Танец тени и песни: Власть Тени

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ О СОДЕРЖАНИИ

Перед вами — тёмное фэнтези, предназначенное исключительно для взрослой, подготовленной аудитории. «Танец тени и песни» исследует сложные и мрачные темы, которые могут быть неприемлемы или послужить триггером для некоторых читателей.

​Пожалуйста, отнеситесь к этому предупреждению серьёзно. Книга содержит:

​

Графичные сцены жестокости и насилия:

Детальные описания сражений, пыток, нанесения увечий и кровавых последствий. Смерть персонажей, в том числе второстепенных, описана без прикрас.

​

Откровенные сексуальные сцены:

Подробные и физиологичные описания сексуальных актов, включая грубую, нецензурную лексику и нетрадиционные практики.

​

Центральная тема БДСМ:

Книга глубоко исследует динамику Власти/Подчинения (D/s).

​

Тяжёлые психологические темы:

В книге затрагиваются темы посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), одержимости и психологического давления.

​Важно отметить, что все взаимодействия между главными героями, какими бы жёсткими они ни были, являются частью их уникальных, консенсусных отношений, построенных на доверии. Тем не менее, эта история не является романтическим фэнтези в классическом понимании. Она мрачная, жестокая и бескомпромиссная.

​

Если вышеперечисленные темы для вас неприемлемы, пожалуйста, воздержитесь от чтения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пролог

​Луна в ту ночь была полной и белой, похожей на костяной осколок, впившийся в чёрный бархат неба. Восьмилетней Лисанне казалось, что если подпрыгнуть повыше с края утёса, можно коснуться её холодного бока. Отец говорил, что это не так. Он говорил, что Луна — это безмолвный страж, а они, Дозор, — её тихие слуги на земле.

​— Слышишь? — его голос был низким и тёплым, как летняя земля. Он сидел рядом с ней на плоском камне, который ещё хранил дневное тепло. Внизу, в укрытой долине, мерцали редкие огоньки их селения — последнего оплота Лунного Дозора.

​Лисанна затаила дыхание, прислушиваясь. Слышно было многое: стрекот ночных цикад, далёкий ух совы, шелест ветра в кронах вековых сосен.

​— Ветер, — прошептала она.

​Отец улыбнулся, и в свете луны морщинки у его глаз стали похожи на серебряные нити.

— Не только. Слушай глубже. Слушай тишину между звуками. Это и есть наш язык. Язык Завес. Мы не плетём их, дитя. Мы лишь слушаем их песнь и следим, чтобы она не обрывалась.

​Он вложил в её ладонь гладкий, прохладный камень, на котором была вырезана спираль. Её первый талисман хранителя. Она сжала его так крепко, что острые края впились в кожу. Это была хорошая боль. Настоящая.

​Внезапно отец замер. Его рука, лежавшая на её плече, напряглась.

— Что такое? — спросила Лисанна.

— Сова замолчала, — тихо ответил он, и его взгляд больше не был тёплым. Он стал таким же острым и холодным, как луна над ними.

​Тишина, о которой он только что говорил, изменилась. Она перестала быть умиротворяющей. Теперь она звенела, натянутая до предела, готовая вот-вот лопнуть.

​И она лопнула.

​Сначала донёсся крик. Не человеческий — пронзительный, полный ужаса рёв сторожевого пса, который оборвался на высокой ноте. А затем, мгновением позже, до них долетел запах. Не хвои и ночных цветов, а гари. Горящего дерева и чего-то ещё. Тошнотворно-сладкого.

​Отец схватил её за руку.

— К матери. Живо.

​Они не бежали — они летели вниз по тропе, перепрыгивая через корни и камни. Мирная долина внизу превратилась в ад. Оранжевые языки пламени уже лизали крыши домов. Тёмные, громоздкие фигуры двигались между ними — железные люди, на чьих щитах плясали отблески огня, искажая выбитый на них герб — королевского сокола.

​Мать ждала их у порога, сжимая в руках охотничий нож. Её лицо было белым как мел.

— Стража, — выдохнула она. — Они пришли за Сердцем.

​Отец толкнул Лисанну внутрь, в темноту дома.

— Спрячься в подпол и не выходи, что бы ни случилось. Слышишь меня, Лисанна? Что бы ни случилось!

​Но она не послушалась. Сквозь щель в досках она смотрела на бойню, разворачивающуюся на единственной улице их селения. Хранители Дозора, её соседи, друзья, дяди — те, кто учил её читать следы и узнавать звёзды, — падали под ударами тяжёлых мечей королевских гвардейцев. Их было слишком много. Железные люди двигались молча, методично, как мясники на бойне.

​Её отец сражался как демон, его парные клинки мелькали в лунном свете, но и он не мог устоять против троих. Меч одного из солдат вошёл ему под рёбра. Он захрипел, оседая на землю, и его глаза, полные недоумения, в последний раз поискали дверь их дома.

​Мать закричала и бросилась к нему, но её тут же отшвырнули в сторону ударом щита. Она упала рядом с телом мужа. Железный человек безразлично занёс над ней меч.

​Лисанна зажала рот, чтобы не закричать. Камень в её ладони казался раскалённым. Мир сузился до одной этой сцены, до свиста опускающейся стали.

​Внезапно что-то изменилось. Одна из теней метнулась сбоку. Это был Ронан, её наставник по стрельбе из лука. Он двигался не как воин, а как призрак. Два коротких клинка в его руках вспороли горло гвардейцу прежде, чем тот успел завершить удар.

​Но было поздно. Мать уже не дышала.

​Элвин не смотрел на мёртвых. Его взгляд нашёл щель в полу, где пряталась Лисанна. Он увидел её широко раскрытые, сухие от ужаса глаза. Один из гвардейцев заметил его и развернулся, поднимая меч.

​— Лисанна! — рык Элвина. — Беги!

​Дверь содрогнулась от удара. Элвин схватил её за руку, вытаскивая из темноты подпола наружу, в мир, пахнущий огнём и смертью. Он не дал ей посмотреть на тела родителей. Его пальцы сжимали её запястье с силой стального капкана.

​— Не смотри, — прохрипел он, увлекая её за собой, прочь от дома, в спасительную темноту леса. — Не плачь. Просто беги.

​Она бежала. Её маленькие ноги путались, лёгкие горели, но она бежала, утягиваемая сильной рукой взрослого. Она не оглянулась. Она не заплакала. Камень в её ладони был единственным, что осталось от прошлой жизни.

​Восьмилетняя Лисанна а'Таррэн умерла в ту ночь вместе со своими родителями. Из огня и пепла, держась за руку своего наставника, в лес бежал маленький, молчаливый призрак.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1. Цена тишины

Три правила хорошего контракта: цель ясна, плата высока, вопросов мало. Если нарушено хотя бы одно правило — уходи. Если нарушены все три — беги, или готовься умереть.

Поговорка наёмников Пограничья.

За шестнадцать лет тишина научилась лгать.

Она больше не звенела натянутой тетивой, как в ту ночь, предвещая разрыв. Теперь ее ложь была мягкой, почти ласковой. Она стелилась под ноги промозглым туманом над Серыми Топями, чавкала под сапогами, шептала на ухо ледяным дыханием ветра в камышах. Обещала покой.

Но тело Лисанны а’Таррэн помнило правду. Ее пальцы, не спрашивая воли, сами находили холодную кожу на рукояти кинжала, а взгляд прошивал серую мглу в поиске того, что не имело формы. Призрак, как звали ее в этих краях, не доверяла покою. Она пропускала сквозь себя весь этот обманчивый шепот мира, вслушиваясь лишь в одно — в звенящий вакуум, который наступает за миг до того, как ложь оборвется.

Холод замшелого валуна просочился сквозь кожу и слои одежды, впитался в самые кости. Двое суток.

Двое суток Лисанна была не человеком, а частью этого поросшего вереском склона. Ветер, пахнущий сырой землей, трепал ее плотный капюшон, но не замечал ее. Внизу, в лощине, лагерь жил своей жизнью: часовые лениво менялись на постах, дым от костра вился серой змеей, и за эти дни Лисанна изучила каждый его изгиб.

Терпение. Она чувствовала, как оно гудит в напряженных мышцах подобно натянутой тетиве. «Не торопи стрелу, — звучал в памяти голос Элвина, твердый, как этот камень под ней. — Дай цели самой подойти к острию».

Высоко в свинцовом небе дрейфовала черная точка. Террен. Ее сокол. Ее глаза, парящие над миром. Их связь была глубже уз и приказов; она ощущала его присутствие, как свое собственное сердцебиение.

И вдруг тишину прорезал короткий, резкий клекот. Он не был полон тревоги или ярости. Это был отточенный сигнал, удар кремня по стали.

В то же мгновение камень под ней перестал быть холодным. Все ее тело превратилось в оружие, готовое к действию. Движение.

Ее движение было медленным, как наползающая тень. Мышцы, онемевшие от долгого ожидания, откликнулись беззвучно. Пальцы сомкнулись на луке. Темный, отполированный тысячами прикосновений тис лег в ладонь так, словно вырос из нее. Она ощущала его вес, знала каждую зарубку на гладкой поверхности древка — след отцовской руки, метку Элвина, вынесшего оружие из пепла их дома. Прикосновение к древку всегда отдавалось в груди фантомным запахом дыма и холодом камня-талисмана под рубахой.

Из единственного шатра, что нелепо топорщился на островке сухой земли, вывалился мужчина. Грузный, неуклюжий, в некогда бархатном камзоле, на котором теперь живописнее смотрелась грязь Серых Топей. Каэлен. Купец, променявший честь гильдии на мешок золота. Цель.

Лисанна проводила его взглядом, пока он брезгливо обходил лужу. Контракт горел у нее в памяти двумя словами: «доставить живым». В горле появился горький привкус. Живой — это всегда грязная работа. Мертвые не ноют, не пытаются сбежать и не предлагают тебе половину украденной казны.

Каэлен дергано оглянулся, его глаза-бусинки беспокойно метались, словно пытаясь проткнуть взглядом липкую пелену тумана. Он не видел ничего, кроме серых теней и уродливых коряг. Глупец решил, что болото стало его убежищем, не поняв, что оно лишь превратило его клетку в ловушку, а охотника сделало невидимым.

Движение Лисанны было единым с ее дыханием. Лук поднялся без малейшего усилия, становясь продолжением ее воли. Она натянула тетиву, ощущая, как мир замирает и сужается до одной точки — до грузной фигуры у воды. Все звуки утонули в тишине, остался лишь стук крови в ушах. Легкое касание ветра на щеке заставило ее сместить прицел на волосок влево. В ее сознании не было ни купца, ни человека — лишь живая цель, которую нужно обездвижить тяжелым, оглушающим наконечником стрелы.

Вдох. Пауза, в которой замерло само время.

Выдох.

Едва слышный шепот тетивы был последним звуком, который Каэлен услышал в своем старом мире. Тяжелая стрела ударила в плечо с глухим, влажным стуком, выбивая из легких воздух. Его вскрик захлебнулся, превратившись в жалкий хрип. Тело обмякло и рухнуло в грязь, как брошенный мешок с требухой.

Лисанна медленно опустила лук. Точно в нервный узел. Бежать он не сможет. Работа сделана чисто.

Резкий, торжествующий клекот Террена разорвал унылую тишину, и сокол камнем рухнул вниз. Его когти беззвучно сомкнулись на мертвой ветке ближайшего дерева, превращая птицу в неподвижного стража с глазами-буравчиками.

Спуск был медленным танцем со смертью. Лисанна не шла — она струилась по склону, ее ноги инстинктивно находили скрытые под слизью клочки твердой земли, о которых болото знало лишь в своих снах. Десять минут спустя она отделилась от тумана, словно его порождение.

Каэлен почувствовал, как рядом с его головой просела земля. Он повернул голову, и его дыхание оборвалось. Над ним, заслоняя серое небо, стояла фигура в темной коже и мокром капюшоне. Из-под него на купца смотрело лицо без единого выражения.

Жирный пузырь ужаса лопнул у него в горле.

— Призрак… — выкашлял он, вжимаясь в грязь. — Мне говорили… что гильдия пошлет Призрака.

Ответом ему была тишина. Лисанна опустилась на колено. Ее руки двигались быстро и точно. Одна скользнула ему за пояс, извлекая нож. Другая сорвала с ремня туго набитый кошель — тяжелое золото гильдии глухо звякнуло. Затем эти же пальцы беззлобно, но крепко разорвали ткань его камзола и умело перетянули рану, останавливая кровь.

Он был всего лишь грузом. А хороший перевозчик никогда не портит свой груз.

— Я заплачу! Вдвое больше, чем они! — заскулил Каэлен, когда грубая веревка впилась в его запястья. Узел, который вязала Лисанна, был простым, быстрым и не оставляющим ни единого шанса. — Втрое! Клянусь, у меня есть тайник, о котором никто не…

Его слова оборвались. Вместо ответа она просто оторвала от его же грязного камзола широкий клок ткани, скрутила его в тугой жгут и без всякой злобы, с деловитой эффективностью, засунула ему в рот. Каэлен дернулся, его глаза выкатились от унижения и бессилия. Она затянула узел на затылке — не слишком туго, чтобы он мог дышать, но достаточно крепко, чтобы его мольбы превратились в невнятное мычание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он посмотрел в лицо Лисанны, ища злость, жадность, хоть какую-то зацепку для торга, но наткнулся на ледяное безразличие. В янтарных глазах Призрака была лишь отстраненная пустота, и эта пустота пугала.

Путь назад был пыткой. Для купца. Для Лисанны это была просто работа, омраченная непрерывным нытьем ее груза. Каэлен, привыкший к мощеным улицам и мягким коврам, оказался беспомощен в дикой трясине. Он поскальзывался на склизких корнях, его дорогие сапоги с отвратительным чавканьем вязли в грязи, и каждый неверный шаг сопровождался стоном, пробивающимся сковзь кляп.

В один из таких моментов, когда полуденное солнце особенно припекало, она, как обычно, вынула кляп изо рта купца и поднесла к его потрескавшимся губам флягу. Каэлен жадно сделал несколько глотков, а затем, набрав полный рот воды, с ненавистью плюнул ей прямо в лицо.

​Вода, смешанная со слюной, потекла по её щекам.

​Лисанна не отшатнулась. Не вытерла лицо. Она просто замерла, и её янтарные глаза на мгновение потеряли свою отстранённость, превратившись в два холодных, бездонных колодца. Тишина, повисла между ними.

​Она медленно, очень медленно убрала флягу от его рта. Затем, не сводя с него взгляда, она открутила крышку до конца и одним плавным, выверенным движением вылила всю оставшуюся воду на сухую землю у его ног. Драгоценная влага мгновенно впиталась в пыль.

​— Значит, ты не хочешь пить, — констатировала она. Голос был абсолютно ровным.

​Она вернула кляп на место, затягивая узел чуть сильнее, чем прежде, и, не сказав больше ни слова, пошла дальше. Весь оставшийся день, под палящим солнцем, она больше не останавливалась, чтобы дать ему воды, игнорируя его хрипы и то, как его взгляд, полный ужаса, всё чаще обращался к пустой фляге на её поясе.

Когда тропа стала чуть шире, а внимание Лисанны, как ему показалось, было отвлечено криком птицы, Каэлен почувствовал это — веревка на его запястье ослабла и упала в грязь. Свободен!

​Надежда взорвалась в его груди фейерверком. Не веря своей удаче, он рванулся в сторону, в густые заросли, ломая ветки и не разбирая дороги. Он не слышал за спиной погони, только стук собственного сердца, обещавшего спасение. Он сделал десять шагов, двадцать... Он почти поверил!

​Едва слышный шепот тетивы был последним звуком, который он расслышал.

​Резкая, обжигающая боль пронзила его правую икру. Нога подкосилась, и он с криком рухнул лицом в грязь, инстинктивно пытаясь вытащить стрелу, торчавшую из его мышц.

​Лисанна подошла неспешно, её сапоги с тихим чавканьем ступали по трясине. Она не выказывала ни злости, ни удовлетворения. Она опустилась на колено рядом с ним, её лицо было абсолютно бесстрастным, словно она осматривала подстреленную дичь.

​Она наклонилась так близко, что он почувствовал холод, исходящий от её кожи, и тихо прошептала ему прямо в ухо:

​— Еще раз попробуешь, — и от этого шёпота кровь в жилах стыла быстрее, чем от боли, — и останешься без ноги. Им нужен ты живой, а не ходячий. Тебя примут и так.

Она поднялась, оставив его корчиться и скулить на земле. Затем, не обращая внимания на его вопли, она грубо перевернула его, сломала древко стрелы и деловито перевязала рану, чтобы он не истёк кровью. После этого она снова надела на него кляп.

​Она выпрямилась во весь рост, глядя на него сверху вниз, как на упрямое, но сломленное животное. Затем, вместо того чтобы помочь ему подняться, она просто натянула веревку. Рывок заставил его захрипеть от боли, пронзившей простреленную ногу, и, опираясь на руки, он кое-как поднялся, балансируя на одной здоровой конечности.

​Она пошла вперед, не сбавляя шага. Путь превратился для купца в настоящий ад. Он хромал, спотыкался, каждый шаг отдавался мучительным спазмом. Верёвка на её запястье не давала ему упасть, но и не позволяла остановиться, раз за разом заставляя его ковылять дальше сквозь боль и унижение.

​Урок был усвоен.

Все это было лишь фоновым шумом. Белым шумом слабости, которую Призрак презирала больше всего на свете. Каждый стон был подтверждением того, что он — ошибка природы, слизняк, которого нужно было просто доставить из точки А в точку Б и поскорее забыть.

Три дня спустя вонь Грейвена ударила в нос раньше, чем его гнилые частоколы показались из-за холмов. Пограничный городок, вросший в грязь, как бородавка, жил контрабандой, кровью и отчаянием. Лисанна натянула капюшон глубже, словно он мог защитить не только от взглядов, но и от самого воздуха этого места. Она провела своего пленника по главной улице, больше похожей на сточную канаву, к таверне «Последняя Монета».

Дверь протестующе скрипнула, впуская их в удушающий смрад кислого пива, пота и застарелой жадности. В общем зале ее уже ждали.

Представитель гильдии, сухой человечек с лицом лавочника и глазами ростовщика, оторвался от своей кружки. Он брезгливо оглядел Каэлена с головы до ног — грязного, хромающего, с кляпом во рту и онемевшими от веревок руками — затем проверил вес кошеля с золотом и удовлетворенно кивнул.

​— Чистая работа, Призрак. Как всегда.

​Не говоря ни слова, Лисанна размотала со своего запястья конец веревки, связывавший ее с пленником, и бросила его на грязный пол. Связь была разорвана. Он больше не был её грузом.

​При этих словах, и особенно при этом жесте, что-то внутри Каэлена оборвалось. Свобода от одной веревки означала рабство у другой. Паника, до этого глухо тлевшая внутри, захлестнула его.

​Он издал отчаянный, мычащий звук из-под кляпа и, шатаясь на простреленной ноге, попятился от Лисанны, почти падая на стражников. Его глаза, полные ужаса, умоляюще впились в гильдийца. Он дергал связанными руками, пытаясь указать на свои онемевшие кисти, затем отчаянно кивал на свою ногу, из-под грязной повязки на которой проступала кровь.

​— Ммм! Мммф-ф! — вырвалось из его горла. Это была невнятная, животная жалоба на пытку, мольба о сочувствии к тому, что она с ним сделала по дороге.

​Два стражника, до этого дремавшие у стены, шагнули вперед и грубо схватили купца за плечи. Представитель гильдии с отвращением поморщился, словно от дурного запаха.

​— Она выполнила свою работу, — холодно процедил он, глядя не на трясущегося Каэлена, а поверх него, на Лисанну. — А теперь начнется твоя. Тащите его.

​Человечек отсчитал на липкий стол столбик серебряных монет. Звук, с которым они ложились друг на друга, был единственным чистым звуком в этом прокуренном зале. Не говоря ни слова, Лисанна взяла верхнюю монету. Холодный металл привычно лег на подушечки пальцев. Подброшенная монета издала короткий, мелодичный звон, прорезавший гул таверны. Настоящее серебро. Вторую она без колебаний поднесла ко рту и прикусила, оставляя на мягком металле крошечный след. Убедившись в подлинности, Лисанна одним движением сгребла столбик в кожаный мешок. Деньги исчезли.

— Мы будем рады предложить вам… — начал было гильдиец, чуть повысив голос, чтобы говорить с ее спиной.

Но Лисанна уже развернулась. Работа была сделана, слова — излишни. В этот момент в дверном проеме мелькнула тень, и Террен бесшумно спланировал ей на плечо, тихо встряхнув перьями.

Знакомая тяжесть была успокаивающей. Ее рука уже легла на грубую деревянную ручку двери, когда голос мужчины заставил ее замереть.

— Постой.

Он не был ни просящим, ни приказным. Он был голосом человека, который собирается положить на стол еще одно, куда более интересное предложение.

Она обернулась, но не всем телом, а лишь развернувшись на пятках — движение плавное, хищное, оставляющее путь к отступлению открытым. Взгляд гильдийца изменился. Ушла деловая сухость, на ее место пришла почтительная осторожность, с какой говорят не с наемником, а с оружием, которое может выстрелить в любую сторону.

— Есть еще одно дело, — он слегка понизил голос, хотя гул в таверне мог скрыть и крик. — Не для гильдии. Заказчик просил найти лучшего. Того, кто умеет искать и не задает вопросов.

Его рука медленно опустила на стол маленький, туго набитый мешочек из добротной кожи. Он ударился о грязное дерево с глухим, тяжелым стуком, в котором безошибочно угадывался звон золота.

Аванс.

— Это больше, чем ты зарабатываешь за год, — тихо, почти интимно, сказал мужчина, не отрывая от нее взгляда. — И это лишь десятая часть.

В янтарных глазах Лисанны ничего не дрогнуло. Она не смотрела на золото. Она смотрела на него, человека, который только что положил на стол не просто деньги, а целую новую жизнь. Или очень быструю смерть.

Тишина за их столом стала плотной, вязкой, и даже пьяный хохот из дальнего угла, казалось, тонул в ней, не достигая цели. Взгляд Лисанны был прикован к мешочку. Золото в нем не просто звенело — оно кричало. Такие деньги не платили за поимку воров. Такие деньги платили за убийство королей или за прогулку в пасть дракона. Или за то и другое сразу.

— Что нужно найти? — ее голос, когда она наконец заговорила, был спокоен. Слишком спокоен.

— Я не знаю, — выдохнул гильдиец, и в его глазах мелькнуло искреннее облегчение от того, что он мог сказать правду. Он был всего лишь почтальоном, доставляющим смертельно опасное письмо. — Мне велено было лишь найти тебя и передать это.

Он осторожно подвинул к ней сложенный вчетверо кусок плотного пергамента. Сгиб скрепляла капля темного, почти черного воска — гладкая, без герба, без единого знака. Печать анонимности. Печать власти, которой не нужны символы.

— Если возьмешься, будь в полночь у Сторожевых Камней к северу от города.

Он сделал паузу, его взгляд впился в ее лицо.

— Одна.

Тишина повисла над столом, тяжелая, как золото в мешке. Голос Ронана, ясный и отчетливый, как будто он стоял рядом, прозвучал в ее памяти: «Никогда не берись за работу, в которой слишком много денег и слишком мало ответов». Это был его закон, закон осторожного волка, который умер, защищая свой дом.

Но за шестнадцать лет, проведенных в тени, Лисанна выучила свой собственный, более жестокий урок. Деньги — это не роскошь. Это свобода. Свобода исчезнуть, когда за тобой гонятся. Свобода купить лучника, когда тебе целятся в спину. Свобода купить еще один день, еще одну неделю, еще один год без страха.

Шагнув обратно к столу, Лисанна опустила руку на пергамент, ощутив пальцами гладкость воска и жесткость бумаги. Затем она взяла мешочек с золотом. Его вес был приятен и опасен одновременно.

Не сказав больше ни слова, она развернулась и вышла из таверны, растворяясь в серых сумерках Грейвена. Позади остался запах кислого пива, удивленное лицо гильдийца и работа, которая могла ее либо освободить, либо похоронить.

Сумерки в Грейвене не спускались — они сочились из-под гнилых стропил и поднимались из сточных канав, заливая улицы сизыми, мутными чернилами. Лисанна поправила на плече привычную тяжесть тисового лука, ощущая на поясе другую, чужую тяжесть — мешочек с золотом, который, казалось, весил вдесятеро больше. Она свернула с шумной центральной улицы в лабиринт переулков, где свет и жизнь умирали первыми.

Террен на ее плече тихо издал горловой звук — нечто среднее между вопросом и урчанием. Она машинально провела костяшками пальцев по его гладким перьям, ощущая тепло живого существа сквозь тонкую кожу.

«Одна», — приказал гильдиец.

Слово эхом отдавалось в черепе, пустое и привычное. Она всегда была одна. Почти. Присутствие Террена было таким же естественным, как дыхание, но оно не отменяло сути. Одиночество было ее броней, ее оружием, ее домом.

Но эта ночь пахла иначе. Опасность имела знакомый, острый запах стали и пота. Этот же вечер пах пылью старого пергамента и холодным металлом золота, которое способно менять жизни. Пахло судьбой.

И Лисанне это совершенно не нравилось. Опасность можно было выследить и убить. От судьбы же не убежишь.

Глава 2. Шёпот золота

Иногда самый опасный путь — это не тот, что ведёт во тьму впереди, а тот, что заставляет обернуться на пепел позади.

Из записей Элвина, наставника.

Комната, которую сняла Лисанна, была не больше чулана и пахла въевшейся сыростью, дешевым табаком и той застарелой тоской, что всегда остается после недолговечных постояльцев. Жесткая кровать, скрипучий стул и окно, выходящее на глухую, покрытую лишайником стену. Идеально. Никто не станет шпионить там, где не на что смотреть.

До полуночи оставалось три часа.

Другой бы потратил это время на выпивку или тревожный сон, но Лисанна использовала его на единственное, что имело смысл: подготовку. Разложив снаряжение на кровати, она методично принялась за работу. Короткий меч — подарок Элвина на шестнадцатилетие — монотонно зашипел под точильным камнем, пока лезвие не стало способно разрезать волос. Каждую стрелу в колчане она перебрала, проверяя баланс и подклеивая истертые перья у наконечника. Шнуровка на высоких сапогах была перетянута, каждый шов на кожаном доспехе, потертом до цвета мокрой земли, — проверен.

В этих выверенных движениях был свой порядок, свой покой. Каждый скрип ремня, каждый шорох пера в ее руках заглушал мысли о золоте и пергаменте с черной печатью. Оставалось только дело. Только то, что можно было потрогать, проверить и починить.

Внезапная тень, метнувшаяся за окном, разрешилась бесшумным появлением Террена в проеме. Легко спрыгнув на подоконник и сложив крылья, он тихо щелкнул клювом, склонил голову набок и устремил свои блестящие глаза-бусины на руки хозяйки. В его взгляде не было попрошайничества — лишь молчаливое, выжидающее наблюдение.

Лисанна отложила точильный камень, ведь сокол был единственным существом в мире, способным безраздельно завладеть ее вниманием. Достав из-за пазухи полоску вяленого мяса, она оторвала кусочек и протянула ему на тыльной стороне ладони. Птица мягко шагнула вперед и почти деликатно взяла угощение, не коснувшись кожи кончиком клюва. Пока Террен ел, Лисанна медленно провела пальцем по его голове, ощущая жесткие перья и живое тепло под ними. В этом простом жесте заключалась ее единственная слабость и все ее доверие, отданное одному-единственному существу.

Когда с мясом было покончено, сокол устроился на своем посту, а Лисанна наконец взяла в руки тяжелый, из дорогого материала, пергамент. Подцепив ногтем край черной восковой печати, она сломала ее. Никакого герба или знака — лишь гладкая, безликая поверхность, знак силы, которая не нуждается в том, чтобы ее узнавали.

Развернув лист, она увидела пустоту. И лишь в самом центре, идеальным каллиграфическим почерком, было выведено одно-единственное слово:

«Полночь».

Голос Элвина прозвучал в ее памяти — резкий, недовольный, каким он бывал всегда, когда она шла на неоправданный риск.

«Работа, которая прячет свое лицо — это западня, Лисанна».

Она мысленно отмахнулась от воспоминания. Ронан был мертв уже пять лет, а его уроки осторожности были роскошью, которую живые не могли себе позволить. Живым нужны были деньги.

За час до полуночи она выскользнула из своей комнаты. Вместо того чтобы идти по северной дороге, как сделал бы любой предсказуемый путник, она нырнула в сплетение темных трущоб. Просочившись сквозь них, словно вода сквозь трещины в камне, она обогнула городскую стену и вошла в лес. К Сторожевым Камням она двинулась против ветра, чтобы ее запах не достиг места встречи раньше ее самой.

Элвин учил ее ждать западню в конце такого пути. И она ждала.

Сторожевые Камни — дюжина поросших черным мхом монолитов — торчали из лысой макушки холма, словно гнилые зубы великана. Местные обходили это место стороной, бормоча что-то о неупокоенных душах и ветре, который говорит их голосами. Лисанне же ветер говорил лишь одно: он дул ей в лицо, а значит, ее позиция была выбрана верно.

Нужную позицию она нашла за сотню шагов до каменного круга — россыпь валунов, достаточно высокая, чтобы скрыть лежащего человека, и с идеальным обзором на тропу и сами Камни. Она опустилась на холодную, пахнущую ночной сыростью землю, и ее тело, привыкшее к ожиданию, мгновенно замерло, становясь частью пейзажа.

Террен беззвучно сорвался с ее плеча. Черная тень на фоне черного неба, он растворился в высоте, делая широкий, выверенный круг над холмом. Лисанна ждала, доверяя его зрению больше, чем своему собственному.

Прошло несколько минут. А затем из темноты над головой донесся короткий, резкий крик. Сигнал:

«Движение».

Лисанна затаила дыхание. Пауза. И следом — другой звук, двойной, более тихий щелчок клювом. Расшифровка:

«Один. Ждет».

Цель была на месте.

Сначала она его услышала: неуверенный шорох дорогих сапог по каменистой тропе, слишком громкий в ночной тишине. Затем увидела силуэт, появившийся на гребне холма. Человек двигался с городской, выпрямленной осанкой, которая была здесь так же неуместна, как его обувь. Он вошел в центр каменного круга и замер, нервно обводя взглядом древние монолиты, словно ожидая, что они оживут.

Лисанна не двигалась. Она позволила ему постоять там пять долгих минут. Позволила ночному холоду пробрать его до костей, а свисту ветра в камнях — поиграть с его нервами. Она наблюдала, как его плечи все сильнее вжимаются в воротник плаща, как его взгляд становится все более затравленным.

Наконец, когда порыв ветра на мгновение стих, она шагнула из-за валунов. Ее голос, тихий и ровный, прозвучал прямо за его спиной, заставив мужчину подскочить на месте.

— Ты один.

Это был не вопрос, а констатация факта.

— Клянусь, — торопливо выдохнул он, резко оборачиваясь. Его лицо в призрачном свете луны было бледным и лоснящимся от пота. — Мои наниматели ценят… осмотрительность.

Слова мужчины повисли в холодном ночном воздухе. Лисанна не ответила. Она просто смотрела на него. Ее янтарные глаза в тени капюшона не моргали, в них не было ни капли эмоций — лишь пристальное, хищное внимание, которое, казалось, проникало под кожу и замораживало кровь.

Человек сглотнул. Его попытка казаться профессионалом рассыпалась под этим безмолвным давлением. Он почувствовал, как по спине потекла капля пота. Он первым отвел взгляд, уставившись на один из древних камней. Тишина становилась невыносимой, звенящей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Реликвия, — торопливо проговорил он, лишь бы нарушить ее. Голос предательски дрогнул. — Им нужно найти легенду. «Сердце Тишины».

Имя упало в тишину, как камень в бездонный колодец.

Лисанна замерла. Нет, внешне она не изменилась ни на йоту — тот же холодный, неподвижный силуэт. Но внутри что-то остановилось. Это название… Оно пришло из самого далекого прошлого, из шепота старейшин ее клана у догорающего костра. Артефакт, способный управлять самой сутью магии. Миф. Сказка для детей. То, что было уничтожено или утеряно сотни лет назад.

— Его не существует, — ровно сказала она. Это была не гипотеза, а факт, высеченный в камне ее памяти. Детская сказка.

— Существует, — возразил мужчина, подавшись вперед. Его голос упал до напряженного шепота, словно он боялся, что камни могут подслушать. — И у моих нанимателей есть веские основания полагать, что ключ к его местонахождению спрятан где-то здесь, в северных землях. Но… мы не единственные, кто его ищет.

Пауза затянулась. Ветер пронесся между монолитами, издав звук, похожий на вздох.

— Кто ещё? — голос Лисанны был острым, как осколок льда.

Мужчина поежился, его взгляд метнулся к теням, лежащим у подножия холма.

— Культ. Фанатики, называющие себя «Безмолвный Змей», — произнес он так тихо, словно боялся, что само имя может их призвать. — Они поклоняются Хаосу в его самой уродливой форме. Они верят, что «Сердце Тишины» поможет им оборвать нити мироздания. Они безжалостны, и их много. Они уже здесь.

Вот оно. Западня, о которой говорил Ронан.

Мысль была быстрой и холодной, как лезвие ее меча. Не поиск. А война с армией фанатиков за детскую сказку. Цена этой работы — смерть, и всего аванса не хватит даже на приличные похороны.

Она начала медленно отступать, делая шаг назад, но не сводя с мужчины глаз. Ее фигура стала воплощением отказа.

— Я не воюю с армиями, — голос прозвучал тихо, но окончательно. — Ищи другого дурака.

— Проводника! — поспешно, почти с отчаянием крикнул он, останавливая ее отступление.

Шаг Лисанны замер. Она не двинулась с места, продолжая буравить его взглядом.

— Мы не просим тебя воевать, — уже более сдержанно, но быстро заговорил он, видя, что удержал ее внимание. — Мы просим найти человека. Проводника. Старого ученого по имени Элиас, который всю свою жизнь изучал легенды о «Сердце». Он нашел какую-то зацепку и скрылся, потому что «Змей» вышел на его след. Твоя задача — найти его в городе-крепости Айзенгард, в предгорьях Морозного Пика. И доставить его к нам. Живым и невредимым.

Он бросил на каменистую землю еще один тугой кошель. Золото глухо ударилось о землю, звук окончательный и весомый.

— Это вторая половина аванса. Остальное — когда доставишь Элиаса.

Лисанна замерла. Ветер трепал край ее плаща. Война с культом была самоубийством. Но охота на одного-единственного человека, прячущегося в горах? Это была другая задача. Сложная, смертельно опасная, но выполнимая. Это была работа для Призрака.

Она медленно прекратила отступление. Ее лицо в тени капюшона было непроницаемым, но она больше не собиралась уходить. Она смотрела прямо на мужчину, и тот инстинктивно выпрямился.

— Я работаю одна.

— Мы на это и рассчитывали, — с явным облегчением выдохнул он и торопливо протянул ей свернутую в трубку карту, перевязанную кожаным шнурком. — Здесь отмечен Айзенгард и последнее известное место, где видели Элиаса.

Лисанна молча шагнула вперед. Она подобрала с земли два мешочка с золотом и взяла из его рук карту. Но она не спешила уходить.

​Мужчина напряженно наблюдал, ожидая слова, кивка — хоть какого-то подтверждения.

​Вместо этого Лисанна, положив мешочки на землю, развернула пергамент на ладони. Другой рукой она сняла перчатку. Затем, движением почти незаметным, достала из-за пояса кинжал и его острием сделала маленький, точный прокол на подушечке большого пальца. Выступила одна-единственная капля темной крови.

​Не моргнув и не выказав ни капли боли, она с силой прижала палец к пергаменту, рядом с безликой черной печатью. На грубой бумаге остался ее единственный автограф — багровый отпечаток.

​Кровавая печать. Безмолвная клятва.

​Человек напротив резко втянул воздух, его глаза расширились от понимания и суеверного страха. Он получил свое заверение, куда более крепкое, чем любое слово.

​Скрепив сделку кровью, Лисанна аккуратно свернула карту, сунула ее за пазуху, подобрала золото.

​Дело было не просто принято. Оно было скреплено.

Лисанна не двигалась, пока последний отголосок панических, сбивчивых шагов мужчины не растворился в шепоте ветра. Он сбежал. Словно только что по своей воле засунул руку в пасть волка и чудом остался цел.

Она осталась одна посреди древних камней, в столпе холодного лунного света. Свет выхватил из тени капюшона ее лицо, подчеркнув тонкий, почти невидимый шрам, наискось пересекающий бровь. Медленно, с тихим шелестом старого пергамента, она развернула карту.

Рваные линии гор, пометка «Морозный Пик». И у его подножия — название, обведенное кружком.

Айзенгард.

Далекий север. Суровый край шахтеров, охотников и вечной мерзлоты. Место, где зима длится девять месяцев в году, а весна — лишь короткая, отчаянная передышка.

Что-то в этом деле было неправильным. Не на уровне логики, а глубже — на уровне инстинктов. Холодный узел в солнечном сплетении, какой бывает у зверя, почуявшего запах гари задолго до того, как покажется пламя.

Воздух вдруг стал тяжелым, заряженным. Эта же ледяная, безразличная луна смотрела на нее с неба в ту ночь, шестнадцать лет назад. Этот же привкус озона и близкой беды стоял в горле. Воспоминание, обычно запертое глубоко внутри, нахлынуло с обжигающей ясностью.

Ее пальцы сами собой сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Она была вольна уйти. Прямо сейчас. Взять это проклятое золото и раствориться в тенях, как она делала сотни раз. Купить себе еще один год, еще одну жизнь вдали от всего этого.

Но пергамент с картой уже лежал в ее руке. Работа была принята.

А Призрак всегда доводит дело до конца.

Сложив карту, она сунула ее за пазуху, под слой кожи, где чувствовалось тепло тела. В ответ на ее решение с ночного неба бесшумно спланировал Террен. Он приземлился на ее левое плечо, и его острые когти сомкнулись на плотном кожаном наплечнике — привычном и надежном месте посадки. Живой комок перьев, ярости и абсолютного доверия.

Она мысленно пробежалась по карте. Айзенгард. Предгорья Морозного Пика. Это не топкие болота юга, это чужая, замерзшая земля. Путешествие на много недель, где любая ошибка — последняя. Идти туда наобум, без должной подготовки, было бы не храбростью, а глупостью.

Глава 3. Путь на север

Все дороги ведут в Айзенгард. Потому что из Айзенгарда не ведёт ни одна дорога — лишь путь в шахты или в могилу.

Городская поговорка.

Рассвет в Грейвене был таким же серым и унылым, как все остальное в этом городе. Два тяжелых мешочка с золотом лежали на столе в каморке Лисанны, их вес казался неуместным в убогой обстановке. Это было не сокровище. Это был инструмент.

Подготовка заняла весь день.

Лисанна не пошла на шумный городской рынок, зная другие места — тихие лавки в слепых переулках, где торговцы ценили анонимность клиента выше его родословной. У скорняка, в чьей лавке пахло дубленой кожей и нафталином, она молча указала на тяжелый плащ из волчьего меха с глубоким капюшоном. Проверила каждый шов, прощупала мех на густоту, поднесла к лицу, чтобы ощутить, как он защитит от ледяного ветра. Вместо торга на прилавок легла одна золотая монета. Глаза старика расширились. Он без единого слова отдал плащ и ссыпал в протянутую ладонь горсть серебра в качестве сдачи.

На конюшне у самого края города она прошла мимо статных скакунов, чья красота была бесполезна в глубоком снегу. Ее выбор пал на невысокую, коренастую горную лошадь с густой шерстью и злыми глазами — выносливое, неприхотливое животное, созданное для тяжелых переходов. Проверка зубов, копыт и сухожилий была проведена с дотошностью, которая заставила хмурого конюха отнестись к ней с уважением.

Вернувшись в комнату, Лисанна превратила ее в лагерь. Все снаряжение было разложено, осмотрено и упаковано с методичной точностью. Припасы пополнены вяленым мясом, твердым сыром и орехами. Колчан забит новыми стрелами с широкими наконечниками для охоты. В седельные сумки легли мотки веревки, кремень, огниво и брусок жира для смазки оружия и обуви. Каждая вещь была завернута в промасленную ткань и уложена так, чтобы ее можно было достать наощупь в полной темноте.

К вечеру на скрипучем стуле сидела уже не просто Призрак из южных топей. Это была фигура, закованная в кожу и мех, готовая шагнуть в ледяную пасть севера.

Путь на север был войной на истощение. Врагом выступало само пространство, которое с каждым днем отвоевывало у Лисанны частичку тепла. Сначала исчезли мягкие, пахнущие медом луга юга, уступив место безмолвным сосновым лесам. Дни напролет она ехала под их колючим, темным сводом, где воздух был острым и чистым, а земля — упругим ковром из опавшей хвои.

А потом леса резко оборвались, словно их срезали ножом.

Началось нагорье. Бесконечное, безлесое пространство, где мир состоял лишь из серого камня и бледного, безразличного неба. Ветер, которому больше не мешали деревья, превратился в постоянного спутника — выл, бил в лицо ледяной крупой и никогда не утихал. Земля под копытами лошади хрустела даже в полдень: здесь, на этой голой земле, иней лежал вечно, серебрясь в тех редких лучах солнца, что пробивались сквозь низкие, свинцовые облака.

Лисанна плотнее запахивалась в волчий плащ, и пар от дыхания мгновенно таял в холодном воздухе.

Это было выживание, и она подходила к нему методично: каждый вечер проверяя запасы, каждую ночь отмеряя порцию еды для себя и лошади, каждое утро сверяясь с картой, ставшей ее единственной верой.

Тракт оставался тонкой серой ниткой, видневшейся далеко внизу. Дорога была ловушкой. По ней, как бусины на веревке, двигались торговцы и солдаты — все те, кто искал безопасности в толпе, становясь при этом большой, шумной, предсказуемой мишенью. Лисанна исповедовала другую веру: истинная безопасность заключалась в том, чтобы тебя просто не видели.

Она вела свою лошадь по параллельному, невидимому пути — по звериным тропам, пахнущим мускусом и сырой землей, и по каменистым хребтам, где ветер выдувал любой след. Это был более трудный и медленный маршрут, требующий постоянного внимания к земле под ногами.

И к небу над головой.

Внезапно сверху донесся резкий, гортанный крик. Сигнал тревоги. Лисанна не раздумывая натянула поводья, уводя лошадь в тень скального выступа. Она замерла, сливаясь с камнем, и стала ждать. Через несколько минут на серой ленте тракта показалась точка, медленно растянувшаяся в колонну. Конный патруль. Солнечный свет тускло блестел на шлемах, а ветер доносил обрывки смеха. Они проехали мимо, даже не взглянув на дикие хребты, нависавшие над ними. Слепые.

Лисанна ждала, пока колонна не скрылась из виду, и лишь когда из поднебесья донесся второй, более мягкий крик — «путь свободен» — продолжила свой путь. Тракт давал скорость. Ее путь давал жизнь.

С заходом солнца холод становился осязаемым, хищным. Он проникал под меховой плащ, забирался в кости, и единственным ответом на него, казалось, было пламя. Но Лисанна подавляла в себе эту первобытную тягу к огню. «Огонь — это маяк, — говорил Элвин, — который с одинаковой радостью приветствует и друга, и врага, затерявшегося в ночи».

Ее лагерь был логовом, а не пристанищем. Она находила неглубокую пещеру, трещину в скале или густой клубок кустарника, куда могла забиться, замаскировав вход поваленными ветками. Здесь, в полной, звенящей темноте, проходил ужин. Ужин был функцией, а не ритуалом: жесткие полоски вяленого мяса, которые приходилось долго жевать, безвкусные сухари.

Если день был удачным, к этому добавлялась свежая добыча. Тогда в ледяных сумерках на мгновение сверкало лезвие ее ножа, и тушка зайца или глухаря с деловитой, отработанной эффективностью превращалась в пищу. Ни одного лишнего движения, ни капли сожаления. Просто топливо.

Пока Лисанна спала урывками, прислушиваясь к каждому шороху, наверху, на ветке ближайшего дерева, нес вахту Террен. Его нечеловеческое зрение прошивало ночную тьму. Он был ее часовым, ее парой глаз, видящих в темноте.

Холод золотых монет, лежавших в потайном кармане, был якорем, возвращающим к реальности. Он был весомым, настоящим, и постоянно напоминал о ставках. Но в долгие, монотонные часы пути в сознание нет-нет да и прокрадывалось название — «Сердце Тишины».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Оно приходило непрошено, как призрак из другой жизни, и тащило за собой обрывки воспоминаний: шепот старейшин у ритуального костра, пахнущий дымом и сухими травами; развернутые свитки со схемами звездного неба, где созвездия были соединены линиями силы; и забытое ощущение в груди — детский, священный трепет перед чем-то необъятным.

Лисанна с силой сжимала поводья, отгоняя эти образы. Тот мир, где звезды говорили, а легенды были живы, сгорел дотла. Прошлое было пеплом, и единственное, что имело смысл — то, что было сейчас.

А сейчас она была охотницей. И впереди был след. Все остальное — лишь шум.

Монотонный ритм пути оборвался без предупреждения.

С неба ударил крик Террена — не короткий сигнал, предупреждавший о патруле, а пронзительный, режущий слух вопль. Звук, который в их безмолвном языке означал одно: свежая смерть.

Реакция Лисанны была быстрее мысли. Ее тело действовало само: резкое натяжение поводьев, уводящее лошадь в укрытие скального выступа, и плавное, бесшумное соскальзывание с седла. В следующий миг она уже лежала на холодном камне, припав к земле и превратившись в еще один серый валун.

Взгляд ее впился в низину, где изгибался тракт. Картина была ясной и уродливой. Разбитая телега торчала колесом в небо. Две лошади в упряжке лежали в неестественных позах, их шеи были вскрыты с чудовищной аккуратностью. Вокруг — три неподвижных тела в одежде торговцев, разбросанные, как сломанные куклы.

Кровь еще не успела полностью впитаться в землю, поблескивая на солнце темным, липким глянцем. Слишком свежая. И ни одного стервятника в небе. Значит, убийцы были где-то рядом.

Засада.

Но что-то было не так. Сцена внизу была слишком идеальной, слишком статичной. Словно дурной спектакль, застывший в последнем акте. Прошел почти час, за который солнце сместилось на ширину ладони, а тени удлинились, но внизу не изменилось ничего. Ветер доносил слабый, медный запах крови, но ни одна птица, ни один стервятник не кружил над легкой добычей. Вороны умны. Они не станут пировать, пока волк не ушел из логова.

Угроза была еще здесь. Пряталась. Ждала.

Лисанна оставила укрытую в камнях седельную сумку и походный мешок. Лишний вес и шум были непозволительной роскошью. Взяв лишь тисовый лук и колчан со стрелами, она начала спуск. Не напрямую, а широким, обходным полукругом, чтобы подойти к месту бойни с той стороны, откуда не ждут.

Она двигалась медленно, от тени одного валуна к другому. Десяток шагов — и долгая, неподвижная пауза, во время которой она превращалась в слух и зрение. Каждый шорох, каждый порыв ветра анализировался и отбрасывался. Это было терпение хищника, который знает, что жертва может оказаться приманкой в капкане. И с каждым шагом вниз запах крови становился гуще.

Последние метры она преодолела ползком, замирая за каждым камнем. Запах крови здесь был густым и тошнотворным. Детали, которые не были видны с холма, теперь проступили с безжалостной четкостью.

Жертвы — купец и двое его охранников — были убиты не в бою. Это была казнь. Руки бойцов так и остались на рукоятях мечей, которые они даже не успели вытащить. Короткие, точные удары в шею и сердце. Никаких следов борьбы, никакой суеты. Работа профессионалов.

Но Лисанна ошиблась. Это была не работа. Это был ритуал.

На лбу ближайшего охранника она увидела его. Знак, вырезанный с холодной, нечеловеческой аккуратностью: змея, пожирающая собственный хвост, но закрученная не в круг, а в символ бесконечности.

В ее памяти прозвучало тихое, испуганное бормотание человека в капюшоне: «Безмолвный Змей».

И в этот миг ледяная ясность пронзила ее. Свежие тела. Отсутствие стервятников. И подпись убийц, оставленная на самом видном месте. Они не просто убили этих людей. Они выставили их на обозрение.

Это была не сцена бойни. Это была приманка. И она только что шагнула прямо в ловушку.

Это был не шелест. Это был звук камня, сдвинутого на толщину волоса под весом ботинка, который пытался не издать ни звука. Этого было достаточно.

Инстинкт, отточенный годами выживания, сработал раньше, чем разум. Лисанна не прыгнула — она качнулась и откатилась в сторону, низко, по-звериному, и в этом же слитном движении ее рука уже срывала с плеча тисовый лук.

В тот самый миг, когда ее тело остановилось, пустое место, где она только что была, пронзили два изогнутых клинка. Из-за валунов бесшумными тенями выскочили две фигуры в темной, подогнанной коже. Их движения были синхронны, как у стаи волков, загоняющей добычу. Третий убийца материализовался справа, отрезая путь к отступлению, его клинок был готов нанести завершающий удар.

Они ожидали найти испуганную жертву. Они нашли смерть.

Лисанна уже была на одном колене, превратив свой уход в устойчивую позицию для стрельбы. Тетива была натянута до уха, стрела смотрела прямо в лицо ближайшему врагу. Времени на прицеливание не было, но оно и не требовалось. Ее тело помнило этот выстрел.

Короткий, злой шепот тетивы.

Стрела прошла десять шагов между ними за одно биение сердца и вошла в незащищенное горло убийцы с глухим, влажным стуком. Он не закричал. Его глаза расширились от шока, он схватился за древко, торчащее из шеи, и молча рухнул в пыль.

Идеальная синхронность троицы была сломана. Двое оставшихся на долю секунды замерли, пораженные невозможной скоростью ответа.

Она потратила подаренную ей долю секунды с умом. Оставшиеся двое не выказали ни скорби, ни удивления — они мгновенно перестроились, разделились и бросились вперед, заходя с флангов, чтобы взять ее в клещи.

Лук на таком расстоянии был бесполезен. Лисанна отпустила его, позволяя упасть на землю, и в то же мгновение ее рука выхватила из ножен короткий, хищный меч. Она встретила выпад первого убийцы не блоком, а скользящим, отводящим ударом. Сталь взвизгнула, соприкоснувшись, и вражеский клинок прошел в сантиметре от ее щеки, оставив на коже ледяной след своего движения.

Используя инерцию этого парирования, она развернулась на пятке, уходя под косую атаку второго. Она просела низко, и ее собственный меч, двигаясь по восходящей дуге, глубоко полоснул его по задней поверхности бедра. Лезвие с легкостью прошло сквозь кожу и мышцы.

Любой другой человек закричал бы или рухнул, но этот даже не моргнул.

В их пустых, сфокусированных глазах не было ни ярости, ни боли. Лисанна сражалась не с людьми.

Она сражалась с марионетками, чьи нити дергал кто-то другой. Раненый культист, игнорируя хлещущую из ноги кровь, лишь на мгновение потерял равновесие. Он тут же развернулся, припадая на раненую ногу, и снова бросился в атаку с той же бездушной, механической целеустремленностью.

Атака раненого была предсказуемой — прямой, лишенный хитрости выпад. Лисанна парировала его не лезвием, а предплечьем, пропуская клинок мимо себя и входя вплотную к врагу. Тяжелый эфес ее меча с глухим костяным стуком врезался ему в висок.

Пустые глаза культиста на миг потеряли фокус. Этого мгновения хватило.

Ее собственный клинок нашел щель под ребрами, входя в тело под выверенным, смертоносным углом. Движение было до жути знакомым, точной копией того, что она сотни раз видела в своих кошмарах.

Последний убийца, видя, что его товарищ падает, не стал атаковать мечом, а прыгнул вперед, пытаясь схватить ее, повалить на землю грубой силой. Он почти дотянулся до нее, когда с неба, словно черный молниевый разряд, рухнул Террен. Когти, созданные рвать плоть, впились мужчине в лицо.

Впервые за весь бой раздался по-настоящему человеческий звук — истошный, полный боли и ужаса вой. Культист отшатнулся, заслепленный, пытаясь сорвать с лица комок пернатой ярости.

Лисанна, освободившись от тела второго, сделала один быстрый шаг и полоснула клинком по горлу третьего.

Вой оборвался, сменившись булькающим хрипом. Через мгновение на землю тяжело рухнуло последнее тело.

Бой был окончен. Тишина, тяжелая и густая от запаха крови, вернулась на поляну. Теперь она была настоящей. Мертвой.

​Лисанна стояла на ногах, опираясь на свой меч, и пыталась выровнять дыхание, но каждый вдох отдавался тупой, расходящейся болью в левом боку. Адреналин, гнавший кровь, отхлынул, и тело немедленно предъявило счет за победу.

​Она опустила взгляд. Кожаный доспех был вмят под ребрами — след от отчаянного удара ногой последнего культиста в тот момент, когда Террен впился ему в лицо. Кости были целы, но дышать будет больно еще не одну неделю.

​По щеке стекло что-то теплое и липкое. Она провела по лицу тыльной стороной ладони и посмотрела на перчатку. Кровь. Тот самый клинок, что прошел в сантиметре от нее, все-таки задел кожу, оставив глубокую, саднившую царапину от скулы до уголка рта.

​Она выпрямилась, игнорируя боль. Осмотрела три неподвижных тела. Трое на одного. И она все еще стояла на ногах. Но они оставили на ней свои метки. Эта стычка была лишь первым ходом в партии, и она уже истекала кровью.

Двигаясь быстро и методично, она обыскала тела. Карманы были пусты. Ни единой монеты, ни письма, ни личного талисмана. Ничего, что говорило бы о том, что эти люди когда-то были кем-то, кроме убийц.

Единственной их общей чертой, помимо пустых глаз, были татуировки на шеях — черный змей, закрученный в знак бесконечности. Фанатики. Призраки, не имеющие прошлого и не оставляющие следов.

Лисанна выпрямилась, осматривая поляну. Тела, разбитая телега, запах смерти. Все это не было случайностью. Это было послание. И теперь она поняла, что ее миссия необратимо изменилась. Больше она не была просто охотницей, идущей по следу старика-ученого.

Она вторглась на территорию змей. И теперь охота начнется на нее.

Она медленно подняла взгляд от тел у своих ног и обвела им окрестные холмы. Пейзаж не изменился, но она видела его теперь совершенно иначе. Каждый камень, каждая складка местности, каждая тень от низких облаков перестали быть частью ландшафта. Они стали потенциальными укрытиями.

Местами для засады. Весь этот суровый, безмолвный край превратился в охотничьи угодья.

По ее губам скользнула тень улыбки — безрадостная, острая, как край ее клинка. Вот, значит, за что были заплачены такие деньги. Не за поиск старика. А за то, чтобы нанять одного призрака для охоты на других. Человек в капюшоне не солгал, он просто не договорил самого главного.

Слово Элвина — «западня» — больше не было предостережением из прошлого. Оно стало названием настоящего.

Она опустила взгляд на свои руки. Дрожь прошла. Дыхание выровнялось. Мир сузился до простой, безжалостной истины: найти Элиаса было уже не просто условием контракта. Теперь это был единственный способ выжить. Нужно было двигаться вперед, потому что путь назад теперь тоже вел через змей.

Еще четыре дня продолжалось это противостояние, но теперь к холоду и ветру добавился новый враг — высота. Воздух стал разреженным, каждый вдох требовал усилий, а в легких селился холод. А затем она увидела их.

Сначала — лишь зубчатая линия на горизонте, белая и острая. Но с каждым часом горы росли, вырастая прямо из земли, пока наконец не заслонили собой полнеба. Отроги Морозного Пика.

У их подножия, почти неотличимый от серого камня скал, стоял Айзенгард.

С расстояния в несколько лиг донесся его низкий, постоянный гул, едва уловимый ритмичный стук, который несся по разреженному воздуху. Затем ветер принес запах: острая вонь угля и горячего металла, перебивавшая чистый, морозный аромат гор.

Это была не просто крепость, а огромное, суровое сооружение, вырубленное в самой горе, вцепившееся в скалы, как хищник в свою добычу. Высокие, лишенные украшений стены казались продолжением утесов. Над ними из сотен кузнечных труб вился жирный черный дым, смешиваясь с низкими облаками и окрашивая небо в грязно-серый цвет.

Айзенгард был бастионом цивилизации на краю дикого мира, последним оплотом порядка перед лицом хаоса.

И для Лисанны он был идеальной клеткой. В лесу она была призраком. Здесь, среди стен, стражи и тысяч окон, она сама становилась дичью, запертой в каменном лабиринте.

Последние лучи солнца полоснули по снежным вершинам, и горы на мгновение показались ранеными, истекающими кровью. Лисанна наблюдала за городом с далекого холма, неподвижная, как камень.

Ветер трепал ее капюшон, принося с собой запах дыма и холодного железа.

Вся ее жизнь была охотой в дикой местности, где след зверя или человека — это сломанная ветка, отпечаток на влажной земле, едва заметный знак. Здесь, внизу, ее ждал муравейник из тысяч шахтеров, наемников и стражников. Совершенно другие правила. Другая охота.

Найти иголку в стоге сена.

Она знала, что этот стог кишит змеями.

Она сняла с плеча Террена. Птица тихо встряхнула перьями, вопросительно глядя на нее. Лисанна провела пальцем по его голове.

— Лети, — прошептала она. — Будь моими глазами снаружи.

Сокол расправил крылья и беззвучно взмыл в темнеющее небо, растворяясь в нем. В город она пойдет одна.

С последними отблесками заката на пиках, она начала спуск. Лук был убран в чехол, меч плотнее прижат к бедру. Она шла не как призрак диких земель, а как безымянная путешественница, одна из многих, кого нужда или отчаяние привели к воротам Айзенгарда.

Охота на звериных тропах закончилась. Теперь след нужно было искать в словах, взглядах и звоне монет.

Глава 4. ​Глаза на стене

Найти человека в дикой местности — значит читать следы на земле. Найти человека в городе — значит читать ложь в глазах.

Из уроков Элвина.

Приближаясь, Лисанна чувствовала, как из ворот Айзенгарда дует постоянный сквозняк, несущий на себе запахи сотен кузниц, жаровен и тысяч немытых тел — резкую вонь цивилизации, перебивавшую чистый, морозный воздух гор. Сами ворота, высеченные в теле горы, напоминали пасть доисторического зверя, а поднятая железная решетка — его редкие зубы.

Два стражника, закутанные в толстые медвежьи шкуры поверх тусклых доспехов, стояли по обе стороны прохода. Они не столько охраняли, сколько были частью этого места — такие же обветренные, холодные и негостеприимные, как сам камень. Их глаза с ленивым, отработанным годами подозрением скользили по каждому входящему.

Когда очередь дошла до Лисанны, один из них выставил вперед руку в грубой перчатке, останавливая ее лошадь.

— Документы, — буркнул он. Голос был низким, а слова почти терялись в густой бороде, в которой застряли кристаллики льда от его собственного дыхания.

Лисанна не спешила. Она держала поводья в одной руке, другая спокойно лежала на луке. Движения были медленными, не угрожающими.

— Охотница из южных предгорий, — ровным, лишенным акцента голосом ответила она. Это была заготовленная легенда, достаточно правдивая, чтобы выдержать поверхностную проверку. — Привезла шкуры на продажу.

Она плавно сместила с плеча походный мешок и, не снимая его до конца, развязала ремень, удерживающий туго свернутые свертки. Густой, богатый мех серебристой лисицы и серого волка, добытых по дороге, был лучшим подтверждением ее слов.

Стражник бросил на шкуры быстрый, оценивающий взгляд, лениво ткнул в них пальцем в толстой перчатке, убеждаясь, что они настоящие. Но его глаза тут же скользнули ниже, задержавшись на скромном, но не пустом кожаном кошельке на ее поясе. Шкуры были историей. Монеты — сутью дела.

— Взнос за вход — два серебряных, — сказал он, понизив голос. Это был не официальный сбор, а непреложный закон этого места. — И не доставляй проблем, охотница. У нашего капитана стражи дурное настроение с первой метели.

Лисанна молча, не выказав ни удивления, ни досады, развязала кошель и отсчитала две монеты. Она протянула их стражнику, и тот сграбастал их, даже не поблагодарив. Железная решетка над головой нависала, как оскаленная челюсть.

Проходя под темным, гулким сводом ворот, она почувствовала, как мир переменился. Ветер гор стих, уступив место тяжелому, неподвижному воздуху, пропитанному запахами угольного дыма, раскаленного металла и холодной, сырой породы, которую выхаркивали из своих недр шахты.

Айзенгард жил и дышал железом.

Город не был похож ни на один из тех, что ей доводилось видеть. Его улицы не расползались по земле, а карабкались вверх, цепляясь за склоны горы, словно отчаянный альпинист. Это был город-утес, город-лестница.

Она въехала в нижний ярус, погруженный в вечную тень от нависающих скал. Здесь воздух был горячим и едким. Из десятков открытых пещер, уходивших вглубь горы, вырывался жар и неумолчный, сотрясающий землю грохот — это кузни и шахты, сердце и желудок Айзенгарда, переваривали камень и плавили железо.

По мере того как она вела лошадь по крутым, мощеным камнем пандусам, грохот внизу превращался в глухой, ритмичный пульс. Воздух становился чище, и к запаху угля примешивались ароматы печеного хлеба, смолы и выделанной кожи. Это были торговые ряды и кварталы ремесленников, средний ярус, где текла вся деловая жизнь.

Люди здесь были под стать своему городу: суровые, немногословные, с обветренными лицами и сильными руками. Они не гуляли по улицам — они двигались по ним, каждый со своей ясной, практической целью. В их глазах не было праздности, лишь деловитая сосредоточенность.

Лисанна подняла голову. Высоко наверху, на залитых солнцем уступах, виднелись крыши богатых домов и остроконечные башни цитадели капитана стражи. Другой мир, взирающий свысока на задымленные ярусы.

Она поняла, что все в этом месте — и шахтер, кайлом пробивающий себе путь в темноте, и кузнец у горна, и стражник на стене — подчинено одной цели. Зима в Айзенгарде была долгим и жестоким врагом, и каждый житель здесь был солдатом в этой бесконечной войне.

Лисанна проигнорировала гостиницы у ворот — слишком шумные, слишком полные любопытных глаз. Ведя лошадь в поводу, она спустилась по крутым пандусам в лабиринт нижних улиц, в район, который местные называли «Шлак». Здесь воздух был гуще от угольной пыли, дома теснее прижимались друг к другу, а взгляды из темных подворотен были острее.

В одном из таких узких, зажатых между двумя кузнями переулков ей преградили путь трое. Они выросли из теней — крупные, прокопченные мужчины с сальными ухмылками.

— Потерялась, цветочек? — просипел один, становясь прямо перед ее лошадью. Двое других обошли ее, отрезая путь назад. — Тут внизу темно и страшно для таких, как ты. Давай поможем.

Они видели одинокую женщину, хрупкую фигуру в плаще, и считали ее легкой добычей. Лисанна остановилась. Не поднимая взгляда, она продолжала смотреть на грязные камни мостовой.

— Уйдите, — голос был тихим и ровным, лишенным эмоций.

Первый расхохотался и протянул руку, чтобы схватить поводья ее лошади.

Движение Лисанны было молниеносным. Шагнув вперед, пропуская его руку мимо, она коротко и жестко ударила ребром ладони мужчину в горло. Смех оборвался, сменившись беззвучным хрипом. Он схватился за шею, его глаза выкатились от удушья, и он мешком осел на землю.

Второй, выхватив нож, бросился на нее сбоку. Лисанна развернулась ему навстречу, и тяжелый эфес ее меча, который она даже не вытащила из ножен, врезался ему в висок. Глухой стук. Вторая фигура рухнула без сознания.

Остался третий. Он замер с полуоткрытым ртом, его пьяная храбрость испарилась, сменившись животным ужасом. Он смотрел то на своих корчащихся товарищей, то на неподвижную фигуру в капюшоне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лисанна медленно подняла на него взгляд.

— Исчезни, — сказала она.

Мужчина, спотыкаясь, развернулся и бросился бежать, его шаги гулко отдавались в тишине переулка.

Лисанна даже не посмотрела ему вслед. Дыхание ее не сбилось ни на удар. Она поправила поводья и спокойно пошла дальше, оставив два тела в грязной тени. Да, ее место было определенно здесь.

Она нашла пристанище над небольшой пекарней. Хозяйка, полная женщина с руками, вечно перепачканными мукой, бросила один взгляд на ее холодные глаза, взяла плату за неделю вперед и не задала ни одного вопроса. Комната была крошечной, но чистой, и, что важнее всего, имела два преимущества: крепкую дверь с засовом и окно, выходившее на путаницу соседних крыш — идеальный путь к отступлению.

Первый день в Айзенгарде был посвящен не поиску, а врастанию в ландшафт. Лисанна стала тенью, глазом, ухом. Она не делала ничего, что могло бы привлечь внимание. Наблюдала и слушала.

Она провела несколько часов в углу самой шумной шахтерской таверны в Шлаке, куда спускались после смены работяги в прокопченной одежде. Перед ней на столе стояла нетронутая кружка темного, горького пива. Скрытая капюшоном, она впитывала гул голосов, отсеивая пьяную болтовню от крупиц информации. Мужчины говорили о ценах на железную руду, о жадности гильдий, о недавнем обвале в седьмой шахте и, понизив голос, шептались о тварях, которые якобы пробудились в самых глубоких, заброшенных штреках.

После она часами ходила по городу, методично поднимаясь с яруса на ярус. Это не было бесцельным блужданием — она составляла карту в своей голове. Запоминала расположение патрулей стражи, время смены караула у ворот, отмечала неохраняемые переходы между крышами, узкие проходы и глухие дворы, которые могли стать либо ловушкой, либо путем к спасению.

Клетку она изучила. На второй день пришло время искать иголку.

Она покинула удушливый смрад Шлака и начала подъем на средний ярус. Грохот кузниц сменился гомоном торговых улиц, а запах угля — ароматами пряностей и свежей выпечки. Лисанна двигалась сквозь толпу целеустремленно, не привлекая внимания, ее взгляд скользил по вывескам, пока она не нашла нужный квартал.

Здесь, в районе ученых и писцов, шум города стихал, уступая место почти монастырской тишине. Воздух пах старой бумагой и чернилами.

Адрес, указанный на карте, привел ее к небольшому дому, зажатому между двумя более высокими зданиями. Нижний этаж занимала книжная лавка. Над дверью висела выцветшая деревянная вывеска с почти стертыми буквами: «Слово и Камень».

Дверь была заперта на хороший, крепкий замок. Окна, покрытые толстым слоем городской пыли, не пропускали свет и были темны. Лисанна не испытала разочарования, лишь холодное понимание того, что простой путь закончился, так и не начавшись.

Она обошла дом по узкому, заваленному мусором переулку. Убедившись, что за ней никто не следит, она достала из потайного кармана набор отмычек. Спустя полминуты тихих, точных манипуляций замок на задней двери щелкнул с мягкостью сдавленного вздоха.

Она скользнула внутрь. Воздух был спертым, пахнущим вековой пылью, старой бумагой и еще чем-то — слабым, едким запахом чужого страха.

Это был не беспорядок. Это был погром.

Книги были не просто сброшены с полок — их корешки были сломаны, страницы вырваны и растоптаны. Ящики стола валялись на полу, их содержимое было вытряхнуто и перерыто. Несколько половиц у камина были сорваны с мясом, обнажая темную пустоту подпола.

Лисанна медленно прошла по комнате. Это не была работа воров. Это был обыск — тщательный, жестокий и отчаянный. Кто бы ни искал Элиаса, он был уверен, что ученый спрятал что-то здесь.

И, судя по исступленной ярости погрома, он ничего не нашел.

Лисанна медленно двинулась по комнате, ее взгляд профессионала уже не оценивал масштаб погрома, а анализировал его методику. Искали что-то маленькое и плоское, что можно спрятать между страницами или под половицей. Карту. Дневник. Ключ.

Начав с того, что уже было вскрыто, она запустила руку в щели под сорванными половицами — пусто. Перетряхнула разбросанные по полу бумаги, но нашла лишь бесполезные счета за закупку новых книг и пергамента. Обыскала пространство под опрокинутым столом. Ничего.

Затем она перешла к стенам, методично простукивая их костяшками пальцев в поисках пустот. Она проверила кладку камина, рамы и даже потолочные балки. Час работы не принес ничего, кроме пыли на перчатках и холодного ощущения тщетности. Казалось, культисты были дотошны.

Ее взгляд в последний раз обвел комнату, задерживаясь на упавших книжных полках. Хаос, оставленный фанатиками, был яростным, но бессистемным. И именно в этом крылась их ошибка.

Внимание Лисанны привлек самый дальний стеллаж, погребенный под обломками другого. Одна толстая книга не валялась на полу вместе с остальными. Она была зажата между стеной и рухнувшей на нее полкой, словно ее пытались не сбросить, а наоборот — спрятать или защитить.

Приложив усилие, она приподняла тяжелую доску. Книга упала на пол с глухим стуком. Толстый том в простом кожаном переплете: «Легенды Морозного Пика». Лисанна сдула с обложки слой древесной пыли и без особого интереса раскрыла ее. После такого обыска она не ждала найти что-то внутри.

Между страницами действительно не было ничего. Но из книги выпал и закружился в воздухе маленький, пожелтевший библиотечный формуляр.

На нем, вместо имени, был нарисован простой символ: скрещенные кирка и молот над кружкой пива.

Знак, который она уже видела. Вывеска той самой шахтерской таверны в Шлаке — «Кирка и Кружка».

Элиас был умен. Он не оставил прямого указания. Он оставил намек, который поймет лишь тот, кто, как и он, вынужден прятаться в самых темных и людных углах города.

Лисанна уже собиралась уходить, когда с крыши напротив донесся тихий, гортанный звук, который не расслышал бы никто, кроме нее. Сигнал от Террена, означавший одно: «Наблюдают».

Она замерла, сливаясь с густой тенью у пыльного окна. Ее взгляд медленно, методично просканировал улицу, отсеивая обычную суету: торговцев, спешащих по делам, детей, гоняющих обруч. И нашел аномалию. Мужчина в грязной одежде угольщика стоял через дорогу, делая вид, что осматривает колесо своей тележки. Но его поза была неправильной. Он не опирался на телегу, а был напряжен, как готовая к броску змея. Его руки, лежавшие на спицах, были руками воина — сильными, с загрубевшей кожей, но без единого следа угольной пыли. И его взгляд не был направлен на колесо. Краем глаза он неотрывно следил за дверью книжной лавки.

В груди Лисанны что-то сжалось, стало холодно. Они не просто обыскали дом. Они оставили приманку и сторожа у капкана. Они ждали, что кто-то еще придет по следу Элиаса.

И она привела их прямо к себе.

Не выдав себя ни единым движением, Лисанна беззвучно отступила вглубь разрушенной комнаты. Она выскользнула через заднюю дверь так же тихо, как вошла, одним плавным движением перемахнула через высокий забор и растворилась в лабиринте узких, вонючих переулков, уводящих обратно в Шлак.

Она нашла след Элиаса. Но взамен оставила свой.

Игра в Айзенгарде началась.

Глава 5. Случайный Свидетель

Иногда судьба приходит не с громом и молнией, а со звуком лопнувшей струны и дурацкой песней. И это, как правило, гораздо опаснее.

Автор неизвестен.

«Кирка и Кружка» оказалась именно таким местом, какого Лисанна и ожидала: шумным, тесным и воняющим дешевым пивом. Воздух был тяжелым от запахов пота, жареного лука и сырой шахтной пыли. Десятки шахтеров и рудокопов, закончивших смену, сидели за грубыми столами, пытаясь перекричать друг друга и грохот кружек.

Для такого места Лисанна оделась соответственно. Огненно-рыжие волосы были спрятаны под плотный шерстяной платок, как у местных женщин, а поверх доспеха был накинут потертый овчинный тулуп, купленный на рынке. Она больше не была чужачкой-охотницей, а одной из сотен безликих теней этого города.

Пробираясь сквозь толпу к единственному свободному столу в углу, она почувствовала резкий, унизительный шлепок по заднице. Рука была тяжелой и липкой от пива.

— А ну-ка, повернись, красавица, — проревел пьяный голос ей в спину.

На одно неуловимое мгновение все ее тело превратилось в натянутую тетиву. Пальцы сами легли на рукоять спрятанного под тулупом кинжала, а в янтарных глазах вспыхнул ледяной огонь. Она могла сломать наглецу руку в трех местах, прежде чем он успел бы моргнуть.

Но она заставила себя расслабиться. Она была не Призраком. Она была местной.

Медленно развернувшись, она встретилась взглядом с ухмыляющимся бородатым шахтером. Вместо того чтобы в ужасе отшатнуться или в гневе закричать, она скривила губы в презрительной усмешке.

— Еще раз тронешь, — прошипела она низким, грубым голосом, идеально копируя местный говор, — и эту руку тебе придется искать в собственной заднице.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла дальше. За ее спиной раздался не возмущенный рев, а взрыв хохота товарищей шахтера, потешавшихся над его опешившим видом. Она прошла проверку.

Заняв столик в самом темном углу, она заказала кружку пива, к которому не притронулась. Ее янтарные глаза методично сканировали зал. Она искала Элиаса. Старый, сутулый ученый должен был выделяться в этой толпе грубых работяг, как писец среди лесорубов. Но его нигде не было.

Внезапно гул голосов в таверне стих, а затем сменился приветственными криками. В центре зала, на пару составленных вместе бочек, вскочил молодой мужчина с лютней в руках.

— Доброго вечера, славные сыны Айзенгарда! — его голос был звонким и полным озорства. — Надеюсь, ваши кирки сегодня были остры, а жилы — богаты! Но работа окончена, а значит, время для песни!

Лисанна узнала его. Тот самый бард, что вчера кривлялся на рыночной площади. Высокий, с копной растрепанных пепельно-русых волос и глупой серебряной сережкой в ухе. Статус чужака выдавали его руки — слишком чистые, без въевшейся рудной пыли, с мозолями лишь на кончиках пальцев от струн.

Он не знал, что такое девятимесячная зима и работа в шахте. Бродячий артист, паразит, питающийся тяжелым трудом и отчаянием этих людей.

Лисанна мысленно поморщилась, ощутив волну холодного презрения. Шут. Павлин. Все в нем — от широкой, беззаботной улыбки до ярких, пусть и поношенных, одежд — кричало о легкомыслии и праздности. О бесполезности. Это были качества, которые она презирала больше всего.

Мужчина ударил по струнам, и таверна наполнилась звуками быстрой, веселой мелодии. Он запел какую-то дурацкую балладу о шахтере, который нашел говорящий сталагмит. Шахтеры взревели от восторга, стуча кружками в такт.

Пение и звуки лютни были просто шумом. Белым шумом, который мешал слушать и думать. Лисанна отвернулась от импровизированной сцены и дождалась, пока мимо ее стола будет проходить трактирщик — толстяк с вечно потным лицом и маленькими, бегающими глазками.

Она не стала его окликать. Просто положила на край стола серебряную монету.

Тихий звон подействовал лучше любого крика. Трактирщик тут же изменил курс и подошел к ней.

Наклонившись, он сделал вид, что протирает стол грязной тряпкой, его взгляд был прикован к серебру.

— Я ищу одного человека, — тихо, почти беззвучно сказала Лисанна, так что ему пришлось наклониться еще ниже. — Старика. Книжника. Мог останавливаться здесь.

Она легким движением пододвинула монету к нему. Пальцы трактирщика, толстые и быстрые, накрыли ее и сгребли в карман фартука.

— А, Книжник, — проворчал он, не поднимая головы. — Был такой. Снял у меня комнату наверху, номер три. Тихий, как мышь, и платил вперед. Но я его уже пару дней не видел. Наверное, сбежал, старый хрыч. Уверен, прихватил с собой простыню.

Выпрямившись, трактирщик пошел дальше, уже забыв о ней.

Но Лисанна получила то, что хотела. Комната номер три. Это была зацепка.

Лисанна кивнула самой себе. План изменился. Она поднялась, оставляя на столе нетронутую кружку, и направилась к темной лестнице в углу зала. Оглушительная музыка барда и пьяный рев толпы были идеальным прикрытием, чтобы уйти незамеченной.

Поднимаясь по скрипучим, липким ступеням, она почувствовала это. Не звук. Не движение. А то самое древнее, первобытное ощущение, от которого шерсть у зверя встает дыбом. Тяжесть чужого, сфокусированного взгляда.

Она не стала оборачиваться — это был бы слишком явный знак. На повороте лестничной площадки она замедлила шаг, словно поправляя съехавший платок, и бросила быстрый взгляд вниз.

Ее инстинкт не подвел. Двое мужчин, до этого сидевшие за столом у самого подножия лестницы, поднялись. Они не были похожи на пьяных шахтеров, ищущих отхожее место. Встали одновременно, их движения были быстрыми, слаженными и абсолютно бесшумными. Даже отсюда, в полумраке, она видела их глаза — холодные, пустые и внимательные. Такие же, как у тех, в лесу.

Змеи.

Оказавшись в тускло освещенном коридоре второго этажа, она ускорила шаг, сворачивая за угол. За спиной послышались торопливые, но почти невесомые шаги преследователей. И тогда она все поняла. Трактирщик не был предателем. Он был наживкой. Ему позволили дать ей правильную информацию, потому что им не нужно было, чтобы она ушла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Таверна была ловушкой. И она только что захлопнулась за ее спиной.

В тот момент, когда Лисанна поняла, что таверна — это ловушка, ее тело уже действовало. Она не просто обернулась — она отступила на несколько быстрых шагов вглубь коридора, создавая дистанцию. Короткий меч с сухим шипением покинул ножны, его сталь тускло блеснула в свете единственной масляной плошки на стене.

Двое культистов, не говоря ни слова, двинулись за ней. Их изогнутые клинки появились в руках беззвучно, словно выросли из пальцев. Коридор был узким, как могила, обшитый темным, рассохшимся деревом. Места для маневра почти не было. Шансы были не в ее пользу.

Первый убийца атаковал — резкий, скользящий выпад, нацеленный ей в живот. Лисанна встретила его клинок своим, но не стала принимать удар в лоб. Она отбила его в сторону, вниз, так что вражеская сталь с визгом прочертила борозду на грязных половицах, высекая сноп искр. Лязг металла оглушительно пронесся по узкому пространству.

Этот отводящий удар дал ей долю секунды. Второй культист уже заходил ей за спину, чтобы нанести удар в незащищенную почку. Чувствуя его движение, Лисанна оттолкнулась ногой от стены, используя ее как опору, чтобы развернуться и отскочить в сторону. Она прижалась спиной к холодной, шершавой стене, не давая себя окружить.

И в этот момент дверь ближайшей комнаты со скрипом отворилась, и на пороге, пошатываясь, появился бард. Очевидно, его выступление внизу закончилось, и он направлялся по своим делам.

— Прошу прощения, я, кажется, заблудился, не подскажете, где тут… — он осекся, его пьяноватая улыбка сползла с лица. Взгляд сфокусировался на трех фигурах с обнаженными мечами, застывших в смертельном танце. Его глаза округлились. — Ох, матушка-гора!

Он взвизгнул и в панике отшатнулся назад, споткнувшись о собственный порог. Теряя равновесие, он инстинктивно взмахнул руками, пытаясь ухватиться за воздух. Его лютня, описав неуклюжую дугу, с оглушительным треском врезалась в деревянный косяк двери.

Раздался ужасный, дребезжащий аккорд и звук ломающегося дерева.

Этот внезапный, громкий и хаотичный шум был полной противоположностью той смертельной, безмолвной сосредоточенности, в которой проходил бой. На долю секунды это сбило идеальную координацию убийц. Голова одного из них инстинктивно дернулась в сторону звука.

Это была ошибка. Это была та самая доля секунды, которая была нужна Лисанне.

Пока внимание одного было отвлечено, она бросилась вперед, не защищаясь, а атакуя.

Ее выпад был подобен укусу змеи — короткий, прямой и смертельный. Клинок вошел в щель между кожаным доспехом и шеей отвлекшегося культиста, глубоко и беззвучно. Его глаза остекленели, он даже не успел издать ни звука, прежде чем жизнь покинула его.

Лисанна вырвала меч в тот самый миг, когда второй убийца опомнился и бросился на нее с яростным, но неуклюжим ударом. Она не стала его парировать. Вместо этого она толкнула мертвеца, которого все

еще поддерживала, прямо на его товарища.

Живой столкнулся с мертвым. Атакующий споткнулся о безвольное тело, его выпад сбился, и на одно мгновение он потерял равновесие. Этого было более чем достаточно. Лисанна обошла их, и ее клинок одним движением полоснул второго культиста по подколенным сухожилиям.

Он с хрипом рухнул на колени. Прежде чем он смог развернуться, острие ее меча уже нашло его сердце, войдя в спину между лопаток.

Все было кончено за три удара сердца.

В узком, залитом тусклым светом коридоре воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Лисанны и испуганным, всхлипывающим воем из дверного проема.

Бард, вжимаясь в косяк, с ужасом смотрел на нее, на два свежих трупа и на расколотые обломки своей лютни.

Прежде чем Лисанна успела что-либо предпринять, снизу, из общего зала, донесся первый встревоженный крик, а затем — тяжелый топот множества ног по лестнице. Шум боя, хоть и был коротким, не остался незамеченным. Через пару минут здесь будет городская стража.

План рухнул. Комната Элиаса была недостижима. Свидетель был здесь. Ловушка вот-вот должна была захлопнуться окончательно.

Вся холодная сосредоточенность Лисанны мгновенно сменилась ледяной, расчетливой яростью — яростью на себя за ошибку, на обстоятельства, на этого бесполезного шута, разрушившего все. Она подскочила к барду, который все еще сидел на полу, бормоча что-то о невосполнимой потере для искусства.

Она схватила его за ворот рубахи и одним рывком поставила на ноги. Его глаза, полные слез и страха, встретились с ее — горящими холодным пламенем.

— Ты, — прошипела она так тихо, что ее мог услышать только он, пока за спиной приближался шум погони. — Ты идешь со мной. И если пикнешь, я перережу тебе глотку раньше, чем они добегут до верха лестницы.

Не дожидаясь ответа, она потащила ошеломленного музыканта за собой по коридору, прочь от тел и приближающегося шума, к дальнему окну, выходившему на темную, хаотичную путаницу крыш Айзенгарда.

Одиночная охота закончилась. Начался личный кошмар.

Глава 6. Урок тишины

Страх — это не эмоция. Это инструмент. Он калибруется, настраивается и применяется для достижения тишины. Самой эффективной и абсолютной тишины.

Из уроков Элвина.

Холодный ночной ветер на крышах Айзенгарда резал, как заточенное стекло. Он выл в печных трубах, хлестал по лицу и, казалось, пытался сорвать Лисанну с обледенелой черепицы, швырнув на мощеные улицы далеко внизу. Но для нее это была родная стихия. Она двигалась по узким балкам и скользким скатам с выверенной грацией дикой кошки, ее ноги находили опору там, где другой увидел бы лишь верную смерть.

Бард, которого она почти волокла за собой, был ее полной противоположностью — мешок с костями, полный паники и неуклюжести.

В очередной раз его сапог соскользнул с обледенелой черепицы. Он покачнулся, и Лисанне пришлось резко дёрнуть его на себя, чтобы он не сорвался вниз. На одно короткое мгновение его тело вжалось в её. Он был мягче, чем она ожидала, но под тонкой тканью рубахи чувствовались твёрдые, упругие мышцы. Он ухватился за её плечи, и его пальцы — пальцы музыканта — с неожиданной силой впились в её доспех.

​— Прости... прости, я не хотел! — пролепетал он ей в самое ухо, его дыхание было горячим и прерывистым.

​Лисанна с силой оттолкнула его. Раздражение внутри неё было острым, как осколок стекла. Ей не нравилось это вынужденное прикосновение. Не нравилось, как его показная слабость заставляла её быть сильной за двоих. И больше всего ей не нравилось то, что в его испуганном вскрике ей послышалась нотка... удовлетворения. Словно он получил именно то, чего добивался.

Каждый его сдавленный вскрик, каждый скрежет сапог по черепице отдавался в голове Лисанны глухим раздражением. Пальцы зудели, желая сжать рукоять кинжала. Проще всего было бы свернуть ему шею и сбросить тело в тёмный переулок. Быстро. Тихо. Так поступил бы Призрак.

​Но что-то её останавливало.

​Логика, отточенная годами выживания, твердила, что живой бард — это ходячая проблема. Он шумит, он привлекает внимание, он — свидетель. Но инстинкт, тот самый древний голос, что спасал её десятки раз, шептал иное. В его панике было что-то неестественное, выверенное, как партия в шахматы. Он был не просто испуганным музыкантом. Он был... неправильным. А убивать фигуру, правил игры которой ты не знаешь — непозволительная роскошь.

​К тому же, его лицо здесь знали. Убийство известного шута поднимет на ноги всю стражу Айзенгарда. Нет. Пока он будет жить. Раздражающий, бесполезный, но по какой-то неведомой причине необходимый. Как ключ, который пока не подходит ни к одному замку.

— Осторожнее! Тут же можно шею свернуть! — причитал он, его сапоги из тонкой кожи со скрежетом скользили по черепице, создавая шум, который казался оглушительным в ночной тишине. — Мои сапоги! Они не для… для этого!

Его слова оборвались, когда Лисанна резко остановилась. Одним движением она развернула его и впечатала в шершавый кирпич печной трубы, отрезая путь к отступлению. Ее предплечье легло ему на грудь, вдавливая в стену, и она наконец ощутила его не как абстрактную помеху, а как живое тело.

​Под тонкой тканью его рубахи бешено билось сердце — частый, панический стук, отдававшийся ей в руку. От него пахло вином, потом и чем-то неуместно-сладким, как дорогие духи. Но сквозь все это пробивался другой запах — острый, животный. Запах его страха был почти осязаем, и Лисанна вдохнула его с холодным, отстраненным любопытством хищника. Она чувствовала дрожь, мелкую, как у пойманной птицы, пробегавшую по его телу.

​Ее лицо было в нескольких дюймах от его. Он замолчал, его дыхание сбилось. Теперь он, должно быть, чувствовал ее запах — холодный озон ночного воздуха, выделанную кожу ее доспеха и едва уловимую ноту застывшей на лезвии стали.

​— Молчи, — прошипела она, и ее горячее дыхание коснулось его щеки. Голос был тише ветра, но для него он, должно быть, прозвучал как обвал в шахте. — Еще один звук, и я помогу тебе спуститься. Быстро.

Она отпустила его, и бард, судорожно вцепившись в ее плащ, замолчал, издавая лишь тихие, испуганные всхлипы. Лисанна продолжила свой путь, перепрыгивая с крыши на крышу, всегда оставаясь в тени печных труб и высоких фронтонов. Безмолвный призрак, обремененный шумным, бесполезным грузом.

Найдя темный, глубокий переулок, она спустилась с крыш, скользя по водосточной трубе, как тень. Барда она просто столкнула вниз, на удачно подвернувшуюся кучу мусора, не обращая внимания на его сдавленный вскрик.

Она потащила его за собой через лабиринт улиц «Шлака». Они шли по теневой стороне, мимо тускло освещенных окон, из которых доносились пьяные крики, и глухих стен, от которых несло мочой и отчаянием. Лисанна не искала конкретное место — она искала подходящее. Ее взгляд профессионала оценивал каждое заброшенное здание, каждую подворотню, и наконец, она нашла то, что нужно.

Старый шерстяной склад у самой городской стены. Огромный, темный, он был заброшен так давно, что даже крысы, казалось, обходили его стороной. Главная дверь была завалена мусором, но сбоку, в узком проходе, Лисанна заметила то, что искала — высоко расположенное, разбитое окно.

Она подсадила себя, уцепившись за торчащие камни, и одним плавным движением проскользнула внутрь. Приземлившись на ноги без единого звука, она посмотрела на барда.

— Лезь, — прошептала она.

Он попытался, но его тонкие сапоги скользили по стене, а пальцы не могли найти опору. Потеряв терпение, Лисанна просунула руки в проем, схватила его за воротник и с силой втащила внутрь, как мешок с тряпьем. Он рухнул на пол с громким стуком и сдавленным стоном.

Внутри пахло вековой пылью, тленом и старой овечьей шерстью. Огромное, гулкое помещение тонуло во тьме, которую изредка прорезали серебряные лезвия луны, падавшие сквозь дыры в крыше. Под ногами что-то прошуршало.

— Чудесно, — саркастически протянул бард, отряхивая пыль со своих штанов. — Просто чудесно. За нами гонятся убийцы, а мы прячемся в каком-то склепе. И, кажется, я только что наступил на крысу. А стража? Они же весь город на уши поставят! У меня ни гроша, ни лютни, что мне теперь делать, я же просто музыкант, я…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его причитания были для Лисанны лишь фоновым шумом. Она уже двигалась по первому этажу склада, ее глаза привыкали к темноте, оценивая целостность стен и возможные выходы. Ярость внутри нее требовала выхода. Не горячая, крикливая ярость, а холодная, тихая злоба, которая искала действия, а не слов.

Слова барда оборвались на полуслове. Он замолчал, увидев, что сделала Лисанна.

Она подошла к огромным главным воротам. Они были заперты снаружи, но любой сильный удар мог сорвать старый засов. Лисанна осмотрелась. Ее взгляд скользнул мимо громоздкой мебели и остановился на сваленных в углу длинных, толстых дубовых балках — остатках каких-то строительных лесов.

Она выбрала две самые крепкие. Не тратя лишних сил, она подтащила их к воротам. Затем, одну за другой, она подняла их и с тихим, глухим стуком просунула в массивные железные ручки на внутренней стороне створок. Балки легли в пазы, как влитые, превратившись в мощный, самодельный засов.

Теперь эти ворота не выбить и тараном.

Затем она выпрямилась, даже не запыхавшись. Она не сказала ни слова. Но бард все понял. Он сел на пол, обхватил колени руками и замолчал, с ужасом наблюдая за этой демонстрацией не грубой силы, а холодного, расчетливого профессионализма.

Тишина, впрочем, длилась недолго. Лисанна проигнорировала его, полностью сосредоточившись на гуле адреналина в крови, который требовал выхода. Ее взгляд нашел в центре зала массивный деревянный столб, поддерживавший прогнившую балку. Этого будет достаточно. Она скинула потертый тулуп, оставшись в практичной кожаной тунике, и достала из голенища сапога три идеально сбалансированных метательных ножа.

Ее спокойные, смертоносные приготовления окончательно сломили самообладание барда. Его молчание прервалось, и паника снова вырвалась наружу сбивчивым монологом.

— ...и ведь я даже не знаю, за что! Я просто играл песню, никого не трогал! А теперь меня ищет вся городская стража! Это конец моей карьере! Конец всему! Меня зовут Риан, я просто певец, а меня повесят, я точно знаю, повесят рядом с какой-нибудь убийцей, и...

ТУК!

Глухой, резкий звук заставил его замолчать на полуслове. Он медленно опустил глаза. В стене, в дюйме от его сапога, дрожал нож, пригвоздив край его штанины к дереву.

Он не успел даже вскрикнуть, как в воздухе просвистел второй нож.

ТУК!

Второй клинок вонзился в стену с другой стороны от его ноги, припечатав вторую штанину.

Риан замер, распятый на месте, боясь пошевелиться.

Лисанна даже не повернула головы. Она все еще стояла боком к нему, лицом к столбу, словно ничего не произошло. Ее голос, тихий, как шелест падающего снега, прозвучал из тени:

— Еще одно слово, и я начну целиться выше.

В складе повисла абсолютная, оглушающая тишина, нарушаемая лишь писком крыс где-то под полом.

Риан сглотнул, не решаясь даже дышать.

Тогда Лисанна медленно, очень медленно повернула голову. В ее янтарных глазах не было гнева. Лишь холодное, отстраненное любопытство исследователя, изучающего странное, непонятное существо. И, не сводя с него взгляда, она пошла к нему.

​Ее шаги были кошачьими, бесшумными. Она остановилась так близко, что он мог чувствовать холод, исходящий от ее кожаного доспеха. Он вжался в стену, но не отшатнулся. Наоборот, он замер, словно превратившись в камень, когда ее рука в перчатке медленно поднялась.

​Но она не коснулась его горла. Ее пальцы сомкнулись на его затылке, под волосами, заставляя его чуть наклонить голову, подчиняясь, выставляя шею еще больше. Его дыхание сбилось. Ее вторая рука, державшая третий нож, легла ему на грудь, прямо над сердцем. Холодное лезвие не резало, но давило сквозь ткань, и с каждым ударом своего сердца он чувствовал это прикосновение стали.

— Имя, — прошептала она. Этот шепот был приказом, от которого нельзя было уклониться.

— Р-риан... — его голос сорвался. Он облизнул пересохшие губы.

​Она чуть сильнее надавила на лезвие.

— Я не люблю повторять, Риан. Профессия.

— Музыкант... Клянусь, я просто музыкант! — его глаза блестели от слез.

​Ее хватка на его затылке усилилась, а нож скользнул выше. Холодный кончик клинка коснулся кожи точно над бешено бьющейся сонной артерией. Он вздрогнул, и по его телу прошла волна дрожи, которую она отчетливо почувствовала своей рукой.

— Что. Ты. Делал. В коридоре? — она произнесла слова медленно, раздельно, вбивая их, как гвозди.

— Ш-шёл в свою комнату! Номер пять! — выпалил он. — Услышал лязг... подумал, драка... Я не хотел! Я испугался!

Его дыхание сбилось, стало частым и поверхностным. Она ощущала, как под её пальцами хаотично бьётся его пульс, но в этом не было животного ужаса жертвы, который она знала так хорошо. Было что-то ещё. Что-то неправильное.

​Он не боролся. Хуже — он обмяк в её хватке, его тело стало податливым, словно он не сопротивлялся, а принимал её сталь, её власть. Лисанна заглянула в его глаза, ожидая увидеть мольбу или ненависть, но наткнулась лишь на тёмный, лихорадочный блеск на дне зрачков. Это был не взгляд человека на пороге смерти. Это было что-то иное, что-то, чему она не знала названия.

​Осознание ударило по ней, холодное и неприятное. Этот человек был... сломан. Его страх был искажённым, вывернутым наизнанку.

​Отвращение поднялось в горле — острое, почти тошнотворное. Ей захотелось отшвырнуть его, как нечто нечистое. Но вместе с брезгливостью проснулось и другое, тёмное чувство — холодное любопытство хищника, столкнувшегося с невиданным существом. Ей захотелось надавить сильнее. Не для того, чтобы убить, а чтобы понять. Чтобы сорвать с него эту маску жалкого ужаса и увидеть, что за уродливая правда скрывается под ней.

— Они видели нас вместе, — констатировала она, и ее голос прозвучал невозмутимо. — Для стражи ты теперь мой сообщник. Для тех, в черном, — свидетель. Если я тебя отпущу, ты не доживешь до рассвета.

​Он медленно сполз по стене, тяжело дыша. Он провел рукой по шее, там, где только что была ее рука и ее нож, и его пальцы дрожали.

— И что же… что теперь? — прошептал он, поднимая на нее взгляд. И в этом взгляде больше не было притворного ужаса. Только пристальное, оценивающее внимание и тень вызова.

Она одним движением выдернула свои ножи из стены, освобождая его штанины.

— Теперь ты — моя проблема, — сказала она, вытирая лезвия о свою штанину и убирая их на место. — А я привыкла решать свои проблемы. Ты остаешься со мной. Будешь делать то, что я скажу. И молчать. В основном — молчать.

Ее взгляд скользнул мимо него. План уже рождался в ее голове. "Нам нужно в комнату номер три, — ее взор переместился на дыры в крыше, — но не через дверь". Она снова посмотрела на него.

— Иди за мной. И постарайся не отставать. Я не буду тебя ждать.

Глава 7. Пепел и след

Любой город — это клетка. Разница лишь в толщине прутьев и расстоянии между ними. Настоящая свобода начинается там, где кончаются стены.

- Автор неизвестен.

Выбраться из склада оказалось грязной и медленной работой. Главные ворота были заперты намертво, а немногочисленные окна слишком хорошо просматривались с улицы. Взгляд Лисанны методично прошелся по темным углам, пока не остановился на единственном варианте — старом погрузочном люке в дальней стене, почти скрытом за грудой мешков.

От них несло затхлым духом гниющей шерсти и мышиного помета. Лисанна, не морщась, принялась за дело. Старая мешковина была влажной на ощупь и расползалась под пальцами, оставляя на перчатках липкую труху. Один за другим мешки глухо шлепнулись на каменный пол, открывая темный прямоугольник проема.

Охотница подпрыгнула, легко ухватившись за нижний край. На мгновение зависнув, она без видимого напряжения подтянула свое тело вверх. Это был не рывок, а плавное, контролируемое движение мышц, отточенное годами тренировок. Через секунду наемница уже стояла на узком внешнем карнизе, и ледяной сквозняк, пахнущий мочой и гнилыми овощами из переулка, ударил в лицо.

Обернувшись, Лисанна посмотрела вниз. Риан стоял в столпе лунного света, беспомощно задрав голову. Поза музыканта была до смешного трагичной, как у птенца, выпавшего из гнезда.

— Я… я не могу! Этот… люк! Он же в двух метрах над головой! — голос барда дрожал, эхом отражаясь от стен пустого склада. Сделав пару шагов назад, словно измеряя расстояние, Риан с отчаянием посмотрел на свои ладони. — У меня руки музыканта! Эти руки созданы для струн, а не для того, чтобы карабкаться по грязным стенам! Я же сорвусь!

В животе у Лисанны скрутился тугой узел раздражения. С тихим вдохом, отработанным, лишенным суеты движением, она отмотала от пояса тонкую, но прочную веревку. Один конец змеей метнулся вниз и упал к ногам Риана. Второй конец девушка быстро и надежно обмотала вокруг ржавой балки, торчащей из кладки рядом с люком.

— Привяжи к поясу. И лезь, — приказала она. Голос был ровным, без тени сочувствия.

То, что последовало дальше, было жалким зрелищем. Веревка натянулась, и Лисанна почувствовала, как на том конце задергался мертвый груз. Она уперлась ногами в карниз, медленно перебирая веревку, ощущая, как напрягаются мышцы спины и плеч. Снизу доносились скрежет сапог по камню, скобление ногтей по стене и паническое, сдавленное сопение. Мужчина не лез. Он позволял себя тащить.

Когда она наконец вволокла его трясущееся тело на карниз, Риан рухнул на четыре кости, как мешок с требухой. Он тяжело дышал, бледное лицо блестело от пота, а руки, которыми упирался в грязный камень, мелко дрожали. Подняв на нее глаза, в которых плескался истерический триумф, он выдохнул, давясь воздухом:

— Видишь? Я же… говорил.

Лисанна проигнорировала его. Она уже двигалась по карнизу к скату ближайшей крыши, ощущая под подошвами сапог холодную, шершавую поверхность камня.

Путь обратно к таверне превратился в пытку. Для Лисанны. Риан, казалось, сделал их побег своей личной трагедией. Каждый прыжок через черный провал между домами сопровождался его тихим, жалобным стоном. Каждое скольжение по участку черепицы, покрытому ледяной коркой, заканчивалось сдавленным вскриком и отчаянным цеплянием за ее плащ.

Внутри наемницы кипел холодный, тяжелый гнев. Этот человек был не просто обузой. Он был шумом. Он был слабостью. Он был якорем, отлитым из паники и беспомощности, который тянул ее на дно. Каждый его неверный шаг, каждый звук в тишине ночного города, был гвоздем в крышку ее гроба.

И все же она тащила его за собой.

Когда нога музыканта соскользнула с конька крыши, рука Лисанны рефлекторно дернулась, с силой схватив его за предплечье. Рывок больно отозвался в ее плече. Логика, отточенная годами выживания, кричала, что нужно отпустить. Бросить. Позволить этому городу сожрать его. Но что-то другое, более темное и упрямое — проклятый узел из инстинкта и извращенного любопытства — заставляло ее пальцы сжиматься крепче. Она раз за разом ловила его, втаскивала, ставила на ноги и тащила дальше, ненавидя его и себя за эту необъяснимую привязь.

Они добрались до плоской крыши таверны, покрытой слоем липкой сажи. Ветер здесь, на открытом пространстве, выл громче, принося запах дыма из десятков остывающих труб. Внизу, на улице, суета погони улеглась. Лишь двое стражников в тяжелых тулупах лениво прохаживались у входа, их силуэты были четкими в свете фонаря. Время от времени мужчины бросали взгляды на темные окна второго этажа. Прямой путь был закрыт.

Припав к парапету, Лисанна нашла то, что искала — тусклое окно в конце коридора, выходившее на заваленный мусором задний двор. Оно было прикрыто, но не заперто. Одним плавным движением девушка вытащила кинжал. Холодная сталь кончика лезвия скользнула в щель между рамой и створкой. Легкий нажим, щелчок старой щеколды, и она бесшумно потянула створку на себя, впуская внутрь спертый воздух коридора.

Лисанна скользнула в проем, приземлившись на пол в низком приседе. Приземление было таким тихим, что не скрипнула ни одна половица, лишь мягко шуркнула кожа ее штанов. Затем она обернулась к Риану, все еще застывшему на крыше.

— Жди здесь. Не двигайся. Не дыши, — прошептала она, и слова ее были почти неразличимы на фоне воя ветра. После этого ее фигура слилась с тенями коридора.

Дверь в комнату номер три оказалась приоткрытой. Стража уже побывала здесь. Лисанна замерла на пороге, втягивая носом воздух. Пахло пылью, старым деревом и еще чем-то — слабым, чужим запахом пота, оставленным стражниками. Она вошла внутрь.

Комната была крошечной, почти тюремной камерой, с одной узкой кроватью и маленьким столом у окна. И здесь тоже был погром, но другой. Не яростный, как в книжной лавке, а методичный, казенный. Матрас был вспорот одним длинным, аккуратным разрезом. Немногочисленные вещи Элиаса — пара рубашек, стопка книг — не были разорваны, а просто сброшены на пол. Кто-то искал тщательно, но без злобы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Похоже на твою работу, — раздался тихий, насмешливый голос у нее за спиной.

Ее тело сработало раньше, чем разум. Лисанна развернулась на пятках, пружинисто присев, ее рука уже сжимала холодную рукоять меча. В янтарных глазах вспыхнул и погас ледяной огонь.

Риан стоял в дверном проеме. Он не прятался — прислонился к косяку с нарочитой небрежностью, скрестив руки на груди. Он не просто нарушил приказ. Он наслаждался этим.

— Я сказала тебе ждать, — прошипела она, каждое слово было наполнено сдержанной угрозой.

— Мне стало холодно, — бард пожал плечами, и жест получился слишком легким, слишком театральным. Он вошел в комнату, сапоги мягко ступали по грязным половицам. Обведя взглядом беспорядок, в его глазах блеснуло любопытство. — И скучно. Искал что-то конкретное, наш книжник? Или это просто... творческий беспорядок?

Лисанна не удостоила его ответом. Она заставила мышцы расслабиться, убрала руку с меча и демонстративно отвернулась. Возвращение к обыску было лучшим способом показать ему его ничтожность.

Ее взгляд снова начал сканировать комнату, теперь ища не то, что было здесь, а то, что было неправильным. Разум отсеивал очевидный хаос — вспоротый матрас, разбросанные вещи — как информационный шум. Она искала аномалии. Деталь, которая не вписывалась в картину.

И она ее нашла.

У ножки стола, в самой густой тени, лежал опрокинутый пузырек. Из него на половицы вытекла лужа чернил — жирное, почти черное в полумраке пятно. Оно еще не до конца впиталось в старое дерево, от него исходил острый, металлический запах. Это случилось недавно. Но это была не та деталь. Рядом с чернильной лужей, чудом ее избежав, лежал крошечный, туго свернутый в трубку клочок пергамента, почти невидимый на фоне темного пола.

Она опустилась на одно колено. Пальцы в тонких кожаных перчатках осторожно подцепили хрупкую находку. Развернув, Лисанна увидела тонкий, вырванный из какой-то книги листок. На нем не было ни текста, ни карты. Лишь одна короткая строка цифр, выведенная аккуратным, бисерным почерком ученого:

14-3-8

Шифр.

Холодный, бесполезный набор цифр на хрупком пергаменте. Лисанна чувствовала, как под пальцами шуршит тонкая бумага. Ключом, очевидно, была книга, из которой вырвали эту страницу. Она медленно подняла взгляд. Вокруг, в лунных пятнах на полу, валялись десятки книг. Сотни. Безнадежная, кропотливая работа, на которую не было времени.

— Головоломка, — с неподдельным интересом протянул Риан, беззастенчиво заглядывая ей через плечо. Его дыхание было теплым и пахло вином. — Обожаю головоломки. Хотя эта, признаюсь, выглядит так, будто ее придумал безумец для другого безумца.

Лисанна снова проигнорировала его, словно он был не более чем назойливой мухой. Она опустилась на колени, ощущая, как впиваются в кожу мелкие щепки и песок на грязном полу. Ее взгляд методично, корешок за корешком, проходил по разбросанным книгам. «История горного дела в Айзенгарде», «Трактат о серебряных рудах», «Жизнь святых заступников шахтеров»… Обычная библиотека ученого в этом городе. Ничего личного. Ничего, что могло бы стать ключом.

Холодное, неприятное чувство подступало к горлу. Тупик. Внизу, с улицы, донесся приглушенный смех стражника. Время уходило.

Она уже была готова признать поражение, когда, отталкивая очередной тяжелый том, ее палец зацепился за что-то на корешке. Это была не грязь и не дефект старой кожи. Шершавая, непривычная выпуклость под подушечкой перчатки. Аномалия.

Поднеся книгу ближе к полосе лунного света, падающего из окна, и поворачивая ее под углом, Лисанна разглядела на темной, потертой коже крошечный, почти стершийся от времени символ. Настолько маленький, что его можно было принять за случайную царапину.

Скрещенные кирка и молот над пенистой кружкой пива.

В ее сознании с холодным щелчком сошлись три разрозненных образа: пожелтевший библиотечный формуляр, грубо намалеванная вывеска над входом в эту проклятую таверну, и вот теперь — этот знак.

«Кирка и Кружка».

Старый хрыч Элиас оставил не просто шифр. Он оставил и ключ, прямо у них под носом. Хитро, тонко и до отвращения логично.

Она раскрыла книгу. Страницы были толстыми, пожелтевшими и пахли дешевыми чернилами и въевшейся пылью. Это оказался сборник грубых шахтерских баллад и застольных песен — идеальное, ничем не примечательное прикрытие.

14-3-8.

Ее пальцы, не знающие дрожи, быстро отсчитали страницы. Четырнадцатая. Глаза пробежали по строфам. Третья строка. Палец в перчатке скользнул по шершавой бумаге, останавливаясь на восьмом слове.

«...где старый гном свой схоронил топор под корнем...»

Корень.

Это было оно. Зацепка. Она на мгновение прикрыла глаза, прогоняя в голове варианты. Что это могло значить? Место? Предмет? Тайник, отмеченный знаком топора? Или это была лишь часть другой, более сложной загадки?

Внезапно она почувствовала это.

Сначала — чужое тепло у самой спины. Потом — легкое движение воздуха у щеки, смещенное чужим дыханием. Ее тело напряглось, каждый мускул превратился в натянутую струну, готовый к броску, к удару. Но атаки не последовало.

Прежде чем она успела среагировать, его пальцы коснулись ее лица.

Музыкант не пытался ударить или схватить. Прикосновение было до странного легким, почти невесомым. Он не касался кожи — он исследовал рельеф. Мозолистые подушечки его пальцев, привыкшие к струнам, с отстраненным, исследовательским любопытством проследили тонкую, бледную линию шрама, наискось пересекавшую ее бровь и уходившую к виску.

Мир Лисанны, полный звуков, запахов и угроз, схлопнулся до этого прикосновения.

Вой ветра за окном стих. Скрип половиц под его весом исчез. Даже холодный камень в ее груди, казалось, перестал существовать. Осталось лишь это — ощущение чужого тепла на своей коже.

Простое физическое касание, которое почему-то ощущалось более опасным, чем любой клинок. Оно прошло сквозь ее броню, сквозь ее тренировку, сквозь годы выстроенного ею льда. Это была угроза, от которой она не знала, как защищаться.

Всё её существо взвыло беззвучной, первобытной яростью. Это было нарушение. Вторжение. Никто. Никто не прикасался к ней так — без разрешения, без боя, словно имея на это право.

Реакция была не мыслью, а рефлексом, отточенным до смертоносной чистоты.

Книга с глухим стуком упала на пол. В одно слитное, текучее движение Лисанна развернулась, вбивая плечо ему в грудь и сбивая с ног. Воздух с хрипом вылетел из его легких. В следующий миг она уже сидела на нем верхом, придавливая к полу всем своим весом, ее колени фиксировали его торс. Ее левое предплечье — твердое, как стальной прут — вдавилось в его горло, пережимая кадык и отсекая воздух. Правая рука сжимала кинжал. Ледяное, отполированное лезвие легло на его щеку, острый кончик замер в миллиметре под нижним веком, угрожая ослепить.

— Я. Тебя. Предупреждала, — прорычала она. Каждое слово было низким, вибрирующим от гнева, ее горячее дыхание опаляло его лицо.

Он не сопротивлялся.

Он лежал под ней, обмякший, и судорожно хватал ртом остатки воздуха. Его грудь тяжело и часто вздымалась, прижимаясь к внутренней стороне ее бедер. Мужчина не пытался вырваться, не пытался оттолкнуть ее руку. Он просто смотрел на нее снизу вверх, и в его глазах, отражавших тусклый лунный свет, не было ни капли страха.

В них плясал темный, ликующий огонек.

И в этот момент до нее дошло. Он получил именно то, чего хотел. Он искал не информацию, не побег. Он искал это. Он пробил ее ледяную броню, заставил потерять контроль, заставил ее почувствовать.

Эта ярость, это насилие, это прикосновение клинка к его коже — все это было его целью.

— Да, — прохрипел он. Голос, сдавленный ее предплечьем, был едва слышен. — Предупреждала.

И он улыбнулся.

Отвращение — ледяное, тошнотворное — и что-то ещё, чему она не знала имени, обожгло Лисанну изнутри. Это было похоже на стыд. На унижение. Она с силой оттолкнулась от его податливого тела, вскакивая на ноги. Отступила на шаг, потом на второй, инстинктивно создавая дистанцию, словно только что коснулась ядовитой змеи. Ее дыхание было частым и рваным. Сердце, о котором она обычно не вспоминала, теперь гулко и тяжело стучало в ребра, словно пойманная в клетку птица.

Риан медленно, без спешки сел. Он потер шею там, где давило ее предплечье, на его бледной коже проступили красные следы. Он поднял на нее взгляд, и его улыбка стала шире, наглее. В ней не было злобы — лишь чистое, незамутненное удовлетворение.

— «Корень», значит, — сказал он. Голос был немного хриплым, но совершенно спокойным, словно секунду назад она не держала нож у его глаза. — Звучит как начало новой песни. Куда теперь, мой молчаливый капитан?

Лисанна смотрела на него, и впервые за долгие, пустые годы она не знала, что делать. Весь ее мир состоял из понятных угроз и ясных целей. Меч можно было парировать, врага — убить. А это… Этот человек был опаснее любого культиста. Он не пытался сломать ее тело. Он вскрывал ее душу, как консервный нож. Он был ядом, который уже начал проникать ей под кожу, и она сама позволила ему это сделать.

Ее взгляд метнулся в сторону, находя спасение в единственном, что имело смысл. В работе. Она шагнула к полу и подняла книгу. Тяжесть старого тома в руке, шершавость кожи — эти простые ощущения стали для нее якорем. Затем она подобрала вырванный листок с шифром.

— Вставай, — холодно бросила она, не глядя на него.

Голос прозвучал ровно. Лед возвращался на место.

Глава 8. Пугало и тень

Власть — это не когда на тебя смотрят со страхом. Это когда от тебя не могут отвести взгляд, даже умирая.

​Поговорка культистов Змея.

Обратный путь к складу был соткан из тишины. Не той мирной, звенящей тишины диких земель, а тяжёлой, гнетущей, какая бывает между двумя хищниками, запертыми в одной клетке.

Лисанна двигалась впереди, ее силуэт был резким и напряженным в лунном свете. Каждый шаг выверен, каждое приземление после прыжка — бесшумно, как у падающего снега. Ярость, вспыхнувшая в комнате, не угасла; она застыла в жилах, превратившись в холодный, острый кристалл, который делал все чувства острее, а движения — еще более точными и смертоносными. Лисанна не смотрела назад, но ощущала его присутствие каждой частицей своего тела — чужое тепло, чужое дыхание в морозном воздухе.

Риан следовал за ней. Показная неуклюжесть исчезла. Он больше не спотыкался, не цеплялся за ее плащ и не ныл. Двигался тихо, сосредоточенно, ставя свои тонкие сапоги точно в те же следы, что она оставляла на покрытой сажей черепице. Музыкант копировал ее маршрут с пугающей, неестественной точностью. Он все еще был артистом на обледенелой крыше, но теперь это был артист, который услышал главную мелодию — мелодию выживания — и отчаянно пытался попасть в ее рваный, смертельный ритм. Его новое, внимательное молчание давило на нервы сильнее любых жалоб.

Они вернулись в ледяную, пахнущую пылью темноту склада.

Лисанна не стала зажигать огонь. Пройдя в центр зала, она остановилась там, где сквозь дыру в крыше падал единственный столб лунного света, превращая пыльный воздух в серебряную взвесь. Она медленно повернулась. Лицо в тени капюшона было непроницаемым, но в абсолютной неподвижности ее фигуры чувствовалась угроза сжатой пружины, готовой в любой миг распрямиться.

— Что ты такое? — голос был тихим, безэмоциональным, но в нём звенела сталь. Это был не вопрос.

Это было требование.

Риан остановился в нескольких шагах от неё, оставшись в тени. Он не ответил сразу. Тишина растянулась, наполняясь их безмолвным противостоянием, густая и тяжелая, как кровь.

— Я же сказал. Музыкант, — наконец произнес он. Голос был ровным, в нем не было ни страха, ни заискивания. Лишь тень усталой иронии. — Я пою песни о героях и драконах. Рассказываю пьяным шахтерам сладкую ложь о сокровищах, чтобы они могли утром снова спуститься в свою правду — в холодную, темную дыру.

— Ты не боишься умереть, — констатировала Лисанна. Она сделала шаг к нему, выходя из лунного света и погружаясь в его тень, сокращая дистанцию. — В таверне, когда мой нож был у твоего горла, ты не боялся. Почему?

Риан усмехнулся. Тихий, горький смешок, заблудившийся в огромном пустом складе.

— О, я боюсь. Я до ужаса боюсь сгнить от скуки в теплой постели, так и не почувствовав ничего по-настоящему. Боюсь захлебнуться в патоке фальшивых улыбок и пустых слов. — Он сделал паузу, и его голос стал ниже, почти интимным шепотом, который, казалось, коснулся ее кожи. — А ты… Ты другая. В тебе нет ни капли лжи. Когда ты прижимаешь к горлу лезвие, внутри все замолкает, и остается только это. Чистая, острая правда. От нее по коже идет дрожь, и на мгновение я по-настоящему живу.

Он шагнул ей навстречу, выходя из тени в лунный свет, и закончил почти вплотную к ее лицу:

— Это честнее любого секса, который у меня когда-либо был.

— Ты искал не смерти. Ты искал боли, — ее голос был ледяным клинком. Осознание пришло не как догадка, а как холодная, неопровержимая истина. И оно было отвратительным, как прикосновение к чему-то склизкому и живому в полной темноте.

— Я искал то, что скрывается за ней, — так же тихо ответил он. Его силуэт качнулся в тени, делая шаг ближе. — Внимание. Полное, абсолютное. В тот момент, когда ты решала, жить мне или умереть, в целом мире для тебя не существовало ничего, кроме биения моего сердца под твоей рукой. Ни прошлого, ни будущего, ни контракта. Только я. Разве это не самая пьянящая форма власти, Призрак?

Она не ответила. Просто смотрела в темноту, где стоял он, и пыталась каталогизировать угрозу. Но Риан не вписывался ни в одну из категорий. Он не был ни хищником, ни жертвой. Он был чудовищем, которое питалось ее силой, ее яростью, ее контролем. Его ущербность была не слабостью, а оружием, идеально заточенным против нее.

— «Корень», — резко сменила она тему, цепляясь за работу, как утопающий за обломок мачты. Это было единственное, что имело смысл в этом безумии. — Что это значит? В шахтерской балладе.

Риан помолчал мгновение, позволяя своему вопросу и ее дискомфорту повиснуть в холодном, пыльном воздухе. Он наслаждался своей маленькой победой.

— Это не просто слово. Это прозвище. Для места, — сказал он, и в его голосе проснулся бард, рассказывающий историю у ночного костра. — Легенда. Шахтеры так называют «Приют Топора» — самую старую, самую глубокую часть шахт Айзенгарда. «Корень Горы». Место, откуда, по преданиям, и вырос весь Морозный Пик. Давно заброшенный штрек. Говорят, первый шахтер, гном по имени Боргас, оставил там свой топор, поклявшись никогда не возвращаться. Теперь там живет всякая нечисть, а воздух такой, что камень плачет черными слезами. Ни один здравомыслящий шахтер туда не сунется.

Лисанна обдумала это. Заброшенный, проклятый штрек. Идеальное убежище для старика, который хочет, чтобы его никто и никогда не нашел.

— Как туда попасть?

— Через главные шахты, разумеется. Но после наших ночных представлений вход туда для нас заказан, — Риан устало пожал плечами. — К рассвету весь город будет искать женщину с волосами цвета заката и её незадачливого спутника-музыканта. Нам нужен другой путь.

Он был прав. Возвращаться на улицы, где теперь каждый взгляд был бы враждебным, — самоубийство. Стены склада, казалось, сдвинулись, превращая убежище в гробницу. Они были заперты.

— Стража, — пробормотала Лисанна, подходя к забаррикадированным воротам и прижимаясь глазом к узкой щели между досками. Улица была пуста, но это была обманчивая, звенящая пустота перед бурей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Внезапно в дальнем конце переулка мелькнул и погас неровный свет факела. А затем ещё один.

Послышались звуки — сначала глухой, ритмичный стук, который становился все громче и отчетливее.

Размеренные, тяжелые шаги и лязг доспехов о камень.

Патруль.

Он шел целенаправленно. Свет факелов не просто освещал путь — он заглядывал в каждую темную подворотню, в каждый дверной проем. Они прочесывали район. Они искали. Их методичность была хуже погони. Это был звук неотвратимости, приближающейся с каждым ударом бронированного сапога о мостовую.

Лисанна беззвучно отступила вглубь склада, как тень, скользящая от света. Ее рука метнулась назад, схватила Риана за воротник и с неумолимой силой увлекла за собой. Она вжала его в холодную каменную стену, затаившись в полной темноте за грудой старых, воняющих гнилью и сыростью тюков с шерстью. Ее ладонь легла ему на грудь, пальцы были растопырены и тверды. Это была не угроза, а приказ, вбитый прямо в его тело —

«замри и не дыши».

Шаги приблизились. Они остановились прямо у ворот. Сквозь щели в досках в темноту склада ворвались оранжевые, пляшущие лезвия света, полосуя пыльный воздух.

— Этот проверь, — раздался низкий, властный голос. В нем чувствовалась сталь и привычка повелевать. — Капитан Воррен сказал, прочесать весь Шлак до последнего нужника. Эта девка — не простая разбойница. Двоих уложила, как щенков. Ищите следы. Любые.

Лисанна почувствовала, как под ее ладонью сердце Риана на миг замерло, а затем забилось с бешеной, птичьей частотой. Она сама затаила дыхание, превратившись в слух. Ее пальцы легли на холодную рукоять меча. Если они начнут выламывать ворота…

Раздался тяжелый удар в деревянные створки, от которого содрогнулось все здание. Пыль дождем посыпалась с потолочных балок.

— Заперто изнутри и завалено! — крикнул другой голос, более молодой. — Да тут лет десять никого не было, сержант.

— Все равно проверь. Обойди, посмотри окна. Живо.

Тяжелые шаги загрохотали по переулку, удаляясь к задней стене. Лисанна замерла, и холод, не имеющий отношения к температуре, прошел по ее спине. Окно. Высокое, разбитое окно, через которое они влезли, было их единственным путем отхода и теперь служило маяком, вопящим об их присутствии.

Напряжение в темноте стало почти осязаемым, густым, как смола. Риан стоял абсолютно неподвижно, его тело было напряжено, как струна. В этот раз в его глазах, широко раскрытых в темноте, не было ни игры, ни вызова. Только холодный, животный страх загнанного зверя. Он смотрел не на нее, а в ту сторону, куда ушел стражник. Под маской был просто человек, который отчаянно, до тошноты не хотел умирать в грязном, вонючем подвале.

Шаги вернулись, приближаясь к воротам с той же неумолимой размеренностью.

— Окно разбито, сержант, но завалено старыми мешками изнутри. И паутина… толщиной с палец. Никто там не лазил.

Наступила долгая, звенящая пауза. Лисанне казалось, что она слышит, как кровь гулко стучит у неё в висках, отсчитывая секунды их жизни.

— Ладно, — наконец нехотя произнес старший по званию. — Идём дальше. Проверить старую литейную.

Тяжелые шаги и пляшущий свет факелов удалились, медленно растворяясь в гуле ночного города.

Прошло не меньше пяти минут — пять вечностей в холодной, вонючей темноте — прежде чем Лисанна отняла руку от груди Риана. Она отступила, и между ними снова легло холодное, наэлектризованное пространство.

— Капитан Воррен, — тихо сказал Риан. Голос был хриплым, сорванным от сдержанного дыхания. Он медленно сполз по стене, присаживаясь на корточки. — Глава городской стражи. Жесткий, как гранит, и упрямый, как горный козел. Он не просто ищет. Он охотится. И он никогда не успокоится.

— Нам нужно уходить из города, — констатировала Лисанна. План менялся на ходу, трещал и ломался под давлением обстоятельств. Искать Элиаса, пока по их следу идет Воррен, было невозможно. — Но не через ворота.

Её взгляд остановился на Риане. Он больше не был просто обузой или раздражающей загадкой. Он знал этот город. Знал имена. Знал песни, которые оказались ключом. Он перестал быть балластом и превратился в инструмент. Опасный, непредсказуемый, но единственный, что у нее был.

— Ты говорил, «Приют Топора» — это старый штрек, — медленно произнесла она, ее мозг уже прокладывал новый маршрут сквозь хаос. — У старых штреков бывают старые выходы. Вентиляционные шахты. Аварийные туннели. Выходы на другой стороне горы. Нам нужна карта старых шахт.

Риан поднял на нее голову, и в его глазах, привыкших к темноте, блеснуло понимание. Он понял ее раньше, чем она закончила мысль.

— Такие карты есть только в одном месте, — сказал он, и в его голосе прозвучала нотка мрачного восхищения ее безумием. — В архиве Гильдии Горняков. В Верхнем городе. Прямо под носом у капитана Воррена.

Лисанна кивнула, не выказывая ни тени сомнения. Это было чистое безумие. Лезть в пасть льва, чтобы украсть у него карту его же пещеры. Но это был единственный путь, который вел не в могилу и не в петлю.

— Значит, мы идём в Верхний город.

Глава 9. План

​

В

большом городе настоящая стена — это не камень. Это взгляд соседа.

​Поговорка воров из южных земель.

Ночь сменилась серым, безрадостным рассветом, который едва пробивался сквозь затянутые паутиной и грязью окна склада. Он не принес с собой тепла. Лишь болезненный, тусклый свет, который сделал пыль в воздухе видимой и подчеркнул холод, въевшийся в камень и кости. Они не спали. Каждый скрип прогнивших балок под крышей, каждый отдаленный крик ночной птицы держал их в напряжении.

Лисанна сидела, прислонившись к стене, и методично точила свой меч. Вперед-назад, вперед-назад. Монотонный, скрежещущий звук точильного камня о сталь был единственным нарушением тишины. Это был ее способ упорядочить хаос — превратить тревожное ожидание в острое лезвие. Она не смотрела на Риана, но ощущала его присутствие каждой клеткой, как ощущают затишье перед грозой.

Риан сидел напротив, обхватив колени и пытаясь согреться в своем тонком камзоле. Вся его показная бравада испарилась, смытая холодом и страхом пережитой ночи. Остался лишь уставший человек, чьи глаза в полумраке казались темными провалами.

— Гильдия Горняков, — нарушила молчание Лисанна, не прекращая своего занятия. Скрежет камня стал фоном для ее голоса. — Опиши мне её. Не стены. Людей.

Риан поднял голову. На мгновение он снова стал тем бардом, который знает все городские истории.

— Это государство в государстве, — сказал он, и его голос, хоть и был тихим, обрел былую уверенность. — С виду это респектабельное собрание бородатых, богатых рудовладельцев, но за этим фасадом скрывается клубок змей, где каждый готов перегрызть глотку другому за лишний кусок рудной жилы. Глава гильдии, магистр Торен, стар, жаден и параноидален. Он доверяет своему золоту больше, чем собственным сыновьям. Архив — его святыня, он уверен, что все покушаются на его контракты.

Он помолчал, собираясь с мыслями.

— Архив находится в западном крыле главного зала. Днем там копошатся писцы — пыльные старики, которые больше всего на свете боятся сквозняков и гнева магистра. Ночью дежурят два охранника. Крепкие ребята, бывшие шахтеры-проходчики, медленные, но сильные, как медведи. Одного зовут Фенрел, другого Борин. Фенрел любит поболтать, а Борин — выпить. Каждую ночь, около двух часов, Фенрел обходит коридоры, а Борин в это время прикладывается к фляжке, которую прячет за стеллажом с геологическими отчетами.

— Патрули Воррена?

— В Верхнем городе они ходят парами, каждые полчаса по одному и тому же маршруту, словно заведенные оловянные солдатики. Они предсказуемы. Их настоящая сила в том, что все друг у друга на виду. При виде любого чужака или подозрительного шума сытый трактирщик или торговка тут же позовут стражу, просто чтобы выслужиться. Эти люди — бесплатные и вездесущие глаза и уши Воррена.

Лисанна отложила точильный камень. Лезвие ее меча опасно блеснуло даже в скудном свете, поймав тусклый луч рассвета. Она провела по нему подушечкой пальца, ощущая почти невидимые зазубрины.

— Нам нужны две вещи, — сказала она, и голос ее был таким же холодным и острым, как сталь в ее руке. — Отвлекающий маневр. И окно в полчаса.

Риан криво усмехнулся, но в его глазах не было веселья.

— Отвлекающий маневр — это моя специальность. А вот окно, боюсь, придется прорубать тебе.

К вечеру они преобразились. Лисанна сменила свой приметный, подогнанный по фигуре доспех на простую темную одежду из грубой ткани. Сверху она накинула широкий серый плащ с глубоким капюшоном, который полностью скрывал ее лицо, волосы и очертания фигуры, превращая ее в безликую, бесформенную тень.

Риан же изменился до неузнаваемости. На последние деньги он купил у старьевщика добротный, хоть и потертый, камзол торговца из темно-синего сукна, высокие сапоги и кожаную сумку-планшет.

Расчесав волосы и умывшись ледяной водой из бочки, он превратился из бродячего музыканта в молодого, амбициозного и слегка высокомерного представителя торговой гильдии. Он даже изменил походку, сделав ее более размеренной и важной.

Поднимаясь по ярусам Айзенгарда, Лисанна чувствовала, как меняется сам воздух. Удушливый, кислый смрад Шлака, состоявший из дыма, нечистот и бедности, сменился чистым, морозным дыханием гор. Улицы стали шире и были вымощены гладким камнем, который глухо отзывался под их шагами. Дома — выше, из тесаного камня с застекленными окнами, в которых горел теплый, сытый свет. Взгляды прохожих стали холоднее и подозрительнее. Здесь не было пьяных шахтеров, радушно хлопающих друг друга по плечу. Улицы патрулировали стражники с начищенными алебардами, а богатые горожане, кутавшиеся в меха, провожали их цепкими, оценивающими взглядами. Любой неверный шаг, любой косой взгляд здесь мог стать последним. Это была чужая территория, и каждый камень под их ногами, казалось, был готов закричать об их присутствии.

Они разделились у центральной площади, в ледяной тени высокой башни с часами.

— Главный зал Гильдии, западное крыло, — тихо сказал Риан, не глядя на нее. Его взгляд был прикован к внушительному, освещенному фонарями фасаду. — Там есть внутренний двор с чахлым, замерзшим деревцем. Окно архива выходит прямо на него. Я дам тебе полчаса. Не больше.

— Что ты будешь делать?

— То, что умею лучше всего. — Он наконец посмотрел на нее, и в тусклом свете она увидела, как в его глазах вспыхнул лихорадочный, артистический блеск. Он одарил её быстрой, нервной улыбкой, полной предвкушения. — Устрою представление.

Музыкант развернулся и уверенной походкой направился прямо к центральному входу в здание Гильдии, к двум скучающим стражникам у дверей. Лисанна же, не раздумывая, скользнула в пасть ближайшего переулка и исчезла.

Её путь лежал наверх.

Холодный, шершавый камень обжигал пальцы сквозь тонкую кожу перчаток. Цепляясь за водосточные трубы и выступы в кладке, она поднималась на крыши. Крыши Верхнего города были другими — крутые скаты, покрытые скользкой сланцевой черепицей, которая норовила уйти из-под ног при каждом шаге. Широкие, черные пролеты между зданиями зияли под ней, как пасти чудовищ. Это требовало не просто ловкости, а звериного, врожденного чувства равновесия. Она двигалась в полной тишине, прижимаясь к черепице, призрак на фоне чернильного неба, подсвеченного холодной, безразличной луной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Внизу, у парадного, ярко освещенного входа в Гильдию, началось представление Риана. Он не стал петь. Он устроил скандал.

— Это возмутительно! — его голос, усиленный акустикой площади, разнесся по округе, заставив несколько голубей испуганно сорваться с карниза. — Я требую немедленной встречи с магистром Тореном! Пропал контракт! Важный контракт на поставку серебра! И я утверждаю, что его украли прямо здесь, под носом у вашей хваленой охраны! Я теряю тысячи из-за некомпетентности вашей стражи!

Два стражника, массивные, как скалы, преградили ему путь.

— У магистра нет времени на каждого торговца с жалобами, — пробасил один, кладя руку на эфес меча.

— Я не «каждый»! Моё имя вам ничего не скажет, но имя моего отца заставит вас дрожать! — нагло врал Риан, выпятив грудь. Он размахивал руками, тыкал пальцем в нагрудники стражников, его голос срывался на высокие, оскорбительные ноты.

Люди начали останавливаться. В окнах соседних домов зажглись огни. Патруль стражи, совершавший обход, свернул на площадь, привлеченный криками. Риан получил то, что хотел. Он стал центром внимания. Все взгляды были прикованы к этому маленькому, но яркому спектаклю у входа.

В это самое время Лисанна уже была на крыше Гильдии. Она нашла внутренний двор — жалкий, вымощенный камнем колодец, где из мерзлой земли торчало одно-единственное дерево, чьи голые ветви царапали небо, как костлявые пальцы. Одно окно на втором этаже было темным. Архив. Она закрепила веревку за основание массивной печной трубы, и через мгновение уже бесшумно висела напротив окна, упершись ногами в холодный камень стены. Старая, рассохшаяся рама поддалась нажиму её кинжала почти без звука.

Она скользнула внутрь.

В архиве пахло старой бумагой, сургучом и мышами. Воздух был неподвижным и тяжелым. Огромные, уходящие в темноту стеллажи были забиты тысячами свитков и фолиантов. Лабиринт знаний, в котором можно было утонуть. Но Риан дал ей наводку: «Старые карты шахт они считают хламом, опасным для репутации. Ищи в дальнем левом углу, на нижних полках, под пыльной маркировкой „Списано. Нестабильные пласты“».

Лисанна двигалась между стеллажами, ее глаза быстро сканировали выцветшие надписи. Шум со двора доносился сюда лишь глухим, неразборчивым гулом. Она нашла нужную секцию. Десятки тяжелых кожаных тубусов, покрытых таким толстым слоем пыли, что казалось, их не касались десятилетиями. Времени было мало. Она начала проверять их один за другим, с треском ломая старые сургучные печати и разворачивая хрупкие, пожелтевшие пергаменты, пахнувшие забвением.

Внезапно дверь в архив тихо скрипнула и приотворилась.

Лисанна замерла, сливаясь с тенью огромного стеллажа. Ее рука легла на холодную рукоять меча.

В комнату вошел не стражник. Это был капитан Воррен.

Он не зажигал свет. Спокойно, с уверенностью хозяина, он прошел в центр комнаты и замер, прислушиваясь. Лисанна не дышала. Она видела его четкий профиль в лунном свете, падающем из открытого окна — жесткое, обветренное лицо, орлиный нос, внимательные, умные глаза. Он не искал её наугад. Он думал.

«Если бы я был беглецом, — его губы едва шевелились, он говорил сам с собой, его голос был тихим рокотом, — и хотел бы выбраться из этой каменной мышеловки… мне бы понадобилась карта. Не тракта. Карта крысиных нор, которые прорыли здесь за сотни лет».

Его взгляд медленно, неумолимо повернулся в её сторону. Прямо на секцию со списанными, никому не нужными архивами.

Сердце Лисанны пропустило удар, а затем ударило с силой молота. Он был здесь не случайно. Он не искал. Он знал. Он просчитал её.

Воррен медленно пошел вдоль стеллажей, его рука в перчатке скользила по пыльным корешкам книг, оставляя темный след. Он был в нескольких шагах от неё. Лисанна вжалась в тень, пытаясь стать частью стеллажа, частью темноты. Любое движение, любой вздох, даже стук ее собственного сердца — и всё будет кончено.

Внезапно снизу, с площади, донесся оглушительный звон разбитого стекла и яростный женский визг. А затем — громкий, оскорбленный рев Риана, который прорвался даже сквозь толстые стены: «Да как вы смеете! Я буду жаловаться самому королю!»

Голова Воррена дернулась в сторону окна. Шум грубо вторгся в мертвую тишину архива. Он нахмурился, и на его лице отразилась досада — раздражение профессионала, которому какая-то уличная потасовка мешает думать. Он постоял ещё мгновение, его взгляд в последний раз медленно прошелся по пыльным стеллажам, задержавшись на долю секунды на той самой тени, где затаилась Лисанна. Сердце в ее груди замерло.

Затем капитан, словно приняв решение, развернулся и вышел, плотно прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь. Глухой щелчок замка прозвучал в тишине, как удар молота. Его тяжелые шаги быстро затихли в коридоре.

Лисанна выждала минуту, которая показалась ей вечностью, прислушиваясь к биению собственной крови в ушах. Затем она метнулась к стеллажу. Ее руки больше не искали — они знали. Движения были быстрыми, точными, лишенными всяких сомнений. Тубус с выцветшей пометкой «Аварийный штрек №7. Обвал 214 года». Она вытащила его, не разворачивая, сунула за пазуху, под плащ, ощутив, как холодная кожа коснулась ее тела.

Обратный путь к окну занял несколько секунд. Через мгновение она уже была на крыше, в ледяном объятии ночного ветра, быстро и методично сматывая веревку.

Она успела.

Внизу, на площади, представление Риана достигло своего апогея. Его, громко протестующего и грозящего всеми карами небесными, под руки тащили двое стражников в сторону цитадели. Он больше не сопротивлялся, но его голос продолжал изрыгать проклятия. Он сделал свою работу. Он дал ей время. И теперь его вели на допрос к Воррену.

Лисанна смотрела на это с холодной, отстраненной высоты своего убежища на крыше. План сработал.

Она получила карту. Но цена оказалась выше, чем она рассчитывала.

Её инструмент, её невольный, сломанный ключ к этому городу, только что попал в руки главному охотнику.

Глава 10. Спасение

Никогда не спасай то, что тонет. Оно лишь утянет тебя за собой на дно.

​Первое правило выживания Элвина.

Она видела, как его уводят. Она слышала, как он кричит. И она ничего не сделала.

Сидела здесь, в ледяной безопасности своей тени, пока кто-то другой — этот Воррен, с его цепкими, умными глазами — забирал то, что по праву охоты принадлежало ей.

Не его. Не шута, не музыканта в дурацком камзоле. Её контроль. Её выверенный до шага план. Её непокорную, раздражающую, но её добычу.

Пальцы сжались на холодном камне так, что перчатка заскрипела, а костяшки побелели. Дыхание, до этого ровное и размеренное, как ход часового механизма, на мгновение сбилось, застряло в горле колючим комком. Она заставила себя сделать медленный, глубокий вдох, втягивая морозный, пахнущий угольным дымом и бедой воздух.

«Это не эмоции. Это расчёт».

Она повторила это про себя, как мантру, как заговор от безумия.

Риан был не просто спутником. Он был ключом. Единственным ключом. Он знал заказчика. Он, чёрт бы его побрал, упомянул Империю Эйден — название, от которого у Лисанны до сих пор холодело под рёбрами. Без него эта карта — лишь бесполезный кусок пергамента, ведущий в никуда. Без него её работа не будет завершена, контракт — не будет выполнен. А Призрак всегда доводит дело до конца.

Это её репутация. Её имя. Её цена на рынке.

Она лгала себе. И знала это.

Ложь была искусной, логичной, но на вкус — как пепел.

Правда была проще и гораздо уродливее. Этот человек, этот сломанный, невыносимый, бесполезный шут, умудрился сделать то, чего не удавалось никому за последние шестнадцать лет пустоты. Он не просто залез ей под кожу. Он впился в неё, как заноза, как паразит, и теперь сидел там, раздражая, отравляя её выверенное одиночество.

Он увидел её. По-настоящему.

За шестнадцать лет она привыкла видеть в глазах людей лишь отражение простых инстинктов, будь то страх, жадность или похоть. Простые, понятные реакции, которыми легко управлять. Но он… он посмотрел сквозь Призрака, сквозь ледяную броню, и увидел монстра внутри. И не отшатнулся в ужасе.

Он увидел её силу и потянулся к ней, как замёрзший к огню, ища не тепла, а ожога.

Он был единственным, кто в ответ на лезвие у горла улыбнулся.

Эта улыбка преследовала её. Это была не наглая ухмылка храбреца и не безумный оскал маньяка, а улыбка узнавания. Словно он всю жизнь искал именно эту руку на своём горле, именно это лезвие на своей коже. Он увидел в её смертоносности не угрозу, а обещание чего-то настоящего.

Эта безумная, извращённая честность была страшнее любого клинка. Он стал кривым, уродливым зеркалом, в которое она не хотела, но была вынуждена смотреть. И теперь это зеркало утащили, оставив её наедине с отражением, которое она больше не могла игнорировать.

И теперь он был в клетке. А она снова была снаружи, беспомощно глядя на огонь, который пожирал что-то важное.

Нет.

Это слово не было сказано вслух. Оно взорвалось в её черепе, как перегретый котёл, заглушая вой ветра и гул города. Взрыв был беззвучным, но таким мощным, что она на мгновение ослепла, и вместо крыш и далёких гор увидела лишь оранжевые, пляшущие языки пламени, отражающиеся в расширенных от ужаса детских глазах.

Она не позволит этому повториться. Никогда.

Лисанна поднялась на ноги. Её движения снова стали плавными, хищными и полными смертоносной цели. Колебания прошли, смытые волной чистого, холодного бешенства. Осталась лишь звенящая ярость, которая была для неё лучшим топливом.

Она не будет спасать Риана. Спасение — это для героев и дураков.

Она будет забирать своё.

Её взгляд, острый, как кончик стрелы, скользнул по стенам Цитадели. Высокие, гладкие, неприступные, облизанные ледяным ветром. На стенах — часовые, чёрные силуэты на фоне звёзд. У ворот — усиленная охрана, сталь и мех. Штурмовать её было самоубийством, а Лисанна не была самоубийцей.

Она была охотницей. А хороший охотник всегда изучает логово зверя, прежде чем сунуться внутрь.

Ей нужна была информация. Не слухи из таверны, а факты. Планы Цитадели, маршруты патрулей, точное время смены караула, слабые места в кладке, о которых знают только крысы и контрабандисты.

Ей нужен был ключ к этой каменной клетке.

И она знала, где в любом прогнившем городе можно купить любую информацию, если у тебя достаточно серебра и нож, который выглядит острее твоего языка.

Это место не имело красивого названия и не было на картах. Шахтёры называли его просто — Яма. Гнойник на теле города, самый убогий и опасный его квартал, куда не совалась даже стража Воррена. Не из страха, а из брезгливости. Там, в лабиринте узких, как могила, переулков, где солнечный свет никогда не касался мостовой, законы Айзенгарда умирали, уступая место одному, древнему правилу — праву сильного.

Лисанна поправила капюшон, пряча лицо в ещё более глубокую тень, и спрыгнула с крыши Гильдии на соседнюю, более низкую. Приземление было кошачьим — мягкий, почти беззвучный толчок, который колени погасили инстинктивно. Она двигалась быстро, тень среди теней, спускаясь всё ниже, с богатых, чистых крыш Верхнего города, где воздух пах холодным камнем и властью, обратно в удушливую вонь и липкую грязь Шлака.

Воздух в Яме был другим. К привычному запаху угля и нечистот примешивался сладковатый, тошнотворный дух дешёвого джина, гниющих отбросов и несвежей крови. Из тёмных дверных проёмов, похожих на беззубые рты, сочилась музыка — не весёлые баллады Риана, а хриплый, надрывный вой скрипки и глухой, утробный стук барабана. Музыка отчаяния.

Там, в подвале полуразрушенной таверны «Бездонная Глотка», держал свою контору одноглазый гоблин по имени Кзыкс. Отвратительная личность, промышлявшая скупкой краденого, ростовщичеством и торговлей тайнами. Его уши, длинные и подвижные, как у летучей мыши, были в каждом тёмном углу этого города. Если в Айзенгарде произносили слово шёпотом, Кзыкс его слышал.

Спустя полчаса Лисанна уже стояла перед тяжёлой, обитой ржавым железом дверью в вонючем, сочащемся влагой подвале. От стен несло плесенью и мочой. Она не постучала, а лишь трижды поскребла по грубому дереву ногтем в перчатке — короткий, царапающий звук, похожий на скрежет крысиных когтей. Это был пароль, означавший: «Я пришёл не пить. Я пришёл платить».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Засов внутри с лязгом, похожим на скрежет ломаемой кости, отодвинулся. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы из пахнущей пылью и гнилью темноты блеснул единственный жёлтый, немигающий глаз гоблина. Зрачок, вертикальный, как у ящерицы, сузился, фокусируясь на её силуэте.

— Призрак? — проскрипел голос, похожий на звук, с которым ржавый гвоздь царапает стекло. — Какими тёмными ветрами тебя занесло в мою уютную нору? Я слышал, на тебя в городе большая охота. Голова стоит… много.

— Мне нужна Цитадель, Кзыкс, — голос Лисанны был ровным и холодным, как лёд на дне колодца. Он резал спёртый, тяжёлый воздух подвала.

Она шагнула вперёд, не дожидаясь приглашения, заставляя гоблина попятиться и впуская её внутрь.

Дверь за ней захлопнулась, отрезая последний остаток света.

Комната была паутиной из хлама. Гора пергаментов, перевязанных выцветшими лентами, громоздилась до самого потолка. На столе, среди карт и долговых расписок, стояли в банках заспиртованные диковины: трёхглазая крыса и чья-то отрубленная кисть с шестью пальцами. В воздухе висел густой запах старой бумаги, дешёвого табака и чего-то кислого, мускусного — личный запах хозяина.

— Всё, что у тебя есть, — продолжила Лисанна, её взгляд скользнул по хаосу. — Чертежи канализации, старые планы строительства, график вывоза мусора. Имена и привычки начальников стражи. Особенно тех, кто любит выпить, задолжал денег или имеет любовницу, которая любит дорогие побрякушки.

Она бросила на единственное свободное место на столе тяжёлый кожаный мешочек. Золото глухо, весомо звякнуло — чистый, благородный звук в этом царстве тлена.

Гоблин замер. Его единственный глаз впился в мешочек, и зрачок расширился, поглощая тусклый свет масляной лампы. Длинные, грязные пальцы дёрнулись.

— Цитадель… — он облизнул тонкие, бледные губы кончиком раздвоенного языка. — Это дорогой товар, Призрак. Очень дорогой. Капитан Воррен не прощает тех, кто продаёт его секреты. Он не просто убьёт. Он сначала снимет с тебя кожу. Медленно.

Лисанна сделала ещё один шаг, оказываясь вплотную к столу. Она не повысила голос, но её следующие слова прозвучали в оглушающей тишине, как приговор:

— А я не прощаю тех, кто тратит моё время, Кзыкс. И кожу снимаю гораздо быстрее.

Глядя прямо в единственный, расширенный от жадности и страха глаз гоблина, она достала из-за пояса кинжал. Движение было текучим, как у змеи. Не было ни замаха, ни угрозы. Просто в одно мгновение её рука была пуста, а в следующее — тяжёлая рукоять уже лежала в её ладони.

Т-ТУК!

Сухой, трескучий звук расколотого дерева заставил гоблина подпрыгнуть. Лезвие, простое и острое как бритва, вошло в столешницу на два пальца, его кончик задрожал в дюйме от скрюченных, грязных пальцев Кзыкса.

— Угроза Воррена где-то там, в будущем, Кзыкс, — прошептала она. Шёпот был интимным, доверительным, и оттого — чудовищным. — Моя… уже здесь. Выбирай.

Гоблин дёрнулся, словно от удара, и сглотнул. Он посмотрел на её холодные, абсолютно пустые янтарные глаза, в которых не было ни гнева, ни торга — лишь окончательность вынесенного приговора.

Затем его взгляд метнулся к дрожащему в столешнице лезвию.

— Всё, что есть, — просипел он, торопливо, судорожно кивая, и в воздух ударил кислый запах его страха. — Для тебя… всё, что есть, Призрак. Забирай.

Лисанна молча, одним движением выдернула кинзал из дерева, не оставив на лезвии ни единой зазубрины. Она убрала его так же незаметно, как и достала.

Охота началась. Но её целью был не олень в лесу и не купец в болотах, а каменный волк в его собственном логове.

Глава 11. Волк и Соловей

Умный волк не рвет добыче горло. Он слушает ее песню, чтобы узнать, где прячется вся стая.

​—

Поговорка айзенгардских дознавателей

Холод был первым, что вернулось.

Не тот резкий, чистый холод горных вершин, а сырой, мёртвый холод камня, пропитанного вековой сыростью и отчаянием. Он просачивался сквозь тонкую, промокшую ткань рубахи, впитывался в кожу, забирался под рёбра и оседал ледяной пылью на костях. Риан медленно открыл глаза.

Сначала — размытое серое пятно. Затем оно обрело фокус.

Он был в камере. Маленькой, примерно три шага в длину, два в ширину. Стены из грубого, плачущего от влаги камня, покрытые пятнами плесени и непристойными рисунками, выцарапанными поколениями заключённых. Единственным источником света была узкая, зарешеченная бойница под самым потолком, через которую сочился серый, безрадостный утренний свет. В углу — ведро, источавшее острый, кислый запах мочи и страха. С потолка в размеренном, сводящем с ума темпе капала вода.

Кап.

Вспышка памяти, острая, как укол иглы: тёмный, бесформенный силуэт на крыше на фоне холодной луны. Неподвижный. Наблюдающий.

На запястьях тяжело висели кандалы. Железо было холодным и грубым, оно уже успело натереть кожу докрасна. Риан пошевелил длинными, тонкими пальцами музыканта. Они были целы. Пока.

Он сел, прислонившись спиной к ледяной стене. Боль тупым, ноющим ударом отозвалась в затылке — след от удара рукоятью меча. Грубо. Без фантазии. Страх был здесь, разумеется. Холодный, липкий, он ползал по дну желудка, как слизняк. Но под этим слоем привычного ужаса прорастало и другое чувство. Что-то тёмное, знакомое и почти… приятное.

Реальность.

Этот холод был настоящим. Боль в затылке была настоящей. Тяжесть железа на запястьях была до отвращения настоящей. После ночи, полной лжи и представлений, эта грубая, неприкрытая правда ощущалась как глоток ледяной воды после приторного вина. Она заземляла.

Он усмехнулся, и звук получился тихим, хриплым. Её прикосновение было другим. В её выверенной, отточенной точности хирурга не было грубой силы. Эти же были мясниками.

Маска шута и паникёра слетела, смытая одиночеством. Эмоции были отложены в сторону, как ненужный реквизит. Остались только факты. Он находился в Цитадели, нижний тюремный уровень, идеальное место для допроса. Охрана — двое, личная гвардия капитана. Состояние — почти не пострадал. Пока. Почти совершенная память услужливо подбросила ему лицо капитана Воррена. Глаза — не злые, не жестокие. Хуже. Внимательные. Они не просто смотрели — они вскрывали. Это был игрок.

Охотник.

Тяжёлый, ржавый засов за дверью с мучительным скрежетом отодвинулся.

Представление начинается.

Риан мгновенно изменился. Это была не игра, а полное, физиологическое перевоплощение. Его плечи ссутулились, дыхание стало частым и прерывистым. Он заставил своё сердце биться быстрее, заставил ладони вспотеть. Он вжался в мокрую стену, и в его глазах появился затравленный, панический блеск пойманного в силки животного.

Дверь со скрежетом открылась.

На пороге стоял капитан Воррен. Он был без шлема, в простом кожаном дублете поверх кольчуги. В руках у него не было ни плети, ни щипцов. Лишь грубый деревянный табурет и две простые оловянные кружки.

«Плохо, — пронеслось в голове Риана за маской ужаса. — Очень плохо».

Капитан вошёл в камеру. Он не смотрел на Риана. Осмотрел камеру, как человек, приценивающийся к товару, и с лёгким отвращением поморщился, взглянув на ведро. Затем поставил табурет на безопасном расстоянии и сел. Движения были размеренными, экономичными. Одну кружку он пододвинул носком своего сапога к ногам Риана. От неё шёл пар и слабый, успокаивающий запах ромашки и мёда.

— Пей, — голос Воррена был спокойным, почти будничным. — Ночью было холодно.

Риан смотрел на дымящуюся кружку. Яд? Маловероятно. Слишком грубо для этого человека. Скорее всего — это был первый ход. Крючок. И он набросился. Изображая нерешительность, дрожащей рукой он потянулся к кружке, сделал маленький, судорожный глоток, обжигая язык.

— Я… я ничего не сделал! — голос срывался на жалкий, высокий всхлип. — Я просто музыкант!

— Твои руки, — прервал его Воррен тем же ровным, убийственно-спокойным тоном. Он сделал медленный глоток из своей кружки. — Я видел много рук, музыкант. У скрипачей и лютнистов — твёрдые мозоли на кончиках пальцев. У тебя они есть. Аккуратные. Но я видел и руки бродяг. У них под ногтями въевшаяся грязь, а на ладонях — сеть старых шрамов. Твои же руки… чистые. — Воррен сделал паузу. — Слишком чистые. Как у аристократа или… шпиона.

Сердце Риана пропустило удар. На мгновение пелена страха на его лице стала абсолютно настоящей.

— И твой голос, — продолжил Воррен, словно не слыша его жалких оправданий. Он поставил кружку на пол и слегка наклонился вперёд. — Ты кричал на площади. Голос был высоким, взвинченным. Голос Соловья в клетке. Но там, в темноте архива, когда ты отдавал приказ своей спутнице… он был другим. Низким. Спокойным. В нём звенел металл. Это был голос человека, привыкшего командовать. Так скажи мне, музыкант, кто же ты на самом деле? Красиво поющая птичка или змея, что спряталась в чужом оперении?

Риан затрясся. Холодный пот выступил у него на лбу. Этот человек был опасен. Он не бил. Он видел. Он видел трещины в его идеальной маске. И страх быть раскрытым, быть увиденным насквозь не тем, кем он хотел, был настоящим.

— Та женщина! Призрак! — выпалил он, переходя на сбивчивый, испуганный шёпот. — Это всё она! Она заставила меня! Она демон в женском обличье! Я ничего не знаю, капитан!

Воррен молча слушал, наблюдая за каждым его жестом, как учёный за реакцией в реторте. А внутри Риана бушевал шторм. Имя «Призрак» вызвало воспоминание. На одно мгновение холод камеры исчез, и он снова почувствовал тяжесть её тела, давление её предплечья на своём кадыке, ледяное прикосновение клинка под глазом и её горячее, яростное дыхание. Воспоминание было мучительным. И до спазма внизу живота возбуждающим. Этот кристально чистый ужас был самым настоящим, что он испытывал за последние годы. И он вцепился в него, позволил этому извращённому трепету вырваться наружу настоящими слезами, дрожью в голосе, судорожным дыханием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Она сильная, — задумчиво произнёс Воррен, когда Риан замолчал. В его голосе проскользнуло почти невольное, профессиональное уважение. — Очень. Она не разбойница. Она — оружие. А у любого оружия есть хозяин.

Капитан медленно поднялся.

— Ты можешь и дальше играть в испуганного барда. У нас много времени. Но запомни одно, Соловей… — он обернулся у двери, и его спокойный взгляд стал твёрдым, как гранит. — Рано или поздно все птички начинают петь.

Засов с лязгом встал на место. Риан остался один.

Кап. Кап. Кап.

Он сидел неподвижно ещё несколько минут. Затем маска медленно сползла с его лица. Затравленный блеск в глазах сменился холодным, анализирующим спокойствием. «Хорош. Чёрт возьми, он хорош». Он поднял кружку. Ромашка, мята и… валериана. Успокоительное. Примитивно, но могло сработать на ком-то другом.

Воррен был умён. Он не купился на легенду. Но, вскрыв один слой лжи, он тут же начал строить на нём собственную неверную теорию. Он думал, что Лисанна — хозяйка, а он — её ручная змея. Капитан не мог и представить себе всей извращённой сложности их игры, где подчинение было выбором, а боль — валютой. В этом неведении крылось крошечное, но драгоценное преимущество.

Он был в ловушке. И впервые за долгое время Риан Вейл — тот, кто всегда дёргал за ниточки — с холодной ясностью понял, что его собственных нитей не осталось. Его разум был бесполезен против мёртвого камня и железа.

Он подумал о ней. О её янтарных глазах, о её руках, о её теле, что двигалось с грацией хищника.

Придёт ли она?

Его холодный расчёт отвечал: нет. Спасение его — самоубийственная, бессмысленная миссия. Она уйдёт.

Но другая его часть — та, что по-настоящему ожила под её ножом — отчаянно надеялась на обратное. Он хотел, чтобы она пришла, но не ради спасения. Он хотел снова увидеть, как она берёт контроль. Как её воля перекраивает реальность.

Он хотел снова увидеть своего идеального, безжалостного монстра в действии.

Глава 12. Анатомия Крепости

Чтобы убить зверя, мало знать толщину его шкуры. Нужно видеть карту гнили, что разъедает его изнутри.

—«Трактат о городской охоте», анонимный автор

Лисанна двигалась по тёмным переулкам Шлака, как струйка грязной воды, находя малейшие щели и просачиваясь сквозь них. Она покинула вонючее подземелье Кзыкса, оставив за спиной гоблина, который, вероятно, до сих пор пересчитывал её золото трясущимися пальцами. Мешочек на поясе стал значительно легче, но взамен под плащом она несла стопку хрупких свитков, пахнущих пылью, плесенью и предательством. Это была душа Цитадели, выкупленная у продажной твари.

Её прежнее убежище над пекарней было скомпрометировано. Ей нужно было новое логово. Гнездо.

Она нашла его на самом верху, на уступе, который местные звали «Вдовьим гребнем». Здесь стоял скелет старой дозорной башни, заброшенной и проклятой. Теперь это был лишь обветренный каменный зуб, торчащий на фоне свинцового неба. Идеально. Тихо, незаметно, с великолепным обзором на весь город и, что важнее всего, с тремя путями отхода.

Внутри пахло мёртвой птицей и холодом. Лисанна не зажигала огня. Она устроилась на каменном полу в самом тёмном углу, откуда могла видеть всю панораму Айзенгарда. В центре этого больного животного билось его сердце — Цитадель. В холодных лучах луны, резавших темноту, она аккуратно разложила на волчьем плаще свою добычу.

Перед ней лежала анатомия её врага.

Один за другим она разворачивала свитки. Первым пошёл общий план города. Её взгляд впился в тонкие синие линии водоснабжения и в жирные коричневые — запутанные кишки канализации. Очевидный, почти вульгарный путь. И, следовательно, очевидная ловушка. Воррен не был глупцом. Лисанна почти слышала его спокойный голос, отдающий приказ удвоить патрули и приварить новые решётки. Слишком предсказуемо.

Её внимание привлёк старый, пожелтевший чертёж с пометкой: «Акведук Горного Ручья. Проект 150-летней давности». На современных планах он был обозначен пренебрежительным словом: «законсервирован». Забытый. Для Лисанны это слово прозвучало, как обещание.

Следующие два часа она провела в абсолютной, хищной неподвижности. Её мозг работал, как механизм часовой бомбы — холодно, точно, отсчитывая секунды. Она сопоставляла планы разных уровней Цитадели, накладывая их друг на друга в своём сознании, выстраивая в пустоте призрачную, трёхмерную модель крепости. Она видела это не как чертежи, а как слои плоти, мышц и костей.

Она нашла путь.

Акведук выводил в решётку водостока во внутреннем дворе хозяйственного блока. Дальше начиналась территория стражи. Но настоящая защита любой крепости — не камень, а люди. Камень был предсказуем. Люди — нет.

Её взгляд метнулся к другому свитку — грязному листу, исписанному убористым почерком Кзыкса. В отличие от прочих, это был не план камня и раствора, а карта гнили. Паутина слухов, долгов и грязных секретов, где каждая нить вела к слабости.

Её взгляд остановился на последней записи, зацепившись за неё, как за крюк. Сержант Борин. Интендант, отвечающий за поставки провизии на нижние уровни. Крупный долг гоблину-ростовщику. По ночам тайно проносит на склад дешёвое вино, чтобы продавать солдатам втридорога.

В сознании Лисанны трёхмерная модель Цитадели вспыхнула снова. Она видела склады провизии. Длинный, плохо освещённый коридор. И всего одна решётчатая дверь, отделяющая их от тюремного блока. У Борина был доступ, мотив и привычка. Его маленький, грязный секрет.

И его секретная тропа только что стала её путём.

План кристаллизовался в её сознании в одно мгновение. Резкий, опасный, безжалостный. Она не будет пробивать стены или вскрывать замки. Она просто воспользуется одной-единственной прогнившей доской в этой неприступной крепости. Она использует сержанта Борина.

Она аккуратно свернула карты и спрятала их. Работа разума была закончена. Пришло время готовить инструмент — её тело.

Она съела остатки вяленого мяса и два твёрдых, как камень, сухаря. Еда была топливом, не более. Затем, в полосе лунного света, она начала разминку. Плавные, текучие движения, растягивающие каждую связку. Её тело двигалось с беззвучной, смертоносной грацией.

Когда всё было готово, Лисанна подошла к узкой бойнице. Она смотрела не на огни города, а на клочок чёрного, усыпанного холодными звёздами неба. Она закрыла глаза.

Думать о Риане было опасно. Это было всё равно что добровольно принять яд. Мысли о нём рождали образы, яркие и незваные: его наглая, кривая ухмылка; паника в его глазах, смешанная с чем-то тёмным и восторженным; и, хуже всего, отчётливое, фантомное ощущение его бьющегося сердца под её ладонью — бешеная, птичья дробь жизни.

Она резко мотнула головой, словно пытаясь вытряхнуть занозу из мозга.

Он не был человеком. Он был объектом. Целью миссии по возвращению контроля. Не более. Она повторяла это про себя, как заговор.

Но когда её рука легла на гладкое, отполированное дерево тисового лука, реликвии из другой, сгоревшей дотла жизни, она на мгновение замерла. Прохлада старого дерева коснулась её кожи, и вместе с ней пришло воспоминание. Голос Элвина, её наставника, прозвучал в её памяти не эхом, а так ясно, словно он стоял рядом.

«Никогда не рискуй всем ради одного человека, Лисанна. Судьба раненого кролика — быть съеденным. Твоя — идти дальше».

Его логика была безупречной. Железной. Той самой логикой, которая позволила ей выжить шестнадцать лет. Она была волком. А Риан… он был раненым, глупым, болтливым кроликом, который сам залез в капкан. Она должна была уйти.

Но она не могла.

Потому что кролик улыбнулся волку. Прямо перед тем, как тот должен был сломать ему шею.

И волк, впервые в своей жизни, не знал, что делать.

Она с силой сжала лук. Прошлое было мертво. И советы мертвецов больше не имели власти.

Она идёт за своим кроликом.

Одним привычным движением она развязала кожаный шнурок, и её волосы, освободившись, хлынули вниз. В тусклом свете башни они казались живыми — водопад жидкого огня. Её руки заработали быстро и точно. Три равные пряди, тугое, ритмичное плетение. Через полминуты огненный водопад превратился в тугую, змеиную косу. Она перехватила её, закинула вперёд через плечо и, накинув на голову глубокий капюшон, спрятала во тьме. Яркий цвет утонул в тени. Призрак была готова.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она не позвала его. Их связь была глубже звуков. Она просто потянулась к нему своим сознанием. Ответ пришёл не сразу. А затем она почувствовала его. Далёкий, едва уловимый отклик. Ощущение парящего полёта, остроты зрения, пронзающего тьму, и абсолютного, хищного спокойствия. Террен был там. Её глаза в небе. Её безмолвный страж.

Лисанна легла на голый каменный пол, но не для того, чтобы спать. Сон был роскошью. Она закрыла глаза, погружаясь в контролируемую, холодную медитацию, замедляя дыхание и сердцебиение. Ей нужно было несколько часов абсолютного покоя, чтобы её тело стало идеальным оружием.

Её сознание, отделившись от собственного тела, в последний раз потянулось в ночное небо, находя там другую, родственную искру жизни. На мгновение она увидела город глазами Террена — лоскутное одеяло тусклых огней. И в центре — Цитадель, слепой, спящий зверь. Сокол кружил высоко над ним, безмолвный и терпеливый. Он ждал.

Связь прервалась. Она снова была одна в холодной башне.

Завтра на рассвете Призрак Айзенгарда отправится собирать долги, и платой за них будет не золото, а кровь.

Глава 13. Дыхание Камня

Самые толстые стены крепости — не каменные. Они построены из страха в голове того, кто сидит внутри.

— Забытая поговорка

Час перед рассветом — это время, когда ночь наиболее темна, а холод наиболее глубок. Мир замирает в последнем, судорожном вздохе перед пробуждением. Именно в этот час Лисанна, в последний раз взглянув на усыпанное ледяными звёздами небо, где-то там, за гранью зрения, почувствовала прощальный круг своего сокола.

Затем она скользнула в пасть старого акведука.

Вход был скрыт за густыми зарослями колючего, покрытого инеем кустарника. Каменная арка, почти полностью вросшая в землю и заросшая чёрным мхом, напоминала челюсти давно сдохшего чудовища. Из этой пасти вырывалось холодное, медленное дыхание — запах вековой сырости, гниющих листьев и забвения. Лисанна стала тенью и влилась в темноту.

Гора поглотила её, сомкнув за спиной свои каменные челюсти.

Тоннель оказался ниже и уже, чем она ожидала. Ей пришлось согнуться, и низкий, влажный свод тут же надавил на плечи. Холодные, склизкие стены, казалось, дышали, медленно сжимаясь, пытаясь выдавить из неё воздух. Тишина здесь была такой плотной, что её можно было потрогать. Это было не просто отсутствие света, а вакуум, который, казалось, высасывал саму жизнь.

И в этом вакууме рванулось наружу воспоминание, которое она запирала шестнадцать лет.

В ноздри ударил едкий, удушливый запах гари, такой реальный, что она закашлялась. Кожу обожгло фантомным жаром. В ушах с оглушительным треском рухнула потолочная балка, и сквозь рёв пламени она услышала крики, которые некому было услышать. И это чувство. Чувство сжимающихся вокруг стен, давящей, удушающей тяжести. Ощущение, что ты заперт заживо в собственном горящем гробу.

Её дыхание оборвалось на полувдохе. Лёгкие свело спазмом. Сердце взорвалось в груди панической дробью.

Клаустрофобия. Демон, о котором она почти забыла в бескрайних просторах диких земель, проснулся и вцепился ледяными когтями ей в горло. Ей захотелось закричать, вырваться назад, на воздух, под звёзды.

«Нет».

Она с силой ударила кулаком в склизкую стену. Боль, острая и настоящая, пронзила костяшки. Она вцепилась в эту боль, как в якорь. Холод камня под её перчаткой был настоящим, а не жаром огня. Она заставила себя дышать. Медленно. Рвано. Голос Элвина, его последний урок, когда он вытаскивал её из-под завалов. Паника медленно отступила, как грязный прилив, оставляя после себя слабость и холодный пот. Демон не исчез. Он просто затаился в темноте, наблюдая.

Лисанна выпрямилась, насколько позволял низкий свод. Она выругала себя за слабость. И выругала Риана. За то, что из-за него, из-за его проклятой улыбки, она оказалась в своём личном аду.

И эта злая, холодная мысль помогла окончательно. Ярость была лучшим лекарством от страха.

Путь занял почти час медленного, мучительного продвижения по щиколотку в ледяной воде. Наконец, впереди забрезжил слабый, грязный серый свет. Выходная решётка была там, где и указывала карта — в сточной канаве на краю хозяйственного двора Цитадели. Лисанна не стала тратить время на замки. Три коротких, сильных удара эфесом меча по месту крепления прутьев к камню. Протестующий скрежет ржавого металла, сухой хруст, и решётка свалилась внутрь с отвратительным всплеском.

Лисанна вылилась из темноты в тень под большим корытом для воды.

Двор кипел жизнью. Повара в грязных фартуках орали на слуг, конюхи выводили лошадей, двое стражников лениво переговаривались у бочки с водой. Утренняя суета была её лучшим прикрытием. Она натянула капюшон глубже и шагнула из-за корыта, смешавшись с толпой. Её походка стала тяжелее, плечи ссутулились, как у уставшей прачки. Она стала частью пейзажа.

Она нашла склад провизии, следуя за густым запахом копчёной рыбы и кислой капусты. Мгновение, когда ни один взгляд не был обращён в её сторону, и она проскользнула внутрь, как змея в нору. Воздух внутри был холодным, плотным и тяжёлым от запахов солёного мяса, сыра, пролитого вина и мышиного помёта. Она затаилась за высокими штабелями дубовых бочек и стала ждать.

Она услышала его прежде, чем увидела. Скрип дальней, боковой двери, которую почти не использовали. Затем грузные, но осторожные шаги. И, наконец, тихий звон стекла о металл.

Добыча вошла в ловушку.

Лисанна выглянула из-за шершавой, пахнущей вином дубовой бочки. Сержант Борин. Крупный, рыжебородый мужчина, быстро семенящий в дальний, самый тёмный угол. Там он с натужным кряхтением отодвинул несколько мешков с зерном. За ними зияла небольшая, грубо пробитая дыра в каменной кладке. Его тайная тропа.

Он просунул внутрь четыре бутылки с вином, затем, тяжело дыша, протиснулся сам.

Лисанна выждала ровно тридцать секунд. Достаточно, чтобы он отошёл на безопасное расстояние, но не успел дойти до цели. Затем, бесшумная, как падающий пепел, она выскользнула из-за бочек и последовала за ним.

Коридор за дырой был узким, служебным, воняющим крысами и затхлостью. В конце его виднелся тусклый, пляшущий свет факела. Борин уже был там, пытаясь отпереть тяжёлую, окованную железом дверь. Его спина была широкой, удобной мишенью.

Лисанна не стала прятаться. Она вышла из тени и пошла прямо на него. Её шаги, до этого беззвучные, теперь глухо и размеренно отдавались от стен узкого коридора. Целенаправленный, неотвратимый звук.

Борин услышал шаги и резко обернулся.

— Ты кто такая? Какого хр…

Он не договорил. Лисанна сократила дистанцию двумя быстрыми, плавными, почти танцующими шагами. В тот момент, когда его пальцы только сомкнулись на рукояти, она уже была рядом. Он дёрнул меч из ножен. Сталь со скрежетом вышла на треть.

Она атаковала его руку. Ребро её ладони, твёрдое, как камень, нанесло короткий, рубящий удар по его запястью.

Хруст.

Звук был сухим и тихим. Борин даже не успел почувствовать боль — лишь онемение и шок. Меч с лязгом упал на каменный пол. Он отшатнулся, врезавшись спиной в стену, из его горла вырвался сдавленный хрип. Его правая рука висела под неестественным углом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лисанна не дала ему времени ни на крик, ни на осознание. Её вторая рука уже была у него на горле. Пальцы — сильные, знающие анатомию — легли на шею сбоку, и большой палец с выверенной, безжалостной точностью надавил на сонную артерию.

Мир для сержанта померк.

Его тело обмякло, и она просто отпустила его. Он мешком осел на пол. Лисанна не посмотрела на него. Препятствие было устранено. Она наклонилась, сняла с его пояса связку тяжёлых железных ключей, даже не коснувшись его тела. Затем, выбрав нужный, бесшумно открыла дверь, за которой её ждала последняя, самая опасная часть пути.

Она стояла в тускло освещённом коридоре тюремного блока. Факелы на стенах коптили, их свет был больным и жёлтым. Воздух был тяжёлым, пропитанным застарелыми запахами страха, нечистот и въевшейся в камень безнадёжности. Из одной из камер доносился тихий, безумный плач. Из другой — глухие, ритмичные удары тела о стену.

Она пошла вперёд, призрак в этом аду. Её взгляд скользил по грубо вырезанным на дверях номерам.

Один. Два. Три.

Она остановилась. За этой дверью был он.

Её рука, державшая связку ключей, замерла в дюйме от ржавого замка. Она прислушалась. За дверью была тишина, но она не была пустой или сонной. Это была другая тишина. Напряжённая, натянутая, как тетива за миг до выстрела. Тишина, в которой кто-то затаил дыхание.

Он не просто не спал. Он ждал.

И в этот момент она поняла. Он знал, что она здесь.

Глава 14. Собственность

​

Цепь — это просто кусок металла. Настоящие путы — это слово хозяина, сказанное шёпотом.

​—

Из записок неизвестного раба

​Ключ вошёл в замок с сухим, царапающим звуком, как коготь по камню.

​Лисанна повернула его. Механизм, не смазанный десятилетиями, поддался с громким, протестующим скрежетом. Она надавила плечом на тяжёлую дубовую дверь. Та с протяжным, стонущим скрипом отворилась, впуская в вековую тьму камеры узкую, пыльную полосу света от факела.

​Риан не сидел в углу, съежившись от страха.

​Он стоял в самом центре камеры, спиной к ней, глядя на зарешеченную бойницу под потолком. Его рубаха была разорвана у воротника, а на скуле темнел уродливый, свежий синяк. Но его спина была прямой. Несломленной. Он не обернулся. Он ждал.

​Лисанна замерла на пороге. Она увидела синяк на его лице, и внутри неё шевельнулось что-то холодное и уродливое. Ярость. Не из-за сочувствия, а из-за самого факта. Из-за того, что кто-то другой посмел коснуться, посмел оставить свою метку на том, что она уже считала своим. Она поняла его игру: он заставлял её сделать первый шаг, войти в его пространство. Тихий, наглый бунт раба.

​Она не сказала ни слова. Шагнула внутрь. И потянула тяжёлую дверь на себя.

​ЩЁЛК.

​Тяжёлый засов встал на место, и звук его был окончательным, как удар могильной плиты. Свет из коридора исчез. Они оказались вдвоём в почти полной темноте. Теперь это была её клетка. И она была внутри, вместе с ним.

​Он медленно повернулся. Его лицо в полумраке было бледным, но на нём не было ни страха, ни облегчения. В его глазах, привыкших к темноте, плескалось что-то тёмное, лихорадочное, почти безумное. Он смотрел на неё не как на спасительницу, а как верующий смотрит на явление своего сурового, безжалостного божества.

​— Ты пришла, — это был не вопрос. Это был хриплый от долгого молчания выдох.

​Лисанна шагнула к нему. Её пальцы в грубой, пахнущей кожей и сталью перчатке с силой вцепились в его подбородок, превратившись в тиски. Она заставила его поднять голову, и её большой палец надавил на шарнир его челюсти — контролирующее, болезненное прикосновение. Она грубо поворачивала его лицо, ловя скудный серый свет. Изучала, как осматривают вещь. «Уродливая клякса, — подумала она, глядя на синяк. — Неуклюжая подпись Воррена. На моём».

​Он не сопротивлялся. Наоборот, подался вперёд, навстречу её жёсткому, унизительному прикосновению. Он закрыл глаза, и по его телу прошла едва заметная дрожь. Не страха. Чистого, незамутнённого предвкушения. Из его горла вырвался тихий, сдавленный стон, наполовину болезненный, наполовину — удовлетворённый.

​Отвращение и что-то ещё, чему она не знала имени, обожгло Лисанну изнутри. Она резко оттолкнула его.

​— Они тебя били? — голос был низким, в нём не было сочувствия, лишь холодный интерес оценщика, проверяющего товар на наличие повреждений.

​— Нет, — прохрипел он. — Только… говорили.

​Её глаза на мгновение сузились. Она знала, что «говорить» с таким, как Воррен, было хуже любой порки. Она обошла его, как волк обходит пойманного в капкан оленя. Её рука в перчатке скользнула по его спине, затем по плечам. Прикосновения были быстрыми, клиническими. Она проверяла, нет ли скрытых ран, сломанных рёбер. Она чувствовала под пальцами, как напряжены его мышцы, как бешено колотится его сердце, отдаваясь в её ладонь. Для Риана каждое это касание было ударом раскалённого кнута и нежной лаской одновременно. Оно говорило: «Ты мой. Твоё тело — моя забота». Это унижение было самым мощным афродизиаком, который он когда-либо испытывал.

​Она остановилась за его спиной. Он замер, боясь дышать, ожидая следующего приказа.

​— Руки, — прошептала она ему в самое ухо.

​Её горячее дыхание обожгло кожу. Он послушно, без промедления, завёл руки за спину.

​Лисанна достала тонкую кожаную верёвку, которую использовала для силков на редкого зверя — гладкую, прочную. Её пальцы заработали быстро и умело. Она сплела на его запястьях сложный, профессиональный узел, который не давил на вены, но не оставлял шанса. И она намеренно, с холодным, расчётливым нажимом, затянула его так, чтобы жёсткая кожа легла прямо на свежие, содранные до мяса ссадины от кандалов.

​Риан дёрнулся. С его губ сорвался тихий, сдавленный стон, когда острая, огненная боль пронзила запястья.

​— Тихо, — прошипела она, её губы почти коснулись мочки его уха.

​Низкий, вибрирующий звук её голоса ударил по его нервам, как разряд молнии. Волна жара прокатилась по его телу, собираясь внизу живота. Он чуть не застонал снова, чувствуя, как член болезненно упёрся в грубую ткань штанов — неконтролируемая, постыдная реакция тела на её абсолютную власть.

​Лисанна почувствовала, как он содрогнулся. Она не стала вести его за верёвку. Вместо этого положила ладонь ему между лопаток. Твёрдое, властное, собственническое прикосновение. Оно не толкало. Оно направляло. Оно говорило: «Я здесь. Ты — мой. Иди, куда я велю».

​Роли музыканта и шпиона испарились. Осталась лишь одна — её вещь.

​Они добрались до склада провизии. Воздух здесь был гуще, пах копчёностями и сыром. И сквозь щели в большой двери до них донеслись звуки. Двор снаружи уже проснулся. Прямой путь к акведуку был отрезан.

​Лисанна остановила его в самой густой тени, за высокими бочками.

​— Жди здесь, — приказала она шёпотом, и её фигура растворилась в темноте.

​Риан остался один. Он медленно, насколько позволяли путы, поднял связанные руки. На содранной коже запястий горели свежие ссадины. Боль была острой. Настоящей. Её боль. Он поднёс запястья к лицу и осторожно коснулся раны языком. Солёный, медный привкус пота и крови наполнил рот.

​И этого хватило.

​Реальность поплыла, уступая место лихорадочной, откровенной фантазии. Он снова был на полу, здесь, в этом складе. Она была над ним, её бёдра сжимали его талию, её вес вдавливал его в грязные доски. Он чувствовал сквозь одежду жар её тела. Видел, как колышется её грудь при каждом яростном вдохе — не мягкая и податливая, а твёрдая от мышц. В его фантазии она не говорила. Она просто брала. Её руки срывали с него одежду. Её рот грубо и влажно накрывал его собственный, кусая губы до крови. Он представлял, как она, не спрашивая, направляет его твёрдый, болящий член и насаживается на него с силой, выбивая из него стон, который она тут же глушит новым укусом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

​Он дёрнулся в темноте склада, и боль в запястьях вернула его в реальность. Его член до боли упирался в штаны, а дыхание сбилось. Он снова коснулся языком раны на запястье, смакуя привкус своей крови. И улыбнулся. Широкой, безумной, абсолютно счастливой улыбкой.

​Лисанна вернулась через несколько минут, появившись из тени так же беззвучно, как и исчезла. В руках у неё было два грязных, воняющих помоями мешка и старый, заляпанный жиром фартук повара. Она молча протянула ему один мешок.

​— Надевай. Иди впереди, — скомандовала она. — Споткнись у бочки с водой. Создай суматоху. Громко.

​Они вышли во двор. Риан, играя свою последнюю, самую жалкую роль, картинно споткнулся, вскрикнул и рухнул на одно колено, рассыпав по всему двору волну гниющих овощных очистков, рыбьих голов и склизких помоев.

​— Смотри, куда прёшь, ублюдок! — рявкнул один из стражников, зажимая нос.

​Пока их внимание было приковано к Риану, который, ругаясь, пытался сгрести помои обратно, серая, незаметная фигура прачки беззвучно скользнула вдоль стены и исчезла в тени, ведущей к акведуку.

​Когда Риан добрался до канавы, она уже ждала его, приподняв тяжёлую решётку. Из чёрной дыры несло холодом.

​— Лезь, — сказала она.

​Он посмотрел на чёрную, пахнущую утробой горы дыру, потом на неё.

​— Мои руки, — напомнил он тихим, жалобным голосом.

​Лисанна на мгновение замерла. Внутри неё вспыхнула искра холодного раздражения — на себя. За эту оплошность. С тихим, злым вздохом она достала кинжал и одним резким, рубящим движением перерезала кожаную верёвку.

​Путы, символ её власти, упали в грязную воду и утонули.

​Он потёр затёкшие, покрытые кровавыми ссадинами запястья. Не говоря больше ни слова, он спустился в темноту. Она на мгновение задержалась, вдыхая последний глоток утреннего воздуха, а затем последовала за ним, опустив тяжёлую решётку на место.

​КЛАЦ.

​Звук был окончательным. Он отрезал их от мира. Они снова были вдвоём. Во тьме. Но на этот раз всё было иначе. Он был свободен от пут. Она была заперта со своим собственным, непредсказуемым демоном. Игра началась заново, но правила стали ещё более жестокими.

Глава 15. Эхо в темноте

Иногда единственный способ победить демона внутри — это отдать поводок кому-то другому.

— Фрагмент из «Исповеди еретика»

Они снова были в утробе горы.

Тьма здесь была другой, не той, что на поверхности, разбавленной далёким светом звёзд. Это была абсолютная, первобытная тьма, густая и тяжёлая, как нефть. Казалось, она давит на глазные яблоки, пытается проникнуть в лёгкие. Единственным, что её прорезало, был неровный, пляшущий круг света от фонаря Лисанны, выхватывавший из мрака склизкие, поросшие зелёной плесенью стены и ледяную, чёрную воду, хлюпавшую под ногами.

Шлёп… шлёп…

Звук их шагов был единственным, что нарушало мёртвую тишину. Вернее, звук его шагов. Лисанна шла первой, двигаясь почти беззвучно, но он, идущий позади, был громким, чужеродным эхом. Её плечи были напряжены, правая рука не отрывалась от рукояти меча. Она не смотрела назад, но чувствовала его. Его сбитое дыхание, его тепло, его шаги. И она ненавидела это. Ненавидела, что он здесь, развязанный, непредсказуемый. Но больше всего она ненавидела то, что его присутствие заставляет её ощущать себя… видимой. Он делал её реальной. Осязаемой. Уязвимой.

Риан шёл в двух шагах позади, молча. Маска шута исчезла. Сейчас он был наблюдателем. Он смотрел не на дорогу, а на неё. На то, как неровный свет фонаря выхватывал из мрака отдельные пряди её волос, где капли воды вспыхивали, как крошечные рубины. «Огонёк, — подумал он с кривой усмешкой. — Единственный огонёк в этой бездне». Он видел, как напряжена линия её плеч, как её костяшки, сжимающие рукоять меча, побелели. Он видел, что она на пределе. Эта теснота, эта тьма — она была зверем открытых пространств, которого заставили ползти в нору. И он видел, как это медленно ломает её.

Примерно через полчаса тоннель начал сужаться. Свод опускался всё ниже, заставляя их сначала согнуться, а потом — опуститься на четвереньки и ползти по ледяной воде. Стены сдвинулись, скребя по плечам и бёдрам.

И в этот момент Лисанна замерла.

Её движение просто оборвалось. Риан, ползший следом, едва не врезался в неё. Он услышал, как её дыхание сбилось, превратившись в короткий, беззвучный спазм. Он мгновенно понял. Это была не засада. Это была она. Хищник, который только что сам угодил в капкан своего собственного разума.

Давление камня сменилось давлением самого воздуха, который, казалось, сгустился и пытался выдавить жизнь из её лёгких. Свет фонаря превратился в белый, слепящий кокон. В ноздри ударил фантомный запах гари. Огонь. Дым. Крики. Запертая дверь. Она вцепилась пальцами в рукоять меча так, что металл болезненно впился в кожу. Её тело кричало — бежать. Но пути назад не было. Она заставила себя сделать ещё один ползок. Камень с мерзким скрежетом царапнул её по плечу. Она вздрогнула, и из горла вырвался тихий, сдавленный хрип.

— Стой.

Голос Риана прозвучал позади неё. Тихий, но твёрдый, как сталь. Он прорезал гул в её голове, как нож — тишину. Лисанна окаменела. Она не могла обернуться, не могла позволить ему увидеть её жалкий, животный ужас. Она, Призрак, сломлена куском камня. И он это видел. Унижение было страшнее любой клаустрофобии.

— Повернись ко мне, Огонёк.

Голос Риана был тихим, почти ласковым. И это прозвище… оно ударило по ней, как пощёчина. Интимное. Насмешливое. И оно пахло дымом. Медленно, с нечеловеческим усилием, она заставила своё тело развернуться. Фонарь в её руке ходил ходуном, свет дико метался по его лицу.

Он смотрел на неё. И он видел. В его глазах, лишённых страха или превосходства, была лишь абсолютная, бездонная концентрация. Он видел не Призрака. Он видел загнанного в угол, смертельно напуганного зверя. Он видел её сломленной.

— Ты боишься, — констатировал он.

— Заткнись, — вырвалось у неё. Это был не приказ, а жалкий хрип.

Он проигнорировал её. Хуже — он медленно опустился перед ней на колени. Ледяная вода с громким всплеском захлестнула его штаны до бёдер. Он поднял на неё взгляд, и в его глазах горело тёмное, глубокое, пугающее понимание.

— Твой страх… он слишком большой, — прошептал он. — Он заполняет всё это пространство. Ты не можешь контролировать его и гору одновременно. Так контролируй меня.

Лисанна смотрела на него сверху вниз, на его мокрую, коленопреклонённую фигуру, и не могла понять смысл его слов. Тогда он протянул ей руки, сложив запястья вместе, как для молитвы или для казни.

— Свяжи меня.

Эта фраза прозвучала в давящей тишине, как удар грома.

— Что? — её голос был едва слышимым шелестом.

— Ты теряешь контроль, — терпеливо, как будто объясняя ребёнку, сказал он, глядя ей прямо в глаза. Его рука медленно поднялась и, не касаясь её, лишь легонько коснулась фонаря, остановив его метания. Свет замер. — Тебе нужен якорь. Что-то, что ты можешь контролировать полностью. Что-то, что подчинится тебе здесь и сейчас, пока ты не приручишь свой страх. Я — твой якорь, Огонёк. Используй меня.

Она смотрела на его протянутые руки, на ссадины от кандалов. В ревущем хаосе паники боролись две силы. Одна кричала, что это ловушка. Но другая, та, что задыхалась от ужаса, отчаянно цеплялась за его слова. Контролируй меня.

Её дрожащая рука отпустила рукоять меча. Она потянулась к поясу, где висела тонкая кожаная верёвка. Как только её пальцы коснулись знакомой, гладкой кожи, дрожь унялась. Знакомое действие. Это успокаивало.

Она опустилась на одно колено перед ним в ледяную воду. Теперь их лица были на одном уровне. Свет фонаря, стоявшего на полу между ними, бросал их гигантские, искажённые тени на стены. Она смотрела только на его руки.

Её пальцы заработали. Быстро. Уверенно. Она взяла его левое запястье. Кожа была ледяной, но под ней бился горячий, частый пульс. Она обернула верёвку раз, затем второй, чувствуя, как он вздрогнул, когда грубая кожа коснулась содранной плоти. Она намеренно натянула верёвку, с наслаждением наблюдая, как он стиснул зубы. Затем она взяла его правую руку и прижала её к левой. Узел за узлом, петля за петлёй. Она затягивала их жёстко, безжалостно, до боли. Она чувствовала, как под её руками напряглись его мышцы, как он сдержал болезненный, судорожный вздох. Видела, как на его шее вздулась вена от сдерживаемого стона.

И с каждым затянутым узлом, с каждым дюймом верёвки, прошедшим сквозь её пальцы, давление в её собственной груди ослабевало. Тиски, сжимавшие её лёгкие, разжимались. Гул в ушах стихал. Она словно вытягивала панику из себя и вплетала её в эти тугие, безжалостные узлы.

Когда она затянула последний, дёрнув так, что он коротко, хрипло выдохнул, она наконец подняла голову. Давление в груди исчезло. Дыхание было ровным. Руки не дрожали. Она была в порядке.

А он стоял перед ней на коленях. Связанный. И смотрел на неё снизу вверх. И в его глазах больше не было понимания. Лишь чистое, тёмное обожание.

Она жестко схватила его за светлые, мокрые волосы и с силой потянула его голову назад, обнажая горло.

— Ещё раз назовёшь меня «Огонёк», — прошипела она, её горячее, яростное дыхание опалило его щёку, — я отрежу твой язык и заставлю тебя его съесть. Ты понял?

Острая боль от натянутых волос пронзила его скальп. И тут же за ней последовала волна обжигающего, запретного удовольствия. Он утонул в её взгляде, в двух пылающих янтарных колодцах, в которых снова был лишь холодный, спокойный лёд.

— Да, госпожа, — прошептал он с предыханием, и это слово, новое, желанное, сорвалось с его губ, как молитва.

Она отпустила его.

— Встань.

Он молча поднялся на ноги. Она взяла фонарь и положила ладонь ему между лопаток, отчётливо чувствуя под пальцами тугие узлы на его запястьях.

— Иди.

И они пошли вперёд, в самую узкую часть тоннеля. Стены всё так же давили. Тьма была всё такой же непроглядной. Лисанна почувствовала, как первый укол клаустрофобии снова пытается вцепиться ей в горло. Но на этот раз всё было иначе. Она сильнее надавила ладонью на его спину, сосредоточившись на его подчинении. Она превратила его в свой живой щит против собственного страха.

Гора давила на неё. А она давила на него. И этот простой, жестокий обмен позволил ей дышать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16. Под кожей

Под кожей каждого зверя живет либо бог, либо раб. Иногда — одновременно.

​—

Неизвестный философ

Они вышли из узкого лаза в… пустоту.

После удушающей, скребущей по костям тесноты тоннеля огромное, невидимое пространство пещеры ощущалось, как физический удар. Свет фонаря, до этого слепивший, теперь казался жалким светлячком, тонущим в океане мрака. Он не мог достичь ни стен, ни потолка. Воздух здесь был другим: чистым, холодным, пахнущим озоном, как после грозы. Откуда-то справа доносился ровный, низкий, вибрирующий рокот подземной реки — сердцебиение горы.

Лисанна остановилась, и её рука, до этого момента давившая на спину Риана, наконец отпустила его. Связь прервалась. Она сделала глубокий, почти судорожный вдох. Давление в груди исчезло. Она снова могла дышать.

— Привал, — её голос, безразличный и холодный, прозвучал глухо, теряясь в огромном пространстве.

Она повернулась к Риану. Он стоял позади, всё ещё связанный. Она подошла к нему и, положив ладонь ему на грудь, без лишних слов прислонила его к холодной стене, как ставят на место инструмент. Её пальцы быстро проверили узлы на его запястьях. Крепко. Затем она отвинтила крышку своей фляги.

— Рот.

Он послушно приоткрыл губы. Она поднесла холодный металл к его рту и осторожно наклонила. Вода была ледяной. Он пил жадно, и несколько капель пролилось по его подбородку, оставляя тёмную дорожку на грязной коже. Лисанна смотрела на это с отстранённым любопытством: на то, как двигается его горло при глотке, на то, как капля воды замирает во впадинке у его ключицы. Она поила свою вещь.

Когда она решила, что ему достаточно, то так же резко убрала флягу. Затем достала полоску вяленого мяса, отломила кусок и поднесла к его рту.

Он на мгновение замер. А затем так же послушно, медленно наклонил голову и взял мясо с её пальцев, намеренно коснувшись её грубой перчатки губами. А когда мясо уже было у него во рту, он, прежде чем она успела отдёрнуть руку, провёл по её костяшкам языком — медленно, влажно, нагло.

Она замерла, ощутив неожиданное, чужеродное тепло. В её голове с холодной ясностью пронеслась мысль: «Точно так же, как Террена». Она кормила его, как своего ручного сокола. Как хищную, опасную, но абсолютно преданную ей вещь. И оба это понимали.

После ритуала она отошла и села, прислонившись к скале. Тишину пещеры нарушал лишь гул реки и их дыхание.

— Зачем? — её голос разрезал тишину.

Он не стал притворяться, что не понял.

— Ты была на грани, — ровно ответил он. — Если бы ты сломалась, мы бы сгнили в той дыре вместе.

Жестокая логика бродяги. Это она понимала, но этого было недостаточно.

— Это не всё, — настояла она.

— Правда, — наконец сказал он, и его голос стал ниже. — Самые честные песни поют, стоя на коленях в темноте. Мне стало любопытно, какую песню споёшь ты, когда некому будет лгать.

Лисанна ничего не ответила. Он не лгал. В его извращённом мире это было актом… исследования. Он отдал ей свою власть, чтобы услышать её настоящую музыку.

Она доела мясо. Воздух в пещере был чистым, но её тело, покрытое грязью и потом, ощущалось, как чужая броня. Она подошла к краю подземной реки, зачерпнула воду ладонью. Чистая. Ледяная. Поднявшись, она подошла к нему.

— Повернись.

Он подчинился. Она грубо, одним движением разрезала путы.

— Подготовь место для отдыха. Мы останемся здесь на три часа.

И, не дожидаясь ответа, она отвернулась и начала раздеваться. Риан замер. В ее поступке не было и намека на приглашение — лишь высшая форма пренебрежения. Он настолько не представлял для неё угрозы, что она могла позволить себе просто… снять грязную одежду.

Он смотрел, не в силах отвести взгляд. Сначала она расстегнула ремни с оружием. Затем — кожаные наручи и тёмную тунику. Он увидел её спину — карту её жизни, покрытую сетью тонких белых шрамов. Она повернулась, и он увидел её. Его поразило, что её тело не имело ничего общего с телами богинь или куртизанок; это было тело волка. Сухое, поджарое, с рельефными мышцами. Её грудь была небольшой, упругой, с сосками, затвердевшими от холода. Она спустила штаны, и он увидел огненно-рыжий треугольник волос. Этот клочок яростного цвета на её бледной, испещрённой шрамами коже был самой живой и самой животной её частью.

Его взгляд был прикован не к наготе, а к скрытой за ней правде — к анатомии хищника. Чувство, которое он испытывал, было не похотью, а почти религиозным преклонением.

Абсолютно нагая, она взяла кусок ткани и, не взглянув на него, спокойно пошла к тёмной, гудящей воде.

— Иди мойся, — сухо сказала она, вернувшись. — Даю тебе пять минут.

Это был приказ. Спасение. Он почти сорвал с себя одежду и с головой окунулся в чёрную, ледяную воду, надеясь, что этот холод усмирит его плоть. Выбравшись на берег, дрожа, он увидел её. Она уже оделась, но сидела на корточках у фонаря, спиной к нему.

— Сюда.

Он замер. Он был абсолютно наг, мокрый, беззащитный.

— Я сказала, сюда, — повторила она, не оборачиваясь.

И он пошёл. Каждый шаг по острым камням босыми ногами был актом подчинения. Он подошёл и остановился за её спиной. Она медленно повернула голову.

— На колени.

Он подчинился.

— Ползи ко мне.

Слова упали в тишину, как камни. Он не колебался. Опустившись на четыре кости, он пополз по острому гравию, чувствуя, как мелкие камешки впиваются в его обнажённые, мокрые колени. Он остановился у её ног, не смея поднять головы.

— Смотри мне в глаза.

Он поднял голову.

— Что у тебя спрашивал Воррен?

— Ничего такого, я…

ШЛЁП.

Резкая, звонкая пощёчина оборвала его на полуслове.

— Врёшь.

— Я сказал, что был один и я просто…

ШЛЁП.

Вторая пощёчина, ещё сильнее. В ушах зазвенело. Прежде чем он опомнился, её пальцы жестко вцепились ему в волосы, с силой дёрнув голову назад.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ещё одно слово лжи, — прошипела она, — и ты будешь жалеть, что не остался у Воррена.

Боль и унижение слились в один пьянящий коктейль. Он сломался.

— Я сказал, что ты Призрак! — сбивчиво заговорил он. — Что ты заставила меня! Угрожала! Он спрашивал, кто твой хозяин!

Удара не последовало. Вместо этого Лисанна снова притянула его за волосы. И жёстко, собственнически поцеловала. Её действия сложно было назвать поцелуем — это был акт доминирования. Её губы были твёрдыми, требовательными. Она укусила его нижнюю губу до крови, и её язык грубо вторгся в его рот, пробуя на вкус его страх и кровь.

Она опрокинула его на им же расстеленный плащ. Продолжая целовать его, она села на него, её бёдра придавили его талию. Она оторвалась от его губ. Он жадно, рефлекторно облизал их, смакуя унижение. Она слезла с него, но не ушла, а просто встала над ним. И он, нагой, избитый и беспомощный, смотрел, как она медленно, с оскорбительной неторопливостью, раздевается снова.

Она опустилась на него, встав на колени по обе стороны от его бёдер, возвышаясь над ним, как богиня войны. Кожа к коже. Жар её лона обжёг его живот. Её рука медленно опустилась и впилась пальцами в его бедро с такой силой, что он вскрикнул, оставляя пять глубоких, багровых полумесяцев. Первая метка. Затем её ладонь легла на него. Он был твёрдым, как камень. Она медленно, почти лениво, размазала большим пальцем каплю предсемени по чувствительной головке, наблюдая, как его тело выгибается ей навстречу.

Она наклонилась, и её зубы впились в мягкую плоть над его ключицей. Она всасывала кожу, чувствуя, как под губами пульсирует его артерия, пока на его коже не расцвёл тёмный, уродливый синяк. Она отстранилась и облизала капельку крови.

Её рука на его члене начала двигаться медленно и властно. Её движения были направлены не на удовольствие, а на изучение его реакций. Она вела его к краю и, когда он был на самом пике, останавливалась. Её пальцы сжимались у основания, как стальной обруч.

— Ты кончишь не тогда, когда захочешь, — прошипела она, — а только по моему позволению.

Она держала его так целую вечность, наблюдая, как надежда в его глазах сменяется отчаянием, а затем — полным поражением. Он заскулил от этой мучительной пытки. И только тогда она удовлетворённо усмехнулась.

Она приподнялась, одной рукой направляя его, и медленно, с дюймовой, невыносимой пыткой, насадилась на него. Он закричал, чувствуя, как её узкое, горячее, мокрое влагалище обхватывает его, сжимает, как живой, голодный капкан. Она начала двигаться. Ритм был карательным. Жёстким, глубоким, безжалостным. Она трахала его, вбивая в него свою власть с каждым толчком. Она схватила его за волосы, притягивая его лицо к своей груди, и заставила его взять в рот её сосок, грубо.

— Кончай, — приказала она, и в тот момент, когда его тело начало содрогаться в экстазе, она с силой укусила его за губу, смешивая его боль и удовольствие в один неразделимый акт.

Он излился в неё с криком, который был маленькой смертью. Она почувствовала его жар, и её влагалище судорожно сжалось, забирая всё.

Она тут же слезла с него и, не удостоив взглядом его обмякшее, помеченное, сломленное тело, снова пошла к реке, чтобы смыть с себя его следы. Наказание было окончено. Инструмент был использован.

Помывшись, она бросила ему тряпку и свою верёвку.

— Вытрись. Оденься. Свяжи себя.

Он подчинился, а она наблюдала. Когда он закончил, неуклюже затянув узел на запястьях, она подошла, молча проверила его работу и одним движением затянула узел до боли.

— Жди.

Она отошла и устроилась у противоположной стены, положив меч себе на колени. Она закрыла глаза, её дыхание почти сразу стало ровным и глубоким.

Риан остался стоять, связанный, брошенный, с вкусом собственной крови во рту и ноющей болью в паху. В огромной, тёмной пещере под горой это было самое близкое к миру и покою, что они могли получить.

Она спала, а он стоял на страже, одновременно её пленник, её собственность и её защитник.

Глава 17: Глаза в темноте

В полной тьме настоящий глаз — это ухо. А настоящий бог — тишина.

— Поговорка «туннельных крыс» Айзенгарда

Лисанна проснулась не так, как просыпаются обычные люди. Ее пробуждение не сопровождалось ни потягиваниями, ни сонной негой. В один миг она находилась в состоянии контролируемого покоя, а в следующий — уже бодрствовала. Её тело было абсолютно неподвижно, но разум, острый, как лезвие, уже анализировал обстановку.

Слух был первым, что включилось. Она слушала тьму: низкий, ровный гул подземной реки; редкий, размеренный стук капель с потолка; тихое, почти неслышное дыхание мужчины, привязанного к скале. Ничего лишнего.

Она поднялась с бесшумной грацией хищника. Фонарь почти догорел. Она подошла к Риану.

Он не спал. Все эти часы он стоял, как было велено. Его глаза были открыты и следили за ней в темноте. В них не было ни страха, ни мольбы, лишь тихое, выжидающее, абсолютное внимание.

Не говоря ни слова, она достала кинжал и одним быстрым движением перерезала верёвки. Кожа на его спине и груди была покрыта глубокими красными следами от узлов — уродливыми метками её власти. Он не сделал ни единого движения, чтобы потереть затёкшие мышцы, ожидая её разрешения. Только когда она отошла на шаг, он позволил себе медленно расправить плечи.

Она бросила ему кусок твёрдого, остро пахнущего сыра и сухарь.

— Ешь. Уходим через десять минут.

Её голос был ровным, деловым, абсолютно безличным, словно ничего из того, что произошло между ними несколько часов назад, не имело значения. Божество исчезло. Вернулся Призрак.

Риан поймал еду. Он ожидал этого. Нежность была бы ложью, а эта холодная, отстранённая функциональность была её правдой. Он опустился на пол и начал есть молча, методично. Он был её инструментом, а инструмент должен быть в рабочем состоянии.

— А гостеприимство здесь, конечно, на высоте, — внезапно произнёс он, когда они уже собирались уходить. Голос был лёгким, почти весёлым.

Лисанна замерла, но не обернулась.

— Молчи.

— Просто констатирую факт, — продолжил он, игнорируя приказ, и медленно провёл пальцами по багровому засосу, который она оставила у него на шее. — Единственное, чего не хватает для полного счастья… так это немного огня. А то снова стало холодно.

Он произнёс слово «огня» с едва уловимой, наглой интонацией, и в этом звуке эхом прозвучал тот самый, запрещённый ею «Огонёк».

Она медленно повернула голову, её янтарные глаза опасно сузились.

— Я, кажется, уже объясняла тебе, — прошипела она, и в её голосе зазмеилась ледяная угроза, — что я сделаю с твоим языком, если услышу это слово ещё раз.

Риан не отшатнулся. На его губах играла лёгкая, довольная улыбка.

— Понял, госпожа, — сказал он, слегка склонив голову. — Больше ни слова о тепле.

Лисанна сверкнула на него глазами, но промолчала.

— Уходим, — наконец бросила она и, развернувшись, пошла в темноту.

Пещера вскоре перешла в сеть широких, рукотворных тоннелей. Воздух здесь стал суше, пах вековой пылью и ржавчиной. Иногда круг света от фонаря выхватывал из мрака остовы вагонеток и кости, белеющие в пыли, некоторые из которых были определённо человеческими.

Примерно через час она замерла, резко вскинув руку. Риан остановился мгновенно, превратившись в её тень. Она прислушалась. Гул реки остался далеко позади. Здесь царила почти полная, могильная тишина. Почти. Она услышала тихий, прерывистый, сухой звук, похожий на щелчки сухих веток. Щёлк… щелк-щелк… Он шёл отовсюду, словно сам камень потрескивал от напряжения.

Её рука, державшая меч, напряглась. Она поняла, что это не треск камней, а звук движения.

Инстинкт подсказал ей единственное верное решение. Она потушила фонарь.

Пламя умерло, и на них обрушилась абсолютная, непроглядная, живая тьма. Теперь они были слепы, наедине с этим мерным, костяным перестуком, который окружал их со всех сторон. Тьма тут же схватила Риана за руку, и её пальцы впились в его предплечье, как когти — безмолвный приказ:

«Не двигайся. Не дыши.»

Она стояла и слушала. Щелк… щелк-щелк… Звуки приближались. Это был не просто шум, а способ эхолокации. Твари, которые здесь жили, были слепы. Они видели ушами.

Лисанна наклонилась к самому уху Риана. Он почувствовал её горячее, едва ощутимое дыхание.

— Впереди твари, — прошептала она тише шороха пыли. — Слепые. Реагируют на звук. Ни единого шороха. Дыши через раз. Иди за мной. Шаг в шаг. Если я остановлюсь — ты замираешь. Понял?

Он не ответил, лишь едва заметно кивнул. Она отпустила его.

Это был танец на лезвии ножа. Она поднимала и опускала ноги с нечеловеческой, мучительной медлительностью. Каждый шаг был выверен. Её тело превратилось в воплощение абсолютного контроля. А Риан, идущий за ней, стал её эхом. Он не видел ничего. Его вселенной стал тихий, почти неслышный шорох её одежды. Он повторял её движения, её ритм, её молчание, потому что любой неверный звук означал смерть для них обоих.

Наконец, Лисанна остановилась, её рука выставилась назад, приказывая ему замереть. Щелчки стихли, растворившись в темноте далеко позади. Она ждала целую минуту, которая показалась вечностью. Ничего. Они были одни.

В темноте раздался тихий скрежет металла о кремень. Раз. Другой. И крошечная, слепящая искра упала на фитиль. Пламя неровно вспыхнуло, и свет вернулся.

Они стояли в начале старого, обветренного каменного моста, перекинутого через бездонную, чёрную пропасть. Мост был узким, без перил, его поверхность — мокрой и скользкой. Далеко внизу глухо ревела подземная река.

Лисанна повернула фонарь на Риана. Его лицо было бледным, на лбу и висках блестели крупные капли пота. Руки мелко дрожали от пережитого нервного перенапряжения. Но он смотрел не на мост и не в пропасть, а на неё. В его взгляде она увидела нечто новое, пришедшее на смену обожанию и страсти: тихое, непоколебимое доверие.

Она выдержала его взгляд лишь мгновение. Затем отвернулась, возвращаясь к работе. К новой угрозе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18. Язык Учёного

Самый прочный замок — не железный, а тот, что выкован из забытого языка.

— Из «Пособия гильдии взломщиков»

Мост был стар, как сама гора.

Каменные плиты под ногами были стёрты до гладкости тысячами шагов и веками капающей воды, отчего в свете фонаря блестели, как мокрый лёд. Перил не было. Лишь узкая, аркообразная тропа над бездонной, чёрной пропастью, из которой доносился тихий, далёкий гул ветра, словно дыхание спящего бога.

Лисанна прошла его первой, не колеблясь. Её чувство равновесия было звериным, врождённым. Риан последовал за ней медленнее, его взгляд был прикован к скользким камням, а руки слегка разведены в стороны для баланса.

— Очаровательная прогулка, — внезапно сказал он, его голос прозвучал слишком громко. — Архитектор, должно быть, питал личную ненависть к перилам и тем, кто ходит по его мостам.

Лисанна не ответила.

— Молчание, значит, — продолжил он. — Хорошо. Даёт время подумать. Знаешь, а ведь в этом даже есть что-то возбуждающее. Узкая, скользкая дорожка, под тобой — бездна… Напоминает мне о некоторых женщинах.

На этот раз она остановилась на другой стороне и обернулась. Свет фонаря, стоявшего у её ног, бил ему в лицо, но он видел её тёмный, неподвижный силуэт.

— Ещё одно слово, — её тихий голос долетел до него, пронзив гул ветра, — и я помогу тебе познакомиться с этой бездной поближе.

Риан замолчал и улыбнулся в темноту. Он получил то, чего хотел. Её внимание. Он молча прошёл оставшуюся часть пути.

Воздух здесь сразу изменился. Он стал суше, теплее, словно они вошли в самую глубь горы, к её ещё не остывшему сердцу. Тоннель был шире, а его стены и потолок — аккуратно обработаны.

— Здесь кто-то был. Недавно, — прошептала Лисанна.

Риан не сразу понял, как она это узнала, а потом почувствовал и сам. В воздухе, помимо запаха камня, витал едва уловимый аромат лампового масла и остывшего травяного чая.

Они нашли его через пару сотен шагов.

Это был кабинет отшельника, мозг безумца, вывернутый наружу. Небольшой боковой грот был аккуратно расчищен. В углу лежал свёрнутый спальный мешок и несколько пустых глиняных горшков из-под солонины. Но всё остальное пространство было посвящено работе. Стены покрывала сложная, безумная паутина диаграмм и формул, начерченных углём. На плоском валуне, служившем столом, лежали стопки пергамента, а рядом — несколько странных, самодельных инструментов из полированного металла и горного хрусталя.

Лисанна подняла фонарь, её взгляд сканировал помещение в поисках угрозы. А Риан замер. Он смотрел на стены, и его дыхание перехватило. Это были не просто каракули, а астрономические карты, наложенные на геологические разломы, и сложнейшие алхимические формулы. Работа всей жизни, граничащая с одержимостью.

— Элиас… — выдохнул он.

Лисанна подошла к столу и указала на кружку, из которой всё ещё слабо пахло чаем.

— Он ушёл совсем недавно. И очень спешил.

Она была права. На полу валялся оброненный кусок угля, а на одной из диаграмм последняя линия была оборвана. Их цель снова ускользнула.

— Забрал самое ценное. Остальное — мусор, — констатировала Лисанна.

— Это не мусор, — тихо ответил Риан. Он благоговейно провёл пальцами по стене. — Это — его язык. Его завещание.

Лисанна замолчала. В её взгляде появилось холодное подозрение. Он почувствовал этот взгляд и медленно обернулся.

— Что? Я же не тупой, это и так видно. К тому же, мой отец… — он запнулся, и на его лице промелькнула тень старой обиды. — Мой отец был профессором истории в южной академии. Помешанным на древних загадках. Он верил, что в старых рунах и шифрах спрятана вся мудрость мира. Всю жизнь гонялся за призраками, пока не потерял всё: кафедру, уважение, семью. Я вырос среди этих проклятых книг и свитков. Ненавидел их. Но кое-что, видимо, прилипло.

Лисанна подошла ближе. Этот инструмент оказался сложнее и полезнее, чем она думала. Она узнавала отдельные руны и символы, но вместе они не складывались ни во что осмысленное.

Риан снова повернулся к стене. Его эйдетическая память работала на полную мощность.

— Он смешал три кода, — сказал он с профессиональным восхищением. — Академический шифр Эйдена, основанный на числовых последовательностях. Руническую вязь гномов-проходчиков. И… что-то ещё. Что-то, чего я никогда не видел. Личное. Это его собственный ключ.

Он полностью погрузился в разгадку, а Лисанна молча встала у входа в грот, положив руку на меч. Она полностью, безоговорочно доверила ему свою спину, сосредоточившись на охране. Она взяла на себя роль тела — щита и клинка, выставленного навстречу тьме, в то время как он стал разумом операции. Это было новым, странным ощущением. Она привыкла полагаться только на себя. Доверять кому-то другому было противоестественно. Но сейчас у неё не было выбора. Эта битва велась на его территории — в мире символов и скрытых смыслов.

Прошло около часа.

— Нашёл! — его голос, резкий, торжествующий, ударил по нервам.

Лисанна резко обернулась. Он стоял, прислонившись лбом к холодной стене, и тяжело дышал.

— Его личный код… — сказал он хрипло, но с эйфорией. — Он основан на музыкальной нотации. Каждая руна, каждая цифра… это нота и её длительность. Этот безумный, гениальный старик зашифровал своё послание в виде мелодии.

— Что там сказано? — в её голосе слышалось нетерпение.

Риан медленно выпрямился. В его глазах горел чистый триумф.

— Он пишет не нам, а самому себе. Напоминание. Предупреждение.

Он сделал паузу, наслаждаясь её полным вниманием. Лисанна смотрела на него, и впервые видела не инструмент и не шута, а оружие другого, незнакомого ей рода, состоящее из ума и пугающей проницательности.

— «Колыбельная»? — в её голосе было холодное, недоверчивое презрение. — Мы ищем музыкальную шкатулку?

— Мы ищем нечто куда более опасное, — спокойно ответил он. — Это не вещь, а сила, которую можно либо спровоцировать, либо успокоить. Элиас понял, что культ Змея хочет её разбудить. А он нашёл способ её усыпить. И этот способ — идеальная гармония. Совершенная мелодия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В гулкой тишине до Лисанны дошёл весь чудовищный, абсурдный смысл его слов. Космическая, злая шутка. Оказалось, что решение проблемы, способной уничтожить мир, крылось не в остроте клинка, а в песне.

И она стояла рядом с единственным человеком, который, возможно, мог эту песню сыграть. Её раздражающий, сломленный музыкант. Её взгляд на него изменился. Он перестал быть просто её собственностью. Он стал самой важной фигурой в этой игре. А значит — и самой уязвимой мишенью.

Она шагнула к нему, её лицо снова стало непроницаемой маской.

— И где он искал эту «колыбельную»?

Риан подошёл к стене и указал на последнюю, отдельно стоящую группу символов, начертанных торопливо, почти отчаянно.

— Он пишет не где колыбельная, а что нашёл инструмент, на котором её можно сыграть, — тихо сказал Риан. — Ключ. Древний механизм гномов, созданный для гармонизации колебаний горы, чтобы предотвращать обвалы. Элиас называет его «Регулятор». — Он обернулся, и триумф в его глазах сменился чем-то более тёмным. — И он находится не здесь. Он наверху. В самом сердце Айзенгарда. В заброшенной секции главной шахты, прямо под Цитаделью.

Слова упали в тишину, тяжёлые, как могильные плиты.

Весь их путь, весь этот спуск в ад, её паника, риск и кровь — всё лишь для того, чтобы узнать, что им нужно вернуться. В её янтарных глазах отразилась холодная, немая ярость.

А он криво, безрадостно усмехнулся. Усмешкой игрока, который понял, что вся его стратегия привела его обратно на первую клетку доски, где его уже ждёт противник, знающий все его ходы.

Их путь под горой был почти окончен, но он вёл их обратно в пасть волка. И на этот раз волк будет не просто охотиться. Он будет ждать.

Глава 19. Излом

Даже самый прочный клинок имеет точку излома. Часто она находится не в стали, а в руке, что его держит.

— Заметки старого оружейника

Тишина, повисшая в гроте после слов Риана, была тяжелее камня.

Обратно. Наверх. В клетку.

Лисанна медленно подошла к стене и провела рукой по угольным символам, стирая часть замысловатой формулы. Пыль осталась на её перчатке, как сажа от сгоревшего плана. Всё её существо, каждая натренированная мышца, каждый инстинкт выживания кричали против этого. Возвращаться — ошибка новичка. Это значит идти против течения, попадать в сети, которые ты только что обошёл.

— Нет, — сказала она. Голос был тихим, окончательным. — Мы уходим из-под горы. Найдём другой вход. С северного склона.

Риан не стал спорить сразу. Он молча наблюдал за ней, за тем, как напряглась линия её плеч. Он видел не просто упрямство, а глубокий, животный инстинкт самосохранения, который сейчас воевал с логикой.

— Северный склон, — наконец ровно произнёс он. — Хорошая мысль. Простая. Очевидная. И первое место, где Воррен выставит дозор. Он не идиот, наемница. Он знает, что мы ушли под гору. Он поймёт, что единственный разумный путь обратно — через другие входы в шахты. Весь северный склон уже прочёсывают его ищейки.

— Мы обойдём их, — её голос был твёрд, как кремень.

— Дни? Недели? — Риан сделал шаг к ней, его голос обрёл напор. — Старик спешил. Он не просто так бросил все свои исследования. Что-то происходит. Прямо сейчас. У нас нет недель, чтобы играть в прятки с патрулями.

Она резко обернулась. В её янтарных глазах плескался холодный огонь.

— А у нас есть выбор? Вернуться в Цитадель — это самоубийство. Прыжок в пасть волка, который уже знает твой запах.

— Нет! — его голос впервые за долгое время стал громким, резким. — Прыжок в пасть волка — это идти туда, где он тебя ждёт! На северный склон! А вернуться тем путём, которым мы только что вышли… Это безумие. Это настолько нелогично, что Воррен даже не примет это в расчёт! Он будет ждать нас снаружи, а мы пройдём у него под носом, внутри. Наша единственная лазейка — наша собственная наглость.

Она смотрела на него, и её лицо было непроницаемой маской. Но он видел, как в её мозгу сталкиваются два инстинкта: инстинкт выживания, который кричал «беги», и инстинкт хищника, который шептал, что самая дерзкая атака часто бывает самой успешной.

— Ты не понимаешь, — прошипела она, и в её голосе прозвучали нотки чего-то личного, тёмного. — Я не вернусь в ловушку. Никогда.

Он увидел это. Тень того самого демона, с которым она боролась в узком тоннеле. Панический ужас запертого зверя. И он понял, что проиграл. Логика была бессильна против призраков прошлого.

Лисанна отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

— Мы уходим на север.

Риан смотрел на её спину, на этот воплощённый отказ. И он сделал свой последний, самый рискованный ход. Он медленно, без единого звука, опустился на одно колено. Лисанна замерла и медленно обернулась.

Он стоял на коленях, как вассал перед своим сюзереном.

— Ты права, — его голос был тихим, лишённым всякой иронии. — Решение за тобой. Всегда. Я твой инструмент. Твоя собственность. Прикажи мне идти на север, и я пойду за тобой, зная, что мы идём на бессмысленную смерть. — Он сделал паузу. — Но если ты хочешь победить… если ты хочешь забрать то, что принадлежит тебе по праву… то путь лежит наверх. В самое сердце тьмы. Я не могу заставить тебя идти туда. Но я могу пойти первым. Я могу стать твоими глазами в том аду, которого ты так боишься. — Он протянул ей руку, раскрытой ладонью вверх. — Прикажи мне, госпожа. И я проведу тебя через твой страх.

Лисанна смотрела на него. Он не пытался отнять у неё контроль. Он отдавал ей его целиком, но при этом указывал на единственно верный путь. Он использовал её собственные правила, чтобы загнать её в угол. Она ненавидела его в этот момент. Ненавидела за то, что он видел её насквозь. И за то, что его безумная, извращённая преданность оказалась сильнее её собственных инстинктов.

Излом.

Она почувствовала его физически. Что-то внутри неё, твёрдое, старое, незыблемое, треснуло. Правило Элвина. Её собственное кредо.

Она медленно подошла к нему и остановилась, её тень полностью накрыла его.

— Поднимись, — её голос был хриплым, чужим.

Он подчинился. Она смотрела ему в глаза целую вечность. Он видел в них бурю.

— Возвращаемся, — наконец сказала она.

Это был не просто приказ. Самый тяжёлый приказ, который она когда-либо отдавала самой себе. Она развернулась и пошла к выходу из грота. Она знала, что он последует.

А Риан криво, безрадостно усмехнулся в темноту. Усмешкой игрока, который только что выиграл самую важную партию в своей жизни, поставив на кон всё.

Путь наверх был другим. Тоннели, вырубленные гномами, сменились более грубыми, человеческими штреками. Воздух становился всё суше, в нём появился знакомый запах железа и угольной пыли. К ним начал возвращаться гул Айзенгарда — глухие, далёкие удары, словно гора снова обрела сердцебиение.

Их динамика изменилась. Навыки Лисанны и Риана дополнили друг друга: она видела физические угрозы — ловушки и хрупкие опоры, в то время как он читал призрачные письмена этого мира — предупреждения, оставленные мертвецами. Они были двумя частями одного механизма выживания.

Во время короткого привала он нарушил тишину.

— Элиас назвал тебя «Дитя Дозора». Что это значит?

Лисанна замерла.

— Это тебя не касается.

— Касается, — спокойно возразил он. — Если мы умрём здесь, я бы предпочёл знать, за чьи именно призраки я умираю.

Она смотрела на него долго, изучающе.

— «Дозор» — это миф, — наконец сказала она. — Сказка о тайном ордене, который охраняет мир от… подобных вещей. Я не Дитя Дозора. Я просто наёмница.

Она лгала. И он это знал. Но он также понял, что дальше она его не пустит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чем выше они поднимались, тем громче становились звуки. Они были близко. Лисанна двигалась медленнее, прижимаясь к стенам. У очередного поворота она жестом приказала ему ждать и через несколько секунд вернулась.

— Впереди патруль. Двое. Идут в нашу сторону. Просто обход. Спрячемся.

Они забились в тень за грудой старых ящиков. Лисанна заслонила собой Риана, её рука лежала на его груди. Шаги приближались. Два голоса, лениво переругивающихся.

— …говорю тебе, этот старый хрыч Воррен совсем с ума сошёл, — сказал один. — Гонять нас по этим заброшенным штрекам.

— Призрак ищет, — ответил второй. — Говорят, эта девка — чистый демон. Прошла сквозь Цитадель, как нож сквозь масло, и увела того пижона-музыканта прямо у капитана из-под носа.

— Да врёт он всё, этот музыкант. Сам сбежал. А Воррен теперь злой, как цепной пёс.

Они прошли мимо. Лисанна выждала ещё целую минуту.

— Пошли.

Последний участок пути был самым сложным. Старый вентиляционный ствол, уходивший почти вертикально вверх. Узкая, ржавая лестница из скоб, вбитых в камень, терялась в темноте.

— Я первая, — сказала Лисанна.

Её подъём был воплощением эффективности. Через десять минут она была наверху. Закрепив верёвку, она сбросила конец вниз.

— Лезь.

Для Риана это был ад. Ржавчина крошилась под пальцами, руки быстро забились молочной кислотой. Он лез, скрипя зубами, сосредоточившись на единственной мысли: «Она ждёт». Он больше не был тем, кто кричал «я не могу». Тот человек умер где-то внизу.

Он был на полпути, когда скоба под его левой ногой с треском вывалилась из стены. Он повис, из последних сил вцепившись в скобу обеими руками. Паника попыталась вцепиться ему в горло.

— Не виси. Лезь.

Голос Лисанны сверху был спокоен. Он приказывал. Этот холодный приказ отрезвил и разозлил. Скрипя зубами, он подтянулся и продолжил свой путь. Когда он наконец выбрался, то просто рухнул на камни, не в силах пошевелиться.

Лисанна уже работала над решёткой, перекрывавшей выход. С оглушительным скрежетом одна из петель не выдержала.

Первое, что он почувствовал, был воздух. Живой. Ледяной, пахнущий снегом и хвоей. После дней, проведённых во тьме, дневной свет был подобен удару. Они стояли на северном склоне Морозного Пика. Внизу, до самого горизонта, расстилался дикий, нетронутый лес. Город остался позади. Они были свободны.

Они нашли укрытие под скальным карнизом. Риан прислонился к камню и посмотрел на свои руки. Кожа на ладонях была содрана до мяса.

— Кажется, турне по городам Империи отменяется, — прохрипел он.

Лисанна молча наблюдала за ним. Затем присела на корточки перед ним. Она достала чистую тряпицу, флягу с водой и маленькую деревянную баночку с тёмной, пахнущей травами мазью. Он смотрел, как она сосредоточенно и деловито смывает грязь и кровь с его ладоней. Каждое её прикосновение было пыткой. Он шипел, но не отдёргивал рук. В ее действиях не было заботы, лишь холодный расчет владельца, приводящего в порядок свой инструмент. Но её прикосновения, грубые и функциональные, были самым интимным, что он когда-либо испытывал.

Когда она закончила, то так же молча убрала всё.

— Спасибо, — тихо сказал он.

Она не ответила. Просто поднялась и отошла к краю уступа, вглядываясь в лес.

Риан медленно сжал и разжал кулаки. Боль была острой, но уже целебной. Он поднялся и подошёл к ней. Тишина между ними больше не была враждебной.

— Куда теперь, капитан? — спросил он.

Она долго не отвечала.

— На север, — наконец сказала она. — Через лес. Нужно найти того, кто поймёт язык этой «колыбельной». И сделать это раньше, чем до нас доберутся псы Воррена или жрецы Змея.

Она повернулась и посмотрела на него. В её янтарных глазах была холодная, бесконечная усталость и тень новой, тяжёлой ответственности.

— Ты пойдёшь со мной?

Впервые за всё время её слова прозвучали не как приказ, а как вопрос.

Риан посмотрел на свои перевязанные руки, потом на неё. И криво, но на этот раз — искренне, улыбнулся.

— У меня есть выбор?

— У тебя его никогда не было.

Она отвернулась и начала спускаться по заснеженному склону. Он, после секундного колебания, последовал за ней. Их маленькие, тёмные фигурки начали свой путь в огромное, белое безмолвие.

Глава 20. Белое Безмолвие

На

севере говорят: стая — это не те, с кем ты родился, а тот, кто откликнулся на твой зов в тишине.

— Поговорка северных охотников

Воздух был таким холодным, что, казалось, звенел.

После дней, проведённых во тьме подземелий, реальный мир обрушился с физической силой. Слепящая белизна снега, покрывавшего всё до самого горизонта. Резкий, колючий ветер, пахнущий хвоей и льдом. И тишина. Огромное, чистое, первозданное безмолвие севера.

Лисанна вдохнула этот воздух полной грудью, и на мгновение её плечи расслабились. Тьма горы давила на старые шрамы, но здесь она была дома. Этот жестокий, безразличный мир был её стихией. Движения Лисанны вновь обрели инстинктивную точность и эффективную грацию, утерянную в тесных коридорах Айзенгарда, пока она вела их вниз по склону.

Риан следовал за ней, и это стало новым испытанием. Каждый вдох обжигал лёгкие ледяным огнём. Тонкие городские сапоги моментально промокли и скользили на обледенелых камнях. Он несколько раз оступался, но лишь упрямство заставляло стискивать зубы и идти дальше.

К полудню нашлось укрытие — неглубокий грот под скальным навесом, защищённый от ветра стеной старых елей. Лисанна без слов указала Риану на сухостой. Пока тот, проваливаясь по колено в снег и тихо проклиная всё на свете, ломал ветки для костра, она уже проверяла лук и расставляла по периметру несколько силков на мелкую дичь.

— Великолепно! Просто великолепно! — громким шёпотом проворчал Риан, когда очередная порция снега с ветки посыпалась ему за шиворот. — Немного свежего воздуха, живописные сугробы… Никакого сравнения с тёплой таверной. Уверена, что не хочешь вернуться?

Лисанна как раз натягивала петлю и, не оборачиваясь, бросила:

— Молчи. Пустая болтовня тратит тепло и распугивает дичь.

Риан театрально вздохнул, но замолчал.

Когда костёр был разведён, и они сидели, глядя на маленькое, жадное пламя, Лисанна вдруг подняла голову к серому, низкому небу. Вместо крика раздался резкий, пронзительный, двойной свист. Чистый и высокий, он пронзил белое безмолвие.

Риан смотрел на неё, не понимая. Она застыла в ожидании, не сводя взгляда с неба. В напряжённой линии её шеи он впервые увидел то, чего никогда не видел раньше: уязвимость. Прошла минута. Пять. Десять. Небо оставалось пустым. Риан заметил, как что-то в её лице дрогнуло, почти незаметно.

И тогда он услышал ответный крик. Резкий, торжествующий, донёсшийся откуда-то из-за облаков.

Лицо Лисанны не изменилось, но Риан почувствовал, как спало державшее её напряжение. Она подняла руку в перчатке.

Из серой хмари вырвалась чёрная точка, стремительно превращаясь в знакомый силуэт. Террен. Её сокол. Он камнем спикировал вниз и, заложив элегантный вираж, приземлился на протянутую руку хозяйки. Лисанна молчала, медленно, почти благоговейно, проводя костяшками пальцев по его голове. Сокол тихо встряхнулся и прижался к руке.

Риан смотрел на эту сцену, чувствуя одновременно укол ревности к такой абсолютной связи и восхищение. В этом было нечто первобытное: не просто женщина и птица, а два существа, составляющие одно целое.

Затем Террен повернул свою хищную голову и уставился на Риана. Его глаза-бусины были умными и холодными. Сокол распушил перья и издал низкий, угрожающий щелчок клювом. В глазах птицы Риан был лишь чужаком, угрозой.

Лисанна опустила руку.

— Террен, — голос был тихим, но твёрдым, как сталь. — Свой.

Одно слово изменило расстановку сил. Сокол замер. Он ещё раз внимательно посмотрел на Риана, словно взвешивая приказ. Затем медленно, с видимой неохотой, сложил перья. Доверия в этом не было, но было подчинение.

Риан понял весь вес этого слова. Она не просто успокоила птицу. Этим словом его приняли в их стаю из двух существ. Он медленно протянул руку ладонью вверх.

— Рад знакомству, — тихо сказал соколу.

Террен лишь презрительно щёлкнул клювом в ответ. Лисанна пересадила птицу себе на плечо.

К вечеру один из силков принёс им тощего зайца. Лисанна освежевала его быстрыми, точными движениями. Риан молча наблюдал, как она насаживает мясо на палку и устанавливает над огнём. Запах жареного мяса, смешанный с ароматом хвои, был первым по-настоящему живым запахом за последние дни.

Они ели в тишине. Террен сидел на ветке над ними, внимательно наблюдая за каждым движением. Когда с едой было покончено, Риан нарушил молчание, глядя в огонь.

— Как давно он с тобой?

Лисанна проследила за его взглядом. Она молчала так долго, что Риан решил, что ответа не будет.

— Шестнадцать лет, — наконец сказала она. Голос был тихим, лишённым всяких эмоций. — Я нашла его после… пожара. Выпал из гнезда на пепелище. Единственный выживший из всего выводка.

Она сделала паузу, и в пляшущем свете костра её лицо казалось высеченным из камня.

Риан не стал задавать лишних вопросов или предлагать фальшивое сочувствие. Просто кивнул. Он услышал не историю, а правду о двух сиротах, двух одиночках, нашедших друг друга на руинах своего мира. Это скупое откровение связало их крепче сотен пустых разговоров.

Прежняя напряжённая тишина сменилась другой — наполненной, в которой было безмолвное признание.

Внезапно Террен, сидевший над ними, расправил крылья и бесшумно слетел вниз. Он приземлился на камень между ними, в нескольких шагах от Риана. Постоял мгновение, склонив голову набок, а затем выронил из клюва что-то маленькое и тёмное и тут же взлетел обратно на свою ветку.

Риан наклонился. На камне, освещённое огнём, лежало одно-единственное, иссиня-чёрное перо.

Он поднял его. Гладкое, холодное, совершенное. Риан посмотрел на Лисанну, но та делала вид, что ничего не заметила, подбрасывая ветки в костёр.

Он усмехнулся про себя. Дар. Неохотное, но всё же признание. Риан аккуратно спрятал перо во внутренний карман своего потрёпанного камзола.

Ночь опустилась на лес, укрыв их своим тёмным, холодным одеялом. Лисанна взяла первое дежурство. Она сидела, прислонившись к скале, неподвижный силуэт на фоне огня. Меч лежал на коленях, а на плече, как верный страж, дремал сокол.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Риан лёг у огня, подложив под голову свой свёрнутый плащ. Он смотрел на эту дикую, опасную, сломленную женщину, которая только что впустила его в свой мир на единственно возможное расстояние.

Он просто смотрел на единственного человека в этом мире, назвавшего его «своим», и чувствовал странное, почти забытое тепло, идущее не от огня.

Глава 21. Следы на снегу

След на снегу говорит не о том, куда идут, а о том, что здесь кто-то жив. Имя, сказанное в тишине, — о том же.

— Изречение северных следопытов

Дни слились в один монотонный, белый ритм. Шаг. Вдох. Выдох. Хруст снега под ногами. Вой ветра в голых ветвях.

Они шли на север.

Лисанна двигалась впереди, её фигура — тёмный росчерк на фоне бесконечной белизны. Она читала этот мир, как раскрытую книгу: замечала сломанную ветку, примятый мох под снегом, едва видимый след лесной куницы. Риан же, следующий за ней, видел лишь белую, холодную пустыню. Эта давящая пустота заставляла его говорить, заполняя пространство звуком.

— Ты только представь, — начал он, с трудом взобравшись на очередной заснеженный холм, — где-нибудь на юге сейчас цветут миндальные деревья. Сидят люди в садах, пьют охлаждённое вино и слушают песни о героях, что покоряют северные пустоши. Они даже не представляют, как здесь на самом деле… мокро. И холодно. И совершенно отсутствуют девушки, приносящие вино. Кстати, о песнях. Знаешь местную легенду о Белой Деве? Дух самой зимы. Приходит к заблудившимся путникам и обещает тепло и вечный покой в своих ледяных объятиях. Большинство соглашается. Ещё бы, после недели марш-броска по этим сугробам я бы и сам согласился. Но есть способ её обмануть: рассказать историю, которую она никогда не слышала. Понравится — укажет путь. Нет… что ж, тогда вечный покой. Так что вся надежда на меня, лисичка. Мой репертуар практически бесконечен.

Лисанна остановилась так резко, что Риан едва не налетел на неё. Она не обернулась, её напряжённая фигура застыла на фоне заснеженных елей. Тишина после его болтовни показалась оглушающей.

Он замолчал, ожидая холодной отповеди. Танец, к которому он начал привыкать: его провокация, её ледяной отпор.

Но она медленно повернула голову. Лицо, обрамлённое капюшоном, было серьёзным.

— Лисанна.

Слово было тихим, почти шёпотом, но Риан услышал его так отчётливо, словно она крикнула ему в самое ухо.

Он не сразу понял.

— Что?

— Меня зовут Лисанна, — повторила она, глядя ему прямо в глаза. Во взгляде не было ни тепла, ни злости. Лишь спокойная констатация факта.

Риан замер. «Лисичка» было его маленькой иглой, способом ткнуть в её броню, напомнить о её дикой натуре. Его прозвище для неё. А она только что забрала эту игрушку, заменив чем-то настоящим. Своим именем. Это был не ответ, а дар — акт доверия, которого он не ожидал и, возможно, не заслуживал.

— Ли-сан-на, — медленно, словно пробуя на вкус, произнёс он. Имя было строгим, холодным и красивым. Как и она. — Хорошо. — Он кивнул, и впервые за долгое время на его лице не было и тени иронии. — Я запомню.

Она отвернулась и пошла дальше. Но что-то изменилось. Напряжение между ними спало. Молчание Лисанны перестало быть враждебным, а его болтовня — оружием. Они просто шли. Вместе.

Ночами они жгли маленькие, почти бездымные костры. Риан научился находить правильный сушняк, а Лисанна — ставить лагерь так, чтобы их было невозможно заметить с расстояния в двадцать шагов. Она почти не разговаривала, но привыкла к его голосу. Он стал фоном, частью пейзажа, как вой ветра или треск огня.

Террен был их третьим спутником, большую часть дня невидимой точкой кружа высоко в небе. Дважды в день он возвращался с добычей. Сокол по-прежнему не доверял Риану, но прекратил выказывать открытую враждебность, просто игнорируя его, как часть пейзажа, одобренного хозяйкой.

На четвёртый день пути всё изменилось.

Они пересекали замёрзшую долину, когда из поднебесья донёсся крик — не торжествующий клич охотника, а короткий, резкий, тревожный вопль.

Лисанна замерла, вскинув руку и приказывая Риану застыть. Она запрокинула голову. Террен нервно, рвано кружил над дальним краем долины.

— Что там? — прошептал Риан.

— Не знаю, — её голос был напряжён. — Но ему это не нравится. Жди здесь.

Она сорвалась с места и бесшумно скрылась за скальным выступом. Риан остался один посреди зловещей тишины. Он вытащил из-за пояса нож — жалкое оружие, но оно придавало уверенности.

Лисанна вернулась через десять минут. Её лицо было ледяной маской, но в глубине янтарных глаз плескалась настоящая, холодная тревога.

— Собирайся, — бросила она тихо и резко. — Уходим. Быстро.

— Что случилось?

— Они нас нашли.

Она повела его за скалу. Риан увидел.

На поляне лежали распоротые туши волчьей стаи. Пять взрослых зверей. Их убили не ради шкур. Их выпотрошили. У каждого волка живот был вспорот от горла до хвоста одним точным, длинным разрезом. Вываленные на снег, дымящиеся на морозе внутренности создавали тошнотворно-сладкий запах, смешанный с мускусным смрадом звериного ужаса. На серой шкуре каждого зверя, прямо на рёбрах, был вырезан или выжжен клеймом один и тот же символ: змея, закрученная в знак бесконечности.

А вокруг, по всему снегу, виднелись следы. Десятки следов. Это была не тяжёлая поступь стражников Воррена, а лёгкие, быстрые шаги людей в мягкой обуви. Смертоносный танец фанатиков.

— Культ, — выдохнул Риан.

— След свежий. Не больше часа, — сказала Лисанна, её взгляд сканировал каждый отпечаток. — Их около десяти. Идут быстро. Знают, что мы недалеко.

Воррен был предсказуем. Эти же двигались как стая шакалов — хитрых, безжалостных, одержимых. Холодная, смертельная ярость отразилась на лице Лисанны. Они посмели прийти на её землю.

Осквернить её тишину. Охотиться на неё в её доме.

— План меняется, — сказала она. — Идти на север — самоубийство. Догонят через день. Нам нужно оторваться. И я знаю, как. — Она указала на тёмную гряду гор на северо-востоке. — Перевал Плачущих Вдов. Местные его обходят. Говорят, там живут духи ветра, но на деле там постоянно сходят лавины. Обычным людям не пройти. Мы справимся, они — вряд ли.

— А что за перевалом? — спросил Риан.

— Старые Леса. Если верить сказкам отца, где-то там, в уединённой долине, живёт Старуха Ивва. Отшельница. Знает все языки: людей, зверей и даже камней. Если кто и сможет прочитать язык «колыбельной», то только она.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Их путь превратился в гонку. Они шли почти без остановок, подгоняемые чувством безжалостной погони за спиной. К вечеру они были у подножия перевала. Место было под стать названию. Ветер выл в расщелинах, словно плач сотен женщин. Голые чёрные скалы уходили в свинцовые тучи. Камень, лёд и скорбная песнь ветра.

— Ночью здесь оставаться нельзя, — голос Лисанны едва пробивался сквозь вой. — Нужно идти, пока есть свет.

Это было уже не восхождение, а отчаянное карабканье по осыпям и ледяным выступам. Воздух стал разреженным, мышцы горели огнём. Риан стиснул зубы и лез. Он падал, скользил, сдирал в кровь руки, но продолжал карабкаться, видя перед собой тёмную, уверенную фигуру Лисанны как единственный ориентир.

Они были почти на вершине, когда она замерла.

— Стой.

Она прислушивалась не к ветру. К земле.

— Что?

— Снег, — прошептала она.

Сначала Риан ничего не почувствовал. А затем ощутил и сам — глухую вибрацию, идущую сквозь подошвы. Вой ветра на мгновение стих, и в наступившей тишине они услышали далёкий, нарастающий гул.

— Туда! Быстро! — Лисанна указала на нагромождение валунов в нескольких десятках шагов.

Они побежали. Гул стремительно нарастал, превращаясь в оглушительный рёв. Земля затряслась. Риан упал, но Лисанна рывком подняла его, не сбавляя скорости. Они забились в расщелину за мгновение до того, как с вершины сорвалась лавина.

Это была не просто снежная волна, а ревущая, неумолимая стихия. Тысячи тонн снега, льда и камней неслись вниз. Рёв был оглушительным. Их укрытие содрогнулось, когда мимо пронеслась стена смерти, засыпая их снегом и ледяной крошкой.

Всё закончилось так же внезапно, как и началось.

Они выбрались из укрытия. Путь, которым они поднимались, исчез. Склон был вылизан дочиста.

— Духи ветра… — прохрипел Риан.

— Пошли, — коротко бросила Лисанна. — Пока не началась вторая.

Спуск был не легче, но долина по другую сторону перевала оказалась другим миром. Ветер стих. Перед ними до самого горизонта расстилались Старые Леса. Древние, покрытые мхом деревья сплетались кронами в сплошной тёмный купол, под которым царил зелёный сумрак. Лес был тих — тишиной древнего, живого существа, которое наблюдало за ними.

Они разбили лагерь под корнями огромного дерева. Впервые за много часов — в относительной безопасности.

Риан сидел у огня, пытаясь согреть онемевшие пальцы. Он посмотрел на Лисанну. Она чистила нож, её лицо было непроницаемо.

— Ты знала, — сказал он. Это был не вопрос. — Ты знала, что будет лавина.

Она не подняла головы.

— Я чувствовала. Снег стал слишком тяжёлым. Ветер стих. Это всегда плохой знак.

Она говорила об этом так просто, а он только что заглянул в лицо смерти. Он посмотрел на свои руки — грязные, в крови, с мозолями, которых там никогда не было.

— Спасибо, — тихо сказал он.

Она наконец подняла на него взгляд, в её янтарных глазах отразилось пламя.

— Ты не обуза, Риан, — сказала она.

И эти простые слова, лишённые всякой эмоции, согрели его изнутри, прогоняя холод, с которым не справился бы ни один костёр.

Глава 22. Тишина и Шёпот

В Старых Лесах даже хищник и добыча иногда греются у одного костра. Но это не меняет их природы.

— «Запретная мудрость»

Они спустились с заснеженных склонов, и мир изменился. Снег уступил место пружинящему ковру из тёмно-зелёного мха.

Старые Леса разительно отличались от тех, что Лисанна знала. Тишина здесь была не мёртвой пустотой подземелий, а чем-то живым, наблюдающим, почти осязаемым. Гигантские, покрытые седыми бородами мха деревья-исполины стояли так плотно, что их кроны сплетались в сплошной зелёный купол. Солнечный свет не мог пробиться сквозь него, оставляя подлесок в состоянии вечных зелёных сумерек.

Ковёр из мха и тысячелетних прелых листьев поглощал звуки шагов. Влажный и густой воздух пах сырой землёй, грибами и чем-то древним, сладковатым, как увядающие в запертой комнате цветы.

Они двигались медленно. Лисанна больше не бежала от погони — она кралась, прислушиваясь к безмолвному, тревожному языку леса. Птицы молчали. Мелкие звери затаились. Это молчание сообщало об одном: рядом хозяин леса.

Риан следовал за ней, его обычная бравада стихла, уступив место благоговейному шёпоту. Этот лес был древним храмом, и даже такой циник, как он, почувствовал его первобытную, давящую мощь.

— Здесь… жутко, — прошептал он неуместно громко.

— Здесь тихо, — так же шёпотом ответила Лисанна, не оборачиваясь. — Слишком тихо.

Она остановилась и коснулась ствола ближайшего гиганта. Кора под её пальцами была грубой и холодной, как кожа древнего ящера. Лисанна смотрела вверх, но видела лишь тьму зелёного свода.

Они вошли в царство, где день и ночь были лишь оттенками сумрака, и это царство наблюдало за ними.

Вечером они развели костёр в лощине, укрытой исполинскими корнями древнего дуба. Огонь был маленьким, и его тепла едва хватало, чтобы отогнать сырой холод. Террен безмолвной тенью сидел на толстом корне над ними, его глаза отражали пляшущее пламя.

Лисанна чистила нож методичными, плавными движениями. Скрежет точильного камня о сталь был единственным звуком, нарушавшим треск огня. Риан сидел напротив, подтянув колени к груди, и смотрел на её сосредоточенное, лишённое эмоций лицо в отсветах пламени.

— Ты никогда не промахиваешься, — тихо сказал он.

Она не подняла головы.

— Промах — это роскошь.

Он помолчал, наблюдая за ней ещё с минуту.

— А твой первый выстрел? — его голос стал ещё тише. — Когда впервые целью был не зверь?

Скрежет оборвался. Рука Лисанны замерла. В наступившей оглушающей тишине остался лишь треск огня.

Она не смотрела на него, но её взгляд расфокусировался, устремившись в самое сердце пламени. Против воли в сознании вспыхнула картина. Запах горящей сосны и жареного мяса — человеческого. Мужское лицо, перекошенное от ярости, освещённое не костром, а рёвом пожара. И ощущение отдачи, когда старый отцовский лук с силой ударил в детское плечо.

Она медленно возобновила движение.

Ширк-ширк.

Но звук стал жёстче, злее.

Наконец она подняла на него глаза. В её янтарных зрачках плясали не отсветы костра — в них ожили отголоски того, другого, огня.

— Мне было тринадцать, — её голос был ровным, безжизненным, как пепел. — Он был последним из тех, кто сжёг мой дом. Он уже горел заживо, когда моя стрела пробила ему горло.

Она снова опустила взгляд на нож.

Риан молчал.

— Поразительно, — сказал он, и знакомая ядовитая ирония в его голосе скользнула ей под кожу. — Никаких эмоций. Просто работа. А ведь ты так красиво злишься. Твои глаза горят. Ты становишься… живой. Как тогда, в пещере. Когда ты была на мне, помнишь? В тебе было больше жизни, чем в любом поцелуе. Может, тебе стоит убивать чаще, госпожа? Чтобы почувствовать хоть что-то.

Она перестала точить нож и медленно повернула голову. Её янтарные глаза в свете костра превратились в два раскалённых угля.

— Что ты сказал?

— Твоя ярость — самая честная вещь в тебе, — продолжил он почти ласково, намеренно идя по лезвию. — За этим льдом, за правилами и приказами мертвеца прячется ярость. И только в ней ты настоящая. Я хочу видеть тебя настоящей. Я это заслужил.

— Ты ничего не заслужил, — прошипела она.

— Ошибаешься. — Он криво, нагло улыбнулся. — Я стоял на коленях в грязи. Позволил себя связать. Был твоим щитом против твоего же страха. Я заплатил. И я хочу…

Он не договорил.

Она пересекла разделявшее их пространство в одно размытое движение тени. Он не успел даже отшатнуться. Рука с силой вцепилась в ворот его рубахи, и ткань затрещала. Она дёрнула его на себя, одновременно вбивая колено ему в пах.

Из его горла вырвался сдавленный стон, и в следующий миг её губы врезались в его.

Это была не ласка, а кара. Её губы, твёрдые и безжалостные, не целовали — они давили, вжимая его затылком в грубый ствол дерева. Она впилась зубами в его нижнюю губу, прокусив её до крови. Риан ахнул, и в этот момент её язык вторгся в его рот — грубо, властно, оккупируя, а не исследуя.

Всё длилось не больше десяти секунд. Она так же резко отстранилась, оставив его задыхаться, прижатым к дереву. Губы горели, в голове шумело, а в паху тупо ныла боль, смешанная с унизительным возбуждением.

— Ещё раз, — прорычала она ему в лицо, её глаза горели диким огнём, — ты посмеешь говорить о том, что было в темноте, и я вырву твой язык. Без ножа.

Она отпустила его, и он мешком сполз по стволу на землю. Не сказав больше ни слова, она ушла в темноту на ночное дежурство.

Риан остался у огня, тяжело дыша. Он медленно коснулся пальцами разбитых, опухших губ.

Попробовал кровь.

И улыбнулся.

На следующее утро атмосфера между ними была натянутой. Во время привала, пока Лисанна сверялась с картой, Риан сидел у ручья, опустив руки в ледяную воду.

Рядом бесшумной тенью приземлился Террен. Сокол сел на камень в паре шагов и уставился на него немигающими глазами. Риан замер. Птица склонила голову набок, словно изучая его. Затем так же безмолвно взлетела, оставив на камне свой дар.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мёртвую полевую мышь.

Риан смотрел на маленький серый комочек. Он поднял взгляд на сокола, который уже сидел на плече у Лисанны, словно ничего не произошло.

— Он… пытается меня накормить? — спросил Риан, не зная, смеяться ему или ужасаться.

Лисанна посмотрела на мышь, потом на него. И на её губах мелькнула тень улыбки — самая лёгкая, почти невидимая.

— Он делится добычей, — сказала она. — Со стаей.

Она отвернулась, но Риан успел это увидеть. И этот мимолётный проблеск тепла стоил разбитой губы и унизительной боли. Он был частью стаи. Странной, сломленной стаи из убийцы, шута и хищной птицы.

К вечеру они вышли к ней.

Тропа стала шире и превратилась в аккуратную дорожку. Воздух наполнился ароматом сушёных трав. Они вышли на поляну, в центре которой, прилепившись к скале, стояла кривая избушка из замшелых валунов. Из трубы вился сизый дымок.

У входа на скамье сидела старуха, древняя, как сам этот лес. Её лицо было сетью морщин, кожа — тёмной и дублёной, а белые волосы заплетены в толстую косу. Она курила длинную трубку и смотрела прямо на них. Её тёмные глаза-угольки, казалось, видели не их, а то, что шло по их следу.

— Долго же вы шли, дети, — проскрипела она голосом, похожим на скрип старого дерева. — Я уж думала, не дождёсь. Входите. Чайник как раз вскипел.

Глава 23. Цена Знания

Каждый ответ, данный ведьмой, рождает два новых вопроса. И у каждого из них есть зубы.

— Поговорка Старых Лесов

Изба внутри оказалась больше, чем снаружи.

Единственное круглое помещение терялось в пляшущих тенях от десятков свечей. Воздух был густым, тёплым, пропитанным ароматами сотен трав, что висели пучками под потолком: сухой мяты, горькой полыни, сладкого чабреца. Пахло топлёным воском, очагом и очень старой бумагой. Окон не было. Это место жило по своим собственным часам.

Лисанна замерла на пороге, рука легла на рукоять меча. Покой этого места был неправильным, он убаюкивал, заставляя опустить защиту. Её инстинкты кричали об опасности. На плече Террен, разделяя тревогу хозяйки, тихо распушил перья, не сводя острого глаза со сгорбленной фигуры у огня.

Риан же, наоборот, шагнул внутрь. Любопытство пересилило осторожность. Его глаза горели, жадно разглядывая заваленные книгами полки, черепа мелких животных и странные медные приборы. Это был мир его отца, только настоящий, живой, пахнущий пылью и травами.

— Чай из горного вереска. Успокаивает кровь, — проскрипела старуха, не оборачиваясь. Она указала костлявым пальцем на две дымящиеся глиняные кружки у огня. — Пейте. Путь вымотал вас. А то, что впереди, вымотает ещё больше.

Она медленно повернулась. Её лицо было сетью из тысячи морщин, а тёмные, почти чёрные глаза, казалось, смотрели сквозь них, видя всю их прошлую и будущую дорогу.

— Простите, госпожа, — начал Риан своим самым обаятельным, медовым тоном. — Мы не хотели вас беспокоить. Мы ищем…

— Я знаю, что вы ищете, — прервал скрипучий голос.

Улыбка Риана застыла. Старуха впилась в него немигающим взглядом, который словно сдирал с него слой за слоем: маску шута, броню циника, добираясь до сути.

— Ты ищешь песню, Соловей, — произнесла она, и это прозвище, которого она не могла знать, заставило его похолодеть. — Но ищешь ты не весёлую песню для таверн, а ту, что станет похоронным плачем для целого мира.

Обаяние исчезло с лица Риана, оставив мертвенную бледность. Он пошатнулся.

Лисанна бросила на него острый взгляд и шагнула вперёд, инстинктивно заслоняя его собой, чтобы вернуть контроль над ситуацией.

— Что вы имеете в виду?

— Не обращай внимания, она просто… — начал было Риан, пытаясь натянуть на лицо дрожащую улыбку.

— Ты поймёшь в своё время, дитя, — перебила Ивва, даже не взглянув на него.

Её бездонный взгляд переместился на Лисанну, и та почувствовала себя абсолютно голой. Хуже. Она словно оказалась на операционном столе, где каждый её шрам и каждая тайна души были выставлены на обозрение.

— Ты так долго затыкала уши, чтобы не слышать криков из прошлого, что сама стала Тишиной, — прошелестел голос ведьмы. — Ходишь по миру, как призрак, оставляя лишь холод. Думаешь, эта песня принесёт покой? Она принесёт лишь ещё более оглушающую тишину.

Пальцы Лисанны сжали рукоять меча так, что хрустнули суставы. В ушах на мгновение зазвенело эхо детского плача. Старуха видела её насквозь.

— Кто ты? — голос Лисанны был низким рыком загнанного зверя.

— Я — Ивва, — просто ответила старуха. — Я сижу здесь, у корней мира, и слушаю, как растёт трава, как движутся ледники и как лгут друг другу люди. Ваша ложь, дети, кричит так громко, что разбудила бы мёртвых.

Она выпустила облако ароматного дыма из трубки.

— Вы пришли за знанием. Но у знания есть цена. Чтобы получить, нужно отдать. Я хочу правду. Одну. Чистую. От каждого.

Её тёмные глаза остановились на Риане.

— Начнём с тебя, Соловей. Скажи мне одну-единственную правду о себе.

Риан замер. Тень усмешки исчезла. Он сделал короткий вдох, словно ныряя в ледяную воду.

— Мой отец был одержим поиском таких вот «песен», — сказал он, и привычная ирония сменилась застарелой горечью. — Всю жизнь он гонялся за древними загадками, веря, что они спасут мир. А я… я ненавидел его за то, что он променял семью на пыльные книги. Я сбежал из дома, поклявшись никогда не быть на него похожим.

Он криво, безрадостно усмехнулся огню.

— А теперь я здесь. Гоняюсь за мифической колыбельной, чтобы спасти мир. Я стал именно тем, кого презирал больше всего. Это моя правда.

Ивва молча кивнула, без осуждения или сочувствия.

— Принято, — сказала она и повернулась к Лисанне. Тишина в хижине стала тяжёлой. — Теперь ты, Дитя Дозора. Твоя правда. Почему ты вернулась за ним в Цитадель? Твои правила, выжженные огнём, кричали тебе бежать. Твой мёртвый наставник перевернулся бы в могиле. Но ты вернулась. Почему?

Лисанна застыла. Готовый, холодный ответ —

«он был полезным инструментом»

— застрял в горле.

Она посмотрела на Риана, на его требующий взгляд. Затем снова на ведьму. Ложь здесь не пройдёт.

Слова вырвались из неё хрипло и болезненно.

— Потому что он —

мой.

Слово повисло в воздухе, холодное и тяжёлое, как топор.

— Другие посмели забрать то, что принадлежит мне. Посмели коснуться моей вещи. Я вернулась не спасать его. Я вернулась забрать своё.

В хижине повисла тишина. Риан смотрел на неё, широко раскрыв глаза. Он подался вперёд, словно желая что-то сказать, но не смог. В его взгляде смешались боль от её слов и тёмный, пьянящий триумф. Она сказала свою уродливую, собственническую, но абсолютную правду. Он стал для неё чем-то большим, чем инструмент. Он стал её собственностью.

Ивва медленно, почти одобрительно, кивнула.

— Принято. Вы заплатили. Теперь слушайте.

Она отложила трубку. Время исповедей закончилось.

— «Колыбельная» — это не мелодия в привычном смысле, а резонансная частота. Звуковой ключ, который усыпляет то, что живёт в камнях. Существо, которое культ зовёт Отцом Тишины. «Регулятор» гномов — единственный инструмент, способный издать этот звук. Но чтобы он заиграл, ему нужен ключ. Кровь тех, кто когда-то слышал песнь земли. Давным-давно этот род разделился. Гномы заперли знание в механизмах. Люди сохранили музыку в своих жилах. Их кровь помнит песню.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она посмотрела прямо на Лисанну.

— Элиас был одним из последних. Культ думал, что его кровь гнома — это ключ, который разбудит Отца. Они убили его, думая, что уничтожили ключ. Но они ошиблись. Гномье знание без человеческой крови — ноты без музыканта. Элиас знал это. И он искал не способ сбежать, а тебя.

Ивва указала на амулет на шее Лисанны.

— В ту ночь, когда огонь отнял у тебя всё, ты не была единственной выжившей. Наставник спас твоё тело. Но твою кровь, твою песнь… спас этот знак. Древний знак твоего рода. Спираль, Дитя Дозора. Знак тех, кто слышит песнь земли. Кровь помнит песню. А твоя кровь… поёт её с самого рождения.

Мир Лисанны сузился до точки. Она снова чувствовала запах дыма и горящего мяса. Гул огня и далёкие крики заполнили уши. Она снова была там. Восьмилетняя девочка, смотрящая, как рушится её мир.

Террен на её плече встревоженно ткнулся клювом ей в щеку, пытаясь достучаться. Безрезультатно.

Тело было здесь, но сознание — нет.

— Лисанна… — тихо начал Риан, протягивая руку.

— Тихо, Соловей.

Голос Иввы остановил его, как каменная стена.

— Не мешай ей, — прошелестела ведьма с древним пониманием. — Душа, которую раскололи, должна сама найти свои осколки. Она сейчас идёт по тропе из пепла.

Риан опустил руку. Он смотрел, как за ледяной маской Призрака, за жёсткостью Госпожи и огнём Лисички проступила утонувшая в своей ране женщина. И он ничего не мог с этим сделать.

Лисанна медленно моргнула. Мир вернулся. Не говоря ни слова, она резко развернулась и вышла в холодные сумерки.

Риан опустился на скамью, ссутулившись, словно вся тяжесть её боли разом упала на него.

Ивва молча наблюдала за ним.

— Будь осторожен, птенчик, — проскрипела она. — То, что ты задумал… она не простит. Ярость Огонька сжигает дотла.

Риан поднял усталый взгляд. Маска шута исчезла, оставив лишь мрачную решимость.

— Так надо, бабушка Ивва, — тихо ответил он. — Но я постараюсь спасти и её, и песню.

Дверь снова открылась.

На пороге стояла Лисанна. Её лицо было бледным, но спокойным — ледяная маска вернулась на место. От сломленной девочки не осталось и следа. Снова был только Призрак.

— Уходим, — её голос был резким, как щелчок затвора.

Риан молча поднялся. Он бросил прощальный взгляд на Ивву, но та уже отвернулась к огню, слушая свою собственную, древнюю тишину.

Глава 24. Договор Молчания

В болотах тонет не тот, кто упал, а тот, кто перестал бороться. Или тот, кому не подали руку.

— Из книги о древних лесах

Старый Лес отпустил их. Зелёный, живой сумрак остался за спиной, как сон, уступив место серому, безрадостному свету. Древние деревья сменились чахлыми, корявыми зарослями, цепляющимися скрюченными корнями за топкую почву.

Они вошли в Мёртвые Болота.

Воздух здесь был неподвижным и тяжёлым, пах гниющей водой, тиной и тошнотворным распадом. Низко над землёй стлался густой, молочный туман, искажавший очертания и превращавший уродливые деревья в тени повешенных. Под ногами с отвратительным чавканьем стонала вязкая грязь.

Тишину нарушали лишь жужжание мошкары и бульканье болотных газов.

Они шли молча. Откровения Иввы легли между ними тяжёлым, невидимым грузом, и любые слова сейчас были бы либо ложью, либо чем-то слишком опасным.

Лисанна погрузилась в свои мысли. Слова ведьмы — «Дитя Дозора», «твоя кровь поёт песню» — крутились в её голове, как ядовитые змеи. Она, всю жизнь строившая себя на отрицании прошлого, на холодной функциональности Призрака, получила в наследство судьбу. Это знание не принесло ни гордости, ни утешения, ощущаясь лишь ещё одной клеткой. Она шла, превратившись в безмолвный силуэт в тумане, её движения снова стали механическими.

Риан впервые за долгое время молчал по-настоящему. Он видел ледяную стену, которую она возвела вокруг себя, видел её рану и понимал, что в такие раны нельзя тыкать палкой. Он просто шёл следом, наблюдая, как её фигура то появляется, то исчезает в молочной пелене.

Террен на её плече беспокойно переступал с лапы на лапу, его хищные глаза сканировали обманчивую мглу. Он чувствовал гнилое дыхание этого места.

На второй день пути это случилось.

Они пересекали топкий участок, перепрыгивая с кочки на кочку. Лисанна уже была почти на другой стороне, когда за спиной раздался вскрик и громкий, сосущий всплеск.

Она резко обернулась.

Риан по пояс увяз в трясине. Чёрная, жирная жижа неумолимо засасывала его. Каждое паническое движение лишь глубже погружало его в холодную, смердящую массу. На его лице отразился неподдельный, животный ужас.

Лисанна замерла, её тело стало холодным, как камень. На одно оглушающее мгновение в голове прозвучал ясный голос Элвина: «Тонущего не спасают. Он утянет тебя за собой». Это было правило. Закон выживания. Отвернуться и уйти было логичным, безопасным, правильным решением.

Она видела, как он перестал барахтаться, поняв тщетность усилий. Он смотрел прямо на неё. В его глазах, потемневших от ужаса, не было мольбы — лишь тихое, отчаянное ожидание. Он снова отдал ей решение о своей жизни и смерти.

Она выругалась. Грязно, зло, сквозь стиснутые зубы. Прокляла его, болото, себя и советы всех мертвецов.

Он был её вещью. Её проблемой. И она не позволит какой-то грязной луже забрать то, что принадлежит ей.

— Не двигайся! — рявкнула она, и её властный голос, как удар кнута, разорвал тишину.

Она скинула с плеч лук и сумку. Её взгляд хищника метнулся по округе, выцепив корявое сухое дерево.

Она не побежала — она сорвалась с места, как стрела. Ветки хлестали по лицу, оставляя горящие царапины. Найдя самый длинный сук, она навалилась на него, пытаясь сломать. Дерево затрещало, но не поддавалось.

С яростным рычанием она достала меч.

Короткие, злые удары. Хряск! Хряск! Сталь вгрызалась в мёртвое дерево. Наконец, с оглушительным треском сук отломился. Он был тяжёлым, длиннее её роста. Она взвалила его на плечо и потащила к трясине, увязая в грязи.

Риан погрузился уже по грудь. Ледяная жижа сковывала тело, мешая дышать. Он смотрел, как она, маленькая, яростная фигурка, с дикой энергией борется за его жизнь.

— Держи! — крикнула она, подтащив тяжёлый шест к краю.

Его онемевшие пальцы соскользнули со склизкой коры.

— Держи, я сказала! — её голос был рёвом.

Он вцепился снова, из последних сил.

— А теперь слушай меня, — её голос стал ледяным, полным чётких, рубящих инструкций. — Я буду тянуть. Ты не барахтаешься. Перебираешь руками. Медленно. Понял?

Он кивнул, подбородок дрожал от холода.

Лисанна упёрлась ногами в скользкую кочку, мышцы задрожали от напряжения. Она тянула. Медленно, дюйм за дюймом, с низким, горловым рычанием, которое вырывалось с каждым выдохом. Грязь чавкала, не желая отпускать добычу. Риан, стиснув зубы до скрипа, с нечеловеческим усилием подтягивал своё ледяное тело.

Наконец, с последним отчаянным рывком и яростным криком, вырвавшимся из её горла, она выдернула его.

Он вывалился на землю, как грязная рыба, и остался лежать, не в силах пошевелиться, сотрясаясь в крупной дрожи. Чёрная жижа покрывала его, источая тошнотворный запах.

Лисанна рухнула рядом, тяжело хватая ртом воздух. Её лицо и руки были в крови, на плече багровел уродливый кровоподтёк от шеста.

Они долго лежали молча, слушая лишь собственное рваное дыхание.

Раздался шелест крыльев. Террен спланировал с неба и приземлился рядом с головой Лисанны, полностью проигнорировав Риана. Сокол сделал несколько шагов, наклонил голову и издал тихий, встревоженный клёкот, ткнувшись клювом в её руку.

Лисанна лишь повернула голову и посмотрела на него. Во взгляде была вся её усталость, боль и молчаливая благодарность.

— Ты… — начал Риан, но голос сорвался на кашель. Он сплюнул болотную воду. — Ты не должна была.

Она повернула голову к нему. Её янтарные глаза в сером свете казались прозрачными, лишёнными всякого выражения. Она не ответила.

— Раздевайся, — коротко приказала она, с усилием поднимаясь на ноги.

Пока он, стуча зубами, стягивал мокрую, воняющую тиной одежду, она развела жаркий костёр и бросила ему свой сухой шерстяной плащ.

— Завернись.

Он сел у огня, закутавшись в грубую, пахнущую дымом, кожей и ею ткань. Тепло было почти болезненным после ледяных объятий болота. Она молча развесила его мокрую одежду на ветках.

Выполнив все задачи, она тяжело опустилась на землю рядом с ним, так близко, что их колени почти соприкасались, и уставилась на огонь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А затем, медленно, её тело начало крениться в его сторону.

Риан замер. Он видел, как её глаза закрылись, как плечи, до этого напряжённые, как камень, наконец, обмякли. Адреналин закончился. Она плавно оперлась на его грудь.

Он сидел, не смея дышать. Чувствовал её вес. Слышал её ровное, почти неслышное дыхание. Призрак. Госпожа. Огонёк. Его палач и спасительница… просто спала на нём, как смертельно уставший ребёнок.

Он медленно, очень осторожно, приподнял руку и накрыл её плечо краем плаща, укрывая их обоих от холодного ветра.

Глава 25.Тепло плаща

Даже самый лютый хищник ищет тепла. И самое опасное тепло — то, что исходит от другого живого существа.

— Старая поговорка

Первым, что она почувствовала, было ровное, глубокое, живое тепло. Вторым — ритм. Глухой, размеренный стук, который отдавался у неё в ухе, проходил сквозь скулу, вибрировал во всём черепе.

Сердцебиение. Чужое.

Лисанна открыла глаза.

Мир был расфокусированным. Её щека лежала на груди Риана, покрытой грубой тканью её собственного плаща. Его рука покоилась у неё на плече, придерживая край, укрывая их обоих. Она слышала его дыхание, видела, как туман клубится в нескольких дюймах от их убежища.

Осознание пришло не сразу, а когда пришло — ударило ледяной водой. Она спала. На нём. Она, шестнадцать лет не позволявшая себе спать по-настоящему, просто отключилась, доверив свою жизнь человеку, которого ещё недавно считала врагом.

Тело среагировало раньше разума. Она резко отпрянула, словно от огня. Плащ соскользнул, и холодный воздух болот тут же вцепился в неё. Она вскочила на ноги, рука метнулась к мечу.

Риан не спал. Он просто сидел, прислонившись к корню дерева, и смотрел на неё. Всю ночь. В его уставших, покрасневших глазах не было ни торжества, ни испуга — лишь тихое, абсолютное спокойствие. Он просто был здесь. Её страж.

— Ты… — начала она, но голос сорвался. Обвинить? Поблагодарить? Приказать? Все старые слова казались неуместными. Холодный, едкий стыд за свою слабость обжёг её изнутри.

Она нашла спасение в привычной маске.

— Собираемся, — её голос был резким, холодным. Команда, чтобы вернуть мир в привычное русло, чтобы стереть ту, кем она была этой ночью, и снова стать Призраком.

— Слушаюсь, капитан, — тихо ответил он без привычной иронии. Он принял приказ, давая ей то, в чём она нуждалась больше всего — возможность снова стать главной.

Они собирали лагерь в новом, тяжёлом молчании, избегая взглядов друг друга. Она видела, как он морщится от боли, натягивая всё ещё влажную одежду. Он видел, как она украдкой касается ушибленного плеча. Они были похожи на двух раненых солдат, отчаянно делающих вид, что всё в порядке.

Он молча разделил остатки сыра и протянул ей долю. Их пальцы на оглушительное мгновение соприкоснулись. Она резко отдёрнула руку, словно обожглась.

Они пошли сквозь туман. Тишина между ними стала вязкой, как болотная грязь, наполненная воспоминанием о тепле, о доверии, о слабости. Обо всём, что они оба увидели и о чём теперь боялись думать.

Риан поднял взгляд к серому небу. Пусто. Террен, обычно круживший где-то в высоте, исчез.

Отсутствие сокола лишь делало их изоляцию в этом туманном мире ещё более полной.

К вечеру они вышли из болот. Топкая грязь сменилась твёрдой землёй, корявые кустарники — высокими, тёмными соснами. На границе двух миров они увидели его.

Дым.

Тонкая серая струйка, поднимавшаяся к небу в нескольких милях к востоку. Там были люди.

— Деревня, — констатировал Риан с ноткой облегчения.

Лисанна долго смотрела на дым. Она видела не тепло и еду, а проблемы. Свидетелей. Вопросы.

— Нам туда не нужно, — наконец сказала она твёрдо. — Люди — это ловушка. Мы обойдём.

— Лисанна. — Он впервые назвал её по имени после той ночи, и это прозвучало оглушительно весомо. Она замерла. — Посмотри на нас. Мы на пределе. У нас почти нет еды. Моя одежда рвётся. Твоё плечо болит, я вижу, как ты двигаешься. Нам нужна одна ночь в тепле, с горячей едой.

Она молчала, плотно сжав челюсти. Всё, что он говорил, было правдой.

— Один неосторожный взгляд, — прошипела она, — и за нами снова будет погоня.

— Я умею быть незаметным, а ты — тенью. Риск есть. Но брести по лесу, пока мы не свалимся от голода — это уже не риск, а гарантия смерти. Это расчёт, Лисанна. Логичный расчёт.

Она разрывалась между инстинктом, который кричал ей бежать, и холодной логикой, подтверждавшей его правоту. Она ненавидела то, что он прав.

— Хорошо, — наконец сказала она, и её фигура снова стала жёсткой. — Но по моим правилам.

Она посмотрела на него, и в её глазах был холодный блеск стратега. Призрак вернулся.

— Мы не пойдём туда вместе. С наступлением сумерек я иду на разведку. Одна. Ты ждёшь здесь. Если я не вернусь до рассвета — уходи на север. — Она на мгновение замолчала. — Постарайся выжить.

Она излагала не просто план, а тест и приказ одновременно, снова беря контроль в свои руки, ставя его на место солдата после недопустимой вольности.

Он молча кивнул.

— Как скажешь, капитан.

Они дождались, пока солнце не окрасило снег в цвет крови. Лисанна накинула капюшон, её лицо скрылось в тени.

— Жди, — бросила она и, не оглядываясь, растворилась в сумерках.

Риан остался один. Он снова отдал свою жизнь в её руки.

Он нашёл укрытие в корнях старой сосны и достал из потайного кармана одно-единственное, чёрное как ночь, перо. Он медленно вертел его в пальцах, глядя на далёкий дымок. Он, никогда никому не доверявший, сидел один в диком лесу, ожидая возвращения женщины-призрака, и единственной его компанией было перо её хищной птицы.

Он усмехнулся своим мыслям.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 26: Деревня у Края Мира

​

Чужак в деревне — как камень, брошенный в пруд. Он может утонуть без следа, а может поднять волну, что снесёт плотину.

​— Поговорка пограничных старост

​

Лисанна вернулась с первыми глубокими сумерками, появившись из тумана так же беззвучно, как и исчезла. Она была тенью, обретшей плоть.

​

— Деревня чиста, — коротко бросила она. — Дюжина домов, таверна, кузница. Обычные лесорубы и охотники. Людей Воррена нет. Но они настороже.

​Она посмотрела на него, и её взгляд был холоден, как сталь.

​— Ты идёшь первым. Ты — улыбчивый торговец, сбившийся с пути. Я — твоя молчаливая охранница. Меньше говоришь, дольше живёшь. Понял?

​— Громко и ясно, капитан, — кивнул он. Маска вернулась на своё место. В его глазах снова зажёгся лёгкий, артистичный блеск.

Они вошли в деревню, и контраст в реакции людей был почти осязаемым.

Риан шёл впереди, и мир, казалось, расцветал ему навстречу. Он откинул капюшон, позволив холодному ветру растрепать его светлые волосы. На его лице была лёгкая, обезоруживающая улыбка — улыбка уставшего, но обаятельного и, главное, безобидного путника. Когда он проходил мимо группы лесорубов, куривших у поленницы, он кивнул им с простым, дружелюбным уважением. И они, хмурые, бородатые мужики, чьи руки привыкли к топорам, а не к любезностям, ответили ему тем же. Две молодые девушки, несшие вёдра с водой, остановились и проводили его долгим, любопытным взглядом, хихикая и толкая друг друга локтями. Даже пёс, дремавший у порога, лениво махнул хвостом.

Риан был солнцем, пусть и холодным, северным.

А Лисанна, шедшая в двух шагах позади него, была тенью, которую это солнце отбрасывало.

Она не снимала капюшона, её лицо было скрыто. Её рука не отрывалась от рукояти меча. Она не смотрела на людей. Она смотрела на крыши, на тёмные проулки между домами, на окна второго этажа — оценивала позиции, искала угрозы.

Она была угрозой. И люди чувствовали это нутром.

Лесорубы, только что кивнувшие Риану, провожали её тяжёлыми, подозрительными взглядами, их руки инстинктивно сжимались в кулаки. Девушки, хихикавшие мгновение назад, испуганно опустили глаза и ускорили шаг, стараясь как можно быстрее скрыться. Дети, игравшие на улице с деревянным мечом, замолчали и попрятались за подолы матерей.

Их путь лежал в единственную таверну — низкое, приземистое здание, из трубы которого валил густой дым, а изнутри, сквозь мутные окна, доносился гул голосов и лился тёплый, живой свет.

​Когда они толкнули тяжёлую дверь, гул на мгновение стих. Десяток пар глаз — хмурых, подозрительных, усталых — впились в них. Риан шагнул вперёд, в свет, а Лисанna осталась в тени у входа.

​И представление началось.

​Риан стал центром этого маленького, тёплого мира. Он снял капюшон, широко и обезоруживающе улыбнулся и подошёл к хозяину — дородному мужчине с огромными, как лопаты, руками. Он рассказал историю о заблудившихся торговцах, ищущих ночлега. Его голос, бархатный и уверенный, легко заполнил помещение, околдовывая слушателей.

​— …и вот, когда мы уже были готовы молить Белую Деву о вечном покое в снегах, увидели дым вашего очага! Клянусь, хозяин, ваш дым пахнет лучше, чем духи самой императрицы!

​Таверна, до этого молчавшая, взорвалась дружным, грубым хохотом. Лёд был сломан.

​Через десять минут он уже сидел за лучшим столом у огня. Дочь трактирщика, румяная девушка с толстой косой, принесла ему кружку горячего, пряного эля, и её пальцы «случайно» задержались на его руке дольше, чем было нужно. Она смеялась над каждой его шуткой, её глаза блестели. Другая девушка, помогавшая на кухне, вынесла ему огромную порцию тушёного мяса с грибами, хотя он её не заказывал. Даже жена трактирщика, дородная, суровая женщина лет пятидесяти, принесла ему кусок медового пирога, который, по её словам, она пекла «для семьи», и смотрела на него с тёплой, материнской улыбкой.

​Он был их солнцем, их развлечением в долгой, тёмной ночи. Он дарил им истории, улыбки, внимание.

И они платили ему теплом, едой и обожанием.

​А Лисанна сидела в самом тёмном углу, за столиком, на который никто не обращал внимания. Перед ней стояла лишь кружка с водой. Скрытая капюшоном, она не ела и не пила. Она наблюдала.

​Она видела, как он лжёт, как флиртует, как манипулирует. Она видела, как его улыбка касается глаз, но не достигает их глубины. Она видела его работу — работу мастера, виртуоза. И она чувствовала странную, холодную смесь профессионального одобрения и собственнического раздражения.

​Этот улыбчивый, очаровательный мужчина был ложью. Она знала правду. Она знала тварь, которая стоит на коленях в темноте и шепчет «госпожа». И то, что он так легко и щедро дарил эту свою ложь другим, вызывало в ней глухое, злое недовольство.

Когда таверна начала пустеть и остались лишь самые стойкие пьяницы, Риан поднялся. Он подошёл к старосте деревни — седобородому, кряжистому старику с лицом, похожим на морщинистый корень дерева, который весь вечер слушал его с непроницаемым выражением.

​— Уважаемый, — начал Риан, и его тон мгновенно сменился с весёлого на почтительный, но без заискивания. — Мы с моей… спутницей смертельно устали. Не найдётся ли у вас в деревне места, где мы могли бы провести ночь в тишине? Комната в таверне — это прекрасно, но после недель в лесу хочется покоя. Мы заплатим серебром.

​Староста долго, не мигая, смотрел на него своими выцветшими, но острыми, как у ястреба, глазами. Затем он перевёл свой тяжёлый взгляд на тёмный угол, где неподвижной тенью сидела Лисанна. Его глаза на мгновение сузились. Он видел не только обаятельного, сладкоголосого юношу. Он видел и хищника, который сидел за его спиной. И он, как мудрый старый волк, понял, что этих двоих лучше держать подальше от своей стаи. Не потому, что юноша опасен, а потому, что смертельно опасна та, кто его охраняет.

​— Есть один дом, — медленно, взвешивая каждое слово, проговорил он. — На самом краю деревни, у леса. Старый дом моего брата. Давно там никто не живёт. Тихое место. Слишком тихое для некоторых. — Он снова бросил короткий взгляд на Лисанну. — Думаю, вам подойдёт.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

​— Это было бы великой милостью, — с благодарностью поклонился Риан.

​— Я прикажу растопить для вас баню, — добавил староста, и это уже было знаком особого расположения, которое Риан заработал своим обаянием. — Долгий путь смывает не только грязь, но и усталость.

​Когда они вышли из таверны в холодную, звенящую тишину ночи, Риан не удержался. Он выдохнул облачко пара и самодовольно усмехнулся.

​— Ну что, капитан? — сказал он, его голос был полон триумфа. — Кажется, этот инструмент всё ещё на что-то годен.

​Лисанна, шедшая рядом, не повернула головы.

​— Инструменты полезны, — её голос в ночной тишине был тихим и холодным, как лёд, — пока они помнят, чья рука их держит. И что эта же рука может их сломать.

Риана захватила приятная дрожь предвкушения.

Глава 27. Урок в тепле

Лучший способ откалибровать инструмент — это напомнить ему, для чьей руки он был создан.

— Из «Наставлений оружейника»

Дом был маленьким, но настоящим.

После недель, проведённых под открытым небом и в сырых пещерах, четыре крепкие бревенчатые стены, очаг и крыша над головой ощущались как непозволительная роскошь. Староста сдержал слово. Внутри было чисто, на лежанке у огня лежали свежие шкуры, а в маленькой баньке по соседству уже потрескивали дрова, и от неё шёл густой, ароматный пар.

Они двигались в молчании. Риан, хромая, раздувал огонь в очаге. Лисанна обошла их временное убежище, проверяя засов на двери, единственное окно, затянутое бычьим пузырём. Её инстинкты на автомате оценивали обороноспособность нового логова.

Затем она остановилась и посмотрела на него. Он стоял на коленях у огня, и пламя отбрасывало на его уставшее лицо тёплые отблески. Он был здесь. В тепле. В безопасности, которую она ему обеспечила. И он был расслаблен. Слишком расслаблен. Её урок в таверне был прерван, а незавершённые дела вызывали у неё глухое раздражение. Этот инструмент нуждался в калибровке.

— Баня готова, — сказала она. Голос был ровным, но без тепла очага. — Сначала ты. Через полчаса я зайду. Чтобы ты был чистым.

Он поднял на неё взгляд, и в его глазах промелькнуло понимание. Он кивнул, и тень его фирменной улыбки тронула его губы.

— Как прикажете, капитан.

Когда она вошла в баню, он уже ждал. Пар был густым и горячим, пах можжевельником и берёзовым листом. Он сидел на нижней полке, вымытый, и вода стекала по его бледному телу, на котором ярче проступили старые шрамы и новые синяки. Она молча разделась сама. Её собственное тело, покрытое сетью тонких белых шрамов, казалось высеченным из камня в клубах пара. Она вымылась быстро, деловито, не обращая на него внимания, затем села напротив.

— Твоя болтовня в таверне. Твой спектакль. Ты наслаждался им, — начала она.

— Это была работа.

— Ты наслаждался вниманием. Восхищением. Тебе понравилось быть солнцем. — Она молчала, давая словам впитаться в горячий воздух. — Ты забыл, что задача инструмента — не светить, а работать. В тени. В молчании. Сегодня был урок вежливости для деревни. А сейчас будет урок послушания для тебя. — Она поднялась. — Выходи. Жди меня в доме.

Они сидели в главной комнате. Огонь в очаге ярко горел, отбрасывая на стены пляшущие тени. Риан, одетый в штаны и рубашку, сидел в кресле, напряжённо ожидая. Лисанна, в простой нательной рубашке и штанах, стояла у окна.

— Подойди, — сказала она тихо.

Он подчинился. В воздухе повисло густое, наэлектризованное ожидание.

— Раздевайся, — её голос был ровным; в нём была… цель. — Медленно. Чувственно. И смотри мне в глаза.

Он замер, в его глазах промелькнуло недоумение, смешанное с искрой тёмного предвкушения.

— Но… служанка принесёт ужин через…

— Через пять минут, — закончила она. — Поэтому поторопись. И не смей отводить взгляд.

Это была жестокая, извращённая игра. Он усмехнулся.

— А если я откажусь, Призрак?

— Тогда она увидит тебя голым и связанным.

Выбор был сделан. Он начал раздеваться, превращая приказ в представление. Медленно, пуговицу за пуговицей, он расстегнул рубашку, не сводя с неё глаз. Она смотрела в ответ, её взгляд был тяжёлым, собственническим. Рубашка упала на пол. Когда его пальцы опустились к поясу штанов, в дверь постучали.

— Войдите, — громко сказала Лисанна.

Он застыл, полураздетый, его лицо вспыхнуло.

— На колени. Поперёк моих. Животом вниз, — прошептала она.

Дверь начала открываться. Проклиная всё, он рухнул на колени и лёг поперёк её бёдер, выставив на обозрение свою обнажённую задницу. Вошла служанка с подносом. Увидев эту сцену, девушка густо покраснела и, опустив глаза, быстро поставила поднос на столик.

— Ваш ужин, миледи.

— Спасибо, можешь идти.

Её рука в этот момент медленно, собственнически поглаживала его ягодицу. Риан чувствовал на коже её прикосновение и полный смущения взгляд служанки. Это было чистое, концентрированное унижение.

Когда дверь закрылась, Лисанна без предупреждения нанесла первый шлепок.

— Считай, — приказала она.

— Один, — выдохнул он.

Шлепок.

— Два.

Она била его ровно двадцать пять раз, после чего скинула на пол.

— Ремень. Принеси.

Он на четвереньках пополз к стулу. Пока он полз, она взяла алую шёлковую ленту с подноса. Когда он протянул ей ремень, она отложила его.

— Хороший мальчик. Теперь замри.

Его член, твёрдый от смеси унижения и возбуждения, торчал вверх. Она взяла ленту и ловкими пальцами обвязала её вокруг него у самого основания, завязав сверху кокетливый бант.

— А теперь, — её голос стал ниже, — сядь на подлокотники кресла. Ноги разведи. Широко.

Он подчинился, усаживаясь в до нелепого уязвимую позу. Его член с алым бантом оказался прямо перед её лицом. Она легко огладила его, затем наклонилась и начала оставлять метки на его теле — цепочку тёмных засосов на внутренней стороне бёдер.

— Опиши свои ощущения, — приказала она. — Собьёшься — тебе не понравится.

— Я… чувствую твои губы… горячие… и твои зубы… немного больно… Член… он горит, лента… тугая, давит… Кожа на бёдрах горит… Я чувствую твой взгляд…

Она без предупреждения сжала его член. Он дёрнулся.

— Ты сбился, — прошептала она и резко начала проводить рукой вверх и вниз. Одновременно она наклонилась и сильно укусила его сосок.

— Агх! — стон сорвался с его губ.

— Плюс наказание, — прошептала она ему в губы. — Продолжай рассказ.

Он задыхался.

— Твоя… рука… быстрая… я на грани… сосок горит… больно… Ты пахнешь… дымом и сталью…

Вдруг она прекратила движения и опустила голову. Он почувствовал её горячее дыхание на головке члена, а затем она поцеловала его и медленно вобрала в рот.

— А-а-ах… Лисанна… — громко застонал он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ещё наказание, — прохрипела она, не отрываясь. Её губы и язык стали требовательнее.

— Лисанна, прошу… — стонал он, его разум плавился.

Она оторвалась, её губы блестели.

— Что ты хочешь?

— Позволь кончить… умоляю…

Её глаза сверкнули.

— Нет.

Одним резким движением она скинула его с подлокотников. Он упал на пол, ожидая следующего приказа.

— Раздень меня.

Он поднялся на колени, потянулся руками к её рубашке.

Шлёп!

Её удар по его рукам был резким.

— Я разве сказала руками? — в её глазах мелькнул опасный огонёк. — Ртом. Губами. Начинай.

Он замер, а затем медленно наклонился. Зубами ухватился за край её рубашки, чувствуя, как она запустила пальцы в его волосы и жёстко сжала их. Сладкая боль от натянутых корней прокатилась по телу.

— П-позвольте снять штаны, госпожа.

— Позволяю. Так же, без рук.

Он зубами цеплялся за грубую ткань её штанов, стягивая их вниз. Когда он сделал это, то почувствовал пьянящий, мускусный запах её возбуждения. Он инстинктивно уткнулся лицом ей в промежность.

— М-можно… доставить вам удовольствие?

Её рука жёстко сжала его волосы, оттягивая голову назад.

— Нет.

Она оттолкнула его. Одним движением сняла бельё и подошла к нему. А затем села прямо на его член, зажимая его между горячих, влажных бёдер, но не давая проникнуть. Она начала медленно двигаться, её лобок тёрся о его головку.

— Опиши ощущения от каждого моего действия. Собьёшься три раза, и я запрещу тебе кончать. Пока я не решу. Начинай.

— Твой вес… давит… тяжёлый, горячий… Твои бёдра… сжимают мой член… Кожа горит…

Пока он говорил, она с нажимом провела ногтями от его шеи до лобка. Четыре огненные линии.

— Агх… — он застонал, замолчав.

— Это раз. Продолжай.

— Твои ногти… острые… царапают… Больно, но… помогает сосредоточиться… Твоя влага, она обжигает… Член… он сейчас взорвётся…

Она легла ему на грудь, оставляя на его шее и ключицах медленные, всасывающие поцелуи, каждый заканчивался резким укусом.

— Ты… лежишь на мне… я чувствую, как бьётся твое сердце… оно спокойное… Твои губы… влажные… зубы… острые… Ты помечаешь меня… — он снова сбился, когда её укус на его соске стал особенно сильным.

— Это два. Продолжай.

Его голос превратился в хриплый шёпот.

— Сосок горит… пульсирует… Ты… ты везде… Я больше… не могу…

Он замолчал, уверенный, что проиграл.

— Я прощу тебе этот промах, — прошептала она обманчиво-мягко. — Но следующего не будет. Продолжай.

Прежде чем он успел осознать, она вобрала в себя его напряжённую до предела плоть. Мир взорвался. Она ласкала его ртом, и в её движениях была не только власть, но и голод. На миг она оторвалась. Её рука скользнула ниже и сжалась на его яйцах. Хватка была твёрдой. Она с силой оттянула их вниз. Мир взорвался острой, тошнотворной болью.

— Не молчи, — приказала она, сжимая сильнее. — Я. Сказала. Говори.

— А-а-ах… Больно… Лисанна… отпусти…

— Нет. Опиши.

— Они… — он задыхался, слёзы выступили на глазах. — Они сейчас… лопнут… Горячо… тянет… Пожалуйста…

— Хорошо.

И, не отпуская его, она снова накрыла его член ртом. Он оказался в аду смешанных ощущений, где ее рот дарил райское наслаждение, а рука на его яйцах удерживала в муках. Он потерял себя. Именно в этот момент её хватка стала невыносимой, заставив его закричать, но она тут же зажала ему рот свободной рукой.

— Теперь замолчи. Ни звука.

Она возобновила ласки с удвоенной силой, безжалостно гнала его к финалу. Он хотел кричать, но её приказ был выжжен в его мозгу. Он до крови закусил губу. Он не выдержал. Его тело содрогнулось в последней, мощной конвульсии. Оргазм был беззвучным взрывом.

Всё было кончено.

Она отстранилась, наблюдая, как он лежит, полностью разбитый. Его тело было покрыто её метками, губы — его собственной кровью. Он был сломлен. Он был идеален.

Она медленно, с удовлетворением, вытерла губы тыльной стороной ладони. Урок был окончен. И на этот раз она была уверена, что он усвоил его навсегда.

Она приподнялась, разрывая мучительный контакт. Он протестующе, сдавленно простонал. Её пальцы нашли алую ленту на его члене и сорвали её. Резкая, режущая боль от тугой ткани, впившейся в кожу, стала детонатором для новой, неистовой волны возбуждения.

Прежде чем он успел прийти в себя, она снова резко опустилась на него, насаживаясь с силой, от которой у него потемнело в глазах. Их бёдра столкнулись с мокрым шлепком. Она жёстко схватила его волосы, наматывая их на кулак.

— Двигайся, — приказала она, её голос был хриплым от возбуждения. — И не отводи взгляд от меня.

Он начал подкидывать бёдра навстречу ей. Его руки нашли её бёдра, пальцы впились в её кожу, сжимая до синяков, владея, требуя. Он смотрел прямо в её глаза, и она смотрела в ответ. В его взгляде больше не было ни страха, ни мольбы, а лишь тёмный, первобытный голод. Вызов. Статус жертвы исчез, уступив место роли партнёра в этом диком танце.

В её глазах горел ответный огонь. Она видела его вызов, и он распалял её. Она сжала его волосы, подтягивая его ухо к своим губам, и прошептала так, что её горячее дыхание смешалось с его стоном:

— Кончай.

Это слово стало для него последней каплей. Его тело забилось в неконтролируемой, яростной конвульсии. Он выплёскивал в неё своё семя, крича её имя. И, чувствуя, как его горячая сперма обжигает её изнутри, как его тело содрогается под ней, она тоже кончила. Её стон был коротким, гортанным, как рык хищницы.

Она рухнула на него, тяжело дыша. Он впал в сабспейс, его тело полностью обмякло.

Она медленно приподнялась, осматривая его. Её удовлетворение было почти осязаемым. Она смотрела на своё творение: его тело, покрытое следами её власти, было её холстом.

Она наклонилась и оставила последний след. Медленный, глубокий, собственнический укус на его плече, там, где его не скроет воротник рубашки. Он дёрнулся даже сквозь туман, и она почувствовала вкус его крови.

Мой

. Её метка. На видном месте.

Глава 28. Метки

Шрам — это не просто след от раны. Это история, написанная на коже, которую может прочесть лишь тот, кто её оставил.

​— Из «Кодекса наемников»

Тишина разбудила Лисанну. После ночи, полной сдавленных стонов, скрипа лежанки и рваного дыхания, безмолвие оглушало.

Рядом кто-то дышал, согревая лежанку чужим, непривычным теплом. Воздух в старой бане был густым, пах потом, сексом и остывающим деревом. Лисанна с усилием открыла глаза. Мир казался серым и расплывчатым. Она лежала на боку под тяжёлыми волчьими шкурами. На краю лежанки, спиной к ней, сидел Риан. Его нагое тело в мутном свете, что пробивался сквозь слюдяное окно, казалось мертвенно-бледным.

Скользнув взглядом по его спине, Лисанна увидела свои метки. Кожа Риана была испещрена следами прошедшей ночи: длинные, багровые царапины от ногтей спускались от плеч к пояснице, а на левой лопатке темнел синяк от укуса. Даже в тусклом свете проступали отпечатки её пальцев на его бёдрах. Риан сидел, низко опустив голову и обхватив её руками. Его плечи мелко, почти незаметно, дрожали.

Первый инстинкт требовал защищаться. Чужое тело рядом — угроза. Рука Лисанны змеёй скользнула под подушку из плаща, нащупывая кинжал. Но тут она снова посмотрела на его спину и замерла в миллиметре от холодной рукояти. На бледной коже чётко виднелись воспалённые полосы от ремня, а ниже — унизительные отпечатки её ладоней. На плече, там, где не скроет воротник, чернел след укуса.

Её метка. На видном месте.

Глубокое, хищное удовлетворение горячей волной прокатилось по телу. Это было не просто напоминание о сексе — это было видимое, неоспоримое доказательство её власти. Он помечен. Он её.

Риан, должно быть, почувствовал её взгляд. Он медленно опустил руки и повернул голову. На одно короткое, беззащитное мгновение Лисанна увидела его настоящее лицо, лишённое всех масок. В его глазах стояла бездонная грусть и тяжёлая, молчаливая обречённость. Она видела свежие следы от пощёчин, разбитую губу. И впервые за шестнадцать лет в сознании Лисанны оформился чуждый, почти немыслимый вопрос:

«Я не переборщила? Тебе не слишком больно?»

Но прежде чем этот предательский звук успел сорваться с губ, его взгляд сфокусировался на ней. Грусть и обречённость утонули в знакомом, тёмном, почти безумном обожании.

— Лисичка, ты проснулась?

Голос был тихим и хриплым. И это слово… «Лисичка». Не «Огонёк», не насмешка, а что-то интимное. Следовало бы ударить его, приказать замолчать. Но она промолчала, впервые решив проигнорировать нарушение.

Он воспринял её молчание как разрешение. Медленно, словно боясь спугнуть, Риан опустил голову ей на колени и уткнулся лицом в низ живота. Лисанна почувствовала его тёплое дыхание на своей коже. Её рука, почти неуверенно, опустилась на его светлые, растрёпанные волосы. Пальцы, привыкшие к стали, зарылись в мягкие пряди.

Он тихо выдохнул и поцеловал её. Не в губы. Его губы коснулись её кожи чуть ниже пупка, и язык медленно провёл по старому шраму. Лисанна вздрогнула. Риан опустился ниже, зарылся носом в её рыжие волосы, глубоко вдыхая мускусный, женский запах. Его язык, горячий и настойчивый, нашёл её плоть.

Он не торопился, его движения были похожи на исследование, на поклонение. Язык медленно обвёл набухшие лепестки, пробуя на вкус её солёную влагу. Тело Лисанны переставало подчиняться. Она выгнулась, бёдра сами подались навстречу его рту, и из горла вырвался сдавленный стон. Он нашёл её клитор и начал дразнить его кончиком языка — медленными, круговыми, сводящими с ума движениями. Её сок, обильный и горячий, стекал ему на подбородок.

Риан оторвался на мгновение, посмотрел на неё снизу вверх с тёмным, обожающим пламенем в глазах. А затем снова накрыл её ртом, но на этот раз жадно, всасывая её клитор и заставляя стонать громче. Мир взорвался белым светом. Тело содрогнулось в глубоком, беззвучном оргазме, и Лисанна зажала рот рукой, чтобы не закричать. Он не остановился, продолжая ласкать её, слизывая её сок, пока последняя судорога не покинула её тело.

Когда дыхание выровнялось, она притянула его к себе. Властно, но не грубо. Поцеловала глубоко, пробуя на его губах вкус самой себя.

— Теперь ты, — прошептала она.

Лисанна сама направила его твёрдый член и медленно, с шипением от наслаждения, насадилась на него до самого основания. Какое-то время они не двигались, просто чувствуя друг друга. Затем она начала движение. Медленно, тягуче, не наказывая, как ночью, а владея. Каждый глубокий толчок вырывал из него стон. Она поднималась почти до конца и снова опускалась, чувствуя, как её влагалище пульсирует вокруг него. Он смотрел, как её упругая грудь колышется в такт их движениям, как блестят капли пота на шрамах.

Происходящее напоминало тёмный, медленный ритуал. Он почувствовал, что снова приближается к краю, и обхватил её бёдра, пытаясь задать свой ритм, но Лисанна лишь усмехнулась и сжала их сильнее, забирая контроль. Она ускорила темп. Он застонал, теряя себя и изливаясь в неё. Вторая, более глубокая волна оргазма прошла по её телу, заставив судорожно сжаться вокруг него.

Она рухнула на Риана, тяжёлая и обессиленная. Он обнял её, чувствуя, как бьётся её сердце. Они лежали молча, укрытые шкурами, и тишина больше не была ни враждебной, ни неловкой. Она была полной.

Через час мир снова стал холодным и функциональным. Они ополоснулись ледяной водой из бочки и позавтракали остатками вчерашнего ужина.

— Нам нужна информация о тропах к Мёртвым Болотам, — сказала Лисанна, затягивая ремни на наручах. — И припасы.

— Будет сделано, госпожа.

Риан снова играл свою роль. Одетый, с обаятельной улыбкой на лице, он отправился в деревню. Лисанна наблюдала за ним из окна. Она видела, как он превращается в Соловья: обменялся шуткой с лесорубами, которые теперь приветствовали его как друга; подарил комплимент жене трактирщика, и та вынесла ему флягу с элем. Он двигался плавно, и лишь едва заметная скованность в пояснице выдавала цену прошлой ночи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А затем он нашёл Марту. Девушка, заметив его, замерла и густо покраснела, опустив глаза. В её взгляде была смесь смущения, страха и больного любопытства. Риан, казалось, ничего не заметил. Он подошёл и сказал ей что-то мягкое и ласковое. Марта покраснела ещё сильнее, но рассмеялась — нервно, но искренне. Он превратил её унизительное знание в их общую тайну. Она тут же бросилась собирать для него в дорогу лучшую еду.

Лисанна наблюдала за этой выверенной ложью уже без прежнего раздражения. Она смотрела, как её инструмент, помеченный и настроенный, безупречно выполняет свою работу. Под холодным профессиональным одобрением скрывалось тёмное чувство собственницы. Его талант был её талантом.

Риан вернулся через два часа с узлом еды — хлеб, сыр, копчёная колбаса — и несколькими склянками с целебной мазью.

— Староста рассказал о старой тропе контрабандистов, — доложил он. — А Марта… была очень щедра. И передала это для твоего плеча.

Он выполнил задачу безупречно.

— Хорошо, — кивнула Лисанна, принимая припасы. — Собирайся. Уходим.

Они покинули старый дом, оставив после себя тепло остывающего очага и несколько серебряных монет на столе. Деревня провожала их иначе: лесорубы молча кивали, жена трактирщика помахала рукой. Марта смотрела на Риана долгим, печальным взглядом. На Лисанну никто не смотрел. Они уходили уже не как чужаки, а как гости.

Когда дома скрылись за деревьями, с неба донёсся резкий крик. Высоко над ними кружил Террен. Стая снова была в сборе. Они двинулись на восток, по едва заметной тропе контрабандистов. К Мёртвым Болотам.

Глава 29. Дыхание Болота

Враги молчат, потому что им нечего сказать. Свои молчат, потому что слова больше не нужны.

— Поговорка пограничных старост

Тропа контрабандистов, о которой рассказал староста, поначалу была едва заметной — старым шрамом на теле леса. Но вскоре она превратилась в чёткий, хоть и заросший, путь на восток. Лес вокруг становился всё более диким и тёмным, а земля под ногами — влажной, пахнущей прелью.

​

Они шли молча. Но это было уже не то враждебное и неловкое молчание, что раньше. Новая тишина была густой, тяжёлой, почти осязаемой. Она была наполнена невысказанными воспоминаниями о боли и удовольствии, о власти и подчинении, о странной, тёмной нежности, родившейся в тепле старого дома. Эта тишина стала их негласным договором.

​

Лисанна шла впереди, и её мир изменился. Она по-прежнему сканировала лес в поисках угрозы, её слух ловил каждый треск ветки, а взгляд — каждое движение в тенях. Но теперь к её чувствам добавилось новое измерение. Присутствие Риана за спиной ощущалось не как угроза или обуза, а как данность. Как собственная тень.

​

Лисанна улавливала ритм его шагов, не столько слыша, сколько чувствуя вибрацию земли. Ей казалось, она знала, как он дышит, когда тропа идёт в гору. Она была уверена, что если сейчас споткнётся на этом скользком, покрытом мхом корне, его рука её подхватит.

​

Эта мысль, явившаяся из ниоткуда, заставила её на мгновение замереть. Мысль была одновременно и тревожной — намёк на зависимость, которую она не могла себе позволить, — и странно, до дрожи в коленях, успокаивающей. Впервые за шестнадцать лет за её спиной шёл тот, кто не хотел вонзить в неё нож.

​

Она продолжила путь, заталкивая это непривычное чувство поглубже, в самый тёмный угол сознания.

Риан шёл за ней, наблюдая, как уверенно она движется по едва заметной тропе, словно родилась в этом лесу. Иногда, когда Лисанна думала, что он не смотрит, Риан замечал, как она незаметно разминает левое плечо — то самое, в которое впивался тяжёлый шест, когда она вытаскивала его из болота.

​

Она остановилась, чтобы проверить натяжение тетивы на луке. Свет, пробившийся сквозь мохнатые лапы елей, упал на её лицо. На мгновение Риан увидел под маской Призрака и воительницы просто уставшую женщину с тонким, серебрящимся в тусклом свете шрамом на брови. Женщину, которая спасла ему жизнь, заплатив за это своей силой. Которая спала на его груди, доверчиво и беззащитно.

​

Риан захотел спросить. О Дозоре. Об её отце. Об огне, который он видел в её глазах в хижине ведьмы. Он хотел сказать, что ему жаль. Хотел разорвать этот тяжёлый договор молчания.

​

— Лисанна…

​

Слово сорвалось с его губ тихим, хриплым шёпотом.

​

Она замерла, её плечи напряглись, и медленно повернула голову. В её янтарных глазах не было ни злости, ни раздражения. Лишь молчаливый, настороженный вопрос. В этот момент она просто ждала.

​

Риан стиснул зубы так, что заходили желваки, проклиная себя за минутную слабость. В последний момент он сказал не то, что хотел.

​

— Твоё плечо, — произнёс он, кивнув на её руку, державшую лук. — Болит?

​

Она проследила за его взглядом. На долю секунды в её глазах промелькнуло разочарование, но оно тут же исчезло, сменившись привычным льдом. Лицо снова стало непроницаемой маской.

​

— Нет, — коротко солгала она и, отвернувшись, продолжила путь.

​

Возможность для разговора была упущена.

Лагерь той ночью они разбили в узкой расщелине между скалами, укрывшись от пронизывающего ветра. Костёр разводить не стали — слишком рискованно. Ели холодное, жёсткое мясо в полной, ледяной темноте, прислушиваясь к каждому шороху ветра. Террен не возвращался, выслеживая где-то в чёрном небе их невидимого врага.

​

— Я первая на дежурстве, — сказала Лисанна, когда они закончили. Её голос был тихим, но твёрдым. Она села, прислонившись спиной к холодному камню и положив меч поперёк коленей.

​

Риан лёг, завернувшись в свой плащ, но знал, что не уснёт. Он лежал и смотрел на её тёмный силуэт на фоне далёких звёзд.

​

Прошёл почти час. Тишина давила на уши. И вдруг Лисанна нарушила её первой.

​

— Почему ты назвал меня так? — её голос в темноте был почти неразличим. — Тогда, утром.

​

Риан не сразу понял, о чём она. Его мозг, привыкший к уловкам, начал было искать подвох.

​

— «Лисичка»?

​

— Да.

​

Он не ожидал этого вопроса. Думал, этот разговор навсегда похоронен под её ледяным молчанием. Он мог бы солгать, но в этой темноте, после всего, что было, ложь казалась неуместной.

​

— Не знаю, — честно ответил Риан. — Когда я впервые увидел тебя в той таверне в Айзенгарде, ты была тенью в углу, вся в сером и чёрном. Но твои волосы… они горели в тусклом свете. Словно лисий хвост, мелькнувший в сумерках. Что-то дикое, яркое в этом сером мире. Оно просто… прилипло.

​

Она долго молчала. Так долго, что Риан уже подумал, что она пожалела о своём вопросе.

​

— Мою мать так звали, — наконец произнесла она. Так тихо, что он едва расслышал её сквозь шум ветра. — В нашей деревне. За волосы.

​

И снова наступила тишина. Но теперь она была другой — хрупкой, почти звенящей. Он только что, сам того не зная, коснулся самого тёплого и самого болезненного её воспоминания.

​

Риан ничего не ответил. Любые слова сочувствия были бы пошлыми.

​

Он просто лежал в темноте и чувствовал, как груз на его душе стал ещё тяжелее.

На следующий день к полудню лес начал редеть, а твёрдая земля превратилась в хлюпающую кашу. Запах хвои и влажной земли сменился другим — тяжёлым, застойным запахом гнили и тины. Они вышли к границе Мёртвых Болот.

​

Низко над землёй стлался густой, молочный туман, превращая редкие, скрюченные деревья в силуэты висельников. Тишина здесь была гнетущей, нарушаемой лишь монотонным жужжанием мошкары.

​

— Прелестное место, — пробормотал Риан, отмахиваясь от насекомых. — Так и ждёшь, что из тумана выйдет тварь с перепончатыми лапами и предложит вечную любовь.

​

Лисанна не ответила, но её рука легла на рукоять меча. Она тоже чувствовала, что за ними наблюдают холодные, немигающие глаза.

​

Они шли несколько часов. Каждый шаг был риском. Один раз Риан уже занёс ногу, чтобы ступить на обманчиво твёрдый островок зелёного мха, но рука Лисанны резко схватила его за плечо, дёрнув назад.

​

— Не туда, — коротко бросила она. Кончиком ножа она указала на островок, а затем нашла палку и ткнула в мох. Палка без сопротивления ушла в топь на всю свою длину. — Сюда.

​

Она указала на едва заметные остатки старой гати — полусгнившие брёвна, утонувшие в грязи.

​

— Кто-то ходил здесь. Давно.

​

Они пошли по остаткам этой призрачной дороги. Через час они увидели тёмный, почти сливающийся с туманом силуэт, выраставший прямо из трясины. Это был каменный остов старой дозорной башни. Она сильно накренилась, её нижняя часть утонула в чёрной воде, но верхние этажи всё ещё держались, глядя на мир пустыми бойницами.

​

На одном из камней у основания башни они увидели полустёртый, покрытый мхом символ. Спираль.

​

Лисанна замерла. Она медленно протянула руку и коснулась камня. Под шершавым мхом чувствовались знакомые изгибы, вырезанные сотни лет назад. Такие же, как на её амулете.

​

— Дозор, — выдохнул Риан, глядя на её лицо. — Они были даже здесь.

​

— Они следили, — глухо сказала Лисанна, не отрывая взгляда от тёмных окон башни. — Вопрос — за чем?

Осторожно, проверяя каждый камень, они подобрались к башне. Вход был затоплен зловонной водой, но с другой стороны можно было забраться в бойницу второго этажа, цепляясь за выступы в скользкой кладке. Лисанна взобралась первой и помогла ему подняться.

​

Внутри царил полумрак и пахло запустением. Сквозь дыры в крыше сочился серый свет, выхватывая из темноты горы гнилых тряпок, сломанную мебель и толстый слой пыли, смешанной с птичьим помётом.

​

— Похоже, здесь давно никого нет, — сказал Риан, и его голос гулко разнёсся в тишине.

​

— Не будь так уверен.

​

Шёпот Лисанны был резким. Она указала ножом на пол. В пыли виднелись свежие следы. Не человеческие. Широкие, трёхпалые, с глубокими отпечатками длинных когтей.

​

Пока Риан, похолодев, смотрел на следы, Лисанна уже сканировала помещение. Её взгляд остановился на углу, где под грудой истлевших карт стоял окованный железом сундук.

​

Замок проржавел и рассыпался в пыль от её прикосновения. Внутри, завёрнутый в промасленную кожу, лежал толстый вахтенный журнал.

​

Страницы слиплись от сырости, чернила расплылись, но кое-что можно было разобрать. Риан склонился над пергаментом, осторожно перелистывая хрупкие страницы. Лисанна не читала. Она стояла у бойницы, глядя в туман, её рука лежала на рукояти меча.

​

— Они называли это место «Тихая Трясина», — прошептал Риан. — Записи обрывочны… «…снова видели движение в топи… оно подражает звукам… крикам птиц… человеческому плачу… заманивает неосторожных…» — он перевернул слипшуюся страницу. — Вот. «…культ… Змей снова поднял голову… они поклоняются твари… ищут спящего… пытаются его разбудить…»

​

Риан поднял на неё испуганный взгляд. Тварь в болоте и культисты были заодно.

​

Внезапно Лисанна выпрямилась, её рука метнулась к рукояти меча.

​

— Что? — прошептал Риан.

​

— Тихо.

​

Она прислушалась. Снаружи, из тумана, донёсся тихий, надрывный плач, похожий на плач ребёнка.

​

Риан поднял голову от журнала, его лицо побледнело.

​

— Это… — начал он, вспомнив строки из журнала.

​

— Ловушка, — закончила она ледяным шёпотом.

​

Плач стал громче, ближе. Он был полон такого отчаяния, что хотелось броситься на помощь, но в нём была и фальшивая, повторяющаяся нота, от которой по коже пробегал холодок.

​

Лисанна медленно двинулась к бойнице и выглянула наружу. В густом тумане ничего не было видно. Но она заметила движение. Что-то большое, тёмное, бесформенное шевелилось в серой мгле, медленно приближаясь. Плач доносился оттуда.

​

Она беззвучно отступила от окна.

​

— Уходим. Сейчас же. Через крышу.

​

В тот миг, когда она это сказала, плач резко оборвался. Наступила оглушающая тишина. А затем снизу, с затопленного этажа, раздался громкий, влажный шлепок.

​

Оно было уже внутри.

​

Они замерли, глядя на тёмный люк в полу. Из него потянуло густой вонью тины, гниющей рыбы и падали.

​

Раздался ещё один шлепок. Ближе. Затем — скрежет когтей по камню. Оно поднималось по внутренней стене.

​

Лисанна схватила Риана за руку и потащила к остаткам деревянной лестницы, ведущей на крышу.

​

— Наверх!

Они успели подняться всего на несколько ступеней, когда вонь из люка стала невыносимой.

​

Сначала на краю проёма показалась лапа. Длинная, костлявая, чёрная, с тремя серповидными когтями, которые со скрежетом вонзились в камень. Затем, с влажным, сосущим звуком, тварь вытащила наверх своё тело.

​

Существо было огромным, раздутым, бесформенным. Его тело покрывали комья чёрной грязи, тины и гниющих водорослей, с которых капала вонючая жижа. Оно передвигалось на трёх таких же длинных, костлявых лапах, неестественно изгибавшихся в суставах.

​

Но самое страшное — у него не было головы.

​

На её месте находилась огромная, пульсирующая, покрытая слизью масса с тёмными, бьющимися венами. В центре этой массы с влажным щелчком, как у гигантского насекомого, открылась круглая пасть, полная сотен тонких, игольчатых зубов.

​

И из этой пасти снова раздался тонкий, жалобный детский плач.

​

Пульсирующая масса на мгновение замерла, а затем дёрнулась, поворачиваясь в их сторону. Оно их «увидело».

​

Плач оборвался. Его сменил пронзительный, яростный визг, от которого, казалось, задрожали камни башни.

​

И тварь с дёрганой, паучьей скоростью рванулась к лестнице, её когти оставляли глубокие борозды на каменном полу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 30. Урок анатомии

Урок анатомии прост: если не можешь найти сердце, бей по голосу.

— Поговорка «туннельных крыс» Айзенгарда

Инстинкт

В тот миг, когда визг твари ударил по ушам, мир для Лисанны сузился и замедлился. Её рука мёртвой хваткой вцепилась в воротник рубахи Риана и дёрнула с такой силой, что его ноги оторвались от пола. Она не оттолкнула, а швырнула его за остатки старого, полусгнившего стола. Риан с грохотом врезался в трухлявое дерево, и оно разлетелось на щепки.

​

— Не высовывайся! — рявкнула она, и это был не её голос, а низкий, гортанный рык.

​

Тварь, выбравшаяся из люка, на мгновение замерла. Её раздутое, облепленное грязью тело содрогнулось, а пульсирующая масса на месте головы завибрировала, издавая низкий, утробный гул — существо словно «осматривало» помещение вибрациями. Из круглой пасти вырвался последний, жалкий всхлип детского плача. Затем гул оборвался.

​

И тварь рванулась вперёд.

​

Её скорость была неестественной, дёрганой. Существо не бежало, а переставляло свои длинные, костлявые лапы в жутком, паучьем ритме. Серповидные когти с оглушительным скрежетом вгрызались в каменный пол, высекая искры и оставляя глубокие борозды. Тело, похожее на мешок с гнилью, текло над полом, почти не касаясь его.

​

Лисанна не отступила. В её руке с сухим, поющим звуком ш-шинг появился меч. Она присела ниже, её тело превратилось в сжатую пружину, и шагнула навстречу твари.

​

Лисанна встретила атаку, не блокируя, а уходя в сторону неуловимым движением. Её меч со свистом рассёк воздух. Лезвие вошло в раздутое, покрытое тиной тело, как нож в мешок с тухлятиной. Не было ни хруста костей, ни звона о броню — лишь глухой, омерзительный, влажный ХЛЮП. Из раны брызнула не кровь, а густая, чёрная, воняющая болотом жижа.

​

Тварь даже не замедлилась. Рана на её боку сомкнулась с той же скоростью, с какой была нанесена. Существо развернулось, и его передний коготь прочертил в воздухе смертоносную дугу. Лисанна отскочила назад, спиной с силой врезавшись в каменную стену.

​

СКРЕЖЕТ!

​

Когти, прошедшие в дюйме от её лица, с визгом вспороли камень, оставив три глубокие, дымящиеся борозды. Воздух наполнился запахом жжёного камня.

​

Она выругалась сквозь зубы. Обычные удары были бесполезны. У этой твари не было жизненно важных органов. Ни шеи, чтобы перерезать, ни сердца, чтобы пронзить. Это была просто ходячая, голодная гниль.

​

— Она тебя не видит! — отчаянно крикнул Риан из-за обломков стола. — Она слышит! Твоё дыхание, стук сердца!

​

Риан был прав. Лисанна замерла, и в тот же миг тварь тоже застыла. Пульсирующая масса была направлена точно ей в грудь. Существо не смотрело. Оно слушало биение её жизни. Быть живой означало быть мишенью.

​

Тварь снова издала пронзительный визг. Но на этот раз Лисанна заметила: за долю секунды до визга вены на пульсирующей массе набухли, а в самом её центре что-то сжалось, как уродливый кулак. Это был её звуковой орган. Её уязвимое место.

​

Лисанна снова атаковала, но теперь её меч был нацелен не в бесформенное тело, а в это сплетение вен.

​

Тварь дёрнулась, уводя «голову» с линии удара, и взмахнула сразу двумя лапами. Лисанне пришлось откатиться в сторону, и она оказалась зажата в углу, между бойницей и грудой гнилых тряпок.

​

Существо медленно двинулось на неё, загоняя в ловушку. Из его пасти снова полился тонкий, жалобный детский плач. Звук бился о стены башни, проникал в мозг, парализуя волю.

​

Риан видел, что она в западне. Он должен был что-то сделать.

​

Он вытащил нож и, не раздумывая, с силой ударил плашмя по старому медному котлу, валявшемуся рядом.

​

ДЗЗЗЫЫЫЫНННННЬ!

​

Громкий, чистый, вибрирующий звук наполнил башню, как удар колокола.

​

Реакция твари была мгновенной.

​

Жалобный плач оборвался на полуслове. Существо содрогнулось, как от удара молнии, и его пульсирующая масса резко дёрнулась в сторону нового, болезненного звука. Полностью дезориентированная тварь развернулась к Риану, на одно мгновение подставив Лисанне свой незащищённый бок и уязвимое сплетение вен.

​

Этого мгновения ей было достаточно.

​

Лисанна вырвалась из угла, как стрела. Она держала меч не для удара, а для укола — как жало, нацеленное в одну точку. Она не стала бросать нож или пытаться дотянуться мечом. Она прыгнула.

​

Оттолкнувшись ногой от стены, она взобралась на подоконник бойницы и оттуда, как хищная птица, бросилась на спину существу.

​

Её сапоги с отвратительным хлюпом по щиколотку погрузились в склизкую, колышущуюся массу. Под ногами было как в трясине. Удушающая вонь гнили ударила в нос. Она едва не соскользнула, но, вцепившись пальцами свободной руки в комья грязи и водорослей, удержала равновесие.

​

Тварь взревела — глубоким, булькающим рёвом агонии. Она начала дико метаться по комнате, врезаясь в стены, пытаясь стряхнуть или раздавить её.

​

Лисанна опустилась на одно колено, чтобы удержаться. Она была прямо над своей целью, видя, как бешено пульсирует узел чёрных вен прямо под ней.

​

Она подняла меч обеими руками, направив острие вниз.

​

И, издав свой собственный, яростный крик, она нанесла один-единственный, точный удар, вкладывая в него весь свой вес.

​

ХРЯСЬ!

​

Меч по самую рукоять вошёл в пульсирующую массу со звуком рвущейся плоти.

​

На мгновение тварь замерла. Затем из раны ударил фонтан густой, чёрной жижи, окатив Лисанну с головы до ног.

​

Существо издало последний, оглушительный, булькающий визг, который затих, перейдя в хрип. Его костлявые лапы подкосились. Огромное тело рухнуло, и последняя судорога сбросила Лисанну на каменный пол.

​

В башне наступила тишина. Нарушаемая лишь звуком капающей с её лица и оружия чёрной жижи.

Визг, который издала тварь, не был похож на крик живого существа. Это был скрежет, полный нечеловеческой боли и ненависти, от которого, казалось, вибрировал сам воздух. Затем визг оборвался.

​

Тело существа содрогнулось в последней конвульсии. Оно вздулось, и из десятка новых дыр с шипением вышел болотный газ. А затем обмякло, сдулось, как проткнутый пузырь, и превратилось в гору гниющей плоти, которая тут же начала расползаться огромной чёрной лужей.

​

Лисанна, стоя на коленях и тяжело дыша, с отвратительным хлюпом вытащила свой меч из расползающейся массы. Она была вся в чёрной, липкой, тошнотворно пахнущей слизи. Она спрыгнула на пол и, пошатываясь, прислонилась к стене.

​

Риан осторожно выбрался из-за своего укрытия. Его лицо было бледным. Он посмотрел на неё — покрытую ошмётками монстра, дрожащую от напряжения, — а затем на то, что осталось от твари.

​

— В следующий раз, когда услышу плачущего ребёнка в болоте… — прохрипел он, сглатывая. — Пройду мимо.

​

Она не ответила, просто сидела и пыталась дышать. Адреналин отхлынул, и на неё навалилась чудовищная усталость. Каждый мускул её тела кричал от боли.

​

Риан подошёл к тому месту, где они нашли журнал. Он лежал на полу, забрызганный чёрной слизью. Риан брезгливо вытер его краем плаща и подошёл к ней.

​

— Мы должны уходить, — тихо сказал он. — Этот визг… его могли слышать на том берегу.

​

Лисанна медленно кивнула. Она посмотрела на свои руки, на меч — всё было в этой отвратительной жиже.

​

— Вода, — прохрипела она.

​

Они выбрались из башни и спустились к чёрному, неподвижному озеру. Над ними беспокойно кружил Террен, издавая короткие, тревожные крики. Лисанна знала этот крик — это было новое предупреждение. Ворон видел что-то, чего не видели они.

​

Лисанна, не колеблясь, зашла по колено в ледяную воду и начала смывать с себя и с оружия грязь и слизь твари.

​

Риан стоял на берегу, прижимая к груди вахтенный журнал, и глядел на неё. Она стояла в чёрной воде, и серый, туманный свет отражался от её мокрой кожи и тёмно-рыжих волос. Она только что в одиночку убила ночной кошмар, живший здесь сотни лет, и теперь просто смывала его с себя, как обычную грязь.

​

И Риан не мог отделаться от мысли, что она — порождение той же древней, жестокой сказки, что и убитая ею тварь. Только пока что — на стороне людей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 31. Голос с неба

Чёрная, маслянистая вода Мёртвых Болот была ледяной. Этот обжигающий холод приносил облегчение, смывая не только липкую, воняющую гнилью слизь твари, но и остатки адреналина, от которого всё ещё дрожали руки. Сознание прояснялось, возвращаясь к твёрдой реальности.

Лисанна зашла по пояс. Двигалась медленно, ритуально. Механически погружала руки в тёмную воду и смывала с себя грязь и кровь — свою и чужую. Каждый раз, когда пальцы касались кожи, по телу пробегала дрожь от боли и усталости. В памяти снова и снова всплывало, как её меч пробивает пульсирующую плоть, а предсмертный визг твари вибрирует в костях.

Риан молча стоял на берегу, не двигаясь. Он наблюдал.

Туманный свет обрисовывал силуэт Лисанны: напряжённую линию плеч, капли воды, стекающие по шее в ложбинку между ключицами. Перед ним была не просто женщина, смывающая грязь. На её теле старые белые шрамы смешивались со свежими красными царапинами. Карта её жизни. Она сама казалась оружием, прошедшим через ад и теперь остывающим в ледяной воде. И в то же время это была та, что спала на его груди.

Риан хотел что-то сказать, нарушить густую тишину, но слова застревали в горле. Любое слово сейчас казалось бы пошлым и неуместным. Он понял, что лучшее, что он может сделать — это молчать.

Лисанна зачерпнула пригоршню воды и плеснула на лицо. Когда ледяные струи коснулись её спины, она резко и сдавленно вскрикнула. Не от холода — от острой, режущей боли, которая пронзила онемевшее тело, как раскалённая игла.

Адреналин, служивший анестезией, окончательно отступил, и тело предъявило свой счёт.

Она неуклюже, с болезненной гримасой, повернулась, пытаясь дотянуться до спины. Пальцы, скользнув по мокрой коже, нащупали не гладкую поверхность, а длинную, глубокую рану. Это была не просто царапина, а рваная, воспалённая борозда, оставленная когтем. Рана шла наискось, от левой лопатки почти до поясницы. Под пальцами чувствовалась липкая, тёплая кровь, смешивающаяся с водой.

Лисанна вспомнила последнюю, предсмертную конвульсию твари и ощущение чего-то острого на спине. В пылу битвы она этого даже не заметила. «Неосторожно», — пронеслась в голове холодная, злая мысль, направленная на саму себя.

— Ты ранена.

Голос Риана прозвучал у неё за спиной. Он подошёл к самой кромке воды. В его голосе не было ни иронии, ни паники, только констатация тяжёлого, неоспоримого факта.

— Царапина, — прошипела Лисанна, пытаясь выпрямиться. Но это была ложь, и оба это знали.

Раскалённый штык боли прошёл вдоль позвоночника, и мышцы спины свело спазмом, заставив её снова согнуться.

— Дай посмотреть.

Риан шагнул в ледяную воду, не обращая внимания на то, как она заливается в сапоги. Голос его был низким и лишённым всякой игры.

— Я в порядке.

Слова прозвучали резко, обрубленно. Лисанна инстинктивно попыталась прикрыть рану рукой, спрятать уязвимость.

— Лисанна.

Её имя, произнесённое без флирта и иронии, прозвучало твёрдо и настойчиво.

— Выйди из воды. Немедленно. В этой гнили любая царапина — верное заражение крови. Поднимется лихорадка, и плоть сгниёт на костях. Ты знаешь это.

Она колебалась. Инстинкты, отточенные годами одиночества, требовали оттолкнуть его за то, что он посмел увидеть её слабой. Но опыт выживания в диких землях подсказывал, что Риан прав.

Стиснув зубы, Лисанна медленно вышла на берег, оставляя на камнях мокрые, кровавые следы. Она стояла перед ним, дрожа от холода и сдерживаемой боли, спиной к нему.

— Повернись, — тихо, но властно приказал он.

И она, помедлив, подчинилась. Это движение далось ей с огромным трудом. Она почувствовала себя беззащитной, как раненый зверь.

Риан подошёл вплотную. Лисанна ощутила его тепло за спиной, а затем его пальцы — осторожные, почти невесомые — коснулись края её мокрой, разорванной рубахи. Движение было выверенным. Он аккуратно оттянул холодную ткань от раны, и она с шипением втянула воздух, когда холод коснулся ободранного мяса.

— Боги… — выдохнул он. В его тихом шёпоте слышался неподдельный ужас. — Это не царапина. Глубокая. Рваная.

Лисанна молчала. Стоять так под его взглядом было интимнее и страшнее их прежних столкновений.

Власть полностью перешла в его руки, и это пугало.

— Нужно промыть спиртом и перевязать, — сказал Риан тоном, не терпящим возражений. — Сейчас же.

Внезапно с неба, прорезая туман, донёсся крик. Резкий, отрывистый, полный яростной тревоги. Крик Террена.

Лисанна мгновенно забыла о боли и своей уязвимости. Адреналин снова ударил в кровь. Она резко обернулась, рука метнулась к рукояти меча, а глаза, затуманенные болью, стали ясными и острыми.

— Что там?

— Я не знаю, — её голос снова стал стальным. Она запрокинула голову, пытаясь разглядеть сокола сквозь серую пелену. — Он летит сюда. Быстро.

Тёмная точка материализовалась из мглы, стремительно увеличиваясь. Террен летел низко и отчаянно, яростно работая крыльями.

Крик повторился, теперь совсем близко. Резкая трель пронзила тишину: пять коротких, пронзительных звуков и один долгий, затихающий. Это было донесение.

Лицо Лисанны превратилось в ледяную маску. Она пошатнулась от боли в спине, но тут же выпрямилась.

— Культисты, — выдохнула она.

Лисанна посмотрела на Риана, и в её глазах отразилась ясность новой, ещё более страшной угрозы.

— Они вышли на наш след. И они гораздо ближе, чем я думала. Визг твари, — её голос был хриплым. — Они его услышали.

Она бросила быстрый взгляд: на свою кровоточащую рану, на бледное, но решительное лицо Риана, на серый туман, в котором затаилась новая смерть.

Времени не было. Ни на перевязку, ни на отдых.

— Собирай всё, — приказала Лисанна, натягивая на ходу мокрую, липкую от крови рубаху. Она зашипела, когда грязная ткань коснулась сырого мяса на спине. — Уходим. Прямо сейчас. Через болото, на восток. Это единственный шанс оторваться.

Не дожидаясь ответа, она схватила лук и сумку. Каждый шаг вбивал в позвоночник раскалённый гвоздь, но она бросилась вперёд, в топь, где начиналось бесконечное царство тумана.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Риан не колебался. Схватив их скудные пожитки и бросив последний взгляд на башню, он последовал за ней. Через мгновение их фигуры растворились в серой мгле.

А позади, на берегу чёрного озера, осталась лежать маленькая, мёрткая мышь с аккуратно сломанной шейкой. Подарок Террена своей раненой хозяйке, который она не успела принять. Непринятый дар — свидетельство короткого, хрупкого мира, который снова был разрушен.

Глава 32. Язык сокола

Зверь уходит умирать в одиночестве.

Человек, чтобы выжить, должен позволить другому коснуться своей раны.

Из трактата философа Лиониса Крайса.

Продвижение вперёд было отчаянным, вязким барахтаньем в гнилой топи. Каждый шаг требовал нечеловеческих усилий. Холодная, чавкающая жижа засасывала ноги по щиколотку, цепляясь за сапоги мёртвой хваткой. Туман был плотным и удушающим, как мокрый саван. Он лип к коже и слепил глаза, оставляя лишь серое марево и хрип их собственного дыхания.

Они двигались на восток, полагаясь лишь на чутьё Лисанны. Она шла первой, согнувшись почти пополам от раздирающей боли в спине. Риан видел, как её плечи содрогаются при каждом движении, и слышал тихие, сдавленные стоны. Мокрая рубаха прилипла к спине, и сквозь разорванную ткань расползалось тёмное пятно. Кровь, смешанная с потом и болотной водой, сочилась из раны.

Риан впервые чувствовал не просто страх или восхищение, а холодную, грызущую беспомощность. Лисанна была ранена, и всё, что он мог — это молча смотреть, как она истекает кровью в этой бесконечной грязи.

Она слабела на глазах. Её шаги, обычно лёгкие, превратились в тяжёлое, спотыкающееся волочение ног. Лисанна всё чаще опиралась на склизкие стволы деревьев, чтобы перевести дух, и каждый раз её дыхание было всё более рваным. Боль в спине была хищником, который вцепился в неё и высасывал жизнь.

Риан шёл за ней, и в нём боролись страх и ярость. Страх перед этим местом, перед погоней, перед её слабостью, которая казалась чем-то невозможным. И ярость. На Лисанну — за её упрямое, самоубийственное молчание. И на себя — за своё бессилие.

Они остановились под корнем старой ивы, похожим на костлявую руку. Лисанна прислонилась к склизкому дереву и медленно, с тихим стоном, сползла на землю. Её лицо в сером свете было почти прозрачным, на лбу выступила испарина.

— Нам нужно укрытие, — сказал Риан. Голос был хриплым. — Пещера. Сухое место. Ты долго не протянешь.

— Здесь нет пещер, — выдохнула она, не открывая глаз. Её голос был едва слышным шелестом. — Только топь.

В этот момент над ними бесшумной тенью пронёсся Террен. Он беззвучно приземлился на ветку над головой Лисанны и издал тихий, встревоженный клёкот, глядя на свою неподвижную хозяйку. Сокол ткнулся клювом в её волосы, но не получил никакой реакции.

Тогда Риан шагнул вперёд, встал прямо под птицей и поднял на неё отчаянный взгляд.

— Эй! — позвал он, почти умоляюще. — Птица! Ты же её глаза. Тебе всё видно. Ей нужно укрытие. Сухое место. Пещера. Можешь найти?

Террен презрительно склонил голову, его чёрный глаз-бусина уставился на Риана, как на бесполезное насекомое.

— Пожалуйста, — добавил Риан тише, отбросив гордость. — Она умирает. Найди нам пещеру.

Сокол молчал. Риан с отчаянием посмотрел на Лисанну.

Она приоткрыла глаза. Её взгляд был мутным, но она видела, как он говорит с её птицей. Не в силах издать свист, она собрала последние силы и тихо щёлкнула языком — звук, которым она подзывала его в детстве.

Террен мгновенно отреагировал. Он посмотрел на неё, затем на Риана, и в его хищных глазах промелькнуло понимание. Сокол расправил крылья и беззвучно растворился в тумане.

Они ждали. Время растянулось. Риан мерил шагами крошечный островок сухой земли, как зверь в клетке, бросая тревожные взгляды на неподвижную Лисанну. Она сидела с закрытыми глазами, экономя каждую каплю жизни.

Террен вернулся минут через двадцать, появившись из мглы, как призрак. Он не сел на ветку, а начал кружить низко над ними, издавая серию резких, требовательных криков. Затем сокол резко набрал высоту, сделал три быстрых круга на запад, вернулся и снова крикнул.

— Что это значит? — спросил Риан. — Он что-то нашёл?

— Да, — тихо ответила Лисанна, не открывая глаз.

— Где?

Террен снова сделал круг и издал другой, более низкий, горловой звук.

— Он злится, что мы не понимаем? — предположил Риан.

Лисанна едва заметно улыбнулась. Эта слабая улыбка на её бледном лице была похожа на трещину на льду.

— Нет. Он описывает. Три круга на запад — это «три лиги на закат», — её голос был слабым, но ясным. — Резкие крики — «скалы». А низкий, горловой звук… — она сделала паузу. — «узкий вход», «темно».

Он нашёл пещеру. В трёх лигах отсюда, в скалистой гряде.

Риан смотрел то на сокола, то на Лисанну, и в его глазах было потрясение. Это была не просто связь человека и зверя. Это была их собственная система координат, карта, нарисованная в небе криком и движением. Даже на грани смерти, она была частью чего-то, что ему никогда не будет доступно.

— Хорошо, — выдохнул он с облегчением. — Тогда пошли.

— Стой, — остановила его Лисанна. Её голос был слаб, но остр. Она снова посмотрела на Террена, который ждал приказа. — Укрытие бесполезно, если мы не знаем, где они.

Она собрала остатки сил и издала новую серию звуков — сложные щелчки языком и почти незаметные движения рукой. Команды. Сокол, издав подтверждающий крик, растворился в тумане, но уже в обратном направлении.

— Я отправила его следить за культистами, — сказала она Риану. — Будет возвращаться каждый час, чтобы доложить.

Лисанна откинулась на ствол дерева, полностью опустошённая. Это усилие стоило ей всего.

— А теперь… — прошептала она, и в голосе была лишь отчаянная нужда. — Помоги мне встать.

Риан подошёл и осторожно положил руки ей на плечи. Он помог ей подняться, принимая на себя часть её веса.

Затем он подставил своё плечо под её, обхватил её за талию. Лисанна вздрогнула и напряглась.

— Я могу сама, — прохрипела она.

Она сделала один шаг, и её нога подкосилась. Слепящая боль заставила её согнуться, и из горла вырвался стон. Она бы упала, если бы не его рука.

— Нет, не можешь, — его голос был твёрдым и отрезвляющим. — Не сейчас. Просто иди. Я тебя удержу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Их путь превратился в пытку. Медленное, спотыкающееся движение сквозь серую мглу. Один шаг. Затем другой. Риан практически тащил её, а она, стиснув зубы, заставляла свои ноги двигаться. Каждый толчок отдавался огненным ударом в ране. Она кусала губы до крови, чтобы не кричать.

Унижение было хуже боли. Она, Призрак, опиралась на него, как калека. Она ненавидела эту слабость, своё тело, которое её предало, и его — за то, что он был свидетелем этого. Но она шла.

Риан чувствовал её дрожь и неестественный жар, исходящий от её тела. Лихорадка уже начинала свою работу. Он не говорил ничего, кроме коротких, отрывистых команд.

— Ещё шаг. Так. Дыши, Лисанна.

Она не отвечала. Она просто шла, превратившись в чистую, упрямую волю в раненом теле. А Риан шёл рядом, став её единственной опорой в этом бесконечном, сером аду.

Глава 33. Пепелище

Не рана на спине заставляет кричать во сне, а та, что в памяти, от которой нет лекарства.

Для Лисанны время растворилось в сером тумане, распавшись на отдельные мучительные мгновения: шаг, вдох, удар боли. Её мир сузился до огненной агонии в спине и твёрдого плеча Риана, за которое она цеплялась, как за единственный якорь.

Лихорадка наступала волнами. Сначала пришёл глубокий, костяной холод, заставляя её дрожать так, что зубы выбивали неконтролируемую дробь. Затем его сменил сухой, удушливый жар, превращая кровь в кипящую смолу. Туман перед глазами приобрёл жёлто-серый оттенок и тошнотворный запах гари.

Она больше не шла по болоту. Она снова бежала по выжженной земле своей деревни. Скрюченные деревья превратились в обугленные стропила её дома, а в мгле мерещились тёмные фигуры железных людей с гербом сокола. Шепот ветра в камышах стал треском пламени.

— Почти пришли, — услышала она сквозь рёв огня незнакомый голос. — Держись, Лисанна.

Она мотнула головой, пытаясь отогнать наваждение. Это был Риан. Но когда она посмотрела на него, его лицо на мгновение исказилось, и она увидела другого — своего наставника, Элвина, тащившего её, восьмилетнюю, из огня. Мир вокруг неё снова горел.

— Они здесь… — прохрипела она высоким, почти детским голосом. — Элвин, они здесь… Железные люди…

— Тихо, Лисанна, — голос Риана пробивался сквозь огненный туман в её голове. Он почти тащил её на себе. — Это просто туман. Мы почти пришли.

— Не лги мне! — её пальцы с лихорадочной силой вцепились в его руку. — Я слышу их! Ты должен был увести меня раньше, Элвин. Ты обещал…

Она замолчала, и её тело обмякло. Риан подхватил её, не давая упасть. Лисанна горела. Её лоб, прижатый к его щеке, был раскалён.

— Держись, Лисичка, — прошептал он уже для себя, его голос был сорван отчаянием. Он был единственным, кто стоял между ней и призраками, пришедшими из огня.

Риан тащил её вперёд, в серую мглу, молясь всем богам, в которых никогда не верил, чтобы скалы, обещанные соколом, оказались реальными.

Погоню он не видел, но чувствовал. Она была в самом воздухе, в жуткой тишине болотных птиц, в напряжении, от которого, казалось, дрожал сам туман. Его аналитический ум, главное оружие, оказался бесполезен. Все его таланты здесь превратились в прах. Осталась лишь грубая, животная физика: шаг, ещё шаг, не упасть.

Она была раскалённым, бессознательным грузом на его плече. Её лихорадочное дыхание обжигало ему шею, а тихий, безумный шёпот — «Элвин… они здесь…» — сводил с ума. Он чувствовал сухой жар её тела даже сквозь мокрую одежду, её поверхностное, частое дыхание — отчаянный трепет угасающей жизни.

Риан смотрел на её лицо с неестественным румянцем, на губы, искусанные до крови. Он понимал с холодной ясностью: если они не дойдут, она умрёт здесь, на его руках. Мысль о потере проводника отошла на второй план. Он боялся потерять именно её. Свой Огонёк. Свой единственный, извращённый, но настоящий якорь в этом мире.

С неба снова донёсся крик Террена. Он кружил низко, затем сделал резкий вираж на юг, издав два коротких, яростных звука.

Лисанна вздрогнула, её глаза на мгновение обрели фокус.

— Быстрее… — прошептала она. — Они нашли… гать. Идут быстрее.

Риан почти побежал, волоча её за собой сквозь чавкающую грязь. Лёгкие горели, мышцы кричали от боли.

Она снова провалилась в прошлое.

— Ты такой сильный, Элвин, — бормотала она. — Но ты не должен был оставлять маму…

Его сердце сжалось. Он тащил не просто её тело, а всю её боль. Он не мог спасти её прошлое, но клялся себе, что спасёт настоящее.

Когда силы были на исходе, он увидел их. Сквозь туман проступили тёмные, мокрые скалы.

— Скалы, Лисанна! — выдохнул он. — Мы пришли!

Он дотащил её до тёмного провала в скале и осторожно опустил на каменный пол. Она тут же свернулась в клубок, сотрясаясь в жестокой дрожи. Риан рухнул на колени у входа, тяжело дыша, и смотрел в серый туман. Они были в укрытии. На время.

В пещере пахло холодной землёй. Риан заставил себя действовать. Сорвал с себя сухой плащ, расстелил его, а затем осторожно перенёс на него Лисанну. Развёл маленький костёр из сухостоя. Робкое пламя заплясало, отбрасывая на стены искажённые тени.

Он подошёл к ней. Лисанна металась в лихорадке, с её губ срывалось имя

«Элвин»

. Мокрая рубаха на спине прилипла к ране. Он знал, что должен её снять и обработать рану, иначе заражение убьёт её.

Достав чистую тряпицу, флягу со спиртом и свой нож, он опустился рядом с ней на колени. Ткань присохла, и, чтобы не причинять лишней боли, он начал осторожно разрезать рубаху вдоль позвоночника.

Когда он отвёл края, то увидел рану. Уродливая, рваная борозда, края которой воспалились и приобрели багрово-синий оттенок. Внутри виднелась грязь. От раны шёл тошнотворно-сладковатый запах заражения. Риан тихо, грязно и бессильно выругался. Ему придётся причинить ей страшную боль.

Внезапно её глаза распахнулись. В них не было узнавания, лишь животный ужас.

— Не трогай меня! — её крик был диким рёвом.

Её рука метнулась и вцепилась ему в горло. Пальцы сжались, как стальные тиски, перекрывая воздух.

В отсветах огня её лицо было перекошено от ужаса. Она смотрела сквозь него.

Риан не стал бороться. Он замер и заставил себя говорить тихо и спокойно.

— Это я, Лисичка, — прохрипел он, чувствуя, как темнеет в глазах. — Это Элвин. Я здесь. Я защищу тебя.

Имя

«Элвин»

заставило её замереть. Хватка ослабла.

— Элвин? — её голос дрогнул, в нём прозвучали детские, плачущие нотки. — Ты… ты вернулся?

Он не мог дышать, чёрные точки плясали перед глазами.

— Я здесь, — повторил он, делая свистящий вдох, и пошёл на риск. — Я здесь, мой огонёк.

Слово «огонёк», её проклятие, произнесённое голосом Элвина, стало спусковым крючком. Безумие в её глазах сменилось мучительной растерянностью. Её лицо исказилось, и она рухнула обратно на плащ, её хватка исчезла. Она снова начала бредить, но теперь это были тихие всхлипы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Риан отполз, отчаянно кашляя. Его горло горело. Он потёр шею, чувствуя наливающуюся кровью багровую полосу. Он, который всю жизнь вскрывал чужие тайны, только что заглянул в её. И увидел там пепелище.

Он снова подошёл. Страх уступил место ледяной решимости. Смочив тряпицу спиртом, он прошептал:

— Сейчас будет больно. Прости.

Когда обжигающая ткань коснулась раны, её тело выгнулось дугой. Из горла вырвался долгий, нечеловеческий вой агонии. Её пальцы впились в плащ, разрывая ткань. Он навалился на неё, прижимая к полу, пока она не обмякла, провалившись в глубокое забытьё.

Он остался стоять на коленях над ней, его руки дрожали. Он только что причинил ей самую страшную боль. И, возможно, спас её жизнь.

Снаружи, в тумане, раздался тихий треск ветки.

Риан замер. Дыхание застряло в горле, каждый мускул окаменел. В оглушающей тишине он слышал лишь треск костра и слабое дыхание Лисанны. Костёр. Огонь в этой тьме был маяком, который их выдавал.

Его рука медленно потянулась к ножу. Холодная рукоять легла в потную ладонь. Он повернул голову, вглядываясь в черноту входа.

Раздался ещё один звук. Мягкий, шаркающий шорох сапога по мокрому камню.

Они были здесь. У самого входа.

Риан беззвучно переместился, становясь между входом и бессознательной Лисанной. Жалкий щит. Сердце билось с силой молота. Он, всегда сражавшийся словами, был заперт в молчаливой клетке с одним ножом в руке.

Он поднял нож и затаил дыхание, ожидая, когда первая тень отделится от тумана.

Глава 34. Разорванная бесконечность

Лучший способ сражаться с чудовищами — это создать своего, ещё более страшного. Но важно помнить, на чьей он стороне.

​— Из заметок неизвестного тактика.

Риан замер у входа, весь обратившись в слух. Нож в руке был грубым, примитивным инструментом, но сейчас — единственным. Сердце колотилось о рёбра от чистого адреналина, обостряя слух до предела.

Шаркающий звук повторился, на этот раз — внутри пещеры. Кто-то сделал один неуверенный шаг, ослеплённый темнотой. Риан затаил дыхание. Слышно было всё: скрип плохо выделанной кожи, тихое звяканье металлической пряжки, сбитое, злое дыхание.

Победить в прямом столкновении было нельзя. Значит, действовать придётся иначе.

Культист сделал ещё один шаг, его рука, судя по шуршанию ткани, скользнула по стене в поисках опоры. Искал. Риан почувствовал, как капля пота медленно ползёт по виску. Если он найдёт Лисанну…

Свободная рука Риана медленно, с мучительной, выверенной осторожностью, опустилась на пол. Пальцы нащупали холодный, влажный камень и нашли то, что нужно — небольшой, острый осколок скалы.

Культист замер, прислушиваясь. Услышал слабое, лихорадочное дыхание Лисанны. И начал медленно двигаться в её сторону.

Пора. Риан подбросил камень вверх, придав лёгкое вращение. Камень ударился о свод пещеры далеко в глубине и с сухим стуком упал где-то в темноте. Звук был негромким, но в мёртвой тишине прозвучал, как обвал.

Культист мгновенно развернулся на звук, его тело напряглось. Послышался короткий, шипящий звук извлекаемого из ножен оружия.

— Я нашёл тебя, — прошептал культист, и голос, лишённый всяких эмоций, был полон фанатичной уверенности.

Риан не ждал. Как только тёмный силуэт врага прошёл мимо, направляясь вглубь пещеры, Риан рванулся вперёд.

Левая ладонь зажала культисту рот, глуша крик ещё до его рождения. Одновременно тело Риана впечаталось в спину врага, а правая рука с ножом нанесла один-единственный, короткий, сильный удар снизу, под рёбра.

Лезвие с глухим, мокрым звуком вошло в тело, пробив почку.

Тело культиста выгнулось дугой в беззвучном крике. Риан не ослабил хватки. Дёрнув нож в сторону и разрывая внутренности, он почувствовал, как горячая, густая кровь хлынула на руку. Враг захрипел, забился в агонии, пытаясь развернуться.

Риан не дал ему этого шанса. Толкнув культиста на колени и всё ещё зажимая рот, он полоснул его по горлу. Резко, глубоко, до позвонков.

Рёв оборвался, сменившись отвратительным, булькающим хрипом. Тело обмякло. Риан отпустил его. Труп тяжело рухнул на каменный пол, и в тишине раздался лишь звук хлещущей из перерезанной артерии крови.

Риан отшатнулся, тяжело дыша. Он стоял в абсолютной темноте, весь в чужой, липкой, тёплой крови, и слушал, как умирает человек.

Глубокий вдох обжёг лёгкие. Риан посмотрел на свои руки, покрытые тёмной, липкой кровью, и с отвращением вытер их об относительно чистую ткань на груди мертвеца.

Затем нужно было действовать.

Высекая искру, Риан снова зажёг костёр, но на этот раз — значительно дальше от входа, в самой глубине пещеры, где свет не мог быть замечен снаружи. Затем вернулся к Лисанне. Та по-прежнему была в лихорадке, её тело было напряжено. Риан осторожно поднял её, и девушка что-то пробормотала во сне, уткнувшись горящим лбом ему в плечо. Он перенёс её вглубь пещеры, к новому, скрытому огню.

Риан снова опустился рядом с ней на колени. Лисанна горела. Кожа была сухой и раскалённой, дыхание — прерывистым и поверхностным, как у пойманной птички. Девушка металась на плаще, её губы шептали бессвязные, сломанные слова.

«…огонь, Элвин, слишком жарко… не уходи…»

Риан смочил тряпицу холодной водой из фляги и осторожно приложил к её лбу. Лисанна вздрогнула от прикосновения, но не проснулась. Этот маленький, почти безнадёжный жест был единственным доступным ему утешением.

Нужно было замести следы.

Он вернулся к телу. Схватив труп за ноги, Риан потащил мёртвый груз к выходу, оставляя за собой тёмную, влажную полосу на каменном полу. Вытащив тело наружу, на шагов десять от входа, он бросил его в тени скал — там, где его неизбежно найдёт следующий преследователь.

Риан наклонился над мёртвым лицом, освещённым тусклым светом туманного рассвета. Деловито осмотрел его. А затем, отвернув голову мертвеца набок, быстро, двумя резкими, точными движениями, вырезал на холодной щеке символ.

Знак Бесконечного Змея. Их собственный знак.

Но Риан внёс в него одно, крошечное, кощунственное изменение: перерезал змею пополам. Разорвал знак бесконечности.

Убийство превратилось в послание. В ересь. В вызов, брошенный в лицо тем, кто шёл за ними во тьме. Он говорил им:

«Среди вас предатель. Ваша вера — ложь. Ваша бесконечность — разорвана».

Риан выпрямился, вытер нож о штаны мертвеца и вернулся в пещеру.

Деловито, стараясь не смотреть на разорванное горло, он обыскал культиста. Находка была скудной, но бесценной: фляга с водой и туго завёрнутый в тряпицу кусок сушёного, твёрдого как камень, мяса.

Неприкосновенный запас разведчика.

Вода была тёплой и отдавала металлом, но Риан с отвращением смыл с рук и лица липкую, остывающую кровь.

Оставались следы. Его собственные и та уродливая, тёмная полоса от тела. Схватив корявую еловую ветку, Риан, пятясь назад, к пещере, принялся лихорадочно заметать их. Стереть их было невозможно, но можно было превратить в хаос. Он взбивал мокрые листья, разбрасывал грязь, пытаясь создать видимость, будто здесь прошёл не человек, а какой-то зверь, продравшийся сквозь бурелом.

Внутри пещеры он проделал то же самое. Разбросал пригоршни мокрых листьев, чтобы скрыть следы крови и борьбы у входа. Затем, взяв нож, начал царапать стены. Скрежет металла по камню был мучительным, визжащим. Вкладывая в это последние силы, Риан оставлял глубокие, хаотичные борозды, похожие на следы когтей огромного зверя. Опытного следопыта это вряд ли обманет, но заставит колебаться, потерять драгоценные секунды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Закончив, он тяжело дышал. Посмотрел на лезвие своего ножа — оно было зазубренным, кончик обломился. Сталь, спасшая ему жизнь, теперь была почти бесполезна.

Риан вернулся к Лисанне. Усталость, до этого сдерживаемая адреналином, обрушилась на него, как лавина. Он не лёг — рухнул у костра, прислонившись спиной к холодной стене, и провалился в чёрную, липкую бездну сна без сновидений.

По ощущениям Риана, прошло не больше полутора-двух часов, когда его вырвал из забытья звук.

Голоса. Низкие, гортанные, приближающиеся.

Риан замер, превратившись в камень, его сердце одним жёстким ударом в рёбра вернуло его в реальность. Он беззвучно потянулся к поясу, но наткнулся лишь на бесполезную, сломанную рукоять.

До слуха донеслось, как нашли тело. Шаги остановились. Затем раздался короткий, сдавленный возглас ужаса.

А потом начались перешёптывания. Тихие, испуганные, шипящие, как змеи в гнезде. Слов было не разобрать, но это и не требовалось. Риан всю жизнь учился читать интонации. В этих голосах звучал не гнев преследователей, нашедших своего товарища, а суеверный, первобытный ужас. Музыка их страха.

Послание достигло цели. Ересь нашла свою паству.

Говорили они недолго. А потом послышался звук удаляющихся шагов. Быстрых, почти панических, спотыкающихся. Они не просто уходили — они бежали.

Риан пролежал так ещё полчаса, не смея пошевелиться, вслушиваясь в тишину. В каждый звук: в редкое капанье воды с потолка, в тихое, лихорадочное дыхание Лисанны, в треск остывающего костра.

Ничего.

Ушли.

Риан позволил себе выдохнуть. Его безумный, отчаянный план сработал. Время было выиграно.

Лисанна всё так же металась в жару, её дыхание было тяжёлым, сдавленным. Риан снова смочил тряпицу и осторожно приложил к её раскалённому лбу. Он сел рядом, положив её горячую, сухую руку на своё колено, просто чтобы чувствовать, что она ещё здесь.

Её губы шевельнулись, издав едва слышный, сухой шорох. Он наклонился ниже, чтобы расслышать.

— Риан… — прошептала она.

Не «Элвин». Не имя из её горящего прошлого. Его имя.

Риан замер. Его сердце сделало один сильный, оглушительный удар, который, казалось, сотряс всю пещеру. Она не проснулась, всё так же была в бреду, в своём личном аду. Но теперь там, в её горящем мире, появился он.

Мысли лихорадочно забились в черепе. План. Всегда был план.

Лисанна снова тихо застонала, её пальцы слабо сжались на его колене.

Риан посмотрел на её лицо — беззащитное, страдающее. А что если... может получиться... Он сильно зажмурился. Лисанна снова застонала.

Он осторожно сжал её горячие, сухие пальцы в своей руке.

— Я здесь, — прошептал он в ответ, и его голос был тихим и твёрдым. — Я здесь, Лисанна. Я никуда не уйду. —

Прости, лисенок,

— это уже почти беззвучно.

Глава 35. Цена отсрочки

Выигранный бой — это ещё не выигранная война. Иногда это лишь повод для врага собрать армию побольше.

— Пособие тактика.

Тишина, наступившая после панического бегства культистов, была обманчивой. Покой она не приносила, а давила на уши, заставляя вслушиваться в каждый шорох, в каждое далёкое эхо. Время растянулось в вязкую, липкую патоку. Риан не знал, сколько просидел у огня, держа горячую, сухую руку Лисанны, — час или вечность. Каждое её сбивчивое, лихорадочное дыхание отзывалось в нём глухим ударом.

Безумная авантюра сработала, выиграв им время. Но цена этой отсрочки была чудовищной.

Работа таких культов была Риану знакома. Демонстративное убийство и, что важнее, ритуальное осквернение символа напугают рядовых, суеверных фанатиков. Но те, кто стоял выше — пастыри, жрецы, ведущие паству за собой, — не испугаются. Они разозлятся. В случившемся они увидят не козни лесного духа, а дерзость еретика.

И они придут снова. Более подготовленные, более злые, ведомые не просто приказом, а священной яростью. В следующий раз их целью будет не просто беглец, а богохульник, заслуживающий самой мучительной кары. Из беглецов Риан превратил их в мишень для священной войны.

Взгляд его упал на её лицо, на капли пота на висках, на искусанные в бреду губы. Он купил ей немного времени, но, возможно, обрёк их обоих на куда более страшную смерть.

Мысли об этом жгли, но жар, исходящий от Лисанны, жёг сильнее.

Запасы были скудными. Воды во фляге культиста оставалось на пару дней, если экономить. Кусок сушёного мяса напоминал камень, и Риан, отломив крошечный кусочек, долго жевал его, размачивая слюной, чтобы хоть как-то заглушить сосущее чувство голода. Большая часть осталась для неё. Если она придёт в себя.

Позволить себе снова уснуть было нельзя. Адреналин схлынул, оставив после себя гулкую пустоту и свинцовую усталость в мышцах. Риан сидел, прислонившись к стене, и смотрел на огонь. Пламя отбрасывало на лицо Лисанны дрожащие, болезненные тени. Щёки горели неестественным румянцем, а под закрытыми веками подрагивали глазные яблоки, словно она бежала в страшном, бесконечном сне от огня, который никогда её не отпускал.

Риан смотрел на неё, на Призрака, на свою Госпожу, — сломленную, беззащитную, горящую в лихорадке, — и впервые за всю жизнь почувствовал настоящий, незамутнённый страх. Он даже не мог признаться себе, чего боится больше: того, что она не проснётся, или того, что она узнает о его замысле. Эти мысли пришлось отбросить.

Снова смочив тряпку, он протёр её лоб и потрескавшиеся, сухие губы. Лисанна на мгновение перестала метаться и тихо, почти беззвучно, вздохнула, словно получив крошечное, драгоценное облегчение.

В груди Риана что-то остро и болезненно кольнуло. Это был не холодный, привычный страх пойманного зверя, а нечто новое, тёплое и разрывающее. Страх не за себя — за неё. За то, что его отчаянный, безумный план окажется бесполезным, если не сбить этот внутренний огонь, сжигавший её изнутри.

Нужны были травы, и он знал их. Кора ивы, чтобы сбить лихорадку. Листья подорожника, чтобы очистить воду от болотной дряни. Эти знания, осколки другой, забытой жизни, сейчас были ценнее любого золота. Но покинуть пещеру, оставить её одну, беззащитную, горящую в бреду… немыслимо.

Прошли ещё часы.

Террен давно вернулся, беззвучной тенью сорвавшись из тумана. Но его язык был для Риана проклятием. Сокол нервно кружил по пещере, садился на уступ, издавал серии резких, требовательных криков, бившихся эхом о стены. Попытки успокоить птицу ни к чему не привели, та лишь презрительно смотрела на него, как на бесполезное, шумное существо. В конце концов, в их общем, взаимном бессилии, Террен сдался. Он приземлился на камень у головы Лисанны и замер, превратившись в неподвижного, безмолвного стража. Риан был уверен, что в блестящих, чёрных глазах сокола он видит тот же страх, что грыз его самого.

Свет туманного утра сменился серым, безликим, бесконечным днём. Пещеру наполнял только треск огня и её прерывистое, свистящее дыхание.

В какой-то момент дрожь перешла в жестокий приступ. Тело Лисанны выгнулось дугой, спина оторвалась от плаща, пальцы скрючились, превратившись в когти. С губ срывались тихие, жалобные, животные стоны. Жар достиг своего пика. Внутренний огонь пожирал её.

Отчаяние подступало к горлу ледяной, удушающей волной. Вся его логика, ум и хитрость разбились о простую, жестокую правду этой болезни.

Решение пришло само, продиктованное первобытным инстинктом, а не разумом.

Риан лёг рядом на свой плащ, стараясь не потревожить её, и осторожно притянул к себе. Её тело было как раскалённая печь. Обняв, он накрыл её своим телом, словно пытаясь впитать часть её огня, её боли. Она что-то пробормотала, уткнувшись горящим лицом ему в грудь, и дыхание обожгло кожу сквозь тонкую ткань рубахи.

Он лежал так, не двигаясь, чувствуя, как её сердце отчаянно, словно пойманная птица, бьётся о его рёбра. И он говорил с ней. Тихо, почти шёпотом, рассказывая бессвязные, простые истории из своего прошлого. О запахе сосновой смолы в лесу у родной деревни. О холодной, обжигающей воде горной реки, в которой купался мальчишкой. О вкусе первого украденного яблока.

Он не знал, слышит ли она его. Скорее всего, нет. Его собственный голос, единственное оставшееся оружие, в гулкой тишине пещеры стал заклинанием против тьмы. Этим он баюкал не её. Он баюкал себя, не давая сойти с ума от ужаса и бессилия.

И постепенно, мучительно медленно, дрожь начала стихать. Яростный, всепожирающий огонь лихорадки сменился тлеющими углями. Дыхание стало чуть ровнее, глубже. Она больше не боролась. Она спала.

Когда над миром снова сгустились сумерки и единственный луч света от костра казался последним оплотом жизни в этой холодной тьме, Лисанна впервые за долгое время пошевелилась осмысленно. Она повернула голову, её веки дрогнули, а затем медленно, с видимым усилием, открылись. Взгляд был мутным, расфокусированным, но направлен на него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Пить… — прошептала она. Голос был сухим, как шелест осенних листьев.

Сердце Риана подпрыгнуло и ударилось о рёбра с такой силой, что он на мгновение задохнулся. Осторожно высвободившись из её объятий и поддерживая голову, он поднёс к её губам флягу. Она сделала несколько жадных, судорожных глотков, пролив часть воды на плащ.

— Ещё…

Риан дал ей ещё немного, боясь навредить слишком большим количеством холодной воды. Она откинулась на импровизированную подушку, и её веки снова тяжело опустились. Казалось, она снова провалилась в забытьё. Но затем её губы снова шевельнулись.

— Риан, — прошептала она, на этот раз совершенно отчётливо. — Они ушли?

Её разум, пусть и слабый, вернулся к последнему, что помнил. К погоне. К угрозе.

— Ушли, — твёрдо ответил он, и эта ложь была самой чистой правдой, которую он когда-либо произносил. — Спи. Я рядом.

Ответа не последовало, её дыхание стало глубоким и ровным. Она погрузилась в тяжёлый, целительный сон. Кризис миновал. Она будет жить. А значит, и он тоже.

Завтрашний день принесёт новый бой. Но сегодняшний, в этой маленькой, укрытой от мира пещере, был выигран.

Глава 36. Без брони

Силу человека узнаёшь не по тому, как он держит меч, а по тому, как он держит спящего

Голова покоилась на чём-то твёрдом, но податливом — на поверхности, что поднималась и опускалась в медленном, устойчивом ритме. И эта поверхность была тёплой. Тепло просачивалось сквозь щёку, становясь утешительным, живым контрастом глубокому, застарелому холоду в костях. Прежде чем открыть глаза, прежде чем снова стать собой, Лисанна позволила себе на одно драгоценное мгновение раствориться в этом новообретённом покое — тихом приюте после огненного шторма лихорадки. Мир, впервые за целую вечность, не пытался её убить.

Память состояла из осколков: бег сквозь вязкую, чавкающую грязь, ледяной дождь, тёмный, удушающий страх в каменной щели. А потом — огонь. Не тот, что грел снаружи, а пожиравший изнутри, искажавший реальность до кошмарных, пляшущих образов. Она помнила разрывающую спину боль и жажду, от которой трескались губы.

И голос. Низкий, ровный, почти шёпот, служивший якорем, когда её уносило огненным течением.

«…запах сосновой смолы… холодная вода горной реки… вкус первого украденного яблока…»

Простые, бессвязные слова, которые почему-то отгоняли тени.

Ритм под её ухом был сердцебиением. Сильным. Медленным. Человеческим.

Лисанна открыла глаза.

Веки дрогнули и медленно, с усилием, приоткрылись. Свет был тусклым, мягким, отблеском небольшого костра в нескольких шагах от них. Воздух пах дымом, сырой землёй и чем-то ещё… слабым привкусом меди — запахом её собственной раны.

Она лежала почти на животе, устроив голову в ложбинке у его ключицы. Рука Риана защищающе лежала на её спине, ладонь покоилась у талии — тёплая, заземляющая тяжесть. Вторая была подложена под его голову. Он крепко спал, лицо находилось в нескольких дюймах от её.

Впервые она увидела его по-настоящему. Не шута, не коленопреклонённого раба, не вещь. Просто человека, вымотанного до предела.

Истощение читалось в каждой черте его лица. Глубокие, почти лиловые провалы залегли под закрытыми глазами. Жёсткая, тёмная щетина покрывала челюсть и щёки, делая его старше, дичее и почему-то — реальнее. На скуле виднелся слабый красно-коричневый мазок, который он, должно быть, пропустил, умываясь. Губы были слегка приоткрыты, и с каждым глубоким, ровным вдохом мягкий поток воздуха касался её виска.

Он держал её с осторожностью, словно боясь разбить.

Близость их положения, его безоговорочная защита заставили её вздрогнуть. Но это не была тревога, а сложная, мучительная волна чувств, которых она не испытывала годами: колючая, непрошеная благодарность; глубокое замешательство — зачем он это сделал, нарушив все законы выживания? И, самое страшное, — странная, тревожащая нежность.

Рядом раздался тихий, мягкий свист. Террен, сидевший на камне у её головы, тихо курлыкнул и боднул её головой в плечо. От этого простого прикосновения Риан зашевелился. Его дыхание на мгновение сбилось. Рука на её спине напряглась, пальцы инстинктивно сжались, прижимая её к нему. Из горла вырвался тихий, сонный стон.

Лисанна не двигалась, боясь его разбудить. Он заслужил этот отдых — долг, который теперь предстояло вернуть.

Её собственное тело ныло от тупой, пульсирующей слабости, но огонь в крови угас. Внутренний пожар был потушен, оставив после себя лишь пепел и холод. Жажда была настоящей, горло першило, но разум прояснился. Он снова принадлежал ей.

Осторожно, так медленно, что движение было почти незаметным, Лисанна сфокусировала всю волю на одной задаче — поднять руку. Рука казалась чужой, куском свинца. Пальцы дрожали, но она заставила их слушаться.

Их взгляды с Терреном встретились. Сокол, сидевший всё это время как изваяние, увидел, что она в сознании, и его голова хищно наклонилась. Едва уловимый жест пальцами — команда, отточенная годами. Разведка. Охота.

Сокол беззвучно расправил крылья и, не издав ни крика, сорвался с места, растворившись в серой мгле у входа в пещеру. Он стал её глазами, пока её собственные были бесполезны. Этот простой акт командования был первым шагом к возвращению себя.

— Риан, — прошептала она.

Звук был едва слышным треском в пересохшем горле. Дыхание Риана сбилось. Ритм под её ухом на секунду замер, а затем возобновился, но уже чуть быстрее, тревожнее. Он медленно открыл глаза.

Его тёмный, отяжелевший от усталости взгляд встретился с её. В нём не было ни насмешки, ни игры — лишь глубокая, бездонная усталость и что-то ещё… тихое, почти робкое облегчение. Он увидел, что в её янтарных глазах снова появился фокус, что лихорадочный туман рассеялся. Она видела его. По-настоящему.

— Ты вернулась, — прошептал он, голос был хриплым от долгого молчания.

Вдруг его глаза распахнулись. Мгновенно, без сонной неги. Взгляд стал ясным, острым, тревожным, как у часового, застигнутого врасплох.

— Лисанна? — его голос был хриплым, сорванным.

Он тут же, почти с панической быстротой, отпустил её и сел, отодвигаясь, давая пространство, воздух, свободу, словно опомнившись и осознав, кого именно он обнимал.

Лисанна медленно села сама. Мир качнулся, и пещера поплыла перед глазами. Пришлось упереться руками в плащ, чтобы не упасть. Слабость была чудовищной, унизительной, словно из неё выкачали не только яд, но и все кости.

Первым заработал её разум, её единственное несломленное оружие.

— Где они? — Голос был сухим, чужим, как скрежет камня.

Риан на мгновение растерялся, а потом понял, что её первая мысль — не о себе, а об угрозе.

— Ушли. Я… убедил их, что нам здесь не место.

Он не стал вдаваться в подробности, но она увидела на его шее тёмные, уродливые синяки, оставленные её же пальцами, и кивнула. Её взгляд профессионала скользнул по пещере: тело культиста исчезло, костёр горел глубоко внутри, дым уходил в расщелину. Он всё продумал. Он был компетентен.

— Спасибо, — сказала она. Слово было чужеродным, колючим предметом в горле. Оно вырвалось не как благодарность, а как признание неоплатного долга.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он просто молча кивнул, принимая это слово не как любезность, а как ту бесценную, тяжёлую монету, которой оно и было.

Он протянул ей флягу, принадлежавшую мёртвому культисту. Вода была обжигающе холодной и имела привкус металла. Она сделала несколько жадных глотков, чувствуя, как влага возвращает жизнь в пересохшее горло.

— Ешь, — сказал он, протягивая кусок сушёного мяса, тоже чужого.

Она взяла его дрожащими руками и начала медленно жевать, возвращая своему телу простейшую функцию — выживание.

— Твоя спина, — сказал он, когда она проглотила, подбирая слова. — Рана. Мне пришлось… её обработать.

Лисанна замерла. Его слова упали в тишину, как камни. Он коснулся её. Видел. Пока она была без сознания. Беспомощной. Она осторожно коснулась спины. Кожа под порванной рубахой была липкой от травяной мази, которую она сама готовила. Он нашёл её. Он всё сделал правильно. Боль была тупой, ноющей, слабее, чем должна была быть.

— Ясно, — только и сказала она. Слово было выдохом, лишённым тепла. — Ты спас мне жизнь.

— Ты спасла мою, и не раз, — ровно ответил он, и это было не утешением, а констатацией факта. Восстановлением баланса.

Они молчали. Долгов не осталось. Осталось лишь то, что было между ними сейчас. Хрупкое, выстраданное, пугающее равенство.

— Мне нужно перевязать рану, — сказала она, нарушая молчание. Констатация факта, но она ждала.

Риан молча кивнул и сел позади неё. В его движениях не было ни наглости, ни заискивания, лишь деловая, отстранённая сосредоточенность.

— Будет холодно, — предупредил он.

Лисанна заставила себя не напрягаться, когда его пальцы коснулись её спины, игнорируя инстинкты, вопившие об опасности. Его прикосновения были лёгкими, почти профессиональными. Он снял старую повязку. Холодный воздух коснулся воспалённой плоти, и она с шипением втянула воздух. Он промыл рану водой, затем спиртом. Она стиснула зубы, когда обжигающая жидкость коснулась раны, и вцепилась пальцами в плащ, не издав ни звука. Затем он наложил свежую, прохладную мазь и начал аккуратно перевязывать её чистой тканью.

Она сидела, чувствуя его тёплое дыхание на затылке, ощущая осторожные движения его рук на своей обнажённой, изувеченной спине. И это было самое странное, самое невозможное ощущение в её жизни.

Она, Призрак, никому и никогда не доверявшая свою спину, сейчас сидела беззащитная и позволяла своему пленнику, своему спасителю… лечить себя. Позволяла видеть свою слабость, свою рану, свою уязвимость. И не хотела его убить за это.

Когда он завязал последний узел, его руки на мгновение задержались у неё на плечах.

— Готово, — сказал он тихо.

Она медленно повернула голову. Он был так близко, что она видела своё отражение в его тёмных зрачках. Не Призрака. Просто женщину с растрепанными волосами и болью в глазах.

Он наклонился, медленно, давая ей время отстраниться, ударить, убить. Она не шелохнулась.

И он тихонько, почти невесомо, поцеловал её. Его губы коснулись её разбитой, искусанной губы с немыслимой нежностью. Касание, которое не брало, а давало. Утешение.

— Отдыхай, — сказал он, отстраняясь. — У нас есть пара часов до рассвета. Я подежурю.

Она хотела возразить, сказать, что возьмёт первую смену. Это было бы по её правилам, державшим её в живых шестнадцать лет. Но она просто кивнула.

Она легла на его плащ, отвернувшись к холодной стене, и закрыла глаза. Не спала. Просто лежала и слушала треск огня и ровное, спокойное дыхание мужчины, который сидел за её спиной, охраняя её. Впервые в её взрослой жизни кто-то охранял её спину. Её пленник. И в этом безумном, перевёрнутом мире это, пожалуй, было единственным, что имело смысл.

Глава 37. Карта на коже

Рассвет не принёс ни света, ни тепла, просочившись в пещеру серой, туманной дымкой, которая размывала контуры камней и превращала тлеющие угли костра в блёклые, оранжевые пятна. Когда Лисанна открыла глаза во второй раз, плащ рядом с ней был пуст. Холод камня ощущался даже сквозь толстую шерсть.

Лисанна села. На этот раз мир качнулся не так сильно. Слабость оставалась в ней, как яд в крови, но больше не была всеобъемлющей. Это было знакомое, почти родное состояние — тело на пределе, которое нужно заставить подчиняться воле. Несколько глубоких, медленных вдохов помогли оценить состояние. Боль в спине превратилась в тупое, ноющее напоминание. Голова была ясной. Голод — острым, как лезвие.

Риан сидел у самого входа в пещеру, спиной к ней, неподвижный, как часть скалы. Взгляд его был устремлён в туманную завесу, скрывавшую лес. Рядом на полу лежал обломок ножа — бесполезный кусок зазубренной стали. Поза была напряжённой, но не тревожной. Он медленно вертел в пальцах то самое чёрное перо. Лисанна заметила его правую руку. Костяшки были сбиты в кровь, кожа содрана до мяса. Этой раны вчера, когда он держал её, не было.

Поднявшись на ноги с опорой на стену, она двинулась к нему. Мышцы протестующе заныли, а рана на спине отозвалась тупым, горячим уколом. Каждый шаг был маленькой победой над собственным, предавшим её телом.

Он услышал её приближение, но не обернулся.

— Террен ещё не вернулся, — сказал он в пустоту. Голос был ровным, лишённым вчерашней хрипоты.

— Он вернётся, — ответила Лисанна, останавливаясь за его спиной. — Всегда возвращается.

Она посмотрела мимо него на серую, безжизненную стену тумана. Теперь, когда бред отступил, её разум заработал с холодной, привычной чёткостью. В голове прокрутились его действия: тело, брошенное у входа; разорванный символ. План Риана был гениальным в своём безумии. Он не просто напугал их, а заразил страхом, посеяв в их фанатичном улье семя сомнения. Их погоня превратилась в охоту на ведьм в собственных рядах. Но это была лишь отсрочка, заканчивающаяся с каждым ударом её собственного сердца.

— Нам нужна вода. Фляга почти пуста, — сказала она и, не дожидаясь ответа, пошла проверять своё снаряжение.

Лук нашёлся у входа, аккуратно прислонённый к камню, рядом лежал колчан. Он позаботился и о её оружии. Знакомая тяжесть тисового дерева легла в руку. Осторожная попытка размять плечи, имитируя натяжение тетивы, вызвала острую, режущую боль в спине. Нет. Стрелять из лука она не сможет. Не сегодня.

Проверка наручного арбалета показала три оставшихся коротких болта. Мало. Потайные карманы и крепления на сапогах были в порядке, все метательные ножи на месте. Это утешало.

— Что ты помнишь? — тихо спросил он, аккуратно подходя, чтобы не оказаться в её слепой зоне.

Вопрос был не о лихорадке, а о погоне.

— Всё, — ответила она, не отрываясь от проверки лезвия ножа. — Две группы по пять человек с юга.

Одна шла по следу, вторая пыталась зайти с фланга к реке. Их следопыт хорош.

— Они знают, что ты ранена, — добавил он. Его голос был тихим, но каждое слово ложилось между ними, как камень. — Видели, как ты замедлилась. Видели, как я тащил тебя. Они не будут штурмовать вслепую. Будут ждать, пока ты ослабеешь. Или пока мы не совершим ошибку.

Её рука, державшая нож, сжалась так, что костяшки побелели. Он был прав.

В этот момент из серой мглы вынырнула тень. Террен влетел в пещеру беззвучно, как сгусток ночи. Из его клюва к ногам Лисанны упала маленькая, мёртвая птица. Сокол приземлился на выступ рядом, взъерошенный и влажный от тумана. Встряхнувшись, он издал тихий, вопросительный клёкот.

Здоровая рука Лисанны осторожно провела по его голове, но взгляд был не ласковым, а изучающим. Пальцы начали собственную, крошечную разведку. Крошечные, липкие капельки сосновой смолы на перьях крыла. Зернистые частички рыжей глины на лапах, не характерной для болотистой местности.

И главное — едва заметный белый, мучнистый мазок у основания клюва. Известняк.

Её пальцы замерли.

— Они не ждут, — сказала она, и в голосе появилась ледяная сталь. — Они действуют.

Риан обернулся, его лицо превратилось в вопросительный знак.

— Глина — с того берега реки, — пояснила она, её мозг складывал карту из улик. — Смола — с просеки лесорубов, что ведёт к старой каменоломне на севере. А известняк… — она сделала паузу, и слова упали в тишину, как приговор. — Они в старой дозорной башне у каменоломни. Их целью было не просто преследование, а загон. Они перекрывают единственный путь на север через перевал.

Она подняла на него ясный, холодный взгляд.

— Нас загнали в ловушку.

Риан медленно кивнул. С юга — преследователи. С севера — заслон. С востока — скалы. С запада — река.

— Они думают, мы пойдём вдоль реки искать брод, — сказал он тихо. — Логичный путь для загнанного зверя.

— Именно, — Лисанна отцепила от пояса мешочек, достала кусочек вяленого мяса и отдала соколу. — А мы сделаем то, чего они не ждут. Пойдём прямо на них.

На лице Риана отразилось удивление.

— Через башню? Вдвоём? — он не спорил, а перечислял переменные. — Ты едва стоишь на ногах. У меня даже ножа нет. Шансы… не в нашу пользу.

— Не через башню. Над ней. — Она коснулась его предплечья. Пальцы были холодными, но хватка — сильной. — Здесь, — она провела пальцем по его грязной куртке, от плеча вниз, рисуя извилистую линию, будто вырезая карту прямо на его теле. — От башни вверх по склону идёт старая козья тропа. Почти незаметная. Выведет нас на гребень, прямо над ними. Они не будут ждать атаки сверху. Они вообще не будут ждать атаки.

Она отпустила его. Её глаза, горевшие в полумраке, были глазами хищника, увидевшего не ловушку, а просчёт в обороне врага.

— Они думают, что мы — добыча. Мы заставим их понять, что они сами зашли в загон.

— Это безумие, — сказал он, но в голосе не было осуждения, лишь констатация факта, смешанная с тенью восхищения.

— Это наш единственный шанс, — отрезала она. — Ударим на рассвете, когда ночная стража устала, а утренняя ещё не проснулась. Они будут уверены, что мы прячемся где-то в лесу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лисанна пошатываясь подошла к костру, тяжело оперевшись ладонью о стену и на мгновение зажмурившись от боли.

— Мне нужно несколько часов, чтобы прийти в себя. Тебе — приготовить из этой птицы еду.

Она указала на маленький, безжизненный комок перьев. Риан посмотрел на птицу, затем на обломок своего ножа. Не говоря ни слова, Лисанна вытащила из голенища сапога один из своих метательных ножей — идеально сбалансированный, острый как бритва — и бросила его. Нож вонзился в землю у его ног, рукоять дрожала.

Это был не подарок, всего лишь инструмент, одолженный для выполнения приказа.

Он молча кивнул. Подобрал нож, его холодная, знакомая тяжесть легла в руку, и взял птицу.

Она села у огня, прислонившись к стене, и закрыла глаза, собирая силы. А он, в свете их маленького, отчаянного костра, начал ощипывать перья, готовя ужин перед битвой, которую они не должны были пережить.

Глава 38. Тишина перед рассветом

Отчаяние — тоже оружие. Главное — направить его на врага, а не на стену.

Воздух в пещере наполнился запахом жареного мяса — густым, дразнящим, почти неприличным в их отчаянном положении. Риан работал молча, с тихой компетентностью, стиравшей с его лица все следы шута. Нож Лисанны двигался в его руках уверенно и точно, пока он разделывал крошечную тушку, насаживал куски на заточенную ветку и держал их над углями.

Лисанна наблюдала за его работой из своего угла, прислонившись спиной к холодной стене. Она не отдыхала, а восстанавливалась — методично, глоток за глотком, возвращая контроль над собственным телом. Съев последний кусок своего вяленого мяса и запив его драгоценной водой, она почувствовала, как тепло медленно разгоняет ледяную слабость в венах.

Её взгляд был прикован к его правой руке. К ободранным, окровавленным костяшкам. Эта рана не была результатом боя. Культиста он убил чисто. Это было что-то другое, случившееся, пока она металась в бреду. Что-то личное.

Когда мясо было готово, он молча протянул ей большую часть. Она приняла подношение, не говоря ни слова. Они ели в тишине, нарушаемой лишь треском углей. Это была не трапеза, а заправка топливом перед боем.

Съев свою долю, она вытерла жирные пальцы о штаны.

— Твоя рука, — сказала она. Не вопрос, а констатация.

Риан на мгновение замер, затем медленно разжал кулак, посмотрев на раны, словно видел их впервые.

— Стена оказалась прочнее, чем я думал, — ровно ответил он, не глядя на неё.

Лисанна молчала. Пока она боролась с огнём внутри себя, он боролся со своими демонами. Этот акт отчаяния был языком, которого она не знала. И это тревожило.

Она видела, что с ним что-то происходит в последние дни. Когда он думал, что она не смотрит, его лицо менялось на мучительное. Он часто, почти неосознанно, прикасался к метке на своей шее — тёмному синяку от её укуса. И сейчас, поворачивая мясо на палке, другой рукой он делал это снова. Кончиками пальцев он почти нежно поглаживал тёмный, уже почти прошедший след, словно проверяя, на месте ли его невидимый ошейник. Или, что было ещё тревожнее, словно боясь, что тот исчезнет.

Лисанна едва не спросила, всё ли в порядке, но остановила себя. Не время.

Аккуратно, опираясь о стену, она встала. Террен не сводил с неё блестящих глаз-бусинок.

— Нам пора, — сказала она, и её голос был уже твёрдым.

Она подошла к своему оружию. Риан беззвучно встал рядом.

— Я не смогу использовать лук, — в её голосе прозвучала нотка горечи, когда она провела пальцами по гладкому тисовому древку. — Рана на спине не позволит натянуть тетиву.

Отстегнув от предплечья небольшой наручный арбалет, она проверила механизм. Сухой щелчок натянутой тетивы прозвучал в тишине неестественно громко. Затем она взяла один из трёх драгоценных болтов и протянула оружие ему.

— Ты возьмёшь это. У тебя один выстрел. Смертельный и бесшумный.

Риан без колебаний принял арбалет. Он всё понял. Это был не просто приказ, а жест немыслимого доверия. Она отдавала ему самое мощное оружие для первого, решающего удара, делая его остриём их атаки. Доверяла ему их единственную жизнь.

— На гребне, скорее всего, будет один часовой, — продолжила она, её голос стал тише, превратившись в тактический шёпот. — Самый ленивый или самый молодой, которого отправили мёрзнуть наверх. Ты подберёшься как можно ближе. Выстрел — только если не будет другого выхода. В идеале — нож. Тихо и быстро.

Она достала два метательных ножа. Один оставила себе. Второй протянула ему рукоятью вперёд — тот самый, что он использовал для птицы.

— У меня останется один нож и три болта, — сказал он, принимая холодную сталь и закрепляя её на поясе.

— У меня останется четыре, — поправила она, коротко постучав по голенищам сапог. — После часового я подойду. Дальше действуем по ситуации. Наша цель — не перебить их всех, а прорваться. Создать хаос и уйти на север, пока они не поняли, что произошло.

Он молча кивнул. План был самоубийственным, но единственным.

— Готова? — спросил он.

Вместо ответа она подошла к костру. Носком сапога, одним резким движением, она начала разбрасывать угли, смешивая их с влажной землёй. Раздалось шипение. Оранжевый свет, бывший их единственным источником тепла и жизни, умер. Тьма поглотила их.

— За мной, — прошептала она и беззвучной тенью скользнула к выходу.

Выйдя из пещеры, они шагнули в предрассветный холод. Туман был стеной. Он обволакивал, лип к коже ледяными пальцами, глушил все звуки. Видимость — не больше десяти шагов. Идеальные условия для охоты.

Из серой мглы бесшумно спикировал Террен и приземлился на её предплечье. Она встретилась с ним взглядом — безмолвный приказ, понятный только им двоим. Сокол, издав тихий, подтверждающий клёкот, снова сорвался с её руки и растворился в высоте, становясь их невидимыми глазами.

Лисанна замерла, закрыв глаза. Она слушала. Ветер. Капли воды с невидимых веток. Собственное дыхание и дыхание мужчины за её спиной.

Она открыла глаза и повернулась к Риану. Её лицо в сером сумраке казалось вырезанным из камня.

— Время, — сказала она.

И они растворились в тумане, двигаясь на север. Теперь не как добыча, а как охотники, идущие по следу, который привёл их прямо в логово врага.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 39. Тишина и Грязь

Движение в тумане походило на плавание в холодном, густом молоке. Туман лип к коже, цеплялся за одежду ледяными, влажными пальцами, глушил звуки, искажал расстояния и превращал каждое дерево в призрачный, затаившийся силуэт.

Пара двигалась не быстро, но упрямо и неотвратимо.

Лисанна шла впереди. Её чутьё на рельеф было острее любого зрения. Женщина не искала тропу — она чувствовала её подошвами сапог, читая малейшие изменения в плотности мха, угадывая скрытые под ним камни. Ступала с той врождённой, беззвучной уверенностью, с которой хищник движется по своей территории. Даже ослабленная, даже с болью, тупым гвоздём сидевшей в спине, Лисанна была смертоноснее и тише, чем Риан мог когда-либо надеяться стать.

Мужчина шёл в шаге позади, прикрывая её спину. Его голова постоянно двигалась, глаза сканировали не только пространство впереди, но и по сторонам, вслушиваясь в тишину, пытаясь разглядеть движение там, где его не было. Наручный арбалет на предплечье ощущался чужеродным, холодным, но обнадёживающим грузом. Неуклюжий механизм по сравнению с её инстинктивным луком, но это был единственный шанс на дальний, бесшумный выстрел.

Нож Лисанны, заткнутый за пояс Риана, был другим. Холодным, идеально сбалансированным. Мужчина несколько раз касался пальцами его рукояти, привыкая к весу чужого оружия и вложенного в него доверия. Каждый раз, когда пальцы касались знакомых изгибов, Риан чувствовал не просто сталь, а вес её решения. Вес жизни, которую Лисанна молча вложила в его руки.

Козья тропа оказалась едва заметным шрамом на теле скалы — узкой щелью на крутом, почти отвесном склоне, заросшей колючим кустарником, чьи ветки цеплялись за одежду, как когти.

Подъём был медленным и мучительным. Каждый шаг вверх был и пыткой, и победой.

Лисанна шла первой, и Риан видел, чего ей это стоило. Каждый раз, когда она поднимала ногу на следующий уступ, он замечал, как подрагивают мышцы на её ногах, как капельки пота смешиваются с туманной влагой на висках. Пару раз нога срывалась на скользком, мокром камне. И Риан, не дожидаясь просьбы и не говоря ни слова, делал шаг вперёд, подставляя плечо или подавая руку, помогая удержать равновесие.

Лисанна принимала помощь молча, стиснув зубы. Это молчание не было враждебным. Оно было рабочим, слаженным, как дыхание двух гребцов в одной лодке. Лисанна вела, читая рельеф, а Риан страховал, становясь её силой и опорой.

Они почти достигли гребня, когда Лисанна замерла, просто застыв на полушаге и слившись с серым, мокрым камнем. Её рука медленно поднялась.

Риан, шедший позади, мгновенно застыл за большим валуном, превратившись в его тень. Мужчина не думал, просто подчинился безмолвному приказу.

Впереди, сквозь редеющую, рваную пелену тумана, показался тёмный, нечёткий силуэт.

Часовой.

Он стоял на самом краю скалы, спиной к ним, вглядываясь вниз, в сторону невидимой башни. Человек был уверен, что единственная угроза может прийти оттуда. На плечи накинут грубый шерстяной плащ, насквозь промокший от тумана. Капюшон почти полностью скрывал лицо. В его руке, лениво опущенной вниз, виднелся наконечник короткого копья.

Часовой не слышал их. Не ждал. Он был их первой, слепой, ничего не подозревающей жертвой.

Лисанна медленно, почти незаметно, повернула голову и встретилась с Рианом взглядом. В нём не было приказа — только вопрос. Женщина едва заметно кивнула в сторону часового. Затем её взгляд опустился на арбалет на руке Риана, потом на нож у его пояса. Выбор был за ним.

Риан понял.

Выстрел из арбалета был надёжен, но щелчок тетивы и короткий вой болта могли быть услышаны внизу, если ветер переменится. Нож требовал подобраться вплотную по скользким, мокрым камням, прямо за спину к солдату. Это был огромный риск, но награда — абсолютная тишина.

Мужчина медленно, беззвучно вытащил её нож. Холодная, идеально сбалансированная сталь легла в ладонь как влитая. Риан кивнул в ответ.

На одну короткую, острую секунду мозг пронзила мысль: откуда Лисанна знает, что он сможет?

Ответ пришёл тут же, смывая первую мысль холодной волной логики. Пещера. Чистый, профессиональный разрез на горле культиста. Она, Призрак, не могла не заметить разницу между паническим ударом и работой профессионала.

Но тогда почему не задала вопросов?

Эта мысль была куда более тревожной. Лисанна

знает?

Или ей просто

всё равно

, кем он был, до тех пор, пока он полезен и…

её

?

Увидев его кивок и то, как рука легла на нож, Лисанна отступила на шаг назад, прижалась к скале и исчезла из поля зрения часового, превратившись в ещё один серый, мокрый камень. Она привела его сюда. Теперь была очередь Риана.

Риан двигался медленно, от одного укрытия к другому, используя каждый камень, каждый колючий куст. Туман был его союзником, обволакивая фигуру и глуша шаги. Часовой зевнул, поправил промокший плащ и снова уставился вниз. Он даже не подозревал, что его жизнь отмеряется последними секундами.

Пятнадцать шагов. Десять. Пять.

Риан замер за последним укрытием — невысокой грудой мокрых, скользких камней. Сердце колотилось о рёбра глухо и тяжело, но руки не дрожали. Он видел спину врага, уязвимую шею под капюшоном, рукоять короткого меча у пояса. Глубоко, бесшумно вдохнув и задержав дыхание, Риан почувствовал ледяное спокойствие, всегда приходившее перед работой.

И рванулся вперёд.

Последние шаги он преодолел в три беззвучных, кошачьих прыжка.

Часовой услышал что-то в самый последний момент — лёгкий шорох гравия под сапогом — и начал оборачиваться, его рука уже тянулась к мечу.

Не успел.

Левая рука Риана вцепилась ему в лицо, пальцы впились в глазницы, а ладонь намертво зажала рот и нос, глуша начинающийся крик. Он с силой дёрнул голову часового назад, обнажая бледную, небритую полоску горла.

Нож Лисанны вошёл в эту полоску с лёгким, влажным, хрустящим звуком.

Лезвие не просто перерезало горло. Риан провёл им глубоко, с силой, от уха до уха, чувствуя, как под сталью с сухим треском рвутся хрящи гортани, мышцы и сухожилия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Из раны ударила не фонтан, а толстая, горячая, почти чёрная в предрассветном сумраке струя крови. Кровь хлынула ему на руку, на рукав, обжигая кожу. Тело часового содрогнулось в его руках в одной долгой, мучительной конвульсии. Из перерезанного горла вырвался не крик, а булькающий, клокочущий хрип. Ноги подкосились, но Риан держал его, не давая упасть и издать лишний шум.

Он смотрел в глаза мужчины. Широко раскрытые, они были полны не боли, а лишь животного, немого ужаса и недоумения. Затем взгляд остекленел.

Когда судороги прекратились, Риан осторожно, как мешок с тряпьём, опустил мёртвое, обмякшее тело на землю. В воздухе стоял густой, медный запах свежей крови и резкий, кислый запах опорожнившегося от ужаса кишечника.

Риан выпрямился. Работа была сделана. Тихо и грязно.

Он замер, прислушиваясь.

Лишь ветер тихо выл, гоняя клочья тумана по серому, мокрому гребню. Из долины, где стояла башня, не доносилось ни звука. Абсолютная, мёртвая тишина. Никто ничего не услышал.

Риан вытер лезвие о грубую шерсть плаща мертвеца, пытаясь стереть липкую, остывающую кровь. Вернул нож на пояс; чужое оружие, казалось, весило теперь вдвое больше. Затем оттащил безвольное, тяжёлое тело за валун, скрывая его из вида.

Вернувшись на край скалы, он издал тихий, низкий, чуть дрогнувший крик сойки — условный сигнал.

Через мгновение рядом беззвучно материализовалась фигура Лисанны. Она не подошла, а просто отделилась от тумана.

Она бросила короткий, оценивающий взгляд на тёмные, влажные следы на земле, где он тащил тело. Затем на Риана, на его руки, на пятно крови на рукаве, которое он пропустил. Взгляд Лисанны был лишён и одобрения, и ужаса. Риан уловил в нём тень профессиональной брезгливости. Призрак работала чисто, как падающий снег. Риан же оставил после себя кровь и грязь.

Он виновато опустил глаза, чувствуя себя неуклюжим учеником, который испортил работу на глазах у мастера. Приказ он выполнил, но экзамен на чистоту провалил. И её молчаливый укор был хуже крика.

Лисанна подошла к самому краю и посмотрела вниз, игнорируя кровь на его руках и беспорядок у валуна. Это было прошлое. Важно было только то, что впереди.

Туман на мгновение разошёлся, словно театральный занавес, открывая вид на долину.

Внизу, метрах в ста, стояла старая, приземистая дозорная башня. Из грубой трубы вился тонкий, ленивый дымок — признак тепла и жизни. У входа стояли двое, их приглушённые голоса едва доносились до гребня. Ещё один методично обходил периметр. Они были расслаблены. Уверены в своей ловушке.

Но это были не все. Лисанна знала это. Чувствовала. Пятеро всадников не стали бы занимать целую башню. Это была не засада. Это был гарнизон.

Она посмотрела на Риана. Её лицо в сером, предрассветном свете было бледным, почти прозрачным от усталости и потери крови, но решительным.

— Первый пал, — прошептала Лисанна так тихо, что её слова почти растворились в ветре. — Осталось девять.

Девять.

Число повисло в холодном, влажном воздухе, тяжёлое и реальное. Девять вооружённых, обученных солдат. Девять жизней, отделявших их от свободы.

Они не стали задерживаться на гребне. Каждая секунда промедления увеличивала риск того, что сменщик часового поднимется наверх и найдёт лишь пустоту и следы крови.

Спуск был ещё опаснее подъёма. Двигались не по тропе, а напрямик, по крутому, почти отвесному склону, цепляясь за мокрые корни и скользкие, покрытые мхом камни. Теперь гравитация была врагом, готовым в любой момент сорвать их вниз, выбить из-под ног предательский камень, который с грохотом полетит вниз, объявляя об их присутствии.

Лисанна снова шла первой. Её движения были плавными, почти текучими, как у ручья, находящего путь между камней. Она не ставила ногу, пока не была уверена в опоре. Её тело было напряжено, как струна, но без лишней суеты. Тупая, ноющая боль в спине была постоянным, горячим напоминанием о слабости, но Лисанна заперла её в самый дальний угол сознания. Боль была роскошью, которую она не могла себе позволить.

Риан следовал за ней, повторяя её путь с точностью тени. Его мир сузился до её пяток, до того места на склоне, куда она только что поставила сапог. Он сосредоточился на том, чтобы не издать ни звука, не сдвинуть ни одного лишнего камня. Это была новая, смертельно опасная игра, и Риан играл её со всей страстью и сосредоточенностью, на которую был способен. Он не дышал — он вдыхал и выдыхал в её ритме, становясь её эхом. Две тени скользили по склону, спускаясь прямо в логово врага.

Они остановились в густых, колючих зарослях можжевельника, примерно в пятидесяти метрах от башни. Отсюда, сквозь рваные клочья тумана, открывался идеальный, смертоносный вид на площадку перед входом.

​Башня была старой, вросшей в землю, построенной из грубых, покрытых зелёным лишайником валунов, похожих на кости древнего чудовища. Дверь — тяжёлая, окованная железом — была приоткрыта, из щели сочился тусклый оранжевый свет и запах горелого жира.

​Трое культистов были снаружи. Один, высокий и худой, прислонился к стене, лениво ковыряя в зубах щепкой. Второй, коренастый и бородатый, сидел на пустой бочке, положив на колени тяжёлый арбалет и поглаживая его деревянное ложе почти с нежностью. Третий, с копьём в руке, медленно обходил башню по периметру, его шаги были размеренными и предсказуемыми.

​Они наблюдали за ними почти полчаса, превратившись в два холодных, неподвижных камня. За это время ничего не изменилось.

​Культисты были расслаблены. Это была не расслабленность уставших солдат, а высокомерная уверенность фанатиков. Они тихо переговаривались, и до Риана с Лисанной иногда доносились обрывки фраз, похожие на шипение. Один раз коренастый сказал что-то, и худой издал короткий, влажный, гортанный смешок. Из башни доносился гул голосов — там было ещё как минимум несколько человек.

​Они не ждали атаки. Они ждали криков раненой дичи, уверенные, что жертва сидит где-то в лесу и дрожит от страха. Охотники уже предвкушали вкус крови.

Лисанна опустилась на одно колено, её тело исчезло в мокром, пахнущем хвоей подлеске. Её взгляд был холодным и отстранённым, как у хирурга перед операцией. Она подняла три пальца, затем указала на патрульного. Риан, припавший к земле рядом, понял: цель — трое снаружи.

Она повернулась к нему, их лица оказались так близко, что он мог видеть крошечные капельки влаги на её ресницах, чувствовать холод, исходящий от её кожи. Лисанна говорила почти беззвучно, одними губами, но каждое слово было отчётливым, как удар молота по наковальне.

— Патрульный — ключ. Его маршрут — наш хронометр. Занимает три минуты. Когда он скроется за дальним углом башни, у нас будет примерно тридцать секунд слепой зоны.

Её взгляд, острый, как кончик стилета, переместился на двух у входа.

— Тот, что сидит, — твой.

Она указала подбородком на коренастого с арбалетом.

— У тебя один выстрел. Целься в горло или в глаз. Чтобы он не успел даже дёрнуть спусковой крючок своего арбалета. Мне нужна тишина. Никаких предсмертных хрипов.

Затем она едва заметно коснулась своего раненого плеча — молчаливое признание слабости, которое было частью расчёта.

— Тот, что стоит, — мой.

Риан молча кивнул. План был прост и жесток. Любая ошибка, любой лишний звук — и из башни высыпет остальная часть стаи, и этот маленький пятачок земли станет их могилой.

— Одновременно, — прошептала Лисанна. — В тот момент, как патрульный исчезнет из вида. Это сигнал.

Она встретилась с ним взглядом. И этот взгляд сказал остальное: «Не промахнись».

Лисанна достала один из своих метательных ножей. Лезвие тускло, хищно блеснуло в сером свете. Риан медленно, стараясь не издать ни скрипа, поднял руку с арбалетом и опёр его на толстую ветку можжевельника, создавая устойчивую платформу. Он поймал в прицел голову сидящего культиста. Расстояние было небольшим, цель — почти неподвижной. Он не мог промахнуться.

Патрульный в очередной раз прошёл мимо входа, лениво ткнув копьём в землю, и скрылся за дальним углом башни.

Лисанна подняла руку с зажатым в ней ножом.

Время замедлилось, превратившись в густой, холодный сироп. Риан слышал только стук крови в ушах и собственное, затаённое дыхание. Он смотрел на свою цель — на бородатого мужчину, который почесал затылок и что-то лениво сказал товарищу. Этот человек был жив. Через несколько секунд он умрёт. Мысль не вызвала ни жалости, ни удовлетворения. Лишь холодное, отстранённое понимание необходимости.

Рука Лисанны резко опустилась вниз.

В тот же миг палец Риана плавно нажал на спуск.

ТХУМП.

Сухой, короткий звук сработавшего механизма почти потонул в шуме ветра. Чёрный болт, невидимый в сумерках, пересёк пятьдесят метров за одно биение сердца.

Коренастый культист не успел договорить фразу. Его голова дёрнулась назад с такой силой, что, казалось, шея сломалась. Болт вошёл ему точно в глазницу с отвратительным, влажным, хрустящим звуком. Мужчина не закричал. Его тело просто обмякло и рухнуло назад с бочки, а арбалет с колен с громким, деревянным стуком упал на землю.

Почти одновременно с этим рука Лисанны, совершив одно-единственное, текучее движение, метнула нож. Он пролетел в воздухе, вращаясь, и с тихим, мягким ТХУК вошёл стоящему культисту в горло, чуть ниже кадыка.

Тот схватился за шею, его глаза расширились от шока и недоумения. Он попытался закричать, но из перерезанного горла вырвался лишь булькающий, клокочущий хрип. Кровь хлынула на его руки, и он медленно, как подкошенный, осел на землю, увлекая за собой копье, которое с грохотом ударилось о стену.

Два.

За три секунды их стало на два меньше.

Из башни тут же донёсся встревоженный крик: «Эй, что там у вас?!»

Лисанна уже была на ногах.

— Сейчас! — бросила она Риану и, не оглядываясь, вырвалась из укрытия, бросившись к башне, как серый, безмолвный призрак.

Риан последовал за ней, на ходу перезаряжая арбалет. Это было самое опасное — пересечь пятьдесят метров открытого, простреливаемого пространства. Его пальцы, онемевшие от холода, едва слушались, но он с механической точностью вложил новый болт и со щелчком взвёл тугую тетиву. Они почти достигли спасительной тени стены, когда из-за угла, завершая свой роковой круг, показался патрульный.

Он замер, увидев пустую бочку и своего товарища, лежащего в неестественной позе у стены. Его рот открылся, чтобы издать крик тревоги.

Лисанна не дала ему этого шанса.

Она была уже в трёх шагах. Её рука метнулась к сапогу, и второй нож, блеснув в сером свете, с сухим, глухим ТХУК вонзился ему точно в грудь, чуть левее центра, пробив кожу и хрящи.

Начинающийся крик превратился в сдавленный, влажный хрип. Культист выронил копьё и рухнул на колени, глядя на рукоять ножа в своей груди с тупым, детским изумлением.

Лисанна уже была рядом. Не тратя время на то, чтобы его добить, она схватила его за воротник и одним резким, яростным движением оттащила за угол, убирая с глаз, пока он ещё не успел упасть.

Тело глухо ударилось о стену и сползло на землю.

Три.

Риан подбежал к стене башни, прижавшись к холодным, мокрым камням рядом с приоткрытой дверью. Он слышал смех внутри, грубый и громкий. Они были в шаге от смерти, а их враги — в шаге от них, в тепле и беззаботности, ещё не зная, что смерть уже стоит у порога.

Лисанна появилась рядом, двигаясь абсолютно бесшумно. Её лицо в сером сумерке было бледным, но на нём не было и тени страха. Она подошла к телу первого культиста — того, что стоял у стены, — и одной рукой, с отвратительным хлюпающим звуком, выдернула свой нож из его горла. Вытерев лезвие о его же одежду, она вернула его на место.

Затем Лисанна молча указала кончиком окровавленного ножа на приоткрытую дверь, из которой лился свет и доносился беззаботный смех.

Риан кивнул. Он поднял свой перезаряженный арбалет, его сердце глухо стучало о рёбра.

Начиналась самая сложная часть. Не открытое поле боя, а тесная, кровавая резня в замкнутом пространстве.

Глава 40. Девять

Лучший боец — тот, кто не считает мертвецов до конца боя. Лучший командир — тот, кто считает их после.

— Тактический трактат генерала Вереса

Снаружи воцарилась хрупкая, как первый лёд, тишина. Внутри башни же продолжался беспечный гул голосов, прерываемый взрывами грубого хохота.

Лисанна прижалась к стене у дверного проёма, почти касаясь ухом холодного, мокрого камня. Не глядя внутрь, она слушала: ритм разговоров, звяканье оловянных кружек, шарканье сапог по полу. Звуки превращались в карту вражеской территории, хаос становился упорядоченной схемой.

Риан стоял с другой стороны проёма с перезаряженным арбалетом. Сердце ещё отбивало отголоски короткой, жестокой схватки, но разум оставался холодным. Взгляд мужчины был направлен на Лисанну в ожидании команды. В этом рейде ведущей была она.

Женщина медленно, почти незаметно, отстранилась от стены и повернулась к напарнику. В полумраке её глаза казались почти чёрными, со зрачками, впитавшими весь доступный свет.

Поднялись четыре пальца. Четверо внутри.

Лисанна коснулась своего уха, показала два пальца и провела рукой налево, вглубь комнаты, обозначая двух врагов. Затем ещё два пальца указали направо, ближе к входу. Комната была разделена на секторы, цели распределены. Она указала на себя, затем на двоих слева — дальние цели доставались ей. Взгляд, острый, как стилет, остановился на Риане. Указательный палец сперва ткнул в его сторону, а затем на двух справа — ближние цели предназначались ему.

Мужчина молча кивнул. Арбалет. Нож. Двое. Быстро и беспощадно.

Лисанна снова прислушалась на мгновение, затем подняла три пальца, медленно загибая один за другим. Три. Два. Один. На последнем пальце никакого движения не последовало. Только взгляд, ставший сигналом.

Они ворвались внутрь не с яростью воинов, а с бесшумностью ледяного сквозняка, что гасит свечи в тёплой комнате.

Она снова указала на себя и на левую сторону, затем на Риана и на правую. Её сектор был там, где голоса звучали громче — женщина брала на себя более сложную задачу, оставляя напарнику ближние, более предсказуемые цели. Наконец, Лисанна беззвучно вытащила из голенищ сапог ещё два ножа.

Теперь в каждой руке было по тускло блестящему лезвию. Последний взгляд в сторону Риана содержал простой и абсолютный приказ: «Не колебайся. Не промахнись».

Последовал кивок.

Они не ворвались, а влились в дверной проём, словно две тени, отделившиеся от стены. Комната была небольшой, круглой, полной едкого дыма от очага в центре. Воздух был тяжёлым, пах кислым пивом, немытым потом и прогорклым жиром. За грубым деревянным столом сидели четверо мужчин. Двое слева резались в кости, громко споря. Двое справа молча чистили оружие. Никто из них не смотрел на дверь.

В момент, когда Лисанна шагнула за порог, её руки пришли в движение. Первый нож сорвался с левой кисти коротким, злым щелчком. Клинок пролетел три метра и с тихим, влажным звуком вошёл в горло одному из игроков. Тот захрипел, его глаза расширились от шока, и он рухнул лицом на стол, разбрасывая кости. Второй игрок только начал поднимать голову с немым вопросом на лице. Лисанна уже была рядом. Второй нож в её правой руке, двигаясь снизу вверх, вошёл ему под челюсть, пробил язык и ушёл глубоко в мозг. Раздался сухой, отвратительный хруст. Тело дёрнулось и замерло.

Одновременно с этим сухой щелчок арбалета Риана разорвал гул голосов. Болт вошёл точно в висок одному из тех, кто чистил оружие. Голова мужчины дёрнулась, как от удара, и он без звука рухнул набок, увлекая за собой скамью.

Остался один. Тот, что чистил меч. Длинные, сальные волосы упали ему на лицо, когда он вскочил. Его налитые кровью глаза метнулись от мёртвых товарищей к двум теням, принёсшим смерть. Он взревел, и в этом рёве было больше животного ужаса, чем ярости. Культист бросился вперёд — не на Лисанну, которая была ближе, а на Риана. Возможно, мужчина с арбалетом представлял в его сознании большую угрозу. Это стало его последней ошибкой.

Арбалет с лязгом упал на пол. Риан, отбросив его, выхватил нож и совершил почти танцевальный пируэт в сторону, пропуская врага мимо. Одновременно его рука нанесла короткий, режущий удар по бедру противника, целясь в артерию. Лезвие глубоко вошло в плоть со звуком рвущейся ткани и мышц. Рёв культиста превратился во взвизг боли. Нога подкосилась, атака захлебнулась. Горячая кровь хлынула, пропитывая штаны. Он неуклюже развернулся, яростно замахиваясь мечом. Риан уклонился, и тяжёлое лезвие просвистело в дюйме от его лица, врезавшись в стол.

Схватка превратилась в жестокий, близкий бой. Лязг стали, хриплое дыхание, шарканье сапог по залитому кровью и пивом полу. Риан был быстрее, но каждый удар тяжёлого меча заставлял его отступать. Краем глаза он видел, как Лисанна движется по периметру комнаты, лёгкая, как призрак. Она не вмешивалась, с деловитой эффективностью вытаскивая свои ножи из остывающих тел и вытирая их о тряпьё мертвецов. Это был его бой. Его проверка.

Культист, понимая, что истекает кровью, снова бросился на него с серией отчаянных ударов. Раненый зверь был вдвойне опасен. Риан отступал, парируя рубящие удары. Сталь звенела о сталь. Один из ударов оказался слишком сильным. Меч врага соскользнул по лезвию ножа, и его кончик глубоко полоснул Риана по предплечью. Острая боль обожгла руку. Ткань рукава мгновенно пропиталась кровью. Нож едва не выпал из ослабевших пальцев. Горячая, липкая кровь заливала предплечье, делая рукоять скользкой.

Эта боль, вид собственной крови, мгновенно отрезвили. Холодный расчёт исчез, смытый животной необходимостью закончить бой. Риан перестал защищаться.

Культист, видя рану, оскалился и замахнулся для последнего удара, целясь в шею. Но Риан шагнул не назад, а вперёд, прямо в зону поражения, выбрасывая вперёд раненую левую руку. Не для блока — как жертву. Тяжёлый меч с омерзительным, глухим хрустом врезался в кость предплечья, почти перерубив её.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Боль взорвалась в голове ослепительным светом, но он её почти не заметил. Левая рука была бесполезна, но она выполнила свою задачу — меч врага завяз в ней на долю секунды. Этого было достаточно. Пока враг был ошеломлён этим самоубийственным манёвром, правая рука Риана с ножом метнулась вперёд. Удар пришёлся не просто в живот, а снизу вверх, под рёбра, вгоняя лезвие по самую рукоять. Он почувствовал, как сталь пробивает плоть, и провернул нож, разрывая внутренности.

Глаза культиста остекленели. Рёв застрял в горле. Мужчина с тупым удивлением посмотрел на Риана, затем на рукоять ножа в своём животе и без звука рухнул на колени, а затем — лицом в грязь.

Лисанна подошла, беззвучно ступая по лужам крови. Взгляд её был не как на спасителя, а как на повреждённый инструмент. Она быстро, оценивающе, скользнула по сломанной левой руке Риана, затем по глубокому порезу на правой. После этого её взгляд прошёлся по четырём остывающим телам.

— Семь, — тихо сказала она. Голос был ровным шёпотом в кровавой тишине, словно она вела счёт в какой-то своей игре.

Женщина без лишних слов шагнула к ближайшему трупу, наступила ему на грудь и резким движением оторвала полосу ткани от грязной рубахи. Затем подошла к Риану и туго, почти жестоко, перетянула его раненое предплечье выше пореза. Риан сдавленно застонал, но она это проигнорировала.

— Наверху, — сказала она, кивнув на узкую винтовую лестницу в углу. — Они слышали.

И действительно, сверху донёсся скрип сапога на старой ступени. А затем — громкий, встревоженный голос:

— Эй, вы там! Что за шум?

Голос был полон раздражения, а не тревоги. Они ещё не поняли, что смерть уже вошла в их дом.

— Рука, — бросила Лисанна с холодной, деловитой интонацией.

Она подтолкнула Риана к столу, почти швырнув на скамью, и схватила его искалеченное предплечье. Мужчина стиснул зубы, покрываясь холодным потом. Её пальцы, на удивление сильные, прощупали кость сквозь окровавленный рукав. Концы сломанной кости скрежетнули, и из горла Риана вырвался сдавленный стон.

— Перелом чистый, — констатировала она. — Повезло.

Движения Лисанны были быстрыми и точными. Она сорвала со стола грязную скатерть и разорвала её на полосы. Нашла две дощечки от разломанного ящика. За несколько мгновений была сооружена грубая, но функциональная шина. Лисанна с безжалостной силой выпрямила руку и зафиксировала предплечье. Боль стала тупой, ноющей. Из оставшейся ткани она сделала перевязь, подвесив сломанную руку на шее.

— Ты бесполезен в ближнем бою, — произнесла она, завязывая последний узел. Эта фраза не была оскорблением — лишь тактической оценкой повреждённого актива. — Но можешь отвлечь.

Сверху снова раздался скрип, и тяжёлые шаги начали спускаться. Она подобрала с пола тяжёлую глиняную кружку.

— Я иду первой. Когда услышишь мой первый удар, швырни это в дальний угол. Громко.

Он молча кивнул, взяв кружку в здоровую правую руку.

Сверху снова донёсся голос, на этот раз злее, с нотками тревоги:

— Крэл, какого чёрта?! Отвечай!

Лисанна уже была у лестницы, прижавшись к стене, и начала беззвучный подъём. Риан последовал за ней, стараясь ступать так же тихо. Лестница была узкой, винтовой, закручивающейся в темноту.

Наверху их ждал свет. Верхняя комната башни была сторожевым постом с узкими бойницами по периметру. Там было двое культистов. Один, массивный, бритый наголо мужчина с двуручным топором за спиной, стоял у лестничного проёма, вглядываясь вниз. Второй, пожилой и худой, с арбалетом в руках, смотрел в дальнее окно на север.

Лисанна замерла на последней ступени, в тени. Она видела, как напряжена спина бритоголового. Он был готов к бою. Не став ждать, она вырвалась из тени не вверх, а вбок. Нож, двигаясь снизу вверх, вонзился ему глубоко в мягкую плоть внутренней стороны бедра, у самого паха, разрывая артерию.

Мужчина взревел от агонии и инстинктивно согнулся.

В этот самый момент Риан, услышав рёв, швырнул кружку. Тяжёлая глина с оглушительным треском разлетелась о дальнюю стену.

Пожилой культист с арбалетом резко развернулся на звук. Этого мгновения было достаточно. Лисанна, используя согнувшееся тело бритоголового как опору, оттолкнулась, перепрыгнула через его спину и приземлилась прямо перед вторым врагом. Арбалетчик не успел поднять оружие. Второй нож вошёл ему в горло с тихим, влажным хрустом.

В тот же миг раненый бритоголовый, обезумев от боли, попытался развернуться, замахиваясь топором. Лезвие со скрежетом врезалось в каменную стену, высекая искры. Лисанна уже была за его спиной. Её рука выхватила третий нож из сапога и нанесла короткий, точный удар в основание черепа. Бритоголовый замер. Его огромное тело тяжело, как срубленное дерево, рухнуло на пол.

Девять.

Тишина. Нарушаемая лишь предсмертным хрипом старика и звуком крови, капающей с ножа Лисанны на пол. Она подошла к Риану. Он сидел на полу, прислонившись к стене, бледный от боли и потери крови. Его левая рука безобразно распухла, шина пропиталась кровью.

Лисанна молча опустилась рядом с ним на колени. Подобрала брошенный им нож, вытерла о свою штанину и вернула, вложив холодную рукоять в его здоровую руку. Затем она поднялась и, пошатываясь, подошла к северной бойнице. Туман рассеивался, и вдали показались заснеженные пики гор. Путь был свободен.

Она медленно сползла по стене, прислонившись к холодному камню. Лицо женщины было мертвенно-бледным, и сквозь разорванную ткань рубахи на спине снова проступила свежая кровь.

— Лисанна, спина… ты… — прохрипел он.

Она прикрыла глаза.

— Всё в порядке, — глухо ответила Лисанна. — Нужна минута. Тебе и мне.

Глава 41. Цена победы

Победа не даёт ничего, кроме возможности сражаться в другой день. И не всегда на твоих условиях.

Победа не принесла ни облегчения, ни триумфа. Когда адреналин схлынул, он оставил после себя лишь гулкую пустоту, тошноту и боль. Риан сидел, прислонившись к стене, и пытался дышать сквозь пульсирующие волны, расходившиеся от раздробленной руки. В ушах снова и снова отдавался тот тошнотворный, глухой хруст ломающейся под ударом меча кости. Мир сузился до этого ощущения — мокрой, горячей, разрывающей боли, зажатой в тиски из дощечек и грязной ткани. Густой медный запах крови и кислый смрад страха смешивались с запахом смерти, вызывая рвотные позывы.

Лисанна двигалась среди трупов, как призрак, методично собирая последствия бойни. С деловитой, почти брезгливой отстранённостью она вытаскивала свои ножи из остывающих тел. Раздавался отвратительный, влажный, сосущий звук, когда сталь покидала плоть. Девушка вытирала лезвия о рубахи мертвецов и возвращала их в ножны на сапогах и поясе. Собрала свои и риановы болты.

Проверила арбалет убитого культиста, оценивая натяжение тетивы. Её движения были экономичными, лишёнными эмоций — словно не участник бойни, а единственный зритель наводил порядок после кровавого представления. Когда Лисанна наклонилась, чтобы поднять нож из лужи крови, её движение было едва заметно скованным. Она на мгновение замерла, прежде чем выпрямиться.

— Вставай, — приказала она, не оборачиваясь.

Тихий и ровный голос прорезал гул боли в голове Риана, как холодный скальпель. Это был не призыв, а констатация факта. Передышка закончилась.

Риан с трудом подчинился, опираясь на стену здоровой рукой. Мир качнулся, и раскалённый гвоздь в сломанной руке, казалось, провернулся.

— Обыщи этого, — Лисанна кивнула на бритоголового гиганта, завалившего проход. — Мне нужны карты, приказы, деньги. Что угодно.

Пока Риан, морщась, неуклюже шарил одной рукой по карманам мертвеца, ощущая под пальцами ещё тёплую, грубую ткань и безвольную тяжесть тела, его спутница спустилась вниз. Через несколько минут она вернулась, неся с собой увесистый мешок и несколько фляг.

— Вода, эль, сухари, сыр, — коротко доложила девушка, бросая мешок на пол. — Ничего ценного. Припасы для гарнизона.

Риан вытащил из-за пояса убитого лишь пару медных монет и истёртый кожаный кисет с дешёвым, вонючим табаком. Никаких приказов.

— Пусто.

Лисанна кивнула, словно и не ожидала другого.

— Они не доверили бы приказы рядовым пешкам.

Она подошла к Риану. Её взгляд был таким же острым и оценивающим, как у лекаря, изучающего рану перед ампутацией.

— Сними это, — приказала девушка, указывая на импровизированную, пропитанную кровью шину.

Риан с трудом развязал узел здоровой рукой. Лисанна осторожно, но твёрдо сняла повязку и шину. Взгляд на собственную руку вызвал новый приступ тошноты. Предплечье распухло до двойного размера, приобретя уродливый сине-багровый оттенок. Глубокий порез от меча зиял, как вторая ухмыляющаяся, кровавая пасть, а из места перелома под неестественным углом торчал осколок кости.

Лисанна, казалось, не заметила этого уродства. Она достала из своих запасов флягу с крепким спиртом.

— Будет больно, — предупредила она без всякого сочувствия.

Это был ад.

Спирт, хлынувший в открытую рану, ощущался как жидкий огонь. Риан зашипел, вцепившись зубами в нижнюю губу до крови, его тело выгнулось, но он не отстранился. Девушка промыла рану с безжалостной, методичной тщательностью, вымывая грязь и запекшуюся кровь, затем достала из походного мешочка иглу и тонкую, прочную нить из сухожилий.

Риан как заворожённый смотрел, как её пальцы, ещё недавно метавшие смертоносную сталь, теперь будут сшивать его плоть. Движения были уверенными, точными, стежок за стежком. Лисанна не говорила ни слова, полностью сосредоточившись на задаче. Прокол. Стежок. Узел. Снова и снова. Он чувствовал каждое движение иглы, каждый прокол кожи, каждый раз, когда нить с отвратительным, тихим скрипом стягивала края раны.

В этой тишине, в этом странном, почти интимном акте лечения посреди комнаты, полной трупов, было что-то сюрреалистичное. Её действия напоминали не заботу лекаря, а работу мастера, чинящего свой инструмент. И Риан, принимая эту боль, эту её деловитую, жестокую заботу, чувствовал, как она снова ставит на нём своё клеймо. Не огнём, а иглой и нитью.

— Почему? — хрипло спросил он, сам не зная, что именно имеет в виду. Почему спасла? Почему доверяет? Почему всё это делает?

Лисанна не подняла головы, её пальцы продолжали свой методичный танец.

— Потому что мёртвый ты мне бесполезен, — ответила она ровно, без всякого тепла. — А раненый — обуза. Мне нужен кто-то, кто сможет нести часть груза и прикрывать спину. Ты доказал, что можешь делать и то, и другое.

Это был самый практичный, самый лишённый сантиментов ответ, который только можно было представить. Холодный, как сталь её ножа. И всё же, Риан почувствовал, как что-то твёрдое и ледяное внутри него слегка оттаяло. Она не лгала. Она дала ему новую роль. Не раб и не инструмент, а партнёр по выживанию. В её мире это было высшей формой признания.

Когда последний стежок был сделан, Лисанна наложила на зашитую рану чистую повязку, пропитанную целебной мазью, и снова закрепила шину, на этот раз куда надёжнее.

— Спасибо, — сказал Риан, и слово прозвучало непривычно просто.

Она лишь молча кивнула, убирая свои инструменты. Долг был уплачен. Теперь они снова были на равных.

Именно в этот момент её взгляд зацепился за то, что она раньше не заметила. У пожилого арбалетчика у окна, из внутреннего, потайного кармана жилета торчал крошечный уголок сложенного пергамента.

Лисанна подошла и, брезгливо отстранив ещё тёплую, липкую ткань, вытащила его. Это было личное письмо, скреплённое каплей дешёвого воска без печати. Почерк был грубым, но разборчивым. Она быстро пробежала глазами по строкам. Риан увидел, как её лицо, до этого просто уставшее, стало жёстким. Надежда, только что купленная их кровью, умерла в её глазах.

— Что там? — напряжённо спросил он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она молча протянула ему пергамент.

Письмо было адресовано арбалетчику по имени Ганс от его брата, служившего в другом отряде, севернее. Риан читал, и холод медленно, ядовитой змеёй расползался по его спине.

«…будь осторожен, Ганс. Эта девка, Призрак, за которую назначили такую цену, не простая наёмница. Жрецы говорят, она осквернена, несёт в себе порчу отступника, того самого, что сбежал из Цитадели. Они боятся не того, что она сделает, а того, чем она может стать. Говорят, Пастырь сам едет на север, чтобы лично возглавить охоту. Они собирают всех у переправы в Белых Топях. Так что кончай свою дичь побыстрее и двигай туда. Награда будет королевской…»

Риан медленно опустил пергамент. Он поднял взгляд на Лисанну.

Пастырь. Личный ученик верховного жреца Культа. Фанатик, чья жестокость стала легендой даже среди его безжалостных братьев.

Белые Топи. В неделе пути на север.

Их маленькая, отчаянная победа в этой башне превратилась в пепел. Оказалось, они не просто бежали от погони. Они мчались прямо в центр сбора огромной армии, ведомой одним из самых опасных людей в Культе. Победа в башне не была прорывом из ловушки, а лишь переходом из одной маленькой клетки в другую, гораздо большую и смертоносную.

— Отступник из Цитадели… — прошептал Риан, и его мозг мгновенно сложил все части головоломки. — Элиас. Они думают, ты работаешь с ним.

Лисанна забрала у него письмо и медленно, с холодным треском разорвала его на мелкие кусочки. Она пыталась уничтожить не улику, а дурные вести.

— Они не думают, — сказала она, и её голос был тихим и пустым. — Они знают. О моей крови.

Девушка посмотрела в окно, на далёкие, безразличные заснеженные пики. Её лицо было непроницаемо, но Риан впервые увидел в её глазах нечто похожее на загнанность. Не страх зверя, а его усталость, когда он понимает, что клетка гораздо больше, чем казалось. Башня была лишь первым колышком в огромной сети, раскинутой на сотни миль.

— У нас нет недели, — сказала она, поворачиваясь к нему. Усталость исчезла, сменившись ледяной, отчаянной решимостью. — Мы должны быть у Белых Топей раньше них.

— Чтобы попасть в ещё большую ловушку? — не удержался Риан.

— Чтобы не попасть, — отрезала Лисанна. — Они будут ждать нас у переправы. Охранять брод. Ждать, что мы пойдём по пути наименьшего сопротивления. Значит, мы выберем путь наибольшего. Пересечём топи там, где никто не ходит.

Она подошла к мешку с припасами и, поморщившись от боли в спине, взвалила его на плечо.

— Отдых окончен. Пора.

Они покинули башню, оставив за собой девять трупов и густой, медный запах смерти. Выйдя на холодный воздух, Риан глубоко, судорожно вздохнул, пытаясь вымыть из лёгких смрад бойни. С неба бесшумно спикировал Террен, приземлился на здоровое плечо Лисанны и тихо, встревоженно курлыкнул, ткнувшись головой в её щеку. Она молча провела костяшками пальцев по его голове.

Глава 42. Гончие

Они бежали. Это был не спринт, а изматывающий, рваный бег по пересечённой местности. Путь лежал вдоль подножия горного хребта, в тени лесов, через ледяные ручьи и колючие заросли. Лисанна задавала жестокий, почти бесчеловечный темп. Она не оглядывалась, чтобы проверить, успевает ли Риан. Просто знала, что он должен.

Для Риана каждый шаг был пыткой. Сломанная рука, привязанная к груди, была мёртвым, ноющим грузом, и каждый толчок отдавался пульсирующей вспышкой боли. Рана от меча горела огнём, свежие швы натягивались, угрожая разойтись. Мужчина бежал на одной лишь воле, стиснув зубы и сосредоточившись на удаляющейся фигуре Лисанны.

Её усталость, казалось, испарилась, вытесненная той ледяной яростью, что он видел в её глазах после прочтения письма. Девушка двигалась с мрачной, сосредоточенной грацией, её тело было инструментом, доведённым до нечеловеческого предела. Но Риан, бежавший следом, видел то, чего не заметил бы никто другой. Видел, как она на долю секунды дольше задерживается на левой ноге, щадя раненую спину. Как её пальцы, когда она думала, что он не смотрит, сжимаются в кулак от вспышки боли. Лисанна не победила боль. Она просто игнорировала её с такой силой воли, что это само по себе было насилием над собственным телом.

Они остановились лишь раз, спустя несколько часов агонии, когда солнце уже начало клониться к закату, окрашивая небо в цвет запекшейся крови. Лисанна не остановилась — она упала. Ноги подкосились, и девушка рухнула на землю в неглубоком, скрытом от посторонних глаз овраге. Риан споткнулся и упал рядом, тело отказалось подчиняться. Он дышал хрипло, надсадно, каждый вдох раздирал горящие лёгкие, а в горле стоял вкус крови. Лисанна лежала на животе, её грудь тяжело и часто вздымалась под грязной рубахой.

Не глядя на него, она молча протянула флягу. Риан подполз, взял её дрожащей рукой и сделал несколько жадных, судорожных глотков. Вода показалась эликсиром, который погасил часть огня в горле.

— Мы не можем останавливаться надолго, — сказала Лисанна. Голос был ровным, но в нём слышалась скрытая вибрация, как у натянутой до предела струны. Она говорила не столько с ним, сколько с самой собой, приказывая телу подняться. — Они уже нашли башню. Знают, что мы ушли на север. Их следопыт… он хорош. Он пойдёт по нашему следу.

Девушка перевернулась на спину и посмотрела в багровое небо. На одно короткое мгновение в её глазах Риан увидел не Призрака, не машину, а просто смертельно уставшую, раненую женщину, которая понимала, что бежать больше некуда.

Риан отнял флягу от губ, вытирая рот тыльной стороной здоровой руки. Боль немного отступила, сменившись тупой, изматывающей ломотой. Но его разум, привыкший к анализу даже в худших условиях, уже складывал воедино страшную картину.

— Лисанна, — сказал он, и голос прозвучал твёрже, чем он ожидал. — Я должен знать.

Она повернула к нему голову, её глаза были настороженными, как у зверя, учуявшего незнакомый запах.

— Знать что?

— Письмо. «Отступник из Цитадели». «Порча, которую ты несёшь». Пастырь едет не за парой беглецов. Он едет за тобой. — Риан наклонился вперёд, его взгляд был настойчивым, требующим. — Я иду вслепую, а это верный способ умереть. Я должен знать, с чем мы имеем дело. От чего именно мы бежим.

Её лицо на мгновение стало непроницаемой маской. В глубине глаз мелькнул холодный огонёк подозрения. Тело напряглось, рука медленно пододвинулась ближе к ножу. Она молчала так долго, что Риан подумал — сейчас она убьёт его за эту дерзость. Лисанна изучала его, взвешивала, оценивала, как тварь в болоте, как культистов в башне.

Её взгляд скользнул по его лицу, затем опустился на его сломанную руку, на её собственный нож, который он так и не вернул. Риан видел, как она прокручивает в голове всё, что произошло. Он не бросил её. Убил за неё. Спас от лихорадки. Он заплатил за это право.

— Хорошо, — наконец сказала она. Слово прозвучало как выдох, уступка, которую она никогда раньше не делала. Она посмотрела ему прямо в глаза, и в её взгляде не было тепла, но было условие. — То, что я тебе расскажу, не выйдет из этого оврага. Никогда.

Лисанна отвернулась, уставившись на догорающий закат, словно видела в нём прошлое. Её голос был тихим, лишённым эмоций, будто она зачитывала факты из чужой биографии.

— «Отступник» — мой отец.

Риан замер. Эта простая фраза перевернула всё. Все его теории и догадки рассыпались в прах. Он думал, что понимает правила игры, а оказалось, он даже не знал её названия.

— Он не был простым культистом, — продолжила она, глядя куда-то вдаль. — Он был одним из их Хранителей Знаний. Архивариус. Имел доступ к самым древним текстам, к истокам их веры, к тому, что они прятали даже от самих себя. И он увидел в них ложь. Гниль в самом сердце их учения.

Она сделала паузу, дыхание на мгновение сбилось.

— Он пытался говорить. Предупредить. Они назвали его еретиком. Он сбежал из Цитадели, но перед этим… нашёл кое-что. Не просто знание. Ключ. Способ уничтожить их раз и навсегда.

Лисанна наконец повернула к нему голову, и в её глазах, отражавших догорающее небо, он увидел холодную пустоту.

— Они называют это «Сердце Тишины».

Название отозвалось в памяти Риана смутным, тревожным эхом.

— А «порча»? — тихо спросил он, боясь ответа.

Лисанна медленно повернулась. Впервые он увидел в её глазах не просто усталость или ярость, а глубокую, застарелую боль.

— Это я, — сказала она. — Ключ — это не предмет. Это знание, запечатанное в моей памяти. Отец сделал меня своим наследием, своим оружием. Он вложил в мою голову карту, шифр, всё, что нужно, чтобы найти «Сердце Тишины» и активировать его. Сделал это, когда я была ребёнком, используя техники, которые они сами же и создали. Я — ходячий архив, который они не могут ни прочесть, ни уничтожить, не потеряв всё.

Теперь Риан понял. Ужас культа был не в том, что она сбежала, а в том, что она могла вспомнить. Они не просто хотели её убить. Они хотели вскрыть её разум, как сундук, и забрать то, что спрятал в нём её отец. Он посмотрел на её уставшее, но упрямое лицо, и собственная сломанная рука, казалось, перестала болеть. Пастырь ехал не казнить еретика. Он ехал проводить вскрытие. На живом сознании.

— Они не знают, что именно я знаю, — добавила она, и её голос стал почти глухим. — Память запечатана. Я помню лишь путь, как животное помнит дорогу к водопою. Отец сказал, что полное знание вернётся только там, на месте. У самого «Сердца». Поэтому они так боятся. Не знают, что я могу сделать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она посмотрела на него в упор, взгляд был острым, как осколок обсидиана.

— Теперь ты знаешь. Мы бежим не от смерти. Мы бежим, чтобы добраться до «Сердца» первыми. Чтобы я могла закончить то, что начал мой отец.

Риан молчал, переваривая услышанное. Весь мир только что был стёрт и переписан заново. Он посмотрел на свою сломанную руку, на боль, которая была постоянным метрономом их отчаяния. А затем — на её бледное, решительное лицо.

— Значит, Белые Топи — это не просто побег, — медленно произнёс он. — Это гонка.

— Да, — подтвердила она. — Гонка, в которой мы не можем проиграть.

Лисанна поднялась на ноги. Это было медленное, болезненное разгибание сломанного тела. Отдых окончился.

— Вставай, — сказала она.

Он поднялся, опираясь на ствол дерева. Боль в руке была ничем по сравнению с тем грузом, который только что лёг на их плечи. Они бежали не за свои жизни. Они бежали за право зажечь огонь, который спалит этот мир.

И они побежали.

Ночь не принесла укрытия, а стала новым полем битвы — с усталостью, болью и временем. Они двигались под тусклым светом луны, превратившись в две тени на границе леса. Каждый шорох заставлял замирать, вслушиваясь в дыхание тьмы.

Лисанна шла, как заведённый механизм, её чувства были обострены до предела. Боль в спине стала постоянным, горячим компасом, указывающим на её уязвимость. Она больше не полагалась на зрение: слушала ветер в кронах, вдыхала запахи сырой земли и близкого снега, ощущала малейшую вибрацию земли. Она стала частью ночного леса, таким же хищником, как волк или рысь, которые, она знала, наблюдали за ними из темноты.

Для Риана ночь была адом. Боль в сломанной руке превратилась в постоянный, изматывающий фон. Каждый неверный шаг отзывался тошнотворной вспышкой агонии. Он держался, но понимал, что замедляет её, был якорем, тянущим на дно. Он видел это по тому, как часто она останавливалась под предлогом прислушаться. Лисанна давала ему время перевести дыхание, хотя сама, казалось, не нуждалась в отдыхе. Эта молчаливая, жестокая забота была унизительнее любой пощёчины. И благодарность за неё — острее любой боли.

К полуночи они достигли края скалистого ущелья. Далеко внизу ревела река, её гул пробирал до костей. Именно тогда с неба беззвучно спикировал Террен. Он не сел на руку Лисанны, а рухнул на скалу в нескольких шагах, его перья были взъерошены, а глаза горели тревогой. Он издал короткий, резкий клёкот — сигнал тревоги.

Лисанна замерла, глядя назад, во тьму леса.

— Они близко, — прошептала она.

— Следопыт? — хрипло спросил Риан.

— Нет, — она покачала головой. — Слишком быстро. Они пустили по следу гончих. Двое. Может, трое. Лучшие из лучших.

Она наконец повернулась к нему, и в её глазах отражались холодные звёзды.

— Это не следопыты. Это охотники на души. Они не идут по следу, они его предугадывают. Чувствуют твой страх, боль, усталость. Они знают, куда мы идём.

Её слова повисли в холодном воздухе. Они не могли их обогнать. Это был конец гонки. Шах и мат.

Риан прислонился к скале, чувствуя, как по спине стекает ледяной пот. Он был обузой, якорем, который утянет их обоих на дно.

— Я могу их задержать, — с трудом сказал он. — У меня есть арбалет, нож. Я куплю тебе время.

Лисанна резко повернулась, её глаза сверкнули.

— Не говори глупостей. Ты не купишь мне и пяти минут, а твоя смерть будет бессмысленной.

Она подошла к краю ущелья и посмотрела вниз, на бушующую тьму.

— Они ждут, что мы пойдём вдоль ущелья. Будем искать мост или спуск. Это логично. — Она замолчала. — Но это путь добычи. А мы — нет.

Лисанна повернулась к нему, и в её глазах он увидел то самое холодное, безумное пламя, которое видел в башне.

— Мы пересечём его. Здесь. Сейчас.

— Пересечь его? — Риан неверяще посмотрел на чёрную пропасть. — Это безумие, Лисанна. Сотня метров шириной, если не больше. Это самоубийство.

— Нет. Самоубийство — это ждать здесь, пока они не перережут нам глотки. Они пойдут вдоль ущелья, будут искать наши следы. И не найдут их, потому что мы будем уже на той стороне.

Она схватила его за здоровую руку и подтащила к краю.

— Смотри. Вон там, — она указала в темноту. — Старая сосна, растёт не вверх, а вбок, прямо из скалы. А на той стороне — такой же скальный выступ.

Он прищурился и действительно разглядел тёмный, корявый силуэт дерева над бездной.

— Мы привяжем верёвку здесь. Я выстрелю стрелой с тонкой леской на ту сторону. Если зацепится, перетянем основную верёвку.

— Ты уверена, что попадёшь? В темноте? С этим ветром?

Вместо ответа она сняла с плеча свой лук.

— Я пойду первой. Буду страховать тебя.

Её голос почти тонул в рёве реки. Она уже работала, пальцы с методичной скоростью вязали узлы, закрепляя верёвку на скальном выступе.

— Твоя правая рука должна держать, — она посмотрела на его здоровую руку. — Левую, — её взгляд скользнул по его шине, — просто прижимай к себе. Не думай. Повторяй за мной.

Это был приказ, но не приказ из их прошлых игр. Это был приказ лидера, ведущего отряд на штурм.

Она закончила с узлами и подошла вплотную, её ясный, холодный взгляд впился в него.

— Ты готов, Риан?

Он посмотрел на её лицо — бледное, испачканное грязью, но лишённое тени сомнения. Затем на свою искалеченную руку. А потом — в чёрную, ревущую пасть ущелья. Разум кричал, что это безумие. Конец. Но что-то другое, родившееся в башне, когда она зашивала его плоть, говорило иное. Если и есть в мире человек, способный спуститься в ад и вернуться, то он стоит прямо перед ним. Она предлагала не просто шанс выжить, а шанс последовать за ней.

Риан глубоко вздохнул, собирая остатки мужества, и встретился с ней взглядом.

— Готов.

В этом одном слове была вся его вера. Не в богов или удачу. А в неё.

Лисанна коротко кивнула. Она перекинула свободный конец верёвки через край, и та змеёй скользнула во тьму. Не колеблясь, она шагнула в пропасть, исчезнув из виду. Верёвка с мучительным скрежетом натянулась. На одно оглушающее мгновение Риан остался один на краю мира, соединённый с ней лишь этой тонкой, вибрирующей нитью.

Через вечность снизу донёсся её голос, почти потерянный в рёве реки:

— Давай!

И Риан, зажмурившись, сделал шаг во тьму. Земля ушла из-под ног. Внутренности сжались в ледяной комок. Рёв реки ударил по ушам, вытесняя все мысли. Он не шагнул в пропасть. Он шагнул за ней.

Глава 43. Глоток воздуха

Весь мир Риана схлопнулся до нескольких ощущений: грубая, мокрая верёвка, впивающаяся в ладонь и сдирающая кожу; тошнотворная, пульсирующая агония в сломанном предплечье; и рёв реки внизу — оглушающий, первобытный, обещающий холодную смерть.

Скальная стена была почти отвесной, мокрой и скользкой. Риан не спускался, он падал — хаотично, контролируя падение лишь отчаянным трением сапог и напряжением единственной руки. Каждый толчок о камень отдавался раскалённой иглой в переломе, заставляя мир на мгновение вспыхивать белым. Он двигался неуклюже, с отчаянием зверя в капкане, полагаясь не на технику, а на грубую силу и инстинкт выживания.

В этой ревущей тьме единственным ориентиром был голос Лисанны. Он доносился снизу сквозь грохот воды — резкий, ясный, абсолютно лишённый эмоций. Это были не слова поддержки, а ледяные команды.

— Левее! Уступ!

— Вес на правую ногу!

— Не смотри вниз!

Её голос был единственным, что пробивалось сквозь завесу боли и паники. Он не успокаивал, а приказывал. Был якорем, который рвёт кожу, но держит над бездной. И Риан, цепляясь за него, шаг за шагом, срыв за срывом, продолжал спуск, ведомый этим безжалостным, спасительным голосом.

Лисанна не просто спускалась, а вела его, читая скалу на два хода вперёд, просчитывая, куда он поставит ногу, где его вес может сорвать предательский камень. Она страховала его вес своим измождённым, раненым телом.

А потом нога Риана соскользнула.

Слизь и мокрый мох предали его без предупреждения. Мир стал вертикальным падением, скрежетом сапога о камень и его собственным хрипом. На одно ужасное, бесконечное мгновение он повис на одной руке.

Верёвка, впившись в ладонь, натянулась, как струна, угрожая вырвать плечо из сустава. Боль в сломанном предплечье взорвалась ослепительной вспышкой, застилая сознание. Он смотрел, как его собственные пальцы, чужие и предательские, начали разжиматься.

Именно в этот момент верёвка дёрнулась вниз и вбок с силой, которая едва не сломала ему позвоночник. Она не потянула его, а поймала, погасив инерцию. Риан с оглушительным треском ударился всем телом о скалу. Удар выбил остатки воздуха из лёгких.

Скосив глаза вниз, он увидел её. Лисанна висела в десяти футах под ним, расставив себя между двумя скальными выступами. Упершись ногами в одну стену ущелья, а спиной — в другую, она превратила собственное тело в живой тормоз. Она держала не только свой вес — она держала и его. Риан видел, как напряжены до звона мышцы на её руках и ногах, как её тело сотрясает мелкая дрожь от чудовищного усилия. В тусклом лунном свете её лицо было бледным, заострившимся, губы сжаты в тонкую, бескровную линию.

Их взгляды встретились.

В её глазах не было ни страха, ни жалости. Лишь первобытная, безмолвная ярость: на него за слабость, на скалу за предательство, на саму себя за то, что позволила этому случиться. И под этой яростью — стальной, негнущийся приказ: «Держись!»

Что-то внутри Риана переключилось. Это стало делом чести. Он не мог подвести её. Не сейчас, когда она, раненая, держала его жизнь в своих руках. Собрав последние силы, он нащупал ногой опору. Боль превратилась в белый шум. Он начал двигаться снова — медленнее, осторожнее, с той отчаянной, ледяной сосредоточенностью, на которую способен лишь человек, заглянувший за край.

Спуск казался вечностью. Когда его ноги наконец коснулись твёрдой земли, они подкосились. Он рухнул на колени на каменистый берег, сотрясаемый неконтролируемой дрожью.

Лисанна приземлилась рядом легко, почти бесшумно. Не помогая ему и не говоря ни слова, она тут же повернулась и начала сматывать верёвку быстрыми, выверенными движениями. Момент их общей уязвимости над бездной закончился. Она снова была Призраком.

Пока девушка работала, Риан сидел на мокрых камнях и смотрел вверх, на чёрный силуэт ущелья. Там, наверху, сейчас стояли их преследователи. Он почти физически ощущал их ярость от того, что добыча исчезла. Они проиграли. Беглецы обменяли верную смерть от клинка на почти верную смерть от стихии, но оторвались.

Лисанна закончила с верёвкой и подошла. Её холодные пальцы с клинической точностью проверили узлы на его шине. Он невольно напрягся.

— Держать будет, — сказала она. Это была не похвала его мужеству, а скорее оценка выносливости тела, которое выдержало нагрузку. Она посмотрела на реку. Чёрная, вспененная вода неслась мимо, ворочая невидимые валуны на дне.

— Они будут ждать рассвета, чтобы искать обход, — сказала она, перекрикивая шум. — У нас есть несколько часов.

Девушка повернулась к нему, и в её глазах отражалась лишь стальная, неумолимая воля.

— Теперь мы пересекаем реку.

Риан посмотрел на ревущий поток и решил, что она бредит. Что спуск и усталость окончательно сломали её расчётливый ум. Вода кипела, вспениваясь вокруг чёрных валунов, торчавших из потока, как обломки костей. Шум был физическим, он вибрировал в грудной клетке. Такая вода не утопила бы — она бы разорвала на куски.

— Невозможно! — крикнул он.

Она шагнула к самой воде.

— Остаться здесь — тоже невозможно. На рассвете они спустятся и загонят нас, как крыс, на этом клочке земли. — Лисанна повернулась к нему. В её глазах не было и тени безумия. — Другого пути нет.

Не дожидаясь согласия, она двинулась вдоль берега, выискивая слабое место. Риан, пошатываясь, пошёл за ней. Лисанна остановилась напротив места, где поток сжимался в яростную, белую глотку. С их стороны из воды торчал большой плоский валун, а на противоположном берегу, футах в сорока, росла группа кривых ольх.

— План тот же. Я перебираюсь, закрепляю верёвку. Ты следуешь за мной.

— Тебя снесёт! — отчаянно крикнул он. — Размажет о камни!

Она бросила на него взгляд, полный ледяной, почти безумной уверенности.

— Я должна.

Она обвязала конец верёвки вокруг валуна, проверив узел трижды. Другой конец закрепила у себя на поясе. Затем подобрала со дна тяжёлый камень и сунула его за пазуху — балласт, чтобы прижать ко дну.

— Держись ближе к дну, — приказала она. — Цепляйся за камни. Не борись с течением, используй его. Иди под углом. И не отпускай верёвку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С этими словами она шагнула в воду.

Ледяной поток обрушился на неё как удар тарана. Её тело напряглось от шока, из горла вырвался беззвучный крик. На мгновение её снесло, как щепку, но она устояла, вцепившись в донный камень. Она не пошла — поползла по дну, нащупывая опору, почти параллельно потоку. Она не пыталась победить реку, а пыталась обмануть её, стать её частью.

Вода ревела, пытаясь сорвать её. Несколько раз чёрная волна накрывала её с головой, и сердце Риана замирало. Он стоял на берегу, беспомощный, и смотрел, как она, раненая, дюйм за дюймом отвоёвывает себе путь. В этот момент она казалась ему таким же первобытным и жестоким созданием, как и сама река.

Это заняло вечность. Когда Лисанна наконец выбралась на противоположный берег, она тут же, дрожащими руками, начала закреплять верёвку на деревьях. Закончив, она дважды дёрнула — сигнал.

Теперь была его очередь.

Шаг в воду был шагом в жидкий лёд. Холод обжёг, перехватил дыхание, вцепился в кости. Боль в сломанной руке взорвалась с новой силой. Он вцепился в верёвку здоровой рукой. Течение тут же вцепилось в ноги, пытаясь сорвать и утащить. Он пытался следовать её совету, но был тяжелее, неуклюжее, а искалеченная рука была бесполезным грузом.

Он прошёл половину пути, когда нога соскользнула.

Течение, ждавшее ошибки, вцепилось в него, как зверь. Его швырнуло вперёд и вниз. Тупой, сокрушительный удар о подводный камень выбил из него воздух. Чёрная, ледяная вода хлынула в рот и лёгкие. Рёв реки сменился глухим, утробным гулом. Он тонул.

Его протащило по усеянному острыми камнями дну. Верёвка была единственным якорем, и она убивала его, впиваясь в ладонь. Он задыхался, глотая ледяную воду. Мир превратился в месиво из чёрной воды, белой пены и оглушающего рёва. Пальцы, окоченевшие от холода, начали неметь.

Хватка ослабевала.

И вдруг верёвка начала двигаться против течения. Яростный рывок едва не вырвал ему руку, но потащил из самого сердца потока.

Его голова вырвалась на поверхность. Судорожно глотнув воздуха, он увидел её. Лисанна была привязана к дереву, её тело натянуто, как струна. Уперевшись ногами в корни, она перебирала верёвку, вытягивая его из объятий смерти. Её лицо превратилось в маску животного усилия, зубы оскалены в безмолвном рыке, брошенном в лицо реке. Она не кричала, не звала — просто тащила его, дюйм за дюймом, в жестоком, методичном ритме.

Снова.

Это придало ему сил. Он нашёл в себе последний резерв, нащупал дно ногой, оттолкнулся и пополз последние несколько футов.

Он выполз на берег и рухнул на камни, сотрясаемый жестоким ознобом. Он выплёвывал воду с кровью, не чувствуя ничего, кроме всепоглощающего холода и тупой боли.

Лисанна упала на колени рядом. Она тоже дрожала, её лицо было белым, как мел, а губы — синими. Неуклюжими пальцами она отвязала мокрую верёвку от его пояса, затем от своего. В её глазах он увидел отражение своего собственного изнеможения. На мгновение маска Призрака треснула, и он увидел под ней просто женщину, которая только что вырвала их обоих из пасти смерти и заплатила за это свою цену.

Она ничего не сказала. Просто протянула руку и коснулась его щеки, смахивая мокрую прядь волос. Её пальцы были ледяными. Это было первое прикосновение, которое не было ни насилием, ни актом владения. На одно оглушительное мгновение боль и холод отступили.

А затем она отдёрнула руку, словно обожглась.

— Двигайся, — прохрипела она. — Или мы замёрзнем здесь.

Опираясь друг на друга, дрожащие, мокрые, едва живые, они поднялись. Каждый мускул кричал, каждая рана горела ледяным огнём. Они побрели прочь от реки, вглубь ночного, враждебного леса, превратившись в единое, спотыкающееся существо, движимое общей болью.

Глава 44. Грот

Лес был безразличен к их страданиям. Просто тёмный, холодный и мокрый. Они брели, спотыкаясь, больше похожие на двух призраков, выплюнутых рекой, чем на живых людей. Каждый шаг давался с огромным волевым усилием. Одежда, липнущая к телу, превратилась в ледяную броню, высасывавшую остатки тепла. Неконтролируемая, жестокая дрожь сотрясала их тела, заставляя зубы выбивать лихорадочную дробь. Гипотермия уже запустила ледяные когти им под кожу, и оба, не говоря ни слова, знали: если в ближайшее время не найти укрытие и огонь, река просто отсрочила их смерть на пару часов.

Риан почти ничего не соображал. Его мир сузился до тёмной спины Лисанны впереди и первобытной необходимости ставить одну ногу перед другой. Боль в руке стала далёким фоновым шумом на фоне всепоглощающего, пронизывающего до костей холода. Он не знал, сколько они шли — десять минут или час. Время превратилось в бесконечную, дрожащую агонию.

Внезапно Лисанна свернула с курса и, пошатываясь, исчезла за нагромождением валунов, покрытых бархатным мхом. Риан, спотыкаясь, последовал за ней и увидел их спасение. Небольшой, сухой скальный грот, едва достаточно большой, чтобы вместить двоих. Ветер сюда не проникал. Почти могила, но сухая и тихая. Лисанна уже была внутри — она просто рухнула на каменный пол, свернувшись в клубок, сотрясаемый дрожью. Риан сполз по стене рядом с ней. На мгновение они просто сидели в темноте, слушая лишь стук собственных зубов и далёкий, теперь уже не такой угрожающий, рёв реки.

Даже обессилев, её инстинкты работали. Онемевшие пальцы уже скребли по камню, собирая сухие листья и мох, скопившиеся в углу.

— Дрова, — прохрипела она, её голос был едва слышимым скрежетом. — Сухие. У основания стволов. Под камнями. Быстро.

Приказ вырвал Риана из ледяного ступора. Он развернулся и, пошатываясь, вышел из грота. Двигался как во сне: здоровая рука сдирала кору со старых сосен, нащупывала сухие, мёртвые ветки, защищённые от влаги. Он собрал жалкую охапку и принёс её обратно.

Лисанна уже расчистила небольшую площадку и соорудила из мха трут. Её руки дрожали так сильно, что она с трудом могла удержать огниво и кремень. Синие, онемевшие пальцы не слушались. Она чиркнула раз — кремень соскользнул. Другой — слабый сноп искр тут же умер. Девушка выругалась сквозь стучащие зубы. Её собственное тело, её идеальный инструмент, предавало её. Та, что могла разжечь огонь в метель, сейчас не могла заставить пальцы выполнить простейшее движение.

Риан молча опустился на колени перед ней. Не говоря ни слова, он осторожно, но твёрдо, взял кремень и огниво из её дрожащих, безвольных рук.

— Дай, — прошептал он.

Его пальцы тоже дрожали, но меньше. Он заслонил трут своим телом и ударил. Раз. Другой. На третий раз яркая, горячая искра упала в сухое гнездо из мха. Появился крошечный огонёк. Они оба, не дыша, склонились над ним, как над новорожденным божеством. Риан начал осторожно дуть, и огонёк, качнувшись, заплясал, цепляясь за жизнь.

Лисанна стала подкладывать самые тонкие веточки. Движения были мучительно медленными, но точными. Огонь нехотя принял их, и с тихим, голодным треском, который прозвучал в тишине грота как победный клич, окреп. Пламя родилось, и вместе с ним на мгновение отступили тьма и холод.

Когда первые языки пламени жадно лизнули более толстые ветки, Лисанна откинулась назад, прислонившись к стене, и закрыла глаза. Её работа была сделана.

Тепло от костра было самым блаженным и одновременно самым мучительным ощущением. Оно медленно, игла за иглой, проникало в оледеневшее тело, и возвращение жизни было болью.

Риан посмотрел на Лисанну. Она сидела не двигаясь, мокрые волосы прилипли к лицу, которое в неровном свете огня казалось высеченным из льда. Жестокая дрожь всё ещё сотрясала её, но уже не так яростно. Он подвинулся ближе, пока их плечи не соприкоснулись. Она вздрогнула от прикосновения, но не отстранилась, даже, казалось, едва заметно наклонила голову в его сторону.

Тогда Риан сделал то, что казалось единственно правильным. Он придвинулся ещё ближе и осторожно обнял её здоровой правой рукой, притягивая к себе, делясь тем крошечным теплом, которое его тело начало вырабатывать. Она не сопротивлялась. Не сказала ни слова. Просто позволила этому случиться, её голова бессильно опустилась ему на плечо.

Так они и сидели в тишине, двое раненых, едва живых существ, укрывшись от смерти у одного маленького, отчаянного огня. Это было не подчинение, не игра во власть. Это было что-то гораздо проще. И гораздо страшнее.

— Я думал, мы умрём, — прошептал он, и пар от его дыхания смешался с дымом костра.

Она молчала несколько долгих мгновений. Он чувствовал её ровное, но всё ещё прерывистое дыхание у себя на шее.

— Я тоже, — наконец ответила она.

Голос был таким тихим и сломленным, что он едва его расслышал. Это был не голос Призрака. Это был голос человека, который только что заглянул в глаза смерти и испугался. Простое признание было интимнее любого поцелуя. В нём она впервые позволила себе быть уязвимой. И Риан, слушая этот шёпот, чувствуя её вес на своём плече, понял, что стал хранителем её уязвимости.

Он осторожно, кончиками пальцев здоровой руки, коснулся её плеча.

— Твоя спина…

— Заживёт, — коротко ответила она, не открывая глаз и пресекая дальнейшие вопросы.

Они снова замолчали. Постепенно тепло огня и их тел сделало своё дело. Жестокая дрожь утихла. Усталость, до этого скрытая за адреналином и холодом, обрушилась на них, как лавина. Риан почувствовал, как изменилось её дыхание — стало глубже, ровнее. Тело, до этого напряжённое даже в изнеможении, наконец, расслабилось. Голова стала тяжелее на его плече. Она уснула.

Он не спал. Просто сидел, глядя на огонь, чувствуя вес её головы и слушая её дыхание. Этот тихий, ровный звук был единственной музыкой в мире — звуком жизни, которую они вырвали у реки.

Мысли лихорадочно крутились в его голове. План. У него всегда был план. А потом… Он почувствовал, как её пальцы во сне слабо сжались на его рубахе. А потом было это. То, чего не было в плане. Её сломленный шёпот в темноте. Её вес на его плече. Он мог лишь надеяться, что найдётся третий путь, где ему не придётся делать то, что он ненавидел больше всего. Тот последний шаг, который превратит его в чудовище. Он надеялся… он

надеялся, что всё будет хорошо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 45. Доверие у огня

Риан не знал, когда боль перешла в сон, а сон — обратно в боль. Он очнулся оттого, что плечо, на котором спала Лисанна, затекло и онемело. Огонь почти прогорел, и утренний свет, серый и безжалостный, просачивался в грот, смывая хрупкое уединение ночи.

Лисанна всё ещё спала. Во сне её лицо потеряло свою хищную жёсткость, выглядело моложе и уязвимее. Риан посмотрел на свою зафиксированную руку и вспомнил её ледяные пальцы на своей щеке, её тихое, сокрушительное признание: «Я тоже».

Снаружи раздался одинокий крик сокола.

Она открыла глаза. Не было медленного пробуждения — просто взгляд, в который мгновенно вернулась былая, хищная острота. Их глаза встретились. На одно оглушительное мгновение в её взгляде было всё: осознание их близости и мгновенное, безжалостное решение это стереть. Она тут же села, отстраняясь.

Она тут же начала действовать: проверила ножи, посчитала болты, оценила остатки припасов — жалкий комок сыра и пару сухарей. Практичность была её бронёй, способом стереть уязвимость прошедшей ночи.

— Нам нужно идти, — сказала она, её голос был снова ровным и деловым. — Они уже ищут нас.

— Сначала твоя спина, — возразил Риан. — Позволь мне посмотреть.

Он ожидал отказа, но после оглушительной паузы она молча кивнула и повернулась к нему спиной. Это был акт доверия, более значимый, чем спуск в ущелье.

Риан осторожно приподнял край её грязной рубахи. Ткань присохла к ране, и он услышал, как она с шипением втянула воздух. Кожа вокруг была воспалённой, но сама рана — чистой. Она снова спасла саму себя. Он аккуратно наложил свежую порцию пахнущей хвоей мази и закрепил новую повязку. Он чувствовал, как подрагивают мышцы под его прикосновением, и жар, исходящий от её кожи — остатки лихорадки.

— Спасибо, — тихо сказала она, когда он закончил. Опустив рубаху, она повернулась. — Теперь ты.

Он не стал спорить. Лисанна размотала повязку на его руке. Картина была хуже. Швы держались, но кожа вокруг безобразно распухла, приобретя багрово-синий оттенок.

— Ничего хорошего, — констатировала она, её пальцы легко проверили жар воспалённой кожи. — Но кость на месте. Главное — не дать начаться заражению.

Она снова обработала рану и наложила свежую повязку. Они разделили остатки сыра и один сухарь.

Этого было ничтожно мало.

— Нам нужна еда, — сказал Риан. — Я не могу охотиться. А ты…

— Я смогу, — прервала она. — Но не на бегу.

В проёме грота появилась тень. Террен беззвучно приземлился на выступ камня, держа в когтях упитанного, ещё тёплого кролика. Он бросил добычу на пол и издал тихий, горделивый клёкот.

Лисанна посмотрела на сокола, и на её губах впервые появилась тень улыбки — искренняя, едва заметная, но настоящая. Усталая, болезненная, но живая.

— Хороший мальчик, — прошептала она, подходя и осторожно поглаживая птицу по голове. Риан смотрел на эту улыбку, и она ударила по нему сильнее любого прикосновения.

Пока Риан одной рукой неуклюже освежевывал кролика, Лисанна взобралась на скалы, чтобы осмотреться. Она вернулась через полчаса, её лицо снова было мрачным.

— Они на том берегу. Я видела дым от их костров. Три. С рассветом они начнут искать обход. Наше преимущество тает с каждым часом.

Они быстро приготовили мясо на маленьком огне и ели молча, как волки. Остатки завернули — драгоценный запас на день пути. Прежде чем уйти, Лисанна тщательно уничтожила все следы их пребывания, засыпав костёр и разбросав листья.

Они вышли в холодный, сырой рассвет. Мир вокруг был диким и первобытным.

— Ты сможешь идти? — её взгляд был не вопросом, а оценкой.

Он кивнул. — Я не отстану.

Она помедлила, затем достала из-за пояса метательный нож и протянула ему рукоятью вперёд.

— Держи. Арбалет слишком медленный, если они подойдут близко.

Он взял нож. Холодная сталь легла в его здоровую руку. Это было не просто одолженное оружие. Она вооружала своего партнёра.

— Куда мы идём? — спросил он.

— На север, — ответила она, глядя на заснеженные вершины. — Прямо сквозь эту глушь. Туда, где даже их гончие потеряют след.

Лес был древним и абсолютно равнодушным. Вековые сосны устремлялись в серое небо, их кроны сплетались в плотный купол, под которым царил вечный зелёный сумрак. Воздух пах влажной землёй, прелыми листьями и смолой. Тишину нарушало лишь их сбитое дыхание.

Для Лисанны это была привычная работа. Она двигалась ровно, экономя силы, боль в спине была её молчаливым спутником. Для Риана это была пытка. Боль в сломанной руке превратилась в тупую, изматывающую пилу. Он стал обузой, и это осознание было острее самой боли.

Внезапно Лисанна остановилась, прислушиваясь к самому состоянию леса.

— Здесь, — сказала она. — Привал.

Место было выбрано идеально: небольшая поляна, укрытая с трёх сторон гранитными уступами и защищённая от ветра. Рядом журчал чистый ручей.

— Ты разводишь огонь, — приказала она. — И ищешь сухой мох для подстилки. Сможешь?

Он молча кивнул, благодарный за простую задачу. Пока он работал, Лисанна растворилась между деревьями. Её отсутствие ощущалось физически, лес мгновенно стал враждебнее. Риан понял, что её присутствие было его невидимым щитом.

Она вернулась через час, бесшумно, неся дрова, съедобные корни и двух мёртвых бельчат на поясе. Без лишних слов она принялась за работу, сдирая шкурки с той же деловитой эффективностью, с какой перерезала глотки культистам. Риан, мастер интриг, был сведён к роли хранителя огня. А она, Призрак, стала добытчиком, защитником, раненым сердцем их крошечного мирка.

Когда мясо и корни были готовы, они сели у огня. Горячая пища возвращала ощущение жизни.

— Твоя карта в голове, — сказал Риан, нарушая тишину. — Насколько она точна?

— Это не карта, — ответила она наконец. — Это как песня, которую я слышу во сне. Как течение реки, которое я чувствую под ногами. Я не всегда знаю, куда ведёт следующий поворот. Но я чувствую направление. Как гул в костях.

— И эта… песня… ведёт нас к Белым Топям?

— Она ведёт нас к Сердцу Горы. Топи — лишь преграда на пути.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она закончила есть и посмотрела на его руку. — Как она?

— Ноет.

Лисанна молча подвинулась к нему. — Дай посмотреть.

Он протянул ей искалеченную руку. Её пальцы были осторожными, но уверенными, когда она разматывала повязку.

— Воспаление не усилилось, — заключила она, её голос был почти шёпотом. — Это хорошо.

Она наложила свежую мазь и начала аккуратно перевязывать рану. Он был так близко, что чувствовал запах её волос — дыма, хвои, дождя и её самой. Когда она завязала узел, её руки на мгновение задержались на его предплечье. Их взгляды встретились. В её янтарных зрачках отражался их маленький костёр, усталость и боль. На одно мгновение он увидел там не Призрака, а женщину, что спала на его плече и боялась умереть.

Она не отстранилась. Медленно, почти с сомнением, она наклонилась, и её тёплые губы коснулись его.

Сначала — лишь лёгкое прикосновение. Вопрос. Он ответил нежно, осторожно. А потом что-то изменилось. Из её горла вырвался низкий, гортанный звук. Одной рукой она с силой вцепилась ему в волосы, дёрнув голову назад и подчиняя. Его здоровая рука легла ей на талию, притягивая вплотную.

Её язык грубо, властно вторгся в его рот. Это была не ласка, а оккупация. Она целовала его не как любовника, а как свою собственность. Он чувствовал вкус дыма, мяса и металлический привкус его крови, который, казалось, лишь разжигал её голод. Она кусала его губы, язык, всасывала его дыхание, и он отвечал с той же отчаянной, животной страстью.

Когда они наконец оторвались друг от друга, тяжело дыша, их лбы соприкоснулись. В её янтарных зрачках плясал тёмный, голодный огонь.

— Тебе нужно поспать, — сказал он тихо. — По-настоящему. Я подежурю.

Он видел, как она хотела возразить. Доверять кому-то свою жизнь во сне…

— Лисанна, — его голос был мягким, но твёрдым. — Ты не спала почти трое суток. Если ты рухнешь от истощения, мы оба погибнем. Позволь мне вернуть долг. Хотя бы этот.

После долгой, напряжённой паузы она кивнула. Лисанна свернулась калачиком на подстилке из мха, спиной к нему, но достаточно близко, чтобы он мог её защитить. Это был самый немыслимый акт доверия. Через несколько минут её дыхание стало глубоким и ровным.

Риан остался сидеть у огня, подбрасывая ветки и глядя на её неподвижную фигуру. Он был её стражем.

Он не услышал его. Он его почувствовал. Лёгкое движение воздуха, тень, на мгновение перекрывшая свет костра. Напротив него, по другую сторону огня, сидел Террен, беззвучный, как падающий пепел. Сокол не смотрел на спящую хозяйку. Он смотрел прямо на Риана. Его блестящие чёрные глаза не мигали. Это был не взгляд птицы. Это был взгляд судьи.

Прошла минута, показавшаяся вечностью. Затем Террен медленно обошёл костёр и остановился в шаге от Риана, пристально глядя ему в глаза. А потом сделал шаг вперёд и головой боднул Риана в здоровую руку.

У барда перехватило дыхание. Он понял: это не угроза и не предупреждение. Это был жест. Медленно, с мучительной осторожностью, он поднял руку и кончиками пальцев погладил сокола по голове. Перья были жёсткими и удивительно тёплыми. Террен не отстранился, прикрыл глаза и издал тихий горловой звук. В этот момент, в тишине древнего леса, Риан понял, что получил молчаливое признание от единственного существа во всём мире, чьё мнение здесь имело значение.

Глава 46. Охотники и добыча

Сон Лисанны был коротким, глубоким и лишённым сновидений. Она проснулась, когда рассвет только начал окрашивать небо в цвет стали. Первое, что она осознала — это тишина. Не напряжённая, звенящая, а умиротворяющая, оберегаемая.

Риан сидел у догорающего костра, спиной к ней, лицом к тропе, с которой они пришли. Он не спал. Его фигура была неподвижной, высеченной из камня — абсолютная сосредоточенность часового. Её нож лежал у него на коленях, рукоятью к нему, лезвием наружу. Он не просто ждал. Он охранял её.

Поднявшись, она беззвучно села рядом. Риан вздрогнул, вырванный из глубоких мыслей. Он повернул голову, и его глаза на мгновение расширились от удивления, увидев её так близко.

— Ты… — начал он, но осекся.

Она ничего не сказала, просто смотрела туда же — на серую стену тумана, которая была и их укрытием, и их тюрьмой. В их молчаливом сидении плечом к плечу было больше сказано, чем в любом разговоре.

— Они не приходили, — констатировал он факт.

— Они и не придут, — ответила она. — Не этой тропой. Они умны. Знают, что мы оторвались. Не будут слепо идти по следу, а обойдут, чтобы перехватить нас у подножия Белых Топей.

Они сидели, глядя, как серый свет заливает лес. В этом молчании не было неловкости. Оно было удобным, словно оба устали от слов и ролей, и эта простая общность была единственной оставшейся правдой.

— Я думал о твоём отце, — вдруг сказал Риан, его тихий голос прорезал тишину. — О том, что он сделал. С тобой.

Лисанна напряглась. Её тело превратилось в камень. Она медленно повернула к нему голову, и в её глазах вспыхнул холодный, предупреждающий огонёк.

— Не смей, — прошипела она.

— Я должен. — Риан не отвёл взгляд. — Он превратил тебя в оружие. В ключ. Я должен понимать, как это оружие работает. Или как оно может сломаться.

— Оно не сломается, — отрезала она.

— Каждое оружие даёт осечку, Лисанна. Он не спросил тебя. Просто вложил в голову ребёнка бомбу и заставил её нести. Это не было…

— Он сделал то, что должен был! — её голос был льдом.

— Он украл твой выбор! — почти выкрикнул Риан и тут же понизил голос до яростного шёпота. — Обрёк тебя на эту жизнь! На бегство, на одиночество, на то, чтобы за тобой охотились монстры! Ты хоть раз думала об этом не как солдат, а как…

Он замолчал. Она смотрела на него долгую минуту, а затем тихо, безрадостно усмехнулась.

— Думала ли я об этом? Я думаю об этом каждую ночь, Риан. Каждую ночь я снова стою в том огне и выбираю: сгореть или нести его груз. Шестнадцать лет подряд.

Она отвернулась, снова уставившись в туман. В её голосе прозвучала горечь, которой он никогда раньше не слышал. Не злость, а усталость длиной в шестнадцать лет.

— Он не видел другого выхода. Верил, что я — единственная, кто достаточно силён, чтобы донести этот груз.

Риан посмотрел на её раненое, но несломленное тело. На её глаза, в которых он видел ад, но не поражение.

— Он был прав, — просто сказал он.

Она ничего не ответила, но он увидел, как едва заметно дрогнули её плечи. Это простое признание пробило её броню там, где не справились ни клинки, ни боль.

— Лисанна, знаешь, на самом деле я... — начал было Риан, собираясь сжечь последний мост.

Его прервал резкий, пронзительный крик. Не Террен. Искажённый, неправильный крик ястреба, слишком громкий для этого глухого леса. Он прозвучал снова, ближе.

Лисанна мгновенно вскочила на ноги, вся мягкость исчезла с её лица.

— Это ловушка. Они подражают крикам птиц. Пытаются выманить Террена. Или нас. Они здесь. Совсем рядом.

В этот момент с неба, как чёрная молния, спикировал Террен. Он пронёсся низко над их головами, и из его когтей что-то упало на мягкий мох. Затем, резко взмыв вверх, сокол растворился в кронах.

На земле лежала стрела. Длинная, тонкая, с чёрным наконечником из обсидиана. К её древку жилой был привязан клочок тёмно-синей ткани.

Лисанна смотрела на него, и всё её тело окаменело. Кровь отхлынула от её лица.

— Синие Плащи, — прошептала она с оттенком суеверного, детского ужаса. — Личная гвардия Пастыря. Его «гончие».

Пастырь не стал ждать сбора армии. Он отправил вперёд своих лучших ищеек, элитный отряд, о котором в Культе ходили легенды. Охотники на людей, которые чуяли порчу, как волки кровь на снегу.

— Как они нашли нас так быстро? — в голосе Риана звучало профессиональное недоверие.

— Они не искали. — Взгляд Лисанны был прикован к стреле. — Они знали. Моя «песня»… мой путь. Они его тоже чувствуют. Как эхо. Как вибрацию на натянутой струне. Они не шли за нами, они шли нам наперерез. Всё это время.

Ловушка, в которую они так отчаянно бежали, только что захлопнулась.

— Сколько их? — спросил Риан.

— Никогда не бывает больше пяти. Больше и не нужно.

Они стояли посреди древнего леса, который внезапно стал ареной. Пятеро элитных убийц против израненной женщины и однорукого шпиона. Шансов не было.

Бежать было бесполезно — это оба понимали. Бегство было именно тем, чего от них ждали. Лисанна бросилась уничтожать лагерь: разбросала угли голыми руками, засыпала их землёй, взбила подстилку. Через пять минут поляна выглядела так, словно здесь никого и не было. Это было стирание себя из мира.

— Они разделятся, — сказал Риан, пока она работала. Его мозг заработал с холодной точностью. — Пятеро. Один или двое пойдут по прямому следу, чтобы гнать. Остальные — обойдут, чтобы перехватить. Классическая тактика загона.

Лисанна замерла и пристально посмотрела на него. Это был холодный, точный анализ.

— Мы не сможем оторваться, — констатировала она, закончив.

— Значит, мы не будем бежать. — В голосе Риана появилась сталь. — Мы не можем выиграть их бой. Они быстрее, их больше, они лучше знают местность. Значит, они должны сыграть в наш. В чём их сила? В том, что они — стая. Уверены в своём превосходстве. Они ждут от нас страха и ошибок. А мы дадим им хаос. Мы не будем убегать. Мы будем охотиться. Разделим их. Одного за другим. Станем призраками в их собственном лесу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На её лице промелькнуло сомнение.

— Мы не знаем, где они. Мы слепы.

— Они знают, где мы были, — поправил он. — А сейчас мы заставим их сомневаться.

План проявился в его голове — отчаянный, безумный, единственно возможный.

— Мы должны разделиться. Я оставлю ложный след. Очевидный, ведущий в западню — в овраг. Пока двое или трое гонятся за призраком, ты, — он посмотрел ей прямо в глаза, — нанесёшь удар по одному из тех, кто идёт с фланга. Внезапный, жестокий удар. Не просто убить. А выпотрошить. Оставить на видном месте. Мы должны показать им, что они охотятся не на оленя, а на нечто, что охотится в ответ.

— Это безумие, — сказала она. Но в её голосе была лишь холодная оценка риска.

— Это наш единственный шанс.

Она смотрела на него долгую, тяжёлую секунду, видя, что он предлагает себя в качестве приманки. Её след раненого, медленного человека будет выглядеть куда убедительнее.

Она кивнула. Один раз. Коротко.

— Действуем.

Риан, хромая и волоча ноги больше, чем требовалось, пошёл на север, в сторону глубокого оврага. Каждый отпечаток сапога был пропитан его настоящей болью. Лисанна, ступая как призрак, растворилась в тенях, уходя на восток.

Лес затих. Та напряжённая тишина, что наступает перед броском хищника.

Риан спускался в овраг, намеренно оступаясь. Он замер у подножия, прислонившись к поваленному дереву. Его дыхание было тяжёлым, с присвистом — идеальная имитация изнеможения, не требующая игры. Он был на виду. Ранен. Один. Идеальная жертва в идеальной ловушке.

Именно тогда он заметил движение. Одна тень беззвучно отделилась от другой между деревьями.

Затем ещё одна. Они текли сквозь подлесок, как тёмная вода, окружая его.

Тишину разорвал злой вой. Стрела вонзилась в ствол в дюйме от его головы. ТРЕСК! Кора взорвалась фонтаном щепок. Это было не выстрел на поражение, а послание: «Мы здесь. Ты наш».

Риан рухнул за ствол. Он выполнил свою часть. Теперь всё зависело от неё. Он ждал, слыша лишь стук собственной крови в ушах. Где же она?

Внезапно справа донёсся короткий, булькающий вскрик, мгновенно оборвавшийся. А затем — глухой, влажный удар, словно мешок с мясом упал на землю. И снова — абсолютная, мёртвая тишина.

Она? Так быстро? Или это ловушка внутри ловушки?

Он ждал, не смея пошевелиться. Тишина стала давящей, неестественной. А затем донёсся шёпот на ветру. Голос Лисанны откуда-то сверху, с края оврага, почти неразличимый.

— Один.

Он медленно поднял голову. Её силуэта не было видно. Она была частью леса, частью тени. Но он знал, что она там. Охота началась. И первый счёт был в их пользу.

Глава 47. Надлом

Тишина после короткой агонии охотника была неестественной. Звенела, давила на уши, густая и тяжёлая, как сам туман. Лес замер. Риан, прижавшись к шершавому, мокрому стволу дерева, не смел дышать. Два силуэта в овраге застыли, а затем послышался тихий, почти звериный свист.

Ответом раздался такой же короткий сигнал откуда-то слева, из-за пелены тумана.

«Синие Плащи» не паниковали. Это было хуже. Они переговаривались, перестраивались, методично превращая неудавшийся загон в ловушку. Преследователи знали, что их противники ранены и измотаны. Теперь оставалось лишь сжимать кольцо.

Лисанна беззвучно отступила в тень. Оставаться на месте было равносильно самоубийству. Их найдут и вырежут, как только рассвет разгонит туман. Нужно двигаться. Атаковать.

Она скользнула к Риану. Её лицо в сером свете казалось высеченным из камня. Пахло от неё мокрыми листьями и озоном.

— Шум, — прошептала Лисанна, и её дыхание стало едва заметным облачком пара. — Громкий. На той стороне оврага. Я обойду их.

Она снова предлагала ему роль приманки, чтобы нанести удар самой. В её взгляде не было вопроса, только констатация факта.

— Справишься?

Риан молча кивнул. Лисанна исчезла, растворившись в подлеске. Он остался один. С тремя хищниками, которые медленно сжимали челюсти.

Риан выждал несколько секунд, а затем здоровой рукой нащупал увесистый, покрытый мхом камень. Из горла вырвался сдавленный стон, какой издаёт человек на пределе сил. Намеренно оступившись, он позволил сапогу громко проехаться по гравию. Затем, игнорируя вспышку боли в сломанной руке, швырнул камень так далеко, как только мог, в противоположную сторону.

С громким треском тот врезался в невидимые ветки и глухо упал на землю.

На мгновение воцарилась тишина. А затем два тёмных силуэта отделились от основной группы и беззвучными тенями скользнули в сторону шума. Клюнули. Впереди осталось двое.

Он замер, вжимаясь в мокрую, пахнущую гнилью древесину поваленного дерева, став её частью. Слышался только стук собственной крови в висках — глухой, медленный, тяжёлый.

Лисанна не шла — она текла сквозь подлесок. Ноги беззвучно ступали по мокрому мху и прелым листьям. Туман скрывал её движения, глушил дыхание. Она видела их — двоих оставшихся. Один, напряжённо вслушиваясь в сторону ложного шума, стоял почти на открытом месте. Второй, опытнее, остался в тени скального выступа, прикрывая спину товарища. Он и был целью.

Она подошла сзади, как дуновение холодного ветра. Охотник даже не почувствовал её. В последний момент, возможно, инстинкт заставил его начать поворачивать голову.

Слишком поздно.

Левая рука мёртвой хваткой зажала ему рот, пальцы впились в щёки, глуша крик. Одновременно правая, державшая нож, нанесла один короткий и глубокий удар снизу, под рёбра, целясь в почку. Лезвие вошло в тело с влажным, хлюпающим звуком.

Тело в её руках выгнулось в беззвучной агонии. Горячая кровь хлынула на перчатку. Лисанна не отпускала, чувствуя, как затихает в её руках чужая жизнь. Затем осторожно, контролируя падение, опустила его на землю.

Второй охотник, стоявший на открытом месте, услышал тихий хрип. Резко обернулся. Его глаза расширились от ужаса при виде тени, склонившейся над телом. Мужчина открыл рот, чтобы подать сигнал тревоги.

Лисанна не дала ему шанса. Она бросилась вперёд, вырвавшись из тумана. Не тихий удар — таран. Она врезалась в него всем телом, сбивая с ног. Крик захлебнулся, когда затылок охотника с глухим стуком ударился о камень. Они покатились по земле в клубок из грязи и стали.

Противник был сильнее, но она была быстрее. Нож нашёл щель в кожаной броне, но мужчина, взревев, успел перехватить её руку. Его пальцы, как тиски, вцепились в её запястье, выкручивая его. Сухожилия натянулись до предела, и рана на спине взорвалась огнём.

Теряя хватку на ноже, Лисанна впилась зубами в его незащищённую шею.

Тот взвыл от шока и отвращения, его хватка на мгновение ослабла.

Этого было достаточно.

Её нож освободился. Она, не целясь, начала наносить удары. Вонзила лезвие в бок, выдернула и вонзила снова, и снова, пока тело под ней не обмякло.

Она оттолкнула его, тяжело дыша, и поднялась на колени. Её лицо, руки, волосы — всё было в его крови.

Из леса донёсся яростный рёв. Двое, ушедшие на ложный шум, поняли, что их обманули.

Лисанна издала короткий, резкий свист. Вскочив на ноги, она бросилась бежать — прочь из оврага, на север, вглубь тумана.

Риан услышал свист и сорвался с места. Карабкался по скользкому склону, помогая себе здоровой рукой, впиваясь пальцами в землю и корни. Боль в сломанной руке отзывалась белым шумом в голове, но адреналин глушил её. Он выбрался наверх, когда Лисанна, окровавленный призрак, вынырнула из тумана.

— Беги! — бросила она, и они побежали.

Они неслись сквозь слепой лес, перепрыгивая через поваленные деревья. За спиной раздавались гортанные крики. Звуки то приближались, то отдалялись в обманчивом тумане.

Они оторвались, но лишь на время.

Воздуха не хватало. Единственным звуком был их собственный рваный хрип. Каждый шаг отдавался пульсирующей агонией в сломанной руке Риана и вбивал раскалённый гвоздь в раненую спину Лисанны.

Предел наступил для неё.

Просто в один момент её ноги подкосились. Она рухнула на колени, а затем — лицом во влажный мох.

Её грудь тяжело и судорожно вздымалась.

Риан, пробежав ещё несколько шагов, остановился. Обернулся и увидел её — тёмный комок на земле.

На мгновение его обожгла мысль — мертва.

Он бросился назад, рухнул на колени рядом.

— Лисанна!

Она медленно повернула голову. Её лицо, перепачканное грязью, было белым, как мел, а в глазах стояла пелена боли.

— Устала, — прошептала она.

В этом слове не было Призрака, отточенного убийцы, только измученная до предела женщина.

Бежать дальше бессмысленно. Их убьёт изнеможение. Риан заставил себя подняться. Огляделся. Чуть в стороне, за зарослями папоротника, он заметил тёмный провал под корнями вывороченного дерева. Нора.

— Сюда, — он осторожно, здоровой рукой, взял её за плечо. — Помоги мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она с усилием поднялась. Вместе, спотыкаясь, они добрались до укрытия. Внутри было тесно, пахло сырой землёй и гнилью, но сухо.

Адреналин отступил, и на них обрушилась боль. Лисанна прислонилась к земляной стене и закрыла глаза, её дыхание было поверхностным. Риан видел, как под тканью рубахи на её спине расползается тёмное пятно.

— Спина, — сказал он. — Дай посмотреть.

— Не надо, — её голос был глухим.

— Надо, Лисанна. Ты истекаешь кровью. Позволь мне.

Она не ответила, но и не оттолкнула его, когда он осторожно повернул её к тусклому свету. Риан смочил тряпицу остатками воды и начал смывать грязь вокруг раны. Он услышал, как она с шипением втянула воздух, её пальцы с силой впились в мох.

Повязка насквозь пропиталась кровью. Он размотал её. Рана была неглубокой, но длинной, края разошлись от бега. Риан промыл её, наложил остатки мази и затянул новую повязку. Его движения были неуклюжими, но он делал это с отчаянной сосредоточенностью.

Всё это время она молчала, прислонившись лбом к его плечу. Когда он закончил, Лисанна не отстранилась.

— Спасибо, — прошептала она в ткань его рубахи.

— Теперь ты, — тихо ответил он.

Она села ровнее. Её пальцы, на удивление твёрдые, проверили узлы на его шине, подтянули их, заставляя его стиснуть зубы.

Они сидели в тесной норе, в нескольких дюймах друг от друга. Снаружи начал накрапывать дождь.

Её голова просто опустилась ему на плечо. Дыхание, наконец, выровнялось. Тело взяло своё.

Риан не спал. Он сидел, боясь пошевелиться, чувствовал её вес, её тепло. Смотрел в серый полумрак, слушая шум дождя.

Её лицо во сне было другим. Ушли напряжённые складки у рта, разгладилась морщинка между бровей. Он видел тонкую сеть морщинок у глаз, шрам на брови, искусанную губу.

Моя женщина.

Мысль была простой и окончательной.

Риан медленно высвободил правую руку. Пальцы скользнули во внутренний карман и нащупали холодный металл. Тяжёлый золотой империал особого чекана. Знак прямого приказа Императора.

Он сжал его в кулаке. Холод монеты и тепло её тела на плече. Риан посмотрел на её спящее лицо, затем снова на монету в своей руке. Мышцы на его челюсти свело так, что заходили желваки.

Он сунул монету обратно в карман, словно пряча яд.

Осторожно, чтобы не разбудить её, поправил огненную прядь, упавшую ей на лицо. Его пальцы на мгновение задержались на её щеке, ощущая тепло кожи.

Он останется на страже. Будет слушать шум дождя и её дыхание. И ждать.

Глава 48. Ловушка

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Первые лучи рассвета окрасили мокрые листья в цвет расплавленного золота.

Лисанна проснулась от холода. Тепла рядом не было. Она села резким движением и тут же пожалела об этом — спину пронзило болью. Риан сидел у входа в укрытие, спиной к ней, и всматривался в лес.Женщина молча поднялась и подошла ближе. Мужчина не обернулся, но по напрягшейся спине она поняла, что её заметили.

— Они ушли, — голос Риана был глухим. — Слышал их полчаса назад. Двигались на восток.

Преследователи не гнались, а обходили, чтобы перехватить. Лисанна проследила за его взглядом. Лес больше не был убежищем, а превратился в игровую доску.

— Значит, у нас есть время, — сказала она. В голосе не было ни облегчения, ни страха, лишь констатация.

Они пошли на север. Лес постепенно редел, уступая место каменистым склонам. Воздух стал тоньше,

холоднее, и каждый вдох обжигал лёгкие. Горы нависали над ними, огромные и безмолвные.

Именно здесь «песнь» в голове Лисанны изменилась. Тихий гул стал громче, настойчивее, превратившись в вихрь чужих воспоминаний.

Она резко остановилась у расколотого валуна и коснулась его холодной, покрытой лишайником поверхности.

— Он сидел здесь, — прошептала женщина, глядя в пустоту. — Прятал хлеб. Боялся, что найдут.

Риан замер. Голос был её, но страх в нём — чужой. Это говорила не Лисанна. Это говорил её отец.

Чем выше они поднимались, тем чаще становились эти вспышки. Иногда она бормотала обрывки фраз на древнем наречии, которого не знала. Женщина, спавшая на его плече, исчезала, уступая место живому ключу, ведомому волей мертвеца.

Он пытался говорить с ней, вернуть.

— Лисанна, что ты видишь?

Она поворачивала к нему лицо, и в её глазах на мгновение появлялось узнавание, смешанное с растерянностью.

— Я… не знаю. Голоса. Он показывает путь.

И она снова становилась отстранённой.

На второй день пути они нашли его. На перевале, на фоне ослепительно-белого снежника, чернел труп горного козла. Из бока торчала стрела с тёмно-синим оперением. Насмешка, оставленная на самом видном месте.

Риан осмотрел стрелу и следы вокруг. Снег хранил историю. Мужчина выпрямился, его лицо помрачнело.

— Они не гонятся за нами, Лисанна, — сказал он тихо. — Они нас пасут.

Её взгляд всё ещё был далёким.

— Что?

— Посмотри. — Риан указал на следы. — Они были здесь несколько часов назад. Шли впереди. Они знают, куда мы идём, и ждут, чтобы ты привела их прямо в руки Пастыря.

Слова Риана обрушились на Лисанну. Голоса в голове стихли. Она пошатнулась, посмотрела на свои руки, затем на горы впереди. Вся их гонка, вся боль были частью чужого, более жестокого плана. Они не бежали из ловушки, а сами шли в неё.

— Значит… — прошептала она, и в голосе впервые прозвучала растерянность. — Что нам делать?

Риан посмотрел на её лицо, на уязвимость, которая была страшнее любой раны.

— Идём вперёд, — сказал он, и в его голосе появилась сталь. — Сыграем их игру, но по нашим правилам.

Он шагнул к ней и взял её ладонь. Его рука была тёплой и твёрдой. Живой.

— Я с тобой.

Она смотрела на его руку, державшую её, затем в его глаза. Всё в ней кричало — отдёрни, оттолкни, снова останься одна.

Но Лисанна не отняла руки.

Они стояли на перевале и смотрели на последнюю, самую высокую гору. На пик, который был их целью и эшафотом. И знали, что единственный путь лежал прямо туда. В засаду.

Последний отрезок пути был подъёмом в тишину. Остался лишь хруст шагов по снегу и их дыхание, превращавшееся в белые облачка. Они шли по узкому карнизу вдоль отвесной стены ледника. Синий, древний лёд дышал холодом.

«Песнь» в голове Лисанны стала одной-единственной, чистой нотой, тянувшей её вперёд. Её шаг стал выверенным, точным. Она знала, где под снегом скрывается трещина, где сорвётся камень.

Риан следовал за ней. Он смотрел не на тропу, а на Лисанну, готовый в любой миг подхватить или оттолкнуть. Боль в руке стала постоянным, ноющим фоном.

Она привела их к замёрзшему водопаду — гигантской ледяной завесе. «Песнь» вела прямо сквозь неё.

— Там, — сказала женщина. Её голос был тих и уверен.

Риан посмотрел на стену льда, затем на неё. Он не стал задавать вопросов. Увидел её глаза — глаза стрелы, которая видит только цель. Он просто кивнул.

Они прошли сквозь ледяной занавес. Рёв водопада сменился глухим гулом. Они оказались в гроте из синего льда, светившегося изнутри неземным светом. В дальней стене была дверь.

Огромная плита из чёрного, отполированного камня была идеально вписана в скалу. В центре — гигантская спираль, как на её амулете. В самом сердце спирали было углубление. Отпечаток ладони.

Гул в её голове достиг пика. Лисанна повернулась и посмотрела на Риана. В её взгляде была молчаливая просьба: «Прикрой меня».

Он понял без слов. Шагнул вперёд и встал между ней и входом, лицом к водопаду. Его здоровая рука легла на рукоять ножа. Риан отгородил её от всего мира.

Лисанна достала свой нож. Лезвие блеснуло в синем свете. Она глубоко вздохнула и провела остриём по ладони. Глубоко. Без колебаний. Тёмная, густая кровь выступила на бледной коже.

Она прижала кровоточащую ладонь к холодному камню.

На мгновение ничего не произошло. А затем камень под её рукой ответил. Он вздрогнул, и тепло, медленное, как пробуждение зверя, поползло от её ладони вглубь. Спиральные узоры на плите вспыхнули голубоватым светом, который побежал по линиям, как ртуть, сходясь к её руке.

Раздался низкий, скрежещущий гул, от которого задрожал ледяной пол.

Лисанна пошатнулась. Камень не просто забирал её кровь — он пил силу, волю. В глазах потемнело, ноги стали ватными.

Риан, услышав её сдавленный стон, обернулся. Он увидел, как она бледнеет, и бросился к ней, подхватил, не давая упасть. Его рука легла поверх её, с силой прижимая кровоточащую ладонь к камню.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Держись, — прошептал он ей в ухо. — Я с тобой.

Она оперлась на него, чувствуя, как его сила смешивается с её. Гул достиг крещендо. Каменная плита содрогнулась и медленно, с мучительным скрежетом, начала отъезжать в сторону.

Из прохода хлынула тьма. И тишина — абсолютная, первобытная, поглотившая рёв механизма и стук их сердец. Вместе с ней пришёл низкий, вибрирующий гул из самого сердца горы.

Дверь замерла, открыв проход ровно для одного человека.

Лисанна без сил опустила руку. Ладонь была белой, почти обескровленной. Но глубокая рана уже затягивалась на глазах. Края её сходились, и на их месте, пульсируя, формировался тонкий, серебряный шрам.

Они были у цели.

Глава 49. Лорд

Тишина в зале была абсолютной. Она обрушилась на них не как покой, а как вакуум, высосавший из мира рёв механизма и шум водопада. Остался лишь гул крови в ушах и низкая вибрация, идущая из тёмного прохода.

Ноги Лисанны подкосились. Риан едва успел подхватить её, не давая рухнуть.

— Держись, — его шёпот прозвучал неестественно громко.

Он почти внёс её в открывшийся проход. Они шагнули из серого мира в древнюю, тёплую тьму. Короткий, высеченный в скале тоннель вывел их в огромный природный грот. Стены и свод были покрыты тёмными, негранёными кристаллами, которые, казалось, впитывали свет. Воздух был неподвижным, тёплым, пах озоном и пылью. Низкий гул исходил от самого камня под ногами.

В центре зала, на грубом каменном алтаре, лежало «Сердце Тишины».

Гладкий, идеально круглый камень из чёрного обсидиана. Он не отражал свет — он поглощал его. Казалось, это не камень, а дыра в пространстве.

Лисанна медленно высвободилась из объятий Риана и беззвучно подошла к алтарю. Это был конец её шестнадцатилетней гонки. Она подняла дрожащую руку и коснулась камня.

В тот же миг «песнь» в её голове, её вечный спутник, оборвалась.

Словно натянутая до предела струна лопнула с сухим щелчком. Гул, голоса, воспоминания отца — всё исчезло. Наступила внутренняя, абсолютная пустота, которой она не знала никогда. Лисанна ахнула, отшатнувшись от камня. В оглушающей тишине собственного черепа не было ничего. Она была одна.

А затем из её глаз хлынули слёзы.

Они просто текли по щекам — горячие, беззвучные, непрерывные, прокладывая дорожки в грязи и крови. Впервые за шестнадцать лет мышцы её плеч и спины, всегда готовые к удару, расслабились. Броня, которую она даже не знала, что носит, с тихим внутренним треском раскололась.

Риан смотрел на неё, и его сердце сжалось. Он видел не воительницу, а сломленную девочку, вернувшуюся домой после страшного путешествия. Он медленно подошёл и осторожно, почти робко, обнял её. Лисанна уткнулась лицом ему в грудь, в грязную ткань куртки, и её тело наконец обмякло. Мужчина просто держал её, гладя по растрёпанным волосам своей здоровой рукой.

Она подняла голову. Её глаза, красные, но ясные, встретились с его. В его взгляде не было ни игры, ни власти. Лишь глубокая усталость и тихое, почти робкое тепло. Он видел её.

Риан медленно стёр большим пальцем солёную дорожку с её щеки.

— Всё закончилось, Лисанна, — прошептал он хрипло. — Мы сделали это.

Она кивнула и прижалась щекой к его тёплой, грубой ладони. Камень в её другой руке был концом. А тепло его руки было… началом.

Именно в этот момент тишину нарушил звук.

Чёткий, размеренный стук бронированного сапога по камню. Затем — ещё один.

Лисанна мгновенно напряглась. Её тело среагировало раньше разума. Она отстранилась от Риана, рука метнулась к ножу. Риан развернулся, инстинктивно заслоняя её собой.

В проходе появились силуэты. Пятеро солдат в начищенной имперской броне. Их арбалеты были направлены прямо на Лисанну.

Из-за их спин вышел офицер в безупречном красном плаще. Его холодный взгляд скользнул по Лисанне и остановился на Риане.

— Лорд Вейл, ваша миссия увенчалась успехом. Император будет доволен.

Слова упали в тишину. Лисанна не сразу поняла их смысл.

Лорд Вейл.

Ваша миссия.

Она медленно повернула голову к Риану. К мужчине, который тащил её из болота, который был её якорем, её теплом.

Он не смотрел на неё. Смотрел в пол. И на его лице не было ни шока, ни удивления. Лишь бесконечная усталость и смирение.

И тогда она поняла.

Каждое прикосновение. Его подчинение. Его забота. Всё было идеально сыгранной ролью.

Воздух в её лёгких превратился в стекло. Драгоценная тишина в голове стала могилой. Сердце не забилось чаще — оно просто остановилось. Она была не ключом. Она была отмычкой, которую использовали и теперь выбросят. Все подозрения, все сигналы, которые она упорно игнорировала...

Её рука, державшая его ладонь, медленно, палец за пальцем, разжалась. Тепло, которое мгновение назад было спасением, теперь обжигало, как клеймо.

— Хорошая работа,

лорд Вейл

, — сказала она.

Голос был ровным, спокойным, почти вежливым. И от этого спокойствия по спине Риана пробежал холод. Это был голос Призрака.

Он наконец заставил себя поднять на неё глаза и увидел в них абсолютную, мёртвую пустоту. Огонёк погас.

— Очень чисто, — добавила она. Это был приговор.

Риан открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова, его главное оружие, превратились в пепел.

— Забрать камень, — приказал офицер. — Девушку взять живой. Лорда Вейла…

Он не успел договорить.

Пустота в глазах Лисанны сменилась ледяной ясностью. В тот миг, когда офицер отдал приказ, она уже действовала. Быстрым движением она спрятала «Сердце Тишины» во внутренний карман и вскинула наручный арбалет. Её взгляд метнулся не на солдат, а вверх — на нестабильную каменную опору у входа, которую она заметила раньше. Привычка выживать.

ЩЁЛК.

Сухой щелчок механизма прозвучал, как треск ломаемой кости.

Болт врезался в камень. По опоре побежала паутина трещин. Лисанна бросилась к выходу. Двое имперцев выставили мечи. Она на бегу схватила с пола камень и швырнула его в голову одному из солдат. Раздался глухой стук, и тот рухнул. Второй сделал выпад — Лисанна уклонилась и полоснула ножом по его подколенным сухожилиям. Солдат с коротким вскриком рухнул на колени.

Она выскочила в проход за секунду до того, как с оглушительным грохотом свод начал обваливаться.

— Лисанна!

Она услышала его крик — не лорда Вейла, а Риана. Полный отчаяния и ужаса.

Каменная плита весом в тонну рухнула, отрезая её от зала, от него.

Обрывая крик на полуслове.

И наступила тишина. Тяжёлая. Пыльная. Окончательная.

Конец первой книги.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец