Искушение Волкова

Глава 1

Офис замер в послеобеденной истоме, и единственным, кто нарушал тишину, был низкий, насмешливый голос Артема Волкова. Он диктовал письмо своему помощнику, и каждое его слово было выверено, как линия на чертеже. В свои сорок два он был эталоном контроля. Контроля над проектами, над людьми, над собой. Его смуглая кожа отливала бронзой под светом софитов, а мышцы спины, проступающие под дорогой белой рубашкой, напоминали о ежедневной дисциплине. Его карие глаза, почти черные, всегда смеялись, даже когда он был серьезен. Это был вызов, который он бросал миру.

И мир, в лице каждой женщины, встречавшей его на пути, этот вызов с готовностью принимал.

Дверь в кабинет его начальника и лучшего друга, Михаила, с такой силой распахнулась, что вздрогнули стеклянные стены. Контроль Артема дал трещину размером в один атом.

Ворвалась она.

Еще не видя лица, Артем увидел волосы. Светло-русые, цвета спелой пшеницы, они были таким длинным, таким тяжелым и живым водопадом, что достигли ее поясницы, переливаясь при каждом движении. Платье — простое синее, короткое и летящее — обтягивало высокий, стройный стан.

«Я не ребенок, дядя Миша! Хватит решать за меня!» — ее голос, звонкий и резкий, как хрусталь, разбил офисную тишину вдребезги.

Артем медленно поднялся из-за стола. Его помощник замер с открытым ртом.

И тогда она повернулась. Лицо — нежные скулы, прямой нос, упрямый подбородок. И губы. Алые, сочные, припухшие от гнева. А потом взгляд. Глаза цвета летнего неба после грозы, ясные и бездонные. Сейчас в них бушевала буря.

Это была Лика. Племянница Михаила. Та самая девчонка-сорванец, которая три года назад уехала учиться в другой город. Та, чьи фотографии в выпускном платье и со смеющейся мордой на лошади он иногда видел на столе у босса.

Девочка исчезла. Испарилась. На ее месте стояла женщина, от чьей дикой, необузданной энергии воздух в помещении заискрился.

Ее взгляд, скользнув по ошарашенному лицу помощника, нашел его. Артема. Время сжалось в точку, а потом лопнуло. Он почувствовал, как что-то тяжелое и горячее ударило ему в низ живота, заставив кровь прилить к вискам. Желание. Примитивное, неудобное, оглушительное.

А в ее глазах он прочел не детское обожание. Он прочел вызов. И признание. Столь же прямое и безрассудное, как и ее появление. Она смотрела на него так, будто знала его насквозь. Будто ждала этого взгляда всю свою недолгую жизнь.

Артем первым отвел глаза. Сердце стучало где-то в горле.

Женат. Племянница начальника. Слишком молода. Гроза проблем.

Мантру он повторил про себя,но слова потеряли вес, растворившись в образе ее губ и изгибе шеи, которую так и хотелось коснуться зубами.

Из кабинета вышел Михаил, хмурый, но уже остывающий. «Лика, успокойся. Мы поговорим вечером».

Она не ответила.Простояла секунду, выпрямив плечи, и резко развернулась, чтобы уйти. Ее взгляд снова скользнул по Артему — быстрый, обжигающий. И он уловил в нем не только гнев, но и боль. Уязвимость.

Дверь за ней захлопнулась.

Михаил вздохнул, обращаясь к Артему: «Избаловала ее сестра, пока та в Европе. Теперь не знаю, что с ней делать. Вернулась вся в замках и драконах».

Артем лишь кивнул, делая вид, что изучает документы на своем столе. Но перед глазами у него стояло одно — влажный блеск ее глаз, который она пыталась скрыть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1.1

На следующее утро Артем приехал в офис до рассвета, пытаясь загнать в работу навязчивый образ. Не помогло. Когда в семь тридцать дверь лифта открылась и в нее вошла она, он понял — безнадежно.

Она была в другом платье — сером, еще более коротком, облегающем ее хрупкие бедра. Ее волосы были собраны в небрежный пучок, из которого выбивались отдельные пряди. Она шла с поднятой головой, но в глазах читалась неуверенность.

Она направилась прямиком в кабинет дяди. Через минуту за стеной послышались приглушенные, но резкие голоса. Артем встал и прошелся к кофемашине, просто чтобы иметь предлог смотреть в ту сторону.

Дверь распахнулась. Лика вышла оттуда бледная, сжав кулаки. Она не смотрела по сторонам, ее подбородок дрожал. Она шла к выходу, и было ясно — еще секунда, и она разрыдается.

Инстинкт сработал быстрее разума. Он перехватил ее в холле, у самого выхода.

«Садись в мою машину», — тихо сказал он, протягивая ключ с трехлучевой звездой. Его пальцы едва не коснулись ее ладони, и он почувствовал исходящий от нее жар. «Черный «Мерседес» G-класса, прямо у входа. Подождешь. Я тебя позже подброшу».

Она посмотрела на него. В ее взгляде была буря — обида, злость, благодарность. Она молча взяла ключ, их пальцы все же соприкоснулись. Короткое замыкание. Она резко кивнула и вышла.

Артем вернулся к своему столу, чувствуя себя идиотом. И героем. И подлецом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1.2

Час спустя, отговорившись срочным звонком, он вышел на подземную парковку. Воздух был прохладным и пах бензином. Его «Гелендваген» стоял в углу, как бронированное убежище.

Он открыл заднюю дверь и сел внутрь, захлопнув ее с таким чувством, будто запирался в клетке с самым желанным и самым опасным существом на свете.

Салон поглотил звуки. Пахло кожей, его одеколоном и едва уловимым сладковатым ароматом ее духов — жасмин и груша.

«Спасибо», — ее голос был хриплым от сдерживаемых эмоций. Она сидела, прижавшись к противоположной двери, поджав под себя длинные ноги. Ее туфля-лодочка болталась на кончике пальцев.

«Не за что, принцесса», — он сам удивился этому прозвищу. Оно вырвалось само.

Они заговорили. О том, о сем. О том, как изменился город. О новой выставке в музее. Слова были пустыми и незначительными, но воздух между ними сгущался с каждой секундой. Он стал тягучим, как мед, и горючим, как порох.

Его взгляд прилип к ее губам. К тому, как они шевелятся, к влажному блеску. Она облизнулась, и он почувствовал это движение всем телом. Его глаза скользнули ниже, к основанию ее шеи, где билась жилка, к вырезу платья, намекавшему на упругую грудь.

Он видел, как под его взглядом ее сосочки набухли и проступили сквозь тонкую ткань платья. Она это видела. И не отводила глаз.

Контроль трещал по швам. Его член, дремлющий до этого момента, начал пробуждаться, наполняясь кровью, становясь тяжелым и требовательным. Он почувствовал, как грубая ткань брюк врезается в него.

Он не выдержал.

Словно повинуясь силе мощнее его воли, Артем наклонился через сиденье. Он не спрашивал разрешения. Он просто прижал свои губы к ее. Жестко. Властно.

Это был не поцелуй. Это было низвержение. Взрыв. В нем была вся ярость его борьбы, все ночи, когда он прогонял ее образ, все доводы рассудка, превратившиеся в пепел. Его язык вторгся в ее рот, требуя, завоевывая, покоряя.

Он ждал толчка. Оскорбленного крика. Пощечины.

Но она издала тихий, задыхающийся стон и ответила ему с такой же яростью. Ее пальцы впились в его волосы, притягивая его ближе, ее язык встретил его в яростном танце. Она не целовалась как неопытная девочка. Она целовалась как женщина, знающая свою силу и свою жажду.

С рычанием он обхватил ее за талию и пересадил к себе на колени. Она была легкой, как пух. Ее платье, и без того короткое, задралось, обнажив длинные, белоснежные бедра. И черные стринги. Узкую, пикантную полоску кружева, врезавшуюся в ее чистую, фарфоровую кожу. Вид свел его с ума окончательно.

«Лика...» — его голос был чужим, хриплым от желания. Его руки скользнули по ее голым бедрам, впиваясь в нежную плоть. Он был на грани. Готов был сорвать с нее эту последнюю преграду и войти в нее прямо здесь, в машине, забыв обо всем на свете.

Он оторвался от ее губ, его дыхание обжигало ее шею.

«Ты должна остановить меня, пока не поздно», — прошипел он, чувствуя, как это неправда. Он сам уже не мог остановиться.

И тогда она посмотрела на него. Ее голубые глаза были огромными, темными от страсти. В них не было ни страха, ни сомнения. Только абсолютная, всепоглощающая уверенность.

«Я не хочу останавливаться, Артем».

Ее слова прозвучали как приговор. И как освобождение.

И в этот миг, поддавшись древнему инстинкту, он прикоснулся к резинке ее стрингов. Шелк поддался легко. Его пальцы коснулись влажного, пылающего жара ее лона. Он почувствовал невероятную, девственную плотность, бархатную и тугую.

Осознание ударило его с силой десятитонного молота.

Он замер. Его тело окаменело. Черные глаза расширились от шока, пронзая ее взглядом.

«Ты...» — он едва мог выговорить. «Лика... Ты девственница?»

Она не ответила. Она просто закрыла глаза, прижимаясь горячим лбом к его щеке, и все ее тело содрогнулось в его руках. Ее молчание было красноречивее любых слов.

И в эту секунду Артем Волков, человек, всегда державший все под контролем, понял, что контроль потерян навсегда. Мысль о том, что он будет первым, что именно он, грешный и опытный, познакомит это невинное, но такое дерзкое тело с болью и наслаждением, свела его с ума. Желание обладать ею стало не просто физическим. Оно стало духовным. Абсолютным.

Он не отпустит её. Никогда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2

Салон автомобиля наполнился оглушительной тишиной, которую нарушал лишь прерывистый, тяжелый вздох Артема. Слово «девственница» повисло между ними, как приговор. Оно было холодной водой, выплеснутой на его разгоряченное желание, но странным образом лишь разожгло его еще сильнее.

Его пальцы, все еще касающиеся влажного тепла ее тела, задрожали. Он попытался отстраниться, но она инстинктивно прижалась к нему ближе, всем телом умоляя не останавливаться. Ее доверчивость была хуже любого соблазна.

«Лика...», — его голос был хриплым, он пытался вернуть себе контроль. «Ты понимаешь, что это значит?»

«Я понимаю, что хочу, чтобы это был ты», — прошептала она, ее губы коснулись его шеи, и он вздрогнул, как от удара током. Ее смелость, граничащая с безумием, сводила его с ума.

Осторожно, словно прикасаясь к хрусталю, он убрал руку. Боль в паху была почти невыносимой. Его член, все еще напряженный до боли, пульсировал, требуя завершения. Но что-то внутри него, незнакомое и властное, заставило его остановиться. Это была не просто мораль. Это было желание обладать, а не просто взять.

«Нет. Не здесь. Не так», — он сказал это больше для себя, чем для нее. Его пальцы впились в ее бедра, оставляя легкие красные отметины на ее фарфоровой коже. Следы собственности. Мысль пришла сама собой, дикая и примитивная.

Он откинул ее голову, заставив посмотреть на себя. Ее глаза были полны слез, но не от боли или страха. От нахлынувших чувств, которые она не могла контролировать.

«Ты должна вернуться домой», — сказал он, и его тон не допускал возражений. Он был снова тем Артемом Волковым, главным архитектором, человеком, который принимает решения.

Она хотела возразить, он видел это по упрямому блеску в ее глазах, но лишь кивнула. Он помог ей подняться с его колен, его взгляд упал на скомканное платье, на тонкую полоску стрингов, которые он едва не сорвал. Он видел, как она дрожит.

Молча, он вышел из машины, обошел ее и открыл дверь со стороны пассажира. Она вышла, не глядя на него, поправив платье. Ее щеки горели румянцем.

«Я вызову тебе такси. Оно подъедет через пять минут. Ты его дождешься», — это был приказ. Он достал телефон, его пальцы летали по экрану с привычной уверенностью.

Она стояла, опустив голову, сжимая свои небольшие руки в кулаки. «А ты?»

«У меня совещание», — солгал он. Ему нужно было остаться одному. Остыть. Переварить то, что едва не случилось. То, что неизбежно случится. Он это знал с той же уверенностью, с какой знал, что солнце взойдет завтра утром.

Такси подъехало быстро. Он открыл ей дверцу. Прежде чем сесть, она обернулась. Ее голубые глаза были бездонными и серьезными.

«Это не изменило ничего, Артем. Я все еще не хочу останавливаться».

И, повернувшись, она уехала, оставив его одного на парковке с тлеющим внутри пожаром и тяжелым, сладким грузом ответственности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2.1

Он не пошел на совещание. Он поднялся в свой кабинет, запер дверь и подошел к окну, смотря на раскинувшийся внизу город. Его мир, такой прочный и предсказуемый, перевернулся за один день. Нет, за пятнадцать минут в душном салоне автомобиля.

Он думал о жене. О Елене. Их брак был удобным союзом двух успешных людей, давно перешедшим в фазу спокойного сосуществования. Страсть осталась в прошлом, сменившись привычкой и уважением. Он не изменял ей никогда. Не потому, что был образцом морали, а потому, что не встречал никого, кто стоил бы риска и последующих проблем.

Лика стоила. Стоила всего.

Он сжал ручки кресла до побеления костяшек. Образ ее доверчивого лица, ее смелого признания преследовал его. Он хотел ее снова. Не с животной яростью, как в машине, а с глубоким, всепоглощающим желанием, которое шло из самой глубины его души. Он хотел не просто обладать ее телом. Он хотел разгадать ее, понять, что за смесь невинности и дерзости делает ее такой неотразимой.

Его телефон вибрировал. Сообщение от Елены: «Не забудь, сегодня ужин с родителями в восемь. Встретимся у ресторана».Обычная жизнь напоминала о себе. Но она уже казалась ему чужой.

Лика лежала на кровати в своей новой комнате в квартире дяди и смотрела в потолок. Ее тело все еще горело. Она чувствовала на губах вкус его поцелуя — смесь дорогого кофе, мятной жвачки и чисто мужского, мускусного аромата, который был уникально его. Она чувствовала на бедрах следы от его сильных пальцев.

Она не раскаивалась. Ни на секунду. Да, она была напугана. Но не тем, что произошло, а тем, что могло не произойти. Она боялась, что он отступит. Что снова наденет маску безразличного красавца и отгородится от нее стеной условностей.

Она влюбилась в него три года назад, когда приехала на каникулы и зашла в офис к дяде. Артем тогда спорил с подрядчиком по телефону, его голос был твердым и властным, а в глазах горели насмешливые огоньки. Он показался ей воплощением силы и уверенности, которых так не хватало ее сверстникам. И вот она вернулась, уже не девочка-подросток, а женщина, готовая бороться за то, что хочет.

А хотела она его. Только его.

Она прикоснулась пальцами к своим губам и закрыла глаза, снова погружаясь в воспоминания о его поцелуе, о его тяжести на своих коленях, о его смуглых руках на ее белой коже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2.2

Вечером, в дорогом ресторане, Артем сидел напротив жены и ее родителей, кивал в нужных местах и вел светскую беседу. Но его мысли были далеко.

Он смотрел на ухоженные руки Елены, на ее идеальную укладку и дорогое платье, и видел другую картинку: растрепанные русые волосы, короткое серое платье и глаза, полые бури.

«Артем, ты меня слышишь?» — голос Елены вернул его к реальности.

«Конечно, прости, задумался о новом проекте», — он поднял бокал с вином и сделал глоток. Вино было отменным, но он не чувствовал его вкуса. Его вкусовые рецепторы все еще помнили привкус ее губ.

Он лгал жене. Прямо сейчас, сидя с ней за одним столом, он лгал ей в лицо. И самое ужасное было то, что его это почти не беспокоило. Его беспокоило лишь одно: как он сможет ждать до завтра, чтобы снова увидеть Лику.

Он понял, что пересек черту. Не тогда, когда поцеловал ее, а тогда, когда позволил ей стать центром своих мыслей. Он был уже не просто мужчиной, жаждущим запретной связи. Он был пойман в сеть, которую она даже не пыталась расставить. Она просто была собой.

И это было опаснее всего.

Когда они вернулись домой, Артем принял душ, пытаясь смыть с себя ощущение ее кожи и запах ее духов. Но это не помогло. Лежа в постели рядом с спящей женой, он смотрел в темноту и знал — игра началась. И правила в ней уже диктует не он.

Он достал телефон и одним движением большого пальца набрал сообщение. Всего два слова. Но они означали точку невозврата.

Сообщение было на неизвестный номер, который он, тем не менее, уже знал наизусть. Номер, который он взял из личного дела стажера сегодня днем.

«Завтра. Мой кабинет. В 19:00.»

Он не ждал ответа. Он положил телефон на тумбочку и повернулся на бок. В горле стоял комок anticipation — сладкого, мучительного предвкушения.

Через пять минут телефон тихо вибрировал. Одно короткое сообщение.

«Я буду.»

Артем закрыл глаза. Война с самим собой была проиграна. Оставалось только пожинать плоды поражения. И он знал, что они будут и сладкими, и горькими, и самыми желанными в его жизни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3

Его кабинет был его крепостью. Пространство, выверенное до миллиметра: хромированные поверхности, черный лакированный стол, стерильный порядок. Сейчас, в шесть часов вечера, офис затихал, превращаясь в безлюдное стеклянное царство. Но сегодня воздух в его крепости был густым и заряженным, как перед грозой.

Артем прошелся по кабинету, поправил уже идеально лежащие папки, потуже закрутил пробку в графине с виски. Он был собран и холоден, как скала. Но под этой холодностью бурлил вулкан. Он продумал все до мелочей. Отправил секретаршу домой раньше. Отменил вечерний созвон. Сказал жене, что задержится на срочном проекте. Каждое действие было кирпичиком в стене, отгораживающей это предстоящее событие от остальной, реальной жизни.

В 18:59 он стоял у окна, спиной к двери, наблюдая, как зажигаются огни города. Его сердце стучало с ровным, тяжелым ритмом. Он слышал ее шаги еще до того, как она постучала. Легкие, быстрые, уверенные.

«Войдите».

Дверь открылась и закрылась. Он не поворачивался. Слышал ее прерывистое дыхание.

«Я здесь», — сказала она. Ее голос был тише обычного, но в нем не дрогнула ни одна нота.

Только тогда он медленно обернулся.

Она стояла, прижавшись спиной к двери, словно отрезая себе путь к отступлению. На ней было простое черное платье, еще короче, чем вчера. Ее волосы были распущены, и в свете заката они казались жидким золотом. Она смотрела на него прямо, ее голубые глаза были огромными и темными от возбуждения. В них читался вызов, но и тень страха, который она отчаянно пыталась скрыть.

Он подошел к ней, не сводя с нее взгляда. Каждый шаг отдавался в тишине гулким эхом. Он остановился в сантиметре, заставляя ее запрокинуть голову, чтобы встретить его взгляд. Он не касался ее, но все его тело излучало такую мощную энергию, что она involuntarily вздрогнула.

«Ты уверена?» — его голос был низким, обволакивающим. «Последний шанс бежать, принцесса».

Ее губы дрогнули в подобии улыбки. «Я не принцесса. И не собираюсь бежать».

Тогда он позволил себе прикоснуться. Всего лишь одним пальцем. Он провел им по ее щеке, от виска к упрямому подбородку. Ее кожа была такой нежной, что казалось, он оставляет на ней след. Она закрыла глаза, прижалась к его пальцу.

И это сломало его последние преграды.

С тихим рычанием он наклонился и захватил ее губы своим ртом. Этот поцелуй был иным. Не яростным, как в машине, а властным, не терпящим возражений. Он был полным обещанием того, что должно случиться. Его руки скользнули вниз, обхватили ее за бедра и легко подняли ее в воздухе. Она вскрикнула от неожиданности, обвив его шею руками.

Он пронес ее через весь кабинет и опустил на широкий кожаный диван, стоящий у стены. Он был жестким и холодным. Контраст с пылающим телом Лики был обоюдоострым.

«Артем...» — прошептала она, глядя на него снизу вверх.

Он не отвечал. Его глаза, черные и неумолимые, как ночное небо, пожирали ее. Он медленно, почти церемониально, задрал подол ее платья. Снова эти черные стринги. Символ ее невинности и ее дерзкого вызова. Его пальцы скользнули под резинку и одним точным движением стянули их, сбросив на пол.

Он замер, глядя на нее. Она лежала перед ним, обнаженная, прекрасная и уязвимая. Ее грудь высоко поднималась в такт частому дыханию, а между стройных бедер виднелась аккуратная светлая прядь волос. Девственная, нетронутая.

Его собственные руки вдруг показались ему слишком грубыми, слишком тяжелыми. Но отступать было поздно. Да он и не хотел.

Он разделся быстро, без суеты. Его тело было произведением искусства — рельефные мышцы пресса, мощные бедра, и между них — его возбуждение. Его член, полностью напряженный, был внушительных размеров, с толстой, проступающей венами основой и крупной, темной от прилива крови головкой. Он пульсировал в такт бешеному ритму его сердца, требуя освобождения.

Лика не отводила глаз. В ее взгляде не было отвращения или испуга, лишь жадное, почти научное любопытство, смешанное с благоговейным страхом.

«Больно бояться не надо», — хрипло сказал он, опускаясь на колени перед диваном, между ее раздвинутых ног. «Сначала будет только наслаждение».

Он наклонился и его губы нашли ее там, в самом сокровенном месте. Она вскрикнула, ее тело вздрогнуло и выгнулось. Ее пальцы впились в его волосы. Он не был нежен. Он был целеустремлен и опытен. Его язык находил самые чувствительные точки, заставляя ее стонать, извиваться и плакать от нахлынувших ощущений. Она была сладкой, как мед, и пьянящей, как самый крепкий алкоголь. Он чувствовал, как ее тело трепещет под его губами, как нарастает волна ее первого в жизни оргазма.

Когда она закричала, тихо и надрывно,он поднял голову. Ее глаза были полны слез, но в них сияло осознание чего-то нового, огромного.

«Теперь», — прошептала она, протягивая к нему руки. «Теперь, Артем».

Он поднялся, его тень накрыла ее. Он взял себя в руку, направляя к ее входу. Головка, упругая и горячая, уперлась в ее нежность.

«Посмотри на меня», — приказал он.

Она открыла глаза. Их взгляды скрепились.

Он двинул бедрами, медленно, но неумолимо. Преодолевая сопротивление.

Она вскрикнула — коротко, резко. Ее глаза наполнились слезами от боли, но она не отводила взгляда. Ее пальцы впились в его плечи.

Он замер, дав ей привыкнуть, чувствуя, как ее тело сжимается вокруг него, невероятно тугое и горячее. Это было теснее, теснее чего-либо, что он знал. И прекраснее.

«Все?» — спросил он, сметая слезу с ее щеки большим пальцем.

Она кивнула, не в силах вымолвить слово.

И тогда он начал двигаться. Сначала осторожно, вымеряя каждое движение. Потом все увереннее, глубже, находя свой ритм. Ее стоны изменились, в них появились нотки наслаждения, смешанного с болью. Она приноровилась к нему, ее бедра начали встречать его толчки.

Он смотрел на нее, на ее запрокинутое лицо, на полуоткрытые губы, на грудь, колеблющуюся в такт их движению. И почувствовал не просто физическое удовлетворение. Он почувствовал... присвоение. Она была его. Вся. Ее невинность, ее дерзость, ее боль и ее наслаждение. Все принадлежало ему в этот миг.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его движения стали быстрее, жестче. Диван скрипел под их весом. Воздух был наполнен звуками их тяжелого дыхания, влажных шлепков плоти о плоть и ее тихих, прерывистых стонов.

«Артем...» — ее голос был хриплым, потерянным. «Я снова...»

Волна накатила на нее, заставив ее тело сжаться вокруг него с невероятной силой. Ее крик был заглушен его поцелуем.

Это свело его с ума. С глухим стоном он вошел в нее до конца, одним последним, мощным толчком, и излился внутрь, чувствуя, как ее тело продолжает сжиматься вокруг него, выжимая из него каждую каплю.

Он рухнул на нее, успев перенести вес на руки, чтобы не раздавить. Их сердца бились в унисон — бешено, неистово. Он чувствовал, как дрожит ее тело под ним.

Он лежал так несколько минут, прислушиваясь к ее дыханию, которое постепенно выравнивалось. Потом осторожно вышел из нее. На коже ее бедер осталось несколько капель крови, смешавшихся с его семенем. Свидетельство. Печать.

Он встал, глядя на нее. Она лежала с закрытыми глазами, ее разметанные волосы были темным ореолом на черной коже дивана. Она казалась истерзанной и прекрасной.

Он подошел к бару, налил ей воды и принес стакан.

«Пей», — сказал он, и его голос прозвучал грубовато.

Она села, попыталась поправить платье, но сдалась и просто взяла стакан. Ее руки дрожали.

«Спасибо», — прошептала она, глядя на воду.

Он сел рядом, его тело все еще было напряжено. Эйфория уходила, и на ее место приходило холодное осознание содеянного. Он только что лишил невинности племянницу своего начальника и лучшего друга. В своем же кабинете. Жена ждала его дома.

Он был подлецом. Но, глядя на ее профиль, на ресницы, мокрые от слез, он чувствовал лишь одно — дикое, всепоглощающее удовлетворение.

«Теперь ты моя», — тихо сказал он, не думая, просто констатируя факт.

Она повернула к нему лицо. В ее глазах не было раскаяния. Была усталость, и боль, и странное спокойствие.

«Я была твоей с самого начала», — ответила она. — «Просто ты этого не знал».

Он понял, что это была правда. И это было страшнее всего.

Глава 4

Тишина в кабинете после случившегося была оглушительной. Она звенела в ушах, смешиваясь с отголосками их стонов и тяжелого дыхания. Артем стоял у своего стола, уже одетый, и смотрел на Лику. Она все еще сидела на диване, закутавшись в свое черное платье, как в панцирь. Движения ее были медленными, осторожными — она изучала новые ощущения в своем теле.

«Тебе нужно идти», — сказал он, и его голос прозвучал резче, чем он планировал. Он видел, как она вздрогнула. Это был не тон любовника, а начальника. Защитная реакция.

Она кивнула, не глядя на него, и встала. Легкая походка, всегда такая уверенная, сейчас была неуверенной. Он видел, как она слегка пошатывается. Чувство вины, острое и кислотное, обожгло его изнутри.

Прежде чем она дошла до двери, он догнал ее и схватил за руку. Его пальцы обхватили ее тонкое запястье. Он чувствовал под своей кожей ее учащенный пульс.

«Ты... в порядке?» — спросил он, заставляя себя смягчиться.

Она наконец подняла на него глаза. В них не было ни сожалений, ни упреков. Была усталость и какая-то новая, глубокая серьезность.

«Да, — ответила она просто. — Просто... все иначе».

Она выскользнула из его хватки и вышла, не оборачиваясь. Дверь закрылась с тихим щелчком, который прозвучал громче любого хлопка.

Артем остался один. Его взгляд упал на диван. На черной коже слабо, но заметно выделялось небольшое пятно. Темное, почти бордовое. Печать их греха. Их общей тайны. Он сгребл со стола пачку влажных салфеток для рук и с яростью принялся тереть кожу, пока пятно не исчезло, оставив после себя лишь влажный, холодный след и призрачный запах химии, перебивающий ее духи.

Но запах ее — жасмин, груша и что-то новое, соленое, их — все еще витал в воздухе. Он въелся в его кожу, в его одежду. Он будет преследовать его всю ночь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4.1

Дорога домой была размытой картинкой за окном. Он вел машину на автопилоте, а в голове у него проносились обрывки: ее вскрик, когда он вошел в нее; выражение ее лица в момент оргазма; ее слова: «Я была твоей с самого начала».

Он заехал в круглосуточный спортзал. Целый час он изнурял себя на тренажерах, пока мышцы не горели огнем, а рубашка не прилипла к спине. Он пытался сжечь это напряжение, эту энергию, это безумие. Безуспешно. Физическая усталость лишь заставила острее проступить ментальную пустоту, которую он теперь боялся заполнять мыслями о ней.

Дом встретил его тишиной и светом дорогой хрустальной люстры. Елена была уже дома.

«Ужин в духовке», — сказала она, не отрываясь от экрана ноутбука. Она была в шелковом халате, ее лицо выражало спокойную усталость.

Он прошел на кухню, но не мог заставить себя есть. В горле стоял ком. Он налил виски, выпил залпом. Алкоголь обжег пищевод, но не принес желанного забвения.

«Ты сегодня какой-то отстраненный», — голос Елены заставил его вздрогнуть. Она стояла в дверях, прислонившись к косяку, и изучала его. Ее взгляд, всегда такой проницательный, скользнул по его лицу. «Проект тяжелый?»

«Да, — быстро ответил он, отворачиваясь к раковине. — Сроки горят».

Он чувствовал ее взгляд на своей спине. Чувствовал, как по его телу разливается ледяной пот. Она знает? Невозможно. Это паранойя.

«Ладно, не задерживайся допоздна, — сказала она наконец, и он услышал, как ее шаги удаляются. — Я ложусь спать».

Когда он пришел в спальню, она уже спала. Он лег рядом, стараясь не шевелиться. Он был физически рядом с женой, но мысленно — в своем кабинете, на том диване, с той девушкой, чье тело теперь было его тайной собственностью.

Его рука непроизвольно потянулась к телефону. Он открыл чат с несохраненным номером. Курсор мигал в пустой строке. Что он мог написать? «Как ты?» Слишком банально. «Прости» — ложь. «Я снова хочу тебя» — правда, которая сожгла бы все мосты.

Он не написал ничего. Просто лежал и смотрел в потолок, чувствуя, как его жизнь раскололась на «до» и «после». И «после» было одновременно и адом, и раем.

Лика лежала в своей кровати и прислушивалась к ощущениям в своем теле. Легкая боль, тянущее чувство между бедер было постоянным напоминанием. Она не чувствовала себя опустошенной или использованной. Наоборот. Она чувствовала себя... завершенной. Инициированной. Она перешла некую грань и оставила по ту сторону девочку, которая только мечтала.

Она взяла телефон. Одно единственное сообщение.

«Я дома.»

Она не ждала ответа. Просто хотела, чтобы он знал. Чтобы эта нить, тонкая и невидимая, протянутая между ними в его кабинете, не порвалась.

Она закрыла глаза, и перед ней снова всплыло его лицо — искаженное наслаждением, властное, прекрасное в своей животной силе. И она поняла, что перестала бояться. Теперь она боялась только одного — потерять это. Потерять его. Даже зная, что он никогда по-настоящему не принадлежал ей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4.2

На следующее утро в офисе царила невыносимая напряженность. Артем проводил планерку, его голос был ровным и деловым, но его взгляд постоянно, против его воли, возвращался к ней.

Лика сидела рядом с дядей и делала заметки. Она была сосредоточена, профессиональна. Ничто в ее поведении не выдавало вчерашнего. Никто, кроме него, не видел легкой тени под ее глазами или того, как она на секунду замирала, когда их взгляды случайно встречались.

Он ловил себя на том, что ищет в ее взгляде боль, упрек, слабость. Но находил лишь спокойную уверенность и тот самый вызов, который сводил его с ума. Она не была сломлена. Она стала сильнее.

Во время кофе-брейка он оказался с ней рядом у кофемашины. Они стояли в сантиметре друг от друга, не глядя друг на друга.

«Ты уверена, что все в порядке?» — тихо пробормотал он, наливая себе латте.

«Абсолютно, — так же тихо ответила она. — А ты?»

Его поразила ее дерзость. Ее способность не быть жертвой.

«Нет», — честно выдохнул он и отошел, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

В этот момент из кабинета вышел Михаил. Он положил руку на плечо племянницы.

«Ну как, Лик, вливаешься в коллектив? Артем не слишком строг к тебе?» — он весело подмигнул им обоим.

Артем почувствовал, как по его спине пробежал ледяной пот. Он смотрел на руку Михаила на ее плече и чувствовал дикое, иррациональное желание отшвырнуть ее.

«Все прекрасно, дядя Миша, — улыбнулась Лика, и ее улыбка была такой же белоснежной и ослепительной, как всегда. — Артем... очень внимательный наставник».

Ее взгляд скользнул по Артему, и в глубине ее голубых глаз он увидел вспышку дьявольского, общего заговора.

В тот вечер, вернувшись домой, он заперся в своем кабинете. На столе лежал отчет. Но он видел не цифры, а ее лицо. Он был одержим. Она стала навязчивой идеей. Его телефон лежал рядом. Он взял его в руки. Его пальцы сами набрали сообщение. На этот раз более развернутое.

«Я не могу перестать думать о том, как ты пахнешь. О том, как ты вздрагиваешь, когда я касаюсь тебя здесь. Это сводит меня с ума.»

Он отправил. И почти сразу получил ответ. Не текст. Фотографию. Не откровенную, нет. Она сидела на краю своей кровати, на ней была только простая белая майка. Ее длинные русые волосы были распущены. Она смотрела в камеру с той самой смесью невинности и вызова, а ее губы были слегка приоткрыты. А на шее, чуть ниже уха, виднелся маленький, свежий синяк. След его поцелуя. Его отметка.

И внизу, короткая подпись:

«Чтобы ты помнил, чья я.»

Артем откинулся на спинку кресла, сжимая телефон в руке так, что треснуло стекло. Он проигрывал. И проигрыш никогда не был таким сладким. Он был в ловушке. В ловушке ее молодости, ее смелости и ее абсолютной, безрассудной власти над ним. И самое ужасное было то, что он не хотел свободы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5

Офис стал полем тонкой, изощренной пытки. Каждый день был испытанием на прочность. Артем и Лика вращались в одном пространстве, их жизни разделялись лишь тонкими стеклянными перегородками. Они были актерами, играющими роли начальника и практикантки, и эта игра была опаснее и слаще любой физической близости.

Их общение свелось к взглядам и коротким, ничего не значащим фразам, которые для них были полнее любых признаний.

«Передайте отчет, Лика».— «Конечно, Артем Сергеевич».

Взгляд,длящийся секунду дольше положенного. Его палец, касающийся ее ладони при передаче папки. Ее легкий, едва уловимый вздох, когда он проходил мимо.

Но настоящая жизнь начиналась в телефонах. Их переписка стала их миром, их убежищем, их наркотиком.

22:47

Он:Твой запах до сих пор на моей коже. Я пришел домой и не могу его смыть. Жена спросила, какими новыми духами я пользуюсь.

Она:И что ты ответил?

Он:Что это аромат новой ручки. Она посмотрела на меня как на сумасшедшего. А я представил, как пахнет твоя кожа между ног. И не мог дышать.

01:15

Она:Я не могу спать. Все время чувствую тебя внутри. Как будто ты все еще там.

Он:Я там. И буду там снова. Скоро.

Она:Когда?

Он:Послезавтра. Скажи дяде, что у тебя встреча с подругой. Я сниму номер.

Он сделал это. Впервые в жизни он сознательно, хладнокровно спланировал измену жене. Не спонтанный порыв в пьяном угаре, не мимолетная связь в командировке. Он забронировал номер в отеле в другом конце города, под вымышленным именем, и чувствовал при этом не стыд, а пьянящее возбуждение хищника.

Номер был роскошным, безвкусным и абсолютно анонимным. Когда он вошел туда, сердце колотилось как у юнца. Он ждал ее, стоя у окна и наблюдая за суетливым городом, который и не подозревал об их тайне.

Она вошла без стука. В плаще, с капюшоном на голове. Замок щелкнул, она сбросила плащ, и под ним не было ничего. Только ее тело, бледное и прекрасное при свете неоновых вывесок.

Они не говорили. Не было нужды в словах. Он подошел к ней, опустился на колени и погрузил лицо в ее лоно, словно утоляя самую сильную жажду. Она оперлась о стену, запрокинула голову и стонала, а ее пальцы запутывались в его волосах.

На этот раз он был медленным. Изучающим. Он исследовал каждую клеточку ее кожи, каждый изгиб, каждую родинку. Он водил по ней губами, языком, оставляя новые следы на месте старых, уже пожелтевших синяков. Он хотел знать ее наизусть. Он хотел, чтобы ее тело стало его картой.

Когда он вошел в нее, она уже была на грани. Ее тело было готово, влажным и гостеприимным. Но на этот раз не было боли, только глубокая, почти болезненная полнота. Он двигался в ней с невыносимой нежностью, глядя в ее глаза, и видел в них то же осознание, что было и у него: это больше, чем просто секс. Это что-то опасное. Необратимое.

Они лежали потом в гигантской кровати, и ее голова покоилась на его груди. Он курил, нарушая все правила отеля, и смотрел, как дым кольцами поднимается к потолку.

«Он спрашивал о тебе», — тихо сказала она.

Артем замер. «Кто? Михаил?»

«Да. Спросил, не кажется ли мне, что ты стал ко мне... внимательнее, чем следует».

Ледяная струя пробежала по его спине. «И что ты ответила?»

«Что ты просто хороший начальник и друг семьи. Что он все выдумывает». Она подняла голову и посмотрела на него. В ее глазах была не детская шалость, а взрослая, трезвая оценка риска. «Но он не дурак, Артем. Он что-то чувствует».

Он потушил сигарету и перевернул ее на себя, заглядывая в эти бездонные голубые глаза. Страх смешался с желанием, рождая новую, еще более острую форму одержимости.

«Пусть чувствует», — прошептал он, целуя ее. «Я не могу остановиться».

И это была чистая правда. Мысль о том, что Михаил может что-то узнать, не охлаждала его. Она лишь заставляла кровь бежать быстрее. Риск делал ее еще более желанной. Она была запретным плодом, отравой и нектаром одновременно.

Вернувшись домой под утро, он чувствовал себя призраком. Он целовал в лоб спящую жену, и губы его все еще помнили вкус Лики. Он лгал, и каждый ложился новым кирпичом в стену, отделявшую его старую жизнь от новой.

На следующее утро на планерке Михаил положил ему руку на плечо. «Артем, старик, ты выглядишь уставшим. Не перерабатывай. Или, может, дома не все гладко?» — его взгляд был дружеским, но в его глубине Артему почудился стальной щуп.

Он заставил себя рассмеяться. «Просто проект, Миш. Знаешь, эти подрядчики сводят с ума».

«Понимаю, — кивнул Михаил. Его взгляд скользнул к Лике, которая старательно делала заметки. — А Лик у меня молодец, правда? Влилась в коллектив. Говорит, ты ей много помогаешь».

В воздухе повисло невысказанное напряжение. Лика подняла глаза и встретила взгляд дяди с идеально невинным выражением лица.

«Она способная девочка», — ровно сказал Артем, чувствуя, как по его спине струится ледяной пот. — «Учится быстро».

«Рад слышать», — улыбнулся Михаил, но его улыбка не достигла глаз.

Выйдя после совещания, Артем зашел в пустой переговорный зал, чтобы перевести дух. Через минуту туда вошла Лика, якобы за забытыми документами.

Она подошла к нему вплотную, ее тело едва не касалось его. Глаза горели.

«Боишься?» — прошептала она.

Он посмотрел на ее губы, на вызов в ее взгляде, на ту безрассудную смелость, которой ему так не хватало. И страх отступил, смытый новой волной желания.

«Нет, — хрипло ответил он. — Только от одной мысли, что могу тебя потерять».

И это тоже была правда. Он боялся не скандала, не развода, не гнева Михаила. Он боялся, что этот хрупкий, запретный мир, который они создали, рухнет, и он останется один в своей правильной, удобной и абсолютно безжизненной реальности.

Она улыбнулась своей ослепительной, белоснежной улыбкой, встав на цыпочки, чтобы прошептать ему на ухо:

«Никогда. Ты мой. Как бы ты ни сопротивлялся».

Она вышла, оставив его одного с осознанием простой и ужасной истины: он больше не управлял ситуацией. Эта юная, невинная на вид девушка дергала за ниточки, а он был лишь марионеткой, готовой танцевать под любую ее мелодию. И ему это нравилось. Нравилось до потери пульса.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6

Отель стал их наркотиком. Каждая встреча в безликом номере с кондиционированным воздухом и стерильными простынями была глотком адреналина, смешанного с чистым, неразбавленным желанием. Но сегодня что-то витало в воздухе. Что-то тяжелое и тревожное.

Он ждал ее, нервно расхаживая по комнате. Она опаздывала на десять минут. Для него, человека, чья жизнь была расписана по минутам, это было вечностью. В голову лезли черные мысли: передумала? Попала в аварию? Ее узнал кто-то?

Когда раздался стук, он рванул к двери, не спросив, кто там. Она стояла на пороге, но не с горящими от возбуждения глазами, а бледная, с трясущимися руками.

«Что случилось?» — он втянул ее внутрь, захлопнул дверь.

«Елена», — выдохнула она, прислоняясь к стене. «Я видела ее. Внизу, в лобби. Она стояла у стойки администратора и о чем-то спрашивала».

Мир замер. Артем почувствовал, как пол уходит из-под ног. Елена. Здесь. Холодный ужас, острый и безжалостный, сковал его.

«Ты уверена?»

«Да!Я шла от лифта, а она повернулась ко мне спиной. Я успела отпрыгнуть в коридор к туалетам. Она тебя ищет, Артем!»

Его жена. В его отеле для измен. Его мозг, привыкший решать сложнейшие задачи, на секунду отключился. Потом включился снова, работая на пределе.

«Слушай меня внимательно, — он схватил ее за плечи, его пальцы впились в ее кожу. — Ты идешь вниз по лестнице. Не через лобби. Через служебный выход. Я его заметил, когда заезжал. Ты выходишь на улицу и уходишь. Немедленно. Ничего никому не говори».

«А ты?»

«Я разберусь.Иди!»

Он буквально вытолкнул ее в коридор и захлопнул дверь. Сердце колотилось так, что он слышал его в висках. Он подошел к телефону в номере и набрал номер мобильного Елены. Пока гудки, он лихорадочно соображал.

«Алло?» — голос жены был спокойным.

«Лена,ты где?» — он попытался сделать свой голос обычным, но слышал его напряжение.

«В центре,рядом с твоим офисом. Решила зайти, купить тебе тот галстук, который ты вчера хвалил. А ты где?»

Ложь. Она проверяла его. Или это была случайность? Неважно.

«Я... на встрече с клиентом. В «Гранд-Отеле». — Он назвал имя конкурента, находящегося в другом конце города. Игра ва-банк. Он сказал правду о месте, надеясь, что она не станет проверять. Или наоборот? Его мозг путался.

Пауза на том конце провода была красноречивой.

«Понятно,— наконец сказала Елена. — А я думала, ты на совещании в офисе. Ладно, не буду мешать. Удачи с клиентом».

Она повесила трубку. Артем остался стоять с телефоном в руке, весь мокрый от холодного пота. Он подошел к окну и отодвинул штору. Через несколько минут он увидел, как из служебного выхода, выходящего в переулок, появилась Лика. Она оглянулась и быстро зашагала прочь, кутаясь в плащ.

Он рухнул в кресло. Опасность миновала. Но что-то сломалось. Иллюзия, что они могут контролировать ситуацию, развеялась в прах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6.1

Он не видел ее два дня. Два дня он провел в ледяном аду. Он был идеальным мужем: внимательным, предупредительным, помнил о всех мелочах. Он был идеальным сотрудником: работал не покладая рук. Но внутри все было пусто и черно. Страх сменился яростью. Яростью на себя, на ситуацию, на Лику за ее безрассудство, которое почему-то стало и его безрассудством.

Он не писал ей. И она не писала ему. Их молчание было громче любых слов.

На третий день он не выдержал. Он загнал ее в угол у кофемашины, когда вокруг никого не было.

«Почему молчишь?» — его голос прозвучал как скрежет камней.

«Я думала,ты передумал, — она не смотрела на него, ее пальцы сжимали картонный стаканчик. — Что ты испугался и решил... прекратить это».

В ее голосе он услышала не упрек, а боль. И это добило его окончательно. Он понял, что эти два дня без нее были не освобождением, а каторгой.

«Я не передумал, — прошипел он, хватая ее за локоть. — Я просто...»

«Просто испугался», — закончила она за него и наконец подняла на него глаза. В них не было прежнего вызова. Была усталость и та самая уязвимость, которую он видел в первый день.

В этот миг он все понял. Он боялся не скандала. Он боялся той силы, которую она имела над ним. Боялся того, что его жизнь теперь навсегда разделена на «с ней» и «без нее», и вторая половина не имела никакого смысла.

После работы он ждал ее в своей машине в трех кварталах от офиса. Она молча села на пассажирское сиденье. Он не завел мотор. Они сидели в гробовой тишине, глядя на лобовое стекло, по которому начинал накрапывать дождь.

«Я не могу так жить, — тихо сказала она. — В постоянном страхе, что тебя отнимут. Что все это закончится».

«Никто меня у тебя не отнимет», — сказал он, и сам испугался твердости своих слов. Это была не ложь для утешения. Это была клятва.

«Но она...»

«Я разберусь с Еленой.Не сейчас, но я разберусь».

Он повернулся к ней, и в полумраке салона его лицо было серьезным и решительным. Дождь усиливался, заливая улицу и прохожих серой водяной пеленой. Он протянул руку и коснулся ее щеки.

«Ты дрожишь».

«Я замерзла».

«Врешь.Ты боишься».

Она не стала отрицать. Она закрыла глаза, прижавшись к его ладони.

И тогда в нем что-то сорвалось. Весь страх, вся ярость, все накопленное за эти дни напряжение вылилось в одно единственное желание — пометить ее, доказать ей и себе, что она его, несмотря ни на что.

С рычанием он откинул свое сиденье назад, потянул ее за собой. Она ахнула, но не сопротивлялась. Его руки были грубыми, почти жестокими. Он задрал ее юбку, стянул с нее трусики, не снимая туфель, и расстегнул свою ширинку. Его член, напряженный от дней воздержания и бури эмоций, почти болезненно выпрямился.

Он вошел в нее резко, без прелюдий, заполняя ее одним мощным толчком. Она вскрикнула, но не от боли, а от этого внезапного, яростного обладания. Дождь барабанил по крыше, создавая звуковой кокон, внутри которого было только они.

Он двигался в ней с отчаянием утопающего, впивающегося в соломинку. Его губы приникали к ее шее, оставляя новые синяки. Его пальцы впивались в ее бедра. Это был не секс. Это был акт утверждения власти, слияния и наказания одновременно.

«Скажи, чья ты», — прошипел он ей в ухо, его дыхание обжигало.

«Твоя!»— ее голос сорвался на крик, когда новая волна оргазма накрыла ее, заставив все тело содрогнуться.

«Чья?!»— он вгонял в нее себя с новой силой.

«Твоя!Артем, только твоя!»

С глухим стоном он излился в нее, прижимая ее к себе так сильно, что ей стало нечем дышать. Он лежал на ней, слушая, как их сердца отбивают бешеный ритм, смешанный со стуком дождя.

Он поднял голову и посмотрел на нее. Ее волосы растрепались, тушь растеклась от слез и пота, но ее губы растянулись в странной, торжествующей улыбке.

«Теперь ты понял?» — прошептала она. «Теперь ты видишь? Ты не можешь меня отпустить. Даже если захочешь».

Он увидел. Окончательно и бесповоротно. Он не просто хотел ее. Он был болен ею. Эта девушка стала его наваждением, его единственным светом в лицемерном мире, в котором он жил. И он был готов сжечь этот мир дотла, лишь бы не потерять ее.

Он прижал ее голову к своему плечу, глядя в залитое дождем лобовое стекло.

«Да, — просто сказал он. — Я понял».

И в этот момент он принял решение. Окончательное. Оно было безрассудным, опасным и единственно верным. Он не будет прятаться. Он начнет готовить почву. Для того, чтобы сделать ее своей по-настоящему. Со всеми вытекающими последствиями.

Апофеозом этой главы становится не физическое обладание, а момент полного эмоционального капитулирования героя. Он больше не борется. Он принимает свою одержимость. И читатель понимает — точка невозврата пройдена. Теперь путь ведет только вперед, к неминуемому взрыву.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7

Воздух в машине после дождя был тяжелым и влажным, пахло мокрым асфальтом и их грехом. Они молча оделись, движения были медленными, будто после боя. Артем завел мотор, и кондиционер зашумел, разгоняя насыщенное страстью пространство.

Он отвез ее до дома, но не до подъезда, а за угол, в темный переулок. Прежде чем она вышла, он взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе.

«С завтрашнего дня все изменится», — сказал он, и его голос был тихим, но таким твердым, что по ее коже побежали мурашки. — «Я больше не буду прятаться».

Она хотела что-то спросить, но он уже отвернулся, глядя прямо перед собой на лобовое стекло. Его профиль в свете фонаря казался высеченным из камня. Она вышла, и он уехал, не попрощавшись. Как полководец, отправляющийся на решающую битву.

---

На следующее утро он проснулся с кристальной ясностью в голове. План, который зрел в нем все эти недели, наконец обрел законченную форму. Он был безрассудным, самоубийственным и единственно возможным.

За завтраком Елена разливала кофе. Солнечный свет падал на ее ухоженные руки, на идеальную скатерть. Все в этой кухне было символом его старой, налаженной жизни.

«Лена, нам нужно поговорить», — сказал он, ставя чашку на блюдце. Звук был оглушительно громким в утренней тишине.

Она посмотрела на него, и в ее глазах он увидел тень того самого подозрения, что было в отеле. «Что случилось? Опять проблемы с проектом?»

«Нет. Не с проектом». Он сделал паузу, подбирая слова, которые не будут ложью, но и не откроют всей правды. Не сейчас. Не здесь. «Я хочу сказать, что... я несчастлив. Мы несчастливы. Мы уже много лет живем как соседи».

Он видел, как ее лицо застывает, как исчезает обычная утренняя рассеянность. Ее взгляд стал острым, изучающим.

«Что это значит, Артем?» — ее голос был ровным, но в нем зазвенела сталь.

«Это значит, что я хочу развода».

Слово повисло в воздухе, тяжелое и безвозвратное, как приговор. Елена медленно поставила свою чашку. Рука не дрогнула.

«Я так и думала, — сказала она на удивление спокойно. — Это та девочка? Племянница Михаила?»

Артем почувствовал, как по его спине пробежал ледяной холод. Он не ожидал такой прямоты. Он приготовился к скандалу, к слезам, к обвинениям. Но не к этому ледяному, пронзительному спокойствию.

«Это не имеет отношения к делу», — сказал он, и это прозвучало слабо и фальшиво.

«Имеет, — она улыбнулась, и ее улыбка была безрадостной и кривой. — Я видела, как ты на нее смотришь. Видела, как меняется твое лицо, когда она входит в комнату. Я не слепая, Артем. Я просто ждала, когда у тебя хватит смелости это признать».

Он молчал. Все его тщательно выстроенные защиты рушились под тяжестью ее проницательности.

«Ты действительно думаешь, что это стоит того? — спросила она, и в ее голосе впервые прозвучала горькая усмешка. — Ради юбки, которая на двадцать лет тебя моложе? Ради того, чтобы разрушить все, что мы строили? И свою карьеру заодно? Михаил тебя на кусочки порвет».

«Я знаю», — тихо сказал он. И это была правда. Он все просчитал. Потерю состояния, гнев лучшего друга, позор в профессиональных кругах. Все это казалось ему теперь дымом, за которым виднелся единственный ясный силуэт — Лики.

Елена встала из-за стола. Ее осанка была по-прежнему безупречной. «Хорошо. Развод. Но учти, Артем. Я не позволю тебе выйти из этого сухим из воды. Ты заплатишь за все. За каждый день, когда ты лгал мне, притворяясь примерным мужем».

Она вышла из кухни, и он остался один с остывающим кофе и гулкой тишиной, которая, как ни странно, не была для него пугающей. Это была тишина после бури. Тишина освобождения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7.1

В офисе его ждал новый шторм. Михаил вызвал его к себе якобы для обсуждения проекта. Но как только дверь кабинета закрылась, его лицо исказилось от гнева.

«Что ты творишь, Артем?» — Михаил не стал кричать. Его голос был низким и опасным, как рычание зверя перед прыжком. «Елена мне только что звонила. В слезах. Говорит, ты хочешь развод».

Артем стоял напротив него, чувствуя, как почва уходит из-под ног, но не от страха, а от странного, почти экстатического принятия своей судьбы.

«Да, Миша. Это правда».

«И из-за кого?» — Михаил встал, опершись руками о стол. Его могучая фигура казалась еще больше от ярости. — «Говори мне прямо. Из-за моей племянницы? Из-за Лики?»

Артем посмотрел ему прямо в глаза. Он не мог солгать. Не теперь. «Да. Я люблю ее».

Словно по сигналу, дверь кабинета распахнулась. На пороге стояла Лика. Она была бледной как полотно, но держалась с невозмутимым достоинством.

«Дядя Миша, это не его вина, — сказала она четко. — Я сама... Мы оба.»

Михаил смотрел на них обоих, и в его глазах плескалась буря из гнева, разочарования и неверия. «Ты... Ты, Артем... Мой лучший друг. Ты знал ее с пеленок! Она ребенком у тебя на коленях сидела!»

«Она перестала быть ребенком, Михаил, — тихо сказал Артем. — И я не могу больше притворяться».

«Вон, — прошипел Михаил, указывая на дверь. Его рука дрожала. — Вон из моего кабинета. И ты, — он посмотрел на Лику, — домой. Сию же минуту. Чтобы духу твоего здесь не было».

Они вышли вместе. В коридоре, на глазах у ошеломленных сотрудников, Артем взял Лику за руку. Ее пальцы были ледяными, но она крепко сжала его ладонь.

«Ты все испортил», — прошептала она, но в ее глазах сияло лихорадочное, торжествующее счастье.

«Нет, — ответил он, ведя ее к лифту. — Я все расставил по местам».

---

Он привез ее в свою пустую квартиру. Ту самую, которую он когда-то делил с Еленой, но которая теперь была лишь набором комнат без души. Они стояли после гостиной, среди ящиков с его вещами, которые он начал собирать.

Он подошел к ней, сметая с ее лица прядь волос. «Ты слышала?»

«Все. Я стояла за дверью».

«Теперь нет пути назад. Ты готова к этому? К сплетням? К осуждению? К тому, что твой дядя, возможно, никогда тебя не простит?»

Она посмотрела на него, и в ее голубых глазах не было и тени сомнения. Только та самая смелая, дерзкая красота, которая покорила его с первого взгляда.

«Мне все равно, что скажут другие. Я люблю тебя».

Он поцеловал ее. Это был не поцелуй страсти или отчаяния. Это был поцелуй обета. Тихого, торжественного и навсегда.

Позже, лежа на матрасе, брошенном прямо на пол, среди полураспакованных коробок, они смотрели, как за окном гаснет вечер. Ее голова лежала на его груди.

«Что мы будем делать?» — спросила она.

«Начнем все с чистого листа, — ответил он, обнимая ее. — Сначала я найду новую работу. Потом мы уедем отсюда. В другой город, если понадобится».

«А что насчет... нее?»

«Я отдам Елене все, что она захочет. Квартиру, машины, деньги. Мне ничего не нужно. Только ты».

Она приподнялась на локте и посмотрела на него. В полумраке ее черты были размыты, и она казалась ему не реальной девушкой, а прекрасным видением, миражом, который он, наконец, поймал.

«Ты действительно за это все заплатишь?» — ее голос был полон изумления.

Он провел рукой по ее щеке, по ее шее, опустился ниже, к тому месту, где билось ее сердце.

«Я уже заплатил, — сказал он. — Своей старой жизнью. И это была ничтожная цена».

Он знал, что впереди — битва. С Еленой, с Михаилом, со всем миром. Но впервые за долгие годы он чувствовал себя не архитектором, выстраивающим идеальную, но бездушную конструкцию, а живым человеком. Готовым сжечь свои чертежи и построить новый мир. С ней.

И когда ее губы снова коснулись его, он понял, что это не конец его старой жизни. Это было долгожданное, яростное, запретное начало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8

Воздух в пустой квартире был густым от пыли и невысказанных слов. Они лежали на матрасе, прижавшись друг к другу, как единственные выжившие после кораблекрушения. За окном гасла ночь, а с ней уходила и илзия, что самый тяжелый разговор остался позади.

Внезапно резкий, настойчивый звонок в дверь разрезал тишину, как нож. Артем вздрогнул. Лика инстинктивно прижалась к нему, ее глаза расширились от страха.

«Не двигайся», — прошептал он, натягивая брюки.

Он подошел к двери и посмотрел в глазок.За дверью стояла Елена. Не разгневанная, не истеричная. Абсолютно ледяная. Ее лицо было маской спокойствия, но в глазах бушевала такая ярость, что у Артема похолодело внутри.

Он открыл дверь, не спрашивая, как она нашла его здесь, в этой временной квартире, которую он снял наспех.

«Я пришла за своими вещами. Вернее, за тем, что ты забыл отдать», — ее голос был ровным и безжизненным. Ее взгляд скользнул за его спину, в полумрак комнаты, где он знал, она угадывала присутствие Лики.

«Лена, давай не сейчас...»

«Сейчас,Артем. Или ты хочешь, чтобы я позвонила Михаилу и мы поговорили все вместе?»

Он молча пропустил ее. Она вошла, как входила сюда тысячи раз, когда это была их общая квартира. Ее взгляд с презрением скользнул по голым стенам, коробкам, матрасу на полу.

«Как уютно, — ее губы искривились. — Романтический гнездышко».

Из спальни вышла Лика. Она натянула его рубашку, которая была на ней огромной, и пыталась сохранить достоинство. Две женщины смерили друг друга взглядами — одна, ухоженная и ядовитая, другая — юная, растрепанная и беззащитная в своей нагой правде.

«Поздравляю, девочка, — Елена улыбнулась, и ее улыбка была страшнее любой гримасы. — Ты получила того, кого хотела. Наслаждайся, пока он не нашел себе новую игрушку помоложе. А твой дядя, кстати, звонил мне. Он шлет тебе свой «отеческий» привет. Он в ярости, милая. Говорит, ты мертва для него».

Лика побледнела, но не опустила глаз. «Я все понимаю, Елена. И мне жаль...»

«О,не надо! — Елена резко махнула рукой. — Не надо твоих жалких оправданий. Ты не понимаешь ровным счетом ничего. Ты думаешь, это любовь? Это болезнь. Аддикция. Он болен твоей молодостью, а ты — его статусом. Но когда дым рассеется, ты останешься ни с чем. А он... он вернется. К привычной жизни. К деньгам. К комфорту. Мужчины, как Артем, не живут в коробках на полу».

Артем шагнул вперед, заслоняя Лику собой. «Хватит, Елена. Уходи».

«О,я уйду. Но сначала...» Она достала из сумочки небольшой конверт и бросила его ему под ноги. «Подарок на новоселье. Повесьте на стенку. На память».

Она развернулась и вышла, щелкнув каблуками по паркету. Дверь закрылась с тихим, но окончательным щелчком.

Артем поднял конверт. Внутри была одна-единственная фотография. Их с Еленой свадебное фото. Они смеялись, глядя друг на друга, и в их глазах сияло счастье, которое сейчас казалось фальшивым и далеким, как сон.

Лика молча взяла фотографию из его рук, посмотрела на нее и разорвала пополам, а потом еще и еще, пока от нее не остались лишь мелкие клочки.

«Она не права, — тихо сказала она, поднимая на него глаза. В них стояли слезы, но голос был твердым. — Мы не будем жить в коробках. И ты не вернешься к ней. Никогда».

Он смотрел на нее — юную, дерзкую, с разбитым сердцем, но не сломленную. И впервые за этот вечер по-настоящему улыбнулся. Она была сильнее всех их. Сильнее Елены, сильнее Михаила, сильнее его собственных сомнений.

«Нет, — согласился он, обнимая ее. — Не вернусь».

Он понял, что Елена совершила роковую ошибку. Своей жестокостью и презрением она не оттолкнула его, а наоборот, навсегда приковала к этой девушке, которая сейчас дрожала в его объятиях, но была готова сражаться за него до конца.

Он поднял ее на руки и понес обратно в комнату, на их импровизированное ложе. На этот раз в его прикосновениях не было ярости или отчаяния. Была нежность. Бесконечная, почти болезненная нежность. Он снова открывал ее тело, но теперь как территорию, на которой ему предстояло выстроить новый дом. Его губы касались каждого сантиметра ее кожи, словно заново заключая с ней договор. Его пальцы, грубые и сильные, были невероятно бережны.

Когда он вошел в нее, она обвила его ногами, притягивая глубже, и прошептала ему на ухо то, чего не говорила никогда:

«Я люблю тебя».

И он, человек, который десятилетиями строил стены вокруг своего сердца, нашел в себе силы ответить тем же, положив ладонь на ее грудь, прямо над бьющимся сердцем:

«И я тебя.Больше всего на свете».

На следующее утро он проснулся от звука ее голоса. Она стояла у окна в его рубашке, вся залитая солнцем, и разговаривала по телефону.

«Да, дядя Миша, я все понимаю... Нет, я не прошу прощения... Потому что я не виновата. Я люблю его... Да, я знаю, что это звучит как клише из плохого романа... Что? Нет. Нет, я не вернусь».

Артем лежал и смотрел на нее. На ее прямую спину, на сжатые в кулак пальцы. Она платила свою цену. Самую высокую. Цену разрыва с семьей.

Она положила трубку и обернулась. На ее щеках блестели слезы, но улыбка была торжествующей.

«Все, — сказала она. — Мосты сожжены».

Он встал, подошел к ней и взял ее за руки.

«Теперь только вперед».

«Куда?»

«Куда угодно.Лишь бы с тобой».

В тот же день он отправил свое заявление об уходе на имя Михаила. Коротко и без эмоций. Он отдавал все свои текущие проекты, отказывался от бонусов. Он сжигал за собой все мосты с той же решимостью, с какой когда-то строил их.

Вечером они сидели на полу, спиной к коробкам, и листали на его ноутбуке сайты с вакансиями в других городах. Мир, который еще вчера казался им враждебным и тесным, вдруг распахнулся, полный возможностей и неизвестности.

«Боишься?» — спросила она, положив голову ему на плечо.

«Нет,— ответил он, и это снова была правда. — Я чувствую себя... свободным».

Он наклонился и поцеловал ее. В этом поцелуе была горечь потерь и сладость нового начала. Они были изгнаны из рая своего старого мира, но сами стали друг для другом и раем, и изгнанием, и вечным домом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И когда его руки снова потянулись к ней, чтобы снять с нее его же рубашку, он знал — они не просто занимаются любовью. Они закладывают фундамент. Их общего, нового, настоящего. Ценой всего, что у них было. Но они были готовы платить. Снова и снова.

Глава 9

Приморский город встретил их соленым ветром и пронзительными криками чаек. Воздух здесь был другим — не спертым офисным, а бесконечно свободным, пахшим водорослями, смолой и чем-то незнакомым, обещающим новые начала.

Их квартира была маленькой, с видом не на панорамные высотки, а на рябую свинцовую гладь залива. Вместо дизайнерской мебели — подержанный диван, стол с отбитым углом и горы коробок, которые не хотелось распаковывать. Здесь, в этом временном хаосе, Артем впервые за много лет чувствовал себя по-настоящему дома.

Он стоял у окна, слушая, как Лика возится на крохотной кухне, пытаясь приготовить кофе в новой, незнакомой кофемашине. Доносилось ее ворчание, смешанное с смехом. Звук был таким естественным, таким правильным, что сердце сжималось от непривычной нежности.

Он потерял все: статус, партнера, дружбу, которая длилась десятилетиями. Но, глядя на отражение в окне — уставшее лицо с новыми морщинами у глаз, но с новым же спокойствием в их глубине, — он понимал: он не променял это все. Он обменял. И получил несравненно больше.

«Готово!» — она появилась в дверях, вся перепачканная мукой, с двумя огромными кружками в руках. — «Кажется, я победила этого железного монстра».

Он принял у нее кружку, его пальцы коснулись ее пальцев, липких от теста. Она готовила печенье. Пыталась создать уют там, где его пока не было. Его принцесса, которая училась быть не просто любовницей, а женой. Хозяйкой. Его партнершей.

«Спасибо», — сказал он, делая глоток. Кофе был горьким и пережженным. Лучший кофе в его жизни.

Первый месяц был похож на спуск с горы после долгого подъема — головокружительным и пугающим. Он начал с нуля. Его имя, весомое в узких кругах столичных архитекторов, здесь не значило ничего. Он был просто Артемом Волковым, сорокадвухлетним мужчиной с хорошим, но ничем не подкрепленным портфолио.

Его первый заказ в новом городе был скромным — перепланировка двухкомнатной квартиры в панельной многоэтажке. Он работал над чертежами с той же одержимостью, с какой когда-то проектировал небоскребы. Лика стала его правой рукой, его ассистентом, критиканом и главной музой. Она училась компьютерным программам с жадностью неофита, а ее свежий, не замыленный взгляд часто подсказывал нестандартные решения.

Их дни были заполнены работой, их ночи — друг другом. Секс в их новой жизни перестал быть побегом или актом отчаяния. Он стал языком, на котором они говорили о своем новом союзе. Медленным, исследовательским, полным открытий.

Однажды вечером, когда за окном бушевал шторм, она привела его в их еще не обустроенную спальню. На полу лежал матрас, застеленный простым белым бельем.

«Закрой глаза», — приказала она.

Он повиновался. Он слышал, как шуршит ткань, как потрескивают свечи (она, оказывается, успела их купить и расставить). Пахло воском и ее духами.

«Можно смотреть».

Он открыл глаза. Она стояла перед ним в подвязках и чулках. Ничего больше. Но дело было не в этом. Дело было в ее позе, во взгляде. Раньше в ее дерзости была примесь юношеского вызова. Сейчас в ней была уверенность женщины, знающей свою силу. Ее сила. Сила, которая заставила его сжечь свою старую жизнь.

«Ты всегда вел, Артем, — сказала она, подходя к нему. — Теперь моя очередь».

Она медленно, с наслаждением раздела его, целуя каждый освобожденный участок кожи. Ее губы, ее язык, ее руки — все было медленным, целеустремленным, властным. Она доминировала. И он, всегда бывший главным, с наслаждением отдавал ей бразды правления, позволяя вести себя туда, где не было места прошлому, сомнениям или страху.

Она уложила его на матрас и села на него сверху, принимая его в себя с таким медленным, почти невыносимым наслаждением, что он застонал. Ее тело, уже так хорошо ему знакомое, каждый раз открывалось с новой стороны. Она двигалась в собственном ритме, ее глаза были закрыты, ее голова запрокинута, а на лице — выражение такой концентрации и такой власти, что это было прекраснее любой страсти.

Он лежал и смотрел на нее, на эту богиню его нового мира, и чувствовал, как тают последние осколки льда в его душе. Он обнял ее за бедра, помогая ей, отдаваясь ей полностью.

Позже, когда буря за окном стихла и они лежали, прислушиваясь к шуму отступающего дождя, она спросила:

«Тебе не жаль?Ничего из того, что было?»

Он подумал о кабинете с видом на весь город, о дорогих костюмах, о респектабельных клубах. О Елене. О Михаиле.

«Нет, — ответил он, и это была абсолютная правда. — Это было как носить костюм, который сшит не по твоей мерке. Красиво, дорого, но неудобно. А ты... — он перевернулся на бок, чтобы видеть ее лицо, — ты как кожаная куртка, которая стала второй кожей. В ней я — это я».

Она улыбнулась, и в уголках ее глаз собрались лучики морщинок. Новых. Они старели вместе. Мысль была не пугающей, а волнующей.

На следующее утро пришел ответ от его нового заказчика. Проект был одобрен. Более того, клиент, пожилой мужчина, бывший капитан дальнего плавания, был в восторге. «Вы почувствовали пространство, как живую душу», — написал он.

Артем распечатал письмо и положил его перед Ликой за завтраком.

«Это твоя заслуга, — сказал он. — Ты предложила тот самый эркер».

«Наша заслуга», — поправила она, сияя.

В этот момент он понял, что они строят не просто новую жизнь. Они строят общее дело. Общую судьбу. На пепелище его старого «я» проросли первые, самые крепкие ростки. И он знал — что бы ни ждало их впереди, они будут строить это вместе. Камень за камнем. День за днем. Поцелуй за поцелуем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10

Они стояли на пустынном пляже, в двух часах езды от их нового города. Свинцовое небо низко нависало над водой, ветер трепал ее длинные волосы, превращая их в разъяренное золотое знамя. Артем смотрел, как она, раскинув руки, бежит навстречу ледяным волнам, ее крик потонул в реве ветра. Она была дикой, неукротимой стихией, и он любил ее за это даже больше, чем за ее тело или ее молодость.

Он не побежал за ней. Он стоял, засунув руки в карманы старой кожаной куртки, и наблюдал. Наблюдал, как его жизнь, когда-то выверенная по линеечке, превратилась в этот хаотичный, прекрасный, неудобный пейзаж.

За последние месяцы они с Ликой не просто привыкли друг к другу. Они сплелись в единый организм. Их маленькое агентство, скромно названное «Волков и партнеры», где она была тем самым единственным партнером, начинало набирать обороты. Слух о талантливом архитекторе из столицы, пусть и с подмоченной репутацией, но с гениальной помощницей, пошел в узких кругах. Они уже не брались за перепланировки хрущевок. Перед ними лежал проект частного дома на скалистом берегу. Их первый большой совместный проект.

Лика, промокшая и сияющая, подбежала к нему, ее щеки пылали от ветра.

«Ну что?— она схватила его за руки, ее пальцы были ледяными. — Готов построить нам дом?»

«Нам?» — он приподнял бровь.

«Ну да,— она улыбнулась своей ослепительной, бесстыдной улыбкой. — Клиенту, конечно. Но я втайне буду считать его нашим. Мы же здесь все равно будем проводить все время».

Он смотрел на нее, на эту девушку, которая из запретной страсти превратилась в его коллегу, сообщника, лучшего друга и причину того, что он просыпался с улыбкой. И понял, что больше не может ждать.

Достав из кармана маленькую бархатную коробочку, он опустился на одно колено прямо на мокрый песок. Ветер выл вокруг, завывая как аккомпанемент к его безумию.

«Лика...»

Она замерла,ее улыбка медленно угасла, уступив место изумлению. Ее голубые глаза стали огромными.

«Что ты делаешь?»

«Я не буду говорить красивых слов, — его голос перекрывал шум прибоя. — Мы оба знаем, что наш путь начался с греха. Но он привел нас сюда. К этому месту. К этой жизни. К тебе — самой настоящей, самой смелой и самой любимой женщине в моей жизни. Я не могу предложить тебе старое благополучие. Я могу предложить только это. Будущее, которое мы построим вместе. Согласна ли ты... стать моей женой?»

Он открыл коробочку. В ней лежало простое кольцо с крупным бриллиантом, но не идеально ограненным, а слегка неровным, диким, похожим на каплю ледяной воды. Оно было таким же, как она.

Она смотрела то на кольцо, то на его лицо. По ее щекам текли слезы, но это были слезы не боли и не уязвимости, а переполнявшего ее счастья. Она медленно, почти неверя, кивнула.

«Да, — прошептала она, и ветер унес это слово в море. — Да, Артем. Тысячу раз да».

Он с трудом натянул кольцо на ее холодный, дрожащий палец. Потом поднялся и поцеловал ее, и вкус ее губ был соленым от слез и моря. Это был поцелуй обета, запечатанного ветром и волнами.

Вернувшись в город, они отметили это в их крохотной квартире. Не шампанским, а дешевым вином, и не в ресторане, а на полу, среди чертежей их будущего проекта. Их праздник был ихним — без притворства, без условностей.

Их любовь в ту ночь была иной. Нежной, но полной нового, почти священного трепета. Когда он раздевал ее, его пальцы задели холодный металл кольца на ее пальце. Это осознание — что она теперь его невеста, что их связь узаконена этим маленьким кусочком углерода, — вызвало в нем новую, незнакомую волну нежности.

Он целовал ее не с жадностью, а с благоговением. Его губы скользили по ее шее, плечам, груди, словно заново освящая каждую частичку ее тела, которое теперь официально принадлежало ему, а он — ей. Он опустился ниже, и его язык писал на ее коже новый договор, не о страсти, а о верности. Он чувствовал, как ее тело тает под его прикосновениями, как оно откликается ему не просто желанием, а полным, безоговорочным доверием.

Когда он вошел в нее, она обвила его ногами, притягивая глубже, и прошептала:

«Мой муж».

И для него это слово прозвучало сильнее любого «люблю». Оно означало ответственность. Право. Вечность.

Он двигался медленно, глубоко, глядя в ее глаза, и видел в них то же самое осознание. Они больше не прятались. Они были одним целым. Его ритм был не просто ритмом секса, а ритмом их общего дыхания, их общих сердец. Когда волна наслаждения накрыла их, это был не взрыв, а слияние, тихое и полное, как прилив, накрывающий берег.

Позже, лежа в темноте, она играла своим кольцом, поворачивая его так, чтобы тусклый свет из окна выхватывал из тьмы его грани.

«Ты думаешь,они когда-нибудь простят нас? Дядя Миша...» — ее голос был тихим.

Артем помолчал. Он думал о Михаиле. О Елене. О прошлой жизни, которая казалась теперь сном.

«Не знаю.И, честно говоря, мне уже все равно. Мое место здесь. С тобой».

Она перевернулась к нему, прижавшись лбом к его плечу.

«И мое».

На следующее утро он проснулся от ее поцелуев. Она уже была одета, ее волосы были убраны в строгий пучок, а на пальце сверкало новое кольцо.

«Вставай,муж, — сказала она, и в ее голосе звучала новая, взрослая нота. — У нас сегодня встреча с заказчиком. Нужно построить дом».

Он смотрел на нее — его невесту, его партнера, его любовь. Она больше не была той дерзкой девчонкой, ворвавшейся в офис. Она стала женщиной. Его женщиной. И он понял, что их история — это не история искупления. Это история преображения. Они сгорели в огне своей страсти и возродились из пепла, как два единственных в мире феникса, чтобы построить новую жизнь. Не идеальную, но свою.

И когда он взял ее за руку, чтобы выйти из дома, его пальцы почувствовали холодок металла на ее пальце. Это было напоминание. Обещание. И начало самой главной главы их жизни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11

Идиллия, как и прилив, имеет свойство отступать, обнажая то, что было скрыто под гладкой поверхностью. Их жизнь в приморском городе начала обретать ритм, похожий на морские волны — размеренный, но не всегда спокойный. Проект дома на скалах поглощал их с головой, становясь не просто работой, а материальным воплощением их любви. Каждый эскиз, каждая линия на чертеже были наполнены общим смыслом.

Однажды вечером, когда они вдвоем сидели за большим столом, заваленным планами и образцами материалов, зазвонил телефон Лики. Она отложила карандаш, взглянула на экран и замерла. Все ее тело напряглось, как струна. На экране горело имя: «Дядя Миша».

Артем увидел это и почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Прошло уже полгода, но призраки прошлого не хотели отпускать.

Лика посмотрела на Артема, ища в его глазах поддержку или ответ. Он молча кивнул: твой выбор. Она глубоко вдохнула, провела пальцем по экрану и поднесла трубку к уху.

«Алло?» — ее голос прозвучал неуверенно, по-детски.

Артем не слышал, что говорил Михаил, но видел, как лицо Лики медленно теряет краски. Она слушала, не перебивая, ее пальцы сжимали край стола до белизны костяшек.

«Я понимаю... — наконец прошептала она. — Да... Нет, я в порядке... Спасибо, что предупредил».

Она положила трубку и несколько секунд сидела, уставившись в одну точку. Потом подняла на Артема глаза, полые слез.

«Елена, — выдохнула она. — Она... вышла замуж. За их общего старого друга. Бизнес-партнера. Выезжают в Милан».

Воздух в комнате сгустился. Артем ждал чего угодно — новых упреков, угроз, проклятий. Но не этого. Эта новость была похожа на тихий, но точный удар ниже пояса. Он не ревновал. Нет. Он почувствовал нечто иное — странное, щемящее чувство завершенности. Дверь в его прошлую жизнь, которую он сам же и захлопнул, теперь заперта навсегда и с другой стороны. Елена не просто отпустила его — она переписала его роль в своей истории, сделав его лишь прологом к своему новому, счастливому браку.

Он встал, подошел к Лике и опустился перед ней на колени, взяв ее холодные руки в свои.

«И... И что ты чувствуешь?» — спросила она, смотря на него с тревогой.

Он задумался, прислушиваясь к себе. Где-то там, на дне, шевелилась старая обида, смутная вина. Но поверх этого было нечто более сильное — облегчение.

«Я чувствую, что теперь мы по-настоящему свободны, — сказал он тихо. — Она начала новую жизнь. И у нее все будет хорошо. И у нас — тоже».

Слезы покатились по ее щекам, но это были слезы освобождения. Не от горя, а от тяжести, которую они оба несли все эти месяцы — тяжести его нерасторгнутого прошлого.

«А дядя Миша... — голос ее дрогнул. — Он сказал, что... что пока не готов меня видеть. Но он позвонил. Позвонил, чтобы я узнала это от него, а не из сплетен».

Это был жест. Суровый, скупой, но жест. Мост не был восстановлен, но с того берега перестали стрелять.

Артем притянул ее к себе, и она разрыдалась у него на плече, выплакивая всю накопленную боль, страх и тоску по семье. Он держал ее, гладил по волосам и целовал макушку, и впервые за все время их отношений чувствовал себя не просто любовником или женихом, а опорой. Ее опорой.

Когда рыдания стихли, она отстранилась, вытерла лицо и посмотрела на него распухшими, но ясными глазами.

«Знаешь, что мне сейчас нужно?» — ее губы дрогнули в подобии улыбки.

«Что?»

«Чувствовать,что ты мой. Что все это — не сон».

Он понял ее без слов. Он поднял ее на руки и понес в спальню. На этот раз в их близости не было ни ярости, ни нежности, а была лишь насущная, физическая необходимость подтвердить свое существование здесь и сейчас.

Он раздевал ее медленно, с почти ритуальной серьезностью. Каждый предмет одежды был символом прошедшего дня, и он снимал их, как слой за слоем снимал напряжение с ее души. Когда она осталась совсем нагой, он уложил ее на кровать и просто смотрел, пил глазами ее бледную кожу в лунном свете, проступающие ребра, изгиб талии, темный треугольник между ног. Он запоминал ее такой — не идеальной картинкой, а живой, реальной, его.

Его ладони легли на ее лодыжки и поползли вверх, медленно, сантиметр за сантиметром, сметая остатки дрожи, оставляя на коже мурашки. Он не целовал ее, а дышал на нее, позволяя ей чувствовать тепло своего дыхания на животе, на груди, на шее. Это было заявление: Я здесь. Я дышу тобой.

Он вошел в нее без прелюдии, одним глубоким, уверенным движением, заполняя пустоту, оставленную прошлым. Она приняла его с тихим стоном, обвив его ногами, впиваясь пальцами в его спину. Они не двигались несколько секунд, просто чувствуя полное слияние, биение двух сердец в одном ритме.

А потом начался танец. Не страстный и не нежный, а неумолимый, как морской прилив. Он не спрашивал, не ласкал — он утверждал. Каждый толчок был кирпичиком в стене, которую они строили против всего мира. Она отвечала ему с той же силой, встречая его движения, принимая его всю его тяжесть, его прошлое, его боль. Они сражались не друг с другом, а с призраками, что пытались ворваться в их новую жизнь.

Когда она закричала, в ее голосе не было сладости — был триумф. Ее тело сжалось вокруг него, выжимая из него не просто семя, а обещание, клятву верности их общему будущему. Он излился в нее с долгим, прерывистым стоном, чувствуя, как последние оковы прошлого лопаются и уплывают в небытие.

Они лежали, тяжело дыша, облитые потом, и смотрели в потолок.

«Она никогда не кричала так с тобой?»— тихо спросила Лика, и в ее голосе не было ревности, лишь любопытство.

«Нет,— честно ответил Артем. — Никогда».

Она повернулась к нему на бок и положила руку ему на грудь, прямо над сердцем.

«И не будет.Потому что это мое место».

Утром они проснулись от крика чаек и первого луча солнца, пробившегось сквозь туман. Прошлое больше не было раной. Оно стало шрамом — твердым, напоминающим, но не болезненным.

Лика надела свое обручальное кольцо и подошла к окну.

«Смотри,— сказала она. — Туман рассеивается».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Артем встал рядом, обнял ее за плечи. Да, туман рассеивался. И в чистом, холодном воздухе нового дня они видели только одно — контуры их общего дома, который им еще предстояло построить. Вместе.

Глава 12

Их дом вырастал из скалы, как живое существо. Не противореча ландшафту, а продолжая его. Панорамные окна, придуманные Ликой, ловили не просто свет, а само море — то свинцово-серое и гневное, то пронзительно-синее и умиротворенное. Это была не просто работа. Это была их исповедь, высеченная в стекле и бетоне.

Последний месяц перед сдачей проекта они жили на стройке. Спали в спальниках на полу будущей гостиной, ели прямо с ящиков с инструментами, пахли цементом и соленым ветром. И были счастливы так, как никогда прежде.

В тот вечер, когда рабочие разошлись и они остались одни в почти готовом доме, начался шторм. Небо потемнело за считанные минуты, и море взбесилось, обрушивая на скалы яростные водяные глыбы. Ветер выл в лесах, словно древний дух, не желавший смириться с этим вторжением.

Лика стояла у огромного окна, наблюдая за разгулом стихии. Ее лицо было озарено не страхом, а каким-то диким восторгом.

«Смотри, какая сила!» — крикнула она, чтобы перекрыть рев бури. — «И мы посреди этого!»

Артем подошел и обнял ее сзади, прижав подбородок к ее макушке. Он смотрел не на шторм, а на ее отражение в стекле. На ее сияющие глаза, на развевающиеся волосы. Она была самой яркой точкой в этом хаосе.

«Я не хочу быть в безопасности, — прошептала она, прижимаясь к нему. — Я хочу быть здесь. С тобой».

Их поцелуй был сродни шторму — яростный, влажный, полный вкуса соли и свободы. Он развернул ее к себе, и его руки, сильные и грубые от работы, впились в ее бедра сквозь тонкую ткань джинсов. Ее пальцы рванули пряжку его ремня, ее ногти царапали кожу его живота.

Они не пошли в спальню. Они рухнули на пол, на грубый строительный картон, служивший им временным ковром. Грохот шторма за окном был саундтреком к их собственной буре. Он срывал с нее одежду, его губы обжигали кожу ее груди, ее шеи. Она отвечала ему с той же дикостью, кусая его губу, впиваясь пальцами в его волосы, срывая с него рубашку.

Его член, напряженный до боли, пульсировал в ее ладони. Она вела его к себе, туда, где она уже была горячей и влажной от желания, смешанного с адреналином бури. Когда он вошел в нее, они оба закричали, и их крики потонули в раскатах грома.

Это была не любовь, а сражение и празднование одновременно. Каждый толчок был победным кличом, каждое движение ее бедер — вызовом миру, который когда-то считал их связь ошибкой. Он входил в нее глубоко, неистово, чувствуя, как ее тело сжимается вокруг него в такт ударам волн о скалы. Пот стекал с его лба на ее грудь, смешиваясь с ее потом. Они были единым целым — два тела, одно сердце, один дух, бросающий вызов самой природе.

Орзм нахлынул на них волной, более мощной, чем те, что бились снаружи. Ее тело выгнулось, ее крик был беззвучным, но он почувствовал его каждой клеткой. А потом он сам погрузился в пучину наслаждения, изливая в нее все — свою боль, свою страсть, свою любовь, свою жизнь.

Они лежали, не в силах пошевелиться, слушая, как шторм постепенно стихает, переходя в ровный, убаюкивающий шум. Лунный свет, пробившись сквозь разорванные тучи, упал на их голые, перепачканные тела.

«Я никогда не чувствовал себя так... живым», — хрипло сказал Артем.

Лика перевернулась на бок и посмотрела на него. В ее глазах стояли слезы, но это были слезы очищения.

«Потому что ты свободен.Мы свободны».

На следующее утро они проснулись от непривычной тишины. Шторм закончился. Море было спокойным и безмятежным, а воздух — кристально чистым. Они вышли на террасу, завернувшись в одно одеяло. Дом пах свежей краской, деревом и морем.

Внизу, на берегу, их ждал сюрприз. Шторм выбросил на песок тысячи ракушек и мелких, отполированных волной камешков. Все побережье сверкало на утреннем солнце, как россыпь драгоценностей.

Лика спустилась по склону и через минуту вернулась, сжимая что-то в кулаке. Она разжала ладонь. На ней лежала ракушка невероятной формы — идеально закрученная спираль, перламутровая внутри.

«Наш первый семейный артефакт», — улыбнулась она, протягивая ее ему.

Он взял ракушку. Она была теплой от ее руки. Это был простой, никому не нужный кусочек природы, но для них он значил больше, чем любая дорогая вещь из его прошлой жизни. Это был символ. Символ того, что даже после самой страшной бури море дарит тебе красоту.

Он посмотрел на дом, на ее сияющее лицо, на ракушку в своей руке. И понял, что их история — это не роман о запретной страсти. Это история о том, как два осколка, сломанные своими старыми жизнями, нашли друг друга и, слившись, создали нечто новое, прочное и прекрасное. Как эта ракушка.

Он обнял свою жену — свою Лику, свою свободу, свою судьбу — и прошептал ей на ухо всего два слова, в которых заключалось все их прошлое, настоящее и будущее:

«Мы дома».

И это была абсолютная правда. Потому что дом — это не место. Это — ты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец