Переезд

Последняя коробка была водружена на пассажирское сиденье, загородив собой мир, который мы оставляли позади. Машина вздохнула, проседая на подвеске под тяжестью нашего скарба и жизни. Вся она была забита до потолка, и единственное свободное место оставалось на заднем сиденье, где уже устроился наш шестнадцатилетний сын, Артем.

«Садись ко мне на колени, мам, — предложил он, — иначе никак».

Муж, Сергей, только хмыкнул, проверяя навигатор. «Держитесь там, недолго ехать, часа четыре».

Я вздохнула и, приподняв юбку, аккуратно устроилась на коленях сына. Было тесно, неловко, но выхода не было. Артем обнял меня за талию, чтобы я не съезжала, и его дыхание коснулось моей шеи. Машина тронулась.

Первые километры прошли в напряженном молчании. Сергей был сосредоточен на дороге, я — на мыслях о новом доме, о предстоящих хлопотах. Но постепенно я начала ощущать сквозь тонкую ткань своих трусиков и его джинсов нечто смутно знакомое и тревожное. Тепло, а затем и твердость, которая росла и упрямо упиралась в мою промежность.

Я замерла. Сердце заколотилось где-то в горле. «Артем... » — прошептала я беззвучно, больше для себя. Но он услышал. Его руки, до этого лежавшие почтительно на моем животе, слегка сжали меня. Он не сказал ни слова, но его тело говорило за него. Я чувствовала, как по мне разливается волна жара, а между ног предательски заныло и сжалось. Это было неправильно, грешно, безумно, но от этого осознания становилось только жарче.

Дорога была не очень ровной, машина покачивалась на кочках, и каждое такое движение заставляло меня тереться о его возбуждение. Я закрыла глаза, стараясь дышать ровно, но внутри все трепетало. Он был моим сыном. А я... я была его матерью, которая сама промочила трусики от этих мыслей.

И тогда он обнаглел. Очень медленно, словно случайно, его правая рука сползла с моего живота вниз. Я задержала дыхание, глядя в спину сиденья, за которым сидел муж. Сергей что-то насвистывал, глядя на дорогу. Его взгляда не было видно в зеркале заднего вида — его загораживала та самая коробка.

Пальцы Артема скользнули под подол моей юбки. Я не сопротивлялась. Не могу. Не хочу. Его легкое, почти невесомое прикосновение к внутренней стороне бедра заставило меня вздрогнуть. А потом... потом он провел пальцем по шелковой ткани моих трусиков, прямо по самой чувствительной точке. Тихий стон застрял у меня в горле.

Он не останавливался. Его палец, наглый и уверенный, проник под резинку и коснулся обнаженной, влажной кожи. Я обмякла вся, прижавшись затылком к его плечу. Мир сузился до тряски машины, до свиста ветра за стеклом и до этого тайного, запретного ласкания. Он знал, что делает. Знавал мое тело. Он водил пальцем круги, легонько надавливал, и волны удовольствия накатывали на меня, смывая стыд и разум.

Я скулила тихо-тихо, кусая губу, чтобы не выдать себя. Спазмы нарастали, низ живота пылал. И когда очередная кочка на дороге сильнее прижала меня к нему, оргазм накрыл меня с такой силой, что у меня потемнело в глазах. Я вся затряслась, судорожно вцепившись в его джинсы, стараясь подавить конвульсии. Он прижал меня крепче, его палец замер, продлевая блаженство.

Через несколько минут мы свернули на заправку. Сергей выключил двигатель.

«Ну, делайте свои дела, кто куда, — сказал он, потягиваясь. — Я за кофе».

Он вышел из машины, даже не оглянувшись. Я медленно, как во сне, поднялась с колен Артема. Наши взгляды встретились. Его глаза были темными, полными понимания и торжества. Я, краснея, поправила юбку и вышла на свежий воздух, чувствуя, как дрожат мои ноги и как пахнет мое возбуждение. Мир вокруг был прежним, а я — уже совсем другой.

Возвращение в машину после туалета на заправке было похоже на пересечение незримой границы. Холодная вода стекала с запястий каплями, но внутри все продолжало тлеть. Я снова устроилась на его коленях, и на этот раз наша близкость была лишена прежней неуверенности. Она висела в воздухе плотным, знойным маревом, обещая продолжение.

Дорога снова стала нашим сообщником. Ритмичный гул мотора, мелькающие за окном огни — все это сливалось в единый поток, унося последние остатки здравого смысла. Я почувствовала, как подо мной вновь пробуждается знакомое напряжение, твердое и настойчивое. Его руки лежали на моих бедрах уже не как гарантия устойчивости, а как право собственности.

Он действовал тихо и решительно. Легкое движение — и барьер из джинсы исчез, сменившись обжигающей кожей. Пальцы, скользнувшие под шелк, сдвинули его в сторону, открывая меня дорожной пыли и его властному прикосновению. Я замерла, чувствуя, как что-то внутри переворачивается и навсегда уступает место чему-то новому.

И тогда он начал медленно усаживать меня на себя. Это был не стремительный порыв, а торжественное, почти невыносимое погружение. Острая, щемящая полнота разлилась по всему моему существу, вытесняя страх и стыд, заполняя каждую частичку меня собой. Я не сопротивлялась. Как можно сопротивляться собственной судьбе? Я лишь откинула голову ему на плечо, позволив волнам нарастающего удовольствия покачивать мое тело в такт дорожной тряске.

Мы двигались в полной тишине, нарушаемой лишь шумом двигателя. Каждый толчок, каждый поворот углублял нашу тайную связь, заставляя меня сжиматься внутри от сладостного напряжения. Я тонула в этом, растворялась, больше не думая ни о муже за рулем, ни о старом доме, ни о новом. Существовало только это — жар, движение и всепоглощающая, запретная близость.

Пик настиг меня внезапно и беззвучно. Мир сузился до спазмов, сотрясавших изнутри, до огненной волны, накрывшей с головой. Я сглотнула воздух, впиваясь пальцами в его руку, стараясь удержаться в этом бушующем море ощущений.

Когда я пришла в себя, машина все так же катила по шоссе. Но я понимала: все будет иначе. В новом доме, за новыми стенами, нас будет ждать не просто новая жизнь. Нас будет ждать эта тайна, тяжелая, как грех, и сладкая, как освобождение. Мы пересекли сегодня не только километры, но и ту грань, с которой нет возврата.