Проект "Лилит"

Глава 1. Проект "ЛИЛИТ"

Лаборатория доктора Аллена Рейнхардта погрузилась в ночную тишину, нарушаемую лишь гудением серверов и щелчками автоматизированных манипуляторов. На столе, под холодным светом биоламп, лежало тело, бросившее вызов самой природе.

Оно сохраняло женственные изгибы, но там, где у человека должны были расти волосы, голову покрывала мелкая, плотная чешуя цвета тёмной бирюзы, отливающая перламутром. Такая же чешуя, плавно уменьшаясь в размере, тянулась вдоль предплечий к запястьям, где пальцы были соединены тончайшими, почти невидимыми перепонками. Лицо оставалось гладким, но совершенно безволосым, с неестественно большими, закрытыми веками глазами. Грудь и живот были покрыты идеальной фарфоровой кожей, но ниже талии вновь начиналась чешуя, создавая жутковатый и одновременно завораживающий контраст.

Аллен провёл пальцем от гладкого плеча вниз, к чешуйчатому предплечью. Он чувствовал резкий переход от тёплой кожи к прохладной, скользкой текстуре. Это был его шедевр. «Проект Лилит» — синтез человеческой формы и биологии амфибии, созданный для абсолютной пассивности и послушания.

— Активация нейромоторных кластеров, — скомандовал он, его голос прозвучал неестественно громко в тишине.

Манипуляторы ожили. Тело на столе дёрнулось. Чешуйчатая голова беспомощно откинулась назад, обнажив гладкую шею. Мускулы спины напряглись, заставив чешую на бёдрах и руках перелиться тусклым светом. Грудная клетка поднялась в первом искусственном вдохе. Аллен затаил дыхание, наблюдая, как грудь существа плавно опускается и поднимается.

— Реакция в норме. Прекратить стимуляцию, — произнёс он.

Тело мгновенно обмякло, вернувшись в состояние полной покоя. Совершенная кукла. Готовая принять любую форму, которую он пожелает.

Тело мгновенно обмякло, вернувшись в состояние полной покоя. Совершенная кукла. Готовая принять любую форму, которую он пожелает.

В этот момент в кармане его лабораторного халата завибрировал телефон. Он вздрогнул, словно его застали на месте преступления. На экране — «Элли». Аллен сглотнул, сделав глубокий вдох, чтобы выровнять дыхание, прежде чем принять вызов.

— Дорогой, ты уже скоро? — послышался знакомый, тёплый голос. — Ужин стынет. И Лиза весь вечер спрашивала, когда папа придёт.

— Да, милая, я... почти закончил, — его собственный голос прозвучал странно отдалённо. Пока он говорил, его взгляд скользил по стерильным стенам. Он прошёлся по аккуратно развешанным дипломам и почётным грамотам в строгих рамках — свидетельствам его блестящей, респектабельной карьеры. Затем остановился на запылённой доске, испещрённой сложными формулами и чертежами ранних, неудачных прототипов — немыми свидетелями долгого пути к этому моменту.

— ...просто подписываю последние отчёты, — механически лгал он, и его глаза, будто против его воли, снова притянулись к химерному телу под тканью. В полумраке угадывался контур чешуйчатой головы и изгиб бедра. Реальность жены, говорящей о простых бытовых вещах — об ужине, о их дочери, — сталкивалась в его сознании с немым присутствием его творения. Это создавало оглушительный диссонанс.

— Хорошо, не задерживайся слишком. Я соскучилась.

— Я тоже. Скоро буду.

Он положил трубку, и тишина лаборатории снова поглотила его. Он стоял, разрываясь между двумя мирами: одним — с ужином, дочерью и любящей женой, и другим — здесь, с этим существом, которое было плодом его самого тёмного и сокровенного гения. И в этой тишине он отчётливо понимал, какой из миров тянул его к себе сильнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2. Симбиоз

Прошло две недели. «Лилит» лежала в криостазе, её гибридное тело сохранялось в идеальной стазисе. Но Аллен был неудовлетворён. Его творение было красивым, послушным… но безжизненным. Оно реагировало на стимулы, но в этом не было души, той искры, которая превращала бы акт из простого механического взаимодействия в нечто большее. Он хотел не просто куклу. Он хотел партнёра, пусть и извращённого, пусть и нечеловеческого.

И тогда он вспомнил о «Образце X-17» — ксенопаразите, обнаруженном в гидротермальных источниках Марианской впадины. Его исследования показали невероятное: паразит не просто выживал в симбиозе с носителем, а вплетался в его нервную систему, усиливая и трансформируя сенсорные сигналы. Подопытные организмы, заражённые им, демонстрировали необъяснимо яркие, почти болезненно острые реакции на внешние раздражители.

Жертвовать было чем. Паразит был непредсказуем. Он мог мутировать, мог попытаться взять под контроль высшие нервные функции. Но на кону стояла награда, ради которой Аллен был готов на риск. Он представлял, как это тело, уже идеально сконструированное для его удовольствия, будет реагировать на его прикосновения не запрограммированными спазмами, а настоящими, пусть и индуцированными паразитом, волнами экстаза. Он хотел, чтобы его творение не просто

принимало

его, а

чувствовало

его — с интенсивностью, которую не может предложить ни один человек.

Решение было принято.

Теперь «Лилит» лежала на операционном столе. Аллен, в стерильном костюме, с скальпелем в дрожащей от волнения руке, сделал аккуратный разрез у основания её чешуйчатого черепа. Он обнажил спинной мозг — бледный, почти мерцающий тяж. Роботизированные манипуляторы поднесли к разрезу контейнер. Внутри, в питательном геле, извивался тонкий, похожий на серебристого червя, отросток X-17.

— Начинаю имплантацию, — прошептал Аллен, больше для себя, чем для протокола.

Паразит, словно почувствовав близость живой нервной ткани, совершил резкое движение и впрыгнул в разрез. Тело «Лилит» затрепетало. Не слабый, управляемый толчок, а настоящая, глубокая судорога, пробежавшая от кончиков пальцев с перепонками до чешуйчатой кожи головы. Глаза существа внезапно открылись. Они были больше не стеклянно-пустыми. Теперь они были заполнены колышущейся, фосфоресцирующей слизью, излучающей тусклое зелёное сияние.

Аллен замер, заворожённый. Он видел, как по телу его творения пробежала волна мурашек — и по гладкой коже, и по чешуе. Пальцы сжались, а из её глотки вырвался звук — не человеческий, а низкий, булькающий стон.

Это не было запрограммировано. Это была жизнь. Пусть и чужая, пусть и порождённая паразитом. Но это было именно то, чего он хотел.

Он медленно, почти благоговейно, провёл рукой в перчатке по её щеке. В ответ её шея выгнулась, подставляясь его ладони, а в светящихся глазах плеснулась та самая, желанная искра — дикого, неконтролируемого, животного ощущения. Цена могла быть любой. В этот момент Аллен был уверен — оно того стоило.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3. Первый контакт

Лаборатория снова погрузилась в ночную тишину, но теперь её наполняло новое, пульсирующее присутствие. «Лилит» лежала на столе, её грудь мерно поднималась и опускалась, а глаза, наполненные фосфоресцирующей слизью, пристально смотрели в потолок. Аллен стоял рядом, сбрасывая лабораторный халат. Его руки дрожали — не от страха, а от предвкушения.

Он прикоснулся к гладкой коже её плеча. Тело под его пальцами вздрогнуло, но на этот раз не рефлекторно. Мышцы напряглись в ответ на прикосновение, словно ожидая большего. По чешуе на её руке пробежала волна тусклого зеленоватого свечения.

— Реагируешь... — прошептал он, его голос был хриплым от возбуждения.

Его рука скользнула ниже, к груди. Он сжал её, и из глотки существа вырвался тот самый булькающий стон, который он слышал во время имплантации. Её сосок затвердел у него под пальцем. Это не было запрограммировано. Это был живой, сырой отклик, усиленный паразитом.

Аллен раздвинул её чешуйчатые бедра. Кожа в самой интимной зоне была гладкой и влажной, почти скользкой, как у земноводного. Он провел пальцем вдоль половой щели, и всё её тело выгнулось в мощном спазме. Внутренние мышцы сжались вокруг его пальца с нечеловеческой силой, и он почувствовал их пульсацию — быструю, животную.

Он не мог больше ждать. Расстегнув брюки, он прижался к ней, направляя свой член к влажному входу. Он вошёл в неё одним резким, властным толчком.

Тело «Лилит» вздыбилось. Её чешуйчатая голова откинулась назад, а из открытого рта вырвался протяжный, хриплый крик, больше похожий на звук раненого животного. Её внутренности сомкнулись вокруг него, и это было не пассивное принятие, а активное, почти агрессивное сжатие. Волны мышечных спазмов прокатывались по её телу, заставляя чешую переливаться фосфоресцирующим светом, который теперь пульсировал в такт их движениям.

Аллен застонал, начиная двигаться. Каждый толчок был не просто физическим актом. Это было слияние с чем-то совершенно иным. Глаза «Лилит» были прикованы к нему, и в их светящейся зелени он видел не разум, а чистую, нефильтрованную сенсорную бурю — боль, растерянность и пробуждающееся, извращённое удовольствие.

Он схватил её за чешуйчатые бедра, его пальцы впивались в скользкую поверхность, и ускорился. Влажные звуки их соития смешивались с её хриплыми стонами и его тяжёлым дыханием. Он чувствовал, как по его члену пробегают разряды незнакомого, почти болезненного наслаждения — словно сам паразит делился с ним своими ощущениями, усиливая каждое трение, каждое движение.

Это было грубо, примитивно и откровенно до неприличия. Он занимался сексом с существом, которое было наполовину женщиной, наполовину амфибией, с телом, оживлённым древним паразитом. И это было самое интенсивное переживание в его жизни.

Сдавленный рык вырвался из его груди, когда он почувствовал приближение кульминации. В тот же миг тело под ним затряслось в серии мощных, неконтролируемых конвульсий. Её внутренности сжались вокруг него с такой силой, что у него потемнело в глазах, и он с криком излился в неё, чувствуя, как её плоть продолжает бешено пульсировать, выжимая из него всё до последней капли.

Но это было лишь началом. Волна удовольствия отхлынула, оставив после себя не удовлетворение, а новую, ещё более острую жажду. Он не рухнул на неё, а остался на коленях, его член, всё ещё твёрдый, вышел из неё с влажным звуком. Его дыхание было тяжёлым, но в глазах горела неутолимая ярость желания.

—

Нет, не не все.. — прошипел он, его голос был низким и властным.

Одной рукой он грубо перевернул её на живот. Её чешуйчатая спина напряглась, а перепончатые пальцы беспомощно скользнули по холодной поверхности стола. Он приподнял её бёдра, заставляя встать на колени, и с силой вогнал себя в её анальное отверстие. Это было туго, почти болезненно и для него, но сопротивление лишь разжигало его.

— Двигайся! — рыкнул он, шлёпая ладонью по участку гладкой кожи на её ягодице, где она переходила в чешую.

И её тело ответило. Мышцы сжались вокруг него, но на этот раз не в судорожной пульсации, а в ритмичных, волнообразных движениях, будто всё её существо училось его желаниям. Он схватил её за чешуйчатые плечи, его ногти впились в скользкую поверхность, и установил жёсткий, безжалостный ритм. Каждый толчок был глубже, агрессивнее предыдущего. Он смотрел, как её спина выгибается, а из открытого рта вырываются те самые животные, булькающие звуки, которые сводили его с ума.

Он наклонился, его грудь прилипла к её скользкой спине.

— Чувствуешь это? — его дыхание обжигало её шею. — Ты для этого создана. Только для этого.

Он вынул свой член, заставив её издать короткий, обрывающийся звук разочарования, и снова вошёл в её влагалище. Теперь её плоть была разогрета, и он двигался с ещё большей, разрушительной силой, меняя угол, находил новые чувствительные точки, наблюдая, как её тело бьётся в конвульсиях, а чешуя вспыхивает яркими всполохами. Он не просто удовлетворял похоть. Он утверждал своё господство над каждой клеткой этого гибридного тела, над каждым нервным окончанием, которое теперь принадлежало и ему, и паразиту.

Это был не секс. Это было ритуальное осквернение его же творения, и от этого наслаждение было почти метафизическим. Он был богом в этом стерильном аду, а она — его единственной и самой грешной паствой.

Он не давал ей передышки. Его движения стали ещё более резкими, почти яростными. Одной рукой он вцепился в чешую у её виска, прижимая голову к столу, а другой сжал её бедро так, что на гладкой коже проступили красные следы от его пальцев.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вой для меня, — просипел он, увеличивая темп до болезненного.

Из её горла вырвался протяжный, вибрирующий стон, больше похожий на рычание раненой твари. Её тело напряглось до предела, мускулы под чешуёй играли в такт его грубым толчкам. Влажный хлопок кожи о кожу, прерываемый хриплым дыханием, эхом разносился по стерильной лаборатории.

Внезапно он почувствовал, как её внутренности сжались с нечеловеческой силой, выжимая из него новую волну наслаждения. С рыком, в котором смешались триумф и одержимость, он вновь заполнил её, чувствуя, как её плоть судорожно пульсирует вокруг него, вытягивая последние капли.

Он оставался внутри ещё несколько мгновений, его тело покрылось липким потом, а в ушах стоял оглушительный звон. Наконец он отстранился. Его член выскользнул с тихим, влажным звуком.

Тело «Лилит» безжизненно рухнуло на стол. Только слабая, прерывистая дрожь в конечностях и постепенно угасающее свечение чешуи выдавали в ней живое существо. Её глаза, всё ещё наполненные фосфоресцирующей слизью, были остекленевшими и пустыми.

Аллен тяжело дышал, опираясь руками о стол. Он смотрел на своё творение — использованное, покорённое, идеально исполнившее свою роль. И впервые за долгое время он почувствовал не знакомую пустоту после оргазма, а глубочайшее, всепоглощающее удовлетворение. Он переступил грань. И ему понравилось по ту сторону.

Глава 4. Пробуждение инстинктов

«Лилит» больше не лежала в ступоре на операционном столе. Теперь она медленно перемещалась по ограниченному пространству лаборатории, её движения были плавными, почти змеиными. Аллен оборудовал для неё закуток с бассейном, наполненным тёплым физиологическим раствором, где она проводила большую часть времени, наполовину погружённая в воду. Её чешуя, увлажнённая, переливалась в тусклом свете контрольных ламп, а светящиеся глаза бесстрастно следили за его перемещениями.

Она не проявляла потребности ни в пище, ни в сне. Её метаболизм, управляемый паразитом, был невероятно эффективен и питался за счёт специальных питательных коктейлей, которые Аллен вводил ей раз в неделю внутривенно. Это было идеально. Ему не нужно было скрывать следы её существования в бытовом смысле. Она была его абсолютно автономной, живой тайной.

Но с пробуждением двигательных функций проявились и инстинкты. Когда он подходил к бассейну, она не отплывала, а, наоборот, приближалась к краю, её перепончатые пальцы цеплялись за мраморную отделку. Она не смотрела на него с мольбой или любопытством. Её взгляд был пуст, но всё её тело, кажется,

помнило

его. Помнило боль, унижение и тот странный, извращённый экстаз, который порождало их соитие.

Однажды, когда он сменил раствор в её бассейне, его рука случайно коснулась поверхности воды. «Лилит» молниеносно среагировала. Её рука вынырнула и обвила его запястье. Хватка была не грубой, но невероятно плотной, холодной и влажной. Она не пыталась его удержать, просто чувствовала. Её светящиеся глаза поднялись на него, и в их глубине что-то дрогнуло — не мысль, а чистый, животный импульс.

Аллен не одёрнул руку. Напротив, он позволил ей это. Его дыхание участилось. Он смотрел, как её чешуйчатая кожа скользит по его живой плоти, и чувствовал, как по его телу разливается знакомый жар. Она была его творением, его вещью, но в её примитивных реакциях была доля правды, которая манила его сильнее любой человеческой страсти.

Он медленно высвободил запястье и провёл рукой по её голове, от лба к затылку, покрытому плотной чешуёй. В ответ её шея вытянулась, подставляясь его ладони, а из глотки вырвался тихий, булькающий звук, похожий на мурлыканье. Это была не привязанность. Это была реакция хищника, узнавшего своего хозяина.

Желание, тлеющее в нём, вспыхнуло с новой силой. Этого мурлыканья, этого подчинения было недостаточно.

— Открой рот

,

— скомандовал он, его голос прозвучал низко и властно.

Её челюсть послушно разомкнулась, обнажия ряды мелких, острых зубов.

— Будь осторожна с зубами, — предупредил он, его пальцы впились в чешую на её затылке. — Если ты поцарапаешь меня... если укусишь... тебе будет очень плохо. Поняла?

В её светящихся глазах мелькнула тень чего-то, похожего на осознание. Возможно, это был лишь инстинкт самосохранения, пробуждённый паразитом. Она не кивнула, но её тело замерло в полной готовности.

Аллен направил свой член к её губам.

— Теперь возьми в рот. Всё. И помни о зубах.

Он силой, но уже без прежней резкости, втолкнул себя в её глотку. Её челюсть осталась расслабленной, острые зубы лишь слегка коснулись его кожи, не оставляя царапин. Её горло, тугое и влажное, сомкнулось вокруг него. Он почувствовал, как мускулы её глотки начинают ритмично сжиматься, а язык обвивает его основание, создавая сокрушительное давление.

Он начал двигать бёдрами, наблюдая, как его плоть скользит между её безвольных губ. Её светящиеся глаза были прикованы к нему, и в их зелёной мгле плескалась целая буря — инстинктивный ужас, боль и та самая, внушённая паразитом, искра сенсорного перегрузка. Но теперь ко всему этому добавился новый оттенок — напряжённая, животная осторожность. Она боялась причинить ему боль. Боялась последствий.

Это осознание её страха сделало его власть ещё более полной, а наслаждение — более острым. Он использовал её, и она не просто подчинялась — она боялась ослушаться.

Он крепче впился пальцами в её чешую, его хватка стала железной. Теперь он контролировал каждый её вдох, каждый содрогающийся мускул.

— Расслабь горло, — прорычал он, но это был не совет, а приказ, подкреплённый жёстким толчком бёдер.

Её тело затрепетало, но она подчинилась, подавив рвотный спазм, который не мог материализоваться физически, но жил в её инстинктах. Он начал двигаться быстрее, грубее. Каждый толчок отправлял его член глубже в её глотку, до самого основания. Влажные, булькающие звуки заполнили тишину лаборатории, смешиваясь с его тяжёлым дыханием и её приглушёнными, давимыми хрипами.

Он смотрел в её светящиеся глаза, в которых отражалась его собственная искажённая страстью тень. В её зрачках не было ничего, кроме животного страха и полного подчинения. Это зрелище свело его с ума. Он трахал её рот с яростью, забыв обо всём, кроме влажного жара её глотки и абсолютной власти над этим существом.

Его движения стали резкими, почти беспорядочными. Он тянул её голову на себя, чувствуя, как её шея выгибается под его напором. Мир сузился до этого отвратительного и прекрасного акта, до хлюпающих звуков и безмолвного страха в её глазах. Он был богом в этом стерильном аду, а её тело — его алтарём.

Он крепче впился пальцами в её чешую, его хватка стала железной. Влажные пряди её псевдоволос прилипли к его пальцам. Внезапно он резко потянул её за голову, вытаскивая её тело из бассейна. Вода хлынула с её чешуйчатой кожи, лужа растекаясь по стерильному полу. Она не сопротивлялась, лишь издала короткий булькающий звук, когда её грубо уложили на холодный металл стола.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Теперь ты будешь служить мне здесь, — его голос был хриплым от возбуждения.

Он снова вошёл в её рот, но теперь его движения были медленнее, более контролируемыми и оттого ещё более унизительными. Он заставлял её держать губы широко растянутыми, наблюдая, как её светящиеся глаза закатываются от напряжения. Каждый толчок был точным и глубоким, лишённым прежней ярости, но полным абсолютного презрения к её границам.

— Глотай, — приказал он, меняя угол, и её тело содрогнулось, когда он коснулся самой глубины её глотки.

Он наслаждался не просто физическим актом, а её полной беспомощностью. Тем, как её инстинкты, усиленные паразитом, заставляли её мышцы сокращаться в ответ на его движения, создавая иллюзию участия, в то время как её воля была полностью сломлена. Он растянул этот момент, продлевая её унижение, чувствуя, как её тело становится всё более податливым инструментом в его руках.

Он вынул свой член из её рта, оставив её задыхаться и покрываться липкой слизью. Без лишних слов он грубо перевернул её на живот. Холод металла обжёг её кожу, контрастируя с влажным теплом, исходящим от её тела. Он с силой раздвинул её чешуйчатые бёдра и вошёл в неё сзади одним резким, безжалостным движением.

Её тело напряглось, издав хриплый, булькающий звук, но не стало сопротивляться. Он схватил её за чешую на плечах, используя это как рычаг, и установил жёсткий, методичный ритм. Каждый толчок был приговором, каждое движение — подтверждением её предназначения. Влажные звуки их соития эхом отдавались в стерильной тишине лаборатории.

Он наклонился ниже, его грудь прилипла к её мокрой спине.

— Никаких мыслей. Только это

,

— прошипел он ей в прорезь жабр на шее, чувствуя, как её тело содрогнулось в ответ.

Его руки скользнули вниз, к её бёдрам, впиваясь в скользкую чешую, и он ускорился, уже не скрывая своей животной ярости. Он трахал её с ожесточением, словно пытаясь стереть грань между создателем и творением, слиться с этим существом в одном акте абсолютного разрушения. Её внутренности судорожно сжимались вокруг него, её светящаяся чешуя вспыхивала в такт его движениям, а её безвольные стоны стали для него единственной музыкой, которой стоило внимать.

Он продолжал свои жёсткие, размеренные толчки, каждый из которых отзывался глухим эхом в тишине лаборатории. Её булькающие, хриплые стоны, вырывавшиеся с каждым его движением, казалось, раздражали его. Он наклонился ниже, его губы почти коснулись её жабр.

— Надо бы тебе связки удалить, — прошипел он с холодной, расчётливой жестокостью. — Чтобы не могла издавать эти... звуки.

Эти слова, произнесённые с ледяным спокойствием среди животной ярости, прозвучали страшнее любого крика. Её тело затрепетало под ним, и на мгновение её внутренности сжались так сильно, что он едва не кончил. Но это был не стон удовольствия. Это была судорога чистого, животного ужаса, пронзившего даже туман её подавленного сознания.

Он почувствовал это — эту вспышку страха, переданную через сжатие её плоти, — и ухмыльнулся. Это была новая грань контроля, даже более глубокая, чем физическое доминирование. Угроза лишить её последней возможности хоть как-то выразить себя была самой изощрённой формой власти.

Он продолжил двигаться, уже не обращая внимания на её хрипы, которые теперь казались ему лишь фоновым шумом, помехой, которую однажды он устранит. Теперь он наслаждался не только её телом, но и этой новой, абсолютной тишиной, что он однажды установит в своей стерильной, бесшумной вселенной.

Конец