Не(случайная) невеста или Порно невестка

Глава 1

У судьбы нет причин без причин сводить посторонних...

Глава 1

Саша с улыбкой взглянула на раскинувшиеся территории Ньюарк Либерти, вспоминая свой первый день в Штатах. Как давно это было, но как свежи еще эти воспоминания. Десять лет она не была на родине, и не вернулась бы еще пять раз по столько, но манипуляции семьи снова сделали из не марионетку.

Десять лет назад с сотней долларов в кармане Саша приехала, нет, сбежала на другой континент от своей авторитарной матери и стоящей за ней семьи. Она всегда была в их доме словно подкидыш, что, оказавшись в совершенно чужой и такой непохожей на родину стране, чувствовала себя там уютнее. В огромном Нью-Йорке без единой родственной и родной души рядом Саша будто бы была более нужной, менее ненавистной.

И вот теперь, после стольких лет молчания и полнейшего бездействия со стороны семьи, они снова заявляются в ее жизнь в своих грязных ботинках, намереваясь испачкать нутро интригами и коварством. Никто, ни один из них не спросил, как она жила все эти десять лет, как выживала все эти десять лет. Нет, к чему же? Подобная информация не давала никаких преимуществ в мире бизнеса, она не повышала стоимость акций компании, не сулила баснословными дивидендами, тогда для чего тратить на пустые разговоры драгоценное время?..

Саша никогда бы не вернулась, никогда бы не откликнулась на зов любого из них. Если бы однажды они случайно встретились взглядами в толпе, девушка прошла бы мимо с видом полного безразличия, будто они и вовсе чужие друг другу люди. С каждым из них она поступила бы втрое безжалостнее, чем когда-то они все вместе поступили с ней, с каждым, кроме одного человека.

Бабушка Марина была ее единственной ниточкой к прошлому и родине. Всегда милосердная и любящая, беззаветно преданная своей внучке. Бабушка не могла помешать Саше уехать, напротив, она хотела, чтобы мечты внучки сбылись, но лучше всех понимала, что такое было возможно только вдали от этой жестокой семьи. Все эти годы она была для Саши поддержкой и стержнем, и девушка ревностно хранила в сердце эту заботу. Бабушка Марина стала ее верой в себя, ее вдохновением, доказав Саше, что в жизни есть как минимум одна живая душа, которая не сомневается в ее силах. Благодаря этой поддержке Саша смогла стать той, кем является сегодня. Что было бы, если б в нее верили и другие?..

Взгляд девушки был полон решимости вынести все предстоящие невзгоды. Бабушкина улыбка утешала в самые трудные дни, и теперь ее очередь помочь единственному родному человеку. Она не может оставить заботу о бабушке тем, кто никогда в своей жизни не испытывал сострадания и любви.

После утомительного перелета Саша сразу отправилась в больницу, чтобы проведать бабушку. Там же ее ждал и старший брат Михаил.

— Ты стала такой уверенной в себе и очень привлекательной. Ген матери передался тебе в более ярких оттенках, — после получасового наблюдения за сестрой высказался Михаил.

— Надеюсь, это все, что мне от нее передалось, — спокойно произнесла Саша, подавая бабушке стакан с водой.

— Сашенька, твоя мама очерствела внешне, но внутри она не могла не переживать за тебя все эти годы. Только ее гордыня, она словно кляп, надежно сдерживала самые нужные и простые слова ее сердца, — тихо сказала бабушка и устало улыбнулась внучке, радуясь, что она наконец вернулась домой.

— Ба, тебе нельзя сейчас усердствовать, поэтому не трать силы на оправдания той, кто вполне счастлива и без них.

— Хорошо-хорошо, не буду. Но Миша прав, ты превратилась в настоящую красавицу, хотя мне немного грустно, что твоя истинная русская красота теперь разбавлена чужим менталитетом.

— Обрусею снова. Все ради того, чтобы ты улыбалась, ба, — осторожно обняла бабушку Саша.

— Поезжай с Михаилом домой. Перелет утомил ведь. А мать есть мать. Не пущу тебя сюда больше, если не увидишься с ней. К тому же, кажется, ты должна еще кое с кем познакомиться, не так ли?

— Хорошо, шантажистка. Отдыхай и не переживай ни о чем, теперь я с тобой.

— Это все, что мне нужно — родные рядом. Семья наконец воссоединилась.

Саша поцеловала бабушку на прощание и пошла вслед за Михаилом.

— Ну и что? Кем ты стала в Штатах? — почти издевательским тоном спросил брат, когда они отъехали от больницы.

Даже если бы он спросил не в такой пренебрежительной манере, Саша все равно не собиралась посвящать брата в свои дела, а его давняя ненависть к ней позволяла без зазрения совести врать.

— Ничего выдающегося. Простой администратор в закусочной.

— Пфф, — усмехнулся Михаил и бросил брезгливый взгляд на сестру. — Предел мечтаний, вот уж точно.

— Ага.

— Замужем?

— Нет.

— Богатые любовники?

— И что за допрос? — нахмурилась Саша, не понимая, чего брат вдруг задает такие странные вопросы.

— Твои шмотки. Слишком дорогие для администратора закусочной.

— Ох, и только в этом дело? — закатила глаза девушка. — Одеваюсь на распродажах в черные пятницы. Все?

— Ну пока да. Но ты ведь не думаешь, что я дурачок, верить в такие сказки?..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Других ты не получишь, наслаждайся домыслами.

Их встретили исключительно все родственники, собравшиеся для обсуждения дел компании. Саша коротко поздоровалась лишь ради приличия, но пристальных взглядов или бестактных вопросов избежать это не помогло. Некоторые, самые, пожалуй, лицемерные, даже попытались встретить ее объятиями, однако Саша не собиралась поддерживать иллюзию теплых семейных отношений после всего того, что ей пришлось вынести от этих бездушных людей в прошлом.

Пока внимание родственников постепенно сходило на нет, Саша осматривала изменившийся интерьер дома. Здесь все было переделано с тех пор, как она последний раз бывала в доме, где прошла ее жизнь до отъезда. Наверное, это даже к лучшему — никаких воспоминаний, никакой тоски. Будет проще относиться к этому месту как к любому другому новому и незнакомому.

— Моя старая комната кем-то сейчас занята? — безразлично спросила она у матери, казалось, не постаревшей ни на день с момента их последней встречи.

— Как мы могли отдать ее кому-то? — издевательски произнесла та. — Мы же не были посвящены в планы Александры Викторовны. Уходит ли, возвращается ли — это она делает без предупреждений.

Боковым зрением Саша заметила, как мальчик с темными волосами и серыми глазами, точно такими же, какие были у отца, какие и у нее самой, робко смотрит с лестницы. Проигнорировав мать и вообще всех присутствующих, Саша улыбнулась младшему брату. Девушка подошла ближе и все с той же доброй улыбкой заговорила:

— Привет, я Саша, твоя сестра.

— Сестра? Родная? — спросил Павлик и с недоверием уставился на незнакомую девушку.

— Конечно, — радостно ответила она.

— А почему тогда ты не жила с нами?

— Потому что ей было противно смотреть на тебя! — выплюнула мать и рассмеялась.

Саша посмотрела на мать уничтожающим взглядом. Ничего ей не ответив, взяла брата за руку и повела на второй этаж.

— Павлик, пойдем в твою комнату, здесь слишком шумно.

Мальчик со слезами в глазах послушно пошел за старшей сестрой. Саша вошла в комнату малыша и огляделась. Несмотря на ненавистное отношение к внебрачному ребенку отца, Павлику не отказывали в комфорте и игрушках.

— Смотри, что я тебе привезла. Бабушка сказала, что тебе нравятся спортивные машины, поэтому я выбрала самую быструю из всех.

— Это же GT-R 35!!! — воскликнул мальчик, благоговейно глядя на безупречную копию легендарного спорткара. — Спасибо!

— Рада, что тебе она понравилась… Бабушка немного рассказала мне о твоих увлечениях, поэтому я решила подарить тебе эту машину, — улыбнулась Саша, искренне наслаждаясь эмоциями этого ребенка.

— Это моя любимая модель! — сказал Павлик и бережно погладил обтекаемый кузов ярко бирюзового цвета.

Саша умилялась на этого чистого ребенка, она не могла удержаться и погладила Павлика по голове. Мальчик удивленно посмотрел на сестру. Судя по всему, никто никогда не пытался проявить к нему и чуточку любви. Этот малыш, не получив материнской любви, так и остался не обласканный той, которая должна была заменить погибшую маму. Саша открыла свои объятия и улыбнулась, показывая Павлику, что ему можно просто быть ребенком. Мальчик без каких-либо раздумий бросился к родному человеку, который поделился с ним своим теплом. Павлик был рад этому больше, чем миниатюрной копии любимого спорткара.

Все глубже проваливаясь в объятия сестры, мальчик тихо, будто страшась наказания или отрицательного ответа, спросил:

— Саша, теперь ты останешься тут?..

Девушка подавилась этим простым вопросом, раздумывая над тем, что в конечном счете она сделает? Какой будет ее жизнь дальше?

— Останусь, Павлик. Конечно, останусь…

Младший брат был очень рад услышать от Саши эти слова. Он весь вечер искренне пытался понравиться ей еще больше, чтобы она точно не смогла никуда от него уйти. Павлик больше всего боялся одиночества, боялся того, что никогда и никому он не будет нужен. Именно поэтому он прилагал все свои усилия, чтобы его сочли достойным ласки и заботы. Этот ребенок больше не мог быть один, когда почувствовал, что и его могут по-настоящему любить.

Саша уложила в постель полусонного братишку, который в этот вечер потратил всю свою энергию на разговоры и игры. Девушка осталась с мальчиком до тех пор, пока тот не уснул, а потом вернулась в свою комнату. День был слишком долгим и утомительным. Чуть только голова Саши коснулась подушки, девушка провалилась в крепкий сон.

Утром они позавтракали все вместе. Павлик убежал в сад играть со своим новым спорткаром, и Саша последовала за ним. Через некоторое время ее умиротворенное наблюдение за детской игрой было нарушено.

— Чем планируешь заниматься? — иронично поинтересовалась мать, совершенно точно не ожидая от Саши многого.

— Еще не решила, — спокойно соврала Саша, не считая нужным посвящать ее в свои планы.

— Ты вернулась очень не кстати. Наш бизнес переживает тяжелые свои времена, а теперь еще одним нахлебником больше, — с титаническим спокойствием мать извергала самый бездушный цинизм.

Саша не испытывала иллюзий по отношению матери к ней, поэтому такие слова не задели ее чувств. Девушка еще раз убедилась, что этого человека не сможет изменить ни время, ни приобретаемая с его помощью мудрость.

— Будь спокойна, я смогу себя обеспечить. И если уж тебе так важна экономия средств, то я бы с радостью взяла на себя заботу о Павлике.

— Ох, раз ты такая самоуверенная, то, возможно, возьмешь на себя заботу и о нас, о всех своих родственниках? — рассмеялась мать.

— Думаю, вы вполне можете выживать и сами. Дела у фирмы давно ведь на грани банкротства, а вы как-то, но справляетесь.

— Что ж, твоя осведомленность удивила, а вот озабоченность могла быть и более глубокой.

— Ох, мне жаль, что снова не оправдала твоих надежд, — безразлично выдохнула Саша.

— Ты стала жестокой, — усмехнулась мать, глядя на дочь по-иному.

— Училась у лучших, — при этих словах Саша посмотрела матери в глаза. — А теперь у моих учителей новая жертва? Ты ведь не любишь даже собственных детей, зачем тебе Павлик?

— По-твоему, я должна сдать его в детский дом?

— Позволь ему уйти со мной.

— Чтобы он привык к тебе, а ты в один знаменательный день просто-напросто его бросила и снова упорхнула в свою Америку?

— Ошибаешься. Я могу бросить только тех, кому не нужна, — парировала Саша прямо в цель.

Если бы у матери была совесть, то эти слова многое бы сделали для осознания вины. Но та просто отмахнулась от хлесткого замечания дочери, будто противного насекомого.

— Если хочешь забрать этого бестолкового мальчишку, я не стану препятствовать, — деловым тоном заговорила мать, будто это была очередная сделка, которая, как и все прочие, непременно должна принести выгоду. — Но ты окажешь мне услугу взамен.

— Что могу тебе дать я? Бесполезная и никчемная — разве не так ты говорила всегда?

— Вот и настало время доказать, что ты все же не безнадежна.

— Предпочла бы без пространных углублений в семейные шкафы. Скажи прямо, чего ты хочешь? — грубо оборвала Саша, не собираясь больше молчаливо сносить оскорбления в свой адрес.

— Мне нужно, чтобы ты добыла информацию о конкуренте. Хочу, чтобы ты стала моими глазами и ушами в его компании.

— Больше никого нет? Во всей стране ты не можешь найти того, кто смог бы шпионить за конкурентом? Смешно.

— Могу. Но ему ведь нужно платить деньги, а ты сделаешь это совершенно бесплатно и к тому же с максимальной отдачей, братик так на тебя рассчитывает. Наверное, и чемоданы уже собрал…

— Да как ты можешь быть такой?!

— У меня нет времени на твои эмоции. Говори, согласна или нет?

— Если я соглашусь, Павлик может уже сегодня уехать со мной?

— Поверь, мы обе этого желаем. Но мне нужны гарантии. Мальчик останется здесь до тех пор, пока ты не найдешь нужную мне информацию.

— Спекулировать ребенком? Как, наверное, легко жить с идеологией, где собственная алчность гораздо важнее счастья затравленного сироты.

— Ты можешь отказаться от сделки, но не осуждать меня в моем же доме, — авторитарно сказала мать, всем своим видом показывая, что больше не собирается обсуждать условия, а хочет услышать лишь ответ дочери.

— Что за конкурент?

— Династия Атасунц и их бизнес-империя.

Саша закатила глаза и выдохнула сквозь зубы. Она отлично знала эту семью, уже три поколения занимающихся мебельным производством, которое стало одной из крупнейших сетей в стране. Помимо общедоступного устройства интерьера, семья Атасунц разрабатывала мебель сегмента люкс, а еще одна часть компании работала с госконтрактами по оснащению общественно-социальных объектов: школ, больниц, административных учреждений и других. Компания семьи по праву считалась бизнес-империей, тягаться с которой пробовали многие, но никто удачно. Они так и остались на вершине рынка, с каждым годом только укрепляя свои позиции.

— С какой стати тебя понесло в этот сегмент?

— Дорогая моя, тебя не было в стране десять лет, мир не стоял на месте, и мы тут как-то не сидели без действий, бесконечно по тебе тоскуя. Часть компании переориентирована на новый рынок…

— А та, что была при отце, благополучно вами разорена?

— Особенности российского бизнеса зачастую играют против правил. Но в любом случае, с какой бы стати я стала перед тобой отчитываться, являясь легитимным преемником компании твоего отца? — усмехнулась мать.

— Ты сделала ее донором для того, чтобы потягаться с лидером мебельного рынка?

— Можно и так сказать. Проект, в который было столько вложено, должен быть доведен до конца и принести наконец свои дивиденды.

Саша поражалась слепому тщеславию матери. Она готова была угробить прочный бизнес, созданный отцом, ради собственных амбиций, ради удовлетворения непомерного самолюбия.

— Принести дивиденды путем устранения соперника?

— Да хоть как, мне не важны методы. Первичен лишь результат.

— Разумеется. Рельеф земли поменяется до неузнаваемости, но ты — никогда.

Казалось, эта горечь в словах Саши доставила матери несравнимое удовольствие. Надменно подняв брови, под стать хозяйки ситуации мать поторопила:

— Итак, твой ответ?

Саша некоторое время молча наблюдала за Павликом, так беззаботно играющим на площадке. Нет, она не терзалась выбором, свое решение Саша приняла сразу, просто внутри все буквально кипело от нежелания принимать очередную несправедливость жизни.

— Что я должна сделать?

* * *

Глава 2

— Сынок, когда же ты нас познакомишь со своей девушкой?

— Скоро, мама, не будьте вы все так нетерпеливы. Или мне вас по скайпу друг другу представлять?

— Это твое «скоро» мы уже устали с ушей снимать. Ты же знаешь, бабушка Мануш все время только об этом и говорит.

— Ага, — отмахнулся Давид, просматривая стопку бумаг на своем столе. — Все время — это наиболее подходящее выражение. Она ведь завела эти разговоры с того момента, как у меня вылез первый подростковый прыщ.

— Очень смешно, сынок, очень! — нахмурилась мама. — Какой грех мы совершаем, желая тебе найти жену и родить наследников? И вообще, с возрастом все мы становимся сентиментальнее. Нам кажется, что с появлением в доме детей, мы и сами молодеем. Нельзя винить пожилых в зависти молодым, никто не хочет становиться сморщенным и никчемным.

— Мама Анаит, сердце мое, ну что за приступы жалости к себе, родная моя? — ласково произнес сын, обнимая свою хитрую маму.

— Все из-за тебя, Давид, — всхлипнула она, расчувствовавшись по своему обыкновению. Это была беспроигрышная тактика Анаит перед непрошибаемым упрямством сына. — Ты у нас один, причуды всех членов семьи терпеть тебе одному. Или ты можешь познакомить нас со своей невестой, и мы разделим свое внимание на вас двоих. Хотя нет, ты знаешь, она нам все равно будет ближе. Кому, в конце концов, интересен такой скучный трудоголик, как ты?!

Мама скорчила обиженное, но заинтересованное лицо, наблюдая за реакцией сына.

— Вот и вся любовь, значит? — рассмеялся Давид такому повороту. — Вам, маньякам, от меня нужны лишь моя жена и дети? Предоставлю, и вы успешно забудете о том, кто такой вообще Давид.

— Сынок, может, приедешь сегодня пораньше? — Анаит сделала вид, что не услышала последней фразы сына, ведь все, чего она хотела, уже было исполнено, и теперь пора переходить к новым целям.

— Не могу, мама, сегодня у меня заезд, ответил он, снова погружаясь в изучение отчетов.

— Как я не хочу, чтобы ты участвовал в них, видит бог, в этих своих заездах! — взмолилась женщина и невольно перекрестилась.

Давид поднял на маму глаза и удивленно нахмурился.

— Чего тебя вдруг так взволновали мои соревнования?

— Не знаю, сынок, не нравятся они мне!

— Я с десяти лет на автодроме, с восемнадцати выступаю, разве ты не привыкла? Раньше у тебя такого отношения не было, так чего сейчас места себе не находишь от переживаний? — еще крепче обнял маму Давид.

— Просто не хочу, чтобы ты сегодня туда ехал.

— Глупости.

— Ну конечно, всезнающему Давиду виднее, что спрашивать сердце матери?..

— Не нагнетай. Вернусь домой к восьми, пусть папа пожарит мясо. Позвоните сестре и дяде Саркису, пускай приедут, посидим семьей. У меня для вас есть приятный сюрприз.

— Сюрприз?! — в хитрых глазах Анаит блеснул огонек любопытства. Она даже помолодела лет на десять, фантазируя в своей голове самые желанные новости.

— Да, — кивнул Давид, будто ничего не произошло, но улыбки сдержать не мог, потому что знал, как далеко мама и тетка зайдут в своих догадках. К вечеру он уже будет почтенным семьянином с тремя детьми и невероятной умницей-красавицей женой. — Мама, только прошу вас не придумывать слишком много, все точно окажется не так, как решат ваши мечтательные головы.

— Хорошо, родной, позвоним, дяде Саркису и сестре позвоним. Все сделаем, как говорит мой любимый сынок! — пытаясь унять вулкан эмоций, пропела мама. — Храни тебя бог, сынок. И я тебя прошу, приезжай домой сразу же, как закончится заезд.

— Обязательно, любимая мамочка. Так сделаю, как велит моя госпожа, — целуя в висок маму, Давид проводил ее до двери.

— Сынок?

— Что, моя бесценная мамочка, ты еще хочешь сказать своему сыну, которого никак не отпустишь работать? — бессильно выдохнул Давид, уперев руки в бока.

— Хочу отдать тебе кое-что… — Анаит достала из кармана пиджака маленькую бархатную коробочку и протянула сыну.

Давид нахмурил брови и спросил:

— Что здесь, мама?

Она жестом велела открыть, а когда сын приподнял крышку, больше уже не спрашивал.

— Мама, это ведь кольцо, которое тебе подарил отец, когда делал предложение.

— Верно. А его матери и твоей бабушке Софии его подарил дедушка Арам, которое также досталось ему от его матери. Это кольцо наш семейный символ любви и преданности. Мы с отцом посоветовались и решили, что ты уже давно в том возрасте, когда нужно обзаводиться собственной семьей…

Давид протяжно выдохнул, мысленно умоляя бога о терпении.

— Мама, ты опять за свое?

— Не перебивай любимую мать! — строго посмотрела на сына Анаит и продолжила, — Давид, ты не обязан дарить его прямо сейчас, но теперь это кольцо принадлежит тебе. Ты и только ты вправе решить, кто будет его хозяйкой на долгие годы, пока оно не перейдет к вашему сыну…

— А что, если у меня будут только дочери? — подшучивал молодой человек.

— Вот ведь спесивый мальчишка, сказала же не перебивать!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Молчу, родная.

— А если у тебя будут только девочки, то будешь стараться до тех пор, пока не появится наследник. Ты меня хорошо услышал?

— Очень отчетливо, очень! — капитулировал сын и поцеловал в щеку нахмурившуюся маму.

— Ты думаешь, я из-за своей любви к тебе не вижу, как ты смеешься надо мной? — ворчала Анаит. — Учти, я легко могу найти на тебя управу!

— Ну, нет, мамочка, только не тетушка Наринэ, прошу тебя, — взмолился Давид, уже ощущая в воздухе присутствие стихийного бедствия.

— Ты действительно рискуешь оказаться объектом ее нравоучений, так что лучше не доводи меня и скорей женись!

— Ха, этот заезд я проиграл, даже не выйдя на старт, — смеялся молодой человек, признавая свое безоговорочное поражение. — Замечательного тебе дня, родная. Люблю тебя больше всех!

— И я тебя люблю, сынок. Будь осторожен, умоляю.

— Хорошо. Все что угодно ради тебя.

* * *

Давид в задумчивости посмотрел в окно, мысленно пребывая в другом месте. Сегодня ему предстоял очень важный заезд, результаты которого позволяли бы подняться в рейтинге и выйти наконец на международный уровень. Головная боль после насыщенного на события утра пульсировала беспощадно и очень назойливо.

Пока Давид размышлял о будущем заезде, на дороге перед зданием фирмы произошла настоящая драма с участием лихача, привлекательной блондинки и оставленной вчерашним дождем лужи. В узком переулке минивэн решил пойти на обгон, выполняя опасный маневр. Он вильнул от приближающейся встречки и буквально вонзился в свою полосу. При этом маневре водитель минивэна на всей скорости пронесся по луже. Потоки воды хлынули из-под колес и разлетелись брызгами до самых ступеней здания. Давид с жалостью посмотрел на блондинку, поднимающуюся в офис, когда потоки воды окатили ее костюм. Девушка выкрикнула вслед обидчику что-то хлесткое, жестом поднятого вверх среднего пальца выразив негодование, ведь слов тот вряд ли мог услышать.

Раздался стук в дверь, который отвлек Давида от происходящего на улице.

— Давид Геворкович, как прошла встреча с представителями «Комплекта»? — торопливо поинтересовалась секретарь прямо с порога, что-то помечая в своем планшете. По своему обыкновению, она не стала дожидаться ответа, зная, что переговоры босс всегда проводит успешно, потому продолжила: — Сегодня у вас осталось только собеседование в отдел маркетинга, остальное время я освободила, как вы и просили.

— Отдел маркетинга? Кого на этот раз принесли в жертву те демоницы? — иронично усмехнулся Давид, просматривая резюме кандидатов, что передала помощница.

Секретарь устало выдохнула и сменила деловую сухость на тон главной сплетницы компании:

— Машу Орлову, такая с пирсингом…

— Жаль, ее идеи с детскими кроватями были очень жизнеспособными.

— Сами же говорили, что слабакам не нужно мешать отсеиваться, — напомнила сотрудница.

Давид нахмурил лоб и взглянул на секретаря с изумлением, улыбнувшись разительной перемене в ее всегда беспристрастном поведении.

— Дорогая Сюзанна, видишь ли, есть некоторая разница в понятиях «не мешать» и «помогать». Тебе как, объяснить или сама справишься?

— Давид Геворкович, это была вынужденная мера естественного отбора.

— Я даже не сомневаюсь, — рассмеялся Давид, возвращая Сюзанне анкеты соискателей. — Когда начинаем?

— Уже иду встречать первую. Дайте нам десять минут.

Давид забыл попросить секретаря принести ему обезболивающее, и теперь, когда Сюзанна пошла встречать кандидаток. Потерпев еще какое-то время, он решил отправиться на поиски таблеток от головной боли самостоятельно.

Давид вошел в подсобное помещение и, обшарив несколько ящиков кухонного шкафа, нашел заветную аптечку. Перебирая пачки с лекарствами первой необходимости в поисках нужной, Давид вдруг услышал какой-то шум в дальней комнате. По всей видимости, там кто-то был. Босс закинул таблетку в рот и тут же запил водой. Теперь можно установить и причину шума. Давид заглянул в полуоткрытую дверь.

Кровь ударила прямиком к самым чувствительным местам, когда перед взглядом предстала обнаженная девушка. Это была та самая блондинка, которую окатил безбашенный водитель минивэна. Она стояла спиной, снимая с себя мокрую одежду, пока не осталась в одних кружевных трусиках. Давид лукаво улыбнулся похабным мыслишкам, пришедшим бы в голову даже евнуху при виде такой прекрасной картины. Его взгляд скользнул по изящному изгибу шеи к ключицам, оценивающе спустился по стройному стану к талии и достиг упругих ягодиц.

Молодой мужчина беззвучно сглотнул, с чувством, с толком, с расстановкой объясняя своему мужскому естеству, что они здесь лишь для эстетического наслаждения. Вот как же все-таки вовремя девушка достала из сумки легкий свитер и джинсы и принялась одеваться, ведь искушение всегда толкает на безрассудства даже таких сдержанных и воспитанных мужчин, каким, несомненно, являлся Давид Атасунц. Еще немного, и он уже не был бы так уверен в своей порядочности.

Давид увидел все, что жадно требовал внутренний самец, и, когда страсти понизили свою температуру, молодой человек незаметно вышел. В коридоре он буквально наткнулся на Сюзанну в сопровождении начальницы отдела маркетинга. И хотя они не поймали его с поличным, он мысленно уже сознался в содеянном, что подглядывал за незнакомкой, как самый похабный сталкер. Выражение лица у босса в этот момент было соответствующее.

— Я уже не успеваю закончить с собеседованиями. Марина, полагаюсь на тебя, как на руководителя подразделения. Проведи встречу без меня, если кто-то понравится, бери, я вполне доверяю твоему опыту, — дал указания Давид, намереваясь покинуть офис. — И еще. Если среди кандидаток будет растрепанная девушка в джинсах и свитере, знай — утро у нее выдалось то еще. В общем, будь беспристрастна.

Секретарь и начальница отдела маркетинга переглянулись, не понимая, о чем толкует босс, но спрашивать на всякий случай не стали, просто молча кивнули в знак согласия. Давид тотчас покинул офис и отправился на автодром.

* * *

— Вы можете пока подождать здесь. Руководитель отдела подойдет через десять-пятнадцать минут. У нее неожиданный звонок от одного из крупнейших заказчиков фирмы… — извиняющимся тоном сообщила Сюзанна, указывая Саше на двери кабинета.

— Все в порядке. Спасибо, что предоставили возможность переодеться и привести себя в порядок, — поблагодарила Саша и прошла в помещение.

В кабинете главы компании царил безупречный порядок и крайне строгий минимализм. Ничто здесь не рассказывало о владельце этого места, оставаясь бездушными четырьмя стенами со столом, креслом и табличкой «Генеральный директор». Да, разумеется, лоска и дороговизны не заметил бы только слепой, и то почувствовал бы интуитивно — настолько все здесь отличалось премиальным качеством, вот только никак не становилось более живым от этого.

Саша приблизилась к рабочему столу и едва тронула мышь компьютера. Естественно, запаролен. Девушка предприняла жалкие попытки найти код на каких-либо бумажных носителях, заглядывая по очереди в ящики стола. Ни в одном из них она не нашла и намека на пароль, зато на глаза попалась красная бархатная коробочка. Саша открыла ее и восхищенно уставилась на роскошный бриллиант в витой оправе. Девушка машинально достала изящный перстень из коробочки и примерила на безымянный палец. Надо же — впору! В этот момент в кабинет ворвалась стихия под видом черноволосой женщины яркой восточной красоты.

— О, добрый день, а Давид?..

— Его нет… — пожала плечами Саша, не зная, как ей теперь объясняться, что она здесь делает. Девушка нервно поправила за ухо выбившуюся прядь и забормотала: — Он уехал… Да, кажется, уже уехал…

— Ох, дочка, это не кольцо Анаит случайно на твоем пальчике?!

— Эээ… — это все, что могла выдавить из себя Саша, впервые в жизни оказавшись в таком дурацком положении.

— Может ли быть такое?! — от удивления женщина почти вскрикнула.

— Я просто… я не специально…

— Невестка!!! — воскликнула та, бросая в кресло рядом свою сумку и перчатки. — Ты наша невестка! Значит, этот мальчишка не обманывал нас!

— А?..

— Ты ведь вернулась из Америки?

— Верно… — Саша паниковала уже всерьез, не понимая, откуда этой незнакомой женщине известно о ней больше, чем некоторым ее родственникам.

— Хвала Небу! Мы так ждали этого дня! Анаит будет безумно счастлива!

— Простите…

— Я Наринэ.

— Наринэ, простите, но не могли бы вы немного и меня посвятить?.. — замялась Саша, не зная, как ей прояснить случившееся недоразумение, но при этом не выдать себя сс потрохами.

— Ах, этот мальчишка ничего не сказал тебе, что мы все знаем?

— Все знаете?

— Ну да, что у вас с Давидом все серьезно! И вот он тебе даже предложение сделал!

— …

— Сейчас же поедем с тобой домой! Не смогу сюрприз держать до вечера, меня разорвет!..

Разумеется, стараниями Наринэ, все в доме Атасунца были предупреждены об их приезде. И вот, когда Саша вошла просторный и богато обставленный особняк, то ей показалось, что на смотрины съехались родственники и друзья даже из Армении — так много армян просто не могло находиться в России.

Саша уставилась на шеренгу из родственников Атасунца и с ужасом подумала, как ей теперь выкручиваться из этой ситуации. Наринэ, на правах первооткрывателя или даже посла благой вести, сияла ярче остальных.

— Боже, какая красавица невестка… — прошептала темноволосая женщина с голубыми глазами, сложив руки в молитвенном жесте. — Вот, какой сюрприз он собирался нам устроить, значит.

Саша догадалась, что именно она была матерью ее случайного жениха. Женщина подошла ближе, рассматривая Сашу такими удивленными глазами, будто она экспонат кунсткамеры.

— Ты понимаешь русский, дочка? — спросила мать Давида, видимо, удивленная молчанием гостьи.

Взгляд все с тем же вопросом женщины переместился на Наринэ.

— Американка?

Саша улыбнулась такой искренней непосредственности и ответила сама:

— Я русская. Меня зовут Александра.

Лучистые глаза снова обратились к Саше. Женщина умилялась, глядя на невестку. Так же завороженно она выдохнула:

— А я Анаит, я мама Давида…

— Я вас сразу узнала, — выдала Саша, а в мыслях отругала себя за запутывание и без того сложной ситуации: «Какого черта я говорю?!»

— Значит, сын рассказывал тебе обо мне?

«А вот и моя смерть…» — заплакала совесть девушки, но вдруг помощь пришла, откуда не ждали.

— Ай, сестра, в самом деле, как девочка тебя не узнает по этим глазам?! Твой сын так красив не только благодаря отцу! От Геворка он получил мужественность, от тебя взял все остальное.

Саше ничего не оставалось, кроме как неловко улыбнуться и кивнуть в знак согласия.

— Это так мило! Такая милая невестка!! Дочка, проходи же, не стой в дверях, как будто ты нам чужая какая-то! — Анаит словно получила крылья после знакомства с невесткой и принялась хлопотать на правах хозяйки.

— Вот, я тебя сейчас со всеми познакомлю! Проходи, проходи.

Саша взмолилась, миллион раз раскаявшись в своей лжи. Ничего не оставалось, и она пошла за Анаит.

— Это мой супруг и отец Давида, — ласково погладила по плечу мужа она. Чувствовалось, что даже после стольких лет их привязанность друг к другу по-прежнему самая искренняя.

— Дочка, не пугайся этих женщин. В них сколько шума, столько же и любви, — улыбнулся высокий мужчина со строгими чертами лица настоящего кавказца. — Я бы хотел, чтобы ты звала меня отцом, но, знаю, что у русских не особо принято, поэтому не обижусь, если просто будешь звать Геворком.

— Очень рада познакомиться, — дружелюбным тоном ответила девушка, внутренне все больше и больше упрекая себя за это вранье.

— Сашенька, а вот наша Лусинэ, старшая сестра Давида, а это ее муж — Тигран.

— Привет, невестка! — весело пробасил мужчина с бородкой.

— Добро пожаловать в семью, Саша! Мы тебе рады , — Лусинэ обняла ее, приветствуя со всем дружелюбием.

— Спасибо, вы очень добры… Я даже растерялась…

— Ох, минутку, простите, — прервалась Анаит, чтобы ответить на звонок. Она просияла, увидев на дисплее заветное имя. — Как раз сынок звонит, сейчас продолжим…

Анаит так и не договорила, ведь из телефона уже доносились холодные слова.

— Вы кто? — не понимая ни слова, дрогнувшим голосом спросила женщина. — Где мой сын? Почему вы звоните с его телефона?!

Лицо Анаит побледнело, кровь отлила и от прежде алых губ. Женщина больше не произносила ни слова, казалось, она вот-вот лишится рассудка или сознания.

— Анаит, что там? Что случилось, скажи нам?! — взволнованно потребовал Геворк.

— Сестра?

Отец Давида выхватил телефон и буквально рявкнул, а вскоре побледнел так же, как и супруга. Геворк выдержал удар стоически, закончив разговор, он произнес:

— Давид разбился… Скорее, нам нужно в больницу! Нара, принеси Анаит нашатырь!

— Что?! Разбился?! Как его состояние?! — мгновенно гостиная загудела вопросами, причитаниями, оханьем.

— Ничего не знаю. В больнице. В тяжелом состоянии…

* * *

Глава 3

Саша вошла в палату к Давиду. Здесь было тихо и очень чисто. Там, за дверью, творилась мирская суета, все что-то бегали, куда-то спешили, а здесь, здесь время остановилось. Пропитанное материнскими слезами, оно дало возможность осознать, что счастье настолько хрупкий предмет, когда б в один миг, от одного только прикосновения судьбы способно рассыпаться, не оставив после себя ничего, кроме сожалений.

Холодная рука Саши робко коснулась больничной кровати, будто для того, чтобы убедиться в реальности увиденного глазами. Она осторожно села рядом и взглянула на умиротворенное лицо человека, невестой которого стала по странному стечению странных обстоятельств. Поначалу Саша чувствовала себя неловко, не позволяя себе откровенно пялиться на незнакомого человека, но очень скоро она привыкла, что в этой бестактности ее никто не сможет уличить и упрекнуть. Уже смелее ее взгляд касался мужественных линий лица, четко очерченных алых губ. Черные брови, густые и строго красивые, даже в состоянии безмятежности дарили лицу Давида точеное благородство.

Так уж вышло, что сперва Саша познакомилась с родителями Давида, и вот сейчас, когда она наконец увидела его самого, то неизбежно находила в этой внешности черты его матери и отца. Она взглянула на эти длинные черные ресницы и представила, как контрастно смотрятся в их обрамлении небесно-голубые глаза. Саше такая особенность всегда казалась каким-то небывалым природным явлением, потому что очень оно было абсурдно красивым.

Девушка взяла полотенце с тумбочки и, едва касаясь промокнула испарину на лбу Давида. В помещении была комфортная температура, похоже, причиной испарины являлись внутренние переживания Давида. Врач предупредил, что кома крайне непрогнозируемое состояние, и никто не может с точностью предсказать, по какому сценарию будут развиваться ее воздействия и последствия. Как бы то ни было, специалисты утверждали, что присутствие родных и близких людей всегда благотворно влияет на внутреннее состояние пациента, находящегося в коме.

Саша не поехала с семьей Давида домой, а осталась с ним. И хотя они настаивали на том, что тоже останутся, она заверила, что нет смысла находиться в больнице всем вместе. Так они только создадут неудобства персоналу, но пользы Давиду не принесут. Геворк употребил власть главы семьи и забрал с собой родственников.

— Дядя Геворк, поезжайте и отдохните. Пусть тетя Анаит примет лекарства, немного успокоится, а я пока побуду с Давидом. Утром привезете их снова, но сейчас им никак нельзя умереть тут от горя. Изведутся, глядя на него… — сказала тихо девушка.

— Ты права, дочка, права. Не могу себя заставить выйти… — тяжело выдохнул Геворк.

— Врач сказал, что состояние Давида стабильное, что других повреждений у него нет, а в сознание он все равно сейчас не придет, ведь кома поддерживается еще и медикаментозно. Это значит, что вы ничего не пропустите. Утром вернетесь, а я вас дождусь, — улыбнулась Саша, как можно мягче разговаривая с отцом Давида.

— Спасибо тебе, Саша. Ты одна здесь не согнулась под нервным напряжением, ты опорой нам стала сегодня, несмотря на произошедшее. Ты очень сильная… — похлопал по плечу Геворк.

В голове творился настоящий хаос. Правда, Саша заметила его какое-то замедленное воспроизведение. Этот день был очень насыщен на события, и мозг, в качестве маневра, уберегающего от передозировки эмоциональным потрясением, своевременно установил наиболее безопасный режим. Саша все думала, если для нее такое стечение обстоятельств сейчас было шокирующим, то каково сейчас родным Давида? Она приняла правильное решение, отправив их домой. Из них из всех в сложившейся ситуации только у нее могло остаться самообладание и силы на то, чтобы смотреть на бессознательного Давида и противостоять фатальным мыслям. И как она могла оставить этих людей?..

Саша снова убрала испарину со лба Давида. Его внутреннее потрясение сейчас явно было не меньше того, которое испытывали члены его семьи. Саша отчего-то представила саму аварию и страхи Давида в тот момент. Она не знала его нисколько, но почему-то была уверена, что в тот смертельный момент он думал не о себе. Если сейчас ему страшно, то он обязательно должен ощутить поддержку ближнего. Саша крепко взяла за руку Давида и продолжила обмакивать его лицо и шею от капель пота.

На удивление Саши, через какое-то время состояние Давида изменилось. Он перестал потеть, а кожа лица вернула себе природный смуглый тон. Вооружившись чашкой кофе, Саша уселась рядом с постелью Давида и просто молчаливо находилась рядом до самого утра, пока не вернулись его родные.

Анаит и Наринэ больше не плакали, но самообладание давалось им очень трудно. Всякий раз, когда женщины начинали причитать, срываясь на истерику, Геворк и Лусинэ напоминали о том, что нужно быть сильными и верить в помощь Всевышнего. Саша разделяла боевой настрой отца и сестры Давида, всячески уверяя, что важно сохранять оптимизм и поддерживать его друг в друге.

Анаит не произнесла ни слова, готовая в любой момент снова дать волю эмоциям. Она совершенно искренне обняла невестку за поддержку, за самопожертвование. Саше было очень приятно и тепло, она уже и забыла, какие они — объятия близких людей.

— Ему становится спокойнее, если держать за руку, — устало улыбнулась Саша, прощаясь с Анаит перед уходом. — И вам полегчает, он вас тоже поддержит, просто будьте рядом и будьте сильными.

— Хорошо, дочка… — кивнула мать Давида, погладив невестку по руке. — Теперь ты поезжай и отдохни. Геворк тебя отвезет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не нужно, спасибо. Я доберусь до дома сама.

— Ты же совсем без сна, нет, так не пойдет, — нахмурился Геворк.

— Меня заберет брат. Он уже выехал, поэтому будет неудобно отправлять его назад.

— Ну тогда хорошо. Отдыхай, дочка.

— Я приду вечером, сменю вас.

— Храни тебя Господь, дочка… Пусть хранит Господь, — прошептала Анаит, провожая невестку до дверей.

Покинув травматологическое отделение, Саша направилась в кардиологию. Она хотела навестить бабушку Марину, а потом уже поехать домой. По ее просьбе Михаил привез фрукты и свежую газету. Брат одарил Сашу недовольным взглядом, обещающим не отстать с расспросами, как только они выйдут отсюда. Саша чувствовала себя полуживой, и на зрительные угрозы старшего брата отвечала не знающим страха пофигизмом.

Бабушка Марина очень обрадовалась внукам, но с порога заметила уставший вид Саши.

— Милая, что с тобой случилось? Ты выглядишь совсем обессиленной.

— Бессонная ночь, бабуль. Сейчас поеду домой, посплю, и все будет хорошо. Не переживай.

— Что-то серьезное?

Саша не хотела говорить при брате, но придумывать альтернативную и, главное, правдоподобную версию сейчас тем более не собиралась.

— Один мой знакомый попал в аварию. Я пробыла тут всю ночь.

— Как он?

— Плохо. В коме…

Бабушка не стала докучать Саше с ненужными вопросами, какую пользу они могут принести — только еще больше сил отнимут. Поэтому она просто подбодрила внучку:

— Я помолюсь за него. Все образуется, главное, не отчаиваться.

— Он сильный, выкарабкается. Но ты все равно помолись, Бог слышит молитвы своих ангелов, — улыбнулась Саша, поцеловав бабушку на прощание.

* * *

— Кто тот человек, про которого ты говорила бабушке? — спросил Михаил, когда они вышли из больницы. Саша промолчала, ей не хотелось обсуждать произошедшее с братом, но тот не отставал: — Случаем не тот, чье кольцо на твоем безымянном пальце?

Последняя фраза Михаила буквально вернула Сашу из бесконтрольной нирваны. Она вспомнила, что кольцо все еще на ее пальце, но предпринимать что-либо по этому поводу было уже поздно. Она снова решила промолчать, пускай Михаил делает любые угодные ему выводы.

— Если бы ты рассказала, было бы быстрее, но вдруг с тебя взяли обещание о неразглашении, поэтому я попробую накидать предположений, так или иначе связанных между собой. Ты вчера должна была сходить в офис Атасунца. Также, вчера вечером Давид Атасунц разбился, участвуя в гонках, и сейчас находится в тяжелом состоянии. По странному стечению обстоятельств ты провела в больнице у некоего своего знакомого всю ночь и, что еще удивительнее, он тоже попал в аварию, последствия которой кома. В принципе, я уже сам обо всем догадался, но одного не могу понять, как во всем этом участвует обручальное кольцо?

Саша даже глазом не повела, когда брат изложил свои совершенно справедливые догадки. В конце концов, какое ей было дело до его праздного любопытства? Сейчас девушку заботили совершенно другие проблемы. Игнорируя его монолог и озвученный вопрос, она задала свой:

— Если спрошу кое-что, ты ответишь честно?

— Сначала спроси.

— Какой долг у вашей новой фирмы?

— А ты теперь умеешь удивить, — цокнул Михаил и посмеялся. — С какой целью ты интересуешься?

— Значит, не ответишь? — снова проигнорировала слова брата Саша, настаивая на своем.

Михаил посмотрел на сестру изучающим взглядом, будто пытаясь прочитать, что та задумала. Повисла пауза, которую Саша так же с легкостью проигнорировала. Михаил, по всей видимости, в период своего молчания раздумывал, можно ли доверять сестре. На бессознательном выдохе он произнес:

— Пять миллионов.

Когда он озвучил сумму задолженности матери перед кредиторами, сестра никак не отреагировала, ни одним мускулом не дала понять, зачем ей эта информация и нужна ли она ей вообще. Будто узнав сводку погоды, она безразлично отвернулась к окну и уставилась на мелькающие пейзажи столицы невидящим взглядом.

Саша нашла мать в кабинете.

— Мне некогда. Я, в отличие от вас, деньги зарабатываю для семьи.

— Я задержу тебя на пять минут, — пропустила мимо ушей упрек Саша.

— Как твой шпионаж под видом трудоустройства к Атасунцам? — уголок губ коварно приподнялся, когда мать задала новый хлесткий вопрос.

— Я погашу твой долг перед кредиторами.

— Ты?! — мать рассмеялась в голос. — А откуда ты возьмешь деньги?

— Я погашу твой долг, а ты отпустишь Павлика со мной, как договаривались изначально, — продолжала Саша. — Шпионить за фирмой Атасунца сейчас нет возможности. Я предлагаю тебе альтернативу и весьма выигрышную.

Мать сверлила взглядом Сашу, но не могла понять, блефует ли та.

— Ответ можешь озвучить позже.

— Идет. Переводи деньги на счет компании, а мальчишку забирай хоть сейчас.

— Павлик пока останется дома, но я буду приходить к нему.

— А что так? Ты ведь так спешила забрать его!

— Обстоятельства немного изменились. Сейчас я не смогу заботиться о нем должным образом.

— Любопытно, — поднял бровь мать.

— Твое любопытство не будет удовлетворено.

— Как знаешь. Мне важны лишь деньги в этой ситуации.

— Как и в любой другой, — бесцветным тоном констатировала Саша.

— Думаю, разговор окончен. Жду его результатов.

* * *

Саша вернулась в больницу к Давиду и на следующий день, и через день тоже. Постепенно она привыкла к определенному графику, большую часть времени которого занимал Давид и мысли о нем. Девушке даже пришлось переехать в его дом, потому что ничего естественнее для невесты сына не могло и быть. Разумеется, это мама и тетка Наринэ настояли на том, чтобы Саша поселилась в пустующем без хозяина доме, и даже помогли обустроиться там. Постепенно быт семьи Атасунц был сформирован по-новому, с оглядкой на произошедшее с Давидом и появлением в семье Саши.

Утро Анаит и Наринэ теперь неизменно начиналось с звонка невестке. Они наперебой спрашивали ее о том, как спалось, какие планы на день, не нужно ли ей чего. Саша улыбалась этой сумбурной, но оттого искренней заботе и отвечала на каждый их вопрос. Часто они вместе приходили в больницу к Давиду, а после вместе отправлялись домой. Чтобы не оставаться наедине с горем, чтобы чувствовать силу духа, который аккумулировался только совместно.

Саша стала для семьи незаменимой поддержкой. Родня Давида до слез радовалась тому, что есть в этом мире человек, который любит его так же сильно, как они сами. Они чувствовали, что и горе случившегося так же поделено между ними поровну. Нести этот крест было легче. Они верили, что их Давид обязательно очнется, ведь не сможет уйти, оставив ее одну, ведь она так ждет его пробуждения.

Как и было условлено договором с матерью, Саша подготовила все необходимое для перевода обещанной суммы. Так девушке удалось убить двух зайцев одним выстрелом: Павлик через какое-то время сможет перебраться к ней, а Атасунцы не понесут потери из-за промышленного шпионажа, который изначально был целью матери. Теперь у нее будут деньги, чтобы рассчитаться с долгами и закупить материалы для производства.

Мать сама отправила Сашу решить все сопутствующие вопросы через Михаила. Она вновь демонстрировала удивительную преданность своему извечному принципу: способы не важны, первичен лишь результат. Такой расклад был выгоден, прежде всего, самой Саше. Чем меньше мать посвящена в подробности ее активов, тем меньше будут аппетиты.

— Ты владелица этого бизнеса? — удивленно нахмурился Михаил, беглым взглядом просматривая документы фирмы-инвестора.

— Да.

— Кто ты такая?

— Александра Викторовна Филатова.

— Такая схема будет выгодна и безопасна для всех сторон. Главное, что в случае шантажа матери Павликом, я смогу так же выдвинуть шантаж в ответ. Мне нужна копия на право подписи международных договоров, нотариально заверенная и с переводом на английский язык.

— Все в этой папке. Документы в порядке, можешь не сомневаться. Но почему бы тебе изначально не подписать это с матерью?

— Не хочу, чтобы она так быстро узнала о моей деятельности в Америке.

— Что, если я расскажу?

— Хотел бы, то давно бы уже сдал меня. Ведь ты немало знаешь о моей жизни в Штатах, правда? Для чего-то тебе нужна была эта информация…

— Если скажу, что интересовался твоей судьбой как брат, ты ведь мне не поверишь?..

— Ничего не обещаю, — отказывая в слепой доверчивости, сказала Саша. Ни с того ни с сего она вдруг задала свой вопрос: — Вот мне интересно, почему ты не претендуешь на кресло генерального директора? Отсиживаешься в тени, а ведь твои способности куда выше средних.

— Спасибо за высокую оценку, — посмеялся Михаил, но, кажется, не собирался отвечать на прямой вопрос сестры.

— Так что? — не отставала Саша, считая скрытность брата интригующей.

Михаил пристально посмотрел в глаза сестры и с полным безразличием в голосе спросил:

— А ради чего?

— В каком смысле?

— Чтобы занять место генерального, я должен побороться за него с матерью. Делать это ради себя? Нет, ради себя — слишком неубедительная мотивация. А в этой семье никому и никогда не нужно было мое геройство. Так какие у меня причины идти против матери? — все так же спокойно пояснил Михаил, так и не ответив на вопрос.

Саша больше ничего не спрашивала. Кажется, она вполне поняла, что хотел сказать брат, точнее, о чем он старался промолчать. Она поставила подпись под всеми документами и протянула их брату. Не читая, даже не стараясь вникнуть в суть договора и соглашений, он подписал все необходимые бумаги.

— Даже не прочитаешь?

— А разве мы не проговорили все детали?

— Что, если я тебя обману тебя?

— А ты можешь? — посмеялся брат, будто ничего забавнее в жизни не слышал.

— Нет.

— Тогда позволь принести благодарность за инвестиции.

— Все ради благополучия семьи, — двусмысленно ответила Саша, подразумевая, конечно же, благополучие Павлика, которое только что она обеспечила этим вложением.

— Я распоряжусь, чтобы комплект документов соответствовал требованиям американского законодательства. Проблем с местными органами у тебя не возникнет.

— Спасибо.

— Ну, раз с делами покончено, может, пообедаем?

— Прости, меня ждут в другом месте. В следующий раз, — выдала дежурную фразу Саша и поднялась из-за стола.

— Надеюсь на это, — все с тем же титаническим спокойствием, которое Саша еще подумывала принять за безразличие, ответил брат и тоже встал.

— Передай, пожалуйста, Павлику, что я приеду к нему вечером, — на прощание произнесла Саша.

Брат кивнул и пошел в другую сторону.

Пока Саша ухаживала за Давидом и жила в его доме, она не могла забрать к себе младшего брата, а только приезжала к нему в гости. Однако девушка не сидела без дела, решив употребить время до его переезда в новый дом с пользой. Каким бы роскошным ни был особняк отца, который он оставил Саше, здесь не было предусмотрено проживание ребенка, а потому у старшей сестры теперь появилось много хлопот по обустройству. Она с заботой подготовила комнату для Павлика. Сделала дом удобным и уютным для младшего брата, который никогда не знал семейного тепла. Глядя на этого потерянного ребенка, Саша вспоминала себя, свои чувства, свои печали. Она не хотела, чтобы Павлик рос с такими же комплексами, и теперь, согласившись на сделку с бездушной матерью, могла повлиять на это.

Параллельно с работами в особняке Саша пригласила строителей, чтобы организовать полномасштабную детскую площадку в саду. Она с улыбкой на губах представляла, как будет рад Павлик переехать сюда жить, и тогда делала еще больше ради счастья маленького человека, которому только еще предстоит научиться жить в любви.

Так в суетах и заботах шли дни, они постепенно превращались в недели. И вот уже минул месяц с момента аварии Давида.

— Тетя Анаит, тетя Наринэ, посидите, я все сделаю сама. Сходите за кофе в буфет, купите булочек, ни к чему похоронные лица. Разве хотел бы Давид видеть, как вы склонились над ним в трауре и вздыхаете со всхлипом? — тихо отчитывала спутниц Саша, выпроваживая их в коридор.

— Дочка, но мы бы хотели помочь тебе, — растеряно ответила Наринэ.

— Нам троим тут будет слишком тесно и мало работы. Вы в буфет, а я пока позабочусь о Давиде, потом вместе пьем кофе. Идет?

— Ну хорошо, — женщинам ничего не оставалось, кроме как уступить решительному натиску невестки.

Когда Анаит и Наринэ ушли, Саша спокойно начала приготовления. Она набрала теплой воды в таз и развела немного мыла с антисептиком. Девушка принялась осторожно протирать умиротворенное, но все такое же мужественное лицо, переходя к шее и рукам. Саша теперь уже без стеснения касалась его широкой груди, воспринимая свои действия как необходимую заботу близких, а не что-то интимное между чужими. Поначалу ей, конечно, трудно было проявлять беспристрастность, выключая в мозге функцию неловкости, но со временем ведь привыкаешь ко всему, правда? И именно поэтому она выпроводила маму и тетку Давида, чтобы не создавать новых экстремальных условий для ее самоконтроля.

Саша осторожно убрала одеяло в сторону и раскрыла края больничного халата. Перед ее взором уже в который раз предстало безупречное мужское тело, таящее в себе огромную силу. Саша легкими гладящими движениями прошлась по тугому животу и несравнимо с мощной грудью тонкой талии Давида. Она снова смочила губку в теплой воде и перешла к паху. Каким бы беспристрастным ни сделался со временем ее взгляд ввиду привычки, девушка не могла отогнать все сальные мысли от себя. Увидев впервые его орган, Саша довольно улыбнулась внушительным размерам даже в состоянии покоя. Конечно, потом она еще долго хотела вымыть с хозяйственным мылом и свой мозг за похабные мыслишки в такую минуту, но что неестественного было в том, что в человеческом сознании порой и даже часто, навеянные инстинктом, рождаются подобные размышления?

Закончив здесь, Саша позвала санитаров, чтобы они как обычно подержали Давида, пока она обработает влажной губкой другую сторону его тела. Несмотря на довольно молодой возраст и тяжелые условия работы, помощники оказались очень терпеливыми и отзывчивыми людьми, но и Саша в долгу не оставалась. Их помощь для нее все это время оставалась необходимой, даже незаменимой, а потому девушка имела все причины быть по-настоящему благодарной. Частенько Саша приносила своим помощникам что-нибудь вкусное из кафешки напротив, иногда снабжала книгами или журналами, а когда тетушки Анаит и Наринэ узнали о добровольной помощи работников больницы, то тотчас воспылали к молодым ребятам материнскими чувствами. Разве могли они не проявить доброту к тем, кто был добр к их Давиду и невестке? Так, вкуснейшие блюда армянской кухни на ежедневной основе стали привозиться в качестве гостинцев.

Поначалу ребята стеснялись принимать угощения, но удивительно вкусная еда быстро заставила их поменять категоричное мнение на диаметрально противоположное, и уже очень скоро они стали ярыми фанатами хаша, кюфты и долмы, а на десерт получали варенье из кизила или ореховый барурик.

— Отлично, закончили, — довольная проделанной работой, заявила Саша своим помощникам. — Сейчас вернутся Анаит и Нара, вместе поедим, хорошо?

— Саша, тебе еще чем-нибудь помочь?

— Если найдете мне трехлитровую банку, то я была бы очень благодарна.

— Пфф, — закатил глаза санитар и уже на ходу добавил: — Жди здесь.

Пока ребята отправились выполнять просьбу Саши, она спустилась в цветочный на углу и купила свежих цветов подсолнуха. Саша распахнула плотные шторы и приоткрыла окно. Лучи уже жаркого майского солнца проникли в палату и моментально преобразили атмосферу вокруг. Саша улыбнулась и обернулась на Давида. Она села рядом, вспоминая как поначалу было тяжело, и еще больше удивляясь, как сейчас все вдруг превратилось в обыденность?

Ее рука машинально коснулась лба Давида, убирая отросшие пряди в сторону. В палату зашли Анаит и Наринэ, глядя на открывшуюся картину с благоговейными слезами в глазах. Саша давно уже не чувствовала неловкости от таких моментов. Во-первых, слишком часто эти две милые и эмоциональные женщины становились свидетелями ее заботы о Давиде, а, во-вторых и в главных, как могла Саша испытывать неловкость или другие инородные чувства, когда б она проявляла самые искренние намерения к близкому человеку.

Да, в действительности Давид никогда не был ей близок, он даже не знал, кто она и почему она, но ведь это совершенно не означает, что он для нее все то же самое. В день аварии этот мужчина был для нее одним из чужаков, которых на улицах города миллионы, но у Саши была возможность познакомиться с ним за прошедший месяц. Очень многое, разумеется, дали рассказы матери и тетки, в мельчайших деталях описывающих те или иные случаи из жизни Давида, в основном из его детства.

Его юность Саша увидела на фотографиях, таких живых и ярких. В голубых глазах высокого и худощавого подростка горел взрослый огонь к победам, достижениям. Давид был одержим мечтой, он всегда и всюду был рядом с машинами. О том, как он повзрослел, Саша узнала сама. По строгой мимике на спящем лице, по силе, заключенной в его обездвиженном теле, по стремлению жить в тот самый момент, когда судьба списала тебя в утиль…

— Волосы уже длинные… — тихо произнесла девушка, нарушая повисшую паузу.

— Не будем стричь, дочка, — категорично замотала головой Анаит.

— Что такое? Плохая примета?

— Хуже! — присвистнула тетя Наринэ. — Этот мальчишка никогда свои волосы нам не доверял. Модничал с подросткового возраста, расхаживая по салонам!

Саша посмеялась явному преувеличению в рассказе Нары, но так же задорно подхватила:

— Отлично. Несите ножницы, думаю, так он быстрее очнется.

— Сестра, нам стоит попробовать то, о чем говорит эта девочка, — прыснула Наринэ, расставляя на столе принесенные из кафе напитки и булочки, а также обед для помощников.

Они дружно перекусили, поддерживая оживленную беседу. Мама и тетя Давида сменили печальные лица на обнадеженные и со спокойной душой отправились домой. Саша проводила Анаит и Наринэ, а сама неспешно убрала посуду и еще немного побыла с Давидом. Не отклоняясь от своего ежедневного расписания, девушка навестила и бабушку Марину. Они вместе погуляли по парку при больнице, Саша излила душу в который раз, высказывая все страхи и предчувствия родному человеку. Бабушка Марина, с присущими ей мудростью и терпением, поддержала внучку, заверив, что в конечном счете все обязательно наладится, и Бог ей в этом поможет.

— Какие планы теперь? — спросил брат, когда вечером Саша вернулась в особняк семьи, чтобы проведать Павлика.

— Добраться до кровати и забыться беспробудным сном, — рапортовала Саша, отлично понимая, что на самом деле подразумевал Михаил.

— Я не о сегодняшних.

Девушка обнимала Павлика, слегка поглаживая по голове присмиревшего рядом брата. Тихая беседа успокаивала ее после бесконечного и очень суетливого дня. Она не стала паясничать, и ей было лень перевоплощаться в агента национальной безопасности с непроницаемым лицом. Сейчас Саше просто хотелось быть таким же открытым собеседником, каким для нее стал в этот момент старший брат.

— Доход в России мне не помешает. Подыскиваю варианты, — честно ответила она.

— Ты невестка семьи Атасунц, разве тебе нужен самостоятельный доход?! — иронизировал Михаил.

— Не думаешь же ты, что я позволю этому абсурдному стечению обстоятельств перерасти в умышленное злодеяние? В удобный момент я расскажу им правду. Хотя сейчас даже вообразить не могу, когда он представится, этот удобный момент…

— В идеале бы не дожидаться, когда очнется сам наследник, — предполагал Михаил, едва помешивая двойной эспрессо. — Потом будет крайне неудобная ситуация. Чего ждешь?

— Не знаю, Миш, не могу вот так уйти, понимаешь?.. — этот возглас был скорее брошенной самой себе фразой.

Брат развел руками, будто не видит тех же трудностей, что тревожат Сашу.

— Почему? Разве это твоя вина, что он в коме? Не в тебе причина, но совести у тебя на одно убийство.

— Нет, я не чувствую вины за то, что он почти мертв, меня беспокоит, что нужно огорчить их еще больше. Своим уходом.

— И поэтому ты продолжаешь играть в жениха и невесту?

— Полнейшая нелепица, да? — устало потерла лицо Саша, ее метания давно не давали покоя.

— Особенно это нелепо, потому что произошло с тобой. Знаешь, когда ты появилась в больнице у бабушки прямиком из Америки, то я был уверен, что ты теперь тот человек, который полностью контролирует свою жизнь.

Саша сделала глоток бодрящего напитка и протяжно выдохнула, в душе сама себе удивляясь. Ей ничего другого не оставалось, кроме как признать правоту брата.

— Последние десять лет все так и было, ведь именно к этому я так стремилась с тех пор, как покинула семью, родину. Но как только вернулась, все снова пошло не по канону…

— Точно. Это неплохо, в целом.

— Что? — не понимая, к чему клонит Михаил, спросила девушка. — Это еще почему?

— Приобретенных за последние десять лет качеств ты точно не растеряла, это видно абсолютно во всех прочих ситуациях, но в случае с Давидом Атасунцем… С ним изначально все пошло не так, — брат уже не скрывал насмешки, по-доброму играя на растерянности Саши. — Не злись. Это я к тому, что здесь явно нет твоей вины. Есть ведь еще сторонние силы.

— Какие еще сторонние силы?

— Например, тот факт, что Атасунц еще больший контролер, чем ты, — вполне логично заявил брат.

— Что это еще за слово такое — контролер? — скривилась Саша.

— Его желание и умение все контролировать явно одержимее твоего. Бог контроля не мог остановиться на двоих, ему пришлось отдать пальму первенства лучшему.

— Да ну тебя, — отмахнулась Саша от издевок брата.

На мгновение в их оживленной беседе повисла пауза. Михаил просто смотрел на сестру и о чем-то своем думал.

— Что не так?

— Все так. Сейчас ты очень похожа на себя прежнюю.

— Похожа, но не она.

— А я не против, — опроверг враждебность намерений брат. — В конце концов, важнее другое.

— И что же это?

— Что ты наконец дома.

* * *

Глава 4

Саша всю ночь проработала. Ей нужно было как-то обеспечить себе доход, который позволит содержать особняк отца и, к тому же, даст им с Павликом финансовую независимость в будущем. От тех денег, что они получили в наследство, очень скоро не останется и следа, если правильно не распределить.

Именно поэтому девушка решила открыть свое дело, использовав в качестве стартового капитала средства, оставленные ей отцом после смерти. Саша могла бы прибегнуть и к финансовой подпитке из-за рубежа. Ее небольшая фирма в Америке с лихвой покрывала всякие затраты на текущие дела в России. Вот только слишком много мороки с налогами и пояснениями для всевозможных государственных служб двух стран не добавляли энтузиазма идти этим путем.

Владея знаниями в области управления предприятием, Саша легко составила бизнес-план и постепенно принялась воплощать в жизнь свою идею. Но все же жертв ей это стоило не малых. Работа над открытием своего дела занимала большую часть времени: поиск оптимальных решений, просчет рисков, планирование на перспективу — все это требовало огромных усилий и временных затрат. Однако никто не отменял того факта, что Саша была еще и сестрой, и невестой, и, прежде всего, невесткой… Так и получилось, что дневное время она использовала для родных и близких, а в ночное занималась работой над проектами.

Очень скоро девушка ощутила всю титаническую усталость, на вполне логичных и законных основаниях свалившуюся на ее плечи. Вот только Саша не могла отступиться ни по одному из своих направлений, поэтому продолжала нести неподъемный груз сама, одна.

В свои дела она не посвящала никого, кроме бабушки Марины, к которой приходила довольно часто. Бабушка снова была ее утешением и поддержкой, помогая преодолеть накопившуюся усталость, найти нужную мотивацию. Они вели тихие задушевные беседы, и Саше моментально становилось легче. Девушка обретала силы, когда видела, что в нее верят, ей сразу казалось — она может больше. В такие моменты жалость к себе самоуничтожалась, и новая волна работоспособности накрывала Сашу с головой.

Так, спустя почти четыре месяца после своего возвращения на родину, Саша успешно открыла фирму курьерской доставки, с каждым днем вкладывая в ее развитие еще больше сил и труда.

* * *

Павлик осторожно прошел в просторную палату и сел в кресло. Он был очень послушным и правильным ребенком, потому что верил, что таких детей любят больше, а ведь он очень хотел, чтобы его хоть за что-то могли полюбить. С интересом он рассматривал все вокруг со своего места, пока сестра поправляла постель незнакомого ему человека.

Наконец, детское любопытство пересилило, и мальчик шепотом, будто боясь потревожить сон спящего, спросил:

— Саша, а что случилось с этим дядей?

Сестра, не отвлекаясь от дел, так же тихо ответила своему Павлику:

— Он попал в аварию, малыш.

— На машине?

— Да, этот дядя профессиональный гонщик.

— Гонщик? И у него есть спортивная машина? — наклонил голову набок мальчик, проникаясь историей незнакомца, за которым ухаживала сестра.

— Теперь уже вряд ли… Авария была очень серьезная.

Павлик жалел человека, лежащего перед ним. Для него, десятилетнего ребенка, этот незнакомец был сродни супергерою, ведь он был одним из тех, кого Павлик боготворил. Мальчик участливо произнес:

— Главное, что дядя жив.

— Ты чудесный ребенок, — в порыве умиления ответила Саша и поцеловала брата в щеку.

Павлик застенчиво улыбнулся и снова спросил:

— Саша? А почему ты заботишься об этом дяде?

— Потому что он нуждается в заботе, тебе так не кажется?

— Кажется. У него что, никого нет? Его семья похожа на нашу?.. — недоумевал малыш.

— Нет, Павлик, его семья совершенно не похожа на нашу. Они такие чудесные, добрые и любящие, каких вообще больше нет на земле.

— Правда? — завороженно распахнул глаза Павлик. Когда Саша утвердительно кивнула, он продолжил: — Я бы хотел с ними познакомиться…

— Познакомишься однажды…

Не успела Саша договорить, вдруг в палату вошли Наринэ и Анаит. Они как всегда оживленно о чем-то беседовали, что не сразу заметили скромно сидящего в углу мальчика.

— Сашенька, дочка, ты уже тут?! Здравствуй, родная! — наперебой восклицали женщины редкой восточной красоты.

Для Саши их появление стало неожиданностью, ведь вчера Анаит сказала, что они до вечера пробудут у Лусинэ за городом. Если бы она знала об их приезде, ни за что не взяла бы Павлика с собой. Саша не хотела, чтобы семья Давида знала о ее жизни вне их дома и больницы.

— Да… Мы вот заехали…

По несвойственному Саше робкому поведению женщины поняли, что она нервничает, но как только увидели мальчика с темными волосами и большими серыми глазами, тотчас их внимание переключилось на ребенка.

— Чей этот сладкий маленький господин?! — воскликнула Наринэ, завороженно глядя на стеснительного Павлика. — Как тебя зовут, милый?

Саша заулыбалась, глядя на то, как обе женщины ворковали с ее младшим братом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я Павлик, — скромно ответил мальчик, когда сестра подбодрила его кивком головы.

— Боже, он невероятно обаятельный! — пропищала Наринэ. — Саша, твоя тетя?

Павлик отрицательно покачал головой и ответил:

— Моя сестра.

— Мы сводные. У нас один отец, — пояснила девушка.

— Вы похожи, но только отдаленно. Глаза у вас одинаковые.

— Саша очень похожа с Мишей, он наш старший брат, — сказал расхрабрившийся Павлик.

— Ты никогда нам не рассказывала о своей семье, но, кажется, она тоже очень большая, — рассуждала вслух Анаит. — Знаешь, мы были слишком увлечены собой, что даже не поинтересовались твоими родственниками. А ведь это неправильно, учитывая ваши с Давидом отношения!

— У вас была уважительная причина, — ответила Саша, думая, как бы свести на нет этот разговор. — Успеем и это, когда Давид придет в себя.

— Твоя правда, дорогая, твоя правда, — закивала Анаит.

— Может быть, этот маленький принц захочет покушать мороженого вместе с тетушкой Анаит и тетушкой Наринэ?

Павлик посмотрел на Сашу, ожидая ее решения. Девушка улыбнулась и ответила:

— Желаю вам отлично провести время!

— А ты, дочка? Разве ты не пойдешь с нами?

— Я останусь с Давидом, — снова улыбнулась она и машинально коснулась его руки. — У нас водные процедуры.

Она пожала плечами, как бы намекая, что они все равно были бы тут лишними. Саша предпочитала заботиться о гигиене Давида в одиночестве. К чему нужны эти неловкие моменты?..

Когда все ушли, Саша принялась за свои привычные дела. Она бережно помыла Давида и привела в порядок ногти на руках и ногах. Затем очень аккуратно побрила отросшую щетину, возвращая безупречному лицу этого восточного мужчины ухоженный вид. Саша даже спустилась в цветочный на углу и снова купила подсолнухов, вмиг оживляя серые больничные стены целой охапкой ярких солнышек.

Закончив с уходом, она привычно села рядом с кроватью Давида и взяла его за руку. Саша никогда не разговаривала с ним. Ей всегда казалось, что он должен слышать только знакомые и дорогие сердцу голоса, чтобы ему было спокойнее и хотелось откликнуться на них. А ее голос был Давиду неизвестен, поэтому лишние волнения ему ни к чему. Достаточно того, что она делилась с ним теплом, всякий раз просто оставаясь рядом часами и держа его руку в своих. Так он чувствовал поддержку, не зная о том, что рядом совершенно чужой человек.

Саша проснулась от прикосновения. Спросонья она подняла голову и огляделась в поисках вернувшихся Павлика, Наринэ и Анаит. Но чуть только сморгнув остатки сна, тотчас поняла, что это рука Давида сжимает ее руку. Бессознательная хватка была настолько крепкой, словно в последней попытке спастись от падения в бездну.

Девушка поднялась со своего стула и, не отпуская руки Давида, села на его кровать в ожидании, вдруг он откроет глаза. В этот момент Саша испытывала сразу несколько чувств, но первым из них была радость. Да, конечно, почти сразу к приятному теплу внутри присоединилась рыщущая дрогнувший мускул тревога, но что есть трусливое беспокойство по сравнению с истинной радостью?..

Веки молодого человека слегка подернулись, а потом устало поднялись. Из-за черных ресниц на Сашу взглянули удивительно чистые голубые глаза. Она по-детски радостно улыбнулась, глядя в небесную лазурь, пусть даже его взгляд и не ответил взаимной теплотой. Давид еще пребывал в переходном состоянии, постепенно обживаясь в новой реальности. Его рука интуитивно потянулась к кислородной маске, но Саша остановила. В глазах Давида застыл вопрос.

Девушка напоследок снова тепло улыбнулась и нажала кнопку вызова врача. В палату тотчас вбежали сотрудники больницы. Теперь Давид был в надежных руках, ему не требовалась забота, а скорее профессиональный осмотр. Саша отступила, чтобы не мешаться у врачей под ногами. Она набрала номер тети Анаит. После непродолжительного монолога из всхлипываний и радостных междометий матери Саша отключила вызов, взяла свои вещи и вышла из палаты. Сейчас, когда Давид окружен врачами, а вскоре будет и родственниками, ее присутствие лишь внесет сумбур и ненужные эмоции. Чуть позже, завтра или послезавтра, она объяснит все Давиду и признается его семье, почему все так произошло. Позже. Не сейчас. Сейчас было их время для долгожданного, заслуженного счастья.

Саша дождалась прихода Анаит и Наринэ, чтобы забрать домой Павлика. Они примчались сразу же после звонка и, не переставая в слезах благодарить бога, буквально вбежали в палату.

— Саша, все хорошо? — спросил младший брат, глядя, как Саша потерянно уставилась в пустоту.

Девушка моментально опомнилась и, взяв Павлика за руку, повела по коридору.

— Да, родной, теперь все у всех будет хорошо, — выдохнула она, чувствуя, как внутри у нее стало холодно. — Поедем домой.

* * *

— Как же будет счастлива Саша! — плакала от радости Анаит, целуя руки сына.

— Саша? Кто это? — прохрипел Давид и непонимающе уставился на родительницу.

— Как кто? Твоя невеста.

Сын закатил глаза, разыскивая в уголках своего сердца терпение. Не успел он очнуться, как все разговоры снова сводятся к женитьбе.

— Мама, ну что опять за глупости? Нет у меня никакой невесты…

— Родной, это ли сейчас важно? — мать решила подыграть Давиду, только бы он не волновался лишний раз. Радость от его пробуждения делала ее мягкой и податливой, вывешивая белый флаг в извечной теме про женитьбу единственного сына. — Отдыхай, отдыхай, мой сыночек! Набирайся сил, мы так молились о твоем выздоровлении, будь сильным ради нас, умоляю.

Когда Давид уснул, Наринэ и Анаит суетливо разыскали лечащего врача и расспросили его о возможной потери памяти. Женщины быстрее поверили бы в самую невероятную форму амнезии, чем хоть бы и на мгновение вообразили, что Саша не являлась невестой их Давида. Доктор, к их величайшему счастью, уверил родственниц, что избирательная амнезия вполне имеет место быть при подобной травме головы, однако он также и успокоил впечатлительных женщин, что такой вид амнезии быстро проходит и, как правило, не оставляет последствий. На всякий случай, лечащий врач назначил несколько дополнительных анализов к обязательным, чтобы исключить наличие внутренних гематом в мозге и прописать профилактику после довольно длительной комы. Так было решено, что при стабильно улучшающемся состоянии Давида, он сможет отправиться домой в течение одной недели, но обязательно как только пройдет все необходимые обследования.

Анаит тотчас позвонила Саше и поделилась радостными новостями. Девушка попыталась объяснить, почему так стремительно покинула больницу, но Анаит сделала все за нее сама. Мать Давида настояла на том, что Саша расстроилась, когда он не узнал свою возлюбленную. Наперебой с Наринэ они поспешили утешить расстроенную девушку и всячески приободряли ее.

Саша чувствовала себя мерзко, когда обманывала этих добрых женщин, а теперь ей было еще хуже, потому что послушно соглашалась с их ошибочной версией. Она снова трусливо прятала совесть в дальний уголок, позволяя им делать неверные выводы и дальше.

— Как он?.. — спросила Саша, сглатывая ком.

— Все замечательно, дочка! Давид, конечно, еще очень слаб, сама знаешь, мышцы успели отвыкнуть от нагрузки. Помнишь, врач нам говорил?..

— Да, да, я помню. Давид сильный, ему не потребуется много времени, чтобы восстановить прежнюю форму, — сказала Саша, разделяя радость Анаит.

— Врач разрешил выписку через несколько дней. Ты же приедешь?..

— Да… — тихо выдохнула Саша, понимая, насколько трудной будет предстоящая встреча, и как много придется вынести.

Анаит неверно истолковала погрустневший вмиг голос невестки, думая, что та безутешно расстроена из-за того, что Давид не смог ее вспомнить. Со всей заботой она снова напутствовала:

— Ну-ну, дочка, не нужно падать духом. Если доктор сказал, что это обратимые последствия, значит, очень скоро все его воспоминания восстановятся. Уверена, как только Давид увидит тебя дома, он тотчас вспомнит! Как может не вспомнить такую красавицу и такую заботливую?!

— Не сомневаюсь, что так и будет, тетя Анаит, — заставила себя солгать Саша, придав голосу беззаботности. — Тогда до встречи?..

— До скорого, дорогая! Пусть тебя не пугают эти неурядицы, мы очень скоро еще смеяться над этим будем, вот увидишь! Скучаем, дочка, скучаем!

— Берегите себя, — ответила Саша и отключила вызов.

Все оставшееся до встречи с Давидом время Саша не могла ни о чем другом думать, кроме как о своей лжи. Девушка миллион раз прокручивала в голове предстоящий разговор с семьей Давида, твердо решив признаться во всем.

* * *

Глава 5

Саша приехала рано утром в дом родителей Давида, чтобы помочь с приготовлениями. Хотя девушка старалась унять волнение из-за неизбежности признаний в своей лжи, дрожь в руках и рассеянность выдавали ее с потрохами. Она несколько раз порывалась начать разговор с тетей Анаит, терзаясь то страхом потерять уважение, то угрызениями совести из-за того, что продолжала обманывать близких людей.

— Дочка, ты совсем бледная сегодня? — наконец не выдержала Анаит. — Ты так нервничаешь из-за встречи с Давидом?

Саша кивнула, потому что это было правдой — она боялась этой встречи и не желала ее, но в то же время не этой ли встречи она ждала все четыре месяца?

— И еще ты переживаешь, что он не узнал тебя.

— На самом деле нет…

— Не обманывай меня, будто я не вижу! — со знанием дела заявила Анаит, списывая зажатость невестки на нежелание признаваться в обиде. — Вот увидишь, сегодня все будет иначе. А сейчас не грусти, хорошо?

— Тетя Анаит, я хотела бы с вами поговорить…

— Дочка, давай вечером, умоляю, родная моя! — взмолилась женщина. — Нам столько всего нужно успеть, а они уже скоро приедут!

— Тогда за работу, — улыбнулась Саша, понимая, что шанса на признание у нее больше не будет.

Если бы Саша была не такой трусливой и жадной, то сейчас взяла бы Анаит за руку и остановила. Посадила бы напротив и все рассказала. Но Саша будто облегченно выдыхала каждый раз, когда не получалось рассказать правду. В отчаянной попытке набраться смелости она все же уступила страху потерять доверие близких людей, а потому пустила все на самотек.

В назначенный час дверь распахнулась, и в дом вошли мужчины. Давид заходил последним, а Саша не знала, куда деть глаза, лишь бы не смотреть на единственного человека в этом огромном доме, который знает правду о ней. Возможно, дядя Геворк уже тоже посвящен или Саркис, да бог знает, кто еще.

— Дочка, мы приехали, — по-отечески обнял Сашу отец Давида.

Саша будто язык проглотила, решила не испытывать судьбу и просто тепло улыбнулась ему в ответ.

Все собравшиеся родственники выстроились в ожидании своей очереди, чтобы поздравить Давида с выздоровлением. Саша постепенно расслабилась, увлекшись зрелищем искренней радости при встрече родных людей. Вот оно, настоящее счастье, которое называется семья. Девушка отрешенно смотрела на воссоединение родственников и даже не заметила, как толпа расступилась.

— Как же великодушно с твоей стороны, Сашенька, позволить нам обнять его первыми! — со слезами радости в глазах Наринэ погладила ее по спине, едва подталкивая. — Ну же, иди…

Саша даже пискнуть не успела, как оказалась перед Давидом. Мелкая дрожь предательски выдавала ее волнение. Девушка медленно подняла взгляд на абсолютно чужого мужчину, которого все эти четыре месяца привыкла считать своим. Набравшись смелости, она заглянула в глаза цвета неба и не увидела в них нетерпения разоблачить. В его взгляде отразилась злость, и эта злость мгновенно вернула Сашу в реальный мир.

Саша так привыкла относиться к Давиду с теплом родного человека, за те долгие недели его забвения забыв напрочь о границах, что разделяют чужих друг другу людей; забыв о том, что для него-то она меньше, чем никто. В эту минуту их встречи Саша просто не успела перестроиться и убедить себя, что вот сейчас может быть больно. И хотя она внешне не показывала свои искренние чувства, но внутри по-детски наивно и абсолютно бессознательно ждала его доброго отклика. Вот только вместо этого в его взгляде отразилась злость, и эта злость мгновенно вернула Сашу в реальный мир.

Теперь она задавалась одним вопросом, когда же Давид закончит этот спектакль, сорвав маски и аплодисменты, но он почему-то тянул. Саша чувствовала, что в ее ногах остается все меньше уверенности, вот-вот от волнения они просто подогнутся и перестанут быть опорой. Вовремя успела вмешаться Анаит:

— Сашенька, ты даже побледнела, родная, скорее обними нашего Давида! Это не сон, он настоящий!

Саша нервно улыбнулась и, приблизившись к Давиду, впервые обняла мужчину, которым жила все эти четыре месяца. В те долгие часы, что она проводила с ним в больничной палате, Саша много раз думала о том, какой же будет их первая встреча. Его реакцию она предсказала уже спустя несколько дней, когда рассказы родственников нарисовали для нее портрет Давида со всеми штрихами и черточками, но вот свою реакцию девушка угадать не могла. И теперь в этих объятиях так тепло, что совершенно безразлично, что будет дальше.

Давид ошарашено смотрел на странности этой девушки, которую видел всего лишь один раз в своей жизни, тогда, в злополучный день аварии. Молодой человек думал только о том, как же вышло так, что его семья убеждена в их взаимных глубоких чувствах, дошедших якобы до помолвки. Он сдвинул брови на переносицу и, взяв Сашу за руку, повел на второй этаж.

— Простите нас, мы на минуту, — спокойно сказал Давид собравшейся вместе семье.

— Конечно, сыночек, конечно, наш родной. Что мы не люди, что ли? Все понимаем… — хитро улыбаясь, засуетилась ничего не подозревающая Анаит. — Мы ждем вас в столовой.

Давид не слышал ничего, что говорили внизу, он был переполнен гневом, который заглушал все прочие звуки своей ритмичной пульсацией.

— Ты кто вообще?! — захлопнув дверь своей спальни, чуть ли не выкрикнул он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Саша.

— Ну имя твое я, если даже захочу, не забуду, так часто мои дорогие родственники его повторяют, — холодно выплюнул Давид. — Как ты оказалась в моем доме? В моей жизни?!

— Слушай, ты не мог бы сбавить обороты? — предложила Саша, чувствуя, как романтическая дымка рассеивается с каждым его грубым словом. Своей холодностью он сейчас так похож на ее родственников, что ее разум и сердце автоматически готовились перейти в защитный режим, выработанный с детства.

— Ты заявилась в семью, назвавшись моей невестой, а я сейчас должен смягчать свою реакцию на этот безумный поступок?

— Я не называлась… — пробормотала Саша, не зная, с чего и начать объяснения. — Это вышло случайно…

— Случайно? Ты шутишь, что ли? Такие вещи разве происходят случайно?

— Всегда думала, что нет, — развела руками девушка, — если бы не эта ситуация…

— Посвяти же в превратности судьбы.

— Тетя Наринэ, все началось с нее… Она приняла меня за твою невесту.

— У нее, конечно, фантазия бурная, но она никогда бы так не подумала про первую встречную, которую видит впервые. Значит, обстоятельства, при которых произошло это «случайно» были не самыми обычными. Как. Это. Было? Или, может, мне пойти спросить у них?

— Не нужно. Только не сегодня. Ты прав, обычными те обстоятельства не назовешь. Тетя Наринэ застала меня в твоем кабинете, с кольцом на пальце…

— И как же кольцо моей матери оказалось на твоем пальце?

— Очевидно же, что я его примерила… — виновато посмотрела на Давида Саша, мечтая провалиться сквозь землю и как можно глубже.

— О да, что же может быть очевиднее?! — почти взревел Давид, растирая лицо ладонями. — Так ты рылась в моем столе?

— Ну… — Саша судорожно искала слова обмана, чтобы не раскрыть еще более страшную тайну. — Любопытство. Я не смогла сдержаться и примерила его… В этот момент и зашла тетя Нара.

— Прекрасно! — издал смешок он, думая о своей баснословной удаче, стать главным героем мыльной драмы. — А почему нельзя было прояснить все на месте? Зачем ты позволила ей раздуть этот неправильный вывод до таких масштабов?

— Слушай, я правда хотела. Просто тетя была безумно настойчива, она сразу же потащила меня к твоей маме. Все мои попытки объяснить им это недоразумение разбивались о беспрерывный поток радостных эмоций. Они были так счастливы, что у тебя есть невеста, я поначалу даже растерялась…

— И ты думаешь, я в это поверю? — пренебрежительно бросил Давид.

— Ничего я не думаю! — огрызнулась Саша. Она не считала, что сделала что-то преступное, чтобы ее сейчас судили со всей строгостью и, что еще больнее, со всей холодностью. — Можешь верить, во что хочешь, а можешь избрать путь атеиста, мне безразлично. Так случилось, и я не могу объяснить логичнее и понятнее, потому что и сама до конца не осознаю, как и почему со мной такое произошло!

Контратака возымела эффект. Давид осадил свой гнев и спросил уже спокойнее:

— Почему ты не настояла на прояснении недоразумения? Для чего весь этот спектакль?

— Кому были нужны эти прояснения, когда такое произошло?! Какой был смысл рассказывать им, ранить их еще больше, когда они и без того умирали от горя все эти четыре месяца?! Ты хоть знаешь, что с ними было?! — слова Саши теперь звучали увереннее, ведь сейчас она говорила чистую правду. — Я подумала, что лучше останусь и помогу, чем вот так обрушу им на голову еще одну проблему.

— Сумасшедшая…

— Послушай, сегодня эти люди так счастливы… Они все очень долго ждали твоего пробуждения, все так заботились о тебе… Разве не можем мы сегодня просто доиграть этот спектакль, чтобы не портить праздник этим прекрасным людям? А завтра я исчезну из вашей жизни, будто меня в ней и не было. Ты с моего позволения можешь придумать любую самую мерзкую причину, по которой я ушла. Пусть твои родственники и друзья думают обо мне все, что ты захочешь, чтобы они в итоге обо мне ни думали… Но сегодня, сегодня подари им теплый вечер, полный счастья, которое они более чем заслужили в эти горькие месяцы.

— Этот психотреп на кого-то вообще действует?

Саша проглотила злобу с большим трудом, чтобы не разразиться еще большей тирадой, и грубо отрезала:

— Тебе виднее.

— Давид! Мы, конечно, все понимаем, что вы наглядеться друг на друга не можете, но дождитесь хотя бы ночи! — посмеиваясь, крикнула из-за двери старшая сестра Давида.

— Пойдем, нас ждут, — неохотно выдавил Давид, согласившись на роль в этом представлении.

Вскоре семья собралась за большим столом. Это была удивительно теплая и атмосферная встреча, ведь имелось столько хороших поводов, чтобы разделить счастье между собой. С каждым новым обращением, действием Давид все больше убеждался, что Сашу все очень любят, все к ней относятся так, будто она уже сто лет часть их семьи. За ужином родственники только и делали, что пытались угодить ей, будто от ее благополучия зависело их собственное. Он не мог понять, за какие заслуги к ней сейчас такое отношение, только потому что она назвалась его невестой? Неужели им и правда настолько не терпелось женить его, что готовы были принять первую встречную девушку как родную?..

Давид на какое-то мгновение почувствовал себя чужим рядом с этими людьми, которые были для него самыми близкими всю его жизнь. Как же вышло так, что родственники настолько привязались к ней за эти четыре месяца, что сейчас не просто проявляют гостеприимство, а искренне любят и заботятся об этой обманщице?.. Каким образом она влюбила их в себя до беспамятства?

Заметив недовольство Давида, Саша постаралась органично свести внимание семьи к ней на нет. Под видом уборки пустой посуды, она уходит на кухню и помогает там, создавая возможность им побыть вместе только семьей, без посторонних. Пока мыла посуду и варила кофе, Саша слышала заливистый смех тети Наринэ, радостные восклицания Анаит и даже дядя Геворк сегодня был необычайно разговорчив. Все они весело вспоминали какие-то прошлые семейные истории и наслаждались общением. Девушка с улыбкой на лице погрузилась в эту теплую атмосферу, впервые в жизни познав, что такое настоящая, полноценная, любящая семья.

Вскоре на кухне появился Давид. Облокотившись на дверь, молодой человек следил за тем, что делает Саша. Девушка заметила его сразу, но ей было нечего сказать Давиду, поэтому она продолжила заниматься своими делами. Тогда он все так же молча приблизился и встал рядом с ней. Давид расставлял чашки с кофе на поднос, при этом продолжая неотрывно смотреть на Сашу. По всему было видно, что внешне он спокоен настолько, насколько взбешен внутри. Его злость с момента их встречи только усилилась, а голубые глаза чуть ли не метали молнии. Давид нарушил молчание, когда грубо произнес:

— Как ты смогла их так быстро к себе расположить? И каким козлом в их глазах я буду, когда скажу, что мы расстались?

Саша грустно улыбнулась, поставив очередную тарелку в сушку, и ответила:

— Предоставь это мне. Я все заварила, я все и верну на места. А сейчас просто оставь меня в покое, прошу.

Как только ужин подошел к концу, семья проводила Давида и Сашу, обнимая детей по очереди.

— Сынок, может, папа отвезет вас? Ты ведь очень устал, — осторожно заговорила мама.

— Мама, я не инвалид, могу сам вести. Не переживай, все будет хорошо.

— Ты только осторожно поезжай. Саша, не позволяй ему носиться, умоляю, родная дочка моя, — присоединилась к наставлениям и тетя Наринэ.

— Хорошо, тетя Нара, не разрешу ему переключать скорость дальше третьей, так нормально? — рассмеялась девушка, целуя в щеку причитающую женщину.

— Умница, дочка, если не мы, то этот мальчишка сам о себе не побеспокоится.

* * *

Вся семья высыпала на крыльцо, чтобы проводить любимого наследника и его невесту. Давид только строго смирил их взглядом, а Саша пришлось отвечать на прощальные объятия за двоих. Девушка не без радости отвечала на добрые напутствия родственников Давида и сама искренне желала им всего наилучшего. После десятиминутного прощания, она наконец уселась в машину. Давид, коротко махнув рукой семье, тронулся с места.

— Куда тебя отвезти? — превозмогая внутреннюю злость, спросил молодой человек, чуть только они отъехали от дома родителей.

Саша скривилась в лице, не зная, как преподнести еще одну непосильную для его самообладания правду.

— Нет?.. — закатил глаза Давид, догадавшись, о чем молчит фиктивная невеста.

— Они настаивали… — пролепетала она, чувствуя, что заливается краской. — В любом случае, мне только взять пару вещей… Я не обживалась особо…

Оправдание прозвучало не слишком убедительно для остро реагирующего на ситуацию Давида, но он все равно бы ничего не мог поделать со всем произошедшим за время его бессознательного состояния. Молодой человек протяжно выдохнул и сосредоточился на дороге. Оставшуюся часть пути они оба упорно промолчали, каждый оставаясь при своих эмоциях: Давид — в гневе, Саша — в стыде.

Давид зашел домой и, несмотря на отсутствие видимых перемен, почувствовал, что его дом уже не тот, что прежде. Молодой человек поставил сумку на диван и осмотрел гостиную невидящим взглядом. Скорее он пытался почувствовать, нежели увидеть.

— Что изменилось?

— Я ничего не меняла, если вдруг ты подумал… — ответила Саша. — Тебе что-нибудь нужно?

— Довольно. Здесь мы одни, больше можно не притворяться, — грубо бросил он.

Саша про себя подумала: чего вообще она ожидала от человека, который видит ее впервые в своей жизни, но вдруг узнает, что одной ложью нарушила привычные устои, лишила его всякого контроля над собственной жизнью? Она посчитала его злость полностью оправданной и просто пошла наверх.

Девушка собрала вещи, пока Давид был в душе. Она никогда не пускала корни в его доме, в любой момент была готова покинуть место, в котором не имела права находиться. Саша сменила постельное белье и полотенца в ванной. Она устранила все свидетельства ее пребывания в этом доме, чтобы Давид мог чувствовать себя максимально комфортно и поскорее забыть этот случай с лже-невестой. Ее вещи действительно уместились в одном пакете, и теми-то она особенно не пользовалась, уж скорее они были просто для вида, для правдоподобности ее лживого повествования.

— Я тебя отвезу, — обуваясь, сказал Давид.

Саша оценила его благородство, несмотря на то что Давид по-прежнему был адски зол на нее за произошедшее, но решила, что закончить весь этот фарс стоит здесь и сейчас. мобильник оповестил о прибытии такси, и девушка облегченно выдохнула. Как кстати.

— Не нужно, — спокойно сказала она и поднялась с места. Указав на свой телефон, Саша добавила: — Я вызвала такси. Машина уже ждет меня, просто не могла уйти без… Ну, в общем, завтра я позвоню тете Анаит и встречусь с ними в городе. Я все объясню, поэтому проблем не останется. И… еще раз извини за это…

С этими словами Саша улыбнулась и пошла прочь.

«Зачем ты так улыбаешься?..» — мысленно озвучил Давид, не способный не чувствовать вину за свое поведение, а еще какую-то потерянность.

Саша была опустошена событиями этого дня. Она знала, что будет нелегко, что ее затянувшийся обман не пройдет бесследно, а после вскрытия разрушит многое. Она лишь надеялась, что будет единственным пострадавшим в этой истории.

С полным бардаком мыслей в голове Саша приехала в дом семьи и, не имея намерений вести переговоры еще и тут, заявила матери:

— Я давным-давно выполнила условия по нашему договору, ты осталась только в плюсе. Могу я забрать Павлика сейчас же?

Мать сдвинула очки к кончику носа и, отвлекшись от монитора своего ноутбука, с удивлением посмотрела на дочь.

— Давно пора, но тебе ведь не до него было, нянчилась с другим мальчиком.

— Доброй ночи.

Саша не стала отвечать на издевательства. Бессмысленно. У матери был такой опыт в этой области, что ей, Саше, глупо просто вступать в эту неравную схватку. К тому же, могли пострадать интересы Павлика, которые Саша изначально поставила превыше собственных. Ее судьба и ценности давно сформированы, а вот за его она вполне может побороться, так чего ради размахивать перед матерью мечом, когда у той в руке пулемет?..

В итоге, Саша снова собирала вещи. На этот раз Павлика.

— Готовы? — послышалось за спиной. Девушка обернулась и хмуро посмотрела на старшего брата. — Подброшу до дома отца.

— С чего вдруг такая щедрость? — бесцветно произнесла Саша, внутри ощущая лишь досаду из-за неудачного дня.

— Мне по пути, — спокойно ответил тот, нарочно выражая полное безразличие к ее решению, соглашаться на его предложение или нет, а то еще откажется, когда увидит его заинтересованность.

Похоже, Саша сочла вполне безобидным предложение старшего брата или была слишком уставшей, чтобы отвергать помощь. Забрав сумку с вещами Павлика, она сказала:

— Хорошо, мы готовы.

Саша шла к машине со странными мыслями в голове. С каких пор старший брат стал проявлять заботу по отношению к ней? Разве он не был все это время безразличен к ее поступкам и решениям? Прежде Михаил никогда не интересовался ее судьбой в Америке, наравне с матерью, старший брат молчал и делал вид, что в их жизни Саши не было никогда.

— Что ты планируешь теперь делать? —

— О чем ты?

— Ну, Давид Атасунц пришел в сознание, и, как я понимаю, тебя выдворили оттуда, когда все вскрылось.

— Верно понимаешь, — просто согласилась Саша, не считая нужным вдаваться в подробности.

— Так вот и спрашиваю, что ты будешь делать?

— А тебе какая разница? Нахлынули братские чувства? Ах, нет, подожди, в этой семье на подобное не способны. А раз уж ты спрашиваешь из коммерческого интереса, то я вполне могу позволить себе бестактный игнор этого вопроса.

Саша проявила чрезмерную резкость, отвечая старшему брату, потому что считала, что ее грубость в отношении к членам семьи всегда оправдана. В конце концов, они же и приучили ее с опаской смотреть на тех, кого в целом свете ближе нет.

— Может, тебе прийти завтра в компанию? — пропуская колкости мимо ушей, спросил старший брат.

— А что бы мне там делать, Миш? — нахмурилась она, не отпуская враждебный тон.

— Ты — член семьи, а потому у тебя все права быть в компании. В Америке ты была чужим человеком, по своему желанию оставив прошлое с нами и сбежав, но теперь ты снова тут. Кажется, тебе пора отпустить нити прожитых дней и начать сначала, нет?

— Слишком сентиментально преподносишь, а на деле я все тот же гадкий утенок в глазах этих бездушных родственников, где главным роботом выступает человек, у которого должно быть больше всего чувств ко мне.

— Ты думаешь, что ее отношение ко мне чем-то отличается от того, как она ведет себя с тобой?

— Это же очевидно.

— Нет, ты не права. Если она никогда не была способна на материнские чувства, то почему думаешь, что проявляет их ко мне?

— Миш, ты пытаешься разубедить меня в том, что непреложно. Разница всегда была.

— Верно. Разница была. Однако не в отношении матери к тебе и ко мне, а в отношении твоем и моем к ней.

— Слушай, если мы продолжим, то у меня останется еще меньше поводов видеться с тобой. Ты предложил подвести, чтобы промыть мне мозг? Если да, то мне некуда деваться и придется выслушать. Но следующего раза просто не будет, — каждое слово Саши звучало решительно, смысл можно было понять даже по одной только интонации.

* * *

Глава 6

Давид допоздна бродил по дому. Он вспоминал события с момента его пробуждения и все никак не мог принять их абсурдность. Но разве он когда-либо обращал внимания на мелочи, подобные абсурдности? Никогда его такое не заботило, ведь в его жизни происходило много чего странного. Так что же именно стало причиной его смятения сейчас?

Он лег в постель и почувствовал легкий аромат духов. Так пахло от Саши, когда она обняла его. Но Давид помнил этот аромат еще раньше, откуда он ему знаком?..

Утром, по настоятельной просьбе матери, молодой человек вернулся в родительский дом, чтобы провести с семьей этот субботний день. Любые разговоры о работе сейчас были под строгим запретом, но Анаит сжалилась и позволила сыну вернуться к делам компании с помощью ноутбука. Молодой человек просматривал документацию и письма, что приходили во время его отсутствия. Ежемесячные отчеты всех отделов компании дали представление о делах фирмы.

В гостиную вошла Лусинэ и поставила перед работающим братом чашку кофе, призывая ненадолго сделать перерыв. Она поцеловала брата в щеку и крепко обняла.

— Мы так скучали, Дав…

— Иди сюда, сестренка, — улыбнулся он и раскрыл объятия.

Лусинэ уселась рядом с братом и, положив голову на его крепкое плечо, некоторое время просто молчала. Тепло родного человека согревало и создавало благодатную почву для признаний в своих чувствах и страхах.

— Очень скучали. Каждый день боялись, что ты уйдешь…

— Да куда б я ушел?! — нарочно старался балагурить Давид, а сам с дрожью вспоминал эти черные месяцы комы.

Он никому не рассказывал, что жил все эти месяцы словно в подвале, сыром и гнилостном, выхода из которого не мог найти, как бы рьяно ни бросался на поиски. Сперва он не собирался никому рассказывать о том, каково это, быть запертым внутри собственного страха, но, наверное, под воздействием момента Давид решил все же поделиться с родным человеком. Выдохнув, он сменил наигранно веселый тон и устало произнес:

— Знаешь, я и сам не думал, что вернусь… Слышал каждого из вас, даже шаги узнавал, но не мог вернуться.

— Слышал наши голоса? — удивленно переспросила сестра.

— Да, даже чувствовал прикосновения. Это тепло, ваша забота меня подпитывали в том странном месте между мирами живых и мертвых. Порой мне казалось, что, при всем желании вернуться, я только отдаляюсь от вас…

— Господи, моя кожа покрылась мурашками… — вздрогнула Лусинэ, еще крепче сжимая брата в объятиях. — Главное, что ты все же смог выбраться!

— Да, когда становилось совсем тяжко, я старался почувствовать то тепло, которым вы делились со мной. Именно оно было той ниточкой с миром живых. Сперва тоненькой, едва ощутимой, но потом мимолетный ветерок заполнил все то холодное пространство, в котором я находился. Это тепло полностью окутало меня. Тогда я понял, что выживу.

— Это все Саша.

— Саша?

— Да, то тепло, это ее тепло. Она была с тобой каждый день. Заботилась о тебе, не отходя.

— Но почему?.. — вслух спросил себя Давид.

— Странный ты, брат, — хмыкнула Лусинэ. — Может, потому что ты ей дорог?

— Сомневаюсь, — злясь, ответил он, снова больше самому себе.

— Что произошло, братишка? — спросила Лусинэ и строго посмотрела на брата. — Почему Саши нет с тобой? По твоему настроению не скажешь, что ты провел время с любимой девушкой после долгого расставания.

— Думаю, вам не стоит привыкать к ней, — с трудом подбирая нейтральные слова и эмоции, произнес молодой человек. — Уверен, что погорячился, позволив нашим отношениям стать настолько близкими.

— Не стоит привыкать? Это ты, конечно, поздно спохватился… — покачала головой она, не переставая удивляться словам Давида. Однако Лусинэ была очень мудрой старшей сестрой, поэтому не собиралась пересекать черту. Она понимала, что ее брат после всего перенесенного может быть просто эмоционально нестабилен. Взяв его под руку, она добавила: — Послушай, дорогой брат, я не имею ни малейшего представления, что у вас могло произойти в этот короткий срок, но, как по мне, так поспешное решение не то, которое сделало Сашу твоей невестой, а то, что ты принял сейчас.

— Лус, в том все и дело, что никакая она мне…

Давид не успел закончить свою фразу, когда в гостиную ворвалась тетя Наринэ и, восклицая, сообщила:

— Анаит, милая! Скорее собирайся, мы должны успеть все подготовить!

— Тетушка Нара, что стряслось с тобой в это прекрасное тихое и безоблачное утро? — закатил глаза Давид, пытаясь понять причину ее крайнего возбуждения. —

— Родной ты наш, единственный сын этой прекрасной и большой семьи, сегодня звонил твой дедушка и сказал, что они с бабушкой Мануш приедут завтра.

— Хорошие новости, — кивнул Давид.

— Согласна, но ты также знаешь свою педантичную бабулю, к ее приезду мы должны все сделать безупречным. И ты, кстати, тоже не сиди. Привези к нам Сашу, мы должны подготовить и ее.

Давид нахмурился, чувствуя подвох во всей этой ситуации с приездом бабушки Мануш. Опасаясь услышать ответ, он все же спросил:

— Это еще зачем?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что значит, зачем?! Бабушка Мануш приезжает не только проведать тебя, она сказала, что хочет познакомиться с невесткой и, как она сама выразилась, благословить ваш брак.

— Ты шутишь, тетя?! — в глазах бесстрашного Давида Атасунца мелькнула паника.

— Конечно, я совершенно серьезна, родной. Давай звони Саше или лучше поезжай забери ее сам! — скомандовала тетка и, не докричавшись сестру, отправилась за ней на кухню. — Анаит, душа моя, где сегодня твой слух? Устала кричать тебе…

Крики Наринэ стихли в коридорах их просторного особняка, когда Давид и Лусинэ переглянулись.

— Кажется, тебе все же нужно послушаться тетю и позвонить Саше. Они же не отстанут, да и невестке действительно как можно быстрее нужно узнать, какая катастрофа приближается к нам!

Сестра рассмеялась над потерянным видом Давида. Такое его состояние было чем-то сродни снегу в Африке. Лусинэ хотелось шутить над ним еще некоторое время, но брат вдруг без намека на ложь ответил:

— У меня нет ее номера. И адреса.

— Шутишь ты, что ли? Эта девушка — твоя невеста, а ты не знаешь ее номера?! — сказала сестра, поднимая брови высоко на лоб.

* * *

Несмотря на все вчерашние невзгоды Саша проснулась в хорошем настроении, впервые чувствуя слабый ветерок свободы. Осталось лишь пережить разговор с семьей Давида, и ее жизнь станет во сто крат проще. Из двух врагов: ложь и непредсказуемость — останется только второй. Звонок в дверь выдернул девушку из размышлений.

Удивленная этим нежданным появлением, Саша обратилась к брату с просьбой:

— Павлик, там за дверью стоит надоедливый дядя. Я хочу его спровадить, можешь мне немного подыграть?

— Давай просто вызовем полицию?

— Нет, полиция не поможет. За надоедливость ведь в тюрьму не сажают, а значит, он продолжит. Поверь, только ты мне можешь помочь.

— Окей, что я должен делать? — тоном участника заговора спросил Павлик.

— Притворимся, что ты мой сын, а я твоя мама, — сообщила Саша условия игры.

Мальчик взглянул на сестру скептически, а потом, понимая, что выбора нет, пожал плечами и ответил:

— Логика не особо понятна, но ради тебя я готов даже ни о чем не спрашивать.

— Вот и умница.

Саша открыла дверь и уставилась на Давида взглядом, каким обычно одаривают надоевших до чертиков людей.

— Не пригласишь войти? — осведомился молодой человек. По всему было видно, с каким трудом ему дается общение с той, от которой он теперь зависел по ее же вине.

— А зачем тебе входить? — зеркалила отношение Саша.

— Ты могла бы быть более гостеприимной с тем, в чьем доме жила четыре месяца.

Девушка отступила и позволила Давиду войти. Молодой человек сразу бросил взгляд на детские вещи в гостиной и перевел вопросительный взгляд на Сашу. Она сделала вид, будто не заметила сигналов.

— Чай? Кофе?

— Нет, ничего не нужно. Спасибо.

— Проходи в гостиную. Я оставила на плите сковородку, сейчас вернусь.

Пока Саша отлучилась на кухню, чтобы отложить готовку из-за разговора, который теперь неизвестно насколько затянется, настал звездный час для актерских талантов Павлика. Мальчик враждебно взглянул на дядю, докучавшему его любимой сестре, и строго сказал:

— Здравствуйте.

— Привет, — едва улыбнулся Давид, выискивая схожесть у этих двоих. — Как тебя зовут?

— Павлик.

— А я Давид.

— Наслышан, — так же сурово выдал паренек, чем еще больше развеселил гостя.

— А вот я о тебе нет, — выдохнул Давид.

В этот момент в гостиную вошла Саша с двумя чашками кофе. Павлик подошел к ней и обнял.

— А ты хочешь чего-нибудь? — спросила Саша, по привычке целуя мальчика в голову.

Павлик отрицательно покачал головой, продолжая сверлить «надоедливого дядю» осуждающим взглядом.

— Мама, кто этот дядя?

Павликово «мама» прозвучало крайне убедительно, что она чуть не рассмеялась в голос, но вовремя сдержалась. Восхищаясь актерскими талантами младшего брата, Саша не могла испортить этот спектакль, поэтому со всем спокойствием произнесла:

— Сынок, этот дядя работает со мной.

— А почему он приходит к нам домой? Разве папа не будет нас ругать за это?

«Несите Оскар!» — кричала внутри Саша, не переставая смеяться над потерянным выражением лица у незваного гостя.

— Нет, сынок, не будет. Ведь дядя Давид скоро уйдет, вот только скажет, зачем вообще пришел без приглашения. А ты сходи пока за книгами, сегодня в саду почитаем.

— Хорошо, до свидания, надоедливый дядя Давид.

— Пока, бдительный Павлик, — махнул вслед убегающему ребенку Давид. Его взгляд из растерянного стал теперь гневным. — Сын? Серьезно?

— А что в этом такого?

— И ты могла притворяться моей невестой, имея ребенка?

Саше не понравился тон, в котором Давид разговаривал с ней о Павлике. Злость и пренебрежение смешались в его реплике, что никак не соответствовало составленному ею портрету Давида. Изначально ее ожидания относительно «жениха» были выше, поскольку она безоговорочно верила словам его семьи, которые дали ему почти идеальную характеристику.

— А как одно исключает другое, я что-то не пойму? Или тот факт, что у меня десятилетний сын, автоматически делает меня недостойной тебя?

— Да причем здесь это?! У Павлика ведь и отец есть. Ты что, все это время его обманывала?

— Нет, мы не живем вместе.

Теперь Саша уже не чувствовала вины за дурацкую ложь. Она тоже умела злиться и вот сейчас не видела причин сдерживаться. Зато с Давида волна гнева схлынула сразу после ответа девушки, и он вдруг вновь озадаченно посмотрел на Сашу.

— Еще вопросы? Или уже перейдем к сути твоего визита?

Чувствуя возрастающее напряжение, Саша не собиралась затягивать шутку с сыном, чтобы та потом, не приведи Небо, еще переросла в нечто похожее на ситуацию с невестой. Девушка вопросительно посмотрела на гостя, призывая к ответу.

Давиду пришлось покориться, ведь сейчас было действительно важно то, зачем он пришел. Его голос стал спокойным, но не утратил эмоционального подтекста:

— Ты не могла бы вернуться?..

— С какой это стати?

— Приезжает бабушка.

— Бабушка? Неужели та самая Мануш?

Новый удар по самообладанию молодого человека заставил его закатить глаза в попытке подавить вспышку недовольства.

— Похоже, за эти четыре месяца тебе удалось узнать все семейные детали. Ничто не было скрыто от тебя, верно?

— Что может быть странного в том, что твоя невеста постепенно входит в вашу семью?

— Странного? — делая вид, что задумался, Давид огрызнулся, — Может, то, что ты мне никакая не невеста?

— Так думаешь только ты, — усмехнулась девушка, находя забавным его безобидную злость.

Вместо ответа Давид посмотрел на Сашу будто на должницу, ведь она уже давно использует его терпение в кредит под крайне большие проценты. Девушка посерьезнела и снова заговорила:

— Бабушка Мануш тоже была среди тех, кто искренне переживал за тебя. Нет ничего удивительного, что она приезжает к любимому и единственному внуку.

— Если бы она приехала только ко мне. По многочисленным рекомендациям моих родителей и тети Наринэ, бабуля жаждет увидеть тебя… — наконец озвучил он.

— Меня?

— Да, что тут непонятного?! — вспылил Давид, злясь на ситуацию, которую создала Саша своей ложью и в которой ему теперь придется играть одну из главных ролей. — Хочет познакомиться с невесткой.

— Опять нужно притворяться? — хитро улыбалась девушка, довольная тем, что видит Давида таким беспомощным.

— Придется…

— А что вдруг случилось? Честный Давид Атасунц неожиданно отказался от нерушимых принципов и стал лгунишкой?

— Что с тобой не так, а?! — цокнул молодой человек. — Можно подумать, я заварил всю эту кашу. Ты провернула такое с моей семьей, а они теперь требуют от меня свадьбу и наследников.

— Насколько мне известно, ты первый приложил усилия к этому вранью, разве нет? — уставившись в его бездонные голубые глаза, заявила Саша. Давид посмотрел на нее с непониманием, тогда она пояснила: — Кто рассказывал дома байки, что у него невеста есть, что она вот-вот вернется из Америки? Если бы не эта ложь, то никто бы и не подумал принять меня за твою девушку, как считаешь?

— Если бы ты не надела кольцо, моя невинная ложь так и осталась бы моим спасением от брака! — прорычал он, не зная, как угомонить эту девушку.

Саша вдруг поймала себя на мысли, что слишком уж эмоциональна стала. А находясь рядом с этим мужчиной, и подавно разошлась. Девушка выдохнула и переключила скорость на пониженную.

— Слушай, что толку нам спорить теперь, когда все уже повернулось вот так? Бабушка приехала — сыграем влюбленную пару, уедет — разбежимся. Не будем нервничать.

— Разговариваешь со мной как с душевнобольным.

— А разве у тебя не болит сейчас душа? — хмыкнула девушка, снова подшучивая над Давидом. — Конечно, лично я совсем тебя не знаю, но твои родственники успели нарисовать в моем сознании портрет Давида Атасунца. И вот в их представлении ты рассудительный и терпеливый.

— Обычно так и есть. Но не сейчас.

— А что сейчас мешает?

— Ты, — грубо выдохнул он.

Саша горько улыбнулась. Слова Давида высыпали добрую охапку соли на вечную рану в ее сердце. К большому сожалению, она много раз слышала эти слова или читала их по глазам близких людей. Нет, Давид не открыл сейчас для нее Америку, просто лишний раз напомнил о том, что ее место в этом мире сразу за вывеской «Одиночество».

Всю свою жизнь Саша кому-то мешала, она давно научилась мириться с этим обстоятельством и просто выработала иммунитет. Прошли годы, и теперь ее сердце умело расставалось с прошлым, с людьми, даже с тем, что успело стать дорогим. Она не устроила сцен, когда уходила из дома в никуда десять лет назад, не предъявила своих прав на деньги и бизнес семьи, которыми с ней изначально никто не собирался делиться. Что говорить о теперешней ситуации? К чему строить из себя оскорбленную, ведь здесь, в этой истории, она вообще самозванка?

Признавая справедливость его гнева, Саша хладнокровно сдавила в груди собственную обиду и просто вырвала с корнем этот зарождающийся сорняк.

— Думаю, тебе пора, — безразлично произнесла Саша, открывая перед Давидом входную дверь.

Молодой человек молча посмотрел на Сашу, чувствуя, как нарастает его злость с каждой секундой. Давид понимал, что сейчас они оба были настроены враждебно, но ушел не только по этой причине. Загнанный в угол абсурдной ситуацией, он уже готов был на крайние меры, только бы вернуть себе возможность самому контролировать собственную жизнь. Сейчас, после пробуждения, он и так чувствовал, что придется многое нагонять, а вся эта Санта-Барбара только отвлекала.

Весь день на работе Давид размышлял, как лучше поступить, а по возвращении домой уже вооружился твердым намерением раскрыть правду семье, вот только он не ожидал, что прямо с порога станет врагом номер один, проявляя хоть каплю недружелюбия к Саше. Семья буквально набросилась на наследника с осуждением, словно не он на днях вернулся из небытия комы, и сострадания требовала та, которая лживо прикидывалась его невестой. Невестой! Уму непостижимо, как подобное вообще могло произойти с ним, человеком, полностью контролирующим свою жизнь! Стоило только потерять связь с реальностью, как, вернувшись, Давид не узнавал той самой, кропотливо создаваемой им долгое время реальности.

Целью продолжительных увещеваний матери, осуждающих изречений тетки Нарине и даже редких замечаний отца о том, что Давид не может вот так показывать свой дурной характер избраннице, не успев связать ее узами брака, было заставить дрогнуть железную уверенность этого сухаря. Такая тактика в случае с категоричным гордецом Давидом являлась наиболее эффективной: помогало только длительное брюзжание, взывающее к добрым чувствам сына и племянника. Это называется — взять крепость измором.

А как иначе? Впервые в их жизни появляется девушка, которую Давид к тому же даже позвал замуж. Она полностью устраивает родственников, такая заботливая и действительно любящая. Казалось, идеальный вариант! Но, о Небо, что еще нужно этому мальчишке, если он так просто отказывается от красивой, умной, воспитанной девушки ради внутренних бесов?! И главное, когда в другой раз им представится такая возможность заполучить невестку, если Давиду понадобилось столько лет, чтобы решиться на серьезные отношения? Они действительно должны будут смириться, если он сейчас так бездумно пойдет на поводу у эмоций и оборвет отношения?

Нет, определенно тут нужно было действовать. Если предоставить этому несносному мальчишке решать, они по гроб жизни не увидят ни невестки, ни внуков! Сашу нельзя отпускать по многим причинам! Они и сами не заметили, как за эти четыре месяца привязались к ней и стали считать членом своей семьи, что пока даже не способны понять, какой станет их жизнь без нее. Нет-нет, тут точно вина Давида.

Что-что, а это Анаит успела разглядеть в невестке — Саша всегда так терпелива к невзгодам, и нужно очень постараться, чтобы нанести ей обиду, вот почему ни у кого не осталось сомнений, что сын был инициатором и виновником произошедшего между ними разногласия.

Давид отлично знал манеру мышления родственников, и потому просто не стал тратить время на оправдания, надеясь, что вскоре семья смирится с их ссорой и последующим разрывом. Не хотел он и раскрытия правды, которое внесет еще больше драмы в этот поднадоевший ему спектакль. Вот почему молодой человек стоически сносил все обвинения в свой адрес, большая часть из которых в данной ситуации была незаслуженной. Однако такие мелочи не пугали Давида. Он привык к заботливому порицанию старших, хорошо уяснив, что они таким образом проявляют желание сделать его сильнее и мудрее. Рано или поздно их любовь к нему победит любые обиды, и семья Атасунц снова заживет в гармонии.

Если бы он только знал, что у семьи совершенно противоположный план…

* * *

Саша открыла дверь и очень удивилась увидеть за ней нежданных гостей.

— Тетя Нарине, тетя Анаит? Вы как здесь… — начала Саша, но так и не смогла больше произнести ни слова.

— Сашенька, родная ты наша, сжалься над этим гордым павлином, моим глупым сыном. Совсем не такого я его воспитывала, весь в моего отца своей заносчивостью! — прямо с порога начала причитать женщина.

— Доченька, прости ты нашего Давида и вернись к нам, богом тебя молю! — продолжила Нарине.

— Вы такие милые, — улыбнулась Саша, обнимая их по очереди. — Не стойте в дверях, проходите.

— Даже разбираться не хочу, знаю я, кто виноват. Ангела обидел мой бестолковый сын.

— Нет ну во всем раз хорош, то где-то обязательно будет пусто, — с досадой говорила любящая тетка.

— Ты знай, дочка, мы этому мальчишке устроили выволочку, мало не показалось! Ой не показалось, да, Нара?! — с гордостью в голосе за себя и сестру сказала Анаит. — Все выслушал от нас, с утра до ночи за ним ходили, работать не дали.

Саша больше не могла сдерживаться и громко рассмеялась, представляя, как Давид прошел все круги ада под чутким руководством матери и тетки.

— Ну, слава богу, она улыбается! Значит, еще не все испортил мой горделивый племянник!

— Саша, прости ты его. Он ведь внешне только такой неприступный, а внутри-то сердце доброе. Не имею ни малейшего понятия, почему он строит из себя великого мученика, как сыр в масле катаясь в нашей всеобщей заботе с самого рождения. Кажется, мы слишком давили на него из-за статуса единственного наследника, стал взрослым слишком рано, точные науки познал, а сердечные толком не усвоил. Вот и вышел такой колючий наш Давид, — развела руками Анаит.

— Уверена, Саша и сама уже поняла, что за фрукт наш мальчик, столько лет ведь знакомы. Полюбила ведь и такого холодного.

— Точно, сестра. Дочка, какая кошка между вами пробежала, раз на второй день его выздоровления ты так обиделась?

— Похоже, Давиду сейчас непросто, он немного потерян, что ли… — выдумывала на ходу девушка, — я лишь не хотела на него давить. Если ему пока нужно побыть одному и немного освоиться в новой жизни, я совершенно не против. Ведь хорошо понимаю, как он до сих пор злиться, что не мог контролировать свою жизнь из-за последствий той аварии.

— А пусть и побудет один, кто же против, да, Нарине? Пусть в себя придет, а ты просто рядом будешь, с нами будешь, дочка. Мы же тебя не обижаем и любим, поэтому ты не можешь нас бросить, ну?

— Вот именно, — поддержала сестру Анаит, — мы разве заслужили твою обиду, скажи-ка, дорогая? Разве эти две заботливые женщины заслужили такое?

Искренность Анаит и Нарине проникала в самое сердце, когда б такие теплые слова Саша слышала чуть ли не впервые в жизни. Она стала зависимой от любви этой семьи, любви, которой ей не дала ее собственная. Имела ли право Саша сказать нет, если эти добрые и женщины преподнесли ей свою заботу в нежных материнских ладонях. За эти четыре месяца благодаря Анаит и Нарине она узнала истинный смысл слова семья. Могла ли Саша сейчас смело выставить вон из своего сердца тех, кто подарил ей столько счастливых моментов?..

* * *

Глава 7

— Молодежь, хватит вам обижаться! — строго произнес отец Давида, откладывая в сторону утреннюю газету. — Жизнь так полна непредвиденных событий, что порой можно потом долго жалеть о чем-то несказанном, о чем-то важном. Вам ли не знать после всего того, что мы пережили в эти месяцы.

— Правильно отец говорит, сынок. Прекращай уже.

— Как хорошо и легко ты, мамочка, решила, что главный виновник в этом доме твой сын, — цокнул Давид и покачал головой.

— Ты мужчина, а это налагает на тебя определенные обязанности. Терпение и мудрость тоже входят в этот список.

— А можно увидеть и другие пункты этого списка? — шутил Давид, уже не испытывая злости на ситуацию. — Где он? Мне бы только заглянуть, чтобы понять, как безнадежно я увяз.

— Конечно, можно и увидеть, почему же не увидеть, сынок? — со знанием дела кивнула Анаит. — Тебе достаточно лишь обратиться к своему сердцу и спросить собственную совесть.

— Ну точно, куда без сердца? — закатил глаза молодой человек и, забрав с собой ноутбук, вышел в сад.

— Что за спесивый мальчишка?! — театрально воздела руки к небу мать Давида и подмигнула Саше.

— Сварю ему кофе, может, сменит гнев на милость? — улыбнувшись, сказала девушка.

Анаит просияла, на ее красивом лице вмиг исчезли все морщинки. Она заботливо погладила Сашу по плечу и сказала:

— Одна радость, что Господь компенсировал прилежной дочкой за скверный характер сына.

Саша подошла к столу, что стоял в самом центре сада, и молча поставила перед Давидом чашку с ароматным кофе. Всем своим видом молодой человек демонстрировал неприязнь, игнорируя заботу, будь ли напускной она, или даже самой искренней. Саша собиралась сказать Давиду, мол, если уж он решил притворяться, то должен это делать более убедительно, но в этот момент у нее зазвонил телефон. Девушка направилась вдоль садовой аллеи, чтобы без свидетелей пообщаться с другом.

— Джордж, привет, — деланно улыбнулась Саша, отвечая на видеозвонок.

— Хэй, детка, что не так с твоим лицом? — насторожился американец. — Должен ли я переживать?

— Нет, в этот раз точно не стоит, Джордж, — уже позитивнее произнесла Саша.

— Родина снова холодна к тебе?

— Снова? Ха. Была ли она ко мне хоть когда-то тепла?.. — риторический вопрос был брошен в воздух. Саша сразу же осеклась. Ведь она уже рассталась со своей обидой, так чего вдруг за новые залпы? — Рассказывай, что у тебя нового? Как идут дела в бизнесе?

— Раз ты сменила тему, значит, ни за что в жизни не собираешься возобновлять разговор о произошедшем.

— Ты слишком хорошо меня знаешь. Рассказывай давай о себе.

— Что ж, у меня все прекрасно, за одним исключением — моя Алекс слишком далеко от меня. Четыре месяца без тебя как десятилетие, поэтому я решил попробовать обзавестись партнерами в Москве.

— Что?! Ты приедешь? Когда?! — Саша моментально забыла о своих невзгодах, когда услышала хорошие новости от единственного друга в целом мире.

— Да, приеду. Думаю, где-то через неделю-две, — улыбаясь белоснежными зубами, ответил американец.

— Только тебе по силам вот так просто спасти мое настроение, — сказала девушка, подарив ответную улыбку.

— Знаешь, мой внутренний эгоист сейчас ликует, — подмигнул американец, а потом сразу переключился на другую тему. — Алекс, я бросил тебе на почту несколько предложений от партнеров. Будет время, посмотри и выбери лучшее, мне очень необходим твой профессионализм, особенно на начальной стадии захода на российский рынок.

— Сегодня же посмотрю и отправлю свое мнение. Джордж, я была очень рада твоему звонку. Не забудь оправить мне номер рейса и точную дату, встречу тебя в аэропорту. И еще, не бронируй отель, дом большой, позволь отплатить гостеприимством за твою заботу обо мне все те прошедшие десять лет.

— Договорились. Целую, Алекс.

— Береги себя, Джордж.

Поскольку Давид стал случайным и, наверняка, нежеланным свидетелем этого разговора, то и вопросов задавать не имел права. А имел ли он вообще право на вопросы? Саша — незнакомка со своей жизнью: прошлым, будущим, настоящим, о которых он, кстати говоря, до сих пор не знает абсолютно ничего. Из того, что он услышал, было понятно без объяснений, что этот Джордж ей далеко не чужой.

— И ты что-то говорила мне о правдоподобности? — деланно фыркнул Давид, как только Саша вернулась.

— А?

— Твой разговор. Было слышно. Знаешь, кто-то может подумать, что у вас с Джорджем очень близкие отношения, — коварно сверкнул глазами Давид.

— Твои знают язык?

— Родители нет. Лу знает.

— Буду осторожна, но не слишком ли ты дисциплинированный притворщик? Спустя несколько минут после вспышки непокорности вдруг со всей ответственностью подходишь к роли, — покачала головой Саша и улыбнулась уголками губ.

Давид лишь скосил на нее взгляд и снова вернулся к работе, так что Саше ничего другого не оставалось, как вернуться в дом.

— Спасибо за кофе, — выкрикнул он, изображая безучастного ко всему вокруг гордеца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Саша обернулась и со снисходительной улыбкой посмотрела на неприступного лже-жениха, так по-детски бунтующего против перемен в своей жизни. Она вернулась к Анаит и Нарине, чтобы начать приготовления к приезду своенравной и весьма консервативной бабушки из Еревана. Все родственники в один голос утверждали, что характер у Мануш Атасунц крайне авторитарный, что с ее мнение едва ли не является основополагающим и всегда поддерживалось дедом Давида, который и являлся создателем их семейного бизнеса.

Пока женщины делали заготовки на кухне, самым мягким способом они старались довести до Саши особенности поведения их не самой добродушной родственницы.

— Если вдруг бабушка Мануш будет неприветлива, пожалуйста, сделай вид, что ее слова тебя не волнуют, — нарезая ингредиенты для бозбаша, как бы между прочим сказала Анаит.

— Она настолько своенравна? — спросила Саша, нисколько не паникуя, ведь в ее семье все до единого были именно такие. У нее была длительная практика.

— Да, дорогая. А еще она теряет самообладание, если что-то вдруг идет не по ее, — добавила Нарине, хмурясь и замешивая тесто с особым усердием.

— У бабушки Мануш нет причин злиться на меня, — пожала плечами Саша, — ведь так?

— Просто хочу, чтобы ты знала, что я не буду против твоей самообороны, — словно боясь напугать раньше времени невестку, ответила Анаит, потому как явно догадывалась, по какому сценарию будут развиваться события.

В назначенный час гостья вошла в дом сына и всем своим видом продемонстрировала присутствующим то, как высоко над ними она видит себя. Все приветствия и вопросы изначально были обращены к мужчинам, притом сын не являлся для Мануш первым в списке, львиная доля внимания была обращена именно к Давиду.

Мануш интересовалась состоянием дел на фирме, расспрашивала о ведении деятельности и проблемах в решении вопросов именно у внука. Ее сын, Геворк, разумеется, тоже досконально знал о делах и финансах компании, но она все равно отдавала предпочтение Давиду, ведь именно внук унаследовал хватку и сильный характер Араика Атасунца. Он был так похож на ее покойного супруга, и потому обладал неоспоримым авторитетом и уважением Мануш.

Несмотря на абсолютное признание главы семьи, Давид никогда не пользовался его выгодами. Молодой человек с прохладой относился к любви бабушки Мануш. Давид отлично знал цену такого уважения, стоит ему только раз поступить вразрез с ее ожиданиями, поощрение и напускное наставничество моментально превратятся в требования.

Исходя из этих соображений, Давид считал, что гостившей у них раз в десятилетие бабушке необязательно знать обо всех подробностях их быта и ведения бизнеса. Он давал довольно короткие ответы, которые, по мнению Мануш, предполагалось обосновать более развернуто. Однако авторитета внука, уже несколько лет занимающего должность генерального директора, было достаточно, чтобы удостовериться, что семейное дело, начатое дедом Давида, находится в надежных руках и под руководством достойнейшего из всех в их большой семье. Вот почему с темы финансов и прибылей Мануш легко переключилась на быт, желая развернуть поучительную кампанию хоть в этом вопросе.

— Давид, она не армянка, — почти с пренебрежением заявила бабушка Мануш, словно Саши и не было рядом.

Давид поднял на бабушку Мануш хмурый взгляд. Не собираясь сеять двусмысленность в почву их беседы своим лояльным отношением, он строго ответил:

— Бабушка, я бы попросил тебя говорить на русском. Не все присутствующие знают армянский. Думаю, вежливость не станет для тебя чем-то невозможным, не так ли?

— Ну так даже лучше будет, — фыркнула своенравная родственница. Без жалости к чувствам неугодной невесты внука она продолжила: — Твоя жена должна быть армянкой.

Давид выдохнул, оставаясь хладнокровным к авторитарным замашкам бабушки, и спросил:

— Кто-то из родственников дезинформировал тебя насчет национальности моей невесты?

— Наоборот, теперь я наконец-то понимаю, почему все было покрыто тайной, — даже не удостоив взглядом Сашу, ответила та и прошла мимо.

— Будь добра проявить к Саше уважение, как подобает мудрой, дожившей до почтенного возраста женщине, — строго сказал Давид, отчего лица Анаит и Нарине стали белее мела. Вероятность противостояния внука и бабушки была чуть ли не самой страшной в семье катастрофой.

— Ты должен найти армянку. Из хорошей семьи. Другую я не приму. Это мое слово.

— И что же будет, если я ослушаюсь твоего слова? — хмыкнул Давид, нисколько не дрогнув перед властной бабулей.

— Ты хорошо знаешь, что.

— Хочу, чтобы ты озвучила, — разрезая пространство своей холодностью, произнес он.

— Давид, прошу… — поджав трясущуюся губу, почти умоляла сына не кипятиться Анаит.

Но ни Давид, ни бабушка Мануш не услышали жалобного призыва. В этой бескомпромиссной дуэли сошлись два самых несгибаемых в семье характера.

— Статус наследника. Ты потеряешь его. Я передам право преемственности Вардгезу! Ты не сможешь занимать кресло генерального директора в компании!

— Ха-ха! — посмеялся Давид, в глазах которого так и бушевала ярость за этот спектакль. — Бабушка Мануш, найди более ощутимые мотиваторы. Глупо было предполагать, что подобные меры могут повлиять на меня.

— Я все сказала. Решения я не изменю. Если ты ослушаешься моего наказа, последствия будут незамедлительны.

— Тогда и я тебе повторю, — наклонился к ней внук. — Саша — моя невеста и точка. Никто, еще раз: НИКТО больше не получит этого кольца. Если ты с этим мириться не готова, то вправе делать так, как сочтешь нужным. Привет Вардгезу!

Давид пошел против уважения к старшим, которое было нерушимым правилом воспитания младшего поколения по отношению к старшему. Он готов был уважать до поклонения, но не готов был мириться с циничной стороной традиций: почему те, кто должен желать ему счастья, помыкают и приказывают в самом главном выборе его жизни? Молодой человек развернулся и ушел прочь, демонстрируя своенравность и твердое решение противостоять воли старшего в семье.

— Ужин готов. Пожалуйста, вы проходите, а нам дайте несколько минут, — с улыбкой произнесла Саша, приглашая всех собравшихся за стол. — Давид присоединится к вам через пару минут.

Нарине погладила Сашу по плечу и сочувственно посмотрела, не имея возможности вставить слово, ведь, по сути, и сама являлась чужой в этом доме. Она была сестрой невестки, которую Мануш тоже с большим удовольствием отказалась бы принимать, если б та хоть по одному параметру не соответствовала жестким требованиям старинной армянской семьи, где испокон веков очень категорично относились к смешению крови. К большому сожалению Мануш, Анаит стала женой ее старшего сына. Вот только при всей безупречности родословной, положению семьи и иным обязательным критериям так и не сделалась желанной невесткой. В последствии лишь одно смогло избавить семью от постоянного участия и препирательств со стороны свекрови — разделяющие их тысячи километров.

— Спасибо, дочка, и прости нас за этот случай, — как всегда твердо и очень выдержанно произнес Геворк, хотя по его взгляду можно было прочитать злость на ситуацию.

— Я схожу с тобой к этому темпераментному леопарду, — стараясь сохранять самообладание, фыркнула Анаит.

— Думаю, он сейчас только еще больше разозлиться. Как там говорится, придем с бензином к горящему пламени? — усмехнулась Саша.

Анаит сжала руки невестки в своих и со всей серьезностью произнесла:

— А она еще заявляет, что ты не армянка, а уже и говоришь как одна из нас!

— Я схожу за ним, а вас, как хозяйку дома, больше всего ждут за столом.

— Хорошо, родная. Не задерживайтесь и приходите, все-таки нужно сгладить как-то эту ситуацию. И умоляю, не принимай слова Мануш близко к сердцу, для нее никто из нас не подходит мужчинам ее семьи. Это болезнь такая, понимаешь? Что ж нам теперь обижаться на нездоровых?

— Не переживайте, ее слова меня не задели. Я считаю, что бабушка Мануш в основном права. Она вправе требовать от потомков уважения и соблюдения традиций, которые так тщательно оберегались предками.

— Ты-то хоть не будь такой же занудой, — скривилась Анаит и тотчас засмеялась. — Или я подумаю, что для тебя важнее любви чужие предрассудки.

Саша на мгновение задумалась над словами Анаит, но не стала ничего отвечать и просто молча пошла за Давидом.

— Все тебя ждут, — сказала девушка, остановившись позади на некотором расстоянии.

— Да, я скоро приду, — бросил в ответ Давид.

— Прости…

Молодой человек обернулся и в недоумении приподнял бровь.

— Из-за меня произошла эта ссора. А ведь в ней даже необходимости не было.

— У нее натура такая. Если бы не ты, она придралась к цвету занавесок в доме или заявила, что мясо плохо прожарено.

— Почему же ты злишься тогда?

— Кто сказал, что я злюсь на нее?

— Ах, точно…

До Саши вдруг дошло, что Давид испытывает гнев не к сварливой родственнице, нрав которой ему давно и хорошо известен. Он злится на нее, на Сашу, за то, что вынужден защищать ту, ради которой не должен и пальцем шевелить в их ситуации.

— Знаю, моя вина…

— Я злюсь на себя, — наконец-то признал Давид, вглядываясь в красное марево заката. — Сам виноват, что просил тебя продолжить этот фарс.

— Как бы то ни было, кто бы ни оказался виноват или прав, но мы не можем остановиться сейчас, — пожала плечами Саша и подошла ближе, чтобы их разговор мог оставаться конфиденциальным. — Всего-то несколько дней потерпеть.

Девушка улыбнулась, как никогда осознавая свою беспомощность. Саша скрывала, но в душе у нее скребли кошки. Нет, ее не ранило пренебрежение родственницы Давида, ее по-прежнему огорчало ставшее персональным проклятие — где бы она ни оказалась, так всюду и остается лишней. Словно это карма за какую-то баснословную всеобщую любовь в одной из прошлых жизней, за которую она расплачивается в этой «ненужностью».

Иммунитет к таким ситуациям у Саши был выработан стопроцентный, иначе она бы просто не смогла двигаться по жизни дальше, горюя по каждому «ты не нужна». Хорошо, что сейчас во всем случившемся Саша могла винить только саму себя, в этот раз она действительно заслужила пощечину судьбы. Вовремя не прояснив недоразумение, теперь придется вкусить горечь собственной лжи. Эти люди не обязаны ее любить, не обязаны принимать. Где это видано, чтобы за ложь платили любовью?

Вот почему Саша улыбнулась и протянула Давиду руку со словами:

— Идем, все нас ждут.

— Почему же ты не злишься? — перефразировал ее вопрос Давид.

— А какой в этом толк теперь? Пустые эмоции для меня, — спокойно солгала девушка. — Не забывай, я только по сценарию могу обижаться на подобное. Через неделю или даже раньше мы разбежимся, и я стану той, кем была до воплощения в случайную невесту.

— Случайную невесту? — усмехнулся Давид этому выражению.

— Это определение как нельзя лучше подходит мне, не считаешь?

Давид изучающе уставился на девушку, думая о чем-то своем. Как бы ни была абсурдна и противна ему вся эта ситуация с обманом, сейчас у Давида и впрямь не было выбора. Попросив Сашу продолжить этот фарс, он сам стал соавтором неконтролируемого реалити-шоу, в которое вдруг превратилась его размеренная, упорядоченная некогда жизнь.

Молодой человек взял руку Саши в свою и, уводя ее в дом, ответил:

— Идем, случайная невеста, нас ждет второй тайм. Ты ведь не думала, что будет так просто с тираничной Мануш Атасунц?

— Я готова к трудностям, хотя уверена, что тебя никто не превзойдет по части занудства.

Давид был возмущен словами невесты, но не смог остаться серьезным, глядя на ее хитрую улыбку. Он беспомощно выдохнул и с деланным недовольством рыкнул:

— Напомни мне чуть позже, что мы не договорили, ладно?

— Как пожелаете, господин, — посмеялась Саша и пошла за Давидом в дом.

Когда они вошли в столовую, обстановка по-прежнему была напряженная, но в воздухе уже хотя бы не пахло кровопролитием. Давид нарочно увел Сашу подальше от того места, где сидела бабушка, и сам занял не привычное место рядом с отцом, а остался вместе с невестой. Взгляд Мануш был крайне неодобрительным, но это не побудило Давида к послушанию.

— Лусине, когда вы заведете ребенка? — властным тоном спросила Мануш, обращаясь к внучке.

Девушка вмиг побелела, когда услышала болезненный вопрос, который изводил ее уже тринадцать лет брака. В отличие от Давида, Лусине была мягкой и уязвимой для атак авторитарной родственницы. Опустив глаза, девушка произнесла:

— Это не то, что я могу контролировать, бабушка.

— В чем твоя проблема, дорогая? Тогда следует довериться тем, кто способен это контролировать, — не меняя интонации, почти приказала она. — Продолжение рода — это обязанность женщины, а не привилегия. Несмотря на то что ты не можешь наследовать фамилию, а также все связанные с этим привилегии и обязанности, ты должна помнить, что ты все еще часть семьи и должна с достоинством выполнять предписанные ею правила.

— Я не расцениваю материнство с такой же рациональностью, как ты, бабушка Мануш, но всем сердцем желаю иметь детей… — окончательно поникнув, произнесла Лусине.

Мануш намеревалась продолжить увещевания, не получив убедительный и единственно приемлемый ответ от внучки, но едва только она вновь открыла рот, чтобы озвучить новую уничижительную тираду, была прервана.

— Думаю бабушке Мануш нет нужды переживать за пополнение в нашем семействе, — язвительно встрял Давид, не желая и дальше слушать, как бессердечная родственница притесняет сестру, которую он с детства обожал, боготворил. — Мы с Сашей даже отказались от защищенного секса ради такого дела. Все, лишь бы старшее поколение было довольно нашей исполнительностью и преданностью традициям.

После этой фразы Давида мать и тетка подавились удивлением, а Геворк осудительно свел брови на переносице. Саша и вовсе мечтала провалиться сквозь землю, ощущая, как мысленно Мануш осыпает ее проклятиями.

Готовую в любой момент взорваться паузу первой нарушила Анаит. Заставив себя улыбнуться, она обратилась к невестке:

— Сашенька, дорогая, как дела у Павлика? Почему ты не привела его с собой?

— Тетя Нарине, это же семейный ужин, разве было бы уместно? — ответила девушка, соглашаясь принять весь удар на себя.

— Глупости какие, родная! Ну причем тут уместность, он же ребенок, а дети всегда уместны и желанны! — радостно сказала Анаит, казалось, полностью вернувшись в привычную атмосферу быта, словно сейчас в их столовой не сидела недовольная всем бабушка Мануш.

— Две эти женщины все уши мне прожужжали про мальчика, — вступил в разговор Геворк, явно давая понять, что также намерен потушить пламя враждебности, выпущенное матерью, в душевной семейной беседе.

Однако подобное мирное существование не входило в планы Мануш, пока она не убедится в полном подчинении членов семьи ее воле.

— Своих нет внуков, отпишите чужим, вот щедрость! — фыркнула та, осудительно посмотрев на сына.

— Мама, я позволю себе напомнить, что уважение к старшим — это, прежде всего, заслуга старших, а уже потом обязанность младших, — начал было на спокойной ноте Геворк, но по раздувающимся ноздрям Саша поняла, его самообладание давно исчерпало всяческий ресурс.

— Твои дети, похоже, слишком свободны от морального долга перед старшими, считая, что могут позволить себе отказаться от почтительного обращения ко мне.

Догадка Саши подтвердилась в тот самый момент, когда крепкий кулак резко опустился на стол, что зазвенели столовые приборы и нервы тети Анаит. По притихшим дружно родственникам Саша поняла, что в таком состоянии дядя Геворк бывает крайне редко, если вообще бывает. Даже не терпящая возражений Мануш вынужденно сменила мимику на более снисходительную.

— Я бы хотел, чтобы ты подавала моим детям пример для подражания, а не повод для ненависти.

Не то чтобы Мануш поменяла свое мнение, такого в принципе произойти не могло, но она отлично знала своего сына. Если бы она проигнорировала его завуалированный в просьбу наказ, то, скорее всего, и без того плохие отношения испортились бы окончательно. Мануш не могла так рисковать. Несмотря на свою властную натуру она никогда бы себе не простила разрыв всяческих связей с семьей старшего сына. После повисла затянувшаяся пауза, которую следовало бы употребить для приема пищи, вот только аппетита не осталось ни у кого.

Ужин завершился скомкано, а его участники разошлись в разные части дома, чтобы немного выдохнуть напряжение, а также под влиянием эмоций случайно не создать новых прецедентов для ссор.

Геворк проводил мать в свой кабинет, где они продолжили разговор только вдвоем. Так он дал возможность домочадцам спокойно убрать со стола и попить кофе в более приятной обстановке.

Пока Саша и Нарине хозяйничали на кухне, Анаит утешала дочь, которая не имела никакого иммунитета к жестоким словам, особенно если они касались самой болезненной для нее темы. Лусине выглядела очень расстроенной, и Саше хотелось как-то поддержать девушку, но она решалась лишь на изредка брошенные сочувственные взгляды и то только тогда, когда сестра Давида не могла их видеть.

Если бы у Саши была схожая ситуация, она бы ни за что не хотела чьей-то жалости, тем более от совершенно посторонних людей. Конечно, за эти несколько месяцев, что Саша провела в семье Атасунц, девушки сблизились, и Лу симпатизировала невесте брата, проявляя настоящее дружелюбие по отношению к ней. Однако никогда, ни одним действием или словом Лусине не показывала, что могла бы и хотела поделиться с Сашей своим горем. Эта тема вообще в семье была запретной, всех она беспокоила, но никто не решался расстраивать Лу еще больше. Только Анаит на правах матери имела доступ к главному несчастью в сердце дочери.

А еще Давид. Только такой сильный человек, как он, который никогда не отворачивается перед лицом опасности, не прогибается под тяжестью проблемы, мог без разрешения и страха причинить боль говорить прямо. Его слова, какими бы строгими они ни были, всегда воспринимались Лусине в качестве самого эффективного стимула верить и не сдаваться.

Он молча вошел в кухню и с самым суровым выражением на лице сел рядом с сестрой. Сильные руки бережно сгребли Лусине в объятия. Положив голову на плечо брата, девушка тихонько всхлипнула.

— Эй, ты что, правда так легко собралась нарушить обещание? — вдруг спросил Давид, обращаясь к сестре. Лу еще раз всхлипнула и, уткнувшись в рубашку брата лицом, отрицательно замотала головой. После чего Давид продолжил: — Тогда почему ты позволяешь себе сдаться, только услышав чьи-то глупые слова?

— Но это ведь наша бабушка, почему она так жестока?.. — слова Лу потонули в очередном всхлипе.

— Это тот случай, когда наличие родственных связей не гарантирует сердечное отношение в придачу.

— Давид, — одернула сына Анаит, не потому что была против осуждения бесчеловечного поведения бабушки Мануш, а чтобы не дать эмоциям подпитывать их обиду. — Ты же дал мне слово, что будешь крайне терпим к бабушкиным поступкам.

Молодой человек улыбнулся сестре и произнес:

— Вот видишь, мало мне своих грехов, сейчас еще и за тебя влетит. Но я готов стерпеть все причитания разом и защитить тебя от любых нападок ради одной твоей улыбки.

Лусине не сдержалась и сквозь слезы улыбнулась брату, так заботливо утешающему ее сейчас. И пусть голос Давида был строгим, но Лу прекрасно знала, что под этой напускной суровостью кроется самая чуткая братская любовь.

— Вот. Так уже гораздо лучше, — похвалил он тоном снисходительного наставника. — А теперь я бы хотел убедиться, что ты помнишь о своем обещании, которое дала мне.

Девушка продолжала всхлипывать теперь чаще, расчувствовавшись от слов Давида, но он не давал ей шанса снова разразиться слезами. Глядя брату в глаза, Лусине жалобно заговорила:

— Я-а обеща-ла, что с-стану самой счастливой ма-амой на све-те… у меня б-будет столько-о детей, ско-олько я захочу, н-но первой обязательно д-должна быть дочка-а, и мы на-назовем Асмик.

— Верно. Асмик, моя маленькая племянница, такая же красивая, как цветок жасмина, такая же добрая, как ее мама Лусине, — самым нежным голосом произнес Давид и погладил сестру по голове. — Ты теперь хорошо запомнила?

— Да, — послушно кивнула сестра, утирая слезы.

— Учти, в следующий раз, если ты снова поддашься на провокации злопыхателей и променяешь свое обещание на слезы, мне придется нарушить мое, которое я дал вот этой милой женщине, являющейся нашей матерью.

—Это обещание нельзя нарушать, — пригрозила Анаит, отлично понимая, что только из-за данного ей слова сын сдерживал себя на протяжении всего вечера, хотя для его самообладания это было настоящим испытанием.

— Вот пожалуйста, — развел руками Давид, — я всегда под чутким взором надзирателя.

— Саша? — тихо позвала Лусине. — Ты в порядке?

— Все хорошо, Лу, я толстокожая с детства, так что не переживай на мой счет, — отшутилась девушка, только бы не привлекать к себе слишком много внимания. Чувства лже-невестки не стоят того беспокойства, которое они искренне проявили по отношению к ней.

— Ты ведь приедешь завтра, родная? — как бы между делом спросила Анаит. — Я бы хотела, чтобы мы все вместе выбрались куда-нибудь. Наш взрослый сынок Давид явно бросит нас и умчится на любимую работу, сбежит от таких прекрасных мамы и тети, души в нем не чающих, но притом незаслуженно обделенных вниманием, а ходить на цыпочках весь день перед свекровью у меня у самой терпения не хватит.

— Завтра мне придется провести весь день на работе, и, по правде сказать, я надеялась попросить вас о помощи.

— Все, о чем попросишь, милая! — сходу пообещала Нарине.

— Вы не могли бы посидеть с Павликом, пока я не закончу с делами? Мне не с кем его оставить, а в дом матери везти не хочу, — объяснила Саша.

— Родная, какие проблемы, конечно, посидим! Нара приедет, и мы вместе сходим на рынок, купим овощей для ужина, а потом погуляем где-нибудь. В общем, можешь даже не переживать, мы уж точно найдем, как себя развлечь! — радостно сообщила Анаит, провожая невестку.

— Большое спасибо вам! — Саша облегченно выдохнула, теперь не придется снова оставлять Павлика на бездушных слуг такой же бездушной матери. — Я привезу его утром.

— Конечно, родная, мы будем вас ждать! — махнула на прощание Анаит. — Безопасной тебе дороги и спасибо за помощь сегодня!

— Доброй ночи вам, пусть все наладится, — ответила Саша и бросила короткий взгляд на Давида.

* * *

— Саша, а ты когда приедешь? — спросил Павлик, не выпуская из объятий сестру.

— Ближе к вечеру, родной, но могу и задержаться, — улыбнулась она добродушному мальчику, так искренне привязанному к ней. — Пожалуйста, слушайся тетю Анаит и тетю Нарине. Желаю вам хорошо провести этот день.

— Я буду скучать, — грустно выдохнул брат.

— Ты лучший мальчик на всем свете. Я тоже буду скучать по тебе, — Саша погладила его по волосам и поцеловала в щеку.

В этот момент дверях появился Давид. Его взгляд был сосредоточен на сцене прощания Саши и Павлика.

— Сынок, у тебя закончились костюмы? — удивленно посмотрела на одетого в джинсы и футболку сына Анаит.

— Сегодня я не поеду в офис, — стараясь сохранить строгое выражение лица, сказал Давид.

Теперь уже все присутствующие устремили на него свои изумленные взгляды. Отец Давида даже беззвучно присвистнул и поднял густые брови на лоб, реагируя на подобные перемены в сыне.

— Сынок, а что случилось-то? В офисе потоп или дезинсекция, что ли? Так ты останься дома и просиди до ночи в обнимку со своим компьютером, — откровенно подтрунивала над трудоголиком сыном Анаит.

Давид сделал вид, что не слышит шуток в свой адрес, а сразу обратился к мальчику:

— Павлик, я на автодром. Выбирай, хочешь остаться с этими ворчливыми женщинами, которые будут таскать тебя по скучным местам целый день, или поедешь со мной на автодром?

С лиц взрослых моментально стерлись радостные улыбки. Анаит побледнела, услышав самые страшные слова в их новой реальности. От мысли о желании сына вернуться в этот опасный спорт, который чуть не стоил ему жизни, ее сердце сжимала стальная хватка страха.

— Все же будет нормально? — спросила Саша, взявшая на себя смелость задать вопрос, который никто не решался задать.

Давид взглянул на невесту и кивнул. Этого заверения было ей вполне достаточно, она знала, что Давид не будет обещать того, чего не может выполнить. Саша присела на корточки перед младшим братом и, снова целуя его в щеку, ласково произнесла:

— Будь осторожен, родной. И не мешайся там особо, хорошо?

— Угу, — интенсивно закивал мальчик, предвкушая погружение в удивительный мир спортивных автомобилей и культуры.

— Подождите немного, я соберу вам покушать! — опомнилась Анаит, стараясь придать своему голосу прежнее веселое звучание, но получалось очень отстраненно.

Когда мать скрылась на кухне, Геворк подошел к сыну и сказал:

— Знаю, что все равно сделаешь по-своему, но…

— Пап, ты сам сказал, что сделаю по-своему. Так ведь и будет. Вам не нужно беспокоиться, я не собираюсь вставать на старт сейчас, но и прятаться от собственного прошлого тоже не заставляйте.

Мужчина похлопал по плечу, выражая полное доверие. Скосив на Сашу довольный взгляд, он произнес:

— Теперь ты будешь думать в два раза дольше, прежде чем рисковать. А лучше б вам скорее сообщить нам радостную новость, так риски вообще будут сведены к нулю.

— Пап, о чем ты?

— Если дочка забеременеет, ты больше не позволишь себе безрассудства, — пожал плечами отец, будто ничего проще нет.

— И ты туда же! — выдохнул Давид.

* * *

Глава 8

Красное закатное солнце повисло над верхушками деревьев. В воздухе пахло приближением осени, хотя конец августа и выдался на редкость жарким.

Саша вышла из такси и огляделась. Прямо перед ней располагался стадион с гоночной трассой и высокими трибунами. Эхом раскатывался звук свистящей на раскаленном асфальте резины. Звук был довольно ленивым и одиноким, похоже, кто-то просто испытывал автомобиль или обкатывал после завершения очередного этапа тюнинга. Если не обращать внимание на фоновые раскаты мотора, то стадион и прилегающие территории выглядели совершенно пустующими.

Звонко цокая каблуками по идеально ровной подъездной дороге, Саша проигнорировала лихача и свернула к ремонтной зоне справа от стадиона. Вот где было по-настоящему оживленно. Все свободное от заездов время жизнь кипела в боксах и тюнинг-мастерских. Клубные специалисты по ремонту и усовершенствованию спортивных авто сновали туда-сюда, занятые любимым делом.

Распознав знакомые силуэты, гостья направилась к ярко-сиреневой машине с заниженными в самый пол бамперами. Внешний вид автомобиля смотрелся грозно и невероятно стильно. Каждая деталь в экстерьер была внесена с меткостью безупречного дизайнера, каждый штрих, оттенок, изгиб сочетались между собой, являя взору уникальность этой закрытой от широкой публики культуры.

Павлик и Давид собирали с земли ключи и какие-то запчасти, когда Саша наконец приблизилась. Давид отличался от себя обычного разительно. Вместо строгого костюма, в каком все привыкли видеть этого помешанного на работе трудоголика, сейчас облик молодого человека был каким-то хулиганским, словно это был совсем другой Давид Атасунц, тщательно скрываемый, но только потому, что настоящий.

Если бы он не был единственным наследником семейного бизнеса, если бы не являлся надеждой всех родственников и их опорой в настоящем и будущем, их идеалом, будь у него старший брат, который взял бы на себя эту тяжкую и скучную роль всеобщей семейной гордости, с каким бы наслаждением Давид тогда посвятил себя тому, что так дорого сердцу с самого детства. Даже несмотря на то что спортивная удача, та, которой он был единственно верен, предала его пять месяцев назад, Давид не отступился. Он готов был снова положить все на алтарь верности своей возлюбленной и вновь схлестнуться с его величеством случаем за право быть сильнейшим.

На улице стояла нетипичная для конца августа жара, отчего даже вечерние лучи солнца припекали.

Верхняя часть комбинезона Давида была снята и небрежно повязана на бедрах. Сильные руки и плечи отливали бронзой в мужественном рельефе мышц, белая майка так соблазнительно прилегала к фактурной груди и плоскому животу, эстетика которых начисто выбивала все приличные мысли из головы.

Услышав стук каблуков, ребята отвлеклись от своего занятия и встретили гостью. Саша усмехнулась, глядя на перепачканную мордашку брата.

— Отойдите подальше от машины, иначе вы оба ее испачкаете, — в шутливой форме обратилась она к чумазым Давиду и Павлику.

— Саша, привет! — радостно закричал Павлик и уже собрался обнять сестру, но она тут же его остановила.

— Ты хочешь, чтобы я была похожа на вас с Давидом? — посмеялась она, доставая салфетки из сумки. Павлик потерял весь радостный настрой, когда понял, что его план раскусили. — Стой, пожалуйста, спокойно и не крутись.

— Саша, Давид тоже испачкался, почему ты не вытираешь его лицо? — обиженно пробубнил Павлик.

— Потому что Давид сам может о себе позаботиться, — без каких-либо сомнений произнесла Саша и бросила взгляд на молодого человека.

Павлик скорчил несчастное выражение лица, моля Давида о спасении. Молодой человек поддался на уговоры и развел перепачканными руками в стороны, демонстрируя наглядно, что самостоятельно не справится.

— Вот видишь, его руки тоже перепачканы, — деловито заявил Павлик, отделываясь от заботливых действий сестры, чтобы сбежать в гараж.

Саше только и осталось, что проводить взглядом радостно бегущего в ангар брата. Она улыбнулась собственным мыслям, впервые увидев Павлика таким беззаботным, таким счастливым и не сразу заметила, что за ней тоже наблюдают. Давид молчаливо смотрел на нее, а потом так же молчаливо сел на крыло машины и замер, едва откинув голову назад, чтобы Саше проще было вытирать его перепачканное лицо.

Девушка стояла слишком близко, что Давид мог ощутить легкий аромат духов с нотами жасмина и персика, исходящий от ее кожи. Светлые пряди ее волос, подхватываемые легким ветерком, игриво касались его обнаженного плеча, до мурашек, до неконтролируемого, постыдно-приятного покалывания внизу живота. Отличное, упоительное чувство, от которого ни один мужчина не откажется добровольно. Даже абсолютный контроль Давида был послан к черту, ради минутного блаженства в неге, дарованной сексуальным возбуждением.

Саша, включив режим заботы, так хорошо выдрессированный за те четыре месяца, пока Давид был в коме, даже не заметила этой опасной близости. Для нее подобная забота о нем давно стала чем-то неестественным и само собой разумеющимся. Напротив, было непривычно, когда между ними вдруг появились границы. Вот и сейчас тот факт, что сейчас он в сознании и может реагировать на эту заботу, был ею упущен.

Пока Саша протирала лицо жениха, он сидел спокойно, но его взгляд следил за каждым ее действием, словно хищник за поведением добычи перед нападением. Будто почувствовав опасность, девушка опомнилась. По замершей обстановке Саша вдруг до конца осознала странность ситуации и отстранилась от неподвижного Давида. Он так и остался в той же позе и с тем же взглядом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что? — желая отделаться от неловкости, прямо спросила девушка.

Давид ничего не ответил, лишь отрицательно помотал головой, но даже не шелохнулся, не смутился, всем своим видом показывая, что не испытывает того же смятения, которое постигло Сашу. К слову, на испытываемое от ее близости удовольствие тоже никак не намекнул, предпочитая разыгрывать и дальше ничего не понимающего. Боясь, что только одной ей сейчас кажется логичным ее поведение, Саша поспешила оправдаться.

— Просто привыкла… Раньше между нами не было границ, никак не переключусь, только и всего.

Давид снова ничего не сказал, лишь продолжал загадочно пялиться на смутившуюся Сашу. После некоторой паузы он все же произнес:

— Спасибо.

Саша не поняла, за что он ее поблагодарил: за стертую с лица сажу или то, что ухаживала за ним все то время, пока он был в коме. По сути, какая разница: сейчас или тогда? Ей была приятна его благодарность, поэтому она улыбнулась уголками губ и произнесла:

— Пожалуйста.

В воздухе все еще висело опасное напряжение, поэтому Саша искала предлог, чтобы избавиться от чувства паники внутри.

— Пойду посмотрю, как Павлик. Уже поздно, нам пора ехать домой.

Саша и Давид вместе пошли к мастерским.

— Ты заботливая мать, — как ни в чем не бывало продолжал играть в неведение Давид.

— Павлик мой брат, — улыбнулась девушка и игриво посмотрела на явно знающего правду Давида.

— А зачем сказала, что сын? — выдержав короткую паузу, строго спросил молодой человек.

— Мы подшутили над тобой. Знаешь ведь, что такое шутка? — продолжала веселиться Саша, умиляясь над видом Давида, который хоть и хмурился, но, кажется, уже не злился.

— Нет, не слышал.

— Ну хотя бы слово такое знакомо? — слегка толкнула его в плечо Саша и снова засмеялась.

Давид сделал вид, что совсем не понимает, о чем толкует собеседница. Он недоуменно нахмурился и переспросил:

— Как там?

— Ш-у-т-к-а.

— Вроде бы да, но все еще не уверен, — Давид коснулся пальцами подбородка, изображая глубокий мыслительный процесс, но почти сразу он не выдержал игривого взгляда. Молодой человек окончательно сдался и рассмеялся.

— Это хорошие новости, ты не безнадежен! — весело заключила Саша и вошла в мастерскую.

Минуя цех за цехом, они нашли Павлика в слесарной. Мальчик с большим интересом наблюдал за работой мастера по перевариванию каркаса спортивного автомобиля. Искры от электрода летели в разные стороны, сверкая и потухая еще в воздухе. Мальчик так был увлечен процессом, что не замечал ничего вокруг. Саша неумышленно перевела взгляд на Давида, который остановился чуть позади, и с удивлением обнаружила, что он улыбается.

Голубые глаза Давида сменили угол, отвечая на недоуменный взгляд девушки. Он взял с полки маску сварщика и надел на Павлика со словами:

— Эй, тебе еще долго будут сниться солнечные зайчики, если смотреть на сварку без защиты.

Павлик поднял большой палец вверх и нетерпеливо повернулся обратно. Эта картина была настолько трогательной, что Саша не сдержалась и сфотографировала Павлика в момент его искреннего, непреодолимого интереса. Давид ушел переодеваться, а Саша осталась временно предоставлена сама себе. Поначалу она бессистемно расхаживала из стороны в сторону, но потом решила прогуляться по большому цеху. В задумчивости она ушла аж в дальний конец мастерской. Ее взгляд вдруг привлекла бесформенная «гора», накрытая плотным тентом.

Интуитивно Саша сразу догадалась, что под ним. А дальше ее вело не любопытство, а, как ни парадоксально, страх… Она боялась, и потому должна была как можно скорее избавиться от этого липкого чувства внутри. Распахнув полог, Саша безмолвно ахнула.

Покореженная машина без единого целого места предстала перед ее испуганным взором. Саша почувствовала движение за спиной и обернулась. Позади стоял Давид. Он смотрел на свою машину, казалось бы, с безразличием, но любой, кто знает страсть Давида к гонкам, никогда не обвинит его в безразличии. Саша не раз наблюдала в замершем взгляде Давида картины произошедшего. Нет, он не испытывал страха после той катастрофы, он искренне не понимал, почему его невеста по имени Удача бросила его и ушла к другому.

Саша опустила полог обратно. Она направилась прочь, но Давид так и не двинулся с места. Когда девушка поравнялась с ним, то просто взяла за руку и потянула за собой.

— Всегда есть то, что должно остаться в прошлом, — строго сказала она и, едва кивнув в сторону завернутой в узел машины, добавила, — это оно.

Давид протяжно выдохнул и пошел за Сашей, чье прикосновение теплилось в его руке.

— Я вас отвезу, — тихо сказал он, чтобы просто не поддерживать это трагичное молчание, в котором все мысли неизбежно возвращались к событиям апреля.

— Ты и так сегодня герой, мы доберемся сами.

— Я вас отвезу, — повторил Давид, но уже в той интонации, которая не допускает возражений.

— Хорошо.

* * *

За окном автомобиля мелькали красивые подмосковные пейзажи, на умиротворенных очертаниях которых отдыхал уставший от городских панорам глаз. Весь путь домой Павлик радостно делился с Давидом впечатлениями и задавал все новые и новые вопросы о машинах и всем, что с ними связано. Их общение оставалось оживленным и, казалось, не утратит своего запала еще долго, словно им было мало целого дня, проведенного вместе. Саша не прислушивалась к каким-то конкретным фразам этих автолюбителей, но их непринужденная беседа стала прекрасным фоном для ее настроения.

— Поужинаешь с нами? — спросила Саша, когда они подъехали к дому.

— Нет, спасибо, я поеду…

— Давид, пойдем к нам, я ведь тоже хотел показать тебе свою машину. Ну и мы же ничего не ели целый день…

— Как это не ели?! — недовольным тоном спросила Саша. — Тетя Анаит же вам с собой годовой запас маленькой африканской страны выдала.

— Мы слишком увлеклись…

Саша даже не собиралась отчитывать младшего брата, она перевела уничтожающий взгляд на Давида и попыталась выразить глазами все то, что не могла при ребенке словами. Молодой человек решил не усугублять, поэтому просто вышел из машины и направился вслед за хозяевами дома.

Пока Павлик водил Давида с экскурсией по дому, Саша на скорую руку накрыла на стол. Наконец, все уселись за столом.

— Суп? Да я его даже в детстве не ел.

— Сначала попробуй, — нисколько не обиделась Саша и поставила перед Давидом тарелку с ароматным бульоном.

Павлик схватился за ложку и, не дожидаясь, когда остынет дымящийся паром суп, принялся осторожно цедить через сложенную из губ трубочку. Мальчик с таким аппетитом причмокивал, что удивило Давида, ведь в его возрасте он даже от одного вида супа испытывал отвращение.

Мальчик заметил, что Давид не собирается менять своего решения, и обратился к нему с непониманием:

— Почему ты не ешь?

— Я не ем супы.

— И не ешь, но это не просто суп, попробуй! — махнул ложкой Павлик и добавил: — Саша работала в одном американском ресторане.

— Ты профессиональный повар?

Девушка рассмеялась и, наливая себе порцию, ответила:

— В том ресторане я целый год проработала посудомойщицей.

— ?

— Что? Мне нужно было как-то выживать, — пожала плечами она и села рядом с Павликом.

После такого откровения Давиду стало совестно с прежней категоричностью отказываться, поэтому он, пускай и с недоверием, зачерпнул немного бульона и попробовал. Спустя мгновение на лице молодого человека проступила целая палитра эмоций: от недоумения до восхищения. Саша и Павлик только коротко переглянулись, а потом продолжили молчаливо кушать.

— Возьми немного базилика, с ним вкус будет еще насыщеннее. Ой, я забыла о зелени, без которой ты не можешь. Подожди минуту, я принесу.

В этот момент мобильник в кармане Давида настойчиво зазвонил. Пользуясь случаем, чтобы ответить на звонок, он сказал:

— Не вставай, ешь. Это то, с чем я справиться в состоянии, просто скажи, где найти.

— На столе в кухне.

Давид скрылся в коридоре, монотонно отвечая на вопросы из трубки. Это был рядовой рабочий звонок от секретаря компании, который закончился почти сразу, как был начат. Давид никогда не игнорировал дела бизнеса во внерабочее время. Напротив, он настаивал, чтобы ему сообщали безотлагательно, даже если ситуация не выглядела фатальной. Он считал, что своевременное знание о проблеме способно предотвратить большую беду. Уполномоченные сотрудники компании строго соблюдали одно из главных правил молодого директора с самых первых дней его назначения на должность.

Давид забрал пучок свежей зелени с кухонного стола и тут же пошел обратно. Не успел он появиться в столовой, как его слуха достиг разговор Саши и Павлика. Молодой человек остановился и с не покидающим чувством, что делает что-то незаконное, прислушался.

— Кажется, Давид из надоедливого дяди стал вполне дружелюбным? — хитро посмотрела на брата Саша и улыбнулась.

— Мне он нравится, — уверенно ответил Павлик, черпая густой суп, — мы здорово провели этот день.

Саша немало удивилась услышать от брата подобную оценку в адрес сухаря Давида, ведь ее псевдожених точно не мог похвастаться добрым отношением и открытостью к тем, кто не является частью его семьи. А Павлик никогда бы не доверился, не проникся такой симпатией к жадному на заботу человеку, ведь за всю свою жизнь рядом с холодными людьми он научился не ждать, не просить даже каплю тепла.

— Серьезно?

— Ага, — кивнул мальчик и положил в рот полную ложку. — Вы правда поженитесь?

— Нет, я же говорила тебе, что все происходящее между нами — это одно большое недоразумение. Очень скоро мы расскажем правду семье Давида.

Павлик ничего не ответил, но его лицо не выглядело счастливым. Он выдохнул и снова погрузил ложку в суп, но уже без прежнего энтузиазма. Саша заметила перемену в настроении брата и, погладив его по голове, спросила:

— Что такое?

— Просто жалко…

— Жалко что? — переспросила Саша, озадаченная ответом Павлика.

— Ну, почему вы не можете пожениться? Я бы хотел, чтобы у меня был папа, похожий на Давида.

— Ты просто чудо! — усмехнулась Саша детской непосредственности. — Потому что мы совершенно чужие друг другу люди, а этого маловато для свадьбы, не считаешь?

— Ты ведь ходила к Давиду в больницу каждый день и ухаживала за ним, пока он не проснулся. Разве ты чужая?

— Хорошо-хорошо, не чужая, но люди все равно не женятся после такого. Мне просто хотелось помочь семье Давида. Ты ведь и сам знаешь, какие они добрые и любящие.

— Точно, — вздохнул мальчик, — совсем не такие, как наши…

— Да, совсем не такие… — едва слышно согласилась Саша. Девушка отвергла все мысли об обиде, а чтобы отвлечь и Павлика от них, сказала: — Понимаю, всегда хочется получать тепло от самых близких, поэтому ты тянешься к тете Нарине и тете Анаит.

— А ты?

— И я. Мне тоже дорога их забота, родной, — обняла брата Саша и поцеловала в макушку.

— Если ты не можешь стать женой Давида, тогда давай просто попросим их усыновить нас? — пошутил Павлик. Он точно так же, как сестра, старался оставить прошлое в прошлом.

В этот момент Давид вошел в столовую с видом человека, абсолютно не знающего ничего о том, что его только что обсуждали.

— Ешь скорее, а то остынет, — нарочито сказал Павлик и строго сдвинул брови на переносицу. — Тебе нельзя работать хотя бы тогда, когда кушаешь.

Саша рассмеялась суровой, даже больше недовольной, интонации брата и произнесла:

— Смотри-ка, копия тети Анаит.

— А я все думал, кого ты мне напоминаешь, — подыграл Саше Давид и тоже посмеялся.

На мгновение Саша задержала взгляд на этой красивой, соблазнительной улыбке, которую в исполнении Давида видела впервые. Молодой человек вопросительно нахмурился и произнес:

— Что не так?

Саша не стала смущаться своей реакции и правдиво ответила:

— Кажется, это первый раз, когда я вижу, как ты улыбаешься. Делай это чаще.

Хотя Давид и вел себя как неприступный и самодостаточный гордец, именно в силу характера, реагировать на подобную откровенность раньше ему приходилось нечасто. Слова девушки вызвали у него смятение, которое вполне могло повиснуть в воздухе неловкой паузой, если бы не Павлик. Героически покончив с огромной тарелкой супа, мальчик спросил сестру:

— Саша, а мы завтра поедем к бабушке Марине?

— Да, родной, утром поедем. Поэтому тебе нужно быстрее идти мыться и спать, — кивнула она, убирая его пустую тарелку и приборы в сторону.

— Ладно, иду, — послушно ответил мальчик и протянул Давиду свою маленькую ладошку для прощального рукопожатия. — Пока, Давид, сегодня было весело. Спасибо.

— Ты отличный напарник. В следующий раз ты со мной?

— Да! — радостно подпрыгнул мальчик и, поцеловав сестру, пошел к себе.

Саша и Давид проводили ребенка взглядом, а когда Павлик поднялся наверх, продолжили тихий разговор.

— Думаю, на этой неделе нам лучше минимизировать мое присутствие в вашем доме. Зачем лишний раз сталкивать вас с бабушкой в абсолютно бессмысленных противостояниях.

— И лишить ее возможности постигнуть суть смирения? — усмехнулся Давид.

— Ты пытаешься преподать бабушке Мануш урок, который автоматически является наказанием для остальных.

— Разве не ты говорила, что толстокожая и не придаешь большого значения нанесенным обидам? — задал провокационный вопрос он.

Саша проглотила и эту колкость Давида без каких-либо сожалений, ведь сейчас она имела в виду вовсе не себя.

— Точно подмечено. Я говорила не о себе, а о тех, кому небезразлично твои отношения с бабушкой. Пускай она и сложный человек, но вы дорожите каждой родственной связью, даже самой дальней, даже не самой приятной. Для твоих родителей и членов твоей семьи это важно, чтобы в отношениях существовал мир долгие годы. Глупо в одночасье разрушать то, что латалось десятилетиями.

— Почему ты вдруг решила, что я тут главный антагонист? — с улыбкой спросил молодой человек.

— Ты не антагонист, ты все больше борец за справедливость, — пожала плечами Саша.

— Звучит как ругательство, при всем благородном смысле слов.

— Справедливость благородна, когда ты выступаешь против чужаков, но в семье все не может делиться на правду и ложь, хорошее и плохое. Семья — это тоньше. Здесь чаще приходится прощать, больше терпеть, меньше придираться. Ты с легкостью можешь бросить целому миру вызов, ведь за тобой останется самое ценное, что есть в жизни — твоя семья. Но что, если ты бросишь вызов семье? Кто будет тем, что подставит плечо в трудную минуту? Что, кроме одиночества, останется с человеком?..

— Ты эти откровения из своего опыта черпаешь? — язвительно бросил Давид и вышел из-за стола. — Не потому ли ты осталась сейчас одна?

Интонация, с которой он произносил эти фразы, была для Саши слишком токсичной. Ей вдруг стало так жалко себя, до злобы, до слез… Снова сама виновата. Взяв в руки знамя всемирного борца за семейные ценности, теперь сама же и стала жертвой собственной идеологии. Ее целью не было грубо указать Давиду на его недостатки, но тот факт, что он все понял превратно, было лишь ее виной.

— Извини, — в попытке не дать ситуации дальнейшего развития сказала Саша.

Ей действительно было проще проглотить обиду, чем давать объяснения о своем положении в семье. Саша могла стерпеть самую страшную несправедливость в мире, но против жалости у нее не было иммунитета. Никто и никогда не жалел ее, никто и никогда не давал ей возможности быть слабой, зато поводов для этого было предостаточно. Психологическая деформация была неизбежна, когда в одиночку пытаешься противостоять собственному сердцу, уперто верящему, что для своей семьи ты самое дорогое в мире существо.

Давид знал, что был неправ, когда грубо оборвал добрые намерения Саши. Он вообще не мог понять, чего вдруг так заводился на любую самую беззлобную попытку этой девушки помочь. Никогда прежде он не позволял себе бестактные действия в чей-либо адрес. А тут и того хуже, не обладая какими-либо сведениями для вынесения приговора, так легко осудил. И самое осудительное то, что его гордыня так осталась непреклонна под атаками совести. Давид, не сказав больше ни слова, просто ушел.

* * *

Глава 9

Неделя закончилась без происшествий. Новая началась еще более спокойно. Саша занялась своими делами, пытаясь освободить место для помощи Джорджу в его встрече с московскими партнерами. В среду прилетел он сам, и расписание Саши стало похоже на вечный калейдоскоп. Утром обсуждения в стенах офисов, вечерами богатые празднества в ресторанах. Саша до чертиков не любила большие скопления людей, еще с Америки, но хорошо понимала, что без подобных мероприятий не завести нужных знакомств, которые в российском бизнесе являются не просто полезными, а скорее крайне необходимыми.

Джордж пребывал в полнейшем восторге от своего первого визита в Москву. Прежде он много путешествовал по миру, в том числе и по делам бизнеса, на сегодняшний день имея контракты в девяти странах Европы и Латинской Америки, но в России побывать не удавалось. Теперь, когда Саша вернулась на родину, Джордж открыл новый привлекательный рынок для своего бизнеса по продаже вендинговых автоматов. Не желая терять давнюю подругу, американец убил двух зайцев одним выстрелом. И заработает, и оставит Сашу рядом.

Джордж никогда не имел ничего против, если их с Сашей отношения выйдут за рамки дружеских. Он с чистыми намерениями и большим желанием готов был связать свою судьбу с этой девушкой с тех пор, когда они только познакомились в университете. Четкую границу проводила именно она, а Джордж просто следовал ее выбору, давая возможность просто увидеть его заботу, чувствовать себя счастливой рядом с ним. В понимании американца, именно эти факторы женщина ставит в отношениях на первый план, именно по их наличию она задумывается о переходе на новый этап. Джордж был из тех, кто рационально подходит к любым вопросам, будь то деловая область или личные отношения. Не то чтобы он не задумывался об отсутствии или наличии конкурентов, просто американец был убежден, что за эти десять лет, которые находился рядом с ней, он создал прочный фундамент для дальнейшего строительства их совместного будущего. Глупый. Разве он не в курсе, что чувства сложны и чаще всего не имеют последовательности? Любые алгоритмы разрушаются, когда кто-то методично старается применить их в любви. Однако все это было лишь лирикой, сперва время бизнеса.

Очень кстати к приезду американца, семью Филатовых пригласили на мероприятие, которое организовала мэрия. Михаил позвонил сестре и рассказал о мероприятии, на случай если эта информация будет полезной для ее только встающего на ноги дела. Саша решила воспользоваться приглашением, но не ради своей логистической компании, которой едва ли что-то светило среди таких гегемонов бизнеса, она согласилась ради знакомства Джорджа с собственниками большого столичного бизнеса, а потому без раздумий приняла предложение брата.

Давид заехал к Саше, чтобы отдать вещи Павлика, которые мальчик забыл в машине, когда они вместе возвращались с автодрома. Молодой человек несколько раз звонил ей, чтобы предупредить о своем приезде, но Саша не отвечала. Сперва Давид решил, что она была обижена на него за резкие слова, которые он наговорил ей в тот день. По правде, вещи Павлика были лишь предлогом для встречи. Давида можно легко и, в общем-то, справедливо назвать гордецом, но его нельзя при этом считать человеком бессовестным. Да, он мог незаслуженно обидеть, но не мог не раскаяться в этом.

С намерением извиниться за свое неоправданно грубое поведение Давид и приехал к дому Саши. Палец лег на кнопку звонка, пока молодой человек подбирал нужные слова. А когда через некоторое время дверь отворилась, понадобились совершенно другие реплики.

Перед Давидом предстал высокий широкоплечий американец с бронзовыми волосами и голливудской улыбкой. Его тело, прикрытое только полотенцем на бедрах, было в хорошей форме, как успел заметить Давид.

— Привет! Чем могу помочь? — вежливо приветствовал Джордж.

— Добрый вечер, — ответил Давид на родном для американца языке, — а Саша?

— О, мне жаль, ее сейчас нет дома.

— Не могу до нее дозвониться, что-то случилось?

— Алекс поехала к семье, — на лице Джорджа появилось выражение, которое так и говорило «ну ты понимаешь, о чем я». Давид недоуменно нахмурился, тогда-то собеседник догадался, что тот не является близким человеком для Саши, чтобы она поделилась подробностями самой неприятной части своей биографии. Американец пояснил: — У них очень трудные отношения.

— Ясно. Пожалуйста, передайте эти вещи ей.

— Окей. А от кого?

— Она знает, — бросил на ходу Давид и пошел к машине.

* * *

Давид приехал на масштабное мероприятие, которое было организовано мэрией столицы. Как директор компании-участницы различных госпроектов Давид был обязан посещать подобные мероприятия и проводить многосторонние встречи. Престиж и репутация их семейного бизнеса напрямую зависели от публичной деятельности главы, вот почему Давид чаще бывал в чужих офисах, чем в своем собственном. Все ради расширения дела трех поколений и двух ветвей семьи Атасунц.

Официальная часть вечера состояла из многоэтапной презентации новых государственных проектов по строительству и оснащению социальных объектов: детских садов, школ, вокзалов, поликлиник и спорткомплекса в центре. Размах был велик, потому в одном месте и были собрано внушительное количество представителей из компаний заявленной сферы. Каждый грезил отхватить кусок этого аппетитного пирога, пусть даже придется сперва отстоять за ним в очереди, а потом не на шутку схлестнуться в конкурентном противоборстве.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В отличие от многих конкурентов, Давиду не предстояло бизнес-сафари с прицельным попаданием в скалящихся соперников за сферу внимания нужных партнеров. Его фирма давно обзавелась безупречной репутацией, однако поддержание этой репутации тоже стоило немалых усилий.

Наряду с деловым соперничеством между некоторыми участниками встречи шла еще и личная схватка за не менее престижную добычу — женское признание. Такие мероприятия всегда сопровождались интригами на разных уровнях, а в особенности межличностных. Все же здесь собрались самые успешные бизнесмены столицы и некоторых регионов, в охотничьем кодексе которых едва ли не первым пунктом значилось золотое правило «преуспеваешь — преуспевай во всем». Когда счета в банке приближались к не выговариваемым значениям, в выявлении лучшего негласно прибегали к другим номинациям, первостепенной среди которых значилось обладание самой роскошной женщиной.

Мужчины не без хвастовства выставляли напоказ свои трофеи, оценивая заслуги друг друга по внешнему виду разодетых в дорогие одежды и украшения спутниц. И далеко не каждый после таких вечеров уходил все еще убежденным, что является лучшим. Всегда находились те, кто был не прочь шагнуть на ступень повыше, завладев расположением очередной общепризнанной красавицы. Так, в следующий раз он точно займет единоличное лидерство в соревновании инстинктов.

Саша была красивой женщиной, а потому вполне естественно, что она привлекала много внимания со стороны мужчин. Однако если бы это была только великолепная картинка, то большее, что она могла бы в таком случае — вызвать поверхностные чувства, вроде сексуального влечения; интерес же, будоражащий нутро дух соперничества, желание впечатлиться, а не впечатлить — вот настоящие признаки более глубокой увлеченности мужчины, основанной на инстинкте охотника.

Да, в свои двадцать восемь Саша выглядела как студентка последних курсов, однако преодолев множество не самых легких испытаний судьбы, к ее юному облику добавилась некая молчаливая мудрость. Молодость души давно обратилась в бальзаковскую зрелость, получив беспощадную закалку от лучших мастеров цеха под названием жизнь: потерь, расставаний, обид. Внешне, за теплой улыбкой Саши никто не видел шрамов, оставленных каленным орудием судьбы, но эту ауру чувствовали все без исключения. Ни один, даже самый неопытный или безрассудный, охотник не посмел бы посчитать ее легкой добычей, когда б хоть раз попал под этот взрослый, сильный, проницательный взгляд.

В этот вечер на Саше было элегантное черное платье, пусть немного строгое, возможно, консервативное, без откровенных разрезов или декольте, что вполне соответствовало ее статусу сопровождающей Джорджа, но не его пары, и в то же время не нарушало установленного на торжественные наряды дресс-кода. Минимальное количество украшений свидетельствовало о ее полнейшем нежелании выделяться среди представительниц своего пола, потому что цели их изначально в корне отличались.

Саша перебросилась парой фраз со старшим братом и принялась высматривать в толпе Джорджа. Попутно ее взгляд бегло коснулся высокого шатена в изысканном темно-бордовом костюме. Молодой человек с бокалом шампанского в руке без стеснения, но и не нагло смотрел на Сашу. Этот взгляд не был проявлением бестактности, но и к разряду случайных его никак не получится отнести. Незнакомец не смутил Сашу, но она почувствовала бы укол совести, если бы вдруг оказалось, что это человек из ее прошлого, а она не узнала. Плохая память на лица, а точнее ее полное отсутствие, много раз подводила девушку. В толпе, по незнанию, она запросто могла пройти мимо даже очень хорошо знакомого человека. Как одно из тяжких последствий вечного одиночества — думать, что все вокруг чужаки. Как одно из побочных действий борьбы с хроническим заболеванием «разбитое сердце» — невозможность привязываться к людям.

Благодаря этим истинам ее существования последние десять лет Саша быстро разобралась с астеничной совестью, испытывающей чувство вины по пустякам и совершенно неоправданно. В конце концов, девушка не стала заострять особого внимания на этом обмене взглядами, а просто коротко кивнула и пошла дальше. Сегодня она поприветствовала уже несколько десятков человек, и еще, бог знает, скольких предстоит поприветствовать. К тому же, ей сейчас абсолютно точно было, на чем сконцентрироваться, вот почему девушка поспешила вернуться к своему спутнику, выбросив из головы несущественные мысли. Молчаливый наблюдатель не стал препятствовать ее побегу, но и не посчитал встречу их взглядов ничего не обещающей случайностью.

Давид был удивлен увидеть здесь свою лженевесту, но взгляд его был спокоен, когда он смотрел на Сашу, стоящую рядом с американцем. Девушка держалась отстраненно и в полном соответствии с деловой этикой, в то время как ее американский приятель, напротив, всем своим видом старался скормить окружающим ложь о том, что между ними есть нечто большее, чем просто дружба и деловое партнерство. Поведение Саши легко не обличало истинные отношения. Девушка никак не реагировала на галантность Джорджа, выходящую за рамки рядового джентльменского участия. Саша не замечала красноречивого поведения рядом, словно оно не казалось ей непривычным или же она просто оставалась безразлична к ухаживаниям этого мужчины, потому что не была в них заинтересована.

Продолжая бросать короткие взгляды в сторону лженевесты и ее спутника, Давид все больше убеждался в проницательности собственных размышлений. Неожиданно его радовало, что Саша не просто держала дистанцию с американцем, а четко для себя представляла, какие чувства испытывает к самовлюбленному ухажеру. С этими мыслями молодой человек двинулся в центр просторного зала. Раздумывая над делами личными, он не мог пренебрегать обязанностями владельца семейного бизнеса. Давид вынужден был соблюсти предписанный этикет и поприветствовать партнеров, перекинуться парой неформальных фраз с теми, кто был или будет связан с ним узами делового партнерства в намечающихся проектах. В конце концов, все это являлось хорошей прелюдией к формальным встречам в будущем.

Вскоре он перестал обращать внимание на то, чем занята Саша, пускай так и не смог полностью избавиться от мыслей о ней. Рано или поздно они все равно должны будут встретиться.

— Саша? — окликнул кто-то из-за спины. Девушка обернулась, никак не ожидая увидеть Тиграна. — Давид, конечно, сказал, что в этот вечер ты вынужденно променяла его на другого, но это крайне опрометчивый поступок с твоей стороны. Знаешь ли ты хоть что-то о темпераменте армянских мужчин?

Девушка с недоумением пойманного за руку воришки смотрела на молодых людей, тщетно пытаясь понять контекст происходящего, о даже примерных границах и очертаниях которого ей не было известно ровным счетом ничего. Взгляд Тиграна оставался пугающе требовательным, однако по спокойной, даже довольной улыбке Давида Саша убедилась, что поводов для беспокойства нет и у нее. Осталось только дождаться, когда клубок недопонимания вместо нее распутает кто-то другой, поэтому девушка выбрала вполне рабочую тактику для подобной ситуации — прикинулась дурочкой.

— Темпераменте армянских мужчин? — переспросила Саша и посмотрела на собеседника самым наивным взглядом.

— Ага. Это с виду он такой хладнокровный, — кивнул в сторону Давида Тигран, — однако внутри он уже давно всех их приговорил к смерти.

— Думаю, ты много потерял, когда решил заняться бизнесом, а не выбрал карьеру писателя. У тебя бы неплохо получилось, — со скучающим видом произнес Давид, действительно не испытывая чувств, о которых так красноречиво сообщил Тигран.

— В таком деле лучше приукрасить, чем недосказать, — с видом эксперта поднял указательный палец вверх тот и посмеялся. — А сейчас ты своей холодностью рискуешь потерять невесту.

Саша выдохнула напряжение, и ее маскировочная улыбка постепенно стала искренней. Чтобы окончательно снизить риск быть раскрытыми, ей тоже требовалось внести немного отвлекающих декораций в этот разговор.

— Тигран, не переживай так. Я думаю, что неплохо знаю характер и темперамент Давида. Если мы расстанемся, то точно не по этой причине, — двусмысленно сформулировала она свой ответ, в словах которого только Давиду удалось бы увидеть истинный смысл.

Тигран же недогадливо смотрел на диалог, продолжившийся во взглядах между этими двоими, как только отзвучали слова. В отличие от спокойного выражения на лице Саши Давид выглядел так, словно сдерживает как минимум недовольство. Напоминание о ситуации, в которой они оказались из-за лжи девушки, снова вызвало его раздражение. Так думала Саша. Протянутая перед ней рука была не романтическим жестом, а скорее вызовом на дуэль. Лжевлюбленной лженевесте ничего другого не оставалось, кроме как подчинится и принять приглашение на танец.

— Как ты здесь оказалась? — тихо спросил Давид, обнимая ее за талию.

— Новые партнеры Джорджа пригласили его на эту встречу. Он не мог пойти без гида и переводчика, — почти не солгала Саша, выдержано отвечая на его вопрос. Она умышленно хотела обойти тему причастности ее семьи к появлению американца на этом мероприятии.

— Ясно. Кажется, нам нужно согласовывать выходы в свет, пока мы в этих фиктивных отношениях. То, что случилось сегодня, не может повториться, иначе однажды это принесет необратимые события, — наклонившись к ее уху, произнес молодой человек.

— Думаю, единственным правильным решением в данном случае будет нам разобраться с отношениями, которые приносят столько недоразумений, пока действительно не вылилось во что-то серьезное.

— Хорошая идея, правда сейчас нерабочая.

— Ну сейчас не так и трудно прикинуться, если с тобой только Тигран.

Давид скользнул пальцами по кольцу с большим камнем на заветном пальце и с видом победителя прошептал:

— Тем более что реквизит при тебе. Почему не сняла?

— Привыкла просто, — сказала Саша со всей искренностью, в которую Давид не очень-то поверил.

Но не потому что она была неубедительна, а потому, наверное, что он подсознательно не хотел такой правды. Молодой человек не решился развивать внутренний диалог на заданную тему, посчитав ее опасной, а отрешенно спросил:

— Как Павлик?

— День и ночь бредит твоими машинами, — недовольно нахмурилась девушка. — Ты не должен позволить ему заболеть автодромом окончательно.

— Почему? — усмехнулся Давид, получая удовольствие от выговора лженевесты. — Боишься, что с ним произойдет то же самое, что и со мной?

— Не говори ерунды, — еще больше нахмурилась Саша. — В жизни опасности человека поджидают не только на гоночной трассе. У каждого из нас своя трагедия. Но если он забудет о школе и уроках, будет плохо.

— Отведешь его на промывку мозгов к моей маме и тетушке, если сама не справишься, — посмеялся он.

— С каких пор тебе так весело? Ну-ка, возможно, ты выпил?

Девушка приблизилась к лицу Давида, пытаясь почувствовать запах алкоголя, но сама не заметила, что оказалась слишком близко. Их глаза встретились в обоюдном непонимании пропустившего удара сердца.

— Ну надо же какая прелесть, — раздался до боли знакомый и самый неуместный сейчас голос. — Не представишь меня человеку, с которым у тебя настолько близкие отношения? Едва ли я ошибусь, если предположу, что кольцо на очень важном пальце у тебя именно от этого удивительно привлекательного партнера по танцу?

Саша была бы счастлива солгать, сказав, что никакого отношения к Давиду не имеет и вообще видит его впервые, только бы не усложнять его и без того запутанную ее рукой жизнь. Однако, по закону жанра самых мыльных опер, рядом оказался Тигран и, конечно, крайне внимательно наблюдал за происходящим. Как же убить всех птиц одним камнем?..

— Ты не тот человек, который может задавать мне подобные вопросы, — со всем презрением отрезала Саша, не оборачиваясь.

Она не хотела придавать важности собеседнице. Не хотела заострять внимание Давида и Тиграна на ней, желая как можно скорее отделаться от ее опасного общества. Саша уже намеревалась уйти прочь, но мать встала у нее на пути, с любопытством рассматривая красивого мужчину рядом со своей дочерью.

— Как невежливо, вы не находите? — обратилась она к Давиду все той же слащавой интонацией, не сулящей ничего, кроме подлости.

Давид впервые видел Сашу в такой злости. Она не замечала, но сейчас очень сильно сжимала его руку. Он вдруг подумал, есть ли на свете еще один такой человек, к которому эта доброжелательная девушка могла испытывать подобную ненависть? Да даже если и есть, то сейчас важнее другое — независимо от количества таких людей, сейчас ему вполне по силам оградить ее от резко нежелательного общения.

Молодой человек сжал руку Саши крепче и, обличая равнодушие, лишь этикета ради холодно произнес:

— Прошу нас извинить.

Он намеренно прошел между Сашей и женщиной, на которую она внешне была многим похожа. Саше ничего не оставалось, кроме как последовать за Давидом. Они вышли на открытую террасу. Давид набросил на плечи невесты пиджак и спросил:

— Ты как?

— Все отлично.

— Хм, а по тебе и не скажешь, — разоблачил он. — Кто эта женщина?

— Моя мать.

— Эта тема для тебя неприятна? — осторожно поинтересовался он.

— Больше, чем ты можешь себе представить.

— Тогда закроем ее на этом…

— Спасибо, — с облегчением выдохнула Саша.

— И прости, — закончил свою фразу он.

— За что? — удивленно посмотрела Саша в лазурные глаза Давида.

— Я был груб. В тот день.

— Мы вроде собирались закрыть эту тему? — натянуто улыбнулась девушка. — Не за что извиняться, тогда ты сказал чистую правду.

— Это не давало мне права…

Давид не успел договорить, как Саша остановила его жестом. Он послушно замолчал, тогда девушка произнесла:

— Думаю, самое время вернуться домой.

Чуть только Саша решила, что ситуация с нежелательными встречами больше не повторится, как, по закону подлости, произошло все наоборот. Она увидела эту красивую девушку еще издалека. По ее безразличию к прикованным взглядам присутствующих, по отсутствию интереса к вниманию, которым ее щедро одарили то тут, то там, было понятно, что она сама слишком увлечена. Взгляд больших карих глаз был прикован к одному человеку в этом зале и во всем мире тоже, похоже.

Она остановилась за спиной Давида в надежде, что он, как в самых романтичных мелодрамах, интуитивно почувствует ее присутствие и с лучезарной улыбкой обернется. Не было похоже, что девушки с такой бесподобной внешностью, как у этой незнакомки, могут беспочвенно мечтать о высшей романтике. Саша была уверена, что у красавицы с черными глазами есть все причины ждать от избранника, кем бы он ни являлся в итоге, самых красивых и преданных чувств.

— Давид? — сладко пропела кареглазая армянка с бесподобно красивыми чертами лица.

Молодой человек обернулся на знакомый голос и улыбнулся. По его взгляду на эффектную брюнетку Саша поняла, что они очень хорошо знакомы, возможно, целую вечность, а когда та поцеловала в щеку Давида, то вообще закрались сомнения, не были ли они когда-то ближе, чем просто старые знакомые.

— Зара, здравствуй. Рад видеть, — тепло, но без лишних эмоций поприветствовал он. — Как ты? Когда вернулась в Россию?

— Вчера. Давид, я вернулась бы раньше, если бы знала… — в карих глазах стояла тоска любящей женщины. — Как ты себя чувствуешь после той аварии?

— Все нормально. Не стоит об этом переживать, — Давид четко дал понять строгие рамки болезненной темы, за которые он не хотел бы выходить.

— Ты пролежал в коме четыре месяца, а говоришь об этом так, будто отделался ушибом. Я чуть с ума не сошла, узнав об этом вчера от отца.

— Это хорошо, что тебе сообщили с опозданием. Как видишь, я в порядке. Жив, здоров, — Давид поднял руки, демонстрируя возможность свободно двигаться. — Тебе не о чем беспокоиться.

После того как ее заботу вежливо отвергли, Зара наконец-то обратила внимание на Сашу, до того молчаливо стоящую позади Давида.

— Здравствуйте, я Зара. Мы с Давидом дружим с детства, — демонстрировала свое превосходство армянка, ошибочно думая, что наличие давней дружбы является превосходством.

Саша нерешительно ответила на рукопожатие как раз из-за того, чтобы не продемонстрировать своего превосходства. Она боялась, что влюбленная в Давида подруга догадается об их с ним отношениях, а поскольку все это было нелепой фикцией, Саша не имела права вставать на пути реальной кандидатки.

Однако, что бы там ни планировала Саша, получилось все с точностью до наоборот.

— Это кольцо тети Анаит? — не скрывая изумления, спросила девушка и перевела шокированный взгляд на Давида.

Саша хотела вступиться и сказать, что это просто недоразумение, выросшее в некоторую проблему, но Давид опередил ее. Краем губ молодой человек улыбнулся, словно в очередной раз ему приходится разгребать последствия даже не своей лжи. Саша в этот момент готова была провалиться сквозь землю, а в следующий, когда Давид произнес свои слова, она пожалела, что вообще родилась на свет.

— Да, это кольцо моей матери, Зара.

— Но почему оно у этой девушки? — от шока она совершенно растеряла способность думать, а, возможно, ей просто не хотелось верить в то, что уже знала наверняка.

— Это кольцо передается в семье как символ брачной договоренности. Саша моя невеста.

Давид произнес эти слова, потому что ничего другого ему по сценарию не оставалось. Он не мог признаться Заре в истинном положении вещей, ведь тогда пришлось бы показать чужому человеку слишком много личного. Он никогда не выносил дела семейные за порог, не собирался и в этот раз, а потому принял решение играть роль до конца. Проще будет потом подать красивую и складную ложь о расставании, чем сейчас безумную, но до последнего слова правдивую неразбериху об этих отношениях.

— Ты женишься?..

— Зара, для чего же мне в таком случае отдавать обручальное кольцо, если не из-за намерения жениться? — тихо сказал он, кажется, вполне понимая, что наносит ей глубокую рану этим признанием.

— Ты же говорил, что брак тебя не интересует, что должен полностью сосредоточиться на бизнесе…

— Так и было. Пока в моей жизни не появилась Саша, — ни одним словом не солгал Давид, после чего его многозначительный взгляд был направлен на лженевесту, из-за которой ему приходилось все это выносить.

Зара еще раз взглянула на обручальное кольцо, которое всегда безумно пыталась заполучить, и, поникшим взором признавая поражение, произнесла:

— Ты не тот человек, который будет легкомысленно относиться к женитьбе. Если решился, значит, у тебя для этого полное чувств сердце.

— Ты даже не представляешь, как права сейчас, — почти рыкнул Давид — реакция, которую не заметила Зара, но очень хорошо поняла Саша. — Чувств в моем сердце действительно с избытком.

— Прошу прощения, — вмешалась Саша, все еще сгорая от желания провалиться сквозь землю, — думаю, вам много о чем есть пообщаться, не лучше ли мне оставить вас одних?..

Саша уже намеревалась удалиться, как Давид схватил ее за руку и остановил любые попытки к бегству. Все правильно. Пусть она чувствует еще больше угрызений совести от того, что сама же заварила. Зара внимательно смотрела на мужчину, которого любила, кажется, дольше, чем знала, все сильнее удивляясь переменам, произошедшим с ним. Как мог этот сухарь превратиться в зависимого от женщины мальчишку? Как мог он стать зависимым от другой, не от нее?

— Я провожу Сашу, увидимся позже.

— Да, хорошо, — отрешенно ответила она, воспринимая его слова как рядовое проявление вежливости, не более.

Давид увидел в толпе высокого шатена и отвел Сашу к нему. Без слов, без эмоций, словно ему было абсолютно все равно на спутника Саши, на отношение окружающих к этой абсурдной ситуации, Давид развернулся и направился к представителям городской администрации. Странно, но Саша вдруг почувствовала себя обиженной. Почему нельзя было остаться убедительным до самого конца, не преподносить прогорклые сомнения людям, которых ты только что кормил десертом из сладкой лжи? Так трудно было сказать пару слов, пускай самых бесполезных, из разряда показной учтивости, но не демонстрировать свое истинное отношение, раз уж ты согласился на эту игру.

Конечно, имея привычку еще с детства всегда и во всем чувствовать свою вину, Саша сразу же осудила себя за подобные мысли. В конце концов, их встреча на этом вечере была крайне неожиданной для Давида и, возможно, имела гораздо больше последствий, чем Саша могла представить. И это вполне логично, что он старается не допустить еще большего распространения слухов об их отношениях, ведь в силу лживой природы отношения эти временные. Очевидно и то, что Давид сейчас заботится о своей репутации, Саша уйдет из его жизни в скором времени, а общественное мнение останется. Достаточно уже того, что одна случайная встреча повлекла за собой новых свидетелей их отношений, новых людей, которым, хочешь не хочешь, а придется давать объяснения.

Это был слишком долгий день. Ей требовался отдых, за время которого многое встанет на свои места.

* * *

Глава 10

Как и ожидала девушка, пауза в отношениях с Давидом пошла на пользу им обоим. Из ежедневных телефонных разговоров с тетей Анаит Саша узнавала о делах семьи и Давида. Девушка сама не спрашивала, опасаясь выдать свою абсолютную неосведомленность, хотя ей, как невесте, полагалось бы знать все от самого Давида. В качестве информации вполне годились подробные сетования тети Анаит на главных нарушителей спокойствия в их доме — Давида и бабушки Мануш.

По словам расстроенной матери, он почти не покидал офис в последнюю неделю. Давиду пришлось уделять внимание не только бесконечным делам компании, но и бабушке Мануш, которая во время своего нынешнего визита непременно должна была получить исчерпывающие сведения обо всем, что касалось фирмы ее покойного мужа. С приходом Давида к управлению компанией ее вполне устраивала общая информация о положении дел, которую она получала от внука. Однако теперь с заинтересованностью бдительного и алчного собственника Мануш по сто раз обходила производство, участвовала в совещаниях и даже проверяла финансовые отчеты — все, чтобы убедиться в стабильном развитии семейного бизнеса и не меньше в том, что управление доверено лучшим сынам. В этом деле не было любимчиков, если бы не справлялся Давид или его отец в свое время, то Мануш без раздумий передала бы бразды правления младшей ветви, жаждущей власти уже два поколения.

Анаит и так чрезмерно беспокоилась за любимого сына после той аварии и всего, что им пришлось вынести за четыре месяца неопределенности, где они не жили, а скорее выживали, вздрагивая даже от мимолетных перемен в состоянии Давида, но с приездом Мануш поддалась почти бесконтрольной тревожности. Сердце матери не было глупо от чрезмерной любви к сыну, просто оно чувствовало и предчувствовало куда больше всех прочих.

Ее истинным спасением была Саша, невестка, которая обладала некой внутренней силой убеждения, что все будет хорошо. Анаит чувствовала себя спокойнее, когда в тихой дружеской беседе доверяла Саше свои тревоги и волнения. Ей казалось, что эта девушка стала их удачей, как только появилась, а теперь оберегает от несчастий. Конечно, Анаит не была настолько суеверной, но она знала, что Саша — та, кто пережил их горе от начала и до конца, та, кто столько сделала ради них. Вполне очевидно, что Анаит и дальше видела в девушке лучшего друга по счастью и несчастью, делилась с ней и горем, и радостью.

— Давид наконец-то появился дома, представляешь?! — радостно сообщила в трубку Анаит. — Я ведь уже почти забыла, как он выглядит. Но вот что я тебе скажу, дорогая, из двоих Господь оказался милосерднее сына, услышав мои молитвы, только Всевышний сжалился и исполнил желание умирающей от беспокойства матери. Бессердечный Давид же так и остался нем, что к просьбам, что к провокациям! Теперь вот еще и ворчит сидит.

Саша рассмеялась над милой семейной сценой между матерью и сыном, где несмотря на ворчливое поведение обоих, никогда не было места обидам.

— Как он? — в непринужденной манере спросила Саша, давая понять, что это просто рядовой вопрос вежливости. Едва ли тете Анаит стоило знать, что за минувшую неделю у решивших пожениться по большой любви людей не было ни одной причины, чтобы созваниваться и спрашивать о делах друг друга.

— Кажется, похудел. Но я боюсь заикаться об этом, потому что даже сейчас, когда разговариваю с тобой, сверлит меня взглядом этот неблагодарный сын. Вот бы ты поскорее управилась со своими делами и приехала, это он от тоски по тебе такой.

— Думаю, Давид просто нуждается в отдыхе, но, зная его, едва ли можно рассчитывать, что он прислушается. Тут от меня мало что зависит.

Теперь, когда сын у нее на глазах, время найти более важные для ее искреннего беспокойства дела. И Анаит неожиданно для собеседницы сменила тему на более волнующую.

— Ты сказала, что твой друг уезжает на этой неделе?

— Да, в пятницу, — ответила Саша, за все время общения с матерью Давида привыкшая к резко меняющимся темам в их разговорах.

Анаит довольно покачала головой. По ее мягкому тону было понятно, что она рада полученным новостям:

— Это хорошо, значит, в выходные вы с Павликом сможете приехать к нам?

— Наверное, только в воскресенье. В субботу мне нужно будет съездить в его школу на собрание, а вечером у Павлика футбол.

— Саша, а твой этот друг, он как, хорош собой? — неожиданно и с долей обиды спросила Анаит, метнув молнию в необъяснимо спокойного Давида. — Что-то я переживаю, как бы его голливудская улыбка не затуманила твой разум!

Саша по-доброму посмеялась над причитаниями женщины и не удержалась от встречных вопросов:

— Голливудская улыбка? Это Давид его вам таким описал?

— Да, но мне больше не удалось вытащить из него ничего! Ты же знаешь, какой он молчун, когда дело касается особенно интересных его матери сведений!

— Тетя Анаит, не переживайте так, Джордж мой друг очень много лет, его улыбка давно уже примелькалась моему глазу и точно неспособна что-либо затуманить.

— Уверена?

— Уверена, — продолжала посмеиваться Саша, отвергая все сомнения Анаит.

— Ну и хорошо, — довольно выдохнула женщина. Ее голос наполнился искренней заботой, когда она произнесла на прощание: — Много не работай и хорошо питайся, дорогая. Мы будем ждать тебя дома, возвращайся скорее.

— Дома… — тихо повторила Саша. Какая теплая фраза…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Итак, Джордж пробыл в Москве чуть больше двух недель, чего вполне хватило на выполнение задуманного. При помощи Саши он смог провести все необходимые встречи, которые при его-то деловой хватке впоследствии точно перерастут в плодотворное сотрудничество.

Проводив друга в аэропорт, Саша направилась в больницу к бабушке Марине. Помимо посещения ей предстоял разговор с доктором, наблюдающим бабушку. К большому сожалению, его опасения сбылись: медикаментозное воздействие не справлялось с болезнью, и кардиологу ничего не оставалось, как направить свою пациентку на операцию. Он дал несколько рекомендаций относительно московских кардиохирургов, но очередь на операции к ним была расписана на два-три месяца вперед. Тогда врач связался с клиникой в Петербурге, где работал его друг, и договорился о постановке в очередь.

Саша поговорила с бабушкой, и они вместе решили, что нужно согласиться на оперативное лечение. Разобравшись с деталями, получив направление на операцию, она заехала в школу за Павликом и уточнила вопросы перевода брата в питерскую школу на время их пребывания в северной столице. По прикидкам доктора, подготовка и реабилитация займут около полутора месяцев, а это приличный срок в школьной программе, наверстать который будет не так просто в их нынешних условиях.

Взвешивая все за и против, Саша думала нанять Павлику частных учителей, но в чужом городе без необходимых рекомендаций, да еще тогда, когда нужно разрываться между больницей, работой и новым бытом, это представлялось довольно проблематичным занятием. Решающее слово осталось за младшим братом, который рассудил все по-взрослому и попросил Сашу просто отдать его в самую ближайшую к больнице бабушки школу.

После всех мучительных и многоэтапных согласований, Саше осталось уладить еще один вопрос.

— Давид, бабушка Мануш еще здесь, но мы больше не можем затягивать этот обман. Когда мы поговорим с твоей семьей? — спросила Саша, впервые набрав его номер. После короткой паузы Саша добавила: — Хотелось бы решить это как можно раньше. Мне нужно будет уехать на некоторое время.

— На некоторое время? — с подозрением спросил у нее молодой человек, будучи почти уверенным, что Саша собирается обратно в Америку.

— Да. Я не могу сказать точно, как долго меня не будет, может, месяц, может, чуть больше.

— А Павлик?

— Он поедет со мной.

— Что-то срочное? — свел он брови на переносице. — Могу помочь?

— Нет-нет, спасибо тебе. Давай просто поговорим с твоими поскорее.

— Хорошо. Вечером скажем. Сможешь приехать в офис? Мне нужно кое-что доделать, а потом вместе вернемся домой.

— Да, конечно.

Саша отключила вызов, ничего не зная о том, что ее вполне ожидаемая просьба стала для Давида чем-то не таким уж приятным, отдаленно напоминающим звук скребущих по металлу ногтей. Это раздражало, что хотелось отойти подальше от источника звука, но как не отдаляйся, от себя не сбежать. Сознание все так же настойчиво царапало произнесенные Сашей слова.

К счастью или сожалению, но долго Давиду об этом думать не пришлось. Еще до того, как секретарь с помощью селекторной связи успела сообщить о посетителях, дверь кабинета распахнулась, и за ней показалась властная фигура бабушки Мануш. Позади, звонко цокая тонкими каблуками, следовала утонченная и божественно прекрасная Зара Хачатрян.

Казалось, с ее появлением мир становился больше похож на рай, солнечный свет сиял ярче, от одной лишь ее улыбки небо преображалось лазурью даже в самый серый и пасмурный день. Но в ее глазах, за напускной беззаботностью, жила глубокая тоска, потому что тот, для кого все это предназначалось, был неизлечимо слеп.

— Давид, мы с Зарой хотим поговорить на всякие женские темы, — властно заявила бабушка Мануш, прямым текстом выпроваживая внука.

Несмотря на свои редкие появления в компании и отсутствие какой-либо должности, бабушка вдруг решила, что одним только статусом вдовы основателя бизнеса стоит на голову выше всех остальных. Геворк частенько спускал матери с рук чрезмерное участие в жизнедеятельности компании в те редкие и кратковременные визиты, которые она наносила им, считая, что лучше уж бурю переждать, чем пытаться ей противостоять. Такое попустительство сделало ее еще более смелой при употреблении власти, зачастую несвоевременной и авторитарной. Однако, как только Давид был избран новым генеральным директором после ухода отца на пенсию, то и вседозволенность Мануш была резко ограничена. Как ни пыталась родственница выразить несогласие, внук оставался непреклонен, позволяя ей вести лишь деятельность наблюдателя.

Отвлекшись от монитора, за которым прятал свои противоречивые мысли о словах Саши, Давид словно только что заметил двух женщин в своем кабинете. Изогнутые кверху брови Мануш выжидательно застыли на лбу в намерении усилить эффект давления на внука. Его глаза спокойно обратились к побелевшей Сюзанне, что маячила позади незваных гостей с виноватым видом. Давид искренне пожалел девушку, попавшую под грейдер марки «Мануш Атасунц», и сочувствующе произнес:

— Сюзанна, пожалуйста, сделай две чашки кофе и отнеси в дальнюю переговорную.

— Хорошо, Давид Геворкович, что-нибудь еще? — как всегда вежливо ответила девушка, радуясь, что ее не отругали за ошибку.

— Спросишь сама у бабушки Мануш и ее гостьи, они скоро подойдут.

— Да, конечно, Давид Геворкович. А вам кофе принести?

— Нет, только воды и таблетку обезболивающего.

Не успел Давид озвучить просьбу, как секретарь уже вернулась в кабинет со стаканом воды и пачкой какого-то анальгетика. Головные боли начальника были явлением довольно частым, поэтому у ответственной и внимательной работницы всегда под рукой лежало лекарство.

Девушка услужливо поставила перед директором поднос и обратилась к Мануш и Заре:

— Я провожу вас в переговорную, прошу за мной.

Мануш отмахнулась от секретаря, словно та была спекулянтом из подмосковной электрички, навязывающим приобрести китайский нож для чистки овощей. Брови бабушки Мануш достигли высшей амплитуды, почти касаясь волос на голове, так она была возмущена неуважительным поступком внука. Однако молчаливого осуждения женщине было недостаточно или она не Мануш Атасунц, а посему высказалась:

— Снова проявляешь дерзость?!

— Дерзость? — озадаченно спросил молодой человек, устало откинувшись на спинку кресла.

— Я хочу остаться в этом кабинете и пообщаться с моей дорогой Зарой. Не должен ли ты уступить мне это право? Как-никак я владелица всего здесь.

— Дорогая бабушка, тебе точно будет гораздо удобнее в месте, специально оборудованном для подобных встреч, а здесь вам не удастся полностью погрузиться в атмосферу приятной беседы. Также, хочу тебе напомнить, что здесь мое рабочее место: этот компьютер и вот эти отчеты — куда я должен перенести все это, чтобы продолжить работать? — снова спокойно произнес Давид, и лишь его взгляд сейчас не соответствовал мягкой интонации и набору уважительных слов.

— Ты и раньше был бунтарем, но теперь вообще потерял привязанность к семейным ценностям. Я уверена, это та девица влияет на тебя!

— Даже знать не хочу, как ты пришла к такому выводу, но мы точно не станем продолжать этот разговор, чтобы не доставлять Заре неудобств, — холодно и твердо сказал Давид, забрасывая две таблетки обезболивающего в рот. — Не то она легко может подумать, что ты способна позволить себе вмешательство в счастье родного человека.

— Давид, тебе нехорошо? — встревоженно спросила Зара, будто не заметила ничего, кроме хмурившегося от боли Давида.

— Просто головная боль, Зара. Ничего, о чем стоило бы беспокоиться.

— После той травмы нельзя так легко отмахиваться от любых изменений в самочувствии, — девушка и не думала сворачивать тему, только потому что ей почти прямым текстом сказали не совать свой нос в чужие дела. — Все это может быть симптомами осложнений, Давид.

— Зара права, ты должен следить за здоровьем. Или четыре месяца комы, по-твоему, просто ночной кошмар, который исчезает с пробуждением?

Поочередно переводя суровый взгляд с одной надоедливой гостьи на другую, Давид внятно и очень терпеливо сделал последнее предупреждение:

— Переговорная готова. Мне нужно работать.

В голубых глазах молодого человека отчетливо виднелся гнев, но женщины не должны были винить Давида за то, что стали причиной этого гнева, ведь сами так легкомысленно жгли спички рядом с табличкой «Огнеопасно». Слишком долго они заискивали с его терпением.

Зара с рождения была своенравной и независимой. Оставаясь единственным ребенком в семье, она не знала отказа в чем бы то ни было. Не знала и не признала бы. Отец окружил ее всей своей любовью и заботой, на которые вообще мог быть способен родитель. Он также позволял дочери любые капризы, с обожанием исполнял все прихоти и философски терпел ее выходки, какими бы безрассудными они ни были. В глазах безмерно любящего отца Зара обладала абсолютной, священной неприкосновенностью для его строгости, хотя ко всем прочим Карен Хачатрян оставался крайне требовательным и нередко жестоким.

Ни разу избалованную Зару не призывали к послушанию, несмотря на ярко выраженную патриархальную структуру в армянских семьях. С возрастом ее непокорность не просто упрочилась — она перешагнула все барьеры, но одному человеку в целом мире Зара готова была повиноваться с благоговейным трепетом в сердце. Конечно, этим человеком был Давид Атасунц. Зара не просто пожертвовала бы привычной вседозволенностью, ради Давида она желала отказаться от всего, что бы он ни потребовал. Лишь бы он потребовал…

— Бабушка Мануш, думаю, мы отлично устроимся в переговорной. Мне нравится ее интерьер и меблировка, они действительно создадут нужную обстановку для нашей беседы, — искренне улыбнулась девушка, глядя на любимого мужчину как верующий на бога. — А Давид пускай заключает новые контракты и ведет отчетность в своем кабинете, он ведь старается на благо всей семьи.

— Вот настоящий пример идеальной невестки семьи Атасунц! — недовольная тем, что придется уступить, выпалила Мануш и поднялась со своего места. Ее указательный палец был поучительно вскинут вверх, когда она все продолжала давать наставления внуку: — А кто эта твоя Саша? Кто она? Просто красивая кукла, которой незнакомы наши традиции, наши устои, которой вообще нет никакого дела до нашей семьи, кроме разве что ее денег!

Если бы Зара вовремя не вывела бабушку за дверь, Давид вполне мог бы не сдержаться и снова поссорился с Мануш из-за оскорбительного поведения по отношению к невесте. Но, к счастью, скандала удалось избежать во многом благодаря Заре, ставшей успокоительным для ненависти Мануш и сдерживающим фактором для гнева Давида.

На самом деле, бабушка Мануш точно не тот человек, кто так легко уступил бы в споре. Она позволила внуку взять верх в одном незначительном сражении, но лишь потому что уже вынашивала план победы в войне.

— Зара, красавица моя, ты должна мне помочь наставить этого упрямца на путь истинный! — обратилась к девушке Мануш, когда они остались наедине.

Даже просьбы Мануш звучали требовательно, но Зара готова была согласиться и не с таким, только бы найти для своей безысходности искреннего утешителя.

— Вы сами сказали про упрямца, — грустно улыбнулась девушка, абсолютно не прикидываясь. Она знала, если уж Давид что-то решил, то его ничто не остановит исполнить. — Похоже, он и правда любит эту Сашу.

— Любит? Ха! — почти взвизгнула от отвращения собеседница. — Блондинка со светлыми глазами — вот и вся любовь. Сама знаешь, как наши мужчины на такое падки, и этот тоже попался. На таких не женятся! Не у нас, слышишь? Не у нас.

— Как бы там ни было, но ваш внук, даже позволив себе увлечься, никогда бы не потерял голову, потому что он все и всегда контролирует. А ведь мы сейчас говорим не просто о его увлечении, Давид подарил той девушке кольцо семьи Атасунц. Мне больше всех не хочется это признавать, но такой шаг он мог сделать лишь будучи на сто процентов уверенным в своих чувствах…

— Моя ты красивая девочка, послушай, что скажет тебе мудрая женщина, которая лишь благодаря собственной хитрости прожила в идеальном браке более пятидесяти лет, — проявляя снисходительность заботливой наставницы, сказала та. В качестве ободрения она взяла за руку расстроенную Зару и произнесла: — Поверь, нет таких чувств, которые не меняются.

— Неужели вы настроены решительно? — в глазах Зары читалось преданное поклонение за надежду, данную ей в часы, казалось, необратимого отчаяния.

— Очень решительно я настроена. А ты мне помоги в этом и стань невесткой нашей семьи.

— Но как? Вы же знаете, что Давиду с детства известно о моих чувствах, но он никогда не принимал их.

— Примет, доченька, примет, никуда не денется! — раздраженно взмахнула рукой женщина, все больше осуждая легкомысленное поведение внука. — Немного подожди просто. Сейчас время насаждать, а вырывать будем после.

* * *

— Давид, привет! — радостно воскликнул Павлик, на бегу протягивая руку.

— Привет, напарник! — улыбнулся тот и пожал маленькую ладонь.

— Твой офис большой и очень красивый, — одобрительно кивнул мальчик, осматриваясь вокруг.

— Рад, что ты оценил, — посмеялся Давид, а потом обратился к Саше. — Ты уверена, что Павлику нужно присутствовать при разговоре с семьей?

— Не могу его оставить одного дома. К тому же, он все знает, — пожала плечами девушка.

— Знает, но не поддерживает, — пробубнил Павлик, устраиваясь на диване и доставая из своего рюкзака учебники. С какой-то безысходностью в голосе он выдохнул: — Было бы хорошо, если бы мы правда стали семьей.

Саша закатила глаза, от усталости к вечеру не способная испытывать даже неловкость, и прокомментировала:

— Знакомься, Давид, это мой брат — сама непосредственность.

На мгновение Давиду стало даже легче. Он вдруг поймал себя на мысли, что полегчало ему от того, что нашелся еще один человек, который слышал скрежет ногтей по металлу. Не решаясь разгуливать по краю пропасти в собственные недопонимания, он просто сменил тему:

— Перекусить хотите?

— Да!! — воскликнул Павлик и радостно вскинул руки вверх.

— Только если ты покушаешь с нами, — лукаво улыбнулась Саша, почти не сомневаясь в том, что Давид за целый день ничего не ел.

— Ну точно, и как я мог забыть. Прибыл агент моей любимой мамы Анаит! — разоблачив замысел лженевесты, вздохнул он и посмеялся над своей беспомощностью.

Пока доставка еды была в пути, Павлик читал книгу, а Саша с Давидом тихо обсуждали какой-то финансовый отчет фирмы.

— Ты же знаешь, чтобы дать лучшую цену на тендере, перед тобой два быстрых пути. Издержки или прибыль.

— Издержки сокращены до минимума, дальнейшие будут влиять на качество. Я могу не взять госзаказ, но поставить на кон репутацию компании не готов. Цена минимальная, а конкуренты просто демпингуют.

— Думаешь пожертвовать прибылью?

Утвердительно кивнув, Давид указал рукой на бумаги с отчетностью и ответил:

— Вот и пытаюсь выяснить, какой у меня лимит.

— Уйти в минус не страшно, если есть где этот минус скомпенсировать, — переходя на профессиональный язык, сказала девушка и на листе с показателями рентабельности заказов сделала несколько пометок карандашом. — Но первое, куда бы я хотела заглянуть — это риски.

Давид перебрал папки, пока не нашел нужную, и молча протянул Саше. Девушка со знанием дела просматривала отчет, попутно заглядывая в финансовые показатели по проекту.

— Она закончила экономический, — объяснил Павлик, заметив удивленный взгляд Давида на сестре.

— Так ты сопровождала своего друга не просто в качестве переводчика? — вдруг спросил молодой человек, сам поражаясь откуда-то взявшемуся вдруг любопытству, совершенно ему не свойственному.

Саша, не отвлекаясь от цифр, ответила:

— После окончания университета я долгое время проработала у Джорджа финансовым консультантом. Теперь он планирует запустить свой бизнес и в России, ему придется разобраться в особенностях сотрудничества с российскими компаниями, еще с берега заметить подводные камни нашего бизнеса.

— И ты будешь участвовать в этом?

— Конечно, — безапелляционно заявила Саша. — Джордж, прежде всего, мой ближайший друг, он — человек, которому я многим обязана. Что бы ни было, я всегда буду ему помогать, если это в моих силах.

— А почему тогда он смотрит на тебя не как друг? — будто бы между прочим спросил Павлик, озвучивая очень интересный и для Давида вопрос.

— С каких пор ты стал такой сплетницей? — рассмеялась Саша и даже оторвалась от документов, чтобы взглянуть на брата.

— Мне он не нравится. Я боюсь, что ты захочешь вернуться в Америку из-за него, и оставишь меня, — с этими словами Павлик снова превратился в десятилетнего мальчика, на долю которого уже успело выпасть очень много горестей.

— Эй, — бессильно выдохнула Саша и жестом подозвала брата к себе. Она ласково погладила его по голове, но строго сказала: — Сколько раз я тебе говорила, что никуда не уеду от тебя? А если и уеду, то только вместе с тобой, но ты снова за свое.

— Прости, — надул губы Павлик, обижаясь скорее на самого себя. Павлик обнял сестру и пробормотал: — Не расстраивайся из-за меня, пожалуйста.

— Не буду, если перестанешь так плохо обо мне думать, — утешительно ответила Саша, поглаживая по спине прижавшегося к ней братишку.

Покушав, Павлик вернулся к чтению, но почти сразу его сморил сон. Саша с умилением смотрела на брата, она разула его и положила под голову подушку. Давид достал из шкафа легкий плед и протянул Саше.

— В твоем офисе и такое есть? — безобидно улыбнулась девушка, укрывая Павлика.

— Здесь есть и не такое, — пожал плечами Давид и улыбнулся в ответ. — Я же раб этой лампы.

— Иди сюда, джинн, попробуем помочь тете Анаит освободить тебя от служения этой лампе пораньше.

Саша и Давид уселись за анализ текущих проектов, пытаясь понять, поможет ли их рентабельность совершить безболезненный для компании маневр с убыточным госзаказом. При помощи грамотного экономиста дело пошло гораздо быстрее. Давид на многое посмотрел с другой стороны именно благодаря умелым манипуляциям с цифрами его лженевесты. Саша четко составила представление о реальных финансовых возможностях компании, ее экономической прочности и, наконец, резюмировала проведенный анализ.

— Решать тебе, конечно, но я бы не рекомендовала брать на себя последствия чужого демпинга. Такую стоимость контракта сможет обеспечить только монополист рынка, а в вашем сегменте таковых нет. Почти уверена, откажись ты сейчас от этого проекта, он к тебе же и вернется, но на приемлемых для тебя условиях, потому что оба твоих конкурента явно блефуют и, вероятно, делают это по заранее спланированной договоренности. Твоя компания имеет прекрасные показатели, которыми нет смысла жертвовать ради удовлетворения соперников по рынку. Кажется, это их изначальная цель — ослабить тебя.

— Я должен был задержаться и принять тебя на работу в тот день, — усмехнулся Давид, говоря об их первой встрече, когда Саша пришла устраиваться на работу в его фирму.

— Он был слишком насыщен событиями, — невесело заключила Саша.

— Судьбоносно насыщен, я бы сказал…

— Хмуришься весь вечер, — тихо продолжила она, догадываясь о беспокоящей молодого человека головной боли.

Давид промолчал, тогда девушка машинально приложила руку к его лбу. В этот момент в кабинет вошли Зара и бабушка Мануш. При виде этой романтичной, до тошноты противной им сцены обе гостьи тут же потеряли прекрасное настроение, которое новоиспеченным интриганкам удалось создать в обсуждении коварного замысла с общей целью.

Вся брезгливость Мануш была выражена в одном ее взгляде на Сашу. Зара не могла быть так красноречива, поэтому обошлась мимолетным проблеском ненависти, которая тотчас сменилась укором в адрес безответно любимого мужчины. Рука Саши бессознательно сползла по его лбу к щеке, пока сам Давид не остановил ее. Накрыв своей ладонью руку Саши, он так и не отпустил ее. Этот маленький спектакль предназначался для незваных гостей. Давид искренне надеялся, что после этого бабушка быстрее оставит его в покое и уедет домой без получасового монолога из хлестких нравоучений.

— Здравствуйте, — скромно кивнула Саша вошедшим женщинам, стараясь вызвать минимально возможное отвращение у Мануш.

Дежурная улыбка первой красавицы планеты Земля вернулась к Заре только благодаря мыслям о скорой мести и исполнении единственного не сбывшегося в жизни желания. Она буквально заставила себя забыть о ненависти к сопернице и с притворной доброжелательностью ответила на приветствие:

— Добрый вечер.

Мануш не собиралась утешать себя будущими свершениями своего коварства, а потому ни тактики, ни поведения не поменяла.

— Давид, поехали домой! — почти приказным тоном заявила родственница.

Молодой человек пропустил мимо ушей командирский приказ. Приложив указательный палец к губам, он жестом попросил сбавить децибелы. И хотя Давид не произнес ни слова, в его ответе бабушке было не меньше требовательности. Мануш проследила за взглядом ненавистной невесты внука и едва не взорвалась от злости. Так он ради не пойми где нагулянного ребенка своей девицы позволяет себе шикать на нее, родную бабушку, руки которой должен целовать за все то, что она дала ему!

Возмущению Мануш не было предела, но должен быть выход. Тогда женщина еще более несдержанно сказала:

— По-твоему, я должна ждать, пока вы тут наиграетесь в семью?!

— Единственное, что ты не должна делать в этой ситуации, так это грубить, — сделал замечание Давид. Он не хотел участвовать в явной провокации бабушки, поэтому сразу прервал все ее попытки сколотить площадку для очередного балагана: — Я останусь здесь столько, сколько потребуется, с тем, с кем потребуется, и буду заниматься тем, чем сочту нужным заниматься. Если тебя что-то не устраивает, ты можешь прямо сейчас позвонить Вардгезу, и мы очень быстро решим вопрос с передачей полномочий генерального директора.

Мануш так и хотела поступить. Она кипела от злости и, если бы не их с Зарой план по устранению глупой увлеченности Давида этой девицей, то уже давно бы наказала внука за абсолютное неуважение со всей присущей ей строгостью. Мануш не хотела признавать, но в этот раз ей придется отступить, потому что в ее планы точно не входило освобождать старшего внука от управления компанией.

После долгой паузы, которую Давид щедро предоставил бабушке на ядовитые комментарии и осуждения, он уже спокойнее добавил:

— Сюзанна вызовет вам такси.

* * *

Глава 11

— Что за срочная и таинственная поездка? — не выдержав, все-таки спросил Давид, когда они вошли в дом Саши и Павлика.

Открывая дверь перед Давидом, на руках которого тихо сопел Павлик, она ответила:

— Нашей бабушке требуется операция на сердце. Мы летим в Питер по настоянию ее лечащего врача.

— Куда дальше? — уточнил дорогу молодой человек, проходя в гостиную. Саша махнула, призывая следовать за ней, тогда Давид продолжил: — Какой-то тяжелый случай?

— Не совсем. Ее кардиолог рекомендовал нескольких хирургов, но здесь, в Москве, придется долго ждать своей очереди, — чтобы не разбудить брата, тихо объяснила девушка, провожая Давида на второй этаж.

Наконец, когда они попали в комнату Павлика, Давид осторожно положил мальчика на кровать и вышел в коридор.

— Дай мне минуту, — сказал он, набирая номер телефона.

Саша хотела переспросить, о чем это он, но Давид уже говорил с кем-то по телефону. Тогда она спокойно переодела брата в пижаму и аккуратно повесила школьную форму. Выходя из комнаты Павлика, она ласково погладила мальчика по щеке и поцеловала на ночь. Только когда обернулась, Саша поняла, что Давид стоит у нее за спиной. В его телефоне звучал низкий баритон, но слов было не разобрать. Подпирая дверной косяк, он внимательно слушал и не менее внимательно наблюдал за Сашей.

— Хорошо, дядя Арут, утром мы привезем тебе все, что у нас есть по истории болезни: анализы, результаты обследования, назначения. Скажешь сам, если тебе чего-то не хватит, мы пройдем необходимые процедуры.

— Давид, кому ты звонил? — удивленно спросила Саша.

— Школьный друг отца, они жили по соседству в Ереване, потом почти одновременно переехали в Россию. Он первоклассный хирург. Пусть посмотрит, ты ничего не теряешь. А если в чем-то будешь сомневаться, сможешь вернуться к первоначальному плану.

— Хорошо, спасибо, Давид.

Он кивнул, принимая благодарность лженевесты, но, кажется тепло внутри было вовсе не из-за этого. Давид уже собирался уйти, но на пороге остановился и спросил:

— Насчет того, чтобы рассказать моим, отложим пока?

— Да, пусть так… — сумбурно пробормотала Саша, глубоко задумавшись, почему это она вдруг почувствовала, как с плеч упал большой груз.

— Тогда до завтра. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — тихо ответила девушка, все еще удивляясь своей реакции на вопрос Давида.

Утром Саша отвезла Павлика в футбольный клуб, а потом, как и договаривались с Давидом, приехала по адресу клиники Арута Бадаляна. Девушка вышла из машины и неторопливо побрела ко входу на территорию. Она добралась чуть раньше оговоренного для встречи времени и, чтобы никого не напрягать своим присутствием, предпочла прогуляться по непозволительно просторному для тесных московских локаций парку, прилегающему к клинике.

Вторая половина сентября все еще радовала зеленью и цветущими садами. Клумбы были полны осенних цветов, ничуть не уступающих по красоте и изяществу летним. Напротив, пестрые композиции из георгинов и астр, создающие неповторимые, искрящиеся пейзажи повсюду, словно торжественный салют, завершали пышное летнее празднество.

Терпкий и едва горьковатый аромат хризантем, настойчиво оседающий на небе, нисколько не отталкивал от созерцания богатых цветников. Скорее только благодаря оскомистому запаху во всем этом головокружительном калейдоскопе красок удавалось сохранить ощущение реальности, почувствовать на коже дыхание уходящего тепла, услышать прощальный шепот неосуществленных желаний…

Желтые, оранжевые, красные, пурпурные оттенки, будто на палитре искусного художника, перемешивались в своей неопрятности, в своей смелости удивительно красиво, чем создавали плавные зернистые градиенты на растянувшихся вдоль мощеных аллей клумбах.

В теплых лучах утреннего солнца утопала площадь с большой клумбой астр. Прямо перед ней сидела пожилая женщина в инвалидной коляске и зачарованно смотрела на разноцветный ковер. Только приблизившись, Саша услышала выразительное чтение какого-то стихотворения.

— …Средь завядших цветов в сентябре

Полыхают лишь астры красиво,

И угрозам зимы на заре

Внемлют мужественно, терпеливо.

Этих звезд многоцветье в душе

Возрождает былые надежды,

Отступают печали уже,

Снова хочется верить, как прежде.

Верить людям, их взглядам, речам,

Не страшась обмануться, быть битым,

Верить силам своим и мечтам,

Вновь влюбленностью легкой увитым…

— Удивительно теплая поэзия, пусть и сквозь призму печального жизненного опыта, — улыбнулась Саша, поднимая упавший на землю плед. Девушка заботливо отряхнула от песка мягкое покрывало и накрыла ноги старушки. — Вы автор?

— Ох, нет, что вы! Мне такое словесное изящество не по зубам! Это Всеволод Александрович Рождественский, какой все-таки прекрасный советский поэт был, — усмехнулась бабушка с добрыми, полными жизнелюбия глазами. — Спасибо за помощь, дочка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Пожалуйста, — ответила Саша и оглянулась по сторонам. — Кто-то сопровождает вас?

— Да-да, мой внучатый племянник пошел за водой, уже должен вернуться, — махнула в сторону палатки бабушка. Увидев молодого человека в светлых джинсах и кожаной куртке, она радостно добавила: — А вот и он.

— Отлично, тогда желаю вам приятной прогулки, — сказала девушка, собираясь уйти.

— Бабушка, все хорошо? — на красивом лице молодого мужчины появилась обеспокоенность. — Опять голова закружилась?

— Нет, дорогой, все со мной в порядке, — успокаивая, она погладила его руку. — Мы просто немного поболтали, когда девушка помогла мне с пледом.

— Спасибо вам, — тут же молодой мужчина обратился с благодарностью к Саше.

— Мне было в радость помочь.

— Приехали навестить кого-то? — спросил тот на первый взгляд будто бы ради поддержания вежливой беседы. Однако следующая реплика незнакомца была уже с долей любопытства: — Вы точно тут не работаете.

— Почему вы так в этом уверены? — с удивлением улыбнулась Саша.

— Бабушка здесь уже несколько месяцев, за это время я, кажется, узнал всех работников.

— Вы очень наблюдательный, — похвалила Саша молодого мужчину, чьи открытость и дружелюбие ей действительно импонировали.

— На самом деле я не настолько любопытный, чтобы засыпать незнакомку бестактными вопросами, — посмеялся мужчина, обличая милые ямочки на щеках. — Просто подумал, если вы теперь будете приезжать сюда, то мы сможем вот так случайно видеться время от времени.

— Так вот каковы ваши намерения, — отшутилась Саша, чтобы избежать ответа на замаскированный под безобидное предположение флирт.

— Сережа, мне кажется, ты немного опоздал с ухаживаниями. Наша прекрасная собеседница, кажется, уже состоит в отношениях, — не щадя чувств внучатого племянника, произнесла бабушка. Она хитро улыбнулась и кивнула в сторону, добавив: — А еще мне почему-то кажется, что именно вот с этим импозантным мужчиной.

Саша обернулась и увидела Давида, стоящего позади. Как всегда безупречно красив и элегантен в дорогом дизайнерском костюме темно-графитового цвета. На его лице не читалось недовольства или вообще каких-то негативных эмоций, скорее Давид был заинтересован. По его позе и рукам в карманах было видно, что он так стоит уже какое-то время, тактично не мешая их беседе.

Давид, как безукоризненно воспитанный, умеющий почитать старость человек, приблизился и поздоровался с пожилой женщиной. Старушка с блеском в глазах любовалась мужественной красотой незнакомца, в то время как ее внучатый племянник испытывал менее приветливые чувства. Даже если бы тетя не сделала такое предположение, Сергей инстинктивно посчитал бы Давида не то чтобы недругом — соперником. Погружаясь все глубже в основанные на первобытных желаниях мысли, внешне он остался все таким же приветливым и без промедления ответил на рукопожатие.

— Вы чудесная пара, — одобрительно произнесла женщина, переводя взгляд с Саши на Давида и обратно.

— Бабушка, ты ведь даже не знаешь этого наверняка… — пробормотал племянник, испытывая неловкость за поведение родственницы, но еще и он до последнего надеялся, что у него есть шанс против этого бога мужественности и красоты.

— Знаю, знаю, дорогой, — тоном снисходительного учителя жизни произнесла она и лукаво улыбнулась.

— Простите за это, если вдруг…

— Все в порядке, — за искусно созданным дружелюбием Давид прятал какое-то совершенно незнакомое, зудящее чувство. Он вдруг, неожиданно для себя, распробовал что-то по вкусу очень похожее на уксус, и это что-то срочно нужно было заесть чем-то сахаросодержащим. Именно тогда молодой человек произнес: — Мы вместе.

Саша едва сдержала удивление и ограничилась только строгим взглядом на беспричинно прибегнувшего ко лжи Давида. Что за глупости творит этот мужчина, распространяя так горячо осуждаемую им неправду?..

— Нам уже пора, — свернула тему Саша, — всего вам хорошего и поправляйтесь скорее!

— Непременно, дочка. Спасибо! — махнула рукой вслед старушка, пока ее племянник просто провожал взглядом невероятно привлекательную девушку, которая, к большому его сожалению, уходила вместе с другим мужчиной. Соперничество с ним явно не было бы легкой прогулкой.

— И что это было? — тихо спросила Саша, когда они отдалились на некоторое расстояние от Сергея и его тети.

— А что было? — с ленивым удивлением спросил Давид, внутренне, конечно, понимая, как его нынешний поступок не вяжется с его прежним образом.

— Они ведь просто случайные прохожие, им врать мы явно не обязаны. Или у тебя другое мнение?

— Тот парень откровенно флиртовал с тобой, — не меняя выражения абсолютного спокойствия на лице, ответил молодой человек.

— И как это мешает тебе?

— Мне никак. Но, если я правильно понял, он прекрасно знаком со многими сотрудниками этой клиники. Что если он, например, еще и хороший знакомый Арута Бадаляна? Поэтому, если у тебя нет непреодолимого желания ответить на флирт этого парня, можем мы пока и тут поддерживать легенду?

— Ты прав, я должна была сообразить.

Давид краем глаза заметил, что Саша снова в мыслях занята самоедством, причиной которому стала неправильно истолкованная последняя его фраза. Он остановился и посмотрел Саше в глаза, голос его зазвучал мягче:

— Понятно, что скоро мы разойдемся, это та цель, которую я преследую, но также это не значит, будто мне хочется, чтобы моя семья думала о тебе плохо из-за такой неосторожности.

— Почему? — в недоумении произнесла свой вопрос Саша, не найдя на него ответа в этих красивых голубых глазах. — Почему бы не выставить меня в таком свете? В конце концов, меньше придется выдумывать предлогов для нашего расставания.

— Нет, так не будет.

В словах Давида Саша отчетливо услышала его категоричную позицию. Этот мужчина так резко поворачивал, что она никогда не успевала подготовиться к виражам его мышления. Ладно, ему все же виднее, как выпутаться из непростой ситуации с их фиктивными отношениями, ведь Давид руководствуется, прежде всего, заботой о близких. Сашу в вопросе с их разрывом тоже волновал только наименьший урон семье Атасунц.

Времени на пространные размышления у нее сейчас не было. Они вошли в клинику, где их встретила услужливая администратор и проводила в кабинет директора.

— Давид, приветствую! — воскликнул черноволосый мужчина с крупными и строгими, присущими кавказским мужчинам чертами лица.

Арут Бадалян поднялся со своего места и поспешил навстречу гостям. Он заключил в крепкие объятия Давида, словно они не виделись целую вечность, а ласковая улыбка на его мужественном, даже суровом лице выглядела как выражение истинной и преданной любви отца к сыну. Воистину говорят, что для армян чужих детей не бывает, они всякий раз лучатся счастьем при виде детей, даже если те давным-давно выросли.

— Дядя Арут, здравствуй! — похлопав по спине давнего друга отца, с аналогичной сердечностью произнес молодой человек.

— Давид, это она? — хитро прищурился хирург, глядя на Сашу.

— Так ты уже в курсе, — от безысходности только и мог улыбнуться Давид. — Сегодня я узнал, что бывает не только мудрый и молчаливый, далекий от чего-то, вроде сплетен, Геворк Атасунц.

— Думаешь мы не делимся между собой проблемами или радостями? Кто мы по-твоему? Люди, которые сто лет делят на двоих одну дружбу, но ведут себя иначе? — весело поучал Давида он. — Давай, знакомь нас скорее!

— Дядя Арут, это Александра, — загнанный в угол, Давид скосил взгляд на Сашу, когда добавил: — моя невеста.

Доктор с особой нежностью посмотрел на Сашу, будто чувствуя родство.

— Красавица моя, рад встрече, очень рад! — со всей семейной теплотой приветствовал ее совершенно чужой человек, также заключая в объятия.

Саша была неизбежно тронута этим приветствием.

— Здравствуйте, мне тоже очень приятно познакомиться с вами.

— Как же хорошо, что твой отец иногда бывает неправ! Геворк столько раз твердил мне, мол, его сын только о работе и думает, а теперь как оно вышло? У него невероятной красоты невестка, на которую его сын смотрит с особой преданностью. Чего еще желать, а?!

— Мне кажется, ты слишком романтизируешь, дядя Арут, — хмыкнул Давид явному преувеличению в словах мужчины, но тот пропустил мимо ушей эту фразу, потому что уже составил свое мнение самостоятельно, без уточнений Давида.

— Ни в коем случае не позволяй моему Карену даже издалека видеть твою Сашу, — со всей серьезностью пригрозил Арут, приглашая присесть. — Этот парень точно будет тем, кто разрушит мою вековую дружбу с Геворком, когда украдет у тебя невесту!

— Дядя Арут, постыдись, ты наговариваешь на сына, — отшутился Давид и сел рядом с Сашей. — Он никогда тебя не подведет.

— Ха! Ты плохо его знаешь, а твоя невеста слишком привлекательна. Саша, Геворк мне столько рассказывал о тебе, но этот старый лис забыл упомянуть, что его невестка уж очень красива. Как думаешь, он ведь это умышленно? Знает же, что у меня три сына, которых я все никак не могу женить из-за их завышенных требований к женщинам!

Саша посмеялась над простодушием в семейных делах умного мужчины и успешного хирурга Арута Бадаляна.

— Уверена, знай он, что под угрозой находится ваша дружба, повел бы себя иначе, — поддержала шутку девушка, принимая из рук секретаря чашку ароматного кофе.

— То есть ты решил скинуть все неудачи в женитьбе сыновей на моего честного отца? — продолжил Давид.

— А ты сейчас не честь отца защищаешь! Боишься, как бы невесту не забрали?

— Думаешь, это так просто будет сделать? — с интересом посмотрел на Арута молодой человек. Его голубые глаза словно бы говорили «ну пусть все смельчаки рискнут».

— Слушай, за какой подвиг Геворк получил такую награду?! Его сын влюбился и наконец-то женится! Сегодня же позвоню ему и скажу, чтобы накрывал столы поскорее. Вы же не планируете тянуть со свадьбой, как это сейчас у молодежи принято?

— Нет, тянуть точно не планируем, — подразумевая совсем другое, ответил Давид.

— Вот и правильно! — щелкнул пальцами Арут Бадалян в знак одобрения. — А теперь давайте о деле. Покажите-ка мне, что там.

Из веселого дяди Арута он мгновенно превратился в профессионала, сосредоточившись на истории болезни бабушки Марины. Листая документы, он обращался к тем или иным результатам обследований, а через минуту уже готов был озвучить свой вердикт.

— Да, Саша, доктор все правильно назначил. Твоей бабушке обязательно нужно соглашаться на операцию. Сейчас риск минимальный, но если не сделать, то все может усугубиться, — внимательно изучая историю болезни бабушки Марины, рассказывал о своих соображениях он.

— Дядя Арут, ты возьмешься? — Давид никогда не был тем, кто ходил вокруг да около, когда дело касалось какой-то проблемы. Он всегда стремился решить ее быстрее и с наименьшими затратами.

— Вот это Атасунц. Всем сердцем и делом он. Никто так не умеет решать задачи, как мужчины этой семьи, поверь на слово, Саша!

— Мы с вами разделяем одно мнение, — кивнула Саша, — в этом Давид и дядя Геворк действительно очень похожи.

— Саша, мы поступим следующим образом, — вернулся к теме их встречи доктор Бадалян, — я скажу, чтобы подготовили бумаги на перевод твоей бабушки в нашу клинику, а все необходимые дополнительные обследования сделаем уже здесь, под моим контролем. Через три-четыре недели прооперируем твою бабушку, и будет как молодая танцевать на вашей свадьбе!

Саша даже растерялась такому скорому и простому решению этой ситуации с операцией бабушки Марины, ради которой ей пришлось перестроить всю только более или менее устаканившуюся жизнь. Нет, ее не беспокоило все в одночасье поменять или потерять, тем более когда на кону здоровье родного человека. В конце концов, сколько в ее жизни было подобных волевых до безрассудства решений? Десятки. Когда она решилась на побег из дома и отправилась в чужую страну никем, ни с чем. Да там подобные перемены происходили с ней постоянно, пока наконец Саша не доказала судьбе, что является не безмолвной жертвой, а достойным соперником, и чтобы попробовать ее сломать, придется напрячься. Она буквально выбила свое право на возможность стать счастливой. Сама. В одиночку.

Нет, ее удивляло не то, что вместе с ней теперь этой судьбе противостоит еще кто-то, Сашу шокировало, что с участием Давида в этом противостоянии надобность ее вечного сражения отпала сама собой. Ведь сейчас рядом тот, кто сумел превзойти судьбу, кого после непримиримой схватки она нехотя признала своим хозяином. При этой мысли в груди у девушки защемило от странного чувства. Нет, ничего сентиментального, никакой романтики. Это был страх.

Что пугало ее, когда б страх — последнее, что можно было чувствовать в такой ситуации? Саша не могла не оглядываться на свое прошлое, только потому что сегодня ей вдруг повезло. Когда Давид уйдет из ее жизни, ей вновь предстоит тяжелая борьба, в которой опереться будет не на кого. Никто не заменит ее в противодействии стихии, оставив пережидать бурю за бурей в тихом и безопасном месте — за своей спиной. Привыкшая смотреть вперед, а видеть еще дальше, Саша боялась растерять выдержку, размякнуть и в конечном счете стать уязвимой для новых ударов и без того не жалующей ее судьбы.

— Спасибо, я правда не знаю, как благодарить…

— А не надо пока ни за что благодарить. Просто давай сделаем все, как нужно, как требует того наш человеческий долг. Все благодарности оставим на потом, когда соберемся за одним столом, и тогда скажем спасибо за то, что мы есть в жизнях друг друга.

— Так и будет, дядя Арут, обязательно. Саша пока не привыкла к нашему менталитету, не запрещай ей тебя хвалить и благодарить тоже. Для тебя это обычное дело, а для нее — счастье близких людей. И ее собственное счастье, — мягко закончил Давид, сам не заметив, как взял растерянную девушку за руку.

— Ничего, скоро ты станешь такой же, как и мы, Саша, — радостно подбодрил Арут Бадалян, — ведь нет ничего естественнее для близких друг другу людей, как помогать, делить радость и беды.

— Точно. В современном мире об этом мало помнят, к сожалению. Но мне, кажется, особенно повезло, — с оттенком грусти на лице Саши все же появилась улыбка. На прощание она обняла друга семьи Атасунц. — Еще раз спасибо.

— Рад помочь, Саша. А еще больше рад, что ты теперь часть этой большой семьи! Пусть теперь Давид бережет тебя от своих соперников, армяне народ темпераментный, часто сначала делают, потом думают, ха-ха!

— Снова угрожает, — посмеялся Давид. Не выпуская руки Саши из своей, он сказал на прощание: — Дядя Арут, ты давно не был у нас. Почему бы тебе не приехать как-нибудь в гости?

— Отличная идея, но давай после того, как тетя Мануш уедет, — в голосе успешного, самодостаточного мужчины слышались панические нотки.

— Дядя Арут, ты так боишься бабушку? — насмешливо спросил Давид.

— Ничего не могу с этим поделать. Она еще с детства моя персональная фобия, — развел руками хирург, честно признаваясь в своей слабости.

— Тут нечего стыдиться, эта фобия широко распространена, она не персональная.

— Саша, а что насчет тебя?

— Я не стала исключением, — усмехнулась девушка, думая о своем иммунитете к людской ненависти. Мать высоко подняла планку, вряд ли кто-то сможет сделать Саше больнее, чем самый близкий и родной человек, а старания всех остальных, хотя и неприятны, но не смогут существенно ранить ее. — Она ко мне строга, но я не боюсь бабушку Мануш.

— Ты нашел жену себе под стать.

Давид посмеялся над словами близкого друга их семьи, а потом ответил:

— Ты прав, как и всегда, дядя Арут, в одном только ошибся…

Саша недоверчиво посмотрела на заговорившего вдруг загадками Давида.

— Это она нашла меня.

* * *

После посещения клиники Арута Бадаляна Саша заехала к матери. Снова и снова девушка повторяла как мантру: если бы не Павлик и бабушка Марина, она больше никогда бы не переступила порог этого дома. К сожалению, мать снова имела преимущество, с которым Саша не могла не считаться, чью власть над собой не могла не признать.

И хотя сегодня благодаря Давиду все наладилось, и вопрос с операцией бабушки Марины больше не казался трудно разрешимой проблемой, Саша не сочла нужным посвящать во все подробности мать, надеясь таким образом получить шанс на осуществление своего маленького коварства.

Саша брела по дому, в котором прошли ее не самое счастливое детство и еще менее счастливая юность. Буквально отбиваясь от воспоминаний, навязчивых, липких, таких, какие хочется содрать вместе с кожей, лишь бы не проживать снова с трудом забытые эмоции, не вскармливать через силу подавленные страхи, Саша заставляла себя делать шаг за шагом. Ради возможности спасти ту часть ее семьи, которую еще можно спасти, ради возможности иметь маленькую, крошечную семью спустя столько лет одиночества.

Этот особняк — старый, аристократический дом, окруженный всеми архитектурными излишествами, уваженный всеми чинными церемониями; настоящее родовое гнездо — душил. Точно психопатичный собственник, он не отпускал из своих тесных, в аффективной любви все плотнее сжимающихся объятий, вот и теперь принуждал Сашу вдыхать пыль былых разочарований, горькую, царапающую каждой своей песчинкой воспаленное от поднимающейся истерики горло. Смыкаясь со всех сторон птичьей клеткой, он запирал ее в отравленном мареве, запирал, не разрешая и глотка свежего воздуха.

А Саша, Саша никогда не была хозяйкой в этом доме, она скорее напоминала вечную, безропотную жертву его маниакальной одержимости. И теперь с ликующим оскалом победителя он снова сомкнул на ее плечах удушающее кольцо своих цепких ручищ в предвкушении новой веселой игры в кошки-мышки.

Слуги, которых для обеспечения максимально комфортной жизни хозяйки в особняке всегда было немалое количество, ходили на цыпочках, не издавая ни звука, не обращая внимания ни на что вокруг, кроме своих обязанностей. Они давно уяснили, что только абсолютное безразличие к делам своенравных господ позволит им задержаться на этом престижном и высокооплачиваемом месте дольше прочих, более любопытных. Потому за многие годы службы они успели постареть вместе с домом, но так и не стать его частью. За минувшие десятилетия время исказило знакомые лица, но их сердец так и не коснулось тепло привязанности. Саше эти люди всегда напоминали призраков, такие же холодные и отрешенные.

Мать сидела в кабинете за большим письменным столом из редкой и оттого ценной породы дерева, из которой, впрочем, была сделана и вся остальная мебель этого места, и с видом хозяйки жизни попивала кофе. Интерьер буквально источал роскошь, до неприличия высокомерно демонстрировал все те блага, которые может дать слаженный тандем богатства и алчности. Только окружив себя самыми дорогими вещами, мать могла сдерживать внутреннего дьявола, жаждущего все больше и больше регалий.

— Ух, — изобразила удивление мать, прикусив душку дизайнерских очков, — сегодня солнце взошло на западе, если в мой дом заявилась блудная дочь, да еще и с таким воинственным выражением на лице.

— Ты приписываешь мне чужие эмоции, предположительно свои собственные, — выдохнула Саша и села в кресло напротив матери.

— Что ж, раз ты здесь, мы сейчас и узнаем о твоих настоящих эмоциях, если мои тебе не приглянулись. Чем порадуешь, доченька? Или же, наоборот, пришла огорчить?

Саша не желала потакать матери, так любящей провокации, которыми всю свою жизнь методично приводит людей к подчинительному положению, а потому девушка спокойно озвучила:

— Бабушке будут делать операцию. Вероятно, нам придется уехать в Питер. Все это займет по меньшей мере месяц.

— И какое мне до этого дело? Денег не дам, можешь даже не заикаться, — брезгливо произнесла мать, будто разговаривала о враге, принесшим ее семье много горя. Не позволяя дочери допустить мимолетную мысль о том, что в ней есть еще хоть что-то человеческое, мать добавила: — Достаточно того, что я уже основательно вложилась в ее содержание, анализы и тонну лекарств.

— Я не предлагаю тебе взять на себя расходы, — снова максимально сдержанно ответила Саша. — Меня волновал вопрос, никак не связанный с больничными счетами бабушки Марины. И поскольку главный раздражитель — финансовые траты — устранен, возможно, ты дашь мне сказать то, зачем я пришла?

— Ну, и что же тебе надо от меня? — заинтересованно спросила та, никак не отреагировав на явное пренебрежение со стороны дочери.

— Может, откажешься от прав на Павлика в мою пользу? Все равно он живет со мной, и забота о нем для тебя всегда была бременем.

Девушка с особой тщательностью подбирала слова, прекрасно понимая, что с этой змеей нужно быть как можно осторожнее, ведь от ее решения зависело благополучие дорогих Саше людей, она не могла быть беспечной. Лучше пусть в грязь будет вдавлена ее гордость, чем будущее Павлика.

— Ох, да ты никак стала взрослой и ответственной, раз с твердой решимостью намереваешься усыновить этого внебрачного ребенка, а ведь было время не могла даже совладать с одной собой. Это тебя деньги Давида Атасунца такой самоуверенной сделали? — коварная улыбка матери растянулась по лицу, точно что-то опасное, не предвещающее ничего хорошего. — Прежде чем мы обсудим этот вопрос, хочу услышать историю ваших взаимоотношений и вот этого красивого айсберга на очень важном пальце.

— Думаю, ты не так все поняла…

— Думаю, это ты не так поняла, — угрожающе парировала мать, пресекая любые попытки дочери отмолчаться. — Я слушаю, и пока не услышу то, что меня интересует, не стану говорить о том, что мне безразлично.

Саша поняла, что выбора у нее нет, ей осталось лишь принять условия новой циничной игры матери. Тогда она изложила суть произошедшего между ней и семьей Давида недоразумения.

— Ты должна как можно скорее покончить с этими отношениями, — авторитарно заявила мать. — Раз и навсегда.

Саша буквально подавилась стремительностью этого приказа, но еще больше ее поразила заинтересованность матери в ее личных делах.

— Разве не ты хотела подобраться поближе к семейному бизнесу Атасунц? Что-то изменилось?

— Больше не интересует, — отмахнулась та, словно списала со счетов.

— В любом случае я не собиралась продолжать эти отношения…

— Вот и отлично. Впервые мы с тобой мыслим в одном направлении, — перебила мать на полуслове. Ей важно было сказать, а не выслушать, как, впрочем, и всегда.

— …но не понимаю, какое тебе дело до моей личной жизни? — несмотря на полное безразличие со стороны матери, все равно закончила свою фразу Саша.

— Ты права, в любой иной ситуации дела мне не было бы никакого. Если речь не идет об очень выгодных для меня условиях.

— О чем ты?

— Недавно я познакомилась с одним очаровательным молодым человеком, у которого, по счастливой случайности, еще и очень много денег, и по еще одной счастливой случайности он готов ими делиться. Безвозмездно или, как он считает — взаимовыгодно! Человек хоть и молодой, но уж очень предприимчивый и грамотный в вопросах бизнеса. И каково было мое удивление, когда он заявил, что не хочет гарантий, у него более сентиментальные цели. С другой стороны, быть может, он и прав, собираясь сделать ставку на что-то большее, чем просто партнерские гарантии, — мечтательно рассуждала мать, будто нарочно создавая интригу. — В общем, этой гарантией должна стать ты.

— Что за бред? — возмутилась Саша. — Ты хочешь сделать меня разменной монетой в ваших деловых отношениях?

— Не нужно смотреть так на меня. Это не мои условия. Я лишь могу распоряжаться в тех рамках, которыми меня ограничили. Так что теперь мы вплотную подошли к вопросу о передачи прав на твоего сводного братца. Решай-ка лучше ты, что важнее: твоя гордость или счастливое существование Павлика с любимой сестрой в статусе опекуна.

— Это что, Средневековье какое-то? Кто сейчас женится без единой встречи?!

— Вы встречались, — деланно заметила мать, делая глоток крепкого кофе.

— Да что ты? И где? — усмехнувшись абсурдному заявлению матери, Саша всем видом дала понять, что не верит.

— На прошедшем недавно форуме, который устраивала мэрия Москвы.

Негодование Саши искало выход, отшвыривая в сторону изначальный план придерживаться непрошибаемого, титанического спокойствия. В конце концов, всему имелся свой предел.

— Да там было по меньшей мере две сотни незнакомых мне людей! Мне каждого третьего, с кем случайно взглядом пересеклась, считать кандидатом в мужья? Это вообще нормально, на твой взгляд?

— Послушай, прежде чем истерить. Никто не говорит о твоем моментальном замужестве. К такому не готов и Алексей, ведь твой характер далеко не подарок, он вполне может и отказаться от только что родившейся к тебе симпатии, когда узнает поближе. Но в перспективе, да, ваш союз будет выгоден многим.

— Может, даже всем. Кроме меня.

— Тц, я ж ведь не принуждаю. Я предлагаю тебе сделку, как взрослому человеку. Мы ведь в самом начале нашего разговора совместно пришли к выводу, что ты взрослый человек, не так ли?.. — мягкий, полный женского коварства голос матери, вмиг располосовав, по клочкам вытягивал наивные надежды Саши о том, что очень скоро она сможет вдохнуть воздух свободы. — И только ты сможешь решить, являются ли ее условия выгодными лично для тебя.

Сашу вдруг будто громом поразило при мысли о том, что мать вполне может прибегнуть и к более грязным приемам. Чувствуя, как внутри все немеет от страха, девушка спросила:

— Ты же не собираешься забрать у меня Павлика и шантажировать этим?

Мать громко рассмеялась, не стесняясь показывать, что довольна реакцией дочери. Новый глоток кофе она нарочно делала слишком размеренно и неторопливо, после чего подняла на Сашу лишенные даже толики тепла глаза и сказала:

— Нет, думаю, мы обойдемся и без этого. Я же уже ясно дала понять, что не имею намерений принуждать тебя, ведь тоже заинтересована в осуществлении плана Семина. Вдруг ты только кичишься любовью к брату, а сама при первой же трудноразрешимой проблеме снова сбежишь за океан. В конце концов, ты сама поймешь, что Алексей мечта, а не мужчина, которая по какому-то странному обстоятельству сбудется для никчемной тебя, а не более достойной женщины. Так что будь благодарна и присмотрись. Уверяю, проигравших в этой сделке не будет, а ты, именно ты, станешь главным выгодоприобретателем.

— Ты снова все решаешь за меня. Даже мои выгоды просчитываешь. И это, по-твоему, не имеет ничего общего с принуждением?

— Я не решаю, а демонстрирую преимущества твоему ослепленному предубеждением взору, — театрально вздохнула мать, будто глупость дочери ее уже порядком утомила. Но вдруг мимика ее строгого, но красивого лица поменялась кардинально. В глазах загорелся огонь коварства, когда она сделала свое предположение: — Или у тебя есть причины, по которым ты отвергаешь даже возможность брака с Алексеем?!

— Какие еще причины? — возмутилась девушка, удивляясь, что мать не считает достаточным для открытого сопротивления тот факт, что Сашу пытаются выдать замуж без ее же согласия.

— Так ли ты безразлична к Давиду Атасунцу? Увлекшись этой игрой, не стала ли ты воспринимать все всерьез?

Издевательский тон матери только набирал обороты, она могла упражняться в третировании еще очень долго, Саше это было известно как никому другому. Никогда и ни при каких обстоятельствах она не допустит и малейшей возможности, при которой прекрасная семья Давида породниться с этим алчным и бездушным чудовищем. Девушка тотчас парировала наглую уверенность матери:

— Да я лучше умру, чем позволю себе влюбиться в Давида Атасунца.

* * *

Глава 12

Все устроилось в считанные дни. Бабушку Марину перевезли в клинику Бадаляна, где после прохождения всех необходимых дополнительных обследований и сдачи анализов будет назначен день операции.

Саша навещала бабушку по возможности часто. Чтобы быть рядом ежедневно, она снова перестроила свой график, как в случае с комой Давида. Девушка знала, что в душе бабушка Марина очень переживает из-за предстоящей операции, поэтому хотела поддержать и дать ощущение, что в ней нуждаются, что искренне желают ей скорейшего выздоровления.

В дождь, уютно устроившись в палате, они смотрели так любимые бабушкой турецкие сериалы. В солнечную погоду Саша и бабушка подолгу гуляли в парке и, глядя в будущее с оптимизмом, вели тихие беседы под сенью желтеющих с каждым днем все больше и ярче крон деревьев.

Сентябрь напоследок порадовал летним теплом, передавая эстафету осени не менее дружелюбному октябрю. Саша сидела на лавочке с закрытыми глазами, обратив лицо к солнцу. На ее лице сияла детская улыбка.

— Что-то Миша ко мне давно не приезжал, дома все хорошо? — спросила бабушка, поправляя теплую накидку на ногах.

— Он уже недели две в Казахстане. Какие-то дела с иностранными партнерами матери, — улыбка моментально сошла с лица девушки, да и по интонации Саши было понятно, что затронутая тема как минимум не приносит ей удовольствия.

Бабушка Марина поняла все без слов, ведь ей так хорошо была знакома боль в этих серых глазах внучки. Она знала, что Саша всегда переживает ссоры с матерью в себе, что в такие моменты из нее и слова не вытянуть, но несмотря на это не могла оставить все вот так. Бабушка поднялась со своей коляски и пересела на скамью рядом с Сашей. Ее теплая морщинистая рука со всей заботой коснулась волос девушки, поглаживая в знак утешения.

— У тебя что-то снова произошло с матерью?

Саша молчала. Как и всегда. Ей было трудно признаться в своей боли, что сейчас, что раньше. Она считала, что таким образом официально вывешивает белый флаг перед своим заклятым врагом, с низко склоненной головой признавая его власть над собой. Но сегодня что-то вдруг в ней изменилось, и так почему-то захотелось отринуть одиночество и хоть раз в жизни разделить свою боль с тем, кто точно подберет самые теплые слова утешения или просто молчаливо заберет половину твоих страданий.

— Она хочет, чтобы я вышла замуж за выбранного ею мужчину.

— Святые угодники, да как же она только додумалась до такого? — удивилась бабушка, машинально сложив руки в молитвенном жесте.

— Ее мыслями всегда управляет жадность. Вот и эта ситуация не исключение. Мать волнуют деньги того человека, и самый верный способ их заполучить, по ее мнению, это породниться с ним.

Бабушка неодобрительно покачала головой и снова спросила:

— Тот мужчина, кто он? Он испытывает к тебе какие-то чувства или это лишь игры твоей матери?

— По ее словам, он имеет серьезные намерения.

— Чьи бы то ни были намерения: твоей матери, того мужчины или их совместные — все это лишь их намерения. Почему тебя так расстраивает чья-то глупая самоуверенность?

— Потому что мать никогда не делает ход, пока не убедится в твердости своей позиции.

— Чем она пригрозила тебе? — губы бабушки Марины дрогнули, она уже и без того знала ответ. — Павликом?..

— Да. Сказала, что передаст права на него только в том случае, если я сделаю так, как она хочет.

— Родная, я всегда хотела верить, что твоя мама одумается, я так надеялась, что в ее душе не все отравлено деньгами и вечной погоней за неуемной жадностью, — вздохнула бабушка Марина. — Это я… я во всем виновата…

— Не говори глупостей, ба. Как ты можешь винить себя за ее ненависть ко мне?

— Нет, конечно, не за это. Просто для тебя я обуза. Ты могла бы не возвращаться из Америки, где всего добилась сама, своим трудом и умом! Там ты, во всяком случае, не была бы главным исполнителем циничных идей своей матери…

— Что за хандра сегодня на тебя напала? Говоришь столько глупостей! Если бы не вернулась, как бы я могла знать, что родным людям требуются мои забота и помощь? Вместе мы с тобой преодолеем эти трудности с операцией, скоро ты поправишься, и мы вернемся домой: ты, Павлик и я. Наша маленькая семья наконец сможет насладиться покоем и счастьем.

— Если бы не я, ты забрала бы Павлика и уехала с ним, — продолжала сетовать на обстоятельства бабушка Марина.

— Чтобы ты сильно не истязалась этой мыслью, я тебе напомню, что забрать Павлика я могла бы лишь будучи его законным опекуном. Мать обозначила условия достаточно четко, чтобы я не имела неправильных представлений о реальности, выстроенной ею вокруг меня. Мне не сбежать, я полностью в этой власти, когда в ее руках такой бесспорный аргумент, как счастье моего младшего брата.

— Что говорит Михаил по этому поводу?

— Ба, что может сказать Миша? Будто ты не знаешь, что он ее полная копия и согласен с матерью во всем.

— Нет, ты можешь мне не верить, но твой старший брат отличается от нее. Михаил молчун с детства, но его глаза не лгут, когда он с сочувствием глядит на свою младшую сестру.

— Сочувствие — это то, что мне никак не поможет, не говоря уже о том, что помощи я от него вообще никакой не жду. Миша всегда был в стороне от наших с матерью скандалов, ссор, взращенных на ее ненависти к собственной дочери. Пусть он остается верен своей позиции до конца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хорошо, детка. Я не буду говорить о том, что тебе неприятно. Тогда можно ли мне спросить о том, что явно вызывает улыбку на твоих губах?

— Ты о семье Давида?

— Да, — мягко сказала та и погладила руку внучки. — Расскажи мне о них, пожалуйста.

Саша мечтательно положила голову на плечо бабушки Марины. Ее лицо снова прояснилось, когда заговорила:

— Они другие, бабушка. Знаешь, каждый взгляд тети Анаит на своих детей просто не передать всю палитру эмоций одним банальным словом. Это и признание мужу в любви, и благодарность богу за материнство, это гордость за своих детей, за то, что они выросли такими чудесными людьми. Они все делают вместе: радуются, грустят, проблемы решают, что кажется, для них нет невозможного или непреодолимого.

— А он, какой он? — бархатный голос бабушки будто через слова Саши проникся уважением и любовью к тем, кто так добр с ее внучкой.

— Давид? — машинально переспросила Саша, пока в ее голове формировалось наиболее подходящая характеристика. — Мне трудно его описать, честно говоря… Просто он какой-то многогранный. Он удивительный, что ли. В один момент он до скуки категорично правильный, а уже через мгновение принимает неожиданное решение или совершает несвойственный поступок. Сперва мне казалось, что это все связано с его темпераментом, но теперь понимаю, что его темперамент способен проявляться только к тем, кому он доверяет. С чужими он неприступный мужчина и успешный бизнесмен, а для своих Давид добрый, преданный, заботливый.

— Ты тоже стала для него своей, — улыбалась женщина и продолжала успокаивающе гладить Сашу по голове.

— Нет.

— Как же нет, откуда б тогда тебе знать все эти качества?

Саша вновь подавила истинные чувства. Нет, не потому что хотела скрыть что-то от бабушки, она скорее наделась утаить от себя самой какое-то очень опасное открытие, которое теперь все чаще и настойчивее стучится в ее сознание.

— Он вынужден быть со мной таким…

— Из твоего рассказа о случае с кольцом я поняла, что Давид не тот человек, который будет жертвовать искренностью в угоду чему бы то ни было или без крайней необходимости.

— Верно, но, кажется, сейчас он уже меньше злится на меня из-за этой ситуации с обманом, ведь сознает, что все зашло довольно далеко, чтобы можно было решить одним коротким «Знайте, это была ложь!» В последнее время он и правда стал терпимее, мягче, что ли.

— Еще бы. Он же узнал тебя лучше, теперь понимает, что ты неспособна на хитрости, и все, что приключилось, это следствие действительно каких-то нелепых обстоятельств, — поддержала бабушка. — Я бы хотела однажды познакомиться с этим молодым человеком, мне бы хотелось сказать ему спасибо за то, что так помогает тебе. Пришли бы как-нибудь вместе ко мне.

— Ба, ты же знаешь, что в нашей ситуации просить о таком Давида я не стану, и сама не хочу образовывать между нами новые связи. Мы и так стали слишком погружены в дела друг друга, когда б должны взять обратный курс — на отдаление.

— Конечно, дорогая. Я все понимаю и поддерживаю твое стремление меньше посвящать Давида и его семью в наши проблемы. Мы не можем быть обязаны этим прекрасным людям больше, чем сейчас, ведь с нашей стороны такое поведение будет злоупотреблением. Ты во всем права.

Саша кивнула, но больше не стала продолжать эту тему, ей хотелось почаще забывать о существовании Давида и его участии в ее жизни. Никаких чувств, никаких привычек. Девушка продолжила о другом, но все тем же тихим, усталым голосом:

— Мы с Павликом уедем на выходные в Рязань. Хочу последние теплые деньки провести с ним на природе.

— Превосходная идея, Саша, вам обоим нужно побыть вдали от привычного антуража и немного абстрагироваться, — одобрительно сказала бабушка. — Чем займетесь?

— Это небольшая стилизованная фермерская деревня. С настоящим хозяйством. Павлик никогда не общался с животными, рос как в тюрьме. Мне бы хотелось, чтобы он наверстал упущенное.

— Он прекрасный мальчик, такой чистый и добрый, эта поездка точно сделает его счастливым.

— Я договорилась с заведующей отделением, так что если тебе что-то понадобится, просто скажи сиделке.

— Родная, да что мне может понадобиться, когда я как в раю. В этой больнице обо мне заботятся как о царской особе.

— Ну вот и отлично, ты заслуживаешь только такого обращения, ба. Поэтому выполняй все предписания, а мы скоро вернемся.

* * *

Прямиком из больницы Саша направилась в дом семьи Давида. В этот день по настоянию бабушки Мануш был устроен праздничный ужин, на который позвали родственников и близких друзей семьи.

Анаит была против того, чтобы хоть как-то провоцировать недовольство бабушки Мануш, поэтому Давиду и Павлику велела вернуться с автодрома раньше обычного. В этот вечер провокации были под строжайшим запретом для всех жителей дома, которым Анаит едва ли не роли расписала, только бы семейное событие прошло без метания молний и трещащего наэлектризованностью воздуха. Домочадцы и без напоминаний понимали, что каждая новая ссора станет лишь еще одним взмахом красной тряпки для всегда готовой обратиться в быка Мануш. Прилежно соблюдая дисциплину, все втайне надеялись на скорую награду. Вот бы терпеть неудобства от пребывания своенравной родственницы осталось недолго, ради этой мысли все причастные даже были готовы исполнять любые ее прихоти. Если Мануш хочет праздника, то она его получит, лишь бы только с ее отъездом в дом поскорее вернулись гармония и мир.

Закончив с приготовлениями к ужину, Саша переоделась и спустилась в гостиную. Чтобы не выделяться, она выбрала светлую шелковую блузку с жабо и черные зауженные брюки. Не вычурно, но вполне подходило статусу мероприятия. Поразить всех своей неотразимостью не входило в планы девушки, скорее она преследовала противоположную цель — не привлекать лишнего внимания, которое, без сомнений, и так не обойдет ее стороной.

Гости уже начали прибывать, но пока хозяйка мероприятия не появилась, Анаит и Саше пришлось взять на себя роль встречающих. Павлик, также одетый без излишеств, не отходил от сестры и вместе с ней приветствовал приехавших на ужин гостей.

— Давид, что это? Ребячество? — возмутилась бабушка Мануш, сойдя с лестницы. Ее недовольный взгляд неотрывно следил за каждым движением Саши, становясь все более взыскательным. — Ты ведь привел ее позлить меня, верно?

С неохотой взглянув на родственницу, Давид молчаливо спросил с Мануш за каждую злобную черточку на ее лице в адрес едва ли не самого безобидного человека из тех, что он встречал за всю свою жизнь. Пронзительный, осуждающий взгляд пришелся Мануш не по нутру, он ее даже задел сильнее, чем десяток самых хлестких возражений. Однако она отнюдь не собиралась показывать Давиду дрогнувший мускул и потому с еще большим высокомерием уставилась на внука, требуя ответ.

— Бабушка, Саша — моя невеста, ее место рядом со мной, а ты говоришь о ней как о чужой, как о незваной гостье, — Давид продолжил изображать ничего не понимающего человека. — Если на этом ужине собрались все, кому не лень, то почему вопросы у тебя только к моей будущей жене?

— Я уверена, что этот брак не состоится, поэтому будь добр, не произноси громких имен и статусов для тех, кому их носить не суждено, — на удивление, отринув всякую злобу, будто бы даже с некоторым снисхождением произнесла родственница. В тот же миг она посмотрела на Сашу как на нищенку с вокзала и добавила: — Сегодня и впредь у меня нет намерений ссориться с тобой из-за глупого ребячества. Скоро ты наиграешься и выберешь ту, что тебе подходит и по происхождению, и по статусу, ну а если это неизбежно в любом случае, то для чего я буду портить отношения со своим старшим внуком и первым наследником семьи?

На самом деле Давид спустил бы бабушке любую циничную речь, все потому что почти не слышал ничего из того, что она ему сейчас говорила. Его глаза с какой-то искоркой собственничества наблюдали не самую приятную картину. Приехал Арут Бадалян, а вместе с ним и трое его сыновей. Друг семьи горячо приветствовал Анаит и не менее радостно Сашу, которая с первой их встречи по умолчанию стала для него родной. Дядя Арут представил Сашу супруге и сыновьям, при помощи изящества кавказского слога описывая свои эмоции по поводу ее красоты. Давид не слушал и это. Его хищный взгляд неустанно следил лишь за троицей молодых и охотно распаляющихся соперничеством за женское внимание мужчин, которые, к слову, без стеснения демонстрировали чужой невесте всю свою галантность.

Несмотря на то что Саша лишь из вежливой учтивости улыбалась новым знакомым и со всей присущей ей приветливостью отвечала на вопросы гостей, Давид почувствовал внутри зашевелившееся недовольство. Он всегда относился к сыновьям Арута как к младшим братьям, где-то уступая их капризам, где-то прощая их шалости. Им никогда не требовалось что-то делить, не было нужды, с самого детства, но до сего момента. Не слишком ли они напористы в своем знакомстве с его невестой, не слишком ли она кокетлива с этими наглецами?

А не слишком ли он об этом беспокоится?..

Уступая непонятно откуда взявшемуся раздражению, Давид направился к нарушившим его внутреннюю гармонию гостям. Несмотря на утробно рычащую в груди ревность, на его лице, как и всегда, присутствовало лишь выражение невозмутимого спокойствия.

— Анаит, ты только посмотри, с каким грозным видом надвигается на нас твой сын! — усмехнулся Арут Бадалян, протягивая руку для приветствия.

— Грозным? — улыбнулся уголком губ Давид, будто не понимает, о чем речь, однако выражение его лица едва ли изменилось.

— Думаешь, я жизнь не жил и молодым не был? — еще шире заулыбался мужчина, — Разве я не знаю, что ты пришел охранять свое сокровище от моих сыновей?!

Давид пожал руку Арута и по-родственному тепло ответил на его объятие, после чего еще более невинно произнес:

— Дядя Арут, ты хочешь поссорить меня с сыновьями, заявляя о моем недоверии к их порядочности?

— Арут, дорогой, почему ты позволяешь моему спесивому сыну так вести себя с собой?! — беззлобно нахмурилась Анаит, глядя на Давида.

— Нет-нет, Анаит, не ругай Давида, это всецело моя вина! — рассмеялся мужчина. — Мы все привыкли, что твой сын расчетливый и хладнокровный, и тут вдруг нам открывается совершенно другая его сторона. Нет ничего удивительного в том, что я немного увлекся, отыскав единственную слабость Давида Атасунца.

— Ох, Давид, сынок, ты не слушай этого старика, — возразила утонченная и такая женственная Гаяне Бадалян, супруга Арута. — Мы все очень рады, что ты нашел свою судьбу, что скоро заведешь семью! Это же прекрасно! Твоя невеста действительно первая красавица, но разве у такого мужчины, как ты, могла быть другая? Желаю вам счастья от всего сердца!

Давид взял руки Гаяне в свои и поцеловал, как целуют руки матери.

— Здравствуй, мама Гаяне, спасибо за твое доброе сердце и эти слова. Ты для меня ярче солнца.

— Этот сын всегда был со мной нежнее, чем мои собственные, — обращаясь к Саше, призналась женщина, — дочка, ты будешь очень счастлива с Давидом, нет второго такого, нет и такого, кто способен превзойти его.

Саша почувствовала неловкость, будто задувает свечи на чужом торте. Все эти люди дарят ей незаслуженное тепло, говорят ей добрые слова, которые изначально должны предназначаться другой. Ей становилось все противнее от себя самой за ложь, которой она кормит окружающих, ей было все стыдливее за то, что отнимает у Давида право на искренние поздравления родственников с настоящей избранницей. Девушка коротко взглянула на стоящего рядом Давида, который великодушно сдерживал гнев внутри и не показывал даже тени недовольства. Чувствуя некоторое облегчение, Саша улыбнулась и ответила на пожелания:

— Мне действительно очень повезло получить от судьбы такой подарок. Спасибо и добро пожаловать!

Не давая малейшей передышки самообладанию Саши, следом приехали Карен Хачатрян и его красавица дочь Зара. Они вошли в дом по-хозяйски свободно, притом не испытывая неловкости за свое поведение во многом благодаря расположению, которым пользовались у Мануш. Хозяйка вечера постаралась, чтобы ее особых гостей приняли со всем радушием, и сама всячески старалась показать окружающим, каким безграничным ее доверием пользуются Хачатряны. Но все больше превознося заслуги Зары, она лишь уменьшала шансы девушки на внимание со стороны того, ради кого все эти дифирамбы и пелись. Давид смотрел не на нее — Давид смотрел сквозь нее, и это его равнодушие безжалостно вонзалось все глубже в иссушенное ревностью сердце Зары.

Ее женственность и страстность, каких нет и у десяти самых привлекательных представительниц ее пола, остались неоцененными. Опять. А ведь Зара испробовала бесчисленное множество приемов и возможностей в весьма талантливой демонстрации своего превосходства над любой из соперниц. Она с легкостью завоевывала сердца, мысли, желания даже самых требовательных из мужчин, и они ею не просто увлекались — маниакально грезили, бросая весь мир к ногам роковой женщины за один только взгляд. И почему именно Давиду суждено было обладать этим безжалостным, жестоким равнодушием к ее безукоризненному великолепию. Давид был из той редкой категории самодостаточных мужчин, которые роскошным вещам предпочитали родственную душу.

Естественно, Зара не относилась ко второй категории. Вот только этот факт был проблемой лишь для нее. Для окружающего мира эта девушка обладала всем тем набором качеств, которые вызывают черную зависть у представительниц ее пола и жгучее желание у противоположного. И пусть Саша по природе своей не была способна на зависть, она отлично понимала разницу между собой и Зарой и, как любой адекватный человек, считала эту разницу непреодолимой. Это странно, но единственное, что не давало ее самооценке упасть на дно отчаяния, это была рука Давида в ее руке. Представляя Сашу гостям, он ни намеком, ни одним дрогнувшим в сомнении словом не дал повода считать девушку, стоящую рядом, его случайной невестой.

Давид очень постарался, когда смог в своем отношении к ней превратить притворную искренность в неподдельную. Никто, ни один даже самый недоверчивый взгляд, не смог бы отыскать шероховатость той лжи, что скрывалась под нежной улыбкой Давида к своей невесте.

Последними явились представители младшей ветви семьи Атасунцов. Мануш радостно приветствовала второго сына и его домашних, ведь среди них не было непокорных и своенравных. Каждый из семьи Араика Атасунца с особым почтением относился к авторитету Мануш и никогда не пытался поставить его под сомнение, пусть это благоговение и было продиктовано не самыми искренними намерениями. Младшей ветви не предоставлялась привилегия на наследство, которое предполагает кресло генерального директора, а вместе с ним и полное управление семейным бизнесом. Все отдавалось старшему сыну и его детям, которые добровольно никогда не откажутся от подарка судьбы, а значит, возможностей получить бразды правления для младшей ветви крайне не велико. Араику Атасунцу и его амбициозному сыну Вардгесу оставалось лишь надеяться на то, что Давид однажды все же совершит ошибку, ошибку, которая будет стоить ему всего: доверия, уважения, почестей — того, чем незаслуженно он пользуется у хозяйки семейного состояния. Вот тогда-то им и воздастся за терпеливое благоговение перед своенравной Мануш. Ведь правда же, что ей будет легче решиться на передачу прав по управлению фирмой, если следующие законные кандидаты будут полностью соответствовать ее строгим принципам?

— Вардгес, как дела в филиале? — с порога спросила бабушка, заключая в объятия старшего сына Араика.

— Бабушка, рад видеть тебя! — лучезарная улыбка осветила помещение и ослепила присутствующих. — Все хорошо, даже лучше, чем хорошо! Ты же знаешь, что можешь рассчитывать на меня, поручив дело любой сложности.

Хитрый взгляд черных глаз переместился на невозмутимого Давида, которого нисколько не волновала склонность двоюродного брата к хвастовству. В этом соревновании превосходств Давид никогда не писал себе красноречивых лозунгов, но всегда выходил победителем, предпочитая дело слову.

— Да-да, Давид уже предоставил мне отчеты по филиалу, и я очень довольна тобой. Ты отличный помощник для старшего брата!

Вардгес испытывал совершенно не те чувства, которые возникают в ответ на похвалу. Его скулы скривило раздражением, когда бабушка Мануш снова использовала его заслуги в качестве подношения великому Давиду Атасунцу. Словно все и всегда делается ради того, чтобы венец власти сиял на его голове еще ярче.

— Неужели это правда? — воскликнула высокомерная супруга Араика. В жгучем желании отомстить за обиду сына она нашла способ запятнать этот безупречный, почти святой для окружающих образ наследника. — Давид, твоя невеста не армянка?

Лаура Атасунц по натуре была очень тщеславна, а потому ей всегда казалось, что ее муж и дети недооценены Мануш. Тетя всем своим нутром ненавидела Давида и, пусть она не имела возможности высказывать свое мнение, но этот факт никогда не ограничивал ее в пренебрежительных и даже брезгливых взглядах в сторону наследника семьи. Задавая этот вопрос, она не надеялась задеть чувства Давида, она рассчитывала получить больший куш и оскорбить гордость Мануш. Не так и идеален ее любимый внучок.

— С каких пор высокородную тетю Лауру стали беспокоить вопросы национальности тех, кто к ее семье отношения не имеет? — спросил Давид, осадив пылкий, но не самый разумный порыв родственницы.

— Это элементарная забота о репутации Атасунцов, ты ведь не просто ее представитель, ты ведь будущий глава.

— Отчего-то кажется, заботой ты прикрываешь менее благородные чувства.

— Например, какие? — Лаура, переигрывая, изобразила, будто оскорбилась ложным обвинением.

Однако Давид не собирался спускать ей с рук этот выпад и делать вид, будто ничего не произошло. Он не был сторонником доброй ссоры взамен худому миру, но никогда не позволит вытирать ноги о своих близких особенно тем, кто меньше всего имеет поводов и прав это делать.

С ледяной улыбкой у уголков губ он ударил тетку ее же оружием:

— Возможно, зависть?

Лаура едва сдержалась, чтобы не нагрубить Давиду еще больше. Этот диалог остался без свидетелей, и только Вардгес подал матери знак, что сейчас не самое подходящее время, чтобы обличать перед бабушкой нетерпеливость. По всему было видно, что к сдержанности Лауру призывали не впервые, ведь ей хватило одного строгого взгляда сына, чтобы моментально успокоиться.

После непродолжительных приветствий все наконец собрались за общим столом. Как и ожидалось, с первых минут Мануш авторитетно завладела вниманием присутствующих, которые не имели намерений перетягивать на себя ее роль. Они осознанно приняли эту участь вместе с приглашением на торжество и теперь послушно отдавали дань уважения старшему поколению, чем Мануш намеревалась воспользоваться сполна.

Своим поведением она почти и не скрывала, что собрала всех гостей лишь для массовки, для того чтобы при свидетелях обозначить своим родственникам, а прежде всего, Давиду о серьезности ее намерений теперь влиять на дела семьи. Весь этот спектакль с приглашенными зрителями был предназначен лишь для одного человека — Давида. Именно внуку делался намек, что его решение — это всего лишь его решение, и как бы его ни ценили, ни превозносили, последнее слово всегда останется за старшим поколением. Однажды, когда непокорная юность сменится мудрой зрелостью, Давид скажет спасибо за то, что понимающие жизнь лучше старшие родственники уберегли его от необдуманного поступка. Ей же, конечно, виднее, что делает Давида счастливым.

— Что ж, мои дела позволяют мне остаться в Москве на пару месяцев, — вдоволь насладившись ужином, громко произнесла Мануш. — Хочу присутствовать на дне рождения старшего внука. Я давно не была в кругу семьи, все мои родные здесь, в России, а я уже в том возрасте, когда на следующие встречи смотришь без уверенности, что сможешь на них присутствовать.

— Ну то вы такое говорите, бабушка Мануш, — ворковала, утешая, Зара. — Благодаря любви вашей семьи и близких, как мы с папой, разве что-то плохое может с вами произойти? Наша искренняя забота станет источником ваших жизненных сил на долгие-долгие годы.

— Да-да, дочка, спасибо тебе за доброту, ты моя душа, — ласково ответила Мануш, поглаживая по руке Зару, которую единственно видела невестой своего внука. — Я бы хотела в конце своей жизни видеть счастье и гармонию в своей семье, именно поэтому приложу все усилия, чтобы этого достичь.

Мануш уставилась на Давида, но дуэль их взглядов не была им принята, потому что внук не проявил никакого участия к ее недвусмысленному обращению. Для чего было принимать вызов, если Давид не собирался сражаться за право выбирать себе жену? Он считал это право исключительным. И будь то бабушка, отец или мать, он не станет подчиняться чужой воле при выборе той, с которой хотел бы прожить долгую и счастливую жизнь.

* * *

Глава 13

Саша такого права не имела. Ей не позволено было ни выбирать, ни чего-то желать. И не потому что ей никто не предоставил бы такой возможности, а потому что она сама себе никогда не позволит подобного. Четко знать свое место — вот единственное, что должно оставаться в ее намерениях. Всегда. Ведь как только, забывшись, она тянется к мечтам, тотчас получает болезненную пощечину. Мечты для нее всегда были как звезды — так же далеки, так же холодны. У небосвода желаний, что простирался над головой Саши, всегда был другой хозяин, и хозяин этот ни за что бы не позволил ей коснуться даже самой блеклой звезды, не имея от того выгоды.

Саша, извинившись, поднялась с места. Она считала, что уже вполне можно удалиться, не нарушая при этом приличий. Девушка уже собиралась уйти, как Давид поднялся вслед за ней.

— Я пойду помогу Лу, а тебе стоит побыть с семьей и друзьями, — тихо сказала Саша, чтобы мог слышать только Давид.

— Так и будешь прятаться всегда? — слегка наклонившись к Саше, спросил молодой человек, даже не подозревая, как разозлил этот интимный жест двух сидящих напротив дам.

Давид сделал вид, что сопровождает невесту, чтобы не привлекать внимания присутствующих к их с Сашей разговору.

— А что в этом такого? Разве не этого мы добиваемся в попытке подготовить почву для нашего расставания? Первый шаг — минимизировать мое участие в жизни твоей семьи. К тому же, это послужит успокоением и для бабушки Мануш, которой самообладание дается все трудней.

— Давид, — почти выкрикнула Мануш, по мере закипания выгибая брови все выше на лоб, — я к тебе обращаюсь.

Молодой человек повернулся к растерявшей в гневе основы воспитания родственнице и спокойно ответил:

— Бабушка, я не мог слышать, ведь я разговаривал с Сашей.

— И что? — ее тон вплотную граничил с отвращением. Если в сторону внука Мануш больше не проявляла нетерпения, то Саше доставалось за двоих. — Мне теперь стоять в очереди после посторонних?

Давид хотел что-то ответить, но Саша остановила его касанием руки. Этот жест подействовал отрезвляюще, и молодой человек моментально осадил свой гнев. Давид посмотрел на Сашу, не испытывающую ни капли отвращения к женщине, так грубо, так открыто и враждебно осыпающей ее пренебрежением, и почувствовал едва ли не благоговение.

Саша без слов дала понять Давиду, что он не должен вступаться за нее, потому что ее не задевают слова Мануш. Девушка дружелюбно улыбнулась гостям. В ее голосе нельзя было услышать и нотки обиды на реакцию Мануш, будто произнесенная фраза не была и вовсе ею услышана.

— Принесу детям еще фруктов, а вам приятного аппетита.

Мануш довольно усмехнулась, но дальше, после своей безоговорочной победы, сделала вид, будто на свете и вовсе нет никакой Александры Филатовой, заставившей ее любимейшего внука плясать под свою дудку. Собрав вокруг себя внушительную аудиторию, Мануш как обычно, выстроила разговор вокруг собственной авторитарной позиции. Участники беседы поделились на два лагеря: тех, кто молчит, почтенно внимая непреклонному мнению, и тех, кто молчит, в силу тактичности не желая затевать заведомо обреченных на проигрыш споров. Вскоре вторые, уважав хозяйку вечера своим смиренным участием в беседе, просто постепенно рассредоточились по дому в поисках более увлекательных занятий.

— Мне кажется или бабуля Мануш тебя недолюбливает? — улыбнулся Сурен, подперев дверной косяк гостиной.

Этот красивый молодой мужчина только на первый взгляд казался горделивым, на самом же деле, как только он начинал говорить и при этом источать обольстительные улыбки, в его дружелюбии не оставалось никаких сомнений. Красота и природная стать этого армянского мужчины оправданно сделали его на редкость самоуверенным.

Манера его речи была весьма откровенной и в чем-то даже не щадящей чувств собеседника. Он до безрассудства смело считал, что внешность компенсирует подобные вольности его характера.

Саша не являлась особенно впечатлительной, когда дело касалось внешности, зато она обладала острым чутьем на тех, кто испытывал к ней враждебность. Шутка Сурена ей совсем не показалась обидной, напротив, девушке понравилось его искреннее участие, пусть и в такой дерзкой подаче.

— Никому не говори, это большой секрет, — иронично заметила Саша, попутно собирая грязные тарелки с детского стола.

Обличив красивую улыбку вечного искусителя снова, Сурен небрежно вытащил руки из карманов и уселся на детский стул. Он принялся помогать Саше, считая это занятие хорошим предлогом для продолжения разговора.

— Ха, этот скелет давно вылез из шкафа семьи Атасунцов. От Москвы до Еревана — все прекрасно знают о сварливости госпожи Мануш.

— Ты единственный в этом доме, кто бесстрашно или бездумно осыпает упреками хозяйку вечера.

— Она меня терпеть не может и знает, что это взаимно. Родственницей не является, так чего мне любезничать? — развел руками молодой человек, обличая при этом искреннее безразличие к гордыне Мануш и обычаям своего народа.

— Революционер, — покачала головой Саша, будто журила непоседливого ребенка.

— Засранец, — вступила в разговор до того молчаливая Астхик, младшая дочь Араика Атасунца.

Кажется, Сурен только после этой фразы заметил, что они с Сашей не одни. Нахмурив брови на переносице, он упер в нее тяжелый взгляд и цыкнул:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Эй, девочка, ты как со старшими разговариваешь?

Круглые глаза в пышных черных ресницах коварно сверкнули, но тон девушки умышленно остался безразличным:

— Я решила испробовать твою идеологию, что не нравится?

— Ай, да ну тебя! — отмахнулся Сурен и снова переключился на Сашу. — В общем, о Мануш. Я это все к тому веду, что в моей семье таких нет. Достаточно непрозрачный намек?

Саша оценила легкий юмор собеседника во второй раз и, скосив хитрый взгляд на молодого человека, ответила:

— Скучно живется? Ты можешь попробовать пригласить бабушку Мануш погостить у вас.

— Тц, что-то не то с твоей проницательностью, — покачал головой Сурен и передал Саше стопку тарелок со своего края.

— О, правда? — разыграла удивление Саша, но потом очень быстро выдала себя коротким смешком.

— Будь начеку. Она осталась здесь не семейного счастья ради. Мануш Атасунц все и всегда делает лишь в угоду своему желанию, просто прикрывается благородными мотивами, — взгляд беззаботного Сурена вдруг резко переменился в сторону серьезности.

— Думаю, она даже не ожидает, что никто не станет с ней воевать.

— Не слишком ли ты сейчас самоуверенная? — удивленно поднял брови молодой человек.

— Что, если я просто не хочу их ссоры? — сохраняла хладнокровие Саша, хотя внутренне чувствовала укол гордости за свою пусть и обоснованную, но глупую покорность.

Астхик даже отвлеклась от сервировки и, сведя брови на переносице, возмутилась:

— А, так тебе не очень-то и нужен Давид? Слышала бы это та змея, что слащаво улыбается, сидя рядом с Мануш, расцеловала бы тебя в обе щеки.

— Она влюблена в Давида, — озвучивая этот вопрос, интонация Саши изменилась на повествовательную. Какой толк задавать вопрос, ответ на который она знала еще в первую их с Зарой встречу.

Астхик покачала головой и посмотрела на Сашу как на наивное дитя. Без стеснения девушка указала пальцем в элегантную и невероятно красивую армянку, владеющую всеобщим вниманием, где бы ни появилась, а потом тоном разрушителя мифов произнесла:

— Нет, дорогая. Зара не просто влюблена в твоего жениха — она им одержима. И раз уж те две гадюки сбились в клубок, ничего хорошего не жди.

— Да ну, будь их хоть тридцать две, Давид не тот, с кем пройдут подобные игры, — закидывая виноградину в рот, выразил сомнение Сурен. —

— Вот еще холостяку оценивать коварство армянских женщин, — отмахнулась Астхик, будто услышала самое глупое предположение в своей жизни.

Сурен одновременно возмутился и восхитился:

— Сколько тебе лет, госпожа Мудрость?

— Астхик, кажется, ты покорила Сурена, — посмеялась Саша.

— Большое дело покорить того, кто всецело готов покоряться, — метнула молнию в молодого человека она.

— Эй, эта малолетка меня сейчас типа легкомысленным назвала?

— Да, дядя Сурен, но догадливость твою принижать не стану.

Сурен собирался еще что-то возразить, но понял, что в этой битве ему не выиграть. Саша утешительно похлопала его по плечу и сказала:

— Не кипятись, дядя Сурен, девчонки, они такие!

Девушка забрала с собой стопку грязной посуды и ушла на кухню, даже не предполагая, что все это время за ней украдкой наблюдали. Давиду пришлось стать ключевой фигурой в беседе, которую инициировала бабушка Мануш, поскольку, кажется, только для этого и была инициирована беседа. Он терпеливо и с неподдельной заинтересованностью отвечал на многочисленные вопросы присутствующих, предлагал и отвергал идеи, высказывал мнение на любую тему, которую Давиду предлагали оценить, но чем дальше и дольше затягивалась беседа, тем сильнее ему хотелось покинуть ее и ее участников.

Невольно взгляд Давида останавливался на Саше, казалось, блуждая по комнате только за этим. В некоторые моменты его увлеченность была настолько бесконтрольной, что становилась очевидной даже не самым внимательным присутствующим.

— Моим легким срочно нужен сигаретный дым, — потер руки Геворк, с улыбкой наблюдая за поглядывающим в сторону столовой сына. — Приглашаю на террасу таких же заложников этой вредной привычки, как и я.

Мужчина поднялся, а за ним и остальные. На местах осталось лишь несколько человек. Цель, преследуемая Геворком, была достигнута — некурящие получили возможность покинуть беседу. Давид уже собирался отправиться в столовую, как Мануш позвала внука с собой, категорично не желая делить его внимание с девицей, которую никогда не признает.

— Бабушка Мануш, думаю, я вполне взрослый, чтобы передвигаться по дому, руководствуясь собственными соображениями. Пожалуйста, не делай из этой возможности привилегию.

— Зара останется одна, тебе необходимо составить ей компанию, — процедила женщина, старательно скрывая недовольство, вызванное спесивостью внука. — Ты должен внимательнее относиться к своим гостям.

Давид даже не повернул головы в сторону одинокой красавицы, сидящей в кресле и до последнего хранящей надежду на теплый взгляд мужчины всей ее жизни. Молодой человек пожал плечами, будто для него не было бы ничего проще, если б не одно обстоятельство:

— Дорогая бабушка, но Зара ведь твоя гостья, разве нет?

После этих слов Давид повернулся и направился туда, куда изначально планировал, оставив каждому из свидетелей этого разговора свое чувство. Выходя из гостиной, Карен Хачатрян бросил полный высокомерия взгляд на Сашу, однако его язык не был так искренен. Он облачил свою злость в безобидную на первый взгляд шутку:

— Так вот на кого твой сын обменял мою Зару.

Усевшись в плетеное кресло, Геворк неспешно прикурил и в дружелюбной манере ответил:

— Ты, Карен, вроде бы успешный бизнесмен, а понятие обмена расцениваешь неверно. Нелюбовь на любовь? Такое нельзя назвать обменом, скорее благословение Господа.

— Знаешь, брат Геворк, я думаю, что ты должен за такое благословение послать Господу бутылку самого дорогого коньяка, — хохотнул Арут Бадалян. — Твоя невестка — зависть для любого отца, у которого есть сын. Карен просто не знает эту прекрасную девушку, вот и сомневается, но меня лично не удивляет, что Давид с таким восхищением смотрит на Сашу.

— Арут, хоть к старости выключи же ты романтику! — резко махнула рукой Мануш, будто приказ отдавала. — Если у Давида помутился рассудок, это еще не значит, что двух этих девушек можно сравнивать.

— Разве ж кто-то сравнивает, тетя Мануш? Совершенно очевидно, что в этом нет никакой нужды. Давид решил за нас этот вопрос, — подключилась Гаяне Бадалян, присев на подлокотник кресла, в котором сидел ее муж. — Я сегодня впервые увиделась с вашей невесткой, но уже совершенно ею очарована. Рядом с ней испытываешь какие-то родительские чувства, разве это не главный показатель того, что Саша искренняя и добрая? К тому же, эта девочка просидела у кровати Давида четыре месяца. Мало кто способен на ожидание, срок которому равен неизвестности.

— Да что там, просидела она, — словно все это пустые россказни, Мануш в самой пренебрежительной интонации подвергла сомнению слова защитницы ее ненавистной невестки.

Гаяне была смелее своего мужа и не скрыла осудительный взгляд в сторону авторитарной Мануш. Супруга Арута Бадаляна всегда и во всем руководствовалась справедливостью, а еще она относилась к тем матерям, для которых естественно проявлять заботу даже по отношению к чужим детям.

— Тетя Мануш, мы не посторонние вашей семье, столько лет нас связывает сердечная дружба. Разве станем мы подвергать ее испытаниям и говорить что-то неправильное?

Пока Саша о чем-то разговаривала с Павликом, Давид наблюдал за ней со стороны и размышлял о том, как эта девушка может быть настолько терпима к чужим порокам? Она будто выше всех этих несправедливых упреков в свой адрес, будто ни один из них не способен причинить ей хоть самую малость боли. Святая? Хотелось бы верить, что все так просто, если бы только не та недосказанная история во взгляде серых глаз, если бы не их такая тихая грусть, с прилежностью отличницы скрываемая за теплой улыбкой. Кто воспитал в Саше это смирение, какие жизненные события сделали ее невосприимчивой к алчной, непомерной людской грубости?

Ему было тошно рядом с человеком, который, не устыдившись собственного высокомерия, считает себя правым в унижении других. Мануш никогда не была для внука эталоном морали, он никогда не решился бы на те жизненные ориентиры, которые стояли в приоритете у бабушки. И хотя цель у них обоих была одна — благополучие семьи — вот только отношение оставалось разным. Мануш искала лишь заявленного благополучия, даже если придется проехать катком по чувствам и счастью тех, ради кого все это затевалось. Для Давида же благополучие было важно лишь как закономерный общий результат счастья каждого по отдельности.

Из-за своей задумчивости Давид не заметил, как к нему подошла Лусине. Заботливо воркуя с малышом на своих руках, она хитро прищурилась и произнесла:

— Знаешь, почему бабушка Мануш так ведет себя, не желая мириться с твоим выбором? Все из-за тебя. Из-за твоего сухого отношения к Саше. Я удивляюсь, как она вообще могла согласиться выйти за тебя замуж, когда ты и предложение, наверное, сделал со своим привычным скучающим выражением на лице!

— Хочешь сказать, что бабушка не верит в серьезность моих чувств? — с этим вопросом к Давиду пришло озарение, которое лучше любых ответов дало ему понять истину.

— Ты сухарь, мы с этим давно смирились, но тот, кто знаком с тобой куда меньше нашего, может подумать о недостаточной глубине испытываемых тобой чувств.

В мыслях Давида возникло навязчивое видение, как он бы подошел к Саше и, взяв за руку, развернул к себе. В его глазах девушка увидела бы короткое извинение, а через секунду поняла, за что именно он просит прошения. Не давая времени на раздумья и ответные меры, Давид привлек бы ее к себе и нежно коснулся щеки. Никто бы и не догадался, что он просто все это время решается на безумный, отчаянный поступок, от лживости которого в других обстоятельствах испытывал бы отвращение. Только внешне он бы оставался спокоен и уверен в себе, как, впрочем, и всегда, но ровно до тех пор, пока не коснулся поцелуем алых губ лженевесты. Вообразив подобную картину, молодой человек подумал не о ее абсурдности из-за несвойственного ему поведения, его разум на удивление занимала лишь одна мысль: каково бы это было, почувствовать вкус ее губ…

Конечно, Давид был из тех, кто способен сказать твердое «нет» на любые безапелляционные «да» со стороны пользующихся непререкаемым авторитетом, а именно — членов его семьи. Он никогда бы не посмел прибегнуть к глупым поступкам, чтобы отстоять свою позицию, чтобы оставить за собой право на единоличное принятие решений относительно своего будущего. Давиду не требовалось разыгрывать представление перед бабушкой в попытке уговорить ее поверить. Он лучше столкнется с препятствием лицом к лицу, но юлить и хитрить — для него это противоестественно. Именно по этой причине он сейчас удивлялся странной идее, возникшей в его мыслях. Кто виноват, что Давид просто неправильно истолковал причину, по которой возникла эта мысль.

Вечер продолжался целую вечность, за время которой Давиду так и не удалось побыть рядом с Сашей. Его внимание было нарасхват, что в определенной мере помешало Давиду распоряжаться своей свободой. Однако глупо все списывать на занятость, когда главным препятствием стала вовсе не она. Всякий раз, когда Давид хотел подойти к Саше, он не мог найти стоящей причины для этого, казалось, простого, безобидного действия. И ведь причина, в большей степени, нужна была лишь ему одному, потому что только для Давида это действие не выглядело логичным. Все же остальные скорее удивятся некой трусливой отчужденности, оставившей Давида в роли молчаливого наблюдателя.

Как часто мы усложняем себе жизнь вот этими «что, если»…

Наконец, для Саши наступил тот самый момент, когда она могла покинуть дом Атасунцов, при этом не обидев хозяев. Все блюда поданы, истории рассказаны, гости довольны — чего еще ожидать от затянувшегося вечера, на котором она явно не была фавориткой? Саша забрала Павлика из детской и тихо попрощалась с домашними. В ее намерения входило максимально незаметно покинуть мероприятие, на котором она изначально была нежелательной гостьей.

— Вам точно нужно уехать? Еще ведь так рано, — обиженным тоном произнесла Анаит.

— Тетя Анаит, мы завтра уезжаем в Рязань на все выходные, но еще ничего не успели собрать, — объяснила Саша, втайне желая поскорее оказаться подальше от обращенного к ней в этот вечер внимания.

Подошедшая к ним Лусине обняла Сашу на прощание и поцеловала в щеку. Девушка искренне симпатизировала невесте брата.

— Мама, отпусти Сашу, она ни за что не признается, но, думаю, этот ужин очень ее утомил.

— Хорошо-хорошо, родная! Конечно, я все понимаю, кто бы не устал? — согласилась женщина.

— А что вы будете делать в Рязани, Саша? — спросила Лусине, явно заинтересовавшись.

— Решили немного отдохнуть с Павликом. Это большая ферма, погуляем, вкусно поедим, в общем, ничего особенно, просто сменим картинку.

— Какая прелесть! Я бы тоже хотела поехать! Тигран, а ты что скажешь?

Глаза Лу засияли, как у ребенка при виде сладкого. Она обратила умоляющий взгляд на мужа, но разве тот когда-то отказывал какой-либо ее прихоти? Мужчина улыбнулся, не отрывая любящих глаз от своей жены и молча кивнул в знак согласия на что бы то ни было.

— Ой, это превосходная идея! — обрадовалась Анаит. Посмотрев в сторону задумчивого Давида, она добавила: — И мой угрюмый сын тоже хочет поехать с вами.

— Кто это сказал? — фыркнул молодой человек, закатывая глаза. — У меня много работы.

— Ах работы у тебя много! — подбоченилась Анаит, взглядом метнув молнию в сына. — Уверена, бабушка Мануш захочет сопровождать тебя в офисе, следуя тенью за любимым внуком. Всюду. Правильно, лучше уж с ней, чем с невестой на природу. Господь милосердный, мой сын невероятно трудолюбив, но бесконечно глуп. А Мануш всегда нужны сопровождающие, и ее новая компаньонка, по счастливой случайности с детства влюбленная в тебя до беспамятства Зара, будет прекрасным дополнением в ваших офисных посиделках. Каждая из этих змей по отдельности ядовита, а уж вдвоем-то они точно жизни не дадут даже самому устойчивому к яду.

— Ой, мама, ну хватит на все смотреть сквозь призму бразильских сериалов, — по привычке потер лицо руками Давид и обреченно выдохнул. Он всегда так делал, когда не знал, как справиться с неуемной жаждой деятельности Анаит.

— Бразильские уже давно никто не смотрит, — закатила глаза женщина, делая замечание. — Все, сынок, дорогой мой, иди проверь свою электронную почту, сделай пару звонков на работу и не мешай нам наслаждаться жизнью.

— Ладно-ладно, — рассмеялся Давид, обнимая маму за плечи. Он поцеловал ее в щеку и добавил: — Я не сопротивляюсь и сделаю так, как скажешь. Все, лишь бы только ты улыбалась.

Анаит просияла, довольная тем, что добилась своего. После этой маленькой победы она не собиралась почивать на лаврах и твердо решила, что этот вечер закончится так, как будет угодно ей. Главной задачей для Анаит всегда было счастье ее детей, даже если это счастье придется выколачивать из цепких рук деспотичной бабки, у которой на уме уже явно есть собственные виды на старшего внука.

— Так, раз все решено, то тебе, сынок, тоже бы пора ехать домой, чтобы успеть собраться. Заодно и Сашу с Павликом отвезешь.

Давид скосил на маму удивленный взгляд и произнес:

— Ты серьезно сейчас меня выпроваживаешь?

— Да-да, уже достаточно посидели, что тебе сегодня приспичило тут задерживаться, — бормотала она без остановки, подавая сыну пиджак и ключи от машины, — скоро все остальные тоже разъедутся, уж проводить без тебя я их точно смогу.

Молодые люди обменялись изумленными взглядами, и только тетя Нарине одобрительно кивала в такт ритмичному монологу сестры.

— А я могу попрощаться с дядей Арутом и папой?

— Ой, сынок, ты ведь с ними не навсегда расстаешься, ничего не случится, если пропустите свою вечную церемонию десяти объятий и рукопожатий. Арутом и отцом ты не ограничишься, а прощание со всеми затянется еще на полвечера. Мы с Нарой передадим твои искренние прощания в самых вдохновенных выражениях, — буквально подталкивая сына к выходу, тараторила Анаит.

— Передадим-передадим, сынок, не сомневайся, — вторила сестре Нарине. — Что, было когда-то по-другому? Когда мы с мамой тебя подводили, ну? Вспомни хоть один раз, дорогой.

— Что опять задумали эти две женщины? — раздался басистый голос Геворка за их спинами.

— Хочу поскорее отправить Давида подальше от твоей матери, — недовольно фыркнула Анаит, когда ее поймали с поличным. — Дай ей волю, так она моего сына на поводок посадит!

— Твой сын прекрасно справляется с ее закидонами, так что не драматизируй, любовь моя, — поучительно, но в своей привычной спокойной манере ответил Геворк. — Уйти, не попрощавшись, это как-то слишком трусливо для нашего Давида, не находишь? В конце концов, можно же и из этого извлечь выгоду. Саша, дочка, думаю, если ты будешь сопровождать Давида, то Анаит немного успокоится и позволит нам сохранить лицо перед нашими гостями.

Пока взрослые выходили запутанными тропами к необходимому ответу, Павлик решил задачу с детской непосредственностью. Взяв руку сестры, он быстро вложил ее в руку Давида и с чувством выполненного долго широко улыбнулся присутствующим.

— Я подожду вас здесь.

* * *

Глава 14

На территории необъятной фермы располагалась стилизованная под кантри деревня с довольно сложными в архитектурном исполнении домами. Главным правилом при возведении построек было достижение максимальной гармонии с природой, отчего казалось, что современные и уж точно не дешевые дома имели некий незавершенный вид.

Камень для строительства был умышленно использован разных фракций, но материал обязательно имел хоть и шероховатую, но очень четкую прямоугольную форму. Первый этаж домов был вымощен им, а второй и мансарда — состояли из бревен и балок, точно такой же грубоватой отделки. Окна в доме не подчинялись какому-то одному размеру или симметричному расположению: круглые, прямоугольные, высокие, маленькие, но при этом такое их разнообразие вовсе не создавало ощущение неряшливости или избыточности.

В пестрящем осенними цветами саду располагались несколько плетеных кресел и резной деревянный столик. Антураж превосходно подходил для тихого уютного вечера у небольшого искусственного прудика, в котором, не боясь близкого соседства с людьми, плавали дикие утки.

В этой местности преобладали хвойные деревья, чем очень облегчили труд ландшафтным дизайнерам при создании общего стиля фермерской деревеньки. Специалистам в области устройства парков и садов требовалось лишь внести точечное декорирование, чтобы создать атмосферу уюта и неисчерпаемого, многообразного плодородия. Невысокие кряжистые сосны напоминали бонсай, карабкаясь по каменистым холмикам, карликовые их сородичи устилали хвойными изгородями периметры домов или стояли отдельно пушистыми шарами разных оттенков зеленого. Вся прочая растительность уже окрасилась в цвета осени, отчего в полуденном солнце гостей встречали сотни красок и миллионы теплых оттенков, которые очень гармонично сочетались с природными материалами, использованными в строительстве местной инфраструктуры. Что еще требовалось для отдыха уставшей от непрекращающегося лязга городской цивилизации души?

— Здесь как будто бы даже воздух другой, — глубоко вдыхая, сказала Саша и бодро зашагала к дому по мощеной дорожке.

Нет, воздух тут почти ничем не отличался от подмосковного, другое дело, что удавка на шее не чувствовалась. Давид не испытывал того, что довелось пережить Саше, но глядя на нее, не мог не заразиться этим теплым, этим легким оптимизмом. Он взял сумки из багажника и с легкой улыбкой на лице пошел следом.

Сразу после заселения Саша, Павлик и Давид отправились на рынок. Под торговую площадку было выделено много места, где фермеры со всей области и соседних имели возможность реализовать продукты, выращенные на своих огородах собственными руками. Рай для зожника, все натуральное, буквально только с грядки. Выращено с любовью и заботой, будто в деревне у бабушки.

Хозяева стилизованного курорта очень четко знали, что такое маркетинг, и умело использовали свои знания, продавая действительно качественную услугу. Похоже, что собственник вложил в этот бизнес не только миллионы рублей, но и всю свою широкую душу. С такой тщательностью были продуманы мельчайшие детали и так прилежно приведены в исполнение, что не оставляло сомнений — все здесь делалось как для себя.

Саша узнала через знакомых об этой базе отдыха и была очень впечатлена человеком, который создал подобное место. По словам ранее гостивших здесь друзей, хозяин когда-то был простым фермером, продавая молоко, мясо и овощи, сейчас же, спустя десять лет, он является владельцем крупнейшего в стране комплекса теплиц и поставляет на рынок более сорока процентов всех выращенных в России овощей. Монополист рынка, на удивление, так и остался простодушным романтиком, который с чуткостью заботливого хозяина лично присматривает за необъятной фермой и прилегающим к ней курортом. Он так привязан к своей малой родине, что до сих пор живет здесь, на территории этого комплекса. Говорят, что его часто можно увидеть гуляющим среди гостей фермы, притом он со всеми приветлив и доброжелателен.

Саша восторгалась человеком, которого богатство не извратило по примеру большинства. Она заочно прониклась к нему уважением за его позицию оставаться человеком, имея возможность более легкого пути. Ей очень импонировал тот факт, что хозяин находил время в своей бескомпромиссной занятости и лично следил за ведением хозяйства разросшейся до необъятных размеров фермы. Истории таких людей она считала главными ориентирами в своей жизни и всегда стремилась к чему-то подобному. Это не просто духоподъемная история успеха, это история счастья человека, который занимается любимым делом и за столько лет не утратил к нему интереса, не разочаровался, а, напротив, только стал еще преданнее.

Неторопливо шествуя между лотками из дерева и навесами из холщовой ткани, Саша разглядывала умышленно грубоватое убранство этой большой ярмарки, которое подчинялось общему стилю комплекса. Похоже, урожаи в этом году побили все рекорды. На развалах чего только не было: фрукты, овощи, грибы и ягоды. Прилавки ломились от свежайших продуктов, привлекая все больше покупателей. По количеству людей было понятно, что на местный рынок приходили не только гости курорта, но и жители близлежащих поселений. Саша никогда не любила места с большим количеством людей, но здесь все эти суетливые покупатели являлись словно бы неотъемлемой частью антуража, так органично они вливались в созданную уютную атмосферу. Девушка даже подумала, что без них ярмарка не была такой привлекательной.

— Лу и Тигран придут на ужин. Приготовим что-то вкусное, — бормотала Саша, складывая в корзину лук-порей и пару ярких болгарских перцев.

— Ничего вкуснее мяса для армян в этом мире нет, — пошутил Давид, указывая на прилавки в другой части рынка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тогда, может, сходите за мясом?

— А ты? — почти обиженно спросил Павлик, дожевывая свою чурчхелу.

— А я возьму хлеба и догоню вас. Встретимся у выхода, идет?

Павлик кивнул, и они с Давидом отправились дальше, а Саша свернула в соседний ряд к пекарне. От запаха свежей выпечки ее мир всегда становился светлее, а грусть исчезала из него напрочь. Кажется, только аромат свежеиспеченного хлеба желаем человеческим аппетитом в любое время. Ни одно мясное блюдо обоняние не любит такой безотказной любовью, а хлеб — всегда и даже в состоянии абсолютной сытости. Едва услышав теплый запах, невольно пускаешь слюнки по его хрустящей корочке и мягкой внутренности.

Закончив с покупками, Саша направилась к выходу. Чтобы не скупить весь рынок с голодухи, девушка перешла в продовольственные ряды. Поначалу она просто бесцельно брела вдоль прилавков с товарами, сделанными вручную. Красивые и оригинальные авторские работы были наполнены духом истории, атмосферой самобытности. Девушка восхищалась умениями людей сочетать современные творческие замыслы с народными мотивами прошлых эпох и разнообразием культуры богатейшей на таланты страны.

Саша подошла к прилавку ремесленника и присмотрелась к работам редкого мастерства. Ей особенно понравилась свистулька с лошадкой, расписанная под гжель.

— Любишь такое? — тихо спросил Давид.

Саша улыбнулась, бережно погладив лошадку в своих руках, и ответила:

— Хочу подарить Лусине, пусть будет для нее талисманом. Мне кажется, что эта лошадка символизирует рождение ребенка.

Продавец, закончив разговор с другим покупателем, обратился к Саше:

— Девушка права. Это старинный русский символ материнства. С этим оберегом у вас скоро появятся детишки, столько раз помогало!

Саша не смутилась, когда услышала пожелания ремесленника, ошибочно принявшего их за семейную пару. Смутиться ведь можно было, когда кто-то неожиданно озвучивает твои собственные надежды, а Саша никогда не впускала в свое сердце даже малейшей мысли о том, что ее счастье может быть как-то связано с Давидом. Она просто один курьезный миг в его жизни, который кроме проблем ничего иного ему не принес.

В отличие от Саши Давид едва слышно хмыкнул, будто собирался самому себе объяснить, что ничего такого между Сашей и ним нет. Он немало удивился, когда понял, что из них двоих испытал неловкость только он.

— Мы возьмем эту лошадку, — ответила девушка, не вдаваясь в подробности, словно бы и вовсе приняла пожелания ремесленника.

Пока пожилой торговец заворачивал поделку в плотную бумагу, Давид спросил:

— Если бы ты выбирала для себя, что бы ты купила?

— Ничего, — дала правдивый ответ Саша.

— Почему? Если верить, то это может оказаться сильным оберегом.

— Иногда веры мало. Нельзя сберечь то, чего нет, — тихо ответила девушка и, попрощавшись с миловидным старичком торговцем, пошла вперед. Не желая акцентировать внимание на высказанной в сердцах правде, Саша просияла своей дружелюбной улыбкой и спросила: — Ну а ты? Что приглянулось тебе?

Давид пожал плечами, всерьез задумавшись над ее вопросом, а потом ответил то, что действительно думал:

— Даже после всего произошедшего я не суеверен.

Саша и так знала, что Давид сильный человек, который в любой жизненной ситуации будет полагаться только на себя. Таким, как он, никогда даже не придет в голову обращать свои чаяния к суевериям и на что-то втайне надеяться. В то время пока иные безучастно надеются, редкие — действуют. Давид был из тех, из вторых. Он не мог оставить право выбора переменчивым случаю, надежде, шансу или чему-то подобному, что не поддается контролю. Пока он сам имеет возможность создавать свое будущее, он не отдаст это право ничему и никому.

Саша знала не понаслышке, каково это — ковать собственную судьбу в добела раскаленной печи жизни. Они с Давидом в этом были похожи, но всего одно отличие перечеркивало миллион сходств. Саша преклонялась перед внутренней силой Давида за отсутствие страха, страха, которым был скован каждый даже самый решительный шаг в ее жизни. Все ее мысли и поступки сопровождала боязнь перед неизвестностью, что ждала впереди. Саша меняла свою жизнь не в угоду желаниям, а ради того, чтобы выжить, тогда как Давид ставил куда более значимые и смелые цели. Вот почему она считала, что мерить их одной линейкой глупо.

Лу и Тигран приехали как раз к обеду, когда Саша, Давид и Павлик заканчивали последние приготовления. Впятером они весело провели время, накрыв богатый стол прямо в саду. Вдоволь наевшись, все отправились на ознакомительную прогулку по территории фермы. По просьбе Павлика целью их экскурсии был зоопарк, в котором можно было контактировать с животными, кормить, гладить.

Саша не переставала улыбаться, глядя, как счастливый Павлик бегает за забавными енотами. Девушка искренне радовалась, что ее младший брат мог вот так просто забыть о своей несчастной жизни в семье, где ему постоянно напоминали, что он в ней чужой и никому не нужный, и несмотря на всю прошлую боль, он продолжает открывать свое сердце людям.

— Ты, кажется, счастлива? — вглядываясь в улыбающееся лицо Саши, удивлено произнес Давид.

— Разве это плохо? — нахмурилась Саша, по привычке опасаясь неожиданной расплаты за минутное счастье, за одни только помыслы о нем.

— Не ищи подвоха в моих словах. Просто удивился.

— Человек, выросший в любви и заботе, может такому удивляться? — легкая улыбка немного скрасила мрачное лицо девушки.

— Наверное, да. Я так привык к любви и заботе, что перестал выражать благодарность за это счастье. А вы сейчас мне напомнили, что для человека может значить семья.

— Делаешь успехи, господин.

Хитрый взгляд Саши стал для сердца Давида настоящим вызовом. Так она в этот момент была привлекательна, такая теплая энергетика исходила от нее, что молодой человек просто не мог устоять и не коснуться ее. Давид подошел ближе и с самым невинным видом обнял Сашу со спины. Чтобы уверить девушку в необходимости этого поступка, он нагло солгал:

— Знаешь, Лусине мне вчера сказала, что я слишком сух к тебе, и поэтому бабушка считает, что разлучить нас с тобой не составит труда.

Саша буквально подавилась внезапной переменой Давида, что даже попыталась отстраниться и проверить, нет ли у него жара. Однако крепкие объятия не дали ей такой возможности. В первую очередь намереваясь сохранить душевное спокойствие, девушка прекратила попытки выбраться и тихо спросила:

— Когда это тебя подобное вдруг стало волновать?

— Бабушка Мануш из другого теста, ее так не проведешь, как других моих простодушных родственников. Если уступлю ей, то она поселится в нашем доме основательно, а вместе с ней и Зара.

— Эта девушка искренне влюблена в тебя, ты никогда не испытывал к ней чего-то схожего? — голос Саши стал спокойнее.

— Нет, — коротко, будто давал ответ на что-то такое незначительное, произнес Давид.

— Почему?

— А ты разве не достаточно хорошо уже меня знаешь, чтобы самой ответить на этот вопрос?

— Достаточно. Но всегда интересно услышать, прав ты или нет в своих предположениях, не так ли? Вдруг я просто преувеличиваю ее недостатки, считая эту девушку слишком навязчивой, а на самом деле тебе не нравится лишь изгиб ее шеи.

— Верно, мне не нравится изгиб ее шеи. Но это потому, что я считаю ее слишком навязчивой.

— Выходит, ты не всегда такой уж и дипломат? — лукаво улыбнулась девушка и выгнула бровь.

— О чем ты?

— Похоже, в вопросе женщин для тебя есть только черное и белое. Если она не нравится, то в ней не нравится ничего? Или этот перфекционизм как защитная реакция от брака, которого ты так старательно избегаешь?

— Избегаю? — посмеялся Давид. — Еще месяц этой лжи, и я точно буду женатым человеком. Возможно, ты не в курсе, но по краю я хожу впервые.

— Почему это снова прозвучало как упрек, хотя с разговором теперь тянешь ты, а не я?

— Прекрати обороняться, — прошептал он на ухо, отчего у Саши мурашки расползлись по всему телу. — Я иронизировал, а не упрекал, но ты так и судишь меня по первой встрече.

— Себя, а не тебя. Разве не очевидно — я чувствую вину.

— Улыбнись, за нами следит бдительный глаз моей старшей сестры.

Давид не стал развивать больную тему, чтобы не вызывать у Саши еще больше чувства вины. В конце концов, он никогда не преследовал такой цели, а теперь и подавно не намеревался ворошить прошлое. С какой-то поры, он и сам точно не знал, когда это началось, но для него вдруг стало важным то, что чувствует Саша.

Давид ощущал перемены в себе все острее. Они не пугали его, но слишком уж были несвойственны его натуре, что удивление вызывали неизбежно. Вот и сейчас этот трепет от чего-то неизведанно нового, будто легкий весенний ветер, врывался свежим потоком в его распахнутое настежь сердце. Давид с удивлением признался себе, что в этот самый момент рад их с Сашей притворным отношениям. Какая-то сила вдруг заставила его признать, что у лжи есть и положительные стороны, и он вовсе не расстроен этим открытием.

Молодой человек в мыслях искренне благодарил сестру за то, что в Рязань они поехали все вместе. И сейчас, обнимая Сашу, ощущал такое приятное, такое знакомое тепло, словно знает эту девушку уже очень долго. Возможно, это потому, что теперь у них есть совместная история, и Давид просто больше не считал Сашу чужой? Ему потребовалось гораздо больше времени, чтобы, как и его семья, принять эту девушку. И теперь, впустив ее в свою жизнь, он считал вполне логичным, естественным проявлять по отношению к ней заботу. Не его вина, что этому чувству внутри себя Давид пока боялся подобрать более нежное слово.

— Замерзла?

— Нет, нормально… — сглотнула Саша, буквально трепеща, но не от холода, а, напротив, от горячих объятий этого мужчины.

Ей не понравились мысли, которые навязчиво стучались в сознание. Никаких пустых надежд! Никаких глупых желаний!

Вот только Давид не слушал ее ответ, зная Сашу достаточно, чтобы понимать, она никогда не признается, лишь бы не доставлять неудобств. Именно поэтому он молча снял с себя куртку и накинул на плечи дрожащей Саши, а потом снова обнял.

— Спасибо… — зажато произнесла девушка, поражаясь рвению Давида изображать чуткого жениха.

— Ребята, вы такие милашки, — состроив забавную мордашку, сказала подошедшая к ним Лусине. — Слушайте, мы с Тиграном возьмем сегодня Павлика к себе? Мы бы хотели, чтобы у вас тоже было немного времени побыть вдвоем.

— О, нет-нет. Не нужно, — запротестовала Саша.

— Да, это ни к чему, Лу, — поддержал Давид.

— Что значит ни к чему? Будете мне рассказывать? У вас ведь толком и не было времени друг для друга.

— Но ведь это не последние наши совместные дни, еще успеем! — отговаривала настырную сестру Саша.

— По правде, мы с Тиграном и сами хотели бы побыть с Павликом. Вы же знаете, что нам никак не удается завести своих детей, а Павлик… он просто чудесный мальчик. Так хочется почувствовать себя хоть немного родителем.

Давид и Саша переглянулись, понимая, что этой просьбе не смогут так быстро отказать.

— Мы даже с Павликом уже поговорили, он не против, правда, Павлик?

— Дядя Тигран обещал пойти с палатками и сказал, что мы сможем рыбу ловить, — радостно воскликнул мальчик, всеми руками поддерживая эту идею.

— Ну… если вы уже обо всем договорились… — удивленная ситуацией Саша продолжала хлопать ресницами. — Только, пожалуйста, не уходите далеко…

— Да не заблудимся мы! — гордо провозгласил Тигран. — В школе я был капитаном команды по ориентированию на местности.

Давид усмехнулся над этим мини-спектаклем своей родни, но вмиг стал серьезным и ответил:

— Саша сейчас вам ничего не скажет, потому что очень воспитанная, но она будет переживать. Это не нужно. Просто сделайте так, как она просит.

Лу хитро посмотрела на брата и заговорщицки подмигнула, подавая условный сигнал, который обозначал то, что он наконец-то на правильном пути. Упаковав все необходимое, участники похода весело пошли в сторону озера. Глядя им вслед, Давид спросил у Саши:

— Ну, как проведем свободный вечер?

— Дай-ка подумать, — озадаченно произнесла девушка, а потом злорадно улыбнулась и добавила: — Хочу на деревенскую дискотеку!

— Не-е-ет?.. — протяжно взмолился молодой человек, до последнего надеясь, что Саша шутит.

Такое недовольство Давида только добавило его спутнице уверенности отправиться на танцы под открытым небом. Саша, довольная собой, хихикнула и пошла собираться. На ходу она бросила:

— Тебе не обязательно идти со мной, Мрачный Лорд! Сейчас мы одни, можем не притворяться!

— Я пойду, — решительно заявил Давид, сам не понимая, как мог согласиться на подобное времяпровождение. Мгновение спустя он крикнул ей вслед: — Как это ты меня назвала?

— Не забудь, что твои деловые костюмы здесь будут полнейшим моветоном! — вместо ответа на его вопрос прокричала из комнаты она, подшучивая над всегда серьезным Давидом.

Он вдруг вспомнил похожую ситуацию, тогда, в офисе, когда она переодевалась

Выдохнув жар от будоражащих желание воспоминаний, Давид постарался отвлечься.

— И какова будет цена этому вопиющему невежеству? Меня выгонят с позором?

— Нет, — выкрикнула Саша, — это слишком просто. Людям нужно зрелище, где главным героем будет столичный хлыщ, который решил повыпендриваться. Так что для начала, думаю, закидают тухлыми помидорами.

— Ничего, что там половина таких, как я? — рассмеялся Давид детским выходкам Саши.

— Учти, я тебя спасать не буду, — пригрозила девушка.

— Мне надеть клетчатую рубашку и взять лопату? — выкрикнул он в ответ, не заметив, что Саша уже стоит в дверях.

Не услышав ответ, он машинально повернулся и увидел остановившуюся в дверном проеме Сашу.

Саша уставилась на обнаженный торс и не могла отвести взгляда. Мускулистое тело Давида она видела ежедневно и ежедневно касалась каждого сантиметра его идеального рельефа, не испытывая при этом и намека на возбуждение. Почему же сейчас он так и притягивает ее желание?.. С трудом воззвав к собственному благоразумию, Саша подавила желание и в непринужденной манере ответила:

— Ха-ха, вполне подойдет белая футболка и косуха. Будешь первый парень на деревне.

Давид тоже почувствовал опасность, повисшую в воздухе. До греха было недалеко, поэтому он натянул футболку, скрывая от взгляда Саши откровенную провокацию.

Глава 15

Зажигательную музыку было слышно издалека, ее мотивы так и подначивали пуститься в пляс, чем, кстати, совершенно не пренебрегали гости мероприятия. У огромного деревянного ангара, декорированного ветряными мельницами и колесами от телег, располагалась площадка для танцев. Вымощенная деревянными полами она возвышалась над землей парой ступеней. Под пологим навесом асимметрично висели растяжки с круглыми лампочками, желтый свет которых только добавлял уюта и самобытности теплому октябрьскому вечеру.

Сцена для артистов и танцующих была общей, такая атмосфера сближала, позволяла гостям чувствовать гостеприимство и простоту деревенского духа, а душевные музыкальные композиции отдохнуть от суетливого бега по жизни.

Немного в стороне от танцевальной площадки были накрыты столы с вкуснейшими закусками и угощениями, от обилия и разнообразия которых разбегались глаза. Разносолы собранных на ферме овощей и грибов пестрили красками из больших стеклянных банок, заставляя всякого смотрящего то и дело сглатывать слюну. Рядом дымящиеся гарниры, будто сошедшие со страниц поваренной книги «Сто и один рецепт приготовления картофеля», а по соседству — широкие тарелки с мясными и рыбными блюдами, украшенные листами салата или в щедром оформлении из свежесрезанной зелени. Помимо основательной пищи были угощения и для легкого перекуса: сыры всех видов и сортов, орехи, сухофрукты, вяленое мясо, сушеная рыба и, конечно, свежая выпечка. Отдельных комплиментов заслуживали десерты, конфеты и другие сладости собственного производства. Просто гастрономический рай, к которому подавался не менее разнообразный набор традиционных русских напитков.

— Это вкусно, попробуй! — довольно произнесла Саша и протянула стакан с медовухой Давиду. — Ты слишком напряженный!

Молодой человек строго посмотрел на Сашу, но выпил залпом весь стакан. Согласившись отправиться на деревенскую дискотеку вместе с ней, Давид автоматически подписался делать все, что потребует Саша. С ней все всегда по-другому, а вдруг, доверившись этой необычной девушке, он откроет для себя не просто что-то новое, но и что-то вдохновенное. И хотя Давид не считал свою жизнь скучной или однобокой, но в ней определенно чего-то не хватало, какой-то остроты, что ли, того, что выходит за рамки строгого планирования. Свободы.

Сегодня, потакая ее взбалмошным идеям, он намеревался узнать о своих, и потому безропотно позволил Саше увести его на танцпол. Теплая, почти домашняя обстановка делала чужих людей знакомыми, а нечужих — близкими. Совместное времяпрепровождение давало чувство родственности, а это, в свою очередь, только добавляло ощущения, что тебе сейчас простится безобидное сумасбродство. Постепенно Давид доверился этим новым для себя чувствам и забыл о напряжении.

Конечно, он был увлечен не одной лишь созданной атмосферой. Центром его внимания сейчас была Саша, а все, что вокруг — лишь декорации, в которых его интерес к ней распространялся за прежние границы. Кружа Сашу в танце, он довольно наблюдал, с какой завистью смотрят на ее красоту и жизнелюбие женщины. Злился, когда по ее фигуре скользил даже безобидный или случайный мужской взгляд, но, тотчас прижимая к себе, с насмешливой улыбкой на губах обнулял шансы даже самых смелых. Эти открытия мягко, точно сладкое послевкусие медовухи, кружили голову, стирая из памяти Давида себя прежнего.

Имея в жизни все, Давид никогда считал, что заслужил больше, чем ему давалось свыше. Он умел благодарить судьбу за ее благосклонность, день ото дня доказывая, что ничто из данного ею не было простой удачей, а если что-то все же было, то любые авансы он отрабатывал с процентами. Его все устраивало до встречи с Сашей, но и сейчас, после знакомства с ней, тоже было хорошо. Наверное, теперь наступил такой момент, когда две эти половинки «до» и «после» оказались равны, и, ходя по тонкой разделительной, линии он еще может выбрать одну из них. Внезапное понимание того, что новая эмоция может заставить вторую чашу склониться ниже первой, пугало. Нет, он не боялся потерять себя прежнего, он опасался себя нового, того, с кем придется уживаться, подстраиваться, меняться.

Свергнуть с пьедестала самоконтроль для одного так же трудно, как иному предать совесть или дружбу. Каждый из нас неизбежно отдает самое дорогое как плату за перемены, и не всегда эта цена справедлива, не всегда и монета ее священна. Все мы хватаемся за предрассудки, привычки, идеологии, которые так старательно взращивали в своей наивной душе, и разве можно в таком случае от них с холодным расчетом отказаться? Нет, нет и еще раз нет. Всякий будет держаться за вырванные из кровоточащего нутра корни до тех пор, пока время не принесет этой хватке свинцовую усталость, пока не придет на смену рьяным громогласным протестам осипшее принятие, пока в бунтующем некогда сердце не поселится очередная жизненная мудрость.

Но и без этого никак. Этот крайне трудный процесс носит довольно простое название — жизнь. А при таких делах или так, или никак. Если бы не было перемен, то никто из нас не достиг бы истинной цели нашей жизни — быть счастливым.

После шумного веселья Саша и Давид неторопливо шли в сторону гостевого дома. Прогуливаясь вдоль берега озера, Саша вглядывалась в палаточный лагерь на другом берегу водоема и улыбалась — Павлик где-то там и получает новый опыт в жизни, новые бесценные добрые эмоции.

— Как так вышло, что Павлик с тобой? — нарушив повисшую паузу, вдруг спросил Давид.

Саша спустилась к воде и села на выступ берега. Внизу от осенней прохлады тихо дрожала водная гладь. Девушка задумчиво вздохнула и после некоторой паузы ответила:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мы сводные. Наш отец умер, точнее они вместе с мамой Павлика погибли в автомобильной аварии. Моя мать очень специфичный человек… В общем, если в четырех словах, она его не принимает. Он, конечно, жил в ее доме с младенчества, но это трудно назвать жизнью, когда ребенок не получает самого необходимого — любви.

— Ты знаешь об этом не понаслышке… — проницательно заметил Давид и сел рядом.

— Я давно взрослая, а он всего лишь десятилетний ребенок, чудесный, чистый ребенок.

— Ты планируешь оформить опеку над ним?

— Это как раз то, что я могу только планировать, — опустила взгляд Саша, глядя в темные воды, точно такие же, как ее будущее. — Есть некоторые трудности…

— Органы опеки?

— Нет. Они как раз не против. Наличие у меня стабильного дохода, прекрасных условий для жизни Павлика, родственных связей между нами — все это безоговорочно повлияло на положительное решение с их стороны.

— А как же семейное положение?

— Ты имеешь в виду замужество? — посмеялась Саша только для того, чтобы скрыть неловкость. — Нет этого в требованиях, так что я не по этой причине надела кольцо твоей мамы.

Давид тоже посмеялся, но в душе его вместо неловкости было скорее разочарование. Неужели он допустил мысль о том, что их брак в самом деле возможен?..

— Почему тогда?

Ну вот он и задал этот неудобный вопрос, которого так хотела избежать Саша. В тот день, когда Давид выписался из больницы, и они встретились впервые в доме его семьи, Саша уже отвечала на него. Но тогда, в той странной ситуации, когда не было времени ни у нее, чтобы оправдываться, ни у него, чтобы выслушивать оправдания, можно было ограничиться каким-то бессвязным бредом. Сейчас же все иначе. Столько теперь их связывало, столько было пройдено вместе, что будет как минимум странно повторить ту чепуху еще раз.

— Когда вспоминаю, сама себе поражаюсь, честно… — девушка пристыженно скривила лицо.

— Согласен, — скромно улыбнулся Давид, прекрасно понимая, что смущает Сашу еще больше, — зная тебя теперь гораздо лучше, чем тогда, я просто не могу представить мотивы для подобного действия…

— Ты же в курсе, что сейчас не слишком помогаешь мне быть искренней с тобой? — рассмеялась Саша.

— Да-да, извини, — поднял руки в капитулирующем жесте Давид.

Саша взглянула на обручальное кольцо на своем пальце и, испытывая все большую неловкость, продолжила рассказ:

— Сперва, когда увидела коробочку, подумала, что это слишком странно хранить на работе подобные вещи… Можно, я не буду пересказывать все мысли, пришедшие мне тогда в голову? — с извиняющимся видом улыбнулась она и посмотрела на Давида, очень надеясь на его благосклонность.

— Ты подумала, что я не могу решиться сделать предложение?

— И это тоже.

— А что еще тогда? Неужели?..

— Да-да, первым делом я решила, что тебя отвергли! — пряча раскрасневшееся лицо за ладонями.

Давид сердито посмотрел на Сашу, слова которой показались ему совершенно абсурдными. С выражением недовольства молодой человек сказал:

— Отвергли? Я, по-твоему, настолько плох?

— Да нет, конечно, — призналась Саша, все еще не покидая своего укрытия, — но я тебя никогда не видела, откуда мне было знать, что ты насколько успешен, настолько и красив?

Давид на мгновение задумался над странным чувством, которое испытал после того, как Саша признала его привлекательность, а потом с улыбкой произнес:

— Ладно, вылезай уже. Я не злюсь.

Саша все еще чувствовала некоторую неловкость. Для нее говорить откровенно не является явлением редким, но впервые собственная искренность показалась ей какой-то смущающей. Нужно срочно сворачивать с незнакомой дороги.

— Но это все неважно. В конечном итоге настоящая причина еще оригинальнее, — взяла реванш Саша, намекая на то, что Давид выдумал невесту, только бы отделаться от вопросов семьи.

— Ты, кажется, хотела рассказать, как вышло так, что ты вдруг открыла эту коробочку и надела обручальное кольцо на свой палец, будто бы, может, совсем чуть-чуть желала оказаться его хозяйкой.

— Ты режешь меня без ножа, — бросила гневный взгляд на молодого человека Саша. — Конечно, оно удивительно красивое, и этот камень в таком винтажном плетении, в общем, оно меня очаровало. Ну а дальше нужно просто быть женщиной, чтобы не считать мой поступок странным. Когда женщина видит такую красоту, то остальное происходит помимо ее воли! Теперь ты знаешь, как оно оказалось на моем пальце.

— С тобой подобные случаи точно не происходили раньше, — с уверенностью сказал Давид.

— Никогда, ни разу, — едва ли не на Библии готова была поклясться Саша, хотя этого от нее никто и не требовал. — А с приходом в твою компанию они обрушились на меня, словно наказание за безмятежно прожитые годы.

— Тетя Нара — человек, который всегда появляется в нужное время в нужном месте. Это природный талант. Вы просто нашли друг друга.

— Это не смешно! — воскликнула Саша. — В тот момент я очень испугалась, думала она вызовет полицию, и за попытку кражи вот этого огромного бриллианта, который к тому же еще и стопроцентный бесценный антиквариат, меня осудят очень надолго.

— Это же не Америка, здесь нет таких идиотских законов! — искренне посмеивался Давид.

— Поверь, мне тогда было все равно, где я. Единственное, что меня волновало, так это как объяснить ситуацию… Но мне даже объяснять ничего не пришлось и не удалось бы. Тетя Нара стала постоянно повторять «невестка, невестка», и до меня медленно дошло, о чем она говорит. Сейчас уже хорошо понимаю, лучше бы я сказала, что пыталась украсть его, чем согласилась с неверными выводами тети Анаит.

— Хочешь сказать, что предпочла бы тюрьму, чем быть моей невестой? — выжидательно посмотрел на Сашу Давид.

— Не говори глупостей, — закатила глаза она. — Просто посмотри, во что вылился этот обман. И какие будут последствия, тоже не забудь учесть. И, кстати, не хочу напоминать, но за эту выходку ты меня чуть не убил тогда.

— Как бы ты себя чувствовала на моем месте? Я прихожу в себя, узнаю, что пролежал в коме четыре месяца, а за это время в моей жизни произошло столько перемен, о которых я вообще ничего не знаю, так еще и повлиять не могу.

— Ты прав, я тебя очень хорошо понимаю, не объясняй. Ты стал жертвой моей идиотской выходки, я и не думала тебя в чем-либо винить.

— Хорошо, в горячке ты не знала, что сказать Наре, но потом-то, почему не объяснила им все?

— Давид, у меня не было времени… Когда тетя Нара привезла меня в дом твоей семьи, позвонили из больницы.

— Но ведь они тебе были абсолютно чужие…

— Почему ты обо мне изначально такого плохого мнения? Вот как я, по-твоему, могла им что-то сказать в тот момент, когда их чуть не убило это известие?

— …

— Вот именно. Ты не знаешь, а я бессердечная, что ли? Поначалу мне было трудно, нет, не ухаживать за тобой, трудно было, потому что я ничего ровным счетом о тебе не знала, но должна была искусно притворяться той, кого ты позвал замуж…

— Как ты выкручивалась?

— Не спрашивай! До сих пор не знаю, как твои ни о чем не догадались. Это все из-за тех обстоятельств, разве им было до подозрений в тот момент? Конечно, нет. Они столько бессонных ночей провели рядом с тобой, прислушиваясь к стуку твоего сердца или едва слышному дыханию. Не проси меня описывать все то, через что им пришлось пройти, просто знай, что я не тот человек, который может спокойно смотреть на чужое горе и думать о том, как бы спасти себя. В общем, дальше стало намного проще. Мы постепенно привыкли каждый к своим обязанностям, подружились. Нет, нас сдружило не общее горе, твои домашние, их невозможно не любить в ответ, потому что они сами искренне и преданно любят.

— Это точно.

— Ну а дальше ты знаешь, — закончила свой рассказ Саша.

Давид поднялся и протянул руку Саше, чтобы помочь ей встать. Девушка коснулась горячей ладони, потянувшей ее за собой. Давид привлек Сашу к себе, что расстояние между ними составило каких-то пару сантиметров. Девушка подняла глаза на молчаливого мужчину, чье тепло все еще согревало ее руку, и давно уже согревало ее душу.

Даже при тусклом свете фонарей эти глаза оставались лазурными и такими чистыми, что она легко рассмотрела в них искренность. Этот шепот был громче крика, интимнее прикосновений, опаснее омута:

— Саша, спасибо.

— За что ты благодаришь меня, это ведь ты помог мне подняться, — улыбнувшись, сказала девушка.

— Нет, это ты помогла мне подняться.

— За это благодари бога, а я просто была рядом, — искренне считая, что ее заслуг в пробуждении Давида не много, сказала Саша. Однако она не могла не принять его благодарность. — Но я очень хотела, чтобы ты очнулся.

С этими словами она повернулась и пошла в сторону фермерской деревни, опасаясь новой неловкости после сказанных ею фраз. По той же причине Давид шел немного позади весь обратный путь. На самом деле, слова Саши, ее признания стали для Давида ни столько чем-то неожиданным, сколько действенным.

Глядя на своих домашних, он всегда гадал, как эта девушка смогла так легко получить любовь его семьи, а теперь не испытывал удивления, когда понял, что Саше удалось завладеть ниточками его привязанности. Незаметно для него самого она приучила его к себе. Своей искренностью и такой ненавязчивой, но внимательной, своевременной заботой. Саша никогда не обращала в подвиги даже наиболее самоотверженные из своих поступков, не придавала им и мало-мальской значимости, но всегда восхищалась за подобное другими. Она, словно тот бескрайний закатный пейзаж, на фоне которого Господь рисует наши дни в виде ярких луговых цветов. Она — та самая атмосфера, без которой даже самый красивый цветок будет просто цветком, одним из частокола отдельно стоящих на полотне нашей жизни дней.

Давид настолько привык к Саше, что возможность просто пребывать в своих мыслях не считалась чем-то изобличительным. В ее присутствии ему не нужно было прятать истинные намерения за пустыми разговорами, только бы собеседник не догадался, что тот в смятении, и молодой человек совершенно спокойно предался собственным мыслям. Давид знал, что Саша не тот человек, которому, как крайне почетному и не очень близкому гостю, нужно посвящать свое безоговорочное внимание: она всегда с уважением относится к молчанию, она никогда не обидит, проигнорировав беседу. Вот так непринужденно, основываясь на самых простых и логичных вещах, Давиду в голову снова пришла мысль о том, что эта девушка с каждым днем все больше заполняет ту странную глухую пустоту посреди его сердца, которую он прежде считал своим преимуществом, своей самой сильной стороной. Свобода от чувств. А не она ли зовется младшей сестрой одиночества?..

Вернувшись домой, Саша и Давид занялись привычными делами, даже не подозревая, что стали еще на один шаг дальше от неловкости в своих отношениях.

* * *

Глава 16

Окно гостиной было выполнено аркой через всю стену, которое сквозь толстое стекло в массивной деревянной раме открывало жильцам прекрасный вид на внутренний сад днем и не менее волшебный — на бескрайнее звездное небо ночью. Однако для самого внимательного или, возможно, романтичного взгляда за этим огромным окном простирался весь мир, и через призму здешнего уюта виделся он более дружелюбным и открытым.

Пока Давид разводил огонь в камине, Саша задумчиво смотрела в ночное небо и думала о том, что ее жизнь никогда еще не была такой размеренной и спокойной, какой стала в последние дни. Так непринужденно, так естественно Давид окружил ее заботой, не требующей благодарности. Все это скрывалось в мелочах, за которые благодарить всякий раз было бы, как ни странно, — странно. Это все равно что говорить близкому человеку спасибо за то, что он тебя любит. Спасибо — это какая-то уж слишком материальная плата за подлинные чувства. Пожалуй, есть только одна достойная искренности благодарность —ответная сердечная забота.

Давид поставил перед Сашей чашку с горячим чаем и тарелкой лесных ягод. Будто не замечая пристального и удивленного взгляда девушки, он стянул с дивана легкий плед, а затем накрыл ее плечи. Он еще с порога заметил, что она не может согреться.

— Ты напоила меня медовухой, а сама выпила мало, теперь мерзнешь, — улыбнулся он, усаживаясь рядом. — Сейчас камин прогреет воздух, будет тепло.

— И уютно, — с довольной улыбкой на губах прислушивалась к потрескиванию дров она, обнимая ладонями горячую кружку. — Спасибо.

— Всегда рад, — ответил Давид, откидываясь на спинку дивана.

Перед ним уже был монитор ноутбука с электронной почтой и кучей файлов с отчетами. Моментальное погружение в свою привычную атмосферу трудоголика лишило этого момента романтичности, о чем Саша, по правде, и не жалела. Сделав глоток чая, она поставила кружку на журнальный столик и тоном учителя, довольного работой своего старательного ученика, сказала:

— Сегодня ты ни разу не сказал слово «работа», поэтому должен быть вознагражден. Помочь?

— Тебе не нужно об этом думать, ведь ты приехала сюда отдохнуть.

— Брось, чем еще мне заняться в пустом доме, когда Павлик на попечении твоей сестры? Чувствую себя бесполезной, так что еще неизвестно, кто кому помогает.

Давид не стал сопротивляться и просто протянул планшет с отчетностью, а сам продолжил просматривать входящую почту. Так они просидели до глубокой ночи, обмениваясь лишь редкими фразами. Временами Давид заглядывал в таблицы на экране у Саши и быстро сменяющуюся под действием ловких пальцев аналитику. Он не переставал удивляться тому, как легко Саше удается видеть всю финансовую картину едва взяв в руки пару отчетов. Эта девушка обычно такая простодушная, но уже в следующий миг она вдруг превращается в настоящего профессионала, безошибочно определяющего на первый взгляд не самые логичные, но в итоге наименее убыточные пути. Эта помощь не только сегодня — вообще в последнее время стала для него не просто необходимой, а скорее незаменимой.

В благодарность за проделанную над квартальной отчетностью работу Саша приняла еще одну чашку горячего чая и с чувством выполненного долга отложила планшет в сторону.

— Мне нравится это окно, — тихо сказал он, глядя в сад, который выглядел сказочным из-за ландшафта и умелого освещения невысокими фонариками. — Нужно сделать что-то подобное дома.

— Нет, из такого окна в твоем доме будет эффектно видна баня соседей, — посмеялась Саша, — если только это не цель твоей задумки!

— Я бы мог присудить тебе победу в номинации «Сама проницательность», — Давид скосил недовольный взгляд на Сашу, — но моим соседям к шестидесяти. А, быть может, я в твоем представлении такой…

— Нет-нет! Не такой! — смеялась девушка, пытаясь остановить Давида произносить вслух такую ерунду.

Молодой человек без труда справился с ее атакой, поймав в кольцо сильных рук. Саша не стала сопротивляться, а просто удобно устроилась на его широкой груди и тоже посмотрела сквозь стекло перед собой.

— Мне тоже оно нравится. Кажется, будто по ту его сторону так же тихо и спокойно, как здесь.

— Выходит, ты нашла то, что искала? — едва слышно озвучил такой простой, но в чем-то двусмысленный вопрос Давид.

Саша машинально повернулась к молодому человеку, но ее вопрос так и остался не заданным. Слишком неожиданно близко оказалось его лицо, эти проницательные голубые глаза и очерченные безупречными линиями алые губы. И хотя эта сцена была опасно соблазнительной, вот только ни один из них не поддался смущению. Дружеская беседа была тотчас продолжена.

— Я имею в виду, цель твоей поездки отдохнуть, она ведь была достигнута? — перефразировал Давид, уловив тот невысказанный вопрос на лице Саши.

Девушка снова повернулась к окну и в задумчивости ответила:

— Ты прав, ведь я действительно тут забыла обо всем.

— Это хорошие новости.

— А что насчет тебя? Ты ведь не хотел ехать.

— Не хотел оставлять работу, потому что и так ничего не успеваю, но раз уж мы сегодня продуктивно потрудились, то с чистой перед внутренним трудоголиком совестью могу признать, что мне нравится эта поездка.

— Что нравится тебе в ней больше всего? Конечно, кроме возможности работать, не услышав упреки тети Анаит, — снова пошутила Саша.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Давид лишь улыбнулся на ее безобидную шутку и, крепче сжав объятия, на мгновение задумался.

— Сам я не конкретизировал, что именно мне нравится, но и ответ «все» тебя явно не устроит? — вопросительно посмотрел на девушку он. Получив мотание головой в знак подтверждения его догадки, Давид продолжил: — Я хотел так сказать не для того, чтобы отделаться от объяснений, просто это первое, что пришло мне на ум, когда ты спросила. Наверное, под этим «все» я подразумевал саму атмосферу, которой насыщен местный воздух. Здесь все степенно и размеренно, что остается время, чтобы обернуться и посмотреть вокруг себя. Когда тебе не нужно бежать сломя голову, ты начинаешь замечать многие даже самые незначительные на первый взгляд вещи, и, к твоему удивлению, эти мелочи делают твое существование каким-то полноценным, каким-то насыщенным, каким-то…

— Счастливым? — закончила за него Саша.

— Думаю, так и есть, — без увиливаний признался молодой человек обоим: и Саше, и себе. — Есть еще одно чувство, не знаю, как его назвать или даже охарактеризовать…

— Попробуй описать, — заинтересовавшись, Саша снова повернулась к Давиду и сократила расстояние их губ до минимального, хотя в этот раз и не придала этому особого значения.

— Кажется, это что-то маниакально-приятное, делать то, чего не делал в прошлой жизни.

— Под прошлой жизнью ты подразумеваешь…

— Да, свою жизнь до аварии. Это происходит подсознательно, что я их разделяю, но пока я ничего могу с этим поделать.

— Думаю, у тебя есть все основания для такого поступка, — согласилась Саша, но ее беспокойство сейчас было не по этому поводу. В словах Давида она впервые услышала сожаление, которое этот сильный человек так тщательно скрывал и продолжает скрывать от всех с тех пор, как очнулся. Стараясь не выдавать своей тревоги, Саша придала голосу мягкие оттенки и снова спросила: — Так что за чувство?

— Только не смейся, но лучшего сравнения я придумать не смог, — пристыженно улыбаясь, поднял руки в капитулирующем жесте Давид. — Это похоже на некую форму злорадства, которое испытываешь, когда твоя бывшая узнает, что ты вдруг стал успешным спортсменом, а при ней даже от пивного живота не мог избавиться.

Саша не обещала, что сохранит серьезное выражение на лице, но и смеяться в голос не стала. Любопытство вело девушку дальше.

— Выходит, ты испытываешь удовольствие, хвастаясь перед своей прошлой жизнью тем, что проживаешь с нынешней?

— Выходит, так, — без капли обиды или высокомерия признался Давид. — Думаешь, это плохо?

— Думаю, это хорошо, как минимум, — улыбнулась девушка, глядя в небесно-голубые глаза напротив. — Было бы плохо, если б похвастаться было нечем. Но…

— Что еще за но?! Почему то, что изначально звучало как похвала, вдруг стало похоже на упрек? — возмутился Давид.

Саша не оценила иронии, ее мысли снова вернулись к беспокойству о нем. Теперь она вдруг увидела все под другим углом, и с этого ракурса картина нравилась ей еще меньше.

— Но ты хвастаешься, потому что до сих пор не можешь пережить расставания с ней?

— Я никогда и не хотел с ней расставаться, — с холодностью отрезал Давид, разительно поменявшись в лице.

Саша прошлась своим вопросом, словно острым лезвием по его едва затянувшейся ране. Давид не был мазохистом, чтобы продолжать этот разговор, не был он и смельчаком, чтобы признать, что без искреннего его на то желания, эта рана не заживет никогда. Молодой человек подсознательно отвел глаза, потому что сейчас в них не осталось ни капли напускного хладнокровия. Он не хотел показывать свои страхи так умело его читающей Саше, а еще больше он не хотел ненароком обидеть своей резкостью в ответах давно уже не чужого для него человека.

Саша перед собственными страхами тоже была той еще трусихой, но к ним она уже привыкла, с какими-то даже ужилась или вовсе смирилась, а вот видеть сомнение в глазах сильнейшего из тех, кого она когда-либо встречала, она была категорически не согласна! Такой расклад приведет лишь к одному исходу и разрушит ее надежды на спасение от собственных фобий. Ведь если даже Давид не способен справиться, что делать такой, как она, от природы не имевшей на подобные подвиги смелости?.. Нет, так дело не пойдет. Что бы там Давид себе не решал, это были всего лишь его решения, а она не может так легко отказаться от этого разговора.

Девушка приподнялась и буквально нависла над Давидом. Ее ладонь нежно коснулась его щеки, но с твердым намерением велела повернуться. У молодого человека не было возможности избежать этого сурового взгляда перед собой, и он без сопротивления подчинился.

— Никто, кроме тебя самого, не просит с ней расставаться. Никто не ждет от тебя разительных перемен только для того, чтобы доказать, что все было к лучшему, что все былое на то и былое, потому что никогда не стоило и капли твоих сожалений. Чтобы порвать с прошлой жизнью, мало просто начать делать что-то грандиозное и непременно новое, а потом всякий раз оборачиваться назад, повторяя как мантру: «Вот видишь, я прекрасно живу без тебя». Чтобы порвать с прошлой жизнью, ты должен отказаться от себя, а это чистое самоубийство. Нельзя надеяться на облегчение боли, постоянно ковыряя старую рану.

— Ты сама подтверждаешь, что боль можно лишь облегчить, но не избавиться окончательно…

— Да. К сожалению, так оно в жизни любого человека и есть. Никто не исключение; мы не исключение, — лишая свою фразу даже малейшей жалости к себе, к Давиду, твердо сказала она.

— Ты же в курсе, что у этих слов не самый духоподъемный смысл?

— Верно, если смотреть только с этой стороны. Но что, если боль от таких ран нужна нашему сердцу, чтобы ярче чувствовать счастье? Чтобы четче, на уровне инстинкта, отличать плохое от хорошего и стремиться к последнему? Если все время есть сахар, то, чтобы непременно осязать его сладость, человеку придется постоянно увеличивать дозировку, а потом, наконец достигнув предела вкусовых рецепторов, и вовсе перестать распознавать это приятное ощущение.

— Я думаю, что многие не осязают сладость сахара именно потому, что скорее забыли его вкус, чем пресытились.

— Ты сейчас честен с собой? — выгнула брови Саша, давая понять, что ее он так легко не обманет, как самого себя.

— Утвердительный ответ тебя не устроит, — улыбнулся молодой человек. — Ладно, я несколько минут назад сам тебе признался в том, что сейчас отказываюсь замечать. Чаще всего мы сами виноваты в том, что наша жизнь постоянно горчит, цепляясь за ненужное, пропуская необходимое. Но нет ничего противоестественного в том, что вместо этой горечи я хотел бы с таким же постоянством ощущать сладость, разве у тебя не так?

— Конечно, так, — согласилась девушка с очевидными вещами. — Ведь я человек, а у людей всегда есть тяга к непомерному эгоистичному желанию чувствовать сладость. Однако не пройдет и века, как при таких условиях эволюция сократит продолжительность человеческой жизни лет так, скажем, до семи.

— Почему это?

— Потому что все будут поголовно умирать от сахарного диабета, — буркнула девушка, недовольная тем, что он шутит над серьезными вещами. — Или скуки.

Давид притянул Сашу к себе и крепко обнял. Его губы коснулись ее щеки, когда он мягко произнес:

— Рядом с тобой только от первого…

* * *

— Завтра вы с Тиграном едете в клинику? — тихо спросила Саша, отстраненно наблюдая за веселой игрой в мяч в исполнении их мужчин и Павлика.

Лусине лишь коротко взглянула в ту же сторону, а после сразу отвернулась. Саша поняла, что та не хочет расстраивать Тиграна, если вдруг он увидит ее грусть и тревогу, которые Лу скрыть сейчас не могла.

— Лу, будь сильной, — выдохнула Саша, со всей искренностью сочувствуя горю этой молодой женщины, так отчаянно пытающейся испытать радость материнства.

— Я стараюсь, но после каждой новой неудачи мне все труднее находить в себе силы, чтобы верить.

— А ты определись, что сильнее: страх или желание.

— Конечно, желание.

— Тогда желай в полную силу, желай без оглядки, чтобы потом ни о чем не сожалеть или думать, что сделала меньше, чем могла, — улыбнувшись, сказала Саша. Она взяла руки Лу и в ее холодные ладони вложила маленький сверток пергамента. — У меня для тебя есть подарок. Пусть он станет твоим талисманом и поможет получить желаемое.

Лу развернула бумагу, бережно доставая глиняную лошадку-качалку. Ее глаза заблестели от радости и тоски одновременно.

— Все получится. На этот раз все точно получится, — приобняла ее Саша в знак утешения.

Лусине тоже обняла Сашу, чувствуя тепло родного человека. Она старалась сдерживать эмоции, чтобы не расплакаться при всех, и потому должна была поговорить о чем-то другом.

— Спасибо, Саша. Я думаю, что мой брат не зря так долго был одиночкой, если в итоге за терпеливое ожидание получил в награду от Бога тебя.

— Не думаю, что дело во мне, просто он занят работой, он слишком ей предан, потому что очень дорожит своей семьей. Его одинокая личная жизнь не задумывалась как ожидание. Давид удивительный, он из тех мужчин, которые могут рассчитывать на благосклонность лучших женщин в любой момент…

— Согласна, брат — мечта женщин, они влюбляются и сходят по нему с ума, — прищурилась хитро Лу, — но я немного о другом. Выбрать-то он мог любую, а покорила одна.

Саша лишь неловко улыбнулась, чувствуя стыд за свой обман. Лучшего наказания для нее и быть не могло, сейчас она пожинала то, что посеяла. Притом посеяла один раз, а вот сбор урожая происходил бесконечно.

Этот вопрос не был умышленно спланированным, это было что-то сродни улике, подброшенной убийцей в страхе разоблачения:

— Ты бы очень удивилась, если бы мы с Давидом вдруг расстались?

Поначалу Лу озадаченно посмотрела на собеседницу, но не увидев на лице той и тени беспокойства, не стала переживать и сама.

— Наверное, я бы скорее очень расстроилась, чем удивилась.

— Ты права, наши с Давидом отношения не выглядят как история роковой любви.

— Даже не в том дело, что вы оба слишком сдержаны, что не показываете своих чувств открыто и всему миру. В какой-то степени я считаю это очень правильным, не зря же говорят, что счастье любит тишину. Мы, армяне, довольно суеверны, у нас если какой разлад или что-то не так пошло, то обязательно сглазили. Меньше показываешь, меньше червивых глаз привлекаешь. Вот потому-то, что вы такие мудрые оба, объяви вы о разрыве отношений, я бы поняла — это взвешенный и обдуманный шаг, и вы не пошли бы на такое стихийно или под влиянием чувств. Но если это и не вызвало бы моего удивления, то печаль от того, что два идеально подходящих друг другу человека пошли разными дорогами, бесспорно разъедала бы мое сердце. А еще прибавь тот факт, что вы моя семья, тогда поймешь, почему я так сказала.

— Понимаю, для вас семья — это все в жизни, — с огромным уважением произнесла Саша.

— Вот именно, — пригрозила Лу поднятым вверх указательным пальцем, — так что прекращай говорить на такие темы, чтобы не притягивать. Мы суеверные, помнишь?

Вскоре после этого разговора Лу и Тигран уехали обратно в Москву. После обеда стало моросить. Небо затянуло беспросветной и унылой серостью. Давид с Павликом шумно играли в гостиной, устраивая заезды на спортивных автомобилях в какой-то посвященной гонкам видеоигре. Саша в одиночестве смотрела фильм, смысл которого так остался для нее загадкой. Виной ее отрешенности были все те же беспокойные мысли. Ей было лихо, но и избавиться от них просто по щелчку пальцев она не могла.

Саша вышла на порог кухни и, подперев плечом дверной проем, тихо наблюдала за беззаботным вечером Павлика и Давида. Казалось, эти двое знают друг друга уже очень долгое время, потому что между ними не было никаких барьеров в общении, так свойственных недавним знакомствам. Мальчишки и мужская дружба всегда лишены чинности, они меньше заморачиваются, словно в их подсознании вообще отсутствует фраза «а что, если», так часто возводящая вокруг людей ненужные границы. Так почему же, глядя на их настоящую дружбу, полную взаимопонимания и доверия, Саше больше хотелось плакать, чем радоваться?

Давид заметил, что Саша переменилась в настроении. Поставив игру на паузу, он спросил:

— Все хорошо?

Конечно, Саша снова спрятала истинное состояние за теплой улыбкой и кивнула в знак согласия, вот только вряд ли можно было предположить, что Давида устроит такой ответ. Не имея намерений быть обманутым, молодой человек бросил вызов ее тоскливому настроению:

— Иди к нам, это правда весело!

— Я не умею, какой из меня соперник! — мотала головой Саша, решительно протестуя против этой глупой затеи.

К уговорам составить им компанию присоединился и Павлик, вдвоем они легко сломили ее сопротивление. Саша забралась в море из подушек, которое организовали эти веселые гонщики, и тотчас была посвящена в основы управления виртуальным автомобилем. Чтобы научить и помочь Саше справиться с командами игры, Давид обнял ее сзади и вместе с ней положил руки на геймпад.

— Поехали, я с тобой! — весело сказал Давид, подмигивая Павлику, словно участнику их общего заговора.

Поначалу Саша все время врезалась в какие-то стены и заграждения. Ее неуклюжие действия в игре сопровождались заливистым смехом Павлика и утешениями со стороны Давида. Сама же Саша отпускала игровой пульт и ладонями закрывала от стыда лицо.

— Смотри, все же отлично, я тебе помогаю! — кричал Давид, не оставляя попыток догнать машину Павлика.

Благодаря умелым и точным действиям настоящего гонщика машина Саши быстро настигала соперника, но чуть только девушка подключалась к управлению, ситуация с тараном игровых текстур возобновлялась. Тогда они уже втроем смеялись, признавая абсолютное отсутствие у Саши чувства соперничества и жажды адреналина. Эти веселые заезды продолжались допоздна, так все трое и уснули на полу в гостиной. Тесные объятия были теплее пухового одеяла, а бесформенная гора диванных подушек заменила кровать.

На телевизоре застыла картинка с результатами последнего заезда, которая утром напомнила Саше о разгромном поражении. Девушка не могла пошевелиться, потому что Павлик крепко обнимал ее, а сама она, оказывается, удобно устроилась на плече Давида. Молодой человек открыл один глаз и улыбнулся, будто во сне. Он взглянул на спящего позади Саши Павлика и понес указательный палец к губам.

— Тш, — подал сигнал Давид и, предложив Саше свое плечо, снова закрыл глаза.

* * *

Глава 17

После возвращения из беззаботных выходных Сашу ждали непростые будни, и самым трудным их испытанием стала операция бабушки Марины. Саше едва хватало времени на сон и заботу о Павлике, дни напролет Саша проводила в больнице. В этот важный период она хотела быть рядом и поддержать бабушку, не позволить унынию взять верх. Только благодаря стараниям внучки к операции пациентка подошла в боевом настроении.

С Давидом Саша не виделась с самого возвращения из Рязани, и это не только потому, что каждый из них пытался наверстать в отложенных на время маленького отпуска делах, просто они были не в тех отношениях, когда для встречи не нужны причины.

— Как бабушка? — с порога спросил Михаил, протягивая вымотанной сестре стакан крепкого кофе.

— Только увезли на операцию, держалась молодцом, — устало выдохнула девушка и сделала глоток горячего напитка.

— Сколько продлится операция?

— По плану четыре часа.

— Тогда собирайся, подождем в кафе внизу. Нечего тут сидеть и накручивать себя, — отлично зная характер повзрослевшей, но ничуть не изменившейся младшей сестры, скомандовал Михаил.

Он увел Сашу подальше от запаха медикаментов и больничных стен. Молодые люди спустились на первый этаж и вошли в кафе, что располагалось в здании больницы. Теплое и уютное, здесь словно не ощущались все те тревоги, которые держат в напряжении при одном только взгляде на белые халаты или мученические выражения лиц пациентов и их родственников. Эмоции человека в больнице непременно усиливаются, даже если он попадает сюда с царапиной. И совершенно неважно

По настоянию Михаила они расположились за столиком у окна и сделали заказ.

— Так обстановка и уличные пейзажи будут отвлекать тебя хоть немного, — сухо сказал он.

Голос Михаила никогда не был теплым, не был он теплым и сейчас, однако Саша отчетливо различала в его словах заботу старшего брата. В конце концов, никто из них не был виноват в том, что не умел проявлять эмоции. Если не учить таблицу умножения, никогда не познать математики. Чувства — это тоже урок. Только не математики, а жизни. Не познав от ближнего доброй улыбки, никогда не узнаешь, как смеяться.

— Зачем ты здесь, Миш? — спросила Саша, не имея намерений ждать, пока он сам не озвучит причину приезда.

— Из-за дел в компании, — честно признался брат.

— Какое это имеет ко мне отношение?

— Это и твоя фирма, мы одна семья, — будто ничего логичнее в целом свете нет, твердо сказал он и одарил Сашу осуждающим взглядом за то, что она не признает таких безоговорочных вещей. — Ты не должна так говорить.

— Ладно, все, — остановила дальнейшие нравоучения брата Саша. — Зачем говорить о том, в чем мы никогда не придем к компромиссу? Давай сразу к делу.

Михаил хмуро глянул на сестру, но все же уступил и не стал развивать эту тему дальше. Его целью не было отчитать маленькую девочку за непослушание, он хотел добиться примирения.

— Не могу понять, как они выводят деньги, — потер виски брат, по всему было видно, что он давно озабочен этим вопросом, — над схемой они очень постарались. А теперь еще и дядя Гриша приехал. Уверен, они крутят через фирму отца грязные деньги.

— Матери нет дела до компании папы, она с такой ненавистью ее разоряла, а теперь добивает и репутацию. На фирме, в которую папа вложил всего себя, давно уже стоит отметка о неблагонадежности. Это клеймо, увидев которое, ни одна уважающая себя организация связываться не станет. Только однодневки для отмывания денег, — констатировала Саша все то, что знала о состоянии прежней фирмы их семьи.

— Мы сможем что-то с этим сделать? — совершенно серьезно спросил Михаил.

Саша не верила в то, что эта серьезность распространится дальше слов, потому что Миша всецело был предан матери. Девушка пожала плечами и грустно улыбнулась брату, словно бы тут и не нужен ответ, потому что все и так очевидно.

— Пока фирма под контролем матери, нет. Но это ты и без меня знаешь.

Маленький колокольчик над входной дверью оповестил о новом посетителе. В кафе появился Давид. Саша махнула ему, обозначая свое местоположение, и молодой человек направился к столику у окна. Несмотря на приглашение сесть рядом, Давид остался на ногах и с интересом смотрел на незнакомца. Саша заметила во взгляде Давида свойственное ему недружелюбие к новым людям и поспешила представить мужчин друг другу.

— Это Михаил, наш с Павликом старший брат.

— Рад встрече, — протянул руку Давид, — я…

— Он знает правду, — ответила Саша запнувшемуся на полуслове Давиду.

— Давид Атасунц, — закончил он свою фразу на этом, раз объясняться не было причин.

— Взаимно, — отвечая на зрительную дуэль, произнес Михаил. Как же не кстати сейчас было появление этого Давида. — Саш, давай я заеду к тебе завтра, и мы вместе посмотрим отчетность?

— И что потом? Ты придешь к

ней

и решительно заявишь о своих претензиях?

Михаил задержался с ответом, и Саша очень хорошо знала, что означает эта пауза. Брат не готов и вряд ли когда-то будет готов пойти против матери. Воспитание сына ей особенно хорошо удалось — такой послушный, такой преданный и молчаливый исполнитель ее неукоснительных приказов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Миш, оставь эти попытки. Так далеко ты все равно не зайдешь, зачем тогда пытаться? — с разочарованием произнесла девушка.

Ей всегда так хотелось гордиться своим старшим братом, ей особенно мечталось о том, что однажды он повзрослеет, возмужает и позаботится о ней. Саша верила, что ее брат сильный человек по характеру, но чтобы расправить плечи и стать наконец решительным, ему не хватает одного шага, который он должен сделать, чтобы выйти из-под влияния матери. За все те годы, что она провела в Америке, он ни разу не позвонил, не объявился в ее жизни с тем самым намерением стать ее защитой, которое она себе, как выяснилось, только нафантазировала. Постепенно вера в старшего брата потерялась среди тысяч дней, которые он продолжал молчать, тогда Саша просто оставила еще одну мечту. Однако окончательно она сдалась насчет Миши, когда вернулась в Россию и обнаружила, что брат стал только еще раболепнее исполнять приказы матери. Из них двоих, оказывается, о крепких отношениях брата и сестры грезила только она, Михаил же не менял своей позиции. И он не виноват, что его младшая сестра приписывала ему несуществующие качества.

— Прости, я вернусь в отделение, — мягко сказала Саша брату и последовала за Давидом.

Такое положение вещей очень разозлило Михаила, потому что сестра предала его внимание ради этого Давида Атасунца. Старший брат скрипнул зубами при виде того, что Саша и этот зазнайка были по-настоящему близки. Когда тот говорил, его сестра чуть ли не с благоговением смотрела за движением его губ и внимала всему, что было ими произнесено. Вот и сейчас, не успели они попрощаться с ним, как тут же переключились на другие темы. Как сестра может так быстро забыть о своей семье и ее тяготах ради этого незнакомца?!

— Я обещал госпоже Анаит привезти тебя сегодня домой, — с улыбкой на лице сказал Давид, забирая из рук Саши пальто.

— Сегодня я не смогу, — с сожалением ответила девушка, — у меня накопилось очень много работы. Из клиники сразу поеду домой.

— Как насчет помощи? — предложил Давид, явно желая быть хоть немного полезным.

— Нет, там напрочь налоговая отчетность, — замотала головой Саша.

— Ладно, тогда просто побуду с тобой в больнице, а после отвезу домой. Не переживай, дядя Арут сам оперирует, так что с твоей бабушкой все будет хорошо.

* * *

В компании Давида время не пролетело быстрее, но чувство спокойствия точно не покидало Сашу. С ним рядом она ощущала какую-то решительную уверенность в том, что все ее переживания — лишь излишнее беспокойство о бабушке, которому в конечном счете не найдется подтверждений.

Операция прошла успешно. Дождавшись пробуждения бабушки, Саша оставила уход за ней на медицинских работников, а сама без сил, без эмоций вернулась домой. Теперь она наконец-то могла отдохнуть и поспать за те несколько беспокойных дней, что провела рядом с бабушкой Мариной.

Павлика с занятий сегодня забирала тетя Вера, соседка и по совместительству няня выходного дня, когда Саша сама не могла заботиться о брате. Женщина забирала Павлика из школы и возила на футбол или другие занятия, потом они вместе делали уроки у нее дома, а вечером она приводила мальчика к Саше. Так было и сегодня, поэтому до возвращения младшего брата у Саши оставалось несколько часов. Чтобы не уснуть до прихода Павлика она занялась уборкой и приготовлением ужина.

В дверь позвонили. Устало перебирая ногами, Саша пошла открыть. Сон сняло как рукой, когда на пороге своего дома она увидела самого ненавистного человека всей своей жизни.

— Что тебе тут надо? — грубо спросила Саша, не имея ни малейшего желания впускать дядю в дом.

Высохшее от многолетнего курения лицо, все сплошь покрытое рытвинами, как нельзя лучше отражало внутреннюю сущность этого человека. Тонкие губы мужчины при виде племянницы растянулись в довольной ухмылке, маниакальной — той, из-за которой так и хочется схватиться за топор. Сквозь квадратные стекла очков в этих невзрачных серо-зеленых глазах плескалась грязь паскудной душонки.

— Ну надо же! Какой красавицей стала моя обожаемая племянница! — в эту фразу он вложил всю свою похоть и усилил эффект, мазнув по ней сальным взглядом. — Думала, сбежишь от меня? Глупенькая, а я так тосковал в разлуке.

Девушка хотела захлопнуть перед ним дверь, но цепкая костлявая ручища уже вцепилась в нее своими пальцами. Каким бы неистовым ни было сопротивление Саши, незваный гость подавил его одним толчком, буквально ворвавшись в дом.

— Я заявлю на тебя! — прорычала Саша, отступая назад.

— Рискни! — только и выплюнул он и, схватив ее за волосы, потащил в гостиную.

Мужчина грубо швырнул Сашу на диван, попутно скидывая пиджак. В его глазах полыхала агония от предвкушения давно желанного, доселе недоступного. Звериным усилием он разорвал на Саше рубашку и уже собирался припасть истекающей бешеной слюной пастью к своей жертве. Девушка отбивалась, как могла, но сумасшествие этого насильника достигло стадии всемогущества, что он, казалось, даже не ощущал побоев и сопротивления. Дядя сдернул бретельку ее топа, не намереваясь тратить время на прелюдии, а чтобы непокорная племянница стала чуть сговорчивее, со всего маху нанес удар. Удар, который не достиг цели.

Безусловной преградой стала сильная рука, которая остановила замах еще в самой верхней точке. Дядя обернулся с явным намерением разорвать на куски того, кто помешал ему ликовать над беспомощностью добычи, которую он выслеживал столько голодных лет! Кто ж знал, что в один миг охотник станет добычей. Легкой добычей.

Давид буквально откинул насильника от Саши. Его мощный кулак трещал от напряжения сжатых в суставах костей, а потом затрещали ребра искривленного злобной гримасой незнакомца. Мужчина задохнулся болью, которую совершенно точно испытывает впервые в своей жизни. Не имея шанса на передышку и даже хоть как-то сгруппироваться для самозащиты, он получил еще несколько ударов подряд.

— Давид! Он не стоит того, чтобы жертвовать ради этого мусора своей свободой! — на грани истерики прокричала Саша, боясь, как бы молодой человек случайно не нанес дяде фатальный удар.

Только мысли о том, чтобы поскорее вернуть спокойствие Саше, утешить, держали его в сознании от состояния «красной крови». Дядя сгреб с пола себя, а потом и свой пиджак, все еще пошатываясь от боли во всем теле.

— Если я увижу тебя около нее еще хоть один раз, хоть в дальней точке горизонта, то ты так легко уже больше не отделаешься, — сквозь неуправляемую ярость процедил Давид, с трудом заставляя себя держаться и не убить этого негодяя на месте.

Саша едва дышала, ее лицо было бледным, а руки дрожали. Давид боялся, что она сейчас отвергнет его помощь, но девушка, похоже, ясно отличала его от обидчика. Саша даже сама робко потянула руки к своему спасителю. Давид быстро сгреб ее в объятия, крепко оплетая ими, укрывая от всего мира.

Пытаясь немного успокоить дрожь подступающей истерики, Давид едва покачивал Сашу. Он достал телефон и набрал Анаит. Не афишируя истинных причин, молодой человек попросил:

— Мама, можешь взять тетю Нару и приехать к Саше домой? Нет, ничего не случилось, просто поможем Саше, она сегодня очень устала.

Завершив разговор, Давид поднял девушку на руки и вынес в сад, подальше от того места, где чуть не произошло непоправимое. Он сел в кресло и укрыл Сашу пледом. Она просто свернулась на его руках и по-прежнему не произносила ни слова. Да, сейчас Давид не нуждался в объяснениях, сейчас его волновали лишь чувства и состояние Саши, а остальное будет позже. Молодой человек старался не думать о произошедшем, чтобы не вскипать еще больше. Гнев и жажда расправы достаточно взбудоражили его кровь, когда он увидел этого мерзавца, торжествующего над беззащитной Сашей, над его беззащитной Сашей.

Впервые за всю свою жизнь испугавшись увязнуть в неконтролируемом потоке деструктивных эмоций, Давид прилагал немалые усилия, чтобы не перейти черту. Удерживало лишь едва дрожащее хрупкое тело в его руках. Отгоняя как можно дальше мысли о кровопролитии, Давид обнял Сашу еще крепче и прошептал:

— Все в порядке, ты можешь плакать. Я рядом.

Саша сдерживала дрожь как могла, но истерика беспощадно ломала каркас, сбитый из самого прочного людского самообладания. В один момент ее сердце просто вдруг перестало получать анестезию, и резкая боль, устремляясь по тонким капиллярам, пронзила каждую его клеточку. Саше было противно, ей было омерзительно собственное существование, которое всегда зарождало и взращивало самые скверные пороки кровных родственников. Ненависть матери, пренебрежение брата, похоть дяди…

Саша всегда боялась позволить себе слезы, поскольку была уверена, что эта слабинка разбудит до сего момента запечатанный внутри нее вулкан, который сожжет магмой обид и разочарований в ней всякие надежды стать счастливой несмотря ни на что. Но сейчас все было как-то иначе.

Нет, не от жалости — от презрения — к самой себе Саша тихо заплакала. Как она и ожидала, каждая новая слеза давалась все легче, охотнее отзываясь на голос внутренней истерики. Вот только, вопреки представлениям, никакая стихия в ней не бунтовалась. Напротив, к Саше возвращалось спокойствие, принося с собой долгожданное облегчение, словно пустоту от уходящих обид постепенно заполняла иная — благоприятная субстанция. Саша почти сразу разгадала, почему сейчас все происходило в обход заранее предписанному сценарию. Ведь она чувствовала, как всю боль ее уродливо сросшихся душевных ран поглощало тепло, исходящее от человека рядом.

Эти объятия уже давно согревали ее. Не только сейчас она замечала их заботливое прикосновение, но только теперь девушка понимала, что без них ее нет. В момент этого понимания Саша всхлипнула в последний раз. Ее истерика прошла, как гроза в летнюю ночь — отгремела и подарила ясный солнечный день.

Не прошло и часа, как в одинокий дом Саши вошли семейный уют и тепло близких. Нара и Анаит в четыре руки принялись за ужин, а Давид изучал договоры поставок на мониторе своего ноутбука. Одна его рука скользила по клавишам, внося примечания для обязательных правок, а вторая по-прежнему обнимала Сашу. Несмотря на усталость, девушка иногда комментировала отдельные пункты, подсказывая, какие формулировки, по ее мнению, требуют замены или уточнения.

— Вот бы вы все переехали к нам, — с надеждой произнесла Анаит, глядя на уставшую Сашу. — И Павлику было бы с кем посидеть и даже позаниматься, и вы были бы рядом с нами. Давид, ну почему ты такой упрямый мальчишка, вы же скоро поженитесь, а все живем порознь как чужие.

— Вот правду говорит сестра, а потом у вас свои дети появятся, вы вот вечно занятые, а нам только в радость понянчиться, — поддержала Нара, размахивая столовыми приборами, которыми сервировала стол.

Провокационные реплики родственниц Давид по обыкновению оставил без ответа, потому что его ответ их явно не устроит, и они продолжат уже настойчивее.

— Давид, с кем я вообще сейчас разговариваю, по-твоему? — ворчливо задала вопрос Анаит, интенсивнее, чем требовалось, перемешивая салат из овощей. — Вы и после свадьбы будете так вот жить отдельно?

— Нет, мамочка моя родная, к тебе приедем, у тебя будем жить, как тебе такое? Ты довольна теперь? — не отвлекаясь от работы, убедительно произнес Давид.

— Очень довольна тобой, сыночек, вот прям очень! — возвращаясь к плите, буквально воспела Анаит.

Саша рассмеялась и спрятала лицо, уткнувшись в грудь Давида. Молодой человек сам не мог остаться равнодушным от этой сцены и, широко улыбаясь, сказал Саше:

— Ладно, ты их не слушай только. Разве когда-то было такое, чтобы эти женщины не добились своего? Мы просто должны уступить, а пока они радуются своей победе, наступает перемирие.

— Вот так ты и обманываешь их постоянно, — прищурившись, обличила коварство Давида Саша. — Они доверчиво ждут исполнения твоего обещания, а ты в это время радуешься свободе от нравоучений.

— Ты не можешь меня винить в том, что я приспособился. Я был вынужден, — смеялся молодой человек, поднимая руки в капитулирующем жесте.

— Мне не жаль тебя, — цокнула Саша, — а вот этих наивных милых женщин очень.

— Наивных женщин жаль тебе, да? — переспросил он, и девушка утвердительно кивнула. — Отлично, тогда, может, пусть получат желаемое? Поженимся и подарим им внуков?

Во взгляде Давида Саша вдруг увидела еще что-то помимо шутливости, что-то очень похожее на вызов. Девушка не ожидала от Давида подобной прямоты, и теперь у нее от этой брошенной в шутку фразы перехватило дыхание. А когда на лице Давида она не увидела и тени неловкости, удивилась во второй раз.

Их немой диалог прервала Анаит. Она поставила перед Сашей тарелку с бозбашем, дымящимся своим непревзойденным мясным ароматом, и нежно погладила девушку по светлым волосам. При взгляде на эту бледную, завернутую в кокон из пледа девушку, на ее губах просияла улыбка искренне любящей матери.

— Кушай, дочка, набирайся сил, ты похудела вон как. Этот мальчишка совсем за тобой не следит.

— Тетя Анаит, не ругайте Давида, он очень заботлив со мной.

— Ладно-ладно, тут ты верно сказала, дочка, — махнула женщина, признавая правоту Саши в своей снисходительной к проступкам сына манере. — Другим стал, изменился мой сыночек.

— Смотри, тетя Нара, опять госпожа Анаит недовольна своим сыном! — рассмеялся Давид. — Никак не могу сделать ее счастливой. Скажи-ка мне, любимая тетя, это я недостаточно стараюсь или у госпожи завышенные требования?

— Она так хмурится, потому что сглазить боится, сынок. Такая мать у тебя, что мы с нее возьмем? Привыкли уже, — вроде и журила сестру Нарине, но то больше походило на игру в доброго полицейского. — Так что давай, женись уже и детей заводи, троих хватит, чтобы твоя строгая мама осталась довольна, правильно же говорю, сестра Анаит?

Ужин прошел в теплой семейной обстановке, напрочь стерев воспоминания Саши о случае с дядей. Теперь все точно будет в порядке, и Саше не придется прятать от все замечающего Павлика свои переживания и боль.

— Давид, спасибо тебе за сегодня… Благодаря тете Анаит и тете Наре я смогла забыть о том, что произошло. Думаю, никто бы лучше них не смог избавить меня от последствий. Поразительно, наши семьи как черное и белое, как огонь и лед, настолько непохожи, настолько различны, — опуская глаза вниз, призналась Саша, будто проблема ее семьи была исключительно ее грехом.

— Тот мерзавец, он тоже твой родственник?

— Да, он родной брат моей матери.

— И он…

— Всегда был таким, — продолжила за Давида реплику она, будто ожидая, что с ее уст она прозвучит менее болезненно. Она знала, что Давид, как никто, заслуживает правды, поэтому больше не собиралась скрывать. Она расскажет ему все, что он хочет узнать, все, о чем попросит его вечно ищущая правду натура. — Сколько себя помню, дядя всегда испытывал ко мне нездоровое влечение. Но так далеко он никогда не заходил…

Давид скрипнул зубами, вспоминая недавнюю сцену торжества этого насильника над беззащитной Сашей. Чтобы не погружаться в гнев, он увел разговор в сторону.

— Твой отец погиб, брат не близок тебе, и вы иногда хуже, чем чужие. Твой дядя преследует тебя. Твоя мама, я ни разу не слышал от тебя о ней что-либо, кроме коротких реплик, которые принимал за нечто более сложное, чем просто конфликт… На том вечере в мэрии ты была с ней так груба, как никогда не вела себя даже с теми, кто всячески третировал тебя. Взять хотя бы бабушку Мануш. Не представляю, что нужно сделать, чтобы заслужить то твое отношение.

— Давид, в нашей семье все по-другому, не так, как у вас, — Саша пыталась мягче объяснить и в то же время сказать как можно меньше конкретики. — Раньше я зависела от своей матери, у нее было много рычагов воздействия на меня. Мой папа был моей защитой до поры до времени. А потом она сломала и его, точнее попыталась, но он просто нашел утешение и любовь у другой женщины — мамы Павлика. Лена стала для него всем в мире, она стала для него такой женой, какой даже никогда не старалась стать моя мать. Я не успела ее узнать, но я видела счастье в глазах моего папы, когда он слышал ее имя или просто вспоминал о ней. Именно поэтому я никогда не испытывала обиды за то, что он бросил мать и из-за этого отдалился от меня. Наверное, если бы мне предоставилась возможность познакомиться с Леной, пообщаться, то она смогла бы дать и мне то, чем не поделилась родная мать. Однако моим мечтам не суждено было исполниться, они с папой погибли почти сразу, как родился Павлик. А вскоре после этого мне исполнилось восемнадцать, и я просто сбежала из дома. Те десять лет, что я провела в Америке, я всеми силами стремилась избавиться от рычагов матери, которыми она могла бы манипулировать мной. Благодаря этой жажде независимости я получила отличное образование, работу, у меня даже был маленький бизнес. Возвращаясь в Россию, я была уверена, что уж теперь-то она точно не будет иметь надо мной власти, но, как оказалось, сейчас у нее еще больше возможностей для манипуляций.

— Павлик?

— Да. И бабушка Марина. Как бы ни пыталась отрубить все корни, что связывали меня с Россией, с этими родственниками, не могла бросить тех, кто был и остается частью моей настоящей семьи.

— О чем секретничаете, голубки? — весело спросила тетя Нарине, заходя в гостиную.

— Ни о чем таком важном, — улыбнулась Саша, стирая с лица страдальческую мимику.

— Тетя Анаит, тетя Нара, огромное вам спасибо за заботу и помощь! — поцеловала обеих женщин на прощание Саша. — Здоровья вашим рукам, этот бозбаш был самым вкусным, что я ела в жизни.

— Ты же наша дорогая дочка, поправляйся скорее и бабушке Марине передай наши наилучшие пожелания, — с заботой любящей матери погладила по щеке Сашу Анаит.

— Хорошо, обязательно передам. Как-нибудь приеду и приготовлю вам ужин в знак благодарности.

— Договорились, родная, договорились. Мы всегда тебя ждем, — ворковали женщины, выходя на улицу. — Спокойной ночи, дочка!

— Давай, я останусь сегодня с вами? — спросил Давид, когда Анаит и Нарине оставили их наедине.

— Не нужно, все в порядке, правда, — уверила его девушка, кутаясь в наброшенный Давидом на ее плечи плед. — Лучше отвези маму и тетю Нару, чтобы они по ночам в такси не катались. Так я не буду чувствовать свою вину, что доставила неудобства твоей семье.

— Опять тебя волнует только чужое удобство, — тяжело вздохнул Давид. — Закрой дверь и ту, которая в сад ведет, тоже.

— Будет исполнено, — сонно улыбнулась Саша.

— Все точно будет хорошо?

— Да, не беспокойся. Благодаря тебе все произошедшее ушло как плохой сон, — смотря в голубые глаза, призналась девушка. — Давид, спасибо.

— Не за что, — кивнул он, — ложись пораньше. Утром позвоню.

— Доброй ночи.

Саша стояла на пороге дома и смотрела на мужчину, которого отпускать с каждым днем становится все труднее. Она проводила взглядом машину Давида, пока та не скрылась за поворотом, и только после этого вернулась в дом.

Это был долгий день, насыщенный событиями, а потому усталость Саши считалась вполне закономерной, но вот мечтательность на ее лице выглядела довольно необычно. Павлик частенько повторял вопросы и смеялся над рассеянностью сестры.

Из очередного приступа задумчивости Сашу выдернул звук подъезжающей к дому машины. Девушка внутренне вздрогнула. Что, если она ошиблась, когда предположила, что дядя Гриша слишком труслив для повторной попытки и после угроз Давида вряд ли теперь к ней сунется? Саша выглянула в окно и тотчас облегченно выдохнула.

Открывая дверь припозднившемуся гостю, она мысленно поблагодарила Давида за то, что он не послушал ее и все же вернулся. Так упорно восхваляемое Сашей самообладание дало трещину от одной только мысли, что та машина могла принадлежать дяде. Как хорошо, что Давид больше доверяет собственной заботе, чем ее смелости.

Молодой человек поднялся по ступеням и остановился прямо перед Сашей.

— Ты же не оставишь меня спать в машине? — широко улыбнулся он.

Саша улыбнулась Давиду в ответ и впустила в дом.

* * *

Глава 18

Наступил ноябрь. Такой уютный от тепла близких, последний осенний месяц.

Приближался день рождения Давида, значимость которого не мог оценить он только сам. В силу своего сдержанного характера, Давид не был сторонником громких и пышных приемов в его честь. Он всегда просто шел на уступки матери, желающей отмечать дни рождения своих обожаемых детей с определенным размахом. Однако в этот раз усилий можно было и не прилагать, поскольку в игру вступил более серьезный противник тихого семейного ужина в качестве празднования.

Бабушка Мануш считала своим долгом сделать из этого мероприятия нечто масштабное, и противостоять ее устремлениям мог только один человек, и это был Давид. Максимум, на который он согласился — это банкет в доме родителей. Количество гостей осталось за Мануш, равно как и список имен. Компромисс, давшийся всем членам семьи с большими нервопотерями, наконец был достигнут. Начались приготовления, которые буквально отбили у Давида желание появляться в доме семьи. Чаще, если мама и тетка хотели увидеться с ним, то выбирались к Саше. Там они все вместе проводили теплые семейные вечера. Даже Лу и Тигран, уставая от вездесущей Мануш, иногда заезжали в поисках уюта, который потерял их собственный дом с приездом душной родственницы.

Бабушка Марина восстанавливалась после операции без осложнений, но врачи не торопились с выпиской, внимательно наблюдая за процессом реабилитации пациентки. Несмотря на затянувшиеся сроки восстановления скучать или огорчаться ей не пришлось, потому что Саша и Павлик все так же окружали ее ежедневной заботой.

Еще одним значимым и, несомненно, положительным событием в жизни Саши стало решительное намерение старшего брата быть ближе к ней и Павлику. Сперва Саша относилась к появлениям Михаила со всей настороженностью, но постепенно, замечая его искренность, она отпускала свою враждебность. Естественно, мать ничего не знала об их встречах и совместных походах на прогулки. Не знала она и о том, что Михаил обратился к младшей сестре за помощью по ситуации в компании. Так они стали проводить еще больше времени вместе, в основном, за работой. Теперь Саша видела, как изменился брат, как он повзрослел. Она понимала, что, вероятно, это произошло с ним не вчера, просто прежде у нее не было возможности увидеть истинного Михаила Филатова. Отчасти это была ее вина, потому что она была той, кто обрывал всякую возможность для их сближения. Но и привычные скрытность, молчаливость старшего брата тоже не давали поводов для доверия.

— Миш, ты знаешь меня, наверное, даже лучше всех, — мягко говорила Саша, окончательно оставив в прошлом свои обиды на старшего брата, потому что только так у них могли сложиться доверительные отношения, — и понимаешь, что я не смогу злиться вечно.

Михаилу трудно далась эта улыбка, но не потому что она была притворной. Он столько лет носил в своем сердце этот камень, он прикладывал столько усилий, чтобы нести его сквозь года… Все это время он съедал себя изнутри, и теперь, когда тяжесть наконец спала, все, что он мог испытывать — это усталость. Усталость, которая сейчас была дороже любого другого чувства, ведь если он смог ее ощутить, значит, это непосильное, вечное напряжение осталось позади. Он преодолел себя.

Со всей братской заботой Михаил обнял младшую сестру и тихо произнес:

— Я знаю, мое поведение никогда не было даже близко к образцовому, а потому у тебя не имелось ни одной причины относиться ко мне дружелюбно, но я рад, что ты все же дала мне шанс. Это не просто искренность, я постараюсь показать это делом.

— А вот это меня радует больше, чем сотня искренних слов, — довольно произнесла девушка. — Ты — глава семьи, и мы с Павликом очень хотим чувствовать себя защищенными. Взамен мы станем тебе поддержкой во всем, никогда не оставим. Ведь именно так поступают родные люди, правда?

— Чистая правда, сестра. Спасибо тебе за нее.

* * *

Давид зашел домой, где было как-то непривычно, но вполне объяснимо тихо, ведь все обитатели находились на кухне, занимаясь приготовлениями к празднику. Молодой человек прислушался и улыбнулся, различая доносящиеся с кухни любимые голоса. Мама Анаит, как всегда, суетливо командовала всеми своими помощниками, желая, чтобы в этот день каждое ее блюдо было бесподобным. Между воодушевленными репликами слышались редкие ворчливые, которые, бесспорно, могли принадлежать только тете Нарине, призывающей Господа помочь ей пережить этот гастрономический забег. Звонкий смех Павлика, успокаивающие штатные фразы семейного миротворца Лусине, по-философски невозмутимые и размеренные беседы папы Геворка и Тиграна среди творящегося вокруг хаоса. И наконец, звучащий тише и реже всех, но вызывающий наибольший трепет в сердце.

Саша. С ее появлением в его жизни все перевернулось с ног на голову и перестало быть предсказуемым. Он так неистово сопротивлялся, сражаясь с этой девушкой за собственное сердце, но в итоге сам же покорно ей его и протянул. Запрещая себе увлекаться ею, Давид становился все более жадным, пока однажды не понял, что странность не в том, чтобы быть жадным, а в том, чтобы запрещать своему сердцу испытывать чувства.

Этот день, день его рождения, никогда не был для Давида чем-то особенным со времен давно ушедшего детства, но сегодня он стал таковым и именно благодаря тому, что она рядом.

Давид улыбнулся своим мыслям и признаниям, которым уже давно должен был открыться, но все медлил. Он собирался пройти на кухню, туда, где собрались самые дорогие ему люди, как вдруг одна открывшаяся картина заставила его остановиться. В гостиной вдоль стены теперь возвышался стеллаж с кубками и медалями, которые он выиграл за свою карьеру гонщика. Каждая награда имела свое почетное место, для каждой была выделена своя драгоценная ниша, в точности, как на полках его памяти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Давид смотрел на фотографии прошлых лет, запечатлевших всю хронологию его славного спортивного пути, и ощущал, как внутри него рушится стена, за которой он вынужденно прятал себя настоящего. Менялись даты и названия заездов, лица на фото становились старше и взрослее, но неизменным всегда оставался этот горящий страстью к своему делу взгляд. А ведь он уже успел забыть это будоражащее, вдохновляющее, пылкое чувство.

Это был не просто подарок, это было признание семьи в том, что для них его мечты значат не меньше его достижений. Этим подарком они показали, как гордятся тем, к чему привели его устремления, и отныне не станут прятать эту заслуженную гордость под своими суеверными страхами или сомнениями. Для родных Давида важно все, что важно для него самого, и это никогда не менялось. Они всегда ценили то, что он делал и делает для семьи, но они всей душой желают, чтобы он делал хоть что-то и для себя. Машины и заезды, скорость и победы — это мир его мечты, и он ни за что не должен стать болезненным воспоминанием, которого Давид боится или стыдится. Он должен видеть, что самые близкие ему люди разделяют с ним его мечту точно так же, как он разделил и даже больше — воплотил мечты каждого из них.

Этот подарок очень тронул Давида. Он наконец узнал, что такое внутренняя гармония сердца с разумом, и понял, что ни за что не должен прощаться с прошлым собой.

С этого момента он еще сильнее желал, чтобы поскорее закончился сегодняшний шумный вечер. Давид хотел провести свой поистине счастливый день только с самыми близкими, но глядя на старания семьи, сделавшей все для того, чтобы этот праздник состоялся, он терпеливо отложил свои желания и со всей доброжелательностью принимал поздравления столько, сколько этого требовали торжество и гости.

Несмотря на то что по сценарию для окружающих ближе их и не было, Давиду за весь этот бесконечный вечер удалось перекинуться с Сашей лишь парой фраз. Используя единственную возможность остаться с ней наедине, молодой человек протянул Саше руку и пригласил на танец. Только так они могли провести вдвоем несколько спокойных минут.

— В этой суматохе я не успела отдать твой подарок, — двигаясь в такт музыки, улыбнулась Саша.

— Это первое, что ты должна была сделать! — в шутку возмутился Давид.

— Прости, — посмеялась девушка, протягивая небольшую коробочку, перевязанную лентой.

Не отнимая одной руки от талии Саши, второй Давид открыл крышку коробки.

— Мой одноклассник довольно умелый ювелир. Когда мы с Павликом наперебой сумбурно описывали тебя, он смог в этом хаосе характеристик отыскать главное и воплотить вот в этом браслете. Если тебе не нравится, это ничего, мы действовали интуитивно, — мягко сказала девушка.

Давид забрал коробочку из ее руки и крепко обнял. Его слова не имели ничего общего с вежливой благодарностью, он действительно дорожил подарком Саши:

— Мне очень нравится, спасибо. И за то, что ты сделала для нас.

Саша не хотела оставлять слова Давида без ответа, но его объятия были такими теплыми и искренними, потому она просто жадно питалась их магией, боясь даже пошевелиться, чтобы нарушить витавшую вокруг чудесную атмосферу.

Казалось, с этой откровенностью больше не осталось никаких границ, никаких преград для их медленно крепнувших друг к другу чувств. В силу степенности зарождения взаимной привязанности в отношениях Саши и Давида никогда не было стихийности или страстей, потому что любовь не всегда падает на тебя с неба под громкие залпы салюта и аплодисменты ангелов. Она не всегда распаляет в сердце костер страсти, а иногда просто согревает в заботливых ладонях. Ее искренним признаниям часто несподручны серенады и высокий лирический слог, но всегда так красноречиво уютное молчание рядом. А еще, смелость ее лишь изредка проявляется в непримиримых схватках с драконом, но совершенно точно присутствует в тихом, простом: «Я рядом».

Все эти тонкие ниточки мало-помалу вплели две жизни в одну судьбу. Вот так Саша и Давид стали по-настоящему, возможно, даже неразрывно близки, и теперь, в силу этого естественно взращенного и осознанного чувства, у них не было ни одной причины не признать его.

— Я хочу, чтобы ты пошла отдыхать, — голос молодого человека был полон заботы, несмотря на всю строгость фразы.

— Как я могу, Давид? Еще почти никто не уехал из гостей, а я уйду. Нет.

— Что тебе до них? Можешь хоть раз и о себе подумать?

— Могу. Завтра, ладно? А сегодня я хочу, чтобы все было безупречно. К тому же, уже не так и болит…

— Ну да, — недовольно произнес он, демонстрируя свое недоверие. Его пальцы осторожно коснулись ложбинки между ее бровей, и молодой человек продолжил: — Ты хмуришься с утра. Ты так делаешь тогда, когда испытываешь сильную боль.

— Когда ты успел так хорошо меня выучить?! — посмеялась удивленная Саша.

— Не могу ответить, просто я как будто всегда это знал, — честно признался молодой человек, — и многое другое. Я говорю тебе это не для того, чтобы поумничать или восхитить, а для того, чтобы ты больше не пыталась меня обмануть.

— Я не обманывала, — улыбнулась она, — просто старалась не придавать значения рядовой мигрени.

— Посмотри внимательно на всех этих людей, — Давид обвел взглядом большое помещение вместе с находящимися в нем гостями, — я их всех очень уважаю, и ты знаешь, но это не значит, что в угоду этому уважению я готов жертвовать чем-то более важным, как, например, твое здоровье.

— Ты не отстанешь, да? — спросила Саша и в ответ получила подтверждение своей догадке. — Тогда помоги мне попрощаться с гостями, чтобы это не стоило тебе нотаций по поводу отсутствия у твоей невесты манер.

— Они не посмеют, — с уверенностью сказал Давид.

— Почему это?

— Потому что я не разрешу им говорить плохо о манерах моей невесты.

С благодарностью Давиду за настойчивость, Саша уложила Павлика, после чего попрощалась с участниками торжества и отправилась спать. Ее головная боль требовательно стучала своим безжалостным молотком, доводя до отчаяния, а тут еще совместная с Давидом комната и одна кровать на двоих. Вторая проблема с легкостью была уничтожена первой. Из-за пульсирующей в висках боли Саша охладела даже к смущению и неловкости.

Распахнув окно настежь, она забралась под одеяло и тотчас же уснула. Давид пришел спустя час. На правах именинника ему пришлось задержаться с гостями. Будь на то их воля, его бы так и оставили среди засидевшихся вплоть до глубокой ночи, но решительное нет от Давида никто и никогда не мог бы оспорить.

Молодой человек вошел в комнату, стараясь не потревожить сон Саши. Она промучилась с этой мигренью целый день, ни разу не присев для отдыха, есть за что быть ей благодарным, есть и причина беречь ее сон. Так же бесшумно он принял душ и надел первые попавшиеся спортивные штаны. От привычек холостяка, рассекать в чем мать родила, сегодня пришлось отказаться.

Давид стащил с дивана покрывало и лег рядом с лженевестой. Ее умиротворенное лицо и эта беззащитная поза эмбриона не вызвали его страсть, но они указали ему на что-то более важное, подтолкнули на очередное открытие. Можно ли вообще быть более преданным?..

Саша даже под толстым слоем одеяла ежилась от холода. То ли это был кошмар, то ли она действительно замерзла, но от всего этого Давид знал лишь одно лекарство. Он осторожно забрался под ее одеяло и придвинулся ближе. Почувствовав рядом тепло, девушка интуитивно прижалась плотнее к источнику этого тепла. Саша перестала дрожать лишь тогда, когда оказалась в объятиях Давида. Ее дыхание стало глубже и размеренее. Кажется, теперь она сможет отдохнуть по-настоящему. С этой мыслью он закрыл глаза и уснул.

Ночь пролетела одним мгновением. С вечера не обезвреженный будильник разрезал своим перезвоном молчаливое пространство комнаты. Давид отключил сигнал, но проснулся окончательно лишь после того, как почувствовал опасную близость. Молодой человек осторожно освободился из объятий Саши и, тяжело выдыхая утреннее возбуждение, встал с кровати. Давид втайне надеялся, что Саша все еще спит, и он один был свидетелем этого греховного утра. На всякий случай оборачиваться он все же не осмелился.

Саша действительно не спала. Она жалобно смотрела вслед полуголому мужчине, с которым сегодня проснулась. Эти широкие плечи, спина, сильные руки и тонкая талия так и дразнили ее желание. Саша ругала и стыдила себя за эти откровенные мысли, но ничего не могла поделать: ей до безумия хотелось, чтобы он оглянулся, а дальше... дальше — будь что будет! В настоящий момент последствия — меньшее, что ее волновало.

Давид скрылся за дверью в ванную. Саша тихо проскулила и уронила лицо в подушку. Но и это оказалось не лучшей идеей, ведь обоняния навязчиво коснулся запах мужчины, и желание, которое девушка молила отступить, вспыхнуло с новой силой.

«Черт, что вообще творится?! — возмущалась собственному поведению Саша, быстро переодеваясь в свою одежду. — Думаю, сейчас для меня крайне опасно его присутствие рядом».

Девушка схватила туфли и бесшумно выскользнула из комнаты.

На часах было что-то около пяти утра. В это время снятся самые крепкие сны, и так тяжело пробуждение. Для всех, кто свободен от душевных терзаний. Саша же сейчас не могла даже здраво мыслить, не то что безмятежно спать.

Она спустилась на кухню и сварила себе чашку крепкого кофе. Выпив едва ли не одним глотком, Саша продолжала смотреть в кухонное окно невидящим взглядом, пока лукавый голос из-за спины не обрушил на нее небо и звезды.

— Даже на завтрак не останешься?

Саша окопалась на месте, не смея поворачиваться. Она отчетливо представляла довольную физиономию Давида, для чего тогда ей было смотреть на него?.. Девушка почувствовала, как ее щеки заливаются краской, поэтому просто осталась неподвижна.

Рука молодого человека бережно легла на ее запястье и потянула к себе. Злость на Давида за его настойчивость немного приглушила чувство стыда, поэтому Саша смогла совладать с собой своевременно.

— И куда ты в такую рань? — пристально глядя в ее серые глаза, спросил Давид.

— У меня дела.

— Так неожиданно? — сказал он тоном, в котором звучало откровенное недоверие. — Еще десять минут назад ты спала в моей постели как ангел, а потом вдруг дела?..

— Что-то не так? — рыкнула девушка, когда он заговорил на опасную тему.

Давид больше ничего не спрашивал и не отвечал. Он просто взял Сашу за руку и повел за собой. Его лицо было спокойным и даже чересчур, что Саша интуитивно заподозрила неладное.

Они вернулись в комнату. Молодой человек щелкнул дверной замок, пока Саша в изумлении смотрела на происходящее. Его ладони нежно коснулись ее шеи, а потом Давид поцеловал Сашу. В его лазурных глазах не было нерешительности или сомнений, а правильно ли он поступает? Нет, в них читалось лишь уверенное «да» своим чувствам и ощущениям. Этот честный, ответственный мужчина не мог позволить девушке сомневаться в его намерениях. Если он ищет ее расположения, обличая свое собственное, то ни о какой легкомысленной связи тут и речи быть не может.

Молодой человек придвинулся ближе, но при этом прервал поцелуй, словно спрашивая ее решение. Саша не имела намерений отвечать двусмысленно. Если их взгляды излучали обоюдную страсть, а тела чувствовали взаимное притяжение, разве было о чем молчать и дальше?

Саша ответила. Возвращая поцелуй вместе с немым признанием, от искренности которого сердце Давида забилось быстрее...

Давид и Саша не могли считаться любовниками, потому что их отношения давно определили для них некий более осознанный статус. Именно поэтому их связь была крепче, чем наспех сколоченный страстью порыв, эти отношения строились из совместных моментов, точно цементом скрепленных заботой и доверием. В их любви не нашлось места подростковой стихийности, она была лишена юношеской неловкости. Эта любовь просто крепла во взрослых сердцах, давно ждавших именно такого глубокого и серьезного чувства, давно к нему готовых.

Их влечение не имело свойственной первой близости неуклюжести, потому что прикосновения и объятия — все это для них так естественно. А ухаживания точно знали, как добиться большего отклика и притяжения. Никакой вульгарной жадности, только диалог о чувствах. Диалог чувствами. Высказанный без слов — в прикосновениях, позах, в неплатоническом флирте. В шелесте простыней и прерывистом дыхании в унисон, во взаимном и безусловном понимании друг друга. Когда язык двух пылающих чувством тел столь красноречив, слова только испортят долгожданный любовный разговор между мужчиной и женщиной…

* * *

Глава 19

Крупные хлопья снега беззаботно кружились за окном. Слизываемые предрассветным мраком, они не успевали отдать пространству и частичку своего блеклого света, как тотчас утопали в бездонной черной пасти поздней осени. Сейчас не время для создающих романтическое настроение декораций, ведь все признания давно уже прозвучали. Настал черед страсти, и темный полог ночи ревностно хранил доверенную ему тайну этой сладкой близости между мужчиной и женщиной.

Бархат кожи плавился под медово-влажными поцелуями и покрывался мурашками от дразнящих прикосновений. Пальцы их рук сумбурно переплетались, сцеплялись, впивались. Уводя друг друга по пути наслаждения, они обменивались короткими, находящимися в беспорядке от страсти звуками взаимного вожделения. Томные стоны и отрывистые фразы наполняли комнату влажным дыханием страсти, настаивая, заклиная, умоляя о большем…

Одежда мягкими волнами опустилась на пол, бесшумно, безропотно, словно боясь нарушить единение так долго шедших к своему счастью влюбленных. В чувственном, почти гипнотическом танце запахи их тел источали чистый афродизиак. Дополняя друг друга, удовая терпкость и сладость жасмина создавали неповторимый эротический аромат, целостность которого представляла собой гармонию в своей абсолютной форме. Будто в котле любовной алхимии, они смешивались и напитывали друг друга, а после слияния звучали истинной симфонией страсти, ноты которой вливались в сердце с тягучей властностью приворотного зелья.

Саша задохнулась от переполнявшего ее тело наслаждения, от этого нестерпимо приятного ощущения желанного, любимого мужчины внутри себя.

— Дыши… — прошептал Давид, целуя ее веки горячим дыханием, оставляя на кончиках ее ресниц интимное признание.

Признание, в котором так просто и искренне выражалась преданность только одной женщине. Высказанная неторопливой, ласковой заботой о ее удовольствии, в благоговейной жадности запечатленная поцелуями на ее теле, клятвенно обещанная на века тесными в своем желании объятиями.

Это длилось одно мгновение или целую вечность, парадоксально, но для проявления истинного чувства всегда будет много первого и мало второго. Вместе с насыщением приходит еще большее желание, и только физиология ограничивает нас от сумасшествия любовной лихорадки.

— Ты безумец… — прошептала Саша, выдыхая жар отступившего мгновение назад наслаждения.

Не желая отпускать сладость физического влечения, Давид снова поцеловал Сашу, а потом от губ продолжил двигаться к шее. Едва и нехотя отстранившись, молодой человек улыбнулся и тихим бархатным голосом ответил:

— Не нужно было так сексуально прижиматься ко мне ночью…

— То есть все это моя вина? — посмеялась Саша над его наглым заявлением.

— Я четыре месяца пролежал бревном, не зная женской ласки. Наверное, это все же моя вина, — не переставая дарить ее коже нежные поцелуи, справедливо заметил Давид.

Саша поднялась на локте и посмотрела в голубые глаза этого красивого мужчины с нескрываемым удивлением.

— Разве ты только вчера очнулся?

— О чем ты? — скосил взгляд на возлюбленную Давид.

— Ну, ведь это вполне естественно… Что ты должен был справиться с желанием…

— Хочешь сказать, что я спал с кем-то? — казалось, теперь удивлен был Давид.

— Хочу сказать, что не вижу в этом ничего странного. А ты? Что не так?

— Как бы я мог?

— А что бы тебе помешало?

— Может, тот факт, что я почти женат?

— Ого, какие откровения я слышу от этого гордого и неприступного мужчины! — рассмеялась Саша, заглянув в бездонные голубые глаза Давида, но не нашла в них и тени сарказма. Могло ли быть, что он говорил серьезно?..

Давид умышленно не стал останавливаться на этой теме, ведь в его планы не входило убеждать Сашу в своей преданности узам брака. Он просто правдиво ответил на ее вопрос и пошел дальше.

— Гордого и неприступного? Ты несправедлива ко мне! Я даже на фиктивные отношения согласился почти сразу.

— Зато от настоящих бежал всю жизнь, — тихо произнесла девушка, пряча лицо от его пронзительного взгляда. Почему нужно было все портить именно сейчас?.. — Это временно, потерпи меня еще немного, скоро я уйду.

Давид коснулся ее подбородка и, посмотрев Саше в глаза, сказал:

— Не хочу.

— Не хочу что?

— Не хочу, чтобы ты уходила…

Девушка ничего не могла ответить, она пыталась понять, чего в ее душе сейчас больше, радости или удивления. Воспользовавшись растерянностью Саши, Давид поцеловал невесту.

— Мы бессовестно поступаем с твоей семьей! — задыхаясь под новой волной ласк, воскликнула Саша.

— Сами напросились…

— Дав…

— Ни слова больше о них, в противном случае, я тебя отсюда сегодня не выпущу.

— Не выпускай… Мне так хорошо…

К совместному завтраку они не успели, за что получили осуждение Мануш и молчаливые улыбающиеся взгляды всех остальных домочадцев. Анаит настояла, чтобы накрыть для молодых в гостиной, чтобы вся семья могла провести тихое воскресное утро вместе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Под какую-то мыльную оперу по телевизору, которую никто не смотрел и даже не слушал, каждый занимался своим делом, но этим только дополнял семейный уют. Тетя Нара сидела с вязанием, сосредоточившись на каких-то сложных схемах. Вероятно, у нее не все получалось, отчего она еще меньше обращала внимания на реальный мир и все больше погружалась в творчество. Павлик и Лусине что-то весело рисовали, разбросав на журнальном столике все имеющиеся в доме пишущие предметы. Кажется, это была какая-то вымышленная карта какого-то сказочного королевства. Четкие топографические указания давал Тигран, настаивая нанести то тот, то другой географический объект в строго обозначенном им месте. Павлик и Лусине злобно хихикали, когда им удавалось внести экспромтом какую-нибудь речушку или ущелье без согласования с Министром топографии, именно так они в шутку называли Тиграна. Дядя Геворк, как и всегда, сидел в своем любимом кресле у камина и читал газету, периодически возвращая очки на переносицу. Ну а Мануш, по всей видимости, посчитала чем-то в крайней степени унизительным радоваться воскресенью в кругу родных из-за присутствия чужаков, поэтому вызвала такси и куда-то уехала. Словом, этому маневру никто особенно не удивился — гораздо больше внимания вызвало бы ее присутствие. Так уюта могли лишиться все остальные.

Давид и Саша были предоставлены друг другу, завтракая без спешки и тихо воркуя. Их отношения давно стали чем-то само собой разумеющимся, так что теперь, после признания чувств и в чувствах, им довольно легко было перейти от простого актерства к искренности. Снова не осталось места для неловкости.

— Попробуй это, — посмеялся Давид, давая Саше откусить тост с оливковым маслом и помидорами. — Вкусно?

— Ммм… — хитро прищурилась Саша, — что-то не распробовала, дай еще.

Давид послушно выполнил просьбу, с улыбкой на лице любуясь этой милой девушкой. Чтобы отплатить за доброту, Саша налила жениху чашку кофе и положила туда дольку лимона.

— Какие планы на день? — спросил Давид, обнимая Сашу.

— У Павлика сегодня открытая тренировка для родителей, поеду его поддержать. Не хочешь с нами?

Давид пристально посмотрел на Сашу, почти прикасаясь губами к ее губам, ответил:

— Хочу.

Саша старалась не реагировать на этот бархатный голос, полный искушения, поэтому с самым невозмутимым видом скомандовала:

— Тогда доедай, нам еще нужно успеть заехать домой за формой.

Вдыхая сладкий запах ее волос, Давид лукаво улыбнулся. Он сейчас был слишком счастлив, чтобы думать о чем-то еще. Впервые в жизни ему захотелось остановиться хотя бы на миг, хотя бы совсем на чуть-чуть, и в это короткое мгновение, которое заслуженно принадлежало только ему, наконец насладиться чувством. Чувством абсолютного счастья.

— Я бы хотел, чтобы быстрее наступил вечер.

— Не фантазируй много, — посмеялась Саша, читая все его похабные мыслишки. — И вообще, куда подевался наш Мрачный лорд?

Давид усмехнулся в ответ, а потом поцеловал руку невесты.

— Можно, он больше таким не будет?

Саша погладила по щеке этого безумно соблазнительного голубоглазого мужчину и ответила:

— Нужно…

* * *

Саша и Давид остались за заграждением, наблюдая за игрой двух команд. Павлик отлично справлялся со своей позицией на поле, внимательно и точно отслеживая перемещения игроков и своей команды, и противодействующей.

— Знаешь, он сейчас такой взрослый…

— Мне кажется, осознание, что за ним наблюдает самый дорогой человек в жизни, придает Павлику сил и вдохновляет, — ответил Давид, обнимая девушку сзади.

— Думаешь? — спросила Саша, просто потому что не смотрела раньше с этой стороны. — Тогда он мог бы стать великим футболистом, если бы наш отец был жив. Уверена, он бы без памяти любил Павлика…

— Ты ведь тоже его любишь без памяти. Значит, он и с тобой может стать великим, а футболистом или хирургом, это уже не так важно.

— Ты поэтому такой жирный и важный? — рассмеялась Саша, глядя на довольное лицо Давида. — Что тебя безумно любит столько людей.

— Если ты хочешь честный ответ, то да. Поэтому. Моя семья — это моя жизнь и мое счастье. Без них меня просто нет. Мне кажется, стоит им только захотеть, даже ничего не произнося, не прося, я уже знаю, что должен сделать ради исполнения этого желания.

— Тогда почему так долго мучал их с невесткой? — пошутила девушка.

Давид просто коснулся губами ее волос и с самым чистым сердцем произнес:

— Это ты долго не приходила…

Саша ничего не ответила. Она просто не могла, радость от такого чистого признания переполняла ее сердце, что слова были излишни. Девушка обняла руки Давида, бережно сомкнутые вокруг нее, и откинула голову на крепкое мужское плечо.

Матч продолжался полчаса и завершился со счетом 2:1 в пользу команды Павлика. Сразу после этого родителям разрешили встретить своих чемпионов. В один миг серьезные воспитанники клуба стали самыми обычными детьми с радостями, капризами и обидами. В зале стоял послематчевый гул: победившие задорно рассказывали о своих впечатлениях, проигравшие с досадой бубнили себе под нос, но все и каждый из них был тепло любим в эту минуту.

Павлик тоже хотел поделиться со своими близкими радостными эмоциями, но ему пришлось вести себя сдержанно, потому что с ним шел тренер, который попросил мальчика проводить к присутствующим на этом товарищеском матче членам его семьи.

— Здравствуйте! — бодро приветствовал тренер, глядя на слегка озадаченных Сашу и Давида. — Вы родители Пашки?

Только Саша собиралась сказать, что она его сестра, но Давид увидел грустное лицо Павлика и ответил, протягивая тренеру руку:

— Здравствуйте. Да, верно, мы его родители.

Павлик так удивился и обрадовался, что едва не подпрыгнул на месте. В глазах мальчика зажегся огонь, который Саша никогда прежде не видела. Кажется, он даже забыл о победе в игре.

— Меня зовут Андрей Сергеевич, я тренер младших групп, — представился он, а затем на футбольном языке принялся перечислять заслуги маленького полузащитника. — Вы знаете, у Пашки очень хорошее видение поля, он умеет вовремя подключиться и быть полезным команде не только в атаке, но и в обороне. Довольно смело идет в противостояние за мяч. Такие качества очень ценятся в футболе. Откровенно говоря, мы бы хотели перевести его в группу старше, там у нас играют мальчики тринадцати-четырнадцати лет. Поначалу будет трудно, конечно, но у Пашки есть характер и желание, мы с тренерами думаем, что у него все получится. В общем, если вы не против, мы бы уже со следующей недели изменили расписание его занятий.

— Что скажешь, ты бы хотел играть с более опытными ребятами? — спросила Саша, понимая, что в таких вопросах всегда сперва будет учитывать мнение самого Павлика. Мальчик с большим энтузиазмом закивал, тогда девушка ответила тренеру: — Хорошо, мы согласны.

— Отлично, в таком случае, я напишу новый график тренировок вам. До свидания! Пашка, увидимся на следующей неделе.

Все трое попрощались с Андреем Сергеевичем.

— Ты был великолепен, родной, — поцеловала в щеку брата Саша.

— Тебе правда понравилась игра?

— Очень, — ласково ответила сестра.

Павлик радостно просиял на похвалу, а потом вдруг начал крутиться на месте, будто искал кого-то. Нахмурившись в недоумении, мальчик спросил:

— Здесь тетя Анаит и тетя Нара? Почему это вы вдруг обнимаетесь?

Саша застенчиво улыбнулась, будто ее отчитывал не младший, а старший брат притом за какой-то совестливый проступок, и посмотрела на Давида в поисках поддержки. Молодой человек скосил хитрый взгляд на Сашу и сказал Павлику:

— Кажется, нам с тобой предстоит серьезный мужской разговор.

— Да не надо из этого событие делать. И так было понятно, что к этому идет, — будто ничего очевиднее не существовало, ответил мальчик. — Давид, я разрешаю тебе встречаться с моей сестрой, но с одним условием, когда ты женишься на Саше, ты же усыновишь меня?

— Эй, откуда в этом скромном зайчишке вдруг столько смелости! — воскликнула Саша от удивления.

Павлик вдруг понял, что мог попросить слишком многое, что не должен был вести себя так. Его взгляд стыдливо опустился вниз, когда мальчик объяснил:

— Просто я бы хотел, чтобы у меня был такой папа, как ты.

— Если твоя сестра не даст право на усыновление, то я на ней не женюсь, — совершенно правдиво ответил Давид, протягивая руку, чтобы скрепить обещание настоящим мужским рукопожатием.

Они взялись за руки и медленно побрели к выходу, продолжая весело болтать.

— Вообще-то, я думал, что ты пойдешь по моим стопам, и станешь гонщиком, — шутил Давид гордо вышагивающим рядом Павликом.

— Ну я еще достаточно молод, к твоему возрасту закончу карьеру футболиста и смогу стать гонщиком, — расписывая планы на свою спортивную карьеру, уверенно заключил Павлик, чем очень посмешил Давида.

— Неплохо, — кивнул молодой человек. — Значит, ты теперь большая шишка в футболе, будешь со старшими играть?

— Похоже на то.

— Тогда тебе бы физику подтянуть, чтобы они не слишком тебя пинали.

— Тебе придется мне с этим помочь, — заявил мальчик, указывая на хорошую физическую форму Давида. — Ты точно знаешь в этом толк.

* * *

Глава 20

Декабрь в беспамятной суете уходящего года пришел тихо. В спешке житейских проблем никто не замечал его степенного творенья. Он, словно бесславно забытый гений театральных подмостков, играл не ради тщеславия, а вопреки — искренне любя своего зрителя, отчаянно им вдохновляясь. Пока люди тщетно старались еще что-то успеть, за чем-то угнаться, вальяжными па он рассыпался мягкими снежными шапками на деревьях и кустах, создавая сказочные декорации к новым незабываемым моментам человеческих жизней.

Искрясь серебром на очертаниях зданий, он обнимал стекла витрин узорчатыми ладошками, как очарованный магией ребенок, глядящий на яркие убранства внутри громадных магазинов. И снова он снежил, взрослея, набираясь зрелости., а после тотчас замирал в ожидании нового своего триумфального спектакля. И тогда, под бурные овации он ловил каждое дуновение ветра, чтобы исполнить снежные вальсы и даже немного фокстрота на украшенных площадях, светящихся разноцветными огнями проспектах или пышно завьюженных зеркалах Москвы-реки. Эти завораживающие уличные пейзажи, пробуждая в каждом из нас давно забытое ребячество, весело зазывали на прогулку, а вечерами добавляли семейным встречам еще большего уюта.

Вот так, в воздухе крупными хлопьями кружилась зимняя магия, но она не таяла, падая на теплые ладони, а скорее сама согревала верящих в сказку прохожих. Впервые Саша почувствовала настоящее новогоднее настроение. Никакие гирлянды и наряженные ели, которых на улицах Нью-Йорка в рождественскую пору бесчисленное множество, ни перезвон бубенцов или веселое хоровое пение никогда не давали ей столько тепла, сколько сейчас она получала на родине. Разве может яркая мишура создать тот же уют, подарить те же эмоции, что любящие, родные люди рядом?

— Саша, не стану лукавить, у твоей бабушки слабое здоровье, но если строго следовать предписанному курсу реабилитации, то через некоторое время ты сможешь забрать ее домой, — посматривая результаты послеоперационных исследований, сказал Арут Бадалян.

— Конечно, дядя Арут, мы обязательно будем соблюдать все предписания, которые вы обозначили. Я очень надеюсь, что на Рождество смогу забрать бабушку домой. Она так устала от больничных палат.

— Если все будет хорошо, то я не стану держать ее здесь дольше положенного. В конце концов, Рождество — это тот праздник, который мы должны проводить вместе с семьей, с самыми близкими, — по-отечески поддержал Арут. Его выражение лица стало еще мягче, когда он произнес: — Как ты справляешься? Все ли у тебя хорошо с тетей Мануш?

Саша улыбнулась, чувствуя в словах Бадаляна искреннюю заботу и ответила:

— Спасибо, все хорошо, дядя Арут. Давид воюет с бабушкой, мне не достается, ведь он надежно держит оборону.

— Однажды она поутихнет и все наладится. Тетя Мануш ярая приверженица старых традиций, которые в наши дни выглядят не совсем вежливыми, особенно из-за вот такой грубой подачи.

— Я ее хорошо понимаю, — успокоила Саша. — Никто не захочет впускать в семью человека с чужими устоями и ценностями, опасаясь, что он будет относиться к принятым здесь неуважительно. Я провела треть жизни в среде, которая бабушке Мануш незнакома вовсе, она лишь пытается предостеречь своих близких от возможных проблем из-за разницы в менталитетах, мне не за что ее винить.

— Винить и не нужно, просто не принимай на свой счет, когда она перегибает в своей заботе о близких. Ее устроит только ее собственный выбор, во всех остальных случаях тетя Мануш будет вести себя не самым лояльным образом. В бочке меда Атасунцов именно она является той самой ложкой дегтя. Благо, что эта ложка явление временное!

Саша посмеялась над своеобразным юмором Арута Бадаляна, но смысл его слов поняла хорошо. Мысленно девушка поблагодарила собеседника за его искреннюю заботу и желание сгладить углы в отношениях не чужих и не безразличных ему людей. Эта преданность старой дружбе очень подкупала.

— Дядя Арут, слышала, что семьи Атасунц и Бадалян всегда встречают Новый год вместе. В этот раз не нарушите традицию?

— Нет, конечно! Как и обычно приедем к вам в полном составе.

— Очень рада это слышать. По правде, тетя Анаит переживает, что приезд бабушки Мануш повлияет на ваше решение отмечать Новый год в кругу друзей.

— Не настолько я труслив, чтобы предавать десятилетия дружбы с Геворком из-за его чересчур строгой матери! — отмахнулся Арут Бадалян. — В конце концов, тетя Мануш всегда оставалась собой, а за вечность дружбы между нашими семьями я успел привыкнуть.

— Тетя Анаит будет рада услышать хорошие новости, — заключила Саша на прощание. — Спасибо, что уделили мне время, дядя Арут, но больше я не хочу вас отвлекать от работы.

— Как и всегда, я был рад тебе! Заходи в любое время, Саша, — со всем гостеприимством сказал он, провожая гостью до двери. — Не переживай насчет бабушки, мы хорошо за ней наблюдаем.

— Еще раз спасибо и хорошего вам дня.

— Взаимно, дорогая, — махал на прощание доктор. — Всем привет!

После разговора с доктором Саша пробыла у бабушки какое-то время. Вместе они даже сходили на прогулку, вдоволь наговорились и попили чай под очередной детективный сериал. Саша помогла бабушке удобно устроиться на кровати для послеобеденного отдыха, подала воду и лекарства, которые следовало принять строго по расписанию, а когда та задремала, отправилась домой.

Пересекая просторный холл, Саша услышала, как ее кто-то окликнул. Девушка обернулась и увидела Михаила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты к бабушке? — спросила Саша, немного удивленная визитом брата.

— Да, хотел передать фруктов и узнать о ее самочувствии.

— Давай оставим медсестре, бабушка Марина только что уснула. Пускай отдохнет.

— Хорошо, сделаем, как ты говоришь, — не имея никаких возражений, ответил молодой человек. В его взгляде читалась неуверенность, когда он вдруг спросил: — Ты уже обедала?

— Нет, хотела забрать Павлика из школы и пообедать вместе дома.

Рискуя нарваться на резкий отказ, Михаил все же спросил:

— А мне можно с вами?

— Без проблем, — немного оторопевшая от поведения брата, ответила Саша.

Михаил был воодушевлен ответом сестры и этим большим шагом к оттепели в их отношениях. Не в силах сдержать улыбку он произнес:

— Отлично, подожди минуту, я отнесу пакеты медсестре и поедем за Павликом.

Саша накрыла на стол. Никогда еще они не собирались вот так втроем, как одна семья. И хотя Саша чувствовала некую тревогу, она не могла не испытывать и радостные чувства от этой теплой атмосферы за столом. Во многом этому неподдельному ощущению она была обязана своим братьям, которые общались между собой с особой непосредственностью, словно никогда прежде их не разделяла колючая проволока, натянутая бессердечным отношением их матери. Павлик и Миша вели оживленную беседу на всяческие темы, которые затрагивали не только настоящее, но и минувшие дни, а их совместное прошлое имело мало вот таких вот беззаботных моментов, как этот.

Казалось, Михаилу было интересно слушать все, даже о самых скучных моментах жизни младшего брата. От Павлика он узнавал, из чего складывается их с Сашей быт, чем наполняются их праздники. Миша словно бы старался органично, без отторжений влиться в жизнь родных людей, а впоследствии с их одобрения занять в ней свое собственное место.

— Мне нравится, как ты тут все обустроила. Теперь этот дом наполнен теплом и уютом. Это очень притягательная магия.

— Разве это магия? — улыбнулась Саша, глядя на играющего в приставку Павлика. — Всего лишь чуточку любви и внимания к самым близким, немного заботы и взаимопонимания — вот и все волшебство, Миш.

— Для тех, кому это прежде было недоступно, все выглядит иначе.

— Миш, что может быть естественнее проявления простых человеческих чувств? Разве для этого требуется чье-либо дозволение?

— Ты права во всем, Саша. Возможно, я неправильно выразился, потому что не собирался оправдывать свое бездействие, свою трусость. Просто сожалею о том, что не набрался храбрости раньше и в итоге упустил столько времени, а ведь сейчас мог быть причастен к созданию вот этой замечательной семейной атмосферы. Саш, я знаю, что всегда вел себя как законченный идиот, но ведь это не значит, что я не могу измениться.

Сашу все больше удивляли слова брата, которые он, при всей своей немногословности, и сейчас подбирал с трудом. Она посмотрела на Михаила с настороженностью, не до конца уверовав в его искренность.

— А ты достаточно для этого смел? — отвернувшись к окну, без тени укора спросила Саша.

— Как мы оба знаем, я никогда не отличался смелостью. В противном случае, сделал бы это давным-давно, — разочарованно хмыкнул брат. — Никто не убежит от своего прошлого, и я не смогу. Что было, то было длительным уроком моей жизни, в которой я только и делал, что сомневался… Однако теперь у меня нет сомнений.

— Миш, почему вдруг?

Брат тяжело выдохнул, понимая, что его честность оголит болезненные воспоминания Саши и принесет новые мучения, но только так он мог убедить сестру в серьезности своего решения.

— Когда я узнал, что этот подонок Гриша обидел тебя, у меня было только одно желание — убить его. Даже моя трусость не возразила этому порыву. Мне с большим трудом удалось заставить себя остыть и отказаться от такого плана мести. Я понимал, что ничем хорошим для тебя мой гнев не закончится. И в итоге ты останешься один на один с нашей бесчувственной матерью. Только мысль о том, что у нас может быть более действенный план освободиться от ее влияния и наконец-то зажить счастливо одной семьей, помогла мне успокоиться.

— Я совершенно тебя не узнаю, — с подозрением посмотрела Саша на осмелевшего старшего брата. — Если решиться на что-то подобное, то нужно понимать, что обратного пути не будет, но и пройти этот станет немыслимым испытанием. Свобода будет стоить всего в случае провала, ведь мать не тот человек, который сжалится над проигравшим. Лично у меня только один вариант для маневра…

— Но ты не собираешься им воспользоваться, как я понял.

Саше нечего было возразить, потому как слова Михаила звучали вполне правдоподобно даже для нее, знающей о том, что стоит на кону. В последние недели она буквально ушла с головой в тот сказочный мир, который создала вокруг нее любовь. Саша знала, что рано или поздно реальность постучится в это безмятежное, вакуумное пространство и, цинично смакуя ее боль, развеет все воздушные замки под самый фундамент. Знала, но, как это у людей зачастую и происходит, бессознательно оттягивала пробуждение от чудесного сна.

— Все слишком сложно…

* * *

Саша приехала в дом семьи Давида после бесконечно долгого дня работы. Дела ее транспортной компании шли хорошо, особенно в преддверии Нового года, когда многие суеверно торопились успеть доставить грузы и отправления, прежде чем наступит январь. Теперь она пропадала в офисе даже чаще и больше, чем сам король сверхурочной работы Давид Атасунц.

В гостиной было тихо, на кухне тоже ни следа, если бы не привычная уютная атмосфера, Саша решила бы, что все семейство просто-напросто выехало из этого дома. Однако обрывки фраз знакомых голосов и никуда не девшаяся теплая атмосфера домашнего уюта дали ей понять, что стоит лишь тщательнее искать.

На заднем дворе было оживленно. Сразу чувствовалось, что торжество всем своим размахом переехало туда. Огромная новогодняя ель сверху донизу была усыпана игрушками и увита сверкающей гирляндой, повсюду сияли фонарики в виде символизирующих зиму зверей. Контур крыши окаймляла нить из огней, придающих дому сказочный вид, и этот яркий теплый свет было видно всем-всем в округе, но, конечно же, особую атмосферу новогоднего торжества придавали люди. Тетя Анаит и дядя Геворк, как и прежде, не стали изменять своей традиции, позвав на мероприятие не только родных, но и самых близких друзей, отчего в заснеженном саду сейчас находилась внушительная компания. С порога Сашу удивил общий стиль в одежде у всех участников мероприятия. Свитеры в бело-красно-зеленых цветах пестрили разнообразием орнаментов. От умиления открывшейся взору картины Саша с трудом сдерживалась, чтобы не обнять каждого из присутствующих — так заразительно было их простое человеческое счастье.

Мужчины занимались мясом, стоя под крышей богатого кованого мангала чуть ли не всем составом. Их оживленная беседа низким бархатным звучанием создавала фон для редкой переклички женских голосов, справляющихся о готовности того или иного блюда. Казалось, каждый занимался своим делом, но никто из этой большой и разновозрастной компании не был отрешен от общего празднования. Вся эта предновогодняя суета с сервировкой стола, приготовлением блюд или обустройством места празднования была только в радость собравшимся.

Еще одним приятным сюрпризом стало присутствие Астхик, двоюродной сестры Давида и Лусине. Девушка сбежала из дома не только потому, что любимая всеми бабушка Мануш решила праздновать Новый год вместе с младшим сыном и его семьей. У яркой и смышленой Астхик Атасунц давно зародились чувства к Сурену Бадаляну, и, похоже, он отвечал ей нежной взаимностью. Постепенно молодые люди сблизились, осознав, что именно непохожесть привлекает их друг в друге больше всего. Вот так, из обоюдной колючей неприязни выросла вполне многообещающая влюбленность, которую Саша сейчас наблюдала с улыбкой на лице.

Снежинки безмятежно парили в воздухе, искрясь в отсветах гирлянд. Девушка ощущала тепло в сердце, глядя на веселые игры детей и слаженные приготовления к застолью взрослых. Все здесь буквально кричало о единении поколений, в котором семейные традиции и любовь были главными ценностями на протяжении всей жизни. Некоторое время Саша просто стояла на пороге кухни, пользуясь своим скрытным положением, и с жадностью ребенка, никогда не знававшего домашнего уюта и тепла родственных душ, старалась запечатлеть каждую сцену этого семейного праздника, что разворачивался перед ее глазами. Она никак не могла напиться повсеместным счастьем и гармонией.

Давид увидел Сашу первым еще и потому, что все время поглядывал на вход, ожидая приезда запоздавшей участницы этого семейного праздника. Он улыбнулся своей случайной невесте, словно бы уже очень долго ее ждал и наконец-то мог оставить томительное ожидание в прошлом.

— Я знаю, что это немного странно… — начал было Давид, оглядываясь на родственников и близких друзей, которые, будто по негласному указанию, выстроились позади, — наверное, я несколько опоздал… Но в итоге все получилось лучше, чем могло бы быть.

Молодой человек взял руки Саши в свои и, улыбнувшись стоящей рядом группе поддержки, продолжил:

— Моя семья и самые близкие ей люди — это и есть мой мир. Вот так и вышло, что сегодня перед всем миром я намереваюсь выразить тебе свои чувства, как залог серьезности каждого сказанного мной слова. Стыдно и странно признавать, но поначалу мне казалось, что происходящее между нами нечто такое непродолжительное, даже в чем-то ненастоящее, но я сам не заметил, как влюбился в тебя без оглядки. И вот теперь я уже не представляю себе жизни без тебя, а скорее — я не представляю себя без тебя. Появившись в моей судьбе, ты стала моим спасением, а потом и вдохновением, счастьем — да вообще всем! И если вдруг ты чувствуешь хотя бы что-то похожее по отношению ко мне, пусть даже самую малость, то, пожалуйста, стань моей женой.

Саша заплакала от искреннего, но такого же неожиданного признания. Вокруг собрались самые близкие люди, радостные лица которых неизбежно растрогали девушку. Смущаясь своих слез и напавшей немоты, Саша крепко обняла Давида, не зная, как унять безумно колотящееся сердце. Сильные руки любимого мужчины, его тепло, его запах — его присутствие рядом убеждали Сашу в реальности происходящего. Она уткнулась в широкую грудь Давида и быстро закивала.

— Да, да, тысячу раз скажу да! — сквозь всхлипы отвечала она, еще крепче сжимая объятия.

Давид подхватил Сашу на руки и на правах будущего супруга горячо поцеловал, после чего толпа родственников и друзей взорвалась восторженными криками и поздравлениями. Пробки от шампанского выстрелили в темное ночное пространство, бенгальские огни и хлопушки оповещали не наступление нового года, а чего-то более длительного и счастливого — союза двух любящих сердец.

— Раз ты согласилась, но кольцо у тебя уже есть, тогда тебе придется надеть вот это, — с коварной улыбкой на лице произнес Давид и протянул Саше свитер с такой же надписью, как и у него: «Мы скоро поженимся». Радостный от того, что наконец-то можно показать свой свитер, Павлик повернулся спиной, активно жестикулируя руками, чтобы привлечь внимание сестры.

— «Гордость отца»? Какая прелесть, — улыбнулась девушка, обнимая младшего брата.

Тотчас все участники празднования стали фотографироваться, весело демонстрируя невесте все заготовленные варианты слов поддержки. Яркие самобытные снимки оставили навсегда в их в памяти семейную атмосферу и единение: Анаит — «Любимая мама»; Нарине — «Если бы не я, не было бы этой свадьбы»; Геворк — «Жду внука»; Лу и Тигран — «Вперед, младший брат!»; Арут, Гаяне — «Сын друзей — наш сын! Невестка тоже наша!»; сыновья Арута и Гаяне — «Старший брат женится на красотке, мне б такую», Астхик — «Букет точно мой!», Сурен — «Кажется, я следующий…»

Саша с умилением и смехом рассматривала совместные фото и в то же время немного смущалась, ведь из-за нее праздник Нового года стал каким-то предвзятым, словно она присвоила права на него. Прежде у нее никогда не было этого семейного торжества, а уж своего собственного и подавно.

— Поверь, этот вязаный перфоманс не моя идея, — капитулировал Давид, заметив неловкость Саши. — Идея со свитерами и этой поздравительной массовкой принадлежит им всем поровну.

— Правда? — усомнилась девушка.

— Чистая. Была б моя воля, я увез бы тебя отсюда и где-то на краю света трусливо умолял стать моей женой. Веришь ты или нет, но у меня не столько смелости, чтобы на глазах у родных и близких просить твоей руки.

Саша хитро прищурилась, глядя на будущего мужа, и спросила:

— Выходит, ты сомневался?

— Сомневался, но не в силе своих чувств или правильности этого поступка, а скорее в твоей уверенности во мне.

— Ты думал, я откажусь?

— Разве у тебя для этого не достаточно причин?

— У меня для этого нет ни одной причины, Давид… — ласково прошептала Саша, целуя в щеку своего теперь уже настоящего жениха. — С первого взгляда на тебя я поняла, что между нами есть связь, с первого твоего взгляда на меня я убедилась, что между нами есть связь, а дальше, со временем и событиями, эта связь только крепла. На самом деле я зависела от тебя больше, чем ты от меня, я нуждалась в тебе больше, ведь все то, что есть сейчас в моей жизни хорошего, дал мне именно ты. Разве я могу спутать любовь с подлогом, когда так хорошо понимаю ее ценность?..

— А вот я не был так мудр.

— Мудрость? Что она в сравнении с искренностью с самим собой? Твоя смелость помогла нам стать настоящей парой, именно она развеяла ненавистную мне ложь и устранила надобность оправданий перед всеми этими замечательными людьми — разве это не высшее проявление мудрости?

* * *

Давид поставил бокалы на комод и нежно оплел Сашу руками, радуясь, что они наконец-то остались одни. Неотрывно глядя в глаза любимой, он стал покачивать ее в такт какой-то неспешной мелодии, что звучала в его сердце. Ни в одном движении не было пошлости или вульгарности — только чистое, глубокое, осознанное чувство. Танец замедлился, растворяясь в других желаниях возлюбленных, трансформируясь в более чувственные, интимные формы их взаимного влечения. Здесь, в шифоновом полумраке ночной лампы, возвышенные клятвы о вечной любви уступали место чему-то более земному и греховному, что допьяна опаивает наслаждением наши тела. Длительные сладкие поцелуи, тесные объятия, аромат пылающих вожделением тел — все это тоже часть любви, ее практическая часть, основанная на ритуале инстинктов.

— В этой комнате мы впервые были близки… — шептал Давид, выдыхая жар наслаждения. — Но сейчас у меня ведь есть все основания сделать это?..

— Дав… — подавила сладкий стон Саша, чувствуя, как внутри нее разливается желанное тепло. — Ты одержим!

— Да, одержим… тобой…

— Мы не можем делать это без защиты…

Едва ли не против воли пыталась быть благоразумной Саша. Однако Давид искренне не видел никаких причин идти на поводу у здравого смысла, поэтому сквозь томность вновь распаляющегося желания он ласково бросил:

— Почему же?..

— Мы не женаты пока… Чтобы быть настолько безрассудными…

— В чем проявляется это безрассудство? С какими последствиями нашей любви ты не готова столкнуться до брака? — хитро улыбаясь, сыпал вопросами он и все так же продолжал свои страстные ухаживания. — Ты же не о страхе идти в загс с животом?

— Хочу, чтобы хоть что-то было сделано правильно…

— Что неправильного в том, чтобы подарить мне малыша, которого я уже обожаю… Что плохого в желании любящих друг друга женщины и мужчины создать большую и крепкую семью?

Саша удивлялась откровенности Давида, но не имела никаких возражений. Для нее создание семьи всегда было чем-то запредельным именно потому, что она считала себя недостойной этого, но сейчас, когда судьба подарила ей иное видение, Саша готова была доказать, что та расщедрилась не зря.

— Хочу, чтобы наш сын был похож на тебя, — улыбнулась девушка, поощряя ласки жениха.

— Люблю тебя… — прошептал он, обнимая ее сильными руками, чтобы стать еще ближе.

* * *

Глава 21

Это был рождественский вечер с объявлением итогов большого тендера. Давид очень рассчитывал на привлечение их семейной компании к этому проекту. Они с Сашей много сил и времени вложили в разработку стратегии для подачи предложения к тендеру, до копейки просчитав все риски и необходимые инвестиции. Многие другие проекты остались без внимания, только для того чтобы без потери концентрации и средств подойти к госзаказу.

В зале присутствовало много гостей, атмосфера состоялась больше праздничная, чем деловая, на что и рассчитывали организаторы, ведь даже заранее заявили к мероприятию вечерний дресс-код. Отличная обстановка, чтобы подвести итоги минувшего года и в компании лучших профессионалов взглянуть на перспективы наступившего.

Когда пришло приглашение с поздравлением попадания в шорт-лист, семья посчитала, что компанию на этом вечере должно представлять молодое поколение. Однако бабушка Мануш не была настолько легкомысленна и потому тоже отправилась в составе делегации от семейного холдинга. Ее сопровождали Вардгес с супругой. Давид, Саша, Лусине и Тигран поехали отдельно.

Пока все приглашенные с нетерпением дожидались объявления результатов тендера, организатором была создана атмосфера для непринужденного общения гостей: приятная музыка, праздничное убранство и, конечно же, богатый фуршет, чем последние с удовольствием воспользовались.

Перемещаясь по залу вместе, Давид и Саша смотрелись так, будто были созданы друг для друга. Эта пара вызывала зависть и восхищение. Сильный и успешный мужчина, рядом с которым умная, красивая и заботливая женщина. Очевидное отказывалась признавать только бабушка Мануш, неотрывно следившая за каждым шагом внука и его невесты, чтобы потом неустанно отчитывать за надуманные ошибки.

Несмотря на надзор со стороны строгой родственницы Давида, Саша искренне получала удовольствие от приема. В этот вечер ее ничто не могло бы расстроить и уж тем более поведение Мануш. И в тот самый момент, когда ей стало казаться, что жизнь прекрасна, беда пришла, откуда не ждали.

После очередной короткой беседы с партнерами Саша и Давид ненадолго вышли в вестибюль, где их уже ждали Лу и Тигран. Услышав стук каблуков позади, Саша вздрогнула. В душе девушка надеялась, что ошиблась, но это был всего лишь защитный механизм для смягчения удара. Ни с какой другой Саша не спутает эту тяжелую поступь, где каждый шаг деморализует и обездвиживает жертву, принуждая к покорности.

— Уже уходите? — произнес ласковый в своем коварстве голос. Никто не ответил на ее вопрос, но для того чтобы продолжить, ей не нужны были собеседники — всего лишь слушатели. — Я бы на вашем месте тоже не дожидалась оглашения результатов, потому что в списке победителей вас, увы, нет.

— О чем ты говоришь? — спросила Саша, переводя взгляд с матери на Михаила, который, судя по всему, не был в курсе этого спектакля.

Мать звонко поаплодировала и рассмеялась в голос, глядя на теряющее краски лицо Саши.

— Дорогая доченька, прекрасная работа! Ты справилась на отлично!

— Что происходит? — нахмурился Давид, заметив предобморочное состояние невесты. — Саша, что с тобой?!

— Ох, кстати, я бы поздравила вас с предстоящей свадьбой, да, боюсь, она не состоится, — театрально развела руками торжествующая мать Саши. Она сочла безумно забавной мысль о том, как поменяется отношение Давида Атасунца к ее дочери, когда он узнает правду, а если точнее — ее версию правды. — Вы должны были тщательнее присматриваться к женщинам, которые вас окружают, и сделать правильный выбор, а не тот, который имеете сейчас!

— Саша, тебе нехорошо? Хочешь присесть? — беспокоилась Лусине, не обращая внимания на старания матери опорочить собственную дочь.

— Мама, прекрати! — попытался остановить ее Михаил. — Ты выбрала не то время и не то место для подобных разговоров.

— Ой, а как по мне, так и обстановка, и публика самые подходящие! Только посмотри, как им всем интересно узнать, кто же на самом деле Александра Викторовна Филатова. Невестка, которую они так радушно приняли в своем доме, оказалась великолепной актрисой и не менее блестящей лгуньей!

— Про ваши сложные отношения мы давно знаем. Это психическое расстройство — ненависть к собственным детям, — строго ответила Лусине, вступаясь за Сашу.

— На деле ваша доверчивость обошлась вам очень дорого, а вы мне тут голову морочите сказками о любви и преданности. Все это было частью спектакля, чтобы вы, такие ревностные приверженцы семьи, пожалели брошенную всеми сиротку Сашу! Да-а, а это миловидное лицо и кроткий нрав создали в вашем представлении довольно качественную иллюзию. В действительности же моя дочь — ловкая мошенница, которая играючи обвела вашу семью вокруг пальца. Саша изначально втерлась к вам в доверие, чтобы шпионить за вашим бизнесом на благо нашего. Знаешь, а ведь тендер выиграла именно моя компания. Как думаешь, почему?! А это все твоя неслучайная невеста постаралась, господин Атасунц! Весь путь твоего планирования был у меня с самого начала, каждый твой шаг, вот почему моя победа стала такой легкой, а твое поражение кажется тебе донельзя алогичным!

— Мама, ты слишком далеко заходишь! — протестуя против несправедливых обвинений, снова вмешался Михаил, но азарт матери не позволял ей разменивать свое внимание на слабаков.

— Что ж, как победитель, дам один жизненный совет. Это и вправду выглядит довольно неловко, что завидный холостяк столицы побирается у чужой кормушки, — мать сделала вид, что ей стыдно за Давида. — У твоей лженевесты уже давно есть жених. Уважай себя хоть немного, третий лишний в данном случае — это ты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Михаил с презрением посмотрел на мать, не знавшую меры в своей ненависти. Он инстинктивно закрыл младшую сестру от разразившегося здесь хаоса.

— Саша, скажи же что-нибудь! — взял ее за плечи брат, призывая попытаться хоть как-то оправдать себя. — Ты не можешь позволить ей возложить на тебя вину за то, чего не совершала.

Девушка лишь покачала головой и проглотила застрявшие в горле слезы. Она ясно дала понять Михаилу, что будет молчать, какими бы помоями ее сейчас не поливала мать. Михаил не понимал, почему она стала такой смиренной.

— Не слушай ее, Давид! Не все, что она говорит правда, — продолжил эту битву в одиночку Михаил. — Саша никогда бы не поступила с кем-либо подло.

— Если неправда, чего ж наша Сашенька будто язык проглотила? — откровенно издевалась мать. — Пусть опровергнет, раз лгунья тут я. Ну же, дочка, объяснись перед мужчиной, надевшим на твой пальчик такое дорогое колечко!

В этот момент на информационном табло вывесили списки выигравших тендер компаний. Голос ведущего громко поздравлял новых участников госзаказа. Давид коротко глянул на раздел «Интерьер. Меблировка», где действительно значилось имя другой компании, и убедился в правдивости сказанного матерью.

— «ЛюксСтор» — это фирма твоей семьи? — холодно спросил он у Саши, зная ответ и без ее подтверждения.

Девушка кивнула, обратив в сторону стеклянный взгляд. Рука Давида соскользнула с талии невесты, молодой человек отстранился.

— Оправдания не интересуют, этой информации достаточно, — резанул он, отвечая на предыдущие фразы. — Наконец-то картинка сложилась.

— Не стоит бросать слов на ветер, это всего лишь эмоции. Разве ты можешь вот так просто осудить? — пыталась вразумить Давида Лусине, осторожно подбирая слова. — Этими резкими фразами ты только причиняешь Саше боль.

— Серьезно? — на его губах появилась улыбка сумасшедшего, того, кто шагнул за край разочарования и предательства. — Что ж, тогда я хочу, чтобы такая лгунья, как она, всю жизнь мучилась от этой боли.

— Саша, почему ты молчишь?.. — от бессилия что-либо исправить, бросил в воздух брат.

Давид в последний раз взглянул на ту, которой отдал весь свой мир и клялся в силе чувств, но она все так же не произносила ни слова, этим молчанием только признавая сказанное ранее за нее. Где-то глубоко, на самом дне его сердца под толщей кипящего гнева, жалобно стонало истинно важное чувство, отныне лишенное права голоса. Давид повернулся и пошел прочь.

Саша смотрела вслед уходящему навсегда любимому мужчине и печально улыбалась, жалея, что принесла проблем стольким хорошим людям. Приняв каждое обидное слово, она тихо ответила брату:

— Потому что мои отношения с Давидом — заранее безнадежная мечта. В глубине души я всегда была готова к этому расставанию… Но если я не подчинюсь, когда мать открыто требует от меня покорности, то она сделает мне намного больнее, забрав Павлика. Она все равно сломает меня…

Звонок мобильного телефона монотонно настаивал на ответе. Словно лишенная всякой связи с реальностью, Саша машинально произнесла потухшее «алло».

— Что?.. — еще больше побелев, Саша едва не осела на пол, — как умерла?..

— Саш, Саша! — кричал Михаил, пытаясь привести в чувства сестру. — Что? Что случилось?

— Бабушка Марина. Позвонили из больницы. Она… ее больше нет… умерла… бабушка умерла!

— Вот ведь нашла, когда помирать! — фыркнула мать, развернулась и ушла обратно в банкетный зал.

Саша схватилась за голову, не желая верить, что за считанные минуты жизнь может вот так уйти из-под ног. Никого и ничего не замечая вокруг, девушка переживала сильнейший шок. Как хорошо, что все же есть те, кто мог позаботиться о ней.

Лу, всем сердцем переживая за едва остающуюся в сознании Сашу, принесла воды, а Тигран в это время забрал их вещи из гардероба.

— Пойдем, пойдем… Нужно забрать Павлика у тети Веры, вместе поедем в больницу, — бережно поддерживая сестру, сказал Михаил.

* * *

Все последующие дни проходили для Саши как в тумане, как в том затянувшемся ночном кошмаре, пробудиться от которого нет никакой возможности. Течение жизни несло ее обессилившую душу куда-то за край, подальше от тихих счастливых дней, и берега того течения были так высоки, что не взобраться. Покориться судьбе — все, что теперь оставалось.

Постепенно события того злополучного дня обретали черты и прирастали подробностями. Сиделка рассказала, что уже с самого утра бабушка Марина чувствовала себя нехорошо, но все же она настояла на том, чтобы невестка приехала к ней в больницу. Они между собой о чем-то очень долго спорили, но подробностей сиделка не знала, потому что все вопросы пациентка и ее родственница обсуждали наедине.

Без каких-либо утаек и, разумеется, с привычным пренебрежением мать поведала о причине своего приезда в больницу. По ее словам, бабушка Марина обещала отписать в пользу невестки квартиру и свою долю в компании, если та передаст опеку над Павликом Саше. Но мать эти условия не устроили, она рассмеялась над крохами, которые ей подкинула бабушка Марина, цинично отметив, что брак ее нерадивой дочери с Семиным принесет на порядок больше.

От перенесенных переживаний к обеду бабушке стало совсем плохо, а потом случился кризис. Врачи боролись за ее жизнь до последнего, но ничего не смогли сделать. Позже выяснилось, что бабушка Марина втайне от всех прятала назначенные таблетки, осознанно отказавшись от жизни с первого же дня после операции. Саша теперь была убита не только горем, но и чувством вины.

На похоронах она едва стояла на ногах, немая, бездушная. Кладбище постепенно пустело. Прощавшиеся, тихо выразив свои соболезнования, оставили у могилы только самых родных.

— Саша, пожалуйста, не плачь, — умолял мальчик, поглаживая сестру по волосам.

Из последних сил девушка улыбнулась едва ли не единственному родному человеку во всем мире и ответила:

— Малыш, пока я не могу тебе пообещать не плакать. Сейчас слишком больно, понимаешь? Но даю слово, что скоро, очень скоро я обязательно стану сильнее и смогу снова смеяться, идет?

Павлик кивнул и обнял сестру.

— Хорошо, но только не бросай меня! — попросил брат.

— Родной, что ты такое говоришь? Как я могу бросить моего самого сильного и любимого защитника?

— Ты же не уедешь снова?

— От тебя никогда! — поцеловала брата в затылок Саша и крепко обняла.

— Тогда сейчас нам нужно быть сильными, да? Ведь бабушка не хотела бы видеть нас такими.

— Верно, мой смышленыш, — ответила девушка, глядя на фотографию бабушки в свежих могильных цветах.

В этот момент она казалась такой одинокой и несчастной, что Давид был готов простить Саше все, лишь бы иметь возможность подставить свое плечо в самый трагичный день ее жизни. И как много всяких «но» отягощают нашу нерешительную душу даже в такие тяжелые моменты, когда, казалось, закономернее всего отринуть обиды и недопонимания, чтобы справляться с любой бедой вместе, как и должно любящим людям.

Наряду с другими, чужими людьми Давид покинул кладбище.

* * *

— Мама и тетя Нара тоже хотели поддержать вас с Павликом, но я побоялась, что тебе так будет только тяжелее, поэтому просила их не приходить, — сказала Лусине, подавая Саше чашку теплого чая с медом.

— Спасибо, Лу. Ты все правильно сделала. Я тебе очень благодарна, правда. За то, что помогала все это время и с Павликом сидишь, а особенно за то, что носишься со мной, после такого…

— Не глупи, — положив голову Саши к себе на плечо, мягко ответила Лусине. — Я знаю, что ты ничего такого не делала, о чем сказала твоя мама.

— Делала. Я действительно согласилась на безумное условие матери, чтобы забрать Павлика из того дома. После аварии Давида я отказалась участвовать в ее замыслах. Она не получила от меня ни одного отчета, ни единой цифры, хотя это никак не оправдывает мой поступок в целом.

— На твоем месте я поступила бы так же, Саша. Если бы моему брату что-то угрожало, да я ради него и не на такое пошла бы, поверь, — утешала Лу. — Мы были для тебя чужими людьми, а Павлик родной и, к тому же, беззащитный ребенок. Тут любой был бы в отчаянии. Ты искренняя и преданная. Давид тоже скоро это поймет, просто он такой гордый, а еще у него ведь это впервые: любовь, чувства. Сейчас ему, наверное, кажется, что весь мир против него, а в таком состоянии вряд ли можно услышать голос рассудка. Я ни секунды не сомневаюсь, что со временем все разрешится, но сейчас тебе нужно немного подумать и о себе, хорошо?

— Хорошо. Лусине, можешь побыть со мной еще несколько минут?.. — прошептала Саша, словно вот-вот лишится сознания. — Одна я боюсь смотреть…

Саша какое-то время просто сидела на кровати и не могла заставить себя вскрыть конверт. Ее руки слегка подрагивали, но все так же крепко сжимали последние слова бабушки Марины, которые она оставила своей нерадивой внучке.

— Может, я прочту его для тебя?

Девушка кивнула и передала Лусине свернутый вдове лист бумаги, а затем тихо опустилась на подушку. Саша еще не готова самостоятельно прочесть то, что содержалось в письме, у нее просто не хватит духу сделать это, вот почему она доверила Лу озвучить для нее последние строки любимой бабушки. Лусине была мягкой и доброй по натуре. Из ее уст даже самый страшный приговор будет звучать милосерднее. Саша стерла слезы и, уставившись в одну точку, слушая успокаивающий голос подруги.

— Моя дорогая, Сашенька. Любимая моя, добрая девочка, я так боюсь, что уйду тихо и просто не успею сказать тебе прощальных слов, но после этого поступка могу ли я оставить тебя без объяснений?.. Мне тогда точно будет не упокоиться, слишком многое станет тянуть за душу.

Не ругай меня и не вини себя. Я так стара и, чего уж храбриться, слишком устала от этой жизни, а еще больше я утомила собой окружающих. Для меня быть старой едва терпимо, но быть обузой — просто невыносимо, особенно теперь, когда у тебя есть шанс избавиться от давления матери и жить счастливо.

Наверняка, мои похороны вымотали тебя и истощили, но я верю, что любимые люди рядом с тобой придают тебе сил, помогая справляться с тяготами, которые принес мой уход. Мне хочется верить, что напоследок я могла бы сблизить тебя и Павлика с Михаилом. Мой старший внук в последнее время приложил немало усилий, чтобы измениться и стать настоящей опорой для своих младших. Я горжусь вами, ведь выстраивание теплых семейных отношений ваша общая заслуга. Впредь только укрепляйте эту связь, чтобы всегда вместе противостоять трудностям и улыбаться радостям.

Все, что имею, я оставляю тебе. Возможно, с помощью этих активов тебе удастся договориться с матерью о передаче прав на Павлика, по крайней мере, я бы очень хотела на это надеяться. Ниже я оставляю для тебя контактные данные адвоката, который ведет все мои дела. У Сергея есть мое завещание и все необходимые документы. Он очень хороший специалист и в его силах помочь тебе с юридическими вопросами, если таковые вдруг возникнут при вступлении в наследство или еще какие-то, не касающиеся этого вопроса.

А теперь немного о главном, моя дорогая. О твоем счастье. Я желаю тебе прекрасного будущего в крепком, полном любви браке, в доброй и заботливой семье. Ты заслуживаешь этого как никто другой! Береги свое счастье и помни, что супружество — это не только любовь, чаще она лишь приятное дополнение, а на деле брак — это нечто большее, брак — это доверие, моя дорогая. Любовь, она только в сказках такая сладкая, а в жизни все мы люди, понимаешь? Наряду с ней мы испытываем еще очень много разных чувств, потому что мы — люди. Слепые, несдержанные, слабые, гордые — все это люди, и под воздействием чувств нам свойственно ошибаться.

Давид сильный мужчина, он станет для тебя надежным и любящим мужем, но, как мне кажется, ты должна ему помочь стать таким. Одного взгляда на него хватит, чтобы понять, что он любит впервые, а значит тебе не нужно бояться открыть правду Давиду, уверена, в его сердце слишком много любви к тебе, чтобы там уместился еще и гнев. Но даже если он разозлится, то очень быстро отпустит ситуацию, когда вспомнит, как искренно с ним твое сердце…

— Лу, прошу, не надо больше… — подавляя дрожь в голосе из-за внутренней истерики, прерывисто произнесла Саша. — Давай сегодня не будем больше читать…

— Конечно, дорогая. Как скажешь, — погладила по плечу подругу Лусине.

— Я попробую немного поспать, — солгала Саша, чтобы не доставлять еще больше беспокойства Лу, чтобы не выдать истинных чувств, которые испытывала в этот момент.

— Вот и отлично. Отдыхай больше, постарайся покушать, а я завтра к тебе заеду.

Несмотря на то что строки из этого письма принесли Саше новую порцию страданий, они в конечном счете оказали благотворное влияние на ее психическое состояние. Последние слова бабушки Марины помогли Саше принять тот факт, что в этой трагедии нет ее вины, просто в жизни нет идеальных людей, и бабушка тоже могла совершать ошибки. Саша не хотела рассуждать о правильности или неправильности такого решения ее бабушки, она просто поняла, что в череде самых непредсказуемых поступков и событий бывают и вот такие, для которых у каждого находится свой мотив, пусть никому, кроме тебя, он и не кажется значимым. Свершившегося не изменить, не исправить, нужно лишь постараться сделать так, чтобы среди всех твоих поступков было как можно меньше таких, которые разобьют сердце близким.

Постепенно, маленькими и неуверенными шагами, Саша возвращалась к жизни. Во многом ей помогали Павлик и Михаил. Как и предсказывала бабушка Марина, трагедия сплотила их, помогая стать крепкой семьей друг для друга.

На общем фоне растерянности таким ненавязчивым и само собой разумеющимся стало появление Алексея Семина в жизни Саши. Его присутствие было настолько незаметным, но чрезвычайно своевременным, что поначалу Саша даже не обратила внимания на происходящие вокруг нее изменения. Однако нужно отдать должное искренности самого Алексея, который не преследовал цели завладеть вниманием, он просто был рядом, ни на что не надеясь, ничего не планируя. Эта искренность стала надежным фундаментом для взаимного доверия двух людей и непременно их сближения.

Саша узнавала Алексея со стороны, по его поступкам, по его решениям. Она просто стала наблюдательнее по отношению к нему и с каждой новой встречей убеждалась в порядочности, искренности и отсутствии какой-либо корысти со стороны Алексея. Он не старался заменить ей кого-то, не предпринимал попыток склеить разбитое сердце или очаровать сильнее, он просто иногда появлялся в ее жизни, чтобы ненавязчиво помочь или, пройдя мимо, спросить, как дела. Алексей не искал встреч с Сашей, больше походило на то, что встречи им назначала сама судьба. Так вышло и в этот раз.

Саша с Павликом приехали в компанию Семиных, чтобы передать отчетную документацию, над которой девушка трудилась последние несколько дней. Из-за совместного участия в госзаказе подобные визиты стали обыденностью в работе двух компаний. Мать отвела роль своего представителя Михаилу, не без оснований рассчитывая на то, что Саша также будет вовлечена в процесс разработки и реализации проекта.

— Посмотри, я добавила еще анализ по приросту инвестиций за прошлый квартал, это должно показать, что в наш бизнес охотно вкладываются. А вот этот отчет убедит, что вкладываются не зря, — листая страницы документации, объясняла Саша.

— Ты мое спасение! — обнял сестру Михаил.

— Уверена, ты всех покоришь, — сдержанно улыбнулась она старшему брату.

Хотя между Сашей и Михаилом давно уже установились доверительные и даже семейные отношения, девушка невольно, из-за своей психологической деформации, чувствовала границу. В последние недели она старательно стирала эту черту самообороны, но ставшая некой формой инстинкта осторожность так и норовила отхлестать по щекам старыми болезненными воспоминаниями.

В отличие от Саши, но во многом благодаря именно ей, Павлик все еще оставался открытым миру ребенком. Он по-детски наивно распахивал свои объятия любому проявившему по отношению к нему хотя бы чуточку тепла, но только тем, кто был по-настоящему добр к его сестре, Павлик отдавал свое сердце. Счастье старшего брата напрямую зависело от счастья Саши, и это было именно той платежной единицей, которую принимал Павлик за свое доверие и любовь.

— Миша, желаю тебе удачи! — сжал пальцы в кулак мальчик в знак поддержки. — Вечером тебя ждет праздничный ужин, так что приезжай с победой.

— Принято, босс! — посмеялся старший брат и, помахав семье на прощанье, поспешил в зал для переговоров.

Саша и Павлик до обеда были абсолютно свободны, а потому неторопливо отправились к выходу, по дороге рассуждая, чем же займут себя в эти несколько часов. Когда они подошли к лифту, из-за угла в сопровождении статусных коллег вышел Семин. Внезапность этой встречи застигла врасплох и Сашу, и самого Алексея.

— Здравствуйте, Саша, — растерянно улыбнулся молодой человек, обличая на своем мужественном лице пару милых ямочек.

Алексей был из тех редких мужчин, которые своим достатком и положением не просто не упиваются, но и всячески стараются нивелировать эту важность пусть даже скромным обаянием. Это очень подкупало. Эта искренность в нем была благодатной почвой для произрастания всех прочих качеств.

— Здравствуйте, Алексей, — кивнула девушка, слегка подталкивая Павлика быть вежливым и поприветствовать их знакомого.

Младший брат посмотрел на Алексея из-под нахмуренных бровей и нехотя выдавил слова приветствия. Ему не нравилось, что рядом с его сестрой вьется настолько привлекательный и положительный тип, который однажды вполне может заинтересовать ее мягкосердечную натуру. Теперь, когда Давид так плохо поступил с ними, Саша была слишком уязвима. По мнению Павлика, она легко могла довериться человеку, что так мил и добр с ней. Брат хорошо понимал, что у Саши нет иммунитета к тем, кто проявляет по отношению к ней искреннюю заботу. И, если бы Алексей не претендовал на место Давида в будущем, то мальчик готов был признать, что этот мужчина один из очень и очень немногих, кто поистине достоин его сестры.

— Мы приезжали к Михаилу и уже уходим, — спокойно сообщила Саша, хотя внутри все же чувствовала некую неловкость от встречи на территории Семина.

— Если вы не слишком торопитесь, то внизу есть отличное кафе, — мягко произнес он, вглядываясь в ее лицо, — и там готовят очень вкусные десерты. В общем, советую посетить.

— Спасибо, — слегка кивнула Саша.

— Что ж, тогда я вас оставлю, — пожал плечами, будто чувствуя, что смущает своим присутствием, Алексей. — До свидания.

— До свидания, — снова дала односложный ответ девушка, но продолжала смотреть ему вслед.

Саша все чаще задавала себе вопрос, как этот добрый и отзывчивый мужчина мог быть холост до сих пор, но еще больше ее озадачивал тот факт, что он решился сделать предложение о браке ее семье. Она испытывала благодарность за его чувства, потому что симпатия такого человека дорогого стоит. В чем Саша была уверена на сто процентов, так это в том, что ни одним своим поступком не заслуживает любви Алексея Семина. Она считала это авансом за чужие заслуги.

* * *

Глава 22

После сытного обеда Саша отвезла брата в спортивную школу, а сама отправилась в офис. Ее пока пугало одиночество, поэтому она старалась заполнять такое время трудовой деятельностью, которая не предоставит тяжелым мыслям угнетать сознание.

В дверь кабинета тихонько постучали, после чего заглянула менеджер и осторожно, будто не желая отвлекать начальницу от работы, произнесла:

— Саша, к тебе тут пришли.

— Пришли? — удивилась девушка, заглядывая в свой ежедневник. — Со мной на сегодня о встрече никто не договаривался.

— Кажется, это по личному вопросу.

— Хорошо, поняла. Проводи гостя сюда, пожалуйста.

Интуитивно Саша догадалась, кто мог стать ее незваным посетителем, а когда тетя Анаит и тетя Нарине вошли в ее кабинет, то ей осталось только развести в бессилии руками. В конце концов, этот разговор все равно когда-то должен был состояться.

Девушка встретила своих самых милых и добрых посетительниц молчаливым взглядом, в котором было столько тоски и раскаяния, что женщины, не выдержав, по очереди обняли бывшую невестку.

— Почему же вы так добры ко мне после всего… — всхлипнула Саша, согреваемая материнскими объятиями Анаит.

— Ты же наша дочка, как же нам к тебе еще относиться? — погладив по волосам девушку, сказала Анаит.

— Нельзя же быть настолько мягкосердечными и забывать плохое так быстро, — безобидно злилась Саша, беспокоясь об этих чудесных женщинах.

— Никакое это не мягкосердечие, которое ты нам приписываешь, родная. И вовсе это не в нас дело, а в тебе. Мы сразу знали, что те обвинения — это все ложь, ведь ты совершенно не такой человек и уж скорее себе сделаешь плохо, чем кому-то.

— То, что сказала обо мне моя мать, это правда. Мои намерения были самыми подлыми, когда я пришла в компанию, в день аварии Давида…

— Чем она тебе угрожает? Что не отдаст Павлика, да, дочка?

— Вам Лу рассказала... — кивнула Саша, опуская взгляд.

— Глаза любящей матери могут ошибаться, но сердце — никогда, моя родная девочка, — поглаживая руку Саши, объяснила Анаит.

— Но моя мать другая… Порой мне кажется, что у нее нет сердца, — пожала плечами Саша. — Она поставила на кон благополучие Павлика, если я не стану делать так, как она говорит.

— Господь милостивый, неужели нет никакой возможности?..

— Я не стану искать возможности, потому что не хочу рисковать судьбой самого дорогого человека на свете. Бабушку Марину я уже потеряла, брата не отпущу. Моя мать не отступится от задуманного, чего бы ей ни стоила эта победа, она ее одержит непременно. Тетя Анаит, тетя Нарине, я не знаю, как бы сказать помягче, чтобы вы не дай бог не обиделись… Просто вам тяжело меня понять, и это замечательно, что тяжело, что у вас никогда даже близко такого не случалось в семье. Все вы дорожите друг другом, делаете все ради родных, а вот у меня абсолютно противоположная история. Я бы хотела спасти остатки своей семьи и смогу это сделать, только если выполню требование матери.

— Ты права, мы можем судить слишком размыто, но это не значит, что мы готовы отказаться от тебя так легко. Этот злой сын и повел себя как последний гордец и хам, однако, милая моя, родная девочка, он же сможет получить твое прощение после всего, ведь правда же?

Саша печально улыбнулась своей судьбе, чувствуя горечь воспоминаний, и со всей честностью произнесла:

— Я не держу зла на Давида или обиды за то, что он не дал мне шанса объясниться. На самом деле, он оказался неоспоримо прав, ведь наши отношения все равно ни к чему бы не привели, это был путь в никуда…

— Дочка, вы любите друг друга. Разве любовь не достаточно яркий источник света, чтобы помочь человеку с уверенностью ступать по пути под его ногами?

— На мгновение я тоже в это поверила, я неистово желала, чтобы все так и было. Потому-то я и заигралась, тетя Нарине. И пострадали больше всех именно вы, ваша семья и Давид. Мать ни за что бы не допустила, чтобы я устроила жизнь в соответствии с собственными желаниями. В своем потребительском отношении она должна быть главным выгодоприобретателем, даже если это касается счастья ее же детей. Я хорошо знала это, но сознательно закрывалась от реальности. Глупо отрицать, я привыкла к вам, прониклась семейным уютом, которого так не хватало мне эти десять лет в Америке и все те годы до отъезда. Я была такой жадной и в итоге этой жадностью сгубила счастье самых дорогих мне людей.

— Даже в такой ситуации снова думаешь обо всех, только не о себе! — хмурясь, поругала ее Анаит.

— Но все оказалось не так и плохо. У моего будущего есть определенность, и она меня вполне устраивает, а еще я наконец могу быть честна со всеми, кто меня окружает. Стоило только принять свою судьбу, как на душе стало спокойнее.

— Боже мой, дочка, ты сама-то себя слышишь? Ты ведь сейчас говоришь о замужестве, а звучит, будто бы о безнадеге какой!

— Возможно, я просто не так выразилась, но Алексей очень хороший человек, он по-настоящему добр ко мне, несмотря на весь тот хаос, что я создала…

— Но мы разве не были добры?

— Нет-нет, тетя Нарине, были, еще как были. Кроме вас был ли кто-то в этой жизни, кто относился бы ко мне добрее? Точно нет. Я говорю о другом. Алексей изначально знает обо мне все самое неприятное, знает, но все равно остается рядом. С ним я не чувствую, что , именно потому что он принимает меня такой. Есть человек, который готов быть со мной, несмотря на все мои поступки. Это утешает меня…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И все? Его присутствие рядом только это и вызывает в твоей душе?! — почти с осуждением спросила Нарине, будто на ее месте она подобное даже чувствами не считала. — Любовь должна заставлять сердце бешено колотиться, а

— А кто сказал, что я желаю такой любви?..

— Любовь не имеет ничего общего с желанием, любовь — это состояние, дочка.

— Тебе больно из-за поступка моего глупого сына, вот почему ты ищешь утешения. Скажи-ка мне, когда пройдет обида и в утешении не будет надобности, что станет для тебя новым стимулом оставаться рядом с нелюбимым мужчиной?

Саша не знала ответ на этот вопрос, зато она точно знала другое — пути назад нет. Они с Давидом никогда больше не будут вместе, и тут она дала себе обещание, основываясь не на обиде, а на своем старом принципе — расставаться с людьми, которые сделали ей больно. Ее психологическая деформация уже выставила запреты разуму о всяческих даже самых мимолетных помыслах возврата к старым отношениям. Осталось только понять, как запретить это сердцу.

В сердечных делах может быть много сочувствующих, но нет никого, кто облегчил бы боль от пережитого расставания. Мы самостоятельно подбираем рецепт, заживляя собственные раны, ведь только нам одним известно, насколько они глубоки. Именно так и пришлось поступить Саше — жить дальше, создавая новые моменты, из которых однажды будет приготовлен целительный эликсир для ее измученного тоской сердца. Да, это было крайне трудно, замечать что-то помимо боли, но и потакать своим слабостям Саша не могла, потому что рядом были те, кто все еще в ней нуждался.

Так закончился январь, но после его изнурительных морозов наступили еще менее приветливые февральские стужи. Зима не собиралась так просто уходить ни с заснеженных московских улиц, ни из продрогшей от холода души, а когда она имеет такой длительный срок, еще больше хочется домашнего уюта и тепла близких. Вот так, в этих естественных желаниях люди быстрее сближаются, легче находят общий язык, их отношения становятся теснее и крепче.

После успешной презентации проекта, Михаил стал чаще контактировать с компанией Семиных, а для порядка в финансовой части их совместной деятельности привлекли и Сашу. На всех этапах создания проекта приходилось много работать сообща, так встречи стали не просто регулярными, а скорее постоянными. Постепенно формальное общение перетекло в доверительное и в чем-то даже дружеское. Благодатной почвой для зарождения более тесных отношений, чем просто деловые, стал тот факт, что семьи решили вопрос со свадьбой и последующем распределении активов в бизнесе друг друга.

Часто по выходным молодые люди работали дома, невольно обедая и ужиная в перерывах выполнения поставленных на день задач. Вот так вполне органично Алексей Семин вписался в жизнь Саши и смог занять в ней какое-никакое, но постоянное место.

Помимо обсуждения рабочих вопросов, Алексей и Саша общались довольно свободно и на бытовые темы, интересовались планами друг друга и не считали это чем-то нетактичным для их уровня отношений, хотя граница все же была еще очень четкая, и в основном она чувствовалась именно из-за неуместной, скорее даже старомодной договоренности семей о браке. Однако во многом именно нежные чувства Алексея к Саше развеивали неловкость моментов, связанных со свадьбой по расчету.

— Саша, знаю, что формально наши семьи уже уладили вопрос с браком, но мне бы хотелось, чтобы во всем этом было чуть меньше цифр и побольше искренности. Поверь, я действительно желаю, чтобы договоренности остались между семьями, а между тобой и мной все же было нечто не такое протокольное.

— Ты можешь не объяснять, правда… — попыталась было заверить Алексея в своем полном понимании его позиции, но он не дал договорить.

— Но я хотел бы, очень хотел бы. Ты мне позволишь? — с надеждой спросил он, так что Саше ничего другого не оставалось, кроме как утвердительно кивнуть. Поблагодарив девушку, Алексей все так же сконфуженно продолжил: — Мои поступки порой мне самому кажутся глупыми и причудливыми, вот как сейчас, например. Чтобы ты знала, в вопросах отношений с противоположным полом я всегда был сдержанным и даже несколько высокомерным. Раньше мое положение неприступного мужчины вызывало у меня гордость, я считал умение хладнокровно управлять своими чувствами личной победой над слабостями, но сейчас невероятно рад своему внезапному перевоплощению во влюбленного пацана. И я все это говорю не для того, чтобы смутить тебя, просто хочу объяснить, почему иногда выгляжу странным.

— Это не странно, это даже мило в какой-то степени, — посмеялась Саша, удивляясь отсутствию неловкости между ними в разговоре на тему брака.

— Спасибо тебе за снисходительность, мне теперь стало чуть легче, — улыбнулся в ответ молодой человек. — Поверь, других причуд у меня нет, и после свадьбы я не предстану перед тобой в новом свете.

Конечно, Алексей подкупал своей бесхитростностью, вся его выгода от этого брака заключалась только в том, что он получал в жены женщину, которую по-настоящему любит. Разве у Саши был хоть один повод для отказа в таких обстоятельствах? Напротив, даже окажись он на порядок более корыстным человеком, Саша все равно согласилась бы на этот брак. На этот раз она действительно платит крайне малую цену за их с Павликом счастье.

Саша хотела ответить искренностью на искренность, раз пока не могла отплатить более глубокими чувствами и признаниями. Она не хотела создавать иллюзий, но не прояснить тоже не могла. Девушка посмотрела в глаза Алексею и мягко произнесла:

— Леша, если ты не ждешь от меня страстных чувств и сиюминутного принятия наших отношений, то постепенно я стану для тебя надежным партнером по жизни. Я вижу, как искренне ты стараешься ради Павлика и меня, как заботишься о нас, это не может не подкупать, правда. Прошу тебя лишь об одном, просто не торопи меня. Если ты готов подождать, дать мне время стать для тебя хорошей супругой, то мы можем пожениться хоть завтра. Сам по себе штамп в паспорте не станет отправной точкой наших доверительных отношений, для этого мне потребуется чуть больше времени, понимаешь?

— Я понимаю, Саша. Ты никогда не допустишь, чтобы страдали твои близкие, я просто хочу стать одним из них, не сейчас — в свое время, поэтому, конечно же, я буду терпеливо ждать.

— Спасибо тебе, — с облегчением произнесла девушка. — Тогда, возможно, мы уже могли бы подать заявление?

— Ты уверена?

— Да, — решительно ответила она. — Наш брак не будет просто союзом на бумаге. Я прошу у тебя время не на то, чтобы смириться, я лишь хочу развивать отношения органично, основываясь на взаимном доверии и совместно созданных моментах, а это вполне можно делать и после свадьбы. Нет причин оттягивать, зато так мы сможем быстрее оформить опеку над Павликом. Что скажешь?

— Звучит, будто ты делаешь мне предложение, а не наоборот. Но даже если все так и есть, я точно отказываться не буду!

— Я очень рада, что мы все прояснили, — улыбнулась девушка, ощущая, что наконец-то сделала правильный и, главное, честный шаг навстречу свободной жизни.

* * *

С того злополучного дня, когда счастливый и светлый мир Саши рухнул, прошел месяц. Не то чтобы она оттягивала момент, просто решиться на эту встречу было невероятно тяжело. Холод в ее душе от потери бабушки постепенно ослабевал, но до прихода весны было слишком далеко, ведь стужа, бушевавшая из-за расставания с любимым мужчиной, продолжала хлестать ледяными порывами по ее беззащитному сердцу.

Она нарочно не отдала кольцо Анаит, когда та приходила в офис, потому что Саша должна была хотя бы один раз сделать все честно и правильно. Как бы ни было тяжело от предстоящей встречи с Давидом, Саша считала, что он заслуживает высказать все, о чем смолчал тогда. Он имел на это право, и она не собиралась его этого права лишать.

Переступив порог семейной фирмы Атасунцов, Саша не ощутила дружелюбной атмосферы или прежнего уюта. Сейчас она скорее чувствовала только отчужденность и пустоту, ведь именно такими эмоциями обычно наполнено человеческое сердце, разорвавшее все связи с болезненным прошлым.

— Здравствуй, Сюзанна, — обратилась Саша к секретарю.

— Ой, Александра Викторовна, здравствуйте! — как всегда лучезарно улыбнулась девушка, судя по всему, ничего не знающая о произошедшем. — Давно вас не видела, как ваши дела?

— Спасибо, Сюзанна, у меня все хорошо, — дружелюбно ответила она, глядя на приветливую девушку. — Подскажи, пожалуйста, Давид у себя?

— Да, Давид Геворкович со вчерашнего дня у себя. Домой так и не уходил, — с недовольством сотрудника, искренне переживающего за своего начальника, сказала Сюзанна.

— Пожалуйста, не могла бы ты спросить, примет ли он меня?

— Александра Викторовна, вы что такое говорите?! Директор, конечно, занят в последние дни, но уж вас-то не откажется принять. Проходите так, — махнула рукой она.

Саша не стала настаивать. Если Давид не рассказал, то кто она такая, чтобы влезать в его отношения с сотрудниками и сыпать объяснениями? Правильно — никто.

Она вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Давид встретил бывшую невесту холодным, едва ли не презрительным взглядом. Эта реакция была предсказуемой, но Саша все равно некоторое время колебалась, прежде чем пройти дальше. И пусть она столько раз готовилась к этому разговору, но, оказавшись в нескольких метрах от Давида, позабыла обо всем, к чему призывала себя раньше. Однако отступать было некуда, сегодня она использует всю смелость и, наконец, завершит главу своей жизни, связанную с Давидом Атасунцем.

— Я знаю, что это бессмысленно, но и не сказать я не могу… — тихо начала она, однако Давид ее перебил.

— Если собираешься извиняться, даже не пытайся.

Как было больно стерпеть этот холодный режущий голос, в котором еще не так давно было столько тепла и заботы.

— …Извини, — несмотря на запрет Давида, произнесла Саша.

— Ах, я забыл, что это только по роли у тебя был покладистый характер, ты лишь прикидывалась идеальной. Теперь же наконец-то можешь действовать без ограничений образа, — устало улыбнувшись, произнес Давид, будто эта сцена очень его позабавила. — Ну ладно, пусть будет по-твоему. Так за что же ты просишь прощения?

— За то, что обманывала тебя и твою семью.

— Обманывала в чем? Ну же, продолжай , — чем больше Давид видел безразличие на лице Саши, тем сильнее нарастал его гнев. — Я же должен понять, искренни ли твои извинения.

— Я солгала о цели появления в твоей компании. Я намеренно подала резюме на должность маркетолога, намерено пришла на собеседование, чтобы потом шпионить для выгоды фирмы, принадлежащей моей семье.

— Поразительно, — злобно выплюнул Давид, с трудом сдерживая свои чувства. — Ты прячешь глаза, извиняясь, но так спокойно говоришь о своих злодеяниях. Ты забыла упомянуть о проваленных проектах.

— Здесь мне не за что просить прощения.

— Неужели? — удивленно поднял брови Давид. — Твоя совестливость так внезапно закончилась?

— Я не обманывала тебя в этом.

— Ну хотя бы в чем-то. Должен ли я поблагодарить тебя за это?

— Нет, — принимая его издевательский тон как логичную и закономерную реакцию, ответила Саша. — Тебе спасибо, что выслушал.

— Безумие какое-то… — выдохнул едва слышно, словно в душе был с чем-то несогласен, но после продолжил в той же грубой манере: — Раз уж ты покончила со старыми связями, то полагаю, теперь можно тебя поздравить?

Саша промолчала, внешне сохраняя спокойствие, но этим безразличием она только еще больше разожгла гнев Давида. Нет, она вовсе не преследовала такую цель вызывать в душе любимого мужчины еще больше ненависти к себе, просто Саша дала себе слово терпеть все, что он скажет. Обида, которую она нанесла Давиду, должна быть хоть как-то отомщена.

— Свято место пусто не бывает, или это снова театральное представление ради выгоды? У вашей семьи теперь появился интерес к бизнесу Семиных?

— Ты прав. Все это ради очередного выгодного хода, — не скрывая истины, ответила Саша со всем возможным смирением.

Она так устала от этих интриг, что новые препирательства с Давидом поставили бы под фатальный удар ее психику. Она смирилась с тем, что для нее нет места рядом с ним, что у них разные дороги, и ее путь не приведет его к счастью. Саша больше не пыталась прыгать выше головы, теперь она лишь лелеяла тихую надежду сохранить синицу в руках. Ей больше не нужно оправдываться и доказывать, что вся эта ситуация с кольцом и ложным браком действительно была абсурдной случайностью, пускай изначально и имела коварный мотив. Саше не привыкать получать от судьбы пощечины, стерпит и эту. Даже если она самая болезненная из всех…

— А этот дурак знает, что его используют, или он в таком же розовом неведении, в котором пребывал и я?

— Алексей знает всю правду.

— И все равно позволяет его использовать?! Вот уж точно идиот! — воскликнул Давид, в страхе понимая, что союз, построенный на взаимном откровении, не рухнет под тяжестью эмоций.

Саша вновь осталась безучастна. Что она должна была объяснять?

— Ты получаешь безбедное существование, но что получает он? Твою властную семью и лгунью в роли жены?

— Верно. Ему просто нужна я, лгунья в роли жены, — заставила себя улыбнуться девушка, чтобы не показать настоящих чувств.

После этой в довольно резкой интонации произнесенной фразе Саша поставила на стол ту самую бархатную коробочку, которую из-за недоразумения когда-то отсюда забрала. На этом все. Пора случайной невесте расставаться с чужой судьбой и теплом семейной заботы. Несмотря на эту огромную утрату, Саша покидала кабинет Давида с легким сердцем. Наконец-то она могла быть честной с человеком, подарившем ей самые счастливые месяцы в ее жизни.

Она никогда по-настоящему и не рассчитывала на то, что Давид мог бы простить ее, ведь на такое способен далеко не каждый. Разве вправе она требовать от него того, чего не умеет сама? У Саши тоже были свои обиды на мужчину, который так много ей обещал, но в итоге спасовал перед первой же трудностью. Он даже не дал ей возможности все объяснить. Он не посчитал, что она заслуживает этой возможности. Разве ей по пути с таким человеком? Разве ей по судьбе с таким мужчиной?

Саша всегда знала, что есть люди, которым просто не дано быть понятыми и искренне любимыми. Это случаи, довольно часто происходящие в реальной жизни самых обычных, таких несовершенных людей. Она не пыталась разобраться, хорошо это или плохо, она не искала ответов, за что такое происходит с ней, Саша просто жила дальше ради тех, кто хотел делиться с ней теплом и получать это тепло взамен. Отсутствие материнской ласки и любви сказалось на ее восприятии других людей, заставив выработать защитный механизм под стать.

Нет, ее сердце не перестало тосковать по Давиду, оно все так же преданно любило его, вот только скучать — это значит оглядываться назад. Чем больше ты нуждаешься в прошлом, тем меньше у тебя поводов обращать помыслы к будущему. Саша больше не могла жить несбыточными мечтами, просто теперь она постарается найти мечты в чем-то более доступном для себя.

— Прощай.

Попросить прощения и быть прощенным — это, конечно, очень разные вещи, но даже так, просто искренне выразив раскаяние, мы получаем возможность облегчить тяготы своего беспокойного сердца. Так было и с Сашей. Несмотря на то что теперь их с Давидом история любви закончилась и закончилась трагично, Саша впервые за очень долгое время почувствовала себя лучше. На нее больше не давила необходимость лгать или искупать вину за свою ложь, ей больше не нужно было бояться разочаровать тех, кем она дорожила больше всего на свете.

И хотя с той встречи или, правильнее, расставания, Саша обрела душевный покой, но она не могла так же просто получить лекарство от более тяжелого недуга. Тоска не может быть исцелена словами, этот шип, вбитый в сердце как напоминание о былой связи, еще долго будет причинять боль даже при малейшем движении.

* * *

Глава 23

— Ну что, ты приняла решение? — спросила мать, властно глядя на Сашу. — Думаю, у тебя было предостаточно времени взвесить все за и против, хотя я до сих пор убеждена, что именно ты должна меня умолять об этой сделке. В конце концов, ты получаешь куда больше кого бы то ни было. Богатый, видный и даже любящий муж, который обеспечит тебе прекрасное будущее, а главное, ты получишь права на брата, разве к этому ты всегда стремилась?

— Можешь не сыпать аргументами в пользу дела, где главным выгодоприобретателем ты изначально видела только себя. Я выйду за Алексея, — сухо сказала Саша.

— Надо же, а горе пошло тебе на пользу, — усмехнулась мать, крайне удивившись покладистости дочери. — Наконец-то ты повзрослела.

Вот только Саша очень быстро разрушила это ложное представление. Она могла проявить смирение в разговоре с Давидом, потому что была виновата перед ним, но матери такой возможности не предоставит. Саша не будет предметом сделки — она полноправный ее участник.

— Я сделаю, как ты хочешь, но, помимо прав на Павлика, ты дашь мне десять процентов акций отцовской компании. Для Семиных тоже должна быть какая-то выгода, не считаешь? Знаю, что вы уже обсудили вопросы инвестиций, но эти люди не могут вот так бескорыстно женить своего наследника на наших долгах, а с долей в бизнесе я уже не буду выглядеть бесприданницей. Что, если рано или поздно чувства Алексея утихнут и я получу развод через год-два, тогда пострадаешь больше всех именно ты.

— И откуда такие умные мысли в твоей бестолковой головке? — мать подняла брови вверх, вновь используя свой привычный уничижительный тон. — Я подумаю над этим. А пока можете не откладывать столь радостное событие, назначьте уже дату. Мне срочно нужны инвестиции в те самые тендерные проекты, которые мы выиграли у твоего псевдоженишка и его компании.

Март оказался куда милосерднее своих предшественников и, едва вступив в свои права, разрушил стереотип о четвертом зимнем месяце. Стало теплее и еще по одному поводу. Произошло невероятно радостное событие, которое немного отвлекло Сашу от тягостных мыслей, но в то же время еще больше привязало к ним. После долгих попыток Лусине и Тиграну наконец-то удалось получить шанс стать родителями.

— Это случилось некоторое время назад, но ты только недавно похоронила бабушку, разве тебе было до того... — покаялась подруга. — А теперь все стало понемногу налаживаться, и я больше не могла скрывать от тебя самое счастливое событие моей жизни!

— Боже, Лу! Тебе нужно было сказать мне раньше, такая чудесная новость точно подействовала на меня благотворно! — воскликнула Саша, искренне радуясь этой благой вести. — Как же я рада, ты просто не представляешь!

— Очень хорошо представляю, Саша, — заверила ее подруга, — ведь ты всегда так за меня переживала.

— Верно, очень переживала и сейчас переживаю, поэтому в любое время дня и ночи что бы тебе ни понадобилось, я всегда к твоим услугам. И даже не смей скромничать.

— Хорошо, договорились! — рассмеялась Лусине, крепко обняв подругу. — Знаешь, мама хочет посидеть семьей в эти выходные, без громкого застолья, только самыми близкими. Все мы, ну и дядя Арут с Гаяне придут. Может, ты бы могла тоже заехать?..

Саша бессознательно сжалась от мысли о том, что при таком раскладе встречи с Давидом не избежать, но она не могла расстроить дорогую подругу, для которой в этот радостный день очень важно видеть рядом близких людей.

— Конечно, я приеду, Лу, — пообещала Саша, — только вот…

— Давид?

— Скорее бабушка Мануш…

— О, не переживай на ее счет. Бабушка Мануш сейчас живет у дяди Араика, да и ее сейчас мало заботит мое положение.

— Почему? Разве она не счастлива узнать, что ее семья пополнится еще одним замечательным человеком?

— Ее разногласия с Давидом переросли в военные действия. Папа не поддерживает ее авторитарную позицию с выбором жены для брата, и бабушка Мануш неминуемо почувствовала себя преданной. После очередного скандала с Давидом она хлопнула дверью и уехала залечивать раны к дяде. Там же, как мне кажется, она разрабатывает новый план воздействия на непокорного внука.

— Что ж, тогда у меня нет причин отказаться от приглашения, — улыбнулась Саша, чувствуя неловкость быть посвященной в дела Давида. Возможно, потому что испытывала в связи с этой информацией еще какие-то более глубокие эмоции.

— Спасибо… Огромное спасибо, что ради меня жертвуешь своим спокойствием…

— Ради тебя я готова на любые жертвы! — постаралась уверить подругу в своей беззаботности Саша.

* * *

Давид уставший зашел в дом, где было по-семейному шумно и весело. Даже чувствуя себя до смерти измотанным, он улыбнулся доносящимся из гостиной знакомым голосам. По всему было понятно, что он явился на торжество последним. Причина его опоздания крылась не в том, что он игнорировал такое радостное событие, просто с момента разрыва их с Сашей отношений, а в последнее время все чаще, Давид подсознательно сторонился родных. Он был готов делить горе с близкими, но делиться горем Давид не стремился. Ревностное отношение к любому чувству, которое он испытывал к Саше, наделяло в его сердце инстинктом собственника. Непроизвольно, но он желал монополизировать право скучать по ней, обижаться, злиться и любить. Давид впервые проходил все стадии любви и ненависти, что заставляло совершать эти порой невероятно глупые ошибки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Прошел месяц с тех пор, как Саша видела его в последний раз, тогда, в офисе компании. Она сразу заметила, что Давид еще больше похудел. Он выглядел измотанным и вообще бесчувственным. Сухо поздоровался с вышедшей в прихожую встретить сына Анаит, бросив невнятное приветствие, пожал руку отцу, затем Аруту. На правах одного из виновников торжества Тигран получил больше внимания. Давид по-братски обнял зятя и поздравил. И только когда дошла очередь до любимой сестры, он подарил ей всю заботу, всю нежность, на которую сейчас ему требовалось невероятно много усилий.

— Можно мне обнять маму самой красивой девочки на свете? — устало произнес Давид из коридора.

— Давид, ты еще не знаешь точно, чтобы так говорить, — проворчала Анаит, — что, если это будет наш самый красивый внук?

— Я знаю точно, мама, а вы можете ждать результатов УЗИ, — ответил Давид, проходя в гостиную.

Увидев Сашу, он остановился. С этой встречей в его глазах стало отражаться еще меньше жизни.

— Что здесь делает человек, который не имеет никакого отношения к нашей семье? — резко поменяв тон, бросил молодой человек.

— Давид, прошу тебя, Саша нам не чужая… — начала Лу, не зная, как разрядить обстановку.

— Сынок, ради сестры и этого замечательного повода собраться всем вместе, умоляю, не будем ругаться?.. — сжавшись нутром, произнесла Анаит. — Саша всегда искренне волновалась за Лусине, она как никто имеет право присутствовать на нашем празднике.

— Искренне? Разве мы не выяснили, что Александра Викторовна все то время руководствовалась совсем другими чувствами, находясь в нашей семье?

— Давид, послушай свою мать. Сегодня не тот день, чтобы возвращаться к старому, — хмуро посмотрел на сына Геворк. — Никто здесь не принуждает тебя к свадьбе, а значит, нет причин ругаться.

— Ты прав, папа, — согласился Давид, возвращая своему лицу выражение абсолютного безразличия.

На самом же деле его покорность и уважение к семейному торжеству стали лишь предлогом, однако и озлобленность не была истинной формой чувств, которые он испытывал в эту минуту. Если бы не маска презрения, то сейчас он выглядел бы совсем жалким, потому что даже с такого расстояния он ощущал власть Саши над ним.

Саша поднялась с места и всем своим добродушным видом постаралась показать, что ее не задели слова и реакция Давида, просто ей уже действительно было пора уезжать.

— Саша, мы ведь еще не садились за стол, — пытались остановить гостью Лусине и другие. — Может, поедешь после ужина?

Девушка ласково улыбнулась и ответила:

— Тетя Нарине не даст соврать, по телефону я говорила, что просто заеду вас всех поздравить с этим замечательным событием, но теперь мне и правда нужно ехать.

— Мне жаль тебя отпускать…

— Помни, что ты теперь не одна и все эмоции делишь с малышом поровну. Сейчас точно не тот случай, когда нужно грустить, милая Лу, — нежно обняла подругу на прощание Саша. — Береги себя и побольше отдыхай.

Тепло, но без затянутых церемоний попрощавшись с присутствующими, Саша направилась к выходу. В это момент меньшее, чего она хотела, так это акцентировать внимание окружающих на себе. Мысль о том, что она снова может стать главным нарушителем семейной идиллии, для Саши была невыносима, вот почему, как главный раздражитель, она должна скорее покинуть этот дом. Конечно, после их колкого разговора в офисе компании девушка и не надеялась на снисходительное отношение Давида в их новую встречу, но она рассчитывала хотя бы на сдержанное поведение с его стороны. И пусть сейчас он прекратил нападки, но Саша не хотела давать и шанса на возникновение очередной конфронтации.

Ее сердце остановилось на мгновения, которые девушке потребовались для того, чтобы выйти из зоны непосредственной близости с Давидом. Прихожая этого огромного дома показалась Саше самым тесным в мире пространством, где сами стены, сужая коридор, толкали ее к молчаливо наблюдающему за ее страхом мужчине.

Давид не мог сдвинуться с места, опасаясь дрогнуть, сделав даже малейший шаг в сторону. А, может, он просто хотел побыть ближе хоть мгновение… Он почувствовал легкий аромат духов Саши, смешанный с медовым запахом ее волос, и испытал такую боль, какую не испытывал при расставании. Теперь, когда злость и обида схлынули, он остался наедине с тоской по той, которую по-прежнему любил всем сердцем.

Если злость и обиду можно сравнить с простудой, то тоска явно более серьезное заболевание. Не оглянувшись, Давид прошел в гостиную.

— Спасибо за приглашение и как всегда теплый прием, — мягко произнесла гостья.

— Ты стала такой жестокой, дорогая, — чуть ли не в слезах сказала Анаит, поправляя волосы Саши с материнской заботой.

— Тетя Анаит, не расстраивайтесь. В нынешней ситуации меньшее, чего я хотела бы, так это ссоры между вами. Наши отношения изменились, отныне нас и правда ничего не связывает, вот почему мне кажется, что по отношению к Давиду это было бы как-то бесчестно, что ли, если бы я продолжала вести себя как раньше.

— Да все я понимаю, — вздохнула она. — Но мне очень не хватает нашего теплого семейного общения.

— Вы снова слишком добры ко мне.

— А как еще, ты ведь моя дочка! — всхлипнула Анаит, сжимая руки Саши в своих. — Так что будь умницей и не отстраняйся.

— Доброй ночи, тетя Анаит. И еще раз поздравляю вас, — улыбнулась в ответ девушка.

Выходя за порог, Саша дала себе обещание отныне и впредь не возвращаться в этот дом. Она обязательно сохранит в сердце каждый проведенный здесь миг и будет дорожить этими воспоминаниями, но никогда больше не позволит себе причинить боль этим чудесным людям, никому из них.

* * *

— Давид, когда ты наконец признаешь, что должен был выбирать жену себе под стать? — в привычной, не терпящей возражений манере начала Мануш, совершенно не представляя, на чем основывается залог успешных переговоров.

— Я занят, бабушка Мануш, — не отвлекаясь от данных на мониторе компьютера, сообщил молодой человек.

— Много времени я не заберу. Просто поддержи мои доводы, договоримся о перемирии и будем заниматься своими делами.

Давид нарочно внешне оставался безмятежен, словно разговор на эту тему имеет такую же значимость, как давно изъезженная беседа о погоде. Делая какие-то пометки в своем ежедневнике, он спокойным тоном уточнил:

— О каком перемирии речь, бабушка Мануш? Разве мы воевали с тобой?

— Конечно, не воевали, но и мира между нами не было, а мне бы хотелось, чтобы дальше наши с тобой отношения становились только крепче.

— И какие ты для их укрепления придумала меры? — спросил Давид, хорошо зная, что Мануш ничего просто так не делает.

— Теперь, когда этой авантюристки нет рядом, тебе ничего не мешает посмотреть, какая умница Зара.

— Думаешь, я раньше этого не видел? — так же безразлично спросил молодой человек, сравнивая финансовые показатели по году.

— Тогда согласись на свадьбу.

— Я не женюсь на Заре.

— Что опять не так с ней? Ты уже убедился, что твой собственный выбор был настоящим позором для нашей семьи!

— Так я опорочил честь семьи тем, что искренне любил эту девушку? Объясни мне, что в этом позорного?

— А то, что не разглядел в ней подлую женщину и позволил себе защищать ее, вступая в конфликт с семьей. Но теперь такого точно не будет! В ближайшее время соберем друзей и родственников. Объявим всем, что вы с Зарой женитесь, каждая фраза Мануш звучала как манифест.

— Бабушка Мануш, ты разве плохо меня расслышала? Я сказал, что не женюсь на Заре.

— У тебя нет выхода!

— Да что ты? — без какого-либо удивления произнес Давид, зная заранее, что та пойдет ва-банк.

Мануш бросила на стол бумаги о передачи должности генерального директора Вардгесу, которые осталось только подписать. Давид усмехнулся глупому шантажу и, положив ручку поверх бумаг, произнес:

— Вперед.

Мануш выполнила свои угрозы и действительно подписала документ, передающий право управления компанией младшей ветви. На этот жест Давид никак не отреагировал. Тот факт, что Мануш проявила свой темперамент, не означал, что Давид должен ответить тем же. Он преданно относился к компании, где когда-то трудился его отец, а до него дед, он слишком уважал труд каждого сотрудника их фирмы, чтобы в этот самый момент подняться и выйти из кабинета, который отныне ему не принадлежит. Молодой человек просто продолжил свою работу до тех пор, пока она не была сделана, а уйти он обязательно уйдет.

Нельзя сказать, что Давид не предполагал такого развития событий, но эмоциональный поступок бабушки не нарушил его внутреннего спокойствия не поэтому. Сейчас его ментальное состояние способно принять и не такое, болевой порог его психики с некоторых пор был снижен до предела и хладнокровно воспринимал происходящее вокруг.

Со всей присущей ему ответственностью за результат Давид передал дела двоюродному брату, а после без каких-либо сожалений покинул компанию. Напротив, молодой человек был благодарен Мануш за эту возможность наконец-то прислушаться к себе и найти ответ, чего же хочет он сам, для себя, без необходимости учитывать чьи-либо интересы. Свобода — на данный момент это все, что ему было подвластно, но и ее немало для того, кто давным-давно заковал себя в цепи принципов и запретов.

Давид знал, что его разочарование не пройдет так быстро, к тому же, эта пауза в жизни нарочно подкидывает болезненные воспоминания, а еще он знал, что именно этот период будет отправной точкой для его исцеления. Бежать все время не получится. Пришло время встретиться с собственными чувствами и мыслями лицом к лицу, и для этого нет в целом мире места лучше, чем родной автодром, где, по сути, и формировался характер Давида, где становилась на ноги его личность.

В период хаоса и смятения он не случайно сбежал туда, где всегда находил умиротворение и гармонию. Безработный, так и не женившийся человек, при этом не желающий что-либо менять в своей жизни, с утра до вечера Давид занимался ремонтом или усовершенствованием спортивных автомобилей, и на таком созидательном фоне он временно отрекся мира и погрузился в познание самого себя.

Мало-помалу Давид нашел себе применение и тут, получая истинное удовлетворение от проделанной работы, от ежедневного тяжкого труда. Да, его жизнь теперь стала аскетичной на события, но тех, что были, Давиду вполне хватало. Постепенно он успокоил свои мысли, с чувствами, конечно, было труднее, но тоже не безнадежно. Так, он снова стал участвовать в простеньких заездах для обкатки новых узлов автомобиля, сперва время от времени, позже регулярно. Давид не стремился новым занятием затмить мысли о старых, у него не было планов на будущее, пока он просто он позволил себе жизнь для себя.

С семьей Давид сейчас практически не виделся, но ежедневные звонки Анаит с лихвой возместили отсутствие живого общения. Давид не афишировал свое возвращение к гонкам, но все молчаливо осознавали это и так, без признаний. Каждый из его окружения понимал, что этот выбор был неотъемлемой частью его терапии, поэтому вместе с пользой от такого лекарства покорно принимали и его горечь, и только Анаит тяжело вздыхала, всякий раз заканчивая телефонный разговор словами: «Пожалуйста, просто береги себя, сынок».

— Поздравляю, твое физическое состояние вернулось к показателям до аварии, — читая результаты многочисленных обследований, которые прошел Давид для возвращения в спорт, заключил Арут Бадалян, — чего не могу сказать о ментальном. Ты мне больше нравился в период после того злополучного дня.

— Я и сам себе в то время нравился куда больше, — признался Давид.

— И как ты сейчас живешь? — спросил Арут на правах очень близкого друга семьи, того, кто мог без преувеличений назвать Давида сыном.

Давид мог отмахиваться от родных, но ему неизбежно нужен был близкий человек, который выслушает. Он протяжно выдохнул, ладонями стирая с лица остатки безразличия. К чему притворяться, когда тебя уже раскрыли? К чему притворяться, когда в такие редкие моменты ты и сам не прочь быть раскрытым?..

— Как-то… — тихо ответил Давид. — Мои дни стали набором монотонных действий, направленных на то, чтобы прийти домой далеко за полночь и упасть без сил.

— Если ты признаешь, что так страдаешь, значит, скоро можно ожидать воссоединения? — просиял Арут Бадалян, предвкушая хорошую весть, но в следующий миг веселье пришлось отложить.

— Она выходит за другого.

Строгий взгляд из-под очков выражал недовольство, когда Арут произнес:

— Значит, ты смирился с ролью третьего лишнего?

— Дядя Арут, какой еще третий лишний?! — воскликнул в отчаянии Давид. — Я ведь даже не был запасным…

— Вот уж правду говорят, что, влюбляясь, глупеют все до единого, — Арут Бадалян отложил очки в сторону и потер виски, понимая, что их с Давидом сейчас ждет непростой разговор. — Ты смотришь на ситуацию сквозь призму, искаженную обидой и ущемленной мужской гордостью. Уверен, Саше так же непросто, как и тебе.

— Я говорил с ней. Ты бы видел ее непробиваемое спокойствие, когда она подтвердила мотивы своих поступков.

— Возможно, у нее были на то свои причины?

— Какие причины, дядя Арут?!

— Мне остается лишь строить предположения, но ты — тот человек, который вполне может ответить на этот вопрос, ведь именно ты, Давид, был к Саше ближе всего. Твоя гордость задета, я знаю, но что с чувствами девушки, которая была рядом с тобой этот год? Ведь если закрыть глаза на ее обман, то человека искреннее и преданнее трудно найти, ты так не считаешь? Есть люди, которым легко дается ложь, но, как по мне, Саша не имеет с ними ничего общего. Эта девушка, находясь рядом, была абсолютно бескорыстна, каждый раз пренебрегая своими интересами в пользу благополучия близких и твоего в том числе.

У нее ведь были более простые пути, но она прошла сложный. И это не потому что он сулил больше выгод, как раз наоборот, просто Саша переживала за других, и хочу заметить, тогда еще абсолютно чужих ей людей. Как думаешь, не получила ли бы она доступ к проектам компании, устроившись на работу?

— Получила бы…

— Притом еще быстрее, чем это же ей удалось сделать, ставши твоей невестой. В моей голове не укладывается, зачем же этой умной и образованной девушке таким сложным путем идти: ухаживать за лежачим человеком столько времени, потом прикидываться любящей невестой, потакать всем прихотям твоей семьи. Зачем? И вот сейчас будь готов ответить на самый прямой вопрос, дорогой Давид. Я наслышан от твоего отца, что когда Саша уже готова была объявить о недоразумении, переросшем в большую ложь, не ты ли сам попросил ее подыграть тебе из-за приезда тети Мануш?

— Так и было, дядя Арут, — покаялся молодой человек.

— Знаешь, я ведь вряд ли ошибусь, если предположу, что просто в какой-то момент вы оба заигрались в любовь, так и не заметив, что игра давно стала реальностью. Сейчас ты злишься не из-за ее обмана, ведь так? Тебя убивает только то, что из вас двоих, по твоему мнению, тебе от этого расставания больнее, чем Саше?

— Да, — честно выдохнул молодой человек. — Меня убивает, что она чуть не стала моей женой, но так и не рассказала правды…

— Что ж, раз уж ты нашел в себе смелость признаться в собственной слабости, то будь мужчиной до конца. В твоей обиде не так уж много вины Саши, не пожалеешь ли ты о том, что упустил ее, когда эти негативные эмоции остынут в твоем уязвленном сердце? Ты ведь давно себе признался в том, что все это время лелеял обиду не на того человека, верно? А если все же у тебя остались сомнения, то я тебе дам повод глубоко задуматься, — Арут сделал непродолжительную паузу, чтобы обозначить важность следующей фразы, а затем спокойно сказал: — Бабушка Саши ушла из жизни, сознательно этого добиваясь.

— О чем ты, дядя Арут? — спросил Давид, но горечь предчувствия чего-то нехорошего уже расползлась большим масляным пятном на его сердце.

Арут Бадалян тяжело выдохнул, искренне переживая за близких людей. Он знал, что эта новость может перевернуть все прежние истины, которыми Давид объяснял себе грубое поведение с Сашей в тот день, но осознанно шел на этот шаг. Давиду сейчас должно быть нелегко, чтобы суметь наконец сделать правильные выводы и, как настоящему мужчине, попытаться все исправить.

— Мы нашли все таблетки, которые были назначены на период реабилитации, под матрасом. Бабушка Саши не хотела быть обузой для внуков, еще одним поводом для шантажа матери.

— Еще одним поводом?

— Твоя обида сделала тебя глухим к крикам окружающих. Уверен, многие до меня пытались показать тебе ситуацию с другой стороны, раскрыть безвыходность положения и следующие за этим истинные мотивы Саши.

— Дядя Арут, расскажи.

— Для начала тебе важно понять, что не все семьи похожи на твою, где царят любовь и гармония. Есть такие, как у Саши, с искаженными формами межличностных отношений, основанные на чем-то более материальном, чем забота и преданность, уважение и доверие. Ты же в курсе, что Павлик брат Саше только по отцу, а матери у них разные. Разумеется, большинство женщин отнесется к внебрачному ребенку мужа негативно, но ни одна нормальная не станет издеваться еще и над своими. Наверное, это чистая психиатрия — ситуация с ее матерью, что, как ты знаешь, не является профилем моей врачебной практики. Но тут не нужно быть профессионалом, чтобы понимать все тяготы, выпавшие на долю девушки, которая не просто ушла из дома, она сбежала от своей семьи на другой континент без средств к существованию. А все потому что никогда не получала любви там, где ее должны были в ней купать. Как думаешь, вынужденно вернувшись на родину и осознав, что часть ее семьи все же можно спасти, что она сделала? Правильно, она стала бороться за свой шанс всеми доступными и не смертельными для других способами.

Пока Арут Бадалян через глубокомысленные доводы рассказывал историю Саши, Давид смиренно молчал. Наверное, Давид был готов к подобным откровениям только теперь. Пройдя все стадии обиды и ее правильно вызревшей формы — отчаяния. Лишь осушив этот горький колодец, его сердце наконец-то могло взрастить более глубокие, взрослые чувства.

В душе он с самого начала знал, что Саша не желала зла его семье и ему самому, только это осознание не успокаивало его уязвленное эго. Правильно это или неправильно, но Давид любил ее такой любовью, которая не знала чувства меры и справедливости, он был жаден в своих необузданных чувствах настолько, что готов был гнать их по бескрайним полям своей гордыни, только бы сбежать от осознания действительности — Саша не выбрала его. В тот момент, когда перед ней встал вопрос выбора, она даже мгновения не колебалась, потому что заранее знала — это будет не он. Вот что уничтожило его, пусть умом Давид и понимал, что не имеет права даже помышлять о такой корысти, о том, чтобы быть главным в ее сердце и уж тем более — единственным.

— Я был к тебе очень добр, а ты теперь отплати мне за мое добро. Давид, я прошу, будь почтительным сыном, навести семью и проведи немного времени дома. Наказывая себя, ты не можешь поступать подобным образом и со своими близкими. Ни у кого из твоих родных нет цели ковырять эту боль, им просто хочется убедиться, что со временем у тебя что-то да налаживается в жизни.

— Спасибо, дядя Арут.

* * *

Глава 24

— Миша, мне кажется, что Саша никогда не сможет забыть Давида. Вчера во сне она опять плакала, — с рассудительностью взрослого заявил Павлик, глядя на мелькающие за стеклом московские пейзажи.

— Она плакала бы и наяву, если б не нужно было притворяться перед нами, — ответил старший брат, давно осознав, что в глубине души Саша очень несчастна.

— А почему тогда мы ничего не делаем? — мужественно произнес Павлик. — Мы ведь мужчины, ее братья, которые должны о ней заботиться.

— Точно, но пока получается только наоборот — она заботится о нас.

— И жертвует своим счастьем, — надул губы малыш. — Почему мы не можем оставить все, как есть? Тете Ларисе я все равно не нужен, обратно она меня точно не заберет. Ну и подумаешь, что она так и останется моим опекуном, это же только по документам. А через семь лет я стану взрослым, может, перетерпим?

— Хорошо бы, если б можно было так поступить, — выдохнул Михаил, — вот только мама все равно добьется своего, особенно сейчас, когда Саша уже дала согласие на брак с Семиным.

— Тетя Лариса снова будет угрожать…

— К сожалению, да. Сейчас у нее слишком большое влияние на нас.

Павлик замолчал, о чем-то глубоко задумавшись. Его детское лицо было напряжено и обеспокоенно. Через некоторое время мальчик произнес:

— Миша, можно мне поиграть, пока мы едем?

— Да, держи, — передал брату телефон, не отвлекаясь от дороги. — Только там зарядка почти выдохлась.

Павлик глянул в окно, определяя их местоположение, и спокойно произнес:

— Ничего, мне хватит.

Остаток пути они провели в молчании и уже через несколько минут оказались перед воротами спортивного комплекса.

— Провожу тебя, — сказал Михаил, отстегивая ремень.

— Не нужно, я сам дойду, — настоял Павлик, который был заинтересован в том, чтобы брат поскорее уехал.

— Ладно. Вечером вернусь за тобой. Встречаемся тут же.

— Хорошо, пока! — быстро попрощался мальчик и закрыл дверь.

Дождавшись, когда машина Миши повернет за угол, Павлик сел в ожидавшее его такси. Водитель уточнил у маленького пассажира адрес, чтобы исключить ошибку, а когда получил правильный ответ, тронулся с места.

Час в дороге показался мгновением. Павлик радовался и своему успешно реализованному коварному плану, и этому небольшому приключению, но больше всего, конечно, его взволновала предстоящая встреча с дорогими ему людьми.

Расплатившись с таксистом, мальчик поднялся по ступеням так хорошо знакомого ему дома и уверенной рукой нажал на звонок.

— Павлик?! Да как же ты здесь оказался, милый ребенок?! — воскликнула Анаит, увидев на пороге нежданного гостя.

— Я соскучился, — пожал плечами он и бесхитростно улыбнулся.

— Ты же моя бусинка! — воскликнула Анаит, крепко обнимая мальчика. — Мы тоже очень-очень скучали по тебе, Павлик! Но где же Саша? Она знает, что ты у нас?

— Не знает, — быстро замотал головой мальчик, сознаваясь в своем преступлении. — Я сейчас должен быть на тренировке в футбольной школе.

— Проходи скорее, — захлопотала Анаит. — Голодный?

— Да! — довольно выкрикнул Павлик, радуясь тому, что здесь его по-прежнему любят и заботятся о нем.

— Пойдем-пойдем, сейчас я тебя покормлю, мой родной. А потом позвоним Саше и расскажем ей, что ты у нас, чтобы она не волновалась.

— Тетя Анаит, не надо звонить, — замахал головой мальчик, стаскивая с себя пуховик. — У Саши сегодня важная встреча, мы потом для меня просто снова такси вызовем, хорошо?

— Ну уж нет, — пригрозила Анаит, — нечего маленьким детям в такси с неизвестными людьми кататься. Позже попрошу Тиграна тебя отвезти.

— А Давида нет?.. — с надеждой спросил Павлик.

Анаит ласково пригладила растрепавшиеся волосы мальчика и грустно произнесла:

— Давид сейчас редко приезжает.

— Почему? Он опять много работает?

— Да, дорогой, он всегда так занят, — с тяжелым сердцем солгала Анаит, чтобы не расстраивать ее маленького гостя.

— Жалко, — грустно вздохнул Павлик, — я очень хотел с ним увидеться.

— Ну не расстраивайся, ладно? Сейчас мы с тобой пойдем позовем дядю Геворка и тетю Нару, а потом все вместе пообедаем, устроим маленький праздник по случаю твоего приезда. Как тебе такая идея?

— Супер!

Вот так, с приездом Павлика в доме Атасунцов снова поселилось веселье. Как и было условлено, вчетвером они закатили знатный пир, после которого устроились в гостиной за играми и общением. С энтузиазмом Павлик делился своими успехами в школе и футбольной секции, отвечая на многочисленные вопросы взрослых, которые окружили его всем своим вниманием. Ему было невероятно радостно снова почувствовать атмосферу родного дома, отчего он только больше вдохновлялся и еще охотнее рассказывал о новых друзьях в его школе или о том, какие места посещал в последнее время. Слушатели искренне радовались, что в стенах их одичавшего дома снова звучит смех этого замечательного ребенка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Всеобщее веселье неожиданно прервалось, когда вдруг входная дверь хлопнула. Домочадцы с удивленными лицами переглянулись между собой, ведь сегодня они больше никого не ждали. Ненароком Павлик даже подумал, что был предан тетей Анаит, которая, вопреки обещанию, позвонила Саше и сказала, что он здесь. Мальчик испуганно обернулся, но его страх мгновенно сменился более теплым чувством. Какой это был замечательный день, когда все его мечты одна за другой воплощались в жизнь! И вот теперь он наконец-то увиделся с человеком, которого так долго ждал назад в свою жизнь.

Давид немного растерялся, увидев Павлика, а после машинально глянул за угол кухни, будто оттуда сейчас выйдет Саша — все, как в их самые обычные семейные вечера. Павлик принял эту растерянность за желание избежать встречи с ним и некоторое время просто смотрел на Давида из другого конца комнаты. Мальчик очень боялся, что тот отвергнет его, как Сашу. Но вопреки всем опасениям, Давид раскрыл объятия и широко улыбнулся испуганно глядящему на него ребенку. Глаза Павлика наполнились слезами, а после он стрелой рванул к тому, кого всегда мечтал назвать папой.

— Ты один приехал? Почему? — спросил Давид, крепко обнимая маленького гостя.

— А если бы я сам не приехал, мы бы так никогда больше не встретились! — воскликнул Павлик сквозь обиду.

— Ты прав. Я точно слишком труслив для такого поступка…

— Здравствуй, родной мой, — прослезилась и Анаит, радуясь долгожданному приезду сына. — Так похудел…

Давид улыбнулся, чтобы развеять переживания Анаит, а потом заключил в бережные сыновьи объятия.

— Мама, все хорошо. Я же с тобой, теперь я дома, — успокаивал он ласково, — и у тебя будет много времени на то, чтобы откормить меня.

— Ты правда вернулся?! Больше не уйдешь? — побелевшими губами произнесла Анаит, опасаясь, что неправильно поняла слова сына.

— Что, ты не рада? — усмехнулся Давид, подшучивая над удивленной родительницей.

— Рада, сыночек мой! Очень счастлива я теперь!

— Хвала Небесам, хвала Небесам! — перечисляя всех святых, которым молилась за нормализацию отношений в семье, воскликнула Нарине. — Дайте и мне его обнять! Как-никак я его родная тетя!

— Тетя Нара, ты луч солнца в хмурую погоду — приносишь мне и тепло, и настроение, — целуя руки тетушки, сказал Давид.

— Похудел, зато повзрослел, — коротко заметил Геворк, приветствуя сына крепким рукопожатием. В глазах отца светилась гордость, которую испытывает родитель за ребенка, прошедшего через трудный урок жизни. — Проходи, сын, мы рады тебе.

Только оказавшись дома, Давид понял, как сильно на самом деле скучал по этой уютной атмосфере и заботе родных людей. Он всегда был центром их мира, получал любви и внимания больше прочих, но не смог вовремя отплатить за эту жертвенную преданность. Спустя месяц своего отшельничества он наконец осознал, что неотделим от своей семьи, и сегодняшнее возвращение тому явное доказательство. Это чувство долгожданного облегчения, словно кто-то поднял и согласился держать вместо тебя ту самую гранитную плиту, под которой ты некогда похоронил собственное сердце. Все это незримая, но крайне ощутимая поддержка семьи, именно в том и есть сила рода, когда есть кому нести невзгоды вместе с тобой.

— Давид… — тихо позвал мальчик, усевшись рядом, когда Анаит накрыла на стол для вернувшегося домой сына, — тебе правда все равно? Тебе все равно, что Саша выйдет замуж за кого-то другого? Ты не мог бы ее простить, пожалуйста… Она правда не хотела никого обижать, просто ее мама очень злая. Тетя Лариса заставляет сестру так поступать, она всегда угрожает ей мною. А Саша хочет получить права на опеку, она не виновата. Тот, кого тебе нужно ненавидеть, это я…

Давид сурово посмотрел на Павлика, но как можно мягче произнес:

— Больше не произноси таких слов, хорошо? Как я могу тебя ненавидеть?

— Но из-за меня вы с Сашей не можете быть вместе.

— Ты ни в чем не виноват, Павлик. Это все я, я и моя гордыня. Больше никто, — озвучил Давид то, в чем давно себе признался.

— Значит, ты больше не злишься на Сашу?

— Нет, не злюсь. Я скучаю по ней.

— Тогда почему ты ничего не делаешь, чтобы она узнала о твоих настоящих чувствах?

— Потому что я наговорил ей столько глупостей и заставил презирать, — скорее самому себе констатировал молодой человек.

— Саша теперь редко улыбается и всегда какая-то молчаливая. Она старается это скрывать от нас с Мишей, но ей грустно. Мне кажется, что она несчастна, но не потому что ты ее обидел, а потому что она до сих пор любит тебя, — поведал Павлик.

— У девочки нет никакой возможности спросить свое сердце, чего оно на самом деле хочет, — покачала головой Нарине.

— Нет, Нара, ей и спрашивать не надо, она и так все знает. Разве ты не видела нашу дочку, какая она стала безрадостная, — причитала Анаит.

— Леша, конечно, хороший, он о Саше очень заботится, но все это не то... — вздохнул Павлик, ковыряя ложкой кусок яблочного пирога.

— Хотя Саша ничего не имеет против своего замужества, просто, кажется, расценивает это как работу или что-то вроде обязанности. Но она не отступит только потому, что нет любви. Так нельзя, я очень переживаю за нее, — поделилась соображениями Нарине, бережно вывязывая какой-то замысловатый узор на пинетках для будущей внучатой племянницы. Ее взгляд переместился на Давида, когда тетушка добавила: — Но есть еще один человек, о котором беспокоится мое сердце.

— Кажется, твои опасения напрасны, дорогая Нарине, — хмыкнув, вставил фразу всегда немногословный Геворк. — Сын, раз решил, чего сидишь?

* * *

— Миша, а Саша еще не вернулась? — вбегая в дом, Павлик искал взглядом вещи сестры.

— Почему вы вместе? — удивился Михаил, когда увидел на пороге дома Давида. — У тебя ведь должна быть тренировка.

— Я прогулял и поехал к Давиду, — без тени раскаяния признался мальчик.

— Ты же знаешь, что мы оба получим за твой поступок?

— Думаю, у Саши будет занятие поважнее.

— Где она сейчас? — спросил Давид.

Михаил выглядел несколько обескураженно из-за напористого поведения незваного гостя.

— Саша на встрече одноклассников.

— Можешь дать мне адрес?

— Назови хоть одну причину, почему бы я мог тебе его назвать, — скрестив руки на груди, спросил Михаил.

— Я знаю, что вел себя как совершеннейший осел, сделал ей больно и, возможно, моим поступкам нет прощения. Я прошу только об одном — если из-за моего предательства у нас с Сашей все же нет будущего, то пусть это решит она сама, не кто-то еще.

— Я не хочу, чтобы она страдала.

— Я этого больше не допущу, я люблю ее…

— Это все слова, которые она однажды уже слышала, но на деле все оказалось пустыми звуками. Что-то более существенное, чем обещания, есть?

— Нет, — покаялся развенчанный Давид.

— Честно, конечно, но не слишком убедительно.

Павлик дернул брата за рукав и, состроив жалобную мордашку, сказал:

— Возможно, в таком случае ты мог бы дать ему в долг?

— Встреча в баре на Никитинской. И я делюсь с тобой этим откровением не потому, что я такой добрый… — спокойно озвучил Михаил. — Если накануне своей свадьбы невеста делает все, чтобы не думать о дне, который должен считаться ею самым счастливым, то все грядущее в ее предстоящей жизни печально. Саша пытается убежать от себя, не думать о том, что на самом деле хочет. И если твое появление даст ей возможность усомниться в правильности ее выбора, то я сболтнул это не зря.

Вообще, Саша не хотела ехать на эту встречу выпускников, до последнего подбирая причины для отказа. Старший брат настоял на том, чтобы она все же сходила повидаться с друзьями детства, которых не видела больше десяти лет. Миша взял на себя все заботы о Павлике в этот вечер, только бы Саша немного отвлеклась и развеялась. Его давно тревожило состояние сестры, эта ее безропотная покорность перед судьбой свидетельствовала о том, что внутри Саша ни жива ни мертва, как когда-то в детстве до самого побега из дома. У Михаила не было четкого плана, как вывести сестру из этого состояния, но он совершенно точно не собирался стоять в стороне как в прошлый раз — для этого он нарушил уже слишком многое, он стал смелее, принял ответственность за себя, за близких, что всегда так нуждались в нем, и на этот раз он их не подведет.

Когда Саша жила в Штатах, она не поддерживала связь со своими бывшими одноклассниками, но, вопреки опасениям, все встретили ее очень тепло и радушно, будто в их общении и не было этого перерыва в долгие одиннадцать лет. Теперь, когда она присоединилась к остальным на ежегодных встречах выпускников, только о ней ничего и не знали. Вот так первый час дружеской встречи прошел в расспросах и рассказах.

В этом живом непринужденном общении Саша узнала, кто кем. Она искренне радовалась, услышав, что некоторые из ребят очень хорошо устроились в жизни. У троих одноклассников был свой бизнес, еще пятеро занимали хорошие должности в успешных и крупных компаниях. Несмотря на математический уклон класса, трое профессионально связали себя с творчеством, из которых были художник, радиоведущий и актриса театра.

— Очень странно, что при всей талантливости нашего класса в написании стихов и любви к пению, ни один из нас не выбрал путь музыканта.

— Долг перед точными науками не позволял нам открыто выбирать другую сторону, — шутили одноклассники.

— Но благодаря Сереге, у нас есть вот это место, где мы периодически собираемся, чтобы отвести душу и вспомнить молодость! — друзья подняли бокалы за хозяина бара.

— Точно, так что, Филатова, твоя очередь! — ответил тот самый Серега, приглашая Сашу на сцену.

— Не хочу… — скривилась девушка, пребывая не в самом хорошем настроении для выступления на публике.

— Считай, что это штрафная за все пропуски, — шутил друг, вручая свою любимую гитару.

Под общий гул поддержки Саша поднялась с места со словами:

— Ну, хорошо, вы сами напросились. Будете слушать мой скулеж.

Саша села на табурет, одиноко стоявший на сцене, и погладила струны рукой до мелодичного звучания. Она улыбнулась родным, но очень повзрослевшим лицам, а потом заговорила:

— Чур только тапками не кидаться, я давно этого не делала…

— Да ладно прибедняться! В Штатах стеснительная стала, что ли? — выкрикивали друзья.

— Вот уж точно, — усмехнулась Саша, — стала.

— Как это было? — выкрикнула одна из девушек за дальним столиком. — Тянуло обратно, хотелось домой?

— Домой? — это теплое и уютное слово заставило Сашу задуматься на мгновение. — Честно признаться, меня сюда не тянуло. В Америке мне было хорошо…

— Ну еще бы! — раздались выкрики из зала, перебивая на полуслове.

— …но приехала, и здесь тоже хорошо, — пожала плечами девушка, стараясь не намекать на причины, из-за которых она не решалась вернуться на родину. — Думаю, что у человека должны быть и корни, и крылья, но важно знать другое — где твое сердце.

— Какие планы на будущее? Ты останешься в России?

— Останусь. А что до планов, так ничего особенного, все как у всех: семья, работа, — стараясь придать своему ответу больше позитива и беззаботности, улыбнулась Саша. — Для меня сегодняшний вечер полон школьных воспоминаний, поэтому в угоду своей сентиментальности вспомню одну очень старую песню.

Саша бесхитростно улыбнулась и жестом попросила приглушить свет над сценой. Когда во всем зале осталось лишь несколько горящих светильников, атмосфера стала подходящей. Первые аккорды зазвучали в полной тишине. Друзья сразу узнали песню, которую выбрала Саша, и замерли в ожидании. Девушка тихо запела в микрофон:

I'm standing on a bridge

I'm waiting in the dark

I thought that you'd be here by now

There's nothing but the rain

No footsteps on the ground

I'm listening but there's no sound

Isn't anyone trying to find me?

Won't somebody come take me home

It's a damn cold night

Trying to figure out this life

Won't you take me by the hand

Take me somewhere new

I don't know who you are

But I... I'm with you

I'm with you

I'm looking for a place

I'm searching for a face

Is anybody here I know

Cause nothing's going right

And everything's a mess

And no one likes to be alone

Isn't anyone trying to find me?

Won't somebody come take me home

It's a damn cold night

Trying to figure out this life

Won't you take me by the hand

Take me somewhere new

I don't know who you are

But I... I'm with you

I'm with you

Oh, why is everything so confusing

Maybe I'm just out of my mind

Yeah-he-yaa, Yeah-he-yah, Yeah-he-yah, Yeah-he-yah, Yeaaaaaaaaaaaaaaaah!

It's a damn cold night

Trying to figure out this life

Won't you take me by the hand

Take me somewhere new

I don't know who you are

But I... I'm with you

I'm with you…

Take me by the hand

take me somewhere new

I don't know who you are

but I... I'm with you

I'm with you…

(Avril Lavigne - I'm with You)

Я стою на мосту

И в темноте жду.

Я думала, что ты придешь,

Но нет тебя, есть только дождь.

Прислушиваюсь к тишине,

Твоих шагов не слышно мне.

Неужто меня и не ищет никто?

Неужто никто не придет за мной?

Ведь ночь эта так холодна…

Смысл жизни пытаюсь понять.

Неужто меня за руку не возьмешь

И после никуда не отвезешь?

Я не знаю, кто ты такой,

Но я... я с тобой.

Я с тобой.

Я место лучшее ищу,

И родственную душу.

Знакомый есть здесь кто-нибудь?

Ведь мне сейчас так дурно.

И все подобно хаосу,

Одному быть никому не нравится.

Неужто меня и не ищет никто?

Неужто никто не приедет за мной?

Ведь ночь эта так холодна…

Смысл жизни пытаюсь понять.

Неужто меня за руку не возьмешь

И после никуда не отвезешь?

Я не знаю, кто ты такой,

Но я... я с тобой.

Я с тобой.

Почему все запутано так?

Может, просто сошла я с ума?

Ведь ночь эта так холодна…

Смысл жизни пытаюсь понять.

Неужто меня за руку не возьмешь

И никуда потом не отвезешь?

Я не знаю, кто ты такой,

Но я... я с тобой.

За руку меня возьми,

И куда-нибудь увези.

Я не знаю, кто ты такой,

Но я... я с тобой.

Я с тобой...

(Прим. автора:

Перевод взят из сети — не самый точный, зато поэтичный. Автор перевода мне неизвестен, но спасибо ему большое за труд, ведь смысл этой песни важнее самой песни в данном случае. Послушать оригинал все же советую, так будет легче представить чувства героини в момент исполнения

)

.

— Вот это точно олдскул, детка! — аплодировали друзья.

— Знаешь, ты всегда была на нее похожа. На Аврил Лавин. Такая же потеряшка, — приобняла Сашу давняя подруга.

— И внешне ты тоже на нее походила, кстати.

* * *

Саша вышла из бара, чувствуя себя гораздо лучше, чем тогда, когда только направлялась туда. У входа было необычно пусто — в будний день мало кто задерживался надолго в барах, рискуя утром не прийти на работу вовремя. Саша устало выдохнула в морозный ночной воздух апреля и пошла к машине.

На стоянке было всего несколько автомобилей. Чувство покоя заботливо мурлыкала на ухо царящая вокруг тишина, а темнота, как ни странно, давала ощущение защищенности. Саша небрежно кинула сумку на пассажирское сиденье и достала из бардачка пачку сигарет. Она давно бросила, еще в студенческие годы, но всегда и в любой ситуации при себе держала дежурную пачку. Сейчас был как раз тот случай, когда ей хотелось спрятаться от всего мира и, как бунтующий подросток, покурить за школой.

Саша вдохнула терпкий дым первой тяги и устало закрыла глаза руками. Она откинулась к машине спиной и, впадая все дальше в свои мысли, снова глубоко затянулась. Легкие обожгло горечью, но эта боль дала Саше понять, что она все еще жива. Бег, неустанный, изнурительный, прекратился на эти три минуты, когда втайне от всех на свете она позволила себе побыть слабой и послушать немые страдания своей умирающей души.

Давид обозначил свое присутствие, когда тихо вышел из-за машины. Пока он делал свои осторожные шаги к ней, Саша внимательно следила за каждым его действием, как маньяк, который в любую минуту готов взорвать самодельную бомбу, если освободитель что-то предпримет. Молодой человек понимал состояние, в котором сейчас находилась Саша, а потому полностью принимал ее правила. Давид приблизился все так же в полном молчании и остановился всего лишь в нескольких сантиметрах от нее.

Он медленно поднес руку к губам Саши и забрал сигарету. Их глаза на мгновение встретились. Давид тяжело выдохнул, а вдох уже сделал вместе с терпким табачным дымом. Красный уголек вспыхнул в темноте, сжигая добрую четверть сигареты. Молодой человек стряхнул пепел себе под ноги и снова затянулся.

Выдохнув облако дыма в ночное небо, Давид заговорил:

— Если бы можно было описать мою жизнь с помощью поэзии, то лучше этой песни не подобрать. Эта чертова ночь… Она была со мной всегда, пока однажды в моей жизни не появилась ты; она же наступила вновь, после того как ты ушла… Саша, за своей гордостью я не видел, как однобока и уродлива моя любовь, я смог понять это лишь спустя так много времени и после стольких глупых поступков. Вот почему я не прошу тебя забыть о моих ошибках прямо сейчас, но умоляю дать мне шанс на искупление этой вины. Пожалуйста, позволь показать тебе, что моя несовершенная любовь заслуживает твоего прощения.

Близость мужчины, по которому бесконечно тосковало ее сердце, пьянила, пленяла… За эти несколько минут, проведенных вместе, Саша миллион раз находилась на краю пропасти. Ей так хотелось поддаться желанию, нет — искушению, и, плотно закрыв глаза, броситься в объятия манящей бездны. Воспоминания об истинном счастье рядом с любимым мужчиной были соблазном сродни безумию, отвергающим всякое лечение, нивелирующим действие всякого лекарства. И только тихий шепот самопожертвования просил забыть о несбыточной свободе и отступить на шаг от этой пропасти.

На лице Саши проявилась бесчувственная строгость, такую обычно обретает наша мимика, когда мы хотим закончить все здесь и сейчас. Девушка ответила:

— Давид, мы опоздали. С признаниями, с клятвами… с любовью. Мне это больше не нужно. В своей жизни я научилась многому, но никогда не познаю одного — прощения. Я не умею прощать и не собираюсь учиться, потому что это занятие не только бесполезное, но и всякий раз болезненное. Люди просят прощения и ждут, когда ты снова наивно распахнешь перед ними свою душу, чтобы они вновь вошли по-хозяйски и оставили в ней грязь от своих ботинок. Я так не умею, в моей душе нет автоматических дверей, которые открываются перед каждым, кто и когда бы ни постучал. Я благодарна тебе за эти слова и все еще раскаиваюсь за свои ошибки, но, оглядываясь назад, я понимаю, что сама встреча с тобой была для меня ошибкой. Я давно приняла, что наши отношения могли быть только роковыми, а конец у таких историй всегда печальный. Сейчас в моей жизни все предопределено, я не отступлюсь от своих намерений, поэтому прошу, давай закончим на этом сегодня и навсегда.

С этими словами Саша села в машину и уехала, оставляя Давиду последние свои хлесткие фразы, прозвучавшие как приговор.

Дорога домой была как в тумане без прояснений. Для Саши стало загадкой, как ей вообще удалось добраться целой и невредимой, когда все это время ее сознание пребывало в безостановочном прокручивании произошедшей сцены между ней и Давидом. Еще несколько минут она просто просидела в машине перед домом, приводя мысли в порядок, но стоило ей только выйти, как вечер бросил ей новый вызов.

— Леша, что-то случилось? Почему ты так поздно?

— Саш, мы можем поговорить? — как всегда приветливо улыбнулся Семин, глядя на девушку, которую едва ли не боготворил.

Саша непроизвольно нахмурилась. И хотя ничего такого не произошло, она вдруг почувствовала беспокойство.

— Да, разумеется. Только для начала зайдем в дом.

* * *

Глава 25

— Ну и почему ты его отпустила? — спросил Миша, поставив перед сестрой чашку теплого чая с медом.

— Он никогда и не был со мной, — отрешенно произнесла она.

— Ты тогда сказала мне, что всегда была готова к расставанию с Давидом. Но он-то — нет. Не потому ли его реакция выглядела настолько непримиримо яростной, что он все воспринимал всерьез, что он всего лишь любил тебя без меры? — задал самые простые вопросы брат. — Возможно, ты мне не поверишь, сестра, но и мужчины испытывают боль. У них ведь тоже есть сердце.

— Я ни в чем не виню Давида. Все дело во мне, я не тот человек, который может запросто повернуть назад и начать снова, — тихо ответила сестра, стыдясь своих недостатков.

— Ты любишь его, Саша. И теперь совершаешь суицид со своим сердцем. Разве есть что-то в этом мире, способное возместить такую утрату?

— В моем случае есть, Миш. Ты и Павлик — моя семья, люди, которых я точно не потеряю. Если для этого я должна совершить суицид со своим сердцем, то я не поступлюсь и сделаю это без колебаний. Не нужно думать, что это какая-то жертва с моей стороны, что я святая, все не так, просто я никогда не смирюсь только с одной утратой в своей жизни — это вы с Павликом, а любовь… любовь не для меня одной в этом мире недоступна. Ее отсутствие не смертельно, выживают миллионы, выживу и я.

— В том-то все и дело, что одно в данном случае не исключает другое. Тут вопрос лишь в том, насколько ты честна с собой. Может так статься, что в тебе громче всего говорит обида на Давида за его поступок, а уже потом все остальные чувства.

— Ты прав, я просто не умею прощать, — резко бросила Саша, впервые за долгое время позволяя себе эмоции.

— Для чего же ты впускаешь людей в свое сердце? Все они рано или поздно ошибаются, на то они и люди. С таким мораторием на ошибку ты не имеешь права делиться с ними своим теплом. Ведь больно потом не только тебе. Задумывалась ли ты об этом, Саша?.. Задумывалась ли ты, что предаешь гораздо чаще? — в его интонации слышалось особое тепло старшего брата. — В свете последних событий, ты могла бы поработать над умением прощать. Думаю, что однажды оно тебе все же пригодится…

Саша ничего не ответила брату, потому что сегодня именно эта тема являлась запретной. Не гордость или обида мешали ей простить, истинной причиной был страх, страх, что это прощение только все усложнит. После сегодняшнего дня Давид возненавидит ее окончательно и пути назад у нее не останется. К чему же все эти пустые размышления «а что, если»?

— Давай собираться. Нам пора выезжать в загс, — тихо произнесла Саша, так и оставив на столе нетронутый чай.

Несмотря на статус семей и определенный уровень публичности в бизнес-сообществе столицы, эта свадьба была неприлично скромной и пригласили на нее только ближайших родственников. Сторона невесты не возражала по понятным причинам: братья Саши не считали этот день радостным, ну а мать и вовсе нуждалась лишь в свидетельстве, породнившем ее с одной из самых успешных фирм Москвы, подача — это абсолютно не то, о чем она должна была переживать. Семины же с выраженным недовольством критиковали закрытую церемонию и вообще тайну вокруг едва ли не самого значимого события в их жизни — свадьбы единственного сына. Однако Алексей пользовался непререкаемым уважением родителей, а потому вскоре смог убедить их принять его выбор и выбор его невесты.

Под стать скромному торжеству Саша надела простое, но элегантное платье из белого шелка. Свои красивые длинные волосы она собрала в пучок. Никаких дорогих украшений и лишнего лоска — минимально для того, чтобы просто обозначить событие.

— …Я должна спросить вас, является ли вступление в брак вашим взаимным и добровольным решением. Прошу ответить вас, жених.

— Да, — произнес Алексей, со всей нежностью глядя на Сашу.

— Прошу ответить вас, невеста.

— Да, — в ответе Саши было не меньше искренности, только выражалась она иначе — благодарностью.

— Основываясь на вашем согласии, объявляю вас мужем и женой. Поздравляю! — произнесла с улыбкой церемониймейстер и вручила свидетельство о заключении брака. — Согласно красивому древнему обычаю, предлагаю вам скрепить ваш союз, обменявшись кольцами.

Вот так, без всеобщего ликования и околосвадебной суеты, прошла эта церемония, и сразу после ее завершения Саша заставила мать подписать заявление на отказ от прав опеки в пользу нее. Девушка очень переживала, что матери не хватит честности исполнить условия их договора, но в итоге все опасения оказались беспочвенными и теперь для подачи искового заявления в суд о передаче прав опеки над Павликом у Саши было основание. По весьма своеобразной и грустной иронии ее же судьбы, день, когда она заключила брак с нелюбимым мужчиной, смог стать одним из самых счастливых в жизни. Однако был и такой человек, который в те же минуты отпил яд из чаши страданий, и осушать ее ему придется еще очень долго.

Оставшись наедине со своей печалью в опустевшем гараже, Давид смотрел на фото Саши в свадебном платье и отчаянно вливал в себя крепкий алкоголь. Наконец-то можно без оправданий, без объяснений посвятить себя собственному отчаянию. Никто не застанет его в таком состоянии, никто не полезет в душу, где сегодня звучно надломилась последняя соломинка, на которой держалась надежда. И уж если ему теперь суждено вынести все тяжести прощания с мечтой и забыть о счастье на неопределенный срок, то все это будет с завтрашнего дня, а сегодня, сегодня Давид просто признает вину за свое бессилие и, чтобы не сойти с ума от боли, он опоит сердце смертельной дозой анестетика.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Зара посмотрела на дисплей его телефона и, явно удовлетворившись увиденным, попыталась подлить масла в огонь:

— И после этого поступка ты сможешь поверить, что она была с тобой честна?

Молодой человек никак не отреагировал ни на появление Зары, ни на ее хлесткое высказывание. Есть ли вообще кто-то, кто мог бы причинить боль мертвому сердцу?..

— Давид, мне больно смотреть на тебя, — ласково пропела Зара, коснувшись его плеча своими когтистыми пальчиками.

В ее голосе не было ни одной ноты сочувствия, скорее уж она ликовала, предвкушая триумф над жертвой, которую так давно обхаживала. Если б знать, что глупая соперница сама принесет ей Давида на блюдечке, разве ж стала бы она так докучать любимому мужчине этой унизительной настойчивостью. Но как бы там ни было, дело теперь за малым, ей остался всего один шаг, чтобы подчинить его и сделать своим.

Давид был слишком пьян, чтобы отвечать жестокой поклоннице. Он просто опрокинул в себя остатки крепкого напитка из стакана и продолжил делать вид, будто ее здесь нет. Его глаза были затуманены алкоголем, но его взгляд отсутствовал не по этой причине.

— Ты очень много выпил. Пойдем со мной, я помогу тебе добраться до дома.

Рассеянным движением Давид остановил навязчивые прикосновения Зары и, показав за ее спину, устало выдохнул:

— Вот он поможет мне добраться до дома.

— Здравствуй, Зара, — кивнул Тигран, явно понимая, с каким умыслом она здесь оказалась.

— Помоги мне посадить Давида в машину, а потом я смогу сама о нем позаботиться, — мягкая мимика обольстительницы сменилась недовольством женщины, планы которой рухнули в одночасье.

Тигран никогда не питал к Заре теплых чувств, а по характеру был довольно прямолинейным человеком, потому и не стал вуалировать свой отказ благородными речевыми оборотами.

— Ты напрасно сюда пришла, — констатировал он, собрав со стола документы и ключи от машины Давида. — У женщины должна быть хоть капля гордости, чтобы не унижать себя попытками добиться мужчины, когда он мертвецки пьян. А в случае с Давидом, похоже, он даже в таком состоянии на тебя не посмотрит. Тебе пора уже остановиться.

— Пожалуйста, уясни для себя, дорогой Тигранчик, что только я решаю, когда остановиться, — скривилась она, с презрением глядя на разрушителя ее идеального плана.

— Да сколько угодно, — усмехнулся он, закинув руку Давида к себе на плечо. — От твоих решений здесь все равно никто и ничего не зависит.

* * *

Шли месяцы, каждый из которых болезненно напоминал о счастливых моментах годичной давности. Календарь воспоминаний сменялся вслед за временами года, не оставляя взамен ни одного особенно значимого события. Дни просто чередовались ночами, одноцветные, однотонные, завершая один период, начиная другой такой же. И хотя до холодов было еще долго, в душе давно стоял вечный ноябрь. Беспросветный, неприветливый, сырой.

Он принял тот факт, что был бессилен помочь ей с Павликом, потому что узнал слишком поздно, потому что не мог поставить на алтарь ее свободы ценности и доверие своей семьи. Ему нечего было предложить ее матери, чтобы вернуть Саше свободу в первую очередь из-за того, что Саша сама не позволила ему вмешаться, скрывая правду до последнего дня. Она не доверилась ему, значит, не считала, что он способен стать для нее спасением. И неважно, какая причина крылась за этим убеждением: благородная или не очень. Что поистине значимо, так это здесь и сейчас — Саша никогда не была его женщиной, а теперь она еще и чужая жена.

Наконец, в его душе смогла прижиться мысль, что им с Сашей не суждено было связать друг друга ни узами, ни клятвами. Вот только это осознание никак не могло повлиять на то искреннее чувство, которое он испытывал к ней. Спустя время он очистил от неприглядных слоев обиды и предубеждений зерно этой истины и признал, что пытаться отрицать, прятать, душить свою любовь лично для него занятие напрасное. В конце концов, все минувшие месяцы не этим ли он занимался и занимался безрезультатно.

Его повзрослевшая любовь, в которой не осталось места эгоизму и гордыне, была оставлена опустошенному сердцу как напоминание, но не воспоминание. Это было не то, что нежно лелеют в памяти, мечтательно улыбаясь сменяющимся в сознании картинам прошлого, нет, это было что-то такое, к чему больше не сможешь подойти на пушечный выстрел, потому что выстрел этот обязательно попадет тебе аккурат в самое сердце, но, что страшнее, ни одна из таких ран, будь она даже стотысячной, никогда не станет смертельной. Напротив, ее рваные края, едва зарубцевавшись, будут расходиться всякий раз, как по ним хладнокровною рукой заскользит всегда острое лезвие воспоминаний. Ну и какой дурак рискнет пройти через подобное снова?

Точно не он. А еще он никогда не сможет проявить уважение или иное благородное чувство по отношению к ее выбору, вполне достаточно того, что теперь он хотя бы мог принять его. Освободившись от желаний и обид, единственным его стремлением отныне было помочь ей стать по-настоящему свободной. Она больше не должна подчиняться людям, зависеть от обстоятельств. В своей жизни только она сама должна решать, как будет лучше.

— Зачем тебе весь этот геморрой? — пристально глядя на собеседника, спросил Михаил.

— Просто хочу, чтобы она больше не боялась. Быть свободным — это не привилегия, а норма для человека, — спокойно произнес Давид, выдерживая полный подозрения взгляд.

— Ты ведь знаешь, что Саша теперь замужем, о ней есть кому позаботиться. На что ты рассчитываешь?

— Ни на что, — честно ответил молодой человек. — Если однажды она наконец решится стать свободной, то я хочу, чтобы у нее для этого были все возможности.

— Думаешь, получив эти возможности, она разведется с Семиным? — пытливо задавал болезненные вопросы Михаил, не проявляя ни капли сострадания к развенчанному Давиду. — Что, если за это время Саша успеет полюбить своего мужа?

— Пусть так, — с тоской улыбнулся Давид. — Главное, чтобы это был ее выбор, а не необходимость.

— Похоже, ты сильно изменился за это время.

— Это сейчас… это больше не важно. Расценивай мою просьбу как поведение человека, которому просто нечем себя занять.

— Сколько же свободного времени у наследника мебельной империи, — хмыкнул Михаил, в шутку укоряя Давида в бездельничестве. — Ты должен ответственнее подходить к обязанностям генерального директора, тем более такой крупной компании.

— Я уже полгода как безработный, так что никто не пострадает, — с иронией отреагировал Давид на слова собеседника.

— Почему? Почему ушел?

— Я не уходил. Меня уволили, — посмеялся молодой человек, глядя на неподдельное удивление Михаила. — Что? Думаешь, только в вашей семье может быть авторитарное правление?

— Это как-то связано с сестрой?

— Нет. Саша тут не при чем. Просто иногда родные люди забывают, что главное в семье — это счастье близкого человека, даже если он достиг его не тем путем, на который ты ему указывал.

— Ладно, извини, я не хотел лезть не в свое дело, — сказал Михаил, понимая, что для Давида эта тема довольно непростая, раз он избегает конкретных формулировок. — А что касается твоего предложения, то я первый, кто не просто согласится, а поблагодарит тебя за помощь. Однако, Давид, ты должен понимать, что добиться положительного результата здесь будет крайне сложно.

— Это меня не пугает. Единственное, о чем я сейчас беспокоюсь, так это отсутствие информации. Без тебя я не справлюсь.

— Хорошо, — решительно ответил Михаил. — Что ты хочешь узнать?

— Мне нужны имена и контакты всех акционеров головной компании.

— В чем смысл?

— Скоро узнаешь. Просто предоставь мне список. Клянусь, что ничего не скрою и все мои действия будут у тебя как на ладони.

* * *

— У меня хорошие новости, — расплылся в широкой улыбке брат матери, с видом победителя бросая на общий стол папку с документами. — Это досье на нашего нового инвестора, который купил долю у Малькова.

— Впечатляет, — кивала мать, изучая проектную деятельность и вовлеченность нового собственника в государственные контракты. — С таким финансированием мы наконец-то перестанем зависеть от вливаний извне.

— Да-да, браво, дядя Гриша! — несмотря на хвалебный отзыв, на лице Михаила появилась жалостливая гримаса. — Ты хорошо поработал! В будущем, самом ближайшем, твои старания непременно позволят нашей фирме выйти на новый уровень.

— Вот видишь, Миша, ты напрасно сомневался в пользе своего дяди для семейного дела, — усмехнулась мать, снова принижая способности сына. — Признай, что был несправедлив к нему все это время.

— Согласен, мама. Я оказался неправ, — без тени раскаяния произнес сын, занимая свое место за столом переговоров. — Однако я не могу позволить достижениям дяди стать единственной повесткой на нашем итоговом совещании. У меня сегодня тоже есть новости.

— Что ж, слушаем тебя, — милостиво позволила доклад мать и с видом победительницы откинулась на спинку своего директорского кресла.

— Валерий Андреевич продал свою долю в нашей компании.

— Что значит, Иванов продал свою долю? — мать ястребиным взглядом вонзилась в Михаила, требуя объяснений. — По условиям общества ни один из участников не может без уведомления других собственников продать свои акции.

— Не может продать полный пакет одномоментно и в одни руки, а про части и их количество в уставе ничего не сказано.

— Он дробил свою долю?

— Верно.

— Да бог с ним. Это всего лишь семь процентов… — отмахнулась мать, но внутри испытывала крайнее недовольство тем, что ее давний партнер посмел провернуть все это за ее спиной.

— Юрий Львович и Сергей Александрович тоже вышли из бизнеса, — хладнокровно нанес новый удар Михаил.

— Что за бред?! Миша, почему ты говоришь мне об этом только сейчас?! — вскипала мать, с яростью глядя на нерадивого сына.

Михаил регулярно готовил отчеты и докладывал матери о результатах вверенной ему работе. Он всегда исполнял требуемое от него безукоризненно и в сроки, оставаясь покорным. А что же сейчас? Сейчас перед ней сидел мужчина, мало похожий на ее вечно покладистого, чаще — безвольного сына. Этот мужчина слишком уверен в себе, его решительность даже голос его изменила.

— Потому что я не был заинтересован в том, чтобы афишировать это, прежде чем их сделки состоятся.

— Как это понимать?! Ты нарочно молчал, когда из-под моего носа уводили тридцать девять процентов акций нашей компании неизвестно куда?!

— Верно. Это было моей целью, мама. Только не тридцать девять процентов, а сорок четыре.

— Не может быть. Вне семьи находятся только тридцать девять процентов.

— Вне семьи-то, да…

— К чему ты клонишь?! — едва ли не рычала мать.

— Думаю, об этом нам лучше пускай расскажет дядя.

— Миша, что происходит? — прошептала Саша, с ужасом глядя на весь этот хаос, что посеял ее старший брат.

Михаил лишь заговорщицки подмигнул сестре и, хорошо понимая, что виновник сам не сознается, продолжил:

— Не так давно наш дядя заложил свои пять процентов в качестве гарантии уплаты круглой суммы, которую он проиграл в подпольном казино. Его долг выкупил господин, который пожелал сохранить свое имя в тайне.

— Какого черта ты сотворил?! — со злостью выдохнула мать, глядя на брата из-под сдвинутых на переносицу бровей.

— Как бы там ни было, в этой папке досье на нового собственника нашего бизнеса.

— С чего бы ты вдруг заговорил так, будто фирма больше мне не принадлежит?! Там в общей сложности сорок четыре процента против моих сорока шести и десяти, которые принадлежат Семиным.

— Есть еще мои пятнадцать, которые оставил мне папа, просто ты привыкла считать их своей собственностью, — улыбнувшись, Михаил указал на папку перед ней. — К слову, теперь этот актив мне и правда не принадлежит. Я официально передал свою долю. В общем, все здесь, ознакомься, пожалуйста.

Мать в бешенстве схватила папку и, едва не вырывая страницы подшитого к ней документа, стала переворачивать листы, пока не увидела искомое.

— Это что еще такое? — чеканя каждое слово, спросила мать, готовая в любую секунду сорваться в неконтролируемую ярость.

— То, что я должен был сделать давным-давно, мама, — с сожалением выдохнул Михаил.

Мать швырнула папку через весь стол и закричала:

— Ты ополоумел?! Да как ты мог предать меня?!!! Я столько сделала для тебя, я твоя мать!!!

— Так будь же ею хотя бы раз. Прояви к своим детям материнские чувства, любовь и заботу, подари нам их хотя бы сейчас, спустя столько лет.

— Ни за что! Вы не отберете у меня компанию! Мошенники! Предатели! Я подам на вас в суд и докажу, что все эти махинации не имеют законной силы!!

Мать едва ли не переворачивала стулья, кидаясь на Михаила, который стал щитом для ничего не понимающей Саши. Охрана подоспела вовремя. Усмиряя, впавшую в неистовство женщину вскоре вывели из переговорной комнаты.

— Куда они ее уводят, Миша? — обеспокоенно спросила Саша, которая все еще находилась в шоке от произошедшего.

— Не переживай. Отвезут домой и присмотрят, чтобы она не натворила глупостей.

— Она сейчас в таком состоянии, что вполне может… — пробормотала девушка. — Чем ты так вывел ее из себя?

Михаил не ответил, а просто протянул ей потрепанную в истерике папку. Саша бегло читала документы, пока не увидела свое имя напротив доли в шестьдесят девять процентов. Ее лицо вмиг побледнело, безжизненными губами девушка произнесла:

— Миша, зачем все это? Ты не должен был так поступать…

Брат лишь улыбнулся и мягко ответил:

— Я здесь абсолютно ни при чем.

— Что? О чем ты говоришь?

— О том, что моих заслуг во всей этой истории было минимальным.

— Тогда кто?.. Кто все это затеял, Миша?

Будто нет ничего очевиднее, брат ответил:

— Тот, кто всем сердцем желал, чтобы ты могла жить так, как тебе самой хочется. Тот, кто по-настоящему любит тебя, Саша.

Она могла бы произнести другое имя, что было бы логичнее и закономернее, но прошептала:

— Давид…

* * *

Глава 26

— Альберт, плохая это идея, — признался Давид, ловко откручивая гайки с колеса. — Ребята готовились в расчете на честное соперничество.

— А ты воспринимай как урок старшего младшим. Большинство людей долгие годы пытаются достичь того, что тебе дано от рождения. И если бы не офисный пиджак и монитор с кучей цифр, ты уже давно блистал бы на мировой арене.

Давид, увлеченно осматривая штатную тормозную систему автомобиля, ответил старшему товарищу:

— Ты ведь отлично знаешь, что я люблю гонки не из-за славы и наград, а потому я никогда бы не стал тем, о ком ты сейчас так проникновенно рассказываешь.

— Почему же ты всегда отделял одно от другого? Можно же и гонщиком титулованным быть, и искренне любить свое занятие.

— Я для того и отделяю, чтобы искренне любить свое занятие, — спокойно реагируя на ворчание тренера, сказал Давид. — Ладно, расскажи лучше, что ты задумал.

— Парни думающие, с потенциалом, но пока зеленые слишком. Им бы поднатореть к следующему сезону. Клуб хочет выставить гонщиков для участия в национальном чемпионате, а потом, дай бог, отобраться на международные в составе сборной. Я не прошу тебя победить, я прошу тебя помочь мне воспитать поколение первоклассных гонщиков. Ты — мой лучший ученик, так кого же мне еще просить о помощи?

— Так ты хочешь, чтобы я провел их по трассе?

— Именно.

— Почему сразу не сказал? А то завел снова свои нотации про любовь к профессиональному спорту и вынудил меня обороняться, — поднял руки в капитулирующем жесте молодой человек. — Конечно, я помогу тебе, Альберт. Когда заезд?

— В эту субботу. Будет еще несколько ребят из Старково. Они не новички, так что нашим сладко не придется. На этой прекрасной ноте и завершим сезон.

Давид скосил сомневающийся взгляд на тренера и спросил:

— Что за Старково? Ты в тех парнях уверен?

— Не переживай на их счет. Это ребята моего давнего друга, мы с ним когда-то начинали вместе. Вот только он дошел до международного разряда, в отличие от меня.

— Ты не прибедняйся давай. Если б ты до седин гонялся за регалиями международника, то никакого клуба бы тут не было, и сколько тогда мальчишек осталось бы без своей мечты? У тебя, Альберт, более благородная цель в жизни, пусть и менее титулованная.

Мужчина молча закурил. Его мысли невольно обратились к прошлому, по которому, вероятно, все же в душе имелись свои сожаления. Глубоко втягивая дым оставленной во рту сигареты, он принялся отворачивать колесо, а через минуту Альберт признался:

— Знаешь, мне с возрастом все чаще кажется, что однажды я просто где-то струсил.

— Струсил? Нет, не думаю, — рассуждал Давид, не пытаясь утешать наставника. — Я хорошо помню, как часто к тебе приезжали разные люди и предлагали выйти на мировой уровень, но ты, ни секунды не сомневаясь, выбирал клуб и нас, балбесов.

— Ты сейчас так рассказываешь, будто с моей стороны это был подвиг какой, — хмыкнул мужчина.

— Нет, ты просто правильно понял, в чем твоя настоящая мечта, — произнес Давид и отставил в сторону еще одно колесо.

— Как и ты.

— У меня был хороший учитель, — посмеялся молодой человек.

— Хороший учитель улыбается с фотографий лучших спортивных изданий вместе с чемпионом-учеником.

— Хороший тренер — да, но хороший учитель — это всегда чуть больше, — Давид похлопал наставника по плечу. Вот теперь он его утешал, отлично понимая — Альберт до сих пор не смирился с тем, что Давид так и не шагнул в большой спорт.

Собеседник ничего не ответил, лишь тихо выдохнул свои последние на этот счет сожаления. Перед ним ведь давно уже не безрассудный мальчишка с мечтами, ведущими в никуда, теперь он смотрит на уверенного и четко знающего свой истинный путь мужчину. Это был тот самый момент, когда наставник учился у своего ученика — верить себе, своему выбору и не колебаться, сделав его. Если б он только знал, что когда-то это решение Давиду далось очень нелегко. Хорошо, что он этого не знал.

Давид никогда не делился с кем-либо своими сожалениями по поводу несбывшихся надежд. Он с самого детства привык все переживать в себе именно потому, что окружающие с всегда считали Давида тем, у кого не могло быть слабостей. Через отношение близких он и сам поверил в это.

И лишь по прошествии многих лет в его жизни появился человек, который помог Давиду понять, что он не перестанет быть собой, если признает ту ищущую утешения часть себя. Только так можно распрощаться с прикипевшими к душе сожалениями. Если мечта все чаще заставляет оборачиваться назад, то, вероятнее всего, она давно стала теплым воспоминанием. И чтобы она больше не горчила, нужно проявить смелость и оставить ее на полке своей несовершенной человеческой памяти, словно счастливый снимок. Истинная мечта не может жить в прошлом, время, в котором ей должно существовать, — это будущее.

Давид подкатил к стене последнее колесо и, сохраняя внешнюю безмятежность, произнес:

— Рассчитывай на меня, Альберт. Заявлю на старт GT35, заодно обкатаю.

— Уже собрал? Ты же вроде на нее еще ждал тормоза?

— Вчера пришли. До субботы поставлю и отрегулирую.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

Саша приехала в офис под предлогом большого объема работы, вот только способность к работе вернуть она даже не пыталась. Все чаще теперь ей нужен был повод, чтобы просто побыть одной, чтобы можно было снять эту маску вечного благополучия и, никого не пугая, посидеть наедине со своей бесповоротной тоской.

Он помог ей несмотря ни на что, и именно это стало последним щитом ее мнимого «все в порядке». В стороне остались их озвученные разногласия и невысказанные обиды, разлучившие их непримиримые позиции и особенно ее предательство чувств, которым Давид остался верен до конца. Он сумел принять, он постарался простить, и, в конце концов, именно он смог дать Саше то, чего ей самой добиться так и не удалось. И во имя чего все это?.. Ему не нужна была показуха, он не совершал подвигов ради выгодной позиции в кругу конкурентов, он делал все это для нее одной, не оставляя себе ничего.

Внутри Саша ощущала лишь пустоту. В тот самый момент, когда она узнала о его истинных чувствах, к ней пришло и другое понимание — этот поступок Давида еще больше разделил их судьбы. Его немое содействие могло означать только одно — это был прощальный подарок. Подарок, благодарность за который ей нечем отдать. Слишком велика его ценность, крайне мала значимость ее самой.

Саша положила голову на стол и невидящим взглядом уставилась в высокое офисное окно, с безразличием наблюдая, как солнце пересекает небо. За столько часов, проведенных в молчании, тишина дрожала вокруг — даже ей бывает зябко от одиночества. Слезы как-то сами собой катились на бумаги и счета, но Саша впервые не спешила вытирать их — сегодня она нарочно осталась одна, чтобы покорно выслушать до сего момента игнорируемое сердце.

Словно в отместку, оно больно ударило в грудь. Саша машинально схватилась за ворот рубахи и задержала дыхание, чтобы хоть как-то подавить рвущуюся наружу истерику. Именно в этот момент на телефон пришло короткое сообщение, после которого душа оставила ее тело:

«С Давидом беда. Он попал в аварию…»

Грудь Саши вздымалась высоко и часто, но воздух не желал проходить в ее легкие сквозь окаменевшее нутро. Трясущимися руками она держала телефон у уха и, мысленно умоляя ответить, слушала долгие гудки. Спустя некоторое время автоответчик бесчувственным голосом попросил перезвонить позднее. В агонии Саша принялась звонить Лусине. Ничего. Тетя Анаит. Ничего. Тетя Нарине. Тоже ничего. Никто так и не ответил ей.

Не отдавая отчета своим действиям, она вскочила с места и бросилась к машине. По дороге Саша все так же пыталась связаться с родными Давида, но все так же тщетно. Неведение сводило с ума. Как добралась до автодрома, Саша не помнила, ее существование встало на паузу с того момента, как она получила это злополучное сообщение, и так будет, пока она не увидит Давида.

Саша бросила машину посреди парковки и побежала к моргающим фонарям эвакуатора. Стадион все еще ярко освещался, но, по всем признакам, уже давно опустел. А когда Саша увидела количество людей и техники на гоночной трассе, ее затрясло еще больше — авария была серьезной.

Саша подбежала к толпе сотрудников автодрома, пытаясь среди них найти хоть одно знакомое лицо. Никто не замечал ее судорожных метаний, занимаясь погрузкой смятого, будто попавшего под многотонный пресс, автомобиля.

— Гонщик не жилец, — тихо бросил старый механик помощнику и стукнул по кузову эвакуатора. — Увози!

После этих слов Саша потеряла землю под ногами. В этот момент она могла думать только о том, что у нее на этот раз не будет времени даже попрощаться с Давидом, сказать, как любит его и сожалеет о той боли, которую причинила ему.

— Простите, — дрожащими губами обратилась она к мужчине, — вы не знаете, в какую больницу его увезли?

* * *

Саша распахнула дверь и влетела в палату, страшась увидеть худшее. Она не сразу поняла, какая картина открылась ей. Давид спокойно сидел на кровати спиной к двери и смотрел в окно на ярко-красное закатное солнце. Из одежды на нем были только брюки, а рядом лежал его спортивный комбинезон.

Мыслями молодой человек был где-то очень далеко, чувствами, по всей видимости, тоже. Давид без особого желания повернул голову, думая, что вернулась медсестра. Он безучастно посмотрел через плечо, но никого не увидел и тотчас остался равнодушен к посетителю.

Едва чувствуя под собой почву, не замечая, что слезы безостановочно бегут по щекам, Саша медленно прошла вперед и остановилась перед Давидом. С ужасом в сердце она осмотрела его раны, но вскоре убедилась, что это не угрожающие его здоровью царапины и ушибы. Кажется, только сейчас она смогла вдохнуть свой первый глоток воздуха.

Их взгляды встретились в печальном молчании, которое невыносимо больно полоснуло сердце Саши. Она так боялась, что опоздала, она едва не сошла с ума за эти часы неведения, которые разделяли их с Давидом от встречи. А, возможно, ее рассудок все же успел пострадать от перенесенного потрясения, потому что в следующий миг Саша бросилась на шею Давида и крепко обняла его. Он не стал ее останавливать, но не проявил взаимности. Саше было на это плевать. Всхлипывая, она коснулась ладонью его лица и под воздействием минутного порыва намеревалась поцеловать. Но на этот раз молодой человек воспрепятствовал этому эмоциональному поступку Саши. Отстранившись, он едва отвернулся и дал понять, что не желает этого.

Нет, он не шел на поводу у обиды, просто хотел до конца быть с ней честным и благородным. Саша замужем за другим мужчиной и не должна дискредитировать себя, даже если сейчас ее разум затуманен сильными эмоциями. Очень скоро этот порыв пройдет, а сделанного не воротишь. Меньше всего Давид хотел, чтобы она потом страдала из-за сожалений об этом поцелуе. Он не мог позволить ей запомнить их последний поцелуй таким — неловким, постыдным, жалким.

— Я в порядке, — тихо произнес он. — Правда. Это всего лишь царапины. Я пострадал меньше всех.

Он поднял руки, наглядно демонстрируя, что не солгал. Быстро стирая слезы с испуганного лица, Саша вдруг осознала, что только что произошло. Девушка попыталась оправдаться за свое поведение:

— На автодроме я услышала, что гонщик при смерти…

— В аварии участвовало несколько машин. Один из пилотов действительно в очень тяжелом состоянии. Остальные легче отделались.

— Вот как, — растерянно произнесла Саша, понимая, как, должно быть глупо сейчас выглядит. — Лу написала смс, а потом никто не брал трубку, вот я и поехала на автодром…

Давид заметил, что Саша легко одета. Вероятно, она так торопилась, что просто не взяла с собой ничего из теплой одежды. Он взял с кровати свое пальто и осторожно накинул на ее дрожащие от холода плечи.

— Да, прости, что заставили волноваться, — с лишней учтивостью произнес он, как обычно успокаивают чужих людей. Он должен был провести эту границу между ними, он не мог не провести эту границу между ними. — Услышав новость, все сорвались с мест и не взяли телефонов, а мой в раздевалке…

— А где сейчас тетя Анаит, где все? — Саша пыталась увести Давида от мыслей о ее отчаянном поведении на другие, более нейтральные темы, но он, как назло, только еще пристальнее смотрел на нее.

— Они недавно уехали. Лу переволновалась и почувствовала себя плохо, в ее положении это не шутки.

— С малышом все в порядке? — испуганно спросила она.

— Да-да, слава богу, все хорошо.

Вот и все. После этого короткого разговора у них больше не осталось поводов для разговора. Дальнейшее ее пребывание здесь было бы по меньшей мере странным. Неуверенно отступая назад, Саша сказала:

— Что ж, тогда я пойду. Прости за это, еще раз…

— Все в порядке, — кивнул он.

Саша заставила себя улыбнуться, пусть получилось не совсем правдоподобно. Это была маскирующая улыбка человека, который боится выразить истинные чувства из-за того, что они просто будут в тягость собеседнику. Таков удел чужих друг другу людей.

У самого выхода она сняла пальто и, оставив его на тумбочке, вышла из палаты. В ее опустошенном сознании был лишь один вопрос: почему расставаний непременно должно быть на одно больше, чем встреч?..

Ответа не было ни сейчас, не пришел он и по прошествии времени. И вот уже жизнь шла своим чередом. Мать так и не смогла примириться с потерей бизнеса и впала в затяжную депрессию. Чуть позже она была признана недееспособной, и Саша взяла над ней опеку. Доля матери отошла Михаилу, как законному представителю по генеральной доверенности. Саша передала Павлику тридцать девять процентов от своих шестидесяти девяти, Михаилу — управление, а сама помогала ему выводить компанию из долгосрочного кризиса, в который ее загнала мать и ее неконтролируемая алчность. Дядя Гриша также не отличался бережливостью, вскоре он погряз в долгах. Несколько раз он приходил в дом Саши и пытался требовать денежные суммы на оплату по его распискам, но потом куда-то исчез и после этого его никто уже не видел. Ходили слухи, что он сбежал в Казахстан или Киргизию, но ни слухи о нем, ни он сам никого не интересовали.

Лу родила здоровую девочку, которую назвали, как всегда и мечтал Давид, Асмик. Саша поздравила подругу по телефону и обещала навестить их с малышкой по прошествии некоторого времени. На встречу в роддом она не поехала, поскольку считала, что не имеет права омрачать этот замечательный семейный праздник. Лусине заверила подругу, что все будут только рады ее присутствию, но настаивать не стала, потому что знала, каких страданий будет стоить эта встреча самой Саше.

По просьбе родных, но, прежде всего, опираясь на свои желания, Давид вернулся в компанию. Все, в том числе Мануш и младшая ветвь в полном составе, признали, что лучше Давида на этой должности никто не справится. За этот без малого год, как Давид покинул свой пост, компания понесла серьезные убытки и потеряла несколько значимых проектов. Это неизбежно отразилось на финансовом положении. Перед старым новым генеральным директором стояла задача сокращения издержек и выверенного антикризисного управления.

И хотя разбитое не склеить без швов и трещин, жизнь все же постепенно начинала налаживаться. Иногда мы просто должны с чем-то покорно смириться, а иногда — лишь терпеливо подождать…

* * *

В дверь кабинета постучали.

— Давид Геворкович, вот таблетки от головной боли, — заботливо произнесла Сюзанна, поставив на стол поднос с водой и анальгетиками.

— Спасибо, Сюзанна.

— Не за что, — грустно улыбнулась она, глядя на его подавленный вид. Девушка уже собиралась выйти, как вдруг вспомнила: — Кстати, звонили из отдела кадров. Сегодня назначено несколько собеседований с кандидатами на сотрудника по антикризисному управлению. Вы как, будете участвовать в беседе, или уйдете пораньше?

— Пожалуйста, скажи, что я сам проведу эти встречи, — так же апатично отвечал он. — Мне все равно нечем заняться.

— Как это нечем?! У вас ведь сегодня день рождения. Разве вы не поедете домой праздновать вместе с семьей?

— Нет, не сегодня, — вглядываясь в серое небо над столицей, спокойно произнес он.

— Хорошо, Давид Геворкович. Передам, чтобы приглашали к вам, — понимая, что коснулась болезненной темы, сообщила Сюзанна и быстро вышла из кабинета.

Он глубоко задумался, вспоминая тот одновременно злополучный и счастливый день. Утром он точно так же стоял у окна и смотрел, как лихач окатил из лужи девушку. Тогда он и представить не мог, что эта девушка станет самым большим счастьем в его жизни, станет смыслом его жизни. Что, если тогда не произошло бы этой аварии и он просто принял Сашу на работу. Они ведь могли бы и не полюбить друг друга в таких обстоятельствах, между ними не было бы семьи, которая невольно и свела двоих, вынуждая притворяться…

Сегодня — не тогда. Сегодня шел снег, и та весна ушла безвозвратно.

Сколько прошло времени, что он так беспробудно провел в своих воспоминаниях? В дверь снова постучали, а затем и вошли. Давиду трудно было сразу вернуться в реальность, не оборачиваясь, он заговорил:

— Пожалуйста, проходите. Можете присаживаться, где удобно.

Соискатель послушно отодвинул стул и, почти не издавая звуков, занял место за столом. Давид выдохнул, отгоняя последнее тоскливое воспоминание. Вежливо, но отрешенно произнес он: — Скажите, какой у вас суммарный опыт в антикризисном управлении?

Повисла непродолжительная пауза, но как только раздался ответ, молодой человек не услышал ни одного слова:

— Пять лет. Год в российском бизнесе и четыре в США.

В тот момент, когда прозвучал этот нежный голос, роднее и любимее которого для него не было, Давид признал, что окончательно потерял волю. Поэтому когда он обернулся, то на его лице была искренняя, безнадежная печаль, что и минуту назад до появления Саши. Он слишком сильно скучал по ней, чтобы сейчас найти в себе смелость и показать, какой он на самом деле гордый и независимый. Напротив, Давид показал, что перед ней он абсолютно безоружен.

— Я не смогу работать с тобой… — бессильно выдохнул Давид. — Для меня это станет невыносимой мукой, Саша.

Девушка поднялась с места и с теплой улыбкой на губах заговорила:

— Давид Геворкович, пожалуйста, позвольте мне рассказать о себе, затем просмотрите мое резюме, а после этого вы, возможно, поменяете свое решение.

— В твоих профессиональных качествах я не сомневаюсь и вряд ли смогу найти кого-то достойнее, но я сейчас совсем о другом…

— И все же, не могли бы вы выслушать? Прошу.

Сколько еще она планирует мучить его?

— Хорошо, — он смирился с муками, на которые она его обрекла.

— Благодарю, — мягко сказала Саша и протянула свое безупречное резюме директору. — Меня зовут Филатова Александра Викторовна. Мне тридцать лет. Семейное положение…

— Это не обязательно, — перебил Давид, опуская взгляд.

— …не замужем, — закончила фразу Саша, все так же хитро улыбаясь впавшему в состояние полнейшего непонимания Давиду. — Имею профильное образование Калифорнийского Университета…

— Что ты сказала? — выпалил он в надежде, что не ослышался.

— О чем? Об образовании? — стараясь сохранять серьезный вид, спросила Саша. — Профильное образование Калифорнийского…

— Нет.

— Мне тридцать лет.

— О замужестве. Где твой муж?

— Муж? — нахмурилась девушка, будто совершенно не понимает, о чем речь. — У меня его никогда не было. Я же говорю, семейное положение: не замужем.

— Никогда не было?..

— Если быть откровенной, то однажды я действительно чуть не вышла замуж… За человека, которого никогда не смогла бы полюбить, но он оказался на редкость благородным мужчиной и принял решение за меня, вернув мне обещание связать себя с ним узами брака.

— Я видел свадебное фото… Я видел ваше свидетельство о браке, — возразил Давил, чувствуя, как сердце заходится в груди.

— Это было очень правдоподобное представление для моей кровожадной матери. Но позже выяснилось, что в нем не было никакого смысла… — покаялась девушка.

— Представление?

— Мне казалось, что только так, согласившись на ее условия в последний раз, я наконец смогу освободиться от ее влияния, но у моей истинной свободы был иной творец.

В какой-то момент Давид просто поверил, что все это происходит на самом деле. Он словно позволил своему сердцу еще один шанс на надежду, когда доверился теплому чувству, разливающемуся в его груди. Перед ним сейчас женщина, которую он безмерно любит, и, похоже, на этот раз они наконец могут искренне, без недопониманий поговорить друг с другом.

— Звучит, будто это был какой-то подвиг с его стороны, — деланно усмехнулся он.

— Верно, этот человек для меня настоящий герой.

— И кто же он?

— О, это невероятно красивый, умный и заботливый мужчина. Он был настолько благороден, что пожелал оставить свое имя в тайне, совершив доброе дело без какой-либо выгоды для себя.

— Похоже, он действительно выдающийся, — рассмеялся Давид, окончательно сбрасывая маску притворства.

А Саша продолжала расхваливать Давиду его же самого, желая донести до него свое первое настоящее признание:

— Вы даже не представляете, насколько выдающийся. Он всегда проявлял по отношению ко мне искреннюю заботу. Чтобы скрыть мой обман, он даже согласился сыграть роль моего жениха, а ведь до того дня мы не были даже знакомы.

— Не может быть. Какое благородство! — выгнув брови, Давид изобразил изумление, чем рассмешил Сашу.

— Поверьте, все так и было. Не имея никаких причин на то, он всегда был ко мне добр, помогал моей семье, и снова абсолютно бескорыстно, а взамен получал лишь курьезные ситуации и все нарастающий ком лжи.

— Не верю, что он так уж благороден и ничего не получал взамен. Думаю, ты просто принижаешь свои заслуги, считая их чем-то обыденным. Разве ему не предназначалась искренность в ответ? Он не чувствовал тепла и заботы рядом все это время? Не может быть, чтобы он не благодарил бога за каждый миг, что тот позволил провести вам вместе.

— Мне сложно было судить, ведь тогда счастье, которое досталось мне, я никогда не считала своим по праву. В то время я жила в ненависти к себе за то, что предаю доброту этого мужчины, в страхе за то, что однажды потеряю его…

— Неужели все так и случилось?

— Да, верно, — в глазах Саши читалось раскаяние, она наконец-то могла свободно сказать любимому мужчине все то, о чем молчала прежде. — Мы расстались из-за того, что на искренние чувства я ответила подлостью.

— Нет, уверен, ты ошибаешься. Сдается мне, что вы расстались из-за его высокомерия и гордости. Из-за его страха твоего безразличия… Этот дурак слишком поздно понял, что не обиду должен держать двумя руками, а женщину, без которой его некогда счастливая жизнь обратилась пустотой.

— Признаться честно, я тоже чувствовала себя невероятно счастливой, когда была его случайной невестой…

— Как же это было?

— О чем вы? — переспросила Саша, на этот раз правда не понимая вопроса.

— Как он стал вашим женихом?

— Ах, об этом… — девушка снова хитро прищурилась. Она поняла, в какую игру играет Давид и приняла его правила. Теперь Саша сопровождала каждое свое действие неспешным повествованием: — Я медленно подошла к его рабочему столу и потянула на себя верхний ящик. Даже не знаю, что рассчитывала найти, но нашла именно то, на что никогда бы не рассчитывала…

— Очень интригующе. И что же это было? — спросил Давид, подходя ближе.

— Маленькая коробочка, наподобие вот этой… — Саша покрутила в руке знакомую бархатную шкатулку. — Словно под действием момента, я открыла ее и увидела красивое старинное кольцо, которое так и манило примерить.

— А что потом?

— Потом я осторожно извлекла этот символ мужской любви и преданности и надела на безымянный палец правой руки…

— Вот так? — Давид медленно надел на палец Саши кольцо.

— Да, верно, все так и было… Именно так я и стала его невестой…

Молодой человек притянул ее к себе, коснулся губами ее волос и собственнически прошептал:

— Хорошенько это запомни. Ты моя невеста с того самого дня. Больше никогда не снимай символ моей любви и преданности.

— Дав… — дыхание Саши сбилось из-за всепоглощающей радости, что она даже не смогла закончить фразу.

Губы Давида сперва неуверенно, будто проверяя, можно ли им подобные вольности, коснулись губ Саши. В следующий миг этот поцелуй со всей искренностью рассказывал, как эти двое скучали друг по другу.

В этот момент дверь кабинета распахнулась, пропуская Анаит и Нарине.

— Давид, сынок… — только и успела с порога произнести Нарине, как перед их глазами открылась невероятно радостная картина — воссоединение двух влюбленных.

— Тогда примерно так же все произошло… — улыбнулась Саша, едва губы Давида оторвались от ее губ.

Молодой человек улыбнулся в ответ и только крепче прижал Сашу к себе. Давид снова поцеловал невесту, не обращая никакого внимания на маму и тетку, которые, казалось, были совсем не против остаться незамеченными.

— Анаит, сестра, ты видишь то же, что и я?.. — промямлила опешившая Нара, толкая сестру в бок.

— Да, сестра… И то, что мы обе видим, мне безумно нравится, — ответила не менее потрясенная Анаит.

Словно боялись помешать, незваные гостьи медленно опустились на край дивана и вполголоса заговорили:

— Правду говорят, что у судьбы нет причин без причин сводить посторонних…

— И уж тем более, если эта причина — любовь.

* * *

Конец))

Всем тем, кто дождался этого заветного слова из пяти букв, огромное спасибо!

Спасибо за терпение, за отзывы и оценки, которые стали едва ли не единственным стимулом закончить этот роман. Спасибо, что делились впечатлениями о героях, размышлениями об их поступках, это как посмотреть в зеркало — очень помогало.

Если не брать в расчет рукопись «Ты сгоришь от желания», то остался один, пожалуй, самый долгий мой роман (чем я точно не горжусь) — «Элейн — королева его пороков». Его статус скоро тоже перейдет в разряд «завершен», прошу только еще немного вашего терпения.

Если среди тех, кто видит это мое послесловие, есть читатели, ожидающие продолжения «Ты сгоришь от желания», то еще неделю назад я попросила бы их не ждать больше, потому что не собиралась его продолжать и тем более заканчивать. Но сейчас, когда основные мои работы завершены (или почти завершены), я возобновлю выкладку глав в течение двух-трех недель.

Еще раз спасибо всем и до новых прод!

Варвара Атран

Конец