаду.

— Прошу прощения, герцогиня! — крикнул он. — Соскользнула тетива! Олень ушел!

Ронан молча посмотрел на него, затем на древко стрелы, торчащее из дерева. Угол, под которым она вошла, не оставлял сомнений. Это был не случайный выстрел.

— Мы «заблудились», капитан, — тихо сказала я. — Пора искать дорогу к Лебединому ручью.

Мы свернули с основной тропы и углубились в тишину зимнего леса. Здесь шум охоты почти не был слышен. Лишь хруст снега под копытами наших лошадей да наше собственное дыхание. Я чувствовала, как невидимая сеть сжимается вокруг нас, но я доверяла своим людям. И я знала, что где-то рядом, среди этих же деревьев, находится Кассиан. Эта мысль придавала уверенности.

Просека у Лебединого ручья была именно такой, как описывал Кас. Тихая, залитая бледным зимним солнцем поляна, через которую протекал незамерзающий, журчащий ручей. И он был там.

Король Теобальд VI сидел на поваленном дереве, сняв перчатки и протягивая руки к небольшому костерку. Рядом с ним стояли лишь двое старых, седобородых гвардейцев. Это был не грозный монарх, а уставший пожилой человек, ищущий минуты покоя. Но его осанка, то, как он держал голову, говорили о привычке повелевать. Его лицо, испещренное морщинами, было похоже на лицо сына, но лишено той хищной красоты и отмечено печатью усталости. Глаза короля, выцветшие, серые, смотрели устало, но очень проницательно.

Я спешилась, оставив свой эскорт у края поляны, и медленно пошла к нему. Мои шаги тонули в снегу, и звук этот казался в тишине поляны неуместно громким. Он услышал хруст и поднял голову. Увидев меня, монарх не выказал удивления, лишь слегка нахмурился.

— Герцогиня де Валуа? — его голос был глухим, скрипучим. — Какими судьбами? Кажется, вы несколько отбились от основной группы.

— Ваше величество, — я опустилась в глубоком реверансе, склонив голову. — Прошу простить мое вторжение. Лес действительно оказался коварнее, чем я предполагала. Я искала лишь тишины, но нашла честь лицезреть своего короля.

Он хмыкнул, но жестом указал мне на место рядом с собой на бревне. Я села, соблюдая почтительную дистанцию.

— Ваш сын говорил мне, что вы обрели благочестие, — сказал он, глядя на огонь. Он не повернул головы, лишь лениво ткнул палкой в догорающие угли. — А теперь я вижу вас на охоте. Противоречие.

— Нет ничего противоречивого в том, чтобы управлять данными вам богами землями, ваше величество, — ответила я, следуя совету Кассиана. — Молитвы хороши для души, но они не накормят людей и не наполнят вашу казну. Я прибыла не как просительница. Я прибыла как ваш вассал, с отчетом.

Глаза короля чуть заметно сузились. Он повернул голову и впервые посмотрел на меня с живым, деловым интересом.

— Отчет? Любопытно. Обычно мои вассалы приезжают ко мне с просьбами.

— У меня нет просьб, ваше величество. У меня есть новости, которые, как я считаю, вы должны услышать первым.

Я собралась с духом, отгоняя страх и призывая на помощь холодный, аналитический ум Анны. И я начала свой рассказ. Говорила сухо, по-деловому, без эмоций. Об открытии железной руды в заброшенных шахтах. О постройке водоподъемной машины. О первых слитках металла, которые уже пошли на нужды короны — «на починку доспехов вашей гвардии, ваше величество». Я говорила о потенциальных доходах, о новых торговых путях, о силе, которую это открытие может дать не только моему герцогству, но и всему северу.

Король слушал, не перебивая. Его усталое лицо становилось все более внимательным. Я видела, как в серых глазах загорается огонек. Не отеческой любви. А огонек интереса монарха, услышавшего о новом, ценном активе.

— Это… впечатляет, — произнес он, когда я закончила. — Мой сын говорил, что вы не способны управлять. Но я слышу речь не безумной женщины, а рачительного хозяина.

— Однако, ваше величество, — сказала я, переходя к главному, — мои скромные усилия по укреплению ваших северных рубежей наталкиваются на… сопротивление. Есть силы, которым, по-видимому, выгоднее видеть эти земли слабыми и разобщенными. Силы, которые препятствуют торговле, тайно облагают купцов пошлинами и не желают подчиняться законам, установленным вами и вашими предками.

Я не назвала ни одного имени. Я говорила о проблеме, а не о людях.

Король долго молчал, глядя на меня своим пронзительным взглядом.

— Ты говоришь об измене, герцогиня. Это серьезное обвинение.

— Я говорю о фактах, ваше величество. Которые я готова подтвердить документами. Моя единственная цель — служить короне, приумножая ее богатство и силу. И я прошу у вас лишь одного. Права делать это без помех.

В этот момент тишину просеки нарушил приближающийся стук копыт. На поляну выехал принц Александр в сопровождении нескольких своих рыцарей. На его лице было написано самое искреннее беспокойство.

— Отец! Герцогиня! Слава богам, я нашел вас! Мы сбились с ног, разыскивая ее светлость! Вы так неосторожны, герцогиня, так неосторожны…

Он осекся, увидев, как мы сидим рядом, и понял, что опоздал. Он прервал не просто разговор, а нечто гораздо более важное.

Король медленно поднялся.

— Успокойся, сын, — сказал он, и в его голосе прозвучал холодный металл. — Герцогиня была не в опасности, а с отчетом у своего короля. Ваши слова, герцогиня, — он повернулся ко мне, — дали мне много пищи для размышлений. Мы продолжим этот разговор. Во дворце. Наедине.

Он кивнул мне, не удостоив сына больше ни единым взглядом, и пошел к своему коню.

Я стояла, провожая его взглядом. Александр смотрел на меня, и его прекрасное лицо было искажено сдерживаемой яростью. В его глазах я читала неприкрытую ненависть.

Я не победила. Еще нет. Но я прорвала блокаду. Я достучалась до короля. Я посеяла в его душе семя сомнения. И теперь мой враг знал, что я больше не беззащитная жертва. Я — игрок, который только что сделал свой ход на его поле. И игра становилась смертельно опасной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 48. Цена успеха

Мы возвращались из королевских угодий в наш особняк под покровом сгущающихся сумерек. Никто не говорил ни слова, но воздух в карете, казалось, потрескивал от напряжения. Усталые гвардейцы Ронана сидели в седлах прямее, а на суровом лице самого капитана застыло выражение мрачного удовлетворения. Мы вошли в лес дичью, а вышли охотниками, которые только что загнали в угол самого опасного хищника в королевстве.

Едва за нами закрылись ворота, я собрала свой совет в главном зале. Адреналин отступил, оставив после себя гулкую усталость и холодное осознание того, что мы наделали.

— Ваша беседа с королем была безупречна, ваша светлость, — сказал Ронан, снимая перчатки. — Вы говорили как правитель, а не как просительница.

— Король слушал, — подтвердила я. — Но он еще ничего не решил. Он взвешивает. С одной стороны — слова его сына, с другой — перспектива получить в казну доходы от целой горы железа.

— Короли всегда выбирают железо, — произнес Кассиан из своего угла у камина. — Вы не просто посеяли сомнение, Бель. Вы предложили ему более выгодную сделку. Монарх — прагматик. Он будет копать. А когда король начинает копать, даже самые красивые фасады дают трещины.

Его слова принесли некоторое успокоение. Наш отчаянный гамбит сработал.

Последствия не заставили себя ждать. Утро началось с того, что наш дворецкий доложил о небывалой активности у ворот. Тишина и изоляция сменились осадой иного рода. Одна за другой к нашему дому подкатывали кареты, из которых выпархивали ливрейные лакеи, оставляя привратнику визитные карточки и изящные свитки с приглашениями. Графини, баронессы, маркизы — весь цвет столичного дворянства вдруг вспомнил о существовании «бедной, скорбящей» герцогини де Валуа.

— Слухи, — констатировал Гидеон, с отвращением перебирая гору дорогого пергамента, пахнущего духами и воском. — История вашей «случайной» встречи с королем уже обросла невероятными подробностями. Говорят, вы очаровали его своим умом. Говорят, вы открыли ему глаза на истинное положение дел на севере. Говорят, вы привезли с собой несметные сокровища из новых шахт.

— Пусть говорят, — сказала я, откладывая очередное приглашение на маскарад. — Любопытство лучше, чем презрение. Теперь столица видит в нас не жертву, а силу.

Но среди этой горы светской мишуры было одно письмо, которое заставило меня напрячься. Оно было доставлено королевским камергером и скреплено печатью устроителя придворных торжеств. Официальное приглашение.

— «Его величество король Теобальд VI и его высочество наследный принц Александр, — зачитала я вслух, сломав восковую печать, — имеют честь пригласить ее светлость, герцогиню Изабеллу де Валуа, на Большой Бал в честь открытия празднеств Зимнего Солнцестояния».

Это был ответный ход Александра. Прямой, неотразимый вызов. Он не мог помешать мне встретиться с королем наедине, но мог заставить меня выйти на его поле, в центр золотой клетки — в сияющий тронный зал, где он был главной звездой, а я — лишь странной диковинкой с севера. Принц хотел посмотреть, как я буду выглядеть под светом тысячи свечей, окруженная его людьми, связанная по рукам и ногам жестким придворным этикетом.

— Это ловушка, — глухо сказал Ронан. — В толпе проще всего устроить «несчастный случай».

— Это не ловушка, — возразил Кассиан. Он подошел и взял у меня из рук приглашение, медленно покачав головой. — Это дуэль. И он только что бросил вам перчатку. Отказ будет равносилен признанию поражения.

Я знала, что он прав. Я не могла отказаться.

В тот же день я нанесла ответный визит герцогине де Шеврез. Она приняла меня в том же будуаре, но на этот раз на ее тонких губах играла довольная, хищная улыбка, словно у кошки, заметившей мышь.

— Весь город гудит, дитя мое, — проскрипела она, указывая мне на кресло. — Ты одним махом превратилась из сумасшедшей затворницы в самую загадочную фигуру сезона. Александр в ярости. Он думал, что держит тебя на коротком поводке, а ты перегрызла поводок и укусила его за руку.

— Он пригласил меня на бал, — сказала я, переходя прямо к делу.

— Разумеется, пригласил, — кивнула она. — Он хочет вернуть себе контроль. Он выставит тебя на всеобщее обозрение и попытается унизить. Показать всем, что ты — не более чем неотесанная провинциалка, случайно попавшая в высший свет.

— Что вы мне посоветуете, ваша светлость?

Герцогиня откинулась в кресле, и ее черные глазки хищно блеснули.

— Во-первых, платье. Тебе нужна не просто одежда. Тебе нужна броня. Никакого траура. Но и никаких кричащих цветов. Тебе нужен цвет силы. Цвет ночи, цвет глубины, цвет власти. И один-единственный акцент — бриллианты. Не россыпь, а один, но крупный, чистый, как лед. Чтобы все видели, что Вороний Утес, может, и беден, но его хозяйка — драгоценность.

Она говорила, и я понимала, что это не просто советы по стилю. Это была инструкция по ведению психологической войны.

— Во-вторых, поведение. Не прячься по углам. Будь в центре. Но не говори много. Улыбайся, кивай, слушай. Пусть они сами ломают голову, что у тебя на уме. Загадка всегда сильнее прямолинейности.

Старая дама подалась вперед, и ее голос стал почти шепотом.

— Но самое главное — первый танец. По традиции, принц, как хозяин бала, должен открыть его танцем с самой знатной незамужней дамой. То есть с тобой. Это будет ваш поединок. Весь двор будет смотреть на вас, читать по губам, ловить каждый взгляд. Он попытается тебя спровоцировать, выведать твои планы, унизить комплиментом. А ты… ты должна улыбаться и говорить ему любезности, но так, чтобы от твоей вежливости у него по спине шел мороз.

Я вернулась в особняк, и слова герцогини гудели в моей голове. Броня из платья, оружие из улыбок, поле битвы — бальный зал. Это был чуждый мне мир, и я должна была принять его правила, чтобы победить.

Я позвала Гидеона.

— Мастер Гидеон, — сказала я, и мой голос был тверд. — Нам нужна лучшая швея в Аквилоне. Немедленно. И найдите мне ювелира. Самого лучшего. У нас очень мало времени.

Битва в лесу была окончена. Начиналась битва в бальном зале. И я знала, что она будет куда более жестокой и опасной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 49. Танец с драконом

Дни перед балом пролетели в лихорадочной, почти военной подготовке. Наш тихий особняк превратился в мастерскую, где лучшие специалисты столицы трудились над созданием моей «брони». Швеи, рекомендованные герцогиней де Шеврез, день и ночь колдовали над метрами тяжелого, как ночное небо, сапфирового бархата. Ювелир, старый и хитрый гном, чьи работы ценились на вес золота, принес на бархатной подушке то единственное украшение, которое я позволила себе.

В вечер бала я смотрела на свое отражение, и женщина в зеркале была незнакомкой. Не Анной, не Изабеллой-страдалицей и даже не Изабеллой-правительницей из Вороньего Утеса. Это была фигура власти, высеченная из ночи и льда специально для этого бала.

Платье было само совершенство. Глубокий, почти черный синий цвет поглощал свет свечей, оставляя лишь бархатные переливы на складках ткани. Наряд имел строгий, но открывающий плечи лиф и длинную, струящуюся юбку без единого украшения. Вся роскошь была в ткани и безупречном крое, который подчеркивал каждый изгиб, но оставался холодным и неприступным. На шее, на тонкой платиновой цепочке, покоился крупный, идеально ограненный бриллиант. Он не сверкал, а горел холодным, внутренним огнем, как осколок льда, как застывшая слеза.

— Вы готовы, Бель? — тихий голос Кассиана заставил меня вздрогнуть.

Он стоял в дверях, и тоже преобразился. Привычный строгий костюм сменился парадным камзолом из черного шелка, на котором серебряной нитью были вышиты едва заметные руны. Он выглядел не просто как ученый. Он выглядел как воплощение самой ночи — могущественный и опасный.

— Я готова, Кас, — ответила я, и мой голос не дрогнул.

Королевский дворец был оглушающим. После аскетичной строгости нашего особняка, этот океан света, звуков и запахов ударил по мне, заставив на мгновение замереть. Тысячи свечей в хрустальных люстрах, громкий, пьянящий гул сотен голосов, смешивающийся с музыкой оркестра, ароматы духов, вина и воска. Стены тронного зала были увешаны гобеленами, рассказывающими о славных победах королей Аквитейна, а под ногами блестел отполированный до зеркального блеска мраморный пол.

Когда герольд выкрикнул мое имя: «Ее светлость, вдовствующая герцогиня Изабелла де Валуа!», по залу пронесся шепот, а затем наступила короткая тишина. Сотни голов повернулись в нашу сторону. Я физически ощутила тяжесть их взглядов — любопытных, оценивающих, враждебных.

Я сделала первый шаг, заставляя себя дышать ровно. Взгляд — прямо перед собой. Спина — идеально прямая. Рядом со мной шел Кассиан, его темная фигура была идеальным контрастом моему платью. За нами, как тень, следовал сэр Ронан, суровый и неподвижный, как скала. Мы были маленьким, темным островом в этом бушующем, цветастом море.

Слухи, пущенные герцогиней, сделали свое дело. В глазах придворных я читала не презрение к сумасшедшей, а острый, хищный интерес к загадке. Я стала главной интригой сезона.

Мы не стали прятаться. Следуя совету де Шеврез, я медленно прошла в центр зала, принимая поклоны и отвечая на них легкими кивками. Мой взгляд нашел ее — старая герцогиня сидела в окружении своей свиты и едва заметно кивнула мне, одобряя мой выход. Союз был подтвержден.

Заметила я и его. Принц Александр стоял у подножия трона, рядом со своим отцом, королем. Он был великолепен в своем бело-золотом камзоле. Принц улыбался, принимая комплименты, но я чувствовала его взгляд на себе. Тяжелый, внимательный, полный яда.

Музыка оборвалась на высокой ноте. В наступившей тишине гул голосов смолк почти мгновенно. Королевский распорядитель ударил своим жезлом в пол.

— Его высочество, наследный принц Александр, откроет бал!

Весь зал затаил дыхание. Александр, с ослепительной улыбкой на губах, сошел со ступеней. Принц не смотрел по сторонам, его путь лежал прямо ко мне. Звук его шагов по мрамору отдавался в тишине. Толпа расступалась перед ним, как воды моря.

Он был похож на бога солнца, спускающегося с небес. Но я знала, что под этим сиянием скрывается тьма.

Он остановился передо мной и отвесил безупречный поклон.

— Герцогиня, — его голос был медом, в котором я чувствовала привкус яда. — Ваше возвращение в свет — истинное украшение этого вечера. Вы ослепительны.

— Вы слишком добры, ваше высочество, — ответила я, приседая в ответном реверансе.

Он протянул мне руку в белой перчатке.

— Вы окажете мне честь первого танца?

Это был не вопрос. Это был вызов на дуэль. На глазах у всего королевства.

— С удовольствием, ваше высочество, — ответила я, и мои пальцы легли в его ладонь. Его рука в перчатке была теплой, но хватка — жесткой, собственнической.

Он повел меня в центр зала. Мы встали в позицию. Оркестр заиграл первые, медленные, торжественные аккорды вальса.

Мы начали танец. Танец с драконом. И я знала, что у меня нет права на ошибку. Каждый мой шаг, каждое слово, каждый взгляд будут решающими.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 50. Дуэль в ритме вальса

Рука принца на моей талии была твердой, собственнической, тепло его ладони прожигало тонкую ткань платья. Александр повел меня в танце с безупречной, отточенной годами грацией. Мы закружились в медленном, торжественном ритме вальса, и на мгновение мне показалось, что мы — идеальная пара из сказки: золотой принц и его загадочная темная королева. Сотни глаз следили за каждым нашим движением, сотни ушей жадно ловили обрывки наших слов. Спектакль начался.

— Должен признать, уединение пошло вам на пользу, герцогиня, — его голос был тихим, бархатным, предназначенным только для меня. — Вы стали... тише. Почти покорной. Это вам идет.

Первый удар. Тонкий, как укол отравленной иглой. Он пытался напомнить мне о моем образе «сломленной вдовы».

— Благодарю, ваше высочество, — я улыбнулась ему самой милой из своих улыбок, чуть склонив голову. — Тишина и правда учит многому. Например, внимательно слушать. Иногда в тишине можно услышать вещи, которые заглушает придворный шум. Например, звон чужого золота в карманах королевских казначеев.

Хватка на моей талии на мгновение сжалась чуть сильнее. Улыбка на лице принца не дрогнула, но в его синих глазах промелькнул холод. Мой ответный укол достиг цели.

— Я слышал, вы произвели фурор на охоте, — сменил он тему, продолжая вести меня в плавном кружении. — Мой отец был впечатлен вашими... амбициозными планами. Надеюсь, вы не переоцениваете свои силы? Северные земли коварны, а управление ими требует твердой мужской руки.

Снисходительность. Классический прием, чтобы поставить меня на место, напомнить, что я — всего лишь слабая женщина.

— Сила правителя, ваше высочество, не в руках, а в голове, — мягко возразила я, глядя ему прямо в глаза. — И в верности короне. Моя единственная амбиция — сделать северные земли сильными и богатыми, чтобы они могли служить опорой трону, а не быть его слабой стороной. Я уверена, это и ваша главная цель.

Я снова парировала его выпад, прикрываясь безупречной лояльностью. Он не мог спорить с этим, не выставив себя противником процветания королевства.

Танец становился быстрее, музыка — громче. Мы проносились мимо размытых лиц придворных, и его рука на моей спине притянула меня ближе.

— Оставьте свои игры, Изабелла, — прошипел Александр, когда очередной поворот танца почти прижал нас друг к другу. Его голос потерял всю свою медовость, в нем зазвенел лед. — Вороний Утес — это маленькая, холодная скала. Аквилон — это океан. Вы здесь утонете. Возвращайтесь в свой замок, молитесь своим богам, и, возможно, я забуду о вашей дерзости.

Прямая угроза. Маски были сброшены.

Музыка неслась к своему крещендо. У меня оставалось всего несколько тактов. Я собрала все свое хладнокровие для последнего, решающего удара. Я посмотрела на него, и моя улыбка стала еще шире, еще безмятежнее, но в глазах моих, я знала, горел холодный огонь.

— Благодарю за вашу заботу, ваше высочество. Но, боюсь, вы ошибаетесь, — мой голос был тихим, почти нежным шепотом. — Я не боюсь океана. Ведь даже самая маленькая скала, если она из чистого железа, может пробить борт самого большого и красивого корабля. Особенно, если этот корабль прогнил изнутри.

Последние аккорды вальса грянули и растворились под высокими сводами. Мы замерли в центре зала. Абсолютная тишина. Весь двор смотрел на нас.

И я увидела это. На долю секунды, прежде чем он снова натянул на себя маску идеального принца, я увидела его настоящее лицо. Не просто гнев. Это была холодная, бездонная ярость хищника, который понял, что жертва не просто вырвалась, а сама оказалась смертельно опасной.

Александр отпустил меня и отвесил жесткий, почти оскорбительный поклон.

— Благодарю за танец, герцогиня. Вы были… незабываемы.

— Вся честь была моей, ваше высочество, — ответила я, приседая в глубоком, безупречном реверансе.

Спектакль был окончен.

Я развернулась и, не оглядываясь, пошла прочь, чувствуя на спине его прожигающий взгляд. Я шла сквозь расступившуюся толпу, и шепот за моей спиной был похож на шипение змей. Я дошла до своего маленького островка безопасности, где меня ждали Кассиан и Ронан.

Кассиан не сказал ни слова. Лишь молча смотрел на меня, и в его невозможных, грозовых глазах я впервые увидела нечто похожее на... темную, почти жестокую гордость. Он протянул мне бокал с вином. Его пальцы на мгновение коснулись моих, и от этого простого прикосновения по моей руке пробежало тепло.

Я сделала глоток, и ледяное спокойствие, державшее меня весь вечер, начало отступать, уступая место дрожи. Я выиграла эту дуэль. Я публично бросила вызов наследному принцу и осталась стоять на ногах.

Но, глядя поверх голов на удаляющуюся фигуру Александра, я понимала, что только что превратила холодную политическую игру в личную войну. И в такой войне не бывает правил. И не бывает пленных.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 51. Королевское внимание

Танец закончился, но дуэль — нет. Она просто переместилась с паркета в переполненный взглядами и шепотом зал. Я вернулась на свой «остров» к Кассиану и Ронану, и чувствовала себя так, словно только что пробежала несколько миль в полном доспехе. Ноги дрожали, но спину я держала прямо, опираясь на невидимый корсет из воли.

— Не показывайте слабости, — тихий голос Каса был предназначен только для меня. — Вы ранили его. Теперь он будет искать любую трещину в вашей броне. Держите голову прямо. Улыбайтесь.

Я взяла бокал, который он мне протянул, и заставила себя улыбнуться. Вокруг нас образовалась своеобразная пустота. Люди смотрели, перешептывались, но подойти не решались. Я стала радиоактивной. Опасной. И в этом была своя сила.

Александр, в свою очередь, разыграл свой следующий гамбит с безупречным мастерством. Он не стал хмуриться или игнорировать меня. Наоборот. Принц громко рассмеялся, окруженный своей свитой, и я услышала, как один из его приближенных, барон де Рошфор, сказал нарочито громко, чтобы это разнеслось по залу:

— Его высочество всегда ценил хороший юмор! Бедная герцогиня, горе так обострило ее язычок!

Это было гениально в своей подлости. Они пытались перевернуть все с ног на голову. Представить нашу дуэль не как столкновение двух сил, а как милостивое развлечение принца, который потакает капризам скорбящей, слегка безумной женщины. Он пытался снова загнать меня в клетку из жалости и снисхождения.

Некоторые придворные, те, кто зависел от принца, тут же подхватили эту мелодию, закивав и заулыбавшись. Я видела, как чаша весов общественного мнения, на мгновение качнувшаяся в мою сторону, начала медленно возвращаться обратно.

Но в этот момент игра снова изменилась.

Ко мне, разрезая притихшую толпу, направился королевский паж в ливрее из синего бархата. Зал, только что гудевший, затих во второй раз за вечер. Паж остановился и низко поклонился.

— Ее светлость, герцогиня де Валуа. Его величество король желает говорить с вами.

Я видела, как застыло лицо Александра. Как его пальцы сжались на эфесе парадной шпаги. Публичное приглашение. К трону. Сразу после моей публичной пикировки с его сыном. Это был не просто знак внимания. Это был политический жест.

Я передала бокал Лине, которая стояла за моей спиной, бледная от страха и гордости, и пошла за пажом. Кассиан остался на месте, но я чувствовала его взгляд между лопаток — взгляд, который был моим невидимым щитом.

Каждый мой шаг по зеркальному мрамору отдавался гулким эхом в наступившей тишине. Я шла к подножию трона, где на высоком кресле сидел король Теобальд. Он смотрел на меня так же, как и в лесу — устало, но пронзительно.

Я опустилась в глубоком реверансе.

— Ваше величество.

— Герцогиня, — скрипучий голос монарха разнесся по залу. — Мой сын сообщил мне, что вы развлекали его остроумной беседой.

Это был тест. Он давал мне возможность отступить, превратить все в шутку, как того хотел Александр.

— Я лишь докладывала его высочеству о процветании моих земель, ваше величество, — ответила я, поднимая на него глаза. — Железо, как оказалось, делает язык тверже.

Король смотрел на меня долго, и в уголках его выцветших глаз собрались морщинки. Он не улыбнулся. Он просто медленно кивнул, словно соглашаясь с какой-то своей мыслью.

— Я рад видеть, что северные земли в надежных руках, — произнес он достаточно громко, чтобы слышали все. — Мы продолжим наш разговор, как и договаривались. Завтра. В моем личном кабинете.

Монарх публично подтвердил нашу тайную встречу. Это был сокрушительный удар по позициям принца.

— Для меня это будет величайшая честь, ваше величество, — прошептала я и, поклонившись, начала отступать.

Возвращаясь на свое место, я чувствовала себя так, словно прошла сквозь огонь. Я победила. Я не просто отбила атаку принца. Я заручилась вниманием и, возможно, даже интересом короля.

На моем пути, словно случайно, оказалась герцогиня де Шеврез.

— Хорошо сыграно, дитя мое, — прошипела она, почти не шевеля губами и прикрывая лицо веером. — Очень хорошо. Но будь осторожна. Ты не просто ранила дракона. Ты разозлила его хозяина. Король не любит, когда в его лесу дерутся щенки, даже если один из них — его собственный. Теперь тебе придется доказать, что ты стоишь большего, чем его сын.

Ее слова отрезвили меня. Я не просто выиграла партию против Александра. Я вступила в гораздо более сложную и опасную игру — игру с самим королем.

Мы покинули бал почти сразу после этого. Я сделала все, что должна была. Мы уходили не как изгнанники, а как победители, но я знала, что эта победа — лишь прелюдия к главной битве.

Завтрашняя встреча в кабинете короля. Там не будет музыки и свидетелей. Только я, он и правда. И от этого разговора теперь зависела не только моя жизнь, но и судьба всего Вороньего Утеса.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 52: Слово и железо

Утро перед аудиенцией было холодным и звенящим. Я почти не спала, снова и снова прокручивая в голове предстоящий разговор, пока не выучила свои аргументы наизусть. Это был не танец, где можно было спрятаться за улыбкой и двусмысленностью. Это был допрос, где каждое мое слово будет взвешено на весах королевского правосудия.

Мы провели последний «военный совет» в моем кабинете. На этот раз на столе лежали не карты, а стопка аккуратно переписанных счетов и выписок из законов.

— Не проси. Не обвиняй. Докладывай, — напутствовал меня Кассиан, пока я заставляла себя в третий раз проверить стопку документов. Руки были ледяными. — Ты не просительница. Ты — управляющий ценным активом короны. Говори с ним как равный вассал, но с должным почтением к монарху. Он это оценит.

Я надела то же темно-зеленое платье, в котором встречала Монфора. Мой мундир. Моя броня. Никаких украшений, кроме перстня с печатью дома де Валуа.

Королевский кабинет оказался полной противоположностью тронного зала. Это была комната воина и правителя, а не монарха-полубога. Стены были заставлены стеллажами с книгами и свитками, увешаны старыми картами и оружием. В воздухе густо пахло кожей старых переплетов, сургучом и дымом из огромного камина, где медленно тлели дубовые поленья.

Король Теобальд сидел за массивным дубовым столом. Он был один. Увидев меня, монарх не улыбнулся, лишь кивком указал на кресло напротив.

— Герцогиня. Я вас слушаю. Без уловок и любезностей. Говорите.

Я села, выпрямив спину, и положила на стол первую папку с документами. Я последовала совету Каса. Начала с хороших новостей.

— Ваше величество, я прибыла с отчетом о состоянии дел в ваших северных землях.

Я говорила сухо и по-деловому. О заброшенных рудниках, которые оказались богатейшим месторождением железной руды. О построенной нами машине, об осушении шахты, о первых слитках металла. Король взял со стола первый документ — отчет о составе руды — и внимательно его изучил. Я развернула перед ним карту, показывая, как новое производство укрепит не только мое герцогство, но и весь северный регион, создав рабочие места и дав короне новый, неиссякаемый источник стали для армии. Я говорила не о своих успехах. Я говорила о выгоде для короны.

Монарх слушал, не перебивая, его цепкий взгляд скользил от моего лица к документам и обратно. Я видела, как уходит усталость из его глаз, сменяясь острым, хищным интересом государственного деятеля.

— Это впечатляющий отчет, герцогиня, — произнес он, когда я закончила. — Вы проделали колоссальную работу. Мой сын уверял меня, что вы сломлены горем. Но я вижу перед собой не сломленную женщину, а одного из самых деятельных вассалов, каких я видел за долгие годы.

— Я делала лишь то, что требовал мой долг, ваше величество, — ответила я. — Однако, исполнение этого долга наталкивается на препятствия.

Я положила на стол вторую папку.

— Мои попытки навести порядок и восстановить законную власть короны в ее же землях встречают яростное сопротивление.

И я начала рассказывать. Я говорила о бароне де Монфоре, о его наемной армии, о незаконных пошлинах на перевале. Я говорила о торговом доме «Железный кошель», который, как спрут, одурманивал моих предшественников грабительскими займами. Я говорила о поддельных счетах, о воровстве из казны герцогства, которое происходило, пока я была больна.

Я выкладывала на стол документ за документом. Каждый из них был неопровержимым доказательством. И на каждом из них, так или иначе, стояла тень одного человека — королевского казначея де Люина. Я ни разу не произнесла имени принца. Я дала королю все факты, позволив ему самому сложить их в единую, уродливую картину.

Когда я закончила, в кабинете надолго воцарилась тишина. Король сидел, сцепив пальцы, и смотрел на гору бумаг перед собой. Его лицо было похоже на каменную маску, но я видела, как ходят желваки на его щеках.

— Ты принесла мне змеиное гнездо, герцогиня, — наконец произнес он глухо. Старый король поднял на меня свои выцветшие, но сейчас потемневшие от гнева глаза. — Почему я должен верить тебе, а не моему сыну, который уверяет меня в безупречной верности этих людей?

Я выдержала его взгляд, чувствуя, как по спине струится холодный пот.

— Вы не должны верить мне, ваше величество. Вы должны верить цифрам. И вашим собственным законам. Я не прошу у вас веры, я прошу правосудия. Проведите собственное расследование. Эти документы — лишь ниточка, потянув за которую, вы распутаете весь клубок.

Он смотрел на меня, и я видела в его глазах борьбу. Борьбу отца и короля. И король победил.

Он резко встал и подошел к шнурку сонетки.

— Хорошо, герцогиня, — сказал он, и в его голосе зазвенел лед. — Будет расследование. Тщательное и беспощадное. Казначей де Люин будет немедленно отстранен от дел и взят под стражу до выяснения обстоятельств.

Это была победа. Полная, безоговорочная.

— Вы затеяли опасную игру, — продолжил он, поворачиваясь ко мне. Его взгляд смягчился, и в нем появилось что-то похожее на усталое уважение. — Вы бросили вызов будущему королю. Я защищу вас, пока вы служите короне так же усердно, как сегодня. Но будьте осторожны. Запомните, мой сын — моя кровь, но он также может быть безжалостным врагом. Можете идти.

Я встала и поклонилась. Аудиенция была окончена.

Я шла по гулким коридорам дворца, и ноги, казалось, были налиты свинцом. Я сделала это. Я выиграла.

У выхода из королевских покоев меня ждал Кассиан. Он не спросил ни о чем. Он просто посмотрел на меня, и в его грозовых глазах я прочла все — он и так знал исход.

— Расследование будет, — сказала я, когда мы вышли на холодный, морозный воздух.

— Вы выиграли битву, Бель, — ответил он, помогая мне сесть в карету. — Но вы только что объявили войну. Теперь он будет сражаться не за герцогство. Он будет сражаться за свою жизнь. И за корону.

Карета тронулась. Я смотрела на белые башни дворца. Я пришла сюда в поисках справедливости и нашла ее. Но цена этой справедливости, как я теперь понимала, могла оказаться выше, чем я могла себе представить. Война только начиналась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 53: Отзвуки бури

Новость об отстранении и аресте королевского казначея, мессира де Люина, обрушилась на Аквилон, как удар грома среди ясного неба. Это было не просто придворное назначение или опала. Это было землетрясение, сотрясшее самые основы власти, которую все считали незыблемой. Казначей был не просто чиновником; он был правой рукой принца, его тенью, его кошельком. Арестовать де Люина означало публично нанести удар по самому Александру.

В тот же день наш особняк превратился из просто крепости в эпицентр политической бури. Поток визитеров и приглашений иссяк так же внезапно, как и начался. Столица замерла, затаив дыхание. Никто не знал, чью сторону занять. Все выжидали.

Атмосфера в нашем маленьком лагере изменилась. Эйфория от победы сменилась трезвым, холодным осознанием последствий. Сэр Ронан удвоил караулы. Теперь даже в нашем внутреннем дворе постоянно находились двое его гвардейцев. Окна, выходящие на улицу, были закрыты тяжелыми ставнями. Мы выиграли битву, но теперь готовились к осаде.

— Король начал расследование, — доложил Кассиан, вернувшись вечером из города, куда он отправился для сбора информации. Его сеть осведомителей, как я начала понимать, была куда шире, чем я могла себе представить. — И, похоже, он настроен серьезно. Королевские аудиторы опечатали контору казначея. Допрашивают всех его клерков и помощников. Де Люин сидит в Белой Башне под личной охраной короля. Александр пытался добиться для него освобождения под залог, но отец ему отказал.

— Значит, король мне поверил, — выдохнула я с облегчением.

— Нет, — поправил Кассиан, и его слова остудили мою радость. — Король поверил не вам. Он поверил вашим документам. И он увидел возможность. Возможность ослабить фракцию своего сына, которая стала слишком сильной и независимой. Вы, Бель, — всего лишь инструмент в его руках. Удобный повод для того, чтобы навести порядок в собственном доме. Не забывайте об этом.

Его слова были жестоки, но правдивы. Я не была героиней. Я была катализатором.

Реакция принца не заставила себя ждать. Он не стал прятаться или оправдываться. Александр нанес ответный удар, и удар этот был нацелен не на меня, а на общественное мнение.

Через два дня после ареста казначея по всей столице начали распространяться слухи. Новые, куда более ядовитые и продуманные, чем прежние. Их разносили не служанки на рынках, а доверенные лица принца в аристократических салонах.

В них говорилось о том, что бедная герцогиня де Валуа, чье горе, несомненно, помутило ее рассудок, стала жертвой коварного заговора. Что ее, в ее нестабильном состоянии, окружили темные и амбициозные советники (явный намек на Кассиана), которые используют ее в своих целях. Что она, в своем безумии, видит измену там, где ее нет, и своими необоснованными обвинениями вносит смуту в мирное течение дел в королевстве.

Это была гениальная тактика. Принц не нападал на меня. Он снова выставлял меня жертвой. Безумной, жалкой марионеткой в чужих руках. Он пытался лишить меня главного — моей субъектности, моей воли, моего разума.

— Он пытается отделить вас от ваших успехов, — констатировал Кассиан, когда мы обсуждали эту новую угрозу. — Представить все так, будто это не вы восстановили герцогство, а вас заставили это сделать. Что вы не сами бросили ему вызов, а вас натравили на него, как собаку. Он бьет по вашей легитимности.

И его яд начал действовать. Я видела это во взглядах тех немногих придворных, с которыми сталкивалась. Сочувствие. Снисходительная, унизительная жалость. Они смотрели на меня не как на опасного игрока, а как на несчастную, больную женщину, которую втянули в грязные игры.

— Мы должны ответить! — кипятился Ронан. — Мы должны опровергнуть эту ложь!

— Как? — спросила я устало. — Выйти на площадь и кричать, что я не сумасшедшая? Это лишь подтвердит их правоту.

Я чувствовала себя пойманной в паутину. Что бы я ни делала, это лишь укрепляло тот образ, который создавал для меня принц. Молчание воспринималось как признак вины. Любая активность — как доказательство моего безумия.

Вечером того же дня к нам прибыл неожиданный гость. Герцогиня де Шеврез, окутанная в меха и холодное высокомерие, нанесла мне ответный визит.

Она приняла чашку чая, оглядела наш строгий, почти спартанский кабинет и перешла прямо к делу.

— Мальчишка зол, — проскрипела она. — Я давно не видела его таким взбешенным. Он теряет контроль, и это делает его опасным. Его новая тактика с твоим безумием… признаю, она умна. Весь двор только об этом и шепчет.

— Что вы мне посоветуете, ваша светлость? — спросила я.

Она прищурила свои черные глазки.

— Перестать обороняться и начать диктовать свои условия. Ты доказала королю, что можешь приносить ему деньги. Теперь докажи, что можешь приносить ему нечто большее. Силу.

Старая дама подалась вперед.

— Завтра состоится заседание Малого Королевского Совета. Будут обсуждать угрозу со стороны северных варваров. Ты, как правительница приграничных земель, имеешь право там присутствовать. И ты будешь там. И ты будешь не просто сидеть и слушать. Ты представишь им свой план.

Я непонимающе уставилась на нее.

— Какой план?

— Любой! — отрезала она. — План по укреплению Вороньего перевала. План по созданию нового пограничного гарнизона. План по организации торгового эмбарго против диких племен. Не важно, что. Важно — как. Ты должна говорить не как женщина, жалующаяся на своих врагов. Ты должна говорить как стратег, как государственный деятель. Ты должна показать им всем — и королю, и его сопливому щенку, и всем этим старым пердунам в Совете, — что твой разум ясен, как кристалл, и остер, как бритва. Ты должна заставить их говорить не о твоем безумии, а о твоем уме.

Герцогиня встала, давая понять, что аудиенция окончена.

— Хватит играть в жертву, дитя мое. Пора становиться королевой.

Когда она ушла, я долго сидела в тишине. Ее слова были как удар хлыста. Она была права. Я слишком увлеклась обороной. Я позволяла Александру определять поле битвы. Пора было снова менять правила игры.

Я подошла к карте, висевшей на стене. Мой взгляд упал на север. На дикие, неразмеченные земли за Вороньим перевалом. И в моей голове, впервые за эти дни, вместо страха и сомнений, начала вырисовываться холодная, ясная, дерзкая стратегия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 54: Арена львов

Ночь перед заседанием Совета я провела не во сне, а в работе. Библиотека нашего особняка превратилась в штаб-квартиру. На большом столе были разложены карты, выписки из отчетов сэра Ронана о состоянии пограничных укреплений и несколько исторических трактатов о тактике ведения войн в горах, которые принес Кассиан.

— Они ожидают от тебя жалоб или просьб о помощи, — говорил он, его палец чертил на карте линию вдоль Вороньего перевала. — Ты должна дать им решение. Не просто идею, а продуманный, просчитанный до мелочей план. С цифрами. Расходами. Ожидаемыми результатами. Говори с ними на их языке. На языке силы и выгоды.

Мы работали вместе. Я, с моим опытом системного анализа, отвечала за структуру и логику. Кассиан, с его энциклопедическими знаниями этого мира, — за факты и контекст. Он рассказывал мне о тактике варварских племен, об их сильных и слабых сторонах. Я, слушая его, переводила это в конкретные предложения: где нужно укрепить стену, где — выставить дополнительный дозор, а где — построить новую сигнальную башню, чтобы создать эффективную систему раннего оповещения. К утру у нас был не просто план. У нас был проект.

Малый Королевский Совет заседал не в тронном зале, а в более камерном, но от этого не менее внушительном помещении. Длинный стол из черного дерева, тяжелые, резные кресла, стены, обитые темным гобеленом, на котором были вытканы сцены королевского суда. Воздух здесь был спертым, пропитанным запахом власти и застарелых интриг.

Я вошла, и на мгновение все разговоры стихли. Десяток самых могущественных людей королевства — седобородые генералы, хитрые епископы, лощеные аристократы — уставились на меня. В их взглядах я читала все то, к чему меня готовила герцогиня де Шеврез: любопытство, снисхождение, презрение. Я была единственной женщиной на этой арене львов.

Принц Александр сидел во главе стола, по правую руку от пустого кресла короля. Он выглядел расслабленным и уверенным. Увидев меня, он одарил меня своей самой очаровательной и ядовитой улыбкой.

— Герцогиня! Какая честь. Мы уж думали, вы предпочтете общество святых отцов нашему скучному собранию.

— Я предпочитаю общество тех, кто служит королевству делом, а не словом, ваше высочество, — ответила я, спокойно встречая его взгляд, и села на отведенное мне место в самом конце стола.

Заседание началось. Говорили о налогах, о торговых спорах, о какой-то мелочной придворной вражде. Я молчала, внимательно слушая, изучая каждого из присутствующих, запоминая их манеру говорить, их реакции. Наконец, когда очередь дошла до северных границ, Александр снова взял слово.

— Как докладывает разведка, варварские кланы снова проявляют активность, — произнес он своим зычным, уверенным голосом. — Небольшие набеги, грабежи караванов. Ничего серьезного, но это требует нашего внимания. Я полагаю, достаточно будет отправить на север дополнительный отряд моей Драгунской Гвардии, чтобы они прочесали предгорья и напомнили дикарям, кто в этом лесу хозяин.

Он излагал простой, силовой и очень дорогой план. План, который демонстрировал его власть и решал проблему лишь на время.

— Благодарю, сын, — раздался вдруг скрипучий голос.

В дверях стоял король. Он вошел в зал без помпы, опираясь на трость, и все члены Совета вскочили, склоняя головы. Александр на мгновение замер, его лицо исказилось от досады. Он не ожидал появления отца.

Король прошел к своему креслу и тяжело опустился в него.

— Продолжайте, — бросил он. — Герцогиня де Валуа, вы правите этими землями. Я хочу услышать ваше мнение.

Все взгляды снова обратились ко мне. Это был мой шанс. Мой единственный шанс.

Я медленно поднялась. В моих руках был один-единственный свиток.

— Ваше величество, лорды, — начала я, и мой голос, к моему собственному удивлению, звучал твердо и ясно. — Силовой рейд — это эффектный, но неэффективный метод. Он подобен попытке вычерпать воду решетом. Мы разгоним один отряд, но на его место придут три других. Проблема не в силе варваров. Проблема в нашей слабости.

Я развернула на столе карту.

— Наши северные укрепления, построенные еще вашими предками, ваше величество, обветшали. Система оповещения не работает. Гарнизоны малочисленны и плохо снабжаются. Мы не контролируем перевалы. Мы лишь реагируем на удары, вместо того чтобы предотвращать их.

И я начала излагать свой план. Я говорила о цифрах. О стоимости ремонта старой крепости Вороний Зуб, которая позволит полностью перекрыть главный перевал. О постройке трех новых сигнальных башен, которые свяжут всю границу в единую информационную сеть. О создании легкого, мобильного конного отряда из местных жителей, знающих горы как свои пять пальцев, который будет дешевле и эффективнее столичной гвардии.

Я говорила о том, как железная руда из моих шахт пойдет на укрепление этих крепостей, удешевив проект для казны вдвое. Я говорила о том, как восстановление порядка на границе оживит торговлю и принесет в казну новые пошлины, которые окупят все затраты в течение пяти лет.

Я не просила. Я предлагала. Я не жаловалась. Я представляла бизнес-план.

Когда я закончила, в зале стояла тишина. Старые, циничные львы смотрели на меня с изумлением. Они ожидали услышать лепет испуганной женщины, а услышали доклад генерала и казначея в одном лице.

Я видела лицо Александра. Его улыбка исчезла. На прекрасном, как у бога, лице застыла маска холодной, ледяной ярости. Он понял, что я сделала. Я не просто опровергла его. Я выставила его некомпетентным, недальновидным стратегом на глазах у всего Совета. Я унизила его на его же поле.

— Это… дерзкий план, — наконец произнес один из старых генералов, задумчиво поглаживая бороду. — Но в нем есть логика. И, клянусь сталью, в нем есть сталь.

Король молчал дольше всех. Он смотрел не на меня, а на карту, на те линии и пометки, что я на ней сделала.

— Герцогиня, — сказал он наконец, поднимая на меня свои проницательные глаза. — Ваши предложения требуют детального изучения. Подготовьте полную смету. Совет рассмотрит ее на следующем заседании.

Он не сказал «да». Но он и не сказал «нет». Он принял мой план к рассмотрению. Он признал меня как серьезного, полноправного игрока.

Я молча поклонилась и села на свое место. Моя миссия была выполнена.

Я не смотрела на Александра, но я чувствовала его взгляд, полный такой ненависти, что, казалось, он мог бы прожечь дыру в стене.

Я победила в этом раунде. Но цена этой победы, как я теперь ясно понимала, была высока. Я не просто доказала свой ум. Я публично уничтожила репутацию наследного принца.

И я знала, что этого он мне не простит никогда. Война перешла в новую, открытую и беспощадную фазу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 55: Ответный удар

Возвращение в особняк после заседания Совета было тихим, но эта тишина была тяжелой, звенящей от сдерживаемой ярости и предчувствия. Мы победили, но победа была горькой, как полынь. Во взглядах моих людей я видела не радость, а мрачную решимость. Мы только что вышли на тропу войны, и обратной дороги не было.

— Вы не просто выиграли спор, Бель, — сказал Кассиан тем же вечером, когда мы остались одни в кабинете. Он стоял у окна, глядя на темные, равнодушные улицы Аквилона. — Вы бросили вызов его праву на власть. Вы показали, что можете править лучше, чем он. Для такого человека, как Александр, это равносильно объявлению войны на уничтожение. Он больше не будет играть по правилам.

Я еще не знала, насколько пророческими окажутся его слова.

Следующие дни были странными. Буря, которую я подняла, казалось, улеглась. Но это было затишье в центре циклона. Наш особняк перестал быть островом изгоев. Теперь к нам потянулись гости. Осторожно, поодиночке, прибывали посланники от тех самых «старых львов» из Совета. Они не предлагали союзов. Они прощупывали почву, выражали свое «восхищение» моим планом, пытались понять, насколько я сильна на самом деле. Я принимала их с холодной вежливостью, не давая ни обещаний, ни поводов для надежды.

Герцогиня де Шеврез прислала записку с одним-единственным словом: «Браво». И ядовито-прекрасную орхидею в горшке, чей цветок напоминал экзотическую хищную птицу. Я знала, что это означает: «Ты хорошо начала, дитя мое. Посмотрим, как ты закончишь».

Я чувствовала, что Александр что-то готовит. Эта тишина была неестественной. Он потерпел публичное унижение, его главный финансовый рычаг был вырван из рук. Принц не мог оставить это без ответа. Но удар пришел оттуда, откуда я его не ждала. Не из дворца. А с севера.

Гонец прибыл на исходе недели. Он не въехал во двор гордо, как королевский вестник. Он буквально ввалился в ворота, шатаясь от усталости. Его лошадь, покрытая пеной, хрипела у поилки, а на его собственном лице была маска из грязи и запекшейся крови. Это был один из гвардейцев Ронана, оставленных на рудниках.

Его привели ко мне немедленно. Он рухнул на колени, не в силах говорить, протягивая мне скомканный, жесткий от засохшей грязи клочок пергамента. Это было донесение от лейтенанта, командовавшего гарнизоном.

Я читала, и строчки расплывались перед глазами. Холод, не имеющий отношения к зиме, поднимался от живота к горлу.

Три дня назад. На рассвете. На шахтерский поселок было совершено нападение. Внезапное, жестокое, идеально скоординированное. Нападавших было больше сотни. В донесении лейтенант называл их «варварами», но тут же добавлял, что никогда не видел таких «варваров». Они действовали не как разрозненная банда, а как профессиональные солдаты. Они не грабили хижины. Их целью была шахта. Они сожгли поселок, перебили немногочисленный гарнизон, который дрался до последнего, и, самое главное, — они уничтожили машину. Не просто сломали. Они методично, с помощью таранов и огня, превратили наше творение, наше сердце из дерева и стали, в груду обугленных обломков.

Лейтенант и несколько выживших укрылись в горах и вели партизанскую войну, но силы были слишком неравны. Он просил о немедленной помощи.

В конце была короткая, выведенная дрожащей рукой приписка: «Мастер Борин убит. Он защищал машину с кайлом в руках».

Пергамент выпал из моих пальцев. В комнате стояла мертвая тишина. Я видела лица своих людей. Ужас на лице Гидеона. Неверие и ярость в глазах Ронана.

— Варвары... — прохрипел Гидеон. — Но откуда? Мы же...

— Это не варвары, — глухо произнес Ронан. Его рука сжимала эфес меча с такой силой, что побелели костяшки. — Тактика. Координация. Уничтожение стратегического объекта, а не грабеж. Это не дикари. Это драгуны.

Драгунская Гвардия. Его личная армия. Он не стал ждать. Он не стал плести интриги. Он нанес прямой, сокрушительный удар. Он ударил не по мне. Он ударил по моему дому. По моим людям. По моей надежде. Он не просто уничтожил мой экономический проект. Он превратил мой доклад в Совете в пустую болтовню, в посмешище.

Я смотрела на карту, на далекую точку, обозначавшую рудники. Я видела перед собой лицо старого Борина. Его недоверие, сменившееся уважением. Его слезы радости, когда заработала машина. И его тело, лежащее в грязи у обломков его последней надежды.

Что-то внутри меня оборвалось с тихим, холодным щелчком. Та тонкая нить, за которую еще цеплялась Анна-психиатр, с ее верой в диалог и анализ, лопнула. Осталась только Изабелла. Но это была уже не та Изабелла, что рыдала от горя и бессилия. Это была Изабелла, чье горе превратилось в нечто иное. В холодную, как сталь из наших рудников, ярость.

Я медленно поднялась. Моя слабость после ранения исчезла без следа. Я чувствовала лишь звенящую, острую, как осколок бриллианта, ясность.

— Он совершил ошибку, — сказала я тихо, и мой голос прозвучал в тишине комнаты незнакомо, гулко. — Он думал, что, уничтожив машину, он уничтожит нашу волю. Он думал, что я буду плакать и жаловаться королю. Он думал, что я — жертва.

Я повернулась к своим людям. Их растерянные, полные гнева лица были обращены ко мне. Они ждали. Ждали моего приказа.

— Мастер Гидеон. Готовьте казну. Всю. До последней монеты. Мы покупаем оружие и нанимаем людей.

— Сэр Ронан. Отберите двадцать лучших. Мы выезжаем немедленно. Остальные присоединятся позже.

— Ваша светлость, куда мы выступаем? — спросил Ронан. — Дать бой?

— Нет, — ответила я. — Мы возвращаемся домой. В Вороний Утес.

Я подошла к Кассиану. Он один не выказывал ни удивления, ни гнева. Он просто смотрел на меня, и в его глазах я читала холодное, как зимняя сталь, понимание.

— И что вы намерены делать, Бель? — спросил он.

— Он начал войну, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Он пролил кровь моих людей на моей земле. Он думал, что я буду защищаться здесь, в столице, с помощью слов и бумаг. Он ошибся. Я не буду защищаться. Я буду нападать. Он начал эту войну. Я собираюсь ее закончить.

Я подошла к карте и одним резким движением сорвала ее со стены. Бумажные баталии были окончены. Начиналась война из стали и крови.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 56: Сталь и ярость

Наш отъезд из Аквилона не был похож на бегство. Это было тактическое отступление. Мы покинули город на рассвете, без лишнего шума и прощаний, как уходящий в ночной дозор отряд, растворившийся в предрассветной мгле. Золотая клетка столицы с ее ядовитыми улыбками и шепотом в шелках осталась за спиной. Впереди лежал долгий, холодный путь на север. Путь домой.

Дорога, которая еще недавно казалась путешествием в неизвестность, теперь была марш-броском на войну. Мы не задерживались на постоялых дворах, разбивая лагерь в лесах, экономя каждую монету и каждую минуту. Дни сливались в один бесконечный галоп по замерзшим, гулким дорогам. Ночи превращались в короткие, тревожные привалы у костра под огромным, равнодушным зимним небом.

Атмосфера в нашем маленьком отряде изменилась. Исчезла неуверенность. Ее сменила холодная, сжатая в кулак ярость. Сэр Ронан превратился в того, кем и был рожден — в полевого командира. Он гнал людей и лошадей на пределе их возможностей, его лицо было похоже на высеченную из гранита маску. Даже осторожный Гидеон больше не жаловался на опасности. Он молча пересчитывал нашу скудную казну, понимая, что теперь это не просто деньги, а военный бюджет.

Я тоже изменилась. Что-то теплое, сомневающееся, что-то от Анны-психиатра, умерло там, в столице, вместе с новостью о смерти Борина. Я больше не анализировала свои чувства. Я их использовала. Горе по убитым людям я превратила в топливо. Страх за будущее — в холодный расчет. Ненависть к принцу — в стратегию.

На третий вечер пути, во время короткого привала, мы собрали свой военный совет у потрескивающего костра. Холодный ветер завывал в голых ветвях за кругом света.

— Ваша светлость, — начал Ронан без предисловий, разворачивая карту. — Мы не можем встретить драгунов в открытом бою. Даже если мы поднимем всех наших людей, их будет больше, и они лучше вооружены.

— Мы и не будем, — ответила я, и мой голос прозвучал твердо, не оставив места для возражений. — Мы будем сражаться не как армия, а как волки. Он напал на мою землю, используя горы как прикрытие. Мы будем использовать горы против него.

Я ткнула пальцем в карту, в изрезанную ущельями и перевалами цепь Драконьих гор.

— Это — наше главное оружие. Непроходимые леса, узкие тропы, внезапные обвалы. Здесь чужак слеп и глух. А мы здесь — хозяева.

Я изложила им свой план, родившийся из ярости и отчаяния в ту бессонную ночь.

— Мастер Гидеон, — я повернулась к управляющему. — Мы потратим нашу казну не на наемников, которые продадут нас первому, кто заплатит больше. Мы заплатим моим людям. Шахтерам, потерявшим работу. Лесорубам, чьи семьи голодают. Охотникам, знающим каждую тропу. Мы дадим им не просто золото. Мы дадим им оружие и право на месть.

— Сэр Ронан, — я посмотрела на капитана, и он подался вперед, в его глазах загорелся огонь. — Вы будете их командиром. Вы научите их не маршировать на плацу, а выживать и убивать в этих горах. Вы научите их ставить ловушки, устраивать засады, обрушивать камнепады на головы врагов. Мы не будем штурмовать крепости. Мы превратим каждый перевал, каждое ущелье в смертельную ловушку. Мы сделаем так, что ни один обоз с провизией, ни один патрульный отряд не сможет чувствовать себя в безопасности на моей земле. Мы заставим их бояться каждого шороха, каждой тени.

— Мы восстановим рудник, — я закончила, обводя их взглядом. — Немедленно. И каждый слиток железа, который мы добудем, пойдет на мечи и наконечники для стрел. Наша земля сама даст нам оружие для своей защиты.

Они молчали, ошеломленные дерзостью и жестокостью этого плана. Это была не война рыцарей в сияющих доспехах. Это была война волчьей стаи. Война бедных против богатых. Война отчаявшихся против самодовольных.

Позже, когда все разошлись, готовясь к ночлегу, Кассиан подошел ко мне. Он долго молчал, глядя, как я медленно, методично правлю оселком лезвие своего дорожного ножа.

— Это план Анны-аналитика или Изабеллы, жаждущей мести? — тихо спросил он.

Я оторвалась от своего занятия и подняла на него глаза. В свете костра его лицо казалось высеченным из тени и мрамора.

— Это план правителя, который защищает свой дом, — ответила я. — Имена больше не имеют значения, Кас. Имеют значение только действия.

Он смотрел на меня еще мгновение, а затем медленно кивнул.

— Да, — сказал он. — Пожалуй, вы правы.

На исходе второй недели мы увидели его. Вороний Утес. Его темные башни на фоне свинцового неба больше не казались мне тюрьмой. Это была моя крепость. Мое гнездо. Центр грядущей бури.

Когда мы подъехали к воротам, они распахнулись. Нас ждали. Весь замок, от управляющего до последнего поваренка, стоял во дворе. Они смотрели на наш маленький, измученный отряд. Они смотрели на меня. И в их глазах не было ни страха, ни радости. Только молчаливый, тяжелый вопрос.

Я спешилась. Я прошла сквозь расступившуюся толпу и поднялась на ступени главного входа. Я посмотрела на их лица. На лица моих людей.

— Война пришла в наш дом, — сказала я громко, и мой голос, усиленный морозным воздухом, разнесся по двору. — Враг силен и безжалостен. Он думает, что мы — легкая добыча. Он думает, что мы будем прятаться за этими стенами и ждать своей гибели. Он ошибается.

Я вытащила из-за пояса свой нож и подняла его над головой.

— Мы не будем ждать. Мы не будем прятаться. Мы будем сражаться. За каждый камень этой крепости. За каждую пядь этой земли. За каждого убитого брата. С этого дня Вороний Утес — не просто замок. Это — военный лагерь. И каждый из вас, от солдата до прачки, — отныне солдат этой войны. Мы покажем принцу, чего стоит гнев Севера!

Я не знала, какой будет их реакция. Но тишину разорвал одинокий, яростный крик. Это был один из шахтеров, выживших в резне и добравшихся до замка. Его крик подхватили другие. Гвардейцы Ронана, слуги, женщины. Это не был ликующий рев победы. Это был вой раненой, но не сломленной стаи.

Я стояла, слушая их, и чувствовала, как по моим венам разливается ледяное спокойствие. Я вернулась. Война пришла в Вороний Утес. И мы были готовы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 57: Волчья стая

Слова, сказанные на ступенях замка, стали спусковым крючком. Глухая, бессильная ярость обрела форму и цель. Вороний Утес перестал быть просто домом, превратившись в кузницу, арсенал и сердце сопротивления.

Следующие дни были наполнены лязгом стали и запахом пота. Внутренний двор, еще недавно служивший плацем для муштры горстки гвардейцев, превратился в тренировочный лагерь для настоящей партизанской армии. По моему зову, из окрестных деревень и лесов стекались люди. Это были не солдаты. Это были шахтеры с въевшейся в кожу каменной пылью и руками, твердыми, как камень, на которых играли желваки от гнева. Молчаливые охотники с обветренными лицами и глазами, привыкшими выслеживать добычу в лесной чаще. Пастухи, знавшие в горах каждую тайную тропу. Их приводила не жажда золота, а жажда мести. У каждого из них драгуны отняли кого-то — брата, сына, друга.

Сэр Ронан, сбросив с себя лоск столичного капитана, превратился в сурового, неумолимого инструктора. Он понял, что этим людям не нужна шагистика. Он учил их тому, что действительно было нужно для войны в горах: как бесшумно двигаться, как сливаться с местностью, как наносить удар и мгновенно исчезать. Он сочетал их природные навыки с железной армейской дисциплиной, и на его глазах разрозненная толпа мстителей превращалась в смертоносный отряд.

Женщины тоже не остались в стороне. Под руководством матушки Элары они превратили одну из башен в полевой лазарет, готовя бинты и целебные отвары. Другие, под присмотром Лины, чистили оружие, чинили кожаную амуницию, готовили сухой паек для вылазок. Весь замок стал единым организмом, работающим на войну.

Мастер Гидеон, мой верный казначей, стал интендантом. Он развернул бурную деятельность, закупая у контрабандистов на перевалах зерно и кожу, строго учитывая каждый потраченный медяк. Наша казна, с таким трудом собранная, таяла на глазах, но мы покупали на них самое ценное — шанс на свободу.

Кузница на рудниках, едва успев остыть, снова раскалилась добела. Мы не восстанавливали машину. Мы ковали оружие. Каждый слиток железа, добытый из нашей земли, превращался в короткий, широкий меч, удобный для боя в лесу, или в зазубренный наконечник для стрелы.

Я была мозгом этого организма. Дни напролет я проводила в библиотеке, которая снова стала моим штабом. Но на этот раз на столе лежали не отчеты, а карты. Я изучала рельеф, планировала маршруты, искала уязвимые места в обороне врага. Но мы сражались вслепую. Мы не знали, где находятся основные силы принца, каковы их планы.

— Мы не можем действовать наугад, — сказала я однажды вечером Кассиану. — Нам нужна разведка.

Он, как всегда, сидел в своем кресле, но я видела, что он не читает. Он наблюдал за мной, за кипучей деятельностью замка.

— Вы правы, — ответил он. — Знание о враге — половина победы.

Он подошел к большой карте, разложенной на моем столе, и положил на нее ладонь. Воздух в комнате неуловимо изменился, стал плотнее.

— Эфирные потоки, — сказал он тихо, словно объясняя очевидную вещь, — несут в себе отголоски всего, что происходит в мире. Движение большого отряда людей, стук сотен сердец, холод стали — все это оставляет след. И этот след можно прочитать.

Его глаза на мгновение утратили фокус, он словно прислушивался к чему-то, недоступному мне. Его пальцы медленно двинулись по карте.

— Противник здесь, — сказал он, и его палец остановился на точке в двух днях пути к югу от нас. — Перекресток трех дорог у Старого Моста. Разбит укрепленный лагерь. Большой отряд. Не меньше двух сотен драгунов. Они не просто ищут нас. Они закрепляются. Берут под контроль весь регион. Отсюда они будут снабжать свои патрули и давить на ваших оставшихся вассалов.

Это была бесценная информация. Я увидела их план. Они не собирались штурмовать Вороний Утес. Они собирались взять нас в кольцо, отрезать от мира и медленно удушить.

— И вот здесь, — его палец скользнул по тонкой ниточке дороги, ведущей к лагерю с юга, — их слабое место. Их линия снабжения. Раз в три дня из южных гарнизонов к ним идет большой обоз с провизией и фуражом. Без него эта армия — просто сборище голодных людей.

Я посмотрела на него, потом на карту. И я увидела нашу первую цель.

— Ронан! — позвала я.

Через час в моем кабинете собрался узкий круг. Я, Кассиан, Ронан и трое лучших его людей — два бывших охотника и тот самый выживший шахтер, чей крик разорвал тишину во дворе. Я видела, как напряглись их плечи, как в глазах шахтера, потерявшего семью, вспыхнул огонь.

— У нас есть цель, — сказала я, указывая на карту. — Через два дня здесь пройдет их обоз. Его охраняют, по словам разведки, не больше тридцати человек. Мы не станем его уничтожать. Мы его заберем.

Я видела, как загорелись глаза у Ронана. Это была дерзкая, но идеально просчитанная операция.

— Мы нанесем удар здесь, — мой палец указал на узкое ущелье, носившее название «Волчья Пасть». — Когда они войдут внутрь, мы обрушим камнепад и перекроем оба выхода. Они окажутся в ловушке.

— Это будет наше первое слово в этой войне, — закончила я. — Мы покажем им, что это — наша земля. И что охотники здесь — мы.

В ту же ночь, под ледяным диском луны, из ворот Вороньего Утеса выскользнул небольшой отряд. Двадцать человек. Самые быстрые, самые тихие, самые злые. Во главе ехала я, рядом со мной — Ронан и Кассиан, чья темная фигура, казалось, сливалась с ночным мраком.

Мы несли с собой не знамена и барабанный бой. Мы несли с собой тишину, сталь и холодную ярость мерзлой земли.

Охота началась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 58: Волчья Пасть

Два дня мы двигались по тайным тропам, которые на моих картах были отмечены лишь как белые пятна. Мои проводники-охотники вели нас через заснеженные леса и замерзшие ручьи, где воздух был тонким и колким, избегая дорог и человеческого жилья. Мы были призраками, тенями, скользящими по своей собственной земле.

Ущелье, носившее название «Волчья Пасть», полностью оправдывало свое имя. Это был узкий, извилистый каньон с отвесными скалами, стискивавшими дорогу с обеих сторон. Идеальная западня. Мы прибыли сюда за несколько часов до рассвета и немедленно приступили к работе.

Тишина ночи нарушалась лишь приглушенными звуками — скрипом веревок, шорохом осыпающихся камней. Здесь шахтеры, чьи отцы и деды веками работали с камнем, были в своей стихии. Под руководством Ронана они закрепили на нависающих над ущельем скалах завалы из валунов и бревен, удерживаемые одной-единственной просмоленной веревкой. Один удар топора по веревке — и тонны камня и дерева обрушатся вниз.

Охотники заняли позиции на вершинах скал, сливаясь с тенями. Каждый из них был превосходным лучником. Их задачей было не дать врагу поднять головы.

Я и Кассиан расположились на небольшом уступе, с которого, как на ладони, просматривалось все ущелье. Отсюда я должна была отдать приказ.

Ожидание было пыткой. Мороз пробирал до костей, заставляя мышцы деревенеть. Напряжение стало почти осязаемым. Я смотрела на своих людей, на их застывшие, сосредоточенные лица, и чувствовала колоссальный груз ответственности. Я вела их в бой. На смерть.

— Они не боятся, — тихо сказал Кассиан, словно прочитав мои мысли. Он не смотрел на меня, его взгляд был устремлен вдаль.

— Они ненавидят, — ответила я. — Ненависть — сильное топливо. Но оно быстро выгорает.

— Ненависть выгорает. А вот холодная, расчетливая ярость — нет, — возразил он. — Вы дали им не просто ненависть, Бель. Вы дали им план. Этого у них не было раньше.

Солнце едва показалось из-за дальних пиков, когда дозорный подал условный сигнал — крик сойки. Они шли.

Через несколько минут я увидела их. Голова колонны показалась из-за поворота. Десять тяжело груженых повозок, которые тащили ломовые лошади. Впереди и позади — отряд драгунов в синих плащах, около тридцати всадников. Они ехали небрежно, растянувшись по дороге. Некоторые смеялись, их голоса гулким эхом отдавались от скал. Уверенные в своей силе и безнаказанности.

Я смотрела, как они медленно втягиваются в ущелье. Повозка за повозкой. Всадник за всадником. Сердце стучало в ребра, отбивая бешеный ритм. Ронан, находившийся внизу, у переднего завала, поднял руку, глядя на меня. Ждал сигнала.

Нужно было дождаться, пока последняя повозка войдет в ловушку. Я считала. Девятая… Десятая… Замыкающий отряд всадников. Сейчас.

Я подняла руку. И резко опустила ее вниз.

Раздался сухой треск лопающейся веревки. Почти в то же мгновение с другого конца ущелья ему ответил такой же звук.

На мгновение повисла тишина. А затем гора ожила. С оглушительным, нарастающим грохотом два камнепада обрушились вниз. Земля содрогнулась. Валуны, размером с лошадиную голову, и тяжелые бревна с треском падали на дорогу, поднимая тучи снежной пыли.

Когда пыль осела, ущелье превратилось в ад. Оба выхода были наглухо завалены. Обоз оказался в каменном мешке. Драгуны, застигнутые врасплох, метались в панике. Лошади ржали и становились на дыбы.

И в этот момент засвистели стрелы. Мои охотники со скал били без промаха. Не в общую массу, а по целям. Падали офицеры. Падали арбалетчики, пытавшиеся поднять свое оружие. Это была не битва. Это было хладнокровное истребление.

Один из офицеров, более опытный, чем другие, заметил нас на уступе. Он вскинул свой арбалет. Я видела его лицо, искаженное яростью. Я не успела бы даже отшатнуться. Но воздух перед ним на мгновение замерцал. Тетива его арбалета лопнула с сухим, резким щелчком. Он ошарашенно посмотрел на бесполезный кусок дерева в своих руках. И в это мгновение стрела, пущенная с другой скалы, вонзилась ему в горло. Я бросила быстрый взгляд на Кассиана. Лицо мага не шелохнулось.

— Вперед! — рев Ронана снизу был сигналом к штурму.

Из-за скал и расщелин выскочили мои волки. Шахтеры с тяжелыми топорами и мечами, гвардейцы Ронана. Они обрушились на деморализованного, лишенного командования врага. Бой был коротким, жестоким и кровавым. Звон стали, короткие крики, хрипы. Мои люди дрались с яростью отчаяния. Они мстили.

Через десять минут все было кончено.

Я спустилась вниз. Воздух отяжелел, пахло свежей кровью и страхом. На снегу, перемешанном с грязью, лежали тела. Драгуны в своих щегольских доспехах, которые не спасли их от гнева севера.

Я подошла к Ронану. Его лицо было забрызгано кровью, но глаза горели триумфом.

— Потери: двое наших ранены, легко. Враг уничтожен. Несколько сдались. Обоз наш, ваша светлость.

Я смотрела на эту картину. На трупы, на перепуганных пленных, на своих людей, тяжело дышащих после боя. Я не чувствовала радости. Только холодное, как сталь из наших шахт, удовлетворение. План сработал.

— Раненых перевязать, — мой голос прозвучал ровно и твердо. — Пленных — связать, допросим позже. Груз — немедленно перегрузить на их же лошадей. Все ценное забрать. Оружие, доспехи, еду. Повозки сжечь. У нас час. К рассвету нас здесь быть не должно.

Люди, услышав мой голос, задвигались быстро и слаженно. Они больше не были просто мстителями. Они были армией. Моей армией.

Я подошла к одной из разбитых повозок. Она была доверху наполнена мешками с мукой и бочками с солониной. Мы не просто нанесли врагу удар. Мы отняли у него еду. Мы привезли эту еду своим семьям.

Это была наша первая, жестокая победа. И весь север скоро узнает, что у Вороньего Утеса снова выросли клыки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 59: Пленники и трофеи

Ночь после боя была наполнена тихим, лихорадочным трудом. Мы работали быстро, как стая волков, заметающая следы. Тела драгунов, лишенные доспехов и оружия, были сложены в одной из повозок. Остальные повозки, опустошенные до последнего гвоздя, мы облили маслом и подожгли. Жаркое пламя взметнулось в узком ущелье, на мгновение озарив скалы и наши суровые, перемазанные сажей лица. Это был наш погребальный костер для прошлого. И наш маяк, безмолвное послание принцу, которое он увидит с рассветом.

К утру от нас не осталось и следа. Мы исчезли в горах, ведя за собой длинный караван из трофейных лошадей, навьюченных мешками с мукой, бочками с солониной и связками захваченного оружия. Возвращаться в замок сразу было опасно. Ронан повел нас вглубь леса, в заброшенный охотничий домик, о котором знали лишь немногие. Здесь, вдали от любопытных глаз, мы должны были разобраться с нашей самой ценной добычей — пленниками.

Их было пятеро. Четверо простых солдат, молодых парней, трясущихся от страха, и один офицер — суровый, молчаливый мужчина с холодными глазами, который смотрел на нас с неприкрытой ненавистью.

Допрос начался в главной комнате домика, освещенной одной-единственной коптящей лампой. Я сидела за столом, рядом со мной — Ронан и Кассиан.

Я начала с солдат. Я использовала не угрозы, а свою старую, профессиональную тактику. Я говорила с каждым поодиночке. Я не спрашивала их о военных тайнах. Я смотрела не на врага, а на испуганного молодого человека, и спрашивала об их семьях, об их доме, о том, как они попали в гвардию принца. Я дала им воды, кусок хлеба. Я обращалась с ними не как с врагами, а как с людьми.

И они сломались. Один за другим. Рассказывали о жестокой муштре, о высокомерных офицерах, о том, что им обещали легкую службу и большое жалованье. Они подтвердили все: нападение на рудник было совершено их отрядом, переодетым в шкуры, чтобы свалить вину на варваров. Они описали лагерь у Старого Моста, назвали примерную численность гарнизона.

Но когда ввели офицера, все изменилось. Он молчал. На все мои вопросы он отвечал ледяным, презрительным молчанием. Он был фанатиком, преданным принцу до мозга костей.

— С ним бесполезно говорить, ваша светлость, — прорычал Ронан. — Позвольте мне, и через десять минут он запоет, как соловей.

— Нет, — остановила я его. — Мы не будем уподобляться им. У нас есть другой способ.

Я посмотрела на Кассиана. Он молча встал и подошел к пленнику. Он не произнес ни слова. Он просто положил ладонь ему на лоб. В глазах офицера на мгновение отразился серебристый свет. Он дернулся, его глаза расширились от ужаса, а затем тело обмякло, и взгляд стал пустым, стеклянным.

— Теперь он готов отвечать, — сказал Кассиан, убирая руку.

Я задала главный вопрос.

— Каков следующий приказ принца? Чего он ждет?

— Принц ждет груз, — монотонно ответил офицер. — Особый груз из южных провинций.

— Что за груз?

— «Громовой порошок», — ответил он. — И мастера-инженеры, умеющие с ним обращаться.

— Зачем?

— Чтобы не тратить время на осаду. Чтобы снести ворота Вороньего Утеса одним ударом. Приказ — взять замок до первых снегопадов, пока перевалы еще открыты.

В комнате повисла тишина. Я посмотрела на своих людей. На их лицах был не просто шок, а осознание полной смены правил игры. Мы выиграли стычку, мы радовались захваченной муке. А наш враг в это время готовил оружие, способное превратить наш дом в груду камней. Наша партизанская война, наши ловушки в ущельях — все это было бессмысленно против силы, способной разрушать стены.

— Что делать с пленными? — спросил Ронан, когда допрос был окончен. Его голос был глухим. — Если мы их отпустим, они расскажут все. Если оставим в замке — это лишние рты. Проще всего…

— Нет, — твердо сказала я. — Мы не убийцы. Мы будем их содержать. И кормить. Так же, как и моих людей. Они — наше доказательство. Доказательство того, что драгуны принца были на моей земле.

Наше возвращение в Вороний Утес было триумфальным. Когда жители замка и окрестных деревень увидели наш отряд, возвращающийся с богатой добычей, их радости не было предела. Нас встречали как героев. Дети бежали за лошадьми, выкрикивая наши имена, женщины плакали и смеялись. Мы привезли не просто еду. Мы привезли доказательство того, что мы можем побеждать.

Вечером в Большом зале устроили пир. Впервые за долгие годы здесь звучал смех, а на столах было вдоволь мяса и хлеба. Я сидела во главе стола, принимала поздравления и улыбалась. Я смотрела на счастливые лица своих людей, на то, как они чествуют моих воинов. Но за этой улыбкой, в глубине души, я чувствовала, как сжимается ледяное кольцо страха.

Они радовались выигранной битве. Но только я, Кассиан и Ронан знали, что эта победа лишь приблизила нас к началу настоящей войны. Войны, в которой у нашего врага было оружие, способное уничтожить нас всех.

Поздно вечером, когда пир закончился, я стояла на стене замка, кутаясь в плащ от ледяного ветра. Рядом со мной стоял Кассиан.

— Громовой порошок, — тихо сказала я. — Как его остановить, Кас? Никакие ловушки не помогут.

Он долго молчал, глядя туда же, куда и я, — на юг, откуда должна была прийти угроза.

— Любой караван можно остановить, — наконец произнес он. — Если знать, где и когда он пойдет. И если быть готовым заплатить цену.

— Какую цену?

— Чтобы остановить армию, Бель, — он повернулся ко мне, и в его глазах я увидела холодный блеск зимних звезд, — нужна не просто волчья стая. Нужна буря. Настоящая, кровавая буря, которая сметет их с лица земли.

Я смотрела на него, и я понимала, о чем он говорит. Наша маленькая партизанская война была окончена. Чтобы выжить, нам нужно было нанести один, решающий, упреждающий удар. И этот удар должен был быть страшным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 60: Цена бури

Пир отгремел, оставив после себя гул в ушах и горький привкус пепла на языке. Радость победы была недолгой, смытая ледяной волной новой угрозы. «Громовой порошок». Эти два слова изменили все. Они висели в воздухе замка, незримые, но более весомые, чем каменная кладка его стен.

Следующие дни прошли в состоянии напряженного, почти лихорадочного планирования. Библиотека снова превратилась в военный штаб, но теперь атмосфера в ней была иной. Исчезла дерзость партизанских вылазок. Ее сменил холодный, математический расчет. Мы больше не готовились к стычкам. Мы готовились к решающей битве. Карта на столе была истерта до дыр в тех местах, где наши пальцы снова и снова прокладывали безнадежные маршруты.

— Караван пойдет по Королевскому тракту, — говорил Ронан, его палец двигался по единственной широкой дороге, ведущей с юга. — Это единственный путь, пригодный для тяжелых, груженых повозок. Неприятель не рискнет везти такой опасный груз по горным тропам.

— Значит, они будут на открытой местности, — заключила я. — Где у них будет преимущество в численности и тяжелом вооружении. Любая засада будет немедленно раскрыта.

— Лобовая атака — самоубийство, — подтвердил Ронан. — Их охрана будет вдесятеро сильнее той, что мы разбили в ущелье.

Мы зашли в тупик. Мы знали, где и когда враг нанесет удар, но не видели способа его остановить.

Вечерами, когда мои уставшие командиры расходились, мы оставались с Кассианом вдвоем. Он молча наблюдал за моими бесплодными попытками найти решение на карте, за тем, как я снова и снова перебираю варианты, и каждый из них ведет к неминуемому поражению.

Однажды ночью, когда я в отчаянии уронила голову на стол, он подошел и положил руку мне на плечо. Его прикосновение было легким, почти невесомым, но я почувствовала, как через него передается волна спокойствия, гасящая мою панику.

— Вы ищете решение на этой карте, Бель, — сказал он тихо. — Но его здесь нет. Вы пытаетесь выиграть в шахматы у противника, который собирается просто опрокинуть доску.

— Что ты предлагаешь, Кас? — спросила я, не поднимая головы. — У нас нет магии, способной остановить армию.

— У вас — нет, — ответил он. — Но магия — это не только огненные шары и молнии. Магия — это знание о скрытых силах этого мира. И иногда эти силы можно не создавать, а просто… направить.

Он убрал руку и подошел к карте.

— Вы смотрите на дорогу. А посмотрите на то, что ее окружает. Вот здесь, — его палец остановился на большом синем пятне к востоку от тракта, — Горное Озеро. Оно питается ледниками. Вода в нем ледяная даже летом. А сейчас, зимой, оно покрыто толстым слоем льда.

Я непонимающе посмотрела на него.

— А вот здесь, — его палец скользнул ниже, к узкому ущелью, через которое из озера вытекала единственная река, — старая, заброшенная плотина. Ее строили еще во времена короля Арманда, чтобы контролировать паводки. Она почти разрушена, но основание все еще крепкое.

Я начала понимать. Медленно, с ужасом и восхищением, я начала понимать чудовищную простоту и гениальность его плана.

— Вы хотите… — прошептала я.

— Река течет по долине и пересекает Королевский тракт вот здесь, у брода Трех Ив, — закончил он, и его голос был абсолютно ровным. — Если в нужный момент лед на озере треснет, а плотина не выдержит…

Я отшатнулась от стола, словно река на карте могла выплеснуться и затопить библиотеку.

— Это смоет не только караван. Это смоет все на несколько лиг вокруг. Посевы. Деревни. Это убьет сотни невинных людей.

— Да, — сказал он, и его глаза, темные и глубокие, встретились с моими. — Такова цена бури. Война никогда не бывает чистой, Анна. Вы сами сказали, что имена больше не имеют значения. Имеют значение действия. И их последствия.

Он не уговаривал. Он ставил меня перед выбором. Выбором между медленной, неминуемой гибелью моего дома и чудовищным, кровавым актом, который спасет нас, но навсегда изменит меня.

Я смотрела на карту, на эту тонкую синюю нить реки, которая в его руках могла превратиться в стихийное бедствие, в оружие против целой долины. Я думала о своих людях, об их доверчивых, полных надежды лицах. О старом Борине, убитом с кайлом в руках. И я пыталась представить лица тех, безымянных, в долине, которые даже не подозревали о нависшей над ними угрозе.

Внутри кричала Анна. Но отвечала ей Изабелла. Правитель.

— Как? — спросила я. Мой голос был хриплым.

— Есть старые руны, — ответил он. — Руны резонанса. Если начертать их на льду и в основании плотины и активировать в нужный момент, они создадут вибрацию, которая многократно усилит любое внешнее воздействие. Даже небольшого отряда с таранами будет достаточно, чтобы разрушить плотину. А лед… лед треснет сам от чудовищного давления воды. Но это требует времени. И абсолютной точности.

— Я пойду с тобой, — сказала я.

— Нет, — отрезал он. — Это слишком опасно. И ваша задача — здесь. Вы должны отвлечь их внимание. Вы должны сделать так, чтобы они смотрели в другую сторону, когда мы будем готовить удар.

На следующий день я снова собрала свой военный совет. Я не стала посвящать их во все детали. Я не могла взвалить на их плечи такой груз. Я сказала лишь, что у нас есть способ устроить врагу «сюрприз» у брода Трех Ив.

Я отдала приказы.

— Сэр Ронан. Вы возьмете большую часть наших сил — сотню человек. И начнете тревожить их. Небольшие, дерзкие налеты на патрули. Но не у брода. А здесь, на севере, у самого лагеря. Вы должны создать впечатление, что мы готовим полномасштабную атаку на их базу. Вы должны заставить их стянуть все силы туда, оголив южный фланг.

— А кто нанесет главный удар? — спросил Ронан.

— «Я», — раздался голос Кассиана, вошедшего в комнату. — И двадцать лучших шахтеров-подрывников, которых отберет преемник мастера Борина. Нам нужны люди, которые умеют работать с камнем и рычагами.

План был принят.

Той же ночью, пока Ронан уводил свой отряд на север, к лагерю врага, второй, меньший отряд под покровом темноты выскользнул из ворот. Его вел Кассиан. Я провожала их, стоя на стене.

Я смотрела, как его темная фигура растворяется в ночи, и мне казалось, что я добровольно вырвала из груди собственное сердце и отправила его в самое пекло.

Я вернулась в пустую библиотеку. Моя роль в этой операции была самой сложной. Я должна была ждать. И верить. Верить в его магию. И молиться всем богам, которых я не знала, чтобы цена этой бури не оказалась для нас слишком высокой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 61: Буря

Дни ожидания были пыткой. Вороний Утес превратился в замерший, затаивший дыхание организм. Вся кипучая деятельность остановилась. Люди говорили шепотом, поглядывая на юг, словно могли увидеть или услышать то, что происходило за много лиг отсюда. Я сделала библиотеку своим командным пунктом. На столе была разложена одна-единственная карта, и я не отводила от нее взгляда часами, мысленно следуя за двумя маленькими отрядами, от которых теперь зависела наша судьба.

От Ронана приходили вести. Редкие, короткие, доставляемые запыхавшимися гонцами. Его план работал безупречно. Его «волки» наносили короткие, яростные удары по патрулям драгунов на севере. Они появлялись из ниоткуда, сеяли панику и исчезали в лесах прежде, чем враг успевал опомниться. Разведка доносила, что командующий гарнизоном принца стягивает все силы к своему лагерю, ожидая полномасштабной атаки. Приманка была проглочена.

Но от второго отряда, от Кассиана, не было ни единой вести. Он ушел в тишину. И эта тишина была оглушительной.

Я не спала. Я сидела над картой, и во мне боролись два существа. Анна-аналитик просчитывала вероятности, время подхода каравана, скорость течения реки. Она была холодна и сосредоточена. Но Изабелла-женщина, чье сердце я теперь носила в груди, сходила с ума от тревоги. Я отправила его на смерть. Я отправила его творить немыслимое злодеяние. И я не знала, что было страшнее.

На рассвете третьего дня я поднялась на самую высокую башню замка. Морозный воздух обжигал легкие. Мир вокруг был тих и неподвижен, укрыт белым саваном снега. Я смотрела на юг, туда, где за грядой холмов лежал Королевский тракт. Я ничего не видела, но я ждала.

Именно тогда я это почувствовала.

Сначала — едва заметная дрожь под ногами. Каменные плиты башни мелко-мелко завибрировали, словно где-то в глубине земли проснулось огромное, древнее существо. А затем донесся звук. Он был почти неслышим, на самой грани восприятия. Не рокот, не грохот. Низкий, гулкий гул, который, казалось, шел отовсюду и проникал в самые кости. Звук конца света.

Я знала. Свершилось.

* * * (За три часа до этого, у заброшенной плотины)

Кассиан стоял на гребне старой плотины. Под ним, в узком ущелье, ревела скованная льдом река. За спиной — огромное, спящее под ледяным панцирем Горное Озеро. Ночь была темной и беззвездной. Двадцать его спутников-шахтеров работали в слаженной, почти безмолвной тишине. Они устанавливали массивные деревянные рычаги в трещины в основании плотины, которые он указал.

Сам Кассиан не работал руками. Он работал разумом. Он медленно шел по гребню, и там, где его сапог касался камня, в нем на мгновение вспыхивала и гасла синеватая руна. Он вплетал в дряхлую каменную кладку сеть резонансных заклятий, превращая старую плотину в гигантскую, готовую взорваться бомбу.

Когда все было готово, он спустился на лед озера. Он шел к самому центру, и под его ногами расползалась такая же паутина светящихся символов. Лед — это та же вода, та же структура. Нужно было лишь найти правильную частоту, чтобы нарушить ее.

Дозорный, оставленный на вершине скалы, подал условный сигнал — крик ночной птицы. Караван вошел в долину.

Кассиан вернулся на плотину и встал у центральной руны. Он положил на нее ладони.

— Готовность, — его голос прозвучал тихо, но каждый из шахтеров его услышал.

Он закрыл глаза и сосредоточился. Он перестал быть человеком. Он стал камертоном. Он нащупал глубинную, едва уловимую вибрацию земли, вошел с ней в резонанс, а затем, силой своей воли, начал ее усиливать, направляя всю мощь в сеть начертанных им рун.

Камень под его ладонями загудел. Сначала тихо, потом все громче. По всей плотине побежали синие огненные змейки, соединяя руны в единый, пульсирующий узор. Где-то в глубине кладки раздался глухой треск.

В тот же миг далеко на озере, с оглушительным, похожим на пушечный выстрел грохотом, по льду прошла первая гигантская трещина.

— Теперь! — приказал Кассиан.

Шахтеры, как один, навалились на рычаги.

Сначала плотина не поддалась. А затем, с протяжным, мучительным стоном, от которого, казалось, стонали сами горы, она начала рушиться. Не взрываться, а рассыпаться, словно была сделана из песка.

И тогда вода пришла.

Спящее озеро проснулось. Стена ледяной воды и гигантских льдин, высотой с крепостную башню, с невообразимым ревом обрушилась в узкое ущелье. Земля содрогнулась.

* * * Я стояла на башне, и я видела это. Не глазами. Но я знала. Я представляла себе эту стену воды, несущуюся по долине, сметающую все на своем пути. Деревья, камни, мосты. Повозки с «громовым порошком». И людей. Не только драгунов принца, но и крестьян, чьи дома стояли на берегу реки.

Я закрыла глаза, и перед моим внутренним взором встали их лица. Лица тех, кого я принесла в жертву, чтобы спасти своих.

Торжества не было. Облегчения — тоже. Только холодная, выжженная пустота внутри. Я победила. Я остановила армию принца самым страшным из возможных способов.

Я стала чудовищем, чтобы победить другое чудовище.

Солнце медленно поднималось над заснеженными холмами. Новый день. Но для меня и для этого мира он уже никогда не будет прежним. Я смотрела на свои руки. Они не были в крови. Но я чувствовала на них тяжесть сотен утонувших жизней. И я знала, что с этим мне придется жить всегда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 62: Тишина после бури

Буря стихла. Но тишина, что наступила после, была еще страшнее.

Два дня замок ждал. Два дня я сидела в библиотеке, глядя на карту, которая теперь казалась мне не планом битвы, а картой моего собственного преступления. Синяя нить реки превратилась в шрам на моей совести.

Они вернулись поодиночке. Сначала — отряд Ронана. Они возвращались не как победители. Их плечи были ссутулены, на лицах — смертельная усталость и какая-то опустошенность. Они выполнили свою задачу, отвлекли врага, но теперь до них, как и до всего замка, долетали с юга страшные слухи о «великом потопе», о «гневе богов», смывшем целую долину. Они смотрели на меня с молчаливым вопросом.

Кассиан и его люди вернулись последними, под покровом ночи. Они были похожи на призраков, вымазанные в грязи и иле. Шахтеры, крепкие, сильные мужчины, которые смеялись, отправляясь на это задание, теперь выглядели как глубокие старики. На их лицах застыло выражение людей, заглянувших в бездну.

Я собрала их в Большом зале. Не для пира, а для отчета.

Ронан доложил сухо и по-военному:

— Диверсия на севере прошла успешно. Мы связали боем основные силы драгунов. Потерь нет.

Затем встал один из шахтеров, тот, кого Борин считал своим лучшим учеником. Его звали Йорген. Он говорил, глядя в пол, и его голос, обычно зычный и уверенный, был глухим и надтреснутым.

— Мы… мы сделали, как приказал господин Архимаг. Плотина… она рухнула. Вода… боги, такой воды я никогда не видел. Она ревела, как зверь. Она ломала деревья, как спички.

Он замолчал, не в силах продолжать.

Кассиан закончил за него. Он был бледен, как полотно, магическое истощение оставило глубокие тени под его глазами. Но голос его был ровен.

— Цель достигнута. Караван и вся его охрана уничтожены. Тракт в долине непроходим. «Громовой порошок» больше не представляет угрозы. Наша разведка подтвердила: в лагере драгунов царит хаос и паника. Они отрезаны от снабжения и не понимают, что произошло. По предварительным оценкам, — его голос не дрогнул, — затоплено три деревни. Число жертв среди мирного населения неизвестно, но оно будет значительным.

Я слушала, и каждое его слово было новым ударом.

— Я благодарю вас всех за вашу смелость, — сказала я, и мой голос прозвучал чужим. — Вы спасли Вороний Утес. Вы спасли всех нас. Идите. Вам нужно отдохнуть.

Когда зал опустел, и остались только мы с Кассианом, я больше не могла держаться. Я опустилась на холодные каменные ступени у помоста и закрыла лицо руками.

— Я убийца, Кас. Я убила сотни невинных людей, чтобы спасти своих.

Он не подошел ко мне. Он не стал меня утешать. Он просто стоял рядом, и его присутствие было единственным, что удерживало меня от падения.

— Нет, — сказал он после долгого молчания. — Вы — правитель, который сделал выбор. Принц поставил вас в положение, где любой ваш ход вел к смерти. Либо к смерти ваших людей, либо к смерти его людей. Вы выбрали своих. Это не делает вас убийцей. Это делает вас лидером военного времени. Такова природа власти. Она всегда омыта кровью.

Я подняла на него заплаканные, полные муки глаза.

— Но это ты… ты создал это оружие!

— Я создал оружие, — согласился он, и в голосе архимага я впервые услышала нотки горечи. — Но решение о его применении приняли вы. Я бы не смог сделать этот выбор. Я — ученый, который видит лишь законы и вероятности. Вы же — правитель, который несет на себе груз последствий. И этот груз, Анна, тяжелее любой магии.

Он назвал меня моим именем. И в этом простом слове было больше понимания и сострадания, чем во всех утешениях мира.

— Что… что теперь? — прошептала я.

— Теперь мы ждем, — ответил он. — Весть о «стихийном бедствии» уже летит в столицу. Король начнет расследование. Принц будет кричать о саботаже. А мы… мы будем молчать и отстраивать наш мир.

Следующие недели замок жил в странном, лихорадочном оцепенении. Мы победили. Военная угроза миновала. Но никто не праздновал. Мы хоронили своих мертвых — тех, что погибли еще при нападении на рудник. Мы принимали беженцев — людей с пустыми глазами, потерявших все, тех немногих, кто выжил в долине и, спасаясь от голода и разрухи, добрался до наших ворот. Мы делились с ними последним хлебом и кровом. Вороний Утес, ставший причиной их горя, теперь стал их единственным убежищем.

Я работала с утра до ночи. Я организовывала раздачу еды, помогала матушке Эларе в лазарете, планировала восстановление рудника. Я пыталась трудом заглушить голоса в своей голове. Голоса тех, кого смыла моя буря.

Я почти перестала спать. Каждую ночь мне снилась вода. Черная, ледяная, всепоглощающая.

Однажды вечером Кассиан вошел в мою комнату без стука. Я сидела на кровати, обхватив колени, и смотрела в никуда.

— Так не может продолжаться, — сказал он. — Ты уничтожаешь себя.

— Это моя плата, — ответила я.

— Это не плата, а глупость, — отрезал он. — Мертвый правитель никому не поможет.

Он сел в кресло напротив, его темная фигура была единственным четким силуэтом в сумраке комнаты.

— Ты не можешь изменить прошлое. Но ты можешь построить будущее. Ты спасла этих людей. Теперь ты должна дать им новую жизнь. Отстрой деревни. Дай им землю. Сделай так, чтобы их жертва не была напрасной. Преврати свое преступление в искупление.

Его слова были холодным душем. Он не жалел меня. Он снова давал мне план. Цель.

— Я не знаю, как, — прошептала я. — У меня больше нет сил.

Он встал, подошел ко мне и, опустившись на одно колено, впервые взял мои руки в свои. Его ладони были теплыми и на удивление сильными.

— У тебя есть я, — сказал он тихо. — Ты не одна.

Он смотрел мне в глаза, и в глубине его грозовых зрачков я видела не просто понимание. Я видела обещание. Обещание разделить со мной этот груз.

Я не знала, что ждет нас впереди. Расследование короля, месть принца. Но в тот момент, в тишине моей комнаты, держась за его руки, я впервые за долгое время почувствовала, что, возможно, еще не все потеряно. Возможно, после бури остается не только разрушение, но и расчищенное место для новой жизни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 63: Новые семена

Слова Кассиана, сказанные в тишине моей комнаты, стали опорой, остановившей лавину саморазрушения. Они не избавили меня от вины, но они дали ей направление. Горе, как я уже однажды поняла, можно превратить в топливо. Как оказалось, вину — тоже.

На следующее утро я собрала свой совет. Но на этот раз, кроме Гидеона, Ронана и Кассиана, я пригласила на него еще одного человека — седобородого старика по имени Энгель, старосту одной из затопленных деревень, который стал негласным лидером беженцев. На его обветренном лице и в мозолистых, узловатых руках читалась вся тяжесть пережитого.

— Мы не можем просто кормить ваших людей до весны, а потом отправить в никуда, — сказала я, обращаясь к нему. — Ваша беда — это теперь наша беда. А ваша сила — это теперь наша сила. Мы не будем восстанавливать старые деревни. Они были построены у воды, и теперь мы знаем, какой опасной она может быть. Мы построим новый дом. Для всех.

Я развернула на столе карту.

— Здесь, — мой палец указал на защищенную от ветров долину в лиге от замка, — есть плодородная земля и источник с чистой водой. Мы построим там новое поселение. Вороний Утес даст вам лес для постройки домов, инструменты и зерно для первого сева. А вы, — я посмотрела на старого Энгеля, — дадите нам свои руки и свои знания.

Затем я повернулась к Ронану.

— Ваши люди, Энгель, мужчины, способные держать оружие, войдут в состав моей гвардии. Они будут получать то же жалованье и тот же паек, что и мои солдаты. Они будут защищать не только замок, но и свои новые дома. Мы станем одним народом.

Мое предложение было неслыханным. Принять безземельных беженцев, дать им землю, оружие и права, равные правам коренных жителей. Гидеон смотрел на меня с благоговейным ужасом, пытаясь подсчитать будущие расходы. Но старик Энгель смотрел иначе. В его выцветших глазах стояли слезы. Он медленно поднялся, подошел ко мне и, опустившись на одно колено, взял мою руку и прижался к ней своей морщинистой, мозолистой щекой.

— Вы дали нам то, чего мы и просить не смели, ваша светлость, — прохрипел он. — Вы дали нам будущее. Мы будем служить вам до последнего вздоха.

Так началось большое строительство.

Зима была суровой, но работа кипела. Каждый день, как только рассветало, долину наполнил стук топоров и скрип пил. Отряды мужчин уходили на стройку. Мои гвардейцы и беженцы работали плечом к плечу. Они валили лес, обтесывали бревна, закладывали фундаменты первых домов. Я была там каждый день. Я больше не сидела над картами. Я стояла на промерзшей земле, в простом овчинном тулупе и теплых сапогах, и руководила. Мои знания из другого мира снова пригодились. Я планировала улицы, расположение колодца, общинного амбара и защитного частокола так, чтобы поселение было не просто удобным для жизни, но и легко обороняемым.

Кассиан был моим главным консультантом. Он, изучив потоки грунтовых вод, указал идеальное место для колодца. Он мог подойти к плотникам, и после короткого разговора те начинали крепить стропила под другим, более прочным углом. Он не творил чудес. Он просто делился своими знаниями, и эти знания были ценнее любой магии.

Постепенно лед между двумя общинами начал таять. Сначала они работали молча, с недоверием поглядывая друг на друга. Но совместный труд, общая цель и моя непреклонная справедливость в решении любых споров делали свое дело. Они начали разговаривать у общих костров, делиться едой и историями. Они перестали быть «нашими» и «пришлыми». Они становились просто людьми Вороньего Утеса.

Однажды ко мне подошла молодая вдова с мертвыми, пустыми глазами, чей муж и двое детей погибли в потопе.

— Это вы сделали, — сказала она, глядя мне прямо в лицо. — Вы убили мою семью.

Ее слова повисли в морозном воздухе. Я стояла перед ней, и все оправдания, все стратегические необходимости показались мне жалкими и пустыми.

— Да, — ответила я тихо. — Это я. И я буду нести этот грех до конца моих дней. Я не могу вернуть тебе твое прошлое. Но я клянусь тебе своей жизнью, что твой новый дом будет в безопасности, и никто и никогда больше не причинит вреда тем, кто живет на этой земле.

Она смотрела на меня долго, и ненависть в ее глазах медленно сменялась недоумением. Она не заплакала. Она просто кивнула и ушла. Я не знала, простила ли она меня. Наверное, нет. Но, возможно, она начала понимать.

Время шло. На месте пустынной долины начал расти остов будущего поселения. Это была тяжелая, изнурительная работа, но она лечила. Она лечила не только этих израненных людей. Она лечила и меня. Каждый забитый гвоздь, каждое установленное бревно были моим покаянием. Я не могла исправить зло, которое сотворила, но я могла построить на его месте добро.

Этот хрупкий, созидательный мир, который мы строили посреди зимы, казался почти нереальным. Но внешний мир не забыл о нас.

На исходе месяца, когда уже были заложены стены первого десятка домов, дозорный на башне протрубил сигнал. Приближался всадник. Один. В ливрее королевского гонца. Всадник был молод и с любопытством озирался на кипящую в долине стройку.

Его привели ко мне прямо туда, где я была вместе с Кассианом. Он спешился, поклонился и протянул мне свиток, скрепленный большой королевской печатью.

Я сломала хрупкий воск. Я читала, и морозный воздух, казалось, стал еще холоднее.

Король Теобальд, завершив свое предварительное расследование, созывал чрезвычайное заседание Большого Королевского Совета. На повестке дня стоял один-единственный вопрос: обвинения в государственной измене, выдвинутые против ряда высших должностных лиц короны.

В качестве главного свидетеля обвинения я, герцогиня Изабелла де Валуа, вызывалась в Аквилон для дачи официальных показаний. Его высочество наследный принц Александр также будет присутствовать.

Явка была обязательной.

Я опустила пергамент. Передышка была окончена.

Я посмотрела на строящуюся деревню, на людей, которые снова обрели надежду. Затем я посмотрела на Кассиана.

— Он заставляет меня сделать последний ход, — сказала я.

— Да, — ответил он. — На этот раз это будет не битва. Это будет суд.

Я вернулась в замок. Строительство продолжалось и без меня. Но теперь я знала, что у меня есть нечто большее, за что стоит сражаться. Не просто замок, не просто титул. А за этих людей. За их будущее. За их новый дом.

Я снова отправлялась в змеиное гнездо. Но на этот раз я ехала туда не как жертва и не как мстительница. Я ехала как защитница. И это давало мне силы, о которых я прежде не подозревала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 64: Возвращение на арену

Наше второе путешествие в Аквилон не было похоже на первое. Тогда мы ехали в неизвестность, горстка отчаявшихся людей, ведомая женщиной, которая сама не знала, выживет ли. Теперь мы ехали на суд. Наш маленький отряд был больше, сильнее, а в его центре ехала не жертва, а женщина, чья воля стала для этого отряда стержнем.

Провожать нас вышел весь новый поселок. Старый Энгель, вдова, чьи глаза больше не метали в меня ненависть, а смотрели с суровой, требовательной надеждой, дети, чьи отцы теперь носили мою ливрею. Они не говорили ни слова. Они просто стояли на морозе и смотрели нам вслед. И этот молчаливый взгляд был самой сильной клятвой, которую я когда-либо получала. Я сражалась не за себя. Я сражалась за них.

Дорога прошла быстро. Мы больше не прятались. Мы ехали открыто, под развернутым знаменем с серебряным вороном. Сэр Ронан выстроил идеальный походный порядок, и наш отряд двигался как единое, грозное целое. Слухи о нас летели впереди, и теперь на постоялых дворах нас встречали не с презрением, а с опасливым уважением.

Вечера у костра были последними минутами нашей подготовки. Кассиан, словно гроссмейстер перед решающей партией, давал мне последние наставления, двигая по столу камешки, обозначавшие членов Совета.

— Лорд Фарэн, адмирал флота. Старый друг вашего свекра. Ценит честь и прямой разговор. Апеллируйте к его верности памяти Людовика Мудрого, — говорил он. — Герцог Анжуйский, двоюродный брат королевы. Полностью человек принца. Будет пытаться запутать вас в юридических тонкостях и процедурных вопросах. Не вступайте с ним в спор. Отвечайте коротко и ссылайтесь на королевский указ. Архиепископ. Самый опасный. Он будет смотреть, на чьей стороне сила. Вы должны убедить его, что ваша победа — это воля богов.

Я слушала, и имена, еще недавно бывшие для меня лишь строчками в книгах, обретали плоть, характер, мотивы.

— А король? — спросила я в последнюю ночь перед прибытием. — Какую игру ведет он?

— Самую сложную, — ответил Кассиан, глядя на звезды. — Игру отца, который видит, что его сын превратился в монстра, но не может заставить себя отрубить ему голову. Он дал вам этот шанс, этот суд, в надежде, что вы сделаете за него самую грязную работу. Он хочет, чтобы вы победили. Но если вы проиграете, он умоет руки и принесет вас в жертву, чтобы сохранить видимость мира в королевстве.

— Значит, я не могу проиграть, — тихо сказала я.

— «Ты уже победила, Бель», — ответил он, впервые за долгое время посмотрев на меня не как на стратега, а как на… женщину. — Ты создала нечто из ничего. То, что произойдет в Аквилоне — это лишь формальное признание этого факта.

Аквилон встретил нас напряженной тишиной. Город гудел в предвкушении великого спектакля. На улицах было полно гвардейцев и рыцарей в гербах всех знатных домов королевства, съехавшихся на Совет. Наш особняк, который мы снова заняли, казался островком спокойствия в этом бурлящем котле.

В тот же вечер прибыл посланник от герцогини де Шеврез. Он передал мне не письмо, а одну-единственную, сложенную вчетверо записку. Бумага была дорогой, а росчерк букв — острым и ядовитым, как сама герцогиня. Внутри было всего несколько слов:

«Мальчишка не будет ждать суда. Он готовит свой ход. Он попытается нанести удар до того, как ты сможешь говорить. Будь осторожна. Ночь в Аквилоне темна и полна клинков».

Я передала записку Ронану и Кассиану.

— Принц попытается убить меня сегодня ночью, — сказала я. Это не было вопросом. — Чтобы завтра на суде не было главного свидетеля.

— Особняк окружен, — глухо ответил Ронан. — Мои люди на стенах и у всех входов. Ни одна мышь не проскользнет.

— Он не пойдет через стены, — сказал Кассиан, и его глаза потемнели. — Он не будет использовать грубую силу. Это слишком очевидно. Он использует то, что всегда было его главным оружием. Предательство.

Мы переглянулись. Предательство. Но кто? Все, кто был со мной здесь, были проверенными, верными людьми, прошедшими со мной огонь и воду.

— Не обязательно из твоих людей, — продолжил Кассиан, словно читая мои мысли. — Этот дом. Мы его арендовали. Но слуги… они были здесь до нас. Дворецкий, повара, горничные. Любой из них мог быть подкуплен.

Я почувствовала, как по спине пробежал ледяной холодок. Мы укрепили внешние стены, но враг, возможно, уже был внутри.

— Яд, — сказала я. — В еде или вине.

— Слишком просто, — возразил Кассиан. — Я могу проверить любую пищу одним заклинанием. Он знает это. Он не станет рисковать. Нет, это будет нечто более тонкое.

Ночь опустилась на город. Наш особняк погрузился в тишину, но эта тишина была натянутой струной. Я знала, что за каждым окном, в каждом темном углу затаилась угроза. Ронан лично обходил посты. Я сидела в своем кабинете, перед камином, и пыталась читать, но строки расплывались перед глазами.

Я решила, что не буду ни есть, ни пить ничего из того, что приготовят местные слуги. Лина, моя верная Лина, принесла мне запечатанный кувшин с водой и сухари, которые мы привезли с собой.

Время тянулось мучительно. Час. Два. Ничего не происходило. Возможно, герцогиня ошиблась? Возможно, Александр не решится на такой отчаянный шаг?

И тут в дверь тихо постучали.

— Войдите, — сказала я, и мое сердце замерло.

На пороге стояла одна из местных горничных, молоденькая, испуганная девушка, которая теребила в руках край своего фартука.

— Ваша светлость, — пролепетала она, не смея поднять глаза. — Простите за беспокойство. Но в ваших покоях… в спальне… там так холодно. Я подумала, вы замерзнете. Я принесла вам еще одно одеяло.

Ее слова были полны заботы. Но что-то в них было не так. В комнате было тепло от камина. Зачем мне еще одно одеяло?

— Спасибо, дитя мое, — сказала я как можно мягче. — Оставь его на сундуке у кровати.

Она кивнула и скрылась в смежной комнате.

Я смотрела ей вслед, и меня охватило ледяное предчувствие. Я медленно поднялась и подошла к двери в спальню. В щели между дверью и косяком виднелся крошечный, почти невидимый на темном дереве осколок стекла.

Я не вошла. Я развернулась и почти бегом бросилась в коридор, где у дверей моего кабинета стояли двое гвардейцев Ронана.

— Быстро! Ко мне! И приведите Архимага!

Когда через минуту Кассиан и Ронан ворвались в мой кабинет, я стояла у двери в спальню, указывая на осколок.

— Не входить, — сказала я, и мой голос дрожал. — Там ловушка.

Кассиан подошел. Он не стал открывать дверь. Он просто положил на нее ладонь. Его глаза на мгновение затуманились.

— Хитро, — произнес он с холодным восхищением. — Очень хитро.

Он убрал руку и посмотрел на нас.

— За дверью, на полу, установлена «Морозная Сфера». Маленький, похожий на кристалл артефакт, реагирующий на тепло живого тела. Как только вы бы вошли, она бы взорвалась волной абсолютного холода, мгновенно заморозив все в радиусе десяти шагов. Ваша смерть выглядела бы как несчастный случай. Приступ сердца от внезапного холода. Никаких следов, никакого яда. Идеальное убийство.

Мы стояли в тишине, осознавая, от какой страшной смерти я только что спаслась.

Битва за мою жизнь должна была состояться не завтра, в Совете. Она происходила прямо сейчас. В этой комнате. И мой враг был готов на все, чтобы я не дожила до рассвета.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 65: Ледяная ловушка

Осознание того, что в соседней комнате, в моей спальне, затаилась безмолвная, ледяная смерть, не вызвало паники. Оно принесло иное чувство. Ярость, что кипела во мне после нападения на рудники, перегорела, оставив после себя холодную, как сталь, ясность. Я больше не боялась. Я была на войне. А на войне враг расставляет ловушки. Моя задача — не просто в них не попасть, а обернуть их против него.

— Ронан, — сказала я, и мой голос прозвучал ровно, почти буднично. — Найди эту горничную. Тихо. Она не должна поднять шум.

Капитан молча кивнул и, взяв с собой двоих гвардейцев, бесшумно выскользнул из комнаты.

— А вы, Кас? — я повернулась к Архимагу. — Сможете обезвредить эту вещь? Мне понадобится вещественное доказательство.

Он посмотрел на дверь, затем на меня. В его глазах я прочитала не только уверенность, но и вопрос. Он проверял мою выдержку.

— Это потребует концентрации, — сказал он. — Дверь открывать нельзя. Я буду работать сквозь нее.

Он подошел к двери и положил на нее обе ладони. Он не читал заклинаний, не делал пассов. Он просто стоял, закрыв глаза. Я увидела, как по темному дереву двери пополз иней. Сначала тонкий, едва заметный узор, затем он становился все гуще, покрывая всю поверхность белой, морозной коркой. В комнате ощутимо похолодало. Я слышала, как за моей спиной скрипнула кожаная перчатка Гидеона, сжимающего кулак от напряжения.

Кассиан стоял неподвижно, как статуя. Иней на двери начал медленно таять, стекая на пол темными каплями. Затем Архимаг резко отнял руки и отступил на шаг.

— Готово, — выдохнул он. На его лбу выступили бисеринки пота. — Артефакт разряжен. Теперь это просто бесполезный кусок зачарованного кристалла.

В этот момент вернулся Ронан. За ним двое его людей втащили в комнату плачущую, дрожащую горничную. Она рухнула на пол у моих ног, сотрясаясь от рыданий.

— Оставьте нас, — приказала я гвардейцам. Я не хотела, чтобы ее допрашивали. Я хотела, чтобы она говорила.

Когда остались только мы четверо, я опустилась на корточки перед девушкой. Она была совсем юной, не старше Лины.

— Как тебя зовут? — спросила я мягко.

— А… Анетта, ваша светлость, — всхлипнула она.

Я не стала ее обвинять. Я говорила с ней тихо, почти сочувственно. Я смотрела, как она ломает руки, и видела не предательницу, а загнанного в угол зверька.

— Они угрожали твоей семье, Анетта? Твоему младшему брату в деревне?

Она вскинула на меня заплаканные, полные ужаса и удивления глаза. И плотина прорвалась. Захлебываясь слезами, она рассказала все. О человеке в темном плаще, который подошел к ней на рынке. Об угрозах ее семье. О деньгах, которые ей сунули в руку. Ее задача была проста: принести мне одеяло, убедиться, что я в кабинете, и оставить на двери осколок стекла, чтобы ее хозяин мог удостовериться, что ловушка готова. Она была пешкой, маленьким, испуганным винтиком в чужой жестокой игре.

— Этот человек передал тебе что-нибудь еще? — спросила я, когда она немного успокоилась. — Что-то, чтобы ты могла его опознать? Или он тебя?

Она испуганно порылась в кармане своего фартука и протянула мне маленький, тяжелый для своего размера предмет. Это была свинцовая пломба, какие ставят на товары. Но на ней был вытиснен необычный знак — скрещенные молоты под короной. Знак Гильдии Королевских Инженеров.

Я взяла ее и передала Кассиану. Он поднес пломбу к глазам.

— Это знак Гильдии Королевских Инженеров, — произнес он задумчиво. — Тех самых, что занимаются «громовым порошком». Но есть одна деталь… — он указал на крошечную царапину на короне. — Это личная метка сэра Этьена де Бомона. Он не только рыцарь принца. Он еще и куратор гильдии от короны.

Круг замкнулся. Тот же человек, что нанимал убийц с арбалетами, теперь использовал магические артефакты и подкупленных слуг. Принц не менял своих исполнителей.

— Что… что вы со мной сделаете? — прошептала Анетта.

— Ты останешься здесь, под замком, до окончания Совета, — ответила я. — А потом отправишься домой, к своей семье. С деньгами, достаточными, чтобы вы уехали далеко отсюда. Но если ты попытаешься бежать или кому-то проболтаться, я найду тебя. Поверь, я найду.

Я смотрела, как Ронан уводит оцепеневшую от шока и облегчения девушку. Я не чувствовала к ней ненависти. Только холодную, горькую жалость.

Когда мы остались одни, я вернулась в свой кабинет. Рассвет был уже близко. Бледная серая полоса на востоке возвещала о начале нового дня. Дня суда.

— Теперь у нас есть все, — сказал Рона-н. — Разряженный артефакт, свидетель, доказательство связи с Бомоном. Мы можем ударить первыми!

— Нет, — ответила я, глядя на рассвет. — Мы не будем менять план. Мы лишь добавим в него финальный аккорд.

Я повернулась к ним. Мое лицо было спокойным и жестким, как у человека, идущего на эшафот — не в качестве жертвы, а в качестве палача.

— Я начну свой доклад, как и планировала. О железе. О процветании. Я покажу им силу и разум. Я заставлю их поверить, что я — будущее этого королевства. А затем, когда Совет будет на моей стороне, когда Александр будет сидеть в своей ложе, уверенный, что я не посмею его тронуть, я нанесу удар.

Я взяла со стола маленький мешочек, в который Кассиан положил разряженную «Морозную Сферу». Холодный, гладкий кристалл лежал на моей ладони.

— Я представлю им это, — сказала я. — И расскажу, как «заботливый» наследный принц пытается устранить верных вассалов своего отца. Я превращу этот суд над его казначеем в суд над ним самим.

Ронан мрачно кивнул. Во взгляде Кассиана я увидела холодное одобрение.

Рассвет наступал. Ночь, полная клинков и ледяных ловушек, была окончена. Мы выжили.

День суда пришел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 66: День расплаты

Зал Большого Королевского Совета был местом, где ковалась история. Огромное, полукруглое помещение, вырубленное в самой скале под дворцом. Стены из серого, неотесанного камня были увешаны древними знаменами всех великих домов, чьи предки когда-то сидели за этим столом. Воздух был холодным и пах вековой пылью, камнем и властью. Здесь не было позолоты или хрусталя. Только камень, дерево и тяжесть веков.

Мы вошли последними. Наш маленький отряд в строгих темно-зеленых цветах был как капля чернил на пестром гобелене. Все уже были здесь. Члены Совета, в тяжелых, расшитых гербами мантиях, сидели на своих местах, перешептываясь и бросая на нас косые, оценивающие взгляды.

Принц Александр сидел во главе стола, рядом с пустым троном короля. Он был спокоен, прекрасен и смертельно опасен. Александр одарил меня короткой, снисходительной улыбкой — улыбкой хищника, который видит, как жертва сама заходит в клетку. Он был уверен, что ночная ловушка сработала. Что я либо мертва, либо настолько напугана, что не посмею открыть рта.

Но тут вошел король. Монарх двигался медленно, опираясь на трость, но само его появление заставило весь зал замолчать и встать. Он сел в свое кресло и обвел Совет тяжелым, усталым взглядом.

— Начинайте, — бросил он.

Первые пункты повестки были формальностью. Когда же очередь дошла до «положения дел на севере», король посмотрел прямо на меня.

— Герцогиня де Валуа. Совет слушает вас.

Я поднялась. В моих руках был только один свиток — карта. Я подошла к столу и развернула ее. Я не смотрела на принца. Я обращалась к Совету, к этим старым, мудрым и циничным людям, державшим в руках судьбу королевства.

Я начала свой доклад. Спокойно, четко, оперируя цифрами и фактами. Я говорила о железе, о потенциальных доходах для казны, о новом торговом пути. Я говорила о необходимости укрепить северную границу не карательными рейдами, а силой экономики и инженерии. Я представляла им не жалобу, а проект. Проект возрождения Севера.

Я видела, как менялись их лица. Снисхождение сменялось интересом. Интерес — удивлением. Удивление — уважением. Старые генералы обменялись быстрыми взглядами, а лорд-казначей подался вперед, не пропуская ни слова. Я завоевывала их умы.

Закончив доклад о будущем, я сделала паузу.

— Однако, ваше величество, лорды Совета… — мой голос стал жестче, и в зале снова воцарилась тишина. — Все эти планы по укреплению королевства могут обратиться в прах. Ибо самая большая угроза для Севера находится не за его границами, а здесь, в этом самом зале.

Я видела, как застыло лицо Александра. Он понял.

— За последние месяцы на меня и моих людей было совершено два покушения, — продолжала я. — Первое — на моих рудниках. Отряд, переодетый варварами, уничтожил наше оборудование и убил моих людей. Исполнителей нанял человек по имени сэр Этьен де Бомон. Правая рука его высочества, принца Александра.

По залу пронесся гул. Александр вскочил.

— Ложь! Это грязная клевета!

— МОЛЧАТЬ! — голос короля ударил, как молот. Принц осекся и сел, его лицо было белым от ярости.

— Второе покушение, — я говорила, глядя прямо на короля, — было совершено прошлой ночью. В моей спальне была установлена магическая ловушка, способная мгновенно убить любого, кто войдет.

Я достала из мешочка, который держала Лина, и с тихим стуком положила на стол разряженный кристалл «Морозной Сферы». Рядом легла свинцовая пломба.

— Вот оружие. А вот знак, оставленный исполнителем. Знак, который снова ведет к сэру Этьену де Бомону. И, следовательно, к тому, кто отдает ему приказы.

Я закончила. Все доказательства были на столе.

— Я, верный вассал короны, подвергаюсь нападкам. Мои люди гибнут. Мои труды, направленные на благо королевства, уничтожаются. И все это делается руками человека, стоящего в шаге от трона. Я прошу не мести. Я прошу правосудия.

— ОНА ЛЖЕТ! — взревел Александр, окончательно теряя контроль. — ЭТО ЗАГОВОР! ОНА ВЕДЬМА, ОНА ОКОЛДОВАЛА ВАС ВСЕХ СВОИМИ РЕЧАМИ!

Король медленно поднялся. Он смотрел не на меня. Он смотрел на своего сына, и во взгляде его была бездонная, ледяная пропасть разочарования.

— Александр, — голос короля был тихим, но его слышал каждый. — Довольно.

Он повернулся к капитану своей личной гвардии.

— Сэр Гавейн. Приведите ко мне немедленно сэра Этьена де Бомона.

Наступила мучительная тишина. Все ждали, глядя на пустой дверной проем. Александр сидел, вцепившись в подлокотники кресла, его грудь тяжело вздымалась. Через десять минут капитан гвардии вернулся. Один.

— Ваше величество, — доложил он. — Покои сэра Этьена пусты. Он исчез. По словам стражи, он покинул дворец еще вчера вечером.

Это был конец. Бегство Бомона было признанием вины.

Король закрыл глаза. На мгновение он показался мне не грозным монархом, а просто старым, убитым горем отцом. Когда он снова открыл их, в них была лишь сталь.

— Александр, — произнес он, и каждое его слово падало, как удар топора. — Ты лишаешься титула наследного принца. Ты лишаешься командования Драгунской Гвардией. Ты будешь немедленно отправлен в ссылку в самую дальнюю крепость на юге, в Башню Скорби.

Принц застыл, его лицо исказилось от неверия и ужаса.

— Отец… ты не можешь…

— МОГУ! — прогремел король. — И ты будешь молиться всем богам, чтобы я не передумал и не отдал тебя под суд за государственную измену. Стража! Взять его!

Двое гвардейцев подошли и схватили Александра под руки. Он не сопротивлялся. Он был сломлен. Когда его уводили, низложенный наследник бросил на меня один-единственный взгляд. В нем не было ненависти. Только пустота.

Война была окончена.

Король тяжело опустился в свое кресло. Он выглядел постаревшим на десять лет. Он посмотрел на меня.

— Вы получили свое правосудие, герцогиня. И вы дали мне тяжелый урок. Возвращайтесь на север. Стройте свои крепости. Королевство в вас нуждается.

Он встал и, не глядя больше ни на кого, вышел из зала.

Я стояла посреди затихшего зала Совета. Сквозь высокое окно в потолке падал одинокий луч зимнего света, выхватывая из полумрака пылинки. Рядом со мной стоял Кассиан. Я победила. Я уничтожила своего врага. Но я не чувствовала ни триумфа, ни радости. Только огромную, звенящую пустоту и невыносимую тяжесть этой страшной, безоговорочной победы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 67: Новая заря

Дни, последовавшие за судом, Аквилон провел в состоянии шока. Падение наследного принца было столь стремительным и полным, что двор, привыкший жить в его тени, оказался парализован. Фракция принца рассыпалась в прах. Одни были арестованы, другие спешно покинули столицу, третьи — самые хитрые — громче всех кричали о своей верности королю, пытаясь замести следы.

Наш особняк превратился в центр новой силы. Лорды, еще вчера смотревшие на меня со снисхождением, теперь искали моей аудиенции. Они видели во мне не просто северную герцогиню, а человека, который в одиночку бросил вызов системе и победил. Человека, пользующегося расположением короля. Я принимала их, выслушивала их клятвы в дружбе, но держала дистанцию. Я знала цену этим словам.

Но меня не радовала эта суета. Победа оставила во рту привкус пепла. Я чувствовала себя выжженной дотла. Все, чего я хотела — это вернуться домой. В тишину и холод Вороньего Утеса, к реальной работе, к моим людям.

Накануне нашего отъезда меня в последний раз призвал к себе король. Он принял меня в том же кабинете, но теперь казался не просто старше, а сломленным.

— Расследование подтвердило каждое ваше слово, герцогиня, — сказал он, глядя на карту, а не на меня. — Гнездо оказалось еще грязнее, чем мы думали. Коррупция, измена… мой сын окружил себя змеями.

Монарх тяжело вздохнул.

— Я одобрил ваш план по укреплению северных границ. Средства будут выделены из конфискованных активов де Люина и… других. Отныне я назначаю вас Хранительницей Северных Рубежей. Вы получаете все полномочия для наведения порядка в этих землях.

Это была неслыханная честь и огромная власть.

— Вы заплатили страшную цену за свою победу, герцогиня. И я тоже. — Он наконец посмотрел на меня, и во взгляде монарха была боль отца. — Не дайте ей пропасть даром. Стройте свой Север. Сделайте его сильным. Это все, о чем я прошу.

Вечером, когда все вещи были уже уложены для завтрашнего отъезда, я сидела в тишине своего кабинета. Война была окончена. Я победила. Но чувство завершенности не приходило. Что-то еще оставалось недосказанным, нерешенным.

В комнату вошел Кассиан. Он не нес ни книг, ни свитков. Он просто подошел к камину и встал рядом, глядя на огонь.

— Пророчество… — тихо сказал он. — Оно сбылось.

Я непонимающе посмотрела на него.

— Какое пророчество?

— То, что дало название книге, в которую вы попали. Легенда об Алой Розе. — Он говорил, и его голос, тихий и ровный, был похож на голос сказителя, раскрывающего последнюю тайну. — «Любовь, рожденная под знаком проклятой розы, всегда будет испытана страхом потери». Это было проклятием Первого Короля. Он так боялся потерять Дочь Зари, что попытался завладеть ей, привязать ее к себе силой. И этим предательством, рожденным из страха, он ее и погубил. Проклятие — это не магия. Это модель поведения, передававшаяся в его роду из поколения в поколение. Любить — значит владеть.

Он посмотрел на меня, и его глаза, казалось, видели меня насквозь, до самой души Анны.

— Пророчество гласило, что лишь та душа, что придет из мира, где нет магии, сможет разорвать этот круг. Лишь она сможет, полюбив, не завладеть, а отпустить.

Я думала о своей борьбе. О том, как я сражалась за Вороний Утес. Я не пыталась им владеть. Я пыталась дать ему свободу, дать ему будущее. Я была готова отдать свою жизнь, чтобы он жил.

— Но я… я никого не любила, — прошептала я, хотя сердце говорило об обратном.

— Правда? — он сделал шаг ко мне. — Всю эту войну вы сражались не только за земли и людей. Вы сражались за идею. За идею порядка, справедливости, разума. Вы полюбили этот мир и захотели исцелить его, а не подчинить. И вы… — он замолчал, подбирая слова, — …позволили мне быть рядом. Вы не пытались использовать мою силу. Вы приняли мой ум. Вы доверились мне. Вы отпустили свой страх.

Он взял мою руку, ту, на которой был тяжелый перстень дома де Валуа. Его хватка была бережной, но крепкой. Он коснулся черного камня. Я не почувствовала ничего, кроме тепла его пальцев.

— Проклятие было не в камне, Бель. Оно было в сердцах. И ваше сердце его исцелило.

Он отнял палец. И я увидела, как по гладкой, темной поверхности камня, с тихим, почти неслышным щелчком, прошла тонкая, как волос, трещинка. Она не разошлась дальше. Она просто была. Знак того, что прошлое сломлено.

— Что теперь, Кас? — спросила я, и это был самый главный вопрос.

Он не отпускал моей руки.

— Теперь? — он посмотрел на меня, и вся его отстраненность, вся его научная броня, казалось, растаяла. — Я — ученый, который всю жизнь изучал законы вселенной. Я искал порядок в хаосе звезд и эфирных потоков. А вы, Анна… — он произнес мое настоящее имя, и оно прозвучало как самая сокровенная клятва. — Вы — единственное явление, которое я не хочу объяснять. Я просто хочу, чтобы оно было. Рядом со мной.

Он шагнул еще ближе, и расстояние между нами исчезло. Он медленно наклонился, и я почувствовала знакомый, едва уловимый запах озона и старых книг. Затем он коснулся моих губ. Его поцелуй не был ни страстным, ни требовательным. Он был тихим, нежным, полным бесконечного облегчения. Как возвращение домой после долгого, мучительного странствия.

Когда он отстранился, я смотрела в его грозовые глаза и видела в них не тайны вселенной, а свое собственное отражение. Я была не Анной-психиатром, заброшенной в чужой мир. И не Изабеллой-злодейкой, ищущей искупления. Я была кем-то новым, цельным. Женщиной, которая прошла через огонь и нашла не только свой дом, но и свою душу.

— Поехали домой, Кас, — прошептала я.

— Да, — ответил он. — Домой.

На следующее утро наш маленький отряд покинул столицу. Мы уезжали не в ссылку и не на войну. Мы возвращались в наш замок на севере. Возвращались, чтобы строить. Чтобы жить. И чтобы любить.

Проклятие было снято. Начиналась новая история.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпилог

Прошло пять лет.

Зима в Вороньем Утесе больше не была синонимом смерти и запустения. Теперь это было время покоя, время подсчета запасов в полных амбарах и тихих вечеров у очагов, от которых пахло яблоками и корицей.

Я стояла на стене замка, но это была уже не та стена, с которой я когда-то в отчаянии смотрела на враждебный мир. Теперь это был скорее балкон, с которого открывался вид не на пустоту, а на долину, полную жизни. Внизу раскинулся городок, который люди, в знак памяти, назвали Боринградом, в честь старого мастера-рудознатца. Аккуратные каменные дома с дымящимися трубами, широкая рыночная площадь, небольшая, но добротная школа, где седой отставной гвардеец учил детей грамоте. А дальше, до самого горизонта, простирались поля, разделенные на три части по моей системе, и даже зимой они выглядели ухоженными, обещая будущий урожай.

Из трубы большой плавильни у подножия горы валил густой дым. Наше железо теперь знали по всему северу. Оно было твердым, чистым, и караваны купцов, больше не боявшиеся разбойников, тянулись к нам с юга, привозя в обмен ткани, соль и диковинные заморские сладости. Вороний Утес из символа упадка превратился в сердце процветающего, сильного края.

— Снова пытаешься подсчитать все до последнего мешка зерна, Бель?

Теплый голос Кассиана за моей спиной был полон едва уловимой насмешливой нежности. Он подошел и накинул мне на плечи теплую меховую накидку, обняв меня. Я прижалась к его груди, вдыхая знакомый, родной запах озона и старых книг.

— Я пытаюсь поверить, что все это — не сон, — ответила я, глядя на огни, зажигающиеся в окнах Боринграда.

— Реальность — это то, что создают действием, — сказал он. — Ты создала это. Своим умом, своей волей… своим сердцем.

Я посмотрела на свою руку, лежавшую на его. На безымянном пальце по-прежнему был старый перстень дома де Валуа. Черный камень с тонкой, едва заметной трещинкой. Я так и не сняла его. Он был напоминанием. О том, кем я была, и кем стала.

— Он был прав, тот, кто написал пророчество, — сказала я. — Проклятие было не в камне.

— Нет, — согласился Кас. — Как и благословение.

Судьба старого мира разрешилась без нашего участия. Король Теобальд умер два года назад, тихо, во сне. Его преемником стал дальний кузен, разумный и осторожный человек, которому было не до интриг. Он был рад иметь на севере сильного и верного вассала, исправно платящего налоги и охраняющего границы. Имя Александра, сосланного в свою южную башню, почти стерлось из памяти двора, превратившись в страшную сказку для непослушных пажей. Война была окончена. Мир, который мы построили, был прочным.

Мы спустились со стены и пошли по тихому, заснеженному двору к нашим покоям, которые давно уже стали общими. В окнах библиотеки, нашего любимого места в этом замке, горел теплый свет — там все еще рождались новые планы и идеи.

У самых дверей Кассиан остановился и повернул меня к себе. В его глазах цвета грозового неба я видела не отстраненность ученого, а глубокую, спокойную нежность.

— Ты счастлива, Анна? — спросил он.

И я, глядя на него, на этот замок, на этот мир, который стал моим, впервые за всю свою жизнь, и ту, и эту, смогла ответить без тени сомнения.

— Да.

Он улыбнулся и поцеловал меня. И в этом поцелуе была вся история нашей долгой, невозможной любви.

История Изабеллы де Валуа, книжной злодейки, закончилась казнью.

История Анны, женщины из другого мира, закончилась обретением всего.

Начиналась новая история. Наша.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Бонусная глава: Тишина на двоих

Зима в Вороньем Утесе была временем тишины. Снег, тяжелый и пушистый, ложился на башни и стены, поглощая звуки, превращая весь мир в безмолвное белое полотно. Для всех в замке это было время отдыха и покоя. А для нас — время, когда мы наконец-то принадлежали только друг другу.

День был долгим. Заседание малого совета, разбор прошений от старост, проверка счетов с Гидеоном — рутина, которая теперь составляла мою жизнь и которая, к моему удивлению, приносила мне глубокое удовлетворение. Дети — старший, Людовик, с серьезными грозовыми глазами отца, и младшая, Елена, с моими темными волосами и упрямым подбородком, — уже давно спали в своей детской под присмотром нянь.

Замок затих.

Я сидела на густом медвежьем меху перед камином в нашей общей спальне, медленно расчесывая длинные, густые волосы. Огонь отбрасывал на стены пляшущие тени, в комнате пахло дымом и смолой. Кассиан сидел в кресле, он держал в руках книгу, но я знала, что он не читает. Я чувствовала на себе его взгляд — теплый, внимательный, полный того спокойного обожания, которое до сих пор заставляло мое сердце замирать.

Наша общая спальня была нарушением всех аристократических норм. Гидеон, когда мы только приняли это решение, был в предынфарктном состоянии. «Но ваша светлость, — лепетал он, — у супругов должны быть раздельные покои! Так принято!»

«У нас будет принято так, как мы решим, мастер Гидеон», — ответила я тогда.

И это было правдой. Мы строили не только герцогство. Мы строили свой мир, со своими законами.

— Ты устала, — произнес он, откладывая книгу. Это не было вопросом.

— Устала, — согласилась я, проводя гребнем по волосам. — Староста из Боринграда жалуется, что волки подходят слишком близко к деревне. Ронан хочет увеличить гарнизон. А Людовик сегодня объявил, что собирается приручить дракона. Обычный день.

Он усмехнулся, и этот тихий, редкий звук был для меня лучшей музыкой. Он поднялся и подошел ко мне, опускаясь на колени на мех позади. Я почувствовала жар его тела еще до того, как он коснулся меня. Его руки легли мне на плечи, убирая тяжелую массу волос в сторону. Я почувствовала его губы на своей шее — легкое, невесомое прикосновение, от которого по позвоночнику вниз пронесся сладкий озноб.

— Помню время, — прошептал он мне на ухо, и его дыхание согревало кожу, — когда самой большой проблемой казался мятежный вассал или пустая казна.

— А я помню время, когда самой большой проблемой был проницательный Архимаг, который задавал слишком много неудобных вопросов, — ответила я, откидывая голову ему на плечо и закрывая глаза.

Его руки скользнули ниже, обнимая меня за талию, прижимая к своей твердой, горячей груди. Его пальцы начали медленно, почти машинально, поглаживать изгиб моей талии под тонкой тканью сорочки.

— И чего же он хотел, этот Архимаг? — его голос был тихим рокотом.

— Он хотел разгадать загадку, — прошептала я. — А в итоге… сам стал ее частью.

Он развернул меня к себе. Мы сидели на меху перед огнем, и весь остальной мир перестал существовать. Он смотрел на меня, и в его глазах цвета грозового неба я видела всю нашу историю. От подозрения до восхищения. От партнерства до любви.

— Я до сих пор не разгадал тебя, Анна, — сказал он, и мое настоящее имя в его устах прозвучало как самая сокровенная ласка. — Каждый день я нахожу в тебе что-то новое.

Его пальцы нежно коснулись моего лица, очерчивая линию скулы. Это прикосновение не было требовательным. В нем была вся нежность и трепет, на которые была способна его душа, так долго скрытая за броней логики.

Я подалась вперед и поцеловала его.

Поцелуй был медленным, глубоким, полным не страсти, а щемящей нежности. Это был поцелуй двух людей, которые слишком хорошо знали, как хрупок мир и как драгоценна каждая минута покоя. Он целовал меня так, словно читал мою душу, а я отвечала ему, рассказывая без слов о том, как пуст был мой мир до него.

Его пальцы, такие уверенные, когда они касались древних рун или карт, сейчас были чуть неуверенными, почти благоговейными, когда распутывали тесемки на моей ночной сорочке. Прохладный воздух коснулся кожи, заставив соски затвердеть, но тут же сменился жаром его ладоней. Ткань соскользнула с плеч, и я осталась обнаженной в золотистом свете камина. Он смотрел на меня, и в его взгляде не было похоти. В нем было благоговение, какое бывает у ученого перед совершенным творением вселенной.

— Ты — мой самый главный закон природы, — прошептал он, склоняясь и целуя мое плечо, затем ключицу, спускаясь все ниже.

Его прикосновения были картой моего тела, которую он изучал с бесконечным терпением и восторгом. Он не торопился. Он дарил мне ощущения, пробуждая каждую клеточку кожи, заставляя забыть о герцогине, о матери, о правительнице. С ним я снова становилась просто женщиной. Анной.

Я помогла ему избавиться от его строгой домашней одежды, и вскоре мы были одним целым, сплетением обнаженных тел и душ на мягком меху. Когда он вошел в меня, медленно, глубоко, я сдавленно выдохнула. Это было не вторжение, а возвращение. Два мира, две души, наконец-то нашедшие свой единственно верный центр. Его движения были сильными, размеренными, полными заботы и желания доставить удовольствие. Это была не битва страстей, а танец двух сердец, знающих мелодию друг друга наизусть.

Я смотрела в его глаза над собой и видела в них свое отражение, видела звезды, о которых он мне рассказывал, видела всю бесконечность вселенной, которая в этот момент принадлежала только нам. И когда волна наслаждения накрыла меня, срываясь с губ его именем, я увидела, как в его потемневших зрачках отражается мое собственное, безграничное счастье.

Позже, когда мы лежали, укрывшись пледом, и смотрели на догорающие угли, его рука лениво поглаживала мои волосы, а его ровное дыхание у меня на виске было самым убаюкивающим звуком в мире. Тишина была уютной и полной.

— Кас? — тихо позвала я.

— М-м-м?

— Я люблю тебя.

Он прижал меня к себе еще крепче.

— Я знаю, — ответил он. — Это единственная истина, которая не требует доказательств.

И в этой простой фразе было все. Вся его суть. Вся наша история. Вся наша жизнь. И я уснула в его объятиях, чувствуя себя в абсолютной, полной безопасности. Я была дома. Наконец-то дома.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец