Там, где заканчивается свобода

Глава 1. Тигр в стеклянной клетке.

Дождь стучал по стеклянной крыше лимузина не каплями, а целыми водопадами, заливавшими ночной город в слепые, расплывчатые пятна. Элис сжала в пальцах ремешок старой кожаной сумки, чувствуя, как отсыревший воздух пробирается под тонкое пальто. Она ненавидела эти вечера. Ненавидела притворные улыбки, пустые разговоры и взгляды, скользящие по ней с легкой жалостью. «Племянница покойного Марка Тейлора, — словно говорили эти взгляды. — Талантлива, но одинока. Ни семьи, ни положения».

Она мечтала поскорее добраться до своей маленькой студии, заварить чай и утонуть в эскизах до утра. Мир больших денег и амбиций был для неё чужой сценой, на которую её выталкивали раз в год из чувства долга перед памятью родителей.

«Угодите вам у входа, мисс Тейлор?» — учтиво спросил водитель, замечая её беспокойство.

«Нет, всё хорошо, спасибо. Я быстро», — бросила она и, накинув капюшон, выскочила из машины прямо под ледяные струи.

Пробежав несколько метров до подъезда своего дома, она уже доставала ключ, когда из темноты отделилась высокая фигура. Не мужчина — тень, воплощенная в дорогом, идеально сидящем пальто. Он не загораживал путь, не делал резких движений. Он просто стоял, и этого было достаточно, чтобы воздух вокруг застыл.

«Элис Тейлор», — произнес он. Его голос был низким, бархатным, но с стальным сердечником, от которого по спине побежали мурашки. Это был не вопрос.

Сердце Элис ушло в пятки. «Я вас не знаю».

«Это не имеет значения. Вы знаете Артура Уэйнрайта». Это было имя её дяди, того самого, на чьём приеме она только что томилась. Дяди, который после смерти её родителей предпочёл забыть о её существовании.

«Мы не общаемся», — выдавила она, инстинктивно отступая к двери. Ключ дрожал в её руках.

Его губы тронула холодная улыбка, лишенная тепла. «Я в курсе. Но вы — его кровь. И иногда долги крови платят те, кто даже не подозревает о их существовании».

Он сделал шаг вперёд, и свет от фонаря выхватил его лицо — жёсткое, с резкими чертами и глазами цвета зимнего неба. В них не было ни злобы, ни ярости. Лишь спокойная, неоспоримая уверность.

«Что вы хотите?» — голос Элис предательски дрогнул.

«Правосудия», — просто сказал он. И прежде чем она успела вскрикнуть, из тени вышли ещё двое. Один из них мягко, но неотвратимо вынул ключ из её онемевших пальцев, другой открыл дверь чёрного внедорожника, подъехавшего бесшумно, как призрак.

Её затолкали внутрь. Запах дорогой кожи и морозной ночи. Защёлкнулся замок. Тихий, но чёткий звук, отрезавший её от привычного мира.

Она прижалась к стеклу, видя, как её подъезд, её жизнь, уплывают в потоках дождя. Страх парализовал горло, не давая кричать.

Он сел напротив, откинувшись на спинку сиденья, его лицо теперь было в тени.

«Кто вы?» — прошептала она.

Он медленно повернул к ней голову, и в полумраке глаза его казались абсолютно чёрными.

«Меня зовут Кайран Торн. А вы, мисс Тейлор, отныне мой гость. И мой единственный козырь в игре, которую ваш дядя проиграл, даже не зная правил».

---

Лифт мчался вверх с такой скоростью, что закладывало уши. Элис не понимала, в каком они здании, сколько времени прошло. Её привезли в частный аэропорт, погрузили в самолёт, и теперь они были… где-то высоко над городом.

Лифт остановился. Двери раздвинулись беззвучно, открывая вид на пентхаус. Это было не жилище, а утверждение власти. Панорамные стены от пола до потолка открывали панораму ночного мегаполиса, будто Кайран Торн купил себе не квартиру, а целый город и поставил его под стекло.

«Ваши апартаменты», — он вышел из лифта и жестом указал на огромное пространство, обставленное с минималистичной, бездушной роскошью. — «Вам здесь никто не причинит вреда. Пока вы будете соблюдать правила».

«Какие правила?» — Элис заставила себя встретиться с его взглядом. Страх начал медленно отступать, уступая место гневу. Унизительному, беспомощному, но гневу.

«Первое: вы не покинете эти стены без моего разрешения. Второе: вы не попытаетесь связаться с внешним миром. Попытки будут бесполезны, но наказуемы». Он подошёл к ней так близко, что она почувствовала исходящий от него холод. — «Третье: вы — мой гость, а не пленник. Пока ваш дядя не даст мне то, что я хочу, ваша жизнь здесь будет максимально комфортной. У вас есть всё: еда, одежда, книги. Вам недоступна только одна вещь — свобода».

«Мой дядя не придёт за мной», — сказала она, и голос её наконец обрёл твёрдость. — «Ему на меня наплевать. Ваша месть бессмысленна».

Кайран Торн внимательно посмотрел на неё, и в его глазах на мгновение мелькнуло что-то, похожее на любопытство.

«Возможно. Но это единственный шанс, который я ему дам. А пока… привыкайте к виду».

Он повернулся и ушёл, его шаги бесшумно растворились на полированном полу. Элис услышала тихий щелчок магнитного замка. Она была одна. В огромной, прекрасной, абсолютно безмолвной клетке.

Она подошла к стеклянной стене и прижалась лбом к холодной поверхности. Огни города мерцали внизу, такие близкие и такие недосягаемые. Где-то там была её жизнь, её мечты, её будущее. А здесь, наверху, — лишь отражение властного незнакомца и его холодной, безжалостной цели.

Она сжала кулаки. «Ты ошибся, Кайран Торн. Ты похитил не беспомощную жертву».

И, глядя на своё бледное отражение в стекле, она тихо добавила: «Ты разбудил бойца».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2. Пределы контроля.

Тишина в пентхаусе была не просто отсутствием звука. Она была густой, вязкой субстанцией, которой можно было подавиться. Прошло три дня. Семьдесят два часа, которые Элис измеряла не сменой дня и ночи — панорамные окна показывали лишь вечное ночное световое шоу мегаполиса, — а циклами собственного отчаяния и гнева.

Она изучила свою «клетку» до сантиметра. Спальня с калиброванной белизной постельного белья, гостиная с диванами, на которых, казалось, никто никогда не сидел, кухня-студдия с техникой матового черного цвета, похожей на орудия пыток из научной фантастики. И ее «студия» — единственная комната, где она чувствовала проблески себя. Мольберт, пачка дорогой бумаги, уголь, краски. Игрушки, данные тюремщиком, чтобы узник не сошел с ума.

Дверь в прихожую открылась беззвучно. Элис не повернулась. Она знала его шаги — бесшумные, но от них по полу будто расходились волны тяжелой энергии.

«Вы не тронули ужин», — его голос прозвучал прямо за ее спиной. Она стояла у стеклянной стены, глядя вниз на огни города.

«Я не голодна».

«Голодовка — примитивная форма протеста. Бесполезная».

Наконец, она обернулась. Он был в темных брюках и простой белой рубашке с расстегнутым воротником, без пиджака. Этот почти бытовой вид делал его еще опаснее. Он был не иконой власти, а живым, дышащим мужчиной, который держал ее в заточении.

«Что вы хотите услышать? Что я сломлена? Умоляю о пощаде?» — ее голос звучал хрипло от непользования.

Кайран изучал ее взглядом, в котором читалась холодная аналитика. «Я хочу понять, на что вы способны. Ваш дядя, как вы и предупреждали, проявил поразительное равнодушие. Значит, ваш статус изменился. Вы больше не просто разменная монета. Вы — актив, чью ценность только предстоит определить».

Он подошел к мольберту, где был закреплен лист бумаги. На ней Элис вывела углем несколько резких, нервных линий, в которых угадывался силуэт птицы, бьющейся о невидимую преграду.

«Почему птица?» — спросил он, и в его тоне прозвучала искренняя любопытство.

«Потому что у вас здесь нет клетки с решеткой. Только бесконечный горизонт, который нельзя достичь».

Он медленно обвел пальцем контур птицы на бумаге, не касаясь ее. Жест был на удивление лишенным агрессии. Почти нежным. От этого по коже побежали мурашки.

«Свобода — это иллюзия, Элис. У всех есть свои клетки. У меня — этот город, ответственность, месть. У вас — ваше прошлое, ваше одиночество. Я лишь сделал стены вашей клетки видимыми».

«Не надо меня анализировать», — резко сказала она, отступая. «Вы меня похитили. В этом вся суть».

Внезапно он улыбнулся. Это была не холодная улыбка из первой встречи, а нечто более сложное — улыбка человека, нашедшего слабое место в обороне противника.

«Хорошо. Давайте говорить начистоту. Вы здесь, потому что я так решил. Ваш комфорт зависит от моего настроения. Ваше психическое состояние — от моей милости. Вы можете продолжать молчать и смотреть в окно, медленно превращаясь в призрака. Или можете использовать то, что я даю». Он указал на краски. «Создавать. Злиться. Ненавидеть меня. Пока вы что-то чувствуете, вы живы. А мне нужна вы живая».

Его слова повисли в воздухе, тяжелые и неоспоримые. Он не угрожал. Он констатировал факт. Его власть была тотальна, и он предлагал ей единственный выбор в рамках этой тотальности — выбор между медленной смертью души и жизнью в оппозиции к нему.

«А что, если я выберу ненависть?» — тихо спросила она, поднимая на него взгляд. В ее глазах вспыхнул огонек, которого не было с самого начала.

Взгляд Кайрана Торна стал пристальным, почти одобряющим. Он сделал шаг вперед, сократив дистанцию до опасной. Она почувствовала исходящее от него тепло и запах дорогого мыла с нотками кожи и чего-то древесного.

«Ненависть — это прекрасное топливо. Оно согревает. Оно двигает вперед. Используйте его. Нарисуйте меня монстром. Разорвите этот рисунок». Он наклонился так близко, что его дыхание коснулось ее щеки. Его голос стал низким, интимным, будто он делился величайшей тайной. «Но делайте что-то. Потому что апатия — это единственное, чего я не потерплю».

Он выпрямился, и его лицо снова стало непроницаемой маской. «Ужин принесут через пятнадцать минут. Советую поесть. Завтра будет долгий день».

«Почему?» — не удержалась она.

Он уже повернулся, чтобы уйти, но на секунду задержался.

«Потому что я так решил».

Элис снова осталась одна. Но что-то изменилось. Тишина теперь не давила, а звала. Пустота комнаты стала не тюрьмой, а полем боя. Она подошла к мольберту, схватила новый лист бумаги и с силой провела по нему углем. Резкую, гневную линию.

Он был прав. Ненависть была живой. Она горела в ее груди, сжигая страх и отчаяние. Она посмотрела на свой эскиз с птицей, затем на черную линию на новом листе.

«Хорошо, Кайран Торн, — прошептала она. — Вы хотите чувств? Вы их получите».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3. Урок анатомии.

«Завтра будет долгий день» — эти слова прозвучали как приговор. Элис провела ночь в тревожном полусне, прислушиваясь к тишине пентхауса, ожидая неизвестного. Что он задумал? Новую форму унижения? Показательную казнь ее надежд?

Ровно в семь утра дверь в ее спальню открылась. В проеме стояла незнакомая женщина в строгом костюме, с лицом-маской. «Мисс Тейлор. Меня зовут Ирина. Мистер Торн просил вас присоединиться к нему к восьми. Вам нужно одеться». Она указала на гардеробную, где среди прочего висели элегантные брючные костюмы. Элис сжала зубы, но подчинилась. Протестовать сейчас было бессмысленно.

Ровно в восемь ее провели в просторный кабинет, которого она прежде не видела. Он был таким же холодным и минималистичным, как и весь пентхаус, но здесь царил иной порядок — напряженный, деловой. Кайран стоял спиной у окна, глядя на просыпающийся город. Он был одет в идеально сидящий темный костюм, и в этой одежде он казался еще более недосягаемым и опасным.

«Садитесь», — сказал он, не оборачиваясь.

Элис опустилась в кожаное кресло перед массивным столом из черного дерева.

Он повернулся. В руках у него был планшет. Он положил его на стол перед ней. На экране светилась финансовая диаграмма и фотография ее дяди, Артура Уэйнрайта. Улыбающегося, самодовольного.

«Вы сказали, что мое пребывание здесь бессмысленно. Я решил доказать обратное», — его голос был ровным, лекторским. «Вы знаете этого человека лишь как родственника, который вас предал. Я покажу вам его как хищника. И для этого вам нужно понять его среду обитания».

Он начал говорить. Спокойно, методично, без единого лишнего слова. Он рассказывал о схемах, о подставных фирмах, о слияниях и поглощениях, которые оставляли за собой разоренные жизни и сломанные судьбы. Он не просто сыпал цифрами — он выстраивал перед ней картину системы, где ее дядя был одним из ключевых игроков. Мир, где честность была синонимом слабости, а семья — разменной монетой.

Элис слушала, и поначалу гнев кипел в ней. Зачем ей это? Чтобы оправдать его поступок? Но постепенно гнев сменился леденящим ужасом. Она видела, как ее дядя, на единственной сохранившейся семейной фотографии улыбающийся ей дядя, на этих слайдах представал расчетливым циником.

«Почему вы мне это показываете?» — наконец выдохнула она, когда он закончил.

«Чтобы вы поняли разницу между похищением и изоляцией. Я забрал вас у того мира, Элис. Того мира, который он создал и в котором процветает. Здесь вы в безопасности. Там вы были бы лишь еще одним ресурсом, который он бы использовал и выбросил».

«Вы хотите, чтобы я вас благодарила?» — едко спросила она.

«Я хочу, чтобы вы мыслили здраво. Ваша ненависть направлена не на того человека».

Он подошел к ней совсем близко, оперся руками о подлокотники кресла, заключив ее в ловушку из своего тела и своего взгляда.

«Вы рисуете птиц, бьющихся о стекло. Это красиво. Это драматично. Но это неправда. Настоящая клетка — не здесь. Настоящая клетка — это система лжи, в которой вы жили, даже не осознавая этого. А стекло, о которое вы бьетесь, — это ваше неведение. Я это стекло разбиваю».

Его дыхание было теплым на ее лице. Его близкость парализовала. Но не страхом. Чем-то более сложным, более острым. В его глазах она видела не триумф, а фанатичную убежденность проповедника.

«Вы не мой спаситель», — прошептала она, чувствуя, как учащается ее пульс.

«Нет. Я ваш тюремщик. Но даже тюремщик может дать ключ. Просто не тот, которого вы ждете».

Он выпрямился и отошел к столу, будто только что обсудил деловой отчет. «На сегодня все. Ирина покажет вам назад. Думайте над тем, что услышали».

Элис вышла из кабинета на ватных ногах. Ее мир, и без того перевернутый, теперь рухнул окончательно. Старые обиды на дядю смешались с новым, леденящим знанием. А образ Кайрана Торна в ее сознании распался на две части: безжалостный похититель и... что-то еще. Что-то, что смотрело на нее не как на вещь, а как на ученика. Страшного, опасного ученика.

Вернувшись в свою часть пентхауса, она подошла к мольберту. На нем все еще висел лист с одной-единственной гневной линией. Она взяла уголь, но рука не повиновалась.

Она не могла рисовать. Она не могла ненавидеть с прежней простотой. Он не просто разбил ее неведение. Он поставил под сомнение саму природу ее свободы.

И в этой тишине, нарушаемой лишь биением ее собственного сердца, Элис впервые почувствовала самую страшную вещь на свете. Не страх. Не гнев. А пронзительное, всепоглощающее любопытство к человеку, который сломал ее жизнь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4. Тень сомнения.

Тишина стала их общим языком. Некомфортная, гулкая, она висела в воздухе пентхауса, наполненная невысказанными мыслями и нерешёнными вопросами. Элис больше не металась по комнатам, как загнанная птица. Теперь она перемещалась медленно, целеустремлённо, словно размечая территорию. Прошла неделя с того дня, как Кайран устроил ей «урок анатомии». Она все ещё переваривала полученную информацию, и каждый кусок пищи, который она проглатывала, каждое платье, которое надевала, казались ей частью этой информации — оплаченными кровью и обманом её семьи.

Она стояла в своей импровизированной студии, пытаясь зарисовать вид из окна, но на бумагу ложились не очертания небоскрёбов, а абстрактные композиции из острых углов и изломанных линий. Внезапно её отвлек приглушённый, но чёткий звук — щелчок открывающейся внешней двери. Не привычный мягкий звук магнитного замка, а более механический, резкий. Затем — быстрые, чужие шаги. Не один, а несколько.

Прежде чем она успела что-либо понять, дверь в её студию распахнулась. На пороге стоял не Кайран и не Ирина. Высокий, широкоплечий незнакомец в чёрном, с пустым, профессиональным взглядом. За его спиной мелькнула ещё одна тень.

«Выходите. Тихо», — его голос был безжизненным приказом.

Сердце Элис упало. Конкуренты? Полиция? Похищение внутри похищения? Мысль, что её могут забрать у Кайрана, почему-то вызвала не облегчение, а панический ужас. Она отступила к окну, сжимая в руке металлический резак для бумаг, который она незаметно прихватила на днях.

В этот момент из-за спины незнакомца раздался рык, больше похожий на звук, издаваемый разъярённым зверем, чем на человеческий голос.

«Руки прочь от неё».

Кайран.

Он влетел в комнату, сбивая с ног одного из нападавших молниеносным ударом. В его руке блеснул короткий ствол. Прогремел выстрел, оглушительный в замкнутом пространстве. Стеклянная стена позади Элис звонко треснула, покрылась паутиной.

Хаос. Крики, ещё выстрелы, звон разбивающегося стекла. Элис прижалась к стене, не в силах пошевелиться, завороженная адреналином и страхом. Она видела, как Кайран двигался с грацией и жестокостью хищника. Он не просто защищал свою территорию. Он защищал её.

Один из нападавших рванулся в её сторону. И в этот момент что-то щёлкнуло в Кайране. Он не стал целиться. Он просто бросился вперёд, подставив себя под удар, и отшвырнул её за массивный диван, оказавшись между ней и опасностью.

«Лежи!» — его приказ прозвучал прямо над её ухом, горячий и властный.

Она зажмурилась, слыша звуки борьбы, тяжёлое дыхание, последний глухой удар, и затем — наступившую тишину, которую нарушал только прерывистый храп Кайрана.

Осторожно выглянув из-за укрытия, она увидела его стоящим над двумя неподвижными телами. Его рубашка была порвана у плеча, и по ткани расползалось алое пятно. В его глазах стояла та самая зимняя сталь, но теперь она была раскалена докрасна.

Он повернулся к ней. «Ты ранена?»

Она лишь покачала головой, не в силах вымолвить слово.

Через несколько минут в пентхаусе снова были его люди. Они быстро и без лишних слов убрали тела и скрылись. Появилась Ирина с аптечкой. Кайран, скинув испорченную рубашку, сидел на подлокотнике дивана, позволяя ей обрабатывать глубокую царапину на плече. Он не издал ни звука.

Элис неотрывно смотрела на него. На его обнажённые мышцы, напряжённые от адреналина, на капли пота на висках, на тень усталости, легшую на его лицо. В этот момент он не был всемогущим Торном. Он был человеком. Раненым, уставшим, но не сломленным.

Когда Ирина ушла, он поднял на Элис взгляд.

«Это была не полиция», — тихо сказала она. Это не был вопрос.

«Нет. Это был Вэнс. Мой… бывший партнёр. Он решил, что ты — моя слабость. И попытался ею воспользоваться».

«А я?» — голос её дрогнул. «Я твоя слабость?»

Кайран медленно поднялся и подошёл к ней. Он стоял так близко, что она чувствовала исходящее от его тела тепло и запах крови и пороха.

«Он ошибся, — голос Кайрана был низким и хриплым. — Сегодня ты стала моей единственной точкой опоры. Я не мог позволить им тебя забрать. Не потому, что ты актив. А потому, что…»

Он не договорил, отвернулся и снова подошёл к треснувшему стеклу, глядя на город.

«Он рассказал мне о твоём отце, — рискнула она. — О том, что сделал мой дядя».

Кайран застыл.

«Месть — это холодное блюдо, Элис. Его едят в одиночестве. И оно отравляет того, кто его ест».

«А если ты не один?» — прошептала она.

Он обернулся. В его глазах бушевала буря. Боль, ярость, усталость и что-то ещё, чего она раньше не видела. Сомнение.

«Тогда это уже не месть, — тихо сказал он. — Тогда это нечто совершенно иное. И гораздо более опасное».

В ту ночь он впервые не запер её дверь. И Элис впервые за всё время своего заточения почувствовала себя не пленницей, а сообщницей. Сообщницей в войне, которую она не начинала, но которая отныне стала и её войной тоже. Стены её клетки по-прежнему были на месте, но теперь они защищали её от внешнего мира, а не держали взаперти. И её тюремщик, стоящий на страже у этих стен, внезапно стал единственным человеком, которому она могла доверять.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5. Искра на пепле.

Воздух в пентхаусе все еще вибрировал от вчерашнего насилия. Стекло в стене-окне залатали прочным прозрачным пластиком, но призрак выстрела и чужих голосов витал в стерильной тишине. Это было уже не просто отсутствие звука, а затаившееся дыхание, ожидание.

Элис проснулась от собственного крика, зажатого в горле. Во сне она снова видела дуло пистолета, направленное на нее, и спину Кайрана, закрывающую обзор. Она села на кровати, дрожа, и обхватила колени руками. Комната казалась огромной и враждебной. Инстинктивно, не отдавая себе отчета, она накинула шелковый халат и вышла в гостиную.

Он был там.

Кайран стоял у поврежденного окна, спиной к ней, опираясь ладонями о подоконник. Он был без пиджака, в темных брюках и простой белой майке, обтягивающей мощный торс. В слабом свете ночных огней города она увидела контур широких плеч и напряженных мышц спины. Он был неподвижен, как скала, но от него исходила такая энергия напряженной ярости, что, казалось, воздух вокруг трещал.

Она сделала шаг, и пол скрипнул под ее босой ногой.

Он резко обернулся. Его глаза в полумраке горели холодным огнем. В них не было ни удивления, ни вопроса. Лишь та же буря, что бушевала в ней.

«Не спится?» — его голос был низким и хриплым от невысказанных слов.

«Я… Я не могла», — прошептала она, останавливаясь в нескольких шагах от него.

Он изучал ее: бледное лицо, растрепанные волосы, тонкую фигуру, дрожащую под шелком. Он видел ее страх. И, к своему удивлению, не чувствовал триумфа. Лишь странное, раздражающее сочувствие.

«Адреналин, — сказал он отстраненно, как врач. — Выводится из организма до 72 часов. Вызывает бессонницу, тревожность».

«Не говори со мной как с диагнозом», — резко выдохнула она. Ее собственный гнев удивил ее. Он был живительным, согревающим.

Уголок его губ дрогнул. «Как тогда? Как с тюремщиком? Или как с человеком, который только что спас тебе жизнь?»

Они смотрели друг на друга через разделявшие их метры прохладного воздуха. Пульс Элис бешено стучал в висках. Он был прав. Он спас ее. И этот факт ломал все прежние схемы их отношений.

«Почему?» — спросила она, и ее голос предательски дрогнул. «Почему ты это сделал? Ты же сказал, я всего лишь актив».

Кайран отвернулся, снова глядя на город. «Активы защищают. Это базовый принцип выживания».

«Не ври мне». Слова сорвались с ее губ прежде, чем она успела их обдумать. Она сделала шаг вперед, потом еще один, пока не оказалась прямо за его спиной. Она чувствовала исходящее от него тепло. «Ты рисковал собой. Не ради актива. Ты мог бы спрятаться, отступить. Но ты этого не сделал».

Он резко повернулся, и теперь они стояли почти вплотную. Его тело казалось огромным, заполняющим все ее поле зрения. Запах его — кожи, мыла и чего-то острого, мужского — ударил ей в голову.

«Чего ты хочешь от меня, Элис?» — его голос прозвучал как угроза, но в глубине глаз плескалось что-то иное — растерянность, почти отчаяние. «Хочешь, чтобы я признал, что ты стала чем-то большим? Что эта… ситуация вышла из-под контроля?»

«Я хочу правды», — она не отступала, подняв подбородок. Ее грудь почти касалась его, дыхание сплеталось. «Хочу знать, с кем я здесь заперта. С монстром или с человеком?»

Его рука молниеносно взметнулась, и его пальцы впились в ее подбородок, заставляя ее смотреть ему в глаза. Жест был властным, но не причинял боли. Это была попытка восстановить контроль.

«Я — и то, и другое, — прошипел он. — И чем раньше ты это поймешь, тем лучше. Монстр похитил тебя. А человек… человек хочет тебя».

Признание повисло между ними, тяжелое и неоспоримое, как удар грома.

Он наклонился ближе, его губы оказались в сантиметрах от ее губ. «И я чувствую, что ты хочешь меня тоже. Несмотря ни на что. И это безумие. Это опаснее, чем любой из моих врагов».

Она не могла дышать. Не могла думать. Каждая клетка ее тела кричала в ответ на его слова, на его близость. Это была правда. Грязная, неудобная, необъяснимая правда. Ненависть и желание сплелись в тугой, горячий клубок в низу ее живота.

«Я ненавижу тебя», — прошептала она, но это прозвучало как мольба.

«Знаю», — его губы коснулись ее губ. Легко, почти невесомо.

И этот миг касания стал искрой, упавшей в бочку с порохом.

Контроль рухнул.

Его руки обвили ее, прижали к себе с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Его поцелуй больше не был вопросом. Это было завоевание. Глубокое, властное, безжалостное. В нем было все: и ярость их противостояния, и страх от пережитой опасности, и мучительное одиночество, которое они скрывали друг от друга.

Она отвечала с той же яростью, впиваясь пальцами в его волосы, в мышцы спины, прижимаясь к нему всем телом, пытаясь стереть дистанцию, стереть прошлое, стереть все, кроме этого момента. Это не была нежность. Это была битва, где они оба были и победителями, и побежденными.

Он сорвал с нее халат, его губы опустились на ее шею, ключицу. Каждое прикосновение обжигало, оставляя невидимые следы на коже и в душе. Она помогала ему снять его майку, и когда ее ладони коснулись его обнаженной горячей кожи, покрытой шрамами прошлого, она почувствовала, как что-то щелкает внутри. Это был не просто физический акт. Это было падение. Признание поражения. Или, возможно, величайшая победа.

Он поднял ее на руки и понес в спальню. И в ту ночь, в роскошной клетке с видом на спящий город, два одиноких сердца, искалеченных местью и предательством, нашли друг друга в огне, который мог как сжечь их дотла, так и очистить, дав шанс на новое начало.

А за окном, сквозь треснувшее стекло, дул холодный ветер, но они его больше не чувствовали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6. Цена свободы.

Утро пришло резко и безжалостно. Первые лучи солнца пробились сквозь пластиковую заплату на окне, прочертив на полу длинную полосу света, в которой плясали пылинки. Элис лежала неподвижно, прислушиваясь к ровному дыханию Кайрана рядом. Его рука тяжело лежала на ее талии, словно якорь, не дающий ей уплыть в море противоречивых мыслей.

Прошлой ночью не было места сомнениям. Была только животная, всепоглощающая правда их тел. Но сейчас, в холодном свете дня, реальность обрушилась на нее со всей силой. Она переспала с человеком, который похитил ее. С тюремщиком. С врагом. И самое ужасное — она не чувствовала ни стыда, ни раскаяния. Лишь оглушительную, пугающую ясность и странное, непривычное чувство покоя.

Он пошевелился, и его рука непроизвольно потяжелела, прижимая ее к себе. Элис замерла. Она чувствовала, как он просыпается, как его мышцы напрягаются, осознавая происходящее. Он не отдернул руку. Не вскочил с постели с проклятиями. Он просто медленно открыл глаза. Их взгляды встретились в утреннем воздухе, насыщенном пылью и памятью о страсти.

Никто не сказал ни слова. Слова были бы лишними, они могли бы все разрушить. Он поднял руку и провел тыльной стороной пальцев по ее щеке. Жест был невероятно нежным, совершенно не вязавшимся с его сущностью. В его глазах она увидела то же смятение, что бушевало в ней. И что-то еще — решимость.

Он поднялся с кровати, его спина, испещренная старыми шрамами и свежими царапинами, была обращена к ней. Он был уязвим, и в этом была его новая, пугающая сила над ней.

«Сегодня все закончится», — тихо сказал он, глядя в окно.

Элис села, притянув к себе простыни. «Что закончится?»

Он повернулся. Его лицо снова стало маской хладнокровного стратега, но теперь она видела трещины в этой маске. «Месть. Игра. Все».

Он оделся с привычной быстрой эффективностью и вышел из спальни, не оглянувшись. Элис осталась сидеть на кровати, чувствуя, как по ее телу разливается ледяной ужас. «Все закончится». Что это значит? Он отпустит ее? Или избавится от нее, как от ненужного свидетельства?

Через час Ирина принесла завтрак, но Элис не могла проглотить ни кусочка. Она ходила по пентхаусу, ощущая его стены уже не как границы своей тюрьмы, а как часть недолгого, искривленного мира, который стал ей почти… родным.

Дверь в кабинет была приоткрыта. Она заглянула внутрь. Кайран сидел за столом, перед ним лежал тонкий планшет. Он выглядел сосредоточенным и… усталым. Глубокая усталость, идущая из самого нутра.

«Войди», — сказал он, не глядя на нее.

Она вошла и села в то же кресло, где слушала его «лекцию» об Артуре. Тогда она ненавидела его. Теперь же ее чувства были хаотичным вихрем.

«Я получил сегодня утром кое-что интересное», — он повернул планшет к ней. На экране была перехваченная переписка ее дяди с кем-то по имени Вэнс — тем самым человеком, который напал на пентхаус. Элис пробежалась глазами по строчкам, и кровь застыла в ее жилах. Артур не просто знал о ее похищении. Он спонсировал нападение Вэнса. В надежде, что в суматохе она «случайно» погибнет, избавив его от хлопот и бросив тень на Кайрана.

Предательство, холодное и расчетливое, обожгло ее сильнее, чем любая ярость Кайрана.

«Он хотел твоей смерти», — голос Кайрана был ровным, но в нем звенела сталь. «С самого начала. Ты была для него лишь помехой, которую можно устранить».

Элис подняла на него взгляд. В ее глазах стояли слезы, но не от горя. От гнева. Очищающего, всесжигающего гнева. «Что теперь?»

Кайран откинулся на спинку кресла. «Теперь — выбор. Твой выбор». Он выдвинул ящик стола и достал оттуда паспорт, кредитную карту и толстую пачку наличных. Он положил их на стол между ними.

«Здесь полмиллиона долларов. Новый паспорт. Карта с неограниченным лимитом на первые три месяца. Машина ждет внизу. Она отвезет тебя куда угодно — в аэропорт, на вокзал. Ты можешь уехать. Прямо сейчас. Начать жизнь с чистого листа. Никто и никогда тебя не найдет».

Элис смотрела на эти предметы, символизирующие свободу. Ту самую свободу, о которой она так отчаянно мечтала все эти недели. Она протянула руку, ее пальцы дрогнули над паспортом. Она могла взять его. Уйти. Оставить все это — месть, опасность, сложные чувства к этому невыносимому, раненому человеку.

«А ты?» — тихо спросила она. «Что будешь делать ты?»

«Я закончу то, что начал, — его глаза сузились. — Но уже без тебя. Ты больше не пешка в этой игре».

Она смотрела то на паспорт, то на него. В ее памяти всплывали картины: его холодное высокомерие в первую ночь, его ярость во время «урока», его спина, закрывающая ее от пуль, его тепло в постели… и его усталость прямо сейчас.

Он давал ей то, чего она хотела. Но почему сейчас это чувствовалось не как освобождение, а как бегство? Как новая форма трусости?

«Второй вариант?» — ее голос прозвучал громче, чем она ожидала.

На его губах тронулась тень улыбки. Гордой и безрадостной. «Второй вариант — остаться. И помочь мне разрушить его. Не как пешка. Как союзник. Это опаснее. Это привяжет тебя ко мне еще сильнее. И цена за ошибку будет гораздо выше».

Элис медленно поднялась с кресла. Она посмотрела на паспорт, затем на Кайрана. И сделала свой выбор.

Она провела рукой по стопке денег, словно проверяя их текстуру, а затем решительным движением отодвинула их в сторону, к краю стола.

«Я не хочу его денег», — сказала она твердо. «И не хочу его паспорта».

Она посмотрела прямо в глаза Кайрана, и в ее взгляде горел тот самый огонь, который он когда-то в ней разжег.

«Я остаюсь. Покажи мне, как стирают в порошок таких людей, как мой дядя».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7. Не ваша жертва.

Тишина в кабинете после ее слов стала звонкой, наполненной новым смыслом. Кайран не двинулся с места, лишь его взгляд, тяжелый и оценивающий, скользнул по ее лицу, будто пытаясь обнаружить следы неуверенности или страха. Он их не нашел.

«Хорошо», — наконец произнес он, и в этом одном слове прозвучало и одобрение, и предостережение. Он убрал паспорт и деньги обратно в ящик, захлопнул его с глухим стуком. Теперь между ними на столе лежал только планшет с доказательствами предательства Артура. Новый символ их союза.

«Тогда слушай внимательно». Он встал и начал расхаживать по кабинету, его энергия, до этого сжатая и сконцентрированная, теперь выплеснулась наружу в виде стремительных, точных движений и таких же слов. Он изложил ей план. Это была не грубая сила, не угрозы, а тонкая, почти ювелирная работа по разрушению репутации. Они должны были обрушить акции его компании, спровоцировать массовый уход инвесторов, вытащить на свет все скелеты из финансовых шкафов Артура и сделать это так, чтобы удар пришелся именно тогда, когда он будет чувствовать себя в наибольшей безопасности.

Элис слушала, и ее первоначальная ярость постепенно сменялась холодной, расчетливой ясностью. Она задавала вопросы. Точные, деловые. Она вспомнила обрывки разговоров, детали из жизни дяди, которые раньше не имели для нее значения, — его суеверия, его доверенных помощников, его увлечение редкими марками. Мелочи, из которых, как знала она, часто складываются самые уязвимые места.

«Он панически боится публичного позора, — вдруг сказала она, прерывая его. — Не финансовых потерь. Именно позора. Он годами строил образ благодетеля, мецената. Это его броня».

Кайран остановился и с нескрываемым интересом посмотрел на нее. «И?»

«И мы должны снять с него эту броню первыми. Не финансовые отчеты, а грязное белье. Истории тех, кого он разорил. Его связи с Вэнсом. Сделать это до того, как он успеет оправдаться».

На губах Кайрана появилась та самая улыбка — не холодная, а хищная и одобряющая. «Ты учишься быстро».

Они работали весь день и всю следующую ночь. Это был странный симбиоз: его безграничные ресурсы и связи и ее глубокое, интуитивное понимание слабостей противника. Она не была просто помощницей. Она была стратегом, предлагавшим ходы, которые не приходили в голову ему, привыкшему действовать с позиции грубой силы. Он видел систему. Она видела человека, стоящего за ней.

Финальный акт был назначен на благотворительный вечер в музее, главным спонсором которого был Артур Уэйнрайт. Он должен был получить там свою очередную награду за «вклад в развитие культуры».

Вечером Элис стояла перед зеркалом в своей спальне. Ирина принесла ей платье — длинное, черное, безупречного кроя, которое делало ее одновременно уязвимой и невероятно сильной. Она выглядела как та самая жертва, которой она больше не была.

Кайран вошел без стука. Он был в смокинге, и этот наряд делал его еще более опасным и недосягаемым. Он остановился позади нее, их взгляды встретились в зеркале.

«Готов?» — спросил он.

«Нет, — честно ответила она. — Но я это сделаю».

Он положил руки ей на плечи. Его прикосновение было твердым и уверенным. «Просто помни: с сегодняшнего дня ты никогда больше не будешь чьей-либо жертвой».

Музей современного искусства сиял огнями. Светское общество города, напичканное деньгами и лицемерием, веселилось на фоне абстрактных полотен. Когда Элис вошла под руку с Кайраном, по залу прошел вздох. Шепот. Все знали историю ее исчезновения. Все знали, кто такой Кайран Торн. Их появление вместе было мощнее любого заявления.

Артур Уэйнрайт, сияющий и самодовольный, с бокалом шампанского в руке, увидел их и замер. Его улыбка не исчезла, но стала восковой. Он быстро оправился и двинулся к ним.

«Элис, дорогая! Боже правый, где ты была? Я был вне себя!» — он попытался обнять ее, но она отступила на шаг, ее взгляд был ледяным.

«Я была у человека, который показал мне, кто ты на самом деле, дядя».

В этот момент на всех экранах в зале, предназначенных для демонстрации произведений искусства, погасла реклама спонсоров и появились документы. Переписка Артура с Вэнсом. Финансовые проводки. Свидетельства людей, чьи жизни он разрушил. Голос за кадром, спокойный и неумолимый, зачитывал ключевые моменты.

В зале воцарилась гробовая тишина, а затем взорвался хаос. Крики репортеров, вспышки камер, возмущенные возгласы гостей. Артур Уэйнрайт стоял посреди этого ада, бледный, с трясущимися руками, его идеально отстроенный мир рушился на глазах у всего города. Его броня была снесена. Он был унижен и раздавлен.

Он посмотрел на Элис, и в его глазах была не просто злоба. Было недоумение. Он не мог понять, как эта тихая, одинокая девушка смогла это сделать.

Элис выдержала его взгляд. Ни капли страха. Ни капли сомнения.

«Это для моего отца, — тихо, но четко сказала она. — И для меня».

Она повернулась и, не глядя больше на руины его репутации, вышла из зала рука об руку с Кайраном. Ее месть была совершена. Ее свобода — завоевана.

Они ехали обратно в пентхаус в тишине. Стекло в окне уже заменили, и город снова лежал у их ног, но теперь он выглядел иначе. Он был просто городом. Не тюрьмой, не призом, а просто местом, где можно было жить.

Кайран смотрел на Элис, сидевшую рядом с ним. Она смотрела вперед, ее профиль был озарен неоном.

«Что теперь?» — спросил он, и в его голосе не было привычной уверенности. Был вопрос.

Элис повернулась к нему. В ее глазах не было ответа. Но не было и прежней стены. Было лишь чистое поле, залитое лунным светом, на котором можно было построить что угодно. Или все.

«Теперь — все», — просто сказала она.

И для них двоих этих слов было достаточно. Война закончилась. Начиналась новая, неизвестная история, и они вступали в нее на равных — бывший тюремщик и бывшая пленница, сжегшие мосты в прошлом и оставившие позади пепел старой мести.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец