Хельга. Глава 22

Клэр чувствовала, как муж отдаляется, и это причиняло ей невыносимую боль. После стольких лет брака его отношение к ней резко изменилось, и она не могла понять причину. Ещё совсем недавно их жизнь была другой. Мысли унесли её в недавнее прошлое…

Свет автомобильных фар, словно глаза монстра, скользил по фасаду их особняка XIX века в Малахайде. Плотнее закутавшись в шаль, накинутую поверх домашнего платья, Клэр спустилась на кухню. Она включила свет, поставила чайник. Часы на стене показывали без десяти полночь.

Мысль о том, что благодарные организаторы могли напоить мужа, не давала Клэр покоя. На фоне мощного выброса адреналина во время шоу даже пара бокалов могли дать непредсказуемый эффект.

Она встретила Дэвида в прихожей. Он с грохотом бросил на пол сумку с пропотевшим костюмом, но гитару в кофре поставил у стены с привычной аккуратностью. Клэр прижалась щекой к вороту его холодной кожаной куртки. К счастью, он был абсолютно трезв.

И как же это было чудесно — видеть его дома! Большую часть года Дэвид был в разъездах. Клэр уже привыкла к роли жены моряка: в одиночку хозяйничать в огромном доме, воспитывать детей и просто ждать. Она жила так всю свою взрослую жизнь. И в этом был свой плюс: они не принимали время вместе как нечто обыденное. В первые дни после тура Дэвид всегда жаловался, что она сдувает с него пылинки.

— Хочешь есть? — спросила Клэр.

— Я перекусил после шоу, — ответил Дэвид. Обычно он говорил тихо и мягко, но сейчас, всё ещё оглушённый колонками и гулом толпы, почти кричал. — Но я бы выпил чего-нибудь горячего.

— Не кричи, — рассмеялась Клэр, идя следом за ним на кухню. — Как шоу?

Дэвид вскочил на кухонный стол, раскинул руки, запрокинул голову к потолку, приняв свою фирменную позу. Первые строки песни «Shining» заставили дом содрогнуться, а стёкла жалобно зазвенеть.

— Тише! — Клэр замахала руками. — Я не шестидесятитысячная толпа на стадионе!

Эту песню Дэвид написал для Клэр ещё в 1992 году, как извинение за то, что не смог вырваться из студии в день её рождения. Песня «Shining» занимала особое место в её сердце, но даже её Клэр не готова была слушать в полночь, когда наверху спали дочери.

Она с притворной строгостью погрозила мужу пальцем.

— Прости, — с таким же притворным смирением он опустился на столешницу, свесив ноги.

Было невозможно поверить, что они уже такие взрослые! В такие моменты Клэр казалось, что первый концерт Arc состоялся не в конце 70-х, а только вчера. Или, по крайней мере, на прошлой неделе.

Школьный спортзал, 1978 год.

Клэр скучающим взглядом осматривала пространство. Девочке из хорошей семьи нечего делать на концерте школьной рок-группы, но всеобщая шумиха заставила её прийти. Концерт ещё не начался, а она уже пожалела. Зрители, как сельди в бочке, теснились на неудобных трибунах, и было ясно, что этот спортзал совсем не место для выступлений. К тому же, Клэр уже несколько раз ловила на себе взгляд вокалиста, Дэвида. Незадолго до этого он пытался пригласить её на свидание, но был отвергнут. А теперь, судя по агрессивному блеску в его глазах и плотно сжатым губам, он собирался доказать, что она совершила ошибку.

Их взгляды встретились. Дэвид отвернулся, нарочито равнодушно встряхнув длинными волосами. Он подошёл к своим музыкантам, которые обсуждали, как подключить оборудование так, чтобы вся школа не осталась без света.

Ребята подшучивали над Дэвидом, который никогда не учился музыке. Его игра на гитаре приводила в ужас даже друзей по группе, и они предложили ему стать менеджером. Но после первых концертов для родных и знакомых Дэвид понял, что влюблён в сцену, и уходить не собирался. Поскольку он писал песни, его мнение имело вес. Посовещавшись, остальные пришли к соломонову решению, очень в духе молодых рокеров того времени: сделать Дэвида вокалистом. Петь он тоже не умел, но это не так резало слух, как стоны его гитары.

К шестнадцати годам Дэвид приобрёл статус настоящей легенды, особенно среди младших. Каждый его шаг обсуждался в мельчайших деталях. Клэр общалась с ним просто, по-приятельски, и искренне не понимала, что в нём нашли. Странная одежда, пижонские замашки — ничего больше. Так было до того самого концерта.

Дэвид пел неважно, а музыканты часто фальшивили, но уже к третьей песне на это никто не обращал внимания. Дэвид владел залом: он горел сам и зажигал толпу, а его бешеная энергетика с лихвой компенсировала все недостатки.

Клэр разглядела в парне талант и неординарность. После шоу ей захотелось извиниться за то, что она так резко отказала ему в свидании. Дэвид принял её извинения и тут же вызвался проводить домой.

— У твоей группы хорошо получается, — сказала Клэр, когда они уходили со школьного двора под завистливыми взглядами её подруг.

— Нет, — отмахнулся он от комплимента. — Мы ещё только учимся. А если песни и получаются, то это… по счастливой случайности.

— Как можно написать песню по счастливой случайности? — удивилась Клэр.

— Мы сами не знаем, как это происходит. Ребята наигрывают что-то своё, а я слышу красивый отрывок тут, хороший ритм там… Мелодия складывается, я пишу текст, потом все долго спорят, но в конце концов соглашаются со мной.

— И ты хочешь посвятить этому всю жизнь? — Несмотря на свои пятнадцать, Клэр была очень рассудительной. — В нашей школе так много ребят хотят стать музыкантами. Представляешь, сколько их в Ирландии, во всём мире? Можно потратить десятки лет и так ничего и не добиться.

Дэвид тяжело вздохнул. Эти слова он слышал от отца постоянно, но в более грубой форме: «Из тебя и твоей музыки не выйдет ничего толкового».

— Я попробую, — он взял её за руку. В свете тусклого фонаря на тёмной улице его глаза блеснули решимостью. — Я в одном уверен точно: скучно никому не будет.

— Не знаю, — Клэр покачала головой. — Мне кажется, стать успешным музыкантом почти невозможно.

— Знаешь, что я ценю в людях больше всего? — спросил он. — Отсутствие привычки жалеть себя. Терпеть не могу нытиков. Бывает, судьба только чуть-чуть ударит, а человек уже готов хромать всю оставшуюся жизнь. Главное — не жалеть себя, когда трудно, тогда можно добиться чего угодно.

Дэвид стал первым бойфрендом Клэр, и она никогда не жалела, что в её жизни не было других. Одного такого мужчины, как он, женщине больше чем достаточно.

Дублин. 1987 год. Стоянка в центре города.

Клэр вела машину очень медленно. Она никогда в жизни не чувствовала себя такой разбитой. Хорошо, что боль в переполненной молоком груди не давала ей уснуть за рулём.

Узнав о беременности, она сразу начала высчитывать, не совпадут ли роды с выпускными экзаменами на её факультете политики и социологии. Выходило, что она должна была родить за десять дней до сессии. Это был её первый ребёнок, и она понятия не имела, чего ждать и как всё пройдёт. Клэр нервничала и спрашивала всех подряд, не взять ли ей академический отпуск. Пока одна мудрая женщина не сказала:

— Ничего не бойся. После родов ты успокоишься, расслабишься и всё прекрасно сдашь.

Клэр поверила. Но сейчас, две недели спустя, после рождения старшей дочери Эвелин, этот совет не казался таким уж разумным. Она заехала на стоянку и уронила голову на руль. Измученный организм не мог решить, что ему делать: расплакаться, заснуть или сначала поплакать, а потом отключиться, наплевав на экзамены.

Молоко снова прилило к груди: она знала, что сейчас время кормить дочку. Нужно было срочно сцедить его, иначе вся кофта станет мокрой. Клэр поехала к стоянке. Её глаза жгло от усталости. Она не спала ни минуты, готовясь к экзамену под плач малышки. Ей с трудом удалось перекроить расписание, и сегодня ей предстояло сдать сразу два экзамена. Видимо, Клэр переоценила свои силы. Если бы только Дэвид был рядом… Но после выхода сверхуспешного альбома «From the Heart» два года назад её муж был вечно в студии, на репетициях или на гастролях.

«Ему легко, — с горечью думала она. — Он не носил ребёнка девять месяцев, не переживал роды. И теперь он может уехать куда угодно, потому что ему не нужно кормить грудью. Почему он оставил меня одну? Как он посмел? »

Но тут же ей стало стыдно. Прежде чем группа начала зарабатывать, Дэвид репетировал ночами, доставал деньги на инструменты, чтобы их молодая семья никогда не голодала. Он не жалел себя, и она не будет. Она ведь сама решила получать диплом, хотя, если дела у Arc и дальше будут идти так хорошо, работать ей не придётся. Их отношения были такими крепкими, потому что они всегда давали друг другу свободу заниматься любимым делом. Она не смогла бы жить с человеком, который не получает удовольствия от того, что делает. И Дэвид тоже не смог бы.

Отогнав машину в самый тёмный угол стоянки, она наконец сцедила молоко и выбросила бутылочку в окно. Больше она была не нужна. Решив эту проблему, Клэр попыталась завести машину, но мотор замолчал навсегда.

Молодая женщина выскочила из машины и, прикрыв руками влажное пятно на кофте, побежала в колледж. Она опоздала на пять минут. Прочитав вопрос, она почувствовала, как перед глазами всё потемнело. Она была в сознании, но не видела даже листка бумаги, на котором ей нужно было писать. Когда она собралась с силами и проморгалась, строчки на листе поплыли, как пьяные. Но даже так, на грани обезвоживания и недосыпа, она сдала оба экзамена на отлично.

Теперь Клэр с улыбкой вспоминала те дни, хотя тогда считала их одними из самых драматичных в их семейной жизни. Карьера Дэвида не просто шла, а летела в гору — в какой-то момент группа Arc стала самым востребованным экспортным товаром Ирландии. Клэр с дочерьми - Эвелин и Софи, которая родилась два года спустя - приходилось прятаться от репортёров за стенами их особняка. Она была закрытым человеком и не нуждалась в таком количестве внимания.

Ирландия, Малахайд. Дом Уолшей. 2000 год.

Дэвид замер на пороге спальни и удивлённо присвистнул. На супружеской кровати лежал белый защитный костюм, а к зеркалу было прислонено огромное полотно: «Закройте ядерную электростанцию Селлафилд! »

— Ты уверена, что хочешь это сделать? — спросил он.

— Я организовала акцию, — ответила Клэр из-за дверцы шкафа. — Было бы глупо после всей проделанной работы решать, что у меня есть дела поважнее. Я хочу поехать в Украину и в Беларусь. Я связалась с фондом «Дети Чернобыля» здесь, в Ирландии, и они готовы взять меня с собой. Хочу увидеть, что происходит, когда взрываются реакторы.

Дэвид опустил очки на глаза. Его глаза были очень чувствительны к свету. Он как-то признался, что без них становится "аморфной массой". Сейчас ему нельзя было терять концентрацию, потому что он не знал, что делать с её увлечением такого рода акциями.

— А как же наши дети? — спросил Дэвид.

Клэр резко высунулась из-за дверцы шкафа.

— А для кого, по-твоему, я это делаю? Разве тебе не интересно, какую дозу радиации они получают каждый день? Насколько безопасно играть на пляже? Купаться? Есть пойманную рыбу? Мы учим их заботиться об экологии, чтобы через двадцать лет они не оказались на ядерной помойке из-за нашего бездействия.

— Хорошая речь, — Дэвид похлопал в ладоши. — Очень хорошая. Но одного активиста в семье вполне достаточно. Мне иногда кажется, что я сам перегибаю палку и не могу вовремя остановиться. Даже если я выйду на сцену и расстегну штаны, люди решат, что это какое-то политическое заявление.

— Но ведь ты не собираешься делать ничего подобного? — с тревогой спросила Клэр, на секунду забыв о ядерных электростанциях.

— С моей головой пока всё в порядке, Клэр, — он подошёл к ней и поцеловал. — Делай, как считаешь нужным, только постарайся, чтобы тебя не арестовали.

Дэвид не заметил, как быстро борьба с Селлафилдом захватила его жену. Вскоре она стала полноправным сотрудником фонда «Дети Чернобыля» и начала постоянно ездить в страны, пострадавшие от катастрофы. Клэр и её коллеги привозили с собой чистую еду и воду, но местные жители в Украине и Беларуси угощали их продуктами со своих огородов. Они не могли отказаться. Им оставалось только есть и молиться, чтобы всё обошлось.

Через некоторое время стало ясно, что власти не собираются закрывать Селлафилд, а, наоборот, планируют его расширить. Узнав об этом, Клэр Уолш впервые в жизни решила использовать дружбу мужа с премьер-министром Тони Блэром. Она добилась приёма и вручила политику требования противников Селлафилда, написанные на огромной почтовой открытке.

В газетах появились фотографии Клэр и её интервью, где она была одна, без мужа. Её собственные политические взгляды стали известны общественности, которая сразу же прониклась доверием к новой активистке. И список проблем, требовавших её участия, постоянно рос…

Конечно, Дэвид пытался направить её энергию в более мирное русло. И Клэр даже подозревала, что он подключил к этому детей.

— Это твоя работа? — спросила она, спускаясь по лестнице с листком бумаги.

— Что именно? — он оторвался от газеты.

Клэр сунула ему под нос помятый листок. На нём детским почерком было написано: «Верните нам маму».

— Нашла у себя под подушкой.

Дэвид пожал плечами.

— Это мнение наших детей. Я их не подговаривал, если тебя это волнует, но я, в общем-то, с ними согласен.

«Просто немыслимо! — подумала Клэр. — Но если вопросы в семье теперь решаются демократическим путём, то пусть так и будет».

— Эвелин! — позвала она дочь. — Подойди, пожалуйста.

Тринадцатилетняя девочка, одетая в школьную форму и с сумкой через плечо, подошла к родителям.

Эвелин заметила листок на столе и вопросительно взглянула на отца. Дэвид сделал вид, что ничего не происходит.

— Вы против того, что я занимаюсь общественной работой? — спросила Клэр.

Девочка, привыкшая выступать от имени не только себя, но и своей младшей сестры, задумалась.

— Знаешь, что? — наконец сказала она. — Занимайся чем угодно, только не музыкой.

Дэвид чуть не упал со стула от смеха.

— Потому что если ты станешь музыкантом, — объяснила Эвелин, — тебя вообще никогда не будет дома.

Останавливать неожиданную карьеру Клэр было уже слишком поздно. В Ирландии признали её выдающиеся организаторские таланты, и всё чаще стали поговаривать, что Клэр Уолш может стать реальным кандидатом на пост президента страны.

— Знаешь, я бы хотел участвовать в твоих делах, — сказал Дэвид жене за завтраком. — Мне кажется, я выпадаю из твоей жизни.

— Ерунда, — Клэр поставила перед ним кофейник. — Ешь тосты!

— Ты мной командуешь, — он задумчиво размазывал мармелад по тосту. — Раньше я думал, что главный в семье.

— А теперь? — спросила Клэр, внимательно глядя на него.

— Мне кажется, что ты мне нужнее, чем я тебе. Когда ты стала такой независимой, Клэр?

— У нас с тобой есть Solas, — возразила она, отвечая на его невысказанный упрёк, что она оставляет мужа за бортом своих проектов.

Дэвид нахмурился. Линия повседневной одежды Solas, производимой в странах третьего мира, была её идеей. Это был не благотворительный проект, а полноценный бизнес, который приносил доход. Его главная цель — дать бедным странам рынок сбыта и рабочие места. Но Клэр, которая взяла на себя организационную сторону, сразу поставила главное условие: «К дизайну одежды я его и на пушечный выстрел не подпущу. Я люблю его, но в этой области он безнадёжен».

— Я тебе нужен только для рекламы, — сказал Дэвид. — Но ты можешь пообещать, что не станешь баллотироваться в президенты?

— Почему? — спросила Клэр.

— Потому что резиденция президента меньше нашего дома, — ответил он. — И я не хочу по протоколу всё время маячить у тебя за спиной, держась на два шага позади.

Клэр сделала вид, что размышляет.

— Мне надо выучить гэльский. Для президента это обязательное условие, — произнесла она. — Так что пока я не говорю на гэльском, можешь не волноваться.

Клэр с грустью вспомнила эти моменты. Когда его отношение к ней успело так измениться? Раньше он говорил, что выпадает из её жизни, а теперь ей казалось, что всё наоборот. Что-то было не так, но она не понимала, что именно.