Неправильный Адам для запретной Евы

1. Приватный концерт

Он переехал в четверг. Я узнала об этом, когда в три ночи меня разбудили стоны. Не те тихие, приглушенные, а громкие, нарочито театральные — будто начинающая порно-актриса каждую ночь старательно репетировала перед новым кастингом. Я прижала ухо к холодному бетону, пытаясь определить источник: слева, квартира 34Б. Новый жилец.

Я закусила губу, пытаясь сосредоточиться на проверке работ, но очередной стон из-за стены заставил меня вздрогнуть и сразу же зашипеть — вино из бокала попало на смятый лист распечатанного из сети реферата. Вентиляция в этом старом доме работала как мегафон: звуки из соседней квартиры врезались в мою тишину, будто намеренно. Вздох, смех, шлепки тел… и этот голос. Женский, срывающийся на фальцет, повторял его имя: «Рус… Да, быстрее!»

— Достали, — я устало перечеркнула старницу, оставив синюю кляксу на студенческой работе. Все равно перепечатывать — даже “Иван Иванов” не заменил на свое.

Пальцы мелко подрагивали, когда я пыталась застегнуть кардиган, и по итогу я решила быть проще, оставив бесполезные попытки. Героиня дешевого триллера, которая согласно нахмурилась в отражении, полностью поддержала: если кто и должен был бояться чего-то неприличного, то точно я.

— Откройте! Сейчас же! — соседская дверь ровно в пяти шагах от моей стойко приняла удар. А вот люстра в коридоре угрожающе покачнулась — коллега моих несчастных нервов.

Тишина. Потом шаги. Щелчок замка — и передо мной возник он. Я невольно отступила, прикрыв нос от резко накрывшего аромата перегара и ментола. Сам нарушитель стоял в черных боксерах, капли воды стекали по торсу, оставляя мокрые дорожки на животе. Влажные волосы падали на лоб, а в уголке губ дымилась сигарета. Взгляд — медленный, оценивающий — скользнул от моих ног до лица слишком медленно. Изучал, гад, пока я искренне пыталась не задохнуться.

— Ого. Куколка сама пришла, — голос низкий, с хрипотцой. Словно это он кричал всю ночь, а не его пассия. — А ты у нас…

— Соседка. А ты — придурок, — выпалила я, запахнув кардиган на груди и невольно отступив на шаг. Ему я соперником определенно не была: ниже, слабее — разве что лицо расцарапать могла. — Каждую ночь эти… звуки. Спать вообще не планируешь?

Он усмехнулся, выпуская дым в сторону. Я невольно скользнула взглядом по груди мужчины, где черные крылья на всю грудь были прорисованы как-то слишком натурально. Почти красиво, если бы не носитель татуировки.

— А ты что, подслушиваешь? — шаг вперёд, самодовольная усмешка. Не мужчина — тупица с большим самомнением и твердой… уверенностью. Я отступила в коридор, спина уперлась в стену в самый неподходящий момент. — Может, завидуешь?

Его палец коснулся моей щеки, скользнул к подбородку. Тёплый, грубоватый. Сердце забилось так, будто хотело вырваться из груди, и на мгновение я перестала понимать причину — злость практически сменилась чем-то неправильным.

— Не трогай! — я отшатнулась, но он поймал мое запястье, нарочно поднес к губам и усмехнулся, опалив кожу дыханием.

— Забавная… Думаешь, если сама не получаешь, то другим мешаешь? — он притянул меня ближе, грубо впечатав ладонь в поясницу. Голова закружилась от яркого запаха дешевого алкоголя. Определенно от него. Совершенно не потому, что его тело излучало жар, как печь. — Может, тебе помочь? Устроить приватный концерт…

Ладонь ударила его по щеке прежде, чем я осознала это. Звук хлопка эхом разнесся по этажу. Он медленно повернул голову, прикусив сигарету, — голубые глаза предвкушающе сверкнули совсем не от боли. На скуле краснела полоска от моих пальцев, и я бы с удовольствием дополнила эту картину еще и парой царапин — новый маникюр был важнее.

— Ого! — он рассмеялся, и это прозвучало опаснее крика. — Смелая, куколка. Скоро ты сама попросишь…

Когда ненормальный примирительно поднял руки, стряхнув пепел прямо на плитку, я сразу же вырвалась. Закрыла замки — даже те, что не всегда закрывала, — и проверила каждый не один раз. Но даже сквозь стены услышала его хриплый смех. Тоже мне, шутник. И спонсор очередной бессонной ночи.

Утром, пока варился кофе, я листала анкеты тех, кто написал за ночь. Настоящий цирк, бросивший клоунов, немного поднял настроение. Пятый кандидат за неделю: мачо с селфи в спортзале, подпись — «Ищу скромную». Удалила. Следующий — бородач с котом. «Люблю прогулки и активный отдых». Тоже мимо. Мой палец завис над кнопкой удаления приложения дольше обычного. «Слишком избирательная», — как сказала подруга. Нет, просто не хотела тратить время на тех, кто не заслуживал моего внимания.

Еще пара порций кофе, но уже растворимого и горького, как кошмары, не взбодрили, поэтому в аудиторию я мечтала ползти, а лучше не явиться вообще. Но каблуки ритмично цокали по мраморному полу коридора, эхо разносилось между стен, увешанных портретами бывших ректоров, а я поправляла ворот твидового жакета, за который зацепилась цепочка-предательница, грозившаяся порваться.

— Эй, барби! — чей-то голос за спиной заставил меня замедлить шаг. Благодаря этому несчастное украшение удалось распутать. — Потеряла витрину?

Я обернулась, и в тот же миг ладонь шлепнула меня по ягодице. Удар был несильный, но настолько неожиданный, что я вскрикнула. Передо мной стоял тот самый ненормальный — в джинсах, которые неплохо бы перестирать, и помятой темной толстовке. Его пальцы всё ещё были растопырены в том же жесте — сжимали ткань юбки так сильно, словно хотели ее сдернуть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну и попка! — он присвистнул, медленно обводя меня взглядом. Я даже прикусила губу: хотела поругаться, но не нашла слов. А вот объект… Не узнал. — Ты новенькая? Или я просто слепой?

Я прижала папку к груди так сильно, что костяшки побелели, а кольцо впилось в кожу. Отступить на шаг получилось слишком неловко — каблук скользнул по полу, противно скрипнув. Хотя бы не сломался.

— Вы… вы вообще в своём уме?! — голос дрожал от ярости, когда я брезгливо скинула чужую руку. — Я не ваша подружка!

Он засмеялся, шагнув ближе, — сегодня от парня пахло кофе и мятной жвачкой. И настолько резким дезодорантом, что заболела голова. Нарушитель спокойствия словно пытался добить меня всем, чем только мог. Если бы был потрезвее вчера и вспомнил меня сегодня, то точно бы решила, что мстит.

— Ой, да ладно тебе, конфетка. Ты же сама нарядилась, как… — его взгляд скользнул к вырезу моего топа под жакетом. Явно более приличному, чем у девчонок его лиги. — Как будто ждешь, чтобы тебя сняли с полки.

Его рука уперлась в стену рядом с моей головой, блокируя путь. Взгляд из расслабленно стал каким-то хищным, а я глубоко вздохнула, стараясь сохранить самообладание. Увольнение мне было определенно не на руку. Как и жалоба от студента за ту пощечину.

— Знаешь, я обычно не люблю кукол, — он наклонился, и его губы почти коснулись моего уха. Сережка опасливо качнулась похолодив шею. — Но ты… миленькая.

В горле пересохло. Его дыхание обожгло висок, и я уперлась ладонью ему в грудь, тут же брезгливо отдергивая — слишком резко его дыхание стало прерывистым, а улыбка — довольной. Где-то вдали зазвенел звонок, приблизились голоса, чем несказанно обрадовали — помощь была близка. Старшие курсы знали меня, а на третьем этаже были только они.

— Рус, ты совсем еб… — чей-то грубый голос прервал момент, и я облегченно вздохнула. Из-за угла вышел парень в заляпанной краской футболке, замерший на месте. — Бля, это же Залесская!

“Совсем еб” резко отпрянул, будто его нехило шибануло током: его глаза расширились, брови поползли вверх — я же равнодушно пожала плечами, благодарно улыбнувшись нежданному спасителю. Тот только кивнул, неловко переведя взгляд.

— Чё? — сосед обернулся к другу, потом ко мне. Повторил процедуру еще два раза, пока я успела поправить юбку и отойти на безопасное расстояние в шаг. — Ты… преподаватель?

Папка в моих руках внезапно обрела вес оружия. Я качнула ей, словно хотела проверить на достаточность веса.

— Да, — прошипела я. — И если вы еще раз посмеете…

— Офигеть, — он перебил меня, медленно ухмыляясь. Друг потянул его за рукав, но брюнет отмахнулся. — Значит, моя куколка — строгая училка? — он протянул руку, будто собираясь коснуться моих волос, но я резко отклонилась.

— Ваше то, что орет по ночам, — я недовольно прищурилась, поправляя светлую прядь, и небрежно откинула волосы за спину. — Не портите мне…

— Что? — парень наклонился, чтобы наши лица оказались на одном уровне, его губы искривились в провокационной улыбке. Я устало выдохнула, поправив длинную челку.

— Ульяна Андреевна, — нервно бросил свидетель, но в этот раз помешать не рискнул, — он не…

— Серьезно, Андреевна? — сосед фыркнул, насмешливо скользя по мне взглядом. — Побежишь жаловаться директору магазина, куколка? И когда они спросят, почему…

— Вон! — я ткнула пальцем в сторону лестницы, резко разворачиваясь. До аудитории — минута, за которую я могла бы прийти в себя. — И если вы появитесь на моей лекции…

— О, я обязательно приду, — довольный смех за спиной, пока я не скрылась за колонной. — Жди меня, барби!

Я стояла, пока его смех не растворился в шуме коридора. Сердце колотилось, а место, куда он шлёпнул, странно горело. Я даже несколько раз поправила юбку, потратив у зеркала больше времени, чем планировала. Отражение с едва заметным румянцем на щеках язвительно фыркнуло. Я резко открыла кран, брызгая холодной водой на запястья. Но даже ледяные капли не смогли смыть ощущение его пальцев на моей талии.

Позже, на лекции о духовном и материальном, когд речь зашла о Босхе, я заметила его в третьем ряду. В такой же мятой футболке с банкой энергетика на столе вместе хотя бы подобия конспекта. Его взгляд жёг спину, пока я рассказывала о «Саде земных наслаждений».

— Профессор, — брюнет поднял руку, когда я замолкла, переключая слайд. — А вы верите, что запретный плод сладок?

Аудитория захихикала. Я медленно обернулась, нарочно сильно щелкнув на залипающую кнопку пульта от проектора. Хотелось лично выпнуть этого ненормального для начала хотя бы с занятия, но только улыбнулась, просто пожав плечами. Поддаваться на провокации хотелось меньше, чем с ним разговаривать вообще.

Дурное предчувствие не обмануло меня, когда после крайней лекции я сначала рассыпала все листы, а затем порезалась несколько раз, пока их собирала. В аудитории напротив лестницы на второй этаж я нарочно тихо скользнула к стене, прижав сумку к груди, и обессилено прикрыла глаза. Смех смешивался с шепотом, иногда затихал — словно кто-то специально старался заинтриговать слушателей вокруг и привлечь тех, кто проходил мимо.

— Видел, как Волков её шлепнул? — сиплый смешок заставил меня сглотнуть. Едва не царапнула ногтем сумку — вовремя себя отдернула от порчи кожаного имущества. — Только восстановился, а она уже кричит. Думала, за жопу только в фильмах хватают?

— Да он бог, — фыркнул кто-то. Взрыв смеха не вызвал злости — ничего нового я не услышала. — Залесская же ледышка: все мажоры с Тиндера её трахают, а нам даже улыбнуться нельзя. Русик — герой, блин.

Не двигаться, дышать тише, не стучать каблуком о пол, чтобы не шуметь. Я потянула за прядь волос, медленно накручивая ее на палец, и хотела было уйти, как раздался знакомый голос. Актриса все-таки не сорвала голос во время репетиции, а невольная слушательница тихо усмехнулась.

— Герой? — женский голос прозвучал визгливо завистливо. — Да Уля сама провоцирует. Ходит в этих юбках, будто ищет спонсора. — Юбки были обычными, остальное — тоже. Только постиранное и выглаженное, в отличие от некоторых. — Говорят, вчера к ней какой-то лексус приезжал. Опять «деловой ужин»?

Горло сжалось. Лексус — это Саша. Просто Саша, который был даже не с приложения. Давно женатый и глубоко семейный одногруппник из далекого прошлого. Но объяснять это им? Смешно. Да и объяснять что-то тем, кого это не касается? Сплошная глупость.

— А я бы её всё равно… — кто-то из парней с осипшим голосом рассмеялся. Толпа в качестве антуража захихикала тише. — Видели, какие ноги? И губы эти… наверное, вся в орале.

— Ты б её ещё на камеру снял, как своих подстилок, — захихикала девчонка. Голос был точно тем самым. За целую ночь наслушалась. — Она ж типа принцесса: сначала ужин при свечах, а потом…

— Потом заплачет, что ты не купил ей сумку, — перебил третий.

Тяжелые шаги раздались совсем рядом, и я замерла, испуганно уставившись на силуэт в черном. Как будто вор, застигнутый на месте преступления, я поспешно поправила жакет, повесила сумку на плечо, словно ради этого и остановилась, но голубые глаза уже прожигали насквозь.

— Как-то тихо, — тот самый грубый голос. Шепот тут же стих, и новых подробностей своей личной жизни я, увы, не узнала. — Еле нашел.

Волков взглянул на меня лишь на секунду, но этого хватило, чтобы разозлиться. В коридоре только был только он: прислонился к стене, руки в карманах, смотрел на меня. Взгляд колкий, но в уголках губ — тень чего-то, что могло бы быть жалостью.

— Забавно, да? — прошептал он едва различимо, обращаясь ко мне, но уже расслабленно улыбаясь компании неведомых зверушек. — А что после ужина?

Я сбежала вниз по лестнице ровно в тот момент, когда он хлопнул дверью. Нарочно громко это было или нет — думать не хотелось. Вообще не хотелось даже думать о том, что же еще нового могли выдумать те, кто не видел дальше собственной зависти и глупости. Всю дорогу до входа в метро, помимо оглушительного свиста ветра, я не могла отделаться от навязчивых голосов тех, кого даже не видела. Было крайне интересно узнать, что же наплел для общей картины новый участник сплетен.

Лучше было быть охотницей на богатых мужчин. Слишком избирательной.

2. Зато честный

Прекрасно и ужасно для меня были синонимами: прекрасное отражение, прекрасный макияж, даже тот кислющий йогурт — последний, между прочим, — ужасен настолько, что вполне мог стать прекрасным. Ознаменовал своим исчезновением опустевший холодильник. А дождь за окном барабанил так сильно, что даже я взяла зонт, который почти никогда не таскала.

Первые три ступеньки вниз я преодолела в тишине, если не считать скрипа старых досок под каблуками. Как будто я шла по трущобам, а не по коридору элитки с облупившимся паркетом, пусть и видавшей лучшие времена. На четвертой раздался грохот — будто кто-то выбросил мебель с балкона. Я даже опасливо замерла, вцепившись в перила. Сверху, этажом выше, донесся смех — низкий, хрипловатый, с ноткой издевки.

— Неси аккуратнее, дура! — голос соседа прозвучал подозрительно близко, особенно с учетом того, что его дверь только-только хлопнула о стену. — Это же антиквариат, блять!

«Антиквариат». В его исполнении это звучало как «хлам, который жалко выкинуть». Я ускорила шаг, но слишком поздно — сверху посыпались шаги, тяжёлые, неспешные. Он спускался, насвистывая что-то похабное, а я, как дура, застыла на площадке между вторым и первым этажом, будто ждала этой встречи.

— О, куколка! — он остановился в двух ступеньках ниже — слишком довольный взгляд, низко сидящие спортивные штаны, растянутая майка с тем самым тошнотворным ароматом ментола. Хотя бы знал, что такое душ. — Опять бежишь от меня?

Капли воды стекали с мокрых волос на ключицы, змея на плече угрожающе демонстрировала клыки, и я вцепилась в цепочку сумки, сжимая ее так сильно, что звенья должны были отпечататься на коже. Его ладонь шлепнулась на перила в сантиметре от моей руки. Я резко одернула кисть, но он уже нависал, перекрывая свет:

— Ты ж любишь умные слова. Тогда скажи: это совпадение или... — он угрожающе навис надо мной, медленно облизываясь, и сердце упало куда-то вниз. Даже не в пятки — сразу в подвал. — Судьба хочет, чтобы я тебя трахнул в этом подъезде?

— Судьба, — прошептала я, приближаясь так, что грудь едва не коснулась его. — Она хочет, чтобы ты сдох от воздержания.

— Ты всегда такая… собранная? — он провел пальцем по моей щеке, смахнув несуществующую пылинку. Я дернулась назад, но перила впились в спину. — Реально как кукла. Причёска, дурацкие туфли… — Чужая ладонь скользнула к меховому воротнику джемпера, но остановилась, когда я несдержанно ударила этого ненормального по бедру зонтом. — Просто проверял, красотка. Всё на месте! Белье тоже проинспектировать?

— В отличие от твоих мозгов, — мой локоть врезался ему в ребра, когда я безуспешно попыталась проскользнуть мимо. Сосед усмехнулся, потирая место удара, но не отпустил:

— Ну давай! Бей сильнее... Потом на лекции буду рассказывать, как ты дрожала подо мной.

— Ты… Боже… — я на мгновение прикрыла глаза ладонью — злость превратилась в странную веселость. Мой тихий смех эхом прокатился по лестничной клетке, зонт в руке дрогнул. — Почему ты такой… конченый?

— Зато честный, — он просто пожал плечами, пряча руки в карманах, и я тут же проскочила мимо, задев его плечом. — А ведь я могу просто прижать тебя к этой двери, снять эти дурацкие шпильки…

Я замерла, но не обернулась. Его голос звучал слишком уверенно, слишком пошло. Возможно, будь я его ровесницей, то сразу бы повелась на этот фарс с игрой в плохого парня, — жизнь была более жестока. Наивная девчонка выросла, хоть и не могла не признать, что что-то привлекательное в этом парне было.

— В твоих снах! — прищурившись, я наигранно равнодушно качнула головой. — Твои руки никогда не...

— А языком? — перебил он, опираясь ладонями в перила и довольно улыбаясь. Голубые глаза сверкали дурным предзнаменованием, я даже вздрогнула. — Языком можно? Или ты боишься, что после меня твои мажорчики покажутся... мелкими?

— Извращенец! — прошипела я, открывая входную дверь. Он стоял, прислонившись к стене, и смотрел, как я спускаюсь. Каждый шаг отдавался в висках, будто я шла по раскаленным углям.

— Именно поэтому ты меня хочешь! — донеслось в ответ. — Вечером жди сюрприза!

Дверь захлопнулась, отрезая его смех. Я шла нарочно медленно, раскачивая в ладони зонт. Первые капли забарабанили по козырьку входа в метро ровно в тот момент, когда в наушниках заиграла вполне бодрая мелодия. Самое то — контраст с погодой. Он все еще мерещился мне, как навязчивый кошмар, но я уже проснулась.

На лекции после обеда Волков сидел в первом ряду, обнимая за плечи рыжую девчонку с красивыми серьгами — сама хотела такие, только не могла найти. А когда смогла, то уже не могла себе позволить. Настойчивый взгляд голубых глаз прожигал меня насквозь, пока я переключала слайд, оперевшись локтем о кафедру.

«Секс — это единственное бесплатное развлечение бедняка», — мелькнуло на экране, и тихий гул аудитории заставил улыбнуться. Специально не меняла эту часть презентации, хотя могла — и не раз. Пусть лучше смеются над чем-то глупым, чем обсуждают других.

— Ульяна Андреевна, — он поднял руку, не дожидаясь моих комментариев. — А вы согласны?

Аудитория затихла. Я медленно обернулась, позволив джемперу соскользнуть с плеча, и специально улыбнулась так вежливо, как только могла, хотя мысленно уже откручивала ему голову, а потом — не только голову. И не только откручивала — выкидывала с окна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вопрос не по теме, Волков, — спокойно отозвалась я, переключив слайд, но перейти от смеха к делу кое-кто помешал.

— Как раз по теме, — он ухмыльнулся, отлипнув от подружки, и развалился на стуле слишком вальяжно. Наверняка перепутал с клубом, где проводил явно больше времени, чем за учебой. — Вы же про конструкты. Вот я и спрашиваю: вы за бесплатное развлечение или за… спонсорское?

Студенты захихикали, рыжая игриво пихнула его в бок, но нарушитель спокойствия не остановился: отмахнулся от пассии, подмигнул дружкам по соседству, уставился на меня как в первый раз. Играть в это могли мы оба.

— Вас интересует мое мнение как преподавателя или как женщины? — пауза повисла мертвым грузом — я даже слегка расслабилась.

— Оба, — он приподнял подбородок, бросая вызов. С диагнозом я точно не ошиблась. Идиот. Полный и беспросветный.

— Как преподаватель, — голос прозвучал ровно, даже вполне благодушно, — я считаю, что секс — это диалог. А диалог требует уважения. — Я подошла к его столу, опершись ладонями о край. — А как женщина… — я наклонилась так, что наши лица оказались в сантиметрах друг от друга, а аудиторию загудела от шепота, — я предпочитаю молчать с теми, кто не умеет слушать.

Его губы дрогнули. Впервые за все время он не нашелся, что ответить. Я просто пожала плечами, возвращаясь на свое место и щелкая пультом. Дурацкая залипающая клавиша в этот раз показалась вполне неплохим источником атмосферы: прекрасная аудитория, ужасная техника.

Посвящение, запланированное для первокурсников, состоялось через пару дней, когда я наконец смогла выспаться. Кастинги за стеной не прекратились, а вот наушники, в которых ничего не было слышно, появились у меня очень кстати — не пришлось даже скрывать синяки под глазами слоем косметики.

Старый корпус пах пылью, дешевым парфюмом и подростковой дерзостью. Я прижалась к стене, наблюдая, как первокурсники толпятся у входа в аудиторию, обклеенную цветными стрелками. Гул голосов, мерцание гирлянд, запах попкорна из микроволновки — всё это напоминало плохой студенческий фильм. Почувствовала себя нянькой для пьяных энтузиастов — в добровольно-принудительном порядке и празднично-выходной форме одежды.

Я поправила бретельку топа, где жемчужины мерцали в тусклом свете гирлянд, и сделала большой глоток шампанского. Хотя бы преподавателям, изгнанным наблюдать за вакханалией молодежи, полагался небольшой бонус. Декан тыкал пальцем в планшет, показывая мне маршрут квеста:

— Комната с палеонтологическими экспонатами — «Проклятие динозавра», потом архив с загадками про ученых прошлого века… Ну и ваш любимый зеркальный лабиринт.

— Оригинально, — понятливо кивнула я, замечая краем глаза, как Волков подталкивал группу посвящаемых в нужном направлении. В чёрной водолазке, кожаных штанах, обтягивающих как вторая кожа. Показательно хорош.

— Выпьете? — коллега из кафедры культурологии долила мне шампанского. Её взгляд устало скользнул по шумной толпе. — Мой подопечный, кажется, решил устроить цирк.

— Вы и себе налейте, — я качнула бокалом под тихий смех коллег. Все мы искренне любили мероприятия по внеучебное время — отмазывались по очереди в надежде никогда не появляться на них. — Это будет сложно…

— Внимание, мученики науки! — громкий голос взорвался из колонок, заставив десятки лиц обернуться. — Через пять минут вы войдете в лабиринт, где вас ждут: скелеты, призраки и… моё разочарование, если проиграете.

Коллеги переглянулись, звякнули бокалы, и с тяжелым вздохом я последовала за группой. На правах самой молодой идти на смертную казнь приходилось в первых рядах. Я смиренно наблюдала, как они блуждают среди фольгированных стен, натыкаясь на свои отражения. Волков управлял процессом через рацию, его голос звучал из колонок, низкий и насмешливый:

— Лево, малыши. Нет, ваше право — это мое лево. Ой, запутались?

Я прислонилась к стене, мечтая поскорее оказаться дома, даже прикрыла глаза, попытавшись представить, что все это просто сон, но чужая ладонь на бедре — на фоне всего безумия, еще и в полумраке — заставила дернуться. Дыхание опалило шею, сухие губы скользнули по оголенному плечу — я закусила губу так сильно, что сразу же пожалела. Придется красить заново. Не сейчас, позже — когда дыхание восстановиться, а остатки блеска окажутся не только на мне.

— Видишь, я сдерживаюсь, — раздался знакомый голос совсем близко. Что-то внутри опасливо сжалось, рассыпавшись пеплом, как его вонючие сигареты. — Или снова скажешь, что я нарушаю границы?

Его палец потянул за нижнюю жемчужину на бретельке. Ниточка дрогнула, больно шлепнув по коже, — сигнал к бегству прозвучал до того, как я успела о нем вообще задуматься. Сердце учащенно забилось, дрогнули пальцы на его предплечье, и я впилась ногтями в тонкую ткань ужасно вовремя — преступник уже почти вплотную прижал меня к себе, не встретив сопротивления.

— Ваши границы, Волков, — мое шипение потонуло в радостном визге явно довольных первокурсниц, — заканчиваются там, где начинается уголовный кодекс.

— Знаешь, что самое смешное? — он наклонился, и его губы почти коснулись моей щеки. Я дернулась, забыв про правила приличия и оказавшись слишком близко. Его глаза — такие голубые, что казались искусственными — сузились от удовольствия, но хватка ослабла. — Ты сегодня пахнешь ванилью. Как десерт. Дашь попробовать?

Квест превратился в хаос, но практически бутылка шампанского внутри сделала свое дело — я равнодушно провожала взглядом студентов, снующих между аудиториями, с тоской смотрела на свою родную, облепленную гирляндами и провонявшую дешевыми подделками парфюмов. В соседней кто-то уже вылил газировку на пульт, и лампочки мигали крайне угрожающей симфонией — эпилептический припадок для особо нежных.

— Помогите! — прохрипел сосед, хватая меня за лодыжку, как только я вошла. Сердце замерло, крик застрял в горле — помочь могла только одним — добить, чтобы не мучился. — Без поцелуя не встану.

— Умри достойно, — я тихо фыркнула, несильно пнув его в бок носком туфли, но он вцепился в джинсы слишком сильно — с недовольством опустилась, пытаясь вырвать из хватки несчастную ткань.

Все было до сложного просто: его руки обхватили талию, губы мазнули легким поцелуем по ключице. Я пропустила тот момент, когда оказалась поваленной на пол, а удивительно горячая ладонь уже пробралась под одежду. Касания были медленными, просчитанными. Тренированными. Вот только количество ребер у всех было одинаковым — ничего нового он бы не нашел.

— Ты проиграла, — прошептал он, кусая кожу за ухом. — Теперь моя добыча.

— Ты… — слишком внимательный взгляд прилип к моим губам, Волков даже прижал мою ладонь к своей груди в каком-то странном порыве.

Сердце билось часто-часто — я нарочно вцепилась ногтями в его водолазку, не боясь поцарапать. Точнее, хотела это сделать. Предупреждение, чтобы больше не лез.

— Я. И даже пока что трезв. А это ты. — Его колено раздвинуло мои бёдра, кожа брюк заскрипела о лакированный пол. — Чувствуешь?

3. Пригласи на чай

Актовый зал утопал в сизом дыму, подсвеченном розовыми прожекторами, и слишком шумном гуле голосов — завершение ночи обещало быть более менее спокойным. По крайней мере, больше не нужно было бегать по этажам за неугомонной толпой. Она собралась в одном месте, ужасая своим масштабом, пока я пряталась в углу сцены с туфлями в руках. Новые, идеально кремового цвета оказались теми еще предателями — до крови стерли все, что могли.

Виктор — заведующий кафедрой экономики с часами дороже моей годовой зарплаты — подошел неожиданно и протянул микрофон с ухмылкой, от которой пахло коньяком и амбициями. Его рука легла на мою талию тяжело, как договор о намерениях. Каких-то слишком неприкрытых за стойким амбре элитного алкоголя. Точно принес что-то в этой своей дорогущей фляжке.

— Споешь со стариком? — он кивнул на экран, где висела черно-белая заставка «Неба Лондона» — наверняка что-то старое, про разбитые иллюзии и дорогие отели. И уже современная классика для тех, кто платит за всё наличными или сразу безлимитной картой.

— Со стариком не хочу, — нарочно мягко отозвалась я, позволяя ремню его часов зацепиться за плотный шелк топа. Вполне достойный. Ремень. И часы. И Виктор. — А с вами с удовольствием.

Компания Волкова во главе с самим раздором, сидевшая совсем рядом, активно закивала в нашу сторону, но мне было более чем наплевать. Плавная мелодия зазвучала громче — я с легкой улыбкой последовала за мужчиной, ступая непривычно бесшумно. Озлобленный взгляд голубых глаз метнулся к руке Виктора, сжимающей мой бок, — заметила совершенно случайно, когда думала, где оставить обувь. Решила не рисковать и больше не оглядываться.

— Дождь стирает следы на Пикадилли… — баритон коллеги прозвучал нарочито бархатисто. Он притянул меня ближе, и запах его одеколона перекрыл даже вонь от подгоревшего попкорна.

Я улыбнулась, намеренно замедлив движение губ у микрофона: «А твои обещания — как осенние листья». Рука Андрея сползла ниже, плавно опустилась на поясницу, совершенно не вызвав отвращения, — я даже подзабыла о том, что мы вообще-то не в более приличном месте. А в дурацком актовом зале, где каждый второй, если не первый, скоро напьется и где-нибудь отличится. В углу зала грохнуло — сосед спрыгнул с подоконника, опрокинув бутылку. Та разбилась с громким звоном совершенно незаметно.

— …И я снова покупаю билет в никуда, — Виктор запел громче, мелодия из плавной постепенно становилась все более эмоциональной.

Его губы почти коснулись изгиба шеи, когда микрофон вырвали из моей руки. Я едва успела схватиться за плечо мужчины, удивленно обернувшись. Волков бесцеремонно втиснулся между нами, перехватив меня за локоть и уложив ладонь себе на грудь. Его голос, хриплый от выпивки или того, о чем я думать не хотела, перекрыл музыку:

— Ты думала, убежишь в Лондон? — он пел строчки, которых не было в тексте, а глаза неестественно горели в свете розовых огней. Вот только пел вполне прилично. — А я уже купил бензин, чтобы сжечь твой паспорт…

Толпа взревела, словно так и было задумано. Виктор попытался перехватить инициативу, я — все-таки смыться поближе к нему в надежность и безопасность, но наглухо отбитый сосед резко дернул меня к себе, заставив меня практически споткнуться о его ботинок.

— Извини, дед, — он бросил через плечо, обнимая меня за талию так, что рёбра затрещали, а я тихо вскрикнула. — Дуэт окончен.

Туфли полетели на пол, я разочарованно взглянула вслед мужчине, который отважно бросил меня на растерзание. Его белоснежная рубашка мелькала до самого выхода — даже не обернулся, гад. И туфли — новые. Могли поцарапаться.

— Наше небо — это потолок лифта, — Волков выдумал очередную строчку, целуя меня в висок между словами. Даже в мелочах он любил устраивать шоу. Особенно если публика сверлила недовольным взглядом. — …И я не выпущу тебя даже в аду.

Я рассмеялась, как только музыка затихла. Зал взорвался аплодисментами, словно совершенно ничего не случилось, и зашумел еще сильнее, когда он наигранно галантно протянул мне обувь. Смыться подальше стало единственным желанием, которое осталось. Все же минута славы закончилась. Вот только план пошел не как надо сразу же, стоило мне скрыться за массивным занавесом.

— Уходи, — резко бросила я, даже не оборачиваясь, и тут же поморщилась от боли — вообще не стоило разуваться. И приходить сюда тоже. — Хочешь вообще все испортить? — тихий шепот следом, который он перекрыл поцелуем, полным злости и обещаний.

— Молчи, — прошипел Волков, грубо зарываясь пальцами мне в волосы и сжимая кулак. — Или заставлю кричать прямо здесь.

Наверняка Виктор уже ехал домой, позабыв о том, где был вечером, пока я уныло косилась на цены на такси. Закон подлости сработал именно так, как надо: капнуло три капли дождя — цены поднялись в три раза. С учетом позднего времени — нереальная сумму, грозящая оставить без последних копеек.

И он появился. Снова. Я сложила руки на груди, недовольно отрываясь от экрана мобильного, но свершилось чудо. Парень точно наигрался на сегодня: взгляд странно притих, будто шторм сменился зыбью, а сам неблагополучный сосед выглядел даже немного спокойным. Вышел из толпы, размахивая ключами от чёрного внедорожника — не люксового, но ухоженного, с царапиной на бампере, словно от когтей.

— Подвезу? — спросил просто, без привычной издевки. Пальцы сжимали ключи так, что костяшки побелели.

Я кивнула. Молча. Уже знала, что сильно об этом пожалею, но зачем-то послушно села в машину и всю дорогу слушала, как мерно капли дождя барабанили по крыше. Терпела брошенные украдкой взгляды, иногда даже хотела поиздеваться, что он несколько раз тянулся ко мне на светофорах, но так и не коснулся. И молчала до самого дома.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Чёрт. — Он выключил двигатель, и внезапная тишина оглушила. Его пальцы постукивали по рулю в такт моему сердцу. — Пригласи на чай.

Это не было вопросом. Слишком самоуверенно прозвучало.

— В два ночи? — я усмехнулась, делая вид, что искала в сумке ключи. — У меня только черный. Ничего интересного.

— А я люблю дешёвый чай, — он уже выходил из машины, не дав ответить. Даже сам открыл мне дверь, попытавшись подать руку, которую я нарочно оттолкнула.

Квартира встретила тишиной и потрепанными обоями. Я не решилась оставить сумку в коридоре, да и самой оставаться рядом наедине с незваным гостем не хотелось, но тот уже щелкнул выключателем, погрузив нас в полумрак.

— Чайник там, — кивнула я на кухню, но брюнет не двинулся. — Пей и уходи.

Осматривался, хотя смотреть было особо не на что — у барби не было комплекта из загородного дома и модной машины. Только небольшая квартира со старинными люстрами, доставшимися от арендодателя, и складом шмотья. Отчасти и правда подаренного. Я кинула сумку на кровать, неловко поворачиваясь и тут же оказываясь в плену.

— Волков, — прошипела я, чувствуя, как его дыхание смешивается с моим. Пальцы нагло скользнули под топ, скользя вдоль позвоночника, а свободная ладонь сильно сжала бедро. Жадно, даже немного испуганно. Словно жертва сбежит. Не из своего дома точно. — Ты...

— Руслан, — поправил он, прижимаясь губами к обнаженному плечу. Губы. Горячие. Влажные. Нетерпеливые. — Говори моё имя, когда дрожишь. И кричишь. Как раз — ночь.

— Прекрати, — выдохнула я, но это прозвучало как стон. Сердце колотилось, предупреждая: мое имя нужно ему в список побед. Но тело не слушалось — гоняло по венам тепло, заставляющее цепляться за его плечи. Просило большего, как настоящий предатель. — Позвони какой-нибудь дуре. Чертов бабник. У тебя их…

— Да, — он прижал лоб к моему, и в темноте его глаза блестели как лезвия. Опасно. Слишком близко. — Но с тобой — нет.

Его губы нашли мои без разрешения. Поцелуй был медленным, ядовитым, как будто он приучал меня к своему напору, но при этом срывался сам. Кусал губы, вжимал в стену так сильно, что лопатки холодило, и в какой-то момент я поддалась. Его пальцы впились в ягодицы, заставив тихо застонать и послушно прогнуться в пояснице.

— Стой, — я шумно выдохнула и уперлась ладонями в его грудь, когда его рука полезла под пояс джинсов — Ты… пьян.

— Трезв как никогда, — он поймал мою руку, прижав к ширинке. Через преграду в виде одежды пульсировало, и я невольно сжала пальцы, на выпуклости сильнее. Тихий рык на грани слышимости заставил закусить губу — он звучал слишком искренне. — Проверь.

Волков прижался лбом к моему, тяжело дыша и поглаживая запястье как-то удивительно нежно, словно не хотел отпускать. Я закрыла глаза, нарочно завешивая длинной челкой лицо, — отчасти я понимала, почему на него так охотно ведутся все кастингуемые ночные гостьи, но признаться, что и сама практически поддалась, казалось чем-то постыдным. Не мой… уровень.

— И что, Волков, правда работает? Вот это... все? — голос не сорвался, прозвучал вполне решительно. Я шумно сглотнула, показательно вытирая губы ребром ладони, и кивнула в сторону двери до того, как он успел хоть что-то сказать. — Тебе пора. Я устала.

Он усмехнулся, но отпустил.

Хлопнул дверью тише обычного, выругался сквозь зубы и наконец оставил меня в покое. На целую ночь — и на целую прекрасную неделю.

Букет алых роз у порога через несколько дней напоминал похороны несостоявшегося романа. Я подняла коробку с клубникой — каждая ягода, облитая белым шоколадом с золотой посыпкой выглядела вполне загадочно. Без карточки. Без подписи. Кирилл? Виктор? Или тот рыжий из клуба, постоянно подливающий шампанское? Неважно. Даритель явно был сам виноват в своих тратах, а я всегда любила риск. В разумных пределах.

Вечерний супермаркет гудел, как студенческий кафетерий — слишком шумно, людно, но глупая гордость не позволяла праздновать единственный выходной во вкусной компании без чего-то покрепче чая. Я лениво постукивала ногтями по очередной бутылке вина, которая стоило ровно столько, сколько я явно не могла себе позволить до зарплаты.

— Барби в отделе алкоголя? — его голос прозвучал насмешливо, словно любитель дешевого пива и паленого коньяка мог выкупить все до последней бутылки. — Или это вариант для взрослых?

Он стоял с корзиной в руке: банка оливок без косточек, бутылка текилы, упаковка презервативов с надписью «экстра-тонкие». Я тихо фыркнула — дешево, вызывающе. Будто школьник, только получивший паспорт. Его взгляд скользнул по моим джинсам, облегающим бедра, и остановился где-то на их поясе — в заднем кармане лежал телефон, про который я совсем забыла.

— Ты в отделе контрацептивов? — парировала, хватая случайную бутылку, — ничего, кредитка еще была в запасе. — Или это крик о помощи?

Волков рассмеялся, выхватывая вино из моих рук, скользнул взглядом по этикетке, словно что-то понимал, и тут же поставил обратно. Где-то рядом раздался почти истеричный женский смех — слишком громко для страдающей мигренью. Слишком подходяще для непритязательного в выборе парня рядом.

— Херня. Редкостная, — поставил обратно, взяв с верхней полки бутылку с итальянским названием. Я даже усмехнулась — кричаще розовое в золотых наклейках на бутылке. — Пей лучше то, что не пахнет уксусом.

Он уронил руку мне на плечо, когда я все таки отвлеклась. Телефон замигал — новое сообщение с неизвестного номера: «Клубника сладкая? Но ты — слаще».

— Ого… “Миша яхта”, “Сережа фитнес”, а тот?.. — Руслан выхватил телефон прежде, чем я успела потушить экран. — Сколько у тебя этих… поклонников? — Он листал переписку, демонстративно читая вслух, пока я пыталась забрать несчастную технику обратно: — «Привет, кошечка. Приснилась мне вчера…» — фыркнул, окинув меня взглядом. — «Хочу увидеть тебя в том чёрном…» — Брови взлетели, усмешка превратилась в тихий смех. — Кошечка? Реально?

— Верни, — оглянувшись, прошипела я и протянула руку, стараясь не дрожать. — Хочешь опозориться на людях? Или попасть в полицию?

— Полиция тут, — он сунул телефон себе в задний карман, ухмыльнулся и подтолкнул меня в сторону выхода, даже не спросив разрешения. Я зачем-то поддалась — сразу же пожалела. — Проведу до дома. Взамен верну.

Дождь за окном застучал настойчивее, а я так сильно задумалась, что пришла в себя только на улице. Брезгливо скинула ладонь брюнета с талии, а он в наглую впихнул мне ту самую девчачью бутылку, которая точно стоила больше планируемого мной бюджета. Его плечо грело бок, а рука «случайно» касалась моей при каждом шаге. Хоть и неприятно было признаваться, но это был не худший вариант. Промокнуть и заболеть казалось страшнее.

— Розы слишком банальны даже для тебя, — бросил он, ловя мой взгляд. Сама была виновата — как полная дура рассматривала выглядывающую в вороте футболке очередную татауировку. — Как траур по моим шансам.

Я засмеялась громче, чем нужно, даже более открыто взглянула на своего провожатого.

— Ревнуешь? — небрежно прошептала, поманив его поближе к себе. Волков подозрительно послушно склонился, и мне удалось разглядеть на изгибе его шеи чей-то хвост. Змея, дракон? — А я люблю цветы.

— Задолбался, куколка, — он шагнул ближе, зонт отрезал нас от мира. Спина почти уперлась в мокрую стену дома, но он положил ладонь мне на лопатки, резко прижав к себе. — Слушай, а давай…

— Давай не будем — перебила, нарочно сжав ключи в кармане толстовки. Они угрожающе звякнули, нарушив повисшую паузу.

Только у мой двери он протянул мне мой же телефон, держа его за край, будто это было что-то неподобающее. Захотелось высказать, что вообще-то это только он был каким-то неправильным. Развязным, наглым. Слишком громким. Вот только я промолчала, царапнув золотую фольгу на горлышке бутылки, которую вообще надо бы отдать.

— Тогда хотя бы номер, — самая настоящая просьба. И признание поражения. — Твой. Реальный.

— Зачем? Нам не о чем разговаривать, — я улыбнулась, с наигранным любопытством пролистывая на почти честно возвращенном телефоне последние уведомления. Только мельком взглянула на соседа, злобно сверлящего меня взглядом. — Или будешь слать фото своих… достижений? — кивнула на коробку презервативов в его пакете, наконец достав несчастные ключи.

— Чтобы знать, что ты удалила все эти контакты, — внезапно серьёзный, он приподнял мое лицо за подбородок, а я в этот раз только довольно прищурилась. — Но если позвонит “Сережа”, скажи — он маловат. Во всех смыслах.

На следующую ночь настойчивый стук в дверь не разбудил — оторвал от созерцания очередной серии дурацкого сериала ни о чем. Часы на тумбочке светились угрожающими значениями, целых 2:47. Ещё три удара — настойчивых, ритмичных, будто кто-то хотел выбить дверь. Или сломать ее.

Только открывая дверь и даже не подозревая, зачем, узнала его силуэт раньше, чем успела к нему подготовиться. Волков прислонился к косяку, держа за спиной что-то объёмное. Объемнее было только его самомнение. И удушающе едкий запах спиртного и дешевых сигарет. Пижамные шорты внезапно показались слишком короткими под чужим изучающим взглядом.

— Пусти, — он просунул ботинок в проём, когда я попыталась захлопнуть дверь. Испуг мурашками прокатился вдоль позвоночника и вместе с сердце затих. Сама открыла. Сама не подумала. Сама влипла. — Уль. Минута.

— Только для нормальных людей, — я надавила на ручку изо всех сил, но он легко удержал её одной рукой. Даже выглядел каким-то… смущенным?

— Тогда я в очереди первый, — и очередная самоуверенная улыбка. Он наклонился, и на секунду я подумала — вот он, поцелуй, шутка, очередное похабное приглашение в его кровать. Повод посмеяться.

Волков вытащил из-за спины букет. Не алые розы, не облепленные блестками белые, а пышное облако пионов — нежно-розовых, полураспустившихся, с каплями воды на лепестках. Он сунул цветы мне в руки, намеренно задев при этом мои пальцы, посмотрел как-то слишком внимательно, и ушел до того, как я успела что-то сказать. И до того, как он ляпнул что-то нелепое.

Я машинально прижала цветы к груди, чувствуя, как приятно они пахнут. Красивые, нежные, без записок и чеков — нарочно все проверила, пока ставила в воду. В общем, шутку я так и не поняла.

4. Извините, я люблю другого

Вечером по дороге в химчистку я ощутила все прелести топографического кретинизма на максимум: сначала не могла найти на навигаторе нужное место, потом долго искала чек, чтобы хотя бы узнать название. Торжественно пообещала себе больше никогда не обливать то чертово платье вином. А еще лучше вообще не носить.

Холодный воздух гаражного кооператива пах соляркой и ржавчиной. Я поправляла сумку на плече, проклиная себя за то, что не вызвала такси — каблуки вмиг покрылись слоем пыли, а нужный дом был далековато. Зря только спросила, как пройти, у кого-то из местных: насоветовали, как срезать. Лишь бы не голову. И не деньги. Да и телефон было жалко — кредит на него еще не был выплачен.

Где-то вдалеке завывала болгарка, но его голос перекрыл все звуки. Грубый, надтреснутый — словно проклинающий всех и сразу.

Он не заметил меня сразу. Согнувшись над открытым капотом, в рваной майке, прилипшей к спине, Волков откручивал гайки с яростью человека, воюющего с собственной тенью. Мышцы на предплечьях напрягались, а капля пота скатилась по шее, смывая сажу и оставляя блестящую дорожку на загорелой коже. Я замерла, невольно сравнивая этот образ с тем наглым студентом из аудитории — словно два разных человека. Невольно засмотрелась.

— Ну блядь… — его кулак со звоном ударил по крылу машины, когда гаечный ключ соскользнул. — Давай, сука, давай…

— Волков? — сорвалось само, прежде чем мозг успел включить режим самосохранения.

Он резко выпрямился, ударившись затылком о капот. Привычно выругался, зашипел. В глазах мелькнула паника дикого зверя, загнанного в угол. Но уже через секунду маска вернулась — губы искривились в привычной усмешке, пальцы нервно стянули грязные перчатки.

— Соскучилась, куколка? — от очередной самоуверенной ухмылки я даже вздрогнула. Мало того, что заблудилась, так еще и влипла в очередной раз. Судьба — та еще скотина. — Ищешь настоящего мужика? Или следишь за мной?

Я сделала шаг назад, натыкаясь на стопку покрышек, которая уныло покачнулась. Запах бензина кружил голову, смешиваясь с его резким одеколоном — дешевым, как студенческий паёк.

— Ты… работаешь здесь? — голос предательски дрогнул, когда я заметила дрожь в его руках. На костяшках — свежие ссадины, кровь только-только запеклась.

Он фыркнул, подхватив с земли разводной ключ. Сталь звякнула, когда он намеренно бросил инструмент на заляпанный краской стол, а настойчивый взгляд тут же сгустил краски вокруг еще больше. Страхом. Как те грозовые тучи каждое чёртово утро, когда я хочу обуть что-то светлое. На секунду захотелось стукнуть себя по лбу от собственной глупости — в таком месте быть… Явно не просто погулять.

— Ну не ты же, — его голос звучал хрипло, надтреснуто — как разбитое зеркало, которое вот-вот осыплется осколками. — Пришла почитать лекцию? «Эстетика нищеты»? «Бедные зарабатывают на платные развлечения»?

Я вдруг поняла — он зол. Не игриво-раздражителен, а по-настоящему зол. На меня, на машину, на весь мир. Шутить про максимализм резко расхотелось, толпа мурашек, пробежавших по спине в поисках укрытия, согласно заставила вздрогнуть. Почти уронила телефон.

— Через час перезвони, придурок! — из глубины гаража высунулся лысый мужчина в заляпанном комбинезоне. Он равнодушно оглядел меня, сплюнув прямо на землю. — А то тот долбоеб на “Жигулях” припрется еще раз. Хрен выгонишь.

Руслан резко обернулся, и в его взгляде вспыхнуло что-то животное. Я невольно попятилась, решив начать все с самого начала: навигатору стоило довериться сразу. Без тупых советов. Зато целой и невредимой.

— Видишь? Я умею быть послушным, — Волков приблизился, вытирая ладонью пот с шеи. На запястье синел фингал. — Только не с тобой.

Я машинально потянулась к синяку, но он резко оттолкнул мою руку. Внезапная тишина стала громче рева двигателей. Он прижал меня к холодному борту стоящих рядом «Жигулей», вдруг замер, уперев лоб в моё плечо. Дыхание сбивалось, словно он пытался успокоиться. Где-то капала вода, ритмично отсчитывая секунды нашего молчания.

Меня отпустили спустя несколько бесконечно долгих секунд, грубо подтолкнув в спину в сторону жилого сектора. Я зачем-то всунула ему в ладонь небольшой флакон антисептика — лучше так, чем вонючим поилом. Или ничем вообще.

На обеденный перерыв в злосчастный вторник — лекций больше, чем за оставшиеся дни до выходных — я нарочно решила спрятаться подальше от всех. Даже не на кафедре, куда периодически заглядывали студенты или коллеги, — в кафе, которое напоминало аквариум для золотых рыбок. Стёкла в пол, белые орхидеи на столах, официанты в фирменных рубашках. Чисто, дорого, тихо.

— Это кофе или травяная муть для фоток? — Волков плюхнулся на стул напротив, проигнорировав мой недовольный взгляд. Куртку кинул поверх моей сумки, отчего та упала на стуле, но ненормальный даже не обратил на это внимание. Будто это ему потом покупать ту чертову помаду. Без акции. — Ты что, решила потратить все мои деньги?

— А они есть? — я приподняла бровь, отмечая, как его взгляд скользнул к моим губам, и нарочно закусила нижнюю. — Твоя последняя… Как вы это называете? Тусовка?.. Была слишком звонкой.

Он выхватил мою чашку с потрясающей наглостью, даже рискнул попробовать мой любимый капуччино с лавандой, но явно пожалел — сморщился, красноречиво взглянув мне в глаза. Мне захотелось рассмеяться от нелепости: столько разной гадости он успел попробовать, а обычный кофе, вполне приличный, — и целая буря эмоций.

— Телефон. Ты обещала. — Он швырнул на стол свой разбитый айфон, где в мессенджере пульсировали десятки непрочитанных сообщений. «Лена, тройка» — высветилось на экране. — Можешь вбить сама.

— Точно надо? — его нога задела мою под столом, заставив вздрогнуть, и я сама потянулась к его телефону, тут же зачитывая всплывающее сообщение:

— «Привет, тигр! Скучаю по твоим рукам…»

Он фыркнул и просто пожал плечами. Наглость пробила все границы, вот только это понимала пока что только я: стоило ли вообще заигрывать с девушкой, если вариантов было много? И они даже не скрывались? Тигр явно рисковал своим хозяйством слишком часто, раз напрочь отбил чувство приличия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ревнуешь? — Волков потянулся через стол, пытаясь поймать прядь моих волос — я резко отклонилась. — Твой номер, куколка, — и блокирую всех. Прямо сейчас.

— И оставить тебя без зрителей? — изобразить удивление было сложно — было слишком смешно. — Это слишком жестоко.

Я улыбнулась, подтолкнув телефон обратно к его владельцу, и вытянула из сумки зеркало. Намеренно равнодушно поправила и без того идеальную челку, которую утром укладывала с огромным трудом, убедилась, что не осыпалась тушь. Голубые глаза прожигали меня нечитаемо гневным взглядом.

Мой собственный мобильный нарушил идеальность момента. Новое сообщение: «Антон, 35, IT-директор». Недавно звал в ресторан, до этого — приглашать прокатиться на его новой машине. Увы, слишком поздно для той, кому вставать каждое утро в 6 утра. Волков схватил аппарат, прежде чем я успела среагировать.

— «Привет, Ульяна. Ты сегодня восхитительна…» — он читал фальшиво-сладким голосом, корча гримасы. — Бля, они все как под копирку. Хочешь, научу, как их отшивать?

— Как ты? «Отвали, сука, я занят»? — зеркало закрылось с громким щелчком, заглушив мой насмешливый голос. — Или «Привет, я конечный мудак, давай потрахаемся»? Что эффективнее?

— Нет, — внезапно серьёзный тон заставил меня замереть и даже спокойно взглянуть на парня напротив. — Говори: «Извините, я люблю другого».

Сердце ёкнуло глупо и невпопад — словно назло. Он ухмыльнулся, заметив мою реакцию, и швырнул телефон обратно. Я ненадолго зависла, даже не стараясь это скрыть — только убрала бедную технику подальше и огляделась в поиске спасителя-официанта, чтобы поскорее расплатиться и сбежать.

— Проверь на мне. — Волков наклонился так близко, что я увидела крошечную родинку под его левым глазом. — Скажи, что любишь меня.

Шутка. Должна была быть шуткой. Но его голос дрогнул на последнем слове, а я все же негромко рассмеялась, отмахнувшись от очередной глупости. Придумал, тоже мне. Любовь. Кто-то явно любил играть в игры, в которых сложно победить. Лучше бы купил себе приставку или нашел еще парочку новых подружек — для тренировки.

— Тогда встречаемся завтра. Кинотеатр на Ленинском, — я потянулась к нему, аккуратно забирая чашку и нарочно скользя ногтями по чужим пальцам. Невесомо, медленно. — Выберешь фильм сам, — еще более мягко добавила, взглянув из-под опущенных ресниц.

Он замер. Впервые за всё время — абсолютно неподвижен, будто восковая статуя в музее. Я уже победно улыбнулась, следя за тем, как он сжал кулаки. Откинулся на стуле резко, словно ударили.

— Кино? — повторил хрипло, как иностранное слово. Хотя с его вкусами… Наверняка про кинотеатры он мало слышал за ночными стонами. — Это типа… попкорн, держаться за руки?

— Почти, — в том же игривом тоне прозвучал мой ответ, не выдав и капли смеха. — Это типа я смеюсь над твоими тупыми шутками, а ты спишь у меня на плече. Слишком романтично для тебя?

Он резко встал, задев столик: чашки звякнула, ложка упала на пол, с тихим писком вылез чек после оплаты, который официант как-то слишком шумно оторвал.

— У меня планы, — голос сорвался на хрип, пальцы резко вцепились в потрепанную куртку. — Не смогу.

— Конечно, — обиженный вздох, шорох плаща. Я небрежно повесила цепочку от сумки на плечо, уже собираясь уходить. — Ты же очень важен. Миру. Тигрицам. Мне.

Он схватил меня за запястье, когда я стояла на переходе. Больно, грубо, неотесанно небрежно. Но в его глазах горело что-то незнакомое — не похоть, не злость. Страх?

— Давай номер, — прошипел, притягивая ближе. От него пахло дождём и чем-то металлическим. — Или позвоню в деканат. Буду спрашивать, когда твоя лекция по… — замялся, с усилием растирая мое запястье.

— По философии экзистенциализма. В четверг, в час. У вашей группы.

— Зато знаю, как завалить тебя, — злой шепот обжег висок, а хватка усилилась, стоило мне попытаться вырвать руку. — Мой, — смятый чек сунули в караман. — Позвонишь сама. Если устанешь от экзитс… кхм, этой своей хуйни.

Устала только от очередной порции криков тем же вечером. И последующим — тоже. Театрально, громко, иногда слишком неестественно. На твердую троечку — периодически визг раздражал.

В пятницу аудитория пахла свежесрезанными розами и пороховой взрывчаткой — если последнюю заменить на адреналин тридцати студентов, не готовых к бою. Битва была проста — простенький тест, чтобы дать некоторым шанс не вылететь за прогулы или плохие оценки. Я перебирала стопку листов с заданиями, стараясь не смотреть на гигантский букет, занявший треть преподавательского стола. В качестве исключения лично раздавала распечатанные задания, медленно бродя вдоль аудитории.

— Ульяна Андреевна, здесь точно есть правильные ответы? — кто-то с задней парты фыркнул, заставив меня улыбнуться.

— Надо было учить, а не скидываться на цветы, — парировала, ловя взгляд Волкова. Пронизывающий злостью и нетерпением.

Группа скинулась на букет утром — огромные бордовые розы в черной бумаге, с лентой «Спасибо за терпение!». Смешно. Особенно когда сосед вручил цветы с поклоном, как придворный: «Для самой понимающей и непредвзятой». Точно шут: при всех — галантно, наедине — как всегда.

5. Кофе остынет

Я прислонилась к стволу старого дуба, откинув голову так, чтобы свет падал на скулу, а солнечный луч удачно упал на старательно уложенные волосы. Палец уже замер над кнопкой спуска…

— Уль, ну ты серьезно? — знакомый голос прозвучал так близко и разочарованно, что я вздрогнула, едва не выронив телефон. — Еще букет из листьев собери.

Волков вынырнул из-за дерева, словно специально следил за мной. Как же — ложился намного позже, вставал вообще вопрос как, а приходил всегда не вовремя. Вообще всегда. И везде. Его дыхание опалило шею раньше, чем я успела отпрянуть.

— Уйди, — прошипела я, пытаясь поймать в объектив хоть что-то, кроме его ухмылки. — Твоя тень портит свет.

— А я думал, ты любишь темноту, — он ловко выхватил телефон, подняв его выше. Его предплечье уперлось в кору над моей головой, не давая уйти. — Улыбайся, куколка.

Щелчок затвора прозвучал одновременно с тем, как его губы коснулись виска. Горячее, мимолетное прикосновение, от которого по спине пробежали мурашки. На экране мелькнул кадр: мои расширенные глаза, его профиль с полуприкрытыми веками, ветка с алеющим листом, касающимся его волос. Слишком идеально для того, кто пропах вонючими сигаретами.

— Дай! — я потянулась за телефоном, но он прижал его к груди, медленно расстегивая куртку и большим пальцем скользя по ключицам. Изучающе, медленно, словно мы были не на главной аллее — в его спальне.

— Сначала спасибо, — его колено без разрешения втиснулось между моих бедер, прижимая к дереву. Шершавая кора предупреждающе зашуршала об искусственную кожу, но протест застрял в горле, когда касание спустилось ниже, к вырезу на груди. — Теперь будет фото, где ты не одинока.

— Ты испортил всё, — голос звучал хрипло, предательски выдавая волнение. Его лодыжка зацепила мою, заставив встать на цыпочки. Слишком близко. Слишком… Почти. — Как всегда.

Я вцепилась в его предплечье, но ненормальный лишь рассмеялся — низко, глухо, — склонившись так близко, что дыхание опалило губы. Голубые глаза светились решимостью, плохо скрытой похотью. И чем-то новым, вызвавшим интерес. Я сама подалась ближе, пачкая его щёку помадой, но замерла — чтобы игра была игрой, нужно не относиться к ней серьезно.

— Волков… — предупреждающе, тихо, решительно. Ладонь уперлась ему в грудь, то ли отталкивая, то ли прося остаться.

— Руслан, — поправил он, довольно улыбаясь. Мягко коснулся губами моих, придержав лицо за подбородок. Смена тактики почти сработала — особенно тогда, когда взгляд обещал мне как минимум полмира. — Повтори.

— Как в твоих мечтах? — в тон ему. Ласково, осторожно, чтобы самоуверенный парень поверил в искренность. Главное быстро выхватить телефон и сбежать до того, как он поверит. И не поверить самой.

Кабинет заведующего кафедрой в конце пар встретил той самой нужной мне атмосферой: шумно, слишком людно и с хорошим шансом отвлечься. Все же выслушивать бредовые презентации, скачанные из интернета, порой было слишком утомительно, а терпеть некоторых экземпляров — опасно для нервов.

На столе, заваленном курсовыми, красовался торт «50 лет» с криво написанным «Мудрость не линяет!», а бутылка коньяка путешествовала по кругу, оставляя капли на столешницах — самые настоящие улики. Только без преступления. Коллеги галдели, перекрикивая музыку из колонки — что-то среднее между шансоном и ремиксом на Грига.

Виктор вошёл в самый разгар первого тоста, держа в руках пышный букет лилий, — единственный адекватный подарок среди сертификатов и магнитов «Лучшему начальнику». Хотя бы красиво — женщинам важнее внимание, чем одинаковые сувениры. Его взгляд сразу нашел меня у окна, где я пряталась от Марьи Степановны, пытавшейся рассказать про внука-айтишника.

— Спасаетесь? — он протянул мне очищенную дольку апельсина, пальцы слегка задели мою ладонь. Цитрус, бергамот, идеально отглаженная рубашка, — мужчина словно всеми силами хотел понравиться. Или удачно угадал. — Предупреждаю, вы слишком заметны. И прекрасны.

Сергей из кадров устроил «конкурс анекдотов» — стыднее только стендап в доме престарелых. Виктор тихо фыркал в кулак, когда я шептала ему саркастичные комментарии, и охотно поддерживал мое скромное развлечение. Никогда бы раньше не подумала, что он так мог — слишком серьезный на вид. Слишком идеальный.

— «Заходит философ в бар…» — о, начинается! — я положила ладонь ему на манжету, слегка сжав, и сделала щедрый глоток коньяка из пузатого бокала. Точно не местного — наверняка волшебные запасы самого Виктора.

— …и теряет смысл существования после первого шота, — он рассмеялся громче, чем требовала шутка. Его смех был глухим, тёплым, как кофе в промозглое утро.

Чужая рука будто невзначай легла на мою спину, пальцы прочертили линию вдоль позвоночника, задев застежку от молнии и слегка потянув ее вниз. Не расстегнув — только намекнув о том, что не входило в мой план. Но могло изменить его. Уже изменило.

— Вы наконец-то улыбаетесь, — хриплый шепот на ухо, ладонь мужчины поверх моей на его запястье.

— Это моя защита от ваших… — я нарочно понизила голос, подаваясь ближе. Так, чтобы его дыхание, запуталось в моих волосах. — Твоих комплиментов.

Он усмехнулся, кивнув в сторону преподавателя по психологии, который наливал коньяк в чашку с надписью «Лучший преподаватель-2021»:

— Держу пари, через час он будет читать лекцию о диалектике водки и тоста.

— Посмотри на Бориса. Он пятый раз поправляет галстук перед Зоей из бухгалтерии, — показала на аспиранта, раскрасневшегося от смеха и выпитого. Кто-то уже тащил его танцевать, не думая о чувствах бедняги.

Мою руку моментально перехватили: мягкий поцелуй обжег центр ладони, пальцы сами случайно скользнули по его щеке. Осторожно, плавно. Совершенно случайно. Сердце согласно ускорило ритм, когда Виктор загородил меня собой от собравшихся. Никто не заметил, как я потянула его за галстук, как расстегнула парочку пуговиц на рубашке. Зато его красноречивый взгляд на собственном декольте ощущала прекрасно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сегодня ты мой герой, — почти искренне заметила я в тот момент, когда музыка на фоне стала громче. — Смог заставить меня почти полюбить этот бардак.

— Здесь слишком жарко, — совсем не к месту, тайно, словно это какой-то страшный секрет целого государства. — Не хочешь воздух?

В машине мужчина включил джаз, но выключил через минуту. Тишина густела, как его взгляд. Та самая тайна, которая вот-вот была готова действительно появиться, мелькала на горизонте ближайших видов все чаще. Я нарочно не стала надевать куртку, лениво постукивая ногтями по жемчужной подвеске на шее.

— Выпьем кофе? — Виктор завел двигатель, но не тронулся. Его рука зависла над моим коленом, а взгляд искал ответ на совсем другой вопрос. — Или…

— Утром. В постели, — я специально потянула подол вверх, обнажая кожу, прикрытую только тонким капроном, и накрыла его ладонь своей, водружая на почетное место. — Составите компанию?

Скромное жилище, по словам самого владельца, оказалось гораздо скромнее разве что рублевского особняка. Как приличная гостья я сразу же скинула туфли, не желая портить паркет, а как приличная девушка — прошла внутрь без приглашения, самостоятельно расстегивая платье до конца. Виктор догнал в пару шагов, наблюдая, как я исследую полку с коллекцией того самого элитного алкоголя.

— Хочешь экскурсию? — многообещающе, негромко, чтобы не портить атмосферу и не нарушать приглушенный полумрак лишними словами.

— Только по важным местам, — бросила на него взгляд через плечо, позволяя тонкой лямке скатиться ниже.

Он подошёл вплотную, вынув из моих рук пустой бокал. Губы коснулись шеи чуть ниже мочки уха:

— Спальня — второй этаж.

Утром постельное свежо зашуршало, когда я лениво потянулась, не желая вставать. Половина кровати рядом пустовала, но на смятой подушке обнаружилась рубашка. Нежно-голубая, с биркой, — нарочно не застегнула, только немного поправила волосы, чтобы просто взлохмаченные превратились в легкий беспорядок.

Виктор нашелся на кухне — стоял у плиты в пижамных штанах и белоснежной футболке. Его спина напряглась, когда он услышал шаги, а я остановилась в дверях, осматривая то, что так давно хотела. Уют, спокойствие, мужчина. Легкая седина на висках почти незаметна — волосы русые. Достаточно красиво, чтобы просто остаться хорошим воспоминанием.

— Не ожидал, что ты так рано встанешь, — он обернулся, держа две чашки. Аккуратные, с золотой полосой по краям, игриво поблескивающей в свете ламп.

— А у тебя много талантов, — улыбка на губах расцвела до того еще до того, как я подошла к нему.

Каменные ступени холодили голые ступни, но тело горело, вспоминая ночь. Каждый шаг отдавался легкой болью в мышцах — приятной, как после долгой пробежки. Рубашка сползла с плеча, и мужчина наклонился, чтобы поцеловать шею. Медленно, тягуче, словно хотел запомнить свой запах на мне.

— Только кофе, — чашки звякнули о мраморную столешницу, а его пальцы остановились у изгиба талии. — И то… не всегда.

— Остынет, — вздох сорвался сам, когда мужчина уверенно подхватил меня под бедра, усаживая на край стола. Так просто, уверенно.

— Значит, сделаю новый, — довольно выдохнул он мне в губы, когда мы сравняли в росте. Даже чуть выше — идеально, чтобы рубашка упала на столешницу, а поцелуи спустились к ключицам.

Солнечный луч пробивался через шторы, заставляя щуриться. Холодный воздух прокатился по коже, но тут же растворился в тепле его груди. Пальцы Виктора уже выписывали какие-то узоры на ребрах, напоминая о тех самых, оставленных ночью, а я первая потянулась к его футболке, потянув ее вверх.

— Ты дрожишь, — прошептал он в пространство между поцелуями, притянув меня ближе к краю столешницы. Широкая ладонь плавно поднялась выше, сжала грудь, словно прося разрешения, но уже нагло давая взятку — кончики пальцев кружили по затвердевшему соску предельно нежно.

— Согреешь? — тихо, сбивчиво, пьяно. Только уже точно не от алкоголя.

Мрамор похолодил спину, но его руки согревали — одна под поясницей, другая скользила двигалась вверх, повторяя путь вчерашней ночи — от колена все выше, медленней, чтобы я тихо всхлипнула от нетерпения. Пальцы впились в футболку на его плечах, когда мужчина опустился на колени.

— Вить, — имя сорвалось шепотом, смешавшись с гулом крови в ушах. — Пожалуйста… — «Пожалуйста» здесь значило всё — и «быстрее», и «не останавливайся», и «я сейчас взорвусь от этого сладкого безумия».

Он замер, наслаждаясь моментом. Внутреннюю сторону бедра опалило его дыхание, язык вычертил медленную спираль к самому центру дрожи, где влажную от собственной смазки кожу уже холодило. Когда я окнчательно сдалась, нетерпеливо ерзая, его губы наконец нежно сомкнулись вокруг клитора, втягивая его с едва слышным чмоканьем. Пальцы, всё это время растирающие влагу у входа, резко проникли внутрь — два сразу, даже без сопротивления, словно я ждала. А я и правда ждала — хотела больше, горячее, так, чтобы болезненная волна желания стала невыносимой.

— Боже! Ты… — слова потеряли смысл, когда он добавил третий палец, растягивая до приятной боли. Свободная рука сжала грудь — коротко, сильно, так, что я зажмурилась до слез. Слишком остро. До безумия мало. — Ты специально…

Он завороженно наблюдал, как его пальцы исчезают во мне, смазка блестела на коже при свете утреннего солнца. Язык закружил вокруг набухшего бугорка, одновременно большой палец начал рисовать круги на нежной коже промежности, то и дело задевая влажные складки. Тело затряслось в преддверии оргазма, но мужчина внезапно остановился, оставив жгучее недовольство.

— Смотри на меня, — приказал мягко, поднимаясь поцелуями к низу живота, когда я приподнялась на локтях, мелко подрагивая. — И запоминай.

Мускулы играли под кожей, когда он поднялся, входя в меня одним плавным толчком. Тело помнило, разум согласно кричал о том, что так и должно быть, — каждое движение разливалось теплом по венам, крича о правильности. Едва заметные следы на коже, учащенное дыхание, мои стоны, из тихих ставшие слишком несдержанными для этого места.

— Ты… — мой голос потонул в поцелуе. Жадном, торопливом, словно нас могли вот-вот застукать.

Его руки скользнули под колени, притянув ближе к себе, позволив сменить угол, — тяжелое дыхание стало более рваным, мои пальцы сами сжали его предплечья. Глаза — серые, с золотистыми искорками — не отрывались от моего лица, ловя каждую эмоцию, но я первая прикрыла глаза. Взрыв звезд за веками, судорога в кончиках пальцев, его стон, горячей волной прокатившийся по моей шее.

— Это… не входило в план завтрака, — попыталась пошутить, цепляясь за плечи мужчины и садясь прямо, пока он выводил ровные линии на моей спине.

Виктор рассмеялся, разорвав тишину, и потянулся к моим губам. По-взрослому — спокойно, уверенно, надежно. И только немного собственнически. Я позволила, охотно прогибаясь и прижимаясь ближе.

— Зато идеально вписалось в меню, — мужчина потерся носом о мой висок, жарким шепотом разгоняя толпу мурашек. — Может, лучше в ресторан? Иначе могу не сдержаться.

6. Это не входило в план

Аудитория гудела, бурно обсуждая задание и старательно пытаясь определиться, кому же повезет забрать местное бедствие к себе. Репутация Волкова шла впереди него самого — дураком он не был, а вот с ответственностью наблюдались большие проблемы. Студенты кучковались у окна, передавая друг другу термос с чем-то крепким пахнущим, пока я вытирала доску от чьих-то каракулей. Рука то и дело замирала — пальцы всё ещё дрожали после утреннего звонка от Виктора. Его голос, бархатисто-спокойный, словно обволакивал: “Ты уверена, что хочешь сегодня ехать на метро?”.

— Ну, девки, вы че? — уныло протянул кто-то из толпы — я даже обернулась, усмехнувшись. Бедный кавалер. — Мы бы такое бахнули…

— Чтобы ты прогулял, а мы отдувались? — а вот и упрек. Староста, Лена, в строгом жилете и всегда плохом настроении. Отчасти я понимала ее — хватало дураков на скромную женскую долю. — Это нечестно!

— Нечестно? — гулкий смех взорвался с последнего ряда. Голубые глаза опасно сверкнули, сам Волков не менее предупреждающе поднялся и медленно двинулся ко мне, прихрамывая. — Это когда твоя девушка выбирает между тобой и тем, кто дарит безвкусные часы.

Разорванные джинсы, причем явно не по изначальной задумке, рассеченная бровь, окровавленная губа — ходячая провокация. Но хуже всего был взгляд — злой, усталый, но полный какой-то наивной бравады. Я молча следила за тем, как спешно он записывает фамилии своей группы на листе, и тут же отвернулась. На мгновение жалость всколыхнуло странную мысль — каким бы придурком и ненормальным Волков не был, он все еще был человеком из плоти и крови.

— Тебе не хватает адреналина? — обреченно выдохнула я, когда его рука с разбитыми костяшками сжала мою талию, прижимая к себе, будто приз. — Займись спортом. Найди увлечение. Познакомься с кем-то нормальным.

Временное перемирие образовалось подозрительно просто: я обрабатывала ему рассеченную бровь, а он пялился мне в вырез джемпера. Сил спорить не было, ровно как смысла — отмахнусь от него сейчас, придумает что-то новое. Да и кафедра удачно была пуста — словно специально.

— Это ради тебя, кстати, — прошептал он, пронзительно искренне взглянув мне в глаза. — Вчера в баре. Один козел увидел у меня твое фото и сказал, что… — пауза, легкое прикосновение коленом к моей ноге. — Да похер, куколка. Это не для твоих милых ушек.

— Не буду спрашивать, зачем тебе мое фото… Но ты же победил? — я нарочно надавила на раненую бровь, заставив его зашипеть и поморщиться. Почему-то сама улыбнулась, погладив его по щеке, — свершилась маленькая месть. И моя, и за меня, даже если соврал — хотя бы красиво. — Спасибо, Руслан.

На секунду стало тихо. Слишком тихо. Я видела, как кадык дрогнул у него в горле, как сжались веки, и позволила себе немного сочувствия. Пригладила растрепанные волосы, зарываясь пальцами в отросшие прядки. Он дрогнул, будто его ударили. Потом резко отпрянул, с силой тряхнув головой.

— Бля, — прохрипел, подскакивая так резко, что я не успела отстраниться. Удивленно застыла, ощутив, как гулко забилось сердце. Исключительно от испуга. — Это не входило в план.

— Какой ещё план? — мой шёпот заглушили самым наглым поцелуем, который только мог быть. С привкусом спирта от антисептика, подавленных желаний и его поспешного побега из кабинета.

Сочувствие закончилось вечером и очень быстро — с первыми басами какой-то совершенно отвратительной мелодии. Точнее, к музыке я вообще претензий не имела, в отличии от того, кто вообще правил этим сатанинским балом. Исключительно в полночь, выразительно громко, а в завершении — отвратительная феерия женских криков.

На свежем воздухе стало легче: я прижалась к шершавой стене на балконе, стараясь слиться с тенью и откровенно наслаждаясь прохладой. Даже сквозь тонкий свитер ветер пробирал до мурашек, но прекрасно прочищал голову — от всех чертовых чатов, студенческих работ и собственной усталости.

Стеклянная дверь соседнего балкона дёрнулась как в дешевом кошмаре, выплеснув на бетон золотой прямоугольник света вместо лужи крови. Знакомый силуэт показался следом: Волков вцепился в перила, сняв массивные наушники и оставив их болтаться на шее. Чёрная майка слилась с контуром плеч, обнажая шею, по которой стекали серебристые дорожки пота. Пара синяков на обнаженных руках, желтеющий в районе скулы. Тот еще красавчик. Без иронии.

— Бля… — его рваный выдох прорезал тишину осколком битого стекла, и я даже опасливо отступила назад.

Пальцы сжали ворот свитера, вздрогнув. Я знала — надо уйти. Сейчас. Пока не стало поздно. Но ноги вросли в бетон, предательски подчиняясь глупому женскому любопытству, хотя сознание еще отчаянно вопило, что уж с мужчинами проблем у меня пока нет. Насмотрелась. Насмотрюсь. И в общем-то смотрела.

Он рванул ширинку — металлический звяк заставил вздрогнуть. Джинсы сползли ниже, обнажив черту подвздошной кости. Желтый свет фонарей лизнул изгиб позвоночника, скользнул по напряженному профилю. Его рука нырнула под ткань боксёров, и я задохнулась, увидев как напряглись мышцы предплечья. Из наушников раздался тихий голос — спокойный, женский. Звук явно выкрутили на максимум.

— Чертова барби, — шепот прокатился по моей коже горячими иглами.

Он вытащил член — уже налившийся, с дрожащей каплей на головке. Пальцы обхватили ствол плотным кольцом, и я почувствовала, как сжалось что-то внизу живота. Противно жарко, предательски. Его движения были грубыми, почти болезненными, но через минуту ритм изменился — ладонь заскользила медленно, большой палец втирал выступившую каплю в уздечку. Стоны — хриплые, прерывистые, тихие настолько, словно придуманные собственной фантазией — смешивались с шумом города

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ульяна… — хрипло рыкнул, сильнее вцепившись в перила свободной рукой.

Я прикусила губу до крови: представила, как это было бы со мной — его руки, впивающиеся в бока, этот рваный ритм, от которого сдают колени. Слюна стала густой, сердце застучало в горле, а городской гул растворился в свисте крови в висках.

Догадка пронзила особенно остро — это был мой голос. Собственная рука сжала горло. Несильно, просто чтобы хоть немного отвлечься. Ногти царапнули ткань слишком неловко. Испуганно.

Волков дернулся, будто услышал, как я ударилась локтем о стену. Я постаралась даже не дышать, но предательский порыв ветра взлохматил волосы, растрепав их. Светлая прядь взметнулась, выдавая шпиона, и непонятная уверенность заставила выйти. Медленно, спокойно, чтобы только покрасневшие щеки выдавали мое мнение о сложившейся… картине.

Внезапно брюнет выпрямился, закусив губу. Большой палец провел по головке, собрал влагу, размазал по длине. Сухожилия на руке все отчетливее напрягались с каждым толчком. Наши взгляды столкнулись. В его — ни стыда, ни удивления. Только голод, раздувший зрачки до черноты. Рука не остановилась. Я застыла, ловя каждое движение.

На следующее утро нарочно молча прошла мимо Волкова: злость после случайно увиденного фото Виктора с семьей еще не утихла, а его «Мы случайно встретились на конференции, не живем вместе пять лет» откровенно добило. Не живешь — разведись, будь чудесным отцом по выходным и праздником, живи дальше. Плюс один в команду козлов.

Сосед перехватил меня за локоть ровно в тот момент, когда я пнула осколок кирпича. Жертва булькнула на дно мутной лужи, а Волков развернул к себе, настойчиво заглядывая в глаза. Большой палец провел по моей ладони — нагло, медленно. Дернула рукой чисто из принципа — только его дурацких шуток не хватало.

— Спасибо не скажешь? — голос низкий, с хрипотцой. — Я тут с шести утра торчу, как лох. Думал, вдруг захочешь… — пауза, взгляд скользнул к моим губам, замерев там, — позавтракать.

— Хотя бы руки помыл? — выдала я еще до того, как вообще осознала, но злость потухла быстро. — У меня маникюр. В девять. Подвезешь?

Серое небо потемнело еще больше, закапали первые капли дождя. А вот его пыльцы действительно были ледяными, я даже опустила взгляд, стараясь вообще не смотреть на ненормального парня напротив. Придумала же сама себе развлечение — очеловечила то, что вообще лучше обходить стороной.

— А ты не охренела? — возмущенно прохрипел Волков, но к машине подтолкнул. Открыл дверь, хоть и джентльмен из него оказался отвратительный. — Я тебе не таксист, куколка.

— А я не психиатр, — подозрительно тихо отозвалась спустя несколько минут. — Но постоянно выслушиваю твой бред.

Что-то определенно изменилось: не столько мое настроение, сколько что-то неуловимо вокруг. Разочарование сменилось безразличием, а таксист, который себя таковым искренне не хотел считать, довез в тишине. Я старательно смотрела, как уныло стекают дождевые капли по стеклу, он постоянно переключал музыку, словно хотел, чтобы я хоть как-то отреагировала. Не дождался.

Последующий час он наигранно безразлично крутился у машины — то поправлял зеркала, то стоял, оперевшись о капот и мрачно копался в телефоне. Раз в пять минут заглядывал в витрину, ловил мой взгляд и тут же отворачивался, делая вид, что звонит. Смешно. Почти мило. Хотя никто не просил оставаться.

— Ваш парень нервничает, — мастер, розововолосая девушка с пирсингом в брови, кивнула в его сторону. — У вас свидание?

— Он не мой, — автоматически ответила я, и тут же поймала себя на том, что смотрю на его спину. Широкие плечи, вполне приличная куртка, расчесался — что-то новенькое. — Просто подвез.

На обратном пути я притворялась, что сплю, после его «Нормально, блестит». Сквозь опущенные ресницы видела, как его пальцы барабанят по рулю, как губы шевелятся, повторяя что-то беззвучно. В салоне машины было тепло, пахло чем-то древесно-пряным, даже не обнаружилось жирных отпечатков на стеклах и сидениях — кто-то тщательно скрыл все следы своих приключений.

— Эй, — Волков небрежно ткнул меня в бок, остановившись на светофоре. — Ты… голодная?

Я открыла глаза медленно, стараясь сохранить ту самую сонливую нотку. Свое замешательство и усталость хотелось показать меньше всего — не зря же в такую рань даже оделась прилично. Исключительно ради себя, что напомнить, зачем все старания были.

— Ты что, приглашаешь меня на завтрак? — нарочно сладким голосом, плавно накручивая прядь волос на палец. — Как мило.

— Нет! То есть… — он резко выдохнул, свернув куда-то так резко, что машину тряхнуло, а сердце опасливо замерло. — Чёрт. Да. Приглашаю. Если ты перестанешь говорить этим… голосом куклы барби.

— Лучше стонать, как твои подружки?

Парковка у кафе была пуста. Он открыл мне дверь, не глядя в глаза. Взял за локоть, провел под навес. Рука дрожала, а я все время хотела засмеяться, но только обиженно фыркнула. Еще только этому ненормальному во мне бы что-то не нравилось — самому было далеко до эталона.

— Он женат, — зачем-то тихо произнесла я в повисшей между нами тишине, нарушаемой только гулом посетителей и тихой попсой из колонок по углам зала. — Виктор.

Чай оказался вкусным, еда в горло не лезла от слова совсем, а желание поговорить нарисовалось как-то неожиданно. Его глаза сузились, будто высматривая ложь в каждом моем движении. Невольно закатила глаза — это горох об стену или бисер перед свиньями?

— И? — хрипло, безразлично.

— И у него дочь. Пять лет, — я просто улыбнулась, методично громко размешивая сахар в чашке. — Розовые банты. Утренники. Папа-герой и мама-пианистка. Вот так и рушатся сказки.

— Ты… — удивленный взгляд, резкий голос, и Волков сел рядом на широкий диван, обнимая меня за талию и притягивая слишком близко к себе. — Ты могла сказать это сразу! Я бы…

— Что? Перестал бы паясничать? — я равнодушно скользнула взглядом по залу, напрочь игнорируя шепотки. Наивные, наверняка думали, что он извиняется или делает предложение. — Стал бы примерным мальчиком? Не смеши.

Его губы нашли мои грубо, без спроса, но на этот раз я не оттолкнула. Сама положила ладонь ему на плечо, то ли сжимая, то ли пытаясь выстроить дистанцию, сама потянулась ближе, когда холодные пальцы впились мне в бок чуть ниже ребер. Сама себе позволила немного расслабиться. Он стонал в поцелуй, зло кусал мои губы, бормотал что-то невнятное между вдохами.

— Всё кончено, — прошептала я, когда он оторвался, чтобы перевести дух. — Но это не значит, что я…

— Знаю, — он прижал лоб к моему, дрожа. — Бля, знаю.

7. Ты здесь первая

Ненадолго меня наконец-то оставили в покое: никто не пытался довести до нервного тика, неудавшийся женатик только старательно подкладывал мне конфеты и билеты в театр, которые я каждый раз выбрасывала. Вечеринки за стеной приобрели более шумный характер, но никто больше не выл раненой выпью в конце. Вернувшийся из Швеции Кирилл настойчиво предлагал поужинать.

Коллеги реагировали с улыбками за неудавшимися попытками к примирению. Даже строгая Марья Степановна, завкафедрой, подмигнула за чаем: «В мои двадцать пять я троих на дуэли за вас бы вызвала, милочка». А я в свои двадцать семь только пожимала плечами. Я скармливала конфеты студентам, совершенно не обращая внимания то, что это не совсем этично. Но подарок был моим, значит, я могла делать, что хочу.

А Волков… Волков играл в игру, правила которой придумывал на ходу. Кто-то из его дружков или он сам придумали новое развлечение: нарочно громко обсуждали его поползновения — разве что ставки не делали, кто следующий в списке. По крайне мере, мое имя мелькало все реже и реже.

Юля, типичная стерва из бухгалтерии, которая по счастливому совпадению была моей единственной подругой здесь, насмешливо фыркнула, ткнув алым ногтем в сторону шумной группы студентов. Я лениво выбирала вишню из компота, наблюдая краем глаза. Блондинка в джинсовке в очередной раз захихикала, а Волков придвинулся к ней так близко, что впору было разгонять эту пародию на общественный скандал. Только некому и незачем.

— Говорят, он спорил на деньги, что соблазнит тебя первым, — Юля поморщилась, понизив голос, а я равнодушно пожала плечами — на заборе тоже много что могло быть написано. — Держи пари, что рыжая с журналистики уже…

Он целовал ее в висок, рассказывая похабный анекдот, но взгляд… Голубые глаза внимательно следили за каждым моим движением, каждый раз опасливо сменяя объект наблюдения, когда я смотрела в ответ. Как пьяница перед отделом с алкогольным после одиннадцати вечера.

—…готовит ему ужин при свечах? — я тихо рассмеялась, поднимаясь и поправляя юбку. В зеркале напротив поймала свое отражение — спокойное, с легкой усмешкой. Идеально уставшее от всего этого. — Да ну их, пошли лучше угощу чем-то новеньким. Недавно угостил тут один…

Отчаянное преследование началось позже. Видимо, хоть что-то в его голове осталось, раз он решил заняться учебой хоть немного и дать передышку. В первый раз сосед подкараулил меня после пар через несколько напряженных дней. В руке — смятая записка с чьим-то грубым почерком. Присмотревшись, невольно вздрогнула — страница из того самого ежедневника в кожаной обложке, куда козел-Виктор записывал все свои планы. Наши свидания — совещание с деканом, вечерние занятия по танцам дочери.

— Было под коробкой конфет, — сказал Волков, разрывая бумагу, словно боялся, что этого не сделаю я. — Никто не видел. Но знаешь, что самое мерзкое? — Он нервно выдохнул, засунув обрывки себе в карман толстовки. — Я сам так думаю. Каждую ночь.

— Ночью надо спать, — голос не дрогнул, солидарный со мной хотя бы в одном — чем раньше выстрою дистанцию, тем будет легче. Надо было просто перестать реагировать на дурацкие заигрывания и грубые подкаты.

— Не могу — ты снишься, — резко, грубо, слишком близко. Чужое дыхание обожгло губы, но я вовремя отстранилась. Медленно прошла к двери, но не смогла отделаться от злого шепота за спиной:

— Я просыпаюсь в поту и задыхаюсь… Что какой-то лысеющий урод может смотреть на тебя.

Дождь стучал по асфальту, как слепой пианист, — хаотично, навязчиво, отвратительно. Никогда не любила эту поганую осень с плохой погодой и серыми улицами. Плащ промок еще при выходе из метро, про обувь и говорить не стоило — не потекла только тушь и мое упрямство. В голове все еще звучал голос Максима: «Ты слишком… сложная». Сложная — это когда ты не прыгаешь к нему в постель на втором свидании и не соглашаешься на «заманчивый» тройничок с его дружком-долбоебом.

Музыка ударила в спину, едва я вошла в подъезд. От басов подрагивали даже стены лифта, сливаясь с гулом в висках. Еще один придурок. Опять его проклятый плейлист — хриплый рок, который он называл «музыкой для настоящих». Кнопка седьмого этажа мигала, как предупреждение, только сегодня явно не мне.

Дверь в его квартиру была приоткрыта, но опуститься до его уровня казалось чем-то совсем неправильным. Я мстительно пнула ее, даже не пытаясь стучать, — только прижала сумку к груди, словно она могла хоть как-то защитить. Этот-то не вор, просто долбанутый.

— Ты совсем охренел?! — голос сорвался на крик еще до того, как дверь распахнулась. Я тихо всхлипнула, убрав с лица мокрые волосы, чтобы хоть перед кем-то сегодня не опозориться.

Тишина наступила внезапно. Потом — шаги. Медленные, тяжелые, словно мешали тут ему, а не он. А после появился он — без компании, без дешевой водки, без привычной ухмылки. Взъерошенный, злой, словно шел убивать, а не слушать обвинения.

— Ты вообще… — резкий голос сорвался на полуслове. Как мальчишка, которого обозвали и вот-вот получат за это в лицо. — Уль?

— Выключи, — полузадушенно прошипела, пока истерика подступала комом к горлу. Сдавливала его все сильнее с каждым вздохом. — Бесит. И ты тоже.

Его лицо изменилось мгновенно — брови дрогнули, взгляд стал менее агрессивным, только плотно сжатые губы выдавали оставшееся напряжение. Будто кто-то выключил внутри всю злость. Слёзы, которые копились последние два часа, хлынули разом — тихо, предательски. Я замерла, сжимая мокрый шарф. Его рука, только что сжатая в кулак, осторожно коснулась щеки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Почему ты… — вырвалось тихо, едва слышно, вместе с его:

— Он тебя тронул?

От нелепости захотелось засмеяться. Грубые подушечки — те самые, что вчера на паре сжимали несчастную ручку так, что та по итогу сломалась, — теперь дрожали, собирая слезы.

— Кто?

— Тот козел, — Волков прищурился, аккуратно взял за руку — не тащил, а просто раскрыл ладонь, предлагая идти за ним. — Если да, я…

Я фыркнула, вытирая щеки рукавом. Глупо. Так глупо. Старалась для мерзавочного урода, зачем-то попалась просто к психованному — могла просто пройти мимо, не придуриваться.

— Никто. Всё. Отстань, — выдохнула слишком быстро я, но он уже обнимал меня — нежно, как будто я была стеклянной.

И не отстал. Помог снять потемневший от воды плащ, ловко закрыл дверь, не отпуская меня. Пальцы осторожно приподняли мой подбородок, заставив встретиться с его взглядом. Как море на тех давних фотках. Голубые, яркие, трусливые — его ладонь легла мне на затылок, прижимая к груди, где под тонкой хлопковой футболкой стучало сердце.

— И поэтому ты плачешь, — констатировал он, будто это было преступление. — А потом будешь ныть, что тушь дорогущая.

Я молча ткнулась лбом в его ключицу, цепляясь за увитые татуировками предплечья, и с трудом сглатывая. Он все еще не отпускал — гладил по спине, а когда я попыталась вырваться, его руки лишь ослабили хватку, но все равно не отпустили.

— Всё, всё, — бормотал он, целуя макушку, пальцы запутывались в мокрых волосах, но тут же распутывали их. — Я же... блин… — он замялся, впервые за всё наше знакомство подбирая слова. — Напою чаем. С мёдом. Или виски. Или… Чёрт, Уль, скажи, что нужно.

— Не хочу чай, — устало выдохнула ему в шею, расстегивая молнию на юбке. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Хотелось избавиться и от нее, и от ощущения чужих касаний — тех, что в ресторане казались в начале относительно нормальными. — Где ванная? И дай что-то переодеться.

Поразительно, но Волков не приставал. Не шутил свои отвратительно-пошлые шутки, а молча принес полотенце и чистую футболку. В гостиной просто сидел рядом, пока я пила его ужасный чай с тремя ложками сахара, как в детстве, когда никто не видел. Молчал так долго, что я почти признала его компанию вполне терпимой. Потом вдруг начал рассказывать о своей машине, которую лично пересобирал практически по запчастям. Голос ломался на словах «кусок металлолома» и «смог», но он не останавливался. Говорил, пока мои слезы не утихли, а вторая чашка чая не закончилась.

— Ты же красотка, куколка, — мягкий поцелуй обжег голое колено, а брюнет сел на пол у моих ног, рисуя круги большими пальцами на подъёме стопы и согревая ледяные ноги. — А он конченный мудак, раз не увидел этого.

Я тихо всхлипнула и зачем-то рассказала все. Как долго собиралась на это дурацкое свидание, как мудак-Максим своими сальными пальцами почти испортил совершенно новую юбку, как при своем друге-упыре предложил уединиться в туалете. Не с ним — с той лысой скотиной, которая свинячими глазками пялилась мне на грудь и кричала, что я последняя тварь, когда уходила. Волков… Руслан слушал, периодически качая головой и усмехаясь.

— Идиот, — процедил он, когда я затихла. Руки дрогнули, а я невольно закусила губу почти до крови.

— Кто?

— Все, — его руки двинулись выше, к лодыжкам, ласково разминая и заставляя немного расслабиться. — Ты… — он запнулся, будто слова застревали в горле, — ты когда злишься, морщишь нос. Как кошка.

Легче не стало — наоборот, все словно запуталось еще сильнее, но я просто рассмеялась, лениво отмахиваясь от теплой ладони на своем бедре. Руслан не обиделся, а просто сгреб мою несчастное тело на руки, крепко прижимая к себе и утаскивая в соседнюю комнату.

Оказалось спальней. Мысленно присвистнула — в сравнении с моими однокомнатными хоромами трешка казалась чем-то огромным. Хоть каждый день спи в новой комнате пока не надоест. Вот только конкретно эта казалась слишком необжитой — чистое постельное, мягкий плед сверху, несколько разнокалиберных подушек. Никакой одежды, личных вещей.

— Здесь места хватит, — неожиданно заметила я, когда он уже стоял в дверях. Нарочно отвернулась, забираясь под одеяло, и прикрыла глаза, чтобы не видеть его. Наверняка ляпнет очередную глупость, чтобы поиздеваться — только реветь я больше не планировала.

Тишина. Потом скрип половиц. Руслан лег рядом, обнимая меня со спины. Абсолютно молча, тихо и непривычно тепло. Я сама прижалась ближе, позволяя обнять себя.

— Ты первая здесь, — сказал он, когда я уже почти уснула. Голос звучал тихо, по-странному искренне. Будто самый большой секрет, который может разрушить его отрицательный образ. — Спи уже.

Утром его рука лежала на моем бедре — не сжимая, просто касаясь. Лицо уткнулось в мои волосы. Дышал ровно, носом, слегка посапывая. Я осторожно повернулась, стараясь не разбудить мирно спящего, но Волков моргнул, ещё не проснувшись, а потом резко открыл глаза.

— Уль? — прошептал, сразу убирая руку. — Мне уйти?

Я прижала его ладонь обратно к себе.

— Молчи.

Объясняться не хотелось. Не только сейчас — вообще. И, видимо, он все понял — придвинулся ближе, чем вчера, мягко коснулся губами виска и продолжил согревать.

Он позвонил в дверь в три ночи уже на следующий день. Я открыла, чтобы не разбудить соседей, — пенсионерка из дальней квартиры и так косилась на нас обоих слишком подозрительно. Волков замер на пороге, выругался едва слышно, а я тут же захотела трусливо сбежать. Его голос зазвучал спокойно, уверенно, словно он репетировал:

— Признаюсь первым. Я хочу тебя. Не как сосед, не как студент… а как мужчина, который устал играть.

Я непонимающе уставилась на него, но он упрямо качнул головой, словно прося помолчать.

— Хочу, — вырвалось, как ругательство. Он сморщился, будто слово обожгло язык. — То есть… Чёрт. Люблю. Да.

8. Наконец-то

В полумраке аудитории я лениво покачивала туфлей, положив ногу на ногу, полностью отдав свою скромную роль другим — не хватало только поп-корна. Рыженькая с кривыми стрелками пихала в бок подружку, которая неумело копалась в доисторическом ноутбуке, благостно выделенном мне на один день. Волков развалился на стуле, демонстративно вытянув ноги, но выглядел вполне спокойным.

— Начнём погружение в цифровой Эдем, — он щелкнул пультом, и на экране возникла пародия на фреску Микеланджело: Адам в айфоне вместо фигового листка, Ева с селфи-палкой, а змей… в костюме маркетолога с хештегом #EatTheFruit. — Вот он, момент истины: первый в истории апгрейд от «Бога 1.0» к «Человеку 2.0». Проблема? Никакой обратной связи! — Волков ткнул указкой в яблоко с логотипом укушенного плода. — Представьте: Ева ставит эксперимент, а система не прислала уведомление «Вы уверены, что хотите обновить статус до „Грешник“? Данные будут удалены без возможности восстановления!».

Зал фыркнул. Слайд сменился на график: «Падение уровня рая после появления рекламы в кущах». Даже я невольно закусила губу, чтобы скрыть улыбку.

— Человечество до грехопадения: наги, счастливы, без кредиток, — Руслан сделал паузу, лениво обводя аудиторию взглядом. — После — осознали наготу и понеслось: стыд, виртуальные шмотки в играх и вечная гонка за айфонами прошлого поколения. — Он обернулся ко мне, игриво приподняв бровь: — Ульяна… Андреевна, а вы бы в Эдеме запретили айтишников? А то они бы райский вай-фай к дереву привязали.

— Только если бы ловило только там, — парировала я, указывая на слайд, где Ева тыкала в яблоко с ошибкой «Нет подключения».

Его губы дрогнули в улыбке. Он говорил о когнитивном диссонансе, цитируя что-то более серьезное, но прятал это в шутки про «токсичные отношения с собственным эго». Играл роль шута, но глаза выдавали азарт — будто проверял, слежу ли я за ним. Следила. Хоть и украдкой.

— Вопрос! — рука взметнулась из первого ряда. Подружка старосты в милом свитере улыбалась так сладко, что аж зубы заныли. — А если Ева просто хотела хайпа? Может, она мечтала стать блогершей, а змей предложил… контракт?

Ненадолго аудитория погрузилась в тишину — я лениво откинулась на стуле, позволив прикрыть себе глаза ненадолго. Спать хотелось как никогда раньше — не доспала в детском саду днем, чтобы потом всю жизнь дремать даже в полумраке.

— Интересная теория, — протянул наконец брюнет, вращая указку в пальцах. — Но есть нюанс: Ева не стала бы сливать контент в сторис. Она умнее. — И прежде чем девчонка успела надуть губки, добавил непосредственно, словно говорил о времени: — И, кстати, я люблю другую. Она, правда, считает меня идиотом, зато не красит губы фильтром из тиктока.

Его дружки загоготали, бедная девчонка покраснела, занавешивая лицо волосами. Стало немного жалко ту, чью смелость отвергли. Все-таки не так просто иногда признаться наедине, не говоря уже о чем-то публичном. Я невольно взглянула на группу у проектора — брюнет уже смотрел на меня. Не усмехался, не кривился — просто смотрел. Так, словно словно знал, что я посмотрю.

— Переходим к главному, — кто-то из девчонок переключил слайд, со всей силы ткнув в залипающую кнопку компьютера, и собравшиеся зашумели, тихо посмеиваясь. На экране — Бог в виде администратора чата «Эдем» пишет: «Кто съел файл с правилами?». — Вот он, крах системы: человечество получило доступ к знаниям, но забыло прочитать лицензионное соглашение. Результат? Вечные баги: стыд вместо кэша, труд как вечный апдейт, смерть — как неминуемый бан.

Он закончил, разведя руками под аплодисменты. Даже я похлопала — иронично, конечно, хотя вариация на тему была не такой уж и плохой. Руслан поклонился с преувеличенной пафосностью, но когда шум стих, его голос вдруг стал тише, серьёзнее:

— А если без шуток… Рай — это когда не надо обновлять статус, чтобы тебя заметили.

Взгляд снова скользнул ко мне. На мгновение показалось, что он говорит не о презентации. Нарочно уткнулась в ведомость с оценками.

В очередной раз убедилась, что ничего не меняется, когда Катя ворвалась ко мне с пьяным блеском глаз и спортивной сумкой в последний день октября. Воробьева горела желанием развлечься и своим недавним разрывом с тем долговязым тихоней. Согласилась не сразу — пара бокалов игристого и приглашения с доступом в вип-зону немного смягчили, но не утешили.

По итогу расклад был прост: умная Юлька сидела дома в компании турецкой мылодрамы, довольная Катька в костюме стюардессы допивала уже далеко не третий — и даже не пятый коктейль, — а я уныло скользила взглядом по слишком людному залу из наиболее безлюдного угла у барной стойки. Музыка орала, заглушая голос подруги, которая поспешила смыться к какому-то разрисованному вапмпиру в дешевом плаще.

Из “Уль, не парься, просто потанцуем” все плавно перетекло в череду коктейлей и попытку поправить платье, чтобы оно прикрывало бедра получше. Золотое, расшитое пайетками, переливалось в свете цветных ламп и грозило обляпать расклешенные рукава еще до того, как я его верну владелице.

Он появился у бара ровно в тот момент, когда я максимально ослабила бдительность и уже просто по очереди пробовала все, что предлагали в баре. Мохито, кстати, был похож на водку с лимонным соком, а Волков — на приличного человека в этой своей черной рубашке с расстегнутыми пуговицами и даже не драных джинсах. Невольно засмотрелась, даже не думая о том, чтобы это скрыть. Однозначно перепила и захотела приключений.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Золотая рыбка? — его голос прорвал шум, пальцы схватили мой локоть, прежде чем я успела взять новый бокал. — Три желания или добьешь сразу?

— Жадина, — вырвалось недовольно, и я первой потянулась к нему, пачкая блеском его щеку. — Только одно. Прямо сейчас, — ногти медленно скользнули по раскинутым на его груди крыльям, зацепили застегнутую пуговицу, щелкнув по ней, — так что думай скорее.

Он фыркнул, сжав пальцы на бедре так сильно, что собственное тело вздрогнуло. Предвкушающе, опасно, отчего захотелось прижаться еще ближе — решила не отказывать себе в удовольствии. Чужой взгляд медленно скользнул к глубокому вырезу на груди и там и остался.

— Смело, куколка, — хрипло выдохнул он, и я мелко закивала, когда ладонь скользнула выше, под короткий подол. Жар медленно пополз по венам следом, и если бы он не остановился… — Хочу снять с тебя это платье. Прямо сейчас.

Моя руки медленно скользнула к его плечу, не сжимая, — ища точку опоры. И невозврата. Для обоих. Я задрала юбку платья еще выше и подцепила ногтями край белого кружева, нарочно медленно стягивая его по бедрам вниз. Руслан будто забыл, как дышать, — его рука на моей талии дрогнула, взгляд обжег обнаженные бедра.

— Начнем с аванса, — я тихо рассмеялась, опускаясь обратно на высокий стул. Трусики сползли вниз по ногам, зацепившись за каблук, а затем тут же оказались уже у него в кармане джинсов. — Но учти — возврата не будет.

— Блядь, ты… — сбивчивый шепот мне в губы, и жадный поцелуй заглушил все, кроме стука его сердца.

Я послушно развела бедра шире и невольно прикусила его губу, когда ладонь собственнически накрыла колено и плавно двинулась выше. Это было… Остро, ярко, до безумия близко. Так близко, что я тихо всхлипнула от нетерпения, а он — дурак — хрипло рассмеялся, нарочно медленно скользя кончиками пальцев по внутренней стороне бедра.

— Черт. Уль… — едва различимо, искренне. Словно я и есть его главное желание.

На мгновение все вокруг померкло, оставив только его голос. И кончики пальцев, которые уже осторожно скользили по влажному входу, собирая смазку и растирая ее по чувствительной коже. Все сильнее, настойчивее — так, словно он хотел большего прямо сейчас. Я вскрикнула, впиваясь ногтями его в предплечье, и большой палец тут же скользнул к клитору, мягко надавливая и выписывая круги.

— Смотри-ка, — он прижался губами к виску, наблюдая, как мое тело выгибается в немом стоне, — моя девочка уже течет. — Он проник резко — средний, а затем и безымянный пальцы с влажным хлюпаньем вошли внутрь, медленно поглаживая подрагивающие от желания стенки и постепенно растягивая. — Такая мокрая, сладкая…

— Руслан… — вырвалось само, когда волна начала нарастать. Я уткнулась носом ему в шею, отчаянно кусая губы и вдыхая цитрусовый аромат кожи, смешанный с тем самым — сигаретным. Самым желанным, неправильным. Нужным.

— Наконец-то, — его голос дрогнул — движения ускорились, я застонала прямо в ворот его рубашки, отчаянно прижимаясь ближе. Тело мелко подрагивало, его рука на пояснице давила — так, как хотелось. Без шанса сбежать. С тем, кого хотелось до звездочек перед глазами. — Кончай. Сейчас.

Показалось, что он знал моё тело лучше, чем я сама. Ещё пара движений — и всё поплыло. Я вцепилась ногтями ему в спину, подавляя крик, пока спазмы выворачивали живот. Все выпитое внезапно испарилось — в голубых глазах вспыхнуло что-то более дурманящее.

Он не останавливался, пока я не затихла, тяжело дыша. Отстраняться не хотелось — жар его кожи приятно согревал, а тело буквально плавилось, настырно напоминая, что ему недостаточно. И если бы мы были не в клубе, то…

— Ну вот и… — начал он, но я резко накрыла его губы поцелуем, умоляюще выдохнув:

— Еще. Пожалуйста.

Он застонал, но подчинился. Пальцы снова задвигались — быстрее, жёстче. Мир вокруг растворился и собрался заново слишком неохотно — новая вспышка накрыла стремительно ярко, окончательно помутив рассудок. Я неловко уперлась ладонями в грудь Волкова, пытаясь подняться на ноги, но он только шлепнул меня по ягодице, удержав на месте.

— Пустишь? — я рассеянно поправила платье, закусывая губу и старательно отводя взгляд. На секунду стало безумно стыдно. Стыдно признаться, что ни о чем не жалела. И хотела продолжить, прекрасно понимая, с кем.

— Больше нет, красотка, — привычная насмешливая улыбка, легкий укус в изгиб шеи. Я засмеялась, мягко целуя парня в щеку. — Ты же моя рыбка.

Его губы опустились к груди, зубы защекотали сосок сквозь тонкую ткань платья. Я несдержанно застонала, поглаживая Волкова по волосам, но нас прервали: вынырнул его друг с бокалом чего-то веселящего.

— Рус, ну ты где пропадал? — заорал он, подходя ближе. — Уже думали, ты эту свою… блондиночку…

Меня прижали к груди так резко, что я не успела даже возмутиться, но послушно затихла, слушая, как быстро билось сердце под щекой. Ладонь грубовато погладила меня по волосам, словно хотела спрятать их тоже, а сам Волков напрягся, загораживая меня собой.

— О-о-о, так ты этим занят был! Ну что, золотце, он тебя хоть… — смешок потонул в визгливом припеве.

— Слав, — произнёс брюнет ледяным тоном, ласково поглаживая меня по спине. Я невольно прикрыла глаза, позволяя ему все. Даже больше одного желания. Завтра я обязательно просплюсь и буду думать иначе, но сегодня… Было то самой здесь и сейчас. — Съебись нахуй.

Случайный свидетель задержал взгляд на его руке, сжимающей мою талию так, что костяшки пальцев побелели.

— Не кипятись, братан. Уже ухожу, — медленно отступил, подняв ладони.

Когда шаги смешались с гулом басов, Волков резко выдохнул. Его пальцы разжались, ладонь легла на мою щёку — неожиданно нежно.

— Молчи, — прошептал, убирая мне за ухо выбившуюся прядку, и замер. Смотрел, будто видел в первый раз, и хотел запомнить. — Сегодня ты моя. Значит, ни один мудак даже взглядом тебя не тронет.

— Ты же только это и делаешь, — я наигранно недовольно прищурилась, складывая руки на груди, но голос дрогнул.

Он усмехнулся, заметив, что я все же улыбнулась, и прижался лбом к моему. Молчание не повисло давящей тяжестью: сердце стучало в горле, щеки явно горели предательским румянцем, но мы оба понимали, что произошло. Рука на талии в какой-то момент дрогнула, но я не отстранилась.

— Поедем ко мне, — выдохнул он мне в губы. Отчаянно, нежно, что даже сердце на миг замерло. Чтобы тот самый Волков и просил?.. Завтра мир должен был рухнуть.

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты заберешь ещё и платье.

Он рассмеялся, но звук был нервным. Обнял также внезапно, порывисто, вычерчивая на частично обнаженной спине рваные узоры. Я молча уткнулась носом ему в район ключиц, мягко целуя и замирая. Моё сердце билось также рвано и неопределенно, как и его. Точка невозврата, да?

9. Через пятнадцать минут

Одним теплым июньским днем солнечный свет лился через витражные окна актового зала, окрашивая мраморный пол в золотистые блики. Я поправила пояс на белом платье — коротком, с жемчужинами на полупрозрачных рукавах, — и перевела взгляд на сцену. Руслан стоял в толпе выпускников, закатывая глаза на речь декана. Даже в такой день он умудрился не изменить себе: расстегнутый ворот рубашки, серебряная цепочка на шее, и та самая ухмылка, от которой когда-то хотелось швырнуть в него учебником. Теперь же я ловила себя на улыбке, а его взгляд — на себе.

— Ульяна? — незнакомый голос за спиной заставил вздрогнуть.

Я опасливо кивнула, прикрывая декольте сумкой и внимательно рассматривая мужчину. Лет пятидесяти, с такими же голубыми глазами, что и у Руслана, только с россыпью морщин. Тот же острый подбородок, та же манера смотреть чуть свысока, будто оценивая. Только взгляд мягче. Спокойней.

— Да. А вы…

— Алексей, — он протянул мне руку. Я отчаянно размышляла, стоит ли сбежать, но только неловко пожала ее в ответ. — Отец вон того бунтаря, — мужчина кивнул в сторону сцены, где сын уже спускался по ступенькам, ловко избегая объятий декана. — Спасибо.

— За что? — я приподняла бровь, пряча внезапную дрожь в пальцах. Улыбка вышла почти искренней.

— За то, что он перестал врать, будто я умер, — Алексей усмехнулся, доставая сигарету, но, заметив табличку «Не курить», сунул ее обратно в карман. Вон оно — семейное сходство. — Фотографию вашу нашел в его телефоне. Думал, очередной скриншот из порно, а там… — он махнул рукой, будто отмахиваясь от собственной грубости. — Вы. В театре. С ним.

Я засмеялась, но в горле запершило. В тот вечер он где-то достал приличную рубашку, сменил джинсы на отглаженные брюки и пригласил меня в театр за час до начала постановки. Тогда я нарочно выбрала то самое черное платье, на которое он все время косился. Выступление… не запомнили.

— Он начал звонить нам сам, — Алексей продолжил тише, следя, как сын отмахивается от толпы однокурсников. — Спросил, как мать. После шести лет молчания. Он... ушел из дома в семнадцать. Думали, сгниет в своих клубах, а он… — Взгляд скользнул по моему платью, задержался на каблуках, и губы дрогнули в ухмылке. — Хотя, судя по фото в его телефоне, кое-что он все-таки унаследовал.

Букет алых роз внезапно оказался перед моим лицом. Настолько большой, что я едва не уронила его, крепко прижимая к груди.

— Мне? — я приподняла бровь, зарываясь носом в шелковистые лепестки. Шипы аккуратно срезаны — он помнил, как я ругалась, когда укололась в прошлый раз. — Вообще-то, сегодня тебе должны дарить цветы, выпускник. — Пальцы сами скользнули к его рубашке, поправляя ворот. — Или ты забыл, как себя вести прилично?

— Приличному мне с тобой не справиться, — брюнет наклонился, чтобы его услышала только я, и губы коснулись мочки уха. — Ты же вредная.

За спиной кашлянули. Его отец стоял в двух шагах, держа перед собой телефон. Я тихо фыркнула, заметив, как Руслан напрягся, и сама прижалась поближе. Только чтобы оправдать его комплимент — его рука на моей талии совершенно ни на что не повлияла. Неубедительно для нас обоих.

— Платье белое, парень, — усмехнулся Алексей, делая очередной кадр. — Как минимум, на колено встать должен.

Руслан фыркнул, но его рука осторожно коснулась моей — будто проверяя реакцию. Я встретила его взгляд. В голубых глазах не было страха или насмешки. Только тихое, почти неуловимое «а что если?».

— Дошутитесь, — я нарочно надула губы, покрепче прижимая розы к себе как преграду. — И ваш сын еще решит, что я согласна.

— А ты не согласна? — тише, чем нужно. Тем самым тоном, означающим что-то непредсказуемое. Руслан упрямо потянул меня к себе под любопытные взгляды проходящих мимо, а я прижалась щекой к его плечу, шепнув так, чтобы слышал только он:

— Потому что я не в белом.

Его пальцы впились мне в бок особенно сильно. Дрогнули едва заметно, но многообещающе. В голубых глазах полыхнула знакомая мне жадность, смешанная с желанием поскорее избавиться от моего платья — его любимая игра.

— В чём тогда?

— В красном, — нарочно медленно отозвалась я, провела ногтем по его ладони, рисуя невидимую линию от запястья до кончиков пальцев. — Хочешь проверить?

Он замер, а потом резко выдохнул, целуя меня в висок:

— Через пятнадцать минут я тебя трахну в подсобке.

— Руслан, — я отстранилась, сохраняя маску невинности, но его отец только качнул головой, подавляя смех.

— Горжусь тобой, — мужчина хлопнул сына по плечу, но задержал взгляд на мне. — Ульяна… если он опять начнет маяться дурью, звоните. И приходите вечером на ужин.

Пятнадцать не выдержал. Десять — тоже. Выдержки хватило только на то, чтобы попрощаться с отцом и затащить меня в мою же аудиторию. Я прижалась спиной к холодной доске, чувствуя, как металлический край впивается в поясницу. Его ладонь скользнула под подол белого платья, обнажая красное кружево.

— Ты специально надела это, да? — Руслан прикусил мочку уха, голос хриплый, как после сигарет. Пальцы впились в резинку трусиков, оттягивая их вниз. — Чтоб я с ума сошел, пока буду слушать болтовню про «светлое будущее»?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Молчи, — прошептала я, порывисто царапая ремень на его брюках и переступая через упавшее к ногам кружево. — Ты же сам сказал — через…

— Семь, — тихий рык в губы, в котором потонул мой громкий стон, и поцелуи спустились ниже, нарочно сильно прикусывая обнаженную шею. — Ты кончишь быстро, — пообещал он, опаляя шею горячим дыханием. — Потому что я тебя знаю.

Он выругался сквозь стиснутые зубы, когда в коридоре раздался чей-то смех и тихий стук в дверь, но не остановился. Платье задралось до талии, обнажая бедра, и шлепок на ягодице тут же заставил вскрикнуть. Пальцы впились в кожу как прошлой ночью — жадно, нетерпеливо, оставляя следы, которые я потом буду долго рассматривать.

— Волков! Там все ждут! — дверь дернули снова, но его рубашка уже полетела на стол, а меня развернули лицом к доске, заставляя прогнуться, опираясь о прохладную поверхность.

— Съеб...а-а-а... — его голос сорвался в стон, когда он вошел одним резким толчком, а я невольно сжалась, вздрогнув от удовольствия. — Ты... специально...

— Пять минут, — мой шепот прозвучал тише стука собственного сердца. Поцелуй обжег нежную кожу за ухом, ладонь опустилась мне на горло, едва сжимая. — Ты же торопишься?

— Считай, — обещание, которое исполнилось в ту же секунду: Руслан ускорился, вбиваясь так, что сердце замирало, а тело предательски просила еще. — Раз.

Толчок. Я закусила губу, стараясь не застонать, и нетерпеливо всхлипнула, когда его ладонь сжала грудь сквозь тонкую ткань платья. Пальцы скользнули по соску, царапая его сквозь шелк и грубое кружево лифа.

— Два.

Удар бедрами. Он вышел почти полностью, чтобы с влажным хлюпаньем резко толкнуться обратно. Не сдержалась — подалась навстречу, заслужив еще шлепок. Кожа на ягодице горела, как и все тело.

— Три...

Я кончила на счёте «четыре», кусая собственное запястье, чтобы не закричать. Руслан выругался, и развернул меня к себе, скользя языком по моим искусанным губам. Поцелуй вышел грубым, его ладонь также резко потянула мою руку к еще крепкому члену.

— Вот так. Моя хорошая девочка, — хриплый рык на грани слышимости, когда я сжала ствол у основания, нарочно медленно скользя по нему ладонь. — На колени. Быстро.

Длинные сережки нетерпеливо качнулись, похолодив шею, когда я опустилась. Он вёл себя грубо, но пальцы в волосах дрожали.

— Открой рот. Шире. — Брюнет провел влажной головкой по моим губам, оставляя липкую дорожку. — Только не кусаться, куколка.

Солоноватый вкус заполнил рот, его пальцы потянули за светлые пряди более настойчиво Он двигал бёдрами резко — глубже, чем в прошлый раз, но я послушно принимала, почти привыкнув за каждый безумный порыв. Еще два толчка, сбивчивый шепот, его учащенное дыхание в такт моему — и он кончил, приглушенно выругавшись.

— Заебал, Рус! — дверь дернули в третий раз.

Голубые глаза неотрывно следили за тем, как плавно я поднялась, поправляя платье. Ноги держали только из упрямства, и брюнет понятливо притянул меня за талию к себе. Прижался губами к виску, жарким шепотом обещая продолжение вечером, после всех «ебучих обязательств, которые мешают сорвать твое платье».

— Уже боюсь, — я невольно улыбнулась, помогая Руслану застегнуть рубашку. Иногда рука замирала — под моей ладонью его сердце билось гулко и учащенно.

— Будешь бояться с моей фамилией, — непосредственно просто произнес он, застегивая ширинку, когда мы оба более менее пришли в себя. Мягкий поцелуй обжег плечо сквозь полупрозрачный рукав.

Я замерла, встречаясь с насмешливым взглядом Волкова. Он уже все решил — когда, а не если.

Конец