Искушение Веры

Глава 1

Воздух в студии, еще секунду назад бывший напряженным и сосредоточенным, теперь звенел расслабленным смехом и гулкими обрывками фраз. Большой экран на стене погас, эфир закончился. Царила приятная, усталая суета. Команда из семи человек — монтажеры, оператор, ассистенты — переговаривались, убирая оборудование, их лица светились удовлетворением.

— Обожаю, как ты его прижала в конце! — донеслось из угла.

— Статистика взлетит, я уверена! — парировал другой голос.

В центре этого оживленного пространства, оформленного в стиле модерн лофт с открытой планировкой, и хай-тек оборудованием, стояла она. Вера. Она излучала энергию и глубокое удовлетворение, словно дирижер после удачного концерта. Ее длинные, огненно-рыжие кудри, собранные в эфире в строгую прическу, теперь были слегка растрепаны и живописно ниспадали на плечи, оттеняя безупречную линию ее шеи. Все еще в камерном платье-футляре, подчеркивавшем все изгибы стройной фигуры и пышную грудь, она казалась иконой стиля и уверенности. Стройные ноги на высоченных шпильках делали ее осанку идеальной, а рост — внушительным. В руках она уверенно держала планшет, и ее спокойствие задавало тон всей команде.

К ней уверенной походкой подошла Катя — помощница в деловом кэжуале, с вечным iPad в руках.

— Вера, предварительные цифры по охватам уже есть, — голос Кати был собранным и четким. — Пик пришелся на момент с твоей финальной репликой. Плюс тридцать процентов к прошлому выпуску.

На пухлых, идеально подкрашенных губах Веры появилась легкая, уверенная улыбка. Ярко-зеленые глаза, похожие на отполированный малахит, сверкнули удовлетворением.

— Отлично. Катя, подготовь полноценную аналитику к утру: демография, география, удержание. И дай задание копирайтерам сделать три варианта заголовков для YouTube-версии — более провокационных.

Катя кивнула, пальцы уже заскользили по экрану, переводя мысли шефа в задачи. Их динамика была отлажена до мелочей: Вера — стратег, Катя — идеальный исполнитель.

Идиллию нарушил Максим. Продюсер подошел с видом более обеспокоенным, чем счастливым.

— Выпуск огонь, это да, — начал он, понизив голос. — Но, Вера, нас снова забросали гневными комментариями от сторонников того депутата. И юрист звонил, опять претензия по поводу формулировок.

Вера лишь отмахнулась изящной рукой с безупречным маникюром, ее уверенность не дрогнула ни на йоту.

— Макс, это фоновая музыка нашей работы. Если мы будем на это реагировать, мы с ума сойдем. Твой отдел знает, что делать: стандартные ответы, при необходимости — официальные письма. Переведи это в правовое поле и не трать на это свои нервы.

Ее тон был спокоен и убедителен. Она мастерски отделяла важное от шума.

Когда команда начала расходиться, Вера присела на край массивного стола, жестом подзывая Максима к себе. Ее выражение лица сменилось с удовлетворенного на сосредоточенное. Шпильки каблуков уперлись в перекладину стола, вытягивая и без того длинные линии ее ног.

— Ладно, с этим разобрались. Теперь о главном, — она понизила голос почти до шепота. — Тот инсайд по поводу «Элизиума». Информация подтвердилась. Сегодня вечером там должна состояться встреча. Крупная взятка тому самому депутату за «решение вопроса». Нужно быть там.

Максим нахмурил брови, его беспокойство нарастало.

— Вера, подожди. «Элизиум» — это же клуб Алексеева. Того самого Алексеева. Про него ходят... очень темные слухи. Это не какой-то чиновник-взяточник, это другой уровень опасности. Может, не лезть?

Но ее зеленые глаза уже загорелись азартом охотницы, почуявшей дичь.

— Макс, именно поэтому это и есть та самая история! Если мы будем бояться каждого, кто шлет угрозы или о ком «ходят слухи», мы закроем лавочку и будем снимать видео про котят. Эта история — топчик. Я уже договорилась с инсайдером, встреча сегодня. Если все получится, мы сможем заснять сам момент или хотя бы получить неопровержимые доказательства. Это будет сенсация.

— Но идти одной? Это безумие! — не сдавался Максим.

Уверенная улыбка тронула ее губы.

— Я не маленькая. Войду, посмотрю, попробую получить что-то. Я не собираюсь устраивать стрельбу. Все будет хорошо.

Она соскользнула со стола, и ее каблуки уверенно застучали по бетонному полу, пока она направлялась в свой личный стеклянный кабинет. Пространство было ее крепостью — тихое, с панорамным видом на вечерний город. На столе лежал ее личный телефон. Экран светился уведомлением о новом сообщении в личных DM.

Легкая, почти презрительная усмешка тронула ее пухлые губы. Очередной хейтер. Открыв сообщение, она прочла корявый текст, пестрящий ошибками: «Слюшай сука умница прекрати копать не в своем деле а то сильно пожалeeшь своя жызнь дороже». Анонимный аккаунт, пустой аватар.

Вера закатила свои красивые зеленые глаза. Одним плавным движением пальца она провела по экрану, удаляя сообщение. Для нее это был неизбежный шум славы, фон, на который она давно перестала обращать внимание. Она бросила взгляд на город за стеклом, на зажигающиеся огни. В ее взгляде читалась лишь решимость и азарт.

Финальный аккорд дня прозвучал уверенно. Вера накинула пиджак на плечи, взяла ключи от своего Bentley.

— Всем спасибо, сегодня отлично поработали! Завтра большое совещание! — бросила она на прощание, выходя из студии.

Она шагала по коридору уверенной походкой, абсолютно уверенная в себе и своем решении. Дверь лифта закрылась за ней, оставив в воздухе ощущение предвкушения опасности, которую главная героиня сама искала и совершенно не боялась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2

Поздний вечер разлился за панорамными окнами ее апартаментов, окрашивая небо над городом в глубокие индиговые и пурпурные тона. В просторной спальне, больше похожей на съемочную площадку модного журнала, царил творческий хаос. На покрывале огромной кровати, словно лепестки экзотических цветов, были разбросаны несколько платьев.

Вера стояла перед зеркалом в полный рост, оценивая свое отражение. На ней было лишь роскошное нижнее белье — тончайший черный шелк и кружево, которые лишь подчеркивали, а не скрывали ее достоинства. Шелковые лямки бретелей мягко лежали на фарфоровой коже плеч. Лиф идеально облегал пышную, упругую грудь, а трусики низко сидели на бедрах, подчеркивая линию талии и плавный изгиб живота. Она была не просто красива — она была воплощением чувственной, уверенной в своем теле женственности. Длинные рыжие кудри, теперь распущенные, волнами спадали на обнаженные плечи и спину, отливая медью в мягком свете люстры.

Она провела ладонью по бедру, оценивая себя критическим, но довольным взглядом охотницы, выбирающей лучшее оружие. Затем ее пальцы потянулись к первому платью — элегантному, строгому, темно-синему. Она приложила его к себе и тут же поморщилась.

— Для переговоров, а не для слежки, — прошептала она себе и отбросила его на кровать.

Взгляд упал на второе — «незаметное» маленькое черное платье. Она надела его. Тонкая ткань, словно вторая кожа, обтянула каждую линию ее тела: упругие ягодицы, узкую талию, округлые бедра. Глубокий вырез на спине едва прикрывал основание позвоночника и обещал соблазнительный вид при каждом движении. Спереди декольте было скромнее, но оно лишь заставляло взгляд скользить вниз, к стройным ногам. Это было именно то, в чем она сольется с толпой в ночном клубе — замеченной, но неузнанной. Запомнят ноги, попку, общий образ распущенной куклы, но не лицо.

Она повернулась перед зеркалом, проверяя ракурсы.

— Идеально. Никто не запомнит лицо, запомнят только ноги и попку. Идеальная маскировка, — подумала она с горьковатой иронией.

В этот момент раздался звонок на громкой связи. Голос Кати был собранным и деловым, как всегда:

— Вера, напоминаю на завтра: в 10:30 созвон со спонсорами энергетиков, они хотят обсудить интеграцию. В 15:00 — забронирована студия для Forbes, тезисы я тебе уже скинула. И не забудь, в 17:30 юрист по поводу того иска.

Вера, полурассеянно, продолжая подводить густыми стрелками свои зеленые глаза, ответила:

— Кать, слушай, отмени Forbes, скажи, что переносим. И перенеси юриста на послезавтра.

На том конце провода Катя вздохнула, но без упрека — она привыкла к резким изменениям в графике.

— Вера, это уже третий перенос с Forbes. Они могут обидеться. И юрист...

Вера мягко, но твердо перебила ее:

— Я знаю. Просто сегодня вечером я занята кое-чем поважнее. Обещаю, завтра сама всем перезвоню и извинюсь. Доверься мне.

Пауза. Затем покорное:

— Хорошо. Только будь осторожна, ладно?

Вера выключила телефон, ее взгляд в зеркале стал твердым и решительным. Маскировка была безупречна. Пора на войну.

Подземный паркинг встретил ее гулким эхом и запахом бетона. Ее Bentley, дорогой, но не кричащий, молча ждал ее. Она устроилась в кожаное кресло водителя, и тонкая ткань платья тут же натянулась на бедрах. Она завела мотор, и мощный, почти неслышный рык наполнил салон. Она вела машину агрессивно и уверенно, чувствуя каждую лошадиную силу, каждое движение многомиллионного механизма, подчинявшегося ее воле.

Городской пейзаж за окном мелькал калейдоскопом огней. Она не включала музыку. В салоне царила тишина, нарушаемая лишь мягким шуршанием ткани о кожу сиденья, когда она меняла положение ног. Ее лицо в свете фонарей было сосредоточено. Она мысленно прокручивала план, как мантру: «Вход, бар, левая дверь за гардеробом, коридор, третий кабинет налево...»

«Элизиум» возник впереди, как массивное, агрессивное сооружение из стекла, стали и неона. У входа толпилась золотая молодежь, выстроилась длинная очередь. Вера прошла мимо, не замедляя шага. Ее уверенный вид, дорогое платье, сам ее вид — все это было ее пропуском. Охранник, огромный гора мышц в черном костюме, оценивающе скользнул взглядом по ее фигуре, от стройных ног на шпильках до лица, и пропустил ее почтительным кивком. Она растворилась в пульсирующей массе тел, музыки и света.

Внутри клуб оглушил ее давящим грохотом басов. Мерцающие лучи прожекторов выхватывали из полумрака разгоряченные лица, взмахи рук, блики на стенах стекол. Воздух был густым и сладким от смеси дорогих духов, пота и алкоголя. Вера не танцевала. Она, как акула, скользила сквозь толпу, ее цель — задняя часть клуба. Ее тело, обтянутое черной тканью, притягивало взгляды, но она игнорировала их, сосредоточившись на двери с табличкой «Только для персонала».

Мимоходом она взяла с подноса официанта бокал с шампанским — просто чтобы не выделяться, чтобы рука была чем-то занята. Дождавшись момента, когда охрана отвлеклась на дерущихся гуляк, она быстрым, уверенным движением открыла неприметную дверь и исчезла за ней.

Тишина за дверью оглушила. Грохот музыки превратился в приглушенный, далекий гул. Она оказалась в роскошном, минималистичном кабинете. Дубовый стол, кожаный диван, дорогой восточный ковер. Пахло кожей, дорогим деревом и едва уловимыми нотами дорогого парфюма — парфюма хозяина кабинета. Этот запах почему-то заставил ее сердце учащенно забиться.

Она действовала быстро и профессионально. Достала телефон.

Сняла документы, разложенные на столе. Листы с цифрами, подписями. Бесшумно открыла ящики стола. Искала USB-накопители, ключи, что-то еще более веское. Ничего.

Запах. Он был повсюду. Этот парфюм с нотками кожи, сандала и чего-то запретного. Он волновал ее против воли, вызывая странное любопытство к владельцу этого места.

Внезапно за дверью раздались голоса. Глухой мужской бас и серебристый женский смех. Шаги. Они приближались. Прямо сюда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ледяная волна паники подкатила к горлу. Взгляд метнулся по комнате, выискивая укрытие. И остановился на большом, глубоком гардеробе в углу. Единственный вариант.

Она бесшумно открыла тяжелую дверцу, вжалась в тесное пространство между костюмами и прикрыла ее, оставив крошечную щель для обзора. Темнота и теснота обняли ее. Она замерла, прижавшись лицом к костюмам, вдыхая его запах — тот самый, смешавшийся теперь с запахом древесины шкафа. Сердце бешено колотилось, отдаваясь в висках глухим стуком. Она боялась пошевелиться, боялась дышать.

Щелчок открывающейся двери кабинета прозвучал как выстрел. Низкий, властный голос, в котором угадывалась улыбка, произнес что-то неразборчивое. В ответ звонко рассмеялась женщина.

Вера замерла, понимая, что оказалась в ловушке. Напряжение сжало ее в комок, достигло пика. Она была поймана.

Глава 3

Темнота гардероба была абсолютной, густой и давящей, как погребальная савана. Вера замерла, вжавшись в тяжелые костюмы, пахнущие им — дорогим парфюмом, сигарным дымом и властью. Она дышала часто и поверхностно, стараясь не издавать ни звука, каждый вдох наполняясь его ароматом, который против воли заставлял ее тело трепетать. Через узкую щель в дверце она видела, как в кабинет входят Алекс Алексеев и женщина.

Анжела — яркая, ухоженная, с претензией на гламур, но с неуверенностью в глазах, которая выдавала ее с головой. Она сразу же попыталась повеситься ему на шею, ее голос прозвенел сладкой, натянутой нотой:

— Алеш, я так по тебе соскучилась! Почему не звонишь? Мы так давно не виделись!

Реакция Алекса была ледяной. Он не ответил на ее ласки, а лишь изучающе смотрел на нее, как на товар с сомнительной сохранностью. Его взгляд скользил по ее фигуре без настоящего желания, с холодной оценкой. Он позволял ей прикасаться к себе, но это выглядело как снисхождение хозяина к назойливой питомице.

— Боже, это его женщина? — пронеслось в голове у Веры, смешивая любопытство с брезгливостью. — Она похожа на дорогую, но безвкусную куклу. Почему он с ней?

Внезапно настроение Алекса переменилось. С холодной расчетливости он перешел к животной агрессии. Он грубо схватил Анжелу за руку, резко развернул ее спиной к себе и с силой прижал к полированной поверхности стола, на котором только что лежали документы Веры. Все произошло молниеносно.

Он не стал снимать с нее платье, просто грубо задрал его сзади, обнажив ее ягодицы и тонкое белье. Одной мощной рукой он прижал ее грудь к столешнице, не давая пошевелиться, другой расстегнул свои брюки.

Анжела сначала вскрикнула от неожиданности и боли, но ее крик быстро перешел в прерывистый стон, когда он без всяких прелюдий, жестко и глубоко вошел в нее. Алекс молчал. Слышны были только его тяжелое, ровное дыхание, скрип кожи о дерево стола, влажные хлюпающие звуки и глухие хлопки тел от его резких, мощных толчков.

И его глаза. Они были открыты. В них не было наслаждения — лишь холодная, хищная концентрация. И он смотрел. Прямо на шкаф. Прямо в щель, за которой пряталась Вера.

«Он знает... Он знает, что я здесь! Он смотрит прямо на меня!»

Мысль пронзила ее мозг, как ледяная игла. Шок сменился леденящим ужасом, сковывающим каждую мышцу. Затем волной накатило острое, тошнотворное отвращение — к этой грубой сцене, к его жестокости, к ее покорным стонам.

Но следом, к ее собственному ужасу и стыду, пришло другое чувство. Запах его кожи и парфюма от костюмов, который окружал ее со всех сторон, словно объятия. Вид его могучего тела, работающего в полумраке, напряжение каждой мышцы его груди, его абсолютная, ничем не сдерживаемая власть. Ее собственное тело предало ее, отвечая диким, непроизвольным возбуждением. Внутри все сжалось и заныло от стыдного, запретного желания.

«Нет... Нет, этого не может быть. Это отвратительно... Но почему я... завелась?»

Она почувствовала предательский жар, разливающийся по всему телу, пульсацию в низу живота. Изнутри влагалища, наперекор всему ее сознанию, начало выделяться тепло, смазывая и готовя ее, как будто это к ней прикасались. Она ощутила влажность на внутренней поверхности бедер, почувствовала, как наливаются и твердеют соски, больно трясь о грубую ткань его костюма. Стыд и наслаждение смешивались в один порочный, оглушительный клубок. Она ненавидела его, ненавидела себя за эту реакцию, но не могла оторвать глаз от щели, зачарованно наблюдая, как его мощные бедра движутся в своем безжалостном ритме.

Алекс издал низкий, животный стон, сделал последние несколько резких, глубоких толчков и замер, на мгновение закрыв глаза, наслаждаясь финальными спазмами ее тела под ним. Затем он так же резко отдалился от Анжелы, словно от чего-то грязного.

Он молча поправил одежду, его лицо снова стало холодным и отстраненным. Он подошел к дивану, упал на него, закурил сигарету. Выпустил дым колечком, и его взгляд снова, томно и изучающе, пополз в сторону шкафа.

Анжела, пытаясь восстановить кокетливый тон, поправляла смятое платье:

— Может, поедем ко мне? Я соску...

Алекс перебил ее, его голос был ледяным и уставшим:

— Уходи. Сейчас же».

Обиженно хмыкнув, но не осмелившись спорить, она быстро собралась и выпорхнула из кабинета, хлопнув дверью.

В кабинете воцарилась гробовая тишина. Слышно было только, как тихо потрескивает тлеющая сигарета в его руках. Он не двигался, просто курил и смотрел на шкаф. Это молчаливое ожидание было хуже любой активности. Каждая секунда растягивалась в вечность, наполненную стуком ее сердца и гулом в ушах.

Наконец он медленно, почти лениво потушил сигарету. Так же медленно поднялся и начал неторопливо подходить к шкафу. Каждый его шаг отдавался в звенящей тишине и в голове Веры гулким эхом. Паника сменилась странным, почти обреченным спокойствием. Игра окончена. Все, поймана. Что теперь будет? Ее тело все еще дрожало от пережитого всплеска эмоций, предательски напоминая о своем отклике.

Он резко распахнул дверцы шкафа. Яркий свет бьющего в глаза софита ослепил ее. Она сидела на корточках, прижавшись к его одежде, чувствуя себя абсолютно униженной и обнаженной под его взглядом.

Но чувство собственного достоинства и профессиональная выдержка, выработанные годами, взяли верх над страхом. Она не съежилась. Медленно, с немым вызовом во взгляде, она поднялась, отряхнула его пиджак с своего плеча с видом королевы, сбросившей назойливую пыль. Ее зеленые глаза горели не страхом, а холодным гневом и вызовом.

Алекс смотрел на нее без тени удивления. На его губах играла та самая презрительная, всезнающая усмешка. Он знал. Он знал с самого начала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4

Дым от его сигареты еще висел в воздухе неподвижными сизыми кольцами, наполняя кабинет терпким ароматом. Алекс медленно подошел к шкафу. Его движения были обманчиво ленивыми, но в каждой мышце чувствовалась готовность к мгновенной вспышке силы. Он был высоким, на голову выше ее, и его стройное, но мощное телосложение сейчас казалось особенно внушительным. Безупречно сидящая на нем белая рубашка, расстегнутая на пару пуговиц, подчеркивала широкие плечи и плоский живот. Темные, почти черные волосы были идеально уложены, ни одна прядь не выбивалась из-под контроля, равно как и его выражение лица — маска холодной, почти скучающей ярости. Он не удивлялся. Он знал. С самого момента, как переступил порог, он чувствовал чужое присутствие — чужой запах духов, сдвинутые на миллиметр бумаги на его столе, приоткрытую дверцу его личного гардероба.

«Любопытно. Крыса попалась в ловушку сама. Посмотрим, кто это оказался», — пронеслось в его голове. Его ярость не была слепой; она была холодной, расчетливой, как у хирурга, готовящего скальпель к вскрытию.

Он резко, одним движением, распахнул дверцы. Его темные глаза, привыкшие к полумраку и обману, мгновенно сфокусировались на фигуре, сидящей на корточках среди его дорогих костюмов.

Первое впечатление о Вере: он увидел не испуганную, трепещущую мышь. Он увидел женщину, которая с немым вызовом смотрела на него. Ее поза, ее взгляд — в них было больше гнева и оскорбленного достоинства, чем страха. Это не просто удивило его — это задело его самомнение и… живой, острый интерес. «О, так это не просто воровка. Девочка с характером.» — пронеслось в его голове.

Прежде чем она успела что-то сказать, он нанес первый удар. Его голос был низким, обволакивающим, насыщенным презрением и матом, который резал воздух, как лезвие:

— Ты кто, блять, такая? Шпионка хуева.

Он говорил так, чтобы унизить, оскорбить, психологически сломать сразу же, обозначить дистанцию между хозяином и грязной воришкой.

Но ее реакция снова оказалась неожиданной. Она выпрямилась, ее движение было исполнено неожиданного, яростного достоинства. Она отряхнула его пиджак с плеча, словно стряхивая прах. Этот жест бесил его и восхищал одновременно.

Он присмотрелся. Вгляделся в это разгневанное, прекрасное лицо, в эти сверкающие изумрудным огнем глаза, в россыпь рыжих кудрей по плечам. И тут его лицо расплылось в саркастической, широкой ухмылке. Гнев сменился холодным, хищным любопытством.

— Ба-бах, сама звезда-разоблачительница. В шкафу отсиживалась, как последняя шпионка, блять. Нравится подглядывать?

Он сделал шаг вперед, нарушая ее личное пространство. Его физическое доминирование было неоспоримым. Он схватил ее за запястье. Его хватка была стальной, но не причиняющей сильной боли — демонстративной. Он притянул ее к себе так близко, что почувствовал тонкий, незнакомый запах ее духов, смешавшийся с запахом его собственной одежды на ней.

Не отпуская ее руки, он провел свободной ладонью по ее телу, грубо и быстро, под обтягивающей тканью платья, в поисках жучков. Это был не просто обыск. Это был акт тотального доминирования, унизительный и чувственный одновременно. Его пальцы на мгновение задержались на ее стройном бедре, на изгибе талии, прежде чем нашли в кармане миниатюрный диктофон. Он рывком вытащил его.

Не отпуская Веру, он свободной рукой одним точным нажатием вызвал Ника по смарт-часам.

Дверь открылась практически мгновенно. В проеме возник Ник. Высокий, спортивный, в темной, удобной, дорогой одежде, он был воплощением молчаливой эффективности. Его лицо не выражало никаких эмоций. Он просто ждал приказа, оценив ситуацию одним беглым, профессиональным взглядом. Его глаза на секунду скользнули по Вере, фиксируя ее состояние — взъерошенные волосы, разгневанное лицо, то, как его босс держит ее за руку, — затем вернулись к Алексу.

Алекс бросил ему диктофон и вытащенный из ее сумочки телефон.

— Ник, проверь всё. Чтобы ни одной соринки не осталось. И прошурши все её вещи.

Ник молча взял вещи. Его движения были точными, выверенными и невероятно эффективными. Он не смотрел на Веру как на женщину, только как на объект, источник угрозы, который нужно нейтрализовать. Он быстро и профессионально обыскал ее маленькую сумочку, проверяя телефон на наличие скрытых приложений, сканируя диктофон. Его молчаливая, абсолютная компетентность давила на Веру даже сильнее, чем крик Алекса.

Пока Ник работал, Алекс наконец отпустил ее запястье, но его взгляд, темный и неотрывный, по-прежнему держал ее в плену, словно стальные обручи.

Он заговорил тихо, спокойно, но каждое его слово било по ней, как удар хлыста.

— У меня тут свои камеры стоят, рыжая. Не те, что для дурачков у входа. Всё, как ты сюда вламывалась, как по моему кабинету шарила, как в шкафу сидела... всё есть. — Он сделал театральную паузу, давая ей осознать глубину пропасти. — Представляю, какой заголовок будет: «Известная блогерша-разоблачительница засветилась на воровстве со взломом». Или что-нибудь поинтереснее придумаю. Карьера — труба. Репутация — говно. Понимаешь?

Он видел, как по ее лицу пробегают тени ужаса, ярости и расчета. Видел, как ее ум, привыкший побеждать, лихорадочно ищет выход и не находит его.

— Поэтому вот новые правила, Рыжик, — его голос стал еще тише, еще опаснее. — Теперь ты работаешь на меня. Будешь делать то, что я скажу, когда я скажу. Понятно? Или мне надо отправить это видео парочке твоих спонсоров для начала?

Ее молчание было красноречивее любых слов. Он видел в ее глазах жгучее пламя ненависти, горькое понимание и вынужденное признание своего поражения. Игра была проиграна, даже не успев начаться.

Алекс отступил от нее, наконец разрывая физический контакт. Он повернулся к бару, спиной к ней, демонстрируя полное пренебрежение к ней как к угрозе. Налил себе виски. Ник, закончив работу, молча положил ее вещи на край стола и так же беззвучно исчез, закрыв за собой дверь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вера осталась стоять в центре роскошного кабинета. Она проиграла этот раунд. Вокруг нее витал его запах — дорогих сигар, виски и мужского парфюма. Запах ее нового хозяина.

Глава 5

Дверь закрылась за Ником с тихим, но окончательным щелчком. Внезапно наступившая тишина была оглушительной. Вера стояла одна посреди огромного, роскошного кабинета, и воздух, густой от запаха дорогой сигары, мужского парфюма и едва уловимого, сладковатого запаха недавней интимности, казалось, давил на нее. Она дышала часто и поверхностно, пытаясь осмыслить весь кошмар, который всего за несколько минут превратил ее из охотницы в добычу.

«Меня поймали. У него есть видео. Я в ловушке.»

Мысли метались, пытаясь оценить масштаб катастрофы. Ее профессиональное «я» лихорадочно искало выходы: адвокаты, переговоры, контр-компромат. Но ее тело, ее предательское тело, помнило не это. Оно помнило стальную хватку его пальцев на ее запястье, властные прикосновения во время унизительного обыска, которые оставили на коже невидимые, пылающие отпечатки.

Ее взгляд упал на ее вещи, аккуратно разложенные Ником на краю стола. Сумка. Телефон. Ключи.

Нужно убираться отсюда. Сейчас же.

Она сделала шаг к столу, движения ее были немного заторможенными, неуверенными, как у человека в глубоком шоке.

Со стороны бара раздался тихий, спокойный, как глубокая вода, голос. Алекс стоял к ней спиной, наливая в два толстостенных бокала янтарный виски. Он даже не обернулся.

— Ты куда-то собралась, Рыжик? Мы же не все обсудили.

Она замерла на полпути. Его ледяное, абсолютное спокойствие пугало ее куда больше любой ярости. Молча, стараясь не выдавать дрожь в пальцах, она потянулась за сумкой.

Он медленно повернулся. В руках у него два бокала. Он протянул один ей. Его темные глаза были тяжелыми, изучающими. Он видел ее страх, ее попытку сохранить остатки достоинства, и это явно доставляло ему удовольствие.

Он сделал шаг вперед, сокращая дистанцию. Его белая рубашка мягко подчеркивала рельеф груди.

— Ну что? Понравилось шоу? — его голос был низким, с легкой, колкой издевкой. Он бросал этот вопрос в пространство между ними, имея в виду все: и животную сцену с Анной, и ее унизительное раскрытие, и свой обыск.

Вера почувствовала, как по щекам разливается горячая волна стыда. Именно он дал ей силы. Она отказалась от бокала, сжав ручку сумки так, что костяшки пальцев побелели.

— Видала и получше, — бросила она, вкладывая в голос всю возможную презрительность и уверенность. Это была наглая ложь, и он это знал.

Уголки его чувственных губ дрогнули в едва уловимой, опасной ухмылке. Ее попытка дерзить лишь забавляла его, как попытка котенка шипеть на тигра.

— Покажешь, где? — парировал он, делая еще один неспешный шаг. Его взгляд, медленный и тяжелый, скользнул по ее фигуре, по тонкой ткани платья, напоминая о ее беспомощности и его праве.

Вера поняла, что проигрывает эту словесную дуэль. Каждая секунда в этом кабинете, под его взглядом, под его запахом, унижала ее еще сильнее. Она резко, почти грубо развернулась и направилась к выходу, не оглядываясь, чувствуя его взгляд у себя на спине, между лопаток.

Он не попытался ее остановить. Он просто бросил ей вслед, его голос обволакивал ее, как дым дорогой сигары:

— Скоро увидимся.

Это звучало не как прощание. Это было обещание. Приговор.

Она почти выбежала на прохладный ночной воздух, запрыгнула в свою машину, захлопнула дверь и заперлась. Только тут она позволила себе расслабиться. Ее руки, лежащие на руле, заметно дрожали. Она поймала свое отражение в зеркале заднего вида — раскрасневшееся лицо, слишком блестящие, широко раскрытые глаза, растрепанные рыжие кудри. На ней было лицо загнанного, но странно возбужденного зверька.

По дороге домой в голове непроизвольно, как проклятый кинопрокат, всплывали обрывки: его голое, могучее тело в полумраке, играющие мышцы спины при каждом движении, татуировки на смуглой коже, его низкий стон и ее собственный, постыдный ответ тела в темноте шкафа. И к своему ужасу, она снова почувствовала тот же предательский, горячий трепет внизу живота, ту же влажность между ног. Ее тело предавало ее снова и снова, вспоминая не унижение, а его грубую, животную силу.

Она зашла в свои стерильные, безупречно чистые апартаменты. Тишина и порядок здесь были оглушающими после хаоса его мира. Она сбросила платье, словно оно было запачкано, и залезла в душ, пытаясь смыть с кожи его запах — парфюм, сигары, власть. Горячие струи воды били по коже, но не могли смыть память о его прикосновениях.

Она легла в постель, но сон не шел. Перед глазами стояли его карие глаза, смотревшие на нее то с холодной яростью, то с насмешливым интересом. Она ворочалась, пытаясь убедить себя, что ненавидит его. Что он — чудовище, подонок, преступник. Но ее тело, теплое и неспокойное, помнило все иначе. Оно скучало по тому животному заряду, что прошел между ними.

«Кто ты, Вера? — билось в такт пульсу в висках. — И во что он тебя превращает?»

Она лежала в центре большой пустой кровати, ворочаясь в простынях. Она проиграла первую битву, но настоящая война — война с самой собой, со своей темной, непознанной стороной, — только началась. Тень Алекса уже накрыла ее своей плотной, соблазнительной тьмой, и она с ужасом понимала, что его слова «скоро увидимся» были не угрозой. Они были неизбежностью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7

Студия Веры дышала творческим хаосом и светлой, почти электрической энергией. Солнечный свет заливал открытое пространство, играя бликами на дорогом монтажном оборудовании. В центре всего этого Вера, Максим и Катя, сгрудившись вокруг монитора, живо обсуждали новый сценарий. Воздух был наполнен их смехом, легкими спорами и уверенностью в своем мире, где правда была самым грозным оружием.

Их миры столкнулись с оглушительной тишиной.

Алекс появился на пороге без предупреждения, как внезапное затмение. Его высокая, подтянутая фигура в идеально сидящем темном костюме и безупречной белой рубашке казалась инородным телом в этом светлом пространстве. Охранник на входе лишь кивнул, заглянув в его ледяные глаза, а администратор замерла с открытым ртом, роняя папку с бумагами. Он прошел через студию, как нож сквозь масло. Его шаги были бесшумными, но каждый из них отдавался в наступившей гробовой тишине.

Он небрежно кивнул, его темный, тяжелый взгляд скользнул по стойкам с аппаратурой, по плазменным панелям, оценивая стоимость всего этого, и наконец остановился на Вере. Он подошел так близко, что она почувствовала запах его парфюма, перекрывший знакомые запахи кофе и ламп накаливания. С легкой, демонстративной фамильярностью он протянул руку и сдул с ее плеча несуществующую пылинку.

— Ну что, Рыжик, работаем? — его голос прозвучал громко и отчетливо, режущей издевкой. — Или будем дальше по шкафам шариться?

Воздух вырвался из легких Кати с тихим всхлипом. Максим, стоявший рядом, резко выпрямился, его кулаки сжались, а лицо залилось краской гнева. Алекс видел это, и в глубине его темных глаз вспыхнуло удовольствие. Ему нравилось это — сеять хаос, доминировать, наблюдать за реакцией.

Вера, побледнев, сделала шаг вперед, пытаясь отгородить команду от него. Рыжий локон выскользнул из ее пучка и упал на грудь, мягко контрастируя с темным цветом блузки. Она нервно закусила пухлую нижнюю губу, и этот жест внезапной уязвимости и гнева поразил Алекса сильнее, чем любое слово.

— Господин Алексеев. К нежданным гостям мы не привыкли. У вас есть пять минут, чтобы объяснить ваш визит.

Ее голос дрожал лишь слегка, и она гордилась этим.

Но Алекс уже почти не слышал слов. Он наблюдал за ней, и странная мысль, начавшаяся как раздражение, оформилась в четкое осознание. Она не была похожа на других. Не на Анжелу с ее показным гламуром и готовностью на все ради статуса, не на тех, кого можно было купить дорогими подарками или запугать парой грубых фраз. Эта женщина горела изнутри. Огонь в ее изумрудных глазах, острый интеллект, считывающий каждую его уловку, упрямство, с которым она держалась за свои принципы, — все это не раздражало. Это притягивало с магнетической силой, вызывая незнакомое ранее физическое влечение. Он поймал себя на том, что хочет не просто сломать ее, а прикоснуться к этой горячей коже, вцепиться в эти рыжие кудри, заставить этот рот, произносящий дерзости, издать совсем другие звуки. Она была как дикая, строптивая лошадь, и процесс укрощения начинал нравиться ему гораздо больше, чем сама цель.

— Всегда к делу. Уважаю, — он усмехнулся, подавив странный импульс, и достал из внутреннего кармана пиджака тонкую, стильную флешку. Он бросил ее на стол рядом с клавиатурой, словно кость собаке. — Деловое предложение. Горячая тема. Компромат на Семенычева. Доказательства его сделок с теневыми фондами, откаты, фото. Всё, что нужно для твоего фирменного разгромного репортажа.

Он сделал паузу, наслаждаясь шоком на их лицах. Его взгляд скользнул по Максиму, и на мгновение в его сознании мелькнула холодная вспышка чего-то, отдаленно напоминающего ревность. Он цикнул в его сторону и снова обратил свой взор на Веру.

— Материалы все тут. Дело за твоей фирменной подачей.

Краем глаза он заметил другую интересную динамику. Его тень, Ник, стоявший у входа, не сводил холодных глаз с Кати. Ассистентка Веры пыталась казаться строгой и невозмутимой, но не могла скрыть смущения и страха, краснея под его пристальным взглядом. «Интересно», — мелькнуло у Алекса в голове, с легким недоумением. Даже его молчаливый солдат попал под обаяние этого странного места.

Вера, собравшись с духом, ответила уклончиво, ее пальцы сжали край стола:

— Нам нужно это...обсудить. И проверить информацию.

Алекс не стал настаивать. Он добился своего — посеял страх, показал, кто здесь хозяин положения, бросил крючок. Он мягко, почти нежно положил ладонь ей на плечо, чувствуя, как она вздрагивает под его прикосновением, и ему вновь захотелось ощутить под пальцами тепло ее кожи, а не тонкую ткань блузки.

— Конечно, обсуди, — его голос стал тише, но от этого еще более неотвратимым. — Жду тебя сегодня вечером в клубе. Для обсуждения... деталей.

Это прозвучало не как приглашение. Это был приказ. Он повернулся и вышел, оставив за собой взрыв гробовой тишины и полностью разрушенную, подавленную атмосферу ее студии.

Он сел в свою машину, где его уже ждал Ник.

— Ну как? — коротко спросил телохранитель.

Алекс бросил последний взгляд на фасад студии, на большое окно, за которым, он знал, она сейчас пытается прийти в себя. На его губах играла легкая, почти незаметная улыбка. Он все еще чувствовал под пальцами призрачное тепло ее плеча, видел перед собой тот сбежавший локон и закушенную от гнева губу.

— Придет. Она упрямая. Но мы ее сломаем. — Он повернулся к Нику, и в его глазах вспыхнул холодный азарт, смешанный с новым, острым физическим голодом. — А пока... повеселимся.

Машина тронулась с места, оставляя позади светлый мир Веры. Охота продолжалась, и Алекс с нетерпением ждал вечера, предвкушая не только победу, но и саму близость с той, кто оказалась не просто игрушкой, а достойным противником. И, возможно, чем-то большим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6

Утренний свет, резкий и безжалостный, резался сквозь панорамные окна кабинета, выхватывая из полумрака строгие линии дубового стола и холодный блеск хромированных деталей. Следов ночного безумия не осталось — ни пылинки на столе, ни пятна на ковре, ни запаха сигарного дыма. Только стерильная, идеальная чистота.

Алекс уже был за работой. Он сидел в своем кресле, его высокая, подтянутая фигура в идеально отглаженной белой рубашке с темными жемчужными запонками была сосредоточена и неподвижна. Перед ним на столе стояла чашка с черным кофе, от которой поднимался легкий пар, и был открыт ноутбук, на экране которого сменялись графики и отчеты. Он был собран, холоден, абсолютно деловит. Ни тени усталости на его красивом, с правильными, почти скульптурными чертами лице, ни намека на эмоции в темных, непроницаемых глазах.

Он мысленно кратко, словно просматривая отчет о выполненной задаче, прокрутил вчерашние события. Поимка Веры. Ее неожиданная стойкость. Ярость в изумрудных глазах, смешанная со страхом, который она так яростно пыталась скрыть. На его губах появилось что-то, отдаленно напоминающее усмешку.

Решительная тварь. Глупая, но решительная. С характером.

Он сделал глоток горького кофе, ощущая его обжигающий вкус.

Интересно, как долго он продержится.

Он понимал, что простой шантаж — инструмент грубый и ненадежный. Такую женщину, как Миронова, нельзя просто сломать угрозами. Ее можно было сломать только изнутри, поставив перед выбором: потерять все, во что она верит, или добровольно наступить на горло собственной песне. Чтобы это сделать, нужно было изучить ее вдоль и поперек. Понять, что делает ее тикающей.

Он набрал внутренний номер одним точным нажатием кнопки на телефоне.

— Ник, ко мне. И принеси досье на Миронову.

Дверь открылась менее чем через минуту. Ник вошел беззвучно, как тень. В его руках был планшет. Он молча положил его на стол перед Алексом.

— Всё, что есть. И по делу, и не очень, — его голос был ровным, лишенным каких-либо интонаций.

Алекс кивнул и взял планшет. Его длинные пальцы уверенно листали цифровые страницы. Его взгляд, привыкший выхватывать суть, сканировал информацию с холодной эффективностью.

Биография: родилась в интеллигентной семье профессоров. Блестящее образование (журфак МГУ, красный диплом). Карьерный рост — стремительный, почти вертикальный. Никаких скандалов, только упорная работа.

Чистенькая. Умница. Привыкла всего добиваться сама.

Финансы: Состояние серьезное, но не запредельное. Все заработано своими силами — рекламные контракты, платные выступления, грамотные, взвешенные инвестиции. Никаких подозрительных вливаний, долгов или роскоши не по средствам.

Не жадная. Амбициозная. Но ценит не сами деньги, а влияние и возможности, которые они дают.

Связи: кристально чистые. Никаких компрометирующих связей с криминалом или коррумпированными чиновниками. Круг общения — коллеги, успешные предприниматели, медийные персоны. Максим Орлов, продюсер — давняя платоническая привязанность, неразделенная любовь с его стороны.

Слабое место. Гиперответственность за свою команду и репутацию. Готова горы свернуть ради тех, кого считает своими.

Психологический портрет: Смелость, граничащая с безрассудством. Авантюризм. Высокий интеллект и быстрая обучаемость. Упрямство и нежелание признавать поражение. Слабое место — та самая гиперответственность и вера в свою непогрешимость.

Алекс откинулся на спинку своего кресла, соединив пальцы. Картина была ясна.

— Она не сломается от угроз, — произнес он вслух, глядя в пространство перед собой. — Ее можно сломать, только поставив перед выбором: потерять всё, во что она верит, или играть по моим правилам.

Он поднял взгляд на Ника, который стоял, неподвижно ожидая указаний.

— Ее оружие— правда. Ее аудитория верит ей. Значит, мы его у нее отнимем. Заставим ее врать. Публично и убедительно.

В голове уже созревал план. Нужно было найти подходящую мишень. И она сразу же нашлась — Семенычев. Конкурент, который в последнее время стал слишком активно лезть не в свои дела.

— Первая задача, — сказал Алекс, его голос вновь стал жестким и повелительным. — Подготовь компромат на Семенычева. То, что она не сможет проигнорировать. Фото со скрытой камеры, поддельные финансовые выписки, фальшивые распечатки переговоров — чтобы всё выглядело на сто процентов убедительно. Мы сделаем ее нашим рупором. Она сама, своими руками и своим авторитетом, разберет его на кирпичики.

Ник молча кивнул, его лицо не выразило ни удивления, ни одобрения — только готовность выполнить приказ.

— Будет сделано.

Алекс снова повернулся к ноутбуку, его темные глаза загорелись холодным азартом. Охота продолжалась. Но теперь он выпускал на свою добычу другого, прирученного им зверя. И это обещало быть гораздо интереснее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8

Барабанные пассажи музыки вдавливались в виски, сливаясь с гулом голосов и звоном бокалов. «Элизиум» был на пике вечера — море разгоряченных тел, мерцающие лазеры, сладковато-горький коктейль из дорогих духов, пота и алкоголя. Вера сидела за барной стойкой, сжимая в пальцах стебель бокала с мартини. Ее «незаметное» черное платье вдруг казалось ей кричаще откровенным, а каждый скользящий по ней мужской взгляд — оценивающим и знающим.

— Я просто делаю свою работу, — твердила она себе, заставляя сделать глоток ледяной жидкости. Соберу информацию, отработаю его «задание», и мы в расчете. Я все контролирую.

Но ее взгляд нервно скользил по залу, выискивая в толпе одну-единственную фигуру. Этот мир — его мир — был ей чужд. Давящая роскошь, показная раскрепощенность, гул голосов — все это вызывало тошнотворную тревогу. Она пыталась натянуть на лицо маску безразличия, но изнутри ее съедал холодный страх.

Он появился внезапно, как будто материализовался из самого воздуха. Она не услышала его шагов, но почувствовала — спиной, кожей, каждым нервом. Его тело на мгновение коснулось ее спины, и она вздрогнула, обжигаясь мартини. Его запах — дорогой парфюм с нотами кожи и сандала, сладкий дым сигары и нечто неуловимое, что можно было назвать чистой властью, — окутал ее, лишая воли.

Низкий, насмешливый голос прозвучал прямо у уха, его губы едва не касались ее мочки:

— Долго ждала,Рыжик?

Она не обернулась, уставившись в стойку бара, стараясь, чтобы голос не дрожал:

— Хотелось бы поскорее закончить наши дела.

Он усмехнулся, и она почувствовала вибрацию его смеха у себя в спине.

— Как пожелаешь...

Он обошел ее и без приглашения уселся на соседний барный стул, развернувшись к ней. Его колено в дорогой ткани брюк уперлось в ее обнаженное бедро. Она попыталась отодвинуться, но пространство было ограничено, а его нога последовала за ней, настойчиво сохраняя контакт.

Его рука легла ей на бедро. Сначала просто так, тяжелая и теплая сквозь тонкую ткань платья. Затем его пальцы начали движение — медленное, почти невесомое, но неумолимое, вверх по внутренней стороне бедра, к самому интимному месту.

Дыхание Веры перехватило. Она инстинктивно положила свою руку поверх его, пытаясь остановить. Но ее сила была ничтожна в противовес его уверенной властности. Он даже не посмотрел на ее руку. Он просто поднес палец своей свободной руки к ее губам, едва касаясь их.

— Тссс-с... — его шепот был горячим и властным.

И его взгляд говорил яснее любых слов: «Не сопротивляйся. Ты знаешь, что хочешь этого.»

Ее разум кричал, ее душа сжималась от унижения, но ее тело предавало ее с потрясающей быстротой. Под его пальцами кожа на бедрах горела, а внизу живота зажглась тугая, горячая спираль желания.

Его пальцы уверенно проскользнули под подол платья. Прохладный воздух клуба коснулся ее кожи, и она содрогнулась. Его ладонь легла на ее колено, а длинные, ловкие пальцы двинулись выше, к шелковому краю трусиков. Она замерла, все ее существо сузилось до одной точки — точки его прикосновения.

«Нет... только не это... не здесь...» — безумно стучало в висках.

Но ее тело не слушалось. Оно отзывалось диким, животным возбуждением на каждое движение его пальцев. Он нашел центр ее слабости, сквозь шелк, и начал ласкать ее — умело, знающе, с разрушительной точностью. Влажность, предательская и стремительная, залила ее, сделав тонкую ткань трусиков бесполезной преградой. Она пыталась сдержать стоны, стискивая зубы до боли, впиваясь пальцами в столешницу бара. Ее глаза были широко открыты от ужаса и нарастающего, неконтролируемого наслаждения. Она чувствовала, как ее бедра непроизвольно двигаются в такт его ритму, как ее спина выгибается, предлагая себя еще больше. Его пальцы проникли ещё глубже в её тесную плоть. Она как завороженная смотрела в его глаза, глаза дикого зверя, во время охоты.

Он наблюдал за каждым ее микродвижением, за тем, как на ее щеках разливается румянец, как расширяются зрачки. Он наклонился к ее уху, и его голос прозвучал как низкий, животный рык:

— Ты огонь, рыжая... Горячая и влажная...

Волна оргазма накатила на нее внезапно и сокрушительно, вопреки всем ее попыткам сопротивления. Это был не мягкий пик, а взрыв, короткое, ослепительное безумие, вырывающееся из самых глубин. Она издала беззвучный, задыхающийся крик, и ее тело затрясла мелкая, неконтролируемая дрожь. Унижение и физическое наслаждение слились воедино в одном огненном вихре.

Он медленно убрал руку. На его лице было написано глубочайшее удовлетворение хищника, достигшего цели. Он посмотрел на свои пальцы, блестящие от ее влаги, затем медленно, не сводя с нее темных глаз, поднес их ко рту и облизал.

— Сладкая, — произнес он тихо, и в этом слове было больше власти, чем во всей его империи.

Из-за колонны за всем этим наблюдала пара горящих от ненависти глаз. Анжела. Она видела, как Алекс смотрел на эту рыжую стерву — не с привычной холодной скукой, а с животным, не скрываемым вожделением. Она видела, как та кончала у него на глазах. Ее лицо исказила гримаса ярости и ревности. Она сделала шаг вперед, чтобы подойти и сорвать этот позорный спектакль.

Но перед ней словно из-под земли возник Ник. Он не касался ее, но его молчаливая, абсолютная поза была непреодолимой стеной.

— Не стоит, — сказал он тихо, и его голос, полный неоспоримой угрозы, заставил ее по спине побежать мурашки. Сжав зубы, она отступила в тень.

Алекс меж тем встал. Он смотрел на Веру, которая все еще не могла прийти в себя. Ее щеки пылали, руки дрожали, укладывая растрепавшиеся волосы. Он говорил спокойно, деловито, как будто они только что обсудили бизнес-план, а не он только что публично довел ее до оргазма:

— Ты знаешь, где мой кабинет. Поднимайся. Обсудим детали.

Он повернулся и ушел, растворившись в толпе, оставив ее сидеть униженной и разгоряченной. Толпа вокруг двигалась в общем ритме под новомодный хит, и даже не подозревала об урагане чувств, горевших внутри Веры.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она сидела, не двигаясь. Громкая музыка, смех, голоса — все это доносилось до нее как сквозь толщу воды. Она сгорала от стыда, но ее тело все еще помнило каждый момент его прикосновения, каждую секунду того позорного, дикого наслаждения. Ненависть к нему и к самой себе смешивалась в один ядовитый коктейль.

«Кто я? — единственная мысль, которая крутилась в ее опустошенной голове. — Что он со мной сделал?»

Она медленно, как во сне, встала. Ноги ее не слушались, подкашиваясь. Она чувствовала на себе взгляды, реальные или придуманные, но от этого не менее жгучие. Она пошла по направлению к его кабинету, понимая, что перешла некую грань, за которой не было возврата. Отныне их отношения — это не только шантаж и страх. Теперь в них была замешана эта дикая, животная страсть, которую она не в силах была контролировать, и которая пугала ее гораздо больше любых угроз.

Вера остановилась перед знакомой дверью его кабинета. Ее рука потянулась к ручке, но пальцы дрожали. Она сделала глубокий, прерывистый вдох, пытаясь собрать остатки своего достоинства в крошечный, хрупкий комок. За этой дверью — не просто обсуждение дел. За этой дверью — человек, который только что публично унизил ее и довел до оргазма. И самая ужасная часть ее, темная, разбуженная им часть, отчаянно хотела повторить это снова. Хотела почувствовать его внутри себя.

Глава 9

Дверь в кабинет Алекса закрылась за ней с тихим, но окончательным щелчком. Воздух здесь был другим — густым, спертым, пропитанным запахом дорогой кожи, старого дерева и его доминирующего парфюма. Та же обстановка, что и в первый раз, теперь ощущалась Верой как роскошная клетка. Она сделала шаг внутрь, стараясь держать осанку, чувствуя, как пылают ее щеки, а пальцы чуть заметно дрожат. Она выбрала позицию — села на край кожаного дивана, закинула ногу на ногу, скрестив руки на груди. Эта поза должна была демонстрировать закрытость, собранность, неприступность. Она подняла взгляд на Алекса, стараясь наполнить его льдом, хотя внутри все клокотало от унижения и гнева.

Он не сидел за своим массивным столом. Он стоял у барной стойки, медленно наливая два бокала виски. Его движения были размеренными, уверенными, почти ритуальными. Безупречная белая рубашка подчеркивала ширину его плеч, темные волосы были идеально уложены. Он полностью контролировал себя и пространство вокруг. Он подошел, протянул ей бокал. Она, после секундной паузы, взяла его, но не отпила, просто сжав тяжелый хрусталь в ладони, чувствуя его холод.

— Ну что, обсудим детали, как ты сказал? — бросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно, профессионально и холодно. Она пыталась сразу перевести все в деловое русло, отгородиться стеной формальностей от того, что произошло в баре.

Алекс не ответил сразу. Он сделал глоток виски, его темные глаза изучали ее поверх края бокала. Затем он начал медленно прохаживаться по кабинету, как хищник, оценивающий территорию. Он приблизился к дивану, прошел так близко, что ткань его брюк коснулась ее колена. Она не отдернула ногу, не подав вида, но все ее тело напряглось, будто от удара током.

Он использовал пространство как оружие. То он опирался о спинку дивана прямо за ее головой, и она чувствовала исходящее от него тепло, его запах, который теперь преследовал ее. То он садился на край своего стола прямо напротив, и его взгляд, тяжелый и непроницаемый, буравил ее, словно видя насквозь все ее жалкие попытки защититься. Он говорил о «деле» — о компромате на Семенычева, о том, как лучше подать информацию, какие формулировки использовать, — но его тон, его насмешливый прищур, сама его поза говорили совсем о другом. Они говорили о ее позоре, о ее слабости, о ее теле, которое предало ее так публично.

Вера старалась не смотреть на него, сосредотачиваясь на точке на стене позади него — на дорогой картине в тяжелой раме. Она выдавливала из себя короткие, четкие, профессиональные ответы, выстраивая стену из фактов и логики:

«Эти данные нужно перепроверить. У меня нет доверия к источнику».

«Такой заголовок может вызвать иск о клевете. Это рискованно».

«Моя аудитория умна. Она не поверит в слепую утку, нужны железные доказательства».

«Держись, просто держись, — заклинала она себя внутренне, чувствуя, как предательское тепло разливается по жилам от одного его приближения. — Он хочет увидеть, как ты сломаешься. Не дай ему этого. Ты Вера Анатольевна Миронова, успешная женщина, а не какая-то... потаскуха, которая заводится от первого же прикосновения.»

Но ее мысли, против ее воли, возвращались в бар: к его пальцам, к ее собственной предательской влажности, к немому крику наслаждения, которое вырвалось у нее на глазах у всех.

Почему? Почему мое тело предает меня? Что он со мной делает? Я себя не узнаю...

Внезапно он перешел в открытую атаку. Он поставил бокал с резким стуком и подошел вплотную. Он наклонился, упираясь руками в подлокотники дивана по обе стороны от нее, замыкая ее в ловушке из своего тела и своего взгляда. Его лицо оказалось в сантиметрах от ее.

— А что, Рыжик, понравилось внизу? — его голос был низким, обволакивающим, ядовитым. — Вид у тебя был... довольный. Очень довольный. Может повторим как-нибудь?

Она замерла. Сердце бешено колотилось где-то в горле. Она чувствовала его дыхание на своей коже, вдыхала его запах, смешанный с ароматом виски. Все ее естество кричало от ярости и... позорного, мгновенного возбуждения. Но она не отвела взгляд. Ее зеленые глаза вспыхнули холодным огнем.

— Давайте не будем смешивать бизнес и...ваши странные фантазии, господин Алексеев, — выдохнула она, и голос ее, к удивлению, не дрогнул. — Я здесь, чтобы обсудить работу.

Она смотрела в его глаза, её губы предательски раскрылись. На секунду она испугалась, что сама наброситься на него.

Он медленно выпрямился, и на его губах играла та же всезнающая, довольная ухмылка. Он сделал шаг назад, как будто отступая, признавая ее победу.

— Как скажешь. Работа так работа.

Он вернулся к столу, взял флешку с «компроматом». Он сделал свое дело — еще больше раскачал ее, показал, что может в любой момент вернуться к этой теме, что эта тема — она сама, ее тело — теперь является частью их «работы».

Он протянул ей флешку.

— Материалы все тут. Сделай красиво. Я буду смотреть твой выпуск.

Это был не совет. Это был приказ.

Вера взяла флешку. Ее пальцы чуть дрогнули, едва не коснувшись его ладони. Она встала, поправила платье, ощущая, как ее колени ватные.

— Мне пора.

Она пошла к двери, чувствуя его взгляд у себя на спине, на своей шее, на ягодицах. Она не оборачивалась, собрав всю свою волю в кулак.

Когда ее рука уже лежала на холодной металлической ручке, его голос остановил ее.

— До скорого, Рыжик. — Он говорил тихо, но слова долетели до нее с идеальной четкостью. — Было... продуктивно. И...мокро.

Она вышла в коридор. Дверь закрылась за ней с тихим щелчком. Только тогда она прислонилась спиной к холодной стене, закрыла глаза и сделала глубокий, прерывистый вдох. Ее колени подкосились. Внутри нее бушевал ураган — стыд, унижение, ярость и невыносимое, неконтролируемое желание, которое пульсировало в самом низу живота.

«Кто ты? Кто ты, Вера? — билось в висках. — Успешная, сильная женщина, которая только что позволила унизить себя и чуть не набросилась на него прямо в кабинете? Только что он снова чуть не довел тебя до края... и тебе это понравилось. Ты просто какая-то течная сука... Я не узнаю тебя.»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она с силой оттолкнулась от стены, сжав флешку в белом от напряжения кулаке. Она пошла по длинному, пустому коридору, ее каблуки громко и гневно стучали по полированному полу, нарушая звенящую тишину. Она проиграла этот раунд. Она это знала. Но она не была сломлена. Где-то в глубине, под пластом стыда и гнева, уже зрело семя мести, холодный расчет, жажда восстановить контроль и отыграться.

Но и другое семя — темное, порочное, страстное — было уже глубоко посажено в ее плоть и душу. И оно пустило корни.

Глава 10

Студия погрузилась в тишину, какую знает лишь глубоко за полночь. Мягкий свет софитов выхватывал из полумрака пустые кресла, темные экраны мониторов, немые микрофоны. Воздух, еще несколько часов назад звонкий от голосов и энергии, теперь был тяжелым и неподвижным, пахнущим остывшим кофе и пылью.

Они закончили. Выпуск, тот самый, «заказной», основанный на флешке от Алекса, был смонтирован, упакован и готов к выходу. Готов посеять ложь, которую Вера когда-то клялась разоблачать.

Макс молча налил в два бокала красного вина — их давний ритуал, знак завершенной работы, общности, почти семьи. Он протянул один бокал Вере, и его лицо, уставшее, но светлое, пыталось вернуть все «как было». Он ткнулся в кресло напротив нее, сделал глоток и слабо улыбнулся.

— Помнишь, как на первом нашем выездном репортаже ты упала в лужу прямо перед мэром? — он фыркнул, пытаясь разрядить обстановку, вернуть их в то безопасное прошлое, где врагами были коррумпированные чиновники, а не властные мафиози с гипнотизирующими глазами.

Вера машинально улыбнулась в ответ. Правильными, отработанными движениями она поднесла бокал к губам, сделала глоток. Но вино не расслабляло. Оно было кислым на вкус и лишь усиливало внутреннюю, гложущую тревогу, что сидела в ней с того вечера в «Элизиуме».

«Макс, вино, наш проект... Всё как всегда, — промелькнуло у нее в голове, но мысль была плоской, лишенной чувств. — Почему это теперь кажется бутафорией? Словно я смотрю на свою жизнь через толстое, грязное стекло.»

Она была здесь физически, но мысленно — в том кабинете. Она все еще чувствовала на коже его взгляд, слышала его низкий голос, вдыхала его запах. Ее собственный мир, когда-то такой яркий и реальный, поблек и стал декорацией.

Воодушевленный тишиной, вином и иллюзией близости, Макс решился на отчаянный шаг. Его улыбка сползла с лица, голос стал серьезным, тихим, немного нервным.

— Вер...Мы же столько лет вместе. Прошли через столько всего. — Он сделал паузу, собираясь с духом. — Я всегда... ты для меня больше, чем друг. Намного больше.

Его рука, теплая и немного влажная от волнения, легла ей на бедро. Не как собственника, не как насильника — а как просителя. Робко, вопросительно, с трепетной надеждой. Для него это был момент истины, кульминация многолетней преданности и невысказанной любви.

Реакция Веры была пугающей. Его прикосновение не вызвало в ней ровно ничего. Ни возбуждения, ни раздражения, ни даже простой теплоты. Только пустота. Ощущение легкого, незначительного давления. Его пальцы на тонкой ткани ее юбки казались детскими, слабыми, призрачными на фоне обжигающей, властной памяти о прикосновениях Алекса. Там, где должны были быть эмоции, зияла черная дыра.

Она не видела боли и надежды в его глазах. Не видела, как он замирает в ожидании, как бьется его сердце. Она видела только друга, который почему-то «дурачится» невпопад, мешая ей сосредоточиться на своем внутреннем хаосе. Ее собственная эмоциональная система была перегружена, выжжена дотла Алексом, и для чего-то другого, чистого и простого, в ней не осталось ни места, ни сил.

Она посмотрела на его руку на своем бедре с легким, искренним недоумением, словно он положил туда странный, ни на что не похожий предмет. Потом подняла на него взгляд, и на ее лице появилась усталая, снисходительная, почти материнская улыбка.

— Макс, перестань, ладно? — сказала она, и ее голос звучал мягко, но с непререкаемой, стальной твердостью. — Не до твоих шуточек сейчас.

В голове у нее, холодно и отстраненно, провела параллель: почему его прикосновение было как удар током, от которого перехватывает дух и потели ладони, а это... просто ничего? Просто ничто.

Его рука лежала на ее бедре. Теплая, живая, полная надежды. А она чувствовала лишь ледяную, оглушительную пустоту.

Все, чего ей так хотелось, это почувствовать то необузданное возбуждение, наглый напор и руку хозяина на своем теле, которая знала и чувствовала, как лишить ее разума.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11

Отчет Ника лежал перед ним на столе — сухой, лаконичный, идеально составленный. Все шло по плану. Выпуск Веры, основанный на его «компромате», готовился к выходу. Она работала как швейцарские часы, под давлением, но работала. Должен был бы чувствовать удовлетворение. Но что-то гнало его.

Перед глазами вставали воспоминания: ее глаза в баре — полные ненависти и дикого, неподдельного наслаждения; ее покорность, смешанная с упрямым своеволием в его кабинете. Она была как незакрытый гештальт, постоянно вертящийся на языке, не дающий покоя. И где-то в глубине, в самых примитивных отделах мозга, шевельнулось смутное, неоформленное беспокойство. Где она сейчас? С кем?

Без всякой причины, без стратегической цели он резко встал, сметая со стола папку. Действие было импульсивным, животным.

— Ник, машину. Поедем к ней, — бросил он, уже на ходу накидывая пиджак. Это был не расчетливый визит. Это был порыв хищника, учуявшего, что у его добычи есть другой, чужой след.

Надо напомнить, кто её хозяин. На её территории. Чтобы все видели, — пронеслось в голове единственное внятное оправдание этому внезапному рейду.

Машина подкатила к студии через пятнадцать минут. Он вошел без стука, распахнув дверь одним движением. Его появление было как удар обуха по затылку, резко обрывающий тишину и интимность момента.

Его взгляд, отточенный годами на то, чтобы выхватывать угрозы и слабости, за секунду просканировал комнату: два бокала на столе, ее усталое, отрешенное лицо, его, Максима, склоненную к ней фигуру. И… его руку. Лежащую на ее бедре.

Весь мир сузился до этой одной точки. До пальцев этого ничтожного пигмея, лежащих на ЕГО собственности. Все остальное — студия, оборудование, сам воздух — перестало существовать.

В его голове взорвался первобытный рев, чистый, немой, животный рев. Не мысли, а инстинктивная, слепая ярость.

«Эта шелупонь... Этот никчёмный говнюк... Смеет трогать то, что МОЁ? Смеет делать то, на что у него нет прав?»

Это была не человеческая ревность. Это была ярость зверя, у которого крадут добычу, посягают на его территорию.

Все его тело напряглось, как пружина. Лицо застыло каменной маской, но глаза… глаза горели чистой, немотивированной ненавистью. Он даже не смотрел на Макса как на соперника — он смотрел на него как на мусор, на помеху, которую нужно устранить.

Его голос, когда он заговорил, был не криком, а низким, свистящим звуком, полным неоспоримой угрозы. Он смотрел только на Веру, игнорируя Макса полностью.

— Вера, выйди. Машина внизу. Быстро, блять.

Это не было предложением. Это был приказ, брошенный рабу. Публичное унижение и ясное напоминание ей и всем присутствующим о ее истинном статусе.

Вера вздрогнула, ее глаза расширились от шока. Она не понимала источника этой внезапной ярости.

— Алекс, что...? — слабо попыталась она протестовать.

Но его взгляд, полный такой леденящей, бездонной ярости, заставил ее замолчать на полуслове. Инстинкт самосохранения сработал быстрее разума. Она медленно, как во сне, встала.

Алекс на секунду перевел взгляд на Макса. Взгляд, который говорил яснее любых слов: Ты — никто. Ты — пыль. Она — моя собственность. Забудь о ней.

Макс замер, побледнев как полотно, почувствовав на себе настоящую, животную опасность, перед которой его преданность и чувства были детским лепетом.

Не сказав больше ни слова, Алекс резко развернулся и вышел, не сомневаясь, что она последует за ним.

В студии повисла гробовая, оглушительная тишина. Макс остался стоять один, с трясущимися руками и пустотой внутри. Он только что увидел бездну и понял, что проиграл войну, даже не успев вступить в бой.

Алекс садился в машину, где уже ждал Ник. Он не испытывал удовлетворения. Им двигало темное, неконтролируемое чувство собственности, затуманившее все доводы разума.

«Она моя. И я сломаю всех, кто посмеет к ней прикоснуться.»

Дверца открылась, и в машину, молча и покорно, села Вера. Он повернулся к ней, его темные глаза, еще полные гнева, изучали ее лицо, выискивая следы раскаяния, страха, понимания.

Машина плавно тронулась с места, погружаясь в поток ночного города. В салоне царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь приглушенным шумом улиц и ровным гулом мотора. Алекс откинулся на кожаном сиденье, его пальцы все еще были сжаты в белые узлы. Он смотрел в темное стекло, но видел не отражение города, а ее руку на руке того ничтожного пигмея. Эта картина вызывала в нем слепую, животную ярость, которую он не мог — и, кажется, уже не хотел — контролировать.

Вера сидела рядом, сохраняя дистанцию, но чувствуя исходящее от него напряжение. Оно заполняло пространство между ними, густое и опасное. Она понимала, что должна сделать что-то, разрядить эту губительную атмосферу, пока она не уничтожила хрупкое равновесие между ними.

Собрав всю свою волю, она медленно, почти нерешительно, протянула руку и положила свою ладонь поверх его сжатого кулака. Ее прикосновение было легким, вопрошающим.

Алекс вздрогнул, как от удара током. Его темные глаза метнулись к их рукам, а затем к ее лицу — искаженному смесью страха и непонятного упрямства.

— Убери руку, — его голос прозвучал низко и опасно, без повышения тона, но с такой неприкрытой угрозой, что ее пальцы сами по себе отдёрнулись.

Он резко развернулся к ней, его движение было резким и угрожающим. Взгляд скользнул к переднему сиденью, где Ник сидел неподвижно, не проявляя ни малейшего интереса к происходящему сзади, но Алекс знал — он все видит и слышит.

— Не смей прикасаться ко мне, когда я не в духе, — прошипел Алекс, наклонясь так близко, что она почувствовала его горячее дыхание на своей коже. — Ты играешь с огнем, Рыжик.

Он откинулся на свое сиденье, снова повернувшись к окну. Натянутая, звенящая тишина снова сомкнулась вокруг них, еще более густая и невыносимая. Только теперь в ней витало осознание того, что даже в своем гневе он продолжал оставаться на виду, под наблюдением своего же солдата, и это лишь подливало масла в огонь его ярости.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12

Его «Лексус» плавно подкатил к невзрачному заднему входу, но как только дверь открылась, Вера попала в иной мир. Не в клуб, а в империю. Его империю. «Элизиум» был не просто развлекательным заведением; это был храм порока, контролируемый одним божеством.

Его появление было триумфальным шествием. Охранники вытягивались в струнку, администраторы почтительно кланялись, официанты замирали с подносами, ловя его малейший взгляд. На него смотрели не просто с уважением — со смесью страха и обожания, как на полубога, от которого зависит их существование. Вера шла рядом, молчаливым антропологом в этом новом, опасном племени. Она чувствовала себя незваным гостем, но странным образом — уже не испуганным, а заинтригованным. Этот мир был грязным, жестоким, но невероятно живым и настоящим. После стерильной чистоты ее студии этот напор грубой, ничем не прикрытой силы поражал и гипнотизировал.

Он не повышал голос. Он говорил тихо, почти шепотом, и его слова падали в гробовой тишине, как приказы. Легкий кивок — и перед ними появлялась бутылка виски старше нее самой. Он был абсолютным хозяином здесь. И в этом была невероятная, магнитная сила.

Он провел ее в VIP-ложу, скрытую от посторонних глаз полупрозрачной темной занавеской. Мягкие диваны, низкие столы, приглушенный, чувственный свет. О сидел, и он наблюдал за ней, а она — за ним, за тем, как он правит этим маленьким царством.

И тогда появилась она. Стриптизерша. Но не вульгарная, а невероятно пластичная, с телом, отточенным как оружие. Ее танец был не просто развлечением; это было высшее искусство соблазна, повесть о плоти и желании. Она двигалась, как змея, обвивая шест, ее глаза были прикованы к Алексу. Она подошла, опустилась перед ним на колени, провела длинными ногтями по дорогой ткани его брюк, обрисовывая мощный рельеф его бедра. Ее грудь почти касалась его коленей, а взгляд обещал все мыслимые и немыслимые наслаждения.

Вера ожидала ревности, гадливого чувства. Но вместо этого почувствовала… горячую волну возбуждения, залившую низ живота. Но не от самой девушки. Ее заводило не это тело.

Ее заводило то, как Алекс на это реагировал.

Он не выражал восторга. Не тянулся к ней. Он откинулся на спинку дивана, его темные глаза с холодной, почти скучающей оценкой скользили по танцующему телу, как будто он изучал дорогую вещь, которую потенциально мог приобрести. В его позе, во взгляде читалась абсолютная, тотальная власть. Власть над этой женщиной, над ее искусством, над этим местом, над ситуацией. Он был богом на Олимпе, наблюдающим за танцем смертной. И это сводило Веру с ума.

«Боже… Меня заводит не она. Меня заводит его сила. То, как он всем управляет. Я хочу этой силы. Я хочу, чтобы он так же владел мной.»

Прозрение было ослепительным и пугающим. Она поняла свою темную, скрытую сторону.

Алекс видел ее реакцию. Видел, как участилось ее дыхание, как заблестели глаза. Он понимал ее лучше, чем она сама. Он не смотрел на танцовщицу; он смотрел на Веру, наблюдая за ее внутренней борьбой и капитуляцией. На его губах играла знающая, торжествующая улыбка.

Не отводя от нее взгляда, он протянул руку и положил свою ладонь ей на колено. Его пальцы, теплые и уверенные, начали движение — нежно, но властно, вверх по внутренней стороне ее бедра, под подол юбки.

На этот раз она не напряглась. Не отодвинулась. Она позволила ему это. Она смотрела ему прямо в глаза, и в ее изумрудных глазах читалось не сопротивление, а вызов и молчаливое согласие одновременно. Она сознательно принимала его правила игры.

Они не сказали ни слова. Все было сказано взглядами и этим жгучим прикосновением. Она томно откинулась на спинку дивана, позволяя его пальцам ласкать ее, наслаждаясь чувством собственной греховности и опьяняющей силой, которая исходила от этого человека. Его пальцы скользнули под шелк ее трусиков, найдя влажную, горячую плоть. Она тихо застонала, и ее бедра сами собой приподнялись навстречу его руке. Она уже не скрывала своего желания.

Она накрыла его руку своей, в знак поощрения. Спина выгнулась, грудь поднялась и под блузкой проступили острия сосков. Она не просто чувствовала возбуждение, она сама была этим возбуждением.

Стриптизёрша продолжала танец, она была на подтанцовках того огня страсти, который горел внутри Веры.

Внезапно занавеску с силой отдернули. В проеме стояла Анжела. Пьяная, разъяренная, ее внешний вид был пародией на гламур — макияж размазан, платье съехало набок.

— Что, Алекс, новые игрушки появились? Уже на публике начал растлевать? — ее голос был визглив и полон слепой ненависти.

Реакция Алекса была пугающей. Его лицо не выразило ничего, кроме легкой, скучающей брезгливости. Он даже не убрал руку из-под юбки Веры, не прекратил своих ласк. Его спокойствие было страшнее любой ярости.

Он посмотрел на Анжелу так, будто она была случайно прилипшей к его ботинку жвачкой.

— Выведи её, — сказал он тихо, обращаясь не к ней, а к Нику, появившемуся словно из тени.

Ник взял Анжелу под локоть. Та попыталась вырваться, закричала, обращаясь к Вере:

— Ты думаешь, ты особенная? Он и тебя выбросит, как мусор! Как всех!

Но ее уже уводили. Ее последний взгляд, полный чистой, немытой ненависти, был устремлен прямо на Веру.

В ложе воцарилась тишина. Музыка снаружи казалась приглушенной. Эротическое настроение развеялось, но напряжение не спало — оно преобразовалось.

Вера понимала, что стала невольной участницей жестокой войны, о которой даже не подозревала. Она только что стала причиной публичного унижения другой женщины. И часть ее… части ее это нравилось. Она чувствовала свою значимость, свою избранность, свою власть по ассоциации.

Алекс налил ей виски.

— Надоедливая муха.Не обращай внимания, — сказал он, но смотрел на нее оценивающе, проверяя ее реакцию.

Она взяла бокал. Ее рука не дрожала. Она сделала глоток и посмотрела на него, ее глаза были темными и серьезными.

— Я и не собираюсь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Они молча сидели в ложе. Вера больше не была жертвой или пленницей. Она сделала сознательный, добровольный выбор. Она позволила себе насладиться властью и тьмой, исходящей от этого человека. Она осознала свою темную сторону и готовности играть по его правилам, пока это давало ей опьяняющее ощущение силы.

Но тень угрозы, брошенная Анжелой, уже нависла над ней, холодная и неумолимая.

Девочки, презентую новый роман "Тень Ариадны". Там появится Алекс. В первой книге эпизодически и во второй, он станет одним из главных героев.

Глава 13

Кабинет Алекса тонул в вечерних сумерках. Он изучал финансовые отчеты, цифры и графики плавали перед глазами, не находя отклика в сознании. Внешне — ледяное спокойствие. Внутри — напряженная готовность. Инцидент с Анжелой в стрип-баре не был пустой угрозой. Он знал ее тип — обиженная, вздорная, способная на глупую, опасную месть. Он чувствовал приближение беды кожей, как животное чувствует грозу.

Раздался звонок на его «личный» телефон — устройство без номера, только для экстренных контактов. Он поднял трубку, не поздоровался.

Голос на том конце был лаконичным и лишенным эмоций: «Заказали твою журналистку. Сегодня. У её студии.»

Без тени сомнения, без лишних вопросов, он положил трубку и одним нажатием набрал номер Ника. Его голос был низким, стальным, абсолютно собранным:

— Ник. Немедленно к студии Мироновой. К ней пришли гости. Убрать. Живым привести ко мне того, кто будет говорить.

Он положил телефон. Его пальцы сжались в кулаки. Холодная, чистая ярость, без единой примеси страха, залила его.

Посмели. Посмели покуситься то, что принадлежит мне.

Это был уже не шантаж, не игра в кошки-мышки. Это было объявление войны. И он принимал вызов.

Алекс резко вста, схватил пиджак и вышел из кабинета. Он не позволит никому ломать то, что он считает своим.

Подземный паркинг у студии Веры был погружен в гулкий, маслянистый полумрак. Пахло бензином и бетонной пылью. Вера и Катя, уставшие после долгого дня, шли к своей машине, обсуждая какие-то рабочие мелочи. Их голоса эхом отдавались под низкими сводами.

Из-за массивной бетонной колонны вышли трое. Движения быстрые, уверенные, без лишней суеты. Профессионалы. Один, с перебитым носом и пустым взглядом, шагнул вперед.

«Эй, сучка, надо поговорить» — его голос был грубым и не обещал ничего хорошего. Угроза витала в воздухе, густая и осязаемая.

Вера и Катя замерли. Чувство страха парализовало их обоих.

В этот момент из-за другого ряда машин с тихим ревом выкатился черный внедорожник с затемненными стеклами и без номеров. Его двери распахнулись почти одновременно. Первым вышел Ник. За ним — двое его людей. Они были одеты в темную, удобную одежду, их лица не выражали ничего, кроме полной концентрации.

Не было ни окриков, ни предупреждений. Только действия, выверенные и синхронизированные, как танец смертоносных машин.

Ник, сделав два быстрых шага, нанес первому нападавшему точный, сокрушительный удар кулаком в солнечное сплетение. Тот сложился пополам с тихим всхлипом, падая на бетон. Второй охранник Алекса в это время набросил на шею другому нападавшему удушающий прием, перекрывая кровоток. Тот захрипел и через секунду обмяк. Третий попытался среагировать, рванулся к поясу, но Ник молча, почти без замаха, нанес ему резкий удар ногой в бок колена. Раздался неприятный, сухой хруст. Крик боли был коротким и тут же прервался, когда один из людей Ника нанес ему контролируемый удар в челюсть.

Все заняло не больше двадцати секунд. Без выстрелов, без лишнего шума. Демонстрация высочайшего профессионализма и абсолютного превосходства.

Люди Ника быстро, без суеты, затолкали полубессознательных нападавших в свой внедорожник. Один из них подошел к Вере, молча взял у нее ключи и сел за руль ее машины.

Ник подошел к девушкам. Вера стояла, опершись на капот машины, ее лицо было бледным, но она держалась, в ее глазах читался шок, но не истерика. Катя же тряслась как осиновый лист, по ее щекам текли тихие слезы, она пыталась сдержать рыдания.

Ник посмотрел на Катю. Его обычно каменное, невыразительное лицо смягчилось на долю секунды. Его голос был низким, ровным, без эмоций, но вопрос прозвучал не как служебный:

— Ты не пострадала?

Он спросил не Веру первую. Его фокус был на Кате.

Та попыталась выпрямиться, сделать строгое лицо, смахнуть слезы.

«— Я...я в порядке, — прошептала она, но ее голос предательски дрожал, и она не могла оторвать от него взгляда — напуганного, благодарного, полного какого-то нового, непонятного чувства к этому молчаливому, опасному спасителю.

Их взгляды встретились. На секунду, на мгновение дольше, чем следовало. Он увидел в ней не помощницу шефа, а хрупкую, испуганную девушку. Она увидела в нем не бездушного головореза, а защитника. Воздух между ними сгустился, зарядился тихим, немым пониманием.

Рев мотора разрезал тишину. На парковку на огромной скорости въехал его черный «Панамера». Он даже не заглушил двигатель. Дверь распахнулась, и из машины вышел Алекс.

Его лицо было маской холодной, нечеловеческой ярости. Он прошел мимо Ника, мимо Кати, не видя их. Его взгляд был прикован только к Вере. Он подошел к ней, грубо, почти болезненно взял ее за подбородок и повернул ее лицо к свету, проверяя, нет ли на ней ссадин, синяков. Его движения были резкими, но в них сквозила неподдельная, дикая тревога.

Он не спрашивал, что случилось. Он все видел.

— Живы? — его голос был хриплым от сдержанной ярости. Вопрос был адресован Нику.

Тот кивнул односложно:

— Да. Один уже готов говорить.

Алекс посмотрел на Веру. В его глазах бушевало нечто первобытное, сводящее с ума.

— Всё кончено. Ты едешь со мной.

Это не было предложением. Это была констатация факта. Он больше не отпускал ее ни на шаг.

Он практически силой усадил ее в пассажирское кресло своей машины. Движения были властными, но в них вдруг проглянула странная, почти нежная бережность. Он сам сел за руль, даже не взглянув на Катю.

Перед отъездом он опустил стекло и бросил Нику через плечо:

— Разберись, кто и за сколько. Катю отвези домой. Лично.

Он доверял Нику самое ценное — разборку с врагами и... ее подругу. Доверие было абсолютным.

Машина Алекса с визгом шин вырвалась с парковки, оставив позади гробовую тишину и запах жженой резины.

Ник и Катя остались одни среди бетонных громад и одиноких машин. Он молча подошел к своему внедорожнику и открыл перед ней пассажирскую дверь. Не сказав ни слова, просто жестом приглашая ее внутрь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она посмотрела на него, потом на темный салон, потом снова на него. И после короткой паузы молча шагнула внутрь.

Дверь закрылась. Игра перешла в новую, смертельно опасную фазу, а личные связи между всеми ними стали еще более запутанными и необратимыми.

Глава 14

Машина Алекса мчалась по ночной трассе, увозя их прочь от города, от прошлого, от той жизни, что осталась позади. Он молчал, его профиль в свете приборной панели был резким и сосредоточенным. Он вел себя не как победитель, похитивший добычу, и не как хозяин, ведущий раба. Он был просто человеком, уставшим от своей роли, несущим ее с тяжелой, молчаливой силой, которая пугала Веру больше любой театральной жестокости.

Он привез ее на загородную виллу. Не дворец с позолотой, а современное, аскетичное строение из стекла и бетона, врезанное в склон холма. Внутри царила минималистичная роскошь: панорамные окна, открывающие вид на спящий лес, натуральные материалы, никаких лишних вещей. Здесь пахло им — кожей, деревом, дорогим мылом и тишиной.

Он молча налил два бокала коньяка, протянул один ей. Они стояли у окна, глядя в ночь. Его «мафиозная» маска окончательно слетела. Он выглядел уставшим, настоящим, и от этого — по-новому опасным.

Раздался настойчивый звонок. Это звонила Катя. Взволнованный, почти истеричный голос вырвался из трубки:

— Вера, ты где?! Что случилось? Я вся издергалась! Я видела, как он тебя увез...

Вера посмотрела на Алекса. Он не давил, не приказывал. Он просто ждал. Ждал ее выбора. И она его сделала.

— Кать, все хорошо, — сказала она, и ее голос прозвучал удивительно спокойно. — Я... Я в безопасности. Потом все объясню. Отключусь на пару дней.

Она выключила телефон и отложила его в сторону. Этот простой жест был символичным — добровольным отрезанием себя от старой жизни, от прошлой Веры.

Алекс наблюдал за ней. В его темных глазах появилось что-то новое — не собственничество, а уважение, смешанное с легким удивлением.

— Почему? Кто? — тихо спросила она, имея в виду все: нападение, его ярость, его внезапное появление, этот побег.

Он отвел взгляд в окно, в темноту леса.

— Потому что ты моя, — произнес он, и на этот раз это прозвучало не как угроза, а как констатация глухой, иррациональной связи, которую он и сам до конца не понимал и не мог контролировать.

Они стояли друг напротив друга. Напряжение между ними из враждебного превратилось в электрическое, густое, полное невысказанного притяжения. Он сделал первый шаг. Не схватил ее, а просто коснулся ее щеки, проведя подушечкой большого пальца по легкой ссадине, оставшейся после нападения. Его прикосновение было неожиданно нежным, почти бережным.

Вера смотрела в его глаза и видела в них не хищника, не мафиози, а мужчину. Мужчину, который только что был готов на все ради нее. Который устал от своей роли и показал ей свою уязвимость. Это сломало ее последние защиты. Она поняла, что боится не его, а той темной, порочной, неконтролируемой части себя, которую он в ней пробудил.

Она сама закрыла расстояние между ними. Это был ее сознательный, добровольный выбор. Она положила ладонь ему на грудь, чувствуя под тонкой тканью рубашки мощные мышцы и ровный, сильный стук его сердца.

— Покажи мне, какой ты на самом деле, — прошептала она.

Его поцелуй не был захватом. Он был исследованием. Глубоким, медленным, бесконечно терпеливым. Во вкусе чувствовался дорогой коньяк и что-то сугубо его, мужское, дикое. Его язык изучал ее. Его руки скользнули по ее спине, расстегивая блузку. Они были уверенными, знающими, но в них не было прежней грубости — теперь в них было жгучее нетерпение и желание доставить удовольствие и насладиться ей.

Она ответила ему с той же страстью. Сорвала с него пиджак, вцепилась пальцами в его густые темные волосы, притягивая его к себе. Она сбросила с себя остатки одежды, не стыдясь, а бросая ему вызов, позволяя ему увидеть себя настоящую — без защитных слоев, без статуса успешной журналистки, просто женщину с телом, жаждущим его прикосновений.

Он сбросил ее на широкий кожаный диван, его губы и зубы исследовали ее шею, ключицы, пышную грудь. Он слегка покусывал ее напряженные, чувствительные соски, доводя до той самой грани, где боль смешивалась с наслаждением. Она стонала, выгибаясь навстречу ему, ее ноги обвили его бедра. Ее откровенная, жадная реакция сводила его с ума.

— Не торопись, рыжая, — прошептал он, его губы скользнули по ее горячей коже к животу.

Она вцепилась пальцами в его волосы, ее тело извивалось в нетерпении.

— Может, ты просто прекратишь болтать и уже сделаешь это? — ее голос звучал хрипло и властно, и это свело его с ума окончательно.

Он резко перевернул ее на спину, своим весом прижимая к дивану, нависая над ней. Его глаза горели темным огнем.

— Как пожелаешь, дикарка — выдохнул он.

Он вошел в нее с одним резким, уверенным движением, заполняя ее полностью, заставляя ее вздохнуть от внезапности и интенсивности ощущения. Не было больше нежности и прелюдии — только грубая, животная потребность, которую они больше не могли отрицать.

— Алекс… — его имя сорвалось с ее губ как стон, как молитва и проклятие одновременно.

Он замер на мгновение, подавив собственный стон, его лицо было искажено гримасой наслаждения и концентрации. Он смотрел на нее, на ее растрепанные рыжие волосы на шелковой подушке, на ее полуприкрытые глаза, на губы, припухшие от его поцелуев.

—Тише, рыжая, — его голос был низким, хриплым от сдерживаемой страсти. — Принимай меня до конца. Это то, чего ты хотела.

Он начал двигаться. Не медленно и соблазнительно, а с той самой первобытной, неукротимой силой, которая так пугала и манила ее с самого начала. Его движения были жесткими, властными, каждый толчок заставлял ее тело вздрагивать, отзываясь волной огненного удовольствия, смешанного с легкой болью. Это была не ласка — это было завоевание. И она принимала его, откинув голову назад и вцепившись пальцами в его мощные плечи.

Она не просила его быть нежным. Она отвечала ему той же дикостью, встречая его толчки, поднимая бедра навстречу, чтобы чувствовать его еще глубже. Ее ноги обвились вокруг его поясницы, притягивая его ближе, еще ближе, стирая последние остатки расстояния между ними.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его руки держали ее за бедра, его пальцы впивались в ее плоть, оставляя на нежной коже следы, которые завтра будут напоминать ей об этой ночи. Он смотрел на то, как ее тело под ним отзывается на каждое его движение, и в его глазах горел не просто голод, а нечто более глубокое — одержимость, признание, темное обожание.

Воздух в комнате был наполнен их тяжелым дыханием, влажным звуком их тел, ее приглушенными стонами и его низкими, одобрительными рыками. Запах их кожи, дорогого коньяка, секса и ночи смешался в один опьяняющий аромат.

Он чувствовал, как ее внутренние мышцы начали судорожно сжиматься вокруг него, и ускорился, добиваясь и своей, и ее кульминации с безжалостной, точной эффективностью.

— Со мной, — прохрипел он приказно, и это стало последней каплей.

Она крикнула, ее тело взорвалось спазмами абсолютного, всепоглощающего удовольствия, и он, с последним глухим стоном, последовал за ней, заполняя ее теплом, в котором растворились все их маски, все игры и вся ложь.

Он рухнул на нее, заслонив своим телом весь мир, и они лежали так, тяжело дыша, сердце к сердцу, пока буря внутри них не утихла, оставив после себя только тишину и неприкрытую истину.

Вера лежала с закрытыми глазами, ее голова покоилась на его груди. Она не боролась. Не ненавидела. Не пыталась анализировать. Она чувствовала странное, непривычное, всепоглощающее спокойствие. Алекс обнимал ее, его рука лежала спокойно на ее талии, но теперь это не была хватка тюремщика. Это была уверенность хозяина, нашедшего свою хозяйку. Свою пару. Родственную темную душу.

В этой тишине, в этом взаимном принятии друг друга со всеми темными сторонами и сложными прошлыми. Они прошли точку невозврата. Игра изменилась навсегда.

Глава 15

Мягкий утренний свет заливал спальню, окрашивая белые простыни в перламутровые оттенки. Первые лучи солнца робко пробивались сквозь панорамные окна, выхватывая из полумрака две спящие фигуры.

Алекс проснулся от нежного прикосновения. Теплые губы касались его живота, скользили ниже по линии пресса. Он медленно открыл глаза, еще не до конца осознавая реальность. Его взгляд сфокусировался на рыжих кудраях, рассыпавшихся по его телу.

Вера почувствовала, что он проснулся. Она подняла голову, их взгляды встретились — ее изумрудные глаза, полные решимости и озорства, и его темные, еще затуманенные сном. Не отводя взгляда, она взяла его уже возбужденный член в руку, почувствовав, как он пульсирует от прикосновения.

Она медленно провела языком по всей длине, наслаждаясь его сдавленным стоном. Ее губы сомкнулись вокруг него, и Алекс издал хриплый, животный звук, все еще не полностью придя в сознание. Его руки инстинктивно потянулись к ее голове, но...

Внезапно она резко остановилась. Как дикая кошка, она прыгнула на него, оседлав его бедра. Ее влажная, горячая плоть сомкнулась вокруг него, заставив его выдохнуть от неожиданности. Она нависла над ним, ее рыжие кудри касались его лица, пахнущие дорогим шампунем и их общей ночью.

Он попытался поднять руки, чтобы прикоснуться к ней, но она с силой прижала его запястья к подушке над головой. Ее хватка была удивительно крепкой.

— Ты загнала меня в угол, — прохрипел он, его голос был низким от сна и возбуждения. — Это может быть опасно.

— Мне надоела твоя болтовня, — парировала она, ее глаза сверкали вызовом. — К делу. Ближе к делу.

Она начала двигаться на нем в своем ритме — медленно, насмешливо, полностью контролируя ситуацию. Ее груди покачивались прямо перед его лицом, соски напряженные и розовые. Он попытался поймать один из них губами, но она лишь сильнее прижала его руки.

— Смотри, но не трогай, — прошептала она, ее голос был властным и соблазнительным.

Она отпустила его руки и выпрямилась во весь рост, сидя на нем. Утренний свет озарял ее тело, делая кожу сияющей, а рыжие волосы — огненными. Она двигалась с такой грацией и уверенностью, что он мог только наблюдать, сжав кулаки в бессильном желании коснуться ее.

— Тебе нравится играть, Рыжая? Ты у меня доминанта? — его голос звучал хрипло, почти угрожающе, но в глазах читалось восхищение.

В ответ она лишь ускорила движения, закинув голову назад. Ее тело изгибалось в немом стоне, мышцы живота напрягались с каждым движением. Он видел, как ее грудь вздымается в быстром ритме, как капли пота скатываются между грудей.

Его руки непроизвольно сжали простыни, когда волны наслаждения начали смывать ее. Она кончила с тихим криком, ее тело содрогнулось, сжимая его внутри себя.

Только тогда она позволила ему перевернуть ее. Его движения были стремительными, голодными. Он вошел в нее снова, уже не сдерживая себя. Утренняя нежность сменилась животной страстью. Их тела слились в едином порыве, от которого дрожала кровать.

Когда наконец они достигли кульминации, уже не понимая, где чье тело, Алекс прижал ее к себе, чувствуя, как бьется ее сердце в унисон с его.

Они лежали молча, сплетенные в объятиях, пока солнце полностью не поднялось над горизонтом, заливая комнату ярким светом нового дня — дня, в котором их игра продолжилась на новых правилах.

Вера скользнула с кровати, её тело всё ещё сладко ныло от их утренней игры. Она направилась в душ, чувствуя на себе его горящий взгляд. Струи горячей воды обрушились на неё, смывая следы страсти и ночи. Она закрыла глаза, наслаждаясь ощущением, когда за спиной раздвинулось стекло душевой кабины.

Сильные руки обняли её за талию, и влажное тело Алекса прижалось к её спине. Он взял гель с полки, налил ему на ладонь и начал медленно, почти ритуально намыливать её плечи, спину, ягодицы. Его пальцы скользили по её коже, оставляя за собой пену и мурашки. Она откинула голову ему на плечо, позволяя ему мыть её, её тело расслаблялось под его прикосновениями.

Он перевернул её к себе, и его руки поднялись к её груди. Большие, сильные ладони смывали пену с её упругих грудей, большие пальцы кружили вокруг напряжённых, чувствительных сосков, заставляя её тихо постанывать. Он наклонился и поймал её губы в поцелуй — влажный, солёный от геля для душа и бесконечно глубокий. Его язык исследовал её рот с той же нетерпеливой страстью, что и прошлой ночью.

Затем он снова развернул её, на этот раз лицом к прохладной кафельной стене. Его руки скользнули по её мокрым бокам вниз, к бёдрам, и он мягко, но настойчиво раздвинул её ноги. Одна его рука осталась на её животе, прижимая её к себе, а другая опустилась между её ног, пальцы легко, почти нежно коснулись её разгорячённой плоти, уже снова влажной и готовой принять его.

— Я никогда не хотел обладать ни кем так, как тобой, — его шёпот был горячим ухом, едва слышным под шумом воды. — Ты сводишь меня с ума. С самого начала.

Его пальцы вошли в неё, готовя её, и она издала глухой стон, упираясь ладонями в стену. Он был нетерпелив. Он направил свой твёрдый, почти болезненно возбуждённый член к её входу и одним плавным, но мощным движением вошёл в неё сзади, заполняя её полностью. Обоих взорвало одновременно — её от неожиданной полноты, его — от невероятной тесноты и жара, сжавшего его.

Он замер на мгновение, его лоб упал ей на спину, его дыхание было тяжёлым и прерывистым. Его рука снова скользнула вверх и сжала её грудь, чувствуя, как её сердце бешено колотится под мокрой кожей.

— Боже, Вера, — простонал он, и его голос дрогнул.

Затем он начал двигаться. Медленно сначала, выходя почти до конца и снова вгоняя в неё себя с глухим, влажным звуком. Каждое движение заставляло её тело вздрагивать. Шум воды заглушал их стоны, но не мог скрыть её сдавленных криков и его хриплого рычания. Его рука на её груди сжимала её сильнее, пальцы впивались в нежную плоть, а другая рука крепко держала её за бедро, помогая ей принимать его ритмичные, всё учащающиеся толчки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он говорил ей на ухо, его слова прерывались от страсти и движения:

—Так тесно... Так хорошо... Ты вся горишь изнутри... Чёрт, я не могу насытиться тобой...

Его движения стали резче, глубже, почти неистовыми. Он входил в неё под новым углом, задевая внутри неё какую-то невероятно чувствительную точку с каждым разом, от чего у неё подкашивались ноги, а в животе закручивалась тугая спираль нарастающего оргазма. Она чувствовала, как его тело напрягается за её спиной, как его пальцы впиваются в её кожу, и знала, что он тоже на грани.

— Алекс... Я... — её голос сорвался, когда очередной толчок выбил из неё воздух.

— Я знаю, — прохрипел он в ответ. — Со мной. Сейчас.

Его рука соскользнула с её груди вниз, к тому месту, где их тела были соединены, и его большой палец нашёл её клитор, надавив и начав быстрые, круговые движения. Этого оказалось достаточно.

Её тело взорвалось волной удовольствия, сжимая его с такой силой, что он с рыком, больше похожим на стон, достиг пика, заполняя её пульсирующими толчками. Они замерли, дрожа, поддерживая друг друга, пока судороги наслаждения не отступили, и только тогда он мягко выскользнул из неё.

Они стояли под водой ещё несколько минут, тяжело дыша, прислонившись лбами к стене. Его руки всё ещё обнимали её, не давая упасть.

— Кажется, — наконец выдохнул он, и в его голосе снова появились знакомые нотки лёгкой насмешки, смешанные с изумлением, — мы снова не смогли остановиться.

Она повернулась в его объятиях и посмотрела на него. Вода стекала по его лицу, по тёмным ресницам, и в его глазах не было ничего, кроме чистого, неприкрытого желания и какого-то нового, глубокого признания.

— И, кажется, — прошептала она в ответ, проводя рукой по его груди, — я не хочу, чтобы мы останавливались. Никогда.

Глава 16

Кабинет Алекса на следующий день был залит холодным утренним светом, выхватывающим каждую деталь — строгие линии мебели, идеальный порядок на столе, и… лежащие перед ним неопровержимые доказательства предательства.

Он изучал отчет Ника, его лицо было каменной маской, лишенной каких-либо эмоций. На столе лежали распечатанные фотографии: Анжела в укромном кафе с одним из вчерашних нападавших; распечатки финансовых транзакций — анонимные, но легко прослеживаемые до ее счетов; расшифровки ее гневных, истеричных сообщений, отправленных после унизительного изгнания из стрип-бара.

Он не был удивлен. Он был разочарован. Разочарован ее глупостью, ее недальновидностью, ее неспособностью понять, с кем она связалась. Холодная, чистая ярость, без примеси ярости, кипела в нем. Он нажал на кнопку селектора.

— Привези мне ее. Сейчас, — его голос был спокоен, но в нем чувствовалась стальная, не терпящая возражений хватка.

Она вошла через десять минут. С напускной уверенностью, в слишком броском, неуместно ярком платье, с попыткой держать голову высоко. Это выглядело жалко.

Алекс не предложил ей сесть. Он молча, одним движением, швырнул на стол перед ней фотографии. Бумаги разлетелись веером.

— Ты, блять, решила в мои игры поиграть? — его голос был не громким, а тихим, свистящим, как удар плетью по воздуху.

Он медленно поднялся и начал обходить стол, приближаясь к ней. Каждый его шаг отдавался в звенящей тишине.

— Тронуть мою собственность? — он был уже в шаге от нее. Его темные глаза буравили ее, видя всю ее ложь и страх насквозь. — Ты вообще понимаешь, с кем связалась, глупая шлюха?

Все ее напускное спокойствие испарилось. Она побледнела, как полотно, ее губы задрожали. Она начала лепетать что-то — оправдания, отрицания, мольбы. Но под его ледяным, всевидящим взглядом слова замирали у нее на губах, превращаясь в бессвязный шепот.

Он остановился прямо перед ней, подавляя ее своим ростом и презрением.

— Ты совсем попутала, мразь? У тебя есть 24 часа, — произнес он почти шепотом, и от этой тишины его слова звучали в тысячу раз страшнее любого крика. — Чтобы исчезнуть из этого города. Если я хоть раз увижу тебя или услышу о тебе после этого срока... Ты очень сильно пожалеешь, что вообще родилась. Ты ещё жива, только из уважения к твоему покойному брату.

Она вышла из кабинета, пошатываясь, не в силах вымолвить ни слова. Униженная, раздавленная, абсолютно сломленная.

Алекс одним нажатием кнопки вызвал Ника. Тот вошел мгновенно, как всегда.

— Вопрос с Анжелой закрыт, — сказал Алекс, глядя в окно. — Проследи, чтобы она исчезла из города. Навсегда. И чтобы все её связи здесь оборвались.

Через несколько часов Ник вернулся с докладом. Лаконичным и исчерпывающим, как всегда.

— Вопрос с Анжелой закрыт. В городе ее больше не будет. Все её счета здесь заблокированы, контакты предупреждены.

Алекс кивнул, дело было сделано. Затем он дал новое указание, его тон слегка смягчился:

— Уточни у помощницы Мироновой детали нападения для отчета. Формальность.

Оба понимали, что это лишь формальный повод.

Ник вышел и набрал номер Кати. Его голос в трубке был официально-деловым, глуховатым:

— Катя, беспокоит Ник. Уточняю детали вчерашнего инцидента для внутреннего расследования: во сколько вы вышли из студии?

На том конце сначала чувствовалось напряжение. Но сухой, профессиональный тон Ника и привычная рутина постепенно расслабили Катю. Она отвечала четко, благодарила за помощь.

Ник сделал паузу, и его голос, когда он заговорил снова, потерял часть своей привычной стальной струны, став чуть мягче, тише:

— Главное, что вы не пострадали.

В его интонации проскользнуло нечто большее, чем простая профессиональная вежливость. Забота. Личная заинтересованность.

На другом конце провода Катя замерла на секунду, затем смущенно пробормотала:

— Да...спасибо. Еще раз.

Между ними, по натянутому проводу, пробежала тихая, но отчетливая искра. Игра только начиналась, и в ней появлялись новые, неожиданные фигуры.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 17

Номер в дешевом отеле на окраине города был таким же унылым и безликим, как и ее будущее. Грязный ковер, запотевшее окно с видом на стену, неубранная кровать, на которой она провела бессонную ночь. Вещи были свалены в открытый чемодан — бегство было вопросом часов.

Анжела металась по комнате, как загнанная зверюшка. Слезы гнева и унижения сменялись приступами яростной, бессильной злости. Она швыряла в стену туфлю, потом падала на колени и рыдала в застиранное одеяло. Он вышвырнул ее как мусор. Выбросил после стольких лет, ради какой-то рыжей стервы. Он забыл все, что когда сделал для него не брат. Все ради этой шлюхи в дорогом платье.

Мысль о том, что Вера сейчас там, с ним, в его мире, который когда-то был и ее миром, жгла изнутри ядовитым огнем.

— Он вышвырнул меня как мусор? — прошипела она в тишину, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони. — Хорошо. Но я не уйду просто так. Я их всех поссорю. Нарушу их идиллию.

Ее месть не будет громкой, с истериками и угрозами. Это будет тихая, ядовитая, расчетливая атака. Удар ниже пояса, который сработает тогда, когда ее уже и след простынет.

Цель нашлась быстро. Максим. Этот жалкий, влюбленный щенок, вечно бегающий за своей Верой. Он был идеальной пешкой — эмоциональный, ревнивый, глупый для таких игр. Он так хотел быть ее рыцарем. Что ж, она даст ему шанс.

Она выследила его у кофейни неподалеку от студии. Он сидел один за столиком, уставясь в свой телефон с несчастным видом. Идеально.

Анжела подошла, изобразив на своем лице маску страдания. Волосы были растрепаны, макияж намеренно не поправлен, чтобы скрыть следы слез, глаза — искусственно блестели.

— Максим? — ее голос дрогнул, будто срываясь от волнения.

Он поднял на нее удивленный взгляд, не сразу узнавая.

— Это я, Анжела... — она сделала паузу, давая ему вспомнить. — Просто... я не знаю, кому еще сказать.

Она опустила глаза, делая вид, что борется с эмоциями.

— Алекс...он ломает игрушки. Как сломал меня... — она всхлипнула. — И моего брата. Он всех ломает. Скажи своей Вере... пусть бережется. Пожалуйста.

Она посмотрела на него полными «искренних» слез глаз, в которых плелась паутина лжи. Затем, будто спохватившись, сунула ему в руку маленькую, ничем не примечательную флешку.

— Возьми. Не знаю, что с этим делать... Мне уже все равно, — прошептала она торопливо, озираясь, как будто за ней могли следить. — Может, вы сможете его остановить.

И не дав ему опомниться или задать вопрос, она резко развернулась и почти побежала прочь, растворяясь в утреннем потоке людей.

Максим остался стоять с глупым видом, сжимая в руке флешку. Слова Анжелы, полные намеков и ужаса, падали на благодатную почву его ревности, обиды и беспокойства за Веру. Его мозг лихорадочно работал.

Дома он вставил флешку в компьютер. То, что он увидел, заставило его кровь стынуть. Фальшивые, но мастерски подделанные финансовые документы, связывающие Алекса с отмыванием денег и даже заказными убийствами. Старые фото Алекса с другими женщинами, вырванные из контекста, выглядели как доказательства его бесконечных измен. И самое главное — поддельная переписка, где Алекс в грубых, циничных выражениях обсуждал Веру как «временную забаву», «упрямую суку, которую нужно сломать».

Все выглядело настолько убедительно, что у Максима не возникло и тени сомнения. Он не проверял информацию. Он не хотел ее проверять. Он слишком эмоционален и слишком хотел верить в худшее о своем сопернике. Это был его шанс. Шанс «спасти» Веру, уничтожить того, кто ее забрал, и стать героем в ее глазах.

Анжела сидела в плацкартном вагоне поезда, увозящего ее из города. На ее лице не было слез. Была горькая, торжествующая ухмылка. Она проиграла битву, но посеяла семя такой войны, которая могла разрушить все, что было дорого Алексу. И она надеялась, что сгорит в этом огне и его новая любимая игрушка.

Максим с решительностью, почти фанатичным видом положил флешку в внутренний карман пиджака. Он был полон решимости открыть Вере «глаза на правду». Он не знал, что в его руках была не правда, а идеально скроенная ложь, которая могла уничтожить все, что он так отчаянно пытался спасти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18

Студия встретила ее гробовой тишиной. Воздух был неподвижным и спертым, пахнет остывшей электроникой и пылью. После нескольких дней отсутствия ее пространство, ее крепость, казалось, окаменело. Награды на полках, дорогое оборудование, схема съемок на маркерной доске — все это выглядело бутафорским, как декорации к спектаклю, в котором она больше не могла играть главную роль. Это был музей ее прошлой жизни.

Она прошла к своему стеклянному кабинету, проводя пальцами по поверхности стола, оставляя след на тонком слое пыли. Она еще не успела ничего осмыслить, как дверь в студию резко открылась.

На пороге стоял Максим. Он был бледен, его глаза горели лихорадочным блеском праведного гнева и последней надежды. Он выглядел так, будто не спал всю ночь.

— Вера! Слава богу, ты здесь! — его голос сорвался на высокую, взволнованную ноту. Он быстро подошел, не замечая ее отрешенности. — Я не мог дозвониться! Я... я кое-что нашел. Ты должна это увидеть. Ты обязана!

Он судорожно порылся в кармане и вытащил ту самую маленькую, ничем не примечательную флешку. Он протянул ее ей, как священную реликвию, его пальцы слегка дрожали.

— Это он, Вера! Тот самый Алексей! Это же он! — его слова лились сплошным потоком, эмоциональные и убедительные. Он цитировал факты, почерпнутые из поддельных документов: отмывание денег, связи с заказными убийствами, циничные высказывания о ней самой. — Он всех ломает! Он использовал тебя! Он монстр, преступник! Мы должны это опубликовать! Мы обязаны остановить его! Это будет сенсация! Мы спасем тебя!

Вера взяла флешку. Пластик был холодным. Она не смотрела на него. Она смотрела на Максима — на его знакомое, дорогое лицо, на его искреннюю веру в справедливость, в черно-белый мир, где есть герои и злодеи. Но внутри нее была лишь глухая, оглушительная пустота.

«Да, он монстр, — пронеслось у нее в голове. — Да, он преступник. Но он никогда не лгал мне о том, кто он. Его мир жесток, но честен. В нем нет места вот этой... бутафории. — Ее взгляд скользнул по студии, по блестящим наградам, по схеме будущего выпуска. — Погоня за рейтингами, спонсоры, правда, которую нужно упаковывать в красивую обертку, чтобы ее проглотили... Это уже не мое. Это было побегом. А там, с ним... там настоящая жизнь. Грязная, опасная, порочная... но настоящая.»

В это время в кофейне неподалеку Ник ждал свой заказ «американо с собой». Движения его были точными и экономными, взгляд, как всегда, сканировал пространство на предмет угроз, но сегодня в нем читалась легкая, едва уловимая рассеянность.

— Ник?

Он обернулся. В нескольких шагах от него стояла Катя с бумажным стаканчиком латте в руках. Она выглядела уставшей, но собранной. Их встреча была случайной, но воздух между ними сразу сгустился от невысказанного.

— Катя, — кивнул он, его голос был низким и ровным, как всегда. — Рад вас видеть живой и здоровой.

Неловкая пауза. Затем он кивнул на ее стаканчик:

— Кофе у вас получше, чем в наших местах.

Она парировала, стараясь сохранить деловой тон, но в уголках ее губ дрогнула улыбка:

— А методы убеждения, я слышала, покруче.

Уголок его рта дрогнул в редкой, легкой ухмылке.

— Только в случае крайней необходимости.

Они не говорили ничего важного. Но он задержал на ней взгляд на секунду дольше, чем того требовала вежливость. Она отвела глаза, смущенно краснея, но не торопилась уходить. Между ними протянулась тихая, простая нить понимания, такой контрастной сложной и опасной страсти, что бушевала в студии.

Максим все еще говорил, его голос звенел от исступления.

— Вера, ты должна это сделать! Это наш долг! Это...

— Нет, Макс.

Ее голос прозвучал тихо, но с такой ледяной, непоколебимой окончательностью, что он замолк на полуслове, словно получил удар в живот. Она медленно, с неожиданной нежностью, положила флешку ему обратно в ладонь и сомкнула его пальцы над ней.

— Я не могу это опубликовать. И я ухожу, Макс. Из блога, из студии... из всего этого.

Он смотрел на нее, не понимая. Сначала в его глазах было просто неверие. Потом пришла боль, острая и детская. А следом — яростный, обжигающий гнев.

— Что? Что ты несешь? Он тебя зомбировал! Он купил тебя! Ты... ты предаешь! Предаешь все, во что мы верили! Все, что мы строили! Ради какого-то подонка? Ты же видишь, кто он! — он тряс флешкой перед ее лицом.

Она не отреагировала на его вспышку. В ее взгляде была лишь бесконечная усталость и печаль. Печаль за него, за их общее прошлое, за наивную веру в то, что мир можно исправить одним разоблачающим репортажем.

Прощай, Макс, — сказала она мягко, но не оставляя пространства для возражений.

Она повернулась к нему спиной. Это был самый тяжелый, самый болезненный жест в ее жизни. Но вместе с болью пришло и освобождение. Словно гиря, которую она тащила годами, наконец упала с ее плеч.

Она услышала, как он что-то крикнул ей вслед — обидное, горькое. Потом хлопок двери, оглушительный в звенящей тишине студии.

Она стояла одна посреди своего бывшего царства. Потом медленно подошла к шкафу, достала картонную коробку и начала неспешно, методично складывать в нее свои личные вещи. Фотографию с родителями, несколько книг, любимую ручку. Каждый предмет был частью старой Веры. Той, что осталась здесь, в этой студии. Новая Вера была уже там, за пределами этих стен, в мире стекла, стали и опасной, всепоглощающей страсти.

Выбор был сделан. Обратного пути не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 19

Дверь в студию открылась без стука, но на этот раз — без привычного взрыва агрессии. Вошел Алекс. Он не врывался, не ломал пространство своим появлением. Он просто вошел, заполнив дверной проем своей мощной, но теперь спокойной фигурой. Его темные глаза, привыкшие выискивать угрозы, мгновенно оценили ситуацию: Вера с коробкой в руках, ее решимое, отрешенное лицо, и Максим, стоявший поодаль с видом окончательно разбитого человека.

Алекс все понял без слов. Его взгляд скользнул по коробке, по ее белым от напряжения пальцам, и в его глазах не было торжества. Было что-то другое — молчаливое признание ее выбора.

Он не сказал ни слова. Он просто подошел и взял у нее из рук тяжелую коробку. Его пальцы ненадолго коснулись ее ладони — не властно, а твердо, поддерживая. Его действия кричали громче любых слов: «Я здесь. Я вижу твой выбор. Я принимаю его».

Вслед за ним в студию вошел Ник. Его появление было таким же тихим и эффективным. Он молча взял со стола следующую коробку, его профессиональный взгляд за секунду зафиксировал Катю, стоявшую в стороне. Воздух между ними снова сгустился, напоминая об их недавней встрече в кофейне. Они не обменялись ни словом, но недосказанность витала в воздухе плотным, почти осязаемым облаком.

Проходя мимо Кати к выходу, Ник на секунду задержался. Он не смотрел на нее, его лицо оставалось каменным, но его голос, тихий и низкий, был предназначен только для ее ушей:

— Береги себя, кофейная девочка.

В его глазах, мельком встретившихся с ее взглядом, не было привычной стали. Было что-то теплое, предостерегающее и неожиданно заботливое.

Катя не опустила глаза. Она посмотрела на него прямо, и в ее взгляде уже не было и тени прежнего страха — только вызов, принятие и легкая грусть.

— И ты... брутальный кофеман.

Ее ответ повис в воздухе, легкий и многозначительный, как и его слова.

Последняя коробка была погружена в багажник «Панамеры». Воздух был прохладным, городской шум доносился приглушенно. Вера молча села в пассажирское кресло. Она смотрела на фасад студии, на большую вывеску с ее именем, которая теперь была просто частью пейзажа, воспоминанием.

Алекс завел двигатель. Ровный, мощный гул заполнил салон. Он не сразу тронулся с места. Вместо этого, он повернулся к ней. Его взгляд был серьезным, без привычной насмешки или властности. Он смотрел на нее не как на собственность, а как на равную, сделавшую свой осознанный выбор.

— Ну что, Рыжик, — его голос прозвучал непривычно тихо, почти нежно. — Поехали домой?

Это был не приказ. Это было предложение. Вопрос. Приглашение в ее новую реальность.

Вера не ответила словами. Она посмотрела на его руку, лежащую на рычаге коробки передач, на его длинные, уверенные пальцы. Затем она медленно, почти нерешительно, накрыла его руку своей. Ее пальцы не дрожали.

Этого было достаточно.

Машина тронулась с места, плавно отъезжая от тротуара. Она не оглядывалась. Она смотрела вперед, на дорогу, убегающую под колеса, чувствуя под своей ладонь тепло его кожи и твердую уверенность его решения. Дверь в ее прошлое закрылась. Впереди был только путь домой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпилог

Закат разливал по небу золото и багрянец, окрашивая стеклянные грани виллы в теплые, почти огненные тона. На просторной террасе, уставленной кадками с оливами, царила глубокая, насыщенная тишина. Не напряженная, а комфортная — тишина двух людей, которым не нужны слова, чтобы понимать друг друга.

Алекс полулежал в глубоком кресле, задумчиво выпуская дым дорогой сигары. Вера сидела рядом, поджав ноги, и смотрела на долину, утопающую в сумерках. В ее руке был бокал красного вина, но она почти не пила. Их страсть больше не была взрывом, сметающим все на своем пути. Она превратилась в ровное, глубокое тепло, в надежное пламя, которое можно носить в себе, не боясь обжечься.

Она нашла свой новый голос. Негромкий, но весомый. Закрытый аналитический блог для узкого круга инвесторов, где она говорила то, что думала, не оглядываясь на рейтинги или спонсоров. Это была не правда для всех, а правда для тех, кто был готов ее услышать. На своих условиях.

На краю террасы, у ворот, силуэтом выделялась фигура Ника. Он по-прежнему обеспечивал безопасность, но в его позе читалась непривычная расслабленность. Он смотрел на экран своего телефона. На нем горело простое сообщение: «Твой эспрессо всегда ждет тебя. К.». На его обычно непроницаемом лице, озаренном светом экрана, на мгновение проступила тень чего-то, что могло бы сойти за улыбку.

Алекс отложил сигару. Повернулся к Вере. Его темные глаза, в которых обычно читались холодный расчет или хищная страсть, сейчас были спокойными и глубокими. Он протянул руку и провел большим пальцем по ее щеке, по едва заметной родинке у уголка глаза. Его прикосновение было бесконечно нежным и обладающим.

— Никто не должен знать, какая ты на самом деле мягкая, — произнес он тихо, и его голос прозвучал не как угроза или предупреждение, а как сокровенная, глубокая интимность. — Это только мой секрет.

Вера повернула голову и встретила его взгляд. Она не ответила. Она просто улыбнулась — медленной, спокойной, знающей улыбкой, которую он научился в ней узнавать. Улыбкой своей, и только своей, женщины.

Они снова повернулись к закату. Их плечи почти соприкасались. Их игра на острие ножа продолжалась, правила ее усложнились, но теперь они играли в одной команде против всего остального мира. Мира, который остался где-то там, внизу, за холмами, — шумного, непредсказуемого, опасного.

И абсолютно чужого.

Конец

Если вам понравился герой Алекса, то с ним вы еще встретитесь в моих новых романах. Подписывайтесь на меня здесь и в соц сетях, что бы не пропустить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец