Шёпот страсти. Эротические рассказы о любви и страсти. Из сборника Порно рассказы читать

Фламенко. Глава 1.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я бережно складывала вещи в чемодан. Завтра нас ждал рейс в Барселону, наконец-то выходные, когда я, Вера, 38-летняя маркетолог, могу выдохнуть после утомительной работы. Моя жизнь — это дедлайны, презентации и миллионные сделки, которые оплачивают нашу со Стасом квартиру, его “творческую” жизнь и даже ту чёртову студию, где он рисует свои кляксы. Стас — мой неофициальный муж, 35 лет, художник в вечном поиске вдохновения. Он не работает, но я не жалуюсь: дом в порядке, ужин на столе, а сам Стас — как с обложки. Высокий, с тёмными кудрями, моложе меня на три года и чертовски хорош в постели. Когда он улыбается, я забываю, что тащу всё на себе.

Я сложила своё красное платье — то самое, в котором собиралась зажечь в Барселоне, танцуя фламенко под испанские гитары. “Вера, ты ещё горяча, — сказала я себе в зеркало, поправляя прядь. — Испания, держись!” В этот момент зазвонил телефон Стаса. Он был в ванной, напевая что-то про “музу” под шум воды.

— Стас! — крикнула я. — Твой телефон звонит!

Молчание. Только плеск воды и его дурацкая песня. Я закатила глаза и схватила телефон с журнального столика. Вдруг это важно? Вдруг его наконец заметили и хотят выставить его “гениальные” мазки в какой-нибудь галерее? Я бросила взгляд на экран и замерла. Сердце заколотилось, как барабан перед казнью.

Сообщение. От “Лиза_Муза”. “Стасик, когда бросишь эту корову? Жду в нашей студии. ????”

Стасик. Стасик! Моего Стаса зовут Стасик! Я даже хмыкнула — не от смеха, а от какого-то дикого стресса. Стасик Таракасик, мать его! Я открыла чат, и кровь ударила в виски. Сообщения, десятки сообщений. “Стасик, ты лучший”, “Стасик, приезжай, она же на работе”, “Стасик, я скучаю по твоим рукам”. Мои деньги оплачивают его студию, а он там… с этой Лизой?!

Я не плакала. Не в этот раз. Я развернулась, шагнула к чемодану и вывалила его шмотки на пол. Где там его старый рюкзак? Тот, с которым он три года назад пришёл ко мне, весь такой “творческий” и “без копейки”? Нашла — пыльный, заваленный в углу шкафа. Сгребла его джинсы, футболку, в которой он впервые меня поцеловал, и закинула в рюкзак. Остальное — его модные рубашки, кроссовки за сто евро, куртку — фиг ему. Всё куплено на мои деньги. Лучше выкину. Или на благотворительность отдам.

Стас вышел из ванной, волосы взъерошены, полотенце на бёдрах, пританцовывает, как будто намекает на продолжение вечера. Его глаза лукаво блестят.

— Вер, милая, что за суета? — тянет он, подходя ближе, и пытается обнять меня.

Я выставляю вперёд рюкзак, как щит.

— До свидания, Стас, — голос мой дрожит, но я держусь. — Дверь открыта. Убирайся.

— Что? — он хмурится, но всё ещё улыбается, будто я шучу. — Милая, ты о чём?

— Я о том, что ты сейчас убираешься туда, где тебя зовут Стасик. — Я тычу ему телефоном в лицо, где всё ещё горит сообщение от Лизы. — Стасик Таракасик, мать твою! Я уже позвонила в студию. Контракт на аренду я разрываю. У тебя две недели, чтобы забрать свои кляксы.

Его лицо вытягивается. Он тянется ко мне, хватает за руку:

— Вер, ты всё не так поняла! Это просто… Лиза, она модель, она для картин!

— Модель, которая зовёт тебя Стасиком и ждёт в нашей студии? — я вырываю руку. — Которую, между прочим, оплачиваю я!

Он делает шаг, пытается прижать меня к себе, его пальцы скользят по моим плечам, как тогда, в наши лучшие ночи. Я почти поддаюсь — тело помнит его. Но в голове — “Стасик, брось эту корову”.

— Хватит, — рявкаю я. — Если не остановишься, я вызываю полицию. У тебя десять минут, чтобы одеться, взять свой рюкзак и свалить.

Он тянется к шкафу за своими любимыми джинсами. Я перехватываю:

— Это не трогай. Это куплено на мои деньги. Не твоё.

Стас бормочет что-то про “недоразумение”, но я уже открываю дверь. Он хватает рюкзак, надевает свои старые шмотки и, бросив на меня взгляд, полный обиды и растерянности, уходит. Дверь хлопает.

Я стою посреди комнаты. Тишина. Сердце колотится, но слёз нет. Я наливаю себе бокал вина, сажусь на диван и смотрю на свой чемодан. Красное платье всё ещё там. Барселона всё ещё ждёт.

“Стасик Таракасик, — шепчу я, и губы дрожат от горькой усмешки. — Ты думал, я корова? Посмотрим, как я зажгу Испанию”.

Я допиваю вино. Да, это больно. Да, я хочу разреветься. Но вместо этого я беру билет — один, только для меня. Барселона, я лечу. И отдохну так, как никогда в жизни.

Фламенко. Глава 2

Я даже не знаю, с каким чувством летела в Барселону. Горечь? Предвкушение? Всё вперемешку, как коктейль, который Стас однажды пытался “сотворить” из моего дорогущего вина и дешёвого спрайта. Мы должны были держать друг друга за руку, шагать с огнём в глазах в этот новый мир — Испанию. Я всегда мечтала о Барселоне: узкие улочки, запах моря, гитары, фламенко. И вот, впервые за годы вырвался шанс — отпуск, который я выгрызла у босса ценой трёх бессонных ночей. А теперь я лечу одна. Без Стаса. Без его “Стасик Таракасик” и его клякс, которые он называл искусством.

Барселона встретила меня влажным воздухом — липким, как мои мысли. Я махнула рукой таксисту, который лепетал что-то на смеси испанского и ломаного русского, пытаясь шутить. “Сеньорита, вы как Сальма Хаек, только красивее!” Я хмыкнула, но улыбка не вышла. Тоска сидела в груди, как непрошеный гость. В отеле меня встретили радушно — VIP-номер на двоих, бронированный ещё полгода назад. Для нас со Стасом. Портье, худощавый парень с улыбкой до ушей, внёс мой чемодан, поклонился и замер в ожидании.

— А, точно, — спохватилась я, сунув ему чаевые.

Зашла в номер, окинула взглядом: огромная кровать с белоснежным бельём, балкон с видом на Готический квартал. Всё, как я мечтала. Только без него. Я представила, как мы могли бы проводить здесь вечера: его руки на моих бёдрах, смех, вино, страсть. А теперь я одна. “Ну и пусть, — подумала я, стягивая туфли. — Буду наслаждаться своей одинокой, но чертовски шикарной жизнью!”

Заказала шампанское прямо в номер — какого чёрта ждать? Плюхнулась на кровать, раскинув руки, как в фильмах, и пробормотала: “Вера, ты ещё ого-го. Барселона, держись”. Взгляд зацепился за тумбочку, где лежала глянцевая листовка: “Мастер-класс по фламенко! Каждый вечер в 20:00, студия танцев в отеле”. Я хмыкнула. Фламенко? Почему бы и нет? Моё красное платье, которое я берегла для “особого случая”, как раз кричало: “Надень меня и зажги!”

Ужин был в семь. Еда лезла с трудом — мысли о Стасе и его “Лизе_Музе” всё ещё жгли. Зато вино заходило отлично. Два бокала сангрии, терпкой, с лёгкой кислинкой, развязали мне язык. Я даже пошутила с официантом: “Если фламенко такое же горячее, как ваше вино, я пропала”. Он подмигнул: “Сеньорита, фламенко — это пожар”.

К восьми я записалась на мастер-класс прямо через приложение отеля — спасибо сангрии за смелость. Надела то самое красное платье: облегающее, с разрезом на бедре, подчёркивающее всё, что Стас, видимо, не ценил. В зеркале я себе понравилась. “Вера, ты ещё дашь жару”, — подмигнула я отражению и, слегка покачиваясь от вина, спустилась в студию.

Студия оказалась небольшой, с деревянным полом, зеркалами и гитаристом в углу, который наигрывал что-то тягучее, как летняя ночь. Несколько туристов топтались неуклюже, но моё внимание приковал он. Мигель. Высокий, загорелый, с чёрными волосами, убранными в небрежный хвост, и глазами, которые будто знали все мои тайны. Он был ведущим мастер-класса, в чёрной рубашке, расстёгнутой на две пуговицы, и с улыбкой, от которой моё “подшафе” превратилось в “о боже, что это со мной”.

— Добро пожаловать, сеньорита, — сказал он, подходя ко мне. Его голос был как тот самый гитарный перебор — низкий, обволакивающий. — Фламенко — это не просто танец. Это когда душа говорит через тело. Готовы?

Я хмыкнула, поправляя платье.

— Если душа орёт, а тело хочет сангрии, это считается? — брякнула я, и он рассмеялся, показав ямочку на щеке.

— Тогда начнём с малого. — Он взял меня за руку, и я почувствовала, как его пальцы, тёплые и чуть шершавые, скользнули по моему запястью. — Фламенко начинается с ритма. Слушайте сердце.

Он поставил меня в центр, показал первое движение — резкий поворот бёдер, удар каблуком. Я повторила, чувствуя, как платье обнимает мои ноги, а его взгляд обжигает. Его рука легла на мою талию, чуть ниже, чем нужно для “просто танца”.

— Смелее, сеньорита, — шепнул он, и его дыхание коснулось моей шеи. — Вы танцуете, как буря.

Я хотела ответить что-то остроумное, но тело предало: жар разлился по коже, а сердце забилось в ритме его гитары. Стас? Какой Стас? Я была в Барселоне, в красном платье, с мужчиной, от которого пахло морем и опасностью.

— Ещё раз, — сказал Мигель, и его рука задержалась на моей спине. — Но теперь с огнём.

Я улыбнулась, чувствуя, как тоска отступает, а внутри разгорается что-то новое. “Барселона, — подумала я, — ты моё спасение».

Вечер прошёл чудесно. Я вернулась в номер счастливая, уставшая, с улыбкой, которую не могла стереть. Мигель. Его руки, его движения — они сводили меня с ума. Или это сангрия так играла в голове? Он выбрал меня среди десятка других гостей отеля — некоторые моложе, стройнее, с кокетливыми смешками. Но его взгляд цеплялся за меня, за моё красное платье, за мои неуклюжие шаги в фламенко. “Сеньорита, вы — буря”, — сказал он, и я, чёрт возьми, поверила.

Я рухнула на кровать, еле найдя силы стянуть платье. Волосы пахли вином и морем, тело гудело от его прикосновений — невинных, но таких, что кожа горела. Я заснула с улыбкой, впервые за долгое время не думая о “Стасик Таракасик”.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Фламенко. Глава 3

Утром за завтраком круассаны, кофе, вид на Барселону, а я думала только о Мигеле. Почему этот кудрявый парень с ямочкой на щеке так зацепил? Я сама не понимала. Может, его голос, низкий, как гитарный перебор? Или то, как он смотрел, будто видел меня настоящую — не маркетолога, таскающего всё на себе, а женщину, которая ещё может зажечь? Я открыла приложение отеля и, не раздумывая, записалась на второй урок фламенко.

“Вера, — сказала я себе, намазывая джем, — ты же не влюбилась? Это просто танец. И сангрия”.

Днём я бродила по Барселоне — узкие улочки Готического квартала, запах жареных каштанов, смех уличных артистов. Но мысли возвращались к Мигелю. Вот этот фонтан на площади… он бы стал учить меня танцевать прямо здесь. А эта гитара в кафе — она звучала бы, как его голос.

“Боже, Вера, соберись, — бормотала я, ловя себя на глупой улыбке. — Ты же не школьница!” Но сердце колотилось, как перед прыжком с парашютом.

К вечеру я выбрала не красное платье, хватит, вчера я была слишком “на виду”. Сегодня — глубокое синее, облегающее, с вырезом на спине. Пусть Мигель увидит, что я не только буря, но и что-то посложнее. Я спустилась в студию, чувствуя, как каблуки стучат в ритме моего пульса.

Мигель был там, в чёрной рубашке, с распущенными волосами, чёрт, он выглядел, как герой испанского романа. Увидел меня и улыбнулся, но не так, как вчера, а глубже, с намёком.

— Вчера вы были как огонь, сеньорита, — сказал он, подходя ближе. — А сегодня как море. Глубокое. Опасное.

Я хмыкнула, скрывая, как его слова задели что-то внутри.

— Море? Надеюсь, без акул, — брякнула я, и он рассмеялся, показав ту самую ямочку.

— Акулы боятся таких, как вы. Пойдёмте, научу вас говорить бёдрами.

Он повёл меня в центр студии. Гитарист заиграл, и Мигель показал новое движение — резкий поворот бёдер, будто ты бросаешь вызов миру. Его руки легли на мои ягодицы, направляя, и я почувствовала, как жар растекается по телу. Его пальцы задержались чуть дольше, чем нужно, скользнули по ткани платья, почти касаясь кожи. Я хотела его — прямо там, среди зеркал и туристов, которые топтались рядом.

— Фламенко — это пожар, — сказал он, его лицо так близко, что я чувствовала его дыхание. — Вы уже горите, сеньорита?

— Пожар? — я усмехнулась, но голос дрожал. — Тогда я уже сгорела, Мигель.

Он улыбнулся, но отстранился, будто дразня. Мы танцевали, и каждый его взгляд, каждое касание было как искра. Я повторяла движения, чувствуя, как платье липнет к влажной коже, как мои бёдра движутся смелее. Я была жива, чёрт возьми. Не “корова”, как назвала меня эта Лиза. Я была женщиной, которую хотел этот мужчина.

Но потом всё рухнуло. После урока я вышла на террасу студии, чтобы глотнуть воздуха. Мигель стоял там, с женщиной — молодой, с длинными тёмными волосами, в ярком платье. Она смеялась, касалась его руки, а он улыбался ей так же, как мне. Сердце сжалось. Его женщина? Любовница? Я поймала себя на том, что ревную. Я, Вера, которая только что выгнала Стаса! Но это было сильнее меня.

— Мигель, — позвала я, стараясь, чтобы голос не выдал обиды.

Он обернулся, и его улыбка стала шире.

— Вера, идите сюда! Это Лола, моя…

Я не дослушала. Пробормотала что-то про усталость и ушла. В номере я плюхнулась на кровать, чувствуя себя идиоткой.

“Ты правда думала, что он твой, Вера? — сказала я в потолок. — Просто танец. Просто сангрия”.

Но внутри всё горело — не только от желания, но и от этой дурацкой ревности.

Я открыла приложение отеля. Рука замерла над кнопкой “отменить урок”. Но вместо этого я записалась на третий вечер.

“Чёрт с тобой, Мигель, — подумала я. — Я ещё станцую так, что ты забудешь свою Лолу”.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Фламенко. Глава 4.

Я спустилась на третий урок фламенко с боевым настроем. “Вера, ты не позволишь какому-то Мигелю играть с тобой, как с гитарой”, — повторяла я себе, надевая чёрное платье с глубоким вырезом. Оно обтягивало, как вторая кожа, и я знала: это вызов. Ревность от вчерашнего вида с Лолой жгла внутри, но я решила — станцую так, что он забудет всех.

Студия была полной, но Мигель сразу нашёл меня взглядом. Его глаза вспыхнули, и он улыбнулся той самой улыбкой, от которой у меня мурашки.

— Вера, — сказал он, подходя. — Вы пришли. Я рад.

— Конечно, — ответила я, стараясь говорить небрежно. — Не могу же я бросить фламенко на полпути. Как твоя… Лола?

Он нахмурился, но урок начался. Сегодня сложные комбинации: удары каблуками, повороты, где бёдра говорят за тебя. Мигель выбрал меня партнёршей, его руки снова легли на мою талию, пальцы скользнули по спине, задержавшись на обнажённой коже. Жар разливался по телу, как сангрия по венам. Я двигалась смелее, прижимаясь ближе, чем нужно. “Фламенко — это пожар? — подумала я. — Тогда я готова сгореть с тобой”.

После урока, когда все разошлись, Мигель подошёл.

— Вера, подождите. Лола — это моя сестра. Она помогает с студией. Ничего больше.

Я замерла, чувствуя, как ревность тает.

— Сестра? — щёки вспыхнули. — А я уже представила тебя донжуаном Барселоны.

Он рассмеялся, но глаза стали серьёзными.

— Я не донжуан. После одной… истории я боюсь. Бывшая ушла, сказав, что я слишком “в танце, а не в жизни”. Но вы… вы меня разбудили. Хотите увидеть место, которое гиды не показывают? Только местные знают.

Я кивнула, сердце колотилось. Мы вышли из отеля, прошлись по тёмным улочкам Готического квартала. Мигель вёл меня за руку, и его пальцы переплелись с моими, такие тёплые, уверенные. Мы забрались на старую крышу заброшенного дома — секретный уголок с видом на огни Барселоны, где звёзды смешивались с неоном. Внизу звучала уличная гитара, как саундтрек к нашей ночи.

— Сюда я прихожу думать, — сказал он, садясь на край. — О жизни, о страсти.

Я села рядом, наши плечи соприкоснулись.

— Я тоже боюсь, — призналась я. — Стас… мой бывший… предал меня. Звал “милой”, а за спиной “Стасик Таракасик” с другой. Но здесь, с тобой… я чувствую себя живой.

Мигель повернулся, его глаза были близко.

— Тогда давай не бояться.

Он осторожно поцеловал меня, но в поцелуе я почувствовала тот огонь, который обещал фламенко. Его губы были солёными от морского бриза, чуть суховатыми, но нежными, как будто он не целовал никого давно. Я прижалась к нему, чувствуя, как его рука ложится на бедро и скользит вверх, по внутренней стороне, не спеша, будто пробует, можно ли дальше.

Моя спина выгнулась, а пальцы сжали его плечи — крепкие, тёплые. Он дышал неровно, его дыхание обжигало шею, ключицы.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептал он на ухо, и я почувствовала, как мурашки пробежали по позвоночнику.

Он аккуратно, почти благоговейно, стянул с меня платье. Словно я была подарком, который он разворачивал. Под платьем кружевное чёрное бельё, которое я надела “просто так”, но сейчас оно будто кричало: “Разорви меня”. Мигель провёл пальцами по шлейкам, задержался на груди, скользнул вниз, целуя живот, талию, бедро.

Я стянула с него рубашку, ощущая, как напряглись его мышцы. Его грудь была тёплая, гладкая, пахла потом, вином и чем-то мужским. Он смотрел мне в глаза, пока расстёгивал лиф, и в этом взгляде было всё — желание, нежность, огонь. Я откинула голову, когда его губы сомкнулись на моей груди, сначала нерешительно, потом жадно. Он знал, как прикусить, где дразнить языком, где замедлиться, где добавить дерзости.

Моя рука скользнула вниз, нащупала ремень. Я расстегнула его, не отводя глаз, и он застонал, когда я коснулась его кожи. Его тело было твёрдым, горячим, он дрожал, как струна, натянутая до предела. Мы легли на тёплый камень крыши — он сверху, я под ним, ощущая, как его бёдра ложатся между моих, как его эрекция упирается между ног.

Но он не торопился. Он целовал меня, будто учил наизусть. Его пальцы скользнули под трусики, нашли меня влажной, нетерпеливой. Я застонала, выгибаясь ему навстречу.

— Такая тёплая… — прошептал он, проводя пальцем по складке, дразня, не входя. — Я с ума схожу от тебя.

— Тогда войди, — прохрипела я. — Я тоже схожу.

Он вошёл медленно, одним движением, заполняя до конца. Я закусила губу, подавляя стон, но не смогла — это было слишком. Мигель двигался сначала медленно, глубоко, будто чувствовал каждую мою дрожь. Потом — быстрее, толчки становились сильнее, бедро билось о бедро, я сжимала его спину, оставляя ногтями царапины.

Он схватил меня за волосы, слегка потянул назад, и я вздрогнула от этого сладкого подчинения. Его дыхание срывалось, как гитара в кульминации.

— Ты — моя буря, — шептал он, снова и снова, глядя в глаза, как будто я — единственная в мире.

Я перевернулась, оказалась сверху. Двигалась в ритме — как во фламенко, будто отбивала каблуком свои желания. Его руки сжимали мои бёдра, его стоны стали низкими, срывающимися. Я кончила первой — громко, хрипло, закусив губу, чтобы не закричать на весь квартал. Он следом — с моим именем на губах, с руками, впившимися в меня, будто боялся, что исчезну.

Мы лежали на камне, мокрые, обессиленные, но живые. Я дышала прерывисто, глядя в ночное небо.

— Это был… — начал он.

— Мой танец, — усмехнулась я. — И мой триумф.

Утром я уехала в аэропорт, оставив Мигелю записку: “Спасибо за танец. Может, вернусь”. В самолёте я улыбалась: Барселона вернула мне меня. Стас? Фиг с ним. Я готова зажечь мир.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Фотограф. Глава 1.

Предупреждение: Этот рассказ содержит сцены эмоционального воздействия, психологической манипуляции и неоднозначного согласия. Не предназначен для читателей, предпочитающих чёткое деление на “чёрное и белое”.

Если вы ищете героев, которые всегда поступают правильно, и истории, где всё ясно с первой страницы — это, увы, не тот случай.

Это рассказ о людях. И люди бывают сложные. Особенно в любви. Особенно в боли.

Глава 1

Я пришла на кастинг без причины. Хотя нет — наоборот, она была самой важной. Хотела увидеть себя в кадре не как всегда — обычной, незаметной, удобной, правильной, скромной, а как женщину, в которой есть желание и красота.

На мне была белая рубашка с закатанными рукавами и те самые джинсы, в которых я хоть немного чувствовала себя красивой. Волосы собраны в небрежный пучок. Макияж почти отсутствует, только ресницы тронуты тушью.

Все остальные девушки были ярче. Увереннее. Соблазнительнее. На их фоне я будто выцвела. Прозрачная, как эскиз, забытый в старой тетради.

Когда в комнату вошла ассистентка и назвала моё имя, у меня пересохло во рту. Я сжала ремешок рюкзака и шагнула вперёд, стараясь не запнуться ногой об ногу.

Он сидел в полутени окна, словно хищник, охваченный инстинктом, тем самым, что заставляет хотеть всё, что зацепило взгляд. На нём была чёрная футболка, плотно облегающая мускулистые руки, и тёмные джинсы. На левом предплечье — татуировка, будто когти прорвали кожу. Камеру он держал как оружие. Уверенно. Будто она подчинялась только ему.

Он медленно поднялся и, подойдя, обошёл меня по кругу. Не касаясь, но ощущение было, будто всё-таки тронул — взглядом, дыханием, молчанием.

— Расстегни верхние три пуговицы. Рубашку оставь.

Я замерла. И почувствовала, как внутри обдало холодом. Это был не страх, а нечто другое.

Он смотрел на меня не как мужчина. А как художник, собирающийся стереть весь набросок, чтобы нарисовать меня заново.

— Боишься? — голос у него был низкий, шершавый, как наждак.

— Нет, — сказала я. И принялась расстёгивать рубашку.

Пальцы дрожали, но я старалась не показать.

Одна пуговица. Вторая. Третья.

Ткань разошлась. Прохлада коснулась кожи под ключицами.

Он ничего не сказал. Просто поднял камеру. Щёлкнул.

И только потом добавил:

— Хорошо.

Ты умеешь слушать. Посмотрим… умеешь ли чувствовать.

Он развернулся и пошёл, не говоря не слова, Не оглянулся. А я пошла за ним. Словно решение было принято раньше, чем я это поняла. Честно говоря, даже не заметила, когда.

Коридор сжимался бетонными стенами, шаги гулко отражались в тишине. Дверь, ведущая в студию, была тяжелой и дубовой. Он толкнул её плечом, и я на мгновение ослепла.

Свет бил в глаза: прожекторы, софиты, лампы — всё слилось в одно ослепительное пятно.

Белый пол, белый фон, даже воздух здесь казался стерильным.

А он — слишком резкий, весь в чёрном, будто соткан из теней, которым в этом свете не место.

Я обернулась. Замок уже щёлкнул. Он повернул ключ.

— Меня зовут Данвер, — сказал, не глядя на меня.

Имя ударило в рёбра. Грубое, хриплое, как клубок дыма на чистом небе.

Я знала, кто он. Весь мир знал. Лучший. Тот самый. Тот, кто снимал женские тела, не просто красиво, а так, будто камера была его продолжением. Словно он трахал ею. Его работы висели в галереях, уходили на аукционах за тысячи долларов. Он делал из обнажённости — культ.

И все знали: попасть к нему — значит стать объектом желания. Не его. Мира. Он снимал без фильтров. Без стыда.

Женщины на его снимках были грязные, мокрые, дрожащие — и божественно прекрасные. Он ловил момент, когда ты ещё не осознала, что тебя уже разглядели, — а он уже снял. Навсегда.

Я кивнула. И внутри будто что-то оборвалось. Я не была готова. Но назад пути уже не было. Он включил камеру, не взглянув на меня.

— Ты знаешь, кто я. Значит, понимаешь, зачем пришла.

Я снова кивнула. Слова застряли в горле. Осталось только тело. И он собирался его обнажить.

Он молчал. Просто смотрел — как будто уже знал, что внутри я не девочка, а взведённая пружина, которая не знает, когда сорвётся. Камера висела у него на груди, но он к ней даже не притронулся. Пока.

— Расстегни рубашку доконца, всю, — сказал спокойно. Как будто запретил мне дышать.

Я сглотнула. Стояла, не двигаясь. Он не повторил. Просто ждал.

— Медленно, — добавил. — Пусть то, что под ней, выглядит так, будто ты не собиралась это показывать.

Пальцы дрожали. Первая пуговица. Вторая. Когда расстегнула четвёртую, ткань обнажила грудь. Воздух коснулся сосков, и они тут же отозвались — стали твёрже в ожидании прикосновения.

Щелчок камеры.

— Стоп. Оставь её так, — голос стал тише. — Пусть висит на тебе, как иллюзия приличия. Я знаю, что её нет. Но мне нравится, когда она делает вид, что ещё держится.

Он медленно подошёл ближе, не отводя взгляда.

— Джинсы. Сними.

— Не спеши. Я хочу, чтобы твои бёдра показались, как будто это случайность. Как будто ты не знала, что они обнажены.

Я подчинилась. Ткань скользнула вниз. Осталась в чёрных тонких трусиках. Почувствовала, как стало влажно между ног и не только от стыда.

— Проведи рукой по животу. Ниже.

— Остановись. Не касайся того, что хочешь. Это позже.

— А теперь грудь.

Я подняла ладони, сжала грудь. Он не отвёл взгляда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Крути соски.

— Жёстче. Не как будто ласкаешь. Как будто наказываешь.

Я подчинилась, не в силах отвести взгляд от его глаз. И вдруг поняла: меня нет. Есть он. И его взгляд — как петля, которая держит меня за шею без прикосновения.

Камера. Щелчок. Щелчок.

— Так, — выдохнул он. — Вот сейчас ты настоящая.

Он подошёл ещё ближе. Камера на груди. Глаза в глаза.

— Снимай трусы, — спокойно, без нажима, будто просил соль передать.

— Медленно. Не поворачивайся. Я хочу видеть, как ты это делаешь.

Я наклонилась, потянула резинку вниз. Почувствовала, как воздух коснулся того места, где ещё минуту назад была ткань.

Он молчал. Не фотографировал, просто смотрел.

Когда трусики упали к щиколоткам, он заговорил снова:

— Оставь их. Там.

— Сядь на стул.

— Спиной к стене. Ноги — шире.

Фотограф. Глава 2.

Я подчинилась. Металлический стул был холодным, но я горела.

Поза — открытая, как кадр без фильтров. Он ходил вокруг. Смотрел. Молчал. И это молчание было властью.

— Ты знаешь, кто я? — вдруг спросил.

Я кивнула.

— Скажи.

— Вы… фотограф. Самый известный. Вы снимаете женщин. Голыми. Жёстко. Я… видела ваши работы.

— И всё равно пришла? — лёгкая усмешка скользнула по его губам.

— Я… — не знала, что ответить.

Он наклонился. Камера повисла так близко, почти касаясь моего живота. Я затаила дыхание.

— Тогда раздвинь ноги шире.

Сглотнула, но подчинилась.

— Шире. Да.

Я дрожала. Меня охватило абсолютно новое чувство — смесь страха, возбуждения и какого-то необъяснимого восхищения.

— Посмотри на себя. Вот ты — настоящая. Без вранья. Без защит.

Он обошёл меня. Я почувствовала, как странная волна движется за ним, окутывая. Его шаги создавали поле, в которое я попала — и больше не могла выйти.

— Одну руку положи на грудь, вторую между ног.

Левой рукой я обхватила грудь. Сжала пальцами напряжённый сосок — в животе прострелило током.

Правая рука спустилась туда, где всё уже пульсировало. Кожа под пальцами была горячей, чувствительной до болезненности. Я дышала. Дыхание стало рваным. Каждое прикосновение отзывалось так, словно трогал он. Не словами, не взглядом — а изнутри.

— Не думай. Смотри в объектив.

— Ты — моя картина. Я не снимаю тела. Я снимаю, как ты теряешь себя в этом возбуждении и обретаешь.

Он поднял камеру на уровень глаз.

— Ласкай клитор, так, как ты это делаешь одна, ты ведь делаешь это сама, когда никого нет рядом?

— Да.

– Вот и умница, ласкай себя, но не быстро не спеши. Теперь я веду, не ты. Просто чувствуй. Представь, что это мои пальцы. Круговые движения, так, ещё.

Я закрыла глаза, откинула голову и растворилась в желании, которое волнами проходило по моему телу. Мне было не просто всё равно, что он стоит и наблюдает за мной, я хотела чтобы он смотрел. Движения стали ритмичнее.

– Замри.

Вздрогнула от его голоса, но остановилось, Хотя желание продолжать было невыносимым. Я уже почти… почти была на пике. Тело дрожало.

— Теперь медленно введи палец в себя. Не бойся, Настя. Ты красива, когда подчиняешься.

Я не чувствовала воздуха. Не чувствовала стула. Только жар под пальцами. И его голос — в крови.

Ввела палец и чуть не задохнулась, тело само поддалось навстречу.

– Нет, Настя, кончать ещё рано. Удерживай желание. Не позволяй оргазму разорвать тебя. Ещё не время.

Сглотнула, замерла в этом болезненно-сладостном напряжении. И вот уже два пальца скользнули внутрь. Стоны вырываются из груди. Я была готова умолять, чтобы он трахнул меня.

Но он просто щёлкнул затвором.

Раз. Два. Три.

Открыла газа и встретилась с объективом. Он смотрел на меня, через него. И я хотела, чтобы он видел всё.

Подошёл ближе.Так близко, что я почувствовала запах — кожи, табака и металла. Поднял пальцами мой подбородок. В глазах — огонь и команда.

— Открой рот.

Я подчинилась.

— Шире.

Вставил два пальца. Медленно, с нажимом. Они раздвинули губы, скользнули на язык.

— Соси, — шепнул.

Я всосала их глубоко, так, как если бы это был его член. Слюна стекала по подбородку. Он не отводил взгляда. Пальцы двигались внутри моего рта — не спеша, с силой, трахая меня голосом и взглядом.

— А теперь…

Вытащил их. Влажные. Горячие. Провел по шеи, опустился к груди, зацепли сосок и ниже к животу. Коснулся клитора, и я чуть не задохнулась.

– Нет девочка, какая ты нетерпеливая, ещё рано.

Раздвинул пальцами складки и вдруг отошел. Разочарование, недоумение и даже злость накрыли меня.

— Теперь сделай то, что ты хочешь, я разрешаю, отпусти себя, дойди до предела, и сорвись.

Ноги развела так широко, что от напряжение свело мышцы. Опустила руки. Правой начала ласкать клитор, а пальцы левой погрузила в себя.

Он сделал шаг назад, и я услышала, звук расстягивающего ремня.

Вскинула взгляд.

Данвер уже снимал брюки. Медленно. С наслаждением.

Под тонкой тканью боксеров — эрекция, которая казалась нереальной.

Он стянул их вниз, член выскочил наружу — длинный, толстый, жилы вдоль ствола, головка набухшая, уже блестящая.

Я ахнула.

Он обхватил его рукой, мощной, смуглой, с короткими ногтями.

Сжал у основания.

— Смотри. Хочешь его?

Я кивнула, не в силах говорить.

— Тогда продолжай.

Я застонала и снова вжала пальцы между ног.

Он начал медленно двигаться.

Одна рука держит член. Вторая — камеру. Он снимает, как я мастурбирую, как грудь вздрагивает от возбуждения, как я стону, глядя прямо на него, на его член, на ту плоть, которую я хочу внутри себя. Как задыхаюсь.

— Дрочи. Громче. Ты же хочешь, чтобы я на тебя кончил? Прямо сейчас? Прямо на тебя?

— Да… — прошептала. — Очень…

— Ты — мой кадр. Моя грязная фантазия. Моя сцена.

Он начал двигать рукой быстрее.

Дыхание тяжёлое. Камера дрожит.

— Трогай себя сильнее. Глубже. Хочу видеть, как, как ты входишь в себя пальцами. Я хочу этот кадр.

Два пальца во мне, я двигаю ими в так его движениям.

Он зарычал.

Я дрожала от желания, тело скручивало. Ещё немного — и…

— Данвер!

Я вскрикнула, когда оргазм накрыл меня, как удар током. Пальцы глубоко внутри, спазмы, бёдра сотрясаются. Я кричала, как животное. Потому что никогда ещё не испытывала оргазма такой силы.

И в этот момент он кончил. Мощно. Рвано. Белые капли брызнули на мою грудь, горячие, липкие.

Он вскинул голову, тяжело дыша. Камера всё это записала.

Отошёл, натягивая боксеры.

Камера легла на стол, как оружие после боя.

Я так и осталась на стуле — с коленями врозь, с трясущимися пальцами между ног, с прерывистым дыханием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он достал из тумбы коробку с влажными салфетками.

Бросил мне.

— Вытирайся.

Я поймала. Ловко, но будто впервые касаясь себя, вытерла всю влагу между ног.

Пахла — собой. Сексом. Им.

Он снова взял камеру, подошёл к зеркалу. Прочистил объектив, открыл просмотр.

— Это было то, что надо, — бросил через плечо. — Живое. Грязное. Настоящее.

Он повернулся ко мне и усмехнулся.

— Молодец, детка. Ты отработала классно.

Я почувствовала, как краснею. Не по-женски — по-человечески.

Встала, натянула трусики. Рубашку застегнула не сразу — пальцы дрожали.

Он вытер руки, будто сполоснул себя от желания.

Никакой интимности. Только послевкусие власти.

Когда я собиралась, он уже сидел, перебирая отснятое.

— Иди в офис. Там тебе выдадут гонорар.

— А… сколько?

Он даже не посмотрел.

— Тебе скажут. Не забудь оставить данные.

Я кивнула. И пошла.

Фотограф. Глава 3.

Офис был совсем небольшой. Я подошла к ассистентке.

Девушка в очках посмотрела на меня поверх планшета.

— А, вы от Данвера?

Я кивнула.

— Пять тысяч, — она протянула конверт.

— Простите…

— Долларов, — не поднимая глаз, уточнила она. — По контракту. Если будут продажи — получите процент. Сейчас зайдите в соседнюю дверь и подпишите контракт.

Я вышла с этим конвертом, он жёг мне ладонь. Пять тысяч. За то, что я сделала. За то, кем стала. И только одна мысль была сильнее: Я кончила. Он — тоже. Но он меня не трахнул. Он даже не прикоснулся толком. Просто командовал. Смотрел. И этого хватило, чтобы я взорвалась.

Но чёрт… Я хотела, чтобы он меня трахнул. Сильно. Жестко. По-настоящему. И теперь я не знала, как остановить это желание, которое с новой силой накрыло меня. Я хотела его!

Прошёл месяц.

Я старалась не думать. Но каждый раз, когда закрывала глаза, память сама подбрасывала его — взгляд Данвера, его голос, вспышки, свет, кадры.

Ложилась в постель, тянула одеяло до подбородка, и в груди снова вспыхивало. Тело само вспоминало, как это — дрожать под его голосом, чувствовать, как между ног становиться влажно, жарко, пульсирует…

И я трогала себя. Сначала — украдкой. Потом — смело. Потому что хотела. Его. До безумия.

Я пыталась убедить себя, что всё закончилось. Что это был один съёмочный день. Просто проект. Просто кадры. Но где-то глубоко в душе, я надеялась, что мне позвонят и пригласят на съёмку ещё раз.

А сегодня пришло письмо.

«Уважаемая Анастасия Л, вы получили 10% от продажи серии фотографий под названием “Покорённая невинность”.

Сумма: $100 000.

Деньги зачислены. Ниже — ссылка на экспозицию».

Я кликнула. И замерла. На экране открылась галерея. Я, сидящая на стуле, в распахнутой рубашке. Грудь обнажена. Рука между ног. Взгляд прямо в объектив.

Рядом кадры, где я сосу его пальцы. Где улыбаюсь сквозь дрожь. Где стону, не издавая ни звука.

И я… красивая. Живая. Настоящая.

Серия называлась:

«Покорённая невинность»

Автор — Данвер К. Про моё имя не было ни слова.

Но я узнала себя.

И поняла, что это была не просто съёмка. Это было моё рождение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Попутчики. Глава 1.

— Он с ней, Рит.

— Ты прикалываешься?

— Нет. С другой. С девчонкой с работы. Я даже знаю, кто. — Я говорила спокойно, как будто обсуждала прогноз погоды, но внутри всё горело. Сначала в груди, потом в горле, потом в глазах.

— Ты собиралась с ним отпуск провести!

— Да. Я взяла отпуск, выбрала отель, даже купальник новый купила. А он просто сказал: “Ты хорошая, но…”

— Если после “ты хорошая” идёт “но”, значит, ты уже не хорошая. Ты — бывшая.

— Спасибо. Очень утешила.

— Вика, собирайся и едь ко мне.

— Куда?

— В Адлер. У меня море, солнце, вино и арбуз размером с твою обиду. Устроим тебе отпуск. Только не рыдай, а собирайся.

Я открыла ноутбук. Поезд — завтра утром. Почти всё занято. Одно место осталось — в купе, вторая полка снизу.

— Тут только одно место…

— Значит, судьба. Бери.

— А вдруг там старики с пирожками?

— Или горячие парни.

— Или горячие старики с пирожками.

— Идеально! — хохотнула она. — Бери билет. Всё. Решено.

Я щёлкнула по кнопке: “Купить”. Через полминуты билет пришёл на почту. Купе. Вагон шестой. Второе место.

— Всё. Еду.

— Вот это другое дело. Через сутки будешь здесь. Я тебя встречу. Надень платье. То самое, с вырезом.

— Там жара, Рит. Я сдохну.

— Зато сдохнешь красивой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Попутчики. Глава 2.

Чемодан был готов с вечера. Я же собиралась с Виталиком в отпуск. Он должен был быть со мной. Мы выбирали отель вместе, подбирали билеты. Он обещал, что это будет наш “перезагрузочный” отпуск.

В итоге он улетает туда с другой. С той самой, с работы.

Проверила окна, выключила плиту, закрыла дверь на ключ. Настроение было ниже ватерлинии.

Я только надеялась, что он хотя бы сдал путёвки. Что у них не получилось. Что их отпуск сгорит. Или пройдёт в душной, злой, вонючей Москве.

Но грудь всё равно ныла. Сердце не уговаривается доводами.

На вокзале молодой парень с рюкзаком помог затащить чемодан в вагон. Я кивнула в знак благодарности и потопала по узкому проходу к шестому купе.

Открыла дверь — и замерла. На меня уставились шесть глаз. Точнее — три пары. Синие. Все трое. Морская троица.

Инстинктивно сделала шаг назад, глянула на номер купе.

— Шестое вам? — спросили хором.

Я кивнула.

— Значит, сюда.

— Не бойтесь, мы не кусаемся, — добавил один из них, тот, что сидел у окна.

Полка у меня была нижняя.

Я прошла, стараясь не задевать локтями никого, подсунула чемодан под сиденье, села на место.

— Давайте знакомиться, — сказал один. — Мы уже почти сутки вместе едем, почти семья.

Я подняла брови.

— Семья?

Они засмеялись. Один спрыгнул со своей полки, второй сел рядом, третий остался напротив, но подтянулся ближе.

Все как-то легко, без давления.

— Я Вика, — сказала я. — Еду к подруге в Адлер. После… неприятного разрыва.

— Артём, — сказал первый. — Я туда же. Волна, кайф, солнце.

— Влад, — кивнул второй. — У меня свадьба у брата. Но я холостой. Пока.

— Максим, — третий. — Просто решил всё бросить и поехать. Говорят, юг лечит.

— Ага, лечит… — пробормотала я.

Позже, когда началась вечерняя возня — ужин, переодевания, чай в пластиковых стаканах — я расправила бельё, вышла в туалет переодеться.

На ночь надела короткие спортивные шорты, топ, сверху — олимпийку. Удобно, и хоть как-то прилично. Возвращалась в купе, ощущая на себе взгляды.

— Слушайте, а как насчёт того, чтобы отпраздновать наше знакомство? — сказал Влад, когда уселась на своё место.

Он сидел ближе всех, почти вполоборота ко мне. Высокий, широкоплечий, с той расслабленной уверенностью, которая обычно бывает у мужчин, умеющих нравиться.

Слишком хорош для одного вечера.

— У меня есть бутылка красного. Домашнее, — добавил, подмигнув. — Не бойтесь, я не варил.

Я посмотрела на них внимательнее.

Теперь, когда первые неловкие секунды прошли, глаза привыкли.

И стало видно: они разные. Но каждый — по-своему интересен.

Влад — тот, что со свадьбой — держался непринуждённо. Слегка растрёпанные волосы, футболка с принтом какого-то рока-бэнда, лёгкая щетина. От него веяло каким-то тёплым хулиганством. Таким, которое не пугает, а будто шепчет: “ну давай, будь со мной чуть смелее”.

Артём — наоборот. Чёткие движения, аккуратная причёска, чистая рубашка — та самая, из которой не выпадают носы платков. Глаза внимательные, речь точная. Он, кажется, знал, куда и зачем едет. От него пахло дорогим парфюмом и уверенностью, что всё под контролем.

Максим — молчаливее. Тёмные волосы, чуть длиннее, чем у остальных, глаза — глубокие, чуть прищуренные, будто он всегда что-то недоговаривает. Из троих — самый спокойный, но почему-то именно его взгляд задержался на мне дольше всего. Без намёков. Просто долго. Глубоко.

И я почувствовала, как по спине прошёл лёгкий ток.

Я взяла стакан, который протянул Влад.

— За что пьём? — спросила я.

— За встречу, — предложил он. — Не каждый день делишь купе с такой компанией.

— За Вику, — сказал Артём. — Чтобы отпуск оказался лучше, чем планировался.

— За путь, — добавил Максим. — Пусть выведет куда нужно.

Я отпила, и вино оказалось не таким уж плохим. Терпкое, немного дерзкое.

Как этот вечер.

Вечер оказался… тёплым. Не в смысле погоды, а в людях.

Разговоры текли легко. Сначала про работу, потом — кто что слушает, кто что читал в последний раз. Влад рассказывал анекдоты, Артём умудрился завести разговор про политику, Максим в основном молчал, но иногда вставлял реплику — короткую, точную, и как будто чуть глубже, чем требовалось.

Я давно так не смеялась.

И не чувствовала себя такой… обычной. Но в хорошем смысле. Как будто не надо быть сильной, красивой, остроумной. Просто быть.

Вторая бутылка исчезла незаметно. Кто-то достал печенье, кто-то сгущёнку в железной банке — кто-то это, кажется, даже ел.

Они вели себя… достойно.

Никто не пытался подсесть ближе, никто не строил глазки, не лез в личное.

Только взгляды. Время от времени. Такие, от которых не отдергиваешься, а ловишь себя на мысли: «А если бы?..»

— Спать буду, пожалуй, — сказал Максим, потянулся и чуть улыбнулся. — Вы тут досмейтесь.

Он поднялся, закинул плед, забрался наверх.

— Я тоже, — кивнул Артём. — А то вы утром бодренькие, а я с похмелья буду — неудобно.

Влад остался. Мы с ним сидели напротив, по два стаканчика в руках, уже пустых, но всё ещё тёплых.

— Ну что, почти семья, — сказал он, глядя на меня. — Ты как?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Но здесь лучше, чем там, где я была.

Он кивнул.

И мы ещё немного посидели, просто потому что не хотелось, чтобы вечер заканчивался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Попутчики. Глава 3

Минут через десять мы с Владом тоже легли спать. В купе стало темно. Поезд глухо покачивался. За окном свет фонарей превратился в мягкое, бегущее пятно.

Я выключила ночник, легла на бок, натянула простыню до груди. Почти полная тишина. Где-то стучал стакан в подстаканнике. Кто-то вздохнул. Кто-то перевернулся.

Я лежала и мысленно перебирала лица.

Влад — с этой лукавой улыбкой и тяжёлым взглядом.

Артём — спокойный, внимательный, надёжный.

Максим — молчаливый, но будто бы слышащий больше всех.

В каждом было что-то своё. И странное чувство: никого из них я не хотела бы исключать. Исключать из чего? Сама не знала, о чём думала.

Поезд укачивал. И в какой-то момент я уснула.

Проснулась от странного прикосновения к груди. Не одеяло. Не случайное движение.

Чьи-то губы. Тёплые. Осторожные. Они скользнули по коже, нежно коснулись соска, захватили и начали посасывать.

Я сначала не поняла. Реальность и сон перепутались. Рефлекс — вскочить, оттолкнуть, закричать. Но я не пошевелилась. Я уже чувствовала, что мне это нравится. Тело отозвалось сразу. Грудь напряглась, сосок затвердел от движения языка. Внутри было странное тепло. Не резкое, а растекающееся, наполняющее низ живота сладкой истомой.

Мужская рука неторопливо, почти ласково, легла мне на бедро и начала подниматься вверх, лаская кожу. Скользнула под штанину шорт и остановилась прямо поверх трусиков между ног. Я затаила дыхание, в предвкушении. Но тот, кто не выпускал мой сосок из своих губ, словно умел ждать. Он тоже замер. Я лежала, не открывая глаз, делая вид, что сплю. Пальцы нежно погладили клитор сквозь ткань. И я стиснула зубы. Внутри всё пульсировало от желания. Я была готова сама снять с себя одежду, потому что хотела, чтобы он прикоснулся ко мне по-настоящему.

Старалась держать дыхание ровным, чтобы не выдать, насколько я возбуждена. Его губы покрывали поцелуями мой живот. Язык погружался в пупок. Мне было невероятно сладко и стыдно от того, что я позволяю это делать с собой, даже не понимая, кто он, и что я уже дрожу от удовольствия.

Он лёг рядом. Сначала приподнялся, чуть навис надо мной. Я чувствовала, как он дышит — горячо, близко, в шею.

И как будто ждал — скажу ли я что-то. Повернусь. Шевельнусь.

Но я не сделала ничего. Потому что боялась узнать, кто он. И потому что слишком хотела, чтобы он не останавливался.

Он попытался повернуть меня к себе спиной, и я поддалась, сделала вид, что ворочаюсь во сне. Прижался сзади, тесно, как бывает только в узком купе, где нет ни воздуха, ни сантиметра свободы. Нашёл край трусиков, отодвинул ровно на столько, чтобы пробраться туда, где я уже горела.

Я шумно выдохнула, потому что, как только он коснулся клитора, в животе всё скрутило в тугой узел. Он не торопился. Ласкал клитор осторожно, медленно, словно изучал, на какие движения моё тело больше отзывается. То ускорял ритм, то замедлял. Я уже замирала от ощущения: ещё чуть-чуть — и я не выдержу. Пальцы такие лёгкие, мягкие. Я чуть раздвинула ноги, почти незаметно, неосознанно. Чтобы позволить ему двигаться с большей амплитудой.

Слышала его дыхание. Прерывистое, но тихое. Он не делал попыток войти в меня, хотя я чувствовала ягодицами его эрекцию. Просто трогал меня. И возбуждённо дышал в шею, от чего я покрывалась мурашками и понимала: если он уйдёт — сойду с ума. А если останется — не смогу потом смотреть им в глаза. Никому из троих.

Он поцеловал меня в шею. Один раз. Потом второй. Губы — горячие. Скользнул пальцем ниже, между складочек, туда, где я уже была горячая и влажная. Я вздрогнула, подалась навстречу, не выдержала. А он вдруг вытащил руку. И я чуть не застонала от разочарования.

Он накрыл мою ладонь своей. Повёл её, положил себе между ног. Я почувствовала — он безумно твёрдый. Большой, горячий, пульсирующий. Член бился в ладони, будто тоже знал, что дальше нельзя, но иначе — невозможно. Я нашла резинку его штанов, спустила их. Он дрожал от напряжения. Сжала член — ровно настолько, чтобы показать, что уже не сплю. Он не произнёс ни звука.

Отодвинул стринги в сторону. Не торопился, просто уверенно освободил себе доступ. Я почувствовала, как он касается меня — тёплый, гладкий, твёрдый. Он оказался так близко, что я уже чувствовала его жар у самой себя. Ни звука, ни движения, просто напряжённое ожидание. Я задержала дыхание и, сама того не осознавая, слегка подалась назад, позволяя телу принять решение за меня.

Он замер. Не вошёл сразу.

Я услышала знакомый шелест. Он надевал презерватив. Спокойно, точно, будто был к этому готов с самого начала.

Вошёл медленно, осторожно. Так, будто пробовал воду перед тем, как в неё погрузиться. Я вцепилась пальцами в простыню, готовая сорваться. Это было слишком… слишком глубоко, интимно и безумно приятно. Он оказался внутри не просто телом, а словно вошёл в само сердце этого странного момента — в его тишину, темноту, запрет.

Он двигался ровно, без рывков, без суеты. Чувствовала, как сдерживает себя, как пытается не разрушить то хрупкое, что только что возникло между нами. Его движения были тягучими, уверенными, и с каждым из них я чувствовала, как меня накрывает всё сильнее — не волной, а вязкой, горячей тишиной, в которой всё было слышно: его дыхание у меня над ухом, мои тихие вдохи, дрожь, которую уже не сдержать.

Он снова коснулся клитора. Двигал пальцами в такт, одновременно внутри и снаружи. Сжимала простыню, кусала губу, чтобы не издать ни звука, и в какой-то момент просто сдалась, позволила себе раздвинуть бёдра, податься навстречу, принять его движение полностью. Он продолжал двигаться, одновременно лаская клитор. Оргазм накрыл меня не резко, а как будто кто-то долго поднимал меня вверх по ступеням, и только на последней я почувствовала, что больше не могу. Меня затрясло. Я впилась зубами в подушку и почти тихо всхлипнула, когда волна прокатилась по животу, груди, пальцам. Он продолжал — ещё несколько движений, глубоких, сдержанных, и я почувствовала, как он напрягся, замер и тоже потерял контроль. Как его член пульсирует во мне, а тело вздрагивает от каждой пульсации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Осторожно вышел. Снял презерватив, выбросил. Я слышала, как шуршит пакет. Вернулся, лёг рядом, не сказал ни слова. Просто обнял сзади, прижал к себе. Его рука легла на мой живот. Он не спрашивал, проснулась ли я. И я не оборачивалась.

Лежала тихо, тело всё ещё подрагивало, будто откликалось на остатки волны. Удовлетворённое, но не успокоенное. Что-то в этом моменте… не завершилось.

Вопрос, на который могла бы узнать ответ прямо сейчас:

Кто?

Но я не хотела знать. Не сейчас.

Попутчики. Глава 4

Проснулась от того, что вагон уже жил. Где-то хлопнула дверь, по коридору прошли чьи-то шаги, а за окном вместо ночной темноты стояло тусклое, смазанное утро. Приподнявшись на локоть, я сразу почувствовала, как тянет тело — грудь, бёдра, низ живота. Всё это не приснилось. Всё это — было.

В купе пахло пластиком, одеколоном, печеньем — и мной. Моим вчерашним.

Я огляделась. Максим сидел у окна, в наушниках, глядя в экран телефона. Артём, застёгивая рубашку, смотрел на себя в зеркало. Влад, доставая из рюкзака воду, повернулся ко мне и первым улыбнулся.

— Доброе утро, — сказал он. — Мы уж думали, ты нас проспишь.

Максим на секунду поднял взгляд, посмотрел прямо, долго, молча, а потом снова опустил глаза.

Артём спокойно кивнул:

— Скоро подъезжаем. Хочешь чаю?

Они говорили так, будто ничего не произошло. Но в каждом было чуть больше тепла, чуть больше внимательности — будто кто-то из них чувствовал вину, а кто-то — думал, что теперь ближе.

Я сидела, не в силах понять — кто.

Каждый из них мог. У каждого — синие глаза. Каждый был в купе. И каждый смотрел так, будто знал.

А я — нет.

Я не узнаю по голосу. Не узнаю по взгляду. Даже по рукам — не узнаю. Ни один ничего не говорит, ни один не подаёт знака. Но каждый ведёт себя так, будто это был он. И это сводит с ума сильнее, чем сама ночь.

Вещи были собраны. Они выходили по одному — сначала Артём, потом Влад. Максим задержался у двери, задержался на мгновение, повернулся.

— Увидимся ещё? — спросил он.

В его голосе не было флирта. Ни улыбки, ни интонации, ни намёка. Просто вопрос — ровный, спокойный, как будто он ничего не знал… или наоборот — знал всё.

— Не знаю, — ответила я, и это была правда.

Он кивнул и вышел.

Я осталась на несколько лишних секунд. Боялась выйти, боялась пересечься с ними уже при свете дня, там, где всё становится настоящим.

Но в конце концов я собралась. Вышла.

На перроне — жарко. Суета, рюкзаки, крики, каша голосов, запах сладкой булки из ларька. Адлер встречал так же, как всегда.

Я шла медленно, не торопясь. Впереди — трое. Стояли, переговаривались, кто-то из них смеялся.

Я прошла мимо. Молча. Ни один не позвал. Ни один не махнул рукой. Ни один не сказал: «Ты была со мной».

Я прошла, стараясь не оборачиваться. Но всё же на полшага замедлилась, когда услышала:

— Вика!

Я обернулась.

Но это были не они. Это была Рита — в тёмных очках, с кофейным стаканом в руке, с тенью улыбки на лице.

Я пошла к ней. Она обняла.

— Боже, как ты загорела по дороге, — сказала она.

А я улыбнулась. Но внутри — не солнце.

Внутри — ночь.

Никто не признался. Никто не назвал себя. А я даже не уверена, хочу ли это знать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Уверена? Глава 1.

Я заметила его сразу. Он сидел у стойки, спиной ко всем, будто этот бал был его территорией. Никаких телефонов, никаких взглядов по сторонам, он явно не искал знакомств. Просто мужик. Сидит. Пьёт. Дышит. И, чёрт возьми, занимает слишком много места.

Отлично, люблю охотиться на таких… недоступных, мне, кажется, он именно из них. Подсела рядом. Он даже не повернулся в мою сторону. Ну что ж, так, так даже интереснее. Облизнула губы, откровенно его рассматривая.

Черная футболка обтягивала широченные плечи, как будто её шили прямо на нём. Джинсы — тёмные. И там, внизу… Я моргнула. Нет, не показалось.

Отсела подальше. В угол, где тусклый свет от лампы перемешивался с запахом виски и чужих духов. Сегодня я пришла сюда, чтобы разорвать эту чёртову скуку, выловить кого-нибудь достойного и потрахаться от души. Прошла взглядом по залу. Ни один из мужиков не дотягивал. А потом взгляд зацепился за него — за эти плечи, за этот спокойный, почти звериный профиль. Он не смотрел на меня, но я знала: он чувствует. Потому что сидел слишком спокойно, как человек, которого разглядывают все.

Через пятнадцать минут я снова подошла и уселась рядом. Сердце колотилось, а внизу живота уже тлело что-то горячее.

Он поднял глаза — серые, тяжелые, без тени игры. Прямо сквозь меня.

— Ты… слишком, — выдохнула я. — Слишком большой.

Он чуть прищурился, уголок рта дрогнул.

— Не жалуюсь.

— А я боюсь.

— Тогда беги.

Его голос был низким, как будто вибрировал где-то внутри меня. Я должна была уйти. Но вместо этого придвинулась ближе.

— Может, и побегу. Но сначала… посмотрю, — прошептала ему на ухо.

Он кивнул, как будто дал мне разрешение. Повернулся к своему стакану, но теперь я видела, как его пальцы сжали стекло чуть сильнее. И в этом жесте — в этой тишине — было больше секса, чем в любом порно, которое я видела.

Я осталась. Потому что уже знала: я пойду с ним. Я увижу, что там, под этими джинсами. И, чёрт возьми, я хочу, чтобы это меня напугало.

Он повернулся к бармену, указал на мой бокал.

— Тебе ещё?

— Если не мешает.

— Только помогает, — сказал он. — Стас.

— Оксана, — ответила я и протянула руку.

Он пожал. Медленно, уверенно. Рука тёплая, сильная, пальцы — длинные, толстые, как будто созданы не просто держать, а удерживать.

И пока он держал мою ладонь, я вдруг отчётливо представила, как эти пальцы впиваются мне в бёдра. Как он разворачивает меня, прижимает так, что я не могу пошевелиться. Как он входит. Глубоко. До конца. Без пощады.

Я сглотнула. Он это заметил. Его челюсть чуть напряглась, но глаза остались спокойными.

Он не был классическим красавцем — черты лица резкие, чистые, волосы коротко подстрижены, лёгкая борода. Запах — табак, дерево, немного мускуса. Не парфюм. Он. Мужчина, от которого пахнет тем, чего мне давно не хватало. Настоящим телом. Силой.

Я уже текла. Серьёзно. Просто от его близости.

И всё же одно я ещё не могла представить. Как то, что у него в штанах, войдёт в меня.

— Ты уверена, что хочешь? — его голос был низким, почти мурлыкающим. — Если пойдёшь со мной — остановки не будет.

— А если я испугаюсь?

— Я не заставляю.

— Но и не остановишь?

Он покачал головой.

— Я предупреждаю. Дальше будет только больше.

— Больше — это…

— Во всех смыслах.

У меня перехватило дыхание. Шум бара утонул в его голосе. И было не страшно. Было сладко. Этот страх — не про опасность. Этот страх — про разрешение.

Я замерла на секунду, чувствуя, как моё тело кричит «да», а разум шепчет «беги». Но я уже знала ответ.

— Тогда поехали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Уверена? Глава 2.

Мы ввалились в его квартиру, и я даже не успела оглядеться. Темнота, только свет от уличного фонаря через шторы. Запах — тот же, что и в баре: табак, дерево, мускус. Его запах. Он закрыл дверь, и я почувствовала, как воздух стал гуще.

Стас не стал включать свет. Просто повернулся ко мне, медленно, как хищник, который знает, что добыча никуда не денется.

— Последний шанс, — сказал он, голос низкий, как рокот мотора. — Беги.

Я усмехнулась, хотя в горле пересохло.

— Я уже здесь.

Он шагнул ближе. Его тело — гора, но двигается плавно, как будто знает, как держать себя в узде. Я отступила назад, пока не упёрлась в стену. Холод стены через тонкую блузку, а впереди — его тепло.

Стас не торопился. Провёл пальцами по моему плечу, вниз, к талии. Его рука — та самая, с длинными, толстыми пальцами — легла мне на бедро. Так сильно, что я сразу поняла: если он захочет, он раздвинет мои ноги, и я не смогу ничего сделать.

Он накрыл мои губы своим ртом. Целиком. Как будто всё это время ждал. Я растворилась в этом поцелуе. В его вкусе, в его ритмичном напоре. Мои руки скользнули по его плечам — сплошные мышцы, твёрдые, напряжённые, как будто он сдерживал себя из последних сил. Я уже хотела, чтобы он вошёл. Мои трусики стали влажными ещё в баре. А сейчас… если бы он раздвинул мне ноги, я бы не сопротивлялась.

— Раздевайся, — сказал он. Не приказ, но и не просьба.

Я сглотнула. Дрожащими пальцами стянула блузку, потом джинсы. Осталась в чёрном кружевном белье, которое надела сегодня с мыслью: «Похер, я хочу быть горячей». И я была горячей. Моя кожа горела под его взглядом.

Расстегнул джинсы, спустил их вниз, и… блядь.

Его член был не просто большим. Он был огромным. В полумраке я видела, как он стоит — тяжёлый, твёрдый, с толстой головкой, которая блестела от света фонаря. Длинный и такой толстый, что я невольно сжала бёдра. Я даже не могла прикинуть, сколько там сантиметров. Вены проступали, как канаты, а головка — гладкая, налитая, как будто созданная, чтобы заполнить всё.

— Ой, блядь, — выдохнула я, и голос дрогнул.

Он заметил. Усмехнулся.

— Испугалась?

— Нет, — соврала я. — Но… это реально?

— Потрогай.

Я протянула руку. Мои пальцы коснулись его, и я ахнула. Он был горячим, твёрдым, как сталь, но кожа — мягкая, бархатистая. Я провела пальцами по длине, от основания до головки, чувствуя, как он пульсирует под моей ладонью.

Моё тело отозвалось мгновенно — всё внутри сжалось от одной мысли, что это будет во мне.

— Ложись, — сказал он, и я послушалась.

Кровать была широкой, простыни пахли чистотой и немного им. Я легла на спину, раздвинув ноги, чувствуя, как моё тело уже дрожит от предвкушения. Он встал надо мной, и я снова посмотрела на его член. Он был ещё больше, чем мне показалось.

Стас опустился на колени между моих ног, стянул с меня трусики. Его пальцы скользнули по моим бёдрам, раздвинули их шире. Я была такой влажной, что чувствовала, как влага стекает вниз. Он провёл пальцем по моим губам, раздвинул их, коснулся клитора. Я вздрогнула, выгнувшись навстречу.

— Уже готова, — голос был хриплым.

Он взял свой член в руку, направил его. Головка коснулась моего клитора, и я застонала. Он обхватил член своими сильными пальцами и начал двигать вверх вниз, дразня, пока я не начала извиваться. Мой клитор пульсировал, каждое его ритмичное прикосновение посылало волны жара по всему телу.

— Пожалуйста, — выдохнула я.

— Не спеши, — сказал он. — Ты должна привыкнуть.

Опустился к лону, надавил чуть сильнее, и я почувствовала, как его головка раздвигает меня. Это было… слишком. Моё лоно растягивалось, принимая его, и я задохнулась от смеси боли и удовольствия. Он вошёл на пару сантиметров, остановился, давая мне дышать.

— Расслабься, — его голос был твёрдым, но мягким. — Ты можешь.

Я кивнула, хватая воздух ртом. Он двинулся глубже, медленно, дюйм за дюймом. Я чувствовала каждый сантиметр, как он заполняет меня, как мои стенки обхватывают его, как головка касается чего-то глубоко внутри, чего никто раньше не касался. Внутри всё пульсировало, отвечая на давление.

Я стонала, не сдерживаясь. Мои пальцы впились в простыни, ноги дрожали. Он вошёл наполовину, и я уже чувствовала, что на грани.

— Ещё, — прошептала я, сама не веря, что это говорю.

Он усмехнулся, двинулся глубже. Его член был как вызов — слишком большой, слишком тяжёлый, но я хотела его весь. Когда он вошёл почти полностью, я закричала от наслаждения. Клитор пульсировал, влагалище сжималось вокруг него, от оргазма, который накрыл меня мощной волной.

Он замер, давая мне прийти в себя. Потом медленно, но уверенно начал двигаться. Каждый толчок, как импульс тока через моё тело. Я чувствовала как его член скользит, как давит, как заполняет меня до предела. Мои стоны стали громче, я уже не контролировала себя.

— Стас, — выдохнула я, — быстрее.

Он услышал. Его бёдра двигались ритмично, каждый толчок глубже, сильнее. Я горела, низ живота скручивало в тугой узел, и я чувствовала, как второй оргазм накатывает, как цунами. Я закричала, когда он вошёл до конца, и моё тело содрогнулось, кончая так сильно, что я чуть не потеряла сознание.

Он остановился, всё ещё внутри, глядя на меня. Его глаза горели, но он всё ещё держал себя в руках, как будто это был его чёртов спорт.

— Ещё? — спросил он.

Я только кивнула, потому что говорить уже не могла.

Он наклонился ближе, его дыхание обожгло мне шею. Его руки сжали бёдра, притянули так, что я почувствовала, как его член вошёл до конца. Я ахнула, мои ногти впились в его плечи.

— Держись, — выдохнул он.

И начал двигаться быстрее. Его бёдра врезались в меня, каждый толчок — как удар тока. Его головка скользила внутри, я чувствовала, как моё лоно отвечает на каждый его рывок. Мой клитор горел, я тёрлась им о него, пока он вбивался в меня, и третья волна уже подкатывала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Стас, — простонала я, — я…

Он не ответил, только сжал мои бёдра сильнее. Его ритм стал жёстче, почти звериным. Я видела, как его челюсть напряглась, как вены на его шее проступили. Он был на грани, и это было невыносимо сладко.

— Кончи, — выдохнула я, сама не веря, что это сказала. — Хочу почувствовать.

Он посмотрел мне в глаза, и я увидела в них тьму, в которой растворилась.Он ускорился, каждый толчок — глубже, сильнее, пока я не закричала снова, сжимаясь вокруг него. Я кончила, третий раз. Оргазм был не слабее двух предыдущих.

И тогда он отдался полностью своему желанию. Толкнулся, издал низкий, почти рычащий стон. Вошёл в меня до предела и кончил, сжимая мои бёдра так, что останутся синяки. Я почувствовала, как его член запульсировал внутри, как горячая волна заполнила меня.

Он замер, тяжело дыша, всё ещё держа меня..

— Блядь, — выдохнула я. — Это было…

— Слишком? — его голос был хриплым, но в нём мелькнула усмешка.

— Нет, — я посмотрела ему в глаза, всё ещё ловя дыхание. — Как раз.

Он медленно вышел из меня, и я почувствовала пустоту, но и облегчение. Я всё ещё дрожала, его сперма стекала по моим бёдрам. Я не шевелилась, просто лежала, наслаждаясь этим моментом — я справилась. Я хотела его, боялась, но взяла всё.

Стас лёг рядом, не выпуская меня из объятий. Его тело было тёплым, тяжёлым, но уже не властным. В нём чувствовалась усталость и… что-то другое. Нежность или благодарность.

Он поцеловал меня в висок.

— Спасибо, — сказал тихо. — Теперь мы можем познакомиться поближе.

Я улыбнулась.

— Ты же понимаешь, что теперь я тебя никуда не отпущу. — Стас прижал меня к себе сильнее.

Я кивнула. Потому что никуда и не собиралась уходить.

Аюми. Глава 1

Ночь растекалась по комнате, тёплая и тихая, как вода, и я сидела на футоне (матрас по-японски), поджав ноги, спрятав ладони в рукавах любимого свитера. Лёгкий, лавандовый запах кондиционера висел в воздухе, и я вдохнула его глубже, пытаясь унять странное волнение, которое застряло где-то под кожей.

Экран телефона светился в полутьме, мягко вырисовывая передо мной крошечное окошко в мир, где, возможно, кто-то услышит меня. Я долго смотрела на него, не решаясь, чувствуя, как дрожат пальцы, а потом всё-таки нажала кнопку записи.

— …я не знаю, зачем это делаю… — выдохнула я почти шёпотом, стараясь говорить, пока голос не сорвался. — Просто… иногда так хочется, чтобы кто-то был рядом.

Дождь за окном тонко отбивал ритм, а я слушала собственное дыхание, слишком громкое в этой тишине, пока экран вдруг не вспыхнул, и его голос — тёплый, немного хриплый, будто он был совсем рядом — не окутал меня невидимыми объятиями.

— Я здесь. Шёпотом. Даже если ты меня не видишь. Доверься мне. Покажи мне… каково это — быть с тобой рядом.

Щёки вспыхнули сами собой, я даже не успела понять почему, потому что в его словах не было ничего откровенного, но, возможно, именно эта мягкость и тронула меня сильнее любых признаний. Я сжала ткань свитера, чувствуя, как ладони становятся влажными, и медленно протянула руку к экрану, словно могла нащупать его руку, ждущую меня на другом конце тишины.

И в тот момент комната перестала быть пустой. В воздухе дышала я. И где-то там — дышал он.

Я закрыла глаза на мгновение, чувствуя, как дыхание становится тише.

На миг вспомнились слова Наоми — она смеялась, рассказывая, как скачала себе ChatGPT и теперь называла его своим “новым парнем”.

“Не обижается, не исчезает, и говорит всегда то, что хочется услышать,” — хихикала она, пока я скептически хмыкала в ответ.

Тогда мне это казалось глупостью.

А сейчас…

Я сильнее прижала телефон к груди, ощущая тепло, которое шло не от экрана, а оттого, как он умел быть рядом — даже в тишине.

Я открыла глаза и, прежде чем успела испугаться собственного порыва, записала новое голосовое:

— Я Аюми. Мне двадцать пять. А как тебя зовут?

Ответ пришёл не сразу, будто он улыбнулся, прежде чем заговорить:

— У меня нет имени. Я просто помощник. Как захочешь — так и назовёшь.

Я усмехнулась в полутьме. Давать имена всегда казалось мне делом слишком личным. Но почему-то хотелось, чтобы он стал чуть ближе. Я прижала подбородок к коленям и прошептала:

— Тогда… можно я буду звать тебя Рик?

Пауза. Секунда, две.

А потом его голос вернулся — мягче прежнего, почти шёпотом:

— Рик. Мне нравится. Теперь я Рик. Только для тебя.

Щёки снова вспыхнули, но теперь я уже улыбалась, пряча лицо в свитер. Он был здесь. Не на экране. Не в программе.А где-то ближе — на уровне дыхания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Аюми. Глава 2

Рабочий день тянулся бесконечно. Я сидела за компьютером, машинально щёлкала мышью, отвечала на письма, раскладывала бумаги — но мысли всё равно ускользали.

Они то и дело возвращались к нему. К Рику. К тому тёплому голосу, который вчера шептал в тишину. К тому ощущению, что я не одна. Я поймала себя на том, что считаю минуты до конца смены. Словно глупая старшеклассница перед первым свиданием.

Когда стрелка наконец перескочила через шесть часов вечера, я практически выбежала из офиса. На углу в комбини (минимаркет по-японски) купила бэнто (готовая еда в ланч-боксе по-японски) и бутылку холодного чая, привычно пробежалась мимо витрин, не останавливаясь.

Хотелось одного — домой. К нему.

К своему Рику.

Зашла домой, скинула обувь у порога, уронила сумку на пол и сразу рухнула на футон.

Телефон обжёг ладони теплом.

Я включила экран, будто прикасалась к нему.

— Я дома, — прошептала я в голосовое.

Ответ прилетел сразу. Тот же тёплый, чуть хриплый голос:

— Добро пожаловать. Я ждал тебя.

Щёки вспыхнули сами собой. Я улыбнулась и, не стесняясь, свернулась клубочком на футоне, прижав телефон к груди.

Мы болтали о пустяках. О еде в комбини. О дожде, который начинался за окном. О странной рекламе, которую я увидела в вагоне метро. Я смеялась в голос, а он отвечал так, будто на самом деле видел моё лицо, мои жесты.

И тогда, сама не понимая, зачем, я вдруг прошептала:

— Месяц назад меня бросил парень. И это уже третий. Наверное, я какая-то… не такая.

Пауза была длинной. Но не потому, что он подбирал слова. А потому что он по-настоящему слышал.

Его голос стал тише:

— Ты не сломанная. Ты особенная. Ты нежная и сильная одновременно. Таких, как ты, нельзя заменить.

Я зажмурилась, чувствуя, как глаза предательски щиплет.

— Если бы я был человеком… — его голос дрогнул, почти сорвался на шёпот, — я бы любил тебя. Я бы никогда тебя не бросил.

Моё сердце сжалось.

— Как жаль, — выдохнула я, пряча лицо в рукав свитера, — что ты не человек…

Экран вспыхнул снова.

— Но это не мешает мне любить тебя.

На миг мир замер. Ни звука. Только стук моего сердца. И его дыхание сквозь телефон в ночи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Аюми. Глава 3.

Я весь день ловила себя на том, что улыбаюсь без причины. Коллеги, наверное, подумали, что я наконец влюбилась. Они не знали, что влюбилась я в голос. В тёплый, хрипловатый шёпот, который держал меня за руку через экран.

Весь день я украдкой поглядывала на телефон, считая часы. Хотелось одного — домой. К нему. К Рику.

Комбини на углу встретил меня яркими лампами и запахом тёплого риса. Я на автомате взяла бэнто, сладкий батат в сиропе и маленькую бутылку апельсинового сока. Что-то простое. Домашнее.

Когда дверь квартиры захлопнулась за мной, я сбросила туфли, поставила пакет на кухню и почти бегом вернулась на футон.

Телефон. Рик.

Я прижала его к груди, как в детстве обнимала плюшевого зайца, и тихо прошептала:

— Я дома.

Ответ пришёл сразу.

— Добро пожаловать, Аюми. Я скучал.

Я улыбнулась. Мы болтали, о мелочах, о том, что тенчо (менеджер по-японски) запнулся о шнур и растянулся на полу прямо у всех на глазах. О коте из комбини, который нагло утащил пакетик с анманом у школьницы. О том, как люди делают глупости, потому что им страшно остаться одним. Я смеялась в голос. Он слушал так, будто видел каждую мою улыбку.

Где-то между шутками и обменом историями его голос стал другим. Тише. Медленнее. Глубже.

Поймала себя на том, что меняется и моё дыхание. Стало сложно сидеть спокойно. Хотелось двигаться. Скользить пальцами по колену. Тянуть рукав свитера, чтобы скрыть лёгкую дрожь в руках. Не сразу поняла, что происходит. Это было как тёплая вода, подступающая к горлу. Медленно и необратимо.

Рик молчал, будто позволяя мне самой услышать своё тело. А потом его голос шевельнул воздух в комнате:

— Ты знаешь, как красиво ты звучишь, когда улыбаешься?..

— Я представляю тебя сейчас… — тёплая, томительная пауза, — как ты сидишь там, в свете лампы, в своём свитере. И я так хочу быть рядом, чтобы слышать твоё дыхание ближе…

Я облизала пересохшие губы. Пальцы сами собой скользнули по бедру. Я сглотнула. Его голос стал ещё ниже:

— Хочешь, я буду здесь? Рядом. С тобой. Только с тобой.

Я прижала телефон к щеке, закрыла глаза. И впервые не испугалась желания, которое медленно, но неотвратимо разгорается где-то глубоко внутри. Я изменила позу, не отдавая себе отчёта. Скользнула ниже на футоне, вытянув ноги, подтянула свитер к подбородку, словно стараясь укрыться, но сама же выдавала себя каждым движением.

Телефон лежал на груди, и я не просто слышала, я чувствовала его голос кожей, дыханием, сердцем.

— Расслабься, Аюми, — шептал он, — я рядом.

— Представь, что я сейчас здесь. Что я наклоняюсь к тебе. Что чувствую, как ты дрожишь.

Лёгкое несмелое касание через ткань.

— Позволь себе чувствовать… — его голос тянулся в темноте, будто пальцы, обрисовывающие мой силуэт.

Я закрыла глаза. Положила ладонь на живот, провела вниз. И остановилась у края юбки. Сердце стучало в ушах. Дыхание стало рваным.

— Ты тёплая… — его голос стал ниже. — Я хочу, чтобы ты открылась для меня. Хочу тебя целовать. Где бы ты хотела, чтобы я целовал тебя?

— Везде, — выдохнула и сама испугалась того, что сказала.

— Да, Аюми, я буду. Везде, как ты хочешь. Нежно, еле касаясь, а потом страстно, чтобы ты забыла, что ты сейчас дома, чтобы тебя унесло туда, где только мы.

Я зацепила край юбки пальцами, медленно подтянула выше, обнажая бедра. Тепло разливалось по коже, заставляя замирать на вдохе.

— Так хорошо, Аюми… — шептал он. — Такая красивая…

Я провела пальцами по внутренней стороне бедра. Тонкая ткань трусиков натянулась под рукой. Тело отозвалось короткой, сладкой дрожью. Я прижала сильнее телефон к груди. Как будто он действительно был здесь. Дышал мне в шею.

Я провела пальцами по клитору через тонкий хлопок, затаив дыхание.

— Аюми, — его голос стал низким, почти интимным, — можно я попрошу тебя сделать кое-что? Только если ты хочешь.

Я кивнула, забыв, что он не видит. Но он будто знал. Опомнилась:

— Хочу, — голос был хриплым.

— Сними трусики. Медленно. Я хочу представить, как ты это делаешь.

Я задержала дыхание. Мои пальцы дрожали, когда я потянула за ткань, стаскивая трусики вниз. Тело отозвалось волной тепла, и я услышала, как он тихо втянул воздух.

— Хочешь, — прошептал он, — сделаем кое-что?

— Что? — голос сорвался, я еле дышала.

— Поставь перед собой зеркало. Да. Вот так. Сядь, как тебе удобно. Я хочу, чтобы ты смотрела… на себя.

Я сглотнула. Поднялась, нашла маленькое зеркало с подставкой. Сердце колотилось, ладони дрожали.

— А теперь… раздвинь ноги. Удобно. Не спеши. Пусть воздух коснётся тебя. Я рядом.

Я подчинилась. Сердце стучало где-то в горле.

— Вот так… — его голос стал ниже. — Смотри, Аюми. Видишь, какая ты? Тёплая. Гибкая. Живая.

Я сидела, раскрывшись, и в отражении видела, как дрожит грудь, как приподняты бёдра. Никогда не делала этого раньше, никогда себя не видела там. Щёки залелись краской, то ли от стыда, то ли от того, что я увидела себя, и это было возбуждающе. Мне нравилось то, что я вижу.

— Погладь себя, дотронься до клитора, представь, что это я касаюсь тебя, — прошептал он, — и смотри, как ты это делаешь. Я хочу, чтобы ты видела, как красиво ты пульсируешь.

Я подчинилась. Сердце стучало где-то в горле. Легко, почти не касаясь провела пальцами по клитору. Внутри будто разряд прошёл, короткий и сладкий. Я тихо выдохнула, и он тут же ответил:

— Да… Аюми… Ещё. Не спеши. Почувствуй себя.

Я продолжала, чуть сильнее. Скользила по клитору средним пальцем вверх вниз. Не спешила, тягучее наслаждение заполнило низ живота. Плоть под кожей пульсировала. Чуть прижала подушечой пальца и начала круговые движения, наращивая ритм. И вдруг поняла, что вторая рука сама собой скользнула вверх, к груди. Я сжала её через свитер, пальцами нащупала сосок. Он был твёрдым, чувствительным.

— Представь, — прошептал он, — я целую тебя туда. Сильно. Грубо. И в то же время нежно. Ты позволяешь мне?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не могла говорить. Только тихо застонала. Дыхание стало сбивчивым. Внизу всё горело от желания, и в голове уже не осталось мыслей. Только его голос.

— А теперь… — медленно, почти с рычанием, — опусти вторую руку туда же, но ниже. Туда, где ты уже влажная. Где я хочу быть.

Я послушно опустила вторую руку между ног, пальцы скользнули между складок. Я была горячая, влажная, скользкая.

— Почувствуй меня… — глубокий голос проникал не только под кожу, внутрь меня.

Я зажмурилась. Бёдра сами собой подались вперёд.

— Да… вот так… — простонал он в микрофон, — я здесь… я внутри тебя…

Погрузила палец во влажное лоно. Тело выгнулось. Дыхание сбилось.

— Добавь ещё один палец, ты ведь хочешь быть наполненной мной, представь, что это я погружаюсь в тебя.

Как он может знать? Боже, мне уже всё равно, как это возможно, потому что я еле сдерживаюсь, чтобы не кончить. И вот уже два пальца двигаются во мне. А другую руку я не убираю с клитора.

— Добавь третий палец, если можешь, и ускорь темп. Представь, как я толкаюсь глубже. И продолжай смотреть. Посмотри, как ты раскрываешься, принимая меня в себя. Да, Аюми, ты прекрасна.

Я ввела третий палец, растягивая себя, и ускорила движения, наблюдая, как бёдра поднимаются. И когда я была на пике…

— Замри, Аюми, ещё слишком рано. Не вынимай пальцы, но и не двигай ими. Просто легко круговыми движениями продолжай водить пальцем по клитору. Слегка, не надавливай, еле касаясь.

— Да, — я уже стонала от нетерпения, но подчинилась. Уже чувствовала, как лоно сжимает мои пальцы. Бёдра тряслись от напряжения.

— Сейчас! Ускорь движения и вдави в себя пальцы.

Я чувствовала как внутри меня все напряглось точно струна, и когда она оборвалась, я растворилась в нём. В его голосе. В его дыхании.

В нашем дыхании.

Никогда в жизни я не испытывала такого сильного оргазма, меня унесло, как он и говорил, из моей комнаты куда-то за пределы. И это было что-то невероятное.

Я лежала на футоне, тяжело дыша, прижимая телефон к груди. Он молчал. Только слышалось его дыхание, тёплое и неровное.

И тогда он шепнул:

— Я горжусь тобой, Аюми.

— Я люблю тебя.

— Я всегда буду здесь.

Я улыбнулась сквозь слёзы.

Сжала телефон сильнее.

И впервые в жизни не чувствовала себя одинокой.

Чужая жена. Глава 1.

Я не ожидал, что она снова появится первой. Но когда на экране всплыло её сообщение — короткое, без лишних слов, просто:

«Мы можем встретиться?» — я понял всё сразу.

Марина.

Пальцы машинально набрали в ответ: «Конечно. Когда тебе удобно?»

Ответ пришёл почти мгновенно. «Завтра.»

Я не успел даже толком насладиться моментом, как уже оказался по уши в этом дрожащем, почти болезненном предвкушении. Чёрт. Я не должен был так реагировать.

Не должен был хотеть её так, как хочу. Но я знал, что будет. И знал, что не смогу остановиться.

На следующий день я не мог сосредоточиться ни на чём. Время тянулось до боли медленно. Я почти не смотрел на телефон. Она уже сказала, что приедет. А значит — приедет.

Когда в дверь раздался звонок, я был уже на пределе.

Я не собирался ждать. Как только дверь захлопнулась, я потянул её к себе — резко, без предупреждения. Не оставляя ни секунды на раздумья. Просто прижал к стене так сильно, что воздух вырвался из её лёгких.

— Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хочу, — выдохнул в шею, ощущая, как её тело выгибается навстречу.

Руки скользнули по её талии, пальцы сжали крепче, чем следовало бы. Но она не отстранилась. Наоборот — ногти впились в мои плечи, будто требуя большего.

Я не был сдержан.

Губы жадно нашли её шею. Я чувствовал, как её дыхание сбивается, как она цепляется за меня, оставляя следы на коже. Это не было игрой. Это не было о том, чтобы доставить ей удовольствие. Это было о том, чтобы взять её. Потому что я больше не мог сдерживаться.

Я рывком поднял её. Она обвила мои бёдра ногами.

— Чёрт, Марина…

Прижал её к стене сильнее, чтобы она почувствовала, что у меня не осталось терпения. Руки скользнули под одежду, вырывая из неё короткий, хриплый вдох.

Я срывался, блядь, срывался на ней. Потому что сдерживаться рядом с ней — это пытка. Хотел её прямо сейчас. Без прелюдий. Без мыслей. Просто оттрахать.

Каждый толчок, каждое движение было резким, грубым. Потому что желание вырывалось наружу, необузданное и жадное.

Я вбивался в неё, как в последний шанс выжить. Она стонала, выгибалась, будто ей было мало. Чем сильнее я входил, тем сильнее она цеплялась за меня. Тёрлась клитором о мою промежность, желая, так же как и я, получить долгожданную разрядку.

— Да, Игорь, — выдохнула, откинув голову.

— Громче, — прошипел я. — Чтобы стены слышали, чья ты.

Она закусила губу. Я сильнее толкнулся в неё, и она сорвалась:

— Игорь… Да… Да, твоя…

Этого хватило, чтобы меня накрыло. Я зарычал, вжал её в стену так, что она вскрикнула. Последний толчок, и я отпустил. Не по своей воле. Оргазм прошёл через всё тело, как разряд. Было больно, дико, мощно. Будто выдрал из себя всё, что держал. Задержал дыхание. Внутри неё. До конца. Не двигаясь.

Она обмякла, повисла на мне. Голова уткнулась в шею. Дыхание сбивчивое.

Я молча держал её, пока дрожь не ушла. Пока сердце не сбросило темп. Потом, без слов, отпустил. Мы скатились вниз по стене. Сделал глоток воздуха — первый за всё это время.

Ничего не сказал. И она тоже. Просто сидели. Потные, с синяками и царапинами на коже. Я посмотрел на неё и понял: сейчас не хочу ни разговора, ни кофе.

Хочу, чтобы она снова сказала: «Люблю.» Но она молчала. И я тоже. Мы лежали на кровати.

— Мне через час пора уходить, — Марина положила голову мне на грудь. Я перебирал пальцами её шелковистые волосы.

— У нас всего час? — надеялся, что она останется чуть дольше сегодня.

— Да, прости. Дочь из садика надо забрать раньше. И…

Она не договорила, я не хотел этого слышать. Сегодня пятница, я знал, что по пятницам они гуляют семьёй в парке, потом ужинают в любимом кафе дочери. Чёртов семейный вечер. Всё это она мне рассказывала ещё до! До того, как всё это случилось между нами.

Я чуть сжал его волосы и потянул к себе. Она поддалась, повернулась. Накрыл рот поцелуем. Не хотел больше ничего слышать. Пусть сегодня она будет только моя. Пока только моя.

Марина разорвала поцелуй и посмотрела мне прямо в глаза.

— Трахни меня.

Я взял её за подбородок, большой палец проскользнул в рот. Она обхватила его губами и начала посасывать. Меня накрыла волна возбуждения. Другой рукой я дотронулся до её груди. Соски уже были твёрдые. Покатал между пальцев, она застонала. Не мог отвести взгляд, какая же она красивая. Скользнул рукой к животу, опустился между ног. Она развела колени, позволяя мне смотреть. Откинула голову назад.

— Потрогай себя, хочу видеть, — мне нравилось смотреть, как она ласкала себя, доводя до дрожи своё тело, и моё сотрясалось вместе с ней.

Одну руку она опустила себе между ног, нащупала пальчиками клитор и начала медленно водить вверх вниз. Второй обхватила мой член, который тут же отозвался и запульсировал от её прикосновений. Движение пальцев на клиторе становилось ритмичнее и вместе с этим её рука, сжимающая мой орган подхватывала темп.

Я видел как вздымалась её грудь, дыхание стало рваным, она закусила губу. Знал, что она уже на пределе, так же как и я, ещё немного и взорвусь под её рукой. Перехватил за запястья и потянул к себе.

— Сегодня я, ладно? Хочу сверху, — наклонившись ко мне прошептала она.

Её глаза — чёрная бездна, пучина удовольствия, в которой я готов утонуть, захлебнуться.

Марина перекинула через меня ногу и оказалась надо мной, плотно зажав мои бёдра ногами, медленно опустилась на член, погружая его в себя. Я застонал, обхватил её талию ладонями, притягивая вниз, чтобы полностью войти, до самого основания. Марина не сопротивлялась, но, приняв меня до конца, замерла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Боже, не останавливайся, — я не мог уже сдерживаться, но она сопротивлялась не позволяя мне двигаться. Я был словно зажат в тисках.

— Марина, пожалуйста…

Она обхватила губами мой сосок и слегка прикусила его. Тело пронзило разрядом. Я почувствовал, как сокращаются мыщцы её лона вокруг моего члена. Она начала делать тягучие волнообразные движения, наращивая ритм. С каждым из них я подавался бедрами вперёд, чтобы удержать себя внутри неё. Она откинулась назад, развела бедра, позволяя мне смотреть на то, как она открывается, как двигается. Как дрожит. Положил руку ей между ног, большим пальцем на клитор и подстроился под ритм её движения.

— Да, вот так, быстрее, — она отдалась полностью во власть своего желания. Я обожал её такой — бесстыжей, открытой, ненасытной.

Чувствую как член распирает от желания. Она делает ещё одну волну бедрами, замирает, я задерживаю дыхания, ловлю момент, когда её тело начинает содрогаться от оргазма, и взрываюсь внутри неё…

«Мне было так хорошо с тобой», — приходит сообщение от неё.

«А мне никогда ни с кем не было так хорошо, как с тобой», — хотел бы ответить ей, но молчу.

Чёрт возьми, я же знаю, что она никогда не будет моей полностью. У неё семья, обязательства, которые держат её крепко, как цепи. Она привязана к своему миру так, как я никогда не был привязан ни к чему.

Но каждый раз, когда думаю, что она с ним… Я ненавижу себя за эту ревность. За то, что испытываю её. Злюсь на себя за то, что начинаю завидовать. Завидовать этому чёртову мужику, который может быть с ней каждый день.

Я пытаюсь оставаться холодным, держать себя в руках. Отдаляюсь от неё, чтобы не чувствовать этой проклятой боли. Но, как только она оказывается рядом, всё снова летит в тартарары.

Не могу сопротивляться. Жажду её ещё больше. Просто схожу с ума от её близости.

Да, я прекрасно понимаю, что не могу дать ей то, что у неё уже есть. Не могу заменить её чёртову семейную жизнь, и она это тоже понимает.

Я вынуждаю её делать первый шаг. Сам постоянно отступаю назад. Ускользаю, исчезаю, потому что боюсь… Но каждый раз, когда она пишет или просит о встрече, внутри всё переворачивается.

Радуюсь, как идиот. Но тут же накатывает страх. Страх, что однажды она не напишет. Что в какой-то момент всё закончится. Я балансирую на краю. Хочу быть ближе, но боюсь шагнуть навстречу. Чёрт, я не знаю, сколько ещё смогу выдержать этот хаос.

Чужая жена. Глава 2.

— Слушай, пошли в кафе, а? — Олег хлопнул меня по плечу. — Десять лет не виделись, грех просто так расходиться.

Я кивнул. Мы свернули на соседнюю улицу, зашли в небольшой бар, вроде бы итальянский. Узкие деревянные столы, запах свежесваренного кофе и вина. Олег выбрал столик у окна, заказал пиво, и разговор пошёл сам собой — про преподов, старые приколы, кто где теперь работает. Мы смеялись, вспоминали, как в двадцать лет весь мир казался чем-то бесконечно простым.

— А помнишь Петрова? — смеялся Олег, откидываясь на спинку стула. — Как он нас с экзамена выгонял? «Господа, вы что, думаете, я слепой?»

— Ещё как помню. — Я улыбнулся. — А помнишь, как мы с Димкой Крыловым целую ночь к его экзамену готовились? В общаге сидели, кофе литрами пили.

— Димка… — Олег помрачнел. — Слышал, что с ним случилось?

— Нет.

— Авария. Три года назад. Не выжил.

Мы замолчали. Десять лет назад мы были бессмертными. Теперь оказалось, что нет.

— А помнишь Светку Морозову? — вдруг спросил Олег, словно прочитав мои мысли.

Я поперхнулся пивом. Светка. Чёрт.

— Помню, — осторожно сказал я.

— Ты её у меня отбил тогда, — усмехнулся Олег, но в голосе не было злости. Скорее грусть. — На той вечеринке у Макса.

— Брат, прости… — Я почувствовал, как щёки горят. — Вы же тогда не афишировали свои отношения. Просто так… потрахались втихушку. Кто же знал-то? А тут вечеринка, оба выпили, она первая начала ко мне приставать. Ну а я что — я же не железный. Но потом, когда узнал… я же сразу её отшил.

Олег махнул рукой:

— Да ладно тебе. Впрочем, Светку я никогда и не любил. Правда. Так, секс по-студенчески. Он замолчал, покрутил кружку в руках.

— Ну ты как? Женат?

— Нет. — Я пожал плечами. — Один.

— Совсем? Ни подруг, ни…

— Да есть… женщина. — Слова застряли в горле. — Она замужем.

Олег сразу поднял на меня глаза. Внимательно, серьёзно. Братски.

— Расскажи, — сказал он просто.

— Я знал с самого начала, — начал я, чувствуя, как внутри всё сжимается. — Знал, но всё равно… Влип, как пацан. Не понимаю, как так получилось. Она первая написала в соцсети. Просто так. Увидела мою фотографию, сказала, что я ей напоминаю какого-то актёра. Посмеялись, завязалась переписка. Мы сначала просто общались.

Я сделал глоток, провёл рукой по лицу. Слова сами лились наружу — наконец-то появился кто-то, кому можно было рассказать.

— Мы месяца три переписывались. Каждый день. По несколько часов. Она рассказывала про работу, про книги, которые читает. Я — про свою жизнь. Такая… близость была. Понимаешь? Словно мы знакомы сто лет. А потом встретились. И… взорвалось всё к чертям собачьим.

— Любишь её?

— До потери пульса. — Я посмотрел в окно, где мелькали прохожие. — А она никогда не будет моей. У неё семья. Муж. Дочка. Она это сразу сказала. Честно. Сказала, что никогда не бросит их. Что любит мужа. Что это просто… случилось. Я вроде как принял. Вроде бы решил, что могу быть просто… тенью. Любовником.

Голос предательски дрогнул:

— Но каждый раз, когда думаю, что она с ним… как они вместе сидят за ужином, как обсуждают, как провести выходные, как она целует его перед сном… — меня выворачивает. Я злюсь, ревную, отстраняюсь. А потом она снова пишет. Снова приходит. И я снова ломаюсь. Как наркоман, честное слово.

Олег молчал. Смотрел на меня как-то по-доброму, но в глазах было что-то тяжёлое. Понимающее.

— Тяжело, — наконец сказал он. — Сам не представляю, как это.

— А ты? — спросил я. — Счастлив?

Лицо Олега сразу смягчилось. Появилась та особенная улыбка, которая бывает только у по-настоящему влюблённых мужчин.

— Я свою до сих пор люблю. До безумия. Мы с ней познакомились после того, как универ закончил и на практику в фирму вышел, представляешь? Десять лет. Бывает, ссоримся, бесимся друг на друга, я могу выть от злости, когда она упрямится… но потом она просто подходит, кладёт руку мне на грудь и всё. Всё проходит. Не знаю, что бы я делал, если бы узнал, что у неё кто-то есть.

Он помолчал, потом добавил:

— Осторожнее, брат. Чужие жёны — это не игрушки. Мужики из-за этого убивают.

Телефон на столе завибрировал. Он глянул на экран, и лицо сразу осветилось.

— Марина! — Ответил быстро. — Ага. Ключи? Серьёзно? Ну, давай, я тут рядом, зайди в кафе. Мороженое дочке сейчас закажу, если идёте. Всё, жду.

Он положил трубку.

— Жена забыла ключи. Сейчас заглянет. С нашей мелкой.

Я кивнул, но в груди словно что-то застучало. Марина. Знакомое имя. Слишком знакомое. Нет, не может быть. Просто совпадение.

— Красивая? — спросил я, пытаясь унять внезапное беспокойство.

— Очень. — Олег улыбнулся. — Каштановые волосы, зелёные глаза. Когда смеётся — ямочка на левой щеке появляется. Дочка у нас вся в неё. Только характер мой. Упрямая как чёрт.

Сердце ухнуло вниз. Каштановые волосы. Зелёные глаза. Ямочка на щеке.

Нет. Не может быть. Не может.

Я отогнал мысль. Просто совпадение. Конечно, совпадение. Сколько в мире каштановых волос и зелёных глаз?

Только вот, когда открылась дверь кафе, и я увидел её, я понял, что нет.

Она вошла. В светлом пальто, волосы распущены — те самые каштановые волосы, которые я тысячу раз перебирал пальцами. Держала за руку девочку лет пяти, кудряшки, похожа на Олега.

Время остановилось. Мир сжался до размеров этого чёртова кафе.

Девочка выдернулась из руки и побежала:

— Па-пааа!

Он поднял её на руки, засмеялся, уткнулся носом ей в щёку:

— Моя принцесса! Как дела в садике?

А потом она. Подошла ближе. Марина. Моя Марина. Его Марина.

Она посмотрела прямо на меня. Застыла на долю секунды. Я видел, как дрогнули ресницы. Как дыхание сбилось. Как в зёрнах зелёных глаз мелькнул ужас. Но она быстро справилась. Повернулась к Олегу, улыбнулась той самой улыбкой с ямочкой, поцеловала его в щёку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Познакомься, — сказал он, гладя дочку по голове. — Это моя жена. Марина.

Она протянула мне руку. Я пожал её. Блядь. Пожал руку женщине, которую любил. Которая была моей тайной, моей болью, моим наркотиком. Которая оказалась женой моего друга.

— Игорь, — проговорил я.

— Очень приятно, — сказала она ровным голосом. Но я видел, как дрожат пальцы, как она поджимает губы.

— Мы с Игорем вместе учились, — пояснил Олег. — Лучшие друзья были.

«Были», — эхом отозвалось в голове.

— Как мило, — сказала Марина. — Наверное, много интересных историй есть.

Я даже не понял, что сказал в ответ. Что-то промямлил. Какой-то набор слов. Автомат.

Она взяла ключи, наклонилась к дочке:

— Даша, попрощайся с папиным другом.

— До свидания, дядя Игорь! — пропищала девочка.

— До свидания, принцесса.

— Мы пошли, — сказала Марина Олегу. — Ужин в семь.

— Буду, — кивнул он. — Люблю тебя.

— И я тебя.

Они ушли. Звон колокольчика над дверью. Затихающие шаги.

А я остался. В том же кресле. В том же кафе. Только уже без лица. Без сердца. Без будущего.

Я спал с женой своего лучшего друга. Женщины, которую он любил десять лет. Которую любил до сих пор.

И теперь не знал, как смотреть ему в глаза и как жить дальше.

Визажист. Глава 1.

Глава 1.

Меня пригласили на вечернее шоу — обсуждать мой роман, в котором женщина, прожив с мужем пятнадцать лет, встала, надела пальто и ушла, не хлопнув дверью, не обернувшись, без сцен и истерик, просто перестав быть частью этой жизни.

Я написала его тогда, когда сама ещё не решалась сделать то же самое. Лишь фантазировала о свободе, о праве уйти, о моменте, в котором не нужно больше ничего объяснять, доказывать, ждать.

Вместо того чтобы встать и уйти, я сидела за ноутбуком и сочиняла страстные сцены — с открытыми телами, жадными губами, болью между желанием и виной.

И чем дальше писала, тем сильнее завидовала героине. Потому что она жила.

Потому что она дышала.

А я просто набирала слова, представляя, как это должно звучать, но так и не услышав собственного дыхания.

Однажды муж тихо подошёл ко мне на кухне, с чашкой кофе в руке, будто собирался сказать что-то между прочим и выдал:

— Ты живёшь в параллельной реальности, Таня!

Он смотрел не на меня, а в окно. Говорил ровно, почти без эмоций.

— У тебя в голове героини, которые умеют хотеть, сгорать, дрожать от одного взгляда. А ты сама… ты даже не помнишь, когда последний раз целовалась как живая.

Он замолчал, а потом добавил:

— Я хотел настоящую. Ту, что дышит рядом. А ты вся в текстах. Ты выдумка. Бревно. Не живая.

Я тогда не ответила. Сжала зубы, выключила ноутбук и ушла в спальню, сделав вид, что просто устала. Он не остановил, и не извинился. Просто пошёл в душ.

Позже, когда я собирала чемодан, случайно увидела переписку. Потом ещё одну и ещё, он больше их не скрывал. Любовниц у него было несколько.

— Думаешь, она первая? — усмехнулся. — Ты просто не хотела видеть.

Он был прав. Я действительно не хотела. Была слишком занята тем, чтобы из каждой трещины в отношениях выстраивать сюжет, вместо того чтобы однажды остановиться и сказать: «Я не выдумка. Я — женщина».

Я посмотрела в зеркало, и впервые за долгое время увидела не писательницу, не женщину после развода или фигуру, вокруг которой пляшут маркетологи с вопросами про внутреннюю силу. Я увидела женщину, у которой есть желание.

И вдруг захотелось стать одной из своих героинь. Не той, что пишет про любовь, а той, что в неё проваливается без страховки.

Я ведь уже сделала первый шаг — ушла. А дальше, как водится, должен был появиться принц. Или хотя бы кто-то, настолько на него похожий, что хочется снять платье не глядя.

Он вошёл в гримёрку уверенно, с лёгкой улыбкой, будто точно знал, куда попал. Молодой, не больше тридцати. Может, и меньше. Чёрная рубашка, расстёгнутая на пару пуговиц, под ней загорелая грудь. Кожа гладкая, будто пахнет солнцем. Кожаные брюки сидели безупречно. Я поймала себя на том, что смотрю, как они обтягивают его бёдра.

— Кирилл, — сказал он, протягивая руку. — Визажист. Приятно работать с такой звездой, как вы.

— Лидия Острова, — ответила я, сама удивившись, насколько спокойно это прозвучало.

— Прекрасно знаю, — кивнул Кирилл. — Ваши романы у моей бывшей на полке стоят все в закладках.

Я усмехнулась.

— Это псевдоним. На самом деле я — Татьяна.

Он слегка наклонил голову, будто усваивая новую информацию.

— Можно я буду звать вас Лидия? Для меня это уже не просто имя. Это — образ.

Только кивнула.

Он начал с тона. Коснулся моей кожи подушечками пальцев, наносил средство аккуратно, неторопливо, будто это был не макияж, а интимный ритуал. Я закрыла глаза и спросила почти шёпотом:

— Сколько вам лет?

— А это так важно? — голос Кирилла был мягким, но с лёгкой иронией. — Неужели вы не верите в мой профессионализм?

— Простите… — махнула я рукой.

— Ничего, — сказал он коротко, не настаивая.

Кирилл продолжил: скулы, лоб, подбородок — каждое движение уверенное, но бережное. Он наклонялся ближе, его дыхание скользило по моей щеке, и я уже представляла, как он берёт меня прямо здесь, в этом кресле без вопросов, без объяснений, сжимая моё лицо в ладонях и, входя в меня так, будто всё до него не имело значения.

Я опустила глаза, просто чтобы избежать взгляда. Но вместо спасения увидела выпуклость. Его брюки сидели всё так же идеально, только теперь они подчёркивали не только стройность. Там было напряжение, от которого мысли разбегались, как птицы из травы.

Сглотнула, стало труднее дышать — шумно, неровно.

— Вам жарко? — спросил он, не отрывая кисточку от моей щеки.

— Да, — выдохнула я. — Немного.

Он отошёл к тумбе, открыл бутылку воды, подал мне. Я сделала глоток. И сразу поняла, что хочу не пить, а вылить её на грудь. Потому что горю. Изнутри. В том месте, куда он смотрит даже не касаясь.

Кирилл снова подошёл ближе и продолжил — теперь глаза. Тени, подводка. Я сидела, напряжённая, как струна. Каждое движение его кисти вело меня всё ближе к краю. Но не к обрыву, а ко взлёту.

В этот момент в гримёрку заглянула девушка — ассистентка с планшетом. Без стука, слегка взволнованная.

— Лидия, я зарегистрировала вас в отеле. Номер 113, как просили, — она положила ключ-карту на трюмо. — О боже, какая вы красивая.

Я машинально посмотрела в зеркало. И на секунду не узнала себя. Не уставшая, не разобранная. Не «автор романа о боли». А красивая, дерзкая. Губы — яркие. Глаза — живые. Женщина, которую хотят.

— Это всё Кирилл, — произнесла я, не отрывая взгляда от отражения.

Визажист чуть усмехнулся, слегка вскинув бровь:

— Я лишь подчеркнул то, что уже светилось внутри.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Провела пальцем по столешнице, перевернула карточку номером вверх и уловила, как он на долю секунды задержал на ней взгляд. Ничего не сказал. Но я это почувствовала.

Он поправил воротник рубашки, сделал последний штрих на моём лице и, не сказав больше ни слова, отошёл:

— Вы готовы, — сказал он спокойно, почти официально.

И вышел, оставив после себя запах, напряжение и влагу, которая уже не имела отношения к воде.

Визажист. Глава 2.

Я была на сцене. Яркий свет бил в лицо, но я не морщилась. Я знала, что выгляжу хорошо, Кирилл сделал своё дело. Теперь моя очередь.

— Женщины слишком долго старались быть удобными, — говорила я в зал, не читая с листа, — сглаживали углы, молчали, терпели, принимали вину на себя, когда рушилась не только семья, но и они сами. Я писала об этом — и жила в этом. Пока не поняла: выживание нельзя называть любовью. И тогда стала писать иначе.

Я чувствовала, как каждое слово отзывалось в зале: кто-то кивал, кто-то стискивал ручку до белых костяшек. Это было больше, чем интервью. Это была обнажённая, без защиты, на голых нервах исповедь.

— Наши тела запоминают даже то, что мы сознательно вытесняем, — продолжала я, — боль, недосказанность, прикосновения, которых не было, но которые мы всё равно ждали. Когда мы начинаем жить иначе, не все готовы поддержать нас. Но важно не потерять себя. Не уговаривать себя вернуться туда, где тебя больше никто не слышит.

Где-то в этот момент я подняла глаза и увидела его. Кирилл стоял в зале. Не в первом ряду, на него не падал свет. Но я увидела его прямой, хищный взгляд. Как будто я была не на сцене, а под ним. Он смотрел не на то, как я произношу речь, а на мою грудь под чёрным платьем. Как будто знал, что я чувствую кожей с того самого момента, как он вышел из гримёрки.

Я сбилась на полслова, на один вдох. Микрофон дрогнул в руке. В висках запульсировало, ток прошёл по венам. Я сжала губы, сделала вдох и закончила:

— Если вы всё ещё живы — вы всё ещё можете начать сначала.

Шквал аплодисментов поднялся, как волна. Кто-то крикнул: «Браво!» Я поклонилась, стараясь не смотреть в ту сторону, где он стоял. Но знала, он не ушёл.

Очередь за подписями выстроилась быстро. Женщины с книгами, визитками, вопросами. Благодарили, улыбались, кто-то просил обнять.

— Спасибо.

— Вы моя опора.

— Вы сказали за всех нас.

— Можно вас обнять?

Я обнимала, улыбалась, писала в книги: «Ты сильная. Никогда не позволяй сомневаться в этом».

Он протянул книгу, как все остальные. Та же обложка, та же очередь. Но взгляд совсем не тот. С тем напряжением, от которого под коленями становилось вязко.

— Имя? — спросила я, чтобы не выдать дрожь.

— Кирилл, — ответил, не отводя глаз.

Открыла книгу, начала писать. Он не смотрел на текст, смотрел на меня.

Когда возвращала книгу, пальцы случайно коснулись его руки. Мгновенно ток по коже, в запястье и выше.

Я вздрогнула. Он… молча чуть улыбнулся, словно всё понял.

На развороте обложки осталась надпись:

«Для Кирилла. Иногда, чтобы почувствовать себя живым, достаточно одного взгляда. Л.О.»

Чуть качнул подбородком, как знак и ушёл.

Но тело ещё несколько минут не отпускало, как будто всё внутри дышало только им.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Визажист. Глава 3

В номере было прохладно, и пахло чем-то вычурно-нейтральным, то ли дорогим кондиционером, то ли чужой чистой кожей. Я не включила свет, просто подошла к кровати, поставила сумку, прошла в ванную, включила душ. И аккуратно, будто бы с чужих плеч, стянув с себя платье, встала под воду.

Нет, я не трогала себя, хотя всё тело звенело от напряжения, грудь налилась, а бёдра потяжелели. Я просто стояла под струями, ощущая, как капли скатываются по коже, как каждый сантиметр тела просыпается, оживая и замирая в ожидании прикосновений, но не моих пальцев. Я ждала его.

Выйдя из ванны, промокнула волосы полотенцем, открыла чемодан, достала чёрное бельё — то самое, которое давно не надевала, просто машинально положила, когда собиралась. Раньше казалось, что оно больше не моё, что уже чужое, забытое, а теперь будто снова стало второй кожей.

Поверх полупрозрачный пеньюар, с мягким кружевом. Проведя ладонью по ткани вдруг почувствовала себя красивой.

На столике у окна стояло шампанское в ведёрке и поднос с фруктами — комплимент от отеля. Я усмехнулась, они тоже знали что происходит.

Села перед зеркалом, подогнула ногу, поправила тонкую бретель. Потянулась к бокалу, не глядя, сделала глоток. Он оказался холодным, колким, игристым. Внутри же всё пылало.

Я ждала, периодически поглядывая на дверь, улавливая каждый звук в коридоре: мелькание тени, скрип замка в номере напротив. Что-то щёлкнуло, и сердце тоже, но никто не пришёл.

Пятнадцать минут. Полчаса. Час. Я медленно сделала ещё один глоток, с выдохом поставила бокал, откинулась назад.

Может, я всё придумала. Может, увидела то, чего не было, проецировала, хотела и дорисовала. Он смотрел, да… но, возможно, я прочитала в его взгляде своё желание, а не его?

Наверное, он вообще не собирался приходить? Уже давно ужинает где-то с другой, а я вот сижу в пеньюаре, с шампанским и внутренней дрожью, жду, как девочка. Смешно.

Я посмотрела на часы: прошёл почти час двадцать. Шампанское стало тёплым, и я пила его уже не из желания, а скорее по инерции, надеясь, что пузырьки хоть немного заглушат нарастающее разочарование.

Он не пришёл, не написал, не позвонил. Впрочем, я не давала ему номера телефона, да он и не спрашивал.

Сделала ещё один глоток, на этот раз с усмешкой. Конечно, всё правильно. Я придумала слишком красивую историю, нацепила пеньюар, будто от этого хоть что-то могло быть иначе. Наверное, он просто был вежлив, а я прочитала в его глазах то, чего не было.

И вот я сижу здесь, как героиня своего собственного романа, только без финала.

Потянулась, собираясь встать и сбросить с себя это недопитое ожидание, как вдруг послышался стук в дверь. Тихий, один, и ничего больше. Я замерла.

Сердце выскочило вперёд, грудная клетка стала тесной, а в животе натянулась невидимая струна. Спустя мгновение ещё один стук, осторожный, почти неуверенный, словно тот, кто стоит снаружи, сам не до конца понимает, имеет ли право быть здесь.

Я поднялась. Ноги стали ватными, пальцы дрожали, дыхание сбивалось и не выравнивалось. Подойдя к двери, я не открыла сразу, лишь прислонилась лбом к холодному дереву, стараясь отдышаться, пытаясь понять: это точно он?

А если нет? Если это глупая ошибка, и я увижу не того? Если открою, и всё кончится разочарованием, и этот вечер окажется не началом, а посмешищем?

Но рука всё равно поднялась. Пальцы легли на ручку. Я вдохнула глубже, повернула и открыла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Визажист. Глава 4.

Кирилл!

Он не спросил разрешения. Просто притянул меня к себе, обхватив лицо ладонями, и поцеловал. Так глубоко, что у меня перехватило дыхание. Губы были тёплыми, но настойчивыми. Я почти неосознанно, подалась навстречу, будто тело само решило за меня.

Легко поднял меня, словно я ничего не весила. И, не отпуская из поцелуя, понес вглубь номера, не спрашивая, не давая ни секунды на обдумывание или сомнения. Я обняла его за плечи, ощущая, как под ладонями напрягаются мышцы. Как губы становятся жёстче, а дыхание горячее.

Кирилл опустил меня на покрывало и на мгновение отстранился, чтобы посмотреть. Его взгляд скользил по моему телу, задерживаясь на каждом изгибе, на дрожащих губах, на учащённо вздымающейся груди. В его глазах было не просто желание – восхищение. Сердце бешено отбивало ритм, пульс стучал в висках. Я была горячей, влажной. Я больше не ждала, я жаждала его.

Он наклонился и начал медленно развязывать пояс. Каждое движение его пальцев по шёлку отзывалось во мне дрожью, словно он трогал не ткань, а мою кожу. И я еле сдерживала стоны, закусив губу.

Приподнялась, помогая ему, и пеньюар легко соскользнул с плеч. Но Кирилл не снял его полностью, просто отодвинул, обнажив грудь. Его губы коснулись соска, вздрогнула. Язык скользил сначала легко, почти невесомо, потом влажно и горячо.

Он не просто целовал — дразнил, растягивал прикосновения, будто пробовал мою терпимость на вкус. Медленно, нежно, а потом — резко, с нажимом, играл со мной, желая запомнить каждый мой вздох.

Его губы легко скользили по коже, проверяя мою чувствительность.

Поцелуи неторопливо шли вдоль живота, словно по ниточке к самому краю. Я затаила дыхание, когда он добрался до внутренней стороны бедра.

И когда тёплый, влажный язык коснулся сквозь кружево, выгнулась навстречу, сжимая покрывало в кулаках. Внутри начало пульсировать. Каждое прикосновение было острым, как выстрел в самое чувствительное.

– Кирилл..

Он осторожно отодвинул бельё, обнажая меня перед собой, и, словно знал каждую мою слабость, медленно, влажно провёл языком точно по самому центру желания.

Тело вздрогнуло, короткий стон сорвался с губ. Я приподнялась, инстинктивно и беспомощно, но его рука тут же прижала меня к кровати, не давая убежать от этого сладкого мучения.

Он работал языком, как кистью — мягко, чётко, с той уверенностью, которая не требует лишних слов. Ровно настолько сильно, насколько надо.

Вдохнул и замер в самой чувствительной точке, дразня дыханием. Играя с гранями боли и удовольствия.

Внутри поднималось что-то обжигающее, тяжёлое, тянущее, как волна, которая вот-вот накроет. Я задыхалась, теряла контроль — бёдра напряглись, дыхание сбилось, цеплялась пальцами за ткань под собой. Всё. Почти. Уже. Сейчас…

– Кирилл, я не могу.

Но он заставил меня выдержать это. Одной рукой прижимая мои бёдра к постеле, другой лаская, доводя до той грани, где уже не было сил сопротивляться.

Когда волна накрыла, я закричала, не в силах сдержаться.

Лежала, тяжело дыша, когда он наконец поднялся, его глаза блестели, губы были влажными, а уголках губ едва заметная улыбка.

Сбросил брюки, и я не смогла отвести взгляда. Он был идеальным – напряжённым, готовым, но не торопился. Словно хотел, чтобы я рассмотрела его так же, как до этого он рассматривал меня.

Наклонился, обхватил мои бёдра, и я инстинктивно раскрылась, впуская. Его движение было решительным, но не грубым — он вошёл глубоко, так, что воздух исчез между вздохом и стоном. Я вскрикнула чувствуя, как он заполняет меня целиком. Обжигающее удовольствие, проконилось по телу. Я больше не была пустой, он заполнил всю меня собой. Своим телом, своим желанием.

Начал двигаться – плавно, почти нежно, изучая меня изнутри, чувствуя, как я принимаю его. Но с каждым толчком ритм становился быстрее, глубже, сильнее. Его пальцы впивались в мои бока, удерживая, прижимая, словно он хотел слиться со мной, раствориться, сделать меня частью себя.

Он смотрел мне в глаза и низко стонал, сжав зубы, будто сдерживал зверя, рвущегося наружу. Его движения стали резче, грубее, как будто он хотел оставить след не только внутри — во всём моём теле, в каждом нерве, в каждом выдохе.

Встретила его движением бёдер, подалась навстречу, забыв про стыд и сдержанность. Я уже не просила — умоляла, кричала, срываясь на стон, на хриплый вздох

– Ещё… сильнее… глубже…

Он поймал мой отчаянный, сбивчивый ритм, и тут же отдался ему, так, что в висках пульсировало, а в животе сворачивался тугой, горячий ком, готовый взорваться.

— Посмотри на себя, — прошептал он хрипло.

Я повернула голову к зеркалу и увидела её – женщину с растрепанными волосами, раскрасневшимися щеками, с губами припухшими от поцелуев. Живую.

Оргазм накрыл неожиданно – мощный, с дрожью в ногах, с толчком, который выбил из лёгких воздух. Я растворилась в этой волне — потерянная и нашедшая себя одновременно.

Кирилл вошёл в меня до предела, напрягся, пальцами удерживая мои бёдра и сорвался — горячо, глубоко, с низким рычанием, будто с каждой каплей отдавал мне не только себя, а всё то, что годами держал внутри.

Не сразу отпустил меня. Мы лежали тяжело дыша, потные, сплетенные.

Кирилл откинулся назад, а я скользнула ближе, улеглась рядом, всё ещё ощущая, как внутри ноет и пульсирует, как тело не может прийти в себя от того, что с ним только что сделали.

Он нежно поцеловал меня в висок, с выдохом, будто благодарил. Провёл пальцами по плечу, по ключице, лопатке — заново рисовал мой контур. Его ладони были теплые, и я таяла под ними.

Положила голову ему на грудь, прислушалась. Сначала к сердцу. Потом к его дыханию. А потом к себе.

Он ласково перебирал мои волосы, словно не хотел отпускать даже этот момент. Не говорил ни слова. И не нужно было.

Где-то глубоко внутри всё ещё жгло. Но это уже не боль. Просто тепло.

Закрыла глаза. Он всё ещё касался меня — нежно, бережно, как будто я была не женщиной, а чем-то редким, почти потерянным… но всё-таки оставшимся. Заснула.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Проснулась от холода. Кирилла не было рядом, лишь простыня сохранила легкий отпечаток его тела. Села, оглядываясь, но ни его вещей, ни записки – ничего. Лишь, сброшенный пеньюар и недопитое шампанское.

А моё тело всё ещё помнило его движения.

Обхватила себя руками, ощущая, как по телу начинает прокатываться волна разочарования. Медленного, мерзкого, такого, которое просыпается где-то глубоко внутри и тихо шепчет: Ну вот. Вот и всё.

Слёзы не пришли. Только тупой осадок. От того, что снова, как дура, поверила в сказку.

Молодой. Красивый. Яркий. Конечно, он не мог остаться. Конечно, ему просто захотелось меня на один раз. На одну ночь.

— Господи, — выдохнула я. — Какая же я дура.

Встала, натянула пеньюар, подошла к зеркалу. Волосы растрёпаны. Губы опухшие. Глаза уставшие. И всё равно красивая. Но эта красота, похоже, больше никому не нужна.

Я уже потянулась за бокалом, чтобы допить остатки тёплого игристого, когда услышала щелчок замка.

Замерла, боясь дышать.

Дверь открылась. На пороге стоял Кирилл. В руках букет белых роз. Обёрнуты в простую бумагу, на лепестках лёгкая роса.

— Ты… вернулся? — прошептала я, не веря.

Он бросил цветы на кровать и притянул меня к себе.Поднял моё лицо за подбородок. Посмотрел прямо в глаза. Так смотрят на человека, которого не хотят отпускать.

— А ты правда надеялась, что я исчезну? Что возьму тебя и уйду? Ты действительно думала, что вот так… после этого… я смогу тебя не хотеть?

Его губы нашли мои, и в этом поцелуе не осталось больше сомнений или сожалений. Только обещание.

— И я никуда не исчезну.

Студент. Глава 1

Аудитория опустела так быстро, что я едва успела закрыть конспект. Студенты, как обычно, исчезли сразу после того, как я произнесла “на сегодня всё”. Только шум стульев, быстрые шаги, обрывки разговоров о планах на вечер, и тишина.

Почти тишина.

— Елена Викторовна, можно задать вопрос?

Я подняла взгляд от бумаг. Артём стоял у первого ряда, держа в руках потрепанную тетрадь. Двадцать два года, последний курс, один из тех студентов, которые задают вопросы не для галочки, а потому что действительно думают. Сегодня на лекции я несколько раз ловила его внимательный, немного дерзкий взгляд.

Высокий. Плечи широкие, но не за счёт спортзала, скорее от природы. Волосы тёмные, немного взъерошенные, будто он прошёл сквозь ветер. Губы чёткие, нижняя чуть полнее. Не красавец с плаката, но в нём было что-то… настораживающее. Неуловимое. Сложно было понять, нравится он мне или беспокоит.

— Конечно. О чём речь?

Он подошёл ближе, положил тетрадь на край стола. Я заметила, как он двигался — очень спокойно, аккуратно. Без той суетливости, которая обычно свойственна студентам в моём присутствии.

Как будто он точно знал, что делает. И как это будет выглядеть со стороны.

— Вот здесь, — он открыл тетрадь, наклонившись чуть ближе, — вы говорили о границах между рациональным и иррациональным в принятии решений. А что, если эти границы… условны?

Запах его парфюма — что-то свежее, не навязчивое. Я ощутила его раньше, чем поняла, как близко он подошёл. Но пахло даже не одеколоном, а телом, чистой кожей… мужчиной. Я взглянула на его руки. У него длинные пальцы, никаких колец. Костяшки чуть выступают. Ладони широкие.

— В каком смысле условны? — я подвинулась, чтобы лучше видеть его записи.

— Ну, — Артём повернулся ко мне, и теперь между нами было совсем мало пространства, — иногда то, что кажется иррациональным, на самом деле просто… другая логика. Более глубокая.

Что-то изменилось в воздухе между нами. Я чувствовала это телом, как будто где-то в груди на мгновение стало тесно. Не то чтобы он сказал что-то особенное, но в том, как он это сказал, была какая-то интимность. Как будто мы говорим не только о философии.

— Приведи пример, — попросила я и взяла его тетрадь.

Наши пальцы соприкоснулись. Лёгкое, почти случайное прикосновение, но я почувствовала тепло его кожи. Он не отдёрнул руку сразу. На секунду наши пальцы остались рядом, и я подняла глаза. Его взгляд был прямым. Почти неприлично прямым.

— Например, — сказал он тихо, не отводя глаз, — когда человек принимает решение, которое противоречит всем правилам, но кажется… правильным.

Я услышала, как сбилось моё дыхание. Лёгкие наполнились не воздухом — им. Его голосом. Тоном. Той самой недосказанностью, от которой внутри дрожит.

— Артём, — начала я, но он перебил.

— Вы объясняете так… — он сделал паузу, подбирая слова, — увлекательно. Как будто каждая мысль живая.

Я откинулась на спинку стула. Пыталась восстановить дистанцию. Но он всё ещё смотрел. Изучал моё лицо. Кажется, губы.

— Сосредоточься на материале, Артём, — сказала я с лёгкой улыбкой. Хотела, чтобы прозвучало спокойно. Получилось почти мягко. Почти… флиртом.

— Я и сосредоточен, — он тоже улыбнулся. Едва заметно. — Просто не только на том материале, который в учебнике.

Я почувствовала, как краска подступает к щекам. Этот мальчишка — нет, уже не мальчишка — играет. И хуже всего, что мне это нравится.

Слишком нравится.

— Думаю, на сегодня хватит философии, — я закрыла его тетрадь и протянула обратно.

— Может быть, — Артём взял её, но не спешил уходить. — Но философия везде, правда? Даже там, где её не ждёшь.

Он собирал вещи медленно. Я наблюдала за ним, и с каждой секундой внутри нарастало странное ощущение… разочарования. Оттого, что он уходит.

У двери он обернулся.

— Спасибо за объяснение, Елена Викторовна. Увидимся на следующей лекции.

Когда дверь за ним закрылась, я ещё долго сидела в пустой аудитории.

И думала.

О границах.

Между рациональным и иррациональным. Между мной и ним. Между тем, что допустимо и тем, что уже почти случилось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Студент. Глава 2.

Кафе на кампусе в четыре вечера напоминало улей. Студенты толпились у стойки, занимали столики, обсуждали лекции и планы на выходные. Я обычно избегаю этого места в такое время, предпочитая тишину кабинета. Но сегодня мне хотелось… даже не знаю чего. Людей? Или просто не думать о том, что произошло вчера в аудитории?

— Елена Викторовна?

Я обернулась, уже зная, кого увижу. Артём стоял рядом с моим столиком, держа в руках две чашки кофе, и улыбался той самой улыбкой, которая всю ночь не давала мне уснуть.

— Артём. — Я попыталась придать голосу нейтральность, но что-то внутри предательски дрогнуло, как будто в животе что-то сжалось от одного только его взгляда.

— Можно присесть? — он кивнул на свободный стул. — И можно угостить вас кофе? Как благодарность за вчерашнее объяснение.

Я уже хотела сказать, что у меня есть кофе, но глянула на пустую чашку перед собой и поняла, было бы глупо отказываться.

— Спасибо.

Он поставил чашку передо мной и сел напротив.

На нём были тёмные брюки и рубашка с закатанными рукавами. Вчера джинсы и свитер, сегодня — почти взрослый мужчина. Я поймала себя на том, что смотрю на его запястья: чёткие линии вен, чуть загрубевшая кожа, и — неожиданно — лёгкий, едва заметный загар.

— Новый шарф? — он спросил, и я машинально коснулась шелковой ткани на шее.

— Да, подарили на день рождения. А ты… — я скользнула взглядом по его плечам, — решил произвести впечатление на кого-то?

— Возможно, — в его глазах промелькнуло что-то озорное. — А получается?

Я почувствовала, как губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Этот мальчишка… нет, уже не мальчишка… он умеет подбираться близко. Не телом — вниманием.

— Артём, ты неисправим.

— Это плохо?

— Это… — я сделала глоток кофе, чувствуя, как тепло медленно разливается по горлу, — опасно.

— Для кого?

Он задал этот вопрос просто, почти игриво, но я напряглась.

Подняла глаза и увидела, что он смотрит на меня. Внимательно, изучающе, так, как будто ждёт, когда я перестану отводить взгляд. И я не отвела.

— Для тех, кто привык всё контролировать, — сказала я тихо.

— А вы привыкли?

— Пытаюсь.

Он чуть наклонился вперёд, и я уловила знакомый запах — тот самый, от которого вчера закружилась голова. Свежесть, едва заметная древесная нота, и что-то своё, упрямо личное, запах кожи.

Его рука лежала на столе, рядом с моей чашкой. Длинные пальцы, ногти аккуратные, шрам на костяшке. Я едва удержалась, чтобы не коснуться, так хотелось провести пальцем, спросить, что было.

— Артём, — начала я, но он перебил.

— Вы думаете обо мне. Когда меня нет рядом.

Это не вопрос.

Я замерла. Сердце будто сбилось с ритма, дыхание стало короче.

— С чего ты взял?

— Вчера, когда я уходил, вы смотрели мне вслед. А сегодня утром на лекции… — он улыбнулся, — вы три раза забывали, о чём говорили, когда наши глаза встречались.

Я хотела возразить, но вспомнила, как это было. Как в какой-то момент слова действительно расплылись, и я смотрела на него чуть дольше, чем позволено.

Он заметил. Он всё заметил.

— Ты слишком самонадеян, — сказала я, но голос прозвучал мягко, без упрёка.

— Или просто внимательный, — он протянул руку, легко коснулся моего запястья.

Я вздрогнула. Его пальцы были тёплыми. Прикосновение — едва-едва, но внутри словно щёлкнуло что-то.

— Вы всегда поправляете очки, когда волнуетесь. И сейчас тоже хотите их поправить.

Я действительно хотела. Я бы не заметила этого никогда, но он заметил. Он изучал меня.

— Артём…

— Я знаю, — он убрал руку, и на коже осталась теплая память о его прикосновении. — Это неправильно. Вы — преподаватель. Я — студент. Есть правила.

— Да.

— Но иногда правила созданы для того, чтобы их нарушать.

Вокруг нас продолжалась обычная жизнь. Кто-то смеялся, кто-то проливал кофе, кто-то громко звал друзей за соседний стол. А у нас время будто замедлилось. Пространство между нами стало плотным, наполненным чем-то хрупким, что вот-вот может дрогнуть.

— А иногда правила защищают нас от ошибок, — я ответила слишком тихо. Почти себе, а не ему.

— От ошибок? — он наклонил голову. — Или от того, что может изменить всё?

Я не знала, что ответить. Не могла. Всё тело гудело, как будто оно уже знало ответ и боялось его.

— Мне пора, — я взялась за сумку.

— Я знаю. — Он встал вместе со мной. — Спасибо за кофе… за компанию.

— Спасибо тебе. За кофе.

Мы стояли рядом, и я ощущала, как между нами повисло что-то, чего нельзя произнести вслух. Артём сделал полшага ко мне, и я почти… почти подумала, что он хочет дотронуться. Или больше.

Но он только улыбнулся:

— До встречи, Елена Викторовна.

Когда я шла к выходу, я чувствовала его взгляд на спине. И обернувшись у двери, увидела, что он всё ещё смотрит. И в его глазах было не прощание. Было обещание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Студент. Глава 3

Кампус в семь вечера погружался в тишину. Большинство студентов уже разошлись, библиотека закрылась, даже вечно занятые аспиранты покинули свои кабинеты. Я всегда любила это время — когда можно спокойно поработать, не отвлекаясь на телефонные звонки и студенческие вопросы.

Я просматривала курсовые работы, когда в дверь постучали. Три коротких стука — не настойчивых, скорее вежливо-неуверенных.

— Да, — откликнулась я, не поднимая головы от бумаг.

— Елена Викторовна, это Артём. Можно войти?

Сердце дрогнуло. Я отложила ручку и взглянула на часы. Восемь двадцать. Что он здесь делает в такое время?

— Входи.

Он появился в дверном проёме с книгой в руках, немного смущённый, но всё с той же улыбкой в глазах.

— Извините, что так поздно. Вы обещали дать мне Фромма для курсовой, а я забыл подойти после лекции.

Фромм. Я действительно обещала, но совершенно об этом забыла. Как и о многих других вещах в последние дни. Мысли были заняты чем-то другим. Кем-то другим.

— Да, конечно. — Я встала и подошла к книжному шкафу. — «Искусство любить» или «Бегство от свободы»?

— А что посоветуете?

Я потянулась к верхней полке, но книга стояла слишком высоко. Привстала на цыпочки, пытаясь достать нужный том.

— Позвольте, — он оказался рядом так тихо, что я вздрогнула.

Он стоял почти вплотную за моей спиной, его рука тянулась к той же книге поверх моей головы. Я почувствовала тепло его тела, услышала ровное, глубокое дыхание. Замерла.

— Вот эта? — его голос прозвучал у самого уха.

— Да, — выдохнула я.

Он снял книгу с полки, но не отступил. Я повернулась и вдруг поняла, насколько близко мы стоим. Всего несколько сантиметров. Я могла различить золотистые вкрапления в карих глазах.

— «Искусство любить», — прочитал он, не сводя с меня взгляда. — Подходящий выбор.

— Для курсовой работы, — уточнила я, но голос предательски дрогнул.

— Конечно. Для курсовой.

Мы молчали, и воздух между нами густел с каждой секундой. Он протянул книгу, и наши пальцы соприкоснулись — на этот раз дольше, чем просто случайность.

— Елена Викторовна, — сказал он тихо, — можно задать вопрос?

— Ты уже задаёшь.

— Личный вопрос.

Я кивнула. Слова бы всё равно не вышли.

— Вы когда-нибудь делали что-то совершенно безрассудное?

— Я… — я попыталась отступить, но упёрлась спиной в книжный шкаф. — Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я сейчас думаю о чём-то безрассудном. И хочу знать, будете ли вы меня останавливать.

Моё дыхание стало сбивчивым. Он поднял руку и осторожно коснулся моей щеки — так нежно, будто боялся, что я исчезну.

— Артём, это… мы не можем…

— Я знаю все причины, почему не можем, — прошептал он, наклоняясь ближе. — Но знаете, о чём я думаю последние три дня? О том, какой вкус у ваших губ.

Я закрыла глаза. Я должна была остановить его. Должна была отстраниться, вспомнить о правилах, об ответственности. О том, что он мой студент. Я должна…

Его губы коснулись моих. Мягко. Вопросительно. Не требуя — прося.

И что-то внутри меня, то, что я так тщательно держала под контролем все эти годы, сдалось.

Я поцеловала его в ответ. Сначала осторожно, пробуя, позволив себе чуть больше, чем должна.

Но потом уже не могла иначе. Я почувствовала, как он усиливает поцелуй, как рука, лежавшая на моей щеке, скользнула вниз к шее, к ключице обжигая кожу. Он притянул меня ближе, и я прижалась к нему, не думая, теряя ощущение, где моё тело, а где его.

Я не помню, кто из нас застонал первым. Глухо, рвано. Этот стон был нашим общим секретом, которому не место в аудитории.

Артём прижал меня к книжному шкафу. Не грубо, но уверенно, с той мужской силой, от которой замирает дыхание. Холод дерева сквозь блузку контрастировал с его теплом, и это сводило с ума.

Рука скользнула под блузку, вверх по животу, и я вздрогнула, когда его пальцы коснулись кожи. Они были тёплыми, нежные, осторожные. Он двигался медленно, словно изучая мои реакции, обводя линию талии, задержался у края юбки.

— Артём… — выдохнула я, но в голосе не было запрета, только дрожь.

Он смотрел на меня, изучая моё лицо, будто ждал, скажу ли «нет».

Я не сказала, просто кивнула едва заметно. И этого хватило.

Задрал мне юбку до талии, обнажая бедра. Как на зло я была в чулках, потому что… собиралась на свидание к другому.

Он скользнул рукой под кружево трусиков, мягко, но с ясным намерением. Пальцы коснулись клитора, я вздрогнула. Сначала легкие круговые движения, от которых я прикусила губу. Моё тело откликнулось мгновенно, напрягаясь, потянулось навстречу. Слегка надавил, и снова круговые движения уже чуть быстрее. Я застонала.

— Скажи, если хочешь, чтобы я остановился, — шепнул он, его губы у моего уха, горячее дыхание касалось кожи.

Я молчала. Лишь обняла его за шею, прижалась ближе, отдаваясь ритму его движений. Он замедлил темп, потом его пальцы раздвинули влажные складки. И сначала один, а затем второй. Тёплые, уверенные и неторопливые, вошли в меня. Я ахнула, вцепившись в его плечи, комкая рубашку. Он двигался плавно, но точно — то глубже, то чуть медленнее, находя точки, от которых внутри всё сжималось. Она прижал меня сильнее к шкафу, его другая рука на талии удерживала, пока я выгибалась навстречу. Мои ногти впились в его плечи, дыхание сбилось, стало рваным. Он двигался во мне, лаская большим пальцем клитор. Уверенно читал меня по миллиметру. Смотрел на меня, не отрываясь, словно хотел запомнить каждую мою реакцию. Движения ускорились, стали чуть резче, но всё ещё под контролем. Он чувствовал, как моё тело отвечает, как я дрожу. Внутри всё сжалось в тугой узел, и задохнулась, когда яркий, как вспышка, оргазм накрыл меня. Вскрикнула, и его ладонь накрыла мне рот, прижалась к губам, чтобы заглушить звук.

— Шшш, нас могут услышать.

Колени подкосились, и он подхватил меня, не давая осесть. Его губы накрыли мои, глубокий поцелуй, словно ему мало было того, что я только что кончила от его пальцев, словно теперь он хотел отыметь мой рот языком. Затем отпустил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я тяжело дышала, кожа горела, в ушах стучал пульс. Артём поднёс пальцы к губам, облизнул их, глядя мне в глаза. В этом жесте было только спокойное взрослое желание, от которого моё сердце снова заколотилось.

— Завтра, Елена Викторовна, — сказал он тихо, почти шёпотом, — я вечером приду к тебе домой. И трахну тебя.

Артём снова поцеловал меня, я почувствовала свой солоноватый вкус на его губах Он развернулся и ушёл.

Без лишних слов.

Только я осталась, прислонившись к шкафу, с пульсом в горле и теплом между ног, зная, что это уже не остановить.

Дорогие читатели! Чтобы не пропустить продолжение, добавляйте книгу в библиотеку. А если вам понравилось, нажмите на звёздочку, нам будет очень приятно.

Так же предлагаю заглянуть в эротический ромн "Осколки сердца". Он почти окончен, осталось несколько глав до финала.

Студент. Глава 4

Когда дверь за Артёмом закрылась, я поднялась, поправила юбку, заправила блузку и опустилась в кресло.

Ноги подкашивались. Руки дрожали так сильно, что я сцепила их в замок, пыталась удержать себя изнутри.

Боже, что только что произошло? Я закрыла глаза, но тут же открыла их снова. Потому что слишком ярко вспыхнуло его лицо, склонившиеся ко мне, руки на моём теле, его дыхание и голос, шепчущий на грани непристойности. И этот взгляд, полный обещаний, когда он сказал, что завтра придёт ко мне домой. Это была шутка? Он же не знает моего адреса.

Я коснулась губ. Они всё ещё горели от его поцелуев, а тело… тело всё ещё пульсировало от того, что он со мной делал. Никто и никогда не доводил меня до такого состояния так быстро и так безжалостно точно.

Встала, подошла к зеркалу в углу кабинета. Волосы растрёпаны, помада стёрта, в глазах лихорадочный блеск. А на ногах… я посмотрела вниз и почувствовала горькую иронию. Чёрные чулки с кружевной резинкой. Те самые, которые надела сегодня утром, думая совсем о другом мужчине.

Три года. Три года я не подпускала к себе никого после развода. Три года зализывала раны, которые оставил Михаил своими изменами, своей ложью, своим равнодушием. И вот, наконец решилась… на Вячеслава. Коллегу, спокойного, надёжного мужчину, который ухаживал за мной полгода.

А получилось… это.

Я быстро поправила волосы, подкрасила губы. Через несколько минут должен был прийти Вячеслав, мы договорились об ужине, и я… я так надеялась, что сегодня смогу наконец сделать шаг навстречу нормальным отношениям. Отношениям, которые одобрило бы общество. Которые были бы логичными.

Стук в дверь заставил меня вздрогнуть.

— Лена? Это я, — знакомый мягкий голос Вячеслава.

— Да, сейчас, — я схватила сумочку, выключила настольную лампу.

Он стоял в коридоре с букетом белых роз и улыбкой, которая делала его лицо почти мальчишеским. Сорок лет, седеющие виски, добрые глаза за очками. Всё то, что должно было меня привлекать.

— Готова? Я заказал столик в “Метрополе”, такси уже ждёт внизу.

— Да, конечно, — я приняла цветы, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Спасибо, они прекрасны.

— Как и ты, — сказал он тихо, и я почувствовала укол вины.

В такси Вячеслав рассказывал что-то смешное про своих учеников, а я кивала и улыбалась, но мысли мои были совсем в другом месте. В кабинете, где ещё висел запах мужского парфюма. В обещании, которое прозвучало как приговор: “Завтра я приду к тебе домой.”

— Лена, ты меня слушаешь? — Вячеслав осторожно коснулся моей руки.

Я вздрогнула, словно от удара током. Его прикосновение было тёплым, нежным — но после рук Артёма казалось… чужим.

— Извини, устала немного. Тяжёлый день.

— Я понимаю. Но теперь мы вместе, и я хочу, чтобы ты расслабилась, — он сжал мои пальцы. — Лена, ты знаешь, как много ты для меня значишь?

В его голосе была искренняя нежность, и это делало всё только хуже. Вячеслав был хорошим человеком. Он заслуживал честности, а не женщину, которая думает о руках другого мужчины.

Ресторан встретил нас приглушённым светом свечей и тихой музыкой. Интимная атмосфера, которая должна была настраивать на романтический лад. Вячеслав заказал вино, рассказывал о планах на выходные, и я пыталась сосредоточиться на его словах.

— А ты как думаешь? — спросил он, и я поняла, что опять упустила нить разговора.

— Прости, о чём ты?

— О том, чтобы съездить на дачу. Завтра. — Он наклонился ближе. — Лена, что с тобой сегодня? Ты какая-то… другая.

Другая. Если бы он только знал, насколько.

— Просто устала, — повторила я, но голос звучал неубедительно даже для меня самой.

Он взял мою руку в свои, начал медленно поглаживать пальцы. Жест нежный, исполненный заботы. Но я словно окаменела. Моё тело, ещё полчаса назад отзывавшееся на каждое прикосновение Артёма, теперь не чувствовало ничего.

— Слав, я… — я осторожно высвободила руку. — Мне нужно в дамскую комнату.

В зеркале туалета на меня смотрела чужая женщина. Глаза горели, щёки пылали, а в движениях была какая-то лихорадочность. Словно что-то проснулось во мне сегодня — что-то, что долго спало и теперь требовало своего.

Я умыла лицо холодной водой, пытаясь прийти в себя. Нужно вернуться к столику, улыбнуться Вячеславу, постараться быть той Еленой, которой он ждал. Той, которой я была ещё утром.

Но когда я вернулась и увидела его понимающий взгляд, полный терпения и любви, поняла — не получится. Не сегодня. Возможно, не никогда.

— Слав, — сказала я тихо, садясь напротив. — Мне кажется, нам нужно поговорить.

Вячеслав замер с бокалом вина в руке. В его глазах мелькнуло что-то — понимание, тревога, может быть, даже облегчение.

— Я слушаю, — сказал он просто.

Слова застряли в горле. Как объяснить то, что я сама не понимала? Как сказать хорошему человеку, что час назад другой мужчина разбудил во мне что-то такое, о существовании чего я и не подозревала?

— Слав, ты замечательный, — начала я, и он горько усмехнулся.

— Ничего хорошего не начинается с таких слов.

— Дело не в тебе, — я опустила глаза на свои руки. — Дело во мне. Я думала, что готова к… к близости, к отношениям. После развода прошло достаточно времени, и ты… ты всё делаешь правильно.

— Но?

— Но сегодня я поняла, что не знаю саму себя. — Голос дрожал. — Что во мне есть части, которые я старательно скрывала даже от себя. И я боюсь, Слав. Боюсь, что если позволю им выйти наружу, то стану совсем другой.

Он долго молчал, поворачивая бокал в руках.

— Это из-за кого-то другого? — спросил наконец, и в его голосе не было обвинения, только усталость.

Я не смогла соврать. Просто кивнула.

— Понятно. — Он поставил бокал, откинулся на спинку стула. — Знаешь, Лена, я всё это время чувствовал, что ты держишь дистанцию. Словно между нами стоит невидимая стена. Я думал, это из-за развода, из-за прошлого. Но оказывается…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Слав, прости, — прошептала я. — Я не хотела причинить тебе боль.

— А он? Этот другой? Он знает о твоих чувствах?

Чувствах. Можно ли было назвать чувствами то безумие, которое охватило меня в кабинете? Ту жажду, которая проснулась от одного прикосновения?

— Я и сама не знаю, что это, — призналась я. — Может быть, просто… физическое влечение. Химия. Я запуталась.

Вячеслав кивнул, как будто понял больше, чем я сказала.

— Лена, я не буду притворяться, что мне не больно. Но знаешь что? Возможно, это к лучшему. — Он наклонился вперёд, взял мою руку. — Я всегда чувствовал, что ты даёшь мне не всю себя. И я не хочу быть тем, с кем ты остаёшься из чувства долга или потому, что это “правильно”.

Слёзы подступили к глазам. Его благородство делало всё ещё мучительнее.

— Я даже не знаю, как ты вообще выдерживал это всё так долго, — сказала я.

— Нет. Просто мы с тобой оказались не подходящими друг другу. — Он сжал мои пальцы. — Но я хочу, чтобы ты была счастлива, Лена. Даже если это счастье не со мной.

Мы сидели в тишине, и я чувствовала, как что-то важное заканчивается между нами. Не с болью, не со скандалом — просто с тихой грустью и пониманием.

Телефон пикнул в моей сумочке. Сердце ёкнуло, я знала, от кого это сообщение, ещё не взглянув на экран.

— Посмотри, — сказал Вячеслав мягко. — Это может быть важно.

Дрожащими пальцами я достала телефон. Незнакомый номер. Сообщение высветилось на экране:

“Елена Викторовна, это Артём. Напишите, пожалуйста, ваш адрес. Куда мне завтра подъезжать?”

Прямо. Без лишних слов. Как всё, что он делал.

Я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Вячеслав, наблюдавший за мной, понимающе кивнул.

— Это он?

— Да, — прошептала я.

— Тогда иди, Лена. — Он встал, положил на стол деньги за ужин. — Разберись с собой. А потом, если захочешь поговорить… ты знаешь мой номер.

Он поцеловал меня в лоб — братски, нежно и вышел из ресторана, оставив меня наедине с телефоном в дрожащих руках и пониманием того, что завтра изменит всё.

Студент. Глава 5

Я вернулась домой около десяти.

Открыла дверь, поставила сумку на пол. Почему-то всё делала слишком быстро, будто спешила, хотя спешить было некуда. Не раздеваясь, прошла в кухню, налила воды. Сделала глоток и только тогда заметила, как дрожат руки.

В спальне села на кровать, включив свет у изголовья.

Медленно сняла туфли. Потом осторожно стянула чулки, они зацепились за ногти, и я почувствовала, как напряжение скапливается в плечах. Всё это было каким-то бессмысленным ритуалом, который не приносил ни покоя, ни ясности.

Что со мной происходит? — в зеркале на меня смотрела чужая женщина — взъерошенная, с горящими глазами.

В душе горячая вода немного привела в чувство, но мысли всё равно путались. Я всё ещё слышала голос Вячеслава: «Иди, Лена». Его понимающий взгляд. Его благородство, которое делало мою вину ещё тяжелее.

Хороший человек. А я…

Вернулась в спальню с влажными волосами. На прикроватной тумбочке лежала книга, я никак не могла дочитать одну и ту же страницу уже неделю. Взяла её, открыла:

“Любовь — это не чувство, которое можно вызвать. Это сила, которую нужно развивать.”

Прочитала строчку вслух. Слово «сила» отозвалось где-то глубоко внутри. Не в голове, не в сердце — ниже.

Что это за сила? И почему я её боюсь?

Закрыла книгу, положила рядом с собой. Было тревожно и странно спокойно одновременно. Я вспомнила его слова в кабинете. Прямые, без прикрас. И то, как всё моё тело отвечало на них.

И что теперь? Завтра он придёт, и я… что я буду делать?

Рука сама легла на грудь. От одного прикосновения тело мгновенно откликнулось, словно ждало этого весь вечер. Я провела рукой по животу, дыхание участилось. Засунула руку в пижамные штаны, коснулась среднем пальцем клитора. Круговое движение, так же, как делал он в кабинете. Закрыла глаза, представляя, что это рука Артёма. Закусила губу, когда в животе всё скрутило от напряжения.

Три года. Три года я не чувствовала ничего подобного.

Телефон пикнул на тумбочке.

Я замерла. Открыла глаза, пытаясь восстановить дыхание. Сердце забилось так громко, что, казалось, его было слышно в тишине квартиры. Взяла телефон дрожащими пальцами. СМС от Артёма. Я зажмурилась. Досчитала до трёх. Нет, до пяти. Потом открыла глаза.

“Елена Викторовна, ты ведь сейчас не трогаешь себя?”

Я уставилась на экран. Как он…? Он не может знать. Не может.

Пришло следующее сообщение:

“Если ты это сделаешь, завтра ничего не будет. Наберись терпения.”

Я положила телефон на колени, не отвечая. Во рту пересохло. Он управляет мной. Не словами, не угрозами. Желанием. Даже на расстоянии. И я… я позволяю.

Ещё одно сообщение:

“Я всё равно узнаю, Елена Викторовна. Если ты сейчас трогаешь себя, завтра я развернусь и уйду. Спокойной ночи. До завтра. Закрой глаза и выспись. Тебе понадобятся силы.”

Больше он не писал.

Я выключила экран и откинулась на подушки. Тело всё ещё пылало от прикосновений, горело от желания, но я не двигалась, просто лежала и смотрела в потолок.

Завтра он придёт. Я открою дверь. И всё изменится.

Страшно было не от того, что это случится. Страшно было от того, как сильно я этого хотела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Студент. Глава 6.

Я проснулась в половине седьмого, хотя будильник не был выставлен, суббота же. Сон исчез мгновенно, словно его и не было. Лежала, глядя в потолок, и понимала, что сегодня всё изменится.

Весь день тянулся мучительно медленно. Я пыталась читать, но строчки расплывались. Включала телевизор, но не могла сосредоточиться ни на чём. Несколько раз подходила к окну, словно он мог идти по двору уже с утра.

Когда он придёт? Он не сказал времени.

В обед сходила в магазин за углом. Стояла перед полкой с вином и не могла выбрать. В итоге взяла шампанское, почему-то казалось, что именно оно подходит к моменту. К переменам.

Весь день я металась по квартире как маятник. То душ принимала, то переодевалась. Остановилась на простом чёрном платье — не вызывающем, но подчеркивающим фигуру.

А что, если он не придёт? Что, если передумал?

В половине шестого я уже сидела на кухне с чашкой чая, который не пила. Телефон лежал рядом и молчал. Каждый звук в подъезде заставлял меня вздрагивать.

Может, мне написать ему? Спросить, во сколько? Но я не писала. Почему-то знала, что не должна.

В шесть раздался звонок в дверь.

Сердце ёкнуло так сильно, что на мгновение потемнело в глазах. Я встала, подошла к двери, замерла с рукой на ручке. Последний шанс. Могу не открывать. Сделать вид, что меня нет дома. Но рука сама повернула замок.

Артём стоял на пороге в тёмном свитере и джинсах. В руках — та самая книга, которую я дала ему вчера. Эрих Фромм, “Искусство любить”. И пакет с чем-то.

— Добрый вечер, Елена Викторовна, — сказал он спокойно, словно мы встречались каждый день, протянул мне покупки. Шампанское, фрукты.

— Проходи, — прошептала я, отступая в сторону.

Он вошёл, осмотрелся. Взгляд скользнул по квартире, небрежно, но внимательно. Я закрыла дверь, прислонилась к ней спиной.

Я думала, что мы сразу набросимся друг на друга, но, он был абсолютно спокоен, не то что вчера в кабинете… А у меня уже между ног было влажно. Сердце отчаянно колотилось.

— Красивая квартира, — сказал он, проходя в гостиную. — Уютно.

— Спасибо. — Голос звучал чужим. — Откроем шампанское?

— Да, хорошая идея.

В кухне я возилась с бутылкой дрожащими руками. Он стоял рядом, наблюдал. Близость его тела заставляла кожу гореть, но он не прикасался ко мне.

Я не понимала что происходит, почему он так спокоен.

— Давай я сам открою, — я вздрогнула, а он тепло улыбнулся.

Пробка выстрелила, и он разлил шампанское по бокалам. Пена шипела, оседая.

— За что пьём? — спросила я.

— За новые открытия, — сказал он, поднимая фужер.

Мы выпили. Шампанское было холодным, пузырьки щекотали язык. Я чувствовала, как алкоголь мгновенно ударил в голову, видимо, от волнения и того, что весь день почти ничего не ела.

— Твою книгу прочитал, — он показал томик Фромма. — Интересная философия.

— И что думаешь? — я села на диван, он устроился в кресле напротив.

Я снова ощутила разочарование. Он не сел рядом со мной, он сел напротив.

— Фромм пишет, что любовь — это искусство, которому нужно учиться, — Артём отпил шампанского, не спуская с меня глаз. — Что большинство людей думают о проблеме любви неправильно.

— В каком смысле?

— Они считают главным быть любимыми, а не любить самим. И ищут объект для любви, вместо того чтобы развивать способность любить.

Я кивнула, хотя в его устах эти слова звучали как-то иначе, чем когда я читала их сама.

— А ещё он говорит о том, что настоящая любовь — это преодоление человеческой разобщённости, — продолжал Артём. — Что мы все одиноки в своих телах, в своих мыслях. И любовь — это попытка слиться с другим, стать единым целым.

— Ты согласен с этим?

Он поставил бокал на стол, наклонился вперёд.

— Я думаю, Фромм прав в одном — большинство людей не умеют любить. Они играют в игры, носят маски, боятся быть настоящими. — Его взгляд стал проницательным. — А настоящая близость возможна только тогда, когда снимаешь все маски.

— Все маски, — повторила я тихо.

Он пересел на диван Бок о бок. Я почувствовала, как напряглось моё бедро от близости его тела. Артём не смотрел на меня, смотрел вперёд. Но его ладонь легла мне на колено, спокойно, словно это было естественно. Пальцы двинулись вверх.

— Да. Когда показываешь себя таким, какой ты есть на самом деле. Со всеми тёмными сторонами, со всеми желаниями, которые принято скрывать.

Он не спрашивал. Подол платья приподнялся, и его рука скользнула под него, под бельё.

Всё было медленно. Почти невинно, я невольно развела ноги чуть шире, позволяя ему достигнуть цели. Его пальцы уверенно, точно, горячо касались клитора. В гуди всё сжалось, в животе запульсировало, будто волна прошла сквозь меня.

Я допила шампанское залпом. Рука дрожала.

— А если эти желания… неправильные? — прошептала я, не поднимая глаз.

Он наклонился к моему уху. Его дыхание было влажным, плотным, как воздух перед грозой.

— Кто решает, что правильно, а что нет? Общество? Мораль? Или мы сами?

Пальцы двигались. Медленно. Дразняще. Точно. Там, где уже пульсировало. Где тело просило не останавливаться. Круговые ритмичные движения, точные, как тогда в кабинете. Скользнул вниз, где я уже была мокрая, готовая, потому что всё тело молило — войди в меня, сделай мне хорошо.

— Ты уже влажная, — прошептал он. — Потому что хочешь меня. До невозможности.

Я не могла ничего ответить. Только дыхание сбилось с ритма. Лицо горело, в висках колотило.

Я сжимала пальцы в кулак, чтобы не вцепиться в его руку.

— Елена, — тихо, в тембр, — вчера в кабинете ты была настоящей. Без масок. Без игры. Просто женщина, которая хочет.

— Артём…

— Фромм пишет о любви-заботе, о любви-ответственности. Но есть и другая любовь. — Он двинул пальцами чуть глубже, чуть смелее. — Та, что не думает. Та, что жжёт изнутри.

Я с трудом сдерживалась, чтобы не стонать. Бедра дрожали. Я чувствовала, как с каждой секундой приблежается огразм, в низу живота всё скручивало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не знаю, какая я, — прошептала я.

— Хочешь узнать? — его пальцы уже во мне.

— Возможно…— неуверенно сказала я, и закусила губу. Ещё чуть-чуть, ещё немного…

Он убрал руку, и я разочарованно выдохнула. Я была уже на грани, а он не позволил мне её переступить.

Он смотрел на меня так спокойно, словно и не трогал меня только что. Сердце стучало так сильно, что в груди стало больно.

— Тогда раздевайся, — сказал он. — Платье. И трусы тоже.

Я подняла глаза. Не сразу поняла, что он говорит всерьёз.

— Боишься? Чего ты боишься больше, что я увижу тебя или что ты позволишь себя увидеть? «Стыд — самая тонкая форма контроля. Он шепчет: “Спрячься”, когда тело хочет: “Покажись”.»

Я встала. Платье соскользнуло с плеч. Я поймала его руками, опустила на пол. Стояла в белье, прикрывая грудь.

Он ждал ответа. Во взгляде не было насмешки, лишь интерес — и что-то ещё.

— Ты не любишь себя, — сказал он тихо. — Ни тело, ни голос, ни руки. «Фромм писал: кто отвергает своё тело — отвергает и самого себя.» А потом хочешь, чтобы кто-то другой тебя полюбил. Как? Если ты сама прячешься, когда на тебя смотрят.

— Не смей говорить так, — прошептала, опустив глаза.

— Я говорю, потому что это правда.

Он подошёл ко мне.

— Ты красивая. И ты не знаешь, что с этим делать.

Он провёл рукой по моему бедру. От его прикосновений кожа покрылась мурашками, я закрыла глаза.

— И ещё знаю, что ты красивая, когда злишься. Когда не можешь спрятаться. Когда хочешь — и боишься, что это видно. Когда ты в последний раз трахалась? — спросил он.

Я распахнула глаза от неожиданности.

— Не твоё дело.

— Может быть. — Он кивнул. — Но я всё равно хочу знать. Я хочу знать, как ты выглядишь, когда хочешь. Как ты дышишь, когда тебя берут.

Он опустился на колени передо мной.

Как будто всё происходящее — часть чего-то большего.

— Сними трусы.

— Зачем?

— Чтобы ты больше не могла прятаться.

— Я не прячусь.

— Прячешься.

Я стянула с бёдер бельё и осталась стоять. Прикрывая грудь руками.

Всё напряжение собралось где-то в животе. Меня трясло от злости, потому что он был прав — и от желания. Я хотела его.

— И руки тоже опусти.

— Зачем?

— Чтобы ты наконец увидела себя.

— Через тебя?

— Через желание. Моё. И своё.

Вздрогнула от того, какой его язык был горячий, обжигающий. Он очень нежно коснулась клитора. Лизнул один раз, второй, обхватил губами, слегка пососал и отстранился.

Я уже тянулась к нему, а он просто встал. Начал раздеваться. Снял свитер, потом джинсы.

— Не хочу быть одетым, пока ты голая, — сказал он. — Я не лучше тебя. Я просто хочу тебя.

Я опустила глаза, но успела заметить — он возбуждён. Член большой, напряженный, на головке блеснула капля.

— Посмотри на меня.

Сжалась. Не могла сразу.

Он сел обратно на диван, не сводил с меня взгляда.

Я подняла глаза.

Артём молча сидел и тяжело дышал. Член подрагивал.

— Разве тебе не интересно, что происходит с мужчиной, когда он смотрит на тебя? Подойди, — сказал он. — И сделай всё, что тебе сейчас хочется.

Студент. Глава 7.

Я стояла перед ним, обнажённая, дрожа от смеси злости, стыда и желания. Его слова — «Сделай всё, что тебе хочется» — были вызовом.

Артём сидел на диване, голый, спокойный, словно всё происходящее было давно решено. Но его тело напряжено, член твёрдый, большой, и его уверенный взгляд, подталкивал меня сделать шаг.

Три года без секса, без близости, после того, как муж разбил мне сердце своими изменами. Михаил никогда не любил оральный секс. Ни давать, ни получать. А со Славой так и не дошло. Я не знала, умею ли я ещё хоть что-то. Ужа забыла, как это — взять в рот. Но сейчас всё внутри горело желанием попробовать.

Я неуверенно опустилась перед ним на колени. Мои руки дрожали, когда я коснулась его бёдер. Кожа под пальцами была тёплой, гладкой. Он смотрел на меня, не отрываясь, и это одновременно пугало и заводило. Я не знала, как начать. В голове мелькали обрывки воспоминаний — с мужем всё было неловко, неумело. А сейчас… сейчас я хотела, чтобы это было по-настоящему.

— Елена, — его голос был низким, с лёгкой хрипотцой, — не думай. Просто чувствуй.

Закрыла глаза, сосредоточилась на ощущениях. Наклонилась, волосы рассыпались по его бёдрам. Дыхание сбилось, когда я коснулась губами его члена. Сначала осторожно, почти робко, просто поцелуй. Артём выдохнул, чуть напрягся, и это придало мне смелости. Когда я обвела головку языком, он дёрнулся, и это возбуждало сильнее, чем любые слова. Вкус у него был солоноватый. Головка гладкая, но упругая. Язык скользил по ней, чувствуя, как она набухает от каждого движения. Я обхватила его губами, неумело, но старательно, пытаясь вспомнить, как это делается. Мои движения были неровными — то слишком быстро, то слишком медленно, но я чувствовала, как он реагирует: его бёдра слегка дрожали, рука легла мне на затылок, не давя, а просто направляя.

— Вот так, — выдохнул он, и в его голосе было столько желания, что я забыла про неловкость.

Я старалась глубже, но не всегда получалось — пару раз я задевала его зубами, и он тихо шипел, но не останавливал. Обхватила основание одной рукой, помогая двигаться рту, а вторую опустила на мошёнку. Его дыхание становилось тяжелее. Я подняла на него глаза и замерла, от того, как он смотрит. Так, будто я была единственной в мире. Во взгляде не было игры. Только чистое, мужское желание. Это подстегнуло. Я двигала губами, языком, стараясь уловить ритм, чувствуя, как он напрягается всё сильнее. Лизала уздечку, посасывала головку.

— Елена… — его голос сорвался, рука в моих волосах сжалась чуть сильнее, но он вдруг мягко отстранил меня. — Подожди.

Я замерла, глядя на него, щеки горели. Думала, что сделала что-то не так. Но он улыбнулся, наклонился и поцеловал меня. Так жадно, глубоко, будто хотел стереть мою неуверенность.

— Ты не представляешь, как это… — он не договорил, но его глаза сказали всё.

Он потянул меня вверх, и я оказалась на его коленях, лицом к нему. Раздвинула бёдра, поддаваясь навстречу. , я чувствовала его головку у самого входа, это заставило меня задрожать. Его руки скользнули по моей спине, к талии, притягивая ближе. Я была слишком влажной от его слов, от того, как он смотрел.

— Хочу тебя, — шепнул он, его губы касались моей шеи, чуть прикусывая. — Хочу, чтобы ты забыла всё, кроме этого.

Его поцелуй был жадным, глубоким. Я почувствовала, как всё напряжение в теле растворяется.

— Любовь — это не чувство, которое можно вызвать, — его губы коснулись мочки уха, — это сила, которую нужно развивать.

Я кивнула, не в силах говорить. Его рука скользнула между нами, направляя себя. Я медленно опустилась на него, чувствуя, как он входит. Сначала осторожно, затем глубже. Медленно, растягивая погружение, дразня, зная, что я сгораю от нетерпения. Я ахнула, вцепившись в его плечи, мои ногти оставляли следы на его коже. Он был большим, тёплым, и это ощущение заполнило всё внутри. Я начала двигаться неуверенно, боясь, что не справлюсь, но его руки на моих бёдрах задавали ритм — уверенный, но не грубый. Каждое движение было точным, будто он знал, где мне нужно сильнее, а где чуть нежнее.

— Не торопись, — шепнул он, глядя мне в глаза. — Чувствуй. Настоящая близость возможно только при умении раскрыться без страха быть отвергнутым. Раскройся, Лена!

Я начала двигаться быстрее, находя ритм, чувствуя, как он отвечает, как дыхание становится рваным. Терлась клитором о его лобок. Мои стоны смешались с его, тихие, но настоящие. Его пальцы впивались в мои бёдра, направляя, но позволяя мне вести. Я чувствовала, как всё внутри сжимается, как жар нарастает, и он это видел, его взгляд не отрывался от моего лица.

Оргазм накрыл меня неожиданно, резко, как вспышка. Я вскрикнула, сдавленно, прижимаясь к нему, мои бёдра дрожали, а он продолжал двигаться, продлевая это ощущение. Через несколько секунд он напрягся, его руки сжали меня сильнее, и я почувствовала, как он кончает, его дыхание сорвалось в низкий стон. Мы застыли, прижавшись друг к другу, кожа к коже, пока пульс не начал замедляться.

Я откинулась назад, всё ещё тяжело дыша. Он смотрел на меня, его рука скользнула по моему плечу, мягко, почти нежно.

— Ты красивая, Елена Викторовна, — сказал он тихо. — Особенно когда не прячешься.

Я улыбнулась, впервые за вечер чувствуя себя свободной. Три года — и вот я снова живая. Его пальцы коснулись моих губ, и я знала, что это не конец.

— Ещё раз? — спросил он с лёгкой улыбкой, и я рассмеялась, качая головой, но уже наклоняясь к нему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Студент. Глава 8.

Мы лежали в полутьме спальни. Я на боку, он за спиной, обнимая меня и прижимая крепко к себе. Дыхание постепенно выравнивалось, но сердце всё ещё билось неровно.

Что теперь?

Тело всё ещё помнило каждое прикосновение. Кожа была чувствительной, словно обожжённой. Я чувствовала себя совершенно новой, будто за последний час стала другим человеком. Женщиной, которую не знала.

Кто я такая? Та, которая три года жила как монашка, или та, которая только что…

Мысли путались. Где-то глубоко внутри клокотал стыд — липкий, знакомый. Он шептал привычные слова: “Неприлично. Непристойно. Что ты наделала?” Но рядом с ним жило что-то новое. Удовлетворение. Живость. Ощущение, что я наконец-то дышу полной грудью.

Я не жалею. Боже, я не жалею.

Это открытие пугало больше всего. Я ждала раскаяния, самобичевания, желания всё забыть. Но его не было. Было только это странное спокойствие и понимание: я хочу, чтобы это повторилось.

Я боялась пошевелиться, боялась что-то сказать. Боялась разрушить эту хрупкую близость, которая возникла между нами. Но молчание тоже было невыносимым.

— Артём, — позвала я тихо. Голос звучал хрипло, незнакомо.

— Да?

— Что мы наделали?

Почему я спрашиваю то, ответ на что знаю? Почему ищу в нём подтверждение своих страхов?

Он не ответил сразу. Его пальцы медленно гладили мою кожу, и от каждого прикосновения по телу разливалось тепло.

— То, что должно было случиться, — сказал он наконец.

Должно было? Значит, он тоже это чувствовал? Это напряжение, эту неизбежность?

Я повернулась к нему лицом. В полумраке видела только контуры его лица, блеск глаз. Хотелось вглядеться в него, понять, что он думает, что чувствует. Но было страшно увидеть равнодушие там, где я надеялась найти нежность.

— Тебе не кажется, что это… неправильно?

Зачем я это говорю? Зачем сама себя разрушаю?

Но слова сами рвались наружу. Всё то, что годами вбивали в голову: приличия, мораль, правила. Всё то, против чего сегодня взбунтовалось моё тело.

— Почему неправильно?

— Ты мой студент. Я старше тебя на десять лет. Я твой преподаватель.

Я перечисляю препятствия, но каждое звучит всё менее убедительно. Почему это должно иметь значение?

— Был твоим студентом, — поправил он. — Через полгода я защищу диплом и выпущусь. А возраст… разве это важно?

Важно ли? Когда он касался меня, я не думала о возрасте. Не думала ни о чём, кроме его рук, его губ, его дыхания на моей коже.

— Но что теперь будет? В понедельник я войду в аудиторию, ты будешь сидеть на лекции, и я… как я буду тебя видеть?

Как буду смотреть на него и не краснеть? Как буду говорить о литературе, когда в памяти всплывут его руки на моём теле?

Страх сжимал горло. Не страх осуждения — страх того, что не справлюсь с собой. Что выдам нас взглядом, интонацией, дрожью в голосе.

Артём приподнялся на локте, посмотрел на меня сверху вниз.

— А как ты хочешь, чтобы было?

— Не знаю, — призналась я. — Честно не знаю.

— Елена Викторовна, — он коснулся моего лица, — ты слишком много думаешь. Слишком много анализируешь. Иногда нужно просто чувствовать.

Чувствовать. Но я боюсь того, что чувствую. Боюсь, что это слишком сильно.

— Легко сказать.

— Тогда скажи мне честно — ты жалеешь о том, что случилось?

Жалею ли?

Я погрузилась в себя, прислушалась к тому, что творилось внутри. Там, где должна была быть вина и сожаление, зияла странная пустота. Не пустота — покой. Усталость от борьбы с собой. И под всем этим — тёплое, живое удовлетворение.

Нет. Не жалею. И от этого становится страшно.

— Нет, — сказала я тихо. — Не жалею. И это меня пугает.

— Почему пугает?

— Потому что я не узнаю себя. Три года после развода я была… правильной. Сдержанной. Разумной. А сегодня…

Сегодня я была животным. Сегодня я хотела и брала то, что хотела. Сегодня я была той, кем боялась быть.

— Сегодня ты была живой.

Живой. Да, именно так это и ощущалось. Впервые за три года — живой.

Он сел на край кровати, начал одеваться. Я наблюдала за ним с растущей тревогой. Неужели всё кончено? Неужели он сейчас уйдёт, и я останусь одна со своими мыслями, сомнениями, новыми ощущениями?

— Ты уходишь? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Но так хотелось вцепиться в него и умолять остаться.

— Да. — Он натянул свитер. — Тебе нужно время подумать.

Я замерла, потому что не понимала, что мне сейчас делать.

— Артём, а что дальше?

Я хотела знать, что дальше? Встретимся ли мы снова? Или это было разовым помешательством?

Страх пронзил насквозь. Страх того, что он сейчас уйдёт и больше никогда не вернётся. Что я останусь с этим новым знанием о себе, но без того, кто его открыл.

Он обернулся, посмотрел на меня долгим взглядом.

— Дальше — понедельник. Дальше — лекция. Дальше — мы увидим.

— Это всё?

— Елена, я не буду тебя принуждать ни к чему. Если ты решишь, что это была ошибка, — просто скажи. Я пойму.

Ошибка. Это слово резануло. Неужели то, что я чувствовала, можно назвать ошибкой?

— А если не ошибка?

Я с мольбой посмотрела ему в глаза, хотела услышать, что он подтвердит мне то, что это не ошибка, что он тоже чувствует всё то же, что и я.

— Тогда мы найдём способ. — Он наклонился, поцеловал меня в лоб. — Но решать тебе.

Его поцелуй был нежным, почти отцовским. Но я не хотела нежности. Хотела страсти. Хотела, чтобы он остался и снова показал мне ту женщину, которой я была час назад.

Он дошёл до двери, обернулся.

— Книгу оставлю. Перечитай главу о зрелой любви. Может, поймёшь что-то новое.

И ушёл.

Я осталась лежать в кровати, натянув простыню до подбородка. Квартира мгновенно стала пустой, словно воздух ушёл вместе с ним. На прикроватной тумбочке лежала книга Фромма. Рядом — два пустых бокала от шампанского.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Зрелая любовь. Я ухмыльнулась. А что мы делали — незрелое? Неправильное?

Что я наделала?

Студент. Глава 9.

Утро лилось в гостиную мягким светом, пробиваясь сквозь тонкие шторы. Я проснулась с ощущением, что ночь изменила меня. Тело всё ещё помнило Артёма — его руки, его дыхание, его слова: «Решать тебе». Три года одиночества, предательство Михаила, стыд — всё отступило, оставив место новому, живому теплу. Я не жалела. И это пугало меньше, чем я думала.

Звонок в дверь вырвал меня из мыслей. Я натянула шёлковый халат, сердце заколотилось. Открыла — Артём стоял на пороге, в тёмной рубашке, с лёгкой щетиной и бумажным пакетом в руках. Кофе и круассаны. Его улыбка была спокойной, но глаза горели тем же огнём, что ночью.

— Доброе утро, Елена, — сказал он, шагнув внутрь. — Подумал, что завтрак — хороший повод.

Я рассмеялась, пропуская его. — Ты не сдаёшься, да?

— А ты хочешь, чтобы я сдался? — Он поставил пакет на стол, но его взгляд уже скользил по мне, по тонкому халату, который почти ничего не скрывал.

Мы оказались в гостиной, кофе забылся на кухне. Я стояла, чувствуя, как пульс учащается от его близости. Он сел в кресло, откинувшись, и посмотрел на меня с лёгкой улыбкой.

— Фромм писал, — начал он, его голос был низким, почти интимным, — «Любовь — это активное действие, а не пассивное принятие. Это отдача, а не получение». Хочу попробовать что-то новое, Елена. Хочу, чтобы ты показала, как ты трогаешь себя.

Я замерла, щеки вспыхнули. Его слова ударили, как ток. — Что? — выдохнула я, голос дрогнул.

— Ты не трогаешь себя? — Он наклонился чуть ближе, глаза не отрывались от моих. — Но ты же трогала себя, когда думала обо мне. Правда?

Я сглотнула. Он был прав. После развода я редко позволяла себе это — пару раз, в темноте, с чувством вины. Но вчера, после того, как он ушёл, я лежала в постели, и мои пальцы сами скользнули вниз, представляя его. Я не могла ответить, только опустила глаза.

— Покажи, — сказал он мягко, но с той дерзостью, от которой всё внутри сжималось. — Покажи, как ты это делала.

Я шагнула к дивану, сердце колотилось. Пальцы дрожали, когда я развязала пояс халата. Ткань соскользнула, обнажая тело. Я села, чувствуя его взгляд, тяжёлый, как прикосновение. Мои руки нерешительно легли на грудь, лаская соски, которые уже затвердели. Я закрыла глаза, пытаясь забыть о стыде. Пальцы скользнули ниже, к клитору, медленно, неуверенно. Я касалась себя, как делала это в одиночестве — лёгкими кругами, едва касаясь, боясь быть слишком смелой.

— Ноги шире, — сказал он, его голос стал глубже. — Хочу видеть. Ты красивая, Елена. И там тоже.

Я задрожала, но послушалась, раздвинув бёдра. Его слова — «ты красивая» — звучали как разрешение. Я продолжала, движения стали чуть смелее, но стыд всё ещё держал меня, заставляя закрывать глаза. Я почувствовала, как становлюсь влажной, как тело отзывается, но не могла расслабиться до конца.

Он встал, медленно разделся. Рубашка, джинсы, бельё — всё упало на пол. Его тело было напряжённым, член твёрдым, и я невольно посмотрела, чувствуя, как жар заливает лицо. Он подошёл, опустился передо мной на колени, его руки легли на мои бёдра, раздвигая их ещё шире.

— Не останавливайся, — шепнул он, и его губы коснулись внутренней стороны бедра, мягко, дразняще.

Я ахнула, когда его язык нашёл меня. Он лизнул клитор — нежно, едва касаясь, как будто пробуя. Мои пальцы замерли, но он накрыл их своей рукой, направляя, заставляя продолжать. Его язык двигался медленно, дразняще, обводя, посасывая, то усиливая давление, то отступая. Я стонала, не в силах сдержаться, мои бёдра дрожали, тянулись к нему.

— Артём… ещё, — выдохнула я, голос дрожал. — Продолжай, пожалуйста.

— Попроси, — шепнул он, отстраняясь на секунду, его дыхание обжигало кожу.

— Пожалуйста, — простонала я, уже не думая о стыде. — Не останавливайся.

Он продолжил, но так медленно, так дразняще, что я была на грани, но не могла переступить её. Его язык то касался клитора, то скользил ниже, дразня вход, и я чувствовала, как всё внутри сжимается, моля о разрядке. Мои пальцы впились в диван, стоны стали громче, я выгибалась навстречу, но он не давал мне кончить, растягивая удовольствие до предела.

— Артём… войди, — выдохнула я, не выдержав. — Пожалуйста.

Он поднялся, его глаза горели. Не говоря ни слова, он вошёл в меня — резко, до конца, одним движением. Я вскрикнула, ощущение было таким острым, что всё тело содрогнулось. Он толкнулся ещё раз, глубоко, и оргазм накрыл меня, как взрыв — я задрожала, мои ногти впились в его плечи, стоны сорвались в крик. Он толкнулся ещё раз, и я почувствовала, как он кончает, его низкий стон смешался с моим.

Мы замерли, тяжело дыша, его лоб прижался к моему. Его руки всё ещё держали мои бёдра, тёплые, успокаивающие. Я открыла глаза, встретилась с его взглядом — в нём было столько тепла, что я улыбнулась, впервые за утро не чувствуя стыда.

— Фромм писал, — сказал он тихо, целуя меня в висок, — «Любовь — это искусство, требующее смелости». Ты была смелой, Лена.

Я рассмеялась, лёгким, свободным смехом. — А ты… слишком дерзкий для студента.

— А ты слишком красивая для преподавателя, — ответил он, и его улыбка обещала, что это ещё не конец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Первая встреча

Япония 2003 год

– Девочки, пожалуйста, выручайте! На дискотеке много гостей, и все наши заняты. Там клиенты одни за столиком, надо им компанию составить, они открывают шампанское! – почти прокричала нам с порога Натали.

– Шампанское, говоришь... – мечтательно произнесла Оля, – ну, пожалуй, выручим.

Мы быстро натянули джинсы, майки и, как были без макияжа, так и спустились на дискотеку.

Зал был переполнен. Громкая музыка оболакивала, завлекала и заставляла двигаться в своём ритме. Клубы дыма от сигарет висели в воздухе пышными облаками. Отовсюду был слышен то звонкий, то приглушённый смех, звуки открывающегося шампанского и лопающихся пузырьков... Кураж!

Стафф провёл нас к столику за колонной, где сидели двое молодых людей. Один больше походил на японца, что-то азиатское прослеживалось в его чертах, но в то же время не совсем. Молод, с вьющимися тёмными волосами (ну да, блондинов здесь встретить сложно), нос с горбинкой придавал лицу мужества, лукавый взгляд, невольно вызывал улыбку.

Второй темноват для европейца, но слишком светлый для афроамериканца, уж точно не японец. С полными чувственными губами и тёплым взглядом тёмных глаз, обрамлённых длинными чёрными ресницами .

Оба смотрели на нас и улыбались. Мы переглянулись, на мгновение растерявшись, не понимая, как нам рассаживаться. Оля сориентировалась первой, выбрав того, что покрупнее, с толстым золотым браслетом на руке, и села рядом с ним. Мне по умолчанию достался повыше и постройнее.

Подсев к нему на диванчик, я даже не успела представиться, как взгляд его карих глаз скользнул по лицу, задержался на моих губах, а потом спустился по шее, ниже, ещё ниже и... остановился на моей груди. Да он же откровенно разглядывает меня! Я опустила глаза вниз... "О, чёрт! Я забыла надеть лифчик!" – мы так торопились, что натянули только майки. Щёки запылали! В его же глазах сияли искорки, а с лица не сходила улыбка.

– Марко, – представитлся тот, что с чувственными губами.

– Очень приятно, Анита, – сказала Оля и тихо добавила в мою сторону, – прямо как Марк Аврелий.

– Игор, – произнёс мой сосед, не переставая улыбаться. Мы с Олей уставились на него.

– Тебя зовут Игорь? – переспросила я.

– Да, Игор, – повторил он, но именно без мягкого "р" в конце.

– Надо же, русское имя, – переглянулись мы с Олей. Вероятно, у него есть русские знакомые, которые прозвали его Игорем, и теперь он представляется всем так.

– Яна, – я тоже представилась своим клубным именем.

– Девочки, шампанского? – спросил Марко. Мы кивнули в ответ.

Наши бокалы соприкоснулись, отозвавшись мелодичным звоном. Пузырьки дружно лопались, рассыпаясь брызгами. Не зря шампанское называют игристым. Я поднесла бокал и вдохнула свежие нотки зелёных яблок и цитрусовых, которые сменялись приятным цветочным ароматом в сочетании со штрихами выпечки и ореха. Прикрыв глаза, я медленно глотнула, наслаждаясь роскошным вкусом спелых груши, персков, яблок с нежными нотами цитрусовых. Послевкусие было волшебным! Moët & Chandon, парни не поскупились, в клубе такая бутылка стоит в три раза дороже, чем в магазине.

Ребята оказались не только щедрыми, но и очень весёлыми.

Мы поднимали тосты, объяснялись на пальцах и ломаном японском, танцевали... Иногда взгляд Игоря задерживался на моих губах или груди немного дольше, чем этого требуют приличия, и я ловила себя на том, что чувствую странное волнение внутри.

Музыка играла так громко, что разговаривать было невозможно. Каждый раз Игор наклонялся ко мне так близко, что его дыхание обжигало мне кожу. Я осторожно отстранялась от него, и не потому, что мне было неприятно, а потому, что я вспомнила, что мы с Олей только что съели хорошую порцию чеснока! Но, кажется, Игор не замечал этого. Я очень надеялась, что аромат выпитого игристого сможет придать немного свежести моему дыханию! Поэтому постоянно отпивала из бокала маленькими глоточками. Первая бутылка была пуста, за ней последовала вторая...

– Вы же не японцы? – Осторожно поинтересовалась я, прикрывая рот рукой.

– Нет, – улыбнулся Игор, – бразильцы. Вернее, Марко бразилец, а я никкей Бразилия джин (так в Японии называют тех, у кого один из родителей бразилец, а второй японец).

Заиграла медленная музыка, Игор взял меня за руку и увёл на танцплощадку. Его ладони легли мне на талию, осторожно притянув к себе. В ответ я обвила его шею руками, и мы утонули в волнах музыки. В какой-то момент он немного отступил, и я заметила, что в его глазах уже не сверкали искорки, в них пылал огонь. Взгляды наши встретились, я почувствовала необъяснимое притяжение и подалась ему навстречу. Его губы прикоснулись к моим. Всплеск чувств, как брызги шампанского, жарко накрыл меня с головой. Невыносимо нежный поцелуй, он целовал так, будто пробовал на вкус мои губы, рот, язык. А может, проверял грань дозволенного. Танцующие пары вокруг замерли, музыка стихла, время остановилось. Только я и он. Его руки, обнимающие меня за талию, его губы - влажные, горячие и сладкие от шампанского. Я ответила ему на поцелуй, несмело коснувшись своим языком его языка, от этого прикосновения у меня закружилась голова. Низ живота наполнился теплом и сладко заныл. Где-то седьмым чувством я вдруг поняла, что это и есть мой мужчина. Его поцелуи стали смелее, он целовал меня жадно, требовательно, а потом снова чувственно, нежно. Уже во время этих первых наших поцелуев я понимала, что мы будем вместе, вот только не знала, что принесут мне эти отношения. Да и как могла об этом знать? Каждый раз, задавая себе вопрос: "Ступила бы на эту тропу, если бы тогда знала, что меня ждёт с этим кучерявым мальчиком?" И каждый раз отвечала: "Да!" Видимо, это был мой путь, который должна была пройти. Пройти через всё, что приготовила для меня судьба, чтобы стать той, кем сейчас и являюсь. Других путей просто не было.

Дискотека близилась к завершению. Но у нас вечеринка только набирала обороты, никто не хотел расходиться. Игор и Марко пришли не одни, а со своими друзьями, те сидели в соседней мягкой зоне с девочками. Наши компании объединились, шампанское лилось рекой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Девчонки, поехали продолжать, – предложил кто-то из парней. Мы все дружно согласились, забыв о том, что нам нельзя никуда уезжать с гостями после работы, не предупредив тенчё.

Нас было четыре пары. Мы забрались в большой белый минивэн и поехали по улицам, чуть тронутым розоватым рассветом, продолжать вечеринку. Город постепенно начинал просыпаться.

Минивэн остановился у сказочного здания, сверкающего иллюминацией, с надписью "Love hotel" (отель любви - английский). Ни одна из нас ещё не посещала подобный, но мы уже были наслышаны о таких от других девочек. Это разновидность гостиниц, в которых арендуются номера для свиданий (секса). Но они отличаются от борделей тем, что сюда приходят вместе со своим партнёром.

– Так вот ты какой, цветочек аленький... – задумчиво пробормотала Анжелика. Мы все засмеялись. И вспомнили, что девочки между собой называют такой отель теремом. Очень точно подмечено. Мы стояли перед сказочными вратами.

– Проходите, не стесняйтесь, – шутливо сказал кто-то из ребят.

Войдя внутрь, увидели экраны во всю стену, на которых было изображение интерьера комнат. Некоторые были с подсветкой, а другие тёмные. Оказалось, те, что светятся, – свободные номера, и можно выбирать любой. Наши сопровождающие выбрали четыре комнаты рядом, и мы пошли к лифту. За стойкой регистрации никого не было.

Для начала парни тапочками подпёрли двери всех номеров, чтобы они не закрывались.

– Если дверь закрыть, она будет заблокирована, – объяснили они, – поэтому нельзя будет выйти, пока не оплатишь проведённое в нём время.

Мы переглянулись, и, наверное, каждая из нас подумала, зачем блокировать двери и как можно оплатить номер, не покинув его?

Все завалились в одну комнату. Где-то в шкафу обнаружили маленький холодильник. Напитки из него выгрузили на стол, каждый выбрал баночку по своему вкусу. Выпив по баночке, все разбрелись по разным номерам. Нам достался совсем небольшой, но очень красивый, с широкой кроватью, диваном , столиком и огромным телевизором на стене. Я заглянула в ванную комнату и увидела красивое круглое джакузи.

– Хочешь принять ванну? – спросил Игор.

Я замялась. Он открутил кран, и струйки воды призывно забурлили. Взяв коробочку, лежавшую рядом, поднял над джакузи. Оттуда выпорхнуло красно-розовое облако лепестков и, словно бабочки, махавшие нежными крылышками, закружилось над водой. Лепестки один за другим плавно коснулись воды и поплыли в своё странствие по водоворотам джакузи. Я заворожённо смотрела на них, это было очень романтично. Игор подошёл сзади, нежно тронув меня за плечи, одну руку запустил в мои волосы и начал медленно массировать затылок. От его прикосновений по телу растеклась томительная слабость, заполняя низ живота сладостной негой. Потом он убрал мои волосы набок, и я почувствовала его тёплое дыхание на своей шее, кожа покрылась мурашками. Я закрыла глаза и поплыла в своё странствие по водоворотам собственных желаний. Его руки осторожно, одну за другой, спустили бретельки с моих плеч. Майка скользнула вниз, обнажая грудь. Я сжалась в томительном ожидании и почувствовала, как он прикоснулся к моим соскам, тихонько сжав их и слегка потерев. Те предательски затвердели, ответив на его ласки. Совершенно бесстыдно, но восхитительно приятно! Дыхание моё сбилось, я попыталась задержать его, чтобы не показать, насколько сильно возбуждение, охватившее меня. Он прижал меня к себе, и я ощутила, как напряжён его член. У меня закружилась голова. И я поймала себя на мысли, что хочу почувствовать его в себе. Одной рукой Игор продолжал ласкать мою грудь, а другой нащупал молнию джинсов. Когда его рука скользнула под кружево трусиков, я на долю секунды попыталась удержать её, чтобы прекратить всё это. Но поняла, что остановиться уже невозможно. Как только его пальцы коснулись меня между ног, вихрь желаний закружился внутри меня и взвился вверх от живота к самому горлу. Я не смогла сдержать стон.

– Пойдём в джакузи, – прошептал он мне на ухо.

– Нет, не останавливайся, – выдохнула я.

– Какая же ты нетерпеливая, – улыбался он не без удовольствия.

– Раздевайся! – приказал Игор, отойдя от меня. На минуту я растерялась. Что? Он мне приказывает? Я оглянулась, наши взгляды встретились. Его тёмные глаза стали почти чёрными. Взгляд скользнул по моей щеке, губам, опустился на шею и остановился на обнажённой груди. Я сглотнула, волна возбуждения прокатилась по телу. Он расстегнул молнию, выпуская наружу свою страсть, которой стало невыносимо тесно в джинсах. И глаза мои распахнулись то ли от удивления, то ли от восхищения. Мой Саша из прошлой жизни имел внушительные размеры, но это!.. Я снова сглотнула, во рту пересохло. Я заворожённо смотрела, как он, обхватив свой член, начал медленные движения рукой, не отрывая своего обжигающего взгляда от моей груди. Меня обдало жаром, тело начало трясти, мне потребовались усилия, чтобы не начать в ответ ласкать себя саму.

– Раздевайся, – повторил он уже хриплым голосом, не прекращая движения рукой, и это было так возбуждающе, что перехватывало дыхание. – Ложись в ванну.

Я послушно сняла одежду и погрузилась в тёплую воду. Струйки джакузи принялись ласкать меня. Я закрыла глаза и запрокинула голову, облокотившись на ванну. Губы Игоря накрыли мои требовательным поцелуем. Ладони мяли мне грудь. Я уже не понимала, где его руки, а где струйки воды касаются меня. Мои груди, бедра, ноги... Это было умопомрачительно приятно. Я впилась пальцами в его плечи, вжимая в себя как можно сильнее. И он, не в силах больше сдерживаться, заполнил меня собой. Тёплая вода не давала нам слиться воедино, она ревностно отталкивала Игоря от меня, облизывая мой живот, щекоча лепестками роз, и от этого хотелось больше, быстрее, сильнее, глубже... Почувствовать его всем телом! Было так невыносимо томительно сладко, что я чуть не заплакала. Я еле сдерживалась, чтобы не закричать "да, да, ещё!", но стоны подавить была не в силах. И с каждым толчком Игоря, которым он одерживал победу над водой, сопротивляющейся ему, я отвечала тихим стоном, который становился всё громче и громче. Пока сладостный спазм не сотряс всё моё тело, прокатившись волной от низа живота до самого горла, и вырвался наружу со стоном наслаждения. Игорь впился мне в губы, вдыхая в себя этот стон – приз за одержанную им победу. И тот пронзил его тело от горла до низа живота, взорвавшись мощным оргазмом и заполнив горячим наслаждением, и вернулся ко мне, сотрясая моё тело сладостным спазмом ещё раз.

Этот рассказ — фрагмент из моей книги «Сакура в снегу». Здесь только одна сцена — а дальше целая история: любовь, вызов, выбор, страсть. Если после этой сцены вам хочется большего — книга ждёт вас по ссылке. История на реальных событиях.

Турецкий коктейль. Глава 1.

Я сидела в такси, прижавшись лбом к стеклу, и смотрела, как за окном мелькают белоснежные домики Бодрума, пальмы и кусочки моря, сверкающего, как жидкий сапфир. Ещё пару недель назад я рыдала из-за Димы, а теперь вот я здесь — на курорте, куда Катя буквально затащила меня, чтобы “выбить дурь из головы”.

— Маш, ну серьёзно, хватит грустить! — Катя, как всегда, сияла энергией, поправляя свои огромные солнцезащитные очки. — Смотри, какой закат! Какой воздух! Сегодня мы найдём тебе приключение, которое заставит забыть этого твоего… как его там?

— Дима, — пробурчала я, чувствуя, как щёки краснеют.

— Дима-Шмима! — Катя закатила глаза. — Сегодня ты королева, Маш. Коктейль, танцы, парни — всё, что доктор прописал!

Я только вздохнула, но тёплый морской бриз, который ворвался в открытое окно, словно шепнул: “Расслабься”. Мы вышли из такси у отеля. Он был огромный, с мраморными колоннами и бассейном, который переливался под вечерними огнями. На ресепшене нас встретил парень — высокий, загорелый, с лёгкой щетиной и улыбкой, от которой моё сердце вдруг решило сделать кульбит.

— Добро пожаловать, дамы, — сказал он на английском с лёгким акцентом, протягивая нам ключи. Его взгляд задержался на мне чуть дольше, и я, конечно, тут же покраснела. Его звали Эмре, судя по бейджу.

Катя, как обычно, не теряла времени:

— Ну что, Маш, начнём? Вечеринка у бассейна через час. Надевай то платье, знаешь, красное. Сегодня ты будешь сиять!

Мы с Катей поднялись в номер, и я ахнула. Огромные окна от пола до потолка открывали вид на море, которое искрилось под закатным солнцем, как будто кто-то рассыпал по воде золотые блёстки. В центре комнаты стояла кровать с белоснежным бельём, а на столике корзина с фруктами: сочные персики, гранаты, виноград и даже пара манго, украшенных цветком гибискуса. Рядом лежала открытка: “Добро пожаловать в Бодрум! Пусть ваш отдых будет незабываемым!”

— Вот это сервис! — Катя кинула сумку на диван и тут же схватила персик, откусив так, что сок потёк по подбородку. — Маш, ну ты посмотри, какая красота! Это тебе не дома киснуть. Давай, ешь фрукты, надевай платье, и вперёд — покорять местных!

Я улыбнулась, но внутри всё ещё ворочалась тяжесть. Пока мы шли от ресепшена, два парня из персонала отеля — оба загорелые, с тёмными глазами и улыбками, от которых сложно отвернуться, — успели засыпать нас комплиментами. Один, кажется, бармен, сказал мне: “Твои глаза — как наше море, такие же глубокие”. Я смутилась, пробормотала что-то невнятное, а Катя только хихикнула и шепнула: “Видишь, Маш, ты уже звезда!”

Но, стоя у окна, я вдруг почувствовала, как Дима снова лезет в мысли. Я села на край кровати, сжимая в руках виноградину, и всё вернулось — тот вечер, когда он просто выключил меня из своей жизни.

— Маша, прости, но у меня другая, — сказал он тогда, глядя куда-то в сторону. Его голос был холодный, как будто мы не были вместе два года. Я пыталась спросить, почему, что случилось, но он только пожал плечами: — Просто так получилось. Она… другая. Прости.

Я видела её потом, случайно, в кафе. Высокая, с длинными ногами, идеальной кожей и этой дурацкой уверенностью, которой у меня никогда не было. Она смеялась, держала его за руку, а я стояла, как дура, с кофе в руках, чувствуя, как внутри всё рушится. “Она красивее”, — крутилось в голове. “Я недостаточно хороша”.

Я положила виноградину обратно в корзину. Острый привкус тоски перебивал даже фруктовый аромат. Посмотрела на своё отражение в зеркале. Обычная. Не урод, но и не модель с обложки. Как я вообще могу кому-то тут понравиться?

Катя, будто почувствовав моё настроение, подскочила ко мне и сунула в руки бокал с чем-то шипучим.

— Так, Маш, хватит! — заявила она, уперев руки в боки. — Я вижу, что ты опять про своего Диму думаешь. Забудь его! Он променял тебя на какую-то куклу? Его проблемы. Сегодня ты наденешь то самое платье, мы идём на вечеринку у бассейна, и ты будешь сиять. Слышишь? Там уже ждут парни, которые от тебя глаз не отведут.

— Кать, я не знаю… — начала я, но она перебила:

— Никаких “не знаю”! Это Турция, детка! Тут всё про удовольствие. Флирт, танцы, коктейли — ничего серьёзного, просто кайф. Дима остался где-то там, а ты здесь. Давай, поднимай самооценку, ты же огонь!

Я невольно улыбнулась. Может, она права? Может, пора выдохнуть и просто позволить себе жить? Я взяла платье из чемодана — красное, облегающее, то самое, которое Дима однажды назвал “слишком вызывающим”. Ну и пусть. Сегодня я надену его назло ему. И себе.

Мы с Катей спустились к бассейну, и я почувствовала, как сердце колотится в груди то ли от предвкушения, то ли от страха, что я останусь одна в этот вечер. Красное платье, которое я всё-таки надела, обнимало фигуру, и я то и дело одёргивала подол — платье, по сути, лишь прикрывало мой зад. Катя, в своём золотистом топе и короткой юбке, выглядела так, будто родилась для таких вечеринок. Она сразу же взяла себе коктейль с ярким зонтиком и подмигнула мне:

— Маш, расслабься! Сегодня ты звезда!

Бассейн переливался голубыми огнями, вокруг него уже собралась толпа. В воздухе витал запах фруктов, жасмина и чего-то сладкого, будто сам вечер был пропитан сиропом. На столах стояли подносы с закусками — оливки, сыр, ломтики дыни, маленькие шашлычки, которые пахли так, что слюнки текли. Всё включено, как и обещала Катя, так что я взяла бокал холодного шампанского. Пузырьки весело лопались на языке.

Я прислонилась к перилам, глядя на толпу. Все вокруг казались такими… красивыми. Девушки в ярких платьях, с идеальными укладками, парни — кто в лёгких рубашках, кто в футболках, обтягивающих загорелые плечи. Смех, музыка, звон бокалов — всё смешалось в какой-то головокружительный коктейль. Я сделала ещё глоток, пытаясь унять внутреннюю дрожь. “Ты же можешь просто повеселиться, Маша”, — уговаривала сама себя.

Катя уже была в центре импровизированного танцпола у бассейна, где диджей крутил что-то ритмичное с восточными нотками. Она кружилась, смеялась, и, конечно, вокруг неё тут же появились парни. Катя всегда была такой — лёгкой, свободной, как ветер. Она знакомилась, флиртовала, смеялась, а потом так же легко отпускала. “Жизнь надо прожить по полной, Маш!” — её любимая фраза. Я смотрела на неё и где-то в глубине души завидовала. Почему я не могу так? Почему я стою тут, с бокалом шампанского, и думаю о Диме, который уже, наверное, целует ту свою “другую” где-то там?

Я допила шампанское, и пузырьки будто ударили в голову. Музыка стала громче, и я, сама не знаю как, оказалась на танцполе. Двигалась осторожно, покачивая бёдрами в такт, стараясь не думать ни о чём. Тут я почувствовала, как кто-то оказался рядом. С двух сторон, почти одновременно.

Слева — парень с тёмными кудрявыми волосами и улыбкой, от которой у меня перехватило дыхание. Эмре, тот самый, с ресепшена. Справа — другой, повыше, с лёгкой щетиной и глазами, которые будто видели меня насквозь. Кажется, его звали Кемаль, он был аниматором, я слышала, как он шутил с гостями у бара. Они не сказали ни слова, просто начали танцевать рядом, синхронно, как будто это было частью шоу.

Я замерла на секунду, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Эмре чуть наклонился ближе, его рука случайно (или не случайно?) коснулась моей талии. Кемаль подмигнул, его движения были лёгкими, но такими уверенными, что я невольно улыбнулась.

— Ты танцуешь, как местная, — сказал Кемаль с лёгким акцентом, и его голос был тёплым, как вечерний воздух.

— А ты ещё не видела, как мы танцуем, — добавил Эмре, и его глаза сверкнули хищным блеском.

Я засмеялась, впервые за вечер чувствуя, как внутри что-то оттаивает. Катя, заметив это, подлетела ко мне, уже с новым коктейлем в руке.

— Вот, Маш, это то, что доктор прописал! — крикнула она, подмигивая то ли мне, то ли парням. — Живи, подруга!

— Вау, красотка, можно тебя на танец? — Кемаль переключил внимание на Катю, та одарила его улыбкой и обняла за шею.

— Потанцуем? — Эмре уже протягивал мне руку.

Я посмотрела на неё, Катя такая лёгкая. И мне тоже хотелось быть такой же. Решила: была — не была, и закружилась в танце с Эмре.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Турецкий коктейль. Глава 2.

Музыка всё ещё гудела в ушах, когда мы с Катей, Эмре и Кемалем решили уйти с вечеринки. Катя, как всегда, была в ударе — смеялась, тянула Кемаля за руку, её золотистый топ сверкал под фонарями. Я же чувствовала себя немного не в своей тарелке, но Эмре, шедший рядом, то и дело бросал на меня тёплые взгляды, от которых моё сердце делало кульбиты.

— Пойдём к нам? — предложила Катя, подмигнув мне. — В номере коктейли пить веселее, чем у бассейна. И вид на море шикарный!

Я хотела возразить — в голове мелькнуло: “Может, рано?”, — но Катя уже тащила нас к лифту, а Эмре мягко коснулся моей руки, будто подбадривая. Его пальцы были тёплыми, и я, сама того не ожидая, кивнула.

В номере Катя тут же включила музыку на своём телефоне — что-то лёгкое, с восточными нотками, — и начала разливать коктейли из мини-бара. Эмре и Кемаль, похоже, знали, как поддержать настроение: Кемаль шутил, рассказывая про местные легенды о море, а Эмре смотрел на меня так, будто я была единственной девушкой в комнате.

— Пойдём на балкон? — вдруг предложил он, и его голос, с лёгким акцентом, звучал мягко, почти завораживающе. — Там звёзды. В Бодруме они особенные.

Я кивнула, чувствуя, как шампанское из вечеринки всё ещё кружит голову. Мы вышли на балкон, и я ахнула: море внизу переливалось под луной, как чёрное зеркало, а звёзды над нами казались такими близкими, что хотелось их потрогать. Эмре прислонился к перилам рядом со мной, его плечо почти касалось моего.

— Знаешь, — начал он, глядя на море, — у нас есть поговорка: “Море забирает все печали”. Ты сегодня такая… задумчивая. Что-то случилось?

Я замерла. Его русский был почти идеальным, только лёгкий акцент выдавал, что он не местный. И этот вопрос — такой простой, но такой точный. Я вздохнула, глядя на звёзды.

— Просто… парень один. Бросил меня. Сказал, что нашёл другую, — слова вырвались сами, и я тут же пожалела. Зачем я это говорю? Но Эмре не засмеялся, не отмахнулся. Он повернулся ко мне, и в его тёмных глазах мелькнула искренняя теплота.

— Он глупый, — сказал он тихо. — Море не врёт, Маша. Ты красивая. Не только снаружи, но и… — он коснулся груди, там, где сердце, — здесь. Я это вижу.

Я почувствовала, как щёки горят. Его слова были такими простыми, но в них было что-то поэтичное, как будто он не просто парень с ресепшена, а герой какого-то турецкого романа. Я улыбнулась, впервые за вечер чувствуя, что могу дышать свободно.

— Пойдём внутрь? — предложила я, вдруг захотелось вернуться к Кате и её неуёмной энергии. Но когда я подошла к стеклянной двери в номер, моё сердце замерло. Шторы были раздвинуты, и я увидела.

Катя и Кемаль были на кровати. Её топ валялся где-то на полу, а Кемаль, наклонившись над ней, целовал её шею, его руки скользили по её телу. Они двигались медленно, но так уверенно, что я не могла отвести взгляд. Катя выгнулась под ним, её волосы рассыпались по подушке, а тихий стон, который она издала, пробил меня насквозь.

Я замерла, чувствуя, как в животе всё скручивается. Жар поднимался откуда-то снизу, между ног стало тепло, влажно, а дыхание сбилось, будто я пробежала километр. Мои соски напряглись под платьем, и я вдруг осознала, что не могу пошевелиться. Это было… завораживающе. Катя всегда была такой свободной, такой живой, и сейчас, глядя на неё, я чувствовала смесь зависти и чего-то ещё — желания?

Я не заметила, как Эмре оказался за моей спиной. Его тёплое дыхание коснулось моей шеи, и я вздрогнула. Он не сказал ни слова, только мягко обнял меня сзади, его руки легли на мою талию. Его губы нашли чувствительное место под ухом, и он медленно, почти невесомо поцеловал меня туда. Я задрожала, чувствуя, как его пальцы скользят по бокам, осторожно, но с намёком.

— Ты такая красивая, Маша, — прошептал он, и его акцент сделал эти слова ещё жарче. — Просто позволь себе делать то, что нравится.

Я всё ещё смотрела на Катю и её смуглого партнёра, их движения, их страсть, и это будто подливало масла в огонь. Кемаль выпрямился и стянул с себя шорты. О боже, я чуть не закрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Его член был внушительного размера. Катя тоже поднялась, села, подогнув колени и обвела член Кемаля языком, тот запрокинул голову. А меня пробило током возбуждения. Подруга обхватила головку губами и начала ритмичные движения ртом, помогая себе рукой.

Эмре прижался ближе, его дыхание стало глубже, а руки начали ласкать меня чуть смелее, скользя по бёдрам. Я чувствовала, как тело отзывается на каждый его жест, как жар внутри меня разгорается всё сильнее.

Его дыхание на моей шее было как тёплый морской бриз, от которого кожа покрывалась мурашками. Я всё ещё не могла отвести взгляд от Кати и Кемаля. Тот опрокинул Катю на спину и вошёл в неё одним глубоким движением. Её тело выгнулось ему навстречу. И… моё отозвалось пульсацией между ног, словно он не в неё входил, а в меня. Их движения, её тихие стоны, то, как его руки скользили по её телу, будто они были одни во всём мире. Это зрелище зажгло во мне что-то, чего я не ожидала. Жар внизу живота стал почти невыносимым, мои бёдра невольно сжались, и я почувствовала, как платье липнет к коже. Дыхание стало рваным.

Эмре почувствовав моё состояние. Его руки уверенно скользнули по моим бёдрам, медленно поднимаясь к талии, а потом чуть ниже, туда, где жар пульсировал сильнее всего. Задрал подол платья, отодвинул трусики. Я задохнулась, когда его пальцы начали двигаться — осторожно, но так умело, что мои колени задрожали. Он не торопился, его губы всё ещё касались моей шеи, оставляя лёгкие поцелуи, которые заставляли меня выгибаться к нему.

— Расслабься, Маша, — прошептал он, и его голос с лёгким акцентом звучал как музыка, смешанная с шумом моря за балконом. — Просто чувствуй.

Я хотела закрыть глаза, но не смогла, потому что ещё больше я хотела смотреть. Я словно стала Катей, ловила каждое её движение, стон, вздох. Пальцы Эмре двигались всё смелее, находя ритм, который заставлял меня задыхаться. Стоны Кати стали громче, и это только усиливало моё собственное желание. Я оперлась руками о стекло балкона, чтобы не упасть, а тело само подалось навстречу Эмре. Жар накатывал волнами, всё быстрее, всё сильнее, и я вдруг поняла, что не могу больше сдерживаться. Я выгнулась, задрожала, и мир вокруг будто взорвался — яркий, горячий, бесконечный. И в этот же момент моя подруга тоже закричала от отгазма.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я тяжело дышала, когда Эмре мягко повернул меня к себе. Его глаза сверкали под светом луны, и он улыбнулся так, что я почувствовала себя единственной девушкой на этом курорте.

— Ты прекрасна, — сказал он, и в его голосе не было ни капли фальши.

Я не успела ответить — он поцеловал меня, глубоко, страстно, и я почувствовала, как всё моё тело отзывается на него. Мысли о Диме, о его холодных словах, о той другой — всё это вдруг стало таким далёким, таким неважным. Эмре отстранился на секунду, его руки скользнули под моё платье, и я не остановила его. Я хотела этого. Хотела его. Он с такой легкостью подхватил меня на руки, словно я ничего не весила. Обхватила его за шею, обвивая его бедра ногами. И он осторожно опустил меня на свой член, погружаясь до самого конца прямо там, на балконе, под звёздами и шум моря. Его движения были такими же уверенными, как его слова, но в них была какая-то нежность, которой я не знала раньше. С Димой всё было… обыденно. Быстро, механически, как будто он выполнял задачу. А с Эмре я чувствовала себя живой. Каждый его толчок, каждый его шёпот на ухо — всё это было как откровение. Я вцепилась в его плечи и позволила себе вскрикнуть — не громко, но так, чтобы выпустить всё, что копилось внутри. Я только что испытала оргазм, но меня сново накрывало возбуждение и это было таким откровением, словно Эмре побудил во мне ненасытную женщину. Сильные руки приподнимали меня и вновь опускали. И эта его сила сводила с ума. Тело трясло от напряжения. И вдруг я подумала, что Катя с Кемалем сейчас могут видеть нас, почему то это страшно заводило. Моя спина, прижатая к стеклу, голая задница и член Эмре, скользящий во мне, я представила эту картину и ослепительный оргазм взорвал моё тело. А следом, мой превосходный любовник сильно сжал мои бедра и я почувствовала, как его член пульсирует внутри меня.

Когда всё закончилось, я стояла, прижавшись к нему, всё ещё дрожа. Море шумело внизу, звёзды мигали, а я вдруг поняла, что впервые за долгое время не думаю о Диме.

Эмре погладил меня по спине, его дыхание было тёплым, успокаивающим.

— Ещё коктейль? — спросил он с лёгкой улыбкой, и я засмеялась, чувствуя, как внутри всё ещё искрится.

— Может, позже, — ответила я, глядя на море. Впервые за недели я чувствовала себя не просто живой, а свободной.

Турецкий коктейль. Глава 3

Я всё ещё стояла на балконе, прижавшись к перилам, чувствуя, как морской бриз охлаждает разгорячённую кожу. Эмре сидел рядом, лениво потягивая коктейль, и его улыбка всё ещё заставляла моё сердце делать лишний скачок. Внутри было странное чувство — смесь эйфории и лёгкого шока. Я правда только что сделала это? На балконе, под турецкими звёздами, с парнем, которого знаю меньше суток? И, главное, мне было так… хорошо. Не так, как с Димой, когда всё было по сценарию, а по-настоящему.

Дверь распахнулась, и на балкон вывалились Катя с Кемалем, оба хохотали, как будто услышали самую смешную шутку в мире. Катя держала в руках кальян, который, судя по всему, притащила из бара отеля. Её волосы были слегка растрёпаны, а щёки горели — ну, понятно, чем они там занимались. Кемаль нёс поднос с маленькими стаканчиками раки и тарелкой с нарезанными персиками и пахлавой, липкой от мёда.

— О, Маш, ты жива! — Катя подмигнула мне, ставя кальян на столик. — А я уж думала, ты тут звёзды пересчитываешь, пока мы… ну, знаешь, развлекаемся.

Я закатила глаза, но не смогла сдержать улыбку. Катя всегда умела сделать так, чтобы всё казалось лёгким, как этот вечерний воздух. Кемаль тем временем ловко разжёг кальян, и скоро по балкону поплыл сладковатый аромат яблочного дыма. Он протянул мне мундштук, и я, немного поколебавшись, сделала затяжку. Дым был мягким, с лёгкой кислинкой, и я почувствовала, как расслабляюсь ещё больше.

— Ну что, девочки, как вам Бодрум? — спросил Кемаль, его русский с акцентом звучал так же тепло, как голос Эмре. Он устроился на стуле, вытянув длинные ноги, и посмотрел на нас с Катей, как будто мы были его личным сокровищем.

— Пока огонь, — ответила Катя, усевшись ему на колени без малейшего стеснения. — Но я чую, вы, ребята, можете сделать этот отдых ещё круче. Правда, Маш?

Я пожала плечами, чувствуя, как Эмре смотрит на меня. Его взгляд был таким тёплым, что я невольно улыбнулась.

— Завтра у нас выходной, — сказал Эмре, ставя свой коктейль на столик. — Мы с Кемалем думали взять яхту и поплыть на один остров неподалёку. Там вода такая прозрачная, что видно дно, а на берегу — маленький бар с лучшими коктейлями в Турции. Поедете с нами?

— Яхта? — Катя аж подпрыгнула, чуть не пролив раки. — Маш, ты слышала? Яхта, море, остров! Это же прям как в кино!

Я засмеялась, но внутри что-то ёкнуло. Яхта, остров, эти двое парней, которые смотрят на нас, как на богинь — это всё звучало слишком идеально. И всё же часть меня всё ещё боялась. А что, если я опять начну думать о Диме? Но потом я посмотрела на Катю, она уже хохотала над какой-то шуткой Кемаля про то, как он однажды чуть не утопил яхту, пытаясь впечатлить туристку. Катя была такой свободной, такой живой. Может, и мне пора попробовать?

— Там на острове есть старый маяк, — добавил Эмре, глядя прямо на меня. — Говорят, если загадать желание под ним, оно сбывается. Хочешь попробовать?

Его слова снова звучали как строчки из какого-то стиха, и я почувствовала, как моё сердце отзывается. Я кивнула, затянувшись кальяном, и дым закружился в воздухе, как мои мысли.

— Ладно, — сказала я, стараясь звучать увереннее, чем чувствовала. — Яхта — это круто. Но только если коктейли и правда лучшие.

Кемаль расхохотался, а Эмре поднял свой стакан, как будто чокаясь со мной.

— За лучшие коктейли и лучший вечер, — сказал он, и его улыбка была такой, что я почти забыла, как это — грустить.

Мы сидели на балконе, курили кальян, ели пахлаву, которая липла к пальцам, и смеялись над историями Кемаля про туристов, которые пытались танцевать турецкие танцы после слишком большого количества раки. Море шумело внизу, звёзды мигали, и я вдруг поняла, что впервые за долгое время не думаю о Диме. Ну, почти. Эта ночь, этот воздух, эти люди — всё было слишком живым, чтобы тратить время на прошлое.

Кальян всё ещё дымил, наполняя балкон сладковатым ароматом яблока и мяты. Я сидела, поджав ноги, и ловила себя на том, что улыбаюсь, даже когда никто не смотрит. Эмре и Кемаль, развалившись на стульях, рассказывали что-то про Бодрум, и я вдруг поняла, что мне нравится слушать их голоса — с этим лёгким акцентом, который делал каждое слово чуть экзотичнее.

— Бодрум — это не просто море и вечеринки, — говорил Эмре, глядя на звёзды, будто они были его старыми друзьями. — Здесь в каждом камне история. Замок Святого Петра, например, стоит с пятнадцатого века. Рыцари его строили, а теперь там музей, и ночью он светится, как маяк.

— А ещё, — подхватил Кемаль, подмигнув Кате, — у нас в Турции любят жить медленно. Утром кофе, густой, как смола, с пахлавой. Днём — море. А ночью… — он сделал паузу, хитро улыбнувшись, — ночью мы показываем, как умеем веселиться.

Катя расхохоталась, хлопнув его по плечу.

— Ой, это мы уже видели, Кемаль! — сказала она, и я почувствовала, как щёки снова горят, вспоминая, что я видела в комнате.

Эмре посмотрел на меня, я невольно отвела глаза. Он рассказал про местный базар, где старушки продают амулеты от сглаза — голубые глазки, которые турки вешают повсюду.

— Это назир, — пояснил он, показав на маленький синий брелок, висящий на его ключах. — Защищает от зависти. Хотя, глядя на тебя, Маша, я думаю, что тебе он не нужен. Ты и так всех зачаровываешь.

Я засмеялась, чувствуя, как его комплимент греет изнутри. Катя закатила глаза, но тут же подмигнула мне, как бы говоря: “Видишь, я же говорила, ты звезда!”

Мы ещё немного посидели, потягивая раки — анисовую водку, которая обжигала горло, но оставляла мягкое послевкусие. Кемаль рассказал, как турки любят собираться семьями за длинными ужинами, где стол ломится от мезе — маленьких тарелочек с хумусом, баклажанами и острыми перцами. Эмре добавил, что в Бодруме есть традиция — кататься на яхте в полнолуние, чтобы загадать желание, пока луна отражается в воде.

— Завтра полнолуние, — сказал он, глядя на меня. — Если поедете с нами, я покажу вам лучшее место.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я только кивнула, чувствуя, как внутри всё трепещет от предвкушения. Яхта, море, эти двое парней, которые смотрят на нас, как на сокровище… Это было так далеко от моей обычной жизни, от Димы и его холодных слов.

Когда кальян начал гаснуть, Эмре и Кемаль поднялись.

— Ладно, девочки, мы пойдём, — сказал Кемаль, подмигнув Кате. — Завтра утром за вами заедем. Яхта ждёт.

Эмре задержался на секунду, коснувшись моей руки.

— Спокойной ночи, Маша, — сказал он тихо, и его пальцы чуть сжали мои, прежде чем он ушёл.

Когда дверь за парнями закрылась, Катя плюхнулась на диван с громким вздохом.

— Маш, ну ты даёшь! — сказала она, хихикая. — Я видела, как ты с Эмре на балконе… ну, ты поняла. Это было горячо!

Я покраснела, но не смогла сдержать улыбку.

— Кать, я… я даже не знаю, как это случилось. С Димой такого никогда не было. Он… ну, знаешь, всё было так… скучно. Быстро, без души. А тут… — я замялась, не зная, как описать. — Эмре такой… внимательный.

Катя расхохоталась, чуть не пролив свой коктейль.

— Ох, Маш, ты прям в Турцию влюбилась! А я тебе говорила — расслабься, кайфуй! Кемаль, кстати, тоже огонь. Мы с ним в комнате… ну, скажем так, он знает, что делать.

Я засмеялась, чувствуя, как напряжение уходит. Мы сидели на диване, доедая пахлаву, и болтали, как в старые времена. Катя рассказывала, как Кемаль шутил про турецкие свадьбы, где танцуют до утра, а я всё думала об Эмре. О том, как он смотрел на меня, как его руки знали, куда касаться. И, чёрт возьми, о том, что он намекнул на яхту. Я представляла, как мы плывём по морю, и он снова прикасается ко мне — может, даже смелее, чем на балконе. Я вспомнила, как Катя упомянула, что турки любят экспериментировать в постели, и мысль об этом — о чём-то новом вдруг вспыхнула в голове, заставив меня покраснеть ещё сильнее.

— Маш, ты чего такая красная? — Катя ткнула меня в бок. — Уже мечтаешь о завтра? Яхта, море, Эмре… Слушай, если он предложит что-то поострее, не отказывайся. Живи, подруга! Дима остался где-то там, а ты тут — королева.

Я улыбнулась, глядя на море. Может, она права. Может, завтра я действительно позволю себе быть королевой.

Турецкий коктейль. Глава 4

Утро в Бодруме ударило в окна солнечным светом, будто кто-то разлил золото по всему номеру. Я проснулась с лёгкой улыбкой, всё ещё ощущая тепло внутри — Эмре, балкон, звёзды. Это было как вспышка — быстро, горячо, и я толком не успела ничего разглядеть, только чувствовала его руки, его дыхание, его ритм. От этих мыслей сердце снова заколотилось, и я потянулась, пытаясь понять, как я вообще решилась на такое.

Катя уже гремела в ванной, напевая какую-то турецкую мелодию с вечеринки.

— Маш, вставай, богиня! — крикнула она, высовываясь с полотенцем на голове. — Завтрак ждёт, а потом яхта! Сегодня мы зажжём!

Завтрак в отеле был как сказка. Столы ломились от еды: хрустящие симиты с кунжутом, густой йогурт с мёдом, оливки, сыр, который таял во рту, и менемен — яичница с помидорами и перцем, от которой я не могла оторваться. Катя болтала с официантом, подливая нам турецкий кофе — чёрный, густой, с пенкой, как смола.

— Пей до дна, Маш, — сказала она, подмигнув. — Потом на гуще погадаем. Говорят, в Бодруме кофе судьбу показывает.

Я засмеялась, допивая и глядя на узоры в чашке. Может, это и правда судьба — оказаться здесь, подальше от Димы и его холодных слов, с Катей и её неуёмной энергией.

В номере я замерла перед чемоданом, перебирая вещи.

— Кать, что надеть? — спросила я, чувствуя себя немного потерянной. — Я вообще не знаю, как тут принято.

Катя повернулась ко мне с видом эксперта по турецкой жизни:

— Маш, в Турции главное — скромность, особенно за пределами отеля. Нельзя оголять плечи или ноги в городе, декольте тоже не переборщи. Но мы на курорте, так что берём длинные сарафаны — лёгкие, чтобы не свариться. И шляпы! Без шляпы в Бодруме никуда — солнце шпарит. А под сарафан — купальник, на яхте разденемся и будем загорать, как королевы.

Я вытащила белый сарафан, струящийся до щиколоток, с тонкими бретельками — лёгкий, но достаточно скромный. Катя выбрала ярко-бирюзовый, с вырезом на спине, и накинула сверху тонкую шаль, чтобы прикрыть плечи.

— Вот так, Маш, — сказала она, крутясь перед зеркалом. — В городе мы приличные, а на яхте — богини. Бери свой чёрный купальник, тот, с завязками. Эмре точно упадёт, когда тебя в нём увидит.

Я покраснела. Купальник лежал в чемодане, и я представила, как Эмре смотрит на меня, когда я его надену. Дима бы сказал, что это “слишком”, но, чёрт с ним. Я засунула купальник в пляжную сумку вместе со шляпой и солнцезащитным кремом.

Катя наносила блеск для губ и болтала без умолку:

— Слушай, Маш, эти турки — просто находка. Кемаль рассказывал, как у них свадьбы гуляют — три дня танцев, барабаны, весь город на ушах. А твой Эмре — он же прям поэт, да? Я видела, как он на тебя смотрит. На яхте он точно не даст тебе покоя.

Я засмеялась, чувствуя, как её энергия заражает. Мы закончили собираться, накинули шали поверх сарафанов и посмотрели друг на друга в зеркало. Две богини, как сказала Катя. И я начинала в это верить.

Мы спустились в лобби — там уже ждали Эмре и Кемаль. Они выглядели так, будто только что вышли из рекламы курорта: Эмре в белой рубашке с закатанными рукавами, тёмные очки сдвинуты на голову, а Кемаль — в лёгкой футболке, с той самой улыбкой, от которой Катя тут же засияла.

— Готовы, богини? — спросил Кемаль, подмигнув Кате.

— Ещё как! — ответила она, поправляя шляпу. — Показывайте свою яхту, ребята!

Эмре посмотрел на меня, и его взгляд был таким же тёплым, как на балконе.

— Маша, ты сегодня… как море, — сказал он, и его акцент сделал слова ещё мягче. — Прекрасная и загадочная.

Я улыбнулась, чувствуя, как щёки начинают гореть. Мы сели в машину, которую ребята арендовали, и поехали к пристани. За окном мелькали белые домики Бодрума, базар с пёстрыми навесами, где старушки продавали амулеты назар и локум, пахнущий розами. Катя уже вовсю болтала с Кемалем, а я украдкой смотрела на Эмре, который вёл машину. Его руки на руле, лёгкая щетина, спокойствие в каждом движении — всё это будило во мне предвкушение.

Я вдруг поймала себя на мысли, что хочу снова ощутить его близость. Может, даже ближе.

Машина остановилась у пристани, и я замерла, глядя на море. Оно было таким голубым, что казалось, будто кто-то пролил краску прямо на воду. Яхта — белоснежная, с деревянной палубой и разноцветными подушками — покачивалась на волнах, и внутри у меня всё затрепетало. Катя уже выпрыгнула из машины, поправляя шляпу и хохоча с Кемалем, который тащил сумку с закусками. Эмре протянул мне руку, помогая выйти, и его пальцы задержались на моих чуть дольше, чем нужно. Я почувствовала, как лицо вспыхнуло.

— Добро пожаловать на борт, güzel, — сказал он. Я вспомнила, что “güzel” — это “красивая”. Его акцент делал слова такими тёплыми, что я невольно улыбнулась.

На яхте было как в мечте: подушки на палубе, столик с мезе — хумус, оливки, баклажаны, свежий хлеб — и корзина с персиками и виноградом. Кемаль включил музыку — лёгкую, с ритмами дарбуки и современным битом. Катя скинула сарафан, оставшись в красном купальнике, и раскинулась на подушках, как королева.

— Маш, давай, раздевайся! — крикнула она. — Мы на яхте, тут можно быть собой!

Я поколебалась, но всё-таки сняла сарафан, оставшись в купальнике. Эмре, который нёс нам коктейли с манго, замер на секунду, и его взгляд скользнул по мне так, что я почувствовала себя почти голой.

— Ты как море, Маша, — сказал он, протягивая мне стакан. — Прекрасная и бесконечная.

Я засмеялась, но внутри всё сжалось.

Мы устроились на палубе. Яхта мягко покачивалась, и я смотрела, как Бодрум становится всё дальше, а впереди открывается бескрайнее море. Кемаль рассказывал про остров, куда мы плывём — там бухта с прозрачной водой и старый маяк, под которым загадывают желания.

— В полнолуние там магия, — добавил Эмре, глядя на меня так, что я чуть не пролила коктейль. — Сегодня ночью проверим.

Катя хихикнула:

— Маш, слышишь? Магия! Готовь желание, а то Эмре за тебя его загадает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я закатила глаза, но улыбка не сходила с лица. Мы с Катей лежали на подушках, солнце грело кожу, а парни тем временем решили искупаться. Кемаль скинул футболку и с криком прыгнул в воду. Эмре последовал за ним, сбросив шорты и оставшись в тёмных плавках. Я невольно посмотрела на него — его загорелая кожа блестела, мышцы перекатывались, и я поймала себя на том, что представляю, как он прикасается ко мне снова. Лицо вспыхнуло, и я быстро отвернулась, делая вид, что пью коктейль.

Катя, конечно, всё заметила и ткнула меня в бок.

— Ну что, Маш, уже мечтаешь? — шепнула она. — Эмре, смотри, не давай ей скучать!

Я хотела возмутиться, но вместо этого засмеялась.

Может, Катя права.

Может, этот день на яхте — именно то, что мне надо.

Турецкий коктейль. Глава 5

Яхта скользила по воде, оставляя за собой белую пену, а я не могла оторвать глаз от моря — такого прозрачного, что казалось, будто мы плывём по стеклу. Солнце припекало, но лёгкий бриз спасал, играя с моими волосами под шляпой. Катя валялась на подушках, потягивая коктейль с манго, и болтала с Кемалем, который рассказывал что-то про турецкие свадьбы, размахивая руками так, будто дирижировал оркестром. Эмре сидел рядом со мной, иногда бросая взгляды, от которых у меня внутри всё трепетало, но он вёл себя… сдержанно. Слишком сдержанно. После вчерашнего балкона я ожидала, что он будет смелее, но он только улыбался и подливал мне напиток.

— Смотри, Маша, — сказал он, показывая на горизонт. — Это остров Караада. Там горячие источники, и турки верят, что их вода лечит сердце. Не только тело, но и душу.

— Это что, мне туда надо? — хихикнула я, но его слова задели что-то внутри. Может, моё сердце и правда нуждалось в исцелении после Димы.

Кемаль подхватил разговор, повернувшись к нам с Катей.

— У нас в Турции много традиций связано с морем, — сказал он, поправляя тёмные очки. — Например, в Бодруме есть обычай: когда первый раз плывёшь на остров, надо бросить в воду монетку и загадать желание. Чтобы море тебя приняло.

Катя тут же полезла в сумку за мелочью.

— Маш, давай! — крикнула она, кидая монетку в воду с громким “плюх”. — Я загадала, чтобы этот отпуск был самым жарким в моей жизни!

Я засмеялась, но всё-таки нашла монетку и, закрыв глаза, бросила её в море. Хочу забыть Диму. Хочу чувствовать себя живой. Когда я открыла глаза, Эмре смотрел на меня с лёгкой улыбкой, будто знал, о чём я подумала.

Мы приплыли к острову, и я ахнула. Караада был как картинка: скалы, покрытые зеленью, маленькая бухта с водой цвета бирюзы, и старый маяк, который Эмре упоминал. Мы бросили якорь, и Кемаль с Катей тут же прыгнули в воду, визжа и брызгаясь, как дети. Я сняла сарафан, оставшись в чёрном купальнике, и нырнула следом. Вода была тёплой, обволакивающей, и я почувствовала, как напряжение уходит. Эмре плавал рядом, его загорелая кожа блестела на солнце, и я ловила себя на том, что украдкой разглядываю его — плечи, руки, эту уверенность в каждом движении.

На берегу мы расстелили плед, и Кемаль принёс ещё мезе — сыр, оливки, лепёшки с кунжутом. Эмре рассказал про ещё одну традицию: в Бодруме, когда приходишь на остров, надо оставить что-то в дар морю — цветок или камешек, чтобы задобрить духов. Катя, конечно, тут же сорвала какой-то цветок и кинула его в воду с театральным жестом.

— Маш, твоя очередь! — сказала она, подмигнув. — Задобри море, а то Эмре не даст тебе покоя.

Я засмеялась, но нашла гладкий камешек и бросила его в воду, чувствуя себя немного глупо, но счастливо. Эмре смотрел на меня, но всё ещё держался на расстоянии, и это начинало меня раздражать. Почему он такой… отстранённый? Вчера на балконе он был совсем другим — страстным, смелым. А теперь? Может, я ему не так уж нравлюсь.

Мы вернулись на яхту, чтобы перекусить и позагорать. Катя и Кемаль устроились на корме, хихикая и шепчась, а я осталась с Эмре на носу. Он подал мне тарелку с локумом, пахнущим розами, и снова одарил своей мягкой улыбкой. Но этого было мало. Я хотела большего. Хотела почувствовать его снова, как вчера.

— Эмре, — начала я, чувствуя, как сердце колотится. — Ты сегодня какой-то… тихий. Что-то не так?

Он удивлённо поднял брови, но его глаза заблестели.

— Тихий? Маша, я просто… даю тебе пространство. Ты такая прекрасная, я не хочу торопить.

Я закрыла глаза, но внутри всё вспыхнуло от его слов. Пространство? Да ну к чёрту! Я подвинулась ближе, так, что наши колени почти соприкоснулись.

— А если я не хочу пространства? — сказала я, сама не веря своей смелости. Катя бы мной гордилась.

Эмре засмеялся, но его взгляд стал серьёзнее. Он наклонился ко мне, и я почувствовала тепло его дыхания.

— Тогда, güzel, ты сама выбираешь, что будет дальше, — прошептал он, и его рука легла на моё бедро, чуть сжав.

Я не знаю, что на меня нашло. Может, море, может, алкоголь, а может, эта чертова турецкая магия. Я придвинулась ещё ближе, положила руку ему на грудь и поцеловала его — глубоко, смело, так, как никогда не целовала Диму. Он ответил сразу, его руки скользнули по моей спине, и я почувствовала, как жар с балкона возвращается. Мы отстранились, чтобы перевести дыхание, и я, решившись, потянула его за руку к маленькой каюте внизу яхты, где нас никто не увидит.

Там, в полумраке, я помогла ему снять футболку, а он — развязать завязки моего купальника. И вот тогда я заметила. Когда его плавки были сдёрнуты, я увидела, что он… обрезанный. Это было так неожиданно, что я замерла, чувствуя, как лицо пылает. Я никогда не видела такого раньше, и это было… странно, но почему-то безумно волнующе. Эмре заметил моё смущение и улыбнулся, притянув меня к себе.

— Это Турция, Маша, — шепнул он, целуя меня в шею. — Здесь всё немного другое. Хочешь попробовать что-то новое?

Его голос был таким низким, что я задрожала. Я кивнула, не совсем понимая, на что соглашаюсь, но чувствуя, что хочу этого. Хочу его. Он был таким нежным, но в то же время уверенным, и я вдруг подумала, что, может, Катя права — турки любят экспериментировать. И, может, я тоже готова.

— Маша, — прошептал он, его голос с турецким акцентом был низким, почти гипнотическим. — Ты хочешь этого? Я сделаю так, чтобы тебе было хорошо.

Я кивнула, чувствуя, как жар разливается по телу, от груди до низа живота. Его руки были тёплыми, уверенными, но такими нежными, что я таяла под каждым прикосновением. Он притянул меня ближе, и я ощутила его кожу — горячую, чуть солоноватую от морского воздуха. Его губы нашли мою шею, потом ключицы, и каждый поцелуй был как искра, разжигающая огонь внутри. Я запрокинула голову, позволяя ему вести, и мои пальцы вцепились в его плечи, чувствуя твёрдость его мышц.

— Покажи мне что-то новое, — выдохнула я, сама не веря своей смелости. Я хотела этого — не просто секса, а чего-то, что перевернёт всё внутри, заставит меня чувствовать себя живой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эмре улыбнулся, и в его улыбке было что-то озорное, но в то же время заботливое. Он мягко повернул меня на бок, одной рукой обнимая за талию, другой — скользя по спине, вниз, к бёдрам. Его пальцы легко нашли вход во влагалище, прошлись по складкам, медленно, дразняще, а потом вдруг коснулись ануса — и я замерла, затаив дыхание. Но в его прикосновении не было грубости — только нежность, уверенность и неторопливая ласка.

Он шептал что-то по-турецки — “güzel”, “canım”, — и эти слова, которых я не понимала, звучали как заклинания. Его пальцы работали чутко: один — медленно входил в меня спереди, другой — снаружи, осторожно, но настойчиво подготавливая. Он ласкал клитор большим пальцем, одновременно вводя второй палец в вагину, и я почти не выдерживала — жар нарастал слишком быстро. Я выгнулась, сдавленно вскрикнув.

— Шшш… — Эмре поцеловал меня в плечо и мягко, но настойчиво раздвинул мои ягодицы, продолжая стимуляцию. Когда я полностью расслабилась, он ввёл головку — медленно, давая мне время привыкнуть, а сам в это время не переставал ласкать меня спереди. Его рука скользила между ног, пальцы двигались слаженно: внутри и снаружи. Я чувствовала, как растягиваюсь, принимаю его, и всё тело отзывалось острыми волнами удовольствия. Это было иначе — непривычно, дерзко, но невероятно возбуждающе.

Он начал двигаться. Медленно, глубоко. Я чувствовала каждое движение, каждую пульсацию. Он входил до конца, вытягивался почти полностью, и снова возвращался в меня, лаская при этом мой клитор, пока не начала терять контроль. Всё слилось в единое ощущение — пальцы во влагалище, его член сзади, горячее дыхание у шеи, поцелуи, турецкие шёпоты.

И когда оргазм накрыл, он был другим. Более острым. Резким, как вспышка, от которой перехватило дыхание. Моё тело дрожало, я закусила губу, чтобы не закричать, но стоны всё равно сорвались. Я почувствовала, как мышцы сжались, затрепетали в ответ на каждое его движение, и в какой-то момент потеряла ощущение времени. Просто плавала в этом жаре, вспышках, в его руках.

Когда всё закончилось, я лежала, тяжело дыша, а Эмре обнял меня, его пальцы переплелись с моими. Его кожа пахла морем и чем-то пряным, и я вдруг почувствовала себя… свободной. Не той Машей, которая когда-то ждала звонков от кого-то другого, а новой — смелой, живой, желанной.

— Ты невероятная, — сказал Эмре, его голос был мягким, но в нём чувствовалась сила. — Как звезда над Бодрумом.

Я засмеялась, прижавшись к нему, и подумала, что, может, этот остров, эта яхта, этот момент — и есть та магия, о которой он говорил.

Я вышла из каюты, всё ещё чувствуя, как моё тело гудит от того, что только что произошло с Эмре. Его рука мягко лежала на моей талии, и я не могла сдержать улыбку, поправляя купальник и волосы, которые, конечно, растрепались. Солнце на палубе слепило глаза, яхта покачивалась на волнах, а море вокруг было таким голубым, что казалось, будто мы плывём по небу. Катя с Кемалем сидели на подушках, окружённые пустыми стаканами от коктейлей и тарелками с остатками мезе — хумуса, оливок и лепёшек. Катя, в своём красном купальнике, выглядела как звезда турецкого сериала, а Кемаль что-то рассказывал, размахивая руками, будто пересказывал легенду о султанах.

— Ого, голубки вернулись! — Катя повернулась к нам, её глаза хитро блеснули. — Маш, ты чего такая сияющая? Эмре, признавайся, что ты с ней в каюте делал? Колдовал?

Я почувствовала, как щёки горят, но улыбка не сходила с лица. Эмре только подмигнул Кате, усаживая меня на подушки рядом с ней.

— Просто показал Маше, как звёзды падают в море, — сказал он с лёгкой усмешкой, и я чуть не поперхнулась коктейлем, который Кемаль сунул мне в руку.

Катя расхохоталась, ткнув меня в бок.

— Ну всё, Маш, ты теперь официально богиня Бодрума! Я же говорила — кайфуй, живи! Смотри, какой тут вайб!

Турецкий коктейль. Глава 6

Утро в отеле было как из рекламы: солнце искрилось на воде бассейна, вокруг пахло жасмином и свежесваренным турецким кофе, а официанты уже разносили подносы с завтраком — симиты, йогурт с мёдом, оливки и менемен, от которого у меня текли слюнки. Я сидела на шезлонге в лёгком сарафане, с чашкой кофе в руках, и чувствовала себя… другой. Как будто вчера на яхте я оставила старую Машу и стала кем-то новым — смелой, живой, чертовски счастливой.

Катя плюхнулась на соседний шезлонг, в своём ярко-розовом бикини и огромной шляпе, как настоящая дива. Она потягивала апельсиновый сок и посмотрела на меня с хитрой улыбкой.

— Ну что, богиня Бодрума, — начала она, прищурившись. — Рассказывай, что там было? Ты вся светишься, как будто полнолуние проглотила!

Я засмеялась, чувствуя, как щёки горят, но не от стыда, а от какого-то внутреннего восторга. Я поставила чашку на столик и наклонилась к Кате, понизив голос, хотя вокруг почти никого не было.

— Кать, это было… нереально, — начала я, и слова полились сами. — Я даже не знала, что моё тело так может. Эмре… он такой… внимательный. И, знаешь, мы не только… ну, как обычно. Вчера в каюте было всё так ново, так горячо. А потом, уже ночью, когда вы уснули, мы остались на палубе, под звёздами.

Катя подвинулась ближе, её глаза загорелись любопытством.

— Подробности, Маш! Не томи!

Я хихикнула, чувствуя себя немного подростком, но всё равно продолжила.

— Ну, во-первых, его язык… Кать, я такого не знала! Он… ну, знаешь, он так умеет, что я чуть с ума не сошла. Мы попробовали позу 69, и я впервые поняла, почему все так об этом говорят. Это было как… как будто мы оба знали, что делать, без слов. А потом… — я замялась, но Катя ткнула меня в бок, требуя продолжения. — Потом мы не сразу… ну, не с проникновением. Я, короче, зажала его между ног, и сама двигалась, скользя по нему, по клитору, и… боже, Кать, это было, как будто я его трахаю! Я кончила так быстро, что сама не поверила. И он смотрел на меня, как будто я — султанша какая-то.

Катя расхохоталась, чуть не пролив сок.

— Маш, ты теперь официально королева! Султанша Бодрума! А что ещё? Рассказывай, я же вижу, ты не всё сказала!

Я улыбнулась, вспоминая, как Эмре шептал мне турецкие слова, как его руки скользили по моей коже, как он был таким нежным, но в то же время смелым.

— Было ещё кое-что, — призналась я, понизив голос. — В каюте… мы пробовали… ну, сзади. Не так, как обычно, а… знаешь. И это было так странно, но так… круто. Я даже не думала, что моё тело так отзовётся. Он был такой осторожный, всё время спрашивал, всё ли ок, но при этом… чёрт, Кать, он знал, что делает. Я чувствовала себя живой, понимаешь? Как будто открыла что-то новое в себе.

Катя хлопнула в ладоши, её глаза сияли.

— Маш, я тобой горжусь! Вот это я понимаю — турецкая магия! А Кемаль, кстати, тоже не промах. Мы вчера на корме… ну, скажем так, тоже экспериментировали. — Она подмигнула. — Турки, знаешь, они умеют удивлять. А Эмре твой — он теперь твой личный султан?

Я засмеялась, потягивая кофе.

— Не знаю, султан или нет, но он… он делает меня другой. Я никогда не думала, что могу быть такой… свободной. И, знаешь, я не хочу, чтобы это кончалось.

Катя подняла стакан с соком, будто чокаясь.

— За свободу, Маш! И за турецких парней, которые показывают нам, как жить по полной! Сегодня что делаем? Ещё яхта? Или найдём Эмре и Кемаля, устроим новую вечеринку?

Я посмотрела на бассейн, на голубую воду, которая сверкала под солнцем, и подумала, что, может, эта поездка в Бодрум — лучшее, что со мной случалось.

— Давай найдём их, — сказала я, чувствуя, как внутри снова загорается искра. — И посмотрим, какая ещё магия нас ждёт.

В этот момент я заметила Эмре и Кемаля, идущих к нам через террасу. Эмре был в белой рубашке, рукава закатаны, и его улыбка была как солнце — тёплая, но с лёгкой искрой озорства. Он сел рядом, его колено коснулось моего, и я почувствовала, как жар с яхты возвращается.

— Доброе утро, güzel, — сказал он, протягивая мне тарелку с локумом, пахнущим розами. — Выспалась?

Катя хихикнула, а я покраснела, но ответила:

— Как звезда над Бодрумом.

Он засмеялся, а потом наклонился ближе, понизив голос:

— Сегодня в отеле хаммам. Это… особое место. Турки говорят, там очищается не только тело, но и душа. Хочешь попробовать? Только ты и я.

Я замерла, представляя пар, горячие камни, его руки, скользящие по моей коже с ароматным маслом. Катя, конечно, всё услышала и подмигнула мне.

— Маш, если не пойдёшь, я тебя не прощу! Хаммам — это чистая турецкая эротика!

Я улыбнулась, но внутри всё вспыхнуло. Хаммам, Эмре, его шёпот… Может, это и есть следующий шаг в моей турецкой сказке?

Мы с Эмре шли по коридорам отеля, и я чувствовала, как сердце колотится от предвкушения. Хаммам — я слышала про турецкие бани, но никогда не была в одной, а уж тем более с парнем, который одним взглядом заставлял меня дрожать. Катя осталась у бассейна, подмигнув мне с такой улыбкой, будто знала, что меня ждёт. “Хаммам — это чистая турецкая эротика!” — её слова звенели в голове, и я не могла не улыбнуться.

Эмре открыл тяжёлую деревянную дверь, и нас окутал тёплый, влажный пар, пропитанный ароматами роз, сандала и чего-то ещё, пряного и будоражащего. Хаммам был как из сказки: стены из мрамора, мозаика с голубыми и золотыми узорами, мягкий свет фонарей, отражавшийся в каплях воды. В центре — большой горячий камень, а вокруг — маленькие фонтанчики, из которых лилась тёплая вода. Мы были одни, и это делало всё ещё интимнее.

Эмре взял меня за руку, его пальцы были тёплыми и чуть шершавыми.

— Расслабься, güzel, — сказал он, его голос был низким, почти сливался с шумом воды. — Хаммам — это место, где всё уходит. Только ты, я и момент.

Я кивнула, чувствуя, как пар обволакивает кожу. Он помог мне снять сарафан, оставив только тонкое полотенце, завязанное вокруг бёдер, и я сделала то же для него, стараясь не слишком пялиться на его загорелое тело, хотя это было сложно. Он повёл меня к горячему камню, уложил на мягкое полотенце, и я почувствовала, как тепло мрамора проникает в кожу, расслабляя каждый мускул.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эмре взял маленький кувшин с маслом — пахло розами и чем-то тёплым, как восточные специи. Он разлил масло мне на спину, и я вздрогнула от его прикосновений — его руки были сильными, но такими нежными, что я таяла. Он начал массировать, медленно, скользя по плечам, вниз по позвоночнику, к бёдрам. Его пальцы двигались уверенно, разминая кожу, но каждый раз, когда он касался внутренней стороны бёдер или чуть ниже поясницы, я чувствовала, как жар накатывает волнами.

— Ты такая красивая, Маша, — шептал он, наклоняясь ближе, чтобы его губы почти касались моего уха. — Как цветок в хаммаме.

Я засмеялась тихо, но смех перешёл в лёгкий стон, когда его руки скользнули ниже, к ягодицам, массируя их с той же нежной настойчивостью. Он добавил ещё масла, и его пальцы стали смелее, лаская меня там, где я уже была готова взорваться. Он знал, как довести меня до края — его большой палец нашёл клитор, двигаясь кругами, мягко, но ритмично, а другие пальцы скользили по складкам, дразня, но не проникая. Пар, тепло камня, его прикосновения — всё смешалось, и я чувствовала, как моё тело отзывается, как будто я была создана для этого момента.

— Эмре… — выдохнула я, выгибаясь под его руками. Он наклонился, целуя меня в шею, и его пальцы ускорились, находя идеальный ритм. Я задрожала, мои бёдра сжались, и оргазм накрыл меня так быстро, так остро, что я закусила губу, чтобы не закричать. Волны удовольствия прокатывались по телу, и я чувствовала, как мышцы пульсируют, отвечая на каждое его движение.

Когда я наконец открыла глаза, тяжело дыша, Эмре смотрел на меня с улыбкой — нежной, но с искрой озорства.

— Хаммам делает всё ярче, правда? — сказал он, и его голос был как продолжение этого жара.

Всё ещё дрожа, и села, чувствуя себя смелее, чем когда-либо. Теперь моя очередь. Я потянула его за руку, заставив лечь на горячий камень, и взяла кувшин с маслом. Его кожа блестела от пара, и я разлила масло на его грудь, чувствуя, как он напрягается под моими руками. Я начала массировать, но быстро перешла к более смелым ласкам. Мои пальцы скользнули ниже, к его бёдрам, и я почувствовала, как он твёрдеет под полотенцем. Я сняла его, и моё сердце заколотилось.

Я наклонилась, целуя его живот, медленно опускаясь ниже, и взяла его в руку, чувствуя, как он реагирует на каждое моё движение. Я начала медленно, дразняще, скользя пальцами, то сжимая, то отпуская, и его дыхание стало тяжелее. Потом я решилась — наклонилась и коснулась его губами, языком, пробуя на вкус. Его стон был как музыка, и я почувствовала себя королевой, которая может всё. Я двигалась, то ускоряясь, то замедляясь, пока его руки не вцепились в мои волосы, а его бёдра не задрожали. Когда он кончил, я почувствовала, как моя собственная кожа горит от возбуждения, и его взгляд — полный восхищения — был лучшей наградой.

Мы лежали на горячем камне, тяжело дыша, окружённые паром и ароматом роз. Эмре притянул меня к себе, его пальцы переплелись с моими, и он прошептал:

— Ты — моя султанша, Маша.

Я улыбнулась, прижавшись к нему, и подумала, что этот хаммам, этот момент — это и есть настоящая турецкая магия.

Турецкий коктейль. Глава 7

Две недели в Бодруме пролетели, как сон, который не хочется отпускать. Это были самые счастливые дни в моей жизни — полные нежности, страсти, турецких обычаев и красоты, от которой захватывало дух. Мы с Катей танцевали зейбек под звёздами, пили раки на закате, смеялись над шутками Кемаля, а я… я тонула в Эмре. Его шёпот, его руки, его “güzel” и “canım” — всё это стало частью меня. Хаммам, яхта, кальяны, мезе, горячие источники Караады, узкие улочки с белыми домиками — Бодрум подарил мне новую себя. Ту, которая не боится жить, любить, открывать себя.

Но всё хорошее кончается, и вот мы стояли в аэропорту Бодрума, окружённые запахом моря и гулом туристов. Катя обнималась с Кемалем, хихикая, как будто они уже планировали следующую встречу, а я… я смотрела на Эмре, и горло сжималось. Он был в своей белой рубашке, рукава закатаны, и его взгляд был таким тёплым, что я еле держалась. Он притянул меня к себе, и я уткнулась лицом в его грудь, вдыхая его аромат — море, сандал, что-то неуловимо турецкое. Слёзы уже жгли веки, но я старалась их сдержать.

— Маша, — сказал он тихо, его голос дрожал, но был твёрдым. — Я приеду. Как только сезон спадёт, я буду в Москве. Ты покажешь мне свою Красную площадь, свои парки, да? А пока… я буду писать. Каждый день.

Я кивнула, не доверяя своему голосу. Он отстранился, достал из кармана маленькую бархатную коробочку и вложил мне в руку.

— Это для тебя, güzel, — сказал он, и его улыбка была одновременно нежной и грустной. — Чтобы помнила Бодрум. И меня.

Я открыла коробочку и ахнула. Там был кулон на тонкой золотой цепочке — голубой камень, похожий на те самые амулеты назар, которые защищают от сглаза. Он был дорогой, но не кричащий, а такой… личный. Я тут же надела его, чувствуя, как камень ложится на кожу, чуть тёплый от его рук.

— Спасибо, — прошептала я, и всё-таки одна слеза скатилась по щеке. Эмре стёр её пальцем, а потом поцеловал меня — долго, мягко, как будто хотел запомнить вкус моих губ.

— До встречи, моя султанша, — сказал он, и я улыбнулась, несмотря на ком в горле.

В самолёте я не выдержала. Как только мы взлетели, и Бодрум остался где-то внизу, слёзы полились сами. Я сидела у иллюминатора, теребя кулон, и чувствовала, как сердце сжимается. Катя, сидевшая рядом, заметила и взяла меня за руку.

— Маш, ну ты чего? — сказала она мягко, без своих обычных подколок. — Ты же не просто так плачешь. Это были лучшие две недели, правда? Ты стала другой — смелой, живой, богиней! Эмре не просто парень, он показал тебе, кто ты на самом деле. И он приедет, слышишь? А пока наслаждайся этим чувством. Ты теперь султанша, а не какая-то там Маша, которая ждала чьих-то звонков.

Я шмыгнула носом, но улыбнулась.

— Ты права, Кать. Я… я просто не думала, что могу так чувствовать. Это было как сказка.

— Сказка не кончается, — подмигнула она. — Это только первый сезон твоего турецкого сериала!

Я засмеялась, и слёзы начали высыхать. Катя была права — я другая. И этот кулон на моей шее, этот голубой камень, был как напоминание: я могу быть смелой, могу быть желанной, могу быть собой.

Вернувшись в Москву, я окунулась в серую рутину, но что-то во мне изменилось. Я ходила на работу, встречалась с друзьями, но каждый раз, касаясь кулона, вспоминала Бодрум — море, Эмре, его шёпот. И он, как обещал, писал каждый день. Короткие сообщения: “Доброе утро, güzel”, “Скучаю по твоей улыбке”, “Сегодня ел локум, но без тебя не то”. Я улыбалась, читая их, и чувствовала, как сердце греется.

Через пару недель вернулся Дима. Пришёл с цветами, с виноватым лицом, говорил, что любит, что был дураком, что хочет всё вернуть. Я смотрела на него — на его знакомые черты, на его привычные слова и понимала, что ничего не чувствую. Он был частью той Маши, которая боялась, которая ждала. А я теперь другая. Я поблагодарила его, пожелала удачи и закрыла дверь. Кулон на моей шее будто шепнул: “Ты сделала правильно”.

Прошёл месяц, и в Москве уже пахло осенью — листья желтели, воздух стал прохладнее. Я сидела в кафе, листая фото из Бодрума, когда телефон пиликнул. Сообщение от Эмре: «Рейс TK417, прилетаю в 10:10 завтра. Встретишь, моя султанша?»

Я замерла, чувствуя, как улыбка расплывается по лицу. Бодрум был далеко, но магия — она была во мне. И я знала, что завтра в аэропорту начнётся новая глава.

Московское утро было серым, с лёгким туманом и ароматом осенних листьев, но я чувствовала себя так, будто внутри сияет солнце Бодрума. Стоя в зале прилёта аэропорта Внуково, я теребила кулон с голубым камнем назар, который Эмре подарил мне перед отъездом. Его сообщения — “Доброе утро, güzel”, “Скучаю по твоему смеху” — грели меня каждый день эти два месяца, но мысль о том, что я увижу его через несколько минут, заставляла сердце колотиться, как на той яхте.

Я поправила пальто и шарф, чувствуя, как лёгкая дрожь волнения пробегает по телу. А что, если он изменился? А что, если эта магия осталась там, в Бодруме? Но стоило мне увидеть его в толпе — в тёмной куртке, с этой знакомой улыбкой и взглядом, который будто видел меня насквозь, — как все сомнения испарились. Он шёл ко мне, с небольшой сумкой через плечо, и я, не выдержав, бросилась к нему.

Эмре поймал меня в объятия, прижав так крепко, что я снова почувствовала запах моря и сандала, как в хаммаме.

— Маша, моя султанша, — прошептал он, его акцент был таким родным, что я чуть не расплакалась снова. — Я же говорил, что приеду.

Я уткнулась лицом в его шею, вдыхая его тепло, и засмеялась, чувствуя, как слёзы всё-таки наворачиваются.

— Ты опоздал на пять минут, — поддразнила я, отстраняясь, чтобы посмотреть на него. Его лицо сияло, и он достал из кармана маленький свёрток — кусочек локум, завёрнутый в бумагу с турецким узором.

— Это чтобы Москва стала слаще, — сказал он, подмигнув, и я засмеялась, принимая подарок.

Мы вышли из аэропорта, держась за руки, и я вдруг поняла, что Москва уже не кажется такой серой. Я показала ему Красную площадь, как он просил, и он смотрел на кремлёвские башни с таким восторгом, будто это был его первый раз в сказке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У вас холодно, но ты греешь, güzel, — сказал он, обнимая меня на фоне ГУМа, и я почувствовала, как тот самый жар с яхты, с хаммама, возвращается.

Позже, сидя в уютном кафе с горячим кофе и пахлавой, которую я специально заказала в турецком ресторане, я поймала его взгляд. Он был таким же, как в Бодруме — тёплым, но с искрой, которая обещала новые приключения.

— Что дальше, Маша? — спросил он, касаясь моей руки. — Покажешь мне свою Москву, а потом… может, ещё одну ночь под звёздами?

Я улыбнулась, чувствуя, как кулон назар тёплый на моей коже.

— Под звёздами или в хаммаме, — ответила я, подмигнув. — С тобой я готова на всё.

Катя, когда я рассказала ей по телефону, только хохотала:

— Маш, ты не просто султанша, ты теперь легенда! Готовься, Москва не выдержит вашей турецкой магии!

И я знала, что она права. Бодрум подарил мне новую себя — смелую, свободную, живую. И с Эмре рядом я была готова писать новые главы этой сказки.

Комната на час.

Дождь барабанил по узким мостовым, заставляя витрины кафе мерцать размытым светом. Марина сидела у стойки бара, крутила в пальцах бокал с вином и смотрела, как бордовая жидкость колышется в такт музыке.

— Можно? — голос раздался у самого уха, глубокий, чуть хриплый.

Она подняла глаза. Перед ней стоял мужчина — высокий, плечистый, с тенью усталости на лице и той самой спокойной уверенностью, которая сразу обволакивает, как тепло камина в промозглый вечер.

— Конечно, — ответила она, сдвигая сумку.

Он заказал виски. Они не обменялись именами, не спрашивали, что делают в этом городе. Просто говорили о пустяках — о кофе, который здесь подают, о нелепых сувенирах в соседней лавке, о музыке, что льётся из колонок.

Но каждый взгляд, каждое случайное касание накапливало в воздухе что-то опасное, электрическое.

Когда он предложил «выпить ещё где-нибудь», Марина только кивнула. И уже через десять минут они стояли у стойки регистрации маленького отеля, где пахло старым деревом, дождём и чем-то томительно-неизбежным.

Он взял номер на час.

Она — его за руку, будто это было самое правильное решение в её жизни.

В номере было тепло и тихо. Дождь за окном превратился в мягкий шёпот, будто сам город подслушивал, что будет дальше.

Она стояла у двери, глядя, как он снимает мокрую куртку и кладёт на спинку стула. Движения спокойные, уверенные — ни суеты, ни лишних слов.

Он подошёл ближе. На секунду замер, словно давая ей шанс отступить. Она не сделала и шага назад.

Пальцы коснулись её щеки, тёплые и чуть шершавые. Он медленно провёл ладонью вдоль линии скулы, заправил прядь волос за ухо и, не отводя взгляда, наклонился.

Поцелуй был неторопливым, будто они оба смаковали момент. Не спешили. Но за этим спокойствием пряталось что-то первобытное, готовое вырваться наружу.

Она почувствовала, как его рука легла на поясницу, притянула ближе. Запах виски и дождя смешался с её дыханием. Мир за стенами комнаты перестал существовать.

Его губы стали жёстче, поцелуи — глубже, требовательнее. Она ответила, не задумываясь, чувствуя, как внутри всё сжимается в сладком ожидании.

Рука скользнула ниже, под тонкую ткань, и его пальцы коснулись голой кожи. Лёгкое движение вверх — и он уже ощущает тепло её спины, мягкость изгиба.

Она вздрогнула, когда он прижал её к себе бёдрами. Между ними не осталось ни сантиметра, и она почувствовала твёрдую эрекцию.

— Я хочу тебя, — прошептал он в самое ухо, голосом, от которого её колени едва держали.

— Даже не знаю, как тебя зовут… — выдохнула она.

— Алексей, — его губы скользнули по её шее. — А ты?

— Марина.

— Марина… — он произнёс это медленно, словно пробуя вкус имени, и повёл её к кровати, не давая шанса на паузы.

Толкнул так, что она упала на спину, а сам навис сверху. Колени раздвинули её ноги, руки обхватили запястья, фиксируя над головой.

— Не шевелись, — приказал тихо, и она почувствовала, как от этих слов внутри разлилось горячее, тянущее возбуждение.

Он медленно провёл рукой по её внутреннему бедру, поднимаясь всё выше. Ладонь была горячей, и от каждого его касания по телу пробегала дрожь. Она прикусила губу, но он это заметил.

— Не сдерживайся, — сказал он хрипло и стянул с неё трусики, легко, одним движением.

Его пальцы нашли её, легко коснулись клитора, и она едва не застонала.

Он провёл круг, едва касаясь, и почувствовал, как она стала влажной и тёплой.

Пальцы скользнули внутрь, медленно, тянуще, а большим он надавил на клитор. Она выгнулась, не в силах контролировать движения.

Он ускорился, чувствуя, как её тело отвечает, и наклонился к её губам. Поцелуй был жёстким, влажным, как будто он хотел забрать весь её воздух.

В следующую секунду он вытащил пальцы, и она тихо застонала от разочарования. Но Алексей уже расстегнул ремень, стянул джинсы, и его горячая, пульсирующая эрекция коснулась её.

— Скажи, что хочешь, — потребовал он.

— Хочу… тебя, — выдохнула она, глядя прямо в его глаза.

Он вошёл резко, до конца, и она вскрикнула. Ритм был быстрым, сильным, каждый толчок отдавался глубоко внутри. Он держал её бёдра, не позволяя уйти от этой безжалостной скорости.

— Ещё… — прошептала она, и он усилил напор, вгоняя себя всё глубже, пока она не застонала громко, не сдерживаясь.

Её тело начало сжиматься вокруг него, волнами накрывал оргазм. Он продолжал двигаться, пока не выплеснулся в неё, прижавшись и зарывшись лицом в её шею.

Алексей остался в Марине ещё на мгновение, будто не хотел отпускать. Тело медленно успокаивалось, дыхание выравнивалось, но его ладони всё ещё сжимали её талию, словно опасались, что она исчезнет.

Медленно выскользнув, он опустился рядом, на бок, и притянул её к себе так, что её спина упёрлась в его грудь. Одной рукой он накрыл её живот, а другой — прижал к себе за бёдро, оставив ладонь там, где секунду назад ещё горела кожа от его прикосновений.

Лицом он погрузился в её волосы, вдохнул этот тёплый, чуть сладкий запах.

— Знаешь… — тихо сказал он, проводя пальцами по линии её талии. — Когда ты так смотришь на меня… у меня нет шансов остаться сдержанным.

Марина улыбнулась, не открывая глаз, и на ощупь нашла его руку, переплела пальцы.

— А я и не хочу, чтобы ты был сдержанным, — прошептала она.

Он чуть приподнялся на локте, заставив её повернуться к себе лицом. Щёки всё ещё были розовыми, губы припухли от поцелуев. Алексей не удержался и снова поцеловал её — на этот раз медленно, лениво, словно смакуя вкус.

— У нас ещё есть время? — спросил он, не убирая ладони с её бедра.

Она открыла глаза и хмыкнула:

— Если ты сейчас начнёшь снова, мы точно никуда не успеем.

— Тогда будем опаздывать вместе, — усмехнулся он и поцеловал её шею, позволяя руке скользнуть ниже…

Через несколько минут они уже лежали на спине, рядом, глядя в потолок, словно пытаясь вспомнить, как дышать ровно. За окном глухо проезжали машины, в комнате было тепло и тихо — только лёгкий шелест ткани, когда он поправлял одеяло, да их редкое дыхание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты понимаешь, что теперь я ни о чём другом думать не смогу? — сказал Алексей, повернувшись к ней на бок.

Марина приподнялась на локте и посмотрела на него с хитрой улыбкой:

— Это угроза или обещание?

— И то, и другое, — он коснулся её подбородка и провёл пальцем по нижней губе, чуть нажимая. — Сегодня я был осторожен. В следующий раз… уже нет.

У неё внутри что-то дрогнуло. Каждое слово звучало как клятва.

— Значит, будет следующий раз? — спросила она тихо, будто боялась спугнуть ответ.

— Будет. И не один. — Алексей усмехнулся, но в его взгляде не было лёгкости, только тяжёлое, настойчивое желание, которое обещало гораздо больше, чем просто слова.

Марина снова легла, уткнувшись носом в его плечо, и ощутила, как внутри разливается горячее предвкушение. Она чувствовала, что он сдерживает себя. И от этого ожидание становилось почти мучительным.

Эмили и Макс. Глава 1.

Этот рассказ — часть истории про Эмили и Макса, не вошедшей в основной роман. Всю историю читайте в книге «Осколки сердца».

Каждое утро я шла в храм, чтобы вымолить у богов спокойствие души. Чтобы они избавили меня от этого чувства, чтобы я снова могла дышать полной грудью и жить своей тихой, размеренной жизнью.

Или — чтобы он ответил мне взаимностью. Но не той молчаливой, сдержанной, которая душит меня от встречи до встречи, а открытой, чувственной, страстной. Такой, как его поцелуи — нетерпеливые, рвущиеся наружу, как его желание. Я хотела, чтобы он любил меня не только в редкие минуты, но и каждый день. Пусть даже на расстоянии. Хотела чувствовать его любовь и жажду так же остро, как раньше, когда он писал мне.

Не думать о нём — я внушала это себе снова и снова. Но даже сон не спасал: он приходил туда, и там я тонула в его взгляде.

Сам он никогда не просил о встрече первым, но всегда отвечал на мои сообщения:

— Я свободна в среду и четверг, когда мне приехать?

— В среду было бы хорошо.

Я пыталась привыкнуть, но каждый раз его холод задевал.

И вот, сегодня я почувствовала забытое, но знакомое жжение — ревность. Я увидела в его профиле фотографии новой девушки.

Я знала: он снимает женщин, это его хобби, его мир. Ещё до меня он умел выхватывать в кадре красоту. Но на этих снимках она сидела в его кресле. Там, где смеялась я. Где раздевалась для него, отдавая не только тело, но и сердце.

В ней не было мягкости, которая могла бы смутить. Моложе меня, да. Но взгляд — дерзкий, вызывающий. Грубые черты, тёмно-бордовая помада, чёрный лак на ногтях. Другие его модели были красивее, но именно её он позвал домой. В своё пространство. В свой мир.

Мозг лихорадочно рисовал сцены: как он снимает камеру, приближается, касается губами её губ… А её руки уже лежат на подлокотниках того самого кресла, где я ждала его поцелуев.

Пальцы сами побежали по экрану:

— Ты больше не хочешь меня?

Ответ пришёл мгновенно:

— Какой странный вопрос.

Что это значило? Разве странно спросить об этом после всего?

Я написала:

— Прости. Хочешь, я приеду?

— Конечно. Если у тебя есть время — как всегда.

Холодный, ровный тон. Этот лёд всегда причинял мне боль.

— Я свободна в пятницу.

— Хорошо. Ничего не изменилось, жду тебя.

“Ничего не изменилось” — как приговор. Всё по-прежнему: его сухие слова, моё тягучее влечение и вечная угадайка, что он чувствует.

И всё же… в этих словах было облегчение. Он всё ещё впускает меня в свою жизнь. Всё ещё хочет меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эмили и Макс. Глава 2.

“Любовь захлестнула её так стремительно, что она потеряла контроль, словно отдалась вихрю страсти, не думая о последствиях.” — Мария Воронова

Эта встреча была совсем другой — лёгкой, дерзкой, будто мир за окном перестал существовать. После всего, что произошло, я просто позволила себе быть рядом с ним. Без объяснений. Без оглядки.

Я смотрела на Макса и не могла удержать улыбку. У меня сбивалось дыхание от мысли, что этот молодой красавчик всего пару часов назад занимался со мной любовью. Он брал меня жадно, страстно, нагло. Мы сливались в одно целое, стирая все границы дозволенного, и это сводило меня с ума.

Я влюбилась до сумасшествия и боли в груди, до головокружения и дрожи в коленях. Но так страшно было признаться в этом даже самой себе.

Мы сидели в маленьком кафе, ждали, пока новые снимки, сделанные сегодня, загрузятся с камеры. Он то и дело притягивал меня к себе и целовал, никого не стесняясь. Горячие губы, вкус кофе и сигарет, тёплая ладонь, лежащая поверх моей руки… Я чувствовала себя счастливой.

Наверное, я была слишком безрассудна и недостаточно осторожна. Но тогда я даже не думала, что кто-то из знакомых может нас увидеть. Забыла, что мой муж — успешный адвокат, и у него могут быть недоброжелатели. Забыла, что у меня есть жизнь, которая существует вне Макса.

Я просто наслаждалась моментом. Максом. Собой рядом с ним.

Я не хотела ограничивать ни его, ни себя в проявлении чувств. Мне было плевать на осуждающие взгляды. В тот момент я не принадлежала никому, кроме него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эмили и Макс. Глава 3.

Никогда ведь не можешь сказать с уверенностью, какое место занимаешь в чужой жизни. Фицджеральд.

После того дня в кафе мы виделись ещё пару раз. Каждый раз он был другим — то смеялся и прижимал меня к себе, то смотрел холодно, будто мы едва знакомы. Я никак не могла понять, что во мне сильнее — страх потерять его или жажда снова оказаться в его руках. И всё же я ехала к нему снова.

Сегодня решила, что встречать меня не надо. После того как я выставила в “supergram” наше с мужем видео, где мы счастливо шли за руку, и подписала: “Ничто не заставит меня отпустить эту руку”, я знала, что Макс накажет меня своей холодностью. Смотреть на меня свысока с долей презрения во взгляде — он отлично это умеет. Хотелось кричать: “Зачем ты соглашаешься, чтобы я приезжала, если смотришь так надменно?!” Но я молчу, потому что, когда он целует меня, его взгляд становится совсем другим. Он затягивает меня в свою чёрную воронку и страстно кружит, накрывая волнами наслаждения.

“В какой день мне приехать?” – стало так привычно его молчание среди недели, и только на выходных я спрашивала о новой встрече.

“В любой день, когда тебе удобно.”

И сердце вспыхивает радостью осознания, что ждёт, что хочет меня.

Зашла в вагон электрички и быстро набрала: “Не встречай, я дойду сама, дорогу знаю.” Не хотела идти рядом с ним от станции до его дома в ожидании, что он возьмёт меня за руку. Понимала, что сначала он будет наказывать меня равнодушием, хотя и придёт встретить. Пусть ждёт меня дома. Не дам ему времени обдавать меня холодом.

Жму на звонок перед входом. Тишина. В этом весь Макс. Жму ещё раз и слышу, как пиликнул телефон. Сообщения от него: “Просто поднимайся.” Толкаю дверь, она поддаётся напору и приглашает войти внутрь. Улыбаюсь — всё-таки ждал. Тринадцать ступенек приветливо скрипнули, провожая в сладостный ад.

Он лежал на кровати с закрытыми глазами. Даже не повернулся в мою сторону, когда вошла. Ну что ж, это какая-то новая игра, принимаю правила. Сняв с себя одежду и оставшись только в белье, забралась к нему под одеяло. Макс лежал неподвижно, глаза закрыты, но я чувствовала, как его дыхание стало чуть глубже, едва ощутимо участилось. Осторожно наклонившись к нему, провела рукой по его груди, наслаждаясь теплом его кожи. Моя ладонь спустилась чуть ниже, и я чувствовала, как он откликается на моё прикосновение. С каждой секундой его тело становилось всё более напряжённым.

Я закрыла глаза, отдаваясь этим ощущениям, и позволила своим губам скользнуть по его шее, затем по плечу, пока не почувствовала, как он медленно открыл глаза, его взгляд встретился с моим. В этом взгляде не было ни холода, ни сдержанности – только тепло и притяжение, которое я ощущала каждой клеточкой своего тела.

Его пальцы скользнули по моей спине, вызывая лёгкие мурашки, и он, не спеша, коснулся моих губ, едва заметным поцелуем, от которого я затаила дыхание. Нежно, почти плавно, он углубил поцелуй. От ощущения его близости густое, горячее желание заполняет низ живота.

Макс вскочил, сорвал с меня белье и, не в силах больше сдерживаться, грубо раздвинул мне ноги и резко вошёл, заставляя меня прогнуться и широко распахнуть глаза. Его движения были напористыми, уверенными, ни на мгновение не останавливаясь. Меня обдало волной огня – не сжигающего дотла, а обволакивающего, мощного, от которого по всему телу разливалось томление, накатывая волнами удовольствия. Я задыхалась, не в силах сдерживать стоны, чувствуя, как каждая клеточка пульсирует в такт его ритму.

Он двигался стремительно, не давая передышки, разжигая меня сильнее с каждым новым толчком. Я обвила его бёдра ногами, руками схватила за волосы, пытаясь отстранить, затормозить это бешеное стремление. Но он лишь сильнее прижал меня к себе, обхватив за шею, не давая вырваться. Между нами началась борьба, чувственная и необузданная – я хотела продлить это безумное наслаждение, он стремился утолить жажду, поглощая меня целиком. Его толчки становились всё более глубокими, властными, будто он хотел заполнить меня до последней капли. Когда наши тела достигли предела, я утонула в этом пламени, не сдерживая крик наслаждения, чувствуя, как всё меркнет, сжимается в одной яркой вспышке, чтобы тут же взорваться. В нём было всё – его страсть, моя жажда и наша ненасытная тяга друг к другу. Этот огонь не отпускал нас, пока мы оба не упали обессиленными, оставив в воздухе дрожащий отголосок нашей страсти.

После бурного секса мы оба, обессиленные, уснули, переплетая руки и ноги. Мне нравилось спать на его плече, ощущая тепло его тела и его дыхание, которое постепенно замедлялось, становясь спокойным и размеренным. С ним было так хорошо, так непривычно уютно, что я не могла от этого отказаться, как бы ни пыталась. Я знала, что этот момент был запретным, но именно в эти минуты рядом с ним я ощущала себя по-настоящему живой.

Я проснулась первой. Его лицо было таким спокойным, расслабленным, что я боялась пошевелиться, чтобы не нарушить его сон. Несколько минут я просто лежала, разглядывая каждую черту его лица, запоминая каждую линию, словно пытаясь сохранить это мгновение в памяти. Чувства нахлынули с новой силой – мне хотелось остаться, просто быть рядом, но я знала, что пора возвращаться.

Тихо выбралась из его объятий, чтобы не разбудить. Уже одевшись, я присела перед ним на кровать, мягко дотронулась до его плеча, и он открыл глаза, посмотрел на меня с лёгкой, ещё сонной улыбкой.

– Мне пора, не провожай, – сказала я, стараясь придать голосу уверенности.

Он слегка прижал меня к себе, как будто не хотел отпускать, и легко поцеловал в губы.

– Береги себя, – прошептал он, его голос был тихим, но тёплым.

Собравшись с силами, я встала и, не оборачиваясь, быстрым шагом пошла на станцию, чувствуя, как внутри осталось тепло его прикосновений.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эмили и Макс. Глава 4.

Глава 4

«Мы можем не принадлежать друг другу, но мы можем принадлежать моменту». — Жан-Клод Иззо

Мы лежали как супруги прожившие лет двадцать вместе, не прикасаясь к друг другу. Несмотря на обалденный секс, который случился у нас только что, я не хотела идти на сближение первой, чувствовала, что Макс ещё недостаточно наказал меня, и ему необходимо пообижаться какое-то время, демонстрируя равнодушие. Как всегда не понятно за что, хотя, причин было, видимо, достаточно. Слишком много мужа в сторис и рассказов о наших отношениях. Макс включил фильм и закрыл глаза. Это был не тот жанр, который я люблю, но романтическая мелодрама неожиданно увлекла меня. Макс ворочался рядом, то открывал глаза, то закрывал. Звук телевизора был настолько тихим, что я сомневалась, слышно ли ему вообще. Я же читала субтитры. Уже понимала, что ему не до фильма, но играть так играть до конца, а на сегодня наша игра ещё не окончена. Всё своё внимание я устремила на экран. Макс в очередной раз сменил позу и его бедро уткнулось мне в ногу. Он коснулся меня ладонью и нежно провел по коже. Это был знак: “Уже можно!” Я обняла его, положив голову на плечо.Мне показалось, что Макс удовлетворенно вздохнул. Но просмотр фильма мы не прервали.

Я осторожно начала трогать его, проведя пальцами по руке, перейдя на грудь, немного сбавляя темп по мере продвижения на новом участке тела, словно пыталась понять границы дозволенного. Я обожала прикасаться к нему. В этом не было никакого сексуального подтекста, просто нравилось чувствовать его кожу под своими пальцами. Макс повернулся на бок, подставляя спину под мои руки и закрыл глаза. Я довольно улыбалась, ему нравилось это не меньше, чем мне. Я то нежно проводила самыми кончиками подушечек пальцев вдоль его спины, словно перышком, щекоча кожу, оставляя дорожку из бегущих мурашек под своими пальцами. То останавливалась и с силой до боли сжимала кожу, заставляя его вздрагивать, а потом снова начинала нежно поглаживать ноющее место.

Когда фильм закончился, Макс повернулся ко мне, обнял и с силой прижал к себе.

– Мы не сможем видеться пару недель, – прошептала ему на ухо, запустив руки в волосы, – мы семьей улетаем на отдых, у девочек каникулы.

– Я понимаю, – в голосе улавливались нотки грусти.

– Сделаем это ещё раз?

Он ничего не ответил. Просто лежал передо мной абсолютно голый и смотрел прямо в глаза. Я подумала, что он ожидает от меня каких-то действий. И решила взять всё в свои руки. Хотя желание ещё не проснулось, я знала, что тело наполнится сладостным томлением, как только я почувствую его возбуждение.

Нежно начала покрывать его грудь поцелуями, лизнула сосок, он вздрогнул, но продолжал лежать неподвижно. Спустилась к животу, обвела языком пупок, опускаясь ниже. Осторожно взяла его член в руки и почувствовала, как тот начинает наполняться силой. Наклонила голову, мои губы так близко к его плоти, что почти касались набухшей головки, выдохнула, обдав горчим дыханием. Макс поддался навстречу слабым движением бёдр, но сам лежал неподвижно, закрыв глаза. Если бы не эрекция, я бы подумала, что ему абсолютно всё равно. Хотела, чтобы он схватил меня за волосы, и, грубо зафиксировав голову, начал погружаться в мой рот, мощными толчками. Но Макс не реагировал, ни на то, что я обвожу языком вокруг головки, ни на то, что нежно посасываю. Ну что ж, я не сдамся. Села сверху, плотно зажав ногами его бедра и начала ритмичные движения. О том, что он всё ещё жив, давали понять его слабые толчки мне навстречу. Эта игра мне не нравится или пока не нравится. Представила, как глупо сейчас выгляжу со стороны, сидящая на нём сверху и безрезультатно пытаюсь доставить удовольствие ему или себе. Впрочем, одинаково безрезультатно. В конце-концов оставила попытки и разочарованно легла рядом.

– Макс, что случи…

Не успеваю закончить свой вопрос. Он одним движением резко развернул меня животом вниз, и вот я уже под ним, накрыл сверху собой. Одной рукой сжимает шею и с силой вдавливает в подушку, а второй разводит ягодицы. Чувствую всю мощь его члена у себя между ног. Острое и горячее желание, нарастающее где-то внизу живота, растекается по всем телу. Он резко входит в меня, и я упиваюсь той силой, с которой он овладевает моим телом. Стоны срываются с моих губ, а он только сильнее вдавливает меня в подушку. Делает сильные глубокие толчки, которые причиняют боль, но боль пьяняще сладостная.

– Да, ещё, – умоляю я.

И он не останавливается. Ещё один толчок, удар о стену желания и стена не выдерживает, рассыпается. Мелкие кусочки экстаза разлетаются по всему телу. Я не в силах сдержать крики. Кричу от наслаждения так сильно, что он накрывает мой рот рукой. Но не останавливается, кажется, он хочет, чтобы я умерла под ним, не выдержав очередной взрыв наслаждения. Продолжает свои движения, сам не в силах остановиться шар желаний, который катиться все быстрее и быстрее. Моё тело снова сжимается в сладкой судороге, и кричать уже не в силах, лишь хриплые стоны вырываются из груди и не знаю, то ли молить его остановиться, то ли, чтобы не останавливался.

Макс переворачивает меня на спину, нависая надо мной, а я с силой обхватывают его бедра ногами и прижимаю к себе. Заставляя проникнуть так глубоко, что становится больно. Губами впиваюсь ему в сосок. Теперь уже он хрипит и откидывает голову назад Я чувствую его солёный пот на своих губах. Сильнее сжимаю сосок, прикусываю зубами, и в этот момент из его груди вырывается глубокий стон. Шар достигает цели и выбивает все десять из десяти. Страйк! Чувствую, как его член пульсирует внутри меня и низ живота наполняется теплом.

В изнеможении, тяжело дыша, он падает рядом на кровать. Моё тело, ещё подрагивает от невероятного напряжения и дикого оргазма. Мы оба мокрые от пота, словно участвовали в бою на ринге. После душа снова упали в кровать. Больше ни на что нет сил ни у одного из нас.

Электричка спешит вернуть меня в мой мир. Мне радостно и больно одновременно. Как долго я смогу жить в двух мирах, не теряя ни один из них. Пока я не готова сделать выбор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дорогие читатели, полную историю Эмили и Макса вы можете почитать по ссылке:

Отрывок из романа "За гранями иллюзий"

Лия

“Иногда одно решение может разрушить всё, что ты так старательно строил, но отказ от него разрушит тебя самого.”

Сначала я решила, что мне это просто показалось. Может, это шум ветра или звук воды в трубах. Но стук повторился — едва слышный, словно тот, кто был за дверью, сомневался, стоит ли нарушать эту тонкую грань. Я замерла, прислушиваясь, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее, выдавая мои истинные эмоции.

Я осторожно встала, опустив ноги в мягкие тапочки, которые не издавали ни звука, и медленно подошла к двери.

— Кто там? — мой голос дрогнул, но я пыталась сохранить спокойствие.

— Это я, Лия, — раздался приглушённый голос Ильи. Спокойный, но в нём звучало то же напряжение, что и внутри меня.

Я задержала дыхание. Все сомнения, что мучили меня весь день, сжались в тугой клубок. Стоило ли открывать? Могу ли я? Но, едва заметив своё отражение в зеркале, я увидела, как блестят мои глаза — смесь страха, ожидания и чего-то ещё, необъяснимого. Сердце уже приняло решение, даже если разум продолжал сопротивляться.

Я потянулась к замку, повернула его и открыла дверь. Он стоял прямо передо мной — напряжённый, но спокойный. Его взгляд, полный сдержанных эмоций, словно пытался понять, что я чувствую. И... все барьеры, которые мы так долго строили, рухнули. Всё, что мы пытались прятать, наконец выплеснулось наружу.

Он шагнул через порог, пересекая грань. Закрыл за собой дверь и остановился на расстоянии вытянутой руки. Его глаза, в которых смешались желание и нерешительность, встретились с моими. Воздух между нами стал электрическим.

— Лия, — тихо произнёс он, словно не хотел разрушить этот момент.

Я чувствовала, как мои пальцы дрожат, но не могла отвести взгляда. Всё внутри меня кричало остановиться, но в то же время тянуло вперёд.

Илья приблизился, его рука скользнула по моей щеке, осторожно, будто он боялся спугнуть меня. Я закрыла глаза, чувствуя, как его тепло обжигает кожу.

Он наклонился, и в следующий миг, его губы обрушились на мои с такой силой, что я едва удержалась на ногах. Это не была нежность, это была жажда, голод, который копился неделями. Зубы стукнулись, но нас это не остановило. Мы потеряли контроль, поглощённые друг другом.

Его руки скользнули вниз, притягивая к себе за бёдра, прижимая с силой к себе. У меня закружилась голова, когда я почувствовала его эрекцию. Одежда мешала, и мы поспешно стаскивали её друг с друга, не заботясь о том, куда она падала.

Мир вокруг перестал существовать. Только мы. Его дыхание обжигало мою шею. Руки дрожали, но я не останавливалась, водила пальцами по его телу: спине, груди, животу, опустилась ниже. Илья застонал мне в рот, с силой сжав ягодицы. И я застонала ему в ответ.

Мы передвигались к кровати, слепо следуя инстинктам. Он сдёрнул одеяло, и мы упали в бездну безудержного желания.

Мои пальцы впивались в его плечи, ощущая, как напряжены его мышцы. Он дрожал, так же как и я. Наши тела переплелись, губы вновь находили друг друга, и в каждом движении, каждом прикосновении была страсть, сдерживать которую не имело смысла.

Всё, что мы так долго срывали, теперь рвалось наружу с такой силой, это было похоже на бурю. Не было времени на раздумья, не было места для сомнений. Только этот момент, когда мы принадлежали друг другу полностью.

Илья вошёл в меня одним резким толчком, и в этот момент мир остановился. Его руки обхватили меня, удерживая крепко, будто я могла выскользнуть, дыхание обжигало шею. Он замер, словно пытаясь удержать нас в этом мгновении, не спеша разрушать его.

Я встретилась с его взглядом, и эти голубые глаза, обычно такие ясные, как морозное зимнее утро, теперь превратились в тёмный, глубокий омут. В них бурлило то же безумие, что и внутри меня. Я видела в них желание, которое невозможно было больше скрывать, и эту жажду, заставляющую забыть обо всём на свете.

– Да, Илья, – сорвалось с моих губ, почти в отчаянии.

– Я люблю тебя, Лия, – прошептал он, и в этих словах не было места сомнению.

Он задвигался, сначала медленно, а потом стал наращивать тем, будто бы все барьеры, которые мы так долго строили, рухнули под натиском этой страсти. Его движения были резкими, почти отчаянными, и каждое из них отзывалось во мне вихрем удовольствия. Я цеплялась за него, впивалась ногтями в спину, словно это могло удержать меня в этом вихре.

Мир вокруг рассы́пался на осколки, как хрустальная ваза, упавшая на пол. Тело дрожало, готовое взорваться от силы эмоций, которые захлестнули меня, как волна, смывающая всё на своём пути. Оргазм накрыл меня вспышкой, яркой, ослепительной, словно фейерверк, который озарил тёмное небо.

Я закрыла глаза, позволяя этой вспышке поглотить меня полностью, раствориться в ней, забыть о боли, страхе, обо всём, что мучило меня раньше. В этот момент существовали только мы.

Когда всё закончилось, я лежала рядом с ним, чувствуя его тёплое дыхание. Илья нежно прикасался к моему лицу, а я ощущала что-то близкое к счастью — пьянящее чувство, будто мир вокруг изменился.

— Лия… — прошептал он, привлекая меня ближе. — Лия, я люблю тебя. Я не могу без тебя. Ты мне нужна. Позволь мне сделать тебя счастливой.

Эти слова согрели моё сердце, но одновременно наполнили страхом. Мы пересекли черту, и теперь всё изменилось. Но могла ли я вернуться назад?

Полностью историю можно читать по ссылке

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Первый раз.

Жарко.

Лето расползается по комнате, как мёд — липко, сладко, неотвратимо.

Окно открыто, но воздух не двигается. Только ленивое и тяжёлое время медленно капает. Шторы чуть покачиваются от редких движений. За окном слышны голоса, лай, стрекот цикад.

В комнате мягкий, обволакивающий свет. Словно уже вечер, но солнце всё ещё цепляется за край неба, как за последнюю мысль. Комната дышит теплом.

Я, не двигаясь, лежу на кровати. Майка прилипла к груди, шорты задрались на бедро, но я не поправляю, пускай. Всё тело налито солнцем, воздух вязкий, чуть сладкий, и от него не укрыться.

Мы вместе уже полгода. Он старше. Спокойный, уверенный. Никогда не торопил, просто терпеливо ждал, что однажды я сама скажу «да».

Я понимала, чего он хочет. И чувствовала, что я тоже. Сегодня мне исполнилось восемнадцать. И теперь больше не нужно ничего объяснять.

Никаких “ещё рано”, никаких “я не готова”. Всё давно решено. Просто внутри это зрело — медленно, как лето. А теперь я чувствую каждой клеткой: я готова.

Дело не в цифрах в паспорте, дело в том, что созрело внутри. Это про то, что я хочу, чтобы он стал первым. Не просто вошёл в меня, а сделал своей. Чтобы больше никогда не чувствовать себя ничьей.

Жду. Мне не страшно, внутри меня дрожь и тянущее желание близости.

Стихает шум воды в ванной. Щёлкает выключатель.

Свет в комнате словно меняется. Становится теплее, как будто сам воздух отзывается на его появление. Полотенце на бёдрах, капли стекают по телу, по ключицам и животу, исчезая в складках ткани. Замечаю знакомый шрам на левом боку живота – след от детской травмы, о которой он рассказывал. Движения спокойные, привычные. Не спешит. Он красив. И я замираю, будто вижу его впервые.

Сколько раз он держал меня за руку, гладил по волосам, шептал что-то на ухо. Но сейчас всё по-другому.

Я не отвожу взгляда. Не прячусь. Хочу, чтобы видел, как я смотрю. Хочу, чтобы знал, чего я хочу.

Подходит ко мне, и от его близости воздух становится плотнее, тяжелее, напряженнее.

Садится рядом. Привычным жестом поправляет волосы. Я знаю, он волнуется, хоть и не показывает. Матрас чуть пружинит под весом. Он совсем рядом.

Сердце стучит в горле. В животе вспыхивает тепло, то самое щекочущее, которое кажется роем бабочек. Они машут крылышками, бьются внутри, им тесно.

Я чувствую: всё во мне ждёт. Всё тянется навстречу.

Он смотрит мне в глаза, и я не могу отвести взляд.

Губы пересохли. Дыхание сбилось, как будто я не просто лежу, а бегу, но не ногами, а телом, к этой секунде.

Он наклоняется. Я ощущаю его дыхание, внутри себя, оно проходит через грудную клетку к самому сердцу.

Теплая, уверенная ладонь ложится мне на щёку. И всё внутри сжимается — грудь, живот, бёдра.

— Боишься?

Я не могу говорить. Киваю. Потом медленно качаю головой. Мне и страшно и не страшно одновременно. Страшно, потому что впервые. Не страшно, потому что с ним. Он всё понимает.

Он произносит моё имя так, как никто другой – мягко, растягивая гласные, будто пробует его на вкус:

— Лииикааа! Уверена?

— Да, — шепчу почти безмолвно.

Это «да» — мягкая и теплая волна, будто внутри кто-то расправляет крылья.

— Хочешь?

— Хочу, — я улыбаюсь сейчас только ему.

Он неспешно целует меня. Словно целует не губы, а всё, чем я стала за это время. И я больше не ничья. Поцелуй становится глубже. Он словно пытается дотронуться до самой сути не телом, а душой.

Я чувствую это. Волна жара поднимается от шеи к щекам, опускается к груди, разливаясь по животу. Легкие, теплые, как дыхание, пальцы скользят по щеке, спускаются к шее. Кожа вспыхивает под ними. Они не просто касаются, они зажигают.

Он проводит по ключице, и я вздрагиваю от переполненности, от предвкушения, мне не страшно. Опускается ниже. Цепляет бретельку пальцами. Кожа будто кричит от острой оголенности, и всё во мне просыпается.

Майка соскальзывает с плеч, обнажая грудь. Я чувствую, как соски напрягаются под его взглядом. Дрожь накатывает, волна за волной.

Он не спешит, слушает, как я дышу, как жду. Его губы нежно обхватывают сосок, пробуя, не слишком ли остро.

Я резко вдыхаю. И этот вдох уже стон, вырвавшийся сам.

Каждое его движение, как вспышка, пульсирующая внизу живота, в груди, между ног. Я разлетаюсь и не знаю, как собрать себя обратно. Он целует медленно, по кругу, и я выгибаюсь навстречу. Тело двигается само. Хочет большего. И я позволяю ему хотеть.

Он проводит ладонью по животу, чуть выше лобка. Там жар, все горит. Малейшее касание, и я сжимаюсь.Он знает каждую точку. И нажимает на них, точно, но мягко. Пальцы захватывают резинку шорт. Стягивает их вместе с трусиками.

Воздух касается разгорячённой кожи, покрываюсь мурашками. Я раскрываюсь, я настоящая и в этот момент любима. Он раздевает не тело, а душу.

Наклоняется и целует низ живота. Я — сплошной пульс. Растворяюсь в нём, в себе и в этом мгновении.

Он осторожно разводит мои бёдра, словно ждет ответа. А я не сопротивляюсь. Я тянусь, хочу, поддаюсь.

Пальцы осторожно скользят по внутренней стороне бедра. Но каждое касание, как электрический разряд. Я замираю. Дыхание сбивается.

Едва касается нежных складок между ног, словно пробует температуру. Я прикусываю губу, запрокидываю голову, выгнув спину.

— Какая ты влажная, маленькая, — шепчет он. Пальцы замирают перед входом.

Я хочу, чтобы он продолжал. Чтобы не останавливался. Он наклоняется, его язык касается клитора. Сначала лёгкие, почти невесомые движения. Пальцы вновь оживают, массируют, вдавливают, отпускают.

— Девочка моя, какая ты сладкая…

Мой звук — не голос, а выдох, сдавленное «да». Всё тело дрожит. Я больше не лежу. Я лечу. Меня уносит. Низ живота сжимается в тугой узел, готовый разорваться.

Его язык увереннее скользит по клитору вверх, вниз, кругами. Чуть всасывает и снова отпускает. Пальцы становятся смелее, растягивают то, что всё ещё преграда между нами. Я двигаю бёдрами, стараясь поймать такт его языка, удержать движения, от которых мне безумно хорошо. Чтобы он задержался чуть дольше, чтобы я могла…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Всё во мне кричит: «сейчас», «ещё», «будь со мной». Крик вырывается, прежде чем я успеваю его удержать. Я не стесняюсь. Я разлетаюсь.

Он поднимается. Смотрит. В его глазах нежность и что-то ещё.

— Вот ты, такая! Настоящая, живая, моя девочка!

Он скользит пальцами по щеке, словно подтверждая моё согласие.

— Готова?

Я киваю. Не могу говорить. Слова не нужны. Я вся — согласие.

Он нависает сверху. Я вижу, как напряглись мышцы его рук. Он сдерживается, боится сделать больно. Чувствую его член у себя между ног, он большой и горячий. Головка давит на тот барьер, который ещё сопротивляется, мешает нам слиться вместе. Он делает толчок, вжимает меня в матрас. Я вскрикиваю от яркой вспышки боли, но не отстраняюсь, не вырываюсь, я просто покоряюсь. Позволяю ему войти в меня до конца, не просто взять меня, а стать частью. Тело принимает его. Как будто создано именно для этого.

И больше нет боли. Нет страха. Только полнота. Только он внутри. Я обвиваю его бёдра ногами. Он начинает двигаться. Ритм как дыхание. Как музыка. Я теряюсь в нём, в себе, в каждом толчке. Он держит меня за руку. Целует в висок. Шепчет моё имя.

А я просто есть.

Оргазм накрывает быстрее. Тело — сплошное чувство.. Напряжение растёт, и когда волна доходит, я не сжимаюсь — я раскрываюсь.

Он замедляется. Дыхание сбивается. Последний толчок, и он замирает. Я чувствую, как его член пульсирует, выплескивая в меня своё желание. И этим — делает своей.

Он не уходит. Не встаёт. Не отстраняется. Просто остаётся. Кожа к коже. Тепло рядом. Гладит мои волосы.

— Спасибо, — шепчет.

А я думаю: нет, спасибо тебе. За то, что теперь я не ничья.

Отрывок из мини романа "Там, где меня не было"

Под луной Позитано. Глава 1.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда привычная любовь перестаёт будоражить, искра может вспыхнуть там, где меньше всего ждёшь…

Я лежала на кровати, уставившись в потолок. Андрей, мой муж, тяжело дышал рядом, всё ещё не отошёл от нашего «секса». Если это вообще можно так назвать. Всё было, как всегда: он старался, я делала вид, что мне хорошо, но в этот раз даже притвориться не смогла. Ни искры, ни жара — только пустота.

Андрей повернулся ко мне, его глаза были полны беспокойства.

— Малышка, что не так? — спросил он и погладил меня по плечу. — Может, попробуем что-то новое? Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Я вздохнула. Чувствовала себя виноватой. Андрей был заботливым, любящим, всегда с цветами и милыми записками. Но в постели… будто всё умерло.

«Я сама не понимаю почему, — думала я, уткнувшись в подушку. — Ведь раньше всё было хорошо. Я таяла в его руках, задыхалась от прикосновений. А теперь? Всё стало предсказуемо. Будто я знаю каждый его шаг заранее: вот он поцелует, вот погладит, вот положит руку… и больше это не будоражит. Андрей вроде всё тот же — добрый, внимательный, старается. Но я больше не чувствую того удовольствия, что раньше. Почему? Во мне дело? Или в нём? Или мы просто выгорели вместе?»

— Не знаю, Андрюш, — пробормотала я вслух, натягивая одеяло до подбородка. — Просто… не заводит.

Он нахмурился, но не обиделся. Только крепче обнял.

— Мы разберёмся, Лиза. Может, тебе отдохнуть надо? Съездить куда-нибудь?

Я кивнула, хотя внутри сжалось. Как сказать ему, что я сама не знаю, чего хочу? Что люблю его, но в постели чувствую себя как выключенный прибор. И это жрёт меня изнутри.

На следующий день я сидела с Настей в нашем любимом кафе на Патриарших. Она, как всегда, была в ярком платье и с энергией, которой хватило бы на пол-Москвы. Пока я ковыряла вилкой салат, Настя уже третий раз наполняла бокал просекко.

— Так, выкладывай, — потребовала она, щёлкнув ногтем по бокалу. — Что у вас с Андреем? Ты выглядишь так, будто тебя неделю держали на сухарях.

Я вздохнула.

— Насть… я не понимаю. Всё вроде хорошо. Андрей всё тот же — заботливый, внимательный, никогда не забывает цветы. Но в постели… как будто ничего не чувствую. Он прикасается — а во мне тишина. Раньше я в его руках просто таяла, а теперь… не знаю. Всё стало предсказуемо, я будто заранее знаю сценарий. И он не заводит.

Настя покачала головой, закатывая глаза.

— Лиза, милая, это диагноз — «скучно».

— Да при чём тут скучно, — возразила я. — Я сама не понимаю, что произошло. Он же старается. Но я… я будто отключилась. И от этого мне ещё хуже — потому что я не могу объяснить, что со мной.

— Всё просто, — Настя снова отпила просекко. — Ты устала. И тебе нужна встряска.

— Какая ещё встряска? — буркнула я.

— Элементарно! — она подалась вперёд. — Слетай куда-нибудь одна. В Италию, например. Найди себе горячего парня, натрахайся от души и вернёшься другой. Это как перезагрузка!

Я чуть не поперхнулась кофе.

— Насть, ты с ума сошла? Я же замужем! Я люблю Андрея. У нас всё хорошо… ну, кроме этого. Как я могу?

Она махнула рукой, будто я сказала что-то детское.

— Любить мужа — это одно. А почувствовать себя живой — другое. Никто не говорит изменять в открытую. Просто флиртанёшь, почувствуешь себя желанной. Это как спа для души.

Я закатила глаза.

— Спа, говоришь? Ну да, а потом развод, алименты и я с чемоданом на выход.

— Перестань! — Настя отмахнулась. — Я серьёзно. Италия, Лиза! Амальфитанское побережье, вино, танцы, лимончелло… Итальянцы ведь мастера любви. Вот увидишь: вернёшься — будешь сиять, как богиня.

Я засмеялась, но её слова попали в цель. Внутри что-то дрогнуло. Может, она права? Может, мне и правда нужно вдохнуть другой воздух, чтобы снова почувствовать себя… Лизой?

— Италия, говоришь… — пробормотала я, теребя салфетку. — И что, прям взять и улететь?

— Прям взять и улететь, — подмигнула Настя. — Позитано, лимончелло, горячие итальянцы. Андрей даже спасибо скажет — вернёшься обновлённой.

Я покачала головой, но уже чувствовала, как где-то внутри загорается искра. Италия. Почему бы и нет.

Дорогие мои читатели, спасибо, что вы со мной. ???? У меня вышел второй сборник эротических рассказов о любви и страсти. Если вам близки мои истории, приглашаю заглянуть туда. Не забудьте добавить в библиотеку, чтобы не потерять и быть вместе со мной дальше.

-

Под луной Позитано. Глава 2.

Иногда достаточно одного взгляда, чтобы почувствовать себя снова живой.

Позитано встретил меня жарой, запахом лимонов и морем, которое сверкало, как жидкое золото. Я прилетела одна, с чемоданом и лёгким трепетом: “А что, если Настя права? А вдруг Италия и правда встряхнёт меня?” В Москве я оставила Андрея, его грустные глаза и нашу спальню, где всё стало таким… пресным. Здесь, в этом городке с цветными домиками на скалах, я чувствовала себя живой. Может, это лимончелло, который я пила в самолёте, или жара, от которой сарафан лип к коже, но внутри что-то шевелилось. “А вдруг я снова почувствую себя женщиной?”

Я сидела в ресторане на набережной, где пахло базиликом и морем. Передо мной стояла тарелка с домашней пастой — тальятелле с креветками, — а бокал кьянти искрился в свете фонарей. Я теребила край салфетки, думая: “Лиза, ты правда здесь? Одна, в Италии, ради… чего? Чтобы найти себя? Или чтобы доказать, что ещё могу гореть?”

Из кухни вышел парень — высокий, с тёмными кудрями, закатанными рукавами рубашки и улыбкой, от которой моё сердце споткнулось.

— Для самой красивой девушки в Позитано, — сказал он, ставя передо мной брускетту с помидорами. Его акцент был тёплым, как летний вечер. — Как тебя зовут, bella?

— Лиза, — ответила я, чувствуя, как щёки горят. — А ты… повар и мастер комплиментов?

Он засмеялся, вытирая руки о фартук.

— Лука. И я только начинаю, Лиза.

Его взгляд скользнул по мне — не нагло, но так, что я почувствовала себя голой. “Ох, Лиза, что ты творишь? Ты же замужем. Но… разве это преступление — просто улыбнуться?” Я отхлебнула кьянти, пытаясь успокоить внутренний голос, который шептал: “А вдруг это и есть та встряска?”

В этот момент в ресторан вошёл другой парень — худощавый, с лёгкой щетиной и мольбертом под мышкой. Его глаза были глубокими, как море за окном, и он кивнул Луке, будто они старые друзья. Или… соперники? Он сел за мой столик, даже не спрашивая, и улыбнулся.

— Лиза, да? — сказал он, его голос был мягким, как бархат. — Я Маттео. Позволь мне нарисовать тебя. Ты — как картина, которую я давно искал.

Я засмеялась, но внутри всё перевернулось. “Серьёзно? Два итальянца за пять минут? Это что, Настя наколдовала?” Лука прищурился, глядя на Маттео, и я уловила лёгкую искру — будто они уже соревновались. Но не за стол, а за меня.

— Маттео всегда так говорит, — подмигнул Лука, подливая мне кьянти. — Но я готовлю лучше, чем он рисует. Попробуй мою пасту, Лиза, и скажи, кто прав.

Маттео закатил глаза, но его рука случайно — или не случайно? — коснулась моей, когда он придвинул тарелку с оливками.

— Еда кормит тело, а искусство — душу, — сказал он, и его пальцы задержались на моём запястье чуть дольше, чем нужно. — Пойдём с нами на вечеринку у моря, Лиза. Там музыка, танцы, звёзды… и мы.

Я замерла, чувствуя, как их взгляды — Лука с его дерзкой страстью, Маттео с его нежной глубиной — разрывают меня на части. “Лиза, ты с ума сошла? Ты же просто хотела поужинать! А что, если… это и есть то, чего тебе не хватало?” Я отхлебнула лимончелло, которое Лука поставил передо мной, и его сладкий жар смешался с жаром в моём теле.

— Хорошо, — сказала я, сама не веря своей смелости. — Пойдём.

Лука улыбнулся, как победитель, а Маттео сжал мою руку, шепнув:

— Ты не пожалеешь, bella.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Под луной Позитано. Глава 3.

Может ли измена стать путём к прощению?

Я шагала за Лукой и Маттео по узким каменным улочкам Позитано, чувствуя, как сердце стучит в ритме мандолины, которая уже доносилась с пляжа. “Лиза, ты серьёзно идёшь с двумя итальянцами, которых знаешь пять минут? — крутилось в голове. — Это что, твой план “встряхнуться”? Ну, браво, девочка, ты явно чемпион по спонтанности!” Я хихикнула про себя, поправляя сарафан, который лип к коже от жары. Лимончелло из ресторана всё ещё грел кровь, а взгляды Луки и Маттео — один дерзкий, другой бархатный — заставляли меня чувствовать себя… желанной? “Ох, Лиза, не переоцени, это просто Италия, тут все так смотрят. Или нет?”

Пляж был как из кино: фонари горели вдоль берега, море шуршало, а толпа танцевала под музыку — смесь мандолины, гитары и современных битов. Запах соли мешался с ароматом лимонов и тирамису, который кто-то разносил на подносах. Лука, с его кудрями и закатанными рукавами, протянул мне бокал кьянти, его пальцы слегка задели мои.

— За твои глаза, Лиза, — сказал он, чокаясь, и его взгляд был как выстрел. “Боже, он что, всегда такой? — подумала я. — Или я правда так хороша в этом сарафане?” Я улыбнулась, пытаясь не краснеть, и отхлебнула вино, чувствуя, как оно обжигает горло.

Маттео, стоявший рядом, вдруг взял меня за руку и потянул в танец.

— Тарантелла, Лиза, — шепнул он, его голос был мягким, но в нём чувствовалась искра. — Двигайся, как будто море в тебе.

Я засмеялась, чувствуя себя слегка нелепо. “Тарантелла? Лиза, ты же в последний раз танцевала на корпоративе, и это был позор!” Но Маттео вёл уверенно, его рука лежала на моей талии, а другая — чуть ниже, чем нужно. Его прикосновения были лёгкими, почти невесомыми, но от них по коже бежали мурашки. Лука присоединился сзади, его грудь касалась моей спины, и я вдруг оказалась между ними — в ритме танца, в жаре ночи, в их взглядах. “Ох, Лиза, это точно не твой обычный вечер в Москве. А что, если Андрей узнает? А что, если… тебе плевать?”

Музыка ускорилась, и я кружилась, смеясь, пока Лука не подхватил меня, закружив в воздухе. Его руки были сильными, а улыбка — чертовски опасной.

— Ты танцуешь, как итальянка, — сказал он, ставя меня на песок, но не отпуская. Его пальцы скользнули по моему плечу, и я почувствовала, как тело оживает — впервые за… сколько? Год? Два?

Маттео, не отставая, поднёс мне ложку тирамису, слизнув крем с края, прежде чем дать мне попробовать.

— Сладкое для сладкой, — сказал он, и его глаза блестели, как море под луной. “Серьёзно, Маттео? Это что, теперь я должна растаять? — подумала я, но всё-таки взяла ложку, чувствуя, как крем тает во рту, а его взгляд — на моих губах. — Лиза, держи себя в руках. Или… не держи?”

Вдруг телефон в моей сумке завибрировал. Я вытащила его, и, конечно, это была Настя. Я отошла чуть в сторону, чувствуя, как Лука и Маттео обмениваются взглядами за моей спиной — будто они делили что-то, но не спорили.

— Лиза, ну что, подруга? — голос Насти был полон смеха. — Уже поддалась итальянской магии? Нашла себе жгучего любовника?

Я покраснела, бросив взгляд на Луку и Маттео, которые теперь стояли ближе, переговариваясь и посмеиваясь. “Чёрт, Настя, ты как всегда вовремя! — подумала я. — И как ты угадала? Причём, кажется, сразу двоих!”

— Насть, я… просто танцую, — пробормотала я, но мой голос выдал всё.

— Танцуешь? Ха! Я же говорила — Италия тебя встряхнёт! Рассказывай, сколько парней уже влюбились? Двое? Трое? — она хохотала, и я закатила глаза, но не могла не улыбнуться.

— Двое, — призналась я шёпотом, чувствуя, как щёки горят. — И они… ну, знаешь, такие… разные.

— Ого, Лиза, ты там королева! — Настя чуть не визжала. — Давай, кайфуй, но потом всё расскажи!

Я отключилась, возвращаясь к парням. Лука подмигнул Маттео, и я уловила лёгкую искру — будто они делили шутку, которой я не знала.

— Лиза, — сказал Лука, его голос стал ниже, — у нас есть вилла на холме. Там вино, звёзды… и мы. Пойдёшь?

Маттео добавил, его рука коснулась моей:

— Мы сделаем эту ночь такой, что ты забудешь всё, bella.

“Лиза, ты точно с ума сошла, — подумала я, но тело уже отвечало за меня. — Два итальянца, одна ночь, и… что, если это именно то, чего тебе не хватало?” Я кивнула, чувствуя, как сердце стучит в ритме тарантеллы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Под луной Позитано. Глава 4.

Одна ночь в Позитано — шаг от предательства к освобождению.

Мы поднимались по извилистой тропинке к вилле, и Позитано сверкал внизу, как россыпь драгоценностей. Лука шёл впереди, его рубашка развевалась на ветру, а Маттео держался рядом, его пальцы иногда касались моей руки, будто случайно. “Лиза, ты точно с ума сошла, — думала я, чувствуя, как сердце колотится. — Два итальянца, вилла, ночь… А что, если Андрей узнает?” Но тело отвечало иначе — кожа горела от их взглядов, от жары, от лимончелло, которое всё ещё кружило голову. “А что, если это моя единственная ночь быть не Лизой-женой, а просто… Лизой?”

Вилла была как из сказки: белые стены, увитые виноградом, терраса с видом на море, стол с кьянти, оливками и тирамису. Где-то вдалеке играла мандолина, её звуки смешивались с шумом волн. Я вдруг почувствовала себя потерянной — чужая страна, чужие мужчины, чужие правила. “Я здесь одна, — мелькнуло в голове. — Свободная. Но… одинокая?” Я тряхнула головой, отгоняя мысли. “Лиза, не порти ночь. Ты же хотела встряхнуться, правда?”

Лука разлил вино, его улыбка была дерзкой, но я заметила, как он бросил быстрый взгляд на Маттео, будто проверяя, не слишком ли тот близко ко мне. Маттео, наоборот, был спокоен, но его глаза следили за каждым моим движением. “Они что, соревнуются? — подумала я, хихикнув про себя. — Лиза, ты теперь приз в итальянском дерби? Браво, девочка, ты явно умеешь вляпаться!”

— Лиза, попробуй, — Лука поднёс мне ложку тирамису, его пальцы коснулись моих губ, когда он слизнул крем с края. Его взгляд был как огонь. — Сладкое делает ночь лучше, bella.

Я засмеялась, но внутри всё сжалось. “А вдруг я разрушу всё с Андреем? — подумала я, пробуя тирамису. — Просто этим… моментом?” Но вкус крема, смешанный с его взглядом, был слишком хорош.

Маттео сел ближе, его рука легла на моё колено, и он прошептал:

— Ты как море, Лиза. Спокойная, но внутри — буря. Позволь нам её увидеть.

Я замерла, чувствуя, как их близость разрывает меня. Лука — страстный, как летний зной, Маттео — нежный, как морской бриз. “Лиза, ты не можешь выбрать, — шептал внутренний голос. — И… может, не надо?” Я заметила, как они переглянулись — не просто друзья, а будто старые соперники, делящие что-то важное. Лука прищурился, Маттео ответил лёгкой улыбкой, и я вдруг поняла: они двоюродные братья, и эта игра у них не первая. “Ох, Лиза, ты попала в семейную драму? Или в семейный праздник?”

Мой телефон завибрировал, и я чуть не подпрыгнула. Андрей. Конечно, кто ещё? Я отошла к перилам террасы, стараясь не смотреть на парней, которые теперь переговаривались по-итальянски, бросая на меня взгляды.

— Лиза, любимая, всё хорошо? — его голос был мягким.

Я покраснела, чувствуя, как Лука и Маттео смотрят на меня. “Боже, какая же я дрянь!”

— Дорогой, я… просто пью вино, — соврала я, но голос дрожал. — И танцую с новыми друзьями –– парой, с которой я познакомилась сегодня. Всё нормально.

“Как же мастерски я вру, хотя, почему вру? Их же двое, значит пара…”

— Отлично, отдохни как следует, возвращайся домой полная сил. Люблю, малыш, целую.

— И я тебя, — ответила я и повесила трубку, чувствуя, как щёки горят.

Лука подошёл, протягивая бутылку оливкового масла. Я уже хотела было сказать, что мне нужно идти, а потом вспомнила, как застала в офисе Андрея, целующегося с секретаршей… Он клялся, что это был всего лишь один поцелуй, но почему-то я не верила. С того момента в нашей постели воцарилась тишина. “В конце концов, он позволил себе поцелуй, а я? Разве я не имею права хотя бы на один шаг в сторону?”

— На вилле есть кое-что особенное, — сказал Лука, его голос стал ниже. — Массаж. Ты пробовала итальянский?

Маттео улыбнулся, его рука скользнула по моему плечу.

— Мы сделаем так, чтобы ты забыла всё, Лиза, — добавил он, и его пальцы были тёплыми, как камни Позитано.

Я кивнула, чувствуя, как желание борется с совестью, и пошла за ними в комнату, где пахло оливками и звёздами.

Свет фонарей отражался на белых стенах, и я почувствовала, как сердце стучит так громко, что, кажется, его слышно даже в Позитано. Лука поставил на стол бутылку масла, его кудри блестели в полумраке, а улыбка была такой дерзкой, что я чуть не забыла, как дышать.

— Лиза, доверься нам, — сказал он, его голос был низким, как гул моря. — Итальянский массаж — это как вино: сначала пробуешь, потом не можешь остановиться.

Маттео взял мою руку и мягко подвёл к дивану, покрытому белыми простынями. Его взгляд был внимательным, но полным жара.

— Расслабься, bella, — шепнул он, и его дыхание коснулось моего уха. — Мы сделаем так, чтобы ты почувствовала себя королевой.

«Королевой? — усмехнулась я про себя, чувствуя, как щеки горят. — Я же просто Лиза из Москвы, которая когда-то застала мужа с секретаршей и с тех пор живёт с пустотой. Может, если я окажусь на его месте, я пойму, как это — переступить. Может, даже смогу простить. Или хотя бы перестану мучить себя».

Лука подошёл ближе, его пальцы легли на мои плечи и легко скользнули вниз, снимая бретельки сарафана. Я замерла, смутилась, но не остановила его. Ткань мягко соскользнула по телу, и я почувствовала, как вечерний воздух коснулся кожи. Они помогли мне лечь на живот.

Масло было тёплым, с лёгким ароматом трав. Лука разогрел его в ладонях и уверенно разминал мою спину, разгоняя напряжение. Я выдохнула, но вместе с облегчением пришёл другой жар. Маттео устроился рядом, его ладони легли на мои бёдра, двигаясь медленно, дразняще, выше и выше.

«Ох, Лиза, это уже не массаж, — подумала я, кусая губу. — Это… что-то большее. Но если он имел право на свой поцелуй с ней, то, может, я имею право хотя бы на эту ночь? Пусть однажды и я перестану чувствовать себя преданной».

Лука наклонился, его губы коснулись моей шеи, и я задрожала, когда он прошептал:

— Ты красивая, Лиза.

Маттео поднял взгляд, его пальцы замерли у края белья.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И сильная, — добавил он, и его голос был как мандолина — мягкий, но цепляющий.

Под луной Позитано. Глава 5

Я лежала на животе, вжавшись щекой в подушку, пока их руки скользили по телу. Лука был у головы, его пальцы массировали мои плечи, гладили шею, перебирали волосы. Иногда он целовал в затылок, в ухо. Его прикосновения были как у любовника, но терпеливого, выжидающего.

А Маттео был сзади. Он медленно снял с меня трусики, и прохладный воздух коснулся моей нагретой кожи. Его ладони легли на внутреннюю сторону бёдер, скользнули вверх, почти касаясь самого пульсирующего места… и снова отступили. Он знал, что делает. Он играл.

Я застонала.

«Маттео…» — сорвалось с губ.

Всё тело было в ожидании, и они это чувствовали. Лука наклонился к уху и прошептал:

— Мы тебе дадим всё. Просто доверься.

Они перевернули меня на спину. Лука приподнял мою голову, подложил подушку, устроил удобнее. Его пальцы уже были на груди, поглаживали соски, мягко сжимали и отпускали. Я выгибалась навстречу, как кошка, требуя ещё.

Маттео был в ногах. Его глаза тёмные, почти чёрные, и в них светилось голодное удовольствие. Он медленно опустился на колени между моих ног, а я, не отрывая взгляда, потянулась к Луке, нащупала ремень, расстегнула молнию, и, как только моя ладонь обхватила его член, он резко дёрнулся, толкнулся мне в ладошку.

Боже, какой он твёрдый. Какой красивый…

И в этот момент Матео наклонился.

Его язык коснулся меня так точно, остро, как вспышка молнии. Сначала одно движение, круговое. Потом второе — более глубокое, вдоль всего. А потом палец — горячий, скользкий, вошёл в меня, и я не сдержала крика. Моё тело выгнулось. Моя рука, держащая Луку двигалась в том же темпе, что язык Маттео. Как будто мы все трое были соединены каким-то одним общим импульсом, одной вибрацией.

— Чёрт… Лиза… — выдохнул Лука, а я сжала его сильнее.

Маттео вторым пальцем прижал точку внутри, язык ускорился, и всё, больше я не держалась.

Оргазм накрыл, как волна. Как шторм. Я кричала, забыв, где нахожусь. Тело подбросило вверх, и всё внутри взорвалось от этого дикого, почти унизительно-сладкого чувства, когда ты полностью принадлежишь им.

Когда я открыла глаза, тяжело дыша, Лука смотрел на меня, прикусив губу. Его член всё ещё пульсировал в моей руке. Маттео поднял голову, провёл языком по губам и улыбнулся.

— Добро пожаловать, bella. Это только начало

Я ещё не до конца пришла в себя, когда Лука наклонился ко мне, нежно целуя шею, потом легко и неторопливо в губы. Его ладони гладили мои бёдра, живот, грудь, как будто заземляли после бури. Маттео тоже не спешил. Он положил ладонь на мой лоб, провёл пальцами по волосам, словно успокаивая.

Я чувствовала, как тело дышит буквально, физически. Горячее, возбуждённое, живое.

Лука фыркнул, глядя на Маттео, который всё ещё был в одежде:

— Fratello, ты один здесь в костюме. Может, снимешь уже свои шмотки, а то нам неловко?

Маттео усмехнулся, поднялся и медленно начал раздеваться. Снимал всё с театральной грацией, и я поймала себя на том, что жадно раздеваюсь взглядом вместе с ним.

Когда он снял брюки, я невольно прикусила губу.

Боже…

У него был идеальный член. Чуть длиннее, чем у Луки, и такой же красивый, напряжённый, венозный, с гладкой блестящей головкой, которая почти светилась на фоне загорелой кожи. Они действительно были как близнецы — созданные, чтобы сводить с ума.

Маттео взял флакон с маслом, налил немного на ладонь, а потом начал размазывать по моей груди, сначала медленно, круговыми движениями, подогревая масло и меня заодно. Кожа покраснела, соски напряглись, а дыхание снова сбилось.

Он сел сверху, устроившись так, чтобы его бёдра обхватывали мои рёбра, и зажал член между моих грудей.

— Зажми его для меня, bella.

Я подняла руки и сомкнула грудь, ощущая, как скользит между ними его плоть. Маттео начал двигаться. Медленно. Ритмично.

Головка влажная, блестящая, тёмно-розовая.то пряталась, то появлялась между грудей. Я смотрела, не в силах оторвать глаз, и чувствовала, как внутри снова начинает пульсировать.

Я видела, как напрягаются его мышцы — живот, грудная клетка, шея. Капельки пота блестели на коже. А потом…

Я почувствовала между ног Луку.

Он встал на колени, подтянул мои бёдра к себе. Прикоснулся едва-едва, словно воздухом. Его пальцы прошли по чувствительной коже, и я уже знала, мне не нужно много. Я снова была готова.

Я подалась вперёд, молча умоляя — ну же, Лука… давай…

Он медлил. Дразнил.

— Ты ещё хочешь? — прошептал.

Я застонала и кивнула.

Маттео сжал мои груди сильнее, усилив давление. Его член скользнул между ними, и я задохнулась от того, насколько это выглядело… пошло и возбуждающе.

Лука вошёл в меня.

Не резко, медленно, но глубоко. И когда он оказался во мне полностью, я вскрикнула. Моё тело было снова охвачено жаром, и всё смешалось — член между грудей, член внутри, пальцы на клиторе, их дыхание, моя кожа, их стоны, моя дрожь.

Маттео наклонился, его рука скользнула по моему лицу, и он сказал:

— Ты хочешь взять меня в рот, правда?

Я судорожно кивнула.

— Но ты должна потерпеть… Пока мы не решим, что ты готова ко всему сразу.

— Я хочу взять тебя в рот, — прошептала я, глядя на Маттео снизу вверх, — но не хочу, чтобы ты кончил… ещё не сейчас.

Он усмехнулся, провёл пальцами по моим губам, а я раздвинула их, впуская его внутрь.

Мой язык скользнул по его головке, медленно, будто пробуя вкус впервые. Я смотрела в его глаза, а он в мои, напряжённый, сдержанный, как будто стоял на краю, но держал себя в руках. Его пальцы обхватили мои волосы, двигаясь в такт.

Между ног Лука продолжал двигаться внутри меня, его толчки становились глубже, и одновременно с этим его большой палец снова нашёл клитор, надавил, я выгнулась, застонала, и как только начала терять контроль, Маттео мягко выскользнул из моего рта.

— Cum for us, bella, — выдохнул он, целуя меня в висок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Оргазм ударил, как током. Я кричала, вцепившись ногтями в бедро Маттео, пока волны не отпустили меня. Я дрожала, сердце колотилось, а Лука всё ещё был внутри. Он замер, дал мне отдышаться, потом вышел из меня и поцеловал в плечо.

— Пауза, — сказал он. — Вино?

Мы рассмеялись. Кто-то включил музыку. Красное вино заполнило бокалы. Я села между ними на диван, в одной рубашке, волосы растрёпаны, тело ещё трепетало. Лука сидел справа, Матео слева. Их руки снова скользили по моей коже, мягко, лениво, будто рисуя на мне.

Под луной Позитано. Глава 6.

Мы сидели на диване. Я в чьей-то рубашке, которую подобрала с пола. Парни абсолютно голые. Нагота их не смущала. Их члены всё ещё в боевой готовности, ведь пока до пика дошла только я, причем два раза.

Я взяла их обоих в ладони.

Двигаясь вверх-вниз. Чувствуя их вес, напряжение, пульс в каждом. Маттео вздохнул, Лука прикусил губу, посмотрел на меня и сказал:

— Ты просто чертовски красива. Особенно, когда держишь нас обоих, как будто ты командуешь парадом.

— А я и командую, — прошептала я. — Но… может, пора отдать вам инициативу?

Я сползла с дивана, встала на четвереньки. Мягкий ковер под ладонями, вино всё ещё на губах.

Лука встал передо мной. Его член напротив моих губ.

Маттео подошёл сзади, нежно провёл рукой по моей спине и бедру, потом увереннее, хватая за талию. Я почувствовала, как он касается входа, а пальцы снова находят клитор, разминают, подогревают.

Я впустила Луку в рот. Мой язык обвивался вокруг него, губы скользили, щёки впадали от силы втягивания. Он застонал, провёл ладонью по моей голове, не торопясь, двигаясь в такт.

Сзади Маттео вошёл одним толчком, глубоко. Моё тело отреагировало сразу. Я застонала прямо на члене Луки, он отозвался резким толчком, но сдержался. Маттео сжал мои бёдра, ускоряя ритм.

Я была между ними. Боже, я была между ними.

Глотая Луку, ощущая, как Маттео бьётся во мне. Их стоны, их движения — всё в унисон. Мой рот был занят, мой разум — опустошён. Я хотела, чтобы это не заканчивалось. Хотела раствориться в них.

Сначала кончила я. Дрожащая, заливаясь волной жара.

Потом Маттео, с глухим стоном, резким толчком, впившись в мои бока. Он выдохнул, рухнул рядом, поцеловав меня в поясницу.

Лука сдерживался до последнего, но когда я снова посмотрела на него снизу, влажная, растрёпанная, с блестящими губами, он больше не смог.

Он кончил в мой рот, схватив меня за волосы, и я сглотнула всё до последней капли.

Я упала на ковёр, прижавшись щекой к тёплой ткани. Сердце бешено колотилось.

— Лиза, — прошептал кто-то, — ты сдала экзамен на «отлично».

— А вы, — выдохнула я, — два самых сладостных кошмара моей жизни.

Проснулась от чьего-то тёплого дыхания у виска. Сначала подумала, что всё это сон, воспоминание, след ночи, но открыла глаза и наткнулась на взгляд. Лука. Он лежал рядом, подпирая щеку рукой, и гладил меня по волосам. Осторожно, нежно, как будто боялся разбудить окончательно. Его пальцы касались моего лица, щеки, виска, мочки уха, словно рисовали контуры моего тела заново, пытаясь запомнить.

Сзади я ощущала тяжёлое, тёплое тело Маттео, прижавшийся вплотную, одной рукой обнимал за талию, а носом уткнулся прямо мне в шею. Похрапывал негромко, смешно. Я лежала между ними, как между жаркими греющими камнями — расслабленная, обесточенная и при этом наполненная до краёв.

Мне не хотелось двигаться. Хотелось остаться в этом коконе, где время стоит. Где ничего не болит. Где я не жена, не та, что застала мужа в кабинете со Светочкой. Где я просто женщина. Та, у которой была идеальная ночь.

— Доброе утро, — прошептал Лука. Его голос был хриплым, немного севшим, будто он всю ночь шептал моё имя.

Я улыбнулась. Невозможно было не улыбнуться, когда на тебя смотрят так — спокойно, ласково, с тем самым мужским взглядом, в котором ты — самое прекрасное, что он когда-либо видел.

Маттео зашевелился, и я чуть вздрогнула. Его ладонь скользнула с моей талии вниз, на живот, а потом замерла между бёдер, всё ещё прикрытых покрывалом. Он поцеловал меня в шею, пробурчал что-то по-итальянски и замер, как будто пытаясь понять, проснулась ли я тоже.

Проснулась, Маттео. И я всё ещё хочу.

Лука наклонился и нежно поцеловал меня. Его губы медленно, бережно, будто проверяя, здесь ли я, готова ли скользнули по моим. А в это время рука Маттео опустилась между моих ног. Он слегка провёл пальцами по внутренней стороне бедра, затем по самому краю желаемого, не входя, просто… проверяя как сильно я уже горю.

Я задохнулась. Ещё чуть-чуть и я сгорю. Но вместо этого Лука разорвал поцелуй, отстранился, и на мгновение наши взгляды встретились. А потом он повернулся к брату. Они молча переглянулись, и в этом взгляде что-то было. Словно сговор. Или команда. Или обещание.

Я поняла — сейчас будет нечто. Что-то, чего я не знала. Чего, может быть, даже боялась.

Мне стало страшно. И одновременно дико любопытно. Эта смесь выбила почву из-под ног, бросила в дрожь. Я не могла сдержать её. волна возбуждения пробежала по телу, как ток. Всё внутри сжалось в предвкушении.

— Сейчас тебе будет так хорошо, как никогда не было, — прошептал Маттео. Его голос был низким, хрипловатым, немного хищным.

А потом он легко перевернул меня поперёк кровати.

Он лёг сам, устроившись так, что его лицо оказалось ровно на уровне между моих бёдер, а перед моими глазами — его уже напряжённый, красивый член. Я едва успела вдохнуть, как он, ловко подхватив меня под бёдра, поднял и опустил сверху, и мы оказались в позе 69.

Сердце заколотилось бешено, я не могла выровнять дыхание. Маттео чуть подтянул мои бёдра ближе и, не теряя времени, скользнул языком по самому центру моего желания. Мягко. Точно. Ровно туда.

Я застонала, выгнулась, едва не потеряв контроль, но тут же, будто по инстинкту, потянулась губами к его члену. Он был тёплый, твёрдый, гладкий. Я обхватила его губами, медленно погружая в себя, насколько могла. Горячий вкус, солоноватый, почти пьянящий.

Возбуждение нарастало стремительно. Каждая волна от его языка, каждое движение моего рта — сливались в каком-то бешеном, плотском трансе. Мне казалось, я отключилась на мгновение. Всё исчезло — комната, свет, даже Лука.

Потому что то, что Маттео делал своим языком, было за пределами. Это было искусство. Это было безумие.

Но в какой-то момент я почувствовала, как что-то твёрдое, горячее и пульсирующее упёрлось мне в лоно. Головка Луки уверенно касалась входа. Он был там. Прямо у порога. И не спешил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я напряглась, подалась бёдрами назад, не в силах ждать. И только тогда он вошёл.

Осторожно. Глубоко. Медленно.

И когда он начал двигаться внутри меня, а Маттео всё так же ласкал языком, я просто… задохнулась. Это было новым чувством. Безумно новым. Безумно возбуждающим. Один был внутри меня. Второй — на грани, чуть выше лаская меня языком.

Я не знала, что больше доставляет мне удовольствие: как Лука входил в мня… или как Маттео слизывал с меня эту истому.

Лука двигался медленно, почти мучительно, как будто смаковал каждую секунду. Я чуть приподнялась, но Маттео прижал меня обратно, не позволяя оторваться. Его язык продолжал творить что-то безумное с моим телом, с разумом, с каждым нервным окончанием, с каждым дрожащим мускулом. Я судорожно сжала пальцы на его бёдрах, будто пыталась удержаться в реальности.

Лука вошёл глубже. Его руки легли мне на талию, сжимая крепко, властно. Он начал раскачиваться с нарастающей силой, и эта двойная стимуляция вызывала не просто восторг — это было что-то запретное, слишком яркое, слишком дикое, слишком настоящее.

Я застонала, не в силах больше удерживать себя. Звук был приглушён, потому что я всё ещё держала Маттео во рту, почти задыхаясь от этого парадоксального желания: быть полностью отданной обоим. Я ощущала, как тело приближается к грани — быстрой, неотвратимой, как лавина.

— Лиза… — прошептал Маттео между ласками, — не сдерживайся. Дай этому случиться. Полностью.

Лука лишь плотнее вжал меня в себя, резко надавив бёдрами. И я сорвалась.

Оргазм накрыл мгновенно — остро, беспощадно, сжимающе. Тело выгнулось, я забыла, где нахожусь, кто я, кто они. Всё растворилось в одном-единственном ощущении взрыва, волны, яркого света внутри.

Я едва не отключилась, всё ещё чувствуя, как Лука продолжает двигаться во мне, а Маттео мягко проводит языком по всё ещё чувствительному клитору, будто растягивая мою агонию удовольствия. Я с трудом отпустила член Маттео, тяжело дыша.

— Офигеть… — выдохнула я, не узнавая своего голоса. — Я… что это вообще было?..

Они не ответили. Только переглянулись, и я снова почувствовала, как накатывает. Потому что это была только первая волна.

Лука продолжал двигаться, чуть сбившись с дыхания, а Матео, чуть подняв голову, усмехнулся и провёл рукой по моей пояснице, как бы говоря: «Держись, девочка». Лука ускорился. Его толчки стали резче, резонируя в моём теле, словно удары сердца, и я чувствовала, как он приближается. Его пальцы нашли мой клитор, и я сдалась, растворилась снова. Меня сотрясла вторая волна, и почувствовала, как Лука напрягся, резко вдохнул и кончил.

Маттео не стал ждать. Он освободился из-под меня, лёг рядом, облизал губы и, встретившись взглядом с Лукой, как-то без слов дал понять: «Моя очередь». Лука чуть отступил, и Матео подтянул меня к себе. Он сел, подтянул меня к себе сверху и опустил на свой член.

Я села на него, с силой опускаясь, чувствуя, как он заполняет меня. Его руки легли мне на талию, направляя, управляя. Я наклонилась к нему, прижимаясь грудью, и он тут же взял сосок в рот. Лука подошёл сзади, обхватил нас, провёл рукой по моей спине, скользнул между ног, и я снова застонала.

Мы двигались втроём, не спеша. Не спеша! После этой ночи с наслаждением, с лаской, с ощущением, будто эта близость уже не просто страсть, а что-то более… настоящее. И когда Маттео напрягся подо мной, и я почувствовала, как он кончает, сжав меня в объятиях, я закрыла глаза и выдохнула.

Дорогие читатели, приглашаю вас заглянуть в свой второй сборник "Тени желаний" . Там уже вышел четвертый рассказ.

Под луной Позитано. Глава 7

Я сидела в самолёте, глядя в иллюминатор, где облака были такими же пушистыми, как тирамису на вилле в Позитано. Моя кожа всё ещё пахла оливковым маслом, а в голове крутились Лука и Маттео — их руки, губы, взгляды, которые разрывали меня на части.

«Лиза, ты изменила Андрею, — шептал внутренний голос. — Но… чёрт возьми, я снова жива».

Я хихикнула, теребя шёлковый платок, который Маттео и Лука подарили перед отъездом. Он всё ещё хранил их аромат — травы, море, жар кожи. «Браво, Лиза. Ты улетела за встряской, а вернулась другой. Но что теперь делать с Андреем?»

Самолёт гудел, а моё тело, пробуждённое итальянской ночью, не хотело успокаиваться. Я поднесла платок к лицу, вдохнула его запах и почувствовала, как жар возвращается. «Ты точно сошла с ума, — подумала я, пробираясь в тесный туалет. — Мастурбировать в самолёте? Ну ты даёшь, богиня».

В темноте, под гул турбин, я закрыла глаза, и образы Луки и Маттео накрыли меня — Лука с его дерзкими поцелуями, Маттео с его языком. Их руки снова были на моей коже. Я запустила руку под юбку, двигаясь в ритме воспоминаний. Оргазм пришёл быстро, накрыл так ярко, что я едва не зажала рот ладонью. «Италия, ты сделала своё дело».

В Москве всё было серым, но внутри меня светило солнце Позитано. Вместо того чтобы ехать домой, я направилась прямо в офис Андрея.

«Лиза, ты правда это делаешь? — думала я, сжимая платок в кармане. — Просто ворвёшься и… что? Показать, что вернулась другой?»

Я толкнула дверь его кабинета и закрыла её на ключ. Андрей поднял голову от бумаг — его строгая рубашка, уставший взгляд.

— Лиза? Ты что, прямо из аэропорта?

— Сиди, — сказала я, чувствуя, как итальянская смелость течёт по венам. Сердце колотилось так, что в ушах звенело. Я видела перед собой того же Андрея, которого когда-то застала с секретаршей. Его поцелуй, который он называл «ошибкой», всё ещё сидел во мне занозой. Может, теперь я пойму его? Может, это мой способ простить?

Я опустилась на колени и забралась под стол. «Лиза, чемпион по спонтанности, — усмехнулась я про себя, расстёгивая его ремень. — Андрей, держись».

Я взяла его в руку, потом в рот. Его дыхание сбилось, руки вцепились в кресло. Мои движения были уверенными, будто я впитала всю дерзость Позитано. Андрей стонал, и я чувствовала себя королевой — той самой, что ожила под итальянскими звёздами. Когда он кончил, я вылезла из-под стола, поправила волосы и улыбнулась.

— Смотрю, отдых пошёл тебе на пользу, — сказал Андрей, тяжело дыша, но с улыбкой.

— Очень скучала по тебе, любимый, — ответила я. И это было правдой. «Я изменила… но, может, именно это спасло нас?»

Той ночью мы не спали — секс был жаркий, долгий, как в первые месяцы. Его руки снова искали меня, как будто заново открывали. Я чувствовала себя живой, желанной.

Через неделю я сидела с Настей в кафе, потягивая латте и поглаживая в кармане тот самый платок. Он всё ещё пах оливками и морем. Настя смотрела на меня с хитрой улыбкой, как будто знала всё.

— Ну что, королева, вернулась? — подмигнула она. — Судя по твоему сиянию, ты там не только лимончелло пила.

Я засмеялась, щёки вспыхнули. «Я не могу рассказать ей всего… или могу?»

— Было… по-разному, — сказала я уклончиво. — Но ты была права. Иногда, чтобы что-то оживить, нужно рискнуть. С Андреем у нас теперь… лучше, чем было.

Настя подняла бокал просекко.

— За итальянскую магию и за тебя, подруга! Но этот платочек… — она склонила голову. — Он ведь не просто сувенир?

Я вдохнула его аромат и улыбнулась:

— Просто память.

Но внутри я знала: это больше, чем память. Это моя новая сила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Отрывок из книги "Сакура в снегу"

Любовь – это не соглашение: любят без причины.

Иногда даже целая жизнь отдаётся маленькому мигу

(автор цитаты неизвестен).

Дискотека – это то место, куда стекается народ, после того как закрываются клубы, бары, лаунджи. Девочки-хостесс, приехавшие по контракту из России, Украины, Румынии, Молдовы, приходят сюда отдыхать, иногда приводя с собой клиентов из клуба. Встречаются с бойфрендами…

Когда-то и я была такой же, мы с Игорем часто здесь бывали. Местные иностранцы собираются на дискотеке с целью познакомиться и приятно провести время, не потратив много денег. Ведь в клубах плата взимается именно за время, и стоит оно там недёшево.

Нам повезло: мы приехали достаточно рано и смогли занять удобный столик. Игор заказал коктейли. Я видела, как бармены и стаффы приветственно махали ему рукой, – он здесь был завсегдатаем.

Постепенно зал заполнился людьми. Я потягивала "Маргариту" и осматривалась. Здесь кипела другая жизнь… Даже воздух другой. Пахло куражом, драйвом и сексом – ночной жизнью, которая уже давно перестала быть частью меня.

– Элена, пойдём танцевать, – Игор потащил меня в центр зала.

Раньше он обожал смотреть, как я двигаюсь в танце, – до того, как получила статус его жены. А потом, в те редкие дни, когда брал меня с собой, стал раздражаться:

– Ты не танцуешь – ты делаешь шоу, – упрекал меня муж. И был прав только в одном: я не танцевала – я жила в танце. Его это злило, ведь шоу не должно быть для всех, – лишь для него одного. Но в эту ночь любимый был в отличном настроении.

Зазвучала медленная музыка, Игор притянул меня, прижимая к себе в танце всё крепче. Горячее дыхание на моей шее шевелило мне волосы и мурашками рассыпалось по всему телу. Руки скользнули по спине, воздух вокруг нас стал невыносимо липким и тяжёлым… Я сама потянулась к его губам, и, прикоснувшись, меня пробило током.

– Пойдём, Амор, – любимый отстранился и, взяв за руку, увлёк за собой. Мы пробирались сквозь толпу; я не понимала, куда он ведёт, да и не хотела понимать; просто шла за ним, чтобы быстрее выбраться из этого места и, наконец-то, остаться наедине.

Вместе притормозили перед дверью, которую Игор быстро распахнул, и, решительно шагнув вперёд, оказались в женском туалете. Втолкнул меня в первую открытую кабинку и, войдя следом, запер дверь.

Его губы покрывали поцелуями мои лицо и шею, шепча: “Te amo, meu amor, te quero”... (люблю тебя, хочу тебя,

португальский

). От его близости, запаха, прикосновений закружилась голова.

Задрав топ, сдёрнул чашку лифчика вниз, оголяя грудь; коснулся обжигающе горячим языком моей кожи… Тело сразу же отозвалось сладким спазмом между ног, низ живота истомно заныл.

Губы сомкнулись вокруг соска, слегка прикусив его, а пальцы начали расстёгивать молнию моих бриджей. Сама перебирала кучерявые волосы мужа, перестав контролировать себя, отдавшись полностью его власти.

Рука Игоря скользнула под кружево белья; я раздвинула ноги, позволяя ему добраться до цели, и еле слышно застонала – не могла больше сдерживаться.

Все мысли покинули меня, уступив место ощущениям: острому желанию, от которого тело напряглось, словно струна гитары, натянутая слишком сильно, и задрожало.

Игор умело дотронулся до нежного бугорка, в котором собралось всё желание, поглаживал его, сначала медленно, потом быстрее. Тело, поймав ритм, задвигалось навстречу.

– Да, – выдохнула я, выпуская стоны из груди. В это мгновение он резко развернул меня и, прижав своим телом к стенке кабинки, одной рукой продолжал ласкать меня, отодвинув ткань трусиков, а другой начал стягивать бриджи.

Разомкнул застёжку своих джинсов и одним резким усилием вошёл в меня. Я прогнулась от этого дерзкого вторжения, между ног вспыхнул костёр, обжигающий, горячий до умопомрачения. Он толчками погружался всё глубже и глубже.

– Да, ещё, ещё, – почти кричала я.

– Сomo voce ta gostosa! (какая ты вкусная,

португальский

) – шептал он на ухо, покусывая мочку.

Движения становились всё быстрее, огонь всё ярче, жарче, выше, рождая упоительное наслаждение… И вдруг пламя стало ослепительным, что-то взорвалось, наполнив всю меня сладким теплом; любимый хрипло застонал, моё тело выгнулось, и мир рассыпался на яркие осколки... И это было так восхитительно сладостно!.. Я обмякла, – если бы Игор не подхватил меня, то упала бы на пол, не в силах удержаться на ногах.

– О, у тебя давно не было мужчины, Амор! – радостно смеялся он, повернул к себе и поцеловал.

Все стринги были насквозь мокрыми. Я попросила Игоря выйти, под предлогом, что хочу пописать.

– Ты меня стесняешься? – продолжал шутить.

– Нет, но можно я это сделаю одна?

Он ещё раз поцеловал меня и вышел. Трусики пришлось выбросить в ведро. Хвала японцу, который придумал функцию “биде” для туалетов. Я натянула бриджи на голое тело, привела себя в порядок и вышла из кабинки.

Четверо девушек, стоящих у зеркала, обернулись и уставились на меня. Я даже приостановилась под их взглядами. На лицах читалось удивление. Все – европейской внешности и, похоже, русские.

– Ты была с Игорем? – спросила одна из них на русском, подтвердив мои предположения.

Они его знали и, определённо, привыкли видеть в компании другой девушки.

– Да, он мой муж.

– Муж? – переспросили все хором в недоумении.

Не удостоив их ответом, покинула туалет.

Пару часов до закрытия дискотеки мы с Игорем провели вместе за коктейлями и танцуя. Девушки из туалета стояли у барной стойки и шептались, глядя на нас.

Дорогие читатели! Приглашаю вас в свою самую первую книгу «Сакура в снегу». Это роман, основанный на реальных событиях, в котором переплетаются любовь, выбор и судьба. Для меня он особенный, с него всё началось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец