Роман с конца или Слушать читать эротические секс рассказы романы измены бесплатно без регистрации

Предисловие от автора

Дорогая читательница и дорогой читатель,

Книга предназначена для читателей старше 18 лет в связи с обилием откровенных эротических сцен. Если одна из следующих тем является для тебя неприемлемой или травмирующей — пожалуйста, закрой книгу и удали её со своего устройства.

Контентное предупреждение:

сексуальные домогательства на рабочем месте;

злоупотребление властью;

нарушение личных границ;

эмоциональное насилие;

неактивное согласие.

Что я могу точно гарантировать — это эмоциональное напряжение, противоречивых персонажей и гарантированный счастливый финал между главными героями.

P.S.

Это проба пера автора. И я буду очень благодарна любым комментарием. ????

С уважением и искренней признательностью, Марина Сом

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1. Полина

Крупные капли разбиваются о лобовое стекло машины, превращаясь в прозрачные кляксы. Я в третий раз обшариваю заднее сиденье в надежде на чудо — но вместо дождевика и запасной обуви там всё те же верные спутники: пара пустых бутылок из-под воды, видавший виды шерстяной плед и нераспакованная пачка чипсов. Данный представитель фаст-фуда был куплен мной в порыве слабости больше недели назад и то, что он до сих пор в целости и сохранности — вот где настоящее чудо.

Я включаю заднюю передачу и выжимаю педаль газа до упора. Колёса моей старенькой «Тойоты Короллы» из последних сил перемешивают грязь, и машина ещё глубже вязнет в месиве из земли и гравия — теперь уже по самый капот.

До пункта моего назначения — парковки ретрит-центра «Единение души с природой» — всего пятьдесят метров, но если я продефилирую по этой трясине в своём платье, от него ничего не останется. Сам факт, что я оказалась в этой ситуации именно сегодня, когда все ритуалы были соблюдены, когда на мне не просто какое-то платье, а моё счастливое платье, — противоречит законам вселенной.

Суеверия можно считать блажью, если у тебя есть рычаги давления на свою жизнь. Если же ты зависишь от благотворительных фондов, соседей, врачей, коллег и кучи других незнакомых тебе людей, то остаётся полагаться исключительно на платье. Тем более что до сегодняшнего дня оно меня ни разу не подводило.

Темно-синее, чуть ниже колен платье-футляр отлично подходит и для получения диплома, и для устройства на работу, и для свидания. Именно в нём я получила работу в ретрит-центре, и сегодня оно должно было мне помочь эту работу сохранить.

Я вздрагиваю от резкого стука в окно. Перед глазами — нижняя часть мужского торса: бёдра обтянуты светло-синими полинялыми джинсами, рабочая куртка прикрывает ремень, одна рука засунута в карман, другая крепко сжата в кулак. Именно они — руки — полностью разбивают мои надежды, что на моё спасение придёт Паша или Игорь. За окном стоит мой босс и владелец ретрит-центра «Единение души с природой» — Марк.

Прикрыв на секунду глаза, я опускаю стекло на треть и, виновато улыбаясь его тазу, наигранно весело произношу:

— Доброе утро! Я тут застряла. Снова. Воот...

Марк бурчит что-то себе под нос и, поднеся запястье с часами к лицу, уже внятно произносит:

— Ты опоздала на десять минут.

Ещё на первой неделе работы я поняла, что мой босс — мудак. По правде говоря, это было понятно ещё на собеседовании, но я не склонна судить по первому впечатлению и как можно дольше отрицала данный факт. Но нет, это та ситуация, когда первое впечатление не было обманчивым — и сегодня он в очередной раз подтвердил своё звание «худший-начальник-года», приняв непосредственное участие в уничтожении моего счастливого платья.

Раз — я бы не застряла, отремонтируй он дорогу, о чём я говорила по меньшей мере десяток раз.

Два — счастливое платье мне в принципе не понадобилось, если бы у него не было болезненной фиксации на расписании. В мире Марка график — это святое, и человек не имеет права на болезнь, форс-мажор и — боже упаси — личную жизнь. Тем более в середине июня. Тем более когда я хотела не просто внести маленькое изменение в график. Я планировала, по мнению Марка, непростительное...

Три — я бы не откладывала этот разговор до последнего, если бы его лицо умело выражать какие-либо эмоции, помимо недовольства и надменности.

Глубоко вздохнув, я открываю дверь, готовая соединиться с природой не только душой, но и телом. Тянуть дальше нельзя: во-первых, вот-вот начнётся ливень, и хотя до входа в центр всего пятьдесят метров — этого хватит, чтобы промокнуть до нитки. А во-вторых, придурок-босс сверлит меня взглядом, видимо, мысленно подсчитывая сумму, на которую меня оштрафует.

Возможно, у счастливых платьев есть срок годности, по истечении которого они становятся несчастливыми? Или же моя ситуация настолько безнадёжна, что оно просто сдалось?

Присмотрев наиболее устойчивый камень и прижав сумку и снятые лодочки к груди, я готова к прыжку. Справа от меня раздаётся покашливание, и я поднимаю взгляд на Марка. Он откровенно меня разглядывает. И хотя платье плотно облегает фигуру, оно деловое, без открытого декольте и прикрывает колени… прикрывало колени. До того, как я его подтянула для дополнительной манёвренности, тем самым открыв боссу вид на свои голые ляжки. По выражению его лица не понятно, то ли он осуждает мой выбор одежды на сегодня, то ли наслаждается зрелищем. Хмыкнув что-то в бороду, он делает два шага в мою сторону и, приблизившись вплотную к машине, протягивает мне руку.

А ещё говорят, что галантность умерла.

Не раздумывая, я хватаюсь за предложенную помощь — и секунду спустя понимаю, что Марк стоит так близко, что у меня просто нет места, куда встать, кроме как ему на ботинки, которые, кстати, уже изрядно увязли в грязи. Просьба подвинуться застревает у меня в горле, когда Марк неожиданно нагибается, закидывает мою руку себе за плечо и, бесцеремонно просунув одну руку мне за спину, а вторую — под колени, выпрямляется в полный рост вместе со мной на руках.

— Ой, — я тихо вскрикиваю. — Что... что ты делаешь?

Проигнорировав мой вопрос, Марк устойчивым шагом и как будто без особых усилий направляется ко входу в здание.

Меня нельзя назвать толстой, но с ростом 170 я точно не Дюймовочка, и мой мозг рисует картину, как Марк падает вместе со мной, я лежу в грязи, он — сверху. В панике я крепче цепляюсь за его плечо и, как будто, ещё больше сокращаю дистанцию между нами.

Куда уж больше, Полина. Ты видишь мелкие морщинки вокруг его глаз, наклон головы — и его борода будет царапать твою щёку. Ты так глубоко находишься в его личном пространстве, что вдыхаешь его запах.

Чёрт, а он неплохо пахнет. Большую часть времени Марк проводит в конюшне, но ноздри приятно щекочет запах хвои и свежераспиленного дерева.

В том, чтобы находиться так близко к своему боссу, есть что-то противоестественное. Думать о том, что он приятно пахнет, — чистое извращение. И это точно жесткое нарушение субординации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Начальники не должны носить подчинённых на руках. Точка.

Дойдя до асфальтированной дороги, Марк аккуратно опускает меня на землю.

— Спасибо… но не надо было, — смущённо благодарю его.

— Да? — Марк демонстративно ещё раз оглядывает меня с ног до головы. Сейчас очевидно: мой внешний вид ему не нравится. Он смотрит на меня, как на идиотку, надевшую туфли в поход.

Что, в общем-то, недалеко от истины.

— Тринадцать минут, — добавляет босс, посмотрев на часы.

— Что?

— Ты опоздала на тринадцать минут.

При-ду-рок.

— Да, прости. Очевидно, что моя машина не пред... — я запинаюсь на полуслове, так как Марк, не дослушав, разворачивается и идёт в сторону гаража. — Не предназначена для бездорожья Алтая. Ещё раз спасибо, придурок, — тихо заканчиваю я, зная, что он меня не услышит.

— Воу-воу-воу, что за вид, Полиныч?

Я разворачиваюсь в сторону голоса. Мой коллега Паша, прикрыв рукой глаза, смотрит на меня сквозь пальцы.

Нагнувшись поправить платье, я осознаю, что юбка с середины бедра поднялась до самого верха и сейчас еле-еле прикрывает ягодицы. Быстро опуская юбку вниз, я вспоминаю взгляд Марка — и заливаюсь краской.

Дождь, как будто ждал, когда я окажусь в безопасности, и входит в полную силу. Не обращая внимания на шуточки Павла, я захожу в здание и принимаюсь за работу, мысленно проклиная свою машину, босса и платье, которое не вовремя решило перестать быть счастливым.

Глава 2. Марк

Когда вместо обещанных трёх опытных гидов я вижу перед собой одного сопляка, опасливо глядящего на лошадь, я злюсь только на себя.

Покупка этого недоразумения — ретрит-центра в богом забытой глуши — за два года превратилась в постоянную головную боль. Организация же походов и сплавов по Катуни грозила стать обострившимся геморроем всего за пару дней.

Двадцатилетний пацан последние полчаса уверяет нас с Игорем, что он со всем справится, ведь это, цитирую, "easy-peasy". Пока что он не справился даже с выбором одежды и каждую минуту оглядывает свои белые мокасины, проверяя, не вляпался ли в дерьмо.

Мы в конюшне, кретин!

Сначала Полина со своим платьем, теперь он.

Но платье Полине хотя бы идёт. И это то самое платье. Я знал, что нанимать её было плохой, отвратительной идеей. Но у неё было образование, опыт и, честно говоря, я был уверен, что со временем интерес, если не пройдёт полностью, то точно угаснет.

Но оказалось, что если запереть себя вдали от цивилизации и ежедневно смотреть на одну и ту же особь женского пола, то интерес не то что не угасает — он перерастает в обсессию. В какие-то моменты я напоминаю себе сталкера. Хотя и в этом я не особо преуспел. Всю информацию, что у меня получилось собрать, помимо фактов из её резюме, — это то, что она живёт вместе с сестрой в часе езды от Усть-Коксы. Несколько лет назад их родители погибли в автокатастрофе. И она обожает рухлядь, которую называет машиной — на половине постов в её социальных сетях красуется разбитая «Королла», которую мне сегодня ещё предстоит вытягивать из грязи.

А ещё у неё отвратительный музыкальный вкус. Когда я впервые услышал Джастина Бибера, доносящегося из её машины, я обрадовался. Ну, не может у меня стоять на женщину, которая добровольно слушает эти звуки. Но это было до того, как я увидел, как она пританцовывает под него на кухне, готовя кофе. Оказывается, старина Бибер не так уж плох.

Не ожидал, что спермотоксикоз накроет меня в тридцать два года.

Мне сложно сосредоточиться на словах недогида, пока загадка платья остаётся нерешённой. Свидание — это веская причина надеть платье. Возможно, мне стоит придумать для неё работу, которая вынудит её задержаться на работе и сорвёт планы.

Вот он — поступок настоящего мужчины!

И нет, идея пригласить её на свидание самому не посещала мою голову. За всю жизнь я был на свидании единожды, мне было 16, и инициатором был не я. Жизнь до травмы складывалась таким образом, что мне нужно было приложить минимум усилий, чтобы привлечь женское внимание. Говорят, что женщины не любят насилие. Но чем более напряжённым и кровавым был бой, тем больше было претенденток, чтобы согреть мою постель.

Тем временем стоящая передо мной ошибка природы в белых мокасинах напоминает мне, почему я добровольно сбежал от цивилизации на Алтай.

— Лошади — такие одухотворённые создания. Кстати, мой любимый фильм — «Боевой конь», смотрели? — спрашивает «мокасины» и, не дождавшись ответа, продолжает: — Я очень любил в детстве прогулки на лошадях.

Да, ты же мой хороший. Захотелось его погладить.

Кулаком по челюсти.

Игорь один не справится. Двенадцать туристов и один любитель прогулок. Придётся идти самому или отправлять Пашу. Скорее второе. Если поеду я, то в том же составе мы точно не вернёмся. А тюрьма пока не входит в мои планы.

Хотя кого я обманываю? Мысль остаться наедине с Полиной ночью, пусть нас и будут разделять три этажа, звучит уж слишком соблазнительно.

— В общем, не парьтесь, это не "rocket science", в конце концов, разберусь, — пацан делает шаг назад и всё-таки вляпывается в дерьмо.

Карма существует.

— Рокет что? — непонимающе спрашивает Игорь.

— Сайенс, что означает наука. Я к тому, что это не высокоинтеллектуальный труд, поэтому я справлюсь, не переживайте.

Моё воображение никогда не работало так ярко. Хруст носа и красные капли катятся по подбородку, ложась крупными каплями на уже не такие уж и белые мокасины. Я мотаю головой, чтобы прогнать это прекрасное видение. Игорь же всего лишь усмехается, то ли не поняв, то ли не приняв оскорбление на личный счёт.

Нужно распечатать и повесить над кроватью. «Клиент всегда прав», — любит напоминать мне Полина.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3. Полина

— Полиныч? У меня для тебя плохие новости, — по лицу Паши видно, что плохие новости для меня — это отличные новости для него.

— Я ииидуууу в поход, — подтверждает он мою догадку и раскидывает руки в стороны, как статуя Христа в Бразилии.

— Что? Какой поход, Паш? Ты же должен меня замещать!

— Только что видел Марка, сказал, что гидов не хватает, так что иду я, — коллега безуспешно пытается изобразить сожаление на лице. — Слушай, а Марк и правда ничего не сказал про ночную смену. Может, он сам подежурит? Иначе предупредил бы тебя.

В отчаянии я опускаюсь на кресло и прикрываю лицо ладонями:

— Я ещё не говорила с ним, он не в курсе.

— Поля, ну ты попала... — хотя бы сейчас в его голосе появляется намёк на сочувствие. — Слушай, а давай я с ним поговорю, а?

— А смысл? Не, Паш, всё хорошо, не парься. Я разберусь.

— Это хорошо, потому что, честно говоря, я не хочу с ним говорить, — он театрально смахивает пот со лба. — В прошлый раз он чуть морду мне не набил. Ну а ты — девушка, он точно пойдёт тебе навстречу.

Марк? Пойдёт кому-то навстречу? Да не смешите мои тапочки.

* * *

Часы показывают 18:00. Моя смена заканчивается через час. Я бы многое отдала, чтобы перенести разговор на завтра.

Но я прибегала к этой опции последние несколько месяцев, и мой лимит исчерпан.

Попросив Пашу присмотреть за ресепшеном, я собираюсь с духом и поднимаюсь на третий этаж. У меня есть ровно час на то, чтобы убедить босса не увольнять меня. Задержка на работе идёт в копилочку к вещам, которые я не могу себе позволить.

Центральный корпус ретрит-центра состоит из трёх этажей. На первом находятся рабочие помещения: холл с ресепшеном, кладовая и кухня. На втором — пять номеров, рассчитанных на сотрудников, где сейчас занят только один, в котором живёт Паша. Игорь с Фаей живут в самом Усть-Коксе — ближайшем к ретрит-центру посёлке. Весь же третий этаж полностью занят Марком.

Уже стоя перед дверью и нажав на звонок, меня осеняет поистине гениальная мысль, что стоило его предупредить о своём приходе. Вдруг он спит. Или в душе. Или голый.

Если он в душе, то, конечно, он голый, Полина.

Стресс определённо не самым лучшим образом влияет на мои умственные способности. Сейчас не самое подходящее время представлять своего босса голым.

Десять. Двадцать. Тридцать секунд.

Тишина.

Подождать? Позвонить ещё раз? Или уйти и позвонить с ресепшена?

Последний вариант звучит благоразумнее. Лучше уйти.

Как только решение принято, дверь открывается. Сегодня определённо не мой день. Приеду домой и сожгу это чёртово платье.

— Марк, прости, что беспокою, я хотела с тобой кое-что обсудить, у тебя есть минутка? — быстро выпаливаю я.

Прежде чем ответить, мой босс в очередной раз за сегодня оглядывает меня с ног до головы. По всей видимости, я прохожу «дресс-код», потому что он делает шаг в сторону, приглашая меня войти.

Я бы предпочла всё обсудить в коридоре, но, увы, нахожусь не в той позиции, чтобы выдвигать какие-либо условия. И, не буду скрывать, мне немного любопытно — а что там, за дверью?

Пройдя несколько шагов вглубь, я оказываюсь в просторной гостиной, посередине которой находится огромный угловой диван с шерстяной обивкой. На противоположной стене висит плазма, в углу напротив окна — массивный рабочий стол с креслом. Позади меня — закрытая дверь, вероятно, ведущая на кухню, а вот дверь в спальню приоткрыта, и я мельком бросаю туда взгляд, замечая идеально заправленную king size кровать.

Попав к Паше я сразу поняла, что там живет молодой парень, мое первое впечатление попав сюда, что здесь никто не живет. За исключением нескольких личных вещей, пространство выглядит как апартаменты, готовые к сдаче: минимум личных вещей и идеальный порядок. Надо уточнить у Фаи, убирается ли она тут каждый день, если нет, то психологические проблемы Марка намного глубже, чем я подозревала.

Пока я осматривалась, он расположился на диване и сейчас продолжал пристально меня разглядывать. Я вежливо жду минуту, ожидая, когда он предложит мне присесть.

Галантность всё же умерла.

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, чувствуя себя школьницей, которую вызвал к себе директор и сейчас будет отчитывать.

— Я слушаю, — наконец произносит Марк, скрестив ноги.

Я сцепляю руки в замок перед собой. Ещё один минус платья — отсутствие карманов. Точно пущу на тряпки!

Глубоко вдохнув, я начинаю заготовленную и хорошо отрепетированную речь:

— Я хотела обсудить изменение графика работы. Дело в том, что...

— Ты увольняешься? — резко перебивает меня Марк.

Вопрос ставит меня в тупик, и я несколько секунд тупо смотрю на него, часто моргая. Что из сказанного могло привести его к выводу, что я увольняюсь?

— Эмм, нет, я только хотела...

— Тогда ответ — нет.

Вот так вот? Просто нет? Я готовила речь три месяца. Я репетировала её перед зеркалом. Я надела своё счастливое платье, чёрт побери!

— Меня полностью устраивает моя работа, но...

— Вот и отлично.

Что за идиотская привычка — постоянно перебивать. Я еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Сжав руки в кулаки, начинаю свою вторую попытку построить разговор.

— Я не смогу работать в ночные смены, и так как завтра должна быть первая такая смена, то думаю, что нам...

— Нет.

Да, можешь ты заткнуться и дать мне договорить? Проглотив свой вопрос и его заклинившее «нет», я продолжаю:

— ... думаю, нам нужно обсудить, как поступить в этой ситуации.

— Обсуждать нечего, — на этих словах Марк достаёт из заднего кармана телефон, давая понять, что разговор окончен.

Ну уж нет. Если бы у меня была хотя бы минимальная возможность не менять график...

Но у меня её нет.

— Марк, я правда не смогу завтра выйти на ночную смену и... кхм, в течение всей следующей недели тоже и... Ну, в общем, я не смогу брать ночные смены. Вообще. Никогда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Значит, ты всё-таки увольняешься? — ровным голосом спрашивает босс, не отрывая глаз от экрана телефона.

Мои внутренности сжимаются в тугой комок. Разговор идёт совершенно не по плану и у меня начинается паника.

Я не могу работать по ночам, но я и не могу позволить себе потерять эту работу.

Не могу.

— Марк, ты же знаешь, что я люблю свою работу, и мне кажется, я очень хорошо с ней справляюсь, и у тебя нет претензий ко мне. Разве нет?

— Претензий не было, — он медленно откладывает телефон и пристально смотрит на меня, — до того, как ты пришла просить об изменении графика менее чем за сутки до смены. Тем более зная, что тебя некому заменить.

Мне хочется сунуть телефон ему обратно в руки — смотри туда, туда. Не на меня.

— Я договорилась с Пашей, чтобы он заменил меня, но... Учитывая обстоятельства и то, что остаёмся только мы с тобой, я–я подумала, что...

— Что я поработаю за тебя? — спрашивает Марк, вопросительно поднимая брови.

— Нет... Эмм, то есть да. Но я отработаю эти смены.

— Отработаешь? И как же?

Кажется, платье услышало мои угрозы, и разговор наконец-то начал переходить в конструктивное русло.

— Я могла бы помогать Фае, также...

— Ты хочешь отобрать работу у пожилой женщины?

— Конечно, нет! Но июль у нас весь забронирован, и помощь ей точно не помешает. И она не такая уж и старая... Сколько ей? Пятьдесят пять?

Марк пожимает плечами:

— Это всё, или ты ещё что-то можешь предложить?

— Могу, конечно, могу! Я составила план развития центра на ближайшие три и пять лет вперёд, и отп...

— Я видел. Только как это связано с предметом нашего разговора?

Полина, хватит мямлить, соберись!

Если бы я сидела, я бы смогла формулировать мысли яснее. Но когда меня перебивают, я стою в своём «несчастливом» платье — да, это официально. Платье приобрело статус несчастливого. Единственное, что мне хочется — это чтобы этот разговор закончился.

Если бы не абсолютно безвыходная ситуация, я бы наплевала на всё и сказала, что выйду на смену завтра. Хотя нет. Я бы послала Марка с его идиотскими сменами на три буквы.

Не дождавшись моего ответа, Марк продолжает:

— Отличный план, Полина, — внезапно стоять стало чуть легче, и в сердце заглядывает надежда. Правда, всего на секунду — до следующих его слов:

— Но это часть твоей работы, и я не понимаю, как это влияет на тот факт, что ты не можешь выполнить другую часть своей работы.

Что за бред он несёт? Я описание своих должностных обязанностей в глаза не видела. План по развитию — это чисто моя инициатива.

— Марк, я работаю здесь девять месяцев. За это время у нас не было ни одного отрицательного отзыва. Я подключила новые системы бронирования, которые увеличили поток клиентов. Мне жаль, что я подвожу тебя, правда. Но я не могу оставаться на ночные дежурства. Мы можем обсудить эту ситуацию как взрослые люди? Я отработаю эти смены, честно! Если тебе не нравятся мои варианты — хорошо. В центре очень много работы. Я уверена, что мы можем найти вариант, который устроит нас обоих.

В конце своей короткой тирады я выдыхаю.

Марк пристально смотрит мне в глаза, и мне жутко хочется отвести взгляд, но, может быть, с моим боссом нужно обращаться как с зверем?

Хищнику нельзя смотреть в глаза, если ты жертва.

Но я не жертва.

Мне кажется, проходит вечность, прежде чем Марк в итоге ухмыляется. Отчётливо. Меня не обманывают глаза — это действительно что-то похожее на улыбку. Это должно быть хорошим знаком, так ведь?

— Отработаешь смены, значит?

— Да-да, конечно! — мой голос сквозит энтузиазмом.

— Ок. Тогда ты можешь отработать завтрашнюю смену здесь и сейчас.

— Прямо сейчас? — недоумённо спрашиваю я.

— Тебе надо где-то быть?

— Да. То есть, нет. Эмм... точнее, ровно в семь мне надо будет уехать.

Он подозрительно прищуривает глаза:

— Не переживай. Максимум через полчаса ты будешь свободна.

— Тогда прекрасно. Что нужно делать?

Мы почти договорились. Он идёт мне навстречу. Но почему тогда меня не покидает ощущение, что я всё-таки жертва, которую загнали в ловушку? Вроде бы я получила, что хотела.

Подавшись вперёд, Марк упирается локтями о колени и, не меняя тона голоса, произносит:

— Ты можешь подойти ближе. Встать на колени, — кивком головы он указывает на пол, — и отсосать мне.

Глава 4. Полина

Ба-бах. Ба-бах. Ба-бах.

Я готова поклясться, что слышу, как кровь стучит в моей голове.

— А-а-м... Ч-что?

В опасных ситуациях между «бей», «замри», «беги» моё тело всегда выбирает «замри». И вот сейчас я чувствую себя прикованной к месту и просто пялюсь на своего начальника, надеясь, что он расплывётся в улыбке и скажет, что пошутил. Это всего лишь розыгрыш. Он похлопает меня по плечу, и мы вместе посмеёмся над этой ситуацией.

— Мне кажется, ты услышала, что я сказал, но всё же повторю, — произносит Марк всё тем же спокойным, нейтральным голосом, как будто мы обсуждаем погоду. — Отсоси мне, и я заменю тебя завтра на ночной смене.

Это действительно происходит со мной?!

Он правда это сказал. Мне не показалось!

— Н-но... — отлившая от лица кровь активно возвращается, и я моментально становлюсь пунцовой.

Я громко сглатываю.

Чёрт! Надеюсь, он не воспримет это как предвкушение.

Марк хмыкает, снова тянется за телефоном и говорит:

— Я так и думал. Жду тебя завтра на дневную, — он делает демонстративную паузу, — и ночную смены.

Нет-нет-нет.

Я не могу выйти на ночную смену!

Я не могу потерять эту работу!

Но я и не могу... не могу сделать то, о чём он попросил.

Это же домогательство чистой воды. За такое, как минимум, канселят. В цивилизованном мире со стабильным интернетом.

А посреди лесов, гор и полей есть владелец отеля, который оказывается не только мудак, но ещё и женоненавистник — потому что я уверена, что у всего этого одна цель — унизить меня.

И есть я, которая не может себе позволить потерять работу, потому что в радиусе ста километров другой работы просто нет.

Неужели ты правда пойдёшь на это?

Мысль проносится в моей голове одновременно с тем, как я делаю неуверенный шаг вперёд. Я не смею поднять глаза и смотрю в район его торса. Как раз на своё будущее рабочее место.

Мой шаг не остаётся незамеченным, и Марк откладывает телефон. Прежде чем совершить своё окончательное падение, я еле слышно бормочу:

— Хорошо.

Какое-то время Марк молчит, и у меня начинает загораться надежда, что он всё же скажет, что это шутка. Но нет.

Сегодня день несбывшихся надежд и уничтоженных счастливых платьев. Мой босс повторяет низким голосом: «Хорошо», — и откидывается на диван, принимая удобное положение и расстёгивая ремень джинсов.

Мой мозг тем временем отправляется в энергосберегающий режим.

Я не помню, как преодолеваю эти семь-десять шагов между нами и опускаюсь на колени. Узкую юбку платья приходится приподнять, чтобы я потом смогла подняться. Диван стоит на овальном мягком ковре, который приятно щекочет колени.

Так, я уже здесь. Между ног своего босса.

Не могу назвать себя фанатом минета, но ничего сложного в этом нет. Он же не сможет меня уволить, если ему не понравится? Такого уговора не было. Возможно, если сделать максимально плохо, то он больше и не попросит. Но если делать плохо, то и длиться это будет дольше.

Тем временем Марк расстегивает пуговицу на джинсах, а после убирает руки. Оставшуюся работу, видимо, придётся делать мне.

Что в целом логично, ведь завтра он будет работать за тебя. Натуральный обмен во всей красе.

Ситуация была бы комичной, если бы это не мне сейчас предстояло сосать член своего босса взамен на изменение графика работы.

Дрожащими руками я тяну за собачку и расстёгиваю туго натянутую молнию. Ну, хоть не придётся работать с вялым членом.

Ничего сложного, ты уже это делала.

Да, не в подобных обстоятельствах, и уж точно не человеку, который каждый месяц начисляет мне зарплату. Но член есть член, нужно всего лишь забыть, кому он принадлежит.

Мой мозг отстранённо фиксирует, что объект моей работы, спрятанный за тонкой тканью чёрных боксёров, вполне себе ничего. Определённо немаленький, но и не гигантских порно-размеров. Учитывая ситуацию, в которой я оказалась, это безусловно играет мне на руку... Или правильнее будет сказать — играет мне на горло?

Я понимаю, что таращусь на член моего босса, когда слышу его тихий, с лёгкой хрипотцой голос:

— Достань его.

Резко подняв голову, огрызаюсь:

— Спасибо, но я знаю, что делать.

Марк поднимает руки ладонями вверх, показывая, что не будет вмешиваться, и, чуть изогнув левую бровь, бросает взгляд вниз, как бы говоря: «давай, покажи, что ты знаешь, что делать».

Мудак.

Я стискиваю зубы и начинаю вдыхать и выдыхать на четыре счёта, пытаясь одновременно успокоиться, заставить себя перейти к действию и дистанцироваться от ситуации.

Ок, ок. Как там поётся в песне? Чем скорее уйдешь, тем скорее вернешься? В моем случае чем скорее начну, тем скорее это все закончится.

Надеюсь, он не дрочил сегодня и это действительно закончится быстро.

Немного умерив сердечный ритм, я провожу рукой снизу вверх по члену и, зацепив резинку боксёров, опускаю их вниз.

«

Ну, вот и здравствуйте

», — приветствует меня агрессивно стоящий мужской половой орган. Ровный, идеальной толщины, обрезанный. Отрезать бы его от владельца — и цены бы ему не было.

Марк рвано выдыхает, и я облизываю губы. Нет, не из желания, а потому что от стресса они пересохли. Вообще, я бы не отказалась от стакана воды. А лучше — от того, чтобы свалить отсюда, но, учитывая, что мне даже не предложили присесть, а вместо этого опустили на колени... Что ж, вряд ли стоит ожидать какой-либо заботы.

Понимая, что нахожусь слишком далеко, чтобы приступить к делу, я чуть приподнимаюсь и неловко перемещаюсь ближе, опираясь на бёдра Марка. Его колени обхватывают мои плечи, и расстояние между моим лицом и его членом составляет сантиметров десять, не больше.

Мои утренние переживания о непозволительной близости к боссу, когда он нёс меня на руках, сейчас кажутся жалкой насмешкой.

Я медлю ещё несколько секунд, давая Марку последний шанс обратить всё это в жестокую, отвратительную, но всё же шутку. Но, судя по тому, как под моими руками напряжены его бёдра, смеяться он не настроен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не уверена, что он в принципе умеет.

Устроившись поудобнее, я обхватываю его член правой рукой и делаю несколько тестовых движений снизу вверх, чем заслуживаю громкий вздох Марка.

Хорошо. Это хорошо. Значит, процесс не будет длиться долго.

Полина, да ты могла бы стать первоклассной шлюхой, никаких эмоций — только бизнес.

Я подношу лицо ближе и в нос ударяет лёгкий мускусный запах с примесью аромата стандартного мужского геля для душа.

Если бы я вела дневник благодарностей, то моя сегодняшняя запись звучала бы так: «

спасибо, что мой босс регулярно моется и его член хорошо пахнет

». Я закусываю губу, подавляя желание рассмеяться. Боюсь, что смех в подобной ситуации заденет самолюбие любого мужчины, и тогда я точно потеряю работу.

Плотно обхватив орган у самого основания, я обвожу языком головку члена. Марк издаёт тихий стон, и я заглатываю его полностью, доходя до руки и возвращаясь обратно.

Стандартный, довольно приемлемый солоноватый вкус — ещё один пункт в мой несуществующий дневник благодарностей.

Все происходящее кажется нереальным. Факт, что я делаю это своему боссу, не укладывается в голове.

А вот его член вполне себе укладывается у тебя во рту.

Я снова обвожу головку члена языком, прежде чем заглотить его полностью и пытаюсь сосредоточиться на процессе. Кажется, то, что сейчас происходит в моей голове, называется диссоциацией, и это точно не здоровая история, но я подумаю об этом позже.

Мои повторные действия не вызывают никакой видимой реакции со стороны Марка, поэтому я сосредоточиваю внимание на самой чувствительной части — обсасываю головку члена, играюсь языком с уздечкой.

На голову ложится рука.

Марк запускает пальцы в мои волосы, массирует затылок и направляет движения. Каждый раз, дойдя до основания, он удерживает мою голову несколько секунд, прежде чем дать выпустить член изо рта. В очередной раз, когда мой рот полностью наполнен и твёрдая рука крепко прижимает меня, Марк произносит:

— Посмотри на меня.

Нет-нет-нет.

Это чересчур. Одно дело — сосать член босса, другое дело — при этом смотреть ему в глаза. Это напрочь разрушит ту тонкую преграду, что выстроил мой мозг, ограждая меня от реальности.

Я пытаюсь отвести голову, но крепкая рука только сильнее сжимает мои волосы, член два раза ударяется в горло, на глаза наворачиваются слёзы. Я впиваюсь обеими руками в бёдра Марка. Меня захлёстывает паника, мне нечем дышать.

— Дыши носом, — как будто услышав мои мысли, произносит Марк, — и глаза наверх.

«Обучение глубокой глотке в ретрит-центре „Единение души с природой“» —

считаю, что это шикарное название для порно.

Я сдаюсь и медленно поднимаю глаза на Марка. И замираю. От его обычной холодной маски не осталось и следа. Глаза горят, рот приоткрыт, грудь вздымается.

— Умница, — с ухмылкой произносит начальник и ослабляет хватку на голове, давая мне отстраниться. Он проводит рукой по моей щеке и добавляет:

— Мне нравится, как ты выглядишь с моим членом во рту.

От шока моя челюсть расслабляется, и Марк снова надавливает на мою голову, возвращая меня обратно и добавляя лёгкий толчок бёдрами. Действия повторяются. То, что сейчас происходит, уже не напоминает минет, это похоже на...

На то, что твой начальник трахает тебя в рот, Полина.

Да, именно на это. Я никак не контролирую, что происходит.

Раздаётся стон.

Мой.

Чёрт.

Я сжимаю бёдра, понимая, что внизу живота разлилось тепло.

Нет-нет-нет.

Ты не можешь сейчас возбудиться, Полина. Не смей!

Движения Марка становятся более рваными, хаотичными. Я сосредоточиваю всё своё внимание на том, чтобы спрятать зубы. Собранные слёзы в глазах сейчас стекают по щекам. Я сильнее сжимаю бёдра, пытаясь подавить, но только усиливаю своё возбуждение. Которого не должно быть. Которое просто незаконно в данной ситуации.

«Мне нравится, как ты выглядишь с моим членом во рту.»

Чёрт-чёрт-чёрт.

Мне хочется просунуть руку между своих ног, чтобы хоть как-то унять пульсацию.

Толчки Марка становятся быстрее. На каждом он громко выдыхает, пока с хриплым рычанием не прижимает мою голову к своему торсу. Нос щекочат его волосы, я чувствую пульсацию, и тёплая жидкость стекает по горлу.

Как только хватка его рук ослабевает, я резко отстраняюсь, выплёвывая остатки спермы перед собой. И, конечно же, попадаю на своё платье.

Вот так вот за один день моё счастливое платье превратилось в обдроченное.

Сожгу! Пущу на тряпки! Одену в него пугало!

Тяжело дыша и игнорируя своё недопустимое в данной ситуации возбуждение, я поднимаю взгляд на Марка. Он оценивающе смотрит на капли спермы на ковре и на моём платье, цокает языком и, укоризненно качая головой, бросает:

— Жди здесь, — резко поднявшись, он направляется в другую комнату.

Что? Жди здесь? Я что, собака? И мы ведь уже закончили, разве нет? Будет что-то ещё?

Попытавшись подняться, я понимаю, что мои ноги затекли. Надо было хотя бы снять туфли. Я оглядываюсь, ища опору, без которой сейчас не встать. Дотянувшись рукой до стеклянного журнального столика, пытаюсь на него опереться, когда над головой раздаётся ворчливый мужской голос:

— Я же сказал, жди здесь.

Крепкие мужские руки подхватывают меня под мышки и легко ставят на ноги. Марк обходит меня, поправляя моё платье и опуская его ниже колен. В его руках бумажные салфетки; одной он вытирает сперму с моего платья. Затем внимательно осматривает моё лицо, проводит большими пальцами по щекам, стирая дорожки от слёз и промакивает полотенцем мои губы.

Я ещё не пришла в себя от произошедшего. Только это объясняет, почему я стою и позволяю ему это делать.

Полина, ты только что позволила ему кончить себе в рот.

Ещё раз оглядев меня с ног до головы, Марк делает шаг назад и произносит:

— Ты в порядке. Можешь идти.

Да ладно? В порядке? Могу идти?

Со злости я крепко сжимаю руки в кулаки, разворачиваюсь и встречаюсь взглядом со своим отражением в зеркале: волосы всклокочены, на платье некрасивые складки в районе коленей, ярко-красные припухшие губы, глаза блестят.

В порядке. Ага.

Схватившись за остатки самообладания, я медленно направляюсь к двери, чему я обязана только своим лодочкам. Будь я в кедах — то бежала бы, сверкая пятками.

Глава 5. Марк

Марк:

Привет. Не смогу сегодня провести сессию, деньги перевёл.

Кирилл:

Я тебе говорил, что ты мой идеальный клиент? ????

Деньги платишь, на встречи не ходишь — мечтааа.

Марк:

Говори это почаще — может, и приду.

Кирилл:

Ты же не закапываешь трупы вместо наших сессий??? ☠️

Марк:

Спасибо за наводку.

Кирилл:

Ещё одна отмена — и я прилечу к тебе лично. И не один... ????

А вот это — удар ниже пояса.

Хуже занудного мозгоправа только мозгоправ, женатый на моей сестре. Которая, в свою очередь, является той ещё занозой в заднице. Именно с её лёгкой подачи моё желание сбежать от цивилизации и минимизировать контакты с людьми обернулось тем, что я стал владельцем ретрит-центра с самым идиотским названием на планете. В своё оправдание скажу: я был уверен, что сюда никто не будет приезжать.

Но к моей неискренней радости, даже без рекламы у нас были брони. А после того как я нанял Полину, поток клиентов увеличился в разы. Ещё в начале весны мы были забронированы на весь сезон.

Забавно, что она преподнесла этот факт как достижение.

Дождь барабанит по крыше, солнце давно зашло, а я по-прежнему сижу на том же самом месте и смотрю на точку перед собой — туда, где несколько часов назад стояла Поля.

Пожалуй, сессия с Кириллом была бы кстати. Но пока я не могу произнести вслух то, что произошло. Мозг захвачен образами: она передо мной, мой член у неё во рту, её блестящие чёрные глаза смотрят вверх, стон — её.

Нет, Марк. Ты не будешь дрочить третий раз за сегодня.

Я вспоминаю историю про подростка, который умер, подрочив 42 раза. Я пока далёк от этой цифры, но мне и не шестнадцать.

Помимо красочных образов с Полиной в главной роли, в голове — полный штиль. Последний раз я чувствовал себя так... Я открываю календарь на телефоне, чтобы убедиться.

Да, с боя, который привёл к разрыву манжеты плеча и стал концом моей карьеры, прошло ровно три года и двадцать один день. Несмотря на то что мне удалось восстановить подвижность сустава, двери в профессиональный спорт для меня навсегда закрылись.

Я не скучаю по прежней жизни, но мне отчаянно не хватает ринга. Бой всегда приносил долгожданное ощущение легкости и умиротворения. Постоянно кипящий котёл эмоций остывал, воздуха начинало хватать, и я мог на какое-то время отпустить контроль.

Не так жалко было уходить из спорта, как страшно было вернуться в состояние

до.

Но вот прошло более трёх лет — и хотя иногда я чувствую себя на грани, всё же я ни разу не сорвался. Не последнюю роль сыграл, конечно, Кирилл. Мало кто знает, но за моими плечами восемь лет психотерапии. И то, что я до сих пор не убил ни одного человека — включая самого Кирилла после того, как он соблазнил мою сестру, — его личная заслуга. И немного — Уголовного кодекса Российской Федерации.

Этот штиль, похожий на послевкусие от боя, никак не вяжется с тем, что произошло. Никогда раньше минет не приносил мне таких ощущений. И я точно не назову то, что случилось, лучшим минетом в своей жизни. Мне есть с чем сравнивать.

Полине определённо есть чему поучиться. Может, стоит дать ей обратную связь? Или отправить на курсы — повышение квалификации, так сказать.

Хотя, если честно, я бы сильно удивился, если бы Полина сосала как профи. Моя челюсть и так чуть не отпала, когда она встала на колени. Я ещё не договорил предложение, а уже хотел затолкать свои слова обратно. Никогда я не желал машину времени так сильно, как в тот момент.

Я просто хотел, чтобы она как можно скорее убралась из номера. Маску спокойствия становилось держать всё сложнее. Сначала платье, потом её внезапная невозможность брать ночные дежурства... Что это? Ревнивый парень?

Но будь она в отношениях — она бы точно не согласилась. Хотя сейчас я ни в чём не уверен. Ни в каком сне до сегодняшнего вечера я не мог представить, что она пойдёт на

это

.

Моя идеальная Полина оказалась не такой уж идеальной.

Отменять встречу всё же не стоило. То, что произошло… неправильно. Я её начальник. Мысль, что я её принудил, неприятно гложет. Но я отмахиваюсь. Я не удерживал её силой. Не угрожал. Она могла уйти в любой момент.

Это точно нужно обсудить. Но Полине предстоит отработать ещё минимум четыре дежурства. Как раз наберу материал с полей.

Знал бы Кирилл, на какие жертвы я иду ради наших сессий.



‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6. Полина

Я просыпаюсь от жуткого грохота. Не разлепляя глаз, тянусь за телефоном.

Пять-чёрт-тебя-подери-утра!

Медленно сползаю с кровати и, скрестив пальцы, надеюсь, что это грабители, насильники, инопланетные захватчики, да кто угодно, только бы не...

В нашей деревне на сто домов я знаю всех жителей, если не по имени, то в лицо. Мозг судорожно пытается подогнать хотя бы одно из этих лиц под возможного взломщика, но не успевает.

Я дохожу до кухни, и мои опасения сбываются.

На кухне царит раздрай. Кастрюли вперемешку с тарелками, кружками и прочей кухонной утварью раскиданы по полу. Все шкафы открыты, их содержимое большой грудой свалено на столе. Холодильник с морозилкой нараспашку, под ними уже растеклась лужа.

И посреди этого хаоса на стуле стоит Аля и сосредоточенно оглядывает опустевшие полки.

Вдох-выдох.

— Дорогая, что ты ищешь?

— Мне нужно испечь торт, — отвечает Аля, не поворачивая ко мне головы, — но я не могу найти мёд...

Вдох-выдох.

Так. Если ищем мёд, значит, печём медовик.

Мысленно прикидываю возможные варианты развития событий. Коих всего два. Первый — я соглашаюсь с ней, и мы начинаем печь торт — в пять-чёрт-тебя-подери-утра. Второй — я пытаюсь достучаться до её рациональной части и убедить отложить кулинарные подвиги до более подходящего времени.

Второй вариант ещё ни разу не заканчивался успешно. Медовик в пять утра мы печём первый раз, но у Али было много других приступов, если не безумных, то довольно нерациональных затей.

Но я так сильно хочу спать, что готова рискнуть. Мне нечего терять, а если есть хотя бы малипусенький шанс, что я смогу вернуться в постель, я им воспользуюсь.

— Алечка, дорогая, посмотри на меня, пожалуйста. — сестра разворачивается и смотрит с раздражением. — У нас закончился мёд. А магазины ещё не работают. Давай испечём торт сегодня вечером? Я приду с работы, и мы сразу этим займёмся. Или вы испечёте торт вместе с тётей Валей, пока я на работе?

Аля раздражённо хмурит брови и произносит:

— Вечером будет поздно.

— Поздно для чего? Ты хочешь сладенькое? У нас остались вафли. Давай я заварю тебе чай с вафлей?

Нижняя губа Али начинает дрожать, она стискивает зубы. Вариант два в очередной раз себя не оправдал. У меня был шанс, и я его просрала.

На пол летит пакет с мукой, покрывая белой пылью половину кухни.

— Это ты виновата! — кричит сестра.

Я начинаю переживать, что не заставила её спуститься со стула. За последний год она совершила феноменальный прогресс в восстановлении своего здоровья. Но даже малейшая травма головы может быстро откинуть нас в состояние сразу после аварии.

— Я подниму, ничего страшного не случилось, — говорю нейтральным голосом и приседаю за упавшим пакетом.

— Случилось! — Аля кричит. Из глаз катятся слёзы. — Сегодня день рождения сестры, мне

нужно

приготовить торт!

В голове проносится эгоистичная мысль вернуться в спальню, закрыть дверь и лечь спать. Но вместо этого я тру глаза руками и говорю мягким голосом, как меня учил невролог сестры:

— Солнышко, но мой день рождения не сегодня, он через месяц, — делаю паузу, давая ей осознать сказанное, — и мы можем...

— Да при чём тут ты?! У моей сестры! У

Полины

день рождения! — кричит Алевтина.

— Но... я Полина. Я твоя сестра.

— Нет, уйди! Уйди! Уйди! Уйди! Ненавижу тебя!

Как же сильно я хочу уйти.

Или хотя бы крикнуть в ответ, что я устала, что я спала четыре часа, что я не знаю, как жить после вчерашних событий. Но я стою и молчу.

Аля слезает со стула. Она тяжело дышит, по щекам катятся слёзы. Я знаю, что она не понимает, что с ней происходит, она не ведёт себя так, чтобы позлить меня.

— Алечка, дорогая, мне нужно прибраться тут...

Взмах руки — и кастрюли с грохотом обрушиваются на пол. Сестра берёт в руки злосчастный пакет с мукой и бросает его на пол.

Ну почему именно мука? Почему не макароны или гречка?

Белой пылью теперь покрыта не только половина нашей маленькой кухни, но и половина меня и половина Али.

Ирония нашей жизни.

Девушка, которая стоит передо мной, — это всего лишь половина моей когда-то жизнерадостной, мудрой и заботливой старшей сестры. А моя жизнь — лишь наполовину моя. Вторая часть принадлежит Але. И я готова отдать её всю, лишь бы сестре стало лучше, лишь бы она больше не смотрела на меня, как на чужого человека. Лишь бы я могла сказать ей, как сильно мне её не хватает, как сильно она мне нужна.

* * *

Что может быть лучше уборки в шесть утра?

Да, в принципе, всё что угодно.

Мне удалось успокоить Алю только через час. Хотя зачем себе льстить? Подобные приступы сильно её изматывали, она просто устала и уснула. Так происходило всегда. У неё бывали хорошие и плохие дни. В последнее время хороших становилось всё больше. И только я начинала верить, что теперь всё наладится, как плохой день бил меня мешком по голове.

На уборку кухни ушёл ещё один час. Ложиться обратно спать нет никакого смысла, поэтому я ставлю вариться кофе в турке, планируя забыть произошедшее и начать день правильно.

Задача в том, чтобы дождаться, когда пенка на кофе начнёт подниматься, и только тогда влить туда столовую ложку холодной воды и снять турку с огня. Маленькая победа, с которой я начинаю свой день.

Не знаю, как я пришла к точке в своей жизни, когда считаю несбежавший кофе по утрам победой, а моё главное оружие в важном разговоре с боссом — счастливое (

уже несчастливое

) платье.

Чем больше я думаю об этом, тем яснее мне становится, что сюда меня занесло стечением обстоятельств. Моя бабушка, которой раньше принадлежал этот дом, считала, что нельзя противиться естественному потоку жизни. Она всю жизнь прожила здесь, на Алтае, и верила, что жизнь — это горная река. Прям как Катунь. Сильная и безжалостная. И только дурак будет пытаться плыть против течения. Но ещё больший дурак — тот, кто полностью отдастся течению. Катунь проглотит тебя, а потом выкинет на обочину, как безжизненное бревно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На мой логичный вопрос — как же себя вести, если ни против течения, ни по течению плыть нельзя, бабуля только пожимала плечами и отвечала: «

А хрен его знает

».

Я усмехаюсь и снимаю кофе с огня в самый последний момент, перед тем как вода закипит и уничтожит напиток. Один ноль в мою пользу, жизнь! Выкуси!

Вчера я проиграла без шансов.

Вспомнив своё падение, мои щёки начинают пылать от стыда.

Как я сегодня приду на работу? Как я посмотрю ему в глаза?

До вчерашнего дня Марк не оказывал мне никаких знаков внимания. Если не считать собеседования, мой самый долгий разговор с ним длился минуту и касался исключительно работы. А на мои ежедневные «

Доброе утро

» и «

Хорошего вечера

» он в лучшем случае угукал в ответ. Он ни разу не спросил, как у меня дела. Даже когда я слегла с гриппом на неделю, он не поинтересовался, как я себя чувствую.

Я задаю себе вопрос — стала бы эта ситуация хоть чем-то лучше, если бы я привлекала Марка как женщина?

Нет, не думаю.

И почему мне должно быть стыдно? Я не сама встала на колени... Технически, конечно, сама, но у меня не было выбора. Мне нужна эта работа!

Я не то что не найду что-то с подобной зарплатой, я в принципе не найду работу в радиусе ста километров. Разве что устроиться помощницей в местном магазине «У Розы» за десять тысяч рублей. И это максимум.

Помимо того, что нам с Алей нужно что-то кушать, я должна откладывать деньги на реабилитацию. Часть покрывает страховка и фонды, но не всё.

Так что придётся стиснуть зубы и...

Мдааа... сосать со стиснутыми зубами будет проблематично.

Я откидываюсь на спинку стула. Взгляд падает на настенные часы, громко отсчитывающие секунды.

Чёрт. Я не заметила, как пролетел ещё один час. Я безбожно опаздываю, что крайне непозволительно в моей ситуации.

Глава 7. Полина

Мой рабочий день начался двадцать минут назад. Мне надо заставить себя выйти из машины. Но вместо этого я вспоминаю, как в мультфильме «Головоломка» эмоции пытались договориться друг с другом, чтобы помочь девочке принять верное решение. Я уверена, что-то подобное происходит со всеми нашими мыслительными процессами, и вчера в отделе памяти кто-то очень сильно накосячил.

Иначе я не могу себе объяснить, почему я помню запах и вкус члена своего босса, но забыла детали нашего разговора, результатом которого этот самый член оказался у меня во рту. Какой логикой они там, в моей голове, руководствовались, когда решили стереть информацию о том, на каких условиях я совершила своё моральное падение, а вот само падение во всех деталях записали на жёсткий диск?

Я не знаю, чего ждать от сегодняшнего дня. То ли вчера была разовая акция, и я «отработала» все будущие дежурства, то ли ублажать босса теперь часть моих постоянных обязанностей. Если я согласилась на второе, то мне нужна срочная психиатрическая помощь.

Мне хочется удариться головой о руль. Тупее от этого я точно не стану.

Я выхожу из машины только когда вижу за стеклянной дверью основного здания ретрит-центра Игоря, нагруженного двумя огромными походными сумками. Быстро пересекаю разделяющее нас расстояние и придерживаю для него дверь.

— Спасибо, Поль. Постой-ка тут, пока я всё не отнесу.

Игорь был другом моего отца, и именно от него я узнала об этой работе. На тот момент у меня и в мыслях не было искать работу в деревне, я наоборот выставила дом, который мне достался от бабушки, на продажу. Покупателей на дом было немного, а предлагаемые суммы были настолько смешными, что мы с Алей потратили бы эти деньги всего за полгода. Поэтому, когда Игорь внезапно позвонил и рассказал о богатом мужике из столицы, который выкупил местный отель и сейчас ищет сотрудников, я ухватилась за эту возможность руками и ногами.

А вчера ещё и ртом.

Я прикрываю глаза, покрываясь румянцем.

В четвёртый раз Игорь возвращается с сумками и тяжело выдыхает. Посмотрев на меня, он хмурит брови и спрашивает:

— А ты чего раскисла?

И правда, чего это я? Всего лишь сестра-инвалид на моих плечах и член босса у меня во рту. Жизнь прекрасна.

Выдавив из себя улыбку, я отмахиваюсь:

— Всё нормально, просто задумалась.

— Забот полон рот, а?

Мои щёки горят. Я уверена, ещё чуть-чуть — и покажется дым. От самого факта, что Игорь — дядя Игорь, который годится мне в отцы и знает меня с самого детства, может быть в курсе того, что я отсосала своему боссу, меня начинает тошнить.

— Заболела? — на лице Игоря написано искреннее беспокойство.

Полина, это оборот речи, поговорка. Нельзя везде видеть сексуальный подтекст.

Как будто прочитав мои мысли, Игорь добавляет:

— Стоишь, как воды в рот набрала.

Я трясу несколько раз головой, прогоняя мысли, и бормочу:

— Всё нормально, просто не выспалась. Как подготовка к походу? Нужна какая-нибудь помощь?

— Да как-как... Не выйдем мы вовремя. У половины группы нормальных вещей нет, не знаю, чем они думали, когда собирались. Слушай, а не заваришь мне кофейка?

— Конечно, сейчас сделаю.

Кинув сумку у ресепшена, я направляюсь на кухню — и чуть не спотыкаюсь на пороге. За столом сидит «оно» — начальство. Хоть в чём-то мне везёт, потому что «оно» хотя бы не одно. Я понимаю, что когда-нибудь мне придётся остаться один на один с Марком, возможно, даже обсудить то, что произошло. Но чем позже это случится, тем лучше.

За столом помимо Марка сидит Паша и молоденький парень, кажется, гид группы.

Парень поднимает на меня глаза, откровенно оглядывает с ног до головы и мерзко ухмыляется:

— Привет, бэйба!

Я недоуменно хлопаю глазами и даже оборачиваюсь, чтобы убедиться, что за мной никого нет и он действительно обращается ко мне.

Пашка начинает хохотать, представляя нас друг другу:

— Костя — Полина, Полина — Костя. Поля — хранительница очага центра, и попросим встать в очередь!

«

Встать в очередь

» — а это откуда взялось?

Я кашляю и, буркнув «

Приятно познакомиться

», направляюсь к кофемашине. Марк тем временем не удостаивает меня вниманием и сверлит взглядом гида.

— А ты из местных, да? — спрашивает Костя, провожая меня взглядом.

— Что ты имеешь в виду? — я делаю вид, что не понимаю, о чём он.

Но, конечно же, понимаю.

Моя мама была коренной алтайкой, и несмотря на славянскую внешность моего отца, мы с сестрой унаследовали мамины угольно-чёрные волосы и раскосые азиатские глаза.

— Выглядишь по-азиатски, — говорит Костя и добавляет: — Глаза узкие. Такая экзотичная. Люблю неконвенциональную красоту.

В конце этого сомнительного комплимента он мне подмигивает — и моментально Марк смещается с пьедестала мудаков, отдав первое место Константину.

Я и правда максимально далека от классической русской красавицы, но никогда не стеснялась своей внешности. Я горжусь своими корнями. Но это не делает его комментарий менее отвратительным. Завуалированно, но он назвал меня страшненькой — неконвенциональную красоту он любит, придурок!

Повисшее неловкое молчание нарушает Паша:

— Ладно, Костян, пошли собираться, выдвигаемся через час, — коллега смущённо смотрит на меня и извиняюще пожимает плечами.

— Да куда спешить-то? — гид вальяжно разваливается на стуле. — Только если вот, — он кивает на меня головой, — как там тебя зовут, с нами поедет.

Как-там-тебя-зовут? Серьёзно?

Тебе сказали, как меня зовут, меньше минуты назад.

Я не успеваю ответить, как Марк резко встаёт, одной рукой хватает лежащие на столе бумаги, второй — Костю за предплечье, и быстро направляется к выходу, буквально таща парня на улицу.

Мы с Пашей быстро обмениваемся недоумёнными взглядами — и он вслед за Марком и Костей выбегает из кухни.

Я замираю, не зная, что делать.

Что это было? Марк заступился за меня?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Или... Я не могу придумать другую причину его поведения.

Но если даже заступился, то не будет же он с ним драться?

Костя хоть и является гидом, но для нас он в первую очередь гость.

Успокоив себя данной мыслью, я включаю музыку и начинаю готовить обещанный Игорю кофе.

* * *

Выход, как и предсказал Игорь, откладывался больше чем на час. После утреннего инцидента я больше не видела ни Марка, ни Пашу, ни гида. Марк готовил лошадей. Паша уехал в магазин за резиновыми сапогами, которых не было у половины группы. Где был гид — я не знаю, главное, что не рядом со мной.

Помимо суматохи из-за сборов, сегодня не унимался телефон. Мой новый креатив для таргетной рекламы выстрелил, и я не успевала записывать людей в лист ожидания на случай, если кто-то отменит бронь. Рабочая суета — то, что нужно в данный момент: чем меньше времени вариться в собственных мыслях, тем лучше.

Ответив на очередной звонок, я откидываюсь на кресло, думая о третьей за сегодня кружке кофе. Краем глаза замечаю движение — к ресепшену, не спеша, смотря в пол, подходит Костя. Я нехотя поднимаюсь, готовясь к очередной порции сомнительных комплиментов.

Он поднимает голову, и я понимаю, что с кофе на сегодня нужно завязывать. Мятный чай, а лучше с валерианой — вот мой выбор. Он молчит. Я тоже молчу, не знаю, как реагировать. Он выглядит так, как будто его разом укусили три осы. Правый глаз заплыл, на опухшей скуле уже начали появляться синеватые кровоподтёки.

Гид краснеет, и, смущённо переминаясь с ноги на ногу, опускает голову и пялится в пол. От его недавней самоуверенности не осталось и следа.

— Полина... Я... я хотел принести вам извинения, — запинаясь, тихо бормочет он.

«Вам».

— Я был груб и вёл себя неподобающе, — продолжает он.

Я закрываю глаза, унимая внезапный прилив раздражения. И нет, не на гида. Да, он вёл себя, как последняя свинья. Но он наш клиент. И я могу сама за себя постоять.

— Константин, вам не за что извиняться. И если... Если это всё, — я рукой показываю на правую часть его лица, — дело рук нашего сотрудника, — вряд ли он знает, что Марк — владелец центра, и это к лучшему. Есть, конечно, ещё вероятность, что он встретился с Пашиным кулаком, но она слишком мала. — Это неподобающее поведение, и мне очень жаль. Мы в этом обязательно разберёмся, я сегодня же поговорю...

— Нет-нет-нет, — перебивает меня парень. — Всё в порядке. Это тут ни при чём. Я упал... П-просто хотел извиниться.

Язык чешется, чтобы спросить — на чей именно кулак он упал.

— Ещё раз — вам не за что передо мной извиняться и просить прощения.

Костя глубоко вдыхает, напоминая мне побитую псину, и как будто ждёт от меня чего-то.

Разрешения уйти?

Паша в очередной раз спасает ситуацию, подходя к ресепшену. В руках — огромные пакеты с резиновыми сапогами, а вид у него такой, что до магазина и обратно он не ехал на машине, а бежал.

Воспользовавшись ситуацией, Костя, не поднимая глаз с пола, разворачивается и молча выходит из здания. Паша провожает его взглядом, а после смотрит на меня так, как будто это я стала причиной побоев нашего гостя.

— Полииинааа? Ты мне ничего не хочешь рассказать? — спрашивает он, бросив пакеты в угол и подходя ко мне вразвалочку, играя бровями.

— Нет, а разве должна? И почему ты так на меня смотришь? Фингал ему точно не я поставила, и, как я понимаю, не ты, да?

— Нет. В том-то и дело! Хорошо, хоть легонько ударил, так-то и сотрясение могло быть — с его-то опытом...

Легонько? Это он легонько?

Паша продолжает на меня многозначительно смотреть и, покачав головой, произносит:

— Ну, Поля, ты даёёёшь!

Я не знаю, что происходит, но это точно мне не нравится.

— О чём ты?

— Ну, очевидно, что он из-за тебя так, а потом угадай что?

Паша смотрит на меня с видом, как будто он владеет какой-то суперсекретной информацией, которой ему не терпится со мной поделиться.

— Ну, что?

— Я поехал за сапогами, и Марк дополнительно скинул мне список того, что нужно было докупить, ну, так по мелочи. И знаешь, что там

ещё

было?

Не знаю и не хочу знать. Я беру бутылку с водой, делаю глоток — и чуть не захлёбываюсь, потому что Паша не выдерживает и в этот самый момент громким шёпотом произносит:

— Презервативы.

Мне требуется несколько секунд, чтобы откашляться. Часть воды попадает мне на футболку. Я злая, мокрая, очевидно красная до кончиков пальцев и еле сдерживаю себя, чтобы не выбежать отсюда, сесть в машину и никогда не возвращаться.

— А при чём тут я вообще?

Максимально равнодушный вид. Полина, изобрази максимально равнодушный вид.

— Ну, не прикидывайся, Поль, тебя обижают...

— Меня никто не обижал.

— Не важно, — отмахивается парень, — Марк думает, что тебя обижают, заступается за тебя, а потом просит меня купить гондоны. Вуаля!

— Что — «вуаля»? И с чего ты вообще решил, что он их для себя взял?

— А для кого ж ещё?

— Откуда мне знать? Может, Игорь попросил. Я не знаю.

— В поход? У него вроде жена есть... Хотя кого это когда-то останавливало. Но Игорь тогда очень самоуверен.

— А Марк, то есть, нет? — возмущённо спрашиваю я.

— Так вы с ним не того... — Паша снова играет бровями. — Не этого?

— Конечно, нет! Мы с ним не того и не этого!

— Ну, ладно-ладно, не заводись. Я просто подумал...

— А ты не думай, хорошо?

— Поль, ну, прости. Может, это он как бы намекнул, чтобы я себе купил? Пара девчонок там прям ничего так...

— Может. Я не знаю, — бурчу я и начинаю бездумно щёлкать мышкой, делая вид, что работаю. — Иди собирайся, вы и так уже на полтора часа позже выезжаете...

Коллега кивает, снова берёт сумки — и уже в дверях добавляет:

— Не терпится избавиться от нас и остаться наедине с Марком, да?

Брошенная в его сторону бутылка ударяется об угол.

Увернулся, зараза.

Глава 8. Марк

Костя свалился как тряпичная кукла с одного удара — что не принесло мне никакого удовольствия. Бить его было ошибкой. Я это прекрасно понимал и без Полининых разглагольствований на тему гостиничного сервиса, её профессиональной репутации и простого здравого смысла, согласно которому людей бить нельзя.

Угу-угу, моя спортивная карьера полностью опровергает последний факт. Людей не только бить можно — я на этом сколотил неплохое состояние.

— Да, Костя вёл себя... — она закусывает губу, подбирая слова, — неподобающе.

Это мягко сказано, но хорошо.

— Но я сама могу за себя постоять.

Слабо верится, но ок.

— И ты попросил Пашу купить презервативы? Что с тобой вообще не так!?

На это мне даже самому себе нечего ответить. Если бы я знал. Если бы я только знал.

Очевидно, в тот момент решение принималось не головой, а той частью тела, которая сейчас возмущенно напоминает, что пора бы использовать покупку по назначению.

Я медленно поднимаюсь со стула и более жёстким, чем хотел, голосом спрашиваю:

— Всё сказала?

Полина крепко сжимает кулаки и нехотя кивает.

— Ну, во-первых, я и правда владелец центра. Это

мой

центр.

Мои

гости. И я могу вести себя так, как захочу. А во-вторых, с чего ты взяла, что мой конфликт с Костей был связан с тобой?

Мои слова заставляют Полину отвести глаза, на её щеках появляется стыдливый румянец.

— А, это... то есть... это не из-за меня?

Конечно, это было из-за неё. Но она только что возмущалась, что я не должен никого бить — тем более

ради неё

. А сейчас она выглядит… разочарованной?

— Н-ну... хорошо, — тихо произносит Полина и разворачивается, чтобы выйти из рабочей кухни, куда вбежала пять минут назад и начала отчитывать меня.

Видя её попытку удрать, мой орган — да-да, тот самый, из-за которого Паша поехал за гондонами, — берёт дело в свои руки.

— А в-третьих, — я дожидаюсь, когда она снова поворачивается ко мне лицом и наношу удар, — ты бы предпочла, чтобы я трахал тебя без презервативов?

Полина еле слышно вскрикивает и прижимает руку ко рту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9. Полина

Причина моей ненависти, в лице моего босса, смотрит на меня с надменной усмешкой. Когда я думаю о том, что мне нужно ведро со льдом, куда я смогу опустить свою голову, Марк выглядит невозмутимо.

Мне стыдно, что я предположила — нет, обвинила — его в том, что он ударил Костю из-за меня. Почему-то до этого момента мне в голову не приходило, что ко мне это не имеет никакого отношения. И хотя я честно была зла на него за такое поведение, мысль, что он заступился за меня, была немного, чуточку, но приятна. Сейчас же я чувствую себя просто дурой.

Готовая сбежать, я замираю, вцепившись в дверной косяк, когда слышу голос Марка.

— А в-третьих, — он ждёт, когда я повернусь к нему лицом, и говорит то, что ни одна сотрудница не должна слышать от своего начальника: — Ты бы предпочла, чтобы я трахал тебя без презервативов?

Я не могу сдержать громкий возглас шока и прижимаю ладонь ко рту.

Улыбка сползает с лица Марка, и сейчас он смотрит на меня серьёзным, приковывающим к месту взглядом.

Беги, Полина. Беги.

Я должна сбежать.

Но вместо этого замираю, как опоссум перед фарами несущейся машины.

— Или у тебя изменилась ситуация, и ты сможешь нормально исполнить свои рабочие обязанности, которые прописаны в трудовом договоре?

У меня кружится голова. Я один раз мотаю головой. Нет. Обстоятельства не изменились и вряд ли изменятся в ближайшее время.

— Тогда открой дверь пошире, — Марк кивком указывает на дверь, ведущую в рабочую кухню, а сам медленно отодвигает стул от стола.

Как послушная кукла, я делаю именно это. На распашку открываю дверь. Отсюда мне виден не только вход в холл, но и несколько домов, в которых сейчас убирается Фая. Сейчас на всей территории центра только мы втроём: я, Марк и Фая. А ведь ещё несколько минут назад рабочая кухня казалась безопасным местом для разговора.

— Подойди сюда, — он кивком головы указывает на место рядом с собой.

На ватных ногах я медленно пересекаю разделяющее нас пространство, огибаю стол и подхожу к нему практически вплотную.

— Развернись лицом к двери.

Когда я подчиняюсь, Марк кладёт руку на мою поясницу и мягко, но настойчиво давит мне на спину, заставляя нагнуться и опереться руками о стол.

— Ниже. Плечи на стол.

Шаг за шагом. Шаг за шагом я спускаюсь всё ниже и ниже. На самое дно.

Мой босс планирует трахнуть меня посреди рабочего дня.

На кухонном, чёрт подери, столе.

В то время как в трёхстах метрах от нас Фая убирает дома.

Это правда происходит со мной?

Я опираюсь сначала на локти, а потом опускаю плечи и обхватываю ладонями противоположный край массивного дубового стола.

Тело напрягается ещё сильнее, когда в мои ягодицы упираются твёрдые бёдра Марка, и я начинаю быстро и часто дышать.

Полина, ты правда позволишь своему боссу трахнуть тебя ради чёртовых ночных дежурств? Ради изменения расписания?!

Руки Марка ложатся на мои бёдра. Он ведёт ими вверх и вниз. Это похоже на поглаживание.

— Тш-ш-ш, тш-ш-ш, — тихим, даже нежным голосом произносит он.

Спустя короткое время я и правда немного расслабляюсь, пытаясь вспомнить, почему этот тон голоса мне знаком.

Когда осознание накрывает меня, я резко открываю глаза.

Этот мудак разговаривает со мной как с лошадью! Он гладит и успокаивает меня как будто я лошадь!

Я не успеваю возмутиться, потому что Марк склоняется ко мне, и я чувствую его горячее дыхание на своей шее:

— А сейчас следи за улицей. Если кто-то будет подходить — скажешь.

Так вот зачем я открывала дверь.

Предусмотрительный ублюдок.

Просунув одну руку под меня, он расстёгивает пуговицу и молнию на моих джинсах. В этот момент я благодарю себя за выбор одежды — на мне свободного кроя mom's-джинсы, и он без труда спускает их до середины бёдер.

Странно, что тебя радует этот факт. По логике вещей должно быть наоборот.

Но я не знаю, почему думаю так, как думаю, и почему чувствую то, что чувствую. Префронтальная кора головного мозга ушла в спящий режим. Рептильный мозг взял бразды правления в свои руки.

Какое-то время ничего не происходит.

Что он делает? Пялится на мои ничем не примечательные чёрные хлопковые трусы?

Я громко выдыхаю, когда чувствую прикосновение тёплой мужской ладони между ног. Рука не медлит и начинает массировать меня круговыми движениями. Там.

Марк. Мой босс. Трогает меня там!

Его пальцы дотягиваются до нужной точки, и я закусываю губу.

То, что происходит... не неприятно.

Чёрт, это больше чем не неприятно.

Отдать пункт управления рептильному мозгу было ошибкой. Я чувствую, как ткань моего нижнего белья становится влажной, и меня захватывает паника.

Она сильнее, чем была до.

Если Марк узнает, что я возбудилась, то... то...

Марк не дает мне додумать, что будет, потому что подхватывает резинку трусов и аккуратно спускает их вниз к джинсам. Его рука ложится между моих ног — туда, где уже всё чертовски влажно. На секунду он замирает и я жду сального комментария, но слышу лишь многозначительное «Хмм».

Я не знала, что может быть что-то более унизительное, чем лежать на кухонном столе со спущенными штанами и трусами перед своим боссом, с которым за девять месяцев мы не обмолвились и ста словами.

Оказывается — может.

Я оказалась здесь, потому что у меня нет выбора. Я не могу потерять эту работу.

Но меня никто не принуждает возбуждаться от этой ситуации. Как реагирует тело — это полностью моя ответственность.

Что со мной, чёрт возьми, не так?

Хотя... может, у моего тела тоже нет выбора? Может, это защитная реакция? Естественный отклик на стимуляцию?

И вообще, стыдно должно быть ему, а не мне. Будь мой босс джентльменом — он бы сделал своё дело и мы бы разошлись по делам. Но нет. Марку некуда было спешить, и он лениво размазывает по мне мою же влажность. Массирует клитор круговыми движениями. Именно так, как нужно. С идеальным давлением.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сильно прикусываю щеку, сдерживая стон.

Приятные ощущения внезапно обрываются, и я слышу звук расстёгиваемого ремня, а затем — разрываемой целлофановой упаковки.

Это правда сейчас произойдёт?!

А у тебя ещё были сомнения?

Марк кладёт обе руки на мои бёдра, и я чувствую, как что-то тёплое настойчиво толкается в меня — раз, другой, и на третий резкий толчок он входит. Полностью. Его бёдра прижимаются к моим ягодицам, волосы и ткань его штанов щекочут кожу.

— Вот так, вот так... — еле слышно, сдавленным голосом бормочет он.

Марк медленно выходит почти на всю длину и снова — резкий толчок, за которым следует шлепок от соприкосновения наших тел. Я не сдерживаю тихий стон, проклиная себя, своё тело, Марка, этот центр и свою жизнь.

И снова те же движения.

Я сильнее вжимаюсь в стол, пытаясь минимизировать толчки. Как метроном — Марк держит ритм и темп, и мне всё сложнее сдерживаться.

Почему? Почему это должно быть

так

приятно?

Но недостаточно приятно, чтобы...

Подлая мысль забирается в голову: а что, если я лягу плечами на стол? Тогда я смогу дотянуться до точки, так сильно требующей моего внимания.

Нет, нет. Всё, что происходит здесь, — это не про секс. Не про удовольствие. По крайней мере, не про моё.

Но Марк, видимо, считает иначе. Потому что именно в этот момент он медленно ведёт рукой по моему бедру и запускает её под меня. Именно туда, куда нужно.

Я издаю громкий стон и резко одёргиваю себя.

— Не мог бы ты не делать этого? — мой голос звучит хрипло.

Он наклоняется, придавливая меня своим телом, и я чувствую его тёплые, влажные губы на шее.

— Что именно? — его горячее дыхание обжигает кожу. Он не сбавляет ритма, продолжает толчки, и прикусывает особенно чувствительное место, где шея переходит в плечо.

— Вот это... рукой, — сдавленно выдыхаю.

— Тебе не нравится? — он снова прикусывает меня, вызывая очередной стон и волну удовольствия.

— Нет. То есть... да...

Как я вообще должна на это ответить?

Очевидно, что мне это нравится. Но это не делает происходящее менее унизительным — скорее наоборот.

В очередной раз он доказывает свой статус мудака, полностью игнорируя мои желания. Вместо того чтобы остановиться, он усиливает давление пальцев и ускоряет движения, с которыми его бёдра с громкими шлепками соединяются с моим телом.

Чёрт его побери, но если он сейчас остановится, я сама буду молить его о продолжении.

Все мысли ушли.

Остались только ощущения.

Резкие толчки, массирующие движения его пальцев, его громкое дыхание и губы на моей шее. Факт, что мой босс трахает меня на кухонном столе. Всё это сплелось воедино, смешалось в горячий, запретный коктейль.

Я крепко сжимаю бёдра, чувствуя, как меня накрывает волна удовольствия.

Моё тело снова предаёт меня.

Я обмякаю на столе, и темп Марка становится быстрым, рваным. Он издаёт глухой стон, совершает ещё два резких толчка — и замирает внутри меня.

Его тело сильнее придавливает меня к столу. Тяжёлое дыхание щекочет кожу.

Спустя несколько секунд давление исчезает. Он резко выходит из меня. Холодный воздух и отсутствие его прикосновений возвращают стыд. Мне хочется провалиться под землю.

Я медленно перевожу руки, чтобы приподняться, но его рука останавливает меня.

— Нет. Оставайся здесь, — произносит он, и у меня возникает ощущение дежавю.

Через пару минут я чувствую влажное полотенце между ног. И меня снова накрывает волна стыда.

Он только что был в тебе, Полина. Ты только что кончила, когда твой босс трахал тебя на рабочем столе. Но тебе стыдно, что он тебя протирает?

Марк проводит руками вниз по моим ногам до спущенных трусов и джинсов и подтягивает их до попы.

— Ок. Дальше сама.

— Спасибо, что разрешил, — не удерживаюсь я от саркастичного комментария и резко выпрямляюсь.

— Обращайся, — хмыкает Марк через плечо, выходя из кухни.

Сукин сын.

Быстро застегнув джинсы, я опускаюсь на стул.

Меня только что отымели на кухонном столе.

И самое ужасное — не это.

А то, что мне это понравилось.

Чёрт.

Глава 10. Полина

Одержав маленькую победу над кофе, я кладу кусок торта в рот и закрываю глаза. Приторно сладкое медовое тесто тает, и я перемещаюсь в детство — туда, где безопасно, где от меня никто ничего не ждёт, никто от меня не зависит, а моя самая большая проблема — отсутствие собственного телефона, когда у всех в классе он уже есть.

Мне стыдно признавать, но в эту минуту я завидую Але. Завидую, что ей не нужно просыпаться в такую рань, ехать на работу, беспокоиться о деньгах, нести ответственность за нас двоих, бояться потерять единственного родного человека. Если бы мы только могли поменяться местами... Прежняя Аля, до аварии, справилась бы с моей ролью гораздо лучше. Как минимум, она бы точно не вступила в сексуально-договорные отношения со своим начальником.

Мне кажется, последние дни я ощущаю только одну эмоцию — стыд. За свои мысли. За то, что делаю недостаточно. За то, что происходит на работе.

Как вообще осмыслить то, что происходит на работе?

Я никогда не была ханжой, но и секс-раскрепощённой меня не назовёшь. К двадцати шести годам у меня было три парня. Теперь — четыре. И хотя при должном старании и доверии к партнёру я без труда достигала оргазма, разрядка никогда не наступала так быстро и легко, как вчера. Хотя ни особого старания со стороны Марка, ни тем более доверия не было и в помине. Зато была грязная, непозволительная ситуация. Общественное место. И самое главное — полная потеря контроля.

Нет, это просто стресс. Тело так справляется со стрессом.

Мне даже обсудить это не с кем. Круг моего общения ограничен коллегами, сестрой и тётей Валей — пожилой соседкой, которая днём присматривает за Алевтиной.

Определённо, сейчас я — то самое бревно из метафоры моей бабули, которое несёт по течению горная река. Рано или поздно меня выбросит на берег — и я не уверена, что к этому моменту буду в целости и сохранности.

* * *

Несмотря на утренние попытки подбодрить себя и убедить, что в ситуации с Марком нет ничего сверхужасного, всю дорогу до работы я не могу унять дрожь в теле. Чем ближе к Усть-Коксе — тем хуже мне становится. Мне сложно усидеть на месте, и я нещадно превышаю скорость, что в сельской местности грозит не штрафами, а полётом в кювет.

Интересно, существует психологический феномен, объясняющий, почему я спешу на собственную казнь?

Приехав на десять минут раньше, я застаю в холле Фаю, орудующую шваброй.

— Доброе утро! — наигранно бодрым голосом произношу я и, перепрыгивая только что вымытые участки, быстрым шагом иду к ресепшену.

— Доброе, ну-ну, — ворчливо отзывается Фая, не отрываясь от процесса. — Куда спешишь-то?

Спешу быть выебанной своим боссом.

Как хорошо, что люди не умеют читать мысли.

— Как куда? Дела не ждут, сегодня новые гости заезжают! Как ваше здоровье?

— Пойдёт, живём пока. Как Алечка? — останавливаясь, она опирается на швабру.

На работе о моей ситуации знают только она и Игорь. И то — Фая узнала случайно, когда мы пересеклись в городской больнице, где её муж проходит реабилитацию после инсульта.

Сама я рассказывать не хочу. И хотя верю, что Фаей движет искреннее беспокойство, я отмахиваюсь стандартным: «Всё нормально». Мне хочется, чтобы работа была для меня убежищем. Островом, где я могу забыть о домашних проблемах, где на меня не будут смотреть с жалостью, где меня будут ценить за мои личные и профессиональные качества.

Интересно, если бы Марк знал, отреагировал бы он иначе? Возможно… Но я не хочу просить его об одолжении. Как минимум потому, что каждый раз, когда я рассказываю про Алю, я начинаю плакать. А рыдать перед боссом мне хочется еще меньше, чем спать с ним.

Следующие тридцать минут я с наигранным интересом выслушиваю Фаино ворчание на мужа, детей и внуков, соседей, туристов, правительство, погоду и снова на мужа. Спасает меня только звонок от водителя: он встретил новую группу в аэропорту, они прибудут примерно через пять часов.

Пять часов — всего пять часов. Заезд — это всегда хаос. После их приезда у нас просто не будет ни времени, ни возможности остаться с Марком наедине. А если повезёт, он будет отсыпаться после ночного дежурства до самого заезда гостей.

Не будь у него такой болезненной фиксации на порядке, он мог бы и вовсе не дежурить. Закрыл бы главный корпус, перевёл звонки на свой номер — и всё. По словам Игоря, всё, что он делает ночью, — это раскладывает пасьянс, отвечает на два-три звонка и спит на диване.

Будь у меня хоть капля мозгов, я бы ещё на собеседовании уточнила необходимость ночных дежурств. Но мне так хотелось заполучить эту работу, что я была готова на всё. Тем более, что речь шла о сменах в разгар сезона, тогда это казалось так нескоро…

* * *

Осталось полчаса.

Время тянется невыносимо медленно.

За весь день я так и не встретила Марка — скорее всего, как я и предположила, он спит у себя в номере.

Спасение так близко!

Барабаня пальцами по столу, я отвечаю на очередной звонок.

— Ретрит-центр «Единение души и природы», администратор Полина. Чем могу быть полезна?

— Чёрный кофе. Без сахара. Жду.

Несколько секунд я слушаю гудки.

Хорошо, я могу опустить, что он не поздоровался. Я даже могу закрыть глаза на отсутствие «пожалуйста». Но неужели у него нет своей кофемашины? И я не его личная служанка!

Да-да, ты его личная шлюха, Полина.

До боли в челюсти стискиваю зубы и бросаю взгляд на часы. До приезда гостей — двадцать девять минут. Плюс-минус. Они могут приехать чуть раньше… или чуть позже. Пожалуйста, пусть это будет раньше.

Пока я сделаю кофе — а я буду делать его долго.

Пока медленно поднимусь наверх. Я же не хочу ничего пролить? Если постараться, у нас останется минут пятнадцать. Что можно успеть за пятнадцать минут?

Да вообще-то всё, что угодно.

Средняя продолжительность полового акта — одиннадцать минут. У нас даже останется четыре — на прелюдию. Или, в нашем случае, на унижение и «приведения меня в порядок» после. Кажется и то, и другое ему нравится в равной степени.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я тщательно мою кофемашину, достаю свежие зёрна. Мой босс достоин самого лучшего. Чищу и вытираю до суха изначально чистый поднос и кофейную чашку, а потом медленно, с особым вниманием к каждой ступеньке, поднимаюсь на третий этаж.

Перед дверью я перекладываю поднос на одну руку, достаю телефон: пятнадцать минут. Я молодец. Довольная собой подношу руку к двери, но не успеваю постучать, так как она резко открывается и на меня смотрит мой недовольный полу-голый босс.

Чёрт.

К такому я не была готова.

Светло-голубые, потертые джинсы низко сидят на его бёдрах. Я непроизвольно скольжу взглядом по его голому торсу.

Надо перестать пялиться.

Но, в своё оправдание, о таком стоило бы предупреждать. Откуда мне было знать, что под флисовыми рубашками и футболками скрывается

это

?

Я знала, что Марк в нормальной, даже хорошей форме, как никак большую часть времени он занимается физической работой. Но то, что передо мной невозможно достичь таская сено и седлая лошадей. На нём, чёрт возьми, можно анатомию изучать. Рельефные, чётко очерченные мышцы — даже там, где я раньше не подозревала, что они в принципе бывают.

Мой взгляд скачет между его лицом и грудью. Теперь я понимаю, что чувствуют мужчины при встрече с женщиной с глубоким декольте.

Не сразу, но я замечаю татуировку змеи, обвивающей его правое плечо и мне требуется дополнительное усилие, чтобы не подойти ближе для детального исследования рисунка.

Чувствуя, как заливаюсь пятнами, я беру себя в руки и наконец концентрируюсь на его лице. Оно тоже изменилось. Он подстриг бороду и усы. Впервые я замечаю четкое очерченные линии скул, острый побдородок и тонкие, но чувственные губы.

Не думая, спрашиваю:

— Сколько тебе лет?

Марк хмурится:

— Тридцать два. А что?

— А-а… ничего. Я думала, больше. Тебе идёт.

Я хотела указать рукой на его лицо, совсем забыв, что в моих руках поднос с его кофе.

— Что именно «идёт»? — Марк приподнимает бровь. Уголки его губ немного приподняты.

Нет. Я не буду флиртовать с боссом, с которым сплю за дежурства. И тем более — делать ему комплименты.

— Ничего. Забудь, — бурчу я. — Твой кофе. Чёрный. Без сахара.

— Поставь на стол... Пожалуйста, — он делает шаг в сторону, освобождая проход.

Ого. Так он всё же знает волшебное слово.

Как перед прыжком с обрыва, я набираю побольше воздух в грудь и захожу в квартиру. Марк, не говоря ни слова, проходит мимо меня в спальню и уже оттуда кидает:

— Я жду.

— Что именно? — не понимаю я.

— Кофе.

А-а. Да. Кофе.

Неуверенными шагами я иду за ним. Комната выглядит так, будто здесь никто не живёт. Идеально заправленная кровать. По бокам — две тумбы. Из личного на них — только часы. Массивное кожаное кресло у окна, торшер. Светлые матовые двери на одной стене чуть приоткрыты и я понимаю, что там гардеробная. Интересно, там всё разложено по цветам?

— Тут нет стола, — констатирую я.

— Поставь на тумбочку у кровати.

Неохотно я прохожу вглубь и ставлю поднос на тумбу:

— Ваш кофе в постель.

— Спасибо. А теперь раздевайся.

Я резко оборачиваюсь и в шоке наблюдаю, как Марк медленно садится в кресло, широко расставив ноги. Он медленно скользит глазами по моему телу. Остановившись на моем лице, Марк складывает руки на груди, в ожидании представления.

Глава 11. Марк

Мне нравится наблюдать, как эмоции на её лице сменяют друг друга. С момента, как она появилась у меня на пороге с подносом в руках, я видел изумление, интерес, раздражение, злость, неловкость. Сейчас же её чёрные глаза пылают гневом. Наверное, она представляет, как я горю в аду.

Обычно я не бью в лоб, моя стратегия — двигаться медленно, нащупывая и проверяя слабые точки противника. Но в присутствии Полины меня покидает выдержка, и я сразу же перехожу к нокауту:

— Раздевайся!

Она начинает коситься на окно, как будто ждёт оттуда помощи или планирует план побега. Усмехнувшись про себя, внешне я держу непроницаемую маску.

На ней голубая футболка и чёрные облегающие брюки. Она устремляет взгляд на кровать и, не задавая вопросов, послушно стягивает с себя футболку.

Мать моя женщина.

Я готов кончить, просто наблюдая, как она делает всё, что я ей скажу. Просто исполняет мои приказы — ей даже и раздеваться не нужно. Её послушность подаёт прямые сигналы моему члену. Случай, когда характеристика «исполнительность» не является пустым словом в резюме.

Вот только откуда такая послушность? Почему она не пошлёт меня на три буквы и не уйдёт? Я её не удерживаю.

Я, конечно, грозился её уволить, но она молодая, красивая, компетентная девушка с профильным образованием. У неё не должно быть проблем с тем, чтобы найти работу — пусть не здесь, так в городе точно.

Может... Мне так хочется верить, что за этим стоит что-то большее, что-то ещё. Мне хочется обмануть себя, что, возможно, ей это нравится.

Она бросает на меня очередной свирепый взгляд, и я отметаю этот вариант. Если сейчас у неё и есть какой-то интерес ко мне, то он определённо носит агрессивный, даже садистический характер.

О чём я вообще думаю, когда передо мной стоит полуголая Полина?

Её бежевый бюстгальтер выделяется на покрытой лёгким загаром коже. Я вижу, как живот, руки и грудь покрываются мурашками, и соски твердеют под тонкой тканью.

Полина скидывает с ног балетки и, расстегнув джинсы, садится на кровать. Медленно, даже буднично, видимо, пытаясь сделать это максимально неэротично, она стягивает с себя джинсы. На меня это имеет обратный эффект. Я скольжу взглядом по её крепким икрам, слегка выпирающим коленям и мягким изгибам бёдер. Её трусы на тон темнее бюстгальтера практически сливаются с кожей — если дать волю воображению, можно представить, что она совсем голая.

Хотя зачем представлять?

Я снова ухмыляюсь, теперь уже в открытую. Встав, я подхожу к ней вплотную. Полина неосознанно делает шаг назад, смущается своей реакции, останавливается, расправляет плечи и гордо поднимает голову. Она пытается держать лицо, делать вид, что ей всё равно.

Сейчас я уверен, что стоит мне приказать ей лечь на кровать и раздвинуть ноги — она это сделает. Вот только я не понимаю, почему. Она же не думает, что я её заставляю?

Прежде чем двигаться дальше, мне нужно в этом убедиться.

Не поздно ли ты озаботился её согласием?

Это инфантильные оправдания, но в первый день я был так шокирован её согласием, что уточнять — а точно ли она хочет — у меня и в мыслях не было. Как никак, я не пихал свой член ей в рот, она сама его взяла. Вчера же... да, мы были одни в здании, но у неё была возможность уйти. И самое главное — если я правильно понял, она кончила.

Если

я правильно понял...

Сегодня я не буду повторять прежних ошибок.

Но прежде чем разрушить иллюзию, я обхожу её и становлюсь сзади, кладя руки ей на плечи. От прикосновения она вздрагивает и её кожа сильнее покрывается мурашками.

Я должен убедиться, что она этого хочет.

Но я всего лишь мужчина, в конце концов. Поэтому большими пальцами подхватываю лямки бюстгальтера и опускаю их вниз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12. Полина

Я стою в несочетающемся нижнем белье в спальне своего босса.

Да, я сплю со своим начальником. Да, я делаю это не из любви или симпатии, а ради сохранения работы. И самое унизительное — да, иногда мне это даже нравится. Но никто, абсолютно никто не может обвинить меня в том, что я готовлюсь к этим встречам. Никакого кружевного или хотя бы сочетающегося белья для Марка.

С минуты на минуту должна появиться новая группа, и я в очередной раз с надеждой смотрю в окно, которое как раз выходит на дорогу, ведущую к главному входу.

Марк с любопытством ловит мой взгляд и поднимается со своего кресла. Моё сердце пытается вырваться из груди, когда он ленивым шагом обходит меня, становясь за спиной. Его шершавые широкие ладони ложатся мне на плечи, и мурашки с двойной скоростью разбегаются по телу.

Всё происходит в полном молчании. С улицы должен доноситься шум ветра, пение птиц, редкие, но звонкие переклички лошадей, но я слышу только глухие удары сердца и тяжёлое дыхание.

Большими пальцами рук Марк подхватывает лямки бюстгальтера и медленно опускает их вниз. Быстро разобравшись с застёжкой, мой предпоследний предмет одежды падает на пол.

Марк обхватывает меня за талию, и я оказываюсь прижатой спиной к его обнажённой груди. Он медленно ведёт ладонью от плеча к локтю, затем скользит к талии и, едва касаясь, поднимается вверх. Его пальцы находят мою грудь — сжимают, будто примеряя. Вторая рука повторяет движение. Большими пальцами он нежно водит по затвердевшим соскам — снова и снова. Мне одновременно хочется, чтобы он не останавливался… и чтобы эта пытка поскорее закончилась.

Опустив обе руки мне на талию, он разворачивает меня лицом к себе. Его светло-голубые глаза скачут с моей груди на губы, а потом останавливаются на моих глазах. Он смотрит, чуть нахмурив брови, будто что-то ищет на моем лицо.

Мне бы хотелось, чтобы его взгляд не имел на меня такого действия. И мне бы хотелось, чтобы на меня так смотрели вечно — жадно, горячо, с открытым желанием.

Его глаза снова находят мои губы.

Сейчас, вот-вот — и он меня поцелует.

Почему он, чёрт возьми, не целует?

Если я поднимусь на носочки и притяну его за шею, то сама смогу прикоснуться к его губам...

Марк так резко отходит от меня, что кожу обдаёт холодом. Его взгляд теперь скользит по моему телу: губы, грудь, живот, бёдра, колени, бёдра, живот, грудь, губы.

Не знаю, как с физиологической точки зрения возможно одновременно ощущать жар во всём теле и покрываться мурашками, но со мной происходит именно это.

— Полина, ты же понимаешь, что можешь сказать «нет» и уйти в любой момент?

Он снова сокращает расстояние между нами и бережно проводит тыльной стороной руки по моей щеке. Такой простой жест выбивает землю из-под ног.

— Полина?

Он задал какой-то вопрос. Что-то про то, что я могу уйти.

Но он же ещё даже не поцеловал меня.

— Полина, мне нужны слова.

— Д-да... я могу уйти, — выдавливаю из себя — и не ухожу.

Я не начинаю одеваться и не направляюсь к выходу. Нет. Вместо этого, сделав небольшой шаг вперёд, я становлюсь к нему почти вплотную.

Уголки губ Марка поднимаются — и внезапно я оказываюсь на кровати. Грудь щекочет покрывало, ноги едва касаются пола, его тело накрывает моё. Он откидывает мои волосы, открывая доступ к шее, наклоняется и легонько прикусывает мочку уха, а после покрывает поцелуями мою шею, плечи, спину. Его поцелуи не имеют ничего общего с тем лёгким, нежным касанием к моей щеке. Они — жёсткие, властные, пробующие меня на вкус.

Я утыкаюсь лицом в покрывало, жар между ног усиливается, и я крепко сжимаю бёдра.

Дойдя до поясницы, он резко стягивает с меня последний предмет одежды.

Его руки крепко сжимают мои ягодицы, а губы оказываются на внутренней стороне бедра. Поцелуй — один, второй, третий. Он медленно, но настойчиво поднимается вверх.

Догадка, куда именно он направляется, приводит в чувство. Я пытаюсь подняться — чем заслуживаю звонкий шлепок по своей филейной части.

— Мааарк!? — в панике спрашиваю я.

Он снова шлёпает меня и рукой придавливает к кровати. Через секунду его язык достигает места назначения.

Я не сдерживаю стон — смесь шока и наслаждения.

Мой босс целует меня

там

.

Чёрт. Нет. Мой босс трахает меня языком.

Мне хочется проклясть своё тело, но сейчас мне всё равно, что он делает — главное, чтобы он не останавливался. Это единственное, что имеет значение.

Марк действует уверенно, его рука скользит под меня, и я прогибаю поясницу, открывая ему доступ к точке, которая так сильно требует внимания. Второй рукой он сильнее раздвигает мне ноги, облегчая себе доступ.

Действие его пальцев, языка и губ прогоняют все мысли и разрушают остатки самообладания.

Лицо моего босса — именно там, где должно быть. Между моих ног.

Я так близка к разрядке, что когда он резко отстраняется, не могу сдержать разочарованный всхлип. Марк громко усмехается, затем следует звук расстёгиваемого ремня, шелест — рядом со мной падает упаковка от презерватива, и мой босс входит в меня — резко, грубо, до самого конца.

К чёрту стыд. Если гореть — то хотя бы с удовольствием.

Как будто прочитав мои мысли, его рука возвращается под меня и несколькими движениями возвращает меня в прежнее состояние. Его движения — короткие, резкие, идеальные. Я крепко сжимаю покрывало, пытаясь найти опору, чтобы двигать бёдрами в ответ.

Но мои попытки оканчиваются очередным звонким шлепком по заднице и грубым:

— Лежи смирно.

И, чёрт, если это не увеличивает моё возбуждение до предела.

Напряжение нарастает и собирается в районе копчика, когда я слышу звук шин по гравию.

Сейчас? Серьёзно?

За что мир так жесток ко мне!

Хлопок дверцы машины и отдалённые голоса уходят на второй план, когда меня резко тянут за волосы, возвращая в реальность, где Марк ещё глубоко во мне, а мне нужно быть тремя этажами ниже, встречать гостей:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Марк, — громко шепчу я, — заезд...

Он сильнее тянет меня за волосы и в очередной раз резко входит в меня:

— Если не хочешь, чтобы все узнали, что ты только что была выебана своим начальником, будь хорошей девочкой — и кончи для меня.

Это самое пошлое, грубое, отвратительное и... возбуждающее, что я слышала.

Этих слов почти достаточно. Почти.

Он ускоряет движения пальцами и бёдрами, и я снова теряю контроль. Над тем, что происходит с моим телом, что входит и выходит из меня. Вес его тела достаточный, чтобы я не смогла подняться, даже если захочу. И это чувство — потеря контроля — настолько освобождающее, что меня накрывает волна пульсирующих ощущений.

Марк тут же следует за мной. Совершая несколько резких толчков, он с рычащим стоном замирает, зарывая лицо в мои волосы. Он тяжело дышит, а я понимаю, что задыхаюсь от веса его тела.

— Тяжело, — тихо хриплю.

Он недовольно хмыкает, поднимается и аккуратно выходит из меня. Обессиленная, я переворачиваюсь на спину. Если позволить себе забыть, где это произошло и с кем это произошло, то... Черт, это было потрясающе.

Кажется, я испытала самый сильный оргазм в своей жизни. Кто бы мог подумать, что это случится на рабочем месте и при самом активном участии моего начальника.

Прикрыв глаза, я слышу звуки раздвигаемых дверей, шум воды, громкие голоса за окном. Мне нужно подняться, там гости, и нас могли услышать. Мне должно быть стыдно. Должно.

Но сейчас мне так хорошо, что абсолютно плевать на все остальное. Губы самопроизвольно расползаются в ленивой улыбке.

Из транса меня выводит холодный голос Марка:

— Я спущусь и начну регистрацию. У тебя есть пять минут, чтобы привести себя в порядок.

Хлопает дверь.

Мне кажется, пощёчина не возымела бы такого эффекта, как его слова.

Комок застревает в горле.

Дура. Идиотка. Ощущение полной расслабленности сменяется тошнотой.

Управившись за три минуты и убедившись, что ничто в моём виде не говорит о том, чем я только что занималась, я спускаюсь вниз.

Глава 13. Марк

— Это новый способ терапии? Молчать вместе? — не выдерживаю я спустя пять минут.

Подперев голову рукой, Кирилл — мой психотерапевт, друг и, в некотором роде, родственник — пристально смотрит на меня через экран монитора. Время от времени он открывает рот, будто собирается что-то сказать, но снова передумывает.

Я будто смотрю на рыбу в аквариуме. Кирилл — рыба. Камбала. Если бы он был рыбой, он бы точно был камбалой.

Марк, ты сходишь с ума.

Не стоит произносить это вслух. Я и так сделал из психотерапевта рыбу, просто изложив ему события последних дней. Чем дальше я рассказывал, тем ниже опускалось лицо Кирилла-камбалы.

Ещё через пару минут он откашливается и произносит:

— Ну, что тут сказать... Как профессионал я, конечно, не могу тебя осуждать. Но как друг... Это... это... писец! Марк, это... — он снова качает головой, так и не найдя нужного слова. — Дай-ка я резюмирую — ничего ли не упустил. Ты принудил свою подчинённую к сексу и сейчас хочешь получить от меня совет, как продолжить эти... как ты их называешь, — он изображает кавычки, — «отношения». Я правильно тебя понял?

— Я бы не назвал это принуждением. Но если не вдаваться в терминологию — да, ты всё правильно понял.

— Ты бы не назвал это принуждением!?

Кирилл, человек, который работает в дурке и женат на моей сестре (а это сложнее, чем работать в дурке), никогда не повышал голос.

Плюс один к твоим достижениям, Марк.

— Слушай, я на девяносто... семь, да, на девяносто семь процентов уверен, что она получила удовольствие в двух случаях из трех.

— Оргазм — это не показатель удовольствия и согласия! Во-первых, это физиологический процесс, который невозможно контролировать...

— А как же то, что оргазм происходит в голове? — перебиваю я.

— А во-вторых, — продолжает он, не обращая на мой вопрос внимания, — это может быть защитной реакцией психики. Жертвы изнасилования могут испытывать оргазм, но это ни в коем случае не оправдывает насилие.

Жертвы.

Изнасилования.

Слова вызывают тошноту. Мне абсолютно не нравится, куда ведёт этот разговор.

— А как насчёт устного согласия? Я не удерживал её силой, я предложил — она согласилась.

— Марк, ты идиот? — в голосе Кирилла звучит искренний интерес, и я даже на секунду задумываюсь.

— Уверен, мой IQ выше двадцати — так что вряд ли. И разве оскорбления не противоречат вашей мозгоправской этике?

— Я с тобой сейчас говорю не как мозгоправ... тьфу ты, психотерапевт, а как друг и родственник. Как ты не понимаешь, что, возможно, у неё не было реального выбора?

Ощущение, что голову зажало в тиски, у меня начинается мигрень. Сотый раз жалею, что не перенёс эту сессию — как и десять предыдущих.

Мы начали работать с Кириллом, когда я только входил в спорт. Хотелось бы сказать, что это было моё осознанное решение, но нет. Это было требование тренерского штаба. Сейчас, по правде говоря, особой необходимости в наших встречах нет, но они по-прежнему стоят в календаре — и отменить их полностью почему-то не поднимается рука.

Я решаю использовать против Кирилла его же приём:

— Тебе не кажется, что ты сейчас перекладываешь ответственность за её решения на меня? Она взрослая женщина, ей двадцать шесть лет. Она

могла

отказаться.

Кирилл видит меня насквозь и лишь разочарованно качает головой.

— Марк, ответь мне на один вопрос: почему она изначально пришла к тебе с запросом об изменении графика?

Я пожимаю плечами:

— Без понятия.

— И у тебя ни разу не возникало желания узнать причину?

Желание-то возникало, но в первый, второй и третий раз мой центр принятия решений находился не между плеч, а между ног. И желание её трахнуть перевешивало все остальные. Я благоразумно не озвучиваю эту мысль вслух и отвечаю Кириллу красноречивым молчанием.

— Ты должен это прекратить! — выносит вердикт друг.

— Ты предлагаешь её уволить?

— Я предлагаю не принуждать её к сексу с тобой!

— Я. Не. Принуждал. Я предложил — она согласилась.

Кирилл бормочет себе под нос нечто очень похожее на «больной ублюдок» и обессиленно откидывается в кресле.

— Так. У тебя домашнее задание. Узнай её причины, завтра же. А потом мы поговорим.

Сессия определённо была ошибкой.

Почему ей нужно изменить график — не моё дело. А то, что между нами происходит, — это взаимовыгодное сотрудничество двух взрослых людей.

Марк, к

акой же ты лицемер.

Но я лучше буду лицемером, чем насильником.

Слова Кирилла сжимают мои внутренности. Он не прав. Он не может быть прав.

Мне ничего не стоит спросить,

почему

она тогда пришла ко мне,

почему

согласилась на моё предложение.

Ничего.

Кроме того, что её ответ может мне очень — очень — не понравиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 14. Полина

Интересно, как некоторые события навсегда меняют восприятие простых вещей. Как песня, игравшая на школьной дискотеке, где случился первый поцелуй, спустя годы возвращает в состояние трепета и влюблённости. Как вкус медовика и какао переносит в детство и возрождает веру в чудо. Как звук телефонного звонка заставляет дрожать от страха.

События трёхлетней давности калейдоскопом проносятся в голове — те самые, что начались с телефонного звонка ранним утром. На фоне воспоминаний рождаются новые страхи — с яркими, до ужаса живыми сценариями.

Мне нужно прекратить эту ментальную пытку.

Мне нужно проснуться!

Я открываю глаза, и мне требуется несколько вдохов, чтобы осознать, что это не сон.

Телефон

действительно

звонит. Про себя повторяя, что всё хорошо: «Аля дома, с ней всё в порядке», я тянусь за телефоном. На экране отображается «Паша».

Какого чёрта он звонит в такую рань?

Я отвечаю и тут же, не удержавшись, зеваю. На том конце звучит непозволительно бодрый для столь раннего утра голос коллеги:

— Поль, ты дрыхнешь что ли ещё?

— Дааа... — я снова зеваю. — А что?

— Проснись, красавица, и пой! Ты на часы смотрела? Уже девять утра, Марк рвёт и мечет.

Я отрываю телефон от уха и смотрю на экран. Девять ноль три.

Чёрт. Чёрт. Чёрт!

— Блииин, я проспала. Прикроешь меня?

— Не вопрос. Что сказать?

После секундного замешательства я придумываю правдоподобное оправдание:

— Скажи, что тачка заглохла, хорошо?

— Без проблем.

— Я твоя должница, спасибо, — не попрощавшись, я бросаю трубку и бегу собираться.

Но стоит мне выйти из комнаты, как я замираю — до меня доносится запах свежесваренного кофе. Аля в это время обычно ещё валяется в постели. Для тёти Вали, нашей соседки, которая днём присматривает за сестрой, тоже слишком рано. Медленно я прохожу на кухню, где застаю свою сестру стоящей у плиты и что-то перемешивающей в кастрюле. От двух кружек кофе на столе поднимается пар.

Раньше, так давно, что мне кажется, это было в прошлой жизни, сестра была жаворонком. Я могла спать до обеда, Алевтина же вставала не позже шести. Заметив меня в дверях, она спрашивает:

— Проснулась, соня?

Я не сдерживаю порыв, молча подхожу и крепко её обнимаю, заглядывая за плечо. В кастрюле бурлит овсянка.

— Не мешай, — отмахивается от меня Аля.

Я безбожно опаздываю и точно не планировала завтракать дома. Но у сестры сегодня тот самый хороший день, и никто, и ничто не заставит меня её расстроить.

К чёрту работу, к чёрту Марка!

В крайнем случае, я буду должна ему ещё один раз — итого три раза. Если только он больше не заинтересован в моих услугах. Вот уже как неделя прошла с тех пор, как группа вернулась, а Марк с момента нашей встречи в его номере не то что не потребовал отработку оставшихся дежурств — он не обмолвился со мной и словом. То, что сначала меня радовало, спустя время начало пугать. Вдруг он получил, что хотел, и сейчас самое простое решение для него — это уволить меня?

А ты ему ещё и поводы даёшь своими опозданиями.

Поглощённая тревогами, я не заметила, как Аля доварила кашу и сейчас раскладывала её по чашкам. Полчаса ни на что не повлияют, — успокаиваю я себя и быстро убегаю в ванную, на ходу крича сестре:

— Дай мне три минуты, я в душ и вернусь.

Я управляюсь за пять — самый быстрый душ в моей жизни — и с мокрыми волосами сажусь за стол, где меня уже ждёт овсяная каша, посыпанная голубикой и клубникой, горячий кофе и старшая сестра напротив, уже наполовину съевшая свой завтрак.

Моторика её правой руки восстановилась не до конца, и её движения остаются замедленными, неестественными, с напряжением, будто каждое требует усилия. Лицо сосредоточенно — со стороны можно подумать, что она занята каким-то ответственным, требующим большой концентрации и внимания делом.

И всё равно это — лучшее утро за последнее время.

У меня щекочет нос, и я часто моргаю.

Полина, соберись и не смей портить идеальный завтрак своей сопливой сентиментальностью.

Тридцати минут оказывается недостаточно, — наша молчаливая идиллия длится почти час. Мы доели кашу, я сварила нам ещё кофе, и сейчас, обнимая ладонями горячую кружку, чувствую себя довольным котом. Солнце заливает кухню, я жмурюсь и украдкой наблюдаю за сестрой, которая с тем же сосредоточенным видом собирает пазл на столе. Жизнь прекрасна.

Именно на этой мысли мы с сестрой синхронно выпрямляемся, прислушиваясь к звуку подъезжающей машины. Через минуту доносится стук в дверь.

— С каких пор тётя Валя разъезжает на машине? — удивляется Аля.

— Вряд ли это она... Ей не на чем — только если на клумбе, в которую она превратила свой «Москвич» советской эпохи.

Мы громко хихикаем. Аля обгоняет меня и, не посмотрев в глазок, распахивает дверь.

Ауч.

У меня отвисает челюсть. Не дождавшись меня, работа в лице моего придурка-босса пришла ко мне сама.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 15. Марк

На меня смотрят две Полины.

Я перевожу взгляд с одной на другую, наконец-то замечая очевидные различия. Помешательство медленно проходит. У второй, не моей Полины, волосы чуть выше плеч, тогда как у моей они достают до лопаток. Также вторая Полина выше и худощавее моей — в ней есть что-то хрупкое и ранимое, но сходство всё равно поражает и застаёт врасплох.

Я прикрываю глаза и морщусь от собственных мыслей.

Моей? Не моей? Марк, ты серьёзно? Здесь нет твоих и не твоих Полин.

Нюансы.

Моя Полина, точнее — моя подчинённая Полина, смотрит на меня как на пришельца, округлив глаза и почти не дыша. Её обычно прямые угольно-чёрные волосы сейчас лежат спутанными влажными волнами. На ней короткие пижамные шорты и выцветшая футболка с Джастином Бибером.

Я мысленно закатываю глаза от того, что не только знаю, кто это, но ещё и знаю, что это недоразумение поёт.

— Доброе утро! А вы кто? — девушка, которая была не моей Полиной, оглядывает меня с откровенным любопытством.

Наверное, я должен прекратить называть девушек «моей Полиной» и «не моей Полиной», даже если я это делаю только у себя в голове.

Быстро найдя решение, я протягиваю руку:

— Я Марк, начальник Полины.

Девушка неспешно поднимает правую руку и вкладывает в мою. В том, как она это делает, есть что-то странное, но я не могу понять, что именно. Я легонько сжимаю её маленькую холодную ладонь.

— Приятно познакомиться, я Аля — старшая сестра Полины, — девушка поворачивается к сестре и укоризненно спрашивает: — Поля, почему ты не предупредила, что у нас будут гости? А теперь ещё и стоишь, как истукан, — она переводит взгляд на меня, — Марк, пожалуйста, проходите. Будете кофе?

Я не успеваю отказаться, как Полина наконец-то выходит из своего коматозного состояния и громко восклицает:

— Нет! Он не может войти и он не пьёт кофе!

Наглая ложь.

— Я пью кофе.

— Не пьёшь, — твёрдо повторяет Полина и бросает на меня грозный взгляд.

Я борюсь с желанием напомнить ей, как ещё несколько дней назад она собственноручно приносила кофе мне в номер. Тогда, правда, я его так и не выпил. Но я ведь не подлец. Во всяком случае, не

такой

подлец.

— Вообще-то мы спешим, и нам пора ехать, — я смотрю на часы, а после перевожу взгляд на Полину. — Твой рабочий день начался полтора часа назад. Что случилось с машиной?

Их сходство так выбило меня из колеи, что я едва не забыл, зачем вообще сюда приехал. А ведь у меня была уважительная причина. Или хотя бы повод.

Ну ладно — оправдание.

Опоздать на полчаса и не предупредить — несвойственно для Полины, и когда Паша сообщил, что у неё заглохла машина, я ни на секунду не сомневался, что так оно и было. Сейчас я не могу определиться, рад я или зол тому, что она не в кювете, а дома. И, судя по ее внешнему виду, машину сегодня она даже не пыталась заводить.

Полина покрывается красными пятнами и бормочет себе под нос:

— Да вот..., не заводится что-то...

Она напоминает мне нашкодившего ребёнка, и я еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

— Ну, раз я уже здесь, дай ключи — посмотрю, что не так.

Она отшатывается от протянутой мной руки, как от колорадского жука, и делает шаг назад, быстро мотая головой.

— Не стоит. Я уже... вызвала механика.

— А кого? — спрашивает её сестра. — Николая?

— ...Ага, его, Николая, да. Он приедет. Скоро.

— Как скажешь, — решаю я прекратить её мучения. — Через сколько будешь готова?

— Я готова... — заметив мои вопросительно поднятые брови, она быстро добавляет: — почти. Мне нужно пять минут.

— Хорошо, жду тебя через пять минут. И было приятно познакомиться, — добавляю, глядя на Алевтину.

Полина, не мешкая, отодвигает сестру в сторону и захлопывает дверь прямо перед моим носом. Я медленно схожу по ступенькам вниз и внимательно оглядываю небольшой дом кирпичной постройки.

Дом старый, но ухоженный. Я замечаю, что черепицу на крыше меняли не позже, чем пару лет назад. Стены дома покрашены ярко-лиловый цвет, краска хоть и облупилась в некоторых местах, но в целом дом выглядит достойно.

Вместо забора двор от дороги ограждает живая изгородь из невысокой туи. Деревья прерываются только на небольшие металлические ворота, за которыми припаркована её рухлядь.

Мысль, что Полина ездит на этом небезопасном корыте, зарывается неприятным червяком и пробуждает тревогу.

Я снова бросаю взгляд на дом. Он бросается в глаза.

Чем они думали, когда решили покрасить его в лиловый цвет? Две молодые девушки живут одни в крошечном домике ярко-лилового цвета, который как бы кричит: «Заходи, мы тут одни».

Восхищение живой изгородью сменяется злостью — какой надо быть идиоткой, чтобы вместо нормального забора посадить деревья? У них вообще отсутствует инстинкт самосохранения?

Кто-то может сказать, что в больших городах намного опаснее, чем в глухой деревушке. Но в городе есть свидетели, есть где спрятаться, кого позвать на помощь. Здесь же они абсолютно одни. Без нормального забора. В доме лилового цвета.

Полина вместе с сестрой прекрасно могли бы жить в ретрит-центре, как и Паша. Это предусматривал договор. Да, возможно, номера не столь комфортны, как свой собственный дом, зато нет шанса, что тебя зарежет пьяный сосед.

За спиной хлопает дверь, и я, раздражённый и злой, не оглядываясь, направляюсь к машине. Моя злость никак не связана с её опозданием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16. Полина

— Какой милашка, — шепчет Аля сразу после того, как я захлопываю дверь перед носом Марка.

— Ты серьёзно? Милашка?

Слова «Марк» и «милашка» не должны стоять в одном предложении.

— Конечно, такой брутальный и симпатичный. Полина, признавайся, между вами что-то есть? — лукаво спрашивает сестра.

— Конечно, нет! Он мой начальник, — возмущаюсь я и направляюсь в свою комнату.

Врать Але в лицо — бесполезное дело. Если она поймет, что я что-то не договариваю, она вцепится в тайну и не отпустит, пока не докопается до истины. Поэтому я включаю фен на полную мощность, останавливая дальнейшие расспросы.

Досушив волосы, я открываю шкаф и оглядываю свой немногочисленный гардероб, состоящий в основном из джинс и футболок. На улице ярко светит солнце, сегодня у меня есть персональный водитель, и что-то мне подсказывает, что Марк раскусил мою маленькую ложь относительно машины.

Чёрт. У него всё больше поводов меня уволить.

Мне на глаза попадается моё «несчастливое платье», я зло смотрю на него и останавливаю выбор на светло-жёлтом сарафане с декольте и длинной юбкой.

Я критически осматриваю своё отражение в зеркале. Не стоит себя обманывать, сегодня моя цель, если не соблазнить босса, то хотя бы как-то его задобрить и убедить меня не увольнять.

Аля караулит у двери и, как ястреб, заметивший полевую мышь, прищуривает глаза и пикирует вниз:

— Я знала! Я так и знала, что между вами что-то есть. Ты с ним спишь, да? Он хорош? Ты предохраняешься? Как долго вы вместе?

О боги! За что мне это?

В горле пересыхает, я откашливаюсь и впервые за три года надеюсь, что её проблемы с памятью, возникшие после аварии, проявят себя, и мы больше не вернёмся к этому разговору. Ни-ког-да.

Ты не только шлюха, но и отвратительная сестра.

Отмахнувшись от внутреннего голоса и её вопросов, я чмокаю сестру в щёку, быстро запихиваю ноги в сандалии и выбегаю из дома.

Сестра кричит мне в догонку:

— Твой побег только доказывает, что я права!

Марк, не оборачиваясь, направляется к машине, мне ничего не остаётся, как последовать за ним.

* * *

Вот уже пятнадцать минут мы едем в гробовой тишине. Это не комфортное молчание двух друзей, не вежливое игнорирование друг друга двух незнакомцев, по воле случая оказавшихся в одном пространстве. Нет. Это самая напряженная тишина в истории мира.

Я, не переставая, ёрзаю на сиденье и перебираю темы для разговора. Но каждая из придуманных мной так или иначе ведёт к обсуждению наших интимных отношений — а на это я сейчас не готова даже под угрозой гильотины.

Марк находит тему, пропустив поворот. Он никак не демонстрирует свой промах — классический мужчина. Зачем признавать собственные ошибки, если можно сделать вид, что так и было задумано.

Может, ему так же дискомфортно, как и мне, и он тоже сидит и думает, о чём бы со мной поговорить?

Недолго думая, я нарушаю молчание, констатируя факт:

— Ты пропустил поворот.

— Я знаю.

Ооокееей.

Спустя три минуты он пропускает ещё один поворот. И ещё один. Десять минут спустя мы упустили с десяток возможностей вернуться на изначальную дорогу, ведущую к Усть-Коксе.

Мы двигаемся в противоположную сторону от работы. Он не может этого не знать.

Что, чёрт возьми, происходит?

Я бросаю на своего босса осторожный взгляд и проверяю телефон на наличие связи. В принципе, я могу позвонить в милицию прямо сейчас. Но что я скажу? Что мой босс меня похитил? А может, позвонить Паше? Тогда будут свидетели. Спасти он меня не спасёт, зато Марк не уйдёт безнаказанным.

Если смотреть в ретроспективе, он вполне себе подходит под психотип маньяка. Молчаливый. Не улыбается. Скрытный. Трахает свою сотрудницу на кухонном столе.

— Эм... Прости, что опоздала сегодня.

Марк даже не реагирует, что меня услышал.

— ...и соврала.

В ответ на это он бросает на меня взгляд и вопросительно поднимает брови.

— По поводу машины.

— Так машина всё же работает? — хмыкает Марк, пряча улыбку.

— Я просто решила извиниться. Если моё опоздание и... эта ситуация с машиной — основные причины, почему ты решил меня расчленить и сбросить в реку, то предлагаю это обсудить.

— Что?

— Мы едем в противоположную сторону от работы, впереди Катунь. Ты молчишь и не комментируешь, почему мы туда едем. Ведёшь себя как классический маньяк, — на удивление мой голос звучит холодно и спокойно. Возможно, мне стоит сократить просмотр тру крайма.

Марк хмыкает ещё раз, а потом совершает невообразимое. В ответ на мои опасения по поводу собственной жизни он откидывает голову и громко, по-настоящему, не сдерживаясь, начинает хохотать.

Я смотрю на это чудо света с приоткрытым ртом.

Перестав смеяться, Марк одаривает меня широкой улыбкой, открывающей белые ровные зубы, и произносит:

— Твоё расчленение не входит в мои планы.

— А сброс в реку?

— Тоже нет, — с той же улыбкой успокаивает меня начальник, и у меня замирает сердце.

Человек, который в ответ на просьбу пересмотреть график предлагает мне отсосать ему, не имеет права на такую улыбку.

Это должно быть запрещено законом.

— Если расчленение и последующий сброс моего тела не входят в твои планы, то куда мы едем?

Марк отвечает молчанием и лишь кивком головы указывает вперёд. В конце просёлочной дороги, куда мы свернули, виднеется величественная Катунь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 17. Полина

Не нужно плыть по реке, чтобы почувствовать, как тебя уносит.

Катунь, как жизнь в своем самом яростном проявлении, бурлит, закручивается, спотыкается и завораживает своей непостижимостью. Даже стоя высоко над обрывом, я чувствую, как меня уносит.

Река смывает все защитные барьеры, стирает краску, толстым слоем которой я замазала дыры в своей жизни.

— Поля?

На моей памяти это впервые, когда он использует данную версию моего имени.

Я поворачиваюсь и встречаюсь с парой бледно-голубых глаз. На солнце они блестят, и можно различить серые мелкие вкрапления на самом краю радужки. Почему у него должны быть

такие

красивые глаза? Это несправедливо.

— Почему ты плачешь? — спрашивает он, хмуря брови.

Что? Плачу? Я провожу ладонью по лицу. Надо же, и правда плачу.

— Оу, прости... Я не заметила, — смущённо вытираю щёки и, указав пальцем на выступ на противоположном берегу, поясняю: — Вон оттуда я развеяла прах своих родителей.

Как только cлова срываются с губ, мне хочется вслед за ними прыгнуть вниз. Сейчас, вот сейчас будет наигранное сочувствие, жалость в глазах, не имеющие смысла слова, которые я так ненавижу. Внутри всё сжимается, и я жду, жду и жду — как удара.

Но Марк молчит. Так долго, что мне становится неловко, и я сама нарушаю тишину:

— Это было давно, около трёх лет назад. Я просто давно здесь не была... Видимо, поэтому... Прости. Это глупо.

Я подставляю лицо ветру, наблюдая за облаками. Над Катунью они всегда бегут быстрее, как будто пытаются поспеть за течением реки.

Марк разворачивается и направляется к машине.

Эмм... это определённо не та реакция, которую я ожидала. Может, он сейчас сядет в машину и уедет? Если бы у меня была возможность, я бы сама оставила себя здесь.

Подойдя ближе к обрыву, я сажусь на траву и свешиваю ноги. Чуть наклонившись вперёд, я смотрю вниз — от вида начинает кружиться голова. Не успеваю как следует насладиться моментом, как твёрдые руки крепко обхватывают меня за талию и оттаскивают с края обрыва.

— Эй, моё платье! — кричу, возмущаясь.

— Ты что творишь? — в ответ зло рычит Марк. — Если бы ты упала, платье — это последнее, о чём стоило бы переживать.

— Я не планировала падать! И ты в курсе, что следы от травы практически невозможно отстирать?

Марк одаривает меня взглядом, говорящим, что стирка и он никогда раньше не пересекались, и протягивает мне металлический стакан с какой-то жидкостью, от которой идёт пар.

— Что это? — я с опаской беру горячую кружку.

Как обычно, он игнорирует мой вопрос и вместо этого садится рядом, кладёт термос возле себя, а после начинает разворачивать какой-то свёрток, обёрнутый в коричневую бумагу.

Я с осторожностью нюхаю содержимое стакана, в блаженстве закрываю глаза — и только после делаю глоток. Горячий сладкий напиток приятно обжигает горло, заставляя меня зажмуриться от удовольствия. Если Марк и пытается меня отравить, то хотя бы перед смертью я не буду страдать.

Марк. Мой босс. Тот самый, который мудак. Да-да, именно он принёс мне какао!

— Спасибо, — неловко бормочу я, делая повторный глоток.

Он протягивает мне развёрнутый свёрток — тонкие, бледные ломтики чего-то слоёного и мягкого. Я подношу их к лицу — и в нос ударяет кисло-сладкий аромат, рот наполняется слюной.

— Это пастила ручной работы из Коломны.

— Коломны, которая под Москвой?

— Ты знаешь другую Коломну?

Душ-ни-ла.

— Откуда она у тебя?

— Сестра отправила.

Сестра? Логично, что у него есть родственники. Он человек, в конце концов. Пусть и не самый приятный представитель. Но намного проще ненавидеть человека, когда ничего о нём не знаешь. Наличие у него сестры делает его более... человечным.

— Если что, её едят, а не нюхают, — замечает Марк с ноткой юмора.

Я закатываю глаза, но всё же кладу кусок в рот.

И о боги! Воздушная консистенция с идеальным сочетанием кислого и сладкого тает во рту. В эту минуту я понимаю, почему раньше не особо любила пастилу. Я просто её не пробовала.

— Мммм, это очень... очень вкусно, — мычу я и тянусь за вторым куском.

Проглотив третий, я наконец-то замечаю, что Марк не участвует в нашем импровизированном пикнике.

— А ты не будешь?

— Я не люблю сладкое, — отвечает босс и продолжает наблюдать за течением реки.

Что, чёрт побери, происходит? Что мы тут вообще делаем?

Он привёз меня к месту, где я простилась со своей семьёй. Привёз мой любимый напиток — какао. И пастилу, которую сам не ест.

Может, ему просто захотелось полюбоваться видом. А какао и пастила случайно оказались в машине. Он мог и не знать, что какао — мой любимый напиток.

Только он знал. Он не мог не знать.

Какао, как и медовик — мои атрибуты праздника. Я попробовала напиток впервые, когда мне было лет шесть, и тогда осознала, что прожитые годы прошли зря. Я пила какао каждый день, пока у меня не начался жуткий диатез. Жизнь — дрянь. Я не знала этого слова, но уже тогда поняла концепт.

Эту душещипательную историю я не раз рассказывала на работе. Он мог, конечно, её и не запомнить, но я точно помню, как он воротил нос от налитого стакана на Новый год — так что вряд ли он привёз напиток для себя.

По телу разливается приятное тепло.

Это всё — сладкий какао. Факт, что он помнит такую мелочь обо мне, тут совсем ни при чём.

Это всё какао.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18. Марк

Полина умяла почти всю пастилу. Хоть что-то сегодня пошло по плану.

Насильно притащить девушку к месту, где она развеяла прах своих родителей... Это свидание должно войти в учебник по соблазнению.

Свидание?

Вряд ли встречу можно назвать свиданием, если второй человек не в курсе, что это свидание. Полина начала опасаться за свою жизнь, в конце концов.

Где-то на этом моменте я должен поставить точку. Извиниться, заплатить ей достаточную сумму, чтобы компенсировать её моральные и не только неудобства, и попрощаться с ней — это будет правильно. Я могу выплатить ей оклад за два–три года. Вполне равноценный обмен.

Конечно, это будет огромная потеря для центра.

Ага-ага, именно это тебя останавливает, да?

Что я, чёрт возьми, делаю? Я должен уволить её, а не варить ей какао и кормить пастилой. Или же последовать совету друга и задать вопрос. Но от самой возможности, что её ответ подтвердит правоту Кирилла, меня бросает в дрожь. Слово «насилие» грызёт изнутри. Вся моя жизнь, моя карьера была связана с этим словом, но только сейчас оно приобрело неприятный, тошнотворный оттенок.

Возможно, всё дело в том, что к нему прибавилось слово «сексуальное». Если я позволю добавить приставку «из», меня вырвет от отвращения к самому себе.

Я перевожу взгляд на Полину.

Она сидит в своём воздушном жёлтом платье на траве, поджав под себя ноги. Её волосы собраны в низкий пучок, из которого ветер вытащил несколько прядей.

Почувствовав мой взгляд на себе, она поворачивается, впивается в меня чёрными глазами и задаёт вопрос:

— Марк... почему ты привёз меня сюда?

Чтобы прояснить ситуацию. Извиниться. Предложить выход.

Я молчу и перевожу взгляд на её губы. Губы, которые я ни разу не целовал. Если я скажу то, что должен сказать, я никогда их и не поцелую. Возможность будет утеряна безвозвратно.

Это кощунство.

— Нам пора, — на этих словах я встаю и, подхватив Полину под мышки, поднимаю её на ноги.

Направляясь к машине, я слышу, что она следует за мной.

Я должен посмотреть правде в глаза — её уход будет непоправимой потерей для

меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 19. Полина

Тянущее тёплое ощущение внизу живота, медленно, но верно подбирающееся к сердцу, рухнуло вниз. Опасная иллюзия лопнула, как мыльный пузырь, и если бы только боги знали, как я им за это благодарна.

То, что он делает со мной – это не эмоциональные качели, нет, это американские горки. Он опасен.

Наверное, у него какое-то психическое расстройство. Биполярное? Пограничное? Я делаю себе мысленную заметку погуглить его возможный диагноз, как только представится возможность.

Ведь я и так редко думаю о своём начальнике. Нужно больше. Нужно чаще.

Часы показывают двенадцать, когда я наконец-то появляюсь на работе. На диване в холле меня поджидает Паша. Довольный и ехидный, как кот, он смотрит на меня, прищурив глаза. На губах играет усмешка.

Чёрт. Именно этого мне сейчас и не хватает.

— О-ля-ляяя, — протягивает коллега. — Приехали голубки?

Я раздражённо закатываю глаза и шиплю на него:

— Почему ты не предупредил, что он припрётся ко мне?

— Не хотел портить романтический сюрприз. Мужик, вон, Фаю какао попросил приготовить, в термос налил, — на этих словах Павел начинает играть бровями, и мне хочется прибить его. Нет, сначала Марка, потому что с ним точно что-то не так. Он не просто опасен, он представляет угрозу для общества.

Я не понимаю, зачем он это делает. Это какой-то глупый акт, игра, чтобы ещё больше унизить меня? По всей видимости, ему недостаточно того, что он трахает меня, — он хочет, чтобы об этом узнал весь наш немногочисленный коллектив! А за ним и весь Усть-Кокс, Аля, тётя Валя, все мои соседи. И вот уже по первому каналу передают, какая Полина шлюха.

Я убью его!

Но сначала — кофе. Мне нужно перебить чёртов вкус какао. Он уничтожил любимый напиток детства — теперь всегда, чёрт возьми, всегда какао будет ассоциироваться с моим начальником.

Паша следует за мной на кухню и удобно располагается за столом, давая понять, что так просто я от него не отделаюсь. Они с Алей составили бы неплохую команду.

— Ну, рассказывай!

— Что?

— Как что? Как прошло свидание?

— Хватит! — со всей силы я хлопаю рукой по столу. — Не было никакого свидания! И это не смешно. Ты видел нашего босса? Ты правда думаешь, что между мной и Марком что-либо возможно? Он мудак и придурок, с которым невозможно общаться. И если ты думаешь, что между нами что-то есть — ты сошёл с ума!

Я понимаю, что своей реакцией выдаю себя, делаю только хуже, но ничего не могу с собой поделать: гнев застилает глаза и блокирует разум. Мой эмоциональный взрыв заставляет Пашу замолчать. Я фокусируюсь на его лице и замечаю, что он, округлив глаза, смотрит сквозь меня на дверь.

Нет.

Ну нет. Мир не может быть настолько жесток.

Нет-нет-нет.

Да, Полина, да.

За моей спиной раздаётся низкий, чуть ли не рычащий голос:

— Паш, у седьмого дома нужно крыльцо отремонтировать. Пошли, поможешь мне.

Краска покидает моё лицо, я замираю, а этот предатель, который мог бы остановить меня, медленно поднимается и одними губами произносит:

— Неловко получилось.

Вдох — выдох.

Вдох — выдох.

Напряжение немного покидает тело только, когда я слышу хлопнувшую дверь в холле. Я облегчённо выдыхаю и оборачиваюсь, из груди вырывается тихий вскрик. Марк стоит в дверях и смотрит на меня убийственным взглядом. Черты его лица напряжены, губы сомкнуты в тонкую линию, глаза прищурены.

Я пропала.

Чтобы заполнить хоть чем-то неловкую паузу, я начинаю мямлить:

— Я… эмм… эээ…

Марк медленно идет в мою сторону. Я отступаю. Делаю шаг назад, один, другой, пока не упираюсь в стол.

Он выше меня на голову, и его фигура нависает надо мной, заполняя всё пространство. Моё тело в очередной раз выбирает стратегию суриката. Я замираю, медленно поднимаю голову и испуганно смотрю в его холодные голубые глаза.

Он кладёт руки мне на талию и крепко сжимает, из-за чего я громко выдыхаю.

За пару секунд я оказываюсь на столе. Марк грубо разводит мои ноги, становится между ними и крепко сжимает мои бёдра. Я не оказываю никакого сопротивления, продолжая заворожённо смотреть ему в глаза.

Лёгкие наполняет его терпкий мужской аромат, и я неосознанно прижимаюсь ближе. Моё движение не остаётся незамеченным — его губы чуть искривляются в злобной усмешке.

Он отстраняется на достаточное расстояние, чтобы запустить руку между нами. Проводит пальцами по ткани трусов, отодвигает резинку и, не медля, засовывает палец в меня. Я издаю звук, похожий на всхлип.

Всё-таки платье было ошибкой.

Моё сердце бьётся так сильно, что мне кажется — его стук наполняет собой всю комнату. Марк наклоняется ближе, царапает бородой щёку и скулу, его дыхание обжигает.

— И всё же ты раздвигаешь ноги... перед таким мудаком и придурком, как я.

Я моргаю, не сразу осознав, что он только что сказал. Присутствие босса затормаживает мои мыслительные процессы, и мне требуется больше времени, чтобы осознать всю грубость и жёсткость его слов. Я поднимаю руки, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого оказываюсь ещё плотнее прижатой к его телу. Его рука обхватывает шею, а губы впиваются в мои.

Как и всё, что происходит между мной и Марком, наш первый поцелуй не может быть более неправильным. Он целует меня так, как целуются любовники после долгого расставания, как целуется замужняя пара после жёсткой ссоры.

Его губы накрывают мои с неистовством — это не поцелуй, это наказание. Он прикусывает и тянет мою нижнюю губу, вызывая стон и заставляя меня приоткрыть рот. Его язык врывается в меня — и вот я уже целую его в ответ, крепко сжимаю бёдра, притягиваю его сильнее, трусь о его штаны, вызывая хриплый стон из его груди.

Где-то на заднем плане остатки моего сознания фиксируют звонок телефона.

Ужасный звук.

Отвратительный.

Марк резко отстраняется и делает два шага назад. Я смотрю в его горящие, сейчас совсем не холодные глаза. Он тяжело дышит, проводит рукой по волосам и за мгновение возвращается в своё привычное состояние.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Как, чёрт побери, он это делает?

Его голос снова звучит холодно и отстранённо:

— Телефон звонит, — у двери он останавливается, поворачивает голову и грубо добавляет: — И приведи себя в порядок.

Я резко вскакиваю со стола, поправляю платье и поднимаю глаза как раз в тот момент, когда хлопает входная дверь.

Телефон, наконец, смолкает, и я обессиленно опускаюсь на стул.

Глава 20. Полина

«С тобой поступают так, как ты позволяешь»

.

Слова мамы всплывают в голове.

Я принимала их за истину. Но, видимо, мне просто везло на порядочных людей.

Возможно, если бы меня травили в школе, я бы умела постоять за себя, я бы не была такой безвольной тряпкой.

А ведь с девятнадцати лет я живу одна. Я взяла опеку над сестрой, собрала деньги на дорогостоящую операцию для неё. Я умею работать с самыми требовательными клиентами — не было такого конфликта на работе, который я не смогла бы урегулировать. И тем не менее, позволяю Марку так со мной разговаривать.

Полина, ты позволила ему засунуть в себя член. Разговоры — это последнее, что должно тебя волновать.

Мне требуется обряд экзорцизма, чтобы изгнать этот похотливый, склонный к мазохизму голос.

С инцидента на кухне прошло два часа, а я продолжаю неосознанно дотрагиваться до губ пальцами. За это время Марк прошёл мимо ресепшена раз двадцать и не удостоил меня даже взгляда. Его способность делать вид, что ничего не происходит, восхищает.

Мне греет душу, что это всего лишь маска. Человек, которому абсолютно всё равно, проигнорировал бы мои слова. Реакция же Марка на наш разговор с Пашей была максимально далека от равнодушной. И пусть это обусловлено задетым самолюбием — всё же это лучше, чем ничего.

Ну вот, я уже довольствуюсь крохами его внимания. Разве можно быть

более

жалкой?

Мои размышления прерывает телефонный звонок:

— Ретрит-центр «Единение души с природой», меня зовут Полина. Чем могу помочь?

На том конце звучит приятный мужской голос. Не такой низкий и бархатный, как у Марка, но тоже ничего.

Усилием воли я пытаюсь сосредоточиться на словах говорящего:

— ...у нас бронь на восемь человек с пятого по пятнадцатое июля, и мы увидели, что вы организуете походы и сплавы. Это так?

Соври, Полина, соври.

— Да, конечно. Организуем, — отвечаю я траурным голосом.

— Прекрасно, мы бы хотели забронировать. Сколько это будет стоить?

Для вас или для меня?

— Простите, мне кажется, я не расслышал...

Чёрт. Я сказала это вслух!

Я озвучиваю стоимость. Далее следует поток вопросов: требуется ли какой-то опыт, какие возрастные ограничения, насколько сложен маршрут, как он будет проходить, какая экипировка нужна и прочее, и прочее, и прочее. И хотя я обещаю отправить всю подробную информацию на электронную почту — ещё в начале весны я подготовила красочный и подробный PDF, который отвечает на все возможные вопросы, не говоря уже о том, что большая часть информации продублирована на сайте, — некоторые люди просто любят общаться.

А я, в свою очередь, люблю людей.

Если только это не мой босс.

И я люблю помогать.

Если только это не помощь моему боссу сбросить напряжение.

И самое главное — я получаю удовольствие от своей работы. Здесь мне нечего противопоставить …

В конце рабочего дня у меня ощущение, что на мне пахали. Я истощена физически и эмоционально, при том, что моя продуктивность сегодня близка к нулю. Я сделала необходимый минимум и теперь каждые пару минут смотрю на большие деревянные часы, висящие на стене, как будто это приблизит время моего ухода.

За три минуты до семи я закидываю телефон, помаду и крем для рук в сумку и с облегчением выхожу из здания. Оглядываю парковку — и с ужасом замечаю, что моей машины тут нет.

Конечно, её нет! Ты же придумала, что она сломалась.

Воздуха начинает не хватать, я не переживу поездку длиной в сорок пять минут наедине с Марком. У меня случится инфаркт или инсульт. Или отравление.

Это будет первый в истории медицины случай отравления неловкостью и напряжением, висящим в воздухе.

Ближайший посёлок городского типа находится в получасе езды, и там есть сервис такси, но вряд ли они согласятся приехать сюда. Я стою посреди парковки мне хочется топнуть ногой, расплакаться, а ещё лучше — лечь на землю и умереть.

Кончину откладывает Паша, который окликает меня и быстрым шагом идёт в мою сторону.

— Поля, прости, я забыл про тебя. Марк сказал утром, чтобы я тебя отвёз домой.

— Марк сказал утром... — повторяю я.

— Ну да. Готова? Дай мне три минуты, я переоденусь — и поедем.

«Марк сказал утром».

Несколько секунд назад меня бросало в дрожь от мысли, что мне придётся ехать с ним, а сейчас неприятно колет факт, что он попросил Пашу отвезти меня. Что он не захотел провести это время со мной.

Интересно, как проявляется шизофрения?

Единственное, что меня должно волновать сейчас — это к кому сначала обратиться: священнику или психиатру.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 21. Полина

— Между ними точно что-то происходит, я это сразу поняла, — заговорщически шепчет Аля, глядя на Пашу.

У парня просыпается инстинкт самосохранения, потому что он ограничивается активным киванием.

— Я смотрю, моё присутствие нисколько не мешает вам обсуждать наши с Марком несуществующие отношения.

Аля поднимает палец:

— О чём я и говорю — «наши с Марком отношения».

— Несуществующие, — рычу я.

Паша начинает с удвоенной скоростью запихивать в себя гречку с грибами. Сестру не так легко напугать, и она продолжает сверлить меня взглядом.

Мой служебный роман удивительным образом положительно сказывается на её самочувствии. Когда мы подъехали к дому полчаса назад, Аля встретила нас со словами: «А где симпатяга Марк?» И, конечно же, Паша был приглашён на ужин-допрос. В процессе разговора я узнала, почему мы с Марком отличная пара, почему мы с Марком не подходим друг другу, десяток версий того, что именно между нами происходит, и несколько теорий, чем это всё закончится.

Я снова чувствую себя десятилетней девчонкой, которую родители пытаются сосватать с соседским мальчишкой. Тот самый мальчишка, кстати, до сих пор живёт рядом — на нашей улице через два дома, дважды женат, имеет четверых детей, судимость и проблемы с алкоголем.

Я громко откашливаюсь.

— Что ж, Паш. Пора и честь знать... Чай предлагать не будем.

— Полина? — возмущается Аля. — Где твоё гостеприимство? Не слушай её, Паш, чёрный или зелёный? У нас ещё травки всякие есть.

— Чёрный с сахаром, а с чем пить будем?

— С таком! Паша, ты злоупотребляешь моим гостеприимством, — я безуспешно пытаюсь вложить в свои слова устрашающие нотки.

— Не твоим, а Алевтины, — нисколько не смущаясь, отвечает коллега.

Я раздражённо тру виски, осознавая, что, видимо, это как приём у стоматолога — нужно просто перетерпеть.

Поставив чайник, Аля открывает верхний ящик с кружками, и следующие события разворачиваются как в замедленной съёмке.

Её любимая кружка с тремя серыми мышами цепляется за две стоящие впереди. Они друг за другом соскальзывают вниз, ударяясь о бортик разделочного стола — у них нет шанса. С грохотом кружки приземляются на кафельный пол, осколки разлетаются по всей кухне. От неожиданности Аля вскрикивает, разжимает руку, и мышей постигает участь предшественниц.

— Ооу, аккуратней... — вскакивает Паша и запинается.

Ручку резко вывернули. С максимального плюса на минимальный минус.

Это не плод моего воображения — побелевшее лицо Паши говорит мне, что он тоже это видит. Только что весёлая, разговорчивая, смешная девушка за доли секунд превращается в каменную статую. Сестра замирает в неестественной позе с поднятыми руками, и её стройная фигура теперь кажется болезненно худой. Она начинает громко и часто дышать, ноздри раздуваются, как будто её разрывает изнутри. В каком-то смысле так и есть.

И сейчас рванёт.

Аля резко падает на колени и голыми руками начинает собирать осколки кружек, всхлипы становятся всё громче. Не сговариваясь, мы с Пашей хватаем её под руки и поднимаем с пола. Сестра крепко сжимает один из осколков, по ладони стекает тонкая струйка крови. Аля начинает громко плакать.

Плач перерастает в крик.

— Ну-ну-ну... — бормочу я, разжимая её ладонь, чтобы достать осколок, острый край которого врезался в кожу.

Я никак не поясняю Паше происходящее, но он, прочитав ситуацию, ничем не демонстрирует шока от столь резкой перемены настроения в комнате и, самостоятельно найдя совок и метлу, начинает собирать осколки с пола.

Алю трясёт, и мне требуется приложить немалые усилия, чтобы убедить её пойти вместе со мной в ванную. Обработав рану, я какое-то время обнимаю сестру, поглаживая её по спине. Она позволяет мне. Или же просто не замечает, полностью отдавшись захватившему её эмоциональному урагану. Мне хочется думать, что это первое.

У каждого приступа есть своё название. Они всплывают в голове: паническая атака, кататоническое возбуждение, диссоциативный ступор, что-то ещё. Реагировать на каждый нужно по-разному, но что бы я ни делала, у меня всё равно ничего не получается. Помогает только время.

Когда сестра начинает тихо всхлипывать, я помогаю ей умыться. Мне сложно представить, что она переживает в такие моменты, но в конце она так истощена, что ей сложно удержаться на ногах, глаза слипаются, и я помогаю ей переодеться и лечь под одеяло.

Спустя пятнадцать минут Аля тихо спит.

Я аккуратно закрываю дверь за собой и на кухне натыкаюсь на две чашки чая и взволнованный взгляд Паши. Он смотрит с такой искренней заботой, что я еле сдерживаюсь, чтобы самой не разреветься. Две сестры — истерички.

Паша встаёт из-за стола и заключает меня в объятия, меня пробивает на истерический смех со слезами.

— Только сопли не вытирай мне о футболку, — прерывает молчание Паша.

Я отстраняюсь и, шутя, пихаю его в плечо.

— Расскажешь? — спрашивает он, когда мы возвращаемся за стол.

И я рассказываю. Меня прорывает, как дамбу.

Я вываливаю на парня, который почти на десять лет младше меня, всё.

Почти

всё.

Я говорю про родителей. Про проблемы с алкоголем у отца. Про то, как я мечтала сбежать из деревни, а теперь здесь живу. Про чувство вины. Про аварию. Про травму Али. Я очень много говорю про Алю, рассказываю весь путь, который она прошла, который мы вместе с ней прошли. Рассказываю, какой она была, и как мне её не хватает. Я восхищаюсь её силой, жалуюсь на её срывы. Рассказываю про то, какой сегодня был хороший для неё день и как он плохо закончился.

Паша не задаёт вопросов, он просто сидит рядом, накрыв ладонью мою руку.

— Прости, что вывалила это всё на тебя, — громко сморкаюсь в салфетку.

Паша наигранно морщится.

— Поль, ты с ума сошла? Если бы у меня было что-то подобное, я бы только об этом и трындел! Сколько мы вместе работаем? Десять месяцев? И я впервые слышу о пиздеце, который с тобой произошёл.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Гордо выпятив грудь, Паша добавляет:

— Я — спец по нытью. Говорил тебе, что потерял любимый нож в походе?

— Ты говоришь про это каждый день на протяжении недели, — всхлипываю я.

— А про Ленку помнишь?

— Твою первую любовь, которая разжирела и тем самым второй раз разбила твоё сердце?

— А про зуд в зад...

— Говорил-говорил, — прерываю я его. — Это геморрой или глисты. Боже, зачем мне эта информация?

— А я про что и говорю, улавливаешь?

— Ну, да. Ты и правда нытик, — соглашаюсь я, и мы вместе начинаем хохотать.

Паша вдруг спохватывается и опасливо спрашивает:

— Мы её не разбудим?

Я отрицательно мотаю головой:

— Неа, после подобных срывов она так измотана, что завтра будет спать до обеда.

Мы болтаем ещё около часа ни о чём.

Позже, когда я лягу спать, мне будет сложно определить, рада я или нет, что этот день длиною в жизнь подошёл к концу.

Глава 22. Полина

«Большой чешуйчатый дракон смотрел на меня изумрудными глазами. Я дрожала, как лист, от волнения. Ящер сузил ноздри и ощерился, чувствуя моё возбуждение. Мой аромат, словно густой туман, заполнил воздух.

Я провела ладонью по его гладким, холодным чешуйкам. Под моим касанием они начали трансформироваться в гладкую, бледную кожу. Те же изумрудные глаза с вертикальным зрачком сияют на лице мужчины, который подчинил себе моё тело и душу. Его белые, как снег, волосы сияют под светом луны»

.

Не хватает бороды… и глаза… что-то не так с глазами. Изумрудные глаза выглядят странно, я бы заменила на голубые. Да, голубые отлично подходят — бледные, с серыми вкраплениями.

Моя рука уже давно под одеялом, и это начало пятой порно-сцены за последние двадцать страниц книги. Я трогаю себя с нужной частотой, там, где нужно, но никак не могу достичь разрядки.

«Алазар опустил руки на мои плечи. Одно движение острых, как бритва, ногтей — и моё шёлковое платье медленно соскользнуло на каменный пол»

.

Разрезать шёлковое платье? Да я бы убила!

«Его холодные губы начали свой путь от подбородка к шее, зубы впились в мочку уха. Он шепчет: „И всё же ты раздвигаешь ноги... перед таким мудаком и придурком, как я“»

.

Что-о? Последней фразы в книге нет.

Нет-нет-нет, ты не будешь мастурбировать, думая о Марке!

Я встряхиваю головой, прогоняя босса-ящера из головы, и перелистываю несколько страниц книги, переходя к самому действию.

«Его огромный член заполнил меня полностью. Так глубоко во мне ещё никто не был. Ледяной босс...»

Дракон, Полина, дракон!

«...впечатывает меня в каменную стену пещеры. Я на грани. „Если не хочешь, чтобы все узнали, что ты только что была выебана своим начальником, будь хорошей девочкой — и кончи для меня“...»

К чёрту! — я бросаю книгу и погружаюсь в воспоминания. Я успокаиваю себя: никто об этом не узнает. Это будет моим маленьким грязным секретом. Мне требуется всего две минуты, чтобы довести себя до оргазма. Боги, как мне было это нужно. Очень нужно.

Вслед за долгожданным расслаблением следует стыд, и я утыкаюсь лицом в подушку. Мой больной мозг считает мастурбацию под воспоминания секса с моим боссом ещё большим преступлением, чем сам секс с боссом.

Я открываю календарь на телефоне, чтобы убедиться в верности своих подсчётов. Да. С момента инцидента на столе и нашего поцелуя прошёл почти месяц, а это, на минуточку, двенадцать неотработанных ночных дежурств.

Двенадцать

! И ни-че-го.

Вру.

На самом деле произошло так много всего, что мне сложно уложить это в голове.

Последний месяц я живу в альтернативной вселенной. Вселенной, где Марк — мой босс, который мудак, — вдруг каждый день... Я не шучу — *каждый день!* — здоровается со мной, спрашивает, как у меня дела, и садится обедать вместе со мной и с Пашей. Он иногда даже участвует в разговоре, чёрт возьми.

В первый день похода следующей группы, когда Марк позвонил и попросил сварить кофе, я выдохнула. Ну, наконец-то. На тот момент я была уже должна ему за два дежурства, а я привыкла платить свои долги.

Особенно своему боссу. Особенно в той валюте, в которой он берёт.

Ладно, к моему стыду — я и правда чуть-чуть, капелюшечку, но была в предвкушении. А зря. Потому что, не успела я приготовить кофе, как мой босс спустился вниз, достал две кружки и, как ни в чём не бывало, сел за кухонный стол — именно за тот, на котором я когда-то лежала животом, — и начал ждать.

Вторая кружка, оказывается, была для меня. И тогда я поняла, что всё. Конец. Он меня уволит. Он наигрался, ему надоело, он получил своё, и сейчас ему не нужны такие осложнения в лице меня. Я не чувствовала вкус кофе — и это были очень длинные полчаса, которые закончились лаконичным: «

Спасибо за компанию

».

На следующий день всё повторилось. И на следующий. И так в течение всех прошедших дней — за исключением дня, когда он уехал в город. Тогда на ресепшене меня ждала записка, предупреждающая, что его не будет в течение всего дня.

Записка! Как будто мы в восьмом классе, и я получаю её от своего школьного краша. Кто вообще пишет записки, когда есть мобильный телефон?

И даже вчера — в мой день рождения — Марк оказался первым человеком, который меня поздравил. Его сообщение пришло в 00:03:

«

С днём рождения, Полина! У тебя сегодня выходной — отдохни и позаботься о себе

».

В какой-то момент я даже подумала отказаться от его предложения, потому что мне не нужны подачки. Но потом вспомнила, что мне исполнилось 27, а не 14, и для жестов «

ничего мне от вас не надо

» я старовата.

Я смотрю на тумбочку. На ней стоит огромный букет подсолнухов с запиской, написанной крупным, немного косым почерком: «

С днём рождения! Марк

».

Часы показывают без десяти три. А я всё думаю и думаю о своём боссе. Почему он, чёрт побери, вдруг начал вести себя адекватно? Даже... мило?

Такое поведение конкретно для него —

неадекватно

. Это какой-то странный акт, чтобы... Чтобы что?

Я выключаю свет и выставляю будильник на телефоне с полной решимостью: завтра я прекращу это театральное представление. Одно дело — пользоваться моим телом.

Но сейчас он протянул руки к моему сердцу.

Пришло время ударить его по рукам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 23. Марк

Мой план пошёл по одному месту в тот момент, когда разъярённая Полина в пятницу утром врывается в мой номер.

— Нам нужно поговорить, — твёрдо произносит она, едва переступив порог. — Объясни мне, что, чёрт возьми, происходит?

Яростная Полина — намного более сексуальное зрелище, чем Полина-опоссум, замершая от страха. Я прогоняю видение, в котором она, с горящими, как сейчас, глазами, лежит голая у меня на кровати.

Все эти недели я пребывал в иллюзии, что всё идёт по плану. Я видел прогресс, медленный, но он был.

Возможно Кирилл прав, и уже ничего нельзя изменить. Наши несуществующие отношения обречены на смерть. Именно это он сказал две недели назад, когда я озвучил ему свой план. В то же время, ему уже нельзя доверять. На последней сессии я получил диагноз «больной ублюдок». На мой вопрос, существует ли такой термин в МКБ (

международной классификации болезней

), мой психотерапевт закончил звонок, не попрощавшись.

Забавно, но я начал получать особенное удовольствие от наших встреч. Тот факт, что мне удаётся вывести из равновесия одного из лучших психотерапевтов страны, приятно греет моё эго.

Возможно, я и правда больной ублюдок, раз горжусь этим.

Звук, похожий на кашель, выводит меня из размышлений. Я совсем забыл, что она ещё здесь и ждёт ответа на свой дурацкий вопрос.

Я пробегаюсь по ней глазами. Сегодня на Полине белый топ с круглым вырезом, закрывающий руки по локти, и бледно-розовая юбка до середины голени из странного материала, который привлекает моё внимание. Чёрт, я сейчас готов отвлечься на что угодно, лишь бы сменить тему разговора.

— Это тюль?

— Что?

Боже, я идиот.

— Кхм... Я про юбку.

Открытые части тела Полины краснеют. Я точно кретин. Надо где-нибудь записать, что сомнительные комментарии относительно одежды девушки — это не самый подходящий способ завоевать её сердце.

— Я не имею в виду, что на тебе это... как её... штора, или...

Её брови взлетают вверх, а чёрные глаза начинают блестеть.

Замолчи, Марк, лучше замолчи.

— Твою ж мать, из какого материала юбка? — зло рычу я, проклиная свой идиотский язык.

— Это фатин, — шипит она.

— Тебе идёт.

Она подозрительно хмыкает и закатывает глаза.

— Нет, правда. Ткань похожа на тюль, поэтому и спросил, но я не думал, что это действительно тюль.

Господи, Марк, заткнись ты уже.

Она опускает глаза в пол и облизывает губы. Хотел бы я это сделать за неё.

Сделав несколько глубоких вдохов, она вновь смотрит на меня и требовательно произносит:

— Я пришла обсудить не ткань, из которой сшита моя одежда, а то, что происходит.

— Что происходит? — повторяю я.

Да, Марк, делай вид, что ты не понимаешь, о чём она. Это правильная тактика. Нужно запутать противника, сбить его с цели.

— Вот это я и хочу понять — что происходит? — она указывает пальцем на меня, потом на себя и вздёргивает левую бровь.

Я не планирую отказываться от собственной тактики, поэтому продолжаю смотреть на неё непонимающим взглядом.

Она повторяет жест:

— Что. Чёрт возьми. Происходит. Между. Нами!?

Бой начинается и заканчивается ещё до первого удара. Всё становится понятно, когда ты впервые смотришь в глаза сопернику на ринге. Поэтому сейчас, как бы мне ни хотелось отвести взгляд от её тёмных, пристальных глаз, я продолжаю вглядываться в них, словно загипнотизированный.

— Что происходит между нами? — возвращаю ей её же вопрос.

— Ты работал за меня ночью. Двенадцать дней, точнее, ночей. Я хочу их отработать...

Хочет отработать.

Что-о? Разговор внезапно приобрёл интересный оборот.

— Ты

хочешь

их отработать? — повторяю я, делая акцент на «хочешь».

Только что отошедшая от лица Полины кровь возвращается обратно.

— Я имею в виду, что

должна

их отработать.

— Так хочешь или должна?

— Какая, к чёрту, разница? — она раздражённо всплескивает руками.

Пожав плечами, я плюхаюсь на диван, наслаждаясь зрелищем. Есть любители зоопарков, которые готовы каждый день наблюдать за животными. А я готов наблюдать за Полиной — за её лицом, как одна эмоция сменяет другую. Мне нужен «Полина-парк».

— Ну, если ты

хочешь

отработать, то поднимись ко мне, хм... скажем, в 14:00.

— Ааа... ок, хорошо.

— Если хочешь, — добавляю я, не сдерживая ехидной улыбки, чем вызываю её раздражённый взгляд.

Что ж, если она так сильно хочет отработать свои дежурства, то кто я такой, чтобы её останавливать.

* * *

Быть владельцем бизнеса — это не только ответственность, но и свобода. Свобода решать, сколько работать твоим сотрудникам, свобода планировать тимбилдинги, свобода выбирать, кто будет на них присутствовать и чем именно мы будем заниматься.

Почему мне раньше не пришло это в голову? Всё, что происходит между мной и Полиной, — это всего лишь укрепление рабочих отношений. Я громко смеюсь от абсурдности этой мысли.

Однако это доказывает, что, несмотря на «диагнозы» Кирилла, у меня всё ещё есть понятия морали, раз я пытаюсь хоть как-то оправдать зашторенные окна в моей гостиной, горячий какао, попкорн на журнальном столике и заставку фильма «Пункт назначения» на экране телевизора.

Время показывает 14:05, а Полины всё ещё нет. Я не должен был добавлять это идиотское «Если хочешь». Конечно, она не хочет. От мысли смотреть фильм в одиночестве меня начинает мутить. Злость и раздражение на самого себя накрывает так сильно, что мне хочется разбить плазму кулаком.

Я нервно хожу по комнате и уже решаю набрать её номер, чтобы сказать, что мне плевать, что она хочет, а что нет, и пусть поднимает свою соблазнительную задницу и тащит её сюда, когда меня останавливает не голос разума — нет — а стук в дверь.

Я быстро пересекаю квартиру и смотрю в глазок. Полина нервно теребит ткань своей юбки, которая не из тюли, а из какой-то другой материи, название которой я забыл, как только услышал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она пришла. Несмотря на моё самоуверенное «если хочешь», она всё-таки пришла.

Я распахиваю дверь и делаю шаг в сторону, приглашая её войти. Она заходит в гостиную и замирает, оглядывая недвусмысленную картину. Внезапно я ощущаю себя неуверенным подростком и нервно сглатываю. Впервые мне хочется чем-то заполнить повисшее молчание.

Стоп. Ты определяешь правила игры.

Она хотела отработать ночные смены — пусть отрабатывает. С этого момента никаких «если хочешь». Усилием воли я заставляю себя расслабиться и приземляюсь на диван, кивком головы указываю на место рядом с собой:

— Садись, — бросаю я.

Полина неуверенным шагом обходит столик и садится на самый дальний угол дивана.

— Ближе, — бурчу я.

Она двигается не более чем на десять чёртовых сантиметров. Такими темпами пройдёт полтора часа, прежде чем Полина окажется на нужном мне месте. Я поднимаюсь, обхожу столик и, игнорируя её возмущение, поднимаю девушку на руки и возвращаюсь на место. Теперь она сидит у меня на коленях — там, где и должна быть.

Обняв её за талию и притянув ближе, я включаю фильм. Её ноги и спина настолько напряжены, что мне кажется, у меня на коленях сидит статуя, а не тёплое мягкое тело, которое мне хочется съесть, попробовать на вкус каждый сантиметр.

Медленно и методично я начинаю гладить её колени, другой рукой массирую плечи и произношу тихим голосом, тоном, каким обычно разговариваю с лошадьми:

— Расслабься, мне неудобно.

Лошади, в отличие от Полины, не обращают внимания на смысл моих слов.

Она резко поворачивается ко мне, её распущенные тёмные волосы летят мне в лицо, и я жадно вдыхаю их запах — миндаля и шоколада.

—

Тебе

неудобно? — сердито спрашивает она, откидывая волосы за плечи. Мне хочется вернуть их обратно. Я не против смотреть фильм сквозь это тёмное шёлковое полотно.

— Да, поэтому расслабься, — я перевожу взгляд на телевизор и спрашиваю: — Смотрела «Пункт назначения»?

— Что?

— Это название фильма, который мы смотрим — «Пункт назначения». Смотрела?

Она отрицательно качает головой.

— Тогда смотри.

— З-зачем? — с запинкой спрашивает она.

— Не знаю. Зачем обычно смотрят фильмы? — я неуспешно пытаюсь скрыть раздражение в голосе.

— Нет, зачем

мы

смотрим фильм?

Вместе.

Неужели, чёрт возьми, непонятно.

— Потому что я так хочу. А ты, как правильно заметила сегодня утром, должна мне двенадцать дежурств.

— Но, но...

— Что «но»? Ты предпочла бы, чтобы я тебя трахнул?

Перебор, Марк, перебор.

Одной фразой я могу разрушить весь прогресс, которого достиг за последний месяц. Но я всё равно не удерживаюсь и слегка двигаю её бёдра, давая понять, что совсем не против воплотить в жизнь свою угрозу.

Краем глаза вижу, как её лицо темнеет, заливаясь краской.

— Фильм пойдёт, — хрипло шепчет Полина, добавляя: — Можно я сяду на диван?

— Нет, у тебя был шанс.

— Но ты сам сказал, что тебе неудобно.

— Мне до сих пор неудобно. Поэтому расслабься, фильм идёт полтора часа, сидеть долго.

Я сильнее сжимаю её талию и притягиваю ближе, заставляя полностью лечь мне на плечо. Полина начинает ёрзать, пытаясь найти более удобное положение, что заставляет мой член прийти в полную боевую готовность. Осознав это, она ещё больше краснеет, и я не могу сдержать ухмылку.

— Поль, хватит меня заводить. Просто сядь и расслабься, я правда хочу посмотреть кино.

Она замирает на долгие тридцать секунд, но в итоге откидывается на моё плечо и закидывает правую руку на спинку дивана — слишком далеко, чтобы ей было удобно. Потихоньку, но её тело расслабляется. Я мог бы сидеть так вечно, если бы не одно «но». Как бы мне ни была приятна её близость, этого недостаточно. Это не та стимуляция, которую жаждет моё тело. Каждое её движение болезненно отзывается в паху.

Я совершил непростительную стратегическую ошибку.

Глава 24. Полина

«Опасное это дело, Фродо, — выйти за порог. Шагнёшь на дорогу, и, если не держать ноги, неизвестно, куда тебя занесёт», — говорит Бильбо в моей любимой книге детства «Хоббит, или Туда и обратно», Дж. Р. Р. Толкин.

Моя версия напутствия для Фродо звучала бы так: «Опасное это дело — выглядывать в окно. Стоит приоткрыть штору — и в глаза уже смотрит неприкрытая действительность: страх, смерть, нищета и горе. А стоит зайти в номер к своему боссу — и вот ты уже сидишь у него на коленях и смотришь, как очередному герою фильма отрезают голову обломком поезда.»

Я вижу это периферийным зрением. Во-первых, я отказываюсь добровольно наблюдать за подобными ужасами, а во-вторых, не могу оторвать взгляда от профиля передо мной.

Моя рациональная часть говорит, что тут нет ничего особенного. Да, острые скулы, острый подбородок, горбинка на носу, которая придаёт лицу сердитый и немного грозный вид, длинные тёмно-коричневые ресницы и целых три родинки на левой щеке. Ну, и что? Но желание узнать, сколько их на правой, похоже на помешательство.

Моя задница уютно разместилась между ног Марка, ноги перекинуты через крепкие бёдра, и я практически лежу на его левом плече. Моя правая рука живёт своей жизнью — как бы я ни пыталась её контролировать, она всё равно возвращается к поглаживающим бессознательным движениям: я перебираю его жёсткие каштановые волосы, трогаю шею и останавливаю себя только тогда, когда рука пытается залезть под футболку.

Стоит отдать должное Марку — он не обращает на действия руки никакого внимания. А я, в свою очередь, отказываюсь брать ответственность за эту предательницу.

За последний час три раза звонил телефон, три раза я вставала, чтобы ответить. И каждый раз, возвращаясь обратно, Марк пресекал мои попытки сесть на диван — и я неизменно оказывалась у него на коленях. И все три раза спустя несколько минут моё тело прекращало сопротивление, превращалось в желе, растекалось по его мышцам, абсолютно не смущаясь, что он живой настоящий мужчина, который, помимо этого, ещё и мой начальник, а не кресло.

Моему телу всё равно. Моему телу хорошо.

Мне

хорошо и безопасно.

Ложбинка над его ключицей выглядит особенно привлекательно, я отчётливо вижу, как пульс стучит в яремной вене. Интересно, как это будет ощущаться под моими пальцами?

Чёрт.

Ещё чуть-чуть — и я начну, как мартовская кошка, тереться щекой о его коротко постриженную бороду.

Ну вот. Теперь мне хочется именно этого.

Я закрываю глаза и даю себе ровно минуту — глубоко вдыхаю мужской аромат, позволяю себе утонуть в его объятиях и представить, что могу здесь остаться: в безопасности, тепле, заботе. Дома.

Минута проходит. Я зажмуриваюсь и резко возвращаю себя в реальность. Это — иллюзия. Я не дома. Я не в безопасности. И я точно не в объятиях любимого мужчины.

То, что сейчас происходит — не больше, чем исполнение условий нашей сделки.

Я не знаю, зачем это ему. И не хочу знать. Это не моё дело. Мне всё равно.

Знакомая ложь. Звучит неубедительно даже для себя самой.

На экране громко визжит женский голос, и я ногтями впиваюсь в его плечо. Марк крепче меня обнимает и успокаивающе гладит по коленке. Он неотрывно и пристально смотрит на экран, его движения кажутся рефлекторными. Может, он вообще забыл, что сейчас исполняет роль моего кресла?

— Марк? — тихо произношу я.

— Ммм?

— А что ты здесь делаешь? — вопрос, который вертелся у меня на языке с нашей первой встречи, срывается сейчас, в самое неподходящее время.

Он медленно и как будто нехотя переводит взгляд с экрана на меня и, чуть прищурив глаза, отвечает:

— Фильм смотрю.

Я дотягиваюсь до пульта на столике и ставлю кино на паузу. Отстранившись от него, насколько это вообще возможно сделать, сидя у него на коленях, я уточняю:

— Я имею в виду — здесь. На Алтае. Почему ты вообще купил это место?

— Всегда мечтал работать в гостиничном бизнесе. Люблю людей, люблю организовывать досуг, делать их счастливее, — он отвечает так быстро и с таким серьёзным видом, что на секунду я впадаю в ступор.

После закатываю глаза и смело встречаю его взгляд, давая понять, что жду нормального ответа. Наша игра в гляделки длится не больше минуты, я побеждаю.

— После травмы я хотел сменить обстановку. Уехать куда-нибудь, где мало людей. Алтай на тот момент казался неплохим вариантом.

— Ты хотел уехать туда, где мало людей, и поэтому купил гостиницу, — медленно проговариваю я.

Он раздражённо ворчит.

— Моя сестра нашла это место. Тогда я был постоянно на обезболивающих и, честно говоря, не особо хорошо соображал. Только этим могу объяснить своё решение. Ну и, честно говоря, я надеялся, что особо никто сюда ездить не будет. Но... — он пристально смотрит на меня и со смешком произносит: — меня угораздило пригласить на работу талантливого менеджера.

Кажется, это первое признание моих заслуг. Хотя, вроде бы он ещё говорил, что я хорошо сосу член.

Я краснею и возвращаюсь к части, которая действительно меня интересует.

— Травма?

— Разрыв правой манжеты плеча, — сухо поясняет он.

Я не люблю вмешиваться в личную жизнь людей, прекрасно зная, как вроде бы безобидное любопытство может заставить заново проживать травматические события. Но при этом Марк первый влез в моё личное пространство — сначала засунув в меня член, потом приехав ко мне домой, — поэтому я не удерживаюсь и спрашиваю:

— А как произошла травма?

— Ну, я же боец ММА. Точнее, был им. До травмы.

Это многое объясняет. Его тело — так точно. Увидев моё удивление, он театрально хватается за сердце.

— Моё самолюбие сейчас действительно задето. Обо мне даже есть статья в Википедии, достаточно вбить моё имя и фамилию.

— Аах, если есть статья в Википедии. Простите, мистер Знаменитость, — дразню его я.

— Я думал, девушки — любопытные создания.

— Возможно, какие-то девушки и любопытные, но я стараюсь не лезть в чужую жизнь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марк слегка краснеет.

— Не суть. Если кратко, то я борец ММА. Начал карьеру в шестнадцать и вынужденно закончил в двадцать девять — как раз из-за травмы.

— Это случилось во время боя? Ты проиграл? — сочувственно спрашиваю я.

— Нет, я выиграл, но ценой плеча. Дверь в спорт для меня навсегда закрыта.

— Мне жаль.

— Мне не особо. Больше обидно за плечо. Ну а что по поводу тебя?

— Ммм?

— Что

ты

здесь забыла?

Я пожимаю плечами.

— Моя история не так интересна. Я здесь родилась, родители переехали в Горно-Алтайск, когда мне было десять, но всё равно каждое лето я проводила здесь, — неохотно поясняю я.

— Но если я не ошибаюсь, ты закончила университет во Владивостоке. Почему решила вернуться?

Не то чтобы у Марка было много сотрудников, но я всё равно с удовольствием замечаю, что он запомнил, где именно я училась.

— Родители погибли в аварии, у меня осталась только сестра. Ну и мне позвонил Игорь и сообщил, что какой-то богач из Москвы выкупил гостиницу и ищет менеджера — это если краткая версия.

— А если не краткая?

— А для не краткой сейчас неподходящее время, потому что мы смотрим фильм, — с этими словами я нажимаю на пульт, и комната наполняется визгами героини.

Впервые за всё время я пристально смотрю на экран, игнорируя взгляд Марка. Видимо, поняв, что б

о

льшего он от меня не добьётся, он обнимает меня за талию, притягивая ближе. Я полностью располагаю вес своего тела на его груди и оставшиеся полчаса фильма провожу, наблюдая за ужасами на экране.

И что я могу сказать?

Кажется, я поняла, зачем люди смотрят ужастики.

Чтобы убедиться, что в твоей жизни не так уж всё плохо. Всегда может быть хуже. Тебе, например, могут отрезать голову обломком поезда.

Глава 25. Полина

Парень напротив собирает чайной ложкой пенку от капучино, медленно подносит её ко рту и тщательно обсасывает. Он не сводит с меня глаз, и я начинаю подозревать, что это какая-то техника соблазнения. Очевидно, неработающая. Не существует вселенной, где бы

это

было сексуально.

После просмотра «классики ужасов» по версии Марка, помимо тревоги, новых фобий и нервного тика, я пришла домой с ощущением, что мои эмоции засунули в блендер и включили его на полную мощность. И мой бедный мозг, пытаясь разобраться в этом месиве, не придумал ничего лучше, чем зайти в приложение для знакомств, которое висело на моём телефоне с момента завершения моих последних отношений и последний раз открывалось больше года назад.

Марк залез мне под кожу, и мне нужно срочно его вытравить.

Если клин клином вышибают, то почему бы и мужика не вышибить другим мужиком. Вчера это казалось логичным решением. Переписка в тридцать минут привела к тому, что сейчас я смотрю, как Саша, так зовут моего горе-соблазнителя, тщательно собирает остатки пенки, судя по звуку, ложка достигла дна. Как и наше свидание.

— У меня есть квартира на окраине города, и я там жил какое-то время, но, понимаешь, я работаю в центре, и родители живут в центре, поэтому какой смысл тратить время на дорогу, согласись? Ну и в жизни с родителями есть свои бонусы — сырники и блинчики по утрам, не нужно заморачиваться с уборкой, ну ты понимаешь, да?

Нет, не понимаю. Я выдавливаю из себя улыбку.

— Но я к чему говорю-то про хату, она свободна, если что. И тут не так далеко, минут тридцать на такси, всего-то выйдет по сто с лишним рублей с каждого, — на последней фразе он облизывает губы и расплывается в улыбке.

Я подношу кружку к губам и глотаю уже остывший американо. Сейчас или никогда.

— Даа, тебе очень повезло, — говорю я, параллельно доставая телефон из сумки, — ой, как жаль, что мне нужно бежать. Сестра написала, что уже освободилась.

Я включаю свои артистические способности и пытаюсь изобразить расстроенное выражение лица.

— Так, давай её с собой возьмём? И вместе поедем, может, кино глянем, винчик возьмём, а?

— Амм, спасибо за приглашение, но она устала, так что мы домой, — я достаю купюру в пятьсот рублей из кошелька и кладу на стол.

Самый дорогой американо в моей жизни. Надо было взять десерт.

— Жааль, ты мне понравилась, — произносит Саша, смотря в телефон. По всей видимости, выбирает более сговорчивую жертву.

— Ага, ты мне тоже, — неправдоподобно вру я.

Миссия, которая перед ним стояла — занять место Марка в моей голове — безуспешно провалена.

На улице накрапывает мелкий дождь, и, накинув капюшон куртки, я быстрым шагом направляюсь к парковке перед больницей, где оставила машину. Аля освободится не раньше чем через пару часов, и я не имею ни малейшего понятия, чем себя занять.

Помимо кафе, которое теперь оккупировано моим неудачным свиданием, поблизости есть рюмочная и несколько шаурмичных, по сравнению с которыми приёмный покой выглядит уютным, комфортным и безопасным. Тем более что, несмотря на середину дня понедельника, для меня даже находится свободный металлический стул.

Моя задняя часть взвывает спустя десять минут, спустя час она сливается со стулом и медленно, но верно превращается в квадрат. Пытка заканчивается внезапным звонком медсестры и просьбой зайти к лечащему врачу Алевтины.

Один звонок — и вот уже расставание со стулом потеряло свою прелесть.

За последние полтора года я убедилась, что звонки из больницы не могут нести ничего хорошего. Это прописано в ДНК медперсонала — звонить только с плохими новостями. Я даже не пытаюсь подавить тревогу — это бесполезно. Получаю пропуск в регистратуре, натягиваю бахилы и поднимаюсь по ступенькам на третий этаж, потому что в больнице, которая специализируется на восстановлении после травм, сюрприз-сюрприз — не работает лифт.

Снова.

Видимо, это часть реабилитации — человек с инвалидностью должен сразу понять, что ничего хорошего в этой жизни его уже не ждёт. Здание больницы было построено в середине прошлого века и последний капитальный ремонт видело лет двадцать назад.

Но насколько ужасен внешний вид больницы, настолько же прекрасен тут медперсонал. Это маленький кусочек вселенской гармонии, где инь и ян, зло и добро дополняют друг друга и сосуществуют в гармонии. Возможно, так и было запланировано чиновниками.

Постучав в дверь кабинета, я заглядываю вовнутрь:

— Николай Петрович, здравствуйте! Мне позвонили...

— Проходи, Полиночка, дай мне минутку только, — лысый мужчина пятидесяти лет сидит за столом и, сверяясь с бумагой, что-то набирает на компьютере.

Николай Петрович — заведующий отделением, и именно ему мы обязаны тому, что сейчас Алевтина ходит, говорит, читает и практически полностью способна себя обслужить в бытовом плане.

Спустя полгода после трагедии за счёт продажи квартиры и помощи фонда мы смогли поехать на два месяца на реабилитацию в Германию, и состояние сестры кардинально улучшилось. Но этих результатов мы бы не достигли, если бы ещё тут, дома, её не поставили на ноги. Самое сложное после подобных травм — это восстановление базовых навыков, после — прогресс идёт быстрее.

Врач отрывает взгляд от монитора, тяжело вздыхает и поворачивается ко мне.

— Ну, рассказывайте — как ваши дела?

— Да, всё хорошо. Вроде бы... — мне кажется, что он видит меня насквозь, и мне вдруг становится стыдно.

Стыдно, что делаю недостаточно. Стыдно, что не могу привозить Алевтину чаще. Стыдно, что прикрываюсь своим «да, всё хорошо».

Решение переехать к чёрту на кулички было полностью моим и несло за собой много рисков. Но с финансовой точки зрения — это был единственный выход для нас. Если бы я не получила эту работу, а осталась в городе, где надо снимать жильё, то мне либо надо было сдавать Алю на попечение НВП, либо подаваться в эскорт.

Не то чтобы с текущей работой я далеко ушла от древней профессии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет, правда, всё в порядке, — начинаю оправдываться я. — С точки зрения физического состояния, мне кажется, у нас довольно серьёзный прогресс. К ней возвращаются силы, практически нет проблем со сном. Единственное, у Али сейчас часто происходят скачки настроения. Иногда она становится агрессивной, недавно даже не узнала меня. Сказала, что я не её сестра... — я замолкаю. С того случая прошло больше месяца, больно уже не должно быть, но предательский ком всё равно подступает к горлу.

— Полиночка, не переживай, ты всё делаешь правильно.

От его слов мне становится легче дышать. У меня ощущение, что он читает меня как открытую книгу. Наверное, сказываются годы практики работы с родственниками подобных больных.

— Я думаю, что пора подумать о медикаментозном лечении, — произносит доктор. — Помнишь, мы с тобой это уже обсуждали? Сейчас её состояние стабильно, сердце в порядке, поэтому я не вижу противопоказаний.

— Вы имеете в виду антидепрессанты?

— Скорее всего, тут будет не одна группа препаратов. И, собственно, это я и хотел с тобой обсудить. Как я сказал, не вижу серьёзных противопоказаний, но, — он делает паузу, — учитывая сердечные проблемы, я бы хотел начать терапию под нашим контролем. У нас есть прекрасные психиатры, с которыми я уже проконсультировался, и они тоже считают, что начать подбор препаратов в стационаре будет оптимальным вариантом.

Я прекрасно понимаю, что мы это обсуждаем только потому, что не живём в городе. Если бы мы были здесь, такого вопроса не стояло. Аля могла бы оставаться на дневном стационаре, но из-за моего решения ей придётся остаться здесь одной.

— Я не знаю... Она столько времени провела в больнице. И сейчас ей снова придётся быть одной. Вдруг она подумает, что...

— Мы с ней уже поговорили, она относится к этому с пониманием. Полина, ты должна признать, что Алевтина возвращается к своему прежнему состоянию. Пора снова начать относиться к ней как к взрослому самостоятельному человеку.

Мои расшатанные нервы снова дают о себе знать. Как оказалось, ком не ушёл, а только затаился, ожидая подходящего момента. Глаза начинает щипать, и мне хочется плакать. То ли от того, что чужие люди нашли с ней общий язык быстрее, чем я. То ли от того, что я боюсь надеяться, что ей становится лучше.

Спустя час обсуждения всех деталей сначала со мной, а потом и вместе с Алей, назначена дата госпитализации.

Когда мы садимся в машину, я сверяюсь с рабочим календарём и с удовольствием отмечаю, что даты приходятся как раз на поход очередной группы.

Выкуси, Марк! Возможно, удача наконец-то повернулась ко мне лицом.



Глава 26. Полина

Я в сотый раз перечитываю текст. И это скорее преуменьшение, чем преувеличение.

Два часа. Я потратила на эти несколько абзацев

два часа

.

В результате у меня получилось деловое письмо, увидев которое, наш несуществующий отдел кадров хватил бы удар.

Я задерживаю дыхание и жму кнопку «отправить». Жду тридцать секунд, в течение которых можно отменить отправку, и лишь затем снова открываю почту, чтобы перечитать в сто первый раз, потому что, очевидно, мне нравится страдать.

Тема письма:

Отработка ночных смен

Привет,

Это Полина, пишу с личной почты по понятным причинам.

В прикреплённом файле ты найдёшь таблицу со всеми ночными сменами за этот год. Напротив каждой даты, когда смена состоялась или должна состояться, отмечен её статус:

«отработана» — я не смогла непосредственно дежурить в этот день, но отработала смену иным образом.

«не отработана» — смена состоялась, но я её ещё не отработала.

«запланирована — не смогу работать» — я не смогу дежурить в эту смену, потребуется отработка другим образом.

«запланирована — смогу работать» — я смогу дежурить в эту смену.

Я хочу обсудить с тобой дежурства со статусом «не отработана». На данный момент их одиннадцать. Меня сильно беспокоит, что я не знаю, когда и как состоится их отработка. Это влияет на моё эмоциональное состояние, что, в свою очередь, влияет на мою продуктивность.

Поэтому настаиваю, чтобы мы решили этот вопрос в самое ближайшее время.

Предлагаю обсудить это лично, а затем зафиксировать в таблице.

Встречу можно назначить в любое удобное для тебя время. Надеюсь на понимание.

С уважением, Полина.

Часы показывают пятнадцать минут одиннадцатого, я не рассчитываю получить ответ сегодня, но всё равно с замиранием сердца обновляю страницу.

Плюс одно непрочитанное сообщение.

Чёрт.

Захлопываю крышку ноутбука.

Почти восемь часов в дороге, четыре часа в городе, из которых час я потратила на самое отвратительное свидание в своей жизни, и вместо того чтобы залечь в кровати с чашкой чая и очередной серией «Друзей», я решила инициировать общение с боссом. И это в свой единственный выходной за неделю.

Я делаю круг по комнате. Логичным решением будет лечь спать, письмо никуда не убежит. Мой начальник — тем более.

Но.

Логика давно покинула мою жизнь, поэтому я ложусь на кровать, устраиваюсь поудобнее и открываю сообщение.

Тема письма:

Re: Отработка ночных смен

«Я настаиваю на том, чтобы мы разрешили этот вопрос в самое ближайшее время.» Если ты настаиваешь, то боюсь, у меня нет выбора. Буду через час.

P.S. У меня есть несколько идей, как ты можешь отработать одиннадцать дежурств за раз, но боюсь, они тебе не понравятся.

Марк.

Я пробегаюсь глазами по строкам, раз, другой. Меня резко бросает в жар. Час. Будет через час. Да он с ума сошёл!

Тема письма:

Re:Re: Отработка ночных смен

В ближайшее время — это не значит «сейчас». Я уже ложусь спать.

Полина.

Тема письма:

Re:Re:Re: Отработка ночных смен

В самое ближайшее время, Полина. Ты сама настояла. Скоро буду.

Марк.

В панике я достаю телефон и напротив контакта «Марк-мудак» нажимаю кнопку вызова. После трёх гудков звонок сброшен, и я почти моментально получаю сообщение: «

Не могу говорить, за рулём

».

Чёрт-чёрт-чёрт!

Следующие пять моих звонков постигает та же участь.

Меня охватывает паника.

А если Аля проснётся?

Я быстро пишу ему, чтобы он припарковался в начале улицы, закрываю глаза и падаю лицом на кровать.

* * *

Короткое сообщение от Марка «

Я у двери

» разрушает все мои надежды, что он пошутил и не приедет.

Марк и пошутил? Полина, тебя ничему жизнь не учит.

Я всё ещё в своей старой пижаме — серый топ и длинные штаны, покрытые бело-розовыми сердечками. Пижаме не меньше пяти лет, с растянутыми коленями и в катышках я выгляжу в ней, как попрошайка с улицы. Но всё равно подавляю желание переодеться.

Проверив, что дверь в комнату сестры плотно закрыта, я накидываю сверху флиску, засовываю ноги в тапочки и медленно, чтобы не издавать шума, открываю дверь.

Моему взгляду предстает затылок и крепкие плечи Марка. Он лениво осматривает окружающее пространство, как будто это его дом, его посёлок, и нет ничего странного в том, что поздним вечером он сидит на нижней ступеньке крыльца у дома своей сотрудницы.

Я выключаю свет в прихожей и тихо затворяю дверь.

Не оборачиваясь, Марк облокачивается на перила и хлопает по ступенькам рядом с собой, приглашая сесть.

Самодовольный придурок.

Я закатываю глаза, но всё же сажусь на противоположный конец ступенек, почти копируя его позу.

— Кому пришла в голову идиотская мысль покрасить дом в лиловый цвет? — спрашивает он обвиняющим тоном, как будто цвет моего дома наносит ему личное оскорбление.

Неожиданное начало разговора.

— Что не так с лиловым?

— Всё. Ваш дом бросается в глаза. Полагаю, сигнализации здесь нет?

— Эм, что? Сигнализации? — я не сдерживаю смех. — Мы в деревне, я здесь выросла, и...

— Ии?

— И здесь безопасно.

Марк смотрит на меня, как на ребёнка, который верит в Деда Мороза и зубную фею.

— И моя безопасность тебя не касается.

Он снисходительно качает головой.

— Ты работаешь на меня. Конечно, твоя безопасность меня касается.

— Да? Хорошо. Тогда скажи, какого цвета дом Игоря?

Марк не понимает, к чему я клоню, и хмурится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что и требовалось доказать.

— Что требовалось доказать? Наверное, его дом нормального белого или серого цвета. Игорь — мужчина, он может за себя постоять.

— Значит, если я женщина, то не могу самостоятельно решить, в какой цвет красить стены своего дома?

— Ваш дом привлекает внимание. Мне это не нравится. — Марк трёт виски и снова смотрит на дом, будто готов начать его перекрашивать прямо сейчас.

У меня падает челюсть. От уровня его сексизма и от того, что я нахожу это... милым?

Полина, какая же ты жалкая, если готова ухватиться за любые крохи заботы.

Отрезвляющая мысль заставляет поумерить скорость, с которой бабочки машут крыльями у меня в животе.

— Слушай, — начинаю я неловко, — по поводу письма...

— Хорошо, иди сюда, — перебивает Марк, хлопая себя по колену.

— З-зачем?

— Ты слишком далеко, чтобы мы могли перейти к делу, — подмигивает он.

— Чёрт, я не это имела в виду. Я-я...

— Ты? — подбадривает меня, наслаждаясь ситуацией.

Я не сдерживаюсь и злобно рычу:

— Господи, как же ты меня бесишь.

Брови Марка резко взлетают вверх, и он действует с молниеносной скорости, расстояние между нами, и так небольшое, сокращается до минимума. Я оказываюсь вжата в перила ступенек. Не прилагая особых усилий, он сажает меня к себе на колени, и мне ничего не остаётся, как обхватить его торс и бёдра ногами.

— Бешу значит? — хмыкает Марк и впивается в мои губы жёстким поцелуем.

Как и в первый раз, он не просто целует — он пробует меня на вкус, поглощает, его поцелуй похож на наказание. Моё тело плавится, и я крепче цепляюсь за него руками и ногами, в попытке сохранить контакт с реальностью.

Марк отстраняется, и я ощущаю его тяжёлое горячее дыхание на своих губах.

Следуя животному инстинкту, я сама сокращаю дистанцию между нами и целую его в ответ. Он расплывается в улыбке и сильнее прижимает меня, перенося практически весь вес моего тела себе на колени.

В ответ я целую его нежно, чувственно, дразню языком и подаюсь бёдрами вперёд, усиливая приятное давление между ног. Провожу руками по его плечам, опускаю пальцы ниже, сжимаю бицепсы — боже, мне нравится это тело. Его тело.

Со стороны мы, наверное, похожи на двух подростков, охваченных гормонами, которые наконец-то добрались друг до друга.

Мы тяжело дышим, я отстраняюсь и кладу руки ему на грудь — его сердце стучит так же быстро, как и моё. Марк смотрит на меня горящими голодными глазами, и хотя в темноте я не могу различить все эмоции на его лице, я готова поставить весь свой немногочисленный капитал на то, что от его привычной холодной маски не осталось и следа.

Он подносит руку к моей шее, обхватывает, притягивает ближе, покусывает линию подбородка, медленно подбираясь к ямке на шее, где бешено скачет пульс. Его щетина приятно щекочет кожу, отчего моё тело покрывается мурашками.

— Предлагаю вернуться к твоей таблице, — шепчет Марк мне на ухо.

— Что ты несёшь? — шепчу ему в губы. Мне становится жарко. На мне слишком много одежды. На нас обоих слишком много одежды.

— Я про таблицу, которую ты скинула. Мне нравится, с какой ответственностью и энтузиазмом ты подходишь к своей работе.

На этих словах он прикусывает мою нижнюю губу. Сильно, почти до боли. Его возбуждение упирается в моё бедро. Одной рукой он обхватывает меня за талию, другой крепко сжимает ягодицу.

И это всё никак, совершенно никак не сочетается с какой-то там таблицей...

Или... До меня наконец доходит, о чём он. Я отстраняюсь, раздражённо выдыхаю и облокачиваюсь на перила.

— Что именно ты хочешь обсудить?

— Там не хватает дополнительного столбца, — прищурившись, отвечает он.

— Какого же?

— Конкретизации. Как именно ты отрабатывала каждую из смен.

Я благодарю себя за решение не включать свет на крыльце, потому что моё лицо сейчас цвета перезрелого помидора.

— А ты забыл? — спрашиваю с вызовом.

— Конечно, нет, — его голос звучит хрипло и на тон ниже обычного, его руки мягко массируют мои бёдра, и я едва сдерживаюсь, чтобы не вернуться к тому, на чём мы остановились, что он так нагло прервал своим идиотским вопросом.

— Это сложно забыть, — продолжает Марк. — Но, как ты, наверное, заметила, я люблю порядок и хотел бы дать тебе обратную связь, чтобы ты учла её для будущих отработок.

Что-о? Моё желание попробовать всего его на вкус резко трансформируется в потребность вцепиться зубами в его горло.

— Да ты охренел! — я резко толкаю его в грудь, пытаясь встать.

Марк громко смеётся и только крепче притягивает меня к своей груди, закапывается лицом в мои волосы и шепчет:

— Тшшш, я шучу. Всё было идеально, ты — идеальна.

Он ошибся, если думал, что это остановит мои попытки вырваться из его объятий.

Его слова делают ситуацию слишком реальной.

Спать с боссом за выходные — это одно. Спать с боссом, потому что я этого хочу, потому что он этого хочет, потому что я «идеальна»... Это одновременно плавит моё сердце и заставляет кровь стыть в жилах. В это так просто поверить. Мне так сильно хочется в это поверить, что становится страшно.

Марк, похоже, не замечает моей реакции, потому что продолжает целовать моё лицо: щёки, лоб, нос, подбородок. Нежно, как если бы он был влюблён в меня. По-настоящему.

Я вздрагиваю от грохота. В тихую ясную ночь ворвался холодный ветер, и вот на лоб уже ложится крупная, тяжёлая капля. По небу расходятся синие полосы. Мы синхронно поднимаем головы вверх и смотрим на небо. Ещё одна крупная капля падает мне на кончик носа, и я смеюсь.

— Кажется, это тонкий намёк, что мне пора, — хмуро произносит Марк.

— Ты же не собираешься в такую погоду, ночью, ехать домой?

— Именно это я и собираюсь сделать.

— И это человек, который говорит о безопасности, — если я продолжу так часто закатывать глаза в его присутствии, то скоро увижу свой затылок. — В отличие от цвета моего дома, ехать ночью в грозу по нашим дорогам точно небезопасно. Возможно, дождь закончится через пятнадцать минут, а возможно, размоет дороги так, что ты застрянешь где-нибудь на полпути к Усть-Коксе.

— Я слишком стар, чтобы спать в машине.

Я приказываю своим глазам оставаться на месте.

— Никто не заставляет тебя спать в машине.

На этот раз Марк не удерживает меня, а помогает подняться. Я аккуратно открываю дверь и жестом приглашаю его войти. Он замирает на пороге, нахмурив брови.

— Ты уверена?

— Уверена ли я, что не хочу, чтобы ты умер в каком-нибудь овраге по дороге? Кхм. В общем-то, заманчивое предложение.

Мой сарказм его не убеждает, и он продолжает стоять у входа. Дождь уже барабанит по крыше, и я хватаю его за руку, затаскивая в дом.

— Только веди себя тихо, — прижав палец к его губам, предупреждаю я. — Сестра спит.

Мы почти на цыпочках пробираемся в мою комнату, и только закрыв дверь, я осознаю, что наделала.

Глава 27. Марк

Впервые за долгое время я просыпаюсь не сам.

Меня будит звук, который мог бы издавать плод любви петуха и чайки. С каждой секундой кудахтающий крик нарастает — значит, скоро я встречусь с птицей нос к носу, нос к клюву.

На меня наваливается что-то тёплое, и звук прекращается. Я глубоко вдыхаю, и меня обволакивает запах миндаля и шоколада. Я прижимаю источник запаха к себе.

Мягкое. И хихикает.

Звук даёт прямую команду моему члену. Не то чтобы он нуждался в дополнительной стимуляции с утра. Он давно готов.

Тёплое, мягкое и хихикающее нечто начинает извиваться подо мной, ещё сильнее разжигая желание, а потом произносит мягким, чуть осипшим с просонья женским голосом:

— Марк, отпусти, мне нужно… срочно!

Я разлепляю глаза, и источник аромата приобретает конкретные очертания. Чёрные как уголь волосы растрёпаны, почти такие же тёмные глаза смотрят на меня со смущением и лёгкой паникой, мягкие, чётко очерченные губы изогнуты в неуверенной улыбке.

Повинуясь порыву, я зарываюсь лицом в её волосы, ещё глубже вдыхая их аромат, переплетаю её ноги своими. Из такого захвата ей ни за что не вырваться, самодовольно отмечаю я.

— Мне жизненно необходимо в туалет, — жалобно пищит Полина и начинает активнее вырываться.

Я недовольно вздыхаю, ради приличия жду несколько секунд и только после нехотя ослабляю захват. Мягкое тёплое тело быстро выскальзывает из кровати и на цыпочках выбегает из комнаты.

Вспомнив, где нахожусь, я тянусь и принимаю сидячее положение. Ощущения такие, что вчера меня переехали трактором. Травмированное плечо тянет, поясница неприятно ноет, а колени затекли от неудобного положения — кровать не только не рассчитана на двух людей, но в принципе не подходит для взрослого человека.

Блекло-розовые шторы на окнах пропускают лучи света, и я оглядываю комнату, которую не успел внимательно рассмотреть вчера. Не будь я уверен, что тёплое мягкое тело, рядом с которым я проснулся, принадлежит Полине, я бы подумал, что нахожусь в комнате девочки-подростка.

Небольшая кровать занимает большую часть комнаты. В углу стоит коричневый стол, который язык не поворачивается назвать рабочим, я делал домашку за таким лет двадцать назад. Вместо кресла к столу приставлен обычный белый пластиковый стул, на котором сейчас свалена наша одежда.

Противоположную стену занимает советского вида коричневый шкаф, дверцы которого обклеены постерами поп-звёзд конца нулевых. Удивительно, но старины Бибера я там не нахожу. Девчачий интерьер дополняет овальный ковёр ярко-розового цвета с голубым шаром посередине.

В свои тридцать два это первый раз, когда я остался на ночь у женщины, всегда предпочитая свою квартиру и комфортные номера отелей. И это было до травмы; сейчас же моё тело без умолку кричит, что я слишком стар, чтобы спать на любой поверхности, не являющейся моим ортопедическим матрасом.

В следующий раз мы проснёмся в моей кровати.

В следующий раз, Марк?

Да. Следующий раз будет, сейчас я в этом уверен. Мы уснули и проснулись вместе, и несмотря на то, что в течение ночи ничего не происходило, потому что «сестра спит», я уверен, что мы вышли за рамки фарса с ночными дежурствами.

Мысль, что, возможно, Полина испытывала ко мне влечение ещё до того первого разговора в моём номере, впервые загорается в моей голове.

Нет, это чушь. Но это уже не имеет никакого значения. Важно то, что её влечение ко мне сейчас очевидно. Я понимаю, что не могу ждать больше ни секунды; мы должны поставить точку в наших идиотских договорённостях.

Выбравшись из кровати, я секунду раздумываю, стоит ли надеть джинсы перед тем, как отправиться на поиски Полины, как возвращается птица-франкенштейн. Тошнотворное чириканье издаёт Полинин телефон.

Очевидно, она из тех, кто ставит несколько будильников с разницей в пару минут. Я мысленно ставлю заметку, что с этой привычкой ей придётся расстаться или как минимум сменить рингтон.

Подняв телефон, я выключаю отвратительный звук и почти бросаю его на кровать, как вижу сообщение от некоего Алекса99. У меня даже не успевает возникнуть моральной дилеммы — читать или нет. На экране отображается начало сообщения, и взгляд автоматически фиксируется на словах:

«

Спасибо за вчерашнюю встречу, давай запланируем новую, но уже у мен..

.»

Мне не нужно читать остальное; я и так знаю, чем оно закончится. Мои догадки подтверждает и источник уведомления — популярное приложение для знакомств.

Пальцы крепко сжимают телефон, первый порыв — запустить его в стену, но годы терапии дают своё, и я автоматически раскладываю захвативший меня поток эмоций на составляющие: ревность, злость, отвращение, разочарование. Последнее преобладает.

От сведённых челюстей у меня начинают ломить зубы.

Ну и дурак же ты, Марк.

Разжимаю пальцы, и телефон несколько раз подпрыгивает на матрасе. Быстро нахожу свою одежду: джинсы, футболку, ветровку. Жутко хочется пить; ощущение собственной тупости оставляет горькое послевкусие во рту. На языке вертится слово «предательство», которое я не имею права использовать. Мы не в отношениях. Мы ни о чём не договаривались. Полина мне ничего не должна.

Я её начальник. Она — моя подчинённая, которая дала себя трахнуть несколько раз. И не просто дала, а в обмен на выходные.

Чёрт побери, это почти то же самое, как если бы я ей платил.

Мне становится противно до тошноты. Я новыми глазами смотрю на кровать, в которой проснулся. Сколько мужиков просыпалось здесь до меня? Интересно, она так же беспокоилась о том, чтобы их не застукала сестра?

Факт, что Полина параллельно спит с несколькими мужчинами, не укладывается в голове.

Но разве то, что она отсосала у тебя за выходной, укладывается?

Нет. Полина определённо не так идеальна, как я её себе представлял. Что за кретином я был бы сейчас, предложи ей отношения.

Я ещё раз обвожу трезвым взглядом комнату. То, что минуту назад казалось мне милым, сейчас выглядит жалким и потасканным. Мне нужно выбраться отсюда и как можно скорее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Развернувшись, я сталкиваюсь со своей сотрудницей, завернутой в одно полотенце. Её мокрые волосы толстыми змеями спускаются на плечи, покрасневшие щёки и отсутствие косметики делают её на несколько лет моложе. На лице — искренняя, немного смущённая улыбка, она смотрит на меня с надеждой и... желанием.

Мотнув головой, я отталкиваю наваждение. Всё это время я считал себя подлецом, манипулятором и соблазнителем. Но, по всей видимости, роли распределены в точности до наоборот.

Заметив, что я одет, она в замешательстве спрашивает:

— Ты уходишь?

— Да, мне пора.

Я мягко отодвигаю её в сторону и направляюсь к коридору, быстро обуваюсь, открываю дверь и выхожу на улицу, полной грудью вдыхая свежий, прохладный утренний воздух.

— Эй, подожди, — по-прежнему в одном полотенце Полина догоняет меня и выходит за порог, тихо прикрывая за собой дверь.

Так боится, что её сестра проснётся и увидит, что она привела очередного мужика?

Наткнувшись на мой жёсткий взгляд, она скорее утверждает, чем спрашивает:

— Что-то случилось?

— Нет, — мой голос звучит холодно и равнодушно.

Я доволен собой, годы и годы практики. Противнику нельзя показывать эмоции.

— Ты так резко уходишь, я думала, что... — она запинается и прикусывает губу.

— Ты думала что?

Я наблюдаю за своим любимым аттракционом — как эмоции на её лице сменяют друг друга: надежда, смущение, грусть, испуг, злость, стыд.

— Амм, нет, ничего. Я тогда пойду...

Неожиданно сам для себя я останавливаю её, схватив за плечи, смотрю в упор и задаю вопрос, который должен был задать больше месяца назад:

— Почему ты не можешь работать в ночные смены?

Я не знаю, на что надеюсь. На правду? Интересно, как она будет звучать: «Ты знаешь, у меня вообще-то есть личная жизнь, и мне нужно как-то её устраивать». На убедительную ложь?

Вместо этого она отводит взгляд и отвечает вопросом на вопрос:

— Почему ты спрашиваешь?

Чуть встряхнув её, я заставляю Полину снова посмотреть мне в глаза и повторяю, чеканя слова:

— Почему. Ты. Не можешь. Работать. В ночные смены? Просто ответь на вопрос.

Последняя фраза даже для меня самого звучит жалко, почти умоляюще. Она делает шаг назад, я разжимаю руки и вижу, как на её плечах остаются розовые следы там, где только что были мои пальцы.

Полина крепко обхватывает себя руками и, высоко подняв подбородок, произносит:

— Сначала ответь, почему ты спрашиваешь.

— Я твой работодатель. Я имею право знать.

Она краснеет и зло поджимает губы.

— Как работодатель ты мог бы это спросить два месяца назад, когда я пришла к тебе в номер и сообщила, что не смогу работать по ночам.

— Я спрашиваю сейчас.

Она разочарованно качает головой, как будто имеет на это право, как будто она ожидала от меня большего. И холодно произносит:

— По семейным обстоятельствам.

— Каким?

— Не твоё дело. Это личное.

— Личное? Угу. Мне стоит сходить к врачу и провериться?

— Что ты имеешь в виду?

— Мы, конечно, используем презервативы, но мой член был у тебя во рту, и я знаю вкус твоей пизды, многие заболевания можно подцепить через оральный секс. А учитывая твои личные семейные обстоятельства, я подозреваю, что ты отсасываешь не только у меня.

Я специально использую именно эти слова. Я хочу сделать ей больно, но меня всё равно внутренне коробит, когда она резко бледнеет и отшатывается от меня.

Полина не успевает поднять руку, как я считываю её намерение. У меня предостаточно времени, чтобы остановить её, отступить в сторону, но даже с какой-то внутренней благодарностью я позволяю её маленькой ладони крепко впечататься в мою щёку.

Она трёт ладонь о бедро, укрытое лишь тонкой полоской ткани. Я же чувствую лишь лёгкое жжение на щеке, она принесла себе намного больше дискомфорта, чем мне.

Полинины зрачки увеличиваются и почти полностью заполняют радужки. Я вижу на её лице испуг, она осознаёт, что сделала, и смотрит на меня таким взглядом, как будто ожидает, что я ударю её в ответ.

Резко развернувшись, я спускаюсь по ступенькам, смотрю на часы и холодно бросаю через плечо:

— Твоя смена начинается через полтора часа. Рекомендую не опаздывать.

С этими словами я направляюсь к машине, ощущая себя не только полным идиотом, но и конченым мерзавцем.

Глава 28. Полина

Ногти до боли впиваются в кожу.

— Полина, ты где? — приглушённый голос Али доносится из-за двери, возвращая меня в реальность.

Я разжимаю кулаки и обхватываю себя руками. Меня колотит.

Ты на улице и обёрнута в мокрое полотенце. Конечно, тебя трясёт.

Реакция тела на холод, не более того. В груди неприятно ноет — это реакция тела на... «

Учитывая твои личные семейные обстоятельства, я подозреваю, что ты отсасываешь не только у меня

».

Я должна злиться, я

хочу

злиться, но вместо этого меня засасывает болото жалости к себе. Так просто окунуться туда с головой и никогда, никогда не выплывать на поверхность. Тыльной стороной руки я вытираю лицо. Слёзы неконтролируемо продолжают стекать по щекам.

Мне нужно взять себя в руки. Ещё не хватало попасться на глаза сестре в таком состоянии.

Я бесшумно проскальзываю в дом и на цыпочках пробираюсь в сторону ванной, когда слышу оклик сестры со стороны кухни:

— Поооляяя! Ты будешь кофе?

Проглатываю слёзы, откашливаюсь и мычу что-то нечленораздельное, похожее на согласие, надеясь, что Аля ничего не заметит. Закрыв за собой дверь в ванную, медленно сползаю на холодный кафельный пол.

Я в порядке. Я в порядке. Я в порядке.

Если произнести это достаточное количество раз, это станет правдой. Ведь так работают аффирмации, да?

Включаю душ на максимальный напор и температуру, жду минуту и встаю под почти обжигающую воду. Как после мороза: кожу покалывает, зубы стучат, и несмотря на потоки воды, стекающие по моему лицу и телу, я знаю, что слёзы продолжают литься из глаз.

Я не уверена, сколько именно прошло времени — пять минут или тридцать, — прежде чем я вздрагиваю от стука в дверь и слышу обеспокоенный голос Али:

— Поля, с тобой всё в порядке?

Выключив воду, я отвечаю слегка хриплым голосом:

— Да-да, просто плохо спала и не могу проснуться. Три минуты — и я буду.

Молчание. Я знаю, что сестра всё ещё стоит за дверью. Она всегда видела меня насквозь. Плохая оценка в школе, ссора с подругой, расставание с парнем. Она пробивала мою броню на раз-два, я сама не замечала, как выкладывала ей всё с потрохами, превращалась в месиво и оказывалась рыдающей у неё на коленях.

Но это было так давно, как будто в другой жизни. Расшатывать эмоциональное состояние больной сестры из-за придурка-начальника? Ни-за-что.

Только услышав её удаляющиеся шаги, я поворачиваюсь к зеркалу и провожу рукой по запотевшему стеклу. От горячей воды моя кожа ярко-красного цвета, глаза и нос опухли.

Я обдаю лицо холодной водой, собираю волосы в тугой узел и быстро наношу макияж, маскируя следы своей истерики. База. Тональное средство. Консилер. Карандаш для глаз и бровей. Мне требуется не больше пяти минут.Критически осмотрев себя, я решаю, что проделала неплохую работу, и наконец покидаю своё убежище.

Весь завтрак Алевтина смотрит на меня странным, что-то подозревающим взглядом. Она уже раз пять спросила, всё ли со мной в порядке. В итоге мне удаётся её отвлечь темой, которую я ни за что на свете не подняла бы раньше. Но, учитывая, как она вчера вела себя в больнице и моё текущее состояние, обсуждение госпитализации — безопасный вариант.

Мне казалось, что у меня получилось отвлечь её, как сестра, пристально смотря на мои руки, в очередной раз произносит:

— С тобой точно что-то не так. Ты заболела?

Переведя глаза вниз, я вижу, что всё ещё держу нетронутый бутерброд с сыром в руках. Кружка с остывшим кофе стоит рядом.

— Нет, не переживай, просто не выспалась и задумалась, — поднося хлеб ко рту, я нехотя откусываю, медленно пережёвываю и заставляю себя проглотить кусок. — Всё, мне пора, — сообщаю, вставая из-за стола.

Если сестра ещё хоть раз спросит, всё ли со мной в порядке, я точно не сдержусь и разревусь. Обойдя стол, я нагибаюсь и чмокаю её в щёку, успокаивая:

— Не беспокойся обо мне, отдыхай. Тётя Валя должна быть через час. Если что — звони, я всегда на связи.

Не давая ей возможности меня остановить, я быстрым шагом выхожу из кухни и иду в свою комнату.

* * *

Машина. Тейлор Свифт — сегодня мне нужна женская поддержка. Я в безопасности.

В ближайшие сорок–пятьдесят минут так точно.

Я стараюсь не думать о том, что произошло. Я заставляю себя не прокручивать его слова по кругу и включаю музыку на полную громкость, подпевая незамысловатые слова:

"It’s me, hi, I’m the problem, it’s me,

At tea time, everybody agrees..."

Когда я подъезжаю к парковке ретрит-центра «Единение души с природой», пикап Марка стоит у входа, но это ничего не значит, успокаиваю сама себя. Были дни, когда он всё время проводил на территории, и мы могли ни разу не пересечься.

Сегодня будет именно такой день, я скрещиваю пальцы и плетусь ко входу.

Не успеваю сделать и десяти шагов, как мои надежды разбиваются о резко открывшуюся дверь, из которой вылетает Марк. На нём рабочие штаны, на бёдрах закреплён пояс с инструментами, торс плотно обтягивает черная футболка.

Я нервно сглатываю, смотря на его лицо, и неосознанно тру ладонь, которой влепила ему пощёчину. Тогда на какое-то мгновение я действительно подумала, что он ударит меня в ответ.

Он всё ещё может.

Я не верю, что он действительно поднимет на меня руку. Во всяком случае, не в прямом смысле. Но он может меня уволить. И это будет хуже. Намного хуже. Это будет катастрофой.

Я покрываюсь холодным потом, понимая, как сильно завишу от него. Я должна извиниться, в очередной раз переступить через себя и попросить прощения.

Прям как в песне: "

It’s me, hi, I’m the problem, it’s me."

Тейлор права — проблема во мне.

Марк бросает на меня резкий взгляд и сквозь зубы приказывает:

— Пересели гостей из пятого коттеджа, там водопровод прорвало.

— Переселить гостей, — зачем-то повторяю и затем спрашиваю, слегка запинаясь: — К-куда?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Куда? — он смотрит на меня с презрением и обидой. — Куда хочешь. Если ты не способна разрешать подобные ситуации, возможно, тебе стоит подыскать другую работу.

На этих словах он разворачивается и быстрым шагом уходит.

Обида. Почему в его глазах обида? Чёрт. И я правда спросила «куда». Мне нужно быть умнее. Я найду куда, даже если это будет к себе домой. Хотя я знаю более подходящий вариант. Квартиру Марка даже убирать не придётся, она и так выглядит как апартаменты, готовые к сдаче.

Я представляю его лицо, если он обнаружит гостей у себя в номере. Эта картинка почти заставляет меня улыбнуться.

Глава 29. Полина

Я включаю компьютер, кидаю сумку на полку под стойкой регистрации и плюхаюсь на стул. Установленная версия программы 1С для управления бронированиями требовала обновления ещё три года назад, но владелец отеля придерживается мнения, что менять то, что работает, бессмысленно. И пусть работает это со скоростью ленивца из мультика «Зверополис», главное — надёжность.

Пока 1С медленно загружается, я нервно стучу стопой по ножке стула. На 99,9 % я уверена, что у нас сейчас нет свободных номеров и нужно будет искать другой вариант, куда переселить семью из дома с прорвавшим водопроводом. Но 0,1 % — это не ноль, а значит, есть милипусенький шанс на удачу.

Не в твоём случае, Полина. Не в твоём. Или ты забыла, что случилось со «счастливым платьем»? Если да, то напомню: на нём оказалась сперма твоего босса.

Бррр. Чтобы заткнуть идиотский голос в голове, я достаю телефон.

Два сообщения. Одно от телефонного оператора, второе — от тёти Вали.

Когда она только согласилась присматривать за сестрой, пока я работаю, каждый день она писала мне огромные отчёты, расписывая каждый их час. Но со временем отчёты становились всё короче, а теперь и вовсе превратились в короткие: «

У нас всё хорошо. Целую, тётя Валя

».

Сегодняшнее сообщение содержит ещё одну строчку: «

Аля переживает за тебя, больше отдыхай

».

В самом начале реабилитации после аварии Аля реагировала на всё импульсивно. Эмоциональные вспышки были короткими, длились от силы несколько минут. Радость, агрессия, тревога, смех — всё было скоротечно. Так что её текущая реакция — это хороший знак, успокаиваю я себя. Она заметила, что я веду себя странно. Она переживает за меня. Она даже поделилась этим с тётей Валей.

Но, чёрт, как бы мне хотелось, чтобы она радовалась за меня, а не переживала.

Радовалась чему? Что твой начальник назвал тебя шлюхой? Так себе повод для радости.

Программа наконец загрузилась, и я открываю страницу с бронированием. Как и подозревала: всё забронировано, свободных номеров — ноль. Меня спасёт только чёрный кофе и чудо.

Телефон вибрирует. Это точно не чёрный кофе, может, тогда чудо?

Алекс99:

Жду ответа до конца дня...

Нет, точно не чудо. Я без понятия, какого именно ответа он от меня ждёт, поэтому захожу в приложение, чтобы прочитать сообщение целиком.

Алекс99:

Спасибо за вчерашнюю встречу, давай запланируем новую, но уже у меня. Ты мне обещала????.

Обещала? Я точно ничего ему не обещала.

Алекс99:

Жду ответа до конца дня. Ты должна понимать, что ты не одна, и мне нужно планировать выходные.

Ради всего святого, что со мной не так, и почему мне так везёт на конченых мудаков?

Я почти нажимаю кнопку «заблокировать пользователя» и удалить чат, как обращаю внимание на время отправки сообщений. Неудивительно, что я пропустила его. С 8 вечера до 8 утра мой телефон стоит на беззвучном для всех уведомлений, кроме звонков. Первое сообщение пришло в 7:44.

Я открываю приложение «Будильник», хотя точно знаю, что первый звонок срабатывает в 7:30, а второй — в 7:45. Идиотская привычка с вуза и страх проспать. Сейчас я выключаю оба будильника сразу же после пробуждения.

Но не сегодня. Сегодня я сразу же побежала в душ, оставив телефон в спальне с Марком.

Меня накрывает волна облегчения, и я откидываюсь на спинку стула. Он прочитал сообщение. Вот в чём дело. Он прочитал это идиотское сообщение. Марк повёл себя как мудак, потому что...

Потому что он мудак. То, что ты нашла ему оправдание, не меняет этого факта.

Будь мы в отношениях, я бы уже бежала к нему объясняться. Потому что не знаю, как сама бы отреагировала, увидев своего мужчину на сайте знакомств.

Будь мы в отношениях.

Но мы

не

в отношениях.

Он мне их не предлагал, и я, скорее всего, не согласилась бы.

Ну-ну.

В нашей ситуации он не имел никакого права так реагировать. Я сплю, чтобы не работать по ночам. Ни больше, ни меньше.

Несмотря на все доводы разума, меня начинает тошнить от мысли, что он обо мне мог подумать, увидев это сообщение.

Полина, ты правда думаешь, что он был высокого мнения о тебе?

Я упираюсь лицом в ладони и массирую пульсирующие виски. Из океана стыда и нерешительности меня вырывает громкий грохот со стороны кухни. За ним следует поток заковыристых, свойственных только Паше, ругательств.

На кухне я застаю сцену сражения с деревянным ящиком, заполненным инструментами. Судя по Пашиному стону, ящик ведёт.

— Что случилось?

Паша трёт лоб и оборачивается ко мне.

— Вот эта старая рухлядь, — зло пинает ящик, — съехала мне прям по лбу.

— Оу-у, — сочувственно тяну я. — Неприятно. Тебе помочь с инструментами?

— Не, ещё не хватало, чтобы Марк решил, что я тебя припахал к своей работе.

Я скептически на него смотрю. Динамика в наших отношениях такова, что к работе чаще припахиваю его я. И вообще, технически я его руководитель. Решив не давить на самолюбие парня (по нему, вон, уже ящик проехался), я сосредотачиваюсь на более интересной для меня теме.

— А он-то тут при чём?

— Ты его сегодня не видела, что ли? — Паша задаёт вопрос, сидя на корточках и складывая упавшие инструменты обратно в ящик.

От стандартного вопроса «видела ли я сегодня своего босса» моё лицо начинает стремительно приближаться к цвету бургунди. К счастью, Паша на меня не смотрит и продолжает:

— Он сегодня злой как чёрт. За один час уже трижды грозился меня уволить.

Мне стыдно, но я выдыхаю с облегчением. Значит, не меня одну.

— А ещё знаешь что? Он сегодня либо на рассвете куда-то уехал, либо вообще не ночевал дома.

На последних словах он поднимает голову и смотрит на меня заговорщическим взглядом.

— А раньше такого разве не было? — я стараюсь звучать максимально незаинтересованной. В Пашиной голове и так гуляют ненужные подозрения, не хватало появления новых.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Полтора года здесь работаю, и мужик функционирует как робот.

Ещё одна часть моего тела официально вышла из строя. Мышцы лица без моего согласия заставляют меня расплыться в довольной улыбке.

Ну и дура же ты, Полина.

Хлопает входная дверь. Мы с Пашей испуганно смотрим друг на друга. Как два школьника, которых застали за болтовнёй. И вот заходит учитель. Мне претит это сравнение. Я ближе к тридцати, чем к двадцати и точно не собираюсь шугаться своего начальника.

Лучше бы ты его шугалась, чем трахалась с ним.

«

Заткнись

», — приказываю внутреннему голосу и подхожу к кофемашине как раз в тот момент, когда Марк заходит на кухню для сотрудников.

Все мои эмоции испаряются, оставляя только искреннее возмущение. С него, в прямом смысле, стекает вода, на ботинках — комки грязи, и каждый его шаг оставляет за собой огромные следы.

Фая всегда начинает уборку с административного здания, и к моменту моего прихода на работу полы обычно уже вымыты. Значит, у меня два варианта: либо ждать, пока Фая закончит с уборкой домиков, либо самой мыть полы.

Варианта может и два, но выбор один.

— Что? — рявкает мой босс, поймав мой полный негодования взгляд. — Ты не знаешь, где швабра лежит?

Впервые за всё время он повысил на меня голос. Я привыкла видеть начальника холодным и сдержанным. За исключением тех моментов, когда он был во мне, конечно.

Мою реакцию на его словесную агрессию нельзя назвать нормальной. Мне становится смешно. Желание рассмеяться настолько сильное, что я прикусываю щёку до крови.

К моему облегчению, Марк быстро переключается на свою вторую жертву.

— Где тебя носит?

— На меня ящик упал, шишка будет, — отвечает Паша таким жалобным тоном, что я не сдерживаюсь и прыскаю со смеху.

— Простите, это я так, у меня нервное, — проговариваю между хихиканьем.

Оба мужчины смотрят на меня, как на умалишённую.

Первым обретает дар речи Марк:

— Ты нашла, куда переселить гостей?

Прошло меньше часа. Конечно, я ничего не нашла.

Мне так хочется ответить: «

К теб

е», — что я продолжаю хихикать. Помощь неожиданно приходит от моего брата по несчастью. Как-никак мы, жертвы босса-тирана, должны помогать друг другу.

— Так на втором этаже номера для сотрудников пустуют. Поль, ты не думала их туда переселить?

Отдышавшись и немного успокоившись, я хватаюсь за эту идею:

— Конечно думала, и мне кажется, это отличный вариант.

Правда, есть одно большое и неприятное «но», которое тут же озвучивает Марк:

— Вы туда давно заходили? Они больше на сарай похожи, чем на номера.

Это правда. Со временем ребята превратили эти номера в склад. И хотя там есть вся необходимая мебель и работающая душевая, чтобы привести их в порядок, мне потребуется... Господи, сколько мне потребуется времени, я даже не представляю.

— Я знаю, но мы справимся. Я пока начну, а когда Фая закончит с ежедневной уборкой, она присоединится. Три часа — и всё будет готово..., босс.

Я не знаю, зачем это сказала. Никогда, никогда я так к нему не обращалась. Марк пристально смотрит на меня своими кристально чистыми голубыми глазами, как будто раздумывая, что со мной делать: дать мне шанс, уволить прямо сейчас или...

Нет, никаких «или», это всё твоё больное и озабоченное воображение.

— Окей, — наконец проговаривает он. — И полы здесь протри.

Кажется, уже поздно объяснять ему, что я не горничная. Только что я сама вызвалась на эту роль. Если бы в вузе сказали, что работа в отеле — это мыть полы, убирать номера и спать с владельцем, я бы серьёзно задумалась о смене профессии.

Глава 30. Полина

Из микроволновки доносятся громкие хлопки. Плотная пенка какао цвета тёмной карамели медленно поднимается. Я перемешиваю напиток и убавляю огонь.

Двухместный диван, при активном участии Паши, переехал из ресепшена на кухню. Два табурета перед диваном накрыты подушками и готовы исполнять роль пуфов. На столе стоит телевизор с заранее скачанным фильмом.

И-де-аль-но.

Кто бы мог подумать, что ночные дежурства окажутся

такими

.

Четыре дня назад я отвезла Алевтину на плановую госпитализацию, а на следующий день состоялась моя первая ночная смена — и первый киновечер с Пашей. Меню вечера: «О чём говорят мужчины», чипсы и пиво — безалкогольное для меня и обычное для него.

На следующий день мы смотрели «Очень страшное кино» и ели мороженое. Я запивала его чаем, а Паша — пивом. По его словам, напиток идеально сочетается с десертом. Верю ему на слово.

Сегодня нас ждёт «Мальчишник в Вегасе», сладкий попкорн, какао и — о, неожиданность — пиво для Паши. Дежурь я каждый день — парень бы давно спился.

Я достаю пакет с попкорном из микроволновки. Тягучий сладкий аромат заполняет пространство, и я невольно вспоминаю, что в последний раз смотрела фильм, ела попкорн и пила какао в номере Марка, сидя у него на коленях.

Чёрт, я не хочу при каждом походе в кинотеатр вспоминать своего босса. Мне срочно нужны новые воспоминания. Человеческий мозг — штука пластичная. Уничтожить ассоциацию я не могу, значит, нужно создать новую. Вместо «попкорн — колени Марка» у меня будет «попкорн — ночные дежурства».

Плохой вариант, Полина, очень плохой.

Хм, значит, «попкорн — просмотр фильма с Пашей».

Мозг неправильно понял задачу и продолжил игру: «Просмотр фильма с Пашей — ночные дежурства — секс с боссом». Я попала в замкнутый круг.

— Поль, ты долго возиться будешь? Я жду, — ворчит Паша, располагаясь на диване.

— Три минуты — и готова, — кричу в ответ, не поворачивая головы.

Три минуты.

Это суммарное время, которое мы с Марком провели в одном помещении за последние несколько дней. Количество фраз, которыми мы обменялись, близится к… Нет, не близится. Оно равно нулю.

Самое длительное наше взаимодействие состоялось в первую ночь моего дежурства, когда я забыла закрыть входную дверь. Это официальная версия. Реальная же — я просто решила её не закрывать. Я же тут торчу как раз на случай, если кому-то из гостей понадобится помощь.

И в половине второго ночи нашему гостю из второго домика — мужчине лет пятидесяти — действительно понадобилась помощь. Он столкнулся с чрезвычайной, по его словам, ситуацией: ему до чёртиков захотелось выпить, точнее — продолжить пить. Настрой у него был решительный, и когда я объяснила, что ближайший круглосуточный магазин находится в часе езды, но и там алкоголь ему не продадут, он схватил меня за руку и со словами: «

Не ссы, домчим за тридцать минут, и мне продадут

» потащил к выходу.

Именно в этот момент мой босс материализовался на лестнице. Почему он оказался там именно в это время — до сих пор остаётся для меня загадкой.

Мужчине потребовался один взгляд на Марка, и средняя степень его алкогольного опьянения стала лёгкой. Одетый только в короткие спортивные шорты, со сдвинутыми бровями и оскалом на губах, Марк производил довольно устрашающее впечатление. После слов: «

На территории отеля запрещено пить алкоголь

» мужчина извинился и поспешно ретировался.

Марк демонстративно закрыл дверь за гостем на замок, укоризненно посмотрел на меня, покачал головой и вернулся к себе. Тогда я еле приглушила свой порыв остановить его. Все мои предыдущие попытки наладить ситуацию только приводили к её ухудшению. Поэтому сейчас я придерживаюсь позиции «плыть по течению».

Прости, бабуль, но, видимо, быть бревном, которое выкинет на обочину бурным потоком реки, — моя судьба.

— Пооляяя, ты там уснула или как?

Раздражённый голос Паши возвращает меня в реальность и отгоняет тревожные мысли. Я высыпаю попкорн в миску для салата и с горячей кружкой какао плюхаюсь на диван.

Спустя несколько минут я полностью погружаюсь в происходящее на экране. То, что нужно.

* * *

Незадачливые герои как раз возвращают тигра Майку Тайсону, когда подо мной начинает что-то вибрировать. Я не сразу соображаю, что это мой телефон. Не переставая смеяться, смотрю на входящий вызов. Код номера говорит, что звонят со стационарного телефона из Горно-Алтайска.

На секунду у меня перехватывает дыхание.

Это спам.

В полдвенадцатого ночи?

Всё может быть, Полина, не паникуй.

Я прошу Пашу поставить фильм на паузу и отвечаю на звонок. Нервным голосом женщина на том конце провода представляется медсестрой больницы, где сейчас лежит Аля. И я впадаю в ступор.

Ощущение, что уши набили ватой, и я улавливаю только отдельные слова: Алевтина, приступ, конвульсии, приехать.

Чья-то рука разжимает мои пальцы и забирает телефон.

Как будто со стороны фиксирую, что у меня начинается паническая атака. Поверхностное дыхание не насыщает тело кислородом и меня начинает мутить. Я вскакиваю с дивана и мчусь в туалет. Меня рвёт, живот скручивает от боли, воздуха не хватает. Прислонившись лбом к холодной фаянсовой поверхности, я тяжело дышу в ожидании нового приступа.

— Пей, — в мою руку ложится стакан с холодной водой. — Поля, всё хорошо, слышишь меня? Я поговорил, с ней всё в порядке. Ты просила держать тебя в курсе — вот они и позвонили. Просто нужно будет приехать утром, ничего ужасного не произошло. Слышишь меня?

Я киваю и делаю большой глоток воды. Меня снова тошнит.

Во рту неприятный кислотный привкус. Чёрт. Меня стошнило в присутствии моего коллеги, и я даже не позаботилась прикрыть за собой дверь.

— Принести тебе одноразовый набор с зубной пастой и щёткой? — предусмотрительно спрашивает Паша.

— Да, пожалуйста, — бормочу. — Сможешь остаться внизу вместо меня и утром сообщить Марку, что я взяла отгул?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Полина, ты же не думаешь в таком состоянии садиться за руль?

— Если я буду ждать до утра, то сойду с ума.

— Я не пущу тебя одну ночью в таком состоянии. Поедем вместе, я поведу.

— Паша, ты выпил.

— Всего одну бутылку. Я трезвый, почти как стёклышко.

— Нет, ты выпил — и за руль не сядешь.

— Я точно в более адекватном состоянии, чтобы вести машину, чем ты.

Опираясь на пол, я опускаю крышку унитаза, сажусь и мотаю головой. Последнее, что я сделаю — это сяду в машину вместе с подвыпившим человеком. И мне не важно, была это бутылка пива или бокал вина.

Нет, нет, нет и ещё раз нет.

Глаза Паши загораются, будто его осенила гениальная идея.

— Если ты не готова ждать до утра…

— Я еду сейчас.

— Тогда я разбужу Марка.

— Не смей! — громко возражаю я. — Даже не думай этого делать.

— Но…

— Нет, — твёрдо заявляю я. — Это точка. Ты никого не будешь будить, и я еду одна.

Мы пристально смотрим друг другу в глаза. Я поднимаю руку — мои пальцы почти не дрожат.

— Я в порядке, честно, — произношу больше для себя, чем для него.

Он неохотно соглашается и возвращается через минуту с набором для чистки зубов.

Закрыв дверь, я умываюсь ледяной водой, чищу зубы и, облокотившись о раковину, делаю глубокий вдох на четыре счёта, задерживаю дыхание, выдыхаю на четыре счёта, снова задерживаю дыхание — и так по кругу.

Это помогает.

Мне требуется больше времени, чем я думала, чтобы привести себя в порядок, но результатом я довольна. Взгляд чуть затравленный, но мыслю я адекватно. Расправляю плечи, готовая одним своим видом предотвратить возможную перепалку с Пашей.

Но я не готова к тому, что, выйдя из ванной, вместо тёплых карих глаз Паши на меня смотрят холодные голубые. Их владелец пристально меня рассматривает, будто оценивая мою дееспособность. Позади сидит Паша и виновато отводит глаза.

Предатель.

Я перевожу взгляд с одного мужчины на другого. Марк полностью одет, в руках — ключи от машины. От

его

машины.

— Пошли, — говорит он, разворачивается и в полной уверенности, что я последую за ним, выходит из здания.

Глава 31. Марк

Я лежу с закрытыми глазами не больше часа, но по ощущениям — все три. В моих силах прекратить собственные страдания: стоит лишь протянуть руку — ноутбук совсем близко.

Слова Кирилла с последней сессии громко звучат в голове: «

Твоё поведение всё больше походит на одержимость и помешательство. Это разрушительно как для тебя, так и для неё

».

Это правда — оно, помешательство.

У меня нет других объяснений, почему третью ночь подряд я в режиме реального времени смотрю трансляцию с камеры видеонаблюдения. Б

о

льшую часть времени на экране ничего не происходит, она просто спит на диване в зоне ресепшна, но как больной извращенец я продолжаю смотреть.

Глубину моего сумасшествия демонстрирует желание установить камеру ещё и на кухне. Я хотел бы сказать, что меня остановил здравый смысл, но нет. Это была необходимость отвечать на несомненно последующие вопросы моих сотрудников: зачем я это делаю? Единственный ответ, который у меня получилось придумать, — это предупреждение воровства чужих бутербродов.

Я не знаю, зачем наблюдаю за ней, что хочу там увидеть. Я влюбился не в реальную девушку, а в её образ. Этот образ за последние пару месяцев был растоптан — ничего не осталось. Но тело по инерции продолжает испытывать чувства. Мне хочется переключить рычаг, забыть, вернуться к тому, как было до. С каждым днём мысль о том, что её нужно уволить, кажется всё более логичной, но по неведомой мне причине я не могу это сделать. За короткое время я привык не только к её присутствию, но и к нашим разговорам. По правде говоря, настоящая Полина оказалась намного, намного более притягательной, чем её плоский образ в моей голове. За исключением того, что я не один ...

В каком-то плане один — вряд ли у неё ещё есть босс, с которым она трахается, чтобы получить выходные.

Я открываю глаза, понимая, что в таком состоянии точно не усну. Стоит мне подняться с кровати, как я слышу два удара — стук в дверь. Мои окна выходят на главную дорогу, и я точно уверен, что никто не подъезжал. И все гости, за исключением двух домиков, где живут семьи с маленькими детьми, сейчас в походе.

Пока дохожу до двери, доносится приглушённый голос Павла:

— Марк, ты не спишь? У нас тут небольшой форс-мажор.

Резко открыв дверь, я оглядываю парня — вид обеспокоенный, но вменяемый, видимых повреждений на теле нет. Кивком головы я требую объяснений.

— Эмм, в общем, — начинает мямлить Паша и с каждым его новым выдохом я всё отчётливее улавливаю запах пива, — ты же знаешь, что сестра Поли сейчас в больнице. Так вот, ей позвонили, сказали, что нужно срочно приехать. Точнее сказать, не так уж и срочно — утром. Но она немного того...

Он запинается, подбирая подходящее слово.

— В общем, она перенервничала, и у неё не совсем подходящее состояние для того, чтобы вести машину. А сам я...

— Через пять минут буду внизу, — перебиваю его и захлопываю дверь.

Я не знал, что её сестра в больнице. То, что этот факт известен Паше, но неизвестен мне, — злит. В конце концов, я её работодатель и должен знать подобные вещи.

Три минуты спустя я оглядываю преображённое пространство кухни, и меня охватывает давно позабытое, но знакомое чувство. Я в пятом классе, и одноклассник пригласил на день рождения весь класс, кроме меня. Справедливости ради стоит отметить, что накануне я сломал ему нос, но в десять лет я не считал это уважительным поводом не звать меня.

Я не успеваю понять, как чувствую себя относительно этой ситуации, как открывается дверь в ванную, из неё выходит Полина. Её волосы убраны за уши, красные глаза и нос резко выделяются на фоне бледной кожи, а кулаки сжаты так сильно, что кажется — ещё немного, и ногти пронзят кожу. Заметив меня, её зрачки расширяются, она поджимает губы, расправляет плечи, а после переводит укоризненный взгляд на Павла.

Значит, разбудить меня — полностью его инициатива. Что не должно меня удивлять. Вряд ли она горит желанием застрять наедине со мной в тесном пространстве машины на несколько часов.

Я мысленно благодарю сотрудника за благоразумие — в таком состоянии, да ещё ночью, ей точно нельзя садиться за руль своей развалюхи.

— Пошли, — произношу я и, не дожидаясь ответа, иду к выходу, очень надеясь, что она последует за мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 32. Марк

«

Мне хочется плакать от боли или забыться во сне.

Где твои крылья, которые так нравились мне?

»

Я стараюсь сконцентрироваться на голосе Бутусова. Отвлечься. Но от повисшего напряжения в машине всё равно нечем дышать. Ни кондиционер, ни открытое окно не помогают.

Вот уже больше часа Полина сидит как замороженная: ноги плотно прижаты друг к другу, спина ровная, пальцы переплетены и лежат на коленях. Не моргая, она смотрит прямо перед собой.

Учитывая пустые дороги, хорошую погоду и скорость, мы будем в Горно-Алтайске через три с половиной часа. Во мне борются два желания: научный интерес — проверить, продержится ли она в этом положении всю дорогу, и потребность вдохнуть полной грудью. Мне хочется встряхнуть её, крикнуть, чтобы она расслабилась. Я держусь из последних сил.

— Можем выключить музыку? — её голос звучит так тихо, что, если бы моё внимание не было равномерно распределено между дорогой и ею, я легко мог бы пропустить вопрос.

— Можешь подключить свой телефон и поставить того писклявого чувака, — я делаю вид, что не помню, как его зовут.

— Какого чувака? — в её сухом, треснувшем голосе слышится нотка возмущения. Это хорошо — значит, там внутри ещё есть что-то живое и тёплое.

— Который… Бибер, — я морщусь, представляя следующие несколько часов в его сопровождении.

Полина разворачивается ко мне и осуждающе произносит:

— Он не писклявый, а ты сноб.

— Кхм, окей.

— Я люблю «Наутилус Помпилиус», но сейчас эта музыка действует мне на нервы.

Я поднимаю руку в примирительном жесте.

— Хорошо, тишина так тишина. И я не осуждаю, если что.

— У тебя на лице написано, что осуждаешь. Я знаю твой тип.

— Ты знаешь мой тип…?

—

Снобский

тип. Считаешь, что вся поп-музыка — это шлак.

Тут она недалека от истины. Я склоняю голову набок, признавая её правоту.

— Наверное, ты права. Но ради тебя я готов пострадать и послушать шлак.

— О боже, какие жертвы, — саркастически восторгается Поля и закатывает глаза.

Она расцепляет руки и откидывается на спинку сиденья. Кислород медленно возвращается в машину. Не желая возвращаться к молчанию, я не нахожу ничего лучше, чем спросить:

— Расскажешь, что случилось?

Она снова замирает, и я тут же проклинаю себя за тупость — почему я не мог выбрать более нейтральную тему? Мы уже обсудили музыку (если две реплики можно считать обсуждением). Можно было поговорить о фильмах, книгах, погоде в конце концов.

Я уже смирился, что не дождусь ответа, но минут через десять, не меньше, Полина всё-таки произносит:

— Алевтина — моя сестра, легла на плановую госпитализацию, и мне позвонили из больницы, сказали, что у неё случился припадок. Что-то вроде конвульсий, как я поняла. Точно не знаю — с ними разговаривал Паша.

Полина шмыгает носом и добавляет:

— Жутко стыдно.

— Стыдно? Почему?

— Повела себя как истеричка, ещё и тебя разбудила посреди ночи.

— Во-первых, разбудила меня не ты, а Паша. А во-вторых, твоя реакция более чем понятна, — успокаиваю её.

— Правда?

— Конечно. Не знаю, как бы сам отреагировал на твоём месте.

— Вряд ли тебя бы стошнило, и ты начал рыдать, — скептически произносит Полина.

— Как знааать, как знааать.

Она хмыкает и снова замолкает. Я не знаю, что ещё сказать, как её поддержать, как вытащить из кокона, в который она забралась.

Через пару километров я съезжаю на заправку. Это работает — Полина чуть оживляется и спешно выходит из машины со словами:

— Я в туалет и заплачу за бензин. Захватить тебе кофе?

— Окей, — хмыкаю я.

Заплатит она за бензин. Ненормальная.

Быстро заправившись, я оплачиваю бензин, два кофе, беру протеиновый батончик себе и пончик с шоколадом для Полины. Выйдя из туалета и увидев меня у кассы, Полина укоризненно поджимает губы и спрашивает, сколько мне должна. Я игнорирую вопрос — ей остаётся только последовать за мной к машине.

Она обнимает руками бумажный стаканчик с кофе и, сделав маленький глоток, кривит губы. Здесь я с ней солидарен — напиток явно не самый лучший представитель своего вида. Кислый и жжёный вкус тут же хочется запить водой.

— Надо было что-то сладенькое взять, — мечтательно произносит.

Я протягиваю ей пакет.

— Пончик! — по-детски радостно восклицает она. — Это мне?

Я киваю, возвращая машину на трассу.

Почему я не могу ответить, что да, это для неё? Что я знаю её любовь ко всему сладкому. Что я хочу её поддержать, но не знаю как. Почему рядом с ней я превращаюсь в угрюмого мудака? Точнее, почему рядом с ней я остаюсь угрюмым мудаком?

Полина тем временем вонзает в пончик зубы и, пережёвывая, заявляет:

— Но я тебе всё равно верну деньги. Хотя… лучше вычти у меня из зарплаты, да, так будет проще.

— Если ещё раз заикнёшься, что вернёшь мне деньги за пончик, я надаю тебе по заднице.

Отлично, Марк. Угрозы — именно то, чего не хватает.

Моя сотрудница замирает и нервно сглатывает, а мне хочется собственноручно отрезать себе язык.

— Вообще-то, не только за пончик, но и за кофе, и бензин. И это не обсуждается, — внезапно бодрым и властным голосом заявляет Полина. — Мне и так стыдно, что тебе пришлось везти меня посреди ночи, и уж точно я не позволю тебе тратить свои деньги.

— Если бы я не хотел, то не повёз бы. И я тебя предупредил.

— Предупредил о чём?

— Ты снова подняла эту тему, — произношу с притворным сожалением, — и теперь у меня нет выбора — придётся надавать тебе по заднице.

Полина смотрит на меня, чуть приоткрыв рот. На губах и подбородке — шоколад, который мне невыносимо хочется попробовать на вкус. Как будто прочитав мои мысли, она вытирается салфеткой и возмущается:

— Я взрослый человек, и…

— Взрослые люди закрывают двери по ночам. О чём ты вообще думала? — я вспоминаю ситуацию две ночи назад и крепко сжимаю руль, унимая раздражение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Полина тупит взгляд и молча разделывается с десертом. Не поднимая на меня глаза, она виноватым тоном произносит:

— Возможно… Возможно, я была не права.

— Возможно?

— Но в своё оправдание скажу, что мужичок был безобидный, и я бы справилась с ним сама. Я разбираюсь в пьяных людях, поверь… — она замолкает на пару минут, а после стыдливо продолжает: — У меня папа был алкоголиком, и он частенько приводил своих друзей. Так вот, наш гость не представлял никакой опасности — он не был агрессивным. Тем более, — подняв указательный палец вверх, добавляет она, — он заехал с женой и двумя детьми, так что у меня были рычаги давления.

— Невозможно по внешнему виду понять, на что способен человек. И если бы он хотел что-то сделать — ты бы его не остановила.

— Но он не хотел, — возражает она.

— Он схватил тебя за руку и потащил к выходу, Полина, — от силы, с которой я сжал руль, белеют костяшки пальцев. — А если бы я не успел?

Игнорируя моё состояние, Полина начинает смотреть на меня подозрительно, прищурив глаза.

— Кстати, а как именно ты успел? — она облизывает остатки шоколада с губ и добавляет: — Что ты забыл внизу посреди ночи?

Мне становится жарко, и я благодарю ночь и отсутствие освещения в машине.

— Марк?

Кажется, в этот раз молчание не сработает.

— Я увидел по камерам видеонаблюдения, — выдавливаю из себя признание. Что ж, я не удивлюсь, если теперь она попросит остановить машину и побежит от меня сквозь поля. На её месте я бы сделал именно это.

— А почему ты смотрел трансляцию с камер?

— Ну… — я нервно облизываю губы, думая, как сказать правду, не выставив себя ещё большим извращенцем, — я иногда делаю это.

— Иногда делаешь это, — медленно повторяет она. — «Иногда» — это как часто?

— Аахмм…

— Мааарк! Ты всё время наблюдал за мной по камерам видеонаблюдения?!

— Нет, конечно, нет… Только ночью.

— Только ночью!?

Голос Полины звучит возмущённо, но я не читаю в нём страха или отвращения.

Есть чем гордиться, Марк. Ты не напугал девушку. Молодец.

— А когда Игорь дежурит, ты тоже… наблюдаешь за ним по ночам?

Пришло моё время возмутиться:

— Как ты думаешь?

— Вау… Это… Марк, это…

— Ненормально? Поверь мне, я знаю. Мне уже об этом не раз сказали.

— Кто?

— Кирилл, мой психотерапевт.

— Психотерапевт? У тебя есть психотерапевт!?

— Да, но он уже скорее друг. Мы начали работать восемь лет назад.

Полина начинает хихикать — сначала сдержанно, в полголоса, а потом во всю силу. Она смеётся так заразительно, что я сам не сдерживаюсь, хоть и не понимаю, что именно её так рассмешило.

Когда она немного успокаивается и вытирает слёзы с глаз, я спрашиваю:

— Что смешного?

— Марк, я не хочу никого обижать, но восемь лет психотерапии…, — она качает головой, — Тебе стоит уволить этого Кирилла.

— Я обязательно ему это передам, — отвечаю широко улыбаясь. — Но ты просто не знаешь, что было до.

После минутного молчания, Полина игриво спрашивает:

— Ммм, значит, мне ещё досталась улучшенная версия Марка?

Я перевожу на неё взгляд. Она смотрит на меня лукаво, на губах играет улыбка.

— Да. Но я постараюсь стать лучше. Правда, — серьёзно произношу в ответ.

Глава 33. Полина

Я точно знаю, что жизнь может измениться за одну ночь. Я не просто наблюдала за этим со стороны — я сама через это прошла, и кажется, что сейчас — в эту тёплую августовскую ночь — меня ждёт очередной крутой поворот.

Наш разговор с Марком — неуклюжий, рваный, с огромными паузами — как ураган, поставил внутри меня всё вверх ногами.

Я с трудом пытаюсь осмыслить новую информацию: мой босс, как одержимый, все три ночи моих дежурств следил за мной по видеокамерам. Голос разума говорит, что нужно бежать. К чёрту работу. У мужика определённо что-то не так с головой. Мой другой орган — я пока не поняла, какой именно, то ли тот, что находится в груди, то ли тот, что внизу живота, — от полученной информации радостно трепещет.

Есть ли в этом логика? Нет. Но данные части тела не руководствуются логическими законами.

Мысли в который раз непроизвольно возвращаются к Алевтине. Каждая мысль о сестре — как вход в облако. Туман обволакивает коконом, и кожа покрывается миллионом мелких капель, наполненных ужасными сценариями и тревогой. Я не знаю, что меня ждёт и никак не могу повлиять на ситуацию. Так какой смысл изводить себя? Но с тревогой не договоришься — она как котёнок, играющийся с комком ниток: дай ей волю — и в голове уже бедлам. Тревога сковывает тело. Я вращаю головой, пытаясь расслабить мышцы.

Марк приходит на помощь, отвлекая вопросом:

— У тебя есть связь на телефоне?

Алтай — то редкое место, где можно отключиться от сети. И никакая сила воли и дисциплина не нужна — отсутствие вышек всё сделает за тебя. Я достаю телефон из сумки и проверяю:

— М-м, удивительно, но есть LTE.

— Забронируй отель, пожалуйста.

— Зачем?

Марк, не отрываясь от дороги, бросает на меня озадаченный взгляд.

— Я тебе уже говорил, что слишком стар, чтобы спать в машине.

— Зачем тебе спать в машине?

На этот раз он на несколько секунд поворачивает голову и смотрит, как будто проверяя, в своём ли я уме.

— Мы приедем в пять утра. Ты правда думаешь, что тебя кто-то пустит в больницу?

— Нееет. Но тебе-то оставаться не обязательно. Я без проблем доберусь обратно на автобусе.

Марк тяжело вдыхает и раздражённо проводит рукой по волосам.

— Ок, Полин, я не только слишком стар, чтобы спать в машине, но и чтобы тут же ехать обратно.

— Блиин, со всей этой ситуацией я плохо соображаю, прости, — я тру пальцами глаза. — У тебя есть предпочтения?

— Нет, возьми что-нибудь с завтраками и поближе к больнице.

Спустя паузу, за которую я успеваю просмотреть два отеля и изучить их отзывы, он добавляет:

— Два номера.

Конечно два номера — он же не думал, что я...

А что тут удивительного, Полина? Ты спала с ним за выходные, почему ты не можешь трахаться с ним ещё и за проезд?

— Вообще-то,

я

не настолько стара и

могу

поспать в машине, — зачем-то произношу, хотя мысль провести ночь на неудобных креслах вгоняет в отчаяние, которое довольно быстро проходит, когда я смотрю на цены номеров в выбранном отеле. Машина уже не кажется таким уж плохим вариантом.

Пятнадцать тысяч за какой-то замшелый номер в глуши мира — да они с ума сошли.

— В машине ты спать не будешь, но... — Марк откашливается, его скулы краснеют и он добавляет: — Если ты хочешь остановиться у... — он издаёт странный горловой звук, как будто пытается выдавить из себя слова, — ...у Алекса, то всё ок, я заберу тебя утром и подвезу до больницы.

— Хмм?

Видя мой растерянный вид, он тяжело выдыхает и сквозь зубы поясняет:

— Я увидел сообщение на твоём телефоне... Случайно.

— Я знаю, — произношу ровно, не совсем понимая, как именно реагировать.

— Как?

— Это было единственным логичным объяснением твоего поведения. Либо это, либо биполярка. На самом деле, я только сейчас полностью убедилась в первом варианте.

Я вижу, как быстро пульсирует мышца от крепко стиснутых челюстей, он начинает барабанить пальцами по рулю:

— Прости, Полин. Как я себя тогда повёл...

Я думала, что обида прошла, но сейчас, когда он признаёт, что был не прав, я снова вспоминаю его слова и прикусываю щеку, пытаясь сохранить лицо.

— То, что я сказал тогда... Я не имел права. И я точно так не думаю.

— Хорошо, — я не сдерживаю тихий всхлип и, хотя он не заслужил объяснений и хотя я ничего ему не должна, всё-таки произношу: — У нас было одно свидание. И оно было ужасным. Я жалею, что вообще пошла.

— А ты часто... — он откашливается. — Чёрт... — еле слышно добавляет. — Это не моё дело, прости.

Его видимая неловкость и смущение странным образом действуют на меня. Как в то утро, когда он грозился уволить меня и Пашу — меня прорывает на смех. Я глубоко вдыхаю, подавляя порыв.

— Хожу на свидания? — дождавшись его кивка, я отвечаю: — Нет, не часто. Это было первое свидание за последние два...? Нет, за последние три года. Не то чтобы это тебя как-то касалось.

— Нет-нет-нет, конечно, нет, — Марк активно соглашается со мной, но его плечи расправляются. Рука внезапно накрывает мою. Тёплая, большая, шершавая, с мозолями на ладонях.

Следующие слова он выпаливает так быстро, как будто боится передумать или упустить возможность:

— А ты бы пошла со мной на свидание?

Перевернув мою ладонь, он переплетает наши пальцы и добавляет:

— Чисто теоретически.

Я поворачиваюсь к нему в пол-оборота и впервые смотрю на Марка другими глазами. Я не вижу своего вечно хмурого, отдалённого и самоуверенного босса — нет. Я вижу мужчину, который краснеет, позвав меня на свидание. Который прикрывается «чисто теоретически». Который наблюдает за мной, пока я сплю, и спешит защитить от пьяного гостя. Который приревновал меня и потом повёл себя как полнейший мудак — но извинился. Он извинился. Который посреди ночи везёт меня в другой город.

Бунтарское желание — отпустить контроль, забыть про стыд, страх и просто насладиться вниманием и заботой мужчины, который непозволительно поздно, но всё же позвал меня на свидание, — захватывает с головой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Возможно, я дура.

Нет, это факт. Я — дура, потому что произношу:

— Чисто теоретически — да.

Марк расплывается в широкой мальчишеской улыбке и крепче сжимает мою руку.

Глава 34. Полина

Мне нечем дышать, что-то тяжёлое давит на грудь.

О боги, это домовой! Он приходил к маме, к бабушке — настал мой черёд.

Тёплое дыхание обдаёт шею, и мягкие губы накрывают место под мочкой уха.

— Прости, не удержался, — у домового глубокий мужской голос. Это какой-то очень неправильный хранитель домашнего очага.

Чуть разлепив глаза, пытаюсь сообразить, где нахожусь. Я лежу на боку, перед глазами тумбочка, чёрный старого образца телефон, белые листы бумаги, карандаш. Плотные серые шторы закрывают окна, пропуская только тонкие полоски света по бокам и посередине, где две части ткани неплотно прилегают друг к другу.

События ночи всплывают в памяти, и всё указывает на то, что я в отеле, а позади меня совсем не домовой. От абсурдности своей первой мысли я начинаю нервно хихикать и поясняю:

— Я приняла тебя за домового.

Марк вопросительно хмыкает.

— Ну, знаешь, рассказы, что они садятся на грудь, и ты не можешь вдохнуть, вообще ничего не можешь сделать.

— Это сонный паралич, Полина. Домовых не существует, — он убирает руку и добавляет: — Прости, что разбудил. Спи дальше.

Дышать сразу становится легче, но мне всё ещё очень жарко, движения ограничены — я во флиске, джинсах и носках.

— Как я здесь оказалась?

— Ты уснула в машине. Я тебя сюда принёс.

— И остался?

— И остался... — он чуть отодвигается и тихо спрашивает: — Мне уйти?

Да-да-да!

— Не-а, — сонно бормочу и придвигаюсь к нему ближе. Сейчас я замечаю, что он так же, как и я, полностью одет.

Высвобождаясь из оков одеяла, я поворачиваюсь к нему лицом. Марк лежит на боку, подперев голову рукой. Тусклое освещение в комнате делает его похожим на большого и грозного медведя, которого, в связи с полным отсутствием у меня инстинктов самосохранения, хочется потискать.

Я расплываюсь в улыбке. Желание положить голову обратно на подушку и продолжить спать сменяется другим — более сильным, животным и срочным.

— А почему мы ещё одеты?

Спрашиваю — и тут же начинаю чувствовать себя глупо. Соблазнительница из меня так себе. Я не спала всю ночь, не удивлюсь, если подушка отпечаталась у меня на лице.

Марк прищуривает глаза и подаётся вперёд. Секунда — и я уже лежу на спине. Его колено располагается между моих ног, локти — по обе стороны от моей головы. Я в ловушке. Он опускает лицо — мы находимся в нескольких миллиметрах друг от друга, его брови нахмурены, серьёзным взглядом он всматривается в меня.

— Поля, ты уверена...?

Конечно, нет, — проносится в моей голове, прежде чем я приподнимаю голову и прерываю его поцелуем. Слышу резкий вдох, и Марк перехватывает инициативу. Вес его тела по-прежнему на локтях, но он целует меня так страстно, что моя голова практически впечатывается в подушку. Я под тяжёлым, красивым и божественно пахнущим одеялом по имени Марк.

Я пропала.

Ты пропала ещё несколько часов назад.

Ты пропала ещё месяц, если не два, назад.

Мне кажется, что я падаю в пропасть. Чтобы удержаться, я крепче обхватываю его тело руками и ногами, прижимая плотнее к себе. Он везде, но этого недостаточно. Я начинаю тереться о него бёдрами, возбуждение нарастает и скапливается в тугой узел внизу живота.

Мой чёртов босс не поддаётся и продолжает вести себя как скала, исследуя меня языком, целуя губы, глаза, щёки. Кусает шею, что приводит меня в состояние, где я в прямом смысле начинаю хныкать как ребёнок.

Когда двумя пальцами он сжимает мой и без того твёрдый сосок сквозь ткань бюстгальтера и футболки, я громко вскрикиваю. Я не контролирую, что со мной происходит. И в этом есть дыхание свободы — принять отсутствие контроля, не сопротивляться, а просто отдаться ощущениям.

Он отстраняется на достаточное расстояние, чтобы снять футболку сначала с себя, а следом — флиску и лифчик с меня.

Наконец-то его тело передо мной. Я не медлю ни секунды и набрасываюсь — начинаю свои исследования, как человек с контактной депривацией — не могу оторвать от него рук. Его тело завораживает, гипнотизирует. Я уже тянусь, чтобы провести языком по грудной мышце, когда Марк обгоняет меня и захватывает мой сосок в тиски своих губ. Засасывает и прикусывает практически до боли — достаточно, чтобы я выдала резкий вскрик. Моё тело выгибается, я даю ему больший доступ, и он накидывается на меня, как на свой любимый десерт.

Но всё это длится слишком долго — давно пора переходить к активным действиям.

Просунув руки между нами, я расстёгиваю ремень его джинсов. Но дальше доступ закрыт — я практически ничего не могу сделать из этой позиции и недовольно всхлипываю.

Марк резко отстраняется, на вытянутых руках склоняется надо мной. Его жадный взгляд скользит по моему лицу, он улыбается — той самой улыбкой, от которой у меня всё переворачивается внутри.

— Сначала обещание, — подмигивает он мне, и такое простое проявление человечности снова застаёт меня врасплох.

Мне хочется застонать: «Ну наконец-то», — когда он встаёт с кровати и быстро стаскивает с себя джинсы и боксёры. Я не отстаю, но, как назло, ноги с носками застревают в джинсах — только в фильмах одежда расстёгивается и слетает в нужный момент. В жизни же голова может застрять в горле свитера, а ноги не захотят вылезать из слишком узких штанов.

Марк помогает мне освободиться, и впервые — мы полностью голые. Он стоит спиной к окну, закрывая собой полоску света, и я не могу рассмотреть все детали его тела, а мне так хочется изучить каждую мышцу, каждую вену, каждый изгиб. Он нависает надо мной — массивный, тяжёлый, живой. И я готова. Как оказывается, почти ко всему.

Марк хватает меня за бёдра, резко переворачивает на живот, и практически сразу же мне прилетает по ягодице. Я громко вскрикиваю скорее от неожиданности, чем от боли, когда его ладонь со звонким шлепком приземляется на вторую половинку. Он прижимает меня ладонью между лопаток, ограничивая мои движения, и через мгновение прилетает ещё один удар. Кожу обжигает, он нежно гладит место удара, наклоняется и шепчет мне на ухо:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Было больно?

— Ммм, — мычу в подушку, подтверждая, что да, конечно, было больно.

— Хочешь, чтобы я остановился?

От его слов внутренние мышцы невольно сжимаются. Я хочу, чтобы он остановился?

Нет, нет, нет и ещё раз нет.

По всей видимости, я произнесла это вслух, потому что его ладонь снова приземляется на нежную и чувствительную кожу.

Конечно, я знала о существовании подобного кинка, но точно не предполагала, что он есть у Марка. Да чёрт с ним, с Марком — что он есть у меня! С каждым ударом количество влаги между ног увеличивается, возбуждение нарастает, и вот я уже сама приподнимаю ягодицы навстречу ударам.

Так вот что это за обещания, доходит до меня. Я не помню, когда он мне это обещал и почему он это делает, но мне уже всё равно. Главное, чтобы его руки никогда не покидали моё тело.

— О господи, — стону я, когда чувствительную, и я уверена, покрасневшую кожу касаются его губы.

Он просовывает руку между моих ног.

— Мм, — одобряюще мурчит. — какая ты мокрая, Полина.

Два месяца назад, когда посреди рабочего дня и на кухонном столе Марк обнаружил реакцию моего тела на свои действия, я почти сгорела со стыда. Сейчас же я шире раздвигаю ноги, облегчая ему доступ.

Он играет с моим телом, подводит к обрыву, а после тянет обратно, и так раз за разом, пока я не начинаю практически извиваться в его руках. Марк медленно и нежно помогает мне перевернуться на спину, продолжая трогать и целовать мои бёдра. Когда я понимаю, что именно он планирует сделать, меня охватывает лёгкая паника. Несколько часов в машине. Я уснула в джинсах, чёрт возьми. Мои возражения не успевают слететь с губ, как я проваливаюсь куда-то вниз.

Не знаю, что это — годы и сотни девушек, на которых практиковался Марк, мой текущий уровень возбуждения или общее состояние усталости, но стоит его губам и языку оказаться там — и я теряю ощущение реальности, балансируя на грани.

— Марк... пожалуйста, — тихо стону.

Он поднимает голову. Я смотрю на его лицо — на губах виднеется влага.

— Пожалуйста, — повторяю.

— Что — пожалуйста?

Марк не был бы Марком, если бы даже в этой ситуации не продолжил быть мудаком.

— Что ты хочешь, Полина? — подначивает он меня. И я понимаю, что у меня нет выбора — мне ничего не остаётся, как просить, умолять.

— Я хочу твой член, Марк... пожалуйста.

Слышу знакомый шелест и снова поднимаю глаза — он быстро надевает на себя презерватив, его руки дрожат. Он захвачен процессом так же, как и я.

Когда он резко входит в меня, мне достаточно нескольких движений, чтобы достичь долгожданного оргазма. Он длится не меньше минуты, хотя сейчас время так относительно, что, возможно, и всего несколько секунд, но по моим внутренним часам я парю в блаженстве вечность.

Марк обхватывает меня руками и крепко сжимает мои ягодицы, прижимая меня всё ближе и ближе к себе. Не может быть лучше, глубже, приятнее — как вдруг он начинает так жёстко входить в меня, что ему приходится заглушить мои крики поцелуем. Чёткие, резкие толчки доводят меня до изнеможения, наращивают напряжение в районе позвоночника, и оно растекается по телу. Я просовываю руку между нами и начинаю трогать себя, приближаясь к разрядке.

Когда Марк поднимается на колени и закидывает мои ноги себе на плечи, входя максимально глубоко, я начинаю кричать сильнее, и он накрывает мои губы ладонью.

Мои пальцы двигаются быстрее, как и бёдра Марка, пока я не содрогаюсь всем телом. Каждую мышцу сводит почти до боли. Марк делает несколько быстрых и резких толчков — и со стоном замирает.

Его тело накрывает моё. Он тяжело дышит мне в шею, и я закрываю глаза, погружаясь в сон с улыбкой на губах.

Глава 35. Марк

Я выгляжу как дерьмо. Полина не лучше — с кругами под глазами, бледная и помятая, она вызывает у меня острое желание затащить её обратно в кровать, укрыть одеялом, задернуть шторы, лечь рядом и уснуть часов на десять–двенадцать.

Я вливаю в себя третий эспрессо, и Полина кривит лицо:

— Как ты это пьёшь? Бр-р, — жмурится, глотая американо, и в десятый раз за последние несколько минут смотрит на часы.

Нас ждут в больнице к десяти. Сейчас девять двадцать, а ехать минут семь. Но в состоянии стресса время движется так медленно, что тревога берёт верх и начинает шептать: «что-то не так, часы сломаны, ты опоздаешь, надо спешить».

Поэтому, съев свои сырники за рекордные две минуты, Поля внимательно следит за движением вилки в моей руке.

Это нервирует.

— Женщина, ты меня с ума сведёшь!

— Что? Я пялюсь, да? Блин, прости, я просто переживаю... Мы можем уже ехать, пожа-а-алуйста? — жалобно растягивает она.

Я бы предпочёл потратить оставшееся время в лобби отеля, неспеша потягивая кофе, но, видимо, придётся провести его в неприветливом приёмном покое.

Встав из-за стола, Полина первой берёт меня за руку, и я прячу самодовольную улыбку. Мы проснулись в обнимку, и перестать её трогать — выше моих сил. Притянуть за талию, погладить плечо, прикоснуться губами к щеке — все эти действия настолько естественны, будто я проделывал их тысячу раз. Полина отвечает на мои касания, прижимаясь сильнее, проводя пальцем по ладони и смущённо улыбаясь.

В половине десятого мы подъезжаем к больнице. Полина вылетает через секунду после остановки машины и, не дожидаясь меня, чуть ли не бегом направляется к высокому многоэтажному зданию.

Крыльцо со входом покрыто белой облупившейся краской, над дверью красуется коричневая табличка, сообщающая, что больница специализируется на реабилитации людей с врождённой и/или приобретённой инвалидностью. Вход расположен на высоком порожке, к которому ведут ступеньки и неуклюжий пандус. Я подозреваю, что реабилитация тут происходит через боль, страдание и преодоление.

Зайдя, Полина хватает две пары бахил и сразу становится в длинную очередь к стойке регистрации. Что ж, кажется, её желание приехать раньше подпитано не только тревогой, но и долей здравого смысла.

Заглянув мне за плечо, она расплывается в дружелюбной улыбке и кому-то машет. Я поворачиваю голову и вижу мужчину лет шестидесяти в форме охранника, который сидит на хлипком стуле с книгой в руках. Он отвечает ей такой же тёплой улыбкой. Я оглядываю посетителей больницы — может, тут так принято? Но не замечаю особой дружелюбности со стороны остальных пациентов.

— Откуда ты его знаешь? — интересуюсь я.

Она странно смотрит на меня, как будто я спросил у неё, почему трава зелёная и солнце светит.

— Вот отсюда, откуда же ещё?

Нервно оглядев очередь, Полина надувает щёки и начинает постукивать ногой по полу.

— Эй, — говорю я и тут же запинаюсь, не представляя, что именно планирую сказать, как успокоить.

«Не нервничай»? Не помню, чтобы это кому-либо помогло. «Всё будет хорошо»? Я не имею ни малейшего представления, будет ли всё хорошо. Я вообще не понимаю, что происходит.

Ты десять лет в терапии и до сих пор не знаешь, как поддержать человека? Кириллу было бы за тебя стыдно.

Вспомнив своего друга–психотерапевта, ответ быстро всплывает на поверхность, и я честно признаюсь:

— Я хочу тебя поддержать, но не знаю как.

Она одаривает меня скромной полуулыбкой. Мне больше ничего не надо — всё написано на её лице: нежность, благодарность, облегчение. Прижавшись ко мне, крепко обнимает за талию. У меня замирает сердце. Слова группы «Сплин» обретают новый реальный смысл.

Уткнувшись лицом в мою грудь, она бормочет в мою футболку:

— Спасибо.

— За что?

— Что отвёз меня. И… — она поднимает глаза и смотрит лукавым взглядом, её щёки и шея покрываются румянцем, — ну, и за… ну, ты понял. Мне было это нужно.

Я не сдерживаю улыбку и уверен, что со стороны напоминаю чеширского кота:

— Не-а, не понял, за что именно, Полина?

Она краснеет ещё сильнее и, аккуратно пнув меня кулаком в рёбра, поворачивается спиной. Я ловлю на нас недовольные взгляды посетителей. Бабуля впереди смотрит особенно осуждающе и цокает языком. Но ожидание в очереди оказывается не таким уж ужасным, когда к тебе прижимается тёплое мягкое тело.

Когда подходит наша очередь, женщина в строгих очках кидает на Полину один взгляд и скорее констатирует, чем спрашивает:

— К Алевтине Орловой, значит?

Полина кивает и дрожащими руками передаёт наши паспорта для пропуска.

Ощущение, что я упустил что-то важное, зудит под кожей. Сколько времени нужно проводить в больнице, чтобы тебя начали узнавать охранники и работники регистратуры?

Ты даже не удосужился поинтересоваться, что именно тут делает её сестра.

Это не моё дело. Если бы она хотела, то рассказала бы, — успокаиваю я себя. Но когда мы подходим к нужному корпусу, который оказывается психиатрическим отделением, зуд усиливается.

Но я ведь спросил, что случилось, хоть и не получил никакого вразумительного ответа. Сейчас самое время прояснить ситуацию, но почему-то, когда мы уже поднимаемся по лестнице на второй этаж, мне кажется это дико глупым.

«

Полина, мы провели шесть часов в дороге, четыре часа в отеле, час из которых занимались сексом. Так вот — не расскажешь, что всё-таки случилось с твоей сестрой?

»

Я нашёл время её трахнуть, но не нашёл времени выяснить, что происходит. Что со мной не так?

Я крепко сжимаю её маленькую холодную руку, большим пальцем трогаю запястье, ощущая быстрые удары пульса. Как будто в этих толчках я найду подтверждение, что всё нормально. Не важно, кем считают меня другие люди, не важно даже, кем я являюсь на самом деле. Если Полина не считает меня конченным мудаком, то всё в порядке. Всё хорошо.

По коридору идёт лысый мужчина средних лет, и Полина, не выпуская моей руки, ускоряется ему навстречу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Николай Петрович, здравствуйте! Я не думала, что вы будете здесь.

— Здравствуйте, Полиночка, здравствуйте. Да вот, пришёл проверить пациентов, да и вас успокоить, — он говорит нараспев немного осипшим низким тенором.

Полина набирает воздуха в грудь, готовясь завалить его вопросами, но он останавливает её, подняв ладонь.

— Во-первых, не переживайте, всё хорошо. Я уже пообщался с психиатром — это побочная реакция на препараты. Не так часто встречается, но случай изученный, ничего катастрофического. Мы уже скорректировали дозу, всё выровняли, плюс добавили транквилизатор — это должно помочь организму адаптироваться. И самое главное — не забывайте, что именно для подобных случаев мы и не стали начинать препарат амбулаторно. Вы зря распереживались, — он любопытно смотрит на меня и добавляет: — Но я рад, что вы не одна.

Полина смущается, и, глядя на довольного врача, я понимаю, что его замечание достигло цели.

— Ох, да, простите. Это Марк, мой… начальник, — она нервно облизывает губы.

— Приятно познакомиться, — протягиваю я ему руку.

— Мне тоже, мне тоже. Ваша забота о подчинённых действительно вдохновляет, — пожав мою руку, он переводит взгляд вниз, где наши с Полиной пальцы переплетены в крепкий замок.

С красными щеками мы теперь стоим вдвоём — как два подростка, застуканные на месте преступления. Когда Полина пытается разжать пальцы, я лишь крепче их сжимаю. Врач, хоть и ехидно, но по-доброму усмехается.

— Ну что же, — получив свою долю развлечений, продолжает он, — Полиночка, можете посетить Алевтину, только сильно не нервничайте или хотя бы постарайтесь ей не показывать этого, хорошо? И я правильно понимаю, что судорог у неё до этого не было?

— Нет, только сразу после аварии, в первые полгода. Но уже давно ничего такого не было.

— Ага, — одобрительно кивает врач и открывает папку, как я подозреваю, с историей болезни. — Так-так-так, значит, были перепады настроения…

— Да, но такой прям резкий случай был полтора месяца назад. Ах, ну и ночью, когда она меня не узнала. Что я вам в прошлый раз рассказывала, помните?

Я задерживаю дыхание, когда пазл начинает складываться в картину, которую мне не хочется видеть.

— Помню, помню, — бормочет доктор, продолжая что-то читать. — Но самоповреждений, попыток уйти из дома, ничего такого в последнее время не было?

— Нет, напротив. Последний месяц она была… — Полина поджимает губы, пытаясь сформулировать. — Как раньше, вы знаете.

— Вот и славно, — в кармане халата Николая Петровича начинает вибрировать телефон, и он, отвлекаясь, смотрит на экран: — Вынужден ответить. Так, ну, всё, Полиночка, можете посетить Алевтину, но не нервничать, помним, да? И зайдите после ко мне — я расскажу наши дальнейшие действия.

В ответ Полина часто кивает.

— Да, спасибо вам огромное, спасибо!

— Да что вы, — произносит врач будничным тоном, как будто слышит благодарности и отмахивается от них по нескольку раз на дню. Возможно, если преодолеть препятствие в виде ступенек и неудобного пандуса, тут не так уж и плохо.

Переведя взгляд на меня, он добавляет:

— Берегите Полину. И надеюсь, вы не сядете сегодня за руль. Выглядите вы ужасно, — он снова смотрит на девушку и добавляет: — Вы оба.

Врач отвечает на звонок и только после этого указывает направление, куда нам идти, добавляя шёпотом номер палаты.

Подойдя к нужной двери, Полина неуверенно смотрит, задавая немой вопрос.

— Я подожду тебя здесь.

— Да, конечно, прости. Я просто не знаю, как она отреагирует.

— Конечно, — выдавливаю из себя улыбку.

Когда Полина скрывается за белой дверью палаты, я продолжаю стоять посреди коридора, сжимая и разжимая кулаки. Мне кажется, если я произнесу это вслух, соберу все факты вместе, то стены вокруг меня рассыплются, как карточный домик.

Почему её в лицо знают сотрудники больницы.

Почему она не может работать по ночам.

Почему она согласилась.

Но ведь ничего не изменилось. Какая разница, почему она согласилась? Ты сам говорил, что у неё был выбор — она могла сказать «нет».

И потерять работу?

Ты не планировал её увольнять.

Но она об этом не знала.

И я даже не спросил. Я даже не спросил, почему она не может работать в эти идиотские ночные смены. Я просто предложил ей встать на колени.

Черт.

Я не только выгляжу как дерьмо — я и чувствую себя как дерьмо.

Я и есть дерьмо.

Глава 36. Полина

Длинный прямоугольник палаты заполнен шестью кроватями. Я облегчённо выдыхаю, видя на одной из них хрупкую и бледную версию себя. Облокотившись на подушку, девушка лениво тыкает пальцем в телефон, игнорируя окружающий мир. Она широко зевает, потягивается и, наконец, отрывает взгляд от экрана.

Чёрт. Кажется, мне совсем не рады.

Сестра раздражённо хмурит брови, но я игнорирую взгляд «зачем–ты–сюда–припёрлась» и практически падаю на кровать, заключая её в объятия.

Она глубоко и недовольно вздыхает:

— Ты что здесь забыла?

Не плакать, Полина. Не смей плакать.

— Я соскучилась. Ты разве не рада меня видеть? — отстранившись, я театрально надуваю губы.

— Отвратительно выглядишь. Как будто тебя трактор переехал.

В каком-то смысле так и есть. Трактор по имени Марк.

Неожиданно для самой себя я начинаю истерически хохотать. Как хорошо, что я уже в палате психиатрического отделения. Далеко идти не надо — можно просто лечь рядом.

— Почему ты здесь? — она недовольно хмурится, и между бровями появляется складка, которую мне хочется разгладить пальцем.

— Неужели так трудно поверить, что я правда соскучилась? — возмущаюсь, утирая набежавшие от смеха слёзы.

— Мы виделись три дня назад. Когда ты успела соскучиться?

Аля накидывается на лежащий рядом мандарин, выплёскивая негатив, яростно сдирает кожуру — возможно, представляет на месте мандарина меня.

Я закусываю щёку, чтобы сдержать улыбку. Это новое качество Алевтины мне безумно нравится. Я помню время, когда она душила меня своей заботой. Звонки, встречи, беспокойство и непрошеные советы — всего этого было так много, что мне не хватало пространства и свежего воздуха.

Маятник качнулся, и мы поменялись местами. Недовольство, ворчливость и возмущённый взгляд — самая здоровая и адекватная реакция, по версии меня. Когда-то давно это была моя реакция.

Я снова ложусь ей на грудь и крепко обнимаю. Очередной недовольный вздох, за которым следует принятие — её руки гладят мою спину и успокаивающе похлопывают.

— Арргх, Поля, я задыхаюсь! Когда ты успела так растолстеть? — она несколько раз громко вдыхает носом и добавляет: — Ты странно пахнешь.

— Чем я пахну?

Аля принюхивается и выносит вердикт:

— Мужиком. Парфюм какой-то мужской или гель для душа.

Упс.

Я отстраняюсь, обхватываю себя руками и отсаживаюсь на соседнюю кровать. Зря. Это только подтверждает подозрения.

— Полина, — восклицает она. — У тебя был секс!

Я стыдливо оглядываюсь. В палате, кроме нас, заняты ещё две кровати у самой двери, но, на моё счастье, никто не обращает на нас внимания. Мысленно просчитываю варианты: всё отрицать, сказать правду, но не раскрывать личность Марка, во всём признаться.

Алевтина принимает решение за меня:

— Это тот милашка, да?

— Какой милашка? — изображаю непонимание я.

— Который приезжал тогда забирать тебя, начальник твой. — Она задумчиво трёт подбородок. — Марк, вроде?

Сестра смотрит на меня с видом «я–вижу–тебя–насквозь», и я склоняю побагровевшее лицо, подтверждая её предположения. От возбуждения она начинает хлопать в ладоши и причитать:

— Расскажи, расскажи, расскажи.

— Да нечего рассказывать...

— Не ври мне, — настаивает она.

— Давай всё обсудим, когда ты вернёшься домой. Врач сказал, что тебе нельзя нервничать.

— Что у вас там за секс такой, что он может заставить меня нервничать?

Ох, если бы ты только знала...

— Лучший секс в моей жизни. Но я не готова сейчас об этом говорить.

Смотрю на неё сквозь пальцы, разочарование читается на лице сестры — она как ребёнок, которому дали конфету, но запретили её есть.

— Ладно... Только обещай, что всё расскажешь потом. И в подробностях!

— Обещаю, — я вру и не краснею.

***

Последние несколько часов мой организм держался на чистом кортизоле. Каждый шаг от больницы до парковки даётся с титаническим трудом. Я готова рухнуть здесь и сейчас — лужайки с травой, лавочки, которые я прохожу, так и манят меня, словно шепчут: «Полиночка, может быть, мы и жёсткие, может быть, на нас лежал бомж, может быть, на нас писала собака, но здесь ты можешь принять горизонтальное положение. Иди сюда. Мы знаем, что тебе нужно».

Когда я вышла из палаты, вместо Марка меня ждало сообщение в телефоне о том, что он будет ждать в машине. И сейчас я зомбически оглядываю парковку.

Из второго ряда на меня мигают фары. За рулём сидит он — мой личный плюшевый медведь. В груди надувается большой шар, давит на рёбра и вызывает сладкое, тянущее чувство.

Вид у Марка побитый: серое лицо, отросшая борода, огромные круги под глазами. Я пристёгиваюсь, откидываюсь на сиденье, и моя усталость берёт вверх — практически моментально я погружаюсь в сон, уверенная, что мы вернёмся в отель, где меня будет ждать горячий душ и мягкая постель.

Я открываю глаза только тогда, когда машина останавливается, и Марк глушит двигатель.

Открыв глаза, я понимаю, что что-то не так.

— Это другой отель?

Марк продолжает смотреть вперёд, держа руки на руле. Его челюсть крепко сжата, и я замечаю, как пульсирует жилка на скуле. По телу пробегает неприятный холодок, и шар в груди начинает медленно сдуваться. Я ещё раз оглядываю пространство, наконец замечая автобусы, людей с чемоданами и здание автовокзала.

Не паникуй. Наверняка этому есть логичное объяснение.

— Почему мы на автовокзале?

Воздух из груди выходит всё быстрее, оставляя неприятную пустоту.

— Будет безопаснее, если ты поедешь на автобусе, — произносит он и протягивает мне тонкий чек.

Я пялюсь на него, медленно осознавая, что это билет на автобус. Значит, пока я была в больнице, он уже съездил сюда и купил его.

— А машина? Ты её оставишь здесь?

Марк продолжает смотреть вперёд, и мне начинает казаться, что он меня не слышит. Но вот он убирает руки с руля и, впервые с момента, как я села в машину, смотрит мне в глаза. Шар в груди лопают иголкой — с резким хлопком выходит воздух, и помимо пустоты внутри меня остаётся скукоженное нечто, отравляющее всё вокруг.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты не поедешь. Я поеду одна, — словно сторонний рассказчик, комментирую ситуацию.

Марк кивает и отводит глаза.

Левое полушарие берёт бразды управления: фиксирует время на билете, сверяет его с телефоном. У меня есть двадцать минут. Немного. Пора идти. Я не помню, как вышла из машины, купила воду, нашла нужную платформу. Реальность предстаёт передо мной в заблюренном виде, и мне приходится протереть глаза, чтобы сверить номер автобуса с информацией на билете.

Почувствовав руку на своём плече, медленно оборачиваюсь. Марк стоит рядом, так близко, что я задираю голову, чтобы рассмотреть его лицо.

Большими пальцами рук он проводит по моим влажным щекам, и я спрашиваю:

— Что случилось?

— Почему ты не сказала?

— Не сказала что?

— Про сестру. Про её травму. Я не знал, что она... — он качает головой. В его словах злость, обвинение, отвращение. — Почему ты тогда не сказала, что не можешь оставить сестру одну по ночам?

— Какое это имеет значение? Особенно сейчас...

Мне хочется добавить — особенно после ночи, которую мы провели вместе. Она изменила всё. Правда? Не могу ведь я так сильно ошибаться?

— Какое это имеет значение? — он повышает голос, и я резко вздрагиваю.

Его лицо перекашивает:

— Я заставил тебя заниматься со мной сексом, когда у тебя на руках сестра–инвалид, которую ты не можешь оставить одну, и ты спрашиваешь, какое это имеет значение?!

Он кричит. Вокруг нас люди, и, наверное, я должна гореть со стыда, но у меня нет на это сил. Ни физических, ни эмоциональных. Он проводит рукой по волосам.

— Меня тошнит от самого себя.

— Марк, ты меня ни к чему не принуждал. Я сама... я сама согласилась. У меня был выбор. Всё хорошо, перестань. Тем более после вчерашнего...

Я поджимаю губы, пытаясь увидеть в его лице подтверждение, что вчерашняя ночь для него хоть что-то значила. Но его лицо вновь приобретает вид маски, на которой отпечатываются негодование и чувство вины.

— Почему ты не рассказала, Полина? — с отчаянием в голосе спрашивает он.

— Не знаю, — я мотаю головой, пытаясь найти слова. — Наверное, я устала от жалости. Устала от сочувствующих взглядов. Работа была моим убежищем. Я не хотела быть для тебя благотворительностью.

— Поэтому ты решила стать для меня шлюхой.

Марк вздрагивает и бледнеет от сказанных слов. Я вижу, что он пожалел о них, как только они оказались в воздухе.

Но он их произнёс. А я их услышала.

Удивительно, но я не чувствую боли, как тогда — на крыльце своего дома.

Сдутый шар в груди начинает гнить, поражая всё вокруг.

— Чёрт, Полина, прости. Я не это имел в виду...

— А что ты имел в виду?

Он трёт глаза основанием ладоней.

— Я не могу... Я заставил тебя. Чёрт, прости.

Я разочарованно смеюсь.

— Не можешь, да? — меня взрывает. — Я не спала всю ночь, я чувствую себя отвратительно, и ты просто привозишь меня на вокзал, даже не спросив, чего хочу я?

Он протягивает ко мне руку, я отмахиваюсь:

— Ты, ты, ты, — отхожу на шаг, не давая к себе прикоснуться. — Знаешь что? Ты прав. Тебе должно быть стыдно. Я не знаю, что это было, но это... — я провожу пальцами между нами, — это кончено. Ты можешь меня уволить, мне всё равно. Иди к чёрту!

На этих словах я разворачиваюсь и почти бегом залетаю в автобус. Слёзы застилают глаза, а процесс гниения внутри настолько сильный, что я удивляюсь, как ещё жива.

Глава 37. Марк

— Ты, конечно, серьёзно облажался, — бормочет Марго.

— Это ты ещё не знаешь всей истории, — добавляет Кирилл, обнимая мою сестру.

Она переводит взгляд с меня на Кирилла и обратно:

— Я не могу представить, что может сделать ситуацию

ещё

хуже

.

В ответ Кирилл начинает нагло и громко ржать. У этого психотерапевта надо лицензию отобрать к чертям собачьим. Хоть конфиденциальность не нарушил — и на том спасибо.

Марго знает о существовании Полины и даже в курсе того, что её брат, то бишь я, — конченный придурок. Но, слава богам, ей неизвестны детали. Меня бросает в дрожь от одной мысли, что она узнает всё целиком.

Уже два месяца я сдираю с этой истории кожу по слоям. С каждым разом — всё больнее. В голове не укладывается, как я тогда мог считать это нормой. Как? Это просто не укладывается в голове.

Мне понятны её мотивы. Но каковы были мои?

Как тебе мотив — залезть ей в трусы?

Время должно было помочь примириться с ситуацией. В теории. В реальности же с каждым днём, с каждым часом чувство вины поражает всё больше клеток организма. Один вопрос. Один чёртов вопрос — и всё могло пойти иначе.

Я раздражённо тру глаза и возвращаюсь в серую реальность — мокрый октябрь и шумное кафе в центре Москвы. Как бы я ни желал откатить время вспять, это невозможно, и я вынужден иметь дело с тем, что есть. Частью моей сегодняшней реальности являются счастливые Марго с Кириллом — они сидят в обнимку напротив, не замечая моих внутренних терзаний. Сестра гладит слегка округлившийся живот, мечтательно улыбаясь, пока Кирилл что-то шепчет ей на ухо.

— Ты правда не соскучился по всему этому? — спустя пару минут спрашивает сестра, грустно улыбаясь.

Я знаю, что ей не хватает меня. И это взаимно. Но вернуться сюда? Навсегда?

Нет. Ни за что. Никогда.

Мои мысли написаны у меня на лице, потому что глаза Марго начинают блестеть, нижняя губа едва заметно подрагивает.

О боги, только не это.

За эти два с небольшим месяца, что я в Москве, почти каждая встреча с сестрой заканчивается её слезами. Я списываю это на гормоны, Кирилл — на то, что я мудак.

Пытаясь разрядить атмосферу, я напоминаю:

— Вообще-то это ты продала мне идею с ретрит-центром.

Она театрально закатывает глаза:

— Только потому, что иначе ты бы купил дом в глуши и ни с кем не общался.

Тогда я действительно был в состоянии, когда единственное, что мне хотелось, — это закрыться от всех. Спрятаться от факта, что моя карьера закончена.

Вспоминая себя в тот момент, мне проще понять Полину. Жалость, раздражающее сочувствие, наигранная грусть в глазах людей, которые о тебе ничего не знают, — всё это было настолько невыносимо, что я продал жильё в столице и сбежал на Алтай.

И как бы я ни злился и ни ворчал на сестру в то время, сейчас я ей благодарен. Не знаю, когда и как это произошло, но я действительно научился получать удовольствие от того, что делаю.

Я ухмыляюсь и поясняю вслух:

— Представьте максимально неподходящего человека на роль владельца ретрит-центра.

Кирилл и Марго обмениваются улыбками и синхронно кивают.

— Но всё сложилось не так-то плохо, — добавляет Кирилл.

Я многозначительно хмыкаю. И да, и нет.

— Подожди, а ты пробовал писать ей, звонить? Ну, делать стандартные широкие жесты? — сестра возвращается к наболевшей теме.

— Какие «стандартные широкие жесты»? — спрашивает Кирилл, и Марго тяжело вздыхает:

— Цветы, подарки, серенады под окном.

Кирилл задумчиво трёт подбородок:

— Я не пел тебе серенады.

— Так ты и не вёл себя как придурок, в отличие от моего братца, — она чмокает его в щёку и извиняюще смотрит на меня.

— Ладно, — отмахиваюсь я. — В конце концов, это правда. И, конечно, я звонил, писал. Со всем остальным сложно. Алтай — не Москва. Там нет доставки продуктов, не то что цветов. Там цветы растут на поле.

— Вот именно, — сестра укоризненно качает головой. — Чего я не могу понять, так это почему ты всё ещё здесь? То есть я рада, что ты здесь, но раз тебе так претит город и ты открыл в себе внутреннего деревенского себя, то должен быть там — валяться у неё в ногах и молить о прощении.

— Вообще-то, я здесь во многом благодаря твоему мужу.

— Что-о? — сестра отстраняется и округляет глаза, вопросительно глядя на Кирилла.

Он качает головой с видом «

какие же психологически необразованные люди меня окружают

» и медленно подливает себе травяной чай мерзко-болотного цвета.

— Во-первых, ты здесь не благодаря мне. Это было полностью твоё решение. Напомню, я не давал тебе никаких советов и инструкций, что делать.

Классика психотерапии: твои решения — твоя ответственность, а я тут ни при чём, чисто мимо проходил.

— Во-вторых, невозможно наладить, а тем более построить здоровые отношения, если ты сам не понимаешь, чего хочешь. Ну, а в тот момент было очевидно, что ты был как… — он задумывается, отхлёбывая чай, — как те панды, которые падают с деревьев, и им нужны смотрители, чтобы помогать переворачиваться. Вот ты в тот момент упал.

Сестра взрывается от смеха.

— То есть я панда, которая упала, а ты, значит, помог мне перевернуться? Спасибо за сравнение, друг. Напомни, пожалуйста, где я могу оставить отзыв о твоих услугах? У меня, кажется, накопился целый набор цитат, которых хватит на книгу.

— Перестань. Наши взаимоотношения давно переросли из чисто профессиональных «клиент — психотерапевт», — защищается он.

— Именно поэтому я продолжаю тебе платить за каждую сессию?

— Это не про деньги, и ты это знаешь, — возражает Кирилл. — Это про коммитмент, вовлечённость и ответственность.

Я сомнительно хмыкаю, понимая, что тут есть доля правды. Он действительно давно предлагал завершить наши сессии, но для меня это стало якорем, рутиной — как тренировки раньше. И пусть я приходил на одну встречу из четырёх, главное, что они стояли в календаре. У меня была возможность на них прийти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Как когда-то у тебя была возможность построить нормальные отношения с Полиной. Но ты всё спустил в унитаз.

Я встряхиваю головой, напоминая себе, что у меня ещё есть шанс — хоть я и не уверен, что двигаюсь по правильному пути. Вдруг Марго действительно права, и я не должен был уезжать? Я до сих пор не уверен в правильности своего решения.

Как только автобус с Полиной выехал с парковки, моим первым желанием было догнать его, остановить и вытащить её оттуда. Вроде так происходит в романтических фильмах: героиня уезжает, обычно в аэропорт. В это время герой всё понимает, едет за ней, не дает ей сесть на рейс, признаётся в любви — и они живут долго и счастливо.

В нашем же авторском кино всё закончилось бы на шаге «догнал и вытащил из автобуса». А дальше... Я не имел ни малейшего представления, что делать дальше.

Поэтому, прежде чем устраивать погоню за общественным транспортом, я по инерции позвонил Кириллу. Он ответил со второго гудка. Не знаю, чем он был занят, но говорил со мной почти час — всё это время я сидел в машине на парковке автовокзала Горно-Алтайска.

Он и правда не говорил, что делать. Иногда мне жаль, что мой лучший друг не может дать прямой мужской совет — вместо этого он задаёт раздражающе неприятные вопросы.

К решению я пришёл сам: взять паузу. Дать ей время. Разобраться в себе.

Я не идиот. Точнее, не стопроцентный. И понимал, что пока я «разбираюсь в себе», Полина может сделать свои выводы — и сбежать из моей жизни, сверкая пятками.

Поэтому прежде чем улететь в Москву, я написал ей сообщение с извинениями и обещанием вернуться через несколько дней. Несколько дней превратились в несколько недель. А потом — в несколько месяцев. А одно сообщение — в десятки не только писем, но и звонков. Все без исключения заканчивались одинаково: тишиной.

Спать по ночам мне помогает только одно — Паша с Игорем. Я точно знал, что Полина вернулась домой, работает, с ней всё в порядке. Жизнь в центре продолжается.

Стоит сказать, что в результате нескольких экспериментов, я нашел способ заставить её отвечать: рабочая почта. Только по делу — и тогда ответ приходит быстро, чётко и по существу.

Я пытался добавлять P.S., вставлять между строк извинения, признания, слова о том, как скучаю. Эти письма магическим образом терялись и оставались без ответа. А звонки в отель по странной случайности всегда совпадали с визитом гостей — даже если мне было доподлинно известно, что гостей на территории нет.

— Может, я не должен был уезжать… — тихо произношу.

— Конечно, не должен.

— Конечно, должен.

Синхронно произносят Кирилл с Марго, и после этого воинственно смотрят друг на друга.

— Ладно, — сестра поднимает ладонь, останавливая спор, — это уже неважно. Некоторым и правда нужно время, чтобы разобраться в себе. Просто это не я. Слышишь? — она поворачивается к мужу. — Если мы поссоримся, ты обязан лежать у моей двери.

Кирилл смотрит на меня и одними губами проговаривает: «

Сумасшедшая

». После чего тут же получает удар кулаком в плечо.

— Главный вопрос, — продолжает Марго, — когда ты уже вернёшься к ней?

«

К ней

» — не «на работу», не «на Алтай», а именно «

к ней

».

Мне нравится, как это звучит.

— Да, расскажи, как дела с документами и разрешением? — встревает Кирилл.

— Почти всё готово. Через дней десять, надеюсь, всё будет — и я смогу уехать.

— Ты ведь сказал ей?

— Надеюсь, что нет, — отвечает за меня сестра.

Я подтверждаю ее слова. Кирилл же делает лицо, будто хочет удариться лбом о стол.

— Это будет сюрприз. Тот самый широкий жест! — радостно восклицает Марго.

Да, именно на это я и рассчитываю. Все документы, оформление, смена концепции — я делал это втайне не только от Полины, но и от остальных трех моих сотрудников. Но чем дальше, тем больше сомнений.

Я опять её не спросил.

Опять

не узнал, чего хочет

она

.

Хоть сейчас у меня и есть уважительная причина. Мне не нужно спрашивать, чтобы знать: она будет против. Конечно, она подумает, что я это делаю из чувства вины.

И хотя отчасти это действительно так, я не уверен, что когда-либо смогу избавиться от этого чувства. Но эта идея действительно въелась мне под кожу. После десятков консультаций и сотен часов работы я жалею только об одном: что не пришёл к ней раньше.

И мне не терпится рассказать ей всё. Мне не терпится её увидеть. Обнять.

Назойливая мысль о том, что уже ничего не исправить и она меня не простит, жужжит мухой. Но я в очередной раз отмахиваюсь.

Полина меня простит. Она

должна

простить.

По-другому просто не может быть.

Глава 38. Полина

Колёса моей Тойоты перемешивают грязь.

Холод приходит на Алтай в середине осени. В октябре снег покрывает поля и горы, заметает дороги и приятно хрустит под ногами. К ноябрю мороз щиплет щёки, зима вступает в полную силу.

Но в этом году ответственный за погоду уснул, оставив нас в вечном сентябре.

Десятое ноября на дворе — где, чёрт-возьми, зима?

Природа отвечает мне очередным порывом ветра, швыряя мелкие листья в лобовое стекло. Окружающая серость создаёт когнитивный диссонанс и неприятно режет глаза.

Я смотрю на часы, равнодушно фиксируя, что снова опаздываю.

С момента, когда я последний раз видела своего начальника на автовокзале в Горно-Алтайске, прошло три месяца, и опаздывать почти вошло в привычку. Оказывается, если позволить себе лишние пятнадцать минут тишины на кухне с чашкой кофе в руках, жизнь становится чуточку приятнее.

Я сворачиваю на знакомую дорогу, двигатель набирает обороты, заставляя машину взбираться к ретрит-центру «Единение души с природой». Вырулив к парковке, нога самопроизвольно впечатывает педаль тормоза в пол. Ремень безопасности натягивается и больно врезается в грудь. А сердце так отчаянно стучит в грудной клетке, что я физически ощущаю, как оно ударяется о рёбра.

Вдох — выдох.

Вдох — выдох.

Костяшки пальцев, сжимающих руль, белеют. Я быстро моргаю, надеясь, что пикап, которого здесь никак не должно быть, и который я не видела несколько месяцев, растворится с поля зрения.

Как он, чёрт возьми, здесь оказался?

Может, он, как брошенный кот, сам нашёл дорогу домой? Искусственный интеллект, все дела.

— Поля, тачка заглохла? — я опускаю стекло, голова Паши выглядывает из-за приоткрытой двери.

— Нет, всё в порядке, я сейчас, — бросаю, а после беру себя в руки и паркуюсь рядом с машиной моего начальника, который должен быть в Москве.

Или где угодно, хоть в аду, но только не здесь. Ему здесь не место!

Это его отель, или ты забыла?

Да, но за прошедшие месяцы я заставила себя поверить, что мы, как разведённая пара, поделили наше условное имущество. Мне досталась работа.

А ему?

Моя гордость и разбитое сердце. Неужели этого недостаточно?

Внезапно я чувствую себя неуверенно в собственной одежде. На мне свободного кроя джинсы, которые откровенно размера на полтора мне велики, бесформенный свитер свисает с одного плеча, открывая тонкую лямку топа, и потрепанные кеды.

Макияж? Укладка?

Нет, не слышала. Голову помыла, расчесалась — и ладно.

Я опускаю козырёк и нервно оглядываю своё отражение в зеркале — бледное лицо, круги под глазами и собранные в неаккуратный пучок волосы. С собой у меня нет ничего, что могло бы хоть как-то исправить ситуацию, поэтому я крепко зажмуриваюсь и выхожу из машины. Ветер тут же забивается в волосы, лезет под куртку, дрожью проходит по телу. Накидываю капюшон, прячусь в воротник и бегом преодолеваю несколько метров от парковки до входа.

— Фух, ну и ветрюган, — проговариваю запыхавшись и снимаю куртку.

— И не говори, у нас кусок крыши у конюшни ночью снесло.

— Да ладно? Надеюсь, никто не пострадал?

— Слава богу, нет. Мы пока накрыли брезентом. Хорошо хоть Марк вчера приехал, — облегчённо делится Паша.

— Марк приехал, — повторяю, продолжая двигаться на автомате: готовлю рабочее место, включаю компьютер, собираю кружки, оставленные после ночной смены Игорем.

— Ага, вчера поздно вечером, часов в одиннадцать где-то, — продолжает коллега. — Он нам даже вкусности привёз, представляешь?

Марк!

Может, это его брат-близнец или он прошёл экспресс-курс по дружелюбию, — заговорщически шепчет он, встаёт с дивана и кивком головы зовёт меня с собой.

Вдох — выдох.

Вдох — выдох.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не наорать на него. Мне плевать,

когда

Марк приехал,

что

он привёз, и подменили его или нет. Это меня не касается. Мне всё равно!

На кухне меня встречает плотный запах кофе и груда красиво упакованных коробок на столе, среди которых я сразу различаю знакомую — с пастилой. А чуть выше, сразу за коробками, на меня смотрит пара бледно-голубых глаз.

В отличие от меня, Марк не просто не выглядит хуже, чем обычно — он выглядит потрясающе. Сейчас он совершенно не похож на угрюмого и заросшего медведя, который посреди ночи отвозил меня в город. Короткая стрижка, идеально подстриженная опытной рукой барбера борода делает его похожим на героя из какого-нибудь боевика. На нём простая чёрная термушка, плотно облегающая крепкие плечи, торс и руки.

На первый взгляд поза Марка кажется расслабленной, но я замечаю, как крепко сжаты кулаки на столе, как напряжены мышцы рук, как пульсирует жилка на челюсти. Он смотрит на меня пристально, не моргая — как будто боится спугнуть. Как будто не знает, чего от меня ожидать.

Полина, ты пялишься!

Я отвожу глаза и тру ладони о джинсы, еле сдерживая себя, чтобы не начать нервно поправлять свой внешний вид. Меня останавливает только понимание, что мне уже ничего не поможет.

Вдох — выдох.

Вдох — выдох.

— Поль, всё хорошо? — голос Паши выводит из оцепенения.

Я больно кусаю щёку и беру себя в руки.

— Ага, задумалась просто.

Марк резко встаёт, стул с громким скрипом царапает пол.

— Кофе? — спрашивает, продолжая буравить меня взглядом.

Я киваю. Если он пойдёт за кофе, то ему придётся отвернуться, и тогда я смогу наконец нормально вздохнуть.

— Таак, что у нас тут есть... — комментирует вслух Паша, разбирая коробки на столе. — Шоколад молочный с фундуком, швейцарский, ого, макаруны… Поль, ты что будешь?

Я пожимаю плечами — мне всё равно. Последнее, что меня сейчас волнует, — это в каком виде поглощать глюкозу.

— Там есть пастила, ручной работы, из Коломны, — Марк подносит кружку к столу и ставит на противоположную от себя сторону.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Голос Фаи прерывает мой ответ о том, куда он может засунуть свою пастилу из Коломны. Закутанная в плотный шерстяной шарф она восклицает:

— Гляньте, кто приехал. А почему не предупредил?

И к нашему с Пашей удивлению, подходит к Марку и обнимает его. Так, как будто это в порядке вещей. Видимо, с кем-то он всё же поддерживал какое-то подобие дружеских отношений.

А с кем-то — и не только дружеские.

— Полиночка, а ты чего стоишь? — Фая заботливо обращается ко мне.

— А она всё утро такая, — замечает Паша, садясь за стол со свежей кружкой кофе и раскрытой упаковкой пастилы.

Три пары глаз направлены на меня, и я даю себе мысленную оплеуху.

— Я просто не выспалась, — еле внятно бормочу и сажусь на соседний стул — от того, куда поставил кофе Марк, подтягиваю кружку ближе.

Фая замечает подарки, и я выдыхаю с облегчением, когда внимание с моей скромной персоны переключается на более интересные вещи: Марка, конфеты, ветер, крышу конюшни, погоду, Москву и снова Марка. И постепенно разговор превращается в белый шум, где я улавливаю лишь отдельные слова и фразы.

Несмотря на активное участие в разговоре, мой босс продолжает сверлить меня взглядом. Его глаза, как запрограммированные, смотрят себе в кружку, потом на меня, снова в кружку и снова на меня. Его шея и щёки принимают розоватый оттенок. Мне становится настолько некомфортно под его взглядом, что жар растекается по телу, и я начинаю ёрзать на стуле.

Мне нужно это прекратить.

Варианты побега мелькают в голове. Много работы. Мигрень. Тошнота. Обморок. Черт.

Несмотря на орущий голос разума, который отговаривает меня от задуманного, я достаю телефон и быстро набираю текст:

«Хватит пялиться».

Я обещала себе ему не отвечать, и я держалась последние три месяца, но стоило ему появиться перед глазами — как я сама инициирую общение.

На экране телефона сообщения от него выстраиваются в неровную колонну. Глаза цепляются за один кирпичик, потом за другой — как будто я не читала каждую строчку десятки раз.

Гордая женщина заблокировала бы его номер. Но, учитывая условия начала наших отношений, гордость — не моя сильная сторона.

Умная женщина удалила бы сообщения, не читая.

Тоже мимо.

Быть тряпкой с мазохистскими наклонностями — читать и перечитывать, медитировать на них перед сном, часами раздумывать над ответом, набирать и удалять текст. Вот мой выбор.

Каждое его сообщение похоже на предыдущее:

«Полина, мне очень жаль. Пожалуйста, поговори со мной».

«Надеюсь, у тебя всё хорошо».

«Напиши хоть что-нибудь».

«Мне тебя не хватает».

«Я уже писал, но ещё раз: прости меня».

«Не знаю, станет ли тебе легче, но я осознаю, что я придурок».

Я жму кнопку «отправить», и через секунду слышу уведомление с его телефона. Он неспешно лезет в карман штанов, достаёт телефон — и его лицо преображается: сначала брови в удивлении ползут вверх, а потом он расплывается в широкой мальчишеской улыбке.

У него такой счастливый вид, как будто он выиграл в лотерею, как будто узнал, что его любимая команда заняла первое место, как будто ему подарили щенка. Некоторое время назад Алевтина показывала мне подборку видео, где людям дарят собак — и да, они улыбаются именно так, как сейчас мой босс.

Рука ощущает вибрацию, и я автоматически опускаю глаза, читая его ответ:

«Не могу, мне слишком нравится то, что я вижу»

.

Я закатываю глазу. Мое глупое сердце пускается в пляс, я не могу его контролировать и теперь сижу красная как помидор. Еще сильнее, почти до крови, прикусываю щёку.

Надо валить. Срочно.

— Ладно, мне пора работать, — я так резко вскакиваю, что еле успеваю остановить стул от падения.

— Да, Паша, Фая, вы ещё посидите, нам с Полиной нужно обсудить новую стратегию, — произносит Марк, тоже поднимаясь.

Что за чёрт?

— Новую стратегию? — подозрительно спрашивает Паша.

— Да, у нас планируются глобальные изменения, но сначала я бы хотел всё обсудить с Полиной.

Мы с Фаей и Пашей переглядываемся, и Павел прячет беспокойство за улыбкой:

— Надеюсь, сокращения не планируются?

— Скорее наоборот, — коротко успокаивает Марк и, обходя стол, кладёт мне руку на плечо. — Мой ноутбук наверху — там и обсудим.

Молящими глазами я смотрю на своих коллег, но всё тщетно. Они слепы к тому, что происходит. Рука моего начальника перемещается на мою поясницу и мягко, но настойчиво давит, направляя меня вперёд. И мне ничего не остаётся, как на ватных ногах последовать к выходу.

Глава 39. Полина

Как только дверь кухни захлопывается и мы остаёмся одни, я зло отталкиваю его руку и шиплю сквозь зубы:

— Если ты думаешь, что я пойду с тобой наверх, то ты сошёл с ума. Концепцию обсудить... Ну-ну.

Марк тут же отходит от меня на два шага, и выражение его лица ударяет меня под дых. Несколько минут назад он выглядел как мальчишка, которому подарили щенка, а теперь этого щенка у него забрали.

Хуже — на его глазах щенка переехал грузовик.

— Полина, я... мне...

— Знаю, не начинай. Тебе жаль, и бла-бла-бла, — перебиваю его.

Он закрывает глаза и раздражённо проводит рукой по волосам.

Между нами зависает напряжённая тишина. Глаза Марка рассеянно смотрят в сторону, брови плотно сдвинуты. Мне кажется, если напрячь зрение чуть сильнее, я увижу, как двигаются шестерёнки в его голове. Возможно, тогда я даже смогу подобрать инструмент, который позволит залезть внутрь и узнать, что же там происходит.

Как только он приходит к решению, черты его лица становятся мягче, складка между бровями потихоньку разглаживается, и он тихим, ровным голосом произносит:

— Я

правда

хочу обсудить с тобой новую концепцию. И мой ноутбук

действительно

наверху. И у нас нет кабинета, где бы мы могли спокойно поговорить.

Как бы в подтверждение своих слов Марк оглядывает пространство, где мы находимся. Кроме стойки ресепшена, рабочего стула за ней и кожаного двухместного дивана с журнальным столиком, в холле ничего нет. Остаётся кухня, где сейчас Фая и Паша, и куда скоро придёт Игорь. Если Марк продолжит

так

на меня смотреть, то они обязательно что-то заподозрят. И тогда работа точно превратится в пытку.

И у нахождения наедине с Марком всё же есть несомненный плюс — я могу не притворяться, мне не нужно изображать послушную сотрудницу, нет необходимости делать вид, что всё нормально.

Я не таила иллюзий, что за прошедшие недели и месяцы мне вдруг станет всё равно. Но, чёрт, я не ожидала, что чувства и эмоции ещё настолько свежи, что мне в прямом смысле будет больно на него смотреть.

Ему жаль...

Что ж, ему должно быть жаль.

Я пристально смотрю ему в глаза, пытаясь и одновременно боясь разглядеть неприкрытую жалость. Ведь именно это его гложет? Что он воспользовался несчастной девушкой в беде.

Но всё, что я вижу, — это неуверенность, страх и ...

— Пожалуйста, — тихо произносит Марк.

С ощущением, что совершаю фатальную ошибку, я молча обхожу его и поднимаюсь наверх.

* * *

Я сижу в углу его огромного дивана, поджав под себя ноги и укрывшись мягким пледом. На подлокотнике дымится кофе. Колючий ветер завывает за окном, разбивая о стекло очередную порцию ледяных капель. Для полного счастья мне не хватает только книжки и элиминации мужчины на другой стороне дивана.

Я наблюдаю за ним исподлобья, пока он выводит презентацию с ноутбука на висящую на стене плазму. Он нервно кашляет, когда на экране появляется первый слайд, и я с интересом перевожу туда взгляд.

Интерес сначала сменяется негодованием, быстро переходит в раздражение, панику, пока слепая ярость не застилает глаза — внутри меня взрывается бомба.

Почему части тела Марка до сих пор не разлетелись по комнате?

Я вскакиваю с дивана, в процессе чуть не сношу кофе с подлокотника и едва не падаю сама, споткнувшись о ковёр. Восстановив равновесие, подхожу ближе к экрану. Нет, с двадцати сантиметров буквы складываются в те же слова, что и с расстояния в полтора метра.

«

Реабилитационный центр на Алтае...

»

— Я подумал, что название мы придумаем вместе, — неуверенно бормочет он.

— Реабилитационный. Мать. Твою. Центр? Ты серьёзно сейчас? Вот правда?

Он расправляет плечи и бурчит что-то себе под нос, похожее на: «

соберись, ты знал, что это будет непросто

». После этого слишком спокойным для этой ситуации голосом отвечает:

— Предлагаю всё обсудить как взрослые люди.

Его щёки тут же заливает краска. Он прекрасно помнит, что пять месяцев назад я произнесла в точности такую же фразу, вслед за которой он предложил мне встать на колени и ...

И ты сделала именно это.

Красные щёки теперь у нас двоих. У меня только на тридцать процентов из-за стыда и смущения, остальные семьдесят — это чистая, ничем не прикрытая злость и желание задушить Марка собственными руками.

— Успокоиться и обсудить, как взрослые люди? Конечно, давай сделаем именно это, — мои слова пропитаны ядом.

Чтобы немного сбить бурлящее раздражение, я начинаю хаотично ходить по его гостиной. Спустя минуту снова спотыкаюсь о ковёр. От удара лицом о стеклянный журнальный стол меня спасает мужская рука, крепко схватившая за предплечье. Убедившись, что я устойчиво стою на ногах, он тут же отходит от меня на несколько шагов и в примирительном жесте поднимает руки.

— Я задам вопрос один раз — это как-то связано с моей сестрой?

Выражение его лица говорит за себя, я разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Пожалуйста, выслушай меня, — его голос звучит сдавленно, глухо, умоляюще. Это заставляет меня остановиться.

Я делаю несколько глубоких вдохов и выдохов и возобновляю хаотичное движение по комнате. Чтобы не мешаться под ногами, Марк отступает к дивану, но продолжает пристально следить за моим перемещением.

— Хорошо. Что это? — спрашиваю, указывая на экран.

— Бизнес-план. Для центра... Реабилитационного.

Вдох — выдох.

Вдох — выдох.

Во-первых, у тебя не хватит сил, чтобы его задушить. Ты видела его шею? А если даже и хватит, то тебя посадят. С кем тогда останется Алевтина? Будь благоразумна, Полина, подумай о сестре.

Несмотря на гложущее раздражение, я с радостью встречаю это чувство.

Лучше злость, чем жалость к себе. Мне более чем достаточно его жалости.

— Я вижу, что это бизнес-план. Но почему ты вдруг решил превратить ретрит-центр в реабилитационный?

Он мнётся несколько секунд, смотря себе под ноги.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я действительно впервые задумался об этом после того, как узнал про травму твоей сестры.

Я разочарованно качаю головой и срываюсь на крик:

— Мне не нужна твоя благотворительность! Ни мне, ни моей сестре! — я часто дышу, горло дерёт, не удивлюсь, если меня слышно на первом этаже.

— Ты не так всё поняла, — медленно и тихо произносит Марк, как будто разговаривает с одной из своих лошадей. — Давай сядем, и я всё объясню. Ты будешь чай?

— Какой, к чёрту, чай? — вспыхиваю я. — И нет, я не буду садиться.

— Хорошо, хорошо, — отступает он. Он нервно сглатывает и быстро переходит к объяснению: — Как я сказал, впервые эта идея пришла мне в голову из-за Алевтины — глупо это отрицать. Но я не настолько сошёл с ума, чтобы полностью превратить прибыльный бизнес в благотворительную организацию, хотя и для этого здесь тоже найдётся место. То, что казалось просто хорошей идеей, оказалось очень перспективным бизнесом.

Я скептически прищуриваю глаза. Он ведь не ожидает, что я просто поверю ему на слово.

— Я привлёк нескольких специалистов в этой сфере, и в результате мы получили действительно ошеломляющие цифры. Хотя, как я сказал, изначально идея пришла мне в голову из-за Алевтины.

Зачем он снова это говорит, он что, идиот?

— Но нашей целевой аудиторией будут профессиональные спортсмены. Я же тебе рассказывал про своё плечо? — не дожидаясь моего ответа, Марк продолжает: — Я потратил десятки тысяч евро на восстановление в Европе, поэтому я съездил в Берлин, где проходил лечение...

— Ты съездил в Берлин? — недоверчиво спрашиваю я.

Он кивает:

— Да. И оказывается, многие врачи вполне не против провести шесть — девять месяцев в глуши России. Для них это экзотика. А также они помогут в покупке всего необходимого оборудования. И я уже заручился поддержкой страховых компаний — они рассмотрят сотрудничество с нами, как только всё будет готово. Если, конечно, ты согласишься на эту идею.

Он замолкает на минуту, собирается с мыслями и добавляет:

— Я также поговорил с несколькими благотворительными фондами... Вы же потратили около двадцати тысяч евро, правильно?

— Двадцать одну, — автоматически поправляю я. — А откуда тебе известна сумма?

— У меня есть связи, — загадочно отвечает Марк.

Хотя если подумать, вся информация о сборах благотворительных фондов находится в открытом доступе — достаточно знать имя и фамилию подопечного.

Пока что то, что он говорит, похоже на бред. Врачи из Германии готовы приехать в глушь России. Реабилитационный центр — прибыльный бизнес. В моей голове рой сомнений и капля любопытства. Но эта капля всё-таки останавливает. Вреда не будет, если я просто взгляну на цифры.

Медленно я сажусь обратно на диван и киваю в сторону плазмы.

— Хорошо, давай посмотрим на цифры.

Марк прячет самодовольную улыбку и переключает слайд.

Глава 40. Полина

Спустя два часа споров, обсуждений и мозгового штурма я готова свернуть горы. Если цифры, которые показал Марк, верны, то это не просто более выгодная идея по сравнению с ретрит-центром — это чуть ли не золотая жила. И, как ни странно, расположение играет нам только на руку, ведь реабилитация такого рода подразумевает длительное пребывание пациентов в центре. Нам лишь нужно будет обеспечить их всем необходимым, а это означает много,

очень много

работы. И хотя это не совсем моя специализация (о чём я тактично умолчала), у Марка получилось продать мне эту идею.

Мне сложно усидеть на диване — я готова ринуться в бой.

За это время расстояние между нами сократилось до минимума. Сейчас, пока я фиксирую последние заметки в планшете, наши бёдра находятся в опасной близости. Ещё одна причина поскорее сбежать отсюда.

— Окей, тогда пора работать, — сообщаю я, поднимаясь.

Марк тоже встаёт и трогает меня за плечо:

— Полина, я хотел ещё кое-что обсудить.

— Да?

— Как твоя сестра?

— Марк...

— Мне правда интересно, — он смотрит на меня пристально, сдвинув брови, и в этот момент я готова отдать руку, сердце, хотя этот корабль давно уплыл; он спрашивает искренне, ему это действительно важно. Я делаю шаг назад, будто пытаюсь сохранить дистанцию. Скрещиваю руки, будто создавая щит, но он не помогает, я сдаюсь.

— Нормально. Даже лучше, чем нормально. Она сейчас на медикаментозной терапии. И с каждым днём Аля всё больше похожа на себя... на мою сестру до аварии.

Марк берёт меня за руку. Я понимаю, что мне нужно её вырвать, нужно его оттолкнуть, нужно сказать ему, чтобы он меня не трогал. Но, но, но... Чёрт, как же много «но».

— Полина, ты сказала, что я испытываю чувство вины не за то, что должен, но это не так. Несмотря на то, что ты считаешь, что это было

твоё

решение, очевидно, что у тебя не было выбора.

— Аррргх, — я громко рычу, — я устала это обсуждать.

— Пожалуйста... Дай мне возможность объяснить свои поступки, — он смотрит на меня умоляющими глазами. Уйти — проще. Повернуться, уйти и закрыть за собой дверь. Но я стою. То ли от злости, то ли от усталости. Может, от того,

как

он на меня смотрит.

— Меня ничего не оправдывает в этой ситуации, но когда я узнал,

почему

ты согласилась... Мне стало так тошнотворно от самого себя, что уйти казалось лучшим, даже единственно возможным решением. Вместо того чтобы признаться в своих чувствах, я просто... сбежал. Я убедил себя, что делаю это ради тебя. Сейчас понимаю, что просто испугался.

Мои ладони потеют, и мне кажется, что вот-вот я начну задыхаться. Тот самый шар, который должен был давно сгнить и разложиться в моей груди, начинает потихоньку раздуваться, заполняя собой всё пространство.

— Я так давно и безнадёжно влюбился в тебя, что тот факт, что я собственноручно разрушил саму возможность, чтобы между нами что-то было... Это было невыносимо.

Давно и безнадёжно?

Марк отвечает на мой немой вопрос:

— В конце нашей первой встречи я мучился между тем, чтобы пригласить тебя на свидание или нанять на работу. Мне очень нужен был менеджер, и ты идеально подходила. И я подумал, что меня, так сказать, отпустит, но чем чаще я тебя видел, чем лучше узнавал... У меня просто не было шанса.

— Почему ты не пригласил меня на свидание

после

того, как нанял меня на работу?

Он смущается и, краснея, отвечает:

— Мне казалось, это неуместно...

— Ммм, неуместн? Другое дело — секс в обмен на изменения графика. Эта практика достойна того, чтобы её вписали в рабочий регламент.

Я не знаю, зачем это говорю, зачем провоцирую его. Слова вылетают сами собой. Возможно, я всё же продолжаю обвинять его в том, что случилось. Марк нервно трёт ладонями глаза и, развернувшись, резко пинает диван. Он ругается и начинает систематически избивать ни в чём неповинную мебель.

— Эй, диван тут ни при чём, — возмущаюсь я, в очередной раз странно реагируя на его истерику. Правильно было бы испугаться. Взрослый мужик, который так яростно пинает диван, особенно мужик, умеющий профессионально пинать людей, должен как минимум вызывать беспокойство. Даже страх.

Но вместо этого громкий смех вырывается из моей груди — я начинаю истерически хохотать и сгибаюсь пополам, слёзы застилают глаза, в боку начинает колоть. Ощущение, что всё напряжение, раздражение, злость и фрустрация, скопившиеся в теле, наконец-то нашли выход.

Когда мне наконец становится легче, и способность нормально дышать возвращается, я вытираю лицо тыльной стороной ладони. Марк стоит, облокотившись на жертву своего абьюза, и смотрит на меня с интересом ботаника, увидевшего редкое экзотическое растение.

— Ты в порядке? — спрашивает он меня, неуверенно улыбаясь.

— Да, просто... просто картина избиения дивана была чересчур забавной.

Он расплывается в широкой улыбке, от которой у меня подкашиваются колени, и сводит дыхание. Что-то внутри меня — то, что я давно задавила, — вдруг снова оживает. Моё глупое сердце, несмотря на крики разума, что я не должна снова ступать на эту дорогу, что это окончательно разрушит меня, радостно и громко бьётся в груди.

Сердцу всё равно. Оно услышало слово «

влюбился

».

Только что высохшие щеки снова намокают.

За два шага он пересекает расстояние между нами, и моё лицо оказывается в его руках. Он наклоняется и касается губами моей мокрой щеки. Также легко он проводит губами по скулам, второй щеке, проходит по подбородку. Всё это время я не дышу.

Он отстраняется и врезается в мою душу небесными глазами.

— Разреши мне поцеловать тебя, — я чувствую его дыхание на своих губах, и мне требуется несколько секунд, чтобы осмыслить его слова.

— Ты уже это делаешь...

Кусочек разума — тот самый, который отвечает за логику — шепчет: «

Какого чёрта ты стоишь и позволяешь ему это делать?

»

Но вместо этого я поднимаю лицо ему навстречу и закрываю глаза. Его мягкие губы требовательно накрывают мои, он не медлит и слегка прикусывает мою нижнюю губу — я впускаю его внутрь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы проникаем друг в друга. Я впитываю его запах, мои слёзы продолжают литься, и я чувствую их солёный вкус. Шар в груди полностью заполняет пустоту, и всё напряжение испаряется из тела. Мне хорошо. На миг — впервые за долгое время — мне не хочется убегать.

Может быть, хотя бы на секунду, я могу отпустить ситуацию? Я могу позволить себе просто быть? Не анализировать. Просто дышать.

Его правая рука перемещается на мой затылок, пальцы зарываются в волосы и нежно тянут вниз, наклоняя мою голову, давая ему ещё больший доступ. Тем временем левая рука на моей талии — крепко, почти до боли, сжимает меня, прижимая наши тела ближе друг к другу. Я чувствую, как его возбуждение упирается в низ моего живота — мне хочется просунуть руку между нами, прикоснуться к его твёрдости, а дальше...

Полина, что будет дальше?

Вопрос в голове звучит так резко и отрезвляюще, что я давлю ладонями на его грудь, заставляя отстраниться.

Глава 41. Полина

— Нет, нет, нет, подожди, — в панике произношу я, отскакивая от него. — Я не... я не уверена, что хочу этого.

— Не хочешь? — руки Марка обессиленно опускаются, и он смотрит на меня такими глазами, как будто я всадила пулю ему в грудь.

Я облизываю губы, не понимая, что делать, что сказать.

Конечно, я хочу его. Ему достаточно засунуть руку в мои джинсы, чтобы в этом убедиться.

Но дальше, что будет дальше?

— Чёрт, прости. Я снова всё неправильно понял. Да, конечно, — быстро говорит Марк, нервно проводя рукой по волосам. — Это больше не повторится.

— Что?

— Этого больше не повторится. Прости.

— Что?.. — повторяю, как сломанный телефон, потому что его слова не имеют смысла.

Щёки Марка краснеют, он закрывает глаза и делает несколько вдохов и выдохов, прежде чем выдать:

— Полина, я один раз уже воспользовался своим положением. Я не совершу эту ошибку повторно.

А вот сейчас мне хочется его ударить — со всего размаху и кулаком. Видя мою реакцию, он в замешательстве наклоняет голову и хмурит брови.

— Я могла сказать «нет»! — громко кричу я. — Я сама приняла твоё предложение — не забирай у меня мой выбор. Я понимаю, что тебе нравится купаться в океане самобичевания, но, пожалуйста, плавай там в одиночестве.

— Я знаю, знаю, — раздражённо бормочет он, — но это не мешает мне чувствовать себя виноватым за то, что я тогда тебе это предложил. Что я даже не спросил…

— Я бы не ответила, — перебиваю его.

— Почему?

Господи, почему это должно быть так тяжело?

— Потому что я не хотела твоей жалости. После аварии я только и делала, что просила, умоляла, давила на жалость… У меня не было другого выбора. Я была

вынуждена

просить помощи у незнакомых мне людей. Мне нужны были деньги, и они были нужны срочно. Но здесь, на работе, мне просто хотелось быть нормальной. Я хотела, чтобы меня ценили и уважали за то, что я делаю, а не потому, что я бедная и несчастная девушка с сестрой-инвалидом на руках. Я... если бы я всё рассказала, то у меня возникло бы ощущение, что я не заслужила эту работу.

— Полина. Ты — лучшее, что случилось с этим ретрит-центром, — он поджимает губы, слова зависают у него на языке, пока он не выдыхает: — Ты — лучшее, что случилось со мной.

Чёрт, я не уверена, что верю его словам, но губы все равно расплываются в идиотской улыбке. Как бы наивно не звучали его слова, но мне

хочется

быть этим лучшим, что случалось в его жизни.

— Хорошо, — говорю вслух сама себе.

— Хорошо?

И я киваю.

— Прости, что я так поступил тогда — в Горно-Алтайске. Я и правда был погружён... как ты сказала? В океан самобичевания? Вот. Я был там. И, честно, мне было тошно от себя. Прости, что уехал.

Мысль возникает в голове — та самая, которую я изо всех сил отгоняла от себя, но которая, несмотря ни на что, всё это время сидела в груди, в голове, завладела всем телом.

Марк подходит ближе, пока не оказывается почти вплотную, и проводит костяшками пальцев по щеке, опускаясь ниже, пока наши лбы не соприкасаются. А потом он опускается еще ниже, и еще, пока не оказывается на коленях передо мной.

Я не понимаю, что происходит и смотрю на него, приоткрыв рот.

— Эм... что ты делаешь?

— Ты выйдешь за меня замуж?

Это самая абсурдная фраза, которую я слышала от него не только за сегодня, но и за всё время знакомства. Но первое, на чём фокусируется мой взгляд, — это его пустые руки.

— А где моё кольцо?

— Чёрт, — он раздражённо трёт затылок и быстро оглядывает комнату, будто ищет, что можно использовать вместо кольца. — Я совсем забыл, что в таких ситуациях нужно кольцо. Но ты согласна? Я куплю тебе кольцо!

— Конечно же, я

не согласна

! Ты в своём уме? Только что ты говорил мне про чисто профессиональные отношения...

Он грустно выдыхает, поднимается и садится на диван. Задумчиво чешет бороду и спрашивает в пустоту:

— Слишком рано, да?

— Пожалуй, да.

— К чёрту профессиональные отношения! Полина, ты пойдёшь со мной на свидание?

Я подозрительно щурю глаза.

— Это какой-то манипулятивный приём?

— Нет, — на его лице сначала появляется искреннее возмущение, но, задумавшись, он добавляет: — Хотя наверняка что-то такое есть... Но это было не преднамеренно.

— Ага, — киваю я, глупо улыбаясь.

Меня только что позвали замуж. Впервые. Пусть и без кольца.

Навязчивая мысль звучит в голове всё громче.

— Что насчёт кино, например, в воскресенье днём? — деловито спрашивает Марк.

— Я работаю.

— Думаешь, не получится уговорить твоего босса изменить график? — игриво спрашивает он, а потом быстро уточняет: — Слишком рано для таких шуток, да?

— Нет, просто не думала, что ты умеешь.

— Шутить?

Я снова киваю.

— Ради тебя я научусь, — серьёзно отвечает он и смотрит на меня полными желания глазами. Притягивает к себе, проводит руками по ногам, настойчиво направляет, пока я не оказываюсь сверху — обхватив его ногами, прижимая к спинке дивана.

Чувак замуж тебя позвал — он достоин поцелуя.

Не успеваю я наклониться, как оказываюсь лежащей на спине. Марк нависает сверху и целует меня жадно, но нежно — как будто я его воздух, как будто я — самое ценное, что у него есть, как будто я — всё, что ему нужно. Он отстраняется, чмокает меня в нос и шепчет мне в губы:

— Я люблю тебя, Полина.

Шар раздувается до невозможных размеров, а мысль, которая кричит у меня в голове, разносится по всему телу.

Я люблю этого мужчину.

Эта мысль звучит так громко в моей голове, что повисшая тишина кажется странной. Я не знаю, почему не могу сказать это вслух. И выдыхаю с облегчением, когда вижу в его глазах, что он ничего не ждёт в ответ. По крайней мере, сейчас.

Подавшись вперёд, я притягиваю его ближе, отдаваясь ощущениям, забирая всё, в чём так долго себе отказывала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпилог. Марк

Я просыпаюсь, когда на улице ещё темно. Не открывая глаз, понимаю, что меня ждёт ещё один день, ещё одно утро, когда вставать с кровати — сродни пытке. Единственное, что приносит мне хоть какое-то успокоение, — это вера в то, что когда-то должно стать легче. Старые привычки живучи, и тело должно вспомнить время, когда мысль поваляться в кровати после пробуждения даже не возникала.

Десять лет режима против одного месяца искушения.

Это самое искушение тихо сопит рядом. Как будто слыша мои мысли, Полина издаёт тихий мурлыкающий звук и притягивает мою руку ближе. В теле мгновенно просыпается желание — ничего общего с тем, чтобы вылезти из кровати, оно не имеет.

Мне сложно охарактеризовать последний месяц. Громкое слово «

счастье

» не вмещает в себя глубины того, что происходит. Наверное, я не хочу и боюсь давать этому название. Особенно когда я не знаю, как пройдёт сегодняшний разговор.

Внутренний пинок — и я открываю глаза. Аккуратно вытаскиваю руку и медленно отодвигаюсь от мягкого, тёплого женского тела рядом. Жёсткий матрас лишь слегка прогибается под моим весом, и мне удаётся выскользнуть незамеченным.

В темноте нащупываю свои вещи и быстро натягиваю джоггеры и футболку. Купленная неделю назад кровать практически съела всё пространство комнаты, но зато моя спина впервые за долгое время не хочет меня убить. Тихо открываю дверь и выскальзываю из спальни.

Через желудок лежит путь не только к сердцу мужчины, но и к сердцу Алевтины.

А путь к сердцу Полины лежит через её сестру. Поэтому спустя сорок минут, десяток бесформенных подгорелых комочков, задымлённую кухню и чуть не сожжённую сковородку я с гордостью смотрю на толстенькие, плотные кругляши. Рецепт обещал ажурные блинчики, у меня же получились оладо-блины. Надеюсь, съедобные.

Шантаж, уговоры, комплименты и обещания помогают мне выманить сестёр из постели. Две пары чёрных глаз подозрительно смотрят на меня, пока я раскладываю свои творения по тарелкам и наливаю три кружки кофе.

— Ммм, как вкусно, — воодушевлённо говорит Алевтина, пережёвывая кусок, обильно политый сгущёнкой.

Полина не трогает еду и сверлит меня взглядом:

— По какому поводу старания?

— Да просто так... — бормочу я.

Она прищуривает глаза, и я признаюсь:

— Мне нужно кое-что с вами обсудить.

Я барабаню пальцами по столу, напоминая себе, что встречался и с более сильными противниками. Передо мной две девушки общим весом не более ста килограммов — легче лёгкого. Но никогда раньше я так не переживал, как сейчас.

— У вас прекрасный дом, — делаю паузу, подбирая слова, — но мы каждый день тратим на дорогу полтора часа. Аля, когда ты была в центре, мне показалось, что тебе там понравилось...

— Наконец-то, — перебивает меня Алевтина. — Мы согласны!

— Что!? — наши удивленные с Полиной голоса звучат в унисон.

— Ты же предлагаешь нам переехать в центр? Мы согласны. Но я хочу отдельную комнату. И хочу работать.

Бинго! Я широко улыбаюсь ей в ответ. Сделка почти у меня в кармане. Нокаут никогда ещё не был так близко. Не знаю, в какую лотерею я выиграл, но с Алевтиной мы поладили с первого дня.

Я поворачиваюсь к Полине и падаю как подкошенный. Физически я всё ещё здесь, в небольшом лиловом доме, сижу на деревянном стуле за маленьким квадратным столом. Но душу выбили из тела.

Я признаюсь ей в любви каждый день. И до текущего момента не подозревал, насколько мне было важно услышать это в ответ. Она одними губами произносит слова. Её глаза блестят, эмоции отражаются на лице: благодарность, счастье, восхищение, надежда, любовь.

Я готов отдать своё здоровое плечо, вернуть старый матрас и спать на нём вечно, каждый день просыпаться и готовить оладо-блины — лишь бы Полина,

моя Полина

, продолжала так

на меня смотреть. И в эту минуту я знаю, что сделаю всё возможное, чтобы это не потерять.

Большое спасибо, что прочитали историю до конца! ❤️

Я буду благодарна любым вашим комментариям ????????????

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец