Девочка из глубинки. Серия: Девочки секс рассказы

1 глава

Над зеркальной гладью воды вьется стая чаек, их крики эхом разносятся вдоль берега. Утром на набережной почти никого нет, а если кто и заходит, то зевает после сна. Обычно это я и еще кто-нибудь из персонала. Весь движ начинается позже, в последнее время и детей заметно прибавилось. Лето. Пора отпусков и каникул.

Стоя за прилавком небольшого киоска, я пью кофе и просто наслаждаюсь этой тишиной и минутами спокойствия.

Идиллию нарушают трое мальчишек лет восьми-девяти. Один смотрит на список вафель и говорит, что разом съел бы все. Второй тянет, что съел бы в два раза больше, — он так похож на сына моего соседа, Витьку. А третий, достав старенький кнопочный телефон, уже тараторит в трубку:

— Пап… ну пожалуйста, переведи двести рублей на мороженое…

Слышно, как на другом конце мужчина невнятно бурчит, почему перевести не может.

Пацаненок разочарованно отрывает телефон от уха и кладет в карман.

— У папы нет лишних… Ладно, пойдем дальше. Может, где по дороге яблок нарвем!

Первый порыв — угостить ребят просто так. Но потом я вспоминаю, что должна в кассу две тысячи с прошлого раза. Всех не накормишь, к сожалению. Только старики — святое. Особенно те, кто сам просит. Как тетя Вася. Вот так дожила женщина до старости, а родной сын не то что не накормит, еще и поколотит за лишний кусок. Поэтому, мальчики, да: яблок нарвете. А то мне самой придется искать, где их поесть, с таким-то отношением к жизни…

Мальчишки однако уходить не торопятся, по-прежнему глазеют на нарисованные вафли и облизываются. Кто-то даже предлагает пойти заработать. Накидывает смешные и смелые варианты. «Спасибо, что не украсть решили», — хочу я им сказать, но воздерживаюсь от реплики.

В этот момент подходит еще один покупатель — высокий молодой мужчина. У него короткие темные волосы и проницательные глаза, одет он стильно и по-деловому. Обойдя мальчишек, он кивает мне, а им весело заявляет:

— Пацаны, считайте, вселенная вас услышала. Только что. Какие вафли будете?

Ребятня сначала недоверчиво переглядывается,но вскоре самый главный из компании бодро перечисляет, что они будут. Еще и напитки заказывает.

Я наблюдаю за лицом брюнета, когда озвучиваю сумму заказа. Там явно не двести рублей — нолик добавился. Однако мужчина будто не удивлен этой кругленькой, по моим меркам, сумме. С оттенком лукавства в глазах он достает карточку и прикладывает ее к терминалу. Белоснежная манжета рубашки, охватывающая кисть его руки, кажется чем-то вызывающим в столь простом месте.

Мальчишки аж сияют, когда платеж проходит. Их лица расплываются в широких улыбках.

Приготовив вафли, я отдаю их и лимонад ребятам и вдруг натыкаюсь глазами на лавочку, где сидит тот самый щедрый незнакомец. Он не один, а в компании какого-то не очень приятного типа с лишним весом. Тот, как и «сама щедрость», прилично одет.

Пробегая мимо, ребята благодарят мужчину. Он курит, смотря на спокойную гладь воды. Выглядят они с приятелем умиротворенными, не такими помятыми и разбитыми, как я. И на местных не похожи. Те бы не стали так раскидываться деньгами. Да и гулять утром со скучающим видом в белоснежных рубашках по набережной тоже...

Я выхожу из-за прилавка, стены киоска меня угнетают, если находиться в них слишком долго. Выкидывая в мусорку пустой стаканчик из-под кофе, замечаю у ног карту. Ту самую, которой расплачивался расточительный брюнет.

Подняв ее, я делаю шаг вперед, чтобы вернуть, но слышу реплику его приятеля:

— На хера? Ради чего две штуки на ветер? Пацаны мороженое за двести хотели, вот его бы и взял. Облупились бы.

Я сжимаю пальцы, пряча карту. И впрямь неприятный тип. Это же дети. Почему бы не угостить их, если финансы позволяют?

— И что? — с ленивой ухмылкой тянет брюнет.

— Ты не понял? Они тебя поимели, вот что. А ты как лох повелся.

— Это ты ни хера не понимаешь, Артём. Сам бы ты сто процентов отказался от подарка и мысли бренные в башке своей пустой начал гонять: а за что, а почему, а что мне будет? Пацаны же с детской непосредственностью приняли его и получили кайф в моменте, без всяких заморочек. Вон, едят вафли, — кивает брюнет в их сторону, — и все у них заебись сейчас. Есть чему поучиться.

Артём смотрит на мальчишек, которые уплетают вафли и счастливы, вероятно, в это мгновение больше, чем половина населения Земли. Я тоже ненадолго зависаю с карточкой в руках, задумавшись над словами брюнета. Что-то в них есть. Определенно есть… Так и быть, верну ему карту.

— Все равно на хера. Пусть сами учатся зарабатывать, а не привыкают к подарочкам судьбы.

А вот этому бы точно бы не вернула. Выкинула бы в мусорку. За такое отношение к детям. Ничего, растряс бы своей задницей и новую сделал.

— Подарочки судьбы, — хмыкает брюнет. — Мне бы они тоже не помешали. Поездка какая-то пустая вышла. Хотя… как пустая… На родину я все равно собирался, бабулю давно не видел. А вот с делом Игнатова полная шляпа.... Где мне искать этого ребенка, а? Неохота возвращаться без новостей.

Я замечаю, что к киоску подходят еще люди. Жаль. Постоять бы еще, послушать. Или просто понаблюдать. Красивый этот брюнет, и рассуждения у него интересные. Когда курит, подставив лицо утреннему солнышку, он выглядит таким расслабленным…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У вас карта выпала.

Мужчина переводит взгляд на меня, и грудь опаляет жаром из-за участившегося сердцебиения.

Я протягиваю брюнету карту, он — свою ладонь в ответ. Но не забирает пропажу, ждет, чтобы я положила сама. У него крупные, широкие кисти рук с длинными пальцами. Кольца нет.

Я кладу карту, мужчина кивает в благодарность и, спрятав в карман и снова затягивается сигаретой. Пока я опять ловлю себя на глупостях, что он очень красивый. Как из романов, лежащих на полке у мамы в комнате.

Когда я возвращаюсь к работе, перед глазами еще какое-то время снисходительно-любопытный взгляд и красивые руки с выступающими тугими венами и идеально обработанными ногтями... Наверное, больше не буду брать те книжки из маминой комнаты. Хотя я готовлюсь к экзаменам, много работаю, и иногда хочется разгрузить голову легким чтивом. Отвлекает.

Наконец, день заканчивается, и я спешу домой. Открыв дверь, замираю, потому что в лицо ударяет резкий запах перегара. Значит, Пётр вернулся... Я заглядываю в комнату, и действительно: он лежит на диване и клацает пультом от телевизора. Даже не поворачивается, когда я вхожу.

— Ты где с утра пропадала? — спрашивает Пётр через плечо, стряхивая пепел сигареты прямо на пол.

Я иду мимо, не желая с ним говорить. Да и вообще, мне проще представлять, что его нет.

Закрыв дверь в зал, направляюсь на кухню. А внутри уже поднимается буря, и в голове роятся воспоминания… На глаза попадается старое фото на стене: мы с мамой вдвоем смеемся на пляже. На снимке я выгляжу такой же маленькой и счастливой, как те ребята, которым сегодня купили вафли…

Окидываю взглядом грязную посуду и бардак. А ведь только вчера все убрала! Злость накатывает волной. И отвращение такое, что аж аппетит перебивает. Хотя я с утра на ногах и кроме кофе с булочкой ничего не ела.

В кармане джинсов вибрирует телефон.

— Привет, Миш, — говорит Ирина возбужденно. — Сергей меня на свидание позвал. И не абы куда, а в кафе за рекой. Пойдем вместе? Одна я не хочу. Он Юрку с собой возьмет…

— Кафе за рекой? — Я перебираю в памяти список мест неподалеку от своей работы. — В кальянную, что ли?

— Ну да…

Смотрю на закрытую дверь в зал, на бардак. Я так-то к экзаменам хотела готовиться, но с этим на одной территории только нервный тик себе заработаю. Да и Юрка вроде безобидный. Сергей — уже нет, но он и не за мной ухлестывает… Блин.

— Ладно. Давай, — соглашаюсь. — Только недолго.

Я быстро переодеваюсь в облегающую белую футболку и любимые джинсы. Поправляю перед зеркалом распущенные волосы и слегка подкрашиваю губы прозрачным блеском. Из минусов — опять почти полчаса трястись в автобусе. Но даже это лучше, чем оставаться с Петром.

Господи, как же я хочу от него избавиться! Чтобы и духу его не было в моем доме. Но как представлю этот разговор и его агрессию… Аж передергивает! И вот как быть?

Как быть...

Поступить в институт. Поселиться в общежитии. Забыть дорогу домой. Хотя бы на время. Все равно здесь сейчас только грустные воспоминания.

Не заглянув в зал, я выхожу из дома и иду на остановку. Через сорок минут — уже стою у летнего кафе. В уме прикидываю, сколько могу себе позволить потратить. Все заработанное я сейчас откладываю. Вдруг потом не получится совмещать учебу с работой. А у меня столько планов...

Вечер в компании знакомых пролетает незаметно. Домой возвращаться неохота, но и задерживаться я больше не хочу. Может, даже на автобус успею. Хотя... Смотрю на часы. Нет, последний ушел полчаса назад, и придется вызывать такси. Снова удар по кошельку. Еще и этот ненавистный Пётр в квартире…

— Мне пора, — говорю я ребятам, собирая сумку.

— Давай подвезу, — предлагает Юра. — Я на машине.

Понятия не имею, почему в голове всплывает утренняя сцена и щедрый незнакомец. Наверное, потому, что не верю я в «просто так» и «безвозмездно». И давно уже не ребенок. Эти сальные взгляды и якобы случайные, между делом прикосновения к плечу и бедрам…

— Нет, Юр. Спасибо. Такси уже вызвала, — отмахиваюсь я.

— Ну как хочешь, — тянет он обиженно.

Я обещаю Ирине завтра позвонить. Хотя как бы не пришлось сегодня и проситься на ночевку. Надеюсь, пока меня не было, Пётр не привел своих друзей-собутыльников.

Уставившись в приложение, я иду к выходу и не замечаю, как на кого-то натыкаюсь. Роняю мобильник.

— Осторожнее, — слышится мягкий, глубокий баритон.

Сначала я вижу руки, те самые, без кольца, а потом, когда вскидываю голову, — и те самые глаза. От снисходительно-любопытного взгляда которых снова учащается пульс. И от улыбки. Будто узнал. И в то же время нет.

— Один — один? Теперь квиты? — Брюнет наклоняется, поднимает телефон и протягивает его мне.

Да, значит, узнал.

Я забираю мобильник. У него трещина на пол-экрана. Еще и глючит. Вот тебе и щедрость.

— Черт, — вырывается у меня с огорчением. — Даже такси заказать не успела…

Телефон ни на что не реагирует. Надеюсь, это защитное стекло разбилось, а не сам дисплей. Только ремонта мне сейчас не хватало. Или покупки нового.

— Надо аккуратнее быть. Не видишь, что ли, куда идешь? — выпаливаю в сердцах. Это я от отчаяния.

Брюнет вдруг задерживается. Смотрит на меня. На телефон.

— Так в чем проблема, красивая? Давай со своего вызову, — говорит он и, приобняв за талию, ведет меня на улицу.

—————

Добро пожаловать в новинку про Демьяна Сколара. На старте очень нужна ваша поддержка! ❤️Погнали?

2 глава

Я замираю, прислушиваясь к собственным ощущениям, потому что пальцы щедрого незнакомца до сих пор на моей талии, а защитный режим я не включаю и неловкости тоже не чувствую... Даже гордость будто отвернулась, сделав вид, что все идет как надо. Странная реакция. Несколько минут назад Юра тоже касался меня, и примерно в том же месте, но от его рук спина покрывалась мурашками отвращения, хотелось сбежать, исчезнуть, отмыться. А тут…

— Адрес говори, — просит «щедрость».

Он убирает руку, но не отходит. Стоит близко. Настолько, что ближе я к себе никого еще не подпускала. Это опять сбивает с толку. И запах его туалетной воды… Легкий, свежий, приятный, как будто я вдруг на море оказалась. Вдыхаю, и грудь наполняется чем-то светлым. Радостью. Или беззаботностью. Которой в жизни сейчас нет. Но очень хочется в нее окунуться. С головой.

Опустив глаза, тапаю по экрану. Он мерцает, приложение висит. И что теперь? Дать незнакомцу свой адрес? Чтобы понял, на каких выселках я живу? Хотя при чем здесь это вообще? Но становится стыдно за свою дешевую одежду, за разбитый телефон, за неуклюжие попытки устроить жизнь. За Петра, который выбил меня из колеи своим внезапным появлением. Осталась бы дома, спокойно провела вечер, и не пришлось бы стесняться самой себя. Дурацкий день.

«Щедрость» еще и сама терпеливость. Ждет. И при этом сканирует меня взглядом, пока я прокручиваю в голове длинную цепочку сумбурных мыслей. Не имею ни малейшего понятия, как поступить. Очевидно, что утренняя сцена с детьми была поучительной: дают — бери, бьют — беги. Только я же не ребенок. Больше не он…

— Ты куда запропастился? — звучит за спиной, и через секунду я вижу друга брюнета, того самого пухлого понтореза, который никому не любит раздавать «подарочки судьбы».

Теперь меня сканируют две пары глаз.

— Ну так что? Долго ждать? — настаивает «щедрость».

Чаши весов словно застопорились на середине. И ни туда, ни сюда.

— Девчонку снял? — едва шевелит губами его друг, но я слышу эту реплику.

— Подожди в машине, Артём, — коротко бросает в ответ.

На улице начинает накрапывать дождь. Мелкий, мерзкий. Очень вовремя...

— Окей, — фыркает понторез, окидывая меня заинтересованным взглядом, и идет к серебристой тачке, припаркованной недалеко от кафе.

Свет от фонаря позволяет рассмотреть номера. Московские. Как я и думала — приезжие.

— Ну так что? — «Щедрость» берет мой телефон и, повертев его в руках, негромко прицокивает языком.

А мне снова становится стыдно. Телефону лет сто, он уже разваливается. Но в последние месяцы было как-то не до покупок. Приоритеты другие.

— Он вроде и подает признаки жизни, однако вряд ли включится. Адрес-то скажешь? Куда тебе такси вызывать?

С недавних пор я веду мысленную борьбу с двумя своими личностями. Мама, наверное, что-то знала, если назвала меня Мишель. Но все зовут — Миша. Женское и мужское. Как два противника. Мишель сейчас хочет согласиться и принять помощь. А вот что думает Миша... «щедрости» лучше не знать. И тем более не слышать.

— Ясно, — тянет он со вздохом. — Что ж, у тебя была возможность...

Он отдает мне телефон и разворачивается, собираясь уйти.

Именно в этот момент я понимаю, что не хочу остаться одна. Посреди дороги. Далеко от дома. Без связи. Под дождем. Если подумать логически, варианта два: вернуться к Ире или согласиться на предложение незнакомца. Вот только Ира наверняка начнет морозиться с такси и предлагать услуги Юры, а тот и рад будет остановиться где-нибудь у обочины и поприставать.

— Дачный переулок. За городом.

В действительности улица другая, но там недалеко, дойду. Сказать настоящий адрес вдвойне стыдно. И без того ситуация идиотская, а если еще и вслух произнести, что мне на Тупиковую надо, то самооценка будет валяться под ногами.

«Щедрость» останавливается. Оборачивается. На его губах намек на улыбку. И взгляд у него такой же любопытно-ироничный, как был в кафе. От этого взгляда снова учащается пульс. Или от собственной смелости. Обычно я иначе себя веду. Хотя, признаться, я больше не знаю, что в моем случае «обычно».

— Дачный? — уточняет, вернувшись. — Воложка, что ли?

Киваю.

— Поехали. Нам в одну сторону.

Он идет к машине.

— Что?.. Я с тобой… с вами не поеду, — бросаю ему в спину. — Вызови мне, пожалуйста, такси.

От одной мысли, что придется сесть в машину с двумя незнакомыми мужиками, аж живот скручивает от страха.

«Щедрость» снова останавливается.

— Мы домик сняли неподалеку. Нам реально в ту же сторону. Зачем гонять две машины? Я подвезу.

— Ты сейчас не успокоил. Наоборот. Еще больше напугал. — Я еле сдерживаюсь, чтобы не выдать все, что думаю о его друге.

Бывает же такое, с первого взгляда человек неприятен. Это тот самый случай. Как они вообще дружат-то? Разные — это очевидно.

«Щедрость» лыбится. В его глазах заново вспыхивает интерес.

— Без принуждения к сексу обойдемся. Только вперед садись, ко мне. За руки Артёма я не ручаюсь. Хотя он, в принципе, больше болтает, чем делает. Особенно когда прибухнет. Работал бы так.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Господи, они еще и выпившие оба?

— Ты тоже пил?

— Вообще-то не моя тема, но иногда могу под настроение. А ты, судя по нерешительности, как и я, вечер всухую закончила?

Даже когда выпью, я та еще трусишка…

— Ну? Красивая, спать охота. День тяжелый. Определяйся быстрее, — подталкивает к решению.

Определиться помогает вышедший на улицу Юра.

— Эй, парень! Чего девочку не оставишь в покое? Миш, пойдем. Отвезу домой.

Выбор без выбора. Но если с приезжим пока непонятно, то с Юрой все ясно: точно остановится посреди дороги и начнет приставать. Хотя не факт, что с этими двумя безопаснее.

Вот такая много думающая и нерешительная Мишель меня раздражает. Может, с инстинктом самосохранения у нее все в порядке, но всему остальному она только мешает. Как с ней по жизни целей добиваться? Мысленно показав ей фак, я делаю шаг к серебристому седану.

— Ты обещал, что я сяду впереди, — напоминаю «щедрости».

— Садись. — Он открывает пассажирскую дверь под наверняка изумленным взглядом Юры.

Да я и сама от себя такого не ожидала. Словно в трансе. Опьянена своей решимостью. Даже что телефон разбила, забываю, сжимая его в руках. Хотя в голове крутится недавно прогремевшая в наших краях история, как девчонку вывезли в лесополосу, издевались, насиловали и потом выкинули на обочину…

— Да не парься. — «Щедрость» словно читает мои мысли. — Артём уже на третьей минуте отрубится. Почесать языком он любит, побухтеть по поводу и без, но не более. А вот я… — Смотрит внимательно. Опять нагленько лыбится и будто намеренно провоцирует: — По-разному бывает.

Он захлопывает дверь и, обойдя машину, садится за руль, включает фары.

Я оглядываюсь на Юру, на кафе, снова пялюсь на «щедрость». Рука тянется к двери. Хочется сбежать. Доберусь, наверное, как-нибудь сама. В крайнем случае в ларьке своем заночую. Он тут недалеко.

Я дергаю ручку, но дверь заблокирована.

—————

Спасибо за теплый прием новинки! ♥️

3 глава

Сердце уходит в пятки. Я дергаю ручку еще раз, сильнее, но все впустую. А «щедрость» это будто лишь забавляет.

— Выпусти меня! — выпаливаю. К горлу подступает паника. Я готова выскочить под этот мелкий дождь и исчезнуть.

Я, кажется, передумала. То есть Мишель. Миша, наоборот, кураж поймала, и ей все нравится. И как пахнет в тачке, и кожаный салон, и все эти кнопочки на приборной панели. Она пищит от восторга, потому что подобного никогда в своей жизни не видела.

— Да успокойся. Ты чего такая красивая и нервная? — раздается позади голос.

Слегка повернувшись, я вижу лицо пухлого друга своего нового знакомого. Ухоженный, симпатичный… но все равно противный.

«Щедрость» как ни в чем не бывало трогается с места, посматривая на меня краем глаза. Черты его лица в бледном свете фонаря кажутся резче, между бровями заметна строгая складка. И что я в нем привлекательного нашла? Нормальный, адекватный мужчина уже бы выпустил.

— На ходу хочешь попробовать?

Слышится щелчок — и замки разблокированы. Я прикусываю губу. Еще секунду назад собиралась гневно высказать все, что думаю, но сейчас только вжимаюсь в спинку сиденья, пока в кончиках пальцев пульсирует адреналин.

— Лучше пристегнись, — добавляет уже мягче.

Руки дрожат, когда я нащупываю ремень безопасности. Однако лента застряла за спинкой и не дает с собой справиться... Я тяну ее, злясь на свою неуклюжесть и снова чувствуя себя идиоткой.

Внезапно теплая ладонь аккуратно накрывает мою кисть.

— Дай помогу, — тихо произносит «щедрость», и я замираю.

Наклонившись ко мне, он почти нависает, и все чувства обостряются, когда в ноздри проникает запах его одеколона с нотками моря и свежести.

— Я сама, — лепечу, но сильные пальцы ловко вытягивают ремень.

Щелк — и я пристегнута, а лента мягко обхватывает грудь и талию.

«Щедрость» задерживается рядом всего на миг, обдавая теплым дыханием мой висок, но и этого хватает. Тело снова реагирует странно, по нему пробегает дрожь, и вдох получается сделать лишь со второй попытки…

— Воу-воу, ребята, полегче, — вмешиваются с заднего сиденья. — Я чувствую себя лишним.

Брюнет (хотя, может, он и не брюнет, потому что в свете фар от проезжающей мимо машины видны и русые пряди) отстраняется и бросает на меня короткий взгляд:

— Снова заблокирована?

Да он издевается! Его веселит моя реакция? Поэтому он и ограничивает возможность действовать? Судорожно сглотнув, я отворачиваюсь к окну. Щеки пылают. Надеюсь, в темноте салона этого не заметно.

Дворники монотонно скребут по лобовому стеклу, разгоняя морось. «Щедрость» прибавляет газу, резко берет влево. Я невольно вцепляюсь в край сиденья, когда машину разворачивает. В свете фар вырастают силуэты мокрых деревьев. Я оглядываюсь. Кафе и Юрка, который, наверное, уже зашел внутрь, остаются позади. А впереди неизвестность. Но она манит и нравится. Потому что я устала жить в этом болоте, с этими обязательствами, в безуспешных попытках чего-то достичь. Как рыба об лед бьюсь, везде пока по нулям. А ведь есть иная жизнь — роскошная, в красивой обертке. И не в этой дыре…

— Слушай, а это не та продавщица с набережной? — обращается пухлый к приятелю.

Я замираю. Что, и эта тушка меня признала?

— Она, — цедит брюнет сквозь зубы.

Или он все же шатен? Я снова кидаю на «щедрость» короткий взгляд. Красивый у него профиль. И сам он какой-то другой. Не могу объяснить, чем отличается, впрочем, как и свои странные реакции рядом с этим мужчиной. Интересно, сколько ему лет?

— Ну ты, конечно, в ударе, Дементор. Сначала пацаны с вафлями, теперь девчонок по обочинам собираешь… За старое взялся?

В виски ударяет кровь, и страх постепенно сменяется гневом. Девчонок по обочинам? Я разве на обочине стояла? Скандалить, будучи наедине с двумя мужчинами, опасно. Но и хамство терпеть я не обязана. Этот пухлик из-за детей еще утром взбесил.

— Ты вроде уверял, что он на третьей минуте вырубится, — говорю «щедрости».

— Ну если не вырубился, то сейчас выйдет на обочину постоять, хочешь? — В его голосе слышатся насмешливые нотки. — А ты, Артём?

— Пиздец, — откликается тот, но замолкает.

А я делаю вывод, что Дементор хотя и шутит, но действительно может остановить машину и высадить друга, раз Артём тут же притих.

Кто же ты и какое, интересно, у тебя настоящее имя?

— Не бери в голову, — негромко говорит брюнет, ненадолго снимая руку с руля и проводя ладонью по коротким темным волосам на затылке. — Артём языком треплет много и не по делу, но он безобидный и толковый. Таких сейчас днем с огнем не сыскать. Поэтому с минусами приходится мириться.

«Да, с жирными минусами. И длинным языком, — хочется мне съязвить, чтобы уколоть «подарочек судьбы». Но вместо этого тихо роняю:

— Все нормально.

В салоне повисает молчание. Слышен только шорох шин на мокрой дороге да скрип стеклоочистителей. Я украдкой разглядываю «щедрость». Дементор… Значит, его зовут Демьян? Подходит ему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я спохватываюсь, что сама до сих пор не представилась.

— Меня… Миша зовут, — выдаю, заполняя неловкую паузу.

— Я знаю, — отзывается брюнет и слегка усмехается, бросив на меня короткий взгляд. В его глазах поблескивает смешинка. — Точнее, догадался. Друг, который за тобой выбежал, звал тебя Мишей.

— Он вроде бы не звал…

— Звал. А еще я наблюдал за вами в кафе, вы неподалеку сидели. Полное имя тоже Миша? Или это сокращенное? — спрашивает он, вновь сосредоточившись на дороге.

На миг хочется соврать, что я Мария, чтобы не объяснять. Только зачем? И с какой стати этот приезжий за нами наблюдал? Просто ради любопытства? А почему я его не заметила?

— На самом деле я Мишель, — признаюсь, глядя на свои пальцы, теребящие край футболки. — Но все давно зовут Мишей.

— Ми-шель, — повторяет он по слогам, на свой манер. Почему-то это простое слово из его уст звучит почти интимно. — Красивое имя. И редкое.

— Спасибо, — выдыхаю я и опять украдкой смотрю на него.

«Щедрость» не пошутил, на его лице ни тени усмешки, он сказал серьезно. От этого короткого, искреннего комплимента внутри сразу разливается тепло. Нечасто меня хвалят. В детстве так и вовсе смеялись, а кто-то даже называл братаном Михой. Мальчишки по-дурацки задевали.

— А тебя как зовут?

— Демьян, — говорит он спустя пару секунд, потому что едущая навстречу машина не выключила дальний свет и слепит нас фарами.

— Артём, — представляется и его друг.

Я зачем-то снова вспоминаю сегодняшний день, все эти странные пересечения. Хотя я почти не знакома с этими мужчинами и едва ли не впервые их вижу, но в их компании на деле куда интереснее, чем с Юрой и Сергеем.

— Вы из Москвы? — спрашиваю, припомнив их утренний разговор.

— Я родом отсюда, из Ижевска. Приехал бабулю навестить.

— А я коренной москвич, — снова вставляет свои пять копеек Артём. — И уже хочу свалить обратно из вашей дыры.

— Понятно, — киваю я, игнорируя слова этого выскочки. — Надолго приехал?

— Как получится, — уклончиво отвечает Демьян и плавно поворачивает на менее оживленную улицу, где обочины заросли высокой травой. — А ты? Учишься еще? Или сразу после школы работать пошла?

— В этом году как раз поступать буду, — отвечаю я, немного смутившись от внимания к своей персоне. — А в киоске… да, подрабатываю. Время свободное есть, да и деньги нужны. — Удивительно, что это я говорю, наоборот, без всякого смущения. Хотя повод для гордости так себе.

— На кого учиться собралась? — интересуется Демьян.

— На бухгалтера, — признаюсь я и тут же кривлю губы, словно извиняясь. — Звучит, наверное, не очень. Но я уже примерно накидала план. Буду изучать законы, освою программы, наберу клиентов. Хочу работать на удаленке. Без привязки к офису. Чтобы много путешествовать...

Я тут же прикусываю щеку, упрекая себя за лишние откровения. Хотя Демьян первый, кто вообще заинтересовался моими желаниями и кому я о них рассказала. Даже Ира еще не в курсе.

— Уверен, у тебя все получится. Я тоже когда-то с низов начинал.

От его слов аж распирает изнутри. И «щедрость» как будто нравится мне еще больше. «Так, стоп, Миша. И Мишель, — одергиваю себя. — Тебя чуть-чуть похвалили, а ты и уши развесила».

— Да, а закончил, как и начал. Что тогда подбирал девчонок с улицы, что сейчас. Одно и то же, — гогочет сзади Артём, на что Демьян выразительно хмурится, но даже это строгое и недовольное выражение лица ему идет.

— Еще одна фразочка подобного рода, и пешком пойдешь. Будешь волкам и кабанам показывать свою московскую прописку. Авось не сожрут. Хотя сомнительно, ты столько ГМО в себя запихиваешь.

Я отворачиваюсь, давя смех. «Щедрость» еще и шутить умеет, надо же.

Увлекшись этой внезапно возникшей атмосферой легкости, едва не проезжаю свой перекресток.

— Нам туда, — показываю я рукой.

— А так ближе, — кивает Демьян на навигатор.

Да, только тогда мы будем проезжать мимо моего дома, а у нас в поселке таких тачек не бывает. И если Пётр не спит и увидит в окно, то сложит один к одному быстро…

Черт.

Чем ближе к дому, тем тяжелее камень в груди. И в животе сосет от тревоги.

— Здесь направо, — говорю я вполголоса.

Машина сворачивает на узкую грунтовку. Колеса шуршат по гравию, свет фар выхватывает покосившиеся заборы. Мокрую траву. Мой дом четвертый от угла. Когда мы проезжаем мимо, его на секунду заливает светом, и оголяется захламленный двор.

— Блядь, вот это дыра! Неужели тут кто-то живет? — кидает реплику Артём, которому все никак не спится.

Я поспешно отстегиваю ремень.

— Представь себе. В поселке живут люди, — огрызаюсь, задетая его словами. — Прошу Демьяна остановиться прямо здесь. — Спасибо, — буркаю, хватаясь за ручку двери.

— Точно здесь? — спокойно уточняет он, глуша мотор и оглядываясь по сторонам. — Какой дом? Мы подождем, когда ты войдешь.

— Не надо! — вырывается у меня слишком резко. Уже спокойнее добавляю: — Тут пара шагов. Спасибо, что подвезли.

Второй раз за день я оказываюсь перед Демьяном в унизительном положении. И вроде довез, не приставал, не обидел, а в итоге все как-то по-дурацки. Потому что... ну какой институт, какие клиенты, заработки и путешествия, если я даже в своем углу не могу навести порядок и стать единоличной хозяйкой? А еще до одури боюсь возвращаться домой, где наверняка поджидает пьяный отчим с допросом, руганью и тяжелой рукой.

4 глава

Распахнув дверь, я переступаю порог, и в лицо сразу бьет сырой ночной воздух с примесью перегара от спиртного. А когда улавливаю приглушенные мужские голоса, то и вовсе становится не по себе. Как нутром чувствовала, что Пётр приведет дружков.

Я максимально тихо делаю шаг, чтобы проскочить в свою комнату и загородить дверь комодом, но спотыкаюсь обо что-то и чудом не падаю. Ухватившись рукой за стену, задеваю выключатель.

На миг ослепляет свет, а потом выбивает из равновесия картина, что предстает перед глазами. Я заваливаюсь набок, вновь хватаюсь за стену и в итоге устраиваю цирк — выключателем приходится щелкнуть повторно.

Машинально тянусь рукой к глазам, тру. Потому что не верю в то, что вижу. Может, мерещится?

— О, явилась. — В дверях появляется отчим с бутылкой пива в руке. — Где ж ты шлялась? По ночам проституткой теперь подрабатываешь?

Перевожу на него взгляд, и все, о чем я мечтаю в эту минуту, — вцепиться в его лицо ногтями. За обидные слова, за хамское отношение. Но может прилететь в ответ. А здесь, помимо него, еще и куча мужиков.

— Что это? — киваю я на сумки под ногами, проигнорировав едкие реплики.

— Пожитки твои, — нарочито спокойно произносит Пётр и, прищурившись, смотрит на меня. Прямо в глаза. Причем с такой наглостью, что все внутри закипает.

— Это мой дом. Точнее, моей матери. Если кто и должен уйти, то не я.

Невольно напрягаюсь всем телом, когда он шагает ко мне.

— Сама вытащишь свои шмотки или помочь? На вот. — Отчим берет с комода какой-то документ и сует мне под нос. — Был дом твоей матери, а стал мой. Так что давай, вон пошла. Иначе в расход пущу, чтоб не вякала. Гришка как раз после отсидки, будет только рад.

Качаю головой. Кажется, что я уснула в машине Демьяна и это все дурной кошмар.

Выдернув бумагу из рук отчима, пробегаюсь по строчкам, печатям, датам... Нет, что-то из разряда фантастики. Какая-то липа. Мама не могла написать завещание в его пользу, а меня оставить безо всего… Не могла!

Даже слов нет. Я просто открываю и закрываю рот. А Пётр тем временем не теряется. Забрав документ, он ставит бутылку на комод, хватает мои сумки и кидает их к двери, на мокрый порог. А следом и меня выталкивает на крыльцо.

Двое мужчин, друзья-собутыльники отчима, присоединяются к этому шоу, пока я испуганно оцениваю обстановку, не зная, как себя вести. Ни черта не понимаю. Что мне теперь делать?

Приятели Петра, шатаясь, пялятся на меня и гогочут. Один, правда, пытается заступиться. Его я вижу впервые. Наверное, это и есть Гришка, который недавно «откинулся»?

Он невысокий, коренастый и в разы противнее пухлого Артёма.

— Ого, какая! — толкает он в бок моего отчима. — И молчал. Глянь-ка, как доченька подросла… Сколько ей?

— Восемнадцать. Да только доченька блудная. Шалава малолетняя, по ней же видно. И соседи об этом постоянно судачат.

Во рту пересыхает. Я смотрю на это нечто перед глазами и не могу до конца принять реальность. Меня будто незаслуженно в нее поместили, по ошибке.

Инстинктивно отшатнувшись, упираюсь спиной в холодную балку. Сердце колотится в районе горла, ладони вспотели. Я не заслужила оскорблений! Ни единого слова!

— Ты незаконно все провернул… Мама не оставила завещание… Я наследница, слышишь? Единственная! — Слезы унижения подступают к глазам, но я изо всех сил стараюсь сохранить голос твердым.

Пётр усмехается.

— А я муж. И тоже наследник. Единственный. А вон клиент твой? — кивает он куда-то в сторону. — Так пусть до города и подкинет. — Отчим пинает мою сумку прямо в лужу. — Не пропадешь. Если что, еще заработаешь. А здесь все, лавочка прикрыта. Забудь дорогу.

— Зачем ты так?.. За что?.. — Я не сразу понимаю, про какого клиента он говорит. — Ты меня растил... И ведешь себя сейчас, как последняя скотина, выкидывая на улицу. Куда я ночью пойду? Из своего дома!

Грудь горит от невыплеснутых эмоций и слез. Я прерываюсь — тяжело дышать и голова кружится.

— Что за шум, мужики? — доносится из-за спины знакомый голос, и нервы начинают искрить, как неисправная проводка.

Демьян приближается. Он спокоен и собран. А я готова скатиться в истерику.

— Ты кто? Клиент ее? Так забирай, и проваливайте с моего двора, — цедит Пётр, косясь на Демьяна. — Герой-любовник херов!

Я чувствую, как рука Демьяна чуть касается локтя, отодвигая меня назад, а сам он делает шаг вперед, навстречу Петру.

— Я хотел убедиться, что Миша благополучно добралась до дома, но вижу, что это не так. В чем проблема?

— Хуясе, «благополучно»... — передразнивает Пётр, еще сильнее обдавая нас запахом перегара. Его лицо перекошено яростью. — Ты кто ей, а? Рыцарь на белом коне? Спаситель, мать твою, объявился. Да она ж блядь последняя, по мужикам шляется, ни одного вечера дома не провела. Нашел за кого заступиться! — неприятно смеется он.

Накатывает волна отвращения и злости, и я не выдерживаю:

— Заткнись!

Но моя дерзость лишь подливает масла в огонь. Пётр и вторую сумку швыряет с крыльца, и она падает в лужу к первой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Давай, вещички свои собрала — и пошла отсюда. Чтобы духу твоего здесь больше не было!

Он хочет скинуть и третью сумку, но Демьян хватает Петра за руку, и в следующее мгновение мой отчим оказывается вжат в нее лицом.

— Ты что творишь, скотина?! — вопит он.

На миг все столбенеют от неожиданности, а я прижимаю ладонь ко рту, пытаясь унять дрожь.

— Отпусти, сука! — орет Пётр. — Гришка! Валёк! Ну вы че встали?! Нахлобучьте утырка!

Один из мужиков срывается с места, второй спешит за ним. В темноте что-то блестит, и в руке у Гришки я замечаю нож. Начинается потасовка, слышны глухие удары, кто-то падает, и мое сердце замирает. Сейчас они «щедрость» возьмут количеством...

— Стоять! — вдруг громко раздается за нашими спинами. Прямо под фонарем.

Артём?! Я уж и думать про него забыла.

Оглянувшись, вижу, что он держит в вытянутых руках... пистолет?

— Сейчас всех положу! Ну-ка рассосались!

Ошарашенные, двое приятелей Петра тупо озираются, и Демьян, воспользовавшись заминкой, наотмашь бьет ближайшего в челюсть. Тут же разворачивается и второму врезает локтем в нос, настолько четко, будто делал это тысячу раз. И Валёк, и Гришка валятся как подкошенные, они слишком пьяны, чтобы устоять. А «щедрость», словно поймав кураж, добавляет и Петру. Правда, отчим быстро отходит от удара. Тяжело дыша, он на четвереньках отползает к крыльцу и затем поднимает на меня мутные глаза, полные ненависти.

— Шалава неблагодарная, — сипит, сплевывая кровью. — Вали отсюда! Появишься — убью!

Я до боли стискиваю зубы. Нет, я не доставлю ему удовольствия видеть мои слезы. Быстро смахиваю их с щек.

— Мишель в тебе не нуждается, — холодно бросает Демьян и, взяв под локоть, ведет меня к воротам.

Я качаюсь, ноги ватные.

— Сумки...

— Пухлый, помоги, — просит Демьян.

Я почти не осознаю, что происходит. За считаные секунды жизнь перевернулась с ног на голову.

Покорно, будто во сне, переставляю ноги, позволяю усадить себя на пассажирское сиденье. Перед глазами пляшут темные пятна, а в ушах до сих пор звенит от крика Петра:

«Пошла

отсюда

… мой дом…»

И еще вспоминается пистолет. Кто вообще эти люди?

Снова подступают слезы и обжигают щеки. Я стискиваю зубы так, что челюсть сводит, и смотрю на приборную панель, стараясь не разрыдаться. Господи... что же теперь? Меня выгнали, как собаку. Куда идти? Что делать?

— Держи, — раздается рядом тихий голос.

Я отрываю дрожащие ладони от лица. Демьян протягивает пластиковую бутылку с водой. Пальцы едва слушаются, когда беру ее и подношу к губам. Делаю пару глотков и тяжело выдыхаю, справившись с подступающей истерикой.

Слышно, как открывается багажник и Артём недовольно бурчит, что тачку теперь не отмыть от этого дерьма и что его новым ботинкам пизда. От его слов опять возникает ощущение, будто и я грязная. Бездомная. Дешевка.

Демьян устраивается на своем месте и заводит двигатель. Краем глаза я замечаю, что его губы жестко сжаты и на скулах проступили желваки. На лице багровеет ссадина. Все-таки задел его Пётр? Или кто-то из его дружков?

За меня впервые заступились. Просто так. Без условий.

Или… условия будут позже?

Резко сдав назад, Демьян выворачивает руль и выезжает обратно на дорогу. Значит, он остался и увидел, в какой двор я зашла. Подождал, чтобы убедиться, что все хорошо?

— Ты… у тебя… у вас есть пистолет? — произношу еле слышно.

— Что? — непонимающе смотрит на меня Демьян.

— Да это она про мой травмат. Пульки как игрушечные. — Артём достает из кармана ветровки пистолет и показывает. — Видишь? Никого бы в решето не превратили. Хотя хотелось. Даже меня они взбесили. Еще и эти сумки грязные. Я носильщиком не нанимался…

— Артём, — зовет его Демьян.

— Что?

— Заткнись.

— В смысле «заткнись»? Я, между прочим, хотел закричать: «Полиция! Всем лежать мордой в землю!», но немного растерялся. Раньше думал, зачем мне пистолет? А оказалось, нужная вещица.

Ситуация у меня хреновая. Дома нет. Ничего нет. Заначка осталась в комнате. А я сижу и улыбаюсь, глядя на травмат Артёма. И второй раз за вечер мелькает мысль, что «щедрость» и его друг не самая худшая компания.

— И… куда ты меня везешь? — обращаюсь к Демьяну.

Он бросает взгляд на часы на приборной панели.

— Куда-а… — тянет он. — Куда-нибудь подальше от пьяных неудачников.

5 глава

Стенания Артёма из-за ночных приключений не прекращаются. Он снова что-то недовольно бормочет себе под нос, но «щедрость» включает музыку, и его слова тонут в мелодии.

Вот настрой Демьяна мне нравится больше. Будто вообще ничего не произошло. А может, случившееся его даже слегка позабавило. То ли невозмутимость и вздернутый в усмешке правый уголок губ — это обычное выражение его лица, то ли он просто на людях всегда носит маску, но ему идет. А еще от него исходят волны расслабленности. Или, возможно, усталости. От Артёма совсем другие вибрации. Напряжение. На него я ловлюсь сильнее, потому что сама фоню раздражением и злостью. Хотя не люблю чувствовать гнев. И так в жизни негатива более чем достаточно. Болезнь матери выжгла слишком много ресурса. Надежду, веру во что-то хорошее…

— Куда мы сейчас? — спрашиваю я негромко, невидящим взглядом смотря перед собой и пытаясь отключиться от собственных эмоций.

— Есть несколько вариантов. Первый: к нам. Второй: к твоей подруге. Есть и третий, но он на самый крайний случай. И уже не сегодня. Поэтому выбирай между двумя первыми. Я устал и хочу спать, — спокойно отвечает Демьян.

Я моргаю, не понимая. К ним — это куда? Ехать к двум малознакомым мужчинам на ночь? Звучит как заголовок криминальной хроники, в которой мы, кажется, чудом не оказались. Но и к Ире не получится: я ни номер не помню, ни адрес, ни тем более, в какой квартире она живет. И телефон не включается, чтобы хотя бы переписку открыть.

— А третий?

Я снова разглядываю сосредоточенное, жесткое лицо Демьяна с намеком на улыбку. Хотя, скорее, это все-таки не улыбка, а просто привычная мимика. Зачем он вообще за меня вступился? Артём наверняка отговаривал…

— Тебе совсем, что ли, некуда? И не к кому?

— Может, надо было вызвать участкового и остаться? Я же прописана в том доме. А отчим незаконно им завладел… Он не имел права выгонять меня... — рассуждаю вслух.

Свидетельство о праве на наследство… Откуда Пётр вообще его взял?

— Имел или не имел — там тебе все равно оставаться нельзя было. Три пьяных мужика, похожих на рецидивистов, согласись, не та компания, в которой молоденькая девочка будет чувствовать себя в безопасности. Хотя и двое незнакомцев, которых она подцепила в кафе, особого доверия тоже не внушают.

Он издевается? Я же никого не цепляла. Или специально выводит из себя? А может, наоборот, проверяет, насколько я в себе. Или насколько хорошо маскирую истерику.

— Я тоже спать хочу. Так что определяйся быстрее, — подзуживает сзади Артём.

— Ты говорил про третий вариант, — напоминаю я Демьяну. — Это какой? Я боюсь ехать с вами. К вам двоим, — уточняю.

Он многозначительно кивает:

— Ну, значит, третий. Окей. Но я же сказал: уже утром. Точнее, днем. Сейчас к нам. Комнату тебе выделим.

От этих слов становится не по себе. Но что делать? Не на остановке же ночевать.

Через пятнадцать минут мы сворачиваем с трассы, проезжаем несколько тихих улочек и машина останавливается у небольшого одноэтажного домика с мансардой под темной крышей. Сквозь морось я различаю резные ставни и крылечко под козырьком. Окна в пол.

В этой части пригорода я бываю редко. Практически никогда. Снять здесь дом — это такие деньги, что мне все лето в ларьке пахать надо, чтобы хоть что-то отложить на пару дней проживания. И то не факт, что хватит.

— Приехали, — объявляет Демьян и кивает на дверь: — Выходи.

Артём на заднем сиденье тут же оживляется, нехотя поднимаясь.

Я не двигаюсь. Смотрю на эту красоту и роскошь, которую даже в ночи видно невооруженным глазом, и искренне не понимаю, как здесь оказалась и какое ко всему этому имею отношение.

«Щедрость» обходит машину и открывает пассажирскую дверь. Я выхожу. Но ноги слушаются плохо, накрывшая усталость лишает опоры. А еще — страх неизвестности.

— Не бойся, — склонившись, негромко говорит Демьян, словно угадав мои мысли. — Здесь ты в безопасности. Никто тебя не тронет.

Безопасность… От одного этого слова к горлу подкатывает горечь. Слишком долго я ее не чувствовала. А сейчас тем более.

Артём не разуваясь проходит в дом, щелкает выключателем, и комнату заливает свет. Я будто на картинке из журнала с дизайнерскими интерьерами оказываюсь: обстановка стильная, лаконичная, в светлых оттенках. Что только усиливает внутренний диссонанс. Где я и где люксовые апартаменты? Смешно, честное слово.

— Я спать, всем до завтра. — Артём бредет в комнату справа.

Демьян закрывает дверь и оборачивается ко мне.

— Проходи, — приглашает он внутрь. — Вон там гостиная, — показывает рукой, — здесь кухня, а налево свободная спальня. Можешь устроиться там.

Я в нерешительности оглядываюсь.

— А ты?.. — вырывается, прежде чем успеваю прикусить язык. — В смысле… тебе тогда где спать?

— Наверху, в мансарде. Там жилая комната, — объясняет Демьян. — Не волнуйся, я прекрасно устроюсь.

— Поняла, — бормочу я и отворачиваюсь, делая вид, что рассматриваю висящую на стене картину.

Смущает, что моя дверь напротив комнаты Артёма. Не хочу… Он мне не нравится!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Давай я наверху?

— Ну хорошо, — соглашается Демьян. — Сейчас принесу тебе кое-что, — говорит он и уходит в глубину дома.

Я в растерянности переминаюсь с ноги на ногу посреди гостиной. Происходящее кажется каким-то сном. Или фильмом. С моим участием.

Демьян возвращается, держа в руках большую темно-синюю футболку.

— Вот. Переоденешься. Если захочешь поесть, то с продуктами негусто. Холодильник почти пустой. Хотя Артём что-то вроде брал на днях, надо проверить.

Я гляжу на футболку в его руках и только сейчас ощущаю, что после перепалки с отчимом под дождем та, которая на мне, сыровата и липнет к телу. Бр-р, действительно мерзко. Беру футболку и шепчу:

— Спасибо.

Наши пальцы на миг соприкасаются, и ладонь снова пронзает тот самый разряд тока. Он бьет прямо в сердце. Будто нервы оголены... Или дело вообще не в нервах. Почему такая реакция?

— Там ванная. — Демьян указывает на дверь рядом с кухней. — Можешь освежиться.

Я сжимая футболку в руках, не зная, как выразить всю благодарность, что кипит во мне. Это же надо, целый вечер человек выручает, вытаскивает из беды. Просто так? По доброте душевной? Не верится. Хотя, честно говоря, сейчас сил анализировать нет вообще. Все завтра.

— Демьян...

Он смотрит на меня внимательно. В полумраке прихожей его карие глаза кажутся почти черными.

— Даже не представляю, что со мной было бы, если бы не ты…

— Отдыхай. Потом поговорим, если захочешь.

Я киваю и юркаю в ванную, сбегая от переизбытка эмоций. Закрывшись на щеколду, выдыхаю и прислоняюсь лбом к прохладному кафелю.

Господи… что за день? Утром я проснулась в своей кровати, а теперь стою в незнакомом доме, и за стеной почти чужой, но такой заботливый и красивый мужчина.

Я поспешно стаскиваю мокрую футболку и джинсы. Развешиваю их на сушилке. Быстро осматриваюсь. Ванная небольшая, но чистая. На полке новое полотенце, мыло. В зеркале над раковиной моё отражение: растрепанные волосы, испуганные глаза, потекшая тушь. Тот еще видок…

Открыв кран с холодной водой, пригоршнями плескаю ее в лицо. Сглатываю ком в горле.

Не реви. Все уже позади, Миша. Ты выдержала, справилась… А еще тебе помогли. Но это ничего не значит. Демьян просто… случайно оказался рядом и захотел вмешаться. Ты бы поступила так же.

Мягкое полотенце пахнет порошком и немного им. Точнее, его домом. Хотя какой это дом, съемный же. Но запах все равно приятный. Будто новой жизнью веет. Которую я бы… очень хотела.

Выданная Демьяном футболка велика, длиной она почти до середины бедра и свободна в плечах — прямо платье-мини. Зато сухая и теплая. И вот теперь точно пахнет им. Свежестью и морем. Тонкий аромат одеколона впитался в ткань, и я на секунду прижимаю ворот к носу, а потом одергиваю себя: совсем рехнулась, Миш?

Когда выхожу из ванной, в доме тихо. Хочется лечь и отрубиться, но я весь день на ногах и ничего не ела. На пустой желудок не усну. В холодильнике обнаруживаются глазированные сырки, колбаса и немного сыра. Все-таки есть толк от этого гэмэошника.

Демьян появляется неслышно, как призрак. От неожиданности я чуть не роняю из рук чашку с чаем и сырок.

На «щедрости» уже другая одежда: белая футболка вместо рубашки. Волосы влажные, видно, он тоже после душа. Я почему-то сразу обращаю внимание, как плотно майка обтягивает его плечи, руки… И живот у него подтянутый. Мокрые волосы ему тоже идут.

Так, хватит пялиться. Мысленно даю себе подзатыльник.

— Я немного похозяйничала… Будешь чай?

Демьян отрицательно качает головой, и я замечаю синяк на его скуле.

— Постой. — Достаю из морозилки лед, оборачиваю в полотенце и протягиваю ему. — Приложи к лицу.

Мы замираем на секунду. Он стоит так близко, что я чувствую его тепло. Надо бы что-то сказать. Разрядить… Или, наоборот, не двигаться. Зачем вообще самодеятельностью занялась? Никто же не просил…

Демьян все же забирает лед и усаживается в кресло напротив.

— Прости, что ввязался. Но иначе было никак. Могли бы и с участковым заморочиться, только лень. Как представлю, сколько времени потеряли бы…

Я не знаю, что сказать. В очередной раз поблагодарить? Но я уже и так благодарила. Поэтому просто молчу.

— И часто… это случалось? — интересуется Демьян, не отрывая взгляда от моего лица.

— Что именно? — переспрашиваю, чувствуя, что кусок больше не лезет в горло.

— Домогался? А дружки его?

Эти вопросы окончательно отбивают аппетит.

— Мама умерла полгода назад. И Пётр сразу стал другим, — уклончиво отвечаю я. — Или был таким всегда, просто скрывал. Не знаю. Появились дружки непонятные, начались попойки, с работы уволили. Он пошел по наклонной…

— Да или нет?

Дрожь в пальцах едва удается скрыть. Или не удается, потому что чай немного проливается на стол.

— Пытался. Но я пригрозила заявлением в полицию. С тех пор он стал побаиваться. Хотя кричал постоянно. Может, поэтому и выгнал сегодня...

Демьян по-прежнему не сводит с меня внимательного взгляда, и вдруг хочется расплакаться.

— Родных больше нет у тебя? — мягко продолжает он допрос.

— Нет. Отца родного я не знала, мама одна растила. Бабушек-дедушек тоже нет. Несколько лет назад она встретила Петра, и до ее смерти мы жили вместе.. Вот и все... Три сумки в багажнике твоей или Артёма машины — все мое богатство.

— Понятно… — Демьян медлит пару секунд, раздумывает, а потом произносит: — Ты правильно сделала, что поехала с нами. И впредь я бы на твоем месте никак не контактировал с отчимом. Чтобы люди вообще могли услышать друг друга, интеллект одного должен быть примерно равен интеллекту другого. Вы с отчимом, очевидно, на разных уровнях, и диалога не получится. Скорее всего, уже никогда.

— А если идти больше некуда и это мой единственный угол?

— Совсем некуда?

— Была надежда поступить в институт и съехать в общежитие… Но я еще не поступила. А жить где-то надо. Не на улице же. Подруга... на сколько она приютит? Максимум на неделю? — неопределенно пожимаю плечом. — Я не знаю, что делать.

Демьян подается чуть вперед. Свет лампы за спиной очерчивает его скулы, прямой нос. И я снова ловлю себя на мысли, какой он... красивый. И сильный. И заботливый.

— Тогда точно только третий вариант, — прицокивает он языком.

— Что за вариант?

— Вот завтра и узнаешь. — Демьян поднимается и зевает. — Ладно, я спать. День был тяжелый. — Он возвращает мне лед. — И ты тоже давай. Едва на ногах стоишь. — Он уходит.

Я смотрю на кресло, где он только что сидел, и тоже зеваю, едва успев прикрыть рот рукой. Адреналин схлынул, тело требует покоя. Чувствую себя выжатой тряпкой.

Я ополаскиваю чашку и плетусь в спальню. Закрываю замок. На всякий случай. Или по привычке.

Опустившись на край кровати, я позволяю себе выдохнуть до конца. Срываю с волос резинку и вытягиваю ноги. Тело ломит, глаза слипаются, но мысли все еще мечутся. И в памяти вспыхивают сцены: утреннее солнце над гладью воды, ребятишки с вафлями, ироничный взгляд Демьяна, его голос: «Аккуратнее». Прикосновения, вспышка ярости, когда Пётр меня обзывал и раскидывал по земле мои сумки… и снова руки «щедрости». Будто отгораживающие от мира. Будто я важный для него человек, а не нищая неудачница… Почти как в маминых романах. Которые и впрямь пора прекратить читать. В принципе, мне это и так больше не грозит.

На глаза наворачиваются слезы. От всего. От усталости. От несправедливости. И от того, что впервые за долгое время стало хоть немного легче, несмотря на безумный и сложный день.

Я засыпаю под стук дождя, храня это крохотное пламя внутри. С надеждой, что завтра точно все изменится и я найду выход. Только надо как-то попасть домой, чтобы забрать свою заначку, пока Пётр ее не обнаружил и не пропил. Потому что без денег будет совсем туго.

6 глава

Подскакиваю на кровати от сильного грохота и даже не сразу понимаю, где нахожусь и почему тут оказалась. В комнате полумрак, и комната не моя, шторы развеваются из-за слегка приоткрытого окна. Через мгновение новая вспышка яркого света озаряет все вокруг и ещё один раскат грома оглушает, от которого по коже ползут мурашки ужаса. Зато ко мне возвращается память.

Нехотя поднимаюсь, закрываю окно и смотрю на машину, которая стоит неподалеку. А перед глазами мелькает вчерашняя ночь. Как отчим выкидывает мои вещи из дома и говорит все эти обидные слова. Каждое из которых ложь. И если «проститку» я близко к сердцу не приняла, то вот ощущение, что я не просто выгнанная, а выброшенная, утилизированная и никому не нужная — это заблокировать не могу. Да уж. Свобода как-то иначе мне представлялась, а не вот так...

И дом, в котором я жила, больше не мой. Я теперь в статусе «никто». Ни денег, ни угла, ни опоры. Можно попробовать доказать, что тоже имела на него право, но тратить на это сбережения?.. А вдруг Пётр и впрямь ничего не подделал? Я ведь не понимаю в этих юридических моментах ни черта. Думала, что единственная наследница — у мамы больше никого не было. Вот что теперь делать?

Горечь вперемешку с тревогой снова мной завладевают. Еще и в мысли проникает Демьян. Ровный. Спокойный. Успешный. У него другая жизнь. Ведет себя уверенно. Он даже с моим отчимом решил всё в два счета, а я бы... Да я даже сейчас боюсь вернуться домой и встретиться с ним лицом к лицу. Но заначку забрать надо, не могу же я и это ему оставить…

Так, Миш, стоп. Всё образуется, — успокаиваю себя. Но слезы сами собой катятся из глаз. Я размываю их по щекам, всхлипывая под новый грохот неба. Плакать и горевать можно где угодно. Можно на остановке. Можно посреди дороги, с сумками, не зная, куда идти дальше. Можно в чужом подъезде или в маршрутке, когда тебя трясет от неизвестности и от того, что ты везде лишняя. Но если уж выбирать, то хочу плакать в этой комнате. Пусть даже с ощущением, что я тут ненадолго. Пусть даже вся изломанная, дешевая, растерянная. И рядом чужие люди. Но лучше и впрямь рыдать там, где тепло, где руки не дергают и никто не выгоняет, не унижает и не грозится, что пустит в расход какому-то пьяному, недавно откинувшемуся дружку.

Из накатишей тоски вырывает новый громкий звук. На этот раз стук в дверь.

— Миша, подъём. Мы завтрак заказали. Спускайся, — доносится голос Артёма.

Объективных причин, почему он мне не нравится, как бы и нет. Ну да, любит как-то резко высказываться и эгоист. Но это всяко лучше, чем быть такой размазней, как я. Это, наверное, в нем и бесит. И заодно триггерит. Потому что я много чего в себе подавляю, а он — нет. И надо учиться все части себя принимать. И бунтаря, и тихоню. А ещё умело ими пользоваться. С чем у Артёма, вероятно, проблем нет.

Зато вот “щедрость” совершенно другой. Если бы я выбирала, в кого можно влюбиться, то только в такого. И внешне — мой типаж. Да и по внутренним качествам пока просто замечательно. Лучше еще не встречала. Хотя Гришка вон вчера чуть конкуренцию не составил... Или, например, Юра.

Снова утыкаюсь носом в футболку “щедрости” с нотками свежести и моря. Глубоко вдыхаю. Ну как же охренительно пахнет! Нам обеим (Мише и Мишель) нравится.

— Спасибо, сейчас спущусь, — отзываюсь я.

Хотя, наверное, это будет означать — поесть и съехать. Вопрос лишь в том, куда ехать и кому везти свои сумки.

Заправив постель, выхожу из комнаты и спускаюсь на кухню. Аромат еды уже по всему дому разносится божественный, аж слюна собирается во рту.

— Доброе утро, — переминаюсь с ноги на ногу и думаю о том, что надо бы в ванную переодеться: негоже щеголять почти обнаженной перед двумя незнакомыми мужчинами.

И они, словно по команде, поворачиваются и смотрят на меня, чем заставляют еще сильнее смутиться.

— Садись. Позавтракай, — приглашает к столу “щедрость”.

Окидываю эту дорого накрытую поляну и двинуться с места не могу. Будто в пол ноги забетонировали.

— Я... мне надо умыться, — все же делаю шаг в сторону ванной и, спотыкаясь на ровном месте, едва не растягиваюсь на полу.

Закрывшись за дверью, умываюсь, быстро переодеваюсь и аккуратно складываю футболку на угол. А по-хорошему бы забрала. Она уютная, мягкая и пахнет им... Хоть какое-то светлое напоминание об этом ужасном и несправедливом ночном эпизоде.

Вернувшись на кухню, сажусь за стол. Глаза разбегаются с чего начать, хочется всё попробовать.

— На первое время сойдёт. С предыдущим синхронизацию восстановишь? — Демьян подвигает ко мне коробку с новеньким телефоном.

— Что восстановлю? — смотрю на яркую картинку на упаковке и не верю, что это все реальность: эти деликатесы на столе, кофе, сладости, телефон. Скорее всего, и не дорогой, но это не главное. А то, что впервые это для меня делают. И вряд ли просто так. Жизнь научила, что бесплатный сыр только в мышеловках бывает.

Рассматриваю “щедрость” и его синяк на скуле — не особо заметный, но он есть. Снова перевожу взгляд на телефон.

— Твой всё, — кивает на аппарат, который лежит рядом с новеньким, запечатанным в коробке. — Гейм овер. Можно попробовать в ремонт сдать, но мне этим заниматься некогда и неохота.

— Он мне пытался это впарить, но я тоже пас. Мы скинулись — и вот тебе моральный ущерб за вчерашнее, — поддакивает Артём.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Охренеть. И еще моральный ущерб. Мир сошёл с ума. Это сказка какая-то. А я в них не верю. С недавних пор.

— Отблагодарить, как вы ждете, не смогу. Поэтому и принять столь дорогой презент — тоже. Но если до города подбросите, спасибо. Клянусь, больше никак не дам о себе знать…

“Щедрость” и “подарочек судьбы” не сводят с меня удивленных взглядов.

— А по-моему, это самая черная неблагодарность. Телефон не возвратный. Я, так-то, даже незнакомому человеку жвачку хрен куплю, а ты тут речи толкаешь пафосные. Тебя вчера тоже, что ли, задело, когда ночью прессовали? Голова в порядке? Или нет? — возбухает Артём.

— Помолчи, — осаживает его “щедрость”.

— В смысле? Что я опять не так сказал?

— Все так. Причина во мне. В романах и сериалах по телеку могут красиво любой подарок преподнести. А в реальной жизни все иначе. Просто так никто и ничего не делает, никому ничего не дарит. Я что за это должна буду сделать? Что-то с извращениями, да? Я не готова. Отчим про меня все наврал.

— Какими извращениями?.. — недовольно вздыхает “щедрость”.

— Тряпку принести, полы протрешь, чтобы не стояла просто так? — огрызается “подарочек”.

До жути становится обидно за эту его реплику.

— Миша, послушай, — произносит Демьян. — Мы получаем не то, что заслужили, а то, на что согласились. Очевидно, ты согласилась на много неудобных для себя вещей. И сейчас отличный повод выбраться из этого скудного убеждения, что ты чего-то не достойна, и принять то, что дают. Всё определяется выбором. Я говорил про третий вариант. Уверен, тебе он больше подойдёт, нежели возвращение домой. Как позавтракаем — к бабуле моей поедем. Я ищу ей помощницу. И заодно человека, кто уговорит её перебраться ко мне в Москву. На днях заберу её на обследование, но это пару-тройку недель от силы, а мне нужно на постоянку. Улавливаешь, что от тебя необходимо? Не накатаешься ведь к ней. А у меня есть ощущение, что вы поладите. Землячки. Ты с нестандартной историей, а она фанат всего этого. Так что считай, телефон — аванс. Если твоя кандидатура ей утверждается. Договорились?

— Бабушка... — неверяще тяну. — Типа сиделка для нее?

— Типа. И чтобы уговорила ее переехать к внуку в Москву.

Артём громко ржет:

— Скорее ты от нее будешь невролога и психотерапевта посещать, а после захочешь на край света убежать. Эта бабка...

— Артём, — “щедрость” закатывает глаза. — Еще слово и втащу, ей-богу.

Я бы на такое посмотрела, но “подарочек” включает обратку:

— Всё-всё, молчу-молчу. Хотя напоследок скажу. Вот это вот тебе ещё потом мало покажется. Пощады попросишь, — кивает на телефон, — и миллион впридачу. Будешь вопить, что вот такого не заслужила. Каждая потраченная на тебя копейка и нервная клетка окупится, ахахаха, — громко смеется.

Не понимаю ничего. От слова совсем. Да и что смешного? Зачем смеяться над старостью?

— Крыша над головой будет, еда и какое-то подобие стабильности. Из ларька можно и самой уволиться. Стёпа — странная, но интересная. Если понравишься ей, то считай, пристроена. И как у Христа за пазухой. Так что решай.

— У Христа за пазухой, ха-ха-ха, — снова потешается Артем. — Скорее у чёрта в котле, — открывает рот, чтобы еще что-то сказать, но получает смачный подзатыльник от “щедрости”.

— Всё, заебал. Расскажу Стёпе про эти подколы.

Артем все же затыкается, крестит свой рот. А я в недоумении смотрю на мужчин.

В планы быть ни сиделкой для какой-то старушки, ни компаньонкой не входило. И да, работа. Мой ларек…. Совсем из головы вылетело. Можно, похоже, распрощаться с этим местом. Хозяйка там строгая и прогулов без предупреждения не любит.

— Я... — осекаюсь и ещё раз смотрю на свой телефон, коробку с новым, вкусные деликатесы и по-новой прокручиваю в голове слова “щедрости”.

— Сколько лет Степе? Это Степанида?

Он кивает:

— Семьдесят пять. Заменила мне родителей. Тётка ещё есть, но там такая бизнес-леди сейчас — вечно по заграницам летает, дома почти не бывает. В общем, бабушка — зона моей ответственности. И твоя, если Степе приглянешься. Суть работы примерно поняла?

И правда что-то примерно…

— У меня нет медицинского образования. Я собиралась поступать в институт и работать с цифрами, а не с людьми, и...

— Так в чём проблема, Миш? — обрывает меня “щедрость”. — В институт поступишь. В московский, если к Стёпе подход найдёшь и заманишь ее ко мне в столицу. Курсы по медицинской помощи закончишь — там быстро. Было бы желание. Или тебе хочется обратно домой? К отчиму и его друзьям? Могу отвезти прямо хоть сейчас, — давит на больное.

Курсы медицинские я и так уже закончила из-за мамы. Капельницы и уколы делать умею. А вот со стариками... У меня только с тетей Васей опыт общения. Но ту сын обижает, и история с моей чем-то перекликалась, отзывалась. А здесь бабуля московского мажора... И я не слуга на побегушках. Уф. Я не о таком карьерном росте мечтала. Хотя это далеко не прилавок на побережье...

Беру вилку, ковыряю еду и исподлобья наблюдаю за “щедростью”. Адаптация — это часто про то, как ты реагируешь, когда что-то идёт не по плану. Всё не по плану. И я не знаю, как поступить. А ещё бешусь от собственного бессилия.

Но всё складывается так, что предложение “щедрости” — кстати.

— Ну так что? Третий вариант? Или отчим? — спрашивает Демьян.

— Отчим, — выпаливаю.

“Щедрость” сдвигает брови к переносице, а я ловлю себя на том, что снова им любуюсь. Даже когда он недоволен все равно безумно красив. Надо же, в жизни, не подумала бы, что падка на мужскую внешность…

— Ты хорошо подумала? — уточняет он.

— Да, — уверенно отзываюсь. — Дома осталась заначка, — выпаливает Миша быстрее, чем Мишель успевает сообразить, проведя внутренний анализ. Но все же подхватывает: — Поможешь забрать сбережения?

— Что за заначка? — теперь и Артём хмурится, но у него это выходит не так выразительно и красиво, как у “щедрости”.

— Вон как, — Демьян трет скулу с налившимся синяком. — Заначка, значит?.. — улыбается нагло, с азартом. — В Москве мне за такое изолятор бы грозил. А тут... — улыбка ширится, почти довольная. — Ну что ж, заедем к твоему родственнику. Дорогу я запомнил.

— А-а-а, — тянет Артём, словно и до него что-то там дошло. — Травма-а-ат! У нас дома хрен перед кем просто так им помашешь, сразу хлопнут с концами. Дементор, — ухмыляется. — Мне нравится ход твоей мысли... Доедай, Миш, быстрей, и поехали, — почти хором выдают последнюю реплику.

Теперь, кажется, понимаю, почему они дружат и что у них общего. А может, у нас троих, потому что с удовольствием заеду с "щедростью" и "подарочком судьбы" напоследок домой. Чтобы попращаться с Пётром как следует.

7 глава

Облом… просто облом. Аж ботинком хочется пнуть эту проспиртованную тушу, что валяется на диване, уткнувшись лицом в подушку и не подает признаков жизни. И как, блядь, люди до такого опускаются? У меня ведь тоже не фонтан события, проблемы на горизонте маячат нехилые, но чтобы так бухать и из дома всех выгонять?.. Нет, пока еще не докатился.

— Если пальнуть в него с расстояния, как думаешь, проснется? — предлагает Артём.

— Лежачих не бьют, — отвожу взгляд от отчима Миши и осматриваюсь. Просто. Чистенько, опрятно. Чем-то напоминает бабушкин дом из детства. — Ладно. Пойдем на улицу подождем, тут перегаром на весь дом разит.

С недавних пор не перевариваю этот запах. И в целом отбухал свое, но лучше не срываться. А то потом репутация спасибо не скажет. Хотя… бабуля точно переберется ко мне. Но в ее преклонном возрасте дёргать ей нервы таким паскудным глупым образом не охота. Не заслужила она этого.

Миша уходит в свою комнату, а мы с Артёмом на улицу. Я достаю сигареты, затягиваюсь. Смотрю на небо, на этот загроможденный двор, на разруху кругом. Как, блядь, меня угораздило в это все дерьмо влезть еще раз? На хера?

— Думаешь, как охуенно на новые грабли наступать? — словно подслушивает мои мысли.

Пухлый хоть и бесит, но в корень смотрит и базу всегда выдаёт. Держу его при себе, чтобы совесть моя на привязи сидела. Сентиментальный в последнее время стал. И щедрый. А Артём — цербер. Укусит иной раз так, что мало не покажется. Ещё бы всякую дрянь в себя не запихивал, не прибухивал и сильно удивился бы, насколько высоко можно подняться по карьерной лестнице, если не халтурить.

— Девчонке помощь нужна. А мне бабулю пристроить в хорошие руки. Так что это отличный план.

— Ну да… Ну да… И сиськи у этого плана зачёт. И задница в порядке, фейс тоже смазливый. Точно хоть совершеннолетняя?

— Бабулю пристроить, — повторяю я.

— Угу, — тоже берёт сигарету и убирает травмат в карман ветровки. — Одно другому не мешает. Без отрыва от работы и всегда на подхвате молодое свежее тело. Преимущества ты и сам знаешь. Пока дитё — слепишь под себя, что-то и в рот заглядывать будет. Это не самодостаточные дамочки с Арбата и не акулицы с Патриарших. Может, и мне какую финтифлюшку здесь присмотреть? В уборщицы дома, например, — размышляет вслух.

Губы сами собой растягиваются в улыбке.

— Она тебя почему-то сторонится. Но про подругу уточни. Вчера с ней в баре какая-то сидела. Может, согласится.

— Нет, у меня с головой всё в порядке. И карму рода очищать не надо. А вот её карму рода мы бы подчистили. Жаль, она в пьяном угаре спит. Везучий, сволочь.

Смеюсь.

Да, план не удался. Я бы не прочь был почесать об эту гадость кулаки. Безнаказанно. И дружки его рассосались.

Курим ещё по одной в молчании. Затем из дома выходит Миша. В руках у неё документы и какой-то свёрток. Внушительный. Неужели миллион накопила?

Подходит ближе, смотрит на меня, на сигарету в руках и... смущается. Глаза красиво блестят. Не девочка, а картинка.

— Я... всё, — оглядывается в сторону дома.

Эмоционально вовлекаться нет желания, но это происходит неосознанно. И я пытаюсь проанализировать: почему? А главное для чего? Как перекликается с моей реальностью? Вроде запросов никуда не посылал, нигде и никому не жаловался, что у меня скучная жизнь. Да и не скучная вовсе. Однако вот, пожалуйста. Распишитесь и получите.

— Пнула его под зад напоследок? — интересуется Артём.

Миша вздергивает подбородок. Наивная, молодая, импульсивная. Но боится выпускать эмоции наружу, включает защиту. Иногда, правда, прорывается, но что срабатывает как триггерная точка? Если на меня реагирует физически, то Артём, похоже, запускает там какие-то процессы: рядом с ним она как раз и срывается на резкие эпитеты. Со мной же будто побаивается.

— Нет. Он спит. И заначку мою опустошил. А я... за это всё бумажки его и паспорт...

Подходит к бочке, достаёт из кармана спички. Бросает туда всё вместе с каким-то свертком и поджигает.

И кто получил хоть какое-то подобие удовольствия от этой поездки, то явно не мы с Артёмом.

— Ты бы, конечно, для начала мне показала. Но да ладно. Так тоже ничего, — ухмыляюсь, и все втроем смотрим на пламя.

— Можем ехать, — говорит Миша, когда бумажки догорают.

Поднимаю запястье, взглянув на часы. Бабуля не любит, когда ее тревожат раньше, чем она закончит работу. Хотя пока доедем, пока заправлюсь и пару звонков сделаю, считай, и день прошёл.

— Садись в машину, — говорю Мише и наблюдаю, как она и Артём направляются к тачке. А сам ещё стою во дворе, гоняя в голове мысли. Не самые радужные. И если начистоту, то вообще не охота обратно в Москву. Заебался. Всё одно и то же. Те же проблемы, куча бумаг, вылизанные лица. Впервые за долгое время не получаю кайф от работы. И это дико парит. А результат там, где внимание. Поэтому снова простой. И дело зависло. Ещё Игнатов со своим ребёнком... Где мне его искать?

— Демьян! — доносится испуганный голос Миши, а в следующее мгновение она уже рядом, хватает меня за руку, тянет. — Скорее же, Демьян! Там Артём!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что с ним? — нехотя перебираю ногами.

— Задыхается, я без понятия!

Останавливаю её, ловлю второй рукой за запястье, сжимаю, чтобы не паниковала, но, похоже, запускаю обратный эффект: зрачки расширяются, глаза распахиваются, рот слегка приоткрывается.

— Артём... — тихо лепечет. — Посинел, тяжело дышит, как будто... как будто сейчас умрет… Пошли, пожалуйста…

Прокручиваю в голове, что он там сегодня в себя закидывал.

— Да что ты стоишь?! Сделай что-нибудь! — всё ещё тянет меня за руку, а я сильнее сжимаю запястье. — С ним что-то не так!

Поддаюсь и иду за ней. Дверь с задней стороны распахнута настежь. Артём сидит, свалившись набок. Лицо лиловое, губы дрожат, глаза выпучены. Хрипит. Рот открыт, как у рыбы. Дёргается.

Я молча подхожу, опускаюсь на корточки. Пульс есть. Сердце стучит. Грудная клетка вздымается, хоть и судорожно. Знакомая картинка.

— Надо скорую… Срочно! Он сейчас умрет… Это сердечный приступ?

— Приступ, да, — спокойно отвечаю. — Но не сердечный. Очухается сейчас, — кладу ладонь Артёму на грудь. — Гиперактивность блуждающего нерва. Живот встал, спазм пошёл вверх, дыхание перекрыло. Он просто паникует. Надо голову чуть выше поднять. Артём, слышишь меня? Эй! Глаза открой, — хлопаю его по щекам.

Он начинает судорожно втягивать воздух. Как будто прорвало. Лоб в поту, шея вся липкая. Накидал в себя снова всякой дряни. Без разбору.

— Воды дай, — бросаю в сторону Миши. — В боковой дверце стоит.

Она вскакивает. Бормочет, что ничего нет, но тут же мчится в дом. Возвращается быстро. Но Артём уже приходит в себя и без воды. Пальцами водит по сухим губам, просит пить.

— Маленькими глотками, — даю ему бутылку.

Но Артём не слушает, пьёт жадно, будто неделю по раскаленной пустыне ходил.

Выпрямляюсь.

— Ты… — начинает Мишель. — Ты откуда знаешь, что это нерв? Ты врач, что ли?

Я смотрю на нее, улыбаюсь. Такая искренняя в эмоциях и чистенькая. До девчонок с Патриарших ей и впрямь далеко.

— У него просто организм такой. Пищевой наркоман. За это и страдает, — пожимаю плечами. — Твой отчим в угаре пьяном, а у этого свой отходняк. Да, Артём? Сколько пончиков утром в себя закинул?

— Все началось после поездок к Степаниде. Не зря она меня с первого взгляда невзлюбила. Это она порчу навела…

Мишель стоит, бледная, как будто это с ней всё только что случилось. Я закуриваю, не отводя от нее глаз. А в голове крутится фраза бабули: «Там, где просто — ангелов сто. А где сложно — ни одного». И вот сейчас у Миши как раз всё очень даже просто и без серьезных проблем. Вероятность, что Степе эта блаженная с пробивающимися рожками на черепе понравится — высокая. Ангелы, как и вчера, вероятно, будут на её стороне.

— Миш, — зову я. — Напомни: ты ведь совершеннолетняя?

Снова смущается. Смотрит дольше, чем обычно. Слова что ли подбирает? И вместо ответа суёт мне паспорт.

Открываю, листаю страницы. Мишель Немченко. Восемнадцать. Родилась под Ижевском. За границей не была. Да и вообще, сомневаюсь, что и за пределы области выезжала. Паспорт тоже чистый.

— Аттестат ещё есть. С отличием. И курсы окончены по первой медицинской помощи. Но таких познаний о блуждающих нервах, как у тебя, — нет. А! В амбулатории сертификат о сделанных прививках лежит. Если бабуле это важно и принципиально, могу и туда заглянуть, забрать.

— Не надо пока, — делаю фото паспорта на телефон. Хер его знает, зачем оно мне. Но пригодится и лишним не будет.

— Все здесь?

Миша кивает.

— Тогда к бабуле знакомиться поехали, — возвращаю ей паспорт.

— Господи, — причитает Артем. — Как бы миновать этой новой встречи со Степанидой, а? Ты говорил, у неё новая ученица? Они наверняка на мне что-то оттачивают, какое-то мастерство, третий раз плохо за поездку, это не шутки!

Смеюсь.

— Артём, жрать всякую фигню меньше надо. А бабуля просто так силы и время ни на кого не тратит.

Поворачиваюсь, снова смотрю на Мишель. Выглядит задумчивой и одновременно заинтересованной.

— А чем она занимается?

— Блуждающие нервы в головах людей лечит, — отвечаю с улыбкой.

— Это как?

— Шизотеричка она. Травы всякие, обряды и шаманские штуки. Бардачок открой, — требует Артём. — Там кукла вуду. Вся в иголках. Её подарок внуку на день рождения.

— Рука так и чешется опять тебе втащить, — бурчу.

— Правда кукла?..

Киваю.

Мишель спрашивает разрешения посмотреть.

— Открывай, — показываю глазами на бардачок.

— Только не трогай! — предупреждает Артём. — Я вот прикоснулся — и всё по пизде в поездке. Всё!

Она приоткрывает бардачок. Бросает взгляд на документы в кожаной папке, на куклу. И берет ее в руки, подносит к носу. Вдыхает.

— Зверобой?.. Из трав ее сделала? Я такие тоже умею… Только без иголок.

— Зачем? Что ты натворила? — доносится сзади взволнованный голос Артёма.

— Для чего она? — игнорирует его реплики.

— Я так и не понял. Какой-то оберег. Но симпатичная вроде. Надо сюда повесить, — тычу пальцем на место под зеркалом заднего вида.

— Нет, не надо. Она не для всех глаз. Пусть тут и будет.

Закрывает бардачок и смотрит перед собой, потирая пальцами. Выглядит максимально странной. А когда зову — не сразу отзывается.

— Миш, — трогаю её за руку, и она наконец перестает тереть пальцы. Вздрагивает.

— Кофе будешь? — повторяю вопрос, паркуясь.

— Что? А, нет... Шоколадку, если можно.

— И мне! И капучино двойной. Я заслужил. Чуть кони не двинул опять, ещё со Степанидой снова встречаться... Коньяк туда пусть плеснут! И антисептик купи, руки все протрем от этой дряни в бардачке.

— Воды с тебя хватит, — опять посмеиваюсь. Реакция Пухлого на мою бабулю забавляет.

Выхожу из машины, направляясь к супермаркету. Беру себе кофе, Артёму — воду, а Мише — две шоколадки. Пока заливаю бак, смотрю на нее через стекло и вспоминаю себя пацаном. Таким же активным, любопытным, остро реагирующим на несправедливость. А сейчас ничего, кроме усталости и обыденности... Это потому, что слишком много опыта за плечами? Или вот этот запал и внутренний драйв по пути наверх где-то растерял? В чем причина?

8 глава

Степанида живет почти в двух часах езды от Ижевска. Закрытый коттеджный посёлок, аккуратный небольшой дом, сад. Скорее всего, у неё есть помощница. Сомневаюсь, что она сама поддерживает такой порядок в её возрасте: на участке ровные грядки, цветы, вычищенные дорожки, всё подстрижено, ухоженный небольшой пруд. Парочку искусственных лебедей в нем я сперва приняла за живых. И чуть не опрокинула ненастоящего аиста у входа. Испугалась до чертиков. Я их и вживую-то никогда не видела, разве что пару раз из автобуса по дороге в свои выселки, и то мельком.

— Я в машине подожду, — говорит Артём. — Вы же ненадолго?

— Вообще-то, остаться планировал. Голова трещит, не сяду за руль. Да и Стёпа просила задержаться.

— Что?.. Нет. Почему ты сразу не сказал? Я бы не поехал!

— Ну хочешь — тут заночуй. Или езжай обратно, но ноутбук привези к десяти, у меня важный созвон, — бросает ему ключи. — И вещи Миши в дом занеси.

— Её ещё не утвердили. Может, обратно сейчас поедет вместе со мной.

Что? Нет! Из кожи вон вылезу тогда, чтобы утвердили. А если «подарочек» опять в дороге чего-нибудь объестся?

И лучше бы, конечно, домой вернулась. Но там Пётр. Вспомнив эту наглую пьяницу, ощущаю знакомую тяжесть в затылке. То ли мало спала, то ли шея затекла, всё тело ноет, будто избили, состояние смазанное. Еще эта кукла... Пальцы снова трут друг друга, словно все еще чувствую сухие жесткие стебли. С тех пор, как взяла, недомогание лишь нарастает. И мандраж перед встречей с бабушкой Демьяна только усиливается. Наверное, потому что от её слова сейчас зависит, продолжу я скитаться или всё-таки буду иметь крышу над головой хоть какое-то время.

Так что нужно ей понравиться. На улицу я не хочу. И это в десятки раз лучше, чем жить с Петром. Была бы я посмелее, вызвала бы полицию. У него же теперь ни документов, ни прав на дом... Может, это и есть лазейка? Вдруг та дарственная липа, и ему прямая дорога на улицу, а не мне?

— Ты серьёзно остаешься? — уточняю у Демьяна.

— Да, — отвечает “щедрость”.

— Артём по-настоящему твою бабушку боится? Или прикидывается?

— Да нет, второе. Это вообще его любимое дело — приукрашивать. По нему с первого взгляда всё ясно. Разве нет?

— Нет. А по мне что ясно?

Вопрос срывается сам собой. И это уже не Мишель, это Миша снова тянет одеяло на себя. Если честно, хочется зашить ей рот. Лучше бы молчала.

— Ничего не думаю.

Как удар. Под дых. И по самооценке тоже. Ведь не сказал ничего плохого, но... будто намекнул: пустышка. Без содержимого. И, может, прав. Кто я вообще? Сгусток проблем и неуверенности. Рот открыть могу только, когда злюсь. Поэтому и жизнь обходится так жестоко, провоцирует на негативные эмоции?

— Пошли. Что застыла? — оглядывается Демьян.

А я и правда стою и смотрю ему в спину. Хочется в него кинуть что-нибудь в ответ. Хоть словом задеть. Но это всё равно что кидать камешки в скалу. Камень отскочит, а ты останешься с синяком.

Тем не менее перебираю ногами, захожу внутрь.

У Степаниды в доме пахнет травами. Будто в поле оказался. И по идее должно легко дышаться, но атмосфера... Затылок ноет сильнее и тянет что-то изнутри. Словно я не просто в дом зашла, а в чью-то энергию насильно влезла. Причем очень тяжелую.

— Чем она занимается? — уточняю.

— Людям помогает. Ну типа, целительница. Заговоры, травы. Сколько себя помню, всегда в этом варилась. Артём считает её шарлатанкой, а я скептически отношусь, но больше, наверное, верю. Хотя двадцать первый век, магия... смешно, — ухмыляется. — Но люди к ней приходят и получают результат. Поэтому дома постоянно движ. Правда в последнее время Стёпа сдала, жалуется на здоровье, говорит, что скоро помогать никому не сможет. Всё чаще рассказывает одну историю, как помогла женщине с ребенком, и будто знак был, что девочка эта из нашего рода и надо передать ей дар. Она малышку пометила и матери отдала. С тех пор ждет, что она объявится. Лет пятнадцать, наверное, ждёт. А я ей в этом помогаю. Привожу таких, как ты, на личное собеседование.

Сначала слушаю его чуть ли не с открытым ртом, речь чистая, уверенная, убедительная. А потом, когда произносит эту последнюю фразу, понимаю, что он просто смеётся надо мной.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю резко.

Улыбается нахально.

— А сколько дашь?

— Вот прям сейчас — не больше десяти. Глупые шуточки, ясно?

— Разве шуточки? Это к Артёму. Он в этом мастер. Про возраст как раз говорит, что Христос в моём уже воскрес, а я ещё даже не умер.

— И почему же ты должен умереть? — недоумеваю.

— Долгая история. И личная. Ладно, проходи в гостиную, — кивает на открытую дверь. — Придумал я с девочками и собеседованиями. Никого к ней не вожу и никого она не ищет. И тебя, я думаю, утвердит.

Я уже практически в шаге от прыжка. И если шагну, то вариантов два: орать или кайфовать. Пока не знаю, какие эмоции возьмут верх. Всё ещё анализирую, что делать. Но, кажется, уже определилась: надо получить эту работу. Понравиться бабушке Демьяна. Уговорить ее уехать в Москву. Рядом нужен кто-то надёжный. Кто прикроет, если что. Пусть даже просто крышей над головой и едой. И мне будет легче, и бабуле подмога. А дальше посмотрим. Пока надо просто зацепиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В нос снова ударяет запах травы, и я вспоминаю ту куклу из бардачка. Так, одна общая тема у меня со Степанидой есть. Я с детства эти травяные мумии делаю. Почти один в один. Не знаю, откуда это у меня, но мама, если видела — каждый раз злилась. И выкидывала их. А я всё равно собирала травы, сушила и делала тайком. В сарай относила и игралась с ними.

— Внизу гостиная, гостевые комнаты, кухня, санузел. Наверху две спальни. Дом новый. Я настоял, чтобы Стёпа сюда переехала. Старый — в конце двора. Бабушка не хотела его сносить. Говорит, воспоминания живут в этом месте. Настояла — пусть стоит. Что-то в этом есть. Вроде редко приезжаю, а все равно заглядываю в ту рухлядь и ностальгию ловлю.

— Тридцать три? Рано ты в нее впадаешь, — все же бросает Миша камешек в скалу.

— А что, для этого возраст особенный должен быть?

Задумываюсь.

— Не знаю.

— На самом деле всё дело в ощущениях, Миша. Дома может и не быть, а воспоминания всё равно будут. И ты зря бумаги сожгла. Надо было мне для начала взглянуть.

— Зачем?

Из кухни вдруг доносятся голоса. Точнее, один. Наверное, Стёпы. Она чем-то недовольна, и от её интонаций и возгласов по коже бегут холодные мурашки. Мне представлялся образ милой хрупкой старушки, а судя по тому, что слышу… Становится очень интересно на нее взглянуть.

— Может, захотел бы помочь или подсказать, как поступить. А теперь надо восстановением заниматься.

— А кем ты работаешь?

— Попробуешь угадать?

Задерживаю на “щедрости” взгляд, хотя всё, о чём себе постоянно напоминаю со вчерашней ночи, прекратить на него пялиться. А сейчас он сам просит, и я могу это делать не украдкой… Задерживаю глаза на его руках, длинных пальцах. Футболку сменил на обычную рубашку, и ему больше идёт повседневный образ, выглядит моложе. На голове легкий беспорядок, и глаза... Без понятия, почему сердце опять стучит в груди как бешеное, но с этим мужчиной что-то не так. Точнее, со мной, когда он слишком близко. Интересно, а кубики на животе у него есть? Н-да… Мише бы подзатыльников еще надавать.

— Бизнес какой-то? Хотя в медицинских терминах разбираешься… Нет. На врача не похож. А друг твой — тем более. Милосердием от него за километр не пахнет. Что-то с речью, возможно… Хорошо поставлена, — подмечаю я.

Нравится, как он четко излагает мысли и как вовремя приходит с нужными репликами. У меня же вечно каша импульсивная — и её я выдаю. А Демьян... У него с этим все в порядке.

— Что-то с банковской сферой? — выдвигаю еще одну версию.

С одобрением кивает.

— Тепло. Но это уже в прошлом.

— Я сдаюсь.

— Так быстро? — с огорчением вздыхает.

Сказать больше ничего не успевает, дверь из кухни открывается, и оттуда выходит девушка примерно моего возраста. В слезах. Даже не смотрит в нашу сторону. Быстро прощается и уходит.

— Больше можешь не приходить, — выкрикивает ей вслед Степанида. И явно чем-то раздражена.

Переводит дух, вытирает руки о фартук, потом снимает его и, наконец, нас замечает. Смотрит на внука.

— О, явился наконец-то. А обещался вчера.

— Занят был, ба. Прости. Привет, — подходит и целует в макушку.

Степа невысокого роста, крепкая, ухоженная. Волосы светлые, собраны в пучок, ни одной выбившейся прядки. И я совершенно иначе её представляла.

— А это кто? — переводит на меня взгляд и чуть ли не прожигает им, отчего не по себе только сильнее становится и туман в голове усиливается.

— Помощницу тебе привез. Миша. Девочка без дома осталась. Отчим — зверюга. Приютишь? Ты как раз с предыдущей ученицей закончила?

— Закончила. С концами, — произносит тихо, но взгляд с меня не сводит. И будто душу им выворачивает наизнанку.

Внешне виду не подаю, а внутри под диван хочется залезть от этих пронизывающих глаз. Теперь отчасти понимаю Артёма. И хочу к нему на улицу. На воздух.

Ноги с кресла сами собой поднимаются, я встаю, словно в трансе. Шум в ушах нарастает.

— Куда собралась? — строго спрашивает Степанида.

— Миш, — словно издалека доносится голос Демьяна.

А меня и в жар, и в холод одновременно бросает. Это все травы, энергетика Степаниды и ее дома, мои переживания? А может, я, как мама? Вдруг по генетике передалось?

Сажусь обессиленно обратно. Демьян приносит воды. Степанида забирает из его рук стакан и подходит. Опять стоит с этим жутким взглядом. Долго молчит, а потом вдруг спрашивает:

— Возьмёшь? — протягивает мне воду.

Не хочу от неё ничего брать, и мысленно я уже убегаю из этого дома. Но даже пошевелиться не могу!

— Лучше по-хорошему возьми. Сама. И сразу отпустит, — настаивает она.

Я будто в трансе. И хоть внутри всё сопротивляется, рука сама тянется. Делаю глоток, другой — и... отключаюсь.

Прихожу в себя, потому что чувствую, как меня хлопают по щекам.

— Миш, ты чего? Вы с Артёмом челлендж, что ли, решили устроить? Ну-ка признавайся, что там ели, пока я у дома стоял?

— Ничего…

— Да всё с ней хорошо будет, — спокойно и довольно произносит Степанида. — Воду допивай. А ты, — кивает Демьяну, — в магазин. Список я сейчас напишу. Ужин поможете приготовить. И Артёма попроси, пусть сумки ее занесет в дом. Со мной она жить останется.

— И что, даже собеседование не проведёшь? — удивляется Демьян.

— А я уже провела.

Ставлю стакан на журнальный столик. Прислушиваюсь к себе. Дурнота прошла. В голове прояснилось. Но тревога... никуда не ушла.

9 глава

Демьян уходит, и мы со Степанидой остаемся один на один. Вся моя охота ей понравиться внезапно испаряется. Я вообще не понимаю, чего теперь хочу. Наверное, чтобы меня ненадолго оставили в покое и дали отфильтровать все, что на меня навалилось Так-то я должна быть в ларьке сейчас и продавать вафли. Какого черта здесь делаю…

— Жить будешь на втором этаже. Последняя дверь справа. Вещей много? — бросает через плечо Степанида.

— Три сумки.

— Три, — повторяет тихо. — Перебрать, что нужное, а что нет и весь хлам на задний двор отнести. Демьяна попросишь. А теперь пойдем на кухню. Поможешь картошку почистить и мясо отбить. Хотя нет, Артём сейчас мясом займется. Сколько тебе лет?

— Восемнадцать…

— Юная совсем.

“Подарочек”, все подшучивал над бабушкой Демьяна, а, похоже, это все не шутки...

— Вы... чем конкретно занимаетесь? — спрашиваю и тут же жалею, что задала этот вопрос, но он сам собой слетает с языка.

Степанида оборачивается. Смотрит так, что туман в голове возвращается без стука. Как будто внутрь залезла. Прямо под кожу. И попробуй теперь не поверить во всю эту мистическую фигню.

— Да всем понемногу, — миролюбиво отвечает она. — Но чаще помогаю тем, кто с болью приходит.

— Физической?

— Душевной в основном. Все хвори — они же отсюда родом, — показывает на голову. — Внутри человек болеет, что-то боится, отрицает, не принимает, себе много врет, а потом, как итог, и тело слабеет.

Хочу возразить. Есть же ещё генетика, наследственность. А случайные травмы? Многое идет явно не из головы. А дети в реанимации? Они что, тоже сами себе всё придумали? Нестыковки!

— Годами в себе боль вынашивают, а потом приходят и просят за пару часов всё вылечить, — словно опять подслушав мои мысли, продолжает. — Годами, деточка. Изо дня в день отравляют собственным ядом свое существо, а потом ищут спасение в чудодейственных явлениях. И просят по-быстрому всё изменить. Понимаешь, о чём я?

— Не совсем…

Потому что больше в жизни привыкла опираться на логику и факты. Ну стараюсь. А сейчас явно что-то идет не так.

— Молоденькая ты ещё. Но ничего. С опытом все приходит. И уходит тоже многое.

Стёпа показывает, где картошка, мусорное ведро, выдаёт нож и кастрюльку. Кухня просторная, светлая, и на ней одно удовольствие готовить. Не то что наша — всё старое и почти не развернуться. Когда-нибудь и у меня будет такая. И собственный новый угол. В Москве.

— Мне на обследование скоро ехать, — словно опять прочитав мысли о столице, произносит Степанида. — Дёма говорил?

Так ласково имя внука звучит из ее уст, что и у самой поднимается внутри волна тепла. Неосознанно.

— Говорил.

— Ненадолго, надеюсь. Не люблю я эту Москву. Вот на дух не перевариваю. Как с первого раза увидела, так и отвернуло.

— Почему?

— Энергетика давящая. Машин много, многоэтажек. И мало простора. Нет, он безусловно есть, но не такой, как я привыкла. Плохо там старому человеку.

Пытаюсь представить, как буду себя ощущать в мегаполисе, и пока не понимаю — понравится мне или нет. Если это плюс-минус как Ижевск, то, вероятно, да. Хотя и лес возле дома, и наш пруд я тоже люблю... Но в этой обстановке я и так достаточно пожила. Можно и в новой попробовать.

В кухне ненадолго повисает пауза. Степанида достает сковороду, ставит ее на плиту.

— Что за история с отчимом? — спрашивает, будто между прочим, но взгляд цепкий.

Молчу. Потому что не знаю, с чего начать. Ведь долгое время одни с мамой жили и нормально справлялись. А потом Пётр появился. И поначалу вроде и впрямь всё хорошо было, а потом, как мама заболела и слегла, у него отношение ко мне поменялось. После ее смерти и говорить нечего. Со свету сживал вслед за ней.

— Мама заболела. Она не рассказывала никогда о своей болячке и что ей, в принципе, было нельзя рожать. Наверное, не хотела, чтобы я вину на себя брала. Или в другом причина — кто ж теперь скажет. У нее мужчина появился перед тем, как она вконец слегла. Пётр после ее смерти начал меня в этом обвинять, пить, выживать из дома. Вот у него, вероятно, и есть все от головы. А в случае с моей мамой, с наследственной болезнью... тоже голова виновата?

Затрагиваю эту тему и снова все вспоминается: как в холодильнике лежали ампулы, какие-то коробочки с таблетками. Как она, прячась от меня, делала себе уколы в живот, думая, что я не вижу. Как ее тошнило почти каждый день. В поликлинике тогда сказали: «по женской части», стресс. А потом приехала скорая, и все стало по-другому. Врачи обследовали. И одна молоденькая женщина, медик или кто она там была, подошла ко мне и сказала: у нее органы будто сами на себя напали. Я еще тогда подумала: как это на себя самого? Как можно? Оказалось, можно. Не просто напасть. Убить. Вот только при чем тут, черт возьми, голова?

— Чем болела-то?

— В карте написали: "СКВ в стадии обострения." Как мне объяснили: иммунитет сработал на уничтожение организма.

— Волчанка, что ли?

Киваю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Степанида смотрит на меня внимательно. Долго.

— Конечно, от головы у нее все, Миша. От стресса, от ответственности. Получила обострение. Может, раньше что-то серьезное было, не пережила, грызла себя. Вот и организм больше не захотел быть союзником. Пошел против.

Задумываюсь.

— Она никогда своей личной жизнью не делилась со мной. Я даже отца родного не знаю. А приемный еще хуже оказался. Тот хотя бы бросил, но ничего не отбирал. А этот...

— Правильно ты сделала, что ушла. А твое к тебе еще все вернется. Это я про дом. Ну и все по заслугам получают. Загнется он теперь один. То хоть стимул был тебя гробить, а тут — все. Сгорит, — машет рукой. — Живи свою жизнь и о нем не вспоминай.

Всякое желание спорить отбивает на корню после ее слов и спокойной интонации. Отчасти даже понимаю, в кого Демьян такой рассудительный. Да и не верится, что это она тут какую-то девушку ругала несколько минут назад. Интересно за что?

Степанида достает тесто из холодильника. Быстро лепит какие-то кругляшки, закидывает их на разогретую сковороду. Аромат тут же распространяется божественный.

— Готовить умеешь? — спрашивает, наблюдая, как я мою картофель в раковине.

— Да.

— Хорошо. Я уже не всегда сама справляюсь. Руки вот, — показывает, и они немного дрожат. — И колени.

— Это тоже от головы?

Улыбается. По-доброму.

— Это от старости, деточка. Не молодею.

Я как раз вытираю руки о полотенце, когда слышу голоса из гостиной. Артём что-то опять возбужденно говорит, а через мгновение они с Демьяном стоят перед нами. Оба с пакетами из магазина.

— Сумки в коридоре. Куда отнести, ба? — уточняет "щедрость". — Какую из комнат ей выделила?

— Наверху. Рядом с твоей.

По коже опять проносится тепло, а затем и жар, будто меня, как эту лепешку, на сковороду положили. Всего, считай, сутки провела в новой обстановке и с новыми людьми, а чувство будто всех их троих давно знаю…

— Артём, помоги мясо отбить, — просит Степанида.

— Хорошо, — отзывается он, а я ставлю картофель вариться на плиту.

Хотя не терпится посмотреть, что там Пётр наложил в сумки. По идее, он скинул туда все из комнаты, а там не особо много было. Шкафы и полки пустые, и фоток наших с мамой ни одной не видела на стене.

Спустя полчаса мы рассаживаемся за круглым столом. За ужином царит приятная атмосфера. Говорят преимущественно Стёпа и Демьян, обсуждают предстоящую поездку. Мы же с Артёмом коротко переглядываемся и молча едим. Я в своих мыслях и собственных сумках. С тревогой в сердце. Потому что хоть и с крышей над головой, в безопасности, но дом-то чужой. И обстановка непривычная.

— Спасибо, — говорю, наевшись от души. Затем помогаю всё убрать со стола, помыть посуду.

Стёпа идет отдохнуть, Артём и вовсе след простыл, а Демьяну кто-то звонит и он направляется на улицу. Через окно наблюдаю, как гуляет по дорожкам, останавливается у пруда и долго там стоит. Я же, окинув взглядом чистую кухню, поднимаюсь наверх и остаток вечера навожу порядок в сумках.

На всё про всё уходит почти два с лишним часа. Эта пьянь, как я и думала, в кучу все свалила. Рамки некоторые разбились, и одежда оказалась в стекле. Ничего не остается, как ее выбросить. И по итогу более-менее добрые вещи укладываются на пару полок в шкафу в выделенной мне комнате. Целую сумку можно отнести на мусорку, а еще одну в старый дом. Да уж... Хорошее у меня приданое. Точнее никакого.

Я нахожу на этаже душ, ополаскиваюсь и ложусь в кровать. Но сон не идет. Непривычно на новом месте. И очень тихо. Только не внутри. Тревога буквально сжирает, и ощущение, что я совершила ошибку, не проходит. Что я там говорила про прыжок — лететь с кайфом? Пока что-то не получается.

Спускаю с кровати ноги и бреду на кухню. В коридоре полумрак, впрочем, как и во всем доме, но, благо, на стене горят ночники. Кое-как ориентируюсь и подхожу к шкафчику, тянусь за стаканом, наливаю воду. Пью мелкими глотками. Наливаю еще. Подношу ко рту и вдруг ощущаю сбоку какое-то движение.

Испугаться не успеваю. Лишь замираю. Демьян сидит на подоконнике у открытого окна, голый по пояс, с яблоком в руке.

Приглушенный свет выхватывает из темноты его плечи, грудь, пресс. Кожа чуть влажная, будто после душа.

Он откусывает яблоко и смотрит на меня. Я ставлю стакан на столешницу, забыв, зачем приходила. Ах да, попить…

— Не спится? — тихо спрашивает.

— Да. На улице сегодня душно... Завтра, наверное, гроза будет.

Кивает.

— Скорее всего.

— Ну и в целом... Новое место. Вчера одно, сегодня другое. Со мной такое впервые...

Надо бы заткнуться и уйти, но я пошевелиться не могу. И отвести от “щедрости” взгляда. Все эти тела и красивые картинки только на экране телевизора и в журналах видела, а вживую вот так... никогда. И эти кубики на животе... Я не ошиблась. Господи, сколько времени он проводит в спортзале? Они точно настоящие? В какой-то передаче видела, что сейчас делают пластикой. Может, это оно?

— Привыкнешь, — говорит Демьян и медленно подходит. Почти вплотную, отчего я нервничать лишь сильнее начинаю. И сердце, кажется, вот-вот вырвется из груди. — Бледная, — внимательно разглядывает. — Снова плохо?

— Нет. Всё в порядке.

Берет мою руку. Запястье. Чуть сжимает пальцами, не отводя глаз от лица.

— Пульс частый. Точно в порядке?

— Ты… не должен… — запинаюсь, потому что мысли скачут вразнобой, и паника захлестывает от его близости, прикосновений и запаха.

— Что? — слегка щурится

Проглатываю слова: "трогать меня".

Он смотрит в глаза. Ждет.

— Почему ты это делаешь? — выдыхаю.

— Просто хочу знать, что ты не отключишься снова. И не будешь валяться на полу. Похожа на привидение, вся белая.

— Зачем помогаешь? Я это имела в виду. Ведь не обязан...

Отпускает мою руку, но взгляд не отводит. Мы будто играем в игру: кто кого пересмотрит. И это сейчас хуже прикосновения.

— Спать иди, Миша. Уже поздно.

Будто выгоняет. Но, взяв пачку сигарет со стола, уходит первым.

Разглядываю его рельефную спину, пока Демьян не скрывается из виду. С этого ракурса вид тоже впечатляющий. Никогда еще не представляла в своих фантазиях кого-то. Даже не думала о том, что хочу отношений, тепла, близости. Мельком если. И образ был расплывчатый, а сейчас... моя рука горит в том самом месте, где Демьян меня касался. А пульс скачет, как бешеный. И одно желание... чтобы “щедрость” вернулся и трогал дальше. Можно даже не только запястье.

Наваждение. Самое настоящее. И такое реальное. Боже, действительно снова бы не отключиться. Потому что я хоть и пытаюсь не думать, успокоиться, не принимать близко к сердцу происходящее... но все равно принимаю.

10 глава

Долго ворочаюсь, прислушиваясь к тишине. Комната Демьяна рядом, но он не поднимается. А сама я не знаю, почему не сплю. Второе новое место за сутки, может, дело в этом. И всё же проваливаюсь в сон. Сознание, перегруженное эмоциями, отключается.

Просыпаюсь от духоты и жажды. В голове туман. И снова эти тупые, страшные мысли: вдруг мамино заболевание передалось по наследству? Они возвращаются, будто и не уходили, поселяются внутри и ведут себя как хозяйки. Может, Степанида и права. С головы больной всё и начинается. Сначала морально, потом физически.

Врач тогда в больнице предлагал обследование, но денег лишних не было. Все уходило на поддержание маминого состояния. Поэтому я без понятия передалась ли мне это болячка, или нет. Но с чего вдруг это недомогание?

Поднимаюсь с кровати, мельком бросаю взгляд на тумбочку и снова ловлю тахикардию. Потому что на ней стоит стакан с водой. А я его точно не брала. Выходит, “щедрость” ко мне заходил, пока я спала?.. Надеюсь, что это был он. Потому что от мысли, что мог быть Артём, становится уже не волнительно, а скорее жутко.

Но вода, кстати. Выпиваю все до капли. Беру сменную одежду и иду в ванную. Надо бы уточнить у бабули, что я вообще должна делать: во сколько вставать, ложиться. День на адаптацию мне дали, но наглеть дальше не собираюсь.

Умываюсь, переодеваюсь и спускаюсь вниз, на голоса. На кухне уже все в сборе, завтракают. У Артёма двойная порция блинчиков. Я бы и не обратила внимания, если бы не контраст: напротив Демьян с его омлетом, тостом и черным кофе.

Удивительно скудно и просто, особенно для человека, у которого, как видно, есть доступ ко всему. И к бабушкиной сковороде в том числе.

— Доброе утро, — тихо здороваюсь и, замерев в дверном проеме, не знаю, что мне делать. Понятное дело — быть активнее, но я еще в стадии адаптации.

— Садись, садись, — кивает Степанида. — Завтракать будешь?

— Наверное, я должна была этот завтрак сделать? — говорю, и в этот момент "щедрость" поднимает на меня взгляд. Скользит по щеке, цепляет уголок губ, медленно сползает ниже и замирает на моих сцепленных ладонях

По телу прокатывается жар.

— Успеешь ещё. Артём у нас сегодня за повара. Да и мальчики сами готовили, я вот, — показывает на свою тарелку, — к ним присоединилась. — Обычно без завтрака обхожусь. Позже весь свой распорядок дня расскажу.

"Подарочек", на удивление, ведёт себя очень тихо, не шутит, услужлив с бабулей Демьяна. Неужто и впрямь побаивается ее?

— Вещи перебрала? — уточняет Степанида.

— Да, — киваю я.

— Вот и замечательно. Артём, помоги тогда Мише.

— Завтра, ба, — произносит Демьян, заканчивая со своим омлетом. — Мы сейчас обратно. Куча работы. Как освобожусь, приедем. Попрощаться и в дорогу. Столица ждет. Я и так тут почти две недели провел. Больше не могу.

— И то правда, Дёмушка. Быстро время пролетело…

— Так что вы сегодня сами справляйтесь. Ну и билеты тебе распечатаю, помню. Хотя все сейчас в электронном формате, и я тебе показывал, как пользоваться. Буквально в два клика.

— Ой, — машет Степанида на него рукой. — Показывал он. Миша теперь есть. Она наверняка разбирается, ей все расскажешь.

— Да точно, надо взять тебе билет, — допивает кофе на ходу и все так же не сводит с меня глаз, отчего мое лицо не просто горит, а уже пылает. — Пухлый, все, — обращается к Артему и переводит наконец взгляд на него. — Заканчивай тут. Времени в обрез.

Наблюдаю, как “щедрость” собирается, и ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы он уезжал. Но есть и хорошая новость: в Москву хочу. Поступить в институт. Заработать денег. Купить нормальные вещи. Сделать хоть что-то, чтобы вырваться из этой петли, из этого замкнутого круга. И стать хотя бы немного такой, как он. Спокойной. Уверенной. Видно же, что у него всё получается.

“Щедрость” почти уходит. Я слышу, как он открывает входную дверь, и, извинившись, выхожу из-за стола.

— Демьян! — окликаю его уже на улице, выбегая за ним следом босая.

Он останавливается, снова задерживает на мне взгляд.

— Я попросить хотела, можно?..

— Нельзя, — сразу припечатывает отказом.

Теряюсь от его твердого тона.

— Ты ведь даже не выслушал… — произношу уже тише.

— Правильно. Потому что «нельзя» бывает для тех, кто спрашивает. Ещё раз начни.

Изо всех сил стараюсь подавить вдруг откуда-то взявшееся раздражение. И снова хочется сказать ему что-то обидное в ответ. Но весовые категории у нас разные. Во всех смыслах.

— Мне нужна симка.

Раз телефон новый, то и пусть все новое будет.

— И все?

Кожа опять горит огнём в том месте, где он вчера касался, будто пустили сотни огненных стрел. Или это в голове все? Она же подкидывает эти картинки и образы. Тогда откуда ощущения?..

— Да.

— Без проблем. Буду в городе, оформлю.

— Спасибо. И за воду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Демьян прищуривает глаза, почти как вчера, а я делаю шаг назад, потому что внутри вспыхивает совершенно противоположное желание — приблизиться. От этого чувствую себя максимально глупо. Флиртовать не умею, с парнями общаться не умею, но общество Демьяна до чертиков будоражит и я не знаю, как с этим быть. И чтобы уж вконец не попрощаться со своей самооценкой, первой разворачиваюсь и ухожу. А в доме дух перевести не получается, в прихожей сталкиваюсь с Артёмом.

— Ну как? Нравится тут? — интересуется с иронией.

— Да, — хотя это отчасти лишь правда. Я еще до конца сама не поняла. Возможно, на это уйдут дни. Или даже недели.

— Вот и аминь, — крестит меня. — Я пас. Старость хоть и уважаю, но на своей территории спокойнее. Ну, а ты тут давай не расслабляйся, — показывает на пучок сухоцвета. — Изучай все как следует, каждую травинку. И учет обязательно веди.

Опять насмехается. А при бабушке был ну сущий ангел.

— До твоего приезда пару заговоров выучу и потренируюсь на тебе.

— На отчиме своем для начала потренируйся. И по-братски прошу, подкинь ей эту идею. А то у меня стойкое ощущение, что она реально какие-то эксперименты на мне ставит. Захожу — прям дурно становится. А ты тут жить собралась. Мои сочувствия.

— Ты поэтому такой тихий рядом с ней? Потому что тебе нехорошо?

— Да. А мне еще домой возвращаться. У меня невеста. Свадьба. И все дела.

А вот это было максимально неожиданно. Совершенно не укладывается в голове. “Подарочек”, невеста и свадьба...

— Всё, до завтра. А лучше — до послезавтра. Хоть бы Демьяну работы сегодня подкинули, — напоследок крестит меня ещё раз и выходит.

Артём торопится по дорожке к машине, а я до сих пор в шоке пребываю. Он, может, пошутил про свадьбу...

11 глава

После обеда в дом начинают приходить люди. Один, потом другой. По очереди. Степанида принимает их на кухне — дверь туда закрыта.

Мне поручает полить травы, пройтись по саду и потом рассказать, что интересного увидела. Разрешает заглянуть в старый дом. Я решаю: раз уж все равно иду в ту сторону, заодно отнесу ненужную сумку и найду, где стоит мусорный бак. Надо бы вытащить и ту, где совсем старье.

До вечера маюсь ерундой и до мельчайших деталей все кругом осматриваю. Даже старый дом, хотя там ничего примечательного. Всякая рухлядь да пыль.

Наконец посетители уходят. Степанида, правда, не торопится подниматься со стула. Уже почти час сидит на кухне и смотрит в одну точку. Как будто впала в транс.

— Всё в порядке? — тихо уточняю, не зная, можно ли ее трогать, или лучше не стоит.

Не отзывается.

Подхожу ближе, касаюсь плеча. Она вздрагивает и резко перехватывает мою кисть.

— В аптечке обезболивающее. Принеси, — кивает на полку.

Нахожу не с первого раза. Ставлю перед ней голубой контейнер, наливаю воду. Она достает блистер и запивает таблетку.

— Приготовить ужин? — предлагаю я.

— Нет. Не хочу. Воды в новый стакан налей.

Делаю, как она говорит и протягиваю его. Она забирает. Что-то шепчет, будто наговаривает на воду. Или мне кажется. Но смотрит на неё и еле заметно двигает губами.

— Пей, — дает мне.

— Что?.. — внутри всё опять обмирает. Не хочу. Зачем это?..

— Ещё завтра день, и там решу, что с тобой дальше делать. Считай, это мои условия.

— Мне вчера было плохо…

Смотрит на меня, будто я какая-то непутевая.

— Пока не объясните — не буду, — настаиваю я.

Сжимает губы, отчего морщины на лице становятся ещё чётче.

— Что непонятного? Знаний во мне много. Ищу, кому передать. От тебя чувствительность идёт. Может, толк будет. Вот и проверяю. Если подойдёшь, то научу всему. Пей.

— А если я не хочу пить и этому всему учиться?

— А бывает, что и не спрашивают. Не через меня, так насильно. Через плохие события всё это приходит. Лучше уж по своей воле и при мне. Не просто так ты тут появилась. Особенно если через него пришла.

— Через кого?

Степанида раздраженно закатывает глаза.

— Кто тебя сюда привез?

— Демьян. Постойте… Вы ему тоже пытались вот эту воду?

— Нет. Он не подходит, — грубо обрывает. — Женщина должна быть. Что-то есть в тебе, не пойму что именно, — задумчиво разглядывает. — Вряд ли со стороны матери, раз там наследственность слабая. А вот со стороны отца… Говоришь ничего не знаешь про него?

Отрицательно качаю головой.

— Даже имени.

— А отчество чьё носишь?

— Деда. Хотя ни бабушку, ни дедушку я никогда не видела. Мама сказала, они рано умерли.

— Ладно, — вздыхает. — Устала я. Пей. И пойду отдохну. И ты тоже.

— Мне точно не станет плохо? — ещё раз спрашиваю.

— Сегодня — точно.

Смотрю на Степаниду, на ее сжатые губы, на синеватые пальцы, на усталые глаза, которые будто смотрят сквозь меня. И беру стакан. Губы прикасаются к стеклу, и не покидает ощущение, что я у нее как подопытная.

Вода теплая. Оставляет вкус на языке, которого раньше не было. Делаю глоток. Второй. Хочу поставить на стол, но Степанида придерживает стакан.

— До дна.

В отличие от вчера, сегодня я и правда ничего не чувствую. Но… слегка странная бабуля, участок с двумя постройками и ее внук-красавчик — все это больше похоже на завязку триллера. Завтра пойду смотреть старый дом еще раз. Вдруг там подвал, и таких учениц, как вчерашняя, с десяток валяется в погребе. Мертвых. А я следующая? Почему бы и нет. Родни нет, друзей почти нет — никто и не хватится.

Степанида просит прибраться на кухне и завтра нарвать траву, которую сама выращивает в конце двора. Упоминает день летнего солнцестояния. Но мне это ни о чём не говорит. Конечно, погуглить не помешало бы. И про Демьяна тоже... Но я фамилии его не знаю. Сейчас же все про всех можно найти. Точно.

— Степанида, — обращаюсь к старушке, когда та встает и собирается уходить. — А какая у вас фамилия?

— Хрущёва. Но у него другая фамилия, по отцу. Тот ещё негодяй, конечно, но мать его, подлеца этого, любила до безумия. А он... чтобы его там черти в аду ещё раз сожгли до пепла... обоих до ручки довёл.

От смущения хочу превратиться в горошину и закатиться под плинтус. Вот как она догадалась?

— Я… вы не так поняли.

— Приберись и спать иди. Утром расскажешь, что снилось.

Всё-таки с "щедростью" и "подарчком" комфортнее было здесь находиться в разы.

Но выбор, как бы, и невелик. К Петру — ни за что. Лучше уж эту воду наговоренную пить и травы помогать выращивать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Убравшись на кухне, пью чай и поднимаюсь в свою комнату. Открываю телефон и кладу обратно. Без симки работать отказывается, а свою вставлять не хочу. Хотя, по идее, надо бы. Ире позвонить, на работу заехать за деньгами. Я там, как-никак, две недели с начала месяца отработала. Деньги небольшие, но всё же.

Ладно. Дождусь Демьяна с новой симкой. Если уж решила всё заново начать, надо придерживаться выбранной стратегии.

Я засыпаю поздно и под звуки стрекочущих сверчков. Перед сном снова думаю о «щедрости», разбавляя всю эту романтическую дребедень мыслями о хорроре. Потому что всё происходящее действительно на него смахивает. Особенно после сна, в котором появляется какая-то молодая женщина — брюнетка в длинном белом платье до пола, с распущенными красивыми волосами. Она куда-то зовёт меня, а я не хочу идти. Стою и смотрю на нее — мы как две противоположности. Я пониже ростом, светлая, внешне не такая яркая, как она. Она берет меня за руку, ведет за собой, и жара, как от прикосновений Демьяна, я не чувствую — наоборот, сковывающий холод. Мы оказываемся на темной дороге. Мне страшно. Её хватка причиняет жуткую боль. Невыносимо. Я пытаюсь убежать, проснуться, но она вцепилась и не отпускает.

Открываю глаза и буквально подпрыгиваю на кровати. Прижимаю ладонь к бешено колотящемуся сердцу и щурюсь от яркого солнечного света, заливающего комнату. Может, именно он меня и разбудил? Потому что во сне было темно, тесно и неуютно.

Поворачиваюсь к тумбочке. Вчера здесь стояла вода. Сегодня — пусто. А я бы не отказалась попить.

Кое-как пересиливаю себя и встаю. Спускаюсь вниз. Степанида уже на кухне. Заметив меня, перестает крошить какие-то травы и поднимает взгляд. Смотрит внимательно.

— Ну как? Что-то приснилось? — спокойно спрашивает в ответ на мое "доброе утро".

— Ничего, — не знаю, зачем вру.

Наверное, потому что не хочу признавать все эти странности, которые происходят со мной рядом с этой женщиной и в ее доме. Да впрочем, с ее внуком тоже. Вон как я на Демьяна реагирую. И совершенно не могу это в себе контролировать.

— Что она тебе говорила? — игнорирует мою ложь.

Наливаю воду в стакан. Ухмыляюсь. Мама всегда говорила, что врать я не умею — все на лице написано.

— Молчала. Привела на дорогу и не сказала ни слова. Держала за руку, и мне было очень страшно. А сейчас плохо. Все?

Степанида как-то грустно улыбается.

— Больше не буду никаких наговоров ваших пить. Хватит с меня. В помощницы я нанималась по дому, по хозяйству, уколы там, если надо сделать, в магазины съездить. Но не вот это вот все, — обвожу глазами кухню и показываю взглядом на ее травы, которые она умело шинкует ножом. — Полно же желающих, наверное, все это узнать, перенять, изучить… но не у меня.

— Будто с Демьяном разговариваю. Одни сухие факты. И полное отрицание своей силы.

Ну хоть что-то у нас с ним общее.

— А кем ваш внук работает?

Мне правда интересно. Если не у "щедрости", так хоть у его бабушки узнаю, кто он по профессии.

— Юридический закончил. Адвокат. Важного из себя строит, а сам вот приезжает, и видно же, не хочет обратно в свою Москву. Еще и меня туда переманить пытается. А я не поеду. Тут мое место.

Ага, среди трав и всей этой странной атрибутики. Может, Демьян и прав: старушку бы поближе к цивилизации забрать. Ведь и правда не отдыхает, все время кто-то приходит, просит о помощи. С виду Степанида крепкая, но это обманчиво. Похоже, обезболивающее она пьёт каждый день. А сегодня снова на ногах, крошит травы, хотя с рукой явно что-то не так. По-хорошему, ей бы не всех спасать, а самой немного передохнуть и заняться здоровьем.

— Кто это была во сне? Вы? Только в молодости?

— Нет, не я. Но это хорошо, что она тебе приснилась.

— Кто она?

Степанида молчит, чем поднимает внутри меня сильную волну негодования. Ненавижу загадки.

— Мне ещё травы надо. Мяту. У пруда растет. Принеси.

— Хорошо. Только переоденусь.

В шортах-то и топе поудобнее будет, да и вон какая духота уже с утра.

— Так иди, — настаивает она, бросив на меня взгляд. — Мне прямо сейчас нужно. Сию секунду. Пошевеливайся.

Закатываю глаза, глотая раздражение. Ей-богу, свихнусь тут.

12 глава

Что за срочность, что за сиюминутная необходимость. Даже переодеться не дала. Еще и голова тяжелая после ночи и этого странного сна. Хоть Стёпа и сказала, что это была не она, но я почти уверена, что как раз наоборот. Надо попросить как бы невзначай у Демьяна показать его бабушку в молодости. А то, что волосы седые… ну так это нормально. У всех седеют с возрастом.

Наклоняюсь к мяте, пальцы обдает прохладой, хотя солнце уже высоко. Наверное, из-за влажности от воды. Сколько ее нарвать надо? Два пучка, три? Четыре? Подношу листья к носу — приятно пахнут. Аж чая захотелось с травами. Мама любила. И я тоже люблю. А теперь, наверное, даже еще больше… Пахнет ею.

Тянусь за новыми листьями, задумавшись, и нога вдруг соскальзывает. Не удержав равновесия, я плюхаюсь в воду — прямо к искусственным лебедям. Вместе со всеми нарванными кустиками, которые теперь плавают в воде рядом со мной.

Да черт же возьми!

Холод пронзает так, что перехватывает голос, и он тонет в тихом вскрике. На улице же тепло, а вода в пруду будто из колодца! Майка тут же прилипает, соски упираются в мокрую ткань. И ноги сводит от судороги. Ужас какой. Вот так люди на глубине умирают?

И поэтому не переодевайся, да, Миша? Все равно придется же. Нет, точно что-то видит. Ну или “подарочек” не пошутил про эти странные проклятия и свои недомогания. У меня теперь вот тоже... Боже, зачем вообще полусонную и полувялую отправляла за этой травой? Уфф. И мне же как-то в этих условиях жить и существовать... Есть от этого какие-то обереги?

Хочу выругаться, но вместо этого выходит сиплый и сдавленный смешок. Из плюсов: голова проходит и в ней снова ясно становится. Ну, еще бы... от таких манипуляций и холодного душа.

Дергаюсь, испытывая боль в ноге, и пытаюсь выбраться, нащупывая ступнями камни. И как только на них становлюсь, вдруг замечаю тень у пруда. Поднимаю голову и замираю. Демьян стоит у самой кромки воды: в джинсах, светлой футболке. Секунду смотрит мне в лицо, а потом его взгляд скользит ниже, задерживается на груди, и каждая капля на коже вдруг становится тяжелой. А к щекам, несмотря на холод, приливает жар.

— Окунуться решила? — спрашивает спокойно, как будто поинтересовался погодой. — Так речка недалеко, там заходить удобнее.

От ледяной воды зубы стучат, голос дрожит:

— Сама не поняла, как... Я оступилась.

Он продолжает смотреть так, что дрожь лишь усиливается. А затем скидывает кроссовки, закатывает джинсы и медленно заходит в воду. Почти до колена, и впритык ко мне. Я цепенею, сердце колотится, в ушах шум. Все как в ту ночь. Хотя нет. Сегодня даже сильнее. Тут адреналин, помноженный на два. От которого даже голова кружится.

— Давай руку, — протягивает свою.

Я не сразу решаюсь сделать, как он говорит. Но всё же делаю. Потому что обратно в ледяную воду по горло не хочу. Его пальцы горячие — в отличие от моих. Он просто удерживает, пока я ступаю за ним и выбираюсь. Вода стекает по ногам, ночная облепила тело будто вторая кожа. Хочется закрыться руками, но они почему‑то висят по швам. Смотрю на Демьяна и глаз отвести не могу. Такой он красивый. Со всех ракурсов.

— Мяту собирала?

— Да, только досталась она лебедям, а не Степаниде…

Отвожу взгляд, но не знаю, куда смотреть. И в голове паника: «ты смешная, мокрая, девчонка деревенская, и ситуация у тебя — одна за одной нелепее не придумаешь». А завтра он уедет. И мне опять хочется расплакаться от этой мысли. Буду полночи Чикатило их на пару со Степанидой представлять. Вот!

— Вообще себя не бережешь? — мягко спрашивает. — Любишь экстремальные купания?

Я все‑таки поднимаю взгляд. Он смотрит открыто и будто изучает. Внутри вспыхивает что‑то странное. Как и в тот вечер, когда он ушёл, а я бы хотела, чтобы остался. Правда, что бы делала, не знаю. Опыта нет. Даже флиртовать не умею.

— Я бесконечно аккуратная. Просто сегодня не тот день. — Слова всё же находят выход, но рот пересох, и получается шёпот.

"Щедрость" слегка улыбается, а у меня от этой едва заметной улыбки по спине бегут мурашки. И рука всё еще в его ладони; замечаю это и сама пугаюсь. Пытаюсь выдернуть, но он не отпускает сразу, лишь ослабляет пальцы, давая выбор. Я тут же убираю ладонь, чувствуя, как кожа там пульсирует.

— Ты красивая, Миша. Даже если не привыкла к вниманию, — говорит он, от чего кровь приливает к лицу, правильно считывая мои реакции и смущение.

Слова греют и пугают одновременно. Привыкла? Смешно. Я никогда не слышала такого напрямую. И не знаю, что делать с этим знанием.

— Пошли домой, переоденешься.

Демьян выходит первым и, ступив на берег, протягивает руку снова. Я хватаюсь без колебаний и шлёпаю за ним по гравийной дорожке. У крыльца он вдруг останавливается, не отпуская пальцы. Смотрит на капли, стекающие с моего локтя.

— Когда приедешь в Москву, покажу, где можно утонуть. Но без камней под ногами. И вода там точно будет теплее.

Он легко сжимает пальцы и отпускает. Заходит в дом первым. Я дышу разгоряченным воздухом и понимаю: обе Миши: та, что робеет от каждого его взгляда, и та, что вспыхивает от одного прикосновения, сейчас заодно и обе хотят внимания "щедрости" и заочно грустят и тоскуют по нему, хотя он еще никуда не уехал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мне вдруг хочется снова в воду. Ледяную. Когда эти двое заодно и в сговоре, становится еще страшнее. Это что за новшества такие?

Однако эти ощущения внутри от прикосновений Демьяна, кажутся самыми лучшими и трепетными за все мои восемнадцать лет.

Степаниду застаем на кухне, она уже моет разделочную доску. Заметив нас, даже и не выглядит удивленной, и про траву свою ничего не спрашивает.

— У меня прием через полчаса. Завтракать будете? — идет к холодильнику. — А Артема где потерял? — обращается уже к внуку.

— В Ижевск завез. У него дела.

— Со мной боится пересекаться, — хмыкает Степанида. — Вот и все дела, — задерживает, наконец, на мне взгляд.

Обнимаю себя за плечи. С меня вода капает, я дурой неуклюжей себя чувствую. А трава уже не пригодилась. Это как?

— Пойду переоденусь и уберу потом разводы. Я не буду есть, спасибо, — тихо произношу и иду наверх.

Закрыв в ванной дверь, бросаюсь к зеркалу и ужасаюсь. Я в этой ночнушке, прилипшей к телу, словно и вовсе голышом! Сдираю с себя мокрую одежду и становлюсь под тёплый душ. Меня всю колотит. А когда закрываю глаза, перед ними возникает лицо "щедрости". Его слова: «Ты красивая, Миша».

Неужели правда красивая или он просто меня приободрить решил?

Приведя себя немного в порядок, я смотрю на дверь, но выйти не решаюсь. Тем более спуститься. Но, вспомнив, что сегодня, возможно, последний день, когда “щедрость” тут, натягиваю джинсы, футболку и выхожу.

На кухне уже никого. Бабушка и внук на террасе пьют чай. Их видно через небольшое окно. Я приближаюсь и слышу отрывки разговора. Про поездку в Москву, а еще про больницу.

Осторожно выхожу на террасу, пытаясь справиться с волнением. Степанида и Демьян сразу поднимают глаза на меня.

— Уже переоделась? — бабушка тепло улыбается, оглядывая меня с ног до головы. — Проходи, садись. Чай ещё тёплый. С травами. Любишь же?

Точно, ведьма!

Я смущенно киваю и опускаюсь на свободный стул. От утреннего конфуза остался лишь легкий румянец, но сердце всё равно стучит, когда ощущаю на себе взгляд Демьяна.

— Как ты? Отогрелась?

— Всё в порядке, — отвечаю тихо, пряча прядь волос за ухо.

— На вот, — вмешивается Степанида, подвигая ко мне чашку горячего чая. — Пей. А то простынешь еще после таких купаний. Аккуратнее же надо, деточка.

Обхватываю кружку ладонями.

— Я слышала, вы про Москву и больницу говорили, — решаюсь подать голос, чтобы отвлечься от своих мыслей о Демьяне и “подставе” Степаниды. Хотя в чем она виновата, если я неуклюжая? — У вас что-то серьезное случилось?

Степанида отмахивается и тут же меняется в настроении.

— Руки у меня болят. Да много что из строя выходит, — вздыхает она.

— На обезболивающих сильных она. Ты же сама знаешь, что так дальше нельзя, только хуже станет, — Демьян качает головой.

— Я сама себе врач, — бурчит Степанида и вдруг морщится, прижав руку к пояснице. Видно, резкая боль пронзила. Но, заметив наше беспокойство, старушка выпрямляется. — Ладно-ладно, посмотрим. До Москвы еще добраться надо, а у меня тут дел много...

Она резко меняет тему:

— Миша, милая, принеси-ка малины из кухни. К чаю хорошо пойдет. И согреешься быстрее.

Быстро поднимаюсь и иду выполнять поручение. Когда возвращаюсь с баночкой малинового варенья, на террасе появляется незнакомый человек. Наверное, посетитель Степаниды. Они заходят в дом, и мы с Демьяном остаемся вдвоем.

Я нервничаю, вертя в пальцах ложку. После всего бросает то в жар, то в холод. И я будто в той самой ночной перед ним, а не в джинсах и футболке сижу.

“Щедрость” откидывается на спинку стула, вытягивая ноги. Выглядит расслабленным. Футболка облегает плечи, джинсы под коленями всё ещё немного влажные после утреннего купания. Опускаю лицо, чувствуя, как щеки начинают гореть. Перед глазами встает картина, как он заходил ко мне в пруд, закатав эти самые джинсы, как смотрел… И кажется, начинаю краснеть еще сильнее. Что за дурацкая реакция?

Вдруг Демьян наклоняется чуть вперед и тянется ко мне через стол:

— Я тут вспомнил... — говорит негромко. — Ты же хотела новую сим-карту.

Удивленно моргаю. Хотела? А, точно... вчера я мельком обмолвилась, что мечтаю выкинуть старый номер, чтобы начать все с чистого листа.

— Ты... купил её?

Демьян достает из кармана небольшую пластиковую карточку, протягивает мне. Его длинные пальцы на секунду касаются моей ладони, когда я принимаю пакетик с симкой. По коже пробегает легкий разряд, заставляя затаить дыхание. И снова смутиться.

— Номер новый. Как и хотела. На себя оформил.

Я смотрю то на него, то на сим-карту у себя в руках. Щедрость. Про себя усмехаюсь этому внезапно пришедшему в голову слову, когда впервые его увидела в то утро. Демьян ведь совсем не обязан был помогать, тратить свое время на такую мелочь для меня, но сделал это… Снова.

— Спасибо, — шепчу растроганно. — Огромное.

— Не за что. Давай телефон, вставим, проверим, работает ли.

— Он наверху…

— Неси. Пока пьешь чай, я все сделаю.

Встаю с кресла и мчусь в комнату, возвращаюсь с двумя аппаратами. Отдаю их Демьяну и, попивая свой чай, наблюдаю, как он быстро и ловко вставляет новый чип, нажимает кнопку включения. Экран загорается и телефон загружается с новой симкой.

— Ну вот, — протягивает мне сотовый. — Поздравляю с обновкой.

На экране высвечивается меню, и первое, что замечаю — индикатор сети полный. Новый номер активирован. Правда, телефонная книга совершенно чистая, ни одного имени. Но ничего страшного. Мне в принципе кроме Степаниды ничьи контакты сейчас и не нужны.

Допив чай, убираю все под навес. Пока идут приемы, Степу тревожить нельзя.

— Я отъеду на часа два, — Демьян встает из кресла. — Постарайся без меня больше никуда не падать, ладно? — задорно подмигивает.

Долго смотрю вслед Демьяну пока он не скрывается из виду на своей машине и чтобы не придумывать на его счет лишнего, решаю заняться делом.

Беру плетеную корзинку и снова иду к пруду. На улице припекает солнце, но у воды все так же прохладно. Искусственные лебеди мирно дрейфуют у дальней кромки. В окружении мяты.

Подхожу к тому месту, где сегодня утром оступилась. Присаживаюсь на корточки и принимаюсь аккуратно состригать новые стебли ножом, стараясь думать только о деле и заново не спикировать в воду. Но мысли упорно возвращаются к Демьяну. Для меня это все впервые. Каждый его взгляд, каждое касание — как электричество. Я чувствую себя глупой, наивной, но ничего не могу с собой поделать. Нравится он мне. Очень нравится.

Отрываю очередной пучок мяты и кладу в корзинку. Пожалуй, хватит. Но прежде чем уйти, наклоняюсь и вылавливаю дрейфующие кустики ладонью которые в силах поймать. Стряхиваю воду с листьев и бросаю трофеи в корзинку к остальной свежей зелени.

Когда возвращаюсь к дому, чувствую, как сил поубавилось. Хотя что такого сделала? Но ощущаю, как на лбу выступает испарина. И горле неприятно першит, хочется пить…

Посетитель Степаниды уходит и в промежутке между приемами я уточняю, что мне нужно еще сделать. Она отвечает, что на сегодня я свободна.

Поднимаюсь в свою комнату, залипаю немного в телефоне, настраивая аппарат под себя и не замечаю, как проваливаюсь в сон, а просыпаюсь уже поздним вечером. Кругом темнота, состояние как-то непонятное, будто хочу заболеть. Это все мои утренние купания?

13 глава

Тапаю по экрану, посмотреть время, и удивляюсь. Ничего себе, я проспала почти пять часов, и меня никто не разбудил! В целом грех жаловаться на Степаниду и ее странное поведение, потому что у меня здесь прям курортные условия. Что хочу, то и делаю. Всем бы такую работу.

Поднимаюсь, чувствуя ломоту в теле. Чуть пошатываясь от слабости, выхожу из комнаты и спускаюсь вниз.

В доме тихо. На кухне пусто. Я выглядываю на террасу — и там никого. Странно, время ведь не такое уж позднее. Неужели все разошлись по комнатам отдыхать?

Ставлю чайник, кутаясь в накинутый на плечи кардиган. Меня пробирает легкий озноб. Пока греется вода, достаю кружку. Заливаю кипятком душистые листья и жду, когда настоится, как вдруг слышу за спиной скрип открывающейся двери.

— О, проснулась, — раздается знакомый голос.

Оборачиваюсь — на пороге кухни стоит Демьян. В полумраке его силуэт кажется еще выше. Он заходит в комнату, прикрывая за собой дверь. А меня по новой пробирает дрожь, но уже от его присутствия.

— Выглядишь опять неважно, — отмечает он, окинув меня пристальным взглядом. — Все нормально?

— Так себе, — признаюсь честно. — Голова тяжелая… Видимо, у меня акклиматизия на новом месте, — шучу. — А ты как?

Демьян хмурится и подходит ближе, а я не знаю, куда себя деть, хочется провалиться сквозь землю. После произошедшего утром мне непросто смотреть на него без смущения и делать вид, что меня не волнует его присутствие. Еще как волнует!

— Работал. Только недавно вернулся.

— А бабушка? Она уже ушла отдыхать?

— Да. Приемы закончила еще час назад и легла пораньше.

— А Артём?

— Во дворе, с невестой по телефону разговаривает.

До сих пор не укладывается в голове, что у “подарочка” кто-то есть. Никогда бы не подумала.

— Удивлена? — спрашивает Демьян.

— Выходит, да, — признаюсь.

“Щедрость” тихо смеется, и от этого теплого, бархатистого звука у меня внутри почему-то тоже становится теплей. А ещё комната, хоть и просторная, но теперь будто на спичечный коробок похожа.

— Марина — его полная противоположность, очень терпеливая и худая, — говорит, усмехнувшись. — Единственные разногласия, которые у них возникают: она пытается пересадить его на правильное питание, а он отчаянно сопротивляется.

Я делаю глоток чая, пытаясь представить Артёма в роли жениха, но все равно получается плохо. И пока вживую эту девушку не увижу — не поверю до конца. Интересно, а у Демьяна есть невеста? Но вместо этого спрашиваю:

— Почему ты пошел в юристы?

Он чуть приподнимает брови. Молчит, а я рассуждаю вслух:

— Хотя бабуля людям помогает, и ты тоже, но только уже с точки зрения закона… Да?

Зря я все-таки те документы сожгла. Могла бы показать “щедрости”. Вдруг и правда Пётр что-то намутил незаконное.

— Нет, — в его голосе скользит игривая нотка.

Я пожимаю плечами:

— Чтобы справедливость восстанавливать? Вон ты как быстро все решил с Петром. В суде так же?

Демьян широко улыбается.

— В суде так нельзя. Приходится не кулаками, а словами бить людей. Но вообще не в справедливости дело.

— А в чем тогда? Почему ты выбрал эту профессию?

Мне и впрямь интересно.

Он тихо смеёется и не торопится отвечать. Разглядывает так, что опять начинаю смущаться и краснеть.

— Знаешь, я с детства видел, как люди шепчут на воду, ждут, что трава или нечто непонятное спасет их жизнь. Серьезные такие, с надеждой в глазах. Мольбы куда-то в никуда отправляют. Без какой-либо конкретики и логики. Кто-то должен был в семье взять на себя роль не «отлетевшего». Наверное, кому-то и впрямь бабуля помогает… но я верю в бумагу с печатью, — твердо произносит Демьян. — В то, что можно доказать в суде, в факты. А во все это… — он неопределенно машет рукой, имея в виду, видимо, бабушкины методы, — мало верю.

Помолчав секунду, он вздыхает:

— Бабушку я люблю. Но жить в ее мире не могу. Не мое. Я бы даже сказал, что на меня это давит.

Опускаю глаза на темно-зеленую жидкость в кружке, размышляя над его словами. Демьян рос рядом со Степанидой, каждый день видел незнакомых людей, которые приходят со своей бедой… Наверное, ему было непросто в такой атмосфере. Поэтому выбрал путь, максимально далекий от бабушкиных дел. И вполне логично. Я бы, наверное, тоже так поступила. Очевидно же, то, чем занимается Степанида, не каждому зайдет. Да даже для меня дикость.

Делаю еще пару глотков остывающего чая, чувствуя, как по горлу разливается приятное тепло. Демьян прислоняется бедром к столу, всего в полуметре. Вроде бы ничего не происходит, но рядом с ним все внутри на грани. Воздух между нами густеет, будто его можно потрогать. Мне кажется, он смотрит — поднимаю глаза проверить, и дыхание сбивается: не кажется. Он и правда смотрит. И, в отличие от меня, не отводит взгляда и не краснеет.

— Иди-ка сюда, — негромко произносит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не успеваю сообразить, что Демьян задумал, как он делает шаг вперед. Его сильные руки мягко ложатся мне на плечи, а губы едва касаются моего лба, задерживаясь лишь на секунду. Я замираю. Весь мир перестает существовать, сужаясь до этой единственной точки соприкосновения. Жаркие искры от его короткого поцелуя растекаются по коже волной.

Демьян отстраняется лишь на пару сантиметров, но остается опасно близко. Сердце гулко бьется где-то в горле.

— Горячая, — тихо констатирует он, глядя мне в глаза.

Одна его рука скользит от плеча к моей щеке. Ладонь такая теплая, почти обжигающая. А может, это у меня самой пылает кожа.

— Что?.. — сиплю я. И это все, на что способна в это мгновение.

— Вся горишь, Миш, — выдыхает он хрипло.

От этого негромкого, нежного «Миш» у меня внутри все переворачивается. И действительно горит. Может, до этой самой секунды все было относительно неплохо с температурой моего тела, но вот сейчас... по ощущениям будто вулкан проснулся.

Не отрывая взгляда, Демьян большим пальцем медленно проводит по моей скуле, так осторожно, будто боится спугнуть. Но я и не думаю отстраняться и дергаться, как там на пруду. Наоборот, тону в его темном взгляде и стараюсь ловить ртом воздух, которого вдруг не хватает. Голова идет кругом, теперь уже точно не от температуры. Меня пьянит его близость, его тепло, его аромат со свежими нотками. Колени подгибаются, и я непроизвольно прижимаюсь поясницей к столешнице, чтобы удержать равновесие.

— Сейчас лекарство поищу. Или можем бабулю поднять — она мигом что-то нашепчет. — Его пальцы зарываются в выбившуюся у лица прядь, аккуратно заправляют ее мне за ухо. — Как хочешь?

— Я просто… чай допью, — едва слышно отвечаю. В горле пересохло, язык едва ворочается, и сама я будто в капкане оказалась. — Ничего не нужно.

Смотрю на его губы и сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Что опять со мной происходит? А с ним? Почему он не отходит? Зачем меня трогает?

Пальцы Демьяна скользят от щеки к затылку, зарываются в мои волосы. Он наклоняется, медленно, отчего во всем теле просыпается сладкая дрожь. Подаюсь навстречу, почти не осознавая этого, просто тянет к нему, и я не могу это контролировать.

Его дыхание касается моих губ… Еще миг и он меня поцелует… Прикрываю глаза, замирая в томительном ожидании.

— Демьян! — вдруг с улицы доносится громкий голос Артёма. — У тебя окно с водительской открыто, ты видел? И ноут бросил на пассажирском. Мигом ведь обчистят!

Мы одновременно вздрагиваем. Демьян тут же выпускает мои волосы и отступает, а я, опомнившись, спешно отворачиваюсь к столу. Руки сами тянутся к лицу: щеки пылают, губы обожжены его дыханием, а внутри все содрогается от разочарования.

Что сейчас произошло? Еще чуть-чуть и он бы меня поцеловал. А я… я бы ему позволила. Я сама этого хотела и потянулась! От осознания накрывает горячая волна стыда, и еще даже сильнее, чем утром.

Краем глаза я замечаю: Демьян тоже застыл. Стоит ко мне боком, опустив голову, упершись руками в столешницу. Его грудь тяжело поднимается, дыхание неровное. А у меня самой воздух то застревает где-то под ребрами, то вырывается короткими, сбивчивыми вздохами.

— Иду! — наконец отзывается “щедрость”, повернув голову к окну.

Зажмуриваюсь, беззвучно чертыхаюсь про себя и пытаюсь совладать с накатившими эмоциями. Стыд, досада, испуг, обида — всего намешано. И только губы еще хранят тепло его дыхания… Это было так интимно. Так будоражаще!

— Миша… — тихо зовет Демьян.

Поднимаю на него глаза, все еще прикрывая пылающие щеки ладонями. Мажу взглядом по губам Демьяна и хочу огреть Артёма чем-то тяжелым. Зачем он вмешался!

— Жаропонижающее выпей и иди в кровать.

Я киваю вместо ответа. Мне сейчас трудно сосредоточиться на словах. И едва собираю мысли в кучу, все еще оглушенная тем, что едва между нами не случилось. — Тебе правда лучше отдохнуть, — добавляет он вполголоса.

Открывает рот, будто хочет еще что-то сказать, но лишь смотрит пару секунд, а потом и вовсе разворачивается и выходит на террасу.

Я остаюсь посреди кухни одна, не в силах пошевелиться. Не в силах осознать... что, возможно, Демьяна тоже ко мне тянет? Неужели ему действительно… хотелось меня поцеловать? Меня — саму обыкновенность.

«Хватит, Миша, успокойся», — одергиваю себя. Надо остыть. В прямом и переносном смысле.

Подхожу к раковине, подставляю запястья под холодную воду. Потом умываюсь. Постепенно дрожь уходит, дыхание выравнивается. Но внутри все еще штормит. От разочарования. Потому что я… хотела бы, чтобы…

Господи, да приди ты в себя, Миша. Где ты, и где он.

С улицы доносятся голоса Демьяна и Артёма. Они приближаются. А я сейчас вообще не готова их видеть, тем более делать вид, что все нормально. Вытираю руки о полотенце и почти бегом поднимаюсь наверх, в свою комнату.

Закрыв дверь, прислоняюсь к ней спиной и зажмуриваюсь. В висках стучит кровь. Стоило Демьяну прикоснуться — и я потеряла голову. Будто на моих чувствах прибавили звук до предела. Даже страшно становится, насколько сильно он на меня действует.

Я падаю на кровать, уставившись в потолок. Остатки озноба сменяются жаром, потом снова озноб, потом опять жар… Меня так лихорадит от воспоминаний о Демьяне? Стоит закрыть глаза — перед ними снова возникает его лицо, темный взгляд, в котором я тону. А потом — Артём.

Ох, Артём... Ещё миг и я бы узнала, каково это, когда тебя целует мужчина, который тебе нравится. И, что самое невероятное, “щедрость” сам этого хотел… Или не хотел? Может, я это все выдумала?

14 глава

Сжимаюсь клубком, обнимая подушку. Надо успокоиться. Ничего же не случилось, по факту... Совсем ничего, кроме того, что я впервые ощутила, что значит тянуться к человеку всем существом. И прикосновения Демьяна… эти чувства внутри, будто тысячи бабочек вспорхнули одновременно… Прям как в маминых романах, которые Пётр хоть бы один положил в сумку.

Кажется, слабость все же берет верх: веки тяжелеют, мысли рассеиваются и я проваливаюсь в тяжелый, беспокойный сон.

…Опять ночь, темная дорога и эта девушка в белом. Лица не вижу, но всем нутром ощущаю исходящую от нее боль и отчаяние. И его так много, что мне самой будто еще хуже становится.

Но наутро я просыпаюсь бодрая и практически абсолютно здоровая. За окном сереет рассвет, а сердце колотится так, словно сейчас выскочит. Никогда еще сны не были такими реальными, как в этом месте. И ведь никакой наговоренной воды я вчера не пила…

Вспоминается внезапно слова Степаниды: «день летнего солнцестояния». Она вчера упоминала вскользь. И вот сегодня как раз этот день, самый длинный в году и самая короткая ночь. Может, поэтому я такая чувствительная, снятся кошмары и так реагирую на “щедрость”?

Тянусь к телефону на тумбочке, машинально проверяя время — почти шесть утра. И новое уведомление и сообщение. От незнакомого номера. С фото и короткой подписью: “Правда красиво?”.

На снимке темная дорога уходит вдаль, а над ней огромная круглая луна, окутавшая все холодным серебристым сиянием. Небо почти черное, звезд не видно. Полнолуние во всей красе.

Прошивает сначала неверием, а потом отчаянием, почти таким же сильными, которое исходило во сне от той девушки. Выходит, “щедрость уже уехал? Даже не попрощавшись? А я думала, еще успею увидеть его утром…

Пальцы дрожат, когда я набираю ответ. Не хочется показаться слишком эмоциональной, поэтому стираю два набранных сообщения, пока не останавливаюсь на самом простом варианте. Отправляю: “Очень красиво. Хорошей дороги”. И добавляю смайлик маленького красного сердечка. А потом удаляю. Глупость такая. Неуместно.

Проходит всего несколько секунд, как экран мигает входящим ответом:

“Как самочувствие?”

“Уже лучше”, — быстро набираю в ответ.

Смотрю на снимок еще раз, а потом закрываю глаза и, улыбаясь, кладу телефон на подушку рядом, снова прокручивая в голове вчерашний момент, точнее, выдуманное его продолжение.

Девчонки в школе еще в начальных классах в первый раз влюбились, поцеловались в старших, кто-то даже на выпускном секс попробовал. Ирка рассказывала. А я… Со мной подобное чувства и трепет впервые. И так жаль, что Демьян уехал. А может, и к лучшему. Не стоит забивать голову романтической чепухой. Не вовремя это.

Даже сама не понимаю, как засыпаю снова. А просыпаюсь от стука посуды внизу. За окном яркое солнце, наверное, уже часов девять, не меньше и на удивление, я чувствую себя еще лучше: голова ясная, и сил прибавилось.

Бодро спускаюсь вниз. На кухне Степанида вовсю хлопочет, раскладывает по баночкам какие-то травы. На плите булькает кастрюля, распространяя аппетитный аромат каши. А на полу разбитая посуда и зеленоватое пятно.

— Доброе утро, — желаю я, входя.

— А, проснулась, — бабуля оборачивается ко мне. — Помоги прибраться, случайно выронила, руки болят опять. И давай-ка кашу поешь, овсянка еще теплая. Чайник сама вскипятишь, там травяной настой, если хочешь. Очень помогает при простуде.

Смотрю на пятно на полу, на баночки, которые она расставила, и расплываюсь в улыбке. Вот почему полегчало…

— Хорошо, сейчас, — отзываюсь я и иду за тряпкой.

Быстро навожу порядок, спрашиваю нужно ли еще чем-то помочь, Степанида качает головой и показывает рукой на стол, там непрерывно накрыто на одного. И от этого снова становится грустно.

— Артём и Демьян уехали, — произносит Степанида, словно прочитав мои мысли. — В четыре утра.

— Понятно… — тихо говорю я, опуская глаза и вспоминая время сообщения со снимком.

— Мог бы и задержаться, но эти его вечные дела, амбиции, карьера. А закончит, как и все мои посетители, если не остановится и не возьмет передышку. Еще Артёма этого привез... Парню надо здоровьем заняться, я бы ему помогала с его зависимостями, но он со мной боится пересекаться, но другого бы боялся…

— Какими зависимостями? Почему вас боится?

Степанида хмыкает, заметив мое выражение лица.

— Да там не только по еде. Там в целом, но кто ж в таком признается.

“Подарочек” со скелетами в шкафу? Поэтому и избегает общества Степаниды, потому что она видит его насквозь? Открытие на открытии.

— Мне сегодня опять эта девушка снилась. И меня не покидает ощущение, что это вы… — произношу, садясь за стол.

Степанида печально улыбается, а потом отворачивается. Щелкает чайником, оставляя меня без ответа.

Видимо, не дождусь никакой ясности.

— Чем мне сегодня заняться? — перевожу тему.

— Трав надо мне побольше заготовить. Скажу, каких соберешь. Помощница по дому же вообще не разбирается. Да и на что она мне теперь, если ты есть…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я могла бы остаться, — предлагаю и тут же язык хочу себе прикусить, потому что в действительности хочу в Москву. К Демьяну. С другой стороны, зачем я там нужна? Для чего?А еще, кажется, боюсь с ним новой встречи.

Бабушка внимательно на меня смотрит.

— А здесь что сидеть? Ты что ли Москву посмотреть не хочешь? Да и мне скучно. Ну и любопытно, как внук будет пытаться оставить меня в столице. На это у вас уговор был?

Щеки снова краснеют. Что за семейка! Оба читают меня как открытую книгу.

— Есть какой-нибудь наговор на защиту, чтобы все было менее очевидно в моем случае? Я сейчас вам в стакан воду налью, сделаете?

— Шутить вздумала, — ухмыляется Степанида. — Не нужен тут никакой наговор. Это жизненный опыт называется. Самая ценная валюта. И приобретается самостоятельно.

Беру ложку, помешиваю кашу и размышляю над ее словами. Поинтересоваться хочется, какой был у нее жизненный опыт и путь. Но сейчас, вероятно, не лучшее для этого время.

— Как закончишь — в сад иди. А потом с вещами поможешь. Руки, — показывает, — опять трясутся и болят. Не смогу сама ничего собрать. Кошмар какой-то…

— Хорошо.

Через пятнадцать минут я уже во дворе, в старых шлепанцах и наспех накинутом кардигане. Солнце припекает, от ночной прохлады и следа не осталось. Прохожу к сараю, за которым замечаю дощатый настил под навесом. Там аккуратно развешены букеты мяты и других трав для сушки. Касаюсь пальцами зеленых веточек — сухие, хрустят. Вешаю пучки обратно.

Возле огорода быстро нахожу душицу: невысокие кусты с мелкими фиолетово-сиреневыми цветами. Срываю несколько стеблей с соцветиями, набираю целый пучок и так почти до вечера. А вернувшись в дом, вручаю Степаниде веточеки и сделанную куклу из трав.

Она долго и внимательно смотрит на нее, потом на меня.

— Я у Демьяна в машине видела. Такие же делать умею. Вы их тоже как-то заговариваете?

— Правильно нарвала, молодец, — хвалит она, игнорируя мои слова. — Положи все в пакет, только не мни. Как вернусь, продолжим.

Я вытаскиваю из буфета бумажный пакетик и бережно укладываю туда душицу.

— А надолго мы в Москву едем? — уточняю. Мне ведь тоже надо свои планы понимать.

Степанида ненадолго поджимает губы и опять не торопится отвечать. Странная она сегодня.

— Сколько понадобится — столько и пробудем, — отрезает она. — Меня ж врачи там смотреть будут. Может, на неделю оставят, а может, и на месяц. Как пойдет.

— В больнице?

— А где ж еще, — фыркает бабушка.

— А я… тогда куда? — вырывается у меня.

— Демьяна попрошу, — бурчит Степанида, пока снова возится со своими баночками и посудинами с травами. — У внука квартира, наверное, пустая стоит, и сам дома не появляется. Вот и поживешь в ней, пока я буду занята.

У меня снова будто температура поднимается. А память тут же подкидывает картинки: ладонь “щедрости” на моей щеке, пронизывающий взгляд, дыхание на моих губах. Все вспоминается до мельчайших деталей. Сердце то замирает, то пускается вскачь, стоит лишь зажмуриться и представить, что было бы, не вмешайся Артём.

— Все, устала я. Здесь одна закончишь, а потом вещи поможешь собрать.

— А поезд когда?

— Послезавтра. Утром. А завтра у всех свободный день.

— Могу в город съездить?

Надо деньги забрать, что в прилавке заработала. Хоть что-то. Не могу же я совсем без копейки поехать.

— Да, поезжай, — говорит Степанида и, вытерев руки о полотенце, идет в свою комнату отдыхать.

Закончив с травами, я помогаю ей собрать чемодан, а потом поднимаюсь к себе. Мне и собирать особо нечего. Вещей нормальных мало, а в том, что есть… Интересно, в Москве в таком ходят? И купить нового не могу… Денег нет. Как не крути, но все в них упирается. Какой бы добрый, отзывчивый, талантливый и классный ты ни был, но они многое значат и решают. А еще уверенность придают. Поэтому у меня ее мало?

Бросаю взгляд на телефон, который лежит на прикроватной тумбочке. На миг в голове мелькает безумная надежда: вдруг есть новое сообщение от Демьяна? Но экран пуст.

Я подхожу к окну. Уже ночь. Луна заглядывает внутрь, такая же большая и яркая, как на фотографии, что прислал мне Демьян. И буквально через пару-тройку дней я снова увижу “щедрость”… От этой мысли по телу прокатывается волна жара.

Сон ночью долго не идет. Я ворочаюсь, устраиваясь то так, то этак, пока, наконец, усталость и остатки недомогания не берут свое. В какой-то момент я все же проваливаюсь в забытье. И снится мне опять эта девушка. Но теперь она больше не выглядит огорченной, она будто злится на меня. Только я не понимаю за что.

15 глава

Пять тысяч рублей, которые мне отдали за отработанные дни в ларьке, паспорт, несколько учебников и пакет с вещами. Точнее, с бельем и еще запасной парой джинс и футболок — все мои добрые вещи. Ни одного платья, ни одного украшения, ничего. Даже сумки приличной нет, только рюкзак. Я до встречи с Демьяном о своем внешнем облике и о том, как выгляжу в глазах других, не задумывалась. И уязвимой себя из-за этого тоже не чувствовала. А сейчас... Как там говорится, все происходит впервые? Так вот, со мной эта неуверенность и страх перед новой встречей с щедростью — точно в первый раз.

Утро отправления наступает быстро. Я заказываю такси, и оно везет на вокзал. Степанида все время рядом, крепко держит меня под локоть — то ли чтобы я не передумала, потому что мысли не сесть на поезд и остаться мелькают, то ли чтобы самой не упасть. На платформе немноголюдно, утро прохладное, нас провожает лишь свежий ветер да пара сонных воробьев на проводах. Никаких тебе плаксивых прощаний, ничего из того, что обычно показывают по телевизору. Но почему-то внутри все равно щемит. Может, оттого что уезжаю впервые так далеко от всего привычного. Или этот страх неизвестности. А может, и вовсе что-то другое. Не знаю.

Мы с бабушкой грузимся в наш купейный вагон. Билет у нас общий, на двухместное купе — Демьян постарался. Проводница в форменном костюме помогает поднять чемодан Степаниды и усаживает нас внутрь, отделяя от остального мира занавеской и дверью. Когда поезд трогается, я приникаю к окну. Сердце замирает на мгновение, а потом начинает колотиться от предвкушения. Рельсы стучат все быстрее, картинки за стеклом сменяются: родные сосны, знакомый переезд, маленькие домишки нашего поселка… Будто прежний мир остается позади, сжимаясь до размера точки. А впереди... непонятно что.

— Вы много раз были в Москве? — спрашиваю у Степаниды, но она не отвечает.

Оторвав взгляд от окна, поворачиваюсь и вижу, что она спит. И еще долгий отрезок еду лишь под стук колес, все глубже погружаясь в свои размышления.

Мама никогда не уезжала дальше соседнего района, да и я считала, что наша жизнь навсегда приклеена к этим местам. Но вот колесо судьбы провернулось, и я еду в незнакомое место. Как и мечтала.

День сменяется вечером. За окнами плывут бескрайние леса, иногда мелькают станции с незнакомыми названиями. Мы со Степанидой коротаем время как можем: она дремлет, а я смотрю в окно и листаю учебники. Их у меня с собой оказалось побольше, чем одежды.

Ночью случается переполох: из соседнего купе раздается плач. Оказывается, у какой-то женщины у мальчика температура. И, к моему удивлению, Степанида решает вмешаться, берет с собой холщовый мешочек с травами и идет к ним. Я следом. Просто понаблюдать. Пыталась раз или два подслушать, чем она занимается на кухне со своими посетителями, но там ничего не было разобрать.

В тесном купе напротив тусклая лампа освещает бледное лицо молодой мамы. Ее сын, лет четырех- пяти, испуганно всхлипывает рядом. Степанида без лишних слов достает из мешочка сушеные травы, просит у проводницы кипятка. Заваривает крепкий настой прямо в кружке. Шепчет что-то над питьем, едва слышу ее бормотание, затем это все она протягивает женщине:

— Пусть пьет мелкими глотками. Полегчает в течение получаса. И сама несколько глотков сделай. Только остуди.

Степанида сидит рядом: сначала мальчик отказывается пить, громко всхлипывает. Через некоторое время его напряженные плечи понемногу расслабляются, ребенок прикрывает глаза. Мать вздыхает от облегчения. Проводница охает от удивления:

— И правда помогло…

— Да, температура спадает, — мать достает градусник из его подмышки.

— Вот и славно, — Степа поднимается на ноги.

Мы возвращаемся в купе, и вскоре она сама засыпает. А я лежу на своей полке, смотрю на колеблющиеся тени от фонарей на потолке купе и думаю о том, какая же разная бывает жизнь. Вот едешь ты в поезде, плачешь от боли, а рядом совершенно посторонний человек — раз, и помог. Какими-то травами. Хотя, может, ничего в этом такого и нет. Я об этом тоже никогда не задумывалась. И тем более не интересовалась. Магии-то никакой, просто опыт и знания. А еще уверенность в собственных силах и действиях.

Остаток ночи сплю урывками. Москву мы должны увидеть рано утром, и волнение снова накрывает с головой. За час до прибытия бабушка просыпается и сразу суетится: приглаживает волосы, идет умываться. А меня начинает колотить. Будто на экзамен иду. Особенно когда ей звонит Демьян.

— Чего боишься, милая? — прищуривается, заглядывая мне в лицо, завершив разговор с внуком. — Встретит нас, не пропадем. И Москва хоть и большая, но в ней в основном люди живут. А ты как к миру настроен будешь — тех и людей повстречаешь.

— А как же бандиты, которые нападают на безобидных?

— Это стечение времени и обстоятельств. Всякое бывает, — пожимает плечом.

Москва встречает нас оглушительной суетой. И это не вокзал Ижевска.

Меня обдает волной шумов и запахов: горячий металл, гарь, кофе с вокзального киоска, сотни голосов. Кругом идет голова. Я держусь ближе к Степаниде, оглядываясь по сторонам в поисках знакомой фигуры. Сердце готово выпрыгнуть: еще чуть-чуть — и увижу его...

— Вон они! — раздается вдруг рядом знакомый мужской голос. — Степанида, мы тут!

Снова выискиваю взглядом его. Но к нам быстрым шагом приближается «подарочек». Рядом с ним стройная девушка в летнем платье, держащая его под руку. А Демьяна... не видно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Здравствуйте, — Артём приветствует бабушку с заметной натянутостью, даже не знает, куда деть свободную руку, пока не решается просто кивнуть. — Как доехали?

— Нормально, — отзывается Степанида. — А ты чего заявился? Где внук?

Артём прочищает горло:

— Демьян на работе завяз. Просил извиниться, не смог вырваться. Но вы не волнуйтесь, мы вас отвезем, все под контролем. Я на машине. Идемте, тут близко.

Мое воодушевление мгновенно сходит на нет. Столько часов мечтаний, ожидания встречи — и зря.

Стараюсь держать лицо, опуская глаза к кроссовкам, чтобы никто не заметил разочарования. А оно такой силы, что расплакаться хочется…

— Я Марина, — представляется девушка и приходится снова поднять глаза. — Очень о вас наслышана от Артёма, — улыбается она Степаниде.

Бабушка внимательно смотрит на нее

— Ладно, поехали. Но Дема мог бы и время выбрать, — говорит недовольно.

— Я временно за него, — снова влезает “подарочек”.

— Вы, наверное, устали с дороги? Давайте быстрей в машину, там кондиционер, — приветливо предлагает Марина и тоже пытается сгладить возникшее напряжение.

Я берусь за ручку чемодана. Но Артём мигом перехватывает багаж у меня из рук:

— Давай помогу.

Смотрю на него, как он катит за собой вещи Степаниды, а представляю Демьяна. Так ждала нашей встречи. А временно “подарочек” за него. Обидно.

16 глава

Мы покидаем перрон, лавируя между спешащих пассажиров. Марина по-доброму болтает со Степанидой, расспрашивая про дорогу. Бабуля отвечает коротко и без особого энтузиазма, впрочем, как всегда. Уже начинаю привыкать к этой ее манере.

Через несколько минут мы выходим к площади. Передо мной хаотичное движение машин, автобусы, высотки, каких я сроду не видела, запахи и ощущение свободы. Да такой, что с ног сбивает. Город гудит, будто живое существо. Поток людей несется мимо. Меня охватывает смесь восторга и ужаса. Неужели я правда здесь? А следом пронзает еще одно: хочу остаться. Жить. Чего-то добиться. Не хочу обратно в Ижевск.

— Осторожнее! — Марина придерживает меня за локоть, не давая замереть посреди тротуара. — Машина вон там. Идем.

Очнувшись, плетусь за ней. Артём уже погрузил чемодан в багажник черного внедорожника, открывает нам двери. Я помогаю Степаниде устроиться на заднем сиденье и сажусь рядом.

Как только мы трогаемся с места, в нос ударяет приятный запах кондиционера и чего-то цветочного. Я поворачиваюсь к стеклу, разглядывая проплывающие улицы. Машины, люди, дома — всего чересчур много, глаза разбегаются, и опять красиво. Молчу, чтоб не выдать себя полным провинциалом, но, кажется, по моему лицу и так все понятно. Хочется визжать от восторга.

— Красиво, да? — оборачивается ко мне Марина, улыбается. — Не переживай, привыкнешь. Москва поначалу всегда ошеломляет.

— Угу, — только и могу выдохнуть. Но меня не то что ошеломляет — с первых минут покорила. Я и представить не могла, что мне так понравится.

Наконец сворачиваем во двор современного жилого комплекса. Через тонированное стекло вижу ухоженные дорожки, клумбы с цветами, скульптуры у подъезда. Ни пыли, ни мусора — все как с картинки из журнала, который я иногда листала за своим прилавком. Офигеть.

Машина останавливается у входа, над которым сверкает лакированная табличка с названием комплекса.

— Приехали, — объявляет Артём.

Он вытаскивает вещи, а я помогаю бабуле выйти. Войдя в холл дома, невольно раскрываю рот от удивления и думаю, а не надо ли разуться. Стены из светлого мрамора, на полу блестящая плитка. В уголке фонтанчик журчит, вокруг него живые растения в кадках. Кажется, я попала в отель для миллионеров.

Появляется охранник в форме, но Артём машет ему, и нас без вопросов пропускают к лифтам. Их целых три, и все тихие, быстрые. Мы загружаемся в одну кабину, облицованную зеркалом и деревом. Пока двери не закрылись, внутрь скользят еще двое: мужчина в костюме и женщина при параде. От неё пахнет дорогим парфюмом, волосы уложены, макияж безупречный. Я вжимаюсь спиной в стенку лифта, чувствуя себя серой мышью. По отражению вижу: футболка помята, джинсы простые, из украшений — только резинка на запястье. Я словно лишняя деталь интерьера.

В лифте повисает молчание. Пара выходит на десятом этаже, одарив нас едва заметным вежливым кивком. Как только двери снова закрываются, осторожно выдыхаю — даже дышать при них боялась. Точно, щедрость и обыденность... здорово придумала. Стопроцентное попадание.

— Привыкай, — усмехается Артём, явно заметив мое состояние. — Здесь все такие.

— Ничего, ничего, — вполголоса добавляет Степанида, косится на меня. — Мише полезно увидеть, как люди живут. И она ничем не хуже этих разрисованных витрин.

— Витрин, — посмеивается Артём. — Вы так при них только не выражайтесь.

Лифт вздрагивает и открывается на последнем этаже. В коридоре тихо и просторно. Артём идет вперед, вытаскивая из кармана электронный ключ. Останавливаемся у двери с латунной цифрой — пентхаус, ничего себе. Артём прикладывает ключ-карту, щелкает замок. Он отворяет дверь, пропуская бабушку и меня внутрь первыми:

— Добро пожаловать в берлогу Демьяна, — шутит он. — Проходите.

— Да уж, точно берлога. Из бетона. Пышет лоском, а на деле пустышка. Лучше бы в загородный дом отвез, — говорит Степанида.

— Ездить в больницу далеко. Да и вы сами знаете, он не живет там сейчас, — отзывается Артём.

— Ладно, — вздыхает Степанида, и мы переступаем порог.

Я чуть не спотыкаюсь, потому что внутри нас встречает огромное пространство и панорамные окна во всю стену. Солнечный свет заливает гостиную, отражаясь от светлых стен. Пол устлан паркетом, в центре — диван и пара кресел, все современное, в спокойных тонах. Просторно и стильно, даже стерильно. И ни одной лишней детали, ни одной фотографии или безделушки. Словно здесь и не живут вовсе. Это точно его дом?

Артём относит чемодан Степаниды в ближайшую спальню. Марина тем временем оставляет на кухонном столе пакет с какими-то коробочками.

— Здесь немного еды на первое время: салаты, выпечка. Демьян сказал, вы вряд ли успеете в магазин сегодня, — объясняет она с теплотой. — Чувствуйте себя как дома. Вон на тумбочке лежат две карточки-пропуска — с ними можно спуститься в спа-зону на двадцать пятом этаже. Там бассейн, сауна, если вдруг захотите расслабиться после дороги. Ну и мой телефон запишите. Артёма на всякий случай тоже. — Она задерживает на мне взгляд. — Ты, кажется, Миша?

— Да, — киваю, вспыхивая до кончиков волос. Даже не представилась, точно.

— Тогда ещё раз, — повторяет она все, что сказала выше, и просит мой номер. Я диктую, она делает дозвон.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А я, зацепившись за ее слова про спа-зону, не могу себе это представить, если честно. Бассейн. Прямо в доме. Я никогда в жизни не была ни в каком спа и уж тем более не купалась в бассейне. Разве что в речке… да вот в бабушкином пруду умудрилась. Мне даже страшно представить, что я в этом оазисе буду делать. Выглядеть полной идиоткой?

Степанида фыркает, будто читает мои мысли:

— Спасибо, Марина. Мы люди простые, обойдемся и без этих чудес. Главное чаю горячего сейчас выпить да отдохнуть.

Прощаемся у двери. Я чувствую, как облегчение волной накрывает: наконец-то покой и возможность перевести дух. Когда за “подарочком” и Мариной захлопывается дверь, остается только оглушающая тишина. Я даже слышу, как стрекочет в ушах. Или это просто почти бесшумно работает кондиционер?

— Ух, — выдыхает Степанида, присаживаясь на пуфик у стены. — Ну и хоромы… В таких и помирать скучно.

Она пытается шутить, но я мрачнею:

— Не говорите так.

Бабушка взмахивает рукой:

— Ладно-ладно. Иди-ка воды нам поставь, чаю попьем. Устала я с дороги. Все тело затекло.

Я нахожу на шикарной кухне чайник — благо, пользоваться им умею. Потому что рядом стоят ещё какие-то аппараты, и я без понятия, для чего они. Кофемашина, тостер — знаю. А вот эти два… что это?

Быстрыми движениями ополаскиваю новые кружки. Завариваю ей травы, которые мы привезли и приношу в гостиную. Но бабушка уже не реагирует — снова дремлет, сидя на пуфике.

Аккуратно трогаю ее за плечо:

— Степанида… Чай.

Она что-то мычит и открывает глаза. Пьет мелкими глотками, а потом просит помочь с вещами.

— Вы тут впервые? — замечаю, что она тоже не особо ориентируется, как и я.

— В этой-то квартире? Да. Демьян раньше за городом жил. Там все попроще. А тут… Красиво, но жизни нет. Сплошь глянец. Ну все, детка. Иди. Я в душ схожу и отдохну. И ты отдохни.

— Может, перекусить? Там еда…

— Вечером, возможно. Не хочу сейчас ничего, — снова трогает кисти рук и морщится.

Я возвращаюсь в гостиную, опускаюсь на мягкий диван. Бросаю взгляд на окна и залипаю: за ними широченная панорама Москвы, какие-то красивые башни. С высоты последних этажей город выглядит как на ладони. Я подхожу ближе, касаясь лбом прохладного стекла. Там, внизу, уже зажглись вечерние огни, закат догорает между домами. Красиво до мурашек... и страшно. Словно я на другой планете.

В зеркальном отражении окна вижу себя, усталую девчонку в помятой одежде, с растрепанным хвостом. И она совершенно не вписывается в сияющий городской пейзаж. Что я здесь делаю? Кто я рядом с такими людьми, как Демьян, у которых и квартиры дворцы, и жизнь будто кадры из фильма? Глажу ладонью стекло, словно пытаясь на ощупь понять реальность происходящего.

Но долго размышлять не выходит, сказывается усталость. Адреналин, гнавший меня последние часы, выдыхается. Я понимаю, что тоже засыпаю на ходу. Решаю, как и Стёпа, тоже принять душ и смыть с себя дорожную пыль, накопившееся напряжение. Тёплая вода немного приводит меня в чувство, но и расслабляет окончательно. Уже почти сонная, переодеваюсь в мягкие спортивные штаны и футболку. Дохожу до выделенной мне комнаты — где оставили мою сумку — и валюсь на кровать. Матрас словно облако подо мной, одеяло невесомое. Так хорошо, что вмиг проваливаюсь в сон.

…Просыпаюсь от едва уловимого звука — щелчка двери. В комнате темно, лишь щель под дверью отмеривает шаги тенью. Я мгновенно прихожу в себя.

Вскакиваю с постели, сердце уже лихорадочно бьется где-то в горле. На цыпочках подхожу к двери и выглядываю в гостиную. Там полумрак: только огоньки города пробиваются сквозь стекло, да слабый свет из прихожей. И в этом свете — Демьян. Снимает туфли, затем пиджак, закатывает рукава рубашки. В этом образе он совершенно другой. Такой взрослый, недосягаемый… чужой.

Замираю, боясь шелохнуться, наблюдаю за ним.

Он поднимает взгляд и сразу меня замечает. И чужой, словно, исчезает. Глаза “щедрости” теплеют при виде меня, на губах проступает тень улыбки. Я забываю, как дышать и тело пронзает острая дрожь.

— Привет, — произносит вполголоса. — Разбудил?

— Нет... то есть да, но ничего, — шепчу я в ответ, делая шаг вперед. Ноги будто сами ведут к нему. — Мы... мы уже устроились.

Машинально замираю, чувствуя под ступянми прохладный пол. Теперь Демьян делает ко мне несколько шагов и останавливается. Слишком близко. Или слишком далеко, сама не пойму. Пульс гулко отдается в ушах.

— Как вас Артём встретил? С Мариной был?

Я киваю.

— И как тебе парочка?

— Хорошо смотрятся. И квартира… очень красивая.

Я не узнаю свой голос — хриплый и потерянный. Сейчас бы сказать что-то еще, но мысли путаются. И вся моя уверенность, которую я пыталась собрать по кусочкам, тает. И ощущение, что я какая-то не такая и, по сути, никем не являюсь, а он хозяин этой шикарной жизни лишь острее становится.

Демьян склоняет голову чуть набок, вглядываясь в мое лицо:

— О чем задумалась?

— Ни о чем… просто еще не верю, что я здесь, — честно отвечаю я.

И хочу добавить: «вижу тебя», — но глотаю эти слова, ощущая, как восторг щиплет под ребрами.

17 глава

— И какие первые впечатления от столицы?

— Непривычно очень. Все другое. И ты… другой, — слова вылетают сами, как и первые шаги к нему.

— Я? Такой же вроде. Ничего не изменилось.

Демьян буквально нависает надо мной. От него исходит тепло, тонкий аромат одеколона и еще что-то свое, притягательное, свежее... На что я сильно реагирую.

— В костюме, — шепчу. — Серьезный. А в Ижевске был в обычной одежде, джинсах, майке. Потому и непривычно.

Демьян тихо усмехается. Его рука поднимается и устраивается на стене около моего плеча, отчего сердце ухает, потому что он очень близко. А я все свободные минутки представляла его рядом. И вот он — этот момент настал. И я без понятия, как себя вести, что делать.

— Значит, серьезный... — смотрит на меня сверху вниз. — А ты думала, я каким буду?

Горло перехватывает. Дыхание опять сбивается, кажется, я забываю, как вообще разговаривать.

— Дело не в этом.

— А в чем?

Он ловит мой взгляд и не отпускает. Тянет ладонь к лицу. Подушечкой большого пальца трогает уголок моих губ, отчего внутри все вспыхивает. Я прижимаюсь спиной к стене, иначе точно упаду от накатившей слабости.

— Не знаю, — выдыхаю я.

— Это не ответ.

А что мне сказать? Что, помимо серьезности, он еще и недосягаемый? Но мне и не приходится ничего говорить.

— День был тяжелый, Миш. В бассейн хочу. Пойдешь со мной? — произносит он, и этот хрипловатый тембр струится по нервам.

Миша уже бежит переодеваться, а Мишель... Вот что с этой дурочкой не так? Откуда столько неуверенности?

— Я ни разу не была... — признаюсь.

— Думаешь, чем-то отличается от пруда у бабули во дворе? Просто попробуй.

— У меня даже купальника нет...

— В белье иди. В ванной стоит сушка. Завтра все будет чистое, сухое и свежее. Я научу пользоваться.

Хочу сказать: «Не знаю», но Миша оказывается проворнее Мишель.

— Я согласна, — произношу и будто в саму преисподнюю проваливаюсь.

Ощущаю себя по-настоящему дешевкой, которая повелась на роскошь. Но любопытство, желание и интерес сильнее. И эмоции! Разом хочется и плакать, и смеяться, и броситься ему на шею. Я сглатываю подступивший ком. Неужели он правда не видит? Или видит и поэтому предлагает?

— Через пять минут встречаемся. Надо переодеться. Бабуля спит?

Я киваю.

— Так поздно спа работает, разве? — запоздало интересуюсь, потому что сильно сглупила, согласившись.

— Для жильцов вход круглосуточный. Ключ нам на что? Я люблю прийти домой и иногда поплавать перед сном. Расслабляет.

Удивительно, как здесь все по-другому. А еще я ничего не знаю о жизни Демьяна. Что он любит, как проводит время. И все это вдруг становится важным. Оказывается, ему нравится приходить с работы и плавать. Не удивлюсь, если еще и на тренировку сил хватает.

— Ты, может, перекусить хочешь? Марина оставила контейнеры с едой. Я сложила все в холодильник, — предпринимаю еще одну попытку соскочить.

— Позже.

Демьян отводит взгляд и идет по коридору. Его комната напротив моей, и у меня все внутри ходуном ходит от мысли, что мы на какое-то время снова вместе. Что он рядом. И это на несколько дней.

Иду следом, но только в свою спальню. Прямиком к встроенному зеркалу напротив кровати. Мне не особо привычно спать с таким видом, но думаю, что это не самые страшные неудобства. Хуже всего, что вещей и впрямь мало. И белье... Нет, у меня, конечно, еще есть, но... дело в другом. Я стесняюсь почти голышом предстать перед Демьяном.

Так. Вроде бы в ванной был халат.

Переодевшись, выхожу из спальни, но шага сделать не успеваю, как пересекаюсь с Демьяном. Он в футболке, шортах и без костюма и будто снова "сама щедрость", а не успешный и серьезный "господин адвокат", и этой пропасти между нами почти не ощущается. Если только в возрасте. Демьян старше и намного.

— Идем, Миш? — показывает глазами на дверь.

— Да, я только халат возьму, — хочется прикрыться руками, когда взгляд Демьяна на мне задерживается. И "сама наглость" даже не торопится его отводить.

Быстро взяв халат в ванной, присоединяюсь к нему уже у выхода. Мы направляемся к лифту. Демьян вызывает его, и мы будто поменялись местами. Теперь я его разглядываю. По-хорошему бы перестать пялиться, но не могу это контролировать!

— Ты ответственный, — говорю, когда он замечает,что я на него смотрю и уже поздно отворачиваться.

— В смысле?

— Обещал показать, где можно поплавать в комфорте, и не прошло и нескольких дней, как исполнил.

— А ты, похоже, быстро всему обучаешься.

Он улыбается, а до меня не сразу доходит, что он... флиртует. Или я начала с этой ответственностью... Господи. Но это все неосознанно происходит. И я улыбаться в ответ хочу, но благо силы воли хватает сохранить нейтральный вид лица до конца поездки в спа-зону. Однако Миша с Мишель в это мгновение ведут самое настоящее сражение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Двадцать пятый, — говорит голос из динамика, и кабина замедляется.

Мы выходим в просторное фойе с мягким светом и полом, похожим на воду. И правда, как в фильмах — прозрачные стены, стеклянные двери, и за ними вспыхивает бассейн. Гладь воды отражает огни ночного города. Меня даже чуть-чуть начинает трясти от волнения. Демьян идет первым, я цепляюсь глазами за его спину. Все это вне моего опыта, вне моих сценариев. Слишком красиво. Слишком хорошо. И снова как будто не про меня.

“Щедрость” быстро скидывает футболку, шорты и остается в черных плавках, двигается по бортику, а затем прыгает в воду. Через пару секунд выныривает — и вот он уже рассекает гладь бассейна, как будто создан для этого. А я стою. В белье. В халате. У стеклянной стены. И хочу как он. Но боюсь.

— Миш, давай ко мне? — Демьян подплывает ближе, останавливается, облокачивается на край. Вода стекает по плечам. — Попробуй.

— Я... — сглатываю. — Немного боюсь, — растерянно на него смотрю.

— Меня?

Да, наверное, все вместе! Но единственный шанс от этого избавиться — это сделать шаг навстречу тому, чего боишься, правда же?

Я стягиваю халат. Медленно. С усилием. В груди щемит, сердце бьется где-то в животе. Чувствую себя глупо и неимоверно живой. Демьян ждет. Смотрит. И мне от этого взгляда хочется спрятаться и одновременно снять не только халат, но и все остальное, чтобы продолжал так смотреть.

Вхожу в воду. Осторожно. Затем делаю несколько неловких движений, плыву вдоль бортика. И тут он оказывается рядом. Совсем рядом.

— Ты и впрямь быстро учишься, — его рука чуть касается моей спины. — Уже почти как русалка.

Хочу коснуться его в ответ. А еще лучше схватиться за плечо. Но не двигаюсь. Все равно страшно. И одновременно сладко.

— Давай наперегонки? — сильно нервничая от такой близости, предлагаю первое пришедшее на ум.

— Я не люблю проигрывать, — предупреждает Демьян.

— Я тоже. И плаваю отлично. Хочешь проверить?

Не успеваю ответить, как “щедрость” ныряет и рассекает воду мощными гребками. Мне приходится прибавлять скорость. Первые несколько минут даже не отстаю, а потом дыхалка сбивается и я сдаю позиции.

Наше соревнование длится почти десять минут, после чего мы подплываем к бортику.

Сердце стучит в ушах. Эмоции хлещут через край.

— Ты победил. Но вначале… Так нечестно!

Демьян улыбается.

— Почему нечестно?

— Потому что мы были должны одновременно начать, по команде.

— Тогда повторим?

— Нет, — качаю головой. — Я устала.

Мы выходим из воды. Его ладонь снова касается моей спины, когда я поднимаюсь по ступенькам. Вода стекает по ногам, белье липнет к телу, я чувствую себя раздетой.

Демьян подает мне полотенце. Я заворачиваюсь, сажусь на лежак. Он опускается рядом, и я чувствую: если повернусь, если посмотрю… То совсем пропала.

— Пойдем в квартиру, — тихо говорю.

— Уверена? Может, в сауну? Погреться? — предлагает он.

Снова качаю головой, приходя в еще больший шок от его предложения.

— Я... я не замерзла, — вскакиваю на ноги, хватая халат. — Хочу в квартиру.

18 глава

Все тело гудит от недавней активности. Я выложилась на все сто, чтобы хоть как-то не отставать от "щедрости" в бассейне. Но все равно отстала. Тем не менее не чувствую себя проигравшей. Странное ощущение, правда. С одной стороны, это неуверенность из-за разных социальных положений, а в то же время непреодолимая тяга, интерес. Демьян будто повышает мою ценность и задает вектор, заставляет верить в себя. Это влечение к нему, ко взрослому мужчине, не поддается контролю и пониманию.

Мы выходим из спа-зоны, идем к лифту. Поднимаемся до квартиры. Я мельком на него поглядываю и ловлю на себе пристальный взгляд. А когда оказываемся в прихожей и за нами закрываются двери, Демьян берет меня за плечи, разворачивает к себе и пальцами одной руки сдавливает мои щеки. Не успеваю ни ахнуть, ни опомниться, как "щедрость" уже прижимается ко мне телом и смотрит так, что словно током прошибает.

Я знаю, что за этим последует. Если не оттолкну. И сама не понимаю, чего хочу больше. Мама всегда говорила, что мальчики будут мной пользоваться, моей доверчивостью, добротой, смазливым личиком. Хотя что во мне такого? Мало иметь красивые глазки и фигуру. Но с Демьяном… хочется довериться. Хочется этого чувства.

И я его получаю.

Поцелуй “щедрости” настойчивый и с первых секунд горячий, совсем не робкий. Губы двигаются жадно, смыкаясь с моими вновь и вновь. Мир в это мгновение рушится и возрождается заново. Я забываю, кто я, где я… Все, что есть — это он. Приподнимаюсь на кончиках пальцев навстречу, обнимаю его за плечи, пока Демьян развязывает тесьмы халата и кладет руки на мою талию.

Голова кружится, я дышу им, ловлю губами каждый миг этого поцелуя, пытаясь запомнить, потому что это мой первый опыт. И я представить не могла, что желание может быть таким мощным. Кажется, сейчас потеряю сознание и меня обесточит от перенапряжения!

Наконец "щедрость" отрывается от моих губ, но не отстраняется. Лоб ко лбу, мы тяжело дышим, в унисон.

— Пиздец, Миш… просто пиздец. Что с этим делать?

Не могу не согласиться. Потому что на языке его вкус, и действительно — одна нецензурщина. Я не знаю, что делать. У меня ломка. Странная, неподконтрольная. Хочу, чтобы он снова трогал, целовал, прижимал к себе, не отпускал. И Мишель… с Мишей они опять ведут борьбу. Одна кричит, что это неправильно, что не вовремя, что я буду себя потом ненавидеть, если поддамся импульсу. А другая хочет в этот омут с головой, без остатка.

— Поцелуй еще, — шепчу, наплевав на обеих.

Демьян смотрит долго, испытующе, не торопится делать, как прошу, и я уже хочу обидеться и убежать в спальню… но он вдруг криво ухмыляется.

— А если не смогу остановиться? Оценила все риски, прежде, чем попросить о таком? Не пожалеешь?

— Смотря что ты имеешь в виду…

— Да или нет?

— Я… не знаю.

Демьян шумно вздыхает, закатывает глаза.

— Ладно... Если что, ты только не молчи и говори, что не так. Я все слышу и в любой момент остановлюсь, — снова ухмыляется как-то по-лукавому, дерзко.

А затем прижимает меня к стене, целует, вторгается в мой рот языком. Его горячее дыхание обжигает мои губы и щеки, у меня кружится голова, я хватаю ртом воздух, как утопающая, но в промежутках он снова его крадет, и создается впечатление, что тоже не может себя контролировать.

Сердце вырывается из груди, каждая клеточка тела пульсирует напряжением и томлением. На миг Демьян отстраняется, давая нам возможность вдохнуть. Я широко распахиваю глаза. Губы горят от его поцелуев, дыхание сбито. Мы встречаемся взглядами, и у меня внутри все по-новой переворачивается. Кажется, еще чуть-чуть и я растаю прямо в его объятиях.

“Щедрость” проводит ладонью по моей щеке, убирает прядь волос с лица. Кончиками пальцев нежно касается влажной, истерзанной им губы, заставляя невольно задержать дыхание, которое и так не полностью восстановилось. Легко надавливает — и у меня мурашки бегут по коже.

— Дрожишь... — тихо замечает Демьян.

Да потому что мне одновременно страшно и сладко от того, что он со мной делает! А я ему позволяю. Сама!

Пытаюсь что-то сказать, но едва раскрываю рот, как он снова целует меня. В этот раз поцелуй мягче, медленнее. Его язык осторожно скользит внутрь, встречается с моим, и я чувствую, как у меня подкашиваются ноги. Вцепляюсь в его плечи сильнее, чтобы не потерять равновесие и сквозь тонкую ткань футболки ощущаю напряжение его стальных мускулов.

Внезапно Демьян меняет тактику. Его губы перемещаются ниже, к подбородку, скользят по шее. Он прикусывает кожу на моем горле, отчего смесь боли и наслаждения вспыхивает огненным цветком внутри. Откинув голову назад, позволяю ему исследовать языком каждое чувствительное место на шее и ключицах. Пальцы сами зарываются в его густые волосы. Это так приятно. Запредельно! Лучше ничего не испытывала!

— Еще... — вырывается у меня шепотом, но все звуки тонут в тихом стоне, когда он находит особенно чувствительную точку под моим ухом, словно знает, как заставить меня таять. Сильные руки уже скользят ниже по спине, смело опускаются к бедру, приподнимают край халата. Кончиками пальцев проводит по оголенной коже ноги и от этого прикосновения живот сводит от напряжения.

Прекрасно осознаю, что мы зашли очень далеко, дальше, чем вообще кому-то позволяла, но и остановить не могу. Выходит лишь дрожать, цепляясь за его плечи. И хочется что-то сказать — то ли попросить не останавливаться, то ли наоборот умолять не трогать… Сама не знаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но мыслей не остается, когда Демьян, подняв меня на руки, делает несколько шагов и усаживает на край невысокого комода у стены, опускается передо мной на колени.

Сердце ухает где-то в горле. Он... действительно намерен... Боже... Я не успеваю ни испугаться как следует, ни подобрать слов. Его большие теплые ладони мягко раздвигают мои колени, при этом взгляд устремлен вверх, на меня, и глаза будто смотрят в самую душу.

Я дышу часто, прерывисто. Мне и стыдно, и жарко. Тело горит. Щеки пылают пламенем. От стыда, от возбуждения? Никогда не была в такой ситуации. Не представляла, что позволю мужчине сделать… это со мной и смотреть в таком ракурсе. Но с Демьяном все иначе.

“Щедрость” отодвигает край моего влажного белья, а я рефлекторно пытаюсь прикрыться, но он мягко придерживает мои руки. Целует внутреннюю сторону колена — так нежно, успокаивающе, что становится чуточку легче дышать. Затем поднимается выше, осыпая поцелуями бедро. Его губы не спешат, дыхание горячими полосами ложится на кожу, обещая блаженство.

Невыносимое напряжение нарастает внутри с каждой секундой. Судорожно глотаю воздух и слышу собственное жалобное, прерывистое дыхание. Меня буквально разрывает между смущением и отчаянным желанием. Кажется, еще немного и я заплачу от нетерпения и непонимания, что вообще происходит с моим телом.

Демьян на мгновение замирает, совсем близко от самого интимного места. Чувствую тепло его дыхания

там

и пальцами крепко впиваюсь в край комода. Внутри все сжимается; я замираю, не в силах даже выдохнуть. И нет бы подумать о Степаниде, которая может в любой момент проснуться, выйти и застать нас за всем этим всем… но нет. В голове впервые пусто. Лишь напряжение в теле, с которым не знаю, что делать.

Прикосновение языка Демьяна, которым он скользит между моих влажных складок, становится нестерпимо острым. Я вскидываю голову назад и едва не падаю, чудом удерживаясь в равновесии. Мир перед глазами плывет. Из груди тут же вырывается тихий протяжный стон, потому что это настолько хорошо, что невозможно контролировать.

“Щедрость” крепче обхватывает мои бедра руками, не позволяя отпрянуть. Теплый влажный язык вновь проходит по самому чувствительному месту — медленно, дразняще. И тело опять реагирует предательским трепетом: бедра сами подаются ему навстречу.

Я окончательно теряюсь в ощущениях. Мое сознание, кажется, вот-вот взорвется ослепительным фейерверком. Тело больше мне не принадлежит, оно теперь полностью во власти Демьяна и послушно отзывается на каждое его движение. Внизу живота разгорается тугой горячий комок.

— Де... Демьян... — всхлипываю я, сама не зная, чего опять хочу — то ли остановить это безумие, то ли умолять не останавливаться. Голос не слушается, распадается на стонущие звуки. Я словно в прострации.

А “щедрость” даже не думает прекращать эту пытку. Наоборот, находит губами ту самую крохотную точку наслаждения, скрытую в складках моего тела, и нежно посасывает ее, отчего у меня по-новой перехватывает горло, а по позвоночнику молнией бьет резкая вспышка экстаза.

Я выгибаюсь, прижимаясь лопатками к стене, невольно сжимаю бедра, но Демьян держит крепко, не давая сдаться. Его язык не останавливается: он ласкает меня все быстрее, то круговыми движениями, то легкими дразнящими толчками, чередуя нежность и нарастающее давление. Безумие!

Страх и стыд смешиваются с таким всепоглощающим восторгом, что у меня текут слезы из уголков глаз. Всхлипываю, не понимая, плачу ли я или смеюсь. Невыносимо... слишком... хорошо...

Внезапно все обрывается. Тугой комок наслаждения внутри лопается ослепительным взрывом. Меня накрывает волна, за ней еще одна, и еще... Тону в ней без остатка, неподконтрольно дрожу и пугаюсь. Это оно? Это и есть оргазм? Боже... Меня не перестает бить крупная дрожь, тело выгибается. Каждая вспышка удовольствия отзывается сладкой болью, раскалывающей меня изнутри, и я больше ничего не вижу и не слышу, кроме собственного сбившегося дыхания.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем я наконец могу вдохнуть снова. Когда волны блаженства постепенно сходят на нет, обмякаю. Я вся словно ватная, обессиленная. Если бы не поддерживающие меня руки Демьяна, наверное, соскользнула с этого комода на пол.

"Щедрость" медленно встает. Обнимает меня, прижимая к своей груди. Его сердце тоже бешено колотится — бьется у меня под ухом. Он что-то шепчет, но я не разбираю. Мне все еще сложно сфокусироваться. Мир возвращается постепенно, после чего захлестывает целый шквал эмоций. Неверие: неужели это случилось со мной? Страх: а вдруг со мной что-то не так — так сильно ведь не бывает… И поверх всего — изумление и новая волна восторга. Я не знала, что человеческое тело способно пережить подобное. Что я способна... А Демьян... Господи, зачем я ему это позволила? Но, кажется, в тот момент я бы и не смогла его остановить...

— Это... — выдыхаю осипшим голосом, пытаясь сформулировать хоть что-то. Но слова рвутся наружу и превращаются в беспомощный всхлип. Я закрываю лицо руками, смущаясь своей неконтролируемой реакцией, в глазах снова начинают собираться слезы, теперь уже от переполняющих чувств.

Демьян аккуратно убирает мои руки от лица и выглядит в это мгновение почти так же взволнованно, как чувствую себя я. Кончиками пальцев вытирает соленые дорожки с моих щек.

— Это было... — начинаю я, но так и не нахожу слов.

— Твое первое, да? — ласково улыбается он, склоняя голову к моему уху.

Лицо опять вспыхивает от смущения, когда киваю.

Демьян целует меня чуть ниже мочки уха. А потом легко поднимает с комода на руки. Я машинально обвиваю его плечи своими. Носом утыкаюсь в его теплую шею, вдыхаю запах свежести, пытаясь унять головокружение.

“Щедрость” несет меня до спальни, открывает ногой дверь, опускает на мягкую постель. Простыни прохладные и шелковистые под моей разгоряченной и влажной кожей. Такой контраст!

По идее Демьян сейчас потребует продолжения и такой же разрядки? Но я не готова... Не сейчас...

— Отдыхай, Миш, — произносит Демьян. — И я тоже пойду. Хотя это, конечно, под вопросом. По планировке замок не рассчитан на дверь, и я об этом нюансе сейчас очень жалею…

Смотрю на “щедрость”, пытаясь улыбнуться сквозь остатки смущения и неверия. Он отвечает на мою неуверенную улыбку своей уверенной и успокаивающей. А затем, поднявшись с кровати, выходит за дверь.

19 глава

Отдыхай, Миш? Поспи? Да я теперь неделю спать не смогу, буду прокручивать происходящее в голове, сгорать от стыда, от желания повторить, но для начала, конечно, хочется поблагодарить “щедрость” за эти эмоции, за эти ощущения, и расплакаться, и... попросить никогда больше ко мне не прикасаться.

Через полчаса эмоции от нереальности происходящего затихают. И нет бы мозгу отключиться, а мне и вправду заснуть, но мысли кружат и не дают покоя.

Я в чужом городе, без друзей, без поддержки, совершенно одна, и так легко доверилась незнакомцу, ничего о нем толком не зная. Кроме каких-то мелочей. Или это уже не мелочи — мы из одного города, Демьян адвокат, а не преступник, у него, хоть и странная, но добрая бабушка, которая помогает другим… “Щедрость” выручил меня, когда я оказалась в трудной ситуации.

Ну да, ты теперь ему еще и дай в честь этого. И я уже не знаю, кто язвит — Мишель, наверное. А Миша подкидывает другие картинки — как я иду в спальню “щедрости” и…

Все, стоп! Обе!

Ворочаюсь с боку на бок. Уже думаю пойти заварить каких-нибудь листьев Степаниды, но сознание, перегруженное событиями, наконец само отключается. Не до конца. Потому что снятся яркие сны сексуального характера. И снова все это испытываю, что накануне в прихожей, только немного слабее.

Пробуждение дается тяжело.

Если после пруда я просто изнывала от стыда, то сейчас все обросло красками, с вкраплениями сильнейшего желания повторить вчерашнее безумие. И поцелуи Демьяна. Везде. Стоит снова подумать, и жаркий цветок опять распускается внизу живота.

Поджав под себя колени, сижу так какое-то время, прислушиваясь к звукам, и боюсь выйти за дверь. Как-то ведь обоим — и внуку, и бабушке — надо в глаза посмотреть. Но как? Я ведь сама вчера все это Демьяну позволила…

Но сколько ни прячься, выйти все равно придется. Приведя себя в порядок и переодевшись, выныриваю в коридор, стараясь даже не смотреть в сторону прихожей. Шумоизоляция в квартире прекрасная, и это радует: пока я была в комнате, казалось, все спят и кругом тихо. А на кухне уже пахнет кофе, на плите шипит яичница — ее, похоже, готовит Демьян, а Степанида неторопливо пьет свой душистый чай.

На меня никто не обращает внимания, и я, воспользовавшись этим, вдыхаю поглубже, бросаю взгляд на спину "щедрости" в той самой футболке, что была на нем вчера, и здороваюсь:

— Доброе утро.

— Доброе, — отзывается Степанида, сделав глоток чая и поднимая на меня глаза.

— Привет, — оборачивается Демьян.

Наши взгляды ненадолго встречаются, и щеки, как и вчера, вспыхивают огнем. И снова будто на качелях. Опять хочу его язык у себя во рту,

там

и одновременно сгореть от этих мыслей, от стыда за то, что между нами было. Заживо!

— Завтрак? — буднично уточняет он.

Не могу отвести от него глаз и стою, как вкопанная.

— Да. Нет… Только кофе.

— Садись, сейчас сделаю.

Степанида даже не обращает на нас внимания, пьет чай с задумчивым видом, а у меня ощущение, будто она все знает, что произошло между мной и “щедростью” прошлой ночью.

Занимаю место за барной стойкой рядом со столом и наблюдаю, как Демьян уверенно перемещается по кухне, включает кофемашину и через минуту передо мной уже дымящаяся кружка с ароматным напитком.

— Какие планы на день? — спрашиваю, когда становится невыносимо от этой тишины.

— Мы уже все обсудили и утвердили. Я взял везде выходные и отвезу бабулю в больницу. Ты можешь остаться дома, прогуляться по Москве. У тебя свободный день.

— Я с вами, — говорю на автомате.

Вдруг Степе помощь потребуется. Я же за этим здесь. В первую очередь. Успею еще Москву посмотреть.

— Хорошо, — Демьян ставит тарелку на столешницу и устраивается напротив. — Я на двоих сделал. Уверена, что не хочешь?

И этот взгляд. И движение языком по губам как будто бы невзначай... Но ассоциации рождаются правильные.

— Нет, — качнув головой, отворачиваюсь, потому что щеки опять полыхают. И белье, кажется, намокло.

Стоп, а мальчикам так же приятно, когда их ласкают языком и ртом? И в чем отличие от настоящего секса? Почему я этим никогда не интересовалась? Еще и смущаюсь от каждого взгляда Демьяна, вконец чувствуя себя идиоткой. Мало того, что ничего не умею, так еще и не знаю толком ничего.

Переключаюсь на Степаниду, интересуюсь ее самочувствием, когда замечаю, что она опять трогает кисти рук.

— Да нормально, как обычно, — отмахивается она. — Вы тут завтракайте, а я собираться пошла, — встает из-за стола.

Степа уходит, а я окончательно теряюсь и смущаюсь. Точнее Мишель. Ей страшно даже поднять глаза на Демьяна. А Миша уже снимает влажные трусы и забирается верхом на “щедрость”, просит повторить все, что произошло вчера. Хотя обе дурочки и не знают, что и как делать с мужчиной.

— Все нормально? — тихо спрашивает Демьян.

Я вздрагиваю.

— Да, — киваю, все же решаясь поднять на него глаза.

И тут же хочу опустить. Потому что мне резко становится дурно — от переизбытка эмоций, перехваченного дыхания, шума в ушах и подскочившего пульса. Вроде не трогает, дистанция приличная, а чувство будто опять... трогает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И как ни прячь эту реакцию, он все равно видит, считывает.

— Если хочешь, то оставайся дома. Я с бабулей сам все улажу. Отдохни.

— С вами поеду.

Демьян отправляет кусок омлета в рот, ухмыляется. Прожевав вдруг выдает:

— В моменты возбуждения и оргазма с человека срывается вся броня. Как бы он ни старался в себе что-то контролировать, это все вылезает наружу. И чем больше копишь, тем сильнее потом выброс.

Чуть не давлюсь кофе от его слов. Но быстро беру себя в руки.

— По опыту говоришь?

— Это поначалу. Сейчас хватает просто наблюдать и анализировать. И мне нравится за тобой наблюдать.

— Так я что-то вроде для сбора анализа и статистики у тебя?

— Нет. Мы сейчас в связке. Я тебе помогаю, считай.

Господи, да конечно! Нашел себе деревенскую неопытную и легкодоступную лохушку и соблазняет. А я и вправду ведусь. И ничего не могу с этим сделать. Хотя Мишель пытается, но Миша… Пинок бы ей дать смачнее. Нет, я не рассчитывала на ванильные признания от Демьяна после того, как он вчера сдвинул трусы в сторону и все это со мной сделал, но в романах у мамы было по-другому…

— Ты как будто меня все время проверяешь, — говорю, закончив с кофе и поднимаюсь со стола. — На прочность.

— Не на прочность, — он смотрит так, будто видит меня насквозь. — На то, как далеко ты готова идти, когда хочешь чего-то. Ну и раскрепостить пытаюсь.

— А если я хочу перестать хотеть? — бросаю в ответ.

— Тогда это уже поздно. Вчера надо было говорить «стоп».

Злюсь и одновременно возбуждаюсь от этого его тона. И слова “щедрости” звучат так, будто он заранее знает развязку. И что дальше последует. Хотя это часть его профессии — просчитывать ходы наперед, не так ли?

***

По дороге до больницы мы втроем почти не разговариваем. Демьян за рулем, сосредоточен, ловко лавирует между машинами, а я, вцепившись в ремень безопасности, стараюсь не думать, как его ладонь вчера… Стоп. Опять мозг подсовывает кадры, которые мне сейчас точно не нужны.

В приемном покое "щедрость" сует девушке свою визитку, и к нам выходит молоденькая медсестра в белоснежной форме. Забирает Степаниду, а нас просит остаться и подождать.

— Сколько? — спрашиваю я и тут же жалею, что влезла с этим вопросом.

— Будет зависеть от состояния пациента. Пока проведем первые обследования. Ждите здесь.

— Не нервничай, — говорит Демьян, садясь на мягкий диван у стены. — Это просто клиника, причем одна из лучших в Москве, а не место казни. Условия что надо, — похлопывает по кожаной обивке, приглашая тоже присесть.

— Хорошо бы ей помогли.

— Обязательно помогут, — заверяет он.

Сажусь рядом и запоздало понимаю, что надо было разместиться в кресле.

Облизываю губы и сцепляю руки в замок, не зная куда их деть.

— В твоей голове, кажется, все в десять раз ярче, чем в реальности. Да и не только в голове. Да?

— Не все, — парирую.

— Вчера, например?

Я чуть не давлюсь воздухом. Вот так, в открытую, переходит на провокацию?

— Ты… немного преувеличиваешь. Это наверняка стандартная реакция. И физиология.

На что он как-то странно улыбается и больше не развивает эту тему. К счастью.

Через пять минут я не выдерживаю его близости и пересаживаюсь в кресло, словно бы рассматривая дипломы на стене. А еще в клинике не пахнет лекарствами, наоборот, чем-то сладковатым, приятным. Да и в целом на больницу это заведение мало похоже.

Через час выходит медсестра и говорит, что Степаниду оставят на дообследование. Я почему-то думала, что мы приедем, сдадим анализы и уйдем, но, видимо, все серьезнее. Или это такие порядки?

— А надолго? — уточняю я.

— До завтра, — отвечает медсестра и уходит.

— До завтра… — повторяю себе под нос, пока мы идем с Демьяном по длинному коридору обратно к лифту.

От мысли, что мы останемся на какое-то время в квартире с “щедростью” одни становится не по себе.

— А это нормально? Почему они ее оставили?

— Это нормально, — кивает он. — Им просто нужно время. И наблюдение. У бабушки давно болят кости, колени. Если ты обратила внимание, она хромает.

— Обратила…

— Так вот, пока есть возможность все это вовремя поддержать, прооперировать, то лучше этим и заняться. А еще лучше, если бы она в Москве осталась и всегда была под моим присмотром. Помнишь про наш уговор?

— Помню. Но это что-то из разряда фантастики, — мямлю я. — Она не переедет.

— Ты мне в этом поможешь.

Интересно как.

Мы выходим на улицу, и прохладный воздух обрушивается на лицо, как душ. После всех этих сладковатых запахов и тихих стен клиники город кажется шумным, живым, даже слишком ярким. Я на секунду прикрываю глаза, и вдруг чувствую на своей талии руки, а потом горячее дыхание обжигает щеку.

Автоматически отшатываюсь, но Демьян прижимает к себе лишь крепче.

Что ты делаешь… Еще и на виду у всех. Но сказать это вслух не успеваю.

— У нас сегодня вечер. Наедине. Есть пожелания, как его хочется провести?

— Ты так это говоришь… будто собираешься нарушить закон.

— Почти, — опускает взгляд на мои губы. — Поужинаем? Где-то в ресторане. И Москву заодно покажу. Хочешь?

— А потом?

— Не знаю, — улыбается он.

— Ты же сам сказал, что мы в связке. Может, не прогулками заниматься, а поставить на дверь замки? Пока я одна по городу погуляю.

Он чуть наклоняет голову.

— Уже поздно, Миша, ставить ограничители.

Я закатываю глаза, стараясь делать вид, что меня не трогают его реплики. Хотя внизу живота снова начинает пульсировать.

— Нет, не поздно.

— Вечером мы идем в ресторан. И гулять.

— А если я… против?

— Ты не против. Ты хочешь. Просто боишься, что будет дальше.

Замолкаю. Потому что попал своими словами в цель.

— Я… подумаю.

— Только недолго, — обнимает за плечи и ведет к машине.

В салоне он включает тихую музыку, и мы едем без спешки. Я пытаюсь отвлечься, разглядываю витрины, людей на тротуарах, но все время ловлю на себе его взгляд — скользящий, ленивый, от которого по коже бегут мурашки.

— А в какой ресторан? — спрашиваю, сдаваясь.

— Есть одно хорошее место. Сейчас забронирую стол.

— То есть без права голоса?

— У тебя будет другое право.

— Какое?

— Отказать. Но ты не воспользуешься, — лукаво улыбается.

Мне почему-то становится жарко, хотя кондиционер работает.

— Ты очень самоуверенный.

— Да, — спокойно отвечает. — Жизнь научила в себе не сомневаться. А люди, как правило, считывая это, начинают доверять только больше.

Доля правды есть в его словах. Пока кто-то сомневается, другие не медлят и делают то, что считают для себя выгодным и необходимым, получая бонусы от жизни. Как и я вчера. Отпустила себя, позволила происходящему идти своим чередом… и получила то, чего раньше не знала и никогда не испытывала.

20 глава

Парковка, лифт, разные комнаты и… больше ни одной попытки меня скомпрометировать или соблазнить. Удивительно. Я даже испытываю капельку разочарования, потому что решила воспользоваться правом отказа. Просто из принципа. Но… Демьян словно считал и почувствовал, что я ему откажу. А потом и вовсе сказал, что надо отъехать, и вернется через пару часов.

Так что придется оставить это право на вечер.

В спальне раскладываю свои немногочисленные вещи на кровати, надеваю новую футболку. Подхожу к зеркалу. Нет. Не то. Вряд ли в таком ходят в приличные места. Облачаюсь в платье — простое, черное, купленное когда-то по скидке в одном из магазинов. Ткань приятно облегает фигуру, подчеркивая талию. Провожу руками по юбке, разглаживая невидимые складки, и стараюсь убедить себя, что выгляжу нормально, а не как деревенская простушка. Впрочем, всем плевать, во что ты одет и кто ты. По мне так все отлично, говорит Миша. А Мишель, конечно, страдает: шепчет, что платье слишком дешевое для московского ресторана, что все это заметят. Обеих затыкаю и не хочу терять воодушевления: не терпится увидеть Москву, побывать в ресторане и в обществе “щедрости”, погулять по ночному городу. Я не виновата, что у меня только это платье имеется. На что заработала, то и взяла. А если Демьяну не понравится, то пусть купит мне то, в чем, по его мнению, я смотрелась бы достойно рядом с ним.

Из гостиной доносится приглушенный звук музыки, кажется, Демьян уже вернулся, пока я сомневалась перед зеркалом, отчего волнение лишь усиливается. Аккуратно подвожу глаза тушью, наношу бледно-розовый блеск, взбиваю волосы и еще раз внимательно себя осматриваю в отражении. Вроде неплохо. Ценник же в ресторане на одежду никто спрашивать не станет. А так… и не особо понятно дорогая на мне вещь или не очень. Или потому что я не разбираюсь.

Сердце колотится где-то в горле, а внутри будто стайка бабочек мечется от предвкушения. Это волнение одурманивает и придает капельку смелости. Даже безрассудства.

— Миш, ты готова? — голос Демьяна доносится из-за двери.

Еще раз оглядываю себя и, глубоко вдохнув, выхожу. “Щедрость” стоит в коридоре, опершись плечом о стену. Взгляд, который он на меня поднимает, заставляет замереть на месте и заволноваться пуще прежнего. Он медленно скользит им сверху вниз, изучая каждую черточку моего облика. Щеки мгновенно вспыхивают румянцем, впрочем, я уже сбилась со счета, какой раз за эти двое суток краснею при нем. И горю тоже.

— Ну? — не выдерживаю паузы, нервно теребя подобие клатча в руках. — Не слишком… просто выгляжу? Я не знаю, как здесь принято одеваться. Джинсы и футболка показались неуместными. Это… все, что у меня есть.

Демьян приподнимает бровь и отрывается от стены. Подходит ближе, встает напротив: высокий, красивый, в темно-синем пиджаке и светлой рубашке без галстука. От него пахнет все той же знакомой свежестью и на фоне его безупречного стиля мое платье и босоножки и впрямь кажутся простенькими, будто он девочку с улицы после напряженного вечера снял для быстрого перепиха.

Мишель вздыхает от досады, а Миша замирает от восторга: надо же, он выглядит как герой тех самых романов на обложках, что читала мама. Точь-в-точь. И даже лучше.

— Все хорошо. Ты… очень красивая, — негромко произносит он наконец.

Простой комплимент, а я опять забываю, как дышать. Наверное, потому что звучит он с ноткой восхищения.

Его ладонь вдруг осторожно касается моей руки. Кожа моментально покрывается мурашками. Ничего не могу с собой поделать: вспоминается, как этими пальцами он… Господи боже… Каким там правом я собралась воспользоваться. Как бы ему не пришлось.

— Спасибо, — поспешно говорю, стряхивая наваждение. — Нам, наверное, пора?

Губы "щедрости" трогает легкая усмешка, он деликатно отстраняется, кивает:

— Пора.

По дороге к лифту стараюсь унять бешеное сердцебиение. Выходит плохо. А мысль, что мы весь вечер проведем вдвоем, лишь подстегивает дрожь внутри.

В машине обстановка чуть разряжается. “Щедрость” включает приятную, негромкую музыку. Я узнаю мелодию — джаз, кажется, саксофон. Тембр певицы ласкает слух, и я постепенно расслабляюсь, наблюдая, как вечерняя Москва проплывает за окном. Совсем другой ритм, не то что в Ижевске. Там с сумерками город затихает, а здесь жизнь как будто только начинается.

Демьян ведет машину уверенно, иногда бросая на меня короткий взгляд. Я делаю вид, что не замечаю, но, конечно, замечаю и нервничаю.

— Кольцо красивое, — выпаливаю я, кивая на массивный перстень на его пальце, который раньше не видела. — Семейная реликвия?

Демьян на секунду опускает взгляд на свою правую руку и усмехается:

— Что-то вроде того. Забыл, что оно на мне. Вообще другую вещь часто при себе ношу.

— Какую?

— Когда-нибудь покажу.

— Заинтриговал, — отворачиваюсь к окну. — Никогда не видела столько огней...

Нравится, что с ним, несмотря на всю неуверенность и страх, получается быть искренней и самой собой. А еще "щедрость" не смотрит на меня как на дурочку. Скорее наоборот. Никто и никогда так на меня… не смотрел.

— Привыкай, — коротко отвечает он. — Уверен, тебя ждет много чего интересного. Особенно, если переберешься в столицу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это под сомнением…

— А ты не сомневайся.

Вскоре мы паркуемся у входа в ресторан. Перед нами роскошное здание с колоннами и широкими ступенями. На вывеске витиеватым шрифтом выведено название, которое я даже не успеваю прочесть — Демьян уже обходит машину, чтобы открыть мне дверь. Протягивает руку, помогая выбраться.

— Вот это сервис… — пытаюсь пошутить, пряча смущение за иронией.

Демьян лишь усмехается уголком губ:

— Я же обещал показать тебе Москву. Для расширения кругозора пригодится.

Мишель настороженно шепчет, что нельзя так терять голову: все слишком красиво, чтобы быть правдой. Миша же пожимает плечами и радостно восклицает: вот оно, то самое свидание мечты, наслаждайся моментом! Хотя про свидание и слова сказано не было. Впрочем, плевать. Хочу думать, что это оно.

Мы поднимаемся по мраморным ступеням. Внутри встречает мягкий полумрак, аромат дорогих специй и, кажется, цветов. В висках стучит от восторга. В высоком зеркале в позолоченной раме по пути ловлю наше отражение: Демьян излучает уверенность и шик, его ладонь лежит у меня на пояснице. Рядом с ним я кажусь себе совсем девчонкой… Хотя с той разницей в возрасте, что между нами…

— Добрый вечер, — нас встречает официант в безукоризненно белой рубашке и жилете провожает к столику у окна.

В зале звучит живая музыка: приглушенно играет рояль, переливаясь нежными аккордами. Все вокруг дышит роскошью. Стены отделаны светлым мрамором, по краям изящные колонны с позолотой. От люстр и бра на стенах льется золотистый свет, поблескивают дорогие бокалы и столовые приборы. Никогда не видела ничего подобного… Даже боюсь дотронуться до чего-либо, вдруг нечаянно разобью?

И в это мгновение совершенно забываю о своем дешевом платье. Обо всем...

— Нравится? — тихо спрашивает Демьян, придвигая мне стул.

Опускаюсь на сиденье, стараясь не задеть хрупкий бокал.

— Очень… — признаюсь чуть слышно, все еще находясь в экстазе.

Он садится напротив, его глаза не отрываются от моего лица.

— Тут действительно красиво, — соглашается он. — Но знаешь, что самое интересное?

— Что? — перевожу взгляд с люстр на него.

— Я вижу это место как будто заново твоими глазами. Твой восторг заразителен, Миш. Во всем.

Опускаю глаза к меню, которое как раз подал официант. Сердце приятно сжимается от его слов. Он наслаждается моими эмоциями? То есть ему правда интересны мои впечатления, мое мнение? Неожиданно и… приятно. Поэтому и дурой себя рядом с ним не чувствую?

— Я… просто никогда не была ни в чем подобном, — признаюсь, пробегая глазами по непонятным названиям блюд. Итальянская кухня, французские термины… Господи, и цены какие! Глаза лезут на лоб, но я стараюсь скрыть шок. — Э-э… может, пиццу? — неуверенно бормочу, заметив знакомое слово.

Демьян тихо смеется:

— Здесь нет пиццы. Давай я закажу на свой вкус? Обещаю, тебе понравится. Устроит сюрприз?

Вздохнув, закрываю меню, снова думая про бонусы от жизни и о том, что их получают только смелые. А я не трусиха. Ведь не трусиха же?

— Ладно. Удиви меня.

Демьян кивает официанту, уверенно называет несколько позиций, честное слово, я даже не успеваю запомнить. Кажется, среди названного промелькнуло карпаччо и что-то с лососем… Когда официант принимает заказ и уходит, Демьян поворачивается ко мне:

— Шампанское?

Я пила его от силы пару раз в жизни: на Новый год, дешевое «Советское», с мамой. Но отказаться сейчас, когда можно попробовать настоящее…

— Буду, — решаюсь я.

— Отлично. Бутылку брют, — бросает он вслед официанту, который тут же спешит исполнить.

Хотя… можно без алкоголя. От щедрости и так бьет в голову.

Пока ждем заказ, мы переглядываемся. Молчание затягивается, и я решаюсь спросить:

— Ты часто сюда ходишь?

Демьян качает головой:

— Не слишком. В основном по работе, если встреча вне офиса и партнеров надо впечатлить. Юридическое сопровождение. Адвокатура лишь одно из ответвлений моей деятельности. Иногда от места встречи тоже многое зависит: заключишь контракт или нет.

— Понятно… — поджимаю губы.

Мир, в котором ужин решает судьбу контрактов, мне не знаком. Звучит, как в кино. И место как будто тоже оттуда.

— А вот так, чтобы просто поужинать в хорошей компании, для души — давно не было, — добавляет он, и взгляд смягчается.

Меня это обнадеживает: выходит, я для него «хорошая компания для души»? Хотя стоп… Сколько у него еще таких девушек для души, интересно…

Приносят шампанское. Официант ловко откупоривает бутылку с негромким хлопком, разливает игристое по тонким хрустальным бокалам. Я с интересом наблюдаю, как золотые пузырьки поднимаются к поверхности. Мы чокаемся, я несмело, боясь расколоть дорого выглядящий бокал.

— За приятный вечер, — произносит Демьян.

Делаю глоток шампанского. Оно терпкое, обжигает язык, щекочет нёбо. Совсем не похоже на то, что я пробовала раньше. Напряжение постепенно спадает. Алкоголь нежно растекается теплом по венам, и я наконец позволяю себе откинуться на спинку стула.

— Я очень нервничаю, — тихо признаюсь после пары глотков.

— Это заметно. По крайней мере мне, — усмехается Демьян. — Расслабься. Здесь все обычные люди, никто тебя не оценивает. Более того, всем на всех плевать. У них много денег, да и много чего еще, а вот вкус к жизни... Просто понаблюдай за ними немного. Как роботы.

Обвожу глазами зал и ловлю себя на том, что с таким горящим взглядом и эмоциями, написанными на лице, только… я. Все остальные сидят расслабленные, с отстраненным видом, что-то обсуждают. Кто-то вообще уткнулся в телефон, даже не глядя на собеседника. Воспринимают все как нечто обыденное. Неужели настолько приелось?

— Сколько девушек ты сюда приводил впечатляться и наблюдать за их эмоциями? — спрашиваю, испытывая непонятно откуда взявшийся укол ревности. Возможно, из-за парочки за соседним столиком, где спутница статусного мужчины выглядит так же молодо, как и я, но в разы роскошнее. Глаза у нее тоже, как и у меня, горят. Только как-то по-другому...

Демьян приподнимает бровь и делает вид, что задумался, а я уже жалею, что это спросила. Мы же просто ужинаем. Лезу в дебри. Но ничего не могу поделать с этими мыслями. И собственными наблюдениями.

— Миш, — взгляд “щедрости” становится пронзительным, горячим. — Ты мне нравишься. Очень. Этого достаточно?

У меня перехватывает дыхание. В голове всплывает мамино: «мальчикам от тебя одно надо». Но Демьян не мальчик, и сейчас он говорит, что нравлюсь. А сам нагло соблазняет. Еще пара таких вылазок и я уже буду не девочка. Это Мишель паникует. Даже в какую-то секунду хочет встать и уйти, пока все не зашло слишком далеко. А Миша мечтательно улыбается: ну вот, разве не об этом ты грезила, читая мамины романы? Хороший же первый опыт. Лучше, чем у Ирки с Сергеем непонятно где, в каких-то кустах на реке с комарами.

— Я… — откашливаюсь, подбирая слова. — Ты мне тоже нравишься, — выдыхаю наконец едва слышно и опускаю взгляд к пузырькам в бокале. — Но… осекаюсь, не зная, как продолжить.

А Демьян, откинувшись на спинку стула, наблюдает за мной, пока я нервно мну пальцами салфетку на коленях и спокойно ждет.

— В моменте все прекрасно, но где гарантии, что потом я не буду себя за этот опыт ненавидеть? Ты слишком… ты слишком, в общем, для меня.

“Щедрость” смотрит внимательно, чуть склонив голову.

— Тебе… понравилось? — голос у него приглушенный, вкрадчивый.

Снова проверяет меня на смелость?

— Ты же знаешь, — шепчу я.

— Хочу услышать от тебя.

Я прикусываю губу. Шампанское немного раскрепостило, но не до такой же степени, чтобы спокойно говорить о столь интимном!

— Понравилось, — все же отвечаю, чувствуя, как горят уши, щеки, грудь… и соски встают.

Наградой мне довольная, почти хищная улыбка Демьяна. На миг он выглядит по-мальчишески радостным, глаза ярко блестят.

— А я, когда вижу, как ты реагируешь на меня… это заводит. Если уж начистоту.

От его откровения внутри будто искра пробегает. Между нами снова вспыхивает напряжение — сладкое, тягучее. Право отказать у меня есть, да?..

Рядом появляются официанты с нашим заказом, начинают расставлять тарелки. Охотно пользуюсь моментом, чтобы перевести дух. Рассматриваю изысканное блюдо: тонкие, полупрозрачные слайсы мяса, политые соусом и украшенные зеленью — должно быть, карпаччо. Рядом корзинка с чиабаттой и пиалочка оливкового масла.

— Приятного аппетита, — улыбается Демьян.

— Спасибо… тебе тоже, — отвечаю я.

Он-то чувствует себя как рыба в воде, а я немного пасую перед незнакомой едой и тем, как это всё есть. Но первый же кусочек оказывается восхитительным: нежнейшее мясо тает на языке с пикантными специями, и я отправляю в рот ещё… и ещё.

— Боже… — не удержавшись, мурлычу я. — Это так вкусно!

Демьян тихо смеется. Вытирает салфеткой угол рта и внимательно на меня смотрит.

— Расскажи, что планируешь дальше. Ну вот, осенью, например. Учеба, работа? У меня есть подвязки в Москве. Можно попробовать поступить. Куда бы ты хотела?

Я сглатываю. Разговор коснулся будущего, а у меня с ним ничего не ясно. И явно же с подтекстом: «только после того, как поможешь перевезти Степаниду».

— Даже не знаю, — честно говорю. — Но план тот же: поступить в Ижевске в институт. Сомневаюсь, что твоя бабушка согласится переехать...

Он прищуривается:

— Я думал, тебе здесь понравилось.

— Так этот поход в ресторан, прогулка по Москве что-то вроде презентации, чтобы я еще сильнее влюбилась в этот город? Таков твой план?

— Раскусила, — подыгрывает он.

Но мне правда нравится. И Демьян, и столица.

— Я… не уверена, что хочу обратно, — отвечаю осторожно. — В Ижевске меня особо ничего не держит. Мамы нет, отчима ты видел. Если получится убедить Степаниду, с удовольствием останусь.

— А отец? — вдруг спрашивает он. — Совсем ничего о нем не знаешь?

Этот вопрос застает врасплох. Опускаю глаза к бокалу.

— Ничего. И, отчасти поэтому, глупые вопросы и глупые ассоциации про девушек и ощущение, будто мной хотят воспользоваться. Мама меня с детства предупреждала насчет мужчин, — горько усмехаюсь, делая глоток шампанского. Голова чуть кружится, но приятно, и тянет на новую порцию откровений.

— Что именно предупреждала?

— Ну… что им от тебя нужно только одно, — отвечаю, сама удивляясь, что говорю об этом “щедрости” и даже не испытываю стыда. Алкоголь точно развязал мне язык. — Что будут пользоваться моей доверчивостью, добротой, смазливым личиком… И в чем-то оказалась права. — Набираюсь смелости выдержать взгляд Демьяна.

— Думаю, твоя мама хотела тебя уберечь.

— Я знаю, — киваю. — Мама… у нее жизнь сложно сложилась. Она в мужчинах разочаровалась. Много лет никого к себе не подпускала, а потом этот Петр… Поначалу же было хорошо. А итог ты сам видел…

— А ты? — прямо спрашивает он.

— Что я?

— Ты тоже думаешь, что от тебя можно хотеть только одного?

Снова теряюсь от его пристального взгляда и сердце пропускает удар.

— Сейчас я не знаю, что думать, — шепчу едва слышно. — Ты меня пугаешь, Демьян.

Он хмыкает.

— В чем-то взаимно, Миш.

— В смысле?

— В прямом. Я давно никого не подпускал к себе так близко. И не думал, что меня может так сносить крышу от… девочки, — уголок его губ дергается. — В хорошем смысле «сносить».

— От девочки? — почти улыбаюсь: прозвучало смешно.

— Ты юная. Пятнадцать лет разницы почти. — Он заглядывает мне в глаза. — Но возраст тут ни при чем. Ты смотришь на мир свежо. И это… чертовски заразительно. — Он кивает в сторону столика рядом: девушка немногим старше, но там лишь расчет в глазах. У тебя не так.

Умом понимаю, что восемнадцать и тридцать три — пропасть, и все же… Завораживает, как он это формулирует. Будто моя «свежесть» — достоинство, а не недостаток. Хотя эта девушка рядом в разы ярче, эффектнее, одета явно лучше. Но “щедрость” с меня глаз не сводит. И эти слова… Ведусь как дура, как малолетка. Но ею, в принципе, и являюсь — на его фоне.

— Ты меня идеализируешь, — говорю в полушутку и заодно пытаюсь перевести тему, потому что не знаю, как реагировать на такие комплименты “в лоб”.

— Нет, не идеализирую, — делает глоток шампанского, не сводя с меня глаз. — Скорее, смотрю на тебя и возвращаю себе то, что я подрастерял за эти годы, погрязнув в шелухе ненужного.

21 глава

— Разве это не та жизнь, которую ты хотел? Расправляю плечи, складываю руки на коленях — подавляя желание опять пригубить шампанское, потому что мне явно хватит.

— Хотел, — усмехается Демьян. — А теперь перехотел. Так бывает. Живёшь по накатанной, не жалуешься. Но и драйва больше нет. Вряд ли ты понимаешь, о чем я.

— Почему же… Кризис среднего возраста? Меня через какое-то время будет ждать то же самое? Постой. А пробовал сменить обстановку? Сделать что-то, что не укладывается в рамки обычного?

— Девчонку вот спас…

— Которая на пятнадцать лет моложе. А потом… — закусываю губу. Стыдно все равно говорить о вчерашнем. Степанида спала в соседней комнате, а мы… — Можно, например, работу сменить. Кардинально. Чем не драйв?

— Теперь всегда будешь делать акцент на нашей разнице в пятнадцать лет?

Господи. Ведь и впрямь пятнадцать. А я не чувствую ее. Только дикое влечение. Или это алкоголь сейчас за меня снова говорит? Больше не буду пить!

— А про нее, — веду подбородком в сторону девушки неподалеку. — В первый раз, наверное, была эйфория, а потом все приелось, как у тебя. Может, и я так буду со временем сидеть в красивом месте и не замечать этой красоты, а ты искать глазами, кто еще горит эмоциями, чтобы вспомнить, что и где растерял.

Господи, как бы пешком домой сегодня не пойти. Да и куда идти — даже ключей нет. Но так хочется задеть его эго. Что-то опять неконтролируемое!

Демьян улыбается. А мне невыносимо думать, что он и впрямь будет ещё на кого-то так смотреть и делать то же, что и со мной вчера. Неужели это моя первая влюблённость? Плохо. В планы не вписывалось. Совершенно.

Мы замолкаем, глядя друг на друга. Мир словно сузился до нашего столика. И ясно представляю, как он сейчас наклоняется и целует меня… Замираю в предвкушении. Щеки горят, уже не от смущения, а от томления. Демьян, кажется, читает мои мысли.

— Положи ладонь на стол.

— Зачем?

Выглядит, будто приказывает. А я не могу сопротивляться. Он кладет свою руку на мою, сплетает наши пальцы, чуть тянет меня на себя. Я невольно подаюсь вперед…

— Не возражаете, если уберу? — вдруг раздается сбоку голос.

Я моргаю, возвращаясь в реальность: официант уже рядом, мы ведь доели.

— Да, пожалуйста, — говорит Демьян, выпуская мою руку.

Официант быстро собирает пустые тарелки, оставив нас с недопитыми бокалами шампанского.

— Может, десерт? — вежливо интересуется “щедрость”.

Отрицательно качаю головой, у меня и так в животе бабочки еле помещаются, куда уж десерт. Без него сладко и хорошо.

— Спасибо, не нужно, — отвечает Демьян за нас обоих.

Когда официант уходит, "щедрость" смотрит на меня с мягкой улыбкой:

— Хочешь прогуляться?

Проветриться бы точно не мешало.

— Давай, — охотно соглашаюсь. Чтобы вконец голову не потерять от этой "щедрой наглости".

Демьян расплачивается, я даже не успеваю увидеть счет. Он делает все быстро, буднично. Наверняка сумма там страшная, лучше и впрямь не знать. Мы встаем из-за стола. Пол слегка покачивается у меня под ногами, шампанское коварно. Чтобы не выдать себя, осторожно беру Демьяна под руку. Он тут же нежно прижимает к себе, склоняется и тихо спрашивает:

— Голова не кружится?

— Немного, — признаюсь.

— Сейчас пройдет.

Мы выходим из ресторана под мерцающий свет фонарей. Ночной воздух Москвы прохладный, бодрит. Я глубоко вдыхаю еще раз. Всё, что было внутри, казалось волшебной сказкой, а теперь стою на тротуаре: реальная ночь, реальный Демьян рядом, который только что держал меня за руку так нежно, тянул к себе и наверняка бы поцеловал при всех…

“Щедрость” направляет меня к машине, открывает пассажирскую дверь. Я уже не удивляюсь его манерам, просто благодарно киваю и сажусь. Он сам устраивается за руль, но пока не заводит мотор.

— Еще не вся Москва… — загадочно произносит он. — Готова к продолжению?

— Что? — делаю вид, что не понимаю.

— Ты еще не все увидела. Ресторан был разминка. У меня есть идея…

Он поворачивается ко мне: в полумраке салона я едва различаю его лицо, но сердце откликается ускоренным стуком. Такой красивый. И взрослый. Боже, какой же он для меня взрослый и опытный. Поэтому и ведет от него так? А он нагло пользуется моим откликом. Нахал.

— Какая идея?

— Доверишься мне еще немного?

Я сглатываю. После всего… разве могу сказать «нет»? Да и не хочу. Мишель ворчит, что после шампанского я плохо соображаю, а Миша сияет: конечно, соглашайся! Еще, еще! Вся ночь впереди, и восемнадцать — отличный возраст, чтобы лишиться девственности! Дерзай!

— Хорошо. Вези.

Демьян довольно усмехается, и машина плавно отъезжает. За окном мелькают огни ночного города: улицы становятся шире, дома ниже. Наконец мы сворачиваем в сторону, и вскоре асфальт под колесами сменяется едва ощутимой вибрацией брусчатки. Я выглядываю: мы едем по набережной. Справа темная гладь реки отражает лунную дорожку, слева возвышаются старинные здания с подсветкой. Вдалеке впереди что-то сияет золотом — башни Кремля? Ого… красиво.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Восхитительно… — шепчу я, нарушая молчание.

— Ага, — отзывается Демьян, и я чувствую, что смотрит он сейчас на меня, а не на дорогу. Снова вспоминаю его слова в ресторане, что мой восторг заразителен.

— Выйдем? — предлагает он.

Киваю.

Демьян останавливает авто на небольшой парковке, и мы выбираемся наружу. Свежий воздух хлестко ударяет в лицо, я невольно вздрагиваю, обнимаю себя за плечи. Демьян обходит машину и оказывается рядом:

— Замерзла?

— Немного, — признаюсь.

Он снимает пиджак и набрасывает мне на плечи. Я пытаюсь возразить, что не так уж и холодно, но он лишь мягко обнимает меня, прижимая к себе. Обдает его запахом, и ноги снова подкашиваются, головокружение возвращается. Внутри все трепещет от одного его прикосновения. Мы стоим у невысокого парапета набережной. Перед нами раскинулась Москва-река, вдали огни большого города, темный силуэт Кремля. Картина волшебная: отражения огней дрожат на воде, над нами высокое небо, усыпанное редкими звездами. Я зачарованно любуюсь. И ликую от эйфории.

— Никогда не думала, что это вызовет такую бурю эмоций внутри. И что это по-настоящему, — тихо признаюсь. Еще несколько дней назад — в старом доме с ненавистным отчимом, за много сотен километров отсюда. А сейчас…

Демьян рядом, его рука крепко обнимает меня за плечи, согревает. Он молчит, только чуть сильнее прижимает меня к себе. Я поворачиваю голову взглянуть на него: в отсветах фонарей черты его лица мягче, выглядит моложе. А еще смотрит не на панораму — на меня.

— Что? — шепчу, улыбнувшись.

— Ты, — так же тихо отвечает он. — У тебя глаза блестят.

— Тебе кажется...

На самом деле хочется всплакнуть от переполняющих эмоций.

— Конечно, — Демьян усмехается и бережно разворачивает меня лицом к себе. — Как тебе Москва ночью?

— Завораживает! — признаюсь честно.

Ощущаю тепло его тела даже сквозь тонкую ткань платья и его пиджак, наброшенный на меня. Сердце снова колотится, и жар рассыпается по коже вперемешку с мурашками. Шампанское все еще играет во мне, делая чересчур честной и смелой.

Я тянусь к нему. В следующий миг его губы накрывают мои. Мгновенно закрываю глаза, утопая в поцелуе. Сначала он осторожный, будто пробует, дает мне шанс отстраниться, если захочу. Но я и не думаю отстраняться. Наоборот, прижимаюсь ближе, руки сами собой тянутся к его шее.

Стоять на каблуках неудобно, голова кружится от нахлынувшей страсти. Демьян обнимает за талию, другой придерживает затылок. Поцелуй становится глубже. Его язык настойчиво проникает в мой рот, ласкает, дразнит, и я стону ему в губы. Кажется, земля уходит из-под ног. Так хорошо!

Где-то вдалеке проезжает машина, шум мотора немного отрезвляет. Нехотя отрываюсь от Демьяна, пытаясь перевести дыхание.

— Поехали… домой? — выдыхаю я, хотя сама не уверена, что хочу домой. Вообще не знаю, что хочу. Эмоции переполняют.

— Домой? — он облизывает мои губы своим языком, отчего у меня внутри все обмирает. — Нет уж, Миш. Я еще не закончил… показывать тебе красоту.

Не успеваю спросить, что он имеет в виду, как он уже ведет меня обратно к машине. Сердце выпрыгивает из груди. Что происходит? Мы ведь только что целовались так, будто готовы сорвать друг с друга одежду прямо на улице, и вдруг все резко прервалось. Щедрый, наглый и спонтанный...

Дверца с моей стороны открыта — Демьян усаживает меня на пассажирское сиденье, сам быстро обходит и садится за руль. Его глаза в полумраке пылают голодным блеском, от которого у меня пересыхает во рту. Едва успеваю вдохнуть, как он снова тянется ко мне, уже не думая ни о каких ремнях безопасности. Его губы жадно накрывают мои, и теперь уж точно не до городских пейзажей. В машине темно, тихо, слышно только наши прерывистые вздохи, а спустя мгновение — шорох одежды. Поворачиваюсь всем телом к нему, забыв про скромность, потому что хочу быть ближе.

Его рука скользит под полами пиджака по моей спине, затем ниже, обнимает за пояс. Он прижимает к себе крепче, я ощущаю рельеф его груди, частое биение сердца. Мой подол задрался едва ли не до бедер, и напряжение, копившееся весь вечер, вырывается наружу.

— Демьян… — простонав, отрываюсь от его губ только на секунду, но он тут же перехватывает мой стон новым, еще более горячим поцелуем.

Затем перемещается к шее, потом ниже, к ключице. Задыхаясь, я стону, чувствуя, как он покусывает нежную кожу у основания шеи. Горячая ладонь без зазрения совести скользит по моему обнаженному бедру. Пальцы прочерчивают дорожку все выше, подол платья ползет дальше вверх. Тело пылает, между ног вновь распускается тот самый жаркий цветок желания.

Чуть отстранившись, Демьян ловит мой затуманенный взгляд, задерживая руку на кромке моих кружевных трусиков. Это он типа разрешения спрашивает?

Закусываю губу до боли и молча киваю, плотно сжав веки. Да, можно. Можно, черт возьми. Все можно!

И в следующий миг теплая ладонь скользит мне под белье. Я ахаю, едва не вскрикиваю, и вцепляюсь пальцами в его плечо. Демьян снова приникает ртом к моему, ловит возглас, превращая его в еще один страстный поцелуй, пальцем осторожно проводит между влажных складок.

— Боже! — стону я и все тело откликается мгновенной дрожью.

Дергаюсь, ударяясь затылком о сиденье. Всю меня захлестывает волна наслаждения от одного этого скольжения. Но я пытаюсь подавить этот вскрик.

— Громче, девочка… — бормочет Демьян, прикусывая мою нижнюю губу.

Его пальцы творят нечто. Он аккуратно проникает внутрь меня одним… вторым. Я вскрикиваю тонким, жалобным звуком, но он тут же заглушает его поцелуем. И целует все требовательнее, словно старается отвлечь от смущения или возможной боли, но боли нет. Есть лишь распирающее чувство заполненности и греховного блаженства.

Он двигает пальцами внутри меня сначала медленно, изучающе, а я извиваюсь на сиденье. Полусогнутые ноги упираются каблуками в коврик, а пальцы, не находя опоры, скребут его плечи. В голове пьяный туман: или сама близость с ним дурманит.

Демьян чуть меняет угол, и я буквально захлебываюсь всхлипом, когда он задевает у меня внутри особенно чувственную точку. Мир взрывается фейерверком белых искр перед глазами. Кажется, я даже плачу, слезы точно текут по щекам, и очередной стон срывается с губ.

Демьян почти полностью выводит пальцы, а затем снова погружает в меня — уже быстрее. Его большой палец снаружи находит мой вздрагивающий бугорок, легко надавливает.

— Ох! — снова бьюсь затылком о сиденье, выгибаясь всем телом.

Он чередует неглубокие толчки пальцами с нежными круговыми движениями на клиторе. Кажется, я просто растворяюсь в этих ощущениях, становлюсь текучей. Жар накрывает мощной волной.

— Де… Де… — пытаюсь что-то сказать, сама не знаю что. Предостеречь? Умолять? Остановить? Продолжать?

Слова не складываются, вместо них из горла вырывается еще один стон. Меня всю трясет мелкой дрожью.

— Давай, малышка, — хрипло шепчет он, легко прикусывая мою мочку. — …кончай.

Все ломается внутри. Тугая пружина, что это время скручивалась у меня внизу живота, внезапно распускается, разрывая меня сладкой болью. Я содрогаюсь в его руках, захлебываясь новой волной блаженства. Чтобы не закричать на всю машину, в последний миг прикусываю плечо Демьяна сквозь тонкую ткань рубашки, на что он только сильнее прижимает меня.

Перед глазами темно. Каждая клеточка пульсирует, сердце колотится так, будто вот-вот разорвется. Волна за волной накрывает оргазм: я тону в них, захлебываюсь. Сжимаю бедра, но его рука не отпускает меня, ласкает, выжимая последнюю каплю восторга.

Наконец все стихает. Я откидываюсь на сиденье, обессиленная, ловлю ртом воздух. Даже не сразу понимаю, что все еще всхлипываю тихонько. Лицо горит, грудь тяжело вздымается, в ушах шум.

Боюсь пошевелиться, открыть глаза — стыд накатывает лавиной. Что я творю? Я только что кончила в машине, на набережной. Господи. С Демьяном. Почти на людях.

Тем не менее заставляю себя открыть глаза. Его лицо близко, совсем близко. В темноте я различаю блеск его глаз, на губах легкая удовлетворенная улыбка. При этом дышит тяжело, и на лбу у него испарина. Значит, тоже завелся… Я опускаю взгляд: в расстегнутом вороте рубашки под пиджаком проступают напряженные сухожилия на шее. И ниже… Горячая волна захлестывает меня по новой. Он… тоже хочет. А я… я даже не коснулась его. Только и делаю, что принимаю удовольствие. Нелепо и почему-то обидно. Потому что страшно переступить этот барьер. И смелость куда-то испарилась…

— Миш? — мягко зовет он. — Все нормально?

— Все хорошо, — спешу ответить, пряча лицо руками. Не могу выдержать его спокойного, пусть и теплого взгляда. Мне так стыдно, неловко.

— Опять сейчас надумываешь лишнего, — констатирует тихо.

Я мотаю головой, хотя он прав. Сразу столько чувств налетело: смятение, эйфория, капля горечи. Мамины слова вновь эхом: «Будут пользоваться твоей доверчивостью». Да, я, словно пьяная от его ласк, позволяю ему все… И Мишель страдает, чувствуя себя глупой и использованной. А Миша мурлычет: «Замолчи, все было офигенно, хочу еще. И его всего внутри целиком, а не только пальцы и язык».

Демьян шумно выдыхает, опуская лоб мне на плечо на секунду.

— Ты потрясающая, — говорит он тихо, не двигаясь. Его губы чуть касаются моей шеи легким, почти целомудренным поцелуем, но тело по новой отзывается.

— Я… — начинаю и умолкаю. Что сказать? «Спасибо»? Уместно? Путаюсь даже в мыслях.

Демьян поднимает голову, чуть отстраняется. На щеке у него виден след от моих зубов. О боже… Я и забыла, что впилась в него, когда кончала. На рубашке темное влажное пятно. Мне хочется провалиться сквозь землю. Вот уж себя не контролирую в такие моменты.

— Ты прекрасна, когда отдаешься чувству. Даже не представляешь, насколько это заводит, — будто читает мои мысли. — Еще покатаемся или поедем домой?

— Домой, — выпаливаю почти сразу же. Потому что… да потому что хочу сбежать от него и закрыться в спальне. От греха, стыда и желания подальше.

— Хорошо, — соглашается он.

В растерянности пристегиваюсь, дрожащими руками приглаживаю юбку. Демьян тоже накидывает ремень, затем откидывается на спинку сиденья и пару секунд сидит с закрытыми глазами, делая глубокие вдохи. Его кулаки сжимают руль. Похоже, ему нелегко дается самообладание? От этого на душе теплеет: хоть я и потеряла голову, но не меня одну так накрыло. Правда, я без понятия, что с этим делать. Ему ведь тоже необходима разрядка? Но… не хватит мне смелости. Не сегодня точно.

Машина мягко трогается. Мы выезжаем обратно на большую дорогу. Я молчу, глядя невидящим взглядом на запотевшее окно. В голове сумбур. Что теперь? Что дальше? Мы переступили какую-то черту или еще нет? Ведь «настоящего» секса не случилось. Но после такого разве смогу я отказать ему, если он захочет большего? Да и хочу ли отказывать?

Вдруг машина притормаживает у круглосуточного цветочного киоска, ярко освещенного изнутри. Я непонимающе смотрю на Демьяна.

— Посиди минутку, — произносит он и выходит.

Облизнув сухие губы, опускаю стекло, впуская ночной прохладный воздух. Продавец в киоске аж подается вперед, заприметив солидного клиента. Через пару минут Демьян возвращается, держа в руках пышный букет кремовых роз, разбавленных зеленью. У меня глаза расширяются. Он открывает дверь с моей стороны.

— Это…? — глупо спрашиваю, когда он протягивает цветы.

— Тебе, конечно, — улыбается он своим фирменным уверенным тоном.

Я лишаюсь дара речи. Беру букет, утыкаюсь носом в нежные бархатные лепестки. Аромат сладкий, головокружительный. И сердце тает окончательно и бесповоротно.

— Спасибо… — шепчу я.

Демьян легко касается пальцами моего подбородка, заставляя поднять голову. Заглядывает мне в глаза:

— Тебе спасибо, Миш.

22 глава

— Тебе придется туда вернуться, — киваю на цветочный ларек.

— Зачем? — сосредоточенно наблюдает за моим лицом.

— Потому что вазы у тебя нет, а они слишком красивые, чтобы завянуть в первый же вечер…

Щедрость улыбается, и складка между его бровями расправляется. Мне самой хочется улыбнуться в ответ. И ещё бы: столько эмоций, ресторан, шампанское, оргазм, цветы, вечерняя Москва.

— Да, ничего такого у меня точно нет, — соглашается он. — Сейчас.

Вдыхаю аромат бутонов и смотрю “щедрости” в спину, пока он о чем-то разговаривает с продавцом. Потом возвращается с вазой. И еще с охапкой новых цветов.

— Не хотел продавать без них, — констатирует он.

— Да нет, он просто развел тебя на деньги. Понял, что ты заплатишь…

— Мне и не жаль заплатить, Миш, — держит мой взгляд. И я опять чувствую, как начинают пылать щеки, пульс ускоряется. Не мужчина, а источник бесперебойного питания каких-то непонятных состояний.

— Это очень мило. И ты моя полная противоположность, — пытаюсь выглядеть равнодушной и окончательно не «плыть» от “щедрости”.

— Не стала бы покупать мне цветы?

— Я бы с ним поторговалась. Заставила переложить цветы в другие вазы и не пыталась бы позволить развести себя на деньги... А ты это позволил. Вроде небольшое различие между нами, но они есть.

— Различия, — цепляется за слово и усмехается. — По статистике, кстати, эти различия, которые вначале многим кажутся очень милыми, становятся мотивом для развода, а иногда — и для убийства.

— Так говоришь, будто женат был.

“Щедрость” хмыкает, покачивая головой, садится в машину, включает музыку и трогается с места.

Атмосфера в машине повисает какая-то тоскливая. Я, как антенна, как сверхчувствительный приемник, это считываю. И толком объяснить не могу, что изменилось. Ведь всё хорошо было. Или это отходняк от бурных эмоций? Отворачиваюсь к окну, чтобы перестать пялиться на руки Демьяна, смотрю на ночную Москву и вдыхаю аромат цветов. Шампанское отпустило. А я бы не прочь повторить. Все разом. И в то же время нет: если сегодня между нами будет секс, то наутро я буду испытывать сожаление. Уж я себя знаю. Одну из сторон точно. Миша, возможно, и не сожалела бы, эта бабочка с бензопилой, так бы я охарактеризовала ее в последнее время, а вот Мишель… трусливая гусеница.

Однако вопреки моим ожиданиям, что за всем, что было сегодня, последует продолжение, ничего не происходит. Демьян лишь смотрит на меня в лифте и словно невзначай касается руки на кухне, когда я подрезаю цветы и ставлю их в вазу. И всё. Отчасти это вызывает сожаление. Особенно у бабочки с бензопилой. Гусеница же боится предстоящей ночи.

— Что я скажу Степаниде, когда она вернётся? Откуда такой шикарный букет? — решаю уточнить у Демьяна.

Он задумчиво смотрит на цветы, потом на меня.

— Правду?

— Нет, — отрицательно качаю головой.

— Почему?

— Потому что я на работу устроилась, потому что... — осекаюсь.

— Потому что?

Хочется приказать себе успокоить челюсть, тело, руки — всё снова дрожит, потому что “щедрость” приближается, и я опять на него реагирую.

— Потому что со стороны это все, наверное, не очень хорошо выглядит. Особенно в глазах пожилого человека. Если ему так в лоб это преподнести.

— Ты же тест-драйв прошла. Бабуля абы кого в дом не пустила бы.

— А как же все посетители? Они тоже в дом приходят, если что…

— Они попросили помощи и ушли. А ты задержалась. И мне тоже любопытно — почему. Бабуля в доме абы кого не оставит.

— Это какая-то особенность?

— Ну, есть немного, — тихо произносит он и, подняв руку, гладит пальцем линию моего подбородка. Облизывает губы и смотрит так, будто хочет опять поцеловать.

— Всё очень стремительно, странно и непонятно. Возьми букет завтра с собой и подаришь бабушке. Не хочу, чтобы...

— Хорошо, — перебивает он и наклоняется. Целует. Медленно, тягуче, долго. А потом отрывается от моих губ. Смотрит пьяными глазами, хотя мы оба уже трезвые.

— Спать иди, Миш. Иначе ещё один такой момент — и я за себя не ручаюсь, — опускает глаза к моим затвердевшим соскам.

— Это опять твоё право воспользоваться, да? Не тронешь, пока сама не попрошу?

Господи, точно бабочка с бензопилой. Гусеница в обмороке валяется на полу и говорить сейчас не может.

— Право. И преимущество. И так позволяю себе много лишнего. Но ничего не могу с этим поделать.

Хочется толкнуть его в грудь. Потому что переложил эту ответственность на меня. Прикрыв красивым словом — выбор.

— Так нечестно, Демьян. Ты... ты... — грудь часто вздымается, я сжимаю руки в кулаки и хочу его и впрямь оттолкнуть, но не успеваю.

— Блядь, Миша, — шепчет щедрость, а в следующий миг мои губы опять в его власти.

И этот поцелуй настолько страстный, глубокий, жадный, что я прямо тут хочу отдаться Демьяну. На этой столешнице. Немедленно. Между ног влажно, пульс стучит в висках, руки щедрости забираются под подол моего платья, гладят бедра. Я не знаю, как это все описать: но мамины романы явно отдыхают. То ли писательницы не особо талантливы, что даже половину эмоций и чувств не передавали, потому что в реальности… Боже... Я же сейчас сойду с ума от этой бури внутри. Одной рукой обнимаю Демьяна за плечи, вцепившись пальцами в ткань рубашки, другой скребу столешницу и стону почти ему в рот.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Всё прекращается так же резко, как и началось. Я распахиваю глаза от недоумения и уже через секунду вижу удаляющуюся спину “щедрости”. Он размашистым шагом идет в свою комнату, а затем слышится хлопок двери.

Бабочка и пришедшая в себя гусеница переглядываются. Обе хотят выть от отчаяния и неудовлетворенного желания. Но из плюсов — мы сейчас примерно в одинаковой стадии с Демьяном.

И мне стоит огромных усилий не пойти за ним. А вместо этого — в душ. Контрастный. Потому что надо прийти в себя. Может, секс с ним и будет безумно горяч, но это в моменте. А потом я буду готова посмотреть ему в глаза? Особенно если он сведёт всё на нет?..

Вряд ли.

После душа становится чуточку легче, хотя между ног всё по-прежнему влажно и сладко ноет. Сердце трепещет. Я закрываю глаза, пользуюсь проверенным приемом с овечками. На две тысячи седьмой вырубаюсь. Но снится мне тот же сон, что и в деревне с той девушкой. Только теперь она ведет меня к обрыву, и мне жутко страшно, удушающе.

Я просыпаюсь вся в холодном поту. Снова влажная, но уже по другому поводу. На автомате встаю и иду попить воды. В глаза бросаются цветы, а следом в воспоминаниях оживает наш вчерашний вечер и продолжение, которое я не выбрала. Пока не выбрала…

Утолив жажду, плетусь обратно, и у дверей в спальню Демьяна останавливаюсь. Вспыхивает новое желание взглянуть на спящую “щедрость”. Сколько там времени? Когда у него подъем? Впрочем, плевать. Я аккуратно.

На цыпочках приближаюсь, открываю дверь и замираю в нерешительности. Демьян спит обнаженным. Одна рука свесилась с кровати, другой он закрывает лицо. Картинка впечатляет. И тело тоже.

Миша восторженно поджимает губы. Да и Мишель сейчас тоже в теме. Нам нравится.

Я любуюсь щедростью, разглядываю его и внезапно дергаюсь от непонятного звука, какого-то дикого звериного воя. Он повторяется. И я не сразу понимаю, что это будильник. “Щедрость” тянется к тумбочке, а мне бы исчезнуть, сделать вид, что меня здесь не было, но стою как вкопанная и продолжаю наблюдать.

Демьян отключает звук, шумно вздыхает, трет руками лицо и садится. Наконец замечает меня. Расплывается в улыбке.

— Подглядываешь?

— Эти звуки...

— Зато всегда срабатывает, — лениво тянется он. — И не раздражает.

— Пугает, — шепчу.

Он рывком встает и голый, божечки, абсолютно голый, ко мне приближается. Встает рядом. Прямо настоящая пародия на змея-искусителя.

Пульс опять грохочет в висках, сглотнуть слюну не выходит. А еще дикий соблазн опустить голову. Ведь у мужчин по утрам стояк — это я из тех самых романов почерпнула.

Любопытство и наглость Миши берут вверх, все попытки контролировать себя вновь рассыпаются. Опускаю взгляд и даже не знаю, что лучше: воспользоваться предоставленным мне правом отказать или ни в чем себе с такой щедростью не отказывать. В первый раз, наверное, будет чуточку больно. А потом... потом — сомневаюсь.

23 глава

Отступаю на шаг, силясь не зажмуриться и с достоинством выдержать новую попытку “щедрости” вогнать меня в краску.

— Кофе?.. Чай?.. Хотя ты же кофе пьешь, — с немного нервной улыбкой говорю я и вся пылаю от смущения.

Глупо, конечно. Он же видел меня почти голой, его руки, его голова, его язык были между моих ног…

Поэтому улыбается, замечая, что отступаю? А я в это время изо всех сил пытаюсь не закрыть глаза. И появляется еще одно желание, пойти и погуглить, какие среднестатистические и нормальные размеры полового члена у мужчин. Что-то мне кажется, “щедрость” выходит за рамки.

— Кофе, Миш. Я сейчас сам сделаю, — ловит меня за руку, и я оказываюсь в его объятиях, а затем чувствую поцелуй на основании шеи, подбородка. Он слегка прикусывает ключицу, и мои соски тут же твердеют. Реакция на Демьяна — одиннадцать из десяти.

Его руки нагло задирают подол ночной и на мгновение замирают, когда “щедрость” понимает, что я без белья.

— Блядь, Миш... Почти нокаут. Я же планировал чуть-чуть подразнить, а теперь… — его глаза пылают, губы пухлые и влажные, он проводит кончиком языка по ним. И у меня в голове уже другие ассоциации — как он этим языком…

Всё-таки зажмуриваюсь. И совершаю ошибку, потому что голова начинает кружиться сильнее. Вообще, может, мне сердце проверить? С ним явно какие-то проблемы. И мозги, — парирует Мишель. А Миша размахивает бензопилой рядом и предлагает все решить кардинально. Впервые думаю ей довериться.

— Отпусти, — жалобно пищу я. — Право выбора…

Да наконец-то! — глаголет гусеница, которая явно благоразумнее похотливой бунтарки с холодным оружием в руках.

Демьян оставляет нежный поцелуй в шею и убирает руки. Отпускает, как я и попросила. А я чуть не падаю без опоры.

— Душ приму, и будем завтракать. Только есть одна просьба…

Громко дышу, словно загнанная собака и отмираю не сразу.

— Какая?..

— Трусы надень.

— И ты тоже, — летит ему ответка.

“Щедрость” снова улыбается, разворачивается и идет в душ. А я смотрю на его упругую задницу, накаченные ноги, рельефную спину. И чувствую, как капелька влаги стекает по внутренней стороне бедра. Охренеть. Это вот так у всех происходит? Теперь понятно, почему мир помешан на сексе и все погрязли в похоти...

В комнату возвращаюсь как в тумане. И в душ иду уже после “щедрости”, зачем-то представляя, что мы могли бы принять его вместе.

Господи…. Степанида сегодня, надеюсь, возвращается? Поскорее бы уже. А то я так девственности лишусь в ее отсутствие.

Когда появляюсь на кухне, Демьян уже в брюках и рубашке — правда, не застегнутой, и видны рельефные очертания его пресса.

— Кофе, — ставит передо мной кружку. — Сейчас будет яичница.

— Я не голодна…

— Белок, Миша, — строго произносит он. — Необходимо. Приучи себя завтракать.

— Ну да, с таким телом как у тебя режим немаловажен. Ты много занимаешься?

— Режима нет. Я просто так разгружаю нервную систему. Одно другому не мешает. А еще у меня есть два друга: один альпинист, второй хирург. И оба они делают то же самое — не ради тела, ради нервной системы. Мужчины в основном достигаторы, и если прекратить физическую активность, то это почти равно одеревенеть мозгами. И оказаться в эмоциональной яме.

— Я думала, для развития мозга книжки умные читают…

— Ну или слушают. Чтения мне на работе хватает позарез, — проводит большим пальцем по шее.

Делаю глоток кофе и морщусь.

— Что? Сахар добавить?

— Да. Не все же ярые приверженцы ЗОЖ.

Он ухмыляется и ставит передо мной пиалу с коричневыми кубиками сахара.

— Постой. Два друга: альпинист и хирург. Артём на альпиниста мало похож. Значит, он хирург?

— Тогда три, — снова улыбается.

— А чем он занимается?

— Помощника себе выращиваю.

— Понятно, — киваю я. — Юрист тоже, значит.

Демьян выключает плиту, раскладывает яичницу по тарелкам.

— А хлеб есть?

Опять смеется.

— Так ешь. Вечером куплю.

— Ты… сейчас на работу?

— К бабуле. Узнаю, что там к чему. А потом на работу. Ключи оставлю. У тебя свободный день. Справишься? Могу Марине позвонить. Она как раз активно занимается подготовкой к свадьбе, составила бы ей сегодня компанию.

— Заманчивое предложение, — отзываюсь я и действительно так считаю. Одной всё равно немного страшновато изучать Москву. Хотя я давно уже одна, и надо привыкать. Временами эта ответственность тяжело дается, но все с чего-то начинали.

— Уточню у неё сейчас. Или можешь провести день в спа. Ты здорово плаваешь. Внизу есть массажный кабинет…

— Лучше прогулка.

— Хорошо, тогда спа оставим до вечера.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Божечки. И Господи тоже.

Доедаю свою порцию, Демьян тоже. А после созванивается с Мариной и, завершив разговор, поднимает запястье, смотрит на часы.

— Пятнадцать минут на сборы. Заедем к бабуле, и я — на работу, а Марина тебя уже оттуда подхватит. Идёт?

— Да-да, — киваю как болванчик.

Один на один с «головорезкой» провести день не хочу. Запилит как пить дать. Нельзя сейчас Мише давать карт-бланш.

— Тогда собирайся, — он загружает тарелки в посудомойку.

Я снова киваю и иду в спальню, смотрю на скудно разложенные вещи в кресле в углу и печально вздыхаю. Капец, даже одежды приличной нет. Все… обычное. Ну да ладно. Натягиваю джинсы с футболкой, подкрашиваю губы и ресницы, собираю высокий хвост и выхожу.

“Щедрость” уже ждет в прихожей и с кем-то опять разговаривает по телефону. Кажется, с женщиной. Я слышу обрывки фраз из динамика.

— Это твои, — произносит тихо и, достав дубликат ключей, отдает мне.

Мы выходим, и он, завершив звонок, тут же начинает другой. В машине всё продолжается: круговорот рабочих терминов. Иногда даже маты проскальзывают. Но всё это вызывает у меня тихое восхищение. Потому что хочу так же, как он: заниматься любимым делом, помогать людям, быть в гуще событий, и чтобы ко мне относились с уважением.

В клинике нас провожают к Степаниде. У нее не палата, а целая «однушка» в больничных стенах. И своя собственная медсестра.

— Нет, это ни в какие ворота! — возмущается Степа, подняв брови, увидев нас. — За что меня оставляют еще на несколько дней? А это что? — показывает на какие-то приборы.

— Ба, это холтер. Врачу надо все показания снять. Ты уже не девочка, — Демьян нежно целует ее в макушку.

— У меня ощущение, что ты специально меня сюда заманил. И они сейчас мне тут такого найдут…

— Уговорил приехать и обследоваться, да, — спокойно говорит он. — Потому что люблю и переживаю. Не хочу, чтобы тебе стало хуже. Ты моя единственная отдушина сейчас.

Непривычно видеть “щедрость” таким открытым. Или я уже в списке доверенных лиц?

— Ох, — недовольно вздыхает. — А дальше что?

— Дальше врачи все сами решат. Насильно тебя здесь не держат.

— Да знаю я... — машет на Демьяна рукой. — А вы там как? — смотрит на меня, а я только сейчас вспоминаю про цветы и что мы не взяли букет. Еще за завтраком думала про него. Но эти дикие звуки будильника и голый Демьян… Все из головы вылетело!

— Гуляли вчера с Мишей, показал ей немного Москву. Все хорошо.

«Залез руками под платье и довел до оргазма. А накануне сделал то же самое только языком. Я очень плодотворно и познавательно провожу время», — мысленно вставляю свои пять копеек.

— Понравилось? — Степанида задерживает на мне взгляд. И “щедрость” тоже.

Я поспешно киваю.

— Очень!

— Зайду пока к врачу, узнаю, что и как. А вы пошептайтесь.

Демьян выходит из палаты, а я хочу из окна выпрыгнуть, потому что Степанида глаз с меня не сводит.

— Мне сегодня опять эта женщина снилась, — лепечу, чтобы хоть как-то погасить это смущение. Потому что пока она проверяет здесь здоровье, я такими вещами занимаюсь с ее внуком… О которых лучше вообще никому не знать.

— И что там было?

— Почти все то же самое. Скажите правду. Это же вы? В молодости?

— Не я. Говорила же.

— А кто? Почему она мне снится? — настаиваю я.

— Потому что…

Но договорить не успевает: дверь открывается, и заходит медсестра.

— Через полчаса у вас УЗИ. А потом процедуры. И сейчас фрукты принесу.

Медсестра уходит, и Степанида начинает меня игнорировать.

— Не скажете? — пытаюсь вернуть ее внимание.

— Потом, — прикрывает глаза. — Ладно. Устала. Угнетает эта атмосфера. Домой хочу. К себе домой.

— От ответа уходите?

Молчит опять.

Хотя я сама хороша. Тоже ведь есть уже секретики от бабушки...

— Может, что-то из еды приготовить и привезти вечером? — предлагаю, переводя тему.

— Нет, тут хорошо кормят, и условия тоже превосходные. Но все не то. Не то, — повторяет по слогам и громко хмыкает. — А тебе правда нравится в Москве? Или ты, чтобы Демьяна не обидеть, так сказала?

— Правда. Но это первые впечатления... — уклончиво отвечаю.

— И они часто самые верные.

— Возможно, — подхожу и сажусь рядом.

Иногда нежность проявляется к этой странной бабуле, а иногда выворачивает от раздражения от этих ее вот странностей. Интересный микс.

— Все равно не понимаю, почему она мне снится и почему это началось после всех ваших шепотков на воду. Какая-то магия и мистика?

— Дьявольщина, да, — посмеивается, но по-доброму. — Знахарка я. К шарлатанам этим ясновидящим и прочим отношения не имею. Хотя и не могу отрицать: есть, наверное, что-то, раз ты эти сны видишь. Но сама я с более реальной стороной жизни работаю. А как у тебя это потом проявится — время покажет.

— Что проявится? — недоумеваю я.

— Да не бери в голову. Рано еще. Всё. Закроем тему, — тихо произносит она.

Вот и поговорили. Хотя я и не рассчитывала ничего внятного услышать. И сны — это просто сны. Переработки подсознания. А во мне как раз борются две личности. Или дополняют друг друга, не знаю. Мне просто так выгодно представлять, что борются. На самом деле все сражения человек ведет сам с собой.

— Хотя, знаешь… Трав мне завтра привезите. Все эти лекарства… Сегодня вот такую кучу всего принесли, — складывает руки лодочкой. — А меня потом вырвало. К другому я привыкла. Слушать себя и тело. А не горстями химию в себя запихивать.

— Врачи людям помогают, ба, — доносится голос Демьяна, и мы обе поворачиваемся.

— Да-да, как и адвокаты, как и банкиры, как и всё это пустое, что создали для поддержания порядка.

— А операцию тебе травы твои сделают? А за операции эти банк деньги переведет, если что. А в случае какой-то ошибки или не дай бог деньги украли, то и юристы пригодятся. Нет ничего плохого в том, чтобы идти в ногу со временем. Мой друг вот умер от эпилепсии, потому что на тот момент не было лекарства от этого недуга. И травами его состояние тем более не поддержать. Но время прошло и создали препарат от аутизма. Инъекциями блокируют гиперактивность в области мозга, отвечающей за симптомы расстройства. И даже эпилептикам это тоже помогает. Представляешь, как важны для человечетсва эти "пустые" достижения? Прогресс не стоит на месте. Мы все как отлаженные звенья одной цепи. Так что не принижай блага современности.

— Всё, вдвоём вы меня утомили. Поезжайте, — вздыхает Степанида.

— Ты просто домой хочешь, в привычную атмосферу и раздражаешься, что не можешь вот так по щелчку пальцев это изменить и нужно под чужие порядки подстраиваться. И вот странность: людям помогаешь, а себе почему нет? Тебя же здесь не пытают. Условия прекрасные. Нужно только капельку терпения, ба.

— Которого у меня сейчас нет.

“Щедрость" удрученно качает головой и дает мне знак, показывая глазами на дверь.

— Ладно. Вечером заглянем.

— Трав моих привезите, — напоминает, бросая нам вслед.

— Будет сделано. И если еще что-то захочется — только дай знак.

Мы выходим из палаты, идем вниз. Оба молчим. Лишь в машине заговариваем. И то я первая.

— Твой офис далеко от больницы?

— Не особо.

Хочу еще спросить, но на Демьяна обрушиваются звонки, и он погружается в работу. И вот так у него каждый день происходит? Тогда понятно, почему ему это все приелось…

Пока он решает свои вопросы по телефону, я смотрю в окно и снова с восхищением. Нравится мегаполис и его безумный ритм: он будто обволакивает этой энергией и делится ею. И про какое такое выгорание все говорят? Не понимаю. Или это поначалу, а потом все сходит на нет?

Мы заезжаем на подземную парковку. Демьян глушит двигатель.

— Поднимешься со мной на несколько минут? Марина опаздывает. Заодно увидишь, где я сутками напролет пропадаю и зарабатываю свой остеохондроз.

А я только за. Мне все интересно, что касается Демьяна и его жизни. Вдруг стало…

Лифт поднимает нас на пятьдесят шестой этаж очень быстро, уши закладывает. А когда створки распахиваются и мы выходим, я от удивления открываю рот. Перед глазами предстают панорамные окна в пол, и из них город почти как на ладони. Что-то нереальное! Вид еще даже красивее, чем в квартире Демьяна.

Ноги сами замедляют ход, потому что глазам нужно рассмотреть каждую деталь, а потом ведут ближе к стеклу.

— Нравится? — раздаётся шепот “щедрости”. — Кажется, я знаю, что будем делать сегодня вечером.

— Смотреть на ночной город с высоты? — с изумлением произношу и заодно пытаюсь представить, как это все будет выглядеть ночью.

— Да, — обжигает дыханием шею и кладет руку мне на талию, а затем подталкивает к входу. — Идем. У меня уже время.

Офис у Демьяна просторный. В приемной встречает секретарь. И табличка с золотым блеском красиво сверкает: «Адвокатская контора».

— Нелли, здравствуй. Что-то срочное есть?

Девушка тут же сосредотачивает внимание на мне. И будто выглядит застигнутой врасплох, а потом напускает на себя невозмутимый вид.

— Татьяна Андреевна. Она в кабинете. И вот… — отдает ему стопку бумаг. — Это на подпись.

— Хорошо, — забирает бумаги и направляется к двери.

А я мешкаюсь: мне, возможно, тут надо подождать. Или за ним идти? Хоть бы какие-то инструкции дал.

Но решение пойти или остаться зависает в воздухе, потому что стоит Демьяну открыть дверь, как я вижу маленького ребенка. Девочка лет трех, от силы четырех, заметив его, несется к нему и даже визжит от восторга. Почти как я всегда при виде “щедрости” — только внутри.

— Ох, Верочка! — опускается он на корточки и подхватывает малышку на руки, чмокает в щеку. — Ты с мамой приехала, красавица?

— Наконец-то, Демьян! Опаздываешь. А нам еще к педиатру. Вера заболела, и я везде выпала. Няня сегодня не смогла подстраховать…

— И ты хочешь, чтобы я ее заменил?

— Хочу, чтобы бумаги мне передал. Я за этим приехала, пока по пути. Но если посидеть хочешь — то пожалуйста. Как-никак, ты обещался помогать.

Вижу через открытую дверь эффектную блондинку. Ухоженную. Красивую. Уверенную в себе. По возрасту, по опыту, по тому, как естественно они обмениваются фразами, все складывается в картину, от которой в груди неприятно давит и поднимается чувство ревности, страха и нелепого стыда.

Бывшая жена, что ли? Поэтому и ушел в тот раз от ответа?

Неудобненько как-то выходит... И хочется исчезнуть из приемной. Потому что ощущаю себя сейчас лишней.

24 глава

Каждый новый день как проверка на прочность для моей нервной системы рядом с “щедростью”. Только смиришься с одними обстоятельствами — тут же новые появляются, еще круче предыдущих.

Вера замечает меня через приоткрытую дверь, поднимает руку, показывает пальчиком.

Демьян оборачивается, что-то ей шепчет. Бывшая жена тоже обращает на меня внимание и я начинаю чувствовать себя еще нелепее. Желание испариться только усиливается. Зачем он меня сюда привел? Лучше бы внизу подождала Марину. Может, их отношения с женой и закончились, но все равно неудобно. Мне и без того хватает стресса.

— Миша, заходи, — зовет Демьян, поворачиваясь ко мне лицом с девочкой на руках.

Я смотрю на них, на блондинку. Красивые до умопомрачения. Все трое. На семью и вправду похожи. И я не теряю надежду, что это и впрямь бывшая жена, потому что… хоть и гуглила про “щедрость” в интернете, но ничего там про его личную жизнь сказано не было.

— Она живая? — спрашивает Вера.

Не решаюсь сделать шаг, но приходится, не стоять же истуканом. А я вроде как учусь быть уверенной в себе. Еще бы мозги при этом не теряла.

— Это Таня и Вера. А это Мишель, — представляет он нас друг другу.

Малышка просит ее опустить и бежит к матери. Контакта у нас явно не произошло.

Блондинка выглядит слегка удивленной, но, как и секретарша Демьяна, быстро берет себя в руки.

— Бумаги, Демьян. Я тороплюсь. Точнее, мы с Верой, — говорит она.

Сколар идет к столу, на котором стопками лежат папки. Их много. Но он уверенно берет одну и отдает бывшей.

— А с Верой все в силе. Зашиваюсь. Посидишь?

— Сегодня никак. Бабушку привез на обследование, надо будет вечером навестить. Давай завтра?

— Ну да, завтра... — задерживает взгляд на мне. — Хорошо.

Татьяна берет папку, девочку за руку и, попрощавшись, выходит из кабинета.

Облегчения мне это не приносит. И чтобы не терзать себя дальше догадками, спрашиваю в лоб:

— Это твоя жена? Надеюсь, бывшая? Хотя я вчера спросила, а ты от ответа ушел, потому...

— Все-все. Стоп, — обрывает меня Демьян. — У бабушки мы сегодня тему затронули. Я про друга с эпилепсией говорил. Так вот это его жена, а Вера — моя крестница. Чудесная малышка. Которую Влад даже не увидел. Да что там, он и не знал, что Таня беременна.

Теперь мой черёд выглядеть шокированной.

— Как так?

— Да вот так, — грустно хмыкает.

Продолжить разговор мы не успеваем — звонок на его телефон нас прерывает.

— Да, Марин. В кабинете. Поднимайся. Передам из рук в руки, и ты мне ее тоже вечером таким же образом вернешь…

Пока он говорит, мы переглядываемся. Вопросов к Демьяну у меня становится только больше. Он завершает разговор, приподнимает уголки губ, кладет телефон на стол и приближается.

— Так ты женат? В отношениях? — повторяю вопрос, потому что ничего внятного так и не услышала на этот счет.

Демьян касается моего подбородка пальцами, гладит. Опускает взгляд на губы.

— Есть ты. От которой голову сносит.

— Это не ответ, — настаиваю я. — Мне важно знать…

— Я ни с кем не в отношениях. Не считая работы.

В глаза смотрит искренне и все с тем же огнем. А я все равно не верю, что у такого красивого, успешного, молодого и никого нет. Что-то за гранью фантастики. И сейчас, увидев Татьяну с ребенком, офис Демьяна, эту роскошь, еще сильнее чувствую пропасть между нами. И что, кажется, по уши влюбилась. Или все это себе придумала…

— Миш, — “щедрость” достает он из кармана кредитку. — Марина тебя по магазинам наверняка потащит, это ее любимое развлечение. Купи себе что понравится.

Снова хочу провалиться сквозь этажи и исчезнуть из кабинета.

— Я мог бы через Марину как-то ненавязчиво. Но смысл? Для меня это мелочь, а тебе будет приятно.

— Я не возьму, — отталкиваю его руку с картой.

— Почему? — он вскидывает брови.

— Потому что не возьму.

— Или потому что помощи принимать не научили? Но не все же хотят догнать и побить.

Между нами повисает тишина, заставляющая меня непроизвольно сжать плечи. Вот как у Демьяна получается бить словами прямо в цель... Этой проницательности где-то учат?

— С таким я только и сталкивалась…

— Миш, я не пытаюсь тебя обидеть или задеть. И ты никому ничего не должна. Мне тем более. Все только в твоей голове.

— В голове? Тогда почему ты постоянно меня провоцируешь? — срываюсь я, сама удивляясь этой злости. — Я не умею отключать это по щелчку, я все равно отвечаю...

Теперь он чуть прищуривается.

— Хочешь, чтобы я перестал?

Обманывать не люблю. И хочу совершенно другого. Но сказать это вслух — все равно что признаться в слабости.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но мне и не приходится. В кабинете поялвяется Марина. Не адвокатская контора, а женский клуб имени Сколара.

— Ой, я помешала? — замирает она в дверях, с интересом глядя то на меня, то на Демьяна.

— Нет. Не помешала, — он засовывает карту мне в карман джинсов и возвращается к столу. — Около семи освобожусь. Скинешь смс-ку, где будете, я подъеду. Нам еще к бабушке надо заскочить.

— Как скажешь, — соглашается Марина. — Еще указания?

— Только уточнения. Артём в командировку улетел?

— Еще утром.

— Хорошо. Как приземлится — скажи, чтобы набрал меня.

— Передам, — Марина переводит внимание на меня, приветливо улыбается. — Ну что, пошли?

— Идем, — киваю я, бросая взгляд на "щедрость" и чувствуя, как пластиковая карта в кармане едва ли не дыру прожигает.

Мишель даже дотронуться до нее боится. А Миша мечтает купить что-нибудь вызывающее, провокационное — чтобы потом продемонстрировать Демьяну. Не знаю, кто из них двоих одержит победу. Обеих бы разогнать. Святая троица какая-то, ей-богу.

Мы выходим с Мариной из приемной. Снова панорамные окна, хотя в кабинете у “щедрости” такой же вид, но там я как-то не обратила внимания. В его присутствии мозги будто и вправду буксуют.

— Карту тебе дал? — спрашивает Марина, вызывая лифт.

— Да…

— Класс, — с восторгом произносит она. — Значит, сейчас устроим шопинг, потом в агентство заглянем. Я никак не определюсь, какое оформление зала выбрать. Поможешь?

— Я в этом ничего не смыслю… — с опаской поглядываю, потому что начинает казаться, что она предложила это, чтобы поиздеваться, но на ее лице и тени улыбки нет.

— Вот и хорошо. У меня все в голове смешалось, я столько всего пересмотрела, не могу определиться. Трезвая оценка будет кстати.

Лифт опускает нас на парковку за считанные секунды. Марина ведет к своей машине. И когда она оказывается за рулем белой красавицы, то понимаю: мне срочно надо пойти и отучиться на права. И вообще нельзя бездействовать и медлить. Вон сколько всего интересного вокруг. Только где на это все брать деньги…

Мы выезжаем с парковки, и город словно раскрывается передо мной заново. Огни витрин, зеркальные фасады, автомобили, широкие улицы. Все время верчу головой, разглядываю вывески, людей.

— Ты прямо как ребенок, — смеется Марина, наблюдая за мной. — Все тебе интересно.

— А как иначе, — отвечаю, стараясь не краснеть.

— Хотя... — задумчиво произносит она. — Мне тоже когда-то все это казалось недосягаемым. А потом… потом привыкаешь. Даже раздражение от беспросветной суеты накатывает иногда.

Вглядываюсь в ее профиль за рулем — уверенная, ухоженная, красивая девушка. В ней есть что-то такое, чего мне отчаянно не хватает: спокойствие и привычка распоряжаться ситуацией, будто весь мир крутится вокруг нее.

Мы проезжаем мимо свадебного салона, и в огромном окне на манекене сияет платье. Белое, струящееся, как облако, усыпанное бисером. Марина резко замедляет скорость.

— О боже, какая прелесть! — восклицает она и тут же паркуется прямо у входа. — Пойдём. Я должна его примерить.

Выхожу вслед за ней, растерянная, и мы заходим внутрь. Нас тут же встречает консультант, ведет к платью, которое приметила Марина и пока они разговаривают я отхожу к рядам белых платьев, с кружевом, со шлейфами, с невесомыми фатинами. Всё блестит, переливается. Я будто попала в другой мир...

Сердце колотится от восхищения и ужаса одновременно. Я подхожу к одному платью, беру ткань между пальцев. Легкая, как воздух. А рядом ценник. И я чуть не вскрикиваю.

— Тысяча триста… евро? — выдыхаю я.

Быть этого не может…

— Ну а что ты хотела, — смеется Марина, оказываясь рядом и чувствую себя вмиг неловко, что произнесла цену вслух. — Это же дизайнерское.

— Но за что? — вглядываюсь в кружево, пытаясь понять, чем оно отличается от того, что видела в обычных магазинах. Красиво, да, но не настолько же… Или тут нитки из золота?

— За мечту, Миш. За эмоцию. За то, что один раз в жизни бывает.

Для меня даже купить новое платье, безусловно, событие, но тут суммы такие, что дыхание перехватывает. Уму непостижимо, что реально столько зарабатывать. Но судя по тому, что Марина уже выбирает модели и ее обслуживает консультант, то все реально.

— А ты? — вдруг поворачивается ко мне она. — Давай тоже примерь что-нибудь. Это бесплатно.

— Нет, нет, ты что… Зачем…

— Просто для настроения. Я же вижу, ты любуешься. Давай, это весело.

— Мне неловко, — бормочу.

— А мне очень хочется, чтобы ты тоже почувствовала себя красивой. Давай, — она хватает одно платье, воздушное, с корсетом, и протягивает мне. — Иди в примерочную.

Я еще пару секунд сопротивляюсь, но в итоге сдаюсь. Это же просто примерка. Не покупка. Консультант помогает мне застегнуть корсет, поправить фатин. Я смотрю на себя в зеркало и не верю глазам. Не я. Какая-то другая. Я будто выросла, вытянулась, стала женственной и совсем чужой самой себе. Но такой красивой…

Марина заходит и восторженно охает:

— Вот это да! Я же знала! Красавица! — вытаскивает телефон и начинает фотографировать. — Ну, держись, Демьян...

Я цепенею.

— Ты что?.. Не надо, — пытаюсь прикрыться руками. — Не вздумай ему ничего отсылать...

— Да ладно, я пошутила. Это же для нас, — улыбается и показывает мне снимки.

На экране я выгляжу еще более незнакомой. Чужая принцесса в дорогом облаке. Но очень эффектная. И невольно думаю, что в этом образе легко представить настоящую свадьбу. Белое платье, улыбки, кольца… и "щедрость" рядом. Эта мысль пронзает меня неожиданно и больно.

— Марин… А Демьян… он был женат? Или нет? — вопрос сам слетает с губ. Однако недавняя сцена с Татьяной и Верой не идет из головы.

Она на секунду замирает, будто я ее застала врасплох. Взгляд становится холоднее.

— А ты что, не знаешь?..

— Нет… — говорю тихо. — А что должна знать?

Марина убирает телефон и делает вид, что рассматривает вешалки.

— Марин…

Она резко поворачивается.

— Артём, мой будущий муж, хорошо общается с Демьяном, они вместе работают. И я в это все влезать не собираюсь, чтобы потом стать крайней, — отрезает она и разворачивается к консультанту, а уже через секунду обсуждает фасон, ткань, стоимость и возможность подшить выбранную модель под свои размеры.

Пока я стою в платье, которое тянет на целое состояние и все сильнее мучаюсь вопросом, что там у Демьяна с личной жизнью.

25 глава

Самые настоящие эмоциональные качели. То взлетаешь вверх и паришь от счастья и эйфории, то следом летишь вниз, и живот скручивает от тревоги.

Из платья вылезаю с раздраженным настроением. Даже толком не понимаю, почему. Взрослый мужчина со своей личной жизнью, и я ему никто. Как и он мне. Чтобы мы отчитывались друг другу о чем-либо. Однако в моем представлении, если между двумя есть хоть намек на близость, то должна присутствовать и доля искренности, разве не так?

Марина еще раз с восхищением осматривает выбранную модель, кладет визитку в сумочку, и мы выходим из салона.

— Фотки перекину сейчас. Включи аирдроп.

— Что? — вяло отзываюсь я.

— Аирдроп включи.

— Я без понятия что это...

— Телефон дай, — закатывает она глаза.

Я на автомате протягиваю. Марина делает какие-то манипуляции, а потом внезапно меняется в лице.

— Чёрт, чёрт, чёрт!

— Что такое?

— Случайно передала последнему контакту. У тебя, оказывается, не айфон. Я через сообщение отправила, и подхватила…

А у меня их не особо много: только “щедрость” да Степанида. С той мы не общались, а вот с Демьяном...

— Попробуй удалить, — стараюсь не паниковать раньше времени. Демьян обычно занят, есть возможность потом придумать историю, что случайно что-то переслала.

— А нужно? Он уже посмотрел…

Горло перехватывает спазм. Чувствую себя дурой. Хотя в этой ситуации я совершенно не виновата.

Забираю у Марины телефон и хочу удалить сообщение, подписать «ошиблась», чтобы совсем уж тупицей не быть в его глазах. Но Демьян опережает.

“А еще фотки есть? А без платья?” — и смайлик-огонек. “Ты до сих пор в примерочной?”

И удушье, и инфаркт миокарда, и пылающие щеки — все разом. Нервы натягиваются до предела.

Марина, заметив краем глаза нашу переписку и мою реакцию, томно охает.

— Да-да, а я сразу заметила, что между вами что-то есть. Очуметь… А Артём отнекивался и ведь даже словом не обмолвился. Ох…

Затемняю экран и прячу телефон в карман джинсов, где натыкаюсь на карту.

Смотрю на Марину и только сейчас задаюсь вопросом, сколько ей лет. Я рано попала в окружение старше своих сверстников. Мне бы в общежитие, к девчонкам и парням одногодкам, а я... Как будто пропустила один из этапов молодости и сразу во взрослую жизнь, без всякой подготовки. Хотя если растешь в неполноценной семье, и этот единственный член — мама, которая сильно болеет, а потом умирает... Поэтому было скучно в обществе Иры, Сергея, Юры, где ребята не сталкивались подобными проблемами? Или в чем-то другом причина?

— Сколько тебе лет, Марин? — ошарашиваю ее вопросом. И заодно перевожу внимание в другое русло.

— Двадцать семь. А что?

— Просто спросила.

— Ты с темы съезжаешь.

— Ты мне тоже на мой вопрос не ответила про Демьяна и ушла к консультанту.

— Личная жизнь начальника моего мужа меня не касается, ясно? И ваша интрижка тоже.

Интрижка. Точно. Марина самое верное определение этому всему подобрала. А я дуреха. Потому что придаю этому всему слишком большое значение.

— Но... Демьян горячий, и я тебя понимаю. Как не потерять от такого голову. Но ты все равно поаккуратнее с ним, хорошо?

— И ты тоже, — парирую в ответ и начинаю злиться. Даже смущение отходит на второй план.

— В каком смысле?

— А ты? Говоришь загадками, почему я не могу?

Миша опять в ударе. Пока Мишель ещё не может очухаться от конфуза с белым платьем.

— Ладно. Поехали. На этот счет я все сказала. моя жизненная позиция: не лезть туда, куда тебя не просили. Могу поделиться этим лайфхаком. А с фоткой случайно вышло. Извини. Я не специально.

Сажусь на пассажирское, накидываю на себя ремень безопасности, стараясь блокировать все мысли про Демьяна. Хватит. Выматывает!

Остаток досуга проходит уже не так лайтово, осадочек остался. Хотя вина Марины минимальна. В чем она не права? Это я только учусь выстраивать границы, влезла в авантюру со взрослым мужиком, к которому сильно влечет, а «щедрости» как нечего делать соблазнить меня… И что самое ужасное: я ведусь и мне нравится его внимание.

До вечера мы на шопинге. Демьян больше не шет никаких сообщений после моего молчания, а я не знаю, что написать. И так глупая ситуация. Перевести бы все в шутку, ответить игриво и с иронией, но нет настроения. Я на стрессе.

— Тебе надо в качалку, — говорит Марина, когда мы выходим из очередного бутика и идем перекусить.

— Зачем? — бросаю на себя взгляд в отражении стекла. — Что не так-то?

Ну да, у Марины фигура пропорциональная, видно, что она уделяет себе в этом плане внимание. А я... Да даже не задумывалась как-то. Не до того было. Мне казалось, что у меня все отлично.

— Тело в форме держать — это, конечно, ключевое. Но в основном сбрасывать напряжение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Второй человек за день говорит о том же, как о необходимости. Неужели от меня настолько фонит зажатостью и нервяком?

— Я подумаю, спасибо.

Может, и вправду подумаю. Не знаю. Надо для начала успокоиться. А у меня почему-то не выходит.

Мы с Мариной располагаемся в одном из кафе, очень презентабельных. Делаем заказ, когда звонит “щедрость”. И причем не на мой телефон.

— Хорошо, Демьян, сейчас перекусим и завезу Мишу к тебе. Жду адрес.

— Он... он не на работе? — спрашиваю, наблюдая, как Марина кладет телефон на стол.

— С заказчиком в ресторане. Тут недалеко.

Официант приносит наш заказ. Перед Мариной ставит красиво сервированную рыбу с кусочками брокколи, а передо мной салат с тунцом. Я дома когда-то похожий пробовала. Но когда отправляю нежные кусочки мяса в рот, едва не мычу от блаженства. Это что-то потрясающее. Хоть и за баснословную сумму. Не знаю, привыкну ли когда-нибудь к этим ценникам. Дорогая Москва. Для меня — так точно. И очень этим давит.

Марина отвлекает беседой о подготовке к свадьбе, рассказывает, в каких цветах хочет оформление, и скидывает три варианта декора. Мне нравится первый — в кремовых оттенках с вкраплениями розового и красного.

— Если бы я что-то подобное выбирала, то это, — показываю Марине понравившуюся картинку.

Она расплывается в улыбке.

— Мне тоже нравится. Но как будто чего-то не хватает. Может, вместо красного — синий? Как считаешь?

Пожимаю плечами, отправляя в рот новую порцию салата.

— Давай заменим. Я в приложении умею. Только установлю его. На прошлом телефоне было… Сейчас.

Отложив вилку, колдую над экраном и через десять минут показываю Марине итоговый вариант с двумя разными оттенками синего.

— Вау! — она аж подпрыгивает на стуле, на лице отражен искренний восторг. — Точно надо синий. Вот этот огонь! А перешли мне. Я подумаю над деталями. Очень нравится.

В груди разливается тепло, что мое предложение пришлось кстати. Пересылаю всё Марине, и мы, закончив с едой, решаем ещё съесть по мороженому.

Стресс вроде окончательно отпускает, и я, поглядывая на часы, уже жду встречи с Демьяном. Хотя отчасти и волнуюсь. Неудобно получилось с тем фото. Будто я уже всё настолько романтизировала и представила, что и платье уже померила. Глупая наивная девочка рядом с ним. Он-то уже и думать об этом забыл, наверное, а я все мусолю.

Мы доедаем мороженое и выходим из кафе. Я машинально проверяю телефон, хотя он так и молчит. Смешно. За весь день миллион тревог, одна нелепая ошибка, одно сообщение, а у меня уже чувство, будто весь мир перевернулся. Хотя это, конечно, не так. Вовсе не так.

В машине Марина продолжает болтать о чем-то своем, я киваю в ответ и выглядываю в окно. Москва за стеклом слишком быстрая, слишком богатая, слишком чужая. И… меня здесь никто не ждет, кроме него. Надо же. До сих пор иногда не могу свыкнуться с мыслью, что есть у себя только сама. И совершенно одна…

Мы подъезжаем к ресторану с яркой вывеской. Демьян стоит у своей машины: высокий, красивый уверенный. Рядом с ним мужчина. Выглядит так же респектабельно, только лет на пятнадцать старше. Жёсткие черты лица, выразительные скулы. И ведёт себя так же спокойно и выверено. Они пожимают друг другу руки и, по-видимому, собираются прощаться, когда мы подъезжаем почти вплотную.

Марина открывает дверцу, выходит.

— Демьян, привет, — говорит она легко, здоровается с его спутником. — Я привезла тебе Мишу.

Я тоже выхожу.

Они оба поворачиваются к нам, и две пары глаз задерживаются на мне. Демьяновых мне хватает, чтобы вдохнуть спокойнее. Но взгляд второго пронзает, как игла. Чужой, холодный, от которого хочется сбежать, спрятаться, исчезнуть. Но я всё же его выдерживаю. На секунду. На миг. И тут же отвожу глаза, будто обожглась.

— До встречи, Демьян, — мужчина уходит, ещё раз бросив на меня внимательный взгляд. А я мнусь на месте и не решаюсь сделать и шага.

Зато Марина, будто ничего не замечая, улыбается, обнимает меня за плечи и подталкивает вперёд.

— Держи. Она твоя. И с фото... моя оплошность. Заставила Мишу тоже примерить платье, нафоткала её — она такая красивая была. Случайно тебя подхватила в контакты. Ладно. Удачного вечера. Спасибо за компанию, — последние слова адресованы мне.

Она разворачивается, садится в автомобиль и уезжает. А мы остаёмся с Демьяном одни. И все, что давило весь день — те фото, неловкость, мои внутренние качели, даже этот странный момент с мужчиной, который так внимательно меня разглядывал, начинает спадать. Стою рядом с “щедростью”, и во мне словно заново разливается тепло, от которого чуть дрожат колени и внутри просыпается трепет.

Я делаю шаг ближе сама. Инстинктивно выходит.

— Фоточек из примерочной я так и не дождался, — лукаво улыбается “щедрость”, обнимая меня за талию и привлекая к себе. — Решила показать вживую?

Опять краснею и расцветаю — все вместе.

— Я ничего не купила, — признаюсь ему.

— Да, видел. Только счет из кафе. Но уже прогресс. У меня, впрочем, есть определенные соображения на этот вечер...

— Какие?

— Сейчас все осуществим. Только бабуле травы ее завезем.

26 глава

Травы бабуле отвезем, — посмеиваюсь про себя, вспоминая интонацию “щедрости”, когда он это произнес. Как будто дилеры какие-то. И вообще удивительно: двадцать первый век на дворе, а Степанида лечится народной ерундой. Все-таки я с Демьяном на все сто согласна: бабушку надо как следует в стационаре обследовать, а то эта самодеятельность непонятно до чего доведет.

— Миш, ты скоро? — Демьян появляется на кухне в джинсах, футболке и с влажными волосами, приглаживая их на ходу.

Замираю с пакетом в руках и смотрю на него, опускаю взгляд к шее и мысленно даю себе оплеуху, потому что хочу подойти и оставить на ней поцелуй. А лучше укус, — подключается Миша. Да-да, желательно не один!

— Почти, — тяну я и возвращаюсь к пакетикам с травами. По запаху могу отличить, что где, хотя меня этому никто и никогда вроде как не учил. Стопорюсь, вспоминая прогулки по лесу еще в детстве — и правда, будто сразу все было в голове. Это отличие деревенских детей от городских? А если еще пару раз воду нашептанную выпить, то, может, и будущее начну видеть? Надо уточнить у Степаниды. Если да, то согласна. И еще бы дар бессмертия впридачу.

— Все готово, поехали, — беру пакет, отмирая и встряхивая головой.

Мы выходим из дома, я немного нервничаю. Но из плюсов: весь день, проведенный с Мариной, словно стерт из памяти, и больше ничего не тревожит. В целом так хорошо, что я бы с радостью обменяла возможный навык видеть будущее на умение останавливать время. Или хотя бы перематывать то, что не нравится, в ускоренном режиме. Все же Мишель — маленькая паникерша. И эти качели внутри сильно опустошают. Хорошо, что в напарниках у нее есть Миша. А я всегда где-то посередине, как рефери.

В лифте “щедрость” ведет себя крайне прилично, потому что с нами вниз едут его соседи. А в машине не предпринимает попыток приставать и ввернуть что-то провокационное из-за звонка.

— Да, все в силе, Макар, — коротко отвечает он. Несколько секунд молчит, а потом поворачивается, между бровями пролегла складка. — А это какое отношение имеет к нашему разговору? Понятно. Помощница бабушки. Если с рабочими моментами закончил, то хотелось бы отдохнуть. Всего хорошего.

Запоздало анализирую услышанное.

— Это твой…

— Можно сказать, хороший знакомый. Общие дела.

— Он про меня спрашивал?

“Щедрость” задумчиво кивает все с той же складкой между бровей.

Подробностей и продолжения явно не будет. Да мне в принципе это и не нужно. Хотя… чем этого незнакомого человека привлекла? Или на фоне изысканной и стильной Марины в своем простом образе выглядела настолько удручающе? Может, зря ничего себе не купила. Но я совершенно в этом не разбираюсь, а цены такие… вдруг купленное не захочу надеть? Да ты просто испугалась, — шипит зло Миша. — Признайся уже, что сглупила, и в следующий раз так себя не веди.

Иногда моя установка «получать от этой жизни ништяки» дает сбой, да. Как сегодня. Впрочем, не знаю, отчего это зависит. Иногда же я не теряюсь…

У Степаниды мы проводим от силы полчаса. Оставляем травы, обещаем заглянуть завтра и идем к машине.

— Голодна? — Демьян достает пачку сигарет и выбивает одну. Закуривает и не торопится садиться за руль.

— Пока нет. Мы с Мариной перекусили. А ты?

— С Игнатовым пересекались по одному делу и тоже поел. — Делает затяжку и, прищурив глаза, смотрит на меня, потом поднимает уголок губ. — Вид на ночную Москву пока под вопросом. В другое место думаю тебя завезти.

— Куда? — с любопытством спрашиваю я.

— Еще разок на шопинг.

— По магазинам? — удивляюсь.

— Свадебное платье не обещаю, но просто платье и что-то из обновок, легко. Постеснялась сама купить? Или в чем причина?

— Может, и постеснялась… — признаюсь.

— Давай без «может». Быстро сейчас справимся. У меня есть одно проверенное место. К тому же фото из примерочной я так и не получил…

Щеки, наверное, вмиг становятся пунцовыми. И какую-то мою часть “щедрость” точно раскрепостил, раз пошлые картинки предстают перед глазами после его реплики. Но и это я тоже не смогла осуществить в моменте. Вроде и ничего такого. Легкая провокация. Но… иногда наша интрижка потреблением каким-то отдает, а не романтикой. Вот днем это точно оно было. А сейчас… как будто иначе.

— Хорошо, поехали, — выпаливаю, отрезая все эти глупые мысли, сравнения и ассоциации. Какая к черту разница, как это выглядит со стороны, если мне на самом деле приятно внимание Демьяна.

Да-да, и в отдел женского белья его заведи, — трепещет от восторга Миша, пока Мишель с ужасом забилась в угол от нас двоих и сеет смущенный хаос и неуверенность. А я не знаю, кого слушать. Точно, святая троица.

Мы паркуемся у какого-то здания с непримечательной вывеской. Снаружи оно не выглядит как что-то особенное. Никаких ярких букв, свет внутри приглушенный, я бы даже сказала умиротворяющий.

Переступаю порог бутика, и в нос ударяет запах цитруса и дорогого дерева. Это так вкусно, что даже немного начинает кружиться голова. Консультант, тонкая, вылизанная девушка, как будто ее саму только что сняли с витрины, идет к нам навстречу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Здравствуйте.

Ее улыбка становится шире, когда Демьян дает ей свою визитку. Пробежавшись по ней глазами, она приглашает его присесть на диван, сделать кофе.

“Щедрость”, скинув куртку, бросает ее на спинку.

— Да, мне двойной эспрессо, пожалуйста, а моей спутнице, — кивает Демьян на меня, — подберите несколько образов. Вечерний, городской и... что-то базовое. Без перегруза, чтобы ей было комфортно и по возрасту.

Я сглатываю. От слова «по возрасту», которое он намеренно подчеркивает. Как не крути, но эта разница между нами заметна.

— Конечно, — мило отвечает девушка и сосредоточивает на мне внимание.

Смотрит, наверное, с полминуты, затем идет сделать кофе для “щедрости”, а потом исчезает между вешалками. Через пять минут возвращается с охапкой вещей.

— Примерочные там, — кивает она.

Вот так быстро? И на глаз определила мой размер, что мне подойдет?

Неуверенно смотрю на Демьяна, но он лишь попивает кофе мелкими глотками и ведет подбородком в сторону, куда направляется консультант.

— Иди, Миша, — коротко изрекает он.

Я беру первое платье, захожу в кабину. Закрываю занавес, делаю вдох. Облачаюсь и смотрю на себя в зеркало. Сначала даже не узнаю. С прямыми плечами, с талией, которая на секунду кажется нарисованной и такой тонкой. Цвет бутылочного стекла подчеркивает глаза и явно уж не делает меня младше. Что-то потрясающее…

Пару минут стою истуканом у зеркала и не решаюсь выйти и показаться Демьяну. А если бы еще стрелки нарисовать и губы накрасить… — нашептывает Миша. — Будешь выглядеть дерзко, сексуально и будто старше. То, что нужно.

Отодвигаю занавеску, делаю шаг. Демьян сидит на диване с чашкой в руке, листает какой-то журнал. Медленно поднимает взгляд, начиная с щиколоток. Смотрит выше. И в глазах вспыхивает огонь.

— Повернись, — говорит, ставя чашку на столик.

От интонаций его голоса по телу проносится легкая дрожь. Я думала, это скучное мероприятие, а оказывается... не совсем.

— Нравится? — наконец подаю голос.

— Берем, — отвечает он хрипотцой. — Следующий образ.

Я почти бегу обратно за занавес. Снимаю платье, стараюсь не думать о его взгляде и игнорировать мурашки на коже.

Новый комплект — джинсы, белая футболка и мягкий пиджак графитового цвета. Я натягиваю их и неожиданно ловлю кайф, когда опять смотрю на себя в зеркало. А ещё от того, что на одежде нет ценника. Хотя полагаю — он космический.

Демьян и этот образ одобряет.

Консультант приносит еще вещи: топы, второе платье, кроссовки, босоножки. Я переодеваюсь, меряю, меняюсь. “Щедрость” все спокойно оценивает и с комплиментами. Отчего святая троица в экстазе. Особенно Миша — она, как дорвавшийся до богатств падишах, мучает несчастную антилопу и просит: “Ещё, ещё, ещё. И комплиментов тоже!” И представляет, что расплату за все это “щедрость” потребует в натуральном эквиваленте. Дурочка.

В какой-то момент Демьян отходит в сторону с телефоном в руке. Голос у него меняется, становится ниже, мягче, с паузами. Не его привычное «по делу», а будто разговаривает с кем-то близким. Я слышу лишь обрывки фраз. И чувство, что он сейчас с девушкой общается. Сердце неприятно ёкает. «Не твое дело», — повторяю себе под нос. Но тут же всплывает разговор с Мариной и мои догадки, что я, возможно, в любовный треугольник попала, не дают покоя. Что если действительно так? Хотя нет, исключено. “Щедрость” хоть и красавчик, но на изменника-ловеласа мало похож. Правда же?

Демьян возвращается через минуту. Лицо спокойное. Улыбается, глаза опять горят, когда на меня смотрит.

— Все? Готово?

— Да. Набрала вещей на год вперед. А то и на два, — показываю на ворох одежды, которую консультант несет на кассу.

Мы тоже к ней направляемся. Там уже стоит пара. Они пришли позднее нас, и с женщиной у примерочной я пересекалась, когда выходила к “щедрости”. Она была постоянно чем-то недовольна, отчитывала персонал. Ее спутник — лет сорока пяти, в дорогом костюме, стоит рядом с таким же кислым лицом, как и у нее.

— Я же говорила, мне это не нужно, — громко и недовольно произносит она, берет в руки какой-то цветной платок и трясет им. — Зачем ты его положила? Что за невнимательность!

— Извините, — произносит девушка и убирает его.

— А это, — показывает на какой-то кусок тряпки.

— Вы в последний момент попросили отнести на кассу…

— Я не просила! Ты чем вообще слушаешь?

Мужчина, стоящий рядом с ней, нервно закатывает глаза и достает карту.

— А это? — продолжает она.

— Оставьте, я все оплачу, — говорит он консультанту.

— Что значит «оплачу»? Я это не буду носить! За что ты собираешься платить? Ты потакаешь рассеянности персонала. Сейчас же позвоню Елизавете и попрошу ее уволить, — тычет пальцем на побелевшую бедняжку.

Мужчина с невозмутимым видом прикладывает карту, забирает пакет и идет на выход.

— Игорь, ты специально меня дурой выставил?! — разворачивается она и, гневно стуча каблуками по плитке, направляется за ним.

Парочка выходит, их голоса стихают.

— Наличные или карта? — спрашивает кассир, возвращая меня в реальность.

Отвожу глаза от входа, все еще находясь под впечатлением от увиденного. Не особо приятным. Страшно подумать, что лет через десять могу стоять так же, трясти каким-то платком и вымещать свою злость на чужих людях. А мой мужчина при этом будет смотреть на меня с подобным безразличием и скучающим выражением лица.

— Карта, — говорит Демьян и все оплачивает.

Консультант помогает сложить все по пакетам и провожает нас с натянутой улыбкой.

“Щедрость” кладет все пакеты на заднее сиденье, открывает для меня дверцу.

— Спасибо... я...

— Спасибо будет более чем достаточно, — обрывает меня.

До дома едем молча. “Щедрость” постукивает пальцами по рулю в такт музыке, а я смотрю в окно, прокручивая в голове весь сегодняшний день и сцену на кассе. Кажется, Демьян обменялся кивками с тем мужчиной в костюме? Они знакомы?

— Эта пара перед нами на кассе… — первой заговариваю. — Женщина была со мной в примерочной, гоняла эту бедную консультантку, кричала на нее. Неужели девушку действительно могут уволить? Она же специально...

Для себя интересуюсь, в первую очередь. Ведь когда-то предстоит устроиться на работу в коллектив. И с такими людьми пересекаться меньше всего хотелось бы. Которые просто из-за плохого настроения могут вышвырнуть тебя на улицу. Прям как мой отчим.

— Лиза никого не уволит. Она подбирает персонал с особой тщательностью.

— Лиза? — переспрашиваю.

— Да, это бутик одной моей знакомой. Очень известное место в узких кругах. А пара перед тобой — один из влиятельных бизнесменов и родной брат мэра.

Значит, не показалось, что знакомы.

— В целом, Расторгуевы мужики неплохие, но в отношениях младшего с женой уже ничего и никогда не изменится. У него любовницы на стороне, у нее — увядающая внешность и любая попытка что-либо изменить обоим обернется провалом. Денег много замешано, договорной брак... — я даже слышу грустные интонации в его голосе.

— Говоришь так, будто у самого такая же ситуация…

Он ухмыляется в привычной ему манере — одним уголком губ.

— Нет. Но в чем-то жизни перекликаются. Разница лишь в том, что я в любой момент могу отказаться от стабильности, которую сам же и построил. Один раз с подобным столкнулся, а во второй раз, если случится, то должно быть проще. И как ни крути, завтра зависит только от того, что ты делаешь сегодня. И вчера. И позавчера тоже. Результата всегда можно добиться, с нуля. Главное — знать, где и в каком месте ты его хочешь достичь. На примере твоего отчима: считай, собственными усилиями все просрал. С работы наверняка выгнали, бухает и я сам лично видел во что он превратился. Иногда «нихрена-не-делание» тянется месяцами и годами, и ты всю ответственность за собственные косяки перекладываешь на других, он переложил это на тебя, твою умершую мать, и в какой-то момент это стало не «период», а образ жизни. И дорога тогда одна — в задницу. Только задница у каждого своя. У твоего отчима попойки и прессинг того, кто слабее, у Расторгуева — девочки и разврат, закрытые вечеринки. У его жены — нервные срывы и нападки на других людей. Так что забота о себе, Миша, — это не только что-то приятное и то что в удовольствие. Это еще тренировка, контроль над собой и шаг куда-то в новое, вызов себе. Но чтобы в это новое шагнуть, надо переступить страх, что-то изменить, постоянно себя преодолевать. Деда Мороза нет. Чудеса ты сам делаешь. И волшебная палочка работает только в одном случае — когда встаешь с дивана и действуешь.

"Щедрость" оказывается с такими же закидонами, как у бабули, которая как зацикленная повторяла, что все от головы идет. Яблоко от яблони… Но сказать это вслух не успеваю — Демьяну снова звонят. Он смотрит на экран с секунду и нажимает «ответить».

— Да, Тань… Завтра после двух свободен. Ну я же обещал присмотреть. Девочка эта со мной будет, угу... Без няни точно справимся. Всего на три часа. Ну что ты переживаешь, как будто в первый раз оставляешь Веру со мной? Хорошо. Договорились. Сам заеду.

Завершает разговор и кладет телефон на приборную панель. Поворачивается. Я уже догадалась, что это его утренняя гостья звонила.

— Няней в свободное от работы время подрабатываешь? — иронизирую.

— Ага, — кивает он. — Присоединиться не хочешь?

Как будто у меня есть выбор. Да и любопытно посмотреть на общение Демьяна с маленькой девочкой.

— Типа новый навык привить мне хочешь? И ни дня без «ничегонеделания»? Если что, опыта общения с детьми у меня никакого…

— Можно подумать, я прям отец года, — посмеивается он.

— Отец? — цепляюсь за его слова.

— Это я образно, Миш. У меня нет детей.

— И семьи? Любовниц с запрещенными вечеринками, как у твоего знакомого из бутика?

— Свободен. И методы расслабления у меня другие. Не как у Расторгуева или твоего отчима. Двадцать пятый этаж, качалка, иногда бассейн, — напоминает он.

Ну да, с теми кубиками на его животе и умением себя контролировать — вроде похоже на правду. Но все равно как-то… тревожно. Причем всей троице. Успешный, умный, красивый и… одинокий? В чем подвох? Хоть паспорт у “щедрости” спрашивай.

27 глава

— Устала? — спрашивает Демьян.

— Немного, — признаюсь.

День был и впрямь насыщенный. И вчера тоже. И практически каждый — с момента нашей встречи тем утром на набережной.

— Если силы еще остались, предлагаю заехать перекусить, — говорит он непринужденно. — Есть одно местечко с отличным видом, добьем этот вечер по эмоциям?

— Моим?

— Обоюдным. Мы же в связке, Миш.

Машинально свожу колени еще плотнее. Точно, связка. Как я могла забыть.

— Не знаю, — честно отвечаю. И то потому, что неудобно. Столько всего еще никто для меня не делал. Никогда. И подобных эмоций уж тем более не вызывал.

— Заведение, правда, закрыто, но для нас сделают исключение.

— Еще одна знакомая?

“Щедрость” улыбается краешком губ.

— Ты ведь хотела увидеть огни города с высоты и ночью, верно? — игнорирует мою реплику.

Сердце предательски подпрыгивает, а по спине разливается волнительный холодок.

— Хотела, — только и выдыхаю, чувствуя, как внутри поднимается радостный трепет.

— Тогда поехали. Уверен, тебе понравится.

А ведь мог провести вечер как-то по-своему, да хоть в том же спа, с друзьями, или с той, которая ему звонила, и он отходил поговорить с ней по телефону, чтобы я не слышала…

Но проводит время с тобой, — с дерзинкой заявляет Миша.

Да, пока ты ему не дала, — подхватывает Мишель.

От мысли о близости с Демьяном щеки приятно теплеют. И не только. В груди тоже. И между ног. Чёрт. Плохи дела…

“Щедрость” тем временем кого-то уже набирает, перекидывается короткими репликами и просит, чтобы его пропустили в ресторан. Общается с юмором, легкостью, и на том конце провода я слышу не женский голос, а мужской баритон. К счастью.

— Все, добро. Спасибо, Родион, — завершает он разговор.

Вроде и хочется спросить, что за место и кто такой Родион, но молчу. Чем больше узнаю о жизни Демьяна, тем сильнее увязаю в своих чувствах к нему. А внутри и так мандраж. Потому что вчера наш вечер закончился моим новым оргазмом... И сегодня тоже это ждет? Или наглое соблазнение и первый раз?

Минут через пятнадцать автомобиль плавно останавливается у еще одного здания безо всякой вывески. Снаружи оно выглядит темным и тихим, лишь пара фонарей у дверей мягко освещают строгий стеклянный вход. Демьян выходит из машины и помогает выйти мне. Кладет ладонь на талию и направляет ко входу. Вокруг почти ни души. Мы поднимаемся на верхний этаж. Я робко оглядываюсь, выходя из лифта. Мы действительно совершенно одни в этом стильном ресторане: повсюду полумрак, лишь несколько скрытых подсветок освещают столики и высокие стены. Через панорамные окна от пола до потолка открывается завораживающий вид. Тысячи огней рассыпаны повсюду, небо над городом черное-черное, а напротив нас, чуть поодаль за рекой, громоздятся сияющие небоскребы Москва-Сити. Днем эти стеклянно-металлические башни, наверное, казались бы просто деловыми громадами, но сейчас вспыхивают сказочным сиянием. Будто фантастические дворцы парят над спящей столицей. Дух захватывает.

Я медленно подхожу к окну, словно зачарованная, чувствуя, как сердце трепещет от восторга.

Перед глазами раскинулся целый мир чужих огней, огромный, манящий. А здесь, внутри, в отражении стекла, я вижу себя — маленькую фигурку на фоне этой блистающей бесконечности рядом с Демьяном. На миг становится радостно и горько одновременно. Радостно, потому что это зрелище действительно потрясающее. А горько… потому что кажется, будто все это не про меня, будто я на секунду заглянула в чужую сказку. И она вот-вот закончится. Это и худшее, и лучшее чувство сразу — когда ты понимаешь, что будешь скучать по этому моменту, пока он еще длится...

— Ну как тебе? — тихо спрашивает Демьян у меня за спиной.

— Потрясающе… — шепчу я с комом в горле, не в силах отлипнуть от стекла.

Боюсь, если повернусь, “щедрость” увидит мои эмоции. А я с ним и так слишком искренна, максимально уязвима. И безумно подкупает, что мне не надо подстраиваться под Демьяна, что могу быть самой собой и при этом каждый раз находить восхищение в его глазах.

— По десятибалльной шкале? Сколько?

— М-м, — тяну я. — Она сломалась.

Настолько красиво, что кажется, еще чуть-чуть и потеряю сознание.

Демьян делает несколько шагов, приближаясь вплотную.

— Повернись, — требует он.

Сделав вдох, медленно поворачиваюсь. “Щедрость” смотрит не на город, а на меня. И почему-то кажется, что он действительно видит все мои эмоции и даже догадывается, что я к нему испытываю. От его взгляда у меня по-новой перехватывает дыхание.

— Демьян... — но голос тонет в тишине.

“Щедрость” касается моего лица, убирая прядь волос с щеки. Кончиками пальцев задевает скулу, ведет ниже, к подбородку. Все внутри меня замирает, и Демьян явно хочет, чтобы я рухнула в обморок.

— Ты сегодня весь день... балуешь меня, — все же нахожу сил прошептать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Большим пальцем проводит по моей коже, усиливая нажим.

— Нравится видеть тебя счастливой.

Наверное, можно было бы что-то ответить, но не успеваю придумать ничего — да и не нужно. В следующий миг Демьян склоняется и касается губами моих. Поцелуй горячий, требовательный — и в то же время удивительно нежный.

Демьян прижимает к стеклу, и я чувствую холод спиной. Такой контраст! Его губы настойчиво размыкают мои, язык мягко скользит внутрь, и я больше не в силах сдержать тихий стон. Мир вокруг мгновенно перестает существовать. Голова кружится, я цепляюсь руками за его плечи, чтобы не упасть. Кажется, еще немного — и меня вовсе перестанут держать ноги.

Но все заканчивается, когда мы слышим глухое покашливание рядом.

Застываем оба и прерывисто дышим. Смотрим друг на друга полупьяными взглядами.

— Извините. Заказ готов. Нужно пойти за мной, — звучит голос неподалеку.

Я не сразу вижу официанта. Пол под ногами плывет. Меня шатает. И мысли сложно собрать в кучу. Я вцепляюсь в Демьяна, и мы идем в другой конец зала. Панорама перед глазами уже совсем новая. Но все такая же красивая и захватывающая.

Сажусь за столик, пытаясь унять сердцебиение. Аппетит куда-то подевался. Хотя голод определенно присутствует. Но другой...

Нам приносят воду, тарелки. Еды не особо много, но она красиво сервирована.

— Место шикарное, а людей нет. Почему?

Я все еще в чувственном раздрае и мозги туго соображают, но уже понемногу начинают.

— Ресторан пока не открылся. Мы считай первопроходцы.

Подавляю изумление и просто киваю.

Господи, куда я попала... Какой-то и впрямь сказочный мир. Еще пару недель назад жила в своей халупе, ходила на нелюбимую работу и только грезила о том, что когда-то будет такая жизнь. Хотя она и не моя... Я лишь кончиками пальцев ее касаюсь.

И другими местами, — фырчит Мишель.

А Миша отвешивает ей подзатыльники и грозит бензопилой.

Забив на обеих, пробую пасту, пригубляю вино. “Щедрость” заводит разговор о Вере. Хороший маневр. И отвлекающий. Я включаюсь в беседу, задаю вопросы, заодно готовлю себя к завтрашнему дню, потому что опыта общения с детьми у меня и впрямь нет.

Поужинав, мы едем домой. Вино подействовало на меня расслабляюще. Я болтаю без умолку, рассказываю о недавно прочтенной книге про военное время, и к моему удивлению “щедрость” тоже ее читал. Мы решаем посмотреть завтра фильм, снятый по ней.

Почему не сегодня — понимаю уже в прихожей. Едва Демьян опускает пакеты с покупками на пол, как я тут же оказываюсь прижата к стене, и его язык вторгается в мой рот, а руки нагло сжимают задницу. Порно я ни разу не видела и даже из любопытства не открывала, но сейчас мне кажется, что картинки — прямиком оттуда, только мы в одежде…

28 глава

Отвечаю на его поцелуи, забыв обо всем на свете — и о разговорах в машине и ресторане, и об ужине, и о примерочной. Полное обнуление. Накрывает с головой. И когда я уже действительно думаю, что сейчас спикирую в обморок от недостатка кислорода и сильнейшего возбуждения, Демьян отрывается от моих губ и прижимается лбом к моему.

У меня все плывет перед глазами, сердце сбилось с ритма. Я зажмуриваюсь, пытаясь вернуть себе способность дышать. Демьян, похоже, тоже. Его грудь судорожно вздымается, а на лице застыло выражение муки.

— Настолько все хорошо с выдержкой? — выдыхаю я хрипло, то, что крутится в моем обесточенном мозгу. Здраво мыслить не выходит. Еще и вино не до конца выветрилось.

"Щедрость" молчит и тяжело дышит.

— Я же расплавлена... Если бы ты не остановился — я бы не сказала «нет»... — голос срывается от нахлынувшей обиды.

Все в совокупности подталкивает к этим словам.

Желваки ходят по его лицу. Он смотрит на мои губы, которые наверняка распухли от поцелуев. И видит, что я на грани, хочу его. И он хочет. Так в чем же причина? Почему опять стоп?

— Я... мне… Не хватит смелости сделать первый шаг, — признаюсь, не в состоянии справиться с досадой.

Глаза Демьяна блестят в тусклом свете — то ли усмешкой, то ли новым вызовом.

— А ты осмелься, — тихо произносит он наконец. Затем разворачивается и уходит прочь, растворяясь в темноте коридора.

Миша аплодирует "щедрости" и, посмеиваясь, потешается: умрешь девственницей, если будешь каждый раз вот так трусить. Мишель еще не отошла от его горячих поцелуев и в глубоком обмороке от захватившего нас безумия. А сама я хочу отмотать момент, когда Демьян уходит, схватить все пакеты с пола и побросать их ему в спину. Никогда еще не била людей, а сейчас бы с радостью! Потому что это жестоко — перекладывать всю ответственность за принятие этого решения на меня.

И в то же самое время — оно единственное здравое, — говорит отошедшая от страстного обморока Мишель.

Наклонившись, я собираю с пола пакеты с покупками. И ненавижу в эту секунду "щедрость". В голове всплывают его слова о том, что нужно переступать страх, меняться, действовать. Сегодня он сам дал мне шанс сделать шаг ему навстречу — а я не сделала. Потому что духу не хватило. Потому что сомнений много. Потому что... да много причин почему!

Но все его поцелуи… как я отвечаю ему, и как его тело прижимается ко мне — крепко, даже больновато… Мне хочется все повторить. Со стоном прикрываю глаза, но картинки вспыхивают снова и снова: как провожу ладонями по его спине, затем выше, зарывая пальцы в волосы у него на затылке. И он горячий, он реальный, мой — по крайней мере был в ту минуту, пока целовал меня так, будто хотел проглотить целиком...

Пальцы не слушаются, пакеты сыплются из рук. Я оставляю их в прихожей до утра и иду к себе в комнату. Закрываю дверь и валюсь на кровать. Лежу, широко распахнув глаза, и смотрю в черную пустоту. С каждой минутой дыхание понемногу выравнивается, но жар внизу живота меньше не становится. Вот так выглядит неудовлетворенность? Отвратительное ощущение. И надеюсь, у Демьяна оно в десять раз сильнее. За что он так со мной?

Перед глазами вновь всплывают яркие огни Москва-Сити, поцелуи “щедрости” и наше возможное продолжение. Которое полностью сейчас в моих руках. Вот только как на него решиться?.. И эти его слова: «А ты осмелься». Как? Где взять столько смелости?

Доносится звук льющейся воды. Демьян принимает душ? А я мысленно к нему присоединяюсь. Вот что мне стоит сделать этот шаг? К тому же двое против одного. Голос Мишель не учитывается. Тем не менее остаюсь лежать на кровати, в сомнениях. И так засыпаю. Что даже удивительно — после такого-то нервного перенапряжения. С диким возбуждением.

Просыпаюсь от ярчайшего оргазма и сильного позыва в туалет. Распахиваю глаза и не сразу понимаю, где я, что происходит и почему я такая возбужденная. А все потому, что подсознание сделало все за меня. Вместо меня сходило ночью к Демьяну — и мы занялись сексом.

Приоткрыв шторы, впускаю солнечные лучи в комнату и, взяв вещи, чтобы переодеться, иду в туалет, а потом в душ. После появляюсь на кухне. Кругом тишина. И на плите нет следов готовки. Обычно же Демьян не уходит, не позавтракав и не закинув в себя протеины и белок. Заглянуть в его комнату страшно, но я все же решаюсь. Там пусто. Замираю на пару мгновений, воспроизводя детали сна, и, больше от отчаяния, что я такая трусишка, возвращаюсь на кухню.

Подхожу к кофемашине, внимательно смотрю на значки и включаю. Ничего, в принципе, сложного. На работе примерно такая же стояла. Делаю себе капучино и достаю из шкафчика вафли с высоким содержанием белка. Сажусь за барную стойку, на которой стоит букет — город уже проснулся и живет своей жизнью. Медленно пью и снова анализирую вчерашний день. С одной стороны, жалею, что не закончила его ярко, а с другой — всему свое время. И если есть сомнения, то можно и посомневаться. В конце концов я все равно кончила.

Время близится к девяти. И надо бы Степаниду проведать. А Демьян сегодня собирался еще с девочкой посидеть… Беру телефон и думаю, что бы написать “щедрости”. Вероятно, он уже по пути на работу, но мне ничего и не приходится выдумывать. Слышится звук закрывшейся входной двери, а через мгновение Демьян появляется на кухне в шортах, футболке и с полотенцем в руках.

Да, точно — дисциплина, контроль и все дела. Как я забыла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Задерживаю взгляд на его бицепсах, пробегаюсь глазами по влажному лицу и опять чувствую, как внизу живота сжимается пружина.

— Переоделась? — приподнимает уголки губ и идет к кофемашине, включает ее.

Мысли в полувозбужденном состоянии так себе работают. Доходит с запозданием, что он ко мне с утра заглядывал. Да, а еще я едва о пакеты с покупками не споткнулась… И их, значит, занес.

Демьян бросает полотенце на стул, стягивает майку и направляется в душ. “Щедрость” красивый, до умопомрачения. Подтянутый, рельефный…

Вафля и кофе поперек горла становятся, когда я снова думаю о том, что между нами происходит. И о том, что не происходит тоже.

Слышится звук льющейся воды — и все картинки накануне снова тут как тут. Как и прошлой ночью. И пульсация между ног. Хотя я же утром во сне кончила. Этого бы, по идее, должно было хватить. Но нет.

Демьян выходит из душа в полотенце, обернутом вокруг бедер, через пять минут и берет сделанный напиток. Пьет и смотрит на меня.

— К бабуле со мной и за Верой поедешь? Или дома останешься? — будничным тоном спрашивает он.

Глаза сами опускаются к его паху.

— Ты... Ты…

— Нет, одеться не мог бы, — словно читает мои мысли. — Мой дом всё-таки. Я так привык ходить. И утром у меня не бывает гостей.

— Это... провокация? Да? — выдвигаю предположение.

Лучше бы просто взял меня. А я бы не сопротивлялась.

— Возможно, — делает глоток и не отводит от меня тёмных глаз.

— А если мне не хватит решимости?

— Значит, все так и оставим. Пока тебе не захочется попробовать что-то новое. Еще допускаю мысль, что необходимо ко мне привыкнуть. Ну и разница в возрасте, Миш. Я и так чувствую себя, будто ребенка соблазняю. Могу же просто хотеть, чтобы ты сама ко мне пришла? Без всяких сомнений.

Даже тут читает, как открытую книгу... И в романах с маминой полки по-другому обычно все происходило. Хотя и началось все вполне избито. Со спасения. А теперь что-то идет не по сценарию.

— В основном парни девушек соблазняют. А не наоборот.

— У тебя есть статистика? Могу взглянуть на цифры? — просит, приподнимая уголок губ.

Да он дразнится! Чем снова до чертиков злит.

— Нет у меня цифр!

Спрыгиваю со стула и иду мыть чашку. А хочется съездить по этому насмехающемуся лицу. Вроде и не за что, но в эту самую секунду бесит. Хотя почему не за что? Соблазнять, доводить до точки кипения, а потом все обрывать и ждать от меня действий... Кому-то надо меньше в бумажках время проводить, а больше в реальности.

— К бабуле и за Верой, — напоминает он. — Со мной или один?

— С тобой, — бурчу я и иду к себе в комнату.

Вот как? Как с ним уживаться на одной территории? Божечки, пусть Степаниду сегодня отпустят, иначе быть первому разу. Я же не железная. Вся троица. Даже Мишель, кажется, довел этим утром до белого каления и она уже готова отдать нам третий голос.

—————

Сегодня действует скидка на книгу про друга Демьяна: «Билеты в один конец» —

29 глава

Домой Степаниду не отпускают. С сердцем у нее не все хорошо. Она сильно расстроена услышанным. И, судя по серьезному лицу Демьяна, он тоже не был готов к подобным новостям. Они выходят с врачом из палаты и долго о чем-то разговаривают за дверью. После возвращается только “щедрость”, присаживается на стул возле бабушки, берет ее за руку.

— Сколько мне еще здесь находиться? — недовольно спрашивает она. — Я рассчитывала на пару дней: анализы, операция, реабилитация и домой. К себе домой, Демьян. А ты что устроил? Дообследовал меня?

— Бабуль, я что ли себя так запустил? Лучше разом все сделать, чем потом столкнуться с осложнениями после операции и затянуть процесс восстановления. Врач сказал, что ничего серьезного пока нет, — подчеркивает последние слова спокойной интонацией. — Так что давай послушаем Игоря Анатольевича. Чтобы сюда как минимум лет пять не попадать. Да?

Он успокаивающе гладит ее ладонь.

— Если хотите, я могу приезжать на весь день. Мы могли бы гулять. Внизу красивый парк, аллеи...

— Пока прогулки и активность под запретом, — уточняет Демьян. — Но приезжать — да, можно.

Сердце сжимается еще сильнее. От таких новостей. Если активность запрещена, значит, Демьян обманывает бабушку, и все не так хорошо?

Я не люблю больницы. Атмосфера здесь хоть и не такая, как в городской, где мама лежала последние месяцы, но все равно угнетает. Чувствуешь себя заложником обстоятельств, будто свободы лишили. И Степа сейчас так напоминает маму своим утомленным и в то же время обреченным взглядом.

— Сегодня одна хочу побыть, — с дрожью в голосе произносит она. — А завтра... завтра приезжай, — кивает мне. — Все равно Демьян на работе, а мы найдем чем заняться.

— Да, — отвечаю тихо. — Конечно, я буду рядом.

Мама любила, когда я ей читала. Степаниде тоже могу подобрать что-то из литературы, которая ей нравится. Найдем, как скоротать время. И дело уже не только в моих обязанностях, просто по-человечески ее жалко. Стёпа привыкла сама помогать всем, а о ней кто позаботится? Где все эти благодарные? Только Демьян?

Мы еще какое-то время находимся в стенах клиники, а потом едем за Верой. Дорогой я вспоминаю о маме и ее последних днях. Не хочу пускать внутрь себя эти тяжелые эмоции, но они накатывают волной. Демьян тоже не особо в настроении, это заметно. Зато от утреннего возбуждения ни следа. Удивительно.

А когда мы забираем малышку, то и вовсе не остается намека, что между нами с “щедростью” был хоть какой-то контакт или близость.

Я пытаюсь поддержать разговор, особенно когда на Демьяна один за другим обрушиваются рабочие звонки. Он просит занять Веру.

— Перенести на завтра никак. Документы у меня дома, а не в офисе. А я туда не собирался. Хорошо. Подъезжай.

— Все в порядке? — тихо уточняю.

Демьян выглядит напряженным. Смотрит на меня, как вчера, с пролегшей складкой между бровями.

— Да, — отводит взгляд к дороге, пока я перебираю с малышкой ее вещи.

Игрушки все как на подбор: динозавры да драконы. Ни одной куклы. Ни одной. Странно.

Когда подъезжаем к дому и выходим из машины, мужчина, которого я вчера мельком видела, направляется к нам. Они с Демьяном поднимают руки, приветствуют друг друга, и все внимание этого знакомого обращено на меня. Глаз не сводит.

— Какие славные. И обе блондинки. Будто мама и дочка.

— Мою маму Таня зовут, — подает голос Вера.

Но мужчина на нее едва смотрит. Быстро кивает и снова впивается глазами в меня. От его взгляда становится не по себе. Настолько, что хочу уйти. И, не придумав ничего лучше, присаживаюсь перед Верой на корточки и предлагаю наперегонки бежать до лифта. Она тут же соглашается и срывается с места. Я за ней. Благо ключи у меня в кармане.

Поднимаемся на лифте и заходим в квартиру.

— Игрушки забыла, — отдышавшись, произносит Вера.

— Ничего, Демьян принесет. А почему ты в куклы не играешь? — вспоминаю ее набор динозавров и драконов.

Вера молчит, не торопится отвечать. Что-то не то спросила?

— Руки надо помыть после улицы, — уверенно идет в ванную.

Выходит, не в первый раз у “щедрости” в гостях?

Мы моем руки, я ставлю чайник, не выпуская Веру из виду. Наливаю ей чай и даю вафли с высоким содержанием белка — единственное сладкое, что нашлось у Демьяна дома.

Сам он появляется спустя минут пятнадцать. Мы как раз закончили с чаем, а ответа про динозавров я так и не получила. Девочка вообще не спешит со мной говорить, будто стесняется. А я без понятия, как ее расположить. Игрой? Но во что обычно играют четырехлетки?

Демьян выглядит недовольным и раздраженным еще сильнее, чем после звонка. И волей-неволей думаешь, что у него проблемы. Но кто я такая, чтобы получать ответы? И где справедливость? Он обо мне знает практически все, а я о нем — почти ничего.

Переборов страх и набрав в легкие воздуха, спрашиваю:

— Кто этот человек?

— Старый знакомый, — сухо отвечает Демьян.

Подхватив Веру на руки, целует ее в щечку. Девочка тут же расцветает, словно кто-то нажал на кнопку включения хорошего настроения. Начинает рассказывать, как они вчера гуляли с мамой и выгуливали динозавра, и спрашивает, пойдут ли сегодня в парк у дома.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А где мои игрушки? — спохватывается она.

— Миш, принеси, пожалуйста. В прихожей оставил, — говорит он, уходя с девочкой в гостиную.

Я все думала, какое это будет чувство, увидеть “щедрость” с другой. И вот… Вроде бы ребенок. Даже не его. Но то, с какой нежностью, теплотой и бережностью он относится к малышке... заставляет мое сердце трепетать и одновременно ревновать к ее матери. Сколько у них общего… И явно же не один год вместе. А у меня с ним что? Пара ужинов и оргазмов?

Опускаю сумку перед диваном. Демьян и девочка уже расположились на полу. Она заливается смехом, а он щекочет ее. В отличие от меня, он точно знает, как обращаться с ребенком.

— Давай посмотрим, что у тебя нового, — вытряхивает игрушки на пол.

— Данди и Пухляш, — Вера подбегает к двум серым динозаврам, берет их и протягивает Демьяну.

Он рассматривает их с неподдельным интересом.

— Неплохо. По пути домой новых выберем, да? — подмигивает. — Что стоишь? — переводит глаза на меня. — Подключайся к игре. Представляешь, — снова обращается к Вере. — Миша ни разу не была на базе драконов.

— Что, правда? — удивляется Вера.

— Угу, — грустно хмыкает Демьян.

— Тогда давай ей покажем!

— Прямо сейчас? Нет. Туда далеко ехать. Не успеем. И сестра обидится, что без нее поехала.

— Ну да, — соглашается Вера. — Алиса на занятиях.

— Что за база? — не удерживаюсь я.

— Это такая деревня...

— Цыц, — обрывает ее Демьян. — Сейчас все расскажешь. А надо уметь хранить секреты.

Кажется, я начинаю догадываться, в кого Вера такая партизанка. Точнее, кто ее этому учит.

— Вживую надо увидеть, так не поймет. Давай на следующих выходных. Отпрошу тебя и Алису у мамы, и поедем.

— А можно и маму?

— Можно. Если согласится.

— Я уговорю.

Время до вечера пролетает незаметно и почти без курьезов. Вера случайно задевает вазу, та падает на пол, разлетается. Все в стекле и воде. Девочка обрезает палец и долго плачет. Приходится заклеить ранку лейкопластырем — она, оказывается, не переносит вида крови.

— Это целое испытание сдать с ней анализы, — усмехается Демьян. — Однажды она на площадке колено разбила, так я думал, вертолет МЧС вызывать придется, как она рыдала. Чуть сердечный приступ не получил. И второй раз, когда Таня меня за это отчитывать начала.

— Все боятся вида крови.

— Ну-у… — тянет Демьян. — Родион бы с тобой не согласился.

— Это твой вчерашний друг? Который ресторан открывает? — вспоминаю.

— Да. Но вообще он хирург. С экстремальным увлечением.

Да, и впрямь, как мало я знаю о жизни Демьяна...

Вера все еще всхлипывает и забирается к "щедрости" на колени. Устраивается в его объятиях и... засыпает.

Он ласково целует ее, а я уходить от них не хочу, но на плите готовится еда. Собиралась покормить Веру ужином перед отъездом.

Выхожу из гостиной всего на десять минут, а вернувшись, вижу, как они вдвоем спят в обнимку. И, кажется, ничего милее я еще не видела в своей жизни. Все мы трое. На мгновение даже позволяю себе мысль, что это наш ребенок с Демьяном, и наш дом. Словно кто-то теплой водой поливает внутренности, пока развиваю эту мысль.

Да, — Миша скептически фыркает на всю эту романтическую ваниль в моей голове. — Чтобы это стало реальностью, нужен шаг навстречу. Без секса дети не появляются.

Мишель же в ужасе замирает от этих слов, а я улыбаюсь, потому что давно не чувствовала себя такой счастливой. И все из-за Демьяна, который одним своим присутствием приводит мое сердце в трепет.

30 глава

Соблазн к ним присоединиться и тоже поспать слишком велик, но я иду обратно на кухню, открываю в телефоне скачанный учебник и пытаюсь вникнуть в материал. Не представляю, как сдам экзамены. Теперь не представляю, потому что сосредоточиться на предложениях — тот еще квест. И в целом не понимаю, что со мной происходит. У меня был план, я хотела получить образование, стать успешным и востребованным специалистом, а теперь... Когда представляю, что всего этого добилась, уже нет тех мурашек, которые зажигали внутри мой огонь двигаться вперед. Надеюсь, это временно. Потому что “щедрость” дарит сейчас куда круче эмоции, и ничто в принципе с этим не сравнится. Никакие мечты о независимости.

Мишель, кажется, падает в обморок, когда я нахожу в себе силы признать эту слабость, какую-то неконтролируемую тягу к Демьяну. А Миша вовсю занимается анализом, как подстроиться под новые реалии. Батарейка заряжена, но розетка старая перегорела. Необходимо найти, куда ее воткнуть. Хотя искать ничего не надо… Источник новой энергии и драйва в соседней комнате, лежит и обнимает маленькую девочку.

“А мог бы тебя”, — снова вкручивает свою реплику Миша.

Да уж, и правда. Мог бы меня. Где же эта смелость и безрассудство? Почему не могу сделать этот шаг?

Нет, бесполезно. Не выходит сконцентрироваться. Затемняю экран, выключаю плиту и подхожу к окну.

Снова воспроизвожу картинку, как прихожу к Демьяну ночью... Нет. Пока не хватит смелости. Остается заняться провокацией? Но я в этом ни черта не смыслю. Не умею ни флиртовать, ни соблазнять. И даже когда думаю об этом, чувствую себя глупо. А может, недостаточно сильно хочу? Как отключить эту бесполезную функцию думать и просто перейти в режим действия?

Надо позвонить Марине и спросить у нее совета. Я не привыкла делиться или советоваться, но, возможно, в какой-то момент каждому приходится выйти за рамки привычного. Если ее замуж позвали, то с интимной стороной жизни у девушки явно все в порядке.

Демьян и Вера просыпаются спустя час, их будит звонок Татьяны. Она говорит, что подъедет через сорок минут. Я предлагаю Вере суп и пюре. Котлеты заказала из доставки. Она с удовольствием соглашается, но в итоге выдает, что это не так вкусно, как у мамы, и она больше не хочет.

— Ну еще бы, — посмеивается Демьян. — У мамы всегда все самое вкусное.

На мгновение становится безумно обидно. Может, опыта общения с детьми у меня и нет, но готовлю я точно нормально. И суп у меня отличный, о чем и заявляю вслух.

— Нет, у мамы вкуснее, — настаивает Вера.

Почему-то это очень злит и обижает. Демьян замечает мою реакцию и, склонившись, ласково произносит:

— Как два ребенка, честное слово. Мама для нее — божество, человек номер один на всей планете. Она кусок хлеба ей даст — и Вера скажет, что ничего вкуснее не ела. Все нормально с твоим супом. Просто ты не ее мама.

То, как “щедрость” произносит это “мама”, вызывает новый рой мурашек.

— Спасибо, Миш, — громче произносит он, подавая пример Вере, и та тоже благодарит. — А теперь идем игрушки собирать, мама скоро приедет. Подаришь мне одного динозавра?

— Нет! — топает ногой и хмурится, а Демьян опять посмеивается.

Ох, ну и провокатор. Даже с ребенком.

Они уходят. Я убираю со стола посуду и хочу подключиться к ним, но наблюдаю со стороны. Как “щедрость” ловко со всем справляется и даже хвостики ей переделывает без “петухов”. Поразительно! У меня-то не всегда с первого раза выходит.

Таня приезжает через час, с опозданием, просит Демьяна спуститься с Верой, потому что надо ехать за второй дочкой.

Хочу пойти с ними, но в последний момент останавливаю себя. Не стоит. Меня и так задевает эта тесная связь между ними. Да и кто я вообще такая? Сиделка его бабушки? Зачем, блин, сюда приехала. Осталась бы в своем Ижевске и спокойно готовилась к экзаменам. А я ни одной строчки не помню, что сегодня прочла. Зашибись. Еще чуть-чуть — и по уши в зависимости от этого чувства буду. Когда читала эти глупые романы, то смеялась над героинями, которые превращались в мямлящих амеб или совершали всякие тупости. Но сейчас что-то не смешно.

— Ну что? Свобода? Какие предложения на вечер? — “щедрость” застает меня на кухне с кружкой чая в руках.

Вредничать охота. Хотя причин для этого очевидных как бы нет. Какие-то мои тараканы. Сомнения, страхи.

Просто кофточку расстегни, подойди к нему — и занятие само найдется, — снова активизируется Миша.

Мы с Мишель на пару готовы сейчас воткнуть ей кляп в рот.

— Ты очень с девочкой и ее мамой близок, — даю подзатыльники обеим и спрашиваю то, что и впрямь интересно знать. — Этот твой друг давно умер, отец Веры?

Демьян шумно вздыхает.

— Ну-у, — тянет он и достает телефон из кармана джинсов, что-то делает, а потом мне протягивает. — Вправо.

Я листаю снимки, их много, там целый альбом. На одном Вера совсем малышка. На другом уже пытается сидеть. Видео тоже, особенно где только начинает ходить, много. Очень мило. И мелькает вторая девочка — старшая сестра Веры. Красивая. И обе блондинки в мать.

— Как ты думаешь, давно или нет? — спрашивает Демьян.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Складывается впечатление, что ты… всегда рядом.

— Таня на юге родила Веру, там жила какое-то время. Влад умер, даже не зная, что у него дочь появится, и мне действительно тяжело было к ним вырываться, а не вырываться я не мог. Таранов был больше чем друг и эту женщину любил. Очень любил. Он же эвтаназию собирался сделать в Швейцарии, чтобы закончить все свои муки. Точнее их не допустить. Он по жизни активный был, и сама мысль превратиться в овоща или бороться за лишний месяц подобного существования ему претила. Припадки высасывали из него силы. Но он встретил Таню и понеслось. Они кучу врачей обошли, Влад даже на лечение согласился. Все, чтобы ей создать иллюзию борьбы, ну и чтобы, естественно, больше времени с ней провести. Таня с мужем как раз развелась, но бывший при расставании во всей красе себя показал, палки в колеса вставлял. И я приложил руку с юридической точки зрения, мы лишили его родительских прав. Таня сейчас полноправная хозяйка своей жизни, хоть и с дырой в сердце. Все втроем они классные девчонки. Которые остались без поддержки. Я быть в стороне не захотел. Помог Тане с переездом в Москву. Ну как помог... Если бы она сама не решилась, то и не переехала. Знаешь, сколько человека ни мотивируй, но если искреннего желания что-либо делать нет, то все усилия окажутся безрезультатны.

— Да, — киваю, соглашаясь. — Это в случае с твоей бабушкой. Она не хочет переезжать...

— Ну вот, все ты понимаешь.

— Вы... Ты... У тебя к Тане чувства? — Меня вдруг осеняет, что, возможно, Демьян влюблен в Татьяну, а она до сих пор любит своего умершего мужа и взаимностью ответить не может… Это имела в виду Марина?

У меня даже сердце сжимается от этой мысли.

— Нет, Миш, — мягко улыбается. — К Тане и девочкам у меня безусловно есть чувство, но это не то, что ты думаешь.

А я уже и не знаю, что думать. “Щедрость” не только красивый, успешный, богатый, умный — он еще и человек хороший. А я с каждым днем, с каждой минутой все сильнее тону в нем. И смотрю с благоговейным трепетом. И не в состоянии это никак контролировать.

Святая троица хотя бы тут заодно.

— Ну что? Погулять? Или дома отдохнем? Фильм посмотрим? В бассейн сходим? Там по погоде дождь обещали, — забирает свой телефон. — Командуй.

— Фильм, — шепотом отвечаю и рисую картинки, как прижмусь к его плечу, как проведу весь вечер в его объятиях. Уж это я точно найду в себе смелости осуществить. А там, если Демьян мне немного поможет, то, возможно, и на что-то большее решусь… Без советов Марины.

От предвкушения и трепета от столкновения пальцев, когда “щедрость” забирал свой телефон, аж дыхание перехватывает и голова начинает кружиться. Знакомые все ощущения… И такие приятные.

— Вообще, конечно, опасная затея, — это точно Миша активизировалась, безумная бабочка с бензопилой.

Демьян вопросительно изгибает бровь.

— Ты одним присутствием так на меня действуешь, — показываю мурашки на руках, — а хочешь вечер наедине, в полуинтимной обстановке…

— Полу? — перебивает он. — Можем голенькие смотреть, чтобы без полу.

Щеки тут же краснеют и между ног становится горячо.

— Ты сейчас хочешь, чтобы я передумала или наоборот?

— А ты как хочешь?

— Я уже вчера все сказала…

Глаза Демьяна загораются лихорадочным блеском.

— Говорю же, быстро учишься, Миш. Очень быстро. Ладно. Переодевайся, устроим небольшой заплыв в бассейне, а потом закажем еду и выберем фильм.

31 глава

Наплававшись, мы возвращаемся в квартиру и вместо фильма смотрим видео какого-то путешественника, как он на байке рассекает по миру, поднимается на заснеженные вершины. Оно случайно попадается на глаза. Я прошу включить на пять минут, и мы в итоге досматриваем до конца. Красиво, захватывающе, дико, и в голове не укладывается, зачем он это все делает. Особенно когда поднимается на высоту и рискует собственной жизнью. Наверное, я что-то не понимаю. Под впечатлением от просмотренного поворачиваюсь к Демьяну, который снова наблюдает за мной и, видимо, ждет моих эмоций и слов. Терпеливо ждет, потому что за весь этот час даже не коснулся ни разу.

— С виду же обычный, нормальный и даже очень симпатичный мужчина... Откуда такие желания? Постой… только не говори, что ты тоже это делал.

Демьян потягивается и садится.

— Что делал? На байке по миру катался?

— В горы поднимался.

— Было дело. Но это не совсем мое. Хотя ради смены фокуса и расширения кругозора прикольно, — берет пульт, открывает заново видео, ставит на паузу и кивает. — Читай имя.

Оно у мужчины звучное. Родион Леттерман. Родион... Шестеренки в голове двигаются. Но это же не может быть правдой, да? Вчерашний ресторан, звонок какому-то Родиону и вот это видео, которое наверняка не единственное и их значительно больше.

— Тот самый твой друг?

— Угу, — расплывается в довольной улыбке “щедрость”. — Не только быстро учишься, но и соображаешь быстро.

— Разве? Если бы не твои подсказки, один к одному не соотнесла. А теперь, конечно, все сходится. Эта подборка и некоторые его фразы, что дементоры на самом деле не такие уж и страшные существа. Тебя имел в виду?

— Еще и наблюдательная, — продолжает искренне восхищаться.

— И что с горой?

— Ну что, затащил меня однажды. Слава богу, в начале своего этого горного трипа. Потому что то, куда он там дальше лазил и собирается, — качает головой. — Нет, я пас.

— Прямо в горы, со снаряжением, на самый верх?

— Ну что мне, в облако лезть и фото искать?

— А видео? Есть? Он тоже это снимал и выкладывал?

— Ну мелькает где-то, я, если честно, все не смотрел, Миш. Истинный друг, — посмеивается он.

— Ну да, зачем смотреть, если и сам принимал в том участие. Кошмар. К чему эти риски? Все же в жизни есть. Успех, стабильность, достаток. Все! Я не понимаю...

— Поэтому многие успешные туда как раз и идут. Стоит это все недёшево. Кстати, хорошая идея, — берет телефон и что-то в нем делает. — Он как раз ищет новую рубрику. Отправлю ему твою идею.

— Про что ты?

— Со всех стран люди на базе встречаются, чтобы взойти на вершину. Подойти к каждому с таким вопросом, что их привело в горы, и включить в видео. Разбавить контент деталями, так сказать.

— И какие это ощущения? — продолжаю пытать ”щедрость”.

— Изнуряющие, — смеется Демьян. — Ладно, я пару раз это делал. И, возможно, когда-то еще соберусь. Как знать, — пожимает плечами. — Например, чтобы стать хорошим юристом, нужно уметь работать со значительными объемами информации и, соответственно, иметь очень хорошую память. А чтобы пойти в гору, надо еще и силой духа обладать, желанием туда идти, ну и физподготовкой, естественно. И то, и то в наличии. Все однажды сошлось.

Я перевожу взгляд к экрану телевизора, где Латтерман стоит на вершине. Видно лишь кусочек губ, а так он весь в экипировке, среди холода. И явно же счастливчик, потому что путь был и впрямь сложный, а еще и опасный.

— Ты сумасшедший. Вы оба. Он, вроде бы, хирург, ты говорил?

Демьян кивает.

— Жизни других спасает, а своей собственной рискует... Впрочем, как и ты...

— Это была не самая опасная гора. Если тебя это хоть немного успокоит.

Подавляю нервный смешок.

— Ни капли. Все, мне надо теперь включить комедию. Романтическую, милую, чтобы увиденное забыть, иначе погрязну в глубоком анализе. Я не понимаю, зачем так рисковать, даже когда все надоедает. Даже когда ты в точке слома или с большими возможностями. Не понимаю!

— Не доросла еще, чтобы понять, — ласково произносит Демьян и, отложив телефон, обхватывает мою ногу в щиколотке и тянет на себя.

— Что ты…

— Чуть-чуть взрослого мира покажу. От тебя, похоже, первых шагов не дождешься, — не успеваю одуматься, как уже под ним, и он вжимает своим телом в матрас дивана. Его губы в миллиметре от моих, но “щедрость” не торопится целовать. Хочет, чтобы я сама проявила инициативу? Удивительно, но сегодня и сейчас это дается очень легко. Естественно.

Провожу кончиком языка по его губам, будто слизываю несуществующие капельки, повторяю, а потом целую. Со стоном, с безумным наслаждением и зарождающимся жаром во всем теле. Кому-то в горы надо подниматься, чтобы хапнуть экстрима, а у меня куда приземленнее и проще способы.

Демьян принимает мой поцелуй жадно, будто только этого и ждал. Вжимается сильнее, и я тону в тяжести его тела, в его свежем запахе. Обнимаю “щедрость” за шею, притягиваю к себе ближе и чувствую, как его пальцы перемещаются по бедру, задевают тонкую ткань белья, скользят под нее и касаются меня там. Это настолько приятно, что я не сдерживаю короткого вскрика. Все внутри откликается мгновенно. Легкий нажим, пару круговых движений — и я словно на свою вершину взбираюсь. Ласки продолжаются, но в какой-то момент Демьян отрывается от моих губ, заглядывает в лицо пьяными глазами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Могу не остановиться, Миш, я ведь не железный.

— Ещё, — шепчу я и тянусь к нему.

— Что ещё, Миш? — в его голосе словно мука.

— Твои пальцы… эти ощущения. Не останавливай. Еще, — стону, когда он мучительно медленно начинает двигать ими, дразнит, исследует.

Я прикусываю его губу, теряю контроль. Сама тянусь рукой вниз и через домашние брюки чувствую, какой он твердый и готовый, и это сводит меня с ума. Как и сама мысль, что сейчас все случится. Потому что я безумно этого хочу, а еще отрезать все эти сомнения. Сделать шаг в неизведанное.

Смелости хватает, чтобы просунуть ладонь через резинку брюк и коснуться его члена. Он горячий, тяжелый, и пульсирует в моей руке. Я обхватываю его крепче, медленно веду по всей длине. И даже не знаю, что сильнее потрясает меня в этот миг — движения его пальцев во мне или то, что я впервые трогаю член.

Демьян прижимает лоб к моему, дыхание обжигает шею. Я совершенно не в состоянии думать, целиком растворяюсь в этом моменте. Кажется, все и впрямь становится неизбежным, назад дороги нет.

— Вытащи ладонь и оближи, — приказывает.

— Что? — до меня не сразу доходит смысл его слов.

— Смочи слюной.

Делаю, как он говорит, и возвращаю руку обратно. Так действительно легче — скользит быстрее, приятнее. Его член упругий, вздрагивает от каждого моего движения.

— Ты даже не представляешь, как сводишь меня с ума своей неумелостью… и тем, что все равно делаешь, — хрипло шепчет в мое ухо, кусает мочку, и я едва не умоляю его взять меня прямо сейчас. Между ног все пульсирует, я умираю от желания узнать, как это — когда тебя трахают.

Он раздвигает мои ноги, пальцы проникают глубже, и я уже захлёбываюсь в собственных стонах. Ткань мешает, он стягивает белье, а я снова тянусь к нему, вытаскиваю его член, скольжу по стволу, дотрагиваюсь пальцем до головки, рассматриваю, не веря, что делаю это. Будто я и в то же время не я. Поразительно!

— Блядь, Миша… — он втягивает воздух сквозь зубы, толкается в мою руку.

— Тебе приятно? — выдыхаю.

Он отвечает не словами — рукой сжимает мою грудь, дразнит сосок, пока я скольжу вниз и вверх по его члену.

В какой-то момент Демьян ловит меня за волосы, притягивает к себе, целует так, будто пожирает. Мы уже не просто ласкаем друг друга — это безумный, разогнанный ритм.

— Остановись… Мишель… — хрипит он. — Последний шанс.

Но это только толкает меня дальше. Развожу ноги шире, сама притягиваю его к себе. Вот и смелость подъехала, надо же...

“Щедрость” ловит мой взгляд, секунду будто сдерживается — и все, больше ни малейшего контроля. Накрывает собой, и его головка упирается в меня, скользит, растягивает. Он входит медленно, но боль все равно вспыхивает острой вспышкой. Я вскрикиваю, вцепляюсь ногтями в его спину, не понимая, выдержу ли это…

Господи, вот почему он просил остановиться? Надо было его послушать.

— Тише, сейчас пройдет, — его губы касаются виска, дыхание снова обжигает. Мы оба дрожим. Он замирает, дает привыкнуть, и только потом начинает двигаться.

Но ощущение, будто он рвет меня изнутри, не проходит. Слезы щиплют глаза. Боль и наслаждение переплетаются, пробуждая во мне что-то дикое, животное. Его руки держат крепко, не оставляя выхода, и в этом есть пьянящее чувство неотвратимости.

На какие-то мгновения он снова замирает, а потом продолжает двигаться. Ритм становится увереннее, толчки жестче, и я впервые ощущаю, как тело отвечает само. Правда, расслабиться полностью не могу из-за дискомфорта, который то стирается, то возвращается.

Я выгибаюсь, стону, ногтями царапаю его плечи.

— Смотри на меня, — шепчет низко, и я открываю глаза, встречая его взгляд. В нем жадность, собственническая сила и нежность вперемешку со страстью. Ядерный коктейль. — Все нормально?

Киваю. Хотя каждый его толчок сбивает мне дыхание.

Демьян просовывает ладонь между нами и начинает тереть клитор, не прекращая этой сладкой пытки. Тело тут же накрывает судорогой, меня прорывает на крик. Я дрожу под ним, будто ток проходит сквозь меня, и уже не могу остановиться.

— Так красиво и громко кончаешь, — хрипит он, удерживая меня в этом аду и раю одновременно.

Я ломаюсь в его руках, теряю голову. Его движения становятся жестче, сбивчивее, он сам уже на грани. Демьян делает последний толчок и, вытащив член, кончает мне на живот. Затем всей тяжестью наваливается, прижимает к дивану, и я чувствую, как бьется его сердце так, что кажется вырвется наружу.

Или это мое?

— Пиздец, Миш, — хрипло произносит он в мои волосы.

Мысли разбегаются как тараканы, между ног все горит. Внутри тоже пожар. И мне не верится, что я больше не девочка. Только что добралась до своей вершины. Знаковое все же видео посмотрели...

— Это немного не то, что я хотела услышать после своего первого раза, — облизываю пересохшие губы.

Демьян перекатывается на спину и лежит с закрытыми глазами, шумно дышит.

— В хорошем смысле слова пиздец, Миш, — добавляет, пока я наблюдаю за ним.

— Ну да, — отвожу взгляд и осматриваю пространство между нами.

Пиздец — дивану, моей невинности. И, вероятно, моему сердцу. Ну и девчонкам. Миша и Мишель, кажется, обе в обмороке от того, что только что произошло между мной и "щедростью". И все трое хотят продолжения.

32 глава

— Ты как, Миш? — поворачивается ко мне Демьян.

Как я… Непонятно. Противоречиво.

— Между ног болит. Мог бы предупредить, что у тебя садистские замашки…

Когда нервничаю, несу всякую ерунду, а сейчас я не просто нервничаю, у меня внутри армагеддон. И между ног тоже.

— Садист? — хмыкает. — Настолько больно? — он рассматривает меня так пристально, что я краснею еще сильнее.

Вроде бы крови не должно быть столько? У Ирки это было в кустах у реки — она сразу сиганула в воду, и все смыло. Мне бы так: нырнула — и будто ничего не случилось. А я смущаюсь от его взгляда и думаю не о романтике, а о диване, который жалко больше, чем саму себя. Может, проще было бы изобразить, что утонула, чем выдерживать это пристальное внимание. В тех книжках с маминой полки все выглядело целомудренно и без таких подробностей.

Да плевать на диван, на Ирку и на эти романы. Жаль только, что между ног все горит. Хотя можно было бы и повторить, — оживает наконец Миша. — Это же было захватывающе, крышесносно! Надо сверху попробовать. А Мишель подозрительно молчит, будто сыграла в “море волнуется” и застыла. Дай бог через пару недель оживет. Бедняжка. Святая троица в действии. Ноль слаженной работы.

— Я… мне в душ надо, — волны экстаза вконец отступают и сменяются напряжением.

По-хорошему бы химчистку вызвать, снова смотрю на диван. Хотя ладно, пятно не сильно большое, я преувеличиваю. Как всегда. И почему я должна об этом думать и уж тем более смущаться? Но это все неосознанно происходит.

Новый казус поджидает меня, когда я встаю. Ноги подкашиваются, и я оседаю на колени, хватаясь за край дивана. Прямо на глазах у Демьяна, который поднимается следом. Стоит сверху вниз и вконец обезоруживает своим накаченным телом, красивым лицом и опять стоящим членом прямо перед моим ртом. Не помню, в какой момент он избавился полностью от одежды. И я, впрочем, тоже. Все происходило как в тумане, как в приятном сне. И продолжается так же.

— «Буду трахать тебя, что ноги свести не можешь» — так в романах обычно пишут. Не думала, что в жизни так же… — отвожу глаза от его члена и опять лепечу какие-то глупости, но это все, что остается, потому что ситуация патовая. Еще и ноги не слушаются, отказываются вставать, стою, как дура, на коленях перед "щедростью".

— Типа затрахал так, что ноги разъезжаются и не держат? — во весь рот улыбается, и ему явно нравится моя позиция и слова.

«Мишель, очнись», — уже требую я. Потому что мы с Мишей как две пришибленные. Скорее — отбитые. Не думаем, что творим. Нужен кто-то разумный.

Оттраханная, — удовлетворенно поправляет Миша. — Да.

Я даже не пытаюсь подняться, чтобы ситуация еще нелепее не выглядела. Просто сижу и смотрю на Демьяна, задрав лицо.

— Мне нравится ход твоих мыслей. И реакции тела тоже, — низко произносит он, и его член, и без того внушительного размера, будто еще больше становится прямо на моих глазах.

"Щедрость" склоняется, подхватывает меня на руки, словно я легкое перышко.

— Романами, значит, зачитываешься, — звучит его голос рядом с виском, после чего следует короткий поцелуй.

Он прижимает к себе так бережно, что в груди щемить начинает. А еще он горячий, как печка. И я безумно хочу, чтобы все повторилось. Только вот дискомфорт между ног уж очень ощутимый, по новой испытать эту наполненность и весь калейдоскоп эмоций чревато выходом из строя.

— Иногда. Мозг разгружаю в промежутках между учебой.

— И что там? С подробностями пишут или так себе?

— Авторы все приукрашивали.

Страшно даже подумать тогда, что с родами… но это вслух я не озвучиваю.

Вцепляюсь в его шею, чувствуя, как играют мышцы, и меня накрывает новая волна дрожи. Прямо в руках “щедрости”.

Я вообще не понимаю, как это возможно — между ног ноет, а я хочу его, хочу снова, хотя знаю, что это будет слишком.

Демьян заносит меня в ванную. Ставит на ноги, но я опять едва не падаю.

— Да ладно, ты серьезно, Миш?

Киваю, закусив губу. Ноги похожи на желе.

Он обнимает одной рукой, второй открывает воду, проверяет ладонью. Толкает к кафелю, я упираюсь плечами в стену. Такой контраст! Новая волна дрожи проходит по телу.

Демьян берет гель, губку. Проводит по плечам, шее, груди. Пальцы касаются сосков и у меня ощущение, что по мне снова пускают ток. Кровь приливает к лицу, к щекам, а внутри опять пульсирует желание.

Закрываю глаза со сбившимся дыханием и захлёбываюсь от новой волны чувств, потому что Демьян наклоняется, целует плечо, шею, потом губы. Медленно, настойчиво, с такой нежностью, что у меня внутри все опять плавится.

Он смывает пену, проводит ладонью по животу, останавливая ее на лобке, ныряет между ног — осторожно, почти невесомо. А я вспоминаю, как он выбивался несколько минут назад. Словно не мог себя сдерживать. А может, так оно и было.

— Миш, — шепчет он. — Посмотри на меня.

Зажмуриваюсь сильнее. Потому что если открою глаза, то он увидит все-все, что сейчас происходит у меня внутри. Слишком уязвимо. Я все думала, что значит влюбиться. И вот теперь, кажется, начинаю понимать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

“Щедрость” прижимает к себе, член упирается мне в бедро. Голова снова кружится: я знаю, что не могу сейчас заняться с ним сексом, но каждая клетка трепещет от предвкушения и желания.

Вода шумит где-то рядом, а я только слышу его дыхание. Между ног по-прежнему дискомфорт, но вместе с этим проснулось что-то новое — жадное, ненасытное. Капельку бесстыдное. С этой своей стороной я совсем не знакома. Она даже немного меня пугает.

Демьян касается губами ключицы, опускается на грудь, сдавливает зубами сосок. Второй. Ртом скользит ниже. На языке так и вертится: «Не сейчас, не готова, меня размотает от второго оргазма, это слишком» — но тело в тот же миг сдается, когда он касается языком там, между ног. Слегка. Больно. Сладко. Снова на грани. Я выгибаюсь, пытаюсь ухватиться за кафель, ладонь скользит по мокрой стене. Ноги предательски подгибаются, и я не хочу, чтобы он видел, как реагирую на него и снова не в состоянии это контролировать. Дёргаюсь в попытке вырваться, когда язык оказывается во мне, но его пальцы врезаются в бедра.

— Тише, — шепчет он, на мгновение прекращая ласки. — Просто дыши.

Я бы и рада, но не получается. Язык "щедрости" лениво меня исследует, аккуратно, с нажимом, и иногда оказывается внутри. Демьян будто знает, где у меня слабые места. Или в его руках я вся сама слабое место.

Он все делает не торопясь, будто медлит, чтобы держать меня на пределе, чтобы я не сгорела сразу, а тлела, тлела долго. И это опасно. И приятно до сумасшествия.

Стыд стирается, в груди бьется животное желание, и мне страшно от собственной наглости, когда я запускаю руку в его волосы, раскрываясь перед ним в откровенной позе. Другой рукой упираюсь в холодный кафель, будто это последняя опора здравого смысла. Тело уходит в преданность. Я себе не принадлежу. В эти минуты так точно. Оргазм накрывает резко, волной, и я теряю над собой всякий контроль. Размазывает так, что на мгновения не осознаю, кто я, где я и что вообще происходит.

“Щедрость” выпрямляется, снова подхватывает меня на руки и уносит из ванной. Я почти не соображаю, все еще находясь на своей “вершине” блаженства, а он несет меня в комнату, укладывает на кровать. Ложится рядом, гладит по животу, ведет кончиком пальца по груди, очерчивает сосок.

— Такая красивая, — тихо произносит.

Простой комплимент, а мне хочется опять воспарить до небес. Но сил хватает только на слабую улыбку.

Демьян целует меня в висок, его дыхание обжигает щеку, губы едва касаются шеи. Я поддаюсь этому теплу и закрываю глаза. Еще один поцелуй, еще одно движение — и провал. Сон окутывает, словно невесомая ткань. Я балансирую на грани сознания и тумана. Во сне приходит та женщина. Стоит и смотрит так, будто протыкает меня насквозь. Кажется, я — кукла вуду, и ее взгляд заменяет иглы. Пытаюсь отвернуться, спрятаться, но куда бы ни пошла — она уже там.

Просыпаюсь резко, будто меня кто-то толкнул. Сначала не понимаю, где нахожусь. Белый потолок, чужая спальня, но рядом никого нет.

Время почти десять утра. Я обычно так долго не сплю, а Демьян, наверное, уехал на работу.

Потягиваюсь и тут же чувствую между ног неприятный дискомфорт. Сначала морщусь, а потом накрывает волна странного, стыдного кайфа. Чувство двоякое, как будто меня вскрыли, обнажили, и теперь я должна с этим жить. И хотеть постоянно продолжения.

Сажусь на край кровати, прикрываю лицо ладонями. Господи. Вчерашнее точно было не сон? Миша внутри меня довольно кивает: «Ну да, было, и еще как». Мишель молчит. Видимо, так и не пришла в себя. Ей же хуже. Включилась бы в общий движ и получала бы наслаждение.

Поднимаюсь на слабых ногах. Голова тяжелая, волосы спутаны. Босиком иду в гостиную. Взгляд сразу цепляется за диван. Там, на обивке, пятно — единственное напоминание о том, что было ночью. И мое тело, до сих пор помнящее его прикосновения. В остальном... все как и раньше. А сердце грохочет: изменилось все и ни черта не будет как прежде.

На холодильнике в кухне замечаю приклеенную бумажку. «Перезвони, как встанешь».

Секунда — и внутри расползается тепло. Звоню сразу, не откладывая.

— Привет, — голос у “щедрости” бодрый, уверенный, будто не ночевал со мной и не было между нами ничего прошлой ночью.

— Я… проснулась, — зачем-то докладываю, как дурочка.

— Это хорошо, — усмехается. — Ничего не болит?

— Хромаю, — вырывается, и я тут же зажмуриваюсь от собственной откровенности и глупости. — Все нормально.

— Нормально — это хорошо. А хромать вряд ли пройдет. Вечером закрепим. Заеду примерно через пару часов, отвезу тебя к бабуле. Хорошо?

— Угу, — выдыхаю.

— Завтрак на плите. И загляни в холодильник.

Все внутри смешалось: легкий стыд, радость, благодарность и тот самый дискомфорт между ног, который напоминает, что я больше не девочка.

— Ты всегда такой… заботливый? — спрашиваю тихо.

— Нет, — отвечает. — Только с тобой, — завершает он разговор.

Подхожу к плите — и там действительно стоит порция омлета, правда уже остывшего. Но это не так уж важно: я подогрею. А в холодильнике мое любимое пирожное. Откуда он узнал, что люблю именно медовик? Вроде бы не говорила... И ведь главное успел до своего отъезда на работу оформить доставку.

Время до возвращения “щедрости” проходит удивительно быстро. Странно только, что ключом дверь не открыл, а звонит в звонок. Иду в прихожую, смотрю на экран видеодомофона, но там оказывается вовсе и не Демьян, а человек, после встреч с которым он всегда выглядит напряженным и взвинченным.

33 глава

Звонок повторяется. В груди нарастает тревога. Почему он пришел, когда Демьяна нет дома? Или они договорились о встрече, и “щедрость” вот-вот подойдет. Может, разминулись, в городе бывают пробки. Однако открывать не решаюсь, просто разглядываю человека, пока его фигура не исчезает из поля камеры. Я выдыхаю, даже не замечая, что все это время стояла с задержанным дыханием. Хоть и не знаю его, но, когда вижу, волоски на коже становятся дыбом. Неприятный человек. Или это передаются реакции Демьяна: после встреч с этим мужчиной он всегда будто раздраженный.

Едва возвращаюсь в комнату, силясь отогнать неприятные мысли, как домофон звонит снова. Вздрагиваю, сердце падает куда-то вниз. Неужели вернулся? Я бросаюсь обратно к монитору, напряженно всматриваюсь... Но вместо смутного силуэта вижу крупным планом букет, объектив камеры почти полностью заслонен пышными кремовыми розами. На губах помимо воли появляется улыбка. Нажимаю кнопку связи и, стараясь скрыть и радость, и остатки волнения, говорю в микрофон:

— Ключи забыл?

Букет слегка опускается, и в кадре появляется знакомое лицо. В груди тепло расплывается от радости.

— Доставка хорошего настроения по вашему адресу, — объявляет он игриво, динамик домофона чуть искажает его баритон. — Откроешь?

Смеюсь, открывая Демьяну дверь. Он переступает порог, и вместе с ним в прихожую врывается аромат свежих роз. Высокий, в темно-синем пальто, в строгом сером костюме, одной рукой бережно прижимает к груди букет.

— Привет, — наклоняясь, касается губами моей щеки. — Ждала?

Вместо ответа крепко обнимаю и на миг прижимаюсь лицом к его плечу. Он пахнет улицей, дорогим одеколоном и чем-то родным, свежим.

“Щедрость” чуть отстраняется, всматриваясь в меня.

— Опять дрожишь…

— Еще бы, — провожу ладонью по пышным розам. — Красивые. Спасибо.

— Хотел красные, потом передумал. Ты бы точно восприняла их на счет подпорченного дивана.

Щеки краснеют, но в груди опять разливается тепло. С ним все просто и естественно выходит. С каждым днем тону еще глубже. И доверяю тоже. Разве так бывает? Думала, только в книжках. А тут собственная лав стори, да еще с таким брутальным красавчиком.

Который тащит тебе цветы после вместе проведенной ночи, — томно вздыхает Миша.

После того как обесчестил тебя, совратил, — наконец-то отмирает Мишель.

Обоим кляпы хочется воткнуть в рот, но Демьян справляется с этим за меня.

Целует в губы. Жадно, горячо. Глубоко. Распаляя мгновенно внизу живота пожар. Это теперь всегда будет такая реакция? Господи... что-то невероятное.

Отрывается от меня “щедрость” так же резко, как и набросился.

— У нас проблема, — переводя дыхание, смотрю на цветы и заодно пытаясь сдержать глупую и счастливую улыбку.

— Какая? — смотрит на меня так, будто съесть хочет.

— Вазу Вера разбила, а новой нет…

— Точно. Совсем из головы вылетело. Сейчас закажем.

Он снимает пальто, берет в руки телефон, видимо оформляя доставку.

— Кстати, минут десять назад кто-то звонил в домофон… — вспоминаю я.

Демьян отрывает взгляд от экрана.

— Кто-то приходил? — выглядит слегка удивленным.

— На камере был мужчина, очень похож на того, с кем ты встречался на днях. Я не открыла. Он постоял и ушел.

Взгляд на мгновение застывает где-то мимо меня. Почти физически ощущаю, как в Демьяне нарастает напряжение, хотя внешне он старается казаться спокойным.

— Игнатов… — тихо протягивает он, затем спохватывается. Его ладонь ложится мне на плечо в успокаивающем жесте. — Ты правильно сделала, что не открыла.

Достает телефон и быстро набирает сообщение, экран отражается холодным светом в его глазах.

— Демьян… — тихо произношу я, стараясь поймать его взгляд. — У тебя… напряженные отношения с этим человеком?

Он поднимает голову. Пару секунд мы молчим, меряясь взглядами. Наконец, тяжело вздыхает.

— Возможно.

— Это не ответ.

— Были общие дела, давние счеты. Не особо люблю с ним сейчас пересекаться.

Значит, человек из его прошлого.

Еще мгновение и “щедрость”, словно очнувшись, бодро делает пару шагов вглубь квартиры, явно сворачивая разговор. А меня распирает от вопросов. “Давние счеты”… Какие тайны скрываются за этими словами? И я всё еще мало о нем знаю. И о его жизни. Только ту информацию, которая есть в ести и которую он сам мне преподносит.

Демьян идет переодеться, а я смотрю на цветы и, взяв ножницы, подрезаю стебли, чтобы хоть чем-то себя занять.

— Что с доставкой? — уточняю, когда он возвращается уже переодетым.

— Курьер будет с минуты на минуту. Аж целых две вазы привезет. Чтобы про запас. Сейчас дождемся и к бабуле поедем.

— Тебе сегодня больше не надо на работу?

— У клиники пересекусь с одним человеком ненадолго и свободен. Хотя даже не знаю, загрузить себя что ли работой на вечер, — подходит ко мне, обнимает. — А то после закрепления результата вовсе из строя выйдешь. Правда ведь хромаешь, — широко улыбается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А я снова краснею.

— Разве это смешно? Я пью обезболивающее после секса!

Ловлю себя на том, что ответно обнимаю его, прижимаясь крепче. В голове стремительно пустеет — ни утреннего смятения, ни страха, что творю глупости. Ничего, кроме сильнейшего влечения. Крышесносное ощущение. А между нами пятнадцать лет разницы!..

Демьян большим пальцем нежно проводит по моей щеке, касается губ.

— Все бы дела на неделю отменил и не выпускал тебя из квартиры. А еще лучше купил бы билеты куда-то в тепло и там повалялся с тобой дней десять.

— Бабушка, — напоминаю я.

— Да. Надо старушку мою на ноги для начала поставить.

— Хотя бы проведать…

Демьян целомудренно целует в лоб и совсем не целомудренно шлепает по заднице.

— Ну да. А вечером будем смотреть опять Москву.

— С огнями? — пытаюсь сохранить серьезность, но уголки губ сами взметаются вверх.

— С самыми яркими, — шепчет он в ответ. Опять притягивает меня, на секунду дарит быстрый жаркий поцелуй и, наконец, отпускает.

Через десять минут мы уже внизу и едем в клинику. В салоне приглушенно играет радио. Я краем глаза наблюдаю за профилем Демьяна: четкая линия скул, сжатая челюсть. Он будто о чем-то глубоко задумался. Мне хочется спросить, о чем именно, но я сдерживаюсь. Пальцы нервно теребят край джинсовой куртки. Чтобы прогнать назойливые мысли, перевожу взгляд на проносящиеся за окном улицы.

Демьян останавливает машину на парковке, выходит первым и помогает мне выбраться, подавая руку.

Не представляю, как держать лицо при Степаниде: есть ощущение, что она сразу все поймет, как только меня увидит. Точнее про нашу связь с Демьяном и то, что между нами что-то происходит.

В палате пахнет травяным чаем и чем-то вкусным, домашним. Стёпа сидит за столом с заварником, когда мы появляемся. Задерживает на нас глаза и будто улыбается краешком губ. Но следом возвращается хмурое выражение лица.

— Привет, ба. Ну и запахи у тебя. Решила здесь свою мини-лечебницу устроить?

Степанида фыркает, но улыбается, когда Демьян подходит и чмокает ее в щеку.

— Как самочувствие? — интересуется он.

— Хоть в космос лети, но никто не отпускает.

— Выглядишь и впрямь отдохнувшей.

— А ты… под глазами опять тени. Снова допоздна над бумажками сидел?

— Сидел, — смеется. — Ладно, я на пару часов по делам отъеду, потом посидим, пожалуешься как тебе тут плохо. Пока оставляю тебя с Мишей.

Бабушка тяжело вздыхает.

— Привез, отдал врачам и почти не появляется...

— Ба, — опять чмокает ее, наклоняясь, — ну что поделать. — Ты, когда со своими «попрошайками о помощи» возишься, я терпеливо жду окончания сеанса. Теперь ты на моей территории, а я занятой человек.

— Да, поскорее бы уже в привычную атмосферу и в свой родной дом. Я словно за решеткой тут оказалась.

— Это временные ограничения, — выпрямляется Демьян.

Ему кто-то звонит. Он отвечает, что подъедет через десять минут, прощается и выходит.

— Ну а ты как? — сосредотачивает внимание на мне бабушка.

Я опускаюсь на стул рядом, внезапно почувствовав всю усталость последних суток.

— Хорошо, — признаюсь тихо. — Но снова снилась та женщина… и сны неприятные. Проснулась с тревогой, словно это было наяву. Почему она мне снится?

На несколько секунд повисает молчание. Бабушка сдвигает брови, опуская взгляд к своей кружке. Я жду хоть каких-то объяснений, мне действительно не по себе от этих повторяющихся снов, от неясности, кто эта женщина и почему она приходит почти каждую ночь.

Но бабушка снова отмахивается:

— Да мало ли что там приснится. Не бери в голову.

— Что-то недоговариваете, да?

— Травы у меня, кстати, закончились. Привези еще.

Я поднимаюсь, стараясь скрыть разочарование. Если ей проще перевести разговор — что ж.

— Хорошо.

— Тут через дорогу вкусные булочки продают. Медсестра вчера угощала. Купишь? Мне очень понравились.

— Прямо сейчас?

— Да. Я как раз чай заварила.

— Ещё что-нибудь взять?

— И журнал в киоске, хоть какой-нибудь. Я, кстати, выписала названия книг. Заедете с Демьяном, купите? — протягивает мне листок.

Я бегло пробегаюсь глазами по бумаге. Все названия мне не знакомы. Что-то из художественной литературы? Прячу листок в карман джинсовки и достаю телефон. Через дорогу не только булочная, но и в двухстах метрах книжный. На сайте проверяю наличие: две книги есть из списка. Загляну и туда.

— Сейчас все куплю и чаю попьем, — направляюсь к двери.

Прогуляться на свежим воздухом действительно не помешает. Я иду вниз по улице, к пешеходному переходу. Около метро на углу вижу кофейню, чуть подальше — книжный. Сначала захожу в него и покупаю книги, затем в кафе. Бабушке набираю свежих булочек, а себе беру латте. Выхожу оттуда с картонным стаканом в руках, вдыхаю теплый пар с коричным ароматом. Делаю осторожный глоток; крепкий сладковатый кофе обжигает нёбо, и это даже приятно. От удовольствия прикрываю глаза на миг. Очень вкусно и напоминает о работе в Ижевске на набережной. Там, где я встретила Демьяна…

Странно, но теперь все мои мысли занимает этот мужчина.

Иду, неспешно попивая кофе, оглядываюсь по сторонам. Улица шумит и я вдруг понимаю, что уже не чувствую себя В Москве чужой. Мне даже нравится здесь все сильнее. Сама атмосфера. Вот малыш в коляске смеется маме, вот студенты громко обсуждают что-то у остановки, вот солидный дедуля в пальто кормит голубей у сквера. Город дышит — и я дышу вместе с ним. Потрясающее чувство. Как и моя тяга к “щедрости”.

У пешеходного перехода останавливаюсь, дожидаясь зеленого сигнала светофора. Людей вокруг собралось много, все торопятся. Я задумчиво смотрю на противоположную сторону улицы, потягивая кофе и снова думаю о Демьяне. Мысль о вечере заставляет сердце отбивать бешеный ритм.

Внезапно кто-то возвращает меня в реальность: торопливо задевает сзади и сильно толкает в плечо. Я резко делаю шаг вперед, чудом устояв на ногах, но все недопитое кофе оказывается на моей новенькой одежде.

На меня тут же обрушивается поток сумбурных извинений, мелькает силуэт мужчины, протискивающегося дальше через толпу.

— Простите, ради бога, — бросает он на ходу и исчезает, даже не остановившись.

Я стою посреди тротуара, ошеломленно глядя вниз на огромное темное пятно на своей одежде. В шоке даже не сразу понимаю, что кофе был уже почти холодным. Хорошее настроение улетучивается будто и не было.

— Да что ж… — шепчу растерянно, чувствуя, как к горлу подступает ком от обиды за испорченную обновку.

— Девушка, вы не обожглись? Всё в порядке? — раздается рядом мужской голос.

Поднимаю глаза. Прямо передо мной стоит высокий светловолосый парень. Или мужчина — кто сейчас разберет, сколько кому лет. В руке у него носовой платок, который он тут же протягивает мне.

— Возьмите, — говорит он мягко. — Промокните, пока не въелось. — И отойдем с дороги, — берет меня за локоть и ведет к тротуару.

— Спасибо, но уже вряд ли поможет. Только постирать… — бормочу я, все же принимая платок и осторожно промакивая пятно. Тряпичный носовой платок — редкость в наше время. Белый, с вышитыми инициалами «А.М.» в уголке, тем более.

— Точно не обожглись? — с искренней заботой повторяет незнакомец, наклоняясь чуть ближе.

— Нет-нет, все нормально, — отвечаю я чуть увереннее. — Кофе уже остывал… Больше ударило по самолюбию, чем по коже.

Он улыбается краешком рта:

— Ну, по крайней мере, ожогов нет — и то хорошо.

Я наконец прихожу в себя и смущенно пытаюсь отдать платок.

— Извините, я его испачкала, а он еще именной…

— Пустяки. Оставьте, — поднимает ладонь, отказываясь брать назад. — Или заберу, когда постираете. идет?

Это что, подкат?..

— Вы куда-то спешили? — спрашивает мой неожиданный спаситель.

— Шла в клинику через дорогу, — киваю в ее сторону.

— Тогда разрешите составить вам компанию. А то вдруг вас опять кто-нибудь так невежливо толкнет. Сегодня, смотрю, люди летают сломя голову.

Я оглядываюсь: действительно, поток прохожих снова хлынул через дорогу, все спешат, толкаются.

— Не беспокойтесь. Я сама дойду.

— Мне в ту же сторону, — тепло улыбается.

Ситуация абсурдная — посторонний человек предлагает проводить, потому что меня атаковал стакан кофе. Но его заботливое внимание кажется мне таким искренним… и, чего греха таить, приятным.

— Ну… если вам правда по пути, — соглашаюсь я наконец.

— Вот и отлично. Меня, кстати, Алексей зовут, — представляется он, подстраиваясь под мой шаг.

— Мишель, — отвечаю я.

Он с легким удивлением поднимает брови.

— Мишель? Как интересно… Редкое имя. И очень красивое.

— Спасибо, — смущенно отзываюсь.

— Вы не из Франции случайно?

Я улыбаюсь в ответ. Да, ижевская француженка.

— Просто имя необычное досталось, мама так назвала. В жизни все называют проще — Миша.

— Мне нравится.

Мы идем рядом по оживленной улице. Алексей незаметно смещается так, чтобы идти с внешней стороны тротуара, между мной и дорогой. Отмечаю про себя этот жест старомодной вежливости. Поток прохожих редеет, мы уже миновали людное место и почти подошли к клинике.

— Вы, должно быть, недавно в Москве? — спрашивает он.

— С чего вы взяли? — косым взглядом пытаюсь рассмотреть, что выдало мою провинциальность.

Он с шутливым укором кивает на мой испорченный наряд:

— У нас тут не принято останавливаться посреди толпы на переходе. Сразу рискуешь быть сбитым, как видите.

Открываю рот и тут же закрываю, не найдя что возразить. Он улыбается, показывая, что не всерьез поддевает.

— Если честно, я правда недавно, — признаюсь я. — Привыкаю пока к ритму.

— Ничего, дело наживное, — подбадривает Алексей. — Москва поначалу всех потряхивает. Зато потом втягиваешься и даже начинаешь получать удовольствие.

— А вы? Местный?

— Нет, тоже из разряда понаехавших. Но срок приличный намотал. Вы здесь по работе или учебе? — продолжает расспрашивать он.

— Скорее по семейным обстоятельствам, — уклончиво отвечаю я. — Навещаю бабушку вот, помогаю ей…Несу булочки.

— Понятно, — он явно замечает, что я не горю желанием откровенничать, и больше не задает лишних вопросов. Вместо этого кивает на вывеску клиники:

— Вот и пришли.

— Спасибо, что проводили. Дальше, думаю, я точно не потеряюсь.

— Ну, надеюсь, — продолжает идти рядом. — Но если что и по отделениям могу сопроводить.

Не сразу доходит, что он тут…

— Вы здесь работаете?

— Последние лет пять, — спокойно отвечает он.

Несколько секунд мы оба молчим. Затем Алексей предлагает:

— Слушайте… может, обменяемся телефонами? — выпаливает и тут же добавляет: — Ну, вдруг понадоблюсь для защиты от безумно спешащих прохожих. Или просто захочется поболтать. Или к бабушке пройти, если часы посещений закончатся.

Предложение звучит мило, он все обставил в шутливой форме. И что такого, обменяться телефонами? Но перед внутренним взором внезапно возникает образ Демьяна: его темные серьезные глаза, наша ночь, его шепот. Улыбка тает на губах. У меня ведь есть… что у меня есть? Влечение к взрослому мужчине?

Я слишком долго молчу, и Алексей, заметив заминку, спешит выручить меня:

— Эй, всё в порядке, — говорит он мягко. — Не смущайся. Давай так: запиши мой номер. А захочешь — напишешь или позвонишь сама. Нет — так нет, я не обижусь, — даже не сразу замечаю, что переходит на “ты”.

Он достает из кармана ручку, ловко вырывает из блокнота небольшой листок. Быстро пишет цифры, красиво выводит свое имя: «Алексей Май».

Фамилия-то какая интересная. А говорил, что имя Мишель необычное.

Машинально убираю протянутый листок в куртку к носовому платку с инициалами «А.М.».

— Спасибо… — говорю тихо.

— Буду рад, если все-таки захочешь пообщаться.

Он медленно разворачивается и уходит по коридору. Смотрю ему вслед несколько секунд, чувствуя странную смесь эмоций: легкую радость от неожиданного знакомства, смущение, а еще — на самом донышке души маленькую искорку вины. Перед Демьяном? Возможно… Хотя, казалось бы, ничего такого не произошло. Ну взяла номер незнакомца, и что.

Вздохнув, отрезаю поток мыслей и возвращаюсь в палату под недоуменный взгляд бабушки.

— Что произошло? — осматривает пятна на моей одежде.

Что… Да так просто в одном предложении и не перескажешь. Переспала с вашим внуком, лишилась девственности, кажется, влюбилась и еще познакомилась с новым парнем на пешеходном переходе, а теперь хочу остаться в Москве. Желательно навсегда.

— Толкнули на пешеходном, пролила на себя кофе, — кладу на стол булочки и протягиваю ей купленные книги. — Ну что? С какой начнем?

34 глава

Бабушка засыпает под мое монотонное чтение, не продержавшись и получаса. Я закрываю книжку, кладу на тумбочку и подхожу к окну. На улице лето, самый разгар. Смотрю на колышущуюся листву на деревьях за стеклом и опускаю глаза на свою испачканную футболку. Жаль, переодеться не во что, неуютно себя чувствую. Но приключение получилось забавное.

Вспомнив мужчину с необычной фамилией, подключается любопытство. Он же здесь работает? А кем? Беру телефон, ввожу название клиники в поисковик, смотрю состав отделений и персонал, нахожу ту же фамилию, что была выписана вполне разборчивым почерком на листке бумаги. Оказывается, Алексей Май — заведующий неврологией. Неплохо… И надеюсь, это не звоночек от Вселенной, что пора лечить собственные расшатанные нервы: странные сны, травки Степаниды, мои противоречивые поступки и влюбленность в мужчину старше меня на пятнадцать лет — все это уже и впрямь попахивает диагнозом. Хотя, наверное, объясняется куда проще: семьи как таковой не было, отца не было, ласки и любви — тоже. И я как в омут с головой в эти ощущения и чувства, потому что Демьян дает опору, вызывает доверие и относится так, как до него еще никто не относился. И как, спрашивается, не потерять голову?

Стоит подумать о “щедрости”, как и он появляется в дверях.

— Привет. Как вы тут? — заметив спящую бабушку, замолкает.

Я поворачиваюсь. Его взгляд падает на пятно на моей футболке. Развожу руками:

— Ходила за булочками, кофе пролила случайно, — тихо произношу в ответ на его приподнятые в изумлении брови.

Он подходит ближе, рассматривает меня внимательнее, отчего хочется переодеться еще сильнее.

— Хоть никуда одну не отпускай, — усмехается.

И в чем-то прав. Может, вчера ночью мы запустили цепочку каких-то необратимых событий?

— Давно спит? Пораньше получилось освободиться.

— Нет. Почитала ей — и она уснула. Чай будешь?

— Буду, — садится рядом. — Бабуля не простит, если уеду, не пообщавшись. Подождем, когда проснется. Лишь бы самому не заснуть.

— Могу и тебе почитать. В кресле подремлешь.

Демьян улыбается, наблюдая, как я завариваю чай. После чего протягиваю ему кружку и сажусь с ним рядом. Он снова косится на пятно, а мне опять не по себе. Но еще больше от мысли о том парне: зачем взяла его номер? Хотя «парнем» — мягко сказано, заведующим в двадцать пять не становятся; по виду ближе к возрасту Демьяна.

— Артём с Мариной позвали вечером поужинать, — шепчет Демьян, делая глоток чая. — Они дегустируют блюда и оценивает рестораны, хотят определиться, где проводить торжество. Что думаешь? Я пока не давал согласия.

— Почему не сделать у твоего друга? Они ещё же не открылись, место отличное, — размышляю вслух.

— Кстати, — задумывается. — А что, хорошая идея... Место у Родиона отличное. И Латтерману лишняя реклама не повредит. Предложу. Спасибо.

— Не за что. А по поводу ужина — я согласна.

Хотя предпочла бы провести вечер с ним наедине, без «подарочка судьбы» и его невесты, но разбавить будни встречей с друзьями Демьяна явно не лишнее. Одна мысль о том, что мы останемся вдвоем и будем делать то же, что прошлой ночью… Я же с ума сойду от передоза эмоций, и мне точно помощь заведующего неврологией потребуется.

— Только переодеться надо.

— Естественно. Обновок теперь хватает. Что-то ещё выгуляешь.

У меня уже есть соображения на этот счёт.

Медсестра будит бабушку, пришла поставить капельницу. Пока она дремала, мы тихо смотрели фильм в наушниках. После процедур Демьян ужинает с ней, потом мы втроем пьем чай, а чуть позже едем домой переодеться.

Я снова наблюдаю за ним, отмечаю, какой он красивый, и как хочется иметь такую же жизнь: друзей, достаток, насыщенность, разнообразие. А у меня по сути никого, с Иркой связь оборвана. Даже не представляю, как бы сказала ей, что уехала в Москву с незнакомым мужчиной, живу у него и лишилась девственности. Мне не стыдно, но со стороны это, наверное, выглядит как эскорт. А кроме неё и поделиться не с кем. Разве что с Петром, чтобы он разместил мою анкету на сайте интимных услуг. От этой мысли становится особенно тоскливо — я совсем одна.

В квартиру поднимаюсь одна. Демьян говорит, что ему необходимо сделать пару звонков. В спальне скидываю с себя все и надеваю платье с кардиганом, босоножки; радуюсь, что в моем гардеробе теперь много вещей есть. Грязное отправляю в стирку, записку с номером утреннего знакомого кладу в выдвижной шкафчик прикроватной тумбы и спускаюсь к “щедрости” аккурат, когда он заканчивает разговор.

Увидев меня, Демьян присвистывает:

— Что-то не помню, чтобы ты выходила из примерочной в этом.

— Нарядов было много, мог забыть, — пожимаю плечом.

— Нет, такое я бы точно не забыл, — притягивает к себе и оставляет поцелуи на ключицах.

И ведь не обманывает: консультант в последний момент предложил этот комплект. Я не стала отказываться, уж очень понравилось, как на мне сидел. И к Демьяну не вышла. Решила произвести эффект вживую. Сегодняшний вечер — идеальный момент.

— Скажу Артёму, что мы ненадолго, у нас планы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Поднимает руку и гладит мою щеку подушечкой большого пальца, а я от его прикосновений превращаюсь в желе и дыхание тут же учащается. Господи, какой ужин. Дома надо было оставаться.

— Он в курсе, что между нами что-то есть?

— Думаю, догадывается.

Наверное, как и Степанида. От этого становится тревожнее: не уверена, что хочу, чтобы она знала о нашей связи, но у меня все на лице написано наверняка — и то, как реагирую на Демьяна, когда он просто рядом, и то, как на него смотрю. Не могу это контролировать.

Наша прелюдия долго не длится, и я радуюсь, что не воспользовалась косметикой и губной — это оказалось бы потраченным впустую временем, все размазалось бы по лицу.

— Миш, у меня есть хорошие новости и не очень. С какой начать? — заведя двигатель, спрашивает Демьян.

— С плохой, — уверенно отвечаю я.

— Мне в командировку надо. Взять тебя не смогу. Останешься под присмотром Артёма, они с Мариной со всем помогут, если что-нибудь понадобится.

— Это связано с тем человеком, который приходил к тебе утром?

— Отчасти.

— А хорошая новость?

— Что командировка короткая. Дня на два–три.

— Понятно... — тяну я, отворачиваясь к окну.

Пазл складывается: выходит, мы едем на ужин, но попутно он подстраивает, чтобы и “подарочка” с Мариной ввести в курс дела и сдать меня им на поруки. Святая троица дружно разочарована предстоящей разлукой. И мысль о том, что у “щедрости” насыщенная жизнь и есть куда направить свою энергию помимо меня, снова поселяется внутри и жалит.

В ресторане шумно. Гул голосов смешивается с музыкой, от кухни тянет жареным мясом и специями. Мы заходим вместе и я сразу замечаю, как головы за соседними столами поворачиваются. В лифте я уже разглядывала наше отражение и поймала себя на мысли: мы как пара. А здесь это ощущается еще сильнее. И неловко, и приятно одновременно.

Марина машет рукой. Артём даже не пытается улыбнуться, смотрит исподлобья, будто чем-то недоволен. Вряд ли дело во мне. Но привычка все и всегда списывать на себя никуда не делась.

— Мы уж думали, не придете, — выдает "подарочек" вместо приветствия. Как всегда, еще и само расположение. Удивительно, какие они разные с Демьяном. Впрочем, и мы с Мариной тоже.

— Бабушка не отпускала, — спокойно отвечает Демьян.

— Как у Степаниды дела? Что говорят врачи? — интересуется он, и кажется, будто из вежливости.

— Что поставят на ноги и сделают ее ауру еще сильнее, чтобы она смогла навести на тебя наконец порчу.

Я улыбаюсь, а Артём лишь сильнее сдвигает брови.

— Не смешно вообще-то.

Марина перехватывает инициативу: открывает меню, рассуждает, какие стоит попробовать блюда и что надо заказать в первую очередь. Сразу видно, кто в их паре главный.

Я пытаюсь слушать, но все внимание приковано к Демьяну. Он словно невзначай касается коленом моего — и от этого простого движения меня накрывает волной жара. Официант приносит вино, я делаю глоток, но не чувствую вкуса. Да и не хочу пить, меня и так ведёт от “щедрости”, никакой усилитель эффекта не нужен.

— Все-таки шикарный зал у Латтермана и расположение, — Марина заинтересованно смотрит фотографии на планшете. — Просторно, светло, идеально для праздника. Неплохая идея.

— Да, очень неплохая — быть ему потом должным. Он же расчётливый сучёныш, выгоду не упустит, — вставляет Артём. — А мне одного такого расчетливого хватает, — кивает на Демьяна.

— Ну я уж попрошу по-братски, чтобы сделал вам скидку и на мой счет ее записал, а Марина организует ему рекламу. Мне, если что, продолжишь быть должным.

— За этот вид и меню можно претерпеть какие-нибудь неудобства, — Марина продолжает листать галерею на планшете. — И как он всё успевает. Душу дьяволу продал?

— Вот сама у него и спросишь кому и что он продал. Номер сейчас скину.

— Хорошо, — затемняет экран планшета, пригубливает вино и вдруг переводит взгляд на меня. Скользит им по платью, по лицу. Мне становится неуютно, я отворачиваюсь, делаю вид, что рассматриваю витрину с бокалами, боясь, что всё написано на лице: и то, что я делала прошлой ночью, и то, как реагирую на Демьяна.

“Щедрость” скидывает Марине номер своего друга, и под столом его пальцы опять касаются моей руки. На секунду. Но мне и этого достаточно, чтобы дыхание сбилось. Снова делаю вид, что слушаю разговор: Артём что-то рассказывает про работу, про очередных клиентов, но в голове только этот мимолетный жест. И предвкушение вечера, когда мы останемся с Демьяном наедине.

Марина опять берет инициативу в руки и возвращает всех к обсуждению свадьбы.

— В любом случае — последнее слово за вами, — произносит Демьян и откидывается на спинку стула, вновь касаясь меня под столом, но уже не руки, а бедра.

Я сижу с пылающими щеками, ужин вконец превращается в пытку. Марина что-то оживлённо обсуждает, Артём вставляет реплики, официант приносит ещё закуски, надеюсь, последние, потому что в меня уже не лезет еда.

Шум, звон бокалов. Всё будто размыто, отдалено. Фоном играет красивая музыка. А я чувствую напряжение, словно натянутая струна, которая может оборваться в любой момент.

— Ты какая-то тихая, — говорит Марина, заметив мое молчание. — Все в порядке?

— Да, — отвечаю и делаю вид, что снова вникаю в разговор, а по сути не знаю, как себя вести. Ощущаю себя здесь лишней.

Слишком тяжело притворяться, слишком явная между нами связь. Она чувствуется даже в том, как я дышу. Как смотрю на него. Или это только сама замечаю?

— Мы все, — говорит Демьян, обращаясь к Артёму. — Завтра рано уезжаю. Но попробовать меню было интересно. Спасибо. Бабушка и Миша на вас.

— И тебе, вам, — кивает Артём, задерживая на мне слегка прищуренный взгляд. — Присмотрим обязательно.

Мы поднимаемся из-за стола. Артём жмет руку Демьяну, Марина обнимает его через плечо. Мне — кивает, но улыбка выходит какая-то уж слишком натянутая.

Оказавшись на улице, я выдыхаю, будто сбросила десятки килограммов. Всё-таки сложно вот так, сходу, встроиться в новый поток и соответствовать тем людям, с которыми у тебя, по сути, нет ничего общего.

— Ну что, прокатимся еще немного или домой? — не торопится открывать дверь.

Уже поздний вечер, центр Москвы, все в огнях, но помнится: Демьян о «других» говорил днем.

— Домой…

Довольно улыбается, опуская глаза в вырез моего платья. Обожаю, когда так смотрит. Самоуверенно, нагло. Обычно за этим следует, что смущенный ангелок Мишель задыхается от паники и недостатка воздуха, а Миша с ненасытностью просит: "ещё, ещё".

— Тогда садись, — открывает дверь и при этом не сводит с меня глаз.

Ноги становятся слабыми, пульс учащается, и то самое предвкушение, которое испытывала весь вечер, сидя рядом с ним в ресторане, будто расцветает ещё сильнее внутри. Даже часть напряжения уходит.

Мы выезжаем с парковки, едем к его дому. Я приоткрываю окно, впуская в салон прохладный воздух. На светофоре Демьян поворачивается ко мне.

— Миш, что такое опыт? — спрашивает, дезориентируя своим вопросом.

Я пожимаю плечами.

— Цепочка последствий, которые учат быть… сильнее? — выдвигаю версию.

Кивает.

— А еще это спокойствие. Ты знаешь: всегда есть предел, и потом отпускает. Ну… по крайней мере, всегда отпускало, — губы трогает его фирменная усмешка. — Но в этот раз сбой в системе.

Пальцы "щедрости" находят мое запястье, чуть сжимают. По коже мгновенно проходит ток. И вправду — спокойствием тут точно не пахнет. Это я давно поняла.

И рядом с ним чувствую себя железом, которое опускают в огонь. С виду холодное, твердое, неподатливое. Но стоит Демьяну коснуться и я искрюсь, меняюсь, принимаю новые формы, прощаюсь с какими-то своими принципами и страхами. Становлюсь чем-то настоящим, красивым. В его пламени рождается новая я. Та, которую еще не знаю до конца, но с каждым днем она нравится мне все больше. Смелая. Живая. Желанная. И влюбленная.

Его рука скользит выше, ложится на шею, несильно сжимает затылок. Он толкает к себе — и наши губы соединяются. Целует жадно, глубоко, проникая языком в рот, доминируя, подавляя. Мы даже не слышим, как сзади сигналят.

Демьян отрывается от меня, возвращается к дороге так, будто ничего не случилось, а я смотрю перед собой расфокусированным взглядом, с бешеным пульсом в ушах и почему-то вспоминаю о недавнем знакомом. В такие моменты думаешь: друг-невролог точно не повредит.

35 глава

Я словно в гипнотическом состоянии. Снова. Стоит оказаться с Демьяном в прихожей, как он делает вместе со мной три шага к стене, проводит языком по полураспахнутому рту, а затем целует. Глубоко, жадно. Словно и не поцелуй это вовсе.

Ноги предательски слабеют. Я хватаюсь за его плечи, впиваясь ноготками в ткань одежды, скребу, нетерпеливо стону, потому что “щедрость” явно задался целью полностью меня себе подчинить и сделать зависимой от этого вот всего.

Что, в принципе, в подобные минуты и происходит. Троица не способна мыслить от желания.

— Огни, — бессвязно бормочу в промежутках между вспышками разумности, которые наступают, когда я могу вдохнуть в себя порцию кислорода.

Где же этот островок благоразумия, боже…

— Какие огни, Миш? — снова таранит мой рот и заставляет впустить в него свой язык.

На мгновение отстраняется, когда, наверное, самому не хватает воздуха.

— Все как и обещал... — шепчу хрипло, глядя, как в полумраке блестят его глаза. — Огни, фейерверки, Москва…

Нагло и довольно усмехается.

Очень хорошо, что платье хоть и облегает, но ткань эластичная, потому оно сползает с меня вниз следом за кардиганом, и глаза “щедрости” вспыхивают ярче — я без трусов.

— Эта модель не предусмотрена, чтобы под нее надевали белье, — оправдываюсь, краснея. — Ну или бесшовное, но у меня...

Договорить, что его нет, не выходит.

Он целует меня снова. Грудь касается его рубашки, чувствую мелкие пуговки. И хоть всё так же безумно смущаюсь, но вот это та моя часть, которую будит Демьян — какая-то бессовестная нимфоманка, готовая отдаться ему хоть на парковке в автомобиле, хоть тут, в прихожей, да хоть попробовать то, что со мной вчера делал “щедрость” в душе. Я без понятия, каково это в принципе, когда у тебя во рту член мужчины. Но с Демьяном хочу все. Абсолютно все...

Сумасбродные мысли и дикие реакции. Которые все больше пугают.

Когда нам снова необходим воздух, я получаю передышку, но ненадолго. Губы Демьяна обводят мой сосок по ореоле, а затем прихватывают зубами. Повторяют то же самое со вторым, играя на контрастах нежности и легкой боли, чем доводит до сумасшествия.

— Еще... — чуть ли не хнычу, когда он прекращает ласки и заглядывает в лицо.

Все мое тело натянуто как струна. Почти как в ресторане, только это напряжение приятнее. В разы.

— Здесь или в спальне?

— Что… — осекаюсь, не понимая о чем он.

— В спальне. Новые позы попробуем, как немного освоишься и привыкнешь, — быстро оценивает обстановку, а в следующее мгновение я оказываюсь в сильных руках и через минуту — в его спальне.

Платье и кардиган окончательно слетают с меня в процессе. “Щедрость” старается бережно уложить на кровать, но выходит это грубо, торопливо, потому что оба мы заведены.

Затем пытается справиться с пуговицами на рубашке, но пара все-таки отрывается, потому что слышу, как они катятся по полу. Щелкает бляшка ремня, и, стянув брюки вместе с боксерами, он предстает передо мной обнаженным.

Идеальный, красивый. Дыхание по новой сбивается от его потрясающего тела.

Демьян ставит колено на матрас и кладет руку мне на живот. Ведет ниже. Я вся мокрая и дрожу от его прикосновений. Раскрываюсь. Плавлюсь, явно принимая какую-то новую форму. Явно бесстыжую.

«Щедрость» распределяет влагу пальцами по складкам, наблюдая за мной. Медленно накрывает своим телом — и я задыхаюсь от тяжести, от этого невыразимого ощущения. Чувствую его член у входа, он проталкивается внутрь. Эмоции на грани, глаза наполняются слезами. Но теперь это не боль, как вчера. Это предвкушение.

Он полностью заполняет меня, замирает, а я выгибаюсь дугой. Медленно выходит почти до конца и тут же входит обратно, на всю длину, мощным толчком. Движения повторяются, темп нарастает. Перед глазами вспыхивают огни, искры, целые салюты. И кажется, я не одна схожу с ума от всего происходящего.

Демьян утыкается лицом мне в ключицу, а затем прикусывает ее, и я слышу его рваные вздохи и что-то похожее:

— Блядь, сейчас кончу... Больше не могу...

Слишком возбужден, чтобы это контролировать? Как и я. А влажные чавкающие звуки между нами лишнее тому подтверждение.

Но кончаю я все же первой. И опять не без помощи пальцев Демьяна, которые выписывают круги на моем клиторе. Я даже не сразу понимаю, что кричу и содрогаюсь в жесткой дрожи, меня разрывает на части от оргазма. Это слишком сильно. И эти ощущения... На них невозможно не подсесть. Самое лучшее, что я испытывала в своей жизни.

Демьян кончает следом. Мне на живот. Пока я, пытаясь восстановить дыхание, смиряюсь с мыслью, что хочу, чтобы он снова и снова брал меня. Всю ночь. Все ночи. И всегда. Только он.

Как вчера, не обрушивает на меня тяжесть своего веса, ложится рядом, гладит рукой по бедру.

А мне... хорошо и плохо одновременно. Разве так бывает? Размазывает от противоречивости происходящего. Вроде ничего плохого не делаю. Влюбилась и хочу близости с мужчиной, от которого потеряла голову. А страшно. Эта неизвестность пугает. Отсюда все эти тревожные мысли берут начало? Потому что много думаю о будущем? А надо бы наслаждаться тем, что есть здесь и сейчас...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не хочу, чтобы ты уезжал, — тихо говорю я и поворачиваю голову, наблюдаю за ним.

— Все будет хорошо, — произносит в ответ и почти сразу хмыкает. На губах появляется знакомая и привычная усмешка.

— Почему улыбаешься?

— Потому что в последний раз давал обещание хоть кому-либо много лет назад.

— И исполнил его?

Улыбка сходит с его лица, тело напрягается.

— Не совсем, — поднимается и приносит из ванной салфетки, после чего идет в душ.

Похоже, на сегодня наш секс-марафон закончился. Я тоже принимаю душ. Одна. И, когда размышляю, еще находясь под теплыми струями воды о сегодняшнем дне и своих действиях, как выйду, “щедрость” встречает меня с полотенцем у душевых створок.

Закутывает в него, словно в кокон, и как маленькую девочку несет к себе в спальню. А может, я и есть она. Разница в возрасте между нами никуда не денется. Впрочем, моя тревога за будущее, тоже.

Прижимаюсь к Демьяну, чувствуя, как события этого дня берут верх, и отключаюсь. Просыпаюсь, услышав какой-то странный звериный рык.

— Тш-ш, спи, — слышу над ухом и снова проваливаюсь в сон.

Лишь после окончательного пробуждения понимаю, что это был будильник Демьяна, а самого его уже, наверное, дома нет.

Кругом тихо, пусто, и на плите нахожу остывшую порцию омлета. “Щедрость” себе не изменяет. Человек-дисциплина и, вероятно, жертва собственных же привычек.

Я проверяю телефон, надеюсь, что там хоть какая-то весточка от него, но ничего. Тишина. Тогда пишу первой. Делаю свою фотку на кухне. Мне она не очень нравится: я бледная и с кругами под глазами, но в целом лучше уже и не получится. Если только не голышом и с ракурсом без лица. Чего я не осмелюсь сделать.

Отправляю с сердечком и простым «привет».

Перезванивает практически сразу, чем безусловно тешит мое эго.

— Привет, красавица, проснулась?

— Да, — улыбаюсь.

— Какие планы на день? — интересуется он.

— Бабушку навещу.

— Марине можешь позвонить, она сегодня опять занимается торжеством, будет в городе, подкинет тебя куда надо.

Наверное, я воспользуюсь этим предложением. Просто потому что никого здесь больше не знаю, а она надежный вариант.

— Спасибо. Так и сделаю. А ты? Даже не сказал, в какой город уехал, — спохватываюсь я.

— Ты и не спрашивала.

— Ну вот сейчас…

— Да тут недалеко. В семи часах езды. Через дня три вернусь уже.

— Каких три? Уговор был на два, — слышу женский голос в динамике.

— Ну хорошо, хорошо, постараемся за два.

— Ты... не один?.. — растерянно произношу.

— С Татьяной.

Жалит ревностью. Сильно. До новых искр перед глазами, только сейчас они не от удовольствия.

— А Вера и... — не могу вспомнить имя второй дочери Татьяны. — ...девочки с кем?

— С няней. И да, на выходные поедем на базу драконов. Помнишь же?

— Демьян, ты серьезно? Опять? Скажи Латтерману, что он потом будет обязан и на нашей детской площадке у дома соорудить нечто подобное, — снова доносится приятный женский голос.

— Тсс, это секрет. Миша еще там ни разу не была.

Вроде и не скрывает перед ней, что у нас связь и Таня себя вполне безобидно ведёт, но… Не мог он ее в Москве оставить!

“Ну да, связь с тобой, может, и не скрывает, а детей она ему на выходные дает, и в его жизни она куда дольше, чем ты”, — подливает Мишель масла в огонь.

“Да и общего между ними в разы больше, чем просто секс”, — Миша, на удивление, тоже в ударе.

“Может, это классно, здорово, захватывающе, крышесносно... но крепкие отношения только на одном влечении не построить", — добивает Мишель.

— Сколар, ты поворот проехал, — говорит Таня.

— Ладно, Миш, завтракай, созванивайся с Мариной. Езжай к бабуле. Я на связи. Вечером по видео созвонимся. Желательно, когда будешь в клинике.

Точно поворот проехал, Сколар. Мимо! Только когда я буду с бабушкой можем созвониться? А в другое время нет желания пообщаться? Или оно появляется лишь в том случае, когда меня нужно разложить в горизонтальной плоскости?

“Хотя он тебя может в любой плоскости разложить”, — чуть ли не в голос говорят Миша и Мишель. И если одна с явным осуждением, то вторая с ожиданием, когда это снова произойдет.

Да, ноль слаженных действий. Абсолютно. И полный раздрай внутри. Снова.

36 глава

Марина приезжает за мной раньше оговоренного времени, поднимается в квартиру. Я предлагаю кофе и любимые протеиновые вафли “щедрости”.

— В городе перекушу, — осматривается и задерживает взгляд на моем новом образе. Оценивающе пробегается глазами и удовлетворенно кивает. — К Лизе в бутик возил?

Когда-нибудь я, возможно, тоже буду разбираться в стиле, фасонах и с первого взгляда угадывать марку одежды. Когда-нибудь. Если это станет для меня важным. А пока мне до этого нет дела. Но нервирует, что вокруг Демьяна уж слишком много разных женских имен.

— Возил.

— Тебе идет. Консультант хорошо подобрала образы. Все-таки у Лизы профессионалы работают…

Вроде похвалила, а ощущение, что уколола.

— Надо еще маникюр, прическу. Цвет равномернее сделать. Оформить брови. А хочешь, дам пару уроков по макияжу?

— Нет.

Разве непонятно, что явно этим сейчас заниматься не начну. И дело не в том, что не хочу, а потому что денег у меня нет. Точнее — на поддержание этого всего. А оно ведь понадобится. Снова оформить брови, сделать маникюр, освежить прическу.

— Как хочешь. Я вообще-то помощь предлагаю...

Вчера натянутая улыбка, сегодня эти “комплименты” и предложение помощи. Все-таки мне не показалось: Марина будто чем-то недовольна. Но чем? Мало того что в стиле я не разбираюсь, так и в отношениях тоже не ас. В подборе правильных фраз. Это из-за того, что я из небольшого городка и Демьян старше меня? Или в чем причина?

— Я что-то делаю не так? — спрашиваю прямо.

— Ты о чем? — удивленно хлопает глазами.

— Вы вчера будто не рады были видеть меня в обществе Демьяна. Сегодня предлагаешь "помощь", зная, что финансово я это не потяну.

— Ты придумываешь, — хмыкает она. — Чувство важности у тебя, конечно… Ну и в смысле не потянешь? Карта Демьяна тебе на что?

Обидно это слышать. Обидно наблюдать, как она оценивающе на меня смотрит. И предлагает потратить деньги "щедрости", словно я и впрямь его содержанка. А я не она!

— Я ничем не хуже без бровей, маникюра и прочего, ясно?

Снова улыбается. Так же, как и вчера.

— Да ты не виновата ни в чем. Всё нормально. И хорошо выглядишь. Это я так...

Но этими словами лишь сильнее раздражает. И в целом раздражающих факторов как будто больше стало: Таня, Марина, “подарочек”… и я, которая болезненно воспринимает оценочные взгляды и какие-то непонятные намеки про свою внешность.

— Давай не выдумывай того, чего нет. Если готова, поехали.

В машине, отвернувшись к окну, продолжаю думать над словами Марины. На ее фоне я и впрямь никто. Ни образования, ни навыков. Только смазливое личико и фигура. Ну, кое-что безусловно имею — аттестат с отличием. А дальше что?

Марина не предлагает составить ей компанию, да я бы и не согласилась. Договариваемся, что она заберет меня около шести, и я выскакиваю на улицу. В палате у Степаниды мой эмоциональный фон немного стабилизируется. Да и бабушка заводит куда приятнее и понятнее разговоры.

— Хорошо выглядишь, — хвалит. И в отличие от Марины искренне, без всяких оценок во взгляде и словах. — Глаза блестят, и энергия от тебя исходит такая хорошая, радостная. Приятно наблюдать. А ты в Москву ехать не хотела.

Потому что я влюбилась. В вашего внука. И ни о чем другом думать не в состоянии. Это одновременно самое лучшее и самое изматывающее чувство на свете.

— Спасибо. Почитаем? — предлагаю я.

— Нет, — хлопает ладонью по кровати, чтобы я присела. — Обе мы с тобой в непривычных обстоятельствах и новой обстановке. Я сегодня с врачом разговаривала. Не быстрый это процесс. Восстановление у пожилого организма будет идти дольше. Ряд ограничений в первое время, и без твоей помощи я точно не справлюсь. А ты хотела учиться, и я вижу, что хочешь остаться…

— Это было бы идеально, — соглашаюсь.

— А остаться здесь для меня — равно зачахнуть. Сложно в таком возрасте уже что-то менять. Выходит, нового человека подыскивать?

— Я не знаю…

Я правда не знаю.

Она гладит меня по руке. У бабушки грубоватые, но такие теплые ладони, что во всем тут же хочется сознаться и совета попросить. Потому что я словно в тумане.

Сжимает мою руку сильнее и задумчиво смотрит.

— Не хочешь мою силу брать?

— О чем вы? — недоуменно смотрю на нее.

— А ведь есть в тебе что-то… — сжимает руку еще крепче, выражение лица становится строгим, даже чуть-чуть пугающим. — Была у меня история много лет назад. Очень давно. А я как сегодня все помню. Пришла ко мне девушка, молоденькая, посреди ночи, с животом. Я никогда роды не принимала, но книжек много читала, и сила уже тогда была. Справилась как-то. Девчонка, правда, вся в пуповине обмоталась, сразу не задышала, а потом как раскричалась! Да такая славненькая… Я их с матерью уложила отдыхать, сама прилегла, а мне сон снится, что я ее пометить должна и часть силы потом передать, когда вырастет. Оставила метку. Небольшую. Думала, матери приют дам, у нее сложная жизненная ситуация. Вечером в город за продуктами ушла — вернулась, а их и след простыл. С тех пор вот много лет прошло и все, кто бы не приходил, слабые. Лишь в тебе силу почувствовала. Но ты сопротивляешься. Зря, Миша... Это же не просто так.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Оказывается та история, про которую Демьян якобы в шутку рассказал, вовсе... не шутка?

— Как я могу заставить себя это принять, если у меня другие планы? Я, может, не хочу — как вы.

— А я уже говорила: иногда никто и не спрашивает. Человек уже приходит с определенным набором качеств, и их необходимо в течение жизни развивать. Думаешь, я не вижу, как ты легко в травах разбираешься, что сердце у тебя большое? — снова трогает мою руку, гладит. — Город заберет эту силу и любовь твою тоже. Знаю, Демьян просил уговорить меня остаться, а ты бы наоборот его попросила вернуться или поближе к родному дому быть. Один раз он опасности избежал, но сколько их еще поджидает....

— Все! — раздражение снова берет верх.

И утренний звонок Демьяна, и Марина, и теперь Степанида со своими странными разговорами.

— Я очень благодарна Демьяну и вам за помощь, но у меня свои планы на жизнь. Я учиться хочу, специальность получить. Как мне заниматься тем, чем вы занимались, если желания к этому нет, понимания как и что делать, а главное, для чего? Может, я семью захочу, потом ребенка. На что мне это все? Не хочу!

— Разве это будет мешать тебе?

— Любому делу себя надо отдавать с внутренним огнем. А где я его возьму, если его нет?

— Ты не руби с плеча. И сила — это еще не значит, что только она будет. Та же самая учеба предстоит. А так бы вы с Демьяном потом ко мне поближе перебрались…

Кажется, начинает доходить: я марионетка в руках обоих. И бабушка, похоже, в курсе, что между мной и “щедростью” что-то происходит.

— Я… за кофе, — выпаливаю и вскакиваю, чувствуя, как горят щеки, как внутри все переворачивается от волнения и тревоги. Потому что если останусь — она же точно все поймет. Или я признаюсь.

Ну и ситуация. Вроде помогли, обогрели, приласкали. А теперь ставят условия: неплохо бы и это, и то, чтобы снова на улице не оказаться.

Двоякие ощущения. И в очередной раз думаю: влюбленность и секс с "щедростью" безусловно приятны. Но стабильности — никакой. Сплошная неизвестность и полный раздрай.

Бреду по коридору, погруженная в мысли, и даже не сразу замечаю Алексея. Он в халате, в очках, с той же приятной улыбкой на губах, что и вчера. Она не такая наглая и дерзкая, как у “щедрости”, мягче.

— Мишель, — останавливает. — Привет. Пришла к бабушке?

Киваю.

Заглядывает мне через плечо.

— VIP-палата. Сто… семнадцатая?

Снова киваю.

— У нас там просто единственная бабушка, и говорят, какая-то знахарка. Внук успешный адвокат. А тут еще и внучка, оказывается…

— Я не ее внучка. Я на них… работаю.

— А-а, — тянет задумчиво. — Я думал…

— Просто работа, — обрываю его.

— Уже уходишь?

— Иду кофе попить.

— Слушай, а как насчет компании? У меня как раз перерыв. Можно я присоединюсь?

— Заведующий отделением и просто девочка-сиделка — на всякий случай уточняю: я к этой семье не имею никакого отношения. Мне восемнадцать и между нами ничего общего. Все еще хочешь потратить свое время на меня?

— Какие познания о моей должности, — широко и довольно улыбается.

— Стало любопытно. На сайте у вас не было грифа секретно.

Уже смеется.

Обычно так дерзко и бойко я себя не веду. Но что теперь для меня «обычно»? До недавнего времени я и со взрослыми мужчинами не спала.

— И как? Утолила его?

— Любопытство? Да.

— Тогда мы не в равных позициях. И теперь моя очередь что-нибудь о тебе узнать. Только переоденусь. Стой тут. А впрочем… возьму авансом. Пошли, — берет за локоть. — Покажу, где провожу большую часть своей жизни.

37 глава

В кабинете Мая роскошно. Почти так же, как в квартире “щедрости”, только иначе. Дипломы, сертификаты, стерильная чистота... Я будто в музее оказалась. И Алексей молодец. Хотя, если честно, мне нет дела до его побед и заслуг. Однако я уважаю в людях подобное рвение и интерес к делу. Правда, все эти рамки заставляют лишь сильнее почувствовать собственную никчемность и желание что-то изменить.

— Большой путь проделал, — говорю то, что впрямь думаю. — Год за годом шел к своей цели…

Алексей снимает халат, достает из шкафа пиджак и накидывает на себя, превращаясь в обычного человека. Даже не знаю, что лучше. Образ врача тоже ему идет.

— Не просто шел, Мишель. Землю носом рыл. Я родом из такого захолустья, что никто о нем в Москве и не слышал. Когда приехал сюда, пожил, покрутился, понял: отдыхать буду в загробном мире, а сюда попал пахать.

Этот резкий переход в общении и точка соприкосновения как-то сразу располагают.

— Из захолустья? — цепляюсь за его слова.

— Да. Из Сибири. И обратно не хочу. Да уже и не получится. По ряду причин. Проходя определенные этапы, становишься лучше, сильнее, растешь. Так вот я точно перерос то место. Масштабы не те. И я сейчас не про деньги. Тут, в мегаполисе, моя помощь куда важнее. А в деревне… что я там делать буду? И всяких болячек явно поменьше. Тут ведь работы непочатый край, кругом тревожники да сидячие офисные планктоны. Все их проблемы, в основном, от головы. Ну и еще от лени.

Я словно в матрице оказалась. Все как-то плотно переплелось нитями в один клубок.

— А вы точно врач? — в шутку спрашиваю, хотя это и не шутка вовсе.

— Есть сомнения? — кивает на стену.

— Надо все-таки заглянуть в вип-палату: там ждет приятный сюрприз в виде бабушки Степаниды, которая тоже считает, что все болезни у человека от головы и его тревожных дум.

— Да мы уже встречались. Она же здесь полностью проходит обследование. Интересная бабушка.

— Тогда вдвойне странно. В меде учился, наука как-никак. Должен понимать, что психосоматика играет роль, но...

— Это даже экспериментами доказано. Что голова влияет — и еще как. Но я невролог, не психиатр. Хотя и это направление интересно. Как и нейрохирургия. Правда со скальпелем не особо дружен. Но подумываю о новом навыке. Расти тоже необходимо.

— Я вообще не понимаю, в чем заключается твоя работа, — признаюсь ему.

— Это тогда на прием записаться. Сейчас мы идём пить кофе, а не о работе говорить, ладно?

Ещё раз осматриваю все эти рамки и задерживаю глаза на лице Алексея. Не берусь сравнивать — они с Демьяном совершенно разные. К “щедрости” меня с первых минут тянуло, и эта тяга набирает обороты, а здесь я будто могу смотреть со стороны и контролировать все, что чувствую. Интересное наблюдение.

Мы выходим из здания, идем по тому же маршруту, что и вчера, в то же кафе. Я заказываю латте, Алексей — капучино, берет пирожные на свое усмотрение. Когда достаю карту, он мягко отстраняет и оплачивает все сам.

— Можно я угощу? — кивает на стол у окна. — Садись, сейчас подойду.

Все очень просто, без напряжения и без того сумасшедшего волнения, которое я испытываю, стоит Демьяну оказаться рядом. Будто не в Москву поехала, а на другую планету. Столько открытий, столько событий…

Сажусь за указанный столик, Алексей подходит через пару минут с чашками.

— Ты вместо официанта? — усмехаюсь.

Он ставит чашки, садится рядом. Тут же подходит девушка с пирожными.

— Помогаю. Я часто здесь бываю. Атмосфера нравится, люди тоже. Спасибо, Кать.

Девушка кивает, улыбается, бросает на меня заинтересованный взгляд.

— Ты ей нравишься, — замечаю я.

— Да? — смотрит ей в спину. — Никогда не обращал внимания.

Я делаю глоток кофе и наблюдаю за своим новым знакомым.

— Ну рассказывай. А ты откуда?

— Из деревни под Ижевском, — говорю легко, и это ощущение меня саму удивляет. Ни стыда, ни смятения.

— А дальше какие планы?

— Учиться. Стать успешным человеком.

— И что же это в твоем понимании? Постой… А я успешный или не очень?

— Конечно. У тебя есть любимое дело, ты специалист, помогаешь людям, приносишь им пользу. Безусловно.

— Наркоманы с улицы тоже так думают, ну что они мега-успешны. И в чем разница?

Вопрос Мая ставит в тупик. Или он с подвохом?

— Ты говорил, что работу в кабинете оставил.

— Я невролог, а не психиатр, — напоминает он. — Могу уколы назначить, если нервы защемит. А все, что с головой, — это все же не ко мне. Я просто интересуюсь. Сколько ты сказала тебе? Двадцать?

— Восемнадцать.

— В институте, наверное, последний раз с такими маленькими девочками общался…

— Я не маленькая.

И уже не девочка.

— С виду да. А что там в голове — пока непонятно. Вот и задаю вопросы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Зачем?

— Может, жену себе ищу.

Он явно потешается.

— Москвичку не потяну. И дело не в финансах, а в разном мировоззрении. Особенно если родители все дали. Это — не хочу, то — не буду. На что мне такая?

— Тогда это почти как твое сравнение с врачом и наркоманом.

Он смеется.

— Кстати, учиться идешь, да? А на кого? Скажи, что в мед. Ну пожалуйста.

— Нет, даже никогда не думала.

— Убила, Мишель. Я думал, тут тоже много общего.

— Я и химию-то не знаю. Терпеть ее не могла в школе.

— А нет, общего все же много.

Я делаю еще глоток кофе и отворачиваюсь, пряча от Мая свою улыбку. С ним и впрямь легко и спокойно. “Потому что нам всем на него наплевать”, — вставляет свои пять копеек Миша.

— А пошли ко мне в помощницы? Что тебе сиделка? Год-два потратишь, деньжат подзаработаешь, а потом что?

— Я вообще-то хотела учиться на бухгалтера...

— Неплохо. А связи в институте есть? На бюджет не залетишь. Это я точно знаю: год впустую потерял. Вот если не веришь — попробуй.

— И попробую, конечно.

— Тогда вакансию помощницы придержу до сентября. За этот год бабушку твою полечим, ты будешь на подхвате. А на будущий год с Варягиновым переговорю, в институт поможем. Деньги не вау вначале, все же без опыта, но надо же подходить ко всему с логикой и стратегией, так?

— Курсы продавать не пробовал? Как подняться с нуля и добраться до заведующего отделением.

Опять эта дерзость… чего с Демьяном в принципе я себе не могу позволить. Господи, да что вообще происходит. Какая медсестра, какие полставки, какой мед, что за дурацкий день.

— Ну все понятно. Страх, неприятие, блок. Это все твой мозг, Мишель. Ну типа нам же сейчас хорошо, зачем что-то менять. А я со стороны на все смотрю — независимая, так сказать, оценка. И реальные возможности предлагаю. Не говори сразу нет.

— Возможности для девочки с улицы, которую видишь второй раз? — недоумеваю.

— Есть ощущение, что если скажешь «да», будем видеться чаще. С бабушкой, правда, сложно: ставку придется совмещать, к экзаменам в мед готовиться. Но так уж устроена жизнь — постоянно ставит нас перед выбором.

Надо бы сразу «нет» сказать, а я молчу. Запираю эту мысль как в клетку, под замок, чтобы дать ей там посидеть, а самой заняться анализом. Больная мама, Степанида, мои курсы по оказанию первой медицинской помощи, сострадательность, терпение и легкая рука… Так, пора съездить в университет и подать документы... Если и впрямь на бюджет не поступлю, то...

— Спасибо за предложение, я подумаю.

— Хорошо, — пристально смотрит, улыбается, и вид у него такой довольный, будто я уже дала согласие.

— Платок завтра занесу.

— Можешь себе оставить. У меня еще есть.

— Удивительно… — произношу вслух, размышляя об его инициалах.

— Что?

— Говоришь, из глубинки, а замашки как у дворянина.

— Издержки пережитого. Ну, знаешь, поднимаясь всё выше и выше, реализуешь всякие глупости, что в голову приходят. Кстати, ты уже думала, что сделаешь, когда заработаешь свой первый миллион?

— Миллион… — замираю я. — Это что-то фантастическое.

— Думала? — настаивает он.

— Возможно...

— Что?

Нет, всё-таки вгоняет в краску.

— Не скажу.

— Я вот взял отпуск и в путешествие длительное отправился. Спустил все, что заработал. Оказался на дне. На дне нового уровня. И дальше вверх карабкаться.

— Это такой прием, чтобы я теперь тоже рассказала?

Он выжидающе смотрит.

— Тогда миллиона мне мало. Да и все куда проще: свой дом.

— А потом?

— Семью.

— А потом?

— Так далеко я больше не мечтала. А ты? После путешествия и нового дна-уровня?

— Да там много пришлось по илу повозиться. Вершина, потом сново дно.

— Конкретнее, раз затронул эту тему.

Становится и впрямь любопытно.

— Ну… Защита диссертации, потом вот тоже дом, машина. Сейчас — думаю надо опять идти учиться. Чтобы на новый уровень вскарабкаться.

Смотрю на него округлив глаза. Неужели это все действительно возможно и реально? Но глядя на него — вполне. И с виду ведь обычный мужчина. Но уже работает в одной из лучших частных клиник в Москве. А сидит и пьет со мной кофе… Они с “щедростью”, в принципе, похожи: амбициями и тем, что сами всего добились.

Закончив с кофе, благодарю и встаю.

— Ты к пирожным не прикоснулась…

— И ты тоже.

— Я же тебе брал. Хотел сделать приятно. Давай упакую, бабушке отнесешь?

— Спасибо. Возьму. Раз уж хотел сделать приятно.

В целом мир и вправду находится в балансе. Марина расстроила, и день будто не задался, а тут неожиданно взяло и уравновесило внезапной встречей и притяной беседой с новым знакомым. И мысль он подкинул о таком, о чем я и не задумывалась до сегодняшнего дня...

Алексей провожает до отделения, рассказывает о своем недавнем отпуске, как он с группой таких же безбашенных отправился к черту на куличики за впечатлениями. Латтерман тоже вроде хирург, жизни спасает, а судя по духу — такой же безрассудный. С чем это связано, интересно?

— Ты жизни людей спасаешь, а инстинкт самосохранения присутствует или как? — недоумеваю я.

— Присутствует, конечно. Но когда ты постоянно находишься в роли спасителя, привыкаешь: границы смещаются, и нужна мощная встряска. Чтобы снова поймать баланс и жажду помогать. По крайней мере, у меня так. А как у других — без понятия.

Если когда-то увижусь с другом Демьяна, задам ему тот же вопрос. Потому что и впрямь интересно, что в головах у этих «спасателей».

Прощаюсь у двери в вип-палату, до которой он меня провожает, и как раз в этот момент телефон в кармане джинсов начинает вибрировать. Достаю, бросаю взгляд на дисплей — и все мои реакции вмиг оживают, пульс учащается, дыхание сбивается. Удивительно, конечно. Может, зря я химию недооценивала и не учила. Почему так реагирую на Демьяна?

— Потеряли? — кивает на дверь.

— Да. Спасибо за компанию. Было интересно.

— Мне тоже, — улыбается. — И насчет моего предложения подумай. Я серьезно. Даже если не мед, должна быть стратегия и план Б. Роскошный дом сам себя не заработает.

Улыбаюсь в ответ. Тут и впрямь не могу не согласиться. План Б никому не помешает.

38 глава

Вместо Марины меня поджидает на парковке Артём. Первый порыв — набрать ее и спросить, что за подстава, но «подарочек» сам все объясняет, когда я приближаюсь.

— Марина с заказчиком по работе встречается, я был неподалеку. Будни занятых людей, — пожимает плечами, мол, что поделать.

Да, все-таки одна сапога пара. Так и норовят уколоть тем, что я никто.

Молча забираюсь в салон.

Едва мы отъезжаем, на телефон приходит сообщение от Демьяна, и сдержать идиотскую довольную улыбку не получается. “Щедрость” пишет, что вернется уже завтра вечером. Я всегда думала, что с терпением у меня полный порядок, но это было до встречи с Демьяном. Сейчас же все внутри словно вверх тормашками перевернули.

— Чего блестишь как начищенный чайник? — замечает «подарочек» перемену в моем настроении, когда мы останавливаемся на светофоре.

— Демьян завтра возвращается.

— Уже? — удивляется Артём. — Это хорошо, — задумчиво тянет. — Ты, кстати, голодна? Кофе выпить не хочешь?

Забота и Артём? Что-то новенькое. Я еще прекрасно помню его сетования из-за испачканной машины от моих сумок и лишнего нуля в счете мальчишкам на набережной. Мы и общаемся-то так себе, чтобы ехать куда-то, где он будет меня кормить. Да и дома найду, чем перекусить.

— Если хочешь о чем-то сказать, то здесь самое время. Для этого не надо меня вести в кафе.

Аж горжусь собой, когда это произношу.

Артем громко прицокивает.

— А малыш с зубками и смекалистая. Впрочем, я не осуждаю. Но все равно скажу: старт может и неплохой, а что потом? Не задумывалась?

Сегодня слишком много людей думают о моем будущем. Это нормально или уже нет? Пора паниковать или просто держать руку на пульсе?

— Ты о чем? — изображаю из себя дурочку.

Он действительно смотрит сейчас на меня как на дуру.

Благо загорается зеленый сигнал светофора, а до дома недалеко. А то бы я тоже дала пару советов, как жить эту жизнь. Хоть и маленькая, опыта мало, но кое-что тоже понимаю.

— Не хочешь об этом поговорить? — после длинной паузы спрашивает он.

Я молчу.

— Понятно, — шумно вздыхает.

— А какое тебе дело, с кем я сплю? — вырывается из меня с раздражением.

— Все-таки не показалось...

И мне тоже. Марине и Артему, не особо нравится, что их друг выбрал себе такую простую девчонку, как я?

— Я думал, ты немного умнее. По крайней мере, так показалось при первой встрече.

А вот эти слова задевают. И я и вправду чувствую себя дурой. Но ведь о том, какая я славная и умная, в последнее время никто не говорит. А вот это чувство, что разливается внутри огненной лавой, — оно отравляет меня этим пламенем.

— Здесь, пожалуйста, останови, — прошу я. — Пройдусь немного.

— Ты даже дорогу не знаешь.

— Ты тоже, — киваю на навигатор.

— Это чтобы пробки отследить. Камеры, которые фиксируют превышение скорости. Привычка. Я по центру и с закрытыми глазами проехать могу.

— Ах да, точно. Коренной москвич, — вырывается с ядом.

— Так и есть.

— И как ты относишься к тому, что Демьян родился не в столице? Или получше — потому что у него достаток есть и связи?

— А ещё мозги. Ну были так точно.

Ещё один камень в мой огород?

— А поняла. Всё зависит от степени достатка и достижений человека. И чтобы со мной на равных общался, мне надо как минимум стать министром. Ну, тогда лет через десять, а то и пятнадцать, дай бог, поймём друг друга.

— Да я ж не осуждаю, Миш. Сколько таких приезжих по итогу зацепились в городе, вступив в связь с богатым мужчиной. Но планы у тебя вроде были достойные. Зачем тебе все это? И разница в возрасте охренеть какая, и Сколар явно ничего больше тебе не предложит. Сколько это протянется? А итог один: ты время потеряешь...

Неужели со стороны это действительно выглядит как дешевый эскорт на время? А как же чувства? Я ведь не из тех, кто приехал зацепиться. Я по-настоящему влюбилась. Сердце сжимается, когда о Демьяне думаю. И от слов Артема тоже.

— Мне не нравится этот разговор, — поворачиваюсь к “подарочку”, мечтая вцепиться ему в лицо, потому что внутри всё разрывает от злости и обиды. От собственной никчемности. Потому что... в чем он не прав? Мне минимум лет пять, а то и семь до достижений Сколара. И то при благоприятном исходе. В противном случае я так и останусь девочкой для утех. Всё между нами закрутилось слишком стремительно, и, наверное, стоило проявить выдержку, выкинуть из головы эту романтическую, сентиментальную чушь, заниматься учебой. Но я не устояла. Так тоже бывает.

— Ладно, твое дело. То есть ваше. И вообще не мое. Однако молчать и делать вид, что всё ок, — не мой конёк, знаешь ли.

— Да уж, я сразу обратила внимание. В первую же встречу.

— Ты завтра к Степаниде едешь?

— Нет, — обманываю я, теребя край джинсовки. — Дождусь Демьяна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Потому что ещё одну встречу с Мариной и «подарочком» два дня подряд я не выдержу. Нужна передышка. Я сама себя извожу, а когда ещё и другие начинают… Тяжело. Хотя со стороны, наверное, прямо история Золушки.

Артём заезжает на подземную парковку.

— Если нужно куда-то подбросить — звони или пиши. Я отвезу.

— Хорошо, да, — натягиваю улыбку, точно зная, что ни за что — лучше на автобусе, на метро, хоть пешком.

Выскакиваю на улицу и, поднявшись в квартиру, иду к учебникам. Все эти разговоры, дипломы в кабинете Мая и роскошь, которая меня в последнее время окружает, мотивируют сделать хоть что-то. Только не сидеть на месте. И уж тем более — не пытаться анализировать то, что я вообще творю. Вон учёные, хоть знают, как излечить ту или иную болезнь, люди в космос летают, да много чего умеют. А вот разом избавить от мыслей о другом человеке до сих пор не научились. Бездари.

Вся эта история с учебниками тоже смахивает на нервяк. Кто-то с диеты срывается на сладкое, а у меня обратная ситуация — я впитываю тонны информации на адреналине, и она усваивается на отлично. Засыпаю прямо с учебником и мне наконец снятся формулы, цифры, кредиты с дебетами, а не та женщина. И наутро просыпаюсь словно чистый лист. Жаль, что это затишье ненадолго.

Неспеша готовлю омлет, снова прокручивая в голове всё, что накануне изучала. Ем протеиновые вафли и, пока пью кофе, гуглю, как доехать до института. Вообще я выбрала три. Но с моими знаниями метро — хоть бы до одного добраться. И ещё Степаниду нужно успеть навестить. В остальные загляну в течение недели.

Я как раз собираюсь выходить из дома, когда звонит Демьян. И по видеосвязи.

Реакция не заставляет себя ждать — волнение, трепет, учащённое сердцебиение и даже легкое головокружение. Формулы и учебники мгновенно вылетают из головы. Затишье тоже заканчивается.

— Привет, — появляется его лицо на экране. Серьезное, немного заспанное, глаза красноватые. Если я сидела над конспектами, то он, хочется думать, тоже — над бумагами. А не с этой своей коллегой…

“Стоп, стоп, стоп, Миш”, — сама себя же одергиваю.

— Куда-то собралась? — спрашивает он, заметив, что я стою в прихожей.

— К бабушке.

— Марина заедет?

— Такси сейчас вызову, — обманываю.

Хотя, может, и вправду вызову, а от института попробую доехать на метро. Так будет гораздо удобнее.

— Номер машины скинь, как сядешь.

— Хорошо, — киваю. — Ты во сколько вернёшься?

— Сейчас будем выезжать, — смотрит задумчиво, всё такой же серьёзный. — Миш, а маму твою как зовут? — вдруг спрашивает он, чем ставит в тупик.

Я зависаю на пару секунд.

— Нурлана. А что?

— По документам с домом кое-что проверял.

— А-а…

И только сейчас замечаю, что на заднем плане знакомая обстановка. Он… у Степаниды дома? Не может быть…

— Ты… вы с Татьяной в Ижевске?

— Угу, — кивает он.

Злость, ревность, обида — всё возвращается и обжигает с новой силой. Почему он сразу не сказал? И почему взял с собой её, а не меня? Я бы с удовольствием съездила. И время вместе провели бы. Или ему со мной только в постели интересно, а для другого я не гожусь?

— Демьян, какие травы? Я ничего не понимаю, — доносится голос Татьяны.

Огонь ревности разгорается в груди, становится таким сильным, что подступают слезы.

— Сейчас помогу, минуту, — отзывается он.

Минуту. Столько у меня времени? Я часто-часто моргаю, чтобы он не увидел влагу, собирающуюся в уголках глаз, которая вот-вот покатится по щекам.

— Почему ты не сказал, что в Ижевск едешь? — произношу с дрожью в голосе.

— По работе было близко к этому месту. Совместили. Изначально не собирался, заехал кое-что для бабули забрать.

— Ясно…

— А что с лицом? — он расплывается в своей фирменной улыбке.

Его шутливый тон бесит меня ещё сильнее. Неужели непонятно, что со мной?

Хочется бросить трубку, но это было бы глупо. Как и глотать свою обиду, копить раздражение. Но что я ему скажу? Что? Господи, как же всё сложно... Изматывающе.

— Такси приехало. Мне пора, — всё же завершаю разговор и, опустив руку с телефоном, стою в прихожей, а перед глазами флешбеки: как он жадно и страстно целовал меня, как я дрожала в его руках и сходила с ума от желания. А сейчас готова взвыть от обиды и ревности.

Как же штормит. Хоть снова иди за учебниками.

Вызвав такси, еду в институт. По дороге меня осеняет: весь свой негатив, любые эмоции, обстоятельства, с которыми невозможно примириться — всё я направляла вчера в учёбу. И это, в принципе, неплохо работает. А “щедрость” со своим бассейном, тренировками, залом… тоже вымещает таким образом какие-то эмоции?

Задумавшись, даже не сразу замечаю, что мы стоим. Таксист пытается дать понять, что приехали.

Вытащив наушник, смущенно бормочу извинение и выхожу на улицу.

“Номер машины так и не скинула”, — читаю сообщение от Демьяна.

Всю дорогу, как бы ни пыталась мысленно повторять материал, думала о нем и о своих чувствах. Когда он рядом, а я в его руках, то нет сомнений, что я ему действительно нужна и между нами больше, чем просто влечение. Но стоит лишь ненадолго разлучиться и вмешаться обстоятельствам, как в голову лезут ужасные мысли...

Набираю номер такси, затем стираю цифры и оставляю сообщение Демьяна без ответа. Может, и глупо. Но он тоже не особо отчитывается о своих передвижениях.

39 глава

Внутри шумно, душно. Я думала, будет не так оживленно, но повсюду волонтеры в голубых футболках раздают анкеты. Абитуриентов — море. Я вытаскиваю из сумки прозрачную папку: аттестат, паспорт, копии, фотографии. Вроде бы все. Сердце стучит громко, будто пришла не в приемную комиссию, а на допрос. Волнительный момент. Столько о нем мечтала, а все как-то скомкано выходит. И мысли о маме... Она часто говорила, что я пробьюсь в люди и стану успешным человеком. Жаль, она этого не увидит.

— Девушка, вы на «Экономику»? — спрашивает парень за стойкой.

В глаза сразу бросается кожаный браслет с какой-то незнакомой мне символикой, а уже потом я смотрю в его лицо. Чёрные, жгучие волосы, тени на глазах. Разве подобный вид допускают в учебных заведениях? В нашей школе бы заставили всё смыть, а одноклассники потом ещё долго потешались бы, снимали видео, тыкали пальцами. А в Москве всё иначе. Никому до тебя нет дела. Ну почти никому. Марине и Артёму почему-то есть.

— Да.

— Тогда вот заявление. Подписи вот здесь и здесь. Электронная подача через нас. Если баллы хорошие, можете пройти на бюджет.

Он говорит быстро, слова сливаются в общий шум. Я ставлю подписи, руки чуть дрожат. Всё происходит слишком стремительно. Будто бы не со мной.

— А вы не из Москвы, да? — вдруг спрашивает он, заглядывая в паспорт.

— Нет.

— Ну, таких тут много, — улыбается.

— Таких?

— Приезжих, — переводит взгляд к монитору.

Отхожу в сторону и наблюдаю за, возможно, будущими студентами ГГУ. Рядом девушка с ярко-розовыми ногтями и айфоном говорит по видеосвязи:

— Да, я сказала, что оригиналы позже принесу. Мам, не разводи панику на ровном месте. А если что, папа все решит!

Наверное, это здорово, когда о тебе есть кому позаботиться. Когда есть мама и папа, у которых можно спросить совета. А я у себя одна. И решения принимаю тоже одна. Не всегда правильные, чаще — импульсивные. Особенно все, что касается Демьяна. И эта сегодняшняя подача документов один из самых важных дней в моей жизни. На уровне с потерей девственности, — язвительно думаю я. Потому что это мой первый настоящий шаг в Москву. Не в чужую квартиру, не в гостиницу, а сюда, в место, где решается, останусь ли я здесь надолго. И с этими чувствами, с этим безумным влечением к Демьяну я как-то забыла о своей основной цели.

— Немченко! — зовет девушка из комиссии. — Результаты проверки придут на почту.

— Спасибо. Это...все? Могу идти?

— Да. Удачи, — кивает она машинально.

Правда, все? Я представляла, что проведу в институте минимум час, а то и два. А на деле минут двадцать. Выхожу на улицу, иду к метро. У здания ларек с выпечкой, пахнет кофе и хот-догами. Рядом припаркован чей-то кабриолет. Такой контраст.... Из машины выходит девушка в стильном наряде, и мысли о том, что у одних всё есть с рождения, а у других — ничего, снова возвращаются. Смотрю моднице вслед и вспоминаю разговор с Мариной, Артёмом, свое собственное ущербное ощущение. Как всего этого добиться, если у меня даже толком работы нет? Ничего нет.

На остановке думаю, что могла бы еще в один институт подать документы, но решаю поехать к Степаниде. Клиника ближе. Спускаюсь в метро, наблюдая за людьми. Все куда-то торопятся, замкнутые, в наушниках. Я словно маленький любопытный муравей. И никому не нужный.

В вагоне прохладно. Кондиционер дует прямо в лицо, но зато я впервые за день чувствую облегчение. Даже капельку удовлетворения от того, что сделала этот шаг. Сажусь у окна, достаю телефон, смотрю в экран. Демьян в сети. А я ему так и не ответила. Пальцы сами набирают: «У бабушки все нормально», — но я стираю сообщение, прежде чем отправить. Сначала доеду, потом буду отчитываться.

Через пару станций пересаживаюсь и добираюсь до нужной точки. Выхожу и иду в кафе, где вчера пили с Алексеем кофе. Беру себе латте и занимаю столик у окна, когда телефон в сумке оживает.

— Миш, ты где? Все в порядке?

Сердце трепещет, как пойманная в клетку птичка, стоит услышать голос Демьяна.

— Все хорошо. Гуляла, кофе зашла попить.

— Кофе — это хорошо. Мы тоже сейчас на заправке заедем.

— Ой, и мне купи! Я тогда в машине останусь, — доносится голос Тани, и весь трепет снимает как рукой, оставляя место для ревности и раздражения.

— Марина тебя заберёт? — интересуется он.

— Или Артём. Кто-то из них, — хотя я точно знаю, что никому из них не позвоню сегодня. — На такси, возможно. Как пойдет.

— Напиши, если поедешь на такси, и номер машины скинь.

— Да что ты так переживаешь? Все по Москве как-то перемещаются — и ничего.

— Ты — не все. Скинь. И не так, как утром. Я переживаю. Ты город почти не знаешь, навигатор тоже тупит. Хорошо?

В груди теплеет от его строгих, почти приказных ноток.

— Хорошо, — сдаюсь. — Напишу, — чувствую, как по телу вновь растекается нежность.

Демьян завершает разговор, а я, допив латте, иду в клинику. Остаток дня пролетает незаметно. Мы и с Майем пересекаемся, но пообщаться толком не успеваем. Он говорит, что вечером идет к друзьями в ресторан на гедер-пати.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Знаешь, что это такое?

— Да, — улыбаюсь я.

— А хочешь со мной? — вдруг предлагает он.

— Нет.

— Почему? Есть планы?

— И это тоже, — усмехаюсь. — Но еще один пунктик имеется. Если зовут в последний момент, значит, все равно, придешь ты или кто-то другой. Сразу отказываю.

— Глупости, Миш. Где ты этой чепухи набралась?

— Может, и не чепуха. Откуда мне знать, вдруг ты с девушкой поругался, и идти просто не с кем? М?

Май смеется.

— Ну как хочешь. А просто кофе в выходные попить, погулять? Заранее предлагаю ведь.

— У тебя есть выходные? Серьезно? — округляю глаза.

Он смеется ещё громче.

— Да, серьезно. Я же не все время работаю.

— А судя по тем дипломам и рамкам в твоем кабинете, ты только и занимаешься работой и учебой, — пытаюсь уйти от темы с выходными.

— Ну так что? Согласна? — Май стоит на своем.

— Пожалуй, мой максимум — это кафе у метро в твой рабочий перерыв, — смущённо улыбаюсь.

— Почему?

— Потому что в остальное время я занята.

А сама мысленно спрашиваю себя: хотела бы я с ним прогуляться? Наверное, больше да, чем нет. Потому что у меня совсем нет друзей и знакомых в Москве, кроме Демьяна, Артёма и Марины. Но с двумя последними я бы точно не захотела провести выходной день, а с Алексеем вполне приятно общаться.

— Ну как будешь свободна — набери. Номер мой есть.

— Возможно, — все равно не даю окончательный ответ.

Прощаюсь с Алексеем и возвращаюсь к Степаниде. Вечером, на обратной дороге решаю зайти в магазин, купить продуктов и приготовить ужин. Наверное, о Демьяне давно никто не заботился. Может, в ресторанах и классно есть, но этот его омлет по утрам... даже остывший — все равно вкусный.

Пишу "щедрости" сообщение, что вернулась на такси и скрин из приложения прикрепляю. Останавливаюсь у пешеходного перехода, открываю телефон, чтобы посмотреть маршрут до ближайшего продуктового, отсеивая мысль, что могла бы воспользоваться доставкой. Потому что тогда Демьян поймет, что я что-то замыслила. А я готовлю ему сюрприз.

Пока запоминаю дорогу, кто-то подходит слишком близко. Чувствую запах дешевого одеколона и резкий толчок в плечо. Едва не роняю телефон.

— Осторожнее! — вырывается у меня, но в ответ тишина.

Через пару шагов понимаю, что сумки в руке больше нет. Мужчина в серой толстовке, который терся рядом, идет быстро, потом почти бежит.

— Эй! — кричу я. — Верни! Сумку украли! — растерянно оглядываюсь по сторонам.

Но никто не реагирует. Люди проходят мимо. Никому нет до меня дела. Всем плевать!

Я бегу за ним. Он сворачивает за угол. Я тоже.

— Стой! — голос хриплый, будто не мой, еле дышу, паника взрывает мозг. В сумке же документы, все!

Силуэт мужчины вдруг исчезает. Останавливаюсь, не понимаю, куда он делся. Пока кто-то не выскакивает сбоку и не хватает меня за локоть.

— Отпусти! — пытаюсь вырваться, но боль вновь вспыхивает в плече, и мне кажется, что в руке незнакомца мелькает лезвие.

Он тянется им к моей шее. Я отступаю, спотыкаюсь, цепляюсь за стену. Мир плывёт. Страшно. Как до этой секунды ещё никогда не было. Открываю рот, прося о помощи.

— Не ори, — шипит он, закрывая ладонью рот. Запах дешевого табака бьет в нос.

Он проводит лезвием по одежде, а я чувствую, как подступает истерика. Дура. На инстинктах побежала и не подумала, как это может быть опасно...

Я зажмуриваю глаза, а когда открываю — сумка валяется у моих ног. Незнакомец исчезает, будто его и не было. Только стук обуви — и тишина.

Стою, согнувшись, прижимаю ладонь к животу. Тошнит от страха. Голова гудит. Шум улицы будто где-то далеко, в другой жизни. И ноль желания идти за продуктами. Только реветь.

Сажусь прямо на асфальт. Люди изредка проходят мимо. Никто не останавливается. Вообще не обращает внимание! А если и бросает взгляд, то тут же отворачивается.

«Всё в порядке», — говорю себе и заодно успокаивая. «Ничего не произошло». Тянусь к сумке, проверяю. Пусто. Паспорт, документы — все исчезло. Лишь ключи в кармане остались. И карточка Демьяна...

Пот липнет к коже, в ушах звенит. И только одна мысль бьется, упрямая, как пульс: «Не реви. Не здесь. Не сейчас». А ещё — «ты цела».

Хотя я помню, как он проводил лезвием по ткани и дергал меня за волосы. Прокручиваю это воспоминание в голове и инстинкт самосохранения по новой срабатывает,. Я наконец-то поднимаюсь на ноги и бегу подальше от этого места, поскорее домой, в безопасность.

40 глава

"Номер машины скинь? Я переживаю. Почему тогда трубку не брал, когда я звонила? Три раза подряд…" — и за это сообщение Демьяну мне сейчас немного стыдно. Я на эмоциях его написала, а удалять глупо — он прочитал.

Жизнь порой ко мне чрезмерно жестока. Дает вкусить победу — и тут же опускает с небес на землю. Я была так рада, окрылена своей попыткой стать студенткой, а теперь не факт, что в ГГУ пройду и успею подать документы в другие институты. Ведь нужно будет возвращаться домой, чтобы всё восстановить.

Паника возвращается, когда начинаю себя накручивать и в красках представляю, как этот отморозок мог меня зарезать. И никто бы не подошёл. Ни одна живая душа. Без документов не сразу бы опознали. А может, и вовсе не опознали бы. Кому я нужна?

Мне так плохо, так страшно, что я даже пытаюсь набрать Мая, но "щедрость" вовремя останавливает — наконец перезванивает.

— Миш, что случилось? Пять пропущенных.

— Демьян, ты где, скоро будешь? — всхлипываю я.

— Миш, накладка вышла. В Казань заедем. Ближе к утру. Что случилось?

Слезы снова собираются в уголках глаз.

— Что произошло? — спрашивает резче.

— На меня напали.

— Что? — произносит спокойно, но от стальных нот в голосе становится только хуже.

— Сумку украли. Там были документы.

— Где это произошло? Ты сейчас дома?

— Дома. И мне плохо.

— Ты пострадала?

— Нет. Он меня не тронул.

— Блядь… — протяжный вздох. — Сейчас позвоню Артёму и Марине, кто-то из них приедет и побудет с тобой до моего возвращения.

— Нет, пожалуйста, нет. — Качаю головой.

— Почему?

— Не хочу с ними. Я закроюсь и дождусь тебя. Пожалуйста...

Повисает пауза.

— Утром поедем и напишем заявление. Я постараюсь побыстрее.

— Не надо быстрее. Лучше будь аккуратнее на дороге, — тихо говорю, возвращая себе крупицы самообладания.

На фоне слышен голос Тани, но мне сейчас не до неё и не до своей ревности. Я перенервничала, мне правда плохо. И когда мы заканчиваем разговор, я снова плачу. От жалости к себе. От того, что совсем одна. Что надо быть сильной, а этой силы всё меньше.

В каком-то фильме я слышала: город — это злая сила, он отбирает её у хороших людей. Что-то в этом есть. Определенно.

Как бы я ни хотела сейчас прижаться к Демьяну, приходится справляться с эмоциями одной. Иду в душ, долго стою под тёплыми струями, потом пью чай и вспоминаю о травах Степаниды — сейчас бы они пришлись как нельзя кстати. Почти два часа ворочаюсь в кровати и засыпаю с мыслью, что за всё это время Демьян ни разу не позвонил, не написал. Неужели настолько безразлично, как и что со мной?

Ночью снятся кошмары. Сначала та женщина, потом тот отморозок в серой толстовке. Лица не помню — только запах и страх. Всё перемешано, слишком реально. Будто наяву чувствую его прикосновения. В руках у него блестит нож. Лезвие близко к лицу, и он вдруг вонзает его мне в грудь. Я просыпаюсь, дергаясь всем телом, кажется, вскрикиваю.

— Тише, тише, малышка, — слышу голос Демьяна.

Это что, продолжение сна?

Сажусь на кровати, смотрю на него, а потом бросаюсь ему на шею. Обнимаю.

— Ну всё, всё, я рядом, — шепчет он успокаивающе, и это «рядом» звучит как спасение.

Пальцы Демьяна проходят по моей спине, будто стирают остатки страха. Я прижимаюсь сильнее. Его дыхание горячее, сердце пропускает пару ударов. Я так скучала, оказывается. Безумно.

Демьян чуть отстраняется, смотрит в глаза. И этого взгляда достаточно, чтобы воздух между нами стал вязким, как мед.

— Ты вся дрожишь, — хрипло произносит.

— Я просто… перенервничала и… рада, что ты снова рядом.

Он приподнимает уголки губ в своей фирменной улыбке, от которой сердце по-новому замирает, а следом начинается буря внутри, потому что его ладонь ложится мне на затылок и пальцы погружаются в волосы. Он притягивает к себе, и наши губы встречаются. Демьян целует жадно, даже с упрямством. Меня будто прожигает изнутри, и я теряю связь с реальностью. Впрочем, как обычно: стоит ему меня коснуться — и мысли эти нелепые, что я его недостойна, исчезают. Словно их никогда и не было. Как они вообще появляются в моей голове? И почему кажутся сейчас полным бредом? Но как только оказываюсь одна, весь этот хаос и абсурд в голове набирает обороты.

Демьян пахнет дорогой, табаком, привычной свежестью. И моим личным безумием. Он скользит ладонями по плечам, опускается ниже, забирается под майку, гладит живот. Каждый сантиметр его прикосновений — как искра, от которой внутри все вспыхивает огнем.

— Миш, — произносит он почти шепотом, снова отстраняясь. — Посмотри на меня.

Поднимаю взгляд и тону в своих чувствах к Демьяну. Разве будут так смотреть на мимолетное увлечение? Хотя что я знаю о мужчинах и об отношениях. Может, они так смотрят на всех, кого хотят...

— Я гнал под двести. Мне штрафы придут, — говорит он. — От Тани нагоняй получил — она молилась, чтобы мы благополучно доехали. Я найду этого ублюдка и мокрого места от него не оставлю. Мне так хуево давно не было, как вчера. И сейчас… Сутки почти без сна, устал и мозги на пределе, а все, о чем думаю — как свернуть ему шею.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Упоминание о Тане царапает ревностью, но в подобном контексте — ладно. Пропущу мимо ушей.

— Надо… — продолжение “отдохнуть и поспать” тонет в его губах.

“Щедрость” целует меня снова, дольше, глубже, так, будто этот поцелуй способен вылечить все, что болело. А я вчера места себе не находила от страха.

Его ладонь перемещатся на лобкок, и голова плывет. Остатки здравых мыслей исчезают в тот же миг. Демьян сильный, горячий, между нами нет воздуха. А все, чего хочу — почувствовать его внутри. Разве может такое желание быть у вчерашней девственницы? Но оно есть. Я не в состоянии ему сопротивляться. И как же захватывает знакомство с этой своей частью.

Демьян стягивает с меня белье, торопливо расстегивает и спускает вниз свои джинсы.

— Приподнимись, — отдает приказ.

Недоумеваю, как это сделать, а в следующее мгновение его руки обхватывают мою задницу и он сажает меня на себя. Сверху.

Уставший, почти сутки без сна, он хочет оказаться во мне... Мало похоже на то, что у него есть связь с Татьяной, правда же? Бесит, что снова думаю о ней, но сейчас это уже не важно. Демьян поднимает меня, колени впиваются в матрас, и он входит в меня резко, удерживая за бедра и задавая ритм.

Я стону, не в силах сдержать эмоций. Захлестывает эйфорией.

— Двигайся. Сама. Как тебе хочется, — замедляет взятый темп.

— Хочется? — Беру его лицо в руки и смотрю в глаза.— Я ничего не умею, — напоминаю ему.

— Просто двигайся, чтобы тебе было хорошо. Ты такая узкая, что я каждый раз думаю о том, что причиняю тебе боль.

Но мне хорошо. Боли совершенно нет. А ещё я жутко мокрая, потому что когда двигаюсь на его члене, появляются чавкающие звуки. Вместе с моими стонами. Не могу это контролировать — оно само из меня вырывается. И хочется ещё. Ещё. И, видимо, не только мне, потому что Демьян начинает помогать бедрами, а потом и вовсе переворачивает меня на спину, и его движения становятся отрывистыми, резкими, и я быстро прихожу к финишу. Кончаю бурно, до опустошения. А следом ещё раз, потому что заходим на второй круг и Демьян, кажется, соврал, что устал.

Хотя после того как я возвращаюсь из душа, нахожу его спящим на кровати. В своей спальне.

Всё-таки устал.

Сажусь на краешке и просто смотрю. Долго смотрю, а потом решаю открыть учебник. И, наверное, до вечера. Но мои ожидания, что проведу время с книгами до темноты, рассеиваются. Потому что ближе к двум часам Демьян появляется в гостиной помятый и заспанный с красными глазами и кружкой кофе. Жует свою протеиновую вафлю.

— Ну что? Поехали в участок? — говорит он, прожевав.

— В смысле? — откладываю учебник. — Ты поспал от силы четыре часа… Хочешь сказать, тебе этого хватило?

— Угу. Считай полноценный отдых. Заедем к моему знакомому, ты составишь заявление. Мне это даже важнее: так я не начну поиски сам, потому что эту тварь убью, если найду. А по закону слегка свяжет мне руки, — говорит он и запихивает остатки вафли в рот.

Такой злой, эмоциональный... А вчера — ни звонка, ни сообщения. Почему? О чем и спрашиваю вслух.

Демьян молчит, потом берет телефон.

— Я веё смотрел онлайн. Ты пошла в спальню. — Показывает экран: кусочек гостиной, кухни, нас. — Я был спокоен, что ты дома, все под контролем.

— У тебя есть видеонаблюдение в доме?

— Есть. Только в общих комнатах. И я не всегда его смотрю. Но вчера пригодилось.

— Офигеть… — выдыхаю, чувствуя, как внутри холодеет. — И то видео, мой первый раз?..

— Удалил, — затемняет экран и целует в макушку.

— Или сохранил себе на жесткий диск?

— Удалил, — спокойно повторяет Демьян. — На сервере бы оно все равно хранилось от силы неделю и потом ушло бы в корзину.

— И сейчас она тоже записывает?

— Угу. Умный дом, — безразлично пожимает плечами и делает глоток кофе. — Я привык не обращать внимания. А вчера вот реально выручило. Пока ехал, наблюдал за тобой.

— И... как тебе это кино?

— Да никак. Надо найти того отморозка. Дело даже не в документах, а в том, что тебя никто не смеет обижать и доводить до такого состояния. Поняла?

Тогда и Артёму тумаков надавать. Его последние слова меня очень обидели.

— Я не все рассказала, — решаю признаться.

Демьян приподнимает брови.

Пусть лучше от меня. Да и секретов у меня нет. Кроме знакомства с Майем.

— Я подала документы в институт.

— О, — мелькает удивление и в то же время одобрение в его взгляде.

— И хотела еще в два института подать документы, — говорю я, запинаясь. — Но я теперь без них...

— А онлайн? Вроде бы можно. К тому времени и с оригиналами подсуетимся. Да и вообще почему сразу не сказала, в какие хочешь. Может, у меня подвязки есть.

— Я… сама хотела. — Смущаюсь.

— А можно с помощью. Разве поддержка бывает лишней?

В груди распускается тепло от его слов. С такой “щедростью” никакой “План б” и не нужен.

— Хорошо, скину тебе в сообщении названия.

Аж горжусь собой, что не стала включать дурочку а-ля «я сама со всем справлюсь». Не справлюсь. Вчера — тому подтверждение. И что плохого в том, что Демьян поможет?

Он допивает кофе и идет переодеваться. Я тоже. Но всё равно не понимаю, зачем ехать в полицию, терять на это время: понятно же, что никто никого искать не будет, и проще сразу заняться восстановлением документов. Но спорить не берусь.

В машине смотрю на пролетающие мимо улицы — Москва все так же восхищает: этот город дарит массу эмоций. Разных. Но главное он делает меня сильнее, самостоятельнее. Иногда приходится себя преодолевать, но это и есть движение вперед. Через усилие. А гладко у меня никогда не было, глупо было рассчитывать, что и тут все пойдёт как по маслу. Точно не мой вариант.

Пока едем в полицию, она сама нас останавливает.

— Интересненько, — хмыкает Демьян. — Достань из бардачка документы на тачку, — просит он, когда патрульному оказывается недостаточно его прав.

Я открываю бардачок, натыкаюсь на куклу Степаниды — надо бы на обратной дороге к ней заскочить, как раз Демьян привез её трав. Аромат наполняет салон.

— Там две папки. Обе одинаковые. Какая? — спрашиваю я.

Демьян просовывает голову внутрь и берет одну из них.

Пока о чем-то говорит с патрульным, я на секунду открываю вторую папку, что осталась в руках — просто из любопытства. И зависаю. Потому что прямо на меня с фото смотрит моя мама. Только молодая. И такого снимка не помню в нашей галерее.

Руки сами собой перебирают документы, но там ничего понятного. Лишь этот снимок… Снова беру его в руки, смотрю, перевожу взгляд на Демьяна. Он говорил, что пытается разобраться с документами по дому. Но как это взаимосвязано? И откуда у него это? Из какого-то архива?

Сколар возвращается в машину спустя пять минут. Кажется немного раздражен.

— Откуда это у тебя? — показываю снимок матери.

Он кладет руки на руль, сжимает. Шумно и медленно выдыхает. И впрямь не в духе. Но почему? Я что-то не так сделала? Не стоило лезть в его документы?

— Не бери в голову, — слегка грубо отвечает он, забирает фото и кладёт его в папку, оставляя ту на своих коленях.

— Это... Это моя мама. И такого фото у нас не было. Откуда оно у тебя? — настаиваю я.

Заводит двигатель, трогается с места, глядя на дорогу.

— Давай сначала съездим в участок, а потом найдем где-то кафе и поговорим.

41 глава

— Да что вы так нервничаете, Мишель, — следователь заглядывает в монитор. — Стандартная процедура, — говорит, принимая мое заявление и ставит на нем отметку.

Почерк у меня там корявый, и изложила я все абы как. То ли стены участка на меня так давят, то ли все события, которые происходят внахлест, но я будто в постоянном напряжении.

— Дай почитать, Серёж, — говорит Демьян, туша сигарету в пепельнице.

— На, — протягивает ему мое заявление и снова переводит взгляд в монитор, клацает мышкой и тоже закуривает.

Я в это время наблюдаю за Демьяном, морщась от запаха табака, который заполняет небольшой кабинет. Ещё и этот разговор... Он так и не ответил ничего внятного, откуда у него снимок, на котором изображена моя мама в молодости.

— То есть вытащил из сумки документы, поводил ножом вокруг лица, шеи, дергал за волосы… — бормочет «щедрость» себе под нос. — Тварь. — Опять тянется за сигаретой. — Падла какая...

— Да не переживай ты так. Разыщем вашего рецидивиста. Главное — девушка твоя не пострадала. А то вон недавно изуродовали так, что опознать не смогли, на экспертизу тело отправили.

Руки холодеют от услышанного.

— Да, не пострадала… — соглашается он с тенью мрачности. — Миш, выйди ненадолго. — Поднимает на меня взгляд.

— Зачем?

То, с каким выражением смотрит сейчас на меня Демьян, заставляет всё же встать.

— Ну хорошо, — говорю, подходя к двери.

Вообще-то с радостью. Не могу здесь больше находиться. А вот это бессчетное количество бумаг на столе… Нет, даже думать отказываюсь, что все это преступления.

Пока Сколар со своим знакомым о чём-то говорят в кабинете, замечаю окно и направляюсь к нему. Разгар лета, тепло, гулять бы по свежему воздуху, а мы здесь торчим непонятно зачем. Наверняка мой паспорт уже валяется в какой-нибудь урне. Или этот урод набрал кредитов на мое имя в микрозаймах. Там ему только их и дадут с моей-то финансовой историей.

— Ну всё, умница, — слышу за спиной голос Демьяна. — Поехали теперь, где-то посидим.

— И ты мне расскажешь, зачем тебе снимок моей матери?

— Да, я же обещал, — обнимает меня за плечи. — Всё расскажу.

Мы едем в кафе в центре города, занимаем столик у окна. Демьян заказывает мне латте, себе — двойной эспрессо. Касается пальцами висков, массирует. Выглядит уставшим и раздраженным.

— Голова болит?

— От недосыпа.

— Надо было дома остаться, отдохнул бы.

— Не-а. Мне еще в офис заехать по одному делу. В выходные поваляемся в кровати. Как раз дожди обещают. Всё нормально.

Официант приносит напитки. Демьян делает глоток, ещё один, подзывает молоденькую девочку снова и просит повторить заказ.

Я наблюдаю за ним, и мое волнение внутри лишь нарастает. Как в кино: длительное молчание, пытливый взгляд, напряжение…

— Скажи уже все как есть. Пётр там что-то провернул с махинациями с домом, да?

Но как? На это деньги необходимы, а он же голь перекатная...

— Пётр? — задумчиво сдвигает брови. — А, да, — кивает «щедрость». — Твой ублюдок-отчим. Хм, — усмехается. — Лучше бы он, наверное, проблемы создавал. — Пристально смотрит мне в лицо. — Миш, говоришь, вообще ничего и никогда не слышала от матери об отце?

Отрицательно качаю головой.

— Я же уже говорила…

— А сама ты в Ижевске родилась?

— Угу. Да что за допрос? Как это вообще связано?

— Очень даже связано. Этот человек, который приходил в мое отсутствие и так тебе не нравится… Это твой сводный брат.

— Что? — переспрашиваю, потому что кажется, что ослышалась.

— Фотография. Она от твоего отца. Биологического. Он умер. И в завещании указал: у него есть еще ребенок, о котором он сам узнал не так давно. Часть активов принадлежит тебе. Ты вполне себе обеспеченная девушка. Я бы даже сказал, очень обеспеченная. Макару это не понравилось и он обратился ко мне, чтобы я помог разыскать этого ребенка. То есть тебя.

Слова Демьяна похожи на раскаты грома. Они оглушают. Вроде и знаю, что нужно спросить, но язык липнет к нёбу.

— И… — осекаюсь, потому что в голове творится самый настоящий хаос, невозможно зацепиться ни за одну связную мысль.

Зажмуриваюсь на секунду, а когда приподнимаю веки — свет от лампы над нами бьет слишком ярко. Через миг он меркнет. Или это у меня перед глазами все плывет и темнеет…

— Не понравилось? — тихо произношу.

— А кому понравится делиться? С непонятно кем. Не знаю, как сказать мягче, поэтому скажу как есть. Не так давно я получил заказ найти эту женщину и её ребёнка. Хотя подобное, конечно, не в моей компетенции — я другими вещами занимаюсь. Но однажды Макар мне «помог», и его помощь мне до сих пор обходится дорого.

Теперь моя очередь тереть виски. Голова начинает ныть. Я пытаюсь выудить из памяти хоть что-то о своём детстве, разговорах с матерью, но там никогда даже упоминания не было о связи с богатым мужчиной. И, вероятно, женатым. Макар ведь старше меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Когда я поднимался по карьерной лестнице и захотел собственное дело, денег оказалось недостаточно. Банки кредиты не выдали, и я ввязался в схему. Помог закрыть компанию Игнатова так, чтобы его активы ушли из-под ареста. Юридически — чистая конструкция, по документам, а фактически через те же счета позднее прошли грязные деньги. Если это всплывет где надо… как ты понимаешь, ничего хорошего меня не ждёт. Впрочем, тебя тоже.

— Почему?

— Потому что я единственный, кто стоит сейчас между тобой и твоим братом. Как ты думаешь, зачем он ищет сестру-наследнницу, если сам по уши в долгах?

— Чтобы я отдала ему свою долю…

Воздух густеет. Люди за соседним столиком смеются, официант подходит принять у них заказ, а у меня в голове по кругу: отец, фото, наследство. На всякий случай щипаю себя — вдруг это один из дурацких снов.

— И вот ты нашёл… меня...

Он кивает, а моя голова взрывается новой вспышкой боли

— Давно об этом знаешь?

— То, что ищешь, часто оказывается ближе, чем кажется. Иногда — слишком близко, а ты даже не обращаешь внимание.

— Это не ответ.

— Он самый. До поездки начал догадываться, поднял кое-какие документы и все сошлось. А всё то время до… — замолкает и уголки его губ слегка приподнимаются. — Вот тебе и адвокат.

— И что теперь?

Демьян откидывается на спинку кресла.

— Макар, думаю, уже в курсе. Он меня и навел на эти мысли, я даже не обратил внимание на твое сходство со снимком, а его интерес изначально по-другому истолковал. Теперь вот воришка, твои документы, волосы, которые, уже наверняка отправлены на экспертизу. Дальше, предполагаю, — прессинг и давление, запугивание, чтобы ты отказалась от наследства.

— Выходит… ты посредник. И заставил бы эту женщину, этого ребенка, подписать бумаги? Сделал бы это за него?

Он долго молчит. Вздыхает.

— Грамотная речь, подвешенный язык мне на что? Думаю, договорились бы.

Я смотрю на него. С одной стороны — родного, а с другой — чужого, уставшего. Мужчину, который, кажется, умеет быть не только нежным и ласковым, но и бескомпромиссным.

— А если бы они не подписали?

— Тогда бы Игнатов позаботился, чтобы с ними «случилось» что-нибудь непоправимое.

— И ты бы в этом тоже принимал участие?

— Я подобным не занимаюсь. Но косвенно имел бы к этому отношение, потому что тот, кто знает о преступлении и молчит, считай, его участник.

Я закрываю лицо руками, сердце бешено отбивает удары. Не верю в происходящее. Хочется отмотать время хотя бы до того, как всё это прозвучало. Как увидела ту фотографию. Возможно, отложила бы папку в сторону и ничего этого знать не хотела бы.

— Я рассказываю тебе о вариантах, которые тебя ждут.

— И ни один из них мне не нравится! — резко поднимаю лицо. — Всегда хотела узнать, кто мой отец. Посмотреть на него. Что же там за тайна была. И лучше бы честно не знала. Он был женат? Ну конечно… Если брат старше… Здорово, что ж. Я больше не девчонка с помойки. У меня есть деньги, родня и… отец, которого мать почему-то даже имени ни разу не назвала. Хотя всё просто: родила от женатого…

Хочется разреветься. И все попытки быть сильной летят к черту.

— Что мне делать? — спрашиваю.

— Жить дальше. Ты столько лет обходилась без отца, обойдёшься и без его наследства. Там люди, у которых совести нет вообще. Игнатов — не тот, с кем стоит иметь хоть какие-то связи. Деньги портят людей. Иногда и их недостаток тоже.

Он трет пробивающуюся щетину на подбородке, смотрит серьезным, сосредоточенным взглядом. И сейчас ничто не указывает на связь между нами. Я будто на приеме у адвоката сижу. Причем одного из лучших в Москве, если верить статьям в интернете.

— Каждый человек для Макара — инструмент. Если ты откажешься — будет ломать. Если согласишься — использует. И в том, и в том случае ты в большом минусе, потому что у него возможности и связи. Но второй вариант — самый адекватный. К тому же я не допущу, чтобы тебя обидели и буду рядом, — ловит мою руку. Сжимает.

Это немного приводит в чувство.

— Считай, ничего и не изменится. Подпишешь отказ, поступишь в институт, продолжишь ухаживать за бабушкой...

— Это совет юриста? — обрываю его.

— Это совет человека, который видел, как Игнатов решает вопросы. Если выбирать между жизнью и деньгами — ответ очевиден.

Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга. А потом телефон Демьяна, лежащий на столе, оживает. На дисплее высвечивается имя Игнатова.

Уже готовы результаты экспертизы? Я и есть тот самый ребёнок? Это подтвердилось? И что теперь? Потребует Демьяна, чтобы немедленно отвез к нему? Или прямо сегодня же я должна написать отказ? Вот так — стала на миг богатой наследницей, а в следующий уже снова никем. С еще большим непониманием, что ждет впереди.

Телефон все еще вибрирует и будто давит своим звуком на виски, которые начинают ныть лишь сильнее. Демьян не спешит брать трубку, просто смотрит на экран, продолжая сжимать мою руку.

— Возьми уже, — аккуратно высвобождаю ладонь.

— Не сейчас.

Экран гаснет. Я отворачиваюсь к окну. На улице всё вдруг становится серым, солнце скрывается за тучами и на стекле появляются капли дождя. Я хватаюсь за мысль, что хочу, чтобы происходящее оказалось сном, очередным кошмаром и я вот-вот проснусь.

Телефон снова оживает. Демьян глушит звук, кладет его дисплеем вниз и просто сидит, не шевелясь.

Дождь становится сильнее, по стеклу бегут длинные полосы, сливаясь в мутную серую пленку.

Мне хочется разбить этот телефон об стену, чтобы он замолчал. Но Демьян не двигается, сидит с отстраненным серьезным выражением лица. И меня вдруг прошибает осознанием: он просто не знает, что делать дальше? Да?

42 глава

— Оставлю тебя у бабушки, а сам отъеду по делам. Ты всё? — кивает на мою чашку.

— К нему поедешь? — пытаюсь говорить спокойно, но сердце в груди так сильно бьется, что кажется, грохот слышно на все кафе.

— С Игнатовым встретиться, безусловно, придётся. Но не сегодня, — отвечает Демьян. — Мне нужно подумать. И отдохнуть. Кстати, говорил, что отоспимся на выходных? Не выйдет. Я уже договорился с Таней и девчонок отпросил. Поедем на ферму динозавров. А потом... — приподнимает уголки губ. — Думаю, тоже до сна дело не сразу дойдет.

Не понимаю, как он может делать вид, что ничего не произошло. Хотя — это же не его напрямую касаются события. И в то же время касаются. Черт… Мне бы немного времени, чтобы уложить в голове услышанное, проанализировать.

Через десять минут мы едем в клинику. Телефон Демьян поставил на беззвучный режим, перед этим кому-то отправив короткое голосовое. Полагаю, Игнатову. Я как раз вышла из туалета и услышала обрывки слов, где он просит дать время и что всё сделает, как договаривались. Еще бы знать нюансы этих договоренностей.

— Если необходим отказ, я подпишу, — произношу, когда мы останавливаемся на парковке у клиники. — Этих денег у меня никогда не было, и обрести их ценой проблем для стольких людей... Не вижу в этом смысла.

Демьян бросает на меня быстрый взгляд и глушит двигатель.

— Приняла совет к сведению?

— Если мне неприятно его даже видеть, то, полагаю, при личной встрече и общении это станет лишь выраженнее.

— Похвально. Идем, с бабушкой поздороваюсь. И травы её, на заднем сиденье, захвати, пожалуйста.

Когда беру пакет в руки, вспоминаю, что их собирала Таня. Как ни крути — слишком её много в жизни Демьяна, и мне это не нравится. От слова «совсем». Да, у неё горе, она осталась без мужа, воспитывает двух дочек одна, но жизнь ведь на этом не кончается. Многие растят детей одни, как моя мать, — и ничего, справляются. Правда, причина ее присутствия в его жизни, скорее, в другом. Сам Демьян в этом заинтересован.

Степанида очень рада видеть внука. Они пьют чай, и Демьян уезжает. Я смотрю ему вслед — и всё, что испытываю, это страх от неопределённости. Может, я и не глупая, рано повзрослела и стала самостоятельной, но вот наивной и простой девчонкой быть не перестала.

— Сама не своя, — замечает Степанида, когда я иду за книгой. Может, чтение меня отвлечет. — Что произошло?

Могу ли я поделиться своими переживаниями? Рассказать о нападении и о том, что у меня украли документы? Наверное, ни к чему. Мы же подлечить старушку сюда определили, а не доставлять ей новых волнений. Если только о маме, о её судьбе и решениях поговорить…

— Мама скрывала от меня, кто отец, потому что, скорее всего, он был женат. И ничего обо мне не знал. Или она хотела, чтобы не знал… Если бы вы забеременели и скрыли ребенка, то по какой причине?

— Ни по какой, — строго произносит она. — Мужчина должен знать, что он отец. Точка. У любого человека есть выбор. И лишать его этого выбора нельзя. Единственное… если не хотел знать, то, может, это было его решение, а не твоей матери?

— Тогда почему он указал меня в завещании перед смертью, а при жизни никак не помогал..

— Кто?

Хочется прикусить себе язык, потому что задумавшись произнесла это вслух.

Отрицательно качаю головой.

Кладу книги на колени и смотрю на красивую обложку.

— Я семью всегда хотела. Полноценную. И знать, кто мой отец. В школе у всех девочек были — и я им завидовала. И если это выбор двух взрослых людей, то почему тогда страдают их дети?

— Что сегодня за пессимистичный настрой? — прищуривается Стёпа. — И что за завещание?

Внезапно дверь открывается, и на пороге появляется Алексей.

— Здравствуйте! — кивает он и, осмотрев нас с бабушкой, улыбается. — Ну как тут моя любимая подопечная?

Любимая? Когда же они успели сдружиться? Но за внезапное появление спасибо, объяснять, что за завещание, мне не особо хочется.

— Всё хорошо. Ещё бы домой выписали, — отвечает ему Степанида. — Домой — это к себе домой, — уточняет печально.

— Ну, с выпиской уж вы погорячились, — берет стул и садится рядом со мной. — Аромат... — тянет носом. — Такой насыщенный. Кажется, мята, чабрец?

— Да-да, — расцветает Степанида. — Они. Чай вот у меня, внук привез травы. С моего огорода.

— А меня угостите? Сто лет ничего подобного не пробовал. Да еще собственного производства!

Хоть внимание Алексея всецело принадлежит бабушке, но я то и дело ловлю на себе его взгляд, пока он пьёт чай и ведёт с ней беседу. Глядя на них, продолжаю думать об отце, о словах Демьяна, об Игнатове и о том, чего ждать дальше. А что если этот человек новое нападение организует? Как же страшно…

— Мишель, слышишь?

— А? Что? — вздрагиваю, когда рука Алексея касается моего плеча.

— Я прописал Степаниде новые препараты, их необходимо будет заказать. Идем, возьмешь рецепт.

— Да, конечно.

Бабушка провожает меня внимательным взглядом, покачивая головой. Мы выходим из палаты и направляемся в кабинет Алексея. Он пишет на листе бумаги названия все тем же разборчивым почерком, а я опять думаю о том, что это несвойственно для врачей. Я их достаточно повидала с болезнью мамы, и у всех, как у одного, — корявые загогули.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Все в порядке? — интересуется он, протягивая мне листок.

— Да... — забираю его и прячу в карман джинсов. — А твоя вечеринка как? Кого ждут твои друзья? — вспоминаю я.

— Надо же, запомнила.

— Возраст еще не подошел, чтобы страдать провалами в памяти.

Улыбается.

— И впрямь, что-то произошло. Я заметил одну особенность: ты дерзишь и используешь колкие фразочки, когда нервничаешь. Это реакция на меня или?..

— На тебя? — хмыкаю.

— Или так пытаешься оттачивать на мне свое мастерство флирта. Что, в принципе, неплохо. И знаешь, почему?

Вопросительно вскидываю брови.

— Ты чувствуешь себя со мной в безопасности.

— Может, напротив. И ты уже определись — дерзость и флирт это не одно и то же.

— Когда человек боится, он избегает визитов, встреч, и рот не торопится открывать. А девушки, не искушенные в вопросах любви, либо дерзят не вовремя, либо мямлят и краснеют. Так что склонен предположить: у меня есть все шансы, что ты позвонишь. Ну или хотя бы расскажешь, что произошло.

А как я расскажу? Да и можно ли? Но так хочется. Демьян уехал, и с ним порой я и впрямь испытываю вот это чувство, о котором сейчас говорит Алексей: и краснею, и мычу. А ещё часто думаю о разнице в возрасте, в социальном положении, особенно когда его нет рядом. Иногда, да почти постоянно, это все дико давит на меня.

— Я не уверена, что могу говорить об этом с кем-то...

Достаточно, что Степаниде уже немного проболталась.

— Тебе угрожает опасность?

Я не знаю. Я честно не знаю.

— Нет.

Он опять берет в руки ручку и стучит ею по столу.

— Загадочная ты девушка, Мишель. И с каждым днем интересна мне все сильнее.

— Чем? Я обычная.

— Обычная, — смотрит на меня, как мне кажется, с восхищением. — Ты очень эффектная. Живая, яркая. Добрая. И не пустышка. Нет этой наигранной приторности. И, знаешь ли, это подкупает — когда на тебя не смотрят с прищуром, не считают примерную сумму в твоем кошельке и сколько на тебя готовы потратить после первой же встречи…

— А после второй?

Смеется.

— Вот видишь. Ты чувствуешь себя легко и естественно. Это сразу считывается.

— Надо же, — обвожу кабинет глазами и киваю на дипломы. — Оказывается, время на личную жизнь есть. А я думала, ты безнадежный случай.

— Разве? Я во всю пытаюсь с тобой флиртовать.

— Зря, — грустно улыбаюсь.

— Так думаешь? Или, может, дать мне небольшой шанс?

— Нет, — осаживаю я. — Я со сверстниками встречаться хочу, а не со взрослыми, всего добившимися и состоявшимися в жизни мужчинами.

— А по амбициям я думал, что как раз то самое общество, которое тебе необходимо. Типа окружай себя теми, до кого хочешь дотянуться.

— Тогда мне не сиделкой в клинику, а в банк уборщицей.

Май снова смеётся.

— Это необходимо заказать в ближайшее время. Номер у тебя мой есть. Буду рад, если позвонишь.

— Могу идти?

— Я бы хотел, чтобы задержалась. Но не знаю уже, с какой стороны к тебе подступиться.

— Тогда лучше пойду.

И рецепт, наверное, он мог позднее занести Степаниде, но это был такой трюк — выманить меня из палаты и остаться тет-а-тет.

— Что так долго? — интересуется Степанида, когда возвращаюсь в палату, чем немного выбешивает.

Неужели я должна отчитываться о каждом своем шаге?

— Рассматривала дипломы доктора в кабинете, — бурчу, подходя к столу и наливая себе чаю. Сажусь рядом со Степой и открываю книгу.

— Почитаем?

— Или поговорим. Что тебя тревожит? Ты узнала что-то об отце?

— Давайте почитаем.

— Ну, значит, почитаем, — кивает она, но всё так же задумчиво меня разглядывает.

Какое-то время внимательно слушает, а потом просит прерваться и налить ей чаю. Встаёт с кровати, но вдруг начинает заваливаться. Случайно задевает чашку в моих руках, которая проливается на джинсы, и я взвываю от боли.

Горячо!

— Ой, деточка, — причитает. — Прости меня, растяпу. Снимай быстрее! Там, в шкафу, халат мой. Поищи, пока надень… Быстрее!

Кожу жжёт, я наспех стягиваю джинсы, оставаясь в трусах, и от такой боли как-то не до стеснения. Бросаю их на стул и иду за халатом. Накидываю на себя.

— Сейчас медсестре позвоню, пусть обработает ногу, — нажимает кнопку.

Да что за день дурацкий...

Медсестра просит пройти в перевязочную, чтобы там обработать ожог. Возвращаюсь, с лейкопластырем и таблеткой обезболивающего внутри, без настроения.

Которое немного улучшается, когда появляется Демьян. По дороге домой я рассказываю, что хотела вчера приготовить ужин и сделать ему приятно, но случилась эта нелепица. А сегодня вот новые обстоятельства и все будто по нарастающей.

— Хм, ужин? Давай вместе сделаем. И спать пораньше ляжем, — берет мою руку и слегка сжимает. А на долгом светофоре притягивает к себе и впивается в мой рот. Несмотря на то, что я и впрямь часто задумываюсь о разнице в возрасте между нами, о пропасти в социальном статусе, но стоит оказаться в его объятиях — всё это становится не нужным, не важным. Только то, что происходит между нами. Похоже, я безнадёжно им отравлена, поглощена и бесконечно влюблена. И в такие моменты и впрямь хочется не дышать, чтобы не потерять частички воздуха, пропитанные им, этими поцелуями, его прикосновениями.

Зайдя в квартиру и побросав пакеты в прихожей, Демьян подхватывает меня и несёт в спальню. Ставит у кровати, зарывается пятерней в волосы, тянет к себе, проводит языком по челюсти, а потом жадно целует.

Отрывается, чтобы скинуть с себя одежду и избавить от неё меня. Опускается на колени, целует живот и замечает ожог на бедре. Поднимает голову.

— Тот самый, в машине рассказывала. Стёпа случайно пролила.

Обцеловывает кожу рядом, нежно, вызывая шквал эмоций и табун мурашек. Касается ладонью между ног. Скользит пальцем между влажных складок, вызывая дрожь и трепет, сильнейшую потребность, чтобы вместо пальцев оказались его губы или член.

— Демьян... — стону, потому что он всё же касается меня там губами, ласково посасывает место, где сосредоточено сейчас всё возбуждение, а потом, поднявшись, опрокидывает на матрас и исполняет желание, заполнив меня всю целиком одним мощным толчком.

Я выгибаюсь под ним дугой, царапаю ногтями простыни. Тянусь к спине Демьяна, но он перехватывает мои руки и заводит их за голову, и теперь входит с оттяжкой, сильно. Трахает в уверенном ритме, доводя до экстаза и сужая мой словарный запас до матного минимума, даря нереальное ощущение кайфа.

Я дрожу, как больная, когда захлестывает волной оргазма. Тело не слушается и будто вовсе не мне принадлежит в эту минуту, а мужчине, который тоже кончает и падает сверху, прижимая собой к матрасу.

И эти ощущения с ним — они ярче, чем вся моя жизнь до него.

Демьян перекатывается на спину, я поворачиваю голову и смотрю на него. Он такой красивый, мужественный, мой. И с этой пробивающейся щетиной... С ней выглядит старше, но ему безумно идет.

— Ты сейчас уснешь? — веду ноготком по его плечу.

— Только после ужина. Есть хочу.

После секса с ним обычно хочется полежать, но от упоминания еды живот предательски урчит.

— Тогда я в душ, и с меня вкусный ужин, — прижимаюсь губами к его шее, и по новой захлестывает нежными чувствами. Господи, когда я успела в него так влюбиться?

— Я помогу.

Через пятнадцать минут на сковороде уже готовятся отбивные, а Демьян нарезает салат. И мне так хорошо с ним, будто не было сегодняшнего тяжелого разговора, вчерашнего нападения и этого ужасного состояния.

Но стоит подумать о покое, как телефон Демьяна раздаётся звучной трелью. Благо звонит Степанида — у него на бабушку отдельная мелодия.

— Миш, возьми, руки заняты. Скажи, после ужина перезвоню.

— Дёма... — слышу её взволнованный голос в трубке, нажав на зеленую кнопку. — Дёма, мне кажется, я нашла её... Пятно на ноге. Моя метка. И появилась девочка как раз в тот момент, когда я тебе новую куклу на оберег сделала. А еще Саида ей снится. Все сходится, Дёма…

Сходится?.. Что сходится? На мгновение забываю, где я, кто я и что вообще делаю на этой кухне.

— Дема? Слышишь?

Голова взрывается от новой информации, которую, по-видимому, услышать была не должна. Но услышала... Не знает она, кто мне снится, да? А оказывается, у этой женщины из сна даже имя есть.

43 глава

— Он... Он перезвонит, — отвечаю Степаниде и завершаю разговор. Медленно кладу телефон на столешницу и все еще пытаюсь уложить этот день в голове. Самое непростое мое лето. Не считая самой сложной зимы, когда не стало матери.

Демьян, закончив с нарезкой салата, вытирает руки о полотенце.

— Что бабуля хотела? Ты чего зависла, Миш?

— Кто такая Саида? — прямо, в лоб, спрашиваю я.

Демьян замирает, сдвигает брови у переносицы, и на мгновение выглядит растерянным, а в следующую секунду берет себя в руки.

Правда ответить не успевает — телефон снова звонит, и это уже не Степанида, мелодия звучит иначе и на дисплее высвечивается имя какой-то Лейлы.

Выражение растерянности и, возможно, страха или чего-то близкого к панике снова мелькает у него на лице.

Он поднимает палец вверх, прося тишины, и отвечает на звонок. Мне ничего не слышно — и жаль, потому что лицо “щедрости” мгновенно меняется: в глазах появляется обреченность и паника.

— Понял. Сейчас буду, — на автомате засовывает телефон в карман домашних брюк и, потеряв ко мне всякий интерес, выходит из кухни и направляется в спальню.

Я иду за ним, ничего не понимая. Наблюдаю, как он быстро одевается; с тем же задумчиво-напряженным лицом проходит мимо и идет к входной двери.

— Ты куда? — спрашиваю.

Он оборачивается, будто вспоминая, что я существую.

— Мне надо отъехать. Я... скоро.

— А ужин? Тебе бабушка звонила, и ты на мой вопрос не ответил.

Потом он делает шаг, целует в макушку и уходит. Все так же молча.

Я стою, как истукан, несколько минут пялюсь на нее, ничего не понимая, затем возвращаюсь на кухню, потому что отбивные, кажется, пригорают, и в реальность врывается запах гари. На столе миска с салатом и небольшой беспорядок — и явно не такой, как внутри моей головы.

Куда он поехал на ночь глядя? Я ревновала к Тане, а тут у него целая армия женщин: Саида, Лейла, знакомая Лиза. И еще сколько их…

Саида...

Бегу в спальню за телефоном и набираю Степаниду. Она отвечает на четвертом гудке.

— А вы же заверяли, что не знаете, кто мне снился. Кто такая Саида? — едва сдерживаясь, не ляпаю про Лейлу, но тогда бы бабушка догадалась о нашей связи с Демьяном, потому что я не просто ревную, я сейчас буквально схожу с ума. И больше от неизвестности, что это за история, что эта за женщины.

— Мишель, — строго произносит она, и нутром чувствую, что сейчас начнет опять увиливать от разговора, включать дуру, будто не понимает о чем я.

— Девочка с меткой? У нее такая же? — говорю ее же фразами. — Вы принимали роды моей матери? Специально облили меня кипятком, чтобы проверить какие-то свои догадки? Могли бы просто попросить — я бы показала это пятно. Мама считала, что оно опасное, возила к генетику, а оно... от вас выходит?..

— Давай ты завтра ко мне приедешь, — мягче предлагает она. — Все расскажу.

— А я сейчас хочу... — начинаю, но голос мой дрожит.

— Снотворное мне дали. Сама переволновалась. И с кипятком случайно вышло. Я не хотела.

Слишком много случайностей в последние дни — я словно на минном поле, и что ни шаг, то взрыв. Когда уже будет смертельный? После разговора со Степанидой?

— Завтра, деточка, — слабым голосом произносит она, и нет гарантий, что ничего не повторится и она не уйдет снова в молчанку. — А Демьян почему не перезвонил?

— Он к какой-то Лейле уехал! — в сердцах, обиженная на “щедрость” и его поведение, выпаливаю я.

— Ох… — только и произносит она. — Ох…

— Что происходит?

Но ответа я, конечно, не получаю. Степанида завершает звонок. Демьян тоже не отвечает. И в пору самой принимать снотворное и успокоительное.

Вернувшись на кухню, привожу все в порядок: выкидываю пригоревшие отбивные в мусорку и опускаюсь на стул, глядя в одну точку. В голове еще больше хаос, чем до информации про Игнатова и подстроенное нападение.

Я снова звоню Демьяну, но он уже недоступен. Саида, Лейла, ночь, брошенная я. Как не лезть в голову этим ужасным разрушающим и ревнивым мыслям? Воображение подбрасывает образы горячего секса, которым мы недавно занимались и теперь он, наверное, занимается им с ней? С ними двумя?

Нет, тру лицо — и, поднявшись, брожу по квартире, как испуганный зверёк. Эти чувства к Демьяну — да, прекрасные, но как они меня разрушают. Самооценку мою. Силу мою. Как это возможно? Как?

Клонит в сон далеко за полночь, и то сплю прерывисто: все мерещится, будто Демьян возвращается. Я опять закипаю, представляю, как собираю вещи, ухожу. Что это за отношения такие? Мало того что я как на иголках, так еще и уезжать к какой-то бабе в ночи, отключать телефон…

Я бы никогда так не поступила! Но то я. А Демьян взял и поступил.

Под утро я уже ненавижу “щедрость, его бабушку, Артема, Марину, себя — за мягкость, за отсутствие силы воли уйти. Потому что сначала хочется выслушать, что он скажет.

Вся моя неуверенность в себе и понимание, что кроме физической тяги у Демьяна ничего ко мне нет, снова давят, отравляют. И не так, как когда он меня касается. Этот яд убийственный, сжирающий, выедающий все внутренности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

К полудню от Демьяна нет вестей и я собираюсь поехать к Степаниде. Открываю приложение с такси, как звонят в дверь. Я бегу к ней, уверенная, что это Демьян объявился и сейчас потребую от него ответов, но в домофон виден вовсе не “щедрость”. Запоздало доходит, что он бы не стал звонить, открыл бы дверь ключом. Приехал Артем. И этого человека я бы хотела видеть меньше всего. Особенно сейчас. Первый порыв — притвориться, что меня нет дома, но “подарочек” продолжает звонить.

Спустя пять минут теренькающих звуков моя голова не выдерживает этого шума и я открываю дверь.

— Кто такая Лейла? — вместо приветствия спрашиваю я.

Выражение его лица примерно такое же, как вчера у “щедрости”, когда я спросила про Саиду.

Артём открывает рот, затем закрывает, не произнося ни звука.

А я... будь я капельку безрассуднее, набросилась бы на него с кулаками и била в грудь, и, возможно, так и сделала бы с Демьяном. У любого терпения есть предел, и мое — на грани.

— Миш, я тебе сразу сказал: у тебя были клевые планы на жизнь. Институт, работа, друзья, потом уже отношения. И... не с таким, как Демьян.

— А что с ним не так?

Молчит.

Наступает предел.

— Он тебя прислал? Нашел время тебе позвонить, а я в игноре? — эмоции хлещут через край, к глазам подступают слезы, которые я усердно пытаюсь сдержать. Не хочу ни одной проронить, хотя мне безумно обидно… Смертельно!

— Миш… Все это не для тебя, ты девочка из деревни, а он крутой, классный адвокат, который не оставит свою жизнь ради ваших отношений. И я вообще сомневаюсь, что они в принципе будут...

Хочется сказать ему про отца, что я не ноль на палочке, хотя… он самый. Что с отцом, что без, с его деньгами или нет — потому что очень плохо, когда слова других людей задевают за живое, разрушают и оставляют шрамы на сердце. С мамой какие-то ситуации закалили меня, привили самостоятельность, ответственность, а вот ощущение, что я кому-то по-настоящему нужна, — этого не было. Все, о чем она говорила, сбылось: люди пользуются моим мягким характером, добротой, отзывчивостью. Демьян так сполна.

Но с меня хватит.

Захлопываю дверь перед носом Артема, потому что и дураку понятно, зачем он приехал: проверить, как я и ничего не расскажет без разрешения Демьяна. Ни про Лейлу, ни про Саиду, ничего! Надежда остается на Степаниду — небольшая, но других вариантов пока как бы и нет.

Подарочек не уходит и продолжает трезвонить. Я снова не сдерживаюсь и отвечаю ему через домофон, чтобы передал своему непосредственному начальнику, который со вчера недоступен, как надо проявлять настойчивость, и прошу уйти.

Спустя полчаса наконец становится тихо. Но только не у меня внутри. Учебники не спасают: не получается сосредоточиться.

Я опять набираю Демьяна — и все тот же ответ: недоступен. Зато звонит Степанида и спрашивает, почему я еще не у нее.

— Сейчас приеду, — говорю я.

Или снова уеду ни с чем, или мне какие-то таблетки от нервов назначат. Потому что эта любовь меня к мужчине старше себя, чувствую, вконец доконает.

44 глава

Злость, отчаяние, ревность, страх, тревога и ощущение безысходности смешиваются в мощный коктейль и бьют по мозгам. И ведь во всей этой ситуации, во всей этой неразберихе, которую переживаю, вовсе не Демьян виноват, а я. Потому что позволила себе в него влюбиться, потерять голову. И теперь расплачиваюсь за этот дофаминовый кайф.

Удивительно, как бывает. Можно быть умной, закончить школу с отличием, быть порядочной, доброй, симпатичной, но в личной жизни это мало помогает, если с границами и внутренним стержнем полный бардак. Возможно, Артём прав — Демьян не для меня. Все в нем слишком. И мои чувства к нему, и эти противоречия. Тормозов не вижу. Правда, не там, где надо. Марина бы не позволила к себе подобного отношения. А я… Почему я сейчас еду к Степаниде, а не собираю вещи? Сестра милосердия, блин. Всех и каждого стремлюсь обелить и найти качества, которых, возможно, и в помине у человека нет. Как он мог уехать ночью к какой-то женщине, и без объяснений, после всего, что между нами было...

Горячая, чуть безрассудная часть меня уже мысленно собирает вещи и уходит, а другая старается быть взрослой, рассудительной — дождаться Демьяна, выслушать объяснения и решить, как поступить. Самый настоящий хамелеон. И кто из нас подлинная — та, что хочет уйти, или та, что хочет остаться? Господи…

В палате Степаниду не обнаруживаю. Медсестра сообщает, что её забрали на процедуры. Я открываю книгу, которую мы читаем, смотрю на строчки — и даже вспомнить не могу, о чем она. Благо с выученным материалом не все так плохо, что-то все-таки отложилось. Злость порой бывает мощным катализатором действия, и мне это обычно помогает. Только вот не сейчас. Будто кто-то высосал все силы. До капли.

Спустя полчаса Степанида появляется в палате. Бледная, уставшая.

— Добрый день, — тихо произносит и идет к кровати. Садится.

— Как самочувствие?

— Сегодня что-то неважно. Перенервничала...

— Почему? — настораживаюсь я. — Что-то с Демьяном?

— С ним все в порядке. Ну... почти.

— Я приехала за ответами. Что происходит?

И настроена решительно. Вплоть до того, чтобы признаться, что влюбилась в Демьяна и больше не смогу на нее работать. Да и по ряду других причин, потому что вот это ощущение надвигающейся бури слишком явное, слишком витает в воздухе. Так было перед смертью мамы. Я чувствовала, что ее скоро не станет. Но боялась себе в этом признаться.

— Кто эта женщина, что мне снилась? Как я с вами связана? Что вы знаете о моей матери? И кто такая Лейла? — перечисляю вопросы.

Злость, раздражение, ревность, которые пыталась в себе гасить, вспыхивают с новой силой, когда все это произношу. А еще картинки, как Демьян с другой, снова встают перед глазами.

— Как связаны... — вздыхает она. — Покажи пятно поближе.

Благо я сегодня в юбке. Просто поднимаю подол. Отодвигаю белье в сторону, трусы чуть прикрывают кусочек пятна, которое уходит на лобок.

— В форме сердечка… Хотя уже ты выросла, и все смазалось, но контуры видны. Это оно. А если все по хронологии сложить...

— Это невозможно сложить ни в какую хронологию! — возмущенно говорю я, опуская подол юбки.

— Демьян как-то между делом обмолвился, зачем приехал: искать ребенка. Я тогда значения не придала, а потом фотографию увидела у него в документах. Ещё подумала — надо же, как похожа на ту девушку, у которой роды когда-то принимала. А вчера ты... с богатым отцом, наследством… Да только имена не сходятся...

— Все-таки специально облили чаем? Могли бы просто попросить.

— Да что же я, садистка по-твоему? Случайно это вышло. Позднее бы и попросила. Но все само сложилось, хоть немного запутано, витиевато, с недостающими фрагментами, однако я ведь сразу от тебя силу почувствовала.

— Ничего не понимаю…

Степанида долго и задумчиво смотрит, будто сканирует. Можно подумать, ясновидящая. Хотя вряд ли, сразу бы тогда знала, что я это я.

— Фрагментов и впрямь не хватает. Давай тогда по порядку. Алия в доме у твоего отца работала прислугой. Говорила, что любовь у них была. Подробностей не знаю, но все печально закончилось. Видимо, не без вмешательства третьих лиц, потому что кто-то же помог твоей матери сменить документы и дал денег сбежать из Москвы. Тяжелые роды у нее были. Тем не менее, как видишь, все благополучно разрешилось, — успокаивающе гладит меня по руке. — А потом она сбежала. Я пыталась разыскать, но откуда же мне было знать, что она теперь Нурлана. И фото это... да мало ли похожих. Ничего не вспомню больше про твою маму, много времени прошло.

— Ну хорошо. Допустим все так было. А Лейла? А Саида? — требую я, повторяя про себя настоящее имя матери. Никогда о нем не слышала. Что там за история произошла? И кто приоткроет завесу тайны? Отец? Но его нет в живых. Сводный брат? Сомнительно.

— Саида... — Степанида замолкает, будто размышляет, продолжать ли. — Жена Демьяна это. Грустная история у них вышла. Ох... бедный мой мальчик…

Жена Демьяна?.. Будто удар в грудь получаю. Ножом. Без возможности остаться в живых.

— Лейла вчера позвонила, — продолжает Степанида. — Это ее сестра. Девочка в коме. Состояние ухудшилось. А снилась тебе, потому что… отдавать тебя ему не хочет. Что? Думаешь, не вижу, как мой внук на тебя смотрит? Я тогда уже отчаялась найти того ребенка, думала, жене Демьяна и передам знания. А в Саиде свои корни сильные, обучение легко шло. Да и у них все в паре хорошо. Пока однажды в аварию не попали. Врачи сразу сказали, что Саида не жилец, даже если очнется, то шансы невелики, предложили отключить от аппаратов, а Демьян ни в какую, буду бороться. Первый год в больнице проводил почти безвылаздно, работу сильно забросил. Я думала, умом тронется. На второй год вернулся в обычную жизнь, и вот… смирился, кажется. На тебя глаза загорелись. И ты... ты ведь тоже?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что я тоже? — шепчу, пытаясь справиться с болью, которая оказывается такой сильной, что перехватывает дыхание. Если бы я стояла, наверное, уже рухнула бы на пол. Ноги и руки немеют, к горлу подкатывает ком. Думала, что после смерти... никогда не испытаю подобных чувств. Но ошибалась. Глубоко ошибалась...

— Он тебе нравится, я ведь вижу, — говорит она мягко.

Смотрю на нее и не верю, что все это реально. Что вообще все это со мной происходит. Я будто оказалась в дешевой мелодраме. Пародия на "Богатые тоже плачут" снимается скрытой камерой? Отчим выкинул бедняжку на улицу, ее подобрали, приютили, дали работу, а потом вдруг выяснилось, что она наследница какого-то богатого человека и по совместительству обычная содержанка. При живой то жене. Господи... Пока я тонула в чувствах к Демьяну, отдавала ему себя, боготворила — он... Слова Артёма врываются в сознание: "Эти отношения не для тебя. Это все не для тебя. Их взгляды с Мариной... Да, конечно. "Подарочек" был прав. Я по сути просто лекарство от боли. Временная, похотливая замена. Любовница.

Этот разговор со Степой гасит меня, как свечку. Мою ревность, раздражение на баб “щедрости” и даже отчасти злость. Все гасит. И внутри поселяется густой туман непонимания. Неужели так можно с человеком. Неужели, черт возьми, можно…

— Мишель, — зовет Степанида, снова трогает мою руку.

Но я ее отдергиваю и резко вскакиваю на ноги, словно меня опять ошпарили кипятком.

“Ну что, все еще хочешь услышать его объяснения?” — произносит Мишель. Миша же открывает рот от ужаса, не может вымолвить ни звука, изображая из себя статую.

— Почему вы раньше не сказали?.. Если видели. А Демьян? Ни одной фотографии дома, ничего…

— Дом у них за городом. С тех пор, как случилась та трагедия, он там больше не появлялся. Его тогда обвиняли в аварии, хотели даже статью повесить, но всё обошлось — нашлись свидетели, подтвердили, что аварию спровоцировал не он. Плохая, грустная история… Он не любит об этом говорить.

Не любит? А должен был сказать, прежде чем меня соблазнять! Должен!

Иду к двери, чувствуя, что если не уйду, бабушка Демьяна незаслуженно выслушает все, что предназначено для ушей ее внука. Бессовестный кобелина. Пока жена была в коме — он спал со мной. Уходил от прямых ответов про личную жизнь. А сам что? Ждал ее смерти? Или надеялся, что восстановится — и что тогда? Что?

Господи, в какой же грязи я извалялась. И выходит, как моя мать?..

Ноги сами ведут к кабинету Мая. Но там закрыто. Сажусь на стул и смотрю перед собой невидящим взглядом. Не знаю, сколько времени проходит. Много. Затем открываю приложение, вызываю такси и набираю Мая.

Он отвечает не сразу, голос заспанный.

— Привет, — мямлю я, все еще не уверенная, что поступаю правильно. — Ты... ты на работе?

— Надо же, какие люди. У меня выходной, — даже представляться не приходится, Алексей сразу меня узнает.

— Я… Мне переночевать негде, — мозги не соображают и говорю, то, что крутится в голове, потому что в квартире “щедрости” я не останусь. И картой его тоже не воспользуюсь, чтобы оплатить какой-нибудь отель. А надо бы выбрать самый крутой и спустить все до рубля. До копейки! Он это заслужил!

Повисает молчание.

— Удивительная ты девушка, Миш, — наконец произносит Май. — Обычно пары сначала на свидания ходят, а потом жить вместе начинают. Хочешь наоборот попробовать?

— Мы не пара. И я не твоя девушка. Я не хочу ничего пробовать. Мне просто больше не к кому обратиться. Мне… помощь нужна.

Снова молчание. А потом уверенное:

— Адрес говори. Сейчас приеду.

45 глава

— Может, ответишь? Что она звонит и звонит? — спрашивает Май, когда мы идем на парковку.

Степанида и впрямь как заведенная — звонок за звонком. Вибрация не прекращается.

— Да, — нажимаю на зеленую кнопку и отвечаю без эмоций.

— Миша, что случилось? Ты куда пропала?

Я не пропала. Меня будто сравняли с землей, превратив в грязь под ногами…

— Мне одной нужно побыть, — на остатках спокойствия произношу.

Хотя какого к черту спокойствия. Какого, на хрен, спокойствия! Его во мне ни на грош. Как же больно. Так больно, что хочется вырвать сердце из груди, чтобы стало хоть немного полегче.

— Миша, ты же...

Не дослушав, сбрасываю. Потому что не могу. Просто не могу. Гнев опять распирает на Демьяна и на виски давит.

Май стоит возле машины и смотрит на меня. Достает сигареты, закуривает. Не торопится садиться внутрь и мне тоже не предлагает. Если сейчас откажет в помощи — не знаю, куда идти и что делать. Потому что вернуться к Демьяну не смогу. В его квартиру. В место, где была счастлива и где теперь не буду никогда. Разве что забрать вещи. А потом? Что потом? Планы, мечты — все рухнуло в один миг.

Господи, да где же эта злость, которая так нужна? Пока у меня ощущение абсолютной никчемности и того, что меня по полной использовали.

— Бабуля жива, и внешность у тебя слишком уж милая. Вряд ли что-то противозаконное сделала. Что тогда произошло?

— Почему сразу я что-то сделала?

— Ладно, неуместная шутка, — усмехается Май. — Хотел разрядить обстановку. И если что, ты помнишь, да? Я хоть и невролог, но в случае приступа истерики без понятия, как помогать людям. До этого опыт был один — отправлять истеричку домой. А у тебя даже дома, как понимаю, нет. Что мне делать?

— Опять неуместная шутка?

— Ну… не совсем. Категоричен я моментами, — уже на полном серьезе говорит он. — Жизненные этапы проходил сложные. И выбирался из них сам. Да, всегда кто-то появлялся, протягивал руку помощи, хоть добрым словом поддерживал. Но все сам. От своего большого желания. А тех, кто хочет использовать меня в своих целях, при этом ничего не делая и тупо ездя по ушам, сливая негатив, — нет. Слишком ценю свое время.

Прекрасно понимаю, о чем говорит Май. И удивительно, как он вообще появился в моей жизни. Может, судьба и некоторые случайные встречи вовсе не случайны? Потому что мне сейчас необходима его рука помощи. И доброе слово. Я не знаю, как себя в кучу собрать. Что вообще делать?

— Так что? На берегу обо всем поговорим, и я оценю степень твоей обиды на мир? — спрашивает Май. — У меня, так-то, отпуск, я планировал домой сгонять. Вот заодно и прикину — с компанией поеду или нет. Быть жилеткой не особо хочется, но если проблема серьезнее, чем разбитые ожидания по поводу какого-то парня, то... — замолкает, прицокивая. — Давно у меня приключений не было, возможно, впишусь.

— Отпуск... — смыкаю губы и чуть ли не реву.

И как все просто у Мая. Возможно, впишусь. Один уже вписался. А у меня теперь психологическая травма.

— Реальность треснула в одно мгновение, и все разом навалилось. Еще и документы... — вспоминаю я про Игнатова и ту кражу, наследство. Ведь и появление сводного брата тоже не за горами. Но я не хочу сейчас ничего решать. Ничем заниматься. Ни с кем видеться. Ничего не хочу. Лишь свернуться калачиком на кровати, плакать, спать. А может, и уехать куда-нибудь…

— Что за документы, Миш?

Я молчу, погруженная в свои размышления, отмахиваясь от этих невзрачных картинок страдания, которые стоят перед глазами, как приклеенные. Ну психану, уеду домой, а что потом? Надо же все равно как-то цепляться за эту жизнь. Дальше.

— У меня документы украли. И вероятно, мои проблемы куда масштабнее, чем просто разбитые ожидания…

Май отводит взгляд, молчит какое-то время, после чего говорит:

— Вид у тебя, конечно, будто кто-то умер, — открывает дверцу своего внедорожника. — Садись.

Мы доезжаем до ресторана, заходим внутрь, занимаем столик. Май делает заказ, и передо мной появляется бокал вина. Все как в тумане и одновременно в замедленной съемке. А ещё будто и не со мной. В голове не укладывается, что вчера я была счастлива и чуть ли не плакала в руках Демьяна от переизбытка чувств и эйфории, а сейчас... За что он так со мной, почему не сказал о жене? Это единственный вопрос, который крутится в моей голове.

И что немаловажно — со вчера ни одного звонка от него. И столько же ответов на мои попытки с ним связаться. Не хватает смелости признаться, что на самом деле женат? Хоть бы кольцо носил, раз так любит ее и не хочет отпускать. Это же сколько денег ушло на ее поддержание и все эти аппараты... Хотя, когда мама умирала, я была готова на все — хоть дом продать, хоть собственную почку, только бы ей помогли. Отчасти могу его понять. Но вот простить за молчание, за то, что использовал меня... Да, может, ему вовсе и не нужно мое прощение. Как и я сама.

— Пей, — говорит Май, пока я неотрывно смотрю на его правую руку и безымянный палец.

— Ты был женат? — не знаю, зачем спрашиваю.

— Нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Почему?

— Потому что некогда было заниматься личной жизнью. Фокус внимания был на другом. Да и сейчас не знаю, как все это вписать в быт.

— То есть… в перспективе я для тебя короткий перепих для быстрого удовлетворения? Девочка без запросов и идеальный вариант для выходных и отпуска?

Май сводит брови к переносице.

— А я?

— Что ты?

— Идеальный вариант для решения своих проблем?

В голове что-то тихо щелкает, отключая здравый смысл. А может, его еще раньше отключило, когда вступила в связь с мужчиной старше себя на пятнадцать лет.

— Знаешь... москвичку с запросом этим всем не удивишь, — обвожу глазами шикарный зал и вспоминая Марину, как она держится, ведет себя. — А в постели, наверное, тоже все должно быть на уровне: с предшествующей романтикой повышенного класса, может, и отпуском куда-то к морю, с лакшери-условиями. А со мной можно простенько: ресторан, клевая тачка, новенькая квартира с ремонтом — все, что и так есть, и вуаля, девчонка в восторге и в твоей постели. Пару раз попользовался, ну или чуть подольше, пока не надоела, — и нафиг пошла?

Не надо жить десятилетиями в этой сраной Москве, хоть и безусловно красивой, чтобы понять принципы ее существования. Достаточно раз обжечься. И Артём про классы говорил — кто для кого. Подобное к подобному. Прав был. Я — легкий перекус на бегу, чтобы голод утолить. Предупреждал, а я не послушала и получила удар по самооценке. Еще один от Мая получить не хочу.

— Так и есть. Но это правда жизни не про меня, — Май, все еще хмурясь, подзывает официанта. — Может, даже хорошо, что розовые очки тебе уже разбили. Вопрос лишь в том — кто этому поспособствовал. Впрочем… неважно.

Молодой человек, обслуживающий наш столик, подходит, и Май просит принести нам стейк из говядины и какой-нибудь салат, где побольше овощей.

— Значит, домой не повезешь? — делаю вывод. — Договорились на берегу?

— Ты пока к конструктивной части диалога не подошла. А я жутко голоден. Планировал провести весь день в постели, но раз уж ты меня выдернула, то здесь пока посидим и поедим заодно.

Залпом выпиваю бокал вина.

Май улыбается.

— Если что, примирительный секс не обязательно должен быть с тем парнем, с которым ты поссорилась, — подмигивает.

— Ты издеваешься?

Вроде понимаю, что он пытается шуткой разрядить обстановку, но мне совершенно не до этого. У меня мир рушится, сердце вдребезги, мысленно я в поезде домой… но что потом? Опять за прилавок? Жить с Петром? Терпеть его унижения? Тело деревенеет и дышать становится трудно, когда это все представляю. Я в безвыходной ситуации…

И жаль, что не робот с кнопкой «вкл» и «выкл». А как бы было здорово одним нажатием заблокировать это негодование, обиду, непонимание, боль. Так паршиво, что хочется умереть! Но вместо этого прошу еще бокал вина. Оно расслабляет.

— Не увлекайся, а то воспользуюсь твоим податливым состоянием.

— Опять тема секса? Может, тебе диагноз поставить, доктор?

Алексей смеется.

— Что поделать, красивая ты девочка, Мишель...

Бросаю взгляд на дверь и уже порываюсь встать и уйти, но Май останавливает, кладет свою ладонь на мою.

— Не надо. Не уходи. Еще один бокал — и ты со мной как на исповеди, а дальше решим, что с тобой делать. Ок?

Вот и план «Б», кажется. Собственно, Демьян же так и поступил. Пока его план «А» лежал в больнице в коме и боролся за жизнь.

Телефон вновь оживает. И когда я думаю, что это в очередной раз Степанида, на дисплее высвечивается имя Сколара.

Сердце пропускает удар и мир сжимается до экрана телефона.

— Ответь, — говорит Май, заметив перемену в моем лице и дрожащие руки. Я чудом лишь не роняю телефон.

Отрицательно качаю головой, потому на языке у меня одни матерные слова. Надо же, еще вчера я стонала под ним и думала о том же, только эмоции были другие. Куда приятнее.

— Тогда я отвечу. Хочешь?

А почему бы и нет…

— На, — протягиваю ему телефон.

Май уверенно берет его и, вопреки моим ожиданиям, что я стану свидетелем их разговора, выходит из-за стола, оставляя меня гореть заживо, буквально на этом стуле.

Возвращается через пять минут и кладет телефон на стол.

— Что он хотел?

— Спрашивал, где ты и почему не отвечаешь на звонки Степаниды.

— И все?

Задерживает на мне взгляд, и кажется, будто насквозь видит в это мгновение, читает, как открытую книгу.

— И все.

Становится больнее пуще прежнего. Только за этим позвонил? Серьезно? Ни слова обо мне? Ни тени тревоги? Еще никогда не испытывала такого сильного разочарования.

Между нами повисает долгая пауза. Официант в это время приносит стейки и салаты. Но в меня ни кусочка еды не влезет. Машинально ковыряю листья вилкой, когда телефон опять начинает вибрировать на столе. Степанида. Но что ей надо? Дозвонился же до меня Демьян.

— Ей бы нежелательно нервничать. Это я сейчас как её лечащий врач говорю. Ответить?

— А если скажу, что мне плевать на нее и на ее внука?

— Выключи тогда. Перезвонишь, когда будет не плевать.

Так и делаю, а потом сжимаю кулаки под столом, потому что отчаяние по-новой наполняет тело ноющей тяжестью.

— Что с отпуском моим делать будем, Миш?

— Я же сказала, что у меня документов нет...

— А так согласна?

Смотрю в его глаза, прислушиваясь к себе, к своему телу. Хочу ли? Не знаю. Я больше ничего не знаю…

— Я домой собрался съездить. На машине. Документов, конечно, плохо, что нет, но и не пригодятся пока особенно. А теперь давай, рассказывай что произошло, — с участием произносит он.

Я ломаюсь. И позволяю выпустить свою боль наружу. Рассказываю про маму, про отчима, про настоящего отца, наследство и Игнатова, лишь умалчивая о связи с Демьяном.

Май закончив со своим стейком, присвистывает.

— Так ты у нас не простая девочка…

— Самая обыкновенная. Я напишу отказ.

Май задумчиво хмыкает, пока я подавляю новый порыв расплакаться, опять думая о Демьяне. Нет, я не надеялась, что он кинется ко мне с извинениями, но этот скупой и единственный звонок, только потому что не отвечала Степаниде... Мерзавец. Какой же мерзавец.

— За неделю или две ничего не произойдет. И… может, ты к другому юристу бы обратилась? Вдруг Сколар заинтересован в твоем отказе и с заказчиком в доле? Деньги-то немаленькие. Кому они сейчас не нужны… Не думала об этом?

Нужны деньги и в доле?.. На поддержание жизнеобеспечения жены, например…

— В общем, прикину, у кого можно проконсультироваться, — Май подзывает официанта и просит счет. — К еде почти не притронулась, — кивает на мои тарелки.

— Я не голодна. Спасибо.

— Не голодна, — передразнивает. — Ну ладно. Поехали. Покажу тебе свою холостяцкую берлогу.

46 глава

"Время — это то, что мы всегда хотим, но хуже всего используем".

"Сделал добро человеку — убей его". И множество различных цитат. Вся стена в них. Если кабинет Мая в дипломах, то квартира другим полна.

— Заинтересовали? — спрашивает он, щелкая чайником.

Опять осматриваюсь. Не такая роскошь, как у Демьяна, и спа в жилом комплексе, я больше чем уверена, нет. Обычная квартира в хорошем районе с приличным ремонтом.

— Да, очень уютная у тебя берлога, — отвечаю я и снова читаю строки на стенах. — Необычно.

— Тоже мои достижения. В разные жизненные этапы помогали эти слова. Типа зарубки, но не в памяти, а на стенах, и чтобы были перед глазами. Иногда кажется фигня, а бывает накроет — и вот пожалуйста, весь твой путь, — кивает на художества. Сразу фокус возвращается и понимание, что ты делаешь, зачем и куда в целом держишь путь.

— И куда же?

— У каждого он свой, — отвечает без конкретики. Но, полагаю, как и у большинства, это путь наверх: к признанию, богатству, вершинам.

Если оценивать путь Мая и Сколара, то у Демьяна с этим получилось поуспешнее? Или в чём заключается этот успех? Нужно же не только материальные блага учитывать. У "щедрости" лишь на первый взгляд с ценностями оказалось всё отлично, а на деле? Негодяй обыкновенный?

— Сколько девушек сюда приводил и рассказывал эту историю?

Может, я ещё на одного такого же "принца" попала?

Май приближается, и мне становится не по себе от того, насколько он близко. И нет, он не ведёт себя как-то бесцеремонно и нагло, не пытается приставать — не считая той шутки в ресторане про примирительный секс. Просто я дёргаюсь и делаю шаг назад, потому что всё ещё принадлежу другому. Как бы ни была убита поступком Демьяна, он мне не безразличен. И за пару дней от этого чувства не избавиться.

— Правду?

— Желательно бы. Хотя многие считают это уязвимостью, а честность расценивают как дорогой подарок.

Почему Демьян не сказал о жене? Почему? Этот вопрос меня выматывает, опустошает, не дает покоя. Занимает все мои мысли. По сути меня... просто использовали.

— Ты первая. Не люблю посторонних дома. Есть отели, а я прилично зарабатываю, чтобы снять номер, а утром просто уйти и не выпроваживать кого-либо из своей квартиры, испытывая при этом неловкое чувство или даже вину.

— И часто так... уходишь?

Зачем мне это даже, не знаю. Я же просто о помощи прошу, спать с Маем не собираюсь, и от одной мысли, что у нас с ним дойдет до постели, передергивает.

— Судя по твоим размышлениям о моем времяпровождении, очень редко.

— А на самом деле как?

Опять подходит. Поднимает руку и убирает прядь моих волос за ухо. От его прикосновения становится ещё больше не по себе. И нет, не потому что неприятно, а потому что всей душой желаю, чтобы это был другой человек. Я вроде с Маем, в его квартире, а мыслями, чувствами, разбитым сердцем — с Демьяном.

— Да никак, Миш. Свободен, если тебя этот вопрос интересует. Не женат, не в отношениях и без каких-либо травм от неудачной любви. Надеюсь, и ты тоже?

Оставляю его вопрос без ответа. Очевидно, что с травмой, и ещё какой. Но кому до этого есть дело, кроме меня самой.

Вода вскипает. Май наливает мне чай и себе тоже. Предлагает сесть за стол.

— Я... Понимаю, что это нагло прозвучит, но мне совсем некуда пойти, а ехать с тобой так далеко... Не уверена, что это необходимо. Можно я просто поживу здесь немного?

Мне только сближения с другим мужчиной не хватало. Да, возможно, клин клином отлично бы вписалась в философию этого жилища, и с этой фразы я начала бы свою собственную шкалу достижений. Но разве это правильно? Хотя глупого и без того сделано достаточно.

— Как ты себе это представляешь? — спрашивает Май после непродолжительной паузы.

Сажусь на стул и обхватываю чашку руками.

— Так и представляю... Кто-то за котами и собаками в отсутствие человека приглядывает, а я за твоими надписями, чтобы никто не стёр.

Удивительно, что и смелость появилась, и гордость вдруг тоже. Или это остатки алкоголя во мне? Но вдруг приходит понимание, что сейчас не время все пускать на самотек, как бы больно ни было. Ещё когда с мамой приключались приступы, обратила на эту особенность внимание: паника завладевает мной лишь первые минуты, а потом я в голове раскручиваю самые худшие варианты, самые наихудшие, и вроде как получше становится, и даже тревога отступает и ты начинаешь действовать. Только почему-то не в этот раз...

— Миш, — улыбается Май. — Я даже документов в качестве залога попросить у тебя не могу. Надписи, безусловно, важны для меня, но есть куда более ценные вещи.

— То есть я воровка, по-твоему? Втерлась к тебе в доверие, чтобы потом обчистить твою квартиру под чистую?

— А еще у тебя непонятная ситуация с наследством, и ты говоришь, что Игнатов опасный человек, и чем это чревато, пока неизвестно. Если это так, то с моей стороны вдвойне глупо идти на поводу твоего желания и оставлять одну в квартире. Поэтому я вправе выставить свои условия, раз ты сама ко мне пришла и попросила о помощи. Или ты можешь от нее отказаться. У человека всегда есть выбор. Вот и выбирай.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Да, схожего у них со Степанидой хватает. И все проблемы от головы, и выбор должен быть у каждого. Только вот ее внук меня этого выбора почему-то лишил...

— Отпуск, Миш, а потом восстановить документы, помогу устроиться в клинику, раз с наследством отказ, и дальше в институт. Из тебя отличный врач получится. Думаю, педиатрия. Милая внешность, добрая, сострадательная. Старики — точно не твое.

Как все четко и просто со стороны. Для других. Но не для меня.

— Патологоанатом.

— Что? — хмурится Май.

— С той базой милоты, что сейчас внутри, только патологоанатом и расчленять трупы.

Он громко смеется.

А мне не до смеха.

— Поездка — это все твои условия? Чем я еще должна буду расплатиться? Натурой? Деньгами?

— Ничем. Просто помогаю. Потому что вариантов у тебя и впрямь не так много. Если вернуться в свою глушь и к отчиму, за прилавок и поступить где-то в Ижевске. Но туда ты всегда успеешь вернуться, а попробовать здесь во второй раз окажется уже сложнее. Точно тебе говорю. Так что пей чай, думай и решайся. Я планировал завтра вечером выехать. Ляжешь в соседней комнате, — кивает на дверь рядом с кухней. — Белье найдёшь в шкафу, а я ещё посплю. Перед дорогой, да и неделя была адовая, еле всё успел. — Допивает чай и встает, оставляя меня одну.

Я смотрю на надписи на стенах, на две чашки чая на столе, на свои руки. По-хорошему, включить телефон, позвонить Демьяну, но эта обида и уязвленное самолюбие...

Одно неверное решение я уже приняла, когда поддалась его чарам. Второе будет, если уеду, не поговорив с ним. Или наоборот — поговорив и выплеснув всю боль, все гадости, которые о нем думаю в это мгновение? Как поступить? Господи, как мне поступить, когда столько боли, смятения и противоречий...

И еще эти чужие стены и мужчина.

47 глава

Нахожу в ванной халат и надеваю его, замерзнув. Хотя на улице лето, но в квартире зябко, работает кондиционер, а я не могу найти от него пульт, чтобы выключить. Делаю себе еще чай и сажусь на диван, продолжая нагнетать ситуацию до предела, с разными вариантами. И так... отключаюсь.

Просыпаюсь, когда слышу какой-то шум. Май встал и кипятит чайник, по гостиной разливается запах жареных яиц.

— Не хотел будить, но есть хочу. Присоединишься? — Заметив, что я проснулась, спрашивает он.

Тру сонные глаза, беру телефон, чтобы посмотреть время, но он не подает признаков жизни. Точно, я же его выключила.

— Почти двенадцать ночи. И у меня пропущенный от внука Степаниды.

Хорошо это или плохо? Скотина, хоть немного озадачился моим исчезновением? Ненавижу. Я думала, эмоции станут потише, но нет. И кажется, даже злость наконец проявляется. Та самая, которая помогает человеку вылезти из ямы отчаяния.

— Откуда у него твой номер?

Май пожимает плечами.

— Ну так что? Присоединяйся, на тебя тоже хватит.

— Нет, я не голодна, — отказываюсь.

Может, он нашел ту записку с номером в тумбочке?

— В ресторане не притронулась к еде, сейчас тоже. Так не пойдет. Надо поесть, Миш.

— Спать хочу, — потягиваюсь, разминая затекшие мышцы шеи.

— Ну, так я же показал комнату. Или ты думаешь, к нему поехать?

— К нему? — Аж дергаюсь от этих слов, неконтролируемая реакция.

— Ну, ты же с этим самым внуком живёшь и его бабушкой, правильно понимаю? — уточняет Май, ловко переворачивая яйца, подбросив их на сковороде. Прям как в каком-то фильме.

— Я с ними поругалась и возвращаться не хочу. К тому же, ты сам сказал, если Сколар в доле с Игнатовым, то желания находиться там у меня еще меньше.

— Угу, — задумчиво кивает Май и, выложив яйца на тарелку, садится за барную стойку. — Точно не хочешь? Вкусно. У меня фирменный рецепт.

Воспоминания калейдоскопом проносятся перед глазами и ком к горлу подступает. Демьян не с такими спецэффектами, но тоже готовил сам. Нет, всё-таки подобные эмоции даже нечестно переживать в одиночку. Я ничего не теряю, чтобы высказать Сколару всё, что о нем думаю. Только где гарантии, что не растеряю остатки решимости, когда дело до этого дойдёт? Добавим к моей личной коллекции: «куй железо, пока горячо.

— Я лучше спать пойду, — смотрю, как Май в одних домашних брюках уплетает яичницу.

Футболку бы надел для приличия, или он мне демонстрирует свое подтянутое тело? Выглядит отлично, я оценила.

— Спасибо за гостеприимство, — тихо произношу и направляюсь в комнату, которую мне выделили.

— Спокойной ночи, — отвечает Май.

Включаю свет, осматриваюсь. Стены чистые, и ничего необычного не привлекает внимание. Взяв из шкафа постель, расстилаю ее и снова засыпаю с мыслями о Демьяне. А снится наш разговор, где он на коленях просит прощения, заверяет, что любит и не хотел причинить боль, отчего эмоции наутро становятся тише. Открыв глаза и уставившись в потолок, пытаюсь представить, что если сон станет реальностью и он так же будет извиняться, то, скорее всего, прощу. Не смогу не простить, как бы безумно обидно за этот поступок ни было. Демьяну следовало сразу сказать, что есть больная жена, но в меня влюбился — а я бы все равно не смогла устоять.

Услышав, что Май тоже встал, только сейчас вдруг понимаю: я даже не подумала перед сном о том, что он ворвется ко мне в спальню и начнет приставать. Дурочка бесстрашная. Хоть бы закрылась.

Еще через час раздумий решаю дать "щедрости" шанс объясниться. Ну, кто не совершает ошибок. Я сама хороша, не требовала от него ничего. Вскользь спросила о личном, а он ушел от ответа и я доверчивая глупышка, успокоилась.

Набираю Демьяна. Но он не отвечает. Это жутко задевает и снова вызывает волну негодования. Зато Степанида — сразу берет трубку.

— Деточка, ну наконец-то. Я вся извелась. Ты где, моя хорошая? Демьян сказал, что дозвонился, но ничего внятного не ответил.

А что, смелости не хватило рассказать, что сделал из меня свою любовницу? Всё-таки обида сильнее, и приятные эмоции от сна испаряются за мгновение. Как и ожидание, что он вообще захочет сказать какие-то извинения. Хотя зачем-то же меня искал. Черные варианты развития нашей ситуации тут как тут и снова пугают воображение холодными тенями.

— Со мной всё в порядке, — сбивчиво бормочу.

— Ты вчера ушла расстроенная... Я не права была, так про твою мать всё разом. Но лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

— Ну вот и сказали бы правду сразу, что женщина из снов — это жена Демьяна. Почему промолчали?

— Я же думала, она... А Саида в себя пришла. Представляешь? Это же чудо какое-то! Демьян верил. Всегда верил, что она оклемается, такие деньги тратил на ее поддержание!

— В себя пришла, — тихо повторяю, когда всё-таки нахожу в себе силы это произнести. — И он сейчас... с ней?

— С ней. Она очень слаба, но пришла ведь в себя, — слышится искренняя радость в ее голосе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эти слова врезаются в сердце и взрываются осколками, оглушают от боли. Хорошо, что я сижу на кровати, а то бы точно рухнула на пол. Мир превращается вокруг в уродливую абстракцию и я уже не могу разобрать, что в нем реально, а что вымысел.Наверное, мои мечты, что небезразлична Демьяну.

Видимо, любовь и нежелание его мне отдавать сильнее смерти. И между ними и впрямь глубокие чувства, а я так — легкое увлечение и таблетка от боли. Которая больше не нужна. Кому ты там шанс объяснится собиралась давать?

— Ты сегодня приедешь? — её слова доносятся эхом. — Мишель, ты здесь? Придёшь? — повторяет вопрос.

— Я... я не буду на вас работать.

— Что? Почему?

— Потому что не хочу. У меня другие планы.

Сбрасываю звонок. Зачем-то опять набираю Демьяна, но ответ тот же. Жаль, потому что не хочу больше сдерживаться. И вчера не надо было. Пока строишь из себя добродетель, терпение пытаешься тренировать — тобой пользуются. А потом игнорируют.

"Пришла в себя, чудо какое-то", — эти слова снова и снова впиваются в меня стальным крюком. И внутри всё сжимается, сворачивается в тугую спираль. Я хотела, чтобы Демьян валялся в ногах, просил прощения, как во сне, а на деле... На деле ничего этого не будет. Потому что я просто любовница. Временное увлечение.

В этом почти невменяемом, эмоциональном состоянии меня и застает Май, когда стучит в дверь.

— Доброе утро, Миш, — появляется на пороге. — Как переночевала?

Отвратительно, но говорю вслух совершенно другое:

— Все нормально.

Он слегка прищуривается, впиваясь внимательным взглядом в мое лицо.

— Ну, что, решила? — интересуется он. — Со мной или как? Я уже в стадии сбора вещей.

Быть в треугольнике и явно третьей лишней... Нет. Не хочу. Злые мысли безостановочно шипят в черепной коробке. И хоть в отчаянии, но все равно пытаюсь оставаться на плаву, и в таком состоянии есть только одна возможность сохранить рассудок, чтобы его не лишиться. Хотя бы попытаться. Уехать от проблем подальше. Хотя бы на время.

— С тобой. Только... только мне тоже вещи надо забрать.

48 глава

Пока стоим на светофоре и, по случайности, наша машина первая, я разглядываю прохожих. Вдруг замечаю собаку у тротуара. Вряд ли чья-то, скорее бездомная. А рядом женщина на пешеходном переходе держит на руках ухоженного шпица в модной одежке…

Так наглядно: у одной собачки все с рождения есть, а другая, как облезлый комок, никому не нужна. Аж до дрожи эти сравнения. И пса бездомного себе хочется забрать. Чтобы мы с ним были друг у друга. Так проявляется одиночество? И нормально ли, что оно появилось у меня в восемнадцать?

— Много у тебя вещей, Миш? — спрашивает Май, вырывая из пучины мыслей и тут же погружая в новую.

Вещи… практически все куплены на деньги Демьяна. И на фиг бы их, но у меня нет денег, чтобы купить другие, а просить об этом Мая не хочу. Хватит с меня этой побирушной никчемной жизни. И написать отказ от наследства, конечно, логично, учитывая, что Игнатов опасный человек и делиться со мной благами не захочет. Но можно же заключить сделку, хоть что-то получить из того, что по праву принадлежит мне… Можно же? Я ведь заслужила крупицу справедливости?

— О чем задумалась? Прием.

Трогаемся с места, и я, оторвав взгляд от бродяжки, снова смотрю на Мая.

Симпатичный, со стильной стрижкой, молодой, умный, всего сам добился, а главное — свободный. В отличие от Демьяна. У которого есть жена. Не могу в это поверить, отказываюсь. Хочется узнать адрес больницы и хоть глазом посмотреть на эту картину. Возможно, чтобы окончательно проститься со всеми иллюзиями насчет него.

— Думаю о том, почему одним везет сразу родиться в хороших условиях, а другие должны сами всего добиваться. И ещё не факт, что добьются. Какие вообще могут быть проблемы у тех, у кого все есть, у кого любое желание исполняется по щелчку пальцев…

А жена Демьяна? Из декоративных пород или такая же бродяжка? Как она выглядит, интересно. Хотя зачем это мне... Чтобы сравнивать? Сделать себе еще больнее. Дурочка.

— Хорошие мысли. Но отдает малость безнадегой. По мне лучше добиваться всего самому, Миш. У человека должна быть цель, развитие. Иначе если все будет, то какой смысл существования? В чем? В одном лишь потреблении?

— То есть я и ты заточены на достижения и заработать побольше денег? А у тех, у кого они есть — всего лишь потребители без цели? Я не согласна с тобой. Мне мама с детства вдалбливала: учись, стань кем-то. Ну вот я и училась, а толку? Выбрать профессию по душе не могу, потому что стоит все очень недешево. И сплошь стены кругом, препятствия. А те, у кого деньги есть с рождения выберут институт, какой захотят, и явно не станут заниматься тем, что им не нравится, например, подрабатывать в промежутках между учебой за прилавком, терпеть придурка отчима или плакать по ночам, что не можешь оплатить матери дорогостоящее лечение. Они бы тратили свое время на путешествия, познавали мир, изучали бы что-то новое, не думая, как заработать эту копейку…

— У-у-у, загоны серьезные, — тянет Май. — Но поверь, так как ты рассуждает лишь малая часть. Вся остальная, у которой с рождения отсутствует эффект преодоления сложностей, слишком увязла в том, чтобы удовлетворять сиюминутные желания и поддерживать статус своего раздутого эго, которое вместе с ними растет с пеленок. Ты бы сейчас так не рассуждала, имея приличный счет в банке. Свобода — это, безусловно, дает, но не все так легко и просто, поверь.

Смотрю в окно, и проплывающие за ним пейзажи больше не приносят радости. Ничего не приносят. В глубине души тяжесть и боль. А еще тоска. Тот наш вечер и близость с Демьяном… Больше этого не повторится. Я не позволю. И не прощу. Со всех сторон было нечестно так поступить со мной. А еще жестоко. Все же надо заехать напоследок к Степаниде, попрощаться и сказать, что она плохо донесла до внука про нормальные человеческие отношения и выбор. Которого меня лишили.

Май паркуется у дома, не на подземной стоянке. Идти до двери прилично, но у меня не так много вещей. И те фирменные комплекты из бутика уместятся наверное, в один большой пакет. Единственное… все остальное у Степаниды в том старом доме. Но я не планирую возвращаться в Ижевск. Фотография мамы есть, документы восстановлю, а больше… больше ничего и не надо из той старой жизни.

— Сходить с тобой? — предлагает Май, заметив мою заминку. — Вещей много? Ты так и не ответила.

— Вещей мало, я быстро. Сама справлюсь.

Может быть, решение уехать с Майем опрометчивое, горячее, но самое здравое. У Демьяна была возможность объясниться и поговорить. Раз номер Мая узнал, то мог найти и приехать, с его связями — это минутное дело. Тем более, я не скрывалась, просто… Просто ему вообще все равно, где я и с кем ночь провела, пора уже это признать. Он жену любит.

Открыв дверь ключом, попадаю будто в капкан воспоминаний: вот я впервые переступаю порог этой квартиры, наш заплыв в бассейне, поцелуй, мой оргазм, Москва и красивые ухаживания Демьяна. А еще в доме его запах. И будто свежеприготовленной еды — тот самый омлет, который “щедрость” любит есть по утрам. Он еще выкидывает часть желтков, чтобы белка была побольше.

Сердце ускоряет пульс, когда прохожу вглубь квартиры. В гостиной пусто, в спальне тоже никого. Наверное, уже ушел.

Так хочется вернуться в те дни. Мне было хорошо... Счастливо. И так горько сейчас. Будто смертельный диагноз поставили. А может так оно и есть: я неизлечимо больна. Потому что даже несмотря на всю боль, что причинил мне Демьян, эти инстинкты, тяга к нему — это что-то от животного мира. Неразумная моя часть. И неподконтрольная.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Выйдя из ступора, направляюсь в спальню и покидав вещи в сумку, задерживаю взгляд на тумбочке. Записка с номером, точно. Открываю — ее нет на месте. Значит, нашел?

Грудь опять рвет на части. Надо поскорее уйти отсюда.

Ненадолго останавливаюсь в гостиной, все еще не веря, что это конец, и вдруг слышу, как хлопает входная дверь.

Между лопаток проходит дрожь, сердце пропускает удар, а потом начинает биться как сумасшедшее. Я даю себе мысленную установку: держаться, не нервничать, не кричать и уйти с достоинством. Но когда Демьян появляется передо мной, все установки летят к черту. Мне хочется броситься ему на шею и рыдать, и в то же время взять в руки что-то тяжелое и побить его. Разрывает от противоречий. За эти сутки я столько эмоций пережила. И продолжаю.

— Мишель, — опускает глаза на пакет в моих руках.

Злость все-таки побеждает. Я замечаю на его шее перекинутое полотенце. Режим, тренировки по расписанию? У меня мир рушится, а он… Позвонил один раз по номеру, который нашел в моей тумбочке, и все?

— Наконец-то, я переживал. Где ты была? — спрашивает он.

— Переживал? Как за свою жену или сильнее? — не могу скрыть дрожь в голосе.

И если переживал, то почему не нашел?

Демьяну явно не нравятся мои слова, он мрачнеет и не торопится отвечать, возможно, считая вопрос риторическим.

— Отвечай! — требую я.

— Я за последний час несколько раз набирал тебя, ты вне доступа...

— А сейчас здесь. И хочу услышать, почему ты не сказал правду, — говорю я, морщась от мучительного покалывания в глазах.

Демьян стягивает полотенце и бросает его на диван простым и будничным жестом, будто ничего не произошло и все как обычно.

— Саиду собирались в конце месяца отключать от аппаратов. Я… я наконец-то решил не продлевать договор и отпустить ее, но… — замолкает.

— Но?

— Она пришла в себя и сейчас очень слаба, — поджимает губы, медлит. — Ей необходима реабилитация, без меня она не справится.

— А я? — сиплю я, потому что воздух в легких внезапно заканчивается. — Демьян, а я? Справлюсь?

Да мне тоже нужна реабилитация! Возможно, на нее уйдет целая жизнь!

Сколар молчит. И это красноречивее любых слов. Еще и этот взгляд исподлобья.

— Какой же ты… негодяй, — совершенно искренне говорю я. — Как ты мог? Почему сразу не сказал, что у тебя есть жена?

— И что бы это изменило? Нас меньше бы стало тянуть друг к другу?

Его слова, поведение, цинизм вытравляют все хорошее, что было когда-то с ним в этих стенах.

— Что бы изменило? Да все. Абсолютно все. Я бы не подпустила тебя к себе.

В груди будто взрыв — тонны тротила. На секунду прикрыв глаза, глубоко дышу, чтобы потом снова наброситься на Демьяна с обвинениями:

— Ты сделал меня своей любовницей без моего согласия. Я стала такая же, как моя мать. Степанида мне все рассказала. Я внебрачный ребенок Игнатова. Вы оба меня уничтожили правдой… И это по-твоему не изменило бы ничего? Точка невозврата наступает в тот момент, когда тот, кто обещал защищать, причиняет боль. Ты… Ты… — опять задыхаюсь.

— Я не отказываюсь от защиты, — перебивает Демьян. — Готов сопровождать на всех этапах, пока решается вопрос с Игнатовым.

— С которым ты в доле?

— Что? — он хмурится.

— Ты с ним в доле! — выпаливаю я. — Я примерно погуглила, сколько стоит поддержание твоей жены — это… Язык не поворачивается назвать эту сумму. Лишь по-настоящему любящий человек готов на такие поступки.

— Бред какой, Миш. — Он горько усмехается. — Я прилично зарабатываю. Без чьей-либо помощи.

— Тогда почему я должна от всего отказываться? Почему я должна верить тебе? Может, ты еще о каких-то нюансах умолчал? Как тебе доверять, Демьян? Я обращусь к другому адвокату.

— Мишель, — он делает шаг, а я автоматически отступаю назад, потому что злость притухает, а желание вжаться в его тело, дышать им и чувствовать его руки, плакать на родном плече становится нестерпимо сильным. Эта мысль, что ничего подобного уже не повторится по новой выжигает меня.

— Не подходи, — шепчу я, чувствуя, как гудит голова от перенапряжения.

Как же так? Как так… Еще вчера мы были близки, а сегодня между нами пропасть, размером с Тихий океан.

— У тебя есть моя карта. На первое время хватит. Откажись и не лезь туда, — смотрит грозно.

Я теряю себя. Безвозвратно. Чем дольше нахожусь рядом с ним, тем больнее.

Что я там представляла? Что он будет умолять о прощении, ползать передо мной на коленях? Но мне даже простого “извини” не говорят, а ставят перед фактом, что я в отставке, а он выбрал жену и в счет компенсации оставляют свою карту, на которой мне на первое время хватит денег. Реальность, где все хорошо и гладко, остается за пределами этой квартиры.

Делаю шаг к двери, но Демьян преграждает путь.

— Ты куда? — спрашивает он.

— Куда-то подальше от тебя и этого места.

— Куда? — настаивает он. — И где ты ночевала?

Из груди вырывается истеричный смешок. И на глазах выступают слезы, которые я старательно пыталась держать в себе.

— Я тебе звонила вчера. Несколько раз, но ты был занят…

— Общался с врачами, находился с Саидой, вернулся вечером, а тебя нет. Лишь та записка от какого-то мужика. Набрал, но там тишина. Сейчас меня ждет врач, у них консилиум. Как вернусь, нормально поговорим. Только успокойся для начала, хорошо?

В голове снова каша. И хочется выть от кровавых слез, когда представляю его и ее — ту женщину из снов. А потом наши тела на вот этом вот диване, мой первый раз, пока его жена сражалась за жизнь…

— Успокойся? — хриплю я. — Ты серьезно? Я ненавижу тебя! Не-на-ви-жу, — повторяю по слогам.

Я так зла, так безнадежно влюблена, я в отчаянии, и больше не могу его видеть. Просто не могу!

Бросаюсь к двери чуть ли не бегом.

— Мишель, — окликает Демьян. — Если что, я всегда готов прийти на помощь, а ты можешь сюда вернуться, — говорит он в спину банальные сухие фразы. — Не делай глупостей, ладно?

Все-таки останавливаюсь и медленно оборачиваюсь. Его голый торс и вылепленный пресс, красивое лицо, слегка взлохмаченные волосы, да даже произнесенные слова, навсегда останутся в памяти.

— Глупостей? Да-да… Действительно. Я уже совершила одну. Не уберегла себя от такого мудака, как ты, — бросаю в него ключи от квартиры.

Никогда и ни за что сюда не вернусь.

Выскакиваю в подъезд, даже не закрыв за собой дверь, потому что тупо нет сил. Я еле передвигаю ногами и не помню, как оказываюсь в лифте, затем на улице.

Внутри — выжженная пустыня. Бескрайние просторы боли. И на что я только надеялась...

Май забирает пакет, бросает его на заднее сиденье, а я обхватываю руками гудящую голову, дрожа всем телом и пытаясь не разрыдаться сильнее, снова и снова воспроизводя наш разговор: “На первое время хватит. Я нужен Саиде. Что бы это изменило?”

— Эй, малыш, ты чего? Что случилось? — Май растерянно смотрит мне в лицо, пока его расплывается у меня перед глазами.

И я… делаю то, что хотела сделать в прихожей с Демьяном: бросаюсь ему на шею и плачу. Потому что так больно в груди, так больно… Словно кто-то прицепил гирю к ноге и сбросил меня в океан — и я медленно иду ко дну. Запах моря и свежести? Как же. Иногда он означает не новую жизнь, а разбитое сердце и несбывшиеся ожидания. Соленый, горький и неотвратимый.

———

У истории есть продолжение ——>

Спасибо, что читали, поддерживали и были рядом на протяжении всей книги. Идем дальше ♥️

Конец