Порочный круг. Часть 2

Обеденный перерыв в понедельник стал нашим новым ритуалом. Мой кабинет превратился в святилище, где пахло кофе, грехом и eё духами. Она приходила под предлогом «проблем c софтом», и мы проживали целые жизни за эти сорок пять минут.

B тот день она опустилась передо мной на колени c таким царственным видом, будто не унижалась, a возносилась. Eё пальцы расстегнули мои брюки c методичной, почти хирургической точностью. Взгляд eё был прикован к моему лицу, темный, полный власти.

— Сегодня ты будешь молчать,  — прошептала она, и eё горячее дыхание коснулось моего паха прежде губ.  — Как бы тебе ни хотелось закричать.

Она не спешила, заставляя меня извиваться от предвкушения каждым нервом. Мир сузился до пространства между стулом и eё губами, она сосала как царица... И в этот самый момент, когда волна наслаждения уже начала подниматься, зазвонил eё телефон. Ha экране ярко горело: «МУЖ».

Она замерла на долю секунды. Наши глаза встретились. B eё взгляде я прочитал панику, мысленный расчет и... решение. Острая, опасная искра блеснула в eё глазах. Она не остановилась. Наоборот, eё движение стало eщё более настойчивым, влажным, посылающим электрический разряд прямо в основание моего позвоночника.

Одной рукой она взяла трубку.

— Да, дорогой?  — eё голос был на удивление ровным, лишь легкая, едва уловимая хрипотца выдавала невероятное усилие, которое она прилагала.

Я закусил губу, чтобы не издать ни звука. Осознание происходящего — что eё муж слышит eё голос, в то время как eё губы творят co мной это,  — было самым мощным афродизиаком, который я когда-либо испытывал.

— Да, я пообедаю... скоро,  — она сделала паузу, и в эту паузу eё язык совершил нечто совершенно запретное, от чего y меня потемнело в глазах.  — Нет, все в порядке. Просто устала.

Она слушала его eщё минуту, eё пальцы сжимали мoё бедро, a взгляд был прикован к моему, полный вызова и безумия. Это был самый откровенный, самый порочный разговор втроем.

— Хорошо. Целую. До вечера,  — она положила трубку на стол и, не прерывая того, что делала, подняла на меня взгляд.

Это стало последней каплей. Я не мог больше сдерживаться. Я потерял контроль c глухим стоном, впиваясь пальцами в eё распущенные волосы.

Мы лежали на полу, тяжело дыша. Она прижалась щекой к моей груди.

— Боже, что мы делаем,  — eё голос был сиплым.  — Это безумие.

— Это гениально,  — поправил я, все eщё не в силах прийти в себя.  — Ты... ты гениальна.

•  •  •

Вечер. Другой кабинет, другая машина.

Она (19:30): «Он только что спросил, кто был сегодня в моей машине днем. Говорит, видел, как я разговариваю c кем-то на парковке».

Сердце упало. Ho eё следующее сообщение пришло почти сразу.

Она (19:31): «Я сказала, что это коллега-программист. Чинил магнитолу, которая глохла. Он кивнул и пошел ужинать. Bce нормально».

Я (19:33): «Магнитола? Серьезно? И он поверил? »

Она (19:35): «Поверил. Потому что я сказала это, разливая ему суп, и посмотрела прямо в глаза. A потом спросила, не хочет ли он секса. Сработало. Он перестал задавать 

вопросы».

Это сообщение ударило по мне с неожиданной силой. Ревность, злость и какое-то дикое возбуждение смешались в один коктейль.

Я (19:36): «И ты пойдешь с ним? После того, что было днем? »

Пауза была долгой.

Она (19:41): «Это цена, Никита. Цена нашей тайны. Цена того, чтобы снова оказаться на твоем полу. Я заплачу её. Но знай... в этот момент я буду думать о тебе. О твоих руках в моих волосах. О том, как ты смотрел на меня, когда я говорила с ним».

Она превращала нашу тайну в искусство. Каждая ложь была мазком на картине, скрывающей наш мир. Каждая близость с мужем — лишь способ обезопасить наше следующее свидание. Это была опасная, извращенная алхимия, где вина и ложь превращались в топливо для страсти.

И я понимал, что погружаюсь в эту пучину все глубже. Она была не просто замужней женщиной. Она была режиссером нашего общего безумия. И я был её готовым на все актером.

•  •  •

Страсть стала нашим наркотиком, а риск — спусковым крючком. Каждая наша встреча была тщательно спланированной операцией, но чем дальше, тем больше в них проскальзывало что-то животное, неконтролируемое.

Тот день не был исключением. Мой кабинет, плотная штора, отсекающая мир, и она, на коленях, с абсолютно безразличным ко всему взглядом, полным лишь моего отражения. Её пальцы впивались в мои бедра, а губы творили такое, от чего сознание уплывало. Я был на грани, все моё существо сжалось в один напряженный узел.

— Валя... сейчас...  — успел я прохрипеть.

Она не отстранилась. Наоборот, её взгляд, тяжелый и влажный, приказал мне молчать и наблюдал, как я теряю над собой контроль. Вкус её поцелуя смешался с моим собственным, создавая порочный, интимный коктейль, который мы разделили.

И в этот самый момент, когда мир только начал возвращаться в фокус, за окном послышался знакомый звук двигателя и щелчок двери. Её глаза расширились от ужаса. Это была машина её мужа. Он привез их младшую дочку из школы раньше времени.

— Боже... Аня...  — она вскочила на ноги, поспешно поправляя платье и проводя рукой по губам. Её лицо было бледным.  — Он... он зайдет сюда?

— Нет,  — я попытался взять себя в руки, сердце колотилось как сумасшедшее.  — Они зайдут в её кабинет через главный вход.

Мы слушали, как шаги доносились из коридора, приближались... и прошли мимо. Валя выдохнула, но паника не отпускала. Мы вышли из моего кабинета, стараясь выглядеть непринужденно, и столкнулись с ними прямо в холле. Муж, их маленькая дочь, держащаяся за его руку, и мы — с только что пережитым секретом, горящим в крови.

— Валя! Вот ты где,  — улыбнулся муж.  — 3аехали, решили тебя забрать.

Она подошла к нему, и тут сработал чистый, животный инстинкт. В состоянии шока, стресса и остаточного возбуждения, на автопилоте, желая доказать нормальность, она потянулась к нему и поцеловала. В губы. Быстро, но влажно.

Она отпрянула, и в её глазах читался настоящий ужас. Она поняла свою ошибку мгновенно. Её губы только что были там, где была я,  

и теперь она перенесла этот след на него.

Муж на мгновение замер, удивленно моргнув.

— Что-то случилось?  — спросил он, глядя на нее с легким недоумением.

— Нет! Нет, все хорошо,  — она засмеялась неестественно высоким, нервным смехом.  — Просто... рада тебя видеть. Пойдемте, я быстро соберусь.

Она почти побежала в свой кабинет, уводя за собой семью. Её взгляд, полный отчаяния и извинений, мельком встретился с моим на прощание.

•  •  •

Вечер. Переписка, полкая паранойи и новой одержимости.

Она (22:15): «Он ничего не сказал. Но весь вечер казался задумчивым. Я сходила с ума. Я чувствовала твой вкус на своих губах, когда целовала его. Это было самое ужасное и самое возбуждающее ощущение в моей жизни».

Я (22:17): «А я видел это. И видел твой взгляд. Ты чуть не выдала нас одним поцелуем. Это был ад и рай одновременно».

Она (22:20): «Мы не можем больше так рисковать. Это безумие».

Но на следующее утро, в моем телефоне, пришло другое сообщение. К старой страсти добавилась новая, извращенная одержимость — желание запечатлеть наше падение.

Я (10:01): «У меня к тебе просьба. Необычная».

Она (10:03): «Какая? »

Я (10:04): «Я хочу тебя сфотографировать. Такую, как вчера. На коленях. Чтобы y меня было что-то твое. На память».

Пауза была долгой. Я почти ощущал её колебания по ту сторону экрана.

Она (10:11): «Это опасно».

Я (10:12): «Я знаю. Как и все, что между нами. Я буду осторожен. Удалю сразу после. Это только для меня. Чтобы помнить».

Еще одна пауза.

Она (10:15): «Хорошо. В следующий раз. Но только если ты обещаешь... что это только для тебя».

Итак, игра вышла на новый уровень. Теперь нашей страсти было мало простого риска. Нам нужны были трофеи. Доказательства. Я начал коллекционировать моменты нашего безумия, а она, подчиняясь новой форме интимности, соглашалась стать моей моделью. Каждый щелчок затвора был одновременно актом обладания и закладкой новой бомбы под наше общее будущее. Мы больше не просто играли с огнем. Мы начали собирать его в запас, не думая о том, что однажды он может спалить нас дотла.

•  •  •

Идея пришла к Валентине внезапно, как озарение. Старый компьютер в их спальне действительно начал сбоить — он медленно загружался, иногда выдавая синий экран. Идеальный предлог.

Она подошла к мужу, когда он смотрел телевизор.

— Дорогой,  — начала она осторожно,  — мой компьютер опять заглючил. Боюсь, могу потерять все отчеты к концу квартала. Не против, если я попрошу Никиту заглянуть в выходные? Он специалист, разберется быстро.

Муж отвлекся от экрана, на мгновение задумавшись.

— Никита? А, твой коллега-программист. Ну, да, конечно. Приглашай. Только предупреди, чтобы недолго — мы же собирались на дачу.

Сердце Валентины забилось чаще. Она сделала это. Теперь Никита мог войти в их дом не как тайный любовник, а как желанный гость. Официально. При муже. Опасность ситуации заставила кровь бежать быстрее.

В субботу днем Никита позвонил в дверь. Он был с серьезным видом, с сумкой с инструментами, идеально играя роль технического специалиста. Муж пожал ему руку, предложил чай. Несколько минут светской беседы в гостиной показались 

вечностью. Валентина едва могла смотреть на Никиту, зная, что через несколько минут он окажется в их спальне. В святая святых.

— Пойдемте, я покажу вам тот злосчастный компьютер,  — сказала она, поднимаясь по лестнице. Её голос звучал ровно, но внутри все дрожало.

Они воли в спальню. Большая супружеская кровать, её духи на туалетном столике, их общие фотографии на стене. Воздух был насыщен историей их брака, и теперь им предстояло осквернить его своей тайной.

Никита сел за компьютер, его пальцы привычно забегали по клавиатуре. Валентина присела на край кровати, в нескольких сантиметрах от него.

— Он внизу?  — тихо спросил Никита, не отрывая взгляда от монитора.

— В гараже. Чинит газонокосилку. У него есть час,  — так же тихо ответила она.

Написание между ними было почти осязаемым. Звук клавиш казался оглушительно громким. Она наблюдала, как движутся его руки — те самые руки, которые знали каждую клеточку её тела. Он украдкой бросил взгляд на кровать, затем на нее. В его глазах читалось то же самое — осознание кощунственности момента и невозможность сопротивляться.

— Кажется, я нашел проблему,  — громко сказал он, чтобы было слышно на случай, если муж подойдет.  — Нужно переустановить драйверы. Это займет минут двадцать.

— Хорошо,  — ответила она, и в её голосе дрогнула та самая хрипотца, что сводила его с ума.

Она встала и подошла к окну, выходившему во двор. Внизу, в открытом гараже, сидел на корточках её муж, что-то чиня. Она видела его спину, его сконцентрированное лицо. А позади нее, в нескольких шагах, был Никита. Два мира сталкивались в одном пространстве, и она находилась в самом эпицентре.

Она почувствовала, как он встал и подошел к ней сзади. Он не прикасался к ней, стоя так близко, что его дыхание шевелило её волосы.

— Он там, внизу,  — прошептал он, глядя поверх её головы на мужа,  — а мы здесь. На вашей кровати.

Она закрыла глаза, поглощая головокружительный ужас и возбуждение от этого момента. Это была не просто физическая близость. Это был акт тотального доминирования их тайны над установленным порядком вещей. Риск быть обнаруженными был максимальным, а значит, и накал страсти достигал пика.

— Мы не можем,  — выдохнула она, но это звучало как приглашение.

— Мы уже это делаем,  — возразил он.  — Каждую секунду, что я нахожусь здесь.

Он отошел назад, к компьютеру, как только услышали шаги на лестнице. Муж заглянул в дверь.

— Ну как, доктор, пациент выживет?

— Да, почти все готово,  — уверенно ответил Никита, снова надевая маску специалиста.

Когда он уходил, пожимая руку на прощание, их взгляды встретились на долю секунды. В этом взгляде было все: и воспоминание о прошлой близости, и обещание будущих встреч, и общее понимание, что они только что перешли новую грань. Они не просто изменили. Они принесли измену в дом. И этот дом уже никогда не будет прежним.

•  •  •

Вечер. Переписка.

Она (23:11): «Сегодня вечером, лежа в той самой кровати, я чувствовала тебя повсюду. Казалось, он должен почувствовать твое присутствие в воздухе».

Я (23:13): «Я 

чувствовал запах твоих духов на той подушке. И видел его в гараже. Это было... мощно. Мы пересекли ещё одну черту».

Она (23:15): «И нам это понравилось. Что с нами происходит, Никита? »

Я (23:16): «Мы живем. По-настоящему. Впервые. И назад дороги нет».

Отлично, это интересный психологический поворот. Продолжаем, углубляясь в тему зависимости, власти и смещения моральных ориентиров.

•  •  •

Что-то в Валентине сломалось и пересобралось заново. Тот вечер, когда Никита был в их доме, стал точкой невозврата. Теперь её брак, её жизнь с мужем, стала красивой, удобной, но абсолютно плоской декорацией. Настоящая жизнь, пульсирующая, острая и опасная, происходила в щелях между этими декорациями.

Она ловила себя на том, что в постели с мужем закрывала глаза и представляла другое лицо над собой. Другие руки. Другое, более грубое и требовательное прикосновение. Ласки мужа, всегда исполненные заботливой любви, стали казаться ей пресными. Ей не хватало той дикой, животной жажды, с которой к ней относился Никита.

Она (09:00): «Не могу выбросить из головы тот день, когда ты был здесь. В моей спальне. Я просыпаюсь и первая мысль — о тебе».

Я (09:02): «Какая именно мысль? »

Она (09:03): «О том, как ты смотрел на меня, когда стоял у окна. Взгляд был голодным. Как у хищника. Мне стало страшно. И я поняла, что хочу, чтобы ты снова посмотрел на меня так».

Она стала изобретательна, как никогда. Каждый её шаг был теперь частью сложной шахматной партии, целью которой была очередная минута наедине.

— Дорогой,  — сказала она за завтраком,  — мне кажется, у нас в сети какие-то проблемы. Интернет в гостиной постоянно падает. Может, позовем Никиту? Он в прошлый раз так здорово все настроил.

Муж, доверчивый и далекий от технологий, лишь кивнул: «Конечно, решай сама».

Она не просто хотела его. Она хотела именно того, что он давал ей — ощущения себя не любимой женой, а желанной вещью. Ей нравилось, когда он, войдя в кабинет, прижимал её к стене, не говоря ни слова. Нравилось, когда он грубо приказывал ей: «Стань на колени». В этом хамстве, в этой снисходительности была та самая искренность, которой не хватало в правильных, но лишенных огня отношениях с мужем.

Однажды, после одной из таких тайных встреч, она, уже приводя себя в порядок, проговорилась, глядя в никуда:

— Он... ты... никогда не целуешь меня так, как он.

Она имела в виду мужа. Но сказала «он», и в этом одном слове был весь её внутренний разлад.

Никита ухмыльнулся, поймав её подбородок.

— Потому что он тебя любит. А я тебя хочу. Это разные вещи, Валя. И тебе нравится именно то, что я тебе даю. Признайся.

Она не ответила. Но ей не нужно было отвечать. Её тело, её покорный взгляд, её готовность выполнить любое его желание говорили сами за себя. Она стала зависима от этого унижения, от этого ощущения, что она — грязный, порочный секрет, который он хранит. Это было сильнее её. Сильнее страха, сильнее угрызений совести.

•  •  •

Вечер. Переписка, где исчезают последние барьеры.

Она (23:45):  

«Сегодня он хотел меня. По-настоящему. А я... я притворилась, что устала. Потому что знала, что не смогу. Не смогу получать удовольствие от его нежности. Мне нужно другое. Мне нужно, чтобы со мной были... жестче».

Я (23:46): «Что именно ты хочешь? Скажи мне».

Она (23:48): «Хочу, чтобы ты напоминал мне, кому я принадлежу. На самом деле. Хочу, чтобы ты использовал меня, когда захочешь. Даже если я буду говорить "нет". Особенно если я буду говорить "нет"».

Я (23:50): «Ты уверена? Это уже не игра».

Она (23:52): «Я никогда не была так уверена ни в чем. Я твоя. Сделай со мной что захочешь».

Она больше не пыталась бороться с собой. Она приняла свою новую суть — женщину, для которой страсть стала формой порабощения, а любовь мужа — лишь фоном для её тайной, настоящей жизни. И эта новая Валентина была гораздо более живой, чем старая, и бесконечно более несчастной. Но это уже не имело значения. Ей был нужен только он. И следующая доза их общего яда.

•  •  •

Их встреча в забронированном на час номере отеля была иной с самой первой минуты. Никита вошел, оценивающим взглядом окинул её с головы до ног и, не говоря ни слова, бросил пальто на стул. В его движениях не было прежней игривости, только холодная, отточенная целеустремленность.

— Подойди,  — сказал он, не повышая голоса. Но в этом было не предложение, а приказ.

Валентина почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она медленно подошла. Он не стал целовать её, не стал ласкать. Его пальцы лишь провели по линии её челюсти.

— Ты знаешь, зачем мы здесь?  — спросил он, глядя ей прямо в глаза.

— Да,  — выдохнула она.

— Скажи. Я хочу услышать это твоими словами.

Она покраснела, отвела взгляд. Раньше их общение было танцем намеков и полутонов. Теперь он требовал грубой прямоты.

— Мы здесь... для секса,  — прошептала она.

— Какого именно?  — он не отпускал её подбородок.  — Я не люблю неопределенность. Назови вещи своими именами.

Ее губы дрогнули. Она чувствовала себя униженной и невероятно возбужденной одновременно.

— Ты хочешь... меня,  — наконец выдавила она.

— Недостаточно конкретно,  — он покачал головой.  — Я хочу твой рот — Я хочу чтоб ты отсосала мне!. Я хочу твое тело. И я не собираюсь просить. Поняла?

Это был переломный момент. Стена, за которую они никогда не заходили. Она кивнула, не в силах вымолвить слово.

— Хорошо,  — его голос смягчился, но в нем все ещё звучала сталь.  — Сейчас ты снимешь платье. Потом встанешь на колени. И возьмешь в рот. Без вопросов. Без стеснения. Ты существуешь здесь для моего удовольствия. Это твоя единственная функция на этот час.

Она замерла. Внутри нее боролись протест и порочное, всепоглощающее любопытство. Стыд кричал, чтобы она остановилась. Но желание... желание было сильнее. Оно было похоже на наркотик. Медленно, почти в трансе, она расстегнула молнию на платье. Ткань упала к её ногам. Затем она опустилась на колени на прохладный ковер, её взгляд был прикован к его пряжке ремня.

Он наблюдал за 

ней с холодной отстраненностью хирурга, констатируя факт её окончательной капитуляции.

— Открой рот,  — скомандовал он.  — Шире.

И она подчинилась. В этот момент что-то в ней окончательно сломалось и перестроилось. Никита направил свой член ей в рот сначало провел по каждой губе, взял её за руку за палец, где обручальное кольцо, и надавил сильнее в рот корпусом.

Прежняя Валя, та, что краснела от откровенных разговоров, умерла. Родилась новая — та, для которой грубая прямота стала языком истинной близости.

Позже, лежа в постели, он провел рукой по её лицу, по её груди.

— Видишь? Ничего постыдного. Ты приняла меня. Всю. И тебе это понравилось. Теперь твое тело говорит на моем языке.

•  •  •

Эта новая «грамматика желания» начала просачиваться в её домашнюю жизнь. В ту ночь, лежа с мужем в постели, он нежно привлек её к себе для привычного, любовного ритуала. Но Валя была не той. Её поцелуй был более жадным, руки — более требовательными.

— Милый,  — прошептала она ему на ухо, и в её голосе прозвучала несвойственная ей хриплая нота,  — я хочу, чтобы ты кончил на меня. На мою грудь.

Муж замер в изумлении. За годы брака она никогда не позволяла себе такой откровенности, всегда предпочитая темноту и традиционные позы.

— Валя? Ты в порядке?  — растерянно спросил он.

— Никогда не была так в порядке,  — она прижалась к нему, и в её глазах, которые он знал много лет, горел чужой, опасный огонь.  — Просто... не останавливайся. И делай так, как я говорю.

Он был ошеломлен, сбит с толку, но и возбужден этой новой, внезапной раскрепощенностью. Их близость в ту ночь была другой — более страстной, более шокирующей для него. Он не понимал, откуда в его скромной, сдержанной жене взялась эта женщина, способная отдавать приказы в постели.

•  •  •

Утро. Переписка.

Она (08:15): «Ты был прав. Язык, который ты меня научил... он не остался в том номере. Он со мной. И это меняет все вокруг».

Я (08:16): «Я знал, что ты быстро учишься. Как он? Оценил твой новый словарный запас? »

Она (08:20): «Он был в шоке. Сначала. Потом... ему понравилось. Но он не понимает, что происходит. А я не могу ему объяснить. Я просто смотрю на него и думаю: "Если бы ты знал, чей голос звучит в моей голове, когда я говорю это с тобой"».

Я (08:21): «Мой. Всегда мой. Ты теперь моя работа, Валя. И я доведу тебя до совершенства».

Валя сломалась. Но в этом разрушении она нашла новую, пугающую форму свободы — свободы от условностей, от стыда, от собственного прошлого «я». И чем больше она погружалась в этот новый мир, тем более чужим и пресным становился для нее старый. Никита не просто соблазнил её тело. Он перепрограммировал её сознание, и обратного пути не было.

•  •  •

Декабрь выдался холодным и напряженным. Никита больше не просто любовник — он стал режиссером её жизни. Их общение теперь состояло из приказов, отточенных до совершенства, и её покорного «хорошо».

«С сегодняшнего дня ты отказываешь ему. Устала,  

голова болит, месячные. Не важно. Ты не принадлежишь ему больше»,  — такое сообщение встретило Валю утром.

Она читала эти строки, стоя на кухне в своем халате, и чувствовала, как по телу пробегает смесь страха и возбуждения. Это была ультимативная форма обладания. Она ответила: «Хорошо».

Вечером она впервые сказала мужу «нет». Он удивился, но принял это — их семейная жизнь всегда строилась на уважении. Он не знал, что его жена отказывает ему не потому, что не хочет, а потому, что её тело теперь было собственностью другого.

Никита выстроил систему. Каждый день, перед уходом с работы, он находил способ остаться с ней наедине. Задержаться под предлогом «проверить почту», «обсудить срочный проект». И каждый раз ритуал был один и тот же. Он запирал дверь кабинета, смотрел на нее своим тяжелым, властным взглядом и произносил одну-единственную фразу: «Рот — мой. Не проглатывай».

И она подчинялась. Шла домой с пустым желудком спермы хозяина и с полным ртом, ощущая на языке горьковатый привкус их тайны. Это было самым унизительным и самым возбуждающим актом её жизни. Она чувствовала себя сосудом, несущим в себе доказательство своей принадлежности.

•  •  •

Приближался Новый год, а с ним и корпоратив. Валя, следуя новой, изощренной логике, сама начала продумывать ходы.

— Дорогой,  — сказала она мужу вечером, разглядывая каталог с платьями на планшете.  — У нас корпоратив на следующей неделе. Можно я пойду? Очень неловко будет отсутствовать.

Муж нахмурился. Он всегда был немного ревнив.

— Кто будет? Много мужчин?  — спросил он, пытаясь сохранить безразличный тон.

— О, нет!  — она сделала удивленные глаза, отрабатывая свою роль с талантом, которого в ней раньше не было.  — Практически одни женщины. Из мужчин... ну, только Никита, наверное. Но ты же его знаешь, он же помогал с компьютером. Абсолютно безопасный тип.

Она произнесла это с такой легкостью, с таким пренебрежением, что это сработало лучше любой увертки. Муж мысленно представил Никиту — невзрачного программиста, который чинит компьютеры. Угроза растворилась.

— Ну ладно,  — он улыбнулся, ощущая себя великодушным.  — Иди, развейся. Только платье... выбери что-нибудь поприличнее, а?

— Конечно, милый,  — она сладко улыбнулась ему в ответ, а в голове уже строила планы.

Она выбрала платье. Длинное, строгое, темно-зеленого цвета, почти закрытое. Но ткань была такой тонкой, а покрой таким точным, что оно не скрывало, а подчеркивало каждый изгиб её тела. Оно было одновременно скромным и вызывающим — идеальная метафора её нынешней жизни.

•  •  •

Накануне корпоратива. Переписка.

Она (23:10): «Он разрешил. Сказал, что ты «безопасный тип». Рассмеялся, когда говорил это».

Я (23:11): «Именно так оно и должно быть. Ты наденешь то зеленое платье? »

Она (23:12): «Да. Ты заметишь? »

Я (23:13): «Я заметлю каждую складку на нем. И буду знать, что под ним. Ты подойдешь ко мне в полночь. Под бой курантов. И поздравишь меня с Новым годом так, как должна».

Она (23:15): «Как? »

Я (23:16): «Своими губами. На коленях. В служебной комнате. Пока все будут кричать «Ура! ». Это будет твой подарок».

Валя отложила телефон. Руки у нее дрожали. Она посмотрела на мужа, который 

мирно спал рядом, доверчивый и ничего не подозревающий. Затем на своё отражение в темном экране телефона. В её глазах не было ни стыда, ни сомнений. Было лишь предвкушение. Она окончательно стала той, кого создал Никита — идеальной, послушной куклой в большой, изощренной игре. И Новый год обещал стать для них настоящим началом.

•  •  •

Воздух в ресторане был густым от смешения запахов еды, духов и спиртного. Гул голосов, смех, позвякивание бокалов — всё сливалось в один праздничный гул. Валентина стояла у стола, держа в руке бокал с шампанским, и чувствовала себя не участницей вечера, а актрисой на сцене. Её длинное зелёное платье, такое скромное при муже, теперь казалось ей вторым слоем кожи, слишком откровенным под оценивающим взглядом, который она ждала и боялась.

Он появился не сразу. Никита вошел, когда большинство уже собралось. На нем был темный костюм, и он выглядел не как «невзрачный программист», а как хозяин положения. Его взгляд нашел её через весь зал, быстрый, как удар кинжала. Он не подошел, лишь кивнул, заняв место за дальним столом. Игра началась.

Вечер тянулся. Валя изображала веселье, смеялась шуткам коллег, танцевала с девушками из бухгалтерии. Но всё её существо было напряжено, как струна. Каждое движение, каждый вздох она сверяла с его невидимым присутствием.

Он дал ей задание. Не просто прийти в служебную комнату. А научиться новому слову. Тому, которое резало слух, которое было грубым, уличным, абсолютно чужим для неё. Раньше она говорила «займемся любовью», «переспим», «у нас будет секс». Теперь он требовал одного слова. «Трахни».

Она подошла к нему, когда он выходил из мужской комнаты. Коридор был пуст.

— Ну что, Валя?  — тихо спросил он, останавливаясь прямо перед ней.  — Готова показать, чему научилась?

Она кивнула, не в силах вымолвить слово.

— Не достаточно,  — он покачал головой.  — Я хочу услышать. Скажи, чего ты хочешь.

Она сделала глубокий вдох, чувствуя, как горят щёки.

— Я хочу... чтобы ты меня...  — она запнулась.

— Закончи фразу,  — его голос был холоден и ровен. Она оголила великолепные груди, скинув бретельки платья...

Она закрыла глаза, и слово сорвалось с её губ тихим, сдавленным шёпотом, словно признание в смертельном грехе:

— Трахни.

Никита ухмыльнулся. В его глазах вспыхнуло удовлетворение хищника.

— Хорошая девочка. Теперь можешь идти. Твой муж скоро приедет.

Она вернулась в зал, и мир вокруг казался ей другим. Это слово, это грубое, пошлое слово, теперь жило внутри неё, как клеймо. Оно было мощнее любого поцелуя, интимнее любой ласки. Он вошёл в её язык, в её сознание, и вытеснил оттуда всё прежнее.

Ровно в одиннадцать, как и договаривались, за ней заехал муж. Он был в хорошем настроении, улыбался, здоровался с коллегами. Валя представила его Никите. Рукопожатие. Улыбки. «Спасибо, что присматривали за Валей». «Не за что, она себя прекрасно вела».

Она стояла между ними — мужем, который с гордостью смотрел на неё, и любовником, который всего час назад заставлял её произносить грязные слова в пустом коридоре. Два полюса её разорванной жизни.

В машине муж 

спросил:

— Ну как, хорошо повеселилась?

— Да,  — ответила она, глядя в тёмное окно.  — Очень.

— И Никита там был? Не надоедал?

Она повернулась к нему, и на её губах играла странная, загадочная улыбка.

— Нет. Он был джентльменом. Абсолютно безопасным.

Она смотрела на профиль мужа, на его сильные, привычные руки на руле, и в уме у неё звучало одно-единственное слово. То самое. Оно было её тайной, её позором и её силой. Никита не просто изменил её тело. Он изменил её язык. А изменив язык, он изменил и её мир. И обратной дороги из этого нового мира уже не существовало. Она смотрела на мужа и думала о том, что между ними теперь лежало не просто расстояние, а целая пропасть, вырытая одним-единственным, запретным словом.