Тёмная половина. Автобиография. (ч.6)

Ну что ж, продолжим мои, возможно, никому не интересные воспоминания. Но раз уж я взялась за это – стоит довести дело до конца.

В тот раз я в образе Господина не задержалась — пара дней переписки, и я удалила профиль. Но идея осталась в голове, крутилась и не хотела отпускать.

Тогда в интернете было множество досок объявлений и тематических площадок: группы, форумы, сообщества любителей БДСМ, доминации, ролевых игр. Всё это жило своей тихой, полуподпольной жизнью.

И я решила попробовать.

Завела новую почту — чистую, без привязки к прошлому. И написала объявление.

О том, что я — строгая Госпожа, имею опыт, не терплю игр и пустых слов. Что жду писем только от тех девушек, кто настроен серьёзно, кто действительно хочет подчинения, унижения, полной отдачи. Текст получился сдержанный, но жёсткий, обращаться со словами я всегда умела. Позже я замечала, что кто-то копировал его почти дословно, лишь слегка меняя имя или детали. Видимо, он звучал убедительно.

Не буду приводить его здесь — он, скорее всего, до сих пор где-то болтается в архивах интернета. А я не хочу оставлять слишком много следов.

Конечно, всё это было чистой фикцией.

Я никогда не была Госпожой. Опыта у меня, если честно, был прямо противоположный — я знала, как подчиняться, как молчать, как принимать. Строгостью я не отличалась — скорее, наоборот: робкая, тревожная, склонная к сомнениям. Но именно в этом и заключалась суть эксперимента: спрятать свою робость и страх за грозными словами.

Дрожа от возбуждения и страха, я отправила объявление на несколько площадок.

И принялась ждать.

Пришло несколько писем.

Со всеми, кто писал с искренним желанием подчиняться, я общалась холодно, отстранённо, не допуская ни тёплых слов, ни личных откровений. Я не показывала себя настоящую — ни страха, ни сомнений, ни даже намёка на то, что за этим строгим тоном скрывается обычная женщина, которая сама когда-то стояла на коленях. Так мне было проще играть роль опытной Госпожи: дистанция давала мне власть, а власть — уверенность.

Одна «дама» особенно выделялась. Она явно любила виртуалить и присылала длинные, почти литературные описания своих игр. Писала, как на работе, в туалете, засовывает себе в зад баллончик лака для волос (или что-то подобное — уже не помню точно), яростно трахает им свою задницу, одновременно вылизывая ободок унитаза, кончает прямо там, на холодном полу, потом вытаскивает предмет из жопы и сосёт его, будто это член. Затем, по её словам, прикрепляла булавкой к соску бумажку с моим именем и делала ещё кучу ужасно развратных вещей — всё ради меня, ради моего одобрения.

У меня были сильные сомнения, что она хоть что-то из этого делала по-настоящему. Она не присылала ни фото, ни видео, ни даже намёка на доказательства. Говорила, что снимает себя на пленочную зеркальную камеру — в те времена камеры в телефонах были ещё редкостью, так что это звучало правдоподобно. Обещала: как только проявится плёнка, пришлёт мне кучу фото.

Но вскоре она просто исчезла. Ни прощания, ни объяснений. Видимо, получила то, что хотела — разрядку, внимание, возможность разыграть свою фантазию перед Госпожой. И ушла.

Были и другие девушки. Писали, просили указаний, предлагали себя. Но с ними как-то не складывалось: то скучно, то фальшиво, то слишком навязчиво. Я быстро теряла интерес и прекращала общение.

Но про одну женщину по имени Марина расскажу особо.

Это была женщина чуть постарше меня — блондинка с курчавыми волосами, небольшой грудью и аккуратными ягодицами. Замужем, с ребёнком лет трёх от роду.

С самого начала она показала нечто редкое: одновременно послушание и характер.

По моему приказу она прислала обнажённое фото — стояла перед зеркалом, держа в руке листок бумаги, на было написано: «Для Госпожи Елены». У неё, к счастью, уже был телефон с камерой, так что доказательство было неопровержимым. Она писала, что готова служить, что хочет подчиняться, что готова на многое.

Но при этом она отказалась описывать подробно свой сексуальный опыт — сказала, что это долго и когда захочет, сама расскажет. Отказалась выполнять некоторые приказы, которые ей не нравились. Прям так и говорила – «Я это делать не собираюсь». И еще она прямо написала: ей неинтересно общаться с Госпожой, которая только отдаёт распоряжения, холодная, как статуя. Ей был нужен живой человек.

Я растерялась. Хотела отвергнуть её. Бросить, как непослушную.

Но почему-то... сдалась.

И прислала ей свои настоящие фото.

Трудно объяснить, почему я пошла на это. Наверное, потому что сама устала от масок. Потому что во мне тоже проснулось желание — не власти, не игры, а близости, искренности, простоты. Хоть с кем-то, хоть на миг.

На удивление, она не отвергла меня.

Когда вместо строгой, неприступной дамы увидела молодую женщину — а я тогда выглядела сильно моложе своих лет, почти девочкой — она не отстранилась. Не засмеялась. Не написала: «Ты меня обманула».

Напротив — её интерес не только не исчез, но, кажется, даже усилился. Она по-прежнему хотела подчиняться мне. Не образу, не роли, а мне — настоящей, робкой, неидеальной.

Это был переход на новый уровень.

Не просто игра в Госпожу и рабыню.

А нечто большее — почти доверие.

Почти дружба.

Мы стали общаться каждый день в аське, и эта переписка быстро стала неотъемлемой частью моего дня. Марина щедро делилась со мной интимными фотографиями, рассказывала о прошлом сексуальном опыте, о своих желаниях и фантазиях. Но я так и не решилась признаться ей, что сама когда-то подчинялась. Утаила это. Сказала лишь, что интересуюсь темой и у меня был «крошечный опыт доминации».

Она говорила, что любит анал, что с мужем занимается этим часто и что в постели они очень раскованы. Но, по её словам, всё равно чего-то не хватало — чего-то необычного, дикого, выходящего за рамки привычного супружеского секса. «Муж есть муж», — писала она с лёгкой усмешкой.

Сначала она пыталась общаться с мужчинами-доминантами. Но быстро разочаровалась: большинство вели себя надменно, орали, требовали непонятного, не слушали, не видели в ней человека. Потом ей повезло — она нашла одного мужчину, с которым было по-настоящему интересно. Он давал ей оригинальные задания, например: «Сфотографируйся со спермой мужа на лице».

Загвоздка была в том, что муж, как оказалось, не кончал ей на лицо — обычно в зад или в презерватив. Пришлось искать обходные пути: просить супруга залить ее лицо спермой, а потом бежать в ванную, чтобы сделать фото для Господина.

Но и эти отношения не продлились долго. В какой-то момент Марина сильно загрузилась на работе — она руководила аудиторской фирмой — и не могла уделять достаточно времени своему Господину. А он оказался требовательным и принципиальным. В итоге им пришлось расстаться.

А потом она познакомилась со мной.

Мы обе признались, что поначалу не понравились друг другу: я — была слишком холодной, она — слишком непослушной. Но со временем всё изменилось. Она искренне хотела подчиняться мне, исполнять мои приказы, быть моей.

И тут я испытала странное ощущение.

Когда Марина была для меня просто объектом — абстрактной фигурой в переписке, предметом для игры, — мне было легко отдавать приказы, требовать, унижать. Но теперь, когда я узнала её как человека — с работой, ребёнком, усталостью, мечтами, — стало трудно. Я не могла просто использовать её. Не могла заставить лизать пол или писать о себе как о шлюхе, зная, как она улыбается на фото с сыном, как переживает за отчётность, как пишет мне ночью, украдкой, пока все спят.

Вот такая я оказалась — «добрая Госпожа».

Я призналась ей в этом.

Но она убедила меня, что сама хочет быть униженной, использованной. Что это не боль для неё, а освобождение. Что именно в подчинении она чувствует себя живой.

И я поверила.

И продолжила.

Марина делилась со мной фантазиями, которые порой шокировали даже меня. Она представляла себя прикованной цепью в подвале — не человеком, а вещью, предназначенной исключительно для секса и унижения. Мужчины и женщины спускались к ней по очереди, трахали во все отверстия, били, плевали, заставляли есть с пола, называли самыми грязными словами. Её особенно возбуждало порно с максимальным унижением — где героиня лишена не только достоинства, но и воли.

Я попыталась понять: почему именно это её заводит?

Она ответила, что, по её мнению, в «нижние» приходят люди трёх типов.

Первые — неуверенные в себе девушки, которые хотят, чтобы за них всё решали. («О, это же я! » — мелькнуло у меня в голове.)

Вторые — те, кто пережил насилие и получил на этом фиксацию. («Опять я... »)

Третьи — женщины с сильным характером, которые в обычной жизни контролируют всё и всех, а их сексуальность требует компенсации через подчинение и унижение.

Марина, как выяснилось, принадлежала к последней категории.

Её слова заставили меня задуматься.

Как так получилось, что я сама теперь стала Госпожой?

Точного ответа я себе не дала, но, подумала вот что:

В юности я с жадностью читала маркиза де Сада, и меня одинаково возбуждало представлять себя то жертвой, то мучителем. Тогда я чувствовала: роль не важна. Важно само присутствие в этом мире, в этом потоке желания, власти, боли и наслаждения.

Сейчас — то же самое.

Меня по-прежнему заводит унижение, подчинение, грязь, тайна. Но играть роль «нижней» стало сложнее: это всегда несёт риск — для моей анонимности, для моего статуса, для той «нормальной» жизни, которую я построила.

А вот доминировать — проще.

Верхняя позиция не требует от меня быть уязвимой. Она не оставляет следов на теле, не оставляет доказательств. Она даёт власть, но не требует жертв.

И, возможно, именно поэтому я оказалась здесь — не на коленях, а за экраном, отдающей приказы.

Не потому что перестала хотеть быть использованной.

А потому что научилась использовать других — и в этом тоже нашла своё удовольствие.

Ну, довольно философии - давайте уже добавим то, ради чего обычно читают рассказы на этом сайте!

Порнушки!

Я приказала Марине перестать носить трусики на работу.

С этого дня она должна была садиться голой задницей на любую поверхность — на стул в кабинете, на стол в переговорке, даже на подоконник в коридоре.

Идею я позаимствовала из «Истории О» — второй части. С детства помнила тот кадр: юная девушка, дрожащими пальцами стягивает с себя трусики под короткой юбкой, обнажая гладкие, аккуратные ягодицы. Тогда это казалось мне вершиной разврата и элегантности одновременно. Теперь Марина делала это для меня.

Мы сидели на работе — каждая в своём городе, за своим столом, в окружении коллег — и переписывались. Только она была голой снизу. Я посылала ей развратные фото: чужие, найденные в сети, — обнажённые женщины, раскрытые влагалища, члены в задницах. Иногда — короткие видео: язык в мужской заднице, пощечины и плевки, удовольствие от унижения.

Она смотрела это украдкой, отвернув монитор от всех, и мастурбировала. Медленно, осторожно, чтобы никто не заметил. Лицо оставалось спокойным, голос — ровным, когда она отвечала на вопросы подчинённых. А внутри — всё горело.

У неё было парочка простых вибраторов – один черный гладки, другой розовый и рельефный. По ночам она трахала себя ими, делала фото и присылала мне: вот она лежит на спине, ноги разведены, один вибратор в киске, другой — глубоко в заднице, лицо мокрое от пота и удовольствия.

Анальные пробки тогда ещё не были в моде, так что я заставляла её использовать то, что под руку попадётся: например, маленькие шариковые дезодоранты. Она ходила с ними по офису — в узкой юбке, в туфлях на каблуках, — и каждое движение заставляло предмет шевелиться внутри. Иногда, говорила она, боялась, что он выпадет прямо на глазах у коллег. Но именно этот страх — близость к разоблачению — заводил её больше всего.

Она делилась историями из прошлого.

Как в студенческие годы подчинялась паре — молодой, неопытной, почти её ровесникам. Как они использовали её в своих играх: заставляли стоять на четвереньках часами, лизать их ноги, принимать члены во все отверстия. Как однажды, в душе, после того как она отсосала и отлизала им, они помочились на нее – на ноги, тело и грудь. Как она стояла на коленях дрожа от дикого унизительного возбуждения.

Я читала это, рассматривала ее фотографии и тоже мастурбировала.

Хочу особенно сказать про золотой дождь.

Эта практика всегда казалась мне самой унизительной из всех, что может пережить женщина. Ничего ужаснее, по-моему, и быть не могло: быть просто как унитаз...

И именно это — меня невероятно возбуждало.

Я специально искала видео, где девушкам впервые мочатся в рот. Смотрела, как они морщатся, как в глазах появляется отвращение, как тело сопротивляется, как борются с тошнотой, но они не отстраняются — потому что не могут, потому что приказано. От этого у меня перехватывало дыхание, и между ног становилось мокро.

С Юлей и Владимиром мы никогда не приближались к этой теме. Я даже не смела заговорить о чём-то подобном. Но в глубине души я знала: если бы меня принудили — я бы согласилась. Не сразу, может, с дрожью и слезами, но согласилась бы.

В те периоды, когда моя «светлая» сторона брала верх — когда я жила как «обычный человек», — я вспоминала про золотой дождь и приходила в ужас. Как такое вообще возможно? Это же мерзость. Это недопустимо.

Но стоило моей тёмной половине снова взять бразды правления — и та же мысль начинала манить, как запретный плод, как последний рубеж, который ещё не пройден.

И вот Марина призналась, что тоже фантазировала об этом.

Что представляла, как ей мочатся на лицо, в рот, на грудь. Что когда была возможность, ну с той парой, она постеснялась попросить. Сказала, что не смогла преодолеть стыд.

Тогда я приказала ей сделать это для меня.

И она сняла для меня видео.

Марина голая, на коленях, в ванной. Белая плитка, тусклый свет, её курчавые мокрые волосы падают на плечи. Она разводит ноги, берёт стакан для виски — толстое дно, прозрачное стекло — и начинает мочиться прямо в него. Жидкость льётся тонкой струйкой, светло-янтарная, почти как настоящий виски. Она наполняет стакан на две трети.

Потом поднимает его над головой.

А потом медленно льёт себе на лицо и голову. Струя стекает по лбу, по щекам, по шее, скользит вниз. А вторая рука уже между ног — пальцы быстро, настойчиво работают над клитором.

Вылив половину, она подносит стакан ко рту.

Делает первый глоток.

Лицо тут же искажается — гримаса отвращения. Глаза закрываются, брови сдвигаются. Но рука между ног не останавливается. Наоборот — движется ещё быстрее, будто тело заглушить стыд оргазмом.

Она допивает всё до капли.

Потом резко откидывает голову назад, выдыхает сквозь зубы:

— Блядь...

И кончает.

Она дрожит, сжимает бёдра, прижимает ладонь к промежности, будто пытаясь удержать это ощущение внутри.

Постепенно дыхание выравнивается.

Она приходит в себя, смотрит в камеру.

И тихо говорит:

— Спасибо.