Они. Часть 3

Александра. Её сила была не в том, чтобы прямо командовать, а в том, чтобы быть источником. Источником идей, решений, самой реальности для Макса. Она никогда не приказывала «Сделай так». Она приходила к нему с бокалом вина, садилась на подлокотник его кресла и томно, как бы между делом, роняла: «А представляешь, как было бы забавно, если бы... » — и описывала сценарий, который заведомо льстил его эго, его имиджу брутального повелителя. Через час он уже был уверен, что эта гениальная, порочная идея родилась в его голове. Она была тенью, отбрасываемой его троном, и тень эта была больше и могущественнее самого трона.

До встречи с ней Макс был... нормальным. Успешным, да. Но его успех был линейным, предсказуемым — ресторан, потом клуб. Он мог бы жениться на милой девушке, родить детей, ездить на шашлыки с Артемом и обсуждать ипотеку и футбол. В нём не было этой извилистой, тёмной гениальности. Она её в него вдохнула. Вернее, она стала его тёмным дыханием.

Её истинным наркотиком была не страсть и не секс. Это были лишь инструменты, краски на её палитре. Её настоящей страстью была метаморфоза. Она обожала брать чужую, устоявшуюся реальность — будь то личность Макса или хрупкий брак его друзей — и переплавлять её, придавая ей новую, более изощрённyю и, с её точки зрения, совершенную форму.

Именно поэтому Артем и Женя стали для неё таким лакомым объектом. Они были вызовом. Их внутренний мир, их тщательно выстроенный баланс между верностью и фантазией был сложной, но прочной конструкцией. И Саша жаждала найти слабое звено, надавить и наблюдать, как всё это рухнет, чтобы потом собрать из обломков то, что захочется ей.

3апись с камеры в комнате отдыха была не просто порно для её мужа. Это был чертёж. Доказательство эффективности её метода. Она заставила их, ничего не подозревающих, сыграть в её пьесе. И теперь, глядя на экран, она видела не просто двух любовников — она видела своё творение. Первый акт был сыгран безупречно.

И она уже писала второй. Потому что игра только начиналась. Её конечной целью было не просто подглядывание. Её целью было добиться, чтобы Артем и Женя, глядя друг другу в глаза, попросили её войти в их спальню. Добровольно. Сознательно. Отдавая ей свою «уникальность» на откуп. И в этом акте тотальной капитуляции она вкусила бы свою величайшую победу.

Женя с её страхами и фантазиями была для Александры лишь инструментом, дверью, через которую она надеялась войти в святая святых — в сознание Артема. Его спокойная, непоколебимая уверенность, его способность видеть её игру и делать вид, что не замечает, сводили её с ума. Для женщины, привыкшей, что мужчины — либо податливая глина, как Макс, либо легко разжигаемая плоть, как те случайные любовники, Артем был загадкой. Вызовом. Непокоренной вершиной.

Ее не просто «нервировало» его игнорирование. Это было оскорблением к мастерству, отрицание её самой как силы природы. Каждый его спокойный взгляд, каждый раз, когда он вежливо отводил 

глаза от «случайно» обнаженной груди, был молчаливым заявлением: «Я вижу тебя. И ты мне не интересна».

И это была ложь. Она знала, что это ложь. Он не был импотентом или святым, что темный огонь в нем тлел. Но это был его огнь, и он упрямо не желал позволить ей стать тем ветром, что раздует пламя.

Поэтому её стратегия изменилась. Если прямой соблазн не работал, нужно было атаковать оплот его уверенности — его веру в себя как в единственного, кто может удовлетворить Женю. Нужно было показать ему, что её воля могущественнее его собственной. Что она может дать его жене то, чего не может он. Не другого мужчину, нет. А тотальное, безудержное, освобождающее падение.

Именно поэтому запись с камеры была так важна. На ней был запечатлен не просто их секс. На ней был запечатлен момент, когда её провокация, её режиссура заставили Женю забыть о всех условностях. Артем думал, что это его победа, его страсть. Но Саша-то знала правду: это была её победа. Женя откликнулась на её вызов.

И теперь, глядя на эту запись, Александра вынашивала новый план. Цель оставалась прежней — сломить Артема. Но теперь она будет действовать ещё тоньше. Она заставит его самого, добровольно, в отчаянии или в порыве темной страсти, попросить её о помощи. Попросить её научить его, как быть тем, кого хочет его жена. И в этот миг его воля будет сломлена, и он станет её самым ценным трофеем. Потому что сломать сильного — вот единственное, что по-настоящему заставляло её чувствовать себя живой.

И тут родилась стратегия. Как-то раньше, Саша и Женя, немного подвыпив, делились своими снами, но так по девчачьи, ну и Женька рассказала про то сон, с двумя неизвестными мужчинами, без подробностей конечно, зато было отчетливо видно, как это её волновало.

Сашу осенило. 3ачем устраивать сложные спектакли с повязками, когда можно просто... посеять семя. И наблюдать, как оно прорастет ядовитым растением в самом основании их брака. Её новой целью стала не реализация фантазии, а извращение её смысла в глазах Артема. Она решила «подселить» этот сон в голову Артема. Не через Макса — это слишком прямо. Через умело подброшенные сомнения. Она найдет момент, чтобы поговорить с ним «по-дружески», с глазу на глаз.

Спустя некоторое время, друзья отмечали праздник, Артем вышел покурить на балкон, ну и Саша с ним, за компанию, подымить, так сказать.

— 3наешь, Артем,  — сказала она с видом легкого, беззаботного беспокойства,  — мы как-то с Женей болтали о снах. О женских фантазиях. И она рассказала мне одну... довольно яркую. Про двух незнакомцев.  — Она сделала паузу, давая ему впитать.  — Ты знаешь, я психоаналитик, и часто такие сны — это ведь проекция нереализованных желаний, да? Тело и разум ищут выход. Меня это немного за беспокоило. Она так это переживала, так волновалась, рассказывая... Саша сделала паузу, дав ему ощутить ледяной укол под ребра.

Александра не раскрыла деталей, да их и не было ей известно.  

Она оставила его с этим — с ядовитым зёрнышком. С образом его жены, «мучаемой» фантазией о других мужчинах.

Дело сделано. И когда трещина в его уверенности станет достаточно глубокой, она нанесёт последний, точный удар. Она обратит его внимание, на жену, которая будет увлечена каким ни будь делом, безмятежная и прекрасная.

— Смотри, какая она хрупкая,  — прошепчет Александра, и её голос будет звучать как сочувствие, но в нём будет сталь.  — И одинокая в своих мыслях. Как жаль, что мы, мужчины и женщины, так редко можем дать друг другу то, что нужно по-настоящему. Иногда кажется, что самые близкие люди живут в параллельных вселенных.

Она не будет предлагать решений. Лишь обозначит пропасть. Его собственная ревность, его страх оказаться недостаточным, его воображение дорисует остальное.

И тогда он, сломленный не внешним давлением, а внутренними демонами, которых она же и выпустила, придёт к ней. Не как к соблазнительнице, а как к единственному человеку, который «понимает». И в этот миг он станет её творением. Его воля будет сломлена. Его брак станет полем её игры.

План был безупречен. Он был тихим, медленным и не оставлял следов. Она не ломала двери. Она отравляла колодец. И теперь ей оставалось лишь наблюдать, как жажда заставит его пить.

Время шло, но для Артема оно словно застыло, отравленное одним и тем же ядом. Слова Александры, брошенные так заботливо, проросли в нем чертополохом сомнений. Он ловил себя на том, что в самые неожиданные моменты — за утренним кофе, просматривая документы, глядя, как Женя смеется над шуткой по телефону,  — в висках отдавался тот самый укол: «... с двумя незнакомцами... с повязкой на глазах... »

Он пытался отмахнуться. Говорил себе, что это бред, что y всех бывают странные сны. Но тень, посеянная Сашей, была коварнее. Он начал замечать моменты, которые раньше пропускал мимо. 3адyмчивый взгляд Жени, устремленный в окно. Её лёгкий, почти незаметный вздох, когда вечером они просто молча смотрели фильм. Её возбуждение во время секса стало для него не просто страстью, а экзаменом. «Достаточно ли ей? Не думает ли она в этот момент о чём-то... о ком-то другом? »

Ревность, тихая и разъедающая, точила его изнутри. Он стал придирчивее, резче в случайных спорах. И каждый раз после вспышки раздражения его охватывало стыдное раскаяние, и он пытался «загладить вину» страстью, которая была уже не нежностью, а попыткой доказать свою власть, свою незаменимость.

И вот, в одну из таких бессонных ночей, когда мозг выискивал и анализировал каждую крупицу прошлого, его пронзило воспоминание. Яркое, как вспышка магния.

Не так давно. Их постель. Женя, смyщённая и возбyждённая одновременно, предложила попробовать вибратор. Вместе с ним. Чтобы он наполнял её одним путем, а игрушка — другим.

Тогда он воспринял это как смелый, но в рамках их пары, эксперимент. Как шаг к большей откровенности. Теперь же это воспоминание обрушилось на него с совершенно иным, чудовищным смыслом.

Двое. Их было двое.

Мысль врезалась в виски с силой физического удара. Он сел на 

кровати, сердце колотилось где-то в горле, перекрывая дыхание.

Это не просто сон. Это её желание. Настоящее, физическое, высказанное вслух и воплощённое в действии. Сон — это теория. А это... это практика. Правда. Горькая, невыносимая правда.

— Это правда...  — прошептал он в темноту, и голос его сорвался.  — Это правда!!!

Что же делать? Мысли бежали бешеным, бессвязным карнавалом. Запретить? Выбросить эту дурацкую игрушку? Прижать её к себе и не отпускать, пока она не забудет эти дурацкие фантазии? Или... или попытаться стать этим «незнакомцем» самому? Но как? Как стать для своей жены анонимным любовником?

Он ничего не мог понять. Его мир, такой прочный и надежный, дал трещину, и из неё сочилась тьма. И в центре этой тьмы, с сладкой, ядовитой улыбкой, стояла она. Александра. Та, кто знала. Та, кто предупреждала. И теперь, в этом хаосе, её образ уже не казался враждебным. Он казался... единственным ориентиром в кромешной тьме его собственного отчаяния.

Да. Логика отчаяния, искривлённая ревностью и болью, выстраивалась в единственно возможный для него вывод. Она была психологом — значит, могла понять природу этих желаний. Она была женщиной — значит, могла объяснить ему тайные ходы женской души. Она была другом — ну, по крайней мере, другом Жени... Значит, ей можно доверять.

Вероятнее всего, только Саша могла помочь. Она одна видела картину целиком, знала о «сне». Могла быть тем проводником, который выведет его из этого лабиринта страха и непонимания обратно к Жене. К той Жене, которая нужна ему, а не той, что живёт в своих тёмных фантазиях.

Мысль о встрече с ней, одна на один, вызывала у него отторжение. Он чувствовал её опасность на животном уровне. Но теперь эта опасность казалась меньшим злом, чем та пропасть, что разверзалась между ним и женой. Артем был готов заплатить любую цену, лишь бы вернуть контроль. А Саша... Саша выглядела как единственный банкир, выдающий кредиты под эту валюту.

Нужно было встретиться с ней.

Он взял телефон. Пальцы чуть дрожали. Не стал писать Максу. Это было бы предательством — и по отношению к другу, и к жене. Он нашёл её номер в истории звонков. «Александра». Просто имя, а ощущалось как граница, за которую он сейчас переступит.

«Саша, привет. Это Артем. Можно мне с тобой встретиться? Насчёт Жени. Мне нужен твой совет».

Он отправил сообщение и отшвырнул телефон, будто тот обжёг ему пальцы. Теперь оставалось только ждать. Ждать ответа от того, кто, как он теперь верил, держал в руках ключ от счастья его брака. Артем не понимал, что этот ключ отпирал не дверь к спасению, а клетку, в которую он сам себя загонял. И Александра давно уже ждала у этой клетки с улыбкой дрессировщицы.

Но просчет был очевиден. Пока Александра предвкушала его отчаянное сообщение, а Артем погружался в пучину ревности, она не учла одного: Женя не была той наивной девочкой, которой можно незаметно манипулировать. Она была его женой. Она знала каждую его тень, каждую морщинку на его 

лбу.

Она видела, что что-то происходит. Он был отстранён последнее время, его улыбка была натянутой, а объятия — механическими. И когда она, войдя в спальню, увидела его сидящим на краю кровати с лицом, на котором не было ни надежды, ни жизни, а рядом лежал телефон, будто брошенный в отвращении, она всё поняла. Точнее, поняла, что не понимает ничего, и это было хуже всего.

— Дорогой,  — мягко сказала она, подходя ближе. Он не отреагировал.  — Дорогой, посмотри на меня.

Он не шелохнулся, погружённый в свой стыд и смятение. Женя повторила чуть громче, властно, так, как редко позволяла себе:

— Посмотри на меня.

Артем медленно поднял голову. Его взгляд, полный муки, на секунду встретился с её ясными, требовательными глазами, и тут же опустился, будто он был пойман на самом страшном преступлении.

— Так,  — Женя села рядом, не сводя с него взгляда. Её поза была нежной, но голос звучал твёрдо, как сталь.  — Давай рассказывай, что случилось. И только честно. Я не выпущу тебя из этой комнаты без ответа.

И под этим взглядом, в котором читалась не злость, а тревога и решимость, все его барьеры рухнули. Артем нехотя, сбивчиво, стараясь сдержать дрожь в голосе и выматывающую ревность, начал свой рассказ. Он говорил обрывками, о «сне», о «тревожных намёках» Александры, о своём страхе, что не может дать ей того, чего она хочет по-настоящему.

И по мере того, как он говорил, глядя в пол, Женя слушала, и её лицо менялось. Сначала — недоумение. Потом — растущее понимание. И наконец — холодная, безмолвная ярость. Не на него. Ни за что. А на ту, что осмелилась влезть в их брак с грязными руками и отравленными семенами.

Она не перебивала его. Она дала ему выговориться до конца, пока он не замолк, опустошённый, ожидая её приговора, её слёз, её оправданий.

Но Женя лишь медленно поднялась с кровати. Её движения были обдуманными и точными.

— Всё ясно,  — произнесла она тихо, и в её голосе не было ни капли той «наивной девочки». Это был голос женщины, которая поняла правила чужой игры и была готова в неё сыграть.  — Теперь слушай меня. И запомни раз и навсегда.

— Я не знаю намерения этой сучки Саши,  — её голос был холоден и остр, как лезвие.  — Надеюсь, что не знаю. Может, она настолько увлеклась своей работой, изучая людей с нарушенной психикой, что ей уже просто мерещится всякое. Либо ещё что.

Она сделала шаг к нему, и её глаза, зелёные и ясные, приковали его к месту.

— Ты думаешь, я не замечала её развратные глаза на тебе? Её эти «случайные» засветы?  — Женя усмехнулась, коротко и без тени веселья.  — Тоже, при всём «уважении» к твоему другу, надеюсь, это было не специально.

Она подошла вплотную и, присев перед ним на корточки, взяла его руки в свои. Её взгляд стал пронзительным.

— Родной, ответь мне на один вопрос. Всего на один. Тебе снятся сны?

Артем замер, не в силах отвести взгляд.

— Тебе снятся 

сны с другими женщинами?  — Она не повышала голос, но каждое слово падало, как камень.  — Можешь не отвечать. Я и так знаю, что да. Я видела, как ты на них смотришь иногда. Видела твою фантазию в твоих глазах, когда мы смотрим какой-нибудь фильм.

Она помолчала, давая ему прочувствовать всю тяжесть этого признания.

— И что теперь?  — её голос дрогнул, но не от слёз, а от сдерживаемой силы.  — Мне теперь надо думать, что ты их всех хочешь? Что каждая стройная блондинка на улице — это твоя потенциальная любовница? Что наш брак — это ложь, потому что у тебя в голове живут картинки с другими?

Она встала, смотря на него сверху вниз, и в её позе была не обида, а вызов.

— Или,  — продолжила она,  — сны — это просто сны? Фантазии — это просто фантазии? И они становятся опасными только тогда, когда кто-то посторонний начинает вкладывать в них свой грязный смысл? Только тогда, когда ты начинаешь верить этому кому-то больше, чем мне? Больше, чем нам?

Она не ждала ответа. Она вытащила его на свет, заставила увидеть абсурдность его же собственных мук. И в этой тишине, повисшей после её слов, рушился не их брак. Рушилась идеальная иллюзия, которую Александра так долго выстраивала. И Артем, наконец, начал видеть сквозь трещины.

— Родная, прости меня,  — выдохнул он, и в его голосе была вся горечь осознания собственной глупости.  — Я действительно поверил её словам. Она же психолог... и твоя подруга... Прости...

Женя мягко, но решительно заткнула его рот своей ладонью, издав успокаивающий звук:

— Тшшшш. Помолчи.

Её движения были стремительными, лишёнными всякой нежности, но наполненными такой животной силой, что у него перехватило дыхание. Резким движением она стянула с него шорты, скинула с себя халат, и её обнажённое тело, совершенное и знакомое до каждой родинки, предстало перед ним во всём своём великолепии. Она села на него верхом, прижавшись всей тяжестью, и снова повторила, уже прижимая его голову к своей груди:

— Помолчи.

Её обжигающая грудь с чудесными карамельными сосками стала его единственной реальностью. Запах её кожи, её быстрое сердцебиение — всё это смешалось в головокружительный коктейль. Он был парализован, покорён, сметён её волей.

Одной рукой она направила уже твёрдый, пульсирующий член к своему лону и, без единого лишнего движения, одним мощным рывком заполнила пустоту своего влагалища. Он вошёл глубоко, до самого конца, и они оба застонали — он от внезапности и наслаждения, она — от торжества и власти.

— Чувствуй, любимый, чувствуй,  — её шёпот был горячим и влажным у его уха.  — Я только твоя. Всё твоё. Навсегда.

Затем она резко поднялась, упираясь ладонями в его грудь, и посмотрела прямо в его голубые, полные смятения и страсти глаза. Её собственный взгляд был чистым, ясным и невероятно сильным.

— А ты!  — произнесла она с той властью, что не оставляла места для возражений.  — Ты только мой. Запомни это.

И, опрокинув голову назад, с выгибом, в котором была вся её хищная грация, она усилила темп. Бёдра 

двигались в бешеном ритме, стоны становились громче, отчаяннее. Артем, не в силах больше сопротивляться, чувствуя, как нарастает неудержимая волна, схватил её за бёдра, помогая ей, подчиняясь ей.

Он кончил с глухим, сдавленным криком, ощущая, как потоки его спермы вырываются и заполняют её. В тот же миг, почувствовав его извержение внутри себя, Женя взвизгнула, её внутренние мышцы судорожно сжались вокруг него, и её тело затряслось в диком, катарсическом оргазме. Она сжала его бёдра своими, впиваясь в него, сливаясь с ним в одном финальном, очищающем спазме.

Евгения рухнула на него, вся мокрая, дрожащая, и прижалась губами к его шее.

— Только мой,  — снова прошептала она, уже тихо, но с той же безраздельной собственностью.  — И никто больше не посмеет встать, между нами. Слышишь меня! Никто.

•  •  •

Шло время. Семейные отношения Артема и Жени, закалённые в том огне, вернулись в своё русло, но это русло стало глубже и мощнее. Вокруг них вновь выросла стена — но теперь не наивной веры, а осознанной, выстраданной преданности. Они стали неуязвимы. Казалось бы, победа.

Но Женю не отпускала эта ситуация. Тихая, холодная ярость не находила выхода и оттого разъедала её изнутри. Она оказалась в ловушке социальных условностей. Разорвать отношения с Максом и «сучкой Сашей» было невозможно — Макс и Артем были друзьями с детства, их жизни были сплетены бизнесом, общим прошлым, тысячей невидимых нитей. Этот разрыв стал бы землетрясением, травмой для Артема, которого она только что вернула к жизни.

Но и видеть Александру она не могла. Каждая мысль о ней вызывала приступ омерзения. Женя представляла себе их следующую встречу — светскую, вынужденную, на каком-нибудь общем ужине. Она представляла, как смотрит Саше в глаза и спрашивает тихо, чтобы не слышали мужья:

— Чего ты хотела добиться? Разрушить нас? Забрать его себе?

И с леденящей душу ясностью она понимала: какой бы ни был ответ, Александра спокойно парирует всё. Она поднимет брови с лёгким недоумением, её голос будет звучать как у оскорблённой невинности.

«Жень, родная, о чём ты? Я же просто волновалась за тебя, как подруга. Я видела, что ты переживаешь из-за этих снов, и попросила Артема быть к тебе внимательнее. Разве это плохо? Я, как психолог, просто хотела помочь. А ты разве не сама говорила, что в браке главное — доверие и можно рассказать всё? »

Она бы обернула всё против Жени. Выставила бы её параноиком, неблагодарной истеричкой, которая выдумывает теории заговора на пустом месте. Она бы умело всколыхнула в Артеме ту самую вину, которую Женя с таким трудом исцелила. И Макс, конечно, встал бы на сторону жены.

Прямая атака была проиграна ещё до начала войны, которая была похожа на бой с тенью — ты бьёшь по пустоте, а в ответ тебя опутывают невидимые, липкие нити, которые только туже стягиваются.

И потому Женя молчала. Она улыбалась Артему, целовала его, наслаждалась их возрождённой страстью, а внутри носила чёрный, тяжёлый камень бессильной ярости. Она знала, что Александра не отступит. Что её 

унижение от провала лишь разожгло аппетит. И что следующая атака будет ещё тоньше, ещё незаметнее. Они жили в хрупком перемирии, под которым тлела бомба. И Женя понимала: чтобы обезвредить её, нужна не грубая сила, а своя, более изощрённая стратегия. Нужно было научиться играть в игру, правила которой писала Саша. Но как — Женя пока не знала.

Мысль ударила её с внезапной ясностью, заставив отложить книгу, которую она безуспешно пыталась читать. Макс. Громоздкий, улыбчивый, преданный друг Артема. Всегда на вторых ролях, всегда в тени своей ослепительной жены.

А что, если он — не просто марионетка? Что, если он — слабое звено?

Женя принялась мысленно выстраивать стратегию, и перед ней возникли два сценария, оба — с устрашающе высокими рисками.

В первом, самом оптимистичном раскладе, Макс оказывается такой же жертвой, как и они с Артемом. Захваченный харизмой и манипуляциями Александры, он плывёт по течению, не осознавая разрушительной силы их игр. Задача Жени — осторожно, исподволь, выудить из него информацию. Найти брешь в его слепой преданности. Показать ему, к каким последствиям ведут «невинные» эксперименты его жены. Убедить его обуздать свою «гиену», пока та не уничтожила всё, что им дорого.

В этом варианте даже виднелся лучик солнца в конце тоннеля — возможность сохранить дружбу мужчин и навсегда обезвредить Александру, лишив её главного союзника.

Но Женя не знала, не могла знать, что этот лучик — мираж. Она не видела, как Макс, воодушевлённый записью со скрытой камеры, жаждет её, её тела, с животной, не скрываемой более страстью. Для него она была не жертвой, а самым желанным трофеем в коллекции его жены. Его «спасение» могло оказаться лишь переходом из лап гиены в пасть льва.

Второй вариант был холоднее и опаснее. А что, если они заодно? Что, если Макс — не ведомый, а сорежиссёр в этой изощрённой цепочке боевых действий? Его образ «простака» — лишь маска, идеально скрывающая хищную натуру, столь же тёмную, как у Саши. Возможно, это он — истинный вдохновитель их безумств, а она — лишь блестящий исполнитель, его орудие.

Эта мысль заставила её кровь похолодеть. Если это так, то любой её шаг в сторону Макса будет не поиском союзника, а добровольным шагом в пасть к обоим хищникам сразу. Она станет разменной монетой в их супружеской игре, целью которой было с самого начала.

Женя закрыла глаза, ощущая головокружение от этой паутины. Один неверный шаг — и она проиграет, уничтожив как свой брак, так и хрупкое мужское братство, державшее их четверых все эти годы. Но и бездействие было поражением. Оно давало Александре время на подготовку нового, более изощрённого удара.

Ключ у неё был. Но она не знала, отпирает ли он дверь к спасению или же к ещё большей ловушке. Игра продолжалась, а ставки были высоки.

Ситуация виделась в одном, чётком и пугающем действии. Нужно было устроить встречу с Максом. С глазу на глаз. Без участия Артема, чья прямая натура всё бы испортила, и, конечно, без своей кукловодши. Идеально — у них дома,  

в логове «Демона», где ничьи посторонние глаза не увидят и не услышат.

План был отчаянным и грязным. Максимально напоить его. Одурманить сознание... Пока не понятно, чем — лестью? ложной податливостью?  — видимо, надо было выпустить ту самую львицу, что дремала в ней, ту, что знала о своей силе и умела ею пользоваться. Но сделать это так, чтобы не было последствий. Не перейти ту черту, за которой она сама станет тем, с кем боролась.

Это был шанс. Наверное, единственный.

И по странному, почти зловещему стечению обстоятельств, похоже, такой день появился. Как будто сама судьба подбрасывала ей карту, за которой скрывалась либо победа, либо полное поражение. Александра уезжала на симпозиум — на два дня. А Артем... Артем в этот же день улетал в очередную командировку. Детей, естественно, можно было отправить к бабушкам. Оставалась лишь она. И пустой дом, их крепость, то самое логово демона, который жил в ней.

Женя выдохнула, ощущая, как холодная тяжесть ложится в низ живота. Страх сковал горло, но за ним поднималось что-то другое — стальная решимость.

— Вариантов нет,  — тихо, но чётко сказала она себе в тишине спальни.

Она подошла к телефону. Пальцы сами нашли номер Макса. Она сделала глубокий вдох, меняя тембр голоса на лёгкий, чуть игривый, с ноткой того самого «девичьего» секрета, что так сблизил её когда-то с Сашей.

«Макс, привет! Слушай, у меня небольшая просьба... У Саши же сегодня симпозиум? А у меня тут с интернетом беда, а мне срочно нужно рабочий проект отправить. Артем в отъезде, я одна. Не мог бы ты зайти, глянуть? Я знаю, это не твоё, но ты же мужчина... Разберёшься».

Она положила трубку. Сердце колотилось где-то в горле. Приманка была брошена. Теперь оставалось ждать. И готовиться к тому, чтобы выпустить на волю свою собственную, спрятанную глубоко внутри, хищницу. Ради спасения своего мира ей предстояло на время стать той, кого она так презирала.

Пока Макс, кряхтя, возился с роутером в гостиной, перезагружая систему, Женя в спальне лихорадочно соображала. Момент истины приближался, и план, который казался таким четким в голове, на деле вызывал дрожь в коленях. «Надо сменить одежду. Сейчас или никогда».

В гардеробной она сбросила хлопковый халат и домашние штаны. Её пальцы нашли то, что она искала,  — короткую ночную сорочку из чёрного шифона, купленную давно и ни разу не надетую. Ткань была столь тонкой, что едва прикрывала тело, оставляя напоказ изгибы груди, тёмные ореолы, линию талии и смутную тень интимной стрижки ниже живота. Она взглянула на своё отражение — незнакомка с распахнутыми, решительными глазами смотрела на неё из зеркала.

— Всё, вроде заработало!  — донёсся из гостиной голос Макса, довольный и немного развязный.

Сердце Жени ёкнуло и заколотилось с новой силой. «Вперёд».

Она зашла в гостиную. Макс, повернувшись к ней, остолбенел. Его взгляд, скользнув по её фигуре, застрял на ней, жадный и откровенный. Он и правда, с той самой ночи, с того проклятого видео, сгорал от похоти к этому телу.  

А сейчас она стояла перед ним — соблазнительная, почти обнажённая, в полумраке комнаты. Его собственная, мужская уверенность взмыла до небес. «Она. Это моя сила. Она работает, и она сама этого хочет».

Женя, поймав его взгляд, сделала шаг назад, будто смутившись, и искусно отвлекла его, разбивая момент напряжённого молчания.

— Макс, давай я тебя отблагодарю,  — её голос прозвучал немного дрожаще, но это лишь придавало ему естественности.  — Пойдём выпьем? А то одной как-то скучно... Артем в отъезде.

Шкала уверенности Макса зашкалила. Он видел не ловушку, а подтверждение своей неотразимости. Он улыбнулся широкой, самодовольной улыбкой.

— А почему бы и нет?  — он охотно согласился, его голос стал гуще.  — Только это я тебя буду благодарить за такую компанию.

Он был на крючке. Теперь главное — не дать ему сорваться, и вести свою игру, оставаясь на острие ножа.

Наливая ему третью, а затем и четвёртую стопку коньяка, Женя действовала как автомат. Каждое движение было выверено. Она периодически, будто невзначай, наклонялась, чтобы поправить салфетку или подвинуть вазу с фруктами, позволяя своей почти обнажённой грудью коснуться его плеча, щеки. Каждое такое прикосновение отзывалось внутри неё волной отвращения, гадливой дрожью. Но в её сознании, словно набат, стучала одна лишь задача: «Выдержать. Добыть информацию».

И вот, уже изрядно опьяневший, Макс не выдержал. Его рука, тяжёлая и влажная, грубо схватила её за грудь, сжимая её с силой, в которой было больше животного желания, чем страсти.

— Макс, что ты делаешь?  — тихо, почти шёпотом, спросила она, заставляя свой голос звучать не с гневом, а с испугом и недоумением.

Тот в ответ что-то пробормотал, пьяный бред, в котором слились её имя и нечленораздельные похотливые слоги. Его пальцы впивались в её плоть сильнее, причиняя боль.

Женя сделала шаг назад, вырываясь, и повысила тон, вкладывая в голос укор и строгость:

— Макс, что ты делаешь?!

Он встрепенулся, будто очнувшись, и отпустил её. На его лице на секунду мелькнуло что-то похожее на растерянность, но оно тут же сменилось пьяной бравадой.

— Жень... знаешь, вот честно, знаешь...  — он оборвал сам себя, его мутный взгляд блуждал по комнате. Затем он с размаху, почти небрежно, достал из кармана телефон, тыкая в экран мокрыми от пота пальцами. Он что-то нашёл и включил.

И на экране, в кристальной чёткости высокого разрешения, заиграло то самое видео. Их с Артемом страсть. Их объятия. Её закинутая голова, её стоны. Их сокровенное, украденное и выставленное напоказ.

Женя смотрела на себя, и внутри у неё всё обрывалось. Это было в тысячу раз хуже, чем она могла представить. Не просто знание, а визуальное, осязаемое доказательство их предательства.

А Макс, тыча пальцем в экран, невнятно и громко пытался говорить, его дыхание сбивалось от возбуждения и алкоголя.

— Жень... я.. я, наверно... я хочу тебя. Вот так. Как там. По-настоящему.

В этот момент отвращение, ярость и холодная, расчётливая решимость слились в ней воедино. Доказательство было у неё в руках. Вернее, он сам его ей вручил. Теперь нужно было 

действовать.

Женя, испытывая волну тошноты, немного отодвинулась от Макса. Тот, в ответ на её отдаление, сделал вялую, неуклюжую попытку продолжить. Его пальцы потянулись к пряжке ремня, и вскоре он, бормоча что-то невнятное, достал наружу свой член — вялый, непослушный, жалкое подобие того могущества, которое он пытался изображать.

— Максим,  — ещё раз одернула его Женя, и в её голосе уже не было ни игривости, ни испуга, а лишь холодная, стальная власть.  — Всё. Ложись спать. Ты пьян.

Он что-то пробормотал в ответ, протестуя, но его тело уже отказывалось слушаться. Веки слипались, мышцы обмякли. Устоять он уже не мог.

И тут Женя совершила последнюю, самую отвратительную для себя манипуляцию. Ей нужно было обезопасить ситуацию до утра. Она наклонилась над ним, снова прижала его лицо к своей груди — теперь уже не как соблазнительница, а как тюремщик, лишающий воли. Одновременно она сильной рукой приподняла его ноги, укладывая его на диван в позе беспомощного, сломленного великана.

Торчащий вялый член и тяжёлый запах перегара и пота вызывали у неё рвотный рефлекс. Она стиснула зубы, заставляя себя дышать ровно. «Терпи. Это необходимо».

Отпускать его домой в таком состоянии было нельзя. Во-первых, она должна была увидеть его глаза утром, в трезвости, когда весь ужас содеянного и сказанного обрушится на него. Во-вторых, он бы просто не доехал, а ДТП или что похуже — не входило в её планы. Она не хотела трагедии. Она хотела справедливости и безопасности для своей семьи.

Убедившись, что он засыпает, она накрыла его пледом, с отвращением избегая прикасаться к его голым частям. Затем она подняла его телефон, аккуратно стёрла отпечатки пальцев краем рубашки и заблокировала его. Доказательство было у неё в голове. А сейчас ей нужно было пережить эту ночь. Она забралась в кресло напротив, укуталась в свой халат и уставилась в окно на тёмные улицы, чувствуя, как холодная ярость и отвращение борются внутри неё с усталостью и облегчением. Первая, самая грязная часть плана была выполнена. Теперь всё решат несколько фраз, которые она скажет ему утром.

Макс пришёл в себя с тихим стоном. В висках отдавалась тупая боль, шея ныла от неудобной позы. Он медленно открыл глаза, и первое, что он увидел,  — это Женю. Она сидела на краю дивана рядом с ним, одетая в свой домашний халат, и смотрела на него спокойным, неумолимым взглядом. В её руке был стакан воды.

Молча, не отрывая от него глаз, она протянула ему стакан. Макс, не говоря ни слова, с благодарностью принял это спасительное питьё, жадно сделав несколько глотков. Вода прохладной волной разлилась по разгорячённому телу, ненадолго отвлекая от похмелья. Он, кряхтя приподнялся и сел, откинувшись на спинку дивана.

Молчание повисло между ними густым, тяжёлым туманом, в котором плавали обрывки вчерашнего вечера. Макс потёр лицо, пытаясь собраться с мыслями, и его взгляд случайно упал на собственную ширинку. Он замер, увидев вялый член, бесславно торчащий из расстёгнутых штанов.

Мир для него в тот миг 

перевернулся. Волна жгучего стыда и паники накатила на него с такой силой, что перехватило дыхание. Он поспешно, почти истерично, попытался застегнуть брюки, пальцы плохо слушались, дрожали.

И в этой оглушительной тишине раздался её голос. Звонкий, чёткий, без единой нотки истерики.

— Макс, я жду...

Макс опешил, подняв растерянный взгляд. Он не понимал, чего она ждёт. Извинений? Объяснений?

Голос прозвучал снова, пронзая его больную, пульсирующую голову, как раскалённый гвоздь.

— Макс, я видела видео. Я видела твой член. Я видела ваши с Сашей утехи у бассейна, пока вы смотрели на нас.

Она делала паузу после каждой фразы, давая словам впитаться, достигнуть самых потаённых уголков его сознания.

— А теперь скажи мне,  — продолжила она, и её голос приобрёл стальную октаву,  — что подумает твой друг? Твой единственный друг? Что это — гениальный план по разрушению его семьи? Или что его лучший друг всего лишь хочет грязно, по-свински, трахнуть его жену?

Она наклонилась к нему чуть ближе, и её шёпот был страшнее любого крика.

— Его женщину. Мать его детей.

Мозг Макса взорвался. Он не видел перед собой соблазнительную Женю из своих фантазий. Он видел судью. Он видел последствия. Он видел презрение в её глазах и с абсолютной ясностью представил себе взгляд Артема — не ревнивый, а преданный, разочарованный, уничтожающий. Тот самый взгляд, после которого дружбе приходит конец.

Вся его пьяная бравада, всё тщеславие, вся хищная уверенность рассыпались в прах, оставив лишь жалкое, пристыженное существо, сидящее на диване с расстёгнутой ширинкой. И он понял, что проиграл. Проиграл сокрушительно. И проиграл не ей, а самому себе.

Макс сидел, сломленный, не в силах поднять на неё взгляд. Стыд жёг его изнутри, а её слова висели в воздухе смертным приговором его прежней жизни. И тогда Женя сказала то, чего он никак не ожидал. Её голос потерял стальную хлёсткость, но приобрёл неумолимую, холодную ясность.

— Макс, давай договоримся.

Он медленно поднял на неё глаза, ожидая унижений, угроз, шантажа.

— Если ты дорожишь своим другом,  — она сделала паузу, давая каждому слову нужный вес,  — крестными детьми, которых мы позволили тебе крестить... в конце концов, моему уважению к тебе несмотря на то, что произошло...

Она смотрела на него прямо, без ненависти, но и без прощения. Это был взгляд политика, заключающего сделку.

— Ты остепенишь свою жену, которая пытается всё это разрушить. И возьмёшь себя в руки.

Она произнесла это не как просьбу, а как констатацию факта. Её следующий посыл был окончательным и бесповоротным.

— Играйте в свои игры в чужой песочнице. Нас в ней больше не будет.

И затем последовало самое невероятное, что он мог услышать в этот момент.

— А я.. забуду, что здесь было. И, несмотря на всю свою злость,  — она чуть отвела взгляд, будто признаваясь в слабости, которую тут же взяла под контроль,  — буду принимать тебя и любить как лучшего друга моего мужа и крестного моих детей.

В этих словах не было ни капли сентиментальности. Это была сделка. Его молчаливая капитуляция в 

обмен на её великодушие. Она давала ему шанс сохранить всё, что ему было дорого — друга, семью, своё место в их мире. Но цена была непомерно высока: обуздать Александру и навсегда отказаться от них как от объекта своей извращённой страсти.

Он молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Это был не просто кивок пьяного человека. Это было подписание договора. Женя поднялась с дивана, её миссия была завершена.

— Иди умойся,  — тихо сказала она, поворачиваясь к выходу из гостиной.  — Завтра всё начнётся заново. И помни наш разговор.

Она вышла, оставив его наедине с тяжёлым похмельем, жгучим стыдом и безраздельной властью женщины, которая только что спасла свой брак, не подняв и пальца. Она выиграла войну, даже не начав сражения.

•  •  •

Дверь закрылась за Максом, и в квартире воцарилась тишина, густая и звенящая, будто после взрыва. Женя медленно опустилась на диван, чувствуя, как дрожь отступает, сменяясь ледяной, всепоглощающей усталостью. Она не испытывала триумфа. Лишь тяжелое осознание: она не войну выиграла, а лишь отбила первую, самую очевидную атаку. Самое страшное было впереди.

Евгения закрыла глаза, и в голове, словно на демоническом карусели, закрутились вопросы, на которые не было простых ответов. Ей нужен был план. Стратегия.

Сможет ли Макс выполнить ультиматум и контролировать Александру?

«Нет,  — безжалостно ответила себе Женя.  — Не сможет». Он был глиной в руках той женщины. Его попытка «остепенить» Сашу будет выглядеть жалко и неубедительно. Макс сломлен, а сломленный человек — ненадёжный союзник. Александра раскусит его за день. И тогда её подозрения неизбежно падут на ту, кто стоял за этой внезапной переменой,  — на Женю. Первая битва выдала её расположение.

Какой будет следующая, более изощренная атака Александры, теперь, когда она знает о силе Жени?

Женя мысленно перебирала возможные направления удара. Открытый соблазн Артема и игра на её фантазиях провалились. Значит, Саша ударит иначе. Больнее.

Социальная изоляция. Она начнёт исподволь, ядовитыми шёпотами, рисовать Женю в глазах общих знакомых как истеричку, ревнивую параноичку, которая видит угрозу в каждой улыбке. Чтобы отрезать её от внешнего мира, сделать одинокой.

Удар по Артему. Через бизнес. Если у них с Максом были общие проекты, Саша могла устроить там «внезапные» трудности, финансовые потери, испортить репутацию. Ослабить его морально, чтобы у него не оставалось сил на семью.

Дети. Самое страшное. «Случайные» подарки, «невинные» вопросы, посеявшие в детских головах сомнения в матери... Нет, это было бы слишком чудовищно. Но с Александрой нельзя было исключать ничего.

Узнает ли Артем правду о видео и о том, что произошло с Максом?

«Узнает,  — с горькой уверенностью подумала Женя.  — Рано или поздно». Либо Макс не выдержит груза вины и проболтается в пьяном угаре, либо сама Александра, вычислив правду, «случайно» подсунет Артему эту новость. Она обожает такие театральные жесты. И тогда... тогда её любимый, прямой и честный Артем, получит удар сразу от двух самых близких людей. Ей нужно было заранее продумать, как рассказать ему всё самой. Как донести правду, не сломав его и не уничтожив 

окончательно его дружбу с Максом, но дав понять всю глубину их падения.

Сможет ли дружба Артема и Макса пережить эту скрытую войну?

Шансы были равны. Пятьдесят на пятьдесят. Всё зависело от того, найдёт ли в себе Макс силы стать мужчиной. Если да — дружба, хоть и израненная, имела шанс. Если нет — её ждал неминуемый, громкий и болезненный крах. Нужно было готовиться к обоим исходам.

Женя открыла глаза и глубоко вдохнула. Дрожь прошла. Её взгляд стал твёрдым и ясным. Она поднялась с дивана и подошла к окну. На улице темнело. Война не закончилась. Она просто перешла в новую, скрытую фазу. Фазу тихой осады. И Женя поклялась себе, что выстоит. Ради него. Ради детей. Ради их общего будущего, которое кто-то так хотел отнять.

Макс сидел в гостиной в полной темноте, лицо его освещалось лишь мерцающим синим светом от телевизора. На экране вновь и вновь зациклено играла та самая запись. Но в его глазах не было и тени былого возбуждения, лишь пустота и тяжёлое, давящее отупение.

— Дорогой?  — раздался у входа звонкий голос Саши.  — Дорогой, ты где?

Она вошла в комнату, и её взгляд сразу упал на экран, а затем на неподвижную фигуру мужа. Улыбка тронула её губы — самодовольная, быстрая.

— Ой, милый,  — с лёгким смешком произнесла она, подходя ближе.  — Ты уж и прям запал на нашу Женечку? Не можешь оторваться?

Она опустилась рядом с ним на диван и, не глядя, привычным жестом положила ладонь ему на промежность, ожидая почувствовать под тканью знакомое напряжение.

Но там было пусто. Мягко и безжизненно.

Улыбка на её лице замерла. Она резко одернула руку, как от огня, и повернулась к нему, её изучающий взгляд впился в его профиль.

— Что случилось, дорогой?  — голос потерял игривость, в нём появилась сталь.

После длительной, давящей паузы, Макс медленно повернул голову. Его глаза, стеклянные и пустые, встретились с её взглядом. Он начал говорить монотонно, без интонаций, словно зачитывая текст с чужих телесуфлёров.

— Дорогая, пока тебя не было, я всё смотрел и смотрел на них. Сначала... сначала меня это сильно возбуждало. Я даже передёрнул пару раз, представляя, что Женька скачет на мне.

Он сделал паузу, и в его голосе впервые прорвалось что-то живое — содрогание отвращения.

— Но...  — продолжил он, и монотонность вернулась,  — теперь я ничего не чувствую. Кроме отвращения. Это же они. Артём — мой лучший и, наверное, единственный друг. Женя, которую я знаю тысячу лет. Я люблю её как друга. Как жену моего друга. Люблю их детей. Моих крестников. Люблю всю их семью.

Он резко оборвал себя и снова уставился в экран, словно ища в нём ответа, погрузившись в пучину собственных мыслей и стыда.

Саша не опешила. Она не стала кричать или упрекать. Вместо этого на её лице расцвела медленная, поистине дьявольская улыбка. Она была не оскорблена. Она была удовлетворена.

В её голове, словно ослепительная молния, пронеслась мысль: «Всё идёт по плану. И даже лучше».

Ей и не нужно было, чтобы 

Макс трахал эту затворницу. Его животная, примитивная похоть была лишь грубым инструментом. А вот это... это кризис совести, это осознание, это чувство вины перед другом — это было куда ценнее. Это разрывало его изнутри. Это делало его слабым, управляемым и.. идеальным щитом. Пока все будут думать, что Макс «остепенился» и «взял себя в руки», никто не увидит её, Александру, стоящую за этим «прозрением».

Она мягко положила руку ему на плечо, делая голос нежным и понимающим.

— Я тебя понимаю, родной. Это правильно. Ты поступил как настоящий мужчина. Дружба — это святое.

А сама мысленно добавила, глядя в пустоту поверх его головы, туда, где в её воображении стоял Артем: «Всё идёт по плану, Артём. Я тебя жду. Теперь, когда твой лучший друг мучается угрызениями совести из-за тебя, ты будешь ещё уязвимее. И твой падший рыцарь уже не придёт тебе на помощь».

Тихий вечер в уединённой ложе ресторана. Стеклянные стены отражали мягкий свет свечей, а за окном медленно спускались сумерки. Женя, хоть ей и не хотелось этой встречи, понимала — отказ Артем не поймёт, это день рождение его друга. Нужно было смотреть в глаза противнику, видеть её игру вживую.

После традиционных поздравлений и вручения подарков все устроились за столом. И тогда Саша, изящно взяв свой бокал, обратилась ко всем.

— Артем,  — томно начала она, задерживая на нём взгляд, а потом переведя его на Женю,  — моя любимая подруга Женя. Мы с тобой дружим, наверное, тысячу лет. Было всё: веселье, недопонимание... Может, и я где-то перегибала палку. Но это в прошлом.

Она говорила так искренне, что на секунду Женя чуть не поверила. Почти.

— Мы с Максом ценим и любим вас. Самый большой подарок для моего мужа, ну и, конечно, для меня, его любящей жены,  — это вы, сидящие за этим столом.

Тут Саша улыбнулась, и в её глазах появилась игривая, лукавая нотка.

— А вот теперь, признаюсь в одном грешке. В ту пятницу, ну, когда вы к нам приезжали на дачу... произошла небольшая неловкая ситуация.

Женя почувствовала, как у неё похолодели пальцы. Артем насторожился.

— Нет, ничего страшного!  — Саша рассмеялась, словно отмахиваясь от пустяка.  — Просто мой Макс — болван,  — она в шутку треснула его по затылку,  — забыл выключить камеру наблюдения в комнате отдыха, в бане. А мы, проверяя систему... обнаружили. Ну, вас.

Она сделала вид, что засмущалась, опустив глаза. Игра была безупречной.

— Не подумайте ничего плохого! Мы вообще не против, что вы это у нас делали,  — она бросила многозначительный взгляд на мужа,  — мы и сами в тот момент были... заняты. Немножко.

Макс поперхнулся вином.

— Ну что ты, Макс, мы все взрослые люди,  — с лёгким упрёком сказала Саша.  — Тем более, близкие.

Она достала из сумочки компакт-диск в прозрачном боксе и положила его на стол перед Артемом и Женей.

— В общем, вот. Это диск с записью. Я думаю, и это будет честно, если вы сами решите, что с ним сделать.

И, видя, как темнеют лица супругов,  

она поспешила добавить, снова изображая лёгкое смущение:

— Мы честно видели немного! Только самое начало и.. ну, чуть-чуть концовку. Надо же было извлечь файл, чтобы убедиться.

Артем и Женя переглянулись. Стыд, злость и облегчение смешались в одном взгляде. Артем, покраснев, протянул руку и взял диск.

— Спасибо, конечно,  — пробормотал он, не зная, что ещё сказать.

Тут Макс, будто очнувшись, разрядил обстановку, подняв бокал.

— Ну, любимые наши друзья! Давайте выпьем. За нас!

Все сделали глоток. Наступила небольшая, но красноречивая пауза.

Женя поймала себя на мысли, что хоть одна проблема решилась — видео теперь у них. Но это облегчение было отравленным. Всё было слишком идеально, слишком гладко. «Неужели Макс действительно убедил её остепениться? Или это лишь новый, более изощрённый ход? »

Вопрос повис в воздухе, сладкий и опасный, как аромат дорогого вина. Александра улыбалась, и её улыбка была щитом, за которым Женя не видела настоящих планов. Война не закончилась. Она просто надела маску дружбы.

Вернувшись домой, Саша повернулась к Максу, её глаза блестели в полумраке прихожей.

— Дорогой, у меня для тебя есть особенный подарок на день рождения.

Макс заулыбался, привычным жестом схватив её за грудь и сжав упругую плоть.

— И что же это, моя ненасытная киска?  — прошептал он, прижимаясь к её шее.

— Это сюрприз, дорогой,  — с загадочной улыбкой ответила она, беря его за руку и ведя в спальню.

В спальне горел приглушённый интимный свет. И по центру, на огромной кровати, лежали две абсолютно голые блондинки. Макс замер, его взгляд скользнул с одной на другую, оценивающе и жадно.

У одной была неестественно большая, соблазнительная грудь. Но вторая... Вторая привлекла его внимание сильнее. Её грудь была меньше, но с большими, тёмными ореолами и уже набухшими твёрдыми сосками. Её бёдра были широкими, фигура — соблазнительными «песочными часами». Подсознательно она напоминала ему Женю. Ту самую, чьё тело свело его с ума на записи. Но здесь не было запретности, не было стоп-линий, и это делало её ещё более возбуждающей. Это была гениальная уловка Александры — дать ему суррогат, снять напряжение запретного желания, не переходя роковую черту.

Пока эти мысли молнией проносились в голове Саши, Макс уже не мог сдерживаться. Он опустился перед девушкой — «двойником» и с жадностью, с которой голодный набрасывается на еду, взял в рот её сосок, смакуя твёрдый шарик и проводя языком по шершавой поверхности тёмного ореола. Вторая блондинка, видя его поглощённость, тут же пристроилась между его ног и, обхватив член губами, принялась страстно и умело его сосать.

— Дорогая, ты просто супер,  — пробормотал он, не отпуская грудь изо рта, его слова были густыми от возбуждения.

— Я знаю,  — тихо, с торжеством прошептала Саша.  — Я знаю.

Она присела на край кровати, наблюдая за этой вакханалией с видом режиссёра, довольного своей постановкой. Её план работал безупречно: он возвращался в её орбиту, его животные инстинкты были полностью удовлетворены, а его «верность» дружбе с Артёмом и Женей оставалась нерушимой — ведь он был не с этой «затворницей», а 

с её безликой заменой.

Макс, не в силах больше терпеть, усадил на себя девушку «двойника». Она, понимающе улыбнувшись, опустилась на него, и он с глухим стоном вошёл в неё. Приподнимая бёдра, он всаживал в неё свой член до самого основания, при этом обеими руками сжимая её грудь, впиваясь в неё пальцами, а затем снова поднимая голову, чтобы зажать сосок в своих губах.

Саша, видя, что вторая блондинка осталась без внимания, махнула ей рукой. Та тут же придвинулась ближе. Саша медленно, с королевской грацией, развела колени, обнажив свою идеально ухоженную киску. Девушка, словно жадный, изголодавшийся зверёк, без лишних слов припала ртом к влажным губам мокрой киски, вылизывая её с профессиональным, но искренним рвением. Саша схватила блондинку за волосы, контролируя ритм, запрокинув голову назад от наслаждения.

Тем временем Макс, уже не в силах сдерживаться, поднял девушку с себя и, заставив её лечь на спину, расположился над ней. Он одной рукой продолжал мять её грудь, а другой яростно дрочил свой член, касаясь головкой её сосков. С громким, сдавленным рыком его тело содрогнулось, и мощный залп спермы залил грудь и живот «двойника». Макс ещё несколько секунд не выпускал свой пульсирующий член из руки, наслаждаясь последними спазмами, а затем, с видом повелителя, поднёс его к губам девушки. Та безропотно приняла член в свой рот, медленно и тщательно вылизывая.

План работал. Макс был снова её — удовлетворённый, управляемый и уверенный в своей «правильности». И Саша, с этими радостными мыслями, позволила себе наконец обрушиться в объятия собственного оргазма, сжимая бёдрами голову той блондинки, которая уже высасывала из неё все соки.

•  •  •

На следующее утро Артем и Женя лежали в своей кровати, сплетённые в ленивых, тёплых объятиях. Её нога была перекинута через его бедро, а он, словно младенец, ищущий утешения и подтверждения, медленно, с глубоким наслаждением сосал её грудь. Это был их ритуал — безмолвный акт единения, который без слов говорил: «Я твой. Я полностью и всецело твой».

Женя ласково перебирала пальцами его волосы, но в её голове царила холодная, выверенная ясность. Лучшего момента не будет. Пока он был так уязвим, так поглощён ею, нужно было провести очищение. Выжечь грязь последних дней.

Пока Артем увлечённо «питался» её плотью, она тихо, почти небрежно произнесла:

— Любимый, я думаю, надо избавиться от этого диска... Мне неприятна сама мысль, что они это видели. Пускай и немного.

Не выпуская сладкий, твёрдый сосок изо рта, Артем что-то пробубнил, и вибрация его голоса отозвалась приятным гулом в её груди. Смысл был ясен: «Полностью согласен».

Женя мысленно выдохнула. Первая проблема была решена. Теперь вторая, и куда более опасная.

— Дорогой, любимый мой,  — её голос оставался нежным, но внутри всё сжалось в тугой комок.  — Три дня назад, ну, ты был в командировке... Тут, в общем, проблема с интернетом, ну и Макс пришёл, всё починил.

Артем, не прерывая своего ритуала, лишь чуть слышно хмыкнул, продолжая смаковать её грудь.

— Ну, естественно,  — продолжала она,  

стараясь, чтобы в голосе звучала лёгкая усмешка.  — Ты знаешь, Саша тоже уезжала. Ну и я решила накормить мужика, знаю вас, без жён едите только алкоголь.  — Усмешка вышла напряжённой, без веселья.  — Ну и, естественно, налила ему несколько стопок. Для аппетита.

Она сделала крошечную паузу, давая ему представить эту безобидную картинку.

— Пока вешала бельё из стиралки, видимо, он пригубил ещё.  — Вот он, первый уход от правды. Не могла же она рассказать, как сама, преодолевая отвращение, его споила, как грудь, которую сейчас с таким блаженством сосал муж, служила приманкой.

— Ну, я вернулась в гостиную, а он... в стельку. Еле бормочет. Я, естественно, сказала: «Ложись спать, ну куда тебя такого? ».

И тут она перешла к самому критическому моменту. Её голос чуть дрогнул, будто от смущения и остаточной обиды.

— Пока я укладывала Макса... он взял, дурак, и схватил меня за грудь.

Эффект был мгновенным и оглушающим. Артем резким, почти болезненным движением оторвался от её соска, откинулся на подушку. Его глаза, секунду назад мутные от наслаждения, стали острыми и тёмными.

— Что он сделал?  — его голос прозвучал низко и опасно.

Женя тут же, быстрым и ласковым движением, прикоснулась к его щеке, пытаясь смягчить удар, вернуть его в состояние уязвимости.

— Нет, Артем, нет! Он реально был в стельку!  — её голос звенел искренним испугом.  — Видимо, перепутал... совсем. Он утром... он утром плакал, когда я ему всё рассказала. Просил прощения. Очень просил никому не рассказывать.

Она прикрыла глаза, изображая остатки неприятного воспоминания.

— Это была пьяная дурь... Мне было даже немного больно, когда он так сделал.

Она сказала достаточно. Достаточно, чтобы объяснить возможную будущую странность в поведении Макса. Достаточно, чтобы вызвать у Артема волну защитной ярости по отношению к ней и жалости — к другу. Она представила Макса не хищником, а жалким, несчастным пьяницей, который сам не знал, что творит. И который горько раскаивается.

Теперь всё зависело от того, проглотит ли Артем эту версию. От того, удалось ли ей, немного солгав, сохранить хрупкий мир, который она так отчаянно пыталась выстроить заново.

Артем переваривал только что услышанное. Да, возможно... от Макса такое можно было ожидать. Он знал, каким беспомощным и неадекватным бывал его друг в запое. Вспомнился случай, когда после совместной пьянки Макс, уже у подъезда, начал приставать к случайной прохожей, бормоча имя Саши. Так что версия была правдоподобной.

Второй момент, который перевесил все остальные: Женя — умница. Она не стала скрывать, не оставила его в неведении. Она принесла ему эту горькую, неприятную правду, доверилась ему полностью. Это был акт высшей честности в их отношениях.

Артем взглянул в глаза жены, увидел в них след испуга и неуверенности, а затем медленно перевёл взгляд на её грудь. На ту самую, нежную и совершенную, которую он только что с таким блаженством ласкал. И в его сознании чётко щёлкнуло: Эту грудь. Эту святыню. Этот символ их близости посмел осквернить пьяный, невменяемый дурак.

Женя, пребывая в лёгком шоке от его 

ледяного молчания, машинально, почти рефлекторно, ткнула пальцем в правую грудь, та самая, которую схватил Макс.

Взгляд Артема был холоден и непроницаем, и Женя замерла, не зная, чего ожидать — взрыва ярости, немедленного звонка Максу, чего-то ещё...

Но Артем медленно, почти ритуально, склонил голову над её правой грудью. Его губы коснулись кожи нежно, с почти болезненной осторожностью.

— Тебя обидели,  — тихо прошептал он, и в его голосе не было злости. Была какая-то первобытная, сосредоточенная нежность, смешанная с жаждой искупления.  — Мою девушку обидели, обращаясь к груди шептал Артем.

И он принялся целовать её. Не с страстью любовника, а с почтением целителя, заново освящающего осквернённое место. Каждый поцелуй был словно стирающим след чужого, пьяного прикосновения. Он ласкал её языком и губами, шепча что-то несвязное, утешительное, забирая себе всю её боль, весь испуг и замещая их абсолютной, безраздельной принадлежностью ему.

В этом жесте не было ревности в её обычном, разрушительном понимании. Это была ревность-охрана, ревность-очищение. Он не злился на Макса — он был поглощён миссией вернуть своей женщине ощущение чистоты и неприкосновенности. И в этой тихой, сосредоточенной ласке Женя почувствовала нечто большее, чем страсть. Она почувствовала, что их связь, прошедшая через огонь манипуляций и грязь случайного прикосновения, стала только прочнее. Он не требовал ответа. Артем просто исцелял. И в этот момент Женя поняла, что её стратегия, её рискованная полуправда — сработала.

Женя отправилась за детьми к родителям, а Артем остался дома, решив заняться бытом. Его взгляд упал на диск, лежащий на столе. «Надо его сломать»,  — мысленно повторил он их общее решение. Взяв в руки холодный пластик, он почувствовал странное сопротивление. Любопытство, грязное и непреодолимое, заставило его передумать. «Один лишь раз. Просто посмотреть со стороны... »

Включив компьютер, он с лёгким трепетом вставил диск. Видео оказалось не просто чётким — оно было с кристальным звуком. Все их стоны, шёпот, скрип кожи — всё это обрушилось на него, на мгновение вернув в ту самую комнату отдыха. Он смотрел на экран как заворожённый, видя, как его жена, его Женя, изящно и страстно движется на члене. Это было странно, порочно и невероятно возбуждающе. Закрыв глаза, он погрузился в воспоминания, наслаждаясь ими.

Видео закончилось. В комнате повисла тишина. И вдруг...

Отчётливо, громко, из колонок донёсся женский стон. Чужой.

Артем резко открыл глаза. На экране — та же комната отдыха, тот же диван. Но на нём была не Женя. Голая Александра, раскинувшись, ласкала себя, её пальцы скользили между ног. Её стоны, сначала тихие, нарастали, переходя в откровенные, театральные крики. И сквозь них прорвались слова, от которых кровь застыла в жилах:

— Артем... да, любимый... трахни меня... кончи в меня!

Молния ударила в мозг. Артем, не веря своим глазам и ушам, вскочил, будто его ударило током. Он резко выдернул диск из привода, швырнув его на стол, как раскалённый уголь.

— Что это, блять, было?!  — его голос прорвался сквозь тишину квартиры, хриплый от ярости и шока.

Он представил, как это увидела бы Женя.  

Её лицо, её боль, её вопрос: «Артем, любимый, кончи в меня? » Слова, которые он слышал только от неё, теперь принадлежали другой, были подброшены ему как грязная насмешка.

— Да что тут за хуйня происходит?!

В его голове не осталось места для сомнений, для анализа. Была только бешеная, всепоглощающая ярость. Он схватил диск, не думая ни о чём, кроме одной цели. Выбежал из дома и сел в машину, сжимая руль так, что кости белели. Единственной мыслью, пульсирующей в висках, была дорога к дому Макса и Саши. К логову лжи, которая только что обрушила его мир.

Дверь открыла Саша. На ней был лишь прозрачный шёлковый халат, под которым не оставалось места для фантазий, но Артем был слеп к этому. Его взгляд пылал холодным огнём.

— Привет, Тёмочка, проходи,  — пропела она, но Артем не сдвинулся с места.

— Ты к Максу?  — продолжила она, делая вид, что не замечает его состояния.  — Его нет, уехал в офис до вечера.

«Отлично»,  — пронеслось в голове Артема, но не от предвкушения, а от ярости, что не сможет высказать всё сразу обоим. Он вошел и достал из кармана диск и, не сводя с неё взгляда, протянул его.

— Что это такое?  — его голос был низким и ровным, но в нём дрожала сталь.

Саша лишь улыбнулась, играя в непонимание.

— Это же... ну, та запись. Тебя и твоей жены.

— Саша, я не хочу повторять. Что. Это. Такое?  — каждое слово было отточенным лезвием.

Не дожидаясь ответа, он с силой швырнул диск об кафельный пол прихожей. Пластик с сухим хрустом разлетелся на мелкие осколки, разбросав по полу блестящие осколки их общей лжи.

Игра шла по плану. Гнев Артема был именно тем, на что она рассчитывала. Саша, не теряя самообладания, подошла ближе и взяла его руку. Её прикосновение было обжигающим. Она прислонилась губами к его уху, и её шёпот, густой и сладкий, как сироп, начал лить яд прямо в его сознание.

— Артем, успокойся, ты чего? Ну что случилось?  — она чувствовала, как его сердце бешено колотится под тонкой тканью рубашки.

— Зачем ты... зачем ты дала нам это видео? «Зачем? » — он говорил нервно, срываясь.

— Ой, милый Тёмушка,  — её голос стал томным и проникновенным.  — Я знала, что только ты его посмотришь. И надеялась на это. Надеялась, что ты увидишь... меня. Мою страсть к тебе.

Мозг Артема закипал. Она продолжала, вонзая нож всё глубже и проворачивая его.

— А почему мой муж, раз за разом просматривая ваш... красивый секс,  — она с презрением выделила слово,  — наверное, не один десяток раз дрочил и кончал с криками: «Женя, соси! Женя, возьми мой член! »?

В висках у Артема застучало. Гнев, тёмный и слепой, начал затягивать его. Месть. Ему виделась месть.

Саша, чувствуя его слабину, опустилась на колени. Её пальцы потянулись к его пряжке ремня.

— Почему этот мужлан, Макс, имеет право на такое счастье, а я — нет?

Она расстегнула штаны и медленно достала его полустоячий член. Её прикосновение 

было ледяным и электризующим одновременно.

— Ты же хочешь отомстить ему, правда?  — она вынула кончик языка и медленно, с демонстративным наслаждением, провела им по всей длине его уже твёрдого члена.

В голове у Артема зациклилось, как заезженная пластинка: «МЕСТЬ. МЕСТЬ. МЕСТЬ».

Но вдруг... словно щелчок. Отталкиваясь от дна этой тёмной пропасти, его сознание нашло точку опоры. Нет. Это не месть. Внезапная, ослепительная ясность пронзила его. Его родная Женя. Она ни в чём не виновата. Она верная. Честная. Она доверила ему свою боль, а он... что он собирался сделать? Какая это месть, кому, Жене? Это предательство. Его собственное, низменное предательство по отношению к ней, к их детям, к их семье.

Он резко, почти грубо, оттолкнул Александру, застегивая штаны.

— Нет.

Одно лишь слово, полное отвращения и к ней, и к самому себе. Не глядя на неё, он развернулся и быстрыми шагами вышел из квартиры, хлопнув дверью. Его новая цель была теперь — офис Макса. Он должен был поговорить с другом. Честно. Пока не поздно.

Саша, оставшись сидеть на коленях среди осколков диска, не расстроилась. На её губах играла тонкая, довольная ухмылка. Наживка была проглочена. Может, не та, на которую она рассчитывала, но всё же... Она знала своего мужа. Он не умел хранить секреты. Эта буря, этот разговор Артема с Максом... он всё расставит по своим местам.

Артем зашёл в офис, не стуча. Макс сидел за столом, уткнувшись в монитор, и вздрогнул, услышав шаги.

— О, привет, дружище,  — кивнул он, пытаясь уловить настроение друга, но взгляд Артема был непроницаем.

Не говоря ни слова, Артем достал из пакета литр виски, громко поставил его на стол, взял два стакана из барной полки и налил до краёв оба. Золотистая жидкость плескалась, отражая скупой свет офисных ламп.

— Сели,  — приказным тоном бросил Артем.  — Пей.

Макс опешил, но что-то в глазах друга не оставляло места для возражений. Он молча подчинился. Пока Макс делал первые осторожные глотки, Артем залпом, не моргнув глазом, опустошил свой стакан. Поставил его на стол с глухим стуком. Настала тягостная, минутная пауза, наполненная лишь тяжёлым дыханием Артема.

— Ну, давай, дружище, рассказывай,  — голос Артема был низким и ровным, но в нём слышалось напряжение натянутой струны.

Макс попытался что-то сказать, запинаясь:

— Артем, я...

— Макс, не надо,  — резко перебил его Артем.  — Я всё знаю. Знаю, как ты дрочишь на мою жену.

Он сознательно умолчал о том, что случилось у них дома, о том, как Макс схватил Женю. Это была его проверка. Проверка на честность.

И Макс не выдержал. Под давлением виски, стыда и облегчения от того, что правда наконец вышла наружу, он стал рассказывать. Всё. В деталях. О том, как их секс, каждое движение Жени, её манящие, сексуальные изгибы сводили его с ума. Как он кончал раз за разом, с её именем на губах. Но потом, сквозь пьяный туман, его слова стали меняться. Он говорил о боли, о том самом отвращении к самому 

себе, о страхе потерять единственного друга.

Артем слушал. Да, это было мерзко. Унизительно. Но в этой исповеди, в этой грязной, неприкрытой правде, была какая-то искупительная сила. Макс не оправдывался. Он каялся. И эта его честность меняла всё. Это был не враг. Это был сбившийся с пути, слабый, но всё же — Друг.

Артем молча налил ещё по полстакана. Уже без приказа Макс взял свой и выпил его в такт с Артемом, будто скрепляя этим глотком новое, горькое соглашение между ними.

— Можно я скажу? «Честно! » — прошептал Макс, его голос охрип от виски и эмоций.  — Только не злись.

Артем кивнул, мысленно отметив: «Куда уж больше, чем час назад, можно было злиться».

— Дружище, честно... не пойми меня неправильно. Ты счастливчик,  — Макс посмотрел на него прямо, его глаза были влажными.  — У тебя реально... красивая, сексуальная, сногсшибательная жена.

Первый порыв Артема был — злость. Старый, ревнивый инстинкт. Но он погас, не успев разгореться. Его сменило странное, щемящее чувство. Понимание. А за ним — гордость. Да, чёрт возьми. Гордость за свою Женю. За её тело, которое было так прекрасно, что сводило мужчин с ума. За её верность, которая оставалась нерушимой, несмотря ни на что. Эта гордость была сильнее ревности. Она была подтверждением его собственного выбора, его победы.

Он не сказал ничего. Просто медленно кивнул, принимая эту странную, двусмысленную дань уважения своему другу и своей жене. В воздухе повисло хрупкое, но настоящее перемирие, выкованное в огне откровения и выпитом до дна виски.

Саша сидела дома в гостиной, погружённая в приятные размышления, и словно читала сценарий происходящего в офисе мужа.

Выпьют. Поговорят. Макс раскается, разрыдается, будет ползать на коленях. Артем выслушает. И всё. Всё будет «хорошо».

Уголки её губ дрогнули в лёгкой улыбке. Её план работал, даже несмотря на внезапный уход Артема. Его гнев был предсказуем. Его благородство — ещё более предсказуемо.

Артем, вероятнее всего, оценит мои действия как месть мужу. Так и должно было быть. Что я — убитая горем жена, знавшая о всех похотях своего мужа, жаждавшая настоящей любви и нашедшая её в нём, в Артеме. Он идеально для этого подходил.

Она была абсолютно уверена в одном: Артем никогда не расскажет об этом Жене. Он не мог. Он был тем рыцарем, что носил свои доспехи из чести и долга. Сломать хрупкий мир своей жены, впустить в него этот яд? Нет. Он был хранителем. Хранителем её неведения, её спокойствия. И он унесёт этот секрет с собой в могилу, как уносил, должно быть, и многие другие.

А Макс.. мой глупый, виноватый Макс.. теперь точно забудет о своих праведных порывах «остепениться». Он будет слишком благодарен Артему за прощение, чтобы снова перечить мне.

И что же в итоге? Результат был. Медленно, неумолимо, события развивались в нужном ей направлении. Артем видел её. Видел обнажённую, страстную, вожделеющую именно его. Он слышал, как она кричала его имя. Она держала его член в своей руке, чувствовала его пульсацию. Ей удалось даже 

чуть-чуть, кончиком языка, попробовать его на вкус — солёный, живой, обещающий.

Саша откинулась на спинку дивана, гордо улыбаясь. Она мысленно выстраивала следующие, ещё более мелкие и изощрённые шаги. Ту самую паутину, где каждая нить будет мягко, но неотвратимо тянуть Артема к ней. К тому, чтобы он сам, добровольно, в какой-то момент перестал сопротивляться.

Её самолюбие, её тщеславие парили на головокружительной высоте. Она не просто играла в людей. Она переписывала реальность, подчиняя её своей воле. И этот успех, эта власть над чужими эмоциями и судьбами, была для нее самым сильным наркотиком. Игра продолжалась, и она была уверена, что в конечном счёте поставит мат.