Соседка 2. Тематика: Зрелая соседка

Игра эмоций

Катя научилась жить с постоянным, тихим страхом. Каждый взгляд Петра, каждый его безмолвный кивок, когда он проходил мимо, будь то одна или в компании мужа Сергея, вызывало в ней волну паники. Ей казалось, что земля уходит из-под ног, что вот-вот все тайное станет явным. Но время шло, и Петр не подавал никаких признаков. Его поведение было безупречно спокойным, ровным, словно ничего и не было. Месяц пролетел в этой странной, изматывающей тишине. Только по выходным, когда из его квартиры доносились музыка и голоса, становилось ясно, что он не один. Эти редкие, мирные звуки, контрастируя с ее внутренним напряжением, постепенно начали менять ее восприятие. Страх сменялся недоумением, а потом и тихим смирением перед этой необъяснимой стабильностью.

Привычная череда еженедельных ссор с Сергеем не приносила успокоения, лишь выматывала, оставляя Катю опустошенной. И когда еще две недели этой тягомотины пролетели, стало ясно: так больше продолжаться не может. В её голове, словно на шахматной доске, начали выстраиваться фигуры. Взгляд ее снова и снова возвращался к квартире Петра, к этой загадке, к этому человеку, который, казалось, знал больше, чем говорил. Как к нему подобраться, не вызвав подозрений? Какой предлог использовать, чтобы поговорить ? Неделя прошла в тщательном обдумывании, в просчете каждого шага. Наконец, стратегия была выработана: дождаться, когда Сергей отправится на встречу с друзьями, и тогда, под видом заботы о квартире, зайти к Петру.

Наступил долгожданный момент. Дверь квартиры за Сергеем захлопнулась, и тишина, казалось, стала еще плотнее. Катя стояла, словно на краю пропасти, внутри нее боролись два чувства: страх, шепчущий о последствиях, и отчаянное желание, тянущее ее к Петру. Колебания были мучительными, каждое мгновение казалось вечностью. Но желание узнать, понять, разрешить этот клубок неизвестности, наконец, пересилило. Сердце билось учащенно, предвещая неизбежное. Сделав глубокий, дрожащий вдох, она шагнула вперед, направляясь вниз, к той двери, за которой ждал ответ, или…

Она появилась в том же самом халате, что и при их первой встрече. Привычная мягкость ткани, знакомый силуэт, и под ним – нежное прикосновение белого нижнего белья. Этот белый цвет, такой чистый и открытый, контрастировал с окружающей атмосферой, становясь якорем, привязывающим к тому первому, едва уловимому ощущению, которое тогда возникло между ними.

Звонок в дверь прозвучал в повисшей тишине, словно одинокий выстрел. Ответа не последовало. Она позвонила снова, настойчивее, но лишь гулкое молчание ответило ей. Уже готовая отступить, ощущая, как внутри нарастает холодное разочарование, она вдруг увидела, как дверь медленно отворилась. Перед ней стоял Петр, его тело было окутано паром, явно после недавней ванны, а на бедрах небрежно висело полотенце. Мгновение она замерла, сбитая с толку, но его спокойный голос вернул ее к реальности:

— Заходи, не стой на пороге. Переступив порог, она почувствовала, как воздух стал плотнее. Решив не тянуть, она сразу перешла к делу: — Я пришла узнать, как прошло устранение последствий потопа. Он, словно читая ее мысли, закрыл за ней дверь, небрежно сбросил полотенце и, одарив ее дерзким взглядом, произнес: — Я знаю, зачем ты пришла.

Его губы впились в ее, жадно, требовательно, а руки скользили по телу, пробуждая чувства. Она утонула в его объятиях, отдаваясь без остатка, растворяясь в волне страсти. В следующее мгновение она оказалась на коленях, а его жаркое желание стало ее единственной реальностью, заполняя ее, пробуждая к новой жизни. Член погрузился в объятие её губ. После продолжительно минета, он перенес ее на мягкий матрас, и, стянув с нее тонкое белье, продолжил исследовать каждый изгиб ее тела, пробуждая сладостные стоны. Его пальцы, умелые и нежные, направили ее к вершине блаженства, к искуплению, к тому моменту, когда мир сузился до единого, всепоглощающего экстаза. Привставший с матраса, он обошел её и запрокинув её голову с матраса, начал иметь ее в голову, при этом рукой продолжал манипуляции в её вагине. Она дико стонала, погружаясь в полный разврат. Переодически засовывал свои волосатые яйца ей в рот. Когда слюни были по всему лицу, лег на спину и посадил её спиной к себя, зайдя сразу в попу, она дико простонала. — Давай прыгай шлюшка, — проговорил с полным наслаждением. Оттрахав её зад, он поставил её раком и засунул свой язык в расширившийся анус, Потом резко харкнул туда и шлёпнул по ягодице со словами: — Я чувствую как этой попке не хватает еще одного члена.

Стал входить периодичностью то в вагину, то в попку, её трясло от наслаждения. Не останавливаясь ни на секунду он продолжал ладошками лупить по ягодницам. В какой то момент она почувствовала, что он сей час кончит:

— Только не в меня. Он с полной дерзостью выкрикнул: — Закрой рот шалава, не тебе решать. Проговорив эти слова, засунул хуй в вагину и кончил с огромным наслаждением. С пол минуты не высовываю члена из нее, потом резко вышел и проговорил: — Для мужа подарок передай. Сперма начала вытекать.

Едва Петр скрылся за дверью ванной, оставляя за собой легкий шлейф пара и невысказанного напряжения, Катя откинулась на жесткий матрас. Мысли вихрем пронеслись в ее голове: — Вот и поговорили! – прозвучало горько-иронично. Но под этой бравадой таилось совсем другое чувство, смущающее и притягательное одновременно. Ей неожиданно понравилось быть в его власти, ощущать себя игрушкой в его сильных руках. Чувствовалось, будто какая-то часть ее, долго дремавшая, наконец проснулась, жаждая этих острых ощущений, этого полного растворения в чужой воле, где каждое прикосновение Петра становился для нее законом, а каждый его взгляд – обещанием чего-то нового, запретного и пьянящего.

— Шлюха, – мелькнула в сознании Кати резкая, осуждающая мысль. — Вот кем я стала. Пришла оценивать ущерб, а оказалась… никакой. Просто вещь, предмет для чужих желаний. Она провела ладонью по жесткой ткани матраса, пытаясь смахнуть с себя эту грязь, это ощущение собственной никчемности. Но тело отзывалось странным, непривычным теплом. Эта роль, роль игрушки, роль той, кем можно распоряжаться, – она была унизительной, но в то же время… такой освобождающей. Словно сбросила с себя груз всех семейных обязанностей, всех этих вечных ссор с Сергеем, всей этой надоевшей роли примерной жены. Здесь, в этой чужой квартире, с этим неожиданным мужчиной, она могла быть просто… другой. И это пугало ее до дрожи, но в то же время, пугающе сильно, притягивало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дверь ванной комнаты тихо скрипнула, и Петр вышел, окутанный легким паром. Он не говорил ни слова, его взгляд скользил по комнате, избегая Катиных глаз. Она лежала, затаив дыхание, наблюдая за ним. Каждое его движение казалось плавным, почти отстраненным, словно он был не здесь, а где-то далеко. Молчание затягивалось, становясь все более ощутимым, словно густая ткань, обволакивающая их обоих. Наконец, его тихий, ровный голос нарушил тишину: — Ванна свободна. Можешь пройти.

Катя не ответила. Она просто встала, чувствуя, как внутри нее бушует настоящий шторм эмоций. Почему? Почему в постели он был настолько диким, первобытным, способным вырвать из нее самые глубокие, скрытые желания, а здесь, в повседневной жизни, он становился таким сдержанным, таким тихим, словно боялся даже собственного голоса? Этот контраст был для нее совершенно непонятным, пугающим и, в то же время, невероятно притягательным. Как будто перед ней были два разных человека, и она не знала, какого из них она на самом деле хочет.

После ванны Катя чувствовала себя обновленной, но внутреннее смятение никуда не исчезло. Она вышла из ванной комнаты, и в комнате ее ждала тишина. Петр сидел на краю матраса, спокойно попивая чай из простой чашки, словно ничего особенного не произошло. Его обыденность после той бури, что разразилась между ними, казалась сюрреалистичной. Катя быстро оделась, чувствуя себя неловко под его неспешным взглядом. Каждый шорох ткани, каждый звук ее шагов в этой тишине казались оглушительными. Она подошла к двери, ощущая, как последние слова Петра, сказанные еще до ее ухода, эхом отзываются в голове. Уже приоткрыв дверь, она услышала его голос, спокойный, ровный, без тени той страсти, что горела в нем всего час назад: — Ты заходи, как будет время.

Катя замерла на мгновение. Зайти? Когда будет время? Этот приглашение, такое простое и будничное, одновременно было и обещанием, и предупреждением. Она не ответила, не оглянулась. Просто закрыла дверь, оставляя Петра в его тишине и недосказанности, унося с собой клубок противоречивых чувств и горько-сладкий привкус этого неожиданного, такого реального и одновременно ускользающего момента.

Прошло всего два дня, и едва Сергей успел покинуть квартиру, как Катя, словно ведомая неведомой силой, снова оказалась у Петра. Этот визит стал началом целого ритуала. Как только Сергей исчезал из города или задерживался на работе, Катя находила предлог, находила возможность, чтобы оказаться в его объятиях. Следующий месяц прошел как в тумане страсти и тайных встреч. Дважды в неделю, а иногда и чаще, она пересекала порог его квартиры, отдаваясь ему без остатка. Он принимал ее, как всегда, с молчаливым принятием, и в эти моменты их разделяли не слова, а язык тел, язык страсти, который они оба понимали без перевода.

Их диалоги были редки, словно эхо далеких разговоров. Когда они случались, они были коротки, как вспышки.

Иногда, в редкие моменты тишины, когда их тела еще помнили жар друг друга, Катя пыталась понять. Но Петр всегда уходил от прямых ответов, его молчание было красноречивее любых слов. Он был ее тайной, ее побегом, ее страстью, которая горела ярко, но не оставляла следов в их обычной жизни.

В один из таких вечеров, когда Катя уже чувствовала приятную истому после их страстных игр и собиралась облачиться в свою привычную оболочку, чтобы вернуться к Сергею, Петр внезапно нарушил их обычный молчаливый сценарий. Он нежно коснулся ее плеча, и его голос, обычно такой тихий и сдержанный, прозвучал с неожиданной теплотой: — Приходи в эту субботу ко мне. У меня день рождения.

Для Кати это было как гром среди ясного неба. Впервые он пригласил ее сам, открыто, без намеков и полумер. Сердце ее забилось быстрее, смешивая радость с тревогой. — Я не могу, – вырвалось у нее прежде, чем она успела подумать. – Сергей в эту субботу будет дома весь день. Я не смогу уйти.

Петр посмотрел на нее, и в его глазах мелькнула легкая, чуть насмешливая улыбка. Он словно видел ее насквозь, эту ложь, эту неуверенность. — Так ты скажи, что пойдешь к подружке посидеть, – предложил он, его тон был мягким, но в нем звучала непреклонность. — На часов пять -шесть. Начнем в семь вечера, к двенадцати пойдешь домой.

Катя замерла. Пять-шесть часов... Это было возможно. Это звучало как план. Она глубоко вздохнула, пытаясь собрать воедино свои разорванные чувства. — Я попробую, – ответила она, ее голос был едва слышен, словно шепот. В ее глазах читалась борьба между желанием и страхом. — А что тебе подарить?

Он провел пальцем по ее щеке, его прикосновение было нежным, но в нем чувствовалась сила. Его улыбка стала шире, в ней смешались ирония и ласка. — Ты уже подарила, – прошептал он, глядя ей прямо в глаза. – Ты уже подарила мне всю себя.

От этих слов Катя растаяла. Они были как бальзам на ее израненную душу, как подтверждение того, чего она так жаждала, чего боялась и что находила в объятиях Петра. Этот простой ответ, эта искренность, которая прорвалась сквозь его обычную сдержанность, словно сняла с нее последние оковы.

Подарок

Наступила суббота. В воздухе витало предвкушение, смешанное с легким волнением. Катя подошла к Сергею с известием: — Сереж, я вот думаю, может, к Маше съезжу? Я её столько не видела, а тут как раз хороший вечер субботний. Сергей, конечно, сначала нахмурился. Его обычно не радовала её незапланированная активность, особенно когда он рассчитывал на уютный вечер дома. Но Катя, предвидя его реакцию, тут же принялась уговаривать: — Я тебе что-нибудь вкусненькое приготовлю, ты же знаешь, как я умею! И чипсы с пивом куплю, как ты любишь. Этот аргумент, как всегда, оказался решающим. Сергей, вздохнув, но уже с проблеском довольства на лице, уступил. — Ладно, – буркнул он. – Только не засиживайся слишком долго.

Внутренне ликуя, Катя начала готовиться. Она тщательно подобрала одежду, словно выбирая свое второе "я" для этой тайной встречи. На ней было её лучшее платье – облегающее, цвета бирюзовой волны, длиной ровно до колен, подчеркивающее ее фигуру. Поверх него – простая, но элегантная белая рубашка. А на ногах – светлые туфли, которые придавали ей уверенности и грации. В семь часов вечера, с легким сердцем и учащенным дыханием, она вышла из квартиры, оставив позади привычную жизнь и направляясь навстречу своей тайне.

Катя спустилась на этаж ниже, ощущая, как сердце бьется где-то в горле. Она слегка постучала в дверь. За дверью послышался смех, громкий, мужской, и Катя на мгновение прислушалась. Явно не один. Дверь открылась, и на пороге стоял Петр. Он был в простой серой майке и шортах, его волосы были еще влажными, словно он только что вышел из душа. На его лице играла знакомая, едва уловимая улыбка.

— Заходи, заждались тебя, – сказал он, и в его голосе прозвучала нотка, которую Катя не могла сразу расшифровать.

Заждались? Кто? Этот вопрос повис в воздухе. Катя прошла внутрь. На матрасе, сидели двое мужчин. Когда Петр представил их, Катя попыталась уловить их взгляды, оценить атмосферу.

— Это Артем, – сказал Петр, указывая на одного из мужчин. Артем был высокий, с крепким телосложением, как у спортсмена. Его волосы были коротко стрижены, а на лице играла дружелюбная, немного открытая улыбка. Он носил темные джинсы и простую черную футболку. В его глазах читалась какая-то внутренняя сила, спокойная уверенность. Он выглядел как человек, который знает, чего хочет, и умеет добиваться своего, но при этом он был открыт и общителен.

— А это Кирилл, – продолжил Петр, кивая на второго. Кирилл был немного ниже Артема, более худощавый, с длинными, немного растрепанными каштановыми волосами. Он был одет в светлые брюки и яркую футболку с принтом. Его глаза были умными, с искрой озорства, а на губах играла легкая, немного ироничная усмешка. Казалось, он постоянно находится в поиске чего-то нового, необычного, и его присутствие добавляло комнате оживления и легкого напряжения.

В воздухе витал едва уловимый аромат предвкушения, когда Катя, словно цветок, раскрывающийся под ласковым солнцем, ответила взаимностью знакомства.

— Выпьем! — провозгласил Артем, и его голос, подобно звону хрусталя, разнесся по комнате. — За здоровье Пети! И за знакомство!

И в этот миг, когда слова еще не успели осесть, ей поднесли рюмку, в которой янтарным блеском переливался коньяк. Но Катя, чья душа тяготела к более легким, игривым нотам, лишь покачала головой:

— Я коньяк не пью… — ее голос прозвучал тихо, словно шелест осенних листьев. — А вина нет?

В ответ раздалось сожаление, окрашенное оттенком разочарования:

— Вина, к сожалению, нет. Но есть кола. Можешь разбавить, если хочешь.

Катя кивнула, и ей протянули изящный стакан. Она наполнила его темной, шипучей жидкостью, смешивая ее с легкой рукой, словно алхимик, творящий свой напиток.

— Между первой и второй — промежуток небольшой, — промолвил Артем, и его рука, словно по привычке, снова потянулась к бутылке. Жидкость янтарного цвета полилась в рюмки, наполняя воздух терпким ароматом. Они выпили.

Веселье, словно невидимый ручеек, набирало силу. Начали с настольных игр, где каждый ход сопровождался азартными возгласами и смехом. Затем потекли анекдоты, один за другим, вызывая взрывы хохота. За первый час две бутылки коньяка были безжалостно опустошены, а стакан Кати, несмотря на ее первоначальные колебания, постоянно пополнялся.

С каждым глотком лед в ней таял. Робкая сдержанность сменилась раскрепощенностью. Теперь ее смех звучал свободно и заразительно, сливаясь с шутками парней. Кирилл, словно увлеченный дирижер, подливал масла в огонь, то и дело бросая в ее адрес колкие, но веселые поддразнивания. Казалось, он наслаждался тем, как легко она поддается его шуткам. Артем, стоявший на страже ее комфорта, мягко парировал выпады Кирилла, выступая в роли ее негласного защитника. А Петр, словно сторонний наблюдатель, лишь время от времени улыбался, в его глазах отражался мерцающий свет игры и смеха, и он, казалось, наслаждался этим представлением, не спеша вступать в активные действия.

Третья бутылка коньяка неумолимо таяла, оставляя за собой след приятного тепла, разливавшегося по телу Кати. Легкое опьянение, прежде лишь согревающее, теперь начало сгущаться, окутывая ее разум туманной дымкой. Мир вокруг стал мягче, смех парней казался еще более звонким, а шутки – еще более забавными. Она чувствовала, как волна веселья захватывает ее, унося прочь всякие сомнения и тревоги.

Ровно в восемь, когда вечер достиг своего пика, Петр, с блеском в глазах, предложил новую игру. Его голос звучал настойчиво, с той особой интонацией, которую несет в себе выпивший именинник: — А давайте сыграем в карты… на раздевание.

Слова эти, словно молния, пронзили туманное облако веселья, окутывавшее Катю. Ее сердце пропустило удар. Предложение, столь откровенное, прозвучавшее в присутствии мужчин, когда на ней было лишь тонкое нижнее белье, поверх которого небрежно накинута рубашка, а талию опоясывала юбка, заставило ее щеки вспыхнуть. Это было слишком. Слишком смело, слишком рискованно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она посмотрела на Петра, на его умоляющий взгляд, на его слова, что прозвучали как мольба: — Ну, Катя, не порть мне день рождения! Давай веселиться! Ее сопротивление, уже ослабленное алкоголем и атмосферой, стало таять. Неохотно, с тяжелым вздохом, подчиняясь напору момента и его просьбе, она все же кивнула. В этот вечер, казалось, все было возможно.

Время, словно река, стремительно понесло свои воды, и вот уже час спустя на матрасе развернулась совершенно иная картина. Петр, победитель по жизни, предстал во всей своей обнаженной наготе, его тело, кажется, не знало стыда. Кирилл, сохраняя остатки приличия, остался лишь в нижнем белье и майке, но и это уже было смелым заявлением. Артем, с какой-то странной невозмутимостью, держался в одних трусах и носках, словно даже в таком виде он чувствовал себя вполне комфортно.

Но самой уязвимой, самой притягательной фигурой в этой игре оказалась Катя. На ней остались лишь трусики, тонкая полоска ткани, которая едва прикрывала ее тело. Одной рукой она инстинктивно прикрывала грудь, словно пытаясь защититься от посторонних взглядов, другой – дрожащими пальцами пыталась разложить карты.

В воздухе висело осязаемое напряжение. Она чувствовала, как мужские взгляды, теперь уже без всякого смущения, скользят по ее обнаженному телу. В их глазах читалось не просто веселье – это было нечто более темное, более первобытное. Ее собственное тело, подогреваемое коньяком и пьянящим смущением, казалось, вело себя независимо от нее. Прилив алкоголя смешивался с волной стыда, создавая странное, головокружительное ощущение. Она видела, что у парней давно уже поднялись члены в трусах, и это понимание одновременно пугало и завораживало ее. Не до конца осознавая, как она оказалась в этой ситуации, Катя чувствовала, как ее захлестывает волна смешанных чувств: страха, желания и полного непонимания происходящего.

Проигрыш следующего кона стал для Кати не просто поражением в игре, а финальным шагом в бездну, откуда, казалось, уже не было возврата. — Ну все, — прошептала она, и в этом звуке смешались обреченность и пьяное отчаяние. — Я проиграла. Можно одеваться.

Но Кирилл, с холодной усмешкой, перебил ее: — Как так? Снимай последнюю вещь, карточный долг — как ни как. Его слова прозвучали как приговор.

С осторожностью, будто касаясь раскаленного металла, Катя сняла последние обрывки ткани, которые еще скрывали ее тело. Она стояла перед тремя мужчинами, пьяная, нагая, совершенно беззащитная. Опьянение, смешанное с нарастающим ужасом, парализовало ее.

В этот момент Петр, который до этого момента был лишь наблюдателем, сделал шаг вперед. Его глаза горели неистовым огнем. Он грубо схватил ее за грудь, его губы нашли ее соски, вторя неведомому, темному желанию. Другая его рука, уже не спрашивая разрешения, скользнула вниз, к самому сокровенному.

— Петя… ну не при всех, — выдохнула Катя, ее голос едва слышно прозвучал, полный мольбы и стыда.

Но Петр, с полным безразличием к ее мольбам, ответил: — Ребят тоже надо порадовать. Эти слова, сказанные с животной жадностью, стали последней каплей. Он резко схватил ее за волосы, дернув так, что она, потеряв равновесие, упала на колени перед ним. Через мгновения она сосала член Пети.

Словно следуя негласному, но уже совершенно очевидному сценарию, Кирилл и Артем, не теряя ни секунды, избавились от последних остатков своей одежды. Их действия были быстрыми, лишенными всякого смущения, словно они снимали не одежду, а лишь некий условный барьер, отделявший их от первобытного инстинкта.

Затем, как хищники, окружившие добычу, они подошли по бокам от Кати. В этот момент она, стоящая на коленях, была абсолютно беззащитна, пленница собственного тела и обстоятельств. И тогда, без единого слова, они сунули ей в руки, с обеих сторон, свои члены. Это был акт полного подчинения, демонстрация власти, окончательно лишающая ее какой-либо свободы выбора.

Минута за минутой, отсчитывая время в этом мрачном ритуале, она по очереди брала в рот каждый из членов. Это было действие, лишенное всякого подобия страсти или удовольствия, лишь механическое исполнение приказа, продиктованное страхом и полным отсутствием контроля.

Особенно тяжелым испытанием для нее был Артем. Его член оказался самым внушительным – огромным и толстым, он был непомерно велик. Катя с трудом запихивала его в рот, чувствуя, как ее тело протестует, как горло сжимается. Каждое движение давалось ей с усилием, вызывая лишь приступы тошноты. Усиливающийся прилив алкоголя уже не приносил ей утешения, лишь усиливал ощущение полного разрыва с реальностью, в которой она оказалась.

На какой-то неуловимый момент, словно почувствовав, что игра достигла своего апогея, Петр сменил тактику. Он улегся на матрас, приглашающе, или, скорее, властно, усадив Катю сверху на себя. Теперь она стала исполнителем, невольной наездницей в этой жуткой инсценировке.

С пьяным отчаянием, или, возможно, под воздействием животного инстинкта, пробудившегося в ней в самый неподходящий момент, она начала прыгать на члене Пети. Ее движения были резкими, порывистыми, лишенными всякой грации. В то же время, словно в попытке не отстать от общего ритма, или, быть может, подчиняясь неявному приказу, она продолжала сосать члены Артема и Кирилла, которые, словно безмолвные стражи, стояли по бокам.

После продолжительных, изматывающих скачек Петр, грубо схватив Катю за волосы, стащил ее вниз, к своему члену. Без колебаний, с полной уверенностью в своей власти, он засунул ей член в рот.

Рядом с ним, словно следуя уже установленному порядку, лег Кирилл. Катя, находясь в положении, которое теперь казалось ей неизбежным – позе собачки – схватила уже два члена по одному с каждой стороны, и начала их сосать.

Тем временем Артем, не остался в стороне. После того, как он облизал ей хорошенько клитор, он вставил ей член и начал движения, при этом схватив руками её за ягодицы.

Артем, погруженный в процесс, издавал удовлетворенные возгласы, полные животного наслаждения. — Уф, какая сладкая дырочка, просто кайф, — приговаривал он, подчеркивая свои слова ритмичными шлепками по ягодицам Кати. Каждый его удар сопровождался стонами Кати – лишь подстегивали его возбуждение.

Кирилл и Петр, словно отпустив напряжение, убрали руки за головы и давали Кати самой выбирать какой член сосать, а какой подрачивать. Она словно за штурвалом держалась за два направляющих. Артем, стоявший позади, испытывал явное удовлетворение, в какой-то момент достал член из текущий во всю вагины, и начал вставлять член в анус Кати со словами: — Сей час ребятки разомну для вас ее узенький проход. Он вставил свой член ей в попку, и Катя дико простонала. Артем вставлял свой поршень до упора, что вызывала оглушительные стоны у Кати. Под нее залез Кирилл и засунул свой член ей в киску, она оказалась словно бутербродной прослойкой между Кириллом и Артемом, которые трахали её двойным проникновением. Стоны Кати были на столько сильные, что она просто изнемогала, ощущая сразу два члена в себе. При этом Петя встал на ноги и засунул член ей в рот, что бы хоть немного приглушить стоны. Трахая Катю во все её нежные места парни переодически менялись позициями, как игроки на футбольном поле.

В мгновения наслаждений в дверь позвонили, Петр вытащим член из Кати, совершенно обнаженный, поспешил к двери.

На пороге стоял Сергей, муж Кати. Его лицо выражало явное недовольство, а в глазах читалось раздражение. Сердито, он произнес:

— Вы в своем уме? Девчонка так орет, что весь дом слышит! Можно потише?

Петр, поначалу удивленный таким внезапным появлением и претензией, быстро оправился. На его лице мелькнула ехидная улыбка. Он бросил на Сергея взгляд, полный вызова, и с притворным спокойствием ответил:

— Успокойся, дядь. Сейчас кончим.

С этими словами, все еще улыбаясь, Петр захлопнул дверь перед носом Сергея, оставляя его за порог, а себя – вновь погруженным в прерванный момент.

Вернувшись в комнату увидел как Катя стоя на коленях обрабатывает два члена, Петря проговорил: — Так надо заканчивать, а то уже соседи в шоке, подошел и пристроился третим.

Катя была полностью поглощена процессом сосания трех членов, даже не задумалась, что кто то приходил.

Парни с периодичностью давали ей в рот. Кирилл брал за голову и жестко трахал её в самое горло, Артем дрочил перед ее лицом при этом давая облизывать и посасывать яйца, а Петр уже готов был спустить пар, взял её за волосы и проговорил: — Давай шлюшка открой рот, папа тебя накормит. Он поднес член прям к открытому рту и спустил густой поток спермы ей в рот. Тут же Кирилл подсунул свой член, к её уже на наполненному рту и спустил плотной струёй спермы прям в рот. Заметив, что Артем еще надрачивает член, Петр повелительным голосом проговорил: — Глотай шлюшка. Катя не задумываясь проглотила двойную порцию спермы. Артем понимая, что не может дойти до кондиции, взял Катю загнул раком при этом заломив её руки за спину, вставил свой толстый член ей в жопу. Катя простонала, а Артем стал долбить как бешеный её попку, по самый корень здоровенного члена. Дойдя до полной кондиции, прорычав как свирепый лев, засунул полностью член в её попу с диким наслаждением кончил. Продержав член в её попе с минуты, вытащил уже немного обмякший ствол. Сперма стала вытекать из попки Кати.

Оргия продлилась больше двух часов, стрелка показывала без пятнадцати двенадцать. Парни лежали на матрасе и наслаждались в полном молчании.

Катя, собрав последние силы, пошла к ванной. Казалось, каждое движение было наполнено решимостью. Пока она шла сперма Артема стекала по её ногам.

Выйдя из ванны, Катя взглянула на часы. Стрелки показывали ровно полночь. Тишину комнаты нарушал лишь мерный храп Артема и Кирилла – они уже давно погрузились в сон. Петр, все так же обнаженный, подошел к ней.

— Спасибо за подарок, — тихо проговорил он.

Катя, чувствуя себя неловко и не находя слов, лишь кивнула. Быстро одевшись, она направилась к выходу, желая как можно скорее покинуть это место.

У самой двери, когда она уже собиралась уйти, Петр остановил ее своим голосом. На его губах появилась ехидная улыбка.

— Будет желание – заходи на утренний омлет, — проговорил он, намекая на продолжение.

Не ответив, Катя лишь плотнее сжала ручку двери и закрыла ее за собой, оставляя Петра с его предложением и этой ночью.

Поднявшись по лестнице к родному дому, Катя собрала последние остатки сил и, глубоко вздохнув, толкнула дверь. Едва она переступила порог, как ее встретил взволнованный Сергей. Его слова, полные тревоги и недовольства, обрушились на нее сразу:

— Ну что так долго? — начал он, оглядывая ее с ног до головы. — Ты что, пьяная? Нормально ты отдыхаешь? У нас тут бог знает что творится!

Катя, все еще находясь под впечатлением от пережитого и не в силах сразу перестроиться на реальность, смогла лишь прохрипеть в ответ:

— Что случилось?

Сергей, все еще пытаясь осмыслить произошедшее, продолжил свой рассказ, его голос дрожал от пережитого:

— Да тут ужас! Соседи с нижнего этажа трахали какую-то девку, она орала как резаная. Я уже хотел полицию вызывать, но вроде всё успокоилось.

Катя, казалось, не воспринимала ни единого слова. Ее взгляд был пустым, а в глубине души она уже всё понимала – крики, которые слышал Сергей, принадлежали ей самой. С трудом пересилив себя, она проскользнула мимо него, бросив лишь:

— Я чёт так устала, давай завтра расскажешь.

С этими словами она направилась в комнату, не в силах встретиться с правдой, которую так явно скрывала, хотя и осознавала ее.

Катя не знала, как жить дальше. Единственным выходом, который она видела, казался переезд – побег от прошлого, от воспоминаний, от самой себя. С невероятным трудом ей удалось уговорить Сергея сменить квартиру. Она выбрала другой район, ссылаясь на удобство для него, на близость к работе – любые предлоги, лишь бы уехать.

Буквально через два месяца они уже обустраивались в новой квартире, в новом месте. Но, несмотря на внешнее спокойствие, где-то глубоко внутри Катю терзало странное, тревожное сомнение. В глубине души, к своему ужасу, она понимала, что, возможно, хотела бы пережить ту ночь снова. Это желание пугало ее, вызывало отвращение к самой себе, но оно не исчезало.

Конец