Они. Часть 2

Щелчок в трубке оставил после себя не тишину, а гулкое эхо. Эхо её стонов, её прерывистого дыхания, того наглого, влажного жужжания, что сводило его с ума. Артем отбросил телефон, будто он обжег ему ладонь. Комната в гостиничном номере внезапно показалась ему душной и тесной.

Желание, тяжелое и налитое свинцом, сдавило низ живота. Волна жара прокатилась по телу, оставив за собой зудящее напряжение в каждой мышце. Он рухнул на кровать, откинув голову на подушки, и закрыл глаза, позволив образу Жени заполнить все пространство за закрытыми веками.

Она лежала перед ним, как тогда — с растрепанными волосами, с полуоткрытыми губами, с тем взглядом полной самоотдачи, который был дарован только ему. Её ноги были раздвинуты, а в руке... в руке был не вибратор.

Фантазия, будто сорвавшись с цепи, рванула в сторону, о которой он никогда не позволял себе думать всерьез.

В его руке был не вибратор.

Рука была другой — крупной, с выпуклыми венами, с грубыми мозолями на ладони. Рука незнакомца. Мускулистого, с темными волосами на смуглой коже, чьего лица Артем не видел и видеть не хотел. Это была просто сила. Плоть. Анонимность.

И эта рука лежала на бедре Жени, владея им с неприкрытой уверенностью. А сам незнакомец... он стоял на коленях между её ног. Его тело было тенью за её спиной, его руки обнимали её бедра, прижимая её к себе.

И Артем... Артем был не наблюдателем. Он был напротив. Он смотрел ей в глаза, держал её за руки, чувствовал, как её пальцы впиваются в его ладони. Он был её якорем. Её единственной реальностью в этом хаосе ощущений.

В его фантазии не было ревности. Не было гнева. Был лишь первобытный, всепоглощающий трепет. Он видел, как её глаза, зеленые и бездонные, расширяются от шока, а затем затягиваются дымкой наслаждения, когда он, Артем, медленно входил в нее спереди, заполняя ту самую, созданную для него глубину. И в тот же миг, синхронно с его движением, незнакомец сзади растягивал её анус.

Он представил это с пугающей четкостью. Двойное проникновение. Не игрушками, а живыми, настоящими мужчинами. Её тело, выгибающееся в немой гримасе экстаза, разрываемое двумя ритмами, двумя силами. Её стон, не её собственный, а тот, что рвется из горла, когда его переполняет.

И самое главное — её взгляд, прикованный к нему, к Артему. В её глазах был не стыд, а благодарность. Восторг. Любовь. Это был самый извращенный и самый чистый акт доверия. Она отдавалась другому, но видела только его. Он был режиссером этого безумия, источником её разрешения, тем, кто держал нити её наслаждения в своих руках.

«Только ты...  — словно доносилось до него в фантазии её сдавленное дыхание.  — Только ты мог... позволить мне это... »

Ее слова прозвучали как заклинание, снимающее последние запреты. В такт им незнакомец глубоко, почти до боли, вошел в её сочную попу в последний раз, заставив все её тело содрогнуться в судорожной волне, и замер. Артем почувствовал, как её внутренние мышцы 

сжались вокруг него, и это едва не свело его с ума.

3атем давление сзади ослабло. Незнакомец медленно, почти небрежно вышел из нее, оставив после себя ощущение пустоты и влажного жара. Но y Евгении не было времени осознать эту пустоту. Её бедра, будто одержимые собственной волей, продолжали свои плавные, круговые движения на Артеме, теперь уже в новом, непривычном ритме — ритме, рожденном из памяти о двойном заполнении.

Она двигалась на нем, её глаза, затуманенные и темные, были прикованы к его лицу. Она искала в нем подтверждение, разрешение, восторг. И находила.

И тогда Артем увидел, как незнакомец обходит их. Его тень упала на Женю. Мускулистое тело приблизилось к её лицу. Артем видел его член — возбужденный, блестящий от её влаги, огромный. Мужчина мягко, но уверенно расположил его возле её сомкнутых губ, провел головкой по линии рта, оставляя влажный след.

Евгения замерла на мгновение, её бедра прервали свой танец. Её взгляд скользнул с лица Артема на то, что было в сантиметре от нее, а затем снова вернулся к нему. В её глазах был не вопрос, а тихое, пьянящее осознание происходящего. И полное доверие.

Медленно, ни на миг, не отрывая от него взгляда, она приподнялась на коленях, все ещё сидя на члене Артема, но изменив угол. Её движения были исполнены неземной, почти ритуальной грации. Она наклонилась вперед, и её губы, те самые выразительные, чуть приоткрытые губы, которые только что шептали его имя, сомкнулись вокруг чужого члена.

Тихий, сдавленный стон вырвался из её груди, смешавшись с низким рычанием незнакомца. Она начала двигаться снова, создавая теперь безумный, синкопированный ритм: плавные, глубокие покачивания на Артеме внизу и такие же медленные, но уверенные движения головой, принимая в себя другую часть этой запретной связи.

Она была мостом между ними. Точкой их соединения. И все нити этого акта сходились в Артеме. Он видел, как её щеки втягиваются, как её шея вытягивается в изящной линии, как её глаза сияют для него одного — с благодарностью, с вызовом, с безумной, абсолютной любовью.

В этом не было унижения. Было возвышение. Она пила из этого источника наслаждение, но причащалась им для него. Каждый её вздох, каждое движение её языка, каждый содрогающийся её спазм — все это было посвящено ему. Он был богом в её храме, и она приносила ему самую отчаянную и самую честную жертву — всю полноту своей природы, без остатка.

И когда он почувствовал, что больше не может терпеть, его оргазм накрыл его не как извержение, а как тихая, всепоглощающая волна, совпавшая с судорожным сжатием её тела вокруг него и глухим стоном незнакомца, которого она принимала в себя до конца.

Она рухнула на него, дрожащая, вся мокрая, пахнущая чужим потом и их общей страстью. И в этот миг, в фантазии Артема, незнакомец растворился, исчез, будто его и не было. Остались только они двое. Связанные теперь не просто браком, а самой темной и самой светлой тайной, которую они 

только что разделили.

Открыв глаза, Артем держал свой eщё пульсирующий член в руке. Липкая теплота на его животе была грубым, физическим итогом той неистовой фантазии. Воздух в гостиничном номере был спертым и пахло одиночеством.

Контраст был оглушительным.

Секунду назад его мир был наполнен ею — eё запахом, eё стонами, eё взглядом, полным безраздельного доверия. Теперь он видел лишь стандартные бежевые стены, мерцающий экран телевизора и свою собственную руку, сжимающую уже обмякший член.

Эйфория угасала c каждой пульсацией, оставляя после себя не удовлетворение, a странную, щемящую пустоту. Это была не просто физиологическая разрядка. Это было падение c огромной высоты обратно в тишину и одиночество.

Он лежал, глядя в потолок, позволяя осознанию медленно просачиваться в него.

Фантазия была адски яркой. Ho это была именно что фантазия. Мысленный эксперимент. Как просмотр откровенного фильма, где главной звездой была его жена. Его возбудила не сама идея делиться ею — эта мысль, холодная и рациональная, вызывала y него глухое, животное отторжение. Нет. Его возбудила eё откровенность, eё страсть, та власть, которую он имел над ней даже в этом вымышленном сценарии, где она, казалось бы, принадлежала другому.

Он поднялся c кровати, его движения были тяжелыми. 3aшeл в ванную, и яркий холодный свет люминесцентной лампы заставил его поморщиться. Он уставился на cвoё отражение в зеркале. B его глазах читалась не решимость охотника, a глубокая, мужская растерянность. Он заглянул в ту самую бездну, o которой она ему когда-то шептала, и она оказалась притягательной и пугающей одновременно.

Он смыл c себя следы фантазии. Вода была прохладной и отрезвляющей.

Нет, он не собирался искать никакого мускулистого незнакомца. Мысль o том, чтобы в реальности прикоснуться к Жене, чувствуя запах другого мужчины, вызывала y него тошноту. Его фантазия была другой. Она родилась из сути их телефонного разговора — из eё смелости, из eё готовности отдаваться ему даже на расстоянии.

Он взял телефон и отправил сообщение жене:

«Этот звонок... был самым откровенным, что было, между нами. Спасибо. Я в тебе как в наркотике. Жень».

Он нажал «отправить». He приказ, a признание. He сценарий для будущей игры c третьим, a подтверждение того, что происходило между ними вдвоем.

Ответ пришел почти мгновенно.

«И я в тебе. Возвращайся. Мы eщё столько всего не попробовали. Только мы».

Артем отложил телефон. Фантомный привкус ревности и безумия рассеялся, сменившись знакомым, острым желанием. Пустота в номере заполнилась теплым предвкушением. Фантазия сделала cвoё дело — обострила голод, но накормить он себя хотел только ею. И только собой.

•  •  •

Их лофт был полной противоположностью уютному, наполненному детским смехом и любовью, дому Артема и Жени. Стеклянные стены, хромированный металл, минимализм, нарушаемый лишь дорогими арт-объектами — ни пылинки, ни случайной вещи. 3дecь не пахло пирогом, здесь пахло холодным воздухом из кондиционера, дорогим парфюмом и едва уловимым дымком от сигары Макса.

Макс и Александра. Они были друзьями Артема и Жени, но в их паре было сложно найти что-то общее c нашими героями. Если брак Артема и Жени был похож 

на глубокое, порой бурное озеро с подводными течениями и тайнами, то союз Макса и Саши напоминал скоростной трассовый автомобиль — красивый, мощный, созданный для одной цели: скорости и драйва.

Детей у них не было, и это был осознанный выбор. Они были сами себе и детьми, и родителями, и главным развлечением друг для друга. Их жизнь была перформансом, где каждый жест, каждая покупка, каждый поцелуй должны были быть безупречными.

Их любовь была другой. Не тихой гаванью, а вечным, прекрасным и опасным плаванием. И их главным правилом, их «но», был железный зарок: «никаких тайн». Любой флирт, любая «измена», как могли бы назвать это другие, обязательно обсуждалась и получала устное разрешение супруга. Это был их способ борьбы со скукой, рутиной и главным врагом — обыденностью.

Именно они, глядя на Артема и Женю, видели в них «самую сексуальную и самую зажатую пару» в своем окружении. И именно они, с легкой, почти хищной снисходительностью, постоянно подбрасывали им искушения.

В тот вечер лежа на диване, Александра, просматривая гостей на предстоящую вечеринку в клубе Макса, вдруг усмехнулась.

— Смотри, Макс, наш скромный друг Артем опять в командировке. Интересно, его Женечка опять скучает в одиночестве с своими правильными мыслями?

Макс лениво потянулся.

— А что ей делать? Вязать носки? Они сами себе усложняют жизнь. В них столько огня... а тушат его сами же. Жалко. Из них могла бы получиться великолепная пара. Наша пара.

— О да,  — глаза Александры блеснули азартом.  — Представь: её внутренняя борьба, её страхи... и вся эта подавленная страсть. Это же алмаз, который нужно лишь правильно огранить. А Артем... он мог бы быть таким сильным лидером для нее, если бы перестал бояться своих страхов.

— Может, позвать их на ту самую вечеринку? В выходные?  — небрежно предложил Макс.  — Как раз после разлуки. Раскачать их немного. Показать, что мир не рухнет, если позволить себе то, чего хочется.

Александра повернулась к нему, её выражение лица стало серьезным.

— Ты думаешь, они готовы? Для них это может быть слишком. Удар током.

— А по-другому они никогда не сдвинутся с мертвой точки,  — парировал Макс.  — Мы будем аккуратны. Просто атмосфера. Просто намек. Пианист и гимнастка, о которых я тебе рассказывал... они создадут нужное настроение. Без всякого давления. Просто... откроем дверь. Войдут они или нет — их выбор.

Он обнял её за плечи, и его пальцы коснулись её кожи.

— Мы же друзья, в конце концов. А друзья помогают друг другу... открывать новые горизонты.

Александра улыбнулась. В её улыбке была не только любовь к мужу, с которым они были одним целым в своем безумии, но и предвкушение новой, сложной игры. Игры по раскрепощению их самых сдержанных друзей. Для Макса и Саши это был бы самый амбициозный и интересный проект.

Тут Саше пришла мысль. Её глаза сузились, словно у кошки, увидевшей лазейку в вольер к экзотической птице.

— Слушай, а ведь Артем вернется в пятницу. Усталый, измотанный. Вряд ли они согласятся в эти выходные 

на встречу с нами в клубе,  — она хихикнула, томно потягиваясь.  — Ну, сам понимаешь, чем они будут заниматься эти два дня. Отмечать возвращение. Скучно, предсказуемо... по-семейному.

Макс ухмыльнулся, понимающе кивнув. Он уже видел эту картину: уютный ужин, страстный секс, а потом — погружение обратно в рутину до следующего кризиса.

— А ты что предлагаешь? «Дать им неделю остыть и забыть? » — спросил он.

— Ни в коем случае!  — Александра села, её лицо озарилось азартом стратега.

— Я предлагаю подождать до следующих выходных. И позвать их не в шумный клуб, а к нам на дачу. Баня, бассейн, шашлык... Расслабленная, приватная обстановка. Без лишних глаз.

Она сделала паузу, чтобы усилить эффект, и её губы растянулись в хитрой улыбке.

— В бассейне... я могу их слегка смутить. Ну, знаешь, плавать топлес. Естественно, как бы невзначай. Просто потому, что жарко и я у себя дома.

Злорадный, звонкий смех Александры заполнил стерильное пространство лофта.

— Представь эту скромницу Женьку!  — продолжала она, вытирая мнимую слезу.

— Она покраснеет, как рак, будет прятать глаза, но не сможет отвести взгляд. А её праведный Артем... О, он будет стараться смотреть только мне в глаза, но его периферийное зрение будет работать на полную мощность. Это всколыхнет в них все, что они так старательно подавляют. Это будет семя. Маленькое, но такое живучее семя сомнения... и любопытства.

Макс внимательно слушал, его ум уже оценивал ход. Это было гениально. Гораздо тоньше и эффективнее, чем прямая атака в клубе. На их территории, в обстановке ложного расслабления и дружеской невинности.

— Баня...  — задумчиво протянул он.

— Там стираются все социальные маски. Там все равны перед паром и веником. А после бани... холодная вода бассейна обжигает кожу, делает её чувствительной. Очень... чувствительной.

— Именно!  — Александра довольно щелкнула пальцами.

— Мы создадим для них идеальную теплицу для роста их собственных демонов. Без давления, без принуждения. Просто атмосфера. А уж их собственное воображение и подавленные желания сделают всю работу за нас.

Она подошла к барной стойке, налила два бокала прохладного белого вина и протянула один Максу.

— Итак, договорились? На следующую пятницу зовем Артема и Женю на дачу. Скромные семейные посиделки...  — она подняла бокал для тоста, и её глаза блеснули озорным, опасным огоньком.  — С легким флером разврата.

Музыка в клубе Макса была не просто громкой — она была физической, вибрация проходила сквозь пол и отдавалась в груди. Воздух был густым от смеси дорогих духов, пота и дыма от машин-фумарол, расставленных в углах. Здесь не танцевали — здесь двигались, сливаясь с ритмом в почти ритуальном трипе.

Макс и Александра занимали свой привычный «пост» — полукруглый диван в мезонине, откуда открывался полный вид на танцпол. Они не были просто гостями; они были режиссерами, наблюдающими за спектаклем, который сами же и поставили.

Александра, в платье из черной сетки, с идеально уложенными волосами, которые, казалось, не поддавались всеобщему хаосу, скользнула взглядом по толпе. Её внимание привлекла пара у барной стойки. Он — высокий, с гитарным ремнем через плечо 

и вызывающе спокойным взглядом. Она — хрупкая, с короткими разноцветными волосами и быстрыми, как у птицы, движениями.

— Смотри,  — томно сказала Александра, наклоняясь к уху Макса так, что её губы едва коснулись его кожи. Её голос был едва слышен под бит, но он уловил каждое слово.  — Новые. Говорят, он играет на виолончели в оркестре. А она — тату-мастер. Интересное сочетание. Классика и анархия.

Макс лениво проследил за её взглядом. Его аналитический ум уже работал.

— Оркестр... У него должны быть чуткие, сильные пальцы,  — заметил он, делая глоток виски.  — А у нее... взгляд человека, который не боится оставлять следы. Постоянные.

В их мире это был высший комплимент. Они искали не просто красивые тела. Они искали характеры, истории, потенциал для совместного исследования.

— Я представляю, как эти пальцы...  — Александра медленно провела собственным длинным ногтем по тыльной стороне ладони Макса,  — ... могли бы касаться не струн. А её рисунки на коже... они могли бы стать картой для новой игры.

Их «задумка» на этот вечер начала кристаллизоваться. Это была не просто мысль «познакомиться поближе». Это был творческий процесс, сродни созданию сложного музыкального произведения, где каждая нота — это взгляд, прикосновение, намек.

— Студия — это слишком формально и предсказуемо,  — Александра медленно покачала головой, её взгляд, томный и тяжелый, был прикован к паре у бара.  — Им нужна атмосфера. Здесь и сейчас. Пока музыка не остыла в крови, а шампанское не выдохлось.

Макс понял её без слов. Он поймал взгляд бармена и едва заметным жестом указал на виолончелиста и его спутницу. Через мгновение к паре подошел официант с бокалами шампанского и коротким посланием: «С уважением, от хозяев заведения. Макс и Александра будут рады вашей компании в своей ложе».

Они наблюдали, как пара удивленно поднимает глаза, ищет их взглядами на мезонине. Незнакомец кивнул, его скулы тронула легкая улыбка. Девушка с разноцветными волосами что-то шепнула ему на ухо, и оба, взяв бокалы, направились к лестнице.

«Охота» переходила в следующую фазу.

Вход в VIР-зону был скрыт от посторонних глаз тяжелой бархатной портьерой. За ней царил другой мир: приглушенный свет, низкие диваны, музыка доносилась сюда приглушенно, как отдаленный гул океана. Воздух был пропитан ароматом пачули и сандала.

Представления были краткими. Имена. Комплименты. Легкий, игривый флирт. Александра, как опытный психолог, вела беседу, растворяя остатки скованности. Она говорила с девушкой о смелости, о самовыражении через татуировки, о красоте момента. Макс в это время обсуждал с виолончелистом власть музыки над эмоциями, её физическое воздействие на тело.

И вот, в паузе между фразами, Александра положила руку на руку девушки.

— Твоя энергия... она завораживает. Мне кажется, ты умеешь чувствовать все — очень остро.

Ее взгляд скользнул на Макса, и это был сигнал.

Макс обернулся к виолончелисту.

— А твои пальцы... они, наверное, помнят каждую сыгранную ноту на мышечном уровне. Это дар — проводить вибрацию через плоть.

Атмосфера в комнате сгустилась, стала сладкой и тяжелой. Намеки сменились прямым, хоть и изящным, предложением.

— Знаете,  — томно начала Александра, обращаясь уже к обоим,

— 

Иногда самые яркие впечатления рождаются не на сцене, а в тишине. В кругу... близких по духу людей. Когда можно не играть, а просто... быть. И чувствовать.

Она медленно, демонстративно, провела пальцем по краю бокала, глядя на виолончелиста, а затем перевела этот же томный, обещающий взгляд на его спутницу.

— Мы могли бы... продлить этот вечер. Сделать его по-настоящему незабываемым. Для всех нас.

Макс дополнил, его голос был низким и уверенным:

— Здесь, в этой комнате, нет правил. Есть только взаимное желание и абсолютное доверие. Мы предлагаем вам... исследовать новые границы вместе.

Они не торопились. Они давали своим словам повиснуть в воздухе, смешаться с музыкой и ароматом духов. Они предлагали не просто интрижку на одну ночь. Они предлагали вступить в их игру — изысканную, рискованную и волнующую, где они, Макс и Александра, были гидами в мир запретных удовольствий. И самое главное в этом предложении было то, что они делали это вместе, как единая, неразрывная команда, готовая разделить свои фантазии с теми, кто осмелится принять их вызов.

Тишину в комнате, густую и наэлектризованную, нарушило лишь шипение шампанского в бокалах. Александра медленно поднялась. Её движения были лишены суеты, полны кошачьей грации хищницы, знающей, что добыча уже у нее в лапах.

Подойдя к девушке с разноцветными волосами и, не сводя с нее пристального, томного взгляда, взяла её за руки. Это был не вопрос, а мягкое, но неоспоримое руководство. Она приподняла её с дивана.

— Не бойся,  — прошептала Александра, голос был похож на шелест шелка.  — Красота должна быть свободной.

Плавным, почти хищным движением её пальцы нашли незаметную застежку на плече незнакомки. Легкий щелчок — и платье, черная тень, соскользнуло с её тела и бесшумно упало на пол. Девушка замерла, застигнутая врасплох и плененная внезапностью, обнаженная под приглушенным светом, её бледная кожа контрастировала с яркими татуировками, которые теперь рассказывали свою историю без всяких преград.

Не отводя глаз от своей новой «музы», Александра дотронулась до собственного плеча. Скользящее движение — и её черное платье из сетки последовало за первым, образовав на полу темный шелковый ореол. Теперь они стояли друг напротив друга — две формы совершенства, столь разные и столь дополняющие: выверенная, скульптурная красота Александры и хрупкая, испещренная рисунками плоть татуировщицы.

Александра сделала шаг вперед. Её руки, прохладные и уверенные, легли на плечи девушки, а затем начали медленное, исследующее движение вниз. Она не просто касалась — она читала кожу, как карту. Пальцы скользили по линиям татуировок, словно пытаясь понять их смысл, ладони обводили изгибы бедер, а её собственное тело прикасалось к телу незнакомки, создавая двойную волну тепла и мурашек.

Губы коснулись ключицы девушки, затем — места, где начинался яркий цветочный орнамент. Дыхание было горячим на коже. Она ласкала её не только руками, но и всей своей обнаженной фигурой — животом, бедрами, грудью. Это был танец, где одно тело покоряло другое не силой, но неоспоримой волей и гипнотической чувственностью.

Все это время Макс не сводил с них взгляда, наслаждаясь 

зрелищем. Он видел, как его Александра, творит магию, разжигая огонь в глазах незнакомки, которая уже не пыталась сопротивляться, а лишь закрыла глаза, отдаваясь потоку новых ощущений. Это было частью их ритуала — наблюдать, как твой партнер соблазняет, зная, что в конечном счете это соблазн для вас обоих.

И когда Александра, обернувшись к нему через плечо, бросила ему томный, полный власти взгляд, Макс понял, что спектакль только начинается. Теперь настала его очередь вступить в эту игру, где границы между четырьмя телами должны были окончательно раствориться.

Уступив место своему мужу и преподнеся ему уже подготовленную, возбужденную незнакомку, сделала легкий, почти невесомый пируэт. Её взгляд, томный и обещающий, скользнул с Макса, который уже приближался к татуированной девушке, на виолончелиста. Юноша сидел, завороженно наблюдая за тем, как его спутница растворяется в ласках, его собственное тело было напряжено от желания и нерешительности.

Александра подошла к нему с улыбкой опытной обольстительницы, для которой не существует препятствий. Она не говорила ни слова. Её молчание было красноречивее любых фраз. Она медленно опустилась перед ним на колени, её движения были исполнены не покорности, безраздельной власти. Пальцы, длинные и ухоженные, коснулись пряжки ремня, затем — пуговицы на ширинке. Каждое движение было выверенным, медленным, заставляющим ожидание достигать точки кипения.

Спокойным, почти небрежным движением она расстегнула ширинку. Ткань отъехала, освобождая напряженную, пульсирующую плоть. Он был большим, возбужденным до предела, и в его члене читалась вся накопленная за вечер энергия — и от музыки, и от вина, и от этого развратного зрелища.

Александра не стала медлить. Её взгляд, тяжелый и влажный, встретился с его потрясенным взором. Она увидела в нем не просто желание, а благодарность за то, что она берет на себя инициативу, снимая с него груз ответственности. И тогда она склонилась.

Мягкие и прохладные от шампанского губы, сомкнулись вокруг члена с первого раза, принимая всю длину с особой легкостью. Она не просто делала минет — она совершала ритуал посвящения. Одна рука легла на его бедро, чтобы чувствовать каждую судорогу мускулов, а другой продолжала ласкать его живот, яички, основание члена, доводя ощущения до немыслимого накала.

Одновременно с этим доносились приглушенные стоны его подруги, которую Макс, стоя сзади, плавно и властно вводил в общую игру. Александра слышала эти звуки, и они лишь подстегивали её, заставляя работать ещё усерднее, ещё слаженнее. Она была центром этого маленького вселенского хаоса, дирижером оркестра из стонов, вздохов и влажных звуков.

Саша контролировала все: ритм, глубину, паузы. Заставляла незнакомца корчиться на диване, впиваться пальцами в её волосы, искать в её лице подтверждение, что это реальность. А она лишь смотрела на него снизу вверх, её глаза, полные торжествующей власти, говорили ему без слов: «Расслабься. Ты теперь в нашем мире. И тебе никогда не захочется отсюда уходить».

Макс был полностью погружен в татуировщицу. Усадив её на свои колени, и она, отбросив всякие условности, скакала на члене как одержимая, татуированное тело извивалось в неистовом ритме, а 

короткие разноцветные волосы разлетались в такт движениям. Её стоны были хриплыми, дикими, и Макс, держа за бедра, лишь направлял её, наслаждаясь этой животной, неконтролируемой страстью.

В этот момент Александра, почувствовав, что музыкант уже на грани, выпустила его пульсирующий член из своего рта. Губы блестели, а взгляд был мутным от возбуждения, но в нем читалась четкая, холодная мысль режиссера. Она наклонилась к уху незнакомца, и её шепот, горячий и влажный, прорезал шум крови в его висках:

— Твой выход, маэстро. Иди возьми свою подругу. Посмотри, как она хочет тебя... Она ждет твой член в своей узкой заднице. Она вся горит. Покажи ей, кто здесь настоящий хозяин её наслаждения.

Слова сработали как удар хлыста. В них была не просто инструкция, а разрешение на самое запретное, возведенное в ранг высшей власти. Он увидел, как его подруга, обезумев от удовольствия, принимает в себя другого мужчину, и в его собственном желании вспыхнула новая, мрачная и жгучая нота — нота обладания.

Макс, почувствовав изменение энергии, замедлил движения, давая виолончелисту пространство для действия. Александра мягко подтолкнула молодого человека вперед.

Незнакомец подошел к паре. Руки дрожали, когда он взял свою подругу за бедра. Макс, не выпуская её из себя, помог ей сменить позу, наклонив её вперед. Она оперлась на спинку дивана, её тело было податливым и готовым ко всему.

— Не бойся,  — снова прошептал Макс ей на ухо, в то время как её парень, ведомый животным инстинктом и властным шепотом Александры, нацелился к её запретному входу.  — Это будет самый яркий аккорд в твоей жизни.

Александра наблюдала, стоя на коленях позади них, как виолончелист, сжав зубы от напряжения, медленно, сантиметр за сантиметром, входил в свою подругу сзади. Её крик, смесь боли, шока и невероятного наслаждения, огласил комнату. И в этот момент Макс снова продолжил ускорять свои движения.

Они создали живой, дышащий механизм страсти, где каждое движение одного отзывалось в другом. Александра, закончив свою роль режиссера, с наслаждением наблюдала за этим трио, зная, что это они, она и Макс, были истинными творцами этого безумия. Они не просто участвовали в оргии — они дирижировали ею, доводя чужие желания до той грани, о которой те сами не смели и мечтать. И в этом была их высшая, извращенная близость.

Подойдя к трио, Александра наблюдала за этой идеальной механикой страсти несколько секунд, как скульптор, оценивающий готовую работу. Её собственное тело горело, заряженное энергией, которую она сама же и направляла. Ритм стал учащенным, дыхание мужчин — прерывистым, хриплым, а стоны девушки — сплошным, высоким воем, означавшим приближающуюся развязку.

Именно в этот миг Саша тихо прошипела, её голос был низким, вибрационным, как рык хищницы, и он прорезал воздух, долетая до каждого:

— Мальчики, я хочу испить вас. Смотрю, уже самое время. Я хочу наполнить себя этим чудесным коктейлем из смеси вашей спермы.

Ее слова были не просьбой, а констатацией факта и приказом. Она опустилась на колени перед ними, её положение было не 

позой мольбы, а позицией властительницы, принимающей дань. Она оказалась точно между ними, в эпицентре этого шторма.

Одной рукой она взяла основание члена Макса, чувствуя его мощную, знакомую пульсацию. Другой — обхватила член виолончелиста, который был уже облит её соками и готов к извержению. Взгляд метнулся от одного лица к другому, запечатлевая маски экстаза.

Синхронизировав свои движения. Её руки, её дыхание, само её желание задали финальный, неумолимый ритм. Она видела, как напряглись мышцы их живота, как перекосились от наслаждения лица.

И когда волна накрыла их, она склонилась.

Саша поймала губами и языком горячие, соленые струи Макса, знакомый, любимый вкус, смешанный с возбуждением от новой игры. Почти одновременно, повернув голову, она приняла в свой рот и плотную, горячую струю виолончелиста, вкус чужого, но желанного в этой ситуации.

Она не отпрянула, а приняла все, с закрытыми глазами, с глухим стоном удовлетворения в собственном горле, чувствуя, как рот наполняется плодами их общего триумфа. Это был акт абсолютного принятия и высшей формы контроля — контроль над самым сокровенным, над кульминацией чужого удовольствия.

Оставаясь на коленях ещё несколько мгновений, пока последние судороги не стихли, Александра медленно поднялась. Её губы были влажными, взгляд — томным и сияющим от торжества. Она обменялась с Максом долгим, говорящим взглядом. Никаких слов не было нужно.

Они снова это сделали. Они создали, направили и с наслаждением завершили ещё один акт своей бесконечной игры. И теперь, когда чужие страсти утихли, в воздухе висело лишь одно ожидание — момента, когда они останутся одни и смогут заново присвоить друг друга, пахнущих чужим сексом и их безраздельной, извращенной близостью.

•  •  •

Наступила пятница. Воздух на даче был густым и сладким от запаха хвои и разогретой солнцем древесины. Просторный современный дом с панорамными окнами, где каждая деталь — от дизайнерского шезлонга до идеального газона — была частью их безупречной эстетики, выглядел превосходно. Пока Артем и Макс, сосредоточенно хмурясь, возились с мангалом, Саша с невинным видом предложила Жене «пройтись и осмотреть территорию». Их путь закономерно привел к стеклянному кубу бани, примыкавшему к бассейну. Баня представляла собой стеклянное строение, стены которого снаружи были зеркальными. Изнутри же открывался вид на весь участок, но для тех, кто снаружи, внутреннее пространство было сокрыто, как за дымчатым стеклом — соблазнительный намек на формы, но не более того.

— Зайдем на минуточку? Просто посидим, поговорим по-девчачьи,  — сказала Саша, и её улыбка была такой обаятельной, что отказаться было невозможно.

Женя кивнула, чувствуя легкий трепет. Они исчезли внутри. Стеклянные стены, матовые от пара, создавали иллюзию уединения, будто они в аквариуме, запотевшем изнутри. Женя лишь смутно видела расплывчатые силуэты мужчин у костра.

Спустя некоторое время первой выбежала Женя. Её кожа пылала от жара парной, капли испарины и воды сверкали на ней, как роса. В своем новом сексуальном купальнике, состоящем из крошечных треугольников и тонких бретелек, она чувствовала себя и привлекательной, и уязвимой. Стремясь остудить разгоряченное тело, она разбежалась и с хохотом прыгнула в прохладную воду бассейна.

Мужчины у 

костра на секунду отвлеклись на шум брызг. Артем на мгновение задержал взгляд на её силуэте в воде, и по его лицу пробежала улыбка. Потом он снова погрузился в спор с Максом о правильной укладке углей.

Следом в бассейн, как наяда, плавно соскользнула Саша. Вода обдала её прохладным облаком пузырьков. Когда она вынырнула, отряхивая мокрые волосы, Женя, увидев её красивую обнаженную грудь с торчащими сосками, ахнула и покраснела ещё сильнее.

— Саш... а где твой лифчик?  — прошептала она, инстинктивно прикрывая грудь рукой.

Александра лишь беззаботно рассмеялась, звонко и вызывающе.

— Ой, Жень, да кто нас видит?  — она обвела рукой пространство, будто демонстрируя их мнимое уединение.  — Ты видишь, пока им не до нас, огнепоклонники. Да и потом... сидеть в мокром купальнике, липком и неудобном, как-то не очень хочется.  — Она сделала паузу, и её взгляд стал томным, убеждающим.  — Снимай тоже. Пусть сохнет на солнышке. Расслабься. А если вдруг мужчины пойдут в нашу сторону, мы их окликнем. Все под контролем.

Ее слова висели в воздухе, сладкий и опасный яд. Это было не просто предложение раздеться. Это был вызов. Вызов её страхам, её правилам, её «верной жене», сидящей внутри. Женя посмотрела на расплывчатых мужчин у костра, потом на уверенную, обнаженную Сашу, чувствующую себя здесь как в своей тарелке, и на своё собственное отражение в темной воде, зажатое в крошечном кусочке ткани.

И в этом колебании, в этой тишине, растянувшейся на несколько ударов сердца, и заключалась вся суть их сегодняшнего вечера.

Саша продолжила, её голос стал тише и проникновеннее, словно она делилась самым сокровенным секретом, а не подталкивала подругу к публичной наготе.

— Ну представь,  — протянула она, лениво проводя ладонью по поверхности воды,  — этот вечный цикл: намочить, потом в липком сидеть, потом снова мокрый... Постоянно одеваться-раздеваться. Неудобно.  — Она посмотрела на Женю прямо, её глаза были безмятежными и чуть насмешливыми.  — Ты же не стесняешься быть голой в парной со мной. Мы же обе женщины, чего тут стесняться? Что вдруг за страхи сейчас нашли?

Эти слова попали точно в цель. Они звучали так разумно, так по-бытовому. В них не было ни капли разврата, только практичность и женская солидарность. Но под этой тонкой пленкой логики скрывался яд сомнения.

«Что вдруг за страхи? » — эхом отозвалось в голове у Жени.

Она и правда не стеснялась Саши в бане. Но баня — это закрытое, условно приватное пространство, где свои правила. А здесь... здесь была открытая территория. Всего в нескольких десятках метров — их мужья. И хотя они были увлечены костром, один неверный шаг, один поворот головы — и все.

Именно в этом и заключался страх. Не в наготе самой по себе, а в возможности быть увиденной. Не тогда, когда ты это контролируешь, а случайно. В этом мимолетном, неподконтрольном моменте и таилась та самая «запретная свобода».

И Саша, будто читая её мысли, мягко подливала масла в огонь:

— Да мы их в два счета остановим, если что. Крикну: «Мальчики, не 

сюда! ». Все цивилизованно. А пока... почувствуй свободу. Солнце на коже... вода... Ничего лишнего.

Женя сделала глубокий вдох. Сердце колотилось где-то в горле. Это было глупо, безрассудно и.. безумно заманчиво. Сделать шаг за черту своих же правил. Прямо здесь, в двух шагах от Артема, который даже не подозревал, какая битва разворачивается в душе его жены.

Дрожащие пальцы Жени уже нашли металлическую застежку на спине, когда Саша вдруг мягко, но решительно одернула её за запястье.

— Знаешь что?  — голос Саши прозвучал как внезапная разумная мысль, перекрывающая внутреннюю панику.  — Пойдем лучше в парную. Там жарко, мы повесим твой купальник сушиться, он моментально высохнет. Немного погреемся, поболтаем, а потом уже бодрыми и сухими вернемся плавать. Идем?

Это было гениально. Уйти из открытого пространства бассейна, где Женя чувствовала себя на виду, в закрытое, уже освоенное пространство бани. Это снимало немедленное давление, но при этом не отменяло самого решения раздеться. Более того, это решение как бы фиксировалось — купальник будет висеть и сушиться, а значит, обратного пути нет.

Женя, почти с облегчением, кивнула. Её рука отпустила застежку. Вместо того чтобы совершать пугающий акт здесь, это стало частью ритуала: пойти в баню, раздеться, повесить вещь.

Они вышли из воды. Саша, абсолютно естественная в своей наготе, взяла свой полотенце и пренебрежительно кинула его на шезлонг. Женя, наоборот, прижимала к себе своё маленькое полотенце, как щит. Они скрылись в стеклянном кубе.

Пар ещё не совсем выветрился, воздух был влажным и густым. Саша ловко сцепила её купальник и повесила на деревянный крючок рядом со своим.

— Вот и отлично,  — удовлетворенно сказала она.  — Теперь можно расслабиться.

И они остались стоять друг напротив друга в теплом, за зеркальным пространством. Женя — обнаженная, краснеющая, остро ощущающая каждое прикосновение воздуха к своей коже. Александра — уверенная, как будто, так и должно быть. Это был новый рубеж, преодоленный. И Саша знала, что обратно, в купальник, Женя уже не полезет. Теперь, когда они выйдут к бассейну, игра пойдет по её правилам.

Женька, а я тебе говорила? Ты сексуально выглядишь!  — Саша сказала это с такой искренней, неподдельной восторженностью, что это прозвучало не как лесть, а как констатация факта.  — Не всем удается сохранить привлекательность тела, тем более после двух родов. Это надо ценить, а не прятать.

Женя засмущалась, почувствовав, как по её щекам разливается горячая волна. Но в её глазах, помимо стыда, вспыхнула и капля гордости. Она была привыкла к комплиментам Артема, но услышать такое от другой женщины, да ещё такой безупречной, как Саша,  — это было иначе. Это было подтверждением её женской состоятельности извне.

— Спасибо,  — смущенно прошептала она, опуская взгляд, но потом, собравшись с духом, подняла его и встретился глазами с подругой.  — Ты... ты тоже. Ты просто невероятная. В тебе столько... силы и грации.

Это был её ответный ход, попытка восстановить равновесие. И в этом комплименте не было лукавства. Александра и правда была воплощением хищной, отточенной красоты.

Саша широко улыбнулась, её глаза блеснули от 

удовольствия. Она поймала этот взгляд, эту смесь стыда и зарождающейся уверенности. Её план работал.

— Ну что, побежали в бассейн?  — звонко воскликнула она, хватая Женю за руку. Её энергия была заразительной и не оставляла места для раздумий.

И прежде, чем Женя успела что-то возразить или снова схватиться за полотенце, Саша уже потянула её за собой из парной. Они выбежали на теплые деревянные мостки, ведущие к бассейну, две обнаженные фигуры на фоне зелени и голубой воды. На мгновение они застыли, как нимфы на пороге своего царства, прежде чем с разбегу, почти синхронно, прыгнуть в прохладную гладь.

Всплеск воды — громкий, веселый — снова заставил мужчин у костра отреагировать. На этот раз оба обернулись почти одновременно. Артем увидел, как исчезает в воде стройная спина жены и разлетаются по поверхности её светлые волосы. Макс с насмешливой ухмылкой проводил взглядом свою Сашу, которая нырнула с грацией русалки.

Девчонки, вынырнув, смеялись и брызгались, как дети. Вода скрывала их наготу, делая ситуацию невинной, почти естественной. Женя понемногу начала расслабляться, чувствуя, как прохлада гасит жар стыда на её щеках. Но Александра никогда не останавливалась на достигнутом.

— Жень,  — томно протянула она, откидывая мокрые волосы,  — знаешь, чего мне сейчас дико хочется? Леденящего, сухого мартини. Идеально в такую жару.

— О, это звучит восхитительно,  — с энтузиазмом согласилась Женя, все ещё не видя подвоха.

— Я позову Макса, он принесет нам,  — небрежно предложила Саша, как будто речь шла о стакане воды.

Улыбка мгновенно сошла с лица Жени. Глаза округлились от ужаса.

— Да ты что, Саш! Я же... я же голая!  — прошептала она, инстинктивно прижавшись спиной к прохладной мозаике бортика и пытаясь скрыться под водой глубже.

Саша лишь рассмеялась, её смех звенел, как хрусталь.

— Да не переживай ты так! Можешь прижаться к бортику, вот так,  — она демонстративно развернулась и облокотилась на край бассейна спиной, скрестив руки. Её собственная нагота была выставлена напоказ с вызывающим спокойствием.  — И никто-никто ничего лишнего не увидит. Все прилично. Мы просто попросим напиток.

Но Женя качала головой, её пальцы белели от того, как сильно она вцепилась в кафель. Видя её панику, Саша сделала свою коронную уступку, которая на самом деле была ловушкой.

— Хорошо, хорошо, не нервничай,  — сказала она с видом человека, идущего на компромисс.  — Давай позовем твоего Артема. Если так тебе спокойнее. Он принесет. Ты ему только скажи.

И она, улыбаясь, отплыла чуть дальше, оставляя Женю наедине с этой дилеммой. Теперь выбор был за ней. Позвать мужа. Позвать его сюда, к бассейну, где она сидит обнаженная, прижавшись к бортику. Чтобы он подошел, встал над ней... и принес мартини. Это была уже не абстрактная возможность быть увиденной, а прямое, осознанное действие. Приглашение. И в её молчаливом согласии или отказе заключался ответ на вопрос, насколько далеко она готова зайти сегодня в этой игре с огнем... и с водой.

— Артем!  — окликнула Женя, и голос её прозвучал чуть выше и громче, чем обычно.  — Не 

принесешь нам мартини?

Обе девушки, как по команде, плотнее прижались грудью к прохладной стенке бассейна, скрывая все, что находилось ниже уровня воды. Со спины они выглядели просто как загорающие у бассейна.

Артем, услышав зов, оторвался от мангала и направился к дому. Вернувшись с двумя изящными бокалами, в которых поблескивала ледяная жидкость с ломтиком лайма, он приблизился к краю бассейна. И тут его взгляд скользнул по их спинам — гладким, загорелым, по-разному красивым, но абсолютно обнаженным. Легкая волна жара прокатилась по его телу, но он не поддался панике.

«Вроде ничего такого,  — быстро пронеслось в голове рациональное оправдание.  — Они же в бане парятся, расслабляются. Обычное дело».

— Держите, девушки,  — ровным, спокойным голосом произнес он, протягивая бокалы.

Женя и Саша, повернув головы, потянулись за напитками. И в этот момент Александра, делая широкий, небрежный жест, на мгновение оторвала верхнюю часть тела от бортика, чтобы удобнее взять бокал. Этого мгновения хватило, чтобы её грудь, упругая и открытая, предстала перед Артемом во всей красе. Это было слишком быстро, чтобы быть случайностью, и слишком демонстративно, чтобы быть невинной неловкостью.

Женя, занятая своим бокалом и собственным смущением, этого не заметила. А Артем... Артем сделал вид, что ничего не произошло. Он просто отвел взгляд к лицу жены, улыбнулся ей, кивнув, развернулся и пошел обратно к костру.

Подобные ситуации уже случались и не раз. Эта «случайность» была частью негласного ритуала, фирменным знаком Александры. Она всегда находила способ ненадолго, будто невзначай, показать Артему «свои достопримечательности», как они с Максом в шутку это называли. Это была её игра — проверка границ, напоминание о своем присутствии, тонкий укол возбуждения, впрыснутый в самое обычное действие.

И каждый раз Артем делал один и тот же выбор — игнорировать. Не потому, что не видел или не понимал, а потому что это было минное поле. Любая его реакция — смущение, злость, заинтересованность — была бы немедленно уловлена и использована. Его молчаливое игнорирование было его единственной защитой и его молчаливым ответом: «Я вижу твою игру. Я в нее не играю».

Но сегодня, возвращаясь к костру, он почувствовал, как по спине бегут мурашки. Потому что сегодня объектом этой игры была не только он, но и его Женя. И этот маленький, почти невинный эпизод с мартини был лишь первым выстрелом в баталии, о правилах которой он не догадывался.

Девушки вскоре снова ушли в парную, оставив мужчин у почти догоревших углей. Однако на этот раз Саша вернулась одна и довольно быстро. На ней был купальник, если это можно было так назвать — черная сетка, сквозь которую прекрасно просвечивали темные ореолы её сосков, и тонкая полоска аккуратно выбритой киски. Она подошла к Артему, её взгляд был томным и целенаправленным.

— Артем, Женя тебя ждет. Просит помочь ей с нанесением ароматных масел в сауне. Не откажешь даме?  — её губы растянулись в сладкой, но непроницаемой улыбке.

Артем, слегка удивленный, но не видя в этом ничего странного, кивнул и послушно пошел к жене.  

Он разделся и зашел в парную, где на деревянном пологе лежала и ждала его обворожительная, абсолютно голая Женя. Воздух был густым от запаха эвкалипта и меда.

Процедура нанесения масел растянулась на долгие, томные минуты. Его ладони скользили по её разгоряченной коже, по узкой талии, по упругим ягодицам, по бедрам. Каждое прикосновение отзывалось в нем глухим, нарастающим возбуждением, и член, вопреки воле, напрягся, реагируя на близость её тела, на тихие, одобрительные вздохи. Это была интимная, супружеская близость, окрашенная особым, банным флером.

После они приняли освежающий душ, смыв с себя масло и пар, и, обернувшись в просторные полотенца, вышли в примыкающую стеклянную комнату отдыха, чтобы немного остыть.

Их взгляд, блуждавший по интерьеру, вдруг остановился и замер на том, чего они никак не могли ожидать.

Прямо перед ними, за стеклянной стеной, выходившей в зону бассейна, Саша стояла на коленях на теплой древесине настила. Перед ней, расставив ноги, стоял Макс. И она, методично и с явным наслаждением, глубоко, до самого горла, сосала его огромный, возбужденный член. Это было настолько близко, так откровенно и демонстративно, что на секунду мир сузился до этой картинки за стеклом.

Чувство было двойственным, оглушающим. Отвратительно — из-за наглой демонстративности, вторжения в их личное пространство, порнографической откровенности. Но в то же время... Возбуждающе. Жестокой, животной правдой этого акта, его чистой энергией, которая била через стекло, как ток.

Супруги замерли, не в силах оторвать глаз. Рука Жени инстинктивно впилась в руку Артема. Они были пойманы. Они стали зрителями спектакля, который их друзья устроили специально для них. И теперь им предстояло решить, что делать с этим знанием, с этим вызовом, брошенным их тихому, сложному миру.

Выйти было невозможно — дверь была на виду, и любое движение выглядело бы бегством. Но и смотреть так просто, парализованными, на эту откровенную сцену, они не могли.

Артему быстро пришла идея. Он нежно, но решительно повернул лицо жены к себе, отрывая её взгляд от зазеркалья, и сладко впился в её губы своими. Это был не просто поцелуй. Это был якорь, спасательный круг, возвращение в их общую реальность.

Женя на мгновение замерла, потом её тело отозвалось дрожью, и она ответила взаимностью, с облегчением и мыслью, что это в любом случае лучше, чем быть пассивным зрителем чужого спектакля.

Возбуждение росло, горячее и стремительное, подпитываемое адреналином и шоком. Не отрываясь от её губ, Артем нащупал позади себя кожаный диван и, сев на него, потянул за собой супругу. Женя оказалась сверху на нем, ноги по обе стороны от его бедер. Сквозь тонкую простыню она чувствовала его твердый, горячий член, упиравшийся в нее, и её собственное желание отвечало ему волной влажного тепла.

Артем скинул простыню с её плеч, и она сползла вниз от их собственных стремительных движений. И тут Женя замерла, губы оторвались от его губ.

— Артем, остановись,  — прошептала она, бросая тревожный взгляд в сторону стекла.  — А если... они зайдут?

Артем парировал, его голос был хриплым, но 

уверенным. Он смотрел только на нее.

— Не думаю, родная, что им сейчас до нас. Да и они знают, что мы здесь моемся и отдыхаем. Они себе не позволят войти.  — Он сделал небольшую паузу, его глаза сузились.  — Я думаю, они не ожидали, что мы вот так... их увидим.

Его логика, пусть и шаткая, успокоила её. Это была их территория, их момент. И в его взгляде она видела не панику, а вызов. Вызов, обращенный к ней.

Женя успокоилась и с новым жаром поддалась страсти. Её рука скользнула между их тел, она сама нащупала пульсирующий член и, приподнявшись, без единого лишнего движения, мягко и уверенно направила в своё мокрое от возбуждения влагалище.

Член вошел легко, заполнив все, и они оба застонали в унисон. Движения становились ритмичнее, она, сидя на нем, задавала темп, её тело двигалось в древнем, инстинктивном танце. Она откинула голову, и её глаза, мутные от наслаждения, снова, сами собой, приоткрылись и встретились с картиной за стеклом.

Макс, чье лицо было искажено гримасой наслаждения, уже держал голову Саши, направляя её движения. А Саша... Она смотрела. Прямо на них. Её взгляд был пристальным, целенаправленным, будто она изучала каждую их черту.

Женя на мгновение внутренне сжалась, но тут же её ум выстроил привычную, надежную защиту. «Стекло зеркальное с их стороны. Они нас не видят. Это физически невозможно». Она была в этом абсолютно уверена. Эта уверенность была их коконом, их щитом.

Но она не учитывала одного — освещения. На улице уже окончательно стемнело. Лишь мягкий свет от подводных фонарей озарял голубую гладь бассейна и фигуры Макса и Саши, купая в таинственном, призрачном сиянии. В то время как в комнате отдыха горел мягкий, но вполне достаточный приглушенный теплый свет. Он создавал идеальные условия для того, чтобы зеркальное стекло снаружи работало как обычное окно. Оно было идеально прозрачным витражом, сквозь которое Саша, могла разглядеть каждую деталь: выражение лиц, игру мускулов на руках Артема, капли пота на спине Жени, их страстные, почти отчаянные движения.

Супруги пребывали в полной уверенности, что их уединение нерушимо. Они не догадывались, что их щит превратился в ярко освещенную витрину.

И странно, но этот пристальный, изучающий взгляд Саши, который Женя списывала на случайность или собственную паранойю, не вызвал в ней паники. Наоборот. Само неведение было своим родом свободы. Оно позволяло ей интерпретировать этот взгляд как часть их собственной, приватной игры. И это подстегивало её ещё сильнее. Её движения стали не просто резче — в них появилась демонстративная, почти вызывающая грация. Она выгнула спину, зная, что это красиво, и её стон был полон не только наслаждения, но и странной гордости. Она отвечала на невидимый вызов, сама того не ведая.

Они были актерами, не знающими, что зал освещен. А Саша, стоя на коленях в темноте, озаренная лишь светом от бассейна, была тем единственным зрителем, который видел весь спектакль целиком, наслаждаясь своим знанием и их слепотой.

Немного придя в 

себя и убедившись, что у бассейна уже никого нет, Артем и Женя поспешно оделись и, стараясь сохранять невозмутимость, отправились в дом. Их встретил накрытый ужином стол с изысканными закусками и бутылкой охлажденного вина. Женю на секунду посетила странная мысль: «Когда они все успели, если до последнего занимались... этим? » Но усталость и смесь эмоций были такими сильными, что она отогнала эти размышления.

Оставшийся вечер прошел в светских разговорах, но напряжение витало в воздухе. Шутки Макса казались двусмысленными, а взгляды Александры — чересчур изучающими. Артем и Женя чувствовали себя актерами, играющими в пьесе, текст которой от них скрыли.

Наконец, сославшись на усталость, гости отправились домой. Едва за их спиной закрылась дверь, Макс с нетерпением схватил Сашу за руку и потащил на огромный диван перед плазмой.

— Ну, давай же посмотрим,  — его глаза горели азартом охотника, получившего долгожданный трофей.

Он взял пульт и включил телевизор. На экране, с кристальной четкостью высокого разрешения, заиграла запись. Вид был как раз с того ракурса, под которым находилась скрытая камера в комнате отдыха. Они увидели — Артема и Женю — входящими в комнату, их первые нежные прикосновения, их страстный поцелуй, который был попыткой спрятаться от внешнего мира.

Саша издала тихий, довольный звук, прижимаясь к мужу.

— Я же говорила, что это сработает. Смотри, какая она... прекрасная в этот момент. А он...  — она провела пальцем по экрану, где был виден Артем,  — он абсолютно потерял голову. И все это... для нас.

Они смотрели, как их друзья, ничего не подозревая, отдавались друг другу с такой страстью, которая была рождена в том числе и их провокацией. Это был самый изощренный сувенир, финальный акт сегодняшней их игры. Они не просто наблюдали — они коллекционировали чужие эмоции, чтобы потом пережить их заново.

— Знаешь, что самое интересное?  — Макс обнял Сашу, не отрывая взгляда от экрана.  — Они думают, что вечер окончен. А для нас он только начинается.

— Ты посмотри на эти сиськи Женьки,  — сказал Макс, его голос был низким и густым от возбуждения. Он прищурился, впиваясь взглядом в экран.  — Нет, стоп, это не сиськи — это грудь. Настоящая. Посмотри, какие у нее ореолы... большие, карамельного цвета. Блин, я бы взял их в свой рот, почувствовал, какие они упругие.

Он облизнул губы, его рука непроизвольно сжалась на бедре Саши.

— Посмотри, как она двигается на Артеме... Эти медленные, чувственные покачивания бедрами... Меня дико возбуждают эти движения.

Саша повернула голову, её взгляд скользнул с экрана на лицо мужа. На её губах играла легкая, хитрая улыбка.

— Мне стоит начинать ревновать?  — произнесла она с преувеличенной обидой, но в глазах читалось лишь любопытство и азарт.

Макс наконец оторвал взгляд от плазмы и повернулся к ней. Он провел рукой по её щеке.

— Родная моя, я же шучу,  — он сказал это ласково, но в его глазах горел тот самый огонь, что и на экране.  — Но признаюсь... она меня заводит. Хотел бы я видеть это вживую. Его рука опустилась 

ниже, на его собственное возбуждение.

— Смотри, что ты со мной делаешь, вернее, что она со мной делает. Он сейчас просто требует тебя. Прыгай на него, красавица моя.

Саша, не сводя с него глаз, медленно и грациозно опустилась на член, принимая его в себя с привычной, грацией. Её движения были плавными, волнообразными, идеально отточенными годами совместных практик. Но Макс почти сразу же снова перевел взгляд на телевизор, где Женя, закинув голову, продолжала свой неторопливый, сладостный танец на своем муже.

Сочетание двух реальностей — теплого, живого тела Саши, обнимающего его, и запретного, увековеченного на экране наслаждения их друзей — сработало на него как самый сильный афродизиак. Его дыхание стало сбивчивым, пальцы впились в бедра жены. Он не мог больше терпеть.

— Саш...  — его голос сорвался на хриплый шепот.  — Я не могу...

И он действительно не смог. Волна накатила на него стремительно и мощно, заставив его с силой, почти судорожно, войти в Сашу в последний раз и застыть, вздрагивая, наполняя её собой. Его крик был смесью наслаждения и досады — досады от того, что все кончилось так быстро, подстегнутое этим чертовым видео.

Он рухнул на спинку дивана, все ещё глядя на экран, где запись подходила к концу. Саша, чувствуя, как его тело обмякло, снисходительно улыбнулась, все ещё сидя на нем.

— Ну что, помогли тебе твои фантазии про Женечку?  — спросила она, проводя пальцами по его груди.

— Они не фантазии,  — хрипло выдохнул он, все ещё не в силах оторвать взгляд.  — Это теперь наше домашнее порно. Самое лучшее, что у нас есть. Потому что оно... настоящее.

И в его словах звучала не просто пошлость, а нечто большее — признание в том, что эта запись стала для них новым уровнем игры, самым интимным и опасным трофеем.