Сделка с бандитом : помоги мне

1

Мира

– Сегодня важное мероприятие, ты ведь будешь там?! - слышу голос сестры в телефоне. – Я хочу, чтобы ты приехала.

– Думаю да, приеду.

Говорю в трубку, а сама перебираю бумаги, вчитываясь в текст. Сегодня у нас мероприятие, которое полностью организовывала моя двоюродная сестра – она флорист, занимается оформлением разных мероприятий, а я занимаюсь организацией всего остального. Общий бизнес на двоих, можно сказать.

Мы не так давно в этом деле, но у нас неплохо получается. Каждая удачная сделка – маленькая победа, благодаря которой формируется новая база клиентов.

И сегодня – не исключение.

Сестра занималась оформлением открытия ресторана, которое придумывала до мельчайших деталей. Я же больше брала на себя бумажную работу и расчеты. Ей было важно, чтобы мы вместе участвовали на всех открытиях и поддерживали друг друга. После моего побега из родного города – сестра уехала вместе со мной, чтобы поддержать, помочь. Не оставила меня одну жить в страхе после всего произошедшего, и я ей благодарна. Теперь изо дня в день мы рядом. Поддерживаем друг друга. Вместе развиваемся. Строим свой небольшой бизнес.

И сегодня, несмотря на усталость и загруженность, я тоже буду присутствовать там. Рядом с ней.

Заканчиваю свои рабочие дела, сворачиваю папки и иду собираться.

***

– Мира! - кричит сестра, увидев меня с порога. – Идём! - торопливо машет мне рукой.

Прохожу вдоль украшенного ресторана, любуюсь на работу сестры.

– Маш, это очень красиво! Как всегда превзошла все ожидания! - обнимаю её, приветствуя.

– Надеюсь, заказчику тоже понравится. Своеобразный заказ. Вообще, организатор мужчина и никаких особых требований не было, но со мной связывалась только его ассистентка и говорила «сделайте просто и со вкусом». На этом всё. - разводит руками сестра.

– Хорошо же. Меньше требований, меньше шанса ошибиться! Всё отлично, правда.

– Вон уже люди собираются у входа. Видишь?! Хорошо, что всё успела заранее сделать. - сестра слегка нервничала, но я её понимаю.

Официанты в полной готовности начали встречать и обслуживаться первых гостей. В двери входили одни мужчины. Мы отошли в сторону, чтобы не мешать процессу. Маша слегка тревожилась, осматривала гостей, пыталась найти «того самого заказчика», чтобы понять, угодила она или нет. Я же была спокойна и уверена. Ни кто не сделал бы лучше, чем она.

У неё безумно чуткий подход. Она во всем аккуратна. Внимательна. У сестры отличный вкус. Пока сестра отошла на переговоры с ассистенткой заказчика и, уверена, получала похвалу, я держалась в стороне у выхода, чтобы не мелькать перед посетителями.

– Виски со льдом. - слышу мужской голос совсем рядом со мной.

Оборачиваюсь и сталкиваюсь с крупным мужчиной, с щетиной и довольно хмурым взглядом. Он был в черном костюме, рубашка облегала его массивную фигуру, слегка расстегнутые верхние пуговицы виднелись на тёмной ткани.

Смотрю на него, хлопаю глазами и не могу понять. «Это он мне?!»

– Чего застыла?! Повторить?! - его тон стал чуть грубее, он щелкнул пальцами перед моим лицом, пытаясь перевести меня в активное состояние.

– Я не официантка! - наконец-то мои губы разомкнулись, и я смогла отстоять себя перед этим хамоватым гостем.

– Да?! - он окидывает меня взглядом, сравнивая, а после снова выдаёт, – Это не помешает тебе принести мне виски. Давай, в темпе! - он слегка подталкивает меня за талию вперед, а сам проходит в другую часть зала и присоединяется к кругу скопившийся за столиком мужчин.

Стою неподвижно на месте и по-прежнему хлопаю ресницами. «Что вообще произошло?! Что он возомнил о себе?! Какое право имеет прикасаться ко мне и требовать исполнение своей прихоти?!» Видимо я так разозлилась и не спускала с него глаз, а он и не смотрел на меня больше, что даже не заметила, как сестра оказалась уже рядом и что-то говорила мне.

– Мир? Ты слышишь? Можем идти. - наконец обращаю внимание на сестру и слегка киваю.

– Ты иди к выходу, я сейчас.

В голову взбрела безумная мысль.

Ратмир

Сижу в новом удобном кресле ресторана моего компаньона и коллеги Леона, который за пару месяцев открыл новое, уверен, перспективное место! Сегодня торжественное открытие только для своих, тех, кто помогал, финансировал и работал вместе с ним. Друг поработал отлично, хоть и вкусы у нас не всегда похожи. Но здесь неплохо, всё продумано до деталей, персонал то и дело бегает от стола к столу, чтобы обслужить первых почетных гостей.

– За тебя, Леон! - льются тосты за нашим нескромным столом, состоящим из алкогольных напитков и всевозможных закусок.

Ребята похлопывают его по плечу, выражают восхищение его труду и упорству, желают процветания бизнесу, который во многом служит отмыванием денег. Схема проверена до мелочей.

Восседаю на месте, хочется расслабиться после дохера тяжелой рабочей недели, пару ночей уже не кимарил точно. Потираю лоб пальцами, стараясь скрыть усталость в алкоголе. Краем глаза вижу, как надо мной склоняется утонченная фигура, сразу понимаю – женская. Кидаю взгляд – та «официантка», которую я встретил у входа.

Она мило улыбнулась, придерживая в руках поднос.

– Ваш виски со льдом, приятного вечера! - ласковым пронзающим голосом отозвалась она, оставляя виски передо мной на стол.

Смотрю на неё, затем на стакан с алкоголем, а девушка тут же удаляется от нашего стола в середину зала. Беру стакан в руки и залпом опровидываю виски, не спуская глаз с её спины.

В моменте мне кажется, что я опьянел до такой степени, что не распознаю вкуса этого пойла!

– Что за… - произношу не громко, а сам подношу стакан к носу и вдыхаю запах.

Это не виски. Это вообще не алкоголь.

Просто чай. Крепкий. Черный чай со льдом.

«Ну блядь, с фантазией проблем нет!» - думаю про себя, а внутри яркое чувство расдрайва, словно плеснули холодной воды в харю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И кто?! Она?!

– Слышь, Леон, - отвлекаю напарника от разговоров, – Это кто у тебя тут крутится? - киваю в сторону уходящей девки.

Весь стол повернул голову в сторону выхода, осматривая на кого именно я указал.

– А, вроде организаторы этого открытия. Этим моя ассистентка занималась, я в подробности не вдавался. А чё? Что-то не так?!

– Расслабься, всё так. - слегка закивал я, смакую на губах вкус чая, вместо заказанного виски.

Организаторы, значит….

Начинается НОВАЯ история, буду рада вашим "ЗВЁЗДАМ", обсуждаем главы, героев и их поведение! Мои книги БЕСПЛАТНЫЕ, поэтому ваша активность и заинтересованность ОЧЕНЬ ВАЖНА АВТОРУ!

2

Мира

Обычно я не люблю посещать мероприятия, выходить в какие-то людные места, чтобы лишний раз не быть замеченной – отголоски моего прошлого, которое заставляет меня тревожиться каждый раз, когда я выхожу за порог дома.

Я переехала. Сменила фамилию. Разорвала прошлые связи, но страх внутри по-прежнему иногда сковывает моё горло. А шрамы на теле заставляют верить, что это была моя реальность когда-то Вздрагивать от телефонного звонка. Проверять закрыла ли я входную дверь по 100 раз. Стараться не смотреть прохожим незнакомцам в глаза, чтобы меня не узнали. С трудом привыкать к новой фамилии. Всё это я делаю уже автоматически, почти не задумываясь.

Я до сих пор не понимала, как я могла попасть в руки этого урода, который пытался сделать из меня послушную вещь. Он старше меня почти вдвое. У него явные проблемы с выражением агрессии – ведь она всегда была направлена на меня, просто за то, что я говорила «нет». Я находилась там, где мне полностью перекрывали кислород, покрывая это «безумной любовью», но это не она. Так не любят. Так унижают. Растаптывают женское достоинство. Доминируют. Сжимают горло.

Меня пытались сломить и сделать безвольной игрушкой в руках криминального авторитета, который когда-то положил на меня глаз. С тех пор моя жизнь изменилась настолько, что даже собственная фамилия мне больше не принадлежит!

Сегодня сестра звала меня с нашими общими подругами приятно провести время вечером, пообщаться и немного отдохнуть от рабочей рутины. Сил под конец недели – не было. Мы много работали, посвящали каждый день развитию в профессиональной сфере, так как полностью обеспечивали себя и свою жизнь в новом городе сами. Нельзя было стоять на месте, расслабляться и лениться дома. Много работы, поиск потенциальных клиентов, выполнение заказов и много документации, которую нужно вовремя заполнять.

Конечно, хотелось переключиться на что-то другое, но страх меня никогда не покидал, как только я куда-либо выходила. Я понимаю, что если я буду осторожничать так всю жизнь, то это может перерасти в какое-то расстройство, тревожное, например.

Поэтому, соглашаюсь.

Весь вечер мы проводим в отличной женской компании – много разговариваем, смеёмся, забываем о времени. Такая обстановка расслабляет, приводит тебя к приятным чувствам наслаждения моментом.

Выходим из заведения на большую лестницу и осторожно передвигаемся по маленьким ступенькам, по-прежнему улыбаясь и что-то обсуждая. Внизу нас уже ожидает такси. Стемнело. Пора разъезжаться. Мы с сестрой останавливаемся у машины, но чья-то мощная ладонь закрывает дверь такси прямо перед нашим носом.

Резко оборачиваюсь в сторону, не успевая даже вскрикнуть от неожиданности! Передо мной появляется Он – та массивная фигура, которой я принесла «чай» всего пару дней назад. Смотрю и не верю, что снова вижу его. Так близко. Снова этот брюнет. Горы мышц, перекрывающих дорогу.

– Надо поговорить. – его голос звучит ярким баритоном, а от этой фразы внутри всё сжимается от волнения.

– Мира, ты его знаешь?! - вступается сестра, отодвигая меня за руку чуть назад. – Что вы хотите?!

– Поговорить с ней. - кивает в мою сторону. – Наедине. - добавляет ещё более грубо.

Взгляд точно в цель. В меня. В мои напуганные глаза.

– Нам не о чём говорить! – бросаю незнакомцу и пытаюсь открыть дверь такси.

Но он хлопает два раза по машине, давая сигнал таксисту, что тот может ехать и машина трогается с места без нас!

– Не бойся. Мстить не буду.

– О чём он? – сестра по-прежнему не выпускает мою руку.

Я вижу, что он и не собирается отходить. Уверенно стоит на своём. Наглый дикий взгляд гуляет по моему лицу, вижу как сжимается его мощная челюсть, как эта массивная фигура словно закрывает нас от всех.

– Маш, ты иди, вызови нам новое такси. Я сейчас приду. – выпускаю её руку.

– Ты уверена?! – она смотрит на меня напуганным взглядом, а мне нечего сказать. Хочется её успокоить, но я сама внутри вся дрожу.

Просто киваю.

Сестра нерешительно отходит назад к подругам, которые остановились на лестнице выше.

– Что?! - перевожу взгляд на незнакомца.

– Мира, значит. – спокойно протянул он. – Твой поступок был крайне неуважительным. – он медленно покачал головой. – Думала не встретимся больше? Какая удача, правда же?

– Что вы хотите?! Мне пора идти.

– Садись в мою машину. – здесь его тон стал ещё грубее, хотя, куда ещё.

Испуганно поднимаю глаза и смотрю в упор. Хочу начать пятиться назад, как только вижу подъезжающую чёрную машину прямо к нам!

– Никуда я с вами не поеду! – отрицательно качаю головой. – Наверное, вы меня с кем-то спутали. Мы не знакомы.

– Я сказал сесть в машину, значит сядешь! Познакомимся, ты не переживай. В первый раз как-то не получилось. Во вторых раз доведем знакомство до конца. Садись.

Понимаю, что ситуация выходит из под контроля. Бросаю взгляд на сестру, она тоже следит за обстановкой.

– Хочешь, чтобы твоя сестра спокойно доехала до дома? Тогда садись. Иначе я скажу своим, чтоб проводили. Только до своего дома. – рассмеялся мерзавец.

Смотрю на сестру. У меня не остаётся выбора. Незнакомец перегородил мне путь к побегу, я не могла ничего сделать. Киваю Маше, что всё в порядке.

Он открывает дверь машины и приглашает сесть.

Он меняется с водителем местами и сам садится за руль. Остаёмся вдвоём. Он выруливает в сторону и срывается с места. Щёлкает блокировка дверей. А вместе с ней – и мой страх начинает нарастать.

– Открой двери! Зачем ты их закрыл?! – включается паника. Вцепляюсь пальцами в сидение.

Вижу, как он недоумевающе бросает на меня пристальный взгляд.

– Это автоматическая блокировка дверей. Так задумано. Расслабься. – усмехается, а следующая фраза звучит ещё ужаснее. – Если захочу взять тебя, то сделаю это не в машине.

Оборачиваюсь на него. Уверена, что я вся побледнела. Внутри нарастает дрожь. Я сижу в машине с незнакомым мне мужчиной, мы едем в неизвестном направлении, сестра ничего не знает. Что же ещё может быть хуже?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Куда мы едем?! Зачем вы меня забрали?! – с каждой фразой мой голос становится всё тоньше и неувереннее.

Оставаться с мужчиной, тем более таким, наедине – преступление! Мало мне прошлого, теперь ещё эти приключения появились. И как только это происходит?!

– Прямо скажу, хочу твоих извинений. Громких. Отчётливых.

– Сразу так бы и сказали. – чуть выдохнула я. – Прошу прощения за свой поступок. Я…

– Нет, ты не поняла. – он оборачивается на меня, делая тон жёстче. – Извинений на мне. Верхом.

– Что?!

– Трахать тебя хочу. Смачно. Вот твои извинения.

Внутри меня настоящий ледник – я не чувствую тела. Всё похолодело. Кажется, я дрожу? Мелкая дрожь осыпала кожу. В ушах стоит звон от услышанной пошлости. Как он смеет?! Я даже произнести ничего не могу. Просто ошарашена происходящим. Мне становится дико страшно. Смотрю вперед – мы несёмся на скорости по трассе. Кругом темно. Двери заблокированы. Только я и он. И напряжение в воздухе.

– Чего замолкла? – вздрагиваю от голоса. – Люблю такую валюту извинений, ничего не поделать.

– Я не сделала ничего ужасного! Это просто шутка. Даже, полезная! Ведь чай лучше алкоголя.

– Ты позаботилась обо мне? Блядь, какая заботливая нарисовалась! Теперь я позабочусь о тебе. Такой трах ты не забудешь. Ещё вспоминать с наслаждением будешь. - снова ухмыляется он.

Внутри меня всплывают похожие чувства, которые я испытывала в прошлом …Я называю это коктейлем, состоящим из страха, тревоги и гнева внутри меня! Когда твои ладони немеют от страха, в груди всё сжимается и трепещет от тревоги, а щеки краснеют от гнева!

Мне знакомо это чувство. Когда-то я уже убежала от него…

– Остановите машину! - начинаю кричать, смотрю перед собой на темную трассу. – Остановите! Вы не имеете права меня удерживать!

Влияли ли мои крики на него? Конечно нет! Он вёл машину совершенно спокойно, словно едет в салоне один. Начинаю барабанить ладонями по стеклу, и только это вынуждает его остановиться. Видимо, машину всё таки жалко. Дорогая. Дороже моих слёз и просьб.

– Слушай, заботливая, - он обернулся ко мне, удерживая рукой руль, и терпким голосом начал говорить, – ты меня за дебила то не держи, какого хера сунулась сама, если трясёшься как осиновый лист?! В таких заведения, где я бываю, редко встретишь тех, кто против секса. Чё замялась?! Денег что ль предложить?

Весь его тон напоминал криминальные разборки. Только я не мужик. Со мной так не разговаривают. Я не привыкла. Мне даже бывает сложно понять, что он имеет ввиду. Стараюсь не вникать глубоко в смысл его слов.

– Прошу, давайте просто разойдёмся и сделаем вид, что нашей встречи не было?!

– Что за хуйня?! А чаем в лицо мне кто плеснул?! А жопой передо мной кто вертел?!

– Что?! - удивлённо вытягиваю лицо. – Вы переворачиваете всё так, как выгодно вам! Так и человека можно подставить подо всё, чего вам захочется… - медленно качаю головой.

– В этом я мастер, ты права. – довольно улыбается мужским оскалом.

– Я не крутилась перед вами! Я не плескала чаем в лицо! И вообще, вы спутали меня с официанткой и заставили работать тем, кем я не являюсь в приказном тоне! Это по вашему красиво?! Я должна была вам в зубах принести ваш заказ?!

– Ты слишком многое себе позволила, являясь…кем?! Кто ты такая?! - вполне заинтересованно бросил он мне.

– Я не обязана соответствовать какому-то статусу, чтобы смочь защитить себя!

– А сейчас защитить сможешь?! Без статуса? Без связей? Без денег? Без давления на меня? Сможешь?! – провоцировал он, прекрасно понимая, что находится в доминирующей позиции, в отличии от меня.

– Смогу. – решительно заявляю. Один раз смогла и ещё смогу.

Его вбивающий взгляд останавливается на мне с лёгким прищуром. Он замолкает. Сканирует. Словно чуть ближе становится. Заполняет собой всё пространство в машине. Мне не по себе от этой паузы. От того, как он приближается...

И тут я вздрагиваю! Раздается телефонный звонок. Мужчина берет трубку, говорит пару секунд, а после убирает.

Машина снова выезжает на трассу, разворачиваясь в обратную сторону. Не понимаю, что происходит, но, видимо, этот звонок был важен для него, раз решил изменить свой маршрут и вернуть меня.ь Сестра по-прежнему ждала меня на том месте, вместе с подругой. Увидев, что я выхожу из машины – бросилась ко мне.

– Всё в порядке?! Это твой знакомый?!

– В порядке. Поехали домой. Уже поздно.

Мы сели в такси и только рядом с сестрой я немного выдохнула, хотя напряжение по-прежнему сохранялось в теле. Сестра задавала вопросы, интересовалась тем, кто это такой и куда я уехала, но я и сама не знала.

– Встретились на открытии ресторана, который ты украшала. Всё. Я его не знаю. – пожимаю плечами.

– Выглядит сурово. - подмечает сестра. – И не один. Вон сколько машин вокруг него было.

Я не обратила на это внимание. Мне хотелось только одного – безопасности.

Чем АКТИВНЕЕЕ аудитория, тем ЧАЩЕ публикуются главы от автора!

Не хотите долго ждать и забывать содержание? Приглашаю к обсуждению в комментариях ;)

3

Ратмир

Вытащить информацию из этой девки – было легче самому, чем узнать лично у неё. Слишком скрытная, мнимая какая-то. Мнётся. Недоговаривает. Обычно бабы разговорчивые, как на уши присядут, так и хер прогонишь. Побазарить всегда любят.

Всего через пару дней на моем ноуте был электронный вариант её данных. Открываю файл перед глазами и начинаю вчитываться, листая мышкой вниз.

Всматриваясь, я не нашел ничего примечательного. Вполне обычная инфа. Правда, меняла фамилию, но не замужем. Хотя, что у этих баб на уме непонятно, мало ли какие загоны.

Ещё один любопытный факт – бизнес оформлен на сестру. На Марию Литовскую. Хотя, она младше на два года. В их бизнесе – практически никаких упоминаний о Мире нет.

У меня было всё. Точный адрес проживания. Номера телефонов. Место работы.

Беру в руки телефон, набираю номер Самира - мой хороший друг и напарник по бизнесу.

– Алло, да. - слышу его голос. – Я тебе скину данные одной особы, тебе нужно привлечь её в качестве организатора на нашу конференцию, которая будет через две недели. Дашь ей ту оплату, которую запросит. Всё как обычно оформляй с договором.

Получив утвердительный ответ, кладу трубку. В Самире не сомневаюсь, что всё сделает так, как нужно. У неё уже нет шансов.

«Раз по-хорошему не захотела, значит другим путём будем идти» – думаю про себя, заново просматривая её данные на экране ноута.

Мира

Еду на работу, слегка опаздываю сегодня. И пробегая к офису, даже не замечаю высокого мужчину, ожидающего на диване.

– Я к вам. Могу пройти? - ловит он меня в дверях.

– Ой! - я слегка пугаюсь от неожиданности. – Да, конечно. Проходите! - раскрываю перед ним дверь и запускаю в наш небольшой кабинет.

– Меня зовут Самир. Я к вам по поводу организации нашей конференции. Хочу обсудить подробности, если возьмётесь за работу. - мужчина выглядит солидно, серьёзно.

– Да, пожалуйста, присаживайтесь. - сама сажусь в кресло напротив. – Какой у вас формат? Сроки? Количество гостей?

– Формат закрытой конференции на площадке за городом. Срок пять дней. Количество гостей, примерно, человек десять.

– Отлично. Какие есть пожелания? Детали?

– Выдержанно. Но со вкусом. Главное ваше личное присутствие, чтобы ничего не сорвалось и было выполнено вовремя. – его уверенный тон добавлял особой строгости в нашу беседу.

– Да, конечно. Я полностью контролирую организацию.

– По стоимости мы не ограничены. Можете составить любую смету. Главное – вовремя. Без промахов.

– Поняла вас. Какой адрес?

– Для вашего удобства я сам отвезу вас на место. Там есть отель, в котором вы можете разместиться на время организации. - утверждает заказчик. – И да, обычно мы заключаем договора с организациями, чтобы обезопасить как нас, так и вас. Согласны?

– Да, конечно.

– Тогда, ознакомьтесь с договором и, если всё в порядке, то можно начинать.

Мужчина протягивает мне экземпляр договора. Внимательно вчитываюсь в текст. Он ждёт. Не торопит.

– У вас указан пункт о неразглашении информации. - уточняю.

– Верно. Все партнёры работающие с нами или на нас должны быть согласны с этим условием. Конференция закрытого характера. Она конфиденциальна. Любая информация не распространяется.

Согласно киваю. Судя по внешнему виду и манере речи Самира, можно сделать вывод, что он работает в крупной и важной фирме, слишком всё отточенно и чётко. Им важна репутация.

В принципе, всё остальное в договоре не вызвало никаких вопросов и проблем. Ставлю свою подпись снизу.

– Готово. - передаю документ обратно. Мужчина тоже ставит свою подпись.

– Вот мой номер телефона. - он быстро пишет на листе бумаги ручкой и передает мне. – Все вопросы можно обсуждать со мной, как с ответственным за конференцию. Также, как только будет готова смета и план организации, пришлите мне на почту. Вот сюда. - он снова пишет свои данные. – Я на вашу рабочую почту отправлю подробный файл со всей важной информацией, которую нужно учесть в организации.

– Мы можем сегодня съездить на место, чтобы я наглядно оценила обстановку?

– Да. Как будете готовы, дайте знать. Это занимает примерно минут тридцать от города.

Мы договорились о поездке после обеда, к этому времени мне нужно было ознакомиться с документами по конференции, вникнуть в детали и успеть собрать вещи для продолжительного отъезда. Я сразу же проинформировала сестру о новом заказе, но флористика там не требовалась, в основном это именно организация и координация всех процессов. Мы обсудили план работы и Маша занялась другими нашими заказами, а я полностью взяла на себя этот проект.

Через пару часов внимательного изучения высланных мне данных – я уже составляла примерный план, рассчитывала смету и искала подрядчиков. Съездила домой за сумкой с необходимыми вещами и была готова к выезду. За мной приехал черный автомобиль за рулём которого был Самир.

Он помог мне с вещами, усадил на заднее сиденье и был готов выезжать к намеченному месту. По дороге я в своём привычном темпе работала за ноутбуком, составляла расчетные таблицы, вносила суммы и почти даже не заметила, как мы приехали на место.

На границе между городом и природой раскинулась элитная база отдыха — словно спрятанный оазис роскоши и спокойствия. Вокруг природная местность – это была какая-то экологическая база, где были построены отели, гостевые коттеджи и дома отдыха на природе. Всё ухоженно, видно, что здесь работает целая команда над созданием такой аккуратной зоны. Въездная дорога, вымощенная мраморной крошкой, ведет к величественному отелю, чей фасад сверкает под мягким светом солнца. Высокие окна с золотистыми рамами отражают окружающую зелень — густые кроны деревьев, аккуратно подстриженные газоны и цветочные клумбы, словно созданные художником для созерцания.

Мой взгляд медленно скользит по территории: просторные террасы с мягкими креслами, утопающие в зелени, тихие дорожки из натурального камня, ведущие к уединенным уголкам. В воздухе ощущается тонкий аромат свежескошенной травы и цветов — все здесь продумано до мелочей, чтобы создать атмосферу абсолютной гармонии и уединения. Я останавливаюсь на мгновение, позволяя себе вдохнуть глубже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В моих глазах читается восхищение — каждое мгновение здесь кажется особенным: тишина, которая не нарушается ничем лишним, лишь шелест листвы. Премиальный отель с его безупречной архитектурой словно парит над природой, создавая ощущение недосягаемой роскоши и спокойствия. Здесь все создано для тех, кто ценит исключительный комфорт и тишину — место, где время замедляется и можно полностью погрузиться в атмосферу безмятежности.

– Это отель, - Самир указывает рукой на пятиэтажный отель, выполненный в аккуратных приятных оттенках, – Принадлежит нашей фирме. Здесь останавливаются гости и вы, как наш временный сотрудник, тоже можете расположиться в одном из номеров. Я покажу?

Я киваю и иду за ним. Самир открывает багажник, достаёт мою сумку с вещами, ставит автомобиль на блокировку и ведёт меня внутрь. Ведут меня по просторному холлу с мягкими коврами и изящной мебелью, где свет мягко рассеян по золотистым люстрам. Обстановка кажется одновременно современной и классической, с тонкими деталями, которые создают ощущение роскоши и лёгкости.

Когда дверь моего номера открывают, я словно попадаю в другой мир. Просторная гостиная с панорамными окнами, через которые льется мягкий дневной свет. Внутри всё выполнено в гармоничных тонах — нежные бежевые, золотистые и глубокие оттенки. Мебель — из дорогого дерева с изящной резьбой, мягкие кресла и диван выглядят так уютно, что хочется сразу же расслабиться.

Мне показывают все удобства: огромную кровать с мягким постельным бельем из натуральных тканей, современную технику, мини-бар с деликатесами и напитками, а также просторную ванную комнату с джакузи и душевой кабиной.

– Ну, вот такой номер мы можем предложить. Как вам? – заканчивает свой рассказ Самир.

– Мне нравится, благодарю.

– Отлично! Тогда располагайтесь и потом…

– Давайте сразу посмотрим площадку. - настаиваю я.

Вижу, как он немного теряется от моей настойчивости и скорости, но быстро кивает и мы снова выходим из номера.

Мы вышли на улицу, и передо мной раскинулся просторный участок — зелень, аккуратные дорожки, небольшая беседка в углу. Всё выглядит свежо и ухоженно, деревья дают тень, а вокруг — цветы и кусты. Вроде бы всё просто, но есть потенциал для чего-то классного.

Я начинаю осматривать территорию: спрашиваю у него, есть ли возможность установить временные конструкции — важно понять, как организовать зону. Я уточняю по поводу освещения — вечером тут должно быть достаточно ярко? Он кивает. Обращаю внимание на подъездные пути — удобно ли будет доставлять оборудование и технику? Есть ли парковка для участников? Вопросы важные, потому что всё должно пройти гладко.

Параллельно я мысленно представляю расстановку: где разместить сцену, где зоны для общения и отдыха. Обсуждаю возможные варианты — например, чтобы сцена была на открытом воздухе или под навесом. Интересует также вопрос о погодных условиях: есть ли резервный план на случай дождя? Он говорит, что есть крытая зона неподалёку, так что всё под контролем.

Я стараюсь быть максимально конкретной и профессиональной: задаю вопросы по звуковому оборудованию, освещению, безопасности. Всё должно быть четко продумано. В целом место мне нравится — оно просторное, светлое и гибкое под разные идеи. Пока что вижу потенциал для классного мероприятия. Надеюсь, всё получится.

4

Весь оставшийся вечер я провела за работой в обнимку с ноутбуком и телефоном. Вчитывалась в концепцию мероприятия, составляла рассадку гостей, продумывала организационные моменты, мне хотелось, чтобы этот заказ был успешен, ведь это может стать профессиональным прорывом для нашего небольшого бизнеса с сестрой!

Конференция была закрытого характера. Конфиденциальная. Такие мероприятия, как правило, всегда ценят свою репутацию, время и готовы платить деньгами за комфорт и предоставленные услуги, поэтому, я расчитываю неплохо заработать с этого мероприятия.

Совсем забываю о времени, чувствую, как уже устали глаза от постоянного просмотра в экран, хочется закапать капли для увлажнения. Смотрю на время - уже час ночи! Пора бы ложиться спать и отдохнуть перед следующим рабочим днём, но в мою голову приходит столько идей, что я просто не могу остановиться печатать текст и формировать таблицы.

Наконец, спустя ещё пол часа, всё же не выдерживаю. Завершаю файл и отправляю на рабочую почту Самира, а сама выключаю ноутбук, потираю глаза и ложусь на постель.

Не люблю спать в чужом месте. Обычно нарастает тревога от неизвестности, страха и возможного повторения того сюжета, от которого я бежала пару месяцев назад. Я снова встаю, проверяю замок на двери - закрыто. Подхожу к окнам и тоже закрываю их. Прислушиваюсь к шагам в коридоре, но тихо. Никого. Конечно, все спят. Хотя, если честно, за целый день я не встретила здесь ни одного посетителя, словно, кроме меня здесь никто не останавливался. Может, этот отель ещё не открылся для гостей?

Хочу позвонить сестре, но понимаю, что скорее всего Маша уже давно спит. Она тоже с утра до вечера занята работой, много успевает и, скорее всего, очень устаёт и засыпает гораздо раньше, чем ворочуюсь здесь я. Но события, произошедшие со мной, оставили свой след на моём сне и отдыхе, я очень редко могу расслабиться, я очень чутко сплю, могу проснуться от любого звука, даже очень тихого, ели слышного. И сейчас, согласившись на работу над этим заказом, мне приходиться бороться не только с усталостью, но и сильным страхом. Страхом спать в неизвестном мне отеле, в одиноком номере без сестры, в дали от города, к которому я начинала привыкать. Сжимаю в руке телефон, а позвонить никому не могу. Долго и мучительно гоняю мысли в своей голове, пока наконец не выдерживаю и не проваливаюсь в сон.

***

На утро я подрываюсь от телефонного звонка! Вскакиваю с мягкой подушки и начинаю рыскать телефон, который упал на пол из моих рук, когда я уснула. Поднимаю, смотрю на экран - сестра. Беру скорее.

- Да? - отвечаю.

- Мира? Ты в порядке? Голос какой-то тревожный.

- Да, всё хорошо, я ... я просто только проснулась. - смотрю на часы, время девять утра.

- Ооо, я разбудила тебя?! Прости! - сожалеет сестра, зная как тяжело я сплю.

- Нет, всё нормально, пора уже вставать, я же сюда не отдыхать приехала. - смеюсь, вылезая из под одеяла.

- Отдохнуть тебе и правда нужно, нельзя так загружать себя работой. Тем более, насколько я знаю, ты находишься в природном комплексе? Думаю, спать на свежем воздухе намного лучше!

- Ты же знаешь, я закрываю все окна.

Сестра это прекрасно знала.

- Как ты себя чувсвуешь? Как прошла ночь?

- Ну, работала много, потом пыталась уснуть...получилось, правда, поздно легла. - зеваю, потягиваясь. - Как ты? Работаешь?

- Да, сейчас буду выезжать.

Мы ещё немного поговорили и распрощались. Иду умываться и приводить себя в порядок. Ровно в 9:30 ко мне постучались. Осторожно иду к двери, открываю щеколду и высовываюсь в щель.

- Доброе утро! Ваш завтрак готов. - вижу приветливую девушку, которая держала в руках поднос на колёсиках с тарелками.

Я расстерялась и не нашла ничего лучше, чем просто молча открать дверь шире. Девушка прошла внутрь, остановила переносной стол и пожелала приятного аппетита, удалившись. Смотрю перед собой - действительно, завтрак. Не привыкла к такому роскошному утру. Раньше оно начиналось с угроз, холодных слёз и страха...

Неспешно завтракаю, пью чай и открываю ноутбук. Мой файл получен заказчиком и он ответил, что сегодня в отель приезжает его партнёр, которому и принадлежит конференция, отель и всё, что я видела за последние сутки своими глазами. Он хочет лично познакомиться и обсудить детали.

"Он будет в офисе 502 на 5 этаже к 11:00. Ратмир Каримов." - приходит смс от Самира.

Ровно к 11 я уже бреду по коридору пятого этажа, на котором и находился мой номер, и ищу кабинет. Вижу табличку с чёрными цифрами 502. Осторожно стучу в деревянную дверь и открываю её. Она поддаётся, я прохожу внутрь и закрываю за собой дверь.

- Добрый день, меня зовут Мира, я организатор конференции. - отточенно говорю я, а сама всматриваюсь в фигуру на кресле за длинным столом из богатого дерева. Мужчина поднимает голову и впивается в меня взглядом. В этот момент приветливая улыбка падает с моего лица и ледяные мурашки обдают кожу.

Это ОН. Снова ОН. Тёмные волосы. Щетина. Уверенный непоколебимый взгляд. Чёрный костюм. Ухмылка уголками губ. Может, я схожу с ума?!

- Проходи. - выдаёт он своим низким мужским баритоном и все мои сомнения пропадают. Это точно он.

Этот мужчина сидел в кресле у окна — массивный, широкие плечи, будто созданы не для костюма, а для доспехов. Свет из окон ловил контуры его силуэта, подчеркивая силу, тяжесть и опасность, которые исходили от него без слов. Когда он поднял взгляд на меня, я почти инстинктивно отступила на шаг. Он не делал резких движений — всё в нём было уверенным и каким-то пугающе неторопливым. Как у зверя, который знает - тебе некуда бежать.

Ратмир. Даже имя его звучит, как щелчок капкана.

Щетина подчеркивала углы его лица — жёсткие, чёткие скулы, чуть поджатые губы в ухмылке. Глаза… вот что было самым страшным. В них не было злости. Только холодный, насмешливый интерес. Он смотрел на меня, как на вещь. Как на то, что уже принадлежит ему. В его взгляде не было вопросов — только констатация. Черная рубашка обтягивала его грудь и руки, где каждая мышца будто вырезана отдельно. Слишком большой. Слишком сильный. Слишком взбудараженный — и это пугало больше всего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В этом взгляде была власть. Хищная. Беззастенчивая. И я чувствовала себя не просто маленькой — незначительной. Он будто купил меня. Уже владел. И ему даже не пришлось прикасаться.

- Что вы здесь делаете?! - к моему удивлению, я действую очень решительно. Мой тон изменился, стал грубее и настойчивее, я даже сделала пару шагов вперёд к нему навстречу.

- Полегче с тоном. - он схмуривает тёмные брови на переносице. - Это мой отель. Моя конференция. И ты, теперь как сотрудник, тоже моя.

- Я не буду с вами работать! - уверенно поднимаю голову вверх.

- Правда? А это что? - он поднимает к верху лист бумаги, договор, который я подписала. - Помнишь условия? Готова заплатить такую неустойку? Даже если ты свой бизнес продашь, тебе и одной четверти покрыть не хватит!

Он прав. Таких денег у меня нет.

- Зачем вы это сделали?!

- Я не сделал ни-че-го. Пока. - снова пронзающий взгляд на меня снизу вверх. Очень опошляющий. Холодный. Липкий. - Просто сделай свою работу хорошо.

- Почему я должна на вас работать?! Вы не могли найти никого другого?!

- А я выбрал тебя. И если ты испортишь мою конференцию, то отрабатывать будешь не только деньгами, понимаешь о чём я?

Внутри меня всё разгорается от злости! Не могу поверить, что попалась в эту ловушку! И как же я сразу не поняла, что за таким дорогим и важным заказом может стоять Он?! Теперь я должна подчиняться его требованиям, выдерживать его присутствие, а самое главное - мой страх усиливается с каждой минутой, проведённой с ним в одном помещении.

- Ну так что, разрываем договор? - он толкает лист бумаги по столу так, что тот долетает до меня и упирается в мою руку.

Кидаю взгляд на лист с текстом. Помню все условия. Все детали. Сумма слишком огромна. Я могу сильно подвести сестру. Потерять бизнес, который мы строили с нуля сами. Две хрупкие девушки, бежавшие из родного города. Я не могу так рисковать.

Касаюсь пальцами договора и отправляю его обратно по столу до него.

- Нет. - шевелю губами.

Он довольно кивает, едва заметно. Массивная фигура, восседающая на кресле за столом продолжает сканировать меня похотливым взглядом, а я даже не могу смотреть в его сторону.

- Меня зовут Ратмир Каримов. Теперь твоё начальство.

Ратмир был воплощением силы, которую не спрячешь под рубашкой или за спокойным голосом. Он был из тех, кого видишь один раз — и потом помнишь всю жизнь. Его тело — словно изваянное из чего-то твердого, тяжёлого: массивная грудь, руки, как чугун, жиластые предплечья, каждая мышца в напряжении даже в покое. Он не просто сильный — он выглядел так, будто может разрушать. Схватить и не отпустить.

- Я могу идти?! - решаю уточнить.

- Я смотрю ты не умеешь менять тон?! Может стоит заставить тебя стонать, и тогда я услышу пару ласковых?

- Соблюдайте субординацию. Я сотрудник, который работает на вас, а не ваша личная проститутка!

- Я очень быстро сделаю тебя такой, не сомневайся. - хамит мне в ответ.

Вылетаю из кабинета, сдерживая себя. Даже позвонить и рассказать обо всём сестре не могу. Она будет переживать, захочет мне помочь, но сделать ничего не сможет. Придётся терпеть. Всего пару дней. Пару дней и всё закончится. Впредь я буду осматрительнее выбирать заказы!

Какие есть предположения о прошлом Миры?! Чего она так боится?!

5

Пару дней я плотно работала над организацией конференции, уже многие важные моменты и детали были утверждены и ждали своего воплощения. Я сижу за ноутбуком, сосредоточенно работая над своим проектом. Вижу на экране список задач и стараюсь все правильно распределить, чтобы ничего не забыть. Мне нравится чувствовать, как постепенно всё складывается в единую картину, и я могу контролировать процесс. Вставала и засыпала с ноутбуков в руках, много изучала новой для себя информации, пыталась сделать всё на высшем уровне и показать свой профессионализм!

И сейчас сижу за ноутбуком и печатаю, составляю итоговую документацию, сверяю данные и скоро буду заканчивать с этим проектом. Я настолько погружена в процесс, что даже не сразу замечаю, как в мой номер кто-то зашёл, лишь услышав голос, я оборачиваюсь:

- Что вы тут делаете?! В моём номере?! - страх моментально расплылся по моей коже.

- Это мой отель, забыла? - глубоким низким голосом отвечает Каримов.

Он по-хозяйски проходит в мой номер, осматривает и удерживает взгляд на мне.

- Работаешь? Это хорошо.

- Работать в одиночестве мне куда приятнее! - не могу сдержать эмоций.

- Грубить начальству это норма в вашем деле?

- Ещё пару дней и мы снова станем незнакомцами!

- Да, но твоё имя навсегда останется в моей памяти, не так ли, Мира Литовская?! - он кладёт руки на спинку моего стула, где я сижу, и нависает сверху.

Моё сердце начинает биться быстрее, когда я слышу свою настоящую фамилию! Я сменила её пару месяцев назад и...откуда...он...знает?! Резко оборачиваюсь на него.

- Это не моя фамилия!

- Твоя. Не признаёшь?

- Моя фамилия ...

- Литовская. Твоя фамилия Литовская. - перебивает он.

Нервно сглатываю. Откуда от знает?! Копал на меня информацию?! Зачем?!

Ладони начали нервно потеть. Нельзя показать ему своё волнение, иначе он может всё понять и будет только хуже, я не знаю, к чему это может привести! Но, кажется, на моём лице итак всё написано.

- Чего побледнела?! - вдруг вздрагиваю от низкого голоса, который склоняется у моего уха и обдаёт жаром.

Подрываюсь с места, выворачиваюсь так, чтобы он стоял передо мной, но на дистанции.

- Что вы хотите?! Что вам нужно от меня?!

- Проект. Ты же знаешь.

- Нет! Для работы не копают информацию. Это личное. Моё.

- Пробиваю данные. Вдруг шлюха ещё та. Мне такие бляди не нужны. Брезгую.

- Не смейте так со мной так разговаривать! - кажется, я перестала себя контролировать, ведь мой голос стал срываться, а тело дрожать от перенапряжения.

Мужчина резко подхватывает меня на руки и заваливает на постель позади нас. Я оказываюсь на спине, а он надо мной, прижимая мои руки.

- Нет! Что ... что.. - пытаюсь кричать, но в груди не хватает воздуха. - Отпустите! Отпустите меня!

- Пора перейти к более глубоким извинениям, помнишь?!

- Отпусти! Я буду орать! Отпусти меня...

- Отель пуст. Он принадлежит мне. Пока я не позволю - никто не войдёт сюда, даже если услышат.

Он таких страшных слов я словно потеряла дар речи. Мои губы задрожали, глаза заметались по его лицу, руки словно обмякли от тревоги...

Когда он злился — это было безумно страшно! Он просто напрягался — челюсть становилась ещё крепче, пальцы сжимались так, что на руках выступали жилы. В голосе появлялся ледяной металл.

- Не трогайте! Не смейте! - продолжаю отстаивать себя перед этим зверем, который неожиданно ворвался в мою жизнь!

Ему ничего не стоит скрутить меня одной рукой и прижать своим мощным корпусом, чтобы я никогда не выбралась! Моих женских сил здесь не хватит. И голоса, тоже. Мы совершенно одни в этом номере! На огромной постели! И, я ему верю, что никто не придёт. Никто не поможет мне здесь, если я начну кричать. Я не видела ни одного человека из гостей. А персонал...он...работает на него и выполняет то, что скажут. Мой голос здесь не ценится.

Я смотрю перед собой и вижу уверенный грозный взгляд. Он пронзает кожу. Впивается внутрь. Просто взгляд, а моё тело уже дрожит под его натиском. Мне страшно, но я держусь! Ни за что не покажу ему, что он может меня так напугать, ввывести из равновесия и диктовать свои правила! Нет!

Его руки сжимают мои запястья, прижимая к постели. Ноги фиксируют моё положение.

- Вы...вы не можете меня трогать!

- Следи за языком, иначе я устрою тебе бессоную ночь не только за ноутбуком, как ты привыкла! - шепчет мне перед лицом бассом, а потом резко отпускает и уходит из комнаты.

Я облокачиваюсь на руки, прерывисто глубоко дышу, убираю растрепавшиеся волосы с лица. Не могу отдышаться, словно весь воздух выбили из лёгких... Смотрю на дверь, которую он захлопнул за собой. И страшно. Ведь она вряд ли будет щитом между нами. И вообще...у Ратмира явно есть доступ в любой номер этого отеля! И...и как я только об этом не догадалась?! Как я могла засыпать, зная об этом?! Он в любой момент мог открыть дверь и зайти, застать здесь меня хоть глубокой ночью...

Или это уже паранойя?! Зачем взрослому состоятельному мужчине заниматься подобными вещами?! Скорее всего он тоже ночует в своём номере или вообще уезжает в город. Я ведь даже не знаю... Хотя, зная помыслы этого зверя я не удивлюсь, если он ворвётся поздней ночью ко мне в номер! Снесёт дверь с петель одним толчком. В его случае - это очень легко. Тело позволяет применять физическую силу, эта гора мышц снесёт любую дверь с любым замком!

Но...меня по-прежнему шокирует тот факт, что он знает мою настоящую фамилию. Я - Мира Литовская. Я уже и забыла, как это красиво и правильно звучит, прикрываясь чужой, не моей фамилией.

"Так, спокойно Мира, да, знает фамилию, ну и что?! Что это ему даст? Ничего! И зачем я так расстерялась?! Сама себя выдала. Могла сказать, что моя фамилия мне не нравится или придумать ещё что-нибудь, но ... я так растерялась! Что он теперь подумает?! Использует ли как-то эту информацию против меня? Но зачем?! Что ему это даст? Ведь, кроме этого факта вряд ли он нашёл что-то ещё..." - мысли в моей голове не утихали и через несколько часов нашей встречи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я подумала о том, что нужно увидеть своими глазами ту информацию, которую Ратмир получил. Чтобы быть готовой к тому, что он обо мне знает. Не пугаться! Отвечать уверенно и стойко!

****

Я медленно и осторожно подкрадываюсь к двери кабинета, стараясь не издавать ни звука. Сердце бьется чуть быстрее, чем обычно, ведь я знаю, насколько важно не привлечь внимания. Внутри меня смешиваются страх и решимость — я должна найти ту папку, и ничто не должно помешать мне в этом. Осторожно прижимаюсь к стене, прислушиваясь к каждому шороху за дверью, и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Я знала, что это безумие. Что меня могут схватить. Что он может схватить. Но я всё равно открыла дверь.Тяжёлая, лакированная, с латунной ручкой — она поддалась слишком легко, как будто сама впустила меня внутрь. Кабинет Ратмира Каримова пах дорогим табаком, кожей и... чем-то ещё. Чем-то тревожным. Воздух был густой, терпкий.

Я сразу поняла - он держит тут всю свою империю под замком. Стены тёмные, полки с папками — чёрные, синие, без опознавательных знаков. Только крошечные шрифты на корешках. Ничего непонятно! Взгляд быстро скользит по полкам и столам — мне нужно найти именно ту папку с информацией о себе.

Я бросилась к столу. Он был массивный, из тёмного дерева, гладкий, как стекло. Пальцы дрожали. Открыла первый ящик — канцелярия. Второй — какие-то документы, счета, копии договоров. Не то. Точно не то. Я знала, что в этой комнате где-то есть папка. МОЯ папка. С моим именем, с моей настоящей фамилией. То, что он держит, чтобы прижать, чтобы манипулировать. Как он это делает, наверняка, со всеми. Обычно, если человек умело манипулирует, шантажирует и угрожает - это его стандартное поведение, отточенное до мелочей. По суровой внешности Каримова было понятно, что это точно про него!

Мои руки дрожат немного от напряжения, когда я роюсь в документах среди других бумаг. Сердце бешено колотится в груди — я почти на грани паники, ведь время поджимает. Быстро и аккуратно вытаскиваю из-под стопки документов и прижимаю к себе. Всматриваюсь. Но это всё не то! Внутри меня кипит смесь тревоги и страха, что вот-вот кто-то ворвётся в кабинет и увидит меня здесь! Я чувствую себя словно в ловушке: каждое мое движение должно быть точным и безошибочным. Быстро оглядываюсь вокруг — вдруг кто-то войдет? В голове мелькают мысли о последствиях, если меня поймают. Но страх уступает решимости — я знаю, что эта информация очень важна для меня.

Волосы прилипли ко лбу, я смахнула их раздражённо, почти со злостью. Я потянулась к ноутбуку — и вдруг...

Шаги.

Глухие. Медленные. Очень близко. За дверью.

И я замерла.

Сердце стучало так, что я думала — он услышит даже через стену. Я резко, почти инстинктивно, залезла под стол. Пространства было мало, но я втиснулась, поджав ноги. Пальцы судорожно сжались в кулаки, колени прижаты к груди, подбородок — к коленям. Я вжималась в угол, словно могла слиться со стеной.

Ручка на двери пошевелилась.

Я замерла.

Всё внутри меня сжалось. Я даже не дышала.

Если он зайдёт — мне конец.

Не в смысле "поругать", не в смысле "поймать за руку".

Каримов — не тот, кто просто ругает. Словно он уже решил, как тебя сломать. И если он найдёт меня здесь... Я даже не хочу додумывать. Мне казалось, что страх ползёт по коже, как змеи — медленно, липко. Я почувствовала, как напряжение сковывает каждую мышцу! Шаги были отчётливее, я услышала голоса и даже закрыла глаза от нарастающего страха!

Дверь скрипнула. Не полностью, а будто кто-то приоткрыл — и на секунду стало тихо, как перед взрывом.

А потом — хлоп. Захлопнулась.

Их было двое. Один — он. Каримов. Его голос я бы узнала где угодно — низкий, хрипловатый, с той особой хищной интонацией, от которой даже воздух кажется гуще. Я почувствовала, как его присутствие буквально заполняет комнату — он кажется очень большим и уверенным. Второй — какой-то мужик, с жёсткой речью, простреленной матами. Они разговаривали, как будто весь мир принадлежит им.

— Сука, я говорил — до пятницы. А он тянет резину, — буркнул второй.

Каримов отозвался спокойно, почти лениво, но в голосе сквозило ледяное:

— У него будет срок. Один. И либо документы приедут, либо он сам — в багажнике.

Я вжималась в угол под столом. Колени дрожали. Спина ныть начала от того, как я согнулась, но двигаться было нельзя. Нельзя. Просто нельзя.

Каримов подошёл к столу. Потом — тишина. Он стоит рядом. Прямо надо мной. Я зажмурилась. Он двинул кресло и опустился в него. Ноги — в полуметре от меня. Я видела складку на его штанах. Его ботинки — чёрные, идеально чистые, как и сам он — вылизанный, опасный до безупречности.

Мужчины начали говорить о делах — их голос был эмоциональным, но при этом стойким. Мне казалось, что время остановилось: каждое слово звучало очень отчетливо в тишине комнаты. Мои глаза бегали по ногам Ратмира, стараясь распознать каждое микро движение! Внутри бушевали разные эмоции — страх, тревога и надежда одновременно. Мне хотелось скорее уйти отсюда и забыть о всей этой опасности, которая сковала меня в моменте, но я знала: сейчас самое главное — оставаться незаметной до тех пор, пока они не уйдут. Ведь это когда-нибудь точно должно произойти. Поэтому я крепко прижалась к стенке стола и старалась не шевелиться.

Я дышала через нос. Тихо-тихо. Только бы не заглянул под стол. Не потянулся. Если он меня увидит…это всё.

— Слушай, у нас остались ещё хвосты. Там люди нервничают, — продолжал тот мужик.

— Пусть нервничают. Пока дышат — уже подарок, — отрезал Каримов.

Я старалась не слушать. Не вникать. Не запоминать. Это всё — не моё. Не для моих ушей. Не хочу знать. Я просто пришла за своей папкой! Я не шпион. Но мозг, как назло, впитывал каждое слово. Поставки. Схемы. Чьи-то имена. Какие-то «вопросы». Мне не надо это знать. НЕ НАДО. Я считала про себя. Один, два, три, четыре… Десять секунд. Прошло уже, наверное, минут пять. Или двадцать. Время расползалось. Капало липко. Тянулось, как ртуть. Сердце било по рёбрам изнутри. Я представляла, как они вдруг замолкают. Как Каримов замолкает. И медленно, с подозрением, наклоняется под стол. И тогда — всё. Конец. Потому что он никогда не задаёт вопросов. Он действует.

— Знаешь, что меня больше всего бесит? — сказал он вдруг, всё так же спокойно. — Когда кто-то думает, что может сунуться туда, куда не надо.

Меня пробило холодом. Он не мог… Он не про меня. Он не знает. Он просто говорит. Просто совпало.

Да?

Да, Мира. Просто совпало.

Сейчас они встанут и уйдут.

Пожалуйста. Пусть уйдут.

Я больше не могу.

Я боялась шевельнуться. Боялась даже сглотнуть.

Каримов откинулся в кресле — я почувствовала это по хрусту спинки. Его колено чуть сдвинулось, и я сжалась ещё сильнее. Стать воздухом. Стать ничем. Исчезнуть. Сейчас!

6

Прошло несколько минут или кажется целая вечность — наконец один из мужчин поднялся со стула и начал собираться. Я вздохнула с облегчением внутри себя — наконец-то они уходят! Но Ратмир не двигался. Он попращался с "гостем" и тот вышел. Я услышала, как хлопнула дверь.

"И что теперь?! Почему он не уходит?! Неужели останется здесь сидеть? Я так долго здесь не просижу!" - всё внутри сжималось от волнения и напряжения. Я молчала. Сидела. Наблюдала за его ногами. Обувью. Массивными чёрными туфлями перед моим носом.

- Тебе там удобно?! - вдруг вздрагиваю от баритона, понимая, что он говорит СО МНОЙ!

В этот момент я теряюсь и даже не знаю, что ответить. Кажется, начинают краснеть щеки от стыда! Я не пошевелилась. Не издала ни звука. Горло сжалось от дикого страха!

Он молчал. А потом — медленно, как хищник, которому некуда спешить, сказал:

- Я знаешь, что люблю в своей работе? Когда крысы вылазят сами.

Я сжалась ещё сильнее, но это уже не имело смысла.

- Можете отодвинуться? - начинаю приближаться к его ногам, чтобы выползти, но он не реагирует.

- Решила сразу на колени опуститься? Неплохо. Покорность сучек я люблю. - усмехается он, облокачиваясь на спинку кресла и теперь мы встречаемся взглядом. Только я - скорчившись под столом, а он - вальяжно восседающий на своём месте!

- Я хочу встать!

- Вставай.

- Мне так неудобно!

- Раньше думать надо было, когда шпионить за мной, блядь, решила! Долго план разрабатывала? Хуёвый какой-то.

- Я .. я просто хотела найти папку про себя! И всё!

- Рассказывай! Может, поэтому фамилию то меняла, что ты в розыске за такие дела?! Обыскиваешь кабинеты? Инфу копаешь?!

- Хватит! Я говорю правду!

- Думаешь, ты первая, кто решил меня прослушать!? — процедил сквозь зубы. - Я таких видел. Сначала робкие, потом дерзкие, потом — мёртвые.

Я глотнула воздух, будто тонула.

- Я… я не подслушивала, честно! — быстро сказала я, почти выпалила. - Я просто… просто искала папку. Про меня. Всё. Только её. Не хотела ничего лишнего… я даже… я не слушала!

- И ты думаешь, это что-то меняет? Бля, ты была в моём кабинете, рылась в моих документах, и теперь тут невинной себя выставляешь?! Хочешь, чтоб я как мудак поверил, да?! - голос стал более грубым, отчётливым, слишком громким. - Только один шаг в мой кабинет уже карается. А ты сколько нахуивертила?! Всё, нихуя не выйдешь отсюда, значит.

Я не знала, что сказать. Глаза щипало, как от дыма. Всё внутри переворачивалось. Я хотела кричать, бежать, исчезнуть. Но не могла даже пошевелиться. Он как будто держал меня за горло, не касаясь. Вести разговор из такой позиции крайне неудобно. Но ему всё равно. Он продолжает сидеть, не двигаясь и не выпуская меня.

- Я хочу вылезти! Я всё объясню...

- Вылазь.

Ладно! Раз так? Вылезу так!

Я громко выдыхаю и начинаю выползать из под стола, прямо между его раздвинутых перед моим лицом ног. Кладу свои ладони к нему на колени, облокачиваясь как на опору, и начинаю вылазить из неудобного положения. Выгибаю спину, ровняюсь с ним мимолётным взглядом, как чувствую, что огромные руки перехватывают моё тело и тянут на себя резким рывком. Я моментально теряю равновесие, которое и так было нестабильным, и падаю прямо на него! Упираюсь лицом в его лицо и он умело захватывает мои губы своими!

Дерзким кусающим поцелуем врывается в мои губы обжигая, словно кипятком! Из моих глаз летят искры от неожиданности происходящего, я на минуту остаюсь неподвижна, пытаясь осознать, что он делает! Что происходит?! Как так?!

Ратмир жёстко прижимает моё тело к своему, впиваясь сильными губами в мои. Жёстким темпом раскрывает поцелуем мой рот! Делает это так властно, доминирующе, что просто стыдно должно быть!Начинаются мои сопротивления, пытаюсь отвезти свои губы, упираюсь ладонями в его стальную горячую грудь, жар которой я чувствую своей кожей через его футболку, натянутую на мышцы огромного тела! Что-то мычу, но оторваться получается с трудом...

Вскрикиваю, отталкиваю, борюсь!

Я не могу ничего сделать, пока этот зверь гуляет по моему телу своими нахальными горячими руками, не отрываясь от моих губ. Он толкает язык в мой рот, перекрывая напрочь все сопротивления, не оставляя шанса даже чуть-чуть применить свою силу! Ему всё равно. Он упивается жаждой этого поцелуя, игнорируя мои попытки сбежать...

Одной рукой он придерживает мои ягодицы, гуляя ладонью по ним, а второй толкает меня в поясницу на себя, силой удерживая в выгодном ему положении! Губы всё сильнее вцепляются в мои, оставляя не просто влажный грубый след, а яркий отпечаток пошлости и разврата! Вседозволенности!

В какой-то момент мне удаётся отстранить своё лицо от его, слегка отодвинуться чуть дальше и упереться ладонями в его грудь.

- Отпусти-и-и! - кричу я, надрывая голос и вырываясь так, что волосы летят в разные стороны, пока я виляю головой, чтобы выпутаться из его хватки!

- Какая неугомонная, блядь! Я те сказал, что за такие дела наказываю. Чё орёшь теперь?! - рычит он мне в лицо, а после хватает за шею и встаёт вместе со мной, сажая меня на край своего стола.

Раздвигает одним толчком ноги и устраивается между ними. Удерживает все мои попытки спрыгнуть со стола и убежать прочь! Его мощные руки скручивают мои запястья, он прижимает меня к себе и начинает растёгивать мои брюки! Я слышу, как пуговицы выпригивают и молния слетает сниз!

- Что ты творишь?! Убери руки! Не-е-т! - кричу я, а он лишь затыкает меня пальцами, которые прикладывает к моим губам.

- Я за такие поступки знаешь чё делаю?! - рычит Ратмир сквозь мои вопли. - Будешь сейчас ой как громко стонать, милая. - пугает меня он, продолжая срывать одежду. - Так войду, что говорить, блядь не сможешь!

Каримов не останавливается. Быстрыми движениями разворачивает меня к себе спиной и толкает вперёд, чтоб я легла перед ним на стол! Удерживает ладонью спину, фиксирует меня, раздвигая ноги.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Вот так, сучка! Сейчас пожалеешь, что влетела сюда...

Чувствую, как глаза начинают намокать от поступающих слёз... Эмоции рвутся наружу! Невозможно сдерживать этот эмоциональный всплеск! Хочется врезать ему по роже, разреветься и уткнуться носом в подушку! Но я даже дотянуться до него не могу... Он всё контролирует, всё подчиняет себе.

В моей памяти вспыхивают картинки прошлого... как меня потылись принудить к сексу, били и покрывали это чувствами, но это был просто ужас! Я ни хочу переживать подобное, мне страшно от мужской силы, от мужской власти, от ощущения себя такой уязвимой, слабой, беззащитной...

- Ну за что вы так со мной?! За ЧТО-О-О?! - кричу я, срываясь на слёзы и крики.

Слезы начинают литься ручьём, и я захлёбываюсь в собственных переживаниях, закрывая ладонями лицо. Просто не могу ничего предпринять! Тело начинает дрожать мелкой дрожью, ноги трясутся как сумасшедшие! Словно меня схватили конвульсии! Зрелище страшное, конечно...

Он останавливается. Убирает руки. Прекращает все действия. Первые секунды - ничего не происходит. Тишина. Бездействие. Только мои всхлипы и слёзы.

- Тихо... - слышу мужской голос словно сквозь пелену. - Чё ноешь, сама напросилась, нехуй уши греть в моём кабинете!

Он реально не понимает, почему такая реакция?! Мне жаль, если он ожидал другую...Чувствую, как на мои руки опускаются его. Он убирает мои ладони от лица и смотрит. А я вижу его сквозь слёзы, которые перекрывают чёткие черты.

- Не трогайте меня. - шепчу я. - Вы никогда не узнаете, насколько это унизительно... - шепчу сквозь боль, стыд... чувствуя, как губы пропитываются солёными каплями слёз.

- Я ещё ниче не сделал, чтобы ты так реагировала.

- А если бы сделал?! Тогда моя реакция оправдана?!

Я не могу пошевелиться. Тело не слушается. Надо встать и бежать, а я не могу. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и выдох. Колит в груди. Режет под рёбрами. Поднимаюсь. Не смотрю на него. Опускаю стопы на пол. Быстро поправляю свою одежду и выбегаю прочь, хлопая дверью!

Как думаете, это остановит Ратмира Каримова?! ;)

7

Ратмир

Кабинет будто стал теснее. Стены навалились, воздух — как в подвале, где я когда-то держал пару уродов, забывших, с кем имеют дело.

Я сижу. Тихо. Спокойно. Сигарета тлеет в пальцах. А в голове шум, как от выстрела — короткий, глухой, злой.

Что за девка, а?

Мало того, что вломилась. Мало того, что рылась в моих бумагах. Так ещё и — смотрит прямо в гглаза. Не прячется. Не стелется. Смотрит, как будто я не Каримов, а просто мужик, которого можно обвести.

Ошибка, милая. Глобальная.

Я таких не держу рядом. Либо подчиняешься, либо ... других вариантов в моём арсенале нет. Я помню, как она вылезала из-под стола. Старалась сделать это быстро. Глаза испуганные, но с вызовом. Как у уличной кошки - вся дрожит, но если подойдёшь ближе — царапнет. И вот это бесит сильнее всего. Она не боится так, как должна бояться. А думает, что выкрутится.

Хитрая. Молодая. Тёплая. Но с зубами. Слишком много зубов, как для той, кто уже в капкане. И, блядь дико меня выводит …

В ней что-то есть.

Вот это «что-то» — хуже пули. Потому что цепляет. Не телом — поведением. Упрямством. Презрением даже. Как будто она знает, что внутри меня — не только криминал. Как будто видит. А я не люблю, когда в меня смотрят. Я — не витрина. Много лет назад я дал себе слово — не пускать никого ближе, чем вытянутая рука. Не верить, не тянуть, не жалеть.

И я сдержал. Всех прошёл. Всех закопал.

А теперь она.

Хрупкая, но дерзкая, не в том месте и не в то время. Но ведь не просто так она попала сюда, да? Что-то есть в этом. Я в такие штуки не верю. Я верю только в контроль. А её надо контролировать. Сейчас она скорее всего, сидит на постели, руки в коленях, бледная. И думает, что будет дальше.

Я тебе скажу, милая.

Будет твоё воспитание.

Будет проверка. Жёсткая. Без права на ошибку.

Ты не моя вещь — ты мой проект.

А проекты у меня либо взлетают, либо горят. И ты выберешь, кем станешь.

Но если ещё раз полезешь без спроса — я сотру тебе имя. Фамилию. И воспоминания. Это не угроза.

Это просто правила. И поверь, мне плевать, сколько в тебе искры. У меня — бензин. Я загорюсь вместе с тобой, если понадобится. Только ты сгоришь первой.

Какая же она хрупкая, блядь. Как сахар, который раз - и тает от любых прикосновений. Бывает такое?! Может деваха так шугаться мужика?! Будто я ей нож к горлу приставляю...Сама не такая простая. И в кабинет пробраться может. И по документам своими руками шарится. И глаза невинные делает, будто ни при чём она... Тянет, сука. Надо было сразу при первой встрече её прижать, чтоб так долго башку не грела. А то слишком долго я на ней внимание задерживаю.

Я внимательно наблюдаю за ней, чувствуя, как она старается держать дистанцию и избегает моего взгляда. В её глазах страх и осторожность, словно она боится сделать любой резкий шаг или показать свои эмоции. Мне интересно, что именно она скрывает и почему так настороженно относится ко мне. Ко всем.

Когда я увидел её слезы, которые прорвались водопадом, хотя от женщины я предпочитаю получать водопад оргазма, то что-то внутри перещёлкнуло. Руки сами отстранились. Сделал шаг назад. Словно нельзя больше прикоснуться. Хотя, сука, так надо наказать.

Я признаю. Признаю, что хочется, блядь, коснуться её везде. Просканировать её женское тело. Взять полностью. Завледеть. Наказать. И сделать то, чего мне так хочется... Я смотрю на эти блядские губы, а она слезами меня тут топит. Не выношу бабских слёз. Крайне ужасное зрелище. Не стоит этого.

Нужно сосредоточиться на конференции. Это важное мероприятие для моего бизнеса, привлечение инвестиций, новых партнёров и связей. Всё должно пройти по высшему разряду. Нельзя допустить промахов. Ещё чуть-чуть и проект состоится.

Мира

Сегодня день конференции. С раннего утра я прогнала весь план с Самиром, мы всё утвердили и были готовы.

Я не выдержала. Слишком долго держала это в себе, прокручивала всё снова и снова. Каримов. Его голос. Его хватка. Эти глаза, как у хищника. Он не просто опасный — он нереальный. Я решаюсь узнать у человека, кто точно знает, кто такой Ратмир Каримов.

- Скажи мне… кто он? Каримов.

Глаза Самира прищурились. Сразу. Будто я в темноте на выключатель нажала. Свет включился — и всё стало другим.

- Тебе это зачем? — глухо сказал он, глядя прямо в меня.

- Потому что я хочу знать,- проговорила я, чуть прикусывая губу. - С кем я имею дело. Кто он. Чем занимается. Я хочу понимать… чего мне бояться.

- Бояться? - усмехнулся криво. - Ты не поняла… Ратмира не бояться надо. От него нужно держаться на расстоянии. Максимум. Чтобы ни запаха твоего рядом не было. Ни взгляда. Ни голоса.

- Почему? — спросила я, еле дыша.

Он ответил сразу. Без пауз. Без жалости.

- Потому что если он решит, что ты его враг, то тебя не станет. Ни по-тихому, ни быстро. А вот так - чтобы ты успела пожалеть обо всём.

Я сглотнула. Губы дёрнулись от напряжения, но я не отвела взгляд.

- Он кто? Криминал? Бандит? - выдохнула я .- Почему он такой…

- Он система, - перебил Самир. - Не человек. Не просто бандит. У него в телефоне больше власти, чем у половины чиновников. Он не работает с улицей. Он управляет улицей.

- И чем он занимается?.. - прошептала я.

- Харе вопросов. Просто сделай свою работу и постарайся не попадаться ему на глаза.

Он говорил тихо, чётко. Словно вырезал каждую фразу ножом по воздуху. И с каждой секундой мне становилось холоднее. Гораздо холоднее.

- А почему он не боится наказания?.. - Я спросила это еле слышно.

Самир фыркнул.

- Ему нечего терять. Ни семьи. Ни морали. Ни тормозов. Его учили жить, когда все вокруг умирали. Он построил своё имя на страхе и контроле.

Я сжалась. Хотела что-то сказать, но слова застряли. Только дыхание тяжёлое. Ком в горле. Мурашки по шее. Страх — липкий, цепкий. Уже не просто от того, что он сделал, а от того, кто он есть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Хочешь жить свою обычную жизнь? - сказал напоследок. - Не провоцируй. Не спорь. Не лезь

.

Он не человек. Он — инстинкт. А у инстинкта — нет жалости.

Он ушёл.

А я осталась, глядя в пустоту, как в бездну.

***

Приглашённые гости приезжали после обеда. Была официальная часть на открытом воздухе, где выступал Ратмир Каримов, потом небольшие переговоры и финальная часть с алкогольными напитками и закусками. Много взрослых мужчин, которые были заинтересованы в выступлении, много общались с Ратмиром и явно их объединяли важные рабочие моменты.

Я была взволнована, боялась, что-то может пойти не так. Контролировала. Но, всё прошло мирно. Никаких нареканий не было. Организация прошла успешно.

Уже под вечер я получила полную сумму оплаты своей работы. Даже больше, чем договаривались. Самир отметил мою отвественность и включённость в процесс, пожал руку и сказал, что будет открыт для дальнейшего сотрудничества, а я лишь намекнула, что вряд ли оно когда-нибудь случится.

Уставшая, но довольная проделанной работой, я забрела в номер, позвонила сестре и мы вместе порадовались заработанной сумме. Я хотела как можно скорее оказаться рядом с ней, отдохнуть от стресса и адреналина, который здесь испытала. В тот же вечер я хотела уехать, пока меня не остановили.

- Уедешь завтра. - говорил Ратмир, когда вошёл в мой номер.

- Я хочу сегодня. Моя работа выполнена. Договор окончен.

- Да. Работу ты выполнила. Но сейчас уже поздно, чтобы выдвигаться в город.

Он подошёл так близко, что я почувствовала запах алкоголя.

- Вы выпили? - вдруг вырывается у меня.

Ратмир склонил голову чуть в бок, не ожидая такого вопроса.

- Да. Тоже хочешь? - усмехнулся он.

- Нет, я... - я не знала, что сказать, ведь раньше в моём прошлом, когда тот ублюдок напивался, вся его злость отражалась на мне. Мне было страшно находиться рядом с мужчиной, который выпивает хоть каплю алкоголя.

- Что? - тут он чуть сщурил глаза, словно подозревая меня в чём-то.

- Ничего. Это ваше дело.

-Ты против?

- Нет, я...

- Боишься... - без вопроса понял он, сделав шаг вперёд.

Расстояние между нами стало намного меньше. Я упёрлась бёдрами в столешницу позади меня и наблюдала за ним. Он был слишком близко. Наши лица едва могли соприкоснуться.

- Я контролирую свою норму. Это так, для расслабления.

- Расслабиться можно и другими способами.

Здесь закусываю губу, понимая, что сказала глупость.

- Опять намекаешь сама?! - рассмеялся он. - Какие способы ты знаешь?

- Ну.. прогуляться. Поговорить с близким человеком. Послушать музыку приятную. Сон. - смотрю на него, хлопая глазами.

- Сон мне нравится. - протягивает он, а сам спускается глазами по моему телу вниз.

- Тогда...доброй ночи? - рассеяно спрашиваю, надеясь, что он уйдёт.

Он кладёт руку на мою талию, а я замираю.

Приближается.

- Доброй. - слышу у своего уха.

8

По возращению в город я испытала смещанные чувства.

С одной стороны встреча с сестрой - меня радовала. С другой стороны - будто я снова уязвима, открыта и мне нужно прятаться. Маша была рада моему приезду. Обнимала, рассказывала о своих делах и засыпала меня вопросами о моём проекте.

А что мне рассказать?! Как меня пытались изнасиловать? Как я утопала там в слезах? Или может быть, как пряталась под ногами Каримова?! Криминального лица?!

Нет, эти воспоминания останутся только при мне.

Приближалось день рождение Маши, которое она решила праздновать в небольшом кругу из наших знакомых в этом новом городе. Я забронировала за неделю ресторан для нашего совместного ужина. Мы были в прекрасных вечерних платьях, в хорошем настроении, я была безумно рада видеть сестру счастливой! Подарила ей огромный букет любимых пионов, которые своим ароматом заполнили всё пространство. А также, исполнила её небольшую мечту и подарила билеты на концерт любимого исполнителя, который вот-вот скоро выступит с треками, которые сестра слушает ежедневно. Она была в восторге! Смахивала слезы радости с блестящих глаз и крепко обнимала меня.

Сегодня я надела чёрноё вечернее платье с открытыми плечами. Редко так куда-то наряжаюсь, даже отвыкла от своего отражения в зеркале. Я привыкла прятать свою красоту. Тело. Даже взгляд. В наше время, как оказалось, это небезопасно. Очень.

Вечером в хорошем настроении мы отправились в заведение, где я заранее забронировала стол для нас. Мы вышли из такси, поправили свои наряды и пошли по лестнице вверх. Там нас сразу же оглядела сверепым взглядом охрана, словно мы не должны были здесь быть.

- Стоп. - Шкаф вытянул руку, как шлагбаум. - Заведение закрыто. Частное мероприятие.

- В смысле закрыто? - Я чуть нахмурилась, достав телефон. - Я бронировала столик на 19:00. На имя...

- Да плевать, чё ты бронировала. - Влез второй, нагло скривившись. - Здесь сегодня вип-тусовка. Отдыхай где-нибудь в другом месте!

- Вы охренели?- Я почувствовала, как кровь стучит в висках. - Это вообще нормально? Я бронировала, у меня подтверждение, хотите — покажу!

- Давай-давай, иди показывай... в другом месте. - Шкаф уже откровенно ржал. - Пока не поздно.

Подруги и сестра переглянулись, но я уже почувствовала, как во мне что-то щёлкнуло. Я рванула вперёд, резко обойдя их справа и буквально вскочила на ступеньки. Один из охранников дернулся, но я была быстрее.

Дверь оказалась не заперта — я влетела внутрь.

- Мира... - слышу позади голос сестры.

Но я не остановилась.

Внутри было тихо. Музыка играла фоном, но зал был почти пуст. Несколько официантов стояли у барной стойки, кто-то выносил на подносе закуски. Они замерли, как только ворвалась я!

- Где администратор?! - крикнула я. - У вас вообще тут что за бардак?

Один из официантов уже потянулся к рации, второй открыл рот, но не успел — меня схватили за локоть.

- Ты чё творишь, дура?! - зарычал мне в ухо охранник, тот самый, нервный. - Быстро на выход, пока я тебя не вынес!

- Отвали от меня! - Я дернулась, но его хватка только усилилась. Он реально хотел выволочь меня силой.

- Убери от неё руки.

Голос был низкий, спокойный, но в нём было что-то такое, от чего мурашки пробежали по коже. Мы оба повернулись.

У стойки стоял Ратмир Каримов.

Черные штаны и облегающая мышцы футболка, часы блестят на запястье, взгляд — такой, что им можно резать стекло.

Охранник отскочил от меня, будто обжёгся.

- Чё ты здесь делаешь?! - слышу снова этот рык. - По мне соскучилась? Так и скажи, быстро организую.

- Я... что вы тут делаете?! Я ...

- Сначала слова в предложение собери. - хмыкает он.

А я...просто растерялась! Снова ОН. Снова страх пронзает тело, разливаясь мурашками.

- Ты ворвалась в заведение, закрытое под меня. - Он говорил спокойно, почти тихо, но в этом голосе было больше угрозы, чем в крике. - Рисанула перед охраной. И что думала, проскочишь?

- Я не знала, - выдохнула я. - Если бы знала, я бы не…

- Не что? - Он склонил голову. - Не сунулась? Не лезла бы под нож?

Я сглотнула, опустила взгляд. Вокруг — странная тишина. Даже официанты не двигаются. Как в кино, когда пауза перед выстрелом.

Я подняла глаза — большие, испуганные. Но не позволяла себе отшатнуться ещё дальше.

- А вы что здесь делаете? - резко спросила я. Он поднял брови.

- Повтори?

- Вы меня спрашиваете, что я тут делаю... А сами? Почему заведение закрыли? Почему всё под вас?

Он усмехнулся. Ему даже понравилось, что я огрызнулась.

- Потому что я так хочу. Потому что сегодня — мой вечер.

Слова врезались в меня, будто пощёчина. Я затаила дыхание. Он смотрел на меня, пристально, будто пытался взвесить каждую эмоцию, каждое дрожание в голосе.

- Я пойду, - сказала тихо. - Это всё была ошибка.

Я сделала шаг в сторону, но его рука легла на моё плечо — не грубо, но с такой уверенностью, будто у меня и нет выбора.

- Не спеши.

- Что?

- Останьтесь. Я прикажу — вам накроют. По высшему уровню. Без суеты. Никто не тронет.

- А потом что? - Я смотрела на него в упор. - Будешь считать, что я тебе должна?

Он молчал секунду. Затем ответил:

- Я уже считаю.

Я выдохнула, как будто всё рухнуло. Он смотрел в меня, как в своё отражение. Я не хотела соглашаться. Но знала — если сейчас откажусь, если уйду — он не забудет. А если останусь, то это будет ошибкой...

Я не успела ничего ответить, как позади меня уже были Маша и подруги, которых пропустила охрана.

Он кивнул, жестом дал знак охране.

- Проведите их. Самый дальний стол, приват. Всё как надо.

Я чувствовала себя, как загнанная лиса. Только одно знала точно — бежать некуда. Я стояла, глядя ему вслед, будто пыталась убедиться, что он действительно ушёл. Что всё это закончилось. Хотя внутри — только начиналось.

- Мир... - протянула Маша, - Это что... сейчас было?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ты... ты его знаешь? - подруга подошла ближе.

Я не отвечала. Не могла. Просто сглотнула и медленно пошла за охранником, который уже показывал нам путь вглубь зала. Девчонки переглянулись и пошли следом, но я слышала их перешёптывания:

- Она с ним знакома?..

- А почему он на неё так смотрел?

- Ты видела, как он на охранника заорал?

Мне было не просто неловко — стыдно. Словно я стояла посреди улицы, голая, а мимо проходили люди, снимали на телефон и перешёптывались. Вот он, этот стол — огромный, круглый, обтянутый белой скатертью, с золотыми приборами и хрустальными бокалами. Официанты окружили нас, как пчёлы.

- Добрый вечер, - один из них склонился чуть ближе ко мне, словно я тут главная. - Всё оплачено. Вы можете заказывать что угодно, без ограничений.

Подруги удивлённо подняли брови:

- Прямо всё?

- Всё, - улыбнулся официант. - Меню перед вами. Хотите - коктейли, хотите - блюда из шеф-предложений. Сегодня вы — наши самые важные гости.

- Офигеть, - прошептала подруга, устраиваясь поудобнее.

Я села. Руки дрожали, но я прятала это под столом. Взяла меню, но глаза в него не смотрели — просто водила пальцем по строкам, не понимая ни слова.

- Мира, - Маша наклонилась ближе, её лицо было обеспокоенным, - кто он тебе?

- Никто, - ответила я машинально.

- Слушай, "никто" не орёт на охрану и не выкупает весь ресторан ради «никого», - прошептала она с неприкрытым восхищением. - Ты что-то скрываешь.

Я посмотрела на неё. Сестра переживает, и я её понимаю. Я сама вся на нервах. Сижу, а кожей чувствую, как ОН смотрит. Сидит вдали, в другой части зала, но видит. Специально так сел. Лицом к нашему столу. Чтобы наблюдать. Считывать эмоции.

- Я сама не знаю, что это было, - сказала тихо.

- Это ведь для него ты делала конференцию?! Разве нет? Может, это знак благодарности? - сестра наивно думает, что он такой хороший и делает это безвозмездно. Ага, конечно. Знала бы она.

Я отвела взгляд. Всё тело ныло — от напряжения, страха, и... какого-то странного подспудного стыда.

Как будто я сдала экзамен, но подсмотрела ответы. Как будто сидела в шикарном кресле, но платила не деньгами, а собой. Скатерть шелестела под локтями, бокалы поблёскивали в мягком свете. Почти идеальный вечер. Почти.

- Девочки, за Машу! - воскликнула одна из подруг, поднимая бокал с игристым. - С днём рождения, моя хорошая! Пусть все мечты исполняются!

Расслабиться не получалось. Даже усидеть спокойно — было трудно. Я чувствовала себя, как на витрине — за стеклом, на виду. Не защищена. Официанты приносили блюда один за другим. Сначала закуски: мини-тарталетки с икрой, брускетты с прошутто, креветки на льду. Всё красиво, идеально, с белыми салфетками и аккуратными жестами.

Я смотрела в сторону другого стола. В дальнем углу, чуть приподнятом над залом, за полукруглым диваном, сидели ОНИ. Мужчины. В дорогих пиджаках, с тяжёлыми руками, увешанными часами и перстнями. Разговаривали негромко, хмуро переговаривались, кто-то смеялся, кто-то что-то показывал на телефоне.

Но он — Ратмир — не отвлекался.

Он сидел чуть поодаль, но выше, словно хозяин. В одной руке — бокал с коньяком, глубокий, с тонкими стенками. Он чуть покачивал янтарную жидкость, глядя на меня. Прямо. Без стыда. Без моргания. И от этого взгляда мурашки шли по спине. Холодные, вязкие. Он не улыбался. Не делал никаких жестов. Просто смотрел. Так, будто раздевал. Будто прощупывал. Будто знал, как я сжимаюсь изнутри.

Я обхватила руками свои плечи — голые, открытые, дрожащие. Платье, которое казалось лёгким и вечерним, теперь ощущалось как промокшая простыня в холодной комнате. Я замерзала. Внутри. От этого взгляда.

- Мира, ты чего? - спросила сестра, глядя на меня. - Замёрзла?

- Немного, - прошептала я.

- Он смотрит на тебя, - добавила подруга. - Причём так... будто ты у него в меню.

Я вздрогнула. От слов. От точности.

- Слушайте, - начала подруга, оглядываясь на стол Каримова, - а вы заметили, какие они все одинаковые?

- Кто?

- Ну вот они. Эти его… - она понизила голос. - Мужики. Глаза холодные, челюсти стиснуты, руки будто отлиты из бетона. Даже когда смеются — как будто не по-настоящему.

- Ну да, - кивнула вторая. - Они как будто не люди, а машины. Сделаны из приказов и угроз.

- Вот именно! И что самое страшное — весь этот мир под них построен. Всё для них. Всё под них. Деньги, влияние, рестораны, охрана, решения... А мы?

- А мы что? - тихо вставила Маша, положив подбородок на ладонь.

- А мы как конфеты в дорогой обёртке, - подруга посмотрела на меня, - красивые, сладкие... и легко тающие. Ими наслаждаются, а потом - выбрасывают. Или дарят другому.

Слова повисли в воздухе.

- Знаешь, - добавила, уже тише, - мне иногда реально страшно. Потому что... ну, давай честно. Мы — красивые, да. Молодые. Нам делают комплименты, платят за коктейли, открывают двери. Но это не уважение. Это торг.

- Ты мне взгляд и улыбку, я тебе — ужин и место рядом, - прошептала подруга сама себе.

- Да, - кивнула Маша. - И если ты не соглашаешься — то уже не девушка, а проблема. Если слишком умная — раздражаешь. Если слишком гордая — ломаешься. Если слишком свободная — опасна.

- И как, скажите, в этом жить? - подруга провела пальцем по ободку бокала. - Когда у таких, как он, достаточно силы, чтобы сделать с тобой всё что угодно. Захотел — добился. Захотел — уничтожил. А ты даже пикнуть не можешь.

Все замолчали.

Слова подруг всё ещё звучали у меня в голове, будто не были просто репликами — а ударами в грудь.

“Захотел — добился. Захотел — уничтожил.” Вот так, просто. Без прикрас. Без жалости. Как тогда..

Я вспомнила того. Он тоже был сильным. Тоже — “важным”, с охраной, с кортежами, с голосом, который не обсуждают, а принимают как приговор. И я — в страхе, потом в капкане. Я сбежала.

По-настоящему. В буквальном смысле. Собрала вещи за один вечер, отключила телефоны и исчезла.

Это правда бывает. Только после этого не становишься прежней. Уже не веришь в комплименты, в силу плеча рядом, в красивые жесты. Всё кажется ловушкой.

Страшно, потому что я знала: такие, как Каримов, не отпускают. Если он что-то захотел — он не забудет. Он не просто мужчина. Он — власть, сжатая в кулаке. И я снова — маленькая. Хрупкая. Безоружная. Слишком красивая, чтобы не заметили. Слишком свободная, чтобы простили.

Я учусь. Правда. Я стараюсь быть сильной. Не поддаваться. Отвечать взглядом. Не дрожать голосом.

Но пока — не выходит. Каримов одним только присутствием выбил у меня почву из-под ног. Потому что я уже жила так. Уже сбегала. А теперь, похоже, снова иду по тому же кругу. Но если в прошлый раз я спаслась…

То теперь — не уверена, что смогу.

9

Я резко встала. Почувствовала, как стул скрипнул за спиной, как на секунду стихли голоса за столом.

- Я сейчас, - бросила я коротко. Голос был ровный, почти. Только пальцы дрожали.

Не оглядываясь, пошла к уборной. Быстро. Почти сквозь стены. Сквозь этот воздух, наполненный духами, сигарами, женским смехом и тяжёлым коньяком, который пьют только те, кто решает судьбы других. Кто может стереть тебя одним взглядом.

Я захлопнула за собой дверь и прислонилась к ней спиной.

Вдох.

Выдох.

Пахло дорогим мылом, свежими полотенцами и холодной керамикой.

Но внутри меня всё горело.

Подошла к зеркалу. Посмотрела в отражение. Та же девушка.Чёрное платье. Голые плечи. Взгляд крупных глаз. Слегка дрожащие пухлые губы... Но глаза…В глазах — страх.

Открыла кран. Наклонилась. Прижала ладони к лицу, промокнула шею, щеки.. Холодная вода — как пощёчина. Помогает прийти в себя. Немного.

"Ты справишься. Ты уже проходила это. Уже знаешь, как выглядит опасность. Как пахнет власть. И что она делает с теми, кто оказывается слабее."

В груди сдавило. Я прижала руку к ребрам. Дышать стало труднее. Я вспомнила слова Самира.

"Он не отпустит. Если зацепился — всё. Лучше вообще не появляться рядом".

А я…Я снова оказалась в его поле зрения. Снова чувствую, как на мне висит этот липкий, давящий, холодный взгляд. Такой, что хочется провалиться сквозь пол. Исчезнуть. Раствориться. Потому что если он решит, что я — его цель, мне некуда будет бежать.

"Почему я пришла сюда? Почему не ушла сразу, когда увидела его за тем столом? Почему позволила себе быть слабой, красивой, видимой? Потому что я устала бояться? Потому что хотела притвориться, что всё в прошлом? Что я уже не та Мира, что убегала босиком по лестнице из пентхауса в три часа ночи, оставив ключи, телефон и имя?"

Но я всё ещё та. Та же. С тем же страхом в груди. С тем же дрожащим голосом. А внутри — всё такая же девочка, у которой забрали право выбирать.

Я вспомнила, как он посмотрел на меня. Прямо. Долго. Словно весы, на которые меня положили — взвесили — и уже что-то решили. А я даже не знала, что именно. Он не спрашивает. Он просто берёт.

И его окружение — такие же. Тяжёлые. Суровые. Без тени сомнений в глазах.

Они смотрят, как в тире: выбирают цель.

А потом идут до конца.

И я — не исключение. Я — объект. Красивая, слабая. Доступная. Потому что я уже здесь. Потому что сделала шаг внутрь его мира. И пусть я хотела просто отметить день рождения сестры.

Просто быть “как все”.

Но с такими, как он — ты не “как все”. Ты — заметная. Ты — уязвимая.

Я прижалась к раковине и сжала края руками.

"Не показывай страха. Никогда. Даже если внутри всё стучит. Даже если хочешь вырваться и бежать — смотри ровно. Дыши. Сохраняй лицо."

Но это — слова из головы.

А тело дрожит.

Я вспомнила Самира снова. Его голос. Его жёсткость. И ту тень страха в глазах, когда он говорил:

"Мира, держись от него подальше. Это не просто мужчина. Это человек, который делает, что хочет. И у него для этого есть всё. Он как нож, который сам выбирает, кого резать."

Я попыталась выпрямиться. Провела пальцами по волосам, смахнула капли воды с лица и рук. Я не хочу быть снова чьей-то вещью. Я не хочу снова сидеть рядом, пока кто-то решает, где я, с кем я, и что я должна делать. Но как быть, если такие, как он, не спрашивают? Я обхватила себя за плечи. Холодно. Даже здесь, под светом ламп, в закрытой комнате, где ничто не угрожает — мне холодно. Потому что я чувствую: я снова там. В этом мире. В том, откуда думала, что сбежала.

Выхожу из уборной. Тёмный коридор встретил меня глухой тишиной и полумраком. Я шла быстро, почти на цыпочках, как будто боялась потревожить воздух, как будто могла раствориться, если не издам ни звука. Хотелось просто дойти до зала, вернуться к сестре, сделать вид, что всё в порядке… и исчезнуть. Сразу после. Без объяснений.

Но едва я свернула за угол — врезалась в стену.

Нет, не в стену.

В него.

Массивная, плотная, горячая фигура перегородила мне путь. Я даже сначала не поняла — кто. Не сразу. Но нос уловил этот запах — коньяк, дорогая кожа, пряный, терпкий аромат мужского парфюма, впитавшийся в ткань одежды.

Каримов.

Всё внутри сжалось. Провалилось, словно воздух ушёл из легких.

Я резко отступила на шаг назад, но он тут же сделал шаг вперёд.

Не давая уйти.

- Ты, значит, решила подышать, да? - его голос был тихим, хриплым. Опасным.

Я попыталась что-то ответить. Но из горла вырвался только неровный, предательский выдох.

Я посмотрела на него — и замерла. Хищный взгляд. Без тени доброжелательности. Как у зверя, который уже определился с добычей.

Он придвинулся ближе. Плотно. Настолько, что спиной я прижалась к холодной стене. Он — возвышался надо мной, сильный, уверенный, сдержанный только по собственному желанию. И мне казалось, что любое неверное движение — и он сожмёт меня, как сталь.

Я хотела сказать: "Отпустите."

Хотела сказать: "Я просто пришла на день рождения сестры."

Хотела сказать хоть что-то.

Но голос — предал.

Слова застряли в горле, как острые осколки.

Я только смотрела на него. В глазах — страх, напряжение, холод.

- Потеряла дар речи? - он усмехнулся, приблизив лицо. - Ты всегда такая… вежливая?

Его рука скользнула к моей талии.

Грубо. Без спроса.

Сжала.

Я вздрогнула. От тепла ладони, от чужой власти над моим телом, от чувства, что снова становлюсь не

собой.

- Пошли, - коротко бросил Каримов, держа за талию, как железным обручем. - Мы поговорим.

Я даже не успела сопротивляться. Он вёл меня через другой коридор, тихий, приглушённый, словно отрезанный от общего пространства. На ходу я оглянулась — но никого. Ни официантов, ни охраны, ни звуков. Он распахнул дверь в одну из ВИП-комнат. Там был полумрак, кожаные кресла, длинная штора у стены. Тихо. Изолировано.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он завёл меня внутрь. И закрыл за нами дверь. Без щелчка. Без слов. Развернулся. И посмотрел на меня. Долго. Так, что мне захотелось исчезнуть.

Стены будто придвинулись ближе, нависли, как бетон. Он стоял передо мной — Ратмир Каримов, мужчина, о котором ходили слухи.

- Ну и что ты скажешь? Я ведь не просто так вас тут оставил.

- Я... я не просила, - я сжала ладони, словно пытаясь удержать себя в целости, не дать голосу дрогнуть.

Он сделал шаг — и вся энергия комнаты будто сдвинулась. Его фигура заслоняла свет, взгляд прожигал насквозь.

- Ты же понимаешь, у таких, как я, просто так ничего не бывает.

Он потянулся к моей талии. Движение было медленным, тягучим, и в нём не было грубости — но было что-то гораздо опаснее. Власть. Уверенность.

Я отшатнулась, замерла на грани между страхом и злостью.

- Я ухожу, - выдохнула я.

Он дёрнулся вперёд резко, не по-грубому, но уверенно, так, будто знал, что мне некуда отступать. Пальцы сомкнулись на моей талии, и прежде чем я успела хоть слово вымолвить, он утянул меня ближе к себе, почти притянул — вся кожа вспыхнула, как от ожога, и по спине побежали мурашки.

- Сядь. Хватит строить из себя невинную, — хрипло сказал он, уже опускаясь на массивный кожаный диван. - Поговорим спокойно, как взрослые люди.

- Нет, - я отпрянула, пытаясь вырваться из его хватки, - я не просила ни о чём. И ни о чём не договаривалась.

Он не отпускал. Руки были как кандалы — не причиняя боли, он всё равно сковывал. Я дёрнулась — резче, чем собиралась — и вдруг услышала звук, похожий на тихий шелест бумаги, как будто кто-то надорвал страницу. Мгновение — и я поняла, что это была застёжка на шее моего платья. Та самая тонкая, почти декоративная петелька с жемчужной пуговицей. Раздался лёгкий хлопок — и лиф платья тут же начал сползать вниз.

Я застыла, сжала руками ткань у груди, прижимая к телу. Сердце ухало так громко, будто сейчас вырвется наружу.

- Блин! - прошипела я, не зная, куда смотреть, на кого кричать, что делать вообще.

- Ага… - выдохнул он, задержав взгляд на мне чуть дольше, чем следовало. Скосил глаза на мою грудь, провёл по щеке рукой, будто отгоняя лишние мысли. - Вот теперь ты действительно не туда зашла.

Он смотрел долго. Слишком долго. Мне хотелось исчезнуть. Раствориться. Провалиться сквозь этот пол. Я успела только перехватить ткань у груди и развернуться — спиной к нему, лицом к стене. Щёки горели. Я перепугалась! Дыхание сразу же сбилось, мне стало тяжелее дышать. Я сковала руки перед собой, держа это платье! Но уже чувствовала себя голой перед ним... Платье скользнуло ниже лопаток, и я вцепилась в него, дрожащими пальцами прижимая к телу.

Не слыша шагов, я почувствовала его приближение.

Он стоял сзади, совсем близко. Воздух между нами сгустился. Я даже не дышала.

Потом — лёгкое прикосновение. Пальцы. Кончики. Сначала еле уловимые, будто пробовали, позволю ли. Потом — увереннее. Он медленно провёл рукой по коже. И вдруг остановился.

- Это что!? — голос стал хриплым, не громким, но напряжённым.

Пальцы скользнули вбок — вдоль старого шрама, тонкого, чуть бледнее кожи. Потом — к другому. К тому, что чуть ниже, у правой лопатки.

- Кто это сделал!? — уже жёстче.

Я вздрогнула. Сердце ушло в пятки. Не сейчас. Не здесь. Не он.

- Это… ничего, - прошептала я, не оборачиваясь.

- Отвечай на вопрос! - голос звонко прозвучал в этой тишине.

Я прижала ткань ещё сильнее. Потом резко повернулась, лицом к нему. Глаза — в пол. Всё тело — напряжённое, как струна.

- Я упала. Давно. Это… ерунда, правда. - Соврала. Быстро, отрывисто, будто заранее готовила ответ.

Он вскинул бровь. Щурился, будто проверяя.

- Упала? - повторил он. - Так упала, что оставила шрамы на лопатках?

Я молчала. Смотрела куда угодно, только не на него.

Он шагнул ближе. Не угрожающе. Просто… нависающе. Как кто-то, кто привык получать правду, если захочет её услышать.

- Кто тебя трогал, Мира?!

Это прозвучало так резко, что мне пришлось сделать вдох. Не дышала. Не знала, что сказать.

Он не кричал. Но голос был такой… прицельный. Ни слова мимо. Ни эмоции в сторону. Я знала: его не обманешь.

- Сказала же, упала, - упрямо повторила я, но голос чуть дрогнул. Вот только он это заметил.

Он долго смотрел. Так долго, что в висках стучать начало.

- Если соврала, то я добавлю шрамов на твою красивую спину. - с оскалом произнёс он.

Но вдруг — резкий стук в дверь. Каримов выдохнул зло, как зверь, которого сорвали с охоты.

- Блядь... Что там?! - гаркнул он, не оборачиваясь.

- Каримов, пора. Дело не ждёт, - донёсся голос из-за двери.

Он на секунду замер, сжал челюсть, потом резко стянул с себя пиджак и перекинул мне через плечи.

- Надень. Не хватало, чтобы ещё перед всеми грудью сверкала! Это моё. - улыбнулся он, пытаясь пролезть к моему платье, но я отмахнулась.

- Водитель подаст машину. Скажешь адрес — отвезёт.

Я стояла посреди комнаты, кутаясь в его пиджак, сбитая с толку, растерянная — и немного, самую малость… задетая. Не тем, что произошло. Тем, как он на меня посмотрел в ту секунду.

Дверь резко распахнулась, будто он не открывал её — а выбивал. Снаружи, в полумраке коридора, стоял один из его людей — крепкий, в костюме, из тех, на кого сразу не смотришь в глаза. Он чуть отшатнулся, увидев выражение лица Каримова.

- Ты вообще понимаешь, что значит

“важное”

?! - процедил Ратмир сквозь зубы, и голос его эхом отдался в стенах.

- Да понял я, просто там уже ждут…

- Подождут, - отрезал он и резко повернулся ко мне.

Его ладонь сомкнулась на моём локте — крепко, но не грубо. Так, чтобы я почувствовала: это не просьба. Это движение — чёткое, решительное, без лишних слов.

- Пошли, - сказал он тихо, но это "пошли" не допускало возражений.

Я едва поспевала за его шагами, вцепившись в ворот пиджака на плечах, всё ещё держа платье прижатым к телу.

- Подождите… моя сестра, и подруги… они остались в зале, - быстро проговорила я, - я не могу уехать одна.

Он бросил на меня косой взгляд, как будто собирался что-то отрезать, но передумал.

- Охрана их тоже заберёт.

Мы вышли на тыльную сторону здания, во внутренний двор. Там уже стояла чёрная, до блеска отполированная машина с густой тонировкой и номерами без региона — та самая, от которой неуютно даже просто отводить взгляд. Водитель мгновенно выскочил, открыл дверь, словно знал — не опоздай на долю секунды, и получишь от гнева Каримова.

Ратмир подвёл меня к авто, распахнул дверь сам — не из галантности, а просто потому, что контролировал каждый шаг. Его ладонь всё ещё держала мой локоть, и, только когда я уселась внутрь, он отпустил. Скользнул взглядом по лицу — коротко, жёстко — и выдал указания:

- Домой. Сперва она. Потом остальных. - он бросил взгляд водителю. - Если хоть кто-то сунется — звони напрямую мне.

Я сидела в тишине, пиджак всё ещё тянул плечи, пах мужским парфюмом и чем-то кожаным, дорогим. Пальцы дрожали — не от холода. Через пару минут за нами вышли мои.

- Мир! Ты в порядке?! - кинулась сестра, как только увидела меня в машине.

- Садитесь. Всё нормально. Просто едем домой, - тихо сказала я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Дверь хлопнула, и чёрный автомобиль мягко, без звука покатился по узкой дорожке во двор.

Сквозь затемнённые окна я мельком видела, как Ратмир стоял у входа, в тени, со сложенными руками — и смотрел нам вслед. Хищно. Властно. Так, как будто история только началась.

10

Он видел.

Каримов увидел.

Пальцы — его пальцы — прошли по этим тонким, чуть выбеленным линиям, что остались на моей спине, как выжженные слова. Он провёл, как будто читал. Как будто что-то понял.

И я…

Я вжалась в себя, как тогда, в тот вечер. Тот самый, когда всё началось.

С тех пор я не носила открытые платья. Почти никогда. Максимум — лёгкий вырез. Или спинка, но с волосами распущенными. Так, чтобы никто не заметил. Чтобы никто не спросил. Потому что я не знала,

что отвечать. Как объяснить то, что само по себе не укладывается в логику? Как рассказать, что эти шрамы — не от падения, не от глупой аварии, не от детской шалости? Что это… наследие боли. Живое. Остаточное. Хрупкое и страшное.

Эта была та ночь. Та, которую я вряд ли когда-нибудь забуду. Один взмах резким ремнём с острой пряжкой — и тонкая полоска боли по спине. Потом ещё одна. А потом я больше не могла стоять. Он ушёл. А я лежала на полу и боялась сделать вдох. Потому что каждый вдох — напоминание, что я всё ещё здесь. Всё ещё внутри этой жизни.

Прошло пару месяцев.

Новая фамилия. Новый город. Новые документы. Теперь я другая. Вроде бы. Я не для того строила из себя новый образ, чтобы кто-то, пусть даже такой, как Каримов, узнал, кем я была раньше.

Да, он опасный. Да, он слишком наблюдательный. И слишком прямой. Его не обманешь детским лепетом. И всё равно — я соврала. "Упала". Такое глупое, примитивное слово. Но оно вышло из меня само. Как защитный механизм. Как щит. Я увидела, как он щурится. Он не верит. Или верит — наполовину. Может, не хочет копаться. Пока. Но когда-нибудь он спросит ещё раз. Я знаю. Он не из тех, кто бросает тему, если чувствует, что там что-то не так.

А мне страшно.

Не просто "неприятно", не "неловко".

А по-настоящему страшно.

Потому что с такими, как он, не играют. Я слишком долго пыталась выстроить себе стены, чтобы пускать кого-то внутрь. Он прикрыл меня. Он отдал мне свою одежду, не сказав ни слова лишнего. Как будто… не осуждал. Просто отметил. И это — пугало сильнее. Если бы он крикнул, если бы надавил, мне было бы легче. А он — просто запомнил. И теперь будет ждать момента, когда я всё-таки заговорю.

А я не могу. Не умею. Правду нельзя говорить. Ни ему, ни кому-либо ещё. Никому. Ни за что. Потому что как только начинаешь рассказывать, правда становится реальнее, чем ты сам. Она начинает определять тебя. А я не хочу быть девочкой со шрамами. Не хочу быть жертвой. Я — другая. Сильная. Жёсткая. Тихая, но не слабая.

***

Утром мы с сестрой сидели вдвоём на кухне и ели омлет. Вернее, она ела. Я ковырялась вилкой в тарелке, совершенно не чувствуя вкуса.

- Ты вообще спала? - спросила Маша, хмурясь, заметив мой расфокус. - Или всю ночь снова думала о нём?

Я не ответила. Потому что это и так было очевидно.

Каримов. Его взгляд. Его руки. Его голос. И то, как он смотрел, когда увидел мои шрамы. Будто просматривал меня насквозь, не спрашивая, а уже зная.

Я только начала подносить вилку ко рту — как резкий стук в дверь заставил нас обеих вздрогнуть.

- Кто это может быть так рано? - Маша положила вилку, нахмурилась. - Ты кого-то ждёшь?

- Нет.

Мы переглянулись. Не договариваясь, встали одновременно. Медленно, почти синхронно пошли в сторону двери. Я на цыпочках. Она — напряжённо, с зажатым дыханием.

Маша подошла ближе, наклонилась к глазку.

- Мужик какой-то. В чёрном. С коробкой.

- Что?.. - прошептала я. В груди стало холодно.

Маша приоткрыла дверь — ровно на столько, чтобы остаться за ней прикрытой.

- Да?

- Мне нужна Мира. Передать лично. - Голос был спокойным, нейтральным. Без эмоций.

Я подошла, встала рядом. Он стоял там — высокий, с чёрной прямоугольной коробкой в руках. Без опознавательных знаков. Чистая, глухая поверхность.

- Я - Мира, - сказала я.

Он молча протянул коробку. Смотрел не на меня, а словно сквозь. Не ухмыльнулся, не кивнул. Просто выполнил задачу.

- От кого это?

- Инструкция была — передать лично. Всё. - Он развернулся и ушёл. Спокойно. Как будто растворился в воздухе.

Мы с Машей захлопнули дверь. Несколько секунд просто стояли, глядя друг на друга.

- Ты ждала посылку?

- Нет, - прошептала я. - Никто не знает, где я живу.

Она молча указала на кухню. Мы прошли, и я осторожно положила коробку на стол. Маша отодвинула свои остатки завтрака и подалась вперёд, будто хотела держать руку на пульсе. Я села напротив.

Сначала просто смотрела на коробку. Я провела пальцем по краю крышки, разорвала тонкий слой прозрачной плёнки — и приподняла крышку.

Первым, что я увидела, была записка.

Почерк резкий, уверенный.

Я взяла бумагу двумя пальцами, развернула.

"Платье, которое не скроет ни единого шрама.

Хочу видеть тебя в нём.."

Я застыла. Смотрела. Читала заново. Ещё раз. И ещё.

Руки начали дрожать. Незаметно. Но отчётливо. Бумага в пальцах шуршала.

- Что там? - Маша наклонилась ближе. - Что он написал?

Я молчала.

- Мира?!

- Это от Ратмира Каримова, - выдохнула я, наконец.

Она вытаращила глаза:

- Что? Снова он? Ты же… Ты же с ним больше не… Ну, ты поняла.

Я кивнула. Не знала, что сказать. Потому что в голове стояла только фраза:

"…не скроет ни единого шрама."

Значит — он запомнил. Значит — он не поверил. И теперь…?

Я осторожно отложила записку и достала платье.

Чёрное. Тонкое.

Лёгкое, как дыхание.

Материя струилась сквозь пальцы, будто вода. Воздух. Я подняла его. Оно переливалось в свете, слегка прозрачное, но не вульгарное. Красивое. Ужасно красивое.

Спинка — открытая.

Полностью.

Словно вырезана специально под мои шрамы.

- Примеришь?.. - Маша смотрела на меня, затаив дыхание.

Я молчала. Платье висело у меня в руках, а я ощущала, как будто держу не ткань, а самого Каримова. Его вкус. Его холод. Его власть. Он выбрал его сам. Он заказал. Отправил. Прислал небрежную фразу — и, как всегда, поставил всё с ног на голову.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я до сих пор не вернула ему пиджак… А он уже шлёт мне платья. Платья, которые как будто хотят раздеть меня до сути.

Мне стало не по себе.

Это не просто внимание.

Это контроль.

Хищный интерес.

- Ну, может… он просто так проявляет симпатию? Ну, как умеет, - Маша пожимает плечами, глядя на меня поверх чашки, - не все же умеют говорить о чувствах нормально. Он мужчина, взрослый, богатый, влиятельный. Привык, что всё можно взять. А ты ему — не такая, как все. Он, может, по-своему старается...

Я чувствую, как внутри всё сжимается.

Медленно. Туго. Как ремень на горле.

Симпатия?

Романтика?

Он?

Ты бы видела, Маша, как он смотрит. Ты бы почувствовала, как он трогает, будто не спрашивая — а берёт. Потому что может. Потому что хочет. Потому что никто не остановит. Ни стена. Ни слово. Ни страх. Он не умеет иначе — потому что не считает нужным. Нет — для него не существует. Он привык, что "нет" — это просто "пока не да".

Он опасен, Маш.

Ты не видела, как он схватил меня. Как стянул меня к себе на колени, будто я — вещь. Ты не слышала, как он говорил, что я должна "отработать" его одолжение. Ты не чувствуешь, как у меня до сих пор леденеют пальцы, когда я вспоминаю, как его рука скользнула по моей спине, по шрамам, по прошлому, которое я пыталась забыть.

Он — угроза. Он смотрит — и я будто раздеваюсь сама, без согласия. Он говорит — и я не могу противостоять, хотя должна.

- Маша, - я выдыхаю. Спокойно. Очень тихо. Но ледяной стержень уже внутри. - Не надо его оправдывать.

- Я просто… может, он не такой уж…

- Он такой, - перебиваю я. Слишком резко.

Она замолкает.

Я отвожу взгляд, не могу на неё смотреть. Потому что она — единственное безопасное, что у меня есть. А я... снова на грани. И снова не могу ей всё объяснить. Потому что если сказать правду — она начнёт бояться. Начнёт вспоминать. Начнёт копать. А я не для того сменила фамилию. Не для того переехала. Не для того выживала, чтобы снова начать с этого.

- Больше никаких Каримовых рядом со мной! Всё, хватит!

Никаких костюмов. Никаких холодных пальцев. Никаких шрамов под чужими взглядами.

Конечно, думать, что если я сама себе сказала «всё», то всё и закончится — было наивно. Я ведь и правда надеялась, что этот пиджак, брошенный на мои плечи, — последнее прикосновение. Последний акт. Последнее проявление власти.

Стук в дверь был настойчивым. Глухим. Долгим.

Я вздрогнула. Пальцы сами собой сжались в кулаки. Бегу открывать дверь. Водитель.

- Ратмир Русланович ждёт, - ровно сказал он, не делая ни шага внутрь.

- А я не поеду, — говорю, глядя ему прямо в глаза.

- Уверены? - поинтересовался он с лёгким наклоном головы, будто уточняя не «пожалеете ли вы об этом», а «вы точно всё понимаете?».

- Более чем.

Я захлопнула дверь с сухим щелчком. Руки дрожали, но внутри было облегчение. Маленькая победа.

Но через пятнадцать минут...

Снова стук. Только не такой.

Громче. Жёстче. Холоднее. Как будто сам воздух перед дверью замер.

Это не водитель.

На пороге стоял Каримов.

Большой. Чёрная футболка. Загорелая кожа. Массивные плечи. Карие глаза — дикие, как у зверя в засаде.

Я открыла — почти машинально, почти не веря, что он и правда пришёл...Он молчал секунду.

А потом вошёл в коридор без разрешения. Плавно. Медленно. Как хозяин. Скользнул взглядом по мне сверху вниз — сильный, прожигающий, цепкий.

- У тебя пять минут на сборы, - сказал он негромко, но так, что воздух стал на градус тяжелее.

- Вы… не можете просто вот так… — прошептала, не находя слов.

Каримов подался ближе, не касаясь, но нависая, словно тень.

- Я не люблю, когда мне отказывают. Ты бля уже должна это знать.

- А я не люблю, когда ко мне приходят без спроса! Я вам не принадлежу!

Он прищурился. Медленно.

- У тебя осталось четыре минуты.

Я стояла, чувствуя, как сжимается горло, как тяжело дышать в его присутствии, и в то же время — как бешено колотится сердце. Страх, гнев, растерянность. Всё вместе. Но внутри уже поднималась и другая волна — упрямства.

- Я не вещь, Каримов. Я человек. И вы не можете просто…

- Мира, - перебил он, - не заставляй меня принимать решения за тебя. Я этого не люблю. Но умею. Очень хорошо.

Он сделал шаг назад.

- У тебя три минуты.

Я смотрела на него. В его карие, холодные, непроницаемые глаза. Он не играл. Он такой и есть. Это больше не похоже на случайность. Это охота. Методичная, хищная. Он словно терпеливо приближается — сантиметр за сантиметром — пока я стою в капкане.

Я пошла и открыла ту самую коробку. Платье было всё ещё там. Чёрное, лёгкое, как полупрозрачный шёлк. Скрытое, но при этом — откровенное. Спина — абсолютно открыта. Линия плеч подчёркнута, ключицы — оголены. Шея — беззащитна. Платье — как вызов. Как крик. Как... приговор.

Я провела пальцами по ткани — холодной, гладкой. Он выбрал это. Для меня. Он хочет, чтобы я в нём пришла к нему. Чтобы эти шрамы — те, что он уже заметил — были у него перед глазами.

Я переоделась. Не потому что хотела. Потому что выбора не было. Я стою перед зеркалом и не узнаю себя. Это платье — словно сделано на заказ. Оно струится по телу, ласкает кожу, подчёркивает изгибы так, как будто у него было право. Оно женственное. Красивое.

- Не ходи, - прошептала Маша, стоя у двери.

Я обернулась. Мы смотрели друг на друга. Она всё поняла. Даже без слов. Но... поздно.

- У меня нет выбора, Маш, - сказала я.

11

Я стояла у двери, в его платье. Слишком открытом. Слишком про него. Лёгкая ткань скользила по телу, словно пытаясь напомнить — теперь ты

его

. Я накинула сверху пиджак. Тот самый, которым он прикрыл меня тогда. Пахнущий его парфюмом, кожей, сигарами. Удушливо. Как будто даже запах пытался подчинить.

Я вышла. Он стоял у машины. В тёмной футболке и брюках, руки в карманах, взгляд — лобовой, тяжёлый. Я почувствовала, как горит кожа под этим взглядом.

- Садись, – бросил он коротко, не поднимая голоса. Но и не нужно было. Команда — не просьба.

Я уселась не пассажирское, поправляя полы пиджака, словно это могла бы быть броня. А он сел за руль. Водить он любил сам, когда был в настроении. Мы тронулись. Несколько минут — тишина. Но я не собиралась молчать.

- Куда мы едем? – старалась не выдать напряжения в голосе.

Он не ответил.

- Нельзя просто взять и забрать человека из дома, потому что вам что-то взбрело в голову!

Он молчал. Даже не повернулся. Смотрел на дорогу, как будто я — пустое место.

- Вы меня слышите вообще?! – Я разозлилась. – Это ненормально. Вы не имеете на меня никакого права!

- Молчание тебе идёт, Мира, – проговорил он наконец, спокойно, с какой-то ленивой усмешкой, даже не глядя.

Меня будто ударили. Я резко повернулась к нему.

- А вам — одиночество! Но вы почему-то упорно лезете в мою жизнь! Я не ваша игрушка, не трофей, не девочка, которой можно указывать, когда говорить, когда молчать!

- Поменьше шума, – буркнул он, сжав руль. – Пока ты под моей защитой — всё спокойно. А вот если решишь играть в самостоятельность…

- Я не под вашей защитой! – выкрикнула я, перебивая.

- И выкать мне прекращай. Слишком вежливая, блядь.

- Я человек. И я выбираю — не быть рядом с тобой.

Он усмехнулся. Губы в тонкой полуулыбке, взгляд холодный.

- Выбираешь? Ты, значит, выбираешь… — протянул с усмешкой. - Пока ты в моём пиджаке, в платье, что я тебе прислал, и сидишь в моей машине — не тебе говорить про выбор.

Я замерла. Пальцы сжались на подоле. Хотелось выскочить. Закричать. Сбежать. Но я уже сидела в этой машине, в его одежде, и сердце моё стучало так громко, будто предупреждало: ты снова не там.

- Тогда останови. И выпусти, - твёрдо сказала я.

Он посмотрел на меня не мигая.

- Не сейчас.

- Почему?

- Потому что ты нужна мне. Сейчас. И мне плевать, выкрутишься ты или сломаешься.

Мне стало трудно дышать. В груди — камень. Но я не покажу страха. Не позволю. Я повернулась к окну. Вцепилась в подлокотник. Я буду сильной. Даже если всё во мне дрожит — я не отдам ему власть над собой.

Машина медленно остановилась. Тишина внутри словно стала плотнее, давит на грудь. Он повернулся ко мне, сжав руки на руле.

- Сними пиджак, - сказал спокойно, но голос был твёрдым, без вариантов.

Я сжала пальцы в кулаки, словно пытаясь вцепиться в ткань. Никаких шансов — не отпущу. Пальцы цепко впились в край пиджака. Он посмотрел на меня, и в его взгляде промелькнуло раздражение. Поднял руку и резко снял пиджак с меня, будто сбрасывал тяжёлую броню, и бросил его на сиденье рядом с собой.

Его глаза с жадностью пробежались по моему телу, будто сканировали, анализировали. Плечи, талия, ноги — платье словно было соткано специально для меня, подчеркивало каждую линию, каждую кривую. Я почувствовала, как лицо горит, тело словно накрывает мурашки смущения и уязвимости. Инстинктивно сжала руки перед грудью, пытаясь хоть как-то прикрыться.

Он тяжёлой рукой скользнул по моей спине — чуть касаясь голой кожи под тонкой тканью платья. Его пальцы проводили по старым шрамам, словно изучая карту боли, которую я не хотела показывать никому.

-Так что это за шрамы, Мира? - спросил он ровно, без раздражения, но с тяжестью, которая заставила меня замереть.

Я крепче прижалась к себе и, не отводя взгляда, прошептала:

- Я… упала. Просто упала. Очень давно.

Он сжал губы и на мгновение задумался, но в его глазах не было ни капли сомнения — он не верил ни слову. Его тяжёлая ладонь опустилась на моё бёдро, поднимая стремительно руку вверх. Он сжимал кожу, поднимаясь вверх.

Я сразу же схватилась за одну его руку своими обеими, начала тормозить и сопротивляться. Его карие глаза, глубокие и холодные, внимательно скользили по каждой линии моего тела, задерживаясь на изгибах, которые подчёркивало платье, словно изучая, оценивая, делая меня своей собственностью.

- Не трогай...

- Как я могу, блядь, не трогать?! Ты себя видела!?

- Пожалуйста...

- А вот этим меня, блядь, не возьмёшь. - усмехается он. - Плевал я на вежливость, когда, сука, так хочу!

Руки Каримова властно гуляли по моим бёдрам, несмотря на сопротивления! Он начал притягивать меня к себе, резкий рывок, и наши носы соприкоснулись. Начинаю тяжело дышать, смотрю перед собой, глаза бегают по его лицу. Страшно.

- Нам постоянно что-то мешало, не так ли?! - снова усмехается он.

Платье и правдо было откровенным. Но, чего он ожидал?! Ведь он сам его выбрал. Сам!

- Кто одевает, тот и раздевает, не слышала об этом?

- Пожалуйста! Не трогай меня... - начинаю паниковать. - Я сниму. Отдам.

- Блядь, да я сам сниму, не напрягайся.

Его руки скользнули под мою грудь. Под лёгкую ткань платья. Казалось, что Каримову запрещено прикасаться руками к моему платью, разорвёт моментально! Ткань слишком чувствительная, нежная, лёгкая... как я. Но ему плевать на запреты. На правила тоже. Он видит, хочет, делает. Всё подчинено его желаниям. Даже я.

Ратмир кладёт одну руку между моих ног и силой раздвигает.

- Ай! - вырывается у меня. - Что ты делаешь?! Нет!

- Громкая. Это ахуенно будет звучать!

Его горячая ладонь ложится под платье на моё нижнее бельё между ногами. Как бы я не пыталась остановить, сжать ноги, не получается! Он сильнее. Стальные накаченные годами мышцы очень резко удерживают мои ноги в том положении, которое ему нужно. Второй рукой он фиксирует меня на сидении, прижимая спиной так, чтобы я обмякла под его натиском.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его пальцы начинают круговые движения по моему белью. Нас разделяет ткань. Такая тонкая. Едва уловимая. Но я уже всё чувствую... Тепло его рук. Уверенные смачные движения. Настойчивость в каждом прикосновении. Я сжимаю ноги от напряжения, но он рычит и снова раздвигает.

Каримов не тот, кто слушает. Он тот, кого слушаются.

Одним пальцев он отодвигает край нижнего белья и чуть касается голой кожи, я взвываю, откидывая голову назад. В этот момент он вцепляется в мою шею своими зубами! Покусывает, а после целует. Ярко. Властно. Оставляя следы...

- Не трогай... Ратмир...

- Блядь, никто ещё моё имя таким возбуждающим тоном не произносил. Повтори!

Но я молчу. Не провоцирую. Стискиваю зубы и молчу.

- Повтори сказал! - его тон становится грубым, пальцы ускоряют темп, касаясь кожи больше и больше.

- Ратмир! - вскрикиваю.

- Вот так, дааа. - он получал удовольствие от моего придыхания, от сопротивлений, от голоса...

- Блядское платье теперь мешает... но сидит на тебе охуенно! Угадал.

Невесомые лямки платья падают с моих плеч, слегка приоткрывая грудь. Склоняя голову вниз, сначала смотрю на это, а потом поднимая напуганный взгляд на Каримова. Встречаюсь с ещё более нахальной улыбкой, тяжёлым пронзающим взглядом. Его губы дрогают в ухмылке. Он приближается, смотрит на мою грудь .Хватает моё запястье и резким движения переводит на себя. Моя ладонь касается его "там". Я чувствую, как он напряжен. Стальной. Твёрдый.

- Чувствуешь? Инстинкты, блядь, никто не отменял.

Я одергиваю руку на себя, но уже поздно.

Ратмир заводится ещё сильнее. Прижимает меня за талию к себе, набрасываясь. Он не целует, нет. Он владеет. Прикасается к шее. Ключицам. А руки по-прежнему придавливают моё нижнее белье между ног. Ласкает через трусы. Грубые пальцы трогают нежные места. Эти ощущения затмевают всё. В машине становится душно. Нечем дышать. Я открываю рот, хватаю воздух. Смахиваю пряди волос с лица.

Он впивается губами в мою грудь. Притягивает меня так, как ему удобно. Я издаю крик от резкого ощущения! Тёплые влажные прикосновения губами на моей груди! Он закусывает сосок, увлажняет языком, а после отпускает. Я лишь издаю протяжный стон... Пытаюсь его оттолкнуть, но он мастерски укрощает все попытки. Держит руки, нависает телом. Жадно целует и ласкает грудь, которая оголилась в этом платье...

Он не стыдится. Чувствует себя уверенно, в отличии от меня. Его руки смело придерживают мои запястья. Губы прикасаются к моей груди. Чувствую его дыхание. Запах вбивается в ноздри! Так резко. Так властно. Задыхаюсь...

Снова рука поползла вниз, касаясь меня "там". Властно. Проводит вверх вниз по клитору через ткань. Но я словно и не ощущаю разницы. Словно ткани нет. На голую кожу. Горячие руки. Мужские пальцы, свободно гуляющие по интимным местам!

Я снова закусываю губу, чувствую странные ощущения, мне становится страшно. Издаю стон. Тихий. Едва уловимый.

- Воздух... мне нужен воздух... - я правда чувствовала, как кружится голова.

Слишком много его запаха. Терпкого. Мужского. Окутывающего за шею. Эти горячие прикосновения. Закрытые окна. Мне нужен воздух...

Слышу, как он нажимает на панель и окно идёт вниз. Свежий резкий воздух пробивается в салон. Я хватаю его ртом, отворачиваясь от Каримова.

ДАРЮ ВАМ СРАЗУ 2 ГЛАВЫ, А ВЫ ДЕЛИТЕСЬ ЭМОЦИЯМИ И МЫСЛЯМИ В КОММЕНТАРИЯХ ;)

Чем больше вашего актива, тем чаще выкладываю главы, давайте соблюдать равный обмен, ведь мои книги бесплатные ????

12

Он чуть остранился от меня, давая мне больше свободы дышать полной грудью. Я делала глубокие вдохи и выдохи, дышала свежим воздухом и приходила в себя.

В этот момент нащупываю ручку двери, хватаюсь всеми пальцами и резко открываю!

Я выскочила из машины, даже не оборачиваясь, как будто страх мог заставить меня сойти с ума, если я задержусь хоть на секунду дольше. Ноги гнали меня вперёд, по неровному асфальту, а сердце колотилось, будто хотело вырваться наружу. Впереди, в слабом свете стояла компания мужчин — крепких, широкоплечих, словно из какого-то подворотни, и в этот момент они были моей единственной надеждой.

Подбежала к ним, едва дыша, и голос срывался от волнения:

- Пожалуйста, помогите! Мне нужно уехать отсюда, скорее… — в попыхах проговорила я, глядя в их лица, надеясь на сочувствие.

Один из них, высокий и с лёгкой ухмылкой, посмотрел на меня сверху вниз:

- Ты чё такая напуганная? Конечно, прыгай в нашу тачку, отвезём куда скажешь.

Другие засмеялись, переглянулись, и я, не раздумывая, запрыгнула в машину, пытаясь не думать о том, что сейчас будет дальше. Машина завелась, рёв двигателя заполнил пространство, и, казалось, я спасена.

Но вдруг машина свернула на обочину, уехала с главной дороги, и в этот момент парни уже не улыбались, а их нахальные руки начали хватать меня, пытаясь силой удержать на месте. Голоса становились грубыми, слова - навязчивыми:

- Чё ты такая дёрганая, расслабься...

- Не шуми, будет весело.

Я пыталась оттолкнуть, кричала, срываясь на крик:

- Отпустите! Отпустите меня!

Паника накрыла меня с головой. В отчаянии я пыталась найти хоть какой-то выход, но они были слишком сильны.

И тут, внезапно, раздался рев мотора, свет фар прорезал тьму, и в ту сторону, где мы стояли, влетела чёрная машина. Из неё выскочил он — Каримов, с глазами, пылающими яростью, быстрыми, решительными шагами подошёл к нам.

- Сука, руки убрал блядь! - он подлетел к одному из них и втащил с такой силой, что тот отлетел в сторону.

Двое других незнакомцев пошли на него, начали что-то говорить, но Каримов и их уложил за пару секунд. Быстро. Хладнокровно. Без капли сочувствия. Только с ненавистью в глазах. Яростью! Оскалом!

Он резко повернулся ко мне, глаза — как угольки, пылающие злостью и презрением. Медленно сканировал взглядом с ног до головы, будто считывал каждую мысль, каждый мой страх.

- Чё, лучше прыгнуть в тачку к этим ублюдкам, чем со мной, да? - его голос был холоден. - Может тогда тебя здесь и оставить?

Он плюнул в сторону, с явным раздражением, а потом развернулся и шагнул к машине, как будто моя воля для него — пустой звук. Но я не могла просто так отпустить. Сердце билось как сумасшедшее, в голове плескалась смесь страха и злости. Резко рванулась за ним, догнала, открыла дверь и скользнула на своё место сама.

Ратмир молча завёл машину, выехал на трассу. Его руки сжимали руль так, что костяшки побелели, глаза вперёд, без эмоций.

Я чуть дрожащим голосом прервала молчание:

- У меня не было выбора!

Он мельком бросил на меня взгляд, холодный и жесткий, словно ставил отметку:

- В этом платье без меня даже дома не ходи!

И снова тишина — тяжёлая, сковывающая, словно стены вокруг нас сжимаются.

***

Утро было почти нормальное. Почти.

На плите шипела овсянка с бананом. Маша неспешно делала для нас завтрак, заваривала чай. Она любила утром просыпаться рано и готовить, накрывать на стол. Просыпаясь, иногда я уже чувствовала приятный аромат еды и свежего чая.

Мы как обычно болтали обо всём и ни о чём.

Неожиданно мой мобильник завибрировал, с противным дрожащим звуком. Я даже не посмотрела, кто звонит. Просто взяла.

- Алло? - спокойно отозвалась я.

И тут...

Холод.

- Соскучилась, ласка?! — голос был тихий. Низкий. Противный. Знающий. Секунда — и я перестала дышать. - Ты думала, я тебя не найду?

Я вскрикнула — не крик даже, а какой-то сдавленный, рваный звук. Как у животного, которого прижали к стенке. Отдёрнула телефон от уха, будто он обжёг. Дрожащими пальцами отключила звонок, и в следующую секунду — выключила его полностью. На автомате. На инстинктах.

- Мира? Что с тобой?! — Маша уже стояла рядом, выдернула у меня из рук телефон, взяла за плечи. - Кто это был?!

Я смотрела в одну точку. Сердце било в виски. Воздуха не хватало. Меня трясло.

- Он… он… нашёл меня.

Слова — как из ваты. Как будто я их не говорила, а выплевывала.

- Бондарёв?!

Я кивнула. Всё поплыло. Я не могла. Просто не могла. Всё опять. Опять.

- Мира, дыши. Слышишь? Смотри на меня, смотри! — Маша схватила меня за щеки, её голос уже дрожал.

- Он меня убьёт. Он меня реально убьёт, Маш… Он же сказал, что если я уйду, он меня найдёт. Что я его собственность. Что я без него никто.

Я всхлипнула, как будто кто-то ударил под дых. Зашлась в истерике — скрючилась на стуле, как будто мне надо спрятаться, спрятаться в себя.

- Мира, сейчас ты в безопасности. Мы что-нибудь придумаем. Ты не одна, слышишь? Он не посмеет. Только попробует — я… я…

Но я уже не слышала. Всё гудело. В ушах звенело. Мир опять стал серым, расплывчатым.

Он был где-то рядом.

Он дышал мне в затылок.

Он вылез из прошлого, как тень, как кошмар, и теперь он здесь.

Я не могла ни думать, ни двигаться.

Я просто знала:

Он меня нашёл!

- А что, если... - Маша словно загорелась идеей. - если попросить помощи у него, у Каримова? Он выглядит внушающим. Может, он поможет нам? Поможет тебе?

Перевожу взгляд на сестру. Она понимает, что говорит? Конечно, нет!

- Нет. Ни хочу его впутывать в свои проблемы.

- Думаю, что для него твои проблемы - не проблемы. Это единственный шанс, Мир.

- Нет! - огрызнулась я. - Я не буду иметь с ним никаких общих дел и связей. Маш, ты не понимаешь. Он не поможет просто так. Нет!

- Я просто предложила. У нас не так много вариантов. И, к сожалению, времени.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Он знает мой номер. Значит...

- Сможет отследить.

Сестра крутит мой телефон в руках.

- Нужно избавиться от телефона в первую очередь!

Это был не просто страх. Это была жуткая, вязкая паника, которая захлестнула с головой — не сразу, а так, как ледяная вода в реке: сперва ноги, потом живот, потом резко — горло. Меня как будто отключили. Просто звенящая тишина, в которой висел его голос. Он был таким же, как раньше. Голос человека, который привык ломать жизни так, как ломают ветки — легко.

У меня вспотели ладони. Нет, не вспотели — намокли, будто в воду окунули. Руки тряслись. Кожа вспыхнула — горячая, а потом холодная. Резкий укол между лопатками, будто кто-то целится.

"Ты думала, я тебя не найду?"

Эти слова — как капкан, захлопнувшийся на горле.

Я не дышала. Просто забыла как.

Мозг отключился. Он меня нашёл. Всё.

Бежать. Прятаться. Не двигаться. Кричать. Закричать так, чтобы стены содрогнулись. Но я не могла. Только какой-то жалкий, рваный звук сорвался с губ — не голос, а выдох страха.

Меня скрутило. Тело сложилось, как будто пыталось спрятаться само в себя. Я снова стала той — маленькой, бессильной, сломленной, какой была рядом с ним. Всё, чего я добилась, весь путь, который прошла — в один миг исчез.

Я не сильная. Не свободная. Не спасённая. Я снова его жертва.

И самое ужасное — он знал. Он знал, где я. Он рядом.

Это был не просто страх. Это было полное исчезновение контроля. Паника, в которой всё рушится. И я была в самом центре этого крика. Без возможности выбраться.

Кто ждёт следующую главу? Пишите ваши эмоции от героев и их истории ;)

13

С утра всё было… не так.

Я шла на работу на ватных дрожащих ногах. Каждое движение — с усилием. Ноги не шли, а тащились. Слишком тяжёлые. Будто к ним привязали гири. Лицо — маска. Я даже не помнила, как оделась. На улице — шум, люди, смех, машины. Но всё как в тумане. Как будто я в аквариуме, а жизнь — за стеклом.

В офисе — холодно. Всегда холодно, но сегодня я его чувствовала. Документы, таблицы, цифры — всё плыло. Буквы сливались, строчки дрожали. Я даже не могла сосредоточиться на предложении. Голова гудела. В ней крутилась одна и та же мысль:

он знает. Он рядом. Он может быть где угодно.

Каждый звук — как удар.

Руки дрожали. Я положила одну на колени, будто так она остановится. Не помогло. Всё тело вибрировало, как от внутреннего напряжения, которое нельзя сбросить.

Когда наступил вечер, я впервые почувствовала что-то похожее на облегчение. Я вызвала такси — заранее, чётко, проверив номер, водителя, маршрут. Пешком — нельзя. Больше никогда.

Машины проносятся, люди идут по делам. А я стою. Смотрю на экран. Жду. Через пару минут подъехала машина — чёрная, тонированная, почти как в приложении.

Похожая.

Я сделала шаг, потом второй. На экране — оповещения не приходят, но я решила, что, может, просто сбой.

В моменте, когда я уже была у машины, остановилась.

Что-то внутри сжалось. Я проверила ещё раз — это не тот номер. НЕ ТОТ.

Я не успела развернуться.

Резкие, сильные руки — на плечах, на талии. Движение — и я летела внутрь.

Схватили — быстро, точно. Открытая дверь — тьма. Я не закричала. Я не могла. Что-то жёсткое — на рот. Рука. Запах чужого пота и кожи. Влажная, тёплая вонь страха. Моего страха.

Всё закричало внутри меня. Каждая клетка.

Ноги брыкались, но было поздно.

Он всё рассчитал.

Он дождался.

Ратмир

Сижу один в кабинете, в кресле, откинутом назад. Лёгкий дым поднимается от сигары в серебряной пепельнице. На столе папка с цифрами, которые никто не должен видеть.

Тишина. Такая, как я люблю.

Холодная, деловая. Всё под контролем.

Дверь резко распахивается.

- Рат, у тебя гость. - Это Самир. Возбуждён, как после погони. На лице — смесь тревоги и чего-то ещё. - Там девушка. Просится к тебе. Говорит, срочно.

Я хмурю брови.

- Кто?

- Сестра Миры.

Пауза. Словно воздух в комнате густеет.

Имя повисает, как гиря.

Мира.

Я молчу.

Потом откидываю сигару в пепельницу, отмахиваюсь:

- Пусть зайдёт.

Самир кивает и уходит.

В дверях появляется она.

Как там? Маша?

Худая. Напряжённая. Стоит, будто в ожидании приговора. На лице — ничего, кроме страха. Пустого, выгоревшего.

Что-то неприятное скользит под кожей. Тонкий холодок. Предчувствие.

Я жду. Ни жеста, ни слова — только взгляд. Прямой, тяжёлый.

Она мнётся. Как будто её что-то давит. Или сдерживает.

Потом голос. Тихий. Хриплый.

- Ратмир, здравствуйте. Я Маша, сестра …

- Знаю. Ближе к делу.

- Мира…пропала. Она не вернулась домой с вечера. Телефона нет.

Слово "пропала" падает, как камень в воду.

- Я думаю…думаю, её похитили.

Я не двигаюсь.

Но внутри — вспышка.

Медленная, злая.

- Почему ты здесь? — спрашиваю я ровно. - Почему не в полицию?

Она всхлипывает.

- Потому что они не помогут. У неё особая история. Она… не хотела никого втягивать. И... - Голос срывается. Она глотает воздух. - …теперь уже не может попросить сама. А у меня больше нет вариантов.

И всё.

Просто… начинает плакать. Беззвучно.

Слёзы бегут по щекам, и я смотрю на них с яростью, которая поднимается внутри.

Я ненавижу женские слёзы.

Слабость. Манипуляция.

Или, хуже — настоящие.

А эти… настоящие.

Я сжимаю кулаки. Молча.

Потому что внутри уже клубится злость.

На неё. На Миру.

На себя.

Мира…

Обманула меня.

Умело. Мягко. Почти ласково.

Играла в светлую.

Но у неё было прошлое.

Шрамы на её спине… Я помню их. Она сказала — «давно».

И теперь — всё ясно.

Другая фамилия. Тревожные глаза. Постоянная настороженность. Она бежала от чего-то. Или от кого-то.

- Кто это? — спрашиваю хрипло.

Маша поднимает глаза.

- Алекс Бондарёв. Но он… она боялась его до ужаса. Он сломал её когда-то. Он преследовал. Он обещал найти. И... кажется, он нашёл.

Я резко встаю.

Никакой сигары. Никаких цифр. Только пульс. И бешеная ярость, которой я не могу объяснить себе.

Потому что эта женщина - не сказала мне ни слова!

И всё же…

Я смотрю на Машу.

Она хрупкая, но стоит. Она пришла. Она просит.

А Мира…

Мира мне не враг. Даже если солгала. Хотя, я бля, предупреждал!

Она теперь моя проблема.

Беру телефон.

- Диктуй всё, что знаешь. Адреса. Где была, с кем общалась. Где может быть.

Маша кивает, всхлипывает. Я отворачиваюсь — не могу смотреть на слёзы.

- Я найду её. — говорю чётко. - От меня она точно не уйдёт так просто.

И в этот момент — я даже не преувеличиваю.

"Я упала," — сказала она тогда, пожимая плечами. Свет в комнате падал на плечо, на изгиб ключицы, на тонкую белую линию шрама. Я знал — это не от падения. Такие шрамы не от падения. Но промолчал.

Мира гордая. Она не просила. Никогда. А сейчас? Где она? Похищена. Просто так. Как будто это возможно. Как будто её можно взять силой. На что она надеялась? На свои силы? На то, что всё вырулит, как всегда? Что снова отболит и зарастёт?

Кому, интересно, она так понадобилась, кроме меня, а?!

И если она не смогла попросить — я всё равно пойду. Не ради благодарности. Ради той, что считала, что не заслужила быть спасённой.

Но бля. Я приду за ней. Без вариантов.

Кто для Миры хуже - Алекс или Ратмир? ;))

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

14

Мира

Я даже не поняла сразу, где нахожусь. Всё произошло быстро — слишком быстро. Грубые руки охраны, мужские прокуренные голоса, слишком знакомый запах внутри — алкоголь, табак и что-то ещё.

Этот дом. Снова он.

Я стою посреди холла, мрамор под ногами холоднее, чем я помнила. Стены, увешанные картинами, которые никогда ничего для меня не значили, давят со всех сторон. Как будто пространство стало теснее. Или я просто стала меньше.

Он добился своего. Я снова здесь. Я не кричу. Не плачу. Я будто вся из стекла, готового вот-вот лопнуть от натянутого напряжения. Воздух кажется слишком густым, слишком тяжёлым. Я вдыхаю — и не могу выдохнуть. Тревога поднимается с живота, окутывает рёбра, душит горло, скребёт изнутри. Это уже не эмоция — это состояние. Постоянное. Как кожа. Я устала. Как же я устала бояться.

Мои пальцы дрожат. Грудь сжалась. Хочется убежать, но я знаю — теперь выхода нет. Всё будет иначе. Он не позволит. Он понял, на что я способна. И теперь будет следить за каждым моим шагом, каждым взглядом, каждым вдохом. Как надсмотрщик.

Я снова в своей комнате. Только она больше не моя. Я здесь — как заключённая. Я всё ещё чувствую вкус свободы — тот ветер, ту дорогу, ту ночь, когда я убежала, босиком, почти не веря, что это возможно. Я бежала, чтобы выжить. А теперь — снова здесь.

Сердце стучит так громко, что я думаю — его слышно за стенами. Я хочу спрятаться, исчезнуть, стать маленькой и незаметной, как пылинка на солнце. Но даже это здесь невозможно. Что мне делать?.. Как жить, когда живёшь в страхе? Когда не чувствуешь своё тело, потому что оно всё время в режиме тревоги? Когда просыпаешься и первым делом проверяешь, можно ли бежать?.. Но теперь нельзя. Он не допустит второго побега. А я… Я не уверена, что смогу вытерпеть ещё одно возвращение.

Глаза затуманиваются. В висках стучит. Внутри — только одно чувство: паника. Я сжимаю ладони в кулаки. Пытаюсь дышать. Не получается. Я больше не знаю, кто я. Только знаю — это не моя жизнь. И я должна найти способ выбраться. Ещё раз. Даже если это будет последний. Иначе я исчезну. Полностью.

Слышу за дверью шаги и голос, которые заставляет меня испытывать только одно – отвращение.

Я сразу подрываюсь на ноги. Принимаю оборонительную позицию. Дверь распахивается и тяжелые шаги уже совсем близко.

- Как приятно снова тебя здесь видеть! - Алекс осматривает меня снизу вверх, будто освежает воспоминания обо мне с ехидной ухмылкой. - Рассказывай, как, сука, сбежала?!

Он подрывается с места и резко идет на меня, замахиваясь своей рукой, а после я чувствую лишь горячую пощечину на своём лице!

- Ай! - стону я, закрывая лицо ладонью.

- Не ври, ты не чувствуешь боли, сука! - нервно орет он надо мной, - Сколько тебя болью не воспитывай, тебе хер бы!

Он стал ещё злее. Алекс Бондарев. Ему около пятидесяти лет, он владелец какой-то компании, которая занимается транспортировкой товаров по городам. Имеет власть. Деньги. Алкогольную зависимость. И неуправляемую агрессию, которая сходит ему с рук. Он старше меня вдвое, но при этом хочет, чтобы я была с ним. Принадлежала, как вещь. Он говорит, что потерял голову от меня и не хочет никого другого. Сначала манипулировал, старался заговорить меня, а после и вовсе отобрал мою свободу и право выбора.

Он знает, что я испытываю к нему только ненависть. Отвращение. Злость. Только это его мало волнует. Точнее, совсем не волнует. Мнение другого человека – ему плевать на него. А на моё - особенно. Я просто мишень, в которую он отчетливо хочет попасть. Раздавить. Подчинить. Сделать безмолвной и угождающей. Чтобы слушалась. Играла по его правилам. Но… я так не могу. И получаю за это неплохо.

В нем нет жалости. Нет сострадания. Когда я лежу на полу, держась за рассеченную от ремня кожу, он просто уходит спать, желая мне доброй ночи. А утром – словно ничего и не было. Он сильно выпивает. Почти ежедневно. Это сносит ему крышу окончательно! Он не видит рамок и границ. Может говорить всё, что думает. Может делать всё, что придёт ему в голову. И это страшно…

Охрана выполняет его приказы все до единого. Ни один из них ни разу не помог мне. Ни разу! Они видели, как он меня бьёт. Таскает за волосы и покрывает матом. Я обращалась за помощью и получала ещё больше. Он всегда знал, к кому и зачем я подходила. Они сдавали меня всегда, не имея жалости…

- Нагулялась, шалава?! Теперь будешь на коротком поводке сидеть, ясно?! Хер ты выйдешь куда-то. - грозится он, подходя ближе. - Скучал по тебе, пиздец как, а ты?! Реально думала, что забуду?! Отпущу?!

- Ты знаешь, что я не хочу!

- Похуй мне. Найду. Приведу. И без наказания не оставлю.

Молчу. Смотрю на его бешеные глаза. Он облепляет меня своим взглядом. Изучает. Вспоминает. Вижу, как его челюсть стискивается от злости.

- Начну сейчас. - протягивает он, а сам руками стягивает ремень с брюк.

- Не надо, пожалуйста! - у кого я прошу?! У него?! Там нет жалости…

- Раньше думать надо было, когда я несколько месяцев тебя искал, суку такую неблагодарную! Думаешь, мне делать нехер больше, как тебя пробивать по всем?! Заебала, реально!

Я больше ни хочу новых шрамов. Ни хочу! Мне достаточно того, что есть… Пячусь назад, а он приближается, придерживая тугой черный ремень двумя руками.

- Не оставляешь мне выбора, дорогая! Такую красивую портить приходится… я ведь такую больше не найду. - злобно усмехается.

Чувствую, что начинает темнеть в глазах. Нужно срочно уходить. Бежать.

Слышу, как ремень разрезает воздух! Он ударил по воздуху, а сам заржал от моего испуга.

Я бросилась к ванной комнате, закрывая за собой дверь! Дрожащими руками тяну на себя деревянную панель и защелкиваю задвижку. Отпрыгиваю от двери назад и всё же очень надеюсь, что она способна защитить меня от этого ублюдка. Тяжело дышу, смотрю на этот замок, выдержит ли он?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Открывай, сука неблагодарная! - слышу на той стороне, а после раздаётся глухой удар по двери.

Я вскрикиваю и отпрыгиваю ещё дальше, но ванная комната совсем маленькая. Убежать не получиться. Здесь только одна дверь. И она сейчас вылетит с петель, потому что Алекс барабанит по ней своими кулаками, покрывая меня матом без остановки.

Как же страшно! Стою на дрожащих ногах, закрывая ладонями лицо от страха. Что делать?! Куда бежать?! Хочется, чтобы время остановилось. Чтобы я смогла убежать. Скрыться. Спрятаться.

- Открывай! Или я точно изобью тебя так, что двигаться не сможешь! - орёт Бондарёв. - Открывай! Слышишь?! - он продолжает лупить по двери и она уже расшатывается.

- Прекрати! - срываюсь я, но это бесполезно.

- Открывай, сука! Открывай сказал! - снова удар, и ещё один.

Дверь начинает ходить ходуном. Он бьёт ногами. Удар! Удар! И снова удар!

Дверь вылетает с одной стороны и косится по диагонали. Я вижу его с той стороны. Бешеный взгляд. Голодный. Дикий. Сумасшедший. Вижу, как сжимаются его кулаки.

Алекс делает крупные шаги в мою сторону, хватает меня за руку и вытягивает из ванной комнаты. Тащит на себя так, что я ели могу сопротивляться, пытаясь ухватиться за дверной косяк.

- Отпусти меня! Отпусти! Что ты творишь?! - я кричала так, что пересыхало в горле.

- Заткнись! Сама напросилась!

Он тащит меня по лестнице вниз, мои ноги ели успевают нащупывать ступеньки, чтобы не полететь вниз. Слышу грубый мат в свою сторону, он сжимает руку так, что уверена, следы снова останутся на моей коже. Больно. Ощутимо больно.

Он трясёт меня в своих руках, а после снова ударяет по лицу! Прямо по губам. Лечу на пол, ударяясь рукой об мраморный холодный пол. Волосы упали на лицо. Ничего не вижу. Слышу только своё сбившееся дыхание и грозный рык Бондарева.

- Ты думаешь, что со мной можно так поиграть?! Сбежать, чтоб я искал тебя?! Я потратил дохера денег, чтоб вычислить твоё местоположение. Ты теперь пожизненно в своей комнате будешь сидеть, ясно?! Я уничтожу тебя, если выкинешь подобную хуйню ещё раз! - грубым холодным тоном произнёс он. Последнее предложение особенно медленно. - Эй, - подзывает он охрану, - уберите её отсюда!

Охрана подлетает откуда-то сбоку, хватает меня по руки и начинает уводить в комнату. Показательное агрессивное выступление закончено. Сейчас он заглушит всё алкоголем и завалится в сон. А завтра... снова день на выживание.

Лежу на постели в той комнате, где меня оставили. Губа пульсирует неприятной болью. Распухает. Я чувствую это. Там запеклась кровь. Теперь рана на нижней губе. Прикладываю к ней осторожно палец - больно. Щипит. Убираю.

Слёзы предательски не останавливаются. Мокрые щеки. Мокрые волосы. Мокрая подушка. Уже всё вокруг пропиталось моими слезами, но они всё равно продолжали идти, словно отмывали меня от этой "грязи" и "боли".

Сейчас идея попросить помощи у Каримова уже не кажется такой плохой. Наверное, так и стоило сделать. Хотя бы попробовать. Попытаться. Но уже поздно. Теперь это останется лишь в моих мыслях. Осознавать это ещё больнее. Я прижимаю руки к груди, лежу одиноко в холодной постели. На улице уже давно ночь. Всё стихло. Стемнело. А я по-прежнему чувствую боль, которую мне причинили.

Сил нет. Я хочу спать. Отдохнуть. Но не могу себе позволить. Всматриваюсь в темноту. Вслушиваюсь в тишину. Не закрываю глаза, а лишь плачу в одиночестве. От боли. От страха. От осознания, что я ничего не могу изменить...

Жду ваши комментарии и выкладываю следующую главу ;) возможно, уже сегодня!

15

Начинает рассветать. Наконец-то моим глазам не нужно напрягаться и всматриваться в темноту. Я не спала ни минуты. Пролежала всю ночь, фокусируясь на пульсирующей губе. Она чуть затянулась, но по-прежнему болела. Голова становилась тяжёлой от недосыпа. Адреналин бил в кровь и помогал мне не спать.

Состояние было ужасное. Горло пересохло. Глаза уже щипало от слёз. Я чувствовала, как опухаю. Руки болели от его грубых прикосновений. Ноги изредка подрагивали от страха. Я постаралась встать, добраться до ванной и заглянуть в зеркало. Уставшая. Отёкшая. Бледная. А чего ожидать?! Это ещё не самый ужасный вид из всех, что мог бы быть.

Я умылась. Освежила лицо. Промыла заплаканные глаза. Осмотрела свою рану на губе, которая всё ещё давала о себе знать болевыми ощущениями.

Утро началось с того, что в мою комнату без стука вошли двое. В черной форме, с холодными лицами — охрана. Я сразу поняла, что это не просто визит вежливости.

- Бондарёв хочет видеть тебя на завтрак, - сказал один из них. Его голос был таким же ледяным, как и взгляд.

- Я не пойду, - ответила я, стараясь не выдать дрожь в голосе.

Я не собиралась спускаться к нему, особенно после вчерашнего. Но мои слова не имели для них никакого значения. Они даже не сделали вид, что услышали. Просто молча подошли, взяли меня за локти — не грубо, но уверенно — и повели по коридору. Я шла, словно в каком-то сне, едва ощущая под ногами холодный мрамор.

Кухня на первом этаже выглядела, как из другого мира. Длинный стол был накрыт с таким размахом, что я даже не сразу поняла, где мне сесть. Меня усадили за одно из мест у середины, напротив — пустой стул. Я сидела, не двигаясь, будто каменная. Даже не посмотрела, что передо мной в тарелке.

Через пару минут он вошёл.

Бондарёв.

Он сел напротив, осмотрел меня внимательно. Слишком внимательно. Как будто оценивал — как трофей или как собственность.

- Доброе утро, - сказал он. - Ты должна поесть.

Я ничего не ответила. Смотрела сквозь него, будто его не существовало.

- Я сказал, позавтракай! - повторил он с давлением в голосе.

- Я не голодна.

Он откинулся на спинку стула, сложил руки на груди. Взгляд стал другим — темнее. Я почувствовала, как между нами напряжение выросло до предела.

- У тебя нет выбора. Это не просьба.

- А я не рабыня, - прошептала я, не зная, откуда взялась эта смелость.

Его лицо изменилось в долю секунды. Он схватил одну из тарелок на столе — с жареными яйцами, ломтями бекона — и со всей силы метнул её в мою сторону.

Я даже не успела вскрикнуть — тарелка разбилась в полуметре от меня, куски фарфора разлетелись по полу.

Я замерла. В горле всё пересохло, дыхание стало тяжёлым, рваным.

- Сядь! - его голос пронёсся, как выстрел, и от удара по столу вилки подпрыгнули, зазвенели, будто испугались вместе со мной.

Он уже стоял — стул, на котором сидел, с грохотом отлетел назад.

Я осталась неподвижна. Каждая мышца в теле застыла, как натянутая струна. Он шагнул ближе — один шаг, второй, и в воздухе повисло то, что даже не было угрозой. Это было обрушением. Он не мог контролировать себя.

- Думаешь, я просто так позволю тебе сидеть здесь, молчать, смотреть сквозь меня, как будто меня нет?!

Я смотрела на него, не мигая. Не от храбрости — от ступора. Я больше не слышала слов — только гул, тяжелый, низкий, как под землёй, когда что-то надвигается.

Он схватил ближайшую тарелку, ту самую, с омлетом, — и со всей силой швырнул её о стену рядом со мной. Фарфор взорвался на куски.

- Говори со мной! — сорвалось с его губ.

Я всё ещё молчала.

Что я могла сказать? Что он чудовище? Что я его ненавижу? Что мне страшно даже дышать в его присутствии?

Он сделал ещё один шаг — совсем близко. Я чувствовала запах его кожи, металла наручных часов. Но в его глазах... была трещина. Не просто злость. Что-то другое.

Он опустил руку на спинку стула, за которым я сидела, наклонился чуть ближе.

- Ты будешь говорить, когда я скажу, - его голос стал тише, но от этого не менее опасным. - Ты будешь молчать, когда я скажу. Ты будешь есть, когда я скажу. Ты будешь делать всё, что я скажу.

Он ожидал реакции. Я понимала, что он проверяет меня на прочность. И я не собиралась ломаться, не сейчас.

- А если я не буду? - я выдохнула эти слова, даже не пытаясь скрыть в них вызова. Мой взгляд встретился с его, и я почувствовала, как сжимается пространство между нами.

Он засмеялся. Это был не смешок — это был звук, который заставил меня почувствовать себя уязвимой, как никогда раньше.

- Ты будешь делать всё по моим правилам, потому что тебе нет выбора. И если ты решишь, что будешь бороться — ты лишь продлишь свои страдания.

Но я всё ещё молчала. Я всё ещё не дала ему то, что он хотел. Он стоял рядом, и его слова продолжали звучать, как холодная угроза, которая проникает в самую душу.

- Сегодня я накрыл тебе завтрак. Ты не хочешь. А завтра, - он замедлился, - завтра его может и не быть. Хочешь голодать? Я устрою.

Не успела я моргнуть, как его руки обвили мою талию. Сильные, уверенные. Он наклонился, и я сразу поняла, что он хочет.

- Ты всё ещё не понимаешь, — прошептал он мне в ухо, голос низкий, почти бархатный. - Я не дам тебе выбора.

Я пыталась оттолкнуть его. Руки на его груди не двинули его даже на сантиметр.

- Я не хочу, - сжала я зубы, пытаясь не выдать паники в голосе.

Он не отпустил.

- Ты моя! - его глаза заблестели, и что-то в его взгляде стало совершенно неузнаваемым. Я не знала, была ли это ярость или жажда. В его движениях скользила уверенность. Но я чувствовала, как он перестал видеть меня, как отдельного человека. Он видел только то, что принадлежит ему.

Я снова оттолкнула его, сильнее. И в этот момент он сжал моё запястье, так сильно, что мне захотелось вскрикнуть.

- Ты будешь со мной! И мне плевать, хочешь ты этого или нет! - его голос стал рвущимся, задыхаясь от гнева. - Ты не можешь сказать "нет"! У тебя нет выбора.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Отпусти меня! - я наконец прокричала. Силы были на исходе, но я не могла просто позволить ему… прикоснуться ко мне, как к игрушке. Я не могла сдаться. Даже если это было самым трудным, что мне пришлось сделать за всю свою жизнь.

Он замер, но лишь на миг. В его глазах пронеслась такая буря, что я поняла: он готов был взорваться. И взорвался.

- Ты думаешь, что можешь противостоять мне?! - его пальцы сжались вокруг моего запястья, и я почувствовала боль, как будто он сейчас вырвет меня изнутри. Он дёрнул меня к себе, его лицо было буквально в миллиметре от моего. Его дыхание горело мне на коже. Я задохнулась. Он был сильнее. Он был неуправляемым. Но я знала одно: если я сейчас не скажу ему "нет", то я потеряю всё. Своё достоинство. Свои границы. Всё, что во мне оставалось.

Я резко вырвала руку, оттолкнув его плечо.

- Нет! - я выкрикнула это настолько твёрдо, что сама едва верила, что слышу свой голос. - Я не твоя собственность!

- Уверена?! - его голос стал другим. - Ты знаешь правила. Ты послушная - получаешь то, что хочешь. А если нет, то воспитываю болью. - рассмеялся он.

Он ушёл, и комната снова наполнилась тишиной, но эта тишина была не спасением. Это было как после урагана — когда всё, что раньше казалось стабильным, теперь разваливается на части, и ты пытаешься собрать себя, но каждый кусочек просто исчезает в воздухе, как песок между пальцев. Я не могла в это поверить. Он ушёл, но его ярость, его гнев, его прикосновения — они оставались со мной, как ядовитая волна, что не даёт дышать, не даёт думать о чём-то другом, не даёт быть собой.

Я чувствовала, как его слова всё ещё греют мне кожу, как его руки до сих пор оставляют отпечатки на моих запястьях, и это было не болью, а чем-то гораздо более страшным. Власть. Его власть была везде: в каждом его движении, в его голосе, в этом постоянном ощущении, что я — не человек для него, а просто что-то, чем он обладает, чем он может управлять. И как бы я не пыталась отталкивать это от себя, как бы я не пыталась убеждать себя, что я не должна сдаваться — я всё равно ощущала, как эта власть растёт во мне, как болезненная тяжесть, и я не могла её сбросить. Не могла.

Я ни хочу, чтобы сестра искала меня. Это очень опасно. Она не сможет пойти против Бондарёва. Этот ублюдок хладнокровно расправляется с теми, кто ему мешает. Это огромная угроза. Я не могу рисковать сестрой для своего спасения. Не могу.

Я лежала на кровати, не двигаясь. Тело было тяжёлым, как будто на меня упала гора. Я не могла встать, не могла двигаться. Никаких сил, только туман. В голове всё перемешивалось, как обрывки сгоревшей бумаги. Я не могла думать ясно. Я не могла принять это. Это было слишком много. Слишком…

Мои мысли скользили по одним и тем же углам, как застывшая кровь. Он нашёл меня. Нашёл, несмотря на всё, что я сделала, несмотря на все усилия спрятаться, ускользнуть, исчезнуть. Он смог. Он просто пришёл и вырвал меня из той жизни, что казалась мне возможной. Он умеет находить. И если он нашёл меня один раз — он найдёт меня и снова. И я не смогу скрыться. Я не смогу убежать.

Я закрыла глаза, и перед ними снова мелькнуло лицо сестры. Маша. Она не остановится. Она будет искать меня. Она будет делать всё, чтобы меня найти. Но что это даст? Она не знает, с кем имеет дело. Не знает, насколько это опасно. Я не могу её подставить. Не могу так рисковать её жизнью. Не могу заставить её стать следующей жертвой этого чудовища.

Я глубоко вдохнула, но воздух был тяжёлым, как вода. Мне не хватает воздуха, и я не могу дышать. Страх сжимает грудь так сильно, что даже стиснув зубы, мне не удаётся выдавить ни звука. Если я попытаюсь убежать — он снова найдёт меня. Он не остановится. Он всегда будет рядом. Он умеет искать. Он умеет делать так, чтобы ты не мог скрыться. Он найдет и сломает всё, что мне дорого. Он сломает меня.

Я почувствовала, как горячие слёзы накатывают на глаза. Я не могла их остановить. Они катились по щекам, горячие и неутолённые, оставляя следы на коже. Я не могла ничего с собой поделать. Плакала. Плакала в одиночестве, в этой огромной комнате, которая не могла защитить меня. Плакала от осознания того, что я не могу убежать. Что всё, что мне остаётся — это жить в его мире, по его правилам, в его руках.

Мне не было смысла думать о том, что я буду делать завтра. Моя жизнь не принадлежала мне. Она была всего лишь частью его игры, его мира. Я пыталась представить себе будущее, но в этом будущем не было места для меня. Только для него. И я буду играть по его правилам, потому что если я попробую нарушить эти правила, он раздавит меня.

Но что ещё я могу сделать? Где мне искать спасение? Я не могу доверять никому, кроме себя. Он может быть везде. Он может быть прямо за дверью, в темноте, в другом конце дома. Он может быть там, где я его не вижу, и вот в какой-то момент — он окажется рядом. Ближе, чем я успею моргнуть.

Я обхватила колени руками, подтянула их к груди, пытаясь спрятаться в себе. Но я знала, что не могу скрыться от него. И не могу скрыться от себя. Я разрывалась от страха и боли, и мои слёзы стали не просто слёзы. Это было больше, чем просто эмоции. Это было полное ощущение поражения. Я не могла выиграть. Я не могла быть свободной. И каждый момент, каждый взгляд, каждый его шаг был напоминанием о том, что в этом доме я не принадлежу себе. Я потеряла контроль. И я не знаю, как вернуть его. Но я буду пытаться. Я буду пытаться, пока не сломаюсь окончательно. Пока он не заберёт у меня всё.

16

Я сидела в своей комнате, уставившись в пустое пространство, чувствуя, как стены сжимаются, и мне не хватает воздуха. Я уже давно привыкла к этому дому, но никогда не могла привыкнуть к жизни в нём. Это был не дом — это была клетка. И я была в этой клетке, но не могла найти ключа.

В этот вечер всё было как обычно. Всё снова изменилось, и я снова не могла ничего с этим поделать.

Тихие шаги на пороге, и дверь открылась. Вошли двое охранников, не сказав ни слова. Они принесли мне платье. Красное. Откровенно красное.

Не для меня. Для него. Для того, кто управляет мной, кто решает за меня, как я буду выглядеть. Всё было в нём — в вырезах, в яркой ткани, в почти обнажённых плечах и вырезах, в глубоких линиях, которые скрывали тело, но при этом подчёркивали его. Весь этот образ был не для того, чтобы я чувствовала себя красивой или сексуальной. Он был создан для того, чтобы напомнить мне о том, какой собственностью я была для него.

Один из охранников протянул мне каблуки. Тонкие, высокие, с острым носом. Я посмотрела на них, и это было как удар в живот. Я уже знала, что они будут жёсткими, что они будут заставлять меня чувствовать себя ещё более уязвимой, как на высоте, где я не могу стоять на ногах. Но я молчала. Не было смысла возражать. Я не могла сопротивляться. У меня не было ни сил, ни права. Я взяла их и пошла.

Без эмоций. Без желания. Просто как машина, которая выполняет свою задачу.

Меня заставили надеть платье. Когда я взглянула на своё отражение в зеркале, мне стало тошно. Эта женщина в отражении не была мной. Это был образ, который он хотел. Это был его выбор. Не мой. Не для меня. Я затянула платье на себе и посмотрела в зеркало, чувствуя, как каждый сантиметр кожи, который открывался на глазах, тянул меня вниз. Я чувствовала себя оголённой не только физически, но и морально. Каждое движение в этом платье напоминало мне, как я потеряла себя, как мне уже не принадлежала ни одна часть моего тела.

Охранники не сказали ничего, просто молча ждут, пока я соберусь. И я пошла. Без улыбки. Без слов. Просто пустой, как будто внутри меня уже не было ничего, кроме ощущения того, что я должна исполнить свою роль.

Я спустилась по лестнице, шаг за шагом, точно зная, что сейчас буду снова идти по тому же пути, по которому я шла уже не раз — навстречу Бондарёву и его миру, который уже давно стал моим кошмаром.

Машина стояла у входа. Водитель был на своём месте, как всегда, молчаливый и нейтральный. А Бондарёв стоял рядом с машиной, уже ждавший меня, с холодной, напряжённой улыбкой на лице. Он оценивал меня взглядом, будто проверяя, как я вписываюсь в его картину. Я чувствовала, как его взгляд скользит по моему телу, не останавливаясь, не оценивая моё лицо. Я была просто вещью, частью его вечернего декора.

- Ты хороша, - сказал он, и голос его был тихим, но в нём ощущалась уверенность, даже победа. - Будешь у меня на выставке, и все будут смотреть только на тебя.

Я молчала. Мне не хотелось говорить. Я не могла. Внутри меня было пусто, как в этой тёмной, глухой комнате. Я не была собой, не могла быть собой. Я просто снова двигалась, как шестерёнка в его машине. Без воли. Без души.

Он открыл дверцу и жестом указал мне сесть в машину. Я села, и он последовал за мной. Снова рядом. Машина плавно двинулась вперёд, и я знала, что это был всего лишь ещё один момент, когда я буду следовать за ним, когда я буду его тенью в этом мире, где его желания правят. И где не было места для меня. Он снова взял меня в свою власть. И я снова молчала. Снова не было выбора. Снова я была тем, кем он хотел меня видеть.

Машина двигалась по ночному городу, скользя вдоль огней, и я не могла отогнать чувство, что с каждым километром мы уходим всё дальше от того мира, в котором я могла бы быть свободной. Его рука рядом, его дыхание, его присутствие — всё было так близко, что невозможно было скрыться. Я сидела в углу сиденья, пытаясь хоть как-то укрыться от этой напряжённой атмосферы, но ничего не получалось.

Он молчал. Я тоже. Мы оба знали, что никакие слова не изменят ситуацию. Я пыталась посмотреть в окно, надеясь, что хотя бы взгляд в темноту, в холодный ночной город даст мне ощущение расстояния, что я могу быть хотя бы немного в другом месте, в другом мире, где я не зависела от него. Но, конечно же, это было бесполезно. Он заметил.

- Почему молчишь?

Я не ответила. Молча продолжала смотреть в окно, но каждый сантиметр пространства между нами сжимался. Он не был готов мириться с этим молчанием.

Он подвинулся ближе. Я почувствовала его запах — дорогой парфюм и что-то ещё, что не оставляло мне выбора. Его рука потянулась ко мне, и я почувствовала, как она ложится на моё бедро. Это был не просто жест, это был контроль.

Мои губы сжались в тонкую линию. Внутри меня бушевали эмоции, но на поверхности я была холодной, как лёд. Я попыталась отстраниться, подвинувшись в угол, чтобы его рука не касалась меня, но он был слишком близко. Он снова сжал моё бедро, чуть сильнее, и я почувствовала, как его пальцы вдавливаются в мою кожу. Мне было неприятно. Это было не только физически болезненно, но и морально. Я была объектом его воли, и это ощущение, что он решает за меня, что он управляет каждым моим движением, заставляло меня чувствовать себя ничтожной.

- Ты не будешь вести себя так, как хочешь. Ты будешь вести себя прилично, - его голос был холодным и твёрдым. - Ты понимаешь меня? Никаких больше глупых попыток отстраниться или молчать.

Мои пальцы сжались в кулаки, но я ничего не сказала. Как я могла сказать что-то, что изменит эту ситуацию? Я могла только терпеть, потому что его власть была непреложной. Он возвращал меня к себе, как если бы я была его тенью, его отражением, в которое он мог смотреть и манипулировать.

Я отстранилась, но он снова сжал моё бедро, чуть сильнее. С каждым его движением нарастало напряжение, как будто он растягивал нить до предела. Сильно. Ещё немного — и она порвётся. Я не могла вырваться. Я не могла кричать, не могла сопротивляться так, как мне хотелось. Всё, что я могла сделать, это терпеть, пока его пальцы оставались на мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В машине повисла тяжёлая тишина, но я чувствовала, как её сдавливает его присутствие, его контроль, его напряжение, которое не оставляло мне выбора.

Машина наконец остановилась, и он вытащил меня наружу, не сказав ни слова. Всё было как в тумане. Я шла за ним, словно под гипнозом, зная, что ничего не изменится. Его рука снова обвила мою, как если бы я была частью его тела, частью его силы. Он вёл меня вперёд, как игрушку, показывая всем вокруг, что я была его. Все взгляды обратились к нам, и я знала, что он наслаждается этим, наслаждается тем, как я иду за ним, как он контролирует каждое моё движение.

В зале было полно людей. Но для Бондарёва мы были главными героями этой сцены, и никто не мог остаться без внимания. Он не замедлял шаг. Не оглядывался. Его взгляд был сосредоточен на том, что было перед нами. Он вёл меня, показывая всем, что я — его. Эта мысль снова накрыла меня, как удавка. Я не могла скрыться. Я не могла быть собой.

Мы подошли к бару. Он сразу же схватил бутылку коньяка и налил себе в бокал. Я стояла рядом, ощущая, как его напряжённость сменилась на расслабление. Он отпил, его взгляд остался холодным и властным, а всё вокруг — как будто для него не существовало ни людей, ни мнений. Он наслаждался моментом, наслаждался тем, как я была рядом, как его собственность, как предмет, который он мог демонстрировать.

Я чувствовала себя пустой рядом с ним, как если бы не было ничего настоящего. Всё было чуждым и искусственным. Он пил, не замечая, как я стояла рядом, и я снова ощущала, как растёт пропасть между нами. Это не было отношениями. Это было покорение, и я не могла от него уйти.

Он продолжал пить, наслаждаясь своим положением, а я — просто стояла. Тень. Молча.

Вечер тянулся. Я стояла в углу, почти невидимая в этом глухом, блестящем зале, где каждый взгляд был полон интереса, но не для меня. Бондарёв был в центре внимания. Он разговаривал с мужчинами, смеялся с ними, делился какими-то предложениями и планами. Они обсуждали дела, угощались, наливали себе в бокалы, а я — стояла, как тень, почти сливающаяся с обстановкой. Слишком яркое платье, которое сковывало движения, сдавливало грудь, не позволяло свободно дышать. Мне не хотелось быть здесь. Я не хотела быть частью этой игры.

Я сделала шаг назад и отошла к колонне, прижалась к ней спиной, почти закрывшись ею от взглядов. Здесь было немного тише, но не легче. Тот самый холодный, тяжёлый взгляд Бондарёва, который я почувствовала, когда он случайно обернулся и заметил, что я скрылась из поля зрения, был как яростный удар по глазам. Он не подходил, не говорил. Но я знала, что он следит.

Мои пальцы сжались в кулаки, и я вновь посмотрела на своё отражение в стекле — это платье, слишком яркое, слишком обтягивающее, обнажающее меня перед этим миром, в котором не было места для меня.

Тогда я услышала шаги. Сначала тихие, еле заметные, потом быстрее, почти неуловимо. Я повернулась, но успела лишь почувствовать, как чья-то рука сильно накрывает мой рот, перекрывая дыхание.

- Тихо. - Это было не просто шептание, а приказ. Грубый, уверенный.

Я пыталась вырваться, но рука, закрывавшая мой рот, была сильной, а у меня не было сил сопротивляться. Я не спала уже несколько дней, и усталость выжигала меня изнутри, лишая силы бороться. Я чувствовала, как меня начинают тянуть назад, в сторону выхода. Мои ноги не слушались, словно каждый шаг давался с болью, как будто я всё-таки пыталась не идти, пыталась вырваться, но меня просто вели.

Силы покидали меня окончательно, и я не могла понять, что происходит, не могла контролировать, что будет дальше. Я пыталась крикнуть, но рука так сильно сжимала мой рот, что мне даже не удалось выдать ни звука.

Меня отвели к припаркованной машине. Всё происходило слишком быстро, чтобы я могла что-то осознать. Я едва чувствовала землю под ногами. Кто-то подталкивал меня, снова беря за руку, уверенно, без малейшей заботы о том, что я могу захотеть сопротивляться.

- Всё под контролем. Ты не переживай, - говорил голос из темноты. Это был тот же человек, что накрыл мой рот, и его голос был уверенным.

Не переживай

.

Всё под контролем. Но я больше не могла верить этим словам. Я уже была слишком измотана, чтобы чувствовать что-то, кроме безысходности. Я не могла снова думать о том, что я могла бы выбраться. Я не могла думать о том, что, возможно, есть выход. Я не могла, потому что это требовало сил, а я их потеряла.

Меня посадили в машину. Я не могла двигаться, не могла понять, куда меня везут, не могла думать. Не было сил сопротивляться. Не было сил паниковать. Я просто сидела, и пустота окутывала меня. Молча.

Меня читают намного больше, чем тех, кто оставляет комментарии ;) своих активных я уже знаю (и благодарю????) ЖДУ отзывы тех, кто читает молча, но следит за этой историей… ваше мнение важно автору, мне интересен ваш взгляд на историю, с каким настроением читаете? что нравится? что НЕ нравится?

17

Машина продолжала двигаться в темноте, а за окнами пролетали тени, унося меня всё дальше от привычного мира, от всего, что хоть как-то напоминало бы нормальность. Я почти не ощущала, как время пролетало. Время утратило всякую ценность. Сил не было, даже на паническую реакцию. Моя голова была тяжёлой, а тело – словно истёртое до самой последней капли энергии. Я вжалась в сиденье, пытаясь хоть немного найти покой, но ничего не выходило.

Водитель вел машину с такой сконцентрированной спокойностью, как если бы это был его обычный путь. Он не задавал вопросов, не пытался заговорить. Он лишь изредка поглядывал на меня через зеркало заднего вида, его взгляд был нейтральным, как и его манеры. Я не могла прочитать в его глазах ничего. Он оставался для меня чужим, как пустая фигура, чья роль просто быть посредником между мной и этим миром.

Я снова пыталась не думать. Не думать о том, что будет дальше, не думать о Бондарёве, не думать о том, что всё это может быть частью какой-то новой ловушки. Но всё же не могла отогнать страх, который всё равно оставался в моей груди.

Мои глаза закрылись, и я задремала, не осознавая, как быстро погружалась в сон. Но это не был сон — это было полусознательное состояние, когда мир вокруг становился зыбким, а реальность растворялась в тумане.

Машина остановилась, и я сразу почувствовала, как на меня снова падает тяжесть реальности. Я вздрогнула, открыла глаза и увидела, как водитель открыл дверь и молча помог мне выйти. Я даже не заметила, как мы подъехали к отелю. Я была настолько измотана, что потеряла счёт времени и пространства. Водитель молча вел меня, не давая времени на размышления. Я пыталась держаться на ногах, хотя ощущала, что буквально проваливаюсь в этот туман. Мои шаги становились всё более неуверенными. В голове было много вопросов, но ни одного ответа.

Когда мы вошли в номер, то я чуть не потеряла сознание, увидев Его.

Каримов.

Он стоял рядом, спокойный, как всегда, с лёгкой тенью на лице. Моё сердце вдруг застыло. Его присутствие было как свет в конце туннеля, и мне казалось, что я едва не потеряла сознание от того, как сильно меня охватило чувство… надежды?

Неужели это он?! Неужели он помог мне сбежать!? Это не могло быть правдой. Мы ведь не виделись, почти не общались. И вот теперь он здесь, передо мной, и мне нечего было сказать. Я не могла поверить в то, что он может быть на моей стороне.

Он кивнул водителю, и тот, без лишних слов, ушёл, оставив нас двоих в номере.

Я не могла оторвать от него взгляда. Он смотрел на меня так же внимательно, как всегда. Его глаза будто бы видели всё. Он осмотрел меня с ног до головы, задержав взгляд на моей разбитой губе. Я почувствовала, как в груди поднялось что-то тяжёлое, как камень, который не даёт дышать.

- Тебе и сейчас не нужна помощь? - его голос был тихим, но таким же хладнокровным, как всегда. Он снова заметил, что я скрываю правду. Он знал. - Или попрощаешься со своей гордостью?!

Я молчала. Зачем отвечать? Всё было очевидно.

- Смотрю, шрамов на тебе прибавилось. - он слегка склонил голову, всматриваясь в мои губы, на которых красовалась свежая рана.

Тогда я поняла, что он знал. Всё, что я пыталась скрыть от него, было уже раскрыто. Он знал, о чём я молчала, о чём не говорила. Он знал, что Бондарёв оставил на мне эти шрамы, и я не могла больше врать. Мой взгляд потух. Я не знала, что сказать. Как я могла объяснить ему всё, что происходило? И вот теперь, стоя перед ним, я ощущала всю свою уязвимость. Я была на грани, и он это знал.

- Я... - слова просто не шли.

- Если бы не твоя сестра, - начал он, а внутри меня уже всё сжалось, - то я нихера бы не узнал. И, возможно, не успел. - его взгляд становится тяжёлым, кулаки сжимаются.

Он по-прежнему такой же большой. Масивный. Крупный. С пронзающим меня взглядом. Ярким. Уверенным. От которого не скрыться.

Нервно сглатываю.

- Ты дохера гордая у нас значит?! - снова прищуривается Ратмир. - Ну так давай, скажи, что моя помощь бесполезна. И иди обратно.

Он злился. Я чувствовала это всем своим телом. Нервное напряжение окутывало нас в этом пространстве. Я должна была поступить по-другому. Должна была попросить помощи. А получается, что попросила Маша? И он помог. Нашёл меня. Забрал.

- Предлагаю сделку, только помоги мне, прошу! - я упала перед ним на колени без сил.

Он молчал. Стоял передо мной, держа руки в карманах брюк, и молчал. Напряжение тянулось между нами.

- Я беру тебя под свою защиту, а ты сделаешь всё, что я скажу. Согласна? - низким баритоном произносит Каримов.

Медленно. Властно. Словно растягивает удовольствие своего влияния на мой выбор.

У меня есть выбор?! Кажется, снова нет.

- Согласна. - выдыхаю.

Вижу, как он довольно ухмыляется.

- А теперь иди и сними это блядское платье! Раздражает, блядь, меня! - он указал рукой на одну из спален.

Я медленно ступаю в тихую спальню номера отеля, ощущая каждое движение усталыми ногами. Вся моя кожа словно натянута, будто я только что пробежала марафон, но на самом деле — это просто результат давно забытой бессонной ночи, нервных переживаний и усталости, давящей изнутри. Взгляд скользит по комнате: мягкий свет, блеклый ковер под ногами, и я — уставшая тень, которая уже не знает, что чувствует.

В моих ногах еще осталась острая, пульсирующая боль от шпилек — туга, как будто каждая кость, каждая мышца, кричит о необходимости снять их. Я делаю шаг к кровати, медленно, чтобы не потерять равновесия. Поднимаю руку, чтобы снять обувь, и чувствую, как тепло и облегчение разливается по ногам, когда я освобождаю их из этой неудобной обуви! Внезапно ноги словно оживают, будто просыпаются после долгого сна. Я разминаю их, ощущая, как мышцы, напряжённые и зажаты, начинают расслабляться.

Взгляд падает на платье. Оно — откровенное, бессмысленное и в то же время вызывающее. Я чувствую, как оно прилипло к телу, будто в нем застыли мои тревоги. Снимаю его, и оно сползает с меня, оставляя ощущение прохлады на коже. Подхожу к шкафу, надеясь найти что-то более комфортное, что-то, что сможет укрыть меня. Внутри — халат, белый, тонкий, из гладкого шелка. Я выбираю его, надеваю сверху и завязываю пояс, стараясь скрыться за мягкой тканью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мои глаза слипаются, и я ощущаю, как усталость накатывает волной. Глаза темнеют, перед ними мелькают образы ночных тревог, бессонных часов, переживаний, которые не дают мне покоя. Внутри — тяжесть, словно груз. Я выжимаю из себя последние силы, чтобы подняться и выйти обратно в комнату. Каримов всё еще сидит, погружённый в телефон, его взгляд — деловитый, сосредоточенный. Он будто занят важными делами, и я ощущаю, как его глаза задерживаются на мне, когда он поднимает взгляд. Он смотрит так внимательно, что я будто становлюсь прозрачной.

Ратмир молча осматривает меня, и внутри — вихрь чувств. Неуверенность, усталость, желание уйти, скрыться, спрятаться за этой тонкой тканью халата.

- Иди спать. Поговорим завтра.

Его слова — как команда, как приказ, и я понимаю, что больше нет сил сопротивляться. Мне нужно просто уйти, укрыться от всего этого. Я делаю шаг назад, возвращаюсь в свою комнату. Ложусь на кровать, и тут же ощущаю, как тело полностью расслабляется, как будто я — растворяюсь в мягкой постели. Глаза закрываются сами собой, и я проваливаюсь в сон. Мои мышцы — тяжёлые, но приятные, дыхание — ровное, и внутри — тихий покой, которого так давно не было.

Ратмир

Остался один. Тишина давит. Комната в полумраке — только лампа у кресла горит, косой жёлтый свет. На столе пепельница полная, телефон вибрирует каждые десять минут. Сигнал слабый, но всё ещё держит. В уши бьёт только тиканье часов и глухие гудки, когда кто-то кладёт трубку раньше времени.

Мы её вытащили. Это главное.

Не знаю, чем бы всё закончилось, если б мы тогда не начали шевелиться. Алекс, мразь та ещё, думал, что можно так просто взять и затащить бабу к себе. Силой. Не спрашивая. Он её держал, как игрушку. За стеклом, под охраной, и вроде бы всё «по любви» — но только по его.

Началось всё с Машки. Сестра её быстро сообразила, куда за помощью бежать надо, в отличии от сетры. С ней проще, она прямо на вопросы отвечает, а не врёт, как некоторые. Пришла ведь ко мне в кабинет, со слезами на глазах. А Мира? Гордостью своей подавилась блядь?!

Сначала не поверил. Думаю, драма какая-то очередная. Но потом начал копать. Интуиция, знаешь, штука у нас ценная. И чем глубже копал — тем тухлее становилось. Алекс оказался не просто психом, он реально устроил под неё клетку. Охрана, телефоны глушит, за ней люди ходят, как тени. Ещё и всё зачищает — фото, упоминания, всё чистит, как будто её и не было. Вот тогда я понял — назад дороги нет. Мы влезли.

Подключил своих. У каждого — своя задача. Один — пробивка, один — наружка, третий — доступ к системам слежки. Я координировал всё сам.

- Работаем без шума. Ни шагу в сторону, пацаны. Если косяк — я вас сам закопаю!

Они знали — я не шучу.

Мы узнали, что Алекс объявится на закрытом вечере. Притащит её, как трофей. Типа показать, что она его. Ага. Показал. Только не всё по его плану пошло.

Я отправил туда своего человека — он у нас спец по таким делам. Тихий, незаметный, но если надо — врежет так, что зубы по полу. Он должен был найти Миру и вывести её, не поднимая шум. Всё — под шум музыки, в темноте, через боковой выход, где камеры не смотрят.

И он справился.

Сейчас она в безопасности. Спит, наверное. Завтра мы уедем. В другом городе её не достанут. Ни Алекс, ни его шавки.

Трещит телефон. Смотрю — Самир.

- Ну чё, герой хренов, как ты там? Жив? — голос ехидный, как всегда.

- А ты как думаешь? Мы свою часть сделали. Девку вытащили, твою долю закрою — не ссы.

- Я не про деньги. Ты впрягся, как будто она тебе кто. Прям глаза горят.

- Не твоё дело, блять.

- Этот Алекс урод похлеще тебя оказался, этого выдержать не можешь?! - снова ухмыляется Самир.

- Заткнись. - выдыхаю дым. - Как там сестра? Конторишь?

- Естественно. За бабки глаз с неё не спускаю.

- Вот и не базарь, я тебе не за это плачу.

- Он там уже кипиш наверное поднял, что девку из под носа увели. Смотри, осторожнее.

- Переживаешь, что некому будет тебе выплатить?

- Харе за деньги, ты знаешь, что я не только ради них. Ни хочу, чтоб ты из-за бабы левой пострадал. Этот вообще отбитый на голову походу.

- Разберусь.

Сбрасываю.

Смотрю на карту. Маршрут построен. Люди на местах. Телефоны чистые. Гостиница, где она сейчас, под охраной. Ещё пара часов — и мы выезжаем.

Поднимаю трубку.

- Связь есть? Передай на точку, что выезжаем по графику. Поняли? И чтоб ни один мудак не засветился, блядь! Ясно говорю?

- Принято.

Выключаю лампу. Последняя затяжка — и в темноте видно только искру от сигареты.

Всё идёт по плану.

Завтра — мы исчезаем.

18

Мира

Я проснулась от стука… нет, не стука — шагов. Чужих, тяжёлых, уверенных. Потом голос. Мужской. Глухой, хрипловатый.

- Вставай. Нам пора.

Открываю глаза. Потолок незнакомый. Комната — полутень, плотные шторы, тишина. Где я? Глаза щиплет, тело ватное. Вчера?.. Что было вчера?..

- Эй! Просыпайся. Не время лежать, слышишь?

Рядом стоит он. Высокий, крепкий, хмурый. В тёмной футболке. Ратмир.

Точно.

Это он.

Теперь всё как будто трещит внутри. Алекс. Чужие руки. Паника. И тот мужчина, который появился из темноты, схватил меня, а после помог сбежать.

Я моргнула, села на кровати.

- Через двадцать минут мы должны выехать. Пока мои парни держат дорогу.

Я сжалась, натянула халат потуже. Единственное, что на мне было — белый гостиничный халат, на голое тело.

- Мне не в чём ехать, — прошептала я, ощущая, как глупо это звучит, но мозг цеплялся за мелочи, чтобы не сойти с ума. - У меня нет ни одежды, ни обуви...

Он резко обернулся.

- Ты серьёзно сейчас? Ты реально про шмотки думаешь? — голос стал резким. — Тебя вчера чуть в рабстве не оставили, а ты про моду загнала? У нас десять минут, не больше. Потом перекроют трассу.

Я вздрогнула. Он был прав. Но я всё ещё не до конца верила, что всё это происходит наяву. Ноги холодные, сердце глухо стучит в груди. Всё вокруг — как будто в дымке. Но запах сигарет от его футболки настоящий. И гнев в его голосе — настоящий. И я тоже настоящая. И живая.

Поднялась. Халат соскользнул с плеча — дёрнула обратно. Пошла в ванную. Трясущимися руками включила воду. Холодную. Когда я вернулась — в комнату занесли завтрак. Стол накрыли молча, оставив поднос у окна. Я даже не заметила, кто это был — всё происходило как сквозь стекло.

Живот сжался. Я не ела… сколько? Сутки? Двое?

Села, отломила кусок хлеба. Он хрустнул. Потом ещё. И ещё. Через пять минут я уже жевала как безумная — бутерброд, яйцо, фрукты, чай. Всё шло внутрь, будто это был последний приём пищи в моей жизни. Может, так и есть.

А он в это время говорил по телефону. Стоял у окна, спиной ко мне, и рычал кому-то в трубку:

- Где он? Почему не на точке? Я сказал без промедлений, сука! Если он не на месте, я лично его найду, понял? Не облажайтесь.

Он повернулся.

- Готова? Надевай, что есть. Дальше по дороге решим.

Я кивнула. Шлёпнула на ноги гостиничные тапки, запахнулась потуже.

Он распахнул дверь — и я, будто во сне, пошла за ним.

Задний двор. Утро было серое, туманное. Влажный асфальт, пар от дыхания. Стояла чёрная машина с тонировкой. Двигатель уже работал.

Ратмир открыл дверь.

- Садись.

Я не спрашивала куда. Не спорила. Просто влезла внутрь. Села, замерла. Дверь захлопнулась.

Мы поехали.

Я не знала, куда он меня везёт. Не знала, что будет дальше. Знала только одно — назад дороги нет.

И теперь — я под его защитой. Мы заключили сделку. И, возможно, этот грубый, злой, но решительный мужчина — моя единственная надежда выбраться из кошмара, который Алекс пытался превратить в мою реальность.

Машина неслась по шоссе, асфальт под колёсами шумел, будто стараясь заглушить тишину внутри. В салоне стояла натянутая пауза. Я сидела, прижавшись к стеклу, наблюдая, как просыпается город — редкие машины, пустые улицы, вывески магазинов, которые ещё не зажглись.

Я не выдержала.

- Куда мы едем?

Ратмир даже не повернул головы, смотрел вперёд, вцепившись в руль.

- Домой.

- Домой?

- Ко мне.

- А что значит к тебе?! - напряглась я.

Он вдохнул носом, как будто хотел что-то сказать — и передумал. Поджал губы. Через пару секунд всё-таки буркнул:

- Ты задала уже три вопроса. Лимит исчерпан.

- Я хочу знать, что со мной будет! — я вспылила.

Он повернулся. Медленно, но так, что мне сразу захотелось замолчать. В его взгляде не было злости — только напряжение и жёсткость. Сдержанный огонь.

- Блядь, ты в моей машине потому что я тебя вытащил, тебе мало?! Если б не я — сейчас бы тебя красили, причёсывали и вели обратно к нему, как собаку. Поняла?!

- А как ты вообще смог это провернуть?

- Люди. Связи. Умение думать. Сейчас мне важно вывезти тебя живой.

Но мне было мало. Он раздражался — но я не могла молчать. Не сейчас.

- Ты мог бы сразу сказать, что везёшь меня к себе. Это часть сделки, да? Я теперь у тебя, как… не знаю. Под присмотром?

Он повернулся чуть резче, подбородок поднял.

- А ты чего хотела? Пока на тебя такая охота, я тебя держу рядом. Без истерик.

Он помолчал, потом добавил:

- А теперь давай. Твоя очередь. Рассказывай, как ты до такого докатилась.

Я сглотнула. Горло сдавило. Никаких слов не шло. Я чувствовала, как в груди что-то сжимается. Не от страха перед ним — от страха сказать вслух. Как будто если скажу — всё станет снова настоящим.

Он глянул на меня из-под бровей, терпеливо, но с нажимом:

- Я жду. И давай без вранья — я уже многое про него знаю.

Я поёрзала на сиденье, натянула халат плотнее. Отвела взгляд в окно. Губы пересохли.

- Он знакомый моего отца. Отец был связан с криминалом. Отсутствовал почти всё моё детство, а когда я выросла, то случайно столкнул меня с Алексом.

Я говорила медленно, сдавленно, словно выдавливая каждое слово.

- Случайно?! Нихера себе. - не сдержался он. - Дальше.

-Он говорил, что я его вещь. Что он меня выбрал. А я должна понять, как мне повезло.

Голос дрогнул. Я закусила губу.

- Продолжай.

- А потом он забрал меня к себе. Без спроса. Просто… привёз в свой дом и сказал, что теперь я живу тут. Началась охрана. Камеры. Телефоны — под контролем. Всё.

Ратмир молчал. Только челюсть поджалась. Я всё-таки рискнула взглянуть на него. Глаза жёсткие, упрятанные в тень от бровей.

- И? Недоговорила.

-

За неповиновение — он бил. Тогда… тогда и появились те шрамы, которые ты видел. Это он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Голос совсем осип.

- Соврала мне, получается?! - он бросил на меня взгляд.

- Он говорил, что без него я никто. Что если не он — меня никто и не вспомнит. Что теперь я в его собственности, навсегда.

Я замолчала. Сдавлено дышала. Лоб вспотел, руки дрожали.

- Он… пьёт много. Когда выпивает — хуже всего. Беспредел полный. Стены дрожат от криков.

На секунду снова повисла тишина.

- Так вот, Каримов, — выдохнула я, глядя в окно, — если ты решил меня продать обратно, то скажи сразу. Я хоть не буду строить себе иллюзий.

Ратмир тихо хмыкнул.

- Если бы я хотел тебя продать — я бы не собирал команду и не вытаскивал тебя, рискуя своими людьми.

Я кивнула. Медленно. Не зная, верю ли я. Не зная, могу ли. Просто тяжело дышать. Я отвернулась к окну, прижала лоб к холодному стеклу. Мир за ним размывался — деревья, трасса, силуэты машин, стекающие в бесконечность. Молчание в машине было гулким. Только ритмичное урчание мотора и редкие обрывки команд, которые Ратмир бросал в трубку — коротко, сухо, будто сдерживая внутри целый шквал. Он — как порох: пока лежит спокойно, не страшно. Но дай только искру.

Мы заключили сделку.

Он защищает меня. А я… делаю то, что он скажет.

Не потому что хочу.

А потому что у меня больше не осталось выбора.

Никакого.

Если бы не Ратмир… Я даже не знаю, где бы была сейчас. Вернее — знаю. Но не хочу туда возвращаться даже в мыслях. Алекс держал меня, как зверя в клетке. И если бы не этот человек рядом — этот жёсткий, опасный, чужой — я бы из той клетки уже не выбралась. Никогда. Он вытащил меня. За пару дней. Каримов копал, искал, связывался, подключал людей. Всё организовал, рассчитал, провернул. Никто не понял, как я исчезла.

Он умный.

Очень.

Стратег.

Но в этом и беда.

Потому что он тоже не подарок.

Каримов не похож на тех, кто спасает ради благодарности. Он — из тех, кто спасает, потому что ему надо. Потому что решил, что так будет. Он не спрашивает. Он действует. Жёстко, резко, по-своему. Он вошёл в мою жизнь, как буря. Ни стука, ни предупреждения. Словно всё это время стоял за дверью и ждал, когда я окончательно надломлюсь. И теперь… я ему должна. Целиком. Без остатка.

И знаете, что самое страшное?

Я не знаю, чем он за это попросит расплатиться.

Он ничего не говорит. Ни намёков, ни условий. Только фраза, которая гудит у меня в голове:

"Я беру тебя под свою защиту, а ты сделаешь всё, что я скажу"

А что он попросит? Что в его голове? Что он считает "расплатой"?

Я не хочу об этом думать.

Пытаюсь прогнать эти мысли — но они возвращаются.

Чем он вообще занимается? У него люди — с оружием, с машинами без номеров, с лицами, у которых взгляд, будто уже десять жизней прошли. Они слушаются его беспрекословно. Рискуют ради него. Спокойно идут под пули, если скажет.

Обычные люди так не живут.

Так живут опасные. Те, про которых шепчутся на задворках. Те, чьё имя в чужих телефонах стоит без фамилии, без фото. Просто "Р."

Ратмир Каримов.

А теперь — он сидит рядом.

Грубо, властно, но тихо. В его тишине больше смысла, чем в чьих-то криках. Он не орёт — он давит. Просто своим присутствием. Своим взглядом. Своим решением, которое уже принято, даже если ты его ещё не слышала. Я не знаю, спаслась ли я. Или просто поменяла тюрьму.

Одна клетка — бархатная, с золотыми решётками, но ссадинами на спине. Другая — на колёсах, чёрная, с пахнущим табаком сиденьем и мужчиной рядом, от которого пахнет страхом.

Что будет теперь?

Я не знаю.

***

Чёрная тонированная машина медленно въехала во внутренний двор. Широкие кованые ворота закрылись за нами с глухим металлическим щелчком. Я не знала, почему это так подействовало — но сердце тут же сжалось. Будто мир опять захлопнулся. Снова без выхода.

Перед глазами — массивный особняк, выдержанный, дорогой, как на обложках архитектурных журналов: фасад из светлого камня, колонны, чёткие линии, строгие формы. Но не вычурный, не пафосный. Всё сдержанно, дорого и… по-мужски. Ни одного лишнего украшения. Даже сад — выстриженный до миллиметра, будто под линейку.

Во дворе — несколько машин. Большие, чёрные, грозные. Такая техника не для покатушек. Это боевой автопарк, и сразу ясно, кто тут хозяин.

Ратмир заглушил двигатель, не сказал ни слова и вышел из машины. Я осталась сидеть, не зная, можно ли выходить самой. Через секунду он открыл мне дверь, кивнул.

Я поднялась на ватных ногах и прошла за ним по каменным ступеням. Странное чувство - как будто я в логове зверя, который спас от другого, но остался всё тем же хищником.

Внутри — просторно и… гулко. Дом пах табаком и деревом. Но всё равно — пусто. Гостиная огромная, но неуютная. Ни подушек, ни фото. Только мужская практичность: тёмные стены, кожаный диван, бар в углу и оружейный сейф, не особо скрытый от глаз.

- Здесь никто не живёт, кроме тебя? — вырвалось у меня.

Он хмыкнул.

- Нет.

Я прошла чуть дальше, разглядывая стены. Мне было не по себе. В этом доме каждый метр дышал контролем.

Ратмир махнул рукой, ведя вглубь:

- Комната твоя. Вещи — там.

Я повернулась — на кровати стоял мой чемодан. Тот самый. Узнаваемый, со стёртой наклейкой сбоку.

- Это Маша передала?

Он не смотрел на меня, только кивнул.

Я резко вскинулась:

- А где она? Где Маша сейчас? Она в порядке?!

Он остановился. Повернулся ко мне медленно.

- Слушай внимательно, Машей занимается Самир. Я плачу ему за это. Поэтому мне очень надо, чтобы ты не устраивала истерик и нормально исполняла то, о чём мы с тобой договорились. Чем тише ты здесь, тем спокойнее там, поняла?!

- Я просто хочу с ней поговорить! Хотя бы на минуту. Мне надо знать, что с ней всё в порядке!

- Надо?! — его бровь резко дёрнулась. — Тебе надо сидеть тише воды и ждать указаний, а не требовать.

Я сжала кулаки.

- Ты обещал, что я буду в безопасности! Безопасность — это знать, что сестра жива.

- Ты сейчас здесь, потому что я так захотел. И она сейчас там, куда я её поставил. Хочешь всё испортить — вперёд. Только помни, если Самиру что-то покажется — он её просто отпустит. В никуда. На улицу. А ты знаешь, кто может её найти первым?

У меня перехватило дыхание. Щёки вспыхнули. Глаза наполнились слезами, но я не позволила им скатиться.

- Дай мне поговорить с ней. — тихо, сдавленно. - Просто… услышу голос, и всё. Больше ничего.

Он молчал. Долго. Затем со вздохом достал свой телефон, не глядя кинул его мне.

- Две минуты. По громкой. И не вздумай…

- Я знаю.

Я дрожащими руками набрала номер. Удивительно — он был сохранён. Сама не знаю, почему это удивило. Всё под контролем у него, до каждой цифры.

Гудки. Один. Второй.

- Алло? — голос Маши. Усталый. Встревоженный.

- Маш! Это я. Это Мира. Всё хорошо. Я… у Каримова.

-

Я так переживала, я…

- Тсс, подожди. У нас только минута. Как ты? Где ты?

- Не знаю. Меня пересадили в какую-то квартиру. Всё чисто, спокойно. Рядом охранник. Сказали, что Самир отвечает за меня.

- Он нормальный?

- Пока да. Не трогает. Просто охрана.

И тут, словно как сигнал, рука Ратмира вырвала у меня телефон.

- Теперь слушай меня. - Он встал напротив. Говорил жёстко, отчеканивая слова. - Здесь правила простые. Первое — ты не звонишь без разрешения. Второе — не выходишь из дома без меня или моих людей. Третье — ты не устраиваешь истерик. Я ясно выражаюсь?!

Я молчала. Он наклонился ближе:

- Не слышу?!

- Да.

-

сквозь зубы. С ненавистью. С обидой.

Он развернулся и пошёл к выходу. Бросил через плечо:

- Отдыхай. Скоро начнём.

Я осталась одна в комнате. С чемоданом. С пульсом в горле. С ощущением, что спасение — понятие очень относительное.

19

Ратмир

Сигарета медленно тлела в пальцах, выдыхая сизый дым вверх к потолку. Я откинулся в кожаное кресло, глядя, как он лениво поднимается и тает. За окном вечер. В кабинете полумрак, тишина, только щёлканье зажигалки Руслана, пока он чиркает огонь.

- Ты, мать твою, серьёзно полез за неё?! — его голос прорезал тишину, как лезвие по стеклу. - Каримов, ты башкой ебанулся, а?

Он присел на подлокотник кресла напротив, затянулся и посмотрел на меня снизу вверх. Старый друг.

- Рус, — говорю я спокойно, выпуская дым, - не тебе судить, в кого и когда я влезаю.

- Да мне-то чё, - он ухмыльнулся, - просто ты всегда говорил: "чужие суки — чужие проблемы". А тут вон оно как. Ради какой-то Миры ты людей своих под пули гонишь, инфу пробиваешь, шевелишь все связи, которые лучше бы спали. Ради кого? Бабы, которая тебе никто?!

- Ну, а если никто, чего ты так кипишуешь? — я прищурился. - Или тебе жалко, что я не по твоей наводке пошёл?

- Да мне плевать, по чьей ты пошёл! — он вскочил, прошёлся по кабинету. - Я о том, что у нас дела, риски, ответственность. У тебя, бля, войны свои под носом, а ты влюблённых психов разруливаешь.

Я усмехнулся. Тихо, почти беззвучно.

- Он не просто псих. Он хотел забрать её под себя, как вещь. А я такое дерьмо терпеть не буду.

- А ты кто ей? — спросил он резко.

Я встал. Медленно, без спешки. Подошёл к бару, налил себе пару пальцев коньяка. Сделал глоток.

- Я не могу спокойно смотреть, как он по улицам ходит и думает, что может делать, что захочет.

- Ты каждый день на это смотришь. И обычно молчишь.

- А вот в этот раз — нет.

Руслан выдохнул.

- Ты меня не слышишь. Это может плохо закончиться. Эта история уже на слуху.

Я обернулся к нему.

- Если я влез — значит, так надо. И я сам решу, где мне стоп, а где — дальше.

- Из-за неё, да? — он пристально посмотрел.

Я не ответил. Сделал ещё глоток, поставил стакан.

- Уйди с этой темы, Рус. Не твоё.

Он помолчал. Потом рассмеялся — глухо, с хрипотцой.

- Ну ты даёшь, Каримов… Ладно. Делай, как знаешь. Только не жди, что я потом твоих пацанов отгребать буду, если опять чё-то рванёт.

Я затянулся, откинулся в кресле и выдохнул дым в потолок.

- Слушай, Рат, а ты мне вообще скажи, откуда вся эта телега покатилась?

- Она заявила, что у неё батя был бандит

.

Типа, не помнит его толком. Съебался когда ей мало лет было. А потом, говорит, объявился, и... что-то там пошло не так.

- Ага, "что-то там"

, -

бросил Рус. - Ты меня извини, но вот так оно и начинается — "ой, бедная девочка, папка был плохой, потом пришёл злой дядя, спасите меня Каримов". И ты, бля, повёлся.

Я повернул голову, прищурился.

- Хорош пиздеть. Я ж не с дуру двинул. Там ситуация серьёзная была. Не нравится мне, когда по беспределу.

- Да, но ты ж не в соцслужбе,

—

Руслан развёл руками. - Мы тут людей пробиваем, грузы кроем, с братвой по периметру держимся. А ты кого спасаешь, а? Чужую суку, которую вообще первый раз в жизни видел!? Ты себя слышишь?

Затянулся снова, выдохнул через нос. Голос стал глухим, жёстким.

- Я не про неё думаю, а про то, что за этим всем стоит. Сказала, батя у неё был мутный. Связи имел, типы какие-то вокруг крутились. Потом исчез — и вдруг спустя годы появляется. И не один, а с хвостом. Слишком аккуратно всё.

- И ты чё думаешь? Что она не просто так попалась?

- Вот именно, Рат,

—

Руслан ткнул пальцем в воздух. - Я об этом и говорю! Может, это не случай. Может, кто-то всё это выстроил. Красиво. Девка — якобы жертва, ты — спасатель. И хоп — ты уже втянут. Все смотрят. Все знают. А завтра — хлоп, и инфа утекает, и ты в центре какой-нибудь грязи. А? Не думал так?!

Я молчал, но в глазах что-то зашевелилось.

Руслан продолжил, поддавливая:

- Мы слишком давно в этом, чтобы верить в сказки. Таких "бедных" девок, у которых "был батя, но он исчез", — тысячи. И почти всегда это либо приманка, либо херь. Чё, первый раз, что ли?

- Поэтому, — я перебил, - нужно пробить старика. Полностью. От и до. Где был, с кем был, на кого работал, какие группы, какие связи. Если он хоть раз в жизни с кем-то из сталкивался — я хочу знать.

Руслан вздохнул, потянулся за телефоном:

- Ты реально хочешь влезть? У нас с восточной стороны по ходу снова актив идёт. Старые типы вылезли, плюс таможня опять даёт сбой. А ты хочешь копать какого-то потерянного батю какой-то тёлки?

- Я хочу знать, кто у меня под крышей. Понял? Не просто кто — а зачем. Мне не нужна слабая точка, которую мне в спину потом вставят. И если она часть какой-то игры — я узнаю. А если просто дочка старого шакала — тоже полезно знать, с кем кровь.

- Ты ещё и в дом её свой пустил?! Бля, это точно подстава. Смотри, что сейчас вернёшься - тебя там и повяжут, сука.

- Не мороси.

Руслан пожал плечами, будто смирился:

- Ладно. Дам задание своим. Поднимем архивы, пошерстим в связях.

Мы оба замолчали. Оба знали: это дело — не просто девка, не просто вспышка. В этом был запах чего-то старого. И опасного.

- Ладно, хер с ней, — буркнул он. - Давай по делу. У нас, вообще-то, жопа в трёх направлениях.

Я кивнул, снова потянулся к коньяку.

- Говори.

- Во-первых, эти ублюдки — снова шевелятся. Слышал, у них новый пацан объявился. Какой-то молокосос, но с крышами. Умный, без шума всё делает. Уже пару точек наших перекупили.

- Имена?

- Погоняло — Вяз. Настоящее имя пока пробиваем. По слухам, за ним кто-то из старой школы.

Я скрипнул зубами.

- Опять мрази лезут в город, как будто тут вакансия свободна.

- Так они думают, что ты занят. Думают, что Каримов баб спасает, а дела оставил на самотёк.

Я молча кивнул. Была в этом доля правды. Может, чуть подрасслабил хватку. Или просто стал выбирать, где жать, а где не тратить порох.

- Ладно. Если он свежий, значит, дёргать надо быстро, пока не укоренился. Прессовать по касательной. Через бабки, через страх. Перекинуть пару людей туда, на разведку. И главное — по-тихому.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Руслан кивнул.

- Этим всё неймётся. То наше оружие им давай, то долю в наших грузах. Их человек уже второй раз выходит на меня, предлагает "мир и процветание", но с таким лицом, что у меня аж рука дёргается.

- По-нашему — это "поделись или сдохни", - хмыкнул я.

- Вот именно. Но с ними надо осторожно. Они хитрые, не лезут в лоб, но если зацепят, выковыривать тяжело.

- Пусть думают, что мы "за интерес". Но пока ничего не подписывать. Ни долю, ни коридоры. Пусть ходят кругами.

- Принято.

Мы замолчали на пару минут. Потом Руслан снова заговорил.

- Короче, Рат, — он выдохнул, - работы выше крыши.

Я посмотрел на него. Медленно.

- Мы в этом уже десять лет. И всё ещё на плаву. Значит, не просто так. Значит, у нас есть чутьё. Где надо — жать. Где надо — тормозить. А где надо — вытаскивать тех, кто важен. Даже если не по понятиям.

Он покачал головой.

- Я тебя понял. И если чё — рядом буду. Но ты не расслабляйся.

Я допил коньяк, поставил стакан.

Руслан потянулся, щёлкнул шеей, как будто в спортзал собрался, и ухмыльнулся — та самая его кривая ухмылка, когда он сейчас будет подливать масла в огонь.

- Слушай, — начал он, вытянув слова, — сколько ты её там держал рядом? Сутки? Двое? Успела на уши присесть?

- Завали, Рус, — бросил я глухо, затягиваясь снова.

- Да я просто понять хочу, — продолжал, как ни в чём не бывало. - Ты обычно блядей даже по имени не помнишь.

Я молча встал, прошёлся к окну, затянулся глубже. В лёгких стало жёстко, горько. Дым бил в нос, как правду прямо в лицо.

Он прав. Но он и не прав.

- Не, брат, я всё понимаю. Ты мужик. Ты с яйцами. Но, бля, у нас и так врагов до потолка. Если ты начнёшь за каждую бабу влезать, которую какой-нибудь отбитый решил "собственностью" назвать — нас тут живых не останется.

Я посмотрел на него. Долго. Глаза в глаза.

- А может, я просто не хочу больше быть тем, кто смотрит в сторону, когда творится херня?

Руслан прищурился.

- Ты думаешь, тебя это вытащит? Или наоборот — потопит? Женщина — это не спасение. Это привязка. А ты должен быть, брат, как пуля — без привязок, без тормозов. Иначе тебе — конец.

В кабинете повисла тяжёлая тишина. Только дым вился над нашими головами, будто знал всё больше нас обоих.

Руслан хмыкнул, потянулся за сигаретой, снова зажёг.

- Ну смотри, Каримов.

Я кивнул.

Он усмехнулся. А я снова сел в кресло. Докурил до фильтра. И молчал. Потому что знал, что Руслан говорит правду.

Я остался один. Третий бычок тлел между пальцами. Уже не в кайф — привычка. Сидел, смотрел в ту же точку на стене, где когда-то была пуля. Её давно закрасили, но я помню. Всё, что оставляет след — я помню.

А он прав, сука.

Я и сам это знаю. Слишком хорошо знаю. Женщина — это привязка. Это уязвимость. Это то, на что можно давить, чем можно манипулировать. Это мягкое место в броне, куда потом нож летит, когда ты отворачиваешься. Я же сам так делал. Видел, как чужие бабы становятся рычагом. И давил. Без жалости. Потому что знал, что чувства делают из льва — пса.

Это не ради неё. Это ради принципа. Ради системы, которую я выстроил. Ради своих. Потому что если мои люди увидят, что кто-то может творить херню, а я молчу — всё, хана. Значит, завтра уже не у девушки в подвале проблемы, а у меня в кабинете. Своих надо тренировать. Проверять, как реагируют, как бегут, как ищут. Это как учения. Только реальные.

А она... ну что она? Очередная перепуганная, с глазами, в которых "спасибо" горит громче, чем слова. И что? Сколько я таких видел? Десятки. Сначала смотрят, как на спасителя, потом — как на смысл. А потом — как на угрозу.

Нет, мне не надо этого. Мне не нужна ни она, ни то, что с ней приходит — забота, слёзы, ожидания, обиды. У меня других забот хватает. Я и сплю-то через день.

Чувства — это для тех, кто живёт. А я уже давно просто работаю.

Так что, по факту, я сделал то, что должен. Быстро, чётко, с выхлопом. И даже, если честно, неплохо размялся. Команда сработала чётко. Информация всплыла быстро. Всё, как надо. Даже доволен.

Так почему злость не уходит?..

Почему где-то внутри скребёт.

Я резко затушил сигарету. Посмотрел на себя в отражение стёкол.

- Всё нормально, — сказал сам себе. - Просто чуть отвлёкся.

Листаем, там ещё одна глава >>>>

20

Мира

Дом был тихий. Слишком тихий для человека, который, как Каримов, говорил через зубы, дышал, будто за спиной выжженное поле, и двигался так, что у меня внутри всё замирало. Он не просто спас меня. Он поставил условие —

"ты под моей защитой, но теперь ты делаешь всё, что я скажу"

. Я кивнула тогда, потому что не было выбора.

А теперь я тут. Живу среди каменных стен, где воздух пахнет кожей, дорогим табаком и чем-то ещё — металлическим, тревожным. Как у самого Каримова — запах опасности.

Я шла по коридору босиком — он сказал, что я могу двигаться свободно, «только не суй нос куда не просят». Но в его голосе тогда не было угрозы. Или я её не распознала.

Гостиная была большая, почти музейная. Кожаные диваны, стеклянный стол. Я шла медленно, как будто дом может укусить. И вдруг увидела его — высокий металлический шкаф в углу, почти вписанный в стену. Матовый, тяжёлый, с блеском. Оружейный сейф?

Я подошла ближе, замерла, потянулась — не заперт.

Что? Почему он открыт?

Это было неосторожно. Глупо. Но я уже тянула рукой.

Металл был холодный, тяжёлый. Я достала пистолет — чёрный, массивный, с глухим весом в ладонях. Он был тёплым. Или это мои руки дрожали? Я держала его, как чужой секрет, который нельзя трогать, но ты уже тронул, и пути назад нет.

- Ты совсем охуела?!

Я обернулась резко. Вздрогнула так, будто меня ударили. Каримов стоял в проходе. Широко. Массивно. Как скала. В его взгляде — ярость, в голосе — сталь.

Пальцы у меня дрогнули — и пистолет выскользнул из рук, глухо ударившись об пол. Звук был такой, будто в доме выстрелили — не патроном, а предупреждением.

-Ты чё, блядь, творишь?! — зарычал он.

Я отступила на шаг, сжалась, но не смогла промолчать:

- Мне… мне просто стало интересно. Он был открыт. Я… я не собиралась…

- Да пошла ты со своим “интересом”! — перебил он, подойдя быстро, почти рывком. - Это оружие. Это не игрушка для дурочек, которым стало “любопытно”!

Он нагнулся, поднял пистолет, крутил его в руках, как будто проверял, не испачкала ли я его чем-то. Лицо его было каменное, челюсти сжаты. И в этот момент я увидела — для него это не просто пистолет. Это часть него самого. Как кожа. Как шрам.

- В этом доме много стволов. Я не могу позволить, чтоб ты, нахрен, без спроса, лапала то, что может убить. Поняла?!

Я молчала. Боялась дышать. Но и отводить глаза не могла.

Он резко воткнул пистолет обратно в сейф, с металлическим звуком — бах! — и закрыл дверь. Пальцы его дрожали. Совсем чуть-чуть. Но я это заметила.

- Ещё раз такое повторится — пожалеешь, что осталась жива. Это не шутка. Это мой дом. Моя зона. И тут, если ты не знаешь правил — лучше не трогай ничего!

- Я не сделала ничего такого! — голос мой сорвался, но я не дала ему дрогнуть. - Подумаешь, пистолет. Я не стреляла, не убежала с ним, не навела на кого-то! Просто… потрогала! Человеческий интерес, ясно?!

Каримов застыл. Он медленно повернул голову, как зверь, услышавший вызов. В его глазах промелькнуло что-то, от чего по коже побежали мурашки.

- Интерес? — голос у него был тихий, глухой, как раскат перед бурей.

- Ты сам сказал — свобода в пределах. Так вот, я просто осмотрелась. Ты мог бы спокойно объяснить, а не бросаться на меня!

Я знала, что перехожу черту, но не могла остановиться. Гнев в нём был заразительным. И я тоже злилась.

Он резко шагнул вперёд, одним движением схватил меня за запястье, потянул, прижал к стене. Плечи вдавились в бетон, и между нами остался сантиметр воздуха. Его ладонь сжала мою руку, как капкан.

- Ты не имеешь здесь никаких прав, поняла? — прошипел он мне в лицо, зрачки расширены, челюсть сжата. - Ни голоса, ни инициативы, ни, мать его, "интереса". Ты сейчас здесь, потому что я так решил. Потому что мне удобно.

Я дышала часто, сердце билось где-то в горле. Но я смотрела ему в глаза — упрямо, с вызовом. Потому что если сейчас отведу взгляд — проиграю. Полностью.

Он наклонился ещё ближе. Я чувствовала запах его кожи — табак, металл, холодная ярость.

- Ты не расплатишься со мной и за всю свою жизнь. Поняла, Мира?

Он отпустил моё запястье резко, будто отбросил. Отступил на шаг. А я так и осталась прижатой к стене, будто воздух стал вязким.

Каримов провёл ладонью по лицу, как будто сбрасывал что-то с себя — злость, мысли, может, самого себя. Потом глянул на меня через плечо — холодно, отстранённо.

- В следующий раз не будет слов.

И ушёл.

А я стояла, прижавшись к стене, и не могла понять — мне холодно или я горю.

Я до сих пор чувствовала, как на запястье будто остался его след — тёплый, крепкий, как клеймо. Каримов ушёл, но воздух не разрядился. Только когда я услышала его шаги снова — по полу, вглубь дома, — я поняла: он ещё не всё сказал.

- Слышь, Мира,

—

начал он, вдруг остановившись. Голос тихий, но в нём что-то кольнуло. - Ты про батю своего не договорила. Чё за тип был? Как звать его? Где щас?

Я сглотнула. В груди сжалось. Глаза сами уткнулись в пол.

- Я… я не знаю, - прошептала. - Мы не общались почти. Он… исчез.

Каримов развернулся ко мне.

- Исчез — это как?!

Я чуть нахмурилась, но не ответила. Смотрел прямо. Резко, колко. В лоб.

- Не дури. Если батя у тебя был с улицы — значит, инфа где-то есть. Мне надо знать. Кто он, с кем был, чем дышал. Так что вспоминай.

Я нервно сжала пальцы в кулак. Это было как царапать рану, которой десятки лет. Я не хотела туда. Совсем. Но его взгляд… не оставлял пространства.

- Его… звали Радис, — наконец выдавила я. — Радис Литовский. Он приходил… когда я была маленькой. Но редко. Мама не хотела, чтобы он нас видел.

Каримов кивнул, коротко. Как будто отметил галочку у себя в голове.

- Радис

...

Это уже лучше. И что он делал, чем крутил?

- Мама говорила… что он "по делам". Что у него «братва», что он в «каких-то тёрках». Я не понимаю всего, — я глотнула, — но один раз он пришёл с кем-то. С двумя типами. Они были в золоте. Один без пальца. Я помню.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Каримов прищурился:

- Без пальца, говоришь…

Я кивнула, растерянная. .

- Сказал, что "в память о первом косяке". Я тогда не поняла, а мама закрыла дверь в комнату и увела меня.

Каримов усмехнулся — еле заметно, уголком губ. Но взгляд оставался ледяным.

- Хорошо, дальше. Где он сейчас?

Я замялась. Сердце колотилось. Пальцы дрожали. Я хотела спрятаться куда-то глубоко-глубоко, но он сидел прямо передо мной. Смотрел. Давил.

- Я не знаю. Правда. Он… он объявился пару лет назад. Позвонил. Сказал, что хочет увидеться. Я не сразу согласилась… но встретилась. И там всё пошло… плохо.

- Как плохо? — Каримов наклонился ближе. - Говори конкретно. Без соплей. Что произошло? Кто ещё был? Он на кого-то работал? Или сам по себе?

- Он… он не был один. Пришёл с ещё двумя мужиками. Один — чёрный такой, молчаливый, второй Алекс. Они меня увезли. Типа, "поговорить надо", "время пришло". Он говорил, что хочет меня "забрать под опеку", что я теперь нужна ему. Что «всё по-другому».

Каримов выругался сквозь зубы.

- Опека… Блядь. У них, походу, игра своя шла.

- Потом, когда отец совсем уехал, то за мной начал следить Алекс. Говорил, что отец оставил меня ему. - я затихла.

Он замолчал. Долго. Смотрел на меня. Словно пытаясь понять, где ложь. Где правда.

- Ты точно ничего не знала про его движ? — спросил он наконец. - Ни фамилий, ни связи, ни кто за ним стоит?

- Ничего.

Каримов медленно выдохнул. Повернулся к окну. Глаза у него прищурились. Зубы сжаты.

- Значит, старые долги. Значит, он кому-то должен, и тебя, как бабу из его крови, пустили в залог.

- Я не знала! — вырвалось у меня. - Я бы никогда…

Он повернулся обратно, перебил резко:

- Не пизди. Я не сказал, что ты виновата. Я сказал — ты попала в игру. И теперь я тоже.

- А мать? — Каримов снова вернулся к креслу и бухнулся в него, как будто разговор с отцом был только разминкой. - Она чё, тоже в танке была? Не видела, с кем жила?

Я сразу напряглась. В груди щёлкнуло. Эта тема была ещё хуже, чем отец.

- Не трогай её, — тихо сказала я.

- Ты мне до конца говори. Где она сейчас? Что она знает?

- Ничего она не знает! — рявкнула я резко, сама испугалась от звука своего голоса. — Она переехала! После того как меня… меня передали Алексу, она просто уехала.

Каримов уставился в меня. Молча. Глаза у него были тяжёлые, как свинец. Он будто сверлил ими мне душу.

- То есть ты хочешь сказать, что мать от тебя отказалась и свалила?

- Да! - сжала я кулаки. - Я сама уже всё пережила. Сама, слышишь?! Мне никто не нужен, ни она, ни отец, ни...

- Стоп. — он поднял руку. — Не разгоняйся.

- Не тебе копаться в моём прошлом! — я сорвалась. - Ты кто такой вообще, чтобы лезть?! Мы договорились — я под твоей защитой. Но не лезь в мою душу!

Он медленно встал. Очень медленно. И пошёл ко мне.

Я не отступала — просто замерла.

Он подошёл вплотную. Между нами снова не было воздуха.

Я чувствовала тепло его тела, слышала, как дышит. Медленно, сдержанно.

Взгляд — тяжёлый, будто придавил к полу.

- Ты думаешь, я просто так копаюсь?

- Думаю, да! — бросила я.

- Ты ошибаешься. Я копаю, потому что ты уже не просто “под моей защитой”. Ты влетела в цепь событий, милая. И мне надо понять, что ты в себе носишь. Не обидки, не детские травмы, а инфу. Что могла знать мать? Кому звонила? Кто её знал? Кому могла слить что-то про тебя или про этого твоего отца? Всё. Мне надо видеть поле. Без этого — мне конец. Тебе — тоже.

Я сжала губы. Сердце билось, будто хотело сбежать от всего.

- Оставь, — прошептала я. - Просто… оставь, пожалуйста.

Он схватил меня за подбородок. Не больно. Но резко.

- Нет, ты не поняла. Ты тут живёшь — под моей крышей. И пока ты в этой игре — ты не имеешь права забывать. Ты должна вспомнить каждую мелочь. Каждую тварь, которая когда-то была рядом с твоими родителями. Каждую фразу. Понимаешь?

Я закусила губу. Он отпустил меня.

Я отступила на шаг. В голове всё шумело.

- Ты хочешь, чтобы я жила этим снова? Чтобы я снова копалась в боли, в страхе, в ненависти?

- Хочу, чтобы ты выжила. А для этого надо знать, кто за тобой идёт по пятам. Тебя просто так не вырвали из рук. Значит, ты что-то значишь.

И вот тут — я не выдержала.

Слёзы поднялись резко, как волна. Глаза защипало.

Я отвернулась, чтобы не видеть, как он на меня смотрит.

Но не ушла. Только вжалась в стену, словно она могла укрыть от всего.

- Я… не могу. — голос сорвался. - Я… боюсь.

Тишина. Только как будто воздух потяжелел.

Он не подошёл. Только сказал:

- Значит, придётся научиться. И быстро.

Если глав долго нет, вы знаете что делать ;) Любое мнение приветствуется автором (делитесь, обсуждайте, выражайте свои эмоции после прочтения)

21

Ратмир

Телефон завибрировал в кармане.

Номер — свой. Руслан.

Я вышел на балкон, кинул взгляд вниз — двор тихий. Глубоко затянулся. Сигарета тлела, как мои нервы за последние дни.

- Ну? — бросил я в трубку. - Говори.

- Нашёл кое-что, — сразу сказал он, без лишних телодвижений. - По батяне её, по этому твоему... как его?

- Радис.

- Ага. Он. Ну, чё, очень мутный тип.

Я молчал, щёлкал пеплом в темноту.

- В 90-х на юге крутился. Ближе к границе. Потом — бац — исчез. Его там уже и мёртвым считали, но всплыл лет через семь. С фамилией другой, в другом городе, но хвосты всё равно тянулись. Потом где-то кого-то сдал. Есть подозрения, что по своей дочери стуканул, чтобы договориться. Но это пока не точно.

Я выдохнул, встал спиной к перилам.

- То есть ты хочешь сказать, что она в деле? Подсадная?

- Я не утверждаю, - Руслан затянулся. Я слышал, как щёлкает его зажигалка, он явно тоже на балконе. - Но... много совпадений. Слишком много. Она появляется, её забирают, ты лезешь. Может, это и правда спектакль?

- У неё шрамы на спине. От побоев. - я смотрел в небо, где не было ни одной звезды. - У неё в глазах такая паника, которую не сыграешь.

- Но ты сам подумай. Ты ведь не дурак, Ратмир. Мы оба знаем, как вербуют баб, особенно если у них есть такая "легенда".

- Она не похожа на актрису, — буркнул я.

- А ты похож на идиота, когда говоришь такие вещи, — хмыкнул он.

- Может, и похож, но она не из тех. Я чую.

- Ага, чует он, — Руслан насмешливо фыркнул. - Я тоже одного так "чуял", пока мне не влупили по затылку, и вся моя "чуйка" не оказалась в луже крови. Слушай, давай я сам подъеду. Я посмотрю на неё. Поговорю. Мне пары минут хватит — если она с подлогом, я это по глазам увижу.

- Не надо. — Я резко ответил. - Пока не надо.

- Почему? Что ты уже решил? Ты чё, её себе на цепь поставил, а? — засмеялся он.

- Рус, не гони. Я сказал — не надо. Я пока сам с ней.

- Ты же знаешь, как работают — вкручивают бабу, потом через неё тебе в мозги залезают. Ты ж не первый раз с этим сталкиваешься. Схема то понятная. Ты всегда держал дистанцию. А тут чё?

- Всё под контролем, не мороси.

- А пока ты там с ней в доме своем уединяешься, нам надо ещё вон ту тему закрыть.

- Мой человек поедет к нему завтра. Пообщается. Если надо, прижмём. Жёстко.

- Я бы на твоём месте уже прижал. Пока этот шакал хвостами не обвился.

- Прижмём, Рус. Просто сейчас слишком много всего на мне. Каждое движение — как по минному полю.

- Ну так и не добавляй себе проблем в лице баб с мутной родословной, понял?

- Разберусь.

Он помолчал.

Я отключился, посмотрел в окно. Там, в доме — она.

Сидит в своей комнате. Тихая. Сломанная. Или — хорошая актриса?

Хер его знает.

Но если она и правда — подстава…

Ой бля, не завидую.

Мира

Я лежала в комнате на краю своей кровати. Уже поздно, за окном - темнота.

Пыталась собраться с мыслями. Всё происходящее не укладывалось в голове.

Мой отец, которого я почти не помню, вдруг всплыл из прошлого. Каримов... со своим взглядом, как у волка, который решает, жрать тебя сейчас — или позже. И я сама — будто заперта в доме, который пахнет порохом, кожей, страхом и чем-то необъяснимо мужским. Как будто даже воздух здесь подчиняется его командам.

Я не могу спать в незнакомом месте. Совершенно одна в пустой комнате. Лежу, смотрю на окно и пробирает до дрожи.

Головой понимаю, что дом под охраной Каримова. Здесь забор в три метра, если не больше. Грубый, металлический, просто огромный! Всё окружено, нет ни единого выхода или входа, чтобы он не охранялся. Но, мне всё равно не по себе.

Это не мой дом. Не моя постель. Здесь всё - не моё.

Нервно сглатываю, стараясь отогнать от себя тревожные навязчивые мысли, которые то и дело появляются снова. Пытаюсь отвлечься, думать о чём-нибудь другом, но не выходит.

Поднимаюсь на ноги. Пробираюсь через дверь в коридор, затем осторожно иду к двери, за которой слышу негромкий голос. Каримов с кем-то разговаривает по телефону. Слов не разобрать. Только мужской грубоватый баритон доносится до моих ушей.

Я знаю, он не любит, когда подслушивают. Поэтому, долго не стою у двери, берусь за ручку и открываю, просовываясь внутрь.

Я вошла тихо, будто боялась спугнуть момент.

Он стоял на балконе, прислонившись к перилам, и говорил по телефону низким, усталым голосом. В полутьме его силуэт казался вырезанным из ночи, а тонкая струйка дыма извивалась между пальцев, тянулась в сторону окна.

Он заметил меня. Пауза. Короткое:

- Всё, потом перезвоню.

Телефон исчез в кармане, взгляд — в меня. Тот самый прямой, при котором хочется либо опустить глаза, либо отступить назад.

- Ты чё здесь забыла? — голос обжёг резкостью. - И почему не спишь?!

Я запнулась, но попыталась сохранить вид, что пришла по делу:

- Тут… дым. Курить в спальне вредно. Надо проветрить, чтобы… ну… воздух был свежий. Для сна.

Он чуть прищурился, затянулся снова, будто мои слова прошли мимо.

- Не съезжай с темы.

Ратмир стоял в своей спальне в одних брюках, с голым торсом, как будто это — естественное состояние. Но меня от этого слегка бросало в жар, и я старалась смотреть мимо.

- Я… — слова сами соскользнули. - Я не могу уснуть. Страшно. Тревожно. Снятся… плохие сны.

Он усмехнулся, недоверчиво и немного снисходительно:

- Плохие сны, говоришь?

Я кивнула.

Он указал на свою кровать — широкую, просто огромную!

- Ложись.

Я опешила, глядя на эту постель. Что?! К нему?! В постель?! Ну уж нет! И куда мне деваться?! После всего, что произошло, оставаться одной казалось пыткой. Я не знала, что ответить. С одной стороны, конечно, это против моего желания. Он непредсказуем, опасен, и у меня не будет и шанса дать отпор. С другой стороны - тихое одиночество и бесоница до утра...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ратмир устало стянул брюки и рухнул на свой край, непренуждённо бросив :

- Не трону, если провоцировать не будешь.

- А когда я провоцировала?!

- Вот сейчас, — раздражённо отрезал он.

Я осторожно прошла к краю постели и легла на бок, отвернувшись. Почувствовала, как матрас прогнулся под его весом, как в воздухе остался запах табака и чего-то ещё — его. Постель быстро отдавала тепло, и мне казалось, что оно пробирается глубже, чем стоило бы.

Я долго ворочалась, чувствуя, как каждая складка простыни мешает, как одеяло то душит, то холодит. То на спину, то на бок, то обратно — и всё мимо. Сердце гнало кровь слишком быстро, мысли гонялись друг за другом, как в погоне. Запах его сигареты всё ещё витал в воздухе — горький, прилипчивый, как напоминание, что я здесь не одна. Но сон не приходил.

Когда он всё-таки накатил, это был не сон, а зыбкая плёнка между мной и реальностью. Тревожный, рваный, словно кто-то дергал занавес памяти, показывая мне то тёмный коридор, то знакомое лицо, которое вдруг скривилось в чужую ухмылку. Я понимала, что сплю, но бежать всё равно не могла.

И вдруг — провал, холод, и я рывком сажусь на постели. Грудь рвёт воздух, дыхание короткое и резкое, пальцы дрожат. Кажется, я закричала?!

- Твою мать.

..

— сонно, хрипло, откуда-то рядом. Он шевелится, ворчит: - Чё опять?!

- Мне... кошмар... — шёпотом, срываясь, слова как камни застревают в горле.

- Да что за… — он снова ругается, но уже бодрее. - Ты вообще чего боишься, а? Тут, в моём доме, никто не пройдёт. Тем более, когда я здесь!

- Это не так просто... — я тараторю, не успевая за собственным дыханием. - От этого так просто не избавиться… Это в голове, понимаешь? Оно всё время там. Оно приходит во сне… и... — я зажимаю лицо ладонями, потому что иначе просто расплачусь. - Мне страшно…

- Блять!… — он сжимает зубы. - Ты мне всю ночь так собираешься мозги выносить?

- Мне страшно! И ты не понимаешь, каково это, когда воспоминания давят так, что дышать не можешь! - меня срывает на дрожащий крик, даже голос в моменте просаживается.

- Тихо…не брызгай слезами только, ненавижу это! — его голос ниже, чем обычно.

Мощная ладонь ложится мне на затылок, и в следующую секунду моё лицо утыкается в его тёплую, пахнущую табаком и кожей грудь. Он сжимает меня так, что дрожь уже не находит места. Ложится обратно, но не отпускает — его руки как железная клетка, и от этого становится… безопасно. Я слышу, как ровно и глубоко он дышит, как сердце у него бьётся спокойно, будто весь этот мир — под его контролем.

Щетина слегка колется в макушку, тёплая кожа греет сильнее одеяла. Я не вижу его лица — только чувствую запах, дыхание, силу. В темноте всё остальное исчезает: комната, страхи, даже собственные мысли. Есть только мы, и время будто вязнет, замедляется.

- Спи уже.

Я перестаю сопротивляться — да и не могу. Его жар и тяжесть рук блокируют волнение так же уверенно, как дверь на засов. Дыхание само подстраивается под его ритм. И пока он держит меня, мне не нужно никуда бежать. Я проваливаюсь в сон, и на этот раз там тихо.

22

Ратмир

Просыпаюсь. Голова норм, без тумана, но чувствую — кто-то к боку прилип. Мира. Так и спит, как легла ночью — носом в меня, руки поджала, одеяло мертвой хваткой держит. Не дёргалась, не отворачивалась. Дышит ровно, тихо. Лоб чуть сморщила, губы в трубочку. Видок… мирный, мать его.

Я понимаю — стоит мне пошевелиться, подскочит. Но мне вставать пора, режим есть режим. Тихо, чтоб не шуршать, скидываю с себя одеяло, сажусь. Она пальцы на ткани сжала, чуть повела плечом, но глаза не открыла. Спит дальше. Глянул ещё раз — хрен его знает, что у неё там в башке. Может, и правда страшно. Может, играет.

Поднялся, натянул штаны, вышел. Спускаюсь вниз, в доме тишина. На кухне прохладно, тянусь за сигаретами, но стопорюсь. Да ну нафиг, и так в последнее время слишком много дымлю. Ставлю чайник, турку — кофе должен быть крепкий, чтоб мозги в кучу собрать.

Заварил, сделал пару глотков. Горячо, горько — норм. Сижу, думаю про неё. Ночь… бля, неужели реально так боится? Или лапшу вешает? Не пойму пока. Я таких видел — умеют жалостливые рожи строить, чтоб расслабил охрану. Но у неё это как-то… без постановки было. Глаза помню — не наиграешь такой страх.

Постоял, потянулся за сигой — ну хрен с ним. Дым тёплый, горький, как надо. Вчерашнее прокручиваю — как она вздрогнула, как тараторила, как в меня вцепилась. Я тогда сам не понял, почему не отодвинул. Держал, пока не вырубилась.

И вот теперь — спит там, наверху. Я внизу, как дебил, думаю, что, может, зря отпустил её от груди. Ладно. Поживём — увидим. Если дурит — быстро выведу на чистую воду. Если правда стрёмно — придётся разбираться.

Допил кофе, задавил окурок, глянул в потолок — там, где она. И сам себе сказал: «Не ссы, малая. Пока я рядом, никто не подойдёт».

Выхожу за ворота. Воздух прохладный, утро, но солнце уже светит в глаза. Двор тихий — только охрана на посту. Подхожу к одному, здоровый такой, квадратный, форма на нём сидит, как броня.

- Слушай сюда, — говорю, глядя прямо. - Девку из дома не выпускать. Любые капризы — режешь на корню. Если чё — сразу на телефон мне. Понял?

- Понял, — кивает он без лишних вопросов.

Такие ребята стоят дорого, потому и пашут без базара. Сказал — сделали. Ни нытья, ни умных морд. Я за это и плачу.

Разворачиваюсь, иду к тачке. Чёрная, чистая, блестит после мойки. Сажусь, дверь глухо хлопает. Запах кожи, бензина и чуть моих сигарет. Вытаскиваю телефон, набираю свой номерок — парни должны быть уже на месте. Пока гудки идут, завожу движок. Мотор рычит, как положено, приятно.

- Алло, — слышу знакомый голос.

- Я выехал. Буду через двадцать, — коротко бросаю. - Готовь всё, чтоб времени не тянуть.

- Принял, — отвечает тот.

Сбрасываю, кидаю телефон в подстаканник. Надо ехать, разбираться с делами. На бабе зависать некогда — и так вчера выбился из графика. Педаль вниз, тачка мягко рвёт с места. В голове уже переключаюсь на работу. Всё остальное — потом.

Мира

Проснулась я резко — как будто вынырнула из воды. Сначала даже не поняла, где нахожусь. Стены другие, запах в комнате не мой — смесь табака, чистого белья и чего-то мужского, тёплого. Кровать широкая, простыни прохладные, но рядом пусто.

Пару секунд тупо пялюсь в потолок, потом в голове начинают медленно вставать на места куски вчерашнего. И… то, как я уснула, уткнувшись в него, прижавшись всем телом, будто так безопаснее. Вспоминать это странно: вроде бы всё на нервах было, а в итоге — сон, глубокий, без кошмаров.

Поднялась, пошла в ванную. Холодная вода немного встряхнула, глянула на своё отражение — волосы растрёпанные, глаза припухшие, но лицо спокойное. Даже как-то непривычно.

Спустилась вниз — пусто. Ни его, ни шагов, ни голоса. Обошла дом — тишина. Только утренний свет через большие окна и тихий гул холодильника. Похоже, уехал. И, судя по тому, как пусто, уезжает он всегда рано.

На кухне поставила чайник, достала кружку. Заварила себе чёрный чай, чтобы хоть как-то согреться изнутри. Из холодильника вытянула готовую еду в контейнере — видно, он питается только такой. Разогрела, села за стол, перекусила. Всё — без особого вкуса. Просто чтобы не бурчало в животе.

Странно, насколько он одинокий. Даже телефона в доме нет. Чужая тишина давит.

Прошлась ещё раз по дому, заглянула в каждую комнату. Всё аккуратно, чисто, но пусто. Вышла во двор — свежий воздух обдал лицо. Огляделась: тихо. Только охрана у ворот, в чёрной форме.

Мысли сами вернулись к прошлой ночи. К тому, что я смогла уснуть рядом с ним. Это всё ещё кажется невозможным. Ведь он — опасен. Такой, рядом с которым лучше держаться настороже. Я ничего толком о нём не знаю. Да, он защищает меня. Да, вчера он не дал провалиться в этот липкий страх. Но я всё равно понимаю — он сам может быть угрозой. И, может быть, даже большей, чем те, от кого он меня прячет.

Я устала быть без связи. Телефона нет. Интернета нет. Я словно потерялась...

Я прислонилась спиной к дверному косяку и на цыпочках вошла в кабинет. Комната была тихая, почти пустая, если не считать тяжелого письменного стола, заставленного бумагами и какими-то странными коробками, и книжных полок, уходящих в тень. Сердце бешено колотилось — каждый шорох пола под моими ногами казался громовым ударом. Я мысленно повторяла:

никто не должен увидеть меня, никто не должен услышать

.

Сначала я обыскала полки — книги, стопки журналов, блокноты. Ничего. Затем осторожно открыла ящики стола. Легкий скрип заставил меня замереть, затаив дыхание. Но тишина комнаты оставалась нетронутой, словно сама стена сдерживала меня. Я заглянула глубже, проверяя каждый уголок, каждый конверт, и наконец почувствовала знакомую форму в ладони — телефон. Он был чуть тяжелее, чем я ожидала, холодный, скользкий, но такой желанный.

Я сжала его, ощущая, как пальцы обхватывают возможность связи. Мгновение показалось вечностью — я прислонила телефон к уху, но сначала не осмелилась звонить. Сердце билось так, что казалось, оно может выдать меня за секунду. Внутри меня бурлили страх и надежда одновременно.

Что если он войдет? Что если услышит?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Собрав всю смелость, я набрала номер Маши на память. С каждым нажатием кнопки в груди нарастало напряжение. Долго, казалось, тянулись секунды, пока звонок не прервал тишину, тихий, но такой драгоценный звук.

— Маша? — прошептала я, словно сама боялась, что мой голос донесется до стен.

— Мира? Ты?! — ответ тихий, но дрожащий, слышалась тревога. — Ты там одна?

Я кивнула, хотя она меня не видела.

— Да, я… я в доме Ратмира. Я нашла телефон…А ты, тебя никто не слышит?!

Мы переговаривались шепотом, осторожно, каждое слово было взвешено. Я слушала, как Маша тихо вздыхает, как в её голосе проскальзывает страх, но и облегчение. Я чувствовала её напряжение, её боль, и это делало меня сильнее.

— Нет, я одна, — шептала сестра. — В квартире я почти всегда нахожусь одна.

— Тебя не трогают?! Всё хорошо?! Говори мне сразу Маш! - я беспокоилась.

— Нет, всё в порядке. У меня абсолютная тишина. Вряд ли Алекс вообще знает обо мне.

— Это хорошо. Пусть лучше будет так.

— Мира..., - сестра нервно сглотнула, — ты как? Что у тебя происходит?

— Ратмир взял меня под свою защиту. Я живу в его доме. Тут ... охрана, камеры и, кажется, безопасно.

— И долго тв будешь там?! Какой у вас план?

— План? - тут я поняла, что и сама не знаю. — Пока не знаю. Возможно, Ратмир что-то придумал, но... меня он не посвещает в свои планы.

Телефон был горячим от моих ладоней, голос Маши — дрожащим от страха, но вместе мы создали маленький мир, где никто не мог нас потревожить. И впервые за долгое время я почувствовала: я не одна.

— Ты же не будешь теперь всю жизнь с ним жить. Как-то нужно выходить из ситуации...

— Да... я понимаю, но..пока я не знаю, что именно делать. Уехать? Улететь? Я... я не знаю.

— Нужно всё грамотно спланировать. Обдумать. Чтобы всегда было несколько стратегий. Если не сработает одна, то будет вторая, запасная. Понимаешь? - сестра была права.

— Да. Но решать что-то без Ратмира...я ...я не могу.

— Я с тобой. Мы что-нибудь придумаем.

Разговор завершился. Больше нельзя. Я выбежала из кабинета, прикрывая дверь за собой. Спрятала телефон под подушку в своей комнате. Ратмир всё равно сюда не заходит.

***

Сидеть в доме, в этой глухой тишине — это сводит с ума. Вечером, когда он собирался, я шла за ним, почти вцепившись в рукав.

- Возьми меня с собой… — выдохнула тихо. - Мне не по себе одной вечером.

Он даже не остановился, только глянул краем глаза:

- Куда? На разборки, что ли?

- Мне всё равно куда, лишь бы не оставаться одной, — сказала быстрее, чем успела подумать.

Долго уговаривала. Он, как всегда, молчал, слушал, курил, а потом, будто ему надоело моё нытьё, выдохнул:

- Ладно.

…В его кабинет мы вошли вместе. Просторный, тёмное дерево, тяжёлый запах табака и бумаги. Он прошёл за массивный стол, сел, открыл ящик и достал папку. Положил её передо мной, распахнув на середине.

- Смотри, — бросил он, чуть подвинув бумаги ко мне. - Это по твоему отцу. Скажешь, где правда, где нет.

Я опустилась в кресло. Пальцы сами коснулись верхнего листа. Бумага шероховатая, плотная. Начала читать. Буквы сливались, но я заставляла себя вглядываться. Даты, имена, места. Некоторые я знала… другие видела впервые.

Пальцы машинально перетасовывали страницы, шуршали ими, хотя глаз ещё цеплялся за предыдущую строчку. Я закусывала губу, не замечая, что делаю это до боли. Несколько раз перечитывала одни и те же фразы, будто от этого что-то изменится.

Подняла глаза — он сидел напротив, сложив руки перед собой. Спина прямая, локти на подлокотниках кресла, лицо непроницаемое. И этот взгляд… тяжёлый, прямой, будто насквозь просвечивает. Не моргает.

- Ты так смотришь… — вырвалось у меня тихо.

Он не ответил. Даже бровь не повёл. Только продолжал наблюдать, будто фиксировал каждое моё движение, каждую секунду, сколько я трачу на тот или иной лист.

Я снова уткнулась в бумаги, но чувствовала, как под этим взглядом кожа чуть горячее. Становилось неловко. Неуютно. Пальцы начинали путаться в страницах.

Вдруг на столе завибрировал его телефон. Он глянул на экран, снял трубку:

- Да… — коротко, сухо. Послушал. - Понял.

Встал и, проходя мимо, бросил:

- Не трогай лишнего.

Дверь закрылась, и кабинет снова заполнила тишина. Тяжёлая, вязкая. Я снова перебирала документы, но всё больше ловила себя на том, что не читаю, а просто переворачиваю. Что-то откладывала в сторону, к чему-то возвращалась.

Где-то внутри нарастало неприятное давление. Я не хотела ничего подтверждать. Не хотела отпираться. Всё это… казалось бессмысленным. Что изменится от моих слов? Отец не вернётся. Прошлое не сотрётся. А от того, что я сейчас назову правду или ложь, станет только больнее.

Глаза снова метнулись к двери. Там, за ней, ходил он. Опасный. Сильный. Тот, кто защищает меня… и тот, кто сам может быть опаснее любого врага.

Дверь в кабинет со скрипом распахнулась — и я резко обернулась. В голове мелькнул Ратмир, думала, вот он, вернулся, все эти вопросы наконец прекратятся. Но… вместо него в проёме стоял кто-то другой. Высокий, мощный, как будто из камня высеченный — брюнет с глазами, которые прожигали меня насквозь.

Сердце подскочило, а в груди сразу сжалось, потому что взгляд этого мужчины был не просто пристальным, а откровенно неприличным! Он сканировал меня сверху донизу, будто проверял, что за игрушка ему попалась — меня. И было в этом взгляде что-то холодное, что-то опасное, почти звериное.

Он слегка кивнул, и губы его растянулись в ухмылке, которую я сразу почувствовала на себе, как удар по солнечному сплетению:

- Вот ты какая, Мирааа.

Голос бархатный, низкий, с таким хриплым оттенком, что у меня по коже побежали мурашки. Я вздрогнула, чуть не отскочила от стола.

- Мы знакомы?! — спросила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

Он медленно шагнул внутрь, не отрывая от меня взгляда.

- Больше, чем ты думаешь.

Весь кабинет словно сузился, воздух стал гуще, давил на грудь, не давая дышать свободно. Он сразу начал давить — вопрос за вопросом, без пауз, без жалости:

- Ты реально ничего не помнишь?!

- Где отец твой жил?

- Сколько времени одна моталась?

Его голос — безжалостный и резкий — разрывал меня на части. Я ловила себя на мысли, что мне страшно, а руки судорожно сжимали край стола.

Он не давал мне уйти, давил, хотел вытянуть правду из меня, выломать слова, что прячутся глубоко в голове. Я чувствовала, как по телу расползается тревога и раздражение, как поднимается комок в горле.

- Что вам от меня нужно?! Я вас не знаю! Какое право вы имеете расспрашивать меня о моём отце?!

- Какое право?! - усмехнулся он. - Если мне надо будет, я из тебя любую инфу выжму, поэтому лучше сама расскажи. Меньше шума будет. - его взгляд стал стальным.

Он подошёл ближе. Сужая пространство между нами.

- Хватит! — вырвалось у меня наконец, и я вскочила со стула, пытаясь уйти от этой обжигающей атмосферы.

Но в следующий момент его рука словно сталь — схватила меня за запястье крепко, больно. Голос стал ещё жестче, словно угроза:

- Я не Рат, со мной ты такое себе не позволишь!

Я пыталась вырваться, но сил не было. В этот момент дверь резко распахнулась, и в комнату влетел Ратмир. Его голос — как выстрел:

- Лапы убрал, бля!

Тот отпустил меня сразу. Я глубоко вздохнула, не сразу осознавая, что произошло, сердце всё ещё бешено колотилось.

Ратмир подошёл ко мне, смотрел так, что я чувствовала, как он читает меня, каждую эмоцию, каждый страх в моих глазах.

- Чё он хотел? — спросил он прямо.

Я замялась, не знала, что ответить, голова кружилась от напряжения.

- Выйди пока, подожди меня там. - он слегка подтолкнул меня за талию к выходу.

И я покинула кабинет, лишь на мгновение обернувшись.

Ратмир

Мира только вышла, дверь за ней тихо щёлкнула, а Руслан уже стоит, руки в карманах, глаза щурит.

- Рат, ты чё, совсем? — в голосе презрительная ухмылка. - Ты эту сказочку про её батю схавал, да?

- Бля, я ж тебе чётко сказал: не лезь. - Я подошёл ближе, глядя прямо в его наглую рожу. - Или у тебя проблемы со слухом?

- Просто спросил, кто он такой.

- Просто спросил?.. — я аж ухмыльнулся, но злость уже кипела. - Ты, сука, видел себя? Ты её за руку цапнул, как будто на допрос тащишь.

- Я что, должен был поверить на слово?

- Ты должен был заткнуться и делать так, как я сказал, понял? — я уже сжал кулаки. - Или ты забыл, кто тут решает?

- Да она, блядь, тебя вокруг пальца вертит! — Руслан шагнул ко мне, дыхание у него уже злое. - Ты чё, слепой?

- Остынь, пока я тебе челюсть не остудил, — сказал я тихо. - Ещё раз на неё рявкнешь — я тебя сам в расход пущу, без шуток.

- То есть, ты из-за этой бабы меня прессуешь? — он скривился.

- Я тебя прессую, потому что ты базар свой контролировать не умеешь, — рявкнул я, делая шаг вперёд. - И потому что ты мне пошёл наперекор.

Мы пару секунд молча смотрели друг на друга, как два быка перед боем.

- Ладно, Рат, делай как знаешь, — сказал он, и в голосе уже не злость, а холод. - Но если чё… я тебя предупреждал.

Я медленно поднял голову от стола, глядя прямо в его глаза.

- Предупреждать меня не надо. Разберусь.

- Разберёшься… — он усмехнулся, качнул головой. - Только потом не вой, что тебя развели.

Он постоял пару секунд, будто прикидывал, стоит ли продолжать спор, потом тихо выдохнул и ушёл.

А я остался один, и вот эта его фраза — «я тебя предупреждал» — засела в голове, как осколок. И от этого бесило ещё сильнее.

Я вышел из кабинета, а внутри всё кипит. Вижу Миру. Я молча махнул — «пошли». Она идёт, но уже сверлит меня взглядом.

В машине она хлопнула дверью и сразу выпалила:

- Кто это был?! Он зашёл, как к себе домой, начал орать и спрашивать про моего отца! Ты откуда его знаешь?!

- Не твоё дело, — сказал я, завёл двигатель и рванул с места.

- Как это не моё?! Он знает моё имя! Знает про отца! Он хватал меня за руку! — её голос сорвался. - Кто он тебе? Брат? Коллега? Или ты сам его на меня натравил?!

- Помолчи, Мира, — рявкнул я, сжимая руль так, что побелели костяшки. - Я сказал — не лезь.

- Да пошёл ты со своим «не лезь»! — она вскинулась. — Он вёл себя, как будто я ему что-то должна! Я хочу знать, что происходит!

- Ты хочешь знать?! — я бросил на неё взгляд, полный злости. — Он мой человек. И если он задал вопрос — значит, имел право.

- Право?! — она почти закричала. - На что? Унижать меня? Лезть в мою жизнь? Ты вообще слышишь себя?!

- Хватит, — процедил я, переключая передачу. - Ты начинаешь нарываться.

- А ты — прячешься за своим «не твоё дело»! — её глаза блестели от слёз. — Если ты мне не скажешь, кто он и откуда знает про моего отца, я…

- Ты что? — перебил я, глядя прямо в лобовое. - Выйдешь? Иди.

Она сжала губы, дрожа от злости.

Мотор зарычал, улицы побежали мимо. Внутри меня уже не было слов — только бешеный ритм сердца и желание разорвать тишину криком. Мы спорили, перебивая друг друга, пока город не растворился в полосах света, а я не понял, что еду быстрее, чем думаю.

- Ты вообще офигел, да? — Мира резко повернулась ко мне в кресле, волосы упали на лицо, глаза горят. - Лезешь в мою жизнь, решаешь за меня, кто и что может со мной делать! Ты себе и своим дружкам руки развязал, да?

Я сжал руль так, что пальцы побелели. Машина рванула вперёд, мотор загудел громче.

- Мира, рот прикрой, — сказал я жёстко, глядя на дорогу. - Ты сама сюда пришла. Сама, блядь, попросила, чтоб я тебя прикрыл. Или память короткая?

- Я просила защиты, а не диктатуры! — она повысила голос, почти кричала. - Не просила, чтобы твои шавки на меня орали и лапали!

- Это не шавки, а мои люди, — огрызнулся я. - И они делают то, что я им говорю. А если кто-то перегнул палку — я сам разберусь. Но тебе, милая, забывать не стоит — если бы не я, тебя бы уже к стенке прижали совсем другие ребята. И уж поверь, с ними разговор был бы покороче.

- Я не обязана терпеть это от тебя!

- Обязана, — рявкнул я, повернув к ней лицо на секунду. - Потому что ты сейчас подо мной, под моим крылом. И либо ты это принимаешь, либо вали куда хочешь.

Она замолчала, но по дыханию было слышно — злость у неё не ушла. Я снова уставился вперёд, нажал на газ, и стрелка спидометра поползла вверх. В салоне стояла тяжёлая тишина, только двигатель ревел, а в боковом зеркале мелькали редкие огни ночной трассы.

23

Мира

Машина остановилась у дома, и я выскочила из неё, хлопнув дверью так, что стекло дрогнуло. Сердце билось, горло горело от злости, а пальцы дрожали.

— Раз твоим людям есть до меня дело, может, и они начнут мне помогать, а?! — выкрикнула я, не сдерживая эмоций. — Пойду теперь у него поживу, кто в кабинет ворвался!

Не дожидаясь ответа, я бросилась к дому, чувствуя, как адреналин разливается по венам. Мгновение спустя раздался резкий звук — сигнализация, но я уже мчалась по дорожке, направляясь к двери.

Ратмир вылетел из машины, голос его рвал тишину:

— Сюда иди!

Но я уже пронеслась через гостиную, не замедляя шага. Я слышала, как он быстро приближается, тяжелые шаги отдают в полу, словно гром. И тут рука Ратмира ухватила меня за локоть, резко, но с силой, которая заставила меня остановиться. Он дернул меня и в один жест опрокинул на диван, вжимая тело своим весом.

Тепло его тела, давление и запах кожи… всё это обжигало и раздражало. Он навис над мной, вглядываясь прямо в глаза. Мои злобные мысли сталкивались с физическим присутствием, сердце бешено колотилось, дыхание становилось тяжёлым, грудь поднималась и опускалась от напряжения. Волосы рассыпались по шее, щекотно ложась на плечо. Челюсть была плотно сжата от злости.

— За базаром следи, пока я не научил тебя этому, — сказал он тихо, но в голосе ощущалась угроза и непреклонная власть.

— Разве я сказала что-то не так?!

— Ещё как.

Я открыла рот, хотела закричать, возразить, но каждое слово срывалось на глухой протест. Спорила, сопротивлялась, но он неподвижно держал меня, а глаза Ратмира были как сталь — ни капли сомнения, ни капли уступчивости.

— Отойди. - прошептала я.

Он смотрел прямо в глаза. Нависал надо мной, как скала. Массивная. Я чувствовала мужской запах так плотно, что он вбивался в мои лёгкие, выталкивая оттуда воздух.

– Я буду говорить то, что захочу! Ясно тебе?! - не унималась я ни на секунду. Дико разозлил меня, вместе со своим дружком.

– Говори. - выдыхает Каримов. – А я не базарю, а делаю.

После этих слов он убирает руку с моего запястья и резким рывком поднимает мою майку, задирая её до самого подбородка!

– Эй! - лишь успеваю выкрикнуть я, пытаясь извернуться под его натиском.

Каримов усиливает хватку. Одной рукой удерживает моё запястье, ногами фиксирует мои ноги, наваливается сверху. Вторая рука гуляет по моему оголенному животу, опускаясь ниже…

Пальцами в одно касание настегивает пуговицы на моих брюках, дергает замок и проталкивает руку вниз, касаясь белья! Моего черного белья!

Чувствую горячую кожу, сразу напрягаю мышцы, стараясь сомкнуть ноги, но это сложно…

– Каримов! Отпусти меня! Я … я … что ты творишь?! - голос уже подрагивает, мысли сбиваются.

– Ты там сказать чё то хотела. - травит меня он. – Давай, я слушаю внимательно.

А руки уже сжимают внизу, надавливая пальцами мою промежность! Начинаю сжиматься, виться под ним так, что он лишь скалится!

– Ратмир! - пытаюсь надавить голосом, но он сбивается. – Отпусти! Ты не можешь ко мне прикасаться! Слышишь?! Отпусти сейчас же!

– А кто может?! - усмехается он с оскалом, а сам касается носом моей щеки. Я резко отворачиваю голову в бок. – Кто защищает, тот и пользуется.

Вырываю своё запястье из его хватки, а он переводит ладонь на моё горло. Захватывает его всей рукой, слегка придавливать меня в диван. Фиксирует положение моей головы так, чтобы я не вертелась на месте под ним. Прислоняется к шее влажными губами, проводит выше к виску. Затем заглядывает в глаза.

– Только я и могу. - слышу мужской баритон.

Сдирает рукой с меня брюки вниз, освобождая себе место. Ладонью вдавливает в лобок. Я издаю стон, смешанный с криком.

– Ты громкая, поорать любишь. - Каримов начинает потирать большим пальцем через моё бельё клитор. Движения настырные, нетерпимые! Всё сильнее и сильнее!

Я упираюсь руками в его плечи. Тёплые. Каменные. Но сдвинуть его не могу.

Он отодвигает ткань трусов и резко касается пальцем моей кожи!

– Ай! - вскрикиваю я.

Мой крик его словно мотивирует продолжать и набирать свой мужской агрессивный темп! Каримов большим пальцем делает смачные круговые движения наружной части моего клитора. Я чувствую, как его пальцы скользят от моего увлажнения! Он сам начинает издавать что-то похожее на мужской рык!

– Чё растеклась то… - рычит он. – Раздвигай ноги, раз так хочешь.

– Ничего я ни хочу! - выдыхаю я. – Убери руки! Моё тело тебя не хочет!

– Да?! - и тут я услышала надменный голос и ухмылку. Словно вызов бросила сама того не желая.

Каримов ввёл палец внутрь. Быстро. Он проскользнул в меня глубже, чем я могла представить. Внутри раздалась боль. Тянущая. Приятная и неприятная одновременно. Такое бывает?!

Из моего рта выбился протяжный глухой стон! Ратмир по-прежнему держал одной рукой моё горло, проводя пальцами по шее, а позже по подбородку.

Он начал вводить и выводить из меня палец так, что я чувствовала всеми клетками тела это ощущение! Меня мгновенно бросило в жар! Стало не по себе. Слишком горячо. Слишком тепло. С Каримовым всегда всё «слишком»!

Палец проникал в мои мягкие нежные ткани, а после выходил, скользя по природной смазке моей промежности. Снова и снова он делал это. Абсолютно бессовестно! С надавливанием. С ощущением полной власти.

Мужские руки свободно управляли процессом, а взгляд был направлен на моё лицо. Он смотрел. За реакцией. За взглядом. За любым сигналом.

Он усилил темп. Сильные пальцы начали вбиваться в промежность так, что я слышала эти звуки! Смачные толчки! Такие громкие. Такие властные!

Стон стал чаще, дыхание сбивалось, я начала выбиваться, стараясь держать себя в руках! Сложно. Тяжело. Голова словно кружится в этом запахе, в этих звуках, в таких телесных ощущениях…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Хватит! - протягиваю я. – Ратмир, остановись…

Но он не слышит. Не хочет слышать. Он продолжает властно входить и выходить из моей промежности, смачно рисуя своими пальцами круговые движения. Теплые. Яркие. Пропитанные мужским запахом…

– Я даже не начал. - слышу его голос уже как в тумане.

Моя голова запрокинута назад, шея полностью открыта. Живот приподнимается от тяжелого, но прерывистого дыхания… Ноги устали сопротивляться и начали слегка подрагивать от перенапряжения.

Но я держусь. Не позволяю ему полностью завладеть моим положением! Держусь за его плечи, отталкивая назад.

– Ратмир! Отпусти… ты… ты пожалеешь! Я серьезно! Отпусти меня!!!

Я не знаю, чем я его так разозлила, но он так крепко придал меня, словно ни единого шанса у меня нет! Этот мужской оскал надолго останется в моей памяти – он злой, подчиняющий, бескомпромиссный!

Я приподняла голову, посмотрев ему в глаза и тут он редко подался вперед, завладевая моими губами! Снова мощные толчки, редкие, властные…

Язык пробивает мои губы, врываясь в рот и полностью пробуя меня на вкус… Его темные мягкие губы словно впитывают меня капля за каплей…

Дёргаюсь под ним всем телом, впиваясь руками и ногтям ему в плечи, но он – не чувствует! Ни на сантиметр не подвинула его массивное тело. Запах мужской кожи и парфюма словно пронизывает меня изнутри…

Мы слились в мокром поцелуи, не отрывая губы друг от друга, а его пальцы продолжали насаживать меня снова и снова… я чувствую, как растеклась там всей влагой, которая у меня только была…

Его пальцы мокрые. Моё бельё всё вымокло. Там так тепло. Словно я в теплом молоке лежу… Он вытащил пальцы и ласкает мой клитор такими да движениями, от которых сносит крышу… просто не могу больше… разрываю поцелуй, как бы сложно это не давалось и протяжно стону, выгибая поясницу вверх!

– Ааааа…. Ммммм…. - слышу себя сквозь тишину… – ах…аааххх

Он отрывается от меня и встаёт. Быстро стаскивает меня с дивана и берет на руки.

Я чувствую свое тело таким лёгким в его руках. Он несет меня на руках куда-то, а я начинаю приходить в себя. Держусь за него, чтобы не выскользнуть по пути из его рук. Но разве он допустит?!

Пару секунд и он заносит меня в спальню. Свою спальню. Опускает меня на постель, а сам снимает свою одежду. Быстро. Не спуская с меня взгляда. Остается голым. Абсолютно. Мне даже стыдно опустить взгляд вниз…

Он подаётся вперед, а я начинаю убегать с постели. Руки Каримова хватают и укладывают меня на лопатки.

Быстро стягивает с меня штаны, отрабатывая на пол. Затем футболка летит туда же. Остаюсь только в белье. В таком голом, словно его и нет. Закрываюсь руками, ползу по кровати на спине, но ускользнуть от Ратмира невозможно.

Я переворачиваюсь и ползу по постели на четвереньках к краю, чтобы убежать. Но он хватает и тянет на себя. Вдавливает меня животом в постель, фиксируя ладонью сверху спины.

Второй рукой ведёт к белью и рывком отдёргивает трусики так, что они слетают вниз по бёдрам! Чувствую дикое смущение и начинаю дергаться, ведь он смотрит прямо «туда»!

Слышу шлепок по моим ягодицам! Затем ещё и ещё!

Он устраивается между ног сзади. Я чувствую кожей его орган. Стальной. Горячий. Такой большой.

Мурашки пробегают по коже! Что он удумал?!

– Ратмир! Подожди… давай поговорим… - пытаюсь остановить его.

– Я не базарю ты знаешь.

Он резко вставляет палец в клитор, когда я лежу на животе, а ноги расставлены в стороны перел ним! Вот это вид у него открывается! Просто нереальный… слюни так и текут наверное!

– А-а-а-а…мммм…а-а-а…ммм - слышит он от меня.

Стоны так и идет изнутри! Моё женское тело реагирует на его мужское.

Его бешеная мужская энергетика сносит с ног с прямом смысле слова. Власть. Статус. Манера. Голос. Запах. Взгляд. Оскал. Сжатая челюсть. Влажность губ. Прикосновения пальцев. Всё смешалось в единый коктейль, который разливается по телу крышесносной волной, в которой я захлёбываюсь и не могу дышать…

Я сжимаю постель руками. Дышу в подушку от этого ощущения, которое пронзает меня изнутри… я не могу сказать ни слова… не могу остановить это безумство!

Я просто перед ним. Голая. Полностью голая. Не только внешне. Даже внутри ощущаю себя такой. Он завладел сейчас моим телом, может делать всё, что захочет… Он не бриться наказания. Не боится моих слов. Это Каримов. Он знает, что такое страх?!

Он взял меня под свою защиту. Но сейчас меня нужно защищать от него. От редких толчков его пальцев в мой клитор, отчего тело схватывает судорогами и стонами! От его властных шлепков по моим оголенным ягодицам! От его натиска и мужского доминирования…

Я никогда не думала, что близость с мужчиной будет такой – бескомпромиссной! Где я буду кричать и стонать от прикосновений человека, который решает за обоих!

Он берет меня под бедра и толкает на себя! Мой клитор чувствует его член… его тело… я сразу покрываюсь волной мурашек…

– Ратмир! - снова пытаясь выбраться, стону я.

Он берет меня за талию и притягивает к себе так, что я встаю на колени, у питаюсь спиной на него. Он придерживает за шею, касаясь губами моего уха.

– Что?! - рычит Каримов.

– Прошу… не надо…

– А стонешь как надо. - усмехается он.

Каримов снова переворачивает меня к себе лицом и усаживает на свои бедра.

– Говори. - командует он.

– Что… что я такого сказала, что ты…

– Это всё?! - перебивает он.

– Нет! Ты не имеешь права так со мной обращаться!

– Я беру тебя под свою защиту, а ты сделаешь всё, что я скажу. Помнишь?

– Но…

– Садись на меня. - совершенно спокойно говорит он.

– Нет.

– Это не предложение.

– Я не могу…

– Ноги раздвинула и села.

– Я..

– Чё?! Алекс не научил?! - разозлился он.

И тут меня просто пробило. Глаза налились влагой, вот вот прорвутся слёзы. Тело задрожало… мелкая, едва уловимая дрожь.

– Меня… меня никто не трогал… - шепотом произнесла я.

Он сидел напротив, не двигаясь, но его взгляд был острее любого слова. В нём не было покоя — только дикость, властность, напор, от которых невозможно отвести глаз. Будто хищник, встретивший равного себе, он всматривался в меня так пристально, что воздух между нами натянулся. Это был вызов и признание одновременно: он злился, спорил молча, но в каждой тени его взгляда таилась страсть. Его глаза не просили — они требовали, брали силой, словно хотели подчинить меня, даже когда слова ещё были холодные.

– Чё?! Ты думаешь я поверю, что этот озабоченный хер не трогал тебя?!

У него лицо словно застывает в жесткой мимике. Брови сведены к переносице, образуя резкие складки, в которых читается сдерживаемая ярость. Губы плотно сжаты, иногда дергаются уголки — то ли от раздражения, то ли от горькой усмешки, когда он слышит мои слова. Скулы напряжены, будто под кожей пружины, готовые сорваться. Взгляд тяжелый, прищуренный, будто он пытается разглядеть правду сквозь мои слова и не находит её там. Временами он отводит глаза в сторону на короткое мгновение — не потому, что хочет уйти от разговора, а потому что с трудом сдерживает вспышку. Всё его лицо говорит громче слов: он злится, он не верит, и убедить его сейчас почти невозможно.

– Но… это правда… ты думаешь, меня так просто подчинить?! - пытаюсь всё же выравнять доверие.

– Просто.

– Ты не прав. Я лучше буду носить на своем теле шрамы, чем так просто сдамся… – я обняла себя обнаженную руками, закрывая грудную клетку.

Он сидел напротив, и казалось, весь воздух вокруг меня стал плотным, тяжёлым, будто его взгляд мог раздавить меня одним лишь присутствием. Ратмир смотрел прямо в душу — жёстко, холодно, с тем недоверием, от которого хотелось съёжиться. Его глаза скользили по мне, изучали, словно проверяли каждую черту, каждую дрожь в голосе, каждое движение ресниц.

Я пыталась держаться, прикусила губу, чтобы не выдать слабости, но предательские слёзы всё равно прорвались, горячими дорожками катились по щекам. Я чувствовала себя обнажённой, лишённой защиты — всё, что у меня оставалось, это эти слёзы и тишина. А он не смягчался. Сидел уверенно, твёрдо, словно владел этим моментом, словно сам воздух подчинялся его силе. Его власть давила на меня, и я не могла ни уйти, ни спрятаться. Только смотреть на него сквозь слёзы и чувствовать, как моё сердце становится совсем беззащитным.

– Остаётся это только проверить. – медленно проговаривает он, спуская взгляд по моему телу вниз, задерживаясь на бёдрах. – За твою защиту я хочу тебя. Каждую ночь с тобой. Чтоб подчинялась и меньше базарила.

Он говорит тихо, но каждое слово бьёт по мне сильнее, чем крики.

– Я могу убрать их. Могу сделать так, чтобы из прошлого не осталось ничего, что могло бы к тебе дотянуться, — его голос ровен, как лезвие. — Но у этого есть цена.

Он называет условие не сразу — как будто проверяет, как я восприму саму мысль.

Внутри меня всё сжимается. Его предложение — как спасительный плот посреди бурной реки, но он хочет, чтобы я оставила на берегу прежде всего себя.

Сделать то, что он хочет это означало бы предать себя. Я пытаюсь найти слова, которые бы объяснили, почему я не могу принять его условие, но мой голос дрожит, я стараюсь держать его ровным. Слезы мешают говорить, голос ломается на отдельных звуках; в горле — ком, а в груди — та странная злость, что появляется, когда тебе предлагают предать собственную совесть.

Он слушает меня без признаков смягчения. Брови чуть приподняты, губы сжаты, в них — спокойное презрение, которое рубит наповал.

Его тон не требует ответа — он ставит на место. Не криком, не пощёчиной, а простой, железной уверенностью: я говорю — ты слушаешь. И в этот момент мне вдруг становится ясно, что аргументы бессильны против его спокойствия; они теряют форму, тонут в его молчании.

Я начинаю спорить сильнее, потому что спор — это единственное, что у меня ещё осталось: слово, которое может сопротивляться.

– Ты говоришь о защите, но что толку в безопасности, если я перестану быть собой? Если я стану чужой женщиной, которой ты распоряжаешься? — я ощущаю, как меня разрывает между желанием жить и желанием остаться честной перед собой. Слезы текут уже не от слабости, а от ярости — горячие и горькие. Я говорю быстро, начинаю задыхаться, слова сыплются, как камни.

Он слушает это, и в его взгляде появляется что-то отстранённое. Потом он наклоняется вперёд, так что его лицо оказывается совсем близко — там, где мрак и металл, где нет жалости. Его рука не касается меня; он не прибегает к жестам — достаточно его присутствия, чтобы меня схватить.

– Хватит, — говорит он тихо, как судья. Его голос — не упрёк, не шутка; это суждение.

Эти слова падают, как глыба. Я ощущаю их во всём теле: в ушах, на коже, в том самом месте под рёбрами, где трепещет сердце. Они звучат как приговор и как обещание одновременно — приговор моим попыткам сопротивляться сейчас и обещание, что расчёты будут продолжены позже. Он не принимает слёз как валюта; он требует решения, чистое и безжалостное, которое я должна отдать не под давлением эмоций, а как совершённый акт — или не отдать вовсе.

Я смотрю на него и вижу чёткие линии лица, глаза без смягчающей теплоты, губы, сложенные в тонкую линию. В его власти — не только слова и обещания, но и способность заставить меня сомневаться в себе. Я понимаю, что отказать — значит поставить себя под удар прошлого, согласиться — значит утратить кусок души. Нигде нет правильного выбора. Есть только эта расщелина между страхом и честностью, и я стою над ней, хрупкая, как крышка над бездной.

Я начинаю вполголоса объяснять, извиняться и доказывать, что есть другие пути, что можно договориться иначе — и он слушает, но глазами как будто изучает образец: слабость, готовность сдаться или упорство. Его взгляд снова сканирует меня — не с любовью, а с интересом к результату, к реакции.

– Ты боишься, — говорит он, не спрашивая, а констатируя. — Потому что ты ещё не решила, кем хочешь быть — моей покорной тенью или собой со шрамами!

Слова похожи на нож: они ранят, но и разрезают иллюзии. Я чувствую, как во мне растёт протест: пусть лучше прошлое вернётся, чем я предам себя ради безопасности. Но голос страха шепчет: «А если он прав? А если единственное, что стоит между тобой и тем, что преследует тебя — это его условие?» Я слышу в этом голосе не человека, а механизма выживания, который требует прагматичности. И в тот же миг мне становится неприятно от собственной необходимости выбирать.

Он встаёт спокойно, и перед этим бросает низко, почти равнодушно:

– Решайся. Но не сегодня. Я не выношу бабский слез!

24

Я лежу рядом с ним, и всё тело словно цепенеет от близости, которую я не выбирала, но принять вынуждена.

Его дыхание рядом ровное, глубокое, тяжёлое — он засыпает быстро, будто ничто не тревожит его. Я слышу, как воздух проходит сквозь его грудь, чувствую тепло его плеча, едва различаю запах кожи, и всё это одновременно обжигает и успокаивает. Он здесь, рядом, и я знаю: пока он рядом, никто не посмеет ко мне прикоснуться. Но вместе с этим знанием приходит и другое — слишком отчётливое, слишком острое: он сам держит меня в руках так крепко, что я не могу дышать свободно.

Я поворачиваюсь на бок, спиной к нему, чтобы хоть иллюзию дистанции создать. Тёмная тишина комнаты давит сильнее его взгляда. Я моргаю, но слёзы всё равно прорываются — горячие, резкие, предательские. Я торопливо вытираю их ладонью, будто от этого они исчезнут вместе с болью, но они возвращаются вновь, путаются в ресницах, щекочут кожу. Иногда я почти беззвучно всхлипываю, и сердце подскакивает: вдруг он услышал? Но он продолжает дышать так же спокойно, и в этой тишине рождается странное чувство — он спит, а я борюсь с собой, одна против мыслей.

Его слова звучат внутри меня, словно зазубренные камни, об которые я то и дело спотыкаюсь: «Цена»… «решайся»… «не сегодня». Он умеет говорить так, что после остаётся осадок, от которого невозможно избавиться, как бы сильно ни старалась. В них нет жалости, но есть сила, которой я так страшно и так остро нуждаюсь. Он обещает защитить, обещает закрыть дверь в прошлое, но взамен требует отдать то, что делает меня мной. И я не знаю, что страшнее: жить под постоянным страхом прошлого или потерять саму себя.

Сквозь тьму всплывают воспоминания. Алекс. Его холодные руки на моих плечах, его противный голос, который никогда не спрашивал — только приказывал. Там не было выбора: я потеряла свободу и даже не заметила, в какой момент отдала её. Я подчинилась, потому что сопротивляться было равноценно погибнуть. Тогда я жила, но не жила собой. И до сих пор эта пустота звенит во мне, как трещина в хрустале.

А теперь — Ратмир. Он другой. В нём нет той липкой жестокости, нет извращённого удовольствия от власти, как у Алекса. Его сила — жёсткая, но настоящая, живая, как сталь. Он не издевается, он требует. Он давит, но не ломает — пока. И всё же, разве есть разница в том, что я опять вынуждена жить по чужим правилам? Разве не одно и то же — быть игрушкой или быть фигурой на его шахматной доске? Я мечтала о свободе, а оказалась снова в клетке, только теперь стены прочнее и охрана надёжнее.

Страшно. Больно. И одновременно — безопасно. Вот это чувство убивает меня больше всего. Рядом с ним я чувствую себя защищённой, как будто никто не сможет причинить вреда, и именно в эту минуту я понимаю, насколько зависима от него становлюсь. Эта зависимость — мой новый плен.

Я смотрю на его силуэт в полумраке: широкие плечи, твёрдая линия челюсти, даже во сне он кажется опасным, будто во сне тоже держит власть над миром. Я тянусь рукой — и тут же отдёргиваю её, потому что боюсь: если коснусь его, признаю это вслух. А я не хочу признавать. Я хочу верить, что ещё могу быть своей.

Слёзы снова текут, и я устала их вытирать. Кожа под глазами жжёт, ресницы слипаются, но я не могу остановиться. Я думаю о том, что, может быть, всё уже решено за меня. Что моя свобода — иллюзия, и всё, что я могу, это выбирать, кому принадлежать. А вдруг это и есть цена выживания? Но разве тогда я не предаю себя?

Ночь кажется бесконечной. Он спит спокойно, а я слушаю, как бьётся моё сердце, как оно сбивается, как дыхание становится неровным. Я не знаю, утро принесёт ли мне решение или только новую тяжесть. Но я знаю одно: я стою между прошлым и настоящим, между Алексом и Ратмиром, и каждый шаг, в какую бы сторону я ни сделала, будет означать потерю.

Я остаюсь лежать рядом с ним, в его постели, в его тени. Беззащитная, уязвимая, разрываемая на части. И, может быть, именно в этой беззащитности и кроется моя настоящая слабость — или моя сила.

Ратмир

Я проснулся раньше неё — как всегда. Комната ещё дышала ночью: её рёбра едва поднимались, волосы спутаны, ресницы сыреют от тех слёз, что она не смогла сдержать. Я лежал и смотрел, пока в груди не скребло что-то, похожее на раздражение, а может — на что-то похуже.

Встал тихо, не разбудив. В кухне свет от пробуждающегося солнца, кофеварка даже не шевельнулась — мне хочется по утрам дыма и тихой мысли. Зажёг сигарету, сделал первый глубокий затяжной вдох, чувствовал, как дым режет в легких и немного успокаивает. На столе — пепельница, пачка. В такие минуты всё кажется простым: мир как доска, по которой можно переставлять людей, как фигуры. Но у меня не выходит переставлять её так легко.

Телефон в кармане пищит, вибрирует, трясётся как бешеный пес. Я выхватываю его, смотрю на экран — номера, имена, всё по делу. Работа, люди, звонки. Сердце сжимается от раздражения: не сейчас. Отключаю звук, бросаю телефон экраном вниз. Пусть звенит. Пусть беспокоятся. Я не для того встаю по утрам, чтобы отвечать на чьи-то требования. Я встаю, чтобы разбираться со своим. С ней.

Сигарета тлеет, я делаю ещё одну затяжку и опять слышу в голове её голос — тихий, ломкий, тот самый: «Алекс меня не трогал». Повторяю это про себя, как будто пытаюсь убедить кого-то — в первую очередь себя. «Алекс меня не трогал». Блядь. Либо она врёт, либо она защищается, либо играем в глухую игру и она сама не помнит. Вариантов мало, а значит, мерзко всё равно какой бы ни был — всё пахнет ложью. Не верю. И в то же время — вот это мерзкое ощущение, когда хочется верить, потому что если это правда, то я должен был понять это раньше.

Её слёзы. Я помню, как они стекали по щекам, и почему-то это заводит меня не в сострадание, а в тупую, злую злость. Жёстко, прямо, без поблажек. Я не лицемерю — мне не нравится вид слабости, который претендует на власть.

В горле оседает то напряжение, которое бывает перед делом. В отличие от неё, у меня выбор всегда охватывает последствия и счёт. Я дал ей условие — уберу прошлое, но за цену. Она посмотрела в ответ так, как будто я предлагал отрезать ей руку. Странно, да? Защитить от рук прошлого — и потребовать отрезать часть. Может, в этом и есть моя суть: я предлагаю спасение по моим правилам. Я требую покорности, потому что иначе это не защита, а очередной выбор жалкого компромисса. И я не люблю компромиссов.

Телефон снова, и я, наконец, отвечаю — коротко, резко, без приветствий. Люди там — суки, они требуют, выкручивают. Я отрываюсь на них ровно настолько, чтобы никто не понял, что меня трясёт внутри. Слова в трубку — как пули: чёткие, лаконичные, направленные. Дела делаются, проблемы решаются. Но в голове снова её фраза, и я ловлю себя на мысли: может, она сказала правду не потому, что лгала, а потому что хотела защититься от самого себя, от той правды, что если она скажет иначе, я могу перекрыть ей кислород. Она может бояться не Алекса, а моего ответа.

Меня бесит эта мысль. Потому что я не хочу быть тем, кто ломает людей. Я хочу быть тем, кто контролирует их судьбы, но не ломает — пока они не переходят границу. А она — она на границе. И каждый её шаг в сторону независимости для меня — угроза.

Слёзы меня бесили, и меня бесит, что они всё ещё живут в её ресницах. Но правда в том, что сегодня я терплю — потому что рядом со мной она уязвима, а я не позволю чужим руками трогать то, что причинило ей боль. Я — защита, бля, даже если моя защита пахнет железом и приказом.

В мыслях пролетают сцены с Алексом — неясные обрывки, слова, которые она говорила той ночью. Я пытаюсь поставить их в ряд, но это как собирать разбитую плитку: края не совпадают. И это заводит меня в бешенство. Я хочу правды, не оправданий. Если он трогал — я хочу знать, чтобы сделать так, чтобы он больше не мог. Если он не трогал — я хочу знать, чтобы сделать ровно то же самое!

Внутри меня — злость и нечто, что похоже на жалость. Злость на мир, что он подкидывает таких, как Алекс; злость на неё, что она плакала и говорила вещи, которые теперь рвут мне нервы; жалость — потому что я вижу, как ей больно, и мне не по себе от того, что моя жесткость только подпитывает её раны.

Решение не приходит громко — оно приходит будто по-деловому, через действия. Я не кричу, не ломаю, не объявляю приговор. Я встану, оденусь, отвечу на звонки, разрулю оставшиеся вопросы, и затем — позже — я поговорю с ней снова. Не громко. Без бабьих слёз. Когда она протрезвеет от страха и поймёт, что цена её свободы – такая.

И где-то в глубине, в том самом месте, где должно быть что-то мягкое, я понимаю: я не хочу её ломать. Но и дать ей свободу без проверки — значит проиграть. Так что я буду давить. Потому что это то, чем я умею пользоваться — давлением. И если это сделает её безопаснее — тогда пусть так и будет.

Телефон опять звонит. Я злюсь, но уже не так остро. Внутри всё ещё бурлит, но рука уверенно ищет аппарат. Я отвечаю, и голос мой ровный, как стальной провод. Дела делаются. А потом — когда время придёт — я вернусь к ней. И порядок будет восстановлен. Потому что иначе я просто не знаю, как жить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Телефон вибрировал так, будто хотел пробить стол. Я поднял трубку, не глядя на экран — и уже по первым двум секундам тишины узнал Руслана. Его дыхание тяжёлое, выверенное, будто он копил злость и теперь собирался выплеснуть её в меня.

— Ты чё там, совсем башку потерял? — без приветствий, без пауз. Голос у него всегда был жёсткий, но сейчас — скрипучий, как ржавый металл. — Или тебя там уже приняли?! Благодаря твоей бабе!

Я молчал. Тянул дым, глядя в окно, и чувствовал, как в груди туго сжимается, будто кто-то обмотал стальными тросами.

— Рус, — говорю медленно, почти лениво. — Ты опять одно и то же заводишь?

— Потому что одно и то же и есть, блядь! — рявкнул он в ответ. — Я неделю копаюсь. Неделю! Документы пустые. Кто она? Откуда? Ты хоть сам это себе объяснял? Я по архивам пробежался, я людей гонял — ничего, пусто! Её грамотно прячут. И ты хочешь, чтоб я в это не верил?

Сигарета горела между пальцами, пепел падал на стол. Я сжал челюсть так сильно, что заскрипели зубы.

— Может, потому что не всё обязано быть записано? — процедил я. — Есть люди, у которых прошлое лучше бы оставалось мёртвым.

— Не будь дураком, брат, — Руслан хрипел, и я знал: он не злится, он переживает, и от этого злее вдвойне. — Нас прессуют, понимаешь? Эти шакалы дышат нам в затылок, сделки срываются. Совпадение? Ха! Да нихуя. Она не могла появиться просто так. Не могла.

Я молчал снова. Молча смотрел на свои руки — пальцы побелели от напряжения, костяшки проступили жёстко, как камень. Мышцы будто вырезали из железа, всю спину сводило от злости. Мне хотелось заорать, но я держал тон, глушил всё в себе, как умел.

— Рус, — выдохнул, затягиваясь глубоко. Дым резанул горло, но дал секунду тишины. — Хватит.

— Хватит?! — его голос ударил в ухо, как выстрел. — Хватит, когда мы окажемся с ножом под рёбрами? Хватит, когда она сдаст тебя и всё, что ты строил, этой мрази, что мы зовём врагами? Ты думаешь, я хочу копаться? Да я бы рад был, если б всё оказалось чисто. Но, я не нашёл ничего! Это же и есть самое стрёмное.

Я прикусил губу, почувствовал вкус крови. Глаза щипало от злости. Внутри клокотало: мне хотелось выбросить телефон в стену, разбить его в пыль.

— Ты, блядь, слушаешь себя? — наконец вырвалось у меня. — Ты хочешь доказательств — и орёшь, что их нет. Нет! А знаешь почему? Потому что там нечего искать. Она не подстава. Я бы почувствовал.

— Ты слепой, — отрезал он. — Слепой, потому что баба залезла тебе в башку. Ты думаешь, она другая? Думаешь, ты у неё первый? Нет, брат. Таких, как она, готовят. Сладкие слова, мокрые ресницы — и мужики сами кладут оружие к её ногам. Я тебя знаю, ты не такой. Но сейчас ты ведёшься, как последний пацан.

Я слушал и ощущал, как всё во мне каменеет. Его слова били точно в то место, где уже и так саднило после ночи. "Алекс меня не трогал" — эхом снова всплыло в памяти. Слишком уж часто она говорит то, что не вяжется с её же глазами.

И я поймал себя на том, что впервые — на секунду — захотел проверить. Убедиться. Взять её за подбородок, заставить смотреть прямо в глаза и вытащить правду. Но тут же внутри взорвалось: нет. Я не дам ему, никому, сломать то, во что я хочу верить.

— Рус, — сказал тихо, но голос звенел от ярости, — я тебя уважаю, но если ещё раз услышишься со мной в таком тоне про неё — я тебе сам рот заткну.

Он замолчал на секунду. Потом, чуть мягче, но всё равно жёстко:

— Ты рискуешь всем. И если она действительно … ты это поймёшь слишком поздно.

Я отключился. Кинул телефон на стол, и тот загрохотал.

Сидел, сжимая виски ладонями. Дым щипал глаза, сигарета догорала сама собой. Внутри билось два чувства: злость — на Руслана, на мир, на все эти подозрения, которые липнут, как грязь. И вторая — глухая, мучительная тревога: а если вдруг он прав?..

***

День был длинный, тяжёлый, весь пропитан нервами. Я возвращался домой, как зверь, что уже чувствует запах своего логова: злой, голодный, но сосредоточенный. Дверь хлопнула за мной, коридор встретил тишиной. И первое, что я заметил — ту самую тишину, в которой кто-то уже сидит, ждёт, прячется.

Зашёл на кухню — и вот она. Мира. В кресле, руки сжаты на коленях, будто боится пошевелиться. Взгляд бегает — то на меня, то в сторону, то на свои пальцы. Стоит мне сделать шаг, и она будто съёживается, плечи становятся меньше, голос где-то застревает.

Я остановился в дверях, смотрел молча. В глазах — тревога. В её теле — робость. Но в то же время… блядь, она выглядит так, что злость и желание сплетаются в один тугой ком. Открытые плечи, гладкая кожа, как будто нарочно выставила напоказ. Губы мягкие, полные, приоткрытые, словно боятся произнести хоть звук. А глаза — большие, с этими пушистыми ресницами, которые дрожат каждый раз, когда она моргает.

Я подошёл ближе, и заметил, как грудь у неё приподнимается от дыхания. Нервничает. Но от этого её фигура кажется ещё более притягательной: округлые линии, изгибы, от которых кровь быстрее гонит по венам. Она думает, что сжимается — а я вижу, как каждое её движение только больше подкидывает жара.

Я сел напротив, так же, как в тот вечер. Прожигаю её взглядом, молча, пока она не выдерживает и глаза начинают метаться ещё сильнее.

— Ну? — голос у меня низкий, жёсткий. — Ты думала весь день. Решила что-нибудь?

Она сглотнула, губы дрогнули. Я видел, как ей трудно, как будто каждое слово — это прыжок в пропасть. Она молчит, и этим молчанием только заводит сильнее. Я чувствую, как хочу и ответа, и этой её слабости одновременно.

— Давай, Мира, — я наклоняюсь чуть вперёд, опираясь локтями на стол. — Я не терплю тишину. Говори. Что ты выбрала?

Она отводит взгляд, ресницы дрожат, плечи подрагивают. Вся такая — хрупкая, несмелая. Но я знаю, за этой оболочкой есть что-то дикое, что-то, что не хочет сдаться. И именно это я и хочу сломать.

Она наконец поднимает на меня глаза. Долго молчит, губы дрожат, будто каждое слово даётся ей с болью. Потом выдыхает и тихо, но твёрдо говорит:

— Я выбираю тебя, Ратмир. Твою защиту. Я готова идти по твоим правилам… но я хочу знать, с кем иду. Кто ты такой на самом деле. Мне нужна честность. Я должна знать, кто рядом со мной.

Её голос мягкий, но в нём есть стержень, которого я не ждал. Она не просит, она выдвигает условие. Не деньги, не свобода, не милость — честность. Моё нутро моментально напрягается, будто кто-то вонзил гвоздь под рёбра.

Я смотрю на неё и чувствую, как лицо меняется само. Уходит прежняя сдержанность, уходит игра в спокойствие. Скулы каменеют, губы сжимаются в тонкую линию, а в глазах рождается холод, который всегда предшествует удару.

Честность? Мне? Она, которая сама прячется за историями и слезами, требует честности? Условие? От неё?

Я откидываюсь на спинку стула, тяну паузу. Спина хрустит под моим движением, пальцы сжимаются в кулак так, что костяшки белеют. Взгляд цепляется за неё, жёсткий, тяжелый. Она снова опускает глаза, но я не даю ей уйти — держу взглядом, как капканом.

Внутри клокочет злость. Слова Руслана бьют эхом:

«Она может быть подставная. Она роет под тебя».

Тогда казалось бредом, но сейчас? Она хочет знать обо мне всё. Зачем? Чтобы чувствовать себя в безопасности? Или чтобы сложить картинку и сдать её тем, кого мы называем врагами?

— Ты хочешь знать обо мне? — говорю я тихо, но голос мой режет, как нож по стеклу. — А нахрена тебе это? Тебе что, мало того, что я рядом? Мало того, что я держу тебя под защитой?

Она дёргается от тона, но не сдаётся. Смотрит снизу вверх, глаза влажные, ресницы дрожат, но в них — упрямство.

А я чувствую, как во мне всё становится жёстче. Взгляд становится опасным, колючим, хищным. Любая её слабость сейчас кажется игрой. Любая её просьба — проверкой. И в этот момент я уже не вижу перед собой хрупкую девчонку, я вижу угрозу, замаскированную под нежность.

И это бесит до дрожи.

Сидит прямо, руки сжаты на коленях, а потом вдруг расправляются, ладони раскрываются, будто готовится к бою, но голос всё ещё дрожит. Я ловлю этот момент — когда слабость переходит в вызов.

— Я не могу просто молчать, — говорит она, и я слышу, как внутри меня что-то дергается. Голос сначала тихий, но с каждым словом становится увереннее, ярче. — Я выбираю тебя, твои правила… но мне нужно знать, кто ты такой. Сколько мы будем вместе? Мы ночуем в одной постели! Я должна понимать, с кем рядом нахожусь.

Её губы чётко проговаривают каждое слово, без сомнений. Глаза держат меня, не отводят взгляда, ресницы чуть дрожат от напряжения, но решимость в них яснее. Руки помогают ей, жестикулируют, подчеркивают каждое слово, словно она выталкивает их наружу вместе с дыханием. Я наблюдаю и чувствую, как в груди всё сжимается. Она спорит со мной — а я не привык, чтобы кто-то так пытался протиснуться сквозь мой контроль. Сначала хочу отрезать ей слова одной фразой, но она не даёт.

— Ты думаешь, я буду выкладывать всё для каждого, кто спросит? — роняю я, низко, с ухмылкой, которую она едва замечает. — Честность? Ты реально думаешь, что кто-то живёт честно в нашем мире?

— Я не прошу идеальности! — отрезает она, голос теперь твёрдый, дерзкий, глаза сверкают решимостью. — Я прошу понять меня! Я хочу знать, кто рядом со мной!

Я смотрю на неё. И это уже не девчонка, которая робеет, а женщина, которая требует место рядом со мной. Сердце бьётся чуть быстрее, а в голове — смесь раздражения и восхищения. Я не хочу признавать, что её наглость, её смелость меня заводит.

Она не отступает. Наклоняется чуть вперёд, руки опираются на колени, как будто вся весом своей решимости давит на меня.

— Мне нужно! — голос как выстрел, губы плотно сжаты, а глаза сверкают. — Я не хочу быть рядом с чужим человеком. Я выбираю тебя, но если мы будем вместе, то только если ты честен со мной!

Я напрягаюсь. Мышцы спины словно рвутся наружу. Сердце бешено стучит, а разум кричит, что такое поведение — вызов, который нельзя игнорировать. Я сажусь ближе, ловлю её взгляд, дыхание сливается с её дыханием, запахи смешиваются. Губы слегка приоткрыты, грудь поднимается чаще — нервозная, живая, настоящая.

— Ты реально готова к тому, что я не буду тем, кем ты хотела бы меня видеть? — говорю я грубо, голос низкий, хриплый.

— Да! — отвечает она, не дрогнув, и это слово рвётся из неё, как камень, выбиваемый из земли. — Я хочу знать! Хочу понимать, кто рядом! Не хочу спать в одной постели и не знать о тебе ничего!

Я наблюдаю, как она держит глаза на моих, как плечи расправлены, руки говорят вместе с ней. И понимаю: этот разговор — испытание. Я проверяю её, а она проверяет меня. И это электричество между нами, этот жар и игра контроля — она теперь не только жертва моих правил, она активно вмешивается в игру.

Я наклоняюсь чуть ближе, беру подбородок рукой, взгляд мой опасный, колючий, почти нож.

— А ты готова быть честной рядом со мной? — тихо, медленно, сквозь зубы. — Готова открываться?! Отвечать на мои вопросы?! Не прятаться? Быть откровенно голой?!

Она смотрит на меня, дыхание частое, но глаза горят. Я вижу решимость, слышу вызов. И в этом моменте понимаю: эта ночь, этот разговор — новый рубеж между нами. Она не сдаётся, и это зажигает во мне одновременно ярость и уважение.

– Да. – уверенно соглашается Мира.

Я вижу, как её глаза дрожат, но при этом держат мой взгляд. Я нахожу её плечи, сжимаю кулаки, ощущаю, как каждый мускул готов к действию. И вдруг понимаю: если она требует честности от меня, значит, она готова к правде и сама. Значит, это игра на равных, хоть и напряжённая.

Она делает вдох, губы слегка дрожат, но голос твёрдый:

— Я готова.

Я медленно киваю, ощущаю, как воздух между нами становится плотным, почти режущим. Считываю каждую дрожь ресниц, каждый вдох, каждую лёгкую скованность пальцев. Она говорит правду — или старается. И этого достаточно, чтобы меня чуть отпустило напряжение.

— Хорошо, — говорю тихо, с лёгким хрипом. — Начнём прямо сейчас. Один вопрос я — ты отвечаешь. Потом можешь спросить ты.

Она чуть кивнула, уголки губ чуть приподнялись, но глаз не опустила.

Мы сидим напротив друг друга за столом кухни. Полумрак ложится мягким слоем: свет лампы едва касается поверхности, но лицо — видно. Тишина плотная, густая. Напряжение висит, словно готовое взорваться в любой момент. Каждое движение, каждый вдох, каждый взгляд — словно удар по нервам.

Я замечаю, как она чуть сгибает пальцы на столе, как дыхание отражается в груди, как губы приоткрыты в ожидании. И я понимаю, что сейчас ни слова, а энергетика, напряжение, власть и доверие одновременно.

— Начнём, — повторяю, чуть опуская взгляд на её лицо. — Первый вопрос мой.

Тишина. Она ждёт. Я чувствую, как сердце бьётся в груди, как воздух будто горит между нами. Это момент, когда можно выстрелить правдой или промолчать. И я знаю: каждое слово, каждый ответ изменит эту комнату навсегда.

25

Я почувствовал, как напряжение сжимает грудь. Дышать тяжело, но дышать нужно.

— Ладно, — начал я, низко, с хрипом, — раз ты готова к честности, начнём с самого простого. Кто твой отец?

Она резко сглотнула. Я видел, как плечи слегка дрогнули, руки сжались в кулаки.

— Мой отец… — голос тихий, дрожащий сначала, — он был связан с криминалом. Я… я не знала, что всё так серьёзно.

Я нагнулся ближе, сжимаю пальцы на столе, так что костяшки белеют, взгляд сжимаю в плотный прицел.

— Не знала? — рыкнул я. — А ты что, думала? Сколько тебе тогда было?

— Восемнадцать… — почти шёпотом, но прямо в глаза. — Я думала, это обычные дела. Пока он не подставил меня. Алекс… он пришёл не просто так.

Я сжимаю челюсть. Мышцы спины натянуты, кулаки сжаты. Блядь, я чувствую, как злость поднимается. Это проверка. Я должен знать, подставная она или нет.

— И что именно он сделал? — голос низкий, резкий, почти шипящий. — Рассказывай по шагам. Я хочу точку, дату, имена.

Она глубоко вдохнула, ладони дрожат, но глаза не отводит.

— Он сказал, что всё будет безопасно, — говорит она, голос ровнеет. — Что он доверяет меня Алексу, как своему другу и напарнику. Что он будет беречь меня и заботиться.

Я наклоняюсь чуть ближе, так что запах её волос ударяет мне в нос, дыхание смешивается.

— Я… я не знаю точно, — чуть заикается, но сразу продолжает, словно собирает силы. — Наверное, отец… он думал, что защищает меня. Но на самом деле — всё наоборот.

Я слышу паузу, виден внутренний бой. Мышцы сжимаются, кожа на лице натягивается. Я понимаю: либо она честна, либо готова притворяться. Проверяю её дальше.

— Сколько было сделано попыток на тебя давить? — спрашиваю, прямо, жёстко. — Кто пытался сломать тебя, кроме Алекса? И кто реально стоял за этим всем?

Она теряется на секунду, дыхание учащается, руки дрожат на столе. Но потом собравшись, отвечает:

— Я знаю только Алекса. Алекс пытался сломать меня физически и морально. Чтоб подчинялась.

— Ты уверена?! — рыкнул я, смотря прямо в её глаза. — Полностью уверена? Не пытаешься что-то скрыть?

— Я говорю правду, — голос твёрдый, но дрожащий. — Всё, что знаю.

Я сжимаю пальцы на коленях, внутренне раскручиваюсь от злости и возбуждения одновременно. Она держится, несмотря на всё. Я наклоняюсь, дыхание громкое, мышцы напряжены:

— Хорошо. Теперь скажи мне прямо: кто ещё из прошлого тебя касается до сих пор? Есть кто-то, кто может вернуться?

— Никто, — отвечает она мгновенно, уверенно. — Я осталась одна. Только ты.

Я наблюдаю, как грудь поднимается чаще, как руки чуть дрожат. И понимаю, что это правда. Но всё равно хочу проверить:

— А связи? Люди твоего отца, те, кто мог сдать тебя… есть кто-то ещё, кто дышит нам в затылок?

— Нет, — повторяет она, и я вижу, что глаза мокрые, но честные. — Я не связана с ними, не имею контактов. Только ты.

Я откидываюсь на спинку стула, даю паузу, наблюдаю. Она выдыхает, руки сжаты, глаза всё ещё на мне. А теперь очередь её.

— Я могу задать свои вопросы? — голос тихий, но ровный. — Я хочу знать, с кем я рядом.

— Давай.

Она садится чуть выше на стуле, глаза сверкают, дыхание ровнее, чем утром. Мы сидим напротив друг друга в полумраке кухни, тишина густая. Она держится, проверяет меня, я проверяю её. Каждый вопрос — удар, каждое слово — вызов. С каждой минутой напряжение растёт, дыхание учащается, мир вокруг исчезает, остаёмся только мы и наши вопросы, наша честность и наша игра. И в этом полумраке, в этом напряжении, между нами рождается что-то новое: доверие, страх, азарт и власть одновременно. Никто не уступает, никто не прячется. Только правды, взгляды и молчание, которое бьёт сильнее, чем слова.

— Чем ты занимаешься? — спрашивает, будто меряет меня взглядом.

Я ухмыляюсь, слегка откидываюсь на спинку стула.

— Да ты, блядь, дохера хочешь узнать за один раз, — отвечаю, медленно, с ухмылкой, хрипло.

Она не сдается. Вздох, пауза, и снова:

— Я хочу знать. По-честному. Скажи.

Я замечаю, как она ловко держит паузу после каждого слова, как глаза сканируют меня, как руки чуть сжаты на столе, а грудь поднимается чаще. Ловлю себя на том, что сканирую её так же — каждое движение, каждая мимика, каждое дрожание ресниц. Хочу расслабиться, но не могу.

— Повторяю. Чем ты занимаешься? — её голос становится увереннее, четче. — И ты не сможешь скрыть.

— Очень могу, — роняю я, ухмыляясь, слегка наклоняясь вперед. — Ты реально думаешь, что я тебе всё вывалю на стол? Ты дохера хочешь.

— Я хочу, — говорит она спокойно, но твёрдо, — и буду спрашивать, пока не узнаю.

Каждое слово, каждая её пауза, каждая уверенная ресница, каждый лёгкий изгиб плеча — я считываю это. Я сканирую её тело, голос, взгляд. Она умеет выводить на разговор, ловко, спокойно, уверенно. И в этот момент я понимаю, что она не просто спрашивает — она проверяет меня.

— Слушай, — начинаю, голос низкий, хриплый, чуть ухмыляюсь. — Моя работа… это бизнес. Держу охранное предприятие, людей в подчинении полно. Они предоставляют услуги разного рода: защита людей, объектов, сопровождение. Всё, что нужно, чтобы никто не сунулся туда, где я держу свои границы.

Она внимательно слушает. Усмехается уголком губ. Я приподнимаю бровь, не понимаю:

— Чего ты улыбаешься?

— Значит, я точно попала по назначению! — отвечает она, весело, уверенно, глаза сияют.

Я тихо ухмыляюсь, внутренне ощущаю лёгкий жар в груди. Да, реально попала.

Никогда так не было: никто не задерживал меня после первой ночи, никто не цеплял взглядом, не слушал так внимательно, не задавал вопросов так аккуратно.

— Ты… — начинаю, но она уже снова внимательно слушает, не перебивая. Я продолжаю: — Люди, которых я держу под контролем, обеспечивают безопасность. Есть контакты, есть порядок. Всё построено так, чтобы никто не сунулся в чужой бизнес. И если кто-то пытается — мы знаем, кто, где, как действовать.

Она кивает, слегка улыбается, глаза не отводит. Голос ровный:

— Ага… интересно.

Я замечаю неподдельный интерес: она не перебивает, не делает паузы для словесных вставок, не пытается меня «дополнить» — просто слушает. И ещё задаёт правильные вопросы. Мимика, жесты, взгляд — идеально выверенные, умные.

Я нахмуриваюсь, пытаясь понять: откуда в ней это? Или я просто отвык от женской манеры? Сколько уже лет? Никогда не задерживался с девушками дольше одной ночи. Прощался, давал свободу, уходил. А здесь… я не хочу уходить. Я хочу сидеть и смотреть, слушать, наблюдать.

Она продолжает внимательно слушать, глаза сияют, губы чуть приоткрыты, дыхание ровное, руки на коленях, готовые двигаться, когда нужно.

Я сканирую её взгляд, мимику, движения, дыхание. Всё идеально сбалансировано: интерес, настойчивость, умение держать паузу, чтобы выжать из меня больше. Я понимаю: она либо невероятно умная, либо я давно забыл, как с женщинами бывает.

Она улыбается уголком губ, глаза сверкают, но не отступает. И я понимаю: эта ночь, этот разговор — не просто игра. Я впервые ощущаю, что хочу задержаться. Хочу слушать, хочу объяснять, хочу, чтобы она узнала мою правду — хотя дозировано, осторожно. Она продолжает задавать вопросы, с интересом, аккуратно, грамотно. Я вижу в этом талант — умение слушать и получать информацию, не разрушая диалог. И я понимаю: с ней игра становится другой. И впервые за долгое время я не хочу прерывать эту игру.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Как тебе это удаётся? — спрашивает она тихо, но настойчиво. — Столько ответственности, людей, нервов… Это ведь так сложно!

Я приподнимаю бровь, ухмыляюсь уголком губ, сканирую её взгляд. Усмехаюсь, будто она только что задала вопрос, который смешит меня.

— Как мне удаётся? — повторяю, низко, хрипло, голос с колючкой. — Да так, блядь, как дышу. Каждый день — борьба, контроль, давление. Люди подчиняются, потому что знают, что иначе им хана. Каждый шаг, каждый план, каждая ошибка — сразу отражается.

Она слушает, не перебивает, глаза широко открыты, дыхание ровное. И я замечаю, как это её заводит — неподдельный интерес, умение слушать, паузы.

— А если кто-то ошибается? — чуть насмешливо спрашивает она. — Ты… ругаешь? Ломаешь?

Я ухмыляюсь сильнее, сквозь зубы:

— Если кто-то делает хрень — я ломаю. Не физически, а так, чтобы понял, что играться не выйдет. Только результат. Люди знают свои границы. Нервы? Да, нервов дохрена, — говорю, сжимая кулак на столе, чуть наклоняясь к ней.

Она улыбается уголком губ, глаза сверкают:

Я скривился, ухмыляюсь, низкий хриплый смех.

— Сложно? Конечно. Но я делаю так, чтобы выжить и чтобы никто не сунулся туда, где держу свои границы.

Она слегка наклоняется, глаза ближе к моему лицу:

— И это… тебе реально нравится? — тихо, но уверенно.

Я смотрю на неё, сканирую взгляд, дыхание, руки на столе. Внутри напряжение, но одновременно что-то щёлкает — да, нравится. Удовольствие от контроля, от власти, от того, что кто-то действительно слушает и понимает.

— Нравится, — говорю низко, грубо, хрипло. — Но не кайф. Просто закон игры такой. Ты либо держишь контроль, либо держат тебя. Понимаешь?

Она кивает, губы чуть приоткрыты, глаза сверкают: неподдельный интерес, умение слушать, не перебивать, не показывать слабость. Я замечаю это, и в этот момент понимаю — впервые за долгое время хочу продолжать объяснять, хочу, чтобы она знала, как это устроено. И хочу, чтобы она оставалась рядом.

Мы сидим напротив друг друга, полумрак кухни обнимает стол, лампа бросает мягкий свет на поверхность и на лица. Я рассказываю о себе — дозированно, осторожно, выбирая слова, чтобы не раскрыться полностью. Мира слушает, неподвижная, но глаза сверкают интересом, взгляд цепкий, внимательный. Каждое моё слово она ловит, анализирует, и это ощущение, что она проникает внутрь меня, вызывает одновременно раздражение и возбуждение.

Она внезапно встаёт, лёгким шагом проходит к шкафу, достаёт две кружки, наполняет их горячим чаем. Пар поднимается, запах травяного аромата разливается по кухне. Она возвращается и ставит передо мной одну кружку. Мягко, но намеренно — будто отмечает территорию. Затем садится ближе. Я ощущаю тепло её тела, дыхание смешивается с моим, взгляд не отводится. Она всматривается прямо в мои глаза, как будто хочет прочитать что-то внутри меня, пробить броню, которую я выстроил годами.

— Вот, — говорит она тихо, слегка улыбаясь, — это тебе.

Я нахмуряюсь, внутренняя напряжённость нарастает. Не потому что она близко — а потому что она играет. Играет тонко, ловко, провоцирует. Хочет вывести меня на реакцию. Я ухмыляюсь, низко, сквозь зубы:

– Подкупаешь?

Она лишь улыбается уголком губ, не отводит взгляд. Я сканирую её лицо, каждую мимику, каждый жест, как руки легонько держат кружку, как плечи чуть приподняты, дыхание ровное. Чувствую лёгкое раздражение и азарт одновременно.

— Может быть, — отвечает она мягко, но с ноткой вызова. — Может быть, я хочу узнать, кто передо мной.

Я нахмуряюсь, внутренне сжимаюсь. Она садится ещё ближе, почти касаясь меня, но держит дистанцию, играя. Я вижу, что она не просто слушает — она пытается понять, оценить, проанализировать. Это неожиданно и… безумно заводит.

— Хм… — рыкнул я, ухмыляясь, — вот это уже интересно. Ты реально умеешь давить, даже сидя с кружкой в руках.

Она усмехается, глаза искрятся, губы чуть приоткрыты. Я замечаю каждое движение, каждый взгляд, каждый вдох. Она ловко держит баланс: близость, интерес, но без страха. И я понимаю — впервые за долгое время я не хочу отстраняться. Не хочу уходить. И одновременно боюсь, что она что-то пытается узнать.

— Ну что ж, — тихо, низко, хрипло говорю я, — смотри, если будешь продолжать так смотреть, я могу рассказать больше, чем обычно. Но… тебе это надо?

Она чуть наклоняется, глаза сверкают, губы улыбаются:

— Мне надо.

Я ощущаю напряжение, азарт, внутреннюю проверку: её взгляд, её решимость, её умение держать паузы и слушать — всё это играет против меня. И в этом полумраке кухни, с кружками чая между нами, возникает новая игра — тихая, опасная, но невероятно притягательная.

— Ратмир… сколько тебе лет?

Я усмехаюсь, наклоняюсь назад, сжимаю кулаки на коленях:

— А тебе это реально надо знать? — голос низкий, хриплый, с ухмылкой. — Не хочешь, чтобы я просто сказал «много» и всё?

— Хочу точно, — спокойно отвечает она, отпивая чай, не спеша. – Это такая скрытная информация?!

Я скривился, взгляд острый, чуть прищурился:

— Больше, чем тебе, — говорю резко, с ноткой раздражения.

— Это не ответ, — улыбается она уголком губ, не меняя тона, — а просто уклонение.

Я ухмыляюсь, наклоняюсь к столу:

— Тридцать.

Она терпеливо отпивает чай, держа взгляд на моих глазах, спокойно:

— Хорошо, тогда следующий вопрос. Есть ли у тебя семья? Близкие люди? Друзья?

Я хмыкаю, внутренне напрягаюсь, пальцы сжимаются на коленях:

— Семья… — медленно, сквозь зубы, — давно нет. Близких… тоже. Друзья? — смех хриплый, короткий — те, кто ещё не сломались или не предали.

— И чем ты любишь заниматься, когда нет дел и работы? — спрашивает она мягко, но твёрдо, не отводя взгляда.

Я скривился, глаза сужаются:

— Хочешь знать про хобби? — резко, почти грубо. — Железо, баня. Всё остальное — ерунда.

Она отпивает чай, спокойно, не спеша:

— Железо?

Я сканирую её взгляд, мимику, каждое движение рук.

– Тренажерный зал.

Я вздыхаю, немного расслабляюсь, но внутри всё ещё напряжение: она терпеливо ждёт, внимательно слушает, умело задаёт вопросы, не перебивая. И впервые за долгое время кто-то выжимает из меня дозированную правду — и не боится держать взгляд, не прячется, не уходит.

— Хм… — выдыхаю низко, ухмыляюсь, — ладно. Будем двигаться дальше. Но знай: каждая правда, которую я дам, требует выдержки.

Она улыбается тихо, глаза сияют, руки крепко держат кружку:

— Я готова, — ровно, спокойно. — И хочу знать всё, что могу услышать.

И в этот момент на кухне между нами висит напряжение, густое как туман: вопросы, ответы, уклонения, терпение и взгляд, который может прожечь насквозь. Каждый вопрос, каждая пауза — это игра, которую ведём мы оба.

Я чувствую, как напряжение вечера достигло предела. Вопросы, ответы, паузы — всё это копилось, как воздух перед бурей. Я сижу напротив неё, сканирую взгляд, дыхание ровное, но тело напряжено. Она внимательно смотрит на меня, руки слегка сжаты на кружке чая, глаза сверкают, губы чуть приоткрыты.

Я медленно вздыхаю, внутренне сжимаюсь и рыкну низко:

— Хватит вопросов. Конец вечера откровений!

26

Мира

Сегодня на кухне я хотела приготовить всё так, как будто дом действительно принадлежал нам обоим — не только мне, не только ему, а нам.

На кухне было ещё спокойно: вне улицы — тусклый рассвет, в квартире — тепло от плиты и лёгкий пар по голове. Я включила плиту, поставила кастрюлю с кашей, взяла миску и взбивала тесто для блинов. Техника — старый сотейник с ручкой, деревянная лопатка, кружка с коричневой крошкой, банка мёда на полке. Весь мир на минуту сжимался до этих простых движений — перемешать, подлить, помешать, посолить чуть-чуть.

Запахи — они всегда возвращали меня в себя. Сначала каша, сладковатая от молока, чуть карамелизованная на дне — тот самый домашний запах, что успокаивает. Потом тесто на сковороде — бульк, шипение, тонкая корочка, в воздухе поднимался аромат жареного теста, и я позволила себе вслух улыбнуться: пахло блинами, пахло ближайшим утренним миром, пахло почти по-домашнему.

Я смазала одну сковороду маслом, другую — без, чтобы получить разную корочку, аккуратно переворачивала лопаткой, слушала, как они шуршат. Я торопилась. Он должен был вернуться с утра — уехал рано, но говорил, что вернётся.

Две тарелки, две ложки, кружки, ложка варенья и мёда в керамической мисочке. Накрывала стол, и в этом действии была какая-то почти детская надежда — чтобы он сел, чтобы сказал «мир», чтобы мир оказался не страшнее, чем я его себе представляла сейчас, пока переворачивала очередной блин.

Я уже собирала сковороду, когда услышала дверь. Он пришёл тихо, но в его шаге была стальная тяжесть — не обычная усталость, а что-то плотное.

Я обернулась с тарелкой в руках, улыбнулась, от души — та улыбка, что растягивает лицо и согревает в груди от предвкушения простого завтрака.

Он замер в дверях, оглядел кухню быстрым взглядом. Я заметила, как его лицо меняется — сначала лёгкое, почти привычное исследование, а потом что-то другое: уголки рта напряглись, челюсть сжалась, и в глазах заискрилась холодная тень. Он прошёлся взглядом по столу, будто изучая местность, и я вдруг ощутила это одновременно как проверку и как обещание — что он здесь, и при том он всегда на страже, даже когда садится есть с моей ложкой.

Он подошёл ближе, осмотрел всё осторожно, словно это было не его, а чужое. Моя улыбка застыла — я впервые заметила, сколько в его взгляде недоверия. Ему не понравились мои движения? Или ему не понравилось, что я решилась на уют, на мягкость? Я не успела ничего сказать — в моей груди замерло слово, которое должно было быть «каша», «чай», «всё в порядке?».

Он достал телефон из кармана. Движение было простое и точное, как всегда у него: без лишних жестов, без колебания. Он приподнял его вверх, держал экран к свету, и произнёс фразой, от которой кровь застыла в моих ушах:

— Это, блядь, твоя честность?!

Я увидела телефон и знала его. Знала так, как узнаёт человек вещь, которую украл и спрятал в карман. Это была та самая модель, трещинка в правом углу экрана, маленькая потертость на корпусе — тот телефон, который я вытащила из его кабинета пару дней назад и спрятала под подушку. Я помню, как моё сердце тогда застучало от преступления и от облегчения: у меня было доказательство, хотя я и не думала, что буду его трогать.

Теперь он держал его в руках и вскинул как факел обвинения.

Время на секунду остановилось. Сковорода заскрипела, словно пытаясь вернуть меня в бытовую реальность, но звук казался далёким, как будто кто-то выключил мир, оставив только нас двоих и звенящую паузу.

— Твоё?! — он повторил, голос низкий, и в нём было и удивление, и ледяная дрожь угрозы. — Это твоя честность, Мира?!

Я почувствовала, как лицо меняется: в горле застрял ком, руки побелели от силы сжатия тарелки. Внезапно перед глазами внизу всплыл тот момент, когда я шмыгнула в его кабинет: зажёгшийся монитор, документы, которые пахли чужой жизнью — и этот телефон.

Я хотела объяснить сразу, ворваться словами, но голос не приходил. Вместо слов из меня выбралось только:

— Я… я взяла его.

Он взглянул на меня так, будто видел меня впервые — не ту, что готовит блины, а ту, которая могла залезть в его кабинет, протянуть руку и унести часть его мира. Его губы сжались.

Он твёрдо выхватил из моих рук тарелку с блинами и отшвырнул на стол так, что она с грохотом пронеслась, раскидывая горячие блины в разные стороны!

Я вздрогнула от резких движений! Даже прижалась чуть ниже от нарастающего страха…

Я вздрогнула. Но он не остановился. Телефон он швырнул туда же, со всей силой — пластик лязгнул, экран ударился о дерево, и тишина кухни разорвалась этим резким звуком, будто выстрелом.

— Это твоя, блядь, честность?! — рявкнул он. Его голос стал низким, злым, в нём не было сдержанности, которой он обычно держал меня на расстоянии. — Ты мне втираешь про доверие, про «будь честен», а сама, блядь , во второй раз уже шаришься у меня в кабинете?

Он шёл на меня шаг за шагом, и каждый шаг был как давление. Я отступала инстинктивно, пока бёдрами не упёрлась в холодную столешницу. Дальше — некуда. Его руки не коснулись, но он стоял так близко, что дыхание било мне в лицо.

— Ты кто вообще, Мира? — его глаза горели. — Думаешь, я не вижу? Ты лжёшь. Ты в каждом слове врёшь, понимаешь? Ты даже когда молчишь — врёшь!

— Это неправда, — выдохнула я, и голос дрожал, но не сдавался.

— Неправда? — он прошипел почти в лицо, нависая сверху. — А что тогда твоя правда, а?! Что ты тут строишь из себя жертву, чтоб я поверил? Что ты под меня ложишься, а сама — в ящик? Куда ты, блядь, лезешь? Ты мне всё врёшь, Мира. Всё!

Он ударил кулаком по столешнице рядом со мной — дерево застонало, посуда дрогнула, блинчики чуть не съехали на пол. Я дёрнулась, но осталась на месте, потому что если уйду сейчас — проиграю.

— Я не вру! — выкрикнула я, перекрывая его злость. — Я просто хотела позвонить сестре! Почему ты не доверяешь мне?!

— Доверять?! — он рассмеялся грубо, с хрипом, без капли радости. — Ты доверие так понимаешь? — ткнул пальцем в телефон. — Пиздец у тебя «честность».

Я прижалась к краю столешницы, но не отвела взгляд. Сердце колотилось так, что рвало грудь, но я чувствовала, что если отведу глаза — он раздавит меня. Его злость жгла, но во мне загоралась своя искра.

— Ты сам! — я почти закричала. — Ты сам закрылся от меня! Всё время только полуправда, намёки, ухмылки! Думаешь, я камень? Мне тоже страшно! Я тоже хочу знать, с кем сплю, с кем живу!

Он скривился, как будто мои слова ударили его сильнее, чем его собственный кулак по дереву. Взгляд стал ещё опаснее, челюсть ходила туда-сюда.

— Значит, тебе похуй на мои слова, да? — его голос понизился, но стал ещё тяжелее. — Ты не веришь мне ни в чём. Тебе надо шпионить. Тебе нельзя верить, Мира. Нельзя!

— Нет! — выкрикнула я и, сама не понимая откуда, нашла в себе твёрдость. — Можно! Я не враг тебе, Ратмир. Я не враг!

Он замолчал на секунду, но продолжал нависать надо мной, удерживая бедром к столешнице. Воздух между нами дрожал, будто готов был загореться от искры.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кухня будто стала тесной клеткой — воздух густой, пропитанный запахом блинов и пороховой злости. Его ладонь всё ещё лежала на столешнице рядом со мной, тело прижимало, а глаза сверлили так, что хотелось провалиться сквозь пол. Но я не отводила взгляд.

— Телефон… — выдавила я, голос дрогнул, но я заставила себя говорить громче. — Он был нужен мне! Я не врала тебе, Ратмир! Мне нужно было связаться с сестрой.

Он дернулся, брови сошлись, взгляд стал ещё тяжелее.

— Чего, блядь? — процедил он, наклонившись ближе. — Ты серьёзно щас мне заливаешь?

— Да! — почти выкрикнула я, и сердце бухало так, будто готово было вырваться из груди. — Это моя сестра! Мой единственный близкий человек! Ты сам не разрешал, ты сам мне всё перекрыл. Но я не могла! Я не могу быть без неё, понимаешь?!

Он ухмыльнулся зло, без тени иронии, скорее как зверь, которому бросили вызов.

— Ты охренела совсем, Мира, — рявкнул он. — «Мне надо было»… Тебе, блядь, всё надо! А мне, значит, похуй, да? Я тебя держу, я тебя прикрываю, я тебя, сука, вытаскиваю из твоего прошлого, а ты лезешь ко мне в кабинет во второй раз!

— Потому что для меня это важно! — я ударила ладонью по столешнице, стараясь перекричать его. — Она — моя семья! Она живая! А ты хочешь, чтобы я жила, будто её нет?!

Он резко выдохнул сквозь зубы, шагнул ближе, прижал сильнее — так, что столешница больно впилась мне в поясницу.

— Сука упрямая, — процедил он. — Ты вообще башкой думаешь, когда творишь такую хуйню? Ты понимаешь, что могла себе приговор подписать? А заодно и мне?!

— Я не враг тебе! — крикнула я, и голос сорвался, слёзы навернулись на глаза, но я продолжала. — Я просто хотела услышать её голос. Хоть раз! Хоть убедиться, что она в порядке!

Он мотнул головой, выругался:

— Блядь… ты мне мозги ебёшь, Мира. Вот серьёзно, — рывком оттолкнулся, отступая на шаг, но взгляд оставался опасным, колючим. — Ты же понимаешь, что после такого тебе никто и никогда не поверит? Никаких «я хотела». Для всех ты теперь та, что лезет, роется, врёт. И для меня тоже.

— А для меня ты тот, кто держит меня в клетке! — выкрикнула я в ответ, и голос дрожал, но был твёрдым. — Ты требуешь честности, но сам её не даёшь! Я хотела всего лишь кусочек свободы, кусочек нормальной жизни — слышать голос сестры! Это преступление?

Он зло рассмеялся, сухо, с матом на губах:

— Преступление — то, что ты считаешь, будто можешь наебать меня, малышка. Вот это преступление.

И снова шагнул ко мне, глаза сверкнули так, что по спине пробежал холод.

Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Его слова про «наебать» и «малышка» хлестнули больнее удара. Я не выдержала — со всей силы толкнула его в грудь.

— Не смей меня оскорблять! — выкрикнула я, и голос сорвался, дрогнул, но в нём было столько ярости, что даже мне стало страшно.

Он пошатнулся назад от моего толчка, удивлённый моим напором. На секунду я увидела в его глазах не ярость, а что-то другое — искру недоумения, будто он не ожидал, что я дам сдачи.

Я воспользовалась этим мгновением, обошла его резким шагом и направилась к выходу из кухни. Сердце грохотало в груди, колени подкашивались, но я была полна решимости вырваться хоть на шаг. Хоть куда-то.

— Куда, блядь, намылилась?! — его рёв ударил в спину.

Резкий звук шагов, и уже в следующее мгновение его рука крепко схватила меня за локоть. Он рывком развернул и снова впечатал к столешнице. Спина ударилась о край, дыхание сбилось, я зашипела от боли, но не отвела взгляда.

— Отпусти! — я закричала, дернулась, но его хватка только усилилась. — Ненавижу, когда меня держат, как вещь!

— А я ненавижу, когда меня держат за лоха! — рявкнул он прямо в лицо, брызги его злости касались кожи. — Ты чё, думала, что выйдешь отсюда спокойно, после того как опять полезла в мои дела?!

— Да пошёл ты! — выдохнула я, голос сорвался в истеричный визг, но в нём был мой протест, моя сила. — Ты орёшь, давишь, держишь — думаешь, я от этого стану молчать?!

Он наклонился ближе, глаза сверкали, губы искривились в злой усмешке.

— Ты, блядь, вообще не понимаешь, во что играешь, — процедил он. — Думаешь, твои вопли мне мозг вынесут?

— Ты можешь давить сколько угодно, но я всё равно буду говорить то, что думаю!

Между нами воздух трещал, как оголённый провод. Он прижимал меня к столешнице, я дёргалась, кричала, а он не отпускал, злился ещё сильнее.

И в этом хаосе чувств — злости, боли, упрямства и отчаяния — я впервые поняла: мы оба не сдаёмся. Ни он, ни я.

Гул в ушах был громче его крика. Сердце колотилось так, что в груди будто что-то рвалось. Он нависал надо мной, держал за локти, прижимал к столешнице, а я кричала в ответ, захлёбывалась слезами и злостью:

— Ты не имеешь права так со мной! — сорвалось с губ.

— Да пошла ты нахрен со своим «правом»! — рявкнул он, и в этот миг его лицо оказалось так близко, что я почувствовала жар его кожи.

Мы дышали друг другу в лицо, орали, перебивая, но вдруг слова начали терять смысл. Наши глаза сцепились так, что было невозможно оторваться. Его злость жгла, но под ней я увидела то, что пугало ещё сильнее — желание. И, наверное, он увидел во мне то же самое.

Я дёрнулась в последний раз, будто хотела вырваться, но вместо этого сама оказалась ещё ближе.

Поцелуй был резким, яростным, словно продолжение нашей драки. Я ответила с той же злостью, кусая губы, вцепляясь в его плечи. Его руки обхватили меня за талию, подняли, и я ощутила, как столешница холодно впилась в бёдра, а его тело — горячо прижалось к моему.

Слёзы всё ещё катились по щекам, смешиваясь с его дыханием, с нашим поцелуем, но они больше не значили боли — в них было всё сразу: злость, страх, страсть.

И кухня, и разбросанные тарелки, и телефон на полу — всё исчезло. Остались только мы, два человека, доведённые друг другом до предела, до грани.

Он целует меня так, будто хочет доказать силу, стереть мои слова, заставить замолчать. Его губы жёсткие, резкие, дыхание рваное. Он будто вгрызается в меня, давит, подчиняет. Я пытаюсь сопротивляться, но тело само тянется к нему — дрожит от напряжения, от жара, от этого безумного смешения злости и желания.

Его ладони хватают меня за талию, двигают так, что я оказываюсь ещё плотнее прижатой к столешнице. Он держит меня так крепко, будто боится отпустить, будто я и правда могу выскользнуть и сбежать.

— Вот так, — шепчет хрипло, почти рычит в мои губы. — Ты хотела честности? Лови. Вот настоящий я. Грубый. Жёсткий.

Его рука скользит вверх по моей спине, другая сильнее вжимает в бедро, прижимает так, что я чувствую его власть в каждом сантиметре своего тела. Я хватаюсь за его шею, пальцы впиваются в кожу, но он только ухмыляется, не отрываясь от поцелуя.

Я пробую оттолкнуть его ладонью в грудь — слабый протест, но он тут же перехватывает мою руку, сжимает запястье и прижимает его к столешнице. Его взгляд вспыхивает:

— Не дергайся, — коротко, резко.

Сердце стучит в висках, дыхание сбивается, губы горят от его поцелуев, от его силы. И я понимаю — в его грубости есть не только злость, но и отчаянное желание держать меня, владеть мной, не отпускать.

Он снова целует меня резко, властно, будто отмечает: его территория, его женщина. И чем больше он давит, тем сильнее я горю изнутри — от противоречий, от боли, от страсти.

Его ладонь на моём запястье жёсткая, горячая, почти болезненная, но я не дергаюсь — потому что это не просто хватка, это вызов. Он хочет показать, что я его.

Его губы снова накрывают мои, на этот раз ещё резче, глубже. Поцелуй — как драка, но без слов, только дыхание и жар. Я пытаюсь оттолкнуть его плечо свободной рукой, но он ловит и её, резко заводит вверх, прижимает обе мои руки к столешнице. Моё тело полностью в его власти, я чувствую это каждой клеточкой.

— Вот так, — рычит он, и дыхание горячим облаком касается моего лица. — Ты умеешь только спорить и врать, но против меня ты — нихуя. Я всё равно беру своё.

Его бедро резко прижимает меня сильнее, я чувствую силу его тела, ту самую мужскую грубость, которая сводит меня с ума, несмотря на протесты. Я дергаюсь, но он только ухмыляется, глаза горят диким светом.

— Ты можешь орать, можешь даже биться, — говорит низко, почти шепчет в ухо, но каждое слово как удар. — Но ты всё равно будешь здесь. Со мной.

Я кусаю его губу в ответ, резко, до металла на языке. Он зарычал, но не оттолкнул — наоборот, вжался в меня сильнее, пальцы стиснули мои руки так, что кожа покраснела.

— Сука, — выдыхает, но голос уже не только злой — в нём жажда, рвущаяся наружу. — Вот за это я тебя и держу. Ты горишь, даже когда ненавидишь.

Он отпускает одну руку, но только чтобы схватить меня за волосы, резко оттянуть голову назад и снова вцепиться в мои губы. Его поцелуй — грубый, жадный, требовательный. Мои пальцы сами находят его шею, впиваются в неё, будто я хочу задушить и удержать одновременно.

Мир вокруг рушится — кухня, запах блинов, телефон на полу, всё растворяется. Остаётся только он, его сила, его злость, его поцелуи, от которых кружится голова и дрожит тело.

И в этот момент я понимаю: да, он доминирует, ломает, давит… но именно это и держит меня на краю — где ненависть плавится в страсти, а крик превращается в жажду.

Он дышит тяжело, обжигая меня своим жаром. Его ладонь держит моё запястье, вторая уже не щадит — скользит по талии, сжимает крепко, будто проверяя границы. Я чувствую, как его пальцы двигаются выше, к рёбрам, обхватывают грудь через ткань, сжимаю губы, чтобы не сорвался звук, но он видит это, ухмыляется звериным оскалом.

— Молчишь? — шепчет хрипло, скользя дальше ладонью вниз, к бедру. — Кричать ты умеешь, а тут — тишина?

Я всхлипываю от напряжения, от того, что он держит каждую часть меня в своих руках. Его пальцы резко хватают за бёдра, прижимают плотнее к себе, и я чувствую, как вся его злость превращается в силу, в желание. Сердце в груди бьётся в бешеном ритме, тело дрожит.

Я пробую снова вырваться — толкаю его плечо ладонью, но это только раззадоривает. Он хватает меня за волосы, резко наклоняет голову назад, губы жадно проходят по шее, оставляя огненные следы. Я закусываю губу, но стон всё равно срывается.

— Вот, — рыкнул он, целуя всё ниже, — настоящая ты. Без вранья.

Его рука скользит по спине, сжимает ягодицы, вжимает сильнее в край столешницы. Каждое его движение грубое, но в этой грубости — весь азарт, вся наша ссора, весь огонь, что мы разжигали словами. Теперь он горит в прикосновениях, в его дыхании, в моём дрожащем теле. Я цепляюсь за его шею, ногти оставляют царапины на коже, он рычит в ответ, будто это его только больше заводит. Мы оба уже не слышим слов, только шипение, дыхание.

Он придвигает меня к себе, подкидывает на плечо и резко уносит с кухни, держась всей ладонью за мои ягодицы!

Каримов сваливает меня на свою постель, сдёргивая с себя одежду, как что-то лишнее сейчас. Его безумный взгляд пронзает меня до дрожи! Темные глаза, сжатая от напряжения челюсть, грубые мужские руки, которые сдёргивают с меня одежду, откидывая прочь...

Он укладывает меня на спину - чувствую холодную белоснежную простынь, которая сейчас нагреется от нашего тепла. Ратмир навесает сверху, я вижу его стальной оголённый пресс, который вырисовывается перед моим взглядом. Эти масивные линии, проходящие по его мышцам...

Каримов проходит между моих ног, раздвигая их одним рывком. Чувствую его член, упирающийся в мою промежность. Такой тугой. Тяжёлый. Горячий, словно кипяток. Эту мужскую кожу... запах... Всё смешивается в воздухе. Его движения очень точные, быстрые, я и не замечаю, как он владеет моим телом... заставляет выгибаться, словно кошка...

Я прогибаюсь в спине, когда он касается губами моей груди! Закусывает соски зубами и оттягивает, а после проводит горячим языком. Пальцами начинает крутить их в стороны, чуть оттягивает и снова целует. Я не знаю, можно ли описать эти ощущения, но я мгновенно намокла "там"... просто за секунды!! Протяжный стон вырывается из моих губ, которые я закусываю и облизываю, словно стараюсь сдержать это напряжение, но не выходит...

— Ты сама согласилась... - выпаливает он, а после я чувствую проникновение его члена в мою промежность. Он скользит по моей влаге внутрь, а я ощущая сжатие. Такое тугое. Болючее. Тянущее. Но соблазнительное... Губы сворачиваются в трубочку, я издаю протяжный звонкий стон вверх. Пытаюсь смотреть на него, прямо в глаза ,держать взгляд... но он плывёт...

Каримов входит в меня. Заполняет меня собой. Он упирается ладонями в постель по обе стороны от меня, толкается внутрь и тоже рычит, набирая темп! Его движения бёдер становятся учащеннее, я вижу, как он пытается сдерживаться от яркого напора, но ему это даётся сложно...

— А...ммм....аа - вырывается изнутри.

Я ощущаю разливающееся тепло внутри своего тела. Ощущение приятного натяжения внизу таза. Мужского ритмичного вхождения и выхождения из меня. Моё тело его принимает. Отзывается. Бёдра сами идут к нему навстречу, помогая насаживать. Такой упругий. Мощный. Тёплый. Я чувствую своей кожей Каримова. Первого мужчину.

Он наклоняется ко мне и целует ключицу, поднимается к шее, затем кусает мои губы, слегка оттягивая их вверх. Снова ускоряет темп, двигаясь в меня всё ритмичнее и ритмичнее! Его мощные бёдра бьются об мои. Создают трение. Кожа по коже. Мурашки по мурашкам.

Волосы рассыпались по постеле. Руками хватаюсь за простынь, сжимая её в своих кулаках. Мужские бёдра натягивают меня на себя, пробуя моё тело на вкус. Каримов с яросиным наслаждением входит в меня, следя за моей реакцией. Смотрит прямо в глаза. Властно. С ухмылкой. С мужским оскалом!

Его тело так близко. Я могу провести ладонью по его плечам, прессу, бедрам... Могу прикоснуться к любой част его тела. Могу извиваться под ним и стонать... Могу зажимать его бедра своими ногами...

От моих стонов он возбуждается ещё быстрее. Темп становится протяжнее. Толчки сильнее. Взгляд увереннее. Он словно ловит мою реакцию и не встречаясь с протестом - продолжает вести за собой. Секс - сместь страстного возбуждения и ярости, которая пронизывает нас обоих. Ссора, перетекающая в горизонталь... Я чувтсвую, как начинаю потеть от такого темпа... как разогрелась кожа... как набухли соски перед его языком...как течёт влага из промежности... как натирает его член мою кожу... как это всё впервые...

Он прислоняется ко мне ближе. Ложится сверху, прижимая сильнее. Толчки становятся волнообразными, нарастающими, заполняющими меня... Я выгибаюсь по прежнему сильно, оголяя шею, ключицу и грудь, приподнимающуюся с каждым вздохом...

В каких-то моментах я срываюсь на крик, громкий стон, который может быть слышен в любом уголке этого дома! Мой женский громкий стон. Стон от секса. Секса с Ратмиром Каримовым. Опасным и непредсказуемым. С властным мужчиной, который не оставляет шанса. Не идёт на компромисс. Просто завладевает. Просто берёт.

Поставьте, пожалуйста, звезду моей книге, которую сейчас читаете! Для меня, как автора, это важно и помогает продвигать книгу ;)

ДАВАЙТЕ БОЛЬШЕ АКТИВА, ДЕВУШКИ ????

27

Я лежала на спине, уставившись в белый потолок, который казался сейчас выше, чем обычно. Казалось, будто сама комната знала то, что произошло между нами, и хранила это в тишине, не выдавая никому. Простыни ещё пахли им — терпким, мужественным запахом, в котором смешивалось что-то опасное и странно притягательное. Рядом — он.

Ратмир Каримов.

Я украдкой повернула голову, чтобы посмотреть на него. Его лицо казалось спокойным, будто всё это — обыденность, как дыхание или сон. А у меня внутри всё путалось: воспоминания о прикосновениях, шёпоте, о собственной неловкости, стыде, о том, что я позволила. Нет — о том, на что сама согласилась. Щёки горели, и я ловила себя на том, что улыбаюсь, хоть и старалась спрятать это даже от себя.

Всё по договору. Всё так, как мы оговаривали: он защищает — я подчиняюсь. Но одно дело слышать слова и соглашаться с ними, и совсем другое — прожить. Я всё ещё чувствовала, как моё тело откликается воспоминанием, и от этого становилось ещё более стыдно.

Резко зазвонил телефон. Он медленно протянул руку, взял трубку. Его движения были ленивыми, уверенными — как у человека, который всегда держит всё под контролем.

Я слушала. Не слова — интонацию. Он говорил коротко, сдержанно, почти сухо, но каждая его пауза, каждое вздохнутое «угу» отзывалось во мне напряжением. Это был разговор мужчины, которому я принадлежу лишь по его решению.

Когда он отключился, повернулся ко мне.

— Сегодня вечером еду к другу. У него день рождения. Ты поедешь со мной.

Я заморгала. Просто так? Словно это само собой разумеется.

— Я?.. — голос предательски дрогнул.

— Ты со мной. — В его взгляде не было вопроса. Только утверждение.

Я опустила глаза, пытаясь справиться с тем вихрем, что поднялся внутри. Вчера я согласилась быть частью его условий, его игры, его мира. Но это был наш мир на двоих, внутри стен этой комнаты. А теперь… теперь он собирался вытащить меня наружу. Показать? Представить? Или просто иметь рядом, как принадлежность, как тень?

— Хорошо, — сказала я тихо. Не потому что хотела. Потому что иначе нельзя. Потому что я уже в этой сделке, и выхода нет.

Он усмехнулся, будто именно такого ответа и ждал, и коснулся моих волос кончиками пальцев. И в этом лёгком движении было больше власти, чем в любых словах.

***

Я долго сидела перед зеркалом, перебирая вещи. Казалось, каждая ткань, каждая деталь одежды весила тонну — будто от моего выбора зависело что-то большее, чем просто внешний вид. Я слышала внутри себя его голос:

«Ты поедешь со мной».

Я примеряла одно платье за другим. Сначала простое — черное, чуть выше колена. Оно казалось слишком строгим. Потом красное — слишком вызывающее. Белое, лёгкое — в нём я выглядела девочкой, а не женщиной, и рядом с Каримовым это было бы почти смешно.

Остановилась на другом. Оно обнимало талию, мягко ложилось на бёдра, оставляло открытыми плечи и ключицы. В нём было что-то соблазнительное, но не откровенное. Именно то, что нужно — достаточно, чтобы он посмотрел оценивающе, и достаточно, чтобы я чувствовала себя защищённой под его взглядом.

Волосы я собрала в высокий хвост. Когда прядь скользнула по шее, я поймала в зеркале своё отражение и чуть улыбнулась. Шея оставалась открытой, хрупкой — и это почему-то казалось особенно уязвимым жестом. Но в то же время — смелым. Я хотела быть смелой. Хотела показать, что умею выглядеть иначе, чем привыкла.

Когда я вышла в гостиную, он уже ждал. Черные брюки, простая футболка — как-то слишком просто для него. Но на Каримове даже эта простота превращалась в стиль. Его силуэт, осанка, взгляд — всё говорило о силе. И ещё о чём-то, что я никак не могла расшифровать.

Его глаза медленно прошлись по мне, скользнули от плеч к талии, ниже. Я почувствовала, как в груди что-то сжалось, а кожа словно загорелась изнутри. Он ничего не сказал, только шагнул ближе и притянул меня к себе за талию.

— Ты знаешь, как это действует, да? — его голос прозвучал низко, почти с ревностью.

Я не знала, что ответить, и только улыбнулась, пытаясь спрятать смущение.

Мы вышли к машине. Водитель открыл дверь, и Каримов, не отпуская меня, усадил рядом с собой. Его рука осталась на моей талии, уверенно, чуть сильнее, чем нужно. Будто он показывал миру, что я принадлежу ему.

Дорога заняла не так много времени. Мы молчали, но молчание было наполненным. Я чувствовала его взгляд — он иногда скользил по моим коленям, по открытому плечу. И это было одновременно волнительно и пугающе.

Ресторан встретил нас огнями, шумом и смехом. За большим столом уже сидела компания его друзей. Мужчины, женщины — уверенные, красивые, расслабленные. Я чувствовала себя чужой. Мой взгляд невольно выхватил знакомое лицо. Руслан. Его глаза скользнули по мне на секунду, и он тут же отвернулся, даже не кивнув. Я почувствовала, как внутри похолодело. Это было унизительно, но я заставила себя сесть рядом с Каримовым, выпрямив спину.

Стол ломился от закусок, бутылок, бокалов. Смех раздавался вокруг, кто-то чокался, кто-то уже громко шутил. Девушки рядом смеялись звонко, смотрели на своих мужчин так легко, будто ничего не боялись. А я смотрела только на его бокал.

Один.

Второй.

Виски в янтарном свете ламп казался опасным, почти угрожающим. Я знала, что бывает, когда мужчины пьют. Слишком хорошо знала. И каждый его глоток отдавался во мне тревогой.

Я, наверное, слишком явно следила за ним, потому что в какой-то момент он наклонился ближе. Его рука легла на моё колено, тёплая и тяжёлая. Он посмотрел прямо в глаза и шепнул:

— Не бойся. Я знаю меру.

И эти слова разлились внутри меня странным теплом. Будто он действительно видел — всё, что я пытаюсь скрыть. Будто он мог читать не только мои движения, но и мои страхи.

Шум за столом постепенно сливался в фоновый — звон бокалов, смех, обрывки слов. Но в какой-то момент я уловила знакомое — разговор о деньгах. Мужчины обсуждали бизнес-схемы, кто-то в полушутку спорил о прибыли, о том, как считать расходы и чистый доход.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я слушала краем уха, но когда заговорил Руслан, будто внутри меня что-то кольнуло. Он уверенно вещал, но допустил ошибку. Ошибку настолько грубую, что я не смогла промолчать. Я вместе с сестрой считала каждую копейку, вытягивала наш маленький бизнес на плаву. Для меня это было как дышать.

— Простите, — слова сами сорвались с губ. — Но расходы вы считаете неправильно. Чистая прибыль будет совсем другой, если учитывать постоянные издержки, а не только переменные.

За столом на секунду воцарилась тишина. Руслан медленно повернул голову, его взгляд был холодным, оценивающим. Он явно не ожидал услышать возражение, да ещё от меня.

— Интересно, — протянул он, иронично приподняв бровь. — Ты, наверное, решила, что разбираешься лучше?

Я выдержала его взгляд, хотя внутри всё дрожало.

— Я не решила. Я знаю. Это простая математика. Если считать только то, что меняется от месяца к месяцу, можно потерять половину.

Он усмехнулся и откинулся на спинку стула.

— Милая, это не твоя сфера. Здесь разговор мужчин. — Его слова были подчеркнуты пренебрежением, словно он пытался поставить меня на место одним движением.

Я почувствовала, как кровь бросилась к щекам, но голос всё равно оставался твёрдым:

— Деньги не различают, кто их считает — мужчина или женщина. Если вы хотите точные цифры, то считать их нужно правильно.

Руслан наклонился чуть ближе, в его улыбке сквозила насмешка:

— Какая же ты умная. Думаешь, что сможешь чему-то меня научить?

Я уже открыла рот, чтобы ответить, но почувствовала под столом, как рука Каримова легла на моё колено, чуть сжав. Он молчал, не вмешивался, но это прикосновение было как сигнал:

«Я рядом. Говори, если хочешь».

— Ты слишком много себе позволяешь! Думаешь, если разок посчитала свои копейки, то теперь можешь лезть в мужской разговор? Сиди и молчи, пока взрослые обсуждают дела.

Эти слова ударили в самое сердце. Я почувствовала, как внутри поднимается волна — смесь обиды, стыда и злости. Старая привычка была — промолчать, отвести глаза, проглотить унижение. Но рядом со мной сидел Каримов. И его ладонь на моём колене всё ещё лежала, словно молчаливый знак.

Я подняла глаза прямо на Руслана.

— Если бы вы действительно обсуждали «дела», а не свои иллюзии, я бы, может, и молчала. Но вы путаете элементарные вещи. И да, мне есть что сказать. Потому что я умею считать не только «копейки», как вы их назвали, но и реальную прибыль.

Мой голос прозвучал твёрдо, и я сама удивилась себе. Руки дрожали под столом, но слова летели ровно, уверенно.

Руслан прищурился, сжал челюсти и уже собирался что-то бросить, но тут зазвучал смех. Низкий, уверенный, громкий — смех Каримова.

Все обернулись к нему. Он чуть отклонился на спинку стула, обняв меня за плечи, и сказал с той ленивой уверенностью, от которой невозможно было отвести взгляд:

— Она не только красивая. Она ещё и умная. Может и заткнуть, если надо.

Он сказал это без злости, даже с каким-то удовольствием, как будто выставлял меня в лучшем свете перед всеми. Мужчины за столом зашумели, кто-то усмехнулся, кто-то хмыкнул, девушки переглянулись. Руслан, мрачно скривившись, отвёл взгляд, налил себе полный бокал и опрокинул его одним глотком.

А я сидела, затаив дыхание. Щёки горели, сердце колотилось. Я не знала, что было сильнее — стыд или гордость. Но в одно я верила точно: Каримов не стал бы произносить такие слова, если бы не видел во мне чего-то большего, чем игрушку.

И это осознание было опасно. Слишком опасно.

Я чувствовала, как шум за столом становится слишком густым, липким. Слова, смех, звон бокалов — всё это давило, словно стены ресторана сдвигались ближе. Мне нужно было вырваться хотя бы на минуту.

— Я выйду на воздух, — тихо сказала я, наклонившись к Каримову.

Он только кивнул, даже не спросив, зачем. Его ладонь легко сжала мою руку.

Я поднялась и направилась к выходу. Девушки проводили меня взглядом — кто-то с интересом, кто-то с откровенной усмешкой. Но я шла прямо, стараясь не обращать внимания.

На улице было свежее. Холодный воздух приятно коснулся кожи, и я глубоко вдохнула, пытаясь сбросить напряжение. На миг мне показалось, что сердце стало биться ровнее. Я облокотилась о перила возле входа, закрыла глаза.

Но тишина продлилась недолго.

— Ну что, сбежала? — знакомый голос раздался за спиной, и я вздрогнула. Руслан. Его шаги были размеренными, слишком уверенными, словно он заранее знал, что найдёт меня здесь.

Я медленно обернулась. Он стоял в двух шагах, сигарета в пальцах, взгляд жёсткий.

— Мне просто нужен воздух, — ответила я сухо.

— Воздух, значит… — он усмехнулся, выпустив струю дыма. — Знаешь, долго ты так не протянешь рядом с ним. Каримов любит ярких женщин, но быстро ими насыщается. Особенно если у них, как у тебя, прошлое… мягко говоря, не без грязи.

Слова ударили, как пощёчина. Я замерла, пытаясь удержать дыхание.

— Ты ничего не знаешь обо мне, — выдавила я.

— Ошибаешься. — Его голос стал ниже, тяжелее. — Я знаю достаточно. И знаю, что он тоже всё узнает. Рано или поздно. А тогда… — он сделал паузу, бросив окурок на землю и раздавив его носком ботинка, — тогда он просто откажется. Так же легко, как налить себе новый бокал.

Во мне закипела злость. Я шагнула ближе, глядя прямо в его глаза:

— Если ты думаешь, что сможешь меня запугать, ты ошибаешься. Моё прошлое — моё. И если Ратмир решит отказаться, то это будет его решение, а не твоё.

Руслан ухмыльнулся, но в глазах мелькнула тень раздражения:

— Смелая. Но глупая. Ты не понимаешь, с кем связалась.

— А может, это ты не понимаешь, — я не отводила взгляда. — Если бы у тебя хватало силы, ты бы не пытался унизить женщину за её прошлое.

Мы стояли почти вплотную, словно два бойца на ринге. Его улыбка стала холодной, лишённой веселья.

— Посмотрим, сколько ещё продлится твоя уверенность.

Я уже хотела ответить, но сзади раздались шаги. Тяжёлые, знакомые. Я обернулась — и сердце забилось быстрее.

Ратмир.

Он вышел на улицу, остановился, окинув нас взглядом. Его глаза сразу сузились, брови нахмурились. И в эту секунду я почувствовала, как между мужчинами пролетела искра — та, что не сулит ничего хорошего.

— Руслан, — голос Каримова прозвучал низко, глухо, с едва сдерживаемой угрозой. — Что ты опять хочешь?

Руслан лениво улыбнулся, будто его вовсе не задела эта напряжённость.

— Всего лишь разговор, Рат. Твоя дама захотела подышать воздухом, а я решил составить компанию. Разве это запрещено?!

— Составить компанию? — Ратмир шагнул ближе, и в его движении была сталь. — Ты уже один раз сегодня пытался показать зубы. Теперь решил повторить?!

Я почувствовала, как обстановка накалилась до предела. Руслан не отводил взгляда, но его улыбка стала чуть натянутой.

— Ты же знаешь, я всегда говорю то, что думаю.

— Проблема в том, что слишком часто ты думаешь о чужом, — бросил Ратмир.

Я сжалась, будто оказалась между двух раскалённых камней. Мне хотелось уйти, раствориться, но ноги не слушались.

Руслан посмотрел на меня, потом снова на Каримова.

— Может, ты боишься, что я скажу ей правду?!

На лице Ратмира мелькнула тень ярости, но он быстро взял себя в руки. Его ладонь легла мне на талию, уверенно, почти властно.

— Хватит, — произнёс он холодно. —Не испытывай моё терпение!

Взгляд Руслана стал тяжёлым, но он не стал спорить. Только усмехнулся, поднял руки, словно сдаваясь.

— Как знаешь.

И медленно направился к дверям, оставив нас вдвоём.

Я стояла рядом с Каримовым, чувствуя, как его рука по-прежнему держит меня. Его молчание было громче любых слов.

И мне было страшно спросить:

о какой «правде» говорил Руслан?

— Поехали, — коротко сказал Ратмир, всё ещё держа меня за талию. Его голос не терпел возражений.

Я кивнула. Не хотелось возвращаться к столу, под взгляды друзей и особенно девушек, чьи улыбки были слишком острыми. Мы направились к машине. Водитель уже ждал.

Мы сели на заднее сиденье. За окном тянулся поздний вечер — огни улиц, витрин, фонарей сливались в полосы света. Машина мягко скользила по дороге, в салоне тихо играла приятная музыка, создавая странное ощущение покоя.

Но внутри покоя не было.

Я чувствовала его взгляд на себе — пристальный, внимательный. Он не отводил глаз, и от этого у меня горели щеки. Ратмир обнял меня за талию, уверенно прижал к себе.

Я сделала вдох и решилась:

— Ратмир… — мой голос прозвучал тихо, но он уловил каждую интонацию. — Что имел в виду Руслан? Почему он так против меня?

В его глазах мелькнула тень. Он словно сжал слова внутри и не дал им выйти наружу.

— Не сейчас, Мира, — ответил он твёрдо. — Не тебе слушать его грязь.

Я хотела возразить, но не успела. Его ладонь скользнула выше по моей спине, притянула ближе, и вдруг его губы накрыли мои.

Поцелуй был жадным, властным, без остатка. Я утонула в нём, забыв и про Руслана, и про все страхи. Его пальцы крепко сжимали мою талию, потом скользнули вниз, обхватив мои бёдра.

— Иди сюда, — его голос прозвучал хрипло, требовательно.

В следующее мгновение он усадил меня к себе на колени, лицом к лицу. Моё сердце бешено колотилось, когда я оказалась в его объятиях. Колени упёрлись по бокам от него, платье поднялось чуть выше, чем позволяли приличия.

Он держал меня крепко, будто боялся отпустить. Его руки сжимали мои бедра так, что я чувствовала каждое движение его пальцев. Его поцелуи становились всё глубже, горячее, будто он хотел стереть из меня все сомнения, все вопросы.

Музыка в салоне играла фоном, но мы уже её не слышали. Мы растворялись друг в друге — в его дыхании, его губах, его руках, что не оставляли ни одного кусочка моего тела без внимания.

В этот момент существовали только мы. Ночь, дорога и пламя, которое разгоралось между нами, становясь сильнее с каждой секундой.

Мы слились в поцелуе снова, и теперь между нами не было ни одной свободной части тела, не ощущающей друг друга. Его руки скользили по моей спине, затем спустились ниже, охватив талию, сжимая её так, что дыхание перехватывало от остроты ощущений.

Он прижал меня к себе ещё сильнее, так, что я почувствовала давление его тела, тяжесть плеч и силы. Я прогнулась навстречу, ощущая каждый изгиб, каждую мускулистую линию, каждое прикосновение. Его губы спускались к шее, к ключицам, оставляя горячие следы, мягко впиваясь, заставляя меня дрожать и тихо стонать.

Я ощутила, как пальцы его рук скользят по бедрам, осторожно, но уверенно, перемещаясь вверх, чтобы удерживать, направлять, возбуждать. Он словно читал каждый мой жест, каждое движение тела, будто знал, где нужно прижать сильнее, а где оставить легкость.

Мы теряли дыхание в поцелуях, губы сменяли друг друга на шее, плечах, подбородке. Его ладони опускались снова к бедрам, прижимали меня к себе, заставляя чувствовать всю тяжесть и силу одновременно. Я обвила его руками, скользила пальцами по спине и груди, ощущая плоть, тепло, напряжение. Тихие стоны, ритмичное дыхание, скрип кожи об одежду, жар дыхания — всё слилось в одну густую, невыносимо плотную атмосферу.

Он аккуратно, но решительно меня прижал, и я почувствовала, как каждая клетка тела откликается на его прикосновения. Его руки сжимали бедра, подталкивали меня ближе, а губы уже не отпускали ни секунды, скользили, влекли, будоражили. Я дрожала, скользила всем телом, пытаясь быть ближе, раствориться в нём, забыв обо всём, кроме этого давления, тепла и жара.

Каждое его движение было одновременно властным и нежным. Мы растворялись друг в друге, теряя время, пространство, всё, кроме остроты ощущений. Внутри меня закипало всё сильнее, дыхание смешалось с его дыханием, пальцы обхватили его плечи, спину, губы нашли губы снова и снова — и мир, казалось, перестал существовать, оставив только нас двоих и этот плотный, страстный поток, который не оставлял ни одного мгновения на сомнения.

Он держал меня на коленях, ладони впились в бёдра, пальцы впились в ткань платья, прижимая ко всему себе. Его дыхание было горячим, губы касались моей шеи, подбородка, губ, и вдруг раздался его низкий, почти рычащий голос:

— Я хочу тебя прямо сейчас. — Его рука провела по моей спине, сжимая талию, пальцы скользнули ниже. — Вот так...

Я выдохнула, дрожала, губы непроизвольно нашли его губы снова.

— Я не буду ждать, пока ты сама решишь, — продолжал он, голос стал грубее, почти шёпотом, но с острой силой. — Я буду прижимать тебя к себе, трогать, возбуждать, пока ты не забудешь обо всём, кроме меня. Пока тело не станет моим!

Он сжал мои бедра сильнее, подтянул ко всему себе так, что я почувствовала, как колени упрелись в его бок. Его губы снова нашли мои, и поцелуй был жадным, почти грубым, в нём была сила, желание и властность.

— Просто дай мне взять тебя.

Я задрожала, губы открылись, дыхание сбилось. Его руки обхватили меня за талию, затем бедра, удерживая, направляя, возбуждая. Каждое движение было прямым, дерзким, без прикрас. Я ощущала, как он полностью контролирует меня, как каждое его прикосновение заставляет дрожать, и с каждой секундой желание разгорается всё сильнее.

— Вот так… давай, Мира… Двигайся ко мне, — прошептал он хрипло, сжимая бедра, удерживая, заставляя меня растворяться в этом вихре страсти. — Ты моя. Поняла? Моя.

И снова губы, дыхание, тело, пальцы, руки — машина шла по дороге, но для нас существовал только он, я и это безумное, плотное ощущение, когда каждое движение превращается в жар, в притяжение, в желание, которое невозможно остановить.

Как вам сближение героев? Что чувствуете от них?

28

Я ненавижу выпрашивать. Всегда чувствую себя не очень, когда начинаю уговаривать. Особенно таких, как наши охранники. Эти морды кирпичом, вечно со своими серьёзными лицами, будто я собралась их в рабство продать, а не просто попросить о мелочи. Но сегодня у меня не было выхода. Если я хочу сделать это для Ратмира, придётся переступить через себя.

— Да это не "мелочь", — бурчит один, высокий, с квадратной челюстью, — вы понимаете, чем это может закончиться? Нам же голову снимут.

Я закатываю глаза.

— Никто вам ничего не сделает. Это просто сюрприз! Я хочу отвезти его в одно место, и всё.

Они переглядываются. Второй, тот что постарше, курит и смотрит на меня, как на дурочку.

— Сами потом отвечайте, — говорит наконец. — Мы предупреждали.

— Да хоть распишусь вам кровью, — я резко отвечаю. — Это моя ответственность.

Внутри у меня всё дрожит, но я держусь. Хочу, чтобы получилось идеально. Хочу, чтобы он хоть на пару часов перестал быть этим вечно серьёзным, вечно уставшим Ратмиром, которому мир обязан крутиться по его правилам.

— Ладно, — старший кивает, затягивается сигаретой. — Но если что, мы тут ни при чём.

— Да-да, — машу рукой, а сама улыбаюсь так, будто выиграла.

Когда они соглашаются, меня будто током пробивает. Я уже в голове представляю, как это будет...

Баня, пар, горячая вода, запах дерева, никакой суеты. Мы вдвоём. И никаких звонков, никаких людей, которые вечно чего-то от него хотят. Только я и он.

Весь день хожу по дому, жду его возвращения. Смеюсь сама над собой — будто подросток, которому назначили свидание. Но мне хочется, чтобы он увидел во мне не просто "ту, что дома сидит".

И вот он появляется. Я сразу слышу звук машины у ворот, потом его шаги. Медленные, тяжёлые. Он заходит, бросает сумку. Вид у него такой, будто его только что выжали насухо.

— Привет, — говорю я и улыбаюсь.

Он поднимает на меня глаза, и я сразу понимаю — плохой день. Он устал, злится, ему хочется тишины. Но у меня совсем другие планы.

— Нам нужно ехать, — говорю спокойно.

— Куда ехать?! — он смотрит так, будто я предложила ему марш-бросок по грязи.

— Сюрприз, — улыбаюсь ещё шире.

Он морщится.

— Ты же знаешь, я не люблю.

— Знаю, — киваю. — Но сегодня потерпишь.

Я подхожу ближе, беру его за руку. Он холодный. Его пальцы не двигаются. Он даже не пытается сжать мою ладонь.

— Устал, — говорит он сухо.

— Поэтому и едем, — отвечаю. — Чтобы перестал быть усталым.

Он фыркает.

— Я не в том настроении.

— Ты никогда не в том настроении, — я вдруг срываюсь, потом спохватываюсь и добавляю мягче: — Пожалуйста. Доверишься мне хоть раз?

Мы стоим и смотрим друг на друга. Его взгляд тяжёлый, как камень. Он не привык, что его куда-то ведут. Всегда наоборот. Но я не отступаю.

Через минуту он всё-таки идёт со мной к двери. Я понимаю, что он злится. Но я его буквально запихиваю в машину, закрываю дверь и, наклонившись к водителю, говорю:

— Поехали.

Ратмир сидит рядом, молчит. Потом медленно поворачивает голову. Его глаза — прямо на мне. Секунда, другая, третья. И всё это время он не моргает.

— Ты вообще понимаешь, что делаешь?! — спрашивает.

— Да, — отвечаю коротко.

— Я ненавижу сюрпризы!

— Я знаю.

— Знаешь, но всё равно делаешь?!

Я киваю. Он усмехается, но без радости.

— Ты смелая, — говорит он тихо. — Или глупая.

Я смотрю в окно и молчу.

В какой-то момент он начинает "давить". Сначала будто в шутку. Подвигается ближе, кладёт руку мне на колено.

— Может, скажешь всё-таки? — шепчет.

— Нет.

— Думаешь, выдержишь?! — он чуть сжимает пальцы.

Я отворачиваюсь, кусаю губу, но молчу. Мне нравится эта игра. Он привык, что люди прогибаются. Но я не собираюсь.

Он вздыхает, откидывается назад, но я чувствую: он всё равно не отводит взгляда. Смотрит, смотрит, будто пытается вытащить из меня ответ силой.

Дорога кажется вечной. Сердце то замирает, то бьётся быстрее. Я думаю: а вдруг он реально разозлится? Вдруг я сделала глупость? Но я цепляюсь за картинку в голове — нас двоих, в тепле, без телефонов и обязанностей. Ради этого можно потерпеть.

Когда машина наконец сворачивает с трассы на узкую дорогу, я вижу впереди огни. Тихое место, скрытое за деревьями. Уютный банный комплекс, куда я договорилась заранее.

Я поворачиваюсь к нему и, стараясь улыбнуться, говорю:

— Приехали.

Он смотрит в окно, потом снова на меня. Долго. Его глаза уже другие — усталость никуда не делась, но там появляется интерес. Лёгкий. Осторожный.

И в этот момент я понимаю: всё было не зря.

Когда машина остановилась, я первой открыла дверь. Сердце прыгало, будто я вот-вот должна вручить ему подарок. Я уже собиралась улыбаться и говорить что-то милое, как вдруг вижу, как он застывает. Не двигается. Просто смотрит вперёд.

— Ты серьёзно?! — его голос низкий, хриплый от усталости, но в нём слышно не удивление даже, а злость.

Я оборачиваюсь.

— Что?

Он поворачивает голову на меня, и этого взгляда хватает, чтобы у меня внутри всё похолодело.

— Ты привезла меня сюда? Сюда?!

Я моргаю, пытаюсь понять.

— Ну да… А что? Это же… — начинаю и сразу обрываюсь, потому что вижу, как у него напрягается челюсть.

— Откуда ты вообще узнала про это место?!

– Ну… — я чувствую, как щеки горят. — Мне подсказали.

— Кто, блядь, подсказал?! — он уже сжимает кулаки. Я вижу, как напряглись сухожилия на его руке.

Я отвожу взгляд.

— Ну… они…

Он резко дергается вперёд.

— Охрана?!

Я молчу.

— Они распездели?! — он смотрит так, что я бы сейчас с удовольствием растворилась в воздухе. — Они ещё и помогли тебе всё это устроить?!

— Ратмир, пожалуйста, — я тянусь к нему рукой, но он отодвигается.

— Ты понимаешь, что так нельзя?! — его голос становится жёстким, он почти рычит. — Нельзя обращаться к ним за такими вещами! Они работают на меня. Они должны докладывать мне, а не плясать под твои хотелки!

— Хотелки?! — я чувствую, как во мне загорается злость. — Ты серьёзно? Я весь день пыталась сделать тебе сюрприз, хотела, чтобы ты хоть немного расслабился! Хотела, чтобы мы просто побыли вместе, без твоих вечных нервов!

Он смотрит на меня недовольным, тяжёлым взглядом, будто сканирует каждую клеточку моего лица.

— Я привык всё контролировать, — он говорит. — Мне нужно знать, кто, куда, зачем. А ты — берёшь и договариваешься за моей спиной! Через моих же людей, блядь!

— Потому что иначе ты бы никогда не согласился! — я почти кричу. — Ты бы опять нашёл тысячу причин, чтобы отмахнуться. Устал, нет времени, не люблю сюрпризы. Да! Ты не любишь! Но я устала жить по твоим правилам. Хотела хоть раз по-своему.

Между нами тишина. Слышно только, как капает вода где-то неподалёку, и как у него хрустит костяшка пальца, когда он сжимает кулак.

Я делаю шаг ближе.

— Послушай… — мой голос уже мягче. — Я понимаю. Ты злишься. Ты привык, что всё должно идти по плану. Но разве твой план делает тебя счастливым? Ты пришёл домой злой, вымотанный. Ты даже со мной не хотел разговаривать. Разве это нормально?

Он смотрит мимо меня. Глаза мрачные, дыхание тяжёлое. Я тянусь к его руке и кладу ладонь сверху на его кулак.

— Просто доверься мне. Хоть раз. Не как деловой встрече, не как очередному делу. Просто как женщине. Давай зайдём внутрь. Попаримся. Отдохнём.

Он медлит. Долго. Я уже думаю, что сейчас он просто развернётся и прикажет ехать обратно. Но потом он резко выдыхает и убирает руку.

— Упрямая, — говорит он устало. — До невозможности!

Я улыбаюсь и стараюсь не показать, как колотится сердце.

— Я знаю.

Он всё ещё недоволен. Вижу это. Но он открывает дверь и выходит. Я тоже. И внутри себя я ликую.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы заходим внутрь, и сразу чувствуется разница — из холодного вечера в тёплое, наполненное запахом дерева пространство. Сразу бьёт в нос пихта, лёгкий дым, пар. Тело реагирует мгновенно: мышцы будто отпускает, даже дышать проще.

Администратор, парень лет тридцати, едва видит Ратмира — лицо меняется моментально. Был обычный рабочий, а тут прямо сияет.

— О! Добрый вечер! — он буквально кивает так, будто мы в гости к нему домой пришли. — Давно вас не было, проходите, конечно! Всё готово.

Они начинают суетиться. Девушка с ресепшена тоже улыбается слишком широко, бросает взгляд на Ратмира, потом на меня. Вот тут я ловлю. Их взгляд — удивление. Секундная пауза, будто они мысленно отмечают: «Ага, впервые пришёл не с друзьями».

Они вежливо, но явно любопытно меня разглядывают. Я ощущаю это всем телом. Не грубо, нет. Но так, как смотрят, когда не ожидали тебя увидеть в этой компании.

— Вам на двоих комплект, да? — девушка уточняет.

— На двоих, — отвечаю я, чуть быстрее, чем успевает открыть рот Ратмир.

Она кивает, выуживает из ящика аккуратно сложенные пакеты. Белые полотенца, тапки, одноразовые комплекты. Всё пахнет чем-то свежим, чистым.

— Прошу, — она протягивает.

— Спасибо, — говорю я и чувствую, как Ратмир рядом напрягается. Он не говорит ничего, но его взгляд скользит по персоналу, потом по мне. Он явно недоволен тем, что они смотрят на меня так открыто, словно оценивают.

Нас проводят по коридору. Пол деревянный, под ногами слегка пружинит. Стены тёплые, свет мягкий, жёлтый, как будто всё это сделано для того, чтобы человек перестал быть железным.

— Комната для парений подготовлена, — говорит администратор. — Вас там никто не побеспокоит.

— Отлично, — отвечает Ратмир сухо.

Его голос режет это тепло, но я стараюсь не обращать внимания. Для меня важнее, что он вообще пошёл.

Мы заходим в раздевалку. Просторно, чисто. На скамейках уже лежат свежие простыни, аккуратно сложенные халаты. Я разворачиваю пакет. Там купальник — мой. Я заранее подготовилась. Чёрный, без лишнего. На него сверху — белое полотенце. Тапки мягкие, хрустят под пальцами.

Ратмир тоже меняется, не торопясь. Его движения резкие, деловые, будто даже тут он не может расслабиться. Но когда он надевает полотенце, я замечаю: плечи у него всё равно чуть опускаются. Хоть на миллиметр, но да.

— Серьёзно? — он смотрит на меня, уже в тапках, полотенце на бёдрах. — Ты всё это заранее придумала?!

Я улыбаюсь.

— Конечно!

— И подключила моих людей?

— Ну, а как иначе? — я пожимаю плечами. — Иначе мы бы сейчас сидели дома, и ты бы опять уткнулся в телефон.

Он выдыхает, качает головой. Но спорить уже не спешит.

Мы выходим в зал. И тут сразу ударяет аромат. Пихта. Настоящая. Свежая, живая. В воздухе клубится лёгкий дым, он тёплый, обволакивающий. Сразу хочется вдохнуть глубже. Кожа будто сама открывается этому воздуху.

Комната для парений просторная. Свет приглушённый. Деревянные лавки гладкие, пахнут смолой. На полках стоят вёдра с водой, рядом берёзовые веники, сложенные аккуратной стопкой. И никого, кроме нас.

— Мм, — я не сдерживаю улыбку. — Слышишь?

— Что?

— Тишина.

Он оглядывается. Я вижу, как его взгляд скользит по стенам, по веничкам, по ковшам. Он всё ещё в своём контроле. Но тут же в его лице что-то меняется. Секунда. Другая. Будто он вспомнил, как это место работает с ним.

Я подхожу ближе, касаюсь его руки.

— Давай просто…расслабимся?

Он смотрит на меня. Долго. Я слышу своё сердцебиение. И впервые за день его губы едва заметно двигаются — не улыбка ещё, но тень. Намёк.

— Попробую, — говорит он тихо.

Я усаживаюсь на лавку, вдыхаю этот запах смолы и пихты. Тело медленно наполняется теплом. Глаза сами закрываются. Это кайф. Настоящий.

И внутри у меня растёт чувство — может, всё-таки я сделала правильно.

Мы заходим в саму парную. Дверь тяжёлая, изнутри сразу в лицо бьёт густой, горячий воздух. Я чувствую, как лёгкие будто слегка сопротивляются первому вдоху, но потом тело втягивается в это состояние. Всё внутри разогревается.

Дерево пахнет смолой, пар — пихтой. Сверху на каменке лежат камни, они дышат теплом. Где-то рядом потрескивает — будто дерево тихо живёт своей жизнью.

Я сажусь на нижнюю лавку, полотенце обматываю вокруг себя, прижимаю колени. Тело уже начинает покрываться капельками влаги.

Ратмир садится напротив. Он всё ещё хмурый, но уже не такой. Его взгляд медленнее, движения тише. Он облокачивается локтем на колено, и на секунду я вижу, как его плечи — эти вечные каменные плечи — наконец чуть-чуть опустились.

— Ну и? — он спрашивает. — Ты думаешь, это что-то изменит?

Я улыбаюсь, хотя сердце колотится.

— Думаю, хотя бы сегодня ты забудешь, что у тебя на голове весь мир.

— На моей голове всегда мир, — он бурчит, но голос уже не такой жёсткий. В нём есть усталость, но без прежней злости.

Я поднимаюсь, беру веник. Беру его так, будто я всегда умела этим пользоваться. На самом деле — нет, я пробовала только пару раз. Но сейчас не об этом.

— Ложись, — говорю ему.

Он приподнимает бровь.

— Сама решила меня парить?

— Да, — я смотрю прямо в глаза. — Доверься.

Он выдыхает, качает головой, но всё же ложится на живот. Доски тихо скрипят под его весом. Он огромный, сильный, но в этот момент кажется уязвимым — впервые без контроля.

Я осторожно поднимаю веник и начинаю проводить им по его спине. Сначала мягко, едва касаясь. Потом чуть сильнее. Шум листвы смешивается с треском пара. И тут я замечаю — он закрывает глаза.

— Ну как? — спрашиваю я.

— Нормально, — отвечает он глухо. Но голос его мягче. Почти спокойный.

Я продолжаю. По спине, по плечам. Слышу, как он выдыхает — долго, будто выпускает из себя всю злость, накопленную за день.

— Ты специально, да? — вдруг говорит он. — Чтобы я не мог на тебя орать.

Я усмехаюсь.

— Может быть.

— Хитрая, — он бормочет.

Я замолкаю, продолжаю работать веником. И понимаю: это не просто парилка. Это его сдача. Он не сдаётся никому, никогда. Но сейчас он лежит, и я держу ситуацию в руках.

Проходит несколько минут. Влага стекает по моему лицу, волосы прилипают к коже. Но я счастлива. Словно сама растворяюсь в этом жаре, в запахе дерева и его тяжёлом дыхании.

Потом он вдруг садится. Резко. Веник вырывается у меня из рук. Он берёт его сам.

— Хватит, — говорит он. — Теперь я.

Я не успеваю возразить. Он кивает на лавку.

— Ложись.

Я колеблюсь секунду, но послушно ложусь на живот. Лавка горячая, кожа сразу чувствует жар. И тут он начинает. Сильнее, чем я. Резкие движения, но ритмичные. Пах! Пах! Листья бьют по спине, и с каждой секундой тело будто становится легче.

— Ай, — я смеюсь, потому что немного больно, но приятно.

— Терпи, — он произносит.

И в его голосе уже нет злости. Есть азарт. Даже что-то похожее на игру.

Пар густеет. Дым клубами поднимается к потолку. Я закрываю глаза и чувствую: всё напряжение растворяется. Он рядом. Не бежит, не орёт, не контролирует. Просто здесь. Со мной.

Через пару минут он останавливается, садится рядом. Я переворачиваюсь на спину, смотрю на него. Щёки у него красные, волосы влажные, на виске капли пота. И впервые за долгое время он выглядит живым. Настоящим.

— Ну? — спрашиваю тихо. — Стоило?

Он долго молчит, глядя куда-то в сторону. Потом поворачивается ко мне. Его губы чуть поднимаются. Едва заметная улыбка.

— Может быть, — говорит он. — Может, ты и права.

И от этих слов у меня внутри всё переворачивается.

Когда мы выходим из парной, я ощущаю, будто кожа у меня дышит впервые за долгое время. Всё тело горячее, разогнанное, но внутри какая-то лёгкость, словно груз свалился. Волосы мокрые, полотенце прилипает к спине. Ратмир идёт рядом, молча, но я вижу — он тоже не тот, что пришёл в дом уставший и злой. Шаги расслабленнее, взгляд мягче.

Нас провожают в комнату отдыха. Дерево, полумрак, мягкий диван, низкий стол. На столе уже стоит чайник, дымится. Чёрный чай с травами, лимон, мёд. И всё это в тишине. Только приглушённая музыка где-то далеко и потрескивание печи.

Я падаю на диван, обматываюсь полотенцем плотнее. Ноги поджимаю под себя, чувствую, как они ещё гудят после жара.

— Ну как? — спрашиваю.

Он садится напротив, берёт кружку, не сразу отвечает. Медленно наливает чай, будто тянет время.

— Жар хороший, — наконец говорит. — По делу.

Я улыбаюсь.

— Я же говорила.

Он кивает, делает глоток. И тут его глаза цепляют меня. В упор.

— Но всё равно, — он вдруг бросает. — Так нельзя.

— Что нельзя? — я напрягаюсь.

— С моими людьми договариваться. — Его голос спокойный, но жёсткий. — Они для дела. А не для твоих приколов.

Я чуть не обжигаюсь своим чаем.

— Это не прикол!

Я сжимаю кружку, чтобы руки не тряслись.

— А ты сам-то когда последний раз был здесь не с друзьями, а просто… для себя?

Он хмыкает.

— Да мне и с друзьями норм.

— Норм? — я повторяю, уже заводясь. — Ты постоянно выжатый, злой. Домой приходишь как будто тебя танком переехало. Я хотела, чтоб ты выдохнул хоть на пару часов. Чтобы не "норм", а реально хорошо.

Он отставляет кружку, смотрит прямо, чуть наклоняясь.

— Я живу так, как умею. И если мне плохо, я сам решу, что делать. Ты в это не лезь.

— Ага, — я киваю и чувствую, как внутри закипает. — Только вот хожу рядом с тобой каждый день и вижу, что "сам" ты решаешь никак. Ты просто работаешь, злишься, работаешь. И это весь твой мир.

Он сжимает кулак, постукивает им по столу. Не сильно, но звук глухой.

— Ты не понимаешь.

— Тогда объясни, — я почти шепчу.

Он смотрит на меня долго. И впервые вижу, что ему сложно подобрать слова. Не как обычно — приказал, сказал, отрезал. Нет. Он реально думает.

— Я привык держать всё под контролем, — наконец говорит. — Потому что если не я, то никто. Если где-то сбой — значит, я облажался. И вот эта твоя самодеятельность… — он машет рукой. — Она выбивает.

Я кладу кружку на стол и тянусь к нему ближе.

— Я не враг тебе. Я рядом не для того, чтобы рушить твой порядок.

Он молчит. Только тянется за чаем, делает глоток. И уже не отводит глаз.

— Ты думаешь, это легко? — он усмехается, но без веселья. — Расслабиться?

— Думаю, да, — я улыбаюсь. — Смотри: сидим, паримся, пьём чай. Никого нет. Тихо. Уже лучше?

Он выдыхает и, к моему удивлению, улыбается. Чуть, уголком губ, но это больше, чем за весь день.

— Хитрая ты, — говорит он. — Добилась своего.

Я смеюсь.

— Ну хоть иногда.

Он берёт лимон, кидает в кружку, размешивает мёд. Движения медленные, неторопливые. И я понимаю — он реально начал отпускать.

Минут через десять он уже откинулся на спинку дивана, вытянул ноги, сидит в одних тапках и полотенце, и впервые я вижу его без этой вечной брони. Просто мужчина, уставший, но живой.

— Знаешь, что странно? — вдруг говорит он.

— Что?

— Мне нравится, что ты упёртая. — Он бросает на меня взгляд, чуть прищуренный. — Бесит, но нравится.

Я смеюсь и чувствую, как тепло разливается не только от чая и пара, а где-то глубже.

Мы сидим так долго. Пьём чай, болтаем. Иногда он вставляет мужские словечки — «да ладно», «фигня это», «базара нет» — и от этого становится ещё более реально, будто не сцена из книжки, а обычный вечер.

И в какой-то момент я ловлю себя на мысли: вот оно, ради чего всё затевалось. Не баня, не сюрприз. Ради этого момента, когда он рядом, живой, расслабленный, и я вижу его настоящего.

— Подожди. У меня ещё кое-что.

— Ещё?! — он бросает на меня косой взгляд. — Ты сегодня вообще решила меня добить, да?!

— Возможно, — я улыбаюсь. — Но тебе понравится.

Он качает головой, но идёт за мной.

Как думаете, что подготовила? )))

Пару новых комментариев – и сразу новую главу выложу, хоть сегодня)

29

Я открываю дверь в другую часть комплекса. И нас сразу окутывает другой воздух. Не пихта, не дым. Здесь пахнет маслами. Лёгкий аромат апельсина, что-то древесное, пряное. Тёплый, обволакивающий запах.

Полумрак. Свет мягкий, тёплый, из углов. На фоне играет музыка — без слов, медленные переливы, будто вода капает где-то внутри головы.

Комната просторная, в центре стоят две белые кушетки. Свежее бельё, идеально натянутое. Рядом столик с флаконами масел.

— Массаж? — он останавливается, смотрит на меня, приподнимая бровь. — Ты серьёзно?

— Угу, — я киваю. — Для полного комплекта.

— Слушай, я вообще-то не из тех, кто ложится под чужие руки, — бурчит он.

Я делаю шаг ближе, беру его за запястье.

— Для меня. Пожалуйста.

Он смотрит так, будто готов спорить. Но потом резко выдыхает.

— Ладно, — ворчит. — Но если мне не понравится — свалю через пять минут.

— Договорились, — я улыбаюсь и тяну его к кушетке.

Мы ложимся. Я — на живот, оборачиваюсь к нему боком. Он — рядом, так же. Между нами полметра, но ощущение, что ближе некуда.

Дверь открывается, заходят две женщины в белых костюмах. Спокойные лица, тихие шаги. Они не удивляются — просто работают. Смазывают руки маслом, и через секунду я чувствую на спине тепло. Мягкие, но уверенные движения начинают проминать мышцы.

Я закрываю глаза, и тело сразу сдаётся. Всё напряжение уходит под их пальцами.

Рядом слышу, как он хмыкает.

— Ну и? — спрашиваю, не открывая глаз.

— Честно? — его голос низкий, чуть насмешливый. — Неплохо. Даже очень.

Я улыбаюсь.

— Я же говорила.

— Ты вообще сегодня слишком много говоришь "я же говорила", — он поворачивает голову ко мне. Я чувствую его взгляд сбоку, почти кожей.

— Потому что я права, — тихо отвечаю.

Он смеётся. Настоящим смехом, коротким, но живым. Я вздрагиваю от этого звука.

Массажистки работают уверенно: плечи, спина, руки. Масло скользит, запах становится ярче. Каждое движение будто открывает заново все нервы.

Я чуть поворачиваю голову, ловлю его глаза. Он лежит, лицо расслабленное, но взгляд тяжёлый, прямой. И в нём уже не просто спокойствие. Там азарт.

— Чего уставилась? — он спрашивает.

— А ты сам-то что смотришь? — парирую я.

— На красоту, — он отвечает, даже не моргнув.

Я чувствую, как щеки горят, хотя тут и так жарко.

Он ухмыляется, закусывает губу. И не отводит взгляд. Даже когда массажистка переходит к его плечам, он всё равно смотрит на меня, будто это и есть его игра.

— Тебе вообще этот купальник… — он шепчет так, чтобы слышала только я. — Честно, как влитой. Сидит как надо.

Я закатываю глаза.

— Ратмир…

— Что? — он улыбается, нагло. — Я комплимент сказал.

Я кусаю губу и отворачиваюсь, но сердце колотится так, что его слышно в висках.

Пальцы массажистки спускаются к пояснице, и я тихо выдыхаю. Он слышит.

— Нравится? — он снова шепчет.

— Угу, — выдыхаю я.

— Мне тоже, — он отвечает, и я чувствую, что он говорит уже не про массаж.

В комнате тепло, музыка льётся мягко, масло пахнет сладко-пряным. Вокруг будто растворяется всё лишнее. Остаёмся только мы — лежим рядом, переглядываемся, и между нами повисает что-то такое, от чего воздух становится плотным.

Он чуть наклоняет голову ближе, и наши взгляды цепляются. Долго. Так, что даже массажистки, наверное, чувствуют это напряжение.

И я понимаю — дальше всё уже не остановить.

Когда массаж закончился, женщины тихо вышли, будто растворились в воздухе. Дверь мягко закрылась, и мы остались вдвоём. В комнате повисла тишина, только музыка без слов текла где-то в фоне. Запах масла — сладковатый, тёплый — держался в воздухе, ложился на кожу.

Я лежала на кушетке, не шевелясь. Каждая мышца ещё вибрировала от рук массажистки. Спина горячая, пальцы чуть липкие от масла. Хотелось просто лежать и раствориться.

Но рядом был он. И это было важнее всего.

— Ну что? — я первой нарушила тишину. Голос вышел хриплый, будто после сна. — Тебе понравилось?

Он молчал пару секунд. Потом я услышала, как он хмыкнул.

— Честно? — он повернул голову на бок. Я почувствовала, как его взгляд снова лег на меня. — Понравилось.

Я усмехнулась в подушку.

— Вот видишь. А говорил, уйдёшь через пять минут.

— Я вообще-то собирался, — он приподнялся на локте, и я уже видела краем глаза, что он не сводит с меня глаз. — Но потом понял… у тебя был план.

— Конечно, — я поворачиваюсь к нему. — У меня всегда есть план.

Он смотрит так, будто хочет прочитать меня целиком. В полумраке его глаза кажутся ещё темнее, резче.

— Скажи честно, — он произносит тихо, — ты это всё для себя делала или для меня?

Я не сразу нахожу слова. В груди всё сжимается.

— Для нас, — наконец говорю. — Чтобы мы оба хоть раз выдохнули. Ты же никогда себе не позволяешь.

Он долго молчит. Потом вдруг садится, разворачивается ко мне полностью. Полотенце на его талии сползает чуть ниже, и я замечаю, как на его теле переливается масло от массажа. Плечи, руки — каждая линия подчёркнута светом.

— Ты думаешь, я не вижу, как ты стараешься? — его голос грубый, но в нём нет злости. — Думаешь, я слепой?

Я поднимаюсь на локти.

— Иногда мне так кажется.

— Зря, — он отвечает, и взгляд его становится совсем прямым, колючим. — Я всё вижу. Просто молчу.

Он резко встаёт и подходит ближе. Я чувствую его тепло, даже когда он не касается. Он кладёт ладонь на край кушетки, нависает надо мной.

— И вот что ещё вижу, — он тихо говорит, прикусывая губу.

Его пальцы скользят по полотенцу у меня на талии, чуть отодвигают его, будто проверяют, позволю ли я.

— Тебе нравится заводить меня. Доводить.

Я задерживаю дыхание.

— А если и так?

Он ухмыляется, глаза блестят.

— Тогда ты точно знаешь, с кем связалась.

Он резко сдёргивает полотенце в сторону, и я остаюсь обнаженной. Я чувствую, как его взгляд прожигает. Он смотрит открыто, без стеснения, будто владеет каждой деталью.

— Блядь, — он выдыхает, закусывает губу. — Вот ты, значит, как решила меня добить.

Я смеюсь, но голос дрожит.

— Это всего лишь голое тело.

— Да ну? — он медленно проводит пальцем по линии бедра. — Для меня это вообще не "всего лишь".

Я закрываю глаза, и всё тело реагирует на его прикосновения.

— Ратмир… — шепчу.

— Что? — он усмехается. — Не выдерживаешь?

Я резко открываю глаза и смотрю на него в упор.

— А ты?

Он хрипло смеётся.

— Я? Я уже давно на пределе.

Он притягивает меня за талию ближе к себе, я чувствую его силу, уверенность. Его ладони горячие, скользят по коже, оставляя за собой след, будто огонь.

Я улыбаюсь, прикусываю губу.

Он смотрит прямо в глаза, и между нами снова повисает это напряжение — плотное, вязкое, как воздух в бане.

Он не спорит. Только кивает, притягивает меня ближе и проводит рукой по моей спине, по маслу, по коже.

В комнате всё ещё играет музыка без слов. Тепло, запах масла, полумрак. И кажется, что мир реально остановился где-то за стенами. Здесь есть только мы — два человека, которые давно пытались пробить друг друга, а теперь наконец встретились по-настоящему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я лежала на кушетке лицом вниз, слушая ровное дыхание из динамиков и приглушённый шум воды за стеной. Воздух был тёплый, пах маслом и чем-то сладким. Я закрыла глаза и позволила себе раствориться в этом покое.

— Удобно тебе? — голос Ратмира прозвучал низко, с ленивой насмешкой.

— Более чем, — я не открыла глаз, улыбнулась уголком губ. — Главное, не мешай моему кайфу.

— А если я наоборот усилю? — он сказал это так, что я едва не дернулась.

Пальцы коснулись моих голых бёдер — лёгкие, тёплые. Я старалась не выдать, как сердце ускорилось, но тело само собой чуть напряглось. Он уловил это мгновенно.

— Расслабься, Мира, — в его тоне скользнула та властность, от которой у меня по коже пошли мурашки.

Он провёл ладонью вдоль позвоночника, потом ниже — к пояснице. Я чуть приподняла голову:

— Так и будешь меня гладить, как котёнка?

— А ты хочешь жёстче? — он усмехнулся, склонился ближе к уху. Его дыхание обожгло кожу на шее.

— Не знаю… попробуй, — мой голос прозвучал хрипло, и я тут же пожалела, что дала ему эту фору.

Он не дал мне времени отыграться. Его ладонь легла на моё бедро — уверенно, без лишних вопросов. Я замерла, не сопротивляясь, хотя внутри всё сжалось от предвкушения.

— Ты делаешь вид, что можешь игнорировать меня. Но тело у тебя врёт. Оно всё говорит за тебя.

Я усмехнулась, не поворачивая головы:

— Ты слишком самоуверенный.

Его пальцы скользнули ниже, и в этом движении было столько власти, что я почти забыла, где нахожусь. Я лежала неподвижно, цепляясь за эту игру. Он будто проверял меня: сколько я выдержу, когда сорвусь первой.

Мужская ладонь пошла ниже и раздвинула мои ноги чуть дальше друг от друга. Ратмир скинул полотенце с моих бедёр, оголяя их полностью! Его пальцы коснулись меня "там" вновь... Тёплое властное прикосновение его рук заставили мои мышцы дёрнуться, а кожа покрылась мелкой дрожью.

Его ладонь скользнула медленно, будто изучая каждый сантиметр моей кожи. Кончиками пальцев он едва касался моей промежности, и от этих лёгких штрихов у меня по коже бежали горячие мурашки. Казалось, что тело само тянется к его прикосновениям, хотя я пыталась лежать неподвижно.

Он провёл линию от лопаток к пояснице, потом снова вверх, мягко, но с какой-то скрытой силой, и я закусила губу, чтобы не выдохнуть слишком громко. Сама себе не признавалась, что жду от него большего.

— Тебе щекотно? — его голос был низким, чуть насмешливым.

— А может, приятно, — я усмехнулась и приоткрыла глаза. — Ты сам угадай.

Он наклонился ближе, и теперь его пальцы играли с моим плечом, медленно спускаясь к шее. Я подалась чуть вперёд, будто ненароком, но на самом деле провоцируя — хотелось проверить, как далеко он зайдёт.

Он слегка сжал кожу на бедре, и это движение было уже другим — без намёков, прямое, уверенное. Я едва сдержала стон, прикрыв его тихим смешком.

— Осторожнее, Ратмир… — сказала я нарочито лениво, хотя сердце билось так, будто я бежала марафон.

— Думаешь, я не вижу, как ты наслаждаешься? — он провёл пальцами по линии позвоночника и вдруг надавил чуть сильнее, заставив меня выгнуться.

Я зажмурилась, вцепилась пальцами в простыню и снова закусила губу.

Он усмехнулся, наклонился ещё ближе, так что его губы почти коснулись моего уха:

— Тебе нравится дразнить, а мне — ломать твой упрямый тон.

Эти слова прошли по моей коже горячее, чем его руки.

Его пальцы начали осторожно скользить круговыми движениями вокруг моей промежности, нежно проникая, скользя по моей природной смазке... Он слегка надавливал, видел, как я приподнимаю бёдра, а после вводил внутрь палец, насаживая меня. Его движения были властными. Горячими. Осторожными, но это только на первый взгляд... Я знала, что Каримов этим точно не ограничится.

Его темп чуть ускорился, одной рукой он проводил по моей спине, нагревая своей ладонью, а вторая рука исследовала "там". Лёгкие движения, круговые...надавливающие...такие манящие...мммм...

Запах комнаты стал ещё приятнее. Звуки словно усилились. Кожа начала чувствовать в пять раз острее, чем было до этого. Каждое движение. Каждое прикосновение Каримова такое...горячее...приятное...тягучее...

Словно меня мажут мёдом. Сладким. Тягучим. С ярким ароматом. Таким приятным по коже...

Я прикрываю глаза от наслаждения, выгибаю поясницу словно кошечка на коврике, чувствуя его внутри себя. Слышу, как он рычит мне в спину...такой мужской нестерпимый рык.

— Выгнись ещё раз. - медленно командует он, шлёпая меня по голым ягодицам.

Я слегка улыбаюсь, закусываю влажную губу, но поддаюсь его распоряжению. Выгибаюсь. Показываю линии своей спины. Голая. Пахучая приятным ароматом масла. Такая блестящая.

Снова слышу рык Каримова, только теперь он сопровождается тем, что он приподнимает меня и разворачивает к себе лицом, сажая ягодицами на кушетку, устраиваясь между моих ног.

Поцелуй накрыл, как волна. Сначала резко, властно — так, что я едва не потеряла равновесие. Его губы прижались к моим жадно, без лишних прелюдий. Я замерла на долю секунды, а потом сдалась — сама впилась в него, впустила, позволила.

Вкус был острым, почти оглушающим. Я закусила его губу в ответ, играя, вызывая на ещё большее безумие. Он ответил мгновенно: усилил поцелуй, углубил его, забрал моё дыхание так, будто хотел доказать, что я принадлежу ему целиком.

Мир вокруг исчез. Я чувствовала только его руки, скользящие по моим плечам, по спине, будто он не мог насытиться моим прикосновением. Он целовал меня так, словно сумасшедший, а я отвечала, будто ждала этого веками. Каждый новый миг становился ещё горячее предыдущего — дыхание сбивалось, губы горели, сердце колотилось в висках.

Я отстранилась лишь на секунду, тяжело дыша, и прошептала с вызовом:

— Думаешь, можешь просто так меня сломать?

Он усмехнулся, скользнул большим пальцем по моей губе и снова накрыл их своим поцелуем — ещё глубже, ещё яростнее.

И в этот момент я поняла: да, может. И мне безумно нравится, что он это делает.

Он не стал ничего говорить — просто впился в мои губы, как будто слишком долго ждал этого. Поцелуй был безумный, жадный, такой, что мне казалось — он отнимает у меня весь воздух, но я не сопротивлялась. Напротив — хотелось тонуть в нём.

Его руки скользнули в мои волосы, пальцы уверенно сплелись с прядями, и он чуть натянул их на свою ладонь, заставив меня откинуть голову назад. Я выдохнула тихо, и это стало его победой — теперь он держал меня именно так, как хотел. Он целовал не нежно, а по-мужски, с силой, с требовательностью. Каждое движение губ было властным, требующим ответа. Я отвечала, но он сразу забирал больше, глубже, сильнее, будто проверял, насколько я могу выдержать этот голод.

Его ладони сковали меня — одна крепко держала затылок, не давая отстраниться, другая обхватила талию и прижала к себе так плотно, что между нами не осталось ни миллиметра воздуха. Я чувствовала силу его тела, его жар, и это сводило с ума.

Он выгнул меня, как будто лепил под себя, подчинил каждое движение. И я позволяла — потому что в этот миг ничего не хотелось больше, чем раствориться в нём, отдать себя в этот безумный поцелуй целиком.

Я закусила его губу, играя, но он ответил ещё более жёстко, глубоко, так что у меня закружилась голова. Мир вокруг перестал существовать — только его руки, его губы, его дыхание, его голод, который становился и моим. Я дрожала от напряжения, но не от слабости, а от того, как сильно мне хотелось его. И, кажется, он это знал.

Его обе руки опустились на мою талию и пальцы сжали кожу. Он опустил взгляд на мою грудь, живот, вниз. Придвинул бёдра одним рывком прямо к краю кушетки так, что она скрипнула, а я лишь вскрикнула от неожиданности и его бешеного ритма.

Такой мужчина не медлит. Берёт сразу. Без лишних разговоров. Вопросов. Ему не нужны согласия. Он хочет. Берёт. Доминирует. Показывает свой "голод". Свою власть. А я... я разрешаю. Сегодня разрешаю.

Он входит членом в меня сразу. Сначала чуть медленнее, до первого моего протяжного глухого стона. Затем резче. Толчок. Обратно. Толчок! Обратно. И больше. Больше. Больше!

Динамичные движения тазом, которые внутри меня ощущаются безумно туго, возбуждающе и приятно. Разливается тепло мужского тела внутри. Его жар. Его ритм. Его запах.

Я откинулась головой назад, поставила руки чуть позади себя, упираясь в кушетку. Ноги расставлены перед Каримовым, а он входит и выходит членом из меня. Дерзко. Жадно. Я слышу его рык, как он жаждит этого, как ему сносит крышу от происходящего...

— Аааа...мммм....а-а-...м-м-ммм.... - слышится в воздухе от меня. Стон. Громкий стон!

Я не боюсь показать голос. Не боюсь быть громкой. Что меня услышит персонал. Что все поймут, чем мы тут занимаемся. Мне всё равно! Эти ощущения не сравнятся не с чем... Он тот мужчина, который открыл для меня ощущение оргазмов, глубокого чувствования и ярких стонов... Это невероятно! Ярко! Вкусно...местами болезненно от непривычного трения.

— Ааа...ммм-мм-ммм! - слышит Каримов. - А! А...ааа....ммм!

— Громче! Хочу тебя громче! - отвечает Ратмир, прижимаясь ко мне.

Кушетка скрипит под нами, тресясь. Каримов просто сносит своим возбуждением всё вокруг. Мебель вот вот развалится под нами. Ещё чуть-чуть...

Мой стон увеличивается, когда Каримов ускоряет темп. Делает это резво, ярко, дерзко... Каримов знает, как доставить правильное удовольствие... Я вижу и чувствую, как он пробует меня на вкус, исследует моё тело и нажимает на все приятные зоны так, словно мы в постели уже несколько лет вместе.

Это безумство, которое творится в этой комнате! Запах секса смешивается с маслом. Наши тела такие скользящие друг по другу, отдают блеском. Его торс ещё более выразительный с каплями масла. ЕГо мышцы. Стальные. Массивные. Такие огромные! Под мягким светом он выглядит безумно...сексуально! Его бёдра, ритмично двигающиеся в меня...мужские сильные руки, сжимающие мои ноги, а после переходящие к ласкам моей груди.

Когда его руки скользили по моей коже, они оставляли за собой тёплый след, и масло будто оживало — переливалось, растекалось, подчёркивало силу его прикосновений. Он держал крепко, не позволяя вырваться.

— Блядь! Какая я же ахуенная сейчас! - рычит он мне почти в шею.

Дыхание меня сносит. Горячее. Такой медовый мужской тон. Приказной. Низкий. Вкусный.

Движение мужских бедёр впиваются в мою промежность, а я выгиваюсь на столе, подставляя ему грудь. Каримов ласкает грудь, целуя мои соски. Нежно обводит языком, слегка увлажняет и оттягивает их пальцами. Ласкает. Ублажает. Облизывает. Ведёт языком по телу. Дышит мне в кожу. Ярко. Громко. Вкусно.

Член входит и выходит. Делает волнообразные толчки, заполняя меня изнутри. Раз. Два. Три. И ещё! Ещё! Ещё! Мои крики заполняют комнату. Громко. С хриплым стоном. Со скрипом кушетки. С громкими толчками его бёдер об мои. Всё так страстно, будто и не реальная картинка. В горле пересыхает от моих стонов, которые возбуждают Каримова настолько, что он прижимает меня ближе, впивается губами в моё тело, входит и выходит с жадностью, с некой злостью... с диким желанием....

Я всегда думала, что знаю себя. Своё тело, свои реакции, свои пределы. Но рядом с ним — с этим мужчиной, от которого веет чем-то опасным, слишком сильным, слишком уверенным, — все мои правила рушились, как карточный домик.

Его руки, горячие, тяжёлые, скользили по моей коже, и масло только усиливало это ощущение. Казалось, будто каждое движение растягивалось во времени: мягкое прикосновение к плечу превращалось в удар тока по всему телу. Я задыхалась, но не от боли — от того, как много во мне было желания и страха одновременно.

«Это не я», — мелькало в голове. Я никогда не позволяла себе вот так растворяться в чужих прикосновениях, терять контроль, позволять другому управлять моим телом. А сейчас… я не узнавала себя.

Он держал меня крепко, уверенно, как будто с самого начала знал: я не сопротивляюсь, я лишь притворяюсь. Его ладонь обхватила мою талию и прижала ближе, к себе, так плотно, что я почти перестала дышать. И это было страшно. Страшно и… безумно приятно.

Я закусила губу, пытаясь хоть как-то унять дрожь. Но Ратмир видел всё. Он всегда видел больше, чем я хотела показать.

— Ты дрожишь, — прошептал он где-то у самого уха. Его голос был низким, спокойным, но от этого ещё более властным.

Я закрыла глаза. Он был прав. Всё тело пылало. Но я не могла признаться в этом. Внутри меня шла борьба — часть хотела вырваться, сбежать от него, пока ещё не поздно. От мужчины, который слишком много берёт, слишком быстро рушит все мои барьеры. А другая часть… хотела остаться в этих руках навсегда.

Каждое его движение было одновременно нежным и жёстким. Он гладил, но так, что я ощущала в этом силу. Он удерживал, и это было похоже на клетку — горячую, желанную, из которой я не хотела выходить.

Я чувствовала, как моё дыхание сбивается, становится рваным. Сама себе казалась странной: я ведь не привыкла вот так стонать от простого прикосновения, выгибаться от того, что его пальцы задержались чуть дольше на моей шее, чуть сильнее сжали плечо.

Я сгорала от стыда. Мне казалось, что он видит во мне каждую тень желания, каждую искру, которая вспыхивает, стоит ему коснуться меня. Но вместе с этим стыдом рождалось ещё большее возбуждение.

— Ты боишься меня? — его вопрос прозвучал так, будто он и не ждал ответа.

— Да… — я честно кивнула, и в тот же момент сама же улыбнулась. — И это меня пугает ещё больше.

— Хорошо, — он снова усмехнулся, но уже тише. — Значит, ты всё понимаешь правильно.

Я не понимала ничего. В этом и была проблема. Моё тело перестало мне принадлежать — оно тянулось к нему, отзывалось на каждое его движение. Я словно утопала в океане, и только его руки держали меня на плаву.

Он наклонился ближе, и я почувствовала его дыхание. Мир вокруг исчез — остались только мы, наши сердца, бешено колотящиеся в унисон. Я хотела вырваться. Правда хотела. Но в ту же секунду, как его губы коснулись моей шеи, я выгнулась сама, будто умоляя: «Ещё». И тогда я поняла — я не смогу сбежать. Не сейчас. Не от него. Не от этой власти, которая сводила меня с ума и заставляла терять себя.

Я растворялась. В его руках, в его взгляде, в его прикосновениях. Я не знала, кто я в эту минуту — дерзкая, гордая Мира или девчонка, которая впервые узнала, что значит по-настоящему поддаваться. Скромность боролась с желанием. Разум пытался удержать меня, но сердце и тело уже сделали свой выбор. Я боялась его. И именно поэтому хотела остаться рядом. И чем больше я тонула в этой двойственности, тем яснее становилось: я никогда не буду прежней. Он уже изменил меня.

30

Ратмир

Она зацепила меня. Просто так. Не в шутку, не случайно. За эти дни… нет, за эти несколько дней она прошла в меня глубже, чем кто-либо раньше. Сложно под кожу, пиздец как глубоко.

Я знаю её запах. Наизусть. С утра, вечером, ночью. Когда просыпается — знаю. Чем завтракает – знаю.

Она умеет скрывать. Но я вижу. Мимика выдаёт. Её глаза говорят больше слов, чем она произнесёт за неделю. Когда прижимается ко мне по ночам — знаю, чего она боится.

И знаю, что ей приятно. Сильно. Когда ласкаю грудь — реакция мгновенная. Тело откликается сразу. Она близко. Совсем другая. Я думал, я видел женщин. Но она… она другая.

С ней мало. Всегда мало. Хочу слушать её. Слушать, пока не замолкнет. Хочу говорить. Просто говорить. Хоть о чём-то. Она умна. Слишком умна. Интересна. Красивa — ахуенно красива. И сексуальна. Это легко. Но вопрос не в этом. Всегда вопрос в другом.

Вопрос в прошлом. В ней самой. Кто она? Можно ли доверять? Почему раскрылась так легко? Почему не сопротивляется? Действительно хотела этого сама? Вопросы не дают покоя. И каждый раз, когда смотрю на неё, эти вопросы — внутри, давят.

Она часто готовит. На кухне. Вкусно. Непривычно вкусно. Я не привык к этому. Это опасно. Подпускать её близко — опасно. Но и проводить с ней одну ночь — мало. Всегда мало.

Она становится частью моего мира. Частью тела, мысли, сна. Когда она рядом, курю меньше. Факт. И это странно. С ней проще. Опасно проще. Она многое знает. Много умеет. И всё время хочется знать больше. Её голос. Лёгкий смех. Даже когда сердится — слышно, что в ней тепло. Я это чувствую. Всё внутри меня реагирует. Дышу. Вижу. Слышу. Помню.

Иногда хочется взять и просто прижать к себе, так, чтобы слышала: «Ты моя». Но это не просто слово. Это тяжело. Она не просто женщина рядом. Она… другая. Слишком близко. Слишком сильно.

Но снова вопрос — кто она? Что скрыто глубже? Что готова показать? Почему со мной она открыта, почти беззащитна? И это нормально? Я знаю её ритмы. Дни. Привычки. Когда устала, когда нервничает. Всё на автомате. И чем ближе, тем больше понимаю: хочу её всё больше. Хочу рядом. Каждый день. Каждый час. Но доверять? Это другая игра. Игра с огнём. Очень опасная.

Каждый раз, когда смотрю на неё — мысли о прошлом, о Руслане, о том, кто она на самом деле — не отпускают. Но держать её далеко невозможно. Она притягивает. Сила притяжения — сука, сильная. Я знаю, что хочу её. Всю. Внутри. Но хочу. И это непросто.

Я сжимаю кулаки, вспоминаю, как она прижималась ночью, как реагировала на прикосновения, как вздыхала. И это мешает думать. Но это и держит меня в тонусе.

Мира

Я не хочу быть куклой в его руках. Никогда не хотела. Я привыкла быть свободной. Независимой. Думать, решать, действовать. А теперь… всё моё существование словно перевернули. Жить рядом с ним, спать с ним, позволять ему быть рядом, зависеть от него…

Он защищает меня. И это кажется удобным, безопасным, притягательным даже. Но это ловушка. Я чувствую это каждой клеткой. Если он рядом — я защищена. Если он рядом — я безопасна. Но это не свобода. Это зависимость. Я смотрю на себя в зеркало и вижу, что уже привыкаю к его присутствию, к его вниманию, к его контролю. И это страшно.

Мы не пара. Мы — никто друг другу. Случайная встреча. Договорённость. Сделка, где он держит меня под крылом, а я подчинилась. Но подчинение не должно быть вечным. Не должно. И я не привыкла, чтобы кто-то определял, когда я могу дышать, когда могу решать, когда безопасно.

Я чувствую, что мне нужен новый план. Новый способ быть в безопасности, не зависеть полностью от него. Чтобы он оставался рядом, но не был единственной линией защиты. Чтобы я могла дышать, ходить, жить — не прячась, не подчиняясь полностью, не ожидая одобрения.

Но как это сделать? Как жить с ним, не став его «вещью», его обязанностью, его подчинением, не теряя себя полностью? Я снова прокручиваю в голове варианты: уходить? Противостоять? Использовать его же слабости?

Нет. Уходить опасно. Он слишком силён, слишком проницателен. Противостоять напрямую — самоубийственно. Значит, придётся думать тонко. Планировать. Скрывать. Не позволять себе раствориться в этом… доме, в этой безопасности, которая давит.

Я хочу независимости. Я хочу свободы. Не просто ходить по комнатам, зная, что он рядом. Не просто спать, зная, что он видит меня полностью, знает каждый вздох, каждую привычку, каждый страх. Я хочу жить, а не существовать под его защитой.

И я знаю, что придётся быть хитрой. Скрывать, маскировать, сохранять личное пространство даже рядом с ним. Думать на два шага вперёд. Быть одновременно рядом, но не зависеть. Быть в его доме, но не быть его.

Я глубоко вздохнула, чувствуя холод по коже. Решимость начала нарастать. Я ещё не проиграла. Я ещё не потерялась. И этот план — мой единственный шанс остаться собой, не растворившись в чужой власти.

Сейчас ночь. А завтра — новый день. Новый день, в котором я снова буду искать пути быть свободной, быть независимой, быть Мирой.

Когда я осталась одна, тишина вдруг показалась слишком громкой. Ни его рук, ни его взгляда, ни этого жара, который будто прожигал меня насквозь.С одной стороны — внутри всё ещё звенело, словно электричеством било, каждое прикосновение вспоминалось до мельчайших деталей. А с другой — страх. Такой простой, человеческий, который невозможно заглушить.

Я не хочу быть зависимой. Не хочу становиться для кого-то «чьей-то». Это как потерять половину себя. Я ведь привыкла к свободе: решать, куда поехать, с кем встретиться, во сколько лечь спать, в какой город сорваться. У меня есть работа, планы, подруги, мои маленькие ритуалы, привычки. Всё это — моя жизнь. Я строила её сама, без чужой помощи. И вдруг теперь… появляется он.

И страшнее всего то, что я ловлю себя на том, что хочу его рядом. Хочу этой силы, этих рук, его смеха, даже его надменного взгляда. И это пугает меня больше всего. Потому что стоит мне привыкнуть — и всё, я буду зависеть. А я не хочу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я хочу жить сама. Работать, ошибаться, пробовать новое. Хочу вечером болтать с девчонками о всякой ерунде и не оправдываться, почему задержалась. Хочу сама покупать билеты и улетать туда, куда тянет душа. Я хочу не прятаться за его спиной, не надеяться, что он всегда подстрахует. Потому что если я позволю себе надеяться, если вдруг поверю, что можно положиться на него — а потом он исчезнет? Тогда мне будет больно так, что я не поднимусь.

Я не могу позволить себе быть слабой. Не могу позволить себе быть уязвимой. Пусть даже на миг. Но вот в чём проблема: рядом с ним я уже не такая, как раньше. Я смотрю в зеркало — и вижу себя другой. Сильной вроде бы… но одновременно такой открытой, как будто меня можно сломать лёгким движением. И это убивает меня изнутри.

Я не знаю, кто я рядом с ним. Я теряюсь. Я будто хожу по тонкому льду: ещё шаг — и провалюсь. И самое ужасное — часть меня хочет этого провала. Хочет перестать контролировать, просто отдаться моменту, не думать ни о чём. Но разве это правильно? Разве так можно с человеком, которого я толком не знаю? Мысли путаются: я понимаю, что мы едва знакомы, и в то же время мне кажется, что он видит во мне больше, чем кто бы то ни было. Как это возможно?

Я боюсь стать зависимой. Боюсь потерять себя. Мне нравится быть собой — со своими заморочками, привычками, свободой. Я не хочу отказываться от этого. Не хочу превращаться в девушку, которая ждёт звонка, ищет одобрения, боится шагнуть без его разрешения. Мне нравится моя жизнь. Может, она не идеальна, но она моя. И я хочу продолжать её жить — так, как хочу я. А не так, как решит кто-то другой, даже если этот «кто-то» — Ратмир.

И всё же… когда я вспоминаю его взгляд, его прикосновения, как он держал меня — внутри поднимается волна. Мне хочется отвернуться от этих мыслей, убежать, закрыться. Но я знаю: от самой себя не убежишь.

Я хочу свободы. Но хочу и его.

И я понятия не имею, как совместить это.

Как вам читать главы от лица Мужчины? Что думаете по поводу его мыслей?

31

Я сидела на диване, обхватив колени руками, и не могла сдержать слёзы. Вечер опустился на город, и в гостиной стало темно, только слабый свет лампы отражался на полу и стенах.

Сначала я просто смотрела в окно, без мыслей, без намерений что-то менять. Но потом начали всплывать воспоминания: о своей жизни, о привычках, о том, что было «моё». Работа, которую я люблю, хоть иногда устаю; встречи с подругами, где мы смеёмся до боли в животе; маленькие побеги в поездки, куда хочу сама. Всё это — моя жизнь. А теперь… теперь я чувствовала себя чужой в собственной коже.

Слёзы текли сами, я задыхалась, но удерживать их больше не могла. Я боялась, что если кто-то увидит — потеряю лицо. Но сейчас никого рядом не было. Никого, кроме меня и пустой комнаты.

— Что тут делаешь?!

Я вздрогнула так, что сердце подпрыгнуло в груди. Голос был резкий, грубый — знакомый, но я не ожидала, что кто-то будет здесь. Я обернулась. Ратмир стоял в дверях, плечи напряжены, взгляд тяжёлый, будто пытался прожечь меня насквозь.

— Ай! - выкрикнула я от неожиданности. — Ты меня пугаешь!

Он шагнул ближе, глаза сужены:

— Я задал вопрос!

Я сглотнула, слова застряли в горле. Хотела объяснить, что внутри меня разрыв, но всё звучало жалко, нелепо.

— Я… я просто… — застряла на полуслове.

— Говори нормально, Мира! — голос стал громче, режущий, не терпящий оправданий.

— Я больше так не могу! — вырвалось срывающимся голосом. — Я хочу домой. Я хочу к сестре. Я хочу свою жизнь. Всё это — работа, подруги, привычки. Я не могу сидеть здесь и делать вид, что меня всё устраивает.

— Ты серьёзно?! — скривил рот он, будто я только что сказала что-то невероятное.

— Да! — я вскочила, кулаки сжались, дыхание сбилось. — Я не хочу зависеть от тебя!

Он подошёл ближе, навис надо мной:

— Слушай сюда. Мы с тобой сделали сделку. Пока я не решу вопрос, ты делаешь так, как я сказал. Поняла?

— Я не вещь, чтобы мной распоряжались! — кричала я, дрожащая, сердито. — Я свободный человек!

— А я не позволяю тебе своими решениями всё рушить! — он взорвался, голос глухой, грубый. — Ты думаешь, всё так просто? Я тебя предупреждал!

— Я не хочу твоей защиты! — я выдохнула резко, почти крича. — Я сама справлюсь!

Он сжал кулаки, шагнул прямо ко мне, так близко, что я почувствовала его дыхание на лице:

— Ну да, конечно. Только потом не вздумай визжать, что тебя никто не защитил.

— Я не буду визжать! — я закричала, почти падая с дивана. — Я хочу просто жить!

— Жить? — он усмехнулся и ткнул пальцем в пол. — Ты что, реально думаешь, что можешь жить, как тебе вздумается, и при этом всё будет нормально?

Я почувствовала, как внутри меня всё сжалось: страх, злость, отчаяние. Слезы лились сами, я вытирала их кулаком.

— Я хочу свободы! — закричала я. — Почему ты не понимаешь?!

— Свободы? — повторил он, голос стал ниже, холоднее, с ноткой грубой угрозы. — Свобода это когда ты готова нести последствия. А ты готова?!

— Да! — крикнула я, отступая назад.

Он вдруг резко схватил меня за плечи и потянул к себе. Я вздрогнула, но не вырвалась.

— Слушай сюда, Мира! — срывающимся от злости голосом рявкнул он прямо в лицо. — Если будешь делать так, как тебе вздумается, я не смогу тебя защитить. Сделка это не пустое слово! Поняла?!

— Но… — я захлебывалась слезами, слова путались.

— Я хочу жить своей жизнью! Я хочу вернуться к сестре, к работе!

— Не получится! — он нагнулся ближе, лицо в полумраке казалось резким, как нож. — Ты согласилась на условия. Пока проблема не решена, другого выхода нет!

— Нет! — я завизжала, ударяя кулаком по дивану. — Я не хочу! Я хочу быть собой!

— Да ты слышишь себя?! — он кричал почти вплотную ко мне, лицо красное, голос рычащий. — Я сказал тебе, решай, как хочешь! — и резко шагнул назад, почти бросая меня взглядом. — Только если уйдёшь, то уже никогда не возвращайся!

Я стояла, обхватив голову руками, дыхание рвалось, слёзы текли, сердце колотилось. Он развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что комната вздрогнула вместе с моими эмоциями.

Я осталась одна. Темнота казалась плотной, давящей. Я плакала, тяжело дышала, дрожала от злости и страха. И в то же время ощущала странное облегчение: он ушёл, и я снова могла быть одной. Но одновременно в груди осталась пустота — ощущение, что кто-то забрал часть меня, и теперь я пытаюсь собрать себя по кусочкам.

Я выбежала из дома на улицу, не думая ни о чем. Сердце било так, что казалось, что сейчас выскочит наружу, ноги несли меня, как будто сами знали дорогу, а разум только боролся с тем, что внутри творилось бурей. Я злилась, яростно, жгуче, до боли в руках и ногах. Всё — каждый гневный взгляд, каждый удар кулаком по дивану, каждое «не могу больше» — вырвалось наружу в этом бегстве.

Я мчалась, не останавливаясь, пока не почувствовала резкую руку на плече.

— Стойте! — раздался голос охраны.

Я дернулась, почти выскочила из кожи, обернулась и, не замедляя шага, выкрикнула:

— Он меня отпустил! Я ухожу!

Охранник на мгновение сжал плечи, явно не зная, что делать. Потом достал телефон и набрал номер. Я слышала приглушённый разговор, слышала его голос — низкий, строгий:

— Отпускайте.

Секунды растянулись в вечность. Потом охрана кивнула, шагнула в сторону и указала на машину.

— Садитесь.Поехали.

Я не колебалась. Вскочила в машину, хлопнула дверью и громко выдохнула, откинувшись на спинку сиденья.

— Куда? — спросил водитель.

Я стиснула зубы и назвала адрес. Слово вырвалось резко, твердо. Я хотела как можно скорее уйти, но внутри всё ещё бурлило: гнев, боль, ощущение собственной силы, впервые за долгое время настоящей свободы.

Машина тронулась, и я сразу уткнулась в окно, смотрела на тёмные улицы, на редкие огни, и злость внутри не утихала. Я думала о нём — о Ратмире — о том, как сильно он меня держал, как легко мог разрушить мою свободу. Но...так же быстро отпустил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Машина неслась сквозь ночь. Проезжая улицы, я держала голову прижатой к стеклу, наблюдала отражения фонарей, проезжающие машины. Казалось, что город смотрит на меня и одновременно отпускает. Я не знала, сколько ещё ехать, но мне казалось, что каждый километр — это шаг к себе самой.

Через некоторое время мы заехали на ближайшую заправку. Я вышла, почувствовала прохладу ночного воздуха на щеках, вдохнула запах бензина, резкий и острый. Водитель подождал, но я сказала:

— Можете ехать. Дальше я сама!

Внутри магазина я взяла чай, горячий, обжигающий, и вышла к одинокому столику на парковке. Села, поставила чашку перед собой, опёрлась локтями и закрыла глаза.

Я позволила себе выдохнуть. Глубоко, медленно. Слезы текли сами, а я думала обо всём, что было, обо всём, что ещё может быть. Я думала о страхе и свободе, о том, что только что пережила, о том, что у меня есть точка опоры — сестра, моя жизнь, мои привычки, моя работа.

Сидя там, одна за маленьким столиком на заправке, я впервые за долгое время почувствовала себя настоящей, даже если ещё немного растерянной. Этот чай был горячим, как моя кровь, ночь вокруг холодная, а я — живущая, дышащая, свободная.

Я сидела почти час. Почти час, будто мир вокруг остановился, а я оставалась одна с шумом в голове и горячим чаем в руках. Маленькая бумажная чашка обжигала пальцы, но я держала её крепко, словно этот кусочек тепла мог удержать меня от того хаоса, который бушевал внутри.

Смотрела вокруг. Машины подъезжали, гудели, свет фар отражался, редкие прохожие шли мимо. Я не думала о них, почти не замечала. Дышала воздухом, холодным, свежим. Он брал в себя всё, что оставалось после Ратмира — напряжение, страх, злость, тревогу. Каждое дыхание ощущалось как удар, как напоминание, что я живая, что я всё ещё могу что-то сделать.

Адреналин бил в кровь. Сердце стучало бешено, а голова вертелась в кольце мыслей: «Нужно двигаться. Надо что-то делать. Не могу оставаться здесь».

Я опустила взгляд на карман и вспомнила — телефон, который я стащила у Ратмира. Он не забрал его. Счастливая находка, почти победа. Я вытащила его и включила экран — зарядка есть. Хорошо. Мне хватит.

Теперь вопрос был в другом. Куда ехать? К сестре? Это кажется самым логичным. Она ждёт, она всегда поддержит. Но… опасно. Слишком легко меня могут найти. Его влияние ещё висит надо мной, как невидимый груз.

Внутри была тревога. Страх. Но вместе с этим — желание. Желание бежать в то место, где тебя ждут, где можно быть собой.

А если нет? Если это слишком рискованно?

Я откинулась на спинку стула, закрыла глаза, глубоко вдохнула. Мысли метались. Старую квартиру? Там хоть и тихо, но я всё ещё могу ощущать себя в ловушке, вспомнить всё, что пережила последние часы. И что потом? Снова этот страх?

Сердце колотилось, дыхание стало длиннее, ровнее, но внутри всё ещё пульсировал жар: смесь злости, свободы, страха и адреналина. Я понимала, что нужно действовать, двигаться, а не сидеть здесь в пустоте.

Я допила чай, поставила пустую чашку на край стола. Сделала глубокий вдох. Ощущение одиночества было всё ещё сильным, но теперь оно не парализовало, а подстёгивало: нужно что-то делать. Нужно выбрать направление, и я должна действовать сама.

Пальцы дрожали, когда я на экране телефона набирала номер такси.Машины проносились мимо, не задерживаясь, а я всё ждала, будто этот водитель никогда не приедет.

— Пожалуйста, быстрее, — прошептала я в трубку, словно диспетчер мог услышать не только мой голос, но и ту паническую дрожь, которая сжирала меня изнутри.

Маша. Только к ней. Она единственная, кто сможет понять.

Такси остановилось с резким визгом шин, и я, едва кивнув водителю, захлопнула за собой дверь. Села на заднее сиденье, почти растворившись в тени. Сердце билось слишком громко, и я всё время оглядывалась: в окно, в зеркало заднего вида, на дорогу позади. Казалось, что Ратмир в любую минуту пошлёт за мной кого-то, что я не успею доехать. Что меня вытащат из этой машины прямо на перекрёстке и увезут обратно.

Телефон в руках вспыхнул — сообщение от Маши. Короткий адрес, её:

«Жду. Всё будет хорошо».

Я зажала экран ладонью, словно пытаясь спрятать эти буквы от чужих глаз.

Дорога тянулась мучительно долго. Каждое красное светофорное пятно резало глаза, каждый поворот казался ловушкой. Когда машина наконец притормозила у нужного подъезда, я выдохнула так, словно всё это время не дышала.

— Спасибо, — сорвалось у меня, и я, не дожидаясь сдачи, выскочила наружу. Воздух был холодный, обжигающий.

Я почти бегом кинулась к двери подъезда, ткнула пальцем в нужную кнопку. Номер стерся, палец соскользнул, но я нажала снова. Тишина. Ещё. И вдруг — тяжёлые шаги внутри.

Дверь приоткрылась.

Мужчина в чёрном. Высокий, плечистый, лицо каменное.

— Тебе кого? — его голос был глухим, настороженным. Глаза скользнули по мне сверху вниз. — Ратмир ничего не говорил, что кто-то приедет.

В горле пересохло. Я едва сглотнула.

— Я… к Маше, — выдавила. — Я её сестра.

Его взгляд стал острее. Он будто проверял меня на ложь. Но я не ждала ответа. Толкнула дверь плечом, проскочила мимо, почти упала в тёмный коридор. И сразу — светлая тень впереди.

— Мира!

Маша. Её голос прорезал всё: страх, дрожь, адреналин. Я бросилась к ней, и мы обе рухнули в объятия. Она пахла домом, детством, тем, что я так давно потеряла.

Мы обе плакали. Слёзы текли по щекам, смешивались. Я вжималась в неё, как в единственное, что удерживало меня в этой реальности.

— Ты здесь, ты живая… — её руки крепко держали меня.

Охранник остался в коридоре, тяжёлой тенью. Мы ушли в комнату, закрыв дверь за собой.

Я рухнула на постель и только тогда позволила себе выдохнуть.

— Я ушла, Маш, — слова выходили рваными, обожгли горло. — Я не смогла больше. Я не хочу раствориться в его мире. Я теряю себя рядом с ним. Каждый день всё меньше остаётся меня…

Она гладила меня по волосам, шептала:

— Тш-ш… Ты здесь. Теперь всё хорошо.

— А ты? — я вскинула взгляд. — Они ведь… они могут тронуть тебя. Из-за меня.

Маша покачала головой. Улыбнулась, хотя глаза оставались тревожными.

— Нет. Я жила здесь спокойно. Я даже могла продолжать работать. Я… просто жила, Мира. Всё в порядке.

Я держала Машу за руки, боясь даже моргнуть.

— Ты… ты правда ушла? — первой заговорила она, всматриваясь в меня, будто хотела убедиться, что я настоящая.

— Да, — я кивнула резко, слишком резко. — Просто взяла и сбежала. Больше не могла. Каждый день — как в клетке, только клетка золотая. Я боюсь, Маш. Боюсь раствориться там и больше никогда не быть собой. Но теперь я втянула тебя. Что, если охрана доложит ему? Что, если он приедет?

— Пусть, — она пожала плечами, и я впервые за долгое время увидела в её взгляде силу. — Я здесь уже давно. Я научилась… жить рядом с этим. Меня никто не трогал.

— Но это потому, что ты молчала, подчинялась, — я взорвалась. — А если мы обе исчезнем? Сбежим, начнём заново?

Маша замолчала на миг, задумалась.

— Куда? У тебя есть план?

— Мы можем уехать в другой город. Хоть на край света. Найти работу, снять жильё. Пусть скромно, зато свободно.

Она покачала головой.

— Ты же знаешь, он будет искать. У него есть люди везде. Если уедем, то только очень далеко. Или вообще за границу.

Я обхватила голову руками.

— У меня нет документов. Нет денег. Я всё оставила там.

— Тогда сначала мы должны их достать, — Маша сказала это так спокойно, что я удивилась. — Я немного откладывала деньги. Работа у меня есть, хоть и маленькая. Хватит хотя бы на билеты.

— Ты думаешь, у нас получится? — я всмотрелась в неё. — Правда думаешь?

— Если мы вдвоём, получится, — твёрдо ответила

– Я больше не могу рисковать тобой, Маш! Я хочу, чтобы ты уехала. Жила своей жизнью без меня.

– Что?! Но это … невозможно!

– Возможно. Иначе, это никогда не закончится. Прятаться одной легче, чем нам парой. Идут за мной, но ты тоже попадаешь под риск. Я так больше ни хочу.

– Что ты предлагаешь?!

– Уезжай. Куда угодно. Снимай квартиру без меня, у на есть деньги от бизнеса, там точно хватит на первое время.

– А ты?

– Я тоже уеду. Одна. Так меня сложнее найти. Сложнее манипулировать мной. Если я останусь — он найдёт. Ратмир всегда находит. Даже если я исчезну, даже если сотру следы — он почувствует, как волк. Я это знаю.

— Но ты же не обязана всё это тянуть одна… — прошептала она. — Мы же сёстры. Я рядом.

— Я знаю. И именно поэтому ты должна остаться. — я улыбнулась — устало, но по-настоящему. — Если я уеду далеко, ему не придёт в голову искать тебя. Ты должна жить, как будто меня нет. Ходить на работу, выкладывать фотки, встречаться с кем-нибудь. Сделай вид, что всё нормально. Тогда я буду спокойна.

— Тебе легко говорить. А мне как жить, будто тебя не было? Ты же не понимаешь, как страшно проснуться и не знать, где ты.

— Понимаю. Но лучше страшно проснуться, чем не проснуться вовсе.

Маша кивнула. Потом осторожно обняла меня, прижимая к себе, как в детстве.

— Только не смей умереть там, где я не увижу, — прошептала она, почти злым голосом. — Не смей, слышишь?

Я кивнула.

— Не умру. Я просто... начну сначала.

Мы легли рядом, лицом к лицу. Слёзы высохли, слова иссякли. Осталась только усталость, тяжёлая, липкая.

Я держала Машу за руку и боялась её отпустить, даже во сне.

И всё равно — глаза закрылись.

И темнота на этот раз не была страшной.

32

Вокзал пахнет чем-то странным — смесь кофе, мокрого бетона и чужих дорог. Люди суетятся, гремят чемоданами, кто-то ругается в телефон, кто-то пьёт чай из пластикового стаканчика, обжигаясь и всё равно не отпуская.

Я стою с рюкзаком за спиной и, чувствую, как спина взмокла от тревоги и усталости.

— Следующий, — голос кассирши звучит ровно, без эмоций.

Я протягиваю паспорт, бормочу нужный маршрут, стараюсь не смотреть в глаза. Чем меньше запомнят — тем лучше.

Она что-то вводит, бьёт по клавишам, и я вдруг ощущаю на себе чей-то взгляд. Не просто мимолётный — прожигающий, как будто через спину.

Обернулась.

Возле стойки проверки документов стоит мужчина в форме. Вроде обычный — бейдж, фуражка, стандартная униформа. Но взгляд цепкий. И слишком долгий.

Я отворачиваюсь, делаю вид, что ищу деньги.

Сердце стучит громче, чем звук печати на билете.

"Успокойся, Мира. Ты параноик. Просто человек работает. Делает свою работу".

Получаю билет, благодарю, отхожу. Сажусь на пластиковый стул у окна, рядом с автоматом по продаже воды. Холодное стекло упирается в плечо. Мне остаётся минут двадцать до посадки.

Сижу. Жду.

Пытаюсь не смотреть по сторонам, не думать, не вспоминать, как Маша обнимала меня утром. Всё — уже в прошлом. Главное — дожить до автобуса.

И вдруг снова — тот же взгляд. Я чувствую его, не видя. Просто чувствую, как воздух рядом становится другим — плотным.

Поднимаю голову. Мужчина в форме идёт прямо ко мне.

— Девушка, добрый день. Можно вас на минуту? — вежливо, почти мягко. — Нужно пройти дополнительную проверку документов. Стандартная процедура, не волнуйтесь.

— А… что-то не так? — спрашиваю. Голос дрожит, хоть я стараюсь звучать спокойно.

— Нет-нет, всё нормально. Просто выборочная проверка. Проходите со мной, пожалуйста.

Я на секунду колеблюсь, потом киваю.

— Хорошо.

Поднимаюсь, вешаю сумку на плечо. Всё кажется… обычным. Даже слишком. Мы идём по коридору — мимо людей, запахов, голосов. Толпа движется в разные стороны, а я — будто против течения. Мужчина поворачивает в боковой проход. Дверь металлическая, узкая, с табличкой

"Служебное помещение"

.

Он открывает, кивает:

— Сюда.

Я захожу. Комната — почти пустая. Белые стены, тусклая лампа, стол, стул у стены. Пахнет бумагой и кофе.

— Садитесь, пожалуйста. Сейчас проверим информацию, — говорит он спокойно, закрывая за мной дверь.

Я сажусь, сжимаю ремешок сумки.

— Я просто боюсь опоздать на автобус, — говорю тихо. — Он у меня через двадцать минут.

— Не переживайте, — улыбается он. — Всё быстро.

Проходит минута. Потом пять. Потом, кажется, вечность. Он листает какие-то бумаги, щёлкает мышкой, но взгляд — мимо меня.

— Всё в порядке? — спрашиваю.

— Да-да, просто сверяем данные.

Часы на стене тикают, стрелка будто издевается.

Десять минут.

Пятнадцать.

Я начинаю нервно теребить край рукава.

Внезапно его телефон на столе завибрировал. Нормальная вещь, но в этот момент вибрация оглушила меня: сердце подпрыгнуло, воздуха не хватило. Он глянул на экран, брови чуть нахмурились, пальцы стали работать быстрее. Разговор был короткий — какие-то фразы, тихие, вежливые, но с ноткой напряжения. Он кивал сам себе, словно убеждая, что всё под контролем, но в его движениях мелькнуло что-то, чего я не видела раньше — доля тревоги или, может, усталости.

Он отодвинулся, посмотрел на меня и сказал ровно, почти механически:

— Тут короткий разговор. Я могу вам передать трубку?

Я подскочила. «Передать трубку» — почему именно мне? Почему это звучит так по-другому, не как просто жест вежливости? Я уже хотела было сказать «нет» — нет, спасибо, я спешу, — но тело решило иначе: устало, как животное, я кивнула и протянула руку.

Он поднёс телефон ко мне, смотря прямо в глаза, будто проверяя, что я реальна, не дрогну. Я взяла трубку, и экран показал номер без имени. На экране не было ничего, кроме привычного «входящий». Я прижала телефон к уху, и мир внезапно сузился до этого маленького предмета.

— Алло? — мой голос прозвучал тоньше, чем я хотела.

Сначала тишина. Я слышала только своё дыхание и далёкий гул вокзала. Потом — смех. Этот смех — ровный, скользящий, как лёд под подошвой.

— Уу-у-у, — протянул голос. — Какой приятный сюрприз, Мира!

Я замерла. Сердце ушло в пятки.

Алекс Бондарев. Слова сжимаются в горле, как комки камней. Я помню его лицо — или отрывочные фрагменты: слишком уверенный взгляд, лёгкая ухмылка, те пальцы, которые не привыкли отпускать. Я помню, как у меня тряслись руки от него. Я помню, почему я убежала. Нагло сбежала из этого ужаса, который он творил...

— Ты… ты меня слышишь?! — повторяет он.

— Слышу, — шепчу я. Горло пересохло.

— Значит, слушай внимательно, — голос стал тихим, но каждое слово било как пощёчина. — Есть один человек, тот самый ублюдок, что спас тебя. Ты его знаешь. Ты ему обязана. Ты ценишь его? Скажи „да“, если ценишь, — голос смягчился, превращаясь в приманку. — Если хочешь, чтобы он продолжал дышать, чтобы через несколько часов он не взлетел в хлам вместе с помещением, где он будет находиться… ты вернёшься ко мне.

Я слышала, как мир вокруг меня распадается. Слова — «взорву помещение» — пронзили меня так холодно, что у меня побелели внутренности. Я не могла дышать. Горло сжалось, глаза стали мокрыми, но слёзы — как предательницы — не шли. Они превратились в нечто тяжёлое, застывшее в груди.

— Ты что говоришь?! — не в силах сдержаться, выдавила я. — Ты не смеешь ни при каких условиях!

Он засмеялся, и этот смех будто вязнул во мне. Он повторял всё по-тому же сценарию: «Если тебя волнует его жизнь — ты не убегаешь, ты возвращаешься ко мне. Если нет — через несколько часов я взорву помещение, где он будет». Он диктовал правила.

Я слушала и понимала, что это не пустые слова. Он не просил — он приказывал. Его голос не звал, не умолял — он командовал. Внутри что-то треснуло; не сердце, не разум — а та тонкая верёвочка надежды, которая держала меня вертикальной. Она лопнула. Я начала задыхаться от страха и бессилия одновременно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты… что ты хочешь от меня?! — спросила я, а в ответ услышала только тёплый шелест его слов, как будто он наслаждался своей властью.

— Хочу, чтобы теперь ты нашла меня, — спокойно произнёс он. — Пришла ко мне, сама. Никто тебя не похищает. Приди. И тогда ублюдок, что спас тебя, останется жив. Не придёшь — будет поздно. Всё честно и просто, милая моя.

Мне стало дурно. Телефон у виска был слишком горячий. Я смотрела на сотрудника — он молча стоял, руки в карманах, лицо каменное, и в его жесте не было сочувствия. Только лёгкое пожатие плечами, как будто он говорит: «Что делать? Такой порядок». Я почувствовала, как ярость и отчаяние смешиваются в кислое, ужасное чувство.

— Ты считаешь, я позволю… — попыталась я, но голос треснул.

— Ты не считаешь ничего, — заявил он. — У тебя будет ровно четыре часа. Если за это время ты не доберёшься до меня, то попрощаешься с ним! Поняла меня?!

Он повторял, и повторял, будто заученная пластинка. Я теряла ориентацию: слова накладывались друг на друга, мыслительные схемы ломались, всё будто бы стало замедленным фильмом, где звук отстаёт от изображения. Я слышала себя снаружи — глупую, беспомощную.

Когда трубка наконец замолчала — он положил трубку, и моё имя в его устах еще долго отдавалось в моих ушах. Сотрудник убрал телефон с холодным, деловым жестом и вернул его в карман. Он посмотрел на меня снова — и в его взгляде не было ни угрозы, ни помощи. Было только равнодушие, как у человека, что видел слишком много подобных драм и научился не вмешиваться.

Я осталась сидеть, держа телефон в руке, как будто этот предмет был теперь частью моего тела. Внутри всё было пусто и кричало одновременно. Я смотрела на дверь, представляя, как за этой дверью сейчас где-то мой спаситель — тот, кого он назвал «ублюдком» — и думала, что его жизнь теперь висит на моей воле.

Мой мозг искал выход: позвонить Маше? Нет — она в опасности. Спрятаться? Уже поздно. Кричать? Ни к чему. Я видела только одну картинку: возвращаться к нему, чтобы спасти — или прятаться и позволить взорваться миру, который однажды пожертвовал собой, чтобы вытащить меня из лап этого чудовища!

Сотрудник повернулся к двери, будто собираясь убрать меня, будто это был его кабинетный будний день и всё — лишь ещё один кейс. Я сжала телефон так сильно, что в ладони вспыхнула боль. Нельзя было думать. Нужно было действовать. Только действие или выбор. Но какой? Сердце бешено колотилось. Я почувствовала, как голос в трубке ещё звучит в моей голове и как его смех разъедает остатки спокойствия. Я не знала, во что ввязалась. И чем дальше — тем меньше понимала, куда ведёт этот путь.

Сначала я не поняла, что происходит. Просто сидела, сжимая телефон, пока голос Алекса растворился в тишине. А потом… Потом что-то внутри меня что-то надломилось. Боль была не физическая — хуже. Тупая, вязкая, внутренняя.

Изнутри.

И от этой боли — дыхание сбилось, стало прерывистым. Грудь тяжело вздымалась, воздух не проходил. Я схватилась рукой за рубашку, за ткань над сердцем — как будто могла удержать его, если сожму покрепче.

Глаза защипало. Сначала просто — немного. А потом… слёзы потекли сами. Теплые, беспомощные, противные. Скатывались по щекам, по губам, и я не успевала их стирать. Это было как крик, который не выходит наружу, а тонет внутри.

Сотрудник всё ещё стоял напротив.

Он будто не знал, что делать с женщиной, у которой рухнул весь мир прямо перед ним.

Просто стоял, хмурился, молча.

— Этот человек… — мой голос дрогнул, я едва находила слова. — Как мне найти того, кто звонил? Где он?

Он взглянул на дверь, потом на меня. Пальцы нервно постучали по столу. Потом он вздохнул — коротко, с раздражением, будто сдаваясь чему-то внутреннему. Взял листок бумаги, ручку, и быстрыми, рваными движениями что-то написал. Я следила, как кончик ручки царапает лист — чёрные линии, неровные буквы. Потом он сложил бумажку пополам и протянул мне.

Мелкая дрожь в пальцах не проходила. Листок был влажный — я не сразу поняла, от моих слёз или от пота. Буквы на нём слегка расплылись, но я всё равно могла их прочитать.

Адрес.

Простой, короткий, будто ничего не значащий.

Но я знала — это не просто место. Это ловушка.

Я встала. Колени подкосились, и я чуть не упала. Держалась за стену, за что угодно, лишь бы не показать, как трясутся руки. Я вышла. Коридор казался длиннее, чем раньше. Шаги гулко отдавались, словно я шла не по вокзалу, а по пустому тоннелю. Люди мелькали перед глазами, но лица — размытые, цвета — тусклые, звуки — словно через воду. Мир стал вязким. Замедленным. Отдалённым.

Я шла и чувствовала, как в ушах звенит тишина. В голове — только одно: его голос. Алекс. Его угрозы. Его смех. Его "ты моя".

Я сжимала бумажку в руке так сильно, что та почти порвалась. Ноги дрожали, дыхание сбивалось, но я продолжала идти. Не потому что хотела. А потому что уже не могла иначе. Каждый шаг звучал, как удар молота. И с каждым шагом я понимала: Мой побег закончился.

Я ловлю такси прямо у выхода с вокзала, потому что идти пешком — значит медлить, а медлить сейчас — преступление. Я поднимаю руку — и через пару секунд возле бордюра останавливается белый седан. Водитель поворачивает голову, оценивающе смотрит на меня. Я даже не смотрю на него в ответ — только выхватываю клочок бумаги из сумки и, садясь на заднее сиденье, сразу называю адрес, не притворяясь вежливой:

— Поедем по этому адресу, быстро, пожалуйста. — Я кладу бумажку на колени.

Он кивает, не задаёт вопросов, ключ поворачивает в замке, и машина плавно отрывается от бордюра. В голове — как будто все переключатели сгорели: не думать, только ехать. Далеко. Дорога будет длинной. Я слышу, как водитель переключает передачи, слышен ровный гул двигателя — единственный ритм, который удерживает меня от того, чтобы расползтись по салону.

Сижу на заднем сиденье и не могу остановить слёзы. Они текут сами — непрерывно, без пауз, как будто внутри прорвало плотину. Я не стираю их; бессмысленно что-то делать с лицом. Смотрю в окно, где город скользит мимо, и каждый дом — как кадр чужой жизни, где ни у кого нет моего ужаса. В отражении стекла моё лицо — бледное, опухшее от плача.

Во мне холодно. Не просто холод — будто внизу живота ледяной ветер ведёт счёт моим ошибкам. Я съёживаюсь, обхватывая плечи руками, пытаясь согреться. По коже бегут мурашки, такие мелкие и назойливые, что хочется дрожать ещё сильнее — от страха и от какого-то необъяснимого, почти дикого стыда.

Думать тяжело, но мысли лезут одна за другой. Мой внутренний монолог будто режет меня на части, но не оставляет выбора: кто-то должен платить, и не я хочу, чтобы платил он. Что бы он сказал мне сейчас? — мелькает мысль, и я слышу в голове его голос — не реальный, но яркий: «Не смей возвращаться к нему». У Ратмира всегда были короткие приказы. Ни грамма сентиментальности. Никакой мимолётной слабости. Он бы не стал устраивать сцен, не стал бы жестикулировать — он просто сделал бы, что нужно. Быстро, чётко, без лишних слов. И в этот момент я понимаю, что влезла в игру, где ставки не просто высоки — они смертельные. И что бы он ни испытывал ко мне — уважение, злобу или сожаление — он никогда не позволил бы моей ошибке стоить ему жизни.

Я отворачиваюсь от окна и смотрю прямо перед собой на пространство между сиденьями. Пальцы бледнеют от напряжения, ногти вдавливаются в кожу. Руки и ноги трясутся. Это адреналин, истощение и страх смешались в один коктейль, от которого хочется плакать и кричать одновременно. Мне плохо. Мне больно. И в то же время я твёрдо знаю: не позволю его имени, его жизни зависеть от моей трусости.

«Я ему многим обязана», — мелькает мысль. Я много думала о том, почему вдруг он, чужой человек, стал для меня якорем. Он спас меня, потому что так захотел или потому что был вынужден — давно не важно. Важно другое: он остался в опасности из-за меня. И даже если я отвергаю его помощь, даже если я горжусь тем, что смогла уйти сама, долг был взят. И долги — это не разговор по душам; это обязывает к действию.

Водитель рядом разговорчиво напевает что-то в трубку, переключает радио — фоновый шум растекается по салону. Я не слушаю. Кажется, что время тянется, как резиновая лента: каждая секунда — это капля, что отталкивает меня от прежней жизни дальше и дальше.

«Ты едешь к человеку, который тебя шантажирует, — шепчет разум, — и всё ради того, чтобы спасти того, кто больше никогда не появится в твоей жизни». Я иду, иду потому, что кому-то важно — чтобы другой человек дышал. И не потому, что от меня ждут геройства, а потому, что у меня осталась возможность сделать правильный выбор.

Такси глотает километры. Улицы мелькают быстрее, миг за мигом. Я считаю проезжающие знаки, но числа ничего не говорят мне — они словно стерлись. Внутри — пусто и тревожно, но есть стальное зерно решимости. Оно шепчет: «Не твоя жизнь здесь на кону. Делаешь то, что нужно». И хотя руки дрожат, я зажимаю бумажку крепче. Адрес, который мне дали, — теперь карта моего пути. Я держу его в ладони и вбираю в себя ощущение того, что однажды выбор, принятой сегодня, изменит всё. Только бы Ратмиp остался жив.

Холодно. Настолько, что дрожат пальцы, но не только от страха — от пустоты. От того, что я сама себя оставила без воздуха.

И вдруг… его лицо.

Как будто тень, мелькнувшая в стекле.

Ратмир.

Его глаза в моих мыслях...

Я почти слышу его дыхание — ровное, тяжёлое, когда он спит рядом. Его рука лежит на моей талии, ладонь тёплая, уверенная, будто говорит без слов:

«ты в безопасности, пока я рядом»

. С ним я засыпала мгновенно, без тревог, без тех мерзких ночных провалов, когда просыпаешься в панике от собственных мыслей. Рядом с ним сон был глубоким, честным. Он забирал у меня страхи просто фактом своего присутствия.

Ратмир Каримов.

Человек, в чьих руках мир будто останавливался.

Я помню, как он обнимал — крепко, как будто держал не тело, а душу, которая вырывалась наружу.

В этих объятиях было всё: сила, защита, молчаливое обещание, что никто не посмеет даже приблизиться. В них я расслаблялась, переставала контролировать, переставала быть той Мирой, что всегда готова бежать, спасаться, прятаться. Он был моей опорой, моей точкой равновесия, моей тихой гаванью, которую я сама же и покинула.

Его дом пах безопасностью. Старым деревом, кофе, его парфюмом — тем самым, горьковатым, что теперь снится мне каждую ночь. С ним не нужно было говорить — он просто

был

. И этого хватало.

Один его взгляд — приказ, и я выполняла. Не потому что боялась, а потому что доверяла.

Его голос… Этот хрипловатый, низкий тембр, от которого в груди всё сжималось и рассыпалось одновременно. Он будоражил, заводил, пробуждал всё то, что я так долго пыталась спрятать — желание, тепло, живое ощущение себя.

Ратмир Каримов.

Мой хаос и моё спасение.

Моя единственная помощь, от которой я отказалась, решив, что смогу сама. И вот теперь — результат.

Вот к чему это привело.

Я снова в машине. Одна.

С телефоном, с угрозами, с бумажкой, которая пахнет чужим страхом.

С тем знанием, что где-то там, может быть, он в опасности — из-за меня.

Я закрываю глаза и выдыхаю, уткнувшись лбом в ладонь. Всё внутри дрожит. «Только бы он остался жив…» — повторяю мысленно, снова и снова, пока мотор гудит подо мной, а ночь тянется бесконечно.

Решение принято.

Я не сверну.

Не остановлю такси.

Не сбегу второй раз.

Если жизнь Ратмира хоть как-то связана с моими ошибками — я оплачу всё сполна.

Пусть это будет моя расплата.

Правильно ли поступила???

33

Я едва успеваю выскочить из машины — ноги ватные, сердце колотит так, будто хочет выпрыгнуть наружу. Я бегу через ворота как сумасшедшая, бумажка с адресом шуршит в руке, пальцы сжаты в белую горсть. Дворовый кот шмыгнул в сторону — и я проскочила мимо него, чувствуя, что меня несёт инерция страха и воли.

Всё происходит быстро: кто-то кивнул у ворот — охрана, два парня в форме. Но их лица — как будто они ждут — и они даже не трогают меня. Так, как будто привычно, как будто это часть игры. Никаких «стой» и «куда ты?». Они смотрят спокойно, почти одобрительно.

Я проскальзываю мимо, ноги не слушаются, будто шагаю по замедленной съёмке. Лестница — вверх, скрип ступеней под каблуками. Я рвусь внутрь, запах холодного коридора, свет лампочек, и я уже вижу дверь кабинета.

Бегу, толкаю её, влетаю, как вихрь. Дверь распахивается с грохотом и ударяется о стену — у меня дыхание сбито, рвётся из груди, в горле комок.

Он сидит в кресле. Алекс. Весь в чёрном, развалившийся, будто специально, будто играл в ожидание. На секунду он даже моргает — явно не ждал такого напора. Но как только я врываюсь, он улыбается. Та самая ехидная, почти детская улыбка, от которой печёт внутри.

— Ну-ка-ак? — бьёт по ушам его шёпот, как нож. — Как тебе дорог этот сучёныш, а? А из-за меня бы и не пошевелилась, верно?!

Я стою, задыхаюсь, смотрю на него, чувствую, как дыхание тяжелеет и ломается. В глазах — смесь ненависти, ужаса, злости. Стараюсь ровно дышать, но грудь — будто в тиски.

Он продолжает хитро ухмыляться, протягивает одни губы в том самом презрительном полуприщуре:

— Ты, детка, принадлежать будешь только мне. Поняла? Никуда не денешься, никто тебя не отнимет. Я имел в виду

никто

.

Его голос — как холодная рука, что касается шеи. У меня в голове всё переворачивается. Хочу кричать, но надрывный звук ещё не готов вылезти. В тот момент из тени за его спиной появляются мужчины. Охрана. Грубые, молчаливые, как статуи. Они подходят, не особенно спеша, сдержанно, как будто пришли за вещами, а не за человеком.

Меня усаживают на кресло, пристёгивают взглядом, будто я — животное, которое долго играло и наконец поймано. Взгляд их холоден. Я чувствую, как всё внутри застывает в комке.

— Ты слышала? — спокойно начинает он. — Что этот ублюдок, который тебя спас, сегодня будет на важной встрече? Интересно, да? — Он лениво щёлкает пальцами, — И знаешь, что дальше? Ты увидишь прямую трансляцию, как я дам ему улететь.

Мой мозг отказывается верить. Но он поворачивает ноутбук, разворачивает экран ко мне. Сердце — в пятки. На экране — чёрно-белая картинка: здание, стоянка, силуэт машины. Я понимаю, что это не просто запись — это метка, это цель. Машина — точно похожа на ту, что всегда была у него. Я ощущаю, как под ногами земля уходит.

— Одна кнопка — и всё взлетит, — усмехается Алекс. — Одна кнопка, и твой герой улетит в труху. Ты хочешь, чтобы он остался?!

Я не сдерживаюсь — кричу. Голос рвётся наружу, слов не хватает.

НЕТ

НЕТ

НЕТ

Я бьюсь в истерике, пытаюсь встать, рву вверх руки, а охранник держит, прижимая плечи к спинке кресла. Слезы льются как из пробитого крана; они текут по щекам, горькие и горячие, и я не могу остановиться. Хочу порвать его. Хочу стереть с лица эту улыбку.

— Не делай этого! — рыдаю я, — Не трогай его! Я всё сделаю! Прошу тебя, прекрати! Я вернусь! Всё, что хочешь! Только не это!

Алекс смеётся. Тот смех — настоящий, из сумрачной души.

— Два побега? — усмехается он, глядя так, будто вкушает свой десерт. — Ты думаешь, я поверю? Два раза ты убежала. Я люблю повторения — они учат людей дисциплине.

Он тянет телефон, набирает номер, не скрываясь. Говорит кому-то спокойными, деловыми фразами:

«Готовы на месте? Проверено? Запускайте, как согласовано».

Я слышу его слова, они — как плевок. Звук в трубке — готовность, механическая отмашка. Мой мир горит.

Я ору, бьюсь в кресле и мне кажется, что кричу в пустоту. Мои слова — как камни об воду, тонут и исчезают.

И тут — он появляется.

Сначала я вижу только силуэт в дверях: мужчина идёт, его шаги — спокойные, ровные. Лишь пара шагов, и он скрывается в кадре, в здании на экране. Мои глаза выцепили его очертание, сердце будто вспрыгнуло — «он? он?» — фигура так точно похожа на Ратмира, что воздух выталкивает из лёгких.

У меня жизнь разбивается по шву. Я кричу его имя, но звук тонет в гуле. Алекс слышит, видит реакцию, и его губы растягиваются в ещё одной ехидной усмешке.

— Видишь? Смотри и наслаждайся, как творится справедливость!

Одно движение — и картинка на экране превращается в хаос. Взрыв — вспышка, ослепляющий свет, измятая броня, огонь, дым, и этот звук — в голове и в теле, как взрывной удар. Всё вокруг вибрирует, как будто сама комната содрогнулась.

— НЕТ! — рвусь я. Падаю на колени, закрываю лицо руками, как будто можно остановить эту картинку собственными ладонями.

Слезы — это уже не просто слёзы; это вал, который сносит всё, что было прежним. Я кричу, ругаюсь, кружусь в своей боли. Мои слова — обещания убийства, клятвы, угрозы. "Я убью тебя сама!"

Алекс сидит, заворожённый спектаклем, как злой дирижёр собственного кошмара. Его глаза блестят от довольства. Для него это — чистая арифметика власти и боли. Он произносит с хладнокровной сладостью:

— Вот тебе — результат. Он лез в чужие дела.

Боль колет, как сталь. Я ощущаю пустоту, рев, маразм.

– Как ты посмел?! – ору я так громко, что хрипит горло. Вскакиваю с места, рука сама тянется к ящику, где лежит то, что мне нужно. Быстрое и ловкое движение – и в моей руке холодное металлическое оружие.

Я не сомневаюсь ни секунды. Я не умею им пользоваться. Никогда не умела. Но сегодня научусь.

Я очень быстро разворачиваюсь и направляю дуло на Алекса. Улыбка с его лица очень быстро спала. Глаза огромные, выпученные. Страх. Я увидела там дикий страх. Он начал соскакивать со своего места под стол, пытаясь спрятаться, но я уже начала на курок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Оглушительный выстрел и толчок резанули звук комнаты! Оглушительное «БАХ!» И стон…

Охрана хватает меня сзади. Чуть-чуть не успели укрыть своего боса. Они кричат матом на меня, выхватывают оружие, отталкивают меня назад.

Я не сопротивляюсь. Смотрю вперед перед собой.

Алекс жив. Он соскользнул вниз под стол, а я успела ранить его в предплечье. Тёмная алая кровь окрасила его чёрную рубашку…. пропиталась словно моей болью.

Он задал руку и стиснул зубы. Что-то бормотал и снова угрожал. Слова летели мимо. Я ничего уже не слышала и не понимала.

К нему сразу же подскочила охрана, а меня грубыми движениями вытолкали из кабинета.

***

В комнате — полумрак, стенки узкие, запах чистящего. Я падаю на кровать, обмякаю, губы дрожат, голос — пустой, почти не слышный. Я рыдаю без остановки, звуки из груди выходят как ломка.

Я бью по стене кулаком, ловлю себя на том, что бью так, будто можно выбить обратно то, что он сделал. Я слышу в голове его смех, и мне хочется выкрикнуть имя, затащить его на улицу, растерзать на глазах. Но я — одна в этом помещении, связанная остатками реальности.

Слезы не перестают, горло сжимается, я рыдаю до истерики. Мои клятвы — пустые слова в этой комнате. Я снова и снова произношу: «Я убью его! Я убью!» — и эти слова делают меня слабее, потому что я понимаю, что одного желания не хватит.

Охрана за дверью — молчит. Ключ в замке стучит, и становится ясно: теперь я заперта не только физически. Меня заперли в сумрачном месте, где остаётся только боль и совесть и воспоминания о том, кем я была и кого потеряла. И в эту пустоту приходит самое страшное: понимание того, что я привела в этот мир не только свою судьбу — я привела чью-то смерть.

Мы близимся к завершению…

34

Ратмир

…Тьма. Не то сон, не то провал.

Гул стоит в голове, будто там застрял мотор от старого «КамАЗа».

Я пытаюсь вдохнуть — и будто нож в ребра. Воздух рвётся хрипом, лёгкие будто прошиты мелкой дробью.

Что-то липкое на губах — кровь. Сухая, стянувшаяся.

Пахнет йодом, железом и чем-то мерзко-больничным.

Свет режет глаза.

Я моргаю, и всё плывёт: белый потолок, серые стены.

Пытаюсь поднять руку — она не слушается. Только бинт шуршит где-то на груди.

— Очнулся, — голос знакомый, но злой, натянутый как струна.

Я медленно поворачиваю голову.

Руслан. Стоит у окна, руки в карманах, лицо перекошено от злости. Глаза — как уголь.

— Где я… — выдавливаю, язык сухой, будто наждаком по нёбу. — Что случилось? Башка трещит…

— Где, где… — Руслан резко разворачивается. — В больнице ты, блядь! Где ж ещё?!

Он подходит ближе.

Смотрит на меня сверху вниз, будто хочет убедиться, что я вообще живой.

— Ты под взрыв попал, Ратмир.

— Взрыв?.. — слова едва слетают с губ. — Какой, сука, взрыв?..

Руслан шумно выдыхает, проходит по палате туда-сюда. На лбу вены вздулись.

— Я ж тебе говорил, не ходи туда. Не лезь. Я тебя тянул от этого дерьма. А ты, как всегда, умный…

— Подожди, — я морщусь, боль простреливает в висках. — Куда не ходи? Что за место?

— Не прикидывайся, Рат. Та встреча. Та самая. Про которую ты Мире рассказал.

Имя будто бьёт током.

Мира.

Вспышка — её лицо, глаза, губы. Последний разговор — она в ярости, хлопает дверью.

— Что… с ней? — выдыхаю.

— С ней!? — Руслан сжимает кулаки. — Да всё с ней, окей! Жива, цела. Только тебя в больничку отправила и всё.

Он бьёт кулаком по подоконнику. Металл гудит.

— Я подъехал туда через десять минут после взрыва, — говорит он, уже тяжело дыша. — Здание горело, всё в дыму. И ты там, на полу. Без сознания. Я думал — всё, конец. Врачи сказали, тебе повезло. Осколки прошли вскользь.

Я трогаю бинт — влажный. Под пальцами боль, липкая.

— Мира… — шепчу я, и будто ком застревает в горле. — Она знала?

— Знала, — Руслан смотрит прямо в глаза. — Всё знала. Узнала про встречу, устроила свой спектакль, сбежала. А потом — бац, и ты в огне. Всё сходится, Рат. Всё, мать его, сходится.

Тишина. Только капельница тихо капает где-то сбоку.

Внутри — как будто чернота.

Я начинаю вспоминать: разговор, её резкая истерика, слёзы, побег. А она уже всё знала. Всё спланировала.

— Я найду её, — Руслан снова закипает. — Найду и прижму, чтобы выложила всё. До последнего.

— Не трогай, — перебиваю. Голос срывается. — Это я сам сделаю.

Он замирает.

Я сжимаю кулаки. Кожа на пальцах белеет, бинт на груди натягивается, боль пронизывает до позвоночника.

– Чё?! На твоём месте я бы к не больше не подходил! – взрывается Руслан. – А я и пацаны с ней быстро диалог построим, не переживай.

— Я сам, понял!? — повторяю глухо. — Я найду её. И она мне за всё ответит. Уже не как женщина. А как сука, которая меня подставила!

Руслан смотрит на меня долго.

Потом кивает.

— Ну, если встанешь на ноги — тогда и поговорим.

Я отворачиваюсь к окну.

Мира.

Её имя теперь звенит в голове, как шрам под кожей.

И чем сильнее болит, тем яснее понимаю — я не успокоюсь, пока не посмотрю ей в глаза…

КОНЕЦ 1 ЧАСТИ ;) но нас ждет горячее продолжение этой истории… следите за новинкой здесь

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец