Мой скандальный хоккеист

Глава 1. Ария

Я ненавидела каблуки.

Они впивались в кожу, как оковы, и с каждой секундой напоминали, что этот мир создан не для слабых.

Я ненавидела красные дорожки.

Слишком яркие, слишком громкие, слишком искусственные. Здесь улыбки были острее ножей, а платья — тяжелее чужих взглядов.

И всё же я шла. Голова выше, шаг уверенный, улыбка безупречная.

Потому что рядом был он. Райан.

Толпа ревела. Вспышки били в глаза так, что я едва различала лица. Голоса сливались в один гул:

— Ария! Посмотри сюда!

— Райан, поцелуйтесь!

Он склонился ко мне, и мир взорвался новым шквалом визга. Его рука уверенно легла на мою талию, и сердце внутри дрогнуло, будто это было в первый раз. Он был слишком красивым, слишком ярким — и всё равно только мой.

Я знала, миллионы видят нас как идеальную пару. Они мечтают быть на моём месте, завидуют, судят. Но правда была в том, что именно здесь, рядом с ним, я и чувствовала себя собой. Пусть и под софитами.

— Спину ровнее, малышка, — прошептал он мне в ухо.

Я усмехнулась. Вот он, мой Райан. Даже в этот хаос он умел оставаться сосредоточенным.

Я засмеялась звонко, и камеры жадно ловили каждый миг.

— Самая красивая пара Голливуда! — крикнул кто-то.

И я поверила. На секунду — но поверила.

Потому что он сжал мою талию крепче. Потому что его взгляд — даже поверх вспышек — был только для меня.

Мы сошли с дорожки, и гул позади стих. Только тогда я смогла выдохнуть. Каблуки всё ещё впивались в ступни, смущали софиты, раздражал липкий блеск вокруг — но рядом с ним всё это имело смысл.

Райан отпустил мою талию и сразу развернулся к ближайшему зеркалу. Ладонь скользнула по волосам, он наклонился ближе, проверяя каждый локон.

— Ну? — спросил он, всё ещё глядя на отражение. — Как я выглядел? Не помялся?

Я улыбнулась. Вот уж кто никогда не сомневался в своей внешности.

— Безупречно. Как всегда.

Он наконец посмотрел на меня и усмехнулся.

— Знал. Но всё равно приятно слышать это от тебя.

Я рассмеялась.

— Ты только ради этого со мной встречаешься? Чтобы я напоминала тебе, какой ты красивый?

— Конечно, — подыграл он, притянув меня ближе и чмокнув в висок. — А ещё потому, что рядом с тобой я выгляжу ещё лучше.

— Хитрый, — покачала я головой, но улыбка не сходила с лица.

Он достал телефон, сделал пару снимков и показал мне экран.

— Смотри, картинка будет просто бомба. Мы сияем.

Я наклонилась, глядя на фото. И правда — сияем. Даже со всеми вспышками, шумом, чужими криками вокруг, рядом с ним я чувствовала себя частью этой идеальной картинки.

Зал сиял, как россыпь бриллиантов: бокалы звенели, смех переплетался с музыкой, аромат дорогих духов стоял в воздухе, будто им специально задушили каждую стену. Я сделала глоток шампанского, чувствуя, как пузыри щекочут язык, и старалась дышать ровно.

— Мисс Беннет? — глубокий голос заставил меня обернуться.

Передо мной стоял высокий мужчина лет пятидесяти, с идеальной осанкой и глазами, в которых сквозила уверенность человека, привыкшего, что его слушают. На нём сидел безупречный костюм, чуть старомодный, но это лишь добавляло веса.

— Джонатан Хьюз, — представился он, протягивая руку. — Я один из организаторов этого вечера.

Я ответила рукопожатием, улыбнувшись своей «правильной» улыбкой, но в этот раз улыбка вышла почти искренней.

— Очень приятно.

— Взаимно. Я недавно видел ваш новый фильм… — он сделал паузу, будто смакуя название. — “Сердце в огне”. Вы играли там главную роль, и, должен сказать, это было впечатляюще.

Я замерла на секунду. Сердце в огне было для меня чем-то большим, чем просто роль. Там я проживала каждую эмоцию так, словно это была моя жизнь, а не сценарий. И услышать похвалу — именно сейчас, в этом зале, среди фальшивых улыбок — значило неожиданно много.

— Спасибо, — я чуть склонила голову, чувствуя, как внутри разливается тепло. — Эта работа действительно была особенной для меня.

— И это видно, — кивнул он. — Вы были… — он начал подбирать слово, — настоящей.

Я не успела ответить.

— Настоящей? — раздался рядом знакомый насмешливый тон. Райан. Он появился так резко, словно вырос из воздуха. Его рука тут же легла мне на плечо — уверенная, собственническая. — Дорогой, ты явно не видел, как она играет дома, когда спорит со мной из-за выбора вина. Вот там талант!

Мужчина слегка замялся, улыбнулся вежливо, но взгляд его стал сдержанным. Я почувствовала, как краска заливает щёки.

— Райан, — попыталась я мягко, но он уже продолжал:

— Но согласитесь, — его фирменная улыбка сверкнула так, что ослепила половину зала, — в кино главное — не игра, а то, что зрители запоминают. И, будь честны, в “Сердце в огне” все обсуждали вовсе не актёрскую работу, а наши совместные сцены с Арией. Химия, страсть… — он усмехнулся и сжал моё плечо сильнее. — Тут уж я приложил руку.

Смех вокруг. Кто-то из проходящих гостей хмыкнул. Джонатан тоже улыбнулся, но уже сухо, официально.

Джонатан слегка прочистил горло, но прежде чем уйти, задержал на мне взгляд.

— Знаете, мисс Беннет… я ведь ваш поклонник. — Его голос прозвучал спокойнее, но увереннее. — И должен признаться, в “Сердце в огне” вы показали не только талант, но и силу. Настоящую.

Я замерла, сердце дрогнуло. Он говорил это так просто, без реверансов, без фальши. И это звучало громче, чем любые аплодисменты.

— Спасибо, — выдохнула я, и на этот раз улыбка была настоящей.

Он кивнул и чуть наклонился ко мне.

— Я подумал… не захотите ли вы выйти на сцену сегодня? Сказать несколько слов. Наши спонсоры любят вдохновляющие речи. А вы — вдохновляете.

Шампанское в моём бокале едва не пролилось.

— Я?.. — я моргнула, пытаясь понять, не ослышалась ли. — Речь?

— Абсолютно, — подтвердил он. — Это благотворительный вечер, и ваша энергия может стать катализатором для ещё большего. Суммы, поверьте, удвоятся, если именно вы скажете, почему это важно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я растерялась.

Сотни глаз. Камеры. Сцена. И ни одной подготовленной строки в голове.

— Ария? — Райан усмехнулся, и его рука скользнула ниже по моей спине. — Ты уверена, что справишься? Это ведь не фильм, тут дублей не будет.

Краска снова ударила в лицо. Он сказал это в шутку — вроде легко, вроде с улыбкой, но удар был точным. Я услышала тихий смешок от кого-то рядом.

— Райан, — Джонатан посмотрел на него твёрдо, и в его взгляде вдруг появилось что-то колкое. — Справится ли она? Вы, видимо, плохо знаете мисс Беннет. Она умеет держать зал не хуже, чем камеру.

Моя грудь сжалась. Господи, почему от чужого мужчины я сейчас чувствую поддержку больше, чем от собственного?

— Я… — я вдохнула, собирая всю храбрость. — Если это действительно нужно… я попробую.

— Вот и прекрасно, — Джонатан одобрительно кивнул. — Что ж, мисс Беннет, пойдёмте.

Я успела лишь бросить взгляд на Райана — он всё ещё улыбался, но в этой улыбке сквозила тень недовольства. Его рука не потянулась за мной. Он остался там, с бокалом и телефоном, а я пошла за Джонатаном сквозь толпу.

Зал встретил меня шумом и вспышками. Сердце билось так, что я боялась — его слышит каждый. Ступеньки к сцене казались выше, чем в киношных павильонах, свет — ярче, чем софиты.

Ведущий, сияющий и безупречный, взял микрофон:

— Дамы и господа! Сегодня с нами особенная гостья. Та, чья энергия вдохновляет миллионы. Прекрасная Ария Беннет!

Аплодисменты. Сильные, громкие, слишком настоящие. Я шагнула вперёд. Свет ударил в лицо. На секунду всё внутри закричало: беги.

Но я взяла микрофон. И вдруг тишина показалась громче аплодисментов.

— Добрый вечер, — сказала я, и голос дрогнул. Несколько секунд — и я нашла в зале взгляд Джонатана. Твёрдый, спокойный. Поддерживающий. Я вдохнула глубже. — Знаете… я привыкла говорить слова, написанные для меня сценаристами. Но сегодня у меня нет текста. И я скажу то, что думаю сама.

Я сделала паузу. Толпа слушала.

— Мы все привыкли к красоте этого мира. Дорогие платья, вспышки камер, яркие улыбки. Но ведь на самом деле мы здесь не ради этого. Сегодня мы собрались ради тех, кто не может купить себе вечер в таком зале. Ради детей, ради семей, ради тех, кто каждое утро начинает с вопроса: «А будет ли у нас завтра?»

Я почувствовала, как ком подкатывает к горлу.

— Когда я снималась в “Сердце в огне”, мой персонаж боролась за то, что для неё действительно важно. И сегодня я понимаю, что в жизни всё то же самое. Важно не то, кто в каком платье, а то, кого мы можем спасти. Кому мы можем подарить надежду.

Я посмотрела в зал. Чьи-то глаза блестели. Кто-то кивнул.

— Так что давайте сделаем так, чтобы сегодняшний вечер был не просто красивым. Пусть он станет настоящим. Чтобы каждый из нас ушёл отсюда, зная: мы сделали мир хоть чуточку лучше.

Я опустила микрофон. Тишина. Полторы секунды — и зал взорвался аплодисментами. Настоящими, горячими, от которых звенело в ушах.

Вернула микрофон, и ведущий тут же подхватил программу вечера.

С бокалом в руке я вышла в коридор и направилась искать Райана. Хотелось поделиться с ним этим странным ощущением, услышать хоть пару слов поддержки.

Дверь на балкон оказалась приоткрытой, и я вышла наружу. Ночь встретила прохладой, ветер тронул подол платья. Но я остановилась, когда услышала голоса.

— Честно, я вообще не понимаю, что все в ней нашли, — говорил мужской голос, низкий, чуть насмешливый. — Красота, да. Но актриса? Смешно. Если бы не Райан, никто бы и имени её не знал.

— Ну не будь так строг, — отозвалась женщина, скучающе тянув слова. — Она хотя бы старается.

— Старается? — рассмеялся мужчина. — Публика любит красивую картинку. Вот и всё.

Они снова засмеялись — легко, мимоходом, как будто обсуждали не живого человека, а чей-то рекламный плакат.

Я застыла на пороге. Бокал дрогнул в руке. На секунду захотелось выйти к ним, сказать всё, что думаю. Но я лишь глубоко вдохнула.

Это была моя жизнь. Здесь всегда найдутся те, кто обесценит. Кто сведёт всё к картинке.

Я сделала шаг назад, возвращаясь в зал. И позволила себе только короткую, почти незаметную улыбку.

Я знала — научилась не обращать внимания.

Глава 2.Итан

Я врезался в борт и выругался.

Третий час тренировки, а броски всё ещё шли криво. Лёд стонал под коньками, дыхание вырывалось паром, мышцы горели.

— Коул! — прорезал гул арены голос Донована. — Ты капитан “Бостон Вулвз”, а не мальчишка из дворовой коробки! Соберись, чёрт тебя дери!

Я рванул обратно в игру, врубаясь в ритм. Пас. Размах. Бросок — шайба влетела в сетку с гулким звоном.

— Вот так! — донеслось из ворот. Маркус гулко стукнул вратарской клюшкой по льду. — Наконец-то проснулся!

Я усмехнулся, стянул шлем. Пот заливал виски, сердце колотилось в горле — и именно это чувство заставляло жить.

— Коул! — снова рявкнул Донован. — Ты поведёшь команду или мне искать капитана с яйцами покрупнее?

— Поведу, чёрт возьми! — выкрикнул я и рванул по кругу.

Лёд поддался под коньками, клюшка врезалась в шайбу, и в этот раз я отправил её прямо в угол. Маркус дёрнулся, но не достал. Чисто.

Он отбил по штанге вратарской клюшкой, издав гулкий звук, и крикнул:

— Ладно, капитан, вот это уже похоже на игру!

Я ухмыльнулся. Донован промолчал, и это было лучше всякой похвалы.

А молчание Донована было дороже похвалы.

Когда свисток всё-таки прозвучал, я скинул перчатки и докатил к скамейке. Сердце колотилось, тело горело — и именно ради этого я жил.

В раздевалке ударил привычный запах: мокрая форма, резина, ледяная крошка, перемешанные с дешевым дезиком и мятной жвачкой. Шум стоял такой, что уши закладывало: щёлкали бутылки, хлопала экипировка, смех, мат вперемешку.

— Ну и цирк ты устроил, Коул, — буркнул Маркус, стягивая шлем и откидываясь на лавку.

— Заткнись, — огрызнулся я, откручивая крышку бутылки. Вода хлынула в горло — холодная, живая.

— Да ладно тебе, — Джейден уже рыскал по сумке, выудил телефон и скривился. — Смотрите, Эмили снова сториз выложила. Три дня назад клялась, что бросит хоккеистов, а теперь с защитником «Айсбергов» тусит.

— Девки, — фыркнул Томпсон, сбрасывая налокотники. — Все одинаковые. Сегодня с тобой, завтра с кем-то покруче.

— Говорит человек, которого вчера прокатила официантка из спорт-бара, — хмыкнул Маркус.

Раздался дружный ржач. Томпсон кинул в него перчаткой.

— По крайней мере, у неё были сиськи, — огрызнулся он.

— У тебя тоже, — не выдержал я, и команда снова заржала.

Воздух вибрировал от смеха, матов и хлопков — как всегда, привычный хаос. Моя команда. Мой запах раздевалки. Моё стадо волков.

Дверь хлопнула. Вошёл Донован.

Тишина рухнула мгновенно.

— Коул, — его голос был как хруст льда под коньком. — Капитан не должен просыпаться в середине тренировки.

Я стиснул зубы, уставился в пол.

— Исправлюсь.

Он задержал взгляд на мне, кивнул и вышел.

Шум вернулся сразу — словно выключатель щёлкнули. Маркус хлопнул меня по плечу, сунув бутылку в руки.

— Расслабься, капитан. У нас ещё впереди ночь, и бар сам себя не выпьет.

— Ну что, мужики, — протянул Джейден, натягивая джинсы поверх скомканной формы, — пошли в «Айрон Хорнс». Сегодня акции на пиво, а барменша обещала мне улыбку шире, чем у вашей мамы.

Кто-то свистнул, кто-то хлопнул дверцей по шкафчику. Гул, смех, движение. Вечер явно грозил закончиться шумно.

— Коул, — крикнул Маркус, кидая мне куртку, — ты с нами?

Я поймал её на лету, но только покачал головой.

— Нет, парни. Не сегодня.

В раздевалке сразу стихли несколько голосов.

— Да ладно, капитан, — протянул Томпсон. — Ты же первый на барную стойку лезешь, когда разгон начинается.

Я усмехнулся, опуская взгляд.

— Сегодня хочу провести вечер с Хлоей.

— О-о-о, — протянул Джейден, и в голосе прозвучало откровенное поддразнивание. — Наш капитан приручён.

— Да пошёл ты, — фыркнул я, но улыбка всё равно сорвалась.

— Скажи хоть, что приведёшь её в бар, — не унимался Томпсон. — Пусть все убедятся, что она существует, а то фотки в “Инсте” не считаются.

Маркус хлопнул его по плечу и покачал головой:

— Отцепитесь, пацаны. У Коула сегодня свидание.

Я кивнул благодарно. Внутри всё будто согрелось. Да, после изматывающей тренировки, после ледяного ада — мне больше всего хотелось оказаться рядом с Хлоей. С ней шум зала и рёв толпы переставали существовать.

Я выскользнул из раздевалки под свист и смех ребят, которые уже строили планы на бар. Дверь захлопнулась за спиной, и шум мгновенно растворился.

В коридоре арены было тихо: только гул вентиляции да скрип моих шагов. Я стянул шапку поглубже, плечи расслабились — и вместе с ними спадало напряжение.

Машина встретила холодом. Я завёл мотор, включил печку и на секунду задержался, глядя на пустую парковку. Снег ложился мягким слоем, фонари размывали его жёлтым светом. Впервые за день стало по-настоящему спокойно.

Я доехал до дома почти на автомате. В подъезде пахло чем-то домашним — кофе, стиральным порошком и ещё чем-то сладким. И этот запах будто сразу сбросил с меня остатки льда.

Я открыл дверь своим ключом. В квартире пахло сладким парфюмом и чем-то дорогим, слишком резким после ледяного воздуха катка.

— Хло? — крикнул я, ставя сумку у стены.

— В спальне, — отозвалась она. Голос ленивый, растянутый.

Я зашёл и увидел её перед зеркалом. Она сидела в тонком халате, обнажённые плечи блестели в свете ламп, кисточка скользила по губам. Выглядела так, будто готовилась не ко сну, а на обложку журнала.

— Привет, красавица, — я подошёл и обнял её за плечи, прижимаясь носом к её шее.

Хлоя вздрогнула и скривилась.

— Фууу, Итан, ты потный, — она отстранилась, глядя в зеркало, а не на меня. — Ты хоть душ мог принять в клубе.

Я усмехнулся, не обращая внимания.

— Я по тебе скучал, — сказал я тихо и всё же поцеловал её в висок.

Она наконец посмотрела на меня в отражении. Улыбка вышла слишком быстрой, слишком натянутой.

— Я тоже, — произнесла она и тут же отложила кисточку. — Давай быстрее собирайся, у нас мало времени.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В смысле? — я нахмурился. — А я думал, проведём вечер вместе.

Хлоя подняла брови, как будто я сказал что-то странное.

— Итан, ну ты серьёзно? Сегодня пятница. Я договорилась с девчонками, мы идём в клуб.

— В клуб? — я шагнул ближе. — А я думал… ну… дома. Вместе. Как семья. Ты, я, фильм, ужин. Разве тебе этого не хочется?

Она вздохнула и откинулась на спинку кресла, скрестив руки на груди.

— Хочу, конечно, — её голос прозвучал слишком быстро, слишком отстранённо. — Но я уже пообещала девчонкам. Будет некрасиво им отказывать.

Я почувствовал, как внутри что-то сжалось.

— То есть они для тебя важнее?

— Да что ты опять начинаешь, — раздражённо бросила она. — Ты же знаешь, я люблю тебя. Но у меня тоже есть жизнь, понимаешь? Не всё крутится вокруг хоккея и домашних вечеров.

— Я не про хоккей, Хло, — сказал я тише. — Я про нас. Я хочу проводить время вместе.

Она снова посмотрела в зеркало, подкрашивая ресницы.

— Слушай, давай так, — её тон стал мягче, но в нём не было настоящего тепла. — Ты оставайся дома, отдохни. А я ненадолго загляну в клуб. Час-два максимум. Ладно?

Я сжал кулаки и заставил себя кивнуть.

— Ладно.

Она улыбнулась — быстрая, дежурная улыбка.

— Вот и прекрасно. Будь умничкой.

Я остался дома, а Хлоя ушла, и квартира будто выдохнула вместе со мной. Я заказал пиццу, включил старый матч «Рейнджерс» и задремал прямо на диване. Когда она вернулась — позднее, чем обещала, — я почти не услышал, как щёлкнул замок. Её смех тихо разрезал тишину, и я улыбнулся даже во сне.

Потом всё завертелось в привычный ритм.

Тренировки, матчи, лёд. Свистки Донована и жёсткие стыки на бортах. Маркус шутит, парни спорят о пиве и девушках.

Каждое сообщение от Хлои — радость. Каждое короткое «Скучаю» — будто вдох. Иногда она заскакивала ко мне прямо после клуба, пахнущая духами и ночным воздухом. Иногда мы завтракали вместе на скорую руку — кофе и тосты, но для меня это был лучший завтрак на свете.

Так текли дни. Один за другим. Я ловил себя на том, что устаю меньше, когда знаю — вечером увижу её. И каждый вечер, даже самый короткий, казался мне важным.

А потом снова дорога.

Мы уже сидели в самолёте, который вёз “Бостон Вулвз” в другой город. Выезд — не просто игра. Это всегда маленькая война, только начинается она не на льду, а ещё в дороге.

Салон гудел, как раздевалка после матча: кто-то стянул кроссовки и закинул ноги на соседнее кресло, кто-то раскладывал карты прямо на подлокотниках, кто-то спорил, чей бросок на прошлой тренировке был круче.

Запах кофе, спортивных сумок и пропитанной потом формы в чехлах смешался в один. Эта смесь для меня всегда пахла домом.

Я надел наушники, но даже сквозь музыку слышал гул команды: смех, мат, подколы, стук костяшек по столу, треск упаковки сэндвичей. Всё это странным образом успокаивало. Именно так и должна чувствовать себя стая перед боем.

Я достал телефон, машинально проверил сообщения. Хлоя прислала селфи из салона красоты: идеальные губы, идеальные волосы. Подпись: «Жди меня красивой».

Я улыбнулся. Парни могли ржать, сколько угодно, но я знал — после этой поездки всё изменится.

Самолёт приземлился под вечер.

В аэропорту нас уже ждали. Фанаты. Толпа. Плакаты с нашими номерами, майки, маркеры в руках.

— Коул! Сюда!

— Маркус, автограф!

— Мы вас порвём!

Телекамеры тоже были там, объективы жадно ловили каждый шаг. Для кого-то это нервяк, для меня — привычное. Запах резины, флеши камер, рев толпы. Всё это значило одно: скоро лёд.

В лобби отеля нас встретили администраторы, всё блестело мрамором и золотыми буквами. Команда двинула к стойке регистрации, пока Донован строил планы на утро.

— Завтра в девять — собрание. В десять — ледовая. Сегодня отдых, никаких клубов, — он обвёл всех взглядом. — Ясно?

— Ясно, тренер, — хором ответили мы.

Мы с Маркусом заселились в один номер. Обычный гостиничный люкс: две кровати, телевизор на стене, мини-бар, запах кондиционера и свежего белья. За окном мерцали огни чужого города.

Маркус бросил сумку у кровати, рухнул на матрас и застонал:

— Чёрт, ненавижу выезды. Лёд завтра будет как бетон.

— Привыкнешь, — отозвался я, доставая из своей сумки форму.

Пару секунд я колебался, потом достал маленькую коробочку и повернулся к нему.

— Эй, Маркус… хочу тебе кое-что показать.

Он приподнялся на локте, глянул — и сразу округлил глаза.

— Да ладно… это то, о чём я думаю?

Я щёлкнул крышкой. В свете лампы кольцо сверкнуло так, что мне самому захотелось улыбнуться.

— После матча я сразу лечу домой. Сделаю Хлое сюрприз. Предложение.

Маркус присвистнул и сел на кровати.

— Слушай, а ты уверен? Вы же встречаетесь всего полтора года.

Я посмотрел на кольцо и медленно кивнул.

— Она та самая.

Маркус хмыкнул, провёл рукой по лицу.

— Чёрт, Коул… ты реально сумасшедший. Но если уж кто-то и решается на такие вещи без сомнений, то это именно ты.

Я усмехнулся, закрывая коробочку.

— А смысл тянуть? Когда знаешь — просто знаешь.

Я кивнул, растянувшись на кровати. В груди было странное ощущение: смесь азарта перед матчем и ожидания чего-то большего.

Глава 3. Итан

Следующий день встретил нас ревом арены. Трибуны дрожали от криков болельщиков, лёд сиял под софитами так ярко, что казался свежевырубленным куском алмаза.

Я стоял у борта, держал клюшку и чувствовал, как кровь стучит в висках. Сегодня — мой день. Я знал это каждой клеткой. Команда готова, я готов. Мы вырвем эту победу, как голодные волки, и никто нас не остановит.

— Коул, веди их, — буркнул Донован, похлопав по плечу.

Я кивнул, опустил забрало шлема и первым выкатывался на лёд. Шум толпы взорвался, и сердце ухнуло вниз, будто я прыгнул с обрыва — но это было то падение, ради которого я жил.

Первая смена — и я сразу в игре. Пас — резкий, чистый. Рывок. Коньки режут лёд, дыхание горит в лёгких. Шайба слушается, как продолжение руки.

Соперник идёт жёстко, но я ещё жёстче. Удар в борт, ледяная крошка в лицо — я лишь ухмыльнулся под шлемом. Это моё. Это моя стихия.

Маркус тащит в воротах, как зверь: шайба бьётся о щитки, гул ударов разносится по арене. Защита держит линию. Всё работает. Всё встало на свои места.

Шанс — и я уже там. Пас от Джейдена, клюшка у меня на крюке. Замах. Время будто замирает.

И вот он — бросок. Шайба влетает в сетку, сетка вздрагивает, а трибуны взрываются ревом.

— Коооул! — орут болельщики, и звук врезается в сердце сильнее любого удара.

Я вскинул руку вверх. Да, это мой день. Наш день. Всё идёт так, как должно.

Мы держали ритм до самого конца. Каждая смена — как удар в сердце соперника. Мы прессовали их по всей площадке, не давая дышать. Маркус тащил всё, что летело в ворота, защита рубилась намертво, а нападение жгло, будто нас поджигали изнутри.

Табло показывало последние секунды. Мы вели на два гола. Толпа гудела так, что вибрировал лёд. Я врезался в соперника у борта, отбросил шайбу нашему защитнику и услышал долгий пронзительный звук сирены.

Победа.

Парни взорвались радостным ревом, перчатки и клюшки полетели на лёд. Маркус подкатил ко мне, стукнул вратарской клюшкой по льду и заорал:

— Вот это игра, капитан!

Я рассмеялся, обнял его, и мы утонули в общем хаосе: шлемы, объятия, крики, адреналин.

Через час я уже стоял под душем. Горячая вода смывала с меня ледяную крошку и усталость, но внутри было только одно чувство — лёгкость. Сегодня всё было так, как должно. Победа. И впереди то, ради чего сердце билось сильнее, чем на льду.

Я быстро натянул джинсы, футболку, закинул сумку на плечо. Парни ещё ржали в раздевалке, планировали бар и ночь в чужом городе. Я только махнул рукой:

— Я домой.

— К Хлое, — протянул Маркус с ухмылкой. — Ну давай, капитан. Удачи.

Я лишь кивнул. В кармане лежала коробочка с кольцом, и каждый шаг будто приближал меня к главному моменту.

Такси, аэропорт, регистрация — всё промелькнуло на автомате. В иллюминаторе свет мерцающего города постепенно растворялся во тьме

Я влетел в квартиру, даже не замечая, как хлопнула дверь. Сумку швырнул у порога — мне было плевать, что форма останется там до утра. В груди всё ещё бушевала игра, в ушах звенела сирена победы.

— Хло! — крикнул я, шагая через гостиную. — Ты не представляешь, как мы их разнесли!

Тишина.

Я усмехнулся. Наверное, заснула. Или в ванной.

Я прошёл дальше, на ходу стягивая куртку.

— Ты бы видела, Хло. Это было безумие. У меня руки до сих пор дрожат.

Коридор встретил меня гулкой тишиной. Свет в спальне пробивался сквозь приоткрытую дверь. Я улыбнулся. Конечно, ждала. Красавица. Наверняка готовила сюрприз — ужин, вино.

Я толкнул дверь.

И замер.

Хлоя.

Моя Хлоя.

Она сидела верхом на каком-то мужике прямо на нашей кровати. Волосы растрёпаны, кожа блестела от пота, ногти вцепились ему в плечи.

— О боже… да, ещё… — её голос был высоким, пронзительным, наполненным таким удовольствием, какого я никогда раньше от неё не слышал.

Мужик под ней захохотал, резко поднял руки, сжал её бёдра.

— Вот так, детка. Ты создана для этого.

Я застыл в дверях. Мир будто сжался в одну точку: её вскрик, его смех, хриплый стон пронзили меня сильнее, чем любой удар на льду.

Хлоя обернулась. Её глаза распахнулись, губы всё ещё блестели от поцелуев. Она дернулась, будто её ударили током.

— Итан?! — её голос сорвался на визг. — Что ты здесь делаешь?..

Я не ответил. Просто смотрел. Кровь стучала в висках, дыхание рвалось, пальцы сжались в кулаки так, что костяшки побелели.

Она соскочила с мужика, хватая халат с пола, торопливо натянула его, запахивая грудь. Шагнула ко мне, руки вытянуты вперёд, словно я мог ударить её.

— Это… это не то, о чём ты подумал! — слова летели сбивчиво, панически. — Боже, Итан, ты должен меня выслушать. Почему ты так рано вернулся? Ты же говорил, что останешься ещё на день…

— Не то, о чём я подумал? — я рассмеялся, и звук вышел таким, что даже сам испугался. — Ты сидела на нём и кричала, как тебе хорошо! Объясни мне, Хло, что тут можно подумать?

Мужик, до этого наглый и самодовольный, вскочил, хватая джинсы с пола.

— Эй, чувак, спокойно… Я… я не знал, что…

— Не знал? — я шагнул к нему. — Ты трахал мою девушку в моей постели, и ты хочешь сказать, что не знал?

Он поднял руки, пятясь к двери.

— Слушай, я просто уйду, ладно?

— Никуда ты, блядь, не уйдёшь! — взорвался я.

Я схватил его за воротник и со всей силы врезал кулаком в лицо. Хрустнул нос, он заорал и рухнул на пол, хватаясь за кровь.

Я отпустил его воротник, разжал кулаки и отступил назад. Квартира вдруг показалась тесной, душной, стены давили со всех сторон.

— Чёрт… — выдохнул я и развернулся к двери.

— Итан! — голос Хлои резанул по спине. — Подожди!

Я рванул ручку, но она бросилась следом, босиком, в халате, глаза огромные, руки тряслись.

— Это не так, как ты думаешь! — выкрикнула она, срываясь на визг. — Ты сам виноват! Тебя всё время нет дома, ты живёшь хоккеем, а я… я тоже человек! Я хочу внимания!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я застыл в коридоре, но не повернулся.

Внутри всё клокотало, слова застревали в горле, но ни одно не выходило.

— Я люблю тебя, Итан! — её голос сорвался, захлёбываясь. — Просто… просто мне не хватало тебя рядом. Ты понимаешь?

Я дернул дверью так, что та едва не сорвалась с петель, и вышел в ночь. Холод ударил в лицо, но только он и смог пробить туман в голове.

— Итан! — раздался за спиной её визгливый голос.

Я ускорил шаг, но она всё равно догнала, захлопнув дверь так, что подъезд вздрогнул. Босые ноги мелькали по асфальту, халат развевался, как тряпка. Она цеплялась за мою руку, вцепилась в плечо.

— Ты не имеешь права так уходить! — взвизгнула Хлоя, хватая меня за куртку. — Я твоя девушка, мать твою!

Я резко дёрнул плечом, сбрасывая её пальцы.

— Девушка? — голос сорвался на хрип. — Девушка не трахается с первым встречным на моей кровати!

— О, боже, опять началось! — она закатила глаза, вздернула подбородок. — Ты думаешь, я получаю удовольствие от того, что сидела тут одна, пока ты гоняешь шайбу по льду? Ты вообще понимаешь, каково это — ждать тебя каждый день, когда ты появишься?

— Ждать? — я сжал кулаки. — Хло, у тебя вечные клубы, подружки, салоны красоты. Скажи честно: ты хоть один вечер хотела провести со мной? Просто со мной, без всего этого глянца?

— Не перегибай, — она вскинула руки. — Это был всего лишь секс, Итан. Секс, понимаешь? Ничего больше.

— Ничего больше?! — я шагнул ближе, и она попятилась. — Для меня это было всё! Я думал, мы семья. Я думал…

Слова застряли в горле, но я выдавил:

— Я хотел жениться на тебе.

Хлоя моргнула, и на мгновение в её глазах мелькнул испуг. Но тут же губы изогнулись в кривой улыбке.

— Жениться? Господи, Итан… — она покачала головой. — Ты такой правильный, что иногда до тошноты. Да, я накосячила, но, чёрт, это был просто секс! Ты — моя жизнь, ты мой мужчина, разве ты этого не понимаешь?

— «Просто секс»?.. — у меня дрогнули губы.

— Да! — почти выкрикнула она и шагнула ко мне, хватая за руки. — Ты играешь по двадцать игр в месяц, тебя вечность нет дома! Мне нужно было выплеснуть энергию, почувствовать, что я живая. Но ты для меня главный, Итан. Всё остальное — пустяк.

Я смотрел на неё, и меня выворачивало от её слов.

— Пустяки? Ты называешь это пустяком?

— Да, — отрезала Хлоя, глаза сверкнули раздражением. — Не веди себя, как святой. Ты всё равно простишь меня, потому что любишь. Так и должно быть.

Я почувствовал, как кольцо в кармане будто прожигает ткань. Все мысли о том, что это «та самая», рассыпались, как лёд под коньками.

— Нет, Хло, — сказал я глухо. — Настоящая любовь так не выглядит.

И тут за спиной хлопнула дверь.

На улицу выбежал тот самый мужик. Лицо всё в крови, нос явно сломан, рубашка наспех натянута, а глаза бешеные.

— Ребята, скорую! — прохрипел он, хватаясь за перила. — Я умираю, чёрт возьми!

Толпа, которая уже столпилась во дворе, ахнула. Кто-то из соседей вскрикнул, а рядом с подъездом послышались щелчки камер. Я обернулся и застыл.

Папарацци. Человек пять, может больше. Камеры, вспышки, телефоны — все снимали нас.

Хлоя босиком, в одном халате.

Я с лицом, перекошенным от ярости.

И этот ублюдок, весь в крови, орёт, что умирает.

Картинка была идеальной. Скандал на всю страну.

— О, боже… это же Итан Коул! — кто-то из прохожих выкрикнул. — Господи, он его избил!

Я вдруг понял — это конец.

Не только моим отношениям.

Не только моей личной жизни.

Это полный пиздец.

Прямо здесь, на улице, под объективами десятков камер, моя жизнь разлетелась в хлам.

Глава 4.Ария

«Сказка закончилась: Райан Блейк изменяет Арии Беннет. Эксклюзивные кадры!» — Hollywood Buzz

Экран телефона пульсировал новыми уведомлениями.

Сообщения, звонки, упоминания — сотни, тысячи.

Я листала дальше, и каждое новое заголовок било, как током:

«Сказка закончилась: Блейк предал Беннет с обычной девушкой, не из шоу-бизнеса» — Daily Star

«Без глянца: любовницей Блейка оказалась не актриса, а простая девушка, далёкая от Голливуда» — People Now

«Крушение идеальной пары: хоккеист Итан Коул разбил нос Райану Блейку».

Я уставилась на экран телефона, не моргая. Лента новостей полыхала, как пожар. Заголовок за заголовком, фото за фото. . Не актриса, не модель — просто какая-то девица, далёкая от Голливуда.

И кровь. Его разбитый нос, вспышки камер, люди с айфонами.

Всё это было в реальном времени. Прямо сейчас.

Телефон дрожал в руках от сотен уведомлений. Ванесса звонила. Мама звонила. Подруги писали: «Ты видела?!»

— Ария! — влетела Ванесса, мой менеджер, вся на нервах. Каблуки стучали, как выстрелы. В руках телефон, к лицу почти прилип айпад. — Мы должны это срочно обсудить!

Я открыла рот, но не успела. За ней вошёл Райан.

Мой Райан.

Точнее, тот, кого я вчера ещё называла своим. Сегодня он был чужим. Уставший, но всё ещё холёный, в очках и кепке, будто это могло скрыть его от мира.

— Ария, пожалуйста, дай мне объяснить, — начал он, делая шаг ко мне.

За ним протиснулся его менеджер — важный вид, холодный взгляд, сразу стало понятно: он тут, чтобы прикрыть Райана, а не ради меня.

— Никаких объяснений! — резко отрезала Ванесса. — У нас пожар, и мы должны потушить его до того, как он уничтожит всех.

— Ария! — Райан шагнул ко мне, хватая за руки. Его глаза блестели, нос распухший, под пластырем. — Ты должна мне поверить! Этот хоккеист… он просто накинулся на меня! Я даже ничего не сделал! Сломал мне нос, Ария! Понимаешь? Я тут пострадавший!

Он ткнул пальцем себе в лицо, словно я не видела этой карикатуры на «жертву».

— Я теперь не смогу сниматься минимум полгода! Полгода, Ария!

Я смотрела на него и чувствовала, как меня выворачивает изнутри.

Его менеджер выступил вперёд, сухо, по-деловому:

— У нас есть план. Вы выйдете вместе. В паре. Покажете публике, что вас не сломала какая-то глупая сплетня. Скажете, что во всём виноват этот… — он заглянул в папку, будто имя было для него всего лишь строкой в отчёте, — …Итан Коул.

Я моргнула.

— Простите, что? — мой голос прозвучал слишком холодно. — Итан Коул… это кто?

Менеджер даже не моргнул.

— Хоккеист. Игрок НХЛ. У него сейчас кризис, скандал, папарацци сняли его в неприятной ситуации. Винить его — идеальное решение.

Я вскинула взгляд на Райана.

Он стоял передо мной, изображая страдальца, и молчал.

Они хотели превратить меня в часть спектакля. Опять. Только теперь — грязного.

Райан сделал шаг ближе, опустился на колени передо мной, словно играл роль в дешёвой драме:

— Да, всё верно. Ты же не дашь одной грязной сплетне разрушить наши отношения, правда? — его голос был мягким, как масло, но глаза… холодные, пустые. Я ещё подам в суд на этого хоккеиста. Он ответит за всё.

Я смотрела на него, на этого лживого актёра с забинтованным носом, и внутри меня что-то оборвалось.

— Ты хочешь, чтобы я тебя прикрыла? — голос мой сорвался. — После всего, что ты сделал?

— Ария, — Райан протянул руки, делая голос мягким, — детка, ты не понимаешь, как работает индустрия. Мы должны держать картинку…

— Картинку?! — я резко поднялась с кресла, шагнула к нему так близко, что видела каждую складку на его идеально ухоженном лице. — Ты разрушаешь всё, что у нас было, и называешь это картинкой?

Я сжала кулаки, но продолжала:

— Я любила тебя, Райан. Господи, как же я тебя любила. Я закрывала глаза на твой эгоизм, на твои вечные зеркала и позы перед камерами. Я говорила себе: это просто работа, это часть образа. А на самом деле — это был ты. Всегда. Настоящий ты.

Он отвёл взгляд, и мне стало противно ещё сильнее.

— Я не хотела замечать, что рядом со мной пустота, — голос дрогнул, но я не позволила себе сломаться. — Я придумала себе сказку и жила в ней. А ты? Ты пользовался этим. Пользовался мной. Моей верой, моей любовью.

Я ткнула пальцем ему в грудь, заставив отшатнуться.

— И теперь ты имеешь наглость говорить мне про «грязные сплетни»? Райан, это не сплетни. Это факты. Фото, видео, твоя улыбка на лице другой женщины. Всё. Есть доказательства, что ты — предатель.

Он открыл рот, но я перебила его:

— Ты был для меня всем. Но правда в том, что ты оказался никем. Лишь красивой оболочкой. И я, дура, не хотела этого видеть.

Я развернулась к менеджеру и холодно добавила:

— И если вы думаете, что я стану частью вашего спектакля, вы ошибаетесь. Я не выйду на сцену ради него. Пусть теперь сам утонет в своей грязи.

Он открыл рот, но я не дала вставить ни слова.

— Ты мне надоел, Райан. Ты — кусок дерьма.

Его лицо дёрнулось, будто я ударила.

— Ария, подожди…

Я ткнула пальцем в сторону двери.

— Сейчас же выметайся из моего дома!

В комнате повисла тишина. Райан застыл, губы подрагивали, его менеджер нахмурился, Ванесса прижала айпад к груди, но ничего не сказала.

Райан опустил плечи, попытался изобразить жалость в глазах.

— Ария, пожалуйста… не делай этого. Если мы расстанемся сейчас — всё рухнет. Твоя репутация, моя карьера. Мы потеряем всё.

— Мы? — я вскинула брови. — Нет, Райан. Ты потеряешь всё. Я уже потеряла.

Он открыл рот, будто собирался что-то сказать, но я перебила:

— Вон из моего дома. Сейчас же.

— Ария… — он шагнул ближе, но я сорвалась на крик:

— ВОН!

Ванесса резко вскинула голову, менеджер Райана сжал губы, но даже они поняли — спорить со мной в этот момент бессмысленно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Райан, тяжело дыша, собрал свои вещи с кресла, не поднимая на меня глаз. Он выглядел уже не как «суперзвезда Голливуда», а как побитый мальчишка.

И это было единственное, что принесло мне крошечное удовлетворение в тот адский день.

Дверь хлопнула. Тишина разрезала комнату, и я впервые за последние минуты смогла выдохнуть.

Я думала, что Ванесса уйдёт за ним. Что оставит меня хотя бы на пару часов прожить это одной. Но она осталась.

Села прямо на край дивана, положила айпад на колени и, не глядя на меня, произнесла:

— Я так понимаю, нам нужно искать другой выход.

Я резко вскинула голову.

— Выход? Ванесса, мой парень только что… — голос дрогнул, я сжала кулаки. — Ты серьёзно?

Она спокойно подняла взгляд.

— Ария, я понимаю, что тебе больно. Но сейчас не время для истерики. Ты публичная фигура. Ты не можешь позволить себе тишину. Нам нужно придумать, как обыграть это.

Я рассмеялась горько.

— Обыграть? Это не премьера фильма, Ванесса. Это моя жизнь.

— Твоя жизнь — это твой бренд, — отрезала она. — И твой бренд только что треснул. Если мы не закроем дыру — он рухнет.

Она начала листать айпад, строча что-то на ходу:

— Мы можем выставить Райана в плохом свете, а тебя — в образе сильной женщины, которая не сломалась. Или… мы можем сделать акцент на том, что ты жертва и тебе нужна поддержка фанатов. Скандал можно развернуть так, чтобы ты стала героиней.

Я молчала, чувствуя, как меня снова превращают в картинку.

Ванесса продолжала, будто не видела, что мои руки дрожат:

— Если подключить соцсети, добавить пару интервью, устроить благотворительную акцию — публика проглотит это. Главное, чтобы ты быстро выбрала стратегию.

Я закрыла лицо руками.

Она говорила о «стратегии».

А я просто хотела кричать.

Глава 5. Итан

Кто-то резко дёрнул шторы, и в комнату вломился яркий свет. Я зажмурился, зарычал и уткнулся лицом в подушку.

— Чёрт… закройте нахрен! — голос мой был сиплым, как у старика после двух пачек сигарет. — Кто это, мать его?

— Это я, — раздался слишком бодрый голос. — Подъём, капитан. Хватит гнить в кровати.

Я приоткрыл один глаз и увидел силуэт. Маркус.

Конечно же, Маркус.

— Господи, — простонал я, снова накрываясь подушкой. — Уйди. Просто уйди.

Он не ушёл. Наоборот — скинул с меня одеяло.

— Вставай, Коул. Месяц, мать твою! Месяц ты только и делаешь, что бухаешь и жалуешься на жизнь. Это не восстановление. Это дно.

— Отстань, — выдавил я, обхватив голову руками. — Я хочу побыть один.

Маркус хмыкнул и сел на край кровати.

— Один? Ты уже месяц «один». С бутылкой виски и лицом, от которого даже наш тренер Донован бы сбежал.

Я закрыл глаза, стараясь не видеть ни света, ни его ухмылки. В висках стучало, во рту пересохло. И всё же хуже всего был не алкоголь. Хуже всего была пустота.

— Марк… — выдохнул я. — Просто дай мне ещё немного.

— Нет, — отрезал он. — Всё. Хватит. Это не ты. Ты не тот, кто валяется месяц и воняет перегаром. Ты капитан «Вулвз». И, чёрт возьми, мой лучший друг. Так что вставай.

Я молчал. Внутри всё сопротивлялось. Хотелось снова накрыться, снова исчезнуть. Но его слова вонзались, как клюшка в рёбра.

— Я не встану, — буркнул я, уткнувшись в подушку. — Мне похер на хоккей, на команду, на всё.

— Охренеть, — Маркус хлопнул в ладони, как будто я сказал что-то невероятное. — Вот это признание от человека, который месяц назад собирался жениться.

Я дёрнулся, но не ответил.

— Знаешь что, Коул, — его голос стал жёстче, — либо ты встаёшь сам, либо я вытащу тебя отсюда за уши.

Я промолчал.

И тогда он просто сунул руку под мою подмышку, рванул вверх, и я с глухим матом слетел с кровати прямо на пол.

— Ты что, охренел?! — взвыл я, держась за локоть.

— Да, — спокойно ответил он, глядя сверху вниз. — И плевать. Но ещё больше меня бесит, что мой капитан превращается в жалкую тряпку.

Я поднял голову. Его лицо было жёстким, но в глазах — злость, перемешанная с заботой.

— Вставай. В душ. Сейчас же, — приказал он, будто я снова был новичком в команде.

— Отвали, Маркус, — прохрипел я, но он не отступал.

— Нет, — он схватил меня за ворот футболки и дёрнул вверх. — В душ, Коул. Либо сам идёшь, либо я тащу тебя туда. И мне плевать, что ты голый.

Я уставился на него, и вдруг стало ясно: он не шутит.

— Ты больной ублюдок, — пробормотал я, поднимаясь на ноги.

— Ага, — усмехнулся он. — Но хотя бы не валяюсь месяц на полу с перегаром.

Я зашёл в ванную, хлопнув дверью так, что со стены посыпалась пыль. Включил ледяную воду, подставил лицо под струю. Она обожгла кожу, пробирая до костей.

Впервые за месяц я почувствовал себя живым.

За дверью донёсся голос Маркуса:

— Вот так, капитан. Добро пожаловать обратно в команду.

Я вышел из душа, волосы мокрые, футболка прилипла к телу. На кухне уже пахло кофе — Маркус, конечно. Он сидел за столом, вытянув ноги и листая телефон, как будто был у себя дома.

— Ну, наконец-то выглядишь как человек, — сказал он, отрываясь от экрана. — Я знаю, за этот месяц у тебя жизнь пошла под откос.

Я хмыкнул и уселся напротив, обхватив кружку.

— Под откос? Это ещё мягко сказано. Хлоя изменила мне. Тот ублюдок подал в суд. Я выплатил ему двадцать тысяч долларов — двадцать, мать его! — просто за то, что он получил по заслугам.

Маркус поднял бровь.

— Ага, продолжай.

— Некоторые рекламные компании отказались от контрактов. Сказали, им не нужен «скандальный капитан». Ну и вишенка на торте — хоккейная лига отстранила меня на месяц, чтоб я, цитирую, «пришёл в себя».

Маркус фыркнул, откинулся на спинку стула.

— Ну так что? Месяц прошёл. Значит, пора возвращаться в строй.

Я посмотрел на него с таким видом, будто он только что предложил прыгнуть в прорубь в январе.

— Возвращаться? С чего, интересно?

Он хитро улыбнулся.

— Начнём с аукциона хоккеистов.

Я чуть не поперхнулся кофе.

— С чего, блядь?! С аукциона чего?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6. Ария

Я обожала эти редкие дни, когда не нужно вставать под звонок будильника и мчаться на съёмки или интервью. Я могла позволить себе сидеть у окна, босыми ногами ощущать прохладу мраморного пола и смотреть, как город просыпается.

Телефон лежал рядом, молчал, и я наслаждалась этим молчанием. Обычно он был моим самым громким врагом: уведомления, звонки, съёмочные группы, контракты. Сегодня — всего лишь чёрный экран и моё отражение в нём.

Я пролистала книгу, которую не успела дочитать уже месяц. Сделала пару заметок в блокноте для новой идеи сценария, с которым хотела поиграть «для себя». Позвонила маме. Даже успела пройтись по магазинам и купить цветы для гостиной.

Это был идеальный день — редкий, мой.

И я даже успела подумать, что наконец-то жизнь снова обретает баланс.

Разумеется, в этот момент дверь хлопнула, и на пороге появилась Ванесса.

— Так, слушай сюда, — заявила она, даже не сняв пальто. В руках — планшет, на лице — привычное выражение «сейчас я переверну твою жизнь».

Я вздохнула.

— Доброе утро, Ванесса.

— Не утро, а шанс, — отрезала она. — У тебя новое приглашение.

— О, нет, — простонала я, отставляя чашку. — Я только сегодня почувствовала себя человеком.

— Ну, значит, придётся быть человеком в вечернем платье, — холодно заметила она и положила папку на стол. — Это благотворительный проект. Турнир. Национальная хоккейная лига. И они хотят тебя в роли амбассадора.

— Хоккей? — я уставилась на папку, как на что-то чужое и враждебное. — Ванесса, ты издеваешься? Я что, похожа на девушку, которая добровольно пойдёт сидеть на трибуне и махать флажком?

— Не трибуна, — отрезала она. — Гала-вечер. Красная дорожка, пресса, миллионные пожертвования. Ты амбассадор.

— Нет, — я откинулась на спинку кресла. — Я не пойду.

— Да, пойдёшь.

— Я ненавижу спортивные мероприятия. Там холодно, шумно, и вечно эти надутые морды, которые считают, что они боги только потому, что умеют гонять шайбу!

— Прекрасно, — Ванесса скрестила руки на груди. — Ты придёшь в платье за двадцать тысяч, улыбнёшься этим «надутым мордам», и завтра твои фото будут в каждой газете.

Я закатила глаза.

— Я только начала отдыхать, наконец-то чувствую себя живой. И ты хочешь снова засунуть меня под софиты?

— Да! — Ванесса рявкнула так, что я вздрогнула. — Потому что это не очередной контракт на шампунь, Ария. Это дети. Больницы. Миллионы долларов, которые реально спасут жизни. И тебе нужно там быть.

Я замолчала, но только на секунду.

— Там полно других знаменитостей. Почему именно я?

— Потому что ты умеешь держать зал, — жёстко ответила она. — Потому что твоя речь заставляет людей слушать. Потому что, когда ты выходишь к микрофону, даже циники начинают верить, что мир можно поменять.

Я уткнулась в подушку, прикрыла глаза, пытаясь сбежать хотя бы на секунду от её слов. Но внутри что-то предательски дрогнуло.

Она умела давить туда, где больнее всего.

Я резко выдохнула.

— Ладно. — Я подняла голову и посмотрела прямо на неё. — Рассказывай поподробнее.

Ванесса сразу ожила. Глаза загорелись, губы сложились в победную улыбку.

— Так и знала, что ты не сможешь отказаться.

— Не радуйся раньше времени, — буркнула я. — Просто расскажи, куда ты меня опять впихнула.

Она уже разворачивала планшет, листая какие-то документы.

— Национальная хоккейная лига. Ежегодный благотворительный вечер. Все сливки общества: бизнес, политики, спортсмены. Цель — сбор средств для детских клиник и программ реабилитации.

Я моргнула.

— Серьёзно всё это.

— Абсолютно, — кивнула Ванесса. — И ты — амбассадор. Твоё имя будет везде. Постеры, анонсы, баннеры. Ты откроешь вечер, выступишь с речью, представишь игроков.

— Игроков? — я приподняла бровь.

— Игроков? — я приподняла бровь. — И что, я должна хлопать ресницами, пока они носятся с клюшками?

Ванесса закатила глаза.

— Не утрируй. Это не матч. Это гала. Там будет аукцион.

— Аукцион? — я моргнула. — В смысле картины, скрипки и кольца Тиффани?

Она хитро усмехнулась.

— Нет, дорогая. Аукцион игроков.

— Чего? — я чуть не поперхнулась воздухом.

— Всё просто. Несколько самых популярных хоккеистов выходят на сцену. Ты их представляешь. Публика делает ставки. Победитель «покупает» одно вечернее свидание с игроком. Все деньги уходят в фонд.

Я уставилась на неё.

— Ты издеваешься. Я должна стоять на сцене и… продавать мужиков?

— Это называется «чарити», — сухо поправила Ванесса. — И да, именно так. Ты улыбаешься, объявляешь, разогреваешь толпу. Они будут визжать от восторга, ставки полезут вверх, и в итоге детская клиника получит новое оборудование.

— Боже, — я закрыла лицо ладонью. — Я чувствую себя сутенёром в вечернем платье.

— Амбассадором, — снова поправила она. — И запомни: чем лучше ты подашь игроков, чем азартнее будет зал, тем больше денег мы соберём.

Я нервно усмехнулась.

— Великолепно. Значит, моя карьера катится к тому, что я теперь продаю свидания на аукционе.

Ванесса только усмехнулась, словно я сказала что-то банальное.

— Добро пожаловать в Голливуд, детка.

Я ничего не ответила. Внутри всё ещё кипела злость — на Райана, на прессу, на весь этот цирк. Но отказаться я не могла. Это был мой шанс снова выйти в свет — на этот раз уже без него.

Прошла неделя, и я снова сидела перед зеркалом, окружённая целой армией стилистов.

Один тянул мои волосы щипцами, другой кисточкой прорисовывал уголки глаз, третий застёгивал на мне колье, которое стоило, наверное, как маленький остров.

— Ещё один слой хайлайтера, — пробормотала визажистка. — Камеры любят блеск.

— Держите голову ровнее, — приказал стилист по волосам, натягивая локон.

Я закатила глаза, но послушалась.

— Платье готово, — объявила ассистентка, внося на вешалке настоящее произведение искусства: струящееся серебро, сотни крошечных камней, глубокий разрез. Стоило оно, как квартира в центре города.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ванесса, разумеется, контролировала всё с планшетом в руках.

— Ты должна выглядеть так, будто сияешь ярче, чем весь зал. Это вечер хоккейной лиги, Ария, но они будут смотреть на тебя. Поняла?

— Я не очень хочу сиять, — пробормотала я.

Когда платье аккуратно спустили на меня и застегнули на спине, я почти перестала дышать. Оно сидело идеально. Слишком идеально.

Сверкающее, холодное, тяжёлое.

Я поправила серьги, блеснула в зеркало.

Снаружи я выглядела как женщина, которая готова покорить весь мир.

— Поехали, — скомандовала Ванесса. — Время сиять.

Через час я стояла у входа в отель, где проходил гала-вечер.

Красная дорожка тянулась, как бесконечная лента, освещённая софитами. Толпа фотографов ревела, камеры щёлкали так, будто они готовы были вырвать из меня каждую искру.

— Ария! Ария! Сюда! — выкрикивали имена со всех сторон.

— Улыбнись! Повернись! Покажи платье!

Я остановилась, улыбнулась в камеры, повернулась так, чтобы платье переливалось при каждом движении. Сотни вспышек, десятки голосов — всё смешивалось в гул.

— Ария, можно пару слов? — ко мне протиснулся репортёр с микрофоном и бейджем какой-то модной телесети.

Я кивнула, натянув профессиональную улыбку.

— Конечно.

— Сегодня вы — амбассадор благотворительного вечера. Каково это — стать лицом такого масштабного события?

— Честь, — ответила я уверенно. — Я счастлива, что могу использовать своё имя и внимание публики ради действительно важной цели. Сегодня мы говорим о детях, о клиниках, о помощи тем, кто в этом нуждается. Это гораздо важнее, чем любые роли или награды.

Он кивнул, ухмыляясь, и быстро сменил тему:

— И всё-таки… ваши поклонники интересуются: а как у вас сейчас дела в личной жизни? Вы и Райан Блейк всё ещё вместе?

Моя улыбка застыла. На секунду. Но этого оказалось достаточно.

Фотографы щёлкнули именно в этот момент.

— Я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать личное, — голос мой прозвучал холоднее, чем я хотела. — Сегодня мы говорим о детях.

— Но всё же… — репортёр сделал шаг ближе, — фанатам важно знать. Райан…

— Всё. — Я подняла ладонь, словно ставила точку. Улыбка исчезла. — Интервью закончено.

И, развернувшись, я пошла по ковру, слыша за спиной, как он ещё что-то выкрикивает, а камеры продолжали щёлкать.

Райан, блядь, Блейк.

Опять это имя.

Опять этот придурок тянется за мной, как липкая жвачка на каблуке.

Сколько можно? Сколько, чёрт возьми, раз мне ещё придётся слышать его фамилию? Сколько раз объяснять, что меня с ним больше нет, что он для меня пустое место?

Я стиснула зубы. В висках стучало.

Да чтоб ты подавился своей славой, Райан. Своими улыбками, песнями, фальшивыми признаниями. Ты выжрал у меня столько сил, что теперь даже тень твоего имени вызывает во мне тошноту.

Я ускорила шаги, чувствуя, как внутри всё выворачивает.

Ненавижу. Ненавижу то, что из-за тебя я должна снова и снова объясняться. Ненавижу, что из-за тебя я выгляжу, как брошенная дура, хотя именно ты — жалкий кусок дерьма, который променял всё на дешёвую дырку.

Я пересекла ковёр и шагнула в зал, словно вынырнула из одного ада прямо в другой.

Хрустальные люстры, золотые декорации, белые скатерти, официанты в перчатках и горы шампанского — всё выглядело как с обложки. И всё это давило на меня, как чёртов груз.

Я схватила бокал с ближайшего подноса и залпом отпила половину. Пузыри ударили в горло, но не помогли. Ничего не помогало.

Спокойно. Маска. Верни маску.

Я подняла подбородок, улыбнулась кому-то из гостей, которые радостно махнули рукой. Слышала свой смех — звонкий, лёгкий, будто внутри меня нет этой бури.

Я чувствовала, как пятки тонут в ковре, будто он втягивает меня обратно, не давая шагнуть дальше. Зал гудел: звон бокалов, шелест платьев, чужие разговоры, смех. Всё это звучало слишком громко, слишком искусственно.

— Ария! — я услышала своё имя и обернулась.

Ко мне почти бегом подлетела Ванесса — идеально собранная, в платье цвета шампанского, с планшетом в руках. Даже в этой роскоши она выглядела как генерал на поле боя.

— Всё, время вышло, — выдохнула она и схватила меня за локоть. — Начинаем.

— Может, я ещё один бокал… — я подняла пустой фужер.

— Никаких бокалов, — отрезала она. — Ты должна быть ясной, как хрусталь, слышишь? Все ждут тебя.

За кулисами ко мне подбежала девушка-ассистент с планшетом и веером карточек.

— Это список игроков. Краткие факты: рост, позиция, возраст. Вам нужно будет представить каждого — ярко, эффектно, чтобы публика включилась.

Я машинально взяла карточки. Бумага показалась тяжёлой, как кирпич.

Я пробежала глазами первую: имя, клуб, пара спортивных достижений.

Господи, да я понятия не имею, что значит «лучший нападающий сезона»!

— Дамы и господа! — мой голос зазвучал в колонках, и зал тут же стих. — Сегодня у нас особенный вечер. И начнём мы с того, ради чего все собрались: аукцион свиданий!

Толпа оживилась, засмеялась, послышались крики поддержки.

Я подняла первую карточку.

— Улыбка, голос громче, — шепнула Ванесса. — Ты рождена для сцены, Ария.

И вот я сделала шаг вперёд.

Зал погрузился в полумрак, свет прожекторов ударил в лицо. Аплодисменты, свист, звон бокалов — всё это хлынуло на меня разом.

— И наш первый участник! — я подняла карточку повыше, делая паузу, как будто объявляла суперзвезду. — Нападающий «Бостон Вулвз», обладатель титула «лучший новичок сезона», гроза вратарей и сердцеед трибун — Джейсон Миллер!

Зал загудел, послышались восторженные крики. Высокий светловолосый парень вышел на сцену, улыбаясь так, будто это его естественная стихия. Он послал залу воздушный поцелуй, и дамы на передних рядах взвизгнули.

— Ну что, дамы и господа, — я прищурилась, — кто готов составить компанию этому красавчику на ужине? Начнём с пяти тысяч!

Рука взлетела. Потом ещё одна. Ставки сыпались одна за другой, зал смеялся и подзадоривал.

— Десять тысяч! — объявила я, стараясь перекрыть гул.

— Пятнадцать! — выкрикнул мужчина в дорогом костюме.

— Двадцать тысяч! — перебила его женщина в алом платье.

В итоге цена была на двадцати пяти. Аплодисменты, Джейсон сделал театральный поклон и ушёл со сцены под смех и визги.

Я улыбнулась и взяла вторую карточку.

— А теперь наш следующий участник. Вратарь, которого называют «стеной на льду». Человек-рефлекс, спасший больше шайб, чем можно сосчитать, — Маркус О’Коннор!

Толпа взорвалась овациями. На сцену вышел коренастый, широкоплечий парень с хитрой улыбкой. Он подмигнул залу, поднял руку, и публика ревела, словно это был финал матча.

Торги разгорелись ещё быстрее. Смех, свист, азарт. Женщины толкались, мужчины шутили, что готовы купить его «для дочки». В итоге Маркус ушёл с аукциона за рекордные тридцать тысяч.

Я уже чувствовала, как дрожь в руках уходит. Поначалу казалось, что это каторга, но публика оказалась такой лёгкой, такой живой, что я сама поймала азарт.

— Ну что ж, — сказала я, беря следующую карточку, — теперь у нас третий участник. Защитник, железная стена, человек, который не знает слова «усталость»…

Толпа снова ожила, и я вела торги уже почти играючи.

Я даже не заметила, как время пролетело, пока карточки в руках не стали тоньше.

И вот я подняла очередную — последнюю.

— А теперь, дамы и господа, — улыбнулась я, — наш заключительный участник. Нападающий, одна из восходящих звёзд хоккейной лиги. За последние два сезона — тридцать четыре заброшенные шайбы, десятки решающих моментов. Рост — метр восемьдесят девять, вес — девяносто килограммов, возраст — двадцать семь лет.

Толпа зашумела, кто-то присвистнул.

— И… — я перевела взгляд на карточку, — его имя…

Я моргнула. Слова будто застряли в горле.

Где-то я его уже слышала.

Я посмотрела на буквы ещё раз.

— …Итан Коул.

Зал загудел, аплодисменты прокатились волной.

А у меня в голове вспыхнула картинка. Заголовок. Фото, мелькавшее во всех новостях пару недель назад. Мужчина с холодным взглядом, сжатым кулаком и чужой кровью на костяшках.

Вот чёрт. Точно. Именно он.

Тот самый хоккеист, который влетел во все СМИ с громким скандалом.

Итан Коул.

Я произнесла его имя, и зал загудел громче, чем прежде.

Аплодисменты, свист, восторженные крики.

И он вышел.

Высокий, широкоплечий, в идеально сидящем тёмном костюме. Свет прожекторов скользнул по его лицу, подчеркнув резкие скулы и прямую линию губ. Он шёл уверенно, чуть медленнее, чем нужно, и от этого казался ещё более опасным.

Толпа взорвалась визгом. Женщины тянули руки, мужчины аплодировали с уважением.

А я…

Я застыла.

Вживую он был не тем «лицом из новостей». Не просто хоккеистом, которого обсуждали все.

Он был силой. Настоящей, тяжёлой, необузданной.

Я вдруг поняла, что смотрю слишком долго. Слишком пристально.

Господи, почему именно он?

Он поднялся на сцену и остановился рядом. Его плечо оказалось выше моего, запах свежего одеколона перебил весь гул зала. И когда он повернул голову, его глаза на секунду встретились с моими.

Холодные. Пронизывающие.

Я сглотнула и заставила себя продолжить:

— Итак… кто готов составить компанию мистеру Коулу на ужине?

Зал загудел так, что у меня звенело в ушах.

Первая рука взлетела почти сразу.

— Десять тысяч!

— Пятнадцать! — выкрикнула женщина в ярко-голубом платье.

— Двадцать! — добавил кто-то с дальнего ряда.

Зал ожил, азарт гудел в воздухе. Ставки летели быстрее, чем за остальных игроков. Я смотрела на карточку, потом на зал… и снова на него.

Он стоял рядом спокойно, почти отстранённо. Не улыбался, не играл в зрелищность, как другие. Просто ждал. Но это «ждал» было таким сильным, что у меня по коже побежали мурашки.

Я поймала его взгляд.

И на секунду мир будто сжался в точку.

— Тридцать! — крикнул кто-то в толпе.

Аплодисменты, смех, свист.

И тут я сделала то, чего сама от себя не ожидала.

— Сорок! — вырвалось у меня громко. — Я ставлю сорок тысяч долларов!

Глава 7. Итан

— Сорок! Я ставлю сорок тысяч долларов!

Её голос прозвучал так громко и резко, что зал будто замер.

Мгновение — и вся эта роскошная толпа, привыкшая визжать и перебивать друг друга, стихла.

А я стоял на сцене и смотрел прямо на неё.

Эту актрису в сверкающем платье, с холодными глазами и губами, изогнутыми в нервной улыбке.

Что, блядь, только что произошло?

Толпа снова ожила — шёпот, смех, вспышки камер. Кто-то присвистнул, кто-то захлопал, кто-то выкрикнул «Браво!».

А я не мог оторвать от неё взгляд.

И вдруг — она едва слышно, так, что улавливал только я, прошептала:

— Боже… что я только что сделала?

На секунду наши взгляды снова встретились.

И я понял — она сама в шоке не меньше моего.

Не дожидаясь формальностей, Ария быстро повернулась и со сцены буквально сбежала, каблуки звенели о ступени.

Я стиснул челюсть.

Да чтоб тебя…

Организаторы пытались что-то говорить, хлопали меня по плечу, поздравляли с «успешным лотом», но я их уже не слышал.

Я шагнул за кулисы.

Узкий коридор, запах пыли, шёпот ассистентов — и её силуэт впереди.

Серебряное платье блестело даже в полутьме. Она шла быстро, почти бежала, будто хотела раствориться.

— Эй! — мой голос сорвался громче, чем планировал. — Стой!

Она дёрнулась, но не остановилась.

Я ускорил шаги.

И через секунду оказался рядом. Схватил её за локоть, заставляя повернуться.

— Ты вообще в своём уме? — процедил я сквозь зубы. — Что это, чёрт возьми, было?

Она выдернула руку из моей хватки, но остановилась.

— Я… я не хотела! — её голос дрогнул, но глаза блестели упрямо. — Оно само вырвалось, понимаешь? Я сама в шоке!

Я рассмеялся коротко, злым смешком.

— Само вырвалось? Да что ты. Сорок тысяч долларов — это, конечно, оговорочка по Фрейду.

— Замолчи, — выдохнула она и шагнула ближе. — Ты думаешь, я специально? Нет! Просто… я увидела тебя.

Я прищурился.

— И?

Ария резко втянула воздух, глаза её сверкнули.

— Я… я увидела тебя и вспомнила Райана.

Я скривился, как от удара.

— Того ублюдка, что спал с моей девушкой?

Она замерла на секунду, потом стиснула зубы.

— Вообще-то, он был моим парнем.

Тишина повисла густая, как дым. Мы просто смотрели друг на друга — оба злые, оба обожжённые одним и тем же человеком.

Я выдохнул и чуть усмехнулся, горько.

— Ну что ж… выходит, мы с тобой в одной лодке.

Её губы дрогнули, но не в улыбке, а будто от какой-то боли, спрятанной глубже, чем хотелось показать.

— Теперь я тебя понимаю, — добавил я, глядя прямо ей в глаза. — Лучше, чем кто-либо другой.

Ария отвела взгляд, шагнула назад, но не ушла. Серебро её платья блеснуло в тусклом свете, и на секунду мне показалось, что мы стоим не в душном коридоре, а на ринге, где только двое — и никакой публики вокруг.

— Слушай… если посчитать, выходит, что я официально самая дорогая проститутка в этом зале, — сказал я и развёл руками. — Поздравь меня, Ария.

Она моргнула, а потом всё-таки фыркнула, прижимая ладонь к губам.

— Господи… ты идиот.

— Ага, — усмехнулся я. — Но идиот за сорок тысяч долларов.

Я сделал шаг ближе и наклонился чуть ниже, чтобы поймать её взгляд.

— Ну так что, мисс Беннет? Что мы будем делать с этим «свиданием»? — я специально выделил голосом это слово. — Оно, между прочим, стоит дороже, чем мой автомобиль.

— Ничего. Я просто пойду, заплачу эти деньги — и мы можем разойтись. Без ужина. Без «свидания». Я тебя не заставляю.

Я нахмурился.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно, — её голос прозвучал твёрдо. — Ты не обязан.

Я скрестил руки на груди и чуть наклонился к ней.

— Ну уж нет. Я привык все договорённости исполнять.

Она вскинула брови.

— То есть?..

— То есть свидание будет, — сказал я, не отводя взгляда. — Ты выкупила меня — получаешь меня.

Она усмехнулась, чуть нервно.

— Когда?

— Давай сейчас.

— Прямо сейчас? — в её голосе прозвучало искреннее удивление.

— Да, — я пожал плечами. — Тут всё равно уже скука.

Она замерла на секунду, смотрела на меня, будто пытаясь понять, издеваюсь я или говорю серьёзно. Но я не моргнул.

И тогда она резко выдохнула и кивнула.

— Ладно. Прямо сейчас.

Я усмехнулся.

— Тогда так: иди к выходу. Я догоню. Надо только предупредить друга, чтобы тренер потом не рвал мне задницу за побег.

— Хорошо, — кивнула она, слегка вздёрнув подбородок. — Жду у входа.

Её платье блеснуло в свете ламп, и она пошла по коридору, оставляя за собой запах сладких духов и звон каблуков.

Я смотрел ей вслед и мысленно выругался.

Что, чёрт возьми, я делаю?

Я должен был сказать «нет». Должен был отвернуться, сделать вид, что ничего не произошло. Но вместо этого собирался увести её отсюда.

Я хотел провести этот вечер с ней.

Не потому что таковы правила или потому что кто-то там заплатил сорок тысяч долларов. Нет. Я хотел её рядом. Хотел хотя бы несколько часов тишины — настоящей, не глянцевой, не вылизанной для камер. Хотел, чтобы рядом оказался человек, который знает, каково это — когда тебя предают, когда рушится мир, в котором ты жил.

Хлоя. Райан. Эти имена жгли одинаково больно, и именно поэтому я чувствовал: она сможет понять.

Я провёл ладонью по лицу, выдохнул и усмехнулся самому себе.

— Да, Коул, ты окончательно поехал.

Но ноги уже сами несли меня к выходу, туда, где её платье сверкало в тусклом свете холла, а каблуки выбивали ритм, похожий на сердцебиение.

Сегодня я хотел только одного — забыть про весь этот грёбаный мир и провести вечер с Арией Беннет.

Я развернулся и пошёл обратно в зал искать Маркуса. Он, как всегда, оказался в центре компании — смех, бокалы, какие-то женщины вокруг.

— Марк, — позвал я, и он сразу повернул голову.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— О! Вот и наш самый дорогой лот, — ухмыльнулся он. — Ну что, автографы уже раздаёшь?

— Слушай, я уезжаю, — сказал я прямо. — С Арией Беннет.

На секунду он даже замер, потом прыснул от смеха.

— Ты чертовски удачливый сукин сын. Тебе досталась самая горячая штучка вечера!

Я закатил глаза.

— Мы просто поболтаем и всё.

— Ага, — протянул он, явно не веря ни слову. — «Просто поболтаем». Конечно.

— Серьёзно, Марк, — нахмурился я. — Если тренер спросит, скажи, что я свалил раньше. Ладно?

Он всё ещё ухмылялся, но махнул рукой.

— Ладно-ладно. Но, брат, не облажайся. Такая женщина не каждый день сама платит за то, чтобы с тобой провести время.

Я вышел из коридора и сразу заметил её.

— Ну что, — сказала она тихо. — Готов?

— Готов, — ответил я и открыл перед ней дверь машины.

Она скользнула внутрь, и её аромат заполнил весь салон. Я сел рядом, двигатель загудел.

На секунду воцарилась тишина. Я почувствовал, как её колено едва коснулось моего, и в груди что-то резко сжалось.

Если бы я знал, чем закончится наше свидание…

я бы всё равно поехал.

Потому что остановиться уже не мог.

Глава мощная — Ария и Итан на одном уровне боли, но искры между ними только сильнее.

✨ И да, сейчас выходит ещё моя новинка —

«Её надзиратель. Пока не сломаю»

. Не пропустите!

Глава 8. Ария

Я не знала, как оказалась здесь.

В этой машине. В этом платье. С ним рядом.

Металл кузова будто сжимался вокруг нас, воздух стал плотным и вязким. Я сидела прямо, будто палку проглотила, но каждый нерв в теле чувствовал его. Тепло, силу, запах — слишком близко.

Я украдкой бросила взгляд. Он смотрел вперёд, профиль резкий, скулы острые. Не красавчик из кино, нет. Но от него исходила та самая грубая сила, которая тянула сильнее любых глянцевых улыбок.

Господи, Ария, что ты натворила?

Сорок тысяч долларов. Ради ужина с хоккеистом, которого толком не знаешь.

Я нервно скользнула ладонью по колену, чувствуя, как дрожат пальцы. Его колено было рядом, слишком рядом, и я боялась пошевелиться — вдруг коснусь снова.

— Куда едем? — спросила я первой, не выдержав.

Он чуть повернул голову, но глаза остались на дороге.

— Знаю один ресторанчик. Тихий. Не пафосный.

— Ресторанчик? — я посмотрела на своё отражение в тёмном стекле. — Серьёзно? Я в вечернем платье, ты в смокинге… мы будем выглядеть как клоуны.

Он на секунду бросил на меня взгляд — короткий, острый, будто прицельный выстрел.

И спокойно сказал:

— Да плевать. Разве нет?

Я моргнула.

Что?

Он снова смотрел вперёд, будто ничего особенного не сказал. А у меня внутри всё перевернулось. Я столько лет жила по правилам: платье — для красной дорожки, улыбка — для камер, слова — для интервью. А он так просто взял и отрезал: «да плевать».

Машина свернула с широкой улицы на тихий переулок. Неон и софиты остались позади, вместо них — жёлтый свет фонарей и маленькие вывески.

Через минуту мы остановились у неприметного здания. Обычная дверь, чуть облупившаяся краска, над входом — табличка без пафоса: Steak & Co.

— Серьёзно? — я подняла брови. — Это и есть твой «ресторанчик»?

— Угу, — кивнул он, глуша мотор. — Готовят лучше, чем во всех этих пафосных местах вместе взятых.

Я посмотрела на своё сверкающее платье, на его смокинг, и не удержалась:

— Мы будем выглядеть как гости, сбежавшие с чужой свадьбы.

— Отлично, — хмыкнул он. — Пусть смотрят.

Мы вошли внутрь.

Шум ударил сразу: звон бокалов, гул голосов, смех. Запах жареного мяса и специй обволок мгновенно. За столиками сидели люди в джинсах и толстовках, кто-то в бейсболке, кто-то вообще с пакетом с работы.

И вот среди них — мы. Я в платье, расшитом камнями, он в идеально сидящем смокинге. Головы повернулись почти синхронно.

— Чёрт, — пробормотала я, чувствуя десятки взглядов.

— Расслабься, — бросил он, даже не замедлив шаг. — Они завидуют, что у нас ужин лучше.

Нас провели к углу зала. Столик у окна, простая деревянная мебель, белая скатерть со следами от прошлых гостей. Никаких свечей, никаких цветов в вазе.

Официант — молодой парень в фартуке — замер на секунду, когда увидел нас. Его глаза расширились, как будто мы свалились сюда прямо с «Оскара».

— Эм… столик… для двоих? — пробормотал он.

— Нет, — хмыкнул Итан. — Для футбольной команды. Мы просто притворяемся.

Парень нервно рассмеялся и поспешил отойти, оставив меню.

Я села и чуть сдвинула платье, чтобы ткань не свисала до пола. Каблуки не подходили к этому месту, как и колье, как и я сама. Но почему-то внутри было не неловко, а… странно приятно.

Я подняла глаза. Он сидел напротив, облокотившись на спинку, расслабленный, будто здесь был своим. Смокинг не мешал ему быть настоящим.

— Ты это часто делаешь? — спросила я, чтобы нарушить тишину.

— Что именно?

— Приводишь женщин в такие места.

Он усмехнулся.

— Женщин? Нет. Обычно только команду. Но сегодня, — он кивнул в мою сторону, — особый случай.

Официант вернулся, держа блокнот, и так и не отводил взгляда от моего платья.

— Эм… что будете заказывать?

— Мне стейк, средняя прожарка, картофель по-деревенски, — уверенно сказал Итан, даже не заглянув в меню.

— Конечно, — парень поспешно записал. — А вам, мисс?

Я открыла меню и уставилась на строки. Всё простое: стейки, курица, ребра, салаты. Никаких «конфитюр из карамелизированной свеклы с соусом из маракуйи».

— Эм… а у вас есть что-то… полегче?

Официант моргнул.

— Салат «Цезарь»?

— Отлично, — я закрыла меню. — Тогда «Цезарь».

Когда он ушёл, я заметила, что Итан смотрит на меня с кривой ухмылкой.

— Что? — спросила я.

— «Цезарь»? — он приподнял бровь. — Ты же понимаешь, что это издевательство над едой?

— Простите, мистер «Стейк и пиво», — парировала я. — Не все измеряют счастье толщиной куска мяса.

— Вот именно, — он наклонился чуть ближе. — Только самые умные.

Я фыркнула и закатила глаза, но внутри было тепло. Этот обмен колкостями странным образом расслаблял.

Он сделал глоток воды, глянул на меня поверх стакана и, будто между прочим, бросил:

— Так… Райан.

Я вздрогнула.

— Что «Райан»?

— Твой бывший, которому я, кажется, сломал нос, — сказал он спокойно, даже слишком спокойно. — Все орали об этом месяц назад.

У меня перехватило дыхание.

Я потянулась к бокалу и нервно прокрутила его в пальцах.

— А ты прям любишь влезать туда, куда не просят, да?

— Нет, — пожал он плечами. — Просто не люблю недосказанность.

Я хмыкнула, но это вышло слишком резко.

— Вот только про Райана я трезвой не разговариваю.

Он откинулся на спинку стула, ухмылка чуть скользнула по губам.

— Тогда давай выпьем.

— Что? — я приподняла бровь.

— Ну, ты сама сказала, — он наклонился вперёд, локти на столе, взгляд прямой, слишком внимательный. — Трезвой не разговариваешь. А я, чёрт возьми, любопытный.

Через два часа стол завалило пустыми рюмками. Две бутылки текилы были уже трофеями нашего вечера.

— И ты серьёзно хочешь сказать, — я ткнула в него пальцем, едва не промахнувшись, — что твоя Хлоя устраивала истерики, если ты не мог отвезти её в салон, потому что у тебя тренировка?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Итан фыркнул и чуть не опрокинул рюмку.

— Ага! И ещё бесилась, что я «пахну потом и льдом». Ну камон, я хоккеист! Чем я должен пахнуть? Розовыми лепестками?

Я согнулась пополам, едва не упав со стула. Смех рвался наружу, слёзы текли по щекам.

— Боже… она реально тупица!

Он ухмыльнулся, глядя на меня, а потом прищурился.

— А твой Райан, этот… золотой мальчик Голливуда. Он правда проверял угол наклона твоей улыбки?

Я вскинула подбородок, передразнив его голос:

— «Дорогая, улыбка должна быть на два градуса шире. И держи спину! Фотографы снимают снизу».

Итан взвыл от смеха, хлопнул ладонью по столу так, что посуда подпрыгнула.

— Ты шутишь?! Он реально так говорил?

— Каждый раз! — я тоже уже задыхалась от смеха. — И ещё — когда мы ругались, он садился перед зеркалом и репетировал, как он будет выглядеть «грустным, но стойким» на публике.

Итан почти сполз со стула, держась за живот.

— Господи… да я теперь не жалею ни на секунду, что врезал ему! Надо было бонусом выбить пару зубов.

Мы расхохотались одновременно. Смех был громкий, неуправляемый, пьяный. Я смеялась так, как не смеялась уже… даже не помню когда.

Смех ещё дрожал в груди, но вдруг Итан осёкся. Его улыбка погасла, плечи опустились. Он уткнулся взглядом в рюмку и тихо сказал:

— Я любил её… — слова прозвучали глухо, почти как признание самому себе. — А она так сделала.

Мир будто качнулся. Я замерла, а потом резко вскочила, едва не опрокинув стул, и подбежала к нему. Руки сами потянулись — схватили его лицо, тёплое, горячее, щеки чуть колол небритый подбородок.

— Не смей! — мой голос сорвался, пьяный, хриплый, но твёрдый. Я прижалась лбом к его лбу, чувствуя, как всё внутри гудит от текилы. — Слышишь меня, Коул? Не смей винить себя! Не смей!

Он моргнул, глаза блеснули в тусклом свете.

— Ария…

— Это они мудаки, — перебила я, чуть шлёпнув его по щеке ладонью. — Они! Не мы. Мы были честные, настоящие, мы любили. А они просрали это.

Он смотрел на меня с таким выражением, будто видел впервые. И вдруг усмехнулся — криво, с болью, но всё же усмехнулся.

— Чёрт, ты права, — выдохнул он. — Нам надо им отомстить.

Я моргнула, потом рассмеялась, почти истерично.

— Да! Да, блядь! Давай!

— Вот серьёзно, — он поднял рюмку, а я повторила его жест, — они нас сломали, но мы им этого не подарим.

— Райан… Хлоя… — я скривила губы. — Пусть знают, кого потеряли.

Мы чокнулись. Стекло звякнуло, и в этом звоне было что-то странно освобождающее.

Я глотнула жгучую жидкость и выдохнула, чувствуя, как сердце колотится не от алкоголя — от этой новой, безумной идеи.

— Отомстим, — прошептала я, снова глядя ему прямо в глаза. — И пусть они захлебнутся.

Я снова рассмеялась, слишком громко, так что за соседним столиком обернулись. Но мне было плевать. На них, на всё. Был только он, этот стол, и это чувство, что я живая.

Он налил ещё. Мы выпили снова. И снова.

В какой-то момент я поняла, что сижу ближе, чем должна. Что его рука почти касается моей. Что смех перешёл в тихие фразы, и воздух между нами стал горячим.

Он склонился ближе, почти касаясь плечом.

— Хочешь потанцевать?

Я моргнула.

— Здесь? Ты серьёзно?

— Нет, — усмехнулся он, кивая на зал. — Здесь точно нет. В другом месте.

— В другом? — я прищурилась. — И где же?

— Сейчас увидишь.

Глава 9. Ария

Бззз.

Бззз.

Бззз.

Я застонала и наугад потянулась рукой по постели. Пальцы наткнулись на что-то твёрдое — телефон.

Бззз.

— Алло… — промямлила я, даже не открывая глаза.

— Ария! — на том конце взвизгнул знакомый голос. — Чёрт возьми, где ты?! Мы тебя уже всё утро ищем!

Я дёрнулась, глаза распахнулись.

— Ванесса?..

— Конечно, я! — она буквально кричала так, что мне пришлось отодвинуть телефон от уха. — Ты понимаешь, сколько у меня седых волос из-за тебя?! Где. Ты. Находишься?!

— Чёрт… — выдохнула я сипло и зажмурилась. — Я не знаю, Ванесса.

— Как это — не знаешь?! — её голос взвизгнул так, что у меня в голове зазвенело. — Ария, ты с ума сошла?!

— Ванесса, заткнись… — простонала я, прикрывая ухо ладонью.

— Ария! Ария! — она уже орала так, будто могла достучаться через телефон напрямую до моего мозга.

Но я не выдержала. Большим пальцем ткнула в экран. Гудки оборвались.

Тишина.

Я уронила голову на подушку и пролежала так минуты три, сжимая простыню в кулаке и пытаясь собраться. Голова гудела так, будто там танцевала вся та музыка, из клуба. Во рту сухо, сердце колотится.

Боже. Что, чёрт возьми, произошло этой ночью?..

Я наконец повернула голову.

И увидела его.

Итан лежал на спине, абсолютно голый. Простыня сбилась к его бёдрам и даже не пыталась ничего прикрывать.

Сильное, загорелое тело. Широкие плечи, грудь, пресс — будто высеченные из камня. Руки расслабленно вытянуты по бокам, одна ладонь сжата в полусонный кулак. Линия мышц уходила вниз, и я сглотнула, потому что его член тоже было видно.

Боже.

Он спал спокойно, ровное дыхание, чуть приоткрытые губы. На лице — ни намёка на смущение. Он выглядел так, будто мир ему ничего не должен, будто он хозяин всего — даже моего утреннего ужаса.

Я сглотнула, оторвала взгляд от него и вдруг опустила глаза на себя.

И тут же зажмурилась.

Я тоже была голая.

Совсем.

Простыня сбилась где-то на талии, открывая грудь, и холодный воздух обжёг кожу. Я рывком натянула ткань выше, прижимая её к себе так, будто это могло стереть факт — я провела ночь обнажённой рядом с ним.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Голова и так раскалывалась, а теперь в висках грохотало ещё сильнее.

Я не выдержала. Простыня в руках казалась мокрой верёвкой, и я резко вскочила с кровати. Ноги подгибались, но я сделала пару шагов по комнате, стараясь дышать ровно.

И тут мой взгляд зацепился за тумбочку.

На ней, рядом с пустой бутылкой текилы и смятым стаканом воды, лежал маленький свёрнутый кусочек латекса.

Использованный презерватив.

У меня перехватило дыхание.

— О, Боже… — сорвалось вслух, и звук вышел громким, дрожащим.

Я отшатнулась, сжала простыню на груди сильнее и сама не заметила, как вскрикнула.

На кровати что-то зашевелилось.

Итан.

Он шумно выдохнул, повернулся на бок, щурясь от утреннего света. Рука протянулась к подушке, волосы ещё больше растрепались.

— Ария?.. — его голос был низким, хриплым, пропитанным сонной тяжестью. — Что за чёрт?..

Он моргнул, фокусируя взгляд, и увидел меня — стоящую посреди комнаты, прижатую к простыне, с глазами, полными паники.

Его брови чуть поползли вверх.

— Ты чего орёшь?

— Что мы сделали?! — слова сами вырвались у меня. Голос дрожал, сердце билось так, будто сейчас вырвется из груди. — Господи… Итан, мы…

Он приподнялся на локте, зажмурился, потер лицо ладонью. Потом, как будто это было самое обычное утро в его жизни, поднялся с кровати.

Совершенно голый.

Я вскрикнула так, будто увидела привидение.

— Охренеть! Итан!

Он моргнул, не сразу понимая, что происходит. Проследил за моим взглядом вниз — и только тогда его лицо изменилось.

— А… чёрт.

Я зажмурилась, уткнувшись лбом в ладонь, но кровь прилила к щекам, и я всё равно видела это проклятое зрелище сквозь пальцы.

— Господи… это реально происходит…

Итан, будто ему было абсолютно плевать на мою панику, совершенно спокойно развернулся, подошёл к стулу, где валялась его рубашка, и не спеша накинул её на себя.

— Вот, доволена? — буркнул он, застёгивая первые пуговицы. — Теперь цензура сохранена.

Я всё ещё стояла с простынёй, прижатой к груди, дрожа то ли от холода, то ли от шока.Он сел обратно на край кровати, потирая виски, и сказал уже спокойнее:

— Ария, расслабься. Давай сначала вспомним, что вообще произошло.

— В том-то и дело, — выдохнула я, вцепившись в простыню ещё сильнее. — Я ничего не помню. Ничего! Пустота.

Итан поднял взгляд, моргнул пару раз, потом шумно выдохнул.

— У меня отрывками… — он нахмурился, пальцы потерли переносицу. — Какие-то куски, смех, бар, такси, твой голос… но я не могу это сложить в одну картину.

Я сдавленно засмеялась, и это прозвучало истерично.

— Великолепно. Значит, мы оба напились в дрова, очнулись голые и даже не знаем, было это или нет.

— Слушай, может, — он почесал затылок и вдруг усмехнулся, — может, стоит проверить наши телефоны?

— Что? — я замерла.

— Ну, — он пожал плечами, — вдруг мы что-то снимали. Или, не знаю, переписывались. Пьяные обычно любят оставлять себе «памятку».

Я застонала и прижала ладонь к лицу.

— Господи, только не это…

Он наклонился чуть ближе, уголок губ дёрнулся в кривой ухмылке.

— Ну а что? Вдруг мы сами себе вчера всё объяснили.

— Да я лучше умру, чем буду смотреть пьяные видео, — прорычала я, но сердце уже колотилось так, будто вот-вот выскочит.

— Поздно, — сказал он спокойно и потянулся к тумбочке за своим телефоном. — Истина где-то в галерее.

Я скривилась, но всё же взяла свой.

Разблокировала.

Лента новостей, соцсети, почта… Ничего. Ни фото, ни видео. Как будто мир меня пожалел.

— У меня чисто, — выдохнула я и с облегчением отложила телефон в сторону.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Потом подняла взгляд на него.

— А у тебя?

Он достал свой мобильный, полистал экран, и уголок его губ дёрнулся.

— Зато у меня полный пиздец.

Я вытянула руку.

— Дай.

— Сначала сядь покрепче, — усмехнулся он и развернул экран ко мне.

Глава 10. Итан

Я протянул ей телефон.

Она наклонилась ближе, а я нажал «play».

Экран загорелся, и тут же нас встретил гул музыки и мигающий свет.

Видео из клуба.

И вот она — Ария.

В идиотских ананасовых шортах, в каблуках, с волосами, растрёпанными от танцев.

Танцевала она так, что у меня сердце ёбнулось в ребра.

Бёдра двигаются низко, плавно, будто музыка течёт прямо по её телу.

Она выгибалась, тёрлась об меня так, что даже на видео казалось — ещё секунда, и она сорвёт с меня одежду.

Смех, крик, вспышки — да плевать, я видел только её.

И, мать его… мой член встал, просто пока я смотрел на это.

Я сглотнул и поймал себя на том, что сжал телефон слишком сильно.

Пальцы чесались схватить её прямо сейчас и снова прижать к себе так, как на видео.

— Господи… — Ария зажала рот рукой. — Мы что, реально так… танцевали?

Я хмыкнул, хотя в животе уже скрутило от желания.

— Танцевали — мягко сказано. Мы вчера в клубе устроили чёртов приват-шоу.

— Нет, — она мотнула головой, щеки вспыхнули. — Это… это жесть. Все же это видели!

Я перевёл взгляд с экрана на неё.

Простыня сползла чуть ниже, обнажая плечо, ключицу. И от этого контраста — её паники и её голого тела рядом — я едва не сорвался.

— Жесть? — я наклонился ближе, мой голос стал ниже.

Я перелистнул дальше — и следующее видео ударило ещё сильнее.

Музыка, свет, толпа. Но главное — она.

Ария.

Смеётся, волосы растрёпаны, глаза блестят. В руках чья-то камера, она тянется к объективу и кричит:

— Я так чертовски счастлива!

И тут же разворачивается ко мне, хватает за лицо и целует. Не так, как на ковровых дорожках, где всё по правилам. Не для фото. Настояще. Горячо. Жадно. Так, что я на видео буквально впечатываюсь в неё, обнимаю, прижимаю, будто боюсь отпустить.

Я знал, что будет дальше, и всё равно у меня пересохло в горле.

Рядом она зажала рот руками, глаза расширились.

— О Боже… это… это я?..

Я усмехнулся, не отрывая взгляда от экрана.

— Это ты, детка. Пьяная, счастливая и самая настоящая.

— Замолчи… — прошептала она, но голос дрогнул.

Я поднял взгляд.

— А я бы сказал, что впервые ты выглядела живой.

Я выключил видео и положил телефон между нами.

— Слушай, Ария… а что если нам начать встречаться?

Она моргнула, будто я только что предложил ей выйти в окно.

— Что? Итан, ты серьёзно? Мне сейчас… мне вообще не нужны отношения.

Я ухмыльнулся, наклонившись ближе.

— Я не про «настоящие отношения». Я про шоу. Для них. Для всех этих журналов, камер, идиотов, которые только и ждут, чтобы нас размазать.

Она прищурилась.

— Притворяться?

— Да, — кивнул я. — Играть влюблённых. Делать вид, что у нас роман. Чтобы Райан видел. Чтобы твой золотой мальчик рвал волосы на своей лакированной башке. Чтобы Хлоя понимала, кого она потеряла.

Я замолчал, всматриваясь в её лицо, и добавил уже тише:

— И чтобы все эти мудаки перестали думать, что мы — жертвы.

Она скрестила руки на груди, прижимая простыню, и фыркнула.

— И зачем это тебе?

Я пожал плечами.

— Во-первых, это охрененная месть. Они будут видеть нас счастливыми, сияющими, непобеждёнными. И это будет жечь их изнутри.

— Во-вторых, — я наклонился чуть ближе, — нам обоим нужен щит. У тебя — чтобы СМИ наконец перестали копаться в грязи. У меня — чтобы лига и рекламодатели видели, что я вернулся к нормальной жизни. Что я «собранный» и «стабильный».

Я усмехнулся.

— Ну и в-третьих… — мой взгляд скользнул по её лицу, задержался на губах. — Признай, нам вместе даже бухать было весело. А значит, и притворяться будет легче, чем с кем угодно другим.

Она шумно выдохнула, будто выпустила весь воздух из лёгких разом.

— Я не знаю, Итан… — её голос дрогнул. — У меня сейчас голова кругом. Всё это… — она махнула рукой на телефон, на бардак вокруг, на меня в расстёгнутой рубашке. — Мне нужно подумать.

Я чуть прищурился.

— Ты серьёзно думаешь, что я дам тебе просто так уйти?

Она вскинула подбородок.

— Да. Я вызову такси и поеду домой. А там… там решу.

Я сжал губы, хотел что-то возразить, но она неожиданно протянула руку.

— Давай свой номер. Если что — свяжусь.

Несколько секунд я смотрел на её ладонь, потом усмехнулся и протянул телефон.

— Ладно, мисс Голливуд. Только не потеряй.

Она набрала свой номер в моём телефоне, потом продиктовала мне свой. Я сохранил его — короткое имя «Aria ????». Она заметила и закатила глаза, но уголки её губ дрогнули.

— Всё, — сказала она и прижала простыню сильнее, словно защищаясь. — Я поеду.

Я проводил её взглядом, как она подхватила свои вещи, наспех натянула платье и вышла в коридор. Каблуки отбивали сухой стук по плитке, а у меня внутри было ощущение, что вместе с ней уходит воздух из комнаты.

Дверь хлопнула.

Я пару секунд сидел в тишине, слушая, как гулко отдаётся в ушах хлопок двери. Потом взял телефон, пролистал контакты и ткнул в имя, которое всегда вытаскивало меня из жопы.

— Привет, Том, — выдохнул я в трубку, и голос всё равно сорвался. — Скажи, ты видел новости?

Пауза. Потом тяжёлый смешок:

— Видел? Чёрт, Итан, их невозможно было не увидеть. Тут все в шоке. Журналисты жрут друг друга, чтобы первыми написать заголовок.

Я провёл рукой по лицу.

— И что пишут?

— Что ты сошёл с ума, — отозвался он спокойно, но за этой спокойностью чувствовалось напряжение. — Что ты вляпался в роман с самой Арией Беннет. Что ночь в отеле стоила сорок тысяч долларов. Что лига в бешенстве и спонсоры требуют твоей головы. Короче, поздравляю, капитан, ты стал главной сенсацией недели.

Я шумно выдохнул и заговорил на одном дыхании, даже не давая Тому вставить слово:

— Слушай, Том, ты должен уговорить менеджера Арии, чтоб они согласились на фиктивные отношения, понял? Никто не должен знать, кроме нас четверых, это единственный выход, иначе лига сожрёт меня, спонсоры сольются, а её репутацию тоже добьют, поэтому мы делаем вид, что встречаемся, выруливаем скандал в красивую картинку, а когда шум уляжется — всё, расходимся, и точка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На том конце воцарилась тишина, потом раздался хриплый смешок.

— Итан, ты чё несёшь?! — Том явно не знал, то ли смеяться, то ли орать. — Это ж не просто «сходить на ужин». Это Ария, мать твою, Беннет! Пол-Голливуда мечтает её руку пожать, а ты хочешь тащить её в липовый роман?!

— Я хочу выжить, Том, — отрезал я. — И ты тоже. Потому что если меня выкинут из лиги, то ты лишишься своего процента.

Он выругался сквозь зубы.

— Сука… ты умеешь давить.

Я усмехнулся, хоть и сжало изнутри.

— Ты найдёшь её менеджера. Я знаю тебя: ты всегда находил выход, даже из полной задницы.

Опять пауза. Потом тяжёлый вздох:

— Ладно, чёрт с тобой. Я попробую. Пороюсь в списках контактов, поспрашиваю у ребят из агентства… может, кто-то знает эту Ванессу. Но учти, Итан: если это всплывёт, нас обоих сотрут в порошок.

— Никто не узнает, — сказал я твёрдо, хотя сам в это верил лишь наполовину. — Никто.

Глава 11.Ария

Дом встретил меня тишиной. Настоящей, густой, почти звенящей.

Я закрыла за собой дверь и облокотилась на неё спиной. Несколько секунд просто стояла так, чувствуя, как сердце постепенно замедляется.

Мой дом был таким, каким я его придумала: светлым, просторным, но не вылизанным под идеальную картинку. Большие окна от пола до потолка заливались мягким дневным светом. Белые стены с парой картин — акварельные мазки, будто случайные, но в них было столько воздуха, что я могла смотреть на них часами.

В гостиной — кремовый диван с пледами и подушками, разбросанными так, как будто я вчера устроила там бой с самой собой. На журнальном столике — недопитая кружка кофе и раскрытая книга, которую я так и не дочитала.

Мой дом пах мятой и чем-то сладким — это духи, впитавшиеся в шторы и пледы. Здесь всё было моим. Моим убежищем, моим единственным местом, где я могла не быть «Арией Беннет», актрисой, лицом бренда, объектом папарацци.

Здесь я могла быть просто девушкой.

С босыми ногами на холодном паркете. С растрёпанными волосами и потёкшей тушью. С пустотой внутри, которую я так отчаянно пыталась заполнить.

Я сняла каблуки и оставила их прямо в прихожей. Шагнула глубже в квартиру, позволяя себе выдохнуть.

— Наконец-то… — прошептала я в пустоту.

Я первым делом направилась в ванную.

Белая плитка, мягкий свет, полки, заваленные баночками и флаконами — всё здесь было как маленький спа-рай, который я создала для себя.

Я открыла кран и смотрела, как вода заполняет ванну, смешиваясь с ароматной пеной. В воздухе тут же разлился запах лаванды и ванили. Я стянула одежду, шагнула внутрь и позволила теплу обнять меня.

Боже… именно этого мне не хватало.

Я лежала, запрокинув голову на край ванны, и с закрытыми глазами мазала на лицо прохладную маску из голубой глины. Потом ещё одну — питательную, с запахом меда и миндаля. Потом крем для волос, маску для рук. Я могла часами возиться с этим, и это было моим способом собрать себя по кускам.

Когда вода остыла, я выбралась, закуталась в огромное полотенце и пошла на кухню.

Там, среди полок с чаями, я выбрала свой любимый — травяной сбор с чабрецом, мятой и лепестками апельсина. Заварила в прозрачном чайнике, наблюдая, как тёмные листья медленно раскрываются в кипятке.

Села за стол, подогнув под себя ноги, обняла ладонями кружку. Сделала первый глоток — и почувствовала, как внутри становится чуть легче.

Телефон лежал рядом. Я смотрела на него, перебирая имена в голове.

И, в конце концов, набрала номер.

— Алло? — знакомый голос прозвучал сразу.

Я сжала кружку сильнее.

— Привет, мам.

— Ария? — голос мамы стал сразу тревожным, тёплым, но с тем оттенком, который всегда заставлял меня снова чувствовать себя ребёнком. — Слава Богу, ты ответила.

Я выдохнула в кружку, глядя, как пар поднимается вверх.

— Мам, всё нормально.

— «Нормально»? — она сделала паузу, и я почти видела её прищур. — Я читаю новости с самого утра. Телевизор не выключала. Везде ты. Ты и какой-то… хоккеист.

Я зажмурилась.

— Мам…

— Вечеринка, клуб, танцы, фотографии… — её голос дрогнул. — Ария, что это всё значит?

Я обхватила кружку ладонями, будто могла спрятаться в тепле.

— Это… просто… — слова застряли в горле. Я понятия не имела, как объяснить ей, что я сама до конца не понимаю.

— Ария, я не хочу осуждать, — мягко добавила она. — Но ты ведь знаешь, как я переживаю. Ты только недавно разорвала отношения с Райаном. Ты клялась, что тебе нужно время, что ты хочешь быть осторожнее. А теперь…

Я стиснула зубы.

— Мам, я не готова об этом говорить. Не сейчас.

На том конце повисла тишина. Потом мама снова вздохнула, уже мягче, но всё ещё тревожно:

— Мы с твоим отцом очень переживаем за тебя, девочка.

Я сжала кружку крепче. Этот её тон всегда бил сильнее любых упрёков.

— Знаю… — выдохнула я.

— Когда у тебя съёмки в твоём новом кино? — вдруг спросила она, как будто переключаясь на другое.

Я моргнула, растерянно уставившись в пустоту кухни.

— Через неделю, — пробормотала я. — Режиссёр обещал, что график будет мягче, чем обычно.

— Хорошо, — сказала мама. — Мы с папой думали навестить тебя. Хоть ненадолго. Может, привезти твою любимую еду, приготовить что-то домашнее… Ты слишком часто остаёшься одна, Ария.

Глаза предательски защипало.

— Мам, спасибо… Но, может, чуть позже.

Она не спорила, только снова сказала тихо:

— Мы любим тебя. И просто хотим, чтобы ты была счастлива.

Я закрыла глаза. Горло сжалось так, что я едва смогла прошептать:

— Я тоже вас люблю.

Я долго сидела с телефоном в руке, глядя в никуда. Мамины слова эхом гуляли в голове — о том, что они с папой переживают, что хотят приехать, что просто хотят, чтобы я была счастлива.

Я подняла телефон и машинально открыла ленту. Ошибка. С первых же заголовков сердце ухнуло вниз.

«Ария Беннет в отчаянии: потратила 40 тысяч долларов, чтобы купить свидание с хоккеистом.»

«Когда карьера рушится — звёзды скупают мужчин на аукционах?»

«От красной дорожки до позорного торгов: падение Арии Беннет.»

Лента горела. Комментарии множились быстрее, чем я успевала читать.

«Ну конечно, сама бы она ему не была нужна.»

«За деньги хоть кто угодно согласится с ней провести ночь.»

«Никогда не думала, что она так низко падёт.»

Я сжала телефон так, что он едва не треснул. Горло снова свело. В ушах стоял гул — смесь маминых слов и этих мерзких фраз из сети. «Мы просто хотим, чтобы ты была счастлива» — и вот это счастье в глазах людей выглядит как аукцион и отчаяние.

Я сделала ещё один глоток чая. Он уже остыл, но в тот момент мне было всё равно.

Переложила кружку на стол, вытянулась на диване и уткнулась лицом в мягкую подушку. Плед оказался под рукой — я накинула его на плечи, даже не расправляя как следует.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В комнате было тихо, слишком тихо. Только слабый гул улицы за окном и тиканье часов.

И в этой тишине я впервые за долгое время позволила себе просто… ничего не делать.

Ни о чём не думать. Не прокручивать в голове лица, новости, папарацци.

Просто лежать.

Где-то на середине этой тишины я почувствовала, как веки становятся тяжёлыми.

— Пять минут… — прошептала я себе под нос. — Всего пять минут…

И провалилась.

Сон накрыл меня мягко и неожиданно.

Я уснула прямо на диване, в одежде, с телефоном в руке, забыв обо всём на свете.

Когда глаза распахнулись, комната была залита ярким утренним светом. Я машинально потянулась за телефоном и, увидев время, застыла.

09:10.

Я резко села на диване. Сердце ухнуло вниз, дыхание сбилось.

— Нет… только не это, — прошептала я, пытаясь сообразить, что происходит.

На площадке я должна быть в десять. Всего пятьдесят минут.Плед слетел на пол, я вскочила, босые ноги скользнули по ковру, и я почти бегом рванула в ванную, чувствуя, как внутри поднимается паника.

Я влетела в ванную, включила ледяную воду и наспех плеснула в лицо — даже не думая о том, чтобы умываться как следует. В зеркале на меня смотрело растрёпанное отражение с помятым лицом и спутанными волосами.

— Отлично, просто шикарно, — пробормотала я и схватила расчёску. Несколько резких движений — и волосы хоть немного стали походить на причёску.

Тональный крем, тушь — всё в спешке, всё на бегу. Руки дрожали так, что я едва не уронила косметичку в раковину.

Села в машину, завела двигатель и вырулила со двора. Руки дрожали на руле, а в животе будто свился тугой ком.

— Давай, только без пробок… — выдохнула я и нажала на газ.

Но город будто решил испытать меня. Уже на первом перекрёстке красный светофор сменился слишком рано, и я резко затормозила. Машина дёрнулась, ремень врезался в плечо.

Бросила взгляд на часы на панели: 09:23.

Сердце застучало быстрее.

Улица тянулась глухой вереницей машин. Впереди мигали стоп-сигналы, и я понимала, что застряла.

— Нет, нет, пожалуйста… — пробормотала я, кусая губу. Пальцы сжали руль так сильно, что побелели костяшки.

Телефон завибрировал — уведомления из ленты, новые статьи, новые комментарии. Я даже не открыла. Сейчас было не до того.

В 10:33 я, запыхавшись, ворвалась на площадку. Сумка ударила меня по боку, каблук едва не застрял в ковролине, но я всё равно прокричала, хватая ртом воздух:

— Я тут! Я уже тут!

Все головы повернулись в мою сторону одновременно. Тишина обрушилась так резко, что я услышала собственное учащённое дыхание.

Передо мной — вся съёмочная группа, собравшаяся в круг. Стилисты с папками, ассистенты с блокнотами, оператор с планшетом, люди из света и звука. Они стояли плотным кольцом, обсуждая что-то важное, и мой внезапный вбег словно разорвал воздух пополам.

Разговоры оборвались. Кто-то приподнял бровь, кто-то переглянулся. Несколько человек явно прятали усмешки. Атмосфера была вязкая, как мёд, и я чувствовала, как краснеют щёки.

Я стояла, тяжело дыша, волосы выбились из причёски, ладони сжимали ремешок сумки так, что костяшки побелели.

— Извините, — выдохнула я, — пробки…

— Ария! — голос разрезал пространство так резко, что я дёрнулась.

Из центра круга вышел высокий мужчина с седыми прядями на висках и папкой под мышкой. Его шаги звучали отрывисто, твёрдо, как удары молотка.

— Ты опоздала, — отчеканил он. — И это ужасно.

Все замолчали, даже ассистенты перестали перелистывать бумаги.

— Тридцать три минуты! — продолжил он, глядя прямо на меня. — Знаешь, сколько стоит каждая минута на этой площадке? Люди ждут, техника простаивает, график летит к чёрту. Это непрофессионально, Ария.

Щёки вспыхнули. Я чувствовала, как к горлу подкатывает ком.

— Простите, — выдавила я. — Больше не повторится.

Кейн фыркнул, будто слышал это уже тысячу раз.— Лучше бы не повторялось, потому что ещё одно подобное — и тебе придётся объясняться не со мной, а с продюсерами.

Я сглотнула и кивнула, стараясь выглядеть спокойно, хотя внутри всё дрожало.

Кейн перелистнул папку и добавил сухо:

— И ещё. Пока ты отсутствовала, мы провели собрание. Изменения в актёрском составе.

Я нахмурилась.

— Изменения? Какие?

— Одна из актрис выбыла по личным обстоятельствам. Мы быстро нашли замену. Новая актриса вливается в проект уже сегодня.

Я моргнула, пытаясь осознать услышанное.

— Кто именно?..

Кейн чуть наклонил голову, сделал знак рукой. Люди расступились, и я увидела её.

Лана Моррис.

В груди что-то сжалось, будто туда загнали кулак. Она стояла посреди зала — вся такая сияющая, уверенная, с этой своей фирменной «милая-я-же-ангелочек» улыбочкой.

Меня чуть не передёрнуло. Господи, да как они все этого не видят? Никто, мать его, не видит, какая она на самом деле. Снаружи — идеальная, с белоснежной улыбкой, тихим голоском и вежливыми комплиментами. А внутри — змея. Подлая, скользкая, мерзкая, готовая перегрызть глотку ради лишнего дубля.

Я видела её настоящую суть. Потому что мы с ней пересекались слишком часто. На пробах, на кастингах, в коридорах студий — и каждый раз она делала всё, чтобы вытолкнуть меня за борт.

А все остальные вокруг? Они жрут её «правильный» образ, будто он им под кожу врос. «О, Лана такая милая», «Лана — душка», «с ней приятно работать». Да плевать. Никому не приходит в голову,

что под этой маской скрывается стерва похлеще любой таблоидной ведьмы.

Я сжала зубы, заставляя себя не выдать ни звука.

Ну привет, сучка.

— Сюрприз? — протянула Лана сладким голосом и шагнула вперёд. — Я тоже в проекте. Надеюсь, мы поладим… хотя, знаешь, — она слегка склонила голову, — мы с тобой никогда не ладили.

Кто-то из ассистентов не удержался и вскинул брови, в воздухе повис напряжённый смешок.

Я почувствовала, как уши налились жаром. Сжала кулаки, но заставила себя выдохнуть и вскинуть голову.

— Что ж, Лана, — сказала я ровно. — Добро пожаловать.

Ассистент с бейджиком на груди подошёл ко мне, явно стараясь разрядить обстановку.

— Ария, пойдём, тебя ждут в гримёрке.

Я кивнула и последовала за ним по длинному коридору. Каблуки гулко стучали по полу, а внутри всё ещё бурлило после этой сцены с Ланой.

Мы свернули за угол, и там, возле кофейного аппарата, стояли две девушки из реквизита. Они переговаривались вполголоса, но слова ударили по мне, как пощёчина.

— Ты слышала? — шепнула одна. — Она же реально купила его на аукционе. Сорок тысяч долларов за хоккеиста.

Вторая прыснула, прикрывая рот рукой:

— Господи, какая же она отчаявшаяся. Видимо, совсем одна, раз до такого докатилась.

Я замерла на секунду, пальцы впились в ремешок сумки. В груди вспыхнуло злое, жгучее пламя. Хотелось развернуться, ткнуть их

лицами в эти мерзкие слова, но я заставила себя пройти мимо, будто не слышала.

В этот момент в кармане завибрировал телефон. Экран вспыхнул знакомым именем: Итан.

Ну вот только тебя мне сейчас не хватало.

Я стиснула зубы, пальцы дрогнули над кнопкой.

Серьёзно, блядь? Звонишь именно сейчас? Когда всё катится в ад? Когда каждая собака шепчется за моей спиной?

Я ткнула «сбросить», и звонок оборвался. Тишина навалилась с новой силой.

Теперь моя жизнь — пиздец. Полный, законченный, без права на апелляцию.

Глава 12.Ария

Итан звонил мне семьдесят восемь раз.

Да, я считала. Все семьдесят восемь — и все семьдесят восемь я не взяла трубку.

Так ведь будет проще.

Если не слышать его голос, не отвечать, не втягиваться снова — проще.

Через время всё забудется. Люди быстро жрут новый скандал, переваривают и выблёвывают. Завтра они будут орать про чужой развод, послезавтра — про чью-то срывшуюся съёмку. А моя история утонет среди остальных.

А если даже не забудут? Ну что ж. Переживём. Я переживу.

Я повторяла это, как заклинание, уставившись в экран с пропущенными вызовами. Цифра «78» горела красным, как клеймо.

Я нажала «очистить», и список исчез. Но чувство — нет. Оно жгло изнутри, будто я стерла звонки, но не саму проблему.

Просто дыши, Ария. Просто дыши и делай вид, что всё под контролем.

Телефон снова зазвонил — на этот раз имя Ванессы по видеосвязи. Я нехотя ответила, потому что знала: если не возьму, она сама приедет и выломает дверь.

— Ария, мы должны что-то предпринять, — её голос звучал чётко, деловито, без лишних эмоций. — Скандал не утихает, таблоиды смакуют каждую деталь. Нужно дать комментарий, выйти с контролируемым заявлением.

Я зажмурилась, чувствуя, как сжимается виски.

— Ванесса, пожалуйста… не сейчас.

— «Не сейчас» не работает, — отрезала она. — В таких случаях время — твой враг. Пока ты молчишь, они лепят из тебя образ отчаявшейся женщины, которая покупает мужчин. Завтра уже будет сложнее оправдаться.

Я прикусила губу, а потом резко сказала:

— Я не буду оправдываться. Пусть думают, что хотят. Будет что будет.

На том конце повисла тишина. Я даже представила, как Ванесса закатывает глаза и сдерживает раздражение.

— Ладно, как знаешь, — сказала Ванесса сухо, перелистывая бумаги на столе. — Но учти: мне сегодня звонил менеджер Итана.

Я замерла.

— Его… кто?

— Менеджер, — отчеканила она. — Представился Томом.

Я нахмурилась.— И что он хотел?

— Откуда мне знать? — Ванесса вскинула брови. — Ты ясно дала понять, что не собираешься ничего предпринимать. Что «будет — то будет». Вот я и не тратила своё время.

Внутри всё сжалось. Я отвернулась, чтобы она не видела, как у меня дрогнули губы.

— И правильно, — прошептала я. — Мне не нужен его менеджер. И вообще… никто не нужен.

На следующий день я сидела в гримёрке во время перерыва. В комнате пахло лаком для волос и кофе из пластиковых стаканчиков, ассистентки шептались у зеркала, а я бездумно вертела в руках телефон.

С самого утра ни одного звонка от Итана. Странно пусто. Будто мои уши привыкли к назойливой вибрации, и теперь тишина резала сильнее, чем любой его вызов.

Вместо звонков пришло сообщение. Одно. Короткое.

«Ария, пожалуйста, прочитай это. Сегодня в 8 вечера. Включи ESPN. Это важно.»

Я перечитала его несколько раз. Сердце колотилось так, будто кто-то стучал молотком изнутри.

ESPN. Восемь вечера. Важно.

Восемь вечера я встретила дома, в одиночестве.

Телефон лежал рядом, экран погасший, будто дожидался, что я передумаю. Но я не передумала. Ровно в восемь включила телевизор.

На экране вспыхнул логотип ESPN. В студии яркий свет, ведущие в строгих костюмах, позади — кадры с ледовой арены. И через секунду показали его. Итана.

Мой кошмар последних недель.

— Сегодня у нас в гостях капитан «Бостон Вулвз», Итан Коул, — сказал ведущий. — Итан, спасибо, что нашли время.

— Спасибо, что пригласили, — отозвался он коротко.

Они начали говорить о хоккее. О сезоне, о прошедших матчах, о том, что команда переживает сложный период. Итан отвечал сдержанно, спокойно, иногда позволял себе лёгкую улыбку. Ни слова о скандале, ни намёка.

— Команда действительно переживает непростые времена, — подвёл итог ведущий и вдруг слегка наклонился вперёд. Его тон изменился, стал мягче, но и острее одновременно. — Но позвольте спросить… все сейчас обсуждают не только хоккей. Ваше имя связывают с Арией Беннет.

У меня в груди что-то ухнуло. Я машинально придвинулась ближе к экрану, плед соскользнул с плеч.

Камера поймала лицо Итана крупным планом. Он на секунду задержал дыхание, потом спокойно произнёс:

— Прошу прощения, если мы ввели кого-то в заблуждение.

В студии повисла пауза, ведущий чуть приподнял бровь.

Итан выпрямился, сцепил руки на коленях и добавил твёрдо:

— Но это значит одно: я встречаюсь с Арией Беннет.

Он продолжал, абсолютно серьёзный:

— Я знаю, все любят шоу и сплетни. Но это не шоу. Это не пиар. Это не скандал. Это мы. И я не собираюсь это прятать.

Итан вдруг встал прямо посреди студии.

Ведущий замер, операторы рванули камеры за ним.

— Итан?.. — неуверенно произнёс ведущий. — Это… что вы делаете?

Он спокойно стянул пиджак, кинул его на кресло.

Зал уже шумел, зрители в студии вытянули шеи.

— Минуту, — сказал он в камеру. — Вы все хотите шоу? Получите.

Пальцы разошлись по пуговицам рубашки. Раз. Два. Три. И он резким движением распахнул её. Под рубашкой — чёрная футболка. На груди — моё лицо. Огромное, в сиянии прожекторов.

Толпа в студии ахнула.

Я уткнулась в экран ладонью.

— Господи, Итан…

Он посмотрел прямо в камеру. Его глаза горели.

— Я встречаюсь с Арией Беннет! — заорал он так, что студия оглохла от криков и аплодисментов. — Вам всем понятно?!

Люди в зале взорвались. Кто-то свистел, кто-то аплодировал стоя, ведущий беспомощно пытался перекричать шум:

— Эм… эфир… господа, у нас прямой эфир!

Но Итан шагнул ближе к камере. Так близко, что казалось — он смотрит в глаза каждому, кто сидит перед экраном. Его лицо заполнило кадр.

И вдруг он рванул глоткой так, что микрофоны захрипели:

— Я ВСТРЕЧАЮСЬ С АРИЕЙ БЕННЕТ!!! Это не пиар, не слухи, не ваши сраные догадки! Это моя женщина. Ария Беннет. И если кому-то не нравится — пусть катится к чёрту!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я вжалась в диван, сердце колотилось так, будто вот-вот выскочит из груди.

Экран мигал, Итан всё ещё стоял там — с моим лицом на груди и этим диким огнём в глазах.

— ЧТООО?! — закричала я прямо в телевизор, сорвав голос. — Итан, что ты делаешь, идиот?!

Я вскочила, волосы растрепались, кружка с чаем грохнулась на ковёр.

— Заткнись! Просто заткнись! — кричала я в пустую комнату, но он продолжал нести ахинею в эфире федерального канала.

— Мы с ней счастливы! — гремел он. — И мы не обязаны никому ничего доказывать!

Я сидела, уставившись в экран телевизора, пытаясь осознать, как моя жизнь снова разлетелась к чертям. Режиссёр, родители, Ванесса, пресса… теперь все они будут ждать моих комментариев. Господи, и я должна буду что-то ответить.

Я натянула плед на голову, укрылась им так, будто это могло стать бронёй от всего мира.

Глупо, да? Как будто кусок ткани способен заглушить крики студии, вспышки камер и бесконечные заголовки, что уже, наверное, летят по всем лентам.

Под пледом было душно, темно и тихо. Только моё собственное дыхание, резкое и неровное. Сердце стучало в висках так, будто требовало выхода.

Я не знала, сколько времени там провела. Минуту? Час? Может, вечность. Телефон вибрировал где-то рядом, но я не тянулась к нему. Потому что я знала, кто звонит. Знала, что там сотни сообщений и десятки пропущенных.

И тут — звук.

Я вздрогнула.

Глухой скрежет, словно кто-то поцарапал ножкой стула по полу.

Потом — тихий звон, будто задели стекло.

Я вытащила голову.

Кухня.

Из кухни доносилось.

Я замерла, дыхание стало коротким и быстрым.

Капли пота выступили на висках.

Ещё звук. Шорох. Будто кто-то возился там, что-то ронял или переставлял.

— Ванесса?.. — позвала я, но голос дрогнул и вышел шёпотом.

Ответа не последовало. Только новый звук — чёткий, звонкий. Как будто разбился бокал.

Я судорожно обвела взглядом гостиную.

Что угодно. Хоть что-то, чем можно защититься.

Рука наткнулась на массивную вазу с цветами, оставленными ещё неделю назад. Вода в ней давно зацвела, цветы превратились в жалкие тряпичные стебли, но сама ваза была тяжёлая, глиняная. Я схватила её, с трудом удерживая дрожащими руками.

Сердце колотилось так, что я едва не оглохла.

Я пошла на кухню. Каждый шаг отдавался гулом в голове.

Шорох стал громче. Как будто кто-то шевелил пакетами или возился с дверцей шкафчика.

Тень метнулась у окна.

Я заорала:

— Пошёл вон!!!

И прежде чем фигура успела пошевелиться, я изо всех сил опустила вазу прямо ему на голову.

Гулкий удар.

Крик — короткий, хриплый.

Фигура рухнула на пол, и я, задыхаясь от ужаса, прижала руки ко рту.

В полумраке я увидела лицо.

И меня пронзило, как током.

Глава 13. Итан

— Ай!.. Блядь, больно! — поморщился я, когда холодная вата со спиртом коснулась затылка. — Ария, полегче! Ты меня и так уже почти убила.

— Сиди спокойно, — отрезала она, пальцы твёрдо прижимали вату к моей башке.

Я фыркнул.

— Да ладно тебе. Это не я кидал вазу в голову другому человеку. Ты сама шарахнула ей мне по черепу.

Она подняла на меня глаза — злые, но блестящие.

— Знаешь, Итан, кто вообще пробирается на кухню к чужому человеку без предупреждения?!

— Я, — усмехнулся я, хотя лицо дёрнулось от боли. — Я хотел сделать сюрприз.

— Сюрприз? — её голос дрогнул. — Ты едва не довёл меня до сердечного приступа.

Я повёл плечом, оглядываясь по сторонам.

Её дом выглядел, как картинка из журнала. Белые стены, светлые деревянные полы, мягкие ковры. На кухне — блестящая техника, аккуратные баночки с приправами, и запах ванили откуда-то из воздуха. Всё слишком правильное, слишком ухоженное. И посреди этого — я, здоровый хоккеист с разбитой башкой и её руками в волосах.

— Я хотел видеть тебя, — выдохнул я, пока она всё ещё прижимала вату к моей голове. — Хотел увидеть твою реакцию после эфира. Но, блядь, случайно задел стакан, он разбился, я запаниковал… и вот. Получил вазой по башке.

Она резко отстранилась, руки сжались в кулаки.

— Ах, да! Кстати, об этом! — голос её сорвался почти на крик. — Ты что, с ума сошёл?!

Я моргнул.

— Ты про эфир?

— Про ЭФИР?! — она почти взвыла, шагнув ко мне ближе, так что глаза вспыхнули огнём. — Ты, идиот, орал на всю страну, что мы встречаемся! Что я твоя женщина!

— Слушай, Ария, — я шагнул к ней ближе, поймал её взгляд и сказал жёстко, чтобы она перестала метаться. — Если бы я этого не сделал — они бы нас разорвали. Все.

Она распахнула рот, но я поднял руку, не давая перебить.

— После того, что мы с тобой натворили, меня вызвали на ковёр и дали по жопе, — я усмехнулся криво. — В прямом смысле, как мальчишке. Лига, комитет, спонсоры — все хотели моей головы. А ты молчала. Ты не отвечала на звонки.

Её лицо дрогнуло, но я не сбавлял темп.

— Пресса разрывала меня. Люди тоже. Каждый хотел комментариев. Я сидел и тупо не знал, что делать. Никто не мог связаться ни с тобой, ни с твоей чёртовой Ванессой. И, Ария… это показалось лучшим вариантом. Единственным.

Я сделал вдох, понизил голос:

— Да, я заорал. Да, я вышел за рамки. Но это закрыло нам дыхание. Дало передышку. Теперь они не жрут нас — они глотают историю про «самую горячую пару года».

Я смотрел на неё и видел, как у неё дрожат пальцы, как сердце колотится под кожей на шее. Я гнал слова одно за другим, без пауз, как броски по воротам: «лига», «спонсоры», «разорвали», «я заорал». Это был мой стиль — давить, пока не сдам.

Я сделал шаг ближе, намеренно загнал её в угол и сказал ровно, как приговор:

— Так что выбора у тебя нет. Мы с тобой официально пара.

Её глаза распахнулись, рот приоткрылся.

— Прости, что?.. — голос дрогнул, но в нём уже собиралась буря.

Я не моргнул. Стоял прямо, плечи расправлены, как капитан на льду перед матчем.

— Ты офигел? — взорвалась она. Смех резанул по ушам, истеричный, колючий. — Ты сейчас серьёзно заявляешь мне, что «выбора у меня нет»?

Я видел, как внутри у неё всё кипит: злость, страх, адреналин. Она шагнула ко мне ближе, глаза сверкнули.

— Знаешь, я уже проходила это, — выплюнула она. — Райан тоже любил диктовать, как я должна улыбаться, как держать спину, что говорить. И я не позволю тебе играть в это же дерьмо, Итан.

Её палец ткнулся мне в грудь. Она дрожала, но атаковала. И чёрт меня подери, это заводило.

— Ты хочешь прикрыться мной, хочешь спасать свою грёбаную карьеру — так и скажи. Но не смей говорить, что у меня «нет выбора».

Я не шелохнулся. Только челюсть напряглась, мышцы свело. Я держал её взгляд, потому что знал: если сейчас дам слабину — всё, конец.

И именно в этот момент меня чуть не вынесло к чёрту. Она стояла передо мной, злая, красивая, до дрожи настоящая. И я ненавидел это ощущение… и в то же время понимал — мать его, именно это мне и нужно.

Она прикусила губу. Резко вдохнула.

— Ладно. Только одно условие.

— Какое? — я шагнул ближе, ловя её взгляд.

— Без секса. — Она произнесла это быстро, как приговор, и сжала руки в кулаки. — Одного раза хватило.

Я замер на секунду. Потом наклонил голову, позволяя уголкам губ чуть дёрнуться.

— Как скажешь.

Она вспыхнула, нахмурилась, но я уже смотрел на неё так, будто видел сквозь.

— Но знай, — продолжил я мягко, почти шёпотом, — мои двери всегда открыты.

Её дыхание сбилось, пальцы дёрнулись, словно она хотела что-то бросить мне в лицо.

Тем же вечером я лежал в своей комнате, уставившись в потолок. Лёд трещал в голове, как после падения, только падение это было не физическим — куда хуже. Всю жизнь я думал, что хоккей — единственное место, где я настоящий. Шайба, ворота, соперник. Всё честно. Никаких масок.

Но за пределами арены всё рушилось в липкой лжи. Пресс-конференции, контракты, чужие ожидания. Театр, где все врут, улыбаются и жрут друг друга изнутри.

И вот она. Ария.

Чёртова женщина с глазами, которые бросают вызов даже тогда, когда губы дрожат. С руками, что вцепились в меня так, будто я её последний шанс, и с голосом, который сказал «нет»… и заставил меня жаждать большего.

Она бесит меня. Сводит с ума. Раздражает до боли.

И всё равно я не могу от неё оторваться. Она — единственная живая вещь в этом прогнившем мире.

Я провёл ладонью по лицу и усмехнулся. Пусть думает, что это просто игра для прессы. Пусть уверяет себя, что всё ради имиджа. Она ошибается.

Потому что я ждал её слишком долго. Следил, наблюдал, жёг себя этим ожиданием. Она и понятия не имеет, как глубоко вляпалась.

И теперь, наконец, всё идёт так, как я хотел.

План, который начинался, когда она даже не знала моего имени, — начал сбываться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эта сцена получилась очень огненной: конфликт, искры, и за кулисами у Итана явно есть своя игра.

❓Как думаете, он действительно всё просчитал заранее или сам попал в ловушку своих чувств?

Глава 14. Ария

Я жила в аду.

Причём не в том, где серый дым и языки пламени, а в куда более жестоком — в съёмочном аду, где каждый второй косился на меня так, будто я сбежала из психушки.

Я вошла в павильон утром, и сразу почувствовала — воздух другой. Сгущённый, липкий. Вроде те же декорации, те же люди, те же камеры. Но всё изменилось. Потому что теперь я не просто актриса, которая опоздала вчера и чуть не сорвала день. Нет. Я — Ария Беннет, «женщина капитана Boston Wolves», как написали вчера вечером в каждом сраном таблоиде.

— Слышала? — донёсся шёпот слева. — Он назвал её своей женщиной.

— Да ладно? — отозвалась вторая. — Я смотрела эфир! Он орал в камеру, как будто собирался сделать ей предложение.

— Ну… хоть кому-то повезло, — фыркнула первая.

Я шла дальше, держала спину прямо, будто эти голоса не касались меня. Но они касались. Они били точнее любого удара.

Я чувствовала, как взгляды скользят по мне — оценивающие, жадные, ехидные. Кто-то улыбался «поддерживающе», но в этих улыбках читалось одно: мы всё видели. Теперь ты цирковая обезьяна.

И, конечно же, Лана.

Она сидела в кресле у визажиста, нога на ногу, и как только я прошла мимо — издала этот мерзкий смешок.

— Ну что, Ария, — протянула она громко, так, чтобы все услышали. — Теперь хотя бы ясно, кто купил билет в твою жизнь. И не говори, что я не предупреждала: всегда найдётся мужчина, который решит твою карьеру.

В комнате хихикнули. Несколько человек отвели взгляд, но было поздно — её слова врезались прямо под кожу.

Я стиснула зубы, не отвечая. Если я сорвусь — она выиграет. А Лана всегда знала, как достать меня, как вывернуть наизнанку и выставить дурой.

— Ария, к нам, — визажист сделала вид, что не слышала Лану. Но по глазам я поняла — слышала. Все слышали.

Я села, закрыла глаза, позволила ей наносить слои тонального крема, прятать тёмные круги под глазами. А внутри клокотало. Каждое прикосновение кисти по коже напоминало мне, что я больше не принадлежу себе.

Он сделал это. Он заорал на всю страну, что я его женщина. И теперь я должна жить с этим

Когда визаж закончился, в гримёрку влетела Ванесса. Телефон в руке, лицо мрачнее тучи.

— Нам надо поговорить, — сказала она.

Я подняла глаза.

— Если это снова про Итана…

— А про кого ещё, чёрт возьми? — перебила она. — Ты понимаешь, что теперь у вас официальный статус? Он сказал это в эфире федерального канала! Ты хоть представляешь, какие деньги там крутятся? Какие контракты?

Я сжала пальцы в кулак.

— Я не просила его это делать.

— Да всем плевать, Ария, — голос Ванессы зазвенел, как хлыст. — Ты теперь часть этой игры. Хочешь ты или нет.

Я замолчала. Потому что знала: спорить бесполезно.

— Сегодня вечером у вас совместное интервью, — добавила Ванесса. — Глянешь в камеру, возьмёшь его за руку, улыбнёшься — и мир поверит, что вы пара.

— Что? — я едва не сорвалась с места. — Нет! Я не собираюсь…

— Ты собираешься, — отрезала она. — И если у тебя есть хоть капля здравого смысла, ты сделаешь это.

Я замолчала. Не потому что согласилась. А потому что не знала, что сказать.

Остаток дня прошёл в тумане. Репетиции, сцены, свет, крики режиссёра. Я играла на автомате, слова сами слетали с губ, тело двигалось по командам. Но внутри — только одна мысль: вечером.

Каждый раз, когда я ловила своё отражение в зеркале, я видела чужую женщину. Женщину, которую поставили рядом с Итаном Коулом — против её воли. Женщину, которую обсуждают сотни людей, смеются тысячи, а миллионы ждут, когда она оступится.

И вот я стояла у входа в студию вечером. Сердце билось, как на казнь. Передо мной толпились журналисты, вспышки камер били в глаза, а рядом… он.

Итан Коул.

Капитан «Boston Wolves». Мужчина, который за одно интервью разрушил мою жизнь и одновременно сделал её главной сенсацией недели.

Он был спокоен. Даже слишком. В строгом чёрном костюме, с ухмылкой на губах и таким видом, будто шагал по красной ковровой дорожке, а не в ад.

— Готова? — наклонился он ко мне, чтобы только я услышала.

— Нет, — прошипела я сквозь зубы. — И никогда не буду готова.

— Отлично, — сказал он и ухмыльнулся шире. — Тогда давай сыграем.

Он подхватил меня за руку — так уверенно, так крепко, что я вздрогнула. Камеры вспыхнули сразу, крики журналистов слились в оглушительный хор:

— Ария! Ария, посмотрите сюда!

— Итан, расскажите, как вы познакомились!

— Вы живёте вместе?

— Это правда любовь или пиар?

Меня шатало от этих голосов. Хотелось сбежать, исчезнуть, провалиться под землю. Но его рука сжимала мою, и я понимала: теперь это не просто игра. Это клетка.

Мы сели напротив ведущей. Студия сияла белым светом, всё вокруг было ярким, безжалостным. Ни одного шанса спрятаться.

— Сегодня у нас особенные гости, — начала ведущая, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Капитан «Boston Wolves» Итан Кросс и актриса Ария Беннет. Пара, о которой сейчас говорит весь мир.

Я чуть не подавилась воздухом. «Пара».

Итан даже бровью не повёл. Улыбнулся так, будто это было именно то, чего он добивался.

— Спасибо, что пригласили, — сказал он, и его голос прозвучал уверенно, спокойно.

— Спасибо, — выдавила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Ведущая улыбалась — слишком широко, слишком выверенно. Я уже знала этот блеск в глазах: сейчас она ударит, и удар будет под дых.

— Итан, Ария, — начала она медленно, выдерживая паузу, чтобы весь зал замер в ожидании. — Скажите честно… вы встречаетесь потому, что хотите, или потому, что вам обоим есть что скрывать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 15. Итан

— Итан, Ария, — ведущая сделала паузу так длинно, что даже в раздевалке парни бы свистнули, — скажите честно… вы встречаетесь потому, что хотите, или потому, что вам обоим есть что скрывать?

Вопрос ударил, как шайба в лицо.

Зал замер, камеры щёлкнули разом.

Я почувствовал, как Ария рядом дёрнулась. Её пальцы дёргались, будто хотели выскользнуть, но я сжал руку сильнее.

Нет, малышка. Сегодня мы держим удар вместе.

Я подался ближе к микрофону.

— Если бы мы хотели что-то скрыть, — сказал я спокойно, — мы бы не сидели здесь.

Зал взорвался аплодисментами.

Ведущая улыбнулась, но я уловил раздражение в её глазах. Удар не прошёл.

— Но согласитесь, — продолжила она, — вы слишком разные. Хоккей и Голливуд. Жёсткие тренировки и блестящие премьеры. Как вы вообще нашли общий язык?

Я усмехнулся.

— На льду всё просто: шайба, ворота, соперник. В кино, думаю, то же самое: роль, камера, зритель. В конце концов, это игра. — Я сжал руку Арии. — А когда находишь человека, ради которого готов играть до конца, разница перестаёт иметь значение.

В зале — возгласы, аплодисменты, вспышки.

А рядом Ария сидела, будто её обожгли.

Она молчала, но я знал — внутри неё кипит ярость. Для зрителей её покрасневшие щёки — признак смущения. Для меня — сигнал, что дома меня ждёт ад.

Но здесь, перед миллионами, всё выглядело идеально.

Идеальная картинка.

Мой план работал.

— Ария, а что вас в нём привлекло? — ведущая резко перевела фокус.

Я почти услышал, как у неё пересохло горло. Она моргнула, открыла рот — и тут же захлопнула.

Секунда паузы.

Ещё секунда.

Я чувствовал, как мир вокруг затаил дыхание.

И тогда я наклонился ближе к микрофону и сказал с улыбкой:

— Она любит хоккей. Просто пока боится в этом признаться.

Смех в зале, аплодисменты.

А Ария повернула голову и посмотрела на меня так, будто хотела врезать прямо здесь, в прямом эфире.

— То есть, — подхватила ведущая, — вы намекаете, что Ария посещает ваши игры?

— Намекаю? — я наклонился вперёд. — Она была на трибунах и будет снова. И это не намёк.

Я специально сделал паузу, чтобы дать фотографам поймать её выражение лица.

Смятение. Злость. Красные щёки.

Для них это выглядело как влюблённость.

Именно то, что нужно.

— Итан, а если серьёзно, — ведущая не отпускала, — вы осознаёте, что этот роман может стоить вам карьеры? Спонсоры, лига, репутация…

Я встретил её взгляд и чуть приподнял подбородок.

— А вы осознаёте, что мне плевать?

Зал взорвался криками.

Кто-то захлопал стоя.

Фотографы чуть не лезли на сцену.

Я снова посмотрел в камеру.

— Мы встречаемся потому, что хотим, — сказал я, позволяя голосу стать жёстким. — И потому, что остальное уже не имеет значения.

В этот момент Ария сидела рядом, неподвижная, с глазами, в которых горело тысяча эмоций.

И я понял: мир купился.

А она — нет.

И это делало игру ещё интереснее.

Мир любит сказки. Люди глотают истории быстрее, чем факты. Я знал это лучше, чем кто угодно. В хоккее всё честно: шайба в воротах или нет. Но за пределами льда? Там нет честности. Там только пиар, маски и красиво поданные легенды.

И моя легенда прямо сейчас сидела рядом со мной в красном платье и смотрела в пол, как будто хотела провалиться сквозь сцену.

Я отвечал уверенно, глядя прямо в камеру, но внутри меня разрывало пополам.

С одной стороны — свет, шум, тысячи глаз.

С другой — память.Всё началось не здесь.

Не на этом диване, не под этими софитами.

Всё началось в тот вечер, когда я впервые её увидел.

Тогда я ещё не был «капитаном Коулом».

Я был просто нападающим, который только-только выбился из фарм-клуба и пытался закрепиться в основе «Boston Wolves». Мы приехали в Нью-Йорк на спортивную премию — одна из тех вечеринок, где спортсмены и актёры смешиваются в глянцевую кашу, делают селфи и улыбаются в камеру так, будто это всё их счастье.

Я ненавидел эти тусовки.

Костюм сидел, как броня, галстук душил, я чувствовал себя чужим среди этих светских лиц.

И тогда я увидел её.

Она вышла на сцену вручать какую-то награду. Я даже не помню, кому и за что. Но помню её. Белое платье в пол, открытые плечи, блеск волос в свете софитов. Она улыбалась так, будто зал принадлежал ей. Не награда, не звёзды на задних рядах, а именно она держала внимание в своих руках.

Я замер.

Впервые за долгое время у меня выбило землю из-под ног.

Я привык к соперникам, которые летят в тебя со скоростью сорок километров в час. Привык к дракам у борта, к синякам и рассечённым бровям. Но то, что сделала со мной её улыбка, — выбило сильнее любого удара.

Я пытался убедить себя, что это случайность.

Что это просто красивая актриса, которых тысячи.

Но когда она спустилась со сцены и прошла мимо меня, я уловил её запах — лёгкий, сладкий, почти прозрачный, — и понял: пиздец.

Она даже не посмотрела на меня. Шла уверенно, с прямой спиной, и улыбалась кому-то из прессы.

А я остался стоять в углу, со стаканом воды в руке и с дурацким ощущением, что только что увидел что-то своё.

После того вечера я начал замечать её везде.

Плакаты с её лицом. Афиши новых фильмов. Интервью в журналах, которые раньше никогда не открывал.

Я не искал её специально.

Но мир будто подсовывал мне её снова и снова.

Я смотрел и думал: «Она живёт в другом мире. Она никогда не узнает, кто я такой».

А потом случился сезон. Я впервые стал капитаном. На льду я чувствовал себя богом. Но за пределами арены я всё ещё возвращался к тому вечеру. К белому платью и этой улыбке, которая засела у меня в голове, как назойливый саундтрек.

И вот теперь, годы спустя, она сидела рядом.

Не на сцене, не на плакате, не в журнале.

А рядом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Её рука в моей.

Её дыхание рядом с моим.

Она всё ещё смотрела в пол, будто хотела исчезнуть, а я глядел в объектив и улыбался, как будто это был мой самый лёгкий матч.

Но внутри я знал: всё это я начал строить тогда.

Той ночью, когда впервые увидел её.

Я хотел большего. Я хотел, чтобы нас увидели. Чтобы мы стали картинкой, от которой не отвернуться. Чтобы каждый журнал, каждая программа, каждая сраная газета напечатала одно: Итан Коул и Ария Беннет — вместе.

Не скандал. Не слух.

А факт.

Запечатанный, как татуировка, которую не смыть.

Я отвечал на вопросы спокойно, уверенно.

— Да, мы разные. Да, у нас разные миры. Но вместе нам плевать на эти разницы.

Я видел, как ведущая пыталась пробить оборону. Сначала мягко, потом жёстче. Она хотела крови. Но я давал ей только шоу. И публика жрала его с руками.

И пусть внутри Ария готова разорвать меня — снаружи мы выглядели так, как я задумал.

Пара.

Сильная. Настоящая.

И чем сильнее она дёргалась — тем крепче я держал.

Запечатать.

Вот что было моим планом.

И теперь он начал сбываться.

Интервью закончилось под аплодисменты.

Свет софитов погас, ведущая отбросила заученную улыбку и пожала нам руки. Публика всё ещё гудела, камеры щёлкали — будто им мало того шоу, что мы только что выдали.

Мы шли по коридору. Ассистенты галдели, кто-то раздавал указания в гарнитуру, вспышки всё ещё мигали за спиной. Она шагала быстро, будто хотела убежать. Я — рядом, спокойный, будто мы только что выиграли матч.

— Они купились, — сказал я тихо, и уголки моих губ дёрнулись.

Она обернулась, глаза метали молнии.

— Пошёл ты.

И это было лучше любого признания.

За кулисами стало тише. Всего лишь серый коридор, несколько свидетелей, и между нами натянутая струна, готовая лопнуть.

Я поймал её за локоть.

— Ты сделала это со мной, Ария, — сказал я низко. — Теперь назад дороги нет.

Она дёрнулась, попыталась вырваться, но я потянул ближе.

Секунда. Две.

И я наклонился.

Губы коснулись её губ резко, жадно. Я не просил разрешения. Не собирался.

Весь этот вечер я держал себя в руках, говорил правильные слова, улыбался в камеры. А здесь, в полутьме коридора, мне было плевать.

Она замерла.

На миг я подумал — она поцелует в ответ. Но вместо этого шлёп! — ладонь врезалась в мою щёку.

Тишина рухнула.

Ассистенты, стилисты, звукари — все замерли с круглыми глазами.

Кофе пролился на пол. Кто-то зашептался.

А я улыбнулся.

Потому что впервые за этот чёртов вечер она показала себя настоящую.

— Никогда больше! — выдохнула она.

Я провёл языком по зубам, наклонился ближе и сказал так, чтобы слышала только она:

— Никогда? Не зарекайся.

Она дрожала вся.

И я знал: это не только злость.

Дверь распахнулась.

— Ария, у тебя… — Ванесса замерла, увидев нас. — Чёрт.

Её глаза впились в меня ледяным взглядом.

— Пять минут. И, Коул, если ещё раз такое повторится на публике — я похороню вас обоих.

Она хлопнула дверью так, что стены дрогнули.

Я снова посмотрел на Арию. Её щёки горели, губы дрожали. Она ненавидела меня.

И я хотел её ещё сильнее.

— Ты проигрываешь, Ария, — сказал я ровно. — Каждый раз, когда думаешь, что можешь уйти.

Она открыла рот, чтобы ответить, но я уже развернулся и пошёл прочь.

Эта глава прям дышит напряжением: интервью, игра для публики, её злость и его холодная уверенность. ????

❓А вы на чьей стороне сейчас — Арии, которая борется за своё «нет», или Итана, который ломает все правила ради неё?

⭐ Жду ваши мысли в комментариях!

Глава 16.Ария

Я до сих пор чувствовала жар в ладони.

Кожа пылала, будто я ударила не по его щеке, а по раскаленному металлу.

Я ударила искренне. Всем сердцем. Всем накопленным за эти дни отчаянием и злостью.

И это должно было стать точкой.

Но вместо точки — всё перепуталось.

Его губы всё ещё стояли передо мной.

Резкие, жадные, не спрашивающие разрешения. Поцелуй не был романтикой, не был нежностью. Он был захватом.

Как будто Итан решил, что я — его территория, и поставил на мне метку.

Я ненавидела его за это.

И ненавидела себя за то, что внутри что-то дрогнуло.

Он вышел, оставив меня в гримёрке с дрожью в пальцах и горящими глазами свидетелей.

А я осталась стоять, вцепившись в стол, боясь, что ноги меня не выдержат.

Я должна была чувствовать только злость.

Только её.

Но вместо этого меня мотало из стороны в сторону.

Злость.

Страх.

И — Господи, да как я смею это признавать? — желание.

Я закрыла глаза и уткнулась лбом в холодное зеркало.

— Ты дура, Ария, — прошептала я самой себе.

Дверь распахнулась. Ванесса.

Она посмотрела на меня внимательно, слишком внимательно.

— Ты в порядке? — спросила.

Я резко кивнула.

— Конечно.

Она прищурилась, но ничего не сказала. Просто положила папку на стол и сухо добавила:

— Завтра будут новые вопросы. Готовься.

И ушла, оставив меня наедине с моим хаосом.

Я обхватила себя руками, села прямо на стол, чтобы не рухнуть на пол.

Мир снова пытался превратить меня в картинку.

Но за картинкой я разваливалась на части.

Я должна ненавидеть его. Должна держать дистанцию, строить стены.

Но там, внутри, где я остаюсь одна, меня разъедал вопрос:

А что, если в этом безумии есть не только угроза?

Я сжала кулаки и выдохнула.

— Нет, Ария. Не смей.

Следующий день начался с тяжёлого воздуха.

Я пришла на площадку, натянув улыбку, которая трещала по швам, и сделав вид, что всё под контролем.

Съёмки давили.

Каждый дубль — как выстрел. Каждый взгляд режиссёра — словно приговор. Он не кричал, не повышал голос, но его «Ария, соберись» звучало хуже любого ора.

Я старалась. Я знала текст, знала эмоцию, знала, что должна выдать.

Но в голове всё время всплывали его губы. Его голос. Его «никогда не зарекайся».

Чёрт.

Перерыв. Я рухнула в кресло в углу павильона, достала телефон, чтобы хотя бы на пять минут уйти в тишину.

И тут увидела.

Фото.

На экране горел заголовок: «Такой Арии вы ещё не видели!».

И под ним — я. Снятая исподтишка. Размазанная тушь, взъерошенные волосы, растрёпанный халат. Снимок явно сделан вчера ночью, когда я возвращалась домой после интервью.

Я узнала коридор. Узнала момент.

И знала, чьих рук это дело.

— Милое фото, правда? — сладкий голосок раздался рядом.

Я подняла голову.

Лана стояла в двух шагах, с телефоном в руке и улыбкой, от которой хотелось выть.

— Забавно, как папарацци ловят каждый миг, — продолжила она. — Но ты не переживай. Все ведь знают: даже у звёзд бывают плохие дни.

Я прикусила губу так, что почувствовала вкус крови.

— Случайно, да? — выдохнула я.

Она склонила голову набок, её волосы блеснули под светом.

— Конечно. Всё всегда «случайно».

И ушла, оставив за собой запах дорогих духов и этот липкий след победы.

Я уставилась в экран.

Фото уже расходилось по соцсетям. Комментарии множились.

«Вот как выглядит настоящая Ария Беннет — никакой гламурной маски».

«Отчаянная и уставшая, точно так же, как и её скандальные решения».

«Зачем ей хоккеист? Чтобы прятаться за ним?»

Каждое слово впивалось в кожу.

Каждая строчка — нож в спину.

Я закрыла телефон и глубоко вдохнула.

Нет. Я не дам ей этого.

Я не дам ей увидеть, что её подлянка сработала.

Но внутри всё клокотало.

Злость. Боль.

И — что хуже всего — слабость.

День закончился.

Точнее, я закончилась.

Съёмки выжали меня досуха. Каждое слово, каждое движение давалось так, будто я тащила на себе целую гору. В голове всё время крутились эти дурацкие фото, комментарии, Ланина улыбка.

Я отыгрывала сцены, но внутри была пустая оболочка.

Когда режиссёр наконец сказал: «На сегодня всё», я выдохнула так, будто меня отпустили из клетки.

Я только и мечтала — доехать домой, закрыть двери и провалиться в тишину.

Я вышла из павильона, натянув капюшон поглубже. Ночь была холодной, влажной, дул резкий ветер.

И тут увидела.

Чёрная машина. Фары мигнули.

Он.

Итан сидел за рулём, локоть на двери, смотрел прямо на меня.

Я замерла.

Первые секунды просто не верила.

А потом внутри всё вскипело.

Я рванула к машине, распахнула дверь и забралась внутрь, захлопнув её за собой так, что стекло дрогнуло.

— Ты совсем охренел?! — слова вылетели сами, резкие, срывающиеся. — Что ты здесь делаешь?!

Он даже не дёрнулся. Смотрел на меня спокойно, будто ждал именно этого.

И это разозлило меня ещё сильнее.

— Ты не оставил мне ни единого шанса! — крикнула я, чувствуя, как горло сжимается. — Ни единого!

Он молчал.

— Это всё из-за тебя! — я ударила ладонью по панели, больно. — Из-за твоего эфира, из-за твоих слов, из-за этого грёбаного «мы встречаемся»!

Он смотрел. Тишина резала уши.

— До тебя у меня была жизнь! — голос сорвался на визг. — Работа, роли, планы… Я знала, кто я! А теперь? Теперь я — чёртова посмешище в прессе, «отчаявшаяся, купившая хоккеиста»!

Я задыхалась. Слёзы жгли глаза, дыхание сбивалось.

— Всё развалилось. Всё. Ты уничтожил всё, что у меня было.

Он не перебивал. Не оправдывался.

Просто сидел, уставившись на меня своими серыми глазами, и молчал.

И это молчание бесило ещё сильнее, чем если бы он начал спорить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Скажи хоть что-то! — выдохнула я, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. — Скажи, что тебе жаль! Что ты ошибся! Что это не стоило того!

Но он молчал.

Смотрел.

И я впервые за долгое время почувствовала себя полностью обнажённой — будто он видел меня насквозь.

Я закрыла лицо ладонями и всхлипнула.

Слёзы прорвались, против моей воли.

— Я не просила об этом, — прошептала я. — Я не просила тебя лезть в мою жизнь.

В салоне было тихо. Только моё дыхание, рваное и неровное.

И его молчание — тяжёлое, неотвратимое, как лёд.

— Ты слышишь меня?! — почти закричала я, хватая его за рукав. — Я не хочу тебя в своей жизни! Я не хочу быть частью этого цирка, понимаешь?!

Его плечо дёрнулось.

Он медленно повернул голову и сказал ровно, спокойно, с той самой жёсткой уверенностью, которая сводила меня с ума:

— Я не отстану.

Салон машины взорвался тишиной.

Сердце стучало так, что казалось — вот-вот пробьёт рёбра.

Я смотрела на него и не могла поверить.

— Что?.. — выдохнула я.

— Я не отстану, Ария, — повторил он, не мигая. — Никогда.

Слёзы обожгли кожу ещё сильнее.

Я выдохнула, отвернулась к окну, потому что больше не могла видеть его глаза.

Господи, за что мне всё это?

Телефон пискнул. Я схватила его, лишь бы отвлечься, лишь бы вырваться из этого взгляда.

Экран вспыхнул.

Сообщение.

От мамы.

«Ария, мы видели эфир. Нам нужно поговорить. Срочно».

Я замерла.

Сердце провалилось куда-то в живот.

Я перечитала слова снова и снова, но они не менялись.

Мои родители.

Они видели всё.

— Чёрт… — сорвалось с губ.

И это было единственное, что я смогла произнести, пока внутри рушился ещё один кусок моей жизни.

Глава 17. Итан

Шум арены бил по ушам ещё в коридоре. Сквозь бетонные стены просачивался гул болельщиков, и сердце начинало стучать в том же ритме, что барабаны на трибуне.

Сегодня игра. Не просто игра — та, что решала, живы мы в этом сезоне или нас похоронят в октябре.

Я шагнул в раздевалку. Тишина встретила меня не хуже крика.

Все головы повернулись.

— Смотрите-ка, Голливуд пожаловал, — протянул кто-то с задней лавки.

Смех. Подколки.

— Коул, автограф дашь?

— Или сразу в пресс-ложу, к своей актрисе?

Шлем грохнул о шкафчик. Смех ударил по ушам громче, чем рев толпы за стенами.

Я молча пошёл к своему месту. Лицо каменное.

Если дам слабину — сожрут здесь, до выхода на лёд.

— Тише, — раздался голос Маркуса.

Он сидел в углу, лента уже намотана на клюшку, взгляд тяжёлый.

Смех стих сам собой.

Дверь хлопнула. Вошёл Донован.

Он даже не смотрел по сторонам — сразу к центру, руки за спиной, лицо каменное. И сразу стало ясно: сейчас будет хреново.

— Вы все думаете, что это смешно? — голос у него был тихий, но каждое слово било, как клюшка по льду.

Никто не ответил.

— Пока вы тут строите из себя клоунов, — продолжил он, — снаружи нас рвут в клочья. Пресса, спонсоры, комитет. И знаете, кого они хотят видеть виноватым? — он резко повернулся ко мне. — Его. Капитана.

Тишина ударила в уши, как шлем об стекло.

— Итан, — он шагнул ближе, глаза сузились. — У тебя игра. Самая важная на этом отрезке. Но вместо того чтобы думать о шайбе, ты таскаешь за собой таблоиды и актрису на прицепе.

Я поднял голову.

— Я держу команду.

Донован усмехнулся. Жёстко, с презрением.

— Держишь? Да ты её в пропасть тащишь.

Бумага в его папке зашуршала, он швырнул её на стол.

— Сегодня будет видно, кто ты есть. Либо капитан Wolves, либо герой жёлтой прессы. Выбирай.

Он развернулся и вышел, оставив после себя холод и тяжесть, от которых даже дышать стало трудно.

Тишина тянулась, как резина. Парни смотрели на меня. Кто-то — с усмешкой. Кто-то — с ожиданием. Никто не сказал «мы за тебя». Никто не сказал «похуй на прессу».

И только справа, как всегда, прозвучал голос Маркуса:

— Брат, они не совсем неправы.

Я медленно поднял голову.

— Нет, — голос мой прозвучал твёрдо, глухо, но отчётливо. — Они не правы.

Взгляды слиплись на мне. В комнате стояла такая тишина, что было слышно, как где-то в углу капает вода из распылителя.

— Ария не мешает мне, — сказал я, вставая. — И не мешает хоккею. Она наоборот добавляет мне силы.

Я обвёл всех глазами. Парни ждали. Кто-то — усмехался. Кто-то — реально слушал.

— Сегодня, — продолжил я, сжимая клюшку так, что костяшки побелели, — я это докажу.

Сирена в коридоре.

Шум арены бил по ушам, как гул моря. Толпа кричала, трибуны вибрировали, будто стадион дышал вместе с нами.

Мы вышли из раздевалки цепью. Лезвия скрежетали по бетонному полу, потом выкатились на лёд, и холод врезался в кожу, в дыхание, в сердце.

Тренер Донован стоял у борта, руки за спиной, взгляд каменный.

Но сегодня на трибунах было больше, чем просто болельщики.

Я сразу увидел их.

В первом ряду, у стекла, в дорогих пальто сидели наши спонсоры — те самые, что звонили каждые полчаса. Рядом — двое из хоккейного комитета, с одинаково холодными глазами, с блокнотами на коленях. Они приехали не ради матча. Они приехали смотреть на меня.

Внутри что-то щёлкнуло.

Я вцепился в клюшку, опустил шлем и сказал самому себе: «Смотрите. Сегодня я покажу, кто я есть».

Я наклонился, глядя в глаза центру соперников.

Маркус хлопнул мне по плечу и сказал хрипло:

— Давай, капитан.

И сирена возвестила начало.

Шайба упала на лёд, и мир вокруг сузился до треска коньков и скрежета клюшек. Всё остальное — шум трибун, холодные взгляды спонсоров, присутствие комитета — растворилось.

Я в центре. Маркус — в воротах.

Мой брат. Моя последняя линия обороны.

И я знаю: пока он там, мы не пропустим.

— Поехали, — бросаю ему взгляд через всю площадку.

Он кивает в маске. Одного этого кивка хватает.

Я выигрываю вбрасывание. Шайба уходит к нашему защитнику, короткий пас — и мы уже несёмся вперёд.

Первый бросок вратаря соперников — на меня. Я ухожу корпусом, перехватываю, прорываюсь по борту. Толпа ревёт.

Вижу открытый угол — щёлк, и шайба под перекладину.

1:0.

Лавка взрывается криками.

Но я не праздную — разворачиваюсь, киваю в сторону Маркуса.

Это только начало, брат.

Дальше — жара.

Соперники ожесточённые, давят, лезут всей пятёркой. Наши защитники не успевают, и шайба уходит прямо в «дом». Бросок! И

Маркус падает в шпагат, щитком сбивает чёрный диск в сторону. Толпа ахает, а я уже летел назад.

Подбираю шайбу, гашу скорость, отдаю диагональ. Наш край выходит один в один и с руки вколачивает под ближнюю.

2:0.

Трибуна гремит. Спонсоры за стеклом переглядываются. Комитетский делает пометку.

А я думаю: видишь, Ария? Это не слабость. Это сила.

К концу периода я успел забросить ещё два. Один — чистым финтом вратарю, другой — добиванием после того, как шайба отскочила от стойки.

Но настоящий герой был за моей спиной.

Маркус закрывал ворота намертво. Он прыгал, бросался, ловил шайбы, которые невозможно было ловить. Он бил щитком так, что резина летела в потолок, а толпа вставала на ноги.

Каждый мой гол был его сейвом.

Каждый его сейв был моим шансом.

Когда сирена на перерыв прозвучала, я снял шлем, вытирая пот.

Толпа ревела. Wolves снова были живы.

Я посмотрел на трибуны — на спонсоров, на комитетских, на холодные глаза Донована у борта. И сказал себе:

Вот так. Так выглядит команда, которой не сломать. Так выглядит капитан, которого не убьёшь таблоидами.

И где-то внутри — тихо, как признание самому себе:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ария. Ты дала мне этот огонь.

Раздевалка кипела.

Парни орали, шлемы грохотали о лавки, вода летела из бутылок. Кто-то подвывал гимн, кто-то обнимал Маркуса, который закрыл ворота на ноль.

— Коул! — голос Донована разрезал шум, как нож по стеклу.

Вся раздевалка притихла.

Я обернулся. Тренер стоял в дверях, руки за спиной, лицо — камень.

— Ко мне. Сейчас.

Его кабинет был маленьким, но сегодня он казался теснее, чем обычно.

Потому что там уже сидели они.

Донован кивнул в сторону стула:

— Садись.

Я сел. Спина прямая, взгляд — вперёд.

Не мальчишка. Капитан.

— Хорошая игра, Коул, — первым заговорил один из спонсоров. Его голос был тягучим, как мёд, но в нём сквозила сталь. — Очень хорошая.

— Команда выглядела иначе, — добавил комитетский. — Сильнее. Собраннее.

Я молча кивнул.

— Ты показал, что можешь вести за собой, — второй спонсор склонился вперёд. — Но давай честно: всё, что творится вокруг… скандалы, таблоиды, актриса. Это не то, что мы хотим видеть рядом с Wolves.

Слова ударили в грудь. Но я не отвёл взгляда.

— Я капитан этой команды, — сказал я ровно. — И я доказал сегодня, что вне зависимости от того, что пишут в газетах, я выведу Wolves на лёд и мы будем рвать.

Молчание. Бумага шуршит. Донован стоит у окна, не вмешивается.

— Хорошо, — наконец сказал один из комитетских. — Мы видели твою игру. Сегодня ты доказал. Но, Коул…

Он наклонился вперёд, глаза холодные, как лёд.

— Ещё одна ошибка. Ещё одна тень от твоей личной жизни, которая упадёт на Wolves — и тебе придётся выбирать. Хоккей или она.

Слова легли на плечи, как гиря. Но я не дрогнул.

— Я уже выбрал, — ответил я. — Хоккей.

И добавил про себя, сжимая кулаки под столом: и её тоже.

Я вышел из кабинета и вдохнул полной грудью. Воздух был всё тот же — пах потом, резиной и хлоркой из вентиляции, — но внутри он ощущался другим. Лёгким. Чистым.

И впервые за долгое время я почувствовал себя не в обороне, не под прицелом, а на своей территории. Я снова капитан Wolves. Я снова чёртов хозяин льда.

Парни в раздевалке хлопали друг друга по спинам, смеялись, обсуждали голы. Маркус поднял на меня взгляд — и только кивнул. Без слов. Этого хватило.

Но я не задержался.

Не мог.

Пока они праздновали, пока Донован обсуждал прессу, я уже был в коридоре.

Внутри всё клокотало: адреналин, злость, эйфория.

И желание.

Жгучее желание увидеть её.

Я швырнул сумку в багажник, прыгнул в машину и завёл мотор. Музыка грохнула из динамиков, но я тут же её выключил. Слишком громко, слишком пусто. Мне хватало собственных мыслей.

Ария.

Её лицо не выходило из головы.

Её глаза, когда она кричала на меня. Её ладонь, когда врезалась по щеке после того поцелуя.

Её голос, когда она отрезала: «Ты не дал мне шанса».

Но сегодня…

Сегодня я был другим.

Сегодня я чувствовал: смогу дать ей этот шанс. Смогу доказать ей то же самое, что доказал на льду. Что она не слабость. Что она — моя сила.

Я мчал по ночному городу, даже не глядя на светофоры. Адреналин после игры всё ещё гнал по венам, руки дрожали на руле.

Я знал: могу сейчас влететь в стену, врезаться в поток, но плевать. Потому что в груди жгло одно-единственное желание — оказаться у её двери.

Её дом встретил тишиной. Огни в окнах горели тускло.

Я заглушил мотор, вышел, поднял взгляд на эти окна и впервые за долгое время почувствовал страх.

Не перед соперником.

Не перед комитетом.

Перед ней.

Я поднялся по ступеням и нажал на звонок.

Секунда. Две. Пять.

Внутри что-то щёлкнуло, и я услышал шаги.

Дверь распахнулась.

Ария стояла передо мной.

В домашнем свитере, босиком, волосы растрёпаны, глаза усталые.

Я уже открыл рот — сказать всё, что крутилось в голове: про игру, про силу, про неё.

Но она не дала.

Потому что за её спиной, в полутёмном коридоре, я увидел силуэт. Мужской. Высокий. В футболке. Он вышел ближе, держа в руках кружку, и его голос прозвучал так спокойно, что у меня в груди всё оборвалось:

— Ария, кто там?

Глава 18. Ария

Я знала, что они приедут. Они предупредили ещё вчера вечером: «Ария, мы не можем больше сидеть и читать всё это из газет. Мы хотим видеть тебя».

Я пыталась отговорить. Сослалась на график съёмок, на усталость, на то, что у Джеймса семья, ребёнок маленький, и дорога займёт слишком много времени. Но мама только сказала: «Мы приедем. Всё остальное неважно».

И вот они здесь.

Две машины у моего дома. В одной — родители, в другой — Джеймс, его жена Клэр и их малыш. В коридоре уже стоят сумки, детская коляска прислонена к стене.

Моя жизнь и без того была хаосом, а теперь хаос обрёл форму и лица моих близких.

Мы сидели в гостиной.

Мама держала на коленях внука, покачивала его, но глаза её были прикованы ко мне. Папа стоял у окна, руки за спиной, и молчал так, что от этого молчания хотелось скрутиться в комок.

Джеймс расположился в кресле, Клэр рядом с ним, положив ладонь на его руку.

— Мы переживали, — начала мама первой. Голос её дрогнул, но взгляд остался строгим. — Ты не отвечала нормально, уходила от разговора. А потом… этот эфир.

— Да, — сказал папа, обернувшись. Его голос был тяжёлым, как удар. — Мы хотим понять, что происходит, Ария.

— Мы все переживаем за тебя, — сказал Джеймс, тяжело вздохнув. — Я понимаю, работа, съёмки, твоя жизнь — но ты должна видеть, как это выглядит со стороны. Мы хотим тебе только лучшего.

— Лучшего? — папа повернулся окончательно, его голос стал твёрдым, будто сталь по стеклу. — Лучшее было бы, если бы ты выбрала нормальную жизнь. Не этот балаган. Не вечные слухи, скандалы и камеры под окнами.

Я сглотнула, но слова застряли в горле.

— Лучше бы ты не была актрисулькой, — продолжил он, и каждое его слово падало, как молот. — Лучше бы имела нормальную работу. Как Джеймс.

Мой брат опустил глаза, но не возразил. Клэр слегка сжала его руку, будто знала, что он не хочет вмешиваться.

Я вцепилась пальцами в край дивана. Боль от этих слов разлилась в груди, как яд.

— Джеймс построил семью, карьеру, уважение, — отец говорил дальше, будто не замечая, как я бледнею. — А ты? Таблоиды, скандалы, продажа за сорок тысяч долларов. Это жизнь? Это будущее?

— Хватит! — мама подняла голос. Это случалось редко, но каждый раз било сильнее грома. Она прижала малыша к себе и посмотрела на отца так, что он замолчал. — Она — наша дочь. И она имеет право сама выбирать свой путь.

— Право? — отец усмехнулся. — Право ломать себе жизнь?

— Она работает, — мама сжала губы. — Трудится. Она добилась всего сама. И я горжусь ею.

Отец хмыкнул и, не сказав больше ни слова, направился на кухню.

Минуту спустя вернулся с банкой пива, щёлкнул крышкой и сделал большой глоток.

Холодный звук металла и резкий запах хмеля разрезали воздух сильнее, чем крики.

Я сидела на диване, сжавшись в комок, и чувствовала, как его молчаливое осуждение давит куда больше, чем все эти слова.

— Ария, — вдруг мягко заговорила Клэр. Я подняла глаза и увидела её взгляд — усталый, но тёплый. — Я хочу, чтобы ты знала… Я тебя понимаю.

Я моргнула, не веря.

— Когда я вышла замуж за Джеймса, все вокруг только и говорили, что я слишком молода, что я не потяну семью. Но это моя жизнь. Наш выбор. И мы не дали никому его забрать.

Она сжала руку Джеймса и добавила тише:

— Ты имеешь право на свой путь. Даже если он сложнее, чем у других.

— Спасибо, — выдохнула я. Голос дрогнул, но я не пыталась его спрятать. — Правда, Клэр. Это… важно.

Она улыбнулась едва заметно, и на секунду я ощутила, что не одна в этом доме, полном тяжёлых взглядов и недосказанных претензий.

Но передышка длилась ровно миг.

— Ария, — мама заговорила снова, и её голос прозвучал осторожно, но твёрдо. — Мы должны поговорить ещё кое о чём.

Я напряглась, заранее зная, что услышу.

— О Райане, — продолжила она. — И… теперь ещё об Итане.

Грудь сжала ледяная рука.

— Мам… — я выдохнула, закрывая глаза.

— Я должна понять, что происходит, — её взгляд вонзился в меня, острый, как скальпель. — Райан уже причинил тебе достаточно боли. Ты разрушена после того, что было. Мы это видели. И теперь, когда появляется другой мужчина… в такой форме, в таком скандале…

Она осеклась, сделала вдох и добавила жёстче:

— Я не хочу, чтобы история повторилась.

— Он не Райан, — слова сами сорвались с моих губ, и в комнате воцарилась тишина. — Он может быть идиотом, может быть упрямым, но он другой.

— Другой? — папа усмехнулся, делая ещё глоток пива. — Все они одинаковые. Особенно такие. Спортсмены, актёры… Сначала обещают звёзды, а потом оставляют тебя у разбитого корыта.

— Папа, — я сжала кулаки, голос дрогнул, — ты не знаешь Итана.

— А ты знаешь? — вмешался Джеймс, нахмурившись. — Сколько времени вы вместе? Неделя? Две? И он уже втянул тебя в скандал на всю страну. Это не похоже на «другой».

Я резко встала с дивана.

— Хватит! Вы даже не пытаетесь меня услышать.

— Мы пытаемся, — мама поднялась следом. — Но ты закрываешься от нас. И если ты снова ошибаешься, Ария, цена будет слишком высокой.

— Ошибки совершают все! — сорвалось у меня. — Даже Джеймс! Даже ты, папа! Но почему-то именно мои ошибки становятся семейной трагедией!

Тишина повисла, тяжёлая и вязкая.

И тут раздался звонок в дверь.

— Я открою, — процедила я и вышла в коридор, даже не глядя на них.

Стены будто сжимались. Сердце билось в горле, кровь шумела в ушах. Каждый шаг отдавался в висках, как удары барабана.

Я дотянулась до ручки и дёрнула дверь.

И остолбенела.

На пороге стоял Итан.

Он смотрел на меня так, будто весь этот мир перестал существовать.

Будто за моей спиной не было родителей, брата, ребёнка, а была только я — его цель, его центр, его единственная точка равновесия.

Взгляд тёмный, упорный, слишком прямой. Не мягкий, не просящий — нет. В нём было что-то опасное, жёсткое.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сглотнула, сердце рвалось наружу. И именно в этот момент за спиной раздался мужской голос:

— Ария, кто там?

Я резко обернулась. Из гостиной вышел Джеймс.

Высокий, крепкий, с усталым лицом и тем самым выражением, которое всегда ставило меня на место, когда мы были детьми.

Он остановился в коридоре, глядя на нас.

На меня. На Итана.

И этого хватило.

Лицо Итана исказилось. Челюсть напряглась, глаза потемнели до черноты. Я видела, как в нём закипает злость, мгновенная и хищная, как у зверя, которому бросили вызов.

— Это кто? — его голос был низкий, с хрипотцой. Почти рычание.

— Итан… — я шагнула вперёд, пытаясь остановить его. — Подожди, это…

— Кто. Это, нахрен? — он уже дышал чаще, взгляд метался между мной и Джеймсом. — Ты серьёзно? Я прихожу к тебе, а у тебя тут…

Итан двинулся вперёд. Резко, будто его что-то внутри прорвало. Плечо напряглось, руки сжались в кулаки — и в следующую секунду он уже схватил Джеймса за ворот футболки.

— Ты с ума сошёл?! — я вскрикнула, бросаясь между ними.

— Да что за… — Джеймс не отшатнулся, он поднялся на полную высоту, встретив его взгляд прямо, но в глазах мелькнуло изумление. — Отпусти, парень.

— Отвечай, кто ты ей?! — Итан прорычал, дыхание рваное, руки железные.

— Итан, стоп! — я вцепилась в его руку, трясла её изо всех сил. — Это мой брат! Ты слышишь?! Брат!

Секунда — и он будто застыл.

Глаза метнулись ко мне, лицо перекосилось, челюсть напряглась.

— Что?.. — он выдохнул глухо, но пальцы всё ещё сжимали ткань на груди Джеймса.

— Отпусти его! — крикнула я, и голос сорвался до истерики. — Это Джеймс! Мой старший брат!

Только тогда он разжал кулаки. Оттолкнул Джеймса резким движением и шагнул назад, но взгляд его оставался тёмным, как штормовое небо.

— А это мои родители, — выдохнула я, чувствуя, как голос дрожит. Рука сама собой указала на фигуры, появившиеся в дверях гостиной.

Мама прижимала малыша к груди, лицо побледнело, глаза — круглые от ужаса.

Эвелин Беннет. Её взгляд метался между мной и Итаном, полный тревоги и боли.

А рядом стоял папа.

Высокий, тяжёлый, мрачный, как грозовая туча, готовая ударить молнией.

Ричард Беннет. Его кулаки были сжаты так, что костяшки побелели.

— Вот, познакомься, Итан, — я почти выплюнула слова, чувствуя, как в груди всё сводит. — Мои родители.

— Мама, папа… — сглотнула, силясь выговорить. — Это Итан. Мой… парень.

Последнее слово прозвучало, как приговор.

Даже не слово — нож.

Мама нахмурилась, губы дрогнули, но она ничего не сказала.

А папа сделал шаг вперёд. Его голос был низким и жёстким, без намёка на приветствие:

— Вот и он. Твой «парень».

Кавычки в его интонации были слышны даже глухому.

И тут же пошёл в атаку.

— Ты понимаешь, во что втянул мою дочь? — его голос был низким, но в нём вибрировала ярость. — Ей и без того хватило скандалов. Её имя поливают грязью в газетах, её репутация трещит по швам, а ты, вместо того чтобы держаться подальше, тащишь её глубже в это болото!

— Папа… — начала я, но он отрезал меня взглядом.

— Ты разрушишь её жизнь, — он шагнул ближе, и я почувствовала, как напряжение накатывает волной. — У тебя своя арена, свои игры, свои фанаты. Там и будь героем. Но здесь — это моя семья. И я не позволю тебе ломать её.

Я вцепилась в край двери, сердце колотилось так, что отдавало в виски.

Итан не дрогнул. Даже не повёл бровью. Стоял прямо, плечи расправлены, будто снова вышел на лёд перед финальной сиреной.

— Сэр, — его голос прозвучал спокойно, ровно. Но в этой спокойной интонации чувствовалась сила. — Я не собираюсь ломать вашу дочь.

— Да? — Ричард фыркнул, скрестил руки на груди. — А что же ты собираешься делать? Кричать на всю страну, что она твоя женщина? Превращать её в объект для таблоидов?

Итан сделал шаг вперёд.

— Я собираюсь защищать её. — Его глаза сверкнули. — От таблоидов, от грязи, от тех, кто считает, что имеет право указывать ей, кем быть.

Моя грудь сжалась.

Ричард прищурился, словно примеряя на вес его слова.

— Громкие заявления, — произнёс он. — Слишком громкие. Но слова ничего не стоят.

— Согласен, — Итан кивнул. — Поэтому я доказываю делом. На льду. В команде. В своей жизни. И если придётся, буду доказывать это каждый день, пока вы сами не увидите.

— Хватит! — мама заговорила резко, но не повысив голос. — Тише, мальчики. Вы разбудите Никки.

— Ария, — сказала она мягко, — помоги мне с чайником. Думаю, всем стоит остыть.

Ричард фыркнул, но ничего не ответил.

Итан только выдохнул, коротко, сжав челюсть, и отступил на шаг.

Мы прошли на кухню.

Чашки, чайник, запах сухих трав. Звуки кипящей воды странным образом сбивали напряжение, словно возвращали всех в реальность.

— Садитесь, — мама поставила поднос на стол, её голос звучал мягко, но твёрдо. — Мы семья. И если уж обсуждать, то за чаем, а не с криками в коридоре.

Мы расселись за стол. Тишина всё ещё стояла вязкая, как мёд, но уже не липла к горлу.

Итан повёл себя так, что я едва верила своим глазам.

Он не оправдывался, не гнул спину, не пытался понравиться. Нет. Он просто был собой — спокойным, уверенным, и, чёрт возьми, умным.

Слушал. Вставлял фразы в тему. Смеялся в нужный момент.

Джеймс, который ещё час назад смотрел на него волком, сам заговорил о работе и даже пару раз кивнул с уважением.

Мама — улыбнулась. Настояще, тепло, как будто ей вдруг стало легче дышать.

Папа… Папа, конечно, сидел мрачный, но я видела: в его глазах что-то изменилось. Уже не злость, а интерес. Словно он прикидывал, не слишком ли рано поставил на Итана крест.

А я сидела и не понимала, что происходит.

Мир переворачивался у меня перед глазами.

Тот самый Итан, который орал на всю страну, что я его женщина. Тот самый идиот, из-за которого я пряталась под плед от новостей.

Он сейчас сидел в моей кухне и очаровывал мою семью так, что я терялась в собственных мыслях.

И в самый момент, когда в комнате повисло что-то похожее на уют, он выдал:

— Знаете, я бы хотел, чтобы вы встретились с моей семьёй.

Он выдержал паузу, и я почти почувствовала, как земля уходит из-под ног.

— Почему бы нам не устроить большой ужин? Все вместе.

Чашка дрогнула в моих руках.

Воздух ударил в грудь ледяной стеной.

Что?

— Это отличная идея, — вдруг произнёс папа.

Я резко подняла голову.

Мой отец, только что готовый разорвать Итана на куски, теперь сидел спокойно, почти задумчиво. И — боже, я не верила своим ушам — соглашался с ним.

— Мы давно должны были встретиться, — продолжил он. — Если ты, — он бросил взгляд на Итана, — действительно собираешься быть рядом с моей дочерью, тогда твою семью мы тоже должны знать.

Итан кивнул так, словно именно этого и ждал.

В его глазах мелькнул хищный блеск, от которого у меня внутри всё сжалось.

— Отлично, — сказал он, глядя прямо на отца. — Тогда я всё организую.

— Итан, можно тебя на минуту? — выдавила я сквозь стиснутые зубы.

Он приподнял бровь, но встал без лишних вопросов.

Я шла первой, чувствуя, как сердце колотится в висках.

Коридор. Дверь. Ванная.

Я втолкнула его внутрь, закрыла дверь и щёлкнула замком.

Руки дрожали.

Включила кран, чтобы шум воды заглушил наш разговор, и только тогда сорвалась:

— Ты в своём уме?! — я почти прошипела, но голос сорвался на крик. — Что ты творишь, Итан?

Он стоял, прислонившись к раковине, руки в карманах, спокойный. Даже слишком.

— Мы фиктивно встречаемся, — я ткнула пальцем в его грудь. — Фиктивно! Понял? Чтобы закрыть рты прессе. Но знакомить наших родителей?! Это уже слишком!

Я едва не задохнулась от собственных слов.

— Это не игра в «давай поженимся», чёрт тебя побери. Это всё должно было закончиться, как только шум уляжется. А ты… — я сорвалась, вцепилась пальцами в волосы. — Ты просто тащишь всё дальше и дальше.

Он молчал.

Смотрел на меня так, что у меня внутри всё сжималось в тугой узел.

И, как всегда, спокойно, хрипловато, сказал:

— А если для меня это не фиктивно?

Глава 19.Итан

Музыка гремела так, что пол вибрировал под ногами. Бас бил в грудь, как удары кулака. Свет мигал — красный, синий, белый, — превращая лица игроков и девчонок в карикатурные маски.

Кто-то орал песню во всё горло, не попадая в ноты.

Кто-то уже блевал в раковину на кухне.

Кто-то трахался на диване, даже не утруждая себя занавесками.

Смех, визг, запах дешёвого алкоголя и пота смешивались в тошнотворный коктейль.

Шорты, лифчики, кроссовки — всё валялось на полу.

Бутылки катились под ногами, звенели, когда их пинали случайно.

— Давай, бей! — орал Кэссиди, стуча кулаком по столу, на котором уже танцевала полуголая брюнетка.

— Ха-ха! Держи её крепче, она свалится! — заржал Рикки, обхватив рыжую за талию, пока она стягивала с него футболку.

Девчонки сами липли к игрокам. Смеялись, шептали что-то на ухо, залезали руками под майки. Их глаза блестели от алкоголя и чего-то ещё — желания оказаться «той самой», которая проведёт ночь с Wolves.

Кто-то хлопнул девицу по заднице так, что она взвизгнула, но тут же рассмеялась и села на колени другому.

Кто-то уже тащил сразу двух к себе наверх.

Всё это было грязным, липким представлением, которое каждый раз повторялось одинаково.

И все делали вид, что это «жизнь».

Я сидел в углу.

Стакан виски в руке, взгляд на стене напротив.

Я слышал каждый их крик, каждый визг, видел каждое движение — но внутри было пусто.

Безразличие.

Холод.

Для меня это не было весельем. Не было победой.

Это было болото.

И я тонул в нём уже слишком долго, чтобы хоть что-то чувствовать.

Смех, стоны, музыка, запахи — всё это проходило мимо.

Я не хотел этого. Не хотел их.

Она появилась из ниоткуда — блондинка с размазанной красной помадой и топом, который держался на честном слове. Села ко мне на колени так уверенно, будто я ждал именно её.

— Ну что, капитан… — голос тянулся сладко, приторно, как дешёвый ликёр. — Неужели ты один тут скучаешь?

Она провела пальчиком по своей груди, медленно, специально, так что топ сполз ещё ниже. Сиськи вывалились почти полностью, и она ухмыльнулась, будто это был её главный козырь.

— Смотри… — она чуть наклонилась, губы почти коснулись моего уха. — Я могу сделать твой вечер таким, каким ты захочешь.

Запах духов ударил в нос — сладкий, тяжёлый, липкий.

Она облизнула губы, прижалась ближе, пальцы скользнули к моему плечу.

Я не шевельнулся.

Только посмотрел на неё сверху вниз. Ледяным взглядом.

— Слезь.

Она моргнула, будто не поверила.

— Что?

— Я сказал, слезь. — Голос был ровный, холодный, как лёд на катке.

Она хихикнула, пытаясь обернуть всё в игру.

— Ой, не ломайся… Ты же капитан. Все девчонки только о тебе и мечтают.

Я сжал челюсть.

— Я не мечтаю о тебе.

Она вскинула подбородок, губы скривились в дерзкой ухмылке.

— А если я не слезу? — её голос стал наглее. — Попробуй заставь, капитан. Может, тебе и понравится.

Я уже открыл рот, чтобы выкинуть её с коленей силой, когда случилось то, чего не ожидал.

Чья-то рука резко вцепилась в её волосы, дёрнула так, что блондинка вскрикнула. И в следующую секунду её отшвырнули в сторону.

— Он сказал тебе слезь. — Голос прозвучал жёстко, срывающимся металлом.

Я поднял глаза.

Ария.

Она стояла надо мной, глаза горели, лицо — пылающее от злости. В этом огне не было ни грамма страха. Только ярость.

Блондинка ойкнула, поправляя топ, и, встретив взгляд Арии, быстро смылась в толпу.

Я сидел, молчал.

А внутри всё сорвалось к чёрту.

Член встал с такой скоростью, что я сжал кулак на колене, чтобы не выдать себя.

Ни одна из этих девиц за вечер даже не шевельнула во мне ничего.

А она — просто словом, просто взглядом, просто этим движением — вогнала в меня ток так, что дыхание перехватило.

Я смотрел на неё, и единственная мысль гремела в голове:

чёртова Ария, ты сведёшь меня с ума.

— Что ты, блядь, делаешь? — её голос врезался в уши громче, чем музыка.

Она села рядом так резко, что диван качнулся. Руки скрестила на груди, глаза — ледяные, злые, и смотрели прямо в меня.

— Ты говоришь мне в ванной, что это не фиктивно. — Слова летели, как ножи. — А потом исчезаешь на четыре дня. Четыре, Итан. Ни звонка. Ни смс. Ничего.

Я медленно выдохнул через нос, сжал стакан так, что костяшки побелели.

— Ария…

— Что? — она подалась ближе, в упор. — Ты ждёшь, что я буду сидеть и улыбаться, пока ты играешь в свои игры? Что я поверю в твои слова, а потом буду жить так, будто ничего не произошло?

Я поймал её взгляд. В нём металась ярость, боль и что-то ещё — то, что она не признавалась даже себе.

Я сдвинулся ближе. Настолько, что музыка и чужие голоса провалились куда-то на второй план.

— Я не играю, — сказал я низко.

— Знаешь, почему я исчез? — мой голос сорвался на хрип. Я поставил стакан на стол с такой силой, что он звякнул. — Потому что не доверяю себе рядом с тобой.

Она моргнула.

— Чего?

— Я, блядь, не могу рядом с тобой держать себя в руках, — я наклонился ближе, так что между нами остался только её запах, тонкий, живой, сбивающий с дыхания. — Ты сводишь меня с ума. Поняла? Я не могу нормально тренироваться, спать, дышать. Я хотел отойти, дать себе время. Потому что ещё чуть-чуть — и я сделаю то, после чего пути назад не будет.

Она вскинула подбородок, но в глазах мелькнуло — да, она поняла.

— Ты… — её голос дрогнул, но она всё равно сказала. — Ты просто трус.

Я усмехнулся, но внутри кипело.

— Не, Ария. Я не трус. Мы просто играем друг с другом.

Её глаза сузились, дыхание участилось.

— Я в это не играю.

Она резко встала.

— Всё, хватит.

И развернулась, пошла прочь сквозь толпу — сквозь смех, визг, запахи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я смотрел, как её волосы мелькнули в дверях, и понял: если отпущу её сейчас — всё.

Я поднялся.

Плечи игроков отлетали в стороны, кто-то шептал, кто-то ухмылялся, но я не слышал.

Коридор был тёмный, гулкий, с мигающей лампочкой. Она шла быстро, почти бежала, но я догнал её за несколько шагов.

Рывком схватил за руку, прижал к стене.

Тело к телу. Я навис над ней так близко, что мог слышать, как бешено колотится её сердце.

— Отпусти, — прошипела она.

— Нет. — Голос мой был низкий, рваный. — Скажи.

Она попыталась оттолкнуть меня, но мои ладони упёрлись в стену по обе стороны от её головы. Я наклонился, пока нашими лицами не остались сантиметры.

— Скажи сейчас, что ты хочешь.

Её губы дрогнули.

Она молчала, но я видел, как в её глазах бушует всё — злость, страх, желание.

— Скажи, Ария, — я почти зарычал, чувствуя, что теряю контроль. — Что. Ты. Хочешь.

— Ты играешь со мной! — её голос дрожал, но в нём звенел стальной надрыв. — Я уже не понимаю, что чувствую! Наши границы стираются, понимаешь?! Сначала я тебя ненавидела… чуть-чуть… а теперь…

Я не дал ей договорить.

— Это не ответ на вопрос, — процедил я и рухнул на её губы.

Это было не поцелуй. Это было нападение. Жажда.

Горячо, резко, так, будто я хотел вырвать у неё сам воздух.

Её губы приоткрылись в удивлении, и я тут же прорвался глубже, слизывая её дыхание, её стон.

Её ладони врезались мне в грудь, но не чтобы оттолкнуть — чтобы удержаться.

Я чувствовал, как она дрожит подо мной, как её сердце колотится о рёбра, будто вырывается наружу.

Каждое её движение разжигало меня ещё сильнее.

Я терял себя.

Чувствовал её вкус — чуть сладкий, чуть горький, но сводящий с ума.

Чувствовал, как кровь стучит в висках, как тело требует большего.

Это было похоже на падение с высоты.

Ты знаешь, что разобьёшься, но уже поздно — и от этого ещё сильнее кружит голову.

Я целовал её жадно, жёстко, так, будто пытался доказать: всё, что между нами, — не игра. Это реальность.

Её руки вдруг толкнули меня в грудь.

Резко, так что я отшатнулся на шаг.

— Нет, — выдохнула она. Голос дрожал, губы горели, глаза — в бешенстве и панике. — Не смей.

Я провёл ладонью по лицу, стирая её вкус с губ, и усмехнулся криво.

— Кто из нас ещё трус, Ария?

Она метнула в меня взгляд, полный огня.

Развернулась и пошла прочь, каблуки били по полу, как выстрелы.

— В субботу большая игра! — крикнул я ей в спину. Голос звенел громко, перекрывая музыку и шум. — И ты будешь там. В моей джерси. В VIP-зоне.

Она остановилась. Медленно обернулась через плечо — и показала мне средний палец.

Я рассмеялся. Громко, хрипло, так, что несколько игроков обернулись в недоумении.

Блядь.

Эта женщина снесёт мне башку раньше, чем любой на льду.

Глава 20.Ария

Не могу поверить, что я здесь.

На хоккейном матче. В VIP-зоне. В его, чёртовой, джерси. Толпа гудела, как ульи, запах попкорна и пива бил в нос, а огромные экраны над ареной сияли так ярко, что хотелось зажмуриться. Я чувствовала себя не зрителем, а героиней чужого фильма — и сценарий явно писал Итан Коул.

— Ария, — протянула Джулия, моя подруга и одновременно стилист, та самая, которую я умудрилась затащить с собой. — Скажи честно, зачем я согласилась пойти на это?

Я закатила глаза.

— Потому что ты слишком добрая и у тебя нет инстинкта самосохранения.

Она фыркнула, поправляя свой яркий шарф.

— Да ну. Ты сказала: «Просто поддержи меня, посидим в сторонке». А потом бац — и я в толпе бешеных фанатов, которые готовы сожрать меня заживо только потому, что я рядом с тобой.

Я кивнула на женщину в партере, которая уже третий раз сверлила меня глазами, словно собиралась проткнуть вилкой.

— Добро пожаловать в мой ад.

Джулия наклонилась ко мне, прошептала:

— Они реально ненавидят тебя. Ты это чувствуешь?

— О да, — я выдавила улыбку, хотя внутри всё холодело. — Каждой клеткой кожи.

На льду игроки разогревались, и весь зал гремел от восторга. Итан мелькал среди них — сильный, быстрый, сосредоточенный. Его фигура в форме «Wolves» бросалась в глаза, как яркая вспышка, и от этого у меня в груди сжималось.

Он сказал: «В субботу ты будешь там. В моей джерси».

И вот я здесь.

В его джерси.

Сижу в VIP-зоне и чувствую себя не болельщицей, а экспонатом в клетке.

— Ария, — Джулия тихо толкнула меня в бок. — Я ещё раз спрошу… зачем ты это делаешь?

Я закрыла глаза, выдохнула и прошептала:

— Понятия не имею.

Шайба упала на лёд, и матч начался.

Толпа взревела так, что вибрировали кресла под ногами. Волна криков, гудков и аплодисментов пронеслась по арене, и я на секунду поймала себя на том, что… это завораживает.

Итан двигался по льду так, будто это его стихия. Каждое движение — острое, выверенное, сильное. Он был в центре игры, в центре мира, и весь зал дышал только им.

Я сжала подлокотники кресла. Сердце колотилось, будто хотело вырваться наружу.

— Эй… — Джулия толкнула меня локтем. — Ты это видишь?

Я подняла глаза.

И замерла.

Прямо напротив нашей зоны несколько фанатов развернули плакаты. Белые буквы на красном фоне били по глазам, как ножом:

«Итан, брось её — играй для нас».

«Она тебя разрушит».

Я похолодела.

Плакаты качались в такт крикам, люди орали, будто их злость питала команду энергией.

— Господи, — выдохнула Джулия. — Это про тебя.

— Да ладно, — я попыталась усмехнуться, но губы дрогнули. — Наверное, про какую-то другую «её».

Смех не вышел. Голос сорвался.

Я вжалась в спинку кресла, пытаясь исчезнуть, но чувствовала, как десятки глаз впиваются в меня. Я была чужой здесь. Враги не на льду — враги вокруг.

Я услышала, как один мужчина крикнул:

— Убери её из своей жизни, Коул! Ты нам нужен на льду, а не в постели!

Сердце ухнуло вниз.

В груди стало так больно, что я едва не согнулась.

Но на льду всё было иначе.

Итан двигался так, будто его тело создано для этого.

Каждый рывок — мощный. Каждое торможение — острое, ледяные крошки взлетали в воздух, как искры. Он обводил соперников с такой лёгкостью, будто они были всего лишь тенью.

Чёрная форма «Wolves» обтягивала его широкие плечи и грудь. Каждый мускул работал под тканью, видимый даже отсюда, с трибуны.

Скользящий по льду, быстрый, резкий — он был словно хищник, и все знали: сегодня этот хищник голоден.

Каждый раз, когда он наклонялся вперёд, мощное бедро прорывало ледяной барьер, а я ловила себя на том, что дыхание сбивается.

Каждый удар клюшкой — точный, быстрый — заставлял меня дрожать.

Каждый поворот головы под шлемом — словно он знает, что я смотрю, и играет не только для арены.

Я вцепилась в подлокотники сильнее, ногти впились в ткань.

Господи, да как можно хотеть человека сильнее, чем я хотела его сейчас?

Игра подходила к концу, счёт был равный. Напряжение в арене висело в воздухе, как перед грозой. Толпа гудела, каждый зритель держал дыхание.

Итан подхватил шайбу у своей зоны.

Рывок. Второй. Он мчался по льду, обгоняя защитников, прорываясь вперёд, словно всё вокруг — лишь декорации.

Соперник врезался в него плечом — он даже не дрогнул. Второй попытался выбить шайбу — Итан обманул его движением корпуса, и тот растянулся на льду.

И вот он уже перед воротами.

Вратарь напрягся, раскинул руки.

Толпа взорвалась ревом.

Итан сделал один, второй финт — и с силой отправил шайбу в верхний угол.

Сетка содрогнулась.

ГОООООЛ!

Арена оглохла от криков, рев фанатов сотрясал воздух. Люди вскочили с мест, трибуны завибрировали, как будто здание не выдержит этой волны восторга.

А он…

Он не поднял руки вверх, не бросился к партнёрам.

Он развернулся и скользнул к трибунам.

Ко мне.

Шлем на голове скрывал половину лица, но глаза я видела — через решётку, прямо в мои.

Тёмные, хищные, горящие.

Он смотрел так, будто только что забил не в ворота, а в мою душу.

Финальный свисток. Wolves победили.

Трибуны взорвались ревом, фанаты орали его имя. Лёд завален касками, флагами, шарфами.

Итан, мокрый от пота, с раскрасневшимся лицом, стоял в центре арены, облокотившись на клюшку.

К нему уже мчались журналисты с микрофонами.

— Коул! — перекрикивал толпу один из них. — Последние игры вы показываете лучший результат за сезон. Что вас держит в таком ритме? В чём секрет вашей формы?

Итан снял шлем, волосы липли ко лбу, дыхание рваное. Но взгляд — прямой.

Он чуть усмехнулся, а потом сказал громко, так, чтобы слышали не только журналисты, но и вся арена:

— Моя девушка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Микрофон дрогнул. В зале вздох прокатился волной.

— Повторите? — журналист даже переспросил.

Итан развернулся лицом к трибуне. Прямо туда, где я сидела, вжавшись в кресло, с руками, стиснувшими подлокотники до белых костяшек.

Он поднял палец, указал на меня.

— Ария, — произнёс он твёрдо. — Пока она смотрит на меня… у меня нет шанса проиграть.

Он сделал паузу и добавил хрипло, с тем самым хищным блеском в глазах:

— Только не в её глазах.

Толпа заорала. Кто-то свистел, кто-то кричал моё имя вместе с его. Камеры выхватывали каждый мой вздох, каждый миллиметр моего лица.

Эти два слова будто прожгли мне кожу изнутри.

Я сидела, вцепившись в кресло, и чувствовала, как сердце рвётся из груди, как горло сжимается так, что невозможно вдохнуть.

Он смотрел на меня, чёрт возьми. На меня.

Среди десятков тысяч лиц — только я.

И я чувствовала, как подламываются все мои стены.

Те, что я строила годами. Те, которыми я прикрывала себя после Райана, после всех его «люблю», после всех его ударов, которые никто не видел.

Я клялась себе не подпускать больше никого близко. Никогда.

Я клялась быть холодной, сильной, неприступной.

Но вот он стоит там, посреди льда, мокрый, злой, сияющий… и ломает меня, даже не касаясь.

Боже, Итан.

Что ты делаешь со мной?

Я ненавижу себя за то, что внутри всё дрожит, когда ты произносишь моё имя.

Я ненавижу то, как в груди вспыхивает огонь, когда ты смотришь на меня так, будто я — единственная женщина на земле.

Я хотела фиктивных отношений.

Я хотела игры.

А теперь… теперь я уже не знаю, где игра, а где я сама.

И самое страшное в том, что впервые за долгое время я чувствую.

По-настоящему.

— Чёрт, — сорвалось с губ, так тихо, что даже Джулия рядом не услышала. — Я что-то чувствую к тебе.

Слова ударили током, пронзили до самой глубины.

Глава 21.Итан

Дом встретил нас тишиной.

Я бросил ключи на стол в прихожей, клюшка так и осталась в машине, а в голове всё ещё гремел рев трибун. Но громче всего звенела её тишина.

Ария зашла следом, медленно, будто каждый шаг ей давался с боем.

Пальто соскользнуло с её плеч, она не стала его вешать — просто оставила на стуле. И сразу повернулась ко мне.

— Зачем было это представление? — её голос дрожал, но в нём звенела сталь.

Я прошёл вглубь, налил себе воды, сделал глоток.

Спина её отражалась в окне кухни, прямая, напряжённая, словно натянутая струна.

— Это было не представление, — ответил я спокойно.

— Это было не представление, — повторил я и медленно обернулся к ней. — Я сказал правду.

Она моргнула. На секунду в её глазах мелькнула растерянность, но сразу вспыхнула злость.

— Правду? — её голос сорвался. — Итан, я так больше не могу! Ты понимаешь это?

Я сделал шаг ближе.

— Не можешь что?

— Не могу жить вот так, — она вцепилась пальцами в волосы, будто хотела вырвать из головы все мысли. — Ты всё время играешь со мной! Эти твои фразы, эти поступки — то прижмёшь к стене, то орёшь в камеру, что я твоя женщина! Мы договаривались о другом, Итан! Совсем о другом!

— Мы договаривались… — я усмехнулся, но внутри уже всё горело. — А ты правда думаешь, что это можно было удержать в рамках «договорённости»?

— Я не знаю! — её голос дрогнул. — Я не знаю, чего хочу, потому что ты рушишь все мои границы.

Она замолчала на секунду, глубоко вдохнула и вдруг сказала то, от чего у меня внутри всё сжалось:

— Если ты таким жестоким способом хочешь отомстить Хлое, то давай на этом сейчас и закончим.

Я застыл.

— Что? — выдохнул я, даже не веря, что слышу это от неё.

Она смотрела прямо в глаза, губы дрожали, но голос резал, как нож:

— Потому что моё сердце не выдержит.

В комнате повисла тишина.

Я слышал только её дыхание — резкое, сбивчивое. И чувствовал, как каждое её слово прожигает меня насквозь.

Хлоя.

Чёртова Хлоя. Её имя прозвучало, как пощёчина.

Я сделал шаг ближе, вжимая её в стену.

— Ты правда думаешь, что я использую тебя ради какой-то, блядь, мести? — мой голос сорвался на хрип. — Думаешь, я играю с тобой только потому, что хочу показать Хлое, что могу жить без неё?

Она заморгала, но не отвела взгляд.

— А разве не так?..

Я сжал зубы так, что скулы свело.

— Нет, Ария. — Голос был низким, жёстким. — Я забыл эту Хлою сразу же. Как только увидел тебя.

Она дернулась, словно я ударил.

— Что?..

Я выдохнул, опустил голову на секунду, будто собираясь с силами. А потом сказал то, что держал в себе слишком долго:

— Ты даже не помнишь. Но я видел тебя намного раньше.

Много лет назад. На премии. Ты тогда шла по ковровой дорожке — в серебристом платье, с высоко поднятой головой. И даже не посмотрела в мою сторону.

Её глаза расширились, дыхание перехватило, но я не остановился.

— Я стоял там, среди толпы, никто не знал, кто я такой. Просто игрок, ещё без имени. А ты… ты была звездой.

И я тогда понял: либо я сделаю так, что ты однажды обратишь внимание, либо сгорю.

Я усмехнулся горько.

— Я пытался переключить это. Я думал, пройдёт.

Встретил Хлою. Думал, будет легче. Думал, если заполню пустоту чем-то другим — ты исчезнешь из головы.

Моя ладонь сжалась в кулак, я ударил им по стене рядом с её лицом.

— Не исчезла.

Она замерла, смотрела на меня, будто впервые видела по-настоящему.

— Я даже предложение сделал, понимаешь? — мои слова срывались на хрип. — Потому что думал: ну вот, это и есть нормальная жизнь. Спокойная. Правильная. Без тебя.

Я усмехнулся, но усмешка вышла сломанной.

— А вышло — ложь. Потому что всё это время, даже когда я держал другую женщину за руку, даже когда говорил ей, что люблю, внутри было пусто. Пусто, потому что там уже была ты.

Я провёл ладонью по лицу, потом посмотрел прямо в её глаза.

— Знаешь, почему я сломал нос Райану?

Она напряглась, губы дрогнули.

— Потому что… он был с Хлоей?

Я усмехнулся. Глухо, без радости.

— Нет. Не поэтому.

Я шагнул ближе, так, что её спина вжалась в стену.

— Я знал его. Знал, с кем он встречается. Знал, что это ты. И когда я увидел, как он… — мои кулаки сжались так, что костяшки побелели, — как он позволяет себе изменять такой женщине, как ты, у меня просто сорвало крышу.

Её глаза расширились, дыхание сбилось.

— Ты не понимаешь, Ария. — Я наклонился ближе, шептал, но каждое слово было как удар. — Он имел тебя. Тебя. И всё равно ходил налево, будто ты — просто галочка в его списке.

И я не выдержал. Я врезал ему. Потому что… — я задержал дыхание, сжал зубы, — потому что он даже не заслуживал держать тебя за руку.

Она сглотнула, губы дрожали, но взгляд был прикован ко мне, будто я раскрыл тайну, которую она не готова была услышать.

— Я сломал ему нос не из-за Хлои, — продолжил я, глядя прямо в её глаза. — А из-за тебя. Потому что никто не имеет права предавать тебя. Никто.

Её дыхание сбилось, плечи дрожали. Она стояла прижатая к стене, но впервые не выглядела загнанной.

В её глазах мелькнуло что-то дикое, отчаянное.

И вдруг она подняла руки, схватила меня за ворот футболки и сама потянулась вперёд.

Её губы впились в мои так резко, что я на секунду замер.

Она целовала меня жадно, без разрешения, без просьб.

Ария оторвалась первой, губы у неё дрожали, щеки вспыхнули.

Она смотрела прямо в глаза и вдруг выстрелила:

— Я боюсь, что начинаю тебя любить.

Мир рухнул.

Я даже не сразу понял, что сказал бы в ответ, потому что это признание ударило в меня сильнее любого силового на льду.

— Чёрт, Ария… — сорвалось с моих губ. Голос хриплый, низкий, чужой даже для меня.

И прежде чем она успела отвести взгляд, я врезался в её губы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Без предупреждения. Без права на отступление.

Поцелуй был звериный, дикий.

И выдохнул ей прямо в губы:

— Если ты боишься любить меня… то поздно. Потому что я уже давно пропал в тебе, Ария.

Я опустил её на столешницу в кухне, мои руки были повсюду. Она выгнулась навстречу, пальцы рвали мою футболку, словно ей нужна была каждая крупица моего тела прямо сейчас.

Её дыхание сбивалось, стонала она всё громче.

Мои пальцы скользнули под ткань её одежды, и она захлебнулась от собственного звука.

Она смотрела на меня так, что у меня кровь стыла в жилах и закипала одновременно — глаза, полные безумия и желания.

Я наклонился ближе, почти впиваясь в её губы снова.

— Скажи, что ты хочешь, Ария.

Она дрожала, стиснула зубы, будто боролась сама с собой.

А потом выдохнула так, что у меня сердце реально остановилось:

— Трахни меня, Итан.

Глава 22. Ария

Холодный край столешницы впивался мне в бёдра, но я даже не чувствовала. Его ладони держали меня так крепко, что казалось, он выломает мне кости. Я захлёбывалась в его поцелуе, в его запахе, в его силе.

— Ты сводишь меня с ума, блядь, — Итан прорычал в мои губы и сдёрнул с меня трусики так резко, что тонкая ткань хрустнула. — Я терпел слишком долго.

Я ахнула, но он не дал мне времени, раздвинул ноги и в следующий миг вломился в меня одним жёстким толчком. Воздух вырвался из лёгких криком.

— Итан!..

— Громче, — он вцепился пальцами в мои бёдра, двигаясь быстро, грубо, безжалостно. — Хочу, чтобы весь грёбаный мир слышал, как ты кончаешь от меня.

Я хотела ответить, но вместо слов вырвался стон. Он поймал мой рот жёстким поцелуем, так, будто хотел заглушить каждый звук.

Мои ноги сами обвились вокруг его бёдер, держали его внутри глубже, и от этого я вскрикнула. Он двинулся сильнее. Быстрее.

Стол ходил ходуном, банки и чашки сыпались на пол, но ему было плевать.

Его ладони держали мои бёдра, врезались в кожу так, что завтра останутся синяки.

— Пошёл… — я пыталась выдохнуть, но сорвалась на стон. — Пошёл ты, Коул…

Он усмехнулся, но не остановился.

— Пошёл? — толчок. — Сюда? — ещё один, глубже. — Вот так?

Я выгнулась, закусила губу, пытаясь сдержать крик, но не получилось. Он доводил меня до безумия, и я знала — всё, пути назад нет.

Он поднял меня со стола, развернул, согнул пополам прямо над поверхностью.

— Держись, — рыкнул он, и через секунду снова вломился в меня сзади.

Я заорала.

Громко, грязно, без стыда.

Его ладонь легла мне на затылок, прижимая к холодной поверхности стола. Второй рукой он держал мои бёдра, вбиваясь в меня так, будто хотел оставить меня пустой.

— Блядь, Ария… — он не прекращал двигаться, и голос его звучал низко, опасно. — Ты создана, чтоб я тебя ебал.

Я тряслась, колени подкашивались, но он не дал упасть — держал, бился, не останавливался.

И в какой-то момент всё сорвалось: оргазм накрыл меня так резко, что я закричала его имя, выгибаясь, дрожа.

Он рванулся ещё несколько раз и кончил со звериным рыком, прижимая меня к себе так, что казалось, он хочет вжаться внутрь окончательно.

Мы рухнули на стол, оба тяжело дыша. Я дрожала, сердце грохотало в груди, кожа горела в каждом месте, где его пальцы оставили следы.

Он поднял голову, глянул на меня сверху вниз — лицо вспотевшее, губы распухшие, глаза дикие.

И я поняла: это не конец. Ни хрена не конец.

Он провёл рукой по моим волосам, сжал их в кулак, потянул голову назад так, что я встретила его взгляд.

— Ещё раз, — прошептал он, и это прозвучало не как просьба, а как приговор.

Я облинула губы, сдерживая новый стон, и прошептала в ответ:

— Трахни меня, Итан.

Эта ночь была ночью секса.

Я не помнила, сколько раз он заставлял меня кричать, выгибаться, умолять. Сколько раз я дрожала под ним, сжимая простыни до боли в пальцах. Сколько раз думала, что больше не смогу — и всё равно позволяла ему снова и снова брать меня так, будто я принадлежала ему целиком.

И я позволяла.

Каждый раз.

Свет пробивался в комнату тонкими полосами, когда я проснулась. Тело было разбито, каждая мышца болела, кожа горела в местах, где его ладони оставили следы. Но сильнее всего жгло изнутри.

Я лежала в его кровати. В его чёртовой огромной кровати.

На простынях, которые всё ещё пахли им.

Итан спал рядом. На боку, лицом ко мне, дыхание ровное, спокойное, почти домашнее. Его рука всё ещё лежала на моей талии, будто даже во сне он не собирался отпускать.

Я прикусила губу.

Домашнее. Спокойное. Уютное.

Слова, которые никогда не должны были быть про нас.

Я медленно отодвинулась, стараясь не разбудить его. Сердце билось, как у воровки. Будто я крала саму себя обратно.

Но он шевельнулся. Ладонь крепче сжала мою талию.

— Куда? — голос был хриплым от сна, низким, опасно тёплым.

Я застыла.

— В ванную, — соврала тихо.

Он открыл глаза. Чёрные, тяжёлые, с блеском, от которого меня снова передёрнуло.

— Вернёшься, — сказал он так, будто это был приказ.

Я подошла к зеркалу. Включила холодный свет над раковиной и посмотрела на своё отражение. Волосы спутаны, губы распухли, глаза горят так, будто я не спала всю ночь.

Вода плеснула на ладони, я умылась, надеясь смыть с лица хоть часть того, что чувствовала внутри. Но тщетно. Отражение выдало всё: я горела.

И тут я увидела его.

В зеркале.

Итан стоял в дверях, босой, в одних спортивных шортах. Волосы растрёпанные, взгляд тяжёлый. Он не ждал, что я вернусь сама — просто пришёл за мной.

Он шагнул ближе, и я замерла, когда его руки легли мне на талию. Тёплые, крепкие, без права на отказ. Его тело прижалось к моему сзади, и я ощутила каждую линию его силы.

Его губы скользнули к моей шее. Горячее дыхание обожгло кожу.

Он вдохнул глубоко, как будто хотел запомнить.

— Пахнешь мной, — прорычал он глухо.

Моё сердце сорвалось с места. Я улыбнулась, хоть и пыталась сдержаться.

— Убери… — пробормотала я, но сама подалась к нему ближе.

Он усмехнулся у самой моей кожи и прижался сильнее.

— Кстати… — его голос стал тише, но от этого ещё более опасным. — Всё хотел у тебя спросить. Откуда ты узнала и как прошла на ту вечеринку?

Я повернула голову, встретилась с ним глазами через зеркало.

— Друг твой, Маркус, — сказала я спокойно, но внутри сердце подпрыгнуло. — Позвонил мне. Сказал, что ты без меня не справишься.

На его лице мелькнула тень. Он чуть прищурился, будто обдумывал каждое моё слово.

— Маркус… — он повторил имя медленно, как будто примерял его на вкус.

Он замер на мгновение, глядя в зеркало, потом снова скользнул губами по моей шее — не поцелуй, а как будто ставил на мне метку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Кстати, — сказал он так буднично, что у меня сердце споткнулось. — Завтра у нас ужин.

— Какой ещё ужин? — я нахмурилась.

— С нашими семьями.

Я развернулась так резко, что он едва не потерял хватку.

— Что?!

Он смотрел спокойно, уверенно, как всегда. Чёрные глаза, стальной голос:

— Ты и я. Наши семьи. Один стол.

Я почувствовала, как кровь стукнула в виски.

— Итан, моя семья даже не успеет приехать… — я почти рассмеялась от абсурдности. — Они живут за тысячу километров отсюда!

Он усмехнулся.

— Не переживай.

— Что значит «не переживай»? — я повысила голос, но он будто наслаждался моей реакцией.

— Я уже связался с твоим отцом, — сказал он спокойно, как будто речь шла о заказе такси. — Купил им всем билеты. Завтра утром они прилетают.

Мир качнулся. Я схватилась за край раковины, чтобы не упасть.

— Ты… ты что сделал?

Он прижал ладонь к моей талии, не давая отстраниться.

— То, что должен был.

— Ты сошёл с ума, — выдохнула я. — Ты вообще понимаешь, что творишь?

Он склонился ниже, его губы почти касались моего уха.

— Очень хорошо понимаю, Ария. Я просто убираю все твои пути к отступлению.

Утро пришло слишком быстро.

Я проснулась с тяжестью в груди и первым делом проверила телефон — десятки сообщений от мамы, папы и Джеймса. Они уже прилетели. Уже были в городе. Уже ехали ко мне.

Я закрыла глаза, уткнулась в подушку и хотела просто раствориться, исчезнуть. Но реальность не отпускала.

Сегодня вечером — ужин. Ужин, который Итан провернул за моей спиной. В моём доме. С моими родителями. И с его семьёй.

Я провела рукой по лицу и заставила себя подняться.

Клэр сидела на краю моей кровати, поправляя волосы, пока я в который раз ходила по комнате туда-сюда.

— Ты выглядишь так, будто идёшь на казнь, — заметила она, слегка улыбнувшись.

— Потому что это и есть казнь, — я остановилась и посмотрела на неё. — Клэр, ты вообще понимаешь, что будет? Он пригласил мою семью. И свою. В один дом. Под одну крышу. Сегодня вечером.

Она пожала плечами.

— Звучит как идеальный сюжет для очередного фильма.

Я закатила глаза.

— Это не смешно. Мой отец едва не набросился на него в прошлый раз. А теперь представь — его родители рядом. Его мать. Его отец.

— Ну… — Клэр поправила подушку за спиной и усмехнулась. — Зато будет весело.

— Весело?! — я чуть не заорала. — Когда мой отец встретится с его отцом? Когда моя мама будет сидеть за одним столом с человеком, который называет меня своей «женщиной» перед всей страной?!

Клэр рассмеялась, но в её взгляде было что-то мягкое.

— Ария, ты всегда всё драматизируешь.

Я плюхнулась рядом, спрятав лицо в ладонях.

— Это не я. Это он. Итан не даёт мне ни шанса. Он давит, строит планы, двигает фигуры так, будто мы в шахматах.

— Может, это не шахматы, а… — она прищурилась, хитро улыбаясь. — …любовь?

Я резко подняла голову.

— Клэр!

— Ну а что? — она не сдавалась. — Ты же сама понимаешь: если бы он не был таким, каким он есть, ты бы не сидела здесь сейчас в панике. Ты бы сбежала давно.

Я стиснула зубы, но внутри всё неприятно кольнуло.

— Ты сама себе боишься признаться, что тебе нравится, когда он всё берёт в свои руки, — добавила Клэр тихо. — Признайся хоть мне.

Я отвернулась к окну.

На улице сияло солнце, по тротуару шли люди, у каждого своя жизнь. А у меня… у меня был ужин, который мог взорвать всё к чёртовой матери.

— Я боюсь, что всё закончится плохо, — прошептала я.

— Может, наоборот? — мягко ответила она. — Может, это только начало.

Уже через час всё было готово. Стол накрыт, свечи расставлены, вино охлаждалось в ведёрке со льдом.

Звонок в дверь раздался снова. Громкий, требовательный.

— Я открою, — сказала я маме, хотя на самом деле это было последнее, чего я хотела.

Шаги по коридору отдавались в висках. Дверь тяжёлая, тёмная — казалась входом в суд. Я потянула ручку и застыла.

На пороге стояли они.

Итан — высокий, тёмный, как сама буря. В костюме, который сидел на нём так, будто сшит прямо на его тело. Галстук ослаблен, взгляд прямой, упорный. И этот взгляд — на мне. Только на мне.

Рядом с ним женщина. Его мать. Высокая, ухоженная, с изящным лицом и мягкой улыбкой, от которой у меня внутри что-то сжалось. На ней было светло-серое платье и нитка жемчуга на шее. Она

выглядела… доброй. Но глаза у неё были внимательные, слишком внимательные.

Позади — мужчина. Отец Итана. Такой же высокий, как он, только шире в плечах, с резкими чертами лица и взглядом, от которого сразу хотелось встать прямо. В нём не было улыбки. Ни намёка на тепло. Только сила и контроль.

— Добрый вечер, — сказала я, и голос сорвался так тихо, что, наверное, слышал только Итан.

Она шагнула вперёд неожиданно быстро — и прежде чем я успела хоть что-то сделать, мягкие ладони легли мне на плечи, прижали к себе.

— Я так рада познакомиться с тобой, дорогая! — её голос был тёплым, будто мы давно знакомы. Объятия были неожиданно крепкими, настоящими, не показными.

Я замерла, растерянно выдохнула:

— Эм… Я тоже…

— Элизабет, — представилась она и чуть отстранилась, глядя прямо в глаза. — Надеюсь, мы станем ближе.

Сердце ёкнуло, но я только кивнула.

— А это мой муж, Дэвид, — добавила она, обернувшись.

Он кивнул коротко, протянув руку. Его пальцы были сильными, тяжёлыми, рукопожатие — как испытание на выдержку.

— Рада знакомству, — выдавила я.

— Взаимно, — его голос был низким, гулким, словно камни перекатывались.

— Проходите, — пригласила я, делая шаг назад.

Они вошли в дом. Элизабет первой, рядом с ней мой отец, они уже обменялись дежурной фразой. Мама подхватила её, ведя в зал.

Дэвид шёл следом, рядом с папой. Мужчины переговаривались сдержанно, их шаги отдавались тяжело, как удары молота.

А я осталась чуть позади. Итан не спешил. Он ждал.

Когда я двинулась в коридор, он оказался рядом. Слишком близко. Тепло его плеча ощутимо коснулось моего, дыхание обожгло висок. Я ускорила шаг, но он наклонился чуть ниже, будто хотел что-то сказать…

И вдруг — резкий хлопок по заднице.

Я вздрогнула так, что едва не выронила тарелку, которую держала для приличия. Воздух вырвался с придушенным писком.

— Итан! — прошипела я, повернувшись к нему с ужасом и злостью.

Он только хищно усмехнулся. Его взгляд был тёмным, наглым, слишком довольным.

— Расслабься, Ария. — Его голос был низким, опасно тихим. — Это всего лишь напоминание: ты моя.

В зале пахло едой и чужим напряжением. Стол уже был накрыт: хрусталь поблёскивал, бокалы ждали, свечи горели тихим пламенем. Но тепло уюта разбивалось о холод взглядов.

Мама Итана — Элизабет — села рядом с моей матерью, и они уже что-то обсуждали: рецепты, детей, «как вам город». Их голоса были мягкими, женскими, почти домашними. Но за этим уютом стоял лёд.

Дэвид Коул сел напротив моего отца. И если бы кто-то сказал, что эти двое сейчас будут решать судьбу мира — я бы поверила. Они оба сидели прямо, словно на переговорах. Лицо моего отца было каменным, челюсть сжата. Лицо отца Итана — таким же. Они обменивались короткими фразами, в которых слышался не разговор, а проверка на прочность.

— Вижу, вы человек строгих принципов, — сказал Дэвид, откидываясь на спинку стула. Его голос звучал спокойно, но в нём прятался вызов.

— Принципы — единственное, что удерживает семью от хаоса, — парировал мой отец, наливая себе вина. — Особенно когда речь о дочери.

Я сжала салфетку под столом так, что ногти впились в ткань.

Итан сидел рядом. Его локоть едва касался моего, и от этого у меня по коже бегали искры. Он молчал, смотрел на сцену так, будто наблюдал за хоккейным матчем: спокойно, уверенно, готовый в любой момент встать и сломать игру в свою пользу.

— Семья — это дисциплина, — добавил Дэвид, его глаза встретились с моим отцом. — И иногда дисциплина требует жёсткости.

— Жёсткость? — мой отец усмехнулся, но в этом смехе не было тепла. — Вы называете жёсткостью то, что мой ребёнок оказывается в центре скандала?

Я напряглась, готовая вмешаться, но Итан спокойно положил ладонь мне на колено под столом. Сжал. Сильно. Так, что я замерла и посмотрела на него.

Он не отвёл взгляда. Его чёрные глаза сверкали, и на его губах появилась едва заметная ухмылка. Будто он говорил: «Не вмешивайся. Это моя игра».

Мужчины говорили дальше, слова били, как удары клюшек по льду.

— Ваш сын слишком публичен. Слишком громок. — Отец бросил взгляд на Итана, и я почувствовала, как мне хочется провалиться сквозь землю. — Он втаскивает мою дочь в это болото.

— Мой сын делает то, что считает нужным, — ответил Дэвид. — И делает это честно. Он не скрывается. Не врёт. Он идёт вперёд.

— Даже если ломает чужие жизни?

— Даже если это единственный способ спасти тех, кто ему дорог.

Тишина ударила, как гром. Я сжала губы, глядя в бокал, чтобы не встретиться глазами ни с кем.

— Ну всё, мужчины, — вмешалась Элизабет, и её голос, мягкий, но уверенный, разрезал напряжение, как нож. Она улыбнулась моей маме, будто они уже были давними подругами. — Думаю, нам пора сменить тему, иначе у нас вместо ужина будет допрос с пристрастием.

Мама подхватила её игру с облегчением:

— Совершенно согласна. Я вот как раз хотела спросить… Элизабет, это платье потрясающее. Где вы его купили?

— В бутике в Бостоне, — мягко ответила Элизабет, проводя рукой по жемчужной нити на шее. — У них всегда потрясающий выбор. Я как-нибудь свожу вас туда.

Она сделала паузу, взглянула прямо на меня и неожиданно сказала:

— Знаешь, Ария… Может, ты к нам приедешь на выходных? Посмотришь, где Итан проводил время, где вырос. У нас дом на побережье, воздух свежий, море рядом. Думаю, тебе понравится.

Я чуть не уронила вилку.

— Эм… боюсь, что не смогу.

Элизабет приподняла брови:

— Почему?

— В эти выходные я улетаю в Лондон, — ответила я, стараясь говорить спокойно, но внутри всё кольнуло. — Там будет премьера фильма. «Тёмная элегия».

Стол притих.

— Ты снимаешься в «Тёмной элегии»? — голос Дэвида, отца Итана, прозвучал так резко, что я вздрогнула.

— Да, — я кивнула, не понимая, почему он так реагирует. — Главная женская роль.

На его лице впервые за вечер промелькнуло нечто, похожее на удивление. И даже уважение.

— Помню старую версию, — сказал он, откинувшись на спинку стула. — Это был один из моих любимых фильмов.

Я моргнула, не веря, что слышу это от него.

— Серьёзно? — вырвалось у меня.

— Серьёзно, — подтвердил Дэвид. Его суровое лицо немного смягчилось, и это выглядело почти непривычно

Разговоры перешли на более лёгкие темы: о еде, о детстве Итана, о том, как Клэр с Джеймсом воспитывают сына. Атмосфера постепенно таяла, свечи догорали, и на какое-то мгновение ужин перестал быть ареной для скрытой войны.

А потом всё завершилось.

Элизабет и Дэвид вежливо поблагодарили за вечер, попрощались и ушли вместе с Итаном. В прихожей он задержал на мне взгляд дольше, чем следовало. В этом взгляде было обещание. И предупреждение.

Дверь закрылась. Дом наполнился тишиной.

Клэр протянула мне бокал вина, села рядом на диван и хмыкнула:

— Ну, признавайся… не всё же так плохо было, да?

Я выдохнула, обняв подушку и уткнувшись в неё лицом.

— Клэр, если это было «не так плохо», то я боюсь представить, что у тебя в списке идёт под словом «ужас».

Она засмеялась, но мягко коснулась моей руки.

— Зато ты справилась. И даже, кажется, произвела впечатление.

Позже, когда дом стих и все разошлись по комнатам, я лежала в постели, не в силах заснуть. Голова раскалывалась от мыслей, желудок всё ещё был в узле от ужина. Я только закрыла глаза — и телефон завибрировал на прикроватной тумбочке.

Итан.

Я уставилась на экран, сердце ухнуло вниз. Несколько секунд я просто смотрела на имя, надеясь, что вибрация прекратится. Но нет. Он звонил настойчиво, так, будто имел право требовать ответа.

Я взяла трубку.

— Алло?

— Почему ты мне не сказала? — голос Итана был резкий, но не крик. В нём было то опасное спокойствие, которое пугало сильнее любого взрыва. — Почему я узнаю за столом, вместе со всеми?

Я сжала простыню пальцами, натянула её до груди, будто это могло защитить.

— Потому что это всего лишь поездка, Итан. Премьера фильма. Работа.

— Работа, — он повторил это слово медленно, с нажимом, будто оно было грязным. — А я? Что я тогда? Ты отделяешь одно от другого, будто я посторонний.

Я глубоко вдохнула, но ком застрял в горле.

— Я не хотела, чтобы ты начал давить. Чтобы устроил спектакль из этого, как обычно.

В трубке раздался его тихий смех — глухой, без веселья.— Думаешь, я делаю «спектакли»? — спросил он. — Я называю

вещи своими именами. Ты моя. И когда ты улетаешь за тысячу километров и молчишь об этом, это выглядит как предательство.

Сердце дернулось, но я упрямо выдавила:

— Не смей так говорить.

Пауза. Только его дыхание. Я представила, как он сжимает телефон, как у него напрягается челюсть. И вдруг его голос изменился: стал тише, но от этого ещё более давящим.

— Я хочу знать всё, Ария. Где ты, с кем, что делаешь. Это не просьба.

Я зажмурилась. Ноги под одеялом дрожали.

— Итан, ты не можешь контролировать каждый мой шаг.

— Могу, — отрезал он. — И буду.

Я резко села, едва не выронив телефон.

— Ты сводишь меня с ума.

— Взаимно, — его голос упал ещё ниже, хриплый, обжигающий. — Поэтому я и зол. Потому что мне плевать на красные ковровые дорожки и фестивали. Но я не плевать на то, что ты летишь туда одна.

Я замолчала, глядя на отражение луны в окне. И вдруг слова сорвались сами:

— Полети со мной.

Тишина.

На секунду я даже подумала, что связь оборвалась. Но потом услышала его глухое, тяжёлое дыхание.

— Ты знаешь, что я не могу.

— Почему? — выдохнула я.

— Потому что у меня тренировки. Потому что у нас игры. Потому что команда зависит от меня, — каждое слово падало, как удар клюшки о лёд. — Я не могу просто взять и улететь за тобой, Ария.

— Но, чёрт возьми, просто не делай так больше. Не оставляй меня в стороне. Не ставь меня перед фактом.

Я прижала телефон к щеке, будто могла почувствовать его ладонь через холодное стекло.

— Хорошо, — прошептала я. — Больше не буду.

Он шумно выдохнул.

— Вот и умница.

Несколько секунд мы просто молчали. Я слушала его дыхание, тяжёлое, хриплое, и чувствовала, как моё собственное сердце постепенно успокаивается.

— Спи, Ария, — сказал он наконец. — У тебя завтра тяжёлый день.

— Спокойной ночи, — ответила я, и прежде чем успела добавить что-то ещё, он отключился.

Я положила телефон на тумбочку, закрыла глаза и постаралась провалиться в сон. Но не успела. Потому что в этот момент он снова загорелся.

Новое сообщение.

Номер неизвестный.

Я открыла.

И замерла.

Текст был коротким, всего одно предложение:

«Ты даже не представляешь, что он скрывает от тебя».

Глава 23. Ария

Флэш-лампы били в глаза, как тысячи молний. Я шла по красной дорожке и улыбалась так, будто внутри не было ледяного кома.

Платье — чёрное, струящееся, с высоким разрезом на бедре и открытой спиной. Каблуки звенели по камню, и каждый шаг отдавался эхом под аплодисменты и крики. Я слышала своё имя — «Ария! Ария сюда! Повернись! Улыбнись!» — и

поворачивалась, выставляя плечо, взгляд, улыбку. Всё по отработанному сценарию.

И всё же, сквозь этот блеск и шум, в голове вспыхивала одна фраза.

Сообщение с неизвестного номера.

«Ты даже не представляешь, что он скрывает от тебя».

С тех пор прошло несколько дней. Я молчала. Никому не сказала.. Даже ему.

Особенно ему.

Я сделала шаг, вспышки ослепили сильнее. Я подняла подбородок выше, будто это могло вытолкнуть сомнения наружу.

— Ария, — окликнул журналист с бейджем The Guardian, — пару слов! Каково это — сыграть главную роль в «Тёмной элегии»?

Я остановилась, повернулась к нему. Улыбка. Голос ровный, как натянутый канат:

— Это был вызов. Сложный, эмоциональный, иногда даже болезненный опыт. Но именно поэтому он был таким важным.

— Ваш персонаж — сильная женщина, которая борется за себя, — продолжил он. — Насколько это близко вам?

Я чуть замялась. В груди неприятно кольнуло.

— Думаю, ближе, чем когда-либо, — ответила я тихо и почувствовала, как дрогнул уголок губ.

Сильная женщина. Да, конечно. Сильная, пока никто не знает, как она ночью листает телефон и смотрит на одно-единственное сообщение.

Я сделала ещё шаг вперёд. Толпа за барьерами взревела, и кто-то выкрикнул:

— Ария! Это правда, что у вас роман с Итаном Коулом?!

Моё сердце споткнулось.

Я повернулась, улыбнулась в камеру так, будто это был самый простой вопрос в мире.

— Мы… очень близки, — сказала я, и внутри меня что-то дрогнуло.

«Очень близки». Но достаточно ли я близка, чтобы знать всё?

— Скажите, Итан поддерживает вас сегодня? — другой микрофон потянулся вперёд. — Он ведь не смог прилететь из-за игр?

Я замерла. На секунду представила его лицо. Его руки. Его взгляд, когда он сказал: «Просто не делай так больше».

А потом снова услышала звонкую мысль:

«Ты даже не представляешь, что он скрывает от тебя».

Я улыбнулась шире, чтобы никто не заметил, как внутри всё оборвалось.

— Да. Он всегда поддерживает меня, — ответила я. — Даже на расстоянии.

Фотографы щёлкали камерами. Журналисты задавали новые вопросы. О фильме, о роли, о чувствах. Я говорила, смеялась, позировала. Всё как положено.

Фотографы щёлкали затворами так, что у меня звенело в ушах. Вопросы сыпались один за другим, и я уже машинально улыбалась, подставляя то левый профиль, то правый.

И вдруг всё изменилось.

Гул толпы сорвался резким взрывом. Камеры повернулись не ко мне — куда-то в сторону. Фотографы буквально рванули, как стая голодных хищников, почуявших кровь. Вспышки сместились. Лавина света, крики, визг — и всё уже было не про меня.

Я медленно повернула голову.

И охуела.

Лана Моррис.

В белом платье, обтягивающем её тело так, будто она шла не на премьеру, а на кастинг в порнофильм. Волосы собраны в гладкий хвост, на лице — эта её ледяная улыбка, которой она всегда била прямо в сердце.

И рядом с ней.

Райан.

Чёрт возьми. Райан. В идеально сидящем смокинге, с тем самым самодовольным выражением, которое я ненавидела. Его рука лежала на её талии так, будто она принадлежала ему.

Я ощутила, как холодный пот проступает на коже.

— Блядь… — выдохнула я почти беззвучно.

Лана остановилась прямо в центре дорожки, подставив лицо камерам. Её улыбка была рассчитана до миллиметра: ни капли тепла, одно сплошное оружие. Она знала, что делает.

Райан склонился к её уху, что-то прошептал, и они оба рассмеялись. Громко. Так, чтобы все услышали. Так, чтобы все камеры поймали этот момент.

Журналисты заорали:

— Лана! Райан! Вы пара?!

— Расскажите о ваших отношениях!

— Что насчёт Арии?

Моё имя пронеслось по толпе, как яд. Я чувствовала, как кровь стучит в висках, как внутри всё разрывается.

Лана подняла глаза — и нашла меня.

Она посмотрела прямо.

И улыбнулась шире.

Красная дорожка закончилась, и мы вошли внутрь.

Полумрак зала, запах дорогого ковра, голоса людей в смокингах и вечерних платьях. Сотни глаз, направленных на сцену.

Я чувствовала их взгляд. Ланы. Райана. Сбоку. Сзади. Они шли следом, они были везде, как тень. Но я сделала вид, что не вижу.

Сцена. Микрофоны. Ведущий объявляет актёров.

Аплодисменты. Я поднимаюсь, держу голову высоко, даже если внутри пустота.

— Ария Беннет, — звучит моё имя, и зал взрывается аплодисментами.

Я кланяюсь. Улыбаюсь. Благодарю.

Слышу своё сердце, слышу, как оно стучит, перекрывая шум.

Фильм начался. Зал погрузился в тишину, только свет экрана резал темноту.

Я сидела в первом ряду, спина прямая, руки сжаты на коленях. На экране — я. Моя героиня. Моя боль. Моя страсть.

И впервые за долгое время я позволила себе вдохнуть.

Они не могут украсть это у меня. Ни Лана. Ни Райан. Никто.

Два часа пролетели как миг. Аплодисменты снова заполнили зал. Кто-то встал, аплодировал стоя. Люди улыбались, жали мне руку, говорили «браво».

Я улыбалась в ответ.

Я смеялась.

Я принимала поздравления.

Я буквально вырвалась из этого водоворота лиц и рукопожатий, проскользнула сквозь толпу в сторону бара.

Ноги дрожали, дыхание сбивалось. Мне нужно было что-то — хоть глоток, хоть иллюзия контроля.

Бокалы звенели, свет барной стойки резал глаза, как прожектор.

— Виски, — выдохнула я бармену. — Двойной.

Пальцы дрожали, когда я обхватила стакан. Алкоголь обжёг горло, но только так я почувствовала, что стою на ногах.

Вдох. Выдох. Всё хорошо. Я справлюсь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вот уж не думал, что увижу тебя здесь одна, — знакомый голос ударил, как ледяная вода.

Я замерла. Медленно повернула голову.

Райан.

В идеально сидящем костюме, с тем же самодовольным выражением, будто он всё ещё звезда на чужом празднике.

А рядом — Лана. В платье, которое больше походило на вызов, чем на наряд. Её красная помада блестела в тусклом свете, а глаза смотрели прямо на меня — с насмешкой, с предвкушением.

Райан усмехнулся и медленно провёл взглядом по мне сверху вниз, как по куску товара.

— Интересно, Ария, — сказал он тихо, так, чтобы слышала только я. — Коул уже понял, что с тобой делать в постели? Или он всё ещё думает, что ты «леди»?

Я замерла. Бокал в руке задрожал.

— О, боже, Райан, — Лана театрально закатила глаза, качнув бокалом шампанского. — Она ведь играет в эту роль святошки. Хотя все мы знаем, как быстро она раздвигает ноги, когда это выгодно.

Я стиснула зубы так, что заболела челюсть.

— Смотри на неё, — продолжал он, наклоняясь ближе, так что я чувствовала запах его парфюма, который когда-то любила, а теперь он вонял, как яд. — Она хочет взорваться, но молчит. Всё такая же. Всегда молчит, пока мужчина решает за неё.

Лана фыркнула, наклонившись ко мне так, что её губы едва не коснулись моего уха:

— Знаешь, твоя проблема в том, что ты вообразила себя равной нам. Но ты — не звезда. Ты просто девчонка, которую трахнул хоккеист. И завтра он бросит тебя, так же, как Райан сделал это когда-то.

Я уже не дышала. Горло сжалось, пальцы на стакане побелели. И вдруг рядом раздался знакомый голос — уверенный, чуть хрипловатый, с насмешкой:

— Господи, да вы до сих пор те же самые мерзкие твари.

Я обернулась.

Кейт.

Моя Кейт. Та самая, с которой мы когда-то сбегали с пар, ели пиццу на ступеньках и строили планы на «великую жизнь». Она переехала в Лондон раньше меня, стала работать в журнале, но осталась такой же: дерзкой, прямой, всегда говорящей то, что думает.

Она встала между мной и ими, поставив бокал на стойку с таким стуком, что Райан дёрнулся.

— Серьёзно, Моррис? — её глаза блеснули холодно. — Ты всё ещё строишь карьеру на том, что сосёшь чужие кости?

У Ланы дёрнулся глаз.

— Что ты себе позволяешь…

— Я? — Кейт наклонилась ближе, ухмыльнувшись. — Я хотя бы зарабатываю своим умом, а не тем, что лезу в чужие постели и пихаюсь локтями за место в таблоидах.

Кейт выпрямилась, снова взяла свой бокал и отхлебнула, как будто только что сказала самую банальную вещь в мире.

— Отстаньте от неё, — добавила она спокойно. — Или я завтра вынесу вас обоих в своей колонке так, что вас не позовут даже на открытие забегаловки в Челси.

Лана фыркнула, развернулась на каблуках и утащила за собой Райана. Тот бросил на меня последний косой взгляд — смесь злости и какой-то дешёвой бравады, — и растворился в толпе.

Я выдохнула так, будто всё это время держала в лёгких бетонный блок.

Кейт повернулась ко мне и вдруг улыбнулась — по-настоящему, тепло, как будто все эти мерзости только что не существовали. Она распахнула руки и обняла меня так крепко, что у меня защипало глаза.

— Привет, дорогая, — прошептала она мне в волосы. — Господи, как же я рада тебя видеть.

Я вцепилась в неё, как утопающая.

— Кейт… — мой голос дрогнул. — Ты как всегда вовремя.

— Ну а кто ещё будет тебя вытаскивать из этих ваших гламурных дрязг? — она отстранилась, посмотрела на меня внимательно, скользнув взглядом по моему лицу. — Чёрт, ты выглядишь потрясающе. Хотя давай честно: сейчас тебе хочется не шампанское, а снять каблуки и заползти в пижаму.

Я рассмеялась, и смех вышел чуть хриплый, но настоящий.

— Точно.

Кейт подмигнула, снова взяла бокал и кивнула в сторону выхода из бара.

— Давай отсюда. Ты расскажешь мне всё. Про фильм, про своего хоккеиста, про этих двух уродов. Я хочу всё знать.

выбрали маленький закуток в глубине лаундж-бара, где приглушённый свет падал только на стол, а остальное тонуло в полумраке. Музыка звучала глухо, и, наконец, не нужно было держать спину прямо, улыбаться, позировать.

Кейт стянула с ног туфли на шпильках и сразу закинула их рядом.

— Вот теперь можно дышать, — пробормотала она, откинувшись в кресле. — Ну, выкладывай. Я слушаю.

Я уставилась в бокал, в золотые разводы виски. Слова застряли, но она смотрела на меня — так, как когда-то в школе, когда я проваливала экзамен или плакала из-за парня. Терпеливо. Внимательно.

— Всё началось как фикция, — выдохнула я наконец. — Мы заключили сделку. Пара перед прессой, чтобы закрыть рты журналистам. Я должна была помочь ему, он — мне. Всё было просто.

Кейт усмехнулась.

— Простота в твоей жизни? Ария, ну не смеши.

Я хмыкнула, но тут же сжала бокал крепче.

— Только потом всё вышло из-под контроля. Он… он не такой, каким я думала. Не просто хоккеист, не просто звезда. Он давит, ломает границы. Но одновременно… — я замолчала, чувствуя, как сердце выбивается из ритма.

— Одновременно ты хочешь его, — подсказала Кейт мягко, без осуждения. — Даже когда ненавидишь.

Я закрыла глаза.

— Да. И это пугает меня. Потому что я не понимаю, где заканчивается договор и где начинаюсь я.

Кейт вздохнула, налив себе ещё вина.

— Ты всегда жила в чужих правилах, Ария. Сначала Райан, теперь он. Может, пора признаться себе, что в тебе есть тяга именно к таким мужчинам? К тем, кто не просто гладит по голове, а берёт.

Я резко подняла взгляд.

— Ты думаешь, это больное влечение?

Она пожала плечами.

— Думаю, это правда. И в ней нет ничего больного, если ты сама этого хочешь. Вопрос только в том, доверяешь ли ты ему настолько, чтобы позволить ему держать тебя в своих руках.

Моё дыхание сорвалось. В голове тут же вспыхнуло: «Ты даже не представляешь, что он скрывает от тебя».

— А если я не знаю его до конца? — прошептала я. — А если в нём что-то тёмное, чего я не увижу, пока не станет поздно?

Кейт усмехнулась.

— Ария, новости для тебя: в каждом мужчине есть тьма. Вопрос только, чья тьма тебя не разрушит.

Мы замолчали. Где-то вдалеке смеялись люди, щёлкали камеры, мир продолжал праздновать, а я сидела и чувствовала, как внутри растёт паника.

Кейт наклонилась ближе, её голос стал тише:

— Скажи мне честно. Ты в него влюблена?

Я вцепилась в бокал, будто это был спасательный круг. Ответ бился внутри, рвался наружу, но я проглотила его, потому что боялась услышать.

— Я не знаю, — прошептала я. — Но когда он рядом… я перестаю дышать сама.

Кейт кивнула, будто именно этого ответа и ждала.

— Значит, ты уже знаешь. Просто ещё боишься произнести.

Кейт тихо рассмеялась, крутанув бокал в пальцах так, что вино закружилось алой спиралью.

— Знаешь, Ария… твоя история потянет на первую полосу. — Она глянула на меня поверх бокала, взгляд цепкий, как у настоящего журналиста. — Заголовки сами пишутся: «Звезда кино в объятиях капитана Wolves». Или, если добавить перчинки, «Фиктивный роман, ставший реальным».

Я сжала губы, сердце ухнуло вниз.

— Кейт…

— Но, — перебила она мягко, подалась ближе и коснулась моей руки, — ты же знаешь, что я могила. Никому. Ни звука. Даже если упускаю такой шанс.

Я моргнула, глядя на неё. Она улыбалась легко, но глаза были серьёзными.

— Ты бы могла, — выдохнула я, — ты могла бы заработать. Сделать карьеру на этом.

— Ага, — фыркнула она. — И что дальше? Потерять тебя снова? — Она подняла брови. — Нет уж. Я слишком хорошо помню, каково это было — когда мы отдалились.

В груди защемило. Я опустила взгляд в бокал, чувствуя, как горло перехватывает.

— Спасибо, — сказала я тихо.

Кейт хмыкнула.

— Не благодари. Просто пообещай одно.

— Что?

— Если этот хоккеист сделает тебе больно, ты сама мне расскажешь. Не газеты, не интернет, не фанаты. Мне. Чтобы я знала, в чьё окно кидать кирпич.

Я рассмеялась сквозь ком в горле.

— Ты не изменилась.

Кейт хитро прищурилась, поставила бокал на стол и снова закинула босые ноги на соседний стул.

— Вот и отлично, — сказала она. — Ты не изменилась, я не изменилась. Значит, порядок.

Я улыбнулась, но внутри всё равно было тревожно.

Кейт посмотрела на меня внимательно, слишком внимательно, как будто что-то знала, чего не знала я.

— Знаешь, Ария… — её голос стал мягче, тише. — Думаю, тебе пора в номер.

— Почему? — нахмурилась я.

Она пожала плечами, но в её глазах блеснула искра.

— Просто предчувствие. — Она подняла бокал и сделала глоток. — Возможно, тебя там что-то ждёт.

Я замерла, бокал с виски в руке вдруг стал тяжёлым, как камень.

— Что именно? — прошептала я.

Кейт усмехнулась, не ответила и махнула рукой, будто отгоняла лишние вопросы.

— Иди. Потом расскажешь.

Глава 24.Ария

Я шла по коридору отеля и чувствовала, как каблуки звенят в такт сердцу. Вечер выжег меня дотла: камеры, вспышки, вопросы про фильм, про Итана, про нас. Лана и Райан с их мерзкими улыбками. Каждое слово, каждый взгляд — словно камни в стекло. Я только мечтала о тишине.

Карта щёлкнула в замке, дверь открылась.

И я застыла.

Комната была другой. Не той, куда я зашла утром.

Свечи. Десятки свечей, их пламя дрожало, отражалось в окнах, в зеркале, делало тени длиннее. Воздух был сладким, густым, пах лепестками роз. Они лежали на кровати, на полу, будто кто-то специально рассыпал их, чтобы стереть грань между реальностью и фильмом.

И посреди этого стоял он.

Итан.

В чёрной рубашке, расстёгнутой на пару пуговиц. Свет свечей выхватывал линии его тела, строгие, сильные. Его глаза — тёмные, цепкие, будто держали меня прикованной к месту.

— Ты… — слова застряли в горле. — Ты откуда здесь?

Он шагнул ко мне. Его шаги были тихими, уверенными, как будто он не просто в номере — он хозяин этого пространства.

— Я не мог вынести время без тебя, — сказал он низко, глухо. — Ты улетела, а я с ума сходил. Каждый час. Каждую минуту.

Я сжала дверную ручку. Сердце колотилось так, что грудь болела.

— Но… как ты узнал, в каком я номере?

Он усмехнулся уголком губ.

— Подруга твоя, Кейт. Знаешь, она лезет туда, куда не надо. Но иногда такие люди делают лучшее, что могут.

Я моргнула. Кейт? Она?

— Господи… — прошептала я, но внутри всё дрогнуло. Да, это было в её духе. Защита через нарушение границ.

Он подошёл ближе. Его запах накрыл меня — кожа, лёд, металл. Всё, чем он был.

— Я хотел быть рядом, — сказал он тихо. — Хотел, чтобы ты почувствовала: я здесь. Даже если весь мир будет против.

Я закрыла глаза. Его голос — низкий, хриплый, почти опасный — обволакивал, как музыка.

— Итан… — выдохнула я. — Прости. Но сегодня… между нами ничего не будет.

Он замер. Его взгляд потемнел. Секунда — и я почти услышала, как в нём рвётся невидимая струна.

— Почему? — спросил он тихо, но в голосе была сила, от которой внутри всё сжалось.

Я опустила плечи, устало провела рукой по лицу.

— Я слишком вымотана. Этот день, эти камеры, эти вопросы… Я не могу. Не сегодня.

Он чуть склонил голову, прищурился.

— Ты говоришь о сексе, да?

Я резко вскинула взгляд.

— Да, — прошептала.

Он усмехнулся. Но это не была насмешка — скорее боль, спрятанная за жесткостью.

— Думаешь, я сюда пришёл только ради этого? Думаешь, все эти свечи, весь этот вечер — ради того, чтобы трахнуть тебя?

Я замерла, сердце сжалось.

— Я… я не знаю, — выдохнула я.

Он подошёл ещё ближе, так, что его дыхание коснулось моей кожи. Его ладонь легла на мою талию, но не сжала, а просто держала.

— Я хочу быть с тобой, Ария. Не только в постели. Я хотел, чтобы ты почувствовала это. Чтобы ты знала, что я вижу тебя — не только актрису, не только картинку для журналов. А тебя. Настоящую.

Он повёл меня к дивану в гостиной, и я не сопротивлялась — не было сил.

Только села — он тут же опустился передо мной на колени.

Высокий, сильный, капитан «Wolves», гроза льда и трибун.

И в этот момент он был у моих ног.

Я дернулась.

— Что ты делаешь?

Он поднял на меня глаза — чёрные, тяжёлые, горящие так, что дыхание сбилось.

— То, что хочу, — ответил он глухо.

Его пальцы коснулись моей щиколотки. Осторожно, будто я была из хрусталя. Туфля слетела с моей ноги легко, как шелуха. Он поднёс её к стороне дивана, а потом взял мою ступню в ладонь.

Губы коснулись кожи.

Один поцелуй.

Потом второй.

Третий — выше.

Я замерла, уставившись в его растрёпанные волосы. Сердце колотилось так, что я слышала собственную кровь.

— Итан… — прошептала я, но голос предательски дрогнул.

— Шшш, — он приложил палец к моему колену, а потом склонился и провёл губами по щиколотке, задержавшись дольше, чем нужно. Его язык обжёг кожу коротким, почти невинным движением. Но в этой невинности было что-то опасное, дикое.

Он поднялся чуть выше, оставляя влажные следы, пока не достиг колена. Поцеловал его так, будто это было святыней.

— Каждая часть тебя для меня — сокровище, — выдохнул он. — Я могу жить на льду, могу рвать соперников, но здесь… здесь я проигрываю.

Я стиснула губы, чтобы не застонать.

— Перестань…

Он поднял голову, встретил мой взгляд снизу.

— Нет. Никогда не перестану.

Его ладони легли на мои икры, сильные, тёплые, обжигающие. Он чуть сжал, и от этого у меня пробежала дрожь. А он продолжал целовать, всё выше, к колену, к внутренней стороне бедра. Но не переходил границу. Никогда.

— Ты думаешь, что я пришёл сюда за сексом, — сказал он низко, почти рыкнул. — Но ты ошибаешься, Ария. Я хочу, чтобы ты знала: я у твоих ног. Я готов целовать каждую клетку тебя, пока ты не поверишь, что принадлежишь мне.

Я закрыла глаза, потому что выдержать этот взгляд было невозможно. Внутри всё плавилось. Я чувствовала его дыхание, его губы, его одержимость. И понимала — он не играет. Он никогда не играл.

Он всё ещё стоял на коленях, его пальцы обнимали мою ногу, дыхание касалось кожи. Но потом он вдруг выпрямился, поднялся и протянул мне руку.

— Пошли, — сказал он.

— Куда? — мой голос был хриплым, будто я только что вышла с поля боя.

Его глаза сверкнули.

— В ванную. Я сделал её для тебя.

Я моргнула, не понимая. Но он не ждал. Поднял меня с дивана так, будто я ничего не весила. Его ладонь крепко держала мою, его шаги были уверенными, как будто каждый метр этого номера принадлежал только ему.

Когда он открыл дверь в ванную, у меня перехватило дыхание.

Там был целый мир.

Свечи — десятки, может сотни — отражались в плитке, в зеркалах, в воде. Ванна огромная, белая, наполненная до краёв пеной. Лепестки роз плавали на поверхности, медленно кружась. Воздух был сладким, густым, с ароматом ванили и чего-то тёплого, почти домашнего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я застыла на пороге.

— Итан… это…

— Сказка? — он усмехнулся и провёл пальцами по моим волосам. — Нет. Это просто ночь.

Он всё ещё стоял на коленях, его пальцы обнимали мою ногу, дыхание касалось кожи. Но потом он вдруг выпрямился, поднялся и протянул мне руку.

— Пошли, — сказал он.

— Куда? — мой голос был хриплым, будто я только что вышла с поля боя.

Его глаза сверкнули.

— В ванную. Я сделал её для тебя.

Я моргнула, не понимая. Но он не ждал. Поднял меня с дивана так, будто я ничего не весила. Его ладонь крепко держала мою, его шаги были уверенными, как будто каждый метр этого номера принадлежал только ему.

Когда он открыл дверь в ванную, у меня перехватило дыхание.

Там был целый мир.

Свечи — десятки, может сотни — отражались в плитке, в зеркалах, в воде. Ванна огромная, белая, наполненная до краёв пеной. Лепестки роз плавали на поверхности, медленно кружась. Воздух был сладким, густым, с ароматом ванили и чего-то тёплого, почти домашнего.

Я застыла на пороге.

— Итан… это…

— Сказка? — он усмехнулся и провёл пальцами по моим волосам. — Нет. Это просто ночь. Ночь, в которой я хочу, чтобы ты забыла обо всём, кроме себя.

Он развернул меня лицом к себе. Его пальцы легли на пуговицы моего платья. Я хотела возразить, что могу сама, но слова застряли. Потому что его взгляд был сосредоточен, почти священный.

Пуговица за пуговицей, медленно, неторопливо, он расстёгивал платье. Его пальцы не спешили — будто он смаковал каждую секунду, будто хотел запомнить. Когда ткань скользнула с моих плеч, он поймал её на ладони и бережно опустил на стул рядом.

Я стояла перед ним, сердце грохотало в груди.

Он провёл ладонью по моей щеке.

— Я хочу раздевать тебя сам. Не потому, что ты не справишься. А потому, что это моё право — видеть, какая ты настоящая.

Я дрожала, но не от холода. Его руки осторожно скользнули вниз, сняли с меня бельё, последнюю защиту. И вдруг я поняла — я не боюсь. Я доверяю.

— Залезай, — он помог мне войти в ванну. Вода обняла тело теплом, пена коснулась кожи, лепестки роз прилипли к плечам, к волосам.

Я закрыла глаза и выдохнула. Рай. Чистый, невинный рай.

А потом он появился снова. Снял рубашку, остался в брюках, но не залез. Просто сел рядом на край ванны, смотрел. Его взгляд был таким, что я снова почувствовала, как кровь стучит в висках.

В его руках появилось шампанское. Хрустальные бокалы стояли уже на столике рядом. Он налил, и пузырьки заиграли в свете свечей.

— За тебя, — сказал он и протянул бокал.

Я взяла. Холодное стекло обожгло пальцы. Глоток шампанского оказался лёгким, но сильным.

— Ты серьёзно всё это приготовил… ради меня? — спросила я, голос был почти шёпотом.

— Ради нас, — ответил он. — Но больше ради тебя. Чтобы ты почувствовала, что ты — центр этого мира. Моего мира.

Он достал с подноса маленькие пирожные. Одно из них взял в пальцы, отломил кусочек и протянул мне.

— Ешь.

Я хотела возразить, но он коснулся пальцем моих губ. И я послушалась.

Сладость крема смешалась с его прикосновением, и я вдруг поняла, что готова раствориться в этом моменте навсегда.

Он снова протянул кусочек, но на этот раз сам положил мне в рот. Его пальцы чуть задержались на моих губах, и я невольно облизала их.

Его взгляд потемнел. Но он не двинулся ближе.

— Ты даже не представляешь, Ария, — сказал он хрипло, — как сильно я хочу держать тебя в таких моментах. Не на публике, не под камерами. А здесь. Только ты и я.

Я опустила голову в пену, чтобы скрыть улыбку.

Я была счастлива.

Эти слова сами прорезали сознание, пока я сидела в воде, а его пальцы всё ещё держали мой бокал. Счастлива — когда он рядом. Когда его тень падает на меня и защищает от всего, что там, за стенами этого номера.

Счастлива, когда он приготовил это всё. Свечи, ванну, лепестки, сладости. Всё, что не имело ничего общего с его миром жёстким, шумным, ледяным. Он создал этот оазис ради меня. Ради нас.

Счастлива, что он приехал сюда. Что не нашёл себе оправданий, не остался на тренировках, не спрятался за графиками и командой. Он выбрал меня.

Счастлива — просто дышать рядом с ним.

Я закрыла глаза и откинулась на бортик ванны. Его присутствие не давило — оно окутывало, держало, как тёплый плед в холодную ночь. И впервые за долгое время мне не хотелось никуда бежать.

Итан взял мою руку, провёл большим пальцем по внутренней стороне ладони. Лёгкое движение — но оно будто открывало меня изнутри.

— Ты улыбаешься, — сказал он, и голос его был тихим, задумчивым.

— Я… — я запнулась, но всё-таки призналась: — Я счастлива.

Он замер на секунду, а потом медленно провёл пальцами по моей щеке, смахивая капли воды. Его взгляд стал мягче. Опасный Итан, которого боялись соперники, растворился, оставив только мужчину, который сейчас видел меня насквозь.

— Хорошо, — сказал он просто. — Тогда всё не зря.

Я засмеялась тихо, почти шёпотом. Он поднялся, снял брюки и всё же зашёл в воду. Вода качнулась, волна коснулась моей кожи. И вот он — напротив меня, в этой ванне, где свечи отражались в его глазах.

Он подтянул меня ближе. Я позволила. Прижалась к его груди, положила голову ему на плечо. Его сердце било в такт моему.

Я была счастлива засыпать в его объятиях.

И не важно, что будет завтра. Не важно, что где-то там — фанаты с плакатами, Райан с его мерзкой ухмылкой, Лана с её холодным ядом, или даже то сообщение с угрозой, которое всё ещё жгло память. Здесь, в этот момент, я знала: это моё место.

Он коснулся моих волос губами.

— Ты пахнешь домом, — выдохнул он.

Я закрыла глаза. Пусть весь мир идёт к чёрту. Пусть завтра рухнет всё. Сегодня у меня был он.

Сегодня я позволяла себе быть слабой.

Сегодня я позволяла себе быть счастливой.

Глава 25. Итан

Я проснулся раньше неё.

Не знаю, сколько времени прошло, но солнце уже пробивалось сквозь шторы, рисуя на стенах золотые полосы.

Она спала. Тихо, спокойно, её дыхание едва касалось моей груди. Волосы растрёпаны, губы чуть приоткрыты. Она выглядела… по-другому. Не актриса, не женщина, которая бьётся с миром. Просто Ария. Моя Ария.

Я не помнил, когда в последний раз чувствовал себя так. Счастливым.

Я улыбнулся сам себе. Странно. Я привык к контролю, к напряжению, к боли. А тут — всё наоборот. Лёгкость. Радость.

Но чем дольше я смотрел на неё, тем сильнее хотелось большего.

Я хотел ещё раз доказать себе, что она — моя.

Что я владею ей не только днём, не только ночью, а всегда.

Я аккуратно высвободил руку из-под её головы. Она тихо замурчала, нахмурилась во сне, и это чертовски сладко ударило в голову. Сдержался, чтобы не засмеяться.

Одеяло соскользнуло с её тела. Я задержал взгляд. Чистая, мягкая кожа, на которой до сих пор оставались мои следы. Я протянул руку и медленно стянул с неё тонкие трусики.

Она едва пошевелилась, выдохнула сонно, но даже не проснулась.

И я ухмыльнулся.

Вот так. Даже во сне ты моя.

Я склонился ближе. Мои пальцы скользнули по её бедру — медленно, будто я проверял, насколько крепко она спит. Она тихо выдохнула, повернула голову на подушке, губы дрогнули.

Я замер на секунду. Слушал её дыхание. Чувствовал тепло её кожи под своей ладонью.

Боже, как же ты беззащитна рядом со мной. И даже во сне доверяешься.

Мой палец провёл чуть выше, по внутренней стороне бедра.

Она снова шевельнулась, тихий звук сорвался с её губ — что-то между стоном и вздохом.

Я ухмыльнулся.

— Вот так, милая… даже во сне твое тело зовёт меня.

Я наклонился, коснулся губами её живота, вдохнул её запах — смесь ночи, свечей и меня. Каждая клетка в груди горела от желания.

Моя ладонь скользнула выше. Осторожно, мягко, но с каждым движением увереннее.

Она дёрнулась, прикусила губу даже во сне. Её спина выгнулась совсем чуть-чуть.

Я смотрел на неё сверху вниз и чувствовал, как во мне всё сжимается от этой картины.

Ты моя. Всегда. Даже когда спишь. Даже когда думаешь, что можешь убежать — нет. Я всегда дотянусь.

Провёл пальцами медленно, дразня, едва касаясь. Она застонала уже громче, но глаза всё ещё были закрыты.

Я опустился к ней снова, жадно, без пощады. Язык скользил по её клитору, по внутренней стороне бёдер, и каждый мой рывок выбивал из неё крик. Она билась подо мной, хваталась за простыню, пыталась оттолкнуть, но её ладони дрожали.

— Итан… — её голос дрогнул.

Я поднял взгляд, поймал её глаза и ухмыльнулся.

— Доброе утро, милая.

Она выгнулась, сжала простыню в кулаках.

— Ты с ума сошёл… — прошептала она, но звук сорвался на стон, когда мой язык прошёлся там, где ей нужно было больше всего.

— С ума? Нет. Я полностью в себе. Это ты сведёшь меня с ума, если не кончишь прямо сейчас. — прорычал я и снова вломился в неё языком. Глубже, жёстче. Сжал её бёдра так, что ногти впились в кожу, удерживая её полностью неподвижной.

Она заорала. Настоящий, сорванный крик.

— Блядь! Ещё… ещё!

Я поднял взгляд снизу. Её волосы раскинулись по подушке, грудь вздымалась. Я видел, как она ломается. И это сводило меня с ума.

— Скажи, что ты моя, — прорычал я, не останавливаясь.

— Я… — её голос сорвался. — Я твоя! Чёрт, Итан! Твоя!

Я вырвал из неё оргазм, пока она не задрожала всем телом. Но мне было мало.

Поднялся, прижал её спиной к матрасу и навис сверху, так что её глаза встретились с моими. Чёрные против растерянных, но полных желания.

— Это только начало, — сказал я низко. — У тебя нет утр, Ария. Есть только мои. Каждое твоё утро будет начинаться с того, что ты орёшь моё имя.

Я вошёл в неё рывком, грубо, без предупреждения. Она заорала и выгнулась, вцепившись в мои плечи.

— Итан!

— Вот так, кричи, — я вбивался в неё, каждый толчок был жёстким, безжалостным. — Кричи громче, чтобы весь этот долбаный Лондон знал, что ты принадлежишь мне.

Её ногти царапали мою спину, её тело дрожало, но она двигалась мне навстречу. Молила и ругалась одновременно.

— Пошёл ты… — выдохнула она, и тут же сорвалась на стон.

— Пошёл? — я усмехнулся, ускорился, вбиваясь глубже. — Сюда? Тебе сюда, да?

— Чёрт, да! — она закричала, выгнулась так, что я едва не потерял контроль.

Я держал её бёдра железной хваткой, не отпускал, пока она снова и снова не рвалась на крики, пока её тело не дрожало, как после электрического удара.

Мы рухнули. Два тела, переплетённые, липкие от пота, обессиленные.

Но внутри меня горела только одна мысль.

Я уткнулся лбом ей в шею, вдохнул её запах — горячий, пропитанный мной до последней капли.

И ухмыльнулся в темноту.

Осталась всего одна проблемка.

И тогда она будет моей. Полностью. Во всех смыслах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 26. Ария

— Я вижу, как ты вся светишься, Ария, — сказала мама вместо приветствия, когда я включила видеосвязь.

Я сидела в своей комнате, на диване, с кружкой чая. На мне была мягкая толстовка Итана, слишком большая, с его запахом — и да,

наверное, я действительно выглядела так, будто побывала где-то в раю и не до конца вернулась обратно.

— Мам, — я рассмеялась, пряча улыбку. — Ты преувеличиваешь.

— Нисколько, — она прищурилась, как всегда, когда пыталась заглянуть глубже, чем я хотела показать. — Твои глаза… они другие. Ты счастлива.

Я кивнула. Грудь защемило от простоты и правды этих слов.

— Я правда счастлива, мама.

— Ну вот и отлично, — её голос потеплел ещё больше. — Я очень за тебя рада, малышка.

И тут в кадр, как всегда, ворвался отец.

— Так! — сказал он громко, будто мы все сидели в одной комнате. — Только имей в виду: если этот твой хоккеист хоть на миллиметр обидит тебя, я ему яйца оторву.

— Папа! — я чуть не расплескала чай. — Можно хоть раз без угроз?

— Это не угрозы, — буркнул он и тут же, довольный, ткнул в камеру какой-то предмет. — Вот, смотри, какие удочки!

Я прищурилась.

— Пап, серьёзно?

— Очень серьёзно, — он гордо продемонстрировал катушку и заулыбался, как мальчишка. — Ты только скажи, где он достал такие штуки. Это ж мечта, а не снасть.

Я только успела открыть рот, чтобы что-то ответить, как сзади послышались шаги. Итан.

Он вошёл в комнату в домашней футболке и серых спортивных штанах, остановился рядом и спокойно наклонился, чтобы попасть в кадр. Его ладонь привычно легла мне на плечо.

— Не беспокойтесь, мистер Беннет, — сказал он низко, но уверенно. — Я Арии никогда не причиню боли.

Отец прищурился.

— Зато снасти у тебя хорошие, парень, — сказал он и усмехнулся. — Подарок твой зачётный.

Я округлила глаза и уставилась на Итана:

— Подожди… это ты?!

Он чуть улыбнулся, даже не пытаясь оправдаться.

— Хотел, чтобы твой отец увидел, что я знаю, как найти к нему ключи.

Мама закатила глаза, но улыбнулась:

— Молодой человек, вы опасно быстро находите общий язык с нашим Ричардом.

Отец только довольно хмыкнул и поправил удочку в руках.

— Знаешь что, — Итан чуть сильнее сжал моё плечо и посмотрел прямо в камеру, — в субботу у нас игра. Хотел бы пригласить вас прилететь и посмотреть.

Отец моргнул.

— Игру? Настоящую?

— Настоящую, — уголки губ Итана дрогнули. — Wolves против Bruins. Одно из самых горячих противостояний сезона. Билеты — мои. Вип-зона.

Мама на секунду растерялась.

— Но это же… далеко…

— Никаких «но», — перебил её Итан, голосом, который не терпел возражений, но при этом звучал не грубо, а уверенно. — Я всё организую. Билеты на самолёт, трансфер, места на арене. Вам нужно только согласиться.

Отец положил удочку в сторону и вдруг расплылся в улыбке.

— Честно? Я бы с удовольствием посмотрел, как мой будущий зять гоняет шайбу.

— Пап! — я возмущённо толкнула его локтем, но Итан только самодовольно ухмыльнулся.

— Отлично, — сказал он. — Тогда считайте, что договорились.

Мама покачала головой, но в её глазах тоже мелькнула улыбка.

— Вы двое… — она вздохнула. — Ну ладно. Мы прилетим. Но только если после игры вы дадите нам нормальный семейный ужин. Без адреналина, без свиста трибун.

— Договорились, — Итан кивнул. — Всё, что вы захотите.

Мы ещё немного поговорили о мелочах, потом мама выключила связь. Экран погас, и комната снова погрузилась в тишину.

Итан опустил телефон на стол, склонился ко мне и мягко поцеловал в щёку. Его губы были тёплые, уверенные, и от этого простого жеста у меня снова закололо в груди.

— Так, ладно, — я выдохнула и встала, быстро приглаживая волосы. — У меня фотосъёмка для журнала. Нужно бежать.

Он откинулся на диван, сложил руки на груди, наблюдая за мной с той своей ленивой ухмылкой, которая всегда сводила с ума.

— А у меня, угадай…

— Тренировка, тренировка и снова тренировка, — закончила я за него, закатив глаза.

— Умница, — он чуть прищурился. — Знаешь меня слишком хорошо.

Я подхватила сумочку, застегнула куртку и уже была у двери, когда остановилась и обернулась:

— Вечером увидимся?

— Конечно, — его голос был низким, твёрдым, как обещание.

— У тебя или у меня? — спросила я, склонив голову.

Он усмехнулся, но не сразу ответил.

— У меня.

— Почему так загадочно? — прищурилась я.

Он поднялся, шагнул ближе, коснулся моих губ лёгким поцелуем, и тихо сказал у самого уха:

— Потому что у меня будет сюрприз для тебя.

Я моргнула, пытаясь понять, что он задумал, но он уже отстранился и взял в руки спортивную сумку, будто разговор окончен.

Он закинул спортивную сумку на плечо, будто собирался уйти, и вдруг бросил:

— И вообще… — он посмотрел на меня так спокойно, будто говорил о самом обыденном, — нам уже пора жить вместе.

Я замерла у двери.

— Что?

— Ты слышала, Ария, — его голос был твёрдым, без тени сомнения. — Каждый день то твой дом, то мой. Чемоданы, звонки, вечные «где ты спишь сегодня». Хватит.

— Ты серьёзно? — я чуть рассмеялась, но смех вышел нервным. — Мы даже толком не обсудили это…

Он подошёл ближе, так, что мне пришлось поднять голову, чтобы встретить его взгляд.

— А что обсуждать? Ты и так половину времени в моём доме. Твои вещи там, твой запах там. Чёрт, даже твоя кружка стоит рядом с моей.

Я закусила губу, сердце колотилось.

— Это не одно и то же.

Он усмехнулся, наклонился так, что его губы едва коснулись моего уха:

— Тогда сделаем одно и то же. Тебе всё равно не сбежать, Ария.

Я отшатнулась на шаг, пытаясь спрятать дрожь, но он только посмотрел на меня с тем самым выражением, от которого я либо хотела убить его, либо поцеловать.

— Подумай об этом, — добавил он, уже направляясь к выходу. — А вечером у меня для тебя сюрприз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И ушёл.

Студия встретила меня шумом, светом и запахом косметики.

Со всех сторон — движение. Кто-то тащил стойку с прожекторами, кто-то закручивал кабели под ногами, визажисты раскладывали кисти и палетки так, будто готовились к операции. Щёлкали вспышки на тестовых кадрах, ассистенты перекрикивали друг друга.

— Ария! — высокий мужчина в чёрной рубашке и с серебряным хвостиком волос обернулся и расплылся в улыбке. — Господи, да это же сама мисс Беннет!

— Том? — я моргнула, а потом улыбнулась шире. — Ты всё ещё живёшь в этой студии?

— Конечно! — он подлетел ко мне и заключил в объятия, пахнущие табаком и дорогим парфюмом. — Куда же я денусь от твоей красоты? Иди сюда, у нас сегодня — магия.

Он хлопнул в ладоши, и ко мне сразу метнулась девушка с планшетом.

— Лук номер один, — сказала она быстро. — Платье Versace, волосы — волны, губы — красные.

Том прищурился, словно уже видел кадр.

— Красные, да. Нам нужна Ария-фатальная женщина. Но! — он ткнул пальцем в сторону ассистентки. — Без перебора. У нас не реклама нижнего белья, у нас кино.

Я села в кресло перед зеркалом. Вокруг засуетились: одна девочка закалывала волосы шпильками, другая поправляла брови, третья уже возила кисточкой по скуле. Я смотрела на своё отражение, и в голове всё ещё звучал его голос: «Нам пора жить вместе».

— Расслабься, милая, — Том встал позади и положил руки мне на плечи. — Ты сияешь. Камеры тебя проглотят.

Я усмехнулась.

— Все говорят, что я сияю.

— Потому что ты сияешь, — он щёлкнул пальцами, и визажистка добавила ещё немного хайлайтера. — Ну всё, готово. Поехали!

Меня вывели на площадку. Белый фон, яркие прожекторы, которые били в глаза так, что слёзы наворачивались. Огромная камера на штативе, за которой стоял Саймон — легенда модной фотографии, с которым я когда-то работала в самом начале карьеры.

— Ария, — протянул он хриплым голосом, в котором слышалось французское «р». — Mon amour, как же я ждал снова увидеть тебя в объективе.

Я рассмеялась и встала на разметку.

— Саймон, ты всё ещё очаровываешь женщин своим акцентом?

— Только самых достойных, — подмигнул он. — А теперь — поза номер один. Плечо выше. Голова чуть наклонена. Да-да… вот так.

Вспышка. Щёлк. Щёлк.

Я смотрела прямо в объектив, и каждое движение казалось одновременно механическим и живым. Том кричал сбоку:

— Больше дерзости, Ария! Ты — икона! Ты — женщина, на которую равняются!

Я выгнула спину, приподняла подбородок. Внутри всё ещё дрожало после разговора с Итаном, и, может, именно это напряжение сделало взгляд особенно острым.

— Oui! Magnifique! — Саймон щёлкал камерой, как будто боялся упустить миг. — Ты стала другой, Ария. Более сильной. Более опасной. Камера это чувствует.

Вторая ассистентка подбежала, поправила подол платья, чтобы ткань легла волнами.

— Ещё раз, — крикнул Том. — На этот раз — мягче. Улыбка глазами, не губами.

Я вдохнула и представила, как он смотрел на меня сегодня утром. Его взгляд — тяжёлый, прямой, будто прижимал к стене без прикосновений. И вот из этой памяти родилась улыбка, которую поймал объектив.

— Voilà! — Саймон почти застонал от восторга. — Это то самое. О, mon dieu, это попадёт на обложку!

Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Я меняла позы, шагала босиком по белому полу, смеялась, делала вид, что курю воображаемую сигарету. Свет бил, музыка из колонок качала ритм, и я на миг забыла обо всём. Забыла о Лане, о Райане, о сообщении от неизвестного. Забыла даже о том, что Итан ждёт меня вечером с каким-то сюрпризом.

Я просто жила в кадре.

Когда платье сменили на второе — чёрное, узкое, с глубоким вырезом, Том театрально всплеснул руками:

— Всё! Это убийство. Мужчины будут падать замертво. Женщины будут завидовать.

— Как обычно, — пробормотала я, и все вокруг засмеялись.

Фотографии шли одна за другой, и я чувствовала себя так, будто на меня смотрит весь мир.

Я вышла из студии, наконец вдохнув холодный вечерний воздух. После ослепительных прожекторов и криков «ещё один дубль» улица казалась почти тихой. Машины проносились мимо, люди спешили кто куда, и я впервые за день почувствовала свободу.

Высокие каблуки гулко отбивали шаги по асфальту. Я достала ключи от машины, нажала на брелок — фары мигнули. Хотелось только сесть за руль, включить музыку и поехать домой. К нему.

И вдруг.

Кто-то резко задел меня плечом. С такой силой, что я едва не потеряла равновесие.

— Эй! — вырвалось у меня, но человек уже растворялся в потоке. Чёрная куртка с капюшоном, быстрые шаги, и всё — исчез.

Я машинально прижала руку к боку и почувствовала… бумагу. Скомканный клочок, грубый, влажный от чьей-то ладони.

Сердце ударило больно.

Я развернула его прямо под фонарём. Кривые, торопливые буквы резали взгляд:

«У него от тебя есть секреты».

Глава 27.Ария

Атмосфера арены била в уши, как буря. Толпа гудела, ревела, волны криков поднимались и опадали, словно сама земля дышала вместе с этим матчем. Лёд внизу сверкал в прожекторах, игроки катались по кругу, отрабатывали броски, и каждая их тень отражалась в прозрачных бортах.

— Господи, — мама ахнула, едва мы вошли в вип-зону. — Это же… настоящий спектакль.

Отец, наоборот, выглядел мальчишкой. Его глаза сияли, он оглядывался во все стороны и повторял:

— Посмотри на это, Ария! Видишь, как трибуны живут? Вот это адреналин!

Я улыбнулась. Их восторг был заразительным. На экране мелькали лица игроков, комментатор разогревал толпу, а рядом с нами официанты разносили шампанское и закуски. Всё выглядело безупречно. Идеально. Почти слишком идеально.

— Но ты какая-то задумчивая, — мама тронула мою руку. — Всё ли в порядке, малышка?

Я выпрямилась, натянула улыбку.

— Всё нормально, мам. Просто устала.

Она кивнула, но я заметила, как её взгляд задержался на моём лице. Она знала. Материнское чутьё всегда знало.

Я снова перевела взгляд на лёд. Игроки в чёрно-белой форме Wolves выезжали на центральную линию. Среди них — он. Итан. Шлем подмышкой, чёрные волосы прилипли к вискам, взгляд прямой, сосредоточенный. Капитан. Его имя скандировали трибуны, будто это было заклинание.

И я почувствовала… тревогу. Холод от той маленькой бумажки снова пробежал по коже.

«У него от тебя есть секреты».

Кто это написал? Зачем? Может, шутка фаната? Может, просто случайный человек решил поиграть с моими нервами? Но почему именно в тот момент, именно мне?

Толпа взревела. Судья бросил шайбу.

Игра началась.

Хоккей — это хаос. Быстрый, жёсткий, шумный. Игроки сталкивались, клюшки звенели, лёд взрывался под коньками. Но Итан двигался так, будто этот хаос слушался только его. Его скорость, его удары, его точность — всё это было чем-то запредельным.

— Он великолепен, — выдохнула мама рядом со мной.

— Он просто машина! — добавил отец, уже подскочив со своего кресла, когда Итан принял шайбу и прорвался сквозь защиту соперников.

Я смотрела, и моё сердце колотилось в унисон с каждым его рывком. Он был в своей стихии. На льду он был богом. И я знала, что тысячи глаз видят его таким же.

Но даже сквозь шум и восторг мысль всё равно возвращалась к той записке. «Секреты». Какие? У него был этот взгляд — одержимый, тёмный. Он умел прятать чувства. Что, если он прячет что-то и от меня?

— Ария, смотри! — мама резко сжала мою руку.

Я выдохнула и снова сосредоточилась на игре. Итан рванул вперёд, подловил передачу от товарища, сделал ложный финт и… гол! Шайба в сетке, и арена взорвалась. Люди орали, хлопали, кидали флаги. Его имя снова гремело, будто гимн.

— Вот это да! — отец засмеялся, вскинув кулак в воздух. — Такого я точно не забуду!

Я тоже встала, аплодируя. Глаза Итана нашли меня на трибуне. Он не улыбнулся, не махнул рукой, но я знала — он увидел. Он всегда видел.

Матч продолжался. Wolves рвали соперника, шайбы летели одна за другой. Вратарь соперников был в бешенстве, а публика сходила с ума.

В какой-то момент напротив нас развернули баннер: «Коул — король льда». Я почувствовала, как горло сжало от гордости. Но тут же — от страха. Если он король, то я кто? Королева? Или пешка, которую в любой момент можно убрать с доски?

Последние минуты были самыми напряжёнными. Bruins пытались отыграться, но Wolves держались насмерть. Итан не сходил с площадки. Его лицо было красным, мокрым от пота, но каждое движение оставалось резким и выверенным.

Секунда. Последняя атака. Итан блокировал соперника так, что тот едва не влетел в борт, перехватил шайбу, передал её товарищу — и финальный свисток.

Wolves победили.

Толпа ревела. Фанаты бросали шапки и шарфы на лёд. Игроки обнимали друг друга, поднимали клюшки вверх. Итан стоял в центре, как всегда. Высокий. Непоколебимый. Мой.

Я смотрела на него и чувствовала, как сердце раскалывается надвое. Гордость и любовь. И тревога.

Шум арены ещё стоял в ушах, когда мы спустились в подтрибунку. Запах льда, пота и резины бил в нос, гул голосов игроков и персонала мешался с аплодисментами болельщиков, которых всё ещё не отпускало.

Итан появился почти сразу. Всё ещё в форме, волосы мокрые, лицо раскрасневшееся, но глаза — светились. Он был победой.

— Ну как? — его голос перекрыл шум.

— Сынок, это было охренительно! — воскликнул мой отец и хлопнул его по плечу так, будто сам был тренером. — Я такого хоккея никогда в жизни не видел!

— Вы звери, — добавила мама, улыбаясь. — Но в хорошем смысле.

Итан чуть усмехнулся и повернулся ко мне. Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался, и я поняла: всё остальное для него — шум. Только я была его целью.

— Ты видела? — спросил он низко.

Я кивнула. Горло перехватило.

— Видела.

Он склонился и быстро коснулся моих губ. Мой отец фыркнул, но ничего не сказал. И это было хуже, чем если бы он взорвался — значит, он смирился.

Ужин прошёл в ресторане прямо при арене. Частный зал, свечи, белые скатерти, тихая музыка. После ревущих трибун это было похоже на другой мир.

Мама восхищённо рассматривала интерьер, отец изучал винную карту, а Итан сидел рядом со мной, его рука спокойно лежала на моей ладони. Ни показухи, ни игры — просто тепло, спокойствие.

— Никогда не думала, что хоккей может быть таким зрелищем, — призналась мама, подливая себе вина. — Я теперь понимаю, почему о тебе столько пишут, Итан.

Он кивнул, но не разжал мою руку.

— Всё это неважно, — сказал он. — Важно то, что сегодня вы были здесь. — Его взгляд скользнул ко мне. — И что она была здесь.

Я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Его слова звучали так просто. Так честно.

— Ты ведёшь себя так, будто это мы семья, — неожиданно сказал мой отец, и я напряглась.

Но Итан не моргнул.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А я именно так и чувствую.

Мама улыбнулась, а отец нахмурился, но в его глазах мелькнуло то, чего я не видела раньше — уважение.

— Не знаю, что вы там думаете, — пробормотал он, поднимая бокал, — но я вижу одно: моя дочь счастлива. И это главное.

Я едва не прослезилась. Итан сжал мою руку крепче, под столом скользнул пальцами по запястью, будто хотел сказать: «Слышишь? Даже они видят».

Мы говорили о фильмах, о хоккее, о том, как родители хотят приехать ещё на игру. Итан слушал, шутил, вовремя вставлял слова. Он был внимателен к каждому — но каждый его взгляд возвращался ко мне.

И я расслабилась.

Я позволила себе поверить.

Ведь разве может у него быть тьма, если он так смотрит на меня? Если он готов лететь через океан ради одной ночи? Если он готов держать меня за руку под столом и не отпускать даже во время разговора с моим отцом?

«У него есть секреты» — вспыхнуло в голове.

Я оттолкнула мысль.

Глупости. Чья-то шутка. Зависть. Что угодно — только не правда.

Я сидела за этим столом, в кругу семьи, с его рукой на своей ладони, и знала: сейчас я счастлива. Настоящее.

И я решила — верить только этому.

Глава 28. Ария

Свет в моей комнате пробивался полосами сквозь жалюзи. День был в разгаре, но время будто остановилось. Мы лежали на смятых простынях — голые, уставшие, но до сих пор жадные друг до друга. Его ладонь лениво скользила по моей спине, оставляя за собой мурашки, а я впивалась лицом в его грудь и слушала, как ровно и сильно бьётся его сердце.

— Никогда не думала, что смогу провести почти весь день вот так, — прошептала я, целуя его ключицу. — И при этом не устать от тебя.

Он усмехнулся, его пальцы чуть сжали мою талию.

— От меня невозможно устать, Ария. Я слишком хороший наркотик.

Я рассмеялась и прикусила его кожу. Он тут же перевернул меня на спину, навис сверху, и снова поцеловал. Жадно, горячо, так, что голова закружилась.

Мы занимались любовью везде: на кровати, на ковре, в душе, даже на кухонном столе, который до сих пор хранил отпечатки моих ладоней. Каждый раз это было по-другому — то мягко, медленно, будто мы боялись разрушить хрупкость момента, то грубо, с рыком и криками, пока я не теряла голос.

Он пил меня губами, касался каждой части тела так, будто изучал карту — и каждый раз находил новые дороги. Я сама тянулась к нему, кусала плечи, царапала спину, тонула в его запахе.

В какой-то момент мы лежали на полу гостиной. Лепестки подушек, скинутых с дивана, впивались в кожу, но мне было всё равно. Я лежала на его груди и смеялась, потому что дыхание у нас было таким сбивчивым, будто мы пробежали марафон.

— Ты понимаешь, что мы даже не ели весь день? — спросила я сквозь смех.

— Зато я ел тебя, — ответил он дерзко, и его пальцы скользнули ниже по моей спине.

Я застонала и ударила его ладонью по груди.

— Ты неисправим.

— К счастью, — добавил он и снова притянул меня к себе.

Я перевернулась на бок, уткнулась носом в его плечо и тихо сказала:

— И всё-таки… мы не сможем жить на одних оргазмах.

Он хмыкнул, погладил меня по бедру.

— Ты так думаешь?

— Думаю, что нам пора поесть, — я ткнула его в бок. — Вставай. На кухню.

— Ария… — протянул он с ленивым рыком, но я уже поднялась и натянула его футболку. Она висела на мне, как платье, пахла им и казалась самым правильным, что я могла надеть.

Он последовал за мной. Вечером кухня выглядела почти домашней: мягкий свет лампы, стук ножей по разделочной доске, шум сковородки. Я резала овощи, он стоял рядом и ворчал, что я держу нож «как актриса, а не как человек». Я бросила в него огурцом, он поймал, сунул в рот и довольно усмехнулся.

— Ты ужасный, — пробормотала я, но сама улыбалась.

— А ты голодная, — он накрыл мою ладонь своей и помог дорезать последние куски.

Мы ели прямо на кухне, сидя рядом на столешнице, болтая ногами в воздухе. Я смеялась, облизывала соус с пальцев, он крал куски с моей тарелки и делал вид, что ни при чём. Всё было легко, просто, почти как в нормальной жизни.

И именно в этот момент его телефон завибрировал.

Он посмотрел на экран. Лицо сразу стало другим — сосредоточенным, собранным.

— Что там? — спросила я, хотя уже знала.

— Тренер, — коротко бросил он. — Срочный сбор.

Итан соскочил со столешницы и, пока я сидела растерянная, ушёл в спальню. Я слышала, как он открывает шкаф, как молнии сумки скользят, как ткань шуршит. Минуты не прошло, а он уже стоял в дверях снова — не в серых спортивных штанах и футболке, а в джинсах, чёрной рубашке и кроссовках. Собранный. Готовый.

— Ты же только что… — я не успела договорить.

Он подошёл, наклонился и прижал мои ладони к своей груди. Его глаза были тёмные, серьёзные, но губы мягко коснулись моей щеки.

— Я должен. Ты знаешь.

Я кивнула, не доверяя голосу.

Он выпрямился, взял спортивную сумку и уже на пороге сказал:

— Жди меня, Ария. Я вернусь.

Дверь захлопнулась. Тишина накрыла так резко, что я услышала, как тикают часы на стене.

Я спрыгнула со столешницы, скривилась от холода плитки под босыми ногами и поставила тарелки в раковину. Вода зашумела, мыло скользнуло по пальцам. Всё было так обыденно, что даже щемящее чувство пустоты от его резкого ухода начало отступать.

Звонок в дверь.

Я вздрогнула. Резкий, требовательный. Я машинально улыбнулась: конечно, это Итан. Что-то забыл — может, ключи или кошелёк. Он всегда так спешит, что потом возвращается.

Я даже не взглянула в глазок. Просто вытерла руки о полотенце и дёрнула за ручку.

Дверь открылась.

И я застыла.

На пороге стояла девушка. Молодая, красивая, ухоженная — слишком ухоженная для случайной прохожей. Светлые волосы собраны в хвост, на губах помада, глаза — уверенные, холодные.

Она улыбнулась так, будто знала меня всю жизнь.

— Привет.

Я моргнула.

— Эм… простите, вы кто?

Она наклонила голову чуть набок, и её улыбка стала шире, почти хищной.

— Я Хлоя. Бывшая девушка Итана.

Слова ударили, как пощёчина. Я вцепилась в дверной косяк, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

Но она не остановилась.

— И я беременна от него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 29.Итан

Арену я чувствовал раньше, чем видел.

Холод бил в лицо, как пощёчина, запах льда — резкий, металлический, до боли знакомый. В груди будто включился мотор: здесь я был дома. Здесь я был тем, кем меня знала вся страна.

Свет прожекторов ударил в глаза. Лёд блестел идеально гладким зеркалом, но я уже видел, как через пару часов он будет исцарапан, покрыт бороздами и следами ударов. Как и мы.

— Быстрее! — рявкнул тренер, и звук его голоса раскатился эхом под сводами арены. — Вызывают вечером — значит, есть причина. И мне плевать, что у вас планы! Завтра игра, а вы двигаетесь, как пенсионеры!

Парни загудели, но никто не посмел перечить. Все уже были в форме, с клюшками, с перекошенными от усталости лицами. Я тоже.

Лёд принял коньки, и сразу стало легче. Как будто тело знало дорогу само. Я рванул вперёд, чувствуя, как мышцы разрываются, лёгкие горят.

— Коул! — тренер ткнул пальцем в меня. — Ты капитан! Покажи, как надо!

Я сжал клюшку так, что побелели костяшки пальцев. И понесло. Удары по шайбе звенели, как выстрелы. Пот заливал глаза, дыхание хрипело, но я двигался быстрее, чем все.

Потому что я не мог иначе.

Потому что злость гнала меня вперёд.

Перед глазами стояла она. Ария. В своей кухне, в моей рубашке, с кружкой чая. Смеющаяся. Голая подо мной. Трепещущая, когда я шептал ей, что она моя.

Я стиснул зубы и врезался в защитника так, что тот рухнул на лёд. Тренер заорал что-то про штрафы, но мне было похуй.

Я ненавидел эту минуту — когда я здесь, а она там. Когда меня рвёт пополам: между командой и женщиной, без которой я уже не могу дышать.

— Коул! — крикнул тренер снова. — Голова должна быть в игре, а не в жопе!

Я выдохнул и рванул к воротам. Шайба влетела в сетку с таким звоном, что трибуны, даже пустые, будто ожили.

Через два часа я уже нёсся по трассе, даже не замечая спидометра. Лёд остался позади, вместе с криками тренера и грохотом шайбы о борта. Всё, что было в голове — её лицо.

Я скучал так, что сжимало грудь. Хотел видеть её, слышать её голос, чувствовать её запах.

Дом показался в свете фар, знакомый до мелочей. Я едва не вылетел из машины, захлопнул дверь и почти бегом поднялся на крыльцо.

Ключи щёлкнули в замке.

— Ария? — позвал я, входя. — Ты где?

Тишина секундами давила на уши. Я уже собирался идти наверх, как вдруг из гостиной донёсся голос:

— Мы здесь, Итан.

Мы.

Слово кольнуло, будто лезвием.

Я замер, потом шагнул вглубь, и чем ближе подходил к комнате, тем сильнее внутри всё сжималось.

Я толкнул дверь.

Ария сидела на диване. Лицо бледное, глаза горят злостью так, что воздух в комнате был наэлектризован.

И рядом — она.

Хлоя.

Я сделал шаг к дивану, но Ария вскочила так резко, что я остановился. Её глаза горели, губы дрожали, дыхание рвалось, как у загнанного зверя.

— Ария… прошу, дай мне объяснить, — слова застряли в горле, но я всё же выдавил.

Она рассмеялась. Горько, с надрывом.

— Объяснить? Серьёзно, Итан? — её голос дрожал, но бил в грудь сильнее, чем удар клюшкой. — Твоя бывшая приходит в мой дом и говорит, что беременна от тебя. А потом — что ты знал! И скрывал это! И теперь ты хочешь что-то объяснить?

Я шагнул ближе, поднял руки, словно сдавался.

— Я хотел сначала разобраться! Услышать всё до конца, понять, правда ли это! Я не хотел рушить тебе голову этим дерьмом, пока сам не буду уверен!

Она качнула головой, в глазах уже стояли слёзы.

— По-тихому? Ты думал «по-тихому» решить? Ребёнок, Итан! Это не штраф на матче и не драка на льду. Это жизнь! Это не закрывается так просто, как контракт!

— Я боялся потерять тебя, — выдохнул я. — Вот и всё. Я знал, что это может быть не мой ребёнок, я знал, что это грязь, в которой мне придётся копаться. Но я хотел избавить тебя от этого хотя бы на время.

— На время? — её смех перерос в истерику, она сжала кулаки и ударила себя в грудь. — А теперь что? Думаешь, мне легче, потому что я узнаю это вот так? В собственном доме?!

Я потянулся к ней, но она отшатнулась, как от огня.

— Не трогай меня! — крикнула она, и голос сорвался.

Я застыл. Моё сердце ухнуло вниз.

— Ария… — я попытался снова. — Я не хотел, чтобы всё вышло так. Клянусь, я хотел защитить тебя.

— Ты меня разрушил, — она смотрела прямо, слёзы текли по щекам, но взгляд был острый, как нож. — Понимаешь? Разрушил! Это хуже, чем с Райаном. Хуже! Потому что от тебя… я не ждала удара.

— Я не ударил тебя! — я сорвался, но тут же схватил себя за волосы, потому что это звучало так жалко. — Я не хотел! Я пытался удержать нас, удержать тебя рядом, не дать этому дерьму влезть между нами!

Она шагнула ко мне, пальцы дрожали, указывая прямо в грудь:

— Я влюбилась в тебя. Как дура. Я думала, что впервые за долгое время могу доверять. А теперь… теперь мне больно так, что я не могу дышать.

— Посмотри на меня, — я шагнул ближе, голос сорвался, но стал мягче. — Просто посмотри! Ты знаешь, что я никогда бы не сделал тебе больно специально.

— А по факту сделал! — она ударила ладонью по своей груди, потом по моему плечу, с такой силой, что я даже не сдвинулся. — Я ненавижу тебя за это. Ненавижу за то, что ты ставишь меня перед фактом. За то, что ты решаешь за меня. За то, что ты думаешь, будто знаешь, что для меня лучше!

— Потому что я не хочу тебя потерять! — рявкнул я, и голос гулко ударился о стены. — Чёрт возьми, Ария, я жил так, будто у меня нет ничего, пока ты не появилась!

— Между нами всё кончено, — сказала Ария тихо, но каждое слово ударило, как пощёчина. — Уходи. Я больше не хочу тебя видеть.

Я сделал шаг ближе, но она выставила руку, будто отталкивала невидимую стену.

— Уходи, Итан! — её голос сорвался на крик, и слёзы потекли по щекам. — Немедленно!

Я стоял, вцепившись пальцами в волосы, сердце стучало в висках, будто сейчас разорвёт череп. Я не мог уйти. Не хотел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет… — выдохнул я. — Ты не понимаешь…

— Я сказала: уходи! — закричала она уже истерично, и голос её дрожал от боли, а не от злости. — Если ты останешься здесь ещё хоть на секунду — я сломаюсь окончательно!

Я застыл. В груди было пусто, как после удара в солнечное сплетение. Но я видел: это её предел. Если я сделаю ещё шаг — она действительно разлетится на осколки.

Я выдохнул, заставил себя отступить. Взял спортивную сумку, что всё это время стояла у двери, и сжал ремень так, что побелели костяшки пальцев.

На пороге я остановился. Обернулся. Она стояла посреди гостиной, маленькая, хрупкая, но такая сильная в своей ярости.

— Я всё исправлю, — сказал я низко, глухо, так, будто давал себе клятву. — Чей бы ребёнок там ни был, что бы она ни сказала — ты всё равно будешь со мной.

Она закрыла глаза, словно эти слова ранили сильнее, чем молчание.

Я вышел.

Глава 30.Ария

Я сидела на полу, прижав колени к груди. Слёзы жгли лицо, горло саднило от криков. Казалось, сердце просто разорвётся, и я перестану дышать.

Всё рухнуло. Всё, что я строила вместе с ним, все чувства, в которые так боялась поверить. Он ушёл. Оставил меня с пустотой внутри и с болью, которая была хуже любого предательства.

И тут я вспомнила. Она. Хлоя.

Я подняла голову — и увидела её. Она всё ещё сидела в гостиной, тихая, чужая, но слишком настоящая. Видела всё. Каждый мой крик, каждую мою слезу.

— Ну чего ты сидишь? — мой голос был хриплым, но злым. — Иди. Рассказывай в газетах, как я тут валялась и умоляла его уйти. Ты же за этим сюда пришла, да?

Хлоя вздрогнула, но не сдвинулась с места. Её глаза — усталые, покрасневшие — не сверкали привычной злостью. В них было что-то другое.

— Ария… я не за этим пришла, — сказала она тихо.

— А за чем? — я сорвалась, почти закричала. — Зачем ты здесь? Чтобы добить меня?

Она покачала головой, прижала ладони к коленям. Голос сорвался:

— Мне негде жить.

Я замерла.

— Что?

— С работы выгнали. Друзья и родители отвернулись. Денег нет. — Она сглотнула, стараясь говорить ровно. — Я думала, что Итан поможет… но он сказал: пока нет подтверждения, что ребёнок его, денег он не даст.

Я смотрела на неё, не веря своим ушам.

— Подожди… ты хочешь сказать, он не помогает тебе?

— Нет, — она прошептала, и глаза наполнились слезами. — И правильно делает. Я его обманула, Ария. Я ему изменила. Я сама всё разрушила.

Её пальцы нервно теребили подол платья, будто она пыталась спрятаться в этой ткани. Голос сорвался, но она всё-таки договорила:

— И я хочу тебе сказать… те сообщения на твоём телефоне. Та записка в руку. Это была я.

Я похолодела.

— Что?

— Да, — она кивнула, торопливо, будто боялась, что я не поверю. — Это всё я. Я хотела, чтобы он быстрее признался тебе. Чтобы вы поговорили. Чтобы ты… может быть… поняла.

Слова ударили в грудь сильнее любого крика. Я вцепилась в спинку дивана, чувствуя, как пальцы немеют.

— То есть… всё это время ты ломала мою голову? — мой голос дрогнул. — Ты писала эти слова, будто это кто-то извне? Чтобы я жила в страхе, что он скрывает от меня что-то чудовищное?

Хлоя подняла глаза. В них не было привычной злости. Только отчаяние.

— Я не знала, как иначе. Я потеряла всё, Ария. Работу, друзей, его… Я схожу с ума от того, что сама всё разрушила. Я хотела хоть какого-то шанса… хоть какой-то поддержки.

Я рассмеялась, но смех вышел горьким, с надрывом.

— Поддержки? Ты пришла за поддержкой ко мне? — я ткнула пальцем в себя, и слёзы навернулись снова. — К женщине, которую ты пыталась раздавить?

— Я знаю… — её голос сорвался, и она закрыла лицо ладонями. — Я знаю, что последнее, что я заслужила — это твоя жалость. Но у меня правда никого больше нет.

Я крепко сжала руки на груди. Сердце колотилось, как сумасшедшее.

— Знаешь, что самое страшное, Хлоя? — мой голос дрогнул, но был твёрдым. — Я не знаю, что делать с тобой сейчас. Прогнать? Или пожалеть?

Я крепко сжала руки на груди. Сердце колотилось, как сумасшедшее.

— Знаешь, что самое страшное, Хлоя? — мой голос дрогнул, но был твёрдым. — Я не знаю, что делать с тобой сейчас. Прогнать? Или пожалеть?

Она вскинула на меня глаза — красные, заплаканные, такие чужие и в то же время до боли знакомые.

— Ария… — её голос сорвался. — Если ты сейчас скажешь «уходи»… мне некуда идти. Я… я правда никому не нужна.

Я закрыла глаза и сжала губы, будто боролась сама с собой. Внутри всё рвалось: злость, обида, унижение. Но за всем этим была одна мысль, которая билась в голове, как молоток: ребёнок.

Я открыла глаза.

— Чей бы это ни был ребёнок, Хлоя… он не виноват.

Она всхлипнула и прикрыла рот рукой. Слёзы катились по её щекам, и я поняла, что она действительно на грани.

— Ты можешь остаться здесь, — сказала я наконец. Каждое слово давалось с трудом, как будто я глотала камни. — Но не в этой комнате. Гостевая наверху.

Она кивнула так быстро, будто боялась, что я передумаю.

— Спасибо… Ария, спасибо тебе.

— Не благодари, — я резко отвернулась, чтобы не видеть её лицо. — Это не ради тебя. Это ради того, кто ещё не родился.

Я прошла мимо неё и поднялась по лестнице. Сердце колотилось так, что я едва дышала. Я чувствовала себя предательницей самой себя, но знала — по-другому не могу.

Пусть хоть одна жизнь не начнётся с ненависти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 31.Ария

Я не помнила, как впервые решилась открыть дверь её комнаты. Просто зашла — и увидела, как Хлоя лежит на боку, свернувшись в клубок, обхватив руками живот. Казалось, она старается стать меньше, исчезнуть. И я вдруг поймала себя на том, что не могу пройти мимо.

— Вставай, — сказала я, и голос мой прозвучал резче, чем я хотела. — Нам нужно к врачу.

Она дёрнулась, подняла глаза — красные, усталые, полные какой-то животной покорности. И всё же послушно села, словно ждала приказа.

Мы ехали в машине молча. Радио шипело, будто нарочно подчеркивало пустоту между нами. Я держала руль так крепко, что пальцы побелели. С каждым поворотом дороги внутри будто кто-то точил ножом по сердцу: что я делаю? Почему я должна заботиться о ней? О той, из-за кого я потеряла его?

Врач встретил нас вежливой улыбкой, словно мы обычные подруги или сёстры. Он задавал вопросы, Хлоя отвечала, а я сидела рядом и ловила каждое слово. Сердцебиение ребёнка, витамины, анализы — всё это звучало как чужая реальность, но почему-то именно я держала её сумку, подавала бутылку с водой, подписывала бумаги.

— Давление в норме, сердцебиение плода стабильное, — сказал он, просматривая записи. — У вас уже седьмой месяц, мисс. Если

всё пойдёт хорошо, предполагаемая дата родов — шестнадцатое января.

Хлоя кивнула, будто приняла эту новость спокойно. А я вцепилась в подлокотник кресла, стараясь не выдать, что сердце пропустило удар.

Седьмой месяц… Значит, всё это время было правдой. Живот, слабость, тошнота — не каприз, не игра. Она действительно носит ребёнка. И теперь у этого кошмара есть дата.

Врач продолжал говорить о витаминах, анализах и режиме дня, а я почти не слышала. Только эта цифра билась в голове, как молотком: шестнадцатое января… шестнадцатое января…

Когда он закончил, я с трудом поднялась с кресла.

— Всё в порядке, — повторил он, улыбаясь. — Беременность протекает нормально.

Я кивнула, но внутри меня всё было далеко не «в порядке».

На следующий день я зашла к ней в комнату. Она сидела у окна, смотрела в никуда, в руках держала какую-то старую фотографию.

— Собирайся, — сказала я. — Нам нужно за вещами.

— У меня их почти нет, — отозвалась она глухо.

— Значит, купим.

Она подняла на меня глаза, в которых мелькнула искра недоверия.

— Ты… правда готова тратить на меня деньги?

Я почувствовала, как во мне что-то рвануло.

— Не на тебя, — резко ответила я. — На ребёнка.

Она опустила голову, и губы дрогнули.

Магазин детских товаров был как другой мир: яркие цвета, игрушки, запах ванили и порошка. Я ловила на себе взгляды продавцов, когда мы с Хлоей выбирали бутылочки, одеяла,

крошечные носочки. Наверное, со стороны мы выглядели как две подруги, готовящиеся к чуду.

Но внутри меня не было чуда. Только пустота.

Когда Хлоя взяла маленький розовый комбинезон и прижала к груди, я вдруг почувствовала, что ноги подкашиваются. Я вышла на улицу, вдохнула холодный воздух и уткнулась ладонью в лицо, сдерживая рыдание.

— Ты в порядке? — услышала я её голос за спиной.

Я обернулась и впервые сказала вслух то, что терзало меня всё это время:

— Нет, Хлоя. Я не в порядке. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, мне хочется кричать. Ты напоминаешь мне обо всём, что я потеряла. О нём.

Она застыла, сжав комбинезон в руках. Губы дрогнули, но она всё-таки произнесла:

— Я знаю. И я бы всё отдала, чтобы вернуть время назад. Но я не могу.

Вечером я застала её на диване. Она заснула прямо в одежде, усталое лицо, дыхание тихое. Я накрыла её пледом и поймала себя на мысли: как же сильно я хочу ненавидеть её. Но не могу до конца.

Я выключила свет, прошла в свою комнату и опустилась на пол. Обняла колени, прижала лоб к ним.

Слёзы жгли, как кислота. Я умирала внутри каждый раз, когда заботилась о ней. Но продолжала.

Потому что не могла иначе.

На третий день Хлоя вдруг остановилась у двери моей комнаты. Постучала тихо, почти неслышно.

— Ария?

Я не ответила.

— Спасибо, что ты… — её голос дрогнул. — Что ты не выгнала меня.

Слова повисли в воздухе. Я сидела на полу, уткнувшись в колени, и вдруг поняла: сколько бы я ни старалась держать её на расстоянии, всё равно не могу пройти мимо главного. Ребёнок. Маленькая жизнь внутри неё. Он не виноват.

Я вытерла лицо ладонями и поднялась. Дверь открылась, и Хлоя стояла там — растерянная, бледная, с покрасневшими глазами.

— Пошли, — сказала я неожиданно для самой себя. — Приготовим завтрак.

Она моргнула, будто не верила.

— С-серьёзно?

— Да, — я вздохнула. — Надо же тебе питаться нормально.

На кухне пахло кофе и поджаренным хлебом. Я резала овощи, Хлоя осторожно раскладывала тарелки, словно боялась что-то разбить. Мы молчали, и только шум ножа и шипение масла на сковороде разбавляли тишину.

Мой телефон лежал на столе и разрывался. Экран вспыхивал снова и снова: звонки, сообщения. Имя на дисплее жгло глаза.

Итан.

Я старалась не смотреть. Но пальцы предательски дрожали, когда я перекладывала яйца на тарелку.

— Это он? — тихо спросила Хлоя.

Я обернулась резко:

— Что?

— Он пишет тебе, — она опустила глаза. — Я знаю его стиль. Короткие фразы, много точек. Это он.

Я почувствовала, как сердце болезненно сжалось.

— И что?

— Может… может, тебе стоит его простить? — её голос дрожал, но в нём слышалась какая-то решимость. — Я клянусь, Ария. Я не буду мешать вам. Честное слово.

Я уставилась на неё. Сначала хотела рассмеяться. Потом — закричать. Но в итоге сказала тихо, но жёстко:

— Нет.

Она подняла голову, глаза блеснули слезами.

— Но… он любит тебя. Это видно.

— Этот вопрос закрыт, — перебила я, и голос мой прозвучал, как удар ножа по стеклу.

Хлоя вздрогнула и опустила руки.

Мы ели молча. Я делала вид, что всё в порядке, но внутри ураган рвал меня на части.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

К вечеру он пришёл.

Я услышала сначала тихий стук. Потом громче. Потом голос.

— Ария! — его голос сорвался. — Ария, пожалуйста, открой!

Я сидела на полу в коридоре, прижавшись спиной к двери. Хлое я заранее запретила даже подходить.

Снаружи тишину разрезал его голос, полный отчаяния.

— Я знаю, ты там! Я видел свет в окнах!

Сердце колотилось так, что я боялась — он слышит.

— Ария… я всё испортил, я идиот. Но я люблю тебя! — его голос надломился. — Я не сплю ночами, я срываюсь на тренировках, я теряю всё. Без тебя я никто.

Я закрыла глаза. Слёзы текли по щекам, и я вжимала ладони в уши, но всё равно слышала каждое слово.

— Не важно, что было! Не важно, кто что говорит! Я знаю только одно — я хочу быть с тобой. Я готов на всё, слышишь? На всё!

Я прижала губы к коленям, чтобы не закричать.

За дверью раздался глухой звук. Я поняла — он опустился на колени.

— Я умоляю тебя, — его голос дрожал. — Ария, дай мне шанс. Один шанс. Я не уйду, пока ты не выйдешь.

Слёзы душили меня. Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в кожу.

— Ария… — его голос сорвался в шёпот. — Я люблю тебя.

Я прижалась лбом к двери. Между нами было всего несколько сантиметров дерева. И целая пропасть, которую я сама выкопала.

— Уходи, — прошептала я так тихо, что сама едва услышала.

Но он, кажется, не услышал.

— Я не уйду. Не без тебя.

Я сжала глаза и зажала рот ладонью, чтобы не сорваться.

Он стучал кулаком, потом снова шептал, потом звал. Минуты тянулись вечностью.

Но я так и не открыла.

И только когда его голос стих, и шаги отдалились по крыльцу, я позволила себе разрыдаться в полный голос.

Хлоя выглянула из комнаты.

— Он ушёл?

Я кивнула, вытирая глаза.

— И запомни, — сказала я хрипло. — Если он снова придёт — ты не смей открывать. Никогда.

Она опустила голову.

А я снова осталась одна в коридоре, слушая гул пустого дома и своё собственное сердце, которое рвалось к нему, несмотря на всё.

Глава 32.Итан

Я простоял у её двери, наверное, вечность. Голос сорвался, колени ныли от камня на крыльце, кулаки были разбиты о дерево, но я всё равно не уходил. Казалось, если уйду — потеряю её навсегда.

Но дверь так и не открылась.

Когда шаги наконец вынесли меня прочь от её дома, я чувствовал себя так, будто вырвал сердце и оставил его там, у порога.

Ночь прошла, как в тумане. Я пил, но даже алкоголь не помогал. Только то и видел перед глазами: её силуэт за дверью. Я был уверен — она там, в двух сантиметрах от меня. Но не открыла. Не простила.

На следующий день была игра. Я стоял в раздевалке, стягивая шлем на голову, и чувствовал, как внутри всё кипит. Парни шутили, настраивались, кто-то слушал музыку — а у меня в голове только её глаза. Или то, как она избегала этих глаз.

— Коул, ты с нами? — Маркус хлопнул меня по плечу.

— Да, — выдохнул я, но в голосе не было уверенности.

Мы вышли на лёд. Шум арены ударил в уши, трибуны ревели, но для меня это был всего лишь гул — пустой, как внутри меня.

С самого начала я играл жёстко. Слишком жёстко. Каждый толчок отдавался гневом, каждая стычка у борта — будто я бил не соперника, а самого себя.

Шайба не шла в клюшку. Передачи рвались, броски уходили мимо. Донован махал руками, кричал что-то со скамейки, но я слышал только собственное дыхание, сбивчивое и злое.

— Коул, соберись! — орал тренер. — Ты ведёшь команду, мать твою!

Я лишь сильнее врезался в соперника.

На пятой минуте второго периода всё сорвалось.

Защитник чужой команды ударил меня клюшкой по руке, и в глазах у меня потемнело. Я бросил клюшку, вцепился в него руками и повалил на лёд. Удары сыпались один за другим — в лицо, в плечи, куда попало.

Толпа взорвалась ревом. Судьи свистели, оттаскивали нас, но я рвался снова и снова, как зверь. Я чувствовал вкус крови во рту — своей и его.

Когда меня, наконец, оттащили, я был весь в поту, дыхание рвалось, кулаки дрожали.

— Коул! На скамейку! — разъярённый голос Донована резал слух.

Я плюхнулся на лавку, шлем съехал набок, и я уставился в лёд, не видя ничего перед собой. Команда смотрела на меня с разными лицами — кто-то с тревогой, кто-то с осуждением.

Маркус склонился ближе:

— Что с тобой, чёрт возьми?

Я не ответил. Только сжал зубы так, что челюсть затрещала.

После периода Донован ворвался в раздевалку первым.

— Коул! — его голос был, как гром. — Это что за цирк на льду?! Ты капитан или бешеный подросток?!

Я молчал, сидя с полотенцем на шее.

— Ты ведёшь себя, как идиот, — тренер не останавливался. — У тебя голова где-то ещё, но точно не в игре. Ты думаешь о чём угодно, кроме команды!

— Может, мне не стоит быть капитаном, — выдохнул я глухо.

В раздевалке воцарилась тишина. Парни переглянулись. Маркус резко обернулся ко мне:

— Не смей так говорить!

Но Донован уже шагнул вперёд, и его лицо было красным от злости.

— Ты знаешь, почему я сделал тебя капитаном? Потому что ты всегда был стержнем этой команды. Ты играл сердцем, бился за каждого. А сейчас? Сейчас ты валяешься в соплях и драках, как пацан.

Я уставился в пол. Слова вонзались глубже любого удара.

— Приведи себя в порядок, Коул, — рявкнул он. — Иначе я сниму с тебя букву «С». Понял?

Я сжал кулаки. Голос дрогнул, но я всё же ответил:

— Понял.

Тренер развернулся и вышел.

В раздевалке повисла тяжёлая тишина. Маркус сел рядом, положил руку на моё плечо.

— Ты либо расскажешь, что с тобой творится, либо сам себя похоронишь, брат.

Мы всё-таки вытащили игру. Чудом. С таким моим настроем и с моей дракой в середине матча мы должны были проиграть, но ребята бились, будто за троих. Маркус вытащил такие шайбы, что трибуны стоя орали ему фамилию, защита закрылась стеной, нападение прорвало в конце.

Сирена об окончании звучала, как выстрел в голову. Мы выиграли. Толпа ревела, но я стоял, упираясь руками в колени, и чувствовал только усталость. Ни радости, ни эйфории — пустота.

В раздевалке все кричали, смеялись, пиво брызгало из бутылок, музыка орала из колонки. А я сидел, стянув форму, и тупо смотрел в пол.

Маркус хлопнул меня по плечу:

— Ну, капитан, ты хоть улыбнёшься? Мы победили, мать твою.

Я усмехнулся, но вышло криво.

— Победили вы. Не я.

Он прищурился, глядя внимательно:

— Хватит, Итан. Давай, выкладывай. Что у тебя там за ад?

Я хотел отмахнуться. Сказать, что всё нормально. Но потом посмотрел на него — и понял, что уже не могу держать это в себе.

Я втянул воздух, провёл руками по лицу.

— Она беременна.

Маркус моргнул.

— Кто?

— Хлоя, — выдавил я.

В раздевалке шум стоял такой, что никто не слышал нас. Но я всё равно говорил шёпотом.

— Чёрт… — протянул он. — Ты уверен?

— Врач сказал. Семь месяцев уже.

Он выругался, прикусив губу.

— Итан… мать твою…

Я вскинул руки.

— Она сказала мне, когда было уже пять месяцев, — выдохнул я, обхватив голову руками. — Пять, мать её! Ты понимаешь, что это значит? Всё это время я жил, как ни в чём не бывало, строил жизнь, а она копила это как бомбу.

Маркус нахмурился, но молчал.

— И вот я смотрю на неё, слышу слово «ребёнок», и внутри всё переворачивается, — продолжал я. — Но не от радости. От ужаса. Я не готов к этому. Не готов к ребёнку. По крайней мере — с ней.

— Ты не хочешь детей? — осторожно спросил он.

— Хочу! — я вскочил, ударил кулаком по шкафчику так, что тот загрохотал. — Хочу! Но только не так. Не вот так, как сейчас. Я хочу детей от Арии. Только от неё. Хочу семью с ней, настоящую, совместную. Я хочу видеть, как она смеётся с нашим ребёнком на руках. Это моя мечта.

Я резко выдохнул, чувствуя, как голос дрожит.

— А не это дерьмо, которое навалилось на меня.

Маркус молчал, глядя внимательно.

— Понимаешь? — я почти прошипел. — Я только покорил женщину своей жизни. Я только начал верить, что у нас всё получится. А теперь… — Я махнул рукой. — Теперь Хлоя со своим животом рушит всё к чертям.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тишина давила. Я сел обратно на лавку, сжал кулаки.

— Я не хочу семью с ней. Никогда. Я не могу любить ребёнка, который станет вечным напоминанием о предательстве. Но если это мой… если, чёрт возьми, это действительно мой… как я могу бросить его?

Голос сорвался.

— Вот и рвёт меня на куски, Марк. Между тем, чего я хочу, и тем, что, возможно, обязан принять.

Маркус долго смотрел, потом сказал тихо:

— Ты прав в одном. Семья — это ты и Ария. Всё остальное решаемо. Но ты должен быть честен хотя бы сам с собой.

Я закрыл глаза. Передо мной вспыхнул её образ — Ария. Смех, глаза, её голос. Моя мечта.

— Если у меня будет ребёнок, то только от неё, — прошептал я. — Только с ней.

Глава 33. Итан

Я сидел, уставившись в пол, сжимая кулаки до боли. Мысли рвались, как дикие звери, но ни одна не давала выхода.

Маркус вздохнул, потер виски и сказал:

— Слушай, Коул. Ты сам себя гробишь. Надо решать.

— Как? — сорвался я. — Как, мать твою?

— Всё просто, — его голос был твёрдым. — Хлоя спала только с вами двумя. С тобой и с Райаном.

Я сжал зубы, почувствовал, как сердце колотится.

— Так и что?

— Так и то, — он наклонился ближе. — Договоритесь. Сделайте тест после рождения ребёнка. И всё. Тогда хотя бы будет ясно, кто из вас отец.

Я провёл рукой по лицу, сжал волосы в кулаке.

— Ты прав… — выдохнул я. — Но как мне найти этого ублюдка? Он же специально избегает меня.

Маркус усмехнулся уголком рта.

— А вот это — уже моя работа.

Он достал телефон, быстро набрал сообщение. Его пальцы летали по экрану, он нахмурился, потом ещё что-то дописал. Я смотрел на него, будто он маг.

Прошло пять минут. Телефон в его руках завибрировал. Он кивнул, взглянул на меня и сказал:

— Нашёлся.

— Где?

— Сейчас на съёмке. Телешоу какое-то, у них прямой эфир будет два часа. Студия на Мейн-стрит, двадцать два. Если хочешь его поймать — самое время.

Я вскочил на ноги, сердце заколотилось так, будто я уже вышел на лёд.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. — Маркус встал, глядя на меня внимательно. — Слушай, Итан. Не устраивай там мордобой. Понял? Поговорите, как мужики.

Я усмехнулся криво.

— Я попробую.

— Нет, — он ткнул пальцем мне в грудь. — Не «попробую». Ты сделаешь. Тебе нужно не выбить из него мозги, а выбить правду.

Я сжал кулак, но кивнул.

— Ладно. Спасибо, брат.

— Всегда, — кивнул он. — А теперь езжай.

Я вышел на улицу, в ночь, где холод бил по лицу, будто будил меня. Завёл машину, руль дрожал в руках. Внутри клокотало: злость, страх, ожидание.

Райан…

Я вспомнил его самодовольную улыбку, его слова, его руки на Арии. Боль скрутила так, что дыхание сбилось.

Но Маркус прав. Нужно знать правду. Нужно поставить точку.

Я вдавил педаль в пол. Машина рванула вперёд.

В голове стучало одно:

— Если этот ребёнок мой — я должен знать. Если нет — я должен освободиться.

У студии всё сияло, как новогодняя витрина: прожекторы, камеры, суета. Я остановил машину в переулке и вышел. Холодный воздух обжёг лёгкие, но внутри горело.

У входа стоял охранник, здоровяк с суровым видом.

— Извините, сэр, вход только для участников съёмки.

— Мне нужен Райан, — сказал я твёрдо.

— Без пропуска никак.

Я сжал зубы. Сердце колотилось, руки дрожали от злости.

— Я не шучу. Мне нужно попасть к нему.

— Сказал же, нельзя.

Я уже собирался взорваться, но вдруг его взгляд изменился. Он прищурился, узнал.

— Ты же Коул… хоккеист.

Я кивнул.

— Мне плевать на камеры. Мне плевать на шоу. Но мне нужно поговорить с ним. Лично.

Он помедлил. Я сунул ему сложенные купюры.

— Ты этого не видел.

Охранник оглянулся по сторонам и, будто нехотя, кивнул.

— Ладно. Второй коридор налево. Там его гримёрка. Но быстро.

Я кивнул и прошёл внутрь.

Коридоры студии пахли пудрой и кофе. Ассистенты носились с планшетами, кто-то тащил костюмы. Я шёл сквозь этот хаос, пока не увидел дверь с надписью: «R. Blake».

Сердце ударило больно.

Я сжал кулак, толкнул дверь и вошёл.

Он сидел перед зеркалом, в белой рубашке, с идеальной причёской, и поправлял галстук. На столике — бутылка с водой и стопка сценариев.

Когда он увидел меня, его брови взлетели.

— О, Господи. Только не это. — Он откинулся на спинку кресла. — Ты что, решил опять мне нос сломать?

Я шагнул ближе, дверь захлопнулась за моей спиной.

— Хватит игр, Райан.

Он усмехнулся, наклонился вперёд.

— Ну давай, расскажи мне ещё раз, какой ты весь правильный. Хочешь драться? У меня как раз скоро прямой эфир, отличный повод прийти с фингалом. Рейтинги поднимутся.

Я сжал кулаки так, что костяшки побелели. Но Маркус звучал в голове: не мордобой — правда.

— Речь не обо мне. — Я встал прямо напротив него. — Речь о Хлое.

Улыбка сползла с его лица. Он щёлкнул зажигалкой, достал сигарету, закурил прямо в гримёрке.

— Ну?

— Она беременна, — сказал я.

Он сделал затяжку, выпустил дым.

— И что?

— Что значит «и что»?! — я шагнул вперёд. — Она спала только со мной и с тобой. У неё нет других вариантов. Ты должен знать.

Он рассмеялся тихо, глухо.

— Ты серьёзно? Думаешь, я буду принимать участие в этом цирке?

— Это не цирк! — рявкнул я. — Это жизнь ребёнка!

— Ребёнка? — он поднял бровь. — Слушай, мы с ней предохранялись. Весь вечер. Кроме… одного раза. Но даже если… даже если вдруг… — он пожал плечами, — мне это неинтересно.

Я замер.

— Ты… серьёзно?

— Абсолютно, — его голос был холодным. — Я не собираюсь менять свою жизнь из-за её ошибок. Хочет — пусть рожает. Но меня это не касается.

Я почувствовал, как внутри всё взорвалось.

— Ты — мразь, Блейк.

— Знаю, — он затянулся и усмехнулся. — Но, видишь ли, я хотя бы честная мразь. В отличие от тебя. Ты носишься с этой своей Арией, изображаешь рыцаря. А сам? Тебя рвёт на части из-за того, что, возможно, этот ребёнок твой. Ну так будь мужиком и возьми ответственность.

Я схватил его за ворот рубашки, рывком поднял из кресла.

— Ещё слово про Арии — и я забуду, что обещал не ломать тебе лицо.

Он замер, но глаза его блестели вызовом.

— Правда всегда больнее кулаков, Коул.

Я сжал зубы и оттолкнул его. Он пошатнулся, но устоял.

— Слушай сюда, — выдохнул я. — После рождения мы сделаем тест. И если ребёнок твой — ты не отвертишься.

Он ухмыльнулся шире, затушил сигарету о край пепельницы и развёл руками:

— Нет, Коул. Ничего я делать не буду. Ни тестов, ни разговоров. Это не моя проблема. Хочет — пусть рожает. Ты хочешь — воспитывай. Но я в это дерьмо не полезу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У меня перед глазами всё почернело. Кулаки сами сжались, тело наклонилось вперёд. Я уже замахнулся — в этот раз не для угрозы. Хотел врезать так, чтобы его ухмылка слетела навсегда.

Райан стоял, не шелохнувшись, только губы растянулись в ещё более мерзкую усмешку:

— Ну давай, бей. Ты же только это и умеешь — ломать носы.

Я замер. Вены гудели, сердце рвалось наружу. Всего один удар — и станет легче. Но в тот же миг в голове всплыло лицо Арии. Её глаза. Её голос.

Если я сейчас сорвусь — я потеряю не только контроль. Я потеряю шанс хоть как-то доказать ей, что могу быть другим.

Я опустил руку, тяжело дыша, будто только что отыграл три периода без смены.

— Ты мразь, Блейк, — сказал я низко. — И ты сгниёшь в собственных дерьмовых играх.

Он рассмеялся, качнул головой.

— А ты, Коул, — всё тот же рыцарь в ржавых доспехах. Бегаешь за женщинами, за их детьми, за их проблемами. Зря тратишь время.

Я посмотрел на него ещё секунду. Потом резко развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что стены дрогнули.

Глава 34.Ария

Дом будто стал другим. Не тише и не уютнее, нет — скорее странно наполненным. Раньше каждый шаг Хлои резал слух, каждое её движение бесило. Но с тех пор, как я решилась накрыть её пледом и впервые вместе с ней приготовила завтрак, что-то изменилось.

Я готовила еду, она убирала посуду. Я возила её к врачу, она пыталась не мешать мне в быту. Иногда мы даже смотрели фильмы — в разных углах дивана, но рядом. Я слышала её тихие комментарии, её сдержанные смешки — и понимала, что начинаю привыкать.

— Ты снова плохо спала? — спросила я однажды утром.

Она сидела на кухне с чашкой травяного чая, тени под глазами были глубокими.

— Он пинается, — сказала она устало, поглаживая живот. — Будто хочет выбраться наружу прямо сейчас.

Я отвернулась, чтобы скрыть резкий укол в сердце.

— Значит, ешь кашу. Нельзя на одном чае.

Она кивнула. И в её взгляде мелькнула благодарность.

Вечером мы устроились в гостиной. Я с книгой, она с журналом. Телевизор работал фоном, на экране мелькали яркие огни шоу-бизнеса.

И вдруг диктор произнёс:

— А теперь эксклюзивное интервью с актёром Райаном Блейком.

Я вздрогнула, как от удара. Хлоя подняла голову от журнала, глаза её сразу напряглись.

На экране появился он — в дорогом костюме, с идеальной причёской, самодовольный, как всегда. Ведущая сияла улыбкой, будто напротив неё сидел сам бог.

— Райан, — сказала она, — поклонников интересует ваша личная жизнь. Вы ведь встречались с певицей Арией?

Я сжала кулаки. Хлоя замерла.

— Да, — ответил он легко, с усмешкой. — У нас был роман. Закончился громко.

Я сжала кулаки.

— Он… — прошептала я. — Он не посмеет.

Но он посмел.

— Но почему громко? — ведущая подалась вперёд.

Райан улыбнулся так, будто рассказывал анекдот:

— Ну, давайте будем честны. Ария встречалась не только со мной. Она параллельно крутила роман и с моим другом.

Я замерла. Хлоя сжала подлокотник кресла так, что побелели пальцы.

— Одновременно? — уточнила ведущая, округлив глаза.

— Да, — он кивнул легко, словно говорил о погоде. — Она играла в жертву, а сама просто не могла определиться, с кем ей лучше.

Гул пронёсся в голове. Мне хотелось закричать: Ложь! Это всё ложь! Но голос не выходил.

— Но, Райан, — ведущая не сдавалась, — ходят слухи, что вы сами были не самым верным партнёром…

И тут он усмехнулся шире, подался вперёд.

— Конечно. Я не святой. Да, я изменял Арии. И знаете с кем? — он выдержал паузу, явно наслаждаясь моментом. — С бывшей девушкой Итана Коула.

— Вы серьёзно?

— Абсолютно, — он театрально развёл руками. — Послушайте, я не пытаюсь себя оправдать. Я делал ошибки. Но я хотя бы честен в них.

Я чувствовала, как сердце бьётся где-то в горле.

— И что же сейчас у них происходит? — ведущая смотрела с жадным любопытством.

Райан сделал паузу, взглянул в камеру, и с этой мерзкой улыбкой сказал:

— Сейчас всё очень просто. Хлоя беременна.

У меня закружилась голова.

— Что?! — вырвалось у меня.

Хлоя зажала рот руками, слёзы мгновенно блеснули в её глазах.

А Райан добил:

— И я уверен, что отец ребёнка — Итан Коул.

В студии раздались вздохи, кто-то ахнул, ведущая чуть не выронила карточки.

— Подождите… это сенсация! — её голос дрогнул. — Вы хотите сказать, что…

— Именно, — перебил её Блейк, будто наслаждаясь. — Ария может сколько угодно изображать святую, но правда такова: пока она разрывалась между мной и Итаном, а его бывшая подруга забеременела. И уж точно не от меня. Хотите доказательства? Я всегда предохранялся. Всегда. Так что нет — этот ребёнок не мой.

Он сказал это с такой уверенностью, будто подписывал контракт.

— Но тогда… выходит… — ведущая не договорила, но зрителям уже всё было ясно.

Он откинулся на спинку кресла, развёл руками и, глядя прямо в камеру, произнёс с наглой усмешкой:

— Но тогда выходит, что Итан Коул просто не может нормально держать член в штанах.

Студия загудела — одни прыснули от смеха, другие ахнули. Ведущая попыталась изобразить шок, но глаза у неё блестели жадным интересом: рейтинги взлетали прямо сейчас.

— Они, — продолжал Райан, наслаждаясь вниманием, — хотели, чтобы я тоже влез в их паутину лжи. Хотели, чтобы я притворялся, закрывал глаза, делал вид, что всё нормально. Но, знаете, я врать не буду. Никогда.

Он сделал паузу, чуть склонил голову, будто давал клятву.

— Я сказал правду. Да, я изменял. Да, у меня был роман с Хлоей. Но ребёнок точно не мой. И все эти игры — их проблема.

Камера поймала его улыбку — самодовольную, хищную.

— Пусть Ария и Итан сами разбираются со своими грехами. Я туда больше не полезу.

Я выключила телевизор с такой силой, что пульт едва не сломался.

— Мразь… — прошептала я. — Мразь…

Хлоя сидела белая, как мел, слёзы катились по щекам.

— Я… я не знала, что он… — её голос дрожал.

— Замолчи! — я обернулась к ней. — Замолчи, Хлоя! Он выставил меня шлюхой, тебя — посмешищем, Итана — отцом ребёнка, который, может быть, даже не его. А сам, сука, выбелил себя!

Я зажала лицо руками, слёзы душили.

— Он уничтожил меня в одну минуту. Одним предложением. Всё… конец.

Я бросилась в свою комнату и захлопнула дверь. В подушку вырвался крик, долгий, пронзительный, от которого болели лёгкие.

Я лежала на кровати, уткнувшись лицом в мокрую от слёз подушку. Тело трясло, горло саднило. В голове звучал его мерзкий голос: «Итан Коул не может держать член в штанах…»

Я зажала уши ладонями, чтобы заглушить память, но внутри было только эхо. Всё рухнуло. Всё.

Вдруг — тихий стук в дверь.

— Ария… — голос Хлои был едва слышным.

Я резко подняла голову.

— Уйди! — крикнула я, голос сорвался. — Хлоя, не сейчас!

За дверью повисла пауза. Я уже думала, что она ушла, как вдруг услышала:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ария… мне больно… — её голос дрогнул. — Ребёнок…

Слово ударило в меня сильнее, чем все оскорбления Блейка.

Я подскочила с кровати, распахнула дверь. Хлоя стояла, бледная как бумага, держась за живот. Губы дрожали, на лбу блестели капли пота.

— Что с тобой?! — я подхватила её под руку.

— Живот… — выдохнула она, сгибаясь. — Он… он каменеет… больно…

— Чёрт… — я быстро схватила с вешалки куртку. — Надо срочно в больницу.

Она кивнула, и по её щекам потекли новые слёзы.

Мы летели по ночным улицам. Фары резали темноту, мотор ревел, я держала руль так крепко, что пальцы онемели. Хлоя сидела рядом, вцепившись в живот, дыхание её было сбивчивым.

— Держись, слышишь? — я бросала взгляды на неё каждые несколько секунд. — Мы почти там.

— Прости… — прошептала она вдруг. — Прости, что втянула тебя во всё это.

— Молчи! — я рявкнула, но в голосе моём дрожал страх. — Думай о ребёнке!

Больница встретила нас ярким светом и запахом антисептика. Я практически втащила Хлою внутрь.

— Срочно! Беременная, семь месяцев, боли в животе! — мой голос дрожал, но был громким.

Медсёстры подбежали, помогли усадить её на каталку. Врач в белом халате сразу подошёл, задавал вопросы, я отвечала вместо неё — даты, жалобы, витамины.

— Мы всё сделаем, — сказал он. — Не волнуйтесь.

Не волнуйтесь… Легко сказать. Я стояла в коридоре, руки тряслись, сердце колотилось. Внутри всё кричало.

Я сидела на холодном пластиковом стуле в коридоре, обхватив себя руками, и смотрела в белую стену. В голове звенело, сердце билось так, будто вырвется наружу.

Только бы с ребёнком было всё в порядке. Только бы…

И тут я услышала быстрые шаги. Подняла голову — и обомлела.

— Ты?! — выдохнула я.

Итан. Лицо бледное, глаза красные, словно он не спал всю ночь.

— Что ты здесь делаешь?! — голос мой сорвался.

Он тяжело выдохнул, провёл рукой по волосам.

— Хлоя… написала мне. Сказала, что её увезли в больницу. Я не мог… — он замолчал, уткнув взгляд в пол, а потом снова посмотрел на меня. — Ария…

— Не смей, — я встала, подняв руку, будто защищаясь. — Не смей произносить моё имя.

— Послушай меня, — он шагнул ближе. — Я не хочу этого ребёнка. Не от неё. Я не готов. Понимаешь? Я хочу детей только с тобой. Только с тобой, Ария. Я хочу семью с тобой, нормальную, настоящую.

У меня внутри будто что-то лопнуло.

— Что?! — мой голос сорвался в крик. — Ты понимаешь, что сейчас сказал? Там, в палате, маленький человек. Жизнь! Он ни в чём не виноват, Итан! Ни в чём!

— Я знаю, — он вскинул руки, как будто оправдывался. — Но я… я не могу принять его. Если он её… если это напоминание обо всём, что она сделала…

— Замолчи! — я почувствовала, как слёзы сами бегут по щекам. — Ты мне стал ещё более противен. Я думала, что хуже уже быть не может, но ты только что доказал обратное.

Он замер, как будто я ударила его.

— Ария… я просто…

Я обернулась так резко, что он вздрогнул от моего взгляда.

— Просто?! — голос мой дрожал, но был острым, как нож. — Ты понимаешь, что всё это из-за тебя?!

Он нахмурился, растерянный:

— Что ты имеешь в виду?

— Райан, Хлоя, этот чёртов скандал — всё началось с тебя! — я ударила ладонью себя в грудь. — Ты вообще видел, как я живу с того дня, как впустила тебя в свою жизнь?! Ты видел, как меня разрывает каждый день?!

Он открыл рот, но я не дала ему сказать.

— Ты привёл их в мой мир! Ты сделал из меня игрушку для прессы, выставил меня слабой, виноватой, грязной! — я задыхалась, слова вылетали сами. — Ты думаешь, мне легко видеть её живот? Слушать, как она плачет? Как врачи говорят, что ребёнок вот-вот родится?

Я шагнула ближе, прямо к нему.

— Это ты сломал мою жизнь, Итан. Не Райан, не она — ты!

Он замер, опустив голову, как школьник, пойманный на лжи.

— Я… хотел тебя, — сказал он глухо. — Всегда только тебя.

— Тогда почему я сижу здесь?! — выкрикнула я, показывая на дверь палаты. — Почему я, а не ты, везла её в больницу, когда она кричала от боли?! Почему я держала её за руку, а ты в это время бегал по своим тренировкам и жалел себя?!

Слёзы душили, но я выпрямилась, глядя прямо в его глаза.

— Ты слабак, Итан. И знаешь что? Райан — мразь, но хотя бы честная мразь. А ты… ты делаешь вид, что любишь, а сам уничтожаешь всё, к чему прикасаешься.

Он побледнел, будто я ударила его снова и снова.

— Ария… — его голос сорвался. — Не говори так…

— Я говорю правду, — прошептала я, чувствуя, как голос срывается. — И если ты ещё раз попробуешь оправдать себя или обвинить кого-то, кроме себя, я тебя возненавижу настолько, что уже никогда не смогу даже смотреть в твою сторону.

Я развернулась, схватилась за ручку двери палаты и тихо добавила:

— А может, уже и так.

И вошла внутрь, оставив его одного в пустом коридоре.

Глава 35.Ария

Дом был тише обычного. Хлоя осталась в больнице под наблюдением, и впервые за долгое время я оказалась одна. Только стены, мои шаги по паркету и гул в голове, который не давал покоя.

Я сидела на кухне, кружка кофе остывала в руках. Но я даже не чувствовала вкуса. На столе лежал телефон, и я уже несколько минут смотрела на него, решаясь нажать на кнопку вызова.

Хватит. Я больше так не могу.

Я набрала номер.

— Ария? — раздался сонный голос Ванессы.

— Срочно приезжай, — сказала я ровно. — И не пиши, не звони. Просто приезжай.

Через час дверь распахнулась. Ванесса ворвалась в дом с планшетом в руках, на каблуках, как всегда быстрая, собранная, готовая к бою.

— Так, слушай, — заговорила она с порога, даже не сняв пальто. — Мы можем это разрулить. Я уже составила список интервьюеров, которые пойдут нам навстречу. Мы подадим всё так, что Райан — лжец, а ты — жертва. Можно устроить прямой эфир, поплакать, рассказать о своём тяжёлом детстве, и поверь, они проглотят. А потом мы сделаем фотосессию, где ты сияешь…

— Ванесса, — перебила я тихо.

Она не услышала.

— …можно подключить адвокатов. Райана можно прижать за клевету, это сработает. Итан тоже может подключиться, если согласится. Мы сделаем из вас пару, которая борется с грязью вместе…

— Ванесса! — мой голос стал резче.

Она замолчала, наконец посмотрела на меня.

Я сидела за столом, руки сжаты в замок, глаза покрасневшие от бессонной ночи.

— Я не хочу ничего из этого, — сказала я.

— Что? — она моргнула, не понимая.

— Я хочу разорвать контракты со всеми. Со всеми, Ванесса.

Тишина накрыла кухню, как глухой колпак.

— Ты… шутишь? — её голос сорвался.

— Нет. — Я поднялась, и в груди всё дрожало, но слова звучали чётко. — Я устала. Я больше не могу жить в этом дерьме. Эти камеры, интервью, шоу, рейтинги… это всё меня убивает.

Ванесса уставилась на меня, будто я только что объявила, что ухожу в монастырь.

— Ария… подожди. Ты же понимаешь, что если ты уйдёшь сейчас, ты похоронишь всю карьеру? Ты столько лет строила это!

— А я больше не жду, — ответила я, чувствуя, как голос дрожит. — Мне не нужны их овации. Мне нужен покой.

— Но мы можем всё исправить! — почти закричала она. — Можно выбелить тебя, можно доказать, что ты не виновата…

— Я не хочу ничего доказывать! — сорвалась я. — Я хочу, чтобы они просто оставили меня в покое.

Ванесса замерла. В её глазах мелькнуло отчаяние.

— Ты сейчас говоришь на эмоциях. Пройдёт неделя, и ты сама будешь жалеть…

— Нет, — я перебила её. — Не пройдёт. Это решение окончательное.

Она замолчала. Только губы дрогнули.

Я вдохнула глубже и произнесла последнее, от чего внутри всё оборвалось:

— Я хочу тебя уволить, Ванесса.

Её лицо изменилось.

— Что?

— Я сказала: ты уволена. — Я отвернулась, чтобы не видеть её глаз. — Закончи всё, проведи расторжения контрактов. Получи последнюю зарплату. Я не оставлю тебя без денег. Но дальше… дальше у нас разные дороги.

— Ты не можешь… — прошептала она. — Я с тобой столько лет… я поднимала тебя…

— Я знаю, — сказала я тише. — И благодарна тебе. Но сейчас мне нужно спастись. И я не могу сделать это, пока вокруг всё это шоу.

Она молчала долго. Потом тяжело выдохнула, поставила планшет на стол.

— Ладно, — её голос был сухим. — Я сделаю, как ты сказала.

Я кивнула, глядя в окно, где осенний дождь стучал по стеклу.

Всё. Это конец.

День прошёл как во сне. Я ходила по дому, складывала вещи в чемоданы, собирала документы, разбирала коробки с вещами Хлои. Телефон лежал в другой комнате — я даже не хотела смотреть на него, потому что знала: там сотни сообщений, десятки звонков. Но всё это больше не имело значения.

Я договорилась с риелтором, сняла квартиру поближе к больнице. Упаковала сумки с её одеждой, косметикой, детскими вещами, которые она успела купить. Нашла конверт и положила туда деньги — достаточно, чтобы она могла спокойно жить хотя бы первое время.

Когда я заклеивала конверт, пальцы дрожали. В груди разливалась тяжесть, словно я сама подписывала приговор. Но решение было окончательное.

Вечером я поехала в больницу. Дождь моросил, капли стекали по лобовому стеклу, и фары встречных машин размывались, превращаясь в яркие пятна. Казалось, весь мир вокруг плачет вместе со мной.

В палате Хлоя сидела на кровати, в руках держала книгу, но глаза её тут же загорелись, когда она увидела меня.

— Ария! — её голос дрогнул, на лице появилась робкая улыбка. — Я так рада, что ты пришла. Я думала… после всего…

Я остановилась у двери, тяжело вдохнула.

— Хлоя… нам нужно поговорить.

Она замерла, улыбка тут же исчезла.

Я подошла ближе, поставила на тумбочку сумку с её вещами и конверт.

— Прости меня, — сказала я тихо. — Но я больше не могу.

— Что? — её глаза округлились.

— Я сняла тебе квартиру. — Я развернула сумку, показала вещи. — Все твои вещи я перевезла туда. Вот деньги. Их хватит на первое время.

Она смотрела на меня, как будто я только что ударила её.

— Ты… хочешь, чтобы я ушла?

Я закрыла глаза, сжала руки в замок.

— Я хочу, чтобы ты жила спокойно. Чтобы у тебя был дом, еда, крыша над головой. И чтобы малыш родился здоровым. Но я… — я сделала паузу, глотая ком в горле, — я больше не могу жить рядом с тобой.

Её губы задрожали.

— Но… ты же спасла меня. Ты же помогала…

— Я помогла, потому что не могла иначе, — перебила я её. — Но я не железная, Хлоя. Я сломана.

Она прижала ладонь к животу, глаза её наполнились слезами.

— Я… я понимаю, — прошептала она. — Наверное, так даже лучше.

Я отвернулась, чтобы не видеть её лицо.

— Надеюсь, у тебя всё будет хорошо. Надеюсь, малыш родится здоровым и счастливым.

Тишина повисла в палате. Только тиканье часов и шум капель за окном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я взяла свою сумку, подошла к двери.

— Прощай, Хлоя.

Она не ответила. Только всхлипнула, закрыв лицо руками.

Глава 36.Ария

Прошло почти три месяца. Или два с половиной — я уже перестала считать. Время здесь, в родительском доме, текло иначе: медленно, спокойно, размеренно.

Сначала мне казалось, что я просто сбежала, что это временно. Но с каждым днём я всё больше понимала: именно здесь мне легче дышать.

Я просыпалась не от звонков и уведомлений, а от запаха свежего хлеба — мама каждое утро пекла маленькие булочки. Вечером отец топил печь в бане, и мы всей семьёй сидели на крыльце, укутавшись в пледы, слушали, как за огородом поёт сверчок.

Итан пытался связаться со мной тысячу раз. Письма, звонки, сообщения. Иногда даже через общих знакомых. Но я не отвечала. Я даже телефон сменила — оставила только один номер, который знали родители.

Мама часто садилась рядом, когда я вышивала или читала в гостиной.

— Ты совсем похудела, Ари, — говорила она, поглаживая мою руку. — Тебе нужно есть больше. Тут воздух чистый, продукты свои… ты восстановишься.

Я улыбалась.

— Я уже чувствую, как мне лучше. Спасибо тебе, мама.

Она кивала, но в глазах у неё была тревога. Я знала, что она ждёт, когда я сама всё расскажу. Но я не могла. Слова застревали в горле.

Отец был строже. Он мало расспрашивал, но я ловила его взгляды — внимательные, изучающие. Как-то вечером, когда мы ужинали, он вдруг сказал:

— Главное, дочка, не вини себя за чужие ошибки. Ты же знаешь, да?

Я подняла глаза от тарелки.

— Знаю, — ответила тихо.

— Вот и держись этого. Жизнь длинная. А тот, кто не сумел тебя сберечь, уже всё потерял.

Я чуть не расплакалась, но только кивнула.

Мои дни были простыми. Я помогала маме в саду, собирала яблоки, стирала бельё, мыла полы. Иногда выходила в лес — там,

где мы с братом в детстве строили шалаши. Там было тихо, и я могла просто сидеть, слушая ветер.

Никто не смотрел на меня, как на певицу. Никто не обсуждал мои песни, платья, интервью. Я снова была просто Арией. Дочерью. Женщиной, которая умеет печь пироги и знает, как правильно укрыть помидоры на ночь от заморозков.

И впервые за долгое время я ощущала, что живу. Пусть с болью, пусть с воспоминаниями, но всё-таки живу.

Иногда ночью я просыпалась от снов, в которых был он. Итан. Его глаза, его руки. Его голос: «Только с тобой. Я хочу семью только с тобой.»

Я просыпалась и долго смотрела в потолок, пока сердце не успокаивалось. Потом вставала, шла на кухню, наливала молоко и сидела у окна, пока не занимался рассвет.

И каждый раз повторяла себе: нет. Не сейчас. Не после всего.

Я пыталась убедить себя, что так будет всегда. Что я смогу прожить всю жизнь здесь, в тишине, с родителями, вдали от прошлого.

Но где-то глубоко внутри знала: судьба так просто не отпустит.

Мы сидели в гостиной, как всегда вечерами. Мама принесла пирог с яблоками, чайник тихо кипел на кухне. Я завернулась в плед, положила ноги на диван. Всё было так просто, так правильно. Обычный вечер в родительском доме.

Папа лениво щёлкал пультом, переключая каналы. Политика, новости, сериал… Я смотрела в кружку, вдыхала запах чая, и вдруг знакомое имя прорезало уютный фон.

— …пресс-конференция Итана Коула…

— Подожди, пап, останови! — я резко поднялась, сердце забилось быстрее.

Он вернул на канал.

На экране был он. Итан. В спортивном костюме, усталый, но сосредоточенный. И на руках у него — маленькая девочка. Завёрнутая в розовое одеяло, крошечное личико, кулачки.

У меня перехватило дыхание.

— Это… — я прошептала, прижимая ладонь к губам.

— Тсс, — папа сделал тише и бросил на меня взгляд.

Итан стоял у трибуны. Вокруг — десятки камер, вспышки, журналисты с микрофонами. Но он держал малышку так осторожно, так бережно, будто весь мир перестал существовать.

— Спасибо, что пришли, — начал он, и голос его дрогнул. — Я хочу сказать несколько слов.

В зале зашумели, кто-то выкрикнул вопрос, но он поднял руку.

— Нет. Сначала я скажу. Потом будете спрашивать.

Он перевёл дыхание, посмотрел на девочку, что шевельнулась в его руках, и улыбнулся так, как я никогда раньше не видела.

— Её зовут Эмили, — сказал он тихо, но микрофон уловил каждую ноту. — И с сегодняшнего дня она — моя дочь.

— Я был дураком. Настоящим дураком, — повторил Итан, сжал микрофон так, что костяшки пальцев побелели. — Я говорил ужасные вещи. Глупости, за которые мне стыдно.

Он опустил глаза на девочку, что мирно сопела у него на руках.

— Я твердил, что не хочу её. Что она не моя. Что у меня нет сил и желания брать ответственность. Я отталкивал её ещё до того, как она появилась на свет.

В зале кто-то переговаривался, журналисты зашевелились, но он не отвёл взгляда от малышки.

— Но когда я впервые её увидел… — его голос дрогнул. — Всё перестало существовать. Все мои страхи, все оправдания, вся злость. Я просто смотрел на неё и понимал: это моё. Моё сердце, моя жизнь. Неважно, чья она по крови.

Он слабо усмехнулся, но глаза его блестели.

— Я держал её на руках, и у меня будто сняли с глаз повязку. Я понял, что всё это время я бежал от того, что и есть смысл. Она посмотрела на меня — и всё. Мир перестал существовать.

Фотовспышки ослепляли, кто-то задавал вопросы, но он даже не оборачивался.

— Эмили нужна мне. Больше, чем воздух. Она не виновата в моих ошибках, не виновата в том, что я был слепым идиотом. Она — чистая. И я сделаю всё, чтобы сохранить эту чистоту.

Он поднял голову, и в камеру попал его взгляд — прямой, открытый, полон боли и решимости.

— Я сказал когда-то, что не готов. Что не хочу. Но сегодня я здесь, чтобы признаться: я не просто готов. Я уже её отец. И я никогда больше не позволю себе сомневаться в этом.

Слёзы защипали глаза, я прижала ладони к лицу.

— Господи… — выдохнула мама рядом.

Я сидела на диване, не в силах дышать. Каждое его слово будто проходило сквозь кожу, пронзало сердце. Перед глазами был тот самый момент в больнице, когда он говорил мне, что не хочет ребёнка. Его холодный голос. Его глаза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И вот сейчас — другой Итан. Держит малышку так, как будто боится, что мир её отнимет. Говорит слова, которые режут и лечат одновременно.

Он перевёл дыхание, крепче прижал Эмили к груди и вдруг сказал:

— Есть ещё одно заявление.

В зале раздался гул — журналисты навострили уши, камеры ещё активнее щёлкали.

— Я ухожу, — спокойно произнёс он. — Ухожу из команды. Из хоккея.

Тишина взорвалась десятками голосов:

— Коул, это серьёзно?

— Это временно?

— Вы травмированы?

— Это из-за ребёнка?

Он поднял руку, заставив зал стихнуть.

— Да. Это из-за неё, — он посмотрел вниз на малышку. — И из-за того, что я больше не хочу жить так, как жил раньше.

Голос его дрогнул, но он продолжил твёрдо:

— Всё это время хоккей был моим смыслом. Я бился на льду, срывал злость, искал адреналин, думал, что это и есть жизнь. Но жизнь — она здесь, — он чуть приподнял Эмили, будто показывая всему миру. — В маленьких пальчиках, в каждом её дыхании. И я больше не позволю себе потерять это ради очередного кубка.

Камеры вспыхивали без конца. Журналисты кричали, но он не останавливался:

— С этого дня я веду обычную жизнь. Я не звезда. Не капитан команды. Я просто отец. Мужчина, который наконец понял, что значит ответственность.

Он поднял глаза прямо в камеру, и я снова почувствовала, будто он смотрит именно на меня:

— Я готов отказаться от всего ради семьи. Ради неё. Ради той, кого люблю. Я сидела на диване, не в силах пошевелиться. Сердце сжалось так, что дышать стало трудно.

— Уходит из хоккея… — папа тихо покачал головой. — Это серьёзно.

Мама обняла меня крепче.

— Он сказал ради семьи, — шепнула она. — Ради тебя, Ари.

Я мотнула головой, слёзы катились по щекам.

— Нет, — выдохнула я, с трудом сглатывая ком в горле. — Нет, мама… они с Хлоей оба родители. У них есть ребёнок. Они уже семья.

— Ари… — папа нахмурился.

— А я тут… — я закрыла лицо ладонями, голос дрожал. — Я тут вообще ни при чём. Никаким боком.

Образ Эмили на его руках не отпускал. Маленькое личико, крошечные пальчики, его взгляд, полный нежности. Всё во мне кричало, что это правильно — он с ребёнком. Но вместе с тем сердце разрывалось: а я где в этой картине?

Глава 37.Ария

Прошло ещё какое-то время. Я привыкла к тихой жизни: гуляла по утрам по узким улочкам, где пахло свежим хлебом из маленькой пекарни, заходила в магазин за молоком, здоровалась с соседями. Здесь все знали друг друга, и в этом было что-то утешающее.

В тот день я вышла в центр города, просто пройтись. Было прохладно, ветер играл с волосами, я держала в руках стаканчик горячего кофе.

И вдруг, за углом, я столкнулась с ней.

Хлоя.

Мы обе замерли. Она — с огромными глазами, бледная, чуть растерянная. Я — с каменным сердцем, которое тут же ухнуло куда-то вниз.

— Ария… — её голос дрогнул. — Господи, я тебя обыскалась…

— Что ты здесь делаешь? — выдохнула я, делая шаг назад.

Она подняла руки, словно боялась, что я сбегу.

— Подожди, пожалуйста. Я не для скандала. Я… я искала тебя.

— Искала? — я хрипло рассмеялась. — Зачем?

— Потому что должна сказать тебе кое-что, — её глаза блестели, но в них не было привычной злости. Только усталость. — Я знала, что ты здесь.

— Откуда? — я прищурилась.

— Твои родители… — она сглотнула.

Мы вышли из людной улицы в небольшой сквер. Ветер шуршал в кронах, на асфальте лежали первые жёлтые листья. Я опустилась на скамейку, стараясь держать спину прямо, чтобы не показать, как дрожат руки. Хлоя села рядом, скрестив пальцы, будто готовилась к исповеди.

— Слушай, — начала я, стараясь говорить ровно. — Я рада, что у вас с Итаном всё получилось. Что у вас здоровая малышка. Я правда рада, что теперь вы семья.

Хлоя резко повернула голову, в её глазах мелькнула боль.

— Нет. — Голос её сорвался. — Нет, Ария. Это не то, что ты думаешь.

— Что? — я нахмурилась.

Она опустила взгляд, покраснела, и губы её дрожали.

— Я… отказалась от родительских прав.

Я замерла, слова повисли между нами, будто удар грома.

— Что?.. — выдохнула я. — Хлоя… ты серьёзно?

Она кивнула, слёзы блеснули на ресницах.

— Я не могу. — Голос её дрожал. — Я не могу взять на себя такую ответственность. Я пыталась, Ария, клянусь. Но каждый раз, когда брала её на руки, я понимала, что у меня не хватит ни сил, ни сердца. Я сама разрушена, у меня нет… нет ничего, чтобы дать ей.

Я смотрела на неё, не веря своим ушам.

— Но… она твой ребёнок.

— Да, — прошептала Хлоя. — И именно поэтому я поняла: ей нужно лучшее. А лучшее — это он.

Она подняла глаза, и я впервые увидела в них не злость, не хитрость, а настоящую искренность.

— Итан… он изменился. После рождения Эмили он стал другим человеком. Он живёт ею. Он заботится о ней, не спит ночами, носится с ней, как с хрупким сокровищем. Я видела, Ария. Он прекрасный отец. Такой, каким никогда не был раньше.

У меня защипало в груди. Я вспомнила его на экране — с малышкой на руках, взгляд полный нежности.

Хлоя всхлипнула, вытерла слёзы.

— Я поняла, что это её шанс. И мой тоже. Мой шанс уйти и дать ей лучшую жизнь. И знаешь… я не жалею. Потому что когда я смотрела, как он держит её, я понимала: вот оно. Так и должно быть.

Я прикрыла рот ладонью.

— Хлоя…

— И ещё, — перебила она меня. — Он любит тебя. Не меня, не кого-то ещё — тебя. Он без ума от тебя, Ария.

Сердце моё дернулось так, будто его пронзили.

— Перестань…

— Это правда! — её голос стал резким, но глаза умоляли. — Ему стыдно сейчас писать тебе, звонить, пытаться достучаться. Он чувствует вину. За те слова, что он говорил. За то, что однажды сказал тебе, будто Эмили не нужна. За то, что выбрал злость вместо любви.

Слёзы катились по её щекам.

— Он стыдится не только перед тобой, но и перед Эмили. Он боится смотреть на неё и думать, что ты никогда не простишь. Но он живёт ради вас двоих. Ты понимаешь? Ради вас двоих.

Я закрыла глаза. Внутри всё ломалось — боль, злость, нежность, надежда.

— Зачем ты мне это говоришь? — спросила я глухо.

Хлоя вздохнула, опустила голову.

— Потому что я знаю, что он никогда не будет счастлив без тебя. И ты тоже. Я разрушила слишком много, Ария. Но если хоть что-то могу исправить — то вот. Вернись к нему. Пожалуйста.

Мы сидели на скамейке, и мир вокруг исчез. Только её слова, мои слёзы и сердце, которое билось так громко, что, казалось, его слышит весь город.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 38.Итан

Я сидел на полу гостиной, а Эмили лежала на мягком коврике передо мной. Она тянула ручки к яркой игрушке и смеялась так звонко, что у меня внутри всё переворачивалось. Этот звук — лучше любого гола, любого ревущего стадиона.

— Ну что, принцесса, давай ещё раз, — я взял игрушку, пошевелил ею, и она радостно захлопала ладошками.

Её глаза блестели, и в них отражался весь мой мир.

Квартира давно изменилась. Раньше здесь царил хаос: спортивные сумки, клюшки, грязная форма, бутылки после шумных вечеринок. Теперь — всё иначе. Полки завалены детскими книжками, в углу стоит кроватка, по всей квартире разбросаны игрушки. А на кухне всегда пахнет молочной смесью и кашками.

Я никогда не думал, что смогу всё это выдержать. Что смогу вставать по ночам, менять подгузники, слушать её плач часами. Но я справлялся.

Эмили потянулась ко мне, и я взял её на руки. Она уткнулась в моё плечо, тёплая, живая. Я гладил её по спинке и шептал:

— Всё хорошо, малыш. Я рядом. Всегда буду рядом.

Она захныкала, и я автоматически начал напевать колыбельную. Никогда раньше не пел, даже в душе. Но для неё я мог бы хоть оперу разучить. Главное — чтобы она чувствовала, что я рядом.

Иногда ночью, когда она засыпала у меня на груди, я сидел в темноте и думал об Арии. О том, как всё должно было быть иначе. Как мы могли сидеть втроём: я, она и Эмили.

Я закрывал глаза и видел её лицо. Её улыбку. Её слёзы. И слышал свой собственный голос — холодный, злой, полный глупостей: «Я не хочу этого ребёнка. Он не мой.»

Каждый раз от этих слов внутри всё сжималось. Я наклонялся к Эмили, целовал её в макушку и шептал:

— Прости меня, малышка. Прости, что был таким идиотом.

Она спала спокойно, и мне казалось, что своим дыханием она уже простила меня.

Звонок в дверь раздался в тот момент, когда я качал Эмили на руках. Она уже почти уснула, её маленькие ресницы дрожали, пальчики цеплялись за мой палец.

— Тише, малышка, — шептал я, укачивая её. — Папа рядом.

И вдруг — ещё один звонок. Резкий, требовательный.

Я нахмурился, аккуратно уложил Эмили в кроватку и пошёл к двери. Сердце забилось быстрее. Честно говоря, никого не ждал.

Открыл — и мир рухнул.

Ария.

Она стояла на пороге. Бледная, уставшая, в простом пальто. Но для меня — прекраснее всех на свете.

— Ария… — голос сорвался. — Господи…

Она смотрела прямо в меня. И в этих глазах было всё: боль, усталость, злость, и — то, что я боялся даже назвать — надежда.

— Можно войти? — спросила она тихо.

Я машинально отступил, впустил её. Дверь закрылась за её спиной, и мне показалось, что я запер с собой и всё своё прошлое.

Она сразу посмотрела в сторону кроватки. Эмили спала, и Ария сделала шаг ближе.

— Она такая крошечная… — её губы дрогнули. — Такая чистая.

Я сглотнул.

— Она ждала тебя.

Ария резко обернулась:

— Не говори так.

— Но это правда, — я сделал шаг к ней. — Она ждала тебя так же, как и я.

— Замолчи, Итан! — её голос сорвался, глаза наполнились слезами. — Ты говорил мне ужасные слова. Ты говорил, что не хочешь её! Что она тебе не нужна! Что и я тебе не нужна!

Я закрыл глаза, сжал кулаки.

— Я знаю. Я каждую ночь слышу эти слова в своей голове. Они жгут меня, Ария. Но я клянусь, я был идиотом. Трусом. Я боялся… и поэтому лгал.

Я шагнул ближе, пока между нами не осталось почти ничего.

— Но когда я взял её на руки впервые… — голос дрогнул, я с трудом проглотил ком. — Я понял, что больше не смогу дышать без неё. И без тебя.

Она закрыла лицо ладонями и всхлипнула. Я осторожно убрал её руки, заставил посмотреть на меня.

— Прости меня, Ария. За всё. За каждую твою слезу. За каждую ночь, когда ты плакала из-за меня. Прости меня за то, что я оставил тебя одну.

Я опустился на колени прямо перед ней.

— Но дай мне шанс. Один. Я сделаю всё. Я проживу всю жизнь, доказывая, что достоин тебя. Что достоин быть рядом с вами.

Слёзы текли по её щекам.

— Я не знаю, могу ли я простить тебя, Итан… — прошептала она. — Ты сломал меня. Я боялась дышать, боялась верить… Я убежала, чтобы выжить.

— Но ты вернулась, — я поднял глаза. — Ты вернулась, Ария. И это значит, что мы ещё можем всё исправить.

Она смотрела на меня долго, и в её глазах боролось всё: любовь и ненависть, надежда и боль.

А потом она прошептала, едва слышно:

— Я ненавижу себя за то, что всё ещё люблю тебя.

Я прижал её к себе так крепко, что боялся задушить. Слёзы текли по моим щекам, смешиваясь с её.

— Любовь моя, — шептал я, — я никогда больше не отпущу тебя. Никогда.

И вдруг в комнате послышался тонкий детский звук — Эмили зашевелилась и заплакала.

Ария замерла, а потом подошла к кроватке. Осторожно взяла малышку на руки.

Эмили посмотрела на неё своими ясными глазами и вдруг улыбнулась.

У Арии дрогнули губы, слёзы хлынули снова. Она прижала девочку к груди, а я смотрел на них — и знал: это моя семья. Моя жизнь. Моё спасение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпилог

Прошло несколько месяцев.

Мир вокруг изменился, но внутри меня — ещё больше. Я больше не была актрисой, звездой, лицом с экранов. Я была женщиной, которая каждое утро просыпалась рядом с мужчиной, которого любила, и слышала смех ребёнка, который стал для меня родным.

Мы жили тихо. Без папарацци, без скандалов, без чужих взглядов. Я варила по утрам кашу, Итан сажал Эмили в детский стульчик и кормил её, а потом весь день носил на руках, будто боялся, что она исчезнет.

Я смотрела на него и каждый раз чувствовала: он изменился. Не слова — поступки. Он вставал к ней ночью, он отменял встречи ради неё, он учился менять подгузники быстрее, чем я. Он смеялся вместе с ней, пел колыбельные, делал всё, что когда-то казалось невозможным.

И каждый раз, когда я видела его с Эмили, моё сердце подсказывало: это и есть настоящее счастье.

В тот вечер мы сидели на крыльце дома. Эмили уже спала. Небо было тёмным, звёзды сияли так ярко, будто специально для нас.

Итан держал мою руку в своей. Его пальцы были крепкими, тёплыми, но я чувствовала, как он волнуется.

— Знаешь, — сказал он тихо, — я много думал.

— О чём? — я повернула голову.

Он выдохнул и посмотрел прямо в мои глаза.

— О том, что у меня была в жизни только одна настоящая победа. Не кубки, не медали. А ты.

Сердце дрогнуло.

Он вдруг встал, опустился на колени прямо передо мной.

— Ария, — его голос дрожал, — я хочу быть с тобой до конца. Хочу, чтобы мы вместе растили Эмили. Хочу каждое утро видеть тебя рядом. Хочу, чтобы ты стала моей женой.

Он достал маленькую коробочку, раскрыл её. Внутри блестело кольцо. Простое, но идеально красивое.

— Выходи за меня.

У меня перехватило дыхание. Слёзы сами потекли по щекам. Я прикрыла рот ладонью, смеясь и плача одновременно.

— Ты дурак, — прошептала я. — Но ты мой дурак.

Я протянула руку.

— Да.

Он надел кольцо на мой палец, прижал мою руку к губам. Потом обнял меня так крепко, будто боялся отпустить.

— Я никогда больше тебя не потеряю, — шептал он. — Никогда.

Я уткнулась в его плечо, и впервые за долгое время почувствовала: у меня есть дом. Семья. Будущее.

И где-то в комнате, в своей кроватке, Эмили улыбалась во сне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец