Скорость любви. Глава Рассказы о любви

1. Путь

Арсений.

— Сеня! — оглушительно гремит голос отца где-то в глубине дома, в нём слышится стальная нотка гнева.

Раздаётся оглушительный грохот, и я, охваченный тревогой, резко высовываюсь из комнаты, напряжённо вытягивая шею.

— Чёрт побери! Арсений! — в голосе отца звучит неприкрытая ярость, и он с силой пинает коробку с вещами матери, словно она виновата во всех бедах. И она виновата…

Я замираю на мгновение, вспоминая, как сам пнул эту коробку, вернувшись домой. Кулаки непроизвольно сжимаются, вспоминая ту ночь, но я усилием воли заставляю себя расслабиться.

— Ну что ты так рычишь? — произношу я твёрдо, выходя из комнаты и глядя прямо в глаза отцу.

Он стоит передо мной — огромный, как гранитная скала, с широкими плечами воина. В некогда густой каштановой шевелюре теперь отчётливо проглядывают серебристые нити седины, но в его глазах всё ещё горит тот же стальной огонёк решимости, та же несгибаемая воля, которая всегда была его визитной карточкой.

Его мощная фигура излучает силу и уверенность, а в уголках глаз прячутся морщинки от частых улыбок. Несмотря на бурю эмоций, он остаётся тем же человеком, который учил меня быть твёрдым и справедливым, так же любить скорость и свободу.

Он снова надел свою потрёпанную кожаную жилетку, повязал бандану на предплечье. Чёрная футболка, искусно порванная в нужных местах, идеально сочеталась с такими же рваными джинсами.

— Снова в путь? — киваю на его прикид, стараясь скрыть усмешку.

— Скатаемся по области с братвой. Димас нового коня купил, нужно объездить, — хмыкает отец и прищуривается, разглядывая мою новую татуировку. — Под меня косишь, малец? — улыбается, но в глазах мелькает что-то тёплое.

— Пусть хотя бы что-то от тебя остается со мной каждую секунду, — усмехаюсь в ответ.

Лицо отца резко меняется, становится жёстким, а потом он снова пинает коробку с вещами матери. Выгибаю бровь в немом вопросе, а он лишь разводит руками и, хмыкнув, уходит на кухню.

Следую за ним с ехидным оскалом.

— Я за универ заплатил, так что с гонками можешь завязать, — начинает отец, наливая себе кофе и протягивая чашку мне. — Потому что сегодня я выслушал целую лекцию от деканата. Ты серьёзно запорол учёбу в прошлом году, Сень. В этом году сосредоточься на ней.

Он прав. В прошлом году я действительно был не в себе. Учёба? Да кому она нужна была тогда! Я не хотел появляться ни в универе, ни дома — лишь бы не видеть эти глаза, которые стали для меня противны.

«Выплюнула меня из матки — и на том спасибо», — проносится в голове злостная мысль.

— Откуда деньги? — спрашиваю, не отрывая взгляда от очередной свежей татуировки медведя у себя на груди. Чёрная шерсть зверя словно пульсирует под кожей, напоминая о том, кто для меня по-настоящему важен.

Тату я набил точно такое же, как у отца — прямо у сердца. Потому что только его одного я и уважаю, только его одного и люблю. Горько за него, и никому не пожелал бы пройти через то, что выпало ему.

Прошлый год стал для нас обоих настоящим адом. Я был в такой слепой ярости, что крушил всё на своём пути. Отец восемнадцать раз вытаскивал меня из обезьянника и забирал байк со штрафстоянки. И я тоже пару раз выручал его, а где-то его братва — так мы и поддерживали друг друга, несмотря на яростное желание совершить два убийства.

Я чуть не совершил… Кулаки до сих пор помнят, как я его избивал до полусмерти. Как визжала та, что родила меня, как умоляла меня остановиться…

Мразь…

В его глазах я вижу отражение собственной злости, и это связывает нас крепче любых слов. Мы оба знаем цену ярости, но продолжаем держаться за то немногое, что делает нас свободнее и спокойнее…

Скорость… Она как спасение, как способ убежать от проблем и будничной суеты. Когда ветер рвёт в клочья воздух в ушах, когда мотоцикл, ревя мотором, рвётся вперёд, оставляя позади все проблемы — только тогда мы оба чувствуем себя живыми. Только тогда ярость отступает, уступая место свободе.

Два мужика, повязанные одной болью и страстью к скорости. Он с малолетства привил мне любовь к байкам, таскал на сходняки. Всё моё детство прошло в гараже рядом с ним: бесконечные часы за ремонтом, азартные заезды, шумные сходки, долгие поездки по извилистым дорогам.

Помню, как он учил меня первым навыкам вождения, как терпеливо объяснял устройство мотоцикла, как передавал свой опыт. Эти моменты навсегда впечатались в память.

Я не байкер по жизни, но я гонщик, который держит голову высоко за своего отца! Его мудрость, несгибаемый характер и преданность делу всегда будут для меня примером.

— Тоже дал газу как следует. Бензин в крови ещё играет, — усмехается отец, усаживаясь напротив, в его голосе слышится привычный азартный рык.

— Что за новый байк? — спрашиваю с ухмылкой, глядя в его азартные глаза. Такой же несгибаемый, как и всегда.

Знаю — пойду его дорогой, буду верен скорости. Но между нами всё же будет разница: не собираюсь всю жизнь гонять за деньги. Во мне другая цель, я знаю свои возможности. Только, сука, лень эта…

Мозги у меня есть — школу с золотой медалью закончил, сам в престижный вуз пробился. Два курса на бюджете оттарабанил, показывал результат. А потом под конец второго курса просрал бюджетное место. Теперь последний год на коммерции заканчивать придётся.

В башке крутится — мог бы выше подняться, если бы не эта мразь, что зовется матерью, ведь готовился к практике за границей нашей родины, но чему быть, тому не миновать.

— Yamaha Vmax. Из Европы месяц гнали, позавчера только доставили. Димас чуть башню не потерял от счастья. У самого слюни потекли, как бензин из дырявого бака. Но надо в дороге проверить, — цокает батя. — Твой как? Вчера заметил, что тормозной шланг в лохмотья. На замену бабки есть?

— Байк смотрел?

— Я как самый охеренный отец за своё чадо волнуюсь, конечно глянул, — хмыкает. — Так что со шлангом?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сегодня должны привезти. Сразу после заезда заказал.

— Лады, — кивает. — Своим тёлкам передай, чтоб трусы свои забирали. Вчера одна мадам-на-одну-ночь брови хмурила, когда на пальце стринги белые крутила. Чуть не накрылось всё, — ржёт, и я с ним.

— Мать мне подыскиваешь? — усмехаюсь.

— Одной хватило. В любовь больше не верю, буду только спидометр крутить для здоровья, — бросает через плечо, выходя из кухни.

Слышу, как снова грохочет коробка, и усмехаюсь.

Я тоже в эту любовь не верю. Все девки одинаковые — только и ждут, чтоб в них въехали, ибо на передок слабые.

— Сень! Газетчик сказал, соседний замок кто-то прикупил, так что теперь соседи у нас появились. Вечеринки до одиннадцати, а то опять в обезьянник загремишь, — ворчит отец из коридора.

— Принял к сведению, — кричу в ответ.

— Ну всё, бывай, малец. Скоро вернусь, — доносится его голос.

— Ровной! — отвечаю я.

— И без гальки! — смеётся отец и хлопает дверью.

Выдыхаю, прислушиваясь к затихающему рёву отцовского мотоцикла, а потом подхожу к панорамному окну. Вдалеке виднеется соседний дом — настоящая громадина.

Два этажа, и площадь, наверное, в сотню раз больше нашей скромной одноэтажной халупы. Наш-то хоть современный, новенький, а этот…

Настоящий замок из красного кирпича с массивными бетонными колоннами. На вид ему столько же лет, сколько в нём квадратных метров.

«Пётр Первый, наверное, себе дачу отгрохал и забыл», — усмехаюсь про себя, разглядывая эту архитектурную аномалию. Окна тёмные, ни души не видно. Интересно, кто же купил эту громадину и зачем? Наверняка какой-нибудь богатенький чудила решил поиграть в средневекового барона.

Пожимаю плечами и отворачиваюсь от окна. Не моё это дело. У меня своих забот хватает. Главное, чтобы эти новые соседи не начали сразу качать права и не испортили нам с батей привычную жизнь.

***

Добро пожаловать, мои хорошие... ????

Предупреждаю, что книга будет горячей, а история огненной ❤️‍????

Вангую, нам необходим будет огнетушитель)))

Запасайтесь и награждайте героев звездочками ✨

2. Набор плюсов

Камилла.

— Камилла, будут пожелания в марке машины? Или мне снова на свой вкус выбирать? — бросает мама, рассеянно глядя в телефон, пока водитель везёт нас по шоссе к нашему новому дому. Её голос звучит как-то отстранённо, будто она уже мысленно там, в будущем.

— На свой вкус, — отвечаю я с тяжёлым вздохом, отворачиваясь к окну. Мои пальцы нервно сжимают подлокотник сиденья.

Новый город, новый дом, новые друзья, новая жизнь…

Хотя нет… Жизнь будет прежней — в золотой тёплой клетке мамы.

В груди болезненно ноет при мысли о родном городе, где я родилась и выросла, где каждая улочка пропитана воспоминаниями, где остались мои друзья и первая противная любовь, где кроме мамы были мои любимые старики. Там, в том уютном мирке, где стояла эта тёплая золотая клетка, я чувствовала себя свободной птицей.

И мне бы там остаться, да только мама никогда не отпустит меня из своих цепких рук. Это печально осознавать, но и я сама, признаться честно, не выживу без её поддержки и заботы. Мы с ней как два неразлучных магнита — притягиваемся друг к другу несмотря ни на что.

Мы прошли вместе через столько испытаний, что стали не просто матерью и дочерью, а самыми близкими друзьями. Говорят же, твоя лучшая подружка — это мама и подушка. С подушкой, конечно, я не веду задушевных бесед — это уже явно клиникой фонит, а вот с мамой…

С мамой я могу говорить часами, не умолкая ни на секунду. Она — мой воздух, мой якорь, моя вселенная. И мне это нравилось, пока дедушка не передал ей свой бизнес. Словно невидимая стена выросла между нами. Мама встала у руля, и её отстранённость была не от желания отдалиться, а от бесконечного водоворота дел, пожирающего каждую минуту её времени.

Да, я мамина дочка — до последнего вздоха, до последней капли крови. Она — мой единственный родитель, мой маяк в этом мире.

Мой отец… О, этот человек оказался настоящим энергетическим вампиром, пропитанным завистью до мозга костей. Он никогда не любил нас по-настоящему — только блеск золотых монет в семейном кошельке манил его, как мотылька пламя.

После развода я сделала горький вывод: хочешь найти искреннюю любовь? Ищи её в поле среди таких же ягодок, как ты сама. Я так и поступила — нашла свою первую любовь ещё в школе. Но вскоре поняла, что даже в поле попадаются ядовитые ягодки, маскирующиеся под невинные фруктики.

А потом дедушка сообщил маме о главном филиале в Адлере и нашем переезде туда. Сначала я облегчённо выдохнула, но уже через мгновение горячие слёзы хлынули ручьём, размывая мир за окном в мутное, расплывчатое пятно.

Выдохнула с облегчением, потому что наконец-то появится шанс разорвать эти изматывающие отношения с Тимуром. Этим надменным, избалованным мажором, который перешёл все мыслимые границы своим отвратительным поведением…

Мне было шестнадцать, когда я, словно в дурмане, нашла свою «ягодку» — мама, конечно же, одобрила этот выбор. Я была ослеплена счастьем: первый поцелуй, первые отношения с самым популярным, самым заносчивым парнем школы… Но за два мучительных года иллюзии развеялись, и мы узнали друг друга слишком хорошо.

В итоге Тимур начал требовать близости, а я, хранящая верность своим принципам, ждала совершеннолетия. Как можно было бы потом смотреть в глаза дедушке, если бы согрешила раньше срока? Да и маме, которая сама познала любовь только в девятнадцать с моим отцом, а потом дедушка благословил их брак…

Познав истинную сущность Тимура, я и думать не хотела о браке с ним. Поэтому отодвинула интимную близость в самый дальний, тёмный угол наших отношений, а потом и вовсе охладела к нему всем сердцем.

Как я это поняла?

О, это было кристально ясно! Подружки начали потихоньку собирать доказательства его разгульной интимной жизни во время наших отношений. Глядя на эти улики, я не испытывала ничего, кроме жгучей обиды за себя, за то, как со мной обращались.

Я решилась на разрыв, но он воспротивился и пригрозил, что если я уйду, то компрометирующие фотографии — я в его машине, в нижнем белье, распластанная на сиденье — разлетятся по всем социальным сетям.

Я оставалась непорочной, но жажда познания тайн своего тела и мужского естества всё же жила во мне. Да, я была той ещё перчинкой, хоть внешне и казалась нежной фиалочкой, трепетной и беззащитной.

— Audi R8. Белую, серую, чёрную или красную? — спрашивает мама, бросив на меня быстрый взгляд, её глаза светятся предвкушением.

— А есть разница? — вздыхаю я, отворачиваясь к окну.

— Конечно! В цвете, — улыбается мама, её голос звучит тепло и нежно. — Серую?

— Да, — соглашаюсь, выдавив из себя печальную улыбку.

— Дочь, ну прекрати хмуриться, ты меня расстраиваешь, — мама берёт меня за руку и корчит свою фирменную виноватую гримасу, от которой я всегда не могу сдержать улыбку.

Её брови — настоящее произведение искусства: изящные, тонкие, они изгибаются в самых уморительных формах, заставляя меня смеяться даже в самые тяжёлые минуты.

— У тебя впереди первый курс, и ты будешь со всеми на равных условиях. Не новенькая, и слава богу, — усмехается она. — Тем более здесь твои троюродные сёстры, которые тоже поступают на первый курс вместе с тобой. Считай, целый набор плюсов, — подмигивает мама, пытаясь развеять мою грусть.

В её словах есть логика, но сердце всё равно сжимается от тревоги перед неизвестностью. Двойняшки Яна и Диана определенно огромный плюс в этом сплошном равно. Они хоть и находились далеко от меня, но мы всё равно созванивались и часто летали к двоюродному брату мамы в гости, а он, бывало, брал с собой их, когда по работе прилетал к нам.

Дядя Ваня возглавлял здешний филиал. Филиал расширился, и дедушка пожелал сделать его главным, потому маме пришлось взять в руки руль здесь, а дядя Ваня ей в огромную значимую помощь. Что тоже плюс в этом равно, ведь, как сказала мама, у неё будет больше свободного времени для нас.

Подъезжаем к громадному кирпичному особняку, и моё лицо непроизвольно кривится от изумления. Бросаю ошеломлённый взгляд на маму и тут же понимаю — она тоже явно не подозревала о масштабах жилища, которое дедушка приобрёл для нас, отправляя в ссылку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мы точно по адресу приехали? — спрашивает мама у водителя, её голос звучит неуверенно.

— Да, Карина Викторовна. Иван Андреевич уже ждёт вас внутри, — с улыбкой отвечает водитель, оборачиваясь к нам.

Мы с мамой переглядываемся, наши глаза говорят больше слов, а затем снова бросаем недоуменные взгляды на величественное строение.

— Мне кажется, мы будем долго искать друг друга в этом лабиринте в твои свободные дни, — шепчу я, пытаясь скрыть тревогу за лёгкой шуткой.

— Ну, папа… — качает головой мама, её голос полон неподдельного изумления.

3. Комната

Камилла.

Входим во дворец, словно из старинной сказки, и застываем с мамой, разинув рты от изумления. Высокие потолки, мраморные полы, огромные окна — всё это кажется нереальным.

— Кошмар! — шепчет мама, приложив руку к груди. — Как же я буду убирать всё это? — её голос дрожит от волнения.

Я следую за ней, осознавая, что даже вдвоём мы будем здесь как песчинки в океане. Уборка такого пространства, наверное, займёт не один месяц, а то и годы.

— Ками! — раздается радостный крик, и две ослепительные блондинки, словно вихри, несутся ко мне.

Не могу сдержать улыбку и бросаюсь им навстречу. Янка — с роскошными длинными волосами, струящимися по плечам, в изящном розовом платье, и Дианка — с дерзкой короткой стрижкой до плеч, в белоснежном топе и модных джинсах.

Они набрасываются на меня с объятиями, их щечки касаются моих, оставляя влажные следы, а я смеюсь, крепко прижимая их к себе, заключая обеих в свои объятия.

Как же я скучала по ним…

— Ох и оторвёмся! — заговорщически шепчет Яна, её глаза сияют предвкушением.

— Я так рада, что ты теперь рядом с нами, — крепче сжимает меня в объятиях Диана.

— Девочки, я так скучала! — искренне признаюсь я, обнимая их ещё крепче. — Симоновы, вы даже не представляете, как я рада вас видеть!

Наблюдаю, как мама подходит к дяде Ване и тёте Марине. Она активно жестикулирует, и её волосы буквально встают дыбом от возмущения. Симоновы, не в силах сдержать смех, переглядываются, а мама в ответ закатывает глаза, словно говоря: «Ну что с этим делать?»

Наши вещи уже давно распакованы — дядя Ваня позаботился обо всём. Он нанял целую армию слуг: уборщика территории, нескольких домработниц, личного слугу и превосходную повариху. И надо признать, это мудрое решение — вдвоём с мамой мы бы точно не справились с поддержанием порядка в этом дворце.

Мама позвонила дедушке и устроила ему настоящий разнос, но тот лишь хмыкал в телефон. Оказалось, что помощник показал ему фото, где дом выглядел в тысячу раз меньше! Кто же знал, что реальность окажется настолько впечатляющей?

Дядя Ваня быстро всех успокоил, объяснив, что теперь можно проводить серьёзные встречи прямо здесь, в особняке. Никаких лишних ушей, никаких слухов — если лиц не видно, то и сплетничать не о чем.

Двойняшки тоже не остались в стороне. Они пообещали, что будут часто наведываться к тёте Карине с ночёвками, чтобы нам с мамой не было скучно. Их энергичные заявления о том, что они сбегут от «душных» родителей, вызвали всеобщий смех.

Тётя Марина отправилась руководить слугами и раздавать им указания, а мама с дядей Ваней сразу направились в кабинет — предстояло обсудить дела компании. Мы же с сёстрами отправились выбирать мне комнату.

— Я себе уже присмотрела ту, — Яна указала на дальнюю дверь.

— А я вот эту, — Диана показала на первую дверь, когда мы наконец поднялись на второй этаж.

— А я, пожалуй, остальные десять посмотрю, — усмехнулась я и направилась к самой дальней двери.

Открываю дверь — и глаза округляются от изумления. Просторная комната грандиозных размеров с собственной лоджией! Здесь есть всё: и косметический столик, и кровать с роскошным балдахином, и потолки немыслимой высоты. Даже выход в отдельную ванную комнату имеется, где расположились душевая кабина, круглая ванна и, конечно же, унитаз, отделанный золотом.

— Ну прям царский толчок! — расхохоталась Диана.

— Считай, как у Екатерины Второй, — хихикнула Яна, а мы с Дианой уставились на неё в шоке.

— Ян, они же в то время ходили на улицу или на горшок, — закатила глаза Диана.

— Ой, да ладно вам, — отмахнулась Яна и направилась распахивать шторы.

Я всё ещё не могла отвести взгляд от великолепия комнаты. Казалось, будто я попала в какой-то сказочный дворец, где каждая деталь дышит роскошью и комфортом.

— Твою мать! — визжит Яна, и мы с Дианой мгновенно подлетаем к ней.

— Твою ж… — шипит Диана, её глаза расширены от шока.

— Да что случилось? — ворчу я, непонимающе вглядываясь в картину за окном.

В поле зрения открывается соседский одноэтажный дом в стиле фахверк — изящное сочетание стекла и дерева создаёт завораживающий узор. Во дворе, точнее в бассейне, плавает какой-то молодой человек, а ещё двое сидят на краю, болтая ногами в воде.

— Не повезло тебе с соседями, Камилла, — хмыкает Диана, скрестив руки на груди. — Кто-то из этой троицы точно живёт в этом доме.

— Будем надеяться, что твой сосед не Арс, — шипит Янка, её голос звучит предостерегающе.

— Арс? Что не так с этими тремя парнями? Почему у вас такая реакция? — спрашиваю я, чувствуя, как любопытство разгорается внутри.

Сёстры переглядываются, словно решая, стоит ли раскрывать мне тайну. В их глазах читается смесь тревоги и предвкушения. Похоже, с соседями нам с мамой и вправду не повезло…

— Потому что вот эти три демона, — палец Дианы указывает на парней за окном, — самый худший кошмар нашего университета, куда мы поступаем. Один из них — сынок местного мэра, поэтому и гонки на мотоциклах у нас не запрещены. Второй…

— Второй — наследник винного бизнеса, поэтому они пьют и веселятся так, что весь Адлер знает об их выходках, — добавляет Янка с явным отвращением в голосе.

— А третий, кого вообще нужно сторониться и кому самое место за решёткой, — это сын байкера, — продолжает Диана, понизив голос.

— Байкера? — смеюсь я, не в силах сдержать иронию в голосе.

— Не смешно! — шипит Янка, её лицо становится серьёзным. — Арс в прошлом году избил собственную мать и чуть не до смерти избил мужчину. Все обезьянники Адлера уже выделили ему место и ждут как родного. В его послужном списке: гонки, драки, пьянки и огромное количество легкомысленных девиц.

— Ужас… — прикладываю дрожащие пальцы к губам.

Моё веселье мгновенно улетучивается. Теперь эти парни уже не кажутся просто соседями — они представляют собой настоящую угрозу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Считай, криминальный бродяга, у которого, не удивлюсь, если и ствол есть, — шепчет Янка, её голос понижается до зловещего шёпота.

— И они с нами в университете? В престижном? Ладно, двое понятно почему, а этот бродяга тогда каким там боком? — шепчу я, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Внезапно перспектива учёбы в университете уже не кажется такой привлекательной.

— Арс, говорят, умный и на бюджет в этот университет попал. Что неудивительно, ведь бродячие псы намного умнее породистых, — цокает Диана. — Вот только ужасный он и внутри, и снаружи. Эти его многочисленные татуировки и массивное тело так и говорят тебе: «Беги!» — кричит мне в ухо Диана, и я вздрагиваю, отшатываясь.

Сёстры заливаются смехом, а я хватаюсь за сердце, чувствуя, как внутри всё сжимается от тревоги. Решение приходит само собой — эта комната мне категорически не подходит. Не нравится и никогда не понравится, особенно теперь, когда за окном живут эти опасные типы.

Однозначно, стоит поискать что-то подальше от этих «замечательных» соседей. В конце концов, в этом огромном доме наверняка найдётся место, где я смогу чувствовать себя в безопасности.

Но как бы ни так… Все остальные комнаты оказались до ужаса старомодными и пропитанными пылью, где явно требовался срочный ремонт. Обои местами отходили от стен, мебель выглядела громоздкой и неуклюжей, а в некоторых углах даже виднелись следы плесени.

Я умоляла сестёр поменяться комнатами, стоя перед ними на коленях и заламывая руки. Но они лишь смеялись, качая головами и повторяя своё неизменное: «Кто первый, тот и первый!»

Теперь мне предстояло жить в комнате с видом на этих опасных соседей. Оставалось только надеяться, что мои сестры преувеличивают опасность, и эти парни окажутся не такими уж страшными, как их описывают. Хотя, глядя на их уверенные позы у бассейна, я в этом сильно сомневаюсь…

4. Бита

Камилла.

Мне всё не давали покоя мысли, как можно избить собственную мать? Боже! Это же каким животным и ужасным человеком быть нужно?

Мерзкий! Таким вообще нельзя в этом мире существовать! А самое главное, что это страшное животное будет учиться со мной в одном университете, — мои мысли наполнены отвращением и ужасом. Единственное, что немного успокаивает, — это то, что эти исчадия ада в лице трёх демонов будут учиться с нами всего лишь один год, ведь они третьекурсники.

— А я ещё думала, что ужасней Тимура нет никого, — вздыхаю я, и девочки одновременно смотрят на меня с непониманием.

— Вы расстались? — спрашивает Яна, приподняв бровь.

— И слава богу! — закатываю я глаза, а они непонимающе переглядываются.

Я спешу рассказать им обо всём, что творилось в наших отношениях, и как я не могла от них избавиться. О том, как Тимур пытался манипулировать мной, как шантажировал фотографиями, как унижал и заставлял чувствовать себя ничтожной.

Слова льются рекой, и с каждым предложением груз на моей душе становится всё легче.

Девочки хмурились, переглядывались, а после Диана произнесла то, что буквально выбило у меня почву из-под ног:

— Камилла, тебе лечиться нужно.

— Что?!

— Диана! — шипит Яна и толкает её локтем. — Ками, она не так выразилась. Просто ты слишком наивная и нежная, что неприемлемо в Адлере, да и там, куда мы поступаем. Но не отчаиваемся! Ведь у тебя есть мы, которые воспитаны этим городом и знают, как зубы показать даже этим демонам! Вон, Дианка даже на бокс ходит, — кивает она.

— Я хочу в Новосибирск, — сглатываю громко, чувствуя, как паника сжимает горло.

— Поздно метаться, Ками, — усмехается Диана. — Я тебе завтра биту привезу, — говорит она, задумчиво глядя в окно на тех парней.

— Биту-то зачем? — закатывает глаза Яна.

— Потому что её соседушка — не кто иной, как Арсений Медведев, — заявляет она, и меня буквально скручивает от страха. Ком встаёт в горле, кости начинают дрожать, а волосы, кажется, пытаются установить связь с космосом, чтобы попросить помощи.

В голове крутятся все те ужасы, что рассказывали о нём сёстры. Теперь, зная его имя, страх становится ещё более осязаемым. Арсений Медведев… Звучит как приговор.

Всматриваюсь, продрогнув всем своим существом, в окно и с трудом сглатываю, когда замечаю того самого татуированного гиганта. Он вальяжно заходит в дом и тут же выходит обратно, держа в руках мангал, словно это пёрышко. Ну точно животное!

Огромный, как медведь, он без малейших усилий перетаскивает тяжёлую конструкцию. Его мощные руки, покрытые замысловатыми узорами татуировок, уверенно держат мангал. Но самое ужасное заключается в том, что мангал стоял у него прямо в доме, и только сейчас он решил вынести его на улицу! Это кажется каким-то первобытным варварством! От этой мысли по спине пробегает холодок.

Теперь я понимаю, почему сёстры так предостерегали меня. Этот человек олицетворяет собой всё то дикое и омерзительное, о чём они рассказывали. И теперь он — мой сосед…

Он явно не с нашего поля ягода… Он вообще словно огромный медведь из лесной рощи, который прокрадывается на такие вот полянки и жадно пожирает вот такие беззащитные ягодки, как я! От этой мысли по спине пробегает холодок, а в горле пересыхает.

— Мне нужна бита, — шепчу я, чувствуя, как страх сжимает внутренности.

— Более чем необходима, — вторит Яна, прижимаясь ближе.

— Ага, — цокает Диана, — а пользоваться-то умеешь?

— Да что там уметь? — отвечаю я дрожащим голосом. — Надо просто крепко держать и бить.

— А сможешь? — смеётся она, но в её глазах читается беспокойство.

— Надеюсь, пробовать не придётся, — сглатываю ком в горле, — но на всякий пожарный она мне точно нужна.

Спустя пару минут раздался громкий гудок автомобиля, и мы все, нахмурившись, поспешили вниз.

Вышли всем семейством во двор, и я с безразличием рассматривала свою новенькую машину. А вот девочки носились вокруг неё, словно дети вокруг рождественской ёлки. Даже Диана успела забраться за руль и с визгом погладить его.

Дядя Ваня только вздыхал, бросая укоризненные взгляды на маму, и говорил, что она меня слишком балует. И я была с ним согласна — сама считала, что мне подошла бы какая-нибудь скромная «коробочка», а не эта роскошная машина, на которой все будут обращать внимание.

Облокачиваюсь на капот и вдруг чувствую, как что-то колет сбоку. Кошусь с ужасом на соседский забор, и мои глаза расширяются от страха, когда вижу, как те самые демоны выходят из дома и смотрят прямо в нашу сторону.

Противные мурашки покрывают всё тело, а страх проникает в каждую клеточку. В этот момент мама подходит и вручает мне связку ключей с огромным красным бантом.

Девочки, завизжав от восторга, утягивают меня в машину, усаживают за руль и приказывают трогаться.

Я, сглатывая и трясясь от страха, вставляю ключ в замок зажигания. Мотор взревывает, словно разъярённое животное, отчего я вздрагиваю и вжимаюсь в сиденье.

— Давай, Ками, не трясись! Вурдалаки смотрят и должны понять, что они лишь адский сброд! — смеётся Дианка, пытаясь разрядить обстановку.

— Ну лица у них, конечно, такие, что нам послезавтра в универе точно придётся их злобные взгляды терпеть, — сглатывает Янка, не отрывая взгляда от окна.

— А поехали в Новосибирск? — нервно улыбаюсь я и смотрю на девочек с последней надеждой.

Они обе закатывают глаза практически синхронно, а потом Диана рычит:

— Камилла!

Не теряя ни секунды, включаю заднюю передачу и резко нажимаю на газ, выворачивая руль. Машина с оглушительным рёвом разворачивается, и я, поддавшись панике, тут же переключаю передачу вперёд. Педаль уходит в пол, и мы с пронзительным свистом срываемся с места.

Девочки визжат от восторга, крича «чума», а я осознаю, что всё это сделала исключительно из-за страха и отчаянного желания как можно скорее убраться подальше от тех жутких, пронизывающих до дрожи взглядов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Адреналин бурлит в крови, сердце колотится как сумасшедшее. Кажется, что даже волосы на затылке встали дыбом. Только сейчас, удаляясь от страшного соседства, я начинаю понемногу приходить в себя, но неприятное ощущение чужого взгляда между лопаток всё ещё не покидает меня.

Жутко...

5. Шпикачкам отбой

Арсений.

Раздаётся гудок автомобиля, и я, бросив беглый взгляд на часы, хмурюсь. Направляюсь к забору, но Сава и Тигран меня опережают.

— Ни хрена себе! — округляют они глаза, увидев у соседнего дома новенькую Audi R8 цвета металлик.

— Да что за несправедливость?! Уже год выпрашиваю у родителей, а тут прямо к забору сам салон подгоняет! На кой нам виноградники, если сыну такую тачку купить не могут?! — рычит Тигран.

— Сколько она стоит? — спрашивает Сава, прикуривая сигарету.

— Шестнадцать лямов, — бросаю я, наблюдая, как открываются ворота замка.

— Что?! С двадцатого года цена от двадцати лямов! — ворчит Тигран. — Дай-ка мне тоже, — выхватывает у Савелия сигарету и делает две жадные затяжки.

Ну что сказать? Просто охренеть! На эти деньги можно было бы шесть байков в гараже держать. А тут — одна машина, и стоит как небольшой аэродром.

Смотрю на эту роскошь и понимаю — жизнь иногда подкидывает такие сюрпризы, что челюсть отпадает. Но зависть — плохое чувство.

— Да бля! Ещё и девчонке! Сука! — топает ногой Тигран, едва сдерживая злость.

— Кажись, сразу двоим, — усмехается Сава и, тяжело вздохнув, тянется за новой сигаретой, понимая, что Тигран вряд ли вернёт ему предыдущую.

Тигран пыхтит, как паровоз, от злости и зависти…

— Двойняшки, — оскаливаюсь я, уже представляя, как новые соседки меня в два раза сильнее до оргазма доведут, чем сегодня черненькая ночью.

Минутным делом будет к себе утащить, особенно ту, которая сейчас задом к нам стоит, ныряя в салон. Бегают, визжат от радости, а вот Тигран прямо стонет от жадности и зависти.

Бедолага…

— Тройняшки, — цокает Савелий, и я бросаю взгляд на ворота замка.

Прищуриваюсь и вижу девчонку с густыми каштановыми волосами. Она стоит напротив роскошной тачки, скрестив руки на груди, и вздыхает так, будто это какая-то безделушка. Или, может, завидует двум блондинкам, как Тигран?

Сканирую её взглядом, отмечая неплохую фигурку. Длинные ноги, которые едва прикрывает белая теннисная юбка минимальной длины. Грудь, похоже, второго размера, спрятанная под чёрным топом до горла.

— Нет. Не тройняшки. Обладательница твоей мечты — одна, и вовсе не блондинка, — смеётся Савелий.

— Да пиздец! - хватается за волосы Тигран.

Я продолжаю разглядывать девчонку, которая принимает ключи с огромным красным бантом от женщины в классическом костюме. Брюнетка сидит на капоте этой стальной красавицы, и у меня аж слюна течёт от того, как её смуглая кожа сочетается с машиной.

Я бы прямо здесь, на капоте, её отодрал. Может, даже не один раз, если личико такое же привлекательное, как фигурка.

Вдруг она замирает, словно чего-то испугавшись, а потом на неё с визгом набрасываются две блондинки и утаскивают в машину.

Мы снова пялимся, выворачивая шеи, на попку блондинки в розовом платье, которая пытается забраться на заднее сиденье этой трёхдверной тачки.

— И что это за тёлки? Почему я их раньше не видел? — спрашивает Савелий.

— Да похоже, не нашего они полёта птицы. Ты только глянь на этот дворец, прибавь к нему цену тачки и подумай, где мы могли с такими пересечься? — ворчит Тигран.

Я же продолжаю наблюдать за ними, чувствуя, как внутри просыпается неприязнь. Такие богатые девчонки обычно считают себя пупами земли, и меня явно такое не цепляет.

И тут у всех троих челюсти отвисают — тачка с немыслимой скоростью срывается с места и со свистом улетает прочь. За рулём, конечно же, та самая брюнетка с темными волосами.

Интересненько…

— Я бы вдул, - шепчет Савелий.

— А я бы нахер шею свернул! Как она может так с ней обращаться?! Совсем бессердечная! - рычит Тигран.

Замечаю, как на нас соседи поглядывают, и, смеясь, заталкиваю пацанов во двор. Пацаны сразу к холодильнику рвутся и вытаскивают оттуда залежи вина семьи Тиграна, а я уже понимаю, что хрен мы шпикачки пожарим. Зря только новый мангал вытаскивал.

Ныряю в бассейн, чтобы не слышать вопли и сопли Тиграна о том, как его жизнь не любит и родители.

Честно говоря, будь у отца виноградники, я бы, сука, лично их с кустов собирал и бадяжил, но Тигран избалован до потери контроля, да еще импульсивен до потери рассудка.

Именно эти двое мне с первых дней жизни в университете не давали целых пару часов, пока я им рожи не разукрасил.

Да, умный и да, медалист, но я с шести лет сидел на первых рядах и смотрел, как одна банда байкеров на другую кидается. А потом с четырнадцати, изучив все удары и уклоны, я плечом к плечу стоял с отцом. Потому и за пару минут этим двум рожи начистил. А на следующий вечер и вовсе на заезде встретились... Как оказалось, Савва — тот самый паренек в зеленом шлеме, который у меня всегда на хвосте сидел и нехило так в ярость загонял, когда обгонял.

В общем, сдружились и уже два года как являемся троицей плохишей, а я вот недавно ещё и самым криминальным стал из-за матки, что меня выплюнула.

— Будешь? — протягивает Тигран мне стакан.

— Нет. Сегодня заезд, — вздыхаю.

— Меня не будет. Я планирую надраться, ибо теперь ее попец перед глазами стоит, - хватается за член Савва.

— Не спускал что ли? — хмыкает Тигран.

— Вчера дело было, но таких булок ещё не было ни разу. Видели, как платьишко колыхалось от ветерка?

— Или дрожало от твоего рваного дыхания? Что за книжные словечки?! — морщится Тигран.

— А ты откуда про книжные словечки знаешь? Тоже эротику читаешь? — усмехаюсь я.

— Я вообще буквы не люблю! — шипит Тигран, — я ведь не ботаник.

— Ну какой из пиздюльки вышел, такой и слышен, — бросаю.

— Ты достал! Мою не тронь. У меня маман на папа молится. Так что я прямиком из животика!

— Ну ты и кретин, — смеется Савва, — мы все из киски, Тигран.

— Ты, похоже, тоже далеко от него не ушел, - усмехаюсь, - некоторые через кесарево и прямиком из животика. Но вас двоих явно из задницы достали, - смеюсь и выхожу из бассейна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

6. Раны

Арсений.

Сижу, обрабатываю ссадины, и тут раздается рёв мотора. Через пару минут отец уже на пороге моей комнаты. Стоит, буравит меня взглядом, потом закатывает глаза.

— И кто тебя так?

Что тут сказать? Тигран — импульсивный тип, тормозов у него вообще нет, поэтому мы с Савой не позволяем ему садиться на байк. Он готов всех убить, да и себя, похоже, каждый день намеревается...

Как, спрашивается, нормальный пацан может ввязаться в драку с целой бандой бородатых?

В общем, потрепали нас троих основательно, поэтому завтра снова приедем в университет как обычно. Деканша снова будет в бешенстве. У неё на меня после второго курса явная непереносимость: мало того что ходят слухи, будто я избил мать, так ещё и университет вложил в меня деньги, чтобы отправить на курсы за границу... Теперь я для каждого препода как красная тряпка для быка.

— В клубе. Тигран за девчонку заступиться хотел, в итоге нас троих за шкирку оттаскали, — хмыкаю.

— Мне тут батя его на днях звонил и работу предлагал. Твоего языка дело? — твёрдо смотрит на меня отец.

— Не просил и даже тему не поднимал. Может, твой друг сам изъявил желание? — так же твёрдо отвечаю ему.

Друзьями наши с Тиграном отцы стали по чистой случайности, после того как нас вместе с ними вызвали в деканат. Мол, раз с нами говорить бесполезно, то просим явиться родителей, как с первоклашками.

Пришли, выслушали, накричали на деканшу, и весь вечер пили и смеялись над её крикливостью. А мы тем временем снова отправились искать Корниенко, чтобы отомстить за его стукачество.

— Я согласился, — отец опирается на дверной проём.

— Дегустатором пойдёшь? — усмехаюсь, хотя внутри радуюсь, что он наконец-то согласился на работу.

— Печально, что именно эту вакансию он мне и не предложил. Предложил замом попробовать, но я больше мозг напрягать не хочу, там и так херово варит, поэтому на начальника безопасности согласился, — хмыкает.

— Платить будет так же, как заму?

— Да похер мне, сколько он платить будет, — отмахивается отец и садится в кресло. — Скоро сезон закроем, а я спиваться не хочу, продолжая мозг себе кипятить. Да и перед тобой уже стыдно. Всего эта сука лишила, ладно хоть дом оставила. Ты учишься среди буржуев, а у меня даже миллиона в кармане сейчас нет, так что пора в руки себя брать и заново подниматься, — вздыхает.

Снова сжимаю кулаки, и зубы сводит от злости. Матка и вправду сошла с ума — при разводе забрала тачку и чайные магазины, оставив отцу лишь дом, который ещё был в ипотеке. Потому я вторую половину курса не вылезал из заездов — отец бухал с горя, а за ипотеку и юристов платить нужно было.

— По универу слухи ходят, что я её избил, так что, глядя на меня, никто там о твоих деньгах даже не думает, — устало приподнимаю уголок рта.

— Ну избил её я, да и то просто отшвырнул, а перед этим пощёчину дал, — усмехается отец.

— Но говорят, что я её до полусмерти, — цокаю.

— М-да, — вздыхает. — Наш город не перестаёт меня удивлять. Кстати, мне тут сказали, ты вчера снова гонял… Я неясно выразился, когда попросил тебя?

— Ты сказал уклон на учёбу сделать. Чёткого запрета на заезды не было. Да и мне на личные нужды деньги нужны, так что вопрос закрыт. Я гоняю, но в свободное от учёбы время.

— Упрямый, как она, — фыркает отец, поднимаясь с кресла, и хлопает дверью, чуть не срывая её с петель.

Когда заканчиваю обрабатывать раны, выхожу на кухню, где уже витает пряный аромат жарящихся стейков. Отец расхаживает впереди в очках для зрения, а я открываю банку компота, которую утром привезли бабушка с дедом.

— Мать что ли была? — косится отец.

— Да, и сказала, что наши байки сожжёт, а твой перед этим на части разорвёт. Кстати, коробки с её вещами она с дедом на мусорку отвезла. Остановить не пытался, ведь сам тихо сидел и дышать боялся, — усмехаюсь.

— Мама! — поднимает деревянную лопатку вверх папа.

— Дед сказал, бабушка к ведьме ходила, чтобы на неё проклятия навести, — смеюсь в голос, и папа тоже начинает смеяться.

— А мне сказал, что на тебя заговор делать, чтобы ты любовь свою нашёл, — смеётся отец, а я морщусь.

— Ну а что ты хотел? У нас женщины в доме больше нет, и бабушке срочно подпорка нужна. Я ещё в депрессии и не собираюсь из неё выходить, так что в её мишени теперь ты — то самое очко, — скалится отец, а я закатываю глаза.

— Кстати о женщинах… Тут разузнал кое-что, — усмехается отец. — В общем, в этом замке живут мать и дочь…

— Три дочери, и там ещё мужик и женщина есть, — возражаю я.

— Нет. Мать и дочь. Вдвоём в этом огромном доме, — хохочет отец.

— Тогда зачем им такой замок? — хмурюсь я, вспоминая женщину в костюме и девчонку с каштановыми волосами, которая принимала от неё ключи машины.

— Да кто их знает, — пожимает плечами отец, — Егор помнишь, в какой компании работает?

Хмурюсь, вспоминая, и, когда мысль настигает меня, облокачиваюсь на спинку стула, кусая чистую вилку.

«Технолайз» — крупная компания с филиалами почти по всей стране. В нашем городе тоже есть. Занимается поставкой китайских автозапчастей для крупногабаритных машин, спецтехники и фур на российский рынок.

— Ну, помню, — киваю.

— Так вот эта женщина — владелица этой компании. Мужа нет, но есть брат, который как раз начальник Егора, — ставит на стол тарелки со стейками отец.

— Женщина и автозапчасти? — кривлюсь я.

— Угу, я вот так же скривился, когда он мне об этом рассказал, — соглашается отец, присаживаясь за стол, — так что мы с тобой здесь, а рядом с нами живут они — представительницы смрада, разврата, предательства и огромных денег.

— Не интересует, — пожимаю плечами.

— Такая же херня, но ты только бабушке не говори, а то сразу двоих через забор сватать полезет, — хмыкает отец, а я, усмехнувшись, киваю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

7. Заявочка

Камилла.

Два дня мы колесили по городу, и моими экскурсоводами стали неугомонные двойняшки. Больше всех, конечно, щебетала Яна, а Диана только закатывала глаза и даже пару раз задремала на заднем сиденье.

К утру следующего дня я уже уверенно выучила дорогу до их дома и без труда доставила сестёр к университету. Форма оказалась потрясающей! Клетчатая юбка, белоснежные гольфы и элегантный пиджак с гербом университета — под него можно было надевать любую белую одежду.

В этот день я выбрала рубашку. Собрала у висков волосы на макушке в небрежный хвост, оставив заднюю длину свободно струиться по спине.

По дороге в университет разговоры не утихали. Диана всё допытывалась, как мне моя бита, а Яна огорошила нас новостью, что один из тех самых демонов добавился к ней в друзья в социальной сети. Мы с Дианой тут же уставились на Яну с нескрываемым неодобрением, и она, смутившись, поспешила отклонить заявку Савелия Серебрякова.

Когда я припарковалась, то сразу заметила, что на стоянке полно машин не хуже моей. Это немного успокоило — значит, здесь полно таких же «ягодок», как мы. Я вышла из машины с высоко поднятой головой, готовая покорять новые вершины.

Перед моими глазами находился самый престижный в стране университет — огромное здание, выстроенное полукругом. Как рассказали двойняшки, за ним располагался университетский стадион, где проходили занятия по физкультуре и работали различные секции.

Под стадионом находился собственный тренажёрный зал, и я тут же решила, что обязательно буду туда ходить — зачем тратить деньги, если можно заниматься бесплатно? Я всегда следила за своей формой, поэтому сразу отметила про себя, что завтра нужно будет взять с собой спортивную одежду.

Мы входим в университет, и у меня буквально отвисает челюсть от великолепия интерьера. Но в ту же секунду Диана возвращает меня в реальность, кивком указывая наверх — на балкон, откуда за нами наблюдают те самые демоны. Меня словно парализует, и я слышу только бешеный стук собственного сердца, колотящегося в груди от паники.

— Ну ты не трясись, Ками. Они смотрят только из-за того, что Янка заявку отклонила, — хмыкает Диана, беря меня под руку и увлекая к расписанию.

— Ох, чует моё шестое чувство, что зря я вас послушала, — нагнетает атмосферу Яна, скользя пальчиком по списку пар.

— Ну всё. Нас явно прокляли, — вздыхает Яна, и от одного вида её округлившихся глаз я начинаю дрожать.

— Почему? Что случилось? — бегаю глазами по расписанию, пытаясь понять причину их тревоги.

— Первый день, и сразу заметили. А теперь ещё и две пары совместно с третьим курсом, — вздыхает Диана, тыча пальцем в номер группы 21т-306.

— Я перехожу на дистанционное обучение, — шепчу я, сама проверяя наше расписание в надежде, что двойняшки ошиблись.

— Здесь такого нет. Этот университет только очно обучает. Здесь даже заочное не предусмотрено, — цокает Диана.

— Ужасное место, отвратительный город, и люди здесь страшные, — шепчу я, пока они, смеясь, тащат меня в нашу аудиторию.

Мы занимаем места в аудитории на пятом ряду, садимся посередине. Девочки достают планшеты.Я же неотрывно буравлю взглядом входную дверь, мысленно молясь, чтобы предположение Дианы оказалось ошибочным.

Как только замечаю их издалека, окончательно теряю контроль над собой. Меня начинает судорожно трясти, глаза от паники закатываются, а девочки хватают меня за руки с обеих сторон и смеются. Не понимаю, почему они хохочут, когда явно нужно бояться!

— Ками, угомонись. У меня сейчас от смеха живот лопнет, — держится второй рукой за живот Яна, продолжая смеяться.

— Я не могу, мне страшно! Давайте отчислимся?- поскуливаю тихонько я.

— Ну и запугали мы бедняжку, — смеётся Диана. — Ками, послушай. Никто нас не тронет. Да, они плохиши, да, они развратники, и да, они демоны, но они сидят на самом заднем ряду, и мы, как девушки, их явно не интересуем, — шепчет Диана.

— Почему?- шепчу я.

— Наверное, потому что Арс прямо сейчас высасывает душу из какой-то девушки, Тигран шепчет на ушко другой, а Савелий…

— И правда смотрит на тебя, — Диана перебивает Яну.

— Жесть, — бьёт себя ладошкой по лбу Яна.

Сглатываю, понимая, что никогда в жизни так никого не боялась. А тут сразу трое, и так страшно! Девочки виноваты — не скажи они мне, я бы спокойно их не замечала, особенно этого огромного Медведева. Да я бы даже его и не заметила, не узнав, кто он такой и кем является на самом деле под этими брюками и белой рубашкой с пиджаком.

Мамочка…

— А ты почему заявку отклонила, а? — раздаётся сзади, и я резко вскакиваю с места так, что даже двойняшки вздрагивают от неожиданности.

— Ох ты ж… — сам пугается Серебряков, явно не ожидая такой реакции не от кого из нас.

Судорожно хватаюсь за сумку, но Диана, смеясь, мягко возвращает меня на место, прижимая к скамейке.

— Успокойся, неженка ты наша, — шепчет она. — Смотри и учись, как нужно зубы показывать.

— Не хочу, — шепчу, прижимая сумку к груди, словно это моё единственное спасение.

— Ох, отца на тебя не было, — цокает Диана. — Совсем тебя тётя Марина заласкала. Где твой перчик, Ками? Где задоринка? Расслабься и просто смотри вперёд, навострив уши, — шепчет она мне на ухо.

Прижимаюсь ближе к сестре и прислушиваюсь к тому, как Яна даёт отпор.

— Извини, а ты кто именно? — шепчет Яна, и почему-то на её лице появляется улыбка.

Что здесь весёлого?!

— Я? — усмехается Савелий. — Я здешний принц вообще-то. Знать свое нынешнее королевство нужно, принцесса, — цокает.

— Ну тогда точно не приму, потому что меня принцы не интересуют. Я как-то больше по королям, малыш, — подмигивает ему, а я задыхаюсь, кажется.

— Ну тогда милости прошу, король перед вами, — раздается ещё один голос позади, и я резко выпучиваю глаза на Диану.

А она губы поджимает и брови хмурит, дав понять мне, что сама такого исхода не ожидала, и меня это ещё больше пугать начинает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Короны не наблюдаю. Вы кто такие? — выглядывает из-за меня Диана, а я прямо-таки хочу ей пальчиками ротик закрыть, чтобы мы молчали, а демоны просто исчезли.

— Мадам, что за тон? — говорит второй.

— Мальчики, вы лучше соблюдайте тишину, иначе… — замолкает Яна.

— Ох… нихуя! — смеется Савелий.

— Интере-е-е-сно, — тянет второй, — иначе что?

— Иначе пожалеете, — бросает Диана, а я ей рот пальчиками закрываю и шикаю, глазами умоляя прекратить.

— Пожалуйста…не надо, — шепчу я, задыхаясь и дрожа.

— Ну пиздец, — раздается третий голос, смешанный со смехом, и у меня сердце окончательно в пятки уходит.

Полный… Кажется, этот день станет самым страшным в моей жизни.

8. Цыплята

Камилла.

— На пятом ряду, шестом и седьмом! Я для кого лекцию веду и материал рассказываю? — вдруг гремит голос преподавателя, и я облегчённо улыбаюсь, предвкушая тишину.

— Извините, Константин Сергеевич! Мы первокурсникам навыки передаём, — смеётся Савелий.

— Ты придурок? — шипит третий голос.

— Ах, навыки? Ну тогда прошу, Серебряков, на моё место, чтобы не трём первокурсницам, а всей группе о ваших навыках поведать, как вы продержались до третьего курса! — ехидно улыбается преподаватель, и я вместе с ним.

— Потеряли пацана, — смеётся второй.

— Маркевич Тигран, вы компанию другу, смотрю, хотите составить? Ну так прошу, — указывает на доску Константин Сергеевич, а я мысленно умоляю его приструнить и третьего.

— О, так у нас же ещё один «передаст навыков» наконец объявился, — усмехается преподаватель. — Медведев, прошу, берите своих друзей в охапку и присаживайтесь рядышком со мной, а я так уж и быть лекцию продолжу! — смеётся Константин Сергеевич

— Принц недоделанный, — шипит Тигран на Савелия, а мы с девочками переглядываемся и улыбаемся.

Демоны неохотно садятся за стол преподавателя втроём, а мы с двойняшками обмениваемся победными улыбками. Я буквально ощущаю сладкий вкус победы.С облегчением вздыхаю и случайно бросаю взгляд на Медведева. И тут моё сердце замирает — он сидит, прищурившись, вертит ручку между зубов и явно что-то замышляет. Причём, судя по его взгляду, объектом его внимания стала именно я!

Но почему? Я ведь даже слова не сказала! Что я ему сделала? В панике отвожу глаза, но чувствую, как его взгляд прожигает насквозь.

Мне настолько некомфортно, что кожа буквально зудит. Я не могу сосредоточиться на словах преподавателя — всё моё внимание поглощено ощущением чужого взгляда… Медвежьего! Ощущение словно невидимые пальцы ползут по коже. Наконец любопытство берёт верх, и я решаюсь проверить свои ощущения. Кошусь в сторону Арсения — и замираю снова…

Он улыбается Тиграну, не подозревая о моём внимании, и я невольно отмечаю каждую черту его устрашающей внешности: густые чёрные брови, прямой нос, резкие линии скул, угольно-чёрные волосы с выбритыми висками. Его оскал, полный ямочек, обнажает белоснежные зубы. Но глаза… я не могу разглядеть их цвет.

И в тот момент, когда я пытаюсь это сделать, он вдруг переводит взгляд на меня. Наши глаза встречаются, и я замираю уже в третий раз. Сглатываю, невольно приоткрываю губы — мне становится невыносимо душно.

Медведем словно чувствует мою панику. Его улыбка становится шире, а в глазах появляется что-то хищное. Точно исчадие ада. Даже на расстоянии он способен парализовать волю и лишить рассудка. Как же всё ужасно…

На протяжении всей лекции я всё отчётливее начинаю чувствовать их пристальные взгляды:

— Ладно, признаю. Похоже, мы переоценили свои зубки, — шепчет Диана.

— В смысле?- округляю я глаза.

— Согласна. Нам явно грозит война, — вторит Яна.

— Девочки, хватит…, - хватаюсь я за горло.

— Нет, Ками. Это даже интересно, — трёт большой и указательный пальцы друг о друга Яна, пронзительно глядя на троицу.

— Пара закончится через две минуты, готовьтесь первыми выбежать, — усмехается Диана.

— А вот про бегство мне идея кстати нравится, — шепчу я, чувствуя, как три пары глаз буквально сверлят нас насквозь.

Сумасшествие какое-то! Я буквально ощущаю их хищные взгляды. Адреналин бурлит в крови.

— Минута, — говорит Диана, и мы медленно собираем вещи.

— Ну до встречи, студенты! — произносит преподаватель, и мы молниеносно вскакиваем с мест, устремляясь к выходу.

Оборачиваюсь и вижу, как троица пробирается сквозь толпу. У меня чуть не вырывается визг — хватаю девчонок за руки и сама проталкиваюсь вперёд. Да, я толкаюсь. Да, ругаюсь про себя. Но это потому что я хочу жить!

Выскакиваем практически с первой волной студентов, а затем мчимся к следующей аудитории. Диана бежит впереди, указывая путь. Бежим и смеёмся. И правда становится смешно. То ли чувство безопасности наконец дало о себе знать, то ли адреналин так подействовал. Но мы смеёмся, словно только что пережили какое-то невероятное сумасшествие.

В груди всё ещё колотится сердце, но теперь это уже не страх — это возбуждение и какое-то странное предвкушение.

Мы замедляем бег, переходя на шаг, и, убедившись, что непосредственной угрозы нет, начинаем хохотать во весь голос. Но веселье длится недолго — наши улыбки застывают на лицах, когда из-за угла вылетает Савелий.

— Добегались, цыплята! — оскаливается он, а через секунду к нему присоединяются двое шакалов.

Мы инстинктивно пятимся назад, а затем, словно по команде, разбегаемся в разные стороны. Каждый выбирает своё направление.

Я мчусь что есть сил, не разбирая дороги. В голове только одна мысль — добраться до парковки, запрыгнуть в машину и умчаться прочь от этого проклятого университета! Никогда больше не вернусь сюда, никогда!

Слыша за спиной топот и смех преследователя, я припускаюсь ещё быстрее, лавируя между студентами и колоннами. Сердце колотится как сумасшедшее, адреналин зашкаливает. Только бы успеть… только бы добраться до машины…

Впереди уже маячит спасительная парковка, и я, не сбавляя скорости, мчусь к своему автомобилю, доставая ключи от машины из кармана пиджака.

Буквально пару сантиметров остается и я уже тянусь к ручке, как вдруг передо мной оказывается огромное тело и я со всей скорости своего бега врезаюсь в него, да так что прямо таки впечатываюсь и прижимаю к своей же машине.

Моргаю часто, пытаясь сфокусировать взгляд и толкаюсь от горячего тела, приложив ладони к широкой груди. Поднимаю глаза и больше дышать уже не получается…

У него светло серые глаза с очень сильно увеличенным зрачком и красивым оскалом в обрамлении ямочек… Ну почему именно он за мной побежал?!

Пытаюсь оттолкнуться, а Медвежьим лапы меня только сильнее на свое огромное тело тянут.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я ведь молчала! Ну что тебе от меня нужно? Пусти! — шиплю и толкаюсь.

— Знаешь, я как бы представлял, что деру тебя на капоте твоей тачки, но вот что- то мне теперь совершенно иного хочется, — оскалился он, а у меня от услышанного рот открывается, чтобы возмущенно разораться на него, но этот конченный вурдалак впивается мне в губы!

Я кусаю! Я стону возмущенно ему в рот и щипаю его за грудь, а ему хоть бы хны! Но я, если себя не спасу, то никогда не прощу! Поэтому я, недолго думая, со всей дури пинаю коленкой прямо между его ног и прямо-таки услышала, как его колокола прозвенели отчего на душе спокойней стало.

Улыбаюсь победно, смотря, как он шипит и сгибается, и вытираю губы тыльной стороной руки, а именно мерзкую влажность на моих губах. А потом, конечно, моя улыбка исчезает мгновенно, когда он вдруг бросает на меня яростный потемневший взгляд.

Сглатываю и с визгом срываюсь с места. Арсений бежит за мной. Страшно, кровь горит в венах, сердечко пульсирует, как у загнанного зайца, но я все же успеваю в последний момент юркнуть в салон своей машины. Блокирую дверь своей машины изнутри и бегом перелезаю, чтобы проделать это со второй.

Сосед вдруг опирается двумя руками на капот моей машины и смотрит пристально с оскалом на меня через лобовое. Улыбается по зверски красиво, а я, сглатывая, жму от глупости и злости на клаксон, и из машины раздается сигнал. Крупный, улыбающийся красиво парень меняется в лице и вздрагивает, подскакивая на месте... Умора.

Я не выдерживаю и смеюсь в голос, пока он смотрит на меня пристально и яростно, а потом вдруг усмехается и, подмигивая, покидает парковку.

Кажется это не сулит ничего хорошего.

***

Напоминаю, что Арсений у нас злой бурый мишка! Так что мы пока ничего хорошего от него не ждем, но звездочки обязательно ставим))

9. Стая бродяг...

Арсений.

Это что ещё за хрень такая первоклашная произошла?! Я даже в школе в принципе за девчонкой ни разу не носился, а тут по всему университету ещё и за первокурсницей. За ней побежал, потому что лицо увидеть хотел, прямо вкушал это желание, потому что издалека всё не то было… Хотел в глаза всмотреться. Нахера? Не знаю… Вот просто интересно стало.

Соседка сидела спиной и словно мать Тереза то к одной белобрысой подсаживалась, то к другой, и она их явно так успокоить пыталась. Да вот только сама ни разу не повернулась, а я прямо-таки губы кусал и пытался хоть под каким-нибудь углом её рассмотреть.

Но в итоге нас в самый низ отправили, и смотрел я на неё аж на пятый ряд. Далеко, конечно, но мне и этого хватило, чтобы понять, что личико у неё красивое. А я ведь сказал, что сделаю, если она таковым будет?

И она ведь словно мысли мои прочла, устремляясь именно к своей машине. Как она бежала, это прям отвал башки и смех до помрачения! Не оглядываясь и четко лавируя между студентами и колоннами. Маленькая, но сучка быстрая, как лань.

Думал всё, не славлю, но, сука, скорость — это моя стихия всё же, потому, придав ускорения, всё же не дал уйти.

Она в меня впечаталась, а я её сразу в капкан своих рук словил и сдавил, чтобы не рванула куда в другое место. Потом завис на секунду, увидев не просто красивое лицо, а охуенное! Глазки ещё такие темно-зеленые, оттенка хвои.

Жесть! Такое ещё никогда не видел, и девчонка удивлять продолжала…

Я ей в открытую намерения описал, а она возмущенно рот открыла, глаза округлила. Не выдержал я и, оскалившись, поцеловал, чтобы даже рыкнуть на меня не успела!

Да и я уже был готов на капоте её распять перед универом, ибо насрать уже было на всё вокруг. И я такую ярость словил, что соседка на поцелуй не ответила, что просто сожрать ее готов был полностью. Я пытаюсь, значит, губы её поймать, а она меня в ответ кусает, зубаткой клацая. Стонет в мой рот, словно рычит яростно, а потом и вовсе меня потенции лишает… Да так, что вибрация боли по всему телу прошлась!

Дальше вообще пиздец был, ибо она губы свои вытерла так, словно я мерзость какая-то, что обслюнявило ее честь и достоинство. Затем она скрылась, а я снова не выдержал и за ней сорвался, ибо придушить уже хотел. Она так быстро в салоне оказалась, что весь мой четко составленный план за пару секунд в небытие канул.

А потом ещё плюсом она реально напугала, да так, что я чуть не окочурился, подпрыгивая от сигнала клаксона. Через лобовое я ее смех увидел, потому и сам усмехнулся. Красиво смеется, конечно, но до следующей встречи.

Захожу в корпус и сразу встречаюсь со злыми лицами парней.

— Догнали? - усмехаюсь.

— Эта коза в деканат забежала! - фыркнул Тигран.

— А сочный попец в женскую раздевалку, - ворчит Сава, - я, конечно, забежал, но потом сам деру дал, когда на меня стая полуголых налетела. Я бы всем отдался, да только они меня и полотенцами, и шампунями мудохать начали... Сучки!

— Ты-то догнал? - спрашивает тихо Тигран.

— Угу. Только вот меня укусили, щипнули, по яйцам съездили и от клаксона вздрогнуть заставили.

— Ну ни хера себе, - цокает, а потом смехом закатывается Савва.

Смеемся в голос, обсуждая дальше погоню за цыплятами, а потом все в твоем замираем, когда они быстренько на пару проскальзывают.

— Считаю, дальше действовать уже бред, ибо ещё не то первокакашки подумают. Итак проучили, что теперь прячутся, - впервые с теплотой в голосе говорит Тигран.

Сам сейчас трезвею и понимаю… Ее вот этот взгляд отвращения и надменности, при котором она ещё и рукой брезгливо вытерла мой поцелуй, говорит только об одном, что, мол, её пальца даже не стою.

— Я считаю так же, - хмыкаю и смотрю на Савву.

Он хмурит брови, смотря им вслед, а после, усмехнувшись, кивает. Потому тему на счет цыплят опускаем, а потом под оживленную беседу все две пары пролетают. На практике первый из кабинета вылетаю, ибо сделал всё быстрее и сдал преподу, а фотку скинул пацанам.

Попрощались, и каждый поехал своей дорогой. Я сел на байк и набрал отца.

— Дома? - спросил я, заводя мотор.

— Ну, - коротко ответил он.

— Сейчас буду. Там курьер должен подшипники ступиц привести, так что будь начеку.

— Понял. Жду.

Вырулил с парковки, надел шлем и вдавил газ. Ветер тут же ударил в лицо, развевая волосы под шлемом. Дорога привычно успокаивала, а мысли постепенно прояснились.

Подъезжая к дому, я бросил взгляд на стальную красавицу Audi и хмыкнул, заметив, как соседка выходит из машины с счастливым видом. Но, увидев меня, она тут же изменилась в лице и, сверкая пятками, забежала в дом.

Усмехнувшись, припарковал байк у гаража. Снял шлем и снова уставился на тачку.

Отец вышел без футболки, в джинсовых шортах, перепачканных мазутом. Поздоровавшись с ним, я пошёл переодеваться. Быстро натянул чёрные шорты и кепку козырьком назад.

Вышел к гаражу и подхватил домкрат. Вместе с батей быстро разобрали переднюю часть колеса и поменяли подшипник. Только взялись за заднее, как вдруг услышали визг и увидели перепуганную, мокрую женщину, выбежавшую из дома.

— Чокнутая, — усмехнулся отец, продолжая откручивать колесо.

— Может, что случилось? — усмехнулся я, придерживая колесо.

— Да и пусть. Не хрен столько денег иметь, — рассмеялся батя.

— Мужчины! — внезапно раздался её голос прямо над байком, заставив нас с отцом вздрогнуть.

Теперь я вижу, в кого соседка внешностью пошла. Одно лицо — цвет волос, глаз, кожи такой же. Красивая женщина, как и её дочь, и фигура в порядке — стоит в белоснежном хлопковом костюме, который обтягивает её так, что у меня кровь приливает к яйцам.

— Блять! — рычит отец и хватается за сердце.

— Кто? — округляет она глаза, застыв на месте.

— Ну точно не я, — шипит отец, а я приподнимаю уголок рта и продолжаю снимать колесо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да как вы смеете?! — шипит она в ответ.

— А вы людей пугать?! Себя видели? Хоть бы причесались ради приличия, — не выдерживает отец, а я усмехаюсь.

— Что?! — хлопает она глазами и открывает рот, как рыбка, ловя воздух.

Точно одно лицо с дочерью в состоянии шока.

— Что надо-то? — усмехается отец.

— Трубу прорвало, дом топит... — шепчет она дрожащими губами.

— Кран перекройте и сантехника вызывайте, — изгибает он шею, глядя на неё.

— Эм... А где его перекрыть? — мнётся она, смущённо заправляя волосы за ухо.

— Сходишь, малец? — вздыхает отец и кладёт руку мне на плечо.

— Не-а, — смеюсь я.

— Засранец, — вздыхает батя и выпрямляется во весь рост.

Замечаю, как у соседки отвисает челюсть, и она скользит взглядом по прессу отца. Батя тоже заметил, потому усмехнулся и нагло вперёд в её дом пошёл.

Я уже успел поменять подшипник, а отец всё не возвращался. Закручивая колесо, я услышал лай собак неподалёку. Выглянув из-за байка, увидел, как младшая соседка бежит сломя голову, а за ней гонится стая бродячих псов.

На ней были короткие чёрные шортики, едва прикрывающие зад — неудивительно, что бродяги увязались за ней. Чёрный короткий топ, наушники в ушах, конский хвост — и в глазах испуг.

Сначала я рассмеялся, глядя, как она визжит и выставляет перед собой ладони, а псы окружают её, словно волки, и гавкают. Но лай уже порядком надоел, да и девчонку стало жалко.

Я подошёл к ней сзади и громко гаркнул — бродяги тут же разбежались. Она обернулась, расширила глаза, как ребёнок, и сглотнула. Я заметил при этом движении у неё на груди соблазнительную ложбинку и закусил нижнюю губу.

Она, конечно, заметила мой взгляд, да и я не особо скрывал своё внимание. Девчонка резко прикрыла грудь ладонью и начала пятиться назад. Я выгнул бровь и приподнял уголок рта, наблюдая за её реакцией.

Кажется, она не столько грудь прикрывала, сколько за сердце хваталась.

Всё стало ясно, когда она резко рванула с места и врезалась прямо в голую грудь моего отца, приземлившись на задницу. Похоже, меня она испугалась даже больше, чем собак.

— Камилла! — бросилась к ней старшая соседка.

Камилла. Запомнил. Натянул ехидную улыбку, а отец, глядя на меня, закатил глаза. Мы оба возвышались над ними, пока мать осматривала дочь. Обе они синхронно сглотнули, когда уставились на нас, округлив одинаковые глаза.

— Спасибо вам, Владимир, — снова сглотнула мать.

— Спасибо, — эхом повторила мелочь, кивая мне.

Мы с отцом переглянулись и усмехнулись. Перед тем как последовать за ним, я ещё раз окинул её взглядом, закусил щёку изнутри, втянул воздух через нос — и пошёл следом за отцом.

Вот и познакомились...

10. Море девочек

Арсений.

Вечер начался неожиданно. На празднике Алёны Хромовой выбор был огромный, и все девушки смотрели на меня то с ужасом, то со страстью. «Бери любую и скручивай!» — подумал я. Мой член уже томился в ожидании.

Я всегда люблю долго и продолжительно, чтобы эндорфинами насытиться, но что-то в этот раз сам побыстрее закончить захотел. Девчонка уже два раза кончить успела, молодец, конечно. Далеко пойдет. А я вот почему-то ожидаемого эндорфина не получил.

Вышел из дома на лужайку к пацанам и состыковался горлышками бутылок светлого.

- Сюда цыплята в полном комплекте притащились, — усмехается Савелий.

Я с того нашествия бродячих псов Камиллу только пару раз в университете видел, и то мимо проходил, дабы девчонку до сердечного приступа не доводить. Ведь очевидно, что она в ужасе от меня…

Выгибаю вопросительно бровь, потому что вообще не трогает эта информация, но вот все же интересно, каким мы это вдруг способом с таким-то рангом вдруг пересеклись здесь и сейчас. Тигран, видимо, по выражению моего лица вопрос понял, потому и поспешил догадки накидывать:

- Ну нас ведь тоже не по дружбе крепкой сюда пригласили, — пожимает плечами, — его так вообще здесь и быть не должно, — тычет в меня бутылкой и улыбается хитро.

Согласен, конечно, ведь я поистине сам с ними напросился. Отец мне явно дал понять, что мне свалить на вечер надо. К нему банда хочет завалиться и дела там какие-то решить, а так как я гонщик, а не байкер, то мне байки их слушать запрещено.

Я же и на заезд уже сгонять успел, и пару копеечек себе на карту подзаработал, но время ещё детское… Не на улице мне же шарахаться? Потому плюнул на все и сюда к пацанам пригнал.

- Мне идти было некуда. Считай, сиротка, — усмехаюсь и делаю глоток светлого.

Долгий глоток, что аж глаза закатываю от наслаждения. В горле засуха после быстрого секса, ведь с девчонкой даже слюнями не обменялся ни разу. Так, чисто сзади взял и попку погладил. Глоток и ещё глоток, а потом из-под ресниц замечаю постоянно дрожащую от меня Камиллу и захлебываюсь. Да так, что всё пиво на лицо выливается и на черную футболку.

- Дебил ты, а не сиротка, — качает головой Тигран, — все тут приличные люди, а ты? Бродячий пес, который пристал к нам, как банный лист к заднице, — цедит.

- Ты чего взъелся на меня? - щурюсь я на него, а потом на Камиллу кошусь.

Вид, конечно, сногсшибательный! Девчонка себя явно одевать любит, но, в отличие от своих двойняшек, она больше в классический стиль уклоняется. Да, юбки у неё все с минимальной длинной, или же это из-за ее длинных ног так кажется. Признаю, я посматривал на нее. Вот и сейчас длина этого лоскута шелковой ткани явно короче приличной длины.

Вроде классическое серенькое платье в облипочку в груди и чуть расклешенное в длине, которой ни хрена и нет. Короче говоря, смотрится она в этом не вульгарно, но слишком коктейльно, потому и хочется напиться ею прямо сейчас.

- Ты его цель сегодняшнюю трахнул, - смеется Савелий.

Мда… Неудобняк. Надо было все-таки спросить, перед тем как в комнату затаскивать.

- Виноват. Каюсь. Хочешь другую тебе организую? - хлопаю злюку по плечу.

- Сам разберусь. Просто теперь девка думает, что ты лучше. Я это на хер не переношу. Поэтому, если напьюсь, знай, что тебе линять отсюда придется, я ведь тебе рожу набью, - губки дует Тигран.

- Не рычи, тегренок. Понял я, впредь спрашивать буду, чтобы в траекториях не совпадать, - усмехаюсь.

- Ты же такие тусовки не любишь? Бесят тебя дети богатеньких Ричи. Что вдруг нашло?

- У бати сходка дома, а меня культурно попросили смыться, - пожимаю плечами и снова на неё на какой-то хер смотрю.

Локоны свои густые завила в волны, и плечи расслаблены прямые. Закусываю щеку изнутри, отметив, что серый цвет и вправду к её смуглой коже офигенно подходит. Идеально гармонирует. Ещё бы на капот своей машины вот в таком виде легла, вообще бы стихийное бедствие между ног моих создала.

- Здесь Захаров, если что, - вклинивается Савелий.

- Похер, - морщусь я.

- Да что ты лямку тянешь? - смеется Тигран, смотря на Савву. - Соседка твоя с врагом твоим в траекториях совпали, - смотрит на меня, изогнув бровь, а я уже на Камиллу.

Стоит посередине между двойняшками и улыбается, смотря в одну точку, которую я только сейчас сквозь толпу заметил. Захаров стоит у бара со своими прихвостнями и на неё в ответ зыркает.

Финита ля комедия. Занавес, друзья! Это что за херня?!

— Похер, — глотая ещё светлого, продолжая смотреть на соседку-предательницу, ведь живем практически на одной территории и потому обязана в этой неформальной войне сторону выбирать именно территории!

Захаров давно учиться закончил, но вот в заездах до сих пор катается. Когда мы с ним в одном оказываемся, то гонка превращается в хладнокровную игру под названием «не сдохни».

Одна лишь драка в том году была по моей вине, а все остальные исключительно с его барского плеча. Кретин смириться не может с тем, что второй, но в престиже и деньгах он, конечно, первый… Потому что сынок Эвелины Захаровой, а именно владелицы местных заправок. Король керосиново-бензиновый и травник конченный!

— Девка теперь его? — спрашиваю я, чувствуя, как в груди саднит.

— Похоже, Захаров только глазами её облизывает пока. Ты пока мою жертву трахал, он два раза к ней подходил, и они лепетали, но уходил ни с чем, — оборачивается Тигран и смотрит на цыплят.

— Ты, кажется, новую жертву искать собирался? Может, все-таки цыплят накажем? — вдруг поворачивается на них Савелий тоже и облизывается.

— Можно. Все равно здесь скучно становится, — усмехается Тигран.

— Соседка моя, — хмыкаю, - поговорить с ней надо.

— Всем похер, главное — пигалица с острым языком на мне, — смеется Тигран.

— Попка моя, — весело хохочет Савелий.

— Аналогично похер, — усмехается Тигран, когда мы уже к ним идем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Диана замечает нас первой и тут же надменно изгибает бровь, зло сужая глаза. Она что-то шепчет на ухо Камилле.

Моя трусливая соседка бросает быстрый взгляд в нашу сторону, но тут же отводит его, продолжая смотреть на Захарова. Однако через секунду до неё, видимо, доходит смысл сказанного двойняшкой, и когда мы почти подходим к ним, она с таким забавным испугом поворачивается ко мне всем лицом.

Прямо комедия какая-то…

В отличие от двойняшек, которые стоят на месте и сверлят нас взглядами, эта малышка быстрым шагом устремляется в неизвестном направлении. И, конечно же, теперь мне приходится следовать за ней. Я это делаю не торопливо, потягивая пиво из бутылки. Иду вальяжной походкой и озираюсь по сторонам, пока соседка ведет меня в какой-то парк…

11. Галька

Арсений.

Иду по дорожке из каменной гальки и удивляюсь тому, как Камилла, несмотря на неудобную поверхность, продолжает идеально вышагивать от бедра в своих тонко шпиленных босоножках.

Бедра объемные, что и выделяет у меня во рту слюну… Я таких еще шикарных не видел. Кусаю губы и иду за ней следом, сгибая шею в разные стороны, чтобы кадрово с разных ракурсов запомнить красивый вид.

Камилла постоянно оборачивается и хмурится, а потом вдруг останавливается и тяжело вздыхает.

— Ну почему именно я, Медведев? — почти стонет она от отчаяния.

Я же усмехаюсь и выбрасываю пустую бутылку в кусты. Смотрю на нее и ехидно щурюсь, пытаясь при этом личиком красивое рассмотреть. Какая забавная…

— Разговор есть, соседка, — подмигиваю и останавливаюсь в метре от неё, чтобы она не дрожала от страха и могла лучше соображать. Нам сейчас именно это и нужно…

— У нас нет ничего общего. С чего вдруг в твоей звериной голове появилась тема для разговора? — разводит она руки в стороны, и мои брови взлетают от удивления.

Ничего себе! Неужели моё недельное безразличие придало ей уверенности? Где её прежний страх? Дрожь? Откуда взялась смелость на такие оскорбления?

— Да ты же сама сейчас эту тему своим вкусным ротиком и создала, — закусываю нижнюю губу, нагло изучая её взглядом и пряча руки в карманы.

— Мой рот противный! — топает ножкой, словно в ярости.

Капец, я еле сдерживаю смех, всё нутро хохочет… Вы только посмотрите на эту прелесть, она ведь бунтовать умеет. Интересно…

— Как скажешь, сладкая, — намеренно тяну слова и вижу, как она сжимает кулачки.

— Медведев, у меня рот противный, и вообще я горькая. У нас ничего общего нет и никогда не будет. Иди с богом, прошу, — вздыхает, но такое ощущение, что стонет.

Красиво стонет.

— Камилла…, — размышляю вслух. — Камилка-милка? Будешь моей персональной милкой, — оскаливаюсь, и у неё глаза на лоб лезут.

Милка громко сглатывает.

— Я не люблю шоколад, — шепчет и судорожно качает головой.

— А я его люблю, — делаю шаг к ней, и она синхронно отступает назад на то же расстояние.

— Животным сладкое нельзя, — пытается язвить Милка, но я лишь закатываю глаза.

— Животным? Милка, ты обзываться не умеешь что ли? - усмехаюсь, - назови меня хреном, придурком или на худой конец гандоном! - смеюсь, чуть ли не хохоча.

— Поэтому у нас общего ничего нет, Медведев, - неожиданно приподнимает она уголок рта. - Ты отброс. Не моего поля ягода. Бродячее животное, у которого нет ни целей, ни понятий, ни принципов. Повадки и само поведение говорит о том, что ты самый первый…

Зависаю… Она явно не в ту сторону мыслит, совсем не в ту. Я ведь не туда указывал! Туда, куда она меня заводит, во мне просыпается настоящий гнев, ярость и желание заставить ее пожалеть о сказанном.

Смотрю, как она вздёргивает кончик носика и скрещивает руки на груди, и мне вдруг отчаянно хочется её осадить. После таких слов просто необходимо поставить её на место. Я не из тех, кто лезет в такие игры… Да я вообще не собирался в это ввязываться, зачем оно мне нужно? Но эта чёртова Милка явно перешла какие-то мои невидимые границы, я это нутром чувствую.

В груди закипает раздражение, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сказать что-то резкое. Она будто специально провоцирует меня, выводит из себя своими язвительными замечаниями.

— Ну раз борзеть начинаем, то вникай лучше, милка! С Захаровым увижу ещё раз, и я тебе в рот свой член затолкаю, — смотрю на неё из-под ресниц и зубами скриплю.

— Что? — шепчет она и пальчиками своих губ касается…

Не ожидала милка такого исхода. Ну что вот она думала, наивная? Что я тут предлагать себя красивого начну, да и в ноги ей кланяться. Ну точно… На этом поле мне ягодки собирать вовсе не хочется. Но, блядь, этот жест невинности меня вообще с ног сносит. Я такого еще не встречал… Ни на одной девчонке не видел.

Как же Камилле, сука, страх идет.

— Ты какое право имеешь указывать мне? — неожиданно хмурит брови.

Вот это да, сегодня у неё прямо эмоциональный всплеск! Чем ещё она меня удивит? Мне даже теперь интересно на ягодку посмотреть.

— Животным, Милка, права не нужны. Мы просто берём и съедаем, — снова оскаливаюсь, внезапно перестав злиться.

— Я… я… — начинает задыхаться, а я разочарованно закатываю глаза — похоже, других сюрпризов ждать уже нет смысла.

Её реакция забавляет меня, но в то же время что-то внутри напрягается.

— Так, пигалица, — вздыхаю, — сознание только не теряй, — выставляю я руки в знак капитуляции. — Ты влезаешь не туда и явно не с тем контакт свой налаживаешь вселенский. Проще говоря, у нас с Захаровым война негласная. Я в прошлом году именно из-за него в обезьянниках сидел, ведь он половину моих знакомых запрещенкой обложил…

— Запрещенкой? — хлопает глазами, словно кукла.

— Да, — киваю и радуюсь, что хотя бы одно слово поняла… Глупышка.

— Но он мне не говорил... А что, если ты врешь? Издеваешься? — перебирает быстро и неуверенным шёпотом буквы своим дрожащим язычком.

— Слышь! — рявкаю я, и она вздрагивает. — Тебя вообще волновать не должно, вру я или правду говорю! Сказал нет, значит, бартуешь его, иначе спасать не буду, и мать твоя одна ни хрена не справится!

— Животное! — вдруг кричит она, и я все-таки аплодирую ещё одному эмоциональному открытию.

— Животным я буду, когда трахну тебя прямо здесь, распяв на этих камнях, а пока я терплю твою тупость, наивность и оскорбления, потому что предостеречь хочу. Ведь уже форменно вижу, как тебя накидывают и по кругу его пускают. И, конечно же, этот круг начнет Захаров первый, пока запрещенка не подействует.

— А ты сейчас что делаешь по отношению ко мне? С чего вдруг я должна верить твоим словам? Когда ты уже второй раз мне твердишь, что… что…

— Трахну? — выгибаю вопросительно и скучающе бровь.

— Да! — задыхается она.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я тебе хотя бы выбор предоставляю, Милка. Увижу с ним, трахну первее его, а потом пусть он тебя ещё по своему кругу пускает. Примешь к сведению и бартанешь, то нихрена тебе не будет, — хмыкаю, а потом скучающе улыбаюсь, смотря на ее красивое невинное личико.

— Ты омерзителен, — кривится.

— А чего ты от бродячего пса и отброса ожидала ? — хмыкаю.

— Действительно, — морщится она, бегая по мне своими разумными глазенками. — Я как-нибудь без твоих предостережений обойдусь, — неожиданно наступает она на меня. — И только попробуй меня пальцем хоть ещё один раз тронуть, и я...

— Что ты, Милка? — усмехаюсь, перебивая её. — Я могу тебя прямо сейчас членом тебя потрогать, хочешь? — смотрю на неё и, кажется, не дышу, когда она вот так передо мной близко.

Камилла же, наоборот, воздух хапать вдруг часто начинает, а потом неожиданно мне оплеуха её прилетает.

Смотрю на неё яростно, а потом выдыхаю злостно, замечая, как она сама-то уже после своего неразумного действия дрожать начинает. Хочется, конечно, вздернуть ее, за шею тонкую держать, пока она стонать будет. Смотреть в глаза, которые будут говорить о сожалении за этот поступок, но…

— Я сейчас это тебе прощаю, трусиха. Но если ещё раз так сделаешь, то я...

— Трахнешь? — шепчет, перебивая, и дрожит.

Да блядь! Откуда такая наивность и невинность?! Ну вот как у неё в такой момент это проявлять получается?! Была же вот только что чуть ли не Зеной в доспехах и держалась стойко, а через секунду вот это…

Я улыбаюсь, конечно же...

— Да, — приподнимаю уголок рта.

Она брови сдвигает к переносице, а потом уходит, пройдя мимо меня, а я разворачиваюсь и уже с каким-то мерзким чувством смотрю на неё.

Странно мерзким и несвойственным мне вообще...

12. Черный пони

Камилла.

— Ками! — кричит Диана и бежит ко мне.

— Всё хорошо? — оказывается рядом Яна.

— Да, — отвечаю я, но чувствую, как все мои силы покинули меня. Этот демон буквально высосал из меня всю энергию!

— Девочки, я пойду на выход и вызову такси. Я хочу домой. Когда закончите свои дела, приезжайте, — говорю я, и они, нахмурившись, кивают.

Иду к забору и на ходу вызываю такси. Настроения уже нет никакого! Да и не буду врать, что оно пропало тогда, когда я соседа-медведа увидела! Чувство страха заполнило все мои легкие, и вдохнуть у меня уже не получалось…

Только выхожу за ворота, как передо мной останавливается чёрная машина, кажется, «Мустанг».

— Садись, Камилла. Я подвезу, — подмигивает Захаров, а его дружки спереди подозрительно улыбаются.

— Спасибо, но не в этот раз. Такси уже едет, — пытаюсь изобразить дружелюбную улыбку, хотя внутри себя проклинаю эту попытку.

Если слова соседа о запрещенках правда, то Захаров точно не заслуживает моей улыбки.

— Это был не вопрос, — говорит водитель.

Я начинаю отступать, дрожа всем телом, но меня толкают вперёд. Двери машины резко распахиваются, и я падаю прямо на колени Захарова, который хватает меня за ягодицы и захлопывает дверь.

В горле стоит ком от ужаса, в глазах застыл страх, а тело пробивает дрожь. Я пытаюсь сопротивляться, но его хватка железная. Мысли путаются, паника нарастает с каждой секундой.

— Саша, что происходит? — сглатываю я, дрожа всем телом.

— Любить тебя, девочка, еду, — улыбается он, гладя меня по щеке.

Я перестаю дышать, понимая, что Медведев был прав, но его предупреждение в мое осознание пришло слишком поздно.

С Захаровым я познакомилась всего два дня назад. Точнее, мне пришлось с ним познакомиться, когда я случайно толкнула и разбила его байк. Сначала он выглядел озлобленным, но потом вдруг заулыбался и стал обаятельно милым. Нельзя отрицать, что он красив, и, очевидно, он хорошо умеет этим пользоваться. Я купилась на его обаяние и пошла с ним в кофейню, чтобы выпить вместе кофе.

Он был мил, рассказывал о себе, а я, как последняя дура, внимала каждому его слову и смущённо улыбалась. Какая же я наивная идиотка…

— Саша, отпусти меня, пожалуйста, — шепчу я, с надеждой и слезами в глазах глядя на него.

— Тш-ш, — он нежно вытирает мои слёзы. — Я буду нежен, хотя за байк ты мне должна прилично и сама будешь прыгать на мне, — цокает он и резко поворачивает моё лицо, оставляя на щеке след от пощёчины.

Трое парней начинают смеяться, а я молча плачу и держусь за место боли. Я понимаю, что сама во всём виновата, ведь я купилась на обаяние. Горькие слова предостережения соседа эхом отдаются в голове, и тело звенит от дрожи и страха. Что будет со мной, мне уже любезно сосед сообщил…

Мой телефон, конечно же, уже забрали. С обеих сторон от меня сидят эти твари, трогают мои ноги, сжимают бедра до боли и смеются, передавая друг другу какую-то свернутую сигарету.

Я даже уже не дрожу, я просто безмолвно пускаю слезы, а потом влетаю в промежуток между передними сидениями от резкого торможения машины.

— Блять! Это Арс, — шипит водитель, и я бросаю на него взгляд через лобовое.

Мой сосед в черном шлеме и стоит напротив машины, оперевшись на свой байк, которым перегородил дорогу. От одного такого вида фонит страхом больше, чем от Захарова. Арсений ведь огромен, словно животное. Темный, как сатана, и речь у него, как рычание медведя…

Но сейчас я впервые рада видеть его, что аж трепет внутри какой-то посыпается, и дышать часто начинаю. Я, можно сказать, счастлива, что он пришел за мной… За мной ведь?

— Ты что, сука, девка Медведева? — хватает меня за волосы Захаров.

— Да, — шепчу я неправду и зажмуриваюсь. Ну я ведь его соседка и ключевое слово " его" …

— Тварь! — метает меня за волосы Захаров, а после выходит резко из машины и сплевывает, перед тем как дверь перед моим носом захлопнуть.

Меня рывком тянут обратно другие руки и приставляют пистолет к виску, от чего я замираю и больше не дышу, даже не плачу. У меня дыхание перехватило, и, кажется, всё вокруг замерло.

— Дернешься, и я выстрелю, — толкает пистолет мне в висок его человек, и я киваю. — На кури, — перед лицом тычет мне сигаретой, и я машу отрицательно головой. — Кури, сказал!

Закрываю глаза, пуская слезы и проклиная весь этот город, переезд, всех живущих здесь людей, и мысленно кричу на помощь маму, пока обхватываю губами свернутую сигарету.

— Затягивай! — тычет оружием снова, и я вбираю дым в себя. — Еще! — выпускаю через нос и ещё раз делаю вдох, проливая слезы.

— Ах ты сука! — раздается голос Медведева, и оружие резко пропадает с моего виска.

Слышу стоны, удары, очень глухие сплюснутые звуки, где-то даже проскальзывают картинки, как Медведев в черной футболке и черных зауженных джинсах бьет кого-то черным шлемом. А у него все черное, и даже шлем!

Беру свою сумочку, валяющийся телефон на сидении и сквозь вращающуюся меня другую вселенную покидаю машину и иду прямо, стараясь для чего-то это делать красиво.

— Куда пошла?! — рычит животное, а я ухмыляюсь и выставляю средний палец, выпрямляя руку вверх.

Иду и дышу часто, где-то улыбаюсь, а где-то слезы текут, но мне все равно хорошо. Вообще-то даже чуть весело, хотя и горько одновременно. А потом резко останавливается его черный байк, и меня рывком Медведев усаживает вперед перед собой. Размещает по-свойски мои руки на руле и сжимает их своими. Дает газу и наклоняется, вынуждая наклониться и меня, так что я на бак прикладываюсь грудью.

Я отключаюсь, а потом включаюсь, когда меня за плечи тормошат, но глаз открыть не получается.

— Где мать? Почему не открывает?! Камила?! — рычит, а я улыбаюсь, а после и тихо смеюсь.

— Она в Челябинск улетела, — кусаю нижнюю губу и тихо смеюсь, открыв глаза.

Пытаюсь взять себя в ноги и руки, слезая с огромного черного пони, и до сих пор смеюсь, говоря об этом вслух. Подхожу к забору и пытаюсь найти единственную кнопочку на пульте, но я даже не чувствую, как пульт пальчиками держу, поэтому и кнопочку нажать не получается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Облокачиваюсь спиной на забор и продолжаю смеяться, кусая свои губы, а потом и вовсе сползая в низ. Огромный татуированный муравей меня хватает и рывком на ноги прямо ставит.

Снимает шлем Медведев и бросает на меня злостный взгляд.

— Какой, блядь, муравей татуированный? Какой пони?! Ты сколько тягов сделала?!

Показываю два или три пальца, и Медведев взывает, запрокинув голову, а потом бросает на меня взгляд, полный сочувствия, и забирает у меня пульт. Забор открывается, и он меня подхватив на руки, вносит в дом.

— Ванная где?! — рычит.

— В спальне, — улыбаясь, шепчу ему в шею и обнимаю его крепко.

— Ну и где спальня? Тут комнат дохера! А ты так-то не пушинка, — рычит еще.

— Ты даже рычишь, как животное, и манеры у тебя звериные, — шепчу ему в ухо.

— Спальня! — кричит, и я, улыбаясь, за мочку уха его кусаю.

— На втором этаже. Левая крайняя дверь, — утыкаюсь ему в шею снова.

Он меня бросает в ванну, а потом сверху поливает ледяным душем. Хапаю воздух и чувствую, как все тело сковывается, обхватываю себя с ногами и плачу, пытаясь вытерпеть огонь внутри и снаружи ледяную воду.

— Айда-ка, — поднимает меня на ноги.

Смотрю на него и трясусь, обтекая холодной водой. Он глаза стыдливо опускает и сглатывает.

— Раздевайся, Милка, — шепчет и отворачивается, выставляя руку с моей пижамой в сердечко.

— Не-не... — стучу зубами и дрожу.

— Не повернусь, обещаю тебе, — говорит он и вздыхает.

И я почему-то ему сейчас верю.

Снимаю через голову мокрый шелк, расстёгиваю бюстгальтер без бретелек, снимаю босоножки, а после стягиваю бесшовные трусики. Медленно и дрожа от холода беру пижаму и надеваю сначала штаны, а потом и рубашку.

— Всё, — шепчу и обхватываю себя за плечи.

— Угу, — вздыхает он и склоняет голову, продолжая стоять ко мне спиной, — двойняшек пацаны везут. Не натвори больше бед. Ложись в постель, милка, и спи.

И после этих слов он, не посмотрев на меня, уходит.

***

Вот мы и подошли к той точке, откуда и будут зарождаться чувства между нашими героями.

Предупреждаю еще раз, что Медведев у нас очень дерзкая единица, и у него на то есть свои причины... Потому, если роман не для ваших глаз и мыслей, то читать дальше не советую, а если все же он для вас, то предупреждаю, что пока о любви и сладких чувствах речи никакой быть не может, ведь дальше у наших героев намечается война ...)

13. Сорвалась

Камилла.

Просыпаюсь в объятиях двойняшек, которые сопят в такт друг другу. Голова туманная и даже слегка кружится. Чувство нехорошее, словно я в стеклянной коробочке нахожусь и там немыслимое давление шпарит… Неужели мы так сильно напились, что аж втроём в моей кровати уснули?

Хмурюсь и иду в ванную, чтобы прохладную водичку на лицо плеснуть. Замечаю свои стринги, валяющиеся на каменной плитке, и пытаюсь понять, как вообще они здесь оказались, когда должны были быть на мне. Поднимаю их и бегом к ванной подбегаю. Как только вещи свои плавающие увидела, так воспоминания принялись долбить в черепную коробку как из пулемёта.

Слёзы подкатили, и ком в горле от горячи встал. Облокотилась на ванную, продолжая вспоминать каждый пазл, а потом, вздохнув, получила такой импульс в головной мозг, когда угловое зеркало заметила… Причем оно было размером до самого потолка! И от осознания того, что этот Медведев на меня смотрел, пока я раздевалась, обволокло чувство мерзости к самой себе! Отвратительная! Я просто отвратительна.

Чувство унижения и стыда накрывает с головой. Хочется отмыться, стереть с себя всё, что произошло. Но физическая чистота не избавит от этого внутреннего отвращения к самой себе.

Я официально заявляю! Я ненавижу Медведева!

Все скажут, что я несправедлива и Медведев же меня спас, что следует поблагодарить юношу, но… Медведь спас, да! А потом сам во время езды, пока я была еле соображающей зомби, гладил меня везде верхом на своём мотоцикле! И самое страшное и ужасное — так это то, что он пообещал не смотреть, а я, дура наивная, поверила и разделась! Испанский стыд…

Как же больно об этом даже думать и как невыносимо горит от злости внутри, требует свернуть ему шею, лишить его яиц и того, чем он так дорожит…

Байк!

Бросаюсь к окну и вижу, что он удачно, словно знак судьбы, припаркован у дома Медведевых. Выдыхаю громко и злобно, а затем ни минуты ни секунды не теряя, я иду вершить возмездие. Ярость накрывает с головой, окутывая каждую косточку. Каждый нерв злобно трещит и зубы скалит. В голове гудит и шепчет: «Если себя не отстоишь, то простить себя же не сможешь».

Вырываюсь из ванной, хлопнув дверью, и девочки резко приподнимаются. Смотрят на меня, пытаясь в глаза поверить. Я же уже злостно открываю шкаф и достаю черно-белую биту, где написано «Девушка всегда права», и, закинув её на плечо, рвусь на выход.

Девочки что-то кричат вслед, а мне плевать! Я иду убивать то, что он убил у меня!

Меня ещё никто обнаженной не видел! А я хотела, чтобы такой меня видел только любимый мужчина, чтобы мне стыдно вот так, как сейчас, никогда не было! Медведев забрал у меня это? Значит, я заберу тоже то, чем он так же дорожит!

Иду к его байку с боевым и сокрушительным настроем. Боже мой, да я же в ярости! И, подойдя к намеченной цели, я со всей силы замахиваюсь битой и бью несколько раз, чувствуя, как злость в каждом ударе только сильнее пробуждается. Я пинаю его и разбиваю битой, рычу, словно ему подобно, и мне хорошо, и хочется ещё!

Ещё! Ещё! Ещё!

- Ты что творишь, конченная!? Ты совсем, блядь, страх потеряла?! - выбегает Медведев в одних трусах и босиком, чуть ли не визжа, кричит в мою сторону.

- Ты задница огромного, такого же черного, как ты, медведя! - кричу я и снова бью по байку, отсекая окончательно зеркало заднего вида.

- Да ты вообще в край охуела?! Да я тебя… Я же тебя… - яростно хапает он воздух и волосы на себе рвет.

- Ну что ты меня?! Что ты меня?! Трахнешь, Медведев?! - замахиваюсь я уже на него, но он уклоняется. - На капоте или в саду на гальке?! А может, прямо здесь, на газоне?! - еще раз замахиваюсь и снова мимо.

- Ты что курила, припадочная?! - кричит он, словно грызли.

- Ты видел меня голой! Ты пообещал! Но ты смотрел все равно! Ты лапал меня на байке, пока я была живым трупом! - бью несколько раз по байку, и как только он на меня бежит, я наконец попадаю битой ему по плечу.

- Что ты орешь на меня?! - раскидывает он руки по сторонам и кричит сам: - Что такого?! Ну посмотрел я и что?! Я трогал, но не трахал! Обычная реакция мужика! Я тебе так-то от изнасилования спас! Ну подумаешь, подглядел! Там у вас ведь у каждой все одинаково, так что у меня даже не встал! - кричит он, а я шиплю и снова на него замахиваюсь, но козел отпрыгивает. Вот же прыгучая тварь…

- Животное! - кричу и не сдерживаю дорожку слез.

- Что ты ревешь?! Слезы тебе уже не помогут! - кричит он и кидается на меня.

- Не трогай меня! Иначе я тебе как этого пони вдребезги раздроблю! - замахиваюсь со всей силой, и он уклоняется.

- Сама ты, блядь, пони! Тебе пиздец, пигалица! - кричит он и пальцем в меня тычет.

— Выкуси! — показывая ему средний палец и со всей дури толкаю его байк, а тот падает прямо на тротуарную плитку, и только я замахиваюсь нанести ещё один удар, как меня друг девочки оттягивают. Я замечаю, как его демоны держат, и, видимо, уже давненько.

— Война, сука! — кричит он и пытается вырваться.

— Война, гандон медвежий! — бросаю я, пока меня сестры домой утаскивают.

Меня затаскивают в дом, и Диана, закрыв собой входные двери, так же, как и Яна, начинают смеяться в голос. Я сокрушаюсь на пол и уже план мести выстраиваю в голове, а именно штурмом принимаю решение брать!

— И как ты с ними воевать собралась? — смеется Яна.

— Не с ними, а с Медведевым! Это наша война!

— Да он тебя даже в универе подловит, и всё, считай, война проиграна, — смеется Диана.

— Одевайтесь! Мы едем по магазинам! — бросаю через плечо, когда уже по лестнице бегу в комнату.

Быстро бросаю свои вещи девчонкам, и мы, одевшись и умывшись, садимся в машину, и как только забор открывается, я со свистом срываюсь с места, специально перед этим двигателем поревела.

Проехала мимо них и снова средним пальцем его наградила, пока демоны вместе с его отцом с расширенными глазами на нас смотрели.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В итоге я выпросила у дедушки помочь, объяснив ему, что мне сосед жить мешает и нужно проучить его как следует. И дедушка напряг всех своих знакомых заводчиков животных. Потому мне дали шокер для большого животного, с которым я планировала в университет ходить. Снаряды со снотворным и афродизиаки для случки.

В магазине я приобрела лук и пластмассовые стрелы. Запаслись воздушными шарами и мукой, взрывные петарды тоже купила и счастливая и разъяренная ехала со всеми этими припасами домой.

***

Нашу ягодку разозлили, и вот что оно вышло)) Напоминаю, что Камилла у нас воспитанная девочка и пользоваться жаргоном для нее неприемлемо!

Как думаете, Медведев в шоке?))

14. Война

Арсений.

На святое напала! Разбила вдребезги! Правильно говорят: в тихом омуте те ещё суки водятся! Я же сначала не поверил в увиденное, а потом как она по байку при мне ударила, так всё! Я ужаснулся!

Все молчали и даже слова боялись мне сказать, батя так вообще делал вид, что в другую сторону смотрит.

Придушу пигалицу, а потом всё же трахну!

Всю ночь она мне снилась и покоя не давала! Прямо во сне меня за мочку уха кусала, гладила по груди, я её везде там мял и в каждой, сука, её дырочке был!

Да, получил я за дело! Но не на байке же злость вымещать! Лучше бы мне по яйцам и по голове долбанула, а не вот так, до самого скелета. Весь пластик под замену и зеркало ещё! Всё в царапинах и вмятинах!

Грешен и каюсь, ибо не удержался. Ну, в тот момент вообще разума не было, я его лишился, когда меня Андрюха запыхавшийся нашел и сказал, что Захаров её в тачку запихнул. Дальше только пелена злости перед глазами. А потом окончательно рассудок потерял, когда увидел её взгляд, а после как Захаров её за волосы схватил. В этот момент пиздец был предназначен каждому сидящему в машине и даже ей.

Думал, она одну хапку сделала, которую я увидел, а оказалось нет. Я пока добивал, она из тачки вылезла и красивой своей походкой от бедра прочь пошла и ещё факом наградила.

Меня! Взбешенного!

Усадил её на байк и чуть в штанах фейверк не словил, чувствуя ее оголенные ягодицы. Она уснула, а я устоять не смог. Ведь лежала она так сексуально на моем, сука, байке! Руки на руле, лопатки сведены и изогнутая поясница с колыхающейся мини длинной. Держал одной рукой руль, снизив скорость, и гладил её бедро, ягодицу, а больше не позволил… Хотя были возможности, но я себя решил благородным выставить, да вот только прогадал…

Пока она с себя одежду мокрую снимала, я косился на зеркало и не мог глаз оторвать. Идеально всё! Вот только с головой у неё явно нелады! И стыдно мне стало впервые перед девчонкой, потому я даже не попрощался и не повернулся, ведь понял, что смотрел и слюни пускал на то, чего мне дозволено не было.

Поэтому всю ночь двух девочек по очереди трахал, чтобы эти придурковатые чувства изничтожить, которые меня перед ней виноватым чувствовать заставляли. Но вот теперь у меня к ней одна сплошная ярость! За байк разгромленный и за все те словечки, которыми она меня оскорбляла. Научил же по свою душу! Кто меня за язык тянул?!

Пацаны батю проводили на заезд его очередной, а я в бассейн рухнул ярость гасить, ибо несколько часов мне даже окружение друзей не помогало успокоиться и пиво.

Рухнул и всплыл как труп, рыча прямо в воду с диким желанием придушить чертовку. А потом за бортик схватился и сразу яростный взгляд на гляделки Тиграна с Савелием словил.

- Ну ты ведь не прав. Кто девчонку без сознания жмёт? - решается один смельчак мне мозги на место вправить.

- Знаю я! Она просто задом так ко мне прижалась и выгнулась, что удержаться не смог. Но нахера байк-то мой уничтожать?! - рычу я, и мне в голову пластмассовая жёлтая стрела прилетает.

А это ещё что за херня?! Больно ещё, сука…

Тру висок, пока пацаны кричат, и смотрю на замок. Стоит с луком и в меня целится Покахонтас херова!

Вторая стрела прямо в лоб прилетает, и я тру место боли и ещё больше её ненавижу.

- Ты в край уже границы перешла! - кричу.

- Лови животное! - кричит она и что-то между нами с пацанами бросает.

Смотрим на эту хрень, а потом как понимаем, что это петарда, так я в глубь бассейна, а пацаны в разные стороны.

Выныриваю и бегом под стрелами бегу в дом. Пацаны ржут, не унимаются, а я уже все грохотки яиц освобождаю и им раздаю.

- Нахера? - спрашивает, улыбаясь, Тигран.

- У нас война, Тигран, - смеется Савелий и берет тарелку с яйцами.

- Ты либо за меня, либо против, - шиплю я и вручаю ему тарелку с яйцами.

- Точно детский сад, где группа у нас с названием «Какашки», - качает он головой и берет яйца.

Первый пошел Савелий, и ему воздушным шаром с водой в лицо счастливое прилетело от Янки, а потом и стрелой пластмассовой в задницу от Покахонтас.

Я пошел следующий и ей в плечо попал. Спрятался за туей, а мне ещё одна петарда прилетела.

- Ложись! - смеюсь я и кричу Савелию, но ненормальный берет эту петарду и обратно в них ее бросает.

Выходим все из укрытия и слышим, как у них в доме она взрывается, а они визжат.

- Мощно, - смеется Тигран и руку жмёт Савелию.

Вижу, как штора мельтешить на балконе начинает, и, прицеливаясь точно в цель, бросаю. Яйцо летит прямо в лоб злющей милке и прилетает, так что она назад падает.

- Да! - кричу я и смеюсь.

А потом они выходят втроём с шестью шарами с водой, и Покахонтас с растекающимся яйцом на лбу кричит:

- Извиняйся! Иначе вам конец!

- Хера с два! Я только потрогал и посмотрел, а ты мой байк уничтожила!

- Последний шанс!

- Не буду я перед пигалицей извиняться! Это ты на коленях сейчас должна стоять и мне ширинку расстегивать!

- Тебе конец! - визжит она.

Они швыряют в нас шарами с водой, а мы уворачиваемся, а потом втроем слышим какое-то шипение и оборачиваемся.

- Шашка что ли дымовая? - сглатывает Тигран.

- Дышите глубже! Это афродизиак для случки с животными! - смеется злобно Камилла, и мы все резко в дом забегаем.

Точно конченная!

Мы сдали позиции и закрыли все окна и двери, сев за стол переговоров, а именно, позвонив по видеосвязи одной из валькирий.

- Вы уже спариваетесь? - смеется Диана.

- Ди, давай главную к телефону, - смеется Тигран, а мы с Савелием на него вопросительно смотрим.

- Ди? Смеется бархатисто девчонке? Мягкий голосок? - начинает Сава, а я от смеха уже за живот держусь.

- Завалите оба, - рычит на нас, и мы обиженно губы дуем.

- Что? - раздается ее голос, и я сразу тухну и сглатываю.

Тигран мне телефон свой отдает, а я, вдохнув, принимаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Слышь, Зена ты хренова! Заканчивай давай. Я тебя прощаю, - усмехаюсь.

- Я буду тебя атаковать, пока ты прощение не попросишь, Медведев. Янка в дом к вам пробралась и бомбу заложила, потому у тебя минута, чтобы её обезвредить, иначе ты друзей своих трогать начнешь, как меня этой ночью.

- Врешь, - смеюсь.

- Я не ты, Медведев, - выгибает надменно бровь и твердо, без эмоций отвечает.

Вот же...

- Прости меня, - говорю я, и раздается шипение у нас под столом.

Комната быстро наполняется дымом, и мы все блаженно вдыхаем вкусный аромат.

- Там же минута была? - слышим их разговор.

- Похоже, ошиблась.

- Блин, а что делать-то? Он ведь извинился...

- Спасать?

- Пацаны, это просто феромоны, - шепчет Савелий, - у меня у мамы духи такие.

- Значит, ничья намечается, - оскаливаюсь я.

15. Перемирие

Камилла.

— Нет! Я вас тут подожду, — тушуюсь я у входа в дом врага.

— То есть воевать ты первая, а трупы убирать последняя? — ворчит Диана.

С тяжёлым вздохом иду и открываю дверь. Вхожу в дом, но вокруг только остатки дыма и тишина. Первая мысль — мы переборщили с дозой, и они, как самки богомола, друг друга сожрали.

Обшариваем весь дом, но никаких следов. Ни одного живого тела! Телефоны лежат на столе, а их самих нет.

— Может, они, как в фильме «Планета обезьян», в какое-то уединение сбежали? Ну, типа, искать, куда член вставить? — рассуждает Яна, и мы с Дианой закатываем глаза.

— Блин, всё как-то из-под контроля вышло, и мне уже стыдно становится, — морщусь я, когда мы возвращаемся в мой дом. — Может, они правда по вечерней улице бегают и на всех набрасываются? — часто моргаю и, кажется, перестаю дышать, представляя это.

— Да не может такого быть. Наверное, прячутся где-то в доме, но мы лучше в своём подождём, — хмыкает Диана.

Заходим, а в доме почему-то темно, хотя я точно оставляла свет включённым. Сглатываю, чувствуя, как мурашки ползут по коже. Вдруг на меня накидывают какой-то мешок и куда-то тащат.

Я визжу и слышу визг двойняшек. Мы все визжим, очевидно, попав в одну и ту же ловушку. Потом меня связывают, не снимая мешка, и освобождают голову. В проблеске света успеваю увидеть татуировки — и всё становится на свои места…

- Развяжи меня. Это не смешно! - шиплю я на кресле в своей комнате.

- Ничья, милка. И войнушка еще будет продолжаться, пока не извинишься ты, - хмыкает он и ходит по моей комнате в черных спортивных штанах и черной свободной майке.

- Я? - нервно усмехаюсь.

- Я же извинился. Теперь давай ты, - кивает мне, садясь на мою кровать.

- Ты сидишь на моей кровати, Медведев. Это неприлично, и твое поведение сейчас только подтверждает, что ты...

- Да что ты мне всё про ягоды свои загоняешь? - вопросительно бровь изгибает, перебивая меня, - я твоего поля даже касаться не желаю, тем более ягодкой быть. Мне байк нужен и новый или же элементарные извинения, - ложится на мою кровать и на подушку облокачивается.

Невоспитанный!

- Она же тобой профонит, - шепчу я, угрюмо вздыхая.

- Вот и будешь ночами мною дышать, глядишь и дворовой станешь. Замашки, кстати, есть. Вон чего сегодня отчебучила... гандон! Гандон медвежий! войнушку устроила, а самое главное пострадал мой байк- перебирает в слух Медведем все мои достижения за этот день.

- Я оплачу ремонт, - вдыхаю сокрушенно.

- Я новый байк хочу или извинения. Ремонт я себе сам оплатить могу.

- Я не буду покупать тебе новый байк. Ты мне никто, чтобы такие подарки дарить. Извиняться тоже не буду, потому что ты это заслужил и то, что ты меня трогал и видел обнаженную, лишь последние ингредиенты к коктейлю правосудия, - пытаюсь говорить твердо, но голос предательски дрожит от его пристального взгляда, хотя он в четырех метрах от меня.

- А другие ингредиенты какие? - хмыкает и опускает наконец-то взгляд.

- Первый был на парковке университета, когда ты нагло поцеловал. Второй это угроза, что ты мне в рот что-то свое сунешь. Третий это очередная угроза, что ты меня трахнешь, если я твою прихоть не выполню. И после этих трех ты меня спасаешь, за что я благодарна тебе. Но ты спас, а сам ещё два сверху ингредиента добавил, подтверждая, что у тебя нет принципов, нет границ. И дело не в поле или ягодке, дело в том, что ты тот самый медведь, который истаптывает поле и сжирает ягодки. И я правда была сегодня тебе подобна, но это лишь потому, что я наглоталась и была вымотана твоими издевательствами.

Тишина повисла над нами как мрак, а мы молча смотрели друг другу в глаза и я даже не боялась сейчас почему-то. Не дрожала и продолжала смотреть ему в ответ. Он вдруг садится на корточки передо мной, снова смотрит на меня, а потом веревки распутывает.

— Как насчет перемирия? — продолжает сидеть на корточках у моих ног и развязывать узелки не отрывая пронзительного взгляда от моих глаз.

Зачем ему перемирие? И почему он так пристально на меня смотрит? В его глазах что-то изменилось, но я не могу понять что именно.

— Хочешь подружиться и новый байк выпросить в другом ключе? Нет. Я уничтожила его и ни капли об этом не жалею, — говорю твёрдо, стараясь не выдать своих сомнений.

Он переводит взгляд на мои дрожащие ладони и усмехается, словно видит меня насквозь.

- А я в жизни с девчонками не дружил и начинать не собираюсь, — смеется и последний узел развязывает, — я имею в виду сегодняшний вечер, — улыбается.

Свожу брови к переносице, вглядываясь в его выражение лица, поведение мышц, и я почему-то киваю.

- Медведев, я предупреждаю тебя заранее, я шокер приобрела для крупных животных.

- Понял, — смеется и возвышается на свои две ноги.

Смотрит на меня с немой улыбкой, а я кошусь на это подозрительно и все же дрожу. Немыслимо, как рядом с Медведевым меня по разные стороны бросает! Я рядом с ним дрожу ужасно то от ужаса, то от злости. Медведев, и этим все сказано!

Спустились вниз по лестнице вместе, точнее, он впереди шел и осматривал дом, а я тихонечко кралась позади, соблюдая дистанцию чуть больше трех метров, опасаясь его.

Даже когда на кухню зашли, где уже вовсю нашу ничью в войне праздновали двойняшки с демонами, я села как можно дальше от него и изредка зрительно контролировала, чтобы в случае чего убежать вовремя.

Медведев красивый парень и очень крупный, чего уж говорить, если рост у него явно больше ста девяноста и ему бы в баскетбол или волейбол играть, а не на байке ездить и на девочек набрасываться. Он очень мускулист, и в этой черной майке как раз видно, грудь у него явно из стали, бицепсы тоже скорей всего из этого материала. Там, наверное, и пресс из кубиков, но вот когда и как он форму такую обрел и поддерживает ее, если опять же на байке ездит и на людей бросается?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Старший Медведев тоже от сына не отстает и на удивление в шикарной, как и он, физической форме. Мама в шоке была от наших соседей, в частности от Владимира. Она несколько дней тараторила о нем, точнее, как он ей трубу менял и как она за стенку держалась, боясь упасть в обморок от страха.

Вот и я так же только с Медведевым младшим и только сейчас поражаюсь сама себе, что отпор этому огромному животному дать смогла.

Раздается звонок на моем телефоне, и я, быстро его схватив, ухожу из кухни. Звонит Полинка, лучшая подруга из Новосибирска, которая мне до этого момента не звонила.

— Приветики, Камилла! Я так соскучилась! — верещит она, а я угрюмо вздыхаю и сажусь на ротанговый диван, выйдя на веранду.

— Привет. Что заставило тебя вспомнить обо мне?

— Ой, не гнуси, ты тоже ни разу не набрала! Первый курс, новое окружение, обучение уже не школьное — всё это съедает свободное время и мысли тоже. Как ты?

— Мне больше в Новосибирске нравилось. Вот так я…

— А я бы наоборот отсюда свалила! Университет отстой! У нас, оказывается, война с простыми смертными, ибо они таких, как мы, на дух не переносят. Родители мне машину на новый учебный год подарили, так мне её в университете в первый же день дрянью всякой разукрасили

— Кошмар, — хватаюсь я пальчиками за губы и сглатываю.

Сопоставляю в голове всё сказанное с моим случаем и понимаю, что у меня, оказывается, не всё так уж и трагично.

Полинка не перестает рассказывать о ужасах ее универа, а я продолжаю округлять глаза и кусать ногти, понимая, что мне и в Адлере хорошо, и, слава богу, я в другом университете.

Спасибо, дедушка!

— Кстати, Тимур женился.

— Что?! — чуть ли не визжу я от шока.

— Да, — смеется Полинка, — Дашка с ним в одной группе и шепот слышит! В общем, какая-то девушка от него залетела, и ее родители потребовали взять ответственность. В итоге Тимура боженька наказала, и он теперь в браке с нищенкой и ждет от неё ребенка. Там, говорят, та ещё вертихвостка, и он теперь тот ещё бедолага, — хохочет она, и я за ней.

— Карма, значит, долго себя ждать не заставила, — смеюсь и включаю видеозвонок, поставив телефон на стол.

— Да так ему и надо! У тебя как на личном?

— Никак, — вздыхаю, — был один, которого я выделила, а он меня травкой накачал и хотел по кругу друзей своих пустить…

— М-да… Ты не меняешься, — смеется и переносицу трет.

- Я? Во мне вообще проблем нет никаких!

- Да я не спорю, Камилла, - смеется, - Просто ты магнит для неприятностей в лице мужского пола. Нежная фиалочка и наивная простота. Двойняшки, поди, как церберы тебя охраняют?

- Вообще-то я и сама отпор могу дать! - возмущаюсь.

- Конечно… Видела я, как ты Тимуру отпор давала. Не лечи мне. Тебе вообще лучше сразу в монастырь идти, ведь человечество тебя явно сгрызет, - хохочет.

- Милка! Ну ты что тут спряталась? - раздается его голос, и меня парализует мгновенно.

- Это кто? - смотрит пристально Полинка в экран и брови хмурит.

- Сосед её, а ты кто? - Медведев возвышается позади меня, как сама тьма, и руки на груди скрещивает.

- Подруга, - округляется глаза Полина, - Камилла, у тебя всё хорошо?

- Да у неё всё охеренно! - оскаливается он и за плечо толстовки меня тянуть начинает, - Идем, Милка! Дрожишь вся, как бочка с порохом, сдохнешь ведь от холода!

- Я от тебя скорее сдохну, чем от холода, - бью его по руке.

- Идем! - смеется.

- Медведев! Ну иди же ты уже с богом! Ну что ты пристал ко мне?!

Смотрю на него, а он на меня своими серыми глазами. Сглатываем удивительно одновременно, а потом он вдруг брови к переносице зловеще сводит, словно думая о чем-то мерзком, и, фыркая громко, в дом заходит.

Полинка, конечно, с расспросами накинулась, и я выдала всё как на духу, а потом спустя час в дом зашла и его не обнаружила.

Ушел Медведев, и так весело стало, хорошо и спокойно…

16. Труба

Камилла.

Выходные пролетели, словно секунды прошли, и я ни капли не скучала, даже по маме. На утро после вечернего перемирия мы с девочками уехали гулять по парку, набережной, потом и в кинотеатр сходили. Вернулась я домой поздно вечером и до самой полуночи писала доклад.

Мама должна была вернуться из командировки под утро, поэтому перед тем, как поехать в университет, решила зайти к маме в спальню и хотя бы на любимое родное личико взглянуть, которое четыре дня не видела.

Мама спала как убитая, и я усмехнулась, что поза у неё во сне была в форме пятиконечной звезды. Мне её жаль, ведь она как паровоз пыхтит с этой компанией, и на личную жизнь явно нет времени, чего уж о дочери говорить?

Даже её брат не смог ей предоставить больше свободного времени, ведь, как сказала мама, дядя Дима отправился в Иркутск на месяц. Потому что там открыли новый склад. Поэтому моя мама сейчас одна за двоих, и всё на себе тащит.

Взглянула на неё ещё раз, приложившись головой к двери, и тихонечко потом её закрыла, а потом по лестнице вниз пошла, шарясь в сумке, чтобы телефон отыскать. Спрыгнула с последней ступеньки и плюхнулась двумя ногами в воду. Оглядела весь первый этаж и во все горло завизжала. Мама проснулась и завизжала с балкона второго этажа, когда быстро прибежала на мой визг.

- Это дыра? - смотрю на дыру в трубе, из которой продолжает, как из гейзера, бить вода.

- Пробоина! - рычит мама и что-то ищет.

- Я в университет не поеду, мама. Я тебе помогать останусь, - шепчу, когда она пытается какой-то тряпкой дыру закрыть, но всё равно не выходит.

- Конечно не поедешь, - сокрушается она на пол, прямиком в воду, - я не могу найти кран, чтобы воду отключить, - опускает она голову, и я вижу, что она устала.

- Подождем сантехника, а потом вместе уберем дом. Вставай, мам, - улыбаюсь я и беру ее за ручки.

Она смотрит на меня с нежной улыбкой, а в глазах у неё усталость.

- У меня даже номера сантехника нет, - смеется.

- Я тогда за Владимиром или ты? - улыбаюсь.

- Ты, давай, раз одета и умыта, - выпрямляется она и идет, волоча по воде, прямиком в ванную.

Я же, кинув сумку на лестницу, точно так же иду к входным дверям, и только я их открываю, как половина воды в доме выливается наружу, скатившись по лестнице, словно водопад. Иду к дому Медведевых и нажимаю на кнопку вызова, а потом замечаю, как гараж открывается, и иду туда. Владимир садится на свой огромный мотоцикл и завязывает бандану на голове.

- Здравствуйте! - здороваюсь я, и он вздрагивает.

- Ты чего пугаешь?! - рычит он, и я дрожать начинаю.

Он смотрит на мои ноги, а потом за мной на улицу, снова на меня и снова на мои мокрые насквозь ноги.

- Дождь что ли был? - злится и слезает с мотоцикла.

- Нет, просто у нас дом затопило, - тихо говорю я и иду за ним.

Владимир выходит из гаража и, увидев огромное количество воды рядом с моим домом и его, косится на меня и вздыхает.

- Воду перекрыла?

- Мама кран не нашла, - пожимаю плечами.

- Мать значит дома?

- Да, она за вами отправила, ведь у нас даже номера сантехника нет.

- Вот нахера вам дом такой, если у вас даже сантехника личного нет? - ворчит он и в ящик какие-то инструменты складывает. - У меня дела вообще-то, и я вашим сантехником точно не нанимался, - ворчит и ворчит.

- Простите, просто мы не здешние, а дядя вообще на месяц улетел. А сейчас ранее утро, и не все ещё открылись, чтобы кого- то нанять…

- Пошли уже, - глаза закатывает Владимир и перебивает меня.

Заходим в дом, и старший Медведев матерится громко, а после и мама, испугавшись, на попу перед ним падает.

- Здравствуйте, Владимир, - сглатывает мама.

- И вам не хворать, Карина, - вздыхает крупный мужчина рядом, а потом нагло идет к месту прорыва воды.

Смотрим друг на друга с мамой, а потом одновременно вздрагиваем, когда он снова громко матерится.

- Воду перекрыл. Трубу вырвал нахер, поэтому её под замену. Камилла? - спрашивает у меня, и я киваю. - Иди мальца буди. Пусть за трубой едет. Скажи диаметр семидесятый и для пайки пусть что-нибудь возьмет, - быстро говорит он, а я киваю.

- Как вырвали? - спрашивает спустя время мама.

- Психанул, - бросает он. - Моя вина, я в прошлый раз, видимо, воздух не спустил, - хмыкает.

Я же быстрым шагом и дрожащими коленками за Арсением пошла. Зашла в дом и еле с ног стянула мокрые насквозь кеды. Тихонечко на цыпочках прошла во внутрь дома, но на месте застыла в коридоре, когда до меня стоны долетать начали. Это были женские стоны...

Ой…

Мялась на месте, понимая, что я, видимо, вообще не вовремя. Прерывать его похоть я точно не хотела, ведь, судя по звукам, он так с девушкой, но у меня ведь дом весь в воде, и его отец ждет с трубой и какой-то там пайкой. Потому сжала кулачки, выдохнула, как перед соревнованиями, и в дверь постучала с полной решимостью, но перед этим сглотнула тяжело.

- Бать, давай позже! - раздается за дверью его шипение и звуки похоти.

Мерзость…

- Это я, - осторожно говорю и губы поджимаю виновато.

Звуки утихли, раздался грохот, я услышала топот, а потом передо мной дверь распахнулась, и в нос ударил запах секса. Я его знаю, потому что с Тимуром в машине его тоже чувствовала, когда мы петингом занимались.

- Милка?! - спрашивает, запыхаясь.

Он дышит рвано, за дверь держится и другой рукой подушкой себя внизу прикрывает. Влажный весь его торс стальной, и от него сильный жар исходит. Глаза серые потемнели, и он уже желваками зловеще играет и через нос часто дышит, словно огонь из него выдыхает.

Животное…

Выглядываю из-за его красивой накаченной груди и замечаю, как белокурая красотка сидит и одеялом себя прикрывает, смотря на меня яростно и недовольно.

Неудобно становится…

- Я… Эм… Труба нужна с диаметром семидесятым и какая-нибудь спайка, — говорю я быстро, уже смотря ему в лицо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Что?! — морщится он. — Ты запрещенкой что ли увлеклась?! — выходит он ко мне и двери прикрывает.

- Весь первый этаж затопило из-за трубы прорванной. Владимир сказал, что вырвал ее со психу, и теперь её заменить нужно. Поэтому я здесь, ведь это он отправил меня за тобой, — говорю я, смотря на его тело: грудь и всё-таки такой же стальной пресс, плечи, а потом надменно бровь изгибаю, когда в глаза медведю смотрю на его груди. Ох... страшно то как!

- Всё посмотрела? Давай ещё член покажу? — оскаливается он, а я дрожать резко начинаю.

Хапаю воздух ртом возмущенно и смущенно одновременно, когда уже ему в глаза смотрю.

- Сам на него смотри, животное, — шиплю и с места прочь срываюсь, а в спину мне смех доносится.

Я побежала к себе домой, не оглядываясь. Забежала, и мама сразу указаниями меня обложила. Нужно было с Медведевым ехать за трубой и купить ведра, много тряпок и желательно средства от плесени. Я кивнула и пошла к машине. Запустила двигатель и медленно подъехала к дому Медведевых, выжидая Арсения.

Я бы и сама трубу купила, зная, какой диаметр, но что такое спайка и какую именно нужно, я даже представления не имела, а в магазине глупой казаться уж очень не хотелось.

Ждала я минут десять и дышала уже возмущенно, пролистывая ленту новостей социальной сети, а потом краем глаза заметила, как Медведев выходит с белокурой красоткой и вопросительно бровь изгибает, смотря на машину.

Арсений отсалютовал красотке, а та его таким обидчивым взглядом проводила. Мне впервые захотелось человеку в рожу плюнуть! Невоспитанный… Не галантный… Изверг!

Он вдруг мою дверь открывает и на крышу машины нависает. На лице его оскал звериный, и близко ко мне сейчас настолько, что можно придушить легко, быстро и, кажется, бесполезно. Я уже его взглядом убиваю за то, какой он ничтожный.

- Ты ничтожество, Арсений, — шиплю я и смотрю на него прямо и с отвращением.

- А ты когда так вылупиться успела? Где страх, Милка? — хохочет, демонстративно запрокидывая голову назад.

- Ты животное! - шиплю снова,- Девушка вон слезы в глазах держит, потому что ты даже после того, как её отымел, попрощаться с ней не можешь! - киваю на красотку, - иди хотя бы такси ей вызови! - шиплю и двери на себя тяну, чтобы закрыться.

- Да сейчас! Что тут трешься вообще? - рычит он.

- Нам вместе ехать. Мне ведра и тряпки купить нужно, а тебе трубу и спайку, - ворчу я.

- Шикарно, - оскаливается снова, - я за рулем, - бросает мне.

- Нет, - пытаюсь закрыть двери.

- Да, - стоит он как статуя и не дает закрыть.

- Дам сесть за руль, если мы её до дома подвезем, - киваю на удаляющуюся девушку.

- Ты заканчивай давай мозги мне делать и на пассажирское пересаживайся, - морщится он, рычит еще.

- С места не сдвинусь! - вжимаюсь в сидение, а он вздыхает яростно. - Ей! Света? Прыгай в тачку! До дома подкинем! - кричит он девушке, а я морщусь на него.

- Я Наташа!

- А разница? Прыгай давай! - пожимает он плечами, руки разводит по сторонам.

Он бросает на меня взгляд и сам тоже морщится.

- Ты чего так смотришь?

- Ты даже имени её не помнишь!? - вскрикиваю рассерженно.

- Радуйся, что все твои помню, - скалится он, и я, фыркнув, из машины выхожу.

Подхожу к другой двери и раскладываю сиденье, чтобы залезть назад, но Медведев не пускает меня и говорит, чтобы я впереди сидела. На свой страх и риск, но чтобы показать, что я не трусиха и могу за себя постоять, я ему в ответ средний палец, дрожащий, так же как и я, от страха и злости, показала.

По итогу Медведев за рулем. Я сзади на сидении, а Наташа впереди с ним рядом.

- Наташа, ты не обижайся на него, у Арсения деменция бывает проявляется, — шепчу тихонько и смотрю в зеркало, как глаза у неё живыми становятся.

- Серьезно? - удивляется она.

- Да, - киваю я, и Арсений хмыкает.

- Блин... Малыш, — гладит она его по руке, а тот вздрагивает и руку резко убирает.

- Наташа, ты ее не слушай. Это она тебя специально ко мне располагает, чтобы тройничок замутить, — говорит он, а у меня глаза на лоб взлетели и рот от возмущения открылся.

Наташа на меня с испугом и отвращением покосилась. Я на неё, конечно же так же, а потом она вдруг закричала и потребовала её высадить.

Смотрела вслед бегущей девушке и мысленно совершала убийство Медведева. Я его и из лука пристреливала, и шокером сжигала, душила, а самое главное — я его на куски разрывала. И всё это я представляла под его дикий хохот.

Животное!

17. Занавес

Камилла.

Мы припарковались у строительного магазина.

— Сиди в тачке. Я сейчас, — бросает Арсений и толкает двери машины, чтобы выйти наружу.

Сижу и понимаю, что мне до жути интересно, что такое спайка. Вот потому я полезла наружу следом за ним. Заблокировала машину и догнала Медведева. Он усмехнулся, увидев меня, и двери магазина мне открыл. Я зависла, нахмурилась, а потом изумленно на него посмотрела.

— Проходи уже, а то сейчас дверью прижму тебя, — толкает меня, глаза закатывая.

— Нет. Ты всё же животное, — фыркаю я и прохожу вперед.

— И не смей в этом сомневаться, — тихо говорит он мне в спину и вздыхает почему-то.

Плетусь за ним хвостиком, а он косится на меня и усмехается. Останавливается у отдела с трубами и задумчиво бегает взглядом.

— Нужно семидесятый диаметр, — напоминаю тихонько.

— Помню. Цвет труб какой? — спрашивает, рассматривая трубы.

— Серый, — говорю я, и он берет именно такую трубу.

Идет к другому стеллажу, а я следом за ним. Встаю рядом, вчитываясь в ценники уже сама. Здесь имеются разные разновидности холодной спайки. Она везде, и её много, только вот названия разные.

— А есть горячая? — спрашиваю тихо, поворачивая на него лицо. Замираю, когда его лицо, повернувшись, оказывается в сантиметре от моего.

Арсений смотрит на меня каким-то глубоким взглядом, словно страдает чем-то, а потом вдруг на губы серые глаза опускает…

Я горю внутри и снаружи, даже не дышу, чтобы не показать это, а вот губы уже сохнут под его жарким взглядом, требуя влаги. Облизываю их, а он вдруг сглатывает и вдыхает глубоко, прикрыв глаза. Отворачивает от меня и только потом глаза открывает.

Стою жду ответа и смотрю на него.

— Холодная спайка — это клей. Горячей нет, но с помощью паяльника можно и горячо сделать, — говорит он, вертя в руке коробочку.

— Как горячо? — смотрю на коробочку и встаю к нему ближе.

— Очень горячо, — тихо говорит он и смотрит на меня.

— Обжечься можно? — вопросительно смотрю на него и голову в бок наклоняю.

— Да... — выдыхает и сглатывает.

— Давай паяльник купим? — улыбаюсь.

— Милка... — вздыхает и улыбается, смотря на меня уже ехидно, — если ты обжигаться собралась, то у меня есть паяльник, — подмигивает.

— И где он тогда? — не понимаю, зачем тогда нужна была спайка, если можно было у Арсения взять.

— В штанах у меня, — шепчет рядом с моими губами, — возьми и обожгись...

— Чудовище! - толкаю его в грудь двумя руками и быстрым шагом на кассу иду.

Оплачиваю, конечно же, я. Это было очевидно, когда кассир по нам двоим глазами бегал, а Арсений пристально на меня смотрел и скалился.

Приехали к магазину хозяйственных товаров. Я заставила Медведева идти со мной. Он, конечно же, не хотел, а мне он нужен был, чтобы тележку толкал и потом ведра до машины тащил.

Закинув в тележку несколько разных размеров ведер, мы отправились к отделу с тряпками и чистящими средствами. Я искала тряпки из фибры, потому что они впитывают хорошо и стираются замечательно, да и для рук комфортно.

— Серьезно? Тряпку выбираешь? Бери уже любую! - ворчит и толкает меня тележкой.

— Мне из фибры нужно! - ворчу в ответ.

— Из чего? - вскрикивает. - Какая разница, какой воду собирать?! - рычит.

— Большая! - топаю ногой и выкрикиваю. - Нежность ручек, чтобы не испортить! - показываю их.

— Блять! - стонет Медведев.

— Сам такой, - бросаю я ему и несколько упаковок полотенец из фибры в тележку скидываю.

Потом я стояла и искала средство от плесени и никак не могла выбрать, потому что они были разные… То три в одном, то пять в одном. Поэтому я читала состав каждой бутылки под стоны и рычания Арсения. Вздрогнула, когда он одной своей рукой со психу всю полку в тележку скинул и отправился на кассу, и там сам всё это оплатил своей картой.

В багажник всё скинул, подняв тележку, словно ведро какое-то. Я же тихонечко с дрожащими коленями и руками села в машину.

Сел в машину и он, потом запустил двигатель и выдохнул громко.

— Мочалка у тебя тоже из фибры, блять?! - прошипел злобно.

— Нет. У меня губки, — смотрю на него непонимающе и тревожно губы трогаю.

— Твою мать! — рычит он и резко тормозит.

Арсений хватает меня за затылок и впивает резко в губы, лишая воздуха и, кажется, души. Кусаю его, а он рычит и сильнее сжимает мой затылок. Я толкаю его в грудь. Медведев другой рукой мои руки собирает и к сиденью прижимает.

Я стону гортанно, моля хоть о какой-либо помощи мысленно, и сжимаю зубы, не впуская его в свой рот. Медведев рычит и интенсивнее мусолит мои губы, а потом резко сжимает до боли бедро, и я рот открываю, чтобы воздуха хапнуть. Медведев проникает в мой рот и двумя руками на себя тянет за щеки, уже блуждая языком во мне.

Я, пуская уже застывшие в глазах слезы горечи и стыда, мерзости и обиды, нахожу единственный выход из положения… Хватаю его за яйца и со всей силой жму, так что он выкрикивает и сам меня отталкивает. Дышу часто и рукой вытираю губы, а потом и слезы, которые все равно текут из глаз водопадом, пока Медведев держится за свой пах и смеется.

Ему смешно, а мне вот…

Он бросает на меня взгляд, и резко улыбка сходит с его лица. Бегает по мне своими серыми и хмурится.

— Животное! — шиплю сквозь слезы и вытираю их.

— Милка… Ты чего ревешь-то? — шепчет он и тянет руки к моему лицу.

— Не трогай меня! — рублю по его рукам.

— Милка… Ты девственница, да? — бегает странно глазами по моему лицу, и ощущение такое теплое от этого, но мне лишь кажется!

— Причем здесь моя невинность?! — не выдерживаю я бурлящую злость и бросаюсь на него бить и душить.

Я колочу его и шиплю от злости и горечи внутри. Лью слезы, потому что мне больно уже рукам и больно внутри, потому что меня снова взяли вот так просто. Как игрушку, как жертву. Я бью его и хнычу от собственного бессилия и наивности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я тебя ненавижу, — шиплю и сокрушаюсь обратно на свое место.

— Понял, — выставляет руки, словно сдается, — хорошо. Прости меня, — усмехается медленно.

— Придурок! — бросаю я и, отвернувшись, вытираю слезы.

Доезжаем до дома, сохранив молчание. Желания с животным общаться ни разу не возникло и больше не возникнет. Я пулей выскакиваю из машины, когда мы оказываемся у ворот. Забегаю в дом и слышу стоны мамы. В голове паника, и злости становится больше.

— Мама?! — кричу я во все горло, и она из комнаты своей выбегает на балкон, прикрываясь одеялом.

Я от шока, возмущения и еще большей злости беру плавающую обувь и бросаю в неё!

— Ты что творишь, дочь?! - кричит мама, увернувшись.

— Ты что, с Медведевым трахнулась?! — ору я.

— Камилла! — орет мама.

— Ну вы и двинутые, — смеется и выходит старший Медведев, застегивая ширинку.

— Заткнись! — кричим с мамой ему хором.

— Бать, трубу уже не надо? — смеется оказавшийся рядом Арсений.

И всё… Финита ля комедия! В голове моей занавес...

Вырываю из его рук трубу и со всей силой колочу животное, которое произошло от животного, которые живут рядом с нами и делают из нас с мамой животных!

Достали меня эти Медведевы!

18. Ненавижу

Камилла.

Меня оттащила от Медведева мама, а его, как Арс выражается, батя, побоялся, и не зря, потому что у меня труба горела и его огреть. На святое позарились! На маму мою!

Вот сижу на барном стуле, дышу гневно, пока мама мне валерьянку наводит, и в мыслях я уже не душу Медведева… Я там его режу, прокалываю, как воздушный шарик ржавой иглой, и паяльником ему член спаиваю! Сжигаю заживо!

- Камилла, я больше не хочу слышать таких слов от тебя, — сокрушается мама напротив.

- Я больше не хочу, чтобы ты с животными водилась, — шепчу я и залпом вливаю себя валерьянку.

- Ну я бы не сказала, что он животным был… Но да, такого больше не повторится. Это просто было слабостью. Я устала на работе, и я одна, мужчины рядом нет, а он как футболку свою снял, так я…

- Мама! — перебиваю её.

- Прости, — улыбается и губы нервно трогает.

- И часто у тебя такие слабости? - вздыхаю я, чувствуя действие успокаивающего снадобья.

- Бывают, конечно, но я в основном в командировках отдыхаю, потому что так проще… Получить секс и улететь утром. А тут вот устоять не смогла, и он ещё рядом будет, - закусывает виновато губу мама.

- Ты сейчас мне все устои напрочь снесла, - хватаюсь я за лоб свой. - Значит, можно не любить и...

— Камилла, даже не думай пока идти в этом направлении! — её голос звучит твёрдо, почти приказно. — Я хочу, чтобы твой первый раз был по любви. Это правильно, понимаешь?

Она делает паузу, глядя мне прямо в глаза.

— У меня он тоже был по любви, — продолжает чуть мягче. — И я не лила слёзы, как другие девчонки. Я держала голову ровно, а не опускала её в пол, как некоторые.

В её голосе появляется нотка гордости.

— Мужчины любят чистых девушек, — произносит с нажимом. — Чистых не только телом, но и душой. Ты для них — белый лист, на котором каждый хочет оставить свой первый след.

Она наклоняется ближе, словно делится сокровенным секретом.

— Чтобы не было больно, чтобы тебе это нравилось — нужно найти того, кто будет относиться к тебе трепетно. А такое обычно бывает только в любви.

Её лицо становится серьёзным.

— Потом организм начнёт требовать своего, появится боль внизу живота, навязчивые мысли… Где-то там появятся первые морщинки и прыщики. Интим важен для женщины, это естественно.

Она вздыхает.

— Я любви не ищу, поэтому отдаю себя тем, кому это тоже нужно. И знаешь что? В этом нет ничего плохого. Это нормально. Просто найди своего человека, Камилла. Того, кто будет достоин твоей чистоты и любви.

Ужас… У меня в голове пустыня образовалась, и только ветер в ней гуляет.

- А не хочешь объяснить мне, почему ты на Арсения кричала такие слова, как «отребье», «отброс», «животное»? Это было противно из твоих уст слышать и стыдно за тебя. Я тебя так не воспитывала…

- Он не нашего поля ягода, — расправляю я плечи и смотрю на неё твердо, а мама хмурится.

- Откуда такое разделение на сословия в твоей голове, дочь?

- Дедушка говорит, что…

- О боже! Папа… — взвывает мама. — Камилла, всё, что под старую дудку твердит дедушка, воспринимать близко к сердцу не нужно. Дай угадаю? Он тебе говорил, что нужно равного себе найти? Любить богатого и красивого? Твой отец — альфонс, и ему нужны были только наши деньги? Ему будет стыдно, если ты за нищего замуж выйдешь?

Хмурюсь, слыша знакомые фразы из уст мамы, которые твердил мне дедушка, и непонимающе смотрю на маму, а потом киваю.

- Он мне так же мозги вправлял, да вот только разницы нет. Есть мужчины, у которых есть на нищету свою причины, есть обстоятельства. В жизни может случиться банкротство, и как думаешь, бабушка бросит дедушку нищего? Нет, конечно! Он это делает только потому, что боится за свое детище, ведь в одном он был прав, папа твой был альфонсом и изрядно нам потрепал нервы, когда при разводе пытался отнять мою долю в компании. Дедушка этого и боится, но ты-то не должна. Так нельзя себя вести, это некрасиво и никак тебя не красит! Я бы вообще на месте Арсения пару раз тебя тюкнула, чтобы ты так не выражалась больше…

— Что? Мам! Он против моей воли трогал меня! Подглядывал за мной обнаженной и рот мой насиловал! — взрываюсь я словесно и задыхаюсь от возмущения.

- Что?! - визжит мама, а потом скрывается со стула и грозно вышагивает по воде в направлении, где меняют трубу Медведевы.

Я, конечно же, за ней бегу и губы кусаю.

- Арсений! Ты какое право имеешь так с моей дочерью поступать?! - шипит мама, и я за ней встаю.

- А ты чего на мальца моего шипишь? - вопросительно смотрит на нас Владимир.

- Бать, там за дело, похоже, - усмехается Арсений и на меня ехидно смотрит, - наябедничала, да? - подмигивает.

Негодяй! У него вообще никакого страха что ли нет?!

- Конечно, дочь мне скажет о том, что до неё домогаются и насиловать пытаются!

- Малец? - смотрит на Арсения его отец.

- Грешен и каюсь, но мне уже ваша дочь отомстила и байк мой разбила своей битой, — пожимает он плечами, а у меня челюсть отвисает от восхищения, как он всё искусно вывернул!

- Подтверждаю, — смеется Владимир, — сам видел, как Камилла избила байк моего мальца, и, кстати, он восстановлению не подлежит, — цокает.

Конечно, мама шокировано смотрит на меня, а потом выдает:

- Я куплю тебе новый байк, Арсений. Прошу прощения за дочь и хочу взять с тебя слово, что больше ничего из того, что я услышала, никогда не произойдет по отношению к ней. И да, Владимир, я оплачу вам вашу помощь.

- Малец? - хмыкает старший Медведев.

- Даю слово, — улыбается он, смотря на меня, а я кулаки от злости сжимаю, что он все-таки нашел способ приобрести себе байк!

- Байк скину тебе, а за помощь платить не нужно, да и благодарность себе оставь, — усмехается Владимир и кивает счастливому Арсению. — С трубой закончили, а если снова потечет, то ты звони. Устранять понравилось, — подмигивает Владимир маме, а я прямо-таки эту схожесть воочию наблюдаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

От осинки не родятся апельсинки!

- Это сейчас было мерзко с твоей стороны, — вздыхает мама.

- Ну зато честно, — бросает он через плечо, и они с сыном покидают наш дом. Навсегда!

Мы убирали воду, и мама, конечно же, потребовала всё рассказать, что я и рассказала, и даже про случай с похищением. Мама расплакалась и сказала, что меня больше никуда не отпустит, а потом вообще огорошила тем, что сказала, что Арсению купит самый дорогой и ещё поблагодарит.

Я, конечно же, напомнила ещё раз о том, что он вытворяет по отношению ко мне, а мама почему-то улыбнулась и выдала:

- Возможно, позже ты поймешь.

В этот же вечер приехала фура к дому Медведевых, и мама вручила новый огромный черный байк Арсению, и я видела, как она ему пожала руку. Я стояла у окна со скрещенными руками и уже не знала, как ко всему этому относиться, ведь весь этот день меня словно вверх ногами перевернул и на место поставил.

Мысли бились об друг друга, и ничего внятного в голове не возникало, но когда Арсений обернулся и улыбнулся мне в окно, я поняла одно… Я все равно его ненавижу!

19. Перегруз

Арсений.

— Арсений, я хочу поблагодарить тебя за то, что дочь мою спас, — начинает она, и в её голосе слышится искренняя признательность. — Пообщавшись с нужными людьми, я решила выбрать другой байк. Он намного лучше и скоростнее, сказали, что мощнее, и гарантия на него три года.

Её лицо озаряется лёгкой улыбкой, и в глазах мелькает что-то теплое.

— Но всё-таки обещание сдержи и больше таких действий к Камилле не совершай, — продолжает она, протягивая мне руку с нежной улыбкой. — И прошу прощения за её оскорбления. Она не виновата в том, что мой отец так её настропалил.

— Малец? - прочищает горло папа, и я наконец отмираю.

— Спасибо, Карина Сергеевна, обещаю, что больше такого не повторится, и мне байк не нужен, — жму ей руку, натянуто улыбаясь.

Внутри всё ещё бушует шок от происходящего. Её слова, её поведение — всё это кажется каким-то нереальным. Ну как можно купить незнакомому человеку черный Ducati Testa?!

— Я отказ не принимаю, Арсений, — отвечает она с той же нежной улыбкой, кивая головой.

— Может, на чай зайдешь? - хмыкает батя у меня за спиной.

— Нет, Владимир. Мы один раз уже попили, а я второй раз один и тот же вкус не пью, - подмигивает она ему и уходит.

— Это было сейчас мерзко, - бросает ей батя в спину.

— Зато честно, - отвечает она, не поворачиваясь.

Смотрю на батю, а он ей вслед. Прочищаю горло, а он мне кулак показывает. Я уже стону, и он наконец с места срывается и к фуре несется. Вперед меня!

Мы, скатив его и загнав в гараж, кинулись бегом осматривать нового жеребца. Сначала я обкатал, ведь я владелец. Потом и батя не удержался, хотя на спортивные не любит садиться. Но на такое-то грех не сесть и газу не вдавить!

Я не счастлив, потому что я в шоке! Батя не счастлив, потому что в шоке и он. Вот и сидим за ужином и смотрим молча в свои тарелки и вздыхаем.

— Бать?

— Ммм?

— Может все же вернуть? - шепчу неуверенно.

— Малец… - вздыхает. - Она не двинутая! - рычит. - Она же, сука, неженка, и я понять одного не могу, как она, - тычет указательным пальцем в их дом, - в своих этих пушистых лапках такую компанию держит? Запчасти для спецтехники?! Ну что за бред?! - усмехается.

Я замолкаю и наконец приступаю к ужину, слушая монолог отца, который длился до того, как я покончил с пельменями.

— А что это за хрень у тебя с её дочкой? - спрашивает он и наконец начинает есть свои пельмени.

Что у меня с Камиллой? Ровным счетом ничего...

— Игрался, - пожимаю плечами.

— Игрался? Ты это заканчивай. За износ ведь сядешь, а я тебя намеренно там и оставлю. Бери вон любую...

Любую и беру, а ее так и не взял ни разу, хотя только от одной мысли о ней член каменеет и слюни во рту скапливаются.

Меня все время её эта нежность и наивность, дрожь при мне останавливает. Хочу её, но стоит только ей ресничками своими хлопнуть, как у меня сразу бетонная стена перед глазами строится. Потому что странное чувство внутри просыпается, и оно на заботу похоже. Хочется к ней трепетно относиться, на уровне с ней быть, на таком же добром.

Я раньше такого к девчонке не испытывал.

В школе всех задирал и был тем, кто из ручки бумажками в них плюется, за косы дергает и юбки сдирает. В универе просто в постели их меняю, и если год назад был готов к серьезным отношениям, смотря на родителей. То после того, как мать изменила отцу в нашем доме, пока он на скорости был, я понял, что все, у кого между ног члена нет, лживые дряни. Потому дал себе совет, чтобы никогда, как батя, из-за телки не страдать, а точнее не привязываться, а ещё точнее не влюбиться.

Одна лишь мысль о любви мне стала противна, и когда я на девушку смотрел, я видел исключительно игривую лживую моську, где в глазах каждой читалось лицемерие.

Что читается в глазах милки? Ровным счетом ничего из того, что в других видел. У других страсть, желание, надежда на отношения со мной, а в ее страх, презрение и ненависть. И я почему-то загорелся тем, что Камилла должна на меня смотреть как все, но стоило мне поговорить с ней серьезно в ее спальне, пока она в мешке сидела, где я планировал просто поржать очередной раз. Я понял, что это я так на нее смотрю, а она на меня, как я на всех девушек.

Случился перегруз системы, но я виду не показал, а потом меня бесило, что она не рядом со мной, и она добила тем, что вздохнула и с богом меня отправила восвояси. Она указала мне на то, что я реальный банный лист на её заднице.

Сбежал и несколько дней вытрясал с любыми глупые мысли и её из своего сознания, а потом случилось сегодня… Я понял, что кроет меня от ее нежности, от её невинности, красоты и простого жеста, когда она пальчиками губы свои трогает. Сминает нежно свои припухлости, и я висну.

И если до сегодня наши встречи были кратковременными, то сегодня её было слишком долго рядом со мной. Поэтому я сорвался, а потом и окончательно потух, когда понял, что она ещё и чистая. Никем не порченная, никому не изменяющая, элементарно пока не способная на это. И я не хочу оказаться тем, кто ее такой сделает. Такой, как все… Поэтому не она, а любая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

20. Ягодное комбо

Камилла.

- Он снова на тебя смотрит, — толкает меня плечом Яна.

- Не смотрит, а пялится, — закатывает глаза Диана.

Старшекурсник Севельцев Денис. Внешность типичного мажора: хорош собой, брендовая одежда, часы на запястье стоимостью несколько миллионов, выбритый виски и белоснежные виниры.

Двойняшки уже поведали о том, что он является сыном владельца крупных металлургических заводов, которые расположены в нескольких городах.

Если все же рассуждать, как настаивал дед, то он несколько ягодок в одном и явно с моего поля. Но, зная теперь, какими ягодки могут оказаться, я в ответ на него стараюсь не смотреть, да и вообще стараюсь на глаза ему не попадаться. Вдруг и этот пожелает меня по кругу друзей пустить, и вдруг шантажировать будет?

В общем, в ответ девочкам я лишь вздохнула. Мы заняли место в лекционной, и пара завершалась, но мне приспичило по-маленькому, и я терпеть уже не могла. Девчонкам сказала вещи мои забрать, а сама у преподавателя отпросилась и пошла в туалет.

Открыла женский и замерзла на месте. Воздух в легких встал столбом, а сердечко упало в пятки. Глаза мои смотреть не хотели, потому что там Медведев очередную девушку нагнул над раковиной. Животные повадки, и ничего стоящего от него и не следовало ждать. Медведев отвратителен! Он меня заметив, нахмурился, но не остановился. Захлопнула с грохотом дверь и в мужской направилась.

Четыре дня его не видела, и вот на мне... Животное!

Врываюсь в мужской туалет, а над писсуаром Денис стоит и меня взглядом до туалета провожает. Плевать на реакцию, плевать на Севельцева, плевать на Медведева, да мне плевать, что я в мужском туалете, потому что я очень сильно хочу писать!

Сделала дела и подошла к раковине, где уже мыл руки Денис. Смотрим друг на друга в отражении и улыбаемся.

- Ты ведь не ошиблась туалетом, — начинает говорить он.

- Нет, — хмыкаю, — женский Медведевым занят, — подхожу к сушилке, где сушит руки уже он.

- Как насчет вместе кофе выпить? Прогуляем пару в студенческом кафетерии? — улыбается.

Смотрю на него и не боюсь, даже нутро не трепещет и не шепчет бежать. Прищуриваюсь, склонив голову, и он так же делает, только с улыбкой, обнажая свою ослепительно белые зубы.

- Можно, - усмехаюсь я и иду к выходу, - там и встретимся, - бросаю через плечо, а потом двери толкаю, и Медведев перед глазами оказывается.

Если до этого момента я улыбалась и чувствовала некое озорство в крови, то сейчас всё резко стало отвратительным. Всё вокруг и у меня внутри, потому что я смотрела на того, кого лучше бы глаза мои не видели. Стоит, оперевшись на стену, и смотрит не на меня, а над моей головой. Денис касается моей талии, чуть сдвигая, чтобы пройти, и одновременно с этим выдает:

- Увидимся, - подмигивает и уходит.

Арсений его тяжелым взглядом провожает, а я решаю более как вкопанная не стоять, поэтому иду в свою лекционную и молюсь про себя, чтобы он за мной не последовал.

- И что ты там с ним делала? - догоняет меня, равняясь с моим шагом, и спрашивает Медведев.

Я снова дрожать начинаю.

- Писала, - хмыкаю и чувствую, как мурашками покрываюсь.

- С ним? - усмехается.

- Ну лучше уж с Севельцовым в одном туалете нужду справлять, чем с тобой, пока ты кого-то до стонов доводишь, - останавливаюсь и смотрю ему в лицо.

Вдыхаю глубоко, чтобы сердечную судорогу остановить, и приказываю мысленно коленям перестать дрожать. Призываю все свое существо показать негодяю, что я могу за себя постоять и ни капли больше его ближе подпускать не намерена. Я не боюсь!

- Я скучал, Милка, - вдруг шепчет он и оскаливается.

Морщусь от услышанного и, когда вижу его ещё более выраженный оскал, глаза закатываю.

- А я нет, - шепчу раздельно и быстрым шагом иду в лекционную.

Когда дохожу до двери, одногруппники из неё уже выходят. Двойняшки с моими вещами тоже.

- Я на следующую пару не иду, - говорю я, и они переглядываются.

- Тебе плохо? - шепчет Яна.

- Нет. Я кофе с Денисом иду пить, - усмехаюсь.

- Чего? - одновременно они удивляются, и я пожимаю плечами.

Беру их под локти и рассказываю. Девочки, конечно, удивляются, как я вообще журчать при Севельцове смогла, не стесняясь, а я и сама только сейчас стыд почувствовала. Наверное, под эффектом злости и ненависти на Медведева я вообще других чувств ощущать не могу? До того они, видимо, сильные, что даже чувство стыда притупляют.

В общем, я пошла до кофейни, где меня уже ждал за столиком Денис, изучая что-то в своем телефоне. Я села, а он, бросив на меня взгляд и убрав свой телефон в сторону, пододвинул мне стаканчик с кофе.

- У вас же нет ничего с Арсом? - спросил он, а я поперхнулась.

- Нет, а с чего вдруг такой вопрос? - сглатываю я и, кажется, дышать перестаю, когда он тяжело на меня смотреть начинает.

- Он дал понять, что к тебе приближаться не стоит, - говорит он, откидываясь на спинку стула, и у меня от услышанного кулачки от злости сжимаются.

- Он болен, - взвыла я,- Его у дома бродячие псы покусали и, кажется, бешенством заразили. Дурака не слушай, мы просто соседи, между которыми молчаливая война. И кому поистине приближаться ко мне не стоит, так это ему. У него запрет. Красный. Огромный, - улыбаюсь, считая, что выдала всё четко, правильно и по существу.

- Значит, у тебя проблем не будет, если я тебя на свидания вдруг приглашать начну или из дома в университет забирать? А может, и жить к себе заберу? - щурится и улыбается, ожидая мою реакцию.

Хороший ход, и я каким-то немыслимым способом его заметила. Все два вопроса были приемлемые, а третий явно должен был выбить меня из колеи, чтобы заставить смутиться. Но Денис не знает, что я сейчас рядом с ним испытываю дикую злость на Медведева. Поэтому я с легкостью отвечаю:

- Нет, а жить я к тебе не перееду по собственному нежеланию.

- А многие бы уже чемоданы собирать побежали, - неожиданно усмехается он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ну тогда кофе пить лучше со многими, а не со мной, - пожимаю плечами я, не скрывая усмешки.

- Можно я буду откровенен? - прищуривается Денис.

- Это только приветствуется, - улыбаюсь я и чувствую, как мои щеки начинают гореть.

- Ты мне очень понравилась, но вот я тебе явно неинтересен. Это цепляет ещё больше, поэтому могу я быть чуть наглее и пригласить тебя в ресторан сегодня вечером?

Мне нравится Денис Севельцев, и я даю ему зеленый свет, потому что он галантен со мной в диалоге, аккуратен и честен. Короткий диалог, и мы выпили всего лишь по стаканчику кофе, но мне с ним было комфортно. Да, он мне был неинтересен, потому что я его и знать особо не знала, но сейчас интерес проснулся, и мне хотелось продолжать говорить с ним.

Поэтому я согласилась поехать с ним в ресторан и даже согласилась с тем, что он сам заберет меня из дома. А еще меня обрадовало то, что Денис согласился обменяться контактами с моей мамой, которая меня все четыре дня из дома без двойняшек не выпускала.

21. Друзья

Камилла.

Ресторан, кино, боулинг, набережная, и была я там вечерами с Денисом. Нам было комфортно, и диалоги казались слишком простые. Не было никакой искры, даже знака на влюбленность. Даже когда я ответила на его поцелуй у моего дома. Я почему то не почувствовала ничего похожего на то, что чувствовала с Тимуром при поцелуе, да даже того ощущения не было, которое при нападении Медведева возникало.

Сейчас Денис сидел на капоте своей машины перед моим домом и целовал меня, держа за талию. Поцелуй был очень долгим, казалось, что мы оба пытаемся отыскать в нем хоть какое-то влечение, но так и не нашли.

- Камилл, не пойми меня неправильно, но мне необходимо до конца учебного года найти невесту. Я обязан её найти, иначе меня женят на той, кого я ненавижу, — держит меня за руку и гладит щеку.

От услышанного у меня брови взлетели на лоб и дыхание перехватило от того, какой сейчас разговор намечается. Я замуж не хочу, да я в ближайшее время и не собираюсь!

— Я не хочу терять время свое и твое, потому что мы сейчас, кажется, оба убедились в том, что мы можем быть только друзьями. Я прав? — улыбается и уже двумя руками держит меня за руку.

- Ты прав, — улыбаюсь и делаю шаг назад, а потом мы вдвоем поворачиваем головы на звук громких шагов.

И идет на нас Медведев. Его яростная и уверенная походка, желваки на скулах играют так, словно он об друг друга зубы ломает. В глазах не обычная серость, а яркий огонь. Он в черных джинсах зауженных и черной футболке и, кажется, ещё больше массу мышц набрал.

Денис вздыхает и поднимается с капота, а потом вдруг встает передо мной, когда Медведеву оставалось пару метров до нас.

- Я же тебя предупреждал, сука! — рычит он и наносит удар Денису по лицу.

Самое страшное было не то, что они сцепились прямо перед моими глазами и наносили удары друг другу с животными силами. Самое ужасное было то, что я с места сдвинуться не могла и слова произнести тоже. Меня трясло в ритм ударов моего сердца. Скорость была немыслимой, и я задыхалась. Слёзы текли ручьями, и было жутко холодно.

Меня забрала мама, которая выбежала на улицу и, увидев этот ужас, затащила меня в дом. И пока я сидела в прихожей, хватая воздух ртом и проливая слезы, она звонила Владимиру.

Перед глазами до сих пор стояло его страшное лицо в обрамлении ярости. Кажется, с таким же лицом он избивал свою маму, и, кажется, он мог наброситься и на меня, потому что, пока он надвигался, смотрел вот так яростно именно на меня. И если бы Денис не встал передо мной, то он бы накинулся на меня? Ударил бы? Смог?

Стягиваю с себя туфли, поправляю черное платье дрожащими руками и сглатываю свои слезы, пока мама кричит на улице на них. Я же поднимаюсь к себе в комнату только тогда, когда слышу звуки уезжающей машины.

Беру телефон и пишу Денису:

Я: Прости меня…

Денис: Ты была права. У Медведева бешенство, и вины твоей в этом нет. Мне было приятно проводить с тобой время, и я надеюсь, что мы будем продолжать общение как друзья. Можно мне быть чуть наглее и попросить тебя об одолжении?)

Я: Да.

Денис: Выеби ему мозги, Камилла. Если представится возможность, давай покажем, что ты меня любишь? Покажем, что счастлива со мной и готова на всё, после того что произошло. Потому что это единственный способ излечить от «бешенства» Медведева).

Я: Хорошо.

Мама ворвалась в комнату, и я откинула телефон. Она села со мной рядом и обняла, а у меня больше сил на слезы не осталось, потому я только лишь шептала предысторию, когда она спросила, из-за чего был этот ужас. И из-за чего именно я сама не понимала, но все-таки шептала, рассказывая, как все было до и что с Денисом у нас не вышло.

Мама поцеловала меня в макушку и ушла, а я, стянув с себя платье, выключила свет и спряталась от всего мира под одеялом. Раздался звук уведомления на телефоне, и я, разблокировав экран, увидела сообщение от незнакомого номера, который оказался его номером телефона:

Медведев: Милка… прости меня…

Я: Ненавижу.

Поставила на полет телефон и, пустив ещё одну слезинку, вспоминая его лицо, а после я провалилась в сон. Проснулась по будильнику и отключила режим. Пошла принимать утренние процедуры, затем смахнула экран телефона и обнаружила два сообщения. Одно от Дениса, а другое от неизвестного номера.

Денис: Я заеду за тобой, чтобы в универ отвезти крайний раз, можно?

Я: Да. Я уже готова…

Денис: И я уже у твоего дома)

Я: Бегу.

Быстро накидываю на себя пиджак и хватаю сумку, пока по лестнице спускаюсь, вспоминаю о наличии второго сообщения. Быстро открываю историю сообщений и останавливаюсь.

Он: Главное, продолжай это делать…

- Дочь? - хмурится мама.

Вздыхаю и убираю телефон в сумку, не понимая, к чему это сообщение и почему предыдущие два удалены им.

- Я в университет с Денисом еду. Сможешь нас с девочками после третьей забрать? - спрашиваю быстро.

- С Денисом? Так вы же…

- Друзья, - перебиваю маму.

- Да. Я заберу Вас. Полина во сколько прилетает? - хмурится мама, но кивает.

Единственная радость перед неделей каникул, так это то, что ко мне летит подруга.

- Мы с универа за ней и поедем, - подмигиваю, улыбнувшись.

- Хорошо, - улыбается мама.

Выхожу из дома и бросаюсь к машине Дениса. Я всего на секунду замираю, когда замечаю Медведева в черном шлеме на черном байке и во всем черном, пристально наблюдавшего за нами. Сажусь в машину, и Денис не перестает смотреть ему в ответ, и только когда мы проезжаем мимо него, Денис оживает:

- Всё хорошо? - спрашивает.

- Да,- киваю я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

22. Запрет

Арсений.

- Всё, малец! Хватит! Я ставлю запрет, и если нарушишь, то я лично тебя придушу! Ты совсем обезумел?! Ты кому рожу начислил? Знаешь?! У меня связей нет, чтобы с такими людьми за тебя биться! Обещай мне, что не рыпнешься! - кричит отец, возвышаясь надо мной, пока я осушаю бутылку виски за столом.

- Что происходит с тобой?!

- Он себе подстилку должен найти до конца учебного года, чтобы его родители не окольцевали! А эта? Невинная, сука, простота глазки ему строит, и щеки её краснеют, сосется с ним и трогать себя дает, даже не зная...

- Тебе какая разница?! - кричит и бьет по столу отец.

- Я ее никому не дам! - кричу ему в тон.

- Влюбился что ли? - затихает батя сокрушаясь на кухонный стул.

- Не за что! - кривлюсь я, сморщив лицо.

- А что тогда? - снова кричит, - Сам не берешь и другим не даешь? Ты что, Сень, совсем двинулся?! Иди спидометр накручивай!

- Кручу, да ни хера не помогает, - вздыхаю, откинувшись на спинку стула, - она всю защиту снесла и в головной отдел проникла! Все тормозные диски взорвала к херам собачьим! Я ей не нужен, она на меня даже не смотрит, а стрелка скорости только на неё накаливается. Не я и никто! Никого не подпущу и сам её насильно не возьму! Ну не конченный же я?! - развожу руками по сторонам.

- Утром к бабушке чтобы уехал и затерялся там на несколько дней, - выдыхает отец.

- Зачем? К ведьме с ней идти, чтобы приворот сделать? - нервно смеюсь.

- Чтобы устаканилось всё! Ты сына Севельцова чуть по асфальту не размазал! Карина четко мне дала понять, что если ещё раз такое повторится, то она заявление на тебя напишет! А Камиллу в Новосибирск отправит! - зарычал батя и, быстро выдохнув весь свой пыл и агрессивный настрой, отправился в комнату.

Уснул, потому что соседку представлял. Слюни пускал, когда смотрел, как она нежно своими ладонями лицо Дениса обхватила, как она вкусно брала в свой рот его губы. Блять, всё это так в новинку для меня… Я ведь вот так еще ни на кого не смотрел и никого вот так не ревновал.

Третий день я на пирожках и салатах с огурцами и помидорами, заправленными майонезом. И все эти дни я в мыслях съедаю Милку. Кажется, я даже сахарный диабет уже заработал, ведь она в мыслях каждую хренову секунду.

Этот её крайний взгляд только останавливает мчаться обратно в город и трясти Милку, пока она на меня по-другому смотреть не начнет.

Безразличие...Оказалось, что я ненавижу безразличие. Оно, словно зверь, напало на мое сознание и заставило дрожать от страха. Боюсь её безразличия, боюсь её игнорирование.

Я: Ты пожалеешь! 7:58

Я: Севельцев тебя просто трахнуть хочет! 16:34

Я: Ты такая глупышка…) 23:42

Я: Ответь мне! 6:11

Я: Милка? 15:25

Я: Я тебя ненавижу! Пигалица! 22:10

Я: Он ведь тебя обманывает… Ну не будь ты дурой до конца, оставь хотя бы щепотку своего розового разума! 11:58

И на всё это ответа нет. Я и звонил, конечно, но там только гудки, а потом и вовсе понял, что она телефон поставила в режим в полете, из-за которого хрен дозвонишься. От пацанов знал, где она и с кем, что делает и кто рядом. Рвался и метался здесь среди коз и коров, чуть на рога быку сам не кинулся. За грибами с дедом ходил, чисто чтобы в чаще леса проораться.

Яростью бабушка моей пользовалась на всю катушку! Я руками банки закрывал, словно гудящий банка закручивающий станок. И если днём я мог ещё дышать, продолжая терпеть внутренние метания, которые хлестали меня металлическими хлыстами и разрывали изнутри до фонтанирования жизненной магмы, то ночью я задыхался…

Сижу на поле, смотря на закат, и пытаюсь надышаться перед ещё одной ночью. Я уже знаю, что буду нуждаться в кислороде и нежного молочного шоколада, похожего на ее оттенок бархатной и нежной кожи.

Кошмары с ней словно наяву, и там я с ней до безобразия нежен. Она плачет, а я глажу. Она там всхлипывает, а я её обнимаю. Милка там умоляет меня об стенку убиться, а я её целую дорожками коротких поцелуев и улыбаюсь.

- Сенечка! - кричит и бежит бабушка, а я к ней подрываюсь.

- Что такое? - бегаю по красивому родному округленному лицу с морщинками и усмехаюсь, когда она вдруг улыбаться начинает.

- Тигран звонил, а я трубочку взяла… Он сказал перезвонить срочно. Вот я и несусь к тебе, - щебечет она и протягивает мой телефон.

- Спасибо, — беру телефон, — теперь несись обратно, ба, — улыбаюсь я, — а то комары из тебя все соки высосут, чтобы мумифицировать.

- Язва какая выросла-то, а! — ножкой топает, фыркнув, и несется обратно к банкам своим.

Открываю историю вызовов и вижу восемнадцать пропущенных от пацанов. Дрожащими пальцами жму на вызов и сглатываю, пока гудки идут.

- Арс?

- Я.

- Ну наконец-то! С самого обеда тебе дозвониться не можем! — ворчит Тигран.

- Что хотел?

- У Камиллы сегодня день рождения. Она нас пригласила в загородный коттедж на двое суток, а ты как наш листик жопистый тоже пойдешь, ведь там ещё и Дениска будет? Верно? Я чего звоню-то… Ты полевых цветов нарви, а то в городе все цветочные закрылись, раз прилипнешь листиком, — смеется в голос.

- Сука! — стону.

- Дома у меня тебя ждем, — смеется Тигран и трубку скидывает.

Воздух будто застревает в лёгких, мысли разбегаются, оставляя в голове звенящую пустоту. Единственное, что чётко отпечатывается в сознании, — мысль о том, что в загородном доме не хватает кроватей, и это значит только одно: она будет спать с ним. Эта мысль словно удар под дых — острая, болезненная, невыносимая.

Не в силах больше оставаться на месте, срываюсь с места. Проношусь мимо бабушки, не замечая ничего вокруг. Одна цель — дом, рюкзак, ключи от байка.

Пальцы дрожат, когда достаю ключи. Рюкзак летит на спину. Чёрный конь ждёт своего наездника, урча двигателем. Шлем на голове. Завожу мотор — рёв, от которого вибрирует всё тело. Газ на максимум. Ветер свистит в ушах, и в голове только один пункт назначения — Милка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Добираюсь за пару часов, консьержу в многоэтажном доме Тиграна киваю и завожу в лифт. Кнопка с цифрой шесть, и меня разрывает, пока поднимается лифт. Пытаюсь отдышаться, но воздух такой тяжелый, что, вдыхая, легче не становится.

Двери приоткрыты, и на пороге меня встречают два придурка в рубашках и классических брюках. Ржут, предупреждают, слова с меня берут, что рожу я Севельцеву бить не стану.

Быстро принимаю после дороги душ и надеваю белую рубашку Тиграна, брюки тоже его черные. Дает мне спортивную сумку с собранными его вещами, которую они собрали мне с Савой на два дня, и мы прыгаем в тачку Савелия, перед этим погрузив три спортивные сумки в багажник.

В цветочном магазине пацаны берут маленькие корзиночки с ассорти из цветов, а я выбираю большой букет из нежных оттенков гортензии.

- В тачку влезет? - спрашивает Сава, смотря на мой букет.

- Впихну, - бросаю я.

23. Извини

Арсений.

Заезжаем во двор загородного дома, у которого стилистика как у моего, но размер раза в три больше, и бассейн в раза два. Всё с подсветкой и гирляндами, шары воздушные и фотозона с нежными искусственными цветами.

Ну прямо день рождения принцессы, которой пять лет исполняется, и вот-вот сейчас пони розовый должен с аниматором появиться.

Столы высокие возле бассейна, и все одеты в вечерний стиль одежды. Все — это большое количество девушек и каких-то, сука, парней! Парочку из универа узнаю, а потом ещё парочку, и горю внутри от того, что не понимаю, когда успела?!

Двойняшки в длинных откровенных платьях с собранными волосами машут пацанам, а когда меня из-за них замечают, то в лице меняются.

Я поднимаю взгляд на панорамное окно второго этажа и застываю. Милка в коротком коктейльном платье, которое словно создано для нее. Его цвет напоминает оттенок ее кожи, а стразы — единственное, что выдает его как платье.

Смотрит на меня округленными глазами и губы свои трогает невинно, а значит, дрожит. Потом через плечо кому-то бросает, и я через секунду вижу, как Денис с бокалом в руке к ней сзади подходит и руку на ее талию запускает.

Сука!

- Арс, ты слово дал, — рычит Тигран мне на ухо, толкая своей грудью.

- Тут его друзья, — шепчет Савелий, — тебя отмудохают.

Улыбаюсь ей и подмигиваю, хотя внутри хочу сразу двоим бошки отвернуть. Разорвать на части и только ее кусочками наглотаться, медленно и постепенно, наслаждаясь вкусом и запахом.

Подходим к столику, где меня глазами уничтожают двойняшки. Тигран обнимает Диану, а Савелий ядом плюется на Яну, а потом глазами ее облизывает.

- Какими судьбами, Медведев? — спрашивает она за моей спиной дрожащим голосом.

- Соседку поздравить посчитал необходимостью, — приподнимаю уголок рта, чувствуя, как ее голос обволакивает мои вздутые яростью нити жил и успокаивает.

- Поздравляй и уезжай, — говорит неуверенно, и я оборачиваюсь.

С замиранием сердца и гулом в ушах, который притупил все другие звуки веселья, я смотрю на нее и не дышу.

Вижу, как пытается спину ровно держать, чтобы скрыть, что меня боится. Вижу в её взгляде ненависть вперемешку с ужасом и сам себе твержу мысленно: «Нельзя».

Но так мучительно хочется накинуться и заставить пожалеть за всё то, что она творит со мной. Предупредить, что станет она в моих глазах очередной шлюхой! Но и злюсь внутри, что ей глубоко наплевать, какой она в моих глазах будет.

Это не любовь. Это не теплые чувства. Это не что иное, как одержимость. Я просто одержим ею, как долбанный диабетик, который хочет хотя бы дольку шоколада. Жаждет её сожрать!

Я поистине тот самый медведь, который стоит среди поля ягод и смотрит на самую сочную и спелую, сглатывает слюни и охраняет от других хищников, чтобы что? Чтобы вот так на неё смотреть всегда и наслаждаться тем, что нашел такую, восхищаться тем, что вот такая существует!

Мне в грудь прилетает огромный для неё букет, который приносит Тигран, а я хоть и взял его, но продолжаю виснуть на милку, смотреть, облизывать её тело глазами с головы до ног. И наткнувшись на её испуганный взгляд, я, понимая уже, что более ничего там другого не найду и мое поведение ее только пугает. Да и эта одержимость — знак, что клиника не за горами.

Я иду на неё и с натянутой улыбкой дарю ей букет, понимая, что более я препятствовать этому не буду, пусть становится как все… Я устал.

- Поздравляю, — шепчу, — ты скоро станешь очередной пиздой, — шиплю и выдыхаю только тогда, когда она меня по щеке своей ещё нежной рукой бьет.

Больше в глаза не смотрю, только лишь насильно отдаю ей букет и с горьким чувством, болью в груди и яростью во всем теле иду на выход, забирая ключи от тачки у Савелия.

Сажусь в машину и закрываю глаза, откинувшись на подголовник, туша желание снова кинуться туда и просить прощения, а потом снова бегать за ней, как ебанный банный лист, прилипший к её заднице.

Вставляю ключ и запускаю двигатель, а потом бросаю взгляд на открывающуюся дверь и хренею от смелости ублюдка. Севельцев падает на пассажирское и скалится, закрывая дверь, а я, чтобы, сука, не сбежал к ней, давлю на газ и везу его в пункт назначения — смерть.

— Она плачет, — начинает он.

— Заткнись, — рычу я и давлю на газ.

— Ты испортил ее день рождения, — продолжает.

— Завали! — останавливаюсь на пустыре и кидаюсь на него.

Но гнида из тачки выпрыгивает и смеется, я следом за ним с желанием убить бросаюсь.

— Арс, угомонись. Мы с Камиллой друзья, — смеется.

— Так яйца дрожат, что попиздеть мне в уши решил?! — бью его в живот.

— Да угомонись ты, сука! — наносит мне удар, который я пропускаю и звездочки ловлю.

— Слушай внимательно! — толкает меня. — Мы оба поняли, что ни хрена у нас не получается! — бьет в живот. — Она робкая, а мне на хрен эти проблемы не нужны. У меня семья, где сплошные крокодилы, а её сожрут наверняка, — берет меня за грудки и рычит в лицо. — Я ей сказал в тот вечер, что ничего не чувствую, и она то же самое вторила мне! — отталкивает. — Ты накинулся на меня, а я взбесился. Короче, решил тебе мозги выебнуть, ибо к тебе теплыми чувствами явно не горю. Выебнул и насладился, а потом мерзко стало от себя, потому что Камиллу по сути своими же руками до слез довел. Ты что ей там сказал, придурок?!

— Блять… — сажусь на капот машины и вытираю кровь с губы.

Сердечная боль сковывает, что дышать приходится быстро. Мысли проносятся со скоростью света в голове, понимая, что я оплошал, оскорбил, снова убил себя как человека в её глазах.

Плачет незаслуженно… Милка плачет, потому что я ублюдок…

— Ясно. Короче, осади, — протягивает мне руку. — Квиты, ибо не хуй было на меня бросаться, — говорит он, когда я ему руку жму.

— Поехали, — спустя несколько минут выдыхаю я.

— Извиняться будешь? — усмехается, когда мы в тачку садимся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да. Только она не простит. Но я себя не прощу, если ее мать от меня в Новосибирск увезет, поэтому попытаюсь.

24. Ведьма

Камилла.

Я знала, что Арсений вернется. Во-первых, пока меня все успокаивали, Савелий решил добить, сказав, что в баке нет бензина и до заправочной он не доедет. Во-вторых, это бы все равно произошло, пусть даже не сегодня, ведь это в амплуа Медведева. Он, пока меня не выпотрошит, не успокоится…

Здесь, дома, в университете, в любом укромном месте этого города от него спасения мне нет. Он преследует, выжидает, нападает и мучает, потом дает возможность набраться сил, а дальше все по-новому кругу. Записка в букете «Я тебя… съем, Милка :)» только тому подтверждение. Ведь в покое не оставит, пока не сожрет.

Это нужно было заканчивать…

Как? Не знаю… Но в те моменты, когда я давала ему, несмотря на свой страх, отпор и наносила удары, вела военные действия и была охвачена злостью, где даже не ощущала рассудка, я побеждала.

Вывод один: мне нужно наносить удар первой. Потому что кроме меня самой, мне даже мама уже не поможет! Ведь я уже четвертый раз в доме замечаю обувь Медведева старшего и слышу стоны.

Единственное, о чем я сейчас сожалела, так это о том, что шокер не взяла, но на кухне видела чугунную старую сковородку. За домом находилась беседка, и она была увешана шелковыми белыми занавесками, которые при ветре колыхались нежно и успокаивали. Идеальное уединенное место для кончины Медведева, который меня форменно достал, испортил мне день рождения, оскорбил и всей моей доброй и светлой душой ненавистен мне до потери пульса.

Я ждала, оперевшись на перила, держа в руке сковороду, за огромным кустом искусственного плюща. А когда увидела, как он вальяжно идет, растянув свой оскал, я приказала себе не дрожать, хотя все равно коленки подрагивали.

Красивый, ничего не сказать, но внутри он ядовитая гремучая смесь животного, отброса и просто самого настоящего дерьма.

- Милка, - вздыхает, встав передо мной, - прости меня, - морщится виновато.

Усмехаюсь, поражаясь, как у него все просто оказывается и как он может с легкостью за подобное прощение просить, а потом сжимаю рукоять чугунного оружия и со всей силой ему по голове бью.

Секунду я была счастлива, понимая, что прибила его, ведь он грохнулся на деревянный пол беседки. А потом я запаниковала и предательски задрожала, да так, что руки ходуном ходили и ноги подкашивались, пока я шла к его друзьям.

- А где Арс? - окидывает меня удивительным, а потом нахмуренным взглядом Тигран.

- В беседке. Я, кажется, его убила, - шепчу и сглатываю, не переставая дрожать.

- Что? - смеется, - как? - добавляет вопрос Савелий.

- Чугунной сковородой по голове. Он там, наверное, не дышит, мальчики, - трясусь я и снова сглатываю.

Они срываются на бег прямиком к нему, а ко мне подходят счастливые девочки, у которых уже вовсю веселье. Говорить им я не стала, а просто соглашалась на Полинкины шоты, а потом и вовсе мы вместе с двойняшками пили их наперегонки.

Я не пью... Вот так я не напивалась ни разу, но, почувствовав после шестого шота, как мне на всё наплевать и чувство радости меня снова наполняет, я выпила и седьмой. А потом пошла праздновать свой день рождения так, как никогда его не праздновала прежде…

Я танцую, я подпеваю. Смеюсь и радуюсь всему этому чертову миру, совершенно не думая о том, кого приложила.

Девочки включают мою любимую песню NITA KAYA - ведьма и направляются на меня прожекторы. Я улыбаюсь и танцую всем телом, извиваясь и поглаживая себя руками. Они танцуют рядом, но я в музыке и слушаю каждой клеточкой нутра слова, не замечая ничего и никого вокруг.

Возможно, мой танец кажется всем откровенным, но я не могла перестать танцевать так, ведь это мой день рождения и я сейчас беззаботно счастлива. Поэтому я двигала бедрами плавно и руками гладила себя за шею, блаженствуя ритмом музыки.

«Ведьма будет танцевать

На поломанном стекле

Ведьма будет улыбаться

Догорая на костре

С ведьмой больно шутки плохи

Не подкидывай ей дров

А ведьму успокоить

Способна лишь любовь»

В следующую секунду я оказываюсь вверх тормашками у Медведева на плече. Это он, потому что пахнет он хвоей своего леса.

- Куда ты её несешь?! - кричит Полинка, а я смеюсь, смотря на то, как её за руку тянет Севельцев.

- Поставь её на место! - пытается тянуть меня Диана, но её забирает Тигран.

Медведем стремительно оказывается в беседке, а я, оперевшись об его спину руками, выпрямляюсь и сползаю к его лицу, обвивая его талию ногами.

Из яростного взгляда происходит превращение в изумленный, а потом он вдруг берет меня за ягодицы и садит на стол беседки.

- Ты жив, - смеюсь я и опираюсь сзади рукой об стол, пока он стоит между моими разведенными ногами.

- Ты меня сковородкой чуть не прибила?! И напилась в хламину?! - рычит животное.

- Да, - произношу гордо, - как наказывать будешь? Трахнешь меня? - смеюсь я, видя, как у него глаза округляются и адамово яблоко двигается.

Он дрожит, словно боится, это прям нутром чувствуется, но чего? Того, что я не жалею, что сделала этого? Или он боится наказать? Не знаю, как мне пришла эта глупость в мозг и озарила его, наверное, последствия алкоголя в нем и в крови, но я решила проверить и провела ногой по его ноге.

Медведем вдруг резко остановил это движение, придавив рукой мою ногу к столу обратно, и глубоко вдохнул, прикрыв глаза.

- Погоди-ка... Ты меня трахнуть боишься? - хохочу я как сумасшедшая, четко уже осознав всю абсурдность этой ситуации.

Угрожает мне, травит меня, дрожать заставляет, а сам? Сам боится сделать того, о чем кричит!

- Херню несешь. Не хочу на сопли твои смотреть. Ты даже от одного поцелуя ноешь, как плакса, - шипит он.

Дышу часто и злостно смотрю на него, чувствуя, как он меня за живое задел, четко указав на то, что я трусливая и постоять за себя могу, только слезы проливая. Поэтому натянула улыбку и придвинулась к его паху теснее, заметив за его спиной на мангале свою сковородку, до которой смогла бы дотянуться, но для начала решила Арсения по носу щелкнуть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он дышать перестал, а я сглотнула, ощутив его твердый член через брюки у себя между ног. Посмотрела ему в серые глаза, и секунды зрительного выжидания пошли…

- Ты меня целуешь против воли, трогаешь меня, пока я без сознания, смотришь на меня обнаженную, подглядывая, преследуешь, издеваешься, - шепчу рядом с его губами, - а сейчас мне тронуть тебя не дал. Почему? Разве ты не этого хочешь, Арсений? Ты же хочешь меня на капоте машины моей, на каменной гальке и сейчас твой член упирается так, что, глядишь, брюки твои продырявит.

- Допиздишься, и он тебя продырявит, - шепчет мне в губы, не отстраняясь.

Улыбаюсь и беру его за руку, и он не убирает, а только сглатывает. Смотрим друг на друга и дышим часто. Но когда я его руку к себе между ног прикладываю, он резко отстраняется, словно у меня там угли раскаленные, а не сочность, которая уже образовалась из-за него почему-то.

Смеюсь, потому что моя догадка оказалась правдивой. Я открыто насмехаюсь, но в следующую секунду перестаю дышать, когда он все же впивается в мои губы и, рыча, углубляет поцелуй, ухватив меня за затылок.

- Допизделась, - шипит он и с животной силой впивается в меня снова.

25. Листик

Камилла.

Я глупая наивная дура, которая ничего не понимает в мужчинах, и я бы ничего такого не вытворила, будь я трезва. И пока меня терзал губами Арсений, я тянусь к единственному оружию против него, но Медведев перехватывает мою руку и скрещивает две моих за спиной, фиксируя их своей одной.

И всё… Уже не осталось ни единого шанса на спасение, смысла не было даже слезы лить. Медведев звереть начал с каждой секундой. Вжимать меня в себя и крепко держать мои руки, не давая мне его оттолкнуть. Он стоял между моих ног, не позволяя их сдвинуть.

Дура я, которая по пьяной глупости сама полезла головой к медведю в пасть, поэтому я сдалась с горечью и разочарованием к себе полностью. Расслабилась и приоткрыла губы, впуская в себя его полностью. Дальше я начала отвечать, потому что он разума меня лишил, ведь его губы мне начали казаться вкусными. Весь поцелуй стал для меня сладким, хоть и животным.

Сплелась с ним языком, и Арсей простонал гортанно, сжав свободной рукой меня за ягодицу. Я целую его сама и властвую в его рту над его языком. Наши головы часто меняют положения, и я плечами пытаюсь оказаться к нему ещё ближе. Арсений, чувствуя это, отпускает мои руки, а я обхватываю его за шею.

- Милка… - стонет он.

- Угу, - целую его сама.

Я продолжаю всасывать его губы и гладить пальчиками его скулу, а он гладит меня по внутренней стороне бедра, медленно крадясь к интимному месту. Я горю внутри предвкушением, ведь я хочу сейчас Арсения, и прийти в себя я не могу, потому что одержима. Он меня съел.

Его пальцы отгибают мои стринги, а я вдыхаю глубоко через нос и интенсивнее целую его, чтобы он ни в коем случае мне в глаза не посмотрел.

Пальцы Арсения касаются моих интимных складок, а я за волосы его тяну к своим губам сильнее. Он совершает круговые движения, а я задыхаться начинаю от удовольствия и электрических игл. Меня словно в другую вселенную уносит, пока он кружит ими у меня там, поэтому прикладываюсь к нему лбом и ловлю воздух со стоном, получая сокрушительное удовольствие, и слушаю его шепот, который меня только сильнее отталкивает от этого мира:

- Ты так прекрасна…

- Сеня… - хапаю я воздух, когда он одним пальцем входит в меня.

Еще никто не входил, даже Тимура внутри меня не было, а Сеню впустила и носом уткнулась в его шею, пока он с рычанием входил в меня пальцем.

- Милка, кончи, прошу тебя… - шепчет рвано.

Кусаю его за шею и гортанно стону, когда знакомая волна эйфории накрывает меня. Как при петтинге, но намного ярче и ощутимей. Намного красочней и волшебней. Сжимаю ногами Арсения и, перестав дышать, стону, сжав его кожу на шее зубами.

- Умничка… Девочка моя… - шепчет он и целует меня коротко и много в висок и щеку, пока я пытаюсь отдышаться с закрытыми глазами на его плече.

Отворачиваюсь от его поцелуев в другую сторону, продолжая лежать на его плече, и слышу, как он вздыхает. Открывать глаза стыдно, поэтому до сих пор лежу на его плече, потому что даже не представляю, как сбежать сейчас отсюда, чтобы с какой-нибудь скалы сигануть и разбиться.

- Камилла, посмотри на меня, пожалуйста… - шепчет он и носом водит по моей макушке.

- Не могу, - шепчу я.

Медведем замер на пару секунд, а после он медленно отстраняется и уходит сам. Очевидно, дав мне ещё раз сил набраться, чтобы потом заново меня по своему адовому кругу пустить.

Я такая дура…

Сползла со стола, и у меня ноги онемели, ёжики побежали вверх, и стало больно ими двигать. Я даже боялась пошевелиться. Переждав физический дискомфорт, я направилась через террасу в дом, чтобы никому на глаза не попасться. В комнату зашла и прямо в платье, только босоножки сняв предварительно, рухнула на кровать. В этот раз я тоже слезы не пустила, хотя они комом стояли и глаза щипало невыносимо, но я сдержала их и уснула.

Утром проснулась и спустилась вниз, обнаружив, что все мои гости, что были одеты красиво, кто казался мне из моего поля ягодкой, лежали сейчас и храпели, словно животные.

Зрелище отвратительное…

Подошла к плите, включила конфорку и взяла в руки ту самую сковородку. Воспоминания о моей вчерашней тупости снова накрыли волной стыда и отвращения к самой себе. Как я могла, когда он мне ненавистен? Пустила его дальше, чем отвратительного Тимура. Стонала, довольствуясь его движениями пальцев во мне, кончила для него после того, как он попросил.

Мне наверняка уже в клинику пора, ведь я уже и себя понять не могу, не только парней…

Разбила четыре яйца, посолила, накрыла крышкой и снова в себя ушла. Снова в воспоминаниях рылась, чтобы попытаться понять. Нахмурилась, когда осознала, что членом-то он меня так и не тронул. Угрожал, но не сделал… Не смог?

Но он может… В доме видела у него, да и в туалете университета. Он других берет зверски, и для него это просто. А меня, расслабленную, его принимающую и мокнущую для него… Открытую и съеденную, он не взял.

Тихонечко, чтобы зомби не разбудить, я вышла завтракать к бассейну. Поставила на столик тарелку и, пока яичница остывала, взялась читать сообщения и отвечать на поздравления в социальных сетях.

Потом раздался видеозвонок от отца. Я, конечно, приняла.

- С днём рождения! - кричит отец и вглядывается в экран, видимо, разглядывая всю обстановку за моей спиной.

Обстановка так себе, конечно, как и внутри.

- Спасибо, только я вчера родилась, - вздыхаю.

Говорить с ним неприятно, но надо. Благодаря ему же на свет появилась и, видимо, тупость вчерашнюю от него унаследовала.

- Да я просто звонить вчера не стал, - врет он, нервно улыбаясь.

В своем репертуаре… В прошлом году он меня поздравил через два дня после дня рождения, может, в следующем году день в день попадет?

- Угу.

- Слушай, дочь…- осекается, - Может, скинешь мне миллиончик? Для отца ведь жалко быть не должно?

Вздыхаю и сбрасываю звонок.

Это тоже каждый год он после поздравления говорит, так что у меня уже иммунитет, и горечи я никакой не чувствую. Я разбита, и эмоций нет никаких, да даже чувств. И когда сразу после звонка от отца раздается видеозвонок от Тимура, я, не боясь, принимаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А почему нет? Если и так уже падать ниже некуда, то пусть уж сталкивает, ведь он явно ядом прыснуть мне звонит.

- Привет, Ками-и-и, — говорит ехидно он и идет куда-то.

- Привет.

- Я тебе вчера звонил поздравления преподнести, да только Полинка мне бред говорить начала, мол, у тебя парень появился, — смеется, — вскрыл уже?

- Тебе какое дело?

- Значит, нет, — цокает, — короче, я через пару дней к тебе прилечу, ведь мне мое забрать надо, — подмигивает.

Я резко села. В груди сердце затарабанило, и в жар бросило. Мерзко стало везде, и словно темнотой всё обволокло. Шею колючей проволокой словно намотали и дыхание перекрыли, потому я задыхаюсь сижу.

- Тим, у меня твоего ничего нет… Ты ведь женат, — пытаюсь я вернуть его к разуму и молюсь тому, что просто поняла его неправильно.

- Не тупи, Кам. Ноги раздвинешь, я свое заберу, которое год ждал, а потом разойдемся, — смеется, и я слышу, как смеется Кирилл и Гоша за кадром.

Но не успеваю я рта раскрыть, как мой телефон забирает появившийся из ниоткуда Арсений, смотрит в экран и оскаливается:

- Как только в город сунешься, так к себе без члена вернешься. Уяснил?

- Ты ещё кто? - смеется Тимур.

- Любовь всей её жизни, — говорит, а после скидывает и отдает мне телефон. Садится рядом как ни в чем не бывало и начинает есть мою яичницу.

Кошусь на него и сглатываю, при этом дрожа, словно листик на ветру. Меня съел и яичницу мою тоже.

26. Сладкая

Арсений.

- Кто это? - спрашиваю и ем, чтобы не придушить её.

- Бывший, - отвечает она.

У меня желчь поперек горла встает, от чего я давлюсь. Бросаю вилку и чувствую, как она вздрагивает, а вчера ни капли не дрожала, потому что была занята тем, что меня до дрожи доводила.

- Почему ему не давала? - вздыхаю, пытаясь успокоить себя.

- Потому что не любила, - отвечает она, и я тушуюсь.

Успокоился, блядь!

Не любила... А мне вчера отдаться хотела, потому что... Что? Сглатываю и дрожать начинаю, боясь того, что она вдруг влюбилась. Нельзя... В меня нельзя!

- Зачем тогда с ним была? - шепчу.

- Шантажировал, - отвечает тихо, а у меня от услышанного кулаки сжимаются.

- Чем? - шиплю.

- Фотками, - вздыхает она.

- Какими? - хмурюсь и смотрю на неё.

Сидит голову склонив и пальчиками нервно сминает губу свою. Стушевалась вся как воробышек маленький в морозное утро.

- В нижнем белье, - вздыхает и голову в сторону уводит.

- Откуда они у него? - сглатываю и дышать быстро начинаю, мысленно уже этого мудака уничтожая.

- Один раз с ним петтингом занялись, - еще тише шепчет она.

У меня взлетают брови, глаза округляются как планеты, сердце биться перестаёт, и по всему телу магма распространилась, когда перед глазами возможные картинки всплывать начали.

- Сосала ему?! - рычу я, и она быстро бросает на меня злобный взгляд.

В сердце словно пуля ржавая влетела, и меня импульсом боли отдало, только лишь от одного её взгляда. Там злость, и мне хорошо стало, понимая, что не любит, продолжает так же с ненавистью на меня смотреть... Хорошо. Это, твою мать, прекрасно!

- Нет, Медведев. Ты вчера первый во мне побывал. Ни в рот, ни туда я никого ещё не впускала. Злишься? Мне уже идти на капот ложиться? Или мы здесь при всех? Или всё же в рот мне вставишь?

Я слюной давлюсь и хренею от услышанного. Ладно пьяная смелой была, но сейчас ведь трезвая, тогда откуда смелость?!

- Ты меня виноватым не делай, - усмехаюсь. - Ты сама вчера до этого довела. Я трогать не хотел… - осекаюсь.

Она смотрит на меня с прищуром, словно вовнутрь меня заглянуть хочет. Голову в бок наклоняет, а я опять на её губы смотрю и хочу их.

Вчера с ума сходил, потому что так ещё меня никто не целовал. Я уже было хотел отстраниться, потому что она зубы сжимала, но она вдруг целовать начала, и мне бы бежать, сверкая пятками, да вот только не смог.

- Почему, Медведев? Ты чем-то болен, да? Поэтому только угрожаешь? Поэтому девушек меняешь? - закидывает она меня вопросами и двигается ко мне ближе.

Я же двигаюсь от неё дальше и в ахуе полнейшем нахожусь. Вот куда её несет? Как она вообще до такого додуматься-то смогла? Я ведь единственно чем болен, так это одержимостью. Ею одержим и чуть вчера окончательно не погряз…

Даже когда она меня целовать начала, я ещё в себе был, но стоило ей меня пальчиками своими нежными коснуться и имя мое нежно произнести - меня вынесло, как никогда не выносило.

Я потерялся в ней полностью, поэтому даже не заметил, как мои пальцы в ее киску проникли. Я чуть не задохнулся, когда ощутил сначала ее гладкость, а потом насколько она текла для меня.

Следующим бабах были ее стоны, которые оказались нереальной сладостью для моих ушей и члена, извергающегося в брюки. Потому я молил ее кончить скорее, ведь если бы она не кончила от прикосновений, то я бы оставить её, истекающую для меня, не смог. Я бы вошел и не простил себя, разорвал и потом бы себя ненавидел, но ей знать об этом не нужно…

- Милка, я в любовь не играю, а ты типа по любви хочешь. Вчера пьяная была и вон что вытворила. Скажи спасибо, что не взял, а то бы снова плакала крокодильим рёвом, - оскаливаюсь, смотря на то, как она ротик свой возмущенно открывает и краской заливается впервые передо мной.

- В любовь не играют, Арсений, - шипит и вздергивает носик. - Хотя откуда животному знать об этом, да? - вопросительно изгибает бровь. - Ты же каждую «пиздой» считаешь и дальше этого места не смотришь. А меня взять не можешь, просто потому что боишься, что я, как дурочка, по тебе страдать начну. Ведь мы так рядышком живем с друг другом, но в одном ты прав... Я была пьяна, и, к сведению, ты был даже в этот момент ужасен, - быстро тараторит она и уходит. - Поэтому ни одна с тобой не задержалась, ведь ловить с тобой даже оргазм противно, - бросает она через плечо, и я резко на неё, дыша гневом, оборачиваюсь.

Смотрю ей в спину и проклинаю тот день, когда её на капоте сидячей увидел, а потом тот день, когда её поцеловал на парковке, и тот день, когда спас её, потом тот, когда узнал, что она чиста и не такая, как все…

Пиздит она! Ей понравилось! Понравилось же?

Я оскаливаюсь и щеку кусаю, когда понимаю, что петтинг этот её ведь не испортил по сути, да и она меня продолжает животным считать.

- Милка! - кричу ей, и она оборачивается.

- Вместе домой поедем! Я без тачки! - улыбаюсь, уже предвкушая нашу поездку.

Она глаза закатила и в дом зашла, а я уже мысленно целый список составлял, как буду до стонов её доводить, и приговаривая себе о том, чтобы не забывать после ужасным для нее быть, точнее, самим собой…

Через несколько часов я уже шел за ней к стальной красотке и улыбался, смотря на капот, внося очередной пункт в моем мысленном списке.

Камилла, похоже, шорты вообще не носит, и это прекрасно, потому что в нашей поездке мне на ней именно юбка и была необходима. Потому иду и смотрю, как черная короткая теннисная юбка на попе ее упругой колышется при ходьбе от бедра. На ней помимо юбки ещё и футболка укороченная серая без рукавов, тоже идеально подойдет.

- Я за рулем, - скрещивает она руки на груди, обернувшись ко мне.

- Не смею отказать, - оскалился я.

Забираю у неё сумку и закидываю наши сумки в багажник, потом иду к пассажирскому, и всё это проделываю под её озадаченным взглядом. Садимся в машину одновременно, и она умело и без свойственного ей дрожания задает скорость и сигналит народу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я только с ненавистной мне женщиной в машине ездил, и Милка первая, у которой я в машине на пассажирском, поэтому глаз оторвать я от неё не могу. На неё пялюсь и на спидометр, где стрелка скорости только вправо движется.

Она невыносимо расслаблена, и грудь её вздымается ровно, когда моя часто. Она держит руль одной рукой, а второй, опираясь на дверь, крутит свой конский хвост, который я однажды себе на кулак намотаю… Конечно же, при занятии петтингом.

Она включает музыку и ещё больше расслабляется, потому что плечи её опускаются, и она медленно моргает. Очень красивая, и я только сейчас понимаю, что таких красивых не встречал ещё ни разу…

И песня ещё эта, которая какую-то херню в моих мозгах крутит, пока я на неё залипаю. Камилла ритм по рулю набивает пальчиками и плечиком, счастливо губы кусает и подпевает:

«Я не дам тебе уйти, ведь я только тебя нашёл

Кто-то верил, что ты с ним, но медленно отошёл

И для тела моего ты самый заветный шёлк

Где не нужно, погостил, наконец-то к тебе пришёл

Сгораю на губах твоих бордовым цветом

И ломай меня, как ломят сигареты

Сколько ни беги, всё повторится вновь

Там, где умирает ненависть, рождается любовь».

Ну всё… Хватит!

Наклоняюсь к её уху и скольжу быстро по её шелковой ноге от колена и зарываюсь под юбку, отодвигая стринги, пока мочку её всасываю.

- Медведев! - рычит она и мечется. - Что ты… - замолкает, когда я складок её касаюсь. - Ах, - стонет.

- Милка, скорость не сбавляй, - улыбаюсь и двигаю по ее складкам двумя пальцами. - Если сдохнем, то я тебя и там найду, - ласкаю её за мочку.

- Ненавижу, - шепчет она и руль сжимает.

- И продолжай это делать, - шепчу ей в шею, уже проникая в неё средним пальцем.

- Омерзительно, - задыхается она, когда я в неё вхожу.

- Лжешь, - кусаю ее за плечико. - Я только коснулся тебя, а ты уже намокла, - целую, где укусил, и продолжаю входить в её огненное лоно.

Она на дорогу смотрит и воздух, как рыбка, ловит, чуть слышно постанывая, а я на неё смотрю и пальцем трахаю на скорости 103 км/ч.

Камилла губы кусает и руль сжимает сильнее, а я ускоряюсь и одновременно с ней воздух ловлю ртом. Замечаю, как скорость наша увеличивается, и Милка рывками дышит часто, потому ещё глубже вхожу. В этот момент она наконец кончает, перестав дышать, прибавив скорость до 134 км/ч и простонав.

Вытаскиваю из неё пальцы и слизываю хотя бы маленькую дольку этого шоколада.

- Ммм... сладкая, — шепчу я.

- Медведев! — визжит она и жмёт по тормозу.

Мы одновременно вперёд по инерции вылетаем, и я смеюсь в голос, когда она меня по руке бьёт.

- Ты зачем меня попробовал?! — визжит.

- А что? — смеюсь я.

- Ты… ты… — задыхается и дрожит, словно сейчас кони двинет от ужаса. — Мерзкое животное! — визжит снова.

Улыбаюсь и выдыхаю, радуясь, что оказался прав, и я теперь каждый час петтинговать её буду!

27. Ирония

Арсений

Едем дальше, и я понимаю, что мне её плейлист не нравится! Смотрю в окно и вслушиваюсь в какую-то хрень, которая прямо в нутро пробирается! Басы эти ещё ритм сердечный под себя подстраивают, и она рядом напевает тихо:

«Молчаливая нежность,

Поцелуй на балконе,

Я искал тебя вечность,

Никаких тут ироний.

Под ногами стекло,

Ты – моё электричество,

Я не отпущу тебя

Категорически».

Я переключаю, не выдержав, на что она меня злобным взглядом награждает. И вот лучше бы та песня все-таки играла, потому что эту она еще громче петь начала:

«Да, мы разные полюса,

И я далеко не лучший сорт,

Внутри всё сожмёт.

У меня нет ничего,

Кроме струн, кроме пары строк,

Мои руки на затылок, твои на курок.

Я не хочу просто влюбиться,

Прости за честность,

Ты – мой смысл,

Моя бесконечность.

До утра напропалую,

К чёрту эти границы,

Будем жить мы не впустую,

И с улыбкой на лицах,

И не надо мне другую».

Я тянусь переключать снова, и она мне по руке бьет. Я глаза в удивлении округляю, ибо нихрена она как перышки свои раскрыла. В общем, под моим взглядом она, как всегда, задрожала и сглотнула, а потом обиженно проворчала:

— Свою, значит, включай.

И я, конечно же, подключился, выбрав самую мою душевную песню:

«А мне всё так похуям

Все пойдём вперёд ногами в парадном

А мне всё так похуям

Я в этом миру танцую нарядно

Верили так искренне во правду, что повисла

Оказалось, в этом, правда, нет никакого смысла

Чтоб понять тут суть, не нужно складывать все числа

Из простых живёт тот дольше, кто во славу похуизма

Можете кричать о любви, о здоровом отношении

Всё по итогу просто станет половым сношением»

Камилла резко выключает музыку и косится на меня с отвращением, а я продолжаю хохотать.

- У тебя даже песни мерзкие, - шипит она.

- А твои, как и ты, сопливые, - усмехаюсь.

- В моих про любовь и чувства, - возмущается и плечи расправляет гордо.

- А в моих, что ни хрена из того, что в твоих поется, не имеет смысла, когда можно просто сношаться, - шепчу ей на ухо и за мочку кусаю, а она, сморщив носик, отталкивает меня одной рукой.

Идеально…

Она злостно свой плей-лист включает, тычет в бортовой компьютер так, словно проткнуть его намеревается от гнева, а я глаза закатываю и в окно смотреть начинаю, слушая её вопли:

«Коли нет тебя рядом - не выношу

Коли нет тебя - я по туманам брожу

Нет тебя рядом - смерти ищу

Но ещё дышу я, ещё дышу

И близко над городом белый шум

Ты искренним, молодым помни, прошу, меня

Искрами, пулями, горем гашу

Но ещё дышу я, ещё дышу»

Короче, я все её песни к себе в плейлист добавил, потому что взбесила! Это я сделал исключительно чтобы слушать и помнить, что нельзя!

Приехали к её дому, и из её ворот батя вышел. Нахмурился и взглядом ему дал понять, что объяснений буду ждать, а он мне своим, что мне пиздец, что я не в деревне, а в одной машине с милкой.

- Он уже пятый раз мне вот так на глаза попадается, — вздыхает Камилла, и я ещё больше брови к переносице сдвигаю. — Вы, Медведевы, всю родословную нашу сожрать решили? Стаей нападаете? Знай, если ты мне братом окажешься, то я тебя не сковородой приложу, а чем-нибудь потяжелее… — ворчит пигалица.

Я ее затыкаю, так чтобы батя увидел и понял, что нехер ему больше у них тереться. Но Камилла снова озадачивает, потому что на поцелуй не отвечает, а зубы сжимает и щипает меня.

- Целуй, если сводными стать не хочешь, — рычу я.

Секунда проходит, и она поцелуй углубляет, схватив меня за волосы и прижав к себе вплотную. Наши головы часто меняют положения, и я оторваться от неё не могу и даже про батю забываю. Беру её за бедро и скольжу рукой вверх.

- Не переигрывай, — шипит она и за волосы меня назад оттягивает.

И, сука, как мне это понравилось, потому я сглотнул и снова в неё впился, да вот только батя с моей стороны двери открыл и прервал:

- Ну сожрешь же ее! Пошли давай, малец, — вздыхает он.

Отстранился от неё и в глаза посмотрел, чтобы убедиться, что там всё как прежде и было всё так, а вот у меня, кажется, нет… Потому что я на какой-то хер носом об её потерся, и мы оба друг от друга отскочили, словно нас током убило.

Она задышала часто, а я на тапок дал, да побыстрее. Выбрался из тачки, хлопнув дверью. Наградил отца хмурым взглядом, забрал сумку из багажника, и мы домой пошли, где, как только на пороге оказались, я в лоб спросил:

- Объяснишь?

- А ты? — усмехается батя и идет на кухню.

- У меня всё сложно, и объяснение этому я ещё сам дать не могу, — отвечаю и жмурюсь, что херню сказал.

- Вот и у меня так же, — пожимает отец плечами.

Мне это отчего-то неприятно в груди становится. Желчь к горлу подступает, и кулаки сжимаются.

- Бать, мы же с Камиллой…

- Что вы с ней? — садится он напротив, а я сглатываю, пытаясь мысленно слова подобрать, и понимаю, что ответ только один на это… Обобщающий, конечно, и он не имеет значения, просто папе нужно как-то же объяснить.

- Вместе.

- Малец, ты мне врешь. Вы не вместе, а вот мы с ее мамой вместе. Знаешь, в чем разница между нами? Я принял факт того, что моя стрелка спидометра больше на других не накручивается, а на Карину оборотов сто за секунду делает. И Карина приняла, что ей сорт этого чая понравился. А ты отрицаешь это, и Камилла тебя боится, потому что другое ты, похоже, ей ощутить не даешь. Я не понимаю причины. Точнее, я догадываюсь… Скажи честно, это из-за мамки? Боишься, что, как я, встрянешь, а она, пока ты на байке скорость любви задаешь, с другим трахается?

В этот момент всё как-то надломилось, сломалось или вовсе рухнуло, как бетонной плитой по голове. Наверное, поэтому она и гудела невыносимо. Я смолчал, потому что слов не нашел снова, а папа продолжил меня сокрушать:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ты ведь влюбился, сын. Просто из-за той херни, что произошла со мной, ты, увидев, сделал неправильный вывод. Если любишь, то предать не сможешь, даже под пытками. Саша не любила, и мне было больно только потому, что я любил и думал, что это взаимно. И мой тебе совет: убедись сначала, что Камилла испытывает то же самое, что и ты к ней, а потом говори мне, что вы вместе. Если я ошибся и это не про любовь, то лучше девчонку не погань, потому что меня Карина тогда не простит, и ты будешь тем ещё засранцем…

28. Водопой

Камилла

Скинула сумку в коридоре и быстрее на водопой побежала. Тьфу ты…

Это уже что-то нехорошее сулит, прям нутром чувствую, да и мысли уже ему под стать. Водопой? Серьезно?

- М-да, Камилла, пора, наверное, в клинику ложиться… - причитаю я себе под нос, пока в стакан воду набираю.

- Дочь? А ты чего так рано вернулась? - раздается на кухне мамин виноватый голос.

В чем вину чувствует? Почему он у неё такой? Нехорошо… Всё нехорошо, и у меня внутри всё так же.

- Домой захотела, чтобы в одиночестве побыть, - говорю и сажусь за стол.

Мама подкрадывается и напротив садится. Глаза почему-то прячет, а мне самой их тоже спрятать хочется, но я продолжаю её лицо изучать, стуча коготками по стакану.

- Мам, у вас что-то серьезное, да? - решаюсь я задать вопрос в лоб.

- Да, мы нравимся друг другу, но наши отношения никак не повлияют на ваши, я обещаю, - говорит мама, а у меня челюсть отвисает.

- Ваши? Какие наши? Какие отношения? - задыхаюсь я и вижу, как пальчики мои дрожать начинают.

- Отношения с Арсением, - улыбается мягко мама, а я глаза от шока округляю.

- У меня нет никаких отношений с Медведевым! - возмущаюсь.

- Вы ещё не вместе? - вопросительно смотрит на меня, словно удивлена.

Чему?!

- Конечно, мы не вместе, и никогда никаких отношений не будет с этим человеком... - осекаюсь, - животным!

Мама почему-то хмурится, а после вздыхает и выдает:

- Я почему-то думала иначе...

- Иначе Медведев не умеет, ему это не свойственно. Он всем своим видом демонстрирует, что ему нравится свое амплуа. Нет границ, отсутствие норм приличия, да и морали в целом, потому что он Медведев — огромное темное животное, у которого на протесты, несогласия, запрещения только ярость просыпается.

Я поняла, почему он меня преследует… Я же ещё в самом начале нашего знакомства ему место указала, да и четко границу между нами провела, сказав, что он не моего поля ягода, и ещё мамин запрет сказался.

Скажи медведю, что нельзя, и попробуй от него убежать! Медведь придет в ярость и устремится за жертвой, и будет выжидать, пока она сил не лишится, или вовсе нападет и сожрет сразу.

Арс выбрал нападать и преследовать, а чтобы быстро охота не закончилась, он дает мне передышки. Угрожает, а взять так и не может, потому что боится, что я сама за медведем побегу и буду ему в пасть лезть, но так же Медведеву неинтересно.

Арсения ничего не остановит, ведь он охотится, и я именно та самая его жертва, которую в конце он должен сожрать. Поэтому животное мне нужно усыпить, а потом бежать, сверкая пятками, и я, кажется, поняла, как это сделать…

Поэтому я не препятствовала ему в машине, когда он меня доводил до оргазма. Мне просто нужно подчиниться ему, показав, что он уже поймал и меня можно есть, а дальше он, как и со всеми поступал, отсалютует мне и отстанет, потому что я буду уже ему неинтересна.

— Иначе между нами быть не может, мам, — говорю я и ухожу к себе в спальню.

Разбираю вещи, принимаю ванну с пеной, а сама мозги себе плавлю, пытаясь отыскать в наших с ним диалогах, его поведении и эмоциях причину, по которой он вот такой на планете Земля проявился.

Владимир вроде воспитанный и по-своему сдержанный. Да, он тоже внушает страх, потому что внешне на медведя похож, но внутри он словно медвежонок. А Арсений — грызли грёбанный!

Почему? Почему он так жесток к девушкам? Почему ему одна только мысль о любви противна? Почему он избил свою маму?

Пока у меня на эти вопросы только свой ответ… Потому что он животное! Но я все же хочу послушать другие вариации, ведь что-то девушек все же к нему манит...

Поцелуи? Ведь он в них достаточно прекрасен, даже нежность может проявлять, пока вкушает губы своей партнерши. Ладонями скользит по телу, успокаивающе и заставляет предвкушать большее. Но из-за хорошего поцелуя унижаться, зная, что наутро тебе просто отсалютуют и даже такси не закажут, так себе причина магнетизма к нему. Есть что-то, помимо его животного поведения, должно ведь быть?

С этими мозговыми терзаниями весь день прошел. Я даже с ними была, когда с мамой туи подстригали и газон косила. Мама весь персонал из дома через два дня после нашего заселения уйти попросила, мол, сами всё и сами со всем справимся.

Вот и справлялись до самого позднего вечера, а потом и сон пришел быстро. Утром проснулась, потому что мама разбудила, ведь телефон я забыла на кухне. Потому я, словно Форрест Гамп, носилась по спальне и натягивала на себя университетскую форму.

На голове было гнездо, которое я еле расчесала, и волосы от этого, кажется, с космосом связь ловили, поэтому пришлось у виска их собирать и на макушке в хвост собрать.

Выбежала и, пока в машину бежала, косилась на его дом. Медведев шлем надевал, уже с рычащим мотором, смотрел на меня странно, без оскала своего фирменного, а потом отвернулся и даже не отсалютовал. Очевидно, настало время моей передышки, а значит, совсем скоро я снова по кругу его животному побегу…

Села в машину, проводила байк взглядом и сама за ним поехала, точнее, в университет. На светофоре встали рядом, чувствовала, что смотрел на меня, но я старалась смотреть на светофор, чтобы не дай бог круг его уже сейчас начался.

На зеленый сигнал светофора я тронулась первая и насупилась, когда в зеркало заднего вида видела, как он продолжал стоять на месте. Почему? Передумал в университет ехать? А может, ему плохо?

В итоге он пулей пролетел мимо меня, но это было уже возле университета, и я, припарковав машину с дрожью в коленях, всё-таки по-человечески решила поинтересоваться о его состоянии…

Медведев своего черного коня парковал, а я тихонечко к нему подошла на пару метров.

- С тобой всё в порядке? - спрашиваю и вздыхаю, понимая, что даже в голосе дрожь удержать не смогла.

- Тебе какое дело? - не поворачивается, а продолжает стоять ко мне спиной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ну, это обычные нормы приличия, интересоваться у знакомого о его состоянии, если вдруг увидел, что с ним что-то…

- Исчезни! - рычит он, и я вздрагиваю, закрыв рот.

Он уходит быстрым шагом, отдаляясь от парковки, а я стою как вкопанная и даже не моргаю, смотря ему вслед.

Что это было?

29. Логово

Камилла

Уже неделю в университете, и когда вижу его у дома, он делает вид, словно я и вправду исчезла. Я тогда подумала, что он не в настроении был, когда с парковки от меня сбежал, хотя мне было говорено так сделать. Но передышка уже неделю длилась, и это значило только одно — я свободна!

Потому я и светилась от счастья, и это сегодня заметили двойняшки. Конечно, накинулись с расспросами, а я к ним с требованиями провести весело выходные. Потому что теперь даже из дома выходить мне страшно не было!

- Предлагаю в клуб сходить, — шепчет Янка, пока мы на лекцию очередную идем.

Не люблю клубы, это я поняла с первого раза. В Новосибирске с Полинкой документы тогда подделали и решили сходить, так меня там чуть… Ох… Как вспомню, так сразу дрожать начинаю.

- Нет. Я туда ни ногой, — решительно покачала я головой.

- В кино? — спрашивает Диана.

- Это всего каких-то два часа…

- Я знаю! — вскрикивает Янка, и мы с Дианой вздрагиваем.

- Дура что ли?! — шипит Диана.

- Помнишь, нас папа на квадроциклах кататься в бор возил? — смотрит на свою двойняшку Яна.

- О да! Гениальная идея! Можно же с собой и Тиграна взять! — воодушевляется Диана, а мы гаснем с Яной одновременно.

- Втроем договаривались, — закатывает глаза Яна.

- Ой, да ладно вам, — оживляется Диана, — там есть домики посуточно. Мы с Тиграном себе отдельный возьмем, не переживайте.

- Домики? Так мы на сутки? Сутки на квадроцикле кататься?

- Ну там и пейнтбол есть, баня с чаном, зоопарк с лесными животными и…

- Ладно, — закусила я губу, — мне уже нравится.

- Я закажу, — говорит Диана.

Мы киваем ей и идем на крайнюю лекцию. На середине лекции я решаю отлучиться по важным делам в туалет, и уже предвкушая облегчение, я врываюсь в него и застываю на месте.

Медведев снова в женском туалете и не один. Девушка с похожим цветом волос на мои поправляет огорченно юбку, а Медведев смотрит на меня и застегивает ширинку. Вжух, и я вздрагиваю.

- Ты что застряла? Иди уже по своим делам, — ворчит девушка, обернувшись на меня уже с помадой в руках.

- Исчезни, — рычит и смотрит недовольно на девушку Арсений, когда я уже собралась исчезнуть сама, — а ты, — смотрит на меня, — заходи.

Я просто поражаюсь его надменности, злобе и зверинности… Неужели в нем нет ничего хорошего? Ну совесть ведь должна быть, хотя бы в малой дозе! Это же грубо вот так с девушкой, после того что у него с ней было… Потому я, не ответив, а только лишь сглатывая, ретируюсь в мужской туалет, и на мое счастье там было пусто.

Мою руки, и двери резко распахиваются. Медведев идет на меня с яростью в глазах и ходящими от злости желваками, как тогда, когда они с Денисом сцепились. И я дрожу, а потом на бег срываюсь и мимо него пытаюсь проскользнуть к выходу. Но опять же… Я дура…

Арсений с легкостью подхватывает меня и усаживает на подоконник. А ведь в голове моей плана не было, я просто сбежать хотела, даже не думая, получится ли это у меня. Очевидно, никогда и больше пытаться не стоит, ведь это ещё больше привело Медведева в ярость:

- Сбежать хотела, пигалица?! — рычит он у моего лица, когда я и так часто дышу и, кажется, вся коркой льда покрываюсь.

- Я… Я…

- Херня! Которую я из башки своей выбросить не могу! — рычит он, а потом хватает меня за затылок и впивается в губы.

Слишком быстро и тяжело он меня целует, словно отчаянно и так ещё не целовал. Он хватается за мои скулы и нажимает, заставляя открыться для него. Я открываюсь, мысленно проговаривая себе, что это нужно, чтобы понял, что жрать здесь уже некого, неинтересно.

Целую его в ответ, а он вдруг стонет и брови так жалостливо изгибает, когда двумя руками за мои щеки касается. Он отстраняется, коротко поцеловав ещё раз, и глазами бегает изумленно по моему лицу, которое двумя руками ещё держит. Сглатывает и подушечкой большого пальца мне по губам проводит.

- Милка…

Не понимаю сейчас его, у меня нет никаких объяснений, почему он так измученно смотрит на меня. Почему так приятен мне сейчас, а потом на губы его смотрю и мерзко становится, вспомнив о том, что он несколько минут назад другую жрал. Фу…

- Животное, — шиплю я и отталкиваю его.

- Нахера тогда ответила на поцелуй, раз я, сука, для тебя животное?! — рычит он и за скулы меня хватает.

Больно мне и страшно очень, потому и слезинки срываются с глаз.

- Ты же всё равно распотрошишь, даже если я отвечать не буду, — шепчу.

А через секунду вздрагиваю и зажмуриваюсь, когда он с рыком по стенке кулаком бьет рядом с моей головой и уходит. Я остаюсь сидеть на подоконнике, реветь от ужаса и дрожать от страха, понимая, что я снова что-то упустила и, кажется, теперь меня точно сожрут.

Девочкам ничего не сказала, хотя они заметили и недоумевали в голос, что вдруг изменилось с моим настроением и почему я опухшая от слез. Отмахнулась, сказав, что очень жду нашей поездки, и домой поехала. Рухнула на диван и приняла звонок от мамы, которая сегодня ночью улетела в Омск.

- Здравствуй, дочь.

- Привет, как долетела?

- Долетела хорошо. С утра вот уже в кресле. Как дела? Голос у тебя какой-то измученный…

Как и его взгляд… Измучил, потому что сам измучился?

- Я завтра с девочками в какой-то бор ехать собираюсь на сутки. Квадроциклы, пейнтбол, зоопарк с лесными животными… Ты не против? — не хочу отвечать на этот вопрос, поэтому задаю свой.

- Нет, не против. Это круто! Я там с Владимиром была, мне чаны с апельсинами и еловыми ветками понравились. Сходи обязательно, — воодушевленно тараторит мама. — Дочь, сходи, пожалуйста, к нему домой. Владимир трубку не берет что-то, а мне срочно нужен планшет, который я у него забыла. Там информация по контрагенту новому, сможешь сходить и мне перезвонить?

Подхожу к окну и, заметив, что байка нет, выдыхаю:

- Хорошо.

Выхожу из дома и высматриваю байк, когда понимаю, что Арсения дома нет, я наконец губы пальцами терзать перестаю. Глупая привычка…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Подхожу к дому Медведевых и жму на звонок. Двери открываются, и передо мной встает крупная женщина, похожая на милый бочонок с седыми кудряшками на голове. Тоже Медведева, очевидно же…

- Здравствуйте…

- Здравствуй, ты кто? — щурит взгляд и чуть наклоняется на меня.

- Я… Я соседка, — хлопаю ресничками.

- Чего надобно? — улыбается и глазами по мне нахально бегает, словно осматривает.

- За планшетом пришла, — сглатываю, — можете вынести?

Она почему-то ещё шире улыбается и глазами ярко в меня сверкать начинает. Ой, не к добру это, кажется…

- Да я бы да, милая. Да вот только стара и в гаджетах не разборчива, пойдем, — подхватывает она меня под локоть, — сама заберешь, — утаскивает в их логово.

Заходим в дом, а она не перестает мне улыбаться, даже когда я планшет из рук Владимира забираю. Он мне о чем-то глазами сигнализирует, а я стою и понять не могу. Только ретироваться собираюсь, как вдруг женщина мне дорогу преграждает и усаживает меня за стол, где вовсю уже стоят сладости, пирожки и чай с двумя кружками.

Она напротив садится и пирожок мне протягивая, выдает:

- И как давно вы с Сенечкой планшеты у друг друга забываете?

- Это… — замолкаю, потому что за ее спиной Владимир ладонями умоляет меня о чем-то. — Давно? — говорю я, и он кивает, а женщина в улыбке тает.

- Мам, Камилла, наверное, домой торопится. Давай мы девочку отпустим? — старший Медведев кладет ей на плечо руку и лепечет, словно обидеть её боится.

Мне страшно.

Если уж Владимир её побаивается, мне так вообще здесь кажется теперь ещё ужасней.

- Нет, Володь. Хочу поближе с девушкой внука познакомиться, — улыбается она снова, а у меня рот открывается, чтобы возразить, но останавливаюсь, когда Владимир мне губами шепчет: «Пожалуйста».

Сглатываю и беру пирожок, нервно откусывая кусочек, а потом вздрагиваю, когда двери входные хлопают и Арсений на моих глазах появляется.

Мамочка…

30. Порода

Камилла

- Сенечка! - радостно восклицает и рвется его обнимать бабушка.

Арсений стоит и непонимающе оглядывает нас с Владимиром, объятый бабушкой. Я же продолжаю нервно жевать.

- Сень, ты почему от меня такую милую девушку скрывал? - задорно спрашивает женщина у него.

- Какую... - начинает он, а его отец закашливается. - Не хотел, чтобы ты её пирожками закормила, - смотрит на меня гневно, а я застываю с пирожком во рту.

- Да ей не грозит, - отмахивается она. - Красивая такая, оформленная, ну прямо наша порода, - смотрит на меня, улыбаясь, а я пирожком давлюсь.

Медведевы ещё и породу какую-то имеют... Кошмар ужасный!

Арсений рядом со мной садится и по спине меня бьет, оказывая помощь, но я краем глаза замечаю, как он наслаждается моими страданиями.

- Валюха! - раздается мужской голос, и на кухне ещё один Медведев появляется.

Смотрит на меня секунду, а потом глаза округляет и спрашивает:

- Она?

- Она, - отвечает Арсений и смотрит на меня.

- Ну тогда понятно, - цокает и улыбается.

Я что? Почему они все на меня странно смотрят? Откуда дедушка знает про меня? Мне плохо...

Начинаю задыхаться и руки дрожать, коленки под столом ходуном ходить, а потом вдруг замираю, когда его ладонь на мое колено ложится.

- Тише, Милка... сейчас дед её отвлечет, - улыбается, а я сглатываю, смотря ему в глаза.

- Валюха, я там твою банку разбил. Кажись, с абрикосовым вареньем, - виновато чешет подбородок дедушка.

- Степа! Там же косточки! - кричит она, и я вздрагиваю, а потом она убегает.

- Прячьте ее! - шепчет дедушка, и меня за руку тянет Арсений на выход. Успеваю только планшет подхватить.

Мы пробегаем мимо их машины серебристой, где из задней двери попа бабушки торчит, и Арсений со смехом меня волочит к моему дому.

- Ах вы негодяи! - кричит его бабушка нам в спину.

- Банка не разбилась? - спрашиваю у Арсения.

- Нет, милка. Это спецоперация была по твоему спасению. Теперь дома закрывайся и никому никогда не открывай, - смеется Медведев, пока тащит меня к дому.

Заходит ко мне в дом, как к себе, и садится на диван, комментируя:

- Я бурю у тебя пережду, потом скроюсь. Прекрати трястись.

- Хорошо, - сглатываю я, держа крепко в руках планшет мамы.

Иду на кухню и сажусь за стол. Включаю планшет и копирую информацию о контрагенте в заметках. Высылаю маме и набираю ей по телефону:

- Скинула.

- Спасибо, а Владимир дома был?

- Да, у него там вся стая Медведевых собралась, мам, - шепчу.

- Понятно тогда, - смеется она и скидывает.

Пирожок съела, а вот запить не запила, потому к холодильнику полезла за соком и насупилась, когда в спину раздался его странный вопрос:

- Значит, ты не ко мне приходила?

- Нет. Сок будешь? - спрашиваю шепча, когда он на меня идет.

- Я не сок хочу, - шепчет он, прижав меня к холодильнику.

Смотрит на меня снова злобно, а я не понимаю, что снова сделала не так. Жмурюсь от того, что дрожать начинаю, вспоминая, как он недавно в стену припечатал, и чуть ли не плачу, моля, чтобы не растерзал меня сейчас.

- Чай? - дрожащим голосом спрашиваю и смотрю в его потемневшие глаза.

- Милка... - вздыхает он и подхватывает меня за талию, чтобы усадить на кухонную столешницу.

Становится между моих ног и опирается руками на неё. Смотрит на меня и не впивается. Просто разглядывает странно мое лицо, бегая по нему глазами, и сглатывает часто.

Вижу, как его глаза светлеют, и хмурюсь, не понимая, как такое возможно.

- Хочешь кофе? - шепчу и сжимаю сок на груди.

- Хочу узнать причину, по которой ты меня боишься, - шепчет и смотрит пристально в глаза, находясь в ничтожном расстоянии от моего лица, - ты ведь при первой нашей встрече уже это делала. Почему?

- Потому что тогда уже знала, на что ты способен, - шепчу и часто дышать начинаю.

- Милка... Прошу, перестань дрожать, - утыкается он лбом в мой, - скажи подробней причину...

- Ты агрессивен, ты груб, ты... Ты ведь даже маму свою избить смог, а это самое страшное в человеке...

- Понятно, - хмыкает и смотрит на меня, - Я ее не избивал, да никто этого не делал. Я не знаю, как распространился этот слух. Единственный, кого я в тот день избил и за что три дня в камере отсидел, так это её любовника.

Я только глазами хлопаю и, кажется, не дышу, а Арсений дальше заставляет чувствовать себя виноватой за то, что я беспочвенно столько времени считала его самым ужасным человеком:

- У меня в тот день температура подскочила в университете, и я домой после первой пары поехал. Отец на скорости мчался домой с двухдневного заезда. Я вошел домой и услышал стоны, думал, вернулся раньше, но все равно прошел на кухню, ведь откуда они доносились. Она, смотря на меня, кончила от неизвестного мне мудилы, - говорит он, смотря в окно, и слышно, в голосе у него ломается что-то.

Я перестаю дышать, точнее, я боюсь дышать, ведь у меня внутри с каждым вдохом так больно за него становится. Тяжело...

- Я бил его, пока он задыхался кровью на полу, а она в слезах умоляла прекратить. Она кричала, что любит его, оттягивала меня. Батя вошел в дом и все понял. Он ей пощечину дал, когда она кричала ему, чтобы он сына своего остановил, а потом меня оттащил и усадил к себе на байк, задав на спидометре скорость максимума. Я ревел и задыхался ему в спину, а он ревел и выжимал на всю. Когда приехали домой, то меня уже ждала полиция и мать, которая указала им на меня пальцем, - вздыхает и бросает на меня взгляд непонимающий.

Я не смогла сдержать слез или я вовсе не почувствовала, как они стекли. Мне стало мерзко от себя и невыносимо жалко Арсения. И теперь понятно, почему он так безжалостен к девушкам, потому что в каждой видит её… Женщину, которая двадцать один год была рядом, очевидно, играя роль любящей жены и матери. У которой сердце не дрогнуло на сына, а дрогнуло на какого-то чужого мужчину.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Милка... Ты чего ревешь-то? - улыбается и двумя руками меня за щеки держит, стирая большими пальцами слезы.

Я смотрю на него и пытаюсь дышать чаще, чтобы поток слез прекратить, но то, что внутри скручивает и болит, меня заставляет поставить сок на столешницу и крепко обнять Арсения.

Сказать вслух не могу, чтобы попросить прощение, но обнять смогла. И мне так тепло и хорошо стало, когда он это объятие принял и обнял в ответ, ещё крепче, чем я.

31. Правда

Арсений

Я рассказал правду, обычно как рассказывал пацанам и своим старикам. Все просто вздыхали в ответ, а милка расплакалась.

Нежная до безумия, плаксивая до скрежета в зубах, красивая до совершенства и такая горячая в моих объятиях. Она и в этом у меня первая. Я её не обнять не смог, когда почувствовал, как мне тепло внутри стало и как я разомлел от её невесомых объятий, но таких, оказывается, мне нужных.

Всего ведь на два года меня младше, а поведение у неё как у мелкой пигалицы, без которой я, кажется, уже не смогу…

Я принял решение не поганить её и отпустить восвояси, потому что видел же, что боится, ненавидит, морщится от меня. Решение принимал мучительно долго, но понял, что девчонка явно от меня страдает, и это уже на насилие походило.

Да вот только сегодня, когда она в туалет ворвалась, я первый раз за эту неделю решил стрелку спидометра проверить. Потому что я сам именно сегодня понял, что секса у меня уже достаточно давно не было. И каков итог?

Я не смог. Точнее, он просто увял при виде другого лица, хотя пока затаскивал девчонку в туалет, он каменел, я чувствовал. Но стоило ей на подоконник сесть и ноги раздвинуть, как он упал.

Нет, я пытался поднять, потому что хотел себе же доказать, что не встрял. Такого ведь быть не может, думал я, пока целовал и трусы с девчонки сдергивал. Но Камилла в голову ворвалась, и я отстранился от девчонки. Только штаны натянул, и тут как тут стрелка спидометра кульбит совершила, потому что Камилла в туалете оказалась.

Взбесила тем, что в её глазах не было ни ревности, ни мерзости, никаких, сука, мерзких чувств. Ее глаза говорили только о том, что она меня боится.

Я был зол и хотел потребовать объяснений, потому за ней пошел. Ждал в туалете, как пацан какой-то, а потом простонал и ворвался в туалет. Шел на неё, а она сбежать решила, потому что боялась, тряслась, как сука бешеный кролик, чем в ярость и привела.

Мне ведь поначалу нравилась её дрожь, да я кайфовал даже, но сейчас она меня до пелены красной в глазах раздражала. Я всего лишь хотел причину узнать, а в итоге с ума сошел и терзать её начал.

Не сдержал злость и горечь, когда она меня на место поставила, указав на то, что всё, что было, никакого смысла не имело… Точнее, один был, и я там брал насильно, а она даже в беседке и машине просто принимала.

А сейчас расплакалась и обняла меня, потому что… Почему?

Мы долго уже держим друг друга в объятиях, и я отпускать её не хочу, но понимаю, что нужно, потому отпускаю, и она мне вторит. И пока смотрим друг другу в глаза, я ей и себе мысленно обещаю больше без её разрешения даже губ её не коснусь, потому что понял, что милка мне необходима и я влюблен.

Признаю это в себе, но ей не скажу. Мне сейчас только одно нужно, чтобы она на меня так же, как и я на неё, смотрела. Чтобы тоже влюбилась, потому что милку свою я никому никогда не отдам, но и то, что произошло у папы, для себя случиться не позволю. Потому сделаю всё, чтобы сама поцеловала, чтобы сама прикоснулась и чтобы взяла меня сама, ведь уже обняла сама и дала мне этим шанс мечтать, что моя чистая девочка будет моей.

Поэтому я отстранился первым и, подмигнув ей, направился к себе домой. Остановился рядом с батей, который смотрел вслед машине стариков, и выдал:

- Я влюблен.

Батя вздыхает и усмехается, посмотрев на меня, а потом кладет руку мне на плечо и говорит:

- Не удивил, малец. Главное, по той дороге не гони, конец которой ты уже видел.

- Я уже дорогу выбрал, — хмыкаю, — а вот к тебе вопрос есть... Почему бабушке не сказал о Карине?

- Да не поймет же… Скажи я ей, что влюблен в ту, у которой в дочь влюблен мой сын, — смеется, и я за ним следом улыбаюсь. — Мы с Кариной оба афишировать это не хотим. Типа счастье любит тишину, о которой будем знать только мы и наши дети, — подмигивает и толкает меня в сторону дома.

Поел с батей пирожков, ещё перекинувшись парой фраз, а потом пошел собираться на заезд. Сел на байк и, пока застегивал шлем, видел, как двойняшек отец привез к её дому. А потом и она выбежала, с ним о чем-то поговорила и побежала сестрам помогать сумки из багажника вытаскивать.

Улыбается и смеется так, что сам улыбаюсь, как придурок, а потом мотор запустил и помчал на заезд, где уже Савелий меня ждет. Пригнал к месту, снизил скорость, чтобы подкатиться к сидевшему на своем байке Савелию, и заглушил мотор.

- Тиграну после катки позвони, — говорит он.

- Что-то срочное?

- Он завтра в бор едет на сутки, за компанию с девочками. Я напросился и тебе советую, ведь там будет Камилла. А еще я собираюсь Янку оккупировать, так что будь другом, Камиллу от неё оттащи, чтобы всё получилось.

- Да я только за, — усмехаюсь.

*Звук сигнала*

- Ну, погнали? — дает краба Савелий.

- Погнали.

Моторы взревели. Вышла девчонка с флагами, и я нагнулся к рулю. Она взмахнула флагами, и мотобайки сорвались со своих мест, выезжая на проезжую перекрытую для гонок часть. Вдавил газу, задавая скорости своему коню, и уже предвкушал, как буду завтра задавать скорость любви своей вкусной милке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

32. Тепло

Камилла

Двойняшек забрал Тигран с Савелием. Я же стою у своей машины и уже десять минут жду Медведева у его дома.

Двойняшки порадовали так порадовали, сообщив, что с нами едет не только Тигран, но и Савелий. А поздним вечером Диана сказала, что ещё и Медведев поедет, мол, всё равно в домике Савелий будет один и ему с кем-то жить надо.

Я не препятствовала, хотя всё равно дрожью меня накрыло, ведь я до сих пор чувствовала себя виноватой перед ним. Но то, что уже я минут двадцать его стою жду и дозвониться не могу, заставляет меня жалеть об этом решении и притупляет чувство вины, сменяя на чувство злости.

- Медведев! - кричу я во все горло у его дома и пинаю по воротам.

Гараж открывается, и он выходит без футболки во всех своих многочисленных тату и с медведем на груди, который смотрит на меня грозно. Замечаю много ссадин и царапин на его теле и сглатываю, когда огромный синяк на ребре замечаю.

- Ты чего разоралась на всю улицу? - хмурится он.

- Мы опаздываем! Я тебя уже минут двадцать жду! - шиплю я и подхожу к нему.

Смотрю за его спину, а там инструменты вокруг байка валяются. Бросаю злобный взгляд в его глаза, а потом моргаю часто, понимая, что он, похоже, всю ночь здесь проторчал, ведь глаза красные и вид у него кричащий о том, что он спать сильно хочет.

- А что не позвонила-то?

- Я звонила, но ты трубку не брал…

- Бля... - вздыхает, - иди пока зайди чай с пирожками попей. Я соберусь, и поедем. Не кричи только, Милка, - улыбается и по кончику носа меня щелкает.

Идем в дом, он в свою комнату, а я на кухню, где уже сидит пьет кофе Владимир и смотрит на меня.

- Чай? - предлагает мне.

- Можно, пожалуйста, тоже кофе? - спрашиваю и сажусь за стол.

Владимир ухмыляется и наливает мне из кофе машины горячую бодрящую жидкость. Только сейчас замечаю, что он в рубашке и брюках.

- Вы на работу? В выходной? - спрашиваю, принимая кружку.

- Да. Пирожок будешь? - спрашивает.

- А можно два? - смущенно спрашиваю.

- А может тогда три? - усмехается и ставит мне целую тарелку с прекрасными румяными пирожками.

- Спасибо, - улыбаюсь я и кусаю пирожок. - А что с байком случилось?

- Тормозные диски зажало. Малец вчера хорошо асфальт собой протер, - усмехается, а я пирожком давлюсь.

- Он что? Погибнуть мог? - шепчу и дрожу.

- Он уже знает, как приземляться надо, так что не погиб бы. А вот по асфальту прокатился хорошо, ушиб ребра получил, - отвечает он, а я из-за стола встаю с пирожком в руке и в комнату к Медведеву иду.

Арсений стоит с мокрой шевелюрой в одних черных спортивных штанах и натягивает футболку, уже смотря на меня в отражении.

- Тебе, наверное, лучше не ехать, - осторожно говорю я.

- Почему? - выгибает он вопросительно бровь и смарт-часы надевает.

- У тебя же ушиб, - хлопаю глазами, когда он ко мне вплотную подходит.

- Не в первой, - хмыкает.

- Ты всю ночь не спавший, - пытаюсь его уговорить остаться зачем-то.

Волнуюсь? За него? Почему?

- И что? - спрашивает и откусывает у моего лица половину моего пирожка.

Смотрю, как он жует и глаза блаженно прикрывает. Я сглатываю вместе с ним, не имея никакой возможности отвести взгляд от его губ.

- Поцеловать хочешь? - вдруг спрашивает он.

Я же моргаю часто, смотря в его глаза ехидные. Улыбается своим красивым оскалом, нагло загоняя меня врасплох, и довольствуется, видимо, тем, что я зависла на нем.

- Нет, - бросаю я и ретируюсь обратно на кухню.

- А можно я с собой пару пирожков возьму? - спрашиваю у Владимира.

Он ухмыляется и пакетик мне выдает. Я шесть штук беру и довольно на выход иду, а вслед уже у машины мне прилетает:

- Попку свою красивую ведь испортишь, Милка.

- На неё кроме тебя, видимо, никто не смотрит. Так что мне не страшно, - хмыкаю я и кусаю пирожок.

Сажусь в машину с пирожком во рту и запускаю двигатель, пока Арсений сумку свою в багажник складывает. Я всё зачем-то смотрю на него в зеркало заднего вида. Он садится, и я, помахав Владимиру, жму на педаль газа. Включаю свой плей-лист, а после Арсений вбивает в навигатор адрес бора.

Временами кошусь на него, и сердце разрывается, когда он вздыхает, прикрывая глаза, словно мучается от боли. А потом он вдруг засыпает.

Я убавляю музыку на комфортную громкость и, съев ещё один пирожок, бросаю на него взгляд. Красивый, когда вот такой безмятежный. Спокойный и ровно дышащий. Губы пухлые и вкусные, как оказывается, и целуются они прекрасно, когда на губы мои ложатся.

Встряхивая головой, отгоняя какие-то странные мысли, а потом сглатываю, когда его рука падает на мою. Бросаю на него взгляд снова и вдыхаю глубоко, когда он вдруг пальцы свои с моими сплетает. И мне почему-то руку убирать не захотелось, и я провела подушечкой большого пальца по его, получив странное тепло в груди.

Посмотрела на него, а он продолжал спать, облокотившись головой на окно. Я, сглотнув, скорость сбавила, чтобы он дольше поспал и дольше вот так тепло меня за руку держал. Мне почему-то захотелось…

Когда приехали, то я убрала руку и приложила её к его горячему плечу, шепча:

- Медведев? - толкнула, но он не отвечает.

- Арсений? - тру, и он продолжает спать.

- Сеня, - шепчу и глажу, а он наконец ерзать начинает.

- Ммм? - вытягивается и смотрит по сторонам.

- Мы приехали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

33. Скорость

Камилла

После заселения мы с девочками бегом побежали надевать защитную экипировку от грязи для того, чтобы сесть на квадроциклы. Я предвкушала от души прокатить Янку, но её утащил Савелий, аргументируя тем, что Медведев его обнимать будет только через его же труп.

В итоге довольная рожа Медведева шла уже ко мне на квадроцикл. Я оцепенела, когда он сзади сел, и начала слушать его внимательно. Потому что сесть за руль-то села, но за рулем такой огромной машины я была впервые.

Я пока его слушала, всё понять не могла, что изменилось? Почему он ко мне относится проще, точнее, я со вчерашнего ни разу издевательств в свой адрес не получила. Он даже до страха меня не доводил, да и общался со мной как-то по-доброму. Или это просто я боялась настолько, что мне казалось, что он омерзительный? Ненавистен мне?

Почему Арсений больше не хватает меня, не впивается мне в губы и не доводит до оргазма? Я перестала быть ему интересна?

- Поняла? - спрашивает, и наконец прихожу в себя.

- Да, - отвечаю и бегаю сконфуженно по рулю квадроцикла, - давай ты за рулем? - поворачиваю голову и чуть ли губами с ним не сталкиваюсь, ведь остановилась от них буквально в миллиметре, и меня внутри жарить начало.

Арсений сглотнул, и я за ним, продолжая в глаза ему смотреть и ждать ответа. Он набрал воздуха полной грудью и прижался ко мне очень близко сзади, да так, что я губы раскрыла, вдохнув. Он положил свои руки на мои и начал двигать правой, газуя на месте.

- Это газ, - шепчет и, кажется, носом по моим волосам водит, - это тормоз, - сжимает мою левую руку.

- А давай ты скорость будешь задавать, а я тормозить? - спрашиваю я и снова к нему лицом поворачиваюсь, - просто мне к скорости привыкнуть нужно, - шепчу я смущенно и сглатываю.

Он молчит и дышит слишком часто, бегая по моему лицу, а я брови хмурю, ожидая его ответа. Но Медведев вдруг вжимается в мои ягодицы своим окаменевшим пахом и выжимает газ.

Срываемся с места, и у меня улыбка на лице расцветает, точно так же, как адреналин в крови бурлить начинает. Он ещё газу даёт моей рукой, и я смеяться начинаю. Мы летим, и нас качает, потому от этого страшно, но так хорошо одновременно. Арсений ещё скорости прибавляет, а я уже, как и он, начинаю привставать на буграх.

Дышу часто и губы кусаю, чувствуя какое-то бешенство и сильный азарт внутри, потому сама скорости прибавляю, и мы быстрее срываемся вперёд.

Арсений левой рукой притормаживает, а я нашими правыми сильнее скорости прибавляю, счастливая до беспредела. Но он вдруг резко тормоз выжимает, а потом за скулы меня хватает и к себе поворачивает.

Я с улыбкой на лице и явным непониманием во взгляде от его тяжелого и мучительного дышу часто. Но потом перестаю, когда он вдруг лбом к моему прикладывается, закрыв глаза, и шепчет:

- Милка… поцелуй меня…

Начинаю дышать часто в унисон с ним, закрыв глаза и чувствуя бурлящий необузданный до конца адреналин в крови, и накрываю своими губами его.

Электрические всполохи всё моё тело поразили, и мне слегка больно в груди стало, словно иголкой быстро проткнули и вынули обратно. Я его целовала сама, а Арсений мне отвечал и гладил меня по щеке, шее. И я ещё горела внутри, словно всего этого мне было мало, и что-то требовало и шептало мне о большем.

Я поддалась, поэтому схватила его за лицо и развернулась, напирая в поцелуе так, что укладывала его на багажный ящик, опираясь ладонями в его грудь и коленями в сиденье.

Арсений словно скулил под моим натиском. Я, наверное, об этом очень пожалею, но сейчас всё невыносимо требовало вот так его целовать, терзать и всасывать его губы, обладать им языком, доводить сильнее до стонов и делать их громче.

- Ками?! - раздался крик Яны, и, резко испугавшись, оттолкнулась и потеряла равновесие от накрывшего вдруг страха.

Рухнула с квадроцикла попой на землю и только с болью на ягодицах поняла, что я только что сделала и как я его целовала. Краска к щекам прилипла мгновенно, когда Арсений начал хохотать.

- Время кончилось, - кричит Савелий, и в голосе его тоже смех ощутим.

- Понял, - отвечает Арсений, и квадроцикл уезжает. - Долго там сидеть будешь? - смотрит на меня сверху. - Или, может, ещё поцелуешь? - скалится и подмигивает.

Я резко выпрямляюсь и рот открываю от возмущения. Но, увидев, как он губы кусает свои, предвкушая мою эту реакцию. Я останавливаю себя и, изогнув надменно бровь, забираюсь на квадроцикл и толкаю его вперёд за руль.

Обнимаю его за талию и сокрушаюсь лбом об его спину, когда он скорость набирает, пытаясь понять, что это сейчас такое было и почему я так сильно хотела большего.

Приезжаем, и я срываю быстрее Арсения с махины и быстрым шагом иду сдавать экипировку. А там и двойняшек застаю, которые на меня с расспросами накинулись:

— Ты его уложила и целовала! Я видела! Что это было?

Мамочки… Мне даже представить стыдно, как я в этот момент выглядела! И на вопрос ее отвечать тем более, да мне даже и ответить-то нечего!

— Не знаю.

Девочки переглядываются, а потом почему-то дико смеяться начинают. Смотрю на них непонимающе, а потом глаза закатываю и бегом в дом несусь, чтобы больше никому на глаза не попасться.

А потом наступил вечер, где для нас истопили чан с теми самыми апельсинами и еловыми ветками. Мы с двойняшками в баню идти не захотели, а вот в чане поплескаться захотелось.

Надела свой черный раздельный купальник со стрингами и укуталась в полотенце, а потом и следом за двойняшками к чану пошла. Скинула полотенце на лавочку и полезла по лесенке в огромный чан, приняв руку помощи мужчины, который для нас его грел и наводил такую красоту.

И только я окунусь, так сразу блаженно простонала, ощущая горячую воду своей кожей и носом чувствуя совершенный аромат хвои и цитруса. А потом мужчина нам выдал огромные кружки с хмелем, которые настоятельно рекомендовал пить исключительно в чане, чтобы потом не бегать и не искать в каждом домике.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Под радостные эмоции и распитие хмеля я поняла, что он высокоградусный, а я уже чуть меньше половины выпила, и, зная, на что я в пьяном угаре вытворить могу, отдала обратно мужчине кружку.

Потом Диана куда-то пропала, а потом Яна тоже покинула чан, сказав, что скоро вернется. Минуты шли, а я плавала одна, и мне стало уже беспокойно за Яну. Поэтому я пошла в домик и как только вошла, так сразу же и выбежала оттуда, хапая воздух ртом.

Картина отвратительная перед глазами до сих пор стояла, а именно как Савелий там над моей сестренкой стоял и… О боже мой! Куда мне идти-то?!

С дрожью от холода я в одном полотенце и мокром купальнике захожу в домик Дианы и Тиграна и точно так же выбегаю, как из своего, с воплем.

Да что же это такое-то творится?!

34. Малышка

Арсений

- Они хотят видеть тебя на гонке. Сказали, если высший результат покажешь, то возьмут под свое крыло. Арс, там деньги такие крутятся, о которых ты даже мечтать не мог, — говорит организатор уличных гонок, пока я на Милку смотрю в одном полотенце.

Стоит у дверей и смотрит на меня пристально, пока сама себя обнимает и мурашками покрывается. Вижу носик покрасневший и слышу, как её зубы друг от друга бьются.

Замерзла, малышка…

Я бы прямо сейчас её согрел, до потери пульса бы согревал. Каждую клеточку этого смуглого тела облизывал.

Видел, как прекрасна под этим махровым полотенцем, и член мой тоже оценил. Да и пацаны эту красоту заметили, потому хотел даже им глазенки выколоть, как и свои растерзать в клочья.

Мы на крыльце бани стояли и во все три пары смотрели, как она по лесенке в чан забиралась, и, блядь, я из последних сил держал себя на месте, хотя мысленно уже бежал и впивался в её сочный зад.

Вся для меня, как надо мне. Оформленная, с пышными формами и до скрежета в зубах невыносимо плоским животиком, талия, что б её, осиная и грудь, мать вашу, видная, попочка пиздец насколько ахиренная.

Савелий с расспросами накинулся после того, как засек нас в лесу, и это было при Тигране. Конечно, пацанам я всё рассказал, посчитав это необходимостью.

Во-первых, чтобы больше с расспросами не лезли, во-вторых, чтобы своих в случае чего стопорили. Двойняшки явно ей мозги делают, говоря о том, какое я уродство мира этого.

Не кинуться на неё и не разорвать на части, которые хотел съесть, остановил себя сам, потому что знал, что впереди у меня с ней целая, сука, ночь…

- Когда гонка? - жмурюсь я от боли в ребре, когда иду за футболкой для Камиллы.

- Через три дня на треке, они всё объяснят, если ты согласишься.

- Согласен, — отвечаю организатору и протягиваю Милке футболку, кивая в сторону душа.

Милка берет мою футболку и изгибает вопросительно бровь.

- Жди звонка. Я номер им тогда твой отдаю.

- Хорошо. Спасибо, — сбрасываю видеозвонок и смотрю на неё в упор.

- Зачем мне это? - шепчет она и футболку мне показывает.

- А ты всю ночь в купальнике передо мной собираешься ходить? - оскаливаюсь я. - Не боишься, что возьму?

- То есть трахнешь? - шепчет она, а у меня улыбка с лица сбегает.

Все мои рецепторы и органы завизжали словно, впиваясь в её лицо, на котором была уже чуть виднеющаяся улыбка. Нет дрожи и страха в глазах - не понимаю и дышу часто, прокручивая уже в голове картинки, как именно я это сделаю с ней, а она решила ещё жару поддать на какой-то черт:

- Ты не сможешь, Медведев. Мы оба это знаем, - сглатывает.

Пуф!

Ра-та-та-та, блядь!

Всё нахер снесло в одночасье. Все, блядь, барьеры взорвало! Тормозные диски зажало и скорость на максимум и только в неё! Похуй на её страх и блеять эту чертову любовь! Я же, мать вашу, не сопливый пацан! Сука, я мужик, который хочет невыносимо уже столько времени и только её…

Оскалился, соглашаясь со своим внутренним зверем, откинул телефон в сторону и он разбился, точно так же как и я от милки, и подхватил её уже дрожащее тело за ягодицы.

Впился в её сладкие губы и зарычал, потому что она их для меня открыла сразу. Без просьбы, без причины, без слез, выдохнула так, словно этого и ждала. Обхватила двумя руками меня за плечи и впилась коготками в кожу, когда я её, кажется, воздуха лишал, целую со скоростью света и глубиной ебанной Марианской впадины.

Буквально за секунды я уложил её в кровать и содрал полотенце в сторону, и пошло всё как молотом по наковальне…

Бах. Бах. Бах.

Я целую, не вдыхая, и ее лишаю воздуха, чтобы ни в коем случае она мою скорость не тормознула.

«Задаю скорость, Милка… Ты только, твою мать, не тормози! К скорости привыкай моей, потому что я только с тобой ее чувствую».

Камилла дрожит, но отвечает на поцелуй, и это только дает мне возможность топить дальше. Участок дороги, по которой я к ней мчу, без гальки сейчас, ровный и покладистый. Она в моих руках, подо мной в одном лишь раздельном купальнике и ногами сжимает меня. Берет меня за затылок, а потом пальчиками зарывается в волосы.

Блядь!

Я же дальше, ибо никаких границ уже не чувствую. Тяну за завязку купальника и сгребаю с ее наливных малышек верхнюю часть купальника.

Милка дышит часто и целует жадно, не давая мне отстраниться и посмотреть на них, потому целую и прикладываю ладонь к одной. И всё, я пропал… Меня уже не найти… В моей ладони идеально легла и бархатная, мягкая такая оказалась, сосок уже стоит и мука ждет меня… Он меня манит, но Камилла не дает отстраниться. Специально поцелуй углубляет, хватаясь за мои волосы, и вжимает мое лицо к своему сильнее, закрываясь плечиками.

Только и чувствую их кожей, а мне и этого хватает, чтобы стонать ей в губы и звереть ещё больше.

Но я ведь хочу, и раз уж всё по накатанной пустил, то взять нужно всё, поэтому беру её ладони и отдираю от своих волос, хватаю за запястья и фиксирую их одной рукой у неё над головой, а потом опираюсь от сладких её губ.

Смотрю на неё и задыхаюсь, видя, как она это тоже делает, но какого-то хера жмурится.

- Посмотри на меня, - рвано, с надломленным хрипением шепчу.

Она сильнее жмурится, и из глаз слезинки скатываются, а меня это так разозлило и только дало понимание, что ни хера у меня не получится её в себя влюбить, но первый я у неё буду.

Я испорчу! Я испоганю! Я и только я!

С рычанием снова впиваюсь в ее губы и срываю к херам с неё нижнюю часть купальника, распуская завязки.

Она стонет мне в губы, а я крепче держу её за запястья и приспускаю свои шорты с боксерами. Она дышит рвано, когда я по её складкам ладонью провожу, убеждаясь только в том, что тело её хочет меня.

Мокрая ведь до безумия…

Беру в руки член и провожу им по складкам, размазывая секрет её, а она пускает свои слезы, но, сука, для чего-то отвечает на поцелуй. Сама же целует и не тормозит! Почему?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Всё…

Вхожу в неё с рычанием, чувствуя, как рву её самым первым, и стону в голос, разрывая поцелуй, а она следом за мной, открывая глаза свои с солёной горечью, и смотрит на меня пристально, хапая губками воздух.

Замираю в ней, чтобы она там привыкла ко мне, и накрываю её губы своими, блуждаю медленно, чтобы успокоить. Она мне не отвечает, а продолжает воздух ловить, и я толкаюсь ещё в неё сильнее.

Стонет сладко и губу свою нижнюю кусает, прикрывая блаженно глаза, и я решаюсь руки её отпустить, но обнимаю её маленькую, чтобы все равно убежать не смогла.

Милка пальчиками невесомо по спине моей проводит, оставляя участки мурашек от своих прикосновений. Толкаюсь в неё снова и стону гортанно от того, какая она там тугая.

Камилла красиво стонет, закусывая нижнюю губу, а я её слёзы медленно собираю большим пальцем. Смотрю и налюбоваться не могу, потому что такую красоту ни разу не видел, даже её солёная влага мне нравится уже.

Плакса маленькая…

- Девочка моя, - шепчу и целую её короткими поцелуями в щёку.

- Угу, - выдыхает судорожно.

Улыбаюсь и снова толкаюсь, смотря на то, как она губы свои прикрывает вместе с глазками красивыми в слезах. Ловлю её губы, когда она уже вдохнула, и совершаю толчки интенсивнее, чувствуя, как плавлюсь весь от того, что так хорошо мне не было ни с одной.

Сейчас нет страсти, нет скорости, передо мной сейчас милкины слёзы и её чувственная нежность. И я, подчиняясь её нежности, вхожу медленно каждый раз и глубоко, рукой трогая всю её совершенную горячую кожу.

Она стонет то в губы мне, то в шею, то в воздух, пропитанный уже нами, пока я её в шею целую. Она меня обнимает, гладит по спине, а я в неё вхожу, контролируя только лишь одну скорость… медленную и чувственно нежную.

Вхожу чуть быстрее, чувствуя, что ей это уже необходимо, ведь дыхание пытается задерживать, значит, оргазм уже близко. Сплетаю наши пальцы и возвышаюсь над ней, смотря на то, как она извивается подо мной и пальчиками мои сжимает сильнее.

Грудь играет её совершенная, и розовые бусинки на меня стоят, словно тянущиеся обратно к моей коже, и понимаю, что хочу её взгляда, потому шепчу, продолжая входить:

- Милка, смотри на меня, пожалуйста.

Ритмичнее начинаю совершать толчки под её сжимающими меня гладкими ногами. Она открывает глаза с мокрыми ресничками и смотрит на меня, тихонько издавая стон и губу свою кусая. А мне её этого взгляда, где читается блаженство, а не страх и ненависть, хватает, чтобы до пика дойти…

Она сжимает сильнее наши сплетенные руки и замирает, выгнувшись как дуга и чуть дрожа, со стоном:

- Сеня!

А я сразу же за ней со следующим толчком следую, получая немыслимо ахуенную разрядку, от которой не то что мурашки по позвоночнику пробежали и я простонал в голос, я получил такой укол прямо в сердце, что рухнул на Камиллу и чуть не задохнулся.

Сгреб её в охапку и лёг на бок, закинув её ногу на себя, оставив ладонь блуждать по её ягодице и целуя так, чтобы показать, что я без неё ни минуты больше жить не хочу.

35. Адский круг

Камилла

Дура…

Сама на всё его вывела же, решила просто напомнить ему о том, что он не сможет, а он смог, и как?

Я теперь понимаю, почему девушки к нему идут, почему порхают навстречу к нему, зная, что после Арсений им отсалютует, откажется и больше не позвонит.

Потому что он прекрасен в сексе, потому что он в нем другой, и ради одного раза с ним я сама бы к нему упорхнула…

Арсений был прекрасно нежным и чувственным, и как он мне сладко шептал, как он меня медленно накачивал волшебством, как он чувственно меня наполнял блаженством.

Не было больно, ведь мне было очень хорошо. Да, я плакала, потому что понимала, что ждет меня после, потому что соглашалась с тем, что я дурочка, которая снова заставила Медведя разозлиться. Плакала, потому что мне нравилось с ним, потому что я сгорала под ним и хотела большего именно с ним.

Слёзы стекали, и я глаза прятала, потому что стыдно за себя было, что я его хочу, хочу, чтобы ненавистный мне, которого я считала омерзительным, поражалась его животным поведением, был моим первым.

Он им стал, и он потом ещё целовал, обнимал, шептал, но я ведь знала, что ничего это не значит, он ведь так каждой девушке наверняка говорит, потому они и молча потом принимают его лёгкий отказ, его животное поведение и грубость.

Влюблены в него, потому что влюбились в этот один раз с ним. Наверное, я наивная глупышка, которая так рассуждает, но ведь он у меня с ним случился, и Арсений стал моим первым. Я ведь чувствовала волшебство, его другого, который мне тепло дарил, обнимал крепко, заполнял меня всю до электрических всполохов, горел кожа к коже вместе со мной.

Мне сравнивать, конечно, не с кем, но я по своим чувствам и ощущениям могу уверить: девушки именно в такого Медведева и влюбляются…

И, кажется, его адский круг для меня закончился, потому что он смог трахнуть, что очевидно, что на утро, как проснётся, отсалютует мне, как и всем, потеряв ко мне интерес.

Практически до утра я лежала в горячих лапах спящего Арсения, не имея никакой возможности шелохнуться, понимая, что я дура и что не хочу так же смотреть на него, когда он мне отсалютует. И как только он отпустил, прошипев очевидно от боли в ребре, я кинулась прочь.

И шла за вещами к своему домику именно так, как и говорила мама: с опущенной головой, со слезами на глазах и горечью вперемешку с болью в груди.

Нет, это не сожаление, что Арсений стал моим первым, это нечто другое. Это как купить собаку породистую, любить её и растить, а потом она человека кусает, и тебе за неё стыдно становится, но ты продолжаешь любить, понимая, что сам виноват, что воспитать должным образом не смог.

Вот и я хранила себя для любимого, кусала Медведева за то, что он жестокий и ужасный, а потом сама стыдилась этого, узнав, что он таким вовсе и не был, и отдала ему то, что хранила, потому что сама же животным для себя его сделала.

Села в машину и запустила двигатель, врубив музыку на всю громкость, вдавила газ в пол и помчалась подальше от ненужных мне взглядов сожаления, которыми я сама награждала двух девушек Арсения, и подальше от него самого.

Этот первый раз был незабываемым, как и сам Арсений Медведев, который все же смог сорвать ягодку с поля, на котором уже достаточно долго топтался.

Который предупреждал о том, что хочет, но не съедал, а ягодка сама ему в пасть запрыгнула, потому что, кажется, все это время сама же подсознательно хотела, чтобы только он её съел.

Скорость на максимум, выезжая на трассу с пунктом назначения — дом, где есть единственный меня любящий человек, которая должна была прилететь еще ночью.

Отгорожусь от всего под ее крылом и успокою себя и все вокруг, приняв спокойно, что допустила, решившись на это сама, и наберусь сил, чтобы выстоять перед тем фактом, что я больше Арсения такого не увижу, не почувствую и взгляда его не получу.

И слезы катятся по щекам вместе с расплывающейся улыбкой, ведь теперь ещё и осознаю, что, кажется, влюбилась. Кажется, это словно таилось где-то внутри, ведь горело же только на него, замечала только его и все спектры эмоций получала с ним. Чего не было с Тимуром, чего не произошло с Севельцевым…

- Мама? — вхожу в дом и кричу ее.

Она выходит из кухни и удивленно смотрит на меня, а я улыбаюсь и пускаю дорожку слез. Она бросается ко мне с объятиями и гладит меня по волосам, пока я плачу ей в плечо и смеюсь. Рассказываю и обнимаю крепко, не позволяя ей меня отпустить.

Мама улыбается и целует меня в макушку, а потом шепчет:

- А что, если он тоже влюблен?

- Такого же быть не может, мам. Арсений не способен, и на то есть причина, которую я знаю и понимаю.

- Чтобы не произошло, я буду рядом всегда и не дам тебе опустить голову. Не позволю. Хочешь на солнышко? Хочешь погреться в любви песка и беззаботности океана? - спрашивает и гладит меня по щекам.

- Не хочу. Это ведь бегство в своем роде, которым я только покажу, что, как одна из многих, страдаю теперь, - хмыкаю и тяну её к дивану.

Он ведь так маме своей и мстит, потому что поломан…

- И что делать собралась? - спрашивает она, пока гладит меня по голове, которая лежит на её коленях.

- Прекращать быть нежной фиалкой и учиться отстаивать себя, защищать, ценить и больше не позволять кому-то насильно влюблять в себя, - горько усмехаюсь.

- Насильно? - удивляется.

- Очевидно же, что выбора у меня не было, как влюбиться, все должно было к этому прийти, ведь Медведев меня своими лапами отгородил от всех и выжидал этого момента. Не мог взять, пока не удостоверился, что признала, - шиплю я, начиная злиться.

- Ох, дочь... - вздыхает. - Я бы сказала, что вы ещё глупы, - усмехается. - Но лезть не буду, потому что сами все осознать должны, поэтому делай, как знаешь, я в любом случае рядом.

Я отправилась в спальню и залезла в ванную, надев наушники, а потом случился звонок, но телефон был далеко, чтобы посмотреть, от кого звонок, поэтому приняла, нажав на сенсор наушника.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Какого хера?! - прокричал в моих ушах его голос, и я резко глаза округлила.

Вздрогнула так, что чуть не утопилась. Сглотнула, пытаясь осознать, что все правда и это его рычание, а потом попыталась себя собрать и выдала:

- Я, собственно, тоже не понимаю смысл твоего звонка, - неуверенно вышло из моего рта.

- Че за херню несешь? Ты куда укатила? - шипит.

Не понимаю... Почему звонит? Не должен же был... Очередная издевка?

- Домой, - вдыхаю глубже.

- Нахера? - рычит.

Издевается? Ну ведь точно… И злится, потому что лишила возможности со мной так же, как со всеми, поступить.

Ну что же… Начнем сейчас!

- Я свое получила, смысла оставаться не было, — выпаливаю быстро.

- Чего, блядь?! — удивляется, по голосу слышно.

- От нее и слышу, — даю ответный удар.

- Ты что, милка, перевозбудилась, что ли? — усмехается. — Оргазм так шарахнул, что вообще мозги поплыли?! — рычит и, кажется, слюнями задыхается.

- Было бы от чего возбуждаться! — шиплю я, ведь разозлил. — Оргазм-то еле ощутила! — выпаливаю, чтобы не смел думать, что он бог в этом, хотя таким является. — Пальцем когда входил, и то лучше было! — добавляю и улыбаюсь тому, что смогла голос держать твердым и решительным, пока нагло врала.

- Ты… ты…

- Да, Медведев, я. Это я на какой-то черт дала тебе себя трахнуть и думала, что будет «вау», а оказалось «пуф», — говорю я и поражаюсь сама тому, как слова складываются сами.

Ну и я! Ай-да как могу!

- Это я тебя ещё не трахал! Но я приеду, и ты подо мной кричать будешь! — кричит он.

- Единственное, чего я боялась, случилось вчера. Так что не страшно, — говорю и жму на сенсор, чтобы скинуть звонок, а потом начинаю дрожать.

Ну всё… Кажется, нужно на ускоренный курс самообороны записываться!

36. Скорость любви

Камилла

Я готовилась. Все сутки я воспроизводила в своей голове все возможные варианты его наступления, и я была готова к каждому.

Вытащила шокер, в удобное место поставила биту и набралась полной решимости более не дать себя в обиду.

Как бы не любилось и не хотелось, я не дам сделать мне больно. Не позволю себе больше плакать из-за него, а тем более при нем. Мне девятнадцать лет, а не семь, чтобы нюни пускать.

Хватит!

Вечер наступал, и я сгорала в ожидании, а потом раздался звонок. Схватила шокер и бросилась вниз, убедилась, что он в ворота звонит, и, выдохнув, сбрасывая волнение, пошла на бой.

Шокер маленький, хоть и для крупных животных, поэтому в руке лежит хорошо и незаметно, но я все равно руки за спиной складываю, когда ворота открываются.

Он стоит в двух метрах от меня в черных джинсах и черной толстовке, весь такой огромный и устрашающе красивый.

Руки в задние карманы прячет, как и я свои за спиной. Смотрит на меня плотоядно и уголок рта приподнимает, словно мой вид ему смешон.

- Какими судьбами, Медведев? - спрашиваю я, расправляя плечи.

- Да вот трахнуть тебя забежал, - усмехается и делает шаг на меня, - сказал же, что кричать будешь, надо бы сделать, а то ведь не по-мужски получается, - ещё шаг.

- В тебе нет ничего мужского, - качаю головой.

- Член есть, - усмехается и становится в метре от меня.

- Да и только, - хмыкаю, - предлагаю по-хорошему, Медведев. Ты разворачиваешься и уходишь…

- Ты же обнимала меня, милка, - перебивает и усмехается в сторону, - ты ведь целовала, - смотрит на меня, запрокинув голову, - стонала же, - рычит неожиданно, от чего я вздрагиваю предательски, - я подумал, что…

- Что? - перебиваю, - что я как все на тебя слюни пустила?! Что я глазенками хлопать буду на тебя влюбленными?! Нет, Медведев! Никогда! - кричу я, и так больно в груди становится, словно все на части рвется и требует вернуть все слова обратно и просто сказать ему, что да... Всё, что я сказала, не нет, а да!

Но ведь ему это не нужно, а мне не хочется, чтобы он на меня смотрел как на всех. Пусть лучше так, как сейчас, со злостью и отчаянием, что у него не вышло, чем просто никак.

- Слушай сюда… - кричит и бросается на меня, а я выставляю руку и жму на кнопку шокера, так и не услышав, что он хотел сказать, потому что он перестает говорить.

Смотрит на меня удивленно, когда я ещё раз на кнопку жму, а потом вдруг говорит:

- Серьезно? Хотела меня шокером ебнуть?!

Сглатываю, смотря на него, трясущегося только от злости, и сама всё-таки дрожу, а потом срываюсь на бег, но меня Арсений быстро за талию ухватывает и бросает в мою же машину.

Садится на меня, толкая на пассажирское, и только я за дверную ручку берусь, как машина со свистом срывается с места.

- Медведев! - кричу я.

- Села и жопу прижала! - рычит, и я замолкаю, вжимаясь в сиденье и хватаясь за ручку.

Он, часто дыша, выезжает на главную дорогу и жмёт педаль газа сильнее.

- Куда мы едем?! - кричу и трясусь, видя, как мы с максимальной скоростью мчимся.

Он молчит и дышит ровнее, смотрит только вперед и скулами зловеще играет, только больше и больше внушая страх.

И я все-таки самый слабый на свете человек, отчего самой отвратительно становится, потому что я снова плачу. Скорость 235 км/ч, он продолжает сжимать педаль газа, и мне страшно, что мы разобьемся.

- Пожалуйста, сбавь скорость, - всхлипываю.

Он вдыхает носом и продолжает смотреть вперед, разгоняя машину до 240 км/ч, и, набрав самый максимум скорости машины, тихо говорит:

- Вот это моя скорость любви к тебе, Милка…

Перестав дышать, я не слышу даже биение своего сердца и тем более перестаю замечать все вокруг происходящее. Я смотрю и поверить в услышанное не могу, но он заставляет поверить, добавляя:

- Так же страшно разбиться, - говорит он, смотря вперед, - но хочется ее выжимать, - играет желваками, - и тормозить не получается, - шепчет и пускает слезу, - потому что остановиться без тебя уже невозможно.

Сглатываю и уже дышу часто, не зная, что ответить, как сказать, что всё, что я сказала ему, снова было очередной моей ошибкой, и пока я решаюсь, он вдруг продолжает:

- Соблюдал твою скорость, чтобы ты постепенно к моей привыкала, — откидывает голову на подголовник и смотрит вперед, пуская ещё одну слезу. — Я вчера был так счастлив, потому что подумал, что ты этого хочешь, но ты тормоз резко вжала, и я, разбившись, понял, что сглупил, — сглатывает. — Нужно было сначала признаться, чтобы ты выбор сделала — со мной нашу скорость любви набирать или меня на этой оставить.

Слёзы бегут ручьём, и в груди колит, а я беру его за руку, которая всё это время лежала на подлокотнике, и сплетаю наши пальцы. Арсений выдыхает долго и сбавляет скорость, целую его в костяшки, и он крепче мою сжимает.

Мы выезжаем с дороги в какой-то лес, а я улыбаюсь, понимая, зачем и что сейчас меня ждёт. И я ведь не против, потому что к его так называемой скорости меня пора привыкать.

Машина останавливается в чаще хвойного леса, и Арсений медленно с оскалом поворачивается ко мне лицом, целуя уже мои костяшки пальцев, сплетенных с его.

— Идём, Милка, за шокер тебе мстить буду, — оскаливается и кусает меня за кожу тихонько.

Выходим из машины, и я, смотря на его улыбку и потемневший взгляд с проблеском счастья, следом за ним снимаю розовую толстовку. Потом он растягивает ширинку и чуть приспускает джинсы, а я стягиваю, приподняв белую теннисную юбку, трусики.

— Иди ко мне, — тянет мне руку, и я вкладываю в неё свою.

Он приподнимает меня за ягодицы, чтобы усадить на капот моей машины, и целует в губы. Зарываюсь пальчиками в его густые шелковистые волосы и тяну на себя, пока он гладит меня между разведанных для него ног.

— Мокрая, — улыбается в поцелуе.

— Угу, — улыбаюсь и целую глубже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Берусь за край его чёрных боксеров и джинс под его затаившееся дыхание и спускаю их до нужного нам уровня. А потом прикладываю ладони к его мягким и нежным ягодицам и улыбаюсь, понимая, что хоть что-то мягкое в нём нашла.

Он кусает меня за нижнюю губу и расстегивает мой бюстгальтер. Отбрасывает его в сторону, а после обнимает, соединяя нашу кожу воедино, и мне так горячо становится, что я часто через нос начинаю дышать.

Арсений наваливается, уложив меня на металлический капот, и прокладывает дорожку коротких поцелуев от щеки до груди, а потом, когда вбирает мой сосок в себя губами, я изгибаюсь и стону, втягивая его за волосы к себе сильнее.

Он выпрямляется и оскаливается, гладя две мои груди руками, а потом, закусив нижнюю губу, входит в меня своим членом. Заполняя медленно и до самого предела, под мой долгий стон.

Совершает ещё один медленный и глубокий толчок, и я, улыбаясь, стону, получая его тепло там. Он подхватывает мои ноги, а потом начинает ритмичнее в меня совершать их, выталкивая из меня блаженные стоны. Царапая его каменный пресс, извиваюсь, получая немыслимое блаженство, а потом обхватываю его ногами и сама заставляю углубиться в меня сильнее, и он входит так, словно предел прорывая, потому я выкрикиваю.

Арсений рычит вдруг и опирается двумя ладонями на капот возле моей головы, а потом начинается толкаться со всей своей скоростью и с такой же глубиной. Я кричу и впиваю когти в его бицепсы. Он рычит, я кричу. Он меня словно долбит, а я горю и хапаю воздух после крика.

Он вдруг снова выпрямляется, не останавливая ритм, и рукой сжимает мою грудь. Стонет, смотря на меня всю, как я выгибаюсь для него, как кричу, как мне прекрасно от него. А потом берет меня двумя руками за таз и совершает немыслимо глубокие толчки с замедлением во мне, рыча:

- Давай, малышка… Нам нужно вместе кончить. Кричи громче!

И я кричу, уже больше не сдерживаясь, когда он ещё и ещё глубже и ритмичнее заполняет меня собой.

- Сеня! Сеня! Боже мой!

- Да, милка! Да!

Рывок и ещё рывок, и я кричу во все горло, сжимая его со всей силы ногами, выгибаюсь, словно душа меня подкидает, потому что получаю все двести двадцать вольт, проходящий по всему телу, и чувствую, как там снова становится немыслимо горячо.

Арсений сокрушается на меня, пытаясь отдышаться, и обнимает меня, поднимая, а потом целует так, словно именно я его кислород и только мной он сейчас может надышаться.

- Сеня, — пытаясь оторваться, шепчу, — я тебя люблю, — улыбаюсь, пока он меня в щеку и в шею возле уха целует.

- Милка моя… — стонет он и обнимает крепко, продолжая уже целовать меня в губы.

Бонусная глава

Год спустя…

*Сигнал*

Выжимаю газ и срываюсь одновременно со всеми байками. В груди так же рвет, как и в двигателе, но я выжимаю ещё, представляя, как она меня целовать потом будет. Иду на круг и обгоняю сразу двоих на первом же повороте.

- Отлично, Арсений. Дыши ровно. Ещё девять осталось и три круга, — говорит Саныч.

Год назад мне позвонили и предложили пройти пробную гонку для отбора на участие в Чемпионате по шоссейно-кольцевым гонкам. Я её выиграл и прошел отбор, на что мне предложили сотрудничество, на которое я согласился, как только сумму мне озвучили.

В итоге двенадцать месяцев я ездил и тренировался под руководством Александра Александровича — Саныча, на чемпионат, который проходит на лучшем гоночном треке KazanRing Canyon.

- Не спи, Медведев! — шипит Саныч, и я добавляю газу, протискиваясь между двумя.

- Да! Ещё семь и два круга! — твердо говорит он, но в голосе проскальзывает гордость.

Ухожу на круг, наклонившись к асфальту, и обхожу сразу троих, а потом еще газу даю, вспоминая, как милка меня вчера за яйца кусала. Съесть хотела, шалунья.

- Арсений! Возможность есть, ну ты че сегодня?! Не спи! — рычит Саныч, и я с третьей полосы на первую выхожу, склонившись вместе с байком, обходя ещё троих.

- Блядь! Да! Один остался! Давай, Арсений! Не спи только! А то ведь век не прощу! На последний круг выходишь. Свою скорость бери.

Свою скорость я знаю благодаря Камилле. Поэтому выжимаю её, видя, что половина круга осталось. На хвост первому сажусь, вспоминая, как она вчера передо мной стояла на коленях и душу из моего члена вытягивала, а душа у него есть, ведь он ею тоже милку любит.

- Арсений, блядь! — орет во весь мой шлем Саныч, а я во всю выжимаю, срываясь быстрее, и за секунду до финиша обгоняю первого.

- Да! Сука! Да! Я это сделал! — кричу, сбавляя скорость.

- Да-а-а! Медведев, как же я блядь тебя люблю! — кричит радостно Саныч, а я смеюсь, останавливаясь.

- Извини, Саныч, я другую люблю, — хохочу, а потом шлем снимаю.

Репортеры и журналисты набегают, диктор кричит на весь трек и радиолинии о моей победе, на экранах высвечивается моя фотка с номером в форме, а я, отмахиваясь от микрофонов, бегу к Милке.

Бежит мне навстречу и слезы счастливо льет. Плачет снова, но от счастья за меня, за мою победу. Подхватываю за ягодицы, и сливаемся в поцелуе. Сладкая моя, как шоколадка. Красивая до совершенства и нежная до безумия.

Моя…

- Поздравляю, — шепчет мне в губы и улыбается.

- Я тебя представлял, пока скорость выжимал, — кусаю ее за нижнюю губу, неся к вагончику.

- Ммм. Как? — трется носиком об мой.

- Сейчас покажу, — оскаливаюсь и открываю двери вагончика.

Опускаю её на землю и толкаю нежно за попу в вагончик. Разворачиваю к себе и двумя ладонями за щеки к своим губам тяну.

- Подожди, Медведев, — смеется и головой крутит.

- Мы на скорости, Милка. Не тормози сейчас! Трусы стягивай! — шиплю и пытаюсь ее губы поймать, пока она хохочет.

Ну что, блять, за игры такие?!

- Мне показать кое-что тебе нужно, — визжит, когда я штаны с неё стянуть пытаюсь.

- Сейчас покажешь, — оскаливаюсь и продолжаю, но она держит их и хохочет, пытаясь ещё и пинать меня.

Ну что за хрень?!

- Милка! — рычу, и она на ладони передо мной палку маленькую держит, а потом вторую ладонь с такой же показывает.

Замираю, когда на обоих по две полоски вижу, и сглатываю, уже на её лицо смотря. Стоит такая вся счастливая и губу нижнюю кусает.

- Я утром сегодня сделала, потому что критических уже две недели не было, — шепчет она.

- А почему две? Двойня, что ли? — сглатываю.

- Нет, - улыбается и на шею мне виснет, - я в первый тест не поверила, решила, что глюк. Потому второй сделала, и показал тест то же самое, - шепчет губами по моим водя.

- Это что, мне теперь жениться на тебе нужно? - оскаливаюсь.

- Ну... А... А ты не хочешь? - отстраняет свои губы от моих и смотрит невинно.

- А ты Медведевой станешь? - спрашиваю и лбом в ее утыкаюсь.

- Да, - шепчет и носиком снова трется, пока я коробочку с кольцом из кармана вытаскиваю.

Я кольцо ещё вчера купил, как только мы в Казань прилетели. Потому что понял недавно, что пора бы ещё нашей скорости любви прибавиться.

Да и с кольцом ей нужно быть, а то всякие шакалы на мою ягодку смотрят, топчась по нашему полю. И её законной сделать хочу, чтобы уж по всем фронтам моя была, даже на бумажке.

Открывая коробку одной рукой и между нашими сердцами ей показываю, а она с шеи моей руки убирает и начинает невинно губу нижнюю наминать.

Тащусь от этого её жеста...

- Ну тогда выходи за меня, Медведева, - улыбаюсь, когда она опять плакать начинает.

Плакса...

- Я тебя так сильно люблю, Медведев, - всхлипывает и целоваться лезет.

- Кольцо надень, Милка, а то из вагончика не выпущу, - смеюсь, отстраняясь.

- Ой! Извини, - смущается и ладонь выставляет.

Надеваю кольцо и, приложив ладонь к её щеке, смотрю ей в глаза и шепчу:

- Я тебя тоже, Милка...

Накрываю её сладкие губы своими и большим пальцем надавливаю на подбородок, чтобы глубже впустила, а то опять что-то тормозит нашу скорость любви.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец