Меня подарили дракону в нагрузку к землям. Серия: Как меня ебали

Пролог

Ком боли застревает в горле, мне становится трудно дышать. Я цепляюсь взглядом за узоры мраморного пола королевского дворца, чтобы не выдать своих настоящих эмоций.

Земли моего отца, герцогство Шаль, место которое мой род защищал ценой собственных жизней… Просто отдают.

— Как подданная королевства Туан, вы, леди Тиана Шаль, обязаны выйти замуж за герцога Фредерика Ардеона, — голос короля звучит непреклонно, словно приговор. — Ради мира. Я уже подарил ваши земли ему в знак примирения и дописал в указе необходимость взять вас в жёны. Герцог Ардеон уже дал своё согласие.

Я, пытаясь не дрогнуть. Не поднять взгляда на Его Величество Ландела Туана, а перед глазами встаёт образ моего отца, Гордона Шаля, погибшего на этой войне, защищая наши границы.

И теперь я должна выйти замуж за их герцога? Предать отца? Стать частью королевства, которое долгие годы было нашим злейшим врагом? Отправится в Ирритан, что столько лет осаждал Туан?

Из-за них наши люди голодали и гибли, а теперь я, герцогиня Шаль, должна смириться с тем, что мои земли отдали им?

Внутри всё сжимается от ярости, но я не могу ничего ответить. Это был приказ короля.

— Вы же понимаете, что это меньшее из зол, — голос Его Величества становится мягче.

И это самое ужасное. Сердце делает пару долгих глухих ударов. Я понимаю.

— Да, Ваше Величество, — практически одними губами произношу я.

Мой голос тихий, но уверенный. И он отлично скрывает ту бурю из чувств, боли и эмоций, что творится сейчас где-то в груди.

— У герцога было право взять вас как военный трофей, не обременяя себя брачными узами. Вы должны быть ему благодарны.

Благодарна?! Я единственная наследница титула и свои двадцать один являюсь самой завидной невестой Туана.

Благодарна за что?

— И, да, — словно невзначай добавляет Его Величество, вновь заставляя моё сознание дрогнуть. — Герцог Ардеон дракон. Не вижу смысла этого скрывать, раз уж вы станете его женой.

По спине пробегает ледяной озноб, а я впиваюсь взглядом в лицо мужчины с ненавистью глядя на своего короля.

Дракон?! Ни за что я не выйду замуж за дракона!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1

Все мои скромные пожитки убираются всего в один грузовой экипаж. Для герцогини это слишком мало, но для бедственного положения Туана больше, чем достаточно. Я могла бы продать и больше своих вещей, если бы были покупатели.

Из прислуги вместе со мной в Ирритан направляются две служанки и два кучера. Такой себе штат верных подданных на территории врага, но будем распоряжаться тем, что имеем.

Я до сих пор жалею, что так и не говорю тех слов королю. И ненавижу себя за то, что не смогла ему отказать.

Дорога занимает несколько дней, каждый из которых становится для меня пыткой. Мы проезжаем через опустошенные войной деревни, мимо полей, где ржавеет сломанная броня, смешиваясь с первой послевоенной травой.

И самым жестоким ударом становится граница. Там, где еще пахло Туаном, где знакомый до боли лес упирается в холмы Шаля, теперь стоят новые, чужие пограничные столбы с высеченным на них драконом, гербом герцога Ардеона.

Я отворачиваюсь, закусив губу до боли. Мои земли. Боль моего отца. Теперь всё это часть Ирритана.

Я пытаюсь найти в себе силы дышать ровно и не поддаваться эмоциям. У меня уже есть план, есть задумка, и я должна быть сильной ради своего народа. Ради того, чтобы на этих землях колосились злаки, а не велись сражения.

Когда показываются зубчатые стены замка Ардеона, сердце уходит в пятки, а я едва малодушно не приказываю кучеру развернуть повозку.

Замок мрачен и величествен одновременно. Он высечен из темного камня, будто его не строят, а он выдран когтями из недр горы.

С каждым мгновением я понимаю, что ничего общего здесь нет с солнечными, воздушными замками Туана. Я до сих пор в карете, а уже задыхаюсь от тяжести, внезапно навалившейся на мои плечи.

Карета останавливается во внутреннем дворе. Я делаю глубокий вдох, собираясь с духом.

Ты герцогиня Шаль. Ты последняя из своего рода. Ты здесь, чтобы выжить. Чтобы найти виновных. Чтобы отомстить.

Для этого ты будешь милой. Будешь послушной. Будешь идеальной женой. Я повторяю это как мантру, выравнивая дыхание.

Дверца кареты отворяется. Я принимаю гордую, холодную позу и готовлюсь увидеть управителя или капитана стражи. Раз я не у главного входа, значит герцог не желает афишировать приезд невесты.

Возможно в таком случае и свадьба не состоится.

Но там, куда направляется мой взгляд, стоит он.

Все мысли испуганно разбегаются в разные стороны.

Высокий. Невероятно статный, с широкими плечами, подчеркнутыми идеально сидящим темным камзолом. Черные, как смоль, волосы откинуты назад, открывая строгие, но до неприличия красивые черты лица. Настолько красивые, что кажутся неестественными. Высокие скулы, решительный подбородок, губы, сложенные в усмешку, которой, казалось, не было.

Он не похож на чудовище. Он похож на бога из старых легенд.

Но это он. Я знаю это с первой же секунды, еще до того, как нахожу в себе силы поднять взгляд на его глаза.

Холодные пронзительные глаза с вертикальными зрачками, как у хищной кошки. В них нет ничего человеческого. Это пугает больше чем предстоящее замужество.

И аура исходит от него волнами, плотная, почти осязаемая. От нее перехватывает дыхание и сжимается сердце. Это древнее, первобытное могущество. Безраздельная власть. И тихая, леденящая душу ярость, прикрытая маской аристократичности.

Это аура хищника, который знает, что добыча сама пришла к нему в логово.

Он медленно проходит взглядом по моей фигуре, по моему лицу, и в его глазах мелькает что-то оценивающее, изучающее.

Добыча сейчас я.

— Леди Шаль, — рокочущий голос бархатными волнами разливается по моему сознанию. — Приветствую вас в замке рода Ардеон. И настоятельно рекомендую забыть о своих планах.

***

А я приветствую вас в своей новой истории! Она будет с огоньком, эротикой и противостоянием героев. Выход прод первые две недели ежедневно, затем перейду на график пять дней и суббота-воскресенье: выходные.

Ваше внимание ценно для меня, а звёздами книге вы можете покормить моего муза) ну или покорить его своими комментариями!

И дальше приглашаю вас познакомиться с героями и подобрать для них визуалы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тиана Шаль

А начнём мы с нашей дорогой Тианы. Жизнь у неё не простая. Мама погибла, когда девушка была маленькой. Отца она потеряла год назад на войне Туана и Ирритана.

И после такого ещё один удар, прямо в самое её сердце. Нашей девочке 21, как я уже и сказала. Но в условиях военного времени о браках особенно не думали. Да и находится герцогство Шаль как раз на границе двух королевств.

Она решительная и упрямая героиня, адекватная аристократка и надеюсь она вам ещё понравится.

Пока предлагаю выбрать визуал, который откликнется вашему сердечку.

1.

2.

3.

4.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Фредерик Ардеон

А вот и наш суровый таинственный дракон. Герцог Фредерик Ардеон. Будущий муж и бывший враг. Ему скоро тридцать, что для дракона не так уж и много, но нашей девушки он всё равно старше.

Виноват ли он в смерти отца Тианы? Именно его герцогство ближе всего к Шаль и Туану.

Зачем он согласился на свадьбу и какие цели преследует? Это мы узнаем вместе с нашей герцогиней.

По статусу они равны, но он фактически на стороне победителя. А потому как сложатся их отношения пока загадка.

Как и с Тианой предлагаю вам на выбор четыре варианта.

1.

2.

3.

4.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2

Я пытаюсь рассуждать логически, хотя в такой ситуации оказываюсь впервые. Он ведь не читает мои мысли? Просто предполагает, что какие-то планы у меня могут быть.

А потому мои губы растягиваются в безупречной светской улыбке, не касаясь глаз, и я решаюсь ответить мужчине:

— Не имею ни малейшего представления о каких планах идет речь, ваша светлость, но мне лестно от того, что вы удостоили меня чести и встретили лично.

Да. Безупречно. Как и должна говорить герцогиня, за спиной которой целые земли и народ. Он не усомнится в моей покорности, а тем временем…

Его губы трогает едва заметная, холодная усмешка. Казалось, он не поверил ни единому слову. Но кивает, формально принимая мои правила игры.

— Элси покажет вам ваши покои. Отдохните с дороги, — его низкий, вибрирующий голос, кажется, проникает прямиком под кожу, отзываясь глухим эхом. — Ужин в восемь. Не опаздывайте.

Он разворачивается и уходит так же бесшумно, как и появляется, оставив после себя лишь ощущение внезапно снятого давления и запах холодного дыма. Я едва не рухнула обратно в карету, дрожащими руками опираясь о дверцу.

Ко мне тут же подбежала пожилая женщина в строгом платье экономки. Видимо, та самая Элси. Ее лицо было непроницаемо вежливым, но в глазах читалась отстраненная холодность. Вражеская холодность.

— Прошу вас, леди, за мной.

Меня провожают по бесконечным, похожим на ловушку каменным коридорам. Замок внутри такой же мрачный, как и снаружи. Тяжелые гобелены с изображениями драконов, факелы в железных скобах, бросающие тревожные тени. Ни уюта, ни тепла. Логово. Самое настоящее логово.

Покои, которые мне отвели, роскошны. Широкий балкон с видом на мои бывшие земли.

Большое резное ложе под балдахином, туалетный столик из темного дерева, даже камин уже растоплен. Всё для того, чтобы я чувствовала себя дорогой, желанной пленницей.

— Его светлость позаботился о вашем комфорте, — безэмоционально произносит Элси. — В вашем распоряжении четверо служанок.

В дверь тут же робко стучат, и в комнату воходит вереница девушек в одинаковых платьях. Местная прислуга. Они опускают глаза, стараясь не смотреть на меня прямо.

У меня появляется чувство, что они шпионы. Все до единой.

Я стараюсь сделать свой голос мягким, но не допускающим возражений.

— Благодарю его светлость за заботу. Это более чем достаточно. Однако я привыкла обходиться помощью своих горничных, что приехали со мной. Их будет вполне достаточно.

На лице Элси на мгновение мелькает удивление, быстро смененное все той же иллюзией вежливости.

— Как пожелаете, леди. Но если что-то понадобится…

— Я не постесняюсь попросить, — конечно же, вру я.

Как только дверь закрывается за ней и чужими служанками, я прислоняюсь к ней спиной, закрыв глаза. Тишина. Наконец-то тишина.

Я одна в центре вражеской территории. С моими двумя верными девушками, которые сейчас разбирают вещи, шмыгая носами от переживаний.

Я подхожу к балкону и сжимаю холодные каменные перила. Отсюда, с высоты, мои земли, земли Шаль, кажутся такими беззащитными и чужими.

Где-то там, на одном из этих полей, пал мой отец. Сражённый пламенем дракона.

Его пламенем?

Этот вопрос грызёт меня изнутри, как червь. Я знаю лишь, что отец погиб от драконьей атаки на главном фронте. А Фредерик Ардеон самый могущественный дракон Ирритана. Логика подсказывает ужасающий ответ, но мне нужны доказательства. Я должна найти их. Ради отца. Ради себя.

Вечером я надеваю одно из своих платьев нежного бирюзового цвета в оттенок моих глаз и спускаюсь в столовую. Меня встречает огромный, пустой зал с длинным столом, за которым сидит лишь он один.

Ужин проходит в гнетущем молчании. Мой будущий муж не пытается завести светскую беседу. Его драконьи глаза время от времени останавливаются на мне тяжелым изучающим взглядом. Я заставляю себя есть, хоть каждый кусок встаёт в горле комом. Я чувствую себя мышью, за которой наблюдает сытый кот.

— Вам понравилось? — внезапно спрашивает он, отпивая из бокала темно-красное вино.

— Комнаты? Да, благодарю вас. Они прекрасны, — отвечаю я, опуская взгляд на тарелку. Хотя мне нет дела до того, в какой комнате я буду жить.

— Я не о комнатах, — поправляет он мягко, и в его голосе звучит опасная, хищная нотка. — Я о видах. С балкона открывается такая перспектива.

Он словно знает, куда я смотрела и о чем думала. Я заставляю себя поднять на него глаза и встретить этот холодный взгляд.

— Перспектива и впрямь впечатляющая.

Больше мы не обмениваемся ни словом. Но я чувствую это гнетущее напряжение, исходящее от него. Было ли это угрозой? Не знаю. Примет ли он моих людей или будет использовать Шаль против меня?

Не могу быть уверена, но сделаю всё, чтобы мои люди больше не страдали.

Вернувшись в свои покои, я с наслаждением скидываю платье, отпускаю горничных и остаюсь одна. Я молюсь, чтобы эти стены поглотили меня, чтобы этот кошмар закончился. Я умываюсь ледяной водой, пытаясь смыть с себя ощущение его взгляда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И только я собираюсь потушить свечи и рухнуть в постель, как дверь в мои покои распахивается без единого стука.

На пороге стоит он.

Фредерик Ардеон. Босой, в простых шёлковых штанах, закатанных до колен. Его торс, мощный и иссечённый причудливыми шрамами, которые, кажется, светятся в полумраке едва уловимым перламутром, обнажён.

Мокрые черные волосы сбиты на лоб. Он словно только что вышел из купальни.

Он входит, закрывает дверь за собой и облокачивается о её массивную деревянную поверхность, скрестив руки на груди.

Его глаза, зрачки которых в темноте расширились, пристально смотрят на меня, на мою простую ночную сорочку, на растрепанные волосы.

Воздух перестаёт поступать в легкие. Сердце колотится где-то в горле. Я инстинктивно рвусь к халату, набрасывая его на себя, чувствуя себя абсолютно голой и беззащитной перед этим внезапным вторжением.

— Ваша светлость, — выдавливаю я, и мой голос звучит как испуганный шепот. — Что вы… Что это значит?

Дракош невероятно благодарен всем, кто поставил звёздочки.

Глава 3

Герцог не отвечает сразу. Его взгляд, тяжелый и медлительный, скользит по комнате, по моим нераспакованным сундукам, задерживается на скромном горшке небольшим цветком на туалетном столике. Моей единственной вещице, напоминающей о доме.

А потом возвращается ко мне. К моим губам. К моим глазам, наверное, слишком широко открытым от шока.

Я невольно рассматриваю его. Мокрые черные волосы, спадающие на лоб. Капли воды на мощной грудной клетке, медленно скатывающиеся по рельефу мышц и теряющиеся в линии штанов.

Шрамы. Их так много. Старые, серебристые, и кажется, будто они не светятся, а впитывают в себя лунный свет, очерчивая историю сражений на его коже.

Он огромный. И не просто высокий. Широкий. Реальный. От него исходит не только аура власти, но и физическое тепло, жар, будто от раскалённых камней.

Я чувствую, как по моим щекам разливается предательский румянец, и тут же отвожу взгляд, уставившись в камин. Стыд и ярость борются во мне.

Стыд потому что я заметила его физическое совершенство. Ярость потому что он заставил меня это заметить.

— Я пришёл узнать, всё ли устроено так, как вам угодно, — наконец произносит Фредерик. Его голос в тишине комнаты звучит ещё глубже, ещё бархатнее. — Элси доложила, что вы отказались от прислуги замка. Герцогине Ардеон такое не подобает.

Его тон ровный, но в нём слышится лёгкое, насмешливое недоумение.

Но я всё ещё герцогиня Шаль, пусть и формально. Как будто он имеет право решать, что мне подобает. Возмущение подкатывает к горлу, смывая часть страха. Я делаю глубокий вдох, собирая всю свою волю в кулак, и поднимаю на него взгляд, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

— А герцогу подобает в таком виде входить без стука в спальню к незамужней леди? — выпаливаю я.

Его брови чуть приподнимаются. Кажется, я его удивила. В его необычных глазах вспыхивает искра интереса.

— Вы моя невеста. Формальности излишни.

— Это ещё не объявлено официально, — парирую я, сжимая ткань халата. — Кто знает, что вы задумали? Может, завтра вы передумаете и решите выбросить меня к воротам, как тот самый трофей.

Я бросаю ему в лицо его же слова, его же цинизм. Сердце стучит как бешеное. Я перешла черту. Но он сам её пересёк первым.

Он отталкивается от двери и делает шаг вглубь комнаты. Воздух снова становится густым, тяжёлым для дыхания.

— Вам следует быть осторожнее в своих выражениях, леди Шаль.

— Я лишь соблюдаю рамки приличия, — не отступаю я, чувствуя, как трепещет где-то глубоко внутри, но не сдаюсь. — И до свадьбы не желаю оказываться в ситуациях, которые могут порочить мою честь.

Он замирает. И затем тихий, холодный смех вырывается из его груди. В этом смехе нет ничего весёлого.

— Честь? — он произносит это слово так, будто это редкая, экзотическая диковинка. — На войне, леди, за честью мало кто следил. Вы, дочь военного генерала, должны это знать. Вы же не раз посещали казармы Туана. Уверен, ваша честь не раз была запятнана.

Что-то внутри меня обрывается. Теряется. Рушится. Весь мой план быть идеальной, покорной невестой. Вся моя выдержка. Всё, что осталось от меня самой после смерти отца, после предательства короля, после этой дороги сюда.

Я не думаю.

Рука сама протягивается к тяжелой хрустальной вазе на столике у кровати. Я чувствую её холодную гладкость. И следующее, что я осознаю, так это миг когда ваза уже летит в него со всей силы моей накопленной ненависти, боли и унижения.

Он даже не шевелится. Просто слегка отклоняет голову, и ваза пролетает в сантиметре от его виска, чтобы разбиться о дверь с оглушительным треском. Осколки хрусталя, словно мои непролитые слёзы, разлетаются по полу.

Я дышу так тяжело, будто только что пробежала милю. Грудь вздымается, в глазах стоит туман. Я смотрю на него, ожидая ярости. Ожидая, что он сейчас превратится в того самого дракона и испепелит меня.

Но он смотрит на меня так, будто видит впервые. Смотрит на осколки, потом на моё искажённое яростью лицо.

— Вон, — шиплю я, и голос мой срывается. — Сию же секунду вон из моей комнаты! Если ваша цель унижать меня с самого начала, то о каком уважении в этом браке может идти речь?!

Он медленно выпрямляется. Его лицо снова становится непроницаемой маской. Но в глубине этих драконьих глаз что-то шевелится. Что-то тёмное и опасное.

— Уважение, — произносит он тихо, — заслуживают. А не требуют криками и дурным поведением.

Он поворачивается, его взгляд скользит по осколкам на полу.

— Приберёте за собой. Утром мы продолжим наш разговор о правилах.

И он выходит. Так же бесшумно, как и вошёл. Оставив меня одну с биением сердца в ушах, с дрожью в коленях и с осколками моей собственной ярости у ног.

Я проиграла этот раунд. С треском. Но черт возьми, я заставила его увидеть во мне не просто вещь.

И я боюсь даже подумать, чем он ответит на это.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дракош искренне благодарен за звёздное внимание

Глава 4

Я осторожно собираю осколки вазы трясущимися руками, заворачиваю в платок и прячу зачем-то на дно сундука.

Следы моего безумия. Моей слабости.

Я не должна была показывать ему свои когти так рано. Но что сделано, то сделано. Теперь надо было держаться.

Ночь кажется мне невероятно долгой и тревожной. Каждый скрип за стенами, каждый шорох ветра за балконом заставляет меня вздрагивать, ожидая, что дверь снова распахнется.

Я ещё долго ворочаюсь на огромной кровати, которая кажется мне чужим, враждебным островом в море темноты.

Перед глазами всё ещё стоит его оценивающий взгляд. Заинтересованный. Как будто я из разряда серых безжизненных игрушек перешла в категорию любопытной диковинки.

И это пугает куда больше прямой угрозы.

С первыми лучами солнца, пробивающимися сквозь тяжелые шторы, в комнату входят мои служанки, Элис и Мари. Их лица сегодня бледны, глаза очерчивают тёмные круги, словно они тоже не спали.

Мы молча обмениваемся взглядами, полными понимания и страха. Они были моим крошечным островком дома в этом каменном море.

— Какое платье, госпожа? — тихо спрашивает Элис, открывая сундук.

Я подхожу к ней и провожу рукой по тканям. Яркие цвета, вышивка, дорогие ткани… Нет. Не сейчас.

Сейчас не время пытаться сиять. Сейчас время стать тенью. Стать крепостью. Неприступной и холодной.

— Бежевое, — говорю я. — Шелковое, без отделки.

Элис кивает, понимающе достает именно то платье. Строгого кроя, с высоким воротником и длинными рукавами. Цвета пыли, песка, сливочного камня. Цвет, в котором можно раствориться.

Они помогают мне одеться, их пальцы быстры и ловки. Я стою перед зеркалом, пока Мари укладывает мои светлые волосы в тугую, идеально гладкую ракушку на затылке. Ни одной выбившейся прядки. Ни намёка на мягкость или небрежность.

Я смотрю на свое отражение. Бледная кожа. Холодные бирюзовые глаза. Простое платье, сливающееся с моими волосами в единый бледный силуэт.

Я напоминаю себе мраморную колонну в зеркале. Или призрак. Именно такой я и хочу сейчас казаться. Бесстрастной. Непробиваемой. Неуязвимой.

В этом образе нет ни капли той девушки, что в ярости швырнула в дракона вазу. Эта девушка спрятана глубоко внутри, за слоями шелка и льда. И мне нужно их как можно больше, чтобы выстоять при следующей встрече.

— Его светлость ожидает вас к завтраку, — робко сообщает Мари, завязывая последнюю ленту на моем платье сзади.

Мое сердце на мгновение замирает, но ни одна мышца на моем лице не дрогнет. В отражении на меня смотрит герцогиня. Холодная. Чужая.

— Хорошо, — говор спокойным тихим голосом.

Я делаю последний вздох, выпрямляю спину и направляюсь к двери. Мое бежевое платье не шуршит, оно скользит бесшумно, как и я сама должна скользить по этому замку. Не привлекать внимания. Наблюдать. И ждать.

Я выхожу в коридор, и моя тень, длинная и бледная, ложится на каменные плиты передо мной. Первый шаг к новому дню. К новой битве, которая будет вестись не криками, а молчанием.

Я готова. Или, по крайней мере, должна казаться готовой.

Завтрак сегодня подают в небольшом солнечном зале с видом на внутренний двор. Казалось бы, уютная обстановка, но каждый стук моих каблучков по каменному полу отдаётся эхом в этойнапряженной тишине.

Герцог уже сидит во главе стола, погруженный в чтение какого-то письма. На нем одет темный, строгий камзол, и он сегодня выглядит как воплощение собранности и власти.

У меня сразу создаётся разительный контраст с тем полуобнаженным дикарем, что ворвался ко мне прошлой ночью.

Стоит мне подойти к своему месту, где меня уже ждут приборы, как Фредерик поднимает на меня взгляд. Его янтарные глаза скользят по мне с ног до головы. Он медленно, без спешки изучает меня.

Я молча сажусь, расправляя складки своего бежевого платья. И почему-то мысленно готовлюсь к атаке.

Но его голос, когда он начинает говорить почему-то звучит ровно и спокойно.

— Надеюсь, вы хорошо отдохнули. Элси доложила, что вам больше ничего не требуется.

— Всё необходимое у меня есть, благодарю вас, — я стараюсь не смотреть на мужчину рядом, чувствуя неловкость в его присутсвии, особенно после вчерашней сцены.

Он откладывает письмо и берёт свой бокал, разглядывая меня сквозь налитую в нём воду.

— Этот цвет вам к лицу, — замечает он неожиданно. — Выглядите как одна из тех мраморных колонн в руинах древнего храма на юге. Безупречно. И безжизненно.

— Я ценю точность ваших сравнений, ваша светлость, — отвечаю я, чувствуя, как к щекам приливает румянец.

— Вы можете чувствовать себя здесь гостьей, леди Тиана. Располагайтесь. Гуляйте по садам. Читайте в библиотеке. — Он делает небольшую паузу, пронзая меня взглядом. — Остального вам пока не стоит касаться. Пока вы лишь моя невеста, а не жена, я не могу доверить вам никакие дела по управлению. Даже вашими бывшими землями. Вам придется смириться с ролью наблюдателя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вот он. Удар. Точный, расчетливый и смертельно унизительный. Он не просто отстраняет меня. Он мягко, с ледяной вежливостью, указывает мне мое место.

Красивая, бесчувственная колонна. Украшение. Никакой реальной власти. Никакого влияния. Никакого шанса узнать что-либо или кого-либо.

Внутри всё закиппет в одно мгновение. Мои пальцы невольно сжимаются вокруг ножа. Он думает, что может запереть меня в этой золотой клетке и заставить смотреть, как он распоряжается наследием моего отца?

Пусть думает.

Я поднимаю на него взгляд, выдерживая это давление и натягиваю строгую улыбку. Киваю.

— Я понимаю. Благодарю за честность, ваша светлость.

Глава 5

Дни тянутся в одном и том же ледяном ритме. Я становлюсь призраком в собственном будущем доме. Тенью, скользящей по бесконечным коридорам. Я гуляю по садам, где каждый куст подстрижен с военной точностью, читаю в библиотеке пыльные фолианты на языке, который до недавнего времени был для меня языком врага. Я идеальна. Бесстрастна. Непробиваема. Та самая мраморная колонна.

Но чем безупречнее моя маска, тем громче звучат вокруг шепоты.

Впервые я замечаю это в библиотеке. Две служанки перетирают пыль на дальней полке, их головы близко наклонены друг к другу.

—

…ещё не женаты, а он уже к ней ходит по ночам…

— долетает до меня обрывок фразы, и я замираю, сжимая в руках книжный переплет.

—

Говорят, на прошлой неделе видели, как он поздно выходил из её покоев. Без слуг…

Кровь ударяет мне в виски. Они говорят о том вечере. Они видели его у моей двери. И они делают свои, самые грязные и очевидные выводы.

Я поворачиваюсь и прохожу мимо них, не изменившись в лице, словно не услышала ничего. Но внутри всё сжимается в тугой, болезненный комок.

Моя репутация, моё доброе имя, ради которого я старалась держаться в рамках приличий, всё это уже было растоптано. В глазах слуг я уже не пленная невеста. Я становлюсь чем-то гораздо более презренным. Девушкой, которая позволила себе всё до свадьбы.

С тех пор я ловлю на себе эти взгляды постоянно. Быстрые, украдкой, полные любопытства и брезгливого интереса. Горничные замка смотрят на мой плоский живот, как будто ожидают уже увидеть там признаки “последствий” ночных визитов герцога.

Старший лакей при подаче блюда касается моих пальцев дольше, чем следовало, и в его глазах читается наглое предположение.

Даже Элси смотрит на меня теперь с новой, ледяной усмешкой в уголках губ. Она вежлива, но в её “Да, леди Шаль” и “Как пожелаете, леди Шаль” звучит теперь непрошибаемая уверенность в моей падшей природе.

Самое ужасное в том, что я не могу ничего опровергнуть.

Не могу крикнуть им, что он пришёл ко мне лишь для того, чтобы унизить, а я швырнула в него вазой. Это лишь сделает меня ещё большим посмешищем. Невестой, которую не только используют, но и открыто презирают.

Фредерик, кажется, ничего не замечает. А может, замечает и получает от этого извращённое удовольствие.

Он холодно корректен на наших редких совместных трапезах. Он спрашивает, не нужна ли мне новая одежда, не желаю ли я послать письмо в Туан, при этом зная, что у меня там нет никого, кто ждал бы весточки.

Он играет в гостеприимного хозяина, в то время как стены его замка медленно, но верно душат меня грязными сплетнями.

Однажды за обедом я не выдерживаю.

— Ваша светлость, — начинаю я, и мой голос звучит чуть хрипло от напряжения. — Слуги относятся ко мне с излишним фамильярным любопытством. Возможно, стоит…

Он поднимает на меня свои янтарные глаза, в которых читается плохо скрываемая скука.

— Слуги всегда сплетничают, леди Тиана, — перебивает он меня, отрезая ножом кусок мяса. — Если вас что-то смущает в их поведении, вы, как будущая хозяйка, вольны сделать им выговор. Или вы ждёте, что я буду контролировать каждый их взгляд?

В его тоне сквозит насмешливое презрение.

— Вы даже не представили меня официально, — совершаю ещё одну попытку.

— Зачем? Это и так всем известный факт.

Я замолкаю, чувствуя, как жгучий стыд заливает мои щёки. Он снова ставит меня на место. Напоминает, что я здесь никто. Даже права сделать выговор горничной у меня по-настоящему нет.

В тот вечер я стою на балконе, глядя на темнеющие холмы Шаля, и впервые за долгое время позволяю себе тихо плакать от бессильной ярости и унижения. Он выигрывает этот раунд. Без единого выстрела.

Он превращает меня в посмешище в моём же новом доме.

Тихий стук в дверь заставляет меня вздрогнуть и быстро вытереть лицо. На пороге стоит одна из местных горничных, та, что помоложе, с испуганными глазами.

— Леди Шаль? К вам письмо. Из Туана.

Она протягивает мне сложенный вчетверо листок, не поднимая глаз. Я машинально беру его. Письмо? Конверта уже нет, значит мою корреспонденцию не просто проверяют, и сейчас об этом открыто говорят мне.

Кто мог мне написать?

Развернув его, я вижу короткое, неуверенное письмо от управляющего моими, вернее, бывшими землями. Он пишет о проблемах с поставками зерна, о том, что новые управители от Ирритана ничего не понимают в местных нуждах, и умоляет меня о заступничестве.

Сердце сжимается. Это первая весточка из моего прошлого. Первый крик о помощи. И я абсолютно беспомощна что-либо изменить.

И тут до меня доходит. Горничная всё ещё стоит в дверях, наблюдая за мной со странным, затаённым выражением лица. Она ждёт моей реакции. Ждёт, чтобы побежать и доложить кому-то, с каким выражением лица я читаю это письмо.

Они не просто сплетничают. За мной наблюдают.

Лёд окончательно сковывает мою душу. Я медленно, с абсолютно бесстрастным лицом, подхожу к камину и бросаю письмо в огонь. Я смотрю, как пламя пожирает бумагу, слова и надежды, превращая их в пепел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы можете идти, — говорю я горничной, не оборачиваясь. — Никакого ответа не требуется.

Я слышу, как дверь тихо закрывается. Я остаюсь одна. Совершенно одна. Окружённая врагами, слухами и взглядами, полными презрения.

Дракош снова здесь и невероятно вам рад) Спасибо всем, кто ставит звёзды, мой муз ими питается!

Глава 6

Как помочь своим людям? Как совладать с прислугой?

Эти мысли мучают меня весь следующий день. Я беру для вида книгу из библиотеки и возвращаюсь в свою комнату, сославшись на плохое самочувствие. Нет. Мне точно нужен план. Так дело не пойдёт, а только хуже станет.

Но что я могу?

Я не могу писать открыто. Не могу приказывать. Не могу даже сделать выговор, не рискуя быть униженной снова. Моё оружие — тишина и наблюдение. Но этого недостаточно. Мне нужно… влияние. Пусть даже призрачное.

Идея приходит ко мне поздно вечером, когда я в сотый раз перебираю в голове унизительные сцены с горничными. Они боятся Фредерика. Они боятся Элси. Но они презирают меня. Что, если… что, если я заставлю их бояться хоть чуточку и меня?

Они уже считают меня способной на всё. На ночные визиты к герцогу. На распутство. На интриги. Что, если я оправдаю их ожидания? Но не так, как они думают.

На следующее утро я совершаю свою обычную, бесцельную прогулку по восточному крылу. Я знаю, что в это время там обычно работает младшая горничная, та самая, что принесла письмо. Та, что с испуганными глазами. Лина. Кажется, её зовут Лина.

Я нахожу её в нише у окна, где она с усердием, которого не заслуживает эта проклятая пыль, протирает подоконник.

— Девочка, — говорю я тихо, останавливаясь позади неё.

Она вздрагивает так, будто её ударили током, и чуть не роняет тряпку. Её глаза расширяются от страха.

— Леди Шаль! Я… я сейчас закончу и уйду.

— Успокойся, — мой голос ровный, холодный, без единой эмоции. Я смотрю на неё, как смотрела бы на насекомое. — Ты принесла мне то письмо. Интересно, много ли ещё писем ты приносила и не донесла?

Её лицо становится мелово-белым. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, запротестовать, но я не даю ей и шанса.

— Не оправдывайся. Мне всё равно. Но запомни: у меня длинная память. И я очень не люблю, когда мои вещи трогают без спросу. Даже если это бумага.

Я делаю маленькую паузу, позволяя ей прочувствовать вес этих слов. Позволяя страху сделать свою работу.

— И передай остальным, — добавляю я ещё тише, так, что она инстинктивно наклоняется ко мне, — что сплетни опасное занятие. Особенно о тех, кто имеет доступ в спальню к их господину. Кто знает, какие ещё истории я могу ему нашептать о нерадивых служках.

Я вижу, как по её лицу проходит судорога ужаса. Она представляет себе всё сама. Моё влияние, которого на самом деле нет. Мою месть, на которую я пока не способна. И этот намёк на особую близость с герцогом, который они сами же и придумали, теперь оборачивается против них.

— Я… я ничего не говорила, леди Шаль! Клянусь!

— Молодец, — говорю я спокойно и уверенно. — Так и продолжай. Молчать.

Я разворачиваюсь и ухожу, оставив её дрожать. Моё сердце колотится как бешеное, но спина прямая, а шаг твёрдый.

Я намеренно выбрала именно её. Пусть она и действует не по собственной воле, а по чужой указке. Я точно знаю, что этот разговор слышали другие, и вот они точно разнесут мои слова дальше, ведь за каждым моим шагом следят.

Эффект проявляется не сразу. Но через день-другой я замечаю перемены. Взгляды, которые раньше были наглыми и оценивающими, теперь быстро отводятся. Горничная, разносящая утренний чай, кланяется мне чуть ниже. Старший лакей больше не задерживает мою руку.

Они не уважают меня. Они боятся. Боятся той тени, которую они сами же и создали. Боятся женщины, которая может шептать на ухо дракону.

Это крошечная победа. Ничтожная. Но она даёт мне глоток воздуха.

Однажды, проходя мимо полуоткрытой двери в кабинет управителя, я слышу обрывок фразы:

— …пересмотреть квоты на зерно для Шаля. Герцог приказал ускорить интеграцию…

Я замираю, прижавшись к стене, сердце замирает. Шаль. Мои земли. Интеграция. Это то, о чём писал управляющий.

Я рискую, заглядывая в щель. Управитель, краснолицый мужчина с седыми бакенбардами, разговаривает с кем-то из офицеров. На столе перед ним разложены карты и отчёты.

— …но почвы там бедные, после боёв. Прежние методы не годятся… — ворчит управитель.

Они не справляются. У них не получается. Идея приходит в голову внезапная, дерзкая и безумная. Они не знают моих земель. А я знаю. Я знаю каждое поле, каждый каприз местного климата.

Я отхожу от двери, прежде чем меня заметят, и возвращаюсь в свои покои, а в голове уже зреет план. Безумный, опасный план.

Вечером я являюсь на ужин не в своём обычном бежевом платье-невидимке, а в платье глубокого синего цвета, цвета ночного неба Туана. Я не убрала волосы в тугой пучок, а уложила их мягкими волнами на плечи.

Фредерик, как всегда, уже сидит за столом. Его взгляд задерживается на мне дольше обычного. В его глазах мелькает лёгкое удивление, но ничего более.

— Вы выглядите отдохнувшей, леди Тиана.

— Воздух замка пошёл мне на пользу, ваша светлость, — отвечаю я, садясь и с лёгкостью, которой сама от себя не ожидала, расправляю салфетку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы едим в молчании первые два блюда. Я чувствую его взгляд на себе. Он ждёт. Ждёт, в чём подвох.

— Ваша светлость, — начинаю я, когда подают десерт. — Сегодня я невольно подслушала разговор вашего управителя. Кажется, у него возникают трудности с землями Шаля.

Он откладывает вилку. Его взгляд становится тяжёлым, предостерегающим.

— И?

— И мне показалось, что проблема в незнании местных особенностей. Почвы там требуют особого подхода. Я выросла там. Я знаю эти земли как свои пять пальцев. — Делаю паузу, встречая его взгляд. — Я могла бы дать совет. Анонимно. Через вашего управителя. Если сочтёте нужным.

Глава 7

Тишина, повисшая после моих слов, кажется гуще супа, что остывает в моей тарелке. Фредерик не двигается, его пальцы все так же лежат на ручке ножа, но я вижу, как напрягаются мышцы его предплечья.

Его взгляд, тяжёлый и пронизывающий, изучает меня, ищет подвох, ложь, скрытый умысел.

“Дура”, — проносится у меня в голове. Это авантюра. Безумие. Он никогда не согласится.

— Анонимно? — наконец произносит он, и в его голосе звучит лёгкая, холодная усмешка. — Вы хотите помогать, но скрывать своё участие? Скрытность редко рождает доверие, леди Шаль.

Я чувствую, как по спине бегут мурашки. Он видит меня насквозь. Видит мой страх, моё нежелание открыто связывать своё имя с чем-либо, что могло бы обернуться против меня.

— Я не ищу доверия, ваша светлость, — отвечаю я, заставляя свой голос звучать ровно. — Я предлагаю инструмент. Решение проблемы, которая, как я понимаю, существует. Воспользоваться им или нет – ваше право.

Он откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. В его позе читается расслабленная мощь хищника, наблюдающего за прыжками загнанной дичи.

— Предположим, я согласен. Каков ваш инструмент? С чего бы вы посоветовали начать управителю, который, по вашему мнению, ничего не смыслит в землях Шаля?

Это тест. Ловушка, замаскированная под вопрос. Если я ошибусь, если мои знания окажутся поверхностными, он будет наслаждаться моим унижением. Но если я сделаю всё правильно…

Я делаю небольшой глоток воды, давая себе секунду на раздумье. Воспоминания нахлынули волной. Отец, объясняющий мне севооборот на северных склонах. Старый управляющий, жалующийся на вымывание почв после весенних ливней.

— Северные поля в долине Речной Луки, — начинаю я, глядя куда-то мимо его плеча, как бы вспоминая. — После прошлой весны там слой плодородной почвы стал тоньше. Если засеять их пшеницей, как везде, урожай будет скудным, а земля истощится окончательно. В этом году там нужно посеять гречиху. Она укрепит склоны и подготовит землю для овса на следующий сезон.

Я перевожу на него взгляд. Его лицо ничего не выражает, но я ловлю мгновенную искру интереса в его глазах. Он знает, о чём я говорю.

— Это неочевидное решение, — замечает он, и в его голосе уже нет насмешки. Есть расчётливый интерес.

— Это единственно верное решение для тех земель, — парирую я. — Тот, кто отдал приказ сеять там пшеницу, обрёк этих людей на голод. И вашего управителя на бунт, с которым ему будет не справиться.

Мы смотрим друг на друга через стол. Два игрока, наконец-то признавшие, что игра началась.

— Хорошо, — говорит он наконец, разбивая тишину. — Я передам ваш совет. Анонимно. Посмотрим, будет ли результат. Однако, — его голос вновь приобретает холодный оттенок, — это не делает вас советником. Не даёт вам права вмешиваться в другие дела. Вы по-прежнему гостья здесь. Наблюдатель. Понятно?

“Понятно, ваша светлость”

, — чуть не сорвалось у меня с языка. Старая, покорная привычка. Но я лишь киваю, опуская глаза на тарелку. Пусть думает, что я смирилась. Пусть думает, что довольствуюсь этой крохой.

Но внутри всё поёт. Я сделала это. Я вставила своё слово. Я заставила его прислушаться.

На следующий день я снова брожу по коридорам, но теперь это не бесцельное скитание призрака. Я ищу информацию. Звуки. Обрывки разговоров. Я замечаю, что взгляды прислуги изменились. Страх, который я посеяла, начинает давать плоды. Теперь, встречая меня, они не просто отводят глаза, а замирают на мгновение.

В своей комнате я замечаю подсунутую под дверь записку. Запершись, я разворачиваю её. Корявый, неуверенный почерк, но слова заставляют моё сердце дрогнуть.

“Леди. Староста деревни у Мельничного ручья говорит, весной вода подмыла крайнее поле. Боимся, оползень будет. Прежний управитель обещал людей и брёвна. Новый говорит, не по плану. Помогите чем можете.”

Они просят меня о помощи. Не анонимного советника. Меня.

Но как это сделать? Я не могу приказать выделить людей и материалы. Я не могу даже открыто показать эту записку Фредерику.

Вечером за ужином я вновь выбираю довольно уверенное платье тёмно-зелёное, словно ковры зелени на склонах Шаля.

Фредерик немного более разговорчив, что-то рассказывает о новой породе скаковых лошадей, которых привезли с юга. Я киваю, делая вид, что слушаю, но мой мозг лихорадочно работает.

— …и поэтому дренаж на восточных пастбищах придётся переделывать, — заканчивает он и делает небольшой глоток вина.

Восточные пастбища. Они граничат с землями Шаля. Почти.

— Ваша светлость, — осторожно начинаю я. — Вы говорите о дренаже? Это интересное совпадение. Я слышала о подобной проблеме на одном из склонов у Мельничного ручья. Там весенние воды подмыли склон, людям грозит оползень. Возможно, вашим людям, которые будут работать на восточных пастбищах, стоит заодно оценить и эту ситуацию? Чтобы предотвратить проблемы в будущем.

Я произношу это максимально легко, как бы между делом, снова предлагая решение, выгодное ему. Экономию сил и ресурсов. Предотвращение возможного ущерба.

— Мельничный ручей? — переспрашивает он. — Хорошо. Я распоряжусь, чтобы мои люди осмотрели и этот участок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На следующий день, стоя на балконе, я вижу вдали, на дороге, ведущей к Шалю, группу рабочих и телегу с брёвнами. В груди теплится надежда, что они доставят их в земли Шаля.

Глава 8

Победа у Мельничного ручья оказывается сладкой, но быстротечной. Одно дело тайно влиять на решения, и совсем другое иметь реальную власть и доступ. Я понимаю, что Фредерик не был глуп и он терпит мои игры, пока они ему выгодны. Но его терпение не будет бесконечным.

Чтобы добиться большего, мне нужно было его доверие. А значит, мне предстоит сделать самое неприятное, что я могла себе представить. Сблизиться с драконом.

Мысль о том, чтобы проводить с ним больше времени, чем того требовали формальные трапезы, вызывала у меня спрятаться и малодушно сидеть в комнате.

Каждый его взгляд до сих пор оставлял на моей коже ощущение ожога. Но я вспомнила свой народ. Это была цена, которую я должна была заплатить.

И возможность представилась сама собой.

— Мои управители отправляются с инспекцией на новые пастбища на востоке, отложив письмо, которое читал за завтраком, произносит Фредерик. — Я намерен лично оценить работу. Вы поедете со мной.

Я понимаю сразу, что это приказ.

Сердце на мгновение замирает у меня в груди. Целый день рядом с ним? Вдали от привычных стен, которые стали моим и убежищем, и тюрьмой?

— Конечно, ваша светлость, — отвечаю я, и мой голос звучит ровно, будто мы обсуждаем погоду. — Я с интересом посмотрю на ваши новые владения.

Дорога занимает несколько часов. Мы едем в открытом экипаже, и большую часть пути молчим. Я стараюсь не смотреть на него, сосредоточившись на пейзажах. Суровые скалы Ирритана постепенно сменяются мягкими, холмистыми долинами.

Именно тогда я замечаю их. Простых людей. Фермеров, пасущих скот. Женщин, несущих вёдра с водой. Детей, играющих у дороги.

И их реакция повергает меня в ступор.

При виде гербового экипажа они не шарахаются в сторону, не прячут глаза в страхе перед драконом. Они останавливаются. Кланяются.

Но не рабски, а с глубоким, искренним уважением. Старый фермер, чинивший плетень, снимает шляпу и машет ею, широко улыбаясь. Женщина с парой ребятишек у подола кричит:

— Здравья вам, ваша светлость! Слава дракону!

Фредерик, обычно столь скупой на движения, отвечает лёгким кивком, взмахом руки. Он знает их. Видит в них не подданных, а людей.

Что-то тяжёлое и неудобное поворачивается у меня внутри. Картина мира, где он безусловное зло, даёт первую, но уже такую глубокую трещину. Я погружаюсь в свои мысли.

Наконец мы достигаем цели. Нас встречают огромные зелёные пастбища, огороженные аккуратными заборами. Десятки лошадей самых разных мастей и пород пасутся на сочной траве.

И здесь со мной происходит что-то странное.

Я ожидала увидеть надменного правителя, проверяющего владения. Но стоило Фредерику сойти с экипажа, как с него словно слетела мантия холодного, отстранённого герцога. Его осанка стала другой. Более расслабленной, но в то же время собранной. Его глаза загорелись искренним, живым интересом.

Он знает по имени не только управляющего, но и старшего конюха. Спрашивает о жеребятах, о состоянии пастбищ, о крови новых производителей. Его голос теряет привычный металлический оттенок и становится глубже, теплее. Он здесь словно в своей стихии.

Я наблюдаю за ним, затаив дыхание, чувствуя, как мои предубеждения трещат по швам. Этот мужчина не вписывается в образ монстра, сжёгшего моего отца.

Он замечает моё внимание и оборачивается.

— Красиво, не правда ли? — спрашивает он, и в его голосе нет привычной насмешки. — Сила и грация в их чистом виде. Лошади и собаки единственные существа, которые никогда не лгут и не предают.

В его словах слышится горькая нота, заставляющая меня встрепенуться. Кто его предал?

— Они прекрасны, — искренне соглашаюсь я.

Мы проходим вдоль ограды, и он рассказывает о породах, о линиях крови. Я слушаю, и это не притворство. Его знания глубоки, а страсть заразительна.

Потом он останавливается у загона, где под присмотром конюха ходит по кругу великолепная белоснежная кобыла. Её грива и хвост столь густы и длинны, что развеваются на ветру, как струи молока. Она настоящее воплощение чистоты и силы.

— А это наша гордость. Нефрита, — говорит Фредерик, и в его голосе звучит нежность, которую я от него не слышала прежде. — Линия от знаменитого Альбатроса. Умна, как демон, и быстра, как ветер.

Он свистит, и кобыла поднимает голову, настороженно смотрит на нас своими тёмными глазами. Затем, словно признав в нём своего, фыркает и медленно подходит к ограде.

— Она великолепна, — выдыхаю я, не в силах отвести взгляд.

Фредерик наблюдает за моим лицом. Видит неподдельное восхищение.

— Подойди. Дай ей понюхать руку. Без страха.

Я повинуюсь. Кобыла обнюхивает мои пальцы бархатистыми губами, а затем толкает меня в ладонь, требуя ласки. Я смеюсь коротко и искренне, впервые за многие недели.

Когда я оборачиваюсь к Фредерику, он смотрит на меня со странным, нечитаемым выражением.

— Она твоя, — говорит он просто.

Я замираю, не веря своим ушам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Простите?

— Я сказал, она твоя. Подарок. У тебя есть чутьё. И смелость подойти. Она этого заслуживает. И ты, пожалуй, тоже.

Меня сражает наповал. Ненависть и ярость внещапно спотыкаются об этот неожиданный, искренний жест. Внутри всё кричит, что это уловка, тонкая игра. Но вид его счастливых подданных и его собственная, неподдельная страсть к этим животным звенит в ушах, опровергая всё.

— Я не знаю, что сказать, — бормочу я, чувствуя, как предательский румянец заливает щёки. — Благодарю вас, ваша светлость. Это неожиданно и очень щедро.

— Нефрита будет доставлена в замковую конюшню завтра. Уверен, вы найдёте общий язык.

Обратная дорога проходит уже иначе. Мы даже несколько раз обмениваемся словами о лошадях, о пейзажах. Это проходит ни лёгкая беседа, но это и не война.

Я смотрю на его профиль на фоне проплывающих холмов и чувствую страшную, раздирающую душу путаницу. Этот мужчина отнял у меня всё. Но он только что подарил мне частичку свободы и красоты.

Кто он? Монстр? Или правитель, которого любят его люди? И как совместить эти два образа?

Глава 9

После той поездки что-то внутри меня переключилось. Я становлюсь внимательнее и уже не просто жду окончания трапез, а действительно слушаю его.

Я пытаюсь уловить малейшие изменения в его интонации, отмечаю, какие темы заставляют его взгляд становиться острее, а какие, наоборот, навлекают на него лёгкую скуку.

Всё как учил мой отец. Внимательность – лучшее оружие, когда изучаешь врага.

Политикой он со мной не делится. Это по-прежнему неприступная крепость. Но есть темы, которые становятся нашим мостом.

Лошади.

Наши разговоры за ужином всё чаще крутятся вокруг них. Он рассказывает не только о породах, но и о философии верховой езды.

— Всадник и лошадь представляют собой единое целое, — как-то говорит он, отодвигая тарелку с десертом. — Это не просто умение сидеть в седле. Это диалог тел. Понимание друг друга без слов. Лучшие наездники Ирритана тренируют не только лошадь, но и себя. Это дисциплина ума и тела.

Я слушаю, заворожённая. Для меня верховая езда всегда была лишь способом передвижения или светской прогулкой в неудобном дамском седле, где главное не испачкать подол и сохранить осанку.

— Вы, конечно, умеете ездить, — его голос выводит меня из раздумий.

— В дамском седле, ваша светлость, — сухо отвечаю я. — Едва ли это можно назвать настоящей ездой.

— Так же, как и это платье едва ли можно назвать одеждой для активностей, — он указывает взглядом на мой строгий наряд. — Если вам интересно, я могу распорядиться сшить вам костюм для верховой езды. Настоящей.

Моё сердце ненадолго замирает. Это вызов? Или возможность вырваться за пределы замка, почувствовать настоящую свободу движения?

И провести время с ним на новых условиях. Едва ли он желает именно этого…

— Мне интересно, — говорю я, и в моём голосе слышится неподдельное оживление, которое я даже не пытаюсь скрыть.

Через несколько дней костюм готов. Его приносят в мои покои. Я смотрю на него с лёгким ужасом. Он из тонкой, но плотной ткани тёмно-синего цвета, как то платье, в котором я недавно приходила на ужин. Брюки, облегающие бёдра и голени. Короткий жакет. Никаких кринолинов, никаких слоёв юбок.

Надевая его, я краснею перед зеркалом. Каждый изгиб моего тела виден как на ладони. Я чувствую себя голой и уязвимой.

Когда я выхожу к нему во внутренний двор, где уже держат под уздцы двух оседланных лошадей, его мощного вороного жеребца и мою ослепительную Нефриту, он оборачивается.

И замирает.

Его взгляд скользит по мне, от сапог до распущенных волосы в его янтарных глазах вспыхивает что-то стремительное, дикое, едва сдерживаемое. Что-то, отчего по моей коже бегут мурашки, а в животе всё сжимается в тугой узел.

Он делает резкий, отрывистый жест рукой.

— Все! Разойтись и не смотреть! — его голос, низкий и властный, раскатывается по двору, заставляя меня вздрогнуть.

Стража, конюхи, слуги буквально отпрыгивают и отворачиваются, уставившись в стены или в землю. Мгновенно двор пустеет, будто его вымели. Только мы, лошади да негостеприимные каменные стены остаёмся здесь.

Он подходит ко мне, его шаги бесшумны. Он смотрит на меня так, будто видит впервые.

— Вы прекрасно выглядите, — произносит он тихо, и в его голосе слышится лёгкая хрипотца. — Готовы?

Я лишь киваю. Он помогает мне взобраться в седло. Оно обычное, кавалерийское. Ощущение непривычное и головокружительно свободное.

Мы выезжаем за ворота и направляемся к лесу, что начинается сразу за замковыми стенами. И тут я замечаю странное. Наши пути пусты. Обычно здесь всегда кто-то есть, будь то извозчики, патруль или хотя бы фермеры.

Сейчас ни души.

Словно по мановению волшебной палочки дорогу очистили специально для нас.

И стража, которую мы изредка проезжаем, стоит по стойке смирно, глядя строго перед собой, в пространство. Ни один взгляд не задерживается на мне. Ни один. Создаётся ощущение, будто я невидимка.

Нас ведёт широкая тропа, уходящая вглубь леса. Воздух пахнет хвоей и влажной землёй. Солнечный свет пробивается сквозь кроны деревьев, рисуя на пути золотистые пятна.

Мы едем сначала молча. Я сосредоточена на Нефрите, привыкая к новому седлу, к новой позе, к новой власти над великолепным животным. Чувство свободы кружит голову.

— Нравится? — наконец нарушает молчание Фредерик. Его голос звучит спокойно, но я чувствую, как он наблюдает за мной.

— Очень, — признаюсь я, и это чистая правда. — Я не представляла, что это настолько иначе.

— Дамское седло это изобретение для тех, кто боится дать женщине настоящую власть, — говорит он с лёгким презрением. — И контроль.

Мы проезжаем дальше, и он начинает показывать мне свои владения, словно проводник. Он показывает мне старый дуб, где, по легенде, заключали договоры первые правители Ирритана. Ручей с чистейшей водой, куда приходят пить олени.

Я слушаю его, и постепенно тревога и недоверие отступают, уступая место любопытству. Я вижу другого человека. Не герцога-дракона, а человека, который знает и любит свою землю. Так же, как мой отец любил Шаль.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И в этот момент наша прогулка перестаёт быть тактическим манёвром. Она становится чем-то другим, потому что врага ненавидеть легко. А понять человека, который является твоим врагом это куда сложнее.

Глава 10

Вскоре мы выезжаем на лесную опушку, где вдалеке под сенью деревьев расстелено большое покрывало. На нём аккуратно разложены корзины, графины и даже небольшой деревянный столик с подушками рядом.

На треноге неподалёку подвешен котелок, от которого исходит лёгкий пар и аппетитный аромат дичи.

Двое слуг в ливреях Ардеона замирают в почтительных поклонах, не поднимая на нас взгляда.

Я замираю в седле, совершенно ошеломлённая, глядя на всё это.

— Я решил, что после прогулки могут возникнуть голод или жажда.

Герцог уже оказывается рядом со мной, когда произносит это и его мощные руки обхватывают мою талию одним ловким движением спуская меня из седла. Я удивлённо распахиваю глаза, глядя на его лицо, чувствуя обжигающие прикосновения сквозь ткань жакета.

— Надеюсь вы не против небольшой задержки в пути, — его губ касается едва заметная улыбка.

Он говорит это так, будто пикник посреди глухого леса с полным обслуживанием это обычное для него дело. Хотя, может, так оно и есть.

— Это неожиданно, — произношу я, чувствуя, как глупая улыбка рвётся на мои губы, и сдержать у меня её плохо получается. — И очень мило.

Он отпускает меня и окидывает с ног до головы, направляясь к покрывалу.

— Мило? — он повторяет это слово с лёгкой усмешкой. — Меня ещё прежде никто так не характеризовал. Обычно выбор отдаётся другим чертам.

Возможно жестокий безжалостный дракон ему бы действительно куда больше подошло, но не в этой ситуации. Слова сами приходят мне на ум, ноя тут же прогоняю их. Здесь и сейчас они кажутся абсолютно неуместными.

Слуги, не поднимая глаз помогают нам расположиться, а затем, получив приказ Фредерика оставляют нас наедине, скрываясь в тени деревьев.

Мы остаёмся одни, так близко и странно. Что он собирается делать? Будет ли вновь предпринимать попытки очернить меня, или всё-таки после той разбитой вазы он решает поберечь утварь?

Он наливает в два глиняных кубка что-то золотистое и ароматное, отдающее лёгкими медовыми и яблочными нотками.

— Надеюсь вам понравятся сегодняшние новые впечатления, — произносит он, слегка приподняв свой кубок и делает глоток.

Я повторяю и наши взгляды встречаются поверх краёв кубков.

Мне даже на миг кажется, что в его взгляде мелькает едва уловимое ожидание, действительно ли мне всё нравится и интересно.

Но я вновь вспоминаю нашу первую встречу. То, что герцог до сих пор не представил меня никому, как невесту. И то, что я всё ещё пленница в этих землях. Часть мирного договора. Приложение к землям Шаля.

Однако я и не могу отрицать того, что мне действительно нравится здесь. Нравится эта прогулка. Эта необычная одежда. Еда, в конце концов, очень нравится. Только сейчас замечаю, что похлёбка очень похожа на ту, что обычно принято готовить у нас в долинах.

Едим мы молча, но внезапно он показывает на парящего орла.

— Красивые птицы, — улыбаюсь я, а в голове тут же всплывает воспоминание о том, как я пыталась прикормить такого в герцогстве. — Когда была маленькой, один такой никак не хотел есть с моих рук.

— Они слишком гордые для подачек, — холодно подмечает Фредерик. — Предпочитают добывать себе пищу сами. Уважаю это.

От его слов мне становится странно и неловко, жар приливает к лицу. Да и солнце пригревает всё сильнее.

Я снимаю жакет, оставаясь лишь в лёгкой белой рубашке и чувствую на себе его взгляд. Герцог и не скрывает, что смотрит.

— Вы сегодня совсем не похожи на ту мраморную колонну, какой прибыли в мой замок совсем недавно, — произносит мужчина так, что мои щёки опаляет ещё сильнее. Даже кончики ушей горят.

— А вы на того дракона, что встретил меня на пороге в день моего приезда, — отвечаю я, внезапно осмелев или пытаюсь скрыть своё смущение.

Фредерик задумывается лишь на секунду, а его взгляд становится серьёзнее:

— У дракона много обличий, леди Тиана. Некоторые из них более человечны, чем другие.

— А какое обличье настоящее? — спрашиваю я, сама себе удивляясь.

Теперь он не спешит с ответом, а смотрит на меня долго-долго, что внутри всё переворачивается и стягивается в узел от этого взгляда.

— То, которое нужно здесь и сейчас, — наконец отвечает он уклончиво. — Например, чтобы защитить что-то важное.

Я поджимаю губы, не понимая, как можно правильно растолковать его слова.

Без уточнения, что именно важно для него я не уверена, что любой пришедший в мою голову ответ может быть верным.

И что, например, он защищает сегодня?

Мы заканчиваем нашу трапезу в тишине. Слуги возникают также незаметно, как и ушли, убирают остатки еды и посуды, а затем вновь оставляют нас наедине.

Я смотрю на него и пытаюсь понять что именно чувствую, при взгляде на своего врага. Но одна мысль приходит совершенно внезапно и рушит весь сложившийся образ.

А считает ли он врагом меня?

— Пора возвращаться, леди Шаль, — он нарушает мои размышления и поднимается, протягивая мне руку, чтобы помочь встать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я вкладываю свои пальцы в его широкую ладонь и он резким движением притягивает меня к себе, крепко обхватив талию. Всё происходит так стремительно и резко, что я не успеваю среагировать и его губы касаются моих лёгким, но собственническим поцелуем.

— Вы уже моя, леди Шаль, — горячо шепчет он в мои губы. — Остались лишь формальности.

Глава 11

Всё смятение, вся лёгкость пикника мгновенно испаряются, сменяясь леденящим душу осознанием. Как бы приятно ни было это путешествие, как бы ни щемило сердце при виде его любви к своим землям, я всё ещё пленница. Вещь. Часть договора.

Я резко отстраняюсь, вытирая губы тыльной стороной ладони. В его глазах вспыхивает что-то тёмное, но он не пытается удержать меня.

— Формальности, — повторяю я, и мой голос дрожит от ярости и обиды, которые я не в силах сдержать. — То есть, я по-прежнему ничего для вас не значу? Просто ещё один экспонат в вашей коллекции?

Он смотрит на меня, и его лицо снова становится непроницаемой оболочкой.

Мужчина, рассказывающий легенды о дубе исчез.

— Вы значите ровно столько, сколько решу я, леди Шаль. Не больше и не меньше. А сейчас решаю, что пора возвращаться.

Обратная дорога в замок оказывается самым долгим и невыносимым путешествием в моей жизни. Мы молчим. Воздух между нами густой и колкий. Каждый стук копыт по земле отдаётся в висках унизительным эхом его слов.

Я ненавижу его.

Я ненавижу себя за то, что на мгновение позволила себе забыть, кто он и кто я. За то, что моё сердце предательски защемило при виде его увлечённого лица. Я сжимаю поводья так, что пальцы немеют, пытаясь загнать обратно всю эту дурацкую, ненужную чувствительность.

В замке нас встречает всё та же организованная тишина. Никто не смотрит. Никто не встречается глазами. Меня отводят в мои покои, и дверь закрывается за мной с тихим, но окончательным щелчком.

На следующий день всё возвращается на круги своя. Холодные, формальные трапезы. Его отстранённость. Моё одиночество. Но теперь в эту картину врывается нечто новое, ещё более сбивающее с толку.

На следующее утро ко мне в покои является Элси с двумя новыми платьями. Не строгими, как мои прежние наряды, а роскошными. Одно из тёмно-зелёного бархата, с серебряной вышивкой, повторяющей изгибы драконьей чешуи. Другое цвета слоновой кости, с кружевами и жемчужными подвесками.

— От его светлости, — сухо сообщает экономка. — Герцог распорядился обновить ваш гардероб.

Я молча киваю, не понимая смысла этого жеста. Это откуп? Попытка загладить свою грубость? Или просто следующее действие в непонятной мне игре?

Через день приносят шкатулку. В ней оказывается ожерелье из лунного камня в серебряной оправе, холодное и прекрасное, как зимняя ночь.

— Его светлость полагает, что это будет гармонировать с вашими глазами, — говорит служанка, не поднимая взгляда.

Я не касаюсь камней. Они кажутся мне льдинками.

Апогеем становится вечер, когда за ужином он откладывает бокал и говорит совершенно обыденным тоном:

— Через неделю в замке состоится приём. В честь заключения новых торговых соглашений с южными провинциями. Вы, разумеется, присутствуете. Позаботьтесь о своём внешнем виде. Вы должны выглядеть достойной.

Я замираю с куском хлеба в руке. Приём? Он выставляет меня напоказ? После всего этого умалчивания? После того как он скрывал меня, словно я была его грязным секретом?

— Я буду представлена гостям? — не удерживаюсь я от вопроса.

Он смотрит на меня, и в его глазах мерцает непонятный огонёк, будоражащий мои мысли.

— Вы будете там, где я решу, леди Шаль. Остальное не ваша забота.

Он одновременно холоден и мягок. Он дарит мне драгоценности, но отказывает в информации. Он приглашает на приём, но напоминает о моём месте. Он отталкивает и притягивает с такой скоростью, что у меня кружится голова.

Я теряюсь. Полностью и окончательно. Моя тактика наблюдения и анализа даёт сбой, потому что его поведение не поддаётся никакой логике. Что ему от меня нужно? Почему он не приближает меня, но и не отталкивает окончательно? Почему он тратит на меня деньги, но скупится на доверие?

И главный вопрос, который гложет меня изнутри, становится только острее: как мне теперь выяснить правду об отце? Я не могу ненавидеть его целенаправленно, когда он точит мою оборону этими странными, противоречивыми жестами. Но я и не могу позволить себе забыть.

Каждый вечер я остаюсь одна в своих роскошных покоях, окружённая дорогими тканями и холодными камнями, и чувствую себя более потерянной, чем в тот день, когда приехала сюда с одним грузовым экипажем. Тогда враг был очевиден. Теперь он надел маску щедрого, но непредсказуемого покровителя.

Я смотрю на ожерелье из лунного камня, лежащее на столе. Оно красивое. Бездушное. И совершенно ничего не значащее.

Как и я сама в этой новой, запутанной реальности, которую он для меня создал. Игра продолжается, но правила снова поменялись, а я до сих пор не понимаю, какова моя роль в ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12

Ровно через неделю я стою перед зеркалом в своих покоях и не узнаю свое отражение. Меня облачили в платье цвета слоновой кости. То самое, с кружевами и жемчужными подвесками. Волосы уложили в сложную причёску, вплетая в них серебряные нити и крошечные жемчужины. На шее холодным бременем лежит ожерелье из лунного камня. Я похожа на идеальную, бездушную куклу, приготовленную для выставления в витрине.

Элис и Мари, мои верные служанки, смотрят на меня с восхищением и жалостью. Они тоже понимают, что это не праздник, а очередное испытание.

— Вы выглядите прекрасно, госпожа, — шепчет Элис, поправляя складку на моём рукаве.

— Как принцесса, — добавляет Мари, и в её глазах стоят слёзы.

“Как пленница”,

— мысленно поправляю я её. Пленница, которую нарядили для показа.

Внизу, из большого бального зала, доносятся приглушённые звуки музыки и гул голосов. Сердце колотится, словно пытаясь вырваться из груди. Сейчас всё начнётся.

Дверь открывается, и в проёме появляется Фредерик.

Он великолепен. На нём парадный мундир из чёрного бархата с золотым шитьём, изображающим дракона. Его волосы убраны назад, открывая строгие, идеальные черты лица. Он является воплощением власти и силы. И сейчас эта сила направлена на меня.

— Вы достаточно презентабельны, — заключает он. — Пойдёмте. И помните: ведите себя соответственно.

Он предлагает мне руку. Его пальцы в белых перчатках холодны, как и его голос.

Мы выходим на верхнюю площадку парадной лестницы, ведущей в бальный зал. Гул голосов стихает, сотни глаз поднимаются на нас. Я чувствую на себе их тяжёлые, любопытные, оценивающие взгляды. Я вижу, как дамы замирают с бокалами в руках, как мужчины внимательно всматриваются в моё лицо.

Церемониймейстер бьёт посохом о пол.

— Его светлость, герцог Фредерик Ардеон и его невеста, герцогиня Тиана Шаль!

Воздух вырывается из моих лёгких. Невеста. Он представил меня. Всему своему двору. Всему свету.

Фредерик ведёт меня вниз по лестнице, его рука твёрдо лежит на моей. Он не смотрит на меня, он смотрит на свою публику, и на его лице виднеется лишь надменное, уверенное выражение хозяина, демонстрирующего редкий, дорогой трофей.

Нас окружают. Со всех сторон сыплются поздравления, льстивые речи, любопытные вопросы. Я улыбаюсь. Киваю. Отвечаю что-то бессвязное и соответсвующее случаю. Моё сознание разделяется надвое.

Он представляет меня важным гостям. Советникам, купцам, военачальникам. Каждое представление становится для меня это уколом.

— Леди Шаль, как вы находите наш Ирритан? Не холодно ли после вашего солнечного Туана?

— Ваш отец, герцог Гордон, был великим воином. Великая потеря…

— Надеемся, этот союз положит конец всем нашим распрям…

Я чувствую, как моя улыбка становится всё более натянутой. Они говорят об отце. Смотрят на меня с любопытством и сожалением. Или это мне кажется?

Фредерик не отходит от меня ни на шаг. Его присутствие ощущается как раскалённая сталь за моей спиной. Он вставляет реплики, направляет разговор, ловко уводит его от опасных тем. Он моя защита и тюрьма одновременно.

В какой-то момент ко мне подходит пожилая дама с острым, как у ястреба, лицом и цепкими пальцами, сжимающими веер.

— Милое дитя, — говорит она, и её голос скрипит, как старые половицы. — Какое счастье, что наш герцог нашёл такое экзотическое утешение после всех этих ужасных лет войны. И как трогательно, что он проявил милосердие именно к дочери своего злейшего врага.

Кровь стынет в моих жилах. Я чувствую, как рука Фредерика на моей талии сжимается почти болезненно.

— Леди Моран, ваша проницательность, как всегда, остра, — его голос звучит мягко, но в нём слышится сталь. — Но леди Тиана не утешение. Она наше будущее. И прошу вас, не тревожьте её память о покойном отце. Это недостойно.

Он произносит это с такой лёгкостью, как будто не он, а кто-то другой годами воевал с моим отцом. Как будто не его люди, возможно, свели того в могилу.

Дама, словно споткнувшись о невидимую преграду, бормочет извинения и отступает.

Фредерик наклоняется ко мне, его губы почти касаются моего уха.

— Держитесь, — тихо говорит он. Его дыхание обжигает мою кожу. — Вы справляетесь превосходно.

Музыка смолкает, и Фредерик поднимает руку, требуя тишины.

— Друзья! — его голос, громкий и властный, заполняет зал. — Я поднял этот бокал не только за новые торговые пути. Я поднял его за мир. За прочный, долгий мир, который мы наконец-то обрели. И символом этого мира является моя прекрасная невеста, леди Тиана Шаль. Давайте выпьем за неё! За наше общее будущее!

Зал взрывается аплодисментами и возгласами одобрения. Бокалы поднимаются в мою честь. Сотни глаз смотрят на меня с восторгом и надеждой.

А я стою посреди этого ликования, с окаменевшей улыбкой на лице, и чувствую себя самой большой обманщицей на свете. Они пьют за мир, за символ, который я олицетворяю. Они не знают, что внутри этого символа бушует война. Что я здесь не для мира. Я здесь для мести.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И самый страшный вопрос, который гложет меня изнутри, звучит всё громче: могу ли я мстить человеку, который только что назвал меня своим будущим и защитил от злого языка? Могу ли я разрушить этот хрупкий мир, за который эти люди поднимают тосты?

Фредерик опускает руку и снова смотрит на меня. В его глазах я не вижу ни торжества, ни насмешки. Я вижу усталость.

— Хотите танец, леди Тиана? — спрашивает он официально, предлагая руку.

— Это часть моих обязанностей? — срывается у меня с губ шёпотом.

Его губы касаются моей руки в белой перчатке.

— Это привилегия, — говорит он так тихо, что только я могу услышать. — И моя, и ваша.

Глава 13

Музыка начинается и звучит не быстрый, бравурный танец, как я ожидала, а что-то медленное, томное, с гулкими ударами барабана, похожими на биение сердца, и плавными, гибкими мелодиями струнных.

Герцог ведёт меня в центр зала. Круг света падает на нас, отбрасывая длинные тени. Все глаза прикованы к нам, но я почти не замечаю их. Весь мир ограничивается пространством между его рукой на моей талии и моей рукой на его плече. До расстояния между нашими телами.

Он двигается с удивительной, почти хищной грацией. Каждый его шаг уверен, каждый повод ведёт за собой моё тело, предугадывая его движение ещё до того, как я сама его осознаю. Это не танец. Это диалог. Борьба и согласие одновременно.

Он притягивает меня к себе чуть ближе, чем того требуют приличия. Тёмный бархат его мундира мягко касается тонкой ткани моего платья. Я чувствую тепло его тела, силу мышц под одеждой. От него пахнет холодным ночным воздухом, дымом камина и нотками цитруса.

Я пытаюсь сохранить дистанцию, держать спину прямой, взгляд отстранённым. Но это невозможно. Музыка проникает под кожу, а его руководство непререкаемо. Моё тело отзывается на его команды с пугающей готовностью, будто оно ждало этого всю жизнь. Мы кружимся, и жемчуга в моих волнах отбрасывают блики, а подол платья колышется, обнажая кончики туфель.

— Вы прекрасно танцуете, — звучит его низкий голос только для меня.

— Вы прекрасно ведёте, — отвечаю я, и мой голос звучит чуть хрипло.

— С вами легко следовать ритму, — он делает поворот, и его рука крепче ложится на мою спину, прижимая к себе на мгновение. Воздух перехватывает. — Вы чувствуете музыку. Чувствуете меня.

Он словно всё знает. Знает, что каждое его прикосновение отзывается во мне дрожью, что моё сердце бьётся в такт не музыке, а его шагам.

Я поднимаю на него глаза и встречаю его взгляд. В его янтарных глазах пляшут золотые искры. В них нет насмешки, нет холодности. Есть чистая, неразбавленная интенсивность. Сосредоточенность. Как будто в этот момент для него не существует ничего, кроме меня, музыки и движения наших тел.

Я тону в этом взгляде. Забываю о зрителях. Забываю о ненависти. Забываю обо всём, кроме ощущения его руки на моей талии, его плеча под моими пальцами, его ног, направляющих мои в этом гипнотическом, чувственном ритуале.

Танец подходит к концу. Музыка затихает, замирая на одной долгой, высокой ноте. Мы останавливаемся. Он всё ещё держит меня, его дыхание слегка участилось. Мои щёки горят, грудь вздымается. Мы стоим так, в центре зала, в круге света, и кажется, что весь мир затаил дыхание вместе с нами.

Он медленно, почти нехотя, отпускает меня. Его пальцы скользят с моей талии, оставляя на коже воспоминание о своём тепле.

Аплодисменты гремят как удар грома, возвращая меня в реальность. Я задыхаюсь, ослеплённая магическими вспышками света, улыбками, восторженными взглядами. Фредерик кланяется мне с лёгкой, почти ироничной улыбкой, но в его глазах я вижу отголоски той же бури, что бушует во мне.

Остаток вечера проходит как в тумане. Ко мне подходят, говорят комплименты, но их слова долетают до меня будто из-под воды. Всё моё существо всё ещё помнит его прикосновения, его взгляд, его власть над моим телом.

Наконец приём подходит к концу. Фредерик формально прощается со мной у лестницы, его пальцы снова холодны в прощальном касании.

— Вы были великолепны, — говорит он официально, для посторонних ушей.

— Благодарю вас, ваша светлость, — я отвечаю с таким же ледяным достоинством, но наши взгляды на мгновение встречаются, и в них проскакивает искра понимания. Мы оба знаем, что произошло там, в центре зала. Мы оба это чувствуем.

В своих покоях я позволяю служанкам раздеть себя. Они снимают с меня тяжёлое платье, убирают жемчуга, расплетают волосы. Их прикосновения кажутся мне невыносимо чужими после его рук. Я чувствую себя обнажённой, уязвимой, разобранной на части.

Когда они наконец уходят, я остаюсь одна в тишине. В голове крутятся обрывки вечера. Его слова, его взгляд, ощущение его тела рядом. Я пытаюсь вызвать в памяти образ отца, свою ненависть, свою цель. Но они кажутся такими далёкими, призрачными, затянутыми дымкой этого странного, опьяняющего вечера.

Кто он? Мой похититель? Мой жених? Мужчина, который сжёг моего отца? Или мужчина, который смотрел на меня во время танца так, будто я единственное, что имеет значение в этом мире?

Я гашу свечу и погружаюсь в темноту, пытаясь заглушить хаос в душе. Но сон не идёт. Я ворочаюсь, чувствуя на коже память о его прикосновениях.

И тут дверь в мои покои снова бесшумно открывается.

Я замираю, сердце замирает в груди. В проёме, освещённая лунным светом из окна, вырисовывается его высокая, знакомая фигура. На нём лишь тёмные штаны, волосы слегка растрёпаны. Он не говорит ни слова. Просто стоит на пороге и смотрит на меня в темноте.

Я медленно сажусь на кровати, притягивая к себе одеяло.

— Ваша светлость? — мой голос звучит как хриплый шёпот.

Он делает шаг вперёд, и дверь закрывается с лёгким шорохом.

— Я не мог не прийти, — говорит он, и его голос в темноте звучит глухо, с хрипотцой. — После сегодняшнего…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 14

Я сижу на кровати, сжимая одеяло в оцепеневших пальцах, сердце колотится так, будто всеми силами желает выпрыгнуть из груди.

Фредерик останавливается в двух шагах от меня, и несмотря на его ровное дыхание, я чувствую исходящее от него напряжение, словно от готового к прыжку хищника.

— Вы не должны здесь быть, — едва слышно шепчу я, но в моём голосе недостаточно убедительности. Слышится только хриплая, предательская дрожь.

— Должен, — отрезает он коротко и делает последний шаг, опускаясь на край моей кровати. Матрас прогибается под его весом. — Ты так чувствовала меня в такт. А как отвечала на каждый мой шаг. Этот танец сказал мне о многом.

Подняв руку он осторожно касается моей щеки одними лишь пальцами. Кожа под его прикосновением вспыхивает в один момент, а я замираю, не в силах пошевелиться или оттолкнуть его.

— Это было частью представления, ваша светлость, — пытаюсь соврать я, но голос меня подводит.

— Не лги, — его шёпот обжигает, он большим пальцем проводит по моей нижней губе, заставляя её задрожать. — Не себе. И не мне.

И тогда Фредерик наклоняется.

Его поцелуй не был нежным. Он был жаждущим, требовательным, голодным. В нём нет ни капли той светской учтивости, что была на балу. Это поцелуй воина, завоевателя, дракона, заявившего свои права.

Его губы жгут мои, его язык вторгается в мой рот с уверенностью хозяина, не ожидающего сопротивления.

И я… я не сопротивляюсь.

Какой-то миг я просто позволяю этому случиться. Позволяю волне тепла и огня накрыть меня с головой. Моё тело отзывается на его прикосновение с пугающей готовностью, вспоминая единство танца. Руки сами тянутся к нему, вцепляются в бархат его халата, притягивая ближе. В ушах звенит, а внутри всё плавится и переворачивается. Это похоже на падение с высокой скалы: страшно и невыносимо прекрасно.

Он целует меня так, словно хочет поглотить, вобрать в себя, стереть границы между нами. Одной рукой он сжимает мою талию, другой впивается в волосы, откидывая мою голову назад, давая себе полный доступ.

И это ужасно. И потрясающе.

Но потом до меня доносится звук. Вероятно, шаги патруля в коридоре. И реальность врезается в меня как удар кинжала. Мой отец. Война. Земли Шаль. Тот факт, что я не знаю, насколько страшен на самом деле мужчина передо мной.

Я рвусь назад, с силой отталкивая его от себя. Воздух с шумом врывается в мои лёгкие.

— Нет, — выдыхаю я, и на этот раз в моём голосе сталь, закалённая в ненависти и страхе. — Нет. Уходите.

Он замирает, его грудь вздымается. В полумраке его глаза горят, как у большого кота, потревоженного во время трапезы. В них читается ярость, желание и удивление. Он не ожидал отказа. Не привык к нему.

— Ты уверена? — его голос звучит низко и опасно, обещая расплату.

— Больше чем когда-либо, — лгу я, ибо никогда в жизни не была менее уверена ни в чём. Всё во мне кричит, чтобы я потянула его обратно, чтобы позволила этому безумию случиться. — Вы перешли границу. Мы даже не женаты.

Он медленно поднимается с кровати, выпрямляется во весь свой внушительный рост. Кажется, он заполняет собой всю комнату, отбрасывая длинную, угрожающую тень.

— Границы, — произносит он с лёгким, холодным презрением, — между нами стёрлись с того момента, как ты переступила порог моего замка, леди Шаль. Ты просто не хочешь этого признавать. Прячешься за ширмой долга и мести. Но ширма эта очень тонка.

Он поворачивается и уходит так же бесшумно, как и появился. Дверь закрывается с едва слышным щелчком.

Я остаюсь сидеть на кровати, дрожа как в лихорадке. Губы горят и распухли от его поцелуя, на языке остался его вкус с нотками мяты.

Внутри всё дрожит и поёт, предательски отзываясь на его прикосновение, которое всё ещё жжёт мою кожу, словно какое-то клеймо.

Я провожу пальцами по губам, пытаясь стереть его прикосновение, но оно въелось в меня, в самую кровь. Это было невыносимо. Невыносимо и отвратительно. И самое ужасное в том, что часть меня вовсе не находит это отвратительным. Часть меня хочет большего.

Я закусываю губу до боли, пытаясь загнать обратно эту дурацкую, ненужную чувствительность. Я должна помнить. Должна. Отец. Его земли. Его смерть.

Подхожу к умывальнику, чтобы привести себя в чувства и плескаю холодной воды в лицо. Она стекает по шее, холодная и резкая, но она не помогает. Вкус его всё ещё на моих губах. Ощущение его рук на моей талии, в моих волосах.

Я облокачиваюсь о столешницу и закрываю глаза, пытаясь вызвать в памяти образ отца. Его суровое, любимое лицо. Его голос. Но вместо этого передо мной встают горящие янтарные глаза Фредерика. Его голос, низкий и хриплый, звучит у меня в ушах: “Ты просто не хочешь этого признавать”.

Враг, которого я должна ненавидеть, становится человеком. Мужчиной, которого мое тело признаёт своим с пугающей готовностью.

Утром, когда входят Элис и Мари, я делаю вид, что сплю. Я не могу смотреть им в глаза. Я чувствую их взгляды на себе, слышу их приглушённые шёпоты. Новая волна слухов уже проползла по замку и как только они видят меня, я понимаю, что на этот раз они им верят.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

***

Неверотяно огромное спасибо Марина Островская за награду истории!

***

Не желаете ли погрузиться в новый увлекательный мир, где магия и технологии граничат друг с другом? Не обычные технологии, а стимпанк культура! Паровые машины, работающие на магических кристаллах, общество, где аристократы и обычные люди находят новый баланс, да ещё и с элементами бытового фэнтези.

И наша героиня, вынужденная остричь волосы и поменять юбку на брюки, которая устраивается на работу к орку! Интересно? Я вас уже жду:

Глава 15

Три дня после того визита замок живёт в странном, звенящем напряжении. Фредерик не появляется на совместных завтраках. Мне приносят еду в покои. Я будто стала призраком в собственном будущем доме, но все знают, что я здесь. Их взгляды, полные подобострастного страха, говорят об этом красноречивее любых слов.

На четвертый день Элси приходит с неожиданным сообщением:

— Его светлость просит вас присоединиться к нему в малом кабинете после полудня.

Моё сердце замирает.

В малом кабинете пахнет кожей книг и дымом от камина. Фредерик стоит у окна, спиной ко мне. Он не поворачивается, когда я вхожу.

— Присаживайся, — говорит он тихо, холодным голосом от которого у меня бегут мурашки по спине.

Я медленно опускаюсь в кресло перед массивным дубовым столом. На столе разложены карты, свитки с отчётами. Деловые, холодные бумаги.

— Свадьба состоится через месяц, — произносит он, наконец оборачиваясь. — В день, когда наступит полнолуние. Это считается добрым знаком в Ирритане.

Слово месяц ударяет меня по голове, как обух. Месяц? Это всё время, что у меня осталось? Я ничего не успела! Ничего не выяснила об отце! Мои планы мести рассыпаются в прах, так и не успев оформиться. Внутри всё сжимается в ледяной, панический ком.

— Так скоро? — выдавливаю я, и мой голос звучит чужим.

— Промедление никому не на пользу, — он подходит к столу и кладёт передо мной один из свитков. — Тем более, что твои бывшие земли, судя по отчётам, снова требуют внимания. На границе Шаля и Ардеона участились стычки из-за пастбищ. Местные управители не могут договориться.

Я хватаюсь за эту новость как утопающий за соломинку. Проблема в Шале! Что-то реальное, что-то, что я могу понять, в чем могу помочь. Это мой шанс, моя отдушина.

— Мне нужно туда, — говорю я, поднимая на него взгляд. — Я знаю этих людей, я могу…

— Ты никуда не поедешь, — он перебивает меня мягко, но так же неоспоримо, как если бы приковал меня цепью к стулу. — Ты будешь решать это отсюда. Через моих людей. Как и подобает будущей герцогине Ардеон.

Он делает паузу, его янтарные глаза изучают моё искажённое разочарованием лицо.

— Ты так рвешься решать проблемы Шаля, — продолжает он, и в его голосе появляется лёгкая, холодная усмешка. — И это похвально. Но ты ни разу не поинтересовалась, какие проблемы требуют решения здесь. В Ардеоне. В землях, которые вскоре станут и твоими. Или ты намерена быть герцогиней только наполовину?

Его слова попадают точно в цель. Я чувствую, как краснею. Он прав. Я так сосредоточилась на своём прошлом, на своей боли, что игнорировала настоящее, которое наступает на меня с неумолимой скоростью.

— Я… я не знала, с чего начать, — слабо оправдываюсь я.

— Начни с интереса, — говорит он, отодвигая карту Шаля и пододвигая передо мной другую с детальной прорисовкой земель Ардеона. — На ней отмечены рудники, лесные угодья, порты. Ты хочешь быть правительницей? Так правь. Но чтобы править, нужно знать, чем. И кем.

Он указывает на несколько точек на карте.

— Здесь неурожай из-за засухи. Здесь спор с купцами из-за пошлин. А здесь, — его палец задерживается на участке у границы с чужими землями. — Здесь ждут моего решения по поводу расширения рудников, что может привести к конфликту с соседями. Твоё светлое будущее, леди Тиана, состоит не только из воспоминаний о прошлом. Оно требует решений. И я до сих пор не вижу, готово ли твоё сердце и разум их принимать.

Он откидывается на спинку своего кресла, и в его взгляде я читаю смесь разочарования и вызова. Он не просто отчитывает меня. Он предлагает выбор. Продолжать копаться в прошлом, рискуя увязнуть в нём, или повернуться лицом к будущему, каким бы сложным и пугающим оно ни было.

Я смотрю на карту Ардеона. На эти линии, точки, названия, которые ничего для меня не значат. А потом на карту Шаля, такую родную и такую далёкую. Две части моей жизни, которые должны стать одним целым. Но между ними целая пропасть. И в этой пропасти тень моего отца и загадочный, невыносимо притягательный мужчина, ставший моим судьбой.

— Я не знаю, кто ты, — вырывается у меня шёпотом. — Ты то даришь мне книгу стихов, то объявляешь дату свадьбы, как приговор. То говоришь о светлом будущем, то напоминаешь, что я всего лишь трофей. Чего ты хочешь от меня?

Он смотрит на меня долго-долго, изучающе, изматывающе.

— Я хочу, чтобы ты перестала быть тенью, — наконец говорит он. — Тенью своего отца. Тенью моего врага. Тенью в моём замке. Я даю тебе месяц, Тиана. Месяц, чтобы решить, кем ты хочешь стать: живым человеком с трудным будущим или призраком с лёгким прошлым.

Он встаёт, давая понять, что разговор окончен. Я выхожу из кабинета, и голова у меня идёт кругом. Он снова всё перевернул с ног на голову. Он сделал мою месть невозможной, поставив передо мной выбор, который я не готова делать.

Я возвращаюсь в свои покои и смотрю на книгу стихов Туана, лежащую на столе. Она такая же чужая здесь, как и я. Но, может быть, он прав? Может быть, пытаясь цепляться за прошлое, я сама отказываюсь от будущего?

Но как я могу принять будущее, построенное на костях моего отца? Как я могу доверять мужчине, чьи мотивы остаются для меня полной загадкой?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У меня есть месяц. Тридцать дней, чтобы найти ответ. И с каждым часом я чувствую, что времени катастрофически мало.

Глава 16

На следующее утро я являюсь в кабинет Фредерика без приглашения. На мне строгое синее платье, а в руках пустой блокнот и карандаш. Я больше не пытаюсь выглядеть мраморной колонной в его замке. Наоборот. Стараюсь выделиться.

Элси, разложившая бумаги на его столе, замирает едва ли не с открытым ртом. Я потихоньку начинаю ей доверять некоторые дела, но всё ещё стараюсь быть предельно осторожной.

— Я готова начать, — говорю, останавливаясь перед столом. — С проблемами Ардеона.

Фредерик поднимает на меня взгляд из-за свитка. В его глазах читается лишь лёгкая, оценивающая искорка.

— Определись с приоритетами, — указывает он на кипу бумаг на краю стола и в его словах я, кажется, слышу усмешку. — Тогда проверьте в первую отчёты по рудникам. Решите, что требует немедленного вмешательства.

Я понимаю, что это тест. Уверенно подхожу ещё ближе, беру верхний лист и быстро пробегаюсь глазами по колонкам цифр. Добыча падает. Расходы растут. Причиной является заброшенность главной шахты из-за обвала пять лет назад. Старое, застарелое дело.

— Они пытаются компенсировать объём, распыляясь на мелкие жилы, — говорю я, не отрываясь от текста. — Это неэффективно. Нужно расчистить главную шахту.

— Очень дорого и опасно, — парирует Фредерик, его тон остаётся деловым. — Инженеры считают, что проще разрабатывать новые месторождения.

— Инженеры ошибаются, — я откладываю отчёт и смотрю на него. — Новые месторождения это годы разведки и обустройства. Расчистка старой в свою очередь вопрос месяцев. Я вижу по цифрам, что мелкие шахты почти исчерпаны. Через полгода добыча упадёт катастрофически.

В кабинете повисает тишина. Элси смотрит на меня, как на привидение. Фредерик медленно откладывает свой свиток.

— У тебя есть предложение? — спрашивает он и теперь вместо усмешки я слышу интерес.

— Есть, — чувствую, как по спине бегут мурашки от смеси страха и напряжения. Это первая битва, которую я веду на его поле, и я не могу проиграть. — Нужно не просто расчищать. Нужно изменить систему креплений. Я видела подобную проблему в шахтах на севере Шаля. Там справились, используя новую технологию. Металлические рамы вместо деревянных.

Я говорю уверенно, хотя сердце колотится как бешеное. Я действительно читала об этом в отчётах отца. Это была одна из его гордостей. Но такой подход встанет в крупную сумму, однако повысит безопасность.

Фредерик внимательно смотрит на меня долгие секунды, его лицо не выдаёт никаких эмоций.

— Разумно, — наконец произносит он. — Подготовь подробное предложение. С расчётами. Если оно будет убедительным, я выделю ресурсы.

Крошечная, но важная победа. Элси, получив кивок, молча удаляется, бросив на меня взгляд, выражающий глубокое удивление. Как я и предполагала, она следит за мной. Но теперь, когда я докажу свою эффективность герцогу, надеюсь, она убавит бдительность.

Следующие дни пролетают в лихорадочной работе. Я почти не выхожу из библиотеки, окружённая картами, отчётами и техническими фолиантами. Я погружаюсь в цифры, в планы, в проблемы Ардеона. Пока я думаю о рудниках и урожаях, я не думаю о свадьбе. Не думаю об отце.

Но прошлое не отпускает. Однажды, разыскивая старую карту горных хребтов, я натыкаюсь на неприметный ящик в самом дальнем углу архива. В нём лежат пачки личной переписки, датированной годами войны. Письма офицеров, черновики донесений. Моё сердце замирает. Я оглядываюсь проверить, что вокруг никого и быстро листаю несколько листов.

И снова натыкаюсь на ту же тему. Неразбериха. Паника. “…атака была хаотичной, приказы противоречили друг другу…”

Официальная версия о решающей атаке драконов упоминается как бы между делом, словно не она была главной причиной поражения. Снова эти намёки, эта трещина в монолите официальной истории.

Я запихиваю несколько самых показательных листов в свой блокнот, чувствуя себя воровкой. Это опасно. Безумно опасно. Но я не могу остановиться.

Вечером за ужином, который снова становится нашим ритуалом.. Фредерик неожиданно говорит:

— Твоё предложение по рудникам имеет смысл. Но одного решения на бумаге недостаточно. Нужно увидеть всё своими глазами.

Я замираю с бокалом воды в руке.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы едем в горный округ. Послезавтра, — он отрезает кусок мяса, его тон будничен, как будто он предлагает прогулку в сад. — Ты представишь свой план инженерам на месте. Увидишь проблемы, которые не опишешь в отчётах.

Мы едем вместе. В горы. На несколько дней.

— Это необходимо? — с трудом выговариваю я.

Он поднимает на меня взгляд, и внутри у меня всё холодеет.

— Для правителя да. Необходимо. Боишься? — он бросает это как перчатку.

Боюсь. Боюсь остаться с ним наедине вдали от замка. Боюсь того, что может случиться. Боюсь, что эти намёки из архива не дадут мне покоя. Но больше всего я боюсь показать ему свой страх.

— Нет, — отвечаю я, и мой голос звучит твёрже, чем я чувствую. — Я готова.

Он кивает, удовлетворённый.

— Хорошо, готовься к дороге. Будет тяжело. Мы едем в Шаль.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 17

Путешествие в горы начинается на рассвете второго дня. Инженеров уже должны были отправить заранее, нам оставалось лишь прибыть вовремя. Нас ожидают два крепких дорожных экипажа. Один для нас, другой для багажа и небольшой охраны. Фредерик одет практично в тёмный дорожный камзол и высокие сапоги и я, следуя его примеру, выбрала самое простое шерстяное платье и тёплый плащ.

На миг я даже улыбаюсь этому. Сейчас мы не похожи на герцога и его невесту. Скорее на обычных дворцовых служащих, которые выдвинулись с проверкой.

Первый час пути проходит в молчании.

— Дорога займёт большую часть дня, — наконец нарушает он молчание, не отрывая глаз от карты. — Успеешь подготовить свои аргументы для прибывших инженеров из Ардеона?

— Я не нуждаюсь в дополнительной подготовке, — отвечаю я, и в моём голосе звучит уверенность, которой я сама удивляюсь. — Цифры и расчёты у меня в голове. Главное убедить их, что это в их же интересах. А в этом нам помогут уже действующие шахты.

Он бросает на меня быстрый взгляд.

— Инженеры народ упрямый. Они верят только тому, что видят и могут пощупать. Будь готова к скепсису.

— Я привыкла, — сухо замечаю я, вспоминая, как меня не хотели слушать собственные управители в Шале только потому, что я была молодой и женщиной.

Мы снова погружаемся в молчание, но теперь оно кажется менее напряжённым. Сейчас мы два союзника, едущие навстречу общей проблеме.

К полудню дорога становится такой крутой и узкой, что мы вынуждены оставить экипаж и пересесть на лошадей. Мне подводят Нефриту. Увидев меня, она радостно фыркает и тычет мордой в плечо. Фредерик наблюдает за этим молча, его взгляд на мгновение задерживается на моих руках, ласкающих шею кобылы.

— Она приняла тебя, — сухо произносит мужчина. — Для Нефриты это редкость.

— Мы поняли друг друга, — говорю я, легко вскакивая в седло. Ощущение свободы и контроля возвращается ко мне. Здесь, верхом, я снова чувствую себя собой.

Мы продолжаем путь по горной тропе. Воздух становится таким холодным, что дыхание превращается в пар. Скалы нависают над нами угрюмыми громадами. Я замечаю, что стража держится на почтительном расстоянии, давая нам возможность говорить наедине. Это та самая вынужденная близость, которой я боялась и которой зачем-то ждала.

Используя момент, я решаюсь на осторожную атаку.

— Эти земли, они сильно пострадали во время войны? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально.

Он не сразу отвечает, его взгляд скользит по изрезанным склонам.

— Война не обошла стороной ни один клочок земли между нашими королевствами, — наконец говорит он. — Но здесь были не сражения. Здесь была резня. — Он указывает на узкое ущелье слева от нас. — Там, двадцать лет назад, отряд туанских скаутов попал в засаду. Их загнали в тупик и уничтожили. Всех до единого.

Ледяная струйка страха пробегает по моему позвоночнику. Он говорит об этом так спокойно, так отстранённо.

— Кто отдал приказ? — вновь не могу сдержаться от вопроса.

Он поворачивается ко мне и я чувствую лёгкий ужас столкнувшись с его взглядом.

— Приказы на войне как погода в горах. Они меняются. Тот, кто отдал приказ на эту засаду, давно мёртв. Как и те, кто его выполнял. Остались только камни, помнящие крики.

Мы подъезжаем к Северным рудникам почти к вечеру. Меня встречает гробовая тишина. Люди смотрят на меня со смесью надежды и горького упрёка. Они видят дочь своего погибшего герцога, прибывшую в сопровождении завоевателя. Я чувствую их взгляды на своей коже и от этого мне становится неуютно.

Старый управляющий рудниками, Горн, седовласый мужчины кланяется мне, а в его глазах застывают непролитые слёзы.

— Леди Тиана, — хрипит он. — Мы и не надеялись…

— Поднимитесь, Горн, — говорю я мягко, заметив подданных своего жениха, стоящих в стороне. — Я здесь по делу. Покажите нам шахту.

Мы спускаемся в «Глубокую Жилу». Воздух становится густым, пахнет сыростью, камнем и металлом. Я веду группу, указывая на массивные металлические рамы, подпирающие своды.

— Обратите внимание на конструкцию, — говорю я, обращаясь к ардеонским инженерам, которые смотрят вокруг с недоверчивым интересом. — Перекрытия распределяют нагрузку, а не просто держат её. После обвала мы потеряли три месяца на расчистку и установку, но с тех пор шахта работает без единого происшествия.

Я говорю уверенно, цитируя цифры, объясняя принципы. Это моя земля, моё наследие. Здесь я не пленница. Здесь я хозяйка.

Фредерик идёт позади всей группы, молчаливый и наблюдательный. Я ловлю его взгляд, скользящий по мне, от чего, то и дело, меня словно обдаёт жаром. Лучше бы тоже на балки смотрел…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18

После экскурсии Фредерик отводит инженеров в сторону для разговора, меня же просят пройти в экипаж для ожидания.

Я вдыхаю воздух Шаля полной грудью, и внезапно приходит осознание, что не такая уж и большая разница здесь и в Ардеоне. Те же влажные нотки, та же прохлада. А если уж и вовсе говорить о шахтах то едва ли я разберусь где чья. Да и благодаря магическим усилителям и артефактам сопротивления ветра путь сюда кажется вовсе небольшой прогулкой.

Возвращение в замок Ардеон похоже на возвращение в клетку, но теперь решётка отлита из моих собственных сомнений. Стены, ещё недавно давившие своей чужеродной мощью, теперь кажутся немыми свидетелями моего смятения.

Каждый поклон слуг, каждый взгляд, полный подобострастного страха, отзывается в душе фальшивой нотой. Ловлю себя на том, что ищу в их глазах не враждебность, а подтверждение моей убеждённости в том, что Фредерик Ардеон, правящий ими, не может быть тем монстром, каким я его рисую.

Образ Фредерика-чудовища, дракона, безжалостно спалившего моего отца, не просто даёт трещину, а рассыпается в прах под давлением неоспоримых фактов, увиденных в Шале.

Я видела, как он говорит с моими людьми. Он вёл себя не как завоеватель, а как правитель.

И чувствовала на себе его тяжёлый, изучающий взгляд, но лишённый прежней ледяной насмешки. В нём может быть, был некий вызов. Или ожидание. То, чего я раньше точно не замечала, или не хотела замечать.

Эта мысль не даёт мне покоя всю дорогу. А ночью, ворочаясь на постели, понимаю, что больше не могу жить в неведении. Мне нужны доказательства. Ни намёки, ни обрывки фраз, а факты.

Накидываю тёмный плащ поверх ночной сорочки и, затаив дыхание, выскальзываю из покоев. Коридоры пусты и погружены в сонную тишину, нарушаемую лишь мерными шагами ночного патруля. Сердце колотится так громко, что, кажется, его эхо разносится под сводами. Иду на ощупь, помня дорогу к архиву.

Дверь, к моему удивлению, не заперта. Видимо, после нашей поездки её не удосужились запереть на ключ. Проскальзываю внутрь. Воздух густой и спёртый, пахнет пылью и старыми чернилами. Лунный свет, пробивающийся через высокое узкое окно, выхватывает из мрака груды свитков и корешки книг.

Не знаю, с чего начать. Я ищу что? Официальные отчёты о битве? Приказы о перемещении войск? Мои пальцы скользят по стеллажам, пока не натыкаются на папку с грифом "Дипломатическая переписка. Год 14-й от Восшествия".

Сердце заколотилось чаще. Год гибели отца.

Лихорадочно перебираю бумаги. Большинство из них просто скучные доклады о торговых миссиях, протоколы встреч. И тут мои пальцы натыкаются на плотный лист с гербовой печатью соседнего королевства Аквилон. Разворачиваю его, и дыхание перехватывает.

Это официальное приглашение от регента Аквилона, адресованное “Его Светлости Фредерику Ардеону, Герцогу Ирритана”. Оно датировано числом, которое было за неделю до роковой битвы у Осинового ручья. В нём регент настойчиво просит герцога лично присутствовать на срочных переговорах о совместных действиях против пиратов, терроризирующих общие морские пути.

Знаю географию. Добраться из Ардеона в столицу Аквилона даже на быстрых лошадях займёт минимум шесть дней пути. Шесть дней туда и шесть обратно...

Отшатываюсь от стола, будто меня ударили. Бумага выскальзывает из моих ослабевших пальцев и плавно опускается на пол.

Он... его там не было. Физически не мог быть. Вся та неделя, когда разворачивались роковые события, когда погиб мой отец... Фредерик был в пути или на переговорах в другой стране. Он не убивал моего отца. Он даже не был рядом. Он не командовал той атакой. Он не дышал огнём на поля, где сражался Гордон Шаль.

Весь мир переворачивается и рушится у меня под ногами. Все мои упрёки, вся ненависть, вся ярость, которую я лелею все эти недели... всё это оказывается построено на песке.

Тогда кто? Кто отдал приказ? Кто повёл армию? Чей это был план?

Прислоняюсь лбом к холодному, шершавому стеллажу, пытаясь унять дрожь, пробивающуюся сквозь всё тело, от кончиков пальцев до сжавшихся зубов. Чувствую себя одновременно опустошённой, выпотрошенной и переполненной новыми, ужасающими, безответными вопросами.

Я столько времени виню не того человека. А он знал. Он знал, что я считаю его убийцей, и ничего не сказал. Почему? Зачем он позволил мне ненавидеть его?

Тишина архива внезапно становится давящей, густой, будто холодная смола. С трудом поднимаю документ с пола, разглаживаю его дрожащими пальцами, аккуратно складываю и суну за корсет.

Должна уйти. Должна переварить это. Осмыслить.

Крадусь обратно по тёмным коридорам, боясь попасться кому-то на глаза.

Дверь в мои покои закрывается за мной с тихим, но окончательным щелчком. Прислоняюсь к ней спиной, чувствуя, как по щекам катятся горячие, горькие слёзы.

— Не спится, леди Шаль?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 20

Сердце замирает, а потом начинает колотиться с бешеной силой. Резко оборачиваюсь, прижимаясь спиной к двери.

В проёме между шкафами стоит Фредерик. На нём тёмный халат, в руке потухшая свеча.

— Ваша светлость? — выдыхаю я. — Вы что здесь делаете?

Он делает шаг вперёд, лунный свет выхватывает жёсткие линии его лица.

— Я мог бы задать тот же вопрос. Только мой визит вызван бессонницей. А ваш, — его взгляд скользит по моему плащу. — Ваш похож на побег.

Не могу отвести взгляд. Документ за корсетом кажется раскалённым углём.

— Я просто не могла уснуть. Решила подышать воздухом в коридорах.

Он подходит ближе. От него пахнет ночным воздухом и дымом.

— В архиве особенно свежо в это время, не правда ли?

Я замираю. Он знает.

— Что ты нашла там, Тиана? — в его голосе нет гнева, только усталое любопытство. — Что заставило тебя бежать с таким лицом?

Не могу вымолвить ни слова. Слёзы снова наворачиваются на глаза.

Он видит мою дрожь и медленно выдыхает.

— Я не требую ответа сейчас. Но ответь себе. Поняла ли ты наконец, что я не твой палач?

Поднимаю на него глаза. Всё обретает новый смысл. Он ждал. Ждал, когда я сама всё увижу.

— Почему? — вырывается шёпотом. — Почему вы просто не сказали мне?

Его губы сжимаются.

— Потому что ненависть, основанная на лжи, рано или поздно рушится. А вера, добытая собственным умом, остаётся. Мне была нужна не покорная пленница. Мне была нужна союзница, которая смотрит на мир трезво.

Он поворачивается к двери, но на пороге оборачивается.

— Спи. Завтра тебе предстоит решать споры о пастбищах между фермерами Шаля и Ардеона. Они ждут твоего решения. Твоего. Не моего.

Он уходит, а я остаюсь стоять посреди комнаты, будто вкопанная. Его слова звучат в ушах снова и снова. Всё это время он проверял не мою покорность, а мой разум.

Наконец ноги подкашиваются, и я опускаюсь на край кровати. Дрожь не прекращается, а лишь меняет свой характер

Я вынимаю из-за корсета тот злосчастный документ, разглаживаю его на коленях, вглядываясь в оттиск печати, в чёткие строки. Неопровержимое доказательство его невиновности. И его молчаливое согласие нести вину, которую я на него возложила.

Ночь проходит в мучительном бодрствовании. Мысли скачут, как испуганные птицы. Я вспоминаю каждую нашу встречу, каждый взгляд, каждую колкость. Он всегда знал. И он ждал. Какой силой воли нужно обладать, чтобы терпеть ненависть той, кто станет твоей женой?

Под утро я проваливаюсь в короткий, тревожный сон. Мне снится, что я снова в архиве. Я ищу тот документ, но не могу найти. И тогда из теней появляется Фредерик. Он не говорит ни слова, просто берет мою руку и прикладывает её к своей груди, прямо над сердцем. Я чувствую под пальцами старые, неровные шрамы. И сквозь них ровный, сильный стук. Тук-тук. Тук-тук. Хотя, скорее не звук. Это ощущение, которое проходит через всю меня, будто моё собственное сердце начинает биться в унисон с его.

Я просыпаюсь от стука в дверь. Резко сажусь, сердце колотится. На мгновение мне кажется, что это он, что сон был явью. Но в дверь стучит Элис.

— Леди Шаль? Его светлость просит вас в малый зал суда. Фермеры уже собрались.

Реальность обрушивается на меня со всей своей прозаичностью. Споры о пастбищах. Моё решение. Я смотрю на свои руки. Они всё ещё помнят призрачное ощущение его шрамов.

— Я... Я сейчас буду готова, — говорю я хриплым ото сна голосом.

Быстро умываюсь ледяной водой, пытаясь смыть остатки сна и вернуть ясность мысли. В зеркале на меня смотрит бледная, с тёмными кругами под глазами женщина.

И я не понимаю теперь как мне себя вести, как быть.

В малом зале суда воздух наполнен напряжённым ожиданием.

Несколько мужчин, из которых двое с акцентами Шаля и трое явно из Ардеона, стоят перед двумя пустыми креслами. Одно массивное, дубовое, для Фредерика. Другое поменьше, для меня.

Я замираю на пороге. Все взгляды обращаются ко мне.

Делаю глубокий вдох и прохожу к своему креслу. В этот момент дверь открывается, и входит Фредерик. Он кивает мне, его взгляд скользит по моему лицу, задерживаясь на синяках под глазами. Он ничего не говорит. Просто занимает своё место и откидывается на спинку, скрестив руки на груди. Всё. Дальше моя работа.

Спор оказывается сложным, запутанным. Старые обиды, нечёткие границы, взаимные обвинения. Я слушаю, задаю вопросы, сверяюсь с картами, которые мне принесли. Я чувствую, как фермеры из Ардеона смотрят на меня с недоверием. Они ждут, что я буду на стороне своих.

И тогда я принимаю решение. Оно не в пользу Шаля. Оно в пользу справедливости, основанной на фактах и старых договорах, которые я проверила.

— По картам и по закону о границах, — говорю я твёрдо, глядя на озадаченных фермеров из Шаля, — это пастбище относится к Ардеону. Вы не имеете права там пасти скот.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В зале повисает тишина. Затем один из моих бывших подданных начинает возмущаться:

— Но, леди, мы всегда там пасли! Это наша земля по праву!

— По праву силы, может быть, — отвечаю я, и мой голос звучит холодно и беспристрастно. — Но не по закону. И мы здесь, чтобы жить по закону. Иначе мы ничем не лучше тех, кто начинал войны.

Я перевожу взгляд на фермеров из Ардеона.

— Однако, — добавляю я, — учитывая, что ваши коллеги из Шаля много лет пользовались этими землями по незнанию, я предлагаю компромисс. Вы разделите пастбище. На этот сезон. А к следующему мы проведём точное межевание и выплатим компенсацию, если понадобится.

Я смотрю на Фредерика. Он не выражает никаких эмоций, лишь слегка поднимает бровь.

Спор улажен. Не без ворчания, но улажен. Фермеры расходятся. Я остаюсь сидеть в кресле, чувствуя странную опустошённость и гордость одновременно.

Когда зал пустеет, Фредерик подходит ко мне.

— Справедливое решение, — говорит он просто. — Жёсткое, но справедливое. Ты поставила закон выше личных симпатий. Это и есть та самая трезвость.

Я поднимаю на него глаза. Сон, документ, его ночной визит — всё смешалось в один клубок.

— А вы... — голос снова подводит меня. — Вы просто наблюдали. Что бы вы сделали, если бы я ошиблась?

Он смотрит на меня, и в его глазах на мгновение проскальзывает что-то похожее на тепло.

— Подправил бы. Но ты не ошиблась.

Глава 21

Проходит несколько дней. Решение по пастбищам, кажется, принесло свои плоды. Ко мне начинают осторожно обращаться уже не только бывшие подданные Шаля, но и управители Ардеона с мелкими хозяйственными вопросами. Я становлюсь не просто «невестой герцога», а работающей частью механизма управления. Это странное чувство, быть нужной не как символ, а как специалист, окрыляет меня.

Однажды утром, когда я разбираю бумаги в своей новой, крошечной приёмной рядом с кабинетом Фредерика, врывается Элси. Она тяжело дышит, словно бежала всю дорогу, а глаза её раскрыты от ужаса.

— Леди Шаль, — выдыхает она, едва держась на ногах. — Вести из Шаля. Срочные. Осенние ливни размыли дорогу у деревни Лунная теснина селевой поток с обломками горных пород сбил мост и отрезал людей с той стороны от главной дороги. Наши управители отправили людей, но...

Но они не успевают. Я понимаю это без слов. Я знаю те места. Знаю, как опасны там оползни после дождей. Знаю, что каждая минута на счету.

Я вскакиваю из-за стола.

— Элси, прикажи оседлать Нефриту и собрать отряд гвардии. Десять человек. И чтобы взяли верёвки, кирки, аптечки. Немедленно.

Элси смотрит на меня с ужасом.

— Но его светлость отсутствует. Без его приказа...

— Его светлость на инспекции в дальних рудниках и вернётся только к вечеру! — обрываю я её. — К тому времени может быть уже поздно. Я беру ответственность на себя. Иди!

Через пятнадцать минут мы уже мчимся по размытой дороге в Шаль. Холодный осенний ветер бьёт в лицо, грива Нефриты хлещет по рукам. Я не думаю о последствиях. Я думаю о тех, кто заперт за селевым завалом.

Мы прибываем на место. Картина удручающая. Грязевая масса перекрыла узкое ущелье, единственную дорогу к деревне.

Я спешиваюсь и отдаю распоряжения. Солдаты рубят деревья для укрепления склона, раскидывают верёвки.

Работа кипит несколько часов. Мы уже почти пробили проход, когда происходит непредвиденное. Один из молодых солдат, закрепляя верёвку, поскальзывается на мокрой глине и с криком падает вниз по склону.

Без единой мысли делаю несколько шагов по краю обрыва, хватаю конец верёвки и спускаюсь вслед за ним. Камни и грязь осыпаются под ногами. Я нащупываю руку солдата, наматываю верёвку на своё запястье и изо всех сил тяну его наверх, где остальные гвардейцы уже тянут нас обоих.

Мы вываливаемся на безопасный участок. Я вся в грязи, плащ порван, руки дрожат от перенапряжения. Солдат, бледный как смерть, смотрит на меня с немым благодарным ужасом.

И в этот момент вижу его.

Фредерик. Он стоит на пригорке, верхом на своём вороном жеребце. За ним виднеется ещё два десятка гвардейцев и подвода со снаряжением.

Его взгляд скользит по мне, по перепачканной грязью одежде, по окровавленной руке, зажатой в верёвке, по бледным лицам солдат.

Он спускается с холма, подъезжает вплотную. Его гвардейцы без лишних слов занимаются расчисткой завала, работа закипает с новой силой.

— Доложи обстановку, — говорит он спокойно, обращаясь к старшему из моих солдат.

Пока тот докладывает, Фредерик медленно спешивается и подходит ко мне. Он срывает с себя сухой дорожный плащ и накидывает его на мои плечи. Плащ невероятно тяжёлый и тёплый, он пахнет холодным ветром и сложным запахом мужчины, уже ставшим мне немного знакомым.

— Ты ранена, — произносит он, глядя на мою руку.

— Пустяки, — бормочу я, пытаясь скрыть дрожь. — Просто царапины.

Он не спорит. Вместо этого внезапно наклоняется, подхватывает меня на руки так легко, будто я не вешу ничего, и сажает в своё седло. Потом ловко вскакивает сзади, одной рукой беря поводья, другой придерживая меня за талию.

— Что вы делаете? — пытаюсь я возмутиться, но голос звучит слабо.

— Отвожу тебя в безопасное место. Смотри, — он кивает головой в сторону завала. — Мои люди справятся. К вечеру дорога будет свободна. Ты сделала главное. Организовала первую помощь и не дала людям впасть в панику. Оставь работу профессионалам.

От его слов, от его уверенности, от тепла его тела за моей спиной по телу разливается странная слабость. Весь страх за людей, что держал меня эти часы, уходит, сменяясь дрожью и пониманием, что теперь всё действительно будет хорошо.

— Я... я должна была... — начинаю я, но он прерывает меня.

— Ты поступила как правительница, думающая о своих людях. Но как моя невеста, — его рука слегка сжимает мою талию, — ты должна помнить, что твоя жизнь тоже имеет ценность. Для Ардеона. И для меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 22

Прошло несколько дней с той поездки. Мы сидим за массивным дубовым столом, лицом к лицу, погребенные под свитками. Я чувствую каждый его взгляд на себе, как физическое прикосновение.

Он отодвигает ко мне карту, его пальцы уверенно ложатся на линию границы. Я невольно слежу за их движением, вспоминая, как эти же пальцы срывали с меня мокрый плащ у селевого завала.

— Старейшины Ардеона отвергли твое предложение о разделе, — его голос звучит ровно и даже немного буднично. — Они настаивают на своих исконных правах. Полностью.

Мои пальцы сжимаются под столом. Знакомый едкий привкус ярости подступает к горлу.

— Их исконные права основаны на картах, которым сто лет, — отвечаю я, заставляя свой голос звучать так же холодно. — Русло ручья сместилось. Фермеры Шаля пасли там скот три поколения.

— Прежние законы больше не действуют, — он не смотрит на меня, его взгляд скользит по столбцам цифр. — Закон здесь теперь один. Мой.

Он управляет своими землями как полководец. Он видит цифры, ресурсы, стратегические высоты. Он не видит старика Горна, который пас там своих овец с двенадцати лет и умрёт от стыда, если его выгонят с позором.

Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как грудь сдавливает. Должна найти слова, которые он поймёт. Его язык.

— Если вы примените голую силу и просто выгоните их, вы получите бунт. Пусть тихий. В виде испорченного зерна или внезапного падения скота. Это ударит по поставкам к зиме. Ваша победа в принципе обернётся проигрышем в монете.

Он медленно поднимает на меня взгляд. Его янтарные глаза изучают моё лицо. В их глубине мелькает искра расчётливого интереса.

— У тебя есть данные, которые подтвердят это?

— У меня есть знания, — поправляю я, чувствуя, как сердце колотится в груди от ощущения, будто иду по тонкому льду. — Я знаю этих людей. Они не пойдут с поклоном. Они скорее сами будут голодать, но свой скот новому управителю не отдадут. Это не эффективно. Это глупо.

Я бросаю это слово почти с вызовом. Он откидывается на спинку стула, складывая пальцы. Его молчание давит на меня, но отступать я не собираюсь.

— Продолжай.

И я выкладываю своё новое предложение. Не раздел, а совместный выпас. Не по старым картам, а по факту. С общим советом из старейшин.

— Ты предлагаешь им договориться? — в его голосе проскальзывает лёгкая усмешка. — После двадцати лет войны?

— Я предлагаю им общий интерес. Шерсть овец Ардеона грубая, но прочная. Шерсть Шаля тоньше, дороже. Объедините стада и доход вырастет. И твоя казна получит больше. Войну ведут правители. Простые люди хотят просто кормить семьи.

Он смотрит на меня. Секунды растягиваются, наполненные тиканьем маятниковых часов в углу комнаты. Я уже чувствую, как холодок разочарования ползёт по спине.

Но он медленно кивает. Всего один раз. Решительно.

— Хорошо. Подготовь цифры, прогнозы, структуру совета. Я представлю его старейшинам.

— Я подготовлю, — мой голос чуть хрипит, и я отвожу взгляд.

Решение принято, но работа только начинается. Мы выезжаем в приграничную деревню, чтобы на месте обсудить детали с управителями. Дорога занимает несколько часов, и мы молчим. Я смотрю на проносящиеся за окном пейзажи. Они уже не чужие, но ещё не совсем свои.

В деревне нас встречают настороженные взгляды. Мои бывшие подданные смотрят на меня с немым вопросом, ардеонцы с подозрением. Фредерик держится с холодным достоинством, но я замечаю, как он позволяет местному старосте говорить первым, не перебивая.

Обсуждение идёт тяжело. Старейшины Ардеона, сопровождающие нас, твердят о законах и границах. Люди Шаля о справедливости и привычном укладе. Я перевожу не столько слова, сколько смыслы, пытаясь найти точки соприкосновения.

Внезапно с гор налетает шквал. Дождь обрушивается на крышу собрания с такой силой, что заглушает споры. Ветер вырывает ставни, внутрь врывается струя ледяной воды. Люди в панике бросаются закрывать окна.

Фредерик встаёт. Без лишних слов он выходит под ливень и вместе с несколькими мужчинами начинает укреплять сорванную ветром дверь сарая. Я вижу, как его тёмный камзол мгновенно промокает насквозь, как он, не колеблясь, хватает тяжёлое бревно, чтобы подпереть расшатавшуюся балку и до меня доходит простое осознание, насколько же силён дракон в сравнении с человеком.

Раньше я даже не задумывалась о его природе, да и привыкла ведь внешне он ни чем не отличается от людей. Но сейчас я вижу существенную разницу.

Через полчаса буря стихает так же внезапно, как и началась. Мы остаёмся в деревне, дороги размыты. Нас с Фредериком проводят в маленькую, но чистую комнату над трактиром.

Здесь, в тесном пространстве, запахе дымного торфа и влажной шерсти, мы остаёмся наедине. Он стоит у единственного окна, глядя на утихающую грозу.

— Они не слушают, — говорю я тихо, прислоняясь к стене. — Ни те, ни другие. Они видят только врага.

— Они боятся, — так же тихо отвечает он, не поворачиваясь. — Страх плохой советчик. Но ты тоже меня боялась.

— А вы? — не удерживаюсь я. — Вы тоже боитесь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он оборачивается. В полумраке комнаты его глаза кажутся просто тёмными, без сверхъестественного свечения.

— Каждый день, — признаётся он, и это звучит так неожиданно от него, что у меня перехватывает дыхание. — Страх потерять то, что только начал строить. Страх ошибиться и снова погрузить эти земли в хаос.

Он делает шаг ко мне. От его мокрой одежды пахнет дождём и лесом.

— Я не умею просить, Тиана. Не люблю объяснять. Я привык приказывать. Но старейшины Ардеона несут волю короля Ирритана. Они годами занимают эти посты, в то время как сменяется власть герцогов и правителей.

Глава 23

Стены небольшой комнаты, в которой мы остановились, словно пытаются соревноваться в мощи с Фредериком. Его огромная фигура в этом тесном пространстве кажется ещё больше, а комната будто сужается.

Его слова повисают в воздухе, а я не нахожу никакого ответа.

Первым нарушает возникшее неловкое молчание мужчина:

Со своей обычной, бесшумной грацией он опускается на одно колено перед своим дорожным саквояжем из прочной кожи с тисненым гербом Ардеонов. Щелкают застежки. Он достает сверток из тонкого вощеного полотна.

— Здесь нет условий замка, — его голос звучит непривычно приглушенно, пока он разворачивает ткань. — Но я не позволю своей невесте спать в дорожном платье, пропахшем дымом.

Он протягивает мне рубашку. Она из мягчайшего отбеленного льна, с тончайшей ручной строчкой по вороту и манжетам. Не роскошная, но безупречно качественная, и, что очевидно, его. От нее исходит легкий, едва уловимый, но уже запах.

Так пахнет Фредерик.

Я беру ее, и пальцы сами собой сжимаются на мягкой ткани. Неловкость накатывает с новой силой. Переодеваться здесь? При нем?

Он, не дожидаясь моего ответа, подходит к узкому оконцу, поворачиваясь спиной.

— Я не обернусь, — говорит он тихо, но я всё равно чувствую себя неловко.

Даже от того, что он знает когда именно я буду переодеваться у меня возникает странное чувство. Но не стоит заставлять дракона ждать.

Мои пальцы дрожат, развязывая шнуровку платья. Я стараюсь делать это бесшумно, но каждый шелест ткани в тишине комнаты звучит оглушительно громко. Наконец, я стягиваю платье и быстро натягиваю его рубаху. Ткань оказывается на удивление мягкой и приятной на коже. Она огромна на мне, свисает с плеч и доходит почти до щиколоток. Я ловлю себя на том, что подношу рукав к лицу, снова вдыхая этот знакомый, тревожащий запах.

— Готово, — шепчу я, чувствуя, как жар стыда заливает щеки.

Он оборачивается. Его взгляд скользит по мне, и в его янтарных глазах на мгновение мелькает что-то теплое, почти улыбка.

— Она тебе к лицу, — произносит он, и его тон на удивление легок на этот раз.

Я одёргиваю себя за эту мысль. Если так подумать, Фредерик особо и не был груб, кроме разве что пары моментов.

Затем он, не теряя деловитой собранности, принимается за себя. Скидывает промокший камзол, затем мокрую рубаху. А я замираю. Не могу оторвать взгляда от рельефа мышц, от его вида. Фредерик переодевается настолько непринуждённо, словно и нет меня здесь.

А когда замечаю, что он видит мой взгляд тут же закрываю лицо ладошками и отворачиваюсь, пытаясь смотреть куда угодно.

Судя по звуку он быстро меняет вещи.

— К утру, если не будет дождя, выедем с рассветом. Нужно лечь сегодня пораньше, — договорив это, Фредерик гасит единственный источник света в комнате и плотно закрывает окно.

Я теряюсь. Внизу ещё слышны звуки таверны. Будем спать? Так рано? Впрочем, ужин уже прошёл, но и время уже не настолько позднее.

Он без лишних слов устраивается на полу, подстелив под себя свой сухой плащ.

— Это нелепо, — снова говорю я, кутаясь в его рубаху. — Вы герцог. Вы не можете спать на голых досках.

— А ты герцогиня, — его голос доносится из темноты спокойно. — И не должна делить ложе с мужчиной до свадьбы. Это мой выбор.

Тишина снова смыкается над нами. Я забираюсь в кровать. Она не такая уж и большая, чтобы убраться вдвоём, но других комнат здесь просто не было.

— Я научился бояться... кажется, с самого первого дня, когда осознал, что я другой. Чужой среди своих.

Мрак комнаты будто вобрал в себя его слова, став соучастником этой исповеди.

— Мне было семь лет. Мы гоняли мяч в замковом дворе. Один из мальчишек, сын кузнеца, решил что будет забавно спрятать мою сумку. И когда я это узнал, а там была довольно ценная вещь, которую я всегда носил с собой, во мне словно что-то сорвалось с цепи. Я почувствовал как жар окутывает моё тело, как в венах словно закипает кровь. Они все застыли от ужаса и в тот миг я понял, что отличаюсь. Как потом говорили я был похож на чудовище со светящимися глазами. В тот день я усвоил урок: моя истинная суть пугает людей куда сильнее, чем любой крик или угроза.

И тогда, сама не зная почему, я ответила его боли своим самым светлым воспоминанием, как будто пытаясь сбалансировать чашу его горя чем-то тёплым.

— А мой отец... — мой голос прозвучал хрипло, и я сглотнула, прежде чем продолжить. — Он учил меня ездить верхом. Я была маленькой и так боялась огромного скакуна, что дрожала всем телом. Но он не заставлял меня. Он не кричал. Он просто взял и посадил меня перед собой в седло, обнял своими сильными руками и медленно повёл коня шагом. Я помню, как вцепилась в его рукав, зажмурившись. А он сказал... он сказал: "Не смотри под ноги, дочка. Не смотри на землю. Смотри только вперёд, на дорогу. Лошадь всё чувствует. Если ты будешь бояться то она понесёт тебя прочь от страха. Прямо в пропасть. А если доверишься ей... она пронесёт тебя сквозь самую яростную грозу". — Голос окончательно дрогнул, и по щеке скатилась предательская слеза. — Вот чему он меня учил. Доверять.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Он был хорошим отцом, — тихо, почти с нежностью, произнёс Фредерик. — Он хотел дать тебе крылья.

— Да, — прошептала я, вытирая щёку.

Больше мы не говорим. Я слышу, как его дыхание выравнивается, становясь глубоким и ровным. Я лежу на спине, укутанная в ткань, что пахнет им, и этот запах кружит голову, смешиваясь с откровенностью, которой мы обменялись.

Сон приходит не сразу. А когда приходит, он беспокойный и обрывистый.

Мне снится знакомый до боли холмистый ландшафт Шаля. Я бегу по выжженному полю, тому самому, где, как я узнала из отчетов, погиб мой отец. Земля горячая под босыми ногами, воздух пахнет гарью и железом. Я не вижу погони, но слышу за спиной тяжелое, хриплое дыхание. Я бегу, спотыкаюсь о ржавые обломки доспехов, скольжу по пожухлой траве, и с каждой секундой жар сзади нарастает, будто приближается гигантский кузнечный мех, готовый извергнуть пламя. Я оборачиваюсь, пытаясь разглядеть преследователя в клубящемся дыму, и вижу лишь огромную, аморфную тень, в которой на мгновение вспыхивают два огненных глаза...

Я просыпаюсь от собственного сдавленного всхлипа. Сердце колотится, выпрыгивая из груди. В комнате темно, пропахшей дождем и кожей, но я чувствую — я не одна.

— Тиана?

Его голос звучит прямо над ухом. Низкий, спокойный, прогоняющий остатки кошмара.

— Просто... дурной сон, — выдыхаю я, чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу.

— Повернись, — мягко командует он. — Ко мне спиной.

И я, все еще во власти ночного ужаса, повинуюсь. Я поворачиваюсь, свернувшись калачиком, пытаясь спрятаться от призраков прошлого. Кровать мягко прогибается под весом Фредерика. Он ложится рядом, так близко и словно горячая печка оказывается в моей постели. Меня обдаёт жаром. Его грудь прижимается к моей спине, его дыхание касается затылка.

Он просто кладет свою тяжелую, теплую ладонь мне на живот. Его рука лежит там неподвижно. Сначала я замираю, чувствуя как напрягается моё тело. Но он всё ещё не делает ничего больше. Постепенно тепло от его руки растекается по всему телу, растворяя дрожь. Его ровное дыхание убаюкивает. Тени кошмара, порожденные старой болью и незнанием, отступают, не в силах противостоять простой, безмолвной реальности этого прикосновения.

Глава 24

Утром я просыпаюсь в той же позе от того, что его рука все еще лежит на моем животе, тяжелая и теплая, а его ровное дыхание разогревает мою кожу. Я не двигаюсь, боясь разрушить это хрупкое спокойствие. Но он уже проснулся. Я чувствую это по напряжению мышц за моей спиной.

— Рассвет, — произносит мужчина тихо, и его голос, густой от сна, заставляет меня вздрогнуть.

Его ладонь убирается, и сразу становится холодно. Он поднимается с кровати с той же бесшумной грацией, и комната будто наполняется светом, которого еще нет за окном. Мы молча собираемся. Я снимаю его рубаху со странным сожалением и надеваю свое платье, все еще пропахшее дымом. Он складывает свою одежду в саквояж с военной аккуратностью.

Мы выезжаем, когда солнце только начинает золотить верхушки деревьев. Дорога обратно в замок кажется короче. Мы не говорим о прошлой ночи, но ее отголоски витают между нами в упругом молчании. Он не скачет впереди, а держит своего вороного жеребца рядом с Нефритой. Когда дорога сужается, он пропускает меня вперед, и я ловлю его наблюдающий взгляд на своей спине. Даже, наверное охраняющий.

Замок Ардеона возникает из утренней дымки, как вырезанное из черного камня чудовище. Но сегодня его стены не давят на меня. Сегодня они просто стены.

Едва мы пересекаем мост через ров, как к Фредерику подходит капитан стражи, что-то тихо и срочно докладывая. Я вижу, как мышцы на его лице напрягаются.

— Делегация из Туана, — коротко бросает он мне, спешиваясь и отдавая поводья конюху. — Прибыли на рассвете. Ждут в Малом тронном зале.

Мое сердце делает неприятный кувырок. Туан. Дом, которого у меня больше нет.

— Иди в свои покои, переоденься, — говорит он, уже двигаясь ко входу, его тон снова обезличенно-деловой. — Они захватили с собой твои вещи. Я пришлю за тобой, когда будет нужно.

В своих покоях я нахожу сундук с платьями из Туана. Я выбираю простое золотистое платье, с высоким воротом, подбираю сдержанные украшения. Стараюсь выглядеть так, чтобы они знали, что здесь я не заложница. Элис и Мари, мои верные служанки, помогают мне одеться, их лица бледны от волнения. Они слышали, кто внизу.

— Лорд Видар среди них, госпожа, — шепчет Элис, заплетая мои волосы в тугой, невозмутимый узел. — Он всегда был…

— Я знаю, — обрываю я ее.

Я знаю. Лорд Видар, правая рука ныне покойного короля, ястреб, который всегда смотрел на моего отца и на меня свысока. Человек, для которого я всегда была лишь девочкой, не стоящей его внимания.

Когда я вхожу в малый тронный зал, воздух становится густым от недосказанности. Фредерик восседает в своем кресле. Напротив него, на поставленных для гостей стульях, расположились три знакомые фигуры. Лорд Видар в центре, его длинное, сухое лицо выдает холодное высокомерие. Двое других менее значительные советники.

Фредерик не встает, когда я подхожу. Он лишь слегка кивает, указывая на пустое кресло рядом со своим. Не напротив. Рядом. Я занимаю его, моя спина прямая как прут.

— Леди Тиана, — любезно, но без тепла начинает один из советников. — Мы привезли документы для подписания. Списки приданого, подтверждения титулов…

Мы погружаемся в обсуждение формальностей. Я отвечаю четко, голосом, не оставляющим места для сомнений. Но все мое внимание приковано к лорду Видару. Он молчит, его пальцы барабанят по ручке трости. Его взгляд, тяжелый и оценивающий, ползает по мне, по моему платью, по стулу, на котором я сижу.

И вот, когда один из советников упоминает о передаче прав на Шаль, Видар наконец издает тихий, насмешливый звук.

— Да, да, — говорит он, и его голос, скрипучий, как несмазанная дверь, режет воздух. — Все эти бумаги такие хлопоты. Хотя, по сути, все уже решено, не так ли? Земли перешли. А леди Тиана, — он делает паузу, и его глаза встречаются с моими, — является их естественным дополнением. Прекрасный трофей, чтобы скрепить сделку. Надо отдать должное великодушию герцога Ардеона, согласившегося принять дочь своего злейшего врага в свой дом и в свою постель.

На меня словно выливают ведро холодной воды. Внутри все закипает, но годами тренированное самообладание замораживает меня на месте. Я не двигаюсь. Не дышу. Я просто смотрю на него, чувствуя, как лед нарастает на моем сердце. Я готова стерпеть. Я должна. Ради Шаля.

Но затем Фредерик медленно поворачивает голову. Он не смотрит на меня. Его взгляд, холодный и острый, как отточенный клинок, впивается в лорда Видара.

— Вы ошибаетесь, лорд Видар, — говорит он. Его голос негромок, но он заполняет собой весь зал, заставляя замолкнуть даже эхо. — Вы позволили себе грубейшую ошибку.

Видар слегка откидывается назад, брови ползут вверх в притворном удивлении.

— Ваша светлость? Я лишь констатирую…

— Вы констатируете то, чего не понимаете, — перебивает его Фредерик. Его тон не меняется, в нем нет ни гнева, ни раздражения. — Леди Тиана не трофей. Она моя невеста. Будущая герцогиня Ардеона. Ее мнение по вопросам, касающимся как Шаля, так и моих земель, имеет для меня вес. Ее решение это мое решение. И, — он делает крошечную паузу, позволяя каждому слову впитаться, — оскорбление, нанесенное ей в моих стенах, я воспринимаю как оскорбление, нанесенное лично мне. А я, лорд Видар, не отличаюсь забывчивостью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 25

В зале воцаряется мертвая тишина. Даже дыхание, кажется, замерло. Лицо лорда Видара теряет свою напускную любезность, становясь бледным и напряженным. Он только что был публично унижен и поставлен на место словно дерзкий слуга, осмелившийся напасть на хозяйку дома.

Он не просто защитил меня. Он переписал правила. Он изменил мой статус в глазах этих людей с пленницы на будущую правительницу.

Я сижу неподвижно, но внутри меня бушует буря из разных эмоций, но сильнее всего выделяется чувство тепла, которым меня окутало после случившегося.

После ухода делегации из Туана в зале повисает гулкая тишина. Слуги бесшумно расставляют мебель на место, но их взгляды, украдкой скользящие по мне, теперь полны почтительного страха. Уже в каждом уголке замка знают, что произошло сегодня.

Фредерик всё это время просто сидит на месте и смотрит куда-то в пространство, сжимая челюсть. Он не просто отчитал наглого посла. Он публично сжег мосты с определенной фракцией в Туане, сделав мое положение безоговорочно своим.

— Элси, — его голос нарушает тишину, заставляя экономку вздрогнуть. — Распорядись подать ужин в зимний сад. Только для нас.

Я поднимаюсь вслед за ним по лестнице, чувствуя, как дрожь в коленях сменяется странной, нарастающей теплотой. В своих покоях я скидываю тяжелое платье и выбираю что-то более подходящее ужину в столь чудесном и местами таинственном месте.

Элис помогает мне надеть что-то легкое, из мягкого зеленого шелка, и не убирает волосы в тугой пучок, а лишь перехватывает у основания шеи.

Когда я вхожу в зимний сад, он уже там. Он стоит у стеклянной стены, за которой простираются ночные сады Ардеона, освещенные серебром луны. На столе, уставленном простыми, но изысканными блюдами, горят две свечи.

Он оборачивается. Его взгляд медленно скользит по моим распущенным волосам, по мягким складкам платья

Мы ужинаем. Говорим мало.

Я рассказываю что-то о старом обычае Шаля, и он слушает, не перебивая, его внимание полное, безраздельное.

— Ты держалась достойно, — говорит он наконец, отодвигая бокал. — Многие на твоем месте сломались бы или наговорили лишнего.

— Я научилась держать удар ещё в Шале, — отвечаю я, глядя на пламя свечи. — Но сегодня я поняла, что не обязана держать его в одиночку.

— Ты никогда больше не будешь одна, Тиана. Ни перед врагами, ни в этом замке.

Я киваю, чувствуя как щёки заливает густой румянец.

Он поднимается. Его тень, огромная и бесшумная, накрывает меня, когда Фредерик приближается и расстояние между нами словно исчезает. Он нависает надо мной, глядя сверху вниз, мне приходится откинуть назад голову, чтобы смотреть прямо.

Мое сердце замирает, а потом начинает колотиться с бешеной силой. Я не могу пошевелиться, не могу отвести взгляд от его горящих в полумраке янтарных глаз.

— Я не хочу ждать, — он говорит это так тихо, что я почти читаю это по губам. Его рука поднимается, и тыльная сторона пальцев касается моей щеки. Прикосновение обжигает, как пламя. — Я сгораю каждый раз, когда ты рядом.

Его пальцы скользят в мои волосы, разрывая небрежный узел. Пряди падают на плечи, и он запускает в них руку, сжимая их в кулак. Больно и сладко.

— Но мы будем ждать, — его губы оказываются в сантиметре от моих. Я чувствую его дыхание, горячее и прерывистое. — Потому что твоя честь… — он замолкает, и я вижу, как напряжены мышцы его шеи, как тяжело ему дается каждое слово, — …для меня дороже моей жизни. Дороже всего.

Его лоб прижимается к моему, и я чувствую, как он дрожит от напряжения, от усилия сдержать бурю, бушующую в нем.

— Каждую ночь до свадьбы, — его шепот хриплый, полный отчаяния и какой-то дикой нежности, — я буду лежать без сна и вспоминать твой запах. Твое дыхание. Дрожь твоих ресниц. И это будет ад. Самый сладкий ад.

Его рука сжимает мои волосы сильнее, притягивая мое лицо еще ближе. На мгновение мне кажется, что он все же сорвется, что сталь его воли даст трещину. Но он лишь глубже вдыхает, словно пытаясь вобрать меня в себя.

— Иди, — он отрывается от меня резким движением, будто отдирая кожу. Его грудь тяжело вздымается. — Иди сейчас же. Пока я еще в состоянии помнить, что ты моя будущая жена, а не добыча.

Он отступает на шаг, и холод ночного воздуха обжигает кожу, лишенную его тепла. Он стоит, сжав кулаки, и смотрит на меня взглядом, в котором ярость смешана с мольбой.

Я не говорю ни слова. Не могу. Я просто поднимаюсь со своего места и медленно осторожно отступаю к двери, но замираю на пороге. Мои ноги едва держат меня, губы горят, а в ушах стучит кровь. А стоит ли мне и правда уйти сейчас?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 26

Спина все еще чувствует жар его взгляда. Каждая клетка моего тела кричит, чтобы я осталась, чтобы я обернулась, но ноги словно вросли в каменные плиты пола.

— Ты не слышал меня, Тиана?

Его голос доносится сзади, негромкий, но налитый такой стальной властью, что по спине бегут мурашки. В нем звучит чёткий приказ. Окончательный и бесповоротный.

— Я сказал, иди.

Я сжимаю пальцы в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Глубокий вдох. Еще один и делаю шаг. Вперед, в темноту коридора, прочь от лунного света и его невыносимой близости. Я не оборачиваюсь. Я не могу. Если я увижу его лицо сейчас, точно могу сломаться. Всего один взгляд, один ужин меняет всё бесповоротно, ведь я понимаю, что и сама хочу довериться этому мужчине.

Я иду по холодному коридору, и каждый шаг отдается эхом в пустоте, звенящей внутри меня. Я слышу за спиной, как он с силой выдыхает. Слышу, как его кулак с грохотом обрушивается на каменный выступ. Но я не останавливаюсь.

Он отпустил меня. Не позволил нам переступить черту. И этот отказ, эта мучительная отсрочка, жгучая и невыносимая, вдруг кажется самым сильным доказательством его чувств. Он хочет не украсть меня под покровом ночи. Он хочет получить меня навсегда, со всем положенным почетом, чтобы никто и никогда не посмел усомниться в моем статусе.

Я дохожу до своих покоев, захожу внутрь и прислоняюсь спиной к тяжелой двери. Сердце все еще бешено колотится, губы горят, а в памяти вспыхивают образы его взглядов, его губ и неутолённой жажды.

Утро застает меня в состоянии странной, зыбкой неопределенности. Я почти не спала. Каждый раз, закрывая глаза, я снова чувствовала его дыхание на своих губах и слышала его хриплый шепот: “Самый сладкий ад”. Слова обжигали, как раскаленные угли, оставляя на душе смесь смятения, досады и странной, трепетной надежды. Кажется, в один миг мне даже снится этот поцелуй.

Элис и Мари помогают мне одеваться, и их молчание красноречивее любых расспросов. Весь замок, должно быть, знает о вчерашнем ужине в зимнем саду и о том, как я одна вернулась в свои покои с горящими щеками и невидящим взглядом.

Когда я спускаюсь в столовую для завтрака, сердце бешено колотится. Что я увижу в его глазах?

Он уже там. Сидит во главе стола, погруженный в чтение какого-то письма. На нем темный, строгий камзол и впервые я вижу его таким за последнее время. Фредерик сидит непоколебимый и замкнутый. Ничто не выдает в нем мужчину, который всего несколько часов назад показал настоящие желания и едва сдерживал себя.

Я тихо занимаю свое место. Он поднимает взгляд. Наши глаза встречаются всего на долю секунды, но мне достаточно. В его янтарных глазах нет неловкости.

— Леди Тиана, — произносит он ровным уверенным голосом. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули.

— Да, благодарю, ваша светлость, — отвечаю я, и мой собственный голос кажется мне чужим.

Он откладывает письмо.

— Сегодня к полудню прибудут портные из столицы. Свадебное платье и мой парадный мундир требуют последних примерок. Я попросил их привезти образцы тканей и из Шаля. Решил, вы захотите, чтобы в наряде присутствовали и ваши родные цвета.

Это простая, практическая фраза. Но для меня она значит все. Он думает обо мне, о моих чувствах и моем прошлом, которое он готов вплести в наше общее будущее.

— Это очень любезно с вашей стороны, — произношу практически одними губами, комок подкатывает к горлу от волнения.

— Я не любезен, — он поправляет меня с тенью улыбки на губах. — Я практичен. Моя жена должна чувствовать себя уверенно в день нашей свадьбы. А уверенность рождается из уважения к ее корням.

Моя жена. Он говорит это так естественно, как будто это уже свершившийся факт. И в этот момент я понимаю, что вчерашняя мучительная отсрочка была своеобразным обетом. Более крепким и страстным, чем любое мимолетное соединение.

Завтрак проходит в спокойной, почти мирной атмосфере. Мы обсуждаем предстоящие дела, планы на день. Хотя по прежнему я не имею доступа ко многим аспектам жизни герцогств, он всё равно слушает мои предложения по тем делам, которые уже доверяет. Когда мы встаем из-за стола, он задерживает меня легким жестом.

— После примерки, — говорит он тихо, пока слуги уносят посуду, — я хочу показать тебе кое-что. В западном крыле.

— Что именно? — спрашиваю я, поймав себя на том, что больше не боюсь его скрытых мотивов.

Его взгляд становится серьезным, почти нежным.

— Место, где ты сможешь хранить память. О твоем отце. О Шале. Твой собственный уголок в этих стенах. Чтобы ты никогда не чувствовала себя здесь чужой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 27

После примерки, которая прошла в облаках шелка и бархата, я следую за Фредериком по длинному коридору в западном крыле, судя по виду самой старой части замка. Он останавливается перед неприметной дубовой дверью.

— Здесь, — говорит он просто и отпирает ее.

Я замираю на пороге. Это оказывается просторная, залитая солнцем комната, пахнущая паркетом натёртым свежим воском и сушеными травами. Стены окрашены в теплый, песочный цвет, так непохожий на мрачные тона остального замка. Но не это заставляет мое сердце сжаться.

Он не просто выделил мне комнату. Он наполнил её…

В нише у окна, на резной полке, стоит небольшая, потрепанная временем книга в кожаном переплете. Я подхожу ближе, и дыхание перехватывает. Это “Трактат о коневодстве и почвах Шаля”. Рабочий дневник моего отца, его записи, его мысли, которые я считала утерянными навсегда. Я осторожно касаюсь корешка, чувствуя под пальцами шершавую кожу.

— Как?.. — начинаю я, но не могу вымолвить больше.

— Он хранился в архивах Туана, среди прочих трофеев, — тихо говорит Фредерик, стоя у меня за спиной. — Я велел его разыскать и выкупить.

Рядом с книгой, в простой глиняной вазе, стоит гербарий. Неброские полевые цветы, те самые, что росли на холмах у нашего родового поместья. Я узнаю каждый: чабрец, зверобой, цикорий. Они уже высушены, но бережно сохранены. И я понимаю, что кто-то специально ездил туда, чтобы собрать их для меня.

На столе лежит кусок камня. Необработанный, шершавый, но до боли знакомый. Я беру его в руки. Он тяжелый и теплый.

— Это с границы, — говорю я без тени сомнения. — С той самой скалы, где стояли старые пограничные столбы Шаля.

— Да, — подтверждает он. Его голос звучит очень близко. — Я подумал, что камень, который веками был свидетелем и вражды, и мира, заслуживает места в новом доме.

Я обвожу взглядом комнату. Здесь все дышит памятью. Он не пытается стереть мое прошлое. Он вписывает его в наше настоящее, отдавая ему почетное место.

И самое потрясающее находится на каминной полке, где стоит небольшая миниатюра. На ней изображен мой отец, герцог Гордон Шаль. В простом дорожном плаще, каким я помню его в редкие мирные дни, когда он возвращался домой. У него на лице сияет усталая, но добрая улыбка.

Слезы, которые я сдерживала все утро, наконец катятся по моим щекам. Горячие, горькие, но в то же время они наполнены счастьем.

— Зачем? — поворачиваюсь я к нему, сжимая в руке камень с границы. — Зачем ты все это сделал?

Он смотрит на меня, и в его глазах нет ни торжества, ни расчета. Только тихая, бездонная серьезность.

— Потому что тот, кто требует от тебя забыть, кто ты есть, не заслуживает тебя, Тиана. Твой отец был частью тебя. Шаль был частью тебя. Я не хочу, чтобы ты отрекалась от них. Я хочу, чтобы ты принесла их с собой. Сюда. Ко мне.

Он не произносит громких слов о любви. Но в этом жесте, в этой комнате, собранной с такой пронзительной внимательностью, больше истины, чем в тысяче клятв.

Я откладываю камень и делаю шаг к нему. Потом еще один. И кладу свою руку ему на грудь, прямо над сердцем, как в ту ночь в зимнем саду.

— Спасибо, — шепчу я. И это крошечное слово вмещает в себя все: прощение, доверие, и начало чего-то нового, хрупкого и настоящего.

Он покрывает мою руку своей ладонью, и его пальцы смыкаются вокруг моих. Мы просто стоим так, в солнечной светлице, среди призраков моего прошлого, и впервые между нами нет ни войны, ни напряжения. Есть только тихий диалог двух одиноких душ, которые наконец-то нашли общий язык.

И я понимаю, что он был прав. Этот замок больше не кажется мне чужой крепостью. С этой секунды в нем есть место, которое принадлежит только мне.

Дни, последовавшие за тем утром в светлице, сливаются в одно сплошное, трепетное ожидание. Время теряет свою привычную тягучесть, оно летит, подхваченное вихрем приготовлений, и каждый его миг наполнен новым, незнакомым чувством — счастливым предвкушением.

Замок Ардеона, всегда бывший молчаливой каменной громадой, начинает меняться. Слуги носят гирлянды из живых цветов — не только местных, суровых, но и нежных, доставленных с юга, тех самых, что украшали сады Шаля. В воздухе витает запах свежеиспеченного хлеба, воска для паркета и чего-то неуловимого — радости.

Мои дни заполнены не борьбой и не страхом, а приятными хлопотами. Портные осаждают меня бесконечными примерками. Я выбираю не просто платье — я выбираю судьбу. И Фредерик всегда рядом. Он не говорит много, но его мнение стало для меня важным.

— Этот оттенок серебра, — говорит он однажды, касаясь рулона ткани, — он напоминает мне лунный свет на твоих волосах в зимнем саду.

Я краснею, а портниха смотрит на нас с умилением.

Мы вместе разбираем списки гостей. Он советуется со мной по каждому имени из Туана, без тени прежнего высокомерия. Мы вместе заседаем с поварами, выбирая меню, где блюда Ардеона соседствуют с пряными десертами Шаля.

По вечерам мы часто оказываемся в библиотеке. Он читает доклады, я — старые книги об истории Ирритана. Иногда наши взгляды встречаются поверх страниц, и в его глазах я вижу уже знакомый, согревающий душу огонь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он учит меня танцевать ирританские танцы. Его рука на моей талии кажется мне уверенной опорой. Мы кружимся под тихую музыку, которую наигрывает в углу старый музыкант, и я ловлю себя на мысли, что мне не хочется, чтобы это заканчивалось.

Даже Элси смягчилась. Ее вечное “леди Шаль” теперь звучит мягче и теплее. Она лично следит, чтобы в мои покои каждый день приносили свежие цветы.

И вот наступает вечер, когда все приготовления закончены. Гирлянды развешаны, залы начищены до блеска, платье висит в гардеробной, словно призрак из жемчуга и шелка. Завтра.

Я стою на своем балконе и смотрю на холмы Шаля, тонущие в сумерках. Теперь этот вид не причиняет боли. Он наполняет меня спокойной грустью и светлой надеждой.

В дверь тихо стучат. Это Элис. Ее глаза сияют.

— Все готово, госпожа. Завтрашний день настанет совсем скоро.

Она помогает мне подготовиться ко сну, но мы обе знаем, что уснуть будет невозможно.

Когда она уходит, я остаюсь одна в тишине. И в этой тишине до меня доходит осознание, обрушиваясь всей своей тяжестью и легкостью.

Завтра.

Всего лишь одна ночь отделяет меня от него. От слова “муж”.

Глава 28

Звон колоколов собора Семи Стихий разносится над столицей Ирритана, густой и торжественный, словно сам воздух превратился в бронзу. Они звонят для нас.

Я иду по длинной-длинной аллее из белого мрамора к его распахнутым дверям, и мне кажется, что каждый шаг отмеряет вечность. Не потому что тяжело, а потому что я хочу запомнить все. Запомнить, как солнце играет на жемчугах моего платья, сплетенных с серебряными нитями в чешуйчатый узор, что является данью его природе и моей. Запомнить лица людей, выстроившихся вдоль дороги, такие любопытные и полные надежды. Запомнить запах цветов, тех самых, что он приказал привезти из Шаля.

А потом я вижу его.

Фредерик стоит у алтаря, спиной к витражному окну, залитый потоками разноцветного света. В парадном мундире из черного бархата, с золотым шитьем дракона во всю грудь, он кажется мне воплощением самой власти. Но когда я подхожу ближе, я вижу его глаза. Они прикованы ко мне, и я вижу в них тихое, бездонное облегчение и то самое обещание, что герцог дал мне в зимнем саду.

Я останавливаюсь рядом, и его пальцы находят мои. Его рука твердая, теплая, и ее прикосновение разбивает последние остатки дрожи.

Архиепископ начинает говорить, его голос гулко разносится под сводами. Слова клятв древние, торжественные. Но я почти не слышу их. Я смотрю на него, а он на меня.

— Клянешься ли ты, Фредерик Ардеон, хранить ее, уважать ее и защищать ее, как свою плоть и кровь?

— Клянусь, — его голос, низкий и властный, не дрожит. Он звучит уверенно, словно обещая мне вечное счастье.

— Клянешься ли ты, Тиана Шаль, быть ему опорой и советом, делить с ним радость и тяготы?

Я делаю глубокий вдох. Воздух пахнет ладаном и его близостью.

— Клянусь.

Фредерик сжимает мои пальцы. Кажется, он даже не дышал, пока я не ответила.

Потом нам приносят обручальные кольца. Простые, широкие, из того самого сплава ирританской стали и лунного серебра Шаля, что я сама предложила. Он надевает мое кольцо на мой палец, и металл кажется на удивление теплым.

— Объявляю вас, — гремит голос архиепископа, — мужем и женой перед лицом Богов и людей! Герцогом и Герцогиней Ардеон!

Гром аплодисментов, музыки, ликующих криков обрушивается на нас. Но он не смотрит на толпу. Он смотрит только на меня. И прежде чем я успеваю что-то понять, он наклоняется и целует меня.

Твердо, властно и безжалостно. Поцелуй хозяина, мужа, дракона, заявившего свои права перед всем миром. В нем сосредоточена вся сила его натуры, вся мощь его обещания. И я отвечаю ему с той же силой, забыв о стыде, о зрителях, обо всем на свете.

Банкет, танцы и бесконечные поздравления проходят как в золотистом тумане. Я улыбаюсь, киваю, но все мое существо уже там, в его покоях, куда нам предстоит уйти. Наконец, церемонии заканчиваются. Элси с поклоном провожает нас до дверей его личных апартаментов, которые отныне станут совместными.

Дверь закрывается, и нас накрывает оглушительная тишина. Гул праздника остается где-то далеко, за толстыми стенами. Здесь тихо. Здесь только мы.

Я стою посреди комнаты, внезапно снова ощущая себя невестой, переодетой принцессой из чужой сказки. Фредерик медленно поворачивается ко мне. В свете камина его черты кажутся еще более резкими, а глаза горят тем самым золотым огнем.

— Герцогиня Ардеон, — произносит он мой новый титул, и в его устах он звучит как самая сладкая ласка.

Дракон подходит ко мне. Его пальцы находят крошечные застежки моего свадебного наряда. Они дрожат. Легко, почти незаметно, но дрожат. Эта крошечная уязвимость обезоруживает меня сильнее любой уверенности.

— Позволь, — его шепот обжигает кожу у самого уха.

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова.

Он не торопится. Он снимает с меня сначала тяжелый жемчужный головной убор, потом фату. Его пальцы вновь погружаются в мои волосы, как в ту ночь, но теперь в его прикосновении нет боли, только бесконечная нежность. Он расплетает сложную прическу, и пряди одна за другой падают мне на плечи.

Затем он принимается за платье. Застежки одна за другой поддаются его пальцам. Тяжелая ткань шелестит, скользит по коже и наконец падает к моим ногам, образуя вокруг меня шелково-жемчужное озеро. Я стою перед ним в одной тонкой почти прозрачной сорочке, и мне не холодно. От его взгляда кровь стучит в висках.

— Ты прекрасна, — говорит Фредерик, заставляя мои щёки залиться румянцем.

А после он берет мою руку и подводит к кровати. Его собственный мундир уже отброшен на стул. На нем остаются только простые шелковые штаны.

— Ты не передумала? — снова задает он этот вопрос, и в его глазах читается та же борьба, что и тогда. Желание против благородства.

Я поднимаю руку и сама прикасаюсь к его щеке. Провожу пальцами по линии скулы, по упрямому подбородку.

— Я твоя жена, — отвечаю я просто. — И я хочу быть ею во всем.

Больше вопросов не остается. Он наклоняется, и его губы находят мои. Этот поцелуй уже другой. Медленный, глубокий поцелуй, который исследует, обещает и забирает все сомнения.

Его руки скользят по моим бедрам, подхватывают меня и укладывают на шелковые простыни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я буду бережен, — шепчет он, и его губы касаются моего плеча, оставляя за собой обжигающие прикосновения.

Глава 29

Его губы окончательно покоряют мои, властно, требовательно и невероятно нежно. Мир вокруг просто перестаёт существовать, остаётся лишь ощущение жара его кожи под моими ладонями, звуки его прерывистого дыхания и шепот, что он вплетает между поцелуями:

— Наконец-то… Моя… Вся моя…

Его руки скользят по моей коже, словно разучивая на ощупь каждую линию, каждый изгиб, каждую родинку. Каждое прикосновение отзывается на моём теле открытием новых чувств, новых границ. Никто и никогда прежде не касался меня так, как сейчас это делает Фредерик. Он снимает с меня последние преграды и делает это с таким обожанием во взгляде, что во мне не остается и капли стыда. Лишь трепетное ожидание и нарастающая, сладкая тяжесть где-то внизу живота.

Когда наша кожа наконец соприкасается без преград, мы оба замираем на мгновение. Я чувствую каждое биение его сердца, каждое напряжение его мышц. Он идеален в своей пугающей мощи. А потом его ладонь ложится на мое бедро, мягко раздвигая его, и мир переворачивается.

Когда муж входит в меня, в его глазах, пристально смотрящих на меня, вспыхивает дикое, почти первобытное желание того самого дракона, что он так тщательно скрывает. Я вскрикиваю от кратковременной, острой боли, вцепляясь ему в плечи, чувствуя, как мое тело растягивается, приспосабливаясь к нему. Фредерик замирает, весь напрягаясь как струна.

— Тиана… Прости… — в его голосе самая настоящая паника, страх причинить мне боль.

Но сквозь боль я вижу его глаза. Вижу в них не только желание, но и обожание, и ту самую бездонную нежность, которую он лишь изредка позволяет себе показывать. Эта боль это цена, которую я готова заплатить за то, чтобы стать его.

— Не останавливайся, — шепчу я, притягивая его ближе, заставляя его смотреть мне прямо в глаза. Мои пальцы разжимают его плечи и впиваются в спину, приглашая. — Я твоя.

И тогда сдерживаемая плотина его страсти окончательно рушится. С тихим, сдавленным рыком он начинает двигаться. Сначала осторожно, словно просчитывая каждое движение, вслушиваясь в мое дыхание. Но с каждым толчком его уверенность растет. Боль постепенно отступает, растворяясь в нарастающем вихре новых, незнакомых ощущений. Волны тепла расходятся от самого моего центра, заливая все тело сладкой, томной тяжестью.

Я перестаю думать. Существуют только его тело, его запах и его голос, хрипло шепчущий мое имя. Я отвечаю ему движением бедер, встречая его толчки, и чувствую, как где-то глубоко внутри закипает, нарастает невероятное напряжение. Он чувствует это, его ритм становится быстрее, властнее, безжалостнее. Его пальцы впиваются в мои бедра, прижимая меня к себе, стирая последние границы.

И когда эта внутренняя волна наконец накрывает меня с головой, вырывая беззвучный крик и заставляя все мое тело содрогаться в немом экстазе, из его груди вырывается низкий, гортанный, победный рык. Он рушится на меня, утыкаясь лицом в мою шею, его тяжелое, влажное тело пригвождает меня к матрасу. Мы лежим, пытаясь отдышаться, наши сердца бешено стучат в унисон, смешиваясь в один неистовый ритм.

Он не отпускает меня. Перевернувшись на бок, он прижимает меня к себе спиной, и его рука ложится на мою талию, как в той деревне. Такая тяжелая, теплая, собственническая. И пока его дыхание выравнивается, становясь глубоким и ровным, а мои веки тяжелеют, я чувствую на своей коже его последний, липкий от пота поцелуй.

— Спи, жена моя, — шепчет он, заключая в одну фразу весь мир.

Я просыпаюсь от того, что слишком тепло. И от осознания, что я не одна. Открывая глаза, я вижу его. Фредерик лежит на боку, подперев голову рукой, и смотрит на меня. В его взгляде нет ни капли сна.

— Доброе утро, герцогиня, — произносит он с лёгкой хрипотцой, и от этого по моей коже пробегают мурашки.

— Доброе утро, — едва разлепив губы, шепчу я, пытаясь приподняться, но он мягко и одновременно настойчиво удерживает меня.

— Никуда, — приказывает он тихо. — Семь дней.

Я смотрю на него, не понимая.

— Семь дней что?

— Семь дней мы ничем не занимаемся, кроме как друг другом, — объявляет он, и его губы растягиваются в довольной улыбке. — Никаких бумаг, никаких управителей, никаких споров о пастбищах. Только мы. Это старый ардеонский обычай для новобрачных. Первая неделя принадлежит только им.

Я замираю, пораженная. Фредерик, всегда погруженный в дела, образец долга и ответственности, объявляет неделю безделья?

— Но… дела… Шаль… — пытаюсь я возразить.

— Шаль теперь никуда не денется, — он перебивает меня, проводя пальцем по моей обнаженной спине. — Он часть тебя. А ты часть меня. Следовательно, он часть Ардеона и будет управляться по нашим законам. Но его название и твои права на него остаются неприкосновенными. Как я и обещал.

Он говорит это так просто, как о само собой разумеющемся. В его словах нет высокомерия завоевателя. Есть уверенность хозяина, принявшего окончательное и бесповоротное решение.

— А кто будет управлять? — интересуюсь я, все еще не веря в эту внезапную свободу.

— Мои советники. Они десятилетиями справлялись без меня пока я был на поле боя. Справятся и неделю. А если что-то случится, то мы рядом. Но я приказал не беспокоить нас. Ни по какому поводу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он наклоняется и целует мое плечо, а потом шею, заставляя меня снова вздрогнуть.

— Сейчас твоя единственная обязанность, герцогиня, — его губы скользят к моему уху, — привыкнуть ко мне. А моя убедиться, что для тебя в этом нет ничего страшного.

Глава 30

Он не торопится вставать.

— Самый сложный вызов для правителя не работать, — признается он, играя прядью моих волос. — Гораздо проще сражаться или подписывать указы, чем просто быть.

Завтрак нам приносят в покои. Фредерик, нарушая все правила этикета, кормит меня с собственных пальцев кусочком сладкой дыни. Я краснею, но смеюсь, и сама протягиваю ему в ответ кусок хлеба с медом. Мы едим, пьем ароматный травяной чай и говорим. Говорим обо всем и ни о чем. О том, какие книги он любил в детстве и, оказывается, это эпосы о великих мореплавателях. О том, как я впервые украдкой прокатилась на отцовском боевом коне и чуть не сломала себе шею.

День мы проводим в библиотеке. Но сегодня это особенный момент, ведь мы не ищем документов. Фредерик показывает мне старинные фолианты с гравюрами, изображающими драконов в их истинном облике. Они не похожи на чудовищ с гобеленов в главном зале. Они величественны и прекрасны.

— Это наша истинная форма, — говорит он тихо. — Не орудие разрушения, а часть мира. Древняя как горы.

— Ты когда-нибудь превращался? — осторожно спрашиваю я.

— Нет. Это слишком опасно. — Он смотрит на гравюру, его взгляд затуманен воспоминаниями. — Для этого нужно полное доверие. И пространство, где никто не пострадает.

В его словах я слышу не только предупреждение, но и приглашение. Когда-нибудь.

Вечером муж ведет меня в ту самую комнату, что он подарил мне перед свадьбой. Теперь здесь стоят два его любимых кресла. Мы сидим в них, смотрим на закат, окрашивающий холмы Шаля в багрянец, и молчим.

Перед сном, когда я уже лежу в постели, он подходит не с той стороны, где обычно спит, а с моей. Он ложится рядом и просто смотрит на меня.

— Сегодня был лучший день в моей жизни, — произносит он просто.

— Он только первый, — шепчу я в ответ, касаясь его щеки.

Фредерик ловит мою руку и прижимает ее к своим губам.

— Знаю. И я уже с нетерпением жду завтра.

К четвертому дню наша жизнь обретает свой, новый ритм. Ритм, состоящий из совместных утренних пробуждений, тихих завтраков, долгих прогулок по садам и еще более долгих разговоров. Мы открываем друг в друге все новые грани.

Сегодня он ведет меня в купальню. Это оказывается огромное помещение с бассейном, высеченным прямо в скале, наполненным теплой водой из горячего источника. Пар клубится под сводами, придавая всему волшебный, нереальный вид.

— Я приказал никого не пускать сюда на все семь дней, — говорит он, пока я с восхищением разглядываю заросли экзотических папоротников у воды.

Он раздевается и заходит в воду первым. Я следую за ним, стесняясь своей наготы при ярком свете дня, льющемся через стеклянный купол. Но муж смотрит на меня так, что всякая неловкость тает. Вода обволакивает меня, как теплая ладонь. Он подплывает ко мне, его мокрые волосы черны, как смоль, а капли воды скатываются по рельефу его груди.

Он не говорит ничего. Он просто берет мою руку и кладет ее себе на грудь, прямо над сердцем. Я чувствую его мощные, ровные удары.

— Ты чувствуешь? — его голос эхом отдается под сводами.

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова.

— Это ритм, который теперь принадлежит и тебе, Тиана. С того дня, как ты переступила порог моего замка, оно бьется только для тебя.

Его слова падают прямо в душу, и по моим щекам катятся слезы, смешиваясь с каплями воды. Он не удивляется. Он просто стирает их большими пальцами, и его взгляд полон такой бездонной нежности, что я чувствую, как таю.

— Я… я тоже, — выдыхаю я. — Мое сердце… оно всегда было разбитым и одиноким. Пока не встретило тебя.

Он притягивает меня к себе и целует. Этот поцелуй соленый от моих слез и сладкий от его признания. Это поцелуй, который залечивает старые раны.

Позже, лежа на каменной скамье у воды, я спрашиваю его о шрамах. Не о тех, что на теле, а о тех, что на душе. Он рассказывает мне о своем отце. Не о жестоком правителе, каким его изображали в Туане, а о суровом, но справедливом человеке, который учил его, что сила это не право подавлять, а долг защищать.

— Он погиб, защищая наши границы от рейда диких горных троллей, — говорит Фредерик, глядя на пар. — Но Туан, конечно же, воспользовался этим, чтобы объявить, что мы готовимся к войне. Так и началось. Цепочка недоверия, лжи и крови.

Я слушаю его, и кусочки пазла наконец складываются в целостную картину. С ужасом я понимаю, что, возможно, мой прежний король сам развязал эту войну и потому согласился отдать Шаль ради мира. Я вижу не монстра, а мужчину, который оказался заложником обстоятельств, рожденных задолго до него.

— Мне жаль, — говорю я искренне.

— Не стоит. Это прошлое. А у нас, — он поворачивается ко мне, и в его глазах зажигается огонек, — есть настоящее. И, я надеюсь, будущее.

Вечером, вернувшись в покои, Фредерик подхватывает меня на руки и относит на кровать. Наша любовь в эту ночь нежна и медленна, словно танец. И когда я засыпаю, прижавшись ухом к его груди, я слушаю ритм его сердца. Тот самый, что теперь бьется и для меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 31

Семь дней блаженного забвения заканчиваются так же внезапно, как и начались. На восьмое утро я просыпаюсь от звука аккуратного стука в дверь. Фредерик уже на ногах, его спина напряжена, а лицо снова обрело привычные жесткие черты. Похоже, что за эти дни он ни на секунду не забывал, кто он, — просто позволил себе передышку.

— Войдите, — говорит он, и голос его снова обретает металлический оттенок власти.

Входит Элси с поклоном и в руках несёт аккуратную стопку писем и документов.

— Ваша светлость. Ваши светлости, — она поправляется, бросая быстрый взгляд на меня. — Совет ожидает вас в Малом тронном зале через час. И прибыли гонцы из Шаля с отчетами.

Сердце на мгновение замирает. Шаль. Реальность, от которой мы отгораживались эту неделю, врывается в комнату вместе с утренним светом.

— Благодарю, Элси, — Фредерик кивает, и экономка удаляется.

Он поворачивается ко мне.

— Готовься, герцогиня, — говорит муж. — Наша работа начинается.

Час спустя мы входим в Малый тронный зал бок о бок. Длинный стол заполнен советниками и управителями. При нашем появлении все встают. Их взгляды скользят по мне с новым, подчеркнутым уважением, ведь теперь я женщина, стоящая рядом с их господином. Женщина, с которой он провел семь дней в затворничестве, что говорит о многом больше, чем любые официальные объявления.

Фредерик не предлагает мне сесть за стол, а вместо этого он указывает на кресло, стоящее рядом с его массивным троном. Оно чуть меньше, но явно сделано в том же стиле, из темного дерева с серебряной инкрустацией. Это место для правительницы.

Я сажусь, расправляю складки своего строгого платья и смотрю на собравшихся. Мое сердце колотится, но голос, когда я говорю:

— Прошу, садитесь, — звучит на удивление твердо.

Первыми докладывают управители из Шаля. Они говорят о проблемах с осенним севом, о нехватке инструментов, о спорах между старыми и новыми арендаторами. Я слушаю, впитывая информацию. И когда они замолкают, я чувствую, как все взгляды обращаются ко мне. Они ждут, буду ли я просительницей, умоляющей мужа о помощи для своих бывших земель.

Я делаю глубокий вдох и обращаюсь не к Фредерику, а к совету.

— Проблема с инструментами решается не закупками за счет казны Ардеона, — говорю я четко. — В Шале есть два простаивающих кузнечных цеха. Их владельцы потеряли рынок сбыта после войны. Нужно не завозить инструменты, а дать им госзаказ. Это решит две проблемы сразу.

В зале наступает тишина. Потом один из ардеонских управителей, седой мужчина с умными глазами, хмурится.

— Это риск, ваша светлость. Мы не знаем качества их работы.

— Я знаю, — парирую я. — Мой отец лично выдавал им лицензии. Их работа безупречна. Я готова предоставить их старые образцы и поручиться за них.

Я чувствую, как Фредерик смотрит на меня. Я не поворачиваюсь, но краем глаза вижу, как уголок его губ ползет вверх.

— Герцогиня права, — его голос раздается властно и не оставляет места для споров. — Распорядитесь оформить заказ. Следующий вопрос.

И так продолжается весь день. Мы слушаем доклады, и мы принимаем решения вместе. Я вношу коррективы, основанные на знании Шаля и его людей. Он добавляет свой стратегический взгляд и знание ресурсов Ардеона. Мы не всегда соглашаемся. Один раз по поводу налоговых льгот для приграничных деревень мы спорим почти на равных, и в конце концов он уступает, кивая.

— Твое решение имеет смысл. Поступим так.

К концу дня я чувствую себя выжатой, но надутой, как парус. Я больше не наблюдатель. Я часть этой системы. Живая, рабочая, необходимая часть.

Вечером, когда мы остаемся одни в его кабинете, Фредерик подходит ко мне, садится на край стола и берет мою руку.

— Сегодня ты была великолепна, — говорит он без тени лести. — Ты видишь корень проблем. Это редкий дар. Вряд ли кто-то бы кроме тебя решился спорить с герцогом моего уровня, — с усмешкой добавил мужчина.

— Я просто знаю свою землю, — пожимаю плечами, но внутри все поет от его похвалы.

— Нет. Ты знаешь людей. И это куда важнее. — Он замолкает, его пальцы переплетаются с моими. — Завтра мы сделаем следующий шаг.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 32

“Следующий шаг” оказывается созывом Большого совета, куда приглашены не только управители, но и старейшины самых влиятельных родов как Ардеона, так и Шаля. Когда мы входим в просторный зал, наполненный гулким гулом голосов, воздух кажется густым от сомнений и скрытого напряжения.

Фредерик не заставляет себя ждать. Он поднимается на невысокий помост, и зал затихает.

— Вы собрались здесь сегодня, — его голос гулко раскатывается под сводами, — чтобы стать свидетелями нового дня. Дня, когда заканчиваются старые распри и начинается новая эпоха для наших земель.

Он делает паузу, его взгляд скользит по лицам старейшин.

— Война между нашими народами оставила раны. Но она же подарила нам шанс. Шанс стать сильнее. Не через покорение, а через союз. — Он поворачивается ко мне и протягивает руку. Я делаю шаг вперед, к своему мужу, чувствуя, как сотни глаз впиваются в мой силуэт. — Ваша герцогиня, Тиана Ардеон, в девичестве Шаль, стала мостом между нашими мирами. И в знак уважения к ее наследию, к подвигу ее отца и к воле ее народа я издаю новый указ, подкреплённый королевской печатью, Его Величество уже дал мне своё согласие.

Он делает знак церемониймейстеру, и тот разворачивает тяжелый свиток с гербовой печатью.

— Отныне и навеки, — голос Фредерика звенит сталью, — земли Шаля обретают статус “Герцогства-наследницы” в составе единого Герцогства Ардеон. Они сохраняют свое название, свои внутренние законы, где это применимо, и право управляться своими старейшинами под верховным надзором герцогской четы.

В зале проносится вздох. Я сама замираю, не веря своим ушам. Он не просто оставил Шаль за мной. Он даровал ему автономию. Честь.

— Титул герцога Шаля, — продолжает Фредерик, и его взгляд встречается с моим, полный огня и обещания, — отныне будет наследоваться моим прямым потомком по крови. И второй наследник или наследница Ардеона будут носить титул правителя Шаля, дабы память о славном прошлом и кровь его защитников никогда не были забыты.

Это больше, чем я могла когда-либо надеяться. Это не просто уступка. Это включение Шаля в саму кровеносную систему Ардеона, возведение его в ранг колыбели будущих правителей. У меня слезятся глаза, и я вижу, как некоторые старейшины из Шаля, суровые и непреклонные мужчины, украдкой смахивают скупые слезы.

— Это мое слово, — заканчивает Фредерик, и в его тоне звучит окончательность, не терпящая возражений. — Скрепленное кровью и честью. Да хранят нас предки.

После этого зал взрывается гулом обсуждений, но сегодня в нем уже нет враждебности, несмотря на множество противоречий, которые повлечёт за собой это решение. В этом гуле слышится изумление, надежда, осторожное одобрение. Ко мне подходят старейшины Шаля, кланяются и благодарят. Не как завоеванную добычу, а как свою герцогиню, отстоявшую их будущее.

Позже, когда мы наконец остаемся одни на балконе, выходящем на сады, я не могу сдержать дрожи. Фредерик стоит сзади, обняв меня, его подбородок покоится на моей голове.

— Зачем? — шепчу я, глядя на очертания холмов в вечерней дымке. — Это же не входило в наши договоренности. Это… слишком щедро.

— Это справедливо, — поправляет он. — Ты отдала мне все, Тиана. Свое доверие. Свою жизнь. Свое сердце. Это все, что я могу отдать тебе в ответ. Не просто кусок земли. Не просто титул. А гарантию того, что наследие твоего отца, та часть тебя, что выросла из этой земли, никогда не будет растоптано или забыто. Оно будет жить в наших детях. Оно станет основой нашей новой, общей истории.

Я поворачиваюсь к нему и прижимаюсь лбом к груди своему мужа, слушая знакомый, могучий стук его сердца. Ритм, который теперь бьется для нашего общего дома, для нашего будущего.

— Я люблю тебя, — говорю я впервые. Громко, четко, без тени сомнения.

Он целует мои волосы, и его объятия становятся крепче.

— И я тебя. Больше жизни, больше власти, больше этой герцогской короны. Ты мое величайшее завоевание и моя единственная слабость. И самая большая гордость.

Мы стоим так, слившись воедино, пока ночь не накрывает землю, а в небе зажигаются первые звезды как безмолвные свидетели клятвы дракона и его герцогини. Клятвы, скрепленной не только законом, но и кровью, и любовью. И пока его рука лежит на моем животе, где уже, возможно, начинает биться крошечное, новое сердце, я знаю, что наша легенда только начинается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпилог

Три года спустя.

Солнце ласково пригревает спину, а ветерок, играющий в ветвях платанов, доносит до меня звонкий, беззаботный и такой родной смех, что сердце замирает на мгновение от переполняющего его счастья. Я сижу на каменной скамье в том самом саду, что когда-то казался мне лишь частью каменной тюрьмы. Теперь это мой дом.

Передо мной на расстеленном одеяле возится наш сын. Гордон, названный в честь деда, который, я уверена, смотрит на нас сейчас откуда-то свыше и улыбается. Ему чуть больше года, и он уже вовсю пытается поймать солнечного зайчика, прыгающего по траве. Его темные, как смоль, волосы точная копия отцовских, а когда он поднимает на меня глаза, в них вспыхивает знакомое янтарное золото. Но в его беззубой улыбке и ямочках на щеках все мое, шалевское.

Тенистая аллея шелестит листьями, и из-за поворота появляется Фредерик. На нем сегодня только простая льняная рубаха, закатанная до локтей. Он несет в руках крошечную деревянную лошадку, вырезанную с такой любовью. Его лицо сейчас озарено такой нежностью, что по моей коже бегут мурашки.

— Ну что, мой воин, — его голос звучит глубже и спокойнее, чем когда-либо, — будешь командовать кавалерией?

Гордон радостно агукает, протягивая к нему ручонки. Фредерик опускается перед ним на одно колено, и его огромная, покрытая шрамами рука берет крошечную ладонь сына с бесконечной осторожностью. Он отдаёт малышу лошадку и его пальцы на мгновение смыкаются вокруг маленького кулачка.

Я смотрю на моего дракона и нашего сына, в чьих жилах навеки смешались кровь Шаля и Ардеона, и чувствую, как по щеке скатывается слеза чистой, безоговорочной радости.

Фредерик поднимает на меня взгляд. Он видит мои слезы, и в его глазах я замечаю понимание. Он встает, подходит ко мне, подхватывая сына на руки, и присаживается рядом на скамью. Его плечо теплое и твердое, упирается в мое.

— О чем задумалась, герцогиня? — его шепот предназначен только мне.

— О том, что когда-то меня подарили дракону, — так же тихо отвечаю я, глядя на Гордона, который с восторгом разглядывает лошадку. — А на самом деле мне подарили крылья. И его.

Я кладу руку на свой совсем недавно округлившийся живот, где уже шевелится новая жизнь. Девочка, как уверяет меня Фредерик, обладающий странным знанием таких вещей. Наследница, которая с рождения будет носить в себе титул герцогини Шаля.

Фредерик наклоняется и целует меня в висок. Его губы теплые, а дыхание пахнет солнцем и яблоками из нашего сада.

— Я говорил тебе, что твоя честь для меня дороже жизни? — говорит он, и его слова проносятся эхом того давнего вечера в зимнем саду.

— Говорил, — улыбаюсь я. — Но я не против услышать снова.

Он смотрит на нашего сына, на мой живот, на меня, и в его взгляде целая вселенная, которую мы построили вместе.

— Она по-прежнему дороже. Как и ты. И все, что ты мне подарила.

Вдалеке, за стенами замка, простираются наши единые, мирные и процветающие земли. Шаль, сохранивший свое имя и душу, и Ардеон, могучий и сильный. Их больше не разделяют пограничные столбы с драконами, только общие дороги, по которым ходят люди, и общие поля, где колосится хлеб.

Наш сын, устав от игр просится ко мне и, кряхтя с помощью поддержки отца перебирается ко мне на колени. Он прижимается теплой щекой к моей груди, его дыхание выравнивается. Фредерик обнимает нас обоих, и его рука ложится поверх моей на животе.

И в этот момент, в тепле заходящего солнца, под небом, которое больше не угрожает войной, я понимаю, что это и есть та самая легенда. Не история о завоевании и мести. А история о том, как два одиночества нашли друг друга. Как дракон подарил пленнице целое королевство. А она подарила ему то, что было дороже любой короны: дом, семью и любовь, которая сильнее любой магии.

И это только начало.

***

Начало счастливой жизни для героев, но финал для нашей истории. Когда-то Тиана стала подарком дракону, а эта история, надеюсь, стала подарком для вас, мои дорогие читатели. Те, кто терпеливо читал её в процессе) Я очень рада, что вы есть у меня.

А книга станет платной 28 ноября, для тех, кто будет читать её позже)

Спасибо вам всем!

Сердечная благодарность тем, кто активно оставлял комментарии:

Елена (Я), Марина Островская и Анна Кайзер. С вами писать проды было приятнее)

Ну а сейчас я зову всех, кому интересно, в другую историю, которая уже выходит на страничках сайта:

(не) любимая, для дракона

Я согласилась стать жертвой ради сестры. Надела ее платье и ее имя, чтобы обмануть самого опасного лорда королевства. До брачной ночи он не должен был увидеть моё лицо, но всё сразу пошло не по плану.

Теперь вопрос в том, кто кого приручит. Дракон свою добычу или жертва своего палача?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец