Ледяной сезон

Глава 1. Альпы

Я напряженно вцепилась в руль, словно он был единственной связью с реальностью в этом белом аду. Снег валил так густо, что фары моей арендованной Honda едва прорезали пелену — жалкие два конуса желтоватого света, терявшиеся в бесконечном водовороте хлопьев. Щетки стеклоочистителей работали на максимальной скорости, отчаянно сражаясь с налипающим снегом, и издавали монотонное скрежетание, которое действовало на нервы.

Я ехала уже четыре часа. Может, пять. Честно говоря, я сбилась со счета где-то после того как преодолела два серпантина. Спина ныла, плечи окаменели от напряжения, а глаза слезились от усталости и постоянного вглядывания в эту проклятую белизну. В голове настойчиво крутилась мысль — идиотка, ну что за идиотка согласилась на эту авантюру? — но я ее отгоняла. Работа в альпийском отеле на рождественские каникулы казалась такой романтичной идеей, когда я сидела в душной квартире в Бостоне и листала предложения на сайте агентства. Снег, горы, немного денег на следующий семестр — что могло пойти не так?

Ну, например, метель. Которую не предсказывал ни один прогноз погоды.

Мобильник сдох примерно час назад — последняя полоска сигнала исчезла, когда я въехала в горы. Навигатор отключился еще раньше, видимо, не справившись с холодом или отсутствием сигнала GPS. Теперь я ориентировалась исключительно по дорожным знакам, которые, слава богу, еще попадались. Правда, все они были на французском, который я не понимала совершенно, но стрелки — универсальный язык, верно? Я цеплялась за эту мысль, как за спасательный круг.

Внезапно заднюю часть машины повело влево.

Сердце провалилось куда-то в желудок. Я инстинктивно вывернула руль в сторону заноса — спасибо папе за те уроки вождения на заснеженной парковке торгового центра — но машина не слушалась. Она скользила, словно игрушка на льду, и мир за окном превратился в размытое месиво белого и серого. Я нажала на тормоз. Слишком резко. Профессиональный водитель наверняка бы меня отругал, но в этот момент инстинкты взяли верх над знаниями.

Несколько секунд — или это были минуты? — казались вечностью. Машина кружилась, мотор взревел, я слышала скрежет шин по льду, и единственное, о чем я могла думать: «Только не в пропасть, пожалуйста, только не в пропасть».

Наконец машина остановилась. Резко. Я ударилась грудью о ремень безопасности и ахнула. Несколько секунд я просто сидела, вцепившись в руль побелевшими пальцами, и слушала, как бешено колотится мое сердце. Дышать было трудно — не от удара, а от страха, который накрыл меня запоздалой волной.

Я закрыла глаза и прошептала в пустоту салона:

— Пожалуйста, пусть все будет хорошо.

Это не была молитва. Я не выросла в религиозной семье, и обращаться к Богу казалось лицемерием. Скорее это был отчаянный призыв к… к чему? К вселенной? К судьбе? К любым силам, которые могли существовать там, за этой белой завесой? Я не знала. Но в тот момент мне нужно было верить, что кто-то или что-то слышит меня.

Я открыла глаза и осмотрелась. Машина стояла боком к дороге, наполовину на обочине. Двигатель заглох. За окнами бушевала метель, ветер раскачивал деревья, и снег летел почти горизонтально. Я глубоко вдохнула, выдохнула, заставила пальцы разжаться. Ключ в замке зажигания повернулся со второй попытки. Двигатель закашлялся, зачихал и, к моему невероятному облегчению, завелся. Я медленно выровняла машину и продолжила путь, теперь двигаясь еще медленнее, еще осторожнее. Руки дрожали. Прошло, может быть, двадцать минут — хотя время потеряло всякий смысл — когда впереди, сквозь снежную пелену, показался слабый свет. Теплый, желтоватый, такой нереально яркий на фоне бесконечной белизны, что на секунду я подумала, не галлюцинация ли это. Но нет. Свет приближался. Точнее, я приближалась к нему.

Здание.

Я едва не заплакала от облегчения.

Свернув с дороги, я подъехала к строению и увидела навес — деревянный, крепкий, под которым уже не было снега. Идеальное место для парковки. Я загнала машину под укрытие, заглушила двигатель и просто сидела несколько мгновений, слушая, как стучит сердце. Тишина после многочасового гула мотора и воя ветра казалась оглушительной.

Наконец я заставила себя выйти.

Холод ударил мне в лицо с такой силой, что перехватило дыхание. Ветер пронизывал насквозь, несмотря на пуховик и шарф. Я поспешила к багажнику, достала чемодан и огляделась. Здание передо мной было деревянным, добротным, с высокой покатой крышей, с которой свисали гирлянды сосулек. Окна светились теплым светом, обещая уют и спасение. Над входом висела вывеска — деревянная табличка с вырезанными буквами. Я прищурилась, пытаясь разобрать слова, но они были на французском, и я не поняла ни единой буквы. Впрочем, это не имело значения. Главное — здесь были люди, тепло и крыша над головой.

Я потащила чемодан к двери, оставляя за собой неровную цепочку следов, которые метель моментально заметала.

Дверь открылась легко, без скрипа, и я шагнула внутрь, в тепло. Контраст был настолько разительным, что на несколько секунд я просто застыла на пороге, позволяя теплу окутать меня. Пальцы, онемевшие от холода, начали покалывать. Я сморгнула снежинки с ресниц и огляделась. Холл был… уютным. Нет, это слово не передавало и половины того ощущения, которое охватило меня. Это был тот самый уют, который показывают в рождественских фильмах, когда главные герои приезжают в альпийский домик и находят там идиллию. Деревянные панели на стенах, темные и отполированные временем, отражали свет от массивных ламп с абажурами медового цвета. Мебель — тяжелая, основательная, из темного дерева — располагала присесть и остаться здесь навсегда. В углу потрескивал камин, и языки пламени отбрасывали пляшущие тени на стены. Пахло дровами, чем-то пряным — корицей, что ли? — и еще чем-то неуловимым, что напоминало о старых книгах и уюте бабушкиного дома.

Я невольно улыбнулась. Впервые за последние несколько часов напряжение начало отпускать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Справа от входа располагалась стойка ресепшен — массивная деревянная конструкция с резными элементами и латунным колокольчиком на столешнице. За стойкой стояла женщина лет пятидесяти, может, чуть старше. Она была элегантна в том старомодном, почти винтажном стиле, который сейчас редко встретишь. На ней был костюм цвета темного шоколада — юбка-карандаш и приталенный жакет с брошью на лацкане. Волосы уложены в аккуратную прическу, каждая прядка на месте. На носу — очки в тонкой оправе, которые она поправила, когда заметила меня.

Она улыбнулась — теплая, приветливая улыбка, от которой морщинки у глаз стали заметнее.

— Добро пожаловать! — её голос был мягким, с легким акцентом, который я не смогла определить. — Как я могу вам помочь, дорогая?

Я отряхнула снег с плеч и подошла к стойке, все еще сжимая ручку чемодана. Пальцы ныли, постепенно оттаивая.

— Здравствуйте, — мой голос прозвучал хрипло — горло пересохло за дорогу. — Меня зовут Эмма. Эмма Уилсон. Я… я приехала на работу. Через агентство.

Женщина слегка наклонила голову, словно не совсем поняла.

— На работу? — она достала из-под стойки большой журнал в кожаном переплете, раскрыла его и провела пальцем по строчкам. — Вы из агентства, которое обычно присылает нам персонал на зимний сезон?

— Да, ну… в общем, да, — я немного растерялась. — Я студентка, нашла предложение через интернет. Мне прислали сообщение, сказали приехать сегодня, но метель… я немного задержалась.

— Интернет, — женщина произнесла это слово с легкой улыбкой, словно речь шла о чем-то экзотическом. — В наше время все происходит через эти агентства … как их… сообщения. — Она поправила очки и посмотрела на меня поверх оправы. — Но я не припоминаю, чтобы агентство предупреждало нас о прибытии новой сотрудницы сегодня.

Сердце ёкнуло.

— Но… мне точно сказали приехать. У меня было подтверждение, — я полезла в карман за телефоном, но он, конечно, был мертв. — Телефон разрядился. Я не могу показать.

Женщина смотрела на меня с мягким сочувствием.

— Не волнуйтесь, дорогая. Бывают накладки, особенно в такую погоду. — Она закрыла журнал. — Меня зовут миссис Хотц, я управляющая отеля. Скажите, вы долго ехали?

— Из аэропорта в Женеве, — я чувствовала, как усталость наваливается на меня с новой силой. — Несколько часов по горным дорогам. Я… честно говоря, я просто счастлива, что доехала.

— Разумеется, разумеется, — миссис Хотц кивнула. — В такую метель опасно находиться на дороге. Послушайте, дорогая, сейчас уже поздний вечер, связь с агентством наладить не получится до утра. Предлагаю вам остаться на ночь, как гостье. Мы все уладим завтра, хорошо?

Я колебалась всего секунду. Альтернатива — возвращаться в метель — была немыслимой.

— Да, спасибо. Это было бы здорово.

— Прекрасно, — миссис Хотц снова открыла журнал и взяла ручку — не шариковую, а настоящую перьевую, с чернильницей на стойке. Я проследила за её движениями, удивленная этой деталью. Она записала мое имя красивым каллиграфическим почерком. — Вы будете в комнате номер семь. Очень уютная, с видом на лес. Правда, сейчас вы вряд ли что-то увидите, кроме снега.

Она протянула мне ключ — настоящий металлический ключ с деревянным брелоком, на котором была выжжена цифра «7». Не электронная карта, а самый настоящий ключ, какие я видела только в музеях и старых фильмах.

— Здесь очень… аутентично, — я не удержалась от комментария, разглядывая ключ.

Миссис Хотц улыбнулась с явной гордостью.

— Мы храним традиции. Отель был построен более ста лет назад, и многое здесь остается таким, каким было при основателях. Нашим гостям это нравится. — Она вышла из-за стойки и взяла мой чемодан, прежде чем я успела запротестовать. Для женщины её возраста она двигалась удивительно легко. — Позвольте, я провожу вас.

Мы пошли по коридору, который отходил от холла вглубь здания. Свет здесь был приглушенным — всё те же лампы с медовыми абажурами, закрепленные на стенах через равные промежутки. Наши шаги были почти бесшумными на толстом ковровом покрытии с узором из переплетенных виноградных лоз. Стены были обшиты той же темной древесиной, что и в холле, а между лампами висели чёрно-белые фотографии в рамках — пейзажи, групповые портреты людей в одежде начала прошлого века, виды отеля в разные времена года.

— Отель работает круглый год? — спросила я, разглядывая одну из фотографий, где здание было окружено летними цветами.

— О да, — ответила миссис Хотц, не оборачиваясь. — Зимой к нам приезжают любители лыж и уединения, летом — те, кто ищет прохлады и покоя. Мы небольшие, всего двенадцать номеров, но наши гости ценят именно это. Здесь нет суеты больших курортов.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Ступени поскрипывали под ногами — не неприятно, а скорее уютно, по-домашнему. Коридор здесь был похож на тот, что внизу, только окна выходили на одну сторону, и сквозь стекла я видела только снег, кружащийся в свете, падающем из окон.

Миссис Хотц остановилась у двери с латунной цифрой «7».

— Вот мы и пришли, — она повернула ключ в замке и открыла дверь, впуская меня внутрь первой.

Комната была именно такой, какой я её и представляла: уютной, теплой, пропитанной тем же духом старины, что и весь отель. Деревянный пол покрывал пушистый ковер. У стены стояла широкая кровать с высоким изголовьем, застеленная стеганым одеялом кремового цвета и горой подушек. Напротив кровати — небольшой камин, в котором уже были аккуратно сложены дрова, готовые к растопке. Рядом с камином — кресло с высокой спинкой и торшер. У окна — письменный стол и стул. Всё было выполнено из того же темного дерева, массивное и основательное.

— Какая прелесть, — вырвалось у меня искренне.

— Я рада, что вам нравится, — миссис Хотц поставила мой чемодан у шкафа. — Ванная комната вот здесь, — она кивнула на дверь слева от входа. — Горячая вода есть всегда. Если вам что-то понадобится, позвоните на рецепцию — телефон на столике у кровати. — Она показала на старый дисковый телефон черного цвета. — Просто снимите трубку, и я вас услышу.

На столе стоял старинный телефон с золотистым корпусом и чёрной трубкой, украшенный круглым диском с цифрами и надписью "P.A.X".

— Спасибо большое, — я повернулась к ней. — Вы очень добры.

— Ничего особенного, дорогая, — она направилась к двери. — Отдыхайте. Завтра утром мы с вами всё обсудим.

Дверь закрылась за ней с тихим щелчком, и я осталась одна.

Несколько секунд я просто стояла посреди комнаты, ощущая, как с меня спадает напряжение последних часов. Тишина здесь была абсолютной — даже вой ветра за окном казался далеким и приглушенным, словно отель был надежным коконом, отгородившим меня от внешнего мира.

Я подошла к чемодану и начала распаковывать вещи. Много я не взяла — две смены одежды, теплый свитер, джинсы, нижнее белье, туалетные принадлежности, чёрное платье. Я развесила вещи в шкафу, который пах кедром и лавандой, и поставила косметичку на полочку в ванной. Ванная комната оказалась на удивление просторной. Большая фарфоровая ванна на изогнутых ножках, раковина с латунными кранами, зеркало в деревянной раме. Полотенца — белоснежные, пушистые — были аккуратно сложены на полке. Я включила воду и обрадовалась, когда из крана пошла горячая вода почти сразу. Душ был именно тем, что мне было нужно. Я стояла под струями горячей воды, чувствуя, как тепло проникает в мышцы, размягчая узлы напряжения в плечах и спине. Я вымыла голову, намылилась душистым мылом, которое нашла на полочке — оно пахло лавандой и чем-то еще, может быть, розмарином — и просто наслаждалась моментом. Впервые за весь этот кошмарный день я почувствовала себя человеком.

Выйдя из душа, я закутала волосы в полотенце и посмотрела на свое отражение в запотевшем зеркале. Провела рукой по стеклу, расчищая поверхность. Смотрела на себя — мокрые темные волосы, темные глаза, бледная кожа, покрасневшая от горячей воды. Я была не слишком высокой, не слишком низкой — самый обычный средний рост. Стройная, но не худая — мама всегда говорила, что у меня «здоровое телосложение», и я никогда не понимала, комплимент это или завуалированная критика. Сейчас, глядя на свое отражение, я просто констатировала факт: выгляжу уставшей, но живой. И это уже хорошо.

Я вытерлась, надела чистую футболку и спортивные штаны — мою стандартную пижаму — и вышла из ванной, расчесывая влажные волосы.

И застыла на пороге.

На столе у окна стоял поднос.

Я точно помнила, что когда заходила в ванную, подноса там не было. Стол был пуст. Я оглянулась на дверь — она была заперта изнутри, я сама повернула ключ перед тем, как идти в душ. Окно? Я подошла ближе — окно было плотно закрыто, а за ним бушевала метель.

На подносе стояла тарелка с дымящейся едой — что-то вроде тушеного мяса с овощами, ломтик свежего хлеба, маленький графин с водой и бокал. Рядом — салфетка и столовые приборы. Желудок предательски заурчал. Я не ела с самого утра, если не считать батончик мюсли, который я съела где-то на полпути. Запах еды был невероятно соблазнительным.

Я попыталась рационализировать ситуацию. Наверное я просто не услышала, как кто-то вошел, пока я была в душе — вода шумела довольно громко. Да, это логично. Миссис Хотц, видимо, распорядилась, чтобы мне принесли ужин. Хороший сервис, не более того.

Я села за стол и начала есть. Еда была восхитительной — мясо таяло во рту, овощи были приправлены какими-то травами, которые я не могла определить, но которые делали блюдо невероятно ароматным. Хлеб был теплым, с хрустящей корочкой. Я ела медленно, смакуя каждый кусочек, и чувствовала, как в теле появляются силы. Допив воду, я откинулась на спинку стула и посмотрела на свой рюкзак, валявшийся на кровати. Телефон. Нужно попробовать его зарядить. И ноутбук тоже — может быть, здесь есть Wi-Fi, и я смогу связаться с агентством или хотя бы с родителями, чтобы сообщить, что всё в порядке.

Я достала зарядное устройство и подошла к розетке у тумбочки. И нахмурилась. Розетка была… странной. Не европейского стандарта, к которому я была готова и для которого прихватила адаптер. Это была какая-то совсем старая конструкция — два круглых отверстия, но расположенных как-то не так, и размер был другой. Я попробовала вставить свой адаптер — не подошел. Я обошла комнату, проверяя другие розетки. Их было всего две, и обе были одинаковыми — старыми, явно не предназначенными для современных устройств.

Ладно. Не страшно. Завтра попрошу у миссис Хотц адаптер или переходник. Наверняка у них есть что-то для гостей.

Я попробовала включить телефон, просто чтобы проверить. Нажала на кнопку питания и держала. Экран оставался черным. Я попробовала еще раз. Ничего. Телефон был мертв, и без зарядки я ничего не могла с этим поделать. Ноутбук я даже не стала проверять — он точно был разряжен, я использовала его в аэропорту, и батарея была почти на нуле. Странное чувство дискомфорта шевельнулось где-то в груди. Я была отрезана от мира. Никакой связи, никакого интернета, даже время толком не могу проверить. Часов в комнате не было — только те старинные с маятником внизу в холле, которые я мельком заметила.

Я подошла к окну, отодвинув тяжелую занавеску. За стеклом была тьма и снег. Метель не утихала — хлопья летели в бешеном танце, и ветер гнул деревья, которые я едва различала как темные силуэты на фоне белизны.

И тут я увидела что-то странное.

Там, между деревьев, словно выглядывая из-за стволов, были… тени. Темные пятна, более плотные, чем просто ночь. Они двигались — или мне казалось? Я прищурилась, вглядываясь в метель, пытаясь понять, что именно я вижу.

Одна из теней будто бы шагнула ближе к отелю. Высокая, бесформенная, почти сливающаяся с темнотой.

Сердце забилось чаще.

Я моргнула, протерла глаза. Когда я снова посмотрела в окно, теней там не было. Только снег, деревья и тьма.

Усталость. Просто усталость и глаза, натруженные за долгие часы вождения в снегопад. Я слишком долго смотрела на белое мельканье, и теперь мозг рисует мне всякую чушь. Это логично. Это объяснимо.

Я отпустила занавеску и отошла от окна.

Комната была теплой, уютной, безопасной. Камин, кровать с горой мягких подушек, приглушенный свет лампы. Реальность. Я здесь, я в порядке, я в безопасности.

Я выключила свет, оставив только торшер у кресла, и забралась в кровать. Матрас был невероятно удобным, одеяло — теплым и тяжелым, подушки — мягкими. Я устроилась поудобнее, натягивая одеяло до подбородка, и закрыла глаза.

Завтра. Завтра всё прояснится. Я поговорю с миссис Хотц, разберемся с недоразумением насчет работы, зарядю телефон, свяжусь с сайтом. Всё будет хорошо.

Метель завывала за окном, но здесь, в этой комнате, было тихо и спокойно. Усталость навалилась на меня мягким тяжелым одеялом, и я провалилась в сон, даже не заметив этого момента.

В последнюю секунду перед тем, как сознание окончательно отключилось, в голове мелькнула странная мысль: а ведь я так и не увидела ни одного другого гостя в отеле.

Но эта мысль растворилась в темноте, и я уснула.

Глава 2. Отель

Я проснулась от света, пробивавшегося сквозь щель в занавесках. Несколько секунд я лежала неподвижно, пытаясь сообразить, где нахожусь. Деревянный потолок с балками, незнакомая комната, запах лаванды и кедра… А, да. Отель. Альпы. Метель.

Я села на кровати и потянулась. Спала я на удивление хорошо — глубоко и без сновидений, словно провалилась в какую-то теплую темную пустоту. Тело было отдохнувшим, голова — ясной. Даже след усталости вчерашнего дня исчез. Выбравшись из-под одеяла, я подошла к окну и отдернула занавеску. За стеклом был день — серый, снежный, но уже не такой мрачный, как вчера вечером. Метель продолжалась, но снег падал медленнее, почти лениво, и ветер утих. Деревья стояли неподвижно, укрытые толстым слоем белого. Никаких теней, никаких странных силуэтов — только зимний пейзаж, спокойный и безмятежный.

При дневном свете вчерашние страхи казались глупыми. Конечно, я ничего не видела. Просто усталость и перенапряжение. Я умылась холодной водой из крана — освежилась моментально — и оделась в джинсы и теплый свитер. Волосы собрала в хвост, немного подкрасила глаза и губы. Посмотрела на свое отражение и осталась довольна — выглядела я гораздо лучше, чем вчера.

Желудок напомнил о себе негромким урчанием. Завтрак. Нужно найти, где здесь кормят.

Я вышла из номера, заперла дверь и спустилась по лестнице в холл. Здесь было пусто и тихо. Камин все еще горел — или его снова разожгли? — отбрасывая теплый свет на деревянные панели. За стойкой рецепшн никого не было. Но откуда-то справа доносился аромат — кофе, свежей выпечки, чего-то еще, что заставило мой желудок заурчать громче. Я пошла на запах, прошла через небольшую арку и оказалась в коридоре, который привел меня к двустворчатой двери. За ней явно была кухня.

Я толкнула дверь и вошла.

Кухня оказалась просторной, с высокими потолками и огромной печью у дальней стены. Вдоль стен тянулись деревянные столешницы, заставленные кастрюлями, сковородками и всевозможной утварью. Посередине стоял массивный рабочий стол, а над ним свисали связки сушеных трав и медные половники. Пахло так вкусно, что у меня закружилась голова.

У плиты стоял молодой человек, помешивая что-то в кастрюле. Он обернулся на звук открывшейся двери и улыбнулся мне.

— Доброе утро! — его голос был теплым и дружелюбным.

Я невольно улыбнулась в ответ. Парень был… необычным. Рыжие волосы, длинные, собранные в низкий хвост, несколько прядей выбились и обрамляли лицо с россыпью веснушек. Зеленые глаза — яркие, почти изумрудные. Он был моложе меня, лет девятнадцати, максимум двадцати, худощавый, но с широкими плечами. На нем был белый фартук поверх клетчатой рубашки, и он выглядел так, словно провел на этой кухне всю свою жизнь.

— Доброе утро, — ответила я. — Прости, что вторглась. Я искала… ну, завтрак, наверное.

— О, конечно! — он отложил половник и вытер руки о фартук. — Меня зовут Юджин. Я здесь работаю. Ну, сейчас я тут и повар, и посудомойщик, и официант — в одном лице. — Он засмеялся. — Из-за метели никто не может до нас добраться. Обычно нас больше, но сейчас… — он развел руками.

— Я Эмма, — представилась я. — Я приехала на подработку, нашла вакансию в интернете. Вчера застряла на дороге из-за метели.

— Интернет, — Юджин кивнул. — Да, миссис Хотц упоминала. Садись, пожалуйста, я приготовлю тебе завтрак. Что предпочитаешь? Яичницу, блинчики, может, кашу?

— Яичницу, если можно, — попросила я, устраиваясь на высоком стуле у рабочего стола. — И кофе. Много кофе.

Юджин рассмеялся.

— Понял. Сейчас будет.

Он двигался по кухне с удивительной легкостью и уверенностью — взял яйца из корзины на столешнице, масло из керамической масленки, достал сковороду, зажег конфорку. Все его движения были четкими и отработанными.

— Ты давно здесь работаешь? — спросила я, наблюдая за ним.

— О, да, — он разбил яйца на сковороду, и масло зашипело. — Я вырос в деревне неподалеку. С детства помогал в отеле — сначала просто бегал за продуктами, потом начал помогать на кухне, а теперь вот, считай, штатный сотрудник. Мне здесь нравится. Тихо, спокойно, красиво вокруг.

— А деревня далеко? — я приняла из его рук кружку с кофе. Аромат был невероятным.

— Километров пять вниз по дороге. Но сейчас из-за снега не пройти. Завалило всё. Я здесь уже третий день ночую в одном из номеров.

Он выложил яичницу на тарелку, добавил несколько ломтиков поджаренного хлеба и полоски бекона, и поставил передо мной.

— Приятного аппетита!

— Спасибо, — я с жадностью принялась за еду. Было невероятно вкусно.

Мы болтали, пока я ела. Юджин был милым и открытым — рассказывал про отель, про гостей, которые обычно приезжают, про свою семью в деревне. Я рассказала ему про себя — что я студентка из Бостона, что приехала на каникулы подработать, что изучаю английскую литературу и мечтаю стать писательницей.

— Писательницей? — Юджин явно заинтересовался. — Здорово! Я сам люблю читать. Здесь, в отеле, есть библиотека — в конце коридора на первом этаже. Там много старых книг, если тебе интересно.

— Обязательно загляну, — пообещала я.

Допив кофе, я откинулась на спинку стула и вздохнула с удовольствием.

— Это было восхитительно. Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — Юджин улыбнулся. — Слушай, а ты уже говорила с миссис Хотц? По поводу того, как ты тут будешь… ну, как гость или как сотрудница?

— Еще нет. Планировала сегодня поговорить.

— Тогда советую зайти к ней в кабинет. Он на первом этаже, напротив библиотеки. Она обычно там с утра до обеда. И еще, — он сделал паузу, — я бы на твоем месте перегнал машину в гараж. Видел ее под навесом, но там все равно снегом заметает. А в гараже безопаснее, и потом не придется откапывать.

— Хорошая мысль, — согласилась я. — Спасибо за совет.

— Не за что. Если что, обращайся. Я почти всегда на кухне.

Я поблагодарила его еще раз и направилась в свой номер, чтобы одеться потеплее и разобраться с машиной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В номере я натянула пуховик, обмотала шею шарфом, надела шапку и перчатки. Взяла ключи от машины и вышла наружу. Холод ударил мне в лицо, но на этот раз он был не таким пронизывающим, как вчера. Ветер почти стих, и снег падал медленно, крупными хлопьями, которые мягко ложились на землю. Я пошла к навесу, где оставила машину. Honda стояла там, где я ее припарковала, уже наполовину засыпанная снегом. Я смахнула снег с лобового стекла, села за руль и завела двигатель. Он завелся с первого раза — небольшое чудо после вчерашней ночи. Гараж находился метрах в десяти от отеля — большое деревянное строение с распахнутыми воротами. Я медленно въехала внутрь, аккуратно маневрируя между сугробами.

Внутри гаража было на удивление просторно и светло — дневной свет проникал через высокие окна под крышей. Вдоль стен стояли стеллажи с коробками, лежал лыжный инвентарь — лыжи, палки, ботинки. Пахло деревом, машинным маслом и чем-то еще, свежим и холодным.

Я припарковала машину у дальней стены, заглушила двигатель и вышла наружу, оглядываясь по сторонам. Интересно, кому принадлежит весь этот лыжный инвентарь? Гостям? Или отелю для проката?

— Привет!

Я вздрогнула и обернулась.

У противоположной стены, среди коробок и лыж, стоял мужчина. Высокий, светловолосый, с короткой стрижкой и голубыми глазами. Ему было лет двадцать шесть, может, двадцать семь. Он был одет в лыжный костюм — темно-синий, явно дорогой — и держал в руках пару лыж, осматривая их.

Он улыбнулся мне — открытая, дружелюбная улыбка, от которой в уголках глаз появились морщинки.

— Прости, не хотел тебя напугать, — сказал он, отставляя лыжи в сторону и подходя ближе. — Я Майкл. Ты, наверное, новенькая?

Я слегка смутилась — он был действительно привлекательным, с этими светлыми волосами и ясными голубыми глазами, и от его улыбки что-то внутри меня приятно встрепенулось.

— Да, я Эмма, — ответила я, протягивая руку. — Только вчера приехала.

Он пожал мою руку — его ладонь была теплой и крепкой.

— О, ты та самая девушка, о которой говорила миссис Хотц! — его глаза заблестели. — Она упоминала, что в отель приехала новая сотрудница. Или ты здесь как гостья?

— Честно говоря, сама еще не до конца поняла, — призналась я, засмеявшись. — Должна была приехать на работу, договорилась через сайт, но с ними не получается связаться. Так что пока в подвешенном состоянии.

— Ну, в любом случае, добро пожаловать, — сказал Майкл. — Я здесь уже несколько лет живу. Если тебе понадобится помощь с чем-то, обращайся. Я почти всегда где-то поблизости — либо катаюсь на лыжах, либо здесь, в гараже, возюсь с инвентарем.

— Ты живешь в отеле? — удивилась я.

— Ну, не совсем живу, — он пожал плечами. — Скорее, останавливаюсь на длительный срок. Мне нравится здесь. Горы, тишина, свежий воздух. Город надоел, понимаешь? Слишком много шума, суеты. А здесь можно… выдохнуть.

Я кивнула. Это я понимала.

— А ты катаешься на лыжах? — спросил Майкл, кивая на инвентарь вокруг.

— Да, люблю, — ответила я. — Правда, давно не каталась. Года два, наверное.

— Отлично! — его лицо озарилось. — Слушай, а если метель закончится, может, покатаемся сегодня? Здесь есть отличный склон совсем рядом, минут десять пешком. Не слишком крутой, но достаточно интересный.

Я колебалась всего секунду. С одной стороны, я только приехала, надо разбираться с работой, обязанностями… С другой стороны — а почему бы и нет? Я здесь не только работать, но и отдыхать приехала, в конце концов.

— Звучит заманчиво, — сказала я, улыбаясь. — Я давно не каталась, но с удовольствием составлю тебе компанию.

— Отлично! — Майкл выглядел искренне довольным. — Тогда встретимся здесь часов в пять? К этому времени должно посветлеть — зимой темнеет рано, но если повезет с погодой, успеем покататься до заката.

— Договорились, — кивнула я.

— Увидимся позже, Эмма, — он помахал мне рукой и вернулся к своим лыжам.

Я вышла из гаража, прикрывая за собой дверь, и направилась обратно в отель. Снег все еще падал, но медленно, почти лениво, и я поймала себя на том, что улыбаюсь. День начинался неплохо. Завтрак, приятное знакомство, перспектива покататься на лыжах вечером. Может быть, это приключение окажется не таким уж плохим.

В номере я скинула пуховик и шапку, переоделась в удобные кроссовки и мягкий свитер. Взглянула на себя в зеркало, поправила волосы. Пора разобраться с формальностями — поговорить с миссис Хотц и выяснить, наконец, каков мой статус здесь.

Спустившись на первый этаж, я прошла мимо стойки рецепшн — все так же пустой — и свернула в коридор, о котором упоминал Юджин. Действительно, в конце коридора виднелась дверь с табличкой, а напротив — еще одна дверь, за которой, вероятно, была библиотека.

Я подошла ближе и разглядела табличку. Она была красивой — золотистая, с гравировкой изящным шрифтом: «Анна Джейн Хотц, управляющая». Имя миссис Хотц я видела впервые. Анна Джейн. Звучало старомодно и элегантно, как и она сама.

Я занесла руку, чтобы постучать, но потом передумала. Это же рабочий кабинет, а не чья-то спальня. Я просто войду. Я повернула ручку и толкнула дверь.

Кабинет был совершенно не похож на остальной отель.

Если холл и коридоры утопали в теплом дереве и приглушенном свете, то здесь все было светлым, почти аскетичным. Белые стены, высокие панорамные окна, через которые лился дневной свет — серый, но яркий. Мебель — лакированная, темная, строгая. Большой письменный стол посередине, за ним — кресло с высокой спинкой. На столе — печатная машинка. Настоящая старинная печатная машинка, черная, тяжелая, с круглыми клавишами. Рядом — стопки бумаг, аккуратно разложенные папки. Вдоль стен — полки с большими объемными журналами и записными книжками в кожаных переплетах.

Миссис Хотц сидела за столом, склонившись над какими-то документами. Услышав, как открылась дверь, она подняла глаза и нахмурилась.

— Вы не могли бы постучаться в следующий раз? — её голос был вежливым, но в нем слышалась нотка упрека.

Я почувствовала, как щеки загорелись.

— Извините, — пробормотала я. — Я не подумала.

Миссис Хотц сняла очки и отложила их на стол, массируя переносицу.

— Ничего страшного. Присаживайтесь, дорогая. — Она кивнула на стул перед столом. — Полагаю, вы пришли обсудить ваш статус пребывания здесь?

— Да, — я села, положив руки на колени. — Я хотела узнать… ну, что со мной будет. Я здесь как постоялица или как сотрудница?

Миссис Хотц вздохнула и сложила руки на столе.

— У нас возникли проблемы со связью, — сказала она. — Телефонные линии не работают. Я пыталась связаться с агентством утром, но безуспешно. Видимо, метель повредила линии, или случилось что-то еще. В любом случае, я не могу ни подтвердить ваше прибытие, ни выяснить детали договора.

Сердце упало.

— И что мне делать? — спросила я. — Мне нужно уезжать?

— Нет-нет, конечно, нет, — миссис Хотц покачала головой. — Наоборот. Я предлагаю вам остаться и поработать. Как видите, у нас сейчас острая нехватка персонала. Обычно в это время года у нас работает двенадцать человек, но сейчас только Юджин. Ваша помощь была бы очень кстати.

Я почувствовала облегчение.

— Я согласна. Конечно, согласна.

— Прекрасно, — миссис Хотц взяла ручку и открыла один из журналов. — Я оплачу ваш труд согласно стандартным ставкам, которые мы обсуждали с агентством. Вы будете продолжать жить в номере семь — этаж для персонала сейчас не функционирует, и подключать электричество и воду на целый этаж ради одного человека нецелесообразно. Вас это устраивает?

— Да, полностью, — кивнула я. Номер был прекрасным, гораздо лучше, чем я ожидала от персонального жилья.

— Отлично. Обратитесь к Юджину — он объяснит вам ваши обязанности и покажет, что и как делается. Он опытный сотрудник, проработал здесь много лет. — Она сделала пометку в журнале и закрыла его. — Если у вас возникнут вопросы, моя дверь всегда открыта. Но, пожалуйста, в следующий раз постучитесь.

Я снова почувствовала смущение.

— Обязательно. Извините еще раз.

Миссис Хотц кивнула, давая понять, что разговор окончен. Я встала и вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.

Довольная собой и облегченная тем, что ситуация разрешилась, я направилась обратно на кухню. Теперь мне было что сообщить Юджину — хорошие новости.

На кухне Юджин стоял у рабочего стола, сервируя поднос. Он двигался быстро и ловко, явно привыкший к этой работе. На подносе я увидела маленькие канапе — идеально нарезанные кусочки хлеба с красной икрой, украшенные веточками зелени. Рядом лежали ломтики свежего хлеба с маслом, а в небольшом графине переливался рубиновый вишневый сок. Все выглядело изысканно и аппетитно.

— У меня хорошие новости! — объявила я, подходя ближе.

Юджин обернулся и улыбнулся.

— И какие же?

— Миссис Хотц предложила мне остаться и работать здесь. Я теперь официально сотрудница отеля!

— Отлично! — его глаза заблестели от радости. — Буду рад твоей помощи, честно. Одному тут крутиться тяжеловато, особенно когда гости начинают просыпаться и всем нужен завтрак одновременно. — Он поправил салфетку на подносе и посмотрел на меня. — Слушай, а ты могла бы мне помочь прямо сейчас? Нужно отнести этот поднос в номер люкс на втором этаже. Я буду очень благодарен — у меня тут еще куча дел.

— Конечно, — кивнула я. — Как туда пройти?

Юджин подробно объяснил мне маршрут.

— Выходишь из кухни, поворачиваешь направо, поднимаешься по лестнице на второй этаж. Там увидишь коридор — идешь до самого конца. Люкс будет слева, последняя дверь. На ней золотая табличка с надписью «Suite». Не промахнешься.

— Понятно, — я подошла к столу и осторожно взяла поднос. Он был тяжелее, чем выглядел. — А кто там остановился?

— Супруги Смит, — ответил Юджин, возвращаясь к плите. — Милая пара. Они здесь уже несколько недель живут. Очень приятные люди, не капризные. Постучи и подожди — они обычно не сразу открывают.

— Хорошо. Спасибо.

Я осторожно понесла поднос, стараясь не расплескать сок и не уронить канапе. Вышла из кухни, повернула направо и поднялась по лестнице на второй этаж.

Коридор здесь был таким же, как и тот, где находился мой номер, — деревянные панели, приглушенный свет, ковровое покрытие, поглощающее звуки шагов. Я дошла до конца коридора. Действительно, последняя дверь слева была отмечена золотой табличкой с надписью «Suite». Я остановилась перед дверью, перехватила поднос поудобнее и постучала костяшками пальцев. На пороге стояла женщина. Высокая, стройная, лет тридцати пяти, с идеально уложенными светлыми волосами и ярким макияжем. На ней был шелковый халат цвета слоновой кости, расшитый золотыми нитями, который едва доходил до колен. Она улыбнулась мне широко, почти театрально.

— О, какая прелесть! Новая кровь! — воскликнула она, и её голос был звонким, наполненным восторгом.

Прежде чем я успела что-то ответить, из глубины номера появился мужчина — высокий, загорелый, с седеющими висками и ухоженной бородкой. Тоже в халате, только тёмно-синем. Он обнял женщину за талию и посмотрел на меня с такой же лучезарной улыбкой.

— Да, Долорес, это действительно свежий глоток воздуха, — сказал он, и его голос был глубоким, бархатистым.

Я стояла с подносом в руках, чувствуя себя немного не в своей тарелке от такого бурного приветствия.

— Здравствуйте, — сказала я, стараясь улыбнуться профессионально. — Я Эмма, новая сотрудница отеля. Юджин просил передать вам завтрак.

— Как мило! — женщина всплеснула руками. — Мы — миссис Долорес Смит и мистер Дэвид Смит. Но, пожалуйста, никаких формальностей. Просто Долорес и Дэвид.

Она отступила в сторону, жестом приглашая меня войти.

— Проходите, проходите, дорогая. Не стойте в дверях.

Я неуверенно шагнула внутрь. Номер люкс был действительно роскошным — в два раза больше моей комнаты, с высокими потолками, массивной кроватью с балдахином, камином, мягкими креслами и диваном. Всё было выполнено в той же деревенской стилистике, но с явным налётом роскоши. У дальней стены я заметила открытую дверь, за которой виднелась ванная комната — мрамор, большое зеркало, и что-то, похожее на джакузи.

Я поставила поднос на низкий столик перед диваном.

— Юджин приготовил вам канапе с икрой, хлеб и вишнёвый сок, — сказала я, выпрямляясь.

— А мы собирались в джакузи, — объявила Долорес, словно это было важное событие дня. — Присоединяйтесь к нам! У нас ещё полно места, и вода просто божественная.

Дэвид кивнул, подхватывая:

— Да-да, после утренней гимнастики нет ничего лучше горячей воды с пузырьками. Вы ведь не откажетесь?

Я почувствовала, как краска заливает мне щеки.

— Спасибо, но я должна вернуться к работе, — ответила я, пытаясь сохранить вежливый тон.

— Ну что вы, Эмма, — Долорес подошла ближе и взяла меня за руку. Её пальцы были тёплыми и мягкими. — У вас же есть время для нас? Мы так редко видим новые лица. Вы даже не представляете, как это скучно — день за днём одни и те же люди.

— Да, да, присаживайтесь хотя бы на минутку, — настаивал Дэвид, указывая на диван. — Мы так рады видеть новое лицо.

Я колебалась. С одной стороны, мне действительно нужно было возвращаться на кухню — Юджин ждал пустой поднос, и наверняка у него были для меня другие задания. С другой стороны, отказывать гостям казалось невежливым. Это же часть работы в отеле, верно? Быть приветливой с постояльцами.

— Ну… ладно, — сдалась я. — Но только на минутку.

Я села на край дивана, держа спину прямо, руки на коленях. Долорес тут же устроилась рядом со мной, слишком близко, и взяла с подноса одно из канапе.

— Попробуйте, это восхитительно, — сказала она, протягивая мне канапе. — Юджин — волшебник на кухне. Мы уже несколько недель здесь, и каждый день он удивляет нас чем-то новым.

— Спасибо, но я не голодна, — ответила я. — Я только что позавтракала.

— Эмма, вы должны попробовать, — настаивал Дэвид, усаживаясь в кресло напротив и наливая себе сок. — Красная икра — это деликатес. Её нужно смаковать.

Чувствуя, что отказываться дальше было бы уже грубо, я взяла канапе и откусила маленький кусочек. Икра лопалась на языке, солоноватая и нежная. Действительно вкусно.

— Видите? — Долорес хлопнула в ладоши. — Я же говорила!

Она придвинулась ещё ближе, и я почувствовала запах её духов — тяжёлый, сладкий, с нотками жасмина. Слишком интенсивный для утра.

— Расскажите нам о себе, Эмма, — попросила она, положив руку мне на плечо. — Откуда вы? Что привело вас в наш маленький райский уголок?

— Я из Бостона, — ответила я, стараясь незаметно отодвинуться. — Студентка. Приехала на каникулы подработать.

— Студентка! — Дэвид рассмеялся. — Как мило. А что изучаете?

— Английскую литературу.

— О, интеллектуалка, — Долорес игриво подмигнула. — Мне нравятся умные девушки. А молодой человек у вас есть?

Вопрос застал меня врасплох.

— Э… нет, — пробормотала я. — То есть, был, но мы расстались несколько месяцев назад.

— Как жаль, — протянула Долорес, но в её голосе не было ни капли сочувствия. Скорее любопытство. — Значит, вы свободны?

Я почувствовала, как атмосфера в комнате становится всё более напряжённой и странной. Долорес смотрела на меня с каким-то особым интересом, а Дэвид откинулся в кресле, наблюдая за нами с ленивой улыбкой.

— Мне правда нужно идти, — сказала я, резко вставая. — Юджин ждёт.

— Ну что вы, Эмма, — возразила Долорес, тоже поднимаясь. — У нас так редко бывают интересные собеседники. Вы ведь ещё зайдёте к нам?

— Да, да, миссис Смит права, — подхватил Дэвид. — Мы так рады видеть вас. В любое время, дорогая. Наша дверь всегда открыта.

— Было приятно познакомиться, — я уже пятилась к выходу, стараясь сохранить на лице вежливую улыбку.

— Эмма, если вам будет скучно, всегда приходите к нам, — Долорес проводила меня до двери. — Мы знаем, как развлечься.

Последняя фраза прозвучала с таким подтекстом, что я почувствовала, как краска снова заливает мне лицо.

— Спасибо. До свидания.

Я вышла в коридор и закрыла за собой дверь, почти убегая прочь. Только оказавшись на лестнице, я позволила себе выдохнуть. Боже, какая странная пара. Милые, да, но слишком… навязчивые? Раскрепощённые? Я не могла подобрать точное слово, но чувствовала облегчение от того, что вырвалась из их номера.

Спускаясь по лестнице, я размышляла о мистере и миссис Смит. Они были настолько экстравагантными и раскрепощёнными, что, наверное, понравились бы моим друзьям-студентам. Особенно Кейт — она обожала таких эксцентричных людей и наверняка нашла бы их «очаровательными» и «освежающими». Я улыбнулась, представив, как бы она отреагировала на предложение поплескаться в джакузи с малознакомыми людьми. Кейт, зная её, согласилась бы без раздумий.

На кухне я застала Юджина за мытьём посуды. Он стоял у раковины, по локоть в мыльной пене, и напевал что-то себе под нос. Услышав мои шаги, он обернулся и улыбнулся.

— Ну как? Как прошёл визит к мистеру и миссис Смит?

— О, они… интересные, — ответила я, стараясь подобрать нейтральное слово. — Очень общительные.

Юджин рассмеялся, явно понимая, что именно я имею в виду.

— Да, они такие. Первый раз, когда я им поднос носил, они тоже пытались затащить меня в джакузи. Я отказался — не моё это. Но они безобидные, просто… эксцентричные. Любят жизнь во всех её проявлениях, если ты понимаешь, о чём я.

Я кивнула, ставя пустой поднос на стол.

— Понимаю.

— Что будешь делать дальше? — спросил Юджин, вытирая руки о полотенце.

Я пожала плечами.

— Не знаю. Миссис Хотц не дала мне конкретных указаний, сказала только обратиться к тебе.

Юджин задумался на секунду, потом подмигнул мне.

— Хочешь схитрить?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, — он понизил голос, словно делился секретом, — в отеле сейчас не так много работы. Гостей мало, еду я готовлю сам, посуду тоже мою. Можно пойти в библиотеку, взять с собой инвентарь — ну, знаешь, тряпку или метёлку — и сделать вид, что работаешь. А сама почитаешь книжку или просто отдохнёшь. Миссис Хотц, хоть и строгая, но если видит, что ты при деле, вопросов не задаёт.

Я засмеялась.

— Звучит заманчиво. А где взять этот инвентарь?

— В кладовке, — он указал на дверь в углу кухни. — Возьми пипидастр — знаешь, такую метёлку из разноцветных перьев. Он там точно есть. С ним ты будешь выглядеть очень занятой.

Я прошла в кладовку — небольшое помещение с полками, заставленными чистящими средствами, тряпками, вёдрами и прочей утварью. Нашла пипидастр — ярко-розовый, пушистый, выглядевший скорее декоративно, чем функционально — и вернулась на кухню.

— Отличный выбор, — одобрил Юджин. — Теперь иди в библиотеку и наслаждайся свободным временем.

— Спасибо за совет, — улыбнулась я и направилась к выходу.

Библиотека находилась в конце коридора на первом этаже, напротив кабинета миссис Хотц. Я толкнула тяжёлую дверь и вошла внутрь.

Помещение было просторным, с высокими потолками и рядами деревянных стеллажей, уходящих вдаль. Запах старых книг, кожи и пыли ударил мне в нос — не неприятный, а скорее уютный, располагающий к чтению. Вдоль одной стены тянулись высокие окна, через которые лился серый дневной свет. У окна стояли два кресла с высокими спинками и маленький столик между ними. Я прошлась между полками, разглядывая корешки книг. Большинство из них были на немецком и французском — готические шрифты, потёртые переплёты, явно старые издания. Я нашла несколько книг на английском — классика, Диккенс, Остин, Бронте — но ничего современного. Взяв наугад «Грозовой перевал», я устроилась в одном из кресел у окна, положив пипидастр рядом. Если кто-то войдёт, я сделаю вид, что только что закончила вытирать пыль и решила передохнуть.

Открыв книгу, я попыталась сосредоточиться на тексте, но мысли разбегались. Хитклифф и Кэтрин, их страсти и драмы казались такими далёкими от моей реальности. Я перечитала одну и ту же страницу три раза и поняла, что не запомнила ни слова.

Отложив книгу, я повернулась к окну. За стеклом мир изменился. Снег больше не падал — небо очистилось, стало светлее, почти голубым в некоторых местах, где сквозь облака пробивалось солнце. Деревья стояли неподвижно, укрытые белым покрывалом, которое искрилось в редких лучах света. Метель закончилась.

Я придвинулась ближе к окну, разглядывая пейзаж. Внизу, у края леса, я заметила фигуру. Майкл. Он стоял в лыжном костюме, держа в руках лыжи, и, видимо, почувствовав мой взгляд, поднял голову и помахал мне рукой. Широко, приглашающе.

Сердце ёкнуло. Утром он предлагал покататься, если погода улучшится. И вот — погода улучшилась. Это был знак, верно?

Я даже не раздумывала. Схватив пипидастр, я швырнула его на кресло и выбежала из библиотеки. Поднялась по лестнице в свой номер, на ходу стягивая свитер. В комнате я быстро переоделась — надела термобельё, тёплые лыжные штаны, которые прихватила из дома, толстый свитер, тёплые носки. Натянула ботинки, куртку, намотала шарф, нацепила шапку и перчатки. Взглянула на себя в зеркало — румяная, взволнованная, с блестящими глазами. Я выглядела так, словно собиралась на свидание.

А может, так и было?

Выбежав из отеля, я почти бегом направилась к гаражу. Холодный воздух обжёг лёгкие, но я не обращала внимания. Энергия переполняла меня — предвкушение, волнение, что-то ещё, что я не хотела называть.

В гараже Майкл уже ждал. Он стоял у стеллажей с инвентарём, перебирая лыжи, и когда я вошла, обернулся и улыбнулся — широко, открыто, от чего в уголках его голубых глаз появились морщинки.

— Привет! — сказал он. — Готова к приключениям?

— Конечно! — я почувствовала, как улыбка расплывается по моему лицу. — Давай покажем, на что мы способны!

Майкл рассмеялся и подошёл ближе, оценивая меня взглядом.

— Хорошо оделась. Молодец. Сейчас подберём тебе инвентарь.

Он начал перебирать лыжи, выбирая подходящие по росту, объясняя разницу между моделями. Я слушала вполуха, больше наблюдая за ним — за тем, как уверенно он двигается, как ловко его руки обращаются с оборудованием. Он явно много времени проводил на склонах.

— Вот эти подойдут, — он протянул мне пару лыж и палки. — Теперь ботинки. Какой размер?

— Седьмой.

Он покопался на полке и достал ботинки.

— Примерь.

Я села на скамейку и стала надевать ботинки. Они были жёсткими, неудобными, но Майкл присел рядом и помог мне застегнуть крепления.

— Давай я покажу, как правильно закрепить лыжи, — сказал он, когда мы вышли из гаража.

Он положил лыжи на снег, и я наступила на одну. Майкл опустился на колени передо мной, его руки обхватили мою лодыжку, направляя ботинок в крепление. Щелчок — зафиксировано. Он повторил то же самое со второй ногой, и я почувствовала, как его пальцы на секунду задержались на моём бедре, поправляя ремень крепления.

— Всё в порядке? Не жмёт? — он поднял голову, и наши взгляды встретились.

— Всё отлично, — моё дыхание участилось, и я была почти уверена, что это не от холода.

Майкл встал, тоже надел свои лыжи, и мы двинулись к склону. Он вёл меня по утоптанной тропинке между деревьев, и через десять минут мы вышли на открытое пространство — пологий склон, идеально подходящий для катания.

— Сначала разомнёмся, — сказал Майкл, становясь позади меня. — Встань вот так — ноги на ширине плеч, колени чуть согнуты. Вес тела вперёд. Да, вот так.

Его руки легли на мои бёдра, корректируя положение. Я почувствовала тепло его ладоней даже сквозь слои одежды.

— Когда спускаешься, не напрягайся. Расслабь плечи. Дыши. — Его голос был совсем близко, у самого уха, и от этой близости по спине пробежали мурашки.

Мы начали кататься. Сначала я была неуверенной, несколько раз падала, но Майкл каждый раз подхватывал меня, помогал подняться, смеялся вместе со мной. Постепенно я осваивалась, движения становились более плавными, и я почувствовала этот невероятный кайф от скорости, от ветра в лицо, от ощущения полёта.

Мы катались долго — час, может, два. Время перестало иметь значение. Мы смеялись, соревновались, кто быстрее спустится, падали в снег и валялись, глядя в небо, где облака расступались, открывая голубизну.

В какой-то момент я упала особенно неудачно, и Майкл, пытаясь меня поймать, упал следом. Мы оказались в сугробе, он навис надо мной, наши лица были в нескольких сантиметрах друг от друга. Он смотрел на меня, и я видела, как его взгляд скользнул к моим губам. Сердце бешено колотилось.

Но он только улыбнулся и протянул мне руку, помогая подняться.

Солнце начало клониться к горизонту, окрашивая снег в розоватые и золотистые оттенки. Стало холоднее.

— Пора возвращаться в отель и согреться, — сказал Майкл, и в его голосе прозвучала какая-то новая нотка. — У меня для тебя сюрприз.

— Какой сюрприз? — спросила я, чувствуя, как сердце забилось быстрее.

— Увидишь, — он загадочно улыбнулся, взял меня за руку в перчатке и повёл обратно к отелю.

Мы вернули инвентарь в гараж, сняли лыжные ботинки. Я ждала, что мы разойдёмся — я в свой номер, он в свой. Но Майкл, не отпуская моей руки, повёл меня внутрь здания, по коридору, вверх по лестнице на второй этаж.

— Куда мы идём? — спросила я, хотя уже догадывалась.

— К себе, — ответил он просто.

Мы остановились у двери номера люкс. Не того, где жили Смиты — другого, на противоположной стороне коридора. Майкл открыл дверь и впустил меня внутрь.

Номер был почти идентичен тому, что я видела утром — такая же роскошь, высокие потолки, камин, большая кровать. Но здесь чувствовалось присутствие хозяина — куртка, брошенная на кресло, стопка книг на столике, пара лыжных ботинок у стены.

— Тебе нравится? — спросил Майкл, снимая свою куртку.

— Очень, — ответила я, оглядываясь. — Всё такое... роскошное.

— Это мой любимый номер, — сказал он, подходя ко мне и помогая снять куртку. Его пальцы на секунду задержались на моих плечах. — Здесь есть всё, что нужно для отдыха. Пойдём, покажу тебе лучшую часть.

Он взял меня за руку и повёл в соседнюю комнату. Дверь открылась, и я увидела большую ванную — белый мрамор, зеркала, мягкий свет настенных бра. И в центре — джакузи, из которого поднимался лёгкий пар. Вода бурлила, пузырьки лопались на поверхности.

— Я включил его перед тем, как пошёл тебя искать, — объяснил Майкл. — Рассчитывал, что ты согласишься покататься. Я всегда плещусь в джакузи после лыж. Это помогает расслабить мышцы, согреться. Думаю, тебе тоже понравится.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде было что-то, что заставило моё дыхание сбиться.

— Звучит заманчиво, — ответила я, и мой голос прозвучал тише, чем я ожидала.

— Сходи за купальником, — предложил Майкл. — Или... — он сделал паузу, улыбаясь, — можно и без него. Как тебе удобнее.

Я смотрела на него, на джакузи, на пар, поднимающийся над водой. Адреналин после катания всё ещё бурлил в крови. Сердце стучало громко — от волнения, от предвкушения, от чего-то ещё, что я не решалась назвать. Я думала о том, что это безумие, что я знаю его всего несколько часов, что это неправильно.

А потом подумала: а какого чёрта?

— Не нужно, — сказала я, начиная стягивать свитер через голову. — Купальника у меня нет.

Майкл замер, наблюдая за мной. Я сняла свитер, потом термобельё, чувствуя, как его взгляд скользит по моей коже. Стянула штаны, носки. Осталось только нижнее бельё — простое, хлопковое, ничего особенного. Я на секунду заколебалась, а потом сняла и его тоже.

Стояла перед ним обнажённая, и вместо стыда чувствовала странное опьяняющее ощущение свободы и власти. Его взгляд потемнел, губы приоткрылись.

— Ты смелая, — выдохнул он.

— А ты не ожидал? — я улыбнулась и шагнула в джакузи.

Горячая вода обожгла замёрзшую кожу, и я ахнула от удовольствия, погружаясь глубже. Пузырьки массировали тело, и я закрыла глаза, откинув голову назад.

Я услышала шорох ткани и открыла глаза. Майкл тоже раздевался — быстро, не отводя от меня взгляда. Его тело было подтянутым, мускулистым. Он был красив, и я не стала этого скрывать, разглядывая его открыто.

Он зашёл в джакузи и сел напротив меня. Вода доходила нам до плеч. Между нами было меньше метра расстояния, и напряжение в воздухе было таким плотным, что его можно было потрогать.

— Как тебе? — спросил он, протягивая руку к полочке, где стояли бутылка вина и два бокала. Он разлил вино и протянул мне бокал.

— Просто замечательно, — ответила я, принимая бокал. Наши пальцы соприкоснулись, и от этого прикосновения волна тепла прокатилась по телу. — Спасибо за это.

— Всегда пожалуйста, — он сделал глоток вина, не отводя взгляда. — Ты знаешь, Эмма... я хотел сказать тебе кое-что.

— Что? — моё сердце колотилось так громко, что мне казалось, он слышит его.

— Ты мне нравишься, — сказал он просто. — С того момента, как увидел тебя в гараже утром. Есть в тебе что-то... особенное.

Я почувствовала, как краска заливает мне лицо и шею.

— Правда?

— Да, — он пододвинулся ближе, и теперь между нами было всего несколько сантиметров. Я почувствовала, как его колено коснулось моего под водой. Случайно? Или нет? Пузырьки джакузи окутывали нас, создавая почти невесомое ощущение, словно мы парили в тёплом коконе.

— Да, — он пододвинулся ближе, и теперь между нами было всего несколько сантиметров. Наши колени соприкасались под водой, и от этого прикосновения по телу разливалась волна жара, не имеющая ничего общего с температурой воды. — Ты не похожа ни на кого, кого я встречал раньше.

Его рука медленно скользнула под водой и легла мне на бедро. Лёгкое прикосновение, почти невесомое, но от него всё внутри сжалось в сладком предвкушении.

— Спасибо, — прошептала я, и мой голос прозвучал хрипло.

Он наклонился ближе. Я чувствовала его дыхание на своих губах, видела, как капли воды стекают по его лицу, по шее. Время замедлилось. Я знала, что сейчас произойдёт, и не собиралась этому препятствовать.

Его губы коснулись моих — мягко, осторожно, словно он давал мне возможность отстраниться. Но я не отстранилась. Я ответила на поцелуй, приоткрыв губы, и он издал тихий стон, притягивая меня ближе.

Поцелуй углубился. Его язык скользнул в мой рот, и я почувствовала, как растворяюсь в этом ощущении — вкус вина на его губах, горячая вода вокруг, его руки на моём теле. Одна рука скользнула вверх по моей спине, вторая всё ещё лежала на бедре, его пальцы медленно поглаживали кожу, посылая волны удовольствия по всему телу.

Я обвила руками его шею, притягивая ближе, наши тела соприкоснулись под водой, и я почувствовала жар его кожи, твёрдость мышц, его возбуждение, прижимающееся к моему животу. Это ощущение было опьяняющим, пугающим и невероятно возбуждающим одновременно.

Майкл оторвался от моих губ, только чтобы прильнуть к шее, целуя чувствительную кожу под ухом, спускаясь ниже, к ключицам. Я запрокинула голову, давая ему больше доступа, и из моего горла вырвался тихий стон.

— Ты так красива, — прошептал он в мою кожу, и его голос был хриплым, низким. — Я хотел сделать это с того момента, как увидел тебя.

Его рука скользнула выше по бедру, к талии, потом к рёбрам. Он целовал мою шею, плечо, спускался ниже. Я чувствовала, как его пальцы очерчивают контур моей груди, не касаясь напрямую, только дразня, и от этого ожидания всё внутри сжималось в сладкой агонии.

— Майкл, — выдохнула я, и сама не знала, было ли это мольбой продолжить или остановиться.

Он поднял голову, посмотрел мне в глаза. Его зрачки были расширены, взгляд затуманен желанием.

— Эмма, — его рука наконец накрыла мою грудь, большой палец провёл по затвердевшему соску, и я ахнула от внезапной остроты ощущения. — Ты сводишь меня с ума.

Он снова поцеловал меня, более жёстко, требовательно, и я ответила с той же страстью. Его вторая рука скользнула вниз, по моему животу, и я почувствовала, как его пальцы приближаются к самой чувствительной зоне. Пульс бешено колотился, дыхание сбилось, всё тело горело.

Но в этот момент что-то во мне щёлкнуло. Голос разума, который до этого молчал, вдруг заорал так громко, что заглушил все остальные ощущения.

Что я делаю? Я знаю этого человека меньше суток. Я в чужой стране, в изолированном отеле, посреди гор. Я даже не знаю, кто он на самом деле.

Сердце всё ещё бешено колотилось, но теперь не только от возбуждения, но и от внезапного страха. Не страха перед Майклом — он не казался опасным. Страха перед самой собой, перед тем, насколько легко я отдалась моменту, забыв обо всём.

Его пальцы скользнули ниже, и я резко схватила его за запястье, останавливая.

— Подожди, — выдохнула я.

Майкл замер, его дыхание было тяжёлым, взгляд — вопрошающим.

— Эмма? — в его голосе звучала смесь разочарования и беспокойства. — Что-то не так?

Я мягко оттолкнула его, создавая между нами расстояние, и покачала головой.

— События происходят слишком быстро, — сказала я, стараясь отдышаться. — Я... мне нужно остановиться.

Его лицо изменилось — разочарование сменилось пониманием, потом смущением. Он сразу отпустил меня и отодвинулся, поднимая руки в примирительном жесте.

— Прости, — сказал он, и в его голосе звучала искренность. — Я не хотел давить на тебя. Прости, если зашёл слишком далеко.

— Нет, ты не... — я попыталась подобрать слова, чувствуя, как неловкость заполняет пространство между нами. — Это не твоя вина. Просто... мне нужно время. Это всё слишком быстро для меня.

Майкл кивнул, проводя рукой по мокрым волосам.

— Конечно. Я понимаю. Мне правда жаль.

Я выбралась из джакузи, и холодный воздух ударил по разгорячённой коже. На полочке лежали пушистые белые полотенца — я взяла одно и начала быстро вытираться, стараясь не смотреть на Майкла. Но краем глаза я видела, что он всё ещё сидит в воде, отвернувшись, давая мне возможность одеться.

Я натянула бельё, термобельё, штаны, свитер. Руки дрожали — не от холода, а от всё ещё пульсирующего в теле возбуждения и от смущения. Что он теперь обо мне подумает? Что я тизер? Что я сначала соблазняю, а потом отказываю?

Но ведь это моё право — остановиться в любой момент. Я не должна чувствовать вину за это.

Одевшись, я обернулась. Майкл всё ещё сидел в джакузи, глядя в воду. Он выглядел расстроенным, но не злым.

— Всё в порядке, — сказала я тихо. — Просто... давай не будем спешить, хорошо?

Он поднял голову и кивнул, слабо улыбаясь.

— Хорошо. Не будем спешить.

Повисла неловкая пауза.

— Мне нужно идти, — сказала я, направляясь к двери.

— Эмма, — окликнул он меня, и я обернулась. — Я правда не хотел тебя напугать. Ты мне действительно нравишься. Не только... ну, ты понимаешь. Ты мне нравишься как человек.

Я почувствовала, как что-то тёплое разливается в груди.

— Ты мне тоже нравишься, Майкл, — призналась я. — Именно поэтому я не хочу всё испортить, торопясь.

Он кивнул, и его улыбка стала чуть шире.

— Тогда увидимся завтра?

— Увидимся, — пообещала я.

Я вышла из номера, тихо прикрыв за собой дверь, и прислонилась к стене в коридоре, закрывая глаза. Сердце всё ещё бешено колотилось, тело всё ещё помнило прикосновения его рук, вкус его губ. Между ног пульсировало неудовлетворённое желание.

Но я сделала правильный выбор. Я это знала.

Медленно я пошла по коридору к своему номеру, чувствуя, как с каждым шагом реальность возвращается. Что-то между нами определённо изменилось сегодня. Что-то началось. И я не знала, куда это приведёт, но одно было ясно — скучно мне здесь точно не будет.

Глава 3. История

Я шла по коридору думая о Майкле, ещё чувствуя на губах вкус его поцелуев, и почти столкнулась с миссис Хотц у лестницы.

Она остановилась, окинула меня взглядом — оценивающим, внимательным — и приподняла бровь.

— Эмма, — сказала она ровным голосом. — Всё ли у вас в порядке?

Я инстинктивно поправила волосы, которые всё ещё были влажными после джакузи, и постаралась выглядеть как можно более спокойно.

— Да, всё в порядке, — ответила я, натягивая улыбку. — Я работала в библиотеке.

Миссис Хотц перевела взгляд на мои волосы, потом снова на лицо.

— У вас мокрые волосы, — заметила она, и в её голосе прозвучала едва уловимая нотка подозрения.

Я почувствовала, как краска заливает мне щёки. Чёрт. Нужно было высушить волосы перед тем, как выходить.

— Я очень сильно запылилась, — пожала я плечами, стараясь говорить как можно естественнее. — Вытирала пыль с верхних полок. Поэтому приняла душ.

Миссис Хотц смотрела на меня несколько секунд — долгих, неловких секунд — и я была почти уверена, что она не верит ни единому моему слову. Её взгляд был проницательным, словно она видела меня насквозь.

Но она ничего не сказала. Только кивнула.

— Понятно. Раз уж вы здесь, пройдёмте со мной в библиотеку. Нужно навести там порядок — инвентаризация книг, подготовка к новому сезону. Мне пригодится ваша помощь.

— Конечно, — согласилась я, чувствуя одновременно облегчение и неловкость.

Мы спустились на первый этаж и прошли в библиотеку. Миссис Хотц достала из шкафа большой кожаный журнал и положила его на стол у окна. Я взяла пипидастр, который оставила на кресле утром, и принялась делать вид, что усердно стряхиваю пыль с полок.

Миссис Хотц методично перебирала книги, делая записи в журнале — названия, авторы, состояние. Она работала молча, сосредоточенно, и я была рада этой тишине. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя после того, что произошло с Майклом.

Но через несколько минут тишина стала давить. Мне стало скучно, и я решила нарушить её.

— Миссис Хотц, — начала я, стряхивая пыль с очередного корешка, — вы давно работаете в этом отеле?

Она подняла глаза от журнала.

— Да, уже много лет, — ответила она. — Я вышла замуж за владельца отеля, когда была молодой девушкой. С тех пор это место стало моим домом.

— Правда? — я искренне заинтересовалась. — А что вы можете рассказать об истории отеля? Здание такое старое, наверняка у него интересное прошлое.

Миссис Хотц отложила перо и откинулась на спинку стула, словно вспоминая.

— Раньше здесь была церковь, — сказала она, и в её голосе появилась какая-то особая интонация — почти благоговейная. — Очень старая, древняя. Она принадлежала миссионерам, которые построили её для местного населения. Язычников.

— Ого, — воскликнула я, поворачиваясь к ней. — И как она превратилась в отель?

— Предок моего мужа выкупил это здание много лет назад, — продолжила миссис Хотц. — Церковь к тому времени уже не действовала — миссионеры ушли, а местные жители не приняли христианство. Они остались верны своим старым богам. Мой свёкор сначала сделал из церкви дом, а позже — отель. С тех пор мы принимаем гостей и стараемся сохранить историю этого места.

Я вспомнила утренний разговор с Юджином — он тоже упоминал старые верования. Видимо, это было что-то распространённое в этих местах.

— А местные жители до сих пор придерживаются тех языческих верований? — спросила я.

Миссис Хотц кивнула.

— Да. В деревне неподалёку многие всё ещё чтят старых богов. Боги деревьев, духи леса, защитники земли. Для них это не просто традиция — это образ жизни. — Она сделала паузу. — Это может показаться странным для человека из города, но здесь, в горах, старые обычаи живут очень долго.

Я кивнула, делая вид, что внимательно слушаю, но на самом деле мои мысли уже уплывали. Церковь, язычники, старые боги — всё это было интересно, но мой разум всё ещё возвращался к Майклу, к его прикосновениям, к теплу его губ.

— Спасибо за рассказ, — сказала я, когда миссис Хотц замолчала. — Очень интересно.

— Рада, что вам понравилось, — она снова взялась за журнал. — Кстати, через несколько часов нужно будет подавать ужин. Предлагаю вам помочь Юджину на кухне. Он будет благодарен за дополнительные руки.

— Конечно, — согласилась я, чувствуя облегчение от того, что могу уйти.

Миссис Хотц осталась в библиотеке, а я направилась на кухню.

Когда я вошла, меня сразу окутал аромат готовящейся еды — что-то мясное, с травами, с лёгкой кислинкой томатов. Юджин стоял у плиты, помешивая что-то в большой кастрюле, и напевал себе под нос.

— Что я могу сделать? — спросила я, подходя ближе.

Он обернулся и улыбнулся.

— О, отлично, что ты пришла! Можешь нарезать овощи? — он указал на разделочную доску, на которой лежали морковь, лук, сельдерей и картофель. — Нужно всё мелко нашинковать для супа.

Я взяла нож и принялась за работу. Мы работали молча несколько минут, потом я решила завести разговор.

— Где ты научился так хорошо готовить? — спросила я, наблюдая, как он ловко управляется с кастрюлями и сковородками одновременно.

— Я самоучка, — улыбнулся он. — Вырос в деревне неподалёку. У нас не было профессиональных поваров, но отец хорошо готовил, и я многому у него научился. — Он добавил специи в кастрюлю, и аромат стал ещё насыщеннее. — Потом просто практиковался. Пробовал, экспериментировал.

— А твоя семья до сих пор в деревне? — спросила я, нарезая морковь.

Его лицо на мгновение омрачилось.

— Нет. Родители умерли. Сначала отец, потом мать. После их смерти я решил покинуть деревню и найти работу. Так я и оказался здесь.

— Мне жаль, — сказала я искренне.

— Всё в порядке, — он пожал плечами. — Жизнь продолжается. И здесь мне хорошо. Миссис Хотц добрая, работа спокойная, место красивое.

Я пересыпала нарезанные овощи в миску и протянула ему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А ты упоминал утром про старые верования в вашей деревне, — сказала я, вспоминая наш разговор. — Про богов деревьев и духов.

— Да, — Юджин кивнул, высыпая овощи в кастрюлю. — Мы сохранили старые традиции. Поклоняемся богам деревьев, защитникам местных мест. Для нас лес — это не просто деревья. Это живое существо, со своей душой, своей волей. Нужно уважать его, чтить его духов, и тогда он будет защищать тебя.

— Звучит... мистически, — призналась я.

— Для вас, городских, наверное, да, — он улыбнулся. — Но здесь, в горах, эти вещи реальны. Ты ещё увидишь.

Мы продолжали готовить, и вскоре ужин был готов. Юджин разложил еду по подносам — для Смитов, для Майкла. Он пошёл разносить всё по номерам, а мне оставил порцию, чтобы я могла поужинать.

— Садись у окна, — предложил он. — Пока я всё разношу, ты поешь спокойно.

Я устроилась за небольшим столиком у окна с тарелкой супа и куском свежего хлеба. За окном сгущались сумерки, и лес постепенно погружался в темноту. Я ела медленно, всматриваясь в пейзаж.

И тут я снова это увидела.

Движение у деревьев. Что-то тёмное, высокое, перемещающееся между стволов. На секунду мне показалось, что это фигура — человекоподобная, но слишком высокая, слишком тонкая. Она словно скользила, а не шла.

Я напряглась, вглядываясь в темноту. Фигура исчезла за деревом, и я больше её не видела.

Когда Юджин вернулся, я рассказала ему о том, что видела.

— Там, в лесу, — сказала я, указывая в окно. — Что-то двигалось. Что-то большое.

Юджин подошёл к окну и посмотрел в ту сторону, куда я указывала.

— Это просто дикие животные, — отмахнулся он. — Олени, может, кабаны. Они часто выходят из леса, особенно к вечеру. Идут на свет, на тепло. — Он повернулся ко мне и улыбнулся. — В отеле безопасно, не обращай внимания. Звери к зданию не подходят.

— Хорошо, — согласилась я, чувствуя себя немного успокоенной, но не до конца.

Мы провели ещё некоторое время вместе, занимаясь уборкой на кухне — я мыла посуду, он вытирал столешницы и убирал продукты. Работа была монотонной, но приятной. Юджин был хорошей компанией — лёгким, весёлым, без всяких намёков и двусмысленностей, в отличие от Смитов или даже Майкла.

Когда всё было закончено, Юджин сказал:

— На сегодня всё. Ты свободна. Иди к себе в номер и занимайся тем, чем хочешь. Например, почитай книжку из библиотеки. Или просто отдохни.

— Спасибо, — улыбнулась я. — Спокойной ночи, Юджин.

— Спокойной ночи, Эмма.

Я вернулась в свой номер, чувствуя приятную усталость. Длинный день, полный событий — знакомства, работа, катание на лыжах, джакузи с Майклом... Я скинула одежду и пошла в душ. Горячая вода смыла остатки напряжения, и я почувствовала, как тело расслабляется. Выйдя из душа, я завернулась в полотенце и вернулась в комнату. Мне было скучно. Телефон всё ещё был мёртв, ноутбук тоже. Я попыталась ещё раз реанимировать гаджеты — подключила зарядку к розетке под другим углом, попробовала зажимать кнопку включения на телефоне. Ничего. Экран оставался чёрным. С тяжёлым вздохом я отложила телефон в сторону. Придётся обходиться без связи с внешним миром. Я легла в кровать, натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза. Усталость накрыла меня быстро, и я провалилась в сон.

Сон начался хорошо.

Мне снилось, что я снова в джакузи. Тёплая вода, пузырьки, приглушённый свет. Майкл сидел напротив, улыбался мне, протягивал руку.

— Иди сюда, — говорил он, и его голос был мягким, приглашающим.

Я придвинулась ближе, наши пальцы переплелись под водой. Он наклонился, чтобы поцеловать меня, но в тот момент, когда наши губы должны были соприкоснуться, он исчез.

Растворился в воздухе, словно дым.

Я осталась одна в джакузи, и только тогда заметила, что что-то изменилось. Стены исчезли. Потолок растаял. Я больше не была в номере.

Джакузи стояло посреди леса.

Я медленно встала, вода стекала с моего обнажённого тела, и холодный воздух обжёг кожу. Вокруг простирался лес — странный, жуткий, совершенно не похожий на те заснеженные склоны, по которым я каталась днём. Деревья были голыми. Абсолютно голыми — без единого листа, без хвои, даже без коры. Мокрые стволы, тонкие и высокие, уходили в небо, которое было затянуто тяжёлыми серыми тучами. Они стояли так плотно, что между ними почти не было просвета — лес казался бесконечной решёткой из вертикальных линий, уходящих в серую дымку.

Ни травы. Ни мха. Ни единой зелёной травинки. Земля была голой, мокрой, коричневой — месиво из грязи и опавших листьев, которые успели сгнить и превратиться в чёрную жижу. Всё было мокрым, словно недавно прошёл дождь, но капель не было — только эта тяжёлая, давящая влажность, которая висела в воздухе.

Я сделала шаг вперёд, и грязь чавкнула под моими босыми ногами. Холодная, липкая, неприятная. Я посмотрела вниз — мои ноги по щиколотку утопали в этой жиже. Тишина была абсолютной. Ни птиц, ни ветра, ни шороха листьев. Только мокрые деревья, серое небо и я.

Я начала идти, не зная куда и зачем. Инстинкт вёл меня вперёд, сквозь лес, между стволами. Деревья стояли так близко друг к другу, что приходилось протискиваться боком, и их мокрая поверхность касалась моей кожи, оставляя скользкие следы. Я шла долго. Или мне казалось, что долго — время во сне течёт по-другому. Может, прошла минута, может, час. Лес не менялся — всё те же голые стволы, всё та же грязь, всё то же серое небо.

И вдруг деревья расступились.

Я вышла на поляну.

Она была круглой, идеально круглой, словно кто-то вырезал её в лесу циркулем. Земля здесь была утоптанной, твёрдой, без растительности. И посреди поляны, на самой её середине, был выложен символ.

Он был огромным — метров пять в диаметре, может, больше. Выложен из камней, веток, костей — я не могла точно разобрать в полумраке. Круг с линиями, расходящимися от центра к краям, образующими что-то вроде солнца или колеса. Линии переплетались, создавая узор, который казался знакомым и чужим одновременно. Что-то древнее. Что-то, что не должно быть знакомо мне, но я почему-то узнавала его на каком-то глубинном, инстинктивном уровне.

Кельтские руны? Языческий символ? Я не знала. Но он притягивал взгляд, заставлял смотреть, не отрываясь.

И тут я услышала звук.

Тихий сначала, почти неразличимый. Шорох. Шаги. Топот.

Я подняла голову и увидела фигуру.

Она появилась с другой стороны поляны, выйдя из-за деревьев. Человек. Или что-то, похожее на человека.

Он был одет в шкуры — грубые, неотделанные, покрытые мехом. Шкуры свисали с плеч, обвивали торс и ноги, создавая впечатление чего-то первобытного, дикого. На голове — маска. Огромная, страшная маска, сделанная из дерева или кости, с оленьими рогами, торчащими вверх. Рога были массивными, ветвистыми, и в сером свете они выглядели почти чёрными.

Фигура начала двигаться.

Она прыгала. Не шла, а именно прыгала — странными, резкими прыжками, по кругу вокруг символа. Ноги отрывались от земли, руки взмахивали вверх, тело изгибалось в неестественных позах. Это был танец, но не человеческий. Что-то древнее, ритуальное.

И звуки. Из-под маски доносились звуки — низкие, гортанные, почти животные. Не слова. Не песня. Что-то среднее между воем, стоном и пением. Монотонное, повторяющееся, вводящее в транс. Шаманские песнопения, подумала я, хотя никогда в жизни не слышала ничего подобного.

Фигура прыгала, кружилась, и её тень металась по земле, огромная и изломанная. Я стояла на краю поляны, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляда.

И вдруг фигура остановилась.

Резко, в середине прыжка, словно её выключили. Она замерла, повернувшись ко мне, и несколько секунд просто стояла, не двигаясь. Маска с оленьими рогами смотрела прямо на меня пустыми глазницами.

Потом фигура медленно подняла руки и сняла маску.

Под ней было лицо Юджина.

Он улыбался. Та самая дружелюбная, мягкая улыбка, которую я видела на кухне. Но в этом контексте, посреди мёртвого леса, в шкурах и с оленьими рогами в руках, эта улыбка выглядела жуткой.

Он протянул мне руку.

Я не хотела идти. Каждая клетка моего тела кричала, что это неправильно, что нужно бежать. Но моё тело не слушалось. Ноги двигались сами, я шла вперёд, к нему, к символу.

Юджин взял мою руку — его ладонь была горячей, почти обжигающей — и повёл меня к центру символа. Я шагнула внутрь круга, и под ногами что-то хрустнуло. Я посмотрела вниз и увидела кости. Маленькие, птичьи, выбеленные временем. Они были выложены по контуру символа, образуя узор.

Юджин оставил меня в центре и отступил к краю круга. Надел маску обратно. И снова начал прыгать.

Прыжки, звуки, тени. Всё слилось в один непрерывный поток движения и шума. Я стояла в центре, неподвижная, и смотрела, как он кружится вокруг меня. Звуки становились громче, ритм — быстрее. Земля под ногами будто вибрировала в такт этим звукам.

И тут я услышала карканье.

Я подняла голову и увидела воронов.

Они кружились над поляной, огромная стая, десятки, может, сотни птиц. Чёрные силуэты на фоне серого неба, крылья размахом, голоса — резкие, пронзительные. Они кружились, спускались ниже, и их тени метались по земле, накладываясь на тень Юджина, создавая какофонию движения.

Я смотрела на них, зачарованная, и у меня начала кружиться голова. Вороны, Юджин, символ, звуки — всё смешалось в один вихрь. Я чувствовала, как теряю равновесие, как земля уходит из-под ног.

И в этот момент я услышала голос. Не Юджина. Другой. Глубокий, древний, говорящий на языке, которого я не понимала, но который почему-то звучал знакомо.

Голос звал меня. Или предупреждал. Я не знала.

Вороны заполнили всё небо, их карканье оглушило меня, и я закричала.

И проснулась.

Я резко села в кровати, задыхаясь, сердце бешено колотилось в груди. Руки дрожали. Я схватилась за одеяло, зажав ткань в кулаках, пытаясь понять, где я.

Комната. Мой номер. Отель.

За окном было утро. Серый, бледный свет пробивался сквозь занавески. Всё было тихо, спокойно, нормально.

Сон. Это был просто сон.

Я провела дрожащей рукой по лицу, смахивая холодный пот. Моё дыхание постепенно успокаивалось, сердце замедляло свой бешеный ритм.

Просто кошмар. Странный, жуткий, но всего лишь кошмар.

Но почему он был таким реальным? Я всё ещё чувствовала грязь под ногами, холод воздуха на коже, жар ладони Юджина. Я всё ещё слышала эхо тех гортанных звуков и карканье воронов.

Я встала с кровати, подошла к окну и отдёрнула занавеску. За окном был обычный зимний пейзаж — снег, деревья, серое небо. Никаких голых стволов, никакой грязи, никаких символов на земле.

Всё в порядке. Я в безопасности.

Но тревожное чувство не отпускало. Что-то в этом сне было слишком живым, слишком конкретным, чтобы быть просто игрой подсознания. Я отошла от окна и начала одеваться, стараясь отогнать остатки кошмара. Нужно спуститься на завтрак, увидеть людей, вернуться к реальности.

Всё будет хорошо.

Глава 4. Канун Рождества

Я умылась холодной водой, стараясь смыть остатки кошмара, одела джинсы и свитер, заколола волосы в хвост и спустилась вниз. На кухне меня уже ждал Юджин — весёлый, как всегда, с запахом свежих блинов и кофе.

— Доброе утро! — поприветствовал он меня. — Как спалось?

Я села на высокий стул у стола, и он поставил передо мной тарелку с блинами и кружку дымящегося кофе.

— Странно, — призналась я, наливая в кофе сливки. — Мне приснился очень странный сон.

— Какой? — спросил Юджин, переворачивая блины на сковороде.

Я колебалась секунду, не зная, стоит ли рассказывать, но потом решила, что почему бы и нет.

— Мне снился лес. Мёртвый лес с голыми деревьями. И ты был там, в шкурах и маске с оленьими рогами. Танцевал вокруг какого-то символа на земле. Было... жутковато.

Юджин обернулся, и на его лице мелькнуло что-то — удивление? Или беспокойство? Но оно быстро исчезло, сменившись обычной дружелюбной улыбкой.

— Наверное, я слишком много рассказывал тебе про наши старые традиции вчера, — сказал он. — Подсознание переработало информацию в кошмар. Бывает.

— Наверное, — согласилась я, но что-то внутри шептало, что это было не просто.

Мы продолжили завтракать, болтая о всяких мелочах — о погоде, о том, как он спал, о планах на день. Атмосфера была лёгкой и приятной, и я почувствовала, как напряжение от ночного кошмара постепенно отпускает.

Доев блины, я спросила:

— Юджин, а чем мне сегодня заняться? Какие у меня обязанности?

Он пожал плечами.

— Честно говоря, не знаю. Гостей мало, еду я готовлю сам, уборка не требуется каждый день. Может, снова сходишь в библиотеку? Или погуляешь, если погода позволит.

Я нахмурилась. Мне платят за работу, а работы нет? Нужно прояснить ситуацию.

— Я схожу к миссис Хотц, — сказала я. — Узнаю, что она хочет, чтобы я делала.

— Хорошая идея, — кивнул Юджин.

Я поблагодарила его за завтрак и направилась к кабинету миссис Хотц. На этот раз я не забыла постучать.

— Войдите, — донёсся её голос изнутри.

Я вошла. Миссис Хотц сидела за столом с тем же кожаным журналом, что и вчера, и делала какие-то записи.

— Доброе утро, Эмма, — поприветствовала она меня. — Чем могу помочь?

— Доброе утро, миссис Хотц, — я подошла ближе. — Я хотела уточнить... сегодня особенный день. Канун Рождества, сочельник. Я подумала, может быть, неплохо было бы как-то по-особенному его организовать? Украсить гостиную, подать праздничный ужин?

Миссис Хотц приподняла бровь.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, — я попыталась объяснить, — можно повесить мишуру, гирлянды, поставить ёлку. Сделать праздничную атмосферу. Многие люди любят Рождество, и гостям, наверное, будет приятно.

Миссис Хотц отложила перо и посмотрела на меня долгим, оценивающим взглядом.

— Я еврейка, — сказала она ровным тоном. — И христианские традиции мне чужды. Я не праздную Рождество и никогда не праздновала.

Я почувствовала, как энтузиазм немного угас, но не сдалась.

— Я понимаю. Но это не обязательно должно быть религиозно. Просто... праздник. Красиво, весело. Внести разнообразие в будни.

Миссис Хотц задумалась на секунду, потом кивнула.

— Возможно, вы правы. Разнообразие не помешает. В кладовке на втором этаже есть коробки с рождественскими украшениями — мишура, игрушки, всё, что может понадобиться. Можете взять их и заняться украшением гостиной, если вам так хочется.

— Спасибо! — я обрадовалась. — Я сделаю всё красиво, обещаю.

— Только, пожалуйста, не переусердствуйте, — предупредила она. — Мы всё-таки отель, а не ярмарка.

— Конечно, — заверила я её и вышла из кабинета, чувствуя прилив энергии.

По дороге в кладовую я встретила миссис Смит. Она шла по коридору в шёлковом халате, с бокалом чего-то, похожего на шампанское, в руке. Увидев меня, она улыбнулась.

— Доброе утро, дорогая! Куда это вы так спешите?

— Доброе утро, миссис Смит, — ответила я. — Я собираюсь украшать гостиную к Рождеству. Сегодня канун праздника.

— О, как мило! — она всплеснула свободной рукой. — Я обожаю Рождество! Могу я вам помочь?

— Конечно! — обрадовалась я. — Было бы здорово.

— Отлично! — она сделала глоток из бокала. — И знаете что? Я заставлю своего мужа и Майкла пойти в лес и принести нам самую лучшую ёлку. Настоящую, пушистую, красивую. Без ёлки какое Рождество?

Я засмеялась.

— Это была бы прекрасная идея.

Миссис Смит тут же развернулась и пошла обратно в свой номер, выкрикивая:

— Дэвид! Дэвид, дорогой, нам нужна ёлка!

Я продолжила свой путь в кладовую, нашла коробки с украшениями и принесла их в гостиную. Вместе с миссис Смит — которая через полчаса присоединилась ко мне, уже одетая в удобные джинсы и свитер — мы начали развешивать мишуру, расставлять свечи, раскладывать ёлочные игрушки на столах и подоконниках. Работа шла весело. Миссис Смит оказалась приятной компанией — болтливой, энергичной, с хорошим чувством юмора. Мы смеялись, обсуждали, куда лучше повесить гирлянду, какие игрушки красивее. Примерно через час к нам подошёл Юджин. Он остановился в дверях гостиной, оглядывая наши творения, и нахмурился.

— Чем вы занимаетесь? — спросил он, и в его голосе прозвучала напряжённость.

— Сегодня сочельник, — объяснила я, вешая мишуру на камин. — Мы украшаем гостиную к Рождеству.

Юджин замер. Он просто стоял и смотрел, и его лицо становилось всё более хмурым.

Миссис Смит заметила его реакцию и решила вмешаться.

— Юджин, милый, — сказала она примирительным тоном, — это просто праздник. Рождество — это когда христиане празднуют рождение Христа, их божества. Это день добра, любви и всего такого прекрасного.

Юджин напрягся ещё сильнее. Его челюсти сжались, и он покачал головой.

— Я знаю что это. И не буду служить чужому богу, — сказал он сердито. — И я против того, чтобы это проводилось в отеле.

Я удивлённо посмотрела на него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Юджин, это не про служение. Это просто украшения, праздничная атмосфера. Никто не заставляет тебя молиться или что-то такое.

— Для вас это может быть просто украшения, — ответил он, и его зелёные глаза смотрели на меня с каким-то странным блеском. — Но для меня это больше. Я чту своих богов, богов моих предков. И я не буду участвовать в чествование чужого божества под этой крышей.

Он развернулся и ушёл, оставив нас в недоумении.

— Ну и ладно, — пожала плечами миссис Смит. — Пусть дуется. Мы продолжим без него.

Но меня это задело. Юджин был так дружелюбен до этого момента, и видеть его таким... холодным, отстранённым было неприятно. Я не хотела, чтобы он чувствовал себя некомфортно.

У меня возникла идея.

— Миссис Смит, — сказала я, — я сейчас вернусь. Мне нужно кое-что сделать.

Я поднялась в свой номер, взяла ноутбук — который всё ещё был мёртв — оделась в тёплую куртку, шапку и перчатки, и спустилась на кухню. Юджин стоял у плиты, что-то яростно помешивая в кастрюле.

— Юджин, — позвала я его, — можешь помочь мне кое с чем в гараже?

Он обернулся, всё ещё хмурый, но кивнул.

— Хорошо.

Мы вместе пошли в гараж. Я открыла дверь своей Honda, села на водительское сиденье и подключила ноутбук к автомобильной зарядке. Юджин стоял рядом, наблюдая с любопытством.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Заряжаю ноут, — объяснила я. — Хочу показать тебе кое-что.

Пока ноутбук заряжался, я повернулась к нему.

— Юджин, я не хотела тебя обидеть. Правда. Я понимаю, что у тебя свои верования, и я их уважаю.

Он слегка расслабился.

— Я знаю. Ты хороший человек, Эмма. Просто... для меня духовная жизнь — это серьёзно. Это не просто традиция или развлечение. Это то, во что я верю всем сердцем.

— Я понимаю, — кивнула я. — Но знаешь, для меня Рождество — это не только про религию. Это про атмосферу. Про гирлянды, яркие огни, подарки, семью, тепло. Это про то, чтобы делать добро другим людям.

Ноутбук наконец ожил, экран загорелся. Я открыла галерею и начала показывать ему фотографии — рождественские открытки, украшенные ёлки, семьи за праздничным столом, дети с подарками, заснеженные улицы с гирляндами.

Юджин смотрел с любопытством, его глаза расширялись от удивления.

— Это всё... так красиво, — прошептал он.

— Да, — улыбнулась я. — И знаешь, христианство — это не про строгие правила и запреты. Это про любовь, прощение, доброту. Христос учил людей любить друг друга, помогать слабым, прощать врагов. Это красивое учение, если подумать.

Я листала дальше, показывая ему изображения Христа, библейские сцены, церкви.

— Он обещал своим последователям вечную жизнь, прощение грехов, рай после смерти. Всё, что нужно — это верить в него и стараться быть хорошим человеком.

Юджин молчал, впитывая информацию. Его лицо постепенно смягчалось.

— У нас, в общине, всё строже, — сказал он тихо. — Постоянные жертвы и ритуалы, страх ошибок и божьего гнева. А у христиан., хм, забавно — я всегда считал христианство воинственной верой; крестовые походы сделали своё дело. Значит, бог любви?

— Да, — кивнула я. — Бог любви и прощения.

Юджин задумался. Потом посмотрел на меня и слабо улыбнулся.

— Знаешь, есть такая традиция на Рождество, — сказала я, листая дальше. — Называется поцелуй под омелой. Если двое людей оказываются под веточкой омелы, они должны поцеловаться. Это приносит удачу.

Юджин усмехнулся.

— Странная традиция.

— Может быть, — улыбнулась я. — Но милая.

Я посмотрела на него — на его зелёные глаза, рыжие волосы, открытое лицо. Он был таким искренним, таким настоящим. И в этот момент я почувствовала порыв.

Наклонившись, я быстро поцеловала его в губы. Лёгкий, невинный поцелуй, длившийся секунду.

Юджин застыл, его глаза расширились от удивления. Потом он покраснел — так сильно, что даже уши стали алыми.

— Э-эмма, — пробормотал он. — Ты... что...

— Это традиция, — пожала я плечами, стараясь выглядеть беззаботно, хотя сердце колотилось. — Рождественская традиция.

Юджин смущённо потёр затылок, глядя в сторону.

— Я... я подумаю над твоими словами, — сказал он тихо. — Про христианство, про всё это. Обещаю.

— Спасибо, — улыбнулась я.

Он кивнул, всё ещё красный, и быстро вышел из гаража, почти сбежал.

Я осталась в машине, чувствуя странную смесь смущения и удовлетворения. Что это было? Почему я его поцеловала? Просто порыв? Или что-то большее? Отогнав эти мысли, я оставила ноутбук заряжаться на сиденье и вышла из машины, направляясь обратно в гостиную. Когда я вернулась, картина изменилась. Посреди комнаты стояла огромная ёлка — пышная, зелёная, пахнущая хвоей и лесом. Мистер Смит и Майкл возились с подставкой, пытаясь установить дерево ровно.

— О, вы принесли ёлку! — воскликнула я. — Она прекрасна!

— Лучшая в лесу, — гордо заявил мистер Смит, поправляя ствол. — Мы полчаса её выбирали.

— Час, — поправил Майкл сухо. — Ты час выбирал, я просто таскал их к тебе на осмотр.

Мистер Смит рассмеялся и похлопал Майкла по плечу.

— Не ворчи. Результат того стоил.

Майкл закатил глаза, но ничего не ответил. Я заметила, что он выглядел раздражённым, напряжённым.

— Всё в порядке? — спросила я, подходя ближе.

— Всё отлично, — ответил мистер Смит вместо него. — Просто мы всю дорогу спорили о Рождестве. Майкл — атеист и считает, что весь этот праздник — коммерческая выдумка.

Я удивлённо посмотрела на Майкла.

— Правда?

Он пожал плечами, затягивая крепление на подставке.

— Это факт. Рождество превращено в коммерческий предлог. Буржуазные торговцы и корпорации превращают праздник в товар, выдавливают из людей деньги на подарки, еду и украшения. Это искусственно созданный спрос — механизм воспроизводства прибыли, а не настоящее празднование. Это способ стимулировать экономику, не более того.

— Но ведь это также время для семьи и друзей, — возразила я. — Время дарить любовь и заботу.

— Любовь и заботу можно дарить в любое время года, — ответил Майкл, выпрямляясь и отряхивая руки. — Не нужно ждать особого праздника, чтобы быть хорошим человеком.

— Ну, технически он прав, — вмешался мистер Смит, усаживаясь в кресло. — Но с другой стороны, Рождество полезно для экономики. Люди покупают подарки, ходят в рестораны, путешествуют. Это создаёт рабочие места, приносит прибыль бизнесу. Так что я за Рождество, но по другим причинам.

— Ты за Рождество, потому что тебе нравится тратить деньги? — усмехнулся Майкл.

— Я за Рождество, потому что понимаю, как работает капитализм, — парировал мистер Смит.

Долорес, которая всё это время молча развешивала гирлянды, рассмеялась.

— Для меня Рождество — это просто повод для праздника, — сказала она. — Я люблю веселиться и наслаждаться жизнью, и Рождество даёт мне такую возможность. Мне всё равно, какой там бог или экономика. Главное — шампанское, красивые платья и хорошая компания.

Я слушала их и чувствовала, как разочарование закрадывается в душу. Майкл — атеист. Он видит в Рождестве только коммерцию. Мистер Смит — капиталист, которому важна только прибыль. Долорес — гедонистка, которой важно только веселье.

Никто из них не понимал того, что Рождество значило для меня. Тепло, традиции, надежда. Магия.

— Ладно, — сказала я, стараясь скрыть разочарование. — Давайте просто украсим эту ёлку и сделаем вечер красивым.

Мы принялись за работу. Развешивали игрушки, обматывали ёлку гирляндами, ставили звезду на верхушку. Работа шла в тишине, прерываемой только короткими репликами о том, куда повесить ту или иную игрушку.

Ближе к обеду я извинилась и пошла на кухню, чтобы попросить Юджина подать каких-нибудь закусок в гостиную. Когда я вошла, я застала его в бурной деятельности. Кухня была заполнена запахами — корица, гвоздика, жареное мясо, выпечка. На плите кипели несколько кастрюль, в духовке что-то запекалось, на столе лежали нарезанные овощи, фрукты, травы.

— Юджин, — позвала я, — что ты делаешь?

Он обернулся, и на его лице была широкая улыбка.

— Готовлю праздничный ужин! — объявил он. — Вдохновился твоим рассказом и решил сделать по-настоящему рождественский ужин, как на тех картинках, что ты мне показывала.

Я увидела листок на столе — меню, написанное от руки. Там были перечислены блюда: жареный олень с клюквенным соусом, картофельное пюре с травами, запечённые овощи, имбирные пряники, глинтвейн.

— Юджин, — у меня перехватило дыхание, — это... это невероятно. Ты правда делаешь всё это?

— Конечно! — он кивнул. — Не могу добыть индейку, но обещаю приготовить олененка не хуже, чем на праздничных ужинах, которые ты мне демонстрировала на своём устройстве. Это будет настоящий христианский праздник!

Его энтузиазм был таким искренним, таким чистым, что у меня на глаза навернулись слёзы.

— Спасибо, Юджин, — сказала я тихо. — Ты не представляешь, как это важно для меня.

Он смутился, покраснел и замахал рукой.

— Ну что ты. Просто... ты открыла мне глаза на кое-что. И я хочу попробовать понять это лучше.

Я подошла и обняла его — быстро, по-дружески. Он застыл на секунду, потом неловко похлопал меня по спине.

— Спасибо, — повторила я, отстраняясь. — Мне нужны закуски для гостиной. Мы там с Долорес и мужчинами украшаем ёлку.

— Конечно, — он быстро собрал поднос с канапе, сыром, фруктами и орехами. — Держи.

Я взяла поднос и вернулась в гостиную, чувствуя, как сердце переполняет благодарность и тепло.

Остаток дня прошёл в приятных хлопотах. Мы закончили украшать ёлку, развесили последние гирлянды, расставили свечи. Гостиная превратилась в сказку — мерцающие огни, запах хвои, мишура, отражающая свет камина.

К вечеру я поднялась в свой номер, чтобы переодеться. Достала из чемодана короткое чёрное платье — единственное нарядное, что я взяла с собой — надела его, сделала причёску, накрасилась. Посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась. Я выглядела празднично.

Спустившись вниз, я увидела, что остальные тоже оделись. Мистер Смит был во фраке — элегантном, старомодном, с бабочкой. Долорес — в длинном блестящем платье цвета шампанского, с открытой спиной и глубоким декольте. Она выглядела как кинозвезда.

Майкл остался в своих обычных джинсах и рубашке — явно демонстрируя своё безразличие к празднику. Стол был накрыт потрясающе. Белая скатерть, серебряные приборы, хрустальные бокалы, свечи в канделябрах. По центру стоял огромный жареный олень, окружённый запечёнными овощами и фруктами. Рядом — тарелки с гарнирами, корзинки с хлебом, кувшины с глинтвейном.

Юджин действительно постарался.

Миссис Хотц спустилась последней. Она была в строгом чёрном платье, волосы убраны в пучок, на шее — жемчужное ожерелье. Она выглядела элегантно, но холодно.

Мы все сели за стол. Я оказалась между Долорес и Юджином. Майкл сидел напротив, мистер Смит — во главе стола, миссис Хотц — с другого конца.

— Прежде чем начать, — сказала я, — я хочу произнести короткую молитву. Если никто не против.

Миссис Хотц поджала губы, но кивнула. Остальные тоже не возражали.

Я сложила руки и закрыла глаза.

— Господи, благодарим Тебя за этот день, за эту еду, за этих людей. Благослови нас и храни нас. Аминь.

— Аминь, — сказала Долорес.

Остальные молчали.

Я села, и мы начали есть. Еда была восхитительной — Юджин превзошёл сам себя. Мясо таяло во рту, овощи были идеально приправлены, глинтвейн согревал изнутри.

Но атмосфера была напряжённой.

Через несколько минут миссис Хотц отложила вилку и посмотрела на меня.

— Эмма, — сказала она ровным тоном, — вы действительно верите, что попадёте в рай, просто потому что верите в Христа?

Я почувствовала, как все взгляды обратились на меня.

— Ну... да, — ответила я неуверенно. — Так учит христианство. Если веришь в Христа и стараешься быть хорошим человеком, то после смерти попадёшь в рай.

Миссис Хотц усмехнулась — холодно, без юмора.

— Как удобно, — сказала она. — Я всю жизнь придерживалась правил. Соблюдала законы, традиции, была праведной, честной, работящей. Но согласно иудаизму, рай мне не гарантирован. Нужно заслужить его делами, а не просто верой. А вы... — она окинула меня взглядом, — вы ходите в коротком платье, целуетесь с мужчинами в гараже, и верите, что Бог простит вам всё, потому что вы произнесли молитву. Разве это справедливо?

Я почувствовала, как краска заливает мне лицо. Она знала про Юджина? Как?

— Я... — я не знала, что ответить. — Я не эксперт в теологии. Я просто верю в то, во что верю.

— Конечно, — миссис Хотц вернулась к еде. — Просто верите. Как легко.

Я сжала кулаки под столом, стараясь не показывать, как меня задели её слова. Закатила глаза и решила промолчать. Спорить с миссис Хотц было бессмысленно — она явно имела гораздо больше знаний об иудаизме, чем я о христианстве. Я не могла противопоставить её аргументам какие-то серьёзные богословские факты.

Но Юджин вдруг отложил вилку и посмотрел на миссис Хотц.

— С уважением, миссис Хотц, — сказал он тихо, но твёрдо, — но я думаю, что Эмма права.

Все повернулись к нему. Миссис Хотц приподняла бровь.

— Продолжайте, Юджин.

Он сделал глубокий вдох.

— В моих верованиях, мы служим богам через жертвы, ритуалы, строгое соблюдение традиций. Мы всегда в страхе — что если сделаем что-то не так? Что если прогневаем духов? Нет гарантий, нет обещаний. Только бесконечное служение и надежда, что боги будут милостивы. — Он посмотрел на меня. — Но в христианстве... там бог любви. Бог, который прощает. Который обещает своим последователям рай, прощение, вечную жизнь. Всё, что нужно — это верить и стараться быть добрым. Это... — он сделал паузу, подбирая слова, — это какие-то очень лёгкие условия. Не то что у нас, с нашими божествами.

Повисла тяжёлая тишина.

Я увидела, как лица вокруг стола изменились. Майкл напрягся, его челюсть сжалась. Мистер Смит перестал жевать, глядя на Юджина с каким-то странным выражением. Долорес замерла с бокалом в руке, её глаза расширились. Миссис Хотц побледнела, её пальцы сжали край скатерти.

Все, кроме меня, выглядели... напуганными? Или злыми? Я не могла точно определить, но атмосфера стала невыносимо напряжённой.

— Юджин, — резко сказала миссис Хотц, — вам следует быть осторожнее в словах.

— Почему? — он посмотрел на неё наигранно недоумевающим взглядом. — Я просто говорю то, что думаю.

— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — пробормотал Майкл, глядя в тарелку.

Я была в замешательстве. Почему все так странно реагируют? Юджин просто высказал своё мнение. Почему это всех так напрягает?

Прежде чем я успела что-то сказать, я увидела это.

Движение в дверях гостиной. Тень. Длинная, чёрная, скользящая по стене. Та самая тень, которую я видела в окне, в лесу.

Моё сердце остановилось.

Тень росла, вытягивалась, принимала форму. Не человеческую. Что-то высокое, худое, с длинными конечностями, изогнутыми под неестественными углами. Голова — если это была голова — была вытянутой, с чем-то, похожим на рога или ветви.

Я застыла, не в силах пошевелиться, не в силах дышать. Холод прокатился по телу волной, парализуя каждый мускул.

Сущность шагнула в комнату.

Она была сделана из теней — чёрных, колышущихся, словно дым. Но при этом плотных, реальных. Я видела, как пол прогибается под её весом. Слышала тихий скрежет, словно когти царапают камень.

Она смотрела на нас. У неё не было глаз, но я чувствовала её взгляд — холодный, древний, полный ярости.

Мой взгляд, должно быть, выдал меня. Все обернулись, следуя за моим испуганным взглядом, и увидели её.

Но никто не испугался.

Наоборот — все резко вскочили из-за стола. Стулья опрокинулись с грохотом.

— Как он здесь оказался?! — выкрикнула миссис Хотц, её лицо исказилось от ярости.

— Избавьтесь от него! — скомандовал мистер Смит.

Майкл метнулся к стене, где висело декоративное охотничье ружьё. Сорвал его, зарядил — откуда у него патроны? — и направил на сущность.

Сущность зашипела — низкий, утробный звук, от которого у меня по коже побежали мурашки — и метнулась вперёд с нечеловеческой скоростью.

Майкл выстрелил. Грохот был оглушительным в замкнутом пространстве. Я зажала уши руками, пригибаясь.

Пуля прошла сквозь сущность, словно сквозь дым, и воткнулась в стену. Существо даже не замедлилось. Оно накинулось на Майкла, и они покатились по полу в клубке теней и человеческой плоти.

— Юджин! — закричала Долорес. — Сделай что-нибудь!

Юджин стоял у стола, бледный, с застывшим лицом. Потом резко развернулся и выбежал из комнаты.

Тени начали расползаться по стенам, по потолку, заполняя гостиную. Свечи на столе одна за другой погасли, словно их задуло невидимым ветром. Огонь в камине дрогнул и потух. Электрические лампы мигнули и погасли.

Темнота окутала всё.

Я слышала звуки борьбы — удары, рычание, проклятия Майкла. Слышала, как мистер Смит что-то кричит, но не разбирала слов. Сердце колотилось так громко, что заглушало всё остальное.

Вдруг свет вернулся.

Резко, ярко, ослепляя. Я зажмурилась, потом медленно открыла глаза.

Гостиная была пуста. Никакой сущности. Майкл стоял посреди комнаты, тяжело дыша, с ружьём в руках. Его рубашка была порвана, на щеке — царапина, из которой сочилась кровь. Мистер Смит стоял у камина, поддерживая дрожащую Долорес. Миссис Хотц стояла у стола, её лицо было белым как мел. Юджин появился в дверях, держа в руке какой-то амулет — круглый, деревянный, с вырезанными символами. Тот самый символ, что я видела во сне. Я сидела, вжавшись в стул, не в силах пошевелиться. Всё моё тело дрожало. Что это было? Что только что произошло?

Повисла тяжёлая тишина. Потом миссис Хотц резко обернулась к Юджину.

— Это всё ты виноват! — закричала она, её голос был пронзительным, истеричным. — Ты и твоя дурацкая влюблённость в эту девчонку! Ты восхвалял чужого бога! Под этой крышей! Ты разозлил Его!

— Анна-Джейн, прошу вас, успокойтесь, — попытался остановить её мистер Смит, но она прервала его резким жестом руки.

— Нет! — она указала на ёлку, на украшения, на стол с праздничным ужином. — Это всё из-за этого проклятого Рождества! Из-за христианства! Мы служим другому божеству, и Он не терпит предательства! Вероломное предательство под Его крышей!

Она повернулась ко мне, и в её взгляде была не злость, а страх.

— Ты не понимаешь, где ты находишься, — сказала она тише. — Ты не понимаешь, что ты наделала.

Я открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Горло сжалось, дыхание сбилось.

Юджин стоял в дверях, бледный, с опущенной головой. Он выглядел разбитым, виноватым.

— Уберите всё это, — скомандовала миссис Хотц холодным тоном. — Мишуру, гирлянды, ёлку. Немедленно. Вынесите всё на улицу и сожгите.

— Но... — начала я.

— Немедленно! — её голос был как удар хлыста.

Мистер Смит и Майкл начали срывать украшения со стен, с ёлки. Долорес схватила скатерть и стянула её со стола, отправив тарелки и бокалы на пол с грохотом.

Я сидела, не в силах двигаться, наблюдая, как всё, что мы создали, уничтожается на моих глазах.

Долорес подошла ко мне, взяла за локоть.

— Пойдём, дорогая, — сказала она мягче. — Отведу тебя в твой номер.

— Что... что это было? — наконец выдавила я. — Что происходит? Кто... что это за существо? Почему все...

— Тише, тише, — Долорес потянула меня на ноги. — Давай просто пойдём наверх. Тебе нужно успокоиться.

— Но я не понимаю! — голос сорвался на крик, я чувствовала, как истерика поднимается из груди. — Объясните мне, что здесь происходит! Что это было?!

— Эмма, пожалуйста, — Долорес обняла меня за плечи, направляя к выходу. — Не сейчас. Потом. Я всё объясню потом.

Она вывела меня из гостиной, повела по коридору, вверх по лестнице. Я шла как во сне, ноги двигались сами, разум отказывался работать. Всё смешалось в один кошмар — тени, выстрелы, крики, этот древний холод, который исходил от сущности.

Долорес довела меня до моего номера, открыла дверь, усадила на кровать.

— Ложись и отдохни, — сказала она. — Утром всё будет лучше.

— Не будет, — прошептала я. — Ничего не будет лучше. Что это за место? Кто вы все?

Долорес посмотрела на меня долгим взглядом. В её глазах была жалость.

— Мы просто люди, Эмма. Люди, которые живут по своим правилам. — Она вздохнула. — Отдыхай. Увидимся позже.

Она вышла, закрыв дверь за собой.

Я осталась одна в темноте своего номера. Села на кровати, обхватив колени руками, и начала тихо плакать — от страха, от непонимания, от того, что мой прекрасный праздник превратился в кошмар.

Что это за отель? Что это за люди? И что это была за существо?

Я не знала ответов. Но одно было ясно — я попала не просто в изолированный горный отель.

Я попала в ловушку.

Глава 5. Откровения

Я не могла уснуть. Лежала, укутанная в одеяло, и смотрела на окно с каким-то первобытным ужасом. За стеклом бушевала метель — не обычная метель, а что-то апокалиптическое, неестественное. Снег кружился в яростном вихре, ветер выл так громко, что казалось, стены дрожат. Я никогда не видела ничего подобного. Это было похоже на ураган — тот самый вихрь, который поднял домик Дороти в небо в «Волшебнике страны Оз». Только сейчас это был не сказочный фильм, а моя реальность. Отель словно находился в самом центре бури, в эпицентре чего-то древнего и злого. Я сидела на кровати, прижав колени к груди, и не могла оторвать взгляд от окна. Тени в снежном вихре. Формы, движущиеся между деревьями. Или мне казалось?

Тихий стук в дверь заставил меня вздрогнуть.

— Эмма? — донёсся голос Долорес. — Можно войти?

Я не ответила, но дверь открылась. Долорес вошла с подносом в руках — на нём стояла тарелка с супом, чай, печенье. Она была одета в шёлковый халат, волосы распущены, на лице — выражение заботы.

— Принесла тебе поесть, — сказала она мягко, ставя поднос на прикроватную тумбочку. — Ты ничего не ела весь вечер.

Я молчала, продолжая смотреть в окно.

Долорес села на край кровати, положила руку мне на плечо.

— Внизу всё утихло, успокоилось, — сказала она. — Юджин провёл ритуал, восстановил защиту. Мы в безопасности. Бояться нечего.

— Бояться нечего? — я повернулась к ней, и моё лицо, должно быть, выражало весь тот ужас, что я чувствовала. — Долорес, что это было? Что это за существо? Откуда оно взялось?

Долорес вздохнула, отводя взгляд.

— Это... лесные духи, — сказала она тихо. — Они хищники. Они бродят по лесу, нападают на всех, кого встречают. Но мы под защитой. Здесь, в отеле, они не могут нас тронуть.

— Почему? Почему мы под защитой?

— Потому что мы служим богу, которое покровительствует этому месту, — ответила Долорес. — Юджин — наш шаман. Он проводит ритуалы, поддерживает связь с божеством. Пока он это делает, мы в безопасности.

Я смотрела на неё, пытаясь осмыслить услышанное. Божество? Шаман? Ритуалы? Это звучало безумно.

— Долорес, — мой голос дрожал, — что вообще происходит? Где мы? Что это за место?

Она посмотрела на меня долгим взглядом, потом взяла мои руки в свои.

— Эмма, дорогая, — сказала она медленно, будто подбирая слова, — в этом отеле нет живых людей. Все мы... мы призраки.

Повисла тишина. Я слышала только вой ветра за окном и стук собственного сердца.

— Что? — прошептала я.

— Мы мертвы, Эмма, — продолжила Долорес. — Все. Я, мой муж Девид, Майкл, миссис Хотц, Юджин. И ты тоже. Ты, возможно умерла по дороге, в аварии, если твою машину занесло на дороге, или как-то иначе. Ты не выжила, но и не осознала свою смерть. Но ты здесь, потому что ты мертва.

— Нет, — я попыталась вырвать руки, но Долорес держала крепко. — Нет, это не может быть правдой. Я чувствую. Я дышу. Я ощущаю вкус еды, запахи, тепло...

— Мы все это чувствуем, — кивнула Долорес. — Потому что наш разум создаёт такую реальность. Возможно, так устроена психика людей — после смерти мы продолжаем воспринимать мир так, как привыкли. Но это не значит, что мы живы.

— Нет, — я покачала головой, чувствуя, как истерика поднимается из груди. — Нет, нет, нет...

— Эмма, послушай меня, — Долорес обняла меня, прижимая к себе. — Я знаю, как это тяжело. Я тоже проходила через это. Все мы проходили. Но ты должна принять это. Ты мертва. И теперь ты здесь. И здесь ты в безопасности.

— Но почему? — я рыдала теперь, не в силах сдержаться. — Почему мне не сказали сразу? Почему вы все молчали?

— Мы хотели, чтобы ты подольше побыла... обычным человеком, — ответила Долорес. — Чтобы ты чувствовала себя живой. Хотя бы немного. Прежде чем узнаешь правду.

Я не знала, сколько времени просидела в её объятиях, плача. Может, минуты, может, часы. Время потеряло смысл.

Когда слёзы закончились, я отстранилась, вытерла лицо рукавом.

— Что теперь? — спросила я хрипло. — Что со мной будет?

— Ты останешься здесь, с нами, — сказала Долорес. — Мы семья. Мы заботимся друг о друге. И ты теперь тоже часть этой семьи.

— А если я не хочу? — я посмотрела ей в глаза. — Что если я хочу уйти?

Лицо Долорес стало серьёзным.

— Не уходи за пределы отеля, Эмма. Там опасно. Те сущности, что ты видела... их там сотни, тысячи. Если ты уйдёшь, они найдут тебя и поглотят.

— Но...

— Обещай мне, — Долорес сжала мои руки. — Обещай, что не будешь пытаться уйти.

Я не ответила. Не могла обещать то, в чём не была уверена.

Долорес вздохнула, встала с кровати.

— Постарайся немного поспать, — сказала она. — Утром мы все вместе соберёмся. Ты сможешь задать вопросы, и мы постараемся объяснить всё, что сможем. Хорошо?

Я кивнула, не глядя на неё.

Долорес вышла, тихо закрыв дверь за собой.

Я легла обратно в кровать, уставившись в потолок. Мертва. Я мертва. Это невозможно. Это абсурд.

Но где-то глубоко внутри я знала, что это правда. Все эти странности — мёртвые гаджеты, архаичная обстановка, странное поведение людей, тени в лесу. Всё складывалось в одну ужасающую картину.

Я закрыла глаза, и сон накрыл меня быстро, неожиданно.

И снова начался кошмар.

Лес. Тот самый мёртвый лес с голыми мокрыми стволами. Я бродила между деревьями, босая, в одной ночной рубашке. Грязь чавкала под ногами, холод пробирал до костей.

Я вышла на поляну. Ту самую, с символом на земле.

В центре символа сидел Юджин. Он был одет в свою обычную поварскую одежду — белые брюки, рубашка, фартук. Сидел, обхватив колени руками, опустив голову. Выглядел разбитым, потерянным.

Я подошла к нему, положила руку на плечо.

— Юджин? Ты в порядке?

Он поднял голову, и я увидела слёзы на его лице.

— Нет, — прошептал он. — Я не в порядке. Я застрял, Эмма. Я не понимаю, что происходит, что мне делать дальше. И вообще не уверен в правильности происходящего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Чего ты не понимаешь?

— Всего этого, — он обвёл рукой вокруг. — Отеля. Службы. Божества. Я служу ему уже семьсот лет. Семьсот лет! И для чего? Чтобы поддерживать иллюзию жизни для горстки душ, которые боятся двигаться дальше? Это правильно?

Прежде чем я успела ответить, что-то изменилось.

Деревья вокруг начали двигаться. Не колыхаться от ветра — двигаться. Стволы изгибались, скручивались, словно живые существа. Ветви тянулись к нам, похожие на когтистые руки.

— Юджин, — я схватила его за руку, — что происходит?

— Они чувствуют сомнение, — прошептал он. — Божество чувствует, что я сомневаюсь. И лес реагирует.

Деревья становились всё ближе, ветви почти касались нас. Я слышала шорох, треск, что-то похожее на шёпот — множество голосов, говорящих на непонятном языке.

— Мы должны уйти отсюда! — закричала я.

Но Юджин не двигался. Он просто сидел, смотря на приближающиеся деревья с каким-то отрешённым спокойствием.

Ветви обвились вокруг моих лодыжек, потянули. Я упала, пытаясь вырваться...

И проснулась.

Сидела в своей кровати, тяжело дыша, покрытая холодным потом. Комната была тихой, спокойной. За окном всё ещё шла метель, но не такая яростная, как ночью. Я не хотела спускаться вниз. Не хотела видеть их всех, притворяться, что всё нормально. Я решила остаться в номере. Но дверь моего номера распахнулась настежь, и в комнату ворвалась Долорес.

Она выглядела потрясающе. На ней было яркое блестящее шёлковое платье кораллового цвета, облегающее каждый изгиб её фигуры. Волосы были уложены в объёмные голливудские кудри, светлые пряди переливались в свете из окна. Макияж безупречен — яркие губы, подведённые глаза, румянец на щеках.

— Эмма Уилсон! — её голос заполнил всё пространство комнаты. — Что это за вид? Ты выглядишь ужасно!

Я сидела на кровати, всё ещё в той же ночной рубашке, в которой спала. Волосы растрёпаны, лицо опухшее от слёз.

— Нельзя быть такой нюней! — продолжила Долорес, подходя ко мне и дёргая за одеяло. — Вставай немедленно! Надо взбодриться!

— Долорес, пожалуйста, — я попыталась отвернуться, — оставь меня в покое.

— Ни за что! — она села на край кровати и взяла меня за подбородок, заставляя посмотреть на неё. — Да, ты мертва. Ну и что? Это не конец света. Ты всё ещё здесь, ты всё ещё можешь чувствовать, жить, наслаждаться. Разве это не чудо?

В этот момент в дверях появился мистер Смит. Он нёс поднос с едой — яичница, тосты, фрукты, кофе. Был одет в элегантный костюм, волосы аккуратно зачёсаны назад.

— Доброе утро, Эмма, — поприветствовал он меня, ставя поднос на тумбочку. — Юджин приготовил тебе завтрак. Поешь, пожалуйста.

Я посмотрела на еду, но аппетита не было.

— Я... я не понимаю, — сказала я тихо. — Как вы, супруги, остаётесь такими бодрыми и весёлыми? После того, что случилось? После того, что вы узнали о себе?

Долорес и мистер Смит переглянулись, потом Долорес улыбнулась.

— Хочешь знать нашу историю? — спросила она.

Я кивнула.

Долорес устроилась поудобнее на кровати, поджав ноги под себя, и начала рассказывать.

— Я родилась в очень богатой семье, — сказала она, и в её голосе прозвучала лёгкая ирония. — Отец — банкир, мать — светская львица. Большой дом, прислуга, частные школы, балы. Всё, что полагается девочке из хорошей семьи. Но мне было смертельно скучно. Все эти правила, условности, ожидания... Я задыхалась.

Она провела рукой по волосам, улыбаясь воспоминаниям.

— Когда мне было пятнадцать, я сбежала из дома. Просто собрала сумку, залезла в окно и ушла. Присоединилась к хиппи. Знаешь, шестидесятые — это было невероятное время. Свобода, любовь, музыка, эксперименты. Мы путешествовали, жили коммунами, меняли сознание всеми возможными способами. ЛСД, марихуана, грибы — всё, что могло расширить восприятие. Это было... волшебно.

Мистер Смит усмехнулся.

— Она до сих пор романтизирует то время.

— Потому что оно было прекрасным! — возразила Долорес. — Но, конечно, не могло длиться вечно. К началу семидесятых движение хиппи начало умирать. Слишком много передозировок, слишком много проблем. Быть хиппи стало... некомильфо. Я вернулась в отчий дом с поджатым хвостом.

Она вздохнула.

— Родители приняли меня обратно. Попыталась быть прилежной дочерью — ходить на приёмы, общаться с "правильными" людьми, найти "подходящего" мужа. Но у меня не получалось. Я всё равно оставалась собой — любила веселье, яркость, бурю эмоций. Мне нужна была жизнь, полная красок, а не это серое существование в золотой клетке.

— И как ты оказалась здесь? — спросила я.

Долорес посмотрела на мистера Смита, и они обменялись понимающим взглядом.

— Это было в середине семидесятых, — продолжила она. — Я приехала сюда с друзьями — покататься на лыжах, оторваться, повеселиться. Мы устроили вечеринку в одном из номеров. Много алкоголя, много... других веществ. Я приняла что-то — точно не помню что, какой-то новый синтетический наркотик. Думала, что это будет приятный трип. Но что-то пошло не так. — Её голос стал тише. — Я почувствовала, как сердце начало биться слишком быстро. Не могла дышать. Друзья пытались помочь, вызвали скорую, но... было уже поздно. Я умерла прямо здесь, в этом отеле.

Я посмотрела на мистера Смита.

— А вы?

Он сел в кресло у окна, сложив руки на коленях.

— Моя история менее драматична, — сказал он. — Я был профессором экономики. Жил в восьмидесятых, преподавал в университете, писал статьи, вёл вполне успешную карьеру. Работал много, отдыхал мало. Стресс, переутомление, плохое питание — типичный набор для сердечного приступа.

Он усмехнулся.

— Приехал сюда на рождественские каникулы. Хотел отдохнуть, покататься на лыжах, побыть вдали от суеты. Второй день здесь, утром, за завтраком, почувствовал боль в груди. Резкую, сдавливающую. Не успел даже позвать на помощь. Рухнул прямо за столом. Сердечный приступ.

Повисла пауза.

— Погодите, — я нахмурилась, — но вы же супруги, разве нет? Вы приехали сюда вместе?

Долорес рассмеялась.

— Нет, дорогая! Мы познакомились уже после смерти. Я умерла в семидесятых, он — в восьмидесятых. Мы встретились здесь, в отеле, когда он только появился.

— Я был в очень плохом состоянии, — признался мистер Смит. — Подавленный, злой, не мог принять того, что умер. Отказывался верить. Долорес... она помогла мне.

— Я просто показала ему, что смерть — это не конец, — сказала Долорес. — Что можно продолжать наслаждаться жизнью, даже будучи мёртвым. Мы начали проводить время вместе, и постепенно он оттаял. А потом... ну, одно привело к другому. — Она улыбнулась. — Мы влюбились.

— Мы женились здесь, в отеле, — добавил мистер Смит. — Миссис Хотц провела церемонию. Конечно, это не официальный брак, но для нас это важно.

Я слушала их, и что-то тёплое зарождалось в груди. Любовь после смерти. Это было странно, но в то же время... красиво.

— Но как вы остаётесь такими... счастливыми? — спросила я. — Как вы не сходите с ума от того, что застряли здесь?

Долорес наклонилась ко мне.

— Потому что у меня есть суперсила, дорогая.

Я моргнула.

— Что?

— У каждого призрака в этом отеле есть своя способность, — объяснил мистер Смит. — Что-то, что он умеет делать лучше всех. Что-то, что определяет его роль здесь.

— Моя способность — дарить эмоции, — сказала Долорес с гордостью. — Благодаря мне все здесь могут чувствовать радость, счастье, веселье. Я как... эмоциональный катализатор. Без меня все бы погрузились в депрессию и отчаяние. Но я здесь, и я не позволяю этому случиться.

— А Юджин, — продолжил мистер Смит, — его способность в том, что он умеет готовить. И благодаря ему мы чувствуем вкус еды. В призрачном мире еда не имеет вкуса, если её не готовит кто-то с такой способностью. Но Юджин готовит, и мы наслаждаемся каждым блюдом, как живые.

Я была ошеломлена.

— У призраков есть суперсилы?

— Не у всех, — пояснила Долорес. — Только у тех, кто остаётся в определённом месте достаточно долго. Кто находит своё предназначение. Ты тоже со временем обнаружишь свою способность.

Я молчала, переваривая информацию.

— Так что, видишь? — Долорес похлопала меня по руке. — Здесь не так уж плохо. У нас есть дом, семья, цель. Мы не просто существуем — мы живём.

— Возьми себя в руки, Эмма, — сказал мистер Смит мягко. — Прими своё новое состояние. И живи дальше. Вместе с нами.

Я посмотрела на них — на эту странную, но любящую пару — и медленно кивнула.

— Хорошо, — прошептала я. — Я попытаюсь.

Долорес просияла.

— Вот и умница! А теперь приведи себя в порядок и спускайся вниз. Пора снова стать частью этого мира.

Они вышли из комнаты, оставив меня одну. Я встала с кровати, подошла к зеркалу. Посмотрела на своё отражение — бледное лицо, красные глаза, растрёпанные волосы.

Призрак. Я призрак.

Но если Долорес и мистер Смит могли найти счастье здесь, может, и я смогу?

Я умылась, причесалась, переоделась в чистую одежду. Спустилась вниз.

На кухне я застала Майкла. Он сидел за столом с чашкой кофе, глядя в окно. Когда я вошла, он обернулся и кивнул.

— Доброе утро, — сказал он.

— Доброе, — ответила я, садясь напротив. — Ты не видел Юджина?

— Нет, — Майкл сделал глоток кофе. — Он, кажется, куда-то ушёл. Скорее всего, в лес.

Повисла пауза.

— Майкл, как ты здесь оказался? — спросила я.

— Хочешь узнать мою биографию? — спросил Майкл.

Я кивнула.

Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

— Я был шпионом, — начал он. — Из Советского Союза. Работал на КГБ. Меня отправили в Штаты, с заданием — собирать информацию, устанавливать контакты, действовать под прикрытием.

— Шпионом? — я не могла скрыть удивления.

— Да. Это было в разгар холодной войны. Я выполнял задания недалеко от этих мест. Но что-то пошло не так. Меня вычислили. ЦРУ организовало засаду. Я пытался сбежать, но... — он коротко усмехнулся, — меня убили. Выстрел в спину, где-то в горах неподалёку отсюда.

— И ты оказался здесь?

— Не сразу. Сначала я очнулся в лесу. Там бродили сущности — одичалые духи, потерявшие разум. Они нападали на меня, пытались поглотить. Но я был солдатом. Я умел драться. Мне удалось отбиться и добраться до отеля.

— И здесь ты узнал про божество?

Майкл кивнул.

— В отеле обитает сильное существо. Юджин служит этому существу. Языческое божество, древнее, как сами эти горы. Оно покровительствует душам, которые живут в отеле. Благодаря его силе мы сохраняем разум, не превращаемся в корм для тех монстров, что бродят по лесу. Пока Юджин проводит ритуалы, поддерживает связь с божеством, мы в безопасности.

— А что происходит за пределами отеля?

Лицо Майкла стало мрачным.

— За пределами — сплошное выживание. Там живут хищники, духи. Я собрал немного сведений в библиотеке и у Юджина и понял: раньше это были духи, которые получали жертвы от людей. Но после того как крестоносцы перебили язычников, жертв перестали приносить, и духи одичали — стали охотиться на любую душу, забредшую в эти края. Теперь они выживают, поглощая сущности жертв и даже друг друга. Это своего рода вампиризм — они высасывают сущность чужой души, чтобы поддержать своё жалкое существование. В отель им пробраться не удастся: он находится под защитой божества высокого ранга.

Он посмотрел на меня серьёзно.

— Я тоже могу защищать нас от этих сущностей. Это моя сила, я воин. Мне удаётся побеждать их, что большая редкость среди призраков. Но, я предупреждаю тебя, Эмма — не уходи от отеля далеко. Если эти сущности нападут на тебя и поглотят, ты не сможешь отбиться. Ты исчезнешь навсегда.

Я кивнула, чувствуя, как холод пробегает по спине.

Майкл наклонился вперёд, положил свою руку на мою.

— Оставайся здесь, с нами, — сказал он мягко. — Здесь ты в безопасности.

Я посмотрела на его руку на моей. Почувствовала дискомфорт. Его прикосновения не вызывали того тепла, что прикосновения Юджина. Я убрала руку.

— Спасибо за информацию, — сказала я, вставая. — Мне нужно найти Юджина.

Майкл откинулся назад, его лицо стало непроницаемый.

— Как хочешь.

Я вышла из кухни и отправилась на поиски Юджина. Проверила его комнату — пусто. Библиотеку — пусто. Гостиную — тоже никого. В коридоре я столкнулась с миссис Хотц. Она шла с папкой документов в руках, строгая и собранная, как всегда.

— Эмма, — окликнула она меня, — зайдите, пожалуйста, в мой кабинет. Мне нужно поговорить с вами.

Я не хотела, но отказать ей было сложно. Последовала за ней в кабинет.

Миссис Хотц села за свой стол, я — в кресло напротив. Она сложила руки перед собой и долго смотрела на меня молча, словно оценивая.

— Долорес рассказала вам правду, — сказала она наконец. — О том, где вы находитесь. О том, кто вы теперь.

— Да, — ответила я тихо.

— И как вы это приняли?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Всё ещё пытаюсь осмыслить.

Миссис Хотц кивнула.

— Понимаю. Когда я умерла, мне потребовалось много времени, чтобы принять это. Хотите услышать мою историю?

Я не особо хотела, но кивнула из вежливости.

Миссис Хотц откинулась на спинку кресла, и на её лице появилось выражение, которое я бы назвала... горечью.

— Я родилась в начале двадцатого века, — начала она. — В еврейской семье среднего достатка. Мои родители были очень религиозными людьми — соблюдали все законы Торы, все традиции. Они воспитали меня в строгости и праведности. Я знала все заповеди, все правила. Я была послушной дочерью, примерной ученицей, скромной девушкой.

Она сделала паузу, глядя в окно.

— Когда мне было девятнадцать, мои родители устроили мне брак. Старик, владелец этого отеля, вдовец без детей, искал молодую жену. Моя семья нуждалась в деньгах, он предложил хороший выкуп. Сделка была заключена.

— Вы вышли замуж за старика? — я не могла скрыть удивления.

— Да. Ему было за шестьдесят, мне — девятнадцать. Я не любила его. Но это не имело значения. В те времена женщины не имели права выбора. Я выполнила свой долг — стала его женой, вела его дом, управляла отелем. Прожила с ним двадцать лет, пока он не умер.

— И вы умерли здесь?

— Да. Через десять лет после его смерти. Зимой, во время сильной метели. Отопление сломалось, я не смогла его починить. Замёрзла насмерть в собственной спальне.

Я содрогнулась от этого образа.

— И после смерти вы оказались здесь, в отеле.

— Да, — её голос стал жёстче. — И знаете, что я почувствовала? Разочарование. Всю жизнь я была правильной. Соблюдала все законы, все традиции, была праведной, честной, работящей. Я верила, что после смерти праведные попадают в Ган Эден, в рай. Что Бог вознаградит меня за мою праведность.

Она посмотрела на меня, и в её глазах была холодная ярость.

— Но вместо рая я оказалась здесь. В этом проклятом отеле. Застряла в мире между мирами, без надежды на спасение. Где же справедливость Бога? Где моя награда за праведную жизнь?

Я молчала, не зная, что ответить.

— Я пыталась найти выход, — продолжила миссис Хотц. — Молилась, искала знаки, пыталась понять, что я сделала не так. Но ответа не было. Только тишина. И постепенно я поняла — Бога нет. Или, если Он и есть, Ему всё равно. Мы брошены здесь, и никто не придёт нас спасать.

— Но Юджин сказал, что здесь есть божество, — возразила я. — Языческое божество, которое защищает отель.

— Да, — миссис Хотц кивнула. — Это божество реально. Я чувствую его присутствие. Но это не Бог Авраама, Исаака и Иакова. Это нечто языческое, древнее, чуждое. И благодаря ему мы можем продолжать существовать здесь. Благодаря Юджину, который служит этому божеству, поддерживает связь с ним.

Она встала и подошла к окну, глядя на заснеженный пейзаж.

— Моя способность, — сказала она, — в том, что я контролирую отель. Всё, что здесь происходит — электричество, вода, чистота, порядок — это моя заслуга. Я управляющая не только по названию, но и по сути. Этот отель — продолжение меня самой.

Она повернулась ко мне.

— И я делаю свою работу хорошо. Я поддерживаю порядок. Я забочусь о душах, которые здесь находятся. Это моё предназначение теперь.

— А что за пределами отеля? — спросила я.

Лицо миссис Хотц стало ещё более суровым.

— За пределами — ничего. Пустота. Хаос. Одичалые души, потерявшие себя. Никакого рая, никакого ада в библейском смысле. Только это жалкое существование.

— Но как вы можете быть уверены? — настаивала я. — Может, рай есть, просто нужно его найти?

Миссис Хотц подошла ко мне, наклонилась, её лицо было в нескольких сантиметрах от моего.

— Эмма, — сказала она холодно, — вы умерли и оказались здесь. Не в раю. Здесь. Это значит, что всё, во что вы верили — ваш добрый Христос, его обещания, его любовь — это всё бред. Иллюзия, которой люди утешают себя при жизни. Но после смерти иллюзия рассеивается, и остаётся только суровая реальность.

— Но...

— Никаких но, — оборвала она меня. — И я велю вам больше этим бредом не морочить голову Юджину. Он наш шаман, наша связь с божеством, которое защищает нас. Если вы собьёте его с пути своими христианскими сказками, мы все окажемся в опасности. Вы понимаете?

Я кивнула, чувствуя, как гнев закипает внутри.

— Хорошо, — миссис Хотц выпрямилась. — Можете идти.

Я встала и вышла из кабинета, с трудом сдерживая эмоции. Миссис Хотц была горькой, разочарованной женщиной, и я её понимала. Но это не значило, что она права. Я подошла к окну в коридоре и посмотрела наружу. Метель немного утихла, но снег всё ещё падал, покрывая всё вокруг толстым белым одеялом. Лес выглядел безжизненным, холодным, враждебным.

Где же Юджин?

Мне нужно было поговорить с ним. Только он, казалось, понимал меня. Только с ним я чувствовала связь.

Я спустилась вниз, в гараж. Может, он там?

Гараж был тихим и холодным. Моя Honda стояла на своём месте, покрытая тонким слоем пыли. Я подошла к ней, открыла дверь...

И застыла.

Внутри, на пассажирском сиденье, сидел Юджин. Он держал мой ноутбук в руках, смотрел что-то на экране. Когда я открыла дверь, он вздрогнул и виновато посмотрел на меня.

— Эмма, — пробормотал он. — Извини, я... я просто хотел...

Я села на водительское сиденье, закрыв дверь за собой.

— Что ты делаешь? — спросила я мягко.

Он посмотрел на ноутбук в своих руках.

— Смотрел те картинки, что ты мне вчера показывала. Про Рождество. Про христианство. Я... я не могу перестать думать об этом.

Я придвинулась ближе.

— Расскажи мне свою историю, Юджин. Настоящую историю. С самого начала.

Он вздохнул, отложив ноутбук на панель.

— Я родился очень давно, — начал он тихо. — Здесь, в этих горах, жили кельты. Мой народ. Мы служили духам леса, древним богам. Приносили им жертвы — животных, иногда... иногда людей. Это была наша вера, наша традиция.

Он посмотрел на свои руки.

— Я был одним из шаманов. Молодым, но талантливым. Я проводил ритуалы, общался с духами, защищал свою деревню. Мне было девятнадцать лет, когда пришли христианские миссионеры.

— Что случилось?

— Они принесли новую веру, — продолжил Юджин. — Говорили про единого Бога, про любовь, про спасение. Многие люди в деревне заинтересовались. Некоторые даже обратились. Но шаманы выступили против. Мы видели в христианстве угрозу нашим традициям, нашим богам.

Он замолчал на секунду.

— Миссионеры пожаловались властям. Сказали, что мы — язычники, еретики, что мы приносим человеческие жертвы. Пришли солдаты. Схватили нас. И сожгли на кострах.

Я ахнула.

— Тебя сожгли заживо?

Он кивнул.

— Мне было девятнадцать. Я умер в огне, проклиная христианского Бога и его последователей.

Слёзы наполнили мои глаза.

— Юджин...

— После смерти я оказался здесь, в этом призрачном мире, — продолжил он. — Всё было хаосом. Души бродили без цели, нападали друг на друга, теряли себя. Но я помнил ритуалы. Я нарисовал символ на земле. Начал проводить службу, призывать своих богов. И они откликнулись.

— Божество, которое защищает отель?

— Да. Оно пришло. Древнее, мощное. Оно создало защиту вокруг того места, где я проводил ритуалы. Постепенно другие заблудившийся души начали приходить туда, искать убежища. Появилось здание — сначала призрачное, туманное, потом всё более чёткое. Миссис Хотц придала ему форму отеля. Другие души добавляли свои детали. И так мы создали это место.

Он посмотрел на меня.

— Я служу божеству уже семьсот лет, Эмма. Семьсот лет. Я провожу ритуалы, поддерживаю защиту, даю другим душам возможность существовать. Но я устал.

— Устал?

— Я не уверен больше в правильности происходящего, — его голос дрожал. — Мы просто поддерживаем иллюзию жизни. Застряли в этом отеле, боимся двигаться дальше. Это правильно? Или мы просто трусы, цепляющиеся за жалкое подобие существования?

Я взяла его руку в свою.

— Юджин, может быть, есть что-то большее. Что-то за пределами отеля. Рай, о котором говорит христианство. Мы просто не нашли его ещё.

— Майкл много раз делал вылазки за пределы, — сказал Юджин. — Он довольно далеко доходил. Он говорит, что там ничего нет. Только лес, одичалые духи, хаос. Ничего больше.

— Но Майкл искал не там, где нужно, — возразила я. — Он искал физическое место. А рай — это не физическое место. Это состояние души. Может, нужно искать по-другому.

Юджин посмотрел на меня долгим взглядом.

— Ты действительно веришь в это? После всего, что случилось? После того, как ты умерла и оказалась здесь?

— Да, — сказала я твёрдо. — Я верю в существование рая.

Юджин молчал несколько секунд, потом тихо сказал:

— Эмма, я уже устал от этого места. Я здесь так долго. Я готов принять свою участь и исчезнуть из этого мира. Если ты хочешь искать рай, я пойду с тобой.

Моё сердце забилось быстрее.

— Правда?

— Да, — он крепче сжал мою руку. — Давай сбежим вместе. Будь что будет.

Я обняла его, чувствуя, как слёзы катятся по щекам.

— Хорошо, — прошептала я. — Мы уйдём вместе. Будем искать рай. Вместе.

Юджин отстранился, посмотрел мне в глаза.

— Когда?

Я оглянулась на машину, на руль, на ключи, всё ещё торчащие в замке зажигания.

— Прямо сейчас, — сказала я решительно. — У нас есть машина. У меня полный бак. Мы можем уехать прямо сейчас, пока остальные не заметили.

Юджин выглядел испуганным.

— Но... божество. Если я уйду, защита отеля ослабнет. Другие будут в опасности.

— Они взрослые люди, — сказала я твёрдо. — Они сами выбрали остаться здесь. Но у нас есть выбор — остаться и застрять здесь навсегда, или рискнуть и попытаться найти что-то лучшее.

Юджин молчал, борясь с сомнениями. Потом медленно кивнул.

— Ты права. Семьсот лет — это достаточно. Пора двигаться дальше.

Я повернула ключ зажигания. Двигатель завёлся с ровным урчанием — звук показался мне самым прекрасным в мире. Звуком свободы.

Глава 6. Душа

Я повернула ключ зажигания, и двигатель Honda послушно завёлся. Звук показался мне невероятно громким в тишине гаража — казалось, весь отель должен был услышать, что мы собираемся сделать.

— Пристегнись, — сказала я Юджину.

Ворота гаража были распахнуты, и мы медленно выехали на заснеженную дорогу. Метель почти стихла — падал лишь лёгкий снег, видимость была хорошая. Серое небо нависало над лесом, но сквозь облака пробивались слабые лучи света.

Может, это знак?

Я перевела машину на передачу и медленно выехала из гаража. Холодный воздух ударил в лицо через приоткрытое окно. Снег скрипел под колёсами. Я развернулась и направила машину к дороге, ведущей вниз с горы, прочь от отеля.

В зеркале заднего вида я видела, как отель становится всё меньше. Его окна светились тёплым жёлтым светом. Он выглядел уютным, безопасным — как дом, который ты покидаешь навсегда.

Но я не оглядывалась назад.

Юджин сидел рядом, вцепившись в ручку над дверью. Его лицо было бледным, глаза широко раскрыты. Он явно нервничал — наверное, за все годы существования в отеле он ни разу не покидал его пределы так далеко.

— Всё будет хорошо, — сказала я, положив свободную руку на его колено. — Мы справимся.

Он кивнул, но не выглядел убеждённым.

Дорога вела вниз, петляя между деревьями. Я ехала медленно, осторожно — снег на дороге был глубоким, и я боялась застрять или съехать в кювет. Деревья стояли по обеим сторонам дороги — высокие, тёмные, покрытые снегом. Они выглядели почти как в моих кошмарах — голые, мокрые стволы, уходящие в серое небо.

Мы ехали минут десять, может, пятнадцать. Лес не менялся. Те же деревья, та же дорога, тот же серый свет.

— Эмма, — сказал Юджин, — мы никуда не уезжаем.

Я посмотрела на него.

— Что?

— Мы катаемся по кругу, — его голос дрожал. — Посмотри на деревья. Это те же самые деревья, что мы видели пять минут назад. То же самое место.

Я снова посмотрела на дорогу, на лес вокруг. И поняла, что он прав. То же искривлённое дерево слева. Та же поваленная ель справа. Мы проезжали мимо них уже три раза.

— Нет, — прошептала я. — Это не может быть.

— Это ловушка, — сказал Юджин, и его дыхание стало прерывистым. — Мы обречены. Мы не можем выбраться. Это всё бессмысленно.

Паника начала подниматься в его голосе. Я видела, как его руки дрожат, как пальцы сжимаются в кулаки. Он был на грани срыва.

Я резко затормозила, остановив машину посреди дороги. Повернулась к нему, взяла его лицо в ладони.

— Юджин, посмотри на меня, — сказала я твёрдо. — Послушай. Мы справимся. Я с тобой. Мы найдём выход.

— Но...

— Нет, — я прервала его. — Я не позволю тебе сдаться. Не сейчас. Не после того, как мы решились на это.

Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, полными страха и отчаяния. Я видела в них боль одиночества, семьсот лет служения чему-то, во что он больше не верил.

И я поцеловала его.

Мягко, нежно, стараясь передать через этот поцелуй всю уверенность, которую я чувствовала — или пыталась чувствовать. Его губы были холодными, но постепенно согревались под моими. Он застыл на секунду, потом ответил на поцелуй — неуверенно сначала, потом всё более страстно.

Я отстранилась, глядя ему в глаза.

— Мы вместе, — прошептала я. — И вместе мы сильнее.

Юджин смотрел на меня, и постепенно страх в его глазах сменялся чем-то другим. Надеждой. Доверием.

Он снова притянул меня к себе, и на этот раз поцелуй был более настойчивым, более требовательным. Его руки скользнули на мою талию, прижимая меня ближе. Я почувствовала тепло, разливающееся по телу, прогоняющее холод и страх.

— Эмма, — прошептал он между поцелуями, — я...

— Тише, — я положила палец на его губы. — Не надо слов.

Мы целовались долго, жадно, словно пытаясь заполнить пустоту, которая зияла в нас обоих. Руки Юджина скользили по моей спине, по бокам, исследуя, запоминая каждый изгиб. Я чувствовала, как моё дыхание учащается, как сердце бешено колотится в груди.

Я потянулась к молнии его куртки, расстёгивая её. Он помог мне, стаскивая её с плеч. Потом мою куртку, свитер. Движения были неуклюжими в тесном пространстве машины, но нам было всё равно.

Холод забрался в салон, но мы не замечали его. Между нами была только жара, только желание, только потребность почувствовать друг друга — живых, настоящих, здесь и сейчас.

Юджин притянул меня на колени, и я оказалась сидящей на нём верхом, прижавшись грудью к его груди. Его руки скользили под мою рубашку, касаясь голой кожи, и я задрожала — не от холода, а от прикосновения.

— Ты уверена? — спросил он хрипло, глядя мне в глаза.

— Да, — прошептала я. — Я уверена.

Мы занимались любовью прямо там, в машине, посреди заснеженной дороги в призрачном лесу. Это было неловко, неудобно, странно — и в то же время абсолютно правильно. В этом безумном мире, где всё потеряло смысл, это был наш маленький островок реальности. Момент, когда мы были просто двумя людьми — двумя душами, — которые нуждались друг в друге.

Юджин был нежным и страстным одновременно. Его руки исследовали каждый сантиметр моего тела, его губы целовали мою шею, плечи, грудь. Я отвечала ему с той же интенсивностью, теряясь в ощущениях, забывая обо всём, что было за пределами этой машины.

Когда всё закончилось, мы остались сидеть, обнявшись, тяжело дыша. Окна машины запотели изнутри, скрывая нас от внешнего мира.

— Эмма, — прошептал Юджин, уткнувшись лицом в моё плечо, — я... я никогда не чувствовал ничего подобного.

— Я тоже, — призналась я, поглаживая его рыжие волосы.

Мы сидели так ещё несколько минут, просто наслаждаясь близостью. Потом реальность начала возвращаться. Холод, лес, дорога, которая вела в никуда.

Я осторожно слезла с его колен, и мы начали одеваться — молча, не глядя друг на друга. Когда я застегнула последнюю пуговицу на рубашке, я повернулась к нему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Готов продолжить?

Юджин кивнул. Его лицо выглядело спокойнее, увереннее.

— Да. Готов.

Я села обратно на водительское сиденье, завела машину и продолжила движение по дороге.

Мы ехали ещё несколько часов. Свет постепенно угасал, сумерки сменялись темнотой. Я включила фары, и они высветили тот же бесконечный лес, ту же дорогу, те же деревья.

Юджин был прав. Мы катались по кругу.

— Может, попробуем другой подход? — сказала я, останавливая машину в очередной раз. — Ты говорил, что служишь богу этих мест. Может, попробуем договориться с ним? Попросить, чтобы он нас отпустил?

Юджин задумался.

— Для этого нужно провести ритуал, — сказал он медленно. — Призвать его. Поговорить.

— Тогда давай попробуем, — я выключила двигатель. — Что нам нужно?

Мы вышли из машины. Воздух был холодным, но не обжигающим. Снег под ногами был мягким, пушистым. Юджин огляделся и указал на небольшую поляну между деревьями, в нескольких метрах от дороги.

— Там, — сказал он. — Нужно открытое пространство.

Мы прошли к поляне. Она была круглой, диаметром метров пять, покрытой ровным слоем снега. Юджин опустился на колени и начал работать.

Он расчищал снег руками, обнажая землю под ним. Потом начал собирать ветки, камни, выкладывая их в определённом порядке. Я узнала символ — тот самый, что видела в своих кошмарах. Круг с линиями, расходящимися от центра, образующими что-то вроде солнца или колеса.

— Можешь помочь? — спросил он, и я кивнула.

Мы работали вместе, выкладывая символ. Юджин руководил процессом, объясняя, куда положить каждую ветку, каждый камень. Его руки двигались уверенно — он делал это тысячи раз за свою долгую посмертную жизнь.

Когда символ был готов, Юджин встал в его центр. Посмотрел на меня.

— Оставайся за пределами круга, — сказал он серьёзно. — Что бы ни случилось, не входи внутрь. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнула я, отступая на несколько шагов.

Юджин закрыл глаза и начал петь. Низким, гортанным голосом, на языке, которого я не понимала. Звуки были древними, первобытными, они, казалось, резонировали с самим лесом.

Я стояла и смотрела, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом.

Воздух внутри круга начал меняться. Сгущаться. Темнеть. Словно сама тьма стекалась к центру, где стоял Юджин.

И вдруг она обрела форму.

Существо материализовалось из тьмы — высокое, не менее двух с половиной метров, с телом, покрытым чем-то похожим на шерсть или перья — трудно было разобрать в темноте. Голова была увенчана огромными рогами, похожими на оленьи, но более массивными, более угрожающими. Глаза горели жёлтым светом, как угли в темноте.

Я застыла, не в силах пошевелиться. Каждый инстинкт кричал мне бежать, но ноги не слушались.

Существо посмотрело на Юджина, и они начали общаться. Звуки, которые издавало существо, были даже более странными, чем пение Юджина — рычание, скрежет, что-то среднее между речью и звуками животного.

Юджин отвечал на том же языке, спокойно, почтительно. Они говорили несколько минут, и я не понимала ни слова.

Потом оба — Юджин и существо — повернулись ко мне.

Жёлтые глаза уставились прямо на меня, и я почувствовала, как холод пронзает меня насквозь. Не физический холод, а что-то более глубокое — словно эти глаза смотрели не на моё тело, а прямо в душу, читая каждую мысль, каждое воспоминание, каждый страх. Юджин тоже смотрел на меня, и выражение его лица было странным. Не испуганным. Не злым. Просто... пустым. Отстранённым. Они смотрели на меня долго — может, секунды, может, минуты. Время в этом месте было такой же иллюзией, как и всё остальное. Потом существо отвернулось и снова заговорило с Юджином. Их разговор стал более интенсивным — существо произносило длинные фразы на том гортанном, нечеловеческом языке, звуки которого заставляли мою кожу покрываться мурашками. Юджин слушал, кивая, иногда задавая короткие вопросы. Его голос звучал тихо, почтительно, но я слышала в нём напряжение.

Я видела, как менялось его лицо. Сначала удивление — брови взлетели вверх, глаза расширились. Потом что-то вроде потрясения — он отшатнулся, словно существо ударило его. Затем выражение стало нечитаемым, словно занавес опустился между его мыслями и внешним миром. Разговор продолжался. Существо жестикулировало своими длинными когтистыми руками — пальцы, если это были пальцы, двигались с жуткой грацией, вычерчивая в воздухе невидимые символы. Оно указывало то на меня, то на Юджина, то куда-то в сторону, где, я предполагала, находился отель. Юджин слушал неподвижно, только его дыхание становилось всё тяжелее, облачка пара вырывались из его губ чаще и гуще. Наконец существо замолчало. Посмотрело на Юджина долгим взглядом, и в этих жёлтых глазах, горящих в темноте, было что-то вроде вопроса. Или предложения. Юджин не ответил словами — только кивнул, медленно, тяжело, словно его голова внезапно стала неподъёмной.

Существо начало растворяться. Тьма текла с него, как вода, просачиваясь обратно в землю, в воздух, в сам лес. Жёлтые глаза погасли последними — два угля, медленно остывающих в ночи, — и потом не осталось ничего. Только мы двое на заснеженной поляне, и символ из веток на земле, и тишина, такая плотная, что звенело в ушах. Юджин стоял в центре круга, не двигаясь. Голова опущена, плечи сгорблены. Он выглядел... меньше, что ли. Словно разговор высосал из него что-то важное.

— Юджин? — позвала я тихо, боясь нарушить эту странную, звенящую тишину.

Он вздрогнул, словно забыл о моём существовании. Поднял голову, посмотрел на меня, и на секунду мне показалось, что я смотрю на совершенно незнакомого человека. Потом выражение сменилось, и это снова был Юджин — но что-то изменилось. Что-то фундаментальное.

Он вышел из круга медленно, осторожно, словно боялся споткнуться. Подошёл ко мне, и я увидела, что его руки дрожат.

— Что случилось? — спросила я, взяв его за руки. Они были ледяными. — О чём вы говорили?

Юджин посмотрел мне в глаза, и в его взгляде было столько всего — боль, надежда, страх, что-то похожее на вину, — что у меня перехватило дыхание.

— Нам нужно вернуться в отель, — сказал он, и его голос звучал глухо, как будто доносился откуда-то издалека.

— Что? — я не поверила. — Но мы же сбежали! Мы ищем выход!

— Божество объяснило мне кое-что, — продолжил он, не отпуская моих рук, но и не встречаясь взглядом. Он смотрел куда-то мимо меня, в темноту леса. — Есть способ. Способ, которым ты можешь уйти из этого мира. По-настоящему уйти.

Моё сердце ухнуло вниз и взлетело вверх одновременно.

— Правда? В рай?

— Возможно, — сказал он, и эти слова прозвучали странно. — Всё будет хорошо, Эмма. Ты сможешь уйти. Я обещаю.

— А ты? — тревога вернулась, холодная и липкая. — Ты тоже?

Он молчал так долго, что я почувствовала, как паника начинает подниматься в горле.

— Я... — начал он наконец, — мне нужно подумать. Божество сказало мне что-то ещё. Что-то важное. Мне нужно время.

— Что оно сказало?

— Потом, — он наконец посмотрел на меня, и попытался улыбнуться. Получилось плохо — улыбка была кривой, не доходила до глаз. — Сейчас главное — вернуться. Чем быстрее, тем лучше.

Я хотела настаивать, хотела требовать ответов, но что-то останавливало меня. Может, выражение его лица — потерянное, растерянное, словно он сам не понимал, что с ним происходит. Или тон его голоса — в нём не было той уверенности, которая звучала раньше, когда он говорил о своих духах и ритуалах.

— Хорошо, — сказала я, сжимая его пальцы крепче. — Вернёмся.

Мы молча дошли до машины. Снег скрипел под ногами — единственный звук в мёртвой тишине леса. Юджин шёл, глядя под ноги, руки в карманах куртки, плечи поднятые к ушам. Он был весь в своих мыслях, и эти мысли, судя по его лицу, не были приятными.

Я села за руль. Юджин опустился на пассажирское сиденье. Я повернула ключ, двигатель завёлся, фары высветили белый туннель в темноте.

Перед тем как тронуться, я посмотрела на него.

— Юджин, — сказала я тихо, — что бы ни случилось дальше, знай — я благодарна. За то, что ты пошёл со мной. За то, что ты рискнул.

Он повернул голову, посмотрел на меня, и на секунду — только на секунду — я увидела в его глазах тепло.

— Спасибо, Эмма, — прошептал он. — Это... много значит.

Потом он снова отвернулся к окну, и момент был потерян.

Я включила передачу и поехала. На этот раз дорога не петляла. Не повторялась. Деревья расступались, пропуская нас, словно лес сам решил нас отпустить. Мы ехали в тишине — я не включала музыку, Юджин не говорил ни слова, только смотрел в окно на мелькающие стволы.

Двадцать минут, и впереди замерцали огни.

Отель.

Он стоял на своём месте, массивный и основательный, его окна светились тёплым жёлтым светом в холодной темноте. Дым поднимался из трубы, растворяясь в ночном небе. Выглядел он почти... уютно. Почти как дом. Но я знала теперь, что это не дом. Это клетка. Красивая, удобная клетка, но клетка. Я подъехала ближе, колёса машины скрипели по снегу, и отель рос перед нами, заполняя лобовое стекло. Гараж зиял тёмным прямоугольником справа, приглашая вернуться. Я остановила машину у входа в гараж и посмотрела на Юджина. Он всё ещё смотрел вперёд, на отель, и на его лице было выражение человека, который смотрит на собственную судьбу — и не уверен, нравится ли ему то, что он видит.

Глава 7. Happy end?

Когда мы с Юджином вернулись в отель, я едва успела заглушить двигатель, как на пороге гаража возникла миссис Хотц. За её спиной маячила Долорес, её обычно весёлое лицо было искажено беспокойством.

Миссис Хотц стояла с руками, скрещёнными на груди, и если бы взгляды могли убивать — хотя, учитывая, что мы все уже мертвы, это звучало абсурдно — я бы испепелилась на месте.

— Где вы были?! — её голос эхом отразился от стен гаража, и я невольно вздрогнула.

Я вышла из машины, Юджин последовал за мной. Он выглядел спокойным, но я видела, как напряглись его плечи.

— Мы просто... — начала я.

— Просто?! — перебила меня миссис Хотц, делая шаг вперёд. Свет из коридора падал на её лицо, выхватывая из тени острые черты, сжатые губы. — Я отправила Майкла на ваши поиски! Вы хоть понимаете, что без Юджина мы все пропадём?!

— Мы пытались найти выход, — сказала я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Мы имели право попробовать.

— Выход? — миссис Хотц фыркнула, звук был презрительным и злым одновременно. — Вы что, совсем не понимаете, что это за место? Здесь нет выхода! Никакого рая! Никакого спасения! Есть только это — отель и лес, полный одичалых духов!

Долорес шагнула вперёд, и я увидела, что её глаза красные — она плакала. Долорес, которая всегда была воплощением радости и беззаботности.

— Ты эгоистка, Эмма! — её голос дрожал. — Ты думаешь только о себе! Ты могла нас всех убить! Навсегда уничтожить! Без Юджина защита слабеет, и эти твари из леса могут пробраться сюда! Ты хоть понимаешь?!

Вина уколола меня, острая и неожиданная. Я не думала об этом. Совсем не думала, что наш побег может поставить под угрозу всех остальных.

— Я просто хотела выбраться отсюда, — сказала я тише. — Я не собираюсь сидеть сложа руки и гнить здесь вечно.

— Гнить? — миссис Хотц сделала ещё шаг, теперь мы стояли почти лицом к лицу. — Мы не гниём! Мы живём! Может, не так, как при жизни, но мы живём! У нас есть дом, семья, цель! А ты что предлагаешь? Броситься в неизвестность в поисках какого-то мифического рая?!

— Это не миф, — возразила я, чувствуя, как злость поднимается в груди. — Христос обещал...

— Твой Христос ничего не обещал! — закричала миссис Хотц, и её лицо исказилось. — Потому что если бы обещал, ты была бы сейчас в раю, а не здесь! Поймите же наконец все вы, что религия — это сказка для живых! Для мёртвых она не работает!

Повисла тяжёлая тишина. Я слышала только своё тяжёлое дыхание и далёкий вой ветра за стенами отеля.

Потом заговорил Юджин. Тихо, но все обернулись к нему.

— Нам нужно было вернуться, — сказал он, глядя на миссис Хотц. — Я провёл ритуал. Призвал божество.

Миссис Хотц замерла.

— Ты призвал его? Зачем?

— Чтобы спросить совета, — ответил Юджин, и я заметила, как дрогнул его голос на последнем слове. — И оно дало мне ответ.

— Какой ответ? — спросила Долорес, вытирая слёзы.

Юджин посмотрел на меня, и в его взгляде было столько боли, что у меня сжалось сердце.

— Эмма может уйти, — сказал он медленно. — Есть способ. Но для этого нужно провести ритуал. Очень важный ритуал. И для этого она должна быть в отеле, в безопасности, и не должна пострадать.

Все замолчали. Миссис Хотц смотрела на Юджина с недоверием, Долорес — с удивлением.

— Что за ритуал? — спросила миссис Хотц наконец, и её голос звучал подозрительно.

— Позже, — отрезал Юджин. — Сейчас главное — Эмма в безопасности. Остальное я объясню позже.

Миссис Хотц смотрела на него долгим взглядом, потом медленно кивнула.

— Хорошо, — сказала она. — Но я хочу знать всё. Позже. Без недомолвок.

— Согласен, — кивнул Юджин.

Потом он неожиданно повернулся ко мне:

— А сейчас я приготовлю ужин. Это поможет нам всем успокоиться и собраться с мыслями.

Долорес вытерла последние слёзы и слабо улыбнулась.

— Ужин — это хорошая идея, — согласилась она.

— А вы, Эмма, — миссис Хотц посмотрела на меня холодно, — идите в свой номер. Приведите себя в порядок. И не покидайте его без необходимости.

Я хотела возразить, но Юджин коротко кивнул мне — мол, сделай, как она просит. Я фыркнула, но послушалась.

Поднявшись в свой номер, я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Усталость навалилась на меня, тяжёлая и всепоглощающая. Я едва держалась на ногах.

Мне нужна была ванна. Горячая вода. Хоть немного покоя.

Я прошла в ванную комнату и открыла кран. Вода полилась с приятным шумом, пар начал подниматься, заполняя пространство. Я добавила соль для ванн — нашла её в шкафчике под раковиной, — и аромат лаванды наполнил воздух. Пока ванна наполнялась, я разделась и посмотрела на своё отражение в зеркале. Та же Эмма. Те же карие глаза, тёмные волосы, бледная кожа. Но что-то изменилось. Что-то внутри. Я больше не была той наивной девушкой, которая приехала сюда несколько дней назад. Я видела смерть. Я жила среди мёртвых. Я влюбилась в человека, который умер семьсот лет назад.

Я погрузилась в воду, и горячая вода обняла меня, смывая грязь дороги, холод леса, страх. Я закрыла глаза и позволила себе расслабиться. Мысли кружились в голове. Ритуал. Возвращение. Юджин сказал, что я могу уйти. Но как? И почему только я? Почему не все?

И почему он выглядел таким... потерянным?

Я лежала в ванне долго, пока вода не начала остывать. Потом вылезла, завернулась в большое полотенце и вышла в комнату.

И застыла.

У окна стоял Майкл.

Он стоял спиной ко мне, глядя на лес за окном, руки в карманах. Когда он услышал, как я вошла, медленно обернулся.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, инстинктивно сжимая полотенце на груди.

— Я хочу поговорить, — его голос был спокойным, но в глазах читалась что-то тёмное.

— Мы можем поговорить завтра, — я попыталась говорить твёрдо. — А сейчас я хочу отдохнуть.

— Нет, — он сделал шаг ко мне, — мы поговорим сейчас. Мы должны разобраться в наших отношениях.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У нас нет отношений, — отрезала я, чувствуя, как раздражение перерастает в гнев. — Мы провели несколько часов вместе. Это не отношения.

— Мы были близки, — настаивал Майкл, делая ещё шаг. — Между нами было что-то. Я чувствовал это. И ты тоже.

— Было, — согласилась я. — Влечение. Но не любовь. И уж точно не то, ради чего я откажусь от Юджина.

Лицо Майкла потемнело.

— Юджина? — он почти выплюнул это имя. — Этого мальчишку? Этого сопляка, который прячется за своими ритуалами и духами?

— Не смей так говорить о нём! — я шагнула вперёд, забыв о полотенце, о том, что я практически голая. — Юджин лучше, чем ты когда-либо будешь!

— Лучше? — Майкл засмеялся, звук был злым и насмешливым. — Он даже не мужчина! Он ребёнок в теле девятнадцатилетнего! Что он может тебе дать?

— Любовь, — ответила я просто. — Настоящую любовь. Не физическое влечение. Не страсть на одну ночь. Любовь.

Майкл замолчал. Смотрел на меня, и в его глазах была ярость, смешанная с болью.

— Ты не можешь просто взять и бросить меня ради него, — сказал он тише, но угрожающе. — Это неправильно.

— Я делаю то, что считаю нужным, — ответила я, стараясь держать голос ровным. — И мне не нужно твоё разрешение.

— Ты легкомысленная! — голос Майкла взлетел, лицо покраснело. — Ты недостойна меня! Ты просто... шлюха, которая раздвигает ноги перед первым встречным!

Пощёчина прозвучала как выстрел.

Я даже не заметила, как моя рука взлетела и ударила его по лицу. Майкл застыл, держась за щёку, глядя на меня с шоком.

— Вон, — сказала я холодно. — Немедленно. Или я позову Юджина, и он тебя вышвырнет.

В дверях появился Юджин, словно материализовался из воздуха. Он стоял на пороге, и его лицо было спокойным, но глаза... его глаза горели холодным огнём.

— Оставь её в покое, — сказал он тихо, но каждое слово звучало как удар.

Майкл обернулся к нему.

— Это не твоё дело, сопляк.

— Это моё дело, — Юджин сделал шаг в комнату, — когда ты оскорбляешь женщину, которую я люблю. И я требую, чтобы ты ушёл. Сейчас.

Майкл смотрел на него секунду, потом рассмеялся.

— Ты? Требуешь? Ты кто такой, чтобы мне указывать?

— Я тот, кто поддерживает защиту этого отеля, — ответил Юджин, и его голос стал жёстче. — Я тот, без кого вы все окажетесь добычей существ из леса. И я советую тебе помнить своё место, Майкл. Потому что если я решу, что ты представляешь угрозу для Эммы, я перестану защищать тебя.

Повисла тяжёлая тишина.

Майкл смотрел на Юджина, и я видела, как борьба происходит у него внутри. Гордость против страха. Ярость против инстинкта самосохранения. Инстинкт победил. Майкл резко развернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что задрожали стены.

Юджин подошёл ко мне.

— Ты в порядке?

Я кивнула, чувствуя, как дрожь проходит по телу. Не от страха. От избытка эмоций.

— Да. Спасибо, что вступился.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде было что-то новое. Что-то более тёмное, более интенсивное.

— Никто не имеет права так с тобой обращаться, — сказал он тихо. — Никто.

Он протянул руку и коснулся моей щеки. Его пальцы были тёплыми, нежными. Я закрыла глаза, прислоняясь к его ладонии.

— Эмма, — прошептал он, и в его голосе было что-то новое. Не застенчивость девятнадцатилетнего мальчика, а уверенность мужчины, который знает, чего хочет.

Я открыла глаза и посмотрела на него. Что-то изменилось в нём после встречи с божеством. Он держался иначе — прямее, увереннее. Его взгляд был более прямым, более требовательным.

— Юджин...

Он не дал мне договорить. Притянул меня к себе и поцеловал — жадно, требовательно, совсем не так, как раньше. Это не был нежный поцелуй влюблённого мальчика. Это был поцелуй мужчины, который берёт то, что хочет. Полотенце соскользнуло с моего тела, упало на пол. Я была обнажённой перед ним, но мне не было стыдно. Только желание, горячее и всепоглощающее.

Юджин поднял меня на руки — я ахнула от неожиданности — и понёс к кровати. Положил меня на простыни и замер, глядя на меня сверху вниз.

— Ты так красива, — прошептал он, и в его голосе была какая-то отчаянность. — Так чертовски красива.

Он начал раздеваться, не отрывая от меня взгляда. Стянул рубашку через голову, расстегнул брюки. Я смотрела на его тело — стройное, мускулистое, с бледной кожей, которая почти светилась в полумраке комнаты. Когда он лёг рядом со мной, я потянулась к нему, но он перехватил мои запястья и прижал их к подушке над головой.

— Нет, — сказал он тихо, но властно. — Сейчас я главный.

Что-то внутри меня вспыхнуло от этих слов. Я всегда была той, кто контролирует ситуацию, кто принимает решения. Но сейчас, в этот момент, я хотела отдать контроль. Хотела, чтобы он взял меня.

— Хорошо, — прошептала я.

Юджин улыбнулся — тёмно, обещающе — и наклонился ко мне.

То, что произошло дальше, было интенсивным, страстным, почти отчаянным. Юджин был нежным и жёстким одновременно, его руки исследовали каждый сантиметр моего тела, его губы оставляли следы на моей коже. Он доминировал, и я позволяла ему, отдаваясь полностью, теряясь в ощущениях.

Это было не похоже на то, что было в машине. Тогда мы утешали друг друга, искали близости в страхе и неизвестности. Сейчас же это было что-то другое — заявление, требование, способ сказать без слов: "Ты моя".

Когда всё закончилось, мы лежали, обнявшись, тяжело дыша. Пот остывал на коже, сердца постепенно успокаивались. Юджин положил голову мне на грудь, и я гладила его рыжие волосы, наслаждаясь моментом покоя.

— Эмма, — прошептал он после долгой тишины, — расскажи мне о твоей жизни. О том, какой она была.

Я задумалась, перебирая воспоминания.

— Нравилось тебе жить в твоей реальности? — уточнил он.

— Да, — ответила я честно. — Очень. У меня было столько возможностей. Я могла учиться чему угодно, становиться кем угодно. Женщины в моём времени свободны — мы можем выбирать профессию, партнёра, образ жизни. Никто не заставляет нас выходить замуж, рожать детей, если мы этого не хотим.

Юджин молчал, слушая.

— У нас есть интернет, — продолжала я, улыбаясь. — Я могу узнать о чём угодно за секунды. Поговорить с человеком на другом конце света. Посмотреть фильм, послушать музыку, прочитать книгу — всё это доступно мгновенно. Мы можем путешествовать — самолёты летают по всему миру. Медицина настолько развита, что болезни, которые были смертельными в твоё время, лечатся за неделю.

Я почувствовала, как Юджин напрягся.

— Я завидую тебе, — сказал он тихо. — У тебя была прекрасная жизнь. Столько возможностей, столько свободы. А я... я родился в грязной деревне, где главным достижением было дожить до двадцати лет. Меня сожгли заживо в девятнадцать только за то, что я проводил ритуалы.

В его голосе была такая боль, что у меня сжалось сердце.

— И, наверное, печально, что так всё произошло, — продолжил он. — Что ты потеряла всё это. Что ты оказалась здесь.

— Юджин...

Он поднял голову, посмотрел мне в глаза.

— А хотела бы ты вернуться в ту жизнь? — спросил он, и в его взгляде было что-то странное. Надежда? Страх?

Я замерла.

— Как это возможно? Я же... я же умерла.

— Возможно, ты не умерла, — сказал Юджин медленно, тщательно подбирая слова. — Дух, которого мы призвали, сказал мне кое-что важное. Он сказал, что не чувствует в тебе мёртвую душу. Ты... другая. Не такая, как мы.

Моё сердце забилось быстрее.

— Что ты имеешь в виду?

— Я думаю, ты не умерла, — объяснил Юджин, приподнимаясь на локте. — Не совсем. Твоё физическое тело где-то там, в твоей реальности. А твоя душа... она застряла между мирами. Вот почему ты оказалась здесь.

Я смотрела на него, не в силах поверить.

— Но... как это возможно?

— Для этого нужно провести ритуал, — сказал Юджин. — Специальный ритуал, который вернёт твою душу обратно в тело. Я не уверен на сто процентов, что это сработает, но божество сказало, что есть шанс. Хороший шанс.

Надежда вспыхнула в моей груди, яркая и обжигающая.

— Правда? Я могу вернуться?

— Да, — кивнул Юджин, но он не улыбался. — Если захочешь.

— А ты? — спросила я, хватая его за руку. — Ты сможешь уйти со мной?

Боль промелькнула в его глазах, быстрая, но я успела её заметить.

— Нет, — прошептал он. — Мы все мертвы, Эмма. По-настоящему мертвы. Наши тела давно истлели в земле. Нам возвращаться некуда. Но ты... ты можешь вернуться. Можешь продолжить жить свою прекрасную жизнь.

— Но я не хочу без тебя, — сказала я, чувствуя, как слёзы наполняют глаза. — Я люблю тебя, Юджин.

Он коснулся моего лица, вытирая слезу.

— И я люблю тебя. Именно поэтому я хочу, чтобы ты вернулась. Подумай, Эмма. Хочешь ли ты остаться с нами и прожить оставшуюся вечность в этом месте, в этом отеле? Застрять здесь навсегда, повторяя одни и те же дни, одни и те же разговоры? Или ты хочешь вернуться в свою жизнь, в свою реальность, где у тебя есть будущее, возможности, свобода?

Я молчала, борясь с эмоциями.

— Подумай, — повторил он, вставая с кровати. — Мне нужно идти. Подготовиться к ритуалу, если ты решишь вернуться. А тебе нужно время, чтобы принять решение.

Он оделся быстро, не глядя на меня. У двери он остановился, обернулся.

— Что бы ты ни решила, Эмма, — сказал он тихо, — знай, что я всегда буду любить тебя. Даже если ты уйдёшь. Даже если я никогда больше тебя не увижу.

Он вышел, тихо закрыв дверь за собой.

Я осталась одна в темнеющей комнате, завернувшись в простыни, и думала.

С одной стороны — Юджин. Человек, которого я полюбила больше, чем кого-либо в жизни. Семьсот лет одиночества, и я стала его светом. Как я могу бросить его?

С другой стороны — моя жизнь. Семья, друзья, мечты, планы. Всё, что я хотела сделать, кем хотела стать. Двадцать один год — это так мало. У меня впереди должно быть ещё столько времени.

Я провела остаток ночи без сна, переворачиваясь с боку на бок, взвешивая каждый аргумент.

К утру я всё ещё не приняла решение. Но когда первые лучи солнца пробились сквозь окно, я поняла, что знаю ответ. Глубоко внутри я всегда его знала.

Я слишком люблю Юджина. Я не могу его оставить. Лучше провести вечность здесь, с ним, чем вернуться в мир без него.

Я встала, привела себя в порядок, оделась. Решение принято.

Но когда я собиралась спуститься вниз, чтобы сказать Юджину о своём выборе, в дверь постучали.

— Кто там? — спросила я.

— Это мистер Смит, — донёсся знакомый голос. — Можно войти? Мне нужно с тобой поговорить.

Я открыла дверь. Мистер Смит стоял в коридоре, одетый в элегантный костюм-тройку, как всегда безупречный. Но лицо его было серьёзным.

— Что случилось? — спросила я, впуская его в комнату.

Он прошёл внутрь, сел в кресло у окна. Я осталась стоять.

— Я хочу объяснить тебе, как я понял ситуацию, — начал он, складывая руки на коленях. — Юджин ввёл всех в курс дела этой ночью. Все в отеле знают, что ты физически жива, и, честно говоря, все тебе жутко завидуют.

Я моргнула.

— Завидуют?

— Конечно, — он грустно улыбнулся. — У тебя есть то, чего нет у нас, — шанс. Шанс вернуться, прожить жизнь заново. Мы бы все отдали что угодно за такую возможность. Но у нас её нет. А у тебя есть.

Я опустилась на край кровати.

— Мистер Смит, я хочу остаться с Юджином. Я уже приняла решение.

Он покачал головой.

— Это не получится, Эмма. Никак.

— Почему?

— Потому что я подозреваю, что твоё физическое тело сейчас в коме, и если там, в реальности, твоё физическое тело умрёт, пока ты находишься здесь, то твоя душа не останется с нами, — объяснил он терпеливо. — Ты при жизни была крещённой, верно?

Я кивнула.

— Ты веришь в Христа. У тебя есть божество, которому ты служила при жизни — пусть и не так, как Юджин служит своим духам, но ты молилась, ходила в церковь, старалась быть хорошим человеком. И после смерти ты окажешься на суде Божьем.

— Но...

— Учитывая, что Христос, согласно Библии, любил прощать всех и вся, — продолжил мистер Смит, — ты почти наверняка попадёшь в рай. Христиане, как полагается по учению, в ад не попадают ни за какие грехи, если они искренне верят и раскаиваются. А ты искренне веришь, я это вижу.

Я смотрела на него, пытаясь осмыслить его слова.

— Поэтому вероятность того, что ты после смерти физического тела здесь не задержишься, очень высока, — закончил мистер Смит, глядя на меня с сочувствием. — Ты уйдёшь в рай. А Юджин останется здесь. Навсегда. Вы всё равно не будете вместе.

Слова ударили меня, как ледяная вода.

— Но... но я хочу быть с ним, — прошептала я, чувствуя, как слёзы наполняют глаза.

— Я понимаю, — мистер Смит наклонился вперёд, его голос стал мягче. — Любовь — это прекрасно. Особенно здесь, в этом мёртвом мире. Но иногда любовь означает отпустить. Иногда самое любящее, что ты можешь сделать, — это выбрать жизнь, а не смерть.

— Но как я могу его бросить? — спросила я, и слёзы уже текли по щекам. — Он будет один. Опять.

— Он не будет один, — возразил мистер Смит. — У него есть мы. Эта странная, дисфункциональная семья. Мы позаботимся о нём. Но ты, Эмма... у тебя есть шанс, которого нет ни у кого из нас. Не трать его.

Он встал, подошёл к двери.

— И ещё одно, — сказал он, обернувшись. — Не тяни с этим. Чем дольше ты здесь, тем выше вероятность, что твоё тело умрёт там, в больнице. Врачи могут решить отключить аппараты. Семья может потерять надежду. Каждый час на счету.

Он вышел, оставив меня одну с моими мыслями. Я сидела на кровати долго, обхватив колени руками, плача. Мистер Смит был прав. Я знала, что он прав. Но от этого не было легче. Наконец я вытерла слёзы, умылась холодной водой, нанесла немного косметики, чтобы скрыть красные глаза.

Приняла решение.

Я вернусь. Не потому, что не люблю Юджина. А потому, что люблю. И именно поэтому я должна жить — за нас обоих.

Я спустилась вниз. Отель был тихим, спокойным. Утреннее солнце лилось через большие окна, превращая всё в золото.

На кухне, как всегда, был Юджин. Он стоял у плиты, что-то готовя. Когда я вошла, он обернулся и улыбнулся — но улыбка не дошла до глаз.

— Доброе утро, — сказал он. — Я приготовил тебе завтрак. Кое-что особенное.

Он показал на поднос, стоящий на столе. Там были взбитые сливки, свежая клубника — откуда он её взял зимой? — шоколадная стружка, маленькие пирожные.

— Это выглядит восхитительно, — сказала я, подходя к нему. — Но откуда...

— Не спрашивай, — он улыбнулся загадочно. — Магия повара. Или магия призрака. Не важно.

Я поцеловала его, долго, нежно.

— Можем позавтракать вместе? — спросила я. — Где-нибудь... особенном?

— Конечно, — он взял поднос. — Пойдём в гостиную. Там красиво утром.

Мы устроились на диване перед камином. Огонь потрескивал уютно, свет играл на стенах. Мы ели молча сначала, наслаждаясь вкусом, близостью.

Потом я положила вилку и посмотрела на него.

— Я приняла решение, — сказала я тихо. — Я хочу вернуться в своё тело.

Юджин замер. Потом медленно кивнул.

— Я понимаю, — его голос был ровным, но я видела боль в его глазах. — Это правильное решение.

— Мне будет грустно, — призналась я, чувствуя, как слёзы снова подступают. — Я буду скучать по тебе каждый день. Каждый час.

— И я по тебе, — он взял мою руку. — Но я приму твоё решение. Потому что я хочу, чтобы ты жила. По-настоящему жила.

— Ты можешь устроить этот ритуал? — спросила я.

— Да, — он кивнул. — Но только ночью, в полночь. Когда граница между мирами тоньше всего.

— Хорошо, — я сжала его руку. — Тогда давай проведём этот день вместе. Весь день. Как будто это наш последний день.

Он улыбнулся, грустно, но тепло.

— Это будет лучший день в моей жизни. Ну, или в моей смерти.

Мы закончили завтрак, и Юджин предложил:

— Хочешь покататься на лыжах? В последний раз?

— Да, — кивнула я. — Очень хочу.

Мы оделись тепло и вышли на склон. Снег блестел на солнце, воздух был свежим и холодным. Мы катались несколько часов, смеясь, падая, помогая друг другу подняться. Это было прекрасно — просто, беззаботно, как будто мы были обычной парой, наслаждающейся зимним днём.

Потом мы вернулись в отель, и Юджин повёл меня в один из номеров люкс — тот самый, с джакузи.

— Я попросил всех оставить нас в покое сегодня, — объяснил он, наполняя ванну горячей водой. — Весь день только для нас.

Мы разделись и погрузились в джакузи. Горячая вода окутала нас, пузырьки щекотали кожу. Я прислонилась к Юджину, положив голову ему на плечо.

— Как они все мне надоели, — неожиданно сказал Юджин, и в его голосе была усмешка. — Никогда не понимал их, особенно мистера и миссис Смит, которые просто не могут оторваться друг от друга. Постоянные прикосновения, поцелуи, намёки. Это было... чуждо мне.

— А теперь? — спросила я, улыбаясь.

— А теперь, находясь вместе с тобой, я начал понимать, — он повернулся, посмотрел мне в глаза. — Когда ты любишь кого-то по-настоящему, ты не можешь насытиться. Хочешь касаться, целовать, быть рядом каждую секунду. Я тоже не хотел бы расставаться с тобой. Никогда.

Я поцеловала его, медленно, наслаждаясь каждой секундой.

— Им никто не мешает, — сказала я. — У них есть вечность вместе.

— Я попросил их всех не мешать нам сегодня, — повторил Юджин. — Они все злятся немного на то, что ты можешь вернуться в свою жизнь. Расстроены. Но я обещал, что вечером мы все соберёмся за ужином. Прощальным ужином.

— Что ты приготовишь? — спросила я, прослеживая пальцем линию его челюсти.

— Пиццу, — ответил он с гордостью. — Ты объяснила мне, что это такое, и я изучил рецепт в одной из книг в библиотеке. Хочу попробовать.

— Это будет интересно, — рассмеялась я. — Пицца от средневекового кельтского шамана.

— Эй, — он ущипнул меня за бок, и я взвизгнула. — Я быстро учусь.

Мы вылезли из джакузи и переместились на огромную кровать. Остаток дня мы провели там — разговаривая, смеясь, занимаясь любовью, просто лёжа в обнимку. Каждый момент был драгоценным, каждая секунда — подарком.

Юджин рассказывал мне о своей жизни до смерти — о деревне, где он вырос, о лесах, которые он исследовал, о ритуалах, которым его учили наставники. Я рассказывала ему о современном мире — о машинах, самолётах, компьютерах, обо всём, что казалось бы ему волшебством.

— Если бы у меня был второй шанс, — сказал он задумчиво, глядя в потолок, — я бы хотел жить в твоём времени. Учиться в университете, путешествовать, пробовать всё, что может предложить мир. Свобода, которую ты описываешь... это похоже на сон.

— Может, в следующей жизни, — сказала я, целуя его в плечо.

— Если такое существует, — он повернулся ко мне. — Может, мы встретимся снова. В другое время, в другом месте.

— Я бы хотела этого, — прошептала я.

Время летело слишком быстро. Казалось, только что был рассвет, а уже солнце клонилось к закату, окрашивая небо в оттенки оранжевого и розового.

Юджин встал, начал одеваться.

— Мне нужно идти готовить ужин, — сказал он. — Приведи себя в порядок, оденься красиво. Пусть это будет особенный вечер.

Я кивнула и тоже начала собираться.

Час спустя я спустилась в гостиную. Я надела платье — чёрное мини, облегающее, с декольте. Завила волосы, нанесла макияж. Хотела выглядеть красиво для Юджина в последний раз.

В гостиной уже собрались все. Мистер и миссис Смит сидели на диване, держась за руки. Долорес была в одном из своих ярких нарядов, украшенном бисером и блёстками. Миссис Хотц выглядела более мягкой, чем обычно, в простом элегантном платье. Даже Майкл был здесь, хотя держался в стороне, у окна.

Когда я вошла, все обернулись.

— Эмма, — Долорес встала и подошла ко мне, — ты выглядишь великолепно.

— Спасибо, — улыбнулась я.

Миссис Хотц подошла следующей. Она выглядела неловко, но решительно.

— Эмма, — начала она, — я хочу принести свои извинения. Я всегда завидовала тебе. Твоей раскрепощённости, искренности. Ты можешь говорить, что думаешь, и не боишься осуждения. Я провела всю жизнь, боясь того, что скажут другие. А ты... ты свободна. Даже здесь, в смерти, ты свободнее, чем я была когда-либо.

Её голос дрожал, и я увидела слёзы в её глазах.

— Я принимаю ваши извинения, — сказала я, обнимая её. — И прошу прощения, если причинила вам боль.

Мы обнялись, и я почувствовала, как что-то тёплое разлилось в груди. Прощение. Примирение.

Долорес и мистер Смит подошли вместе.

— Эмма, ты молодец, — сказала Долорес, её глаза были полны слёз, но она улыбалась. — Ты хорошо используешь свой второй шанс. Будь у меня такая возможность, я бы обязательно прожила свою жизнь лучше. Я бы не тратила время на наркотики и пустое веселье. Я бы нашла что-то настоящее. Что-то важное.

— Мы оба бы сделали многое иначе, — добавил мистер Смит. — Но у тебя есть этот шанс. Не трати его, Эмма. Живи полной жизнью. За всех нас.

Мы обнялись втроём, и я чувствовала их тепло, их любовь.

Майкл подошёл последним. Он выглядел неловко, руки в карманах, взгляд в сторону.

— Эмма, — сказал он, — я не особо огорчён ситуацией. То есть, огорчён, конечно, что ты уходишь. Но больше всего огорчён тем, что ты выбрала этого сопляка Юджина вместо меня, настоящего мужчины.

Он попытался улыбнуться, но получилось кривовато.

Я закатила глаза, но подошла и обняла его.

— Прощай, Майкл, — сказала я. — Береги себя.

Он неловко похлопал меня по спине и отступил.

В этот момент из кухни вышел Юджин, неся большой поднос. На нём была пицца — не идеальная, немного кривоватая, но пахнущая восхитительно.

— Ужин готов! — объявил он с гордостью.

Мы все уселись за большой стол в столовой. Юджин разрезал пиццу на куски и раздал всем. Мистер Смит разлил шампанское в бокалы.

— За Эмму, — поднял он свой бокал. — За её второй шанс. За её жизнь. Пусть она проживёт её достойно и счастливо.

— За Эмму! — хором откликнулись остальные.

Мы чокнулись и выпили. Шампанское было сладким, игристым, праздничным. Пицца оказалась удивительно вкусной — Юджин действительно быстро учился. Мы ели, разговаривали, смеялись. На несколько часов всё казалось нормальным, как будто мы были просто группой друзей, собравшихся за ужином. Но потом часы в холле пробили одиннадцать, и реальность вернулась.

Юджин встал.

— Нам пора, — сказал он тихо, протягивая мне руку.

Я взяла её и поднялась. Все остальные остались сидеть — провожать нас они не стали. Это был наш момент, только наш.

Мы вышли из отеля через боковую дверь. Ночь была холодной, ясной. Луна висела над лесом, полная и яркая, заливая всё серебристым светом. Звёзды усыпали небо, больше звёзд, чем я когда-либо видела. Юджин повёл меня по тропинке в лес, на ту самую поляну, где он раньше проводил ритуал. Снег скрипел под ногами, наше дыхание превращалось в облачка пара.

На поляне уже был готов круг — веточки, камни, символы, всё разложено с точностью и заботой. В центре горели свечи, их пламя дрожало на ветру.

— Встань в центр, — сказал Юджин, его голос был серьёзным, почти торжественным.

Я вошла в круг и встала между свечами. Юджин остался снаружи.

Он поднял руки и начал петь. Низким, гортанным голосом, на том древнем языке, который я не понимала. Звуки были первобытными, мощными, они резонировали с самой землёй под ногами. Ветер начал подниматься. Сначала слабый, потом сильнее, сильнее. Снег закружился вихрем вокруг поляны. Деревья качались и скрипели. Свечи мерцали, но не гасли.

Я стояла в центре этого урагана, и волосы хлестали меня по лицу, платье билось на ветру. Но я не боялась. Я доверяла Юджину. Он продолжал петь, и его голос становился громче, пронзительнее. Воздух вокруг меня начал менять консистенцию — становился плотнее, вязким, как вода.

Потом появилось существо.

Оно материализовалось из тьмы между деревьями — высокое, с рогами, с горящими жёлтыми глазами. Оно подошло к краю круга и остановилось, глядя на меня. Юджин закончил петь и повернулся к существу. Они обменялись несколькими фразами на том гортанном языке. Существо кивнуло и протянуло свою когтистую руку к центру круга, ко мне. Я почувствовала, как что-то невидимое схватило меня — не больно, но крепко, непреодолимо. Словно гигантские пальцы обхватили мою душу.

— Юджин! — закричала я, внезапно испугавшись.

Он бросился ко мне, вошёл в круг — что-то, чего делать было нельзя, я помнила его предупреждение — и обнял меня, удерживая.

— Всё хорошо, — прошептал он мне на ухо, хотя ветер ревел так громко, что я едва слышала. — Не бойся. Это просто возвращает твою душу в тело.

Невидимая сила тянула меня, всё сильнее, всё больнее. Я вцепилась в Юджина, не желая отпускать.

— Спасибо тебе за всё, — сказала я, глядя ему в глаза. — Ты был лучшим, что случалось со мной в жизни. Я никогда тебя не забуду.

— Прости меня, — внезапно сказал он, и в его голосе была такая боль, такая вина.

— За что? — я не поняла. — Ты не сделал ничего плохого.

Он посмотрел мне в глаза, и в его взгляде было что-то страшное. Что-то окончательное.

— Между любовью к тебе и любовью к своему богу, — прошептал он, — я выбрал второе.

Я не успела спросить, что он имеет в виду.

Вспышка.

Яркая, ослепляющая, как будто взорвалось солнце. Я закричала, но не слышала своего голоса.

Потом темнота.

***

Писк. Ритмичный, монотонный. Писк машины.

Голоса. Далёкие, приглушённые, но становящиеся всё чётче.

— ...пульс восстанавливается...

— ...давление поднимается...

— ...она возвращается...

Веки были тяжёлыми. Невероятно тяжёлыми. Но постепенно удалось их приоткрыть.

Яркий свет. Белый потолок. Лица в масках, склонённые сверху.

— Эмма? — взволнованный голос. — Эмма, ты слышишь меня?

Слабое движение головой. Попытка кивнуть.

— Пульс есть! — торжествующий крик. — Она с нами! Мы её вернули!

Руки, прикасающиеся, проверяющие. Свет в глаза. Голоса, отдающие команды. Всё расплывалось, темнело снова.

— Дайте ей отдохнуть. Она в безопасности теперь.

Темнота. Сон.

***

Следующее пробуждение было спокойнее. Тишина больничной палаты, мягкий свет через окно. Запах антисептика и чистого белья. Медленный поворот головы. За окном — горы. Альпы. Заснеженные вершины на фоне голубого неба, сияющие в лучах солнца.

Дверь открылась. Вошёл доктор — седеющий мужчина средних лет с добрым лицом.

— А, мисс Уилсон, — он улыбнулся. — Как приятно видеть вас в сознании. Как вы себя чувствуете?

— Странно, — хриплый голос. Горло болело. — Что... что случилось?

Доктор сел на стул рядом с кроватью.

— Вы попали в серьёзную аварию четыре дня назад, по дороге в Альпы. Ваша машина съехала с дороги во время метели. К счастью, позади вас ехали люди, которые увидели аварию, вытащили вас и немедленно доставили в больницу.

Пауза. Осмысление информации.

— Вы были в коме, — продолжил доктор. — С серьёзной травмой головы. Мы боялись... ну, неважно. Главное, что вы вернулись к нам. Это почти чудо, мисс Уилсон.

Он поднялся.

— Вам повезло. Очень повезло. У вас есть второй шанс на жизнь. Используйте его мудро.

Доктор вышел. В палате снова стало тихо.

Взгляд снова устремился к окну, к горам. Рука медленно поднялась, пальцы шевельнулись. Согнулись, разогнулись. Живая плоть.

Следующие дни прошли в обследованиях, тестах, вопросах. На третий день приехала мама — женщина лет пятидесяти с заплаканными глазами.

— Эмма! Боже мой, Эмма! — она бросилась к кровати, обнимая. — Я так боялась, что потеряю тебя!

Неловкие объятия в ответ.

— Всё хорошо, мам. Я здесь. Я в порядке.

Говорили долго. Мама рассказывала о переживаниях, о молитвах, о надежде.

Через неделю — выписка. Мама настояла на возвращении домой в Бостон для восстановления.

***

Прошло полгода.

Эмма Уилсон вернулась в университет, закончила семестр, получила степень. Устроилась на работу в международную компанию, занимающуюся культурным обменом и изучением древних традиций. По вечерам она изучала странные тексты — древние, написанные на языках, которые не должна была знать. Кельтские ритуалы, шаманские практики, языческие верования.

И начала их возрождать.

Статьи в интернете. Посты в социальных сетях. Семинары. Лекции. Группы практикующих. Люди тянулись к этому. К чему-то древнему, настоящему, мощному. Она путешествовала, встречала единомышленников, учила ритуалам, проводила церемонии. Её называли талантливой. Удивлялись её глубоким знаниям в таком молодом возрасте. Спрашивали, где она всему этому научилась.

«Просто чувствую это», — отвечала она с загадочной улыбкой.

***

Год спустя после аварии Эмма сидела в кафе в Бостоне, редактируя статью о возрождении кельтских традиций в современном мире. Дождь стучал по окнам, люди спешили по улицам под зонтами.

К её столику подошла официантка — молодая девушка с приятной улыбкой.

— Ещё кофе? — спросила она, и вдруг остановилась, внимательно вглядываясь в лицо посетительницы. — Извините, но... я могла бы поклясться, что у вас карие глаза. Когда вы заходили, я точно заметила карие глаза. Но сейчас, глядя на ваши зелёные глаза...

Она замолчала, смущённо улыбнулась.

— Наверное, освещение странное сегодня. Простите.

Официантка ушла.

Эмма — или та, кто носил это имя — медленно достала телефон и включила фронтальную камеру. Посмотрела на своё отражение.

Лицо Эммы Уилсон. Но глаза больше не были карими.

Они были изумрудно-зелёными.

Улыбка тронула губы — не совсем женская, не совсем та, что была раньше у Эммы. Что-то более древнее, более знающее промелькнуло в этих зелёных глазах.

— Второй шанс на жизнь, — прошептала она негромко, глядя на своё отражение. — Я использую его, чтобы воскресить свою веру. Свою настоящую веру.

Она выключила камеру, допила кофе и вернулась к статье.

За окном продолжал идти дождь. Мир продолжал вращаться. А где-то далеко, в заснеженных Альпах, отель «Забвение» стоял на краю лимба, его окна светились тёплым жёлтым светом. И в одной из комнат, у окна, стояла девушка с тёмными волосами и карими глазами глядя на лес и думая о жизни, которую у неё забрали.

КОНЕЦ

Конец