Завоевать генерала. На что способна женщина? aka Женщины извращенки порно

1. Попасть в часть.

Куски праздничного торта размазались по платью, вживаясь в ткань.

Атлас безбожно испорчен, но это последнее, о чем я переживаю, утирая тушь, которая так неприятно раздражает глаз.

Этот день должен был стать моим самым счастливым, и Андрей бы сделал мне предложение, скрепив нас воедино.

Но как же я ошиблась, вверив сердце не тому человеку.

И когда самый торжественный момент с задуванием свечей должен был произойти, так некстати сначала потеряли зажигалку, потом мою коллегу, а уже после и парня.

Стыд. Боль. Унижение. Разочарование. Снова боль

.

Это слишком мало, и слова бы никогда не передали все мои чувства и то что я переживала в тот злачный час.

Сердце разрывается на тысячу маленьких осколков под отточенным ударом топора предательства.

Ты никогда не готов к этому, и потому это так больно.

— Катюш, я прошу тебя, не плачь ты так сильно. — Моя лучшая подруга, моя настоящая, не иначе как сестра, фея, которая, придерживая свой округлившийся на седьмом месяце живот, усаживается рядом. — Этот урод никогда не найдет своего счастья, не стоит так по нему убиваться.

Именно Вероника, ответственная за решение всех проблем, вежливо попросившая гостей разойтись раньше назначенного и как следует отчитавшая эту парочку любовников, а после с горем напополам отправила меня домой.

И я действительно не помню, как это было, лишь жалкие обрывки без радостных воспоминаний.

Но это так больно, и невыносимо, мне хочется кричать, но я подавляю это все в себе, глуша боль слезами и портвейном.

— Ник, за что он так со мной? Чего ему не хватало? — Толстое стекло бутылки разбивается об игровую приставку Андрея, ломая это исчадье задротизма на веки вечные и тысячи осколков.

— Милая, это просто не тот мужчина. Таких, как он, всегда было много, но не значит, что с тобой что-то не так и ты не найдешь того самого. — Она мягко улыбается, но мелкие слезы все же прорываются из ее зеленых кошачьих глаз. Беременность сделала Веронику чувствительной.

Я ничего не отвечаю, мне больно, и мы вот так по-дурацки сидим так до рассвета, пока настроение немного не приходит в норму и появляется желание ответить на сообщения от обеспокоенных друзей.

***

— Ты не сделаешь этого, Вахрушева! — Вероника, обезоруженная моим заявлением, выпускает из рук альбом с нашими фотографиями.

Но она еще не знает, что ни один ее заготовленный довод на меня не подействует.

Я слишком зла и раздосадована случившимся.

Андрей оказался тем еще козлом, обманув меня и умотав к себе в часть, оставив меня один на один с разбитым сердцем.

Но если бы он только представлял, с кем именно имеет дело.

— Не смотри на меня так, я всё решила, Ника! — Подруга не может сдержать истерический смех. Пусть и привыкла к моим выходкам. Но это самое безбашенное... — Я думала об этом две недели. Заявление об уходе утром подписал главный, а мою заявку для создания газеты в гарнизоне уже утвердили и выслали билет на поезд до Смоленска.

— Когда тебя не взяли в танцевальный кружок из-за плоскостопия, ты пошла в другой коллектив, обойдя тот старый. А когда препод завалил тебя на экономике, ты выложила ректору на него компромат о домогательствах студенток. А когда... — Я пресекла ее любые попытки вразумить.

— Если ты так хорошо меня знаешь, то должна быть в курсе, что меня не остановить и я добьюсь своей цели. — Подойдя ближе, приобняла Нику за плечи, успокаивая ее волнение. — Я готова променять стабильную Москву на это, и разве это настолько уж плохо — показать самоуверенному придурку его место?

— Ты заходишь слишком далеко, и я боюсь, потому что военная база — это не мать его развлечение и не активный отдых. Там все время стреляют и что-то происходит. — Она вновь взволнованно развела руками, по инерции касаясь своего беременного живота.

Но меня было не остановить.

Я честное слово всю неделю пыталась быть рациональной и отпустить ситуацию с Андреем и его изменой, но чувство задетого достоинства и толстый шрам на сердце мне никак не позволяли этого сделать.

Всё внутреннее я кричало, что так и останусь униженной девчонкой, если ничего не сделаю.

— Я знаю, что делаю, Ника, и разве нет места безопаснее, чем военный городок? Сама посуди, это всего лишь командировка. Помнишь, мы ездили на три недели в Питер? — Развернув альбом, нашла нужную фотографию, где мы дурачились в баре еще до ее замужества с Колей.

— Ну ты сравнила пятизвездочный отель, офис в центре и бары. — Она весело хохотнула, перевернув еще несколько страниц, и вот мы уже серьезные сидим на слете журналистов, слушая какую-то конференцию главы департамента. — Ты хоть знаешь, какого там? Перебои с интернетом, отсутствие доставки и нормальных ресторанов, полный откат в прошлое. У Коли бабушка живет в тех местах неподалеку, всего сорок минут от этой части, знаю, о чем говорю, у нас была неделя Ада, когда ездили знакомиться с его семьей.

— Ну, может, я и хочу наконец-то нормально отдохнуть, а что, найду какого-нибудь симпатичного старшину, позлю козла, получу новые свертки в портфолио, да и к опыту не будет лишним, а уж потом вернусь к тебе и буду лучшей крестной.

— Планы радикалы. — Она рассмеялась. — Ух, не знаю, к чему ты там придешь, но даже жаль, что не смогу видеть это собственными глазами.

— Мы будем созваниваться, писать друг другу электронные письма, ну или голубиную почту возьмем в оборот. — Вероника снова заливается смехом, придерживая обтянутый шерстяным платьем живот.

— Когда ты выезжаешь? — Подруга выжидающе смотрит.

Это самое сложное, потому что она явно не ожидает, что настолько скоро.

Но и я больше не могу усидеть на месте.

— Сегодня ночью поезд, утром буду уже там. — Вероника нахмурилась, полностью готовая к тому, чтобы устроить мне разнос, но заставлять ее нервничать точно не хотелось.

— Ну, дорогая, я успею до твоих родов, а может, и даже до конференции, и как тебе только удалось уговорить Колю на это выступление еще и на девятом месяце? — Вспоминая Николая Никонова, дотошного и до безобразия заботливого мужчину, который следил за тем, чтобы его жена пила все выписанные витамины и вовремя посещала все приемы гинеколога, было странно слушать о том, что он не против этого.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вероника иронично свела брови в переносице, понимая, к чему я клоню, но не возражала.

Она никогда не жаловалась и не приходила в бешенство от излишней заботы мужа, их гармония в отношениях всегда удивляла. Как будто эти двое созданы друг для друга.

Ника, будучи дочкой двух холодных достигаторов, требовала к себе много внимания, и Николай, выросший в любви своей заботливой бабушки, с радостью ей это давал.

— Мы решили ехать вместе. До девятого месяца еще целых два, мало ли что может измениться. Думаю, если передумаю, никто не станет обвинять в чем-либо беременную женщину. — Она грустно вздохнула, покосившись на задвинутые к стене чемоданы.

На душе защемило, но по-другому было нельзя.

Поздно что-либо менять.

***

Такси домчало до вокзала за каких-то минут двадцать, предоставив мне еще около получаса на раздумья и шаги к отступлению.

Но как я могла отступить?

Каждый раз в голове гудело воспоминание, сначала уборная с характерными звуками, потом невозмутимая дорога до банкетного зала, момент, когда я задуваю свечи и эти двое как ни в чем не бывало возвращаются. Торт, полетевший в лицо моего уже бывшего парня, и его хлесткие слова.

— Да кому ты вообще нужна, Вахрушева? Ты ненормальная... Как неуправляемая лошадь, да с тобой любой мужик на стену полезет!

Воспоминания рассеиваются, как наваждение, когда чья-то рука сильнее сжимает мое плечо.

От страха и неожиданности я разворачиваюсь, едва ли не впечатываясь кулаком в лицо сидящего рядом мужчины.

— Эй, полегче, боевая. — Он ловко отводит мой удар, отпуская руку и давая больше пространства. — Я говорю, осторожнее, тебя чуть не обокрали.

— Извините, я задумалась. — Нелепо улыбнулась, понимая, как по-идиотски выгляжу в глазах мужчины. — У меня иногда случается.

Мужчина с пониманием кивает, после чего оглядывает таблоид с посадкой, до отправления по меньшей мере минут двадцать, а значит, что посадка уже началась.

Вздохнув почти синхронно, мы поднимаемся в одном направлении, когда он обхватывает один из моих чемоданов, тот, что побольше. Маленький с техникой я всегда держу ближе к себе.

— Что вы делаете? Не стоит! — Хочется протестовать, но после активного дня на это сил не так уж и много, да и мужчина явно не собирается тратить время на препирательства.

А военная сумка указывает на одно и то же направление.

— Дмитрий Ранин, держу путь в военную часть номер двадцать семь для несения службы. — Едва ли не во все горло голосит мой теперь уже попутчик.

Будто бы на военном призыве старшему по званию, от громкого четкого голоса уши едва ли не сворачиваются в трубочку, и это мы еще не в части.

Да уж, превыкай, Вахрушева.

— Екатерина Вахрушева, держу путь туда же для несения работы. — Я не могу сдержать смех от своей же туповатой переформулировки, после чего, улыбнувшись, он жмёт мою руку, слегка приобнимая.

— Тогда я могу не волноваться за вашу безопасность, гражданка Вахрушева. — Он идёт впереди, после чего мы заходим в вагон и, как ни странно, в одно купе.

Сегодня точно день знаков, судеб и случайностей.

Хотя логично, поезд едва ли заполнен.

Кто вообще едет из Москвы в Смоленск особенно ночью? Да и зачем.

При свете жёлтой лампы я могу лучше рассмотреть его острые, но такие молодые черты, понимая, что рановато записала парнишку в мужчины, на вид ему не больше двадцати двух, а значит, даже младше меня.

Но на призывника он тоже не похож, скорее, как и Андрей, едет по распределению.

При упоминании бывшего даже в голове испортилось настроение.

Так и уснули мы под стук колёс: я, Дмитрий, непонятно как вместившийся на небольшой полке своим массивным телом, и наш попутчик сверху, кратко поздоровавшийся при встрече.

Утро началось с быстрых сборов, будильник не зазвонил из-за закончившейся так не вовремя зарядки, а Дмитрий счёл своим долгом охранять мой сон и не позволил даже проводнице разбудить меня не раньше чем за пятнадцать минут до прибытия.

Кое-как умывшись и натянув на себя чёрные брюки, приталенное худи на молнии и лодочки на остром каблуке, поправила безбожно растрёпавшиеся за время сна волосы.

Конечно, ни о каком макияже речи и не было.

Вытащив баулы из вагона, мы с Дмитрием прошли к дороге, пересекающейся с выездом на трассу и путями.

Первой мыслью было просто вызвать такси.

Но мой телефон сел, а вайфай для ноута я с собой не носила.

— Вызовем такси? — Обреченно посмотрела на своего попутчика. Было около шести утра, вряд ли какой-то общественный транспорт работал в такой час.

И тем не менее радовало, что я застряла здесь не одна, а с ним.

— Здесь пара километров до магазина, где есть сеть, будем ловить попутку сразу до части, это менее хлопотно из всего возможного. — Он скинул свою теплую кожаную куртку на три размера больше, накидывая мне на плечи.

Хотелось отказаться от такой щедрости, все же я самодостаточная женщина, не привыкшая к подачкам мужчин, но его взгляд вмиг стал серьезным, и желание отпало.

За те сорок минут, что мы с Дмитрием протусовались на обочине, успели обмениться парочкой историй.

Оказывается, что мы учились в одной школе, правда, я, как и мое профессиональное чутье, что не подвело, правильно догадалась о разнице в три года.

Оказывается, в Смоленске он не в первый раз и едет устраиваться на работу в часть к своему дяде после военного института.

Я в свою очередь поделилась с ним тем, что экстерном закончила МГУ как журналист и уже почти четыре года работаю в профессии.

Спустя сорок самых холодных минут в моей жизни и несколько попуток, ехавших в другом направлении, к нам наконец-таки подъехал мужчина на газели, сразу же узнав моего спутника, что радовало и значило отсутствие дополнительных возможных проблем в дороге.

— Димка, как ты вырос! — Мужчина радостно улыбнулся во все тридцать два, обнимая парня по-отечески. — В последний раз видел тебя еще пацаном. А это невеста твоя?

Прежде чем он успел свой веселый порыв перекинуть на меня, Дима любезно остановил его, придержав за кисть.

Хотя я была не прочь найти новые знакомства и люблю простых рабочих.

— Дядь Леш, это Катя, журналистка из Москвы, будет освещать жизнь гарнизона, какой-то новый проект от начальства. — Неспеша начал Дима, но это ни на мгновение не остановило доброго мужчину.

— Добро пожаловать, Катюш, звать меня Алексеем Михайловичем, но можешь просто дядей Лешей, я завхоз в части.

— Здравствуйте, спасибо, хорошо, так и буду вас называть, дядя Леша. — После душной, переполненной, как офицальный муравейник Москвы, это выглядело ново, как свежий глоток кислорода.

Казалось, такие простые, но в ту же секунду особенные вещи.

— Вот и славно, гляжу, замерзли, залезайте скорее в машину, домчим с ветерком. — Дядя Леша гостеприимно открыл дверь, позволяя мне взобраться на пассажирское сидение и пропуская следом Дмитрия.

Наши вещи он загрузил в кузов, наполненный инструментами.

Я не возражала, потому что чемодан с техникой надежно был зажат в моих ногах.

Ехать по утренней пустой трассе — удовольствие, а по лесной кочковатой, где каждый камень вынуждает подпрыгнуть,

двойное удовольствие

.

Чистый воздух в этих местах, как ни странно, успокаивал, и даже со всеми неувязочками мы быстро доехали до КПП — въезда внутрь.

Выскользнув из машины, я подождала Дмитрия, который забрал наши вещи и продвинулся к караулу.

Показав свои документы, он быстро расписался в бланке, пропуская меня.

Я же, как самая настоящая дама, потратила немало времени, чтобы достать паспорт из небольшого чемоданчика, как и заранее распечатанный договор о работе, и только потом продвинулась к охране.

— Екатерина Вахрушева, журналист. — Отдав им разрешения и удостоверение журналиста, столкнулась сначала с внимательным, даже хмурым, а потом и лукавым взглядом.

— Что же вы такая красивая забыли здесь? — Солдат записал данные в бланк, протягивая для росписи.

— Работа такая, выбирать не приходится. — Мило улыбнулась и слукавила, не стоит им знать о моей карьере, пусть лучше я буду той, у кого не осталось выбора, кроме как это место.

На очередной допрос мне не хотелось, да и дядя Лёша со своим шансоном и историей о службе в гарнизоне ловко прогнал всю хмурость.

— Что ж, добро пожаловать, заходите к нам на КПП, расскажем о гарнизоне и экскурсию организуем. — Солдат вернул документы, подмигнув.

Такое действие лишь повеселило, но, видимо, не всех.

— Обойдешься, солдат. — Дмитрий усмехнулся, после чего наклонился, увидев что-то в своем бланке, не уместное с действительностью посмотрел в мою сторону. — Ты заходи, я кое-что уточню и сразу нагоню тебя.

Кивнув, проскочила внутрь. Было интересно, как здесь все устроено.

Пока виднелись лишь однотипные, похожие друг на друга небольшие здания и, конечно, огромная территория, а главное — ни души.

Место было серым, но ухоженным и не лишенным зеленистой травы и чистейшего воздуха.

В общем, разгуляй писательской души.

Стоящий возле дерева полуразваленный колодец или что-то, напоминавшее шаткую конструкцию, быстро притянул к себе, и, теряя рациональность, я сделала несколько шагов, не смотря под ноги, пропустив резкий десятисантиметровый выступ, соскальзывая одной ногой вниз.

По инерции пытаясь, как обезьяна, хоть за что-то зацепиться, но, осознавая, где нахожусь в моменте, смерилась с позорным падением и вывихнутой лодыжкой, пока крепкая жилистая рука грубо не схватила за локоть, выравнивая мое равновесие.

От радости хочется сразу кинуться подоспевшему Дмитрию на шею, вот только, подняв взгляд, лишаюсь кислорода, ведь это не мой попутчик.

— Кто носит такие каблуки в гарнизоне? Вы что, на парад пришли или на дискотеку? — Мужчина хмурится, отчего его и без того устрашающе пасмурное лицо кажется куда угрюмее. Но я не могу отвести взгляда от его четких скул и яростных глубоких темных глаз.

Вот оно. Это он твердит мне все существование.

Но я, опешив, не собираюсь мериться и прислушиваться к голосу в голове. Да, даже четыре расспыные звезды мне погоды не меняют.

В конце концов, на ровном месте он грубит мне и намекает на легкомыслие. И то, что он старше, не делает его кем-то правым.

— Я ношу такие каблуки и не вижу в этом никакой проблемы. — Гордо и без какой-либо прежней эмоции смотрю в его лицо, что с каждым разом темнеет все больше.

— Что ж, тогда вам стоит пересмотреть свое положение в ситуациях, в которых оказываетесь, вы на военной базе, гражданка? — Он выжидающе смотрит на меня, не отодвигаясь ни на шаг и лишь крепче сжимая мою руку, будто я какая-то воровка и сейчас убегу прочь.

Но я ничего не могу поделать с двояким чувством защиты, которое ощущаю в моменте.

— Вахрушева. — Едва ли не по буквам цежу, дергая рукой, которую он не отпускает, и даже после моего явно кричащего намека.

2. Ожидать помощь?

Мы стоим неподвижно, и прочно я уверена, что такие, как он, нечасто сталкиваются с подобными мне.

Данный вид мужчин — это сплошные доминанты, им подчиняются все, от солдат до женщин.

Но меня почему-то забавляет то, в какой ситуации мы находимся, и его хватка, из-за которой явно останется синяк.

И только подоспевший Дмитрий тушит огонь этого нелепого противостояния.

— Дядя, ты уже успел познакомиться с нашей журналисткой? — Мужчина наконец-то соизволил отпустить меня, и я отошла, не желая находиться так близко. Краем глаза замечая едва заметный отрицательный кивок. — Прошу любить и жаловать, Екатерина Вахрушева.

— Можно просто любить. — Не сдержав ехидного ироничного смешка, оглядела своего попутчика.

Он так же, как и я, был в прекрасном расположении духа, в отличие от своего невежественного дяди.

— Я слышал, но едва ли могу разделить радость от события. — Несмотря на этот яд, я не верю в серьезность его запала, ведь меня не обманешь. Больше раздражения он явно ничего не испытывает. — Зайдешь ко мне до обеда.

Дмитрий кивнул, мужчина же, не посмотрев в мою сторону, быстро зашагал к выходу на КПП, где уже была припаркована военная машина.

Вот тебе и семейные отношения, на фоне которых дядя Леша кажется чуть ли не его родным отцом.

И все же это последнее, о чем я задумываюсь, поскольку его уверенный вид сзади, это идеальные пропорции, которые притягивают к себе, так и крича:

«Детка, я люблю тягать железо»

.

Черт, да этот мужчина с высокой вероятностью женским вниманием не обделен, готова поспорить, что именно это и делает его таким невежественным.

— Это мой дядя. — Повторяет Дима, выводя меня из транса. — Максим Игоревич Ранин.

— Какой-то грубый у тебя дядя, Дима. — Он мягко улыбается, едва ли не как чеширский кот.

Я впервые назвала его по имени, а мужчинам это нравится.

— Он генерал, а они суровы и, как правило, не могут похвастаться любовью к мороженому и пассивному отдыху. — Он хохотнул, когда я вновь, не удержавшись, посмотрела в сторону КПП, на этот раз встречаясь взглядом с генералом, который уже сидел на пассажирском сиденье, сдавая назад. — Давай я проведу тебя до твоего домика, уже узнал, где могут разместить.

— Надеюсь, это не общага с двадцатью соседками. — Весело парирую, хотя моя цель предполагает выдержку любых испытаний, и мысленно я уже подготовлена к такому, и все же хотелось бы что-то более адекватное.

— О, не переживай, такое можно встретить только у призывников, персонал и высшие чины распределены более гуманно, в отдельных домах, у тебя пока никто не живет, но, возможно, в скором времени, если тема с газетой выстрелит, подселят соседку для помощи в съемке или написании текстов.

Желание рассказывать, что пишу сама даже в самых полевых условиях, не возникает.

Хочется просто принять душ и переодеть кроссовки.

Не то чтобы слова невежественного меня зацепили, но холод, который заледенил мои стопы, уже плавно начал пробираться к колену.

Мы идем по лесной вытоптанной дорожке не менее десяти минут, переодически окруженные вниманием любопытных отрядов, выстроенных в шеренгу на построении.

И наконец-то выходим к трем домам.

Два из которых практически ничем не отличаются, один этаж, внешне напоминающий дачный домик, не считая панорамных пластиковых окон и небольшого палисадника с забором, и один двухэтажный дом, возвышающийся над ними, без каких-либо огрождений и заборов.

Все постройки находятся плюс-минус на расстоянии пятисот метров с подведенными дорожками.

— Персонала так мало? — Вообще спрашивать подобное, конечно, не собиралась, но, видимо, посреди леса случись мысли вслух.

— Достаточно, дома стоят вокруг гарнизона, допустим, персонал из столовой живет почти в шаговой доступности, лесорубы и прочие мастера так же, люди повыше чином в этой области и там подальше. — Он неторопливо обратил внимание на свои часы, сворачивая ко второму дому. — Мне пора, на завтрак мы уже не успели, тогда встретимся на обеде, отдохни пару часиков, а я попрошу кого-то привести тебя, а потом проведу экскурсию.

— Спасибо, Дима. — Мягко улыбнувшись, кивнула парню.

Все же благодарности я не лишена и вряд ли бы была так счастлива, если бы чемоданы пришлось нести самой.

Получив от него ключи, спрятанные в пустом подвесном горшке на крыльце, прошла внутрь.

Домик был больше, чем казался снаружи. Смежная с гостиной кухня, отдельная комнатка с душевой и туалетом, а также просторная светлая спальня с двумя кроватями, с двумя шкафами и, к счастью, одним рабочим столом.

Ремонт у этого великолепия был старенький, но чистенький и, что немаловажно к счастью, с двумя розетками на весь дом, которые я сразу же побежала оккупировать.

Отдых точно не был лишним.

Приняв контрастный душ, завернулась в махровое полотенце, попутно натягивая шлепки на ноги.

Сил что-то мыть и генералить не было, а потому сняла с зарядки телефон, опустившись на деревянную, с виду крепкую кровать, тут же ощущая громкий инородный треск.

— Твою ж! — Треснувшая пополам перекладина упала вниз, а вслед за ней и матрас вместе со мной. — Всё не могло быть слишком радужно, и, господи, спасибо за вторую кровать.

Второй раз ложиться не стала, посчитав это явным знаком вселенной.

Накинув спортивный костюм, угрюмо двинулась на кухню, в представлениях как Грю из «Гадкого я».

Благо заварка осталась от прошлых жильцов.

Заварив горячий чай, обосновалась за обеденным столом, притащив с собой ноутбук.

Нужно было придумать название газеты.

Кажется, что это слишком просто, но по сути занимает несколько часов, и от самых нелепых«Военных ботинок» прихожу к типичному «Вестнику».

Далее трачу львиную долю времени для того, чтобы придумать оформление и прочие мелочи.

Дизайнера тут точно не найдется, но благо тираж в сто штук напечатать возможно.

Думая о том, с чем у меня ассоциируется эта часть для более сбалансированной составляющей, вспоминаю генерала, так раскрасившего мои пустые впечатления от этого места.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его хмурое и отчужденное лицо.

Хотелось бы поразмыслить об этом более подробно, но после третьей чашки чая стук в окно чуть не заставил меня выронить ее на ноутбук.

Неужели здесь нет звонка? Закрываю ноутбук и ставлю кружку как можно дальше, направляясь к двери.

— Какие дверные замки, Вахрушева, не смеши. — Только и пробубнила под нос, распахивая дверь.

— Здравия желаю, товарищ журналист. — Вот это обращение. Сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться в голос и не смутить молодого солдата. — Отдан приказ сопроводить вас до столовой. — Он не смутился, наверное, все здешние люди такие.

— Минутку, пожалуйста. — Залетаю пулей в дом, оставляя парня на улице, после чего быстро нахожу расческу и устраиваю порядок на голове.

Хотя бы где-то.

За день в этом месте я уже превратилась в неряшливого домовенка, и хотелось бы сказать, что как все, но увы, каждый, начиная с солдата, заканчивая работником, тут выглядит как с иголочки.

— А чего, стану местной легендой, калдующей газеты. — На этот раз рассмеялась, еще раз проверив в зеркале прическу.

Наверное, со стороны уже начинаю казаться местной сумасшедшей, хотя пока еще не местной, но все-таки.

Всю дорогу мы проводим в тишине, не похоже, чтобы это место было слишком социальным, хотя теперь детально удается рассмотреть другие дома, а также стадион, сцену, спортивные снаряды и еще несколько пятиэтажных зданий, ориентировочно принадлежавших семьям военных.

Дмитрий ожидал нас у входа.

Говорят, всем мужчинам идет форма, я не согласна с этим, но Диме, как и его дяде, она подходит как вторая кожа, и, возможно, со стороны даже в гражданской одежде это заметно невооруженным взглядом.

Отдав честь старшему по званию, солдат ушел в столовую.

— Ну как тебе здесь? Успела обосноваться? — Он усмехается так, как будто уже в курсе о казусе с кроватью.

Но, надеюсь, это не так. Перспектива лететь в одном полотенце с кровати на чьих-то глазах мне не прельщала.

— На Москву это, конечно, не похоже. Хотя это и не минус, всё относительно неплохо, не считая сломанной кровати.

— Смотрю, повезло нарваться на стартушку, мне зайти посмотреть? — Он серьзно вглядываеться в лицо. Видать не шутит.

— Не стоит, там оказалась запасная, уж на нее-то я дышать даже не буду, пойдем в столовую? — Он кивком указывает на дверь, после чего продвигается, открывая ее для меня.

Галантность — не то, с чем я привыкла сталкиваться.

Когда мы заходим в столовую, то я почему-то не удивляюсь, собрав на себе все внимание мужского пола.

Может, я и не главная красотка, но, похоже, на фоне медсестры и поварих выгляжу богиней.

А возможно, новые лица здесь в новинку, и я льщу себе.

Эта мысль заставляет улыбнуться, вспомнив о Нике, если бы она была не замужем, мы бы здесь по полной оторвались.

Усевшись за единственный пустующий стол позади, изучаю меню. На первое — картофельный суп, второе — рыба с пюре, салат и, конечно, компот.

Плотно, однако, для меня, но самое то для вечно тренирующихся мужчин.

— К нам никто не должен присоединиться. — Решаю уточнить, пододвинув к себе тарелку с супом.

— Нет, дядя и главный по штабу уехали проверять полигон, командира тоже нет.

— Так у нас тут элитный отряд. — Зачерпнув немного супа, не смогла сдержать легкой полуулыбки.

Вкус напомнил мне те времена, когда я жила с родителями, вернее, с мамой.

Мой отец, как бы иронично ни звучало, был военным, но она не выбрала жить с ним в гарнизоне.

— Можно и так сказать, Кать. — Он плавно перешел к своему второму. — Но порции от этого больше не становятся.

— Ты не занят после обеда? Как поняла, с главным я сегодня точно не поговорю, но, может, хоть узнаю, что где находится? — Мне действительно некомфортно, когда каждый раз буду передвигаться с новым солдатом, не скажу, что очень общительная, но быть в тишине и одна способна.

— Конечно, я только завтра вступаю в обязанности, здесь это так работает. А к главному лучше иди с утра пораньше, сейчас сезон, очень много сборов и подготовок проходит, и главного с огнем не сыщешь, все на полигоне в нескольких километрах отсюда.

— Договорились. — Радостно улыбнулась. Дима был любезен со мной, тратя личное время.

За трапезой мой попутчик рассказал о сегодняшнем распорядке дня и помог понять, в какое время будет удобнее всего разносить газету.

После чего, закончив наше уже несанированное чаепитие, провел мне большую экскурсию по всему гарнизону, который оказался еще больше, чем можно было представить.

Также выяснилось наличие тира, мастерских, определенных зон для тренировки и проверки навыков, с большой зоной отдыха.

Пройдя хорошее кардио, наконец-то вернулась в комнату, осознавая, что уже вечер.

И только сейчас вспомнила о подруге.

Потратив больше часа на бег по дому и вокруг участка, наконец-то в палисаднике ближе к большому дому удалось поймать две палки сети.

Когда через два гудка в трубке раздались разъяренные вопли.

— Вахрушева, я чуть не родила! — Голос раздается так громко, что в радиусе полигона должно быть слышно. — Ты нормальная? Уехала черт знает куда и не берешь трубки целый день.

— Дорогая, я же говорила, со связью проблема, да и первый день состоял из экскурсии и изучения местности, некогда было бегать по гарнизону в поисках несчастных палок на экране. — Лучше не бурчи и выкладывай, что новешенького у вас там.

— Тут такое, сегодня видела Марину, она выпросила у начальства, куда ты делась, и, как узнала о том, что поехала вслед за благоверным, подняла на уши весь офис.

— Если бы она только знала, зачем я сюда поехала. — Весело хохотнула. Разборки на новом месте точно не улучшат репутацию. — Боже, не говори, что она рванула следом, от такой напарницы я готова съехать в лесополосу к волкам.

— Да не переживай ты так, дорогая. Наш босс этой козе отдал твое место и задачи, в Смоленск точно не поедет, не в ближайшем будущем так точно. — Она замолкает, когда в трубке слышится звук запуска кухонного таймера. — Ты лучше расскажи, как там ты?

Я делюсь с ней тем, как увлекательно прошла моя дорога.

— Ну, мне бы точно не помешал клининг, доставок нет, как и нормальной связи, но есть розетки и отдельный дом и сломанная кровать.

Признаю вслух, получая в обратную связь заливистый смех.

— Сломанная кровать?

— Ты прикинь, ложусь я вся замотанная в полотенце, раз треск, и матрас энергично летит вниз, а я проваливаюсь следом. Благо тут хоть какие-то шторы.

Кстати о них, надо будет повнимательнее быть в передвижениях. Ткань не супер плотная, но сойдет.

— Что тут скажешь, если я предупреждала тебя, очевидно, цель требует больших жертв. Кстати, что насчет них, видела Андрея?

— Видеть не видела, но не исключаю, что он меня — да, я была так погружена в мысли и разговоры с Димой, что даже не обратила. Все солдаты как на одно лицо в своей форме.

— Дмитрий? Неужели так быстро нашла жертву?

— Скорее попутчика, я тебе про него говорила, ехали в одном поезде до Смоленска, а потом и до части, и он младше меня, а ты знаешь, это не совсем мой типаж. И дядя у него такой невежественный, совсем не чета милому мальчику.

— Жаль, что он в френдзоне, может, что и вышло бы. Ведь стабильный милый мальчик — это хорошо. — Рассуждая исходя из собственного примера парирует Ника.

— Не знаю даже, работы непочатый край, еще главного надо поймать чтобы понять, как газета будет функционировать.

— Вижу по голосу, совсем с ног уже валишься, ладно, беги передохни, но как будет время, набери и не пренебрегай возможностью!

— До встречи, дорогая, уже хочу поскорее тебя обнять.

Она что-то мурчит в ответ, после чего я возвращаюсь в дом.

Спать не хотелось, но я действительно устала, и пропустила ужин.

Достав Достоевского, решила расслабиться, читая книгу.

За окном послышались какие-то шорохи, как символично именно тогда, когда в книге напряженный, почти мистический момент, пересилив себя, подхожу к окну, слегка отодвигаю шторку, но никого не наблюдаю, лишь резкий включившийся свет в окне дома напротив.

Это даже порадовало, ведь легкое ощущение защиты при наличии соседа как никогда успокаивало.

Уговорив себя с горем напополам лечь поспать, легла в полдевятого, так больше никуда и не выйдя.

Утро громкой сиреной покруче будильника разбудило меня, а на часах неумолимо переворачивалась стрелка к цифре шесть.

Сладко потянувшись, слезла с постели на пол.

Да уж, матрас и пол в мягкости были абсолютно идентичными.

Далее решила устроить небольшую зарядку.

Дима упомянул о том, что посещение столовой не обязательно, поблизости есть магазин, и в доме было все для готовки, но затарить его я решила немного позже, как только разберусь с газетой.

Поэтому, накинув черные джинсы и легкую кружевную блузку, направилась в столовую.

— Девушка, а вы работаете здесь? — Парни, стоящие у входа, не поскупились на вопросы.

Я же умирала с голоду, не испытывая желания общаться с кем-либо, не понимая людей, в которых по утрам ничего не лезет и хорошее настроение.

Во мне явно по утрам просыпался один угрюмый гоблин.

— Да, буду создавать для вас новости. Готовьтесь к «Армия ньюс». — Хохотнув, первая проскользнула под чужой командный хохот внутрь прямиком к Дмитрию, уминающему вареные яйца.

— Доброе утро, Соня. — Оторвавшись от трапезы, он смерил меня веселым взглядом, не переставая удивлять.

— Соня? Сейчас полседьмого утра. — Включив смартфон, повернула экран к Диме, на что тот никак не поменялся в лице. — Ты сам во сколько проснулся?

— Около пяти. — Невозмутимо бросил, отпивая из кружки горячий чай. — Начал с пробежки по лесу, тебе бы тоже не мешало ввести это в привычку. Заряжает на весь день.

— Нет уж, спасибо, я лучше потрачу десять минут на йогу, нежели час в поту и с комарами. — Перспектива такого развлечения мне не улыбалась, в здравом уме уж точно не согласилась бы на подобное. Никогда не любила бег. — Ты не мог бы меня провести до главного?

— Хорошо. Всё ещё не передумала уехать? — усмехается засранец. Неужели мы кажемся настолько слабым полом в их глазах?

— Не дождешься, Дим... — Хочется поперхнуться горячим чаем, когда в одном из отрядов виднеется знакомое лицо.

Андрей гордой и невозмутимой походкой возглавляет отряд солдат, входящик парами в столовую.

В своем великолепии он, к счастью, смотрит лишь вперед, проверяя порядок.

А я не могу найти в себе сил перестать смотреть на него, воспоминания в моей голове насмешливо подкидывают картинки прошлого, и, пригубив немного чая, я собираюсь выйти из столовой.

— Эй, куда ты? — Дмитрий обхватывает мою руку, вынуждая остановиться, и кажется, он даже обеспокоен.

— Всё хорошо, сама дойду, не переживай. — Пулей выскакиваю из-за стола, намереваясь поскорее убраться, в душе коря себя за этот импульс, на выходе с кем-то сталкиваясь.

— Извините. — Прежде чем услышать ответ, сматываюсь на тропинку, где запрыгиваю на лавку, выкрашенную в зеленый милитари.

Злость охватывает всё тело, воспаляя каждый орган, конечно, на расстоянии это выглядит слишком безразлично.

Но находиться так близко к нему и видеть самодовольное, ни грамма не раскаивающееся лицо — совсем другое. Это чертовски злит.

— Только не делай вид, что ты была полна уверенности в том, что ему плохо без тебя, Вахрушева.

Захотелось ударить себя по лбу, почему я такая зацикленная?

В чем-то Ника права, и нормальный человек не стал бы делать такие глупые вещи, как я.

Но я не собиралась отступать, для начала надо было понять, что делать с газетой, а уж потом найти идеального спутника.

Жизнь одна, и я не собираюсь проживать ее слишком скучно. Таков девиз.

Не без трудностей найдя нужный корпус, а потом кабинет, я быстренько получаю несколько пренебрежительный взгляд и впечатляющий фронт работы, поскольку сегодня пятница, а в понедельник они желают видеть первый тираж.

Но счастью моему не было предела, поскольку мне пообещали прислать еще одни руки в помощь.

И вот в клуб входит девчушка ориентировочно лет восемнадцати с двумя длинными косичками в идеально отглаженной военной форме, что на два размера точно больше ее хрупкого тела, она так юна.

Это удивляет, будь у меня дочь, я бы ни за что не отпустила ее сюда.

— Я Катя, давай без официоза, мне нужен помощник для работы с газетой. — Иду на опережение. — Будет хорошо, если подружимся.

— Вероника Лескова, меня отправили, чтобы вам... тебе — Ловко и даже немного смущенно тут же исправляет себя. — Помогать с чем бы ни попросила. Извини, я здесь два года, в основном все общения со старшиной, а там никак без официальных обращений.

— Ничего, я все понимаю. Будешь чай? — Она на удивление весело кивает.

Помимо нас клуб пустует, не считая двух окон, одно из которых выходит на забор, который красят три солдата, а другое — на спортивное поле, где тренируется отряд.

Он не такой большой и состоит всего из двух смежных комнат, но тут достаточно тихо и комфортно.

— Сегодня мы распишем и придумаем план для оформления пяти страниц, а завтра подснимем материал.

В газете будут не только какие-то важные новости из города, но также одна-две страницы о жизни военного горнизона.

— И как вам... тебе пришло это в голову, неужели вакансия такая? — В любопытстве Веронике не занимать. Это улыбнуло, такое чувство, будто моя Ника в лице этой девчушки сейчас рядом со мной. И у меня нет ни малейшего желания молчать.

Ну конечно, вся правда уйдет со мной в могилу.

— Я работаю журналистом, и у нас куда больше, чем прошлое место работы, ценится твой опыт, поэтому, не долго думав, я решила расширить кругозор, предложив такой проект вашему начальству. Оно, как ни странно, сразу же согласилось, хотя у меня ушла почти неделя на оформление всех разрешений и сдачу анализов.

— Это так интересно, а я вот даже не думала, кем стану. Может быть, медсестрой, а может, уйду в науку. — Она мечтательно надкусила конфету, выбрасывая фантик в урну.

— Это достойные профессии, главное, чтобы тебе нравилось, но почему же ты тогда пошла в армию? — Улыбнулась, сама бы точно так не смогла, одно дело писать в части статьи, а другое — на полном серьёзе служить в армии. — Я бы точно не решилась на такой эксперимент.

— Пересмотрела «Спецназ» в свое время. — Она рассмеялась, видя мою озадаченность. — Конечно, в реальности это далеко не так, как на экране, но я не жалею, кто знает, может, я останусь тут.

Когда чай заканчивается, мы наконец-то начинаем более детально разбирать мой заготовленный дизайн.

Я также делюсь с Вероникой своими советами и информацией по тому, как правильно форматирую текст и готовлю сводки к публикации.

Мы обсуждаем все, в том числе и местные события, которые можно было бы добавить в газету.

К таким можно было приписать результаты стрельбы в тире и присягу, прошедшую на прошлой неделе.

В городе, конечно, не так много интересных событий, но мы выделяем самые интересные, это выставки и выступления народных ансамблей, а также ярмарка посвещенная яблочному спассу.

Когда день стремительно отходит к закату, я удивляюсь тому, как быстро тут проходит время.

Хотя прежде казалось, что дни здесь в априоре слишком длинные, и я буду думать, чем себя развлечь.

За это время с подачи Дмитрия два солдата нам любезно приносят ужин на подносе прямо в клуб. Да уж, с таким питанием никакой фитнес не нужен.

— Очень важно, чтобы кадры были четкие, я дам тебе утром свою запасную камеру, но прежде покажу, как это работает лучше всего. Начнем с кнопок, ты знаешь, где включение?

— Да, у меня есть похожая, конечно, не такая крутая, но все-таки. — Она беззлобно хихикает и наводит камеру на уже покрашенный ребятами забор, делая неуверенный снимок.

— Молодец, а теперь покажу фишку фотографов. — Немного понизив на ее глазах экспозицию, крепче придерживая объектив, навожу фокус в противоположное окно, немного приближая линзу, и пытаясь игнорировать увиденное, делаю щелчок.

— Ничего себе, Катя, ты мне Америку открыла, я, наверное, не такая внимательная, думала, он не раскручивается.

— Осторожнее, такая штука не у всех работает, почитай внимательно инструкцию, а то мне придется дарить тебе свою камеру. — Еще раз посмотрев в окно, куда теперь смотрит и моя напарница, решаюсь спросить: — Знаешь, кто это?

Она неподдельно удивляется, словно я спрашиваю, кто президент нашей страны.

— Как же не знать, Максим Игоревич, наш генерал. Такое если у кого спросить, еще и под трибунал запихнут. — Она усмехается.

— А почему он постоянно такой угрюмый? — Мужчина скидывает рубашку легким движением руки, и это странно действует на меня. После чего невозмутимо разворачивается спиной, запрыгивая на турник.

Его шикарная мощная спина так и манит к себе, а смуглая от летнего загара кожа выглядит как в рекламе автозагара.

И я ничего не могу поделать с тем, как это привлекательно.

Вероника, похоже, тоже, но она быстро смущается, словно ее подловили за чем-то постыдным, и отвечает на вопрос.

Говорят, из-за контузии. Он долго служил в специальном секретном подразделении в Сирии, там не раз попадал под перекрестный огонь, но лет десять назад в горячей точке его откинуло ударной волной, вот тогда и отстранили. Но Максим Игоревич упорный и явно безбашенный, раз перевелся сюда.

Странные эмоции захлестывают меня с головой, возможно, я немного впечатлительная и мне сложно слышать о чужих ранениях и уж тем более горячих точках.

Да, дело именно в этом.

— Тебе, должно быть, пора, беги в корпус, а я соберу технику и унесу к себе.

— Хорошо, Кать, тогда я буду здесь как штык сразу после обеда.

— Договорись. Буду ждать тебя, спасибо за помощь. — Она радостно кивает, после чего снимает со стула куртку и выбегает в сторону высоких домов.

Я же собираю ноутбук и ватманы, ненароком заглянув в окно, где раньше подтягивался генерал, но больше его там не было.

Вздохнув, будучи снова уставшей, следую к своему домику, по дороге улавливая сеть.

Четыре пропущенных от мамы.

Прошлый наш звонок недели две назад, как раз накануне моего дня рождения, ничем хорошим не завершился, и мы снова поссорились, так ни к чему и не придя.

Но это не моя вина.

Дома я наконец-то протираю пыльный шкаф, заполняя его своими вещами, и конечно, в лучших традициях иду в душ, решая помыть голову.

Надев свой спортивный костюм, состоящий из лосин, топа и алимпийки, исследую чемодан в поисках припрятанного фена, нет желания ожидать, когда длинные волосы высохнут сами собой.

Вставляя фен в розетку, нажимаю на кнопку, слыша хлопок погружаясь в темноту.

На мгновение кажется, что началась война или кто-то стрелял, но темнота и нерабочий выключатель намекнули о выбитых пробках.

На улице уже выступали сумерки, и только фонари лениво освещали мое скромное жилище.

— АФИГЕТЬ. — Я не могу сдержать вопля, будучи в полном непонимании, что мне делать.

Попробовав еще несколько раз нажать на выключатель и, конечно, от души хлопнуть по нему, ничего не меняю, черт, я даже не знаю, где здесь щиток.

Обойдя все комнаты, ничего не нахожу.

Хочется плевать на мокрые волосы и все еще находящийся в розетке фен, но страх замыкания или пожара берет свое. Не придумав ничего лучше, выхожу из дома.

— И куда я пойду? Вахрушева, ну почему именно ты?

У соседей слева в аналогичном доме темнота и тишина, а вот дом напротив, как и вчера, освещен одной яркой лампой на первом этаже, явно указывая на присутствие хозяев.

Вздохнув поглубже, явно не настроенная на знакомства, следую до двери.

С момента моих повторяющих двух стуков до распахивающейся двери проходит всего тридцать секунд.

— Дерьмо.

— Первое, что не просто сигналит, а как подбитая ворона верещит, в моей дурной голове, когда на пороге появляется мой невежественный генерал.

3. Фотоохота с генералом.

— Я смотрю, и дня не способны провести без истории? — Мерзавец невозмутимо прищуривается.

Вместо уже привычной формы на нем спортивные штаны и футболка.

Занимательно

.

— Как грубо и несправедливо. — Мои губы изгибаются, пока рот выдает какую-то ерунду. Не то чтобы мне есть до него дело, но именно его коментарии ударяют по самолюбию молотком, подстрекая. — У меня выбило пробки, но даже если бы я и знала, что именно вы мой сосед, осталась бы в темноте до утра.

— Так, может, стоило капнуть глубже корень вашей проблемы и остаться в Москве? — Он усмехнулся, ни капли не жалея яда. — Очень занимательная история. Настоящий профессионал своего дела, девушка с шикарной биографией и карьерой, с теплым местом увольняется и отправляется в глушь, вы что-то не договариваете, верно? — Он слегка наклоняется, как будто разгадал загадку бермудского треугольника. — А может, вы уже в розыске и тут отсиживаетесь?

— Да как вы, то есть ты... — Глубже вздохнула, держа себя в руках. Этот мужчина совсем не видит краев, и я не из тех, кто послушно промолчит, и плевать, что помощь мне сейчас необходима. — Я ни за что не буду обращаться уважительно к такому невежественному мужчине, будь он трижды старше и главнее.

Видя его потемневшие в свете фонаря зрачки, совсем не испугалась,

это я тут жертва, пусть двигает свой зад к стенке запасных.

— Смеешь меня в таком обвинять? Это вообще не твое дело.

— Всё, что происходит в радиусе двадцати пяти километров, — мое дело, котенок. — Едва ли не рычит в лицо, пуская колкости.

— Да идите вы, то есть ты... и сидите в своей крепости. — Стараясь подавить в себе не утихающую ярость, прокричала ему в лицо. Усталость и совершенно непривычные условия выдергивают мою стерву из глубин наружу. — Я всего лишь пришла попросить о помощи, но, видимо, ваш максимум — срываться на женщин.

Ярость — это слишком маленькое чувство и даже не близко то, что я испытываю.

Стою перед ним вся мокрая в вечерний холод, уже облепленная роем комаров, как подбитая собака, пока этот козел отчитывает меня и издевается.

Нахрен его.

Собираюсь развернуться, как уже знакомая жилистая рука останавливает, обхватывая запястья так крепко, что я не сдерживаю писка.

Видимо, он совсем не разделяет снаряды и людей.

На что он тут же расцепляет хватку, но не отпускает от себя ни на шаг.

— Здесь стой. — Я открываю рот, дабы послать его куда подальше со своим приливом щедрости, но по взгляду вижу, что не стоит, генерал сам опережает, не давая вставить ни слова. — Молча.

Он исчезает в коридоре, не закрывая за собой дверь, позволяя мне рассмотреть обстановку.

Ремонт в стиле минимализма с характерным древесным наполнением, увидеть с этого расстояния можно только два проема, ведущих в разные комнаты, и лестницу на второй этаж.

После он так же быстро возвращается, удерживая в руках какую-то тряпку, похожую на плед, и небрежно накидывает мне на плечи, обходя вперед.

Легкая ухмылочка все-таки поражает губы.

Неужели я воззвала его к совести или настолько жалко выгляжу?

— Такой щедрый генерал, не знаю, куда себя деть от счастья. — Не могу удержаться, чтобы не подколоть.

Что со мной? Мать его, это ненормально, минуту назад я хотела запрыгнуть на него и расцарапать ему лицо...

Запрыгнуть на него?

Вахрушева, а тебя точно током не ударило?

Он бросает хмурый взгляд через плечо, лишь мельком замедляясь, когда мы подходим к дому.

— Девочка, ты случайно здесь еще ни разу головой не ударялась? — Тон полон серьезности, шутки, должно быть, не частая акция для такого, как он.

Но что поделать, это мой стиль, так что пару минут потерпит.

И откуда это пришло? Обычно моя игривость вылезает под приличным градусом с девочками.

А он как будто пьянит, то ли это моя внутренняя потребность, присущая журналисту, разряжать обстановку.

— Нет, а что, решили пожелать мне это вместо спокойной ночи?

— Каску носи, Вахрушева, не рискуй остатками ума. — Закатываю глаза на его плоский юмор.

Бесцеремонно заходит в дом первым, разглядывая кромешную темону.

За все это время наших увлекательных бесед окончательно стемнело.

— Твой телефон с собой?

— А похоже, что у меня есть лишьние карманы?

Он окидывает взглядом мой внешний вид, проходясь от бедер, обтянутых мембраной, заканчивая грудью в топике и открытыми ключицами, на мгновение задерживаясь и снова возвращаясь к лицу.

Генерал ничего не говорит, ступая по инерции на кухню.

Это сранно, но я не понимаю, какие чувства испытала.

Неловкость? Нет. Смятение?

Возможно.

Прямо за плитой я вижу долгожданную, так по-дурацки слившуюся со стеной пластину.

Открыв ее, он пытается разглядеть кнопки, насмешливо маленькие и выкрашенные в тон щитка.

Света от окна не хватает, обхватив одной рукой мою талию, он с легкостью отодвигает меня чуть в сторону от окна, наконец-то найдя то, что надо.

Щелчок, и мир вокруг снова становится видимым и переполненным красками, когда он делает несколько тяжелых шагов к розетке.

— Ты дура что ли, этим здесь пользоваться? — Он со всей своей яростью вырывает фен из розетки вместе с самой розеткой, слегка вытаскивая ту из стены. — Понимаешь, какое тут большое напряжение? Тебя могло током так шибануть, что никогда бы в жизни не забыла этого дня. И чему вас только на физике учат.

Он делает несколько шагов к двери, сжимая в руках мой фен.

Это что еще за приколы?

Мы не в пионерском лагере, и он не имеет права изымать мои вещи по своему усмотрению.

— Верни мой фен! — Сквозь зубы настаиваю.

— Будешь увольняться — заберешь. — Он снова поворачивается к двери, делая шаги на улицу.

Самодовольный невежественный генерал-мерзавец.

— Главное, дыхание не задерживай, пока будешь ждать этой встречи. — Прежде чем становится ясна его реакция, захлопываю дверь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А ведь я даже хотела сказать ему спасибо.

Но он сам лишил меня этой неловкости в своей манере.

Бросив взгляд на вытащенную из стены розетку, не решаю ничего лучше, как пойти в спальню.

Новый день уготовил пасмурное утро, столь же отвратное, как и мое настроение.

Но это не мешает влиться в работу и постепенно наладить быт с продуктами.

— Извини, я опоздала...

Вероника залетает в клуб как ошпаренная к моменту, когда я наливаю свой горячий кофе в термос.

За утро удалось успеть лишь сходить в магазин, потратив на это чертовы три часа, но кто знал, что «за поворотом» — это еще три километра пешком.

Так или иначе, на пару дней провиант в холодильнике теперь имелся, и мне не придется случайно пересечься в столовой с Раниным.

И почему я так завелась?

— Пустяки, я сама пару минут назад пришла. — Вздохнув, я проверяю свой милитари рюкзак, успешно одолженный на КПП еще для более удобной переноски продуктов. — Возьми линзы для объектива и небольшой штатив, это упростит работу.

Вероника исполняет каждое мое указание без вопросов, однако на моменте упаковки техники все-таки решается спросить.

— У тебя все хорошо, Кать? Извини, но вчера ты была более раслаблена. — Она неловко улыбается.

— С соседом повезло. —

Громко сказано.

— Ночью выбило пробки, пришлось обратиться за помощью.

— И что же, решили проблему? — Девушка весело усмехается, заканчивая погрузку штатива, надежно упаковывая рюкзак. — У нас такое случается, связи мало из-за замедления для безопасности, иногда случаются приколы с электричеством, но вчера всё было хорошо.

— Выбило только мои пробки. — Закатываю глаза, делиться тем, как это произошло, не буду. Статус тупой москвички завоевать тоже не хочется. Вчерашнее и без построннего мнение изрядно встряхнуло.

Вахрушева, ты не в мыльном пузыре, прекращай быть такой зависимой от своего эмоционального настроения.

— Моим соседом оказался Ранин старший. — Признаюсь ей.

— Наш генерал? Повезло тебе, ни одна муха не проскочит возле дома. — Она удивляется, а после разражаеться смехом. Наверное, это так, есть и плюсы, не считая того, что мне не особо хочется пересекаться с ним.

Не особо, но все-таки хочется?

Выгоняю все безумства из головы и медленно киваю девушке.

— Проблема решена, но всё настроение испорчено. — Вспоминаю эту ехидную усмешку. Чёрт, противостояние. — Да и он не то чтобы многословен и умеет посочувствовать.

— Он генерал, Катя, ему бояться лишний раз в глаза посмотреть и уж тем более не так вздохнуть, а ты ждешь от него более человеческих факторов. — Мы хихикаем, выходя из клуба.

— Я пойду в сторону леса и спортивного стадиона а ты в сторону домов и столовой, по фотогграфиям договорились?

Она кивает, напоминая, какие кадры я от нее жду, и мы расходимся по разным сторонам. Погода радует, летняя прохлада совместно с теплым солнышком влияет на мой энтузиазм. Хочется сделать свою работу идеально, и я озабочена лучшими кадрами, которые только может предложить мне это место.

Дорожка из гравия заканчивается, и прежде чем сойти, замечаю махающего рукой Дмитрия. Впрочем, я не тороплюсь, поэтому замираю в ожидании нового знакомого, окрестившегося как попутчик.

— Привет, красотка, почему не пришла в столовую? — Он поправляет свою куртку, разглядывая мой боевой образ. Кроссовки, кожаные утепленные брюки, черную футболку и блейзер в розовом милитари.

— Я посетила магазин, так что теперь в этом нет нужды. — Поправив лямки рюкзака, улыбнулась, а вот мой собеседник слегка приуныл. — Приходи на чай, как время будет.

— Времени здесь нет. — Он улыбнулся, признавая очевидное, но не опечаливаясь от факта. Давно привык и принял. — Москва, стоит признать, расслабила, и теперь нужно вливаться. Но за приглашение спасибо, как будет время. А ты куда в таком порядке?

— Считай, что фотоохота. — Хохотнула, наблюдая за рассеянной мимикой, некоторые понятия были ему чужды, что немудрено. — Хочу подснять материал для статьи, уже в понедельник выйдет первый тираж.

— Удачи тебе, Кать, верю, что это будет успех. Только осторожнее, сильно в лес не заходи, он у нас очень густой, с тропы зайти — как нечего делать. — Он перевел взгляд на часы, тут же меняясь в лице. — Черт, поспешу, а то солдаты опередят меня.

Он убегает, я лишь киваю напоследок. И продолжаю двигаться к объектам озеленения. Все-таки воздух прохладный, и как же хорошо, что я оделась потеплее.

Линзой пользоваться не пришлось, и, к счастью, хороший дневной свет позволяет мне сделать сразу несколько отличных кадров. А я и отвыкла от такой съемки, уже привыкла, что в Москве по сути являюсь редактором. Есть тема, дизайнеры, фотографы, информация, надо только оформить статью. А здесь полное возвращение к истокам, а точнее, к моему студенчеству.

Пройдясь вдоль аллеи, не спеша зашла за шлагбаум в лес. Конечно, идти вглубь я не планировала, но вот пару фотографий для личного архива сделала бы. Справившись со своей задачей, устроила себе привал в ветхой беседке, должно быть, раньше тут был еще один спортивный стадион.

Перекусив бутербродами и допив свой уже теплый кофе, собиралась двинуться обратно в сторону выхода, но цветочная поляна чуть левее трассы привлекла внимание. Цветы своим размером и соцветием напоминали подснежники, забавно, ведь уже конец июля и это точно не они. Осторожно подкравшись, навела объектив, делая снимок.

Стоило мне сделать шажок назад и начать вставать на ноги, как громкое шуршание в кустах зашевелило нервы внизу живота. Всего секунда, и прежде чем я успеваю отпрыгнуть, выпрыгивают на меня.

— Твою ж ма.. — Крик вырываеться из моих легких когда я коей как продолжаю дышать.

— Вахрушева! — Злой рык пронзает насквозь, когда меня буквально вжимают в землю. — Ты соображаешь, что делаешь? Здесь ведутся учения!

Его сильные руки сжимаются вокруг моей шеи. Вот тут действительно становится не по себе. Он выглядит так, словно через минуту от меня останется мокрый след.

— Я делаю фотографии для газеты. — Как стараюсь, помахиваю фотоаппаратом у его лица, но, похоже, это лишь злит генерала.

Как ненужную вещь он откидывает камеру на мягкую траву рядом с нами и одной рукой перехватывает две моих, в то время как другая все еще сжимает мою трахею. Не критично, но достаточно, чтобы наложить в штаны.

Я не перестаю удивляться. Из чего сделан этот мужчина? У меня абсолютно не хватает сил, чтобы вырваться из его крепкой хватки. Он нарочно вдавливает меня крепче в землю, не отводя своего свирепого взгляда.

— Тебя могли прикончить с одного удара! — Шипит мне в лицо, когда рука перемещается с шеи на пояс брюк, и в руке появляется пистолет.

Он что, действительно собрался меня напугать до усрачки?

Я не знаю, что сказать. Ситуация, откровенно говоря, странная. Я ничего не сделала, и от этого его поведение никак не укладывается в голове.

— Я просто делала фотографии! — Вскрикиваю, когда он приближает ко мне свое оружие.

— Котенок, ты легкая мишень! — Снова рычит на меня, но теперь возвращает оружие на место, видимо заметив, как это пугает. Я не солдат и вижу пистолет дай бог второй раз за всю жизнь.

И вместо того чтобы преподать мне урок, сказать очередную колкость, а главное отпустить восвояси, этот невежественный мерзавец в одно движение переворачивает на живот, наваливаясь сверху так, что едкий шепот слышен у самого уха.

— Ты напрашиваешься на хорошую порку, котенок. — Он крепче сжимает мою талию.

Я ничего не могу поделать с вожделением, которое тягучей патокой ощущается на вниу живота. Черт, это возбуждение как будто неизведанные границы. Интересно, он настолько в ярости, что не понимает, о чем говорит, или это то, чего он хочет?

— Отпусти меня. — Сдерживаю полувскрик, когда его тяжелая рука ударяет меня по ягодице. Но, как ни странно, он отпускает.

Нарачито медленно отодвигается, убирая руку с шеи и случайно касаясь груди. При всем этом, поднимаясь следом, я стараюсь скрыть свои чувства, сначала хватаюсь за камеру, а уже потом встречаюсь с ним взглядом.

— Я надеюсь, ты поймешь меня с одного раза. — На мужском лице нет усмешки или чего-то, что выражает удовольствие или личное превосходство.

— Я не сделала ничего предосудительного, и поэтому нет! — Едва ли не рычу, если сломана моя любимая камера, ему придется встретиться с другой моей стороной.

— Вахрушева, еще раз я увижу тебя за шлагбаумом в разгар тренировок, я выполню обещанное, и тебе это не понравится. — Уверенно бросает, после чего разворачивается и уходит в сторону кустов.

Оцепенение медленно проходит, прежде чем я постепенно осознаю.

Он что, отшлепал меня и грозился продолжить?

Думая об этом, я как будто ощутила то его короткое касание. Не больно, но то, что это сделал и угрожал мне именно он, не утихомиривает, а наоборот делает меня слишком горячей, распаляя. Черт, я должна чувствовать себя чертовски злой или даже униженной, но как будто это, наоборот, возбудило во мне что-то.

Глубже вздохнув, начинаю идти в сторону шлагбаума, параллельно проверяя камеру, к счастью, ни линза, ни экран не повредились. На такой странной ноте собираюсь вернуться к себе, но меня перехватывают, буквально вжимая в себя.

Он что, совсем что ли? Но передо мною был не генерал и не Дмитрий.

Все куда хуже.

— Андрей? — Я делаю вид, словно удивляюсь, хотя кого я обманываю, это так. Но не скажу, что встреча приятная. — Ты тоже здесь? Какая встреча.

— Катя, какого черта ты здесь? — Он едва ли не выгибается, пока его глаза судорожно меня изучают. — Я здесь по распределению, а ты... Хотя стой, не говори, неужели рассчитываешь на то, что я прощу тебе ту выходку?

Злость кипит во мне. Я не ослышалась, он еще что-то собрался мне прощать? Вахрушева, соберись, самое время дать ему удар под дых.

— Какое прощение, сладкий? Ты хотел сказать, твою измену в мой день рождения? — Я корчу милую наивную улыбку и не даю ему перебить меня. — Ох, если так, то я не злюсь, кто старое помянет. Я здесь не одна, ты извини, спешу.

Делаю шаги к отступлению, когда он нетерпеливо обхватывает мое запястье.

Да, мудак, держи свои штаны.

Он-то надеялся найти меня разбитой или, напротив, бегающей за ним на задних лапах, но нет, я еще поиграю с его эго.

— Что, кто он? — Его глаза полны злости и изумления. Действительно удар под дых. — Прошло две недели, и ты поехала за ним сюда?

— Ох, это головокружительный роман, ты знаешь, у меня никогда такого не было, я рада, что произошла та ситуация, иначе я бы никогда его не встретила. — Господи, эта ложь стоит каждой его эмоции.

Кто-то говорит, что ложь никогда не приносит удовольствия?

Вранье.

— Кто он, Катя? — Второй мужчина, кричащий на меня за день, уже как нечто само собой разумеющееся. И куда мы катимся? — Если это солдат, то я...

— О, милый, извини, не хотела тебя расстраивать, но... — Мой язык срабатывает гораздо быстрее, чем мозг. Перед глазами возникает образ невежественного генерала. — Ты ему в подметки не годишься. Как жаль, но мне пора, рада была повидаться.

Машу рукой, убегая. Боже, что я сделала? А главное, теперь мне придется сблизиться с Раниным, иначе обман вскроется, и Андрей выйдет победителем.

Держись, генерал, мне придется тебя завоевать.

*****************************************

Добро пожаловать в мою историю!

Не забывайте поддерживать книгу и писать комментарии, это важно для меня.

Готовься Максим Игоревич)

Продолжение следует...

4. Проблема

Я серьезно собралась охмурять генерала?

Ударяю ладонью по лбу, даже звучит как задача с повышенной сложностью. Но ведь я не сказала Андрею, за кем именно сюда приехала. А что, если попросить Дмитрия мне подыграть? Нет, я отчетливо вижу симпатию и не хочу разбивать ему сердце. Слишком юный. Но мысль о генерале кажется чем-то из ряда бреда. Хотя забавно наблюдать за этим чертовски горячим мужчиной.

Вахрушева, нужно думать рационально, он агрессивен, ему ничего не стоит выполнить свое обещание, и ведь о таком будет даже стыдно рассказать, пожаловаться, а не то чтобы заставить его ответить.

От этой мысли мои щеки начинают гореть.

Я должна рассмотреть всех кандидатов! Ну не может мне подходить только этот невежественный мужчина. Это так забавно, сама отпираюсь, не желая принимать тот факт, что он меня возбуждает.

Свернув с намеченной дороги, иду до казармы Вероники. Небо заволокло густыми тучами, нужно успеть забрать технику и оценить проделанную работу до того, как ливанет. Таков план.

Доходя до нужной точки, встречаю уже почти собранный отряд. Видимо, заранее строятся куда-то, и командира не видать. Увидев меня, Вероника быстро кивает и забегает обратно в казарму, пока я неспешно рассматриваю парней.

Девушек сравнительно меньше, что не удивляет. Парни совсем молодые, лет по восемнадцать, скорее всего, отбывают временную службу. Но, как назло, все абсолютно не мой типаж, слишком молодые и едва ли начитанные, как я люблю. Может, поэтому меня всегда влекли мужчины постарше?

Но в данной ситуации меня пугает прерогатива того, что Андрей сможет кошмарить невинного парня, думая, что я считаю его лучше. Хотя после того, что он сделал, даже Ранин мне импонирует в сотню раз больше.

Только ли поэтому Вахрушева?

И прежде чем я могу поразмыслить над этим, подбегает Вероника с рюкзаком, быстро просовывая мне в руки.

— Извини, у нас уже построение на ужин. — Она встает на свое место к одной из девушек. — Это Ангелина.

— Очень приятно, Ангелина. — Улыбаюсь девушке в момент, когда она поправляет свои белоснежные волосы, ответно улыбнувшись.

— Мне тоже, уже много услышала про вашу деятельность в части, надеюсь, жизнь станет повеселее. — Она хихикает, когда позади ей что-то шепчут, побудив выпрямиться.

— Я приложу все усилия, чтобы это было так. — Оглядываюсь по сторонам, но не замечаю никакого приближения.

— Уже все ждут эту газету, а то одни письма, много ли в них можно понять о происходящем? — Парень рядом устало выдыхает, вызвав у меня смешок.

Вообще-то я их не осуждаю, это тяжело. Я сама настолько вросла в СМИ, что с трудом обхожусь без нормального интернета и любимых модных журналов. Но мой мозг воспринимает это не как испытание или месть, а скорее как аскезу и спокойствие.

Спасибо.

— Мировых новостей не обещаю, но основному точно быть. — Достаю фотоаппарат, разглядывая несколько снимков Вероники. Я рада, что она поняла свою работу, и уже завтра мы сможем собрать полноценную газету.

— Поверь, даже такая малость их развеселит, нам сменили командира, и теперь отдых только снится. — Моя новая подруга томно вздыхает, пока Лескова шикает.

— Тихо идет, я не хочу опять маршировать весь вечер вместо столовой. — Вероника распрямляется, когда я отхожу на пару шагов.

— Гражданка Вахрушева, объяснитесь? — До боли знакомый голос раздраженно скрежет где-то поблизости, но оборачиваться нет желания. — Что вы делаете в моем отряде?

— Ах, отряд. — Разворачиваюсь, натягивая боевую улыбку. — Видите ли, командир, я работаю над газетой, и мне необходима некая информация. — Прежде чем он успевает раскрыть рот, опережаю. — Разрешение есть. И хорошего вам вечера.

Быстро делаю заднюю, не желая вдаваться в подробности. Это не его дело, и не то чтобы у меня есть желание с ним общаться. Этот мужчина вызывает лишь ненависть и иногда чуть ощутимое щемящее чувство. Он — олицетворение моих несбыточных мечт.

По дороге к дому успеваю насладиться закатом, пробивающимся через хмурый небосвод.

Отобрав фотографии из своей камеры, перекидываю их в ноут, после чего приступаю к материалам Вероники, параллельно заваривая крепкий чай.

У этой девочки точно есть талант, чтобы уметь так красиво работать со светом и балансом предметов. Перелистнув несколько кадров, натыкаюсь на то, что явно забыли удалить. Портрет Андрея, грозно размахивающего рукой, неужели он ей нравится?

В дверь стучат. Ну нет, еще одного злого мужика по мою душу сегодня я не вынесу. Распахнув дверь, нахожу солдата с чемоданчиком.

— Добрый вечер, меня отправили к вам чинить розетку. — Воодушевленно приговаривает кареглазый парень.

— Проходите. — Всё, что я могу сказать. Неужели ему все-таки не все равно на свои действия. Невежественный мог этого не делать, и тем не менее солдат, стоящий на коленях с отверткой у стены в моем доме.

Это обычное, необходимое дело, но как будто бы не совсем. Черт, это армия меня запутывает. Я уже настолько не понимаю, что верно, а что нет. И вместо того чтобы продолжить размышлять, я беру телефон и иду к своему секретному месту хорошей связи.

Три коротких гудка и радостный визг на другом конце поднимает мне настроение.

— Господи! Никогда не думала, что это будет так тяжело. Но, оказывается, в Москве мы часто созванивались. — Признается подруга, и я с ней согласна. Но в силу закона подлости, имея, не ощущаешь.

— И чувствуется это только сейчас, когда у нас есть возможность переговорить раз в день.

— Признавайся, заскучала там без меня? — Она хихикает, и лучше бы это было так.

— Если бы. — Не могу сдержать немного истерического смешка. — Но о таком, Ника, я могу лишь мечтать.

И она слушает мой долгий рассказ о сегодняшнем дне, через каждые две минуты прерываясь то на визг, то на ругательства. В конце истории, когда мы подходим к моменту парня, что пришел чинить розетку, она не сдерживает себя и разражается смехом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну я даже не знаю, Вахрушева, ты только три дня там, а обстановка повсюду уже накаляется. — Что-то вспомнив из контекста, она снова громко хихикает. — Право, что этот генерал вытворяет. Я не могу, он такой серьезный на фотографиях, даже свирепый, и ты хочешь сказать, что он касался твоей задницы?

Теперь смеюсь я. В моменте это действительно тревожно и странно. Но когда пересказываешь, я не знаю, как осознать весь спектр прожитых эмоций.

— Это испугало меня, не надо создавать из него горячую заботливую бомбу, которой он не является, он забрал мой фен и вчера грубил посреди ночи, а его коментарии... — Злость бьет меня в грудь, когда я начинаю заводиться.

— Но значит, он все же горячая бомба. Хотя готова поспорить, что его пресс сводит с ума. — Парирует Ника, будто не замечая моих коментариев.

— Ты что, уже нарыла на него досье? — Скептически пялюсь на идеально ровный газон возле его дома.

Такой же идеально острый как и хозяин.

— Ну знаешь ли, дорогая, мне не все равно, с кем ты там крутишь шашни. — Она продолжает хихикать.

— Ни с кем из них я ничего не кручу. —

Пока что.

— Лучше скажи, что думаешь о ситуации с Андреем.

— Горжусь, что ты быстро ретировалась. И все равно не пойму, зачем тебе это нужно было. — Я знаю, что она не поймет. Это нетрудно понять. Ника всегда была самой спокойной и уравновешенной из нас двоих.

Я же бунтаркой. Удивительно и не то чтобы радостно для моей идеальной семьи. Отец — крепкий мужчина в погонах, не умеющий проявлять чувства ни к чему живому и даже к собственному ребенку, и мать, которая романтизирует каждое движение. Репутация была настолько важной вещью в нашей семье, что однажды я просто выбрала свою дорогу, уйдя в никуда. Выбрала именно тот институт, который захотела, ту профессию, которую приравнивали к "ничего". Такая себе мотивационная история от успешного журналиста. С тех пор мама время от времени звонит мне, пытаясь переубедить и приехать покаяться на поклон к отцу.

— Ох, Ника, поверь мне на слово, взгляд Андрея при моем

«Ты ему и в подметки не годишься»

еще бы чуть-чуть, и рисковал меня уничтожить.

Трубка снова наполняется веселым хохотом. И все-таки Ника была солнечной девушкой, каждый раз приподнимая мое настроение по щелчку пальцев. Даже простой разговор поднимал мне настроение.

— Я правильно понимаю, что теперь тебе придется охмурять своего невежественного генерала?

Черт, это так хорошо звучит.

Мой невежественный генерал.

— Ты подожди, я еще не всех высмотерла. — Делаю глубокий вдох, будто бы не поняла, что он единственный из всех представителей мужского пола, в том числе и моего типажа, который подходит. — Так, мне сделали розетку, кажется, я побежала.

— Аккуратнее там, а то мне придется выезжать к тебе с огнетушителем.

Мы прощаемся как раз в тот момент, когда солдат справляется со своей задачей и собирается покинуть дом. Визуально это выглядит хорошо, что не может не ободрять.

— Я закончил починку, если что, обращайтесь. — Он лучезарно улыбается, убирая стройматериалы внутрь своего чемоданчика.

— Спасибо. — Он кивает, покидая дом, я же иду к холодильнику.

С этим бешеным режимом я растеряла всякое понимание своего правильного питания. Доставая овощи из холодильника, делаю питательный салат, добавив к нему обжаренную грудку. Поужинав, быстро наметила фронт работы на завтра, после чего сваливаюсь сном мертвых.

Всю первую половину дня мы с Никой плотно занимаемся корректировкой материала и оформлением статьи в ворде. Работы слишком много, но мне не привыкать, я послушно сканирую каждый лист, проверяя на мельчайшую погрешность.

Я и позабыла, как это может быть нервозно.

Но, к счастью, Вероника помогает мне на каждом шагу, где бы я ни попросила. Она не ленива и достаточно внимательна. Я ценю таких людей, понимаю, как непросто настроиться. Собрав все в одну папку, перекачиваю весь материал на флешку, и мы выдвигаемся к главному зданию.

— Ну, удачи тебе, Кать, я верю, что все получится. — Она обнимает меня, после чего убегает прямо туда, где сейчас Андрей формировал построение в столовую.

Мы обмениваемся коротким взглядом, и настолько не хочется оставаться на улице, что я заворачиваю за угол и, полная увекренности, шагаю по железным ступеням внутрь здания.

— Подождите пару минут, у Игоря Борисовича сейчас посетители. — Миловидная женщина останавливает на входе.

Но из-за плотной деревянной двери доносится громкий командный голос.

— Ирина, пусть она проходит, все свои.

Женщина неловко улыбается, пропуская меня внутрь кабинета, заставляя столкнуться прямо с омутами карих глаз. Что он тут делает?

— Катенька, проходи. — Игорь Борисович, будучи в хорошем настроении, приглашает пройти ближе.

Я же стараюсь не концентрироваться на своей проблеме, восседающей на соседнем стуле. А вот Максим Игоревич во всей своей грации распрямляет спину, незаинтересованно переводя свой взгляд с меня к коллеге.

— Я принесла готовую газету. — Поднимаю ноутбук вверх.

— Какая молодец, что успела. Призентуешь нам? — заинтересованно проговорил пожилой мужчина с добрыми глазами.

Нам?

— А вам разве не интересно? Иду ва-банк, желая как можно скорее выпроводить его подальше.

Но генерал только мрачно хмурится, нарочито издеваясь.

— А я послушаю, о чем будет читать молодое поколение. — Он вальяжнее восседает на стуле, разворачиваясь ко мне корпусом.

Засранец показывает свое превосходство.

Вахрушева, соберись, ты не тряпка, докажи ему. Покажи, кто тут профессионал своего дела.

— Хорошо. Я покажу с ноутбука, как это будет работать. Не находя глазами проектор, выпрямляюсь, раскрывая презентацию. Это ощущается как гребаная защита диплома. — Еще по приезде сюда я проанализировала и поняла, что нашим курсантам не хватает внешней осведомленности, а это отрицательно влияет на боевой дух. Главная задача моей газеты в первую очередь — позволить солдатам не ощущать себя изолированно, а также я добавила несколько страниц, посвященных жизни гарнизона.

После я попутно рассказываю о том, как будут распределяться новости, а главное, в каком дизайне и стиле будут печататься статьи. И о том, как была упрощена система для более легкой печати.

— Что будем делать с пропагандой? — Ранин устремляет на меня свой тяжелеющий взгляд.

— Пропагандой? — Уточняю, я не ослышалась?

— Тексты о летних гуляниях позволят солдатам расслабиться.

Вот же гад, намеренно раскручивает меня на вопросы. Что ж, ты не приемная комиссия МГУ, и я не поддамся ни на одну уловку.

— Каждому человеку нужен отдых. Рассказы о гуляниях поднимут настроение и позволят им больше прочувствовать город, который они защищают. — Решаюсь смухлевать, переводя взгляд на Игоря Борисовича. — Вот вы, когда читаете о празднике, сразу начинаете заниматься тунеядством?

Держусь, дабы не фыркнуть. Он же усмехается, наблюдая за моим ловким ходом.

— Нет, конечно, в первую очередь я рад получить хорошую новость, когда долго служишь, это лучшая мотивация для процветания. — Он переводит свой взгляд на генерала. — Что скажешь? По-моему, идея перспективная.

— Пусть дерзает, посмотрим, что из этого выйдет. — Удивляет генерал. Неужели в рабочих вопросах занимают лидируюущую позицию принципы?

— Ирина! — Кричит своим стальным голосом начальник, после чего в комнату вбегает секретарь. — Принтеры готовы?

Женщина изгибает бровь, явно удивленная. И мне уже не нравится эта реакция.

— Принтеры?

— Те, что для газеты. — Раздроженно повторяет Игорь Борисович.

Женщина хмурится, как будто всё ещё не понимает. И теперь страх медленно расползается на её лице. А мои внутренности сжимаются в ожидании её ответа.

— Игорь Борисович, так ведь принтеры у нас без картриджей. — Едва ли не шепчет женщина, и мое сердце пропускает удар.

— Как без картриджей? — Он стучит по столу, пугая бедную женщину все больше. — Это ваша проблема, а вы не смогли ее решить?

— Но я... — Он держится, чтобы не распалкаться. Я же вообще ничего не понимаю, так же хмурясь.

— Значит так, что хотите делайте, но чтобы газеты к утру были. — Я хочу протестовать, но сдерживаюсь, направляясь к выходу.

Черт, что я буду делать? Меня так быстро выпрут и не по моей вине. И почему он мне показался добреньким дедом?

— Извините, Екатерина Юрьевна, я действительно запамятовала это... — Она явно расстроена, но и я не могу никому подтирать сопли, будучи расстроенной.

Всё, что могу, это махнуть рукой и выйти на свежий воздух.

И всё как всегда. Что-то идет не так, и впервые я не пойму, что мне делать. Я у черта на куличках, куда не ходит ни транспорт, ни доставки. Я физически не смогу достать эти картриджи. А значит, я облажалась, и Андрей лишь посмеется над моим унижением. Действительно, возможно, стоило остаться в Москве?

Какой вздор. Вахрушева, не будь тряпкой и думай.

Стою с закрытыми глазами и ожидаю чуда, но не дура ли?

— Забыла ноутбук.— Уже знакомый голос генерала немного выводит из транса, но я по-прежнему стою с закрытыми глазами. Слишком тяжело и так близко к провалу.— Тебе плохо?

Чуть тверже интересуется, но по прежнему не эмоционально.

— Мне хорошо, слетает мой труд, и, возможно, завтра меня уволят из-за чертовых картриджей. — Медленно разворачиваюсь, хлопая в ладоши. — Ты можешь порадоваться, я уеду.

Мягко усмехнувшись, стараюсь скрыть свое разочарование, но, видимо, плохо, раз генерал молчит.

— И ты даже не будешь злорадствовать? — Забираю свой ноутбук, выгибая бровь. Хочется добавить что-то про фен, но он куда быстрее опережает.

— Через пятнадцать минут жду тебя на КПП, поедем в город.

5. Спаситель.

Не понимая, реальность или нет, стою как дура, устремив свой взгляд на мужскую темно-зеленую форму. А я точно в реальном мире и не сплю? Неужели тот, кто вытащит меня из задницы, именно он?

— Поторопись, если все еще нужны картриджи. — Не говоря ни слова больше, он достает телефон из правого кармана и разворачивается к дорожке, ведущей на КПП. — Вадим, пригони к главному входу машину... сейчас же.

Молча смотрю на то, как он твердо отдает приказ кому-то из вне, все еще пытаясь обдумать сказанное. Неужели действительно поможет? Но что им движет? В любом случае это куда лучше, чем сидеть на лавочке в ожидании краха.

Развернувшись в обратном направлении, бегу трусцой до дома, не желая ехать куда-либо в растянутом спортивном костюме.

Кое-как натянув на бедра черные скинни джинсы, добавляю к образу синюю шелковую майку от Armani, пиджак в тон низа и те самые лодочки, которые так его выбесили в первую встречу.

Играешь с огнем, Вахрушева? А ведь этот человек — твое спасение.

Шепчет мне мое сознание, пока я прочесываю спутавшиеся пряди волос, потягиваясь за любимой матовой помадой.

Ему не понравилось созерцать их в гарнизоне, но про город ничего не упоминалось.

Усмехнувшись, вынимаю из шкафа свой клатч, напоследок осмотревшись в зеркале.

Всю дорогу до выхода меня одолевают противоречивые мысли. Я всегда была несколько тревожна, когда дело касалось работы. Еще с детства некие установки по поводу идеальности влияли на многие сферы жизни. Хотя главным страхом было подтвердить слова отца, не добиться ничего и, поджав хвост, вернуться под родительскую крышу.

Э, нет, лучше всю жизнь перебиваться с работы на работу и недоедать, чем подтвердить те ожидания.

— Ты не кажешься нервной. — Чужой голос вырывает из собственной дискуссии, заставляя поднять голову.

Мать моя.

Максим Игоревич Ранин стоит передо мной как ни в чем не бывало в темных джинсах и черной шелковой рубашке явно не дешевле моей майки. Его кожаная куртка на плечах вызывает странные эмоции глубоко внутри. Мы как гребаные мистер и миссис Смит только по-русски.

— Что? — Подхожу совсем близко, улавливая тяжелый древесный парфюм.

— Твое настроение. Неужели журналистка из Москвы так боится потерять эту работу? — Он усмехается, явно намекая на здешний оклад и местоположение, открывая для меня двери своего «Гелендвагена».

А хорошо нынче получают генералы.

— Какая разница, где я работаю? — Без его помощи закрываю дверь, пристегиваясь, пока генерал обходит машину, после чего продолжаю. — Мне важно именно то, что я выбрала это — работать здесь. И этот крах я буду воспринимать так же, если бы меня уволили из престижной московской газеты только потому, что это выбрала я.

— Справедливо. — Он медленно съезжает с гравия, пока мелкий дождь барабанит по стеклу.

— О, правда? — Не могу сдержать сарказма.

Генерал нарочито медленно отводит голову от дороги, смеряя долгим взглядом. Я жду ответной насмешливой колкости, но вместо этого его губы трогает едва заметная, слишком инородная улыбка, и он устремляет свой взор к дороге.

Так длится около двадцати минут, пока мы не сворачиваем на трассу, и я уже успеваю расслабиться, слегка прикрыть глаза, пока он не задает свой вопрос.

— Ты в отношениях, малышка? — Его глубинный голос разрушает все мои спокойные импульсы. Если тогда это обращение показалось выброшенным на эмоциях, как бомба в океан, то теперь меня прошибло.

Мне кажется это чем-то неуместным, а может, это ассоциируется с прошлыми отношениями. Андрею нравилось это обращение, и мне тоже, но тогда.

Но тебе же нужно было с ним сблизиться? Разве нет?

Издевается внутреннее я.

— Катя. — Исправляю. Развернувшись корпусом к окну, где виднелись высотки жилых домов.

— Ка-а-тя. — Протягивает, словно пробует на вкус, и едва ли я могу сдержать усмешку. — Ты в отношениях, малышка Катя?

Вот же невежественный засранец.

— Не вижу смысла отвечать на этот вопрос. — Подкожно ощущаю взгляд, но продолжаю смотреть в окно. Пусть развлекает себя сам.

— Ты должна знать, больше всего я ненавижу ложь и любовные интриги, а потому, если ты приехала вслед за кем-то. — Его голос стальной и тихий, но он точно знает, что я слышу каждое слово. — Признайся сразу.

Как он понял? Неужели Андрей догадался или рассказал кому-то? Абсурд, мы с Раниным ни разу даже не стояли слишком близко. Значит, лишь догадки проницательного засранца.

— В любом случае это не твое дело. — Усмехаюсь, продолжая разглядывать пейзажи, но не скрываю довольной улыбки. — Про радиус двадцать пять километров я помню, но мы уже его обогнули.

— Можем вернуться. — Спокойным голосом он выбивает воздух из моих легких. Невежественный шантажист. — Смотри на меня, Вахрушева.

Нет, я не подамся, хочет высадить? Да пожалуйста, флаг в руки, красавчик.

— Смотри на меня. — Вновь повторяет, но жестче, как будто с угрозой, и так некстати смешок вырывается из моих уст, когда чужая рука резко сжимает внутреннюю часть бедра, заставляя вскрикнуть.

Мамочки. Он что, реально держит меня одной рукой за бедро и неотрывно смотрит?

Трусишка намочила штанишки?

Хихикает мое сознание, когда я из всех сил выжимаю убийственный взгляд. Как мне может нравиться такое откровенное лапанье?

— Руку убери. — Едва ли не рычу, не желая думать об узле, который сжимается внизу живота.

Это все месяц воздержания, я не могу его хотеть. Пытаюсь убедить себя и пустить ярость в нужное русло.

— Смотри на меня. — Повторяет, словно я все еще глазами блуждаю по лобовому стеклу. — Глядя в глаза, скажи то, в чем пытаешься убедить.

Ах, вот о чем ты?

— Нет. Я не в отношениях. — Усмехаюсь, кладу руку поверх его ладони, на мгновение останавливаясь. Его кожа такая горячая. — Я ответила на твой вопрос, будь добр, не переходи границы, генерал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ранин хмурится, после чего резко отрывает руку от моего бедра, переводя взгляд на дорогу. Так просто? Не уверена в том, что он поверил, и тем не менее он сворачивает с трассы рядом с небольшим торговым центром.

— Не смей лгать мне, Вахрушева, может плохо кончиться. — Четко цедит, выходя из машины.

Уточнять, о чем он, мне и не хочется, поэтому молча выхожу из машины, оставляя между нами лишь звук проезжающих мимо машин и мелодичное цоканье каблука об асфальт.

— Смею предположить, что ориентируешься ты здесь куда лучше, чем я. — Бросаю ненароком, как только мы заходим в вестибюль здания, ведущий к эскалаторам.

Ранин поднимает глаза вверх, устремляя карие зеницы прямиком к информационным указателям, и я уже не настолько уверена в сказанном.

Вахрушева, не язык, а помело!

— Я здесь впервые. — Нехотя констатирует очевидные вещи. Конечно, откуда у такого занятого мужчины свободные часы? — Или ты всерьез думала, что я на рассвете превращаюсь в рыцаря в белых доспехах и спешу на помощь всем, кому не лень?

Под его пристальным взглядом закатываю глаза, ступая на эскалатор.

Ну конечно, куда тебе до рыцарей.

Шпилька замирает в воздухе, когда механизм только подтягивает другую ступеньку. Я могу разложиться прямо на эскалаторе, но крепкая рука вновь обхватывает, как и однажды, мою страдальческую руку, удерживая равновесие.

— И все-таки рыцарь. — Вместо того чтобы подумать, говорю вслух, на что он лишь зловеще усмехается.

— Тебе нужен не рыцарь, Вахрушева, а телохранитель, который будет следить каждую минуту, вплоть до сна, как бы ты не нашла приключение на свою задницу.

— Ваша кандидатура, товарищ генерал, меня бы устроила. — Хихикаю, замечая в конце коридора магазин с офисной техникой.

В этот момент давление в груди ослабевает, и я благодарно выдыхаю. Все-таки ситуация не слишком безвыходная, по крайней мере я рада, что он вызвался.

В полной тишине мы заходим в магазин, и пока я разглядываю новую камеру для оптической съемки, генерал объясняет работнику, что нам нужно. Не удержавшись, я рассматриваю новинку Canon. Как бы сильно я не любила свою профессию, но фотографии всегда были моим вторым дыханием.

Все началось в детстве, когда отцу подарили мыльницу. Конечно, крутому вояке такая вещь ни к чему, а мне она заменила всех Барби. Снимать часами природу, а потом пересматривать снимки до тех пор, пока она не разрядится, а после откапливать карманные деньги с обедов и идти печатать снимки.

А потом одним прекрасным днем увидеть, как все твои труды сгорают вместе с углями в мангале, и еще получить выговор за плохое поведение и устроенную истерику.

О да, тогда мое сердце разбилось

впервые.

За грустными воспоминаниями замечаю чужой взгляд, возвращая вещь на стеллаж. Продвигаясь через торговый зал к генералу.

— Картриджи привезут со склада через полчаса. — Безразлично объясняет Ранин, указывая на единственный в наличии.

— Но...

— Пошли поедим, из-за твоих газет я голодный как волк. — Ранин указывает рукой в сторону фудкорта, пока я молча киваю.

Аппетита нет. Есть лишь воспоминания, которые сами собой ударили в грудь, надавив на болезненные швы. Но я благодарна ему и не против выпить немного кофе.

— Вахрушева, тебя кто-то обидел в магазине? — Серьезно уточняет генерал. Да, мой видок не из игривых. — Ты скажи, разберемся.

Губы поражает легкая улыбка, все же это мило. Надкусив свой пирожок с вишней, протягиваю руку к пластиковому стаканчику, на мгновение замирая. Только что осознав вопрос.

— Воспоминания. — Неоднозначно бросаю, все же пробуя на вкус черный кофе. — Воспоминания ранят сильнее всякого быдла.

Он прожевывает свой бургер, запивая напитком, после чего подносит салфетку к губам, удобнее усаживаясь на стуле. Удивительно, что в час пик в выходной день мы практически одни, не считая пары человек и рабочего персонала.

— Можешь рассказать. Так и быть, сделаю тебе одолжение. — Он прижимает руку к сердцу, словно собирается дать клятву. — Все, что сказано на гражданке, остается на гражданке.

Это действие вызывает смех, но я не знаю, как поступить. Даже Ника не знает всех историй, а тут какой-то мужик, с которым вроде у нас взаимная нелюбовь.

Да ладно тебе, придурошная. Ну выскажешься ему, может, кабелина совсем подобреет, проникнется и перестанет свои шуточки выкатывать.

Продолжает диктовать мое сознание, вызвав улыбку. А что? Многое не потеряю, да и не нужно ему погружаться в лор моей жизни. Хочет причину — ну и пожалуйста.

— Фотоаппарат напомнил мне, как в детстве отец не нашел ничего лучше, чем использовать все мои с гордостью сделанные и распечатанные на карманные снимки вместо розжига для шашлыка. — Поджимаю губы. Тошнотворный ком образовывается на горле, побуждая сглотнуть. — Вроде мелочь, но мое сердце тогда разбилось, и только сейчас я понимаю, нет, не потому что я потратила всё, что у меня было, а потому что отец не увидел в этом ничего такого, он обесценил это и разозлился на истерику.

По глазам вижу что хочет что- то сказать но не хоьчу его жалость. Я же кто? Самодостаточная женщина и зачем мне его понимание. Устремляю взгляд к часам, через пару минут закончиться отведенный на ожидание срок.

— Ты закончил? — уточняю до того, как его рот открывается для диалога.

Он молча кивает, и снова мы идем в тишине до магазина, после чего сытый Ранин, видимо, испытывающий невиданную щедрость, оплачивает картриджи, забирая тяжелую коробку. И когда мы подходим к машине, вспоминаю паренька.

— Спасибо за розетку. — Не скрываю улыбки, усаживаясь на пассажирское сидение.

— Пустяк. Я отправлю к тебе еще парней, дом старый надо подлатать. — Отъезжая от торгового центра, не перестает удивлять.

— Кто вы такой и что сделали с моим хмурым генералом? — Хочется ударить себя по лбу от осознания, что назвала его своим, да поздно, остается делать вид, что так и надо.

— Я сыт, и на моих глазах нет курсантов, собирающих «Калашников», как черепахи. Так что нечему тут удивляться. — Он усмехается, от чего его мелкие морщинки на лбу топорщатся.

— Что ж, тогда к оружию в твоем присутствии я ни ногой. — Хотя навряд ли я вообще когда-либо к нему приближусь.

И тем не менее он ухмыляется, по глазам вижу, что это его забавляет. Меня же отчасти. Но портить приподнятое от разрешения ситуации настроение не собираюсь.

Разумно.

— Начни хотя бы с малого, Вахрушева.

— Это с чего же, товарищ генерал? — поглядывая то на спокойного мужчину, то на проезжающую местность, вынимаю пудру из кармана пиджака, желая проверить внешний вид.

— Под ноги смотри. — Вот же бессовестный. Сам бы минуты на таких каблуках не устоял, зато не стесняется каждый раз подколоть меня этим. — Потом и до оружия дойдем.

— А ты только рад меня подкалывать. — Закатываю глаза, поглядывая на спокойного мужчину.

Его руки легко сжимают руль, а в воздухе сквозит уверенность. Еще бы он в себе сомневался, как непоколебимая гора возвышается над лесом.

Странное дело, но я не могу отвести взгляда от его действий. Это сексуально, крепкие руки с выпуклыми венами сжимают кожаный руль, выворачивая на лесополосу.

— А как иначе, Екатерина, я генерал, мне свойственно указывать на чужие ошибки. — Побеждает, диктуя логичные аргументы. Мне же в действительности нечего сказать, будучи пораженной тем, как он меня назвал.

Вахрушева, малышка, Катя, гражданка, Екатерина.

Так кто я, генерал?

Хочется спросить, но вместо этого машина резко дает по трмозам, вызвав из груди протяжный вскрик и потемнение в глазах.

6. Удар

В глазах стремительно мутнеет, когда тупой удар приходится на область затылка. Вскрикнув, отвожу голову в сторону, удивляясь, как на стекле еще не осталось трещин.

— Извини... Не убилась? — Генерал в своей манере небрежно прижимает меня к твердому плечу, потирая спутавшиеся волосы, рассержено озираясь на дорогу. — Черт, колесо спустило.

Тут же вскакивает, обходя машину спереди, остановившись у переднего колеса. Это позволяет прижать зудящий затылок к твердой кожаной спинке кресла. Неприятно колющая вспышка вынуждает закусить губу, сдерживая тошнотворный ком.

Это чертовски больно. Меня словно молотком по башке ударили.

Моя дверь распахивается, и Ранин буднично просовывает руки, прижимая к себе и поднимая так, словно я ничего не вешу. Разворачиваясь к улице, он вжимается бедрами в высокий капот «Гелендвагена», усаживая меня на него.

— Все в порядке. — Лгу, отнекиваясь, не желая дальнейших разбирательств.

Все чего хочеться это свернуться в позу эмбриона и исчезнуть под одеялом.

Но тебе же хочеться чтобы этот невежественный позоботился о тебе?

Насмехается мое сознание, пока генерал, пропуская мимо ушей мои ответы, касается своей массивной рукой прядей волос, отодвигая их в сторону.

— Не дергайся, я осмотрю тебя. — Он опаляет шею своим чертовски горячим дыханием, стараясь при всей своей компалеции шкафа быть осторожным. — Может быть сотрясение.

Я послушно молчу, когда он придвигается еще ближе, так что мой нос достает до его шеи. Невольно вдыхаю запах мужского тела, ощущая волнение, это тяжелый запах, который кружит голову.

Хотя голову, возможно, мне крутит все же сотрясение, и тем не менее я не могу об этом не думать.

Но когда прядей становится так много, что они начинают выпадать из стиснутой мужской ладони, генерал начинает наматывать их на кулак. Мои глаза прикрываются от удовольствия, несмотря на легкое покалывание из-за удара, сознание рисует порочные картинки.

Я ощущаю его твердую руку на своих брюках, которая фиксирует ноги, дабы сама не соскользнула вниз, но сознание уверенно рисует картинки, в которых рука сжимает уже оголенное бедро, а волосы идеально наматываются в его руке, когда я откидываю голову назад из-за натяжки, а мой невежественный спаситель генерал впивается в шею грубым поцелуем, вырывая протяжный стон из груди.

— Тебе плохо? — Ранин слегка касается ладонью моих щек, видимо, не решаясь бить по ним из-за не рассчитанной силы. — Вахрушева, мать твою!

— Всё хорошо. — Распахиваю глаза. И как я вообще могу представлять такое? — Голова немного закружилась.

Ага, немного от нахлынувших чувств.

Черт, это определенно завело, но я не хочу даже думать об этом. Мне это совсем не нравится. Не нравится не в том смысле, что плохо, напротив, очень даже, пугает то, что я проникаюсь все больше, что совсем мне не свойственно.

— Посидишь здесь, пока я меняю колесо, или лучше обратно в салон? — Он внимательно вглядывается в зрачки, пытаясь убедиться в том, что я не получила сотрясений.

— Да, я бы хотела побыть на свежем воздухе. — Откидываюсь на лобовое стекло, осторожно прижимаясь к нему. Даже если эта чертова машина грязная после дождя, плевать, сейчас это лучшая поза. — Как там картриджи, они целы?

Генерал молчит. Да не каждый день кто-то валяется, полусидя с подбитым видом умирающего лебедя на его капоте. Но что тут поделаешь, а подкалывать меня, калеку, видимо, для него дело недостойное.

Отмерев через пару минут, наконец-то идет к багажнику, проверяя содержимое коробок. Хочется дернуть головой, но сил нет.

— Порядок. Сейчас по-быстренькому поменяю запаску и вернемся в часть. — Проводит свой дальнейший план действий, после чего скидывает кожаную куртку, как одеялом накрывая меня.

Засучив рукава, Ранин заставляет любоваться впечатляющим зрелищем, и пусть однажды мне уже удалось стать свидетелем его подтягиваний, но вблизи это как удар под дых, поскольку из-за своего положения я не могу полностью его рассмотреть, а спрыгивать с высокого капота в таком положении как-то нецелесообразно.

Мимо проезжает газель, тут же притормаживая, стекло опускается вниз, показывая уже знакомого мне персонажа.

— Ребятки, а что это вы тут распластались, кто-то опять гвоздей что ли накидал? — Дядя Леша с интересом разглядывает сложившуюся ситуацию.

Сдается, случай не первый.

— Поймаю - руки оторву. — Грозно шипит Максим Игоревич.

Но вместо того чтобы предложить помощь и расспросить о случившемся, дядя Лёша внимательно изучает меня и мой внешний вид.

— Ну не буду мешать вам, ребятки. — Он лукаво улыбается, прикрывая окно.

А что тут еще можно решить? Я растрепанная валяюсь на капоте машины генерала, плотно прикрытая его курткой, словно голая. Пока его рукава засучены по локоть.

Черт...

— Езжай уже. — Только отмахивается Ранин, к счастью, не уловив этот взгляд и дедовский посыл.

Проходит по большей мере минут двадцать пять, в которые генерал успел снять меня с капота, чтобы поднять колесо, и наконец-то мы отъезжаем в сторону части, до которой осталось пара километров. Его куртка, как трофей, находиться на моих плечах.

Когда длинный забор наконец-то мелькает в поле зрения, счастливо выдыхаю. Такой сильной колющей боли уже нет. Лишь легкая мигрень и откуда-то появившаяся слабость.

Кивнув караулу на КПП, генерал выходит из машины, и я наконец-то отрываюсь от своего места, проклиная весь мир за выбранные накануне каблуки, я точно в них не доковыляю с такой слабостью. Может, к черту их снять?

Сними, как же, а потом привет, цистит и грибок, мало ли что тут можно подцепить, пока ты дойдешь за пятнадцать минут до дома.

Хочется поспорить с самой собой, сказав что-то вроде того, чтобы снять с солдата сапоги, но только успеваю, как рыба, открыть рот, снова оказавшись на руках у генерала.

Он что, понесет меня через всю часть?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что ты делаешь? — Хмурюсь. Сегодня воскресенье, выходной день, кто-то гарантированно станет свидетелем.

Андрей тоже

— Несу тебя. — Иронизирует невежественный, уже сходя с официального входа к разветвляющейся до корпусов дорожке.

— Ты сказал, что не фанат любовных интриг, а как, по-твоему, это выглядит со стороны? — Решаю брость это в лоб, не тратясь на долгие диалоги.

— Как Вахрушева, пойманная на очередном приключении. — Усмехается мужчина, тут же отрезая: — Все на ужине, не нервничай так. Или я все же прав, и ты солгала мне по поводу отношений?

Нельзя не заметить, как заострились его ахриненные скулы, а взгляд потемнел. И какого хрена его это волнует?

— А что такое? Желаете расчистить себе дорогу, генерал? — На сей раз смешок вырывается из груди, а вслед за ним вскрик: — Ай! Моя голова.

— Не напрягайся, Вахрушева, сейчас себе только навредишь. — Бурчит Ранин, ровно ступая по дороге.

Ни один мускул на мужском лице не дрожит, пока он несет меня. А идти нам с ним не меньше километра полтора.

Андрей всегда аргументировал то, что не носит меня на руках, потому что я тяжелая, это же являлось мотивацией не посещать кофетерий с девочками и начать питаться исключительно правильно. Но, может, стоило просто найти нормального мужика? Не похоже, чтобы Ранин из всех сил держался, только бы донести и не спалиться, что ему тяжело.

Напротив, мужчина был спокоен и никуда не торопился, задумчиво поглядывая вперед, рассчитывая каждый шаг и обходя кочки. Остановившись у порога, знающим движением генерал вытащил запасной ключ, внося меня внутрь.

— Я могу сама. — Не оставляю попыток отстоять свою

независимую женщину.

— Маги, когда одна или с другими. — Он осторожно укладывает меня на кровать, поворачиваясь в сторону окна, приоткрывая его. В комнате после дождя слишком душно.

Ладонь проходится по подоконнику, смахивая пыль.

— Ты бы пыль что ли протерла, хозяйка.

— Иди уже, хозяин. — Усмехаюсь, коментарий не злит, а скорее забавит в этой ситуации. — Спасибо.

Бросаю ему в спину до того, как он исчезает в дверном проеме.

— Будешь должна, малышка. — Не разворачиваясь, так же бросает.

— Ага, и однажды верну, так же резко затормозив. — Ехидно выгибаю бровь, когда он разворачивается. Никто не будет спрашивать с меня за свои косяки. Ни начальство в газете, ни Ранин. — Одолжишь своего железного коня?

— Тебе бы я и велосипед не одолжил, Вахрушева. — Усмехается козел.

— Я сражена. А теперь прошу откланяться, даме нужен покой

Он кивает, наконец-то покидая комнату. А после дом, вот же засранец.

Успеваю пару часов покемарить, когда в дверь стучат. Нехотя поднимаюсь, замечая в окне свою помощницу Лескову. Под мышкой у нее газета, а в руке ведро и тряпки.

— Привет, Катюш, ты как? Мне передали, что тебе плохо. — Она тут же влетает как ураган, разглядывая меня на предмет ранений.

Вероника — милая девушка

. Все девушки с этим именем такие?

— Все хорошо, просто небольшая слабость. — Нахожусь все еще в том же заисключепнием разбросаных в разных туфель.

— Я принесла черновой вариант газеты. — Она протягивает мне скрученный рулон. — А еще мне отдали приказ помочь тебе с пылью.

Опекающий козел.

Пронеслось в сознании, и все же Ранин хорош, нельзя отрицать, пусть и противный.

— Не переутруждайся, просто терани подоконники. — Отмахиваюсь, сжимая в руках детище.

Я благодарна генералу за то, что он трезво оценивает вещи. По крайней мере, мне было бы проблематично бегать по гарнизону в поисках Лесковой, и тут этот мужчина выручил.

К газете нареканий мало. И все же опыт позволил мне сделать все грамотно с первого раза. Единственное, что мы обговариваем скорректировать, это шрифт. Формат принтера не совсем подходит для печати газет, но это базовая ситуация.

Внеся все правки, я отправляю Лескову с ответственным заданием в клуб. Сама же держусь из последних сил, чтобы не пойти следом. Сходив в уже привычный холодный душ, стараюсь лечь пораньше и уснуть.

Ворочаясь без сна, поднимаюсь, желая закрыть окно.

Одинокий свет на втором этаже Ранина вновь показывает, что генерал бодрствует. Интересно, что там? Спальня или его кабинет?

Улыбнувшись, возвращаюсь к кровати в попытке уснуть.

***

Вечером следующего дня мне приносят мой экземпляр газеты, это ни к чему, ведь раньше всех я захватила еще один утром. Все пошло по плану, и нареканий не было. Теперь меня обязали каждый понедельник выпускать новый выпуск.

Что ж, наконец-то понятнее, зная, как это работает, дело за малым — собирать материал.

Накидывая шелковую комбинацию в кремовом оттенке длины миди, накидываю на плечи свитер такого же цвета, а на ноги уже излюбленные кожаные кроссовки, подходящие под все.

Через полчаса организовано что-то вроде планерки для работников в актовом зале, расположенном в здании столовой.

Хочу покинуть дом, полная готовности выйти, как к участку генерала подходит миловидная девушка в красном платье. Ей около тридцати-тридцати пяти, но не больше, и она решительно стучит в металлическую дверь. Прежде я ее не видела ни в столовой, ни среди работников, поэтому молча наблюдаю за тем, как входная дверь соседнего дома открывается и, не говоря ни слова, девушка пулей залетает в хол, захлопывая за собой дверь.

7. Веселье

Не могу контролировать зародившуюся хмурость. Собственно, а чего я ждала? Что он одинокий волк или законченный целибаточник?

Вахрушева, какая ты дура! Найди себе другую мишень, и дело с концом. Будет правильным просто выйти, позабыв о том, чему стала свидетелем.

Но картина так безбожно испортила всё настроение и благоговение от выпущенной газеты.

Ощущаю себя как полная дура. Нерешительность третьеклассницы губит все интрижки.

А могла подкатить к нему еще там в машине, и дело с концом!

Шипит мое сознание. А чего я, собственно, так предаюсь этому? Ранин видный мужик вне сомнений, но быть любовницей в чужих отношениях в любом случае для меня слишком низко и равносильно унижению.

Но какого черта!

Господи, ты буквально кидаешь мне его в ноги и тут же говоришь, что он занят? А генерал? Хорош козлина, находясь в отношениях, меня на руках носит и малышкой называет.

Типичный бабник, еще бы жених нарасхват! Да чтоб ему пусто было.

Схватив сумочку, наплевав на всё, вышла из дома, не оглядываясь на генеральский дом, направилась в сторону столовой. Непрошенная обида промелькнула глубоко внутри, словно меня обманули. Но я не имею права на это чувство, ведь нас ничего не связывало.

В насмешку в сознании мелькнула наша первая встреча, как он включал свет, как предлагал свою помощь, как нес на руках и укрывал своей теплой кожаной курткой.

Мне точно не хватает секса, иначе как объяснить всё это? Дело в цикле, не иначе, все гормоны, и мне не может нравиться невежественный.

Прошмыгнув в столовую через коридор, ступаю к актовому залу, где уже собрались работники.

Дядя Лёша восседал вместе с двумя женщинами в фартуках и мужчиной в медицинском халате.

— Катюш, проходи. — Он зазывает к себе, указывая на свободный стул рядом. — Это наш спаситель, хирург Кирилл Моисеевич, он у нас первое лицо по всем вопросам, касаемым медицины.

Рядом вальяжно расположился симпатичный широкоплечий мужчина лет сорока в полосатой тельняшке, темных брюках и рабочем халате, очки на его лице определенно добавляют собственного шарма. Интересный мужчина.

— Очень приятно. — Протягиваю руку мужчине, который тут же ее пожимает, оставляя легкий поцелуй на костяшках. — Екатерина Вахрушева.

— Очень приятно, Катя. — Он тут же улыбается, как чеширский кот, демонстрируя лучистые голубые глаза. — Можно просто Кирилл.

Видимо, все местные мужчины не упускают ни одной юбки. И как потом верить в эту любовь гарнизонную? Какая тут романтика, одни сопливые разборки.

Вот козел, не любит он любовные интриги. Балабол обыкновенный, и вообще...

— Катюш, ты зависла. — Дядя Леша озадаченно буравит меня своими мелкими глазницами. Складка на лбу напряглась, выдавая его недоумение и озадаченность.

— Прошу прощения, слишком много думаю о газете. Все-таки такая ответственность. — Разворачиваюсь на стуле немного в бок корпусом к врачу. — Очень приятно, Кирилл.

Мужчина лишь кивает, сдерживая улыбку. Пока в голове зудит мысль о том каким посмешищем я стала. И надо ж так зациклиться на козле?

— А это Зоя Петровна и Софья Николаевна, моя жена. — Он указывает ладонью сначала на миловидную тучную женщину лет сорока в голубом вязаном платье и женщину лет шестидесяти в длинной черной юбке и бурой приталенной водолазке, выглядывающей из-под рабочего фартука. — Именно благодаря их золотым рукам и навыкам управления мы не повымирали с голоду за столько-то лет.

— Очень приятно Катенька. — Жена дяди Леши мило улыбается ее глаза невероятно бледного почти медового оттенка устремляются к мужу. — Леша не преувеличивай.

— Скромница моя. — Не упускает ни единой возможности подстегнуть жену дядя Леша.

— Слышала о твоей газете и читала сразу, видно, не первая твоя работа. — Зоя улыбается, приподнимая сверток вверх.

— Рада что получилось хорошо и часы работы увенчались успехом. — В памяти вспыхивает момент собственного краха.

Только переварив произошедшее пришла к выводу что это все моя вина. Ирина всего лишь секретарь, она могла не доглядеть, и это не ее прямые обязанности и зона ответственности, а моя. А вот я по приезде не подумала про самое главное занимаясь второстепенными делами.

Но сейчас я была благодарна судьбе за то как разрешилась эта ситуация.

— О, это было хорошо. Особенно момент с ярмаркой. — Она поправляет пальцами свой съехавший в сторону фартук. — У меня же как раз приходился выходной на тот день, так хотелось побывать, но из-за запары Игорь Борисович лично попросил перенести выходной на другую неделю. А ты всё так красочно расписала, что я как будто бы лично там была.

Не могу сдержать улыбки, для меня много значит моя работа. Конечно, я не жду благодарности, но всегда приятно ее получить.

— Приятно слышать, тогда оповещайте меня по возможности о каких-то запланированных в городе событиях, а я буду изучать и добавлять в… — Но мысль прерывается, когда позади распахивается дверь.

— Вы о газете тут сплетничаете? — Задорный живой голос тут же окружает всё пространство, приближаясь к нам. — Мы сегодня всё утро читали, надеюсь, добавите больше информации по учениям, а то Михалыч, как обычно, вывесит расписание, которое оторвется или скомуниздят.

— Михалыч — это наш местный управленец, майор в отставке, составляет графики дежурств и прочие расписания. — Поясняет дядя Лёша, когда девушки усаживаются на стулья рядом.

Моё лицо застывает, а челюсть едва ли не отскакивает куда-то вниз, когда напротив я вижу ту самую женщину, которая ворвалась как ураган в дом Ранина.

Надо сказать, что вкус у товарища генерала есть.

Миловидная, с симпатичными ямочками на щеках. Наверное, сладкая и неконфликтная. Не то что я — ходячий еж.

— Я Дарья, глава внештатного инициативного комитета, функционирую здесь на полставки, помогая с мероприятиями и информацией. А это Маша, моя подруга.

— Привет, Дима рассказывал тебе, он с моим в одном отряде служит. — Мария протягивает руки, когда я ответно пожимаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— С твоим мужем? — Интересуюсь, мысленно игнорируя присутствие другой девушки.

— Даст бог, с ним. — Она хихикает, от чего рядом подруга шире улыбается. — У нас свадьба через три дня, приходите все, хотели скромно погудеть в столовой.

— У меня выходной. — Зоя, полная решимости наконец-то отдохнуть, отмахнулась рукой.

— Нас точно не ждите, молодежь, в город надобно. — Софья Николаевна отвечает за них с мужем.

А я молча сижу, не зная, что сказать. Компания мне не знакома, но хочется развеяться. А с другой стороны, если Даша придет с генералом, будет неудобно, особенно если он продолжит свои подколы в мою сторону.

— А ты, Катюш? — Она умоляюще смотрит мне в глаза, и я не знаю, что сказать. И хочется, и колется, а всё из-за этого невежественного. — Познакомишься с другими женами, Дашка со своим будет, у ее мужа Егора столько холостых ребят, с кем-нибудь и тебя познакомим.

— Знакомить не надо. — Хихикаю, тут же замолкая. Дарья замужем?

Неужели я опять сделала какие-то поспешные выводы? Девушка, возможно, просто пришла обсудить что-то или ситуация требовала срочного вмешательства. А я уж как дура напридумывала с три короба, еще и Ранина козлом назвала.

Вахрушева, я валяюсь с тебя.

— Так что, ты будешь? — Маша улыбается, когда Дарья поддерживает подругу, присоеденяясь.

— Я приду.

— Отлично! — Она искренне улыбается. Вот это да.

Я как дура думала, что и она, и ее подруга будут мне козни строить и что вообще у одной из них отношения с генералом. А тут обычные девушки, которые, судя по всему, редко видят новые лица.

— Получается, ты замужем, Даш? — Она кивает, когда решаю отогнать все сомнения. — Ты так молодо выглядишь, подумала, чья-то сестра.

Она заливается смехом, качая головой, но сразу видно, комплимент ей определенно польстил.

— Что ты, Катюш, какой не замужем, мне тридцать шесть. Мы с Егором как поженились, так уже тринадцать лет по гарнизонам мотаемся.

— Не дави на больное, я как представлю, что нам придется куда-то перемещаться снова, — Мария вздыхает, видимо, этот образ жизни для девушки в новинку, как и мне. — Иногда задаюсь вопросом и не понимаю, как можно вечно перемещаться.

— Наверное, когда любишь, на всё готова? — Решаю поддержать диалог, видя, как Даша кивает, а сама погрустневшая невеста ободряется.

— Да, это так. Где там этот Игорь? — Маша раздраженно озирается на дверь, когда она распахивается, пропуская Игоря Борисовича.

— Прошу простить, сильно опаздываю, поэтому кратко. — По раскрасневшемуся мужчине заметно, что не лукавит. — Катерина, благодарю за газету, хорошо справились, в дальнейшем ожидаю такого же результата.

Благодарно кивая, театрально прижимаю руку к сердцу, когда он продолжает.

— Алексей, надо будет проверить стадион до начала учений, так что сейчас со мной поедешь.

— Какой согласовали? Михалыч всё-таки южный выбрал или тот, что посреди леса? — Уточняет дядя Леша, поднимаясь с места.

— Южный, южный. — Подтверждает Игорь Борисович, устало кивая, как болванчик, головой вперед-назад. — Дамы, меню столовой я посмотрел, нареканий, как обычно, нет, подготовьте с Ириной печатную версию, в течение месяца может нагрянуть комиссия из Москвы перед осенней присягой, поэтому прошу полной серьезности.

Женщины соглашаются, когда Мария следом за Алексеем поднимается с места, смотря в упор на наше начальство.

— А что насчет концерта? — Девушка буравит взглядом мужчину.

Клянусь, я уже обожаю эту девушку, мы ровесницы, но она такая бойкая и шустрая, что это откликается.

— Не в ближайшее время, голубушка, на следующей неделе начинаются соревнования и сдача нормативов, пока тренировки и только тренировки.

— А это логично. — Дарья берет подругу, готовую возмущаться, за руку, тем самым успокаивая пыл. — Как раз как поощрение на завершение.

— Ваша проницательность, Дарья, дорогого стоит. — Соловьем поет в ответ Игорь Борисович. — Кирилл, ты свое дело знаешь, будь наготове.

— Так точно, товарищ майор. — Он поднимает руку, отдавая честь, почти бесшумно покидая комнату, лишь на секунду остановившись, подмигнув мне.

— Катюш, пошли со мной. — Прежде чем новые знакомые успевают выйти, Игорь Борисович показывает мне рукой в сторону выхода.

— Конечно, что-то случилось? — Решаю уточнить. Вдруг он получил из Москвы какую-то весть.

Боже, я не хочу слушать утешающие речи, если что-то произошло.

— Нет, что ты. — Успокаивает начальник, останавливаясь у выхода, прежде чем начать спуск по ступеням вниз. Внешне, несмотря на красное от спешки лицо, он не выглядит напряженным. Это расслабляет. — Начинаются подготовки, товарищ генерал отдал приказ добавить в газету фотографии готовых объектов и напутствие для солдат, так что завтра утром я заберу тебя и отвезу на стадион часиков в девять утра.

— Хорошо, буду ждать вас на КПП. — Спорить бессмысленно, но уже радует, что никуда самой не нужно добираться.

Майор быстро скрылся в тени корпусов, когда я обвела взглядом пустующую местность.

Странный мужчина этот генерал, как медаль с двумя сторонами. Сначала придирается к материалу, говоря о пропаганде, а после помогает, всячески взаимодействуя, как будто укрепляет газету, указывая на значимость.

— Всё хорошо? — Дарья выходит вместе с Машей, озадаченно поглядывая на меня.

— Да, задумалась о том, какие фотографии будут в новом выпуске. — Без стыда вру, не желая обсуждать такую тему, как генерал. — А вы как считаете, что лучше снять?

Девушки переглядываются лишь на секунду, пока Дарья поджимает губы, явно озадаченная, ее подруга спешит на помощь, не лишенная фантазии.

— Сними стадион с высоты, так больше всего влезет, но и, конечно, оборудование. — Маша хмурится, пытаясь придумать еще что-то. — Будет круто, если в фотку с высоты влезут еще какие-то объекты, должно быть количество фотографий ограничено.

— Это разумно, спасибо! — Улыбаюсь, желая попрощаться, но прыткая Мария тянет меня за руку, когда в ее глазах появляется блеск.

— Девочки, а может, ко мне? Васи до позднего вечера не будет, они с Егором, Андреем и Димой будут утверждать порядок подготовки, ну а нам что?

— Я не против, давно пора привотизировать домашнее вино. — Дарья поддерживает.

— Девочки, я бы с радостью, но мне вставать рано и технику нужно собрать. — Решаюсь слиться.

Пить я совершенно не умею, грань между одним бокалом и беспамятством тонка, а домашнее вино, как известно, не лучший компаньон, и действительно на утро уже планы.

— Как жаль, но обязательно приходи в среду в пять к столовой! — Воодушевляется Мария, расстроившись из-за не получившейся посиделки.

— Обязательно приду, такое точно не пропущу.

— До встречи, Катя. — Дарья улыбается, после чего они обе уходят в направлении семейных высоток.

***

Распахнув окна настежь, прислушиваюсь к тишине. За все те дни, что я здесь, это долго было чем-то непривычным, совсем позабытым. Теперь же наоборот, и я совсем не понимаю, как буду снова привыкать к шуму, исходящему от шоссе, и огромным пробкам в Москве.

При выборе одежды останавливаюсь на спортивном костюме и кроссовках, решаюсь не испытывать лишний раз удачу, и беру вдобавок джинсовую куртку. Мерлин-генерал, конечно, не упускает возможностей спасти мою задницу, но искушаться лишний раз не стоит.

Всю ночь лил дождь, то и дело барабаня по стеклу, и поэтому, позавтракав яичницей, пораньше выскочила из дома, чтобы неспешно дойти до КПП, нигде не навернувшись, сомневаюсь, что мне в таком случае дадут отсрочку.

— Доброе утро, мальчики. — Встречая на КПП знакомые лица со дня своего приезда, улыбаюсь.

— Вижу спешишь, и всё-таки. — Один из них сощурил глаза, тот что главнее. — Что здесь удерживает такую красотку на добровольной основе?

Этот вопрос вызывает у меня усмешку, если бы они только знали, что именно.

Я и сама уже начинаю задаваться таким вопросом, поскольку Андрея уже несколько дней не наблюдала в радиусе километра, а Ранина вижу чаще, чем собственное зеркало в ванной комнате, при всём этом меня это не бесит, но и движений никаких не совершаю.

Жизнь слишком странная, но не скучная.

Спасибо.

— А может, любовь большущая до гроба. — Хихикаю, вызывая у них улыбки, когда позади раздается грозный голос.

— Влюбленная, ты готова отъезжать? — Как личная тень он грозно нависает над моей миниатюрной фигурой. Надо признать, что энергетика этого мужчины давит сильнее десятитонной бетонной стены.

А его форма обезоруживает. Идеальный темно-зеленый цвет придает Ранину властности, заставляя меня без особых нареканий присоединиться, разворачиваясь от парней в сторону.

— Эх, такая женщина и занята. — Комментарий парочки вызывает смех.

Однако подкожно ощущаю на коже колючий взгляд, тут же шаря по чужому напряженному лицу. Его скулы опять до безобразия натянуты, показывая недовольство во всей своей красе.

— Вы что-то хотели? — Не тушуюсь под пристальным взглядом, хотя хочется.

Мой молчаливый генерал уверенно ступает прямиком до припаркованной военной машины цвета милитари. После чего, не разговаривая, открывает дверь, пропуская и теперь уже закрывая ее за мной, только потом усаживаясь следом.

— Товарищ генерал любит играть в молчанку. — Усмехаюсь, качая головой, как потерявшая рассудок. — Странный мужчина.

На мгновение я слышу четкий скрежет его зубов. И чего он так злится? Я не имела права на ревность, и сейчас он также не может испытывать злость.

— Игорь просил закинуть тебя на стадион, обратно он сможет забрать через пару часов. — Отрезает, неотрывно смотря на дорогу. И лишь побелевшие костяшки, сжимающие кожаный руль, вызывают подозрения.

Вдруг у него действительно что-то случилось?

— Ладно, у тебя всё в порядке, Ранин? Стараюсь быть максимально спокойной, но, твою же мать, как быстро до меня доезжает сказанное.

Я так часто в мыслях и рассуждениях упоминала эту фамилию, что не удержалась, обратившись к нему так, как будто это я до хрена выше. Черт, какой идиот вообще обращается к генералу по фамилии?

Вахрушева, ну как можно быть такой дурой?

— Беспокоишься? На удивление спокойный, никак не отреагировав, парирует мой невежественный.

— А как иначе? Выдавливаю самую милую из всех возможных улыбок, прижимая руку к сердцу. — Как же я буду существовать без этих ваших комментариев?

— Ты у нас любвеобильная, выкрутишься. Что с тобой станется, Вахрушева? — Он усмехается, на мгновение задержав на мне свой взгляд.

Это что, сейчас он окрестил меня легкодоступной?

Он сделал именно это.

— Хотя нет, забираю свои слова назад, я не беспокоюсь о вас. — Поджимаю губы, когда машина медленно съезжает, останавливаясь возле мостика. — Если с вами что-то и произойдет, поделом вам.

Вскакиваю, как кобылица, с кресла. Ну что за козел, как так можно? Именно его коментарии разжигают во мне злость. Раньше было плевать на тупое мужло, зато теперь каждый коментарий попадает в цель.

— Интересная ты женщина Вахрушева. — Усмехается, командир намереваясь обагнуть меня зашагав в другую сторону.

— Девушка. — Бурчу исправляя подлеца, когда он разворачивается.

— Малышка! — восклицает он, впервые вижу, как тень озорства мелькает на грозном лице. Но меня это не трогает.

— Хватит! Я не позволяла к себе так обращаться, соблюдайте субординацию. — Усмехаюсь, видя потемневший взгляд. — Не рассчитывай на интрижку, генерал.

Он создает благосклонный и даже снисходительный вид, хотя мужская рука противоречиво сжимается в крепкий кулак. Странное волнение медленно охватывает кожу, чувствую, что ответочка мне не понравится.

— Девочка моя, ты последняя из всех, кто меня интересует. — Ухмыляется. Разворачивается и уходит.

Я, конечно, счастлива, что наконец-то внесла какую-то корректировку в наши отношения, но его ответ совсем не радует и почему-то сжимает мое сердце.

И нужно было мне говорить все эти громкие слова? Можно было промолчать и сохранить этот легкий флирт, хоть какой-то тонус.

Глубоко вздохнув, поднимаюсь вверх по лестнице, желая сделать несколько фотографий. Я должна в конце концов выполнить свою работу вне зависимости от всего остального.

***

Красный шелк медленно струится от плеч к бедрам, когда одно из моих любимейших платьев идеально садится на фигуру. Все эти три дня я плотно занималась работой, некогда было рассуждать о жизни и прочем хаусе.

Девочки Вероника и Ангелина вдвоем помогали мне со сбором материала и фотографиями, сама я больше увлекалась написанием статей. Так мы закончили наработку будущего выпуска и создали полноценный черновик для следующего.

Приятная победа, но я совсем без настроения. Наша стычка с генералом не была единственной, вчера мы также встретились, когда после вечерней тренировки он шел к дому, а я после смены в клубе. И Ранин полностью меня проигнорировал.

Неужели я действительно так переборщила? А даже если так, почему меня это задевает?

Конечно, ответы сами напрашивались, но я отчаянно не хотела признаваться.

Обведя контур губ, заполнила их красной помадой, надев следом лодочки, которые прошли со мной в части огонь, воду и медные трубы, вышла из дома как раз в момент, когда Дмитрий собирался стучать.

— А я шел за тобой. — Он улыбается и замолкает, останавливаясь на моем внешнем виде. — Ты такая красавица.

— О, благодарю, вы такой джентльмен. — Он подставляет локоть, а я радостно хватаюсь, мельком посмотрев на дом генерала.

Постепенно мы продвигаемся от рабочих корпусов к столовой, когда все это время молчавший Дмитрий подает голос. Должно быть, он о чем-то думал все это время.

— Слушай, там будет много холостых парней, и я хотел сразу тебя спросить… — Он начинает мяться, в то время как у меня возникают подозрения. — Как ты смотришь на то, чтобы стать моей девушкой?

Медом я что ли намазана?

Ну этого еще не хватало.

Вахрушева, признайся, что сразу бы согласилась, предложи тебе это Ранин старший.

Хочется проклять свое второе я, но вместо этого лишь молча сжимаю руку друга, пытаясь подобрать правильные слова.

— Дим, прости, но ты для меня всего лишь друг, и я не вижу развития отношений между нами.

Честно признаю, видя, как он на мгновение теряет бдительность, испытывая сердечную боль, но это лучше, чем сладкий обман. Только на опыте такое понимаешь. А парень Дмитрий отличный, но не мой.

— Понимаю, но хотя бы компанией на этот вечер, может, станешь? — Он мягко улыбается.

И я не могу отказать.

— О, конечно.

Когда мы заходим в столовую, негромкая музыка доносится отовсюду. Передние столы, как в каких-то девяностых, сдвинуты. Шары и прочая совдеповская атрибутика выглядит даже мило. Но самое захватывающее — отношения пары.

Василий нежно обнимает свою жену за талию, пока Мария нам улыбается. Дарья и Егор тоже выглядят счастливыми, распивая вино из своих бокалов. Что-то неприятное делает надрез на сердце, наблюдая за парочками.

Плюнув на предрассудки, делаю пару глотков красного полусладкого из бокала. Стараюсь поддержать беседу с парнями напротив. Сама же мыслями возвращаюсь к собственному идиотизму.

Постепенно вино расслабляет, и я уже не грущу так, как раньше. Напротив, с каждой секундой шальных мыслей всё больше. И что мне мешает взять быка за рога?

— Катюш, мы так рады, что ты пришла. — Маша нежно улыбается, кивая Дмитрию.

Наверное, она верит, что мы пара.

— Скажешь тост? — Дмитрий улыбается, когда я поднимаюсь с места.

— Дорогие Мария и Василий, сегодня создалась новая ячейка общества, хотя история началась намного раньше, и тем не менее именно сегодня вы скрепили друг друга узами брака. Я желаю, чтобы этот брак был прочным, чтобы вы никогда не разлучались и находили утешение друг в друге. Чтобы ни одна ситуация не была для вас проблемой, как это вино столь сильно горько!

Все улюлюкают, когда Мария и Василий поднимаются с мест, начиная целоваться под общий счет. Я же возвращаюсь обратно, допивая обновленный бокал.

— Они такие милые. — Хмыкает Дмитрий. — И не скажешь, что Василий Ветров такой с кем-либо.

— Ну это и не кто-либо, а жена любимая. — Спорит с ним Дарья, пока Егор с упоением наблюдает за ней.

Так прекрасно видеть любовь сквозь года, дорогого стоит. В моменте мне даже становится стыдно, что подумала о Даше так плохо.

— Пожалуйста, пожалуйста. — Капитулирует Дима, не желая нарваться на разборки.

— Однажды и на твоей погуляем. — Хихикаю, глядя на своего партнера, пригубив еще вина.

Допив до дна очередной бокал, на секунду прикрываю глаза, ощущая легкое головокружение, и тут же возвращаю свой уверенный взгляд к банкету.

Но вместо банкетного зала и веселых гостей натыкаюсь на серые обои. Пытаюсь развернуться, но голова отчаянно зудит.

С третьей попытки все же поднимаюсь на локтях, осознавая, что сплю в нормальной кровати, а не в своей коробченке. Черная футболка до колен заставляет тело дрожать.

Но пустыня в горле берет свое, когда, преодолевая ломоту в теле, поднимаюсь с кровати, подходя к графину с водой, стоящему на тумбочке возле окна.

Одного панорамного вида, на мой дом хватает, чтобы поперхнуться до слез из глаз водой. Ведь я в доме генерала.

Поправочка. Вахрушева, ты в его кровати.

***

Девочки, следующая глава от лица генерала, пристегивайтесь покрепче))

8. Агония

Генерал

Чертовка. Нет, самая настоящая ведьма.

Стоит ей демонстративно развернуться, как желание схватить взбалмошную за локоть, перевернуть на живот и выпороть накрывает меня с головой.

Однако молча смотрю на Вахрушеву, позволяя ядовитой желчи вылиться прямо на меня.

А девица не поскупится. Она без всякого стеснения выскажет свое «фи», наплевав на любой чин и комплекцию.

Полное отсутствие инстинкта самосохранения.

— Не расчитывай на интрижку генерал! — Бестия усмехается случайно закусывая пухлую губу.

До чего же она притягательная.

— Девочка моя, ты последняя из всех, кто меня интересует. — нагло вру.

Я ни за что не расскажу этой ведьме о том, как сильно она меня заводит.

Как каждый раз я борюсь с сильнейшим искушением, удерживаясь на расстоянии.

Каждый раз сам себе внушаю отсутствие интереса и нарекаю происходящее похотливым желанием.

Вахрушева стала моим наваждением, и нет уверенности в том, что это поддается объяснению или логическому контролю. Я хочу видеть её каждый день и как можно чаще, желательно на расстоянии вытянутой руки.

Ранее эта зависимость распространялась на Камиллу, мою младшую сестру.

Результат контузии в Сирии повлиял на мое сознание слишком сильно.

Тревожная привязанность и сильнейший, высосанный из ничего страх потерять человека, чем-то похоже на ОКР, только намного ярче и острее.

Однако именно после автокатастрофы, забравшей жизнь Ками, был уверен в том, что подобного больше не испытаю. Никогда не смогу ощутить привязанности и всплохи чего-то родного.

По щелчку пальцев на кладбище той январьской зимой мои эмоции, методично пророщенные любящей сестрой, вымерли, замерзнув, как земля под коркой снега.

Я обещал Ками не возвращаться к армии и не подходить к военным операциям а заниматься семейным бизнесом, но не сдержал обещание. Судорожно приняв единственное из предложенных распределений. Смоленск.

Невозможно объяснить эту тягу.

Запах пороха, выстрелы, ночные сборы и порой нечеловеческая нагрузка на тело — единственное, что позволяет хоть немного чувствовать себя живым.

Каждый день, занимаясь вечерними протоколами, я мог концентрироваться лишь тогда, когда Екатерина Вахрушева возвращалась домой, и ни минутой раньше.

Она слишком громкая, упрямая, дерзкая и язвительная, но не влюбленная.

Впервые мой сломанный мозг жалеет, что она не та толпа девушек, пытающихся изо всех сил обратить на себя мое внимание.

Абсурд, ей это не нужно, она избегает меня.

Я не могу приблизиться, черт возьми, она слишком молода и не поймет, каково это — быть с таким, как я.

Ей чужды понятия контузии, когда по ночам ты в холодном поту вскакиваешь с кровати в поисках табельного оружия и не успокаиваешься, пока холодная сталь не коснется ладони.

Катя слишком легкая и светлая для всего этого дерьма. Она домашняя и не сможет протянуть в гарнизоне слишком долго.

Жертв или жалости я не потерплю.

Закончив проверку полигона и дождавшись старого засранца, который приехал только через три часа, забрав Катю, иду в сторону лесополосы, туда, где припаркован мой тигр, каких-то полчаса в полной тишине, и двери кабинета Кирилла распахиваются предо мной.

— Тебя подстрелили? — Тут же спохватился мой военный товарищ, привыкший к редким визитам.

Асоциальность — один из цветов бесконечного букета, прилипших в результате контузии.

Я не люблю людей и постоянно избегаю близкого контакта.

У меня не бывает отношений, быстрый секс и отсутствие эмоций.

Робот, настоящая человеческая машина — вот кто такой Максим Ранин.

— Нет. Пришел поговорить. — Четко отрезаю, скидывая китель на стул. Предчувствуя долгую беседу.

Кирилл сощуривает глаза, после чего подходит к шкафу, доставая бутылку коньяка.

Развернувшись, он неторопливо внимает из рабочей тумбы бокалы.

Но я умею считывать людей и точно знаю, что он напряжен.

— Ты наконец-то готов обсудить произошедшее с Камиллой. — Медик разливает алкоголь в бокалы, протягивая один ко мне.

Нет, к этой теме я возвращаться не хочу. Прошло четыре года, но картинки прошлого не оставляют мое сломанное сознание. Они туманят и наносят глубокие прорези в груди.

Чертовски неприятно.

— Нет, но ты как психиатр был бы кстати. — Осушив бокал, подавляю вспыхнувшую ярость, возвращая стекло на место.

— Тогда уже психолог, не спеши на себя смирительную рубашку раньше времени натягивать. — Он смеется, но под пристальным взглядом берет себя в руки.

Кирилл поднимает бутыль, желая пополнить алкоголь, но моя ладонь накрывает стакан. Никакого пьянства, иначе эта девушка точно от меня не отделается.

Пьяный Ранин в десятки раз хуже трезвого, чувство снисходительности и действий во благо стирается, и я беру то, что мне необходимо. И речь далеко не про секс.

Тебе страшно, что твои предрассудки уйдут на задний план и, как пещерный человек, ты запрешь Вахрушеву в своей спальне, не дав ни одной дороги к отступлению.

Мое внутреннее я признаеться в том, в чем я бы никогда не признался сам.

— Я начинаю проживать тот же сценарий, что и с Камиллой, но загвоздка в том, что девушка мне не родственница и мы никак не связаны. — Вспоминая образ бестии, какая-то часть меня, по правде говоря, жалеет, что мы не связаны, но это куда безопаснее.

Я не должен быть эгоистом и ломать чужие амбиции.

— Значит, связаны, твой мозг бы не стал воспринимать желание уберечь и защитить девушку, если бы между вами ничего не было. — Он цедит свой стакан, задумчиво изучая мою физиономию.

Долбанный мозгоправ.

— Расскажи мне о ней.

Задумываюсь. В сознании с молниеносной скоростью вырисовывается образ Вахрушевой со дня прибытия. На первый взгляд она показалась мне всего лишь глупой москвичкой.

Приехала в гарнизон как на концерт еще и не смотрит под ноги, про уважение к тем, кто выше по званию, вообще молчу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

То, что она не служит, не должно приводить к отсутствию банального уважения.

Вспоминаю ее характер.

То, как она браво сносила каждый коментарий, отвечая собственной желочью и точным ударом под дых. На ее месте срочники бы уже кипятком обоссались, увидев знаменитый жесткий взгляд.

Но она лишь укоряла, как змея, затягивая жгут на шее.

Резюме окончательно добило.

Блестящая репутация. Закончила лучший вуз страны экстерном, долгое время работала в большой компании и славится своим профессионализмом.

Это совсем не то, на что я рассчитывал.

Той ночью как раз закончил вычитку огромного резюме, интуиция никогда не подводила, и я полностью был уверен в том, что Вахрушева здесь не из-за работы, а из-за любовных интриг или еще какой-то ереси, многое не сходится, учесть амбиции.

А когда она пришла ко мне, ввалившись ночью, я впервые настолько сильно разозлился, сильнее, чем тогда, когда поймал ее в кустах.

Бонусом стало собственничество, которое так нежданно накрыло в момент, когда девушка стояла предо мной в одном коротком топике и обтягивающих лосинах.

Одна. Ночью. Посреди темной улицы.

В моменте даже сделал умозаключение, что Вахрушева мстит мне за то грубое утро и, как ведьма, соблазняет.

Но когда она так сильно вспыхнула, разозлившись, то мигом укорила меня за те слова.

Девушка пришла за помощью, пока я влезал в ее личное белье, и впервые за все время со дня аварии сестры я ощутил укол вины.

А как эта сильная женщина дрожала на улице? Прийдя я на пару минут позже, она бы уже сломалась, так сильно горели ее яркие глаза, когда я вышел с ноутбуком.

Так ей была важна эта работа. А я, как последний мудак, окрестил девушку

глупой москвичкой.

— Тяжелый случай. — Кирилл усмехается, когда я понимаю, насколько долго размышляю.

Но слишком сильно эта персона заинтересовала мой безэмоциональный зад.

Игнорируя смех товарища, продолжаю. Не я один буду жить с этой информацией.

— Она определенно не такая, как другие девушки. — Усмехаюсь. Логично, ни одна нормальная бы мне не приглянулась. — Она язвительная, может отразить любой коментарий, и всегда говорит, что думает, совершенно не управляемая.

— Мы точно говорим про женщину из нашего гарнизона? — Он сощуривает глаза.

Ненавижу этот аналитический взгляд, ощущение, как будто он пытаеться вскрыть мой мозг.

Дерьмо.

— Не имеет значения, откуда она! — Разъяренно гаркаю на шутника. — Скажи лучше, что делать?

Кирилл задумчиво чешет свой затылок, я же ощущаю фантомную боль в бедре.

Подарочки после ранения.

— Медицина тут бессильна, нужно ее заарканить и женить на себе. — Товарищ разводит руками, как будто это выход.

Черт возьми, я и до контузии был не слишком людимым, а после так вообще ни разу не спал с женщиной в одной кровати.

Никто не должен был знать мои слабости и ночные порывы. Так что вариант брака исключен навсегда.

Переломив свою гордость и впустив ее, удержать бы не смог.

Никто не сможет нормально относиться ко сну с контуженным мужчиной.

Это не психология, а мои рефлексы, которые даже пачка лучших московских психиатров, терапевтов и, боже упаси, гомеопатов не смогла победить.

— Это не вариант, Дроздовский, и ты знаешь почему. — Выдыхаю, поглядывая на темную улицу. Кипа противоречивых чувств переполняет меня.

Когда в голове, как гром среди ясного неба, звонко отдается вопрос.

Катя дома? Уже стемнело. Вдруг Вахрушева опять нашла проблем?

Мое сознание судорожно бьет по нервам. Но я упрямо игнорирую его.

Это меня не касается.

— А еще я как военный врач знаю о случаях, где такого рода привязанность излечивала то, что не смогла медицина. — Задумчиво констатирует свою практику, как в лектории.

Это жизнь, и чудо в ней минимально, не стоит верить слухам и сериалам с домашнего канала.

— А о последствиях такого излечивания ты тоже знаешь? — Дроздовский уже был на полпути, чтобы дать мне очередной аргумент, но не успел. — Я скажу, начинается тотальная привязка и контроль, и так называемый объект этой привязанности попадает в лапы одержимого без права развернуться в другую сторону.

Кирилл молча кивает, будто соглашается и признает правоту, но слишком давно мы знакомы с этим горе-оптимистом.

И только когда я встаю со стула, начинает заготовленную речь.

— Но ведь и Вахрушева не похожа на других. Верно? — Он встает следом, провожая до двери. Не вижу смысла отпираться, раз уж Кирилл Моисеевич у нас такой внимательный. — Эта женщина под танк полезет, если захочет, не лишай ее этого выбора.

Не говоря ни слова, мы прощаемся.

Груз, скопленный годами, красноречиво давит на место под грудью. Он хочет успокоения и кого-то сопящего под боком. Кого-то, кого можно оберегать.

Но я не имею права, это эгоизм.

Подойдя к собственному дому, ощущаю прыткий настырный взгляд. Обернувшись, попадаю в капкан.

Вахрушева.

Как она хороша в своем спортивном костюме.

Рука сжимает связку ключей, пока зеленые глаза неторопливо изучают меня с ног до головы. Заметила, что выпил? Бред.

Она долго смотрит, как будто желает чем-то поделиться, и мне, черт возьми, хочется, чтобы она подошла ближе.

Но не могу сдержать хмурого взгляда из-за давящего, как бетонная плита, решения.

Ты не имеешь права рушить это.

Приговариваю сам себе, стиснув зубы, разворачиваясь к дорожке, ведущей к палисаднику.

В голове вспыхивает занятная картинка: то, как она смотрела, как изгибалась ее грудная клетка, пока она неторопливо совершала вздохи и держала руки по швам.

Глубже вздохнув, не выдерживаю напряжение, разворачиваясь обратно.

Ушла.

К черту ее и...

Ноги сами делают с десяток быстрых шагов, пока я не оказываюсь у чужой двери.

Что ты скажешь ей, генерал?

Вахрушева, я большой плохой лжец и на самом деле хочу тебя до искр из глаз, и вообще, переезжай в мой дом?

Нутро издевательски шепчет, как будто я собираюсь совершить самую извращенную вещь.

Но когда рука всего в паре сантиметров от двери, я с сильной мигренью вспоминаю.

Ты не имеешь права рушить это.

С тяжелым сердцем мне приходится уйти. Слава богу, бумажной волокиты скопилось предостаточно для полного отвлечения.

Интересно, Вахрушева видела, во что я превращаюсь рядом с ней? Жалкое подобие генерала Ранина.

Нет. Если бы видела, то вышла бы и посмеялась.

Вновь смеется второе я, когда выходная дверь с грохотом захлопывается.

***

Весь день ушел на то, чтобы проверить сделанные работы и документацию, полученную от Игоря.

Этот Борисович тот еще жук, и все же, к счастью, он с полной отвественностью подходит к документам, и поэтому я могу спокойно продолжать проверку нармотивов.

Завернув рукава рабочей рубашки, подтянул к себе ближе чайник, заварив арабику. Наконец-то появилась пара свободных минут, и я могу прочитать еще одну страницу газеты.

Удвительно запросив некоторые данные, я смог посмотреть один старый репортаж из практики Вахрушевой на одном из непопулярных каналов о наводнениях.

И теперь, читая свежую сводку, ловлю себя на мысли, что слушаю первоклассного диктора Екатерину.

Почувствовав на себе чужой взгляд, тут же отложил газету, замечая Дмитрия.

Племянник был копией своей матери, и, вопреки всем надеждам Ками, засранец пошел по моим стопам.

Камилла точно этого бы не оценила, она видела, что со мной сделала армия. Видела больше, чем кто-либо, и, наверное, сошла бы с ума от переживаний за Дмитрия.

Но судьба не позволила ей стать свидетелем.

— Пени за твои мысли, дядя. — Засранец усмехается, сбрасывая свою спортивную куртку на стул.

— Твоя мать бы нас убила за то, что ты пошел по моим стопам. — Усмехаюсь. Зная, что для Дмитрия так же нелегко дался их уход с Робертом. — Сначала бы меня, а потом тебя.

Дмитрий смеется. Меня восхищает его полной жизни взгляд. Те стремления и энергия. Возможно, то же было и у меня, но свою судьбу я не позволю ему повторить.

— Она бы смирилась, но попыток бы не оставила. — Он улыбается, поджимая свои губы, как любил делать в детстве. — Но ты же знаешь, что и меня не так легко сбить с намеченного пути.

— Я помню. — Тут же скалюсь, сжимая в руках газету. — Но если твоя мать меня бы попросила, то в твоем военнике стояла категория «не годен».

— Ты, как всегда, очень добр, дядя. — Он беззлобно закатывает глаза, тут же придвигаясь ближе. — Вообще-то мне есть что тебе сказать. Есть в части девушка...

— Девушка? — Странное предчувствие колит между ребер.

Что он имеет ввиду?

— Да, та что написала вот это. — Усмехаеться мололетний пиздюк, намеренно указывая на газету.

— Я понял. Что с девушкой? — Мозг реагирует медленней, чем слова вылетают, и только доходит, что с Вахрушевой могло что-то случиться, как рука моментально ложится на табельное.

— С девушкой всё хорошо. — Тревога внутри ослабевает. — Она мне нравится, но к ней не подобраться.

Нет, ничего не ослабевает. Неужели я начинаю испытывать ревность к племяннику?

— Она старше тебя, Дмитрий. — Откладываю бумагу в сторону, надеясь, что племянник не заметил нервозности.

Когда я в замешательстве, рваные движения меня преследуют в каждом действии.

— А может, мне нравятся милфы. — Дмитрий хихикает, когда злость методично накрывает, но годы выдержки и работы с силой воли помогают устоять.

Милфа? Ей не больше двадцати пяти!

Возмущение быстро расползается по телу, но я ухожу в другое русло.

Он молодой. У него горячая кровь, и он уж точно не хватается за оружие посреди ночи.

Вновь издевается второе я. Но моя прямая обязанность — сохранить рассудок и трезвый ум.

— И что, не получается? — Сорокостично протягиваю.

Такой, как Вахрушева, нужен мужчина с опытом, который смог бы обуздать все приколы девочки.

Такой как ты?

Дмитрий же пока знаком лишь с теми, кто кипятком писается с военной формы и смущается с брошенной мужской улыбки.

Пока Катя выглядит как долбанная королева, не знающая отказов.

— Ничего не получается, она много работает и за всем этим не замечает моих попыток сблизиться.

Попытки сблизиться? Мысль об этом забирается под кожу, она зудит и мешает здраво мыслить.

Но я должен держать себя в руках.

— Значит, должна быть неформальная обстановка. — Цежу, не отводя взгляда от копии своей сестры.

— Будет, мы завтра идем на свадьбу к Василию, и я думал зайти за ней. — Предлагает, расправляя спину.

— Так и сделай. — Вспоминаю о встрече с Моисеичем по поводу инструктажа. — Мне пора, удачи тебе с этим.

Он улыбается, пожимая мне руку, пока я, будучи прокуренным воякой, не понимаю, правильно ли поступил.

Ками бы не сочла это эгоизмом. Она сама, наплевав на все, вышла замуж за брата моей проблемной бывшей.

Я не осудил, это ее жизнь, и она бы меня не стала.

Но Дмитрий был единственной ниточкой, связующей нас, и я не хотел потерять племянника. Тем более тогда, когда сам не понимал, что должен делать.

Армия учит нас, как воевать, как функционировать, поспав всего лишь два часа, как превозмогать любую боль продолжая тренировку, но она не учит нас тому, как любить или совершать благо.

Восседая напротив окна после трех часов кардио на полегоне, которое выбило весь дух из моего тела, чувствую себя совсем не уставшим.

Перечитываю газету в третий раз.

Мне неинтересно содержимое, мне интересна она, и с каждым прочитанным словом вера в это укрепляется.

За окном с яблони падает яблоко, по инерции выпрямляюсь, выглядывая вниз, и лучше бы этого не делал.

Вахрушева слишком хороша

.

Дорогой красный шелк, должно быть, от Armani, подчеркивает ее стройные широкие бедра, идеально стягивая плоский живот еще больше показывая упругую большую грудь.

Благодаря туфлям на каблуке она выглядит выше, отчего без того длинные ноги становятся неприлично длинными.

Она чертово ведение, не ангел, но настоящая богиня, Афродита, и не меньше.

Нестерпимо хочется прижать ее к себе, огладив ладонью каждый девичий изгиб. Но я быстро отрезвляюсь, наконец-то отмечая Дмитрия, который протягивает бестии руку.

У него получилось?

Ответ я знать почему-то не хочу, разворачиваюсь, преодолевая короткий коридор, вваливаясь в собственную спальню. Запрыгиваю на турник.

Раз. Два. Три.

Снова завожу свой любимый счет, концентрируясь на тяжелой нагрузке.

Раз. Два. Три.

Глубже вдыхаю, вспоминая, как она хороша в этом платье, и снова завожу счет.

Раз. Два. Три.

И так до тех пор, пока моя тяжелая туша не падает с грохотом на паркет, оставляя пятно пота.

Плевать.

Скидываю черную футболку в сторону, и она улетает куда-то под кровать.

Не смотрю на настенные часы, начиная отжиматься от паркета.

Я не хочу сейчас думать.

А мой сломанный мозг, вместо того чтобы зависнуть или подумать о чем-то важном, функционирует только на этой девушке.

На гребаной, мать его, Вахрушевой.

Приняв душ, натягиваю на себя джинсы и футболку, окидывая взглядом дом журналистки.

Она все еще не вернулась.

Догадавшись, что ночь будет бессонной, решаю захватить хорошего коньяка и прогуляться до дома Моисеича, что с другой стороны стадиона.

Плечи безбожно ломит, ну и хер с ним. Сейчас прерогатива совершенно другая.

И я не хочу, как кукушка, сидеть наблюдать за тем, как она возвращается.

Я даже не хочу знать, с кем и тем более во сколько.

Наслаждаясь ночной прохладой, окутывающей травмирующие мышцы, неторопливо приближаюсь к хижине Моисеича.

Но и там света нет, со связью, как обычно, полный крышак, поэтому, выдохнув, оставляю на крыльце бутылку виски, уходя обратно.

Даша — путешественница, блин.

Это вызывает невольную усмешку, когда со стороны семейных домов замечаю красное неясное пятно, странно мелькающее.

Захожу через кусты, пододвинувшись ближе, дерьмовое расстояние, поэтому, ускоряя шаг, замечаю то, что не должен.

— Мой дом в другой стороне, придурки. — Хихикает.

Мать его Вахрушева.

Замечаю двух сержантов: Стоянова и Асланхова. Один из них придерживает ее за талию, а второй держится рядом, отпивая из бутылки вино.

— Ладно тебе, Катюш, сходим до нас. — Он ближе прижимает Вахрушеву к себе, и злость сильнее разжигает тело.

Где, блять, Дмитрий?

— Реально, красотка, весело будет. — Пьяная сальная улыбочка даже через свет фонаря сияет на лице сержанта. — Ты живешь рядом с генералом, он нам всем пизды за пьянство даст.

О, ты даже не представляешь, в каком размере, Асланхов.

— Нет-нет, мальчики, вы, конечно, ничего, но я не такая. — Она снова хихикает и начинает икать. — Давайте тут совсем немного.

Вахрушева, я тебя блять закодирую.

Ярость переполняет, когда выхожу из-за кустов, медленно приближаясь к занятой троице.

— Ну, Катюш, давай, наш домик ближе. — Наглец сжимает ее бедро, после чего закидывает на плечо.

— Эй, Антоша, мы так не договаривались, а ну-ка быстро... — Но договорить ей я не даю.

— Что здесь происходит? Быстро отпустить девушку. — Со всей своей свирепостью рычу на них, когда один едва ли не отлетает от страха.

— Эй, отпустите, это мой мужик! — Громко хихикает недоразумение.

Чтоб меня.

— Товарищ генерал, а мы тут... — начинает сочинять Стоянов. Желание переломать ему хребет лишь укрепляется.

Словно не слышит, удерживая Вахрушеву на плече.

— Попиздовали отсюда, говорю, на хрен. — Вахрушева грозно машет снятой с ноги туфлей.

Вот это маневры. Женщина полна сюрпризов.

И только сейчас наконец-то до этого убуханного животного доходит, и он спускает ее на ноги.

Ну ничего, завтра на полигоне в шесть утра я с него три шкуры спущу.

Вахрушева из-за отсутствия одной туфли теряет равновесие, но мне вовремя удается обхватить ее за талию, приподнимая над землей.

— Быстро разбежалась. — Должно быть, мой крик слишком громкий, ибо парни разбегаются в разные стороны, а Катя закрывает уши, тут же прижимаясь ко мне ближе.

— Товарищ генерал. — Она такая милая и раскрасневшаяся, что я не могу поддерживать свой хмурый взгляд и расслабляю лицо. — Вы мой спаситель, если бы вы только знали, как сильно мне нравятся ваши скулы.

Она громко хихикает, когда я снова поднимаю ее над землей удобнее фиксируя.

После чего, обхватывая меня за шею, впивается в губы со всей своей страстью.

Что за женщина?

Все еще не могу понять, она действительно назвала меня ее мужчиной?

Но прежде чем делаю шаг, Вахрушева вновь прижимается своим хрупким теплом, и терпкий цветочный аромат проникает в ноздри.

Ей подходит.

— Вы такой замечательный мужчина. — Щебечет маленькая язва.

Вспоминая все ее коментарии, хочется посмеяться. Впервые за все то долгое время с момента контузии.

Но вместо этого иду вперед, замечая Дмитрия, идущего недалеко, осторожно схожу в кусты, из которых вышел, пока бестия продолжает.

— И вообще мне хочется потрогать ваши скулы, они настоящие? — Она начинает громко смеяться, когда я закрываю ей рот, нашептывая слишком интимно на ухо.

— Трогай, Вахрушева. — Ее глаза сияют, как будто она совсем не возражает против моей руки, блокирующей ее болтовню.

Черт, пускай глаза этой девушки сияют и дальше.

Невозможно описать, насколько приятны касания ее холодной мягкой кожи. Это так расслабляет и горячит.

В голове не укладывается произошедшее. Неужели за всем этим показным сопротивлением скрывалась симпатия?

Будучи настолько пьяной, она не может сохранить привычое равнодушие.

И мне это нравится.

Останавливаясь возле развилки двух домов, я думаю.

Если я запущу к себе Вахрушеву, какая вероятность того, что смогу выпустить обратно? Нулевая. Ранин, нулевая.

Но все решили за меня.

— Товарищ генерал, я не хочу домой. — Она снова изививаеться. И не подумал бы, что такая серьезная она может быть совершенно иной. — Всегда было интересно, что вы там прячете.

Ненавижу алкоголь. Но отсутствие фильтра между мозгом и ртом оказывается не так уж плохо в некоторых случаях.

Несу медленно, но нетерпеливо.

Как будто пещерный человек заносит на руках невесту в дом, по старым варварским традициям делая девушку хозяйкой.

С этого сравнения хочу дарить себя в лоб.

Происходящее ничего не значит.

Ну да именно поэтому ты не позволил Дмитрию увидеть вас и забрать ее? И поэтому пользуешься ситуацией?

А впрочем, зачем себе отказывать в желании увидеть реакцию Вахрушевой, когда она проснется в моей постели?

Да, мне нужно

лишь это.

Поднявшись по лестнице в спальню, укладываю бестию на постель, желая поскорее отправить в царство морфея эту буйную клиентку.

— Эй, ну нет, так дела не пойдут. — Она предпринимает попытку стянуть с себя платье через верх, не касаясь застегнутой молнии. — Максим, может ты поможешь? Я точно не буду спать в этом.

Максим? Странное удовольствие накрывает, усиливая собственничество.

Я не трону ее, пока она не попросит меня и будет как минимум трезвой.

Убеждаю себя, подсаживаясь ближе. Но это неудобно, и я усаживаю журналистку на колени.

Аромат дурманит, проникая глубже. Наверное, это не тот запах, который возможно забыть. Ее волосы слишком мягкие, я должен их убрать, иначе расстегнуть не получится.

— Малышка, я должен убрать твои волосы. — Шепчу ей на ухо.

Бессовестная обеими руками обхватывает мои бедра, весело кивая.

— Я доверяю вам, мой невежественный. — Чуть тише хихикает.

Невежественный? Усмехаюсь, так меня еще не называли.

Потянув молнию вниз, наслаждаюсь моментом, наблюдая выглядывающее из-под платья красное кружево. Боевой комплект.

Снимая с колен, помогаю ей снять платье через плечи, пока она мило бормочет очередную ересь.

Задерживаю взгляд на идеальной фигуре.

Ее бедра просто созданы для того, чтобы их грубо сжимали или связывали лентой, грудь кажется более упругой в этом полупрозрачном белье, которое прикрывает лишь соски.

Мой боец уже готов к бою.

Но я не могу поддаться чарам.

Вахрушева, окончательно охмелев, притягивает меня к себе за шею.

— Ты такой приятный. — Хихикает на ухо. Но я собираю остатки разума.

Каким бы роботом я ни был, такого не случится.

Перекидываю ее через плечо, быстро подходя к шкафу, где вынимаю первую попавшуюся футболку.

— Ранин, ты такой сильный. — Она сжимает мое плечо.

Чертова искусительница.

— Весело тебе? — Натягиваю на нее футболку, что доходит почти до колен.

Такая маленькая птичка попала в руки к хищнику.

Она ближе прижимается, когда я снова беру на руки, поднося Вахрушеву к кровати.

Плечи неистово ломает, но кто я такой, чтобы отказать этой женщине?

— Что же ты со мной делаешь, девочка. — Шепчу, укладывая ее рядом.

Оказывается, приятно вызывать у нее улыбку.

— Обнимаю, не нравится? — Она залезает удобнее на бедро, вжимаясь телом.

Кожа такая мягкая и нежная, на ряду с моей огрубевшей, покрытой мышцами.

— Спи, искательница приключений.

Вахрушева ворочается, тут же отодвигаясь. Неужели протрезвела?

С усмешкой замечаю, что мне бы не хотелось этого.

Господь, не оставляй меня!

Но Вахрушева и тут удивляет, скидывая сначала трусики, а потом лифчик, каким-то образом при этом не снимая футболки. Снова прижимаясь к моему телу.

— Интересно, сколько женщин ты успел здесь трахнуть? — Тихо шепчет мне на ухо, поглаживая грудь.

После чего рука непроизвольно замирает на паху. Мое терпение вот-вот лопнет о скалы ее веселья. Но на удивление я ощущаю ровное дыхание и тихое посапывание.

Насмотревшись на ровный сон, укладываю руку на спрятанную под хлопком упругую ягодицу. Борясь с сильнейшим желанием сжать или ударить.

Но все воспитательные беседы отложены на завтра.

Катя утыкается носом прямо в шею, опаляя своим горячим дыханием. Странное умиротворение мою голову пронзает слишком быстро.

Нахуй это все, она должна быть моей.

9. Бегство

Кровь отливает от лица, пока я пытаюсь осознать всю грандиозность этого события.

Да, Вахрушева, ты теперь точно попала!

Лицемерит моё же сознание, а вообще-то было бы не плохо помочь, в конце концов я вообще ничего не помню об этом временном отрезке.

Ну не могли же мы переспать или…

Тело покрывается гусиной кожей, когда оглаживаю свои изгибы через ткань, осознавая, что на мне нет белья.

Блин. Блин. Блин.

Обшариваю взглядом комнату, натыкаясь на красную тряпку, выглядывающую прямиком из-под кровати.

Сознание рисует порочные картинки, где генерал в порыве страсти снимал их с меня своими большими ладонями, укладывая на кровать.

Прекрасно, Вахрушева, трусы найдены, можешь гордиться собой.

Господи, неужели я так оплошала, перейдя черту? И вот надо ж было именно с ним.

Ответов нет, продолжаю кататься по полу почти под кроватью в поисках лифчика, но вместо него нахожу нечто покруче.

Мужская, мать его, футболка.

Что же получается, он снял её вместе с моими трусами или это вообще сделала я?

Интересно, что вчера пало первым.

Мое белье или его одежда?

Так и не найдя своего заветного лифчика, кое-как натягиваю трусы на бедра, вышагивая вниз.

Практически прижимаюсь вплотную к дубовой стене в попытке понять, одна ли я.

Господи, я не готова сейчас смотреть в глаза Ранину.

А если я наговорила чего лишнего?

Ударяя себя по лбу с досады. Резко хватаюсь за голову от вспышки боли.

Дебильное похмелье.

Внутри дом выглядит явно лучше и намного крепче, чем мой.

Шикарная лепнина, много элементов дерева, простой, без заморочек ремонт для комфортного времени проживания, выдержанный исключительно в темных древесных текстурах.

На втором этаже помимо спальни также есть ещё одна дверь, но зайти не решаюсь.

На первом есть что-то на подобии гостиной с дубовым столом и книжными стеллажами, ванная, какая-то подсобка и просторная кухня.

Мои глаза цепляются за стеклянный стол прямо напротив панорамного окна.

Ароматная яичница с колбасой, грибами и помидорами так и манит к себе.

— Не завтрак в постель, но ладно. — Хихикаю, с радостью усаживаясь на удобный стул.

На столе в углу книга в твердом переплете по нейропсихологии.

Закладка разделяет страницы меж собой ровно на половину.

Интересно, какой он собеседник, я-то наивно полагала, что никакой.

Но, признаться, это количество книг впечатляет.

Вахрушева, вы явно вчера с ним не книги читали.

От этой мысли тошно.

Как будто у меня украли первый секс с этим мужчиной.

Закончив поедание своего жирного, противопохмельного и невероятно вкусного завтрака, несу остатки к раковине, быстро намыливая тарелку моющим.

Это так странно стоять босой, в одной футболке генерала и на кухне его дома мыть посуду.

Закончив дело, я возвращаю графин с соком в холодильник.

Записка удерживается магнитом, привезенным из Сочи. Удивительно, что ты там бываешь со своим графиком.

Дождись меня.

— Ага, сейчас дождусь в одних трусах и прямо летящей походкой к тебе на допрос, Ранин.

Ну уж нет. Чтобы там он не задумал, первое, что я хочу — смыться.

Однако замечаю стрелку на записке, ведущую на тумбу. Он оставил мне уже разведенный с водой абсорбент.

Мило.

Выпив всё до последней капли, вымываю кружку.

Если там отрава или какое-нибудь слабительное, я тебя из-под земли достану, генерал!

Осмотревшись по сторонам , позорно сбегаю прямо до своего дома.

Было бы хорошо, если бы этого никто не видел.

Приняв контрастный душ и для закрепления эффекта анальгин, с полотенцем на голове следую в палисадник.

— Вахрушева коза, куда ты пропала? — Бурчит подруга, пока я ударяю по все еще влажному колену, убивая комара.

— Да здесь я. Милая, дела были. — Усмехаюсь. — Это полный провал, Ника.

Едва ли не ною с досады. Хотя отчасти даже смешно, как все так повернуло.

— Я уже смотрела билеты на поезда и... Так! А что произошло?

Она осекает себя, только уловив сказанное мной.

— Соединяй три вещи. Свадьба. Алкоголь. Утро в его кровати без трусов.

Хочется снова себя ударить в лоб с досады.

Но прошлая вспышка головной боли отлично тормознула эту идею.

Это я должна была держаться до тех пор, пока он не начнет двигаться, а по итогу не знаю даже, как себя вела.

А действительно, мы же и не знаем, как оно было.

— Эй, Вахрушева, Але! Я спрашиваю, вы что, уже расписались там?

Видимо, я задумалась, но тут же подскочила.

— Какая свадьба, да ты что, Никусь!

Голова набекрень, и самое страшное, что даже не понимаю, жалею ли я об этом или нет.

Но то, что стыдно, это факт.

Тоже мне приехала, мисс крутая недотрога!

— Не горячись, ты сама сказала — свадьба.

Она хихикает. Ну конечно, весело ей там, это же не она тут вынуждена работать еще и честь свою собственную охранять.

— Я была на свадьбе у одной пары тут, ну и выпила, похоже, лишнего.

Подбираю слова. Боже, как сказать, что я допилась до белого колена, раз не помню секс с таким мужчиной?

— Короче, помню, как выпивала на банкете с друзьями жениха и Димой, а следующее мгновение я без трусов в одной большой футболке в кровати генерала. Как тебе такое, Никонова?

На другом конце звучит долгая тишина. Начинаю волноваться: вдруг поплохело? Все таки уже восьмой месяц.

Пока громкий хохот не разбавляет эти тревожные звенья.

— Я не знаю, как реагировать, Кать. А ты точно была пьяна, ты же у нас в компании самая трезвая. — Скептически замечает.

— Вероника! — Угрожающе рычу, используя полное ее имя. — Если на то пошло, то я бы хотела контролировать процесс, а теперь даже в окно смотреть боюсь, что он заметит.

— Что сказать. Как обычно, выделилась Вахрушева. — Она снова заливается громким смехом. — Про газету не спрашиваю, знаю, что вышло по высшему разряду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да какая газета, как мне сохранить свой профессиональный вид, ты скажи лучше? — Бурчу рассерженно.

— Ой, ладно, не кипишуй, ну подумаешь, переспала. Зная всех военных, он там явно изголодался по нормальному сексу, так что забей и живи как жила. Уверена, он сделает тоже.

Хочу рассказать подруге о бумажке с просьбой задержаться, но не могу. В дырку забора наблюдая приближающуюся фигуру генерала к дому.

— Я пропала! — Взвизгнула, судорожно шаря глазами по окружающему короткому забору. — Дорогая, я тебе еще наберу.

Не дожидаясь ответа, быстро реагирую, падая в своих коротких шортах на стриженную траву.

Короткий забор, разделяющий палисадник, к сожалению, не больше метра в высоту, поэтому делаю единственное из возможного.

Ты этого не сделаешь!

Умоляю саму себя, но отчаянно продолжаю ползти до двери, быстро залетая внутрь.

По инерции хватаю джинсы, натягивая в полете, и какую-то футболку с лейблом мероприятия.

Для вида выхватываю разряженный ноутбук и быстро убегаю с обратной стороны дома к клубу.

Какой позор, Вахрушева. Позорное бегство.

— Катя, всё нормально? — Лескова подходит к сданию, занося ватман.

Тот самый, который дала ей для проработки дизайна.

— Отлично! Я тут немного практикую новый образ. — Поправляю свои мокрые волосы, залетая следом. — О, это то, о чем я просила?

— Ага, новый проработанный дизайн и лого, посмотришь? — Она улыбается, как легко отвлечь чужое внимание.

— Шрифт мне очень нравится, но цветовая гамма не совсем органична, давай попробуем сопостовлять цветовой круг? — Улыбаюсь, отгоняя от себя всякие мысли.

Она кивает, поднося папку, в которой я добавила несколько распечаток готовых политр.

Мы останавливаемся на милитари-оттенках и некоторых светлых, чтобы придать дизайну легкости.

За быстро утекшим временем, и плодотворной работой мысли о моем позорном бегстве и генерале отходят на задний план.

Решив устроить перерыв на чай, мы удобнее располагаемся у окна, пока на улице стремительно вечереет.

Приятный все еще летний ветерок нежно обдувает плечи, и я наконец-то подмечаю нетипичную пустоту в окне.

— Куда все подевались? — Озвучиваю мысли, наблюдая за Вероникой, трескающей шоколадные конфеты.

— Все к сборам готовятся, стало быть. — Она запивает лакомство чаем, проглатывая, после чего продолжает: — Я слышала разговор капитана Стрельцова о том, что генерал устроил для солдат внеплановое построение в шесть утра с подготовкой к сборам.

— Ого, и что, он все еще их мучает? — Не могу сдержать смешка.

Неужели злится?

— Да нет, конечно. — Лескова отставляет от себя чашку. — Но гонял их до обеда он их знатно, и ладно бы только солдат, капитаны и лейтенанты тоже пробовали свои нормативы.

— И что же, Андрей Сергеевич возмущался? — Усмехаюсь, вспоминая рожу бывшего.

И тут же горжусь за то, что Ранин его как следует погонял.

Все-таки есть в этом какая-то справедливость.

— Нет, он у нас не такой. — Мечтательно протягивает девушка, тут же исправляясь: — Капитан Стрелецкий очень ответственный и сильный. А там они с другим старшиной рассуждали о бесполезности этого приказа.

— Тренировка всем не помешает. — Неосознанно защищаю генерала.

Кто бы знал?

— Ты права, конечно, просто подобные мероприятия не так часто здесь, от этого и все валяются в казармах, даже на ужин, наверное, не пойдут.

Посмотрев на часы, вздыхаю. Опять задержала Лескову.

— Точно, беги скорее, может, еще на ужин успеешь, уверена, что Зоя Петровна и Софья Николаевна найдут для тебя порцию.

Она радостно улыбается, после чего, поблагодарив, убегает.

Я же с меньшей радостью собираю так не используемый ноут и папку с ватманом.

Вспоминая первопричинность и мой позорный побег, невесело выхожу из клуба, направляясь домой, а ведь и не обедала даже.

Лесной воздух тут прекрасен, и это именно то, что так необходимо с тяжелого похмелья.

Напоминая себе о том, что жизнь одна и вообще-то я свободная женщина, врезаюсь в кого-то.

— Развлекаешься, Вахрушева? — Вот он. Андрей Стрелецкий.

И что тебе надобно, муж объелся груш?

Думаю про себя, но тут же выжимая изо всех сил милую улыбку.

— Ах, если бы, у меня так много работы, Андрюша, ты бы знал. — Качаю головой, желая обойти.

Холодная мужская рука обхватывает запястье, вынуждая задержаться.

Ну началось. Тут фетиш, что ли, за руки хватать?

— Совсем весь стыд после нашего расстования растеряла? — Рычит мне в лицо, опаляя недовольством.

— Что ты, это случилось задолго до него. — Пытаюсь вырвать руку, но гад вцепился как клещ. — Я бы попросила отпустить.

— Не строй из себя дуру. Что это вчера такое было? — Шипит едва ли не вжав в себя всей силой.

А действительно, что вчера было?

Неужели он видел нас с генералом?

— Не поняла.

— С преемником генерала шашни крутишь? — Он сильнее сдавливает запястье, и я что есть мочи бью под колено.

Милый, ты был так близок, но не попал.

Хихикает мое нутро.

— А какое тебе дело, если и с ним? — Усмехаюсь, вырываясь из крепкой хватки.

Неужели после измены ему не все равно?

— Хорошо живешь, сначала под ручку с младшим Раниным, а потом под две ручки с капитанами, бухая в стельку?

Ебать. Ну нет, он же пиздит? Ну такого точно не было, а как тогда мы пересеклись с генералом?

Видимо, я слишком долго молчу, и он воспринимает это как ответ.

— Тебе повезло, что ночью дело было! А если бы кто увидел? — Он снова пытается приблизиться, отчего мышцы под темно-зеленой рубашкой напрягаются. — Ты хоть понимаешь, что такое работа здесь? Тебя бы выкинули с волчьим билетом и больше ни в одну приличную газету не взяли.

Да что ты говоришь.

— Вообще-то меня провожали. — Сохраняю безучастное, даже язвительное лицо. — Но спасибо, что беспокоишься. Пока-пока!

Машу ему добродушно рукой, после чего быстро шагаю в сторону дома.

И что это было?

Скидываю мокрые кроссовки в сторону, оставляя ноут на зарядке.

Быстро переодеваюсь в домашнюю одежду, практически на ходу снимая с себя влажные вещи.

Нужно поесть, иначе я уже готова с кем-нибудь подраться.

Стук в дверь отрывает от исследования холодильника.

Черт возьми! А вот и кандидат.

Зло шоркаю в тапках к входной двери, желая открыть ее, предварительно устроив разнос "гостю".

Не трогайте голодную женщину! Никогда!

— Ты что-то потеряла, Золушка. — Насмешливый голос звучит за дверью в момент, когда я все-таки распахиваю дверь, замечая…

Максима Игоревича Ранина в кителе и полной боевой комплекции, сжимающего мой кружевной лифчик в одной руке.

Как будто флагом машет, гад.

10. Хронология

Ну же, критическое мышление, работай, зараза.

Стараюсь собраться в кучу, не потеряв лицо.

Но красная тряпка и так притягивает к себе, оставляя неизгладимый эффект.

Нужно срочно действовать.

— Спасибо, дорогой принц, — натягиваю улыбку. — Если у вас всё, товарищ…

— Выхватываю лифчик и, не глядя, швыряю прямо в открытую дверь спальни.

— Помнится, что по книге принц, вернувший туфельку, женился на Золушке. — Ранин усмехается, прерывая.

И вот как мне от него отделаться?

— А вы уже, стало быть, и заявление подали? — Закатываю глаза, хочется поскорее свалить подальше.

Но не могу ничего поделать со странным, даже идиотским чувством комфорта вокруг этого мужчины.

Несмотря ни на что, этот невежественный уже стал чем-то привычным в скучной жизни.

А я предполагала, что будет только временной помехой, пока я на мероприятии не покажусь назло Андрею за руку с каким-нибудь капитаном.

— Подал бы. — Гад опирается плечом о дверной косяк, отбрасывая огромную тень с улицы в дом. Чертовский массивный мужчина. — Да только присутствие невесты обязывает.

Прикрываю глаза. Я-то ожидала другого, что ему под силу всё. А…

Вахрушева, о чем ты вообще? Какая свадьба? Он над тобой шутит, а ты уже и о таком думаешь?

— А я думала, вам всё под силу, товарищ генерал. — строю милые глазки, делая шаг вперед.

Была надежда, что он сохранит эту мнимую дистанцию, отступив к выходу, и тем самым закончит мою минуту позора, позволив хлопнуть дверью, но нет, стоит как стена.

— Как видишь, нет, Екатерина. — щурится, как Чеширский кот.

Что ему нужно?

Посмеяться пришел или нотации будет читать?

Екатерина? Приятно. Так странно, что даже хорошо.

— Тогда на будущее буду знать. — Делаю глубокий демонстративный вдох. Я не могу делать вид, что не проснулась в его кровати практически голой, чтобы там не говорила мне Ника. — Если на этом всё, Максим Игоревич, то я пошла ужинать.

Стараюсь делать максимально снисходильную улыбку, но он продолжает стоять как молчаливый ронин.

Вот как? Ну хорошо.

Развернувшись, ступаю к холодильнику, выуживая из него нетронутый борщ, приготовленный ещё вчера перед тусовкой.

Я-то наивная думала, что вернусь, как цивилизованный человек, к себе домой.

Ты и адекватная цивилизация Вахрушева? Не смеши.

Кричит второе я, сильнее распаляя нерешимость.

— Голодны? — Гостеприимство, пускай и вынужденное, мне не чуждо.

— Очень. — Усмехается, скидывая китель на стул, пока я, немного прокипятив, сняла борщ с плиты, опуская кастрюлю на деревянную доску.

— У меня есть борщ. — Наливая полную тарелку, бросаю немного укропа, подсалив.

Ощущая на себе долгий взгляд.

Это чувство, когда каждое движение пронзает не больным ударом иголки под кожей.

— Я поужинал, не утруждайся. — Резюмирует, удобнее устраиваясь за ветхим столом.

На фоне генерала стол выглядит комичным или даже кукольным, не то что для миниатюрной меня.

Да, Максим Игоревич, это вам не ваши царские хоромы.

Пока до меня не доходит смысл его

«голоден».

Но прежде чем успеваю понять, сильные руки подхватывают, усаживая на бёдра.

Всё, что остаётся, — молча смотреть.

Смотреть и пытаться понять, что к чему.

Даже голод отходит на какой-то фон, ощущая горячие ладони на пояснице. То, какими большими глазами он внимательно изучает мои губы. Находясь слишком близко.

И это обезоруживает, потому что это не двузначный флирт и явно не привычное подстегивание.

— Товарищ генерал, я бы попросила. — Выдыхаю, пытаясь хоть немного развернуться корпусом.

Но эти мышцы — сплошная сталь.

— Максим. — Выделяет явно, не требуя возражений.

— Хорошо, Максим, ты можешь спустить меня на другой стул, в этой комнате ты занял не единственный. — Стараюсь справиться с предательским волнением, всего лишь в паре сантиметров от генерала стоит такой же ничем не примечательный стул.

— Ты, кажется, была голодна? — Насмешливо добавляет, указывая на тарелку у своей руки.

И хочется поязвить, но я не в том положении.

— Я что-то успела пообещать вам? — Хмурюсь, не испытывая никакого желания прикоснуться к еде.

Ну не может этот мужчина с нечего так радикально катить ко мне свои яйца.

Значит, моя шальная пьяная натура что-то учинила?

— А ты не помнишь? — Смотрит внимательно в глаза, пока по спине ползут мурашки. — А как же всю жизнь провести со мной и родить мне пятерых?

Что за...

Я бы точно такого не сказала? Ну какие пять детей, а это точно была я?

— Но...

— Расслабься, я пошутил. — Шире усмехается, поправив прядь моих волос. И как можно шутить такими вещами? — Бери ложку и ешь давай.

Не просит, а требует.

— Тогда отпустите. — Отчаянно шиплю на него.

Это не то положение, в котором я могу противостоять ему на равных.

Это момент, который делает меня уязвленной, как и полное отсутствие каких-либо воспоминаний о нашей ночи.

— Так есть будешь, чтобы знала, как ночью по гарнизону пьяной якшаться. — Твердо цедит, убавляя мою уверенность. — Что ты помнишь о вчерашнем дне?

А что я должна ему сказать?

Признаться, что не помню ни нашего секса, ни того, как оказалась в его доме?

План точен, как швейцарские часы

.

Ударяю себя мысленно в лоб.

— Помню банкет до поры до времени, пока не выпила лишнего, а потом — доброе утро и в вашем доме. — Выделять слово «кровать» не стала.

Так же, как и лукавить.

Последнее, что я буду делать, — хвалить секс, которого не помню.

— Значит, ничего не помнишь. — Хмурится. Ну конечно, он, должно быть, там по полной программе трудился и выкладывался, как на девятое мая. А я с таким обломом. — У нас не было секса, если ты об этом.

О, правда?

Хочется радоваться, но странное разочарование разливается внутри.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Однако! Моя добродетель спасена, и я не должна ему ничего.

— На это можешь не рассчитывать, Вахрушева. — Усмехается генерал, который раз подряд за этот вечер.

Видимо, растолковав мой задумчивый, расслабленный взгляд.

— Решили в джентльмена поиграть? — Язвлю, почувствовав себя куда увереннее после его признания.

Пока мужская рука с талии нарачито медленно переходит на бедро, сжимая.

— Не имею привычки пользоваться чужим положением. — Констатирует, разливая тепло внутри. — Если бы я отымел тебя, ты бы ни в одном своем состоянии этого не забыла.

Лицо заливает краской, пока я тихонько разворачиваюсь, делая вид, что пробую борщ.

— Рада за вас. — Борщ мне совершенно безвкусен, когда легкая нервозность пробирается под кожу. — Тогда восстановите мне хронологию вчерашнего вечера, пожалуйста.

Он нагибается следом, сильнее вжав в меня себя спиной, убирая пряди волос в сторону. В таком положении я невольно ощущаю его красноречивое достоинство, упирающееся прямо в ягодицы.

— Восстановлю, но ты будешь должна мне, Вахрушева. — Шепчет прямо на ушко.

Быть должной ему? Такая себе перспектива.

Хотя то, что он не воспользовался положением, обернув мой позор в свою сторону, определенно давало ему очков.

— Что именно буду должна? Екатерина? Приятно. Нет желания тянуть эту резину, есть риск, что не расскажет, и я буду до конца своих дней находиться в замешательстве и не знании, натворила ли чего.

— Я не возьму с тебя то, чего ты не можешь отдать. — Успокаивает, но легкий подвох так и проникает внутрь, прямо продвигаясь к интуиции, что так не кстати спит сном храбрых.

— Хорошо, но в пределах разумного, Максим Игоревич. — Оставляю меж нами официоз.

— Конечно. — Наконец-то отодвигается, давая немного пространства. — Я шел от Кирилла, когда ты возвращалась вместе с капитанами.

На последнем выражении ощущаю, как становлюсь все более пунцовой, а рука, вернувшаяся на талию, усиливает хватку, буквально вбиваясь в кожу пальцами.

Господи, пусть это будет прилично, иначе Андрей будет прав во всем, что тогда сказал.

— Но надо отдать тебе должное, Вахрушева, ты таки пресекла попытки увести себя, как племенную кобылу, на их территорию. — Он осторожно проводит по моей руке. Впервые ощущаю его горячую сухую кожу, и от легкой искры внутри становиться не по себе. — Увидев меня, среагировала, окрестив своим, пояснив недалекой алкашне, что я за тобой.

Мать моя.

Это я недалекая алкашня, раз в таком экстазе его окрестила своим.

О господи, пожалуйста, скажи, что я была леди, и не мотирилась как сапожник.

— Лексикон у тебя, конечно, что надо, малышка. — Словно читая мои мысли, все-таки добавляет. Сильнее вгоняя в недоумение. — А потом я отнес тебя к себе.

Как будто это всё, что он был должен рассказать.

Хотя остановился на самом интересном и важном, между прочим!

Тарелка опустела, и больше я не могу прятаться от его взгляда, поэтому разворачиваюсь корпусом к лицу.

— Допустим, я тебе верю. — Начинаю издалека, не зная, как подвести к самому важному. — Верю и благодарю, что не бросил меня, но как ты объяснишь отсутствие белья на мне?

Я сказала это вслух? Судя по приподнятым бровям и образовавшейся ухмылке, я сделала это.

Его невероятно красивые острые скулы заострились, пока он не придвинулся немного ближе, побуждая ощутить терпкий одеколон с элементами чего-то древесного.

— Ты сама сняла его, пояснив, что не собираешься так спать. — Чужие пальцы нежно касаются шеи, переходя к подбородку, а после к уголку губ. — А потом прижалась ко мне.

Каждое движение приятное, и отдается глубоко внутри.

Этот мужчина — гремучая смесь, самый настоящий коктейль из противоречивых чувств.

— О, это похоже на меня. — Показушно усмехаюсь, отводя взгляд.

Нихрена не похоже!

— Спасибо, что помог мне, а теперь...

Хочу отодвинуться. Раз уж мы всё прояснили, то я могу не оправдываться перед ним и не извиняться за дачу ложных надежд.

Но Ранин опять не позволяет мне договорить.

И когда он успел стать таким нетерпеливым и категоричным?

— А теперь твой должок, Вахрушева. — Прежде чем удается что-то спросить, меня резко снимают с колен, укладывая спиной на стол.

Белоснежная тарелка улетает на пол, пока горячая рука поднимается вверх от щиколотки, доходя до линии бедер, что в предвкушении напряглись под домашними штанами.

11. Манеры

Мертвой хваткой меня вжимают в деревянное покрытие стола. Он совсем не позволяет двинуться с места, разглядывая своими огромными глазищами.

Господи, а я точно в здравом рассудке?

Или еще тогда в ночь свадьбы меня серьезно избили, и я сошла с ума, лежа в каком-нибудь смоленском диспансере? И во что ты вечно вляпываешься, Вахрушева?

Но вместо того чтобы продолжить думать об этом, замираю, когда большая лапа Максима, по-другому его ручищу не назвать, сжимает мою талию, касаясь пальцами живота через тонкую футболку.

Это слишком выбивает из колеи и, на удивление, отнюдь совсем не так, как должно.

Вместо того чтобы испытывать страх и полное непринятие происходящего, во мне просыпаются странные искорки, жалящие низ живота.

— Товарищ генерал, отпустите меня. — Рычу, когда терпкий мужской одеколон проникает глубоко в ноздри.

Так горячо и притягательно, что я не могу оторваться от мужского силуэта в военной форме. Даже начавшийся за окном летний дождь, громко барабанящий по стеклам, не завлекает так мое внимание.

Он хмурится лишь на короткую секунду, создавая напряженную складку на высоком лбу, после чего буквально вдавливает меня в стол своим телом, впиваясь губами в шею.

Лишь чудом получилось сдержать стон и благовение, что так и рвалось под тяжким гнетом.

Я не уверена, почему млею под этой лаской, но, возможно, то, что предо мной в активных любовниках именно он, делает это таковым.

Делаю глубокий вдох, пытаясь хоть немного отстраниться, выбираясь из этого чертовски соблазнительного плена.

Но это невозможно, по комплекции Ранин буквально ходящий шкаф.

Я даже не уверена в том, что мой вес для него представляет какую-то преграду, готова поспорить, что это даже не его рабочий вес в качалке.

И почему не противлюсь чужой воле. Почему не отталкиваю его с куда большим усердием или не вгрызаюсь зубами в мужскую шею?

Всё потому, что ты не чувствуешь угрозы изнасилования и скорее сама его оседлаешь, если он не прекратит эти детские ласки.

Хихикает мое сознание.

— Девочка. — Томно шепчет, поглаживая бедра.

Сухие губы нежно вжимаются в шею, спускаясь все ниже к ключицам, заставляя запрокинуть голову от удовольствия.

— Максим... отпусти. — Стараюсь сдержать тот бешенный поток чувств, что рвется изнутри, и предпринимаю попытку привести себя в чувства, дернув головой.

Вахрушева, мужчина сделал всё за тебя, трусиха, пользуйся моментом, иначе потом будешь сопли на кулак наматывать.

Шепчет второе я.

Пока мужские пальцы сжимают бедра, медленно стягивая за шнуровку вниз. Острый мужской нос нарочито медленно водит по разгоряченной шее, щекоча. Такими темпами я точно растеряю все свое достоинство и поддамся его генеральским чарам.

Но кто так делает вообще? Он вваливается в мой дом и закидывает на стол, когда между нами ничего нет.

Ярость проникает под кожу гораздо быстрее, чем его пальцы под мою футболку. И тогда внутри вспыхивает долгожданная рациональность.

Слава богу, до того, как я остаюсь перед ним в одних трусах.

— Товарищ генерал, прекратите же. — Говорю намного громче, ударяя мужчину кулаком в предплечье.

Складывается впечатление, что он обезумел или, по крайней мере, не в себе, раз совершенно не слышит.

Но, к счастью или внутреннему сомнению, он отстраняется, как ни в чем не бывало натягивая обратно мои штаны, которые под его прыткими руками достигли колен.

— Да, Екатерина, прости, погорячился. — Отстраняется, поддерживая ровный, не терпящий возмущений вид. — Не сочти за отсуствие манер, но ты сводишь меня с ума.

Признается, но от признания мне не легче.

Или кто-то просто слишком перевозбужден, что теперь в ярости?

— Отсуствие манер? — Хмурюсь, упирая руки в боки. Это, по его мнению, стандартный случай? — По-вашему, нормально набрасываться на беззащитную женщину, как животное?

Хотя тут я не права. Даже у животных куда больше логики и выдержки в действиях.

— Ты-то безощитная женщина? — Не реагирует на колкость, пьяно усмехаясь.

Зрачки слегка расширенны, волосы взлахмачены, указывая на возбуждение. Но даже эта некая неряшливость придает ему домашний, расслабленный вид.

— А это имеет значение в данной ситуации? Вы буквально набросились на меня, еще и аргументировали это каким-то долгом. — Сжимаю руки в кулаки, тут же хватая его китель со стула, кидая генералу чуть ли не в лицо. — Я похожу на шлюху, или здесь любая по вашему приходу раздвигает ноги?

Понимаю, что перегибаю по всем фронтам, и еще бы чуть-чуть, и сама бы не выдержала умелых ласк.

Но, к сожалению, никак не могу остановить летящий с горы камаз.

— Я не видел в тебе шлюху, Катя. — Спокойно цедит, но по глазам вижу, что задела. — Прошу прощение, если это выглядело иначе.

— А как оно должно было выглядеть? — усмехаюсь, но совсем не весело. — Ты приходишь ко мне так, словно я твоя женщина, и в любой другой ситуации это бы выглядело совершенно по-другому, но когда мы оба не состоим ни в каких отношениях, то выглядит как есть.

— А я хочу, чтобы ты была моей женщиной. — Спокойно сжимает свой смятый китель в руках в том же положении, в котором я его и кинула в него. — Но ты права, мне не следовало...

Я опешила, чего он хочет? Быть его? Слишком ошеломляющее заявление от мужчины, который собирался меня выжить отсюда.

Но он же тебя и спас?

Снова взывает к адекватности мой разум, напоминая о случае с принтерами.

— Не должны были. — только и могу из себя выдать, утопая в чужих глазах.

Он всегда такой безучастный? Словно ничего не испытывает и не думает, просто существуя как оболочка?

Уверенна, что сама я как открытая книга.

— Не должен был, в любом случае не держи зла за случившееся, Катерина. — говорит мягче, чем обычно, все еще продолжая сжимать китель в руках до белых костяшек. — Больше я тебя не побеспокою.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Последнее фраза обрывается в сознании тяжелой плитой ложась на грудь.

Но ведь это то, что мне было нужно.

Но вот нужно ли?

Посмотрев мне в глаза еще с полминуты, не отрываясь, он накидывает смятый китель на плечи, расправляя ладонями, после чего разворачивается.

Сердце сжимается, сейчас он уйдет и всё?

Я не хочу, чтобы он уходил.

Нет, он должен остаться, иначе я не смогу отомстить Андрею, я же не буду искать кого-то еще? Убеждаю себя.

Да! Дело именно в этом.

У самой двери ловлю генерала за рукав, вынуждая остановиться.

— Максим. — Весь воинский запал незаметно поубавился, но останавливать сие безумие, как ни странно, я не хочу. — Как насчет ужина? — Выдавливаю из себя улыбку. — Я, кажется, тебе должна за сегодняшний завтрак.

Он молчит долго, разглядывая мое лицо, настолько, что это становится чем-то интимным и начинает смущать меня.

— Тогда я зайду завтра после отбоя, у меня остались дела в штабе. — Буднично парирует, неожиданно нагибаясь ближе.

Одной рукой он убирает пряди волос, заправляя их за ухо, останавливаясь возле моих губ.

Девочки, сердечно извиняюсь за свое отсутствие, никак не могла добраться до ноута! Сейчас редактирую еще главу, так что сегодня будет еще прода!

12. Укрощение строптивой

Всё внутри замирает, но вместо того, чтобы сделать этот шаг и наконец-то ответить ему, подкрепляя эту сомнительную интрижку действием, отстраняюсь.

— Там дождь как из ведра, у меня, кажется, был в чемодане зонт, хочешь принесу? — Стараюсь быть серьезной, но голос все еще поскрипывает от возбуждения.

Он качает головой, распахивая дверь на улицу. Закат подходил к своему логическому концу, пропуская сумерки на небосвод.

Легкая прохлада ощутимо ударяла в разгоряченные щеки, пронзая льдом.

— Не стоит, закрой окна в спальне, обещали грозу к ночи. — Ранин натягивает на голову толстую фуражку, и как я могла о ней забыть? — До встречи, Екатерина.

Басит своим командным тоном, намереваясь покинуть меня.

— До свидания, Максим. — Он исчезает под ливнем, уверенной походкой рассекая небольшие лужи, когда я закрываю дверь.

И что всё это было? Неужели я сама вписалась на свидание с ним?

Воспоминания, в которых он желал, чтобы я была его женщиной...

Была его, приятно расползаются внутри. Настолько странно, что даже хорошо.

Взвизгиваю от внезапной боли в ноге, замечая осколок тарелки.

Вот же черт!

Схватившись за лодыжку, кое-как допрыгиваю до стула, вынимая стекло из ноги, после чего так же неуклюже ковыляю до комнаты, где запаслась небольшой аптечкой.

Наклеив пластырь и убрав всё недоразумение с пола, вооружаюсь горячим чаем и книгой.

Все-таки шуршу до комнаты и закрываю окна в спальне, так и не наблюдая никакой обещанной грозы.

Дождь со временем стихает, поэтому, накинув шаль на плечи, выхожу в палисадник, замечая несколько уведомлений на телефоне.

Видимо, у генерала есть роутер, раз именно в палисаднике у меня как по волшебству появляются заветные палки сети.

Первые пару уведомлений приходят от Ники.

*Мы все-таки были на той выставке современного искусства, когда приедешь, обязательно сходим! Коля отметил, что именно эта выставка собрала все награды критиков.*

*Сегодня ходили на УЗИ, представляешь, наконец-то перевернулся! А то показывал мой несносный характер. Это все-таки Ромка, а не Катя, уж прости, подруга.*

Не могу сдержать улыбки. Еще тогда, когда Ника сообщила мне первой о своей беременности, мы договорились, что если она родит дочь, назовет в честь меня, а сына — в честь любимого деда Коли.

Но я не расстроилась, главное, чтобы здоровым был, а крестная мама всегда придет к нему на помощь.

— Значит, следующую родишь дочь и назовешь Катей!

Произношу вслух, после чего дописываю в чат и подначиваю, хоть и знаю, что больше они не планируют, и думаю, роды лишь укрепят уже составленные планы.

Еще на почту пришли документы из редакции и характеристика, слава богу, дедлайны успела закрыть, поэтому никаких подлянок не отправили.

Убираю лишний хлам в корзину, замечая среди новостей и рекламы интересный контакт.

Без особого энтузиазма захожу в чат, наблюдая за предпоследней смс, отправленной почти месяц назад, и той, что пришла еще утром.

*Нам нужно срочно встретиться. Это важно!*

Ага, как же. Обойдешься, Андрюша!

Скидываю номер бывшего в черный список, начиная жалеть, что он тут, поблизости. Все равно ведь не оставит в покое.

И на финалочку.

Два пропущенных от мамы и сообщение в чате.

Волнение переполняет, как бы не случилось чего. Хотя интуиция подсказывает, что ничего серьезного не произошло. Иначе тут бы всех подняли на уши, зная их связи.

*Доченька, не могу до тебя дозвониться, нам срочно нужно поговорить, выйди на связь, не игнорируй, ты нужна нам.*

Еще один безотлагательный и срочный вопрос.

*Катюш, это очень важно, перезвони, как сможешь, прошу!*

Недолго думая, набираю в поисковой строке ее контакт. После двух гудков доносится знакомый голос.

— Милая, здравствуй, как ты? — Голос заботливой трелью льется через динамики.

Мы так давно не виделись, что я и забыла, как она выглядит. Постарела ли или все такая же неунывающая леди Вахрушева?

— Со мной все хорошо, мам, я в командировке, ты лучше скажи, что у тебя такого важного?

Выдыхаю. Ненавижу в ней эту черту — оттягивать и ходить вокруг да около. Только нагнетает, избегая важного.

— Мы тут узнали, что тебя уволили, возвращайся домой, милая. Я понимаю твою обиду и то, что ты имеешь право злиться на отца, но мы не чужие люди. — Ее голос такой родной, но умом понимаю, что вернуться в отчий дом — это как дойти до крайней точки.

О как.

Значит, все-таки держат меня на расстоянии вытянутой руки, даже после того как отказались, и кто бы сомневался, что дядя Игнат не пробил мое прежнее место работы.

В моей семье принято всех контролировать и строить. Так уж повелось, и от этого не убежать.

Благо в новом штате я все еще на испытательном сроке, и это не вычислить, потому что данные в реестрах идут только о штатных сотрудниках.

— Меня не уволили, а я сама ушла, и сейчас работаю в другой компании. К чему такие вопросы, я думала, у вас что-то случилось!

Она молчит, думает, что подобрать для правильного ответа.

Меня часто обвиняли в том, что я не такая пай-девочка, как другие, что я ходячий ураган. И то, что ни одна установка не может быть верной, все равно найдется вопрос, оставленный без заготовленного ответа.

— У твоего отца проблемы с сердцем, я хочу, чтобы ты была рядом, разве это не серьезный повод вернуться и наконец сплотиться?

Ну да, конечно.

Поверьте, мой отец — самый крепкий мужчина из всех, кого вы знаете. В свои пятьдесят два он может дать фору любому вояке, подняться на Эльбрус и без очков прострелить десятку в тире.

И в такие проблемы я бы не поверила даже в двенадцать лет, слишком хорошо его зная.

— Такие же, как и два года назад, когда у него был

"инфаркт"

? Мам, ну придумывай. — Закатываю глаза, однажды она не будет пытаться манипулировать моим приездом, но я уже не поверю ей. — Ты же знаешь его, он не воспринимает тех, кто не живет по его указке, а я так не хочу и не могу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Он твой отец, может ошибаться и быть строгим, но в первую очередь делает всё для тебя. Вернись домой, и он поможет тебе с карьерой военного журналиста, ты же мечтала об этом. — Начинает свои торги.

Мечтала еще и как. А потом отец поставил мне ультиматум и обозвал профессию

"журналюги"

абсолютно бесполезной для общества.

И по итогу перед самым поступлением устроил подлянку, оставив без средств к существованию.

Аргументируя:

«Моя дочь не будет позорить репутацию семьи, снимая репортажи про алкашей и наркоманов. И если тебя что-то не устраивает, Екатерина, дверь открыта».

Благо я всегда была отличницей, и мама тогда не оставила, в обход отца дав денег на первое время.

— Мечтала, но сейчас я довольна тем, что есть. — Честно признаюсь, того чем я занимаюсь, мне вполне хватает.

Мне и моей гордости.

— Приходи хотя бы в гости, он многое обдумал, и ты выросла и уже не такая категоричная, вы должны найти общий язык, мы же семья.

— Я не в городе, мама, у меня сейчас действительно командировка. В Москве буду месяца через два.

Слышу голос нашей домработницы, который учтиво сообщает об отъезде отца с дядей в баню.

— И ничего, ты приезжай, как время будет, милая. У отца все равно командировка намечается через две недели. — Она совершает вынужденную остановку, напоминая Валентине погладить высушенные вещи. — Главное, помни, мы всегда тебе рады, Катюш, и не предумывай, чтобы не было, у тебя всегда есть дом и наша фамилия.

Наша фамилия.

Для мамы быть Вахрушевой — гордость, она носит эту фамилию как истинная леди, пока я всегда и без исключения упоминаю в собственном неряшливом ключе и в прекраснейших моментах брани.

— Он же не любит разъезды.

Усмехаюсь, неужели действительно в доме что-то изменилось и он поменял свои устои.

— Это не операция, главный отдал приказ с проверкой посетить несколько гарнизонов в Подмосковье вместо твоего дяди.

— Я уже сочувствую тем, кто будет его встречать.

Усмехаюсь, зная его требовательность и дотошность, когда новые капли дождя начинают опускаться на одежду.

Похоже, грозе все-таки быть.

— У нас тут гроза, мам, я тебе в другой раз наберу.

Дождь усиливается, когда, бросив короткий взгляд на дом генерала, шагаю к себе.

— Хорошо, милая, ты только теплее одевайся и береги себя, тебе еще детей рожать.

Не могу сдержать ироничного смешка, после чего скидываю звонок.

Мне б еще в личной жизни для начала разобраться, а уж потом задумываться о детях, да и рановато.

Ночь не задалась с самого начала.

Первыми потревожили мой сон после дождя комары, жужжащие под ухом, надо было видеть, как я гонялась за ними по всему дому с фонариком на телефоне и тапком в руке.

А потом, когда получилось более-менее уснуть, началась гроза.

И это было то еще светопредставление, как бы сказала моя бабушка.

Разряды молний беспощадно освещали всю комнату, заставляя вздрагивать, так же как и оглушительный гром, словно сами небеса разверзлись.

Признаю, в такие моменты мысль о том, чтобы лежать с Раниным в одной кровати и прижиматься к его груде мышц, мне не казалась такой безумной.

Стоически выдержав, кое-как растолкала себя с утра, работа не ждет, да и нужно было успеть сходить в магазин, чтобы купить продуктов на полноценный ужин, а не сухпаек.

Раз уж я ему пообещала, то и в грязь лицом упасть нельзя.

Черный спортивный костюм и кожаные кроссовки стали моим вечным атрибутом в этом городе, даже интересно, как я буду привыкать к ходьбе на каблуках и офису в Москве.

— Катюш, тебя до города подкинуть? — Дядя Леша, как местный Мерлин, так кстати появился на дороге, крутя ключами от своей «Газели».

— До города не нужно, но если докинете до магазина, то буду без ума от счастья и очень благодарна.

Он счастливо улыбается, видимо, нечасто разъезжая в компании, после чего кивает в сторону машины.

— Залазь тогда, сейчас ведомость сынки заполнят, и поедем с ветерком. — Он наклоняеться ближе к парням, что-то обводя пальцем на документе. — И здесь еще, а то опять придется бегать и искать вас по всей части.

— Ну прости, дядь Леш, у меня зрение минус четыре, не доглядел, а Стрелецкому хоть бы что, все равно меня на КПП с Павликом ставит. — Возмущается курсант.

Слыша фамилию бывшего, от которой вянут уши, запрыгиваю в машину в ожидании дяди Леши.

Управленец же не заставляет себя ожидать, протягивая мне ириску и заводя мотор.

— Как свадьба прошла? — Интересуется, я же не могу толком ничего такого вспомнить.

Иные воспоминания и то, что рассказал Андрей с Максимом, — мой потолок интересных событий, которыми я, конечно, с ним не поделюсь.

— Хорошо прошла, дядь Лёш, рада за Машу и Васю, надеюсь, брак будет крепкий. — Разглядывая проезжую лесополосу.

Там за соснами вдалеке виднеется стадион, на котором уже вовсю тренируются бойцы, подготавливаясь к скорым сборам.

— А как там поживает генерал? — Заговорчески протягивает как бы невзначай мужчина.

Резко разворачиваю голову. Дядя Лёша же просто смотрит вперед на дорогу, не сдерживая улыбки.

— А что он? Наверное, хорошо. — Тут не дремлю и прощупываю почву. — Он мой сосед, а не муж.

— Еще не вечер, Катюш. — Хихикает.

Старый прохиндей точно что-то знает.

— На что это вы намекаете? — Вздергивая бровь, молча разглядываю наклейки на бордочке.

Неужели он...?

— Да так, приехали мы с Софушкой, подзадержавшись, и стали свидетелями одного очень интересного события, как наш товарищ генерал несет свою принцессу на руках.

Вот это конспираторы.

Уже четверо людей стали свидетелями, и это еще пьяные капитаны не в счет.

— Я немножко перебрала, и товарищ генерал, как мой сосед, не отказал в помощи. — Пытаюсь выдержать его усмешку.

Да уж. Шило в мешке не утаишь.

— Катюш, ты не переживай так, я больно общительный, но не по части чужих секретов. — Отмахивается управленец, когда мы подъезжаем к местному сельпо. — Но ты девка у нас хорошая, присмотрись к генералу, он мужик серьезный, крепкий, тебя не обидит. Не смотри, что такой строгий, это он от одиночества.

— Я прислушаюсь, спасибо, что довезли. — Киваю ему, как можно скорее забегая в магазин.

И все же Ранин уже прописался в моей жизни, надо скорее решать, что с этим делать.

Как минимум определяться.

А с чем? Тут же закатываю глаза, кося под дурочку, но себя не обманешь.

Закупив все продукты и потратив битый час на то, чтобы донести их до части, убегаю на работу в клуб.

К счастью, Игорь Борисович решил оказать услугу и отправил ко мне не только Веронику, но еще и Ангелину, поэтому рабочий план мы выполнили даже немного раньше, чем в части объявили ужин.

Поэтому я разрешила девочкам отдохнуть в клубе, попив чай, а уже потом направиться на построение. Сама же побежала к дому, к счастью, не встретив по пути Андрея.

Из самого доступного и более презентабельного у меня получилось замариновать курицу с овощами и даже раздобыть киноа, которое, на удивление, было в наличии. Дополнительно к столу нарезала салатик и хлеб с овощами.

Оставалось главное — два часа на то, чтобы привести в порядок дом и главное — себя.

Да уж, а могла бы еще в первый день тут всё убрать!

Недовольная журю себя.

Фиговая из меня хозяйка, ну и бог с ним, главное — готовлю хорошо.

Убрав пыль и еще раз пройдясь тряпкой по полу и окнам, расставила чистую посуду, благо прошлые жильцы оставили нормальные белоснежные тарелки.

Приняв быстрый душ, сделала косу на мокрые волосы, зная их структуру и преимущества.

Легкий макияж с акцентом на естественность и платье. Не вычурное и не для официального приема, но аккуратное в нежно-голубом оттенке и отлично подчеркивающее фигуру.

Накрыв на стол, распустила волосы, получая идеальные кудри, после чего завалилась на диван в ожидании кавалера.

И зачем я так стараюсь?

Он тебе нравится, признай это, Вахрушева.

Твердит разум, когда я поглядываю на часы. Время было девять вечера, и, видимо, мой кавалер не из тех, кто вовремя приходит.

Время медленно капало, пока я размышляла о том, что буду делать дальше и зачем я здесь.

Мозг говорил, что доказывать Стрелецкому даже для мести не имеет смысла, поэтому надо сворачиваться.

А нутро уверенно говорило подождать, и ведь рядом был Ранин, на которого хочешь того или нет, но обращаешь внимание.

Стрелки часов перевалили десять вечера, когда, дойдя до спальни, я схватила книгу, открывая на странице с закладкой.

Бросила мимолётный взгляд на дом генерала, свет не горел. Это радовало, значит, он не мстит мне и не передумал.

Не знаю, сколько прошло времени, но резкий стук в дверь вывел из полудрема, заставляя подскочить, шагнув к двери.

Время на часах показало одиннадцать двадцать, когда на пороге появился генерал.

Прямая осанка, идеально отглаженная форма и зачес сияли на мужчине, однако дикую усталость во взгляде никуда не скроешь.

— Прости, Екатерина, на комиссии забраковали документ, пришлось с Борисовичем переделывать всю папку. — Он виновато озирается, когда я открываю путь в дом.

— Ничего страшного, но мы определенно должны обменяться номерами, чтобы в следующий раз ты меня предупредил. — Видимо, не отойдя от сна, выдаю.

— О, конечно. — Он протягивает бутылку хорошего армянского вина. — Я так понимаю, вино отменяется?

— Похоже на то, будешь есть или попьём чаю? — Уточняю, потому что так поздно я не ем, да и после сна не сильно-то и хочется.

— Можешь даже не спрашивать. — Он протягивает ко мне руку, после чего целует мою ладонь. — Я голоден как зверь после этих проверок.

Не ожидая такого жеста, отстраняюсь.

— Я опять что-то не так сделал? — Устало уточняет.

Господи, он такой милый, делает всё, чтобы мне было комфортно, и боится оступиться, напугав. Должно быть, переживает, опоздал всё же.

— Да нет, наоборот. — Неловко потягиваясь, прохожу к столу, нагибаясь над кастрюлей с киноа, и накладываю ему в тарелку. — Это я не понимаю, как себя вести, чтобы не выглядеть в твоих глазах словно идиотка или мужененавистни...

Не успеваю договорить, как крепкие руки в одно движение разворачивают к себе, быстрым касанием усаживая на столешницу всего в паре сантиметров от кастрюль.

— Перестань говорить ерунду, ты прекрасна. — Страстный поцелуй обрушивается как цунами. Горячие губы исследуют рот, и я...

Позволяю ему это?

Да, я определенно хочу его и сильнее вжимаюсь, обхватывая мужскую шею своими руками, ощущая мурашки бегущие табунами по телу.

13. Контузия

Его губы такие настойчивые и жадные, кажется, намериваются полностью и бесповоротно завладеть моим ртом.

То, как Ранин прижимается ближе, сводит с ума, заставляя почувствовать через брюки его напряженную длину. Он такой большой?

Мужские пальцы судорожно сжимают края платья, слегка приподнимая атласную ткань вверх.

Максим не больно прикусывает мою шею, вызывая невероятный всплеск внутри, после чего резко... отстраняется?

Он не спешит уйти, как и не спешит сделать что-либо. Раздеть меня или, наоборот, снять с кухонной столешницы.

Генерал просто наблюдает, расставив руки по бокам от меня, тем самым загнав в свою ловушку.

— Если я сейчас не сдержусь, то потом остановиться не получится, — глубоко вздыхает, буравя своим потемневшим взглядом.

— В прошлый раз тебе это не мешало. — Он убирает руки со столешницы, но ничего не говорит.

Лишь осторожно снимает, после чего проходит ближе к столу.

— Еще как мешало, но у всего есть свои причины. — Серьезно цедит, когда я не могу так долго находиться под его пристальным взглядом.

Разворачиваюсь, укладывая несколько заранее нарезанных кусочков курицы в тарелку.

— Поделишься?

— В обмен на твои кулинарные шедевры. — Он абсолютно серьезен и невозмутим.

Не могу сдержать смеха, но радуюсь, что стою спиной к генералу.

Иначе бы он точно снова спросил, всё ли делает правильно.

Но ведь серьезному мужику, который не отличает шутку от сарказма, не объяснишь, что мир наш не лишен женщин, шибанутых на голову.

А главное, что перед ним ярчайший экземпляр.

Щебечет мой разум, когда я наконец-таки подаю генералу свои шедевры. Себе же наливаю горячий чай.

— Это очень вкусно, спасибо. — Выдыхает Максим, вытирая уголки губ бумажной салфеткой, когда его тарелка пустеет и я наливаю ему чай.

Хочется сказать, что после его графика и сухпаек покажется малиной. Но решаю не обесценивать свои труды и наслаждаюсь его комплиментами.

— Не за что, рецепт этого маринада у нас семейный. — Легко улыбаюсь, допивая свою вторую чашку горячего чая.

Ранин кивает, пробуя на вкус свой, после чего указывает на диван, и я, прихватывая кружку, усаживаюсь.

Все-таки этот мужчина даже жестом способен отдавать приказы. И странное дело, мне нравится это.

А как же сильная и независимая?

Но к черту это, когда рядом такой мужчина.

— Ты расскажешь, что имел в виду под своими причинами? — Не хочу на него давить и поэтому приму, если не захочет этим поделиться, всё-таки это личное.

Он тихо, едва ли заметно вздыхает, и впервые за всё время с момента нашего знакомства я вижу в твердом и непоколебимом взгляде уязвимость.

Это длится всего лишь секунду, но мне хватает, чтобы понять: речь пойдет о самом сокровенном.

— Если не хочешь, можешь не рассказывать, я пойму. — Каким бы мой интерес ни был, я не имею права ворошить чужую душу.

Но он лишь качает головой, словно отмахиваясь. Мол

,

женщина перед тобой здесь не тряпка и не особо впечатлительная дама.

— Нет, ты должна это знать, это не то, что можно утаивать от своей женщины. — Командует генерал.

Я стараюсь сохранить спокойствие на лице и даже в моменте чувствую холод, от непонимания того, что он хочет мне поведать о себе такого важного.

Это больше волнительно, чем интригующе, но, подавив в себе тысячу вопросов, я киваю.

— Хорошо, я слушаю тебя. — Отпиваю немного горячего чая, чувствуя легкую горечь на кончике языка.

А вдруг это не то, к чему я готова?

Нет, ну что за глупости. Ранин нормальный мужик, надо перестать думать о чуши.

— Начну издалека, чтобы ты попыталась меня понять. — Он удобнее устраивается боком, прижимаясь к твердой спинке дивана. — Все началось еще тогда, когда я только поступил на службу в армии, я ведь даже и не собирался стать военным, но это здорово увлекло. — Максим на мгновение прикрыл глаза, окунаясь в воспоминания тех времен. — Но таймер обратного отсчета начался лет десять назад, когда меня посчитали достойным для тайной операции спасения наших молодых курсантов из горячей точки в Сирии.

— Что ты чувствовал тогда? — Видя его задумчивость, решаю все же задать вопрос.

Генерал слегка качает головой, словно и сам не понимает, что пошло не так.

— Думаю, азарт, тогда я только получил полковника. Знаешь, а ведь во мне не было страха, когда лицом к лицу на жаре мы столкнулись с террористами. Я ощутил животный азарт, и тогда это не испугало. Операция прошла успешно, и меня закрепили в секретном правительственном отделении «Кобра». Моя сестра Камилла отговаривала как могла и всякий раз причитала, что до добра эти командировки не доведут, так и случилось.

Внутри меня что-то сильно напрягается, и, стараясь не волноваться, ставлю кружку на подоконник, чувствуя сильную тревогу.

Одно дело краем уха от такого себе рассказчика знать о том, что его когда-то контузило, другое — слушать из первых уст, окунаясь в кромешную тьму.

Генерал же на удивление спокойно продолжил.

— Мы должны были охранять правительственный объект до приезда подкрепления, но кто-то слил наше местоположение террористам, и тогда они пошли на нас большим отрядом. Я должен был отползти, как и все, но у сослуживца случилась серьезная паническая атака, а может, это был их газ, уже не важно. — Хмурится, когда меня начинает подтряхивать от подобных историй. — И тогда я впервые ослушался устава, отправившись в пекло за Сергеем.Тогда до укрытия оставалось всего ничего, когда одна из бомб приземлилась совсем близко, и я отключился.

Закрываю рот руками, страшно представить, что прошел этот сильный мужчина.

Какая разница, чего хотел молодой организм? Славы или высокого звания, это же самый настоящий ад.

Не уменьшая расстояния, сжимаю его на удивление холодные, как лед, ладони, встречаясь с тяжелым пронзительным взглядом.

Хочется просить его не продолжать, сказав, что понимаю. Но как будто бы это последнее, что стоит сделать, ведь генерал сам захотел мне высказаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что было дальше? — Тихо говорю, но Максим прекрасно слышит.

— Ад на земле, Катюш. — Неожиданно ласково обращается, но не останавливается, изливая душу. — Остановка сердца и две недели комы, переломы и тридцать пять процентов ожогов.

Отпуская мою руку, он судорожно лезет под свою зеленую рубашку, не расстёгивая, а просто приподнимая за приталенный пояс вверх, оголяя накаченную твердую грудь.

Первое, что бросается в глаза, множество выцветших тонких полосок, усеявших всё видимое пространство.

Страшно представить, что он перенес, и это делает меня ужасно эмоциональной.

— Самое страшное не то, что я лишился своей кожи и сломал шею вместе с правой ногой, а то, что Сергей так и не выжил. А у него осталась маленькая дочка и жена. Он ведь и вызвался-то в самую мясорубку не как я по дурости, а потому что девочка была больна.

Не хочу быть безучастной, и плевать, как это выглядит со стороны, но я преодолеваю расстояние, сильнее вжимаясь в Максима.

Хочется дать ему всю поддержку этого мира за тот груз вины, что он несет в себе годами.

— Ты ни в чем не виноват, и я уверена, ты сделал всё, что было в твоих силах. — Сильнее прижимаюсь к мужской груди.

Максим молчит, пересадив к себе на колени, лишь молча водит рукой по моей спине, сжимая волосы.

— Знаю, но в голове было столько мыслей, я думал, а что, если бы накрыл его всем своим телом, как живой щит, возможно, тогда бы он выжил и вернулся к семье. — Он горько усмехнулся, бережно прижимая мою голову к своей шее, так, как будто я самое ценное, что он имеет, и ему важно это сохранить. — Его жена, Инга, тогда на эмоциях спросила, почему я выжил, а ее муж нет? И я думал так же, мой образ жизни далеко не всегда был таким выверенным и дотошно правильным, не было семьи и, по сути, было всё. Но я всё равно спрашивал, почему я выжил, а Сергей погиб.

— Не говори так! Это чертовски ужасно и несправедливо, что он умер, но нельзя так относиться к своей жизни. — Поворачиваюсь к лицу, сжимая его в своих руках. — Я благодарна тебе за то, что поделился со мной настолько сокровенным.

Приподнимаясь ближе, целую его в лоб, разглаживая напряженную складку на его лбу.

— Я не имею права тебя обманывать, и мне важно, чтобы ты знала о последствиях этой контузии. — Он возвращает меня на свои колени, и я расслабленно вжимаюсь в мужское плечо, не в силах не сказать больше ни слова. — После контузии меня представили к ордену и дали звание генерала, но впереди была долгая реабилитация и отсутствие какой-либо возможности вернуться на службу. Врачи вообще считали чудом, что я не остался инвалидом, но медицина не всесильна, особенно в этой ситуации.

Он замолкает, пока я крепче обхватывает его руку, прижимая к себе, мой генерал — самый сильный мужчина из всех, кого я когда-либо знала.

— Контузия не проходит бесследно, и я это понял на горьком опыте. — Продолжил свою исповедь, смотря куда-то вперед. Наверное, ему неприятно все это ворошить, и не так просто было решиться. Поэтому я старалась сделать всё, чтобы генерал не чувствовал себя одиноко. — Начиная с того, что я больше не могу спокойно слушать громкую музыку и, как в былые времена, ходить по клубам. В первые дни во всем виделась угроза, и происходили вспышки агрессии, я замечал каждый взгляд, не в силах расслабиться.

Потом бессонные ночи с оружием в руке, и если удавалось хоть немного поспать, то просыпался в холодном поту на полу, вспоминая досконально, в красках то, что произошло, ту невыносимую жару и запах крови.

Фантомная боль в некогда сломанной ноге шла ко всему в придачу.

У меня начались проблемы с мимикой, было сложно выражать свои эмоции, пока однажды я перестал пытаться.

Еще в военном госпитале мы познакомились с нашим Кириллом Моисеевичем, и он-то, через время навестил видя, во что я превращаюсь, медленно сходя с ума, и тогда же зарекомендовал меня в Смоленск под свою ответственность.

И это по-своему, но сработало. По крайней мере, у меня появилась цель и выверенный распорядок. Я погрузился в эту стезю, позволяя себе тренироваться до потери пульса и не думать ни о чем пережитом.

— Тебя это беспокоит, поэтому ты решил поделиться со мной? — Мягко спрашиваю, с трудом заглядывая в его глаза. Боюсь, что он увидит, как сильно этот рассказ меня расстроил.

— Нет. — Слишком серьезен. Мягко на контрасте поглаживает своей ладонью мой подбородок. — Но ты должна знать, на что подписываешься.

Он отпускает мой подбородок, после чего я разворачиваюсь, удобно устраиваясь у него на коленях, вжимаясь спиной в твердую грудь.

— Ты не инвалид и не прокаженный, ты сильный мужчина, Максим, не говори так о себе. — Сжимаю его руку, удерживающую мою талию.

— Ты до конца не осознаешь, что это такое, девочка моя. — Он сильнее вжимает меня в себя. — Это навсегда изменило мой мозг, вырабатывая инстинкты, о которых я и не подозревал, дикое и почти ненормальное желание защищать. Сначала это коснулось моей сестры, Камилы, я каждый раз испытывал бешеную тревогу, когда она уходила даже в продуктовый возле дома. А теперь это коснулось и тебя.

— Как это? — Расслабляюсь в его руках. Меня мало пугает все это, но пугает то, что он чувствует себя каким-то ущербным из-за своих слабостей..

Да, Вахрушева, и как мы пришли от невежественного, совершенно не интересующего мужчины к тому, что меня мало пугает, тот факт что он тяжело контуженный?

Шепчет сознание, а я даже не знаю, что сказать.

Наверно запуталась, чувствую себя какой-то девчонкой.

— Когда тебя нет рядом, я не могу перестать о тебе думать, Вахрушева. — Томно шепчет на ухо

. Романтично.

.. — Меня сводит с ума лишь маленькая мысль о том, что с тобой что-то случилось. Закрывая в глаза я вижу в красках самые жестокие сценарии.

Не очень романтично.

— Я хочу видеть тебя рядом всегда. В своей жизни и в своей кровати, защищать тебя. Мне жизненно необходима доза твоего присутствия в каждом дне. — Признается.

Это так похоже на признание в любви, что странное тепло затопляет меня изнутри.

Никто и никогда не говорил мне подобного.

Даже Андрей, он всегда казался мне той самой любовью. Но, анализируя действия двух мужчин, я понимаю, что это и не любовь была совсем.

Вместо слов и разговоров Стрелецкий всегда любил доказывать мне свои чувства в постели. Не любил бесполезные беседы и наши свидания. Даже когда я планировала общий досуг от и до, поскольку от вечно уставшего контрактника инициативы не было никакой.

Видела, что ему в тягость, но слепо игнорировала.

Ему было все равно, надела я короткое платье или вульгарно накрасилась, он не ревновал, как будто знал, что он и есть мой главный предмет обожания.

Андрей никогда не переживал обо мне, не интересовался, а я, по слепой неопытности и наивности, запоминала каждый его редкий комплимент и вылазку, не замечая пофигизма.

Всегда была одинока настолько, что в какой-то момент считать это уже своей частью. Словно потеряла вкус и яркие огни, впадая в рутинность.

Но Максим,

он кажется таким строгим и жестким, как и мой отец, но относится совершенно иначе, словно я хрупкий бриллиант.

Он впитывает каждую минуту и не спешит предъявлять недовольства за прошлые наши стычки.

Не осуждает за тот случай и стремится предупредить об своих тараканах, но при этом не отказываясь от идеи сделать меня своей.

Но у кого нет тараканов?

— Максим, это похоже на переезд. — Слабо усмехаюсь, отметив, что как обычно долго плавала в своих раздумьях.

Но ответа не следует, поэтому неспешно разворачиваюсь, желая сказать ему это снова.

Но генерал спит.

Словно не зажат на неудобном диване в тяжелой форме.

Спокойно и размеренно дышит, продолжая сжимать мою талию как самое дорогое сокровище и не думая разжать руки.

Но я знаю, генералы никогда не расслабляются, не теряют чуткость на чужой территории. Неужели доверяет?

Глубже вздыхаю, осторожно устраиваясь в кольце его рук. Не хочу разрушать этот момент, и плевать мне на свет, который было бы не плохо выключить.

Просто укладываюсь головой на мужское плечо, наконец-то не чувствуя пронзающее душу одиночество.

14. Проблемы требуют современных решений

Бережное касание прорывается сквозь сонную негу.

Это ощущение полета в невесомости быстро сменяется касанием чего-то твердого.

Почти сразу раскрываю глаза, наблюдая в дверном проеме спальни исчезающий силуэт.

Тёмно-зелёная рубашка практически в тон брюк, прямая осанка, широкий размеренный шаг, нет сомнений в том, кто хозяйничает в моём доме.

Слабо улыбнувшись и чувствуя глубокую сонливость, потягиваюсь к смартфону. Время полшестого утра, суббота. Ну нет, сегодня меня только землетрясение заставит подняться столь рано.

Неуклюже привстав, заползаю под тяжёлое одеяло, ныряя в него с головой, подальше от солнечных лучей.

И только в десять утра, наконец-то выспавшись, иду в душ, обращая внимание на идеально чистую кухню.

Да уж, а я была неправа, думая, что генерал умеет только лишь швырять тарелки.

Ага, а еще кричать «вольно», и «заправиться».

Стол и столешница идеально прибраны. Оставшаяся с ночи еда грамотно сложена в холодильнике, а окно на кухне приоткрыто, запуская свежий воздух внутрь.

Воспоминания вечера, а если быть точнее, ночи, приподнимают мое настроение, когда с чашкой чая устраиваюсь на диване.

Но насладиться сладко-пряным вкусом так и не успеваю, поскольку в дверь настойчиво стучатся.

И кого там нелегкая принесла? Для Ранина рановато, в конце концов, выходной у меня, а не у солдатов.

— Привет, не разбудила тебя? — Девушка весело улыбается, когда радушно запускаю ее в дом.

Машу я не видела со дня их свадьбы с Васей, да и не близко мы общались, поэтому было интересно, что же случилось.

— Здравствуй, проходи, выпьешь чаю? — Она отрицательно покачала головой, но все же юркнула внутрь.

Скинув по пути кроссовки, Маша прошла к дивану, усаживаясь на чертовски твердое покрытие, к которому за неделю я кое-как привыкла.

— Мне неловко нагружать тебя в законный выходной, но не могла бы ты помочь мне? — Маша с глазами кота из «Шрека» уставилась, ожидая ответа.

А что тут ещё скажешь?

— Да пустяки, а в чем, собственно говоря, заключается помощь? — Надкусив ароматную слойку, ожидаю дальнейших указаний.

— В общем, мы с Дашкой подготовили петиции по поводу концерта, который Борисович постоянно бракует, и нужно будет с десяток допечатать на твоем принтере, так как мой сломался, не выдержав такого объема. — Маша неловко косится с окна на меня и снова умоляюще смотрит, как будто я мегера и откажу в такой мелочи.

Петиции — это интересно, а главное, наглядно показывает неравнодушие и большое желание девушки что-то менять.

— Конечно, я помогу, какие проблемы. — Улыбаюсь, когда глаза новой знакомой начинают сиять. — А Даша к нам присоеденится?

Маша хмурится, слегка помрачнев, после чего кивает головой.

— Нет, она слегла с простудой, поэтому и пришлось тебя побеспокоить. А то у нее температура, а мой Василий как цепная реакция, если принесу ротовирус — сразу сляжет.

Понимающе улыбаюсь, моя Никонова абсолютно такая же. Сама же я, спасибо папиной закалке, встречаю болезнь максимум раз в несколько лет.

— Точно ничего серьзного? Может, какие-то лекарства нужны?

Она отрицательно качает головой, когда я наконец-то заканчиваю трапезу.

— Что ты, Егор еще рано утром до города доехал, купил столько, что хватит на целую больную роту. — Неожиданно хихикает, крайне довольная заботой нашего общего знакомого за женой.

— Рада, что у нее есть то самое плечо, на которое можно положиться. — Не могу сдержать улыбки.

Меня всегда восхищали такие пары, на них смотришь, и сразу хочется и жить, и любить.

Когда она красивая, по последней моде одетая, веселая, с горящими глазами, а он молчаливый и сильный, но не скрывающий своего обожания.

Я всегда хотела всего того же, но страх, что однажды мне придется раствориться в мужчине, как моя мама, превышал желания. Я боялась однажды проснуться обычной домохозяйкой без целей в жизни и весь день проводить, думая только об мужчине.

— Ой, Егор тот еще романтик, он же моему Васе и посоветовал, как сделать предложение, ты бы видела. — Она мечтательно посмотрела в окно, вспоминая тот самый день. — Это было обычное построение, а потом мужской военный хор, фанфары и много цветов, как вчера помню было.

— Как нам мало надо. — Посмеявшись, промываю под горячей водой посуду, возвращаясь к гостье.

— Иногда и меньше, чем кажется. Придет под покровом ночи, бесшумно примет душ и весь уставший прижмет к груди со словами: «Любимая, я соскучился». — Маша весело улыбнулась, тут же одергивая себя. — Что-то мы расселись, поспешить надо.

— Да, я сейчас переоденусь, и выдвигаемся.

Добравшись до спальни, заглянула в шкаф, черт, грязных вещей немерено, и как назло стиральной машинки в этом доме не видать. Придется узнать у дяди Лёши, где по близости прачка.

Накинув шоколадные теплые брюки и черную рубашку, расчесала волосы. В выходной хочется выглядеть расслабленно, поэтому сильно не запариваюсь.

Добравшись до клуба, куда любезно перекачивали два больших принтера из главного корпуса, с помощью флешки нахожу нужные файлы.

— Расскажи, а как там в Москве? — Маша удобно располагается на стуле, покачивая в руках зеленое яблоко.

— А ты не местная? — Выставив альбомную ориентацию, усаживаюсь рядом.

— Я-то как раз местная, а вот Вася москвич, у него контракт еще на три месяца, а потом по результатам могут перевести в Москву. — Она хмуро сжимает фрукт в руке.

— Боишься переезда? — понимающе улыбаюсь.

Пусть я москвичка, но в полной мере поняла все эти терзания на своей шкуре только после переезда. Когда беззаботная по тем подростковым меркам «тюрьма» сменилась взрослой жизнью.

Тогда же я почувствовала и пустоту внутри, и одиночество. Казалось, что все меня бросили, и я совершенно одна, хотя на самом деле все было далеко не так.

Это я закрылась ото всех в попытке доказать родителям, что чего-то стою и без их влияния. Но моя Ника всегда была рядом и никогда не отворачивалась. Даже в самые сложные дни держала за руку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Иногда да, Москва такая большая и шумная, а в Смоленске все друг друга знают, я боюсь, что мой медколледж там совершенно никому не нужен, а у Васи сидеть на шее не хочу.

— Ну что ты! Брось такие мысли. В Москве даже очень любят способные кадры, и ты верно выделила, что она большая, да и к тому же, если тебе настолько необходимо высшее образование, с этим давно всё просто, можно поступить на заочное отделение или вообще пойти по профилю. — Пытаюсь подбодрить ее.

Маша медленно кивает, все же надкусывая яблоко. Я могу понять ее чувства, она только стала женой, и в будущем ей предстоит гораздо больше перекроить свою жизнь.

— А ты как журналист дашь какой-нибудь совет? — Выжидающе смотрит, пока я собираю, распечатанные листы в папку.

— Ни в коем случае не отчаивайся, я считаю так: если закрываються одни двери, то откроются другие. Я ведь тоже не всегда имела успех в профессии, мало кому даже на старте нужна девочка без опыта, бери упорством.

— Вот и Даша так говорит, а я, как дурочка, вбила себе эту мысль и хожу накручиваю. — Она наконец-то улыбнулась, приподнявшись с места.

— Вот и не думай! Будь что будет. — Отдаю ей в руки папку, поглядывая на часы. — Слушай, а давай я с тобой прогуляюсь, раз время есть?

Девушка ободряется, радостно кивая. А у меня же в действительности времени сегодня полно, да и посмотреть местный колорит не помешает, а там, может, и еще пару сюжетов для следующей недели раздобуду.

— Ох, это было бы замечательно, как раз сможем управиться за пару часов, жаль только Дашки нет. — Она весело лезет обниматься, и я не могу не улыбаться.

Эта девушка такая солнечная и веселая, не лишенная легкой наивности, но кому это мешало?

Следующие три часа мы провели досконально проходя гарнизон. В моей копилке появилось несколько новых знакомств и, конечно, историй из жизни.

Одна девушка, жена прапорщика, так меня вдохновила, что захотелось добавить на одну из страниц ее историю о том, как она стоически сменила множество частей, в том числе была и на Чукотке, лишь бы рядом с любимым.

Также за это время я немного расслабилась, наконец-то выходя из зоны комфорта, снова коммуницируя с таким большим количеством людей, как и на первом курсе института.

Ближе к вечеру в приподнятом настроении вернулась домой, даже удивительно, что физиономия Стрелецкого так нигде и не мелькнула, но это лучше, чем разговор, который бывший требовал.

Я не считала, что должна что-то объяснять, прошел тот срок целибата, который я могла себе позволить после расставания, так что ему пора и честь знать.

Подхватив ноутбук, рассортировала файлы, параллельно проверяя статью на грамотность. Будет очень не очень, если где-то допущены орфографические ошибки.

Вернувшись в спальню, хмуро оглядываю вещи, надо бы рассортировать и разобраться со стиркой, отходя к окну, замечаю горящий свет в спальне генерала.

Озорная искорка мелькает где-то глубоко внутри, пока в голове рождается гениальный план.

Схватив один притаренный старыми хозяевами большой мусорный мешок, сгребаю всю грязную одежду внутрь.

Взглянув на себя в зеркало, снимаю черную рубашку, а вместо нее надеваю легкую майку, закидывая на плечо мешок.

Ну была не была.

Стучу. Должна переживать, но вместо этого сдерживаю нарастающее хихиканье.

Дверь отворяется, и на пороге возникает массивная фигура.

В последний раз такого расслабленного и в гражданской одежде, я наблюдала его ровно неделю назад, не считая ночи, которую я не помню.

— Катя? — Вопросительно приподнимает бровь. Вижу, не ждал. — Что-то стряслось?

Смотрит серьезно, как будто я леди, попавшая в серьезную беду. Ну, в целом, можно и так сказать.

У леди закончились ее чистые кружевные панталоны и перчатки для прогулки.

— Тяжелое стечение обстоятельств, товарищ генерал. — Лучезарно улыбаюсь, поворачиваясь корпусом, позволяя разглядеть мешок на плече. — Не желаете обрадовать даму наличием стиральной машинки в этом доме?

И откуда это игривое настроение? Неужели вчерашний вечер так сильно повлиял на мои гормоны?

— Конечно. — Он кивает, пропуская внутрь. — Я возьму?

Указывает на мою тяжелую ношу, но я лишь отмахиваюсь, следуя за ним по пятам. Вижу, что не согласен, но не спорит.

— У меня тут темное и светлое, придется в два захода стирать, ничего не поделаешь... — Старательно вздыхаю, восседая возле большого набитого одеждой мешка в просторной ванной.

Генерал задумчиво разглядывает мое положение и утвердительно кивает, указывая на стоящий рядом стиральный порошок.

— Это не проблема, пользуйся сколько надо, красавица. — Прижимается спиной к дверному косяку.

Интересно, о чем он сейчас думает? Ну явно не о моих вещах.

Показательно закидываю свой спортивный костюм и несколько футболок в барабан, готовясь к наступлению.

Кто там говорил, что нужно уметь делать первые шаги и брать кота за яйца?

— Ого, а что это такое? — Демонстративно выскрикиваю, залезая в мешок глубже.

Генерал отрывается от стены, подходя ближе, готовый уничтожить надвигающуюся из ниоткуда угрозу.

Это побуждает закусить губу, сдерживая смех, ведь в следующий момент, как дед мороз, достаю из мешка ту самую бутылку армянского полусладкого, которую он принес еще вчера.

— Как насчет ужина, Максим Игоревич? Мне кажется или вы были должны мне?

Ставлю сотню, что в подобной передряге он впервые.

Проходит по меньшей мере две минуты, прежде чем он потягивается ближе и выхватывает бутыль из рук.

Легкая, едва заметная полуулыбка таки касается мужских губ, когда он выдает:

— Должен, Вахрушева.

15. Ужин

— Тогда я тут займусь бельем, но можно, конечно, и перенести ваш долг на любой другой день. — Усмехаюсь, отворачиваясь к одежде.

Почему-то уверенность в том, что он этого не сделает, прочно заседает внутри. Не тот это тип мужчин, которые так просто упускают из виду возможности.

— Мясо или рыба? — Подтверждая выдвинутую теорию, уточняют позади.

Ну нет, точно не рыба, иначе от запаха с утра я не избавлюсь.

— Мясо. — Сладко протягиваю, заканчивая загружать темную одежду.

— А ты упорная, Вахрушева. — Как бы невзначай бросает и уходит на кухню.

Но в голосе слышна усмешка.

Усевшись на бортик мраморной ванны, размышляю. Как я продвинулась от того, что все это для меня не имеет значения и вообще дело в мести, к тому, чтобы продумывать какие-то авантюры.

И почему я не вставляю палки в колеса Стрелецкому, на которого должна быть в ярости.

На самом деле это не ново, а напротив, внушает мне терпкое, почти сладкое дежавю. Как будто часть меня, когда-то похороненная в горе быте, возвращается обратно.

Авантюристка Вахрушева.

Запустив стирку, расправляюсь из позы эмбриона, разглядывая себя в зеркале.

Отдохнувшая и далекая от тысячи ненужных мыслей. Даже телефон не приклеен к руке.

Вспоминаю, как целыми днями сидела в офисе, выполняя нескончаемые дедлайны, и даже после работы отвечала на огромный поток новых звонков.

Но что, если я захочу остаться в этой тихой гавани?

Нет, этого точно не произойдет, но не исключено, что я сменю Москву на что-то другое, не такое шумное и огромное.

На свою маленькую страну.

Приятный запах жаренного мяса вырывает из мыслей, когда, покосившись, перевожу взгляд на дверь, медленно врываясь на охоту.

В тени приглушенных ламп, склонившись над кухонным гарнитуром, Максим неспешно переворачивает стейки мяса.

Под тонкой хлопковой футболкой можно рассмотреть все его мышцы, что то и дело напрягаются при касании лопатки антипригарной сковороды.

Толстые вены на руках заставляют закусить губу. Господи, храни сильных мужчин.

Словно почувствовав, генерал так же неспешно разворачивается ко мне корпусом, долго рассматривая, неужели успела запачкаться? Исключено.

— Две минуты, присаживайся. — Взглядом успевает пригвоздить к столу, отчего мурашки начинают медленно бежать по телу.

Он снова разворачивается, уменьшая огонь, а я не понимаю, как ему удается вызывать это во мне. И все-таки сажусь в ожидании своей трапезы.

Хорошо устроилась Вахрушева, и вещи постирает, и накормит, а там глядишь и вые...

Одергиваюсь на последней мысли, сдерживая поток рвущихся гормонов.

Он явно меня приворожил, иначе не объяснишь.

Когда тарелки, наполненные мясом и листьями салата, оказываются на столе, Ранин садится напротив и разливает по бокалам алкоголь.

— Тогда за этот ужин? — Приподнимаю бокал выше.

Посмотрим, как он умеет удивлять.

— За ужин. — Повторяет, не сильно ударяя наши бокалы.

Вино оказывается по-настоящему сладким и легким, что отлично сочетается с невероятно вкусным и нежным мясом. Этот мужчина смог приготовить его вкуснее, чем я.

Что за жульничество?

О да, это настоящее невежество — прятать такие таланты за закрытой дверью.

— Генерал. — Потягиваю, наслаждаясь очередным нежным кусочком мяса. — Даже удивлена, что, умея так готовить, вы ходите в гости.

Наши взгляды пересекаются. Сейчас его суровое лицо ничем не омрачено, и это так необычно, когда в силу своих пропорций он не кажется смазливым и веселым.

— В гости ходят не только чтобы поесть, Екатерина. — Усмехается, снова подталкивая ближе свой бокал. — За любовь.

За что?

Не говоря ни слова, послушно отпиваю.

— И разве он не должен идти по счету третьим? — Душню явно расслабившись от вина.

А что? Если он так сильно настроен на то, чтобы я осталась с ним, пусть так же, как и я, понимает, на что подписывается.

— Я хочу произносить его всегда. — Он допивает свой напиток, отодвигая от себя тарелку, и наполняет наши бокалы. — Начнем.

Спиваться?

— Что именно, товарищ генерал? — Убираю языком каплю вина с губы, не отрываясь от мужчины.

— Во-первых, перестань выкать. — Требует, медленно наслаждаясь пряным напитком.

— А мне нравится это делать. — Хихикаю, но тут же отодвигаю следом свою пустую тарелку. — Ну, если это так принципиально...

Стреляю глазками, готовая пойти на мировую.

— У меня в подчинении свыше пятисот солдат, и у каждого я товарищ генерал. — Замечает Ранин.

— Ну хорошо, я могу звать

мой

товарищ генерал, так сойдет? — Бесценная реакция слегка выделяется на хмуром лице, но мне хватает.

— Можешь просто звать

мой мужчина

. — Убирая фамильярности, сразу берет в оборот засранец.

Значит, вы настроены к бою, генерал? Ну хорошо.

— А когда это ты успел стать моим мужчиной? — Создаю на лице натуральное удивление, лакомясь приятным вином.

На улице сегодня жарко, а в доме комфортная обстановка.

Хотя с комфортом все же горячусь, здесь настоящее пекло, и мне не нравится, куда все идет.

Лгунья.

— Тогда же, когда стал твоим генералом. — Совершенно серьезно цедит, после чего располагает ладони на столе, говоря вслух то, от чего я готова лететь в космос. — Ну и прежде чем я наконец-то тебя поцелую, Вахрушева, предлагаю задать друг другу несколько вопросов.

А я вообще должна как-то прокомментировать эти заявления или мне просто нужно погрузиться в эту пучину под названием «Уверенный генерал спешит в атаку»?

— Сколько тебе лет, мой мужчина? — продолжаю играть в эту игру, когда Максим Игоревич в который раз за вечер наполняет наши бокалы.

Но что удивительно, вино легкое, и я лишь расслабляюсь, оставаясь в рассудке.

Наслаждение все-таки мелькает на его лице.

Это сложно, но за столь короткий срок я научилась понимать его эмоции, которые зачастую выглядят так, как обычная маска.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тридцать семь, моя женщина. — Удивляет.

А вот это подло — говорить женщине в овуляцию такие вещи.

Хотя больше тридцати я бы ему точно не дала.

— Я думала, тебе тридцать. — Не скрываю собственного удивления.

Вот что значит спорт и здоровый образ жизни.

— Это проблема для тебя? — Он хмурится.

Мужчины постарше никогда не были моей проблемой, товарищ генерал.

Улыбаюсь собственным мыслям.

— Да нет, думаю, про мои двадцать пять ты и так в курсе, еще вопросы?

Настает его очередь задавать мне вопросы.

— Ты же не ради газеты сюда приехала? — Еще один удар под дых.

Но обсуждать с ним Стрелецкого я не хочу, и кто вообще обсуждает такое в данной обстановке?

— А вот эта тайна так и останется покрытая мраком. — Усмехаюсь, заметив напряжение, мелькнувшее на и без того стальном лице. — Но можешь не переживать, ничего противозаконного.

Его это не успокаивает, но Ранин не спорит. И эта черта мне в нем сильно нравится, хотя в данном случае, должно быть, до поры до времени он будет молчалив.

— Я приверженец честности в любых отношениях. — Снова подаю голос. Сейчас важно показать ему, что причина больше не имеет значения.

Хотя и сама не до конца уверена. —

И если они у нас будут, то обмана ты не получишь. А сейчас, как все еще свободная женщина, я имею право на секреты.

Стараюсь держаться замком, хотя на самом деле немного опасаюсь его реакции.

Ранин слишком серьезный, а эта никому не нужная правда в сумме со свадебным происшествием выставит меня не в самом лучшем ракурсе.

И почему это так волнует?

— Когда. — Смотрит на мое вопросительное лицо, договаривая. — Не если, Катя, а когда у нас будут отношения.

Ну хорошо.

— Ты был женат? — Решаю спросить в прошедшем времени, надеясь на его порядочность.

Хотя, учитывая наши ламповые посиделки и его ненормированный график, сомневаюсь, что кто-то бы это выдержал.

— У меня была невеста. Всё шло к свадьбе, но буквально за месяц до назначенной росписи была та командировка. — Максим, оставаясь нечитабельным, допивает вино до дна, возвращая бокал на стол. — Марина почти сразу бросила меня. Такое выдержать было непросто. Из завидного холостяка в погонах, еще и с бизнесом, я превратился в рассыпающегося на части мужика, даже в душе постарел лет на двадцать.

На последнем Максим едва заметно улыбнулся. Видимо, это ответвление не причиняло ему никакой боли. Очевидное холодное понимание, и не больше.

И все-таки какие же змеюки эти Марины. Одна в школе у меня отобрала первое место на олимпиаде, другая чуть с бюджета в институте не скинула, третья подружкой притворялась и парня захомутала, еще одна, оказывается бросила такого мужика, когда была нужна.

Проклятье мое, что ли, родовое? Марины к беде.

С последнего становится смешно. Хотела перевести тему, называется.

А как итог — очередная неудобная тема.

— И ты не хотел после этого отношений?

Он кивает, однако есть в этом что-то неодностороннее.

— Было что-то вроде интрижек. Но я восстановился, и всё уродство оставалось лишь внутри меня, а не бросалось в глаза снаружи. Но из-за контузии отношений совсем не хотел.

— Что же изменилось? — Расслабилась на стуле, внимательно разглядывая его реакцию.

Мелкий дождь забарабанил по стеклу, удивительно, как часто он здесь идет. Хотя такие мелочи я никогда раньше не замечала, всё свободное время находясь в офисе.

— С тобой во мне проснулся торг. — Он медленно поднимается со стула. — Впервые спустя столько лет это была не одна мысль:

эта девушка не сможет жить с таким, и нужно дать пути к отступлению.

Всё сложилось иначе, это было неоспоримое желание и борьба. — Останавливается рядом. — Ты не такая, как другие, Вахрушева, нутром чувствую, что утаиваешь много, но это всё я успею узнать. Гораздо важнее, готова ли ты к тому, чтобы быть моей?

Действительно, а готова ли я?

Но прежде чем я успеваю сказать, меня поднимают, как пушинку, над столом, усаживая на толстое стеклянное покрытие.

Фетиш у него, что ли, такой? Что не близость, так обязательно столы.

Настойчивые губы с завидным упорством впиваются в шею, заставляя шумно вздохнуть, зажимая края брюк.

— Максим, я еще не дала ответ. — Мой голос хрипловат, но это явно не становится ему преградой.

— Надо понимать, от чего можешь отказаться, девочка моя. — Уверенно сжимает внутреннюю часть бедра, тут же склоняясь к шее. — А как известно, не попробуешь — не узнаешь.

Мужская рука неторопливо подлазает под ткань майки, мучительно медленно сжимая грудь через тонкое кружево.

Это действие сводит каждую клеточку внутри, вызывая протяжный стон.

— Не стесняйся, сладкая. — Нашептывает, опаляя своим горячим дыханием шею, настолько нежно, но в то же время крепко удерживает рядом.

Словно по волшебству вновь стону, ощущая, как его член через штаны стимулирует меня, вынуждая сильнее прижиматься к твёрдой плоти.

Но Максим, как истинный охотник, не спешит сокрушать решительными действиями, напротив, нарочито медленно изучает, оглаживая разгорячённое тело.

Что за мужчина такой?

С легкостью срывает футболку, оставляя в одном белье. Его победу предзнаменуют мои затвердевшие соски и грудная клетка, нервно сжимающаяся с бешеной скоростью.

Мне должно быть стыдно, что я так легко подпускаю его к себе, и уж точно я не должна чувствовать все те невероятные звезды, щекочущие изнутри, но сейчас мне все равно.

Я хочу отпустить всё и просто насладиться им. Снова, как будто эта близость последняя.

— Максим... — Тяну его футболку, скидывая куда-то в сторону приятный хлопок и расчищая себе фронт. Пока мои брюки, сомневаюсь, что в целостном состоянии, валяются где-то у холодильника.

— Я именно так это себе представлял. — Страстно нашептывает, проводя своими длинными пальцами по линии белья, сначала играюще и почти не дотрагиваясь, но тут же нетерпеливо надавливая на клитор. — Если бы ты не пришла, то меня бы хватило еще на час.

— Мой стол бы этого не пережил. — Смешок переходит в отрывистый стон, когда пальцы отодвигают трусики в сторону, резко погружаясь в разгорячённое лоно. — О, господи, что ты со мной делаешь.

— Даю тебе то, что ты заслуживаешь. — Губы накрывают грудь, затрагивая самые чувствительные места.

Буквально давлюсь стоном, это чистое блаженство ощущать его так близко. Тот древесный мужской аромат, принадлежащий лишь ему.

И кто бы мог подумать, что этот холодный как лёд мужчина может быть таким чертовски огненным.

— Ты так сильно сводишь меня с ума. — Шепчет настолько серьёзно, что я сама не уверена, в том что остаюсь в трезвом рассудке.

Прикусив мою шею, Максим сильнее сдавливает клитор, когда сильная дрожь в примяси с мурашками разносится по телу, вынуждая закатить глаза.

И всё меркнет перед привычной реальностью.

P.S. Марины, пожалуйста, не держите зла и извиняйте, никого не желала обидеть. Мысли принадлежат только героине и ее скверному опыту)

16. Уговоры

— Такая чувствительная Вахрушева мне нравится. — Звук молнии заставляет тихо предвкушать. Низкий мужской шепот закрепляет сладостный эффект. — Такая эмоциональная и громкая в жизни, но такая согласная и податливая в постели.

— На столе. — В такой ситуации я сталкиваюсь с непреодолимым желанием поязвить.

Не только Максим будет контролировать ситуацию.

Хватаюсь руками за крепкое стекло, ощутив прикосновение головки члена.

Чертовски хорошо, это так сильно будоражит изнутри, вырвавая тихий стон из груди.

— И до постели дойдем, bella. — Медленно входит, позволяя ощутить каждую венку на твердой плоти. — Ночь впереди длинная, не такая белая, как питерская, но нам подходит.

Он знает итальянский?

Хочу сказать всё, что об этом думаю, но это выше моих сил. Давлюсь чувственным стоном от заполняющего чувства.

Это как танго, которым я не управляю. Как полет с четырнадцатого этажа на эроплане.

Губы генерала сжимаются на моей шее, и я чувствую тот самый терпкий, обволакивающий запах мужского тела, что возбуждает намного сильнее, чем неторопливые, практически растягивающие толчки.

Воздух на кухне раскален до предела, и мне нечем дышать.

Ранин теряет свой неторопливый темп, а с ним и весь выверенный военный контроль, увеличивая собственную скорость в несколько раз.

— Чувствуешь это, Катя? — Но, как назло, останавливается, нависая тенью.

Его рука ладонью ложится на солнечное сплетение, концами пальцев касаясь моей груди.

— Что? — Закусив губу, сквозь пелену смотрю на мужественный силуэт.

Его торс оголен, а домашние брюки держаться на божьем слове.

Волосы взлохмачены, а грудь под напряжением покраснела, пока мелкие капли пота стекаются по накаченному торсу вниз к моим ногам.

— Притяжение между нами? — Его яркие в приглушенном свете глаза проникновенно смотрят в упор моим.

Присутствие Максима сводит с ума.

Это неосязаемая сила — чувствовать его крепкие руки на своих бедрах. Слышать вкрадчивый, почти рычащий шепот в рассеяной голове.

— О, я определенно это чувствую. — Резкий толчок настолько неожиданный во всей затянувшейся паузе, и я вскрикиваю от удовольствия, запрокидывая голову кверху, оголяя для него шею.

Сильные пальцы Ранина обхватывают мою шею, придвигая ближе к себе, из-за чего смещается амплитуда угла, и я ощущаю его намного глубже.

Эта стальная хватка не пугает, а напротив, вынуждает прижаться ближе, впиваясь в его тонкие губы.

— Готова дать свой ответ, красавица? — Максим силой вжимает мое тело в стол, и я удивляюсь тому, как он под нами еще не треснул.

Но вместо слов, снова ощущаю подступающий оргазм. Намного ярче предыдущего, как будто волны экстаза расползаются по коже.

— Пока рано об этом говорить. — Более-менее прихожу в себя, закусывая нижнюю губу от легкой истомы.

— Я тебя понял, девочка моя. — Тон генерала не предвещает мне ничего хорошего.

С легкостью Ранин закидывает мое не способное к сопротивлению тело к себе на плечо, заботливо придерживая за обнаженную ягодицу.

— Товарищ генерал, что это вы делаете? — Руки смыкаются на массивном мужском плече.

Его кожа покрыта легким загаром, она влажная, и я неуверенна в том, что смогу удержаться, ведь Ранин подходит к лестнице, нарочито медленно взбираясь вверх.

— Максим... — Снова тяну, ожидая хоть какую-то реакцию.

Мой пещерный мужчина.

— Продолжаю уговаривать тебя. Это так неочевидно? — Ухмыляется.

Конечно, ведь ты уже вытрахал весь мой мозг.

Хочется съязвить, но в данном положении не очень уж целесообразно.

— И как надолго тебя хватит? — Прохожусь острыми ноготками по бицепсу.

— Вопрос в другом: насколько хватит именно тебя, Вахрушева? — Переводит стрелки. В

от уж спасибо.

Останавливается возле двери, ведущей в спальню.

— Там, между прочим, отстиралась моя одежда, так что я бы попросила. — Деловито сжимаю чужое плечо.

Ранин откидывает голову назад, отчего наши взгляды соприкасаются. Но ненадолго, ведь он смещается ниже, смотря на мои губы.

— Подождет. — Так же деловито отвечает, ногой толкая дверь в уже знакомую комнату.

Не теряя ни одной секунды, как в каком-то кино, бережно скидывает меня на мягкие подушки, тут же придавливая своим тяжелым телом.

Губы впиваются в подбородок, когда Максим переворачивает меня в одно движение на живот.

Дорожка поцелуев от шеи до середины спины заставляет погрузить пальцы в покрывало.

Его пальцы снова обвивают мою шею, заставляя выгнуться так, что его губы находят мой висок.

Член снова погружается в лоно, вырывая тяжелый вздох.

Никогда я еще не переживала таких эмоций, но этот мужчина как будто всю жизнь знаком с моим телом, что узнает каждую его часть.

Как будто учитель, точно знающий, как нужно обращаться с инструментом, и все его тонкости.

— Такими темпами меня точно не хватит надолго. — Отвечаю на давнейший вопрос генерала.

Эта пытка сводит с ума. Но больший эффект вызывает именно его присутствие.

Внешне холодный и абсолютно безучастный. Не терпящий оправданий и лени, в моих глазах Ранин никогда не выглядел хорошим любовником.

Были мысли о том, что ему это не так уж нужно, или, напротив, он доминант до мозга костей. Хотя в том, что доминантность все же ему присуща, сомнений нет.

Пропускаю момент, когда мои бедра сжимают в стальной хватке и ставят на четвереньки. Его губы и его руки повсюду, настолько хорошо, что я просто отдаюсь этому чувству.

Прихожу в себя после двух дополнительных раундов оргазма, окончательно обессилив, прижатая к крепкой мужской груди.

Тихий, едва различимый голос Максима сквозь закрытые глаза убаюкивал.

Я действительно ощущала странное притяжение. Оно крылось в каждом мужском касании и взгляде.

— Не хочешь устроить завтрак-пикник? — Стучатся где-то наверху под плотной завесой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Распахиваю глаза, наблюдая генерала, нежно касавшегося моего лица.

— Пикник, а я не ослышалась? — Хихикаю, будучи полностью обезоруженной таким предложением.

Хотя после этого ужина я уже ни в чем не уверена.

— Сейчас это называют как-то иначе? — Уточняет, смеряя задумчивым, но явно довольным взглядом.

— Свидание, например. — Потягиваю невзначай.

Растешь, Вахрушева.

— Пусть будет так. — Нагибается ниже, прижимаясь своими губами к моим.

Слишком нежно и чувственно. Настолько невообразимо, что я не хочу кульминации.

Утром просыпаюсь в одиночестве. Должно быть, они с Дмитрием пошли на пробежку, иначе как объяснить, что после всего у него есть силы так рано куда-то смываться.

Проведя рукой по соседней подушке, перекатываюсь, вжимаясь в нее носом. Наволочка по-прежнему источает мужской запах.

А комната как будто окутана вчерашней страстью в большом коконе вместо потолка и стен.

Медленно поднявшись, следую в душ, укрывшись простыней. Ополоснувшись, снова запускаю вчерашнюю стирку.

Накинув рубашку генерала, улыбаюсь тому, как сильно в ней утопаю.

Желание слинять к себе грешным делом преследует, но это мне точно будет сложно объяснить. Ведь он прекрасно знает, что в воскресенье у всех выходной.

Заварив крепкий кофе, по новой изучаю окружающую обстановку.

Несмотря на то, что он живет один, нет какого-то клишированного чувства нахождения в холостяцкой берлоге.

Всё четко на своих местах, и даже кухонный гарнитур идеально чист, чего не бывает даже у некоторых хозяек.

Да уж, это вам не разбросанные носки Андрея по квартире.

При воспоминании бывшего настроение портится, именно из-за Стрелецкого я приехала сюда.

Мне так хотелось отомстить ему, показать, что он не центр моей жизни и что я с легкостью могу жить и строить отношения.

А сейчас я сижу на кухне у мужчины, которого знаю две недели, не испытывая желания уходить. Страшно от одной мысли, что Ранин смог своим жаром растопить мой лед.

Желая убежать от преследуемых мыслей, вновь возвращаюсь в ванную, ополоснув кружку. Выложив стирку в таз, запускаю оставшуюся часть одежды.

С трудом дотащив вещи до балкона, где стояла сушка, напевая какой-то мотив, развесила одежду.

И когда последняя майка красовалась на своем месте, мужские руки так неожиданно сомкнулись на талии.

— Максим! — Мой крик, наверное, был слышен возле казарм. — Зачем подкрадываться?

Недовольная шиплю, когда он неспешно разворачивает меня в своих руках.

— Ты была слишком увлечена мыслями, я звал тебя. — Его губы нежно касаются лба, прижимая к себе.

Спортивный костюм обтягивает его рельефное тело, делая генерала еще более массивным, а тело — мужественным.

И вот как можно быть таким притягивающим?

— Все равно не делай так. — Мужские губы сквозь поцелуй слегка надавливают на мягкую щеку зубами, вынуждая отодвинуться. — Ну Максим...

Легкая волна возбуждения сковывает тело.

— Ну так как, идем на свидание? — Руками генерал убирает мои длинные волосы за спину.

А я даже и забыла о вчерашнем предложении.

P. S.

Не забывайте писать отзыв, добавлять книгу к себе в библиотеку и нажимать на звездочку, вам не сложно, а мне приятно видеть такой отклик)

17. Пикник

Конечно, будешь тут помнить после такого марафона.

— Стало быть, мне нужно переодеться? — Мягко улыбаюсь от приятного ощущения мужских рук на талии. — Ты сейчас хочешь пойти?

Генерал нежно водит рукой по моим волосам, смотря снизу вверх из-за нашей внушительной разницы в росте.

С Андреем эта разница не так сильно ощущалась, но что удивительно, это то, как с Максимом я чувствую себя защищенно, будто бы стою за высоченной скалой.

— Тебе и так хорошо, красавица. — Его все еще холодные от утренней прохлады губы находят мой лоб, чувственно вжимаясь.

Ну конечно, ведь я по прежнему в его рубашке, что доходит мне до середины бедра.

— Да, думаю, с тобой с радостью согласится вся мужская часть гарнизона, у которой, кстати, выходной. — Так невзначай напоминаю.

Реакция мгновенная, черты лица заостряются, когда он хмуро прищуривается.

Неужели я попала в цель и он настоящий собственник?

Как будто ты хоть немного сомневалась в этом, Вахрушева.

— Мы договаривались на пикник-завтрак, не будем терять время. — Под мужским надзором намеренно перевожу взгляд к сушилке, заполненной моим мокрым бельем. — Наденешь свои брюки и мою футболку.

Не могу сдержать дебильной улыбки, наблюдая за тем, как Ранин не хочет, чтобы я уходила.

А давно ли я стала его центром внимания?

Странные чувства согревают изнутри, когда он молча берет за руку, подводя к своей гардеробной.

— Выбирай. — Тактично возвращается в спальню, закрыв за собой дверь.

Темные полки, выполненные в минимализме, заполнены спортивной одеждой и редкими рубашками.

Китель и его должностная форма с погонами висит на вешалках, напротив замечаю пустующую половину, где на одной из полок лежат мои аккуратно сложенные брюки.

А всегда ли она была настолько пустой?

Изучаю полку с мужскими футболками, стараясь отыскать самую короткую, но, к сожалению, всё, что попадает под руку, размера на четыре, а то и на все шесть больше моего.

Подобрав более-менее подходящую в темно-зеленом оттенке с надписью «Армия России», проверяю на висящем возле двери зеркале свой внешний вид, после чего выхожу.

Максим, не теряя времени, скрылся из виду, отправившись в душ после энергичной пробежки, пока я решила похозяйничать на холостятской кухне.

Обнаружив в одном из кухонных шкафов грибную корзину, вытряхиваю из нее пыль, после чего застилаю дно одноразовой тряпкой.

Укладываю продукты и термос в корзину к тому времени, когда генерал спускается вниз. Надо отдать должное его скорости.

— Давай помогу тебе с упоковкой. — Подходит близко. Даже жаль, что слишком поздно.

Корзина собрана и уже готова к отправке.

— Справилась. — Подтягиваю тяжеленную тару к мужчине. — Но не рассчитывай, что и нести буду сама.

Генерал выгибает бровь от удивления, долго разглядывая мое лицо, от чего мужской лоб сжимается в непроизвольной дуге, словно проверяет, пошутила или нет.

— Что за вздор, Вахрушева, в Москве что ли не осталось нормальных мужиков? — Он хмурится, но неужели это так оскорбительно для его персоны?

— Ну что ты, все уехали в Смоленск. — Хихикаю, после чего, не обращая на него внимания, иду в коридор, туда, где расположились мои кроссовки.

Вспоминаю, как в первые дни мне было интересно, что он прячет в этой крепости, а теперь хожу тут как полноправная хозяйка. От этой мысли даже поперхнулась воздухом.

Часы на телефоне пробили десять, когда мы вышли к КПП, окончательно собравшись.

Максим пояснил, что к его обожаемому месту удобнее подъехать на машине, нежели тащиться целый час пешком. Я же ничуть не возражала, следуя прямиком до его припаркованного на дорожке гелендвагена.

Должно быть, после пробежки отогнал из сельхозчасти, где располагалась изначальная парковка.

— Расскажешь, почему пренебрегаешь счетчиками и у тебя в спальне, как ни посмотрю, горит свет? — спрашиваю, когда отъезжаем от части в сторону леса.

Ранин молча наклоняется вперед и проверяет угол разворота в передних зеркалах, когда мы сворачиваем на лесную дорогу.

— Ты еще не готова к тому, чтобы узнать эту тайну. — Усмехается, надевая авиаторы на глаза.

Мамочки, это запрещенный прием. В утреннем солнечном свете его массивная фигура напоминает разворот обложки модной рекламы.

И уж поверьте, как журналист, вращавшийся в подобных кругах, я смыслю и успела посмотреть за всю свою карьеру если не тысячи, то сотни экземпляров реклам.

— Должно быть, это что-то крайне неприличное. — Усмехаюсь, закусывая губу.

Этот мужчина странным образом действует на меня.

Как афродизиак забирается под кожу, каждый раз подстрекая на игривое настроение.

— О, это именно так, Екатерина. — Поддёргивает, неожиданно протягивая ко мне руку и забирая в плен мою.

Его Екатерина совсем не строго, а даже наоборот, слишком сокровенно и не публично.

— Тогда я буду ждать того дня когда ты мне сознаешься. — Нагибаюсь нашептывая ему на ухо.

Машина останавливаеться возле небольших кустов и я вылезаю из нее намного быстрее чем он успевает что либо сказатью.

И все-таки тренировки, пройденные с отцом в детстве, дают о себе знать.

— Ты будешь долго смущаться. — Так же неожиданно, но проникновенно шепчет низкий мужской голос, когда руки вынимают из багажника корзину. — Я возьму это.

Невозмутимо забирает из рук корзину с продуктами, когда я замечаю два сложенных спиннинга.

— Тогда я возьму это. — Указываю на находку, на что Максим никак не возражает.

Солнце не сильно подпекает, когда спустя несколько минут мы выходим к небольшой поляне, тайно укрывшейся посреди деревьев прямо на небольшом рве у чистейшего озера.

— Тебе нравится? — Максим раскладывает вещи, расстилая предо мной на земле клетчатый плед.

— Здесь хорошо, как будто я поймала вместо ветра свободу за хвост. — Легкая улыбка не сходит с губ.

Слабый ветерок прорывается сквозь летнюю жару, обдувая плечи. Это место кажется таким чудесным, что вызывает желание раскинуться возле обрыва, разглядывая плывущие облака, но я хочу забросить спиннинг.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не отпускай его, милая. — Поправляет пряди моих волос генерал, когда я нагибаюсь к контейнеру с хлебом.

Не говоря ни слова, мой взгляд падает на мужские губы в паре сантиметров, что обдают теплым дыханием. Улыбнувшись, отодвигаюсь.

— А вот это, гражданка Вахрушева, было подло. — Беззлобно разглядывает мою задумчивую моську.

Он такой спокойный, как тихая гавань, а я по природе как настоящее цунами, но есть все-таки что-то, противостоящее моему самобичеванию. Возможно, его напористость.

— Учусь у лучших. — Бросаю мимолетный взгляд на Максима, после чего устремляюсь к водяной глади.

Мой довольный не то крик, не то визг разносится по округе, когда я запускаю спиниг на середину озера, будто бы лассо на Диком Западе.

Чувство эйфории, присущее ребенку, неожиданно сковывает телесную оболочку, когда, насладившись движением, фиксирую спиниг и следом достаю второй.

— Мне казалось, должно быть наоборот. — Генерал следит за каждым моим движением.

Ну конечно, получился разлом привычных реалий, ведь место хозяйки забрал один из самых грозных мужчин в гарнизоне, пока я отхватила роль героя-добытчика.

— Я доверяю вам еду, товарищ генерал. — Поддерживаю, закидывая второй спиннинг в воду. — Цените это.

Он заканчивает раскладывать еду, после чего подходит ближе, медленно обняв за талию.

Бабочки-дебилки, вылетайте из живота.

— Кто научил тебя рыбалке? — Крепкие руки ближе прижимают к себе, создавая заботливый кокон.

Образ дяди Игната неторопливо отображается в памяти. С дядей всегда было проще, именно он был тем, кто повел меня впервые за грибами и на рыбалку, лишь позже отец начал следовать его примеру, поняв, что я не сахарная.

— Мой дядя, научил этому и прочим лесным штукам, даже мои плавательные умения - исключительно его заслуга. — Развернувшись в его объятьях, взяла Максима за руку.

Спиннинги зафиксированы, можно и поваляться на траве.

— А тебя кто научил? — Хотела спросить про спиннинги, но это куда интереснее.

— Дед, давно это было, я всё лето проводил с ним в деревне, а там как ритуал - грибы и рыбалка с пасекой. Не поможешь - не попробуешь, всё строго. — Он удобнее усаживается, после чего помогает мне.

— О, так мой генерал — пчеловод. — Хихикаю, разливая нам чай.

Лицо Максима добреет каждый раз, когда я так говорю. Видимо, даже в сердцах уже так окрестила. Хотя мне и самой приносит удовольствие наблюдать за его удовлетворением, исходящим от одной короткой фразы.

— Еще какой. Вот состаримся вместе, заведу пасику и буду днями кормить тебя медом и грибами. — Улыбается, словно в насмешку, добавляя мед в чай.

— Нет, спасибо, а то принцесса быстро превратится в тыкву.

Еще чего, знаю я эти тенденции. Сначала мед, а там и парное молоко с курами подтянутся, и буду я говорить «цып-цып-цып», а через пару месяцев располневшая как бочка бегать по огороду с лопатой с утра до ночи и по утру просыпаться с петухами.

— Да расслабься ты, Катюш, издеваться не стану, на руках буду носить, твои дворянские ручки не запачкаем. — Сильнее огорошивает.

— А кто сказал, что я белоручка? — Усмехаюсь, хотя контекст его планов на будущее озадачивает. — Я сама прожила большую часть жизни в частном секторе, может и не в деревне, но понятие работы по дому и помощь другим мне не чужды, вот только все это сильно граничит с моими взглядами.

Заканчиваю поедание своего бутерброда и трапезу, нагибаюсь к колоскам, усеявшим поляну, и медленно срываю, собирая в большой букет.

— И какие же они, твои взгляды? — Он внимателен, слушает и вникает, не упуская ничего из виду. Прыткие глаза с интересом цепляются за каждую деталь.

— Не скажу, что я самая амбициозная, но мне нравится работать в своей профессии, нравятся командировки и путешествия, я люблю подвижный образ жизни, люблю рисовать картины по номерам, и изучать новые ниши. — Ловким движением руки собираю колоски в венок. — Иными словами, я хочу приносить пользу и идти к чему-то, я боюсь застыть в одном положении на года, упустив абсолютно всё.

Приближаюсь к нему, сжимая в руках неряшливый венок из пышных колосьев.

Встав на колени, дабы не испачкать ботинками чистый плед, надеваю венок на голову своему невежественному генералу.

Моя улыбка перерастает в легкий смешок.

Он выглядит как греческий бог в этом уборе. Не хватает белоснежной простыни, которая бы обтянуло это мускулистое тело.

При этой мысли мои глаза загораются. Это определенно греховное зрелище.

— Что ты делаешь? — Он не смотрит на свою голову, все внимание этого мужчины принадлежит мне.

Глаза не разрывают нашего контакта, пока руки осторожно обвиваются вокруг талии.

Он прижимает мое тело к себе ближе, позволяя в невинном жесте прочувствовать всю мощность его твердых мышц.

Настоящий Аполлон.

— Наслаждаюсь. — Закусываю нижнюю губу под его неотрывающимся прытким взглядом.

— Я тоже хочу... наслаждаться. — Нагибается ближе, забирая мои губы в плен свой.

Это так желанно и нежно, что я утопаю в изнуряющем поцелуе. Руки инстинктивно обхватывают концы его футболки в яром желании стащить ее с Максима, когда позади раздается громкий треск.

Кто это, черт возьми?

18. Казус

Испытывая сильное желание не оборачиваться и продолжить поцелуй, неконтролируемо отстраняюсь, практически отодвигаясь от Максима.

Терпкий вкус на губах сводит с ума так же сильно, как и невыносимое желание. Разглядываю окружающую нас поляну, слыша возле уха тихий рык.

Но рык отнюдь не животного, а моего мужчины.

— Ветка упала. — Как ни в чем не бывало Максим сгреб меня обратно в свои объятья, нависая.

Расслабиться не получается, а что, если нас кто-то успел увидеть?

Наваждение медленно отступает, когда я кое-как выползаю из под стальной хватки.

— Подожди, я хочу убедиться. — Вскакиваю на ноги.

Мне не прельщает мысль о слухах, которые разнесутся как горячие пирожки по гарнизону.

Я все еще не обосновалась и не могу порушить начатое, как карточный дом.

Люди любят сплетни, поэтому все скинут на новенькую глупую москвичку, которая только за этим и ехала, и мужика, который

не сделал ничего

предосудительного.

Так я не хочу. Хотя Никонова бы сто процентов посмеялась надо мной, сказав, что я слишком много времени трачу на предрассудки.

Глаза цепляются за место, где несколько минут назад стояли спиннинги, должно быть, моя халатная установка свалила их прямиком вниз к воде.

Один из них свисал, каким-то чудом оставшись на краю обрыва, а второй — на мелком углублении возле воды.

— Удочки свалились, надо вытащить. — Опускаюсь на колени, стараясь вытянуть хотя бы ту, что зацепилась за ров.

Но ничего не выходит, ручка прочно зацепилась за корягу и под натяжкой вот-вот забросит спиннинг на середину озера.

— Черт с ними, я куплю Дроздовскому новые. — Отмахивается, подходя ближе. — Катюш, там снизу два метра высоты и нетвердый песок, пару тысяч не стоят этих рисков.

Он спокоен, осторожно придерживая меня за талию. Объясняет, как ребенку, но убеждение, что казуса можно по-прежнему избежать, прочно усеивается в голове.

— Это удочки нашего врача? — удивленно уточняю, не уверенная в том, что это его фамилия. Он кивает. — Максим, давай хотя бы одну попробуем вытащить.

— Катя... — Легкая улыбка отражается на хмуром лице, когда он осторожно обхватывает своими ногами мои ноги, дабы я точно не упала. — Я не собираюсь рисковать тобой.

Хочется возразить ему, объяснив, что он смешон и рисков тут никаких и нет, но, как назло, под кроссовком исчезает земля, когда я по инерции резко выпускаю последнюю часть удочки, исчезающую в воде.

Генерал совершает ловкий маневр, быстро перетягивая меня на безопасное расстояние, пока небольшая часть берега осыпается вниз.

— Вот видишь, нужно было оно тебе? — Весело улыбается, снова прижимаясь своими губами к моим. — На чем мы там остановились? — Крепкие руки обвивают талию, когда Максим возвращает меня на плед.

Как завороженная наблюдаю за тем, как генерал снимает с себя футболку, надевая сплетенный мною венок на голову.

— Так нечестно, ты уже разбил всю романтику. — Улыбаюсь, когда проклятая рука нежно сжимает бедро через плотную ткань.

Не скажу, что испытываю вину за потерянные удочки, но моя безответственность изрядно досаждает в этой мелочи.

— Я всего лишь восстанавливаю хронологию, девочка моя. — Шепчет, вырисовывая влажные круги на шее.

Близость с ним меня опьяняет, проклятые чувства, которые я не должна испытывать, согревают и медленно разбивают на атомы блаженство.

Мой грозный генерал лишает меня последних путей к отступлению, сбрасывая брюки.

Его чувственные пальцы неторопливо обводят клитор, надавливая, когда я оказываюсь прижатой к мягкому одеялу.

Ох, не хотелось бы случайных свидетелей.

— Такая влажная, и откуда в тебе столько сопротивления, милая? — Тихо рычит, зарываясь носом в мои волосы.

Интересные вещи доставляют этому мужчине удовольствие, и совру, если скажу, что мне это не нравится.

— Это не сопротивление, а справедливые опасения. — Выгибаюсь от удовольствия, но Максим не спешит переходить к активным действиям, вместо этого испытывает легкими касаниями, едва дотрагиваясь. — Товарищ генерал, это нечестно.

Закатываю глаза, когда он медленно врывается в меня, выбивая тихий стон, его пальцы зажимают затвердевший сосок под футболкой, которую я так и не позволила с себя стащить.

Но его размер позволяет беспрепятственно касаться того, что под плотной тканью.

— У меня нет защиты. — Выдыхает, совершая свои первые толчки.

— Не проблема, у меня есть хроническое заболевание щитовидной железы, из-за которого я принимаю время от времени гормоны. — Вскрикиваю, когда Ранин резко переворачивает меня на живот, буквально вдалбливаясь. — Ничего серьезного, но после курса терапии в течение пары месяцев риск забеременеть минимальный, один к тысяче.

— Это не причиняет тебе боль? — Заботливо уточняет, но эта забота сильно граничит с его резкими толчками.

И мне безумно нравится то, что он со мной делает.

Его движения внутри и руки, то, как его горячее дыхание обжигает ухо, как он трется носом об мою шею а после зарывается им в волосы.

— Не-ет. — Отрывисто вставляю между судорожными вздохами. — Это просто небольшое уплотнение в моей шее, и всё.

Этот мужчина нежно касается области вокруг шеи, как делал это вчера, и жаль, что не с той же хваткой, а напротив, словно убеждаясь в том, что с ней ничего не произошло.

Его запястья накрывают мои, сильнее сжимая ткань, когда, смещаясь вбок, он увеличивает скорость, выбивая из меня все стоны.

Я точно останусь без голоса завтра.

Как же это хорошо, настолько, что мысли несправедливо путаются. Всё, что вижу перед собой, это размытые очертания пледа и накрывающие судороги.

— Твое тело слишком идеально. — Его губы соприкасаются с плечом, оставляя собственную метку. — И оно всё моё.

Легкий укус приходится в область локтя, когда я не могу сдержаться от накрывающей лавины оргазма.

Кто он, черт возьми, такой? Камасутру и прочую порнушную литературу явно писали под началом этого мужчины.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Как только мне удается отдышаться, Ранин притягивает к себе ближе, таким образом его сильный бицепс оказывается перед лицом.

Это блаженство ни с чем невозможно сравнить, всё, что я могу, это просто лежать, разглядывая плывущие по небу облака, находясь в кольце, состоящем из его мышц.

Белое облако причудливо напоминает огромную рыбу, вызывая невольный смешок.

— Даже небо пытаеться возвать к моей совести. — Максим следит за моим лицом, когда пальцем указываю вверх. — Это облако как настоящий карась.

Мой когда-то невежественный генерал бережно сжимает волосы, зарываясь в них своими пальцами, сокращая наше расстояние.

— Я так понимаю, на ужин у нас сегодня рыба? — Уточняет Максим, касаясь моей щеки своей.

Так, будто желает стать одним целым.

— Ты хочешь поужинать? — Это начинает напоминать отношения, и я осознаю, что как дура прыгаю на неизвестную мне глубину.

— Выходной как никак, я бы счел за честь провести его с тобой. — В своей манере он вызывает у меня улыбку.

Слишком легко ему это удаеться. Где же моя хваленная выдержка?

— Рыба на гриле? — Так было бы можно минимизировать лишний жир, да и запах.

— Если тебе хочется на гриле, можем прожарить там. — Не получая моего ответа, как будто ему это и не нужно, Максим снова прижимается ко мне.

Страстный поцелуй оканчиваеться сборами.

По пути мы проезжаем магазин, возле которого продаются удочки и всякие снасти, после чего Максим довозит меня до КПП, сам же отправляется к Кириллу Моисеевичу, дабы и эти удочки мы не успели испортить.

— Поцелуй. — требовательно басит генерал.

Но мы на КПП, и это огромный риск так подставляться.

— Здесь караул. — Указываю на ребят, сидевших буквально на расстоянии трех метров. — Я не хочу пока что афишировать.

Он задумчиво буравит взглядом, после чего быстро откидывает мое кресло назад, буквально разложив и уложив меня в позу лежа.

Максим нагибается, и наши губы встречаются в коротком, а потом и медленном чувственном поцелуе.

— С каждым разом всё труднее от тебя оторваться. — Довольно, прижимается к своему креслу.

— Тогда до ужина? — Выхожу из машины, попутно поправляя волосы, которые уже изрядно растрепались.

— Ключи от дома под ковриком. — Бросают мне на последок, явно намекая, чтобы я вернулась туда, где проснулась.

Хочется рассмеяться и спросить о том, кто так прячет ключи, но он уже уехал.

Поздоровавшись с ребятами, неторопливо следую в сторону домов, радует, что живем рядом, а то и не набегаешься в гости не здешних расстояниях.

Вспоминая тот нетерпеливый поцелуй улыбаюсь, слишком страстный мужчина скрывается под холодной стальной оберткой.

Это так…

чарующе

.

Я почти дохожу до дома, плетясь по длинной закрученной тропинке, когда чья-то крепкая хватка впивается в расслабленное запястье.

Приплыли тапки к берегу.

Вижу перед собой Андрея, похоже, нам всё же придётся поговорить, но судя по бешеным глазам, не о погоде и не о газете будет этот разговор.

19. Симпатия

Мужские черты лица напряжены, словно мой бывший молодой человек сдерживает себя из последних сил, но чего же хочет этот вездесущий индюк?

— Нам нужно поговорить, Кать, зачем бегаешь от меня? — Голос Стрелецкого звучит неожиданно спокойно.

Но до бывшего мне дела нет, сейчас абсалютно весь женский интерес сосредоточился исключительно на генерале. И чтобы не хотел обсудить этот недалекий, мне неважно.

— Что ты никак не отлипнешь, у тебя целый женский батальон! — Закатываю глаза. Если этот

жених

снова начнет обвинять меня в том, что было после свадьбы Маши, то тотчас же пойдет лесом.

И только сейчас я пришла к одному простому выводу: чтобы не было, никаких дел иметь с Андреем я не хочу.

Он нанес на мое сердце безобразный шрам и вынудил приехать сюда, но даже мести не заслуживает.

— Я же знаю, малышка, что ты просто злишь меня, провоцируешь и на самом деле скучаешь. — Мечтательно усмехается, с нежностью касаясь моего плеча. — Ты никогда не отличалась особой оригинальностью, а тут, видимо, тебя так задело, что мы с Маринкой твоей перепихнулись в уборной, но все равно ты не выдержала и приехала следом за мной.

Пока яремная вена яростно пульсирует, этот придурок обнимает меня так, как будто я какая-то влюбленная идиотка. Его женщина, которая стерпит все, лишь бы быть рядом.

Серьезно?

— Стрелецкий, дистанция. — Шиплю, сейчас, должно быть, напоминая ему пантеру, но козлина не отодвигается.

Лишь ближе в духе собственничества прижимает к себе, пока руки съезжают с талии на ягодицы.

Раньше бы этот жест зашевелил бабочки в моем животе. Но, спасибо ему, они уже вымерли, и не без помощи этого мудака.

— Андрей, ты знаешь, что я сделала с твоей приставкой? Так вот знай, я разбила ее на фиг!

Пытаюсь отодвинуть как можно дальше, но капитану как будто все равно. И он как блаженный зарывается носом в мои волосы.

Тут меня окончательно передергивает, и я с новой силой пытаюсь отодвинуться из этого захвата. Почему-то аналогичное движение со стороны Ранина напротив как никогда распаляли и в какой-то степени умиляли меня.

Но здесь лишь полное отторжение.

— Придурок, а ты знаешь, чья футболка на мне? — Едва ли не кричу. Все равно, что мы посреди гарнизона и скрыты лишь парочкой деревьев, я не собираюсь тут подвергаться домогательствам.

Услышав это, он наконец-то отмирает, и я отодвигаюсь, выплевывая ему прямо на футболку. Жаль не в лицо...

Чтоб моя слюна была ядовитой ирод тупоголовой! И член твой короткий отсох!

Внутри хихикаю когда думаю о таком, но в целях беопасности отхожу на расстояние мало ли что ему прийдет в глову.

— Чья эта футболка, Вахрушева? — с нажимом причитает, не обращая внимания на мой плевок, любезно испоганивший футболку с аналогичной надписью, так это задело мужское эго?

Но подставлять генерала и в том числе саму себя не собираюсь. Андрей мне никто, придурок, считавший, что все еще имеет на меня какое-то влияние.

И как я раньше не замечала этого? Бестолковая дура.

— Я девушка красивая и, повторюсь, не ради тебя здесь, так что прими этот факт и забудь обо мне. — Зло шиплю, когда Стрелецкий хватает за руку. — Отпустил!

Кросовком со всего размаха бью ему под коленку, вырываясь.

— Последние мозги в своей доте растерял? — Тру ладонь, надеясь, что синяков не останется.

Из-за этого ублюдка генерал легко может заметить синяк, и тогда он начнет сомневаться во мне, устроив допрос. А этого мне, как ни странно, совершенно не хочется.

— Что здесь происходит? — Ветки дерева послушно отодвигаются, когда наше уединение наконец-то нарушают.

Дмитрий в теплом спортивном костюме разглядывает вовремя выпрямившегося Стрелецкого. Пока я в свою очередь старательно сдерживаю злость.

Не могу поверить, что этот урод с такой ненавистью сжимал мою руку, а если бы ударил? И почему мне так не везет в выборе людей?

— Ничего не происходит, капитан дал мне пару рекомендаций по поводу завтрашнего номера. — Мягко улыбаюсь, поправляя футболку.

Черт, опять вопросы будут.

Вахрушева, это так сложно было выбрать хотя бы однотонную?

— А что кричишь-то так? — Черты лица Ранина младшего расслабляются, но он по-прежнему с легким сомнением смотрит на Андрея.

Тот в свою очередь невозмутимо молчит.

— Ну так говорю же ему, советы мне не нужны. — Специально повышаю голос, смотря на всё ещё злое мужское лицо. — Дим, проводишь меня до дома?

— Конечно, пойдем, мне как раз нужно на полигон в той части леса. — Он сдержанно кивает Стрелецкому, придерживая для меня ветки.

Напоследок кидаю этому Отелло злющий взгляд, красноречиво намекая не преследовать меня больше, покуда ноги у него еще на месте.

Да уж, отец бы ему точно их вырвал, если бы узнал. От этой параллели становится немного грустно, но всё же я не даю волю этим эмоциям.

Прошлого не изменить, к сожалению, да и сами люди не меняются.

Выйдя к уже знакомой тропе, глубоко вздыхаю, всё-таки общение с бывшим — дело утомительное и энергозатратное. Но как же хорошо, что Дмитрий подоспел вовремя, иначе я бы ему точно бошку оторвала.

Причем без зазрения совести.

— Кать, он точно тебя не обидел? — серьёзно спрашивает Дима, в этом они с Максимом похожи. Оба стараются помочь, даже не зная всей правды. — Подкатывал? Ты скажи, я его быстро отважу.

Выражение его лица ожесточается, как будто прямо сейчас он пойдёт войной на Андрея.

— Ой, да что он может. — Хихикаю, вспоминая идиота. — Всё нормально, не беспокойся, и не таких в Москве видали.

Он кивает, и мы молча следуем до частного сектора. Каждый думает о своем, и мне не прельщает прерогатива дополнительных разборок.

А может, рассказать Максиму? Андрей, даже если отстанет, все равно однажды где-то профигурирует или сболтнет лишнего.

Но нет, сейчас я точно не хочу портить тот мир, который возник между мной и генералом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы почти подходим к развилке, ведущей к знакомым домам. Знаю, что для вида мне придется сначала зайти в свой, а то Дмитрий что-то поймет и пойдут лишние разговоры.

— Кать, извини за тот раз, я ведь так и не спросил, как ты добралась? — виновато сокрушается Ранин младший.

О, лучше тебе не знать, Дима.

— Хорошо добралась, твои капитаны меня проводили. — Улыбаюсь, вспоминая то, как по-дурацки встала утром. — Тебе действительно не за что извиняться, Дим.

Хватаю его за руку, когда мы подходим к дому.

Не хочется, чтобы он винил себя в этой пустяковой глупости, но, видимо, племянник Максима слишком добропорядочный, чтобы, как большинство, забить и не реагировать.

— Есть за что, Кать. Я тебя проводил, и я же должен был довести до дома, а по итогу пил с Егором в каком-то дебильном конкурсе за микроволновку.

— Она-то хоть хорошая?

Не понимая, он качает головой. Я же сдерживаю смех, воспроизводя в памяти сию картину.

— Кто? — сдавленно шепчет все еще полный вины и сожаления.

— Ну, микроволновка. — Улыбаюсь, разряжая атмосферу.

Не скажу, что случившееся мне понравилось, однако это происшествие неожиданно сблизило нас с Максимом, показав мне генерала совершенно с другой стороны.

— Да черт с ней, я ее обратно отдал Машке. — Отмахивается, но все же слабо улыбается. — Понимаешь, Катюш, я не так это хотел и совершенно иначе представлял себе тот день. Ты вызвала внутри меня невероятную симпатию еще тогда, когда замахивалась на вокзале.

С мягкой, пораженной улыбкой почти шепчет Дмитрий. Я вижу эту влюбленность, но действительно, кроме дружбы, не могу ничего ему предложить.

Он красивый, высокий, за здоровый образ жизни, и инициативы хоть отбавляй, я знаю, что такие редкие мужчины будут всю жизнь на руках носить и смотреть с любовью, но рядом с ним я чувствую только тепло, легкое и спокойное.

А вот с его дядей тоже тепло приобретает четкие очертания, становиться ярким и трепещущим, и при виде генерала меня охватывает импульс страсти, когда под кожей мелькает почти странное желание следовать за ним, куда бы он ни шел.

И этот вывод почти ошеломляет.

— Дим.. — Решаю начать, но парень опрежиает явно желая быть услышанным.

Но вряд ли это смолжет хоть на что-то повлиять.

— Прошу, дай договорить. — Молча киваю. — Я не могу предложить тебе много, особенно столько, сколько ты заслуживаешь, но я обещаю любить тебя всегда, защищать, и берегать, я смогу сделать тебя самой счастливой.

Горький привкус оседает на языке. Передергивает от осознания, что будет, когда он узнает, кого я предпочла ему.

— Дим, мне так жаль, но я не могу ответить тебе взаимностью, я правда бы хотела, но ты же знаешь, сердцу не прикажешь.

Мы уже стоим возле моего дома, когда я осторожно обхватываю холодные руки Ранина, сжимая в своих теплых ладонях.

— Я все равно буду ждать тебя всегда. — Уверенно цедит, и вижу, расцветающий на лице широкий спектр эмоций: грусть, тоска, злость.

Он имеет на это право.

— Не жди, в мире так много красивых девушек, которые смогут ответить тебе взаимностью.

— Но мне нужна ты, Катя. — Не весело бросает, разворачиваясь спиной. — Ты все равно будешь моей подругой?

— Конечно. — Стараюсь улыбнуться, встречаясь с тяжелым взглядом.

Глубоко вздохнув, вхожу в дом. Прекрасно знала, что придется объясняться, видела, что есть какая-то симпатия, а теперь придется думать, как сделать так, чтобы дядя с племянником не разругались. Учитывая обстоятельства, по сути, у Дмитрия кроме Максима никого нет, да и сам генерал, наверное, не без горя потерял свою сестру, а тут я как кость в горле для обоих.

Качаю головой, стряхивая траурные мысли. Никонова точно бы сказала, что я не в ответе за чужую симпатию.

А кстати о Нике, мы ведь уже пару дней не созванивались.

Как назло, не могу найти свой телефон. Вовремя вспоминаю, что, скорее всего, оставила его у Ранина дома, поэтому решаю туда вернуться.

Времени прошло достаточно, да и генерал должен вот-вот вернуться.

Оглянувшись по сторонам, быстро добегаю до соседского дома. Вспоминаю про высохшее белье, хватаю попутно таз из ванной, Ника все равно должна быть в это время с Колей.

Собрав всю вывешенную поутру одежду, возвращаюсь на кухню, чтобы сделать себе кофе. Когда ароматный запах арабики распространяется по всей кухне, в дверь стучат.

Должно быть, Максим. Конечно, кто еще в здравом уме будет мешать генералу в единственный выходной день?

Точно, как раз попрошу его, чтобы донес сухую одежду до моего дома. Приободренная приближаюсь вплотную, даже не смотря в дверной глазок.

Кидая возле двери углубленный белоснежный таз, распахиваю дверь, застывая на пороге.

20. Размышления

Вахрушева, это фиаско!

— Катя? — мужские черты лица смещаются в легком удивлении.

Не прошло и пары часов, как я пообещала себе быть осторожной. Но как теперь перед ним объясняться?

— Дима. — Мягко улыбаюсь, быстро устремляя взгляд к высохшему белью.

— Что ты здесь делаешь? — Взгляд пронзителен, он сам пытаеться дать объяснения происходящему, тому по какой причине я в этом доме.

Ну а что, если я скажу как есть?

Вахрушева, а что ты ему скажешь? Вы с генералом даже не съехались, а тут еще и конфликт организуешь.

— Я тут стирку затеяла, мой дом из прошлого века, а твой дядя по-соседски пустил в свою современность. Зайдешь или ему передать что-то? — Указываю на полный таз белья, как в голове вспыхивает идея. — А вообще, может, поможешь донести обратно?

Напряженные черты его лица ослабевают, а может, мне показалось, все же генерал не похож на захмелевшего донжуана.

— Конечно. — Он мягко улыбается, но все равно некоторая напряженность проскальзывает в том, с какой силой его руки сжимает таз.

Конечно, Дмитрию неловко, я отшила парня всего пару часов назад.

А что, если он вообще мне не поверил и из вежливости не показывает разочарования?

— Наверное, нелегко быть моим провожатым весь день. — Напоминание о том, как он освободил мое бренное тело от общества бывшего, приятно сквозит в памяти.

— Не для меня. — Наши взгляды соприкасаются, когда я вижу лишь тень веселья на мужском лице. — Я бы делал это всю жизнь, если бы у меня был шанс.

Чувство вины, погасшее часами ранее, вновь активизируется, но сомневаюсь, что у него был на это расчет.

Дима точно не хотел этого, однако если раньше все сводилось к шутке, то теперь я вижу острую уверенность и серьезность.

— Дим...

— Нет, Катюш, всё в порядке, не беспокойся. — Он ставит таз на деревянный порог дома, после чего его рука опускается на сердце. — Я умею принимать отказы.

Молчу, не в силах добавить что-либо, это равновесие между нами зыбкое.

— Хорошего вечера тебе, Дим. — Хотела бы пригласить парня на чай, но по лицу вижу, как непросто ему дается нахождение рядом, зная отказ.

Его взгляд неотрывно смотрит мне в лицо, кажется, свыше двух минут, плечи Дмитрия обездвижено опущены, когда на губах появляется мрачная улыбка.

— Можно я еще немного посмотрю на тебя, Вахрушева? — Горящие глаза убеждают моментально.

Мы стоим в тишине, прежде чем он вновь укладывает руку на сердце, разворачивается и уходит.

— Я стояла как вкопанная, даже не в силах пошевелиться, представляешь.

Глубже вздыхаю, в красках вспоминая, насколько взрослым и вдумчивым был взгляд парня.

— Вахрушева, вот ты сердцеедка, впервые я беспокоюсь, так значит, решила остаться в части?

Никонова на другом конце невесело вздыхает, когда я пересказываю ей события минувших дней. Еще бы, уехала с целью мести, а по итогу наломала новых дров.

— Да какой остаться, я после такой череды даже подумываю ретироваться, останавливает только Максим.

— И что ты чувствуешь к своему генералу?

— Ну, это не то чтобы легко, Ник, понимаешь, он мне по-настоящему нравится, я много думаю о происходящем между нами и боюсь себе признаться, что попала по полной. Знаешь, он такой, как я мечтала. Высокий, сильный, но при этом молчаливый и настоящий защитник, а тот секс, да у меня никогда в жизни не было ничего подобного. Но обосноваться в части — это не то, о чем я мечтала, ты же знаешь.

Подруга молчит, явно переваривая мой ответ. Умом понимаю, что уже на себя не похожа, но это так приятно — быть рядом с ним, как будто остальное не имеет значения.

— Понимаю, Катюш, ты еще не готова отвечать на этот вопрос, что, в общем-то, нормально, не так давно завершились твои прошлые длительные отношения, но ты и не спеши, у тебя времени полтора месяца в запасе, а потом приедешь ко мне на слет журналистов, и мы с тобой еще раз переберем твои чувства и разложим их по полочкам.

Облегчение приятно расплывается внутри, сам бог послал мне эту девушку. Только Веронике удается привести меня в чувства, распутать спутанный клубок.

— Ты как всегда права, но я боюсь, что если кинусь в этот омут с головой, стану своей матерью или кем-то из ее подружек.

Признание слетает с губ, и вновь я чувствую облегчение.

Все подруги моей мамы как под шаблон, верные жены, готовые в любой разъезд и сменить планы по первому зову, их мужья женаты на родине, а уже потом на них.

Я не могу понять такую любовь, когда ты видишь своего мужчину либо рано утром спящим или поздно вечером, когда он постоянно в своих мыслях и держится на расстоянии, не уделяя внимания даже желанному ребенку.

Так было и в моей семье.

— Не сравнивай свою семью и этого Ранина, главное отличие и преимущество нашего поколения в том, что мы умеем говорить и договариваться, не делай никаких поспешных выводов, а просто поговори с ним, если это так тебя волнует. Да и характером ты точно в своего отца, так что будешь стоять на своем до последнего и не согнешься под генеральским напором.

— Вот я и не хочу этим напором разрушить, что имею, Ника, я просто хочу быть нормальной девушкой.

Закусываю губу, вспоминая хлесткие слова Андрея, но ведь не только он имел такое видение, родители тоже всегда говорили мне о том, какая я сложная и что ни один мужик рядом не приживется.

— Господи, Вахрушева, нет в тебе чего-то неадекватного, ты такая же девушка, достойная любви, как и другие, у каждого из нас имеются тараканы, но это не делает тебя менее достойной. Выкинь эту дурь и просто наслаждайся.

— Как будто это так легко. — Бурчу, надкусывая яблоко. — Что всё обо мне, как там крестник?

Этот мальчик точно будет мужчиной, который не изменяет своей девушке и не играется с ее чувствами, и, зная Никонову, в успехе я уверена на сотню.

— Он такой активный, Катюш, ужас, всю мать испинал внутри, ты уж прости, рассказывать радости материнства, чтобы не спугнуть, не буду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ценю твою прямоту.

Хихикаю, наблюдая в окно за тем, как Максим ровной походкой приближается к дому, должно быть, полный ожидания увидеть меня там.

А эта мысль вызывает дурацкую улыбку, никогда не думала, что буду радоваться такому. Но, видимо, еще в первых серьезных отношениях с Андреем я несколько изменила свои взгляды.

Но если там разрушилась маленькая перегородка, то Максим тяжеленной кувалдой сносит все стены на своем пути.

— Вот что я тебе скажу, солнышко, держи Стрелецкого на кротком поводке, чует мое сердце, гаденыш так просто не отстанет.

Голос Вероники с беззаботного становится серьезным. И она права, я не могу спокойно игнорировать его присутствие.

— Сказать Максиму о Стрелецком именно сейчас тоже не вариант, Ник.

— Я и не сомневалась в этом, но будь осторожной и не делай поспешных выводов, он... Нет, Коля! Эти коробки — мебель для детской, их нельзя относить на балкон... Неси в комнату, вот как начнешь собирать, так и разберешь... Извини, Кать, сегодня всё на нервы действует.

— Да уж, но я всё равно бы хотела быть поблизости, уж мы бы и чайку попили.

Воспоминания прошлых посиделок вызывают смешок. До ее беременности каждая такая спокойная посиделка заканчивалась утром с адским похмельем и убитым после клуба телом.

— Знаю, о каких ты чаях подумала, скорее бы родить, вот закончу гв и в тот же день оторвемся, кто знает, может, к тому времени сможем семьями зависать.

Давлюсь яблоком, начиная хрипеть, с горем пополам откашливаю из себя несчастный кусок, закидывая в урну так и не доеденный огрызок.

— Мне не нравиться как это стремительно развивается в твоих мыслях.

Взаимный смешок все же исходит из трубки, перемешанный с какими-то комментариями Коли насчет того, как облегчить боль в горле.

— Что поделать, я уже женщина семейная, а кстати, Маринку погнали с твоего поста.

Вот тебе и здравствуйте.

— Как это уволили? Я же разобрала все дедлайны, там не работа, а плевое дело осталось.

— Ты представляешь, мне Ирка из отдела маркетинга позвонила утром, оказалось, она не догадалась, что все дедлайны любезно оставленные тобой текущие, а не твои готовые, короче, эта коза подставить тебя хотела, отправив сводку с какими-то глупыми ошибками и не сходящимися датами, даже не догадавшись, что подставила по итогу только себя, вот ее и понизили до ассистентки этой Иры, и как только не уволили.

— Как бы сказала моя бабушка, за что боролась, на то и напоролась. — Развожу руками, Марину ни капельки не жаль.

Я не отношусь к тем, кто обвиняет любовницу в пригрешениях бывшего, но и сочувствовать не собираюсь, учитывая, что она сделала. Впрочем, бумеранг все же существует.

— Да там, чтобы напороться, надо еще раз десять упасть и девять подняться. — Ника хихикает, после чего помехи и голос Коли доносяться из динамика. — Ладно, дорогая, мы с Колей собираемся поехать за новой кофемашиной, набери тогда, как время будет, скучаю.

Тоскливая улыбка сдавливает губы. Как жаль, что мы оба осели в быту.

— Хорошо, дорогая, я тоже по тебе скучаю, мужу привет.

Не успеваю сбросить, как в дверь стучат, это так громко, что слышно даже в спальне.

— О, Вахрушева нарасхват. — Хихикает подруга, когда я скидываю трубку.

В этот раз не экспериментирую и смотрю в дверной звонок, довольно улыбаясь.

— Вы так быстро убежали, гражданка Вахрушева. — Рычит у самого уха мужской голос.

Табун мурашек медленно касается плеч, а потом ключиц, доходя до низа живота, когда меня сжимают в крепких объятиях.

Как приятно почувствовать тяжесть его тела после разлуки.

— А вы так быстро успеваете соскучиться, товарищ генерал? — Делаю шаг назад, чтобы он захлопнул за собой дверь.

Не хватало, чтобы кто-то еще стал свидетелем такой интимной картины.

— Мне достаточно нескольких минут, Вахрушева, а три часа — это равносильно удару между ребер.

Максим не дает мне отодвинуться, а напротив, со всей силы вжимает в стену, вызвав тихий хрип, не больно, но неожиданно. Он одурманивает, касаясь пальцами сомкнутых бедер.

— Почему я вернулся, а ты не дома? — Словно наказывая, несильно кусает за шею, но тут же зализывает.

— Вообще-то дома. — Ответ ему не пришелся по вкусу, и он сжал рукой мою ягодицу. — Дима неожиданно зашел, и мне надо было что-то предпринять.

Терпкий древесный запах ударяет в нос, когда он вжимает своей холодной щетиной в мою щеку, это щекочет нервные окончания, приятно отдаваясь ниже.

— Я развесил оставшееся белье.

Рука медленно проникает под футболку, касаясь тонкой ткани лифа, заныривая под косточку.

Вздох срывается с губ, когда длинные пальцы сжимают затвердевший сосок.

— Да вы, товарищ генерал, золото, а не мужчина.

— Знаешь, к чему я пришел, развешивая твои кружевные лифчики рядом со своим обмундированием? — Довольно рычит.

Рука наматывает мои волосы на кулак, заставляя запрокинуть голову так, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— К чему? — Закусываю губу, как же приятно его присутствие.

Смотрит долго и неотрывно, позволяя себе лишь легкие касания, настоящий искуситель, подлость не знает границ.

— Что я хочу тебя.

Пульс учащается, когда он прижимается своими прохладными губами, но не остужая, а напротив, распаляя с новой силой.

— Оу, но это не новость, товарищ генерал. — Стараюсь выдержать бесчестный натиск, но, как назло, этот дурман проникает глубоко внутрь.

Тихий, едва звучный смех вырывается из мужской груди, вызывая мурашки.

— Девочка моя глупенькая, я хочу тебя видеть чаще на своей территории, как насчет переезда? — Усмехается, усаживая на свои бедра, когда ноги смыкаются на талии. — Несолидно как-то бегать и стирать белье, словно подростки.

21. Раскаты грома

Мои глаза прикрыты, и вжавшись носом в мягкую подушку, закутанную серой наволочкой, осторожно прислушиваюсь к тихим, едва слышным звукам.

Генерал собирается бесшумно, этот мужчина кажется намного тише, чем прячущееся в траве хищное животное, но чуткий девичий сон не обманешь.

Три дня назад он предложил мне съехаться, а я… А я обещала ему подумать, но поддалась на компромисс и заехала, но формально, без вещей и обязательств.

Переезд — это не интрижка и не пара поцелуев, после которых можно игнорировать присутствие друг друга в жизни. Это дело тонкое и обязывающее.

Поэтому я решила дать нам немного времени, и только так можно понять, стоит ли оно этих рисков.

С этим мужчиной мне хорошо, я люблю моменты, в которых чувствуются сильные объятья, забота и наши вечерние беседы, но искренне боюсь предрассудков. Боюсь увидеть быт своих родителей, боюсь, что все мои амбиции растворятся, и я так и замру в закрытом городке.

— Максим, поужинаем сегодня? — Легкая улыбка касается губ, когда раскрываю свое пробуждение. Закончив с пуговицами, он подходит к кровати.

Усаживается близко, но тут же меняет положение, поднимает меня с теплой кровати и прижимает к своей груди, не опасаясь измять отпаренную рубашку.

— Будешь готовить, девочка моя? — Он так близко, что я могу ощутить одеколон, медленно перетекающий с его рубашки на меня.

Он такой серьезный в этой форме, его острые скулы в полной боевой готовности, но вместе с тем именно он, грозный и непоколебимый мужчина, умеет выделять мне время.

Он не такой, как отец. Он не будет ставить меня на задний план как приятное дополнение.

— Ты который день обещаешь мне рыбу, но я так поняла, что надо брать все в свои хрупкие руки.

В этот момент мужские губы устремляются к ладони, целуя тыльную сторону руки, генерал не отрывает своего прыткого взгляда, наслаждаясь моим все еще дезориентированным взглядом, касаясь своими холодными пальцами моего теплого ото сна лица.

Максима не волнует, что я заспанная и растрёпанная, напротив, он считает, что именно в этом, я маняще домашняя.

— Чтобы я делал без этих рук. — Бережно перекладывает обратно в постель, посмотрев на свои часы, выглядывающие из-под рубашки. — Сегодня никак, красавица, но завтра вечером я весь в твоем распоряжении.

— Обещаешь? — Удобнее сжав вокруг ног одеяло, отчаянно борюсь со сном. Но вчера этот через чур энергичный мужчина лишил меня всяких чувств.

— Да.

Поцеловав сначала в лоб, а потом, не сдержав порыв, и в губы, он забирает с вешелки китель, накидывая его на плечи, после так же бесшумно прикрывает дверь, исчезая.

Понежившись в кровати, сохранившей приятный мужской запах на соседней стороне, ещё два часа, иду в душ и только потом с тюрбаном на голове на кухню за своим долгожданным кофе.

— Плохо ты меня знаешь, генерал.

Чашка, полная крепкого американо, изрядно остыла, поскольку таймер, включенный генералом, запустил механизм еще час назад.

Заварив себе новый кофе, устраиваюсь за столом.

В тот вечер мы все-таки обсудили ситуацию с Димой. Максим убежден, что это просто влюбленность, и нужно немного переждать, чтобы он остыл, и конечно, чтобы это не выглядело подло.

Но я уверена, что это не просто влюбленность, и лучше сказать как есть, иначе будет ещё больней. Потому что навряд ли он не расскажет об этом дяде, и тогда его советы могут выглядеть лицемерно в будущем.

Но во всяком случае мы договорились сделать это вместе. И по отдельности ничего не предпринимать, что действительно сложно.

Собравшись в клуб, я прихватываю с собой ноутбук и ватман. Теперь мы работаем не только вместе с Вероникой, но также и с Ангелиной, плотно закрепившейся в нашем небольшом штабе.

Работы стало в разы больше, Игорь Борисович попросил усовершенствовать имеющийся дизайн для инспекции, которая должна была вот-вот нагрянуть.

А кто я такая, чтобы пререкаться?

Зайдя в клуб, как и ожидалось, никого не застала, в это время они все ещё в подчинении у Стрелецкого, который, слава богу, с того дня на глазах не маячил.

Очертив примерный вариант, добавляю к нему пятнистую разметку, я хочу детально усовершенствовать фон и сделать небольшую абстракцию.

Идея нового дизайна заключается в первую очередь в боевом духе, о том, как важно чувствовать эту незримую силу. Прошлый выпуск вызвал положительный отклик благодаря историям простых рабочих и жен солдат.

Мое главное убеждение заключается именно в том, что в любом деле вы способны почувствовать себя на своем месте, что простое и понятное сближает. Важно лишь правильно вложить собственные мысли в бумагу.

Поэтому я выстроила лаконичный дизайн, добавив в него немного больше цвета, но не перебарщивая. К моменту, когда первоначальные два варианта были готовы, присоединились девушки.

— Катюш, мы тебе из столовой пирожков принесли от теть Зои. — Ангелина весело ставит небольшой таз передо мной на стол.

Сладкий сдобный запах напоминает о том, что время обеда уже безбожно прошло.

— О, благодарю, это повидло? — Не могу не улыбнуться, эти женщины — самые настоящие феи, правящие царством под названием столовая.

Все-таки о такой заботе и радушности к совершенно постороннему человеку можно лишь мечтать, проживая в огромном мегаполисе, где каждый сам за себя.

— Да, яблочное, только напекла, но мы тебе в обход передали первую партию. — Хитро усмехается Лескова, поддерживая подругу. — А это что, тот самый дизайн?

— Один из, посмотрите, какой вам больше откликается.

Пока я уплетаю несколько сладких колобков, наслаждаясь все еще горячим тестом, девочки спорят между собой за то, чтобы выбрать какой-то один вариант.

— Ну смотри, здесь же очевидно, что этот вариант смотреться выигрышнее, даже цвет привлекателен!

Ангелина несогласно кивает головой, уверенно указывая на соседний плакат.

— Вот на этом дизайн более уместный, не такой яркий, но за этот счет шрифт выглядит больше емким, то что нужно для газеты!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Но ты не можешь отрицать тот факт, что именно яркий дизайн откликается массе!

Ангелина отстаивает свою точку зрения, лидерские задатки этой девушки напоминают меня несколькими годами ранее, поскольку она упрямо продолжает, и указывает на реальные факты.

— Ты права, но именно из-за подачи текста этот вариант нам не подходит, такая расстановка отвлекает, и мы приближаемся не к серьезной газете, а к детскому плакату!

Так они продолжают спорить до момента, когда я, вдоволь наевшись, присоединяюсь.

— Девочки, вы обе правы, и поэтому важно прийти к общему мнению, как насчет того, чтобы оставить первый дизайн, и подкорректировать расположение букв и шрифт с подачей, возможно даже просто взять их от второго?

Они переглядываются, как будто я раскрыла им секрет Бермудского треугольника.

— Точно! И можно еще добавить небольшую визуализацию на странице с личными историями!!

Воодушевившись мы вместе начинаем усердно работать. Пока девушки занимаются художественной частью я составляю текст прикидывая как он будет смотреться на печатных страницах.

Это так не обычно, никаких тебе чатов или месенджеров, все как в стартые добрые времена, но именно такие выпуски всем сердцем ждешь.

Поняв как нам комфортно, мы согласовали рабочие процессы. В первые три дня идет сбор информации и съемка материалов, а потом до выходных мы усердно работаем с дизайном и оформлением, на выходных я дополнительно проверяю готовый вариант дабы избежать всевозможных осечек.

К вечеру обессиленная возвращаюсь в свой новый дом. Укутавшись в рубашку Максима разогреваю горячий суп усаживаясь на диван.

На скромной плазме идет какой-то женский сериал, отвлекая от скукоты. Максим сказал, что скоро вернется, коротко ответив на моё сообщение отправленное пару минут назад.

Убрав за собой, я снова усаживаюсь на диван, продолжая смотреть очередную серию сериала, и не замечаю неожиданного слияния с подушкой.

Сквозь сонную пелену ощущаю сильные руки, обхватывающие мою спину и ноги, краем глаза замечаю приметные часы Максима, указывающие одиннадцать вечера, после чего снова отрубаюсь.

На этот раз утром не застаю генерала, мой горячий мужчина слишком быстро покинул кровать, и всё, что осталось приятным напоминанием и уведомлением о его пусть и бесшумном присутствии, это запах на подушке.

Шаркая в мягких тапках Максима в ванную, набираю текст на смартфоне. Мне не по вкусу такой быт, хочется верить, что это всё единоразовая акция.

«Ты же не задержишься сегодня?»

Ответ приходит почти сразу тихой вибрацией на кафельной раковине.

«Ужин в силе, ничего не планируй милая.»

Тут же приходит еще одно смс, от которого на губах расцветает блаження улыбка.

«Извини, ты так сладко спала что я не стал тебя будить, вчера.»

Смайлик. В конце прогоняет тоску, когда воодушевленная я завтракаю, собираясь в клуб.

Сегодня работы немного, и я максимально расслаблена, в конце концов, дизайн мы согласовали, и материалы уже в одной папке, останется внести правки по тексту и проставить номера страниц.

Выйдя из дома, ступаю по зеленной аллее, местный воздух пьянит. Обилие деревьев наполняет легкие чистым воздухом, сегодня, несмотря на хмурую погоду, средняя температура, в водолазке не жарко, но и не холодно.

Усевшись на деревянном подоконнике, подтягиваю к себе ноутбук.

Мы славно поработали, и я вполне уверенна, что такой проект станет изюминкой в моем портфолио.

Но нужно ли оно мне теперь? Я ведь действительно хочу быть с Максимом.

Но почему так отчаянно цепляюсь за возможность однажды уехать?

Должно быть, события последних дней кажутся давящими, но ведь это не навсегда, и нужно немного потерпеть, к тому же сегодня Максим пообещал быть вовремя.

За этими мыслями я растягиваю работу, которую обычно делаю в течение часа, на несколько часов.

Закончив, наконец-то выхожу, по пути обдумывая планы на выходные, если проверку ожидают на следующей неделе, то не исключено, что работы мне прибавится, а значит, нужно грамотно распределить задачи, чтобы провести положенное на отдых время с Максимом.

Легкий дождик дарит наслаждение. Я с детства немного безумная в этом отношении, потому что люблю то, что у некоторых зовется непогодой, а главное зиму с осенью.

Так и стою, прикрыв глаза, легкий ветерок колышет волосы, а дождик мелодично отстукивает по асфальту. Легкая улыбка касается губ, как будто прилив энергии вернулся в тело.

Да, Вахрушева, ты настоящая ведьма.

Внутренний голос дает затрещину, когда, ступая, замечаю знакомую фигуру в изящном пальто.

Даша, поправив свою укладку, задумчиво ступает в направлении семейного городка, ее каблуки в тон верхней одежды подчекивают стать этой женщины.

— Откуда же идет такая красотка? — Не сдерживаю очередной улыбки.

На женском лице мелькает удивление и легкая растерянность, но что-то осознав, она лучезарно улыбается, будто только что узнала.

— А я к тебе ходила, хотела поболтать, но ты вся в работе.

Понимающе усмехаюсь, за это время я действительно несколько потеряла тот привычный ритм.

— Можем сейчас пройтись... Как ты себя чувствуешь? — Вспоминаю, что до ужина еще есть время прогуляться, не зря же она сделала такой большой путь.

Но Даша виновато качает головой, тут же указывая на телефон, зажатый в одной из рук.

— Егор позвонил, поэтому и не дождалась тебя. — Она пожимает плечами. — Сейчас хорошо, Кирилл сказал, что инфекций никаких нет, да и температура сошла.

— Ладно тогда, в будни заходи в клуб, до вечера я там, буду рада тебя видеть.

— Обязательно, Катюш. Как никак тогда, ты помогла Маше, забрав часть моей работы. — Тепло улыбнувшись напоследок, она скользнула по мне взглядом, уходя.

Но, кажется, я увидела тень тоски в чужих глазах, может, показалось?

Продвинувшись к дому, вспоминаю, что за одеждой надо быстренько зайти к себе.

Вот же принципиальная, блин, перетащила бы все шмотки к Максиму, и дело с концом.

Развернувшись, иду до своей халупы, ибо наравне с генеральским домом без слез на эту ведьминскую избушку не взглянешь, однако, на подходе останавливаюсь.

Теплые чувства растекаются внутри, вызывая слабый приток эйфории.

— Ну, товарищ генерал. — Сладко улыбаюсь, выуживая смартфон из заднего кармана джинс.

Шикарные розы под зеленой лентой в тон моих глаз лежат на крыльце. От усталости и, убогого настроения не остается и следа.

Сфотографировав сей натюрморт, хочу отправить фото с благодарностью, но вовремя останавливаюсь, разглядывая картинку, чтобы удостовериться, что все цветки вместились в кадре.

Улыбка сменяется прищуром, когда возле плотно прижатых роз почти слившись с стеблями, замечаю записку с инициалами.

22. Поторопилась

Вот ушлепок!

Злость растекается внутри молниеносно. Горячей трелью пронзая и сковывая внутренности.

Желание прибить одного не совсем умного полудурка уже не кажется безумной идеей.

Так значит? Ну ничего, я тебе покажу, как злить женщину.

Схватив красивый, но разонравившийся в моменте букет, плотно сжимаю почти до хруста зелёные стебли.

Однако, придя в себя, вовремя останавливаюсь, цветы ни в чём не виноваты.

Развернувшись в направлении солдатских корпусов, натягиваю улыбку, расправляя плечи.

Не будь я Вахрушева, если не отважу засранца!

Влажный от некогда моросившего дождя тротуар в меру скользкий, но даже будь у меня под ногами лёд или самая настоящая бездна адская, я бы все равно продолжила идти.

— Эй, парень! — Около двери в корпус стоял, облокотившись как о последнее пристанище, худощавый юноша, на скорую мной оценку — курсант. — Да ты!

Он вопросительно оглянулся в попытке понять, откуда чудо привалило, наконец-то обнаружив меня.

Не став тратить драгоценное время, на ходу вручила многострадальный букет, буквально бросая цветы в мужские руки.

— Простите? — Щурится, видимо ожидая хоть каких-то объяснений, пока я пытаюсь унять злость.

Немыслимо! Как он вообще посмел после того, как я отказала, и пояснила что между нами давно все кончено.

Неужели специально хотел скомпрометировать и поссорить нас с генералом?

— Отдашь эти цветы первой попавшейся девушке из казармы.

— Но от кого? — Он подчинился, видимо мой взгляд слишком грозный, чтобы спорить.

Что поделать, семейное древо дает о себе знать даже в таких мелочах, как в непреклонном повелительном тоне.

— Скажешь, от командира Стрелецкого. — Улыбаюсь.

Гад сам виноват, оставил внутри записку с каким-то вшивым комплиментом и своими инициалами.

Не объясняясь, разворачиваюсь, уходя в закат. Остается надеяться, что он сделает это, а не дождется моего ухода и выбросит цветы в урну.

Нравиться ставить меня в неловкое положение? Подожди, посмотрим, как сам будешь из него выкручиваться.

Шут армейский!

Довольная своей пакостью, возвращаюсь в дом. Предстоит выбрать выбрать одежду.

Задача не из сложных, но важно надеть то, что не будет смотреться так, будто я собралась в ресторан, и при этом выглядеть женственно и во все оружия.

И такая находится, к счастью, я приберегла кофту с открытыми плечами ярко-алого цвета, под нее отлично подойдут черные брюки, а волосы можно будет собрать в красивый пучок.

Довольная выбором, прихватываю одежду с собой, благо косметика и средства личной гигиены уже давно прописались в генеральской ванной.

Это будет не первый наш ужин в этом доме, однако именно сегодня он полноценный и у плиты буду стоять я.

Как и обещала, выбор пал на рыбу. Решив удивить своего генерала, я еще пару дней назад купила щуку. Этот рецепт принадлежит моей маме, а ей он передался от бабушки и так до пятого колена.

Вымоченная в воде, идеальная нарезка, чеснок, душистый кориандр, мускатный орех и, конечно, лимонный сок в придачу с капельками соевого соуса. Не прошло и назначенного таймером времени, как на все два этажа стоял шикарный аромат.

Выключив духовку, наконец-то приступаю к сборам, параллельно написывая Максиму. Понимаю, что мои терзания беспочвенны, но нехорошее чувуство не покидает.

*Привет, как работа?*

Когда я уже почти досушила волосы, ответ наконец-то приходит.

*

Всё в порядке. На полигоне.*

Краткость — сестра таланта, как говорится. По крайней мере, он на связи.

Хочу закатить глаза, но приходит еще смс.

*Бестия, тут осталось парочка вопросов, к назначенному времени вернусь.*

Тепло разливается внутри, всё же зря я переживала.

Не ответив, но прочитав, я включаю радио, примостившееся на тумбочке в спальне. Вооружившись каким-то шансоном, зеркалом и косметикой, благополучно крашусь.

Голову не покидают мысли о Даше.

Что странно, только сейчас стало ясно, что она не заходила ко мне, очевидно, сказала бы что-то о букете цветов.

Но куда же тогда она торопилась?

Знаю, не мое это дело, но интерес слишком велик. В той части всего несколько домов, и только два из них обжиты. Мой и генеральский.

Но Даша могла не заметить цветы или попросту не обратить на них внимание. Решаю сильно не рассчитывать на эту информацию, всё же они с Егором хорошо смотрятся, да и столько лет вместе.

Но воспоминание в насмешку подкидывает картинку, когда она вошла в дом генерала. Это случилось как раз в день нашего знакомства, и я не придала особого значения.

Здравый моя часть толдычет невменяемой с расшатанными нервами, что в тот раз она оттуда быстро вернулась и к тому же с Машей, следовательно, могла передать что-то от Егора.

Вахрушева! Ты такая собственница, это ужас.

Спустившись вниз, поглядываю на часы. Максим скоро придет, поэтому хорошо бы начать сервировку.

Каких-то десять минут, и просторная кухня превращается в самый настоящий ресторан. Салфетки идеально разложены под плоскими белоснежными тарелками, бокалы стоят параллельно друг другу, легкая закуска и хлеб с бутылкой вина учтиво расположились посередине. Протвинь с царицей пира предусмотрительно оставила в теплой духовке.

Стащив книгу с подоконника, улыбнулась, он загнул уголок на сто сорок пятой странице, хотя прошлым утром закладка разделяла сто двадцатую.

На это вы находите свое драгоценное время, мой невежественный.

Время... А время шло, но его все не было.

Сначала я по привычке не переживала, не без раздражения, но всё-таки с долей понимания наблюдала за тем, как стрелки часов достигают сперва девяти, а потом и начала одиннадцатого.

*Не заблудился?*

Не удержалась, в пол-одиннадцатого отправляю короткую весточку.

Нехорошее предчувствие странным инстинктом протиснулось в грудь. Не выдержав этого напряжения, все же позвонила Максиму, раза четыре, не меньше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но генерал молчал.

Здравый разум притупился. Он обещал прийти к девяти, говорил, что заканчивает, а если что-то действительно произошло?

Накинув на водолазку тёплую кофту, задвигалась к выходу. Сейчас поздно, но я точно знаю того, кто мне наверняка поможет.

Пока я тратила на дорогу долгие двадцать минут, которые показались мне часом, в голове разразился самый настоящий улей, состоящий из огромного роя мыслей. Авария, нападение, техника придавила, стало плохо.

Чертов полигон находился у черта за горбом, а после дождя могло размыть дороги.

Отбиваясь от комаров, постучалась в дубовые двери. Так же как и дом генерала, этот можно было назвать крепостью. Сразу видно присутствие хозяев.

Несколько неугомонных стуков, и удивленное лицо вылезло из дверного проёма.

— Екатерина? — Насупился врач. — Вот уж кого не ждал, что-то случилось?

На Кирилле Моисеевиче только штаны карго, ну и бонусом очки, удерживающиеся на переносице. В обычное время я бы отвесила парочку флиртных фраз, но сейчас последнее, что меня волновало, это представшее глазу непотребство.

— Ты знаешь, где Максим? — Голос твёрдо прозвучал, наполняя летнюю ночь, хотя что-то подсказывало, что внешне тревогу было не скрыть.

Это такое странное чувство, словно в детстве я потеряла ключи от дома или спалилась перед родителями на дискотеке. Тревожно и до чёртиков нервозно.

Вахрушева, тряпка, соберись!

— Очевидно, если он не дома, то на полигоне или у Игоря. — Кирилл почесал затылок.

Видимо, его озадачивала больше не пропажа товарища, а мое появление.

— У тебя есть номер Игоря Борисовича? — Мой голос окончательно понизился.

Он уходит в дом, спустя несколько минут возвращаясь с телефоном, после чего набирает комбинацию из цифр, прикладывая экран к уху.

— А что такое, случилось ли... — Отрицательно киваю головой, когда он, не договаривая, переключается на другой голос, тихо рвущийся из динамика. — Игорь, Максим с тобой? — Переводит на меня взгляд, но получает отрицательный кивок. Я точно пропала, если он расскажет Игорю Борисовичу. — Да ничего, хватит мне друга с ума сводить... Ой, штрафными санкциями своих курсантиков пугать будешь в другом месте.

Нахмурившись, он обменивается ещё парой фраз, пока я стою, перестав замечать даже комаров, которые, казалось, выпили всю мою кровь, поспешно исчезая.

Это не злость. Определённо нет. Скорее неприятное вязкое дежавю. Но почему он так? Его телефон не находился вне зоны доступа. К тому же мог бы предупредить, даже если где-то оставил. Знал, что я буду ждать.

— Катюш, он вернется через пару часов. — Киваю, собираясь уйти, но мужская рука осторожно обхватывает плечо. — Катерин, не руби с плеча, такое случается.

— Случается. — Отрешенный голос горько ощущается на языке. — Не рассказывай, что я приходила к тебе сегодня.

Не оборачиваясь ухожу. Укол обиды неприятно свербит внутри.

До дома я дохожу без происшествий. Включаю телевизор и стягиваю со стола бокал и бутылку вина, предусмотрительно открытую.

Горький неприятный вкус сухого лишь распаляет, даже это действует на нервы. Отставив бокал на спинку дивана, пытаюсь не думать об случившемся, а просто отвлечься на глупое кино с дешевым сюжетом.

Прямо как моя жизнь.

Подгибая ноги, не успеваю понять, как засыпаю, удобно примостившись боком к большой подушке. Лишь мимолетный резкий запах одеколона и крепкие руки напоминают о его присутствии.

Находясь в полудреме, я слышу, как Максим принимает душ и как устраивается рядом, бережно обнимая, это приятно, но что-то страшное сковывает грудь. Словно воспоминания из детства, на которых всегда должна была висеть печать.

Картинки, в которых мать всё время искала, чем себя занять в ожидании главы семейства. Шопинг, картины, обустройство дома, работа с антиквариатом, спа, подружки.

Она показывала всем без исключения, что ее это устраивает, как ей повезло быть домохозяйкой рядом с таким человеком, но на самом деле я точно помню ту печаль в ее глазах, когда папу срочно вызывали на службу, неважно, был ли это мой день рождения или Новый год.

Как там пелось? А я люблю военных красивых здоровенных?

Звучит оно, конечно, лучше, но на самом деле мало кто понимает, чем чревата такая любовь.

И вот угораздило из всех профессий выбрать мужика с отцовской. Подводя парелели снова проваливаюсь в сон.

Утром, довольно потянувшись, перевела взгляд на соседнюю кровать, наблюдая безрадостную картину, быстро вспомнив о вчерашнем дне.

Пустое смятое белье, которое лишь указывало на ночное присутствие хозяина. Неужели это всё, что меня ждет и всё, что я могу получить?

Дотянувшись до телефона, который так и остался в джинсах, открыла чат, злясь еще больше.

Он прочитал, но даже не ответил. Ушел, зная, что я опять проснусь без него. И не оставил никаких объяснений.

Как это понимать?

Выскочив с кровати, схватила косметичку, фурией врываясь в ванную. Сгребая все свои принадлежности, кое-как закрыла дрожащий по швам замок.

Накинув на себя снятые Максимом брюки и вчерашнюю кофту, спустилась вниз.

Генерал, будучи генералом, не побрезговал и убрал выставленную мной посуду.

Вырвав из блокнота лист, потянулась за ручкой, которая протестующе вырвалась из рук.

Но нет уж, сегодня я не буду доверять знакам. Я поверю своим ощущениям, и прекращу все того, как окончательно срастусь с ним.

Извини. Я поторопилась.

Короткая фраза, но сколько в ней тяжбы. Это как осколок, впившийся в руку, и вынуть больно, и смотреть на него тоже. Но сделать это необходимо.

Обведя глазами интерьер, кидаю лист на стол, спешно покидая

чужой дом.

23.Тяжелые решения

Механический стук пальцев, лениво пробегающих по клавишам, отрезвляет пустую тишину.

Это неизгладимое чувство вперемешку с чем-то угнетающим и холодным побуждает сильнее закутаться в теплый плед.

Решение, которое должно было привести к логичному исходу к выбору себя, почему-то не радует.

Напротив, все внутреннее естество противится такой перспективе, словно я не сделала единственный правильный выбор, а напротив, предала себя.

Раньше я думала, что так не бывает.

Невозможно привязаться к кому-то за пару недель, это же несусветный бред. Даже с Андреем мы встречались намного дольше, но кроме злости и разочарования от пережитой измены я ничего не чувствовала.

В ситуации с Раниным система дала сбой.

Заканчивая редакцию страниц и проверив необходимое количество знаков, хочу передохнуть, но не выходит. Всё равно мыслями продолжаю возвращаться к утру.

Стоило мне зайти в дом и поставить чайник, как в двери настойчиво застучали.

Это было громкое, нетерпеливое и даже рассерженное постукивание.

— Надо же, товарищ генерал, я удивлена вашей скорости. — Не могу скрыть собственной язвительности.

Но злость внутри прошла, а ей на смену явилась властвовать печаль.

Я чувствовала, что этот разговор окончательно разорвет невидимые нитки между нами, и потому не могла сохранить спокойствие внутри.

— Как это понимать, девочка моя? — Он насупился, но тут же протянул в руки букет полевых ромашек, как нечто собой разумеющееся. — Я признаю, виноват, но это же не значит, что ты нужно каждый раз чуть что не так собирать свои вещи и уходить?

— Вот именно, что каждый раз, Максим. Я не хочу так, не хочу быть той, которая, как дорогая ваза, является приятным дополнением! — Хотелось говорить безразлично и не поддаваться злости и уж тем более обиде, но такие мысли вызывали лишь противоречие в душе.

— Что значит приятным дополнением? — Он нахмурился, недовольный сказанным. — Екатерина, мы с тобой договорились, никаких дополнений и бестелесных предметов, ты моя женщина, и я хочу видеть тебя рядом...

— Я тоже хочу видеть тебя, Максим! — В ярости перебиваю, зная, как он такое не любит. — Но что я получаю? Обещания и полное твое отсутствие. Я знаю, что дурочка и должна была понимать, с кем связываюсь, но это выше меня! Мало того, что тебя нет, так ты еще и не отвечаешь на мои сообщения!

Внутри всё бурлит. Трезвым умом понимаю, что перебарщиваю, но я так боюсь перенять образ жизни своей матери, что ограждаю себя от генерала, ссылаясь только лишь на доводы рассудка и первые недомолвки.

Раньше я так чертовски гордилась тем, что стала журналисткой вопреки всему, в том числе и доводам отца. Я путешествовала по миру и снимала репортажи, была полна амбиций и в насмешку судьбы напоролась на то, что обещала обходить стороной.

— Вахрушева, я не написал тебе ничего, только потому что пошел за цветами. — Одним коротким кивком он указывает на букет, про который я забыла и все еще держу по инерции в руках. — Хотел лично извиниться перед тобой за провальный ужин. Ты имеешь право злиться и обижаться, но пойми, что так будет не всегда, девочка.

Легкий, местами истеричный смешок прорывается наружу, как я допустила это? Как дошла до того, что снова сталкиваюсь с обещаниями, выполнения которых можно с уверенностью ставить под сомнения.

— Вы все так обещаете! Что это не всегда и временно. — Закрываю глаза, к черту, если он хочет знать, то я скажу. — Моя мама точно так же велась на эти речи отца, а потом было поздно, общий ребенок и куча обязательств. Я не хочу похоронить все свои амбиции в земле!

— Родная, какая же ты глупенькая у меня. — Сделав всего один размашистый шаг, он прижимает меня к себе совершенно неожиданно нежно. — Однажды мы поднимали тему твоих амбиций, и я по-прежнему на них не претендую. Всё, что сейчас происходит, — это усиленная подготовка к проверке, а потом мне нужно будет всего лишь пару лет, чтобы завершить свои дела. В другую часть из-за контузии не отправят, об этом можешь не переживать.

— Дело не только в этом... — Он прикладывает палец к моей нижней губе, вынуждая притормозить.

— Я уже не девятнадцатилетний пацан, Катюш, и армия не единственный мой заработок, как ты поняла, но есть задачи, которые я не могу игнорировать.

С горем пополам нахожу в себе силы отодвинуться от этой огромной твёрдой скалы. Сердце нервно сжимается, лишаясь родного тепла.

— Максим, я поторопилась, очевидно, что мы разные. — Горько усмехаюсь. — Я не подхожу тебе, а мне не подходит твой образ жизни, и то, на каком месте в нем я. Да! Я эгоистка, и мне нужен мужчина, которого буду видеть часто, мужчина, который сможет ответить на любой мой звонок. — Вздыхаю.

Говорят, чтобы не было больно, нужно резать. Срежьте нижнюю часть стебля у алой розы, и вы позволите ей жить дольше. Расстанитесь с человеком, который вам нравится, будет больно, но не так сильно, как тогда, когда хозяином вашего сердца станет именно он.

Именно так я всегда и полагала. Вырвать раньше, чем это срастется внутри.

— Что ты знаешь о том месте, в котором находишься? — Чуть ли не рычит явно недовольный упертостью. — Ты для меня не пустой звук, Вахрушева, и не фон, ты моя женщина, и то, как ты себя ведешь, меня приводит в бешенство. Неужели я для тебя обычный любовник, с которым можно потрахаться, когда нужно, и в случае надоедливости уйти?

Так он это видит?

Мужские ноздри раздуваются слишком быстро. Да, я задела его достоинство, вряд ли кто-то так ему перечит.

Но что мне делать, несколько суток его не вижу? Слышу обещания, а по итогу как дура бегаю в поисках, не зная, что и думать.

Это уязвимость трогает мою гордость, как будто я собачонка какая-то, а всё это разгоревка перед будущей семейной жизнью.

— Ну, значит, я такая ветреная, Ранин! — Выпаливаю. Нужно ставить точку, иначе своей напористостью он прогнет меня, поскольку уже чувствую ком, подступающий к горлу. — Я не собираюсь терпеть к себе такое отношение! Разве я похожа на собачонку, что сидит возле двери, ожидая, когда ненаглядный все же явится? — Руки сжимаются в кулаки. — Ты не можешь выполнить свои обещания, ладно, но ты даже не предупреждаешь меня, заставляешь волноваться и уже ведешь себя так, как будто это все мелочи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Голос дрожит, но я уверенно сдерживаю себя. Противно, что всё так, но, может, это знак свыше?

— Екатерина... — предупреждающе басит своим хмурым взглядом. Вижу, как тяжело сжимаются его руки, выделяя пульсирующие вены на костяшках.

— Нет, Максим, я явно не та женщина, которя станет такое терпеть. Клянусь, ты мне очень нравишься, и отрицать такое даже глупо, но у меня есть барьеры и наглядный пример из детства. Так что прости, но мы должны расстаться...

— Ты ведешь себя как ребенок, надумала проблем из воздуха и убегаешь, даже нормально не поговорив! — Его рука обхватывает деревянную доску, выпирающую из крыльца, и окрыленный злостью, он разламывает ее, просто сжав.

Я должна испугаться и убежать, сейчас он в высшей точке кипения, но я стою, упрямо желая донести до бетонной стены свои чувства.

Для такого мужчины, как генерал, психология и бабские замашки — вещи несерьёзные, ему не понять меня...

И вот почему к этой военной форме так безбожно тянет?

— Ну прости что, то что для меня важно, и имеет значение, для тебя надуманное. — Поднимаю руки, словно готова отодвинуть его с крыльца, что даже в теории невозможно. — Всё, Максим, я не хочу скандалить, прими, пожалуйста, мой выбор.

Выдыхаю, быстро замедляясь. Кажется, даже капли, стекающие от ветра вниз по кровле, заглушили свой динамик.

Тишина была чертовски неприятной повесой, резко сковывавшей и без того замершую от таких слов грудную клетку.

Он молчит, лишь наблюдает так же, как и Дима. Не кидается и не уверяет в обратном, просто смотрит.

Злость по-прежнему мелькает в потемневших зрачках, но признаков агрессии он не показывает. Хотя даже думать о том, что он бы мог мне как-то навредить, глупо.

— Это пауза, Вахрушева. — Тихо, но в то же время с открытой угрозой добавляет генерал, когда я вхожу в дом, не поворачиваясь к нему лицом.

— Эй, Катюш, мы не помешали? — Голос Ангелины, как якорь, вырывает из воспоминаний.

Поворачиваю голову к ноутбуку, замечая, что исписала запятой больше девяти вордовских листов.

Вот же дура, блин, зацикленная!

— Задумалась, вы что-то хотели? — смотрю на девушек из окна, обе веселые и бодрые, что не может не радовать.

Хоть у кого-то все хорошо.

Сегодня я работаю весь день из дома, поэтому удивление радушно посещает. Обычно в этот день отпускаю их или позволяя потусить в клубе, пока никто не видит. Но, видимо, девочки что-то задумали.

— Спросить, нужна ли помощь. Нас сегодня отпустили из столовой раньше... Наверное, из-за нового статуса Лесковой. — Прыснула красотка.

Все это время молчавшая Вероника залилась краской.

— Не говори глупостей, всех отпустили.

Вероника, опустив взгляд, смутилась. И раньше замечала в ней много робости и застенчивости, но сейчас казалось, что она готова в любой момент покрыться испариной.

— Ну да, ну да, зато цветы только тебе подарили. — Не стесняясь, без зависти подтрунивает напарница.

— Так я чего-то не знаю? — Вздыхаю, приглашая девочек на чай.

Конечно, мысли появились почти сразу. Не нужно было быть гением, чтобы вспомнить, кто симпатичен девушке и что вчера сделала я.

— Капитан Стрелецкий передал ей через Артема шикарный букет, ты представляешь? — Расположившись на моей скромной кухне, начала одна из девушек.

— Оу, это прелестно... — Надеюсь быстро перевести тему.

Умом понимаю, что говорить сейчас о своей конспирации глупо. Этим лишь сильнее запутаю дело и вызову вопросы. Всё же стоило цветы выбросить, но что сделано, то сделано.

— Но это было не лично в руки, да и он потом ничего не сказал при встрече... — поспешила опровергнуть, замявшись, Лескова. Медленно потянувшись к кружке из кружки.

— Это имеет смысл, но ты главное — не надумывай ничего лишнего, думаю, в любом случае он к тебе подойдет, если всё так. — Мягко улыбаюсь, занимая рот сахарным кренделем.

Какая я дура, хорошей девочке забила голову! Но кто знал, что всё так повернется?

За это время они стали мне как подружки, даже в какой-то степени из-за разницы в возрасте я ощутила ответственность и статус наставника, поскольку обоих интересовала моя профессия. Однако последнее, что я бы хотела, это разбить чье-то сердце.

— Ник, ну не расстраивайся, пожалуйста, — Ангелина неловко потупила взгляд, заметив, что ее шутки не нашли отклика у подруги. — Я обещаю, что дальше Кати это никуда не выйдет, и правда, что ж мы всё о нем. Катюш, а ты как?

Девушки посмотрели друг на друга, словно мысленно общаясь, после чего в ожидании уставились на меня.

— Всё хорошо, работа плывет, друзья из Москвы, скучают. — Как ни в чем не бывало улыбнулась.

Хотя поговорить с кем-то по-женски хотелось. Однако выцепить свою Никонову как-то не выходило: беременность и куча дел, а по смс душу не изливают.

— Ну видно, что тревожит что-то, ты очень эмоциональный человек, как моя мама. — Начала издалека Ангелина. — Она всегда громкая и говорливая, но когда хорошее настроение, ну или как минимум всё хорошо, то чувствуется легкость, а когда ей плохо, она ничем не показывает, но легкость пропадает и, как бы объяснить, наоборот, появляется какое-то пустое пресное ощущение.

— Ого, не думала, что так заметна вам со стороны. — Неискренняя улыбка спадает, и я молча обвожу взглядом подруг. — Ничего серьезного. Дела любовные, девочки.

— Ох, ну мужики — вечно ходячая проблема, черт бы их побрал. — Ангелина покачала головой. Ее эмоции были настолько красноречивыми, словно девушка к своим девятнадцати успела прокрутиться в

прекрасной любовной мясорубке.

— Чтобы там ни было, не вздумай расстраиваться и впадать в апатию.

— Полностью согласна, а то новые выпуски газеты начнут вызывать депрессию. — Похватывает Вероника.

— Ну такого точно не случится, со мной же вы. — Отставляю кружку, решая немного усыпить бдительность. — Меня это мало волнует, на самом деле больше пугает проверка.

Неправда. Меня заботит всё, что случилось, и я переживаю. Но такая ложь лучше правды, вскрывающей гнойную рану.

Девушки оживляются, к счастью, сдвигаясь в нужное русло, и мы обсуждаем приближающуюся проверку. Оказывается, что все без исключения находятся в напряжении. И если главные чины на нервах из-за возможных проблем с документами, не явно обрадованные перспективой просто получить по шапке, то сами курсанты в вечном страхе сделать что-то не так, тем самым устроив себе

лакшери

-жизнь от первых.

Так и проходит молчаливый вечер, решая поддаться меланхолии и грядущему воскресенью, расслабляюсь, налив немного вина. Легкая боль в животе неприятно сковывает, вынуждая выпить немного Ношпы.

Безрадостно поглядываю на соседний пустой дом, не переставая размышлять о том, где на этот раз мой бессовестный генерал. На такой ноте и засыпаю в одежде на неудобном диване и опять с включенным светом.

Как будто это совсем не важно.

Утро, а если быть точнее, обед начинается с легкой головной боли. Всему виной нервы, если бы я больше отдыхала и выговаривалась, может быть, и не столкнулась с этаким недугом.

Но к откровенным разговорам я с детства отношусь не очень и избегаю по возможности.

Открыть душу непросто, а здесь это натурально невозможно. Любая случайная болтливость может нанести такой урон, что, кроме как позорного увольнения, мне ничего не останется.

И когда это мы так рьяно начали печься о репутации?

Фыркает второе я.

Кое-как поднявшись, принимаю душ, возвращаясь в гостиную. Тело ломит, нужно расслабиться, прочитав пару глав детективного романа, но взгляд цепляет телефон, успевший разрядиться.

Поставив его на зарядку, завариваю растворимый кофе. Да уж, не отборный, сваренный в кофеварке, но что же, не привыкать.

Книгу почитать не выходит ввиду настойчивых уведомлений, усиливающих и без того головную боль. Окончательно раздражаясь, подношу смартфон ближе, проходясь по экрану пальцем.

Пару сообщений от Ники, несколько с почты, запрос на продление сериальной подписки, уведомление об окончании фитнес-абонемента и десять пропущенных... от дяди?

Тревожность растекается внутри, у нас были всегда с ним хорошие отношения, но в последнее время связываемся редко и только по серьезным происшествиям, и это лишь усиливает волнение, когда спустя несколько непродолжительных гудков слышу родной голос.

— Воробушек, ну наконец-то! — Весело хихикает дядя, явно не разозлившийся мужчина.

Мысленно выдыхаю, не ощущая в его голосе ни тяжести, ни предостирежения.

Как обычно, только накрутила себя.

— Дядя, ты меня напугал, ничего не случилось, как я понимаю?

Фыркаю, что за настойчивый и неугомонный мужчина, повезет же кому-то нарваться.

— Не считая моей племяшки, подавшейся к чёрту на кулички. — Снова откровенно насмехается надо мной в трубку. Однако же добавляет с претензионным укором: — Ты была обязана хотя бы меня посвятить в такие планы.

— Ой, ладно, подумаешь, уехала работать, как будто что-то важное. Сколько таких командировок уже было?

В трубке сквозит напряжение. Несмотря на то, что они с отцом всегда были не разлей вода, не редко он вставал на мою сторону. Но даже не взирая на оказываемую поддержку, дядя всегда находился подле отца.

— Мы одна семья, не говори ерунды, воробушек.

Плохое настроение в коктейле с отвратным самочувствием лишь навивает тоску и повышает желание скорее выявить первопричину.

Сомневаюсь, что столько пропущенных не были предвестником чего-то важного. Дядя, может и упертый, но не настолько, чтобы по пустякам обрывать телефон.

— Ты же не просто так решил набрать?

Легкий смешок трелью ударяет по нервным клеткам. Сердцем чувствую, что сказанное мне не понравится.

И мягко сказано.

— Вообще-то да, ты как всегда права, воробушек. — Он делает остановку, но я знаю, что на расстоянии тысячи километров мужчина от души усмехается. — Я всего лишь хотел предостеречь тебя, чтобы шок хотя бы был цензурным, твой отец с минуты на минуту прибудет в часть.

24. Пришла беда откуда не ждали 

Мой звонкий смех звучит настолько лучезарно, что это действие пульсацией отдается в висках, напоминая о вчерашней меланхолии.

И вот почему каждый раз на одни и те же грабли?

— Дядя, если это твоя месть за то, что позволила себе оскорбиться твоей настырностью, то я снимаю шляпу, ты победил. — Усмехаюсь.

На самом деле, несмотря на некую уверенность в том, что это уже привычный развод, есть ниточки, которые в математическом уме неплохо сходятся.

И сходятся они признаться в весьма опасную картину.

— Воробушек. — Снисходительно цедит многоуважаемый Игнат Вахрушев. — Стал бы я звонить тебе двенадцать раз? И потом, я конечно узнал о его планах немного заранее, однако ты сама виновата в том, что даже весточки не оставила, мне пришлось сначала получать доступ к твоим счетам, отследив последние покупки. А там подтянуть другие ниточки, которые привели к этой части.

Не став заискивать и ещё больше держать меня в неведении, дядя выложил как есть неоспоримые факты.

Черт, а вот это-то очень плохо. Даже не так, это задница вселенского масштаба!

Но прежде чем я успеваю пискнуть с одолевшей досады, мой шустрый дядя невозмутимо продолжает:

— Я бы на твоем месте спрятался в какой-нибудь самой неприметной дыре, Юра точно не оставит без внимания твое «высокое» положение в журналистике. — Он смеется, сделав для себя какой-то вывод. — Право, воробушек, если ты хотела неожиданно заявить о своей успешной независимости отцу, то я бы предпочел прошлую фирму в столице.

— Да что ты! Мне и так тошно, а тут ещё и быть с ним на одной территории три дня! — нервно стучу руками по коленям. Такой расклад точно не входил в мои планы. — Мама с ним?

Обычно в длительные командировки или на важные мероприятия они ходят вместе, и сейчас это бы очень пригодилось. Мама всегда умела успокоить отца, по крайней мере до состояния молчаливого равнодушия.

— Да, и если ты так дорожишь этой работой, хотя я всё равно не могу понять, ради чего, то позволю себе напомнить о излюбленном методе твоего отца. — Несмотря на неприятную ситуацию, голос мужчины звучит удивительно бодро. — Поэтому я бы посоветовал предупредить начальство, а то знаешь же, как эти болотные крысы потом не могут прийти в себя после первой же подставы.

Любимый фокус моего отца, заключался в том чтобы приехать на день раньше, условно к моменту когда его никто не ждет. Якобы это сбивает столку и как в драке, дает преимущество тому кто напал первым.

— И какого черта ему здесь понадобилось, он разве не на пенсии? — Не могу скрыть раздражения.

Вот ко всему, словно дьявольским происком, добавили ещё и отца, уж он-то точно мне устроит веселую жизнь. Потому что его проверки — это отдельный вид садома, он определенно не сможет меня не заметить за три дня.

Готова даже поспорить, что каждый угол этой части содрогнется.

Отец приводит в дрожь крутые московские части, напичканные всем, чем только можно, а тут посредственная старенькая часть, в которой как пальцем об асфальт найти нарушение.

— Приказ генерального, твой отец сам виноват, что всё никак не может подобрать себе приемника, и все выливается вот в такие разъезды. — Он умолкает, и динамик наполняется звуком клавиш. — Скажи лучше, успела завести интрижку, на надгробной плите мне чье имя заказывать?

— Ха-ха, очень смешно, мы еще посмотрим, как вы, Игнат Андреевич, со своим ужасным чувством юмора станете бегать за какой-нибудь прелестной девушкой.

— Есть тут одна пигалица. — Не могу сдержать улыбку. Дядя слишком скрытен, что и говорить, гений айти-разработок, и это то, чему я завидую, поскольку сама слишком очевидна. — Но это уже другая история, Екатерина Юрьевна.

— Я бы прижала тебя по полной программе с расспросами в другой ситуации, но к сожалению, мне действительно надо как-то спасать положение. — Говорю и сама не верю в сказанное.

Я бы не переживала за любую отосланную Москвой проверку, поскольку сами они также не горят желанием покидать свои объезженные места, а тут в насмешку едет самый настоящий терминатор. Босс среди всех проверяющих.

Губительное положение. Теперь даже за собственную работу я не была до конца уверена.

— Смотри воробушек, если что так и быть снизойду да тебя, — он снова хихикает для пущей уверенности добавляя. — Если схватка с отцом неизбежна бей первой, и вот ещё что…

— Ну что, — теперь смешок вырвался у меня.

Он всегда умел как-то по-своему приободрить и настроить. Хотя сомнительно, что в этой ситуации хоть что-то сработает.

— Если понадобится ретироваться с поля боя, предупреди хотя бы за час, чтобы я договорился об вертолете.

Хотя не всё, это бы определенно отсрочило мое повешенье. И самое веселое в этой ситуации, что он серьезен и может организовать обещанное.

Побег — это мой конек

.

но приберегу его я на самый захудалый крайняк.

Сердечно поблагодарив наспех надеваю свой спортивный костюм. Слава богу времени катастрофически мало для глобального страха и переживаний.

Быстро мчусь к дому Игоря Борисовича. Понимаю, что удобнее было пойти к Максиму, но после нашей ссоры не могу и не готова.

Воспоминания о нем ещё больше пугают. Едет отец, и мне бы для начала защитить себя, а уж потом своих потенциальных кавалеров. Хотя если бы отец пару раз подергал за уши Андрея, я бы точно не расстроилась.

— Что такое? — Игорь Борисович в наспех неправильно затянутой рубахе выскакивает во двор.

Его дом располагался как раз возле центрального офиса. Судя по всему, мужчина так же, как и я, склонен к долгому сну.

Но что поделать, покоя нам с ним не видать как минимум до среды.

Вот так ситуация, я на нервах, потому что едет мой отец, а он — потому что, этот же отец — генерал. И одинаково у нас подгорает.

Наверное, нужно будет обязательно душевно выпить после, за его отъезд.

Ты сначала встречу переживи!

Раздраженно фыркает мое сознание. Даже на внутреннем уровне я уже на иголках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Игорь Борисович, сердечно извиняюсь, но мне тут птички из Москвы донесли, что у ожидаемого генерала есть странная любовь к приездам на день раньше. Дом для московских гостей готов?

Зевая, мужчина прикрывает рот рукой. Вообще ни капли его не осуждаю, мне бы тоже был мало приятен и важен этот приезд, учитывая желание поспать.

— Да, конечно, но мы собирались с утра постелить новое постельное, дойдёшь до Ирины, пока я распоряжусь о проверке подъездной дороги?

Видя этого измученного и уставшего мужчину, послушно киваю. У меня работы и волнений намного меньше, поэтому с радостью облегчу его страдания.

Хотя с волнением я поторопилась.

Уже всего через час в гарнизоне закипела жизнь. Как ни странно, но Игорь Борисович решил таки довериться мне, а может, он просто тревожник. Хотя одно другому не мешало.

И вот сообщают о приближающем экипаже, не став сидеть как крыса в норе, решаю аккуратно понаблюдать, схватив камеру.

Нет, я не буду их снимать, но удобный объектив с приближением сработает круче, чем любой бинокль. Всё же не зря пришлось отвалить такие деньги.

Солдаты выстроились по струнке ровно к моменту, когда я осела на лавке, спрятанной в тени деревьев рядом с пышными кустами.

Остановившись возле КПП, чёрная тонированная БМВ распахнулась, выпуская отца.

Идеальная, отпаренная тёмно-зелёная форма на широких мужских плечах сидела как влитая.

Впрочем, чем-то я понимаю маму.

Грозный генеральский взгляд обводит всю площадку, шепнув что-то Макарову, его правой руке, тут же подошедшему, пока он открывает маме дверь.

Маргарита Вахрушева, ни капли не постаревшая и не сдавшая в своей красоте, облачённая в тёмно-синее закрытое платье, идеально подчёркивающее стройную, статную фигуру, вышла следом.

Стоявший всё это время возле караула мой генерал ненадолго остановился, открыто разглядывая её лицо, а вот это нехорошо, у нас есть некоторые сходства.

К счастью, грозный взгляд отца, как живая сталь, отвадил настырного Максима, и они пожали руки.

Вот же собственник, хотя, как говорится, седина в бороду, бес в ребро. Интересно, смотрел бы на меня так Ранин лет через двадцать?

Из-за этой проклятой мысли как блаженная упускаю момент, когда они всей компанией начинают двигаться в сторону главного дома, таким образом рискуя с легкостью меня раскрыть.

Пытаюсь удобно пригнуться, но соскальзываю с лавки, улетая прямиком в плотные кусты колючего можжевельника.

— А тебе мама не говорила, что любопытство — это плохо? — Насмешливый голос раздается над ухом, когда за грудки меня поднимают с земли на ноги, предусмотрительно закрывая в листве деревьев.

Если бы ты только знал, насколько близок к ней, идиот.

— А тебя мама не учила с первого раза понимать? — Вздохнула, ощущая тупую вспышку боли в животе. Хорошо, однако, приложилась.

— Брось, я тебя устраивал все те шесть месяцев, а сейчас хочешь сказать, что резко стал чужим? — Андрей смотрит в глаза, по-прежнему придерживая мою куртку. Как будто я болванчик, который без этого, улетит обратно в кусты.

— Резко? — Улыбаюсь так широко, насколько способна. — Нет, Андрей, всё было не сразу. До твоей измены я действительно хотела с тобой будущее, но после нее ты как азот выжег все мои чувства, а прошедший месяц лишь открыл на наши отношения глаза.

Отрываюсь от надоедливого бывшего, желая уйти, но останавливаюсь, лишь молча наблюдая, как по воле судьбы доверенный отца Макаров курит посередине дорожки у входа в главный дом, блокируя мне выход.

Крайне неприятный представитель мужского пола. Любит мериться силой с женщинами, при всем этом, сколько себя помню, не было и случая, чтобы он не лебезил перед отцом. И любой другой давно бы скинул на него свой пост, уйдя преспокойно на пенсию, но мой отец — редкий случай.

— И что ты поняла за этот месяц? — Невесело цедит, уверенный в том, что я хочу поговорить, раз не ушла.

Но если бы Стрелецкий только знал, как сильно я этого не хочу. И как мне ненавистны минуты рядом с ним.

— Ты не любил меня никогда, да и симпатия не была такой уж глубокой. — Грусть неожиданной тоской сковывает грудь. — Тебе нравилось возвращаться на все готовое. По своему характеру я кремень и не люблю делиться переживаниями, зато с радостью помогала в этом тебе. Никогда особо не пилила, была податлива в постели, полная инициатив. Андрей, тебе была приятна сама мысль о заботе и то, что ты кому-то интересен. Ты уделял мне внимание только тогда когда это было нужно тебе.

— Я признаю свои ошибки и пытаюсь их исправить. Но ты не позволяешь. Мои цветы подсунула девчонке? — Он усмехается, словно это его здорово повеселило. — Это так на тебя похоже.

— Море цветов к моему дому проложи, это ничего не изменит. Всё, что я хочу, чтобы ты наконец-то отстал от меня.

— Не могу, думал, делаю всё правильно, а увидел тебя, осознал, что люблю. — Рьяно бросил, ошарашено смотря в сторону леса, как будто не ожидал от себя ничего подобного.

Не желая слушать пустые слова, снова выглядываю на расчищенную дорогу. На этот раз получается отойти, но не так далеко.

— Даже не станешь меня бить или нецензурной бранью посылать? — Легким движением руки взъерошивает волосы, прищуриваясь.

Раньше этот жест вызвал бы во мне приятные бабочки, распаляя изнутри и посылая искры возбуждения.

А сейчас ничего. Пустота, как будто разговариваю с назойливой мошкой.

— Куда-то внезапно подевалось настроение, пойду поищу. — Закатив глаза, сваливаю в направлении домов. — Имей в виду на будущее, еще раз увижу за своей спиной — куплю перцовый баллончик.

Вставив свои последние три копейки, испытывая тревожность, добираюсь до дома, переодически оглядываясь.

Не стоит исключать возможности, что отец уже сегодня решил осмотреть смоленские угодья.

Шорох за спиной, словно ведомый внутренним зовом, вынуждает по инерции развернуться.

Холодные, как сталь, глаза Максима молча наблюдают за моим коротким маневром в желании попасть домой. Его скулы безжалостно натянуты под призмой напряжения. Легкая судорога в животе схлопывает веки, вынуждая закусить губу. Покачнувшись, захожу в дом.

Неужели менструация началась раньше? Как же не вовремя это все.

И ведь неясно, что может быть хуже, чем то, что уже случилось. Ссора с Максимом, приставания Андрея, приезд отца, теперь еще и это.

С тяжелым стоном опускаюсь на кровать. Аппетита совершенно нет, на скорую руку делаю чай и пью спазмолитик.

Хочется позвонить Нике, но сегодня у нее ремонтные работы в детской, и я буду со своими истериками точно не к месту.

За что мне это все?

Это я должна быть той, кто поддерживает беременную подругу, и точно не наоборот.

Всю ночь ворочаюсь. Сон просто ужасен, покалывание в животе едва ли проходит, лишь в позе эмбриона, умастившись на самом краю, я хоть как-то могу выдохнуть и покимарить.

Как назло, ночь выдалась жаркой, от чего всё одеяло намокло от пота и неприятно липло к телу.

Подскочив, как ненормальная, с первыми петухами, я надеваю черные брюки на высокой талии, кожаные кеды, майку в тон низа и серый клетчатый пиджак.

Волны жара обхватывают тело в душный кокон, как в бульварном романе. Но это вовсе не приятно, весомые капельки стекают с шеи вниз затрагиваю спину.

Выпив еще одну таблетку пррцетомола ощущаю, как медленно вспышка агонии отходит, и закалываю волосы сверху крабиком.

К завтраку добираюсь в клуб. Еще раз проверяя газеты перед тем, как их заберут курсанты. Все должно быть идеально, и нахождение тут — отличный предлог никуда не вылезать.

Стоит немного выдохнуть, как звонок сотрясает динамик. Испытывая недомогание, рассеянно и совершенно не глядя снимаю трубку, едва не выронив телефон из рук.

— Как ты? — Голос Максима звучит устало.

В груди появляется непреодолимое желание расплакаться и прижаться к чужой груди. Рассказать обо всем, что тревожит, и побыть немного маленькой девочкой.

Но гордая женщина внутри не сбавляет планку.

— Хорошо. Как сам? Должно быть работы сейчас немало?

Слышу легкий смешок, после чего приближающиеся шаги в коридоре. Статная фигура как в экшен фильме проходит вперед, безжалостно вклиниваясь в мое скромное убежище.

— Пустяки, в Сирии было тяжелее. — Откровенничает, сбрасывая по мере своего приближения звонок. — Девочка, ты такая бледная!

Его взгляд меняется с насмешливого на серьезный. Реальную тревожность и переживание выдают безумные глаза и напрягшиеся мышцы плеч, когда, подойдя, он трогает своей большой ладонью мой влажный лоб.

— Пустяки, бывало и страшнее. — Подражаю ему, закатывая глаза.

— Ты неисправима! — Цедит, после чего разворачивается.

Мимолетная тоска обхватывает мышцы, думая, что он сейчас уйдет.

Но Максим удивляет, обходит комнату, дотрагиваясь до старого шкафчика. Достав повидавшую СССР аптечку. Разглядывает содержимое, громко выругавшись. После возвращается, скидывая китель на стул.

— Сиди здесь, и только попробуй убежать! — Повелительным тоном оглушает, а взглядом он буквально пригвоздил меня к полу развалившемуся стулу.

— Какой бег, если встану уже хорошо. — Кривая усмешка посещает искусанные собственными зубами губы.

Ну лучше бы я молчала.

Уста Максима поджимаются, соединяюсь в тонкую полоску, после чего своим широким командирским шагом он пулей покидает комнату.

И все, что мне остается, — это рассматривать старую пластмассовую аптечку.

Но долго так сидеть не получается. Игорь Борисович с неким облегчением смотрит в лицо, забегая в клуб.

— Слава богам, нашел! — Выдыхает, хватая со стола пластиковую бутылку с водой.

Пока он утоляет жажду, я сжимаюсь, почувствовав, как новая волна пота сотрясает спину, а судороги в животе по новой ударяют по желудку.

— Как проверка? — Все, что могу из себя выдавить дрогнувшим голосом.

— Ты молодец, что предупредила, все было так, как и сказала. — Он грузно усаживается напротив. — К дому пока претензий не было, на построении тоже все прошло гладко, к внешним параметрам не особо придирались.

Найдя во мне своего преданного слушателя, голосит Игорь, изливая душу. Даже удивительно, что он все еще держится молодцом, что ж, старая школа умеет удивлять своим терпением.

— Это же хорошо, осталось всего-то продолжить в том же духе, а потом будем с улыбкой вспоминать. — Подбадриваю, стараясь удержать располагающее выражение лица.

— Не сомневаюсь, но... точно дырявая моя голова, ты-то и нужна мне, Катерина. — Протерев платком залысину, Игорь выпрямляется. — У нас запланированы через час демонстрационные учения курсантов, так сказать, демонстрация процесса и дисциплины. Нужно кое-что насчет газеты обсудить... возле полигона.

Неприятное предчувствие интуитивно качает головой, добавляя к разуму громкий голос Максима и боли в животе.

— Может, здесь обсудим? — Стараюсь держаться, чтобы понять, что конкретно от меня нужно. Все таки проблем с Игорем ещё не возникало.

— Катюш, времени катастрофически нет, прошу, пошли поскорее, это формальность, но мне нужно еще пару приказов успеть отдать.

Сомневаюсь, но вовремя вспоминаю, что вообще-то на работе и все еще идет рабочий день. Я не могу не выполнить простое указание лишь потому, что боюсь встретить отца.

— Ладно, но это быстро? — Уточняю, не желая стоять на ногах где-то в углу всю следующую программу. — Я немного нехорошо себя чувствую.

Он быстрым взглядом изучает мою бледность, которую даже не спрятала тоналка, что-то мелькает в его глазах, после чего он кивает.

— Это быстро, Катюш, обещаю, минут двадцать, не больше. — Уверяет, отчего я соглашаюсь.

Мысленно надеюсь встретить на пути Максима, который бы отвоевал меня у Игоря Борисовича. Но чудо не происходит, и мы проходим к большому стадиону, находящемуся на территории части.

Взбираемся вверх по выкрашенной в синий лестнице, неожиданно останавливаясь у двери, ведущей в единственную открытую вип-ложу с хорошим обзором.

— Так что нужно подкорректировать в газете? — устало выдаю, придерживая скрытой за тканью пиджака ладонью живот. — Попросили ещё раздел? Скажи, что это недопустимо, или мы будем сокращать в таком случае другие.

Так не вовремя жара напала на гарнизон делая из меня местную сумасшедшую в своем теплом пиджаке. А быть может, действительно банально лихорадит.

— Катюш, понимаешь, мы обсуждали с майором Макаровым газету, и он подал мне отличную идею, которую согласовали капитаны. — Еле слышным голосом произнес начальник. — Наши гости будут говорить напутствующую речь, и ты сможешь публично взять у них интервью для газеты.

Что? Это какой-то злой рок?

— Игорь, мы об этом не договаривались! — Повышаю голос, ибо по-другому никак, в связи с чем пульсация в животе лишь усиливается, принося реальную боль. Намного сильнее и уже не такую терпимую, как часами ранее.

— Как и обещал, это не займет больше двадцати минут!

К нам подошел солдат, любезно подавая мне блокнот и ручку.

Моя жизнь в этой части — сплошные тарантиновские сюжеты! Господи, какое стоп-слово?

— Я плохо себя чувствую, у меня температура! — Вздыхаю, сдерживая злость.

Испуг вперемешку с яростью и жгучей болью туманит сознание, чудом оставляя в равновесии.

— Катерина, это на двадцать минут, ради всего святого, прошу тебя. — Он вздыхает, и на его лице мелькает страдание. — Прошу! Это же твоя работа — быть журналистом, пару вопросов спасут всю нашу часть. Медаль тебе выпишем!

Ага, за отвагу!

Спасут? Да они заведут моего отца, как порох петарду! А я даже не в состоянии отстоять себя, стараясь не концентрироваться на тупой нарастающей боли.

— Игорь, пожалуйста, придумай что-то, я правда сейчас не в состоянии. — Закрывая глаза, стирая трясущейся ладонью пот со лба. — Можем отсрочить, и я подготовлюсь!

Неужели не замечает моего состояния?

Чертов старый интриган! А Макаров? Я ему лично все три жидких волосины повыдергаю, когда он ночью выйдет покурить.

— Вахрушева, ну что мне, пожилому человеку, встать перед тобой на колени? Потом такой вариант не подвернется, программа плотная! — Он реально опускается на колено, кажется, заморозив этим даже мою боль. — Твоя газета им понравилась. Они сказали, что такое новаторство полезно.

О как? Серьезно? Отец так и сказал?

Удивление и совесть, видя Игоря таким уязвимым, толкают на отчаянный шаг, вырывая из груди глубокий вздох. Всё же это было неизбежно.

— Дай мне две минуты.— Отвернувшись закрываю глаза сжимая кулаки.

25. Злой рок

Смотря правде в глаза, я точно не готова к встрече с родителями. Но, видимо, сегодняшний день решил продолжить ухудшаться в геометрической прогрессии как минимум до тех пор, пока я их не увижу.

— У вас есть сигареты? — Вздохнув, смотрю на Игоря.

Как объяснить этому гению, что там сидят мои родители, у которых он мне предлагает взять интервью?

Да никак! Если я только заикнусь, он сразу же обрадуется и решит, что это подарок судьбы.

— Держи, но в привычку вводить не советую. — Он радушно улыбается, протягивая к руке пачку и треснутую посередине зажигалку. — Крайне расточительная.

Вот же гад веселый! Конечно, хорошо ему, это не он сейчас будет шапито изображать.

Затянувшись, мысленно надеюсь увидеть здесь Максима с грозным взглядом, надвигающегося сначала на Игоря, а потом на меня.

Это так странно, но пропустить мимо себя не могу. Я настолько сблизилась с этим мужчиной, что подсознательно чувствую его силу, ожидая помощи.

Но, как в дешевом кино, он не приходит.

Вынимаю из пиджака прошлогоднюю жвачку, которая, вероятно, так себе перебьет запах сигарет. Но делать нечего.

Соберись!

Соберись, тряпка! Это всего лишь работа, разве так тебя воспитывали? Разве так ты всегда боролась за себя?

Внутренний террор не продолжается долго, отбросив все тяжелые мысли, открываю дверь, не обращая внимания на комментарии Игоря. И без него знаю, как кого зовут и о чем лучше не спрашивать.

Кажется, любой посторонний шум звучал будто из-под толщи воды. На нервном фоне вспышка боли пронзает не только низ немного отекшего живота, но и весь желудок, переходя к груди.

Но я не обращаю внимания, гордо ступаю вперед прямиком на Макарова, который, как деревенская сплетница, открыл свой рот.

Отец с мамой сидят в центре между пустых рядов спиной ко мне. Напротив сбоку у самого ограждения балкона расположена створчатая старая лавка, несколько закрывающая обзор на полигон.

На ней вальяжно распластался помощник, и, как поняла, должна была и я. Также на соседних стульях собрались несколько солдат, судя по всему, приехавших вместе с делегацией.

Интересно, есть ли у кого-то из них хоть малейшее предчувствие? Дрожь по коже или горящая красным светом интуиция?

Возможно, но я уверена, годами сформированная стальная броня отца отвергает любое предчувствие и интуицию.

Чувствуя холодок в ногах, я сдерживаю внутреннюю панику и уже чувствую себя провинившейся девчонкой. Но с другой стороны, это нелегкий, но не самый худший шанс показать характер.

Обходя лавку, почти не дышу, концентрируюсь на слабости внутри. Не теряя осанки, усаживаюсь напротив родителей, заглядывая в такие же изумрудные, но жесткие глаза.

Брови генерала Вахрушева слегка поднимаются, почти не выдавая удивления, пока он прищуривается, поджимая губы в открытом недовольстве.

Мама не обладает отцовской выдержкой и сразу выдает растерянность, сжимая локоть мужа. Со стороны кажется, что женщина ищет поддержки, но нет, напротив, она его успокаивает.

— Екатерина Вахрушева, местная газета, вы готовы дать мне интервью? — Сама удивляюсь тому, как хорошо и без колебания звучу.

Профессиональная этика мне не чужда, спрашивать каверзные вопросы я не собираюсь. Намеченный план действий представляет собой пару наводящих вопросов и поспешное исчезновение из его поля зрения.

Игорь Борисович входит вместе с подчиненным, усаживаясь чуть подальше у самого выхода. Видимо, решил проконтролировать, впрочем, от разоблачения меня уже никто не убережет.

Отец молча кивает, будучи немногословным. Его прямой, собранный вид не может не восхищать, в любой неожиданной ситуации он никогда не показывает своей неуверенности.

— Итак, расскажите о вашей жизни, почему именно профессия военного? — начинаю с профессиональной базы.

Игорь Борисович довольно кивает, чем сильнее раздражает меня. А ведь до этого мне казалось, что подставы от него не стоит ждать.

— Служить родине — долг каждого солдата, я всегда знал, что кроме этого другого не будет. — Безэмоционально цедит, не разрывая нашего контакта.

Это было не новостью, с самого детства отец ежегодно посвящал парочку бесед тому, как важно приносить пользу своей стране и что не мужчина тот, кто не служил.

— И все-таки вы начали с небольшой части в Подмосковье, как вы пришли к тому, чтобы занимать пост генерала армии? — Держусь отдаленно, но собственное самочувствие начинает пугать.

Никогда в жизни я не испытывала таких болей. Это судорога, как будто шипованной лианой сковывает живот, и при всем том меня колбасит. Нездоровый холод сжимает плечи.

И я уверена, что игнорировать это нельзя, но сейчас не та ситуация.

— В моей семье все мужчины связаны с военной подготовкой. Это не то, что обсуждается или имеет «хочу — не хочу».

Намекает на мою сепарацию? Неудивительно.

Отец всегда контролировал все аспекты моей жизни, и наверное, было ударом,что услышав его отказ, я просто свалила и сама взяла на себя отвественность.

— А как же ваша семья? Должно быть непросто найти столько времени на жену и…

Не успеваю договорить как в ложу протискивается фигура недавольного Кирилла Моисеевича с габаритным аптечным чемоданом и злого Максима.

Нет он не злой он просто в бешенстве. Его глаза вмиг находят меня вспыхивая ещё сильнее. Смотря то на меня то на Игоря.

Однако, видимо, уважение к генералу Вахрушеву он имеет. Поэтому, обменявшись кивком, он недовольно усаживается поближе к нам вместе с Кириллом.

— Семья разделяет мои взгляды, в конце концов, долг родине превыше всего. — отвечает на вопрос отец, казалось бы, проигнорировав вошедших.

Я же почти не дышу. Мне настолько плохо, что, кажется, я уже выгляжу как после бассейна, который принимала в одежде.

— Это похвально, меня, признаться, всегда удивляли люди, способные вот так добиваться высот в карьере.

— Жаль, что они вас не мотивируют. — Едко бросает, нарошно цепляя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ну конечно,

«посмотри, чего добился я, и где ты».

— Юра. — Тихо шепчет мама удерживая его за локоть.

— Возможно, вы правы, но для меня семья и польза обществу имеют куда большую важность, чем пост и деньги. — Мой голос звучит такой же сталью, как и его молчаливый взгляд.

Хочет цеплять и оскорблять? Пожалуйста, но это не значит, что я та зашуганная девчонка, которая боится поднять на него глаза.

Лучшая защита — это нападение? Да, папа?

Но генерал Вахрушев спокойно смалчивает, словно анализирует и трезво оценивает ситуацию. Не каждый день кто-то дает ему отпор. Чего уж там, не каждые лет десять.

— А как насчет вашего ордена? Говорят, вы основатель компании, который разрабатывает новейшие приборы для слежения. Это большой вклад в будущее обороны.

Стараюсь перевести фокус внимания на тщеславие, но я забылась, отец генерал не просто так, а генами и состоянием души. Он видит меня так же хорошо, как и я его. Не зря же дочь.

— Компания работает больше десяти лет, ничего интересного, разрабатываем рации и дроны. Думаю, вам мало что известно об этом направлении.

— О, конечно. — Закусываю губу, сдерживая судорогу. — А как вам наша часть, вы уже успели посмотреть прогрессивные ландшафты?

Думаешь, получится завалить моё интервью, папа? Нет уж, я буду драться так же, как и ты.

— Они прекрасны. — Неискренне тянет, как будто вот-вот готовый сбросить на меня бомбу или уже удавить одной рукой. — А как насчет вашей работы?

Страх сковывает тело, ему явно нет дела, что здесь никто не догадывается о нашем родстве.

Генерал Вахрушев уверенно смотрит вперед. Настоящий стратег, умеющий выстроить грамотную линию обороны. У него нет слабых мест, нет присущей молодым курсантам неуверенности. Лишь трезвый, расчетливый разум и извечная позиция нападающего.

Любая персона перед ним сыпется на множество частей, не справляясь с пассивным давлением, но не зря мы носим одну фамилию и группу крови.

Я не позволю считать себя чем-то меньшим, а свою жизнь менее достойной.

Это то, чему я училась, будучи совершенно одинокой и отрезанной от семьи.

— Признаюсь, я слышала несколько ваших комментариев. — решаю подколоть. Конечно, знал бы он, кого хвалит. — Мне лестно, но эта идея ещё несколько месяцев назад была разработана мной, и как опытный журналист я решила протестировать ее здесь. К счастью, не без положительного результата.

Максим, видя моё состояние, с некой тревогой подбадривающе улыбается. По взгляду вижу, что в любой момент он готов схватить за руку Кирилла и подтащить его со всем многочисленным арсеналом ко мне.

Он точно не замлеет перед отцом, и почему-то уверенность в этом придает мне сил.

— Лестно? — Зло усмехается видимо потеряв всякий интерес к долгой атаке. — Тебе лестно позорить мою фамилию?

Ну вот и всё.Отзвенел мой колокол веселой жизни.

Господи, как не вовремя это всё.

Но, похоже, никто из окружающих, кроме мамы и Макарова, не понял, о чем он. Возможно, списав на однофамильцев.

— Я несу пользу обществу, товарищ генерал, мне кажется, вы немного поспешны в своих выводах. — Сжимаю руку в кулаке под тревожным взглядом мамы. Она точно не могла не заметить нездоровой бледности. — Может, вы расскажите нам, как вам удается поддержать такую боевую форму в ваших годах?

— Я расскажу, все расскажу, но сначала ты! — Его указательный палец слишком близко, но не дотягивает до груди. — Это и есть твоя прогрессивная работа?

Кажется, сидящий рядом Макаров вот-вот обделается от страха, пока в комнате витает все больше непонимания, исходящего от моих новых знакомых.

Я попала. Да так попала.

— Товарищ генерал! Мне кажется это я беру у вас интервью. — Хочется скрутиться в позу эмбриона, от этого взгляда и ужасной боли. Мне точно нужна медаль за отвагу а лучше памятник! — Пожалуйста давайте закончим и я отвечу на любой ваш вопрос после интервью.

Намекая на уже начавшееся внизу построение, выдерживаю его тяжелый взгляд, что вот-вот рискует вырваться в скандал. Его острые скулы сильнее напрягаются, а глаза начинают гореть огнем.

— Маргарита, сколько раз ты меня пыталась убедить в неправоте! — Зло цедит теперь, смотря на показушно спокойную мать. — И посмотри, где она ошивается!

Моя милая мама волнуется. Наблюдает за тем, как медленно я сжимаюсь, она всегда чувствовала, если мне плохо.

— Юра, ты не прав! — Старается сказать как можно тише, не сжимаясь под его колючим взглядом. — Это же новаторство, ну посмотри, какая интересная идея, ты же сам…

Ее действия отец не встречает хлебом с солью. Наверное, в сердцах пожалел, что успел оценить мою идею и вложенные часы работы. Для него это как плевок в душу — хвалить журналистов.

Еще бы, единственная дочь одна из них.

— Я сказал, что это неплохо для мелкого журналюги, а не моей дочери! — Устремляется взглядом, полным желчи, ко мне. — Или ты стала именно такой? Той, кем обещала никогда не быть!?

Спокойно. Спокойно. Спокойно.

— Я не привязана к одному месту и имею право работать там где хочу! — Злость растекается новой волной, он всегда стремился решить мою судьбу.

Сдерживаюсь из последних сил но поздно все внимание сидящих устремленно к нам. Уже никого не волнует несчастная статья, дело пахнет керосином.

— Это так ты просила не вмешиваться в её жизнь! — Он снова смотрит в глаза матери.

Но мама не дрогнула. Она генеральша с опытом, выглядит нежной и утончённой, но способна выстоять эту животную ярость. Наверное, только она может его понять.

— Не лезь в мою жизнь, в ней всё было хорошо без твоих нравоучений! — Сжимаю руки в кулаки, я не собираюсь позволять ему давить на маму.

Только через мой труп! Хотя, учитывая состояние, скоро он у них будет.

— Что в ней хорошего? — Шипит сквозь зубы. — Работаешь за три копейки, живешь в разлагающейся халупе, зато независимая и счастливая!

— Да, счастливая! И без твоих вечных приказов и недовольств. — Подрываюсь с места. Боль настолько сильная, что даже сидеть неимоверно больно.

— Да что ты понимаешь, соплячка? Я всё тебе дал, а ты вон как, хороша профессия, и только.

В воздухе витает запах скорого дождя и опасная атмосфера. Кажется, вот-вот случится непоправимое, и мы разругаемся в пух и прах.

Но все чего мне хочется, так это быть услышанной. Даже если он не сможет меня хоть немного понять, то я банально выскажусь и забуду о его существовании еще на несколько лет.

— Да что ты сам понимаешь? Ты всегда недоволен, всегда знаешь лучше? — Мои ноги подгибаются от дикой боли. Но вместо крика я лишь повышаю тон. — Это моя жизнь! Сегодня работаю в части, завтра в столичной фирме, но я всем довольна! Я ни в чем не нуждаюсь! Почему ты всегда мной недоволен?

— Катюша... — обеспокоено начала мама, заметив капли пота, стекающие со лба. Вся спина под пиджаком уже промокла. Но я упрямо игнорирую неприятные ощущения, желая договорить.

— Да потому что я всегда все тебе давал, а ты никогда не ценила! Упрямилась в конце концов, убежала из дома при первой же трудности, и что я вижу дочь? — Он качает головой. — Ты стала позором семьи!

Его грозный не то голос, не то рык наносит серьезный удар по сердцу. Но я выдерживаю, сложно разбить то, что уже было им неоднократно разбито.

Я так думала, но, кажется, эти слова, как спусковой крючок, наваливаются бетонной стеной на всю ту боль, что я испытываю с самого утра.

Мне все равно, что эти слова услышали Игорь Борисович и Максим с Кириллом. Настолько я себя плохо чувствую и в душе, и в теле, что все равно.

— Ты никогда не ценил меня. Никогда не любил меня, тебе всегда нужна была причина. — Отхожу по инерции к балкону, хмурясь. — Поздравляю, ты нашел отличную, чтобы меня унижать. Но я ни о чем не жалею, я выполнила все, что себе обещала, но ты так и не изменился. По-прежнему ведешь себя со мной как со своим подчиненным.

— Ты всегда убегала от проблемы, и это лишь её результат. — Он злобно цедит. Ни одна из манипуляций мамы не достигает цели. — Ты могла бы быть лучшей военной журналисткой с моей подачи или проектировщиком, гением АйТи, как Игнат, а сейчас ты никто.

Мне так хочется сказать что-то и убежать, в последствии разрыдавшись в подушку, но всё, что я могу, — молча разглядывать его грозную жестокую фигуру.

Всё-таки правду говорят: первый мужчина, который разбивает сердце женщины,

— ее отец.

Делаю шаг в сторону, чтобы не слышать больше ничего из его уст, но ноги окончательно подкашиваются, и я падаю прямо в руки к своему отцу, словно на суд.

Тело пробивает огненной волной, когда, ухватываясь дрожащими пальцами за его зеленую рубашку, я лишаюсь чувств от сильной боли.

Но эта боль лучше, чем та, что сильно меня разозлила, ударив ножом в спину.

Последним, что я слышу, становится беготня.

— Доченька! — Мамин голос, переполненный страхом, ударяется об ушные перепонки.

— Нет, не переворачивайте, ровно держите спину. — Командует Кирилл. — Да, Максим, здесь держи, ее срочно надо осмотреть, приподними футболку до груди.

P.S. Следующая глава от лица генерала, Максима Игоревича, ждете?)

26. Знаки судьбы

Генерал

Ярость быстро растворяется в воздухе, когда несносная девчонка теряет сознание.

Вахрушева — настоящий боец, и теперь я знаю, о чем она говорила при ссоре. Об этом же говорила и Камилла бесчисленное количество раз.

Подбегаю, наплевав на присутствующих коллег. Кирилл дает четкие инструкции касаемо осмотра, в нем я уверен на сто процентов, этот мужик знает свое дело.

— Сделайте же что-то! — растерянно причитает Маргарита Вахрушева, не сводя с дочери обеспокоенного взгляда.

— Как давно у нее такая температура? — Уточняет, глядя мне в глаза.

Я не могу знать точно, было ли ее вчерашнее покачивание началом этой истории, но умалчивать точно не стоит.

— Вчера вечером заметил странную бледность, но с температурой поймал только полчаса назад.

Он хмурится, осторожно касаясь ее оголенного живота.

Надавливая куда-то вниз, Кирилл вызывает у нее страдающее выражение лица и тихий, почти неслышный сквозь сомкнутые веки стон.

— Нехорошо, очень нехорошо. — Вероятно, чтобы лишний раз не вызывать волнений, он должен был сделать мысленный вывод, но пробормотал вслух.

— Что с ней? Почему она вся горит? — Своим стальным голосом басит генерал Вахрушев, не отпуская от себя дочь. — Сделай же что-то, Дроздовский.

Кирилл хмурится всё больше, снова прощупывая ее живот, а после, поднимаясь пальцами, оттягивает веки, заглядывая фонариком в зрачки.

— Делаю, товарищ генерал. Нужно понять, насколько критическое состояние и сколько в запасе времени до хирургического вмешательства. У девушки определенно воспалился аппендицит.

— Юра, сделай что-нибудь! — не сдерживает полувскрика ее мама, трогая дочь за мокрые локоны. От этой картины у любого бы сжалось сердце, но мне некогда раскисать. — Всё из-за тебя, посмотри, до чего ты довел моего ребенка!

Маргарита Вахрушева, всегда собранная и сдержанная, сейчас, наплевав на всё, как самая настоящая героиня-мать оберегает своего ребенка. По глазам вижу, как переживает, изо всех сил сдерживая слезы.

Я и сам ощущаю сильную трясучку, глядя на то, какая Катя бледная и горячая. Словно находится на смертном одре, и от этой мысли в голове заряжаю себе пощечину, приводя тело в чувства.

Укол вины пронзает неожиданно и ощутимо. Если бы я не позволил ей уйти, если бы уделил ей достаточно времени и спрашивал о семье, то заметил бы еще на первых парах.

А что сейчас? Где Кирилл сможет ее прооперировать, на каких условиях?

— Слова не вызывают аппендицит. — Спокойно замечает, как на автопилоте, генерал.

Однако за всем этим напускным спокойствием невозможно не заметить, что глаз со своего ребенка он не спускает и крепко прижимает к себе.

— Поговори мне! Между прочим, характером она в тебя! — Женщина придвинулась ближе, целуя дочь в лоб. — Кирилл Моисеевич, пожалуйста, сделай что-нибудь, у нее температура под сорок, если не больше.

— Я вызову вертолет, в течение трех часов сможем довести ее до лучшего реабилитационного центра. — Генерал решительно потянулся к карману, но Кирилл остановил его.

— Товарищ генерал, это ни к чему, мы банально не успеем, аппендицит может разорваться. У нас есть пара часов до того, как нужно будет экстренно оперировать, и транспортировка в ее положении, особенно на вертолете, очень рискованна. — Делает свое заявление, опуская край майки обратно.

— У нас нет выбора! Как ты собрался помочь ей? У тебя есть операционная или, может, подходящие условия? Ближайшая больница в часе езды. — Генерал хмурится.

Конечно, каким бы тяжелым он ни был, в первую очередь он родитель, который переживает за состояние своего ребенка.

Это всё равно что инстинкт.

— Апендицит — это несложная операция, проводил и труднее в более неподходящих условиях. В моем кабинете достаточно медицинских приборов, вот только обезболивающее... Игорь, твои курсанты израсходывали весь мой запас. — Он хмурится, разглядывая лицо Кати, принимая какое-то решение. — При таком вмешательстве потребуется хорошая анестезия. Максим, я напишу рецепт, съездишь в аптеку возле вокзала?

Все это время молчавший Игорь кивнул, напоминая о себе. Злость на него возросла десятикратно. Какого черта он вообще затеял это интервью? Наблюдая за их семейными отношениями, сразу видно, что идея точно не принадлежит Кате.

— Прямо сейчас выезжаем вместе с Игорем Борисовичем. — Кивнув генералу, едва ли не за шкирку хватаю козла, выходя вместе с ним с трибуны.

Никакое построение не имеет значения, пока моя женщина в таком состоянии.

— Какого черта ты ее туда притащил? — Зло ударяя по рулю, когда мы молча усаживаемся в припаркованный сразу за стадионом «Тигр». — Она же бледная как смерть!

Пусть только попробует соврать, что не заметил. Ее за километр видно, даже если она использует тонкалку или эти бабские штуки.

— Я не знал, Максим. Не знал, что она дочь генерала, честное армейское. — Нервно цедит майор, прижимая платок к потному лбу. — Это казалось такой хорошей идеей, да и Катя не настояла, почти сразу согласилась.

Почти? То есть он еще и давил на нее?

Хочется сорваться на Игоре, как следует выпустив злость, но я четко понимаю, что этим делу не помочь. И лучше как можно скорее выехать за пределы части, иначе я за себя не ручаюсь.

Сорок долгих минут ушли на покупку препарата и обратную дорогу. Они превратились в самый настоящий форсаж. Потому что гнал я по встречной, и на максимальной скорости, как сумасшедший, едва не доведя Игоря до инфаркта, впрочем, так ему, барану, и надо.

Все это время острый страх сковывал меня нещадно.

Забытое чувство, когда ты на пороге потери, зыбкое чувство, когда не веришь в такую вероятность, но как будто подготавливаешься к ней.

Было тяжело, неизвестно, как давно она мучается, вдруг аппендицит взорвался? Вдруг они не смогли больше ждать и Кириллу пришлось оперировать ее на-живую, принося моей девочке сильную боль?

Все эти минуты я словно не жил, а горел вместо нее. Однако, если бы была возможность забрать всю ее боль, то без колебания я бы сделал и это.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ворвавшись, как смерч, в корпус, отданный под больничный кабинет, почти сразу столкнулся с генералом, курящим возле входа в палату. Он молча глядел в сторону леса через открытое настежь окно, игнорируя бормотания Макарова. Пока его жена сидела рядом с дочерью, укрытой простыней.

Предусмотрительно в дом принесли длинный крепкий стол Игоря Борисовича вместо операционного. Даже удивительно, что в части не оказалось такой казалось базовой потребности. И если Вахрушев закроет эту часть, а Игоря отправит под трибунал, горевать не стану.

— Молодцом, вовремя справился, я уж было думал, придется клофелином усыплять или твоим перваком. — Отшучивается Кирилл, принимая пакет с каким-то физраствором, попутно на ходу вставляя его в капельницу.

— Как она? — Не могу оторвать взгляда от Кати.

Слишком бледная, волосы собраны предположительно ее матерью в небрежный хвост, из одежды только длинная мужская футболка, и я буду надеяться, что ее отца, а не Кирилла.

Вот же ублюдок? И как я только могу в такой момент думать об этой мелочи вместо того, чтобы переживать о ее самочувствии?

— Жить будет, а сейчас все на расход. — Он уверенно устанавливает небольшой лоток с стерилизованными скальпелями на чистый подоконник. — Я начинаю операцию через десять минут, это Яна генерал нашел ее в местной больнице, будет ассистировать.

Но Маргарита Вахрушева даже не шелохнулась, напряженно поглаживая как завороженная дочь по голове.

— Мы должны покинуть помещение, не будем мешать Кириллу Моисеевичу делать его работу. — Уверенно подхожу к женщине, подавая руку.

Не малых трудов ей стоит оторваться от своего ребенка, но она понимает, что выхода нет, и упрямством будет лишь тормозить процесс.

— Спасибо. — На выдохе почти шепчет, когда мы выходим из палаты.

Часы мучительно растягиваются, когда мы с генералом Вахрушевым методично выкуриваем на двоих пачку сигарет и отправляем Макарова за новой в местное сельпо.

Маргариту Ивановну получилось отправить отдохнуть в гостевой корпус только с подачи медсестры, давшей снотворное и поведавшей о том, что Катю уже начали зашивать.

— Что у тебя с моей дочерью? — Докуривая сигарету, выбрасывает бычок в пепельницу генерал.

Китель он отдал жене, а рубашку закатал по локоть еще на первых двадцати минутах операции. Интересно, что испытывает отец, пока его ребенка оперируют?

Очевидно, до появления своего ребенка я могу лишь предполагать о степени тяжести, потому что генерал — стена, и лишь слегка небрежный внешний вид его выдает.

— Не понял? — Вздыхаю. Не так бы я хотел познакомиться с будущим тестем. Хотя какое уж тут знакомство, если друг друга лет двадцать знаем?

— Под дурака косить будешь рядом с моей дочерью, я спрашиваю то, что между вами серьезно? — Он усаживается на лавку.

— Да. Мы с Катей в отношениях. — Делать нечего, вскрываюсь, лучше рассказать, чем умолчать. — Я не обижу ее и не оставлю.

Он отрывается от скамейки, буравя меня взглядом, но возвращается обратно, сдерживая себя.

— И какого черта вы даже живете не вместе? — Сквозь зубы цедит.

— Жили, но накануне я задолжал ей ужин, и она ушла от меня. — Недовольное выделяю. Не то чтобы мне хотелось обсуждать это с Юрием, но лучше проводить время так, чем в переживаниях о Кате.

Неожиданно генерал, не сдерживая улыбки, негромко смеется, хлопая меня по плечу.

— На самом просто прокололся, Ранин. Катя, словно цветок, нуждается в постоянном внимании. — Говорит то, что я и так уже понял.

— Мы уладим это, я не пацан, чтобы при первой ссоре, поджавши хвост, оставлять ее. — Усмешка расползается по губам.

— Посмотрим. — Угрожающим тоном бросил генерал, неожиданно подавшись вперед, его крепкие руки нашли воротник моей рубашки. — Смотри, Максим, обидишь мою дочь, яйца оторву и заставлю сожрать как деликатес.

— Понял. — Не дрожу под тяжелым взглядом. Последнее, что я сделаю, это стану обижать ту, что мне дорога.

— Кхм-кхм, если вы закончили семейные разборки, то я расскажу о результатах операции. — Кирилл с усмешкой смотрит на нас через открытую дверь, когда генерал наконец-то не без раздражения отпускает воротник моей рубашки. — Операция прошла успешно, пару дней поддержу ее в палате, потом месяц никаких нагрузок.

Кирилл дает несколько наставлений по поводу того, что сейчас ее лучше не беспокоить, и промывает руки в раковине под проточной водой. Не пуская нас к ней в палату.

— Ты свободен. — Юрий Андреевич кивает на дверь, следом выходя из медицинского корпуса. — Чтоб до утра даже не беспокоил, я приставлю двух солдат к палате. Довольно ей нервничать.

Согласно киваю, наблюдая за тем, как наши прошлые позиции занимают два бойца, создавая картину караула. Выходя из медицинского корпуса, провожаю его взглядом в гостевой корпус, идя по своей дорожке, после чего разворачиваюсь.

Хрен там!

Меняя курс, направляюсь в другую часть чащи прямо к дому друга. Не церемонясь, стучу в окно его спальни.

— Максим, ты офонарел? — Кирилл недовольно хмурится, видимо решив устроить себе перерыв на сон после операции.

— Пошли со мной, поможешь. — Он молчит, грозно глядя мне в глаза. — Дроздовский, я не понял, ты мне друг или кто?

Недовольно причитая, он возвращается в дом, накидывая на голый торс кофту на молнии.

Вечереть стало раньше, поэтому легкая прохлада приятно расслабляла, но недостаточно, чтобы лишить меня гениальной и местами безумной задумки.

— Что делать надо? — Мы обходим недавно оставленный дом с обратной стороны. — Предупреждаю, никого оглушать не стану.

— Да нужны они мне, только подсади — и свободен. — Закатываю глаза. За кого он меня принимает? Я что, ниндзя или какой-то вор? Мне всего-то надо пролезть в окно палаты.

— Тоже мне дон Жуан. Тебе сколько лет, генерал? — Причитает, однако подставляет колено и фиксирует руку, упираясь плечом в доски.

— Тебе напомнить, из-за кого мне нужна страховка?

— Ой, да лезь ты уже. — Недовольный шипит, все же подсаживая. — Ашалеть, мне сорок три, и чем я занимаюсь. Для уточнения, Ранин, это попахивает сороколетним коньяком.

— Это попахивает сороколетним алкоголизмом. — Не могу сдержать смешка, оглядывая из оконной рамы своего подельника. — Шел бы что ли медсестру охмурил.

— Ты ее видел? Нужен мне этот геморой, всю операцию только и умничала, как будто я не в курсе о рисках гепатита. — Закатывает глаза, после чего машет рукой. — Ладно, утром помогу тебе в обход вылезти.

Не сговариваясь, мы расходимся. Пока я медленно, как на разведке, проникаю в палату, наблюдая за умиротворенной картиной.

Странные дела, меня не покидала мысль, что ее фамилия мне неожиданно знакома.

Как что-то близкое ворочалось на языке, но не доходило до логического разъяснения.

Упоминание генералом о родстве лишь свело все ниточки в один клубок, и как дурак, я расплылся в улыбке, вспоминая нашу встречу.

Нашу первую встречу.

Это было семейное воскресенье, и в части, в которой я служил еще юнцом под командованием майора Вахрушева, где никогда ничего не происходило.

Только порядок, и впечатляющая дисциплина.

Мой взгляд неожиданно привлекла маленькая голова освященная лучами солнца.

Девочка в джинсовом костюме вскарабкалась на ветку раскидистой крепкой яблони. Весело хихикая, она ненадолго остановилась, но тут же продолжила, и взобралась еще выше.

Ее физическая подготовка удивляла меня, но в тот же момент из-за стремительного подъема стала напрягать.

И не зря.

Уцепившись ногой, она неловко повисла в положении, которое буквально пригвоздило ее к ветке, висящей прямо над моей головой.

— Ой, мамочка! — Вскрикнула малышка, сильнее обхватывая ручками листву ветки.

— Не двигайся! — Приказываю, но ребенок не слышит или не может удержать свое положение, немного соскальзывая, повисая своим небольшим весом на хрупкой ветке. — Не бойся, отпусти ветку, и я тебя поймаю.

— Честно-честно? — Не разворачиваясь, щебечет своим звонким голосом.

— Обещаю, только доверься мне.

Она сомневается, перспектива улететь на почти добрых два метра вниз ее явно пугает, но выбора нет, и маленькие ручки выпускают ветку.

С протяжным визгом она падает в мои руки, сильнее прижимаясь к груди. Всё, что остается, — аккуратно сжимать на руках ребенка, успокаивая нервно бьющееся сердечко.

— А ты принц? — Неожиданно отрывается, смотря своими большими красивыми глазами прямо в душу. — Женишься на мне?

Не могу сдержать улыбку, осторожно усаживая ее на близ стоящую скамейку.

— Когда-нибудь обязательно.

Больше я не видел веселой девчонки, а эту историю мы договорились сохранить в секрете.

Лишь позже я узнал, чья она дочь. А потом и вовсе забыл, хотя до комы изредка вспоминал этот эпизод. Однако потом память отшибла все мелкие светлые эпизоды, погружая разум в темноту.

Приблизившись, осторожно целую свою бойкую девочку в бледный лоб, наслаждаясь ее присутствием. Я бы точно не смог последовать приказу Юрия Вахрушева и усидеть в доме, пока она тут совершенно одна в этой огромной пустой комнате.

— Вахрушева, у тебя не было шансов. — Шепчу не без иронии, нежно поглаживая бледное лицо.

27. Разговор

Горло неимоверно сушит, словно внутри самая настоящая пустыня сахара. И хорошо, если б только она одна. Однако ж нет! И тело стало предателем, оно неимоверно ныло, а следом засаднил живот. Так сильно, словно в желудок вонзились разом с десяток ножей.

От пронзающей боли я зажмуриваю глаза, сил совершенно нет, и тягучий зыбкий сон вновь утягивает в свои владения.

Под беспокойной тупой болью, словно на краю агонии, слышу тихий и совершенно неразборчивый голос.

Мягкие касания крепких рук и тяжелый аромат, пробивающийся сквозь пучину антисептиков и химозы.

Я уверена, что это Максим, сомнений совершенно нет.

Этот терпкий мужской аромат я узнаю из тысячи, поскольку теперь он надолго осел в памяти, приятной нитью связывая воспоминания наших встреч..

ночей.

Хочу быть уверенной в этом, поэтому прикладываю все усилия, чтобы попытаться открыть глаза, однако ничего кроме яркого солнечного света не нахожу.

Неужели я была в бреду?

Максим...почему его нет рядом?

Ты сама его прогнала, Вахрушева.

Недовольно скрипит сознание, уж оно-то помнит все мои ошибки, очень вовремя подбрасывая, словно киноленту в голове.

Боль острым ножом неприятно режет тело. Она, как безумный маньяк, наслаждается страданиями и моей агонией. Как будто это цена за совершенные ошибки.

— Не двигайся, пришибленная. — Басистый грубый голос вырывает из дум.

Не могу вспомнить, кому он принадлежит, однако Кирилл Моисеевич сам показывается в больничном халате.

— Чего это? — С трудом фокусируя взгляд, тут же ему поясняю. — Пришибленная?

Он усмехается, однако подходит ближе и трогает лоб, делая внешнюю оценку самочувствия.

Кто-нибудь объяснит, что здесь вообще происходит?

— Того это. — Врач подносит ближе стакан с прохладной водой, вызывая прилив благодарности. — Ты даже не пришибленная, а безбашенная. Так водить всех за нос.

— Подумаешь, как будто беглая преступница. — Закатываю глаза.

Чтобы правильно понять происходящее, стоит сделать вывод: мне стало плохо, и я раскрылась перед новыми знакомыми во всей красе.

Это легче, чем тогда казалось, и все-таки я тону в пучине собственных мыслей, отказываясь некоторые из них воспринимать.

Мне срочно нужна моя милая Никонова.

Но неожиданно осенило, стало не по себе от реакции Максима. А если он сочтет меня лгуньей и попросит держаться на расстоянии? Генерал не раз мне говорил о том, как важна для него правда в отношениях.

А я не раскрыла даже принадлежность к своей семье.

— Лучше бы это была она, действительно лучше, чем дочь генерала Вахрушева. Ну и переполох ты устроила, егоза. Нашли же ненормальную на нашу часть, чтобы так бегать с воспаленным аппендицитом. — Недовольно бурчит, подтягивая мою футболку до самой талии.

Вот незадача! Даже шорты не предусмотрены. Пансион, надо признать, на троечку.

— Ну, простите, какая есть. А что там с моим аппендицитом?

Сомнения и осознание ситуации постепенно складываются воедино. Боль в животе продолжает беспокоить, и я наконец до конца понимаю, в чем дело.

— Что-что? Вырезал ещё вчера, ей-богу, достали меня со своей семейкой. Ты бы хоть постыдилась выводить Максима. — Он картинно отворачивается, доставая из сумки фонендоскоп.

Холодная сталь неприятно прижимается к натянутому, как струна, животу, пока недоумение и вопросы в голове формируются в единую шеренгу.

— С чего вы это взяли, Кирилл Моисеевич? — Удивленно обвожу суровое лицо. — Неужели намекаете, что это я провокатор?

— Ну что вы, Екатерина Юрьевна. — Намеренно выделяет как единственную, но весомую преграду мое отчество. — Вы не провокатор... Вы хуже, такого мужика отхватили, еще и бегаете недовольные.

— Я справедливо опасаюсь. — Мой голос становится хриплым, сильная слабость, как проказа, овладевает организмом. — Как показывает опыт и статистика, браки с военными — это высшая степень интровертности, и, как вы уже узнали из интервью моего отца, родина у них не просто стоит на первом месте, а является единственной прерогативой.

— А детей ты тоже будешь под статистику делать? — Он усмехается, театрально разводя руками. — А что? Например, ты изучишь, какие из них самый спокойный знак зодика, и потом, возможно, ты вообще передумаешь, это ведь такие риски, некоторые роженицы становятся калеками на всю жизнь, а есть дети, чей диагноз не просматривается вплоть до родов ни одним инновационным оборудованием.

— Зачем вы мне это говорите? — Вздыхаю. Как будто я сама из вредности остерегаюсь Максима.

Но ведь это не так! Я знаю, как оно может быть, и я справедливо дала нам этот чертов шанс, но это ни к чему не привело. Лишь укрепило страхи и позволило мне непозволительно сильно сблизиться с Максимом.

Настолько, что теперь и не вырвешь из сердца, поскольку корни этого глубоко внутри. Намного глубже, чем поверхностная симпатия и глупые отговорки.

— Да потому что ты надумала себе бабских глупостей, и как что-то пошло не по плану, размывая нарисованную тобой идеальную картинку, так сразу в кусты?

Думаешь, очень сложно понять, после чего это ты решила его оставить? — Он лишь криво усмехается, убирая фонендоскоп на стол. — Ты говоришь, как и вся молодежь, что прогрессивна, но при этом сама же не пытаешься его понять и выслушать, а сразу рубишь концы.

— Я просто не хочу такой жизни, Кирилл! — Устало выдыхаю, голова становится тяжелее, шея безбожно затекла из-за дурацкого положения, настроение испортилось окончательно. — Не хочу быть с ним и быть одна...

— Слушай меня внимательно, Вахрушева. — Он нагибается ближе, отчего его морозное дыхание неприятно упирается в щеки. — Собираешь все свое мужество, феминизм и достоинство. — Он визуально показывает свои слова на руках, сжавшихся в огромный ком. — И выкидываешь в мусорку. Ничто не мешает тебе уступить и перестать себя вести, как будто ты знаешь всю эту жизнь наперед!

— По-твоему, это легко? — невесело теряюсь, разглядывая старый обшарпанный потолок импровизированной палаты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Червячок сомнения гложит изнутри. Неужели я и впрямь отталкиваюсь с этих позиций?

— Конечно, и не пытайся переубедить. Мужчине и женщине свойственно противостояние, и в нем они могут достигнуть невероятных и в то же время дебильных решений, однако... — Он хмыкает, о чем-то упомнив. — Они же способны всего лишь одной фразой остановить устроенный беспорядок. Разве есть дело до гордости и выверенного плана?

Чувства схлопываются внутри в огромную коробку, как будто по указу Кирилла. И эти слова попадают в цель. Почему я так несправедлива к нам? Разве можно судить всю будущую жизнь лишь по одной проведенной неделе?

— По глазам вижу осознание, и наконец покину тебя. — Он поднимается с хлипкого стула.

Мне нужно позвонить Нике. Сейчас это необходимо, как свежий глоток, я так хочу с ней поделиться не только случившимся, но и... выводами?

— Кирилл Моисеевич, одолжите свое мобильное устройство.

— Вам, гражданка Вахрушева, в таком состоянии это не положено, как лечащий врач я запрещаю.

— У меня подруга беременная. — Делаю щенячьи глаза. И добавляю для пущей уверенности: — Причем на восьмом месяце!

— А у меня пациентка после операции. — Делает ответные и показную снисходительность.

— Даже в тюрьме заключенные имеют право на один звонок! — Пытаюсь грамотно вести переговоры, однако я все время забываюсь, что больше не работаю с футболистами, бизнесменами и прочими селебами.

Теперь я имею дело с военными, которые сами кого хочешь обставят.

— Заключенная, переживи сначала нашествие своих мужчин, достали, ей-богу. Одного подсади в окно палаты, другому разреши установить караул напротив, чтобы первый не беспокоил. — Кирилл крутит пальцем у виска.

Значит, не показалось?

Щемящие чувства накрывают меня с головой.

— Максим был здесь ночью? — Не могу скрыть искреннего удивления и удовлетворения в тоне. Камень словно улетает с души.

— И ты еще и убегаешь от него. — Он закатывает глаза, разворачиваясь у двери.

Однако на пороге сталкивается с кем-то, фигуру рассмотреть не могу ввиду широких плеч Кирилла Моисеевича.

Однако они ни о чем не говорят, просто смотрят друг на друга. И этот немой диалог длится несколько секунд, прежде чем врач кивает и отходит в сторону освобождая дорогу.

Мои глаза почти сразу натыкаются на массивную фигуру отца. Он пришел без мамы.

Тяжелые отточенные шаги вперемешку с убийственно уверенной генеральской аурой сопровождают его до тех пор, пока он не подходит вплотную к кровати.

***

Глава планировалась выйти еще вчера —первого числа, но оказывается мой день рождения может быть обширным на события)) Сейчас плавно войду в режим, и буду почаще вас радовать новыми главами ❤️

28. Внимание

Мне хватает всего несколько секунд для того, чтобы почувствовать себя маленькой девочкой и сжаться под тяжелым отцовским взглядом.

Жесткая сталь в глазах напоминает колючую проволоку с забора. Такая же идеально острая и способная больно ранить.

Это странное чувство, идущее из детства, вынуждает ощутить собственную уязвимость, особенно в состоянии, когда даже подняться с постели — миссия невыполнима.

— Я могу... — Все тот же уверенный и властный голос резко останавливается, буравя взглядом мою смявшуюся из-за осмотра постель.

Так странно слышать из его уст подобный вопрос, но понимая, я отодвигаюсь к стенке от края кровати, сжимая зубы, почувствовав новый прилив боли внизу живота.

Вместо того чтобы сесть, он растягивается рядом, закрывая глаза, так, будто собрался спать после тяжелых суток в гарнизоне.

Это обескураживает.

Поведение, сильно граничащее с привычными установками его образа в моей голове. Нечто из ряда вон.

Хотя он тоже Вахрушев, а чего от нас можно ожидать?

Всего.

— Я так не думал. — Отец открывает глаза, в моменте увлекшись моим единственным развлечением — уставился на обшарпанный потолок.

— Что? — Не понимаю.

— Я никогда не думал, что ты позор нашей семьи. — Он снова закрывает глаза, будто эти слова ему чертовски тяжело даются. Хотя разве может быть по-другому? — Возможно, ты и не ее гордость, но самостоятельное ответвление.

— Это как? — пропускаю мимо ушей его колкость.

Все же, как бы он ни старался, генерал есть генерал. И получить похвалу, тем более слова гордости — нечто невероятное. Но мне хватает его вовлеченности и даже признания.

— Выбираешь сама то, что тебе нужно, игнорируя всякую логику и правильность.

Его задумчивый взгляд обводит комнату. Интересно, он намеренно расположился рядом, так как делал это в детстве, или, проигнорировав наличие кресла, а быть может, и вовсе только его заметил?

— А разве должно быть иначе? Жизнь одна, с чего вдруг я должна идти вслед за чужими мечтами и амбициями? — Мой голос звучит хрипло, и, возможно, телом завладела температура, и тем не менее я хочу дослушать то, что он говорит.

Интуиция подсказывает, что бегство — это не выход, подкидывая в памяти мое позорное расставание с Максимом.

— В твоих глазах я главный козел отпущения. — Впервые вижу, как он усмехается.

Но в этой усмешке ни капли злобы или разочарования, напротив, словно на задворках я вижу некое...

уважение?

— Но вопреки тому, что ты себе придумала, я никогда не желал для тебя тяжелой жизни, а то, что делал, делал для того, чтобы ты была готова к жестокой реальности.

— Это не закаливание, а тотальный контроль под соусом блага. — Обида сдавливает изнутри. Почему он постоянно считает себя правым? — Тебе всегда была важнее твоя часть, чем мы с мамой. И потом, когда я просто хотела отделиться от того, что меня триггерит, ты выставил ультиматум, не позволив принять самостоятельное решение.

— Зачем ты тогда приехала работать сюда, если настолько желала отделиться? — парирует, игнорируя уже мои колкости.

И этот вопрос очень даже логичен в данной ситуации, однако дать ответ не могу. Я ни за что не скажу своему отцу, что всему виной обычная месть на фоне уязвленного эго.

— Из-за него? — Он снова усмехается, будто бы всё больше понимая положение дел, и бросает косой взгляд на закрытую дверь.

— Он, мой личный приятный бонус. — Не могу скрыть обожания в голосе.

Интересно, действительно ли сейчас Максим где-то за дверью или у него свои обязанности и прочая работа?

— Он тоже генерал, рыбка. — Удар по самообладанию сбивает меня с мысли. Этим прозвищем отец окрестил еще в детстве, когда я часами не вылазила из речки. — Прогресивный, упорный, стабильный, заинтересованный, именно такой, как Максим, однажды займет мое место.

— Максим не такой. — Уверенный тон вырывается изнутри. — Даже если однажды он займет этот пост, он не такой, как ты, и главный его приоритет — это не работа.

— Это я уже понял. — Отец слабо улыбнулся. — Передай этому искателю сокровищ, что мой караул стоит не только перед дверьми палаты, но и на улице.

Прилив нежности вынуждает подхватить улыбку отца. Я ничего не могу поделать с тем, как сильно меня трогает поведение Максима, и все больше я ощущаю собственное неудовлетворение от собственного поведения.

— И тебя ни капли не смущает наша разница в возрасте? — Хмурюсь, хотя не скажу, что от его ответа что-то зависит.

— Учитывая тебя, я не скажу, что это ваше «серьёзно» надолго. — Бросает как нечто само собой разумеющееся. — Но я знаю Максима, поэтому нет причин для препятствий.

Знает? Ага, конечно, хорошая отмазка. Всех военных отец знает, и Стрелецкого по этой логике должно быть тоже. И откуда этот натуженный стереотип?

— Учитывая меня? Хочешь сказать, что я мегера, которую сложно вытерпеть? — Злость закипает внутри. А так хорошо начали.

— Нет, ты другая кошка, предпочитающая растерзыванию ретирование при помощи бега.

— Мои прошлые отношения не показатель! Ты не можешь судить по ним. И почему я вообще должна это слушать? — Пытаюсь отвернуться, но кровать слишком тесная, и парализующая боль все еще держит в напряжении.

— Я основываюсь на наблюдении, ты росла на моих глазах...

— Нет, я росла на глазах мамы, нашей гувернантки и дяди Игната. — Раздражённо перебиваю.

Ему легко сейчас рассуждать обо мне как о человеке, но сомневаюсь, что хоть раз отец вставал на мое место. Нет, он этого не делал, а сделал бы — понял, как сильно я нуждаюсь в нем.

— Вы все называете меня бунтаркой и стервой, но никогда не пытались понять, откуда все пошло, а я не по своему желанию защищалась в школе, когда на все собрания и утреники приходила только мама. — Не могу сдержать рвущийся запал. Я столько раз пыталась выговориться, но, очевидно, придется делать таким образом. — Я знаю, что поспешила в нашем разезде с Максимом, но я банально испугалась. Как девчонка поддалась старому страху.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ужасу быть ненужной и покинутой в огромном доме, когда тот, кого я выбрала, постоянно на работе в своей проклятой части! Тебя же тоже никогда не было рядом, всегда на своих учениях и проверках, и при всем том отличный семьянин и мужик с большой буквы!

А когда я просто хотела побыть немного в твоей компании, ты всегда отчитывал меня за оценки и за какие-либо проступки. И сейчас ты так легко заявляешь, что знаешь меня и что я росла на твоих глазах? — Слёзы градом спускаются вниз с ресниц на футболку. Я смотрю в потолок, зная, что он единственный в этом помещении, кто может проявить ко мне сочувствие.

Но как ни странно, мне легче. По крайней мере, я не чувствую груза той обиды, которую испытываю. Скорее некое разочарование.

Меня трясет, вынуждая ощутить языки пламени в глазах. Это всегда было первым признаком жара, но я игнорирую, проваливаясь в собственные чувства.

В этой кусающей агонии упускаю момент, когда крепкие руки начинают сжимать плечи, бережно прижимая к своей груди. И лишь запах отцовского одеколона понемногу приводит в чувства.

Мы молчим.

Но эта тишина намного громче, чем мой истерический запал. Будто каждый из нас успокаивает друг друга и выговаривается в тихих касаниях.

Это успокоение длится час, а может и больше. Однако постепенно нечто легкое пробивается на передний план, когда отец нагибается к лицу, оставляя теплый поцелуй на лбу.

— Ты совсем горячая, нужно сказать этому врачу, чтобы тебе дали обезболивающее. — Он осторожно отодвигается, придерживая мое тело.

Я же не могу оторваться от родных глаз. Как будто если он сейчас уйдет, то эта хрупкая идиллия порушится, как карточный домик.

— Сделай это еще раз. — Почти шиплю своим безжизненным голосом.

Но отец отлично слышит, совершенно не меняясь в взгляде. Нагнувшись ближе, он вновь целует меня в лоб, отодвигая передние прядки с глаз.

— Тебе необходим врач, рыбка, мы рядом. — Его уверенность успокаивает, вызывая слабую улыбку.

Кирилл приходит почти сразу, выдавая несколько ампул с жаропонижающим. И мне удается поспать еще несколько часов, но эта агония делает сон рваным и неприятно тревожным.

— Я взял на себя ответственность накормить тебя. — Постучав, Дмитрий появляется в проходе с подносом.

Максимально безвкусная, на первый взгляд, еда не вызывает никакого аппетита. Все мои мысли вращаются вокруг Максима. Даже нежный запал отца не имеет надо мной подобного влияния.

— Выглядит не слишком возбуждающе мои рецепторы. — Слабо усмехаюсь. Готова поставить сотню, что выгляжу сейчас ужасно — бледная, как смерть.

Он усмехается, и его взгляд наполняется тревогой.

— Всё, что позволил Кирилл, диетическое, но без фанатизма. — Он двигает поднос ближе. — Ты такая бледная, Катюш, может мне сходить до Дроздовского?

— Прости, дорогой Дмитрий, но мне поможет лишь время и немного еды, если ты, конечно, позволишь.

Он кивает, наклоняясь к тарелкам. После чего осторожно расставляет рядом на табурете, показывая взору кашу, варенные яйца и хлеб с маслом.

Слишком отвратительно, но есть хочется.

— Не кривись, Зоя Николаевна старалась. — Он обнадеживающе тянется за тарелкой, отчего его светлые волосы по-домашнему взъерошиваются.

— Ну если это готовила Зоя Ник... Что ты делаешь? — К моему рту подносят ложечку с все еще дымящейся кашей.

— Давай, не капризничай, я обещал отчитаться кухаркам за твой наполненный желудок. — Он снова подносит к моему рту кашу. — Ну и напугала же ты нас, Кать.

Без задней мысли осторожно поглощаю овсянку, раздумывая над тем, что ему известно обо мне с недавних дней. Мог ли Максим рассказать ему?

Это имеет место быть. Но если так подумать, он не посвятил племянника в наши отношения, может и здесь решил-таки пойти навстречу?

Хочется, чтобы это было так, но помимо Максима есть еще Игорь, Кирилл, родители и караул в конце концов.

— Ты такая задумчивая, неужели жалеешь, что тогда не треснула меня сумкой по морде? — Он весело улыбается, подтягивая к губам новую ложку.

— Что?

— Госпожа Вахрушева, это проверка связи, вижу, ваш приемник вышел из строя. — Он весело хихикает, создавая картинку непринужденного спокойствия.

Последняя наша встреча прошла не сказать чтобы гладко, особенно учитывая его чувства ко мне и тот отказ. Однако сегодня он бодр и легок.

— Зато вы так и сияете, как медный таз, гражданин Ранин. — Не могу сдержать усмешки.

Последние два дня я заперта в палате и не так давно боль начала медленно сдавать позиции, поэтому резкая смена настроения парня меня интерисует.

— А что сказать? Проверка в части идет своим чередом, напряжение ожидания ушло, и теперь кормлю принцессу с ложечки?

— Скажешь тоже... А как там газеты, девочки управляются со сбором информации? — Вовремя вспоминая о том, что пора бы начать редактировать страницы.

— О, конечно, волнуются, но работают не покладая рук. Лескова пыталась к тебе протиснуться, но Кирилл всех разворачивает.

Не могу не улыбнуться, за это время часть стала какой-то родной. Так странно чувствовать свою принадлежность к месту, а главное — чужие переживания.

В Москве меня бы просто уничтожили, заболей я или сдай дедлайн позже пусть и по уважительной причине. А здесь проявляют заботу и выражают искренне переживания.

А может, я все время искала в шумном мегаполисе не то?

— А они не могли бы мне передать через тебя наброски? — Задумываюсь. Конечно, я верю в девочек, но хочется визуально посмотреть, как они управляются.

— Не знаю, попробую договориться с Кириллом. — Он протягивает ложку ближе, отчего она неприятно задевает щеку, оставляя липкий след. — Извини, задумался.

— Плохая из тебя сиделка. — Хихикаю, когда чужая рука тянется к лицу с салфеткой.

Дмитрий ответно улыбается, нагибаясь ко мне ближе. Он старательно вытирает остатки каши, оставляя между нами ничтожное расстояние, впечатываясь своим кителем в мое плечо. Его глаза устремляются к губам, когда входная дверь распахивается.

Хочется посмеяться от ощущения проходного двора, но я застываю, замечая хмурый взгляд вошедшего.

29. Откровения

— Дмитрий, не докучай девушке, после операции прошли сутки. — Генерал сурово обводит взглядом комнату, не акцентируя на нас свое драгоценное внимание. — Не вжимайся, как в последнее пристанище.

Нехотя Дмитрий отодвигается, быстро спохватившись.

Его поза действительно несколько неудобна в моем положении, однако все это было сделано ради одного и на долю секунды.

Только солдату это явно не мешает чувствовать себя виновато и погрустнеть на глазах.

— Да прости, Катюш, увлекся, позабыв. — Он выпрямляется, убирая тарелку обратно на поднос. — Дядя, в последний раз такая интонация у тебя была лет сто назад, когда я шел в третий класс и отказывался надевать черные брюки на линейку. — Бросает с усмешкой.

— Даже так. — Мягкая улыбка окрыляет комнату, переходя по старшенству сначала к генералу, а после к Дмитрию.

— Солдат... — Выделяет командным тоном Максим Игоревич. — Егор и Степан ждут тебя в карауле для несения службы. — Между делом уже теплее напоминает мой генерал.

Дмитрий тут же поднимается, прижимая ладонь ко лбу, так как это здесь принято, и отдает честь старшему по званию.

— Прости, Катюш, родина не ждет.

— Беги уже, защитник. — Развернувшаяся на глазах картина никак не испортила, а скорее подняла настроение.

Есть в этом парне что-то такое, что вызывает, как по взмаху волшебной палочки, улыбку.

Хотя не всё так радужно. Неожиданное напряжение, исходящее, как удар тока, от одного взгляда Максима, быстро отрезвляет легкую задорность и прогоняет былую легкость.

Генерал молча так и стоял в дверном проеме, наблюдая за мной. Сейчас он беспристрастно изучал каждую мелочь, при этом делая всё несколько незаинтересованно, настолько, что стало даже обидно.

— Ты даже не подойдешь? — Мой хриплый голос все еще не нормировался.

И быть может именно это вынуждает его сдвинуться с места, медленно приближаясь.

Неприятный флешбек и совершенно неуместная, даже острая параллель с походкой отца сковывает ударяя в грудь.

Но к черту! Я больше ни за что не позволю этому брать верх надо мной.

— Да уж, генерал, а когда лезли ко мне в окно посреди ночи, вы были куда смелее.

Не могу сдержаться, замечая, как морщинка между бровей расслабляется.

— С тобой я черезчур импульсивен, Екатерина. — Он опускается в кресло и теплая рука медленно обхватывает прядь моих волос, береженно сжимая.

— Это достаточный повод, чтобы бросить меня? — Некое ехидство проникает под кожу.

Я знаю, что он не отступит.

Я знаю, что Максим желает этого, если не больше, то уж точно не меньше, чем я сама.

— Нет... — Он мягко накручивает локон на палец, пока его тяжелое дыхание размеренно сжимает грудь.

— А моя семья... Она является аргументом? — Вот здесь червечек неприятно свербит в груди.

Но лучше узнать сейчас, чем потом мучиться от догадок и предположений.

— Нисколько. — Он опускается на подушку, упираясь одной рукой в смятую ткань постельного, пока его губы находят мою щеку. — Этого недостаточно, чтобы оставить тебя, милая.

Тепло его тела на периферии с духотой летнего дня душит, сводя с ума. Мужская острая скула касается лица, вжимаясь приятной прохладной гладью.

От Максима пахнет терпким одеколоном, елью и каким-то орехом. Этот запах дурманит, пока он блаженно водит своими губами по моему лицу.

Не знаю, чувствовала ли я себя вообще когда нибудь до этого по-настоящему умиротворенной?

И все же нежные касания этого крепкого мужчины, в чьих руках сосредоточена огромная сила и ответственность, вынуждают чувствовать себя живой и по-настоящему нужной.

— Почему ты так напряжен? — Мягко улыбаюсь, глядя в его огромные карие глаза.

— Не могу видеть рядом с тобой никого. — Тихо цедит, уже удобнее устраиваясь рядом на кровати.

Его действия полностью сосредоточены на моем комфорте, только нежные, осторожные касания и никакой грубости. Максим говорит честно, не утаивая ничего, и при этом остается спокойным, создавая крепость, которую я не хочу покидать.

— Так ты ревнуешь? Не думала, что это тебе присуще. — Пальцами обвожу темно-зеленую рубашку, наслаждаясь горячим дыханием над ухом.

— Можешь назвать это так, но я хочу, чтобы всё, что касалось тебя, было связано со мной, чтобы ты доверяла мне, Вахрушева, и не сбегала при первой возможности. — Он вздыхает, так тихо и с едва слышным злым рыком. — Я много хочу?

Много ли это? Не думаю, но он прав: если мы взаимно желаем совместное будущее, то не должны давать друг другу какие-либо поводы.

— Немного, но я не из тех, кто изменяет, это граничит с моими принципами, Максим, я скорее свой фотоаппарат разобью молотком, чем изменю своему выбору. — Упираюсь носом в его шею. — Это принципы, я бы не смогла простить измену, это выше меня. Но собственничество могу понять, как минимум до тех пор, пока оно обоснованно и не выглядит как беспричинная ревность.

— А мне хочется... Хочется ревновать тебя ко всему, даже к твоей одежде. Выглядит безумно, но это побочки моего ранения. — Он усиливает хватку на моем теле, выдавая напряженность и важность момента. — Я просто хочу, чтобы ты знала, какая бы изощренная вещь ни проявлялась в моей голове, я никогда тебе не наврежу и уж тем более не стану обижать. Ты дороже всяких минутных развлечений, а я уже не сопливый пацан, чтобы утверждаться за счет постельного послужного списка.

Его слова пробивают новую щель в моей непоколебимой платине. Не страшась, Максим падает в темную пучину следом, открываясь таким, какой есть.

Без утаивания и ложных надежд. Говорит как есть, без страха быть отверженным.

Это еще больше вынуждает меня понять, насколько я была права, когда бросила Андрея и не стала поддаваться ни на одну из его провокаций.

— Не думай ни о чем, девочка моя. — Его губы находят макушку, пока он по-собственнически держит свою руку на моей талии. — Просто спи, а я буду рядом, когда ты проснешься.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это убаюкивает не хуже сильного снотворного, и я ему верю. Отдаюсь в пучину сна, залезая под тяжелое расписное одеяло Морфея.

И он не соврал. Стоило открыть глаза, как родной заботливый взгляд вновь устремился ко мне.

Еще целый день мне пришлось есть невкустную постную пищу, до тех пор пока Кирилл не разрешил выйти из палаты.

Девочек ко мне так и не пустили, и Дмитрия я тоже больше не увидела. Зато Максим каждый раз был где-то поблизости, подбадривая. И если моего генерала не было в палате, то он всегда справлялся о настроении и самочувствии в простых смс.

Родители задержались еще на день, до тех пор пока мне не позволили покинуть палату. Больше наедине с отцом мы не общались, однако два раза за минувший день он заходил с мамой, чтобы проведать.

Мама настаивала поехать с ними в московский госпиталь, чтобы я полностью оправилась в крутом санатории, но это было ни к чему, и к счастью, папа не настаивал, видимо, доверившись Максиму.

И за сутки такого пристального внимания я успела десять раз пожалеть, что не делала по свету Ники чекап своего здоровья, игнорируя самочувствие.

Но было и нечто крайне позитивное, не говоря ни слова, еще до выписки Максим перетащил к себе мои вещи. И не только необходимое, а все, вплоть до последней футболки.

И сейчас, наблюдая, как чета Вахрушевых усаживается в машину, чувствую удовлетворение.

Этот маленький ад и тяжелое состояние позволили рассвету проникнуть в мою жизнь, подарив надежду.

— Ты точно уверена? У тебя есть дом, Катюш... Пожалуйста, хорошо подумай. — Мама хмурится.

Сегодня на женщине брючный бирюзовый костюм, идеально подчеркивающий яркие глаза, и острые лодочки в тон образа. Она нежно водит своими пальцами по моему не потерявшему накопленную за эти дни бледность лицу.

— Мама, я уже не маленькая девочка, и я уверена, что пока мне это нужно. Нужна эта часть и отношения, прошу, будь спокойна.

Она мягко улыбается, не обращая внимания на поторапливание отца. С момента, как я свалилась на него во время интервью, ее как подменили, и теперь она намеренно выводит отца, показывая обиду и разочарования. Хотя что-то подсказывает, что генерал не раз ей объяснил свою точку зрения и, быть может, даже просил прощения.

— Для меня ты всегда будешь моей маленькой принцессой. — Она нежно меня обнимает, с опаской проводя рукой по спине, чтобы не надавить на забинтованный живот. — Бери своего генерала и приезжай к нам на день рождения отца.

— До него еще два месяца, мам, ты думаешь, мы не успеем разругаться? — Не могу сдержать смешка, но тут же выпрямляюсь от неприятной боли, вызванной этим порывом.

— Я знаю этот взгляд. — Мама улыбается так тепло и открыто, лишь мимолетно взглянув на отца, разговаривающего с Макаровым об отчете. — Твой отец смотрел на меня так же тридцать лет назад.

— Он и сейчас на это горазд, видела, как убивал Максима, стоило ему рассмотреть нашу схожесть. — Добавляю, замечая на горизонте своего генерала.

— Эти мужчины такие. Своего не отдадут, именно поэтому я бы хотела, чтобы ты все обдумала, однако твоя решимость не оставляет мне выбора. — Мама снова прижимает меня, как маленького ребенка, к себе ближе.

Еще пару минут мы не отлипаем друг от друга, однако время не резиновое, и приходится попрощаться. Отец даже решил удостоить своим кивком, как высшей степенью благосклонности, зная нас.

И я рада тому, как все завернулось. По крайней мере, я больше не враг номер один в отцовском доме, да и с Максимом не пришлось никого знакомить и подготавливать.

Все, что ни делается, все к лучшему.

— Скоро увидитесь, не грусти, красавица. — Максим стоит рядом на позволительном расстоянии, наблюдая за уезжающим кортежем.

Мы по-прежнему держим на виду у всех дистанцию, возможно, глупо это всё, но по-другому не хочу, минимум до тех пор, пока я восстанавливаюсь. К счастью, об моем родстве с генералом узнали лишь единицы, получившие ясный запрет от Максима на неразглашение.

— Не грущу, напротив, я ощутила освобождение, наконец-то поговорив с ними.

Генерал уверенно кивает, когда машины окончательно скрываются на горизонте. Теперь нужно уйти и наконец-то заняться проверкой собранной информации, что я и делаю.

Но крепкая рука обхватывает локоть, вынуждая притормозить.

Легкое вечернее солнце приятно освещает спокойное лицо моего собственника. А ветер колышет мои собранные в хвост волосы, выбивая передние пряди каскада из прически.

— Не торопись, девочка моя, у меня для тебя сюрприз. — С озорством в глазах оглашает Ранин.

Интерес приятно ворочается внутри от мысли, что мой генерал опять что-то задумал.

Послушно кивая, я позволяю ему под каким-то привычным предлогом для караула увести меня к своему тигру, проигнорировав пару глаз с подъездной дорожки.

30. Эмоции

Предвкушение сладкой патокой разливается глубоко внутри, когда не лишённый галантности Максим усаживает меня на переднее сидение гелендвагена.

Мужские руки расслабленно покоятся на кожаном руле, пока генерал плавно управляет автомобилем, объезжая все неровности на дороге.

Разглядывая сменяющие друг друга сосны и прилегающую к лесу железную дорогу, не могу не думать о том, что делает для меня

мой

мужчина.

Внимание, которое он уделяет, лишь подтверждает верно сделанный выбор, и именно благодаря этому я легко забываю о бывшем и всех своих тревогах, доверяясь генералу.

— Куда мы едем? — Мое нетерпение непослушно вылезает наружу спустя двадцать минут проделанной дороги.

Возможно, оно рушит планы, выстроенные мужчиной, но что сделаешь, если я настолько любопытна?

— Ты такая нетерпеливая, девочка моя. — Максим мягко усмехается, протягивая мою руку к своим губам.

Теплый поцелуй немного успокаивает бдительность, когда мы заворачиваем на пустую обочину.

Стоило только выдохнуть, подумав о том, что он решил всего лишь повторить наш пикник, как мужская рука проникает в боковой карман темно-зеленых брюк, выуживая шелковую ленту.

— Позволишь? — Это похоже на вопрос, но на деле всего лишь констатация того, что неизбежно произойдет.

— Может, не стоит? — Не могу сдержать улыбку, отрывая взгляд от красного шелка. — Я не очень люблю сюрпризы.

Генерал лишь весело поджимает губы, но ленты не убирает.

— Доверься мне, я никогда тебе не наврежу. — Оглушает уверенным тоном.

Как будто я не знала об этом раньше. Только все равно это не выкашивает из головы легкий страх, граничащий с предвкушением. Он вынуждает развернуться к окну, дав генералу негласное добро.

Теплая рука нежно касается шеи, перекидывая волосы на одно плечо. Прохладный шелк почти сразу прилегает вплотную к лицу, приятно расслабляя.

Чувственный горячий поцелуй пронзает шею, даря неистовое наслаждение и тепло одновременно, ударив точно по обострившимся рецепторам.

Но Максим так не вовремя отстраняется, вызывая у меня неудовлетворенный вздох.

— Потерпи немного, моя мятежная красавица.

Его глубокий голос формирует узел внизу живота. Так странно и порочно, что мне нравится.

Я чувствую каждую секунду этого безумия. Но, как назло, всю оставшуюся поездку мой генерал дальше касания руки не продвигается.

Рука Максима по-собственнически сжимает мою ладонь, не позволяя ни на миг усомниться в принятом решении.

Это неоспоримая защита, которую невозможно отрицать. То, что должна чувствовать каждая женщина, наконец-то находя достойного мужчину.

Машина заезжает на невысокую возвышенность, когда Максим распахивает мою дверь, помогая выйти из авто и ощутить, как прохладный воздух приятно ударяет в лицо.

— Уже можно? — Мы стоим на одном месте, и осел из «Шрека» во мне вылезает на поверхность, пытаясь выведать обстановку.

— Потерпи еще немного. — Неприклонно шепчет генерал, когда мы спускаемся вниз по ровной дороге.

Пройдя немного вперед, я напрягаюсь, слыша странные звуки и вой сирены.

Ну всё, Вахрушева, сейчас он запрет тебя в каком-нибудь подвале, и будут твои листовки с самой уродской фотографией по классике жанра висеть на каждом углу города.

— Максим... — Протягиваю, решив подстраховаться.

— Что такое, милая? — Он обхватывает меня руками за талию, приподнимая, как я догадалась, над небольшой ступенькой.

Недолго думая, все же решаюсь поделиться с ним.

— Если ты решил меня где-нибудь закрыть или закопать, умоляю, поспособствуй тому, чтобы фотку с паспорта в листовки не вставляли!

Раскатистый смех приятно щекочет ушную перепонку.

— Бестия! — Максим вздыхает. — Ты действительно считаешь, что рядом со мной твоей симпатичной искательнице приключений что-то угрожает?

— Ну, Максим... — Напряжение стягивается в жгут, вызывая неприятную колющую боль в области свежего шрама. — Я тебя предупреждаю, с того света достану и буду тебе каждую ночь сниться!

— Надеюсь, это будут сны с пометкой восемнадцать плюс? — Лукаво протягивает, укладывая мою руку на прохладную поверхность.

— Ага, как же! Мечтай. — Нервно хихикаю от напряжения. — Я буду петь без остановки, уж поверь, на десятой минуте твои уши окончательно завянут и...

Я замолкаю, бессильно раскрыв рот.

Генерал ловко стащил с меня ничего не весившую ленту в момент моей распри, лишив всякого ожидания.

Картина, представшая глазам, вызывала почти детский восторг, не каждый день такое можно увидеть. А в моем случае и не раз в несколько лет.

Розовый закат плавно заполонил небосвод, освящая огромнейшую пристань, прилегающую к гавани. Сбоку виднелись шикарные, всё ещё зелёные ландшафты. Местность вокруг была расчищена и благодаря стилю прошлого десятилетия несла в себе уникальный шарм.

Мы стояли на смотровой возвышенности, разглядывая как на ладони весь город. Большое широкое озеро, смутно напоминающее море, вызвало трепет в груди. Я так любила такого рода места и так безбожно редко их посещала.

Но, увы, это было грустной истиной. Дальше ноутбука выбраться куда-то было чем-то нереальным.

— Это очень, очень красиво. — Приложив усилия, перевела взгляд с озера на Максима. — Но почему? Как ты понял?

Мне столько хотелось спросить. Неужели отец ему поведал о моей любви к живописным местам?

— Мне хотелось подарить тебе немного свежих эмоций. — Максим лукаво усмехнулся, так и не ответив на вопрос.

Посмотрев через плечо на красивый закат, я не сдержала улыбки. Не хватало слов, чтобы описать эту красоту и небольшие яхты, которые вспенивали озеро, будто оно было настоящим морем.

— В детстве у меня было хобби создавать собственные уникальные открытки из таких мест. — Слова сами сорвались с уст, ведая генералу немного больше. Сейчас я жалела, что так расслабилась в гарнизоне и перестала носить с собой мобильник. — Фотографировала на старую отцовскую камеру, печатала, подписывала чёрным маркером. А потом самым дорогим мне людям писала на них пожелания. Жаль, что у меня нет фото...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но договорить не успела, изумлённо обратив внимание на шею Максима. Компактный фотоаппарат быстрой печати на удобной резнике задорно смотрел прямо на меня, когда из внутреннего кармана он достал чёрный маркер.

Поддавшись чувствам и не став ничего спрашивать, я прижалась к своему мужчине, впиваясь в его губы. И если бы можно было утонуть в обычном поцелуе, бесследно исчезнув, я бы непременно сделала это.

— Давай это будет нашей открыткой. — Максим осторожно отстранился, снимая свой китель.

Повесив его на поручень смотровой площадки, он будто бы оставил свой след в этом воспоминании.

Стащив с него камеру, не удержалась, чмокнув в гладкую щеку, после чего навела объектив, стараясь захватить в композиции всю картину.

Закусив губу, я принялась творить, играясь с ракурсом. Да так увлеклась, что потеряла счет времени, наконец-то наигравшись, перевела взгляд на Максима, который с обожанием наблюдал за сложившейся картиной.

— Давай выберем из этой кучи две фотографии, подпишем открытки? — Немного смутившись, протягиваю мужчине порядка десяти снимков.

Практически не рассматривая, Максим выбирает тот, что я сделала первым, после чего прижимает его к поручню и подписывает что-то маркером, закрыв для меня обзор своим широким плечом.

— Не подглядываем, гражданка. — Театрально предупреждает.

— Да что такого? — Закатываю глаза, когда он возвращает мне маркер.

— Когда будем отмечать круглую дату, обменяемся.

Ага, значит, мой

не-романтик

генерал предлагает написать какие-то мысли, которые через год мы будем со смехом перечитывать? Улыбаясь, беру снимок и, закрывшись, приписываю пару фраз.

Это безумие, я так спокойно строю с Максимом планы, размышляя о будущем, а еще вчера приехала только чтобы подгадить Андрею.

Мир странный.

Закончив, мы прячем снимки, после чего мой генерал предлагает прогуляться по набережной. Стоит сказать, что виды здесь были необычно хороши. Они, казалось бы, позволяли дышать полной грудью, показывая свою уникальность в простом.

И на фоне Москвы я впервые за долгое время почувствовала себя живой, придерживая за руку Максима.

Мы гуляли несколько часов, болтая о всякой ерунде. Так мне стало известно, что Максим любитель джаза в уединении и книг по психологии. Он знает три языка и имеет, как это ни странно, высшее экономическое образование.

Я в свою очередь рассказала немного о своих хобби и взглядах, подмечая, как иногда он хмурится, слушая конкретно про планы на будущее.

Казалось, мы такие разные, но нельзя было не отметить комфорт, который я испытывала каждый раз, находясь в его компании. Максим делал меня счастливой, и неважно, осознавал он это или же нет.

— Как насчет поужинать? — На улице стемнело, и, признаться, я уже успела проголодаться, однако, как кисейная барышня, молчала.

— Ужин и в часть? — Улыбаюсь от веса почти неощутимой его руки на талии.

— В часть мы сегодня не вернемся. — Тихо предостерегает, шепча на ушко.

Огонек внутри разгорается, словно настоящий пожар, когда я послушно ступаю следом в местный ресторанчик. Недолго думая, мы располагаемся на открытой веранде возле причала.

Максим не отлипает от своего телефона в момент, когда я открываю меню, подмечая, что все блюда исключительно рыбные. Алкоголь мне нельзя, а с питанием Кирилл просил поосторожничать, поэтому останавливаюсь на клюквенном морсе и дорадо.

Ранин, закончив переписку, останавливается на запеченой треске и минералке.

— Да уж, это тебе не щука, генерал. — Подкалываю кавалера, когда у нас принимают заказ.

Приняв в свою очередь мою колкость, Максим лишь усмехается, прикладывая руку к сердцу.

— Хотел бы я что-то изменить, но, полагаю, придется компенсировать новыми воспоминаниями.

— И у тебя это уже хорошо получается. — Не могу не улыбнуться, сжимая в своих руках его ладонь, прилив благодарности бьет во мне ключом. — Максим, этот день невероятен, спасибо тебе. Я давно не чувствовала себя так хорошо.

Он легко улыбается, подтягивая мою руку к губам. Легкий поцелуй как ответный жест разливает тепло внутри.

Из крытой части ресторана сквозь открытые панорамные окна, доносятся звуки саксофона и флейты.

На душе становится так хорошо, что уже совсем не важно, куда мы направимся после.

Я просто хочу быть рядом с ним. В части или в каком-то отеле. В его доме или в моей московской квартире... Абсолютно не важно.

Может, именно под этим и подразумевается: человек — твой дом?

— Я рад, что всё не напрасно, знаешь, когда Кирилл забрал тебя на операцию, я впервые за долгое время испугался.— Он невесело усмехнулся, но продолжил. — Доверял ему без сомнений, но даже малейшая мысль потерять тебя сводила с ума.

Это признание выбивает весь воздух из легких.

Да… Максим совершенно точно не мой отец.

— Со мной всё в порядке, прошу, не думай об этом больше, давай лучше этот день посвятим только лишь хорошему...

— Тогда тебе понравится и этот мой сюрприз. — Его взгляд устремляется мне за спину, но обернуться не успеваю, ощутив руки на плечах.

— А я вхожу в список «только хорошее»?— Сладковатые духи окружают все пространство, когда, сдерживая радостный визг, я разворачиваюсь.

— Ника? — Кажется, мой восторг намного ярче, чем тот, что был у девушки, которой сделали здесь предложение сорок минут назад.

31. Затишье

— Дорогая! — По инерции выгибаюсь сильнее, обнимая подругу. Не так-то просто провернуть такой трюк, когда Никонова на девятом месяце.

Вероника блаженно улыбается, радостно прихватывая мои плечи. Сегодня мы обе в весьма интересном положении. Я после операции, а она беременная. Никаких удушающих обнимашек.

— Как же я соскучилась по тебе, зараза. — Ника хихикает, разделяя мои чувства.

Коля возникает из-за ее спины, ответно приобнимая меня за плечи. Похоже, они оба в курсе о произошедшем.

Напрашивается на вопрос, что эти двое забыли так далеко от Москвы.

— Я по тебе больше, вишенка! — Улыбаюсь, помогая ей сесть рядом, пока Коля присоединяется и усаживается возле Максима, пожимая ему руку. Только сейчас замечаю, что изначально нас посадили за стол для компании. — Максим...

Его глаза устремляются ко мне, внимательно разглядывая обстановку. Что-то теплое разливается внутри от мысли о его включении.

Он снова это сделал. Опять заморочился, только бы сделать мне приятно.

— Могла бы и сама о таком рассказать, если бы не товарищ генерал, так бы и думала, куда ты пропала на целую неделю. — Обвиняющим тоном скалится подруга.

Но даже эта язвительность не портит настроение. Напротив, я прижимаюсь ближе к подруге, выражая искреннюю радость от встречи.

Максим ничего не говорит, молча наблюдая за нами. Он спокойно следит за моими эмоциями, будто бы в попытке прочитать их. Так, словно готов встать в любую секунду на защиту и спрятать ото всех.

Но я удивляюсь другому: тому, как в этой компании мне комфортно. Как будто мы вчетвером старые друзья, у которых полный склад пыльных тем, что требуют бурного обсуждения.

Нет никакого фарса и неловкости.

— Сладкая, как бы я это сделала? — Удивленно заглянула в ее большие глаза. — Ко мне даже родителей с трудом пускали.

Ее губы дрогнули в искрящем веселье от осознания, что это произошло.

— Не могу поверить, что ты их встретила в таком ключе. — Готова поставить на то, что выражение лица генерала Вахрушева было бесценно. Даже удивительно, как это обошлось без несчастных случаев, зная его цепкую хватку.

— О да, это было не слишком заметно для обычного вояки, но в его случае губительно кричаще.

Мы вместе хихикаем, когда они делают заказ и нам наконец-то выносят блюда.

— Признаться, я всё ещё помню, как переживала за тебя, когда ты уехала в Смоленск. — Издалека начинает Ника. Она заговорщески улыбается, и я понимаю без слов. — Но, видя, в каких надёжных ты руках, я спокойна.

Генерал протягивает свою руку ближе, соприкасаясь со мной через короткую столешницу стола.

— Кто же знал, что мне так повезет. — Взгляд с нежностью обводит Максима. — Помниться, ты тоже не очень радовалась, когда...

— Ой, нет, пожалуйста. — Подруга протестующе поднимает руки. — Эта пигалица сейчас будет рассказывать нашу историю знакомства. Вы лучше расскажите, как вы ее заприметили?

Вот же хитрюга. Хочет выведать, как оно было с его стороны. И генерал ее не подводит, поглаживая внешнюю сторону моей руки в рпасслабляющем жесте.

— Такую не заприметишь. — Максим бегло усмехнулся, посылая мне взгляд, полный обожания и одновременно насмешки. — Мы с главным выезжали по рабочим делам, когда вышла то ли девочка, то ли виденье. — Кажется, только этот мужчина способен говорить такие вещи с минимумом эмоций на лице. — Представляешь, Вероника, она надела вот такие шпильки и расшагивала в них по разбитой грунтовке.

Вероника громко хихикает, придерживая живот, когда Максим показывает длину предполагаемого каблука. Она-то и не сомневалась, что я учиню что-то этакое в первый же день.

— Как это похоже на тебя. А в вот чьей-то истории было сказано лишь про варвара, хватающего за руки.

Делаю самый безучастный взгляд, смотря по сторонам, будто мне интересно, какие блюда предпочитают местные.

Вот же, блин, удружила.

— Варвар — это мягко сказано, я бы охарактеризовал те чувства как пещерные инстинкты. — Сказанное Максимом не остается без внимания, и я присоединяюсь к подруге, заливаясь смехом. — Давайте выпьем за то, чтобы таких вечеров было как можно больше, и чтобы была гармония во всем.

Довольно милая и даже комичная картина, учитывая, что вся наша компашка чекается обычным морсом. Если Максим предусмотрительно не пьет за рулем, а у нас весомые причины, то Николай присоеденяется за компанию.

— Знаете, как мы познакомились? — Вероника улыбается, за последний час они, к счастью, поладили с Максимом, что не могло не радовать.

— Уверен в наличии экшена в этой истории. — Генерал заботливо подливает мне морс в стакан, пока я поправляю надетый минутами ранее его теплый китель.

— Спелись! — Недовольно фыркаю. — Коля, и что мне теперь делать, твоя жена и без него справлялась.

— Катюш, здесь уже ничем не помочь, придется спасаться бегством. — С открытым пониманием усмехается друг.

— Я тебе убегу! — Вероника показушно грозно смотрит на нас. Конечно, теперь мы в одной лодке без права на ретировку. — Так вот, мы учились в одной школе, но в параллельных классах, и тогда в конце учебного года была итоговая контрольная...какой это был год?

Воспоминание ярко прорывается внутри, вспоминая тот самый день в девятом классе.

Если бы не Никонова, то проблем было бы не избежать. Но, к счастью, моя подруга — моя копия. И авантюризм ей не чужд.

— Девятый, сладкая. — Отставляю в сторону стакан, наблюдая за тем, как сияют от счастья ее глаза.

Мы всегда жили по близости, но из-за этой командировки расстались на целый месяц. И только сейчас в голове прозвенел совестливый звонок. По сути, я оставила беременную подругу одну без поддрежки на таких сроках, умчав на встречу сладкой мести.

Офигенная подруга, что тут скажешь.

— Точно! Так вот, идиот итоговая работа, и эта красотка то ли не подготовилась, то ли что-то сделала со своим листом. Об этом история умалчивает, но к концу урока у Вахрушевой не было решений. А вы же знаете о том, какая она отличница до мозга костей? — Она обращается к Максиму.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Перфекционизм и первостепенная важность работы для этой девушки не заметить сложно, — спокойно констатирует.

— Ну вот, а я шла тогда довольная вместе со своей пятерочкой под окнами уборной, куда она пошла посреди урока прореветься...

— А вот это неправда! — Протестую, будучи ни капли не согласна. — Мой листок испортил сосед по парте, Коршунов, черт бы его побрал! И я вышла, чтобы успокоиться и подышать свежим воздухом. — Закатываю глаза.

Вероника смеется, видя мою реакцию, ее ладонь неторопливо гладит живот, нежно обводя свою округлость. Она точно будет хорошей мамой.

— В окно? — Она усмехается, но продолжает. — Стояла с видом умирающей лебеди, вся бледная и растрепанная, ну а я, как всегда сердобольная, спросила, не нужно ли подняться и подтолкнуть?

Максим поперхнулся, удерживая на лице участное выражение.

Я разрываюсь от смеха, вспоминая, как это было, а вот во взгляде генерала так и сквозит напряжение. Должно быть, он воспринял это как шутку. Либо же, напротив, как нависшую над моей бренной головой косу.

— Так и было, но это действительно помогло мне встряхнуться. — Отпускаю руку своего мужчины, после чего прижимаюсь к подруге.

— Она тогда сразу отошла, и уж после рассказала, что не сможет сдать контрольную и ей поставят три, разрушив репутацию, а дальше надо было видеть, как я пыталась забросить ей свою тетрадь в окно. Нас чуть не поймала зауч, но благо в момент ее прихода тетрадь уже нашла свою нуждающуюся.

— И тебе это помогло? — Максим, явно не удивленный такими авантюрами, все же уточняет.

— А как не помочь? — Коля улыбается, с нежностью поглядывая на свою жену. — Эти двое всегда найдут выход из положения.

Мы переглядываемся, коллективно улыбнувшись. И все-таки Вероника — это лучшее событие, мелькнувшее в моей жизни, особенно в те годы, когда я замыкалась в себе.

— Помогло, конечно, правда, пришлось исписать все руки ответом, потому что за десять минут я бы физически это снова не решила, но благо блузка закрывала кисти рук, хотя потом ее было легче выбросить, чем отстирать. Тогда отделалась легкой претензией преподавательницы, но оценку она не снизила, потому что знала, что я умею решать.

— Иногда мне кажется, что нет ничего, что бы смогло тебя подбить. — С усмешкой протягивает мой мужчина.

И это так чертовски приятно. Одна лишь мысль пробуждает во мне копившуюся годами, как ненужный мусор, нежность. То, что не ценил ни Андрей, ни другие недоинтрижки.

— Это же Вахрушева. — Ника состраивает загадочное выражение лица, будто собираясь поделиться секретом мироздания. — Непотопляемая.

Весь остаток вечера, вплоть до закрытия ресторана, мы перебрасываемся историями из жизни. Болтаем обо всем, в том числе и о каких-то дальнейших планах. Обсуждаем путешествия и планы. Ника, как и всегда, рассказывает о нашей великой конференции, которую бы мне хотелось забыть из-за сильнейшего похмелья.

И все же я расслабляюсь, находясь в этой компании, и искренне радуюсь, что Максим в нее легко вошел.

Это одновременно волнительно, потому что я продвинула его намного глубже, подтверждая всеми фибрами, что это не интрижка. И вместе с тем стало легче, видя, как он общается с моими друзьями, не испытывая трудности.

— Давайте мы вас подвезем, — уточняет Максим, когда мы дружно выходим на набережную к выходу из прибрежной зоны.

— Не стоит, за нами сейчас приедет мой деверь и отвезет к бабушке в пригород. — Отмахивается Николай. — Баня не ждет, и, кстати, о ней, мы обязательно должны сходить вместе, как мелкий появится.

Максим соглашается, и они что-то объясняют друг другу касаемо дороги и камер, пока Ника нагнулась к моему уху, заговорчески нашептывая.

— Это и есть твой невежественный генерал? Вахрушева, ты нещадно лукавила. — укоряет, вызывая ответную усмешку.

— Ну, знаешь ли, первое впечатление обманчиво. — Добавляю, прижавшись лбом к ее лицу. — Я так по тебе скучала.

Она улыбается, и ненадолго во взгляде мелькает печаль. Какой бы радостной Ника ни была, все же такая дружба имеет большую двухсторонюю значимость.

— Ты не уйдешь от ответа, красотка, и я тоже по тебе скучала, но ничего, рожу, немного адаптируемся и сможем чаще гонять к друг другу в гости. — Она гладит меня по волосам, поправляя пряди. — Ты не передумала насчет конференции?

— Это ничего не меняет, к тому же она выпадает на выходные, я не могу себе позволить оставить тебя там одну без поддержки на растерзание этим стервятникам.

— Ты самая лучшая, бестия. — Довольно мурчит подруга над ухом.

Мужчины подходят к нам, видимо закончив обсуждение маршрута. Я хочу снять китель, успев согреться, но Максим одним поднятием руки останавливает это действие.

Ничего не говорит, но этот взгляд громче всяких доводов и возражений.

— Это радует и успокаивает. — Признается тут же, наклонившись так, чтобы ее лицо было у моего уха. — Найди время и признайся ему, иначе потеряешь — всю жизнь жалеть.

Она тут же отодвигается с безмятежной улыбкой. Еще раз обнявшись, мы прощаемся, к тому моменту высокий худощявый мужчина на крузаке забирает будущих родителей, чтобы отвезти их к бабушке Николая.

Наблюдая за тем, как они отъезжают, разворачиваюсь, буквально налетая на генерала. Страстный поцелуй и немного боли в районе живота не отвлекают от изнуряющей пытки.

— Спасибо. — Моя улыбка скользит на его шее из-за разницы в росте, когда Максим осторожно отстраняется, не принося никакого дискомфорта.

— Перейдем к следующему сюрпризу, красавица? — Он мягко касается моего лица своей большой ладонью.

Как самого дорогого и ценного сокровища.

— Еще сюрпризы? — Не могу не улыбнуться, этот мужчина точно решил свести меня с ума.

— Последний на сегодня, но не на дальнейшую жизнь. — Уверяет, разворачивая нас к причалу. — Ты спрашивала, какие у меня есть хобби помимо физической подготовки и прочего, а главное, куда я от тебя сбегаю выпустить пар.

Прилив возмущения коробит тело внутри, однако смолкаю.

Мы спускаемся к пристани, разглядывая десятки яхт, когда генерал подводит меня к одной из белоснежных красавиц с надписью... «Екатерина»?

— Ты что, назвал яхту в мою честь? — Перебиваю, и он не успевает и слова сказать, когда я разглядываю белоснежную конструкцию.

— Не поверишь, но нет, видимо, это пророческое. — Он медленно заводит меня внутрь по небольшой устойчивой лестнице прямо на палубу. — Мой отец подарил мне ее, когда я вернулся из армии. Так что, считай, тебя благословили.

Не могу сдержать смешка, ударяя Максима ладонью в грудь. Мой взгляд проходится по темному салону, что отлично подходил этому мужчине, подмечая каждую мелочь и его книги, расположившиеся в углу стола.

Похоже, он действительно часто здесь бывал.

Еще бы с такой

покорной

девушкой.

Легкая вибрация заставляет вздрогнуть, когда я отрываюсь от изучения картины и обращаю внимание на генерала, что, закатав рукава по локоть, обнажил толстые вздутые вены и начал уверенно нажимать на кнопки в панели передач.

— Максим! Ты хочешь выйти в плаванье? — удивленно ахаю, думая, что он хотел здесь провести остаток вечера, просто посидев.

Как глупо.

— Ну я же не просто привел тебя сюда похвастаться своей собственностью. — Словно читает мои мысли, усмехается. — Расслабься, девочка моя, лицензия имеется, как и приличный стаж работы.

— Я доверяю тебе. — Признаюсь, облокотившись на диванчик.

Его глаза довольно сверкают, когда мы отплываем от берега. Ночная тишина и легкий, почти релаксирующий всплеск воды, что еще может быть нужно?

На всей прибрежной зоне расположены всего несколько частных домов со стороны берега. Все они колоритно подчеркивают летнюю морскую атмосферу. И даже на мгновение забываюсь о том, что нахожусь в обычном Смоленске, а не где-то в теплой стране.

Горячие руки мешают мне продолжить любование ночным озером, и осознаю положение дел только к моменту, когда оказываюсь в крепком захвате своего генерала.

— Если бы ты только понимала, как сильно я тебя хочу. — Шепчет интимно, сжимая бедро.

Жар распространяется по телу, словно пробившаяся городская плотина, грозящая всему городу потопом.

Однако он не торопится, а напротив, укладывает свою руку выше, как будто не пытался пробудить все мои нервные окончания прошлым жестом.

— И что тебе мешает? — осмелев, улыбаюсь, придерживая генерала за шею.

Но Максим с сожалением качает головой, фиксируя мое тело так, чтобы это не приносило дискомфорта животу.

— Прошло пару дней с момента операции, если твои швы разойдутся, я смогу пасть от рук Кирилла, но видеть твои страдания от наложения новых — нет.

— Ну, Максим... — Моя интонация понижается до опасной, нависая прямо над его ухом. — Это жестоко с твоей стороны.

Он обхватывает своими руками мое лицо, нежно касаясь пальцами, проводя линию от виска до подбородка.

— Я тоже вынужден сдерживаться, сладкая.

Ответно шепчет, однако его рука с лица медленно спускается вниз, касаясь сначала ключицы, потом груди, талии и уже после смыкается на бедрах, ныряя в глубь платья и поддевая линию колготок.

— Смотри мне в глаза, девочка моя. — Его пальцы обводят резинку нижнего белья, пока я закусываю губы, наблюдая за медовыми роговицами. — Да, вот так.

Ощущение его уверенных касаний на клиторе сводит с ума. Он неторопливо обводит выпуклость, растирая смазку, и с каждой секундой этот комок все больше сжимается, вызывая желание выгибаться.

Однако крепкий генеральский захват намертво зафиксировал меня, не позволяя сдвинуться ни на градус в другую сторону.

— Так чертовски хорошо. — На выдохе шепчу. Сейчас не существует шикарного вида водной глади и просторного салона.

Только накрывающее чувство и терпкий запах, исходящий от мужского тела.

— Такая сладкая девочка. — Его губы впиваются в открытый участок тела, когда пальцы усиливают движения.

Не могу сдержать рвущихся наружу стонов, когда эти движения превращаются в невероятно быстрый темп, сопровождаясь сладкой болью, исходящей от покалывающего шва и пульсации.

— Ма... Максим. — Выкрикиваю, ощутив резкий укус на своей шее и неожиданную разрядку.

Так безумно хорошо, что я проваливаюсь в сладкую негу, приходя в себя уже от заботливого поглаживания в каюте, когда генерал проверяет состояние наложенного шва.

Немного отдохнув, мы совершаем еще один кружок по тихому озеру и швартуемся на пристани, возвращаясь к машине. Лишь под утро с первыми рассветными лучами, как настоящие агенты-шпионы, мы прокрадываемся в гарнизон, с серьезным видом минуя караул.

— Давай возьму на руки, ты валишься с ног. — Предлагает генерал, но я не согласно киваю.

— Все в порядке, мы почти пришли.

Лишний раз не напоминаю о нашей скрытности. Максиму это не нравится. Подходя к дому, замечаю белоснежный конверт на крыльце, выхватывая вперед Максима.

— Что это? — по-хозяйски вхожу в дом, прокручивая в руках находку.

— Как обычно, почта какая-то, сейчас схожу в спальню, открою окна, духота стоит ужасная, убери его на стол к остальной документации, я ближе к обеду ее просмотрю.

Максим скрывается на первом этаже, когда я примечаю заклеенный край на конверте, что значило о его неофициальности. Оправдавшись этим, я осторожно раскрываю бумагу с короткой подписью «Генералу».

За секунду краски сходят с лица. В конверте укромно лежали всего лишь три фотографии, каждая из которых была сделана на наших свиданиях с Андреем. Каждая из них — милое селфи, и на одной — страстный поцелуй.

32. Вахрушева на тропе войны

Делаю глубокий вздох, убирая из конверта фотографии.

Несколько отточенных рывков, и от некогда запечатленных воспоминаний остается кучка жалких бумажек, которые сверху придавливаются прочим мусором в ведре.

Ну нет уж, я не позволю этому козлу разрушить мое счастье. Захотел проникнуть на мою территорию, Андрей? Узришь и удивишься скрытому мраком альтер эго.

— Ты побледнела, что случилось? — Максим, спустившись с лестницы, заключает в свои медвежьи объятья.

Да! Это мой мужчина, и я поборюсь с кучкой жалких троллей, но не позволю забрать его.

Подняв меня, как пушинку, на руки, генерал задумчиво обводит взглядом уставшее лицо. Должно быть, выгляжу сейчас неважно.

Несмотря на собственную усталость, этот мужчина выглядит так, будто готов прямо сейчас пробежать двадцатикилометровый марафон и отпахать целый рабочий день.

— Недосып на меня все же повлиял, пойдем поспим пару часиков, я так устала. — Это правда, хоть и не вся.

Ночь была настолько прекрасной, как и весь длинный день, что я здорово вымоталась, не в силах грамотно наметить фронт работы. Но так как сегодня выходной день, вероятно, у меня остаются целые сутки для разработки плана действий.

— Совсем тебя замучил. — Невозмутимо бросает без капли сожаления на лице.

Родные стены быстро сменяются от холодного коридора, продвигаясь до теплой постели. Максим, бережно опустив меня на покрывало, скрывается за дверцами ванной, когда я наконец-то ныряю под тяжелое одеяло.

Мысли безудержно путаются, никак не выходит сохранить невозмутимость, особенно будучи через чур ослабленной после операции.

Поэтому, переломив себя и сделав вид, что уже уснула, дожидаюсь момента, когда кровать привычно прогибается под тяжелым генеральским весом.

Крепкие руки, явно заботясь о моем комфорте, удобно обнимают, прижимая ближе к себе, будто в попытке согреть. Это стало настолько привычным и неожиданно проникновенным жестом, что я упускаю момент, поддавшись соблазнительному сну.

Просыпаюсь уже ближе к вечеру, не заставая своего молнию генерала рядом.

Впервые за все то время, что мы вместе, я не хмурюсь, не игнорируя, а отмечая этот факт. Обойдя дом и приникнув в каждый угол, напротив, радуюсь.

Нужно как можно скорее решить, что делать с одним мстительным идиотом. И не будь я Вахрушевой, если не успокоюсь, пока не решу.

Приняв душ, устраиваюсь в уютной гостиной, распластавшись в мягком кресле с чашкой кофе, набирая по памяти номер Никоновой. Подруга, будто предчувствуя, быстро снимает трубку и выслушивает.

— Не скажу, что удивлена, однако тебе действительно стоит поспешить. — Следует за долгой паузой.

И сама понимаю, но вопрос, как мне его вразумить, остается открытым. Желая построить стратегию, я спрашиваю:

— Нужно придумать план, как его отвадить. — Задумчиво цежу, в красках представляя яркую расправу или минуту позора его сиятельства Стрелецкого.

— Никаких планов, уже построила один, переехав в Смоленск. — Недовольно бурчит. Все еще не беспочвенно обижаеться на этот импульс. — Нужно доходчиво поговорить с ним, и если не поймет, тогда придется идти с чистосердечным к твоему генералу.

Мысль о подобном вовсе не радужная.

Странный, почти режущий страх разливается где-то на переферии рассудка ведром холодной воды.

Максим не поймет мою ложь.

Он взрослый мужчина, и такие бредни будут оценены им как детская забава.

Забава, в которой он стал разменной монетой...

— Ты что там с трубкой срослась? Успокойся, солнышко, нет ничего, что мы бы не решили, твой этот Ранин любит тебя, он человек слова и, если сказал, что хочет быть рядом, уже не отпустит. Выброси бредни из головы и подготовь речь, я прошу тебя.

— Мне нужны веские аргументы. Но как убедить этого идиота, он совсем помешался!?

— Катюш, глубже вдохни и выдохни. Расскажешь о том, что ты в серьезных отношениях и он своими действиями лишь сделает тебя врагом номер один. Поняла меня?

Ее слова звучат логично.

Ника, как и всегда, логична, находчива и разумна. Серьезная беседа сможет куда нужно надавить на Стрелецкого. А это то, что нужно.

— Я тебя поняла. Это и впрямь звучит разумно, Ник. — Соглашаюсь, раздумывая над аргументами.

— Катя, доходчивая беседа с уклоном на счастье и совесть.

— Доходчивая беседа, да. — Заверяю Никонову. — Осторожно донесу до него на словах положение дел.

***

Кухонный молоток крепко лежит в руке, когда я сворачиваю на подъездную дорожку к домику, в котором последние два месяца обитает Андрей Стрелецкий.

Тяжелый удар, и дверь практически сразу поддается, предоставляя обзор на просторный коридор. Самоуверенное чучело.

Берегись, урод, амазонка Вахрушева вышла на тропу войны.

За ночь, в которую я чуть не испытала тепловой удар от горячих объятий своего генерала и так и не сомкнула глаз, я пришла к выводу, что делу разговором не помочь.

— Катя? — Самодовольная улыбка застает врасплох. — Какая встреча, проходи!

Надменный взгляд лишь сильнее пробуждает мой утробный гнев из недр сознания. Как он посмел вынести на обзор наши отношения?

То, что он сам же и обесценил плевком в душу.

— Андрюша... — Слащаво тяну, вынимая из-под рукава рубашки молоток. — Ты в нашу последнюю встречу в Москве прозвал меня ненормальной... неуправляемой лошадью. — Усмехаюсь, приподнимая свое орудие вверх. — Так вот, с того времени мало что изменилось.

— Вахрушева, ты...

Он сомневается, пытаясь меня прочитать. Но даже проницательному генералу, настороженно наблюдавшему с самого момента пробуждения за каждой моей эмоцией, это не удалось.

— Мало что, но всё же кое-что произошло. Я нашла мужчину, с которым хочу быть. И ты знаешь, я уже готова явить свою другую часть души... самого настоящего демона, которого ты точно видеть не захочешь. А всё почему? — Он вопросительно кивает головой, когда показательно бесцеремонно сметаю какую-то мелочь с тумбочки торцом оружия. — Потому что, как оказалось, ты недопонятый нарцисс, который способен на поступки уровня восьмого класса!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вспышка ярости проходится от кончиков пальцев на ногах до стиснутой челюсти.

Не обращая внимание на явный шок, сталкиваю несколько тарелок на пол вслед за белоснежной чашкой.

Маленькая неудовлетворенность снова надавливает на несправедливые чувства, я без зазрения совести поднимаю молоток, разбивая еще несколько тарелок, распахивая пред собой шкаф с оставшимся фарфором.

— Я тебе покажу, как портить мне жизнь! — Мой новый удар вперемешку с хрустом битых приборов разрушает тишину.

Теплая рука обхватывает запястье, неожиданно отодвигая от кухонного гарнитура.

Пока я увлеклась, Андрею всё же удалось подобраться сзади. На мое оружие он даже не покушался, но удар сдерживал.

— Вахрушева, Дроздовский точно оперировал твой желудок, а не мозг? Ты мне хоть одну тарелку сохрани, истеричка. — Он нахмурился. — Не знаю, о чем ты, но с момента, как тебя прооперировали, я даже не смотрел в твою сторону. — Зло дергаюсь в его сторону, готовая сместить градус удара. — Да ты и правда не в себе, идиотка!

Его взгляд, настороженный и переполненный негодованием, вынуждает меня придержать коней.

— А кому, если не тебе, это нужно, это ты из меня делаешь идиотку! — Гневно размахиваю рукой, едва ли не ударяя молотком промеж глаз бывшего. — Сначала ты ловишь меня за руки и просишь о встрече, а потом наши фотографии генералу подбрасываешь?

— Значит, всё-таки Ранин старший? — Несколько обижено фыркнул Стрелецкий.

— Это всё, что тебя волнует?

— Не знаю я ни про какие фотографии, где я, по-твоему, мог их распечатать, если как проклятый не вылазил с тренировочного стадиона? — Уверенно парирует.

Язык тела также говорит о спокойствии своего хозяина. Андрей уставший и лишь немного напряжен, но явно из-за наблюдения за сложившейся вокруг себя картины.

Он не врет. Но как же...

— Тогда кто? Андрей, там фотографии, где мы вместе, селфи и прочее. Кому, если не тебе, это нужно!

Недоверчиво ворчу. Умом я понимаю, что он маловероятно бы продолжил отпираться, а сразу перешел бы к шантажу. Но, кажется, мой бывший удивлен не меньше.

— Видимо, ты успела нажить себе врагов, Вахрушева. — Злорадная усмешка искажает губы, отчего желание врезать ему молотком лишь увеличивается. И, сдается, Андрей это заметил. — Ладно-ладно, спокойнее. Ранин — фигура весьма значимая, и не удивлюсь, если это одна из его воздыхательниц, не смотри так, или ты думала, он до твоего приезда в части целибат держал?

— Я ничего не думала! — Огрызаюсь, испытывая единственное желание — свалить отсюда. — Какие у тебя еще есть мысли на этот счет?

— Я тебе не сыщик, Вахрушева. Пробуй снизить радиус поиска. — Он задумчиво хмурится, отчего на лбу появляется складка. — Это категория незамужние девушки от двадцати и, главное, все, у кого есть принтер.

Андрей прав, и это может сработать, однако мысли мешаются в голове. Раньше было легче думать, что моя проблема — это Стрелецкий. А теперь это может быть абсолютно любая женщина, которая поставит под удар не только наши личные отношения, но и рабочее положение.

— Я должна извиниться, пологая, но не стану, за свою прошлую измену ты это заслужил. — Показываю пальцем на стекла под ногами. — А посуду я возмещу...

— Да иди уже, ненормальная. — Отмахивается.

Даже не задерживаясь на бывшем, я по-прежнему сжимаю кухонный молоток в руках, покидая дом. Черт, я, кажется, совсем не была готова к тому, что в это дело влезет совершенно посторонний человек.

Наивная и безмозглая! Ну конечно, мы с Максимом не слишком-то и скрывались.

Мимолетная ярость сменяется некоторым обреченным чувством. Пытаюсь вспомнить хоть одну женщину рядом с Максимом, но такой не было. Возможно, она видела, как он залезает в мою палату, а может, и того раньше подловила.

В расстроенных чувствах захожу домой, натягивая дежурную улыбку.

Терпкий одеколон приятно проникает в ноздри, убаюкивая. Рука с аккуратными вытянутыми пальцами обхватывает плечо, осторожно поворачивая на себя.

Прижимаясь своими губами к моим, Максим недрогнувшей рукой вжимает меня ближе, хватая за пояс джинс.

— Я уж собирался повесить плакат: «Разыскивается самая красивая девушка в мире». — Хихикает, подхватив меня за бедра, усаживая на тумбу в прихожей.

Иронично, что она почти такая же, как та, которую пришлось разгромить в доме Стрелцкого. Молоток осторожно соскальзывает на мягкое кресло. Но, к счастью, я вовремя увлекаю генерала очередным поцелуем.

По-собственнически расслабляясь, я наслаждаюсь каждым приятным касанием и теплом, исходящим от его кожи.

— Обойдемся без плакатов.

— Но только в этот раз, в следующий, гражданка, без телефона я вас не отпущу. — Усмехается в каскад волос. Даже сейчас он озабочен тем, чтобы поза, в которой меня сковали, не повлияла на свежий шов. — А где тот конверт, о котором ты упоминала? Я разобрал всё, что лежало в стопке на столе, только подобного и близко не попалось под руку.

33. Легенда о Пигмалионе

С неимоверным усилием удерживаю на лице улыбку. Как можно было забыть и не продумать, что сделать с чёртовым конвертом?

А вот это серьёзный прокол, Екатерина Юрьевна.

— Конверт? — Мой натуженный вопросительный взгляд сменяется узнаванием. — А, тот конверт, я право, ошиблась. Там были фотографии, предназначенные для новой статьи... — Господи, что я несу. Так неправильно, но и сворачивать поздно. — Совсем позабыла о них.

— Ты уверена? — Он хмурится, с явным прищуром разглядывая лицо. Кажется, генеральское чутье уловило подвох. — Тогда ты так не считала.

Чёрт. Нельзя молчать.

Где мои хваленые навыки журналиста?

— Бессонная ночь, здесь не только конверты возможно перепутать. — Развожу руками, предчувствуя, что вступаю на опасную дорожку. — А ты ждал от кого-то письмо?

Немного расслабившись, он отрицательно качает головой, продолжая удерживать меня ровно там же, на тумбе.

Глубокий требовательный поцелуй накрывает с головой, утягивая в приятную истому. С придыханием оттягиваю голову назад, предоставляя генералу более широкий обзор на шею.

Горячие губы вмиг накрывают нежный участок кожи, пальцами разводя бёдра.

Он будто предчувствует все необходимые точки, на которые нужно с упорством давить, и, понимая без слов, раскачивает, отправляя в сладостное плаванье мою напряженную натуру.

Крепкие касания не приносят дискомфорта, напротив, этим обманчивым спокойствием я намеренно, без всякого стеснения обманываюсь.

Забываюсь и отпускаю лишний стресс, наслаждаясь всем, что он способен мне предложить. И кто бы знал, что эти грубые, на первый взгляд, массивные руки могут ощущаться как рай?

— Тебе бы не хотелось знать, как тяжело мне дается сдерживаться. — Интимно шепчет на ухо, тут же подхватывает, усаживая на свои твердые бедра. — Кажется, кого-то нужно покормить?

Он усмехается, слушая, как победный звук, мой недовольный стон следом, выходя к просторной кухне. Перекусить действительно не помешает.

Только на фоне скачка адреналина у меня несколько иной голод, однако вопреки желаниям покорно наблюдаю за тем, как Максим с грацией истинного аристократа накладывает в белоснежную тарелку пылающее мясо с грибами.

— Где ты научился готовить?

Он легко улыбается, приподняв краешек губы. После чего две тарелки оказываются на крепком дубовом столе.

— Всё приходит с опытом, девочка моя. — Бокал быстро пополняется соком. — Сначала кадетский класс, потом армия, институт и, в конце концов, работа, не предполагающая дополнительных рук и массы времени. У меня весьма богатый послужной список, но не позволь себе им обмануться.

— Обмануться? — усмехаюсь, пробуя на вкус нежнейший ломтик мяса.

Желудок болезненно сводит, напоминая о бессоной ночи и часовых раздумьях по поводу того, что делать с бывшим. В такие моменты о еде вообще не думаешь, зато потом ой как накрывает.

— Я по-прежнему всё тот же

большой злой, коварный и невежественный

мужчина, которому как пить дай тебя привязать к себе. — Серьезно констатирует.

Смешок вырывается глубоко из горла при таких необычных эпитетах. Совсем не то, что ожидаешь услышать от мужчины, в чьих целях удержать красавицу рядом.

Слишком прямо и честно.

На этом фоне становится совестно. Похвастаться своей открытостью я, к сожалению, не могу.

— Невежественный — это именно то слово, которым я тебя охарактеризовала после нашей первой встречи. — Отвечаю на недоумевающий взгляд.

Не могу сдержать улыбку. Какого точного мнения мы оба о нем. И тем паче, поскольку он сам легко выделяет свои недостатки, без лишней помощи превращая в премущества.

А хотелось бы и мне это уметь.

— О, даже так, я думал, будет что-то повеселее.

— Тебя даже не возмущает, что кто-то посмел так о тебе думать? — Легкое недоумение надавливает на нервы и собственные комплексы.

Так странно видеть того, кто не особо задумывается о чужом мнении.

Пока я переживаю о нашей недостаточной скрытности в старахе, прокручивая тот момент, когда нас все же разоблачат перед всей частью, он так легко принимает любое выражение.

— А что другие люди? — Он открыто усмехается, сложив приборы. Так, словно я сказала самую очевидную и смехотворную для генерала вещь. — Люди пусть себе говорят. Главное, что тебя это не останавливает, а до остальных мне нет дела.

— И все-таки я пытаюсь понять, неужели тебя совсем не волнуют чужие домыслы и сплетни? — Повторяю за Максимом, отодвигая от себя приборы в сторону.

Искоса наблюдая в окне закатное солнце, что предзнаменует конец длинного дня и холод грядущей ночи.

— Существуют определенные рамки, милая. По службе я никогда не сталкивался с такими прецендентами, однако, если тебя интересует моя реакция, то едва ли это зацепит. — Он задумчиво обвел линию стола, размышляя о насущном. — Конечно, у всего есть свое «но». Например, я бы не стал закрывать глаза, оскорби кто-нибудь тебя в моем присутствии. Как и, впрочем, не стал бы игнорировать проблему Дмитрия из-за страха, что это могут связывать с семейным родством.

— Мир полон противоречий.

Всегда существует свое «но» и некая неоднозначность. Только с возрастом понимаешь, что нет конкретного понятия черного и белого цвета. Это огромная палитра, переполненная красками.

— Неопределенность всегда будет идти с нами в ногу.

— Можно подумать, ты бы приспокойно отпустил мою душу восвояси. — С усмешкой разглядываю взгляд, что по щелчку пальцев темнеет.

— Конечно нет. — Он качает головой, когда глаза светятся серьезной искрой. — Я, как пещерный человек, выкрал бы тебя.

— Запахло романтикой, а что насчет дракона Юрия Вахрушева, охранявшего принцессу? — Моя улыбка перерастает в смешок, представляя отца с мечом в руках напротив моей комнаты.

И доблестного рыцаря Максима, идущего к дракону на таран за поцелуем принцессы.

— Я позову придворного мага Веронику как отвлекающий маневр. — Бьет рикошетом хитрый засранец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мой хитрый засранец.

— Вот вы спелись. — Качаю головой. На что Максим разводит руками.

— Она для тебя важна, и этого факта уже вполне достаточно, чтобы я испытывал к ней дружественные чувства.

Осушив стакан с соком, довольно откидываюсь на кресле, когда генерал начинает рассказывать очередную захватывающую историю из его жизни.

Как собеседник Максим Игоревич был идеальным. Любил уточнения и легко вливался в беседу. Он обладал хорошей эмпатией и подмечал, расположен ли собеседник к интеллектуальным дебатам или ему всего-то хочется послушать что-то ненавязчивое и расслабиться.

Завтракаем мы вместе, как ни странно, Максим прочно вживил себе эту обязательную установку в голове. Поэтому горячий кофе и омлет в его исполнении поднимают мой боевой настрой.

— Ты слышала легенду о Пигмалионе? — Закончив трапезу, Максим наливает стакан воды.

— Какая-то древнегреческая?

— Верно. — С неким энтузиазмом пробормотал, удобнее усаживаясь во главе стола. — Пигмалион создал статую женщины из слоновой кости и влюбился в нее. Он утверждал, что его любовь к статуе самая искренняя и чистая.

Однако однажды некто распространил слух о том, что Пигмалион попросту использует магию и обманывает людей, чтобы скрыть свою истинную природу. Только вот боги прознали правду и разгневались на лжеца за его ложь, жестоко наказав.

Недостойно солгавший был превращен в камень, а его ложь навсегда осталась в памяти людей как пример того, к чему приводит обман и клевета.

— Это должно что-то значить? — Попытка сохранить спокойствие была успешно пройдена.

Благо вопрос поставлен не совсем корректно, и в обоих случаях сработает.

— Да, возможно. Каждый видит, пожалуй, то, что хочет, я ценю правду гораздо больше, чем поступки во благо. — Его взгляд неторопливо изучал мое лицо.

Нехорошее предчувствие закралось глубоко внутри. Однако все, что я имела, это, по сути, только личные предрассудки и, конечно, неоднозначные речи Максима.

И все-таки, если бы он был уверен, вряд ли бы сидел тут, как упрямый мул, и дожидался моего откровения.

Но уверенность — не равно отсутствие подозрений.

— Хорошего дня, красавица. — Теплый поцелуй с шлейфом крепкого американо неумолимо настигает.

И прежде чем генерал покидает кухню, я повторяю свою любимую традицию, оценивая вид сзади. То, как идеально подчеркивает прямой крой его мужественную фигуру, атлетическое телосложение, зачесанные волосы.

Но гвоздь программы — это всегда походка. Такая, словно Ранину всё нипочем.

Волевая, гордая, с широким размашистым шагом. Иногда создавалось впечатление, что он идет на параде по мостовой, и это действо нисколько мужчину не портило.

Ответив на месенджер Никоновой, улыбнулась проницательности подруги. Пускай это всего пара строчек, но ничто не мешает мне пофантазировать о том, что осталось вне переписки.

— Если скажу, что удивлена, я солгу! Это так в твоем духе, что даже смешно. Не откладывай с выяснением персоны, подкинувшей конверт. Часть не такая уж большая. P. S. Мы добрались, ты уж прости, но в эту глушь я до родов ни ногой!

Отправив Нике веселый смайлик, спешу в гардеробную переодеться. Легкое тревожное чувство неприятно сковывает, наблюдая за моей одеждой, свисающей с новых вешалок.

Я не хочу этого лишиться.

Есть всего один вариант выхода из данной ситуации, и поэтому мне непременно понадобится подкрепление. Щелкнув по экрану смартфона, нашла нужный контакт.

34. Расследование

Ровно через час бравая команда расположилась в небольшой комнатушке клуба, обсуждая дальнейший план действий.

Газета, вышедшая утром, ни капли не разочаровала и не вызвала вопросов. Поэтому отметить это мы решили горячим чаем с пирожками.

А между тем мне нужно было узнать, кто запустил молнии на мой олимп. И верить в совпадения я точно не собиралась.

— То есть вы предлагаете опросить каждую женщину? — Недоверчиво веду бровью, не понимая, как на это реагировать. — В городке их по меньшей мере около трех сотен.

Девушкам пришлось выложить часть правды об отношениях и угрозе, но генерал, к слову, в этой информации не фигурировал, оставшийся под маской таинственного вояки.

Девочки, к счастью, встретили мой рассказ и просьбу с большим энтузиазмом и сочувствием.

— Это не совсем так, но очевидно нужно копать в сторону незамужних и желательно тех, кто входит в ваш круг знакомых. — Вероника поджала ноги под себя.

— Ну вы замужних со счетов не списывайте, всякие они бывают, моей матери, к примеру, это не мешало крутить романы на стороне. — С неудовольствием произнесла вторая подружка. — Давайте лучше подумаем, у кого еще поблизости имеется принтер, это ведь привилегия явно не для каждой семьи?

— Я знаю лишь о наличии того, что стоит в корпусе Игоря Борисовича, и один также наблюдался во время взятия интервью у какой-то пенсионерки дома.

Девочки задумчиво покосились на дверь, да так синхронно, что я не смогла сдержать улыбки. Так странно было обнаружить здесь своих сторонников, хотя еще страннее наличие недругов, плотно решивших смешать чистое имя Екатерины Вахрушевой с грязью.

Впрочем, не было таких передряг, из которых не вылезали. Плохо только то, что в этот раз по личной тупости угодила в расставленный капкан. Но кто же знал, какие обороты примет эта интрижка.

— Катюш, ты так задумалась. — Ангелина с участием приобняла меня за плечи, поглаживая воротник шелковой блузки. — Не переживай, разберемся мы с этой теневой мышью! А надо будет, так отстоим тебя перед твоим, кто не имеет права на тайны вначале отношений?

— Вот именно, а если так смотреть, то, может, это вовсе не твоя вина, а какая-нибудь фифа разукрашенная просто сливает соперницу. — Ангелина быстро шикнула на подругу. — Мы с тобой, не переживай.

— Девочки, спасибо, это правда много для меня значит, только время идет, и мы никуда не двигаемся.

— Будет тебе, сегодня же выясним, кто она! — Возразила Лескова, возвращаясь к белоснежному листку. — Я обойду первый и второй подъезд, ты — третий и четвертый, а Катя сходит до Борисовича и в довесок подумает о возможных конкурентах.

Ангелина отпустила мои плечи, внимательно разглядывая разметку дома. Густые брови воинственно нахмурились, обводя острым взглядом разметку.

— Отлично, но как ты объяснишь эту жгучую нужду в принтерах? — С долей скепсиса насупилась девушка.

— Скажете, что срочно нужны бумаги для караула. А потом, если увидите фотографии, главное — не забыть адрес. — Присоединилась к дискуссии. — Что я могу еще сделать?

— Главное, не наводи панику, наоборот, действуй осторожно и, прикрываясь, работой над новым выпуском. — Предложила Катя, накидывая олимпийку на плечи. — А лучше вообще сделай траурный вид, будто вы в ссоре и у этой гадюки что-то вышло.

Это имело смысл, поэтому, кивнув, так мы и распрощались, договорившись встретиться ровно через три часа на этом же месте.

Мысли, подобно затянутым тучам, заполонили всё небо, лишая остатков спокойствия. Этот страх потерять обретенное счастье неприятно покалывал в груди.

А между тем возникало новое недоразумение: на фотографиях была я и капитан Стрелецкий. Осознав собственное фиаско, лишь тихо проскулила, возвышаясь над столом.

Какая-то часть меня надеялась, что они не доберутся до нужного принтера, и мне действительно стоило подумать о возможных претендентках в борьбе за сердце генерала.

В голове, как это ни странно, проносились образы Даши. Ее вид разъярённой пантеры, ввалившейся в дом к генералу в то утро, и потом тот день, когда она не заметила букета, но возвращалась именно с тех мест.

И опять же никаких доказательств у меня не было. И более того, эти доводы звучали достаточно абсурдно, учитывая их брак с Егором и отношения. По ним ни за что не скажешь, что у них вообще есть какие-то недопонимания, особенно учитывая те взгляды и действия.

Но больше я не видела никого поблизости рядом с генералом. Была вероятность, что эта работница с полигона, куда они часто выезжали с Борисовичем, да кто угодно.

Это действительно мог быть кто угодно, по крайней мере без зацепок и логических знаков было трудно определить этого соперника. Всему виной моя беспечность и неосмотрительность, ведь на чем-то я все же прокололась и не заметила.

Одно дело любить кого-то на расстоянии.

Другое — знать, что у этого кого-то появилась женщина, которая к тому же прописалась в холостяцком доме.

С неутешительными мыслями вырвалась на свежий воздух. Сейчас следовало выполнить свою роль в предуманном девчонками плане и дойти до Игоря Борисовича.

Звук вибрации застал врасплох, вынуждая достать телефон из кармана. Инициалы дяди вызвали улыбку. Должно быть, отец успел рассказать ему во всех подробностях знакомство с Максимом.

— Помогите! Господи, ну пожалуйста...Кто нибудь! — Женский визг вынуждает быстро сикнуть трубку. — ПОЖАР!

Оглянувшись по сторонам, замечая девушку, бегущую как таран прямо на меня. Волосы цвета воронова крыла взлохмачены в разные стороны, а глаза нежного голубого оттенка выпучены, выдавая явный страх.

— Эй, что такое? Чем я могу помочь тебе? — Такая встряска взбодрила, и чтобы хоть как-то успокоить дрожащую девушку, накидываю на оголенные майкой плечи свою кофту.

— Он! — Она с новой силой вскрикивает, указывая пальцем на надвигающегося на нас как стихийное бедствие Кирилла Моисеивича. — Господи, он убьет меня, помоги мне! Я Юля, медсестра из города, послушай, он просто не в себе, вызови полицию!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Девушка вымученно нахмурилась, сильнее задрожав, когда я осторожно обхватила ее обеими руками, кое-как спрятав за спину.

— Кирилл, ты что творишь? — Не смогла удержать вздоха, чувствуя, как сильно она в меня вжалась. — Совсем что ли? Запугал девочку!

Мужчина нахмурился, но сохранил дистанцию в два метра, только вблизи удалось отметить некие различия с нашим врачем.

Этот мужчина был куда выше, и на стальном напряжённом лице сиял убийственный оскал, как у животного, загнавшего жертву в угол. Не миролюбивый уставший взгляд Кирилла после очередного бинта-пулевого периода.

— Я Матвей, его брат-близнец... — Кратко оглушает, продолжая угрожающим тоном. — И она пойдет со мной!

Тяжелый взгляд не обещал ничего хорошего моей спутнице. Он обещал долгие мучения и самые настоящие пытки.

Это настолько ошарашивает, что мне самой становится жутко.

— Я не х-хотела, я думала, что это м-машина козла Кирилла. — Судорожно заикается мне в спину побледневшая как снег Юля.

— Ты! — Рычит на медсестру, но я перебиваю.

— Послушайте, Матвей, давайте разойдемся как-то полюбовно, сейчас мы дойдем до поста КПП и там уже разойдемся. — Повторяю, стараясь придать голосу стальные нотки. — Пожалуйста, вы не видите, в каком она состоянии?

— Не думай, что спряталась за спиной журналистки! Ты сполна мне ответишь за сорванный тендер и колеса. — Угрожающий тон пробирает до костей, но, быстро сгруппировавшись, обхватываю Юлю за плечи, практически протискивая на КПП.

По пути снова вытаскиваю телефон, нахожу номер Кирилла и открываю мессенджер, искренне радуясь, отмечая наличие нескольких палок сети.

— Полиция не поможет. — Неверно расценивает мои действия амбал. Но и мы не из пуганных.

— Она тут при чем, брата вашего выдергиваю. — Недовольно бурчу, зная, что в таких ситуациях даже с психологической точки зрения работает намного лучше появление тех, кто реально сможет удержать.

Мужчина ничего не говорит, но по взгляду ясно, что именно он думает об этом решении.

Уже на проходной дорожке замечаю припаркованный к бетонной стене красавец гелендваген с проколотыми шинами и изящно выведенной на двери царапиной

«козел».

Покосившись на девушку, лишь усмехаюсь, отмечая смущенный сособвенным поступком взгляд.

Кирилл за считанные минуты оказывается возле нас, с интересом разглядывая брата и с явным смешком поглядывая на бледную как смерть медсестру. Решаюсь оставить компанию рядом с другими солдатами.

Получив в спину тихое девичье

"спасибо!"

.

После пройденного экшна мой личный страх несколько убывает, и уже куда спокойнее шагаю по бетонной лестнице в документное логово этой части, в душе надеясь застать Ирину.

— Катюша, вы что-то забыли? — Как по волшебству стройная женщина образуется перед глазами. — Мне помнится, вы заходите к нам не раньше четверга. К добру ли?

Мягко улыбаюсь, но улыбка эта несколько натуженная. Самой бы хотелось понять, а к нему ли вообще.

Так, Вахрушева, соберись! Это ничтожное недоразумение, которое уж тебе-то по силам решить!

— Мне нужно воспользоваться принтером.

— Да, конечно, хорошо, что сейчас пришла, я обычно к вечеру их отключаю. — Заметно выдохнула женщина.

Завернув за угол, прошла к старому принтеру, который, к счастью, стойко выдреживал наш вестник. С тяжелым сердцем уселась напротив, открывая ноутбук.

Кто б знал, что я, непобедимая в рабочих дедлайнах Вахрушева, буду нервно разбирать файлы, только бы не нарваться на гнев генерала.

Как и ожидалась, ворд и загрузки на рабочем столе пусты. Но вот только я журналистка, которой известно такое понятие, как скрупулезный сбор информации.

По несчастью или к счастью решаюсь открыть поисковик, натыкаясь на историю вкладок. Открытая почта настораживает, болезненно выворачивая внутренности на нервной почве.

Файлы с фотографиями обхватывают, как цепкий капкан, впиваясь острыми зубами в тело, а инициалы хозяина добивают.

На механических, почти андроидовских движениях убираю вкладку и закрываю ноут, отключая процессоры. Поравнявшись с дверью, выравниваю дыхание, возвращаясь к Ирине.

Болезненные щелчки в висках и капля пота, медленно стекающая вниз по спине, не отвлекает от настойчивого вопроса, а напротив, подстегивает, чтобы задать вопрос.

— Ирина, подскажите пожалуйста, я же правильно понимаю, что помимо меня принтером пользовались другие люди? — Женщина, не ощущая подвоха, согласно кивнула, параллельно расписываясь в каком-то журнале. — Не вспомните, кто?

Она отрывается от бумаг, и сквозь дрожь и легкое покалывание свежего шрама отправляю ей самый миролюбивый взгляд.

— Вообще принтер у нас всё время пылился, не подумай, что он в частом обиходе. — Это я знала, учитывая, что нам пришлось поехать с Максимом в город за картриджами. — Тут на днях он был очень нужен Дарье, ну ты её, поди, знаешь, на свадьбе у молодых подружкой невесты была. Я не отказала, да и она справилась за каких-то пару минут. — Взгляд искажается легким страхом. — Она что-то поломала?

Сердце делает кульбит, но голова отрицательно поворачивается, пока ноги становятся ватными, будто бы за спиной пройден целый марафон. Осознание врывается сильнее, чем та злость, когда я не поверила собственной интуиции.

***

Дорогие читатели! Приглашаю вас в новинку про Изабеллу и Локвуда "Жестокий для истинной"

За последние пять лет наш мир кардинально изменился, разделившись ровно на три части. Теперь существовали оборотни, чья власть заполонила большую часть этой планеты, ликаны, их злейшие враги, отличающиеся отсутствием разума, и те, кто не смог отнести себя ни к какой из двух рас. Обычные люди, вынужденные волочить свое жалкое существование на низшей ступени установленной иерархии.

Все молодые девушки в возрасте с пятнадцати до двадцати, могли поступить в Сиерру академию строгих нравов. Здесь проходили обучение многие молодые оборотни, а девушки получали реальный шанс остаться подле будущего вожака.

Я старшая дочь в семье и, по ошибке получив такую привилегию, теперь вынуждена существовать под одной крышей с теми, кто не видит во мне личность, лишь только ненужную вещь.

С теми, кто может безнаказанно разорвать на куски за один косой взгляд.

**********************

Локвуд Харт, — Альфа северной стаи и глава правительственного совета.

Я крупно влипла, попав в передрягу с его младшим братом Кираном, и теперь мне не отделаться от этой семейки.

Каждый оборотень знает, что нельзя трогать то, что принадлежит Локвуду. А он прочно убежден, что я причислена к количеству таких вещей.

‍❤️‍ Истинная альфы

‍❤️‍ Секреты прошлого

‍❤️‍ Семейные интриги

‍❤️‍ Главный герой собственик: Тронь ее и ты покойник.

ХЭ - Однотомник

35. Ревность

Не говоря ни слова, оставляю Ирину одну корпеть над своей работой, время поджимает, до встречи с девочками осталось не больше двадцати минут.

Самое странное, что даже и близко не ощущаю злость, а лишь слепую растерянность, в топку смешанную с леденящим страхом.

Да, мы с Максимом ничего не афишировали и с Дашей не были близки, однако как же ей это удалось? Как она вообще прознала о нас с Андреем, если с ним и того меньше совместных моментов, а те цветы, про которые не было сказано ни слова?

А кстати о цветах, неужели она такая красивая и ободренная ходила до генеральского дома? Ждала его?

Вместо того чтобы вернуться в клуб и распустить свою бригаду, ноги сами выносят к дому, выложенному из красного кирпича, в котором жил мой ненавистный бывший.

В этот раз вежливо стучусь, в секунды ожидания корчась от болей в животе. Нервы ни к черту.

— Должен предупредить, что на кухню я тебя больше не пущу. — Без тени злобы, с усмешкой провозгласил Андрей.

Его спокойный вид и смятая в руках книжка вызывали плохоскрываемую зависть. Пока в моем внутреннем мире повылезали все бесы, главный черт преспокойно себе отдыхал.

— Ты так смотришь, будто убивать меня пришла. — Он улыбнулся, запуская внутрь, но тут же заметил. — Впрочем, гантели я прибрал.

— Стрелецкий, да если я и хотела тебе что-то сделать, взяла бы хитростью, а потом твое тело вовек бы не нашли...

Присев на мягкий диван, вздохнула. Конечно, времени на то, чтобы продумать дальнейший диалог, совершенно не было. Всё, чего я хотела, — докопаться до истины и уже тогда как-нибудь выкрутиться, отбрав все козыри этой девицы.

— Ты знаешь Дарью, жену Егора, он с тобой в одном подразделении? — Сразу же перехожу к делу, игнорируя предложенный чай.

— Уже ревнуешь, дорогая? — Он весело хохотнул, выбешивая меня еще больше. — Не переживай, здесь времени на интрижки у меня нет.

Вот же мерзавец, еще и шутит на эту тему.

— Какие вас связывают отношения, почему фотографии пошли от нее и как они к ней попали? — Вываливаю всю информацию на капитана.

Меня, как бы ни прискорбно, не интересовали чувства Андрея. Не трогали наивные жесты и шуточки, этот мужчина давно умер для меня, и все, чего я сейчас хотела, как можно скорее выпутаться.

— Я не слежу за тем, что ты публикуешь в интернете, Вахрушева, не могла ли ты подумать, что это у тебя она взяла фотографии?

Хорошая попытка скинуть все на меня, вот только за время наших отношений была опубликована только одна фотография, и та удалилась еще до приезда в Смоленск.

— Вспоминай, Андрей, был ли у этой девушки доступ к твоему телефону или дому? — Напряженно уточняю.

Сначала общий принтер, а теперь что? Могла ли она залезать в дом капитана лишь для пары кадров? И тогда почему он вообще хранит совместные фотографии?

— Откуда, сладкая? Дарья — замужняя женщина, ты правда считаешь, что это она вам палки в колеса с генералом вставляет? — Последнее он добавил без всякого удовольствия. — Впрочем, было кое-что, она и Егор на два дня занимали дом сразу после свадьбы Маши и Васи, неужели ты...

— А у тебя есть другие варианты, как эти фотографии оказались у нее? — Хмурюсь. Всё, оказывается, лежало буквально на ладони. — И вообще, зачем ты их хранишь? Одни несчастья от этих воспоминаний.

Вжавшись в бархатную спинку, начинаю размышлять, как бы лишить девушку этого козыря в борьбе со мной, а главное, как бы с ней поговорить, чтобы понять, что ей нужно? Может, попробовать подключить подружку?

Вахрушева, не глупи! Подружка будет стоить ее, ты ведь и Дашу с самого начала посчитала милой девушкой.

— Они важны для меня, но я никуда не опубликовывал их.

Я успела и забыть о присутствующем рядом капитане, а он, оказывается, все эти несколько минут размышлял. Но, очевидно, ни к чему адекватному так и не пришел.

— Я тебя умоляю, Стрелецкий, не надо мне тут читать слащавые речи о помутнении рассудка. Когда ты запихивал свое достоинство в Маринку, ты точно был в своем рассудке.

Воспоминания неприятно режут по уязвленной гордости, но это не больно, а напротив, чувство можно с легкостью идентифицировать как типичное холодное разочарование. Не то что может нанести урон.

Мой центр совершенно другой мужчина.

— Я не для этого тебе это сказал. — Буркнул недовольный прислонившись телом к подоконнику. — Не публиковал я никаких фотографий, взяла ли у меня яне...

Но договорить он не успел как звонок мягко протрезвонил на всю гостиную намекая о гостях.

— А вот и невеста. — Зло буркнула ему в спину. Даже странно, что имя ей Дарья, а не Марина, зная каноничность этого имени в моей жизни.

Но даже не веселая улыбка быстро спадает, оставляя холодное безучастие.

Я в дерьме.

Генерал входит в комнату своей фирменной походкой, даже не разуваясь, останавливаясь в шаге от меня.

— Где те документы... Катя? — Максим выгибает бровь, и все же суровое мужское лицо остается нечитаемым.

И как я теперь что-то докажу? Если эта девушка расскажет ему, то тут связать наше сегодняшнее общение в его доме просто как пить дать.

— Здравствуйте, товарищ генерал, а мы здесь беседуем. — Голос звучит ровно. Молюсь богам, чтобы он связал этот приход с моей работой.

— О статье? — Он издевательски выгибает бровь, разглядывая комнату словно на предмет бурной связи.

— Ну почти, однако, когда увидишь фамилию товарища капитана в статье, сделай вид, что удивился. — Мягко улыбаюсь, но тут же беру себя в руки.

— Держите. Вот мои и тут же Кирилла Моисеевича, он сейчас какие-то дела решает, брат женится. — Пооткровенничал, между делом поглядывая на меня. — Я вас понял, Екатерина Юрьевна.

Пафосно кивнув, поравнялась с молчаливым генералом, желая как можно скорее убраться из этого дурдома, вовремя вспомнив про девочек.

— Товарищ генерал, не проводите до клуба, меня помощницы уже заждались, если вам, конечно, по пути? — Он кивает, пропуская обратно в холл. — До свидания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не оборачиваюсь, бросаю козлу Стрелецкому, и черт бы подрал меня в тот день, когда я согласилась на его ухаживания. Впрочем, если бы не он, я бы и не встретила Максима.

— Что значит «брат Кирилла жениться»? Тот бешеный, что ли? — Идти порядка двадцати минут в гнетущей тишине тяжело.

Неужели он подозревает мою неверность? А может я, как пороноичная, накручиваю?

— Кирилл вскользь упомянул про какую-то любовь Матвея с первого взгляда, сегодня увидел и захотел жениться. — Неожиданно фыркнул генерал.

— Ты сказал, что тоже с первого взгляда понял? — несмело уточняю.

Но Максим молчит, обдавая холодом. Неприятное чувство зарождается внутри, когда мы практически заходим в клуб.

— Матвей с детства нелюдим, он бывший боксер и всегда отличался повышенной агрессией, поэтому я не могу дать точную оценку этому.

Увидел сегодня… но не та же это бледная девушка Юля?

— От него сегодня убегала медсестра как черт от ладана, неужели ты полагаешь, что это она?

Он покачал головой, распахивая для меня дверь.

— Больше некого, они все еще в части, там что-то с машиной, вызывали эвакуатор, если учитывать, что он здесь с самого утра, значит, медсестра.

Он разворачивается, намереваясь уйти.

Без привычного поцелуя в щеку или «я за тобой зайду» и даже без «встретимся дома».

Вздохнув, решаю бросить напоследок, до того как он исчезнет в тени густых деревьев из виду.

— Мне вещи самой разобрать или ты соберешь? — Кривая усмешка искажает губы, когда точным движением он поворачивается обратно, так и не сойдя с дорожки. — А что, ты же обвинительно ревнуешь и холоден со мной?

Конечно, это все дешевая манипуляция, и я уж точно не собираюсь от него съезжать, так как сбор чемодана теперь занимает верхнюю - почетную строчку в списке дел, которые я ненавижу.

— Мы уже обсуждали это. — Четко цедит, вглядываясь в мои глаза, что-то опасное мелькает на суровом лице. В два больших шага он настигает меня, вынуждая пятиться, вжимаясь спиной в дверь. — Ты не будешь съезжать по первому недовольству.

Он грозно нависает, крепко обхватывая своими холодными пальцами мои плечи. Горячее дыхание опаляет щеку.

— Но это важное недовольство, потому что ты злишься на меня и не объясняешь почему! — Недовольно рычу. Инстинкта само сохранения у меня всегда было раз-два и обчелся.

— А ты сиди почаще с холостыми мужчинами один на один в их доме, и узнаешь. — Он недобро усмехнулся. — Или мне тоже следовать этой тенденции?

— Ты не сравнивай! Это не несло в себе никакого подтекста, только работа. — Подавив в себе мятежную натуру, сильнее прижимаюсь к его груди, обводя линию талии пальцами сквозь толстый китель. — Я уже говорила, но скажу еще раз: я не изменяю, находясь в отношениях.

Это правда, но, возможно, не вся, которую он заслуживал, и несколько отстранившись, он снова посмотрел мне в глаза.

— Ты не съедешь от меня, Вахрушева, и даже...

— Да и не собиралась. Надо ж было как-то растолкать твою замерзшую натуру. — Закатываю глаза.

— Аккуратнее, ты разгуливаешь по опасной плоскости. — Предупреждает, после чего, коротко чмокнув в лоб, исчезает в другом направлении, сжимая папку с документами в руках.

36. Предчувствие

С тяжелым сердцем пришлось наблюдать за уходом Максима.

Что-то инородное пробивается под коркой самоуверенности, почти шепотом просящее, как подаяние, догнать генерала и рассказать ему всё.

Но я лишь отгоняю эту мысль прочь, заходя в клуб, стоит первым каплям упасть на неровный бордюр и полуразрушенную бетонную лестницу.

Девочки в приподнятом настроении бурно обсуждают выход новой телепередачи, явно не испытывая дискомфорта от моей задержки.

Что ж, тем лучше.

— И его появление в роли ведущего просто свело с ума, ты видела, как после проекта в Афинах он вытянулся? — возбужденно пролепетала Ангелина, допивая чай.

— У вас здесь таких аполлонов тьма и добрый гарнизон. — Сдержанно улыбаюсь, усаживаясь рядом с ними.

Девчонки быстро оживляются, и радость немного сходит с лица.

Легко догадаться, что они не смогли выяснить, кто мой тайный недоброжелатель, но в данной ситуации это в сто крат лучше, раз не нужно тратить время на лишние объяснения.

— Катюш, ну ты сравнила наших громил и звезду телевидения! — Ангелина усмехнулась, понуро кивнув головой. — Прошли мы эти подъезды, причем досконально, и ничего. Мне кажется, о принтере они ни разу и не слышали, настолько там всё гибло.

— Я выяснила, что пользовались главным принтером, и даже нашла виновника, но все равно именно благодаря вам все получилось, и это вы, две красотки, натолкнули меня на правильные мысли.

— Надо же! Ну хоть так. — Вероника улыбнулась, закутавшись сильнее в теплую кофту. — И что ты намерена делать?

— Будешь как-то мстить? — Подхватила вторая.

— Не буду, но я хорошенько подумаю, как эту мадам отвадить, чтобы лишний раз не досаждала.

Девочки не спрашивают и даже не пытаются быть любопытными до персоны, испоганившей мне всё настроение, это обнадеживает.

Чужая тактичность, как веселая мелодия, согревает душу, даря кроху успокоения в развязавшейся войне.

И я не перестану благодарить судьбу за то, что она послала этих двух именно мне в помощь.

— А твой... Как он отреагировал? — Девушка отставила от себя чашку с горячим кофе, оценивающе проходясь по моему лицу.

Запах старых досок перебивал чудесный кофейный аромат и сейчас действовал на нервы, лишая былого уюта.

— Он не в курсе. — Святое откровение таки срывается с губ.

— Ох, ну ты в любом случае, если будет нужна помощь, обращайся, я сильна в переговорах и смогу подготовить его и найти верные слова, ты не смотри, что такая резвая. — Ангелина мягко улыбается.

— То, что ты такая активная. — Исправляю красотку. — Не является недостатком, и я действительно благодарна вам обоим, девочки, но решу это сама.

Они с пониманием кивают, и, недолго посидев, мы обсуждаем материал, который нужно будет собрать к будущему выпуску, условившись, что кадры сделают девчонки, а я займусь редакцией и составлением текста.

Набросав новый осенний дизайн, поглядываю на стрелки часов, вспоминая о пропущенных, оставленных дядей еще днем.

Набрав нужный номер, почти сразу получила ответную реакцию ввиду ворчащего голоса.

— Девочка, ты совсем от рук отбилась, столько часов игнорируешь.

Не довольно вибрирует голос дяди Игната на другом конце.

— Дядя, у меня тут работы хоть отбавляй, и в довесок ко всему любовные страсти. Ты лучше скажи мне, ничего существенного не произошло?

— Любовные страсти?

— Он хихикает в трубку, но быстро продолжает. —

Тебе итак известно, что нет, а ежели было б так, сразу связался с тобой через начальство или взломав твой телефон.

— А вот этого, пожалуйста, не надо! Я помню, как ты занимался этим в моей старшей школе.

Недовольство внутри вспыхивает, вспоминая те самые позорные минуты, когда дядя говорил, что парню, с которым я переписывалась в тайне ото всех, нельзя доверять.

Хоть он и не сдал это отцу, но в моменте я была зла за эту самовольность и посягательство на частную жизнь.

— Было бы что там читать, одни сопляки твои, от которых остались лишь позорные смски. А ты не рассказывала мне о любовных интригах с генералом!

— О, сейчас здесь разгорелась настоящая санта-барбара, Игнат!

Отодвигаюсь от стола, подходя к закрытому окну, по которому мелодично барабанит мелкий почти осенний дождь, размывая треснутую брусчатку.

— Что такое, вкусила все прелести семейной жизни? Знаешь, меня даже удивило, что Юра не оставил на нем ни одного синяка.

Он снова хихикает, на этот раз зля меня.

Отец всегда относился к обычным парням как к людям второго сорта. А если парень в довесок ко всем выдвинутым им минусам еще и не служил, то вообще пиши пропало.

Другое же дело — вояки его круга. Вот где сосредоточен первый сорт.

Стоило полагать, что отец приятно удивился, прознав о том, кого я предпочла тем неугодным для него соплякам.

— Причем тут он, я в одной части с бывшим и какой-то девицей, которая настырно старается показать Максиму наши фотографии неоднозначного характера с Андреем.

А я всё думал, в чём первопричинность, но ты знаешь, ты меня нисколько не удивила, и я, напротив, бы пришёл в негодование, если бы ты, мой ненаглядный воробушек, приехала в Смоленск только ради новых страниц в партфолио. Получается, что месть нас завела куда-то не туда?

Слабая улыбка болезненно сковывает лицо, походя больше на кривой оскал. Он чертовски прав в своих суждениях. настолько что это бесит.

Как быстро все изменилось практически в одночастье, вынуждая меня забоиться о чувствах одного единсвенного мужчины.

— Верно, но я все еще не понимаю, как здесь остаться жить. Однако куда важнее, как мне выпутаться.

— Ну насчет первого не переживай, а попробуй лучше уговорить своего генерала забрать бразды правления у зама и самому руководить охранным, кстати, прибыльным бизнесом. У них такие системы, что я с трудом вскрыл код-ключ.

— С неким восхищением причитает. —

Полагаю, тебе нужно взвесить все, прежде чем ему признаться?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А неужели нельзя просто договориться с этой дурой и сделать так, чтобы он не узнал?

— Вздыхаю, внутренне надеясь на подобный исход.

— Женская душа — потемки, Катя, и я бы не стал рассчитывать, что даже после того, как ты с ней "договоришься", она отступит. Впрочем, и первое тебе не гарантировано.

— Ты такой оптимистичный, дядя.

— Ты же знаешь, что стоит тебе пискнуть, как вертолет окажется на ближайшем поле?

Это обнадеживает, вот только я не могу сбежать, потому что хочу быть с этим мужчиной.

Он не Стрелецкий, которого я бы в теории отшила и убежала, генерал, как ни тяжко осознавать, нечто большее, что заведомо глубоко проникло под кожу.

Я не хочу причинять ему боль.

— Ты лучше скажи, чего звонил?

Он слышно усмехается, будто уже получил всю необходимую информацию и сплетни. Хотя даже если и так, то я не сильно удивлюсь, зная эту его черту.

— Уже ничего. Удачи тебе, воробушек, и да, я сделаю ставку на тебя.

Смешок вырывается из груди, слыша такие мотивационные речи. Вот же гад уже успел поспорить с отцом.

Мне бы для начала разобраться с самой собой, а уже потом с проблемами, окружившими меня.

— Вот уж спасибо. Тогда жди звонка и готовь вертолет.

— Непременно красавица.

Набрав полную грудь воздуха, захлопываю крышку ноутбука.

Слова дяди, девочек, Никоновой практически идентичны, и они имеют место быть. Я должна вопреки всему рассказать Максиму о собственных причинах, иначе потом ничего из этого не выйдет.

Никто не станет склеивать кружку, разбившуюся на тысячи осколков из-за моей лжи.

Безрадостно отмечаю отсутствие зонта поблизости и выхожу из клуба.

Спасибо, Господи, что чехол для ноута водонепроницаемый.

До нашего дома добираюсь быстрее обычного, приложив к этому всю свою натренированную годами под крышей с военными физическую подготовку, ловко перепрыгивая кусты и кочки.

Да уж, видел бы эти манёвры генерал, запомнивший мою отсутствующую реакцию в первую нашу встречу.

Свет в оконных рамах прямо говорит о присутствии Максима в доме, что радует и бьёт по спокойствию одновременно.

Ловко протиснувшись в не запертую дверь, снимаю кроссовки, проходя на просторную теплую кухню.

— Ты так вымокла, почему без зонта ходишь? — Он покачал головой, словно зная, протягивая чистое полотенце. — Ты только после операции, не рискуй своим здоровьем, будь так добра.

Промокнув лицо и голову тканью, с улыбкой прижимаюсь к его домашней футболке, перекрывающей весь обзор на широкую грудь.

Этот вид внушает уют, комфорт и безопасность. А запах терпкого одеколона как родной впивается в нос.

— Ну чего ты, маленькая. — Он слабо улыбается, касаясь своими теплыми сухими пальцами моего мокрого лица.

— Хорошо, что ты рядом. — Ответная улыбка касается губ. — Я даже рада, что однажды не посмотрела себе под ноги, упав в твои крепкие руки. Я думала об этом, пока бежала сюда сломя голову.

Эти же крепкие руки вжимают меня ближе в себя, намереваясь согреть.

Это несложное для него движение взрывает внутри странное принятие. Будто этот мужчина не просто мне приятен и способен прикасаться, а должен это делать.

— Нам нужно поговорить. — Не желая больше убегать от этого момента, шепчу ему на ухо.

— Я заварю чай, иди сходи в душ, организм и так ослаблен после аппендицита. — Он осторожно отстраняется, пока я направляюсь к лестнице. — Не думай, что смогла заговорить мне зубы, красавица. Чтобы больше таких прогулок без зонта не было.

— Так точно, товарищ генерал! — Показательно шумно прижимаю вытянутую ладонь к виску.

На что он неразборчиво бормочет, исчезая из виду под винтовой лестницей.

Прохладный душ смывает остатки усталости и пота, но не лишает тяжести грядущего разговора.

Прежде настраиваю себя несколько раз, и только потом в домашней пижаме спускаюсь вниз прямо к накрытому столу.

Почти весь ужин, несмотря на всю свою располагающую обстановку, был завязан на нескольких дежурных фразах, задумчивость вокруг отнюдь не была односторонней.

Генерал то и дело смерял меня своей задумчивостью, но терпению этого мужчины можно было позавидовать.

— Ты как-то упомянул, что убежден в том, что я от тебя скрыла причины своего переезда сюда.

Максим откладывает в сторону приборы, сменяя свой спокойный взгляд на серьезную мину. Но мог ли он понимать истинные причины?

— А это не так?

— Нет, ты прав. Но тогда я не относилась ко всему происходящему между нами серьезно. Но даже сейчас я не считаю эту информацию какой-то важной, поскольку ни к тебе, ни к тому, что между нами, она не имеет отношения.

— А что между нами, Катя? — Мужской взгляд изучающе вглядывается в искаженные приглашенным светом черты лица.

Впервые я не верю спокойствию, которое он пытается мне показать.

— Мы. — Голос звучит рвано на фоне испытываемого нервоза, но я выравниваю свой тон несмотря ни на что. — Есть мы, люди, которым хорошо друг с другом, у которых есть общие интересы и симпатия.

Кажется, его тяжелый взгляд немного теплеет от услышанного, но я не позволяю себе этим обмануться, осознавая важность момента.

— Твоя ложь... Почему ты ее так боишься? — Размеренный тон оглушает своей твердостью.

Ничего кроме правды.

— Твое отношение к подобным вещам, Максим. — Глубже вздыхаю, не в силах вздохнуть полной грудью. — Ты презираешь подобные вещи, и меня будешь.

Острые скулы напрягаются, но вместо того, чтобы заваливать меня вопросами и срываться на крики, Максим крепко сжимает мои обе руки, прижимая их ладонями к столу.

— Я никогда не смогу презирать тебя, Вахрушева, но ты права, я должен знать, что ты скрываешь. — Несмотря на успокаивающий тон, я четко слышу угрозу в его голосе.

Но понимаю, сам бы Максим так никогда со мной не поступил. Он не стал бы действовать вразрез со своим же принципами.

Не то что я.

— Все дело в моих прошлых отношениях, и они... — Хочу договорить о фотографиях, но выходит лишь вздрогнуть от громкого рингтона и вибрации телефона Максима.

Осторожно отстранившись, он тянется к мобильнику, отвечая на звонок. Пары секунд хватает, чтобы он нахмурился а мое сердце улетело на бешеной скорости в пятки.

— Понял, буду через пятнадцать минут. — Нехотя басит командным тоном и отключает устройство. — Договорим утром, не жди меня, мне нужно на полигон.

То ли замечая мой посеревший взгляд, то ли сам желая этого, он касается моего лица, нежно проводя пальцами по прохладной коже. Нагибается, лишь на секунду застывая, и оставляет короткий поцелуй на губах.

Генерал собирается быстро, считаные минуты, и форма сидит как влитая, мой взгляд нетерпеливо мечется по отточенным мужским движениям.

Сухость во рту продолжается даже тогда, когда за ним закрывается входная дверь. Даже сейчас я не успела ему ничего рассказать.

Я не должна этого делать, но, ведомая странным предчувствием, сижу на диване, не обращая внимания на все еще не убранный стол.

Жду, когда он вернется, и я все расскажу, наконец-то успокоив себя, вот только, как и обещал, генерала нет ни в час, ни в два, и даже не в четыре.

К шести засыпаю тревожным чутким сном, где каждый шорох мною воспринимается как открытие входной двери.

Это тяжелый удар маятника, но вместе с тем и облегчение.

Будто маятник рушит сам себя, скидывая тяжелое бремя с груди.

Четкий удар по двери в мгновение вырывает из сна, вынуждая поправить на ходу волосы и нетерпеливо распахнуть двери, сильнее кутаясь в генеральский кардиган.

— Ну, здравствуй, журналистка. — Голос, лишенный привычного расположения, ядовито полосит, преисполненный ехидством.

37. Лавина

— Доброе утро, к добру ли? — слащавая улыбка сейчас красивым украшением сияет на бледном лице.

Нужно сохранять спокойствие и как можно скорее выпроводить эту змею.

Но змея, как и подобает змее, невежественно проползла в дом, так и не спросив разрешения.

Думаешь, сможешь запугать меня? Посмотрим, какие козыри ты припрятала в своем рукаве.

Оттолкнувшись от дверного косяка, медленно ступаю следом, оставаясь хозяйкой ситуации.

Я ни за что не покажу ей уязвимость.

— Как грязно, какая-то некомпетентная грелка досталась Максиму Игоревичу, — женщина скривила губы, рассматривая неубранный стол.

Сейчас Даша напоминала больше озлобленную женщину, а не легкую на подъем девушку, которой показалась мне в день нашего знакомства.

Губы, торжественно выкрашенные в алый цвет, уже кричали о предполагаемом триумфе, так же как и ее кашемировое платье, идеально подчеркивающее длинные женские ноги.

— Ох уж эти бурные ночи, — мечтательно протягиваю, удерживая в узде испорченное настроение. — Не мне вам рассказывать об отсутствии сил после этой вакханалии на столе.

— Да мне рассказы, собственно, и ни к чему, я по себе знаю, насколько хорош в постели наш генерал. — Она весело усмехается. И кажется, ни один мускул не дрогнул на её лице. — А я чего зашла, Катюш, видишь ли, здесь все еще есть мои вещи…

Тяжелые удары, нацеленные на грудную клетку, степенно отдают в висках. Я не верю, но… Она по-хозяйски достает из нижнего шкафа, до которого мне не было дела, какие-то духи и женскую сумочку.

— Так и быть, тарелки и пастельное я вам оставлю, хотя ты здесь не надолго, и оно нам с Максимом будет как-никак кстати. — Противная усмешка искажает ровные губы.

Нет, он не мог быть с ней и твердить мне о порядочности и принципах!

— А кто сказал, что я собралась уезжать? — Ответная улыбка ползет по лицу. — Я не хочу отказываться от такого хорошего любовника, да и непохоже, чтобы генерал меня отпускал.

Удобнее усаживаюсь на диван, по-хозяйски растягиваясь.

Подумаешь, она вытащила какой-то хлам? Да с генерала мы ещё спросим за «любовные интриги», которые он

ненавидит в гарнизоне

. И все ж таки это было до меня.

— Я бы так не думала. — Тонкий пальчик проходится по краю стола, торжествующе щурясь. — Ты, право, меня недооцениваешь, Катюш, ведь фотографии — это цветочки.

— Каждый имеет право на ошибки. И ни я, ни тем более генерал не исключение.

Подкол работает на ура, и она злобно выгибает бровь, с трудом удерживая себя на месте.

— Я расскажу тебе, как дело пойдет дальше, а ты уберешься из части, пока это не сделали с позором за тебя. — Она самодовольно усаживается за стол, от чего половицы скрипят, действуя как петарда на нервы. — Журналист Екатерина Вахрушева приехала в часть ради своего бывшего любовника, желая ему отомстить по полной программе, она смешала с грязью самого генерала Ранина. Добропорядочного гражданина, отвыкшего от женской ласки который доверился городской эгоистичной стерве. Девушка крутила шашни и водила за нос обоих мужчин, живя с генералом и убегая, как в бульварных романах, с работы прямиком в постель к молодому капитану. Однако, когда товарищ генерал их застал практически с поличным, девушка решила ему во всем сознаться...

— Какая чушь, не было никаких вылазок, если ты такая помешанная, то должна была быть в курсе. — Легкая усмешка устремляется к губам. Какой же бред она сочинила. — Я не сплю с бывшими, дамочка.

— А кто тебе поверит, деточка? — Она гортанно рассмеялась, походя на злую ведьму. — Если ты готова к тому, что на тебя выльют, то слушай, по всей части сейчас пошел слух о вашем треугольнике, и дорогому Димочке тоже придется узнать, какая же лживая тварь та, которую он так трепетно любит. Генерал получил новые фотографии, а Андрей подтвердит их достоверность.

— Андрей? — Неуверенно выгнула бровь. Это были чистые сомнения.

— Хороший мальчик этот твой бывший, так легко поверил в то, что у вас с Максимом что-то было, а стоило всего-то заснять сладкую парочку на набережной и сказать, что это было за полгода до вашего с ним разрыва, его горячая кровь тут же вскипела. — Она, ничего не гнушаясь, взяла наши пустые бокалы, показательно ставя их как двух солдат рядом друг с другом. — Сейчас эти двое будут бодаться, и каждый будет настаивать на своем, но даже не на том, кому принадлежишь ты, а на том, по отношению к кому была измена: Максиму или все-таки Андрею?

— Максим не поверит в этот бред! — Голос слегка сел от бессонной ночи, пока сердцебиение усилилось.

— О, правда!? Катя, ты такая наивная, ты что, не поняла, что своей неосторожностью и трусостью ты не просто упустила все возможные подходящие моменты для признания, но ты также поселила в нем зерно сомнения! За это, кстати говоря, спасибо, ты так удобно заглянула к Андрею, что мне не пришлось ничего выдумывать.

Язык неприятно прилипает к небу. Ладони изрядно вспотели, выворачивая неконтролируемый страх.

Какая же я дура. Почему пошла на поводу у самоуверенности?

Мысли о том, что генерал не станет верить этой жабе и предпочтет выслушать меня, въедаются в кожу. Мой Максим поверит, он всегда выбирал меня и не станет палить из пушки без разбора.

Однако в подтверждение чужих слов громкий рингтон сотрясает воздух.

— Максим? — не обращая внимания на довольную собой гостью, несмело уточняю.

— Вахрушева… — почти рычит от злости. — Никуда не выходи, сиди в доме и дожидайся меня!

Не могу сдержать громкого вздоха, меня определенно застали врасплох, а меж тем на другом конце прогремел злой повышенный тон.

— Ты поняла? Ни шагу из дома, пока я не приду!

— Максим! Послушай...

В трубке раздался громкий треск, едва не выбивший смартфон из без того дрожащих рук.

— Молчи, ничего не говори, слышать тебя и очередную твою ложь не хочу.

— Да. Хорошо…

Не успеваю договорить, когда трубку небрежно сбрасывают.

— Ах, какая трагедия. — Она театрально покачала головой. — Раз уж ты начала мне верить, то я советую прямо сейчас убраться, Ранин в гневе способен на не самые приятные вещи, а ведь тебе известно, что у него проблемы с контролем после контузии?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Все внутри вскипело от нарастающего ужаса.

Лживые сплетни коснутся каждого. Девочек, для которых я ангел, которые спокойно делились своими влюбленностями в моего бывшего. Димы, который точно не ждал этого удара в спину. Кирилла, который предупреждал о том, как ему важно состояние друга, и Максима...

Мысли о нем мне давались все труднее.

— Уходи отсюда, иди к себе и жди своего мужика. — только и могу прохрипеть.

— Бедная девочка, так неосторожно угодила в расставленный капкан, но ты не переживай, я милосердна, помогу тебе. — Она улыбается самой мягкой и заискивающей улыбкой. — На КПП через двадцать минут будет дядя Лёша, поедет в город и тебя зацепит, если конечно, не разочаруется после таких пикантных историй... И генерала успокою, не переживай.

— Проваливай отсюда, ты давно у него в прошлом! — Глазами обвожу комнату в поисках одежды.

Внутри всё сжимается. Лишь от одного воспоминания, как холодно звучал голос Максима, так, будто я ничего не значащий для него солдат. Ненужное звено.

Дышать становится тяжело, но я держусь, не могу показать своих слез этой ведьме.

— Так ли давно? — Ее смех эхом отдается в ушах. — Деточка, мы знакомы со школы, а когда я приехала в эту часть, знала бы ты, какая страсть на него нашла. Он меня неделями из постели не выпускал, даже в день нашего с тобой знакомства я была с ним.

— И тебе совсем не жалко Егора? — Мой голос окончательно пропал в груди.

— Жаль? Нет, он всегда был напорист и знал, что больше симпатии я не могу ему дать. Но я была хорошей женой, играла роли на публике, была шлюхой в постели, или что там на этот счет говорят? — Она усмехнулась. — Но лишь одна наша встреча с Максимом после пятнадцати лет расставаний доказала, что ничего не забыто.

— Уходи отсюда. — Собираюсь с силами вытаскивая наружу свою ярость. — Вон пошла!

Выжимаю остатки сил. Одинокая слеза спускается вниз, не в силах удержаться в равновесии, как и я сама.

— Деточка, ты...

Не позволяя женщине договорить, подхожу к столу, грубо хватаю ее за локоть и со всей силы тащу к выходу, быстро раскрываю дверь и выкидываю Дарью на промерзлую улицу.

— Он будет сильно на меня обижен, возможно, даже в какой-то степени возненавидит и прервет наши отношения, но он никогда, слышишь? — Срываюсь на разъярённый вопль. — Никогда не будет с такой сукой, как ты!

Дверь что есть силы захлопывается обратно, оставляя звук разбитого стекла, а может, и не стекла вовсе, а... моего сердца?

38. Бегство

— Ты ставишь под сомнение его репутацию, делая Максима в глазах сослуживцев посмешищем! Прежде чем послушать, хорошенько подумай, какое место у офицера занимает его репутация и честь.

Дарья замолкает, закончив свою громкую перепалку, видимо осознав, что этим ничего не добиться, в то время как я сама убегаю в глубь дома, рассеянно обшаривая углы.

Адреналин в крови разгорается не на шутку, поэтому перестаю обращать внимание на вещи, которые женщина обнародовала, но так и не забрала.

Натянув поверх домашней одежды черные широкие брюки и одну из футболок Максима, сгружаю в небольшой рюкзак технику, после чего собираюсь у железной двери.

Но это неправильно, я не могу исчезнуть так... Как будто ушла в магазин.

Практически на бегу выворачиваю из папки белоснежные листы, часть из которых улетает далеко под стол, после, написав две короткие строчки, судорожно покидаю дом.

В каком-то беспамятстве с тяжеленным сердцем добегаю до КПП, игнорируя звонки Ангелины и Вероники.

Дядя Лёша собирается сесть в автомобиль как раз в момент, когда я добегаю, но, видя что-то на моем лице, обходит газель, открывая пассажирскую дверь.

Профессиональное чутье не дает пропустить ни один из трех заинтересованных солдатских взглядов, но мне не до этого.

Только машина трогает, как я достаю смартфон в прострации, холодными руками набирая известный номер.

— Дядя... — Впервые я не дожидаюсь его подколки. — Пришли вертолет на поле, которое сразу на съезде к поселку, геолокацию я скину.

В трубке сквозит давящая тишина. Он не спешит с ответом, что-то обдумывая. Естественно, должно быть, мой голос прозвучал так, как будто я бежала из психушки.

— Катюш, ты...

— Дядя, пожалуйста, ничего не спрашивай.

— Воробушек... — Неприкрытое беспокойство ему неприсуще, и все же я его слышу. — Хорошо, я свяжусь с ближайшей базой и направлю к тебе. В течение часа будет.

Механически чеканит, прерываясь на звук клавиш, после чего я сбрасываю трубку, скидывая ему локацию.

— Я не верю в то, что говорят, если хочешь знать. — Все это время молчавший мужчина напоминает о себе. Я слишком невежливая. — Я верю в вас, а не в жестокие сплетни.

Как это красиво звучит. Но были

«

мы

»

вообще?

— Нету больше никаких нас, дядь Леш. — Грустная усмешка кривит губы.

— Катюша, девочка, нет такой проблемы, которую вы двое не смогли бы решить, и это бегство.

— Ты же режешь меня без ножа. — Надломленный голос, намекающий на тонкую грань между истерикой, неестественно раздается в пожухлом прохладном салоне. — Я не смогу услышать всё, что он скажет. Я не готова к этому, пусть лучше это будет мой побег и отношения, которые закончились из-за моей лжи, чем своими словами он разобьет мне мое сердце.

Дядя Лёша молчит, неторопливо покручивая кожаный руль. Его спокойный вид отягощает еще больше. Запрещаю себе думать о Максиме, но невольно твердое мужское лицо с острыми скулами мелькает в сознании.

Я не смогу его похранить нигде, кроме собственного сердца...

— Но ты забираешь шанс на счастье не только у себя, но и у него. — Алексей заворачивает на небольшую разравненную площадку с коротко стриженной травой.

Маршрут завершен, но спокойнее мне не стало. Я чувствую себя чертовски тяжелой. Груз этой лжи стал настолько осязаем, что дверь поддается с трудом.

— Сердце у тебя доброе, дочка, уверен, что ты сможешь обрести счастье, но не будь избирательной, позволь случиться должному.

Покрестив ошарашенную меня, Алексей задорно улыбается, после чего делает радио погромче и сворачивает обратно к части.

Громкие звуки с неба привлекают внимание, стоит машине окончательно исчезнуть из виду. Новенький вертолет с милитари-дизайном мягко приземляется в паре метров от моих ног.

Вежливо поздоровавшись с пилотом и даже не указав адрес, забираюсь в кабину, пристегиваясь ремнями безопасности как можно дальше, демонстрируя полное нерасположение к беседам.

Полет длится пару часов, но проходят они как одна минута. Вот только вместо своего компактного района посадка происходит возле строгого серого коттеджа.

— Ну зачем? — Мой сухой голос звучит удручающе.

Дядя выгибает бровь, сложив руки на груди. Он молча забирает из рук мой рюкзак, указывая в сторону своего дома.

— Воробушек, ты заставляешь меня усомниться в нашем родстве. — Он невесело усмехается, пропуская меня на скрытую высоким забором территорию. — Ты правда считаешь, что твой генерал, спецназовец, служивший в горячих точках, у которого к тому же крутейшее охранное агентство, не пробьет твой адресок? Я бы не удивился, если Максим Игоревич уже ждет тебя там.

— Спасибо.

Не говоря ни слова, дядя прижимает меня к себе, создавая большой уютный теплый кокон. Он так хорошо меня знает, что чувствует даже в малейших проявлениях это ужасное удручающее настроение.

— Займи любую комнату, я не стану беспокоить тебя до завтрашнего дня, но, пожалуйста, соверши набег на холодильник.

— Хорошо, но только если там будет твой фирменный сэндвич с шпротами.

Он широко улыбается, щелкая пальцами, после чего позволяет мне скрыться в глубине темно-синих вельветовых обоев.

Найдя глазами первую попавшуюся дверь, зашла, обнаружив гостевую спальню. На автопилоте прошла в прилегающую в тех же темных тонах кафельную ванную.

Холодный душ расслабил тело, но вместе с расслаблением открыл закрытые напряжением утра мысли.

Грудь тяжелела от осознания ситуации, безусловно, многое было сказано назло мне, но и в словах Дарьи присутствовала правда, которую невозможно игнорировать.

Именно моя беспечность если не привела, то довела всё до такой точки.

Я даже не могу здраво рассудить, что именно сейчас должна сделать. Но если не только я была с ним не до конца честна, можно ли настаивать на том же?

Понимание, что этакие сплетни не берутся из воздуха, я склонна верить в то, что они были вместе. Но разве мне легче от осознания, что он также кое-что недоговаривал? Нет!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это никак не влияет на то, что я чувствую, не способно вызвать у меня счастливую улыбку или оправдать себя.

Первые слезы слишком неожиданно скатываются из глаз вниз, мешаясь с горячей водой. Они теряются так же бесследно, как и всякие аргументы в собственную защиту.

Это бездонная дыра боли, которую причинила, казалось бы, наивная ложь.

Завернувшись в белоснежный халат, забираюсь на мягкую кровать, мокрыми волосами падая на подушку. Мне срочно нужно рассказать об этом Нике, моя подруга, и не в таких передрягах мы бывали.

Оправдывать меня она не станет, но найдет хоть что-то для успокоения души.

Включая телефон, что все это время был с вытащенной симкартой, обрушиваю на себя лавину, состоящую из пропущенных звонков.

Кажется, Ника и без меня знает. И надо было знакомить ее с Раниным?

Но пропущенные не только от подруги. От девчонок, Игоря Югоря Борисовича, Андрея, Кирилла, нескольких неизвестных. Неужели им всем так интересна моя версия событий?

Грустная усмешка подзывает тошнотворный ком к горлу. Я стольких людей обрекла стать свидетелями этой сплетни, высосанной из моей собственной лжи.

Но пропущенные с одного номера достигают каких-то рекордных девяноста звонков, вынуждая мое сердце биться как мошпит.

Переходя в мессенджер контакта, наблюдаю целую пачку смс.

Думаешь спаслась бегством, Вахрушева?

Это и есть твои чувства и наше «мы»? В одном коротком «Прости меня, так будет лучше для нас обоих?»

Возвращайся, и мы нормально поговорим! Тебе придется хорошо постараться и не солгать мне. А может, все твои слова были грамотной ложью для завоевания Стрелецкого?

Ты совершенно бессовестная, Вахрушева. Солгать мне на одну единственную табуированную тему.

После этого идет еще больше пропущенных звонков, и первые верхние двадцать кажутся смехом на фоне других семидесяти.

И неожиданно, словно предчувствуя мое присутствие в переписке, приходит одно-единственное предложение. Настоящая, ничем не прикрытая угроза.

Зря ты убежала, девочка моя.

39. Догадка

Рука с телефоном расслабленно откидывается на подушку, словно неживая. Паника сковывает тело, и сама не могу объяснить, что именно в этой ситуации меня пугает.

Я знаю, что физического вреда Максим бы мне не причинил, но спектр эмоций и терзания, как заезженная пластинка, прокручиваются в голове.

Разглядывая глазами дизайнерский букет из сухоцветов в керамической вазе, я вспоминаю нашу вылазку к озеру на пикник.

А легкий, отстукивающий грибной дождь напомнил, как в один из дней Максим забирал меня с работы, укрывая теплым кителем от холодных туманных капель.

Перебирая галерею в телефоне, вспоминаю картинки, сделанные на набережной.

Опускаюсь с кровати, подтягивая к себе рюкзак. Немного смятая фотография Максима на фоне прибрежной зоны с укором смотрит мне в лицо.

Переворачивая изображение, заторможенно прохожусь глазами по строчкам, что оставила в тот самый день.

*Я чувствую себя такой довольной рядом с тобой и радуюсь тому, что мы однажды встретились. Полагаю, что твое упорство переломит всю мою ветренность.*

Вахрушева

.

Улыбнуться не выходит, поток непрошенных слез, как последний предатель, поспешно сбегает из глаз. Я пытаюсь концентрироваться хоть на чем-то, но не выходит.

Уснуть не получается, всё сегодня идет коту под хвост. Переодеваюсь в свою смятую одежду и выхожу из комнаты. Незнакомые коридоры быстро сменяются просторной мраморной кухней.

Дядя Игнат — айтишник, который постоянно меняет свои адреса, но этот уникальный серый стиль, который всегда с его руки выходит динамичным, мной узнаваем даже с высоты.

Это постоянство — девиз моей семьи. Жить годами в одном стиле, в одном кругу, по определенным правилам. Мне эта данность не передалась, лишь верность, но и она, как выяснилось, абсолютно не играет роли.

Покажи пальцем и расскажи об измене, и человек сразу поверит в твою вину.

Находя в холодильнике контейнер с парочкой тостов, слабо улыбаюсь, ощущая резкий огуречный запах. Тысячу лет не ела соленые огурцы, однако этот запах наполняет мой пересохший от волнения рот слюнями.

Сытный жирный бутерброд в исполненни дяди хоть немного поднимет настроение отвлекая от поедающих мыслей.

Наконец-то съем что-то кроме себя самой.

Однако, закончив трапезу, я быстро промываю посуду, в последний момент прихватывая открытую двухлитровую банку с огурцами.

Возвращаясь в комнату, едва ли не выпускаю тару из толстого стекла на пол от громко заигравшего рингтона. Черт, я совсем забыла, что отключила беззвучный режим.

Переворачиваю экран, наблюдая входящий от Никоновой. Подруга звонит по видеосвязи, я уже и забыла о такой привилегии цивилизованного мира.

Лишь секунду сомневаясь, нажимаю принять входящий.

— Потеряшкина, ты в своем уме? — Ника осуждающе смотрит прямо в глаза, в момент когда я надкусываю кислый огурец. — Мне звонил Максим, с чего вдруг ты исчезла со всех радаров?

— А он не рассказал про сплетни о нашем треугольнике и ситуацию со Стрелецким?

Чем больше я говорила, тем больше ее лицо прояснялось, а глаза увеличивались в геометрической прогрессии.

— Мы знали, что это должно было случиться.

— Я надеялась, что все будет иначе, я идиотка, Ник?

Моя кривая улыбка кривит не только рот, но и душу.

— Ты не идиотка, но ты привыкла контролировать ситуацию, а этот случай не относится к тому, что можно контролировать. Неужели вы не поговорили?

Качаю головой, залезая между делом в банку за еще одним огурцом.

— А что он тебе рассказал, когда звонил?

Она хмурится, пытаясь вспомнить, но не могу отделаться от ее странного взгляда.

— Что-то вроде: «Мы поругались, и она без вещей уехала, отключив телефон. Есть предположения, куда или другой номер телефона?»

Он даже допускает и такие мысли.

Но я не обижаюсь, в этих сомнениях Максим не беспочвенен. Но как бы мне хотелось, чтобы он ни на секунду не усомнился во мне, чтобы понял и просил объяснений, а не желал встретиться для разборок.

— Нет, мы не поговорили, за эти несколько дней столько навалилось, начиная с его замужней бывшей, приславшей фотографии в конверте, которые я вовремя перехватила, заканчивая его личными сомнениями. Наш диалог прервался именно тогда, когда я рассказывала ему о чем недоговорила в самом начале, а потом эта бывшая пришла ко мне с утра пораньше и рассказала о том, что теперь для всех в части ходит слух о нашем треугольнике.

— И ты убежала? — Она сидит с открытым ртом, делая меня еще нервознее.

— Не поэтому, мою уверенность в его доверии заземлил телефонный звонок, поверь, эта интонация не говорила о спокойном разговоре и понимании, было ясно, что он не верит. Черт, я ведь действительно отбросила тень на его репутацию.

— Не говори ерунды, ты утаила свое прошлое, но твоя совесть чиста, ведь ты не изменяла Максиму, только не могу понять, откуда такая импульсивность? Ты никогда не была особо усидчивой, но любых врагов и проблемы встречала с мечом.

Пожимаю плечами, не в силах найти на это ответ. Тучи степенно собирались за окном, как будто угроза, нависшая над моей судьбой. Потянувшись за еще одним огурцом, попыталась выдвинуть предположение.

— Я думаю, ей удалось надавить на мои больные места, Ник, я не знаю, что на меня нашло. — Вздыхаю, понимая, что ее слова разозлили не больше, чем страх от звонка Максима. — Правда, это как наваждение, но я побоялась всеобщего осуждения, такие сплетни никто же не станет разбирать, для большинства из них я всего лишь фифа, приехавшая из Москвы. Я была настолько потеряна и впервые воспользовалась шуточным предложением дяди, попросив организовать вертолет.

— Это ты быстро сообразила. — Она слабо улыбается, поглаживая свой округлый живот, как вдруг ее рука замирает. — Вахрушева... А когда была твоя последняя менструация?

Вопрос застает меня врасплох, на фоне всех переживаний и работы было совершенно не до таких мелочей. Мой аутоиммунный тиреоидит включает в себя такую подвижку, как непостоянный цикл.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но к чему она вообще? Неужели начало обсыпать?

— Ну, возможно, перед отъездом сразу после дня рождения. — Надкусив свое лакомство, смотрю на подругу. — К чему это сейчас?

— Да вот пытаюсь понять, откуда ноги растут, сначала импульсивные решения, а потом целая банка огурцов и задержка в не менее четыре недели.

Кусок огурца застревает поперек горла. С трудом откашливаюсь, осушая графин с водой. Теперь подозрительный взгляд, но уже на опустевшую банку, исходит от меня.

Ну нет, этого не могло быть. Это всего лишь стресс, и уже вечер, а я, кроме двух бутербродов, ничего не ела.

— Ты же знаешь, что я совсем недавно прошла гормонотерапию и шанс так скоро забеременеть один к десяткам тысяч.

Она весело усмехается, поправляя свои густые, убранные ободком волосы. Заговорческий взгляд ярче всего говорит о ее уверенности в поставленной теории.

— Ну вы же не предохранялись?

— Нет, не предохранялись, но мой врач...

— Врач сказал, что шанс редкий, но ничего не говорил об его отсутствии. Посмотри на себя, ты вся испереживалась, спряталась в какой-то глубокой дыре, да простит меня Игнат Андреевич, и совсем на себя не похожа!

— Ника, не так легко в одночасье из-за чудовищной глупости терять дорогого тебе человека!

Она согласно кивает. Соглашается, лишь бы мы не начали конфликтовать. Но даже эта набожность не может искоренить уверенный блеск в глазах подруги.

— Но не для тебя! Моя подруга быстро бы оттаскала эту швабру за волосы и с грацией кошки бы ринулась на таран со всей своей правдой к генералу. — Она качает головой. — А сейчас у тебя шалят гормоны, преобладая в крови страх. Вспомни, что у тебя бывало подобное, когда обострялись проблемы с щитовидкой! До приема гормонов у тебя часто менялось настроение, и ты сама этого не замечала.

Да, именно так и было, но я сомневаюсь в том, что подобное может быть. Пара недель задержки для моего нерегулярного цикла — это ничего. И Ника, кажется, верно расценив мой взгляд, продолжила наступление.

— Подруга, с тебя убудет, если ты съездишь в ближайший магазин за тестом? Вот буду я неправа, проси всё что хочешь!

— Хорошо, я съезжу завтра.

Она, не удержавшись, рассмеялась, покачав головой. Зная мою откладывающую манеру.

— Ага, а потом будем крестить моего ребенка, и у тебя начнутся роды, о которых ты даже и не подозревала, зная тебя. — Она снова хихикает, придерживая обтянутый платьем живот. — Прямо сейчас бери у дяди машину и поезжай, ежели я не права, то выдохнешь с облегчением.

— Хорошо, пойду собираться. — По инерции рукой тянусь к полупустой банке, но в последний момент под внимательным взглядом подруги и одергиваю руку.

— Жду новостей! Даже не думала, что так скоро стану крестной.

Последнее, что слышу в трубке, — ее смех, опуская взгляд на свой плоский живот.

Но ведь этого не может быть? Или может?

Черт, моя уверенность в положении дел до добра не доводит, поэтому стоит поверить Никоновой, прежде чем и здесь я крупно облажаюсь.

Одолжив у дяди белоснежный мерседес, выехала на грунтовую дорогу, проверяя в навигаторе ближайший магазин.

Это как раз была аптека, до которой нужно было ехать не менее пятнадцати километров, что за поселок такой?

Спасибо, не пешком.

Вздохнув, прокручиваю в голове смс Максима. Но как он хочет отомстить мне? Неужели подговорит Игоря испортить трудовую книжку? Впрочем, учитывая сегодняшний прогул, это оправдано.

Кто бы знал, что это настигнет меня именно из-за вакансии, чья зарплатная ставка с трудом достигает сорока тысяч. Да уж, московские филиалы нервно курят в сторонке.

Разглядывая пожухлую вывеску аптеки с двумя не горящими буквами целых семь минут, медленно выхожу на улицу.

Эта осень обещает быть холодной, судя по тому, что конец августа, а я начинаю мерзнуть в поло своего дяди, которое больше напоминает свободную тунику.

Приветливая тётенька-аптекарь улыбается, подходя к небольшой кассе. Её светлые лучистые глаза дарят незримую надежду, но вот только на что именно?

— Тест на беременность, пожалуйста. — Неловко поджимаю губы, словно мне шестнадцать.

Женщина смотрит с пониманием, после чего приносит две небольших коробочки, укладывая на стойку. Как в прострации прикладываю банковскую карту, не обращая внимания на ценник.

— Вот этот электронный покажет точное количество недель, а этот подержи подольше предписанного в инструкции. — Даёт рекомендацию, поглядывая то на тест, то на меня. — Первая беременность?

— Да.

— Ты главное не бойся, если родители начнут отговаривать и отправлять на аборт, не слушай. Я так своего старшего поставила на ноги и до сих пор благодарю бога, что выбежала двадцать лет назад из кабинета.

Женщина счастливо улыбается при упоминании своего чада, что невольно я перенимаю эту улыбку, осторожно коснувшись все еще плоского живота.

— Мне двадцать пять, думаю, мои родители точно не станут отговаривать.

— Тогда сама не спеши, это вначале страшно, а потом думаешь: и как я все это время жила без этого красивого мальчика?

Рассеяно киваю, замечая в небольшом мутном зеркале на улице фигуру. Руки осторожно сжимают тесты, пока пульс в крови начинает жалобно пульсировать.

— Спасибо вам.

Не слышу, что она желает мне в ответ, поспешно выходя на улицу.

Нет, мне не показалось. Идеально чистый, через чур знакомый массивный гелендваген заблокировал выезд белоснежному мерседесу. А его хозяин облокотился на водительскую дверь моего авто.

— Вахрушева, смотрю, ты не сильно соскучилась? — Максим совершенно не весело выгибает свою бровь, вынуждая меня сжимать тесты в руках до побеления костяшек.

40. Зачем?

— Зачем ты приехал? — Голос гулко отдается где-то под ребрами.

Генерал невозмутим. Его кожаная куртка, обтягивающая каждый мускул, твердит о бунтарстве, но я не поддаюсь на этот маневр.

Он бледен, и только подступившись ближе к уличному фонарю, это становится очевидным. Тени под глазами трактуют о бессоной ночи.

Как мало ему понадобилось времени, чтобы меня найти.

— А ты считаешь, сбегать вот так является чем-то нормативным? — Он в пассивной агрессии поджимает губы. — Я целую ночь должен разбираться с полигоном, а потом слышать свежие сплетни о твоем... о Стрелецком! Попросил тебя дождаться, а ты взяла и смылась, отключив чертов мобильник.

Тесты едва ли не выпадают из рук от этой перемене в тоне, но я осторожно засовываю пачки в задний карман брюк. Не хватало, чтобы он узнал о них, и тогда беседа совершенно точно приобретет новый уровень.

— Ты не просил, ты угрожал мне! — Злость неказистой вспышкой проносится внутри. — Я испугалась и знаю, что нельзя было так поступать, но я поддалась той панике.

Решаю не скрывать.

Даже если эта информация его не разжалобит и не успокоит, по крайней мере генерал будет знать, в силу чего я действовала.

— А как я должен был реагировать? Ты солгала мне о таком, это уму непостижимо, Вахрушева! — Максим недобро оскалился, с силой вжимая себя в мою машину.

Будто бы держал себя в узде из последних сил.

— Да, я была неправа, я признаю вину. Но единственное, о чем я тебе солгала, это о нашем прошлом! — Глубже вздохнула, пытаясь унять поглощающую тревожность. — Я думала, что ты будешь в ярости, если узнаешь, что мой приезд в часть всего лишь месть уроду бывшему.

— Я в ярости, Вахрушева! И тебе лучше не знать, насколько сильно это чувство. — Он отталкивается от машины, подходя ближе. — Как ты могла? Те фотографии, ты совсем бессовестная... так себя вести? Изменять мне за спиной, или может, я недостаточно старался?

Сильная рука тянет на себя, неприятно сжимаясь на локте. Легкая боль внушает страх, от чего кожа начинает подрагивать.

Я не изменщица, пускай лгунья, но не изменщица!

— Я не изменяла тебе! Не изменяла! — Зло кошусь, вспоминая до скрежета зубов бесячий образ. — Ты тоже мне не договаривал о своей бывшей, которая всё это и организовала!

— Нас с Дашей ничего не связывает, отношения были до тебя.

— Меня и капитана Стрелецкого точно так же больше месяца совершенно ничего не связывает. А твоя подружка решила подставить, прославила перед всей частью, обнародовав старые фотографии! — Пытаюсь дернуться, но, как и в нашу первую встречу, ничего не выходит. — Пусти меня!

Это чувство, лежа в постели, липкое, будто пот, стекающий по спине.

— Хватит! Ты сейчас пытаешься выкарабкаться таким образом? — Его рука сильнее обхватила меня, намеренно вжимая в свое тело, отчего дышать стало крайне сложно. Из чего он, черт возьми, сделан? — Наговариваешь на Дашу? Да твой любовник сам мне рассказал о ваших похождениях.

— Что ты говоришь такое, у нас с ним ничего не было!

— Поэтому я застаю вас наедине в его же доме? — Он шумно выдохнул, хватаясь за волосы. — Какой же я идиот, а ты еще потом без зазрения совести ко мне прижималась и говорила о нас...

— Да не было у нас с Андреем ничего! Услышь меня! — Кислорода в легких не хватает, и я отчаянно помогаю себе жестикуляцией. — Я не знала, кто мне пакостит, и прижала Стрелецкого с вопросами! Но у нас ничего с ним не было! Мы всего лишь бывшие!

— Ты себя-то слышишь?

— Я не такая! Неужели ты совсем меня не узнал? — В глазах щиплет от досады. — Да, я поступила чертовски плохо, не рассказав тебе, но это не несло злого умысла! Я собиралась в тот вечер всё рассказать, но тебя вызвали в часть. Максим, я не изменяла тебе. — Мои руки сжимаются на его холодном запястье через толстый слой кожи. — Можешь не верить, что всему виной Даша, но поверь в мою верность.

Он резко отпрянул, буквально отшатнувшись, будто бы увидел мертвеца. Его спокойные карие глаза заискрились изумлением и даже растерянностью. Гнетущее прозрение им совершенно не шло.

И пугало своей неожиданностью.

— Я не знаю тебя, Вахрушева. — Он покачал головой с болью в глазах. — Кто ты, черт возьми? Где та веселая авантюристка? Где та девчушка, которую я снимал с дерева?

Что?

— Максим... — Делаю шаг, но мой мужчина приподнимает руку, останавливая этот импульс.

— Не стоит, ты права, что задала этот вопрос, я и вправду не должен был приезжать сюда.

Он разворачивается ко мне спиной, вышагивая к гелендвагену, и это ощущается точно как удар ножом по сердцу. Не обращая внимания на нескольких прохожих и даму с собачкой, я наблюдаю, как медленно он выезжает на трассу, не глядя мне в глаза.

Слёзы стекают градом на кофту. Что я, чёрт возьми, в этой жизни сделала не так, чтобы заслужить такое? Мужчина, которого я люблю всем сердцем, поверил в то, что я изменщица.

Тот, кто обещал, что не отпустит и всегда будет рядом, уехал. Оставил меня одну.

Скрепя сердце я поднимаю голову, рассматривая окончательно стемневшее небо. Отчаяние плотным куполом обхватывает с ног до головы.

Как в прострации иду к мерседесу и завожу машину. Все пятнадцать минут дороги кажутся коротким мигом. Начало — я стою рядом с Максимом, конец — встречаюсь взглядом с дядей, устроившимся с ноутом на большом диване.

— Воробушек... — Игнат приподнимает очки с носа, надевая на глаза. — Что случилось?

Тошнотворный ком подкатывает к горлу, я просидела какое-то время в машине в попытке привести себя в порядок, однако сейчас рискую быть раскрытой.

— Не сейчас, пожалуйста.

Он с пониманием кивает, нехотя возвращаясь к электронным таблицам.

Вернувшись на второй этаж, иду в ванную. Чтобы там ни было, Никонова права. Я должна узнать правду.

Оставив две полоски на мраморном бортике в ванной, набираю подругу.

— Ну что, я счастливая крестная? — Ника ухмыляется, усердно работая утюгом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ее камера расположена так, что я могу наблюдать, как она в домашнем халате гладит детские вещи на гладильной доске.

— Я только сделала. — Криво улыбаюсь.

— Ты так недовольна или это страх? — Ника выгибает свою идеальную бровь в попытке найти ответ.

— На выходе из аптеки меня поджидал Максим, и ты знаешь, всё, что я испытывала от предательства Андрея и утренних событий, как будто бы несуразная ерунда на фоне того, что произошло.

Рука подруги замирает на утюге. Медленно и не вдаваясь в подробности рассказываю о встрече, каждый раз натыкаясь то на округленные глаза, то на причитающее покачивание головой.

Что ни говори, а Ника будет идеальной мамой. Своей мимикой она отлично может показать любое настроение.

— Во-первых, успокойся и выдохни, я больше чем уверена, что в генерале громче всего говорит злость, и суток не прошло с момента ссоры. — Она глубоко вздыхает, удобнее устраиваясь в кресле-качалке. — Мужики такие, им нужно немного побыть в фазе «Халк крушить». Поэтому постарайся не таить обиду, всё же в его глазах это выглядит очевидно, слишком интересно перетусовались карты.

— Хуже всего, что я действительно чувствую его правоту. Да, не изменила, но эта ложь и недоверие — они привели меня ко всему вот этому. — Рукой обвожу комнату. — Я не знаю, что делать.

Ника вздыхает, пристально разглядывая меня. Она всегда была чуткой и понимающей, чем не могла не притягивать к себе, и каждый раз я радовалась, что подруге повезло найти такого же хорошего спутника.

И казалось, что мне самой удача улыбнулась, но я так безответственно ее спугнула.

— Ну, во-первых, иди и посмотри, что показал тест, а потом дай вам время. Пускай он немного выпустит пар, а ты займись чем-то. Ты же хотела поступить на магистратуру!

— Когда это было, Никусь. — Слабо улыбаюсь.

— Никогда не поздно!

Кричит вдогонку динамик, когда я проникаю на осторожных шагах в ванную, словно сапёр, которому нужно обезвредить бомбу.

Почему же так страшно? Если я уверена в том, что ответ отрицательный. Неужели моя умерившая свой пыл самоуверенность настолько раздавлена сложившейся ситуацией?

Набравшись сил, осторожно переворачиваю тесты, проверяя наличие полосок на каждом.

.

41. Отвественность

Две полоски. Рука машинально ложится на живот, оглаживая плоскую неровность.

Первая реакция — не оглушительный визг, а самый настоящий град из соленых дорожек.

В такой ответственный эмоциональный момент я совершенно одна в чужом доме с разбитым сердцем. Рядом нет любимого человека и чужих радостных комментариев... Одинокая неуютная комната и два теста, указывающих на беременность.

Я не могу жаловаться, потому что причастна ко всему происходящему, как и не могу ощутить полную радость испытываемого момента.

Стараясь успокоить собственное сердце, умываюсь, возвращаясь обратно в комнату к заскучавшей за эти шесть минут подруге.

***

— Ты уверена, что готова? — Ника с сомнением оглядывает окружающие нас стопки вещей.

— Я всё решила, не зря же мое место пустует, поработаю и приду в себя. — Стараясь быть мягкой, улыбнулась. — Сейчас это лучшее, что я могу сделать. К тому же получить подобное предложение напрямую от начальства… Кто бы знал, что они мониторят мою трудовую.

— Я все-таки не понимаю вас… — подруга качает головой, сжимая в руках мою зеленую шифоновую блузку.

Прошло несколько недель с тех пор, как я увидела Максима той ночью у аптеки.

Казалось, время замедлило свой ход, буквально замерев на одном месте. Также быстро пришлось вернуться в свою квартиру, избегая лишнего внимания со стороны через чур проницательного дяди.

Казалось, жизнь разваливалась и должна была развалиться окончательно, но нет, в мою серую, как грязь на подоконнике, жизнь пришли изменения.

К удивлению, пару дней назад мне на почту поступило заказанное письмо с приказом об увольнении по истечению испытательного срока.

Документ был без единого замечания, упоминания о самовольной ретировке и черной кляксы на трудовой книжке, что не могло не удивлять.

Сама я побоялась сунуться в гарнизон, как бы это по-детски ни звучало. Зачем являться туда, где всем известны грязные слухи, в которые легко поверить? Я бы могла вернуться и побороться, но только если меня там ждали.

А этого не было.

А вместе с тем муторное чувство опустошения сжимало меня изнутри, буквально выворачивая наружу напряжённые части.

Гарнизон, к которому я не верила, что смогу привыкнуть, вызвал у меня немыслимую тоску. Словно я лишилась части себя.

Слишком важной части.

— Никусь, пожалуйста… Давай не будем о нем.

Любое воспоминание о генерале неприятно сковывало, напоминая о хлестких, как пощечина, словах.

Я должна была догадаться и поступить иначе, но, черт бы побрал эту нерешительность и высокомерие. И вместо того чтобы ужинать вместе с Максимом, я разглядывала вывернутый на кровати гардероб.

— Хорошо, но как ты собираешься работать? Я отбатрачила до шестого месяца и больше не смогла, это ад — настолько подвижная и внеурочная работа.

Моя голова наклонилась в бок. Движения всегда были по мне, однако Никонова была без преувеличения права, что вскоре это станет проблемой.

Только я не могла вот так сидеть ночами и плакать под тяжелым одеялом.

Хотя апатия безудержно манила... Но я больше не одна, и то, что осталось от значимого для меня мужчины, моя новая приоритетная ответственность, гораздо важнее жалости к себе.

Мне нужно было вернуться к нормальной жизни и погрузиться в дело, сведя мысли к Максиму до минимума. Может, тогда станет легче?

— Я так же, как и ты, не задержусь там надолго, потом перейду на дистанционную и возьму ставку поменьше.

— Ты бы могла еще немного отдохнуть. Не так много времени прошло с твоей операции, ты все еще уязвима к тяжелой работе.

Не говоря ни слова, прижимаюсь к подруге, осторожно обнимая за плечи. Моя милая Ника. Совсем скоро ей предстоят роды, но она не упускает ни одной возможности, чтобы помочь и справиться о моем здоровье.

— А ты не боишься идти на роды?

Она вздрогнула, как будто испытала приступ страха, но тут же выпрямилась, весело хохотнув.

— А не рано ли у тебя такие мысли? — Она скептически покачала головой, но ответила. — Нет, мне страшно не в том понятии. Конечно, я, как и все, боюсь физической боли, но она оправдывает себя, и Коля прочитал по меньшей мере сотню книг за все то время, что я беременна. Он будет рядом и не оставит меня, только поэтому я спокойна. — Она улыбнулась, поглаживая свой большой живот. — Я вверяю свою жизнь ему.

Мое лицо дрогнуло от неприятного укола. Я хотела поинтересоваться, чтобы наши диологи переставали сводиться ко мне, однако даже эта мелочь принесла укус яда.

Мой грозный генерал, вероятно, не будет пугать всем своим видом медперсонал, чтобы мне оказали лучший сервис. Его вообще не будет рядом...

— Твой отец тоже генерал, он всех разгонит по углам. — Отметив перемену в моем настроении, Ника мягко дотронулась своей ладонью до лица.

— Он способен.

Звук домофона нарушает наш покой. Николай приехал за Никой, и я не могу препятствовать его желанию забрать жену и позаботиться о ней. Эта параллель режет по сердцу.

— Не думай о пустяках, дай себе немного времени переключиться, вишенка. — Ника оставляет поцелуй на моей щеке, когда входная дверь распахивается, впуская ее мужа.

— Привет. — Николай улыбается, как коршун, сгребая в свои объятия Нику. Та, кротко хохотнув, лишь шире улыбается, потрепав мужчину по кучерявым волосам. — Как дела, Катюш?

Слабая улыбка образуется на лице. Не хочу омрачать их семейную идиллию.

— Всё хорошо, а ты как настроился, будущий папаша?

— Еще бы... Не было б проблем с поставщиками детской мебели, и я мог бы считать этот мир идеальным.

— Подумаешь, пришлось перенести доставку. — Ника закатила глаза, поправляя мужскую джинсовку. — Ладно, дорогая, мы побежали, а то строители не дождутся и уйдут без приемки.

Обнявшись, мы прощаемся. Радость за подругу теплом отдается внутри. Вернувшись на свою уютную кухню, завариваю успокаивающий чай.

Первого скрининга у меня еще не было, но рекомендации по питанию Никонова любезно мне предоставила. Однако перед этим тщательно очистив мои запасы алкоголя и вредной еды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Включая на фон какой-то комедийный сериал, разгребаю почту, проверяя сообщения от дяди и родителей.

Возможно, мне все равно, и я интуитивно, как самая настоящая эгоистка, мечтаю увидеть одно-единственное имя во всплывающей строке.

Пускай упрек. Оскорбление. Что-то холодное. Но больше, чем просто тишина.

Утро по всем канонам начинается с суматохи в виде сборов. Несмотря на мою пунктуальность и заранее заготовленную одежду, ночная изжога вынудила меня не сомкнуть глаз, в конечном итоге доставляя дискомфорт и на работе.

— Ты можешь изменить первую и четырнадцатую страницу? — Михаил нагибается над моим рабочим столом, размахивая папкой.

Зам моего начальника настоящий перфекционист, но это часть работы.

— Ты хочешь скорректировать формат или сам текст? — Натянув очки на глаза, включаю внутренний профессионализм.

На моей работе по-другому никак нельзя. Жесткая серьезность вокруг всех мировых сплетен, которые нужно первее всех издать в местных журналах.

— Да, мне необходимо изменить шрифт и чтобы ты здесь поставила наш новый штамп. — Мужская рука залезает в карман брюк, после чего на моем столе появляется штамп. — Ты бы знала, как здесь не хватает профессионалов. — Добавил несколько фамильярно.

Хочется фыркнуть от такого поведения и намеков на мою работу. Но сорвать свой первый день не входило в планы. Поэтому, скрепя зубами, готовлюсь к дальнейшей критике.

— Хорошо, что ты вернулась в штаб, и наконец-то можно выдохнуть.

Приятное смятение отражается в мониторе. Зам не слишком многословный, и ранее мы почти не пересекались, но эта похвала придает мне мотивации.

— Приятно слышать. — Проставляю штамп на новые вылетевшие из принтера документы.

— Ты собираешься на слет в Питере через неделю? — Он сканирует глазами новые документы, проверяя исполнительность.

— Да, я собиралась его посетить. Он как раз выпадает на мой выходной, так что обойдемся без отгулов. — Мысль о том, что Ника будет читать речь для этих зануд, будоражила, вызывая азарт и нетерпение.

— Я хотел попросить тебя составить небольшой очерк для статьи об этом мероприятии, оплата по двойному прайсу, билеты и проживание бонусом.

Это мне более чем подходит, поскольку вчера пришлось потратить добрых два часа, чтобы найти номер в отеле в часе езды от заседания. В преддверии грандиозного события все приобретали билеты за несколько месяцев. Но только не я.

Было стыдно признаваться Нике пару дней назад, что все еще не оформила билет на рейс и не заказала бронь номера.

— Буду рада составить статью. — Сделав себе мысленную пометку, столкнулась с мужской полуулыбкой.

— Отлично, билеты бухгалтерия вышлет в течение дня. — Сделав вид, что снимает шляпу, он развернулся, прихватив с собой переделанные документы.

Закончив с дедлайнами, прошла в комнату отдыха, столкнувшись взглядом с бывшей подругой. Хотя это было неизбежно.

Нажав несколько кнопок на кофе-машине, аккуратно села на коричневый жесткий диван, подвергаясь чужому изучению.

— А я слышала, ты уехала в глубинку, неужели и там Андрей бортанул? — Марина приподняла бровь.

За это время девушка стала выглядеть какой-то уставшей. Даже идеально отглаженная одежда из популярного шоурума не могла скрыть пару лишних килограммов и ее изнеможденности.

— Не то чтобы он мне был нужен. — Обхватив руками чашку с кофе, покачала головой. — Это была маленькая месть и ничего большего.

Слукавив, я отпила немного горячего напитка, наслаждаясь приятной горькостью. Сейчас мне было все равно на Стрелецкого, и даже его подстава смешалась в один серый коктейль с другими событиями.

Не было ни злости, ни грусти, лишь сожаление, что все завернулось таким образом, без права на помилование.

— Конечно, думаешь, я поверю, что ты ездила не ради того, чтобы вернуть его к себе? — Она недовольно нахмурилась, расправив свою блузку. — Даже сейчас в твоих глазах видно разочарование его отказа.

Усмешка медленно сжала губы. Если бы она только понимала, что разочарование исходит не от его отказа.

Я была бы счастлива никогда не знать Андрея, но тогда какая вероятность, что на моей дороге повстречался бы Максим?

— Ты так зациклилась на нем, может, тебя стоит отправить на мое место к нему в Смоленск? — С полной серьезностью пригубила еще немного кофе. — Может, ты сможешь быть счастливой?

— Вахрушева, ты... — Ее глаза заискрились, расценив мои слова как сарказм. Впрочем, это было неважно. — Ты просто сука, которая считает, что знает лучше других, но на деле...

Желая вернуться в кабинет, обхожу деревянный стол, останавливаясь лишь на секунду. Моя рука находит женское плечо.

— Жаль тебя, Марина. — Осторожно хлопнув по ткань ее блузки, выпрямляюсь, желая допить свой напиток в одиночестве.

42. Неожиданная встреча

Захватив тёплый пиджак с вешалки, мельком смотрю в зеркало, прежде чем выключить рабочий монитор. Слова Марины никак на меня не повлияли, а лишь укрепили веру в то, что расстаться с Андреем было не поспешным, а самым верным решением.

В голове не укладывалось, с чего вдруг мой бывший, с которым казалось, мы остались в хороших отношениях, так насолил мне?

Как будто той его измены было недостаточно, и он решил укрепить мою вину в глазах других.

Перестать думать об этом было верхом моих возможностей, потому что каждый раз эти мысли настойчиво заполняли голову, стоило немного оторваться от насущных дел.

Неужели, по мнению Стрелецкого, вот это любовь?

Он ведь не заступился, а чего ради были те громкие слова?

Покинув офис, расслабленно спустилась вниз с двадцать четвертого на первый этаж прямиком в заполненное людьми метро. И не действовали мне ничуть на нервы все прохожие, что, уткнувшись в телефон, не замечали дальше собственного носа, периодически задевая плечом.

Неожиданное решение выйти на станцию раньше прочно укрепилось в голове, стоило задуматься о некогда уютном гнездышке.

Мне так не хотелось идти домой, что идея взять сверхурочную отработку не казалась такой безумной.

Пустая квартира, как пьедестал одиночества, при одном взгляде уже просовывала свои золотистые лавры мне на голову.

Небрежно откинув сумку, поплелась в душ в желании смыть с себя весь груз прошедшего дня. А после, обернувшись вафельным полотенцем, заварила фруктовый чай, устроившись в мягком кресле под торшером.

По иронии судьбы роман, который мне так понравилось читать в гарнизоне, так и остался в доме генерала. Мысль о том, что он уже украшает одну из смоленских помоек, мне настроение не поднимала.

Уткнувшись носом в темную улочку через грязное от долгого игнорирования окно, вырубилась практически сразу, не успев понять, как усталость дня ударила по состоянию.

Ночь была неспокойной, но впереди ожидала бесконечная вереница из дедлайнов и рабочих дней.

Пальцы осторожно оглаживают живот, когда я заворачиваюсь в теплый плед. Осень в этом году обещала быть промерзлой и пасмурной, отчего отопление в квартире обещали включить раньше.

Но пока лишь только обещали.

Три дня на работе пролетели как один и в суматохе смешались в огромный тучный ком. Но я не жаловалась, предпринимая попытки привыкнуть к новой реальности.

Сегодня был мой первый выходной, и мы договорились вместе с Никоновой посидеть в кофейне как раз возле клиники, куда она была записана на прием.

По ее твердой рекомендации я тоже прикрепилась в это место на учет, и уже через две недели был назначен первый скрининг. Благо в моем роду патологий никаких не наблюдалось, хоть какая-то польза от здоровых солдатских генов.

Взглянув на часы, покачала головой. До выхода оставалось два часа, но я уже проклинала токсикоз, так не вовремя свалившийся подобно снежному кому за шиворот.

Пришлось потратить гораздо больше времени, чем планировалось изначально, но это, к счастью, привело меня в чувства.

Натянув на ноги кожаные сапоги, прикрепила на холодильник направление в женскую консультацию.

Время поджимало, поэтому, раскошелившись на такси, я с комфортом мчала по оживленному ярославскому шоссе, бодро объезжая пробки.

Легкая музыка и ненавязчивый кондиционер подняли настроение.

Поправив прямое пальто, быстро проскачила в полупустую кофейню, объявляя себя другим посетителям звоном колокольчиков.

Да уж, а ведь всё почти так же, как и раньше. За исключением того, что мы с Никоновой вместе беременны и сбегаем не с последней пары, а с больницы.

Заказав у бариста сезонный напиток, удобнее умостилась на мягком диване, разглядывая желтеющую листву, пока затылок не начало покалывать от странного чувства.

— Катя? Да ладно! Это правда ты?

Стоило по инерции развернуться, как пытливый девичий взгляд за соседним столом округлился от удивления.

Не теряя ни секунды, пигалица сорвалась с места, занимая свободный стул.

— Маша? Здравствуй. Вот уж сюрприз.

Девушка, на фоне которой Дарья так легко построила себе имидж позитивной персоны, как нашествие обратилась ко мне в веселом порыве.

— А мы тут обосновываемся, представляешь, Васю перевели и мы переехали в Москву. Ему предложили место в штабе! — Она возбужденно улыбнулась, и ее глаза просияли. — Это убережет нас от вечных переездов.

— Я рада за вас, Москва — город возможностей.

Маша смутилась, подкожно уловив мой внутренний протест.

Такие девушки, как она, лишь с виду могли показаться инфантильными, но на деле они были слишком проницательными.

— Ох, ты так быстро тогда уехала, что я и не успела с тобой попрощаться, впрочем, я понимаю... — Она понуро опустила голову, кивнув официанту, который изменил курс с ее стола на мой. — Мне все еще так стыдно за Дашу, клянусь, я ничего не знала.

Ее порыв казался искренним, и, возможно, так оно и было.

Маша была моложе меня, и сравнительно моложе Даш, поэтому, маловероятно, что она по-настоящему желала зла или участвовала в каких-то схемах.

Однако, несмотря на ее дружелюбный настрой и доброту, я никак не могла отделаться от ассоциации с ее подружкой.

Живет ли она сейчас с Максимом? Готовит ли на той кухне, на которой мы часами зависали, спит ли в нашей… той же кровати?

— В этом нет твоей вины, я не держу на тебя зла. — Несмотря на все свое показное равнодушие, я действительно взывала себя к совести.

— Я просто... — Она запнулась. Нелегко признавать свою неправоту. — Не знаю, мне она казалась такой искренней, понимаешь? Когда я только приехала, мы сразу сдружились, еще и мужья в одном подразделении служили, тут по-другому никак. Она всегда казалась мне такой правильной и веселой, никогда не отказывала в помощи и буквально взяла под свое крыло, защищая от через чур ревнивых жен. Но то, что произошло... Я до сих пор никак не могу оправдать.

— Это не твоя ответственность, ты не должна оправдывать ее, мы все ошибаемся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она согласно качнула головой, хотя именно это согласие со мной не казалось привычным — искренним.

— Да, наверное, так и есть. А вы правда были вместе с генералом или всё было надуманно, чтобы опорочить тебя в глазах Стрелецкого? — Ее ладошка тут же накрыла рот. — Прости, я не хотела, черезчур любопытна.

— Всё нормально, то, что ты сейчас утвердила, было с точностью наоборот. Дарья хотела меня опорочить как раз-таки в глазах Максима. А Стрелецкий... — Злость едким ядом сжала губы. — Он всего лишь мой бывший, поддержавший эту мелочную игру.

Ее рука сочувственно сжала мою. Но какое мне было дело до ее жалости? Это последнее, в чем я, пожалуй, сейчас нуждалась.

— Ох, никогда бы не подумала, что они на это пойдут, но, похоже, я слишком плохо знала Андрея, да и Дашу не лучше. — Ее лицо посветлело, когда она немного отпила своего напитка. — Хорошо, что с генералом тебе повезло! Такой мужчина, вы же вместе сейчас тут? — Хотелось протестовать, но она продолжила, не позволив вставить и слова. — Как он отстаивал тебя перед этим козлом. Схватил за шиворот и заставил на общем вечернем мероприятии объясниться перед всеми, что все это пустые слухи о вас троих — чья-то грязная игра.

А потом Борисвич вообще берега перепутал! Мы тогда с Васей как раз-таки в приемной были, чтобы заявление на перевод подтвердили.

Так вот, этот хрыч угрожал Максиму словами об отставке и прямым текстом говорил, что не верит и видел фотографии, и тебя возле его дома. А Максим Игоревич, конечно, не из робкого десятка, по полной программе его прижал с каким-то компроматом.

Так и сказал:

«Испортишь ее трудовую — всю твою часть по кирпичу разнесут, когда эта папка окажется на столе у главного».

— Мы не вместе.

Мое лицо натянулось, как струна, в попытке анализировать сказанное девушкой.

Максим поставил всех их на место? Вынудил Стрелецкого извиняться перед другими капитанами и солдатами? Угрожал Борисовичу?

А я так наивно удивилась, что мне по доброте душевной и за вклад в работу части не испортили трудовую.

— Как же это, Катя? Неужели ты не приняла его? — Она расстроенно поникла.

— Это он не простил меня, Маш. — Рука неосознанно оглаживает обтянутый платьем все еще плоский живот.

Женский знающий взгляд быстро цепляется за этот фактор. Глаза девушки округляются, стоит ей обнаружить положение моей руки.

— Но как же так? Ты беременна, так ведь? — Она окончательно грустнеет, хоть и пытается изобразить улыбку.

Вот только от прошлой безмятежности не остается и следа.

А мне что терять? Генерал и Василий не были близки в должностях, и к тому же теперь они еще и в разных городах.

Несмело киваю, продолжая поглаживать живот.

— Ты же не сказала ему, Кать? — Повторяю свой прошлый жест, устремляясь глазами в ее большие глаза. — Он ведь должен знать, это смягчит генеральское сердце. Думаешь, он стал бы тебя перед всеми защищать, даже учитывая, что ты, очевидно, не вернешься обратно в гарнизон?

Она чертовски права. И осознание сильнее ударяет. А может, стоило еще тогда возле аптеки просто разрыдаться на твердой груди и рассказать всё как есть, попросив прощения за инцидент?

Кто бы знал, чем бы всё тогда закончилось.

— Я скажу, обязательно скажу, но надо немного времени, чтобы он остыл, иначе это будет выглядеть как дешевый трюк по его возвращению ко мне.

Она с пониманием кивает, допивая свой напиток, когда замечает кого-то за моей спиной, тут же улыбнувшись.

— Вася приехал! Катюш, вот мой номер. — Она быстро пишет на салфетке комбинацию цифр. — Если что нужно, даже просто поболтать, звони.

— Спасибо, мне ценно это знать.

Она лучезарно улыбается, выскакивая на улицу, и к моменту, когда мне приносят горячий чай, как новый ураган врывается Ника. Хотя ураганом это назвать непросто, учитывая ее актуальное положение.

— Я задержалась, извини, черт бы побрал эти дурацкие ботинки. Тебе надо было видеть, как я извивалась в лобби в попытке их надеть, слава богу, все еще остались мужчины. — Она покачала головой, подзывая к нам официанта. — Ну Коля! Чтобы я еще хоть раз согласилась пойти на прием без него.

Ника делает свой заказ, пока я вожу пальцем по границе кружки. Оранжевая керамика в цвет интерьера приятно поражает своим теплом.

Слова Маши пробивают в сердце очередную дыру при упоминании того, что сделал Максим.

Пока я думала, что он спокойно это принял, обозлился на меня, он ничего не оставил так, как есть.

Ничего не пустил на самотек. Он сделал всё, что не обязан был, но посчитал необходимым.

Укол грусти как бетонная плита, которую невозможно подвинуть, и она тебя душит.

— ...И врач сказала, что стоит перейти на другие витамины, мол, это может спровоцировать преждевременные роды, ты представляешь?

— Это ужасно, дорогая.

Я так устала.

Дикое, почти первобытное желание заполняет сердце, и я практически не слушаю рассказы Ники.

Не пью отставший чай.

И даже не разглядываю новый сезонный интерьер в тематике Хэллоуина.

Я думаю о своей самой позорной ошибке. О том, без чего мне так горестно.

— ...Коля уже заказал у этого производителя, правда, цены кусаются, ужас, но я не готова терпеть эти...

— Можно я ему позвоню?

Ника в явном непонимании успела потерять нить собственной речи, нахмурившись.

— Что? Кому позвонишь?

— Ему! — отчаяние бьет молоточком по сердцу в резком, почти потребном желании. — Ты можешь позвонить Максиму? Я хочу услышать только голос.

Кружка, как серое бледное пятно перед глазами, растекается по столу, сливаясь в общую массу.

— Дорогая... — Ника сжимает мою руку.

Все внутри сжимается от жгучей боли.

Как будто то, что у нас с ним было месяц назад, — один из моих снов и сюжет романа.

Как будто я никогда его не видела и была ему безразлична.

— Пожалуйста, Ника! — Мое отчаяние буквально выпускает кружку из рук на кафельный грязный пол.

Звук битого стекла отрезвляет не только меня, но и подругу.

Потянувшись за смартфоном, Никонова перелистывает один за одним контакты, периодически поглядывая на меня с тревогой.

Находя нужный, не обращая внимания на пару в двух столах от нас, ставит громкую связь, укладывая телефон динамиком ближе ко мне.

Три бесконечно долгих гудка вместе с нарастающей паникой.

И желанный, глубокий низкий голос окружает, уютное переполненное кофейным ароматом пространство.

— Вероника? — Его голос, как маяк, расчищает смутный туман, распаляя бурю эмоций глубоко внутри.

Как же я соскучилась, товарищ генерал.

***********************************************************

Девочки, следующая глава от лица генерала)) Наконец-то узнаем от первого лица, как все было❣️

43.1 Остаться в трезвом рассудке

Я разделила главу на две части, чтобы вам было проще читать этот объем)

-------------------------------------------------------------------

Генерал

Я приказываю себе отнестись к увиденному снисходительно. Смотреть на положение вещей не как в спину ужаленный мужчина, а как генерал, которым я являюсь.

Но фотографии… Эти фотографии, которые пришли даже не на мой телефон, а на телефон Игоря. Они застилают мои бессонные глаза красной пеленой.

— Ты прости, кто ж знал, что у вас здесь Санта-Барбара. — Игорь, с трудом наклонившись, убирает с моей ноги пятикилограммовую гантелю, что со свистом придавила ступню. — Не удержал…

Удержишь здесь.

— Молчи, Игорь, не сейчас. — Цежу по буквам, когда в ангар влетает Кирилл со всем своим медицинским арсеналом.

Борисович хмуро смотрит то на фотографии все ещё разблокированного телефона, то на меня. А вот Кирилл с неким нетерпением косится на Игоря.

Что-то хочет сказать, но не рискует в его присутствии.

Умный.

Стянув с моей ноги один из берцев, медик разглядывает покрасневшую часть, недовольно качая головой.

— Перелома не вижу, но трещина не исключена, давай помогу добраться до машины. — Он закрывает свой укомплектованный чемодан. — Отлежишься недельку с мазями и…

— Сделай что-то, чтобы я смог продержаться пару часов на ногах.

Он сильнее хмурится, оценивающе возвращаясь к ноге. Недовольно выругавшись, Кирилл распахивает свой арсенал, доставая темный спрей.

— Я заморожу и дам обезболивающее, но, учти Максим, никаких пробежек и резких шагов, этого хватит на полтора часа, не больше.

Профессионально инструктирует, но мне плевать.

Господи, я готов терпеть эту адскую боль, но не терпеть ту ноющую силу, что рискует разорвать от интенсивности грудь.

Они знакомы. Черт возьми, Вахрушева была вместе с Стрелецким.

Она была с ним, и при мне, как актриса, не подавала вида. Лгала, глядя в глаза.

— Может ты соизволишь мне объяснить, что происходит в этой части? — Игорь практически протискивается через врача. — Я бы мог понять эту твою интрижку с Екатериной, но разврата в своем гарнизоне я не потерплю, что за любовные треугольники такие? Совсем стыд растерял под старость лет генерал...

— Закрой рот, Игорь. Просто заткнись. — почти рычу, нависая над коллегой. — Это чей-то розыгрыш, и сегодня я выясню чей. Вахрушева моя женщина, и эти фотографии…

— Тебе прислали фотографии, Игорь? — Отмерев, Кирилл странно сощурился, смотря на притихшего начальника. — Максим мне тоже пришли, я, собственно, и хотел с тобой поговорить.

Дерьмо!

Чужой смартфон упирается в моё лицо, показывая ровно те же фотографии с таким же текстом, что и у Игоря.

«Жаль генерала Максима Игоревича, он, похоже, не знаком с московским свободным темпераментом».

— Звони Егору. — Стараясь сохранить обладание, надеваю ботинок обратно.

Кирилл не спорит, а я не кричу, не повышаю голос, но что-то в моих глазах безотвратно придает врачу уверенности.

— Егор, ты получ… — Он не успевает договорить, выслушивая сказанное. — Понял... Максим — это пиздец, и он, и Василий получил тоже самое.

Кротко кивнув, прилагая усилия и злостно игнорируя боль в ноге, миную коридор ангара, не обращая внимания на Игоря и Кирилла.

Сажусь в машину, подключая телефон к зарядному устройству.

Кто-то очень старательный решил не просто испортить моё настроение и обнародовать наши отношения, но также он весьма расчетлив в том, чтобы растоптать блестящую репутацию Кати.

И прежде чем разобраться с Вахрушевой, я обязан отыскать корень зла.

Господи, дай мне сил остаться в трезвом рассудке.

Я уже чувствую, как мои руки сжимаются вокруг её тонкой шеи. Как она пытаешься отпрянуть, но слабая птичка ничто перед разъярённым хищником.

А потом её страх растворяется под пеленой жгучих слёз, медленно стекающих по мертвенно-бледному лицу, это я видеть не могу.

Это то, что вызывает бешеный зуд и желание успокоить.

Черт возьми, я слаб перед этой женщиной!

— Чтоб вас. — ударяю рукой по кожаному рулю гелендвагена.

Первый в очереди на месть — ее бывший.

Если не нынешний.

Об этом я думать не хотел.

Как ни странно, стоило только выскочить с КПП, как этот дон Жуан практически ежеминутно образовывался на моём пути, словно поджидал.

Расчетливая мразь.

Крепко схватив его за руку, в два коротких шага, не прикладывая никаких усилий, оттащил каптана в скрытое лесным массивом место с одинокой лавочкой.

Боль в ноге мешала, но не настолько, чтобы я всё бросил и ушел ни с чем.

— Какого черта ты! — он взревел от злости, видимо готовый к тому, что я приду и буду проклинать женщину, что впустил в свою жизнь вместе с ним.

— Закрой свой рот. Сейчас ты мне всё объяснишь, Стрелецкий. Что за фотографии и какого черта они есть у всех? — Сжав его плечо едва ли не до хруста, вкрадчиво взглянул Андрею в глаза. Тем бешеным взглядом, который вошел в арсенал моих эмоций сразу после Сирии. — Рекомендую говорить правду, иначе я не просто выбью ее из тебя, но и добьюсь того, чтобы тебя ни в одну часть не взяли. Пойдешь по статье «Клевета должностных лиц» и «членовредительство», статьи пустяковые, но по твоей репутации ударят как положено.

Он заметно побагровел от злости. Его тяжелый взгляд не выдавал ничего хорошего, но это не имело значения.

Я получу правду такой, какая она есть.

— Катя — моя бывшая девушка, мы расстались перед тем, как я уехал в часть, и, как вы поняли, товарищ генерал, — последнее практически проскрипело на его устах. — Она приехала следом. Или вы наивно полагали, что такая девушка по собственной инициативе приедет в эту дыру работать за три копейки?

С самого начала я так не думал. Но искал этому логическое объяснение, пускай бы и корыстная цель, но не чистой воды обман.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Катя была настоящей интриганкой, и я бы мог даже прозвать ее главной среди всех, с кем был знаком, но я не могу легко поверить в то, что это интрига настоящее — предательство.

— Хорошо. Допустим, ты прав, и она твоя бывшая, которая решила тебя вернуть. — Последние слова оказались настоящим ядом на языке. — Но не думаешь ли ты, что я поверю в то, что она крутила с нами обоими?

— Можешь не верить, генерал. — Он поднимает руки в знак капитуляции, когда в глазах мелькает почти уловимое ехидство. — Но ты сам застал нас вчера. Или тебе была необходима пикантная сцена? Так зашел бы на минут пятнадцать позже.

Моя рука огибает его плечо, переходя на толстую шею. Держа внутреннего разъярённого зверя в узде, я стараюсь усмирить собственную злость.

Измена? Была измена? Она мне изменила?

Нет, я не склонен в это верить. Я должен найти объяснения. Ни один волосок и репутация Екатерины не пострадают до тех пор, пока я не выясню правду.

А если всё правда, что ты сделаешь?

Насмешливо парирует внутренний голос. А это намного тяжелее. Я не уверен, что смогу отпустить девчонку, но как и прежде не будет.

Моя девочка запуталась.

Приговариваю про себя по кругу, каждый раз как вихрь эмоций начинает кружить в голове, стараясь задавить всю свою ярость логикой.

— Ты не подтвердишь чушь, которую распространили. И, Андрей, лучше бы это сделал не ты.

Откинув его, как ненужную шавку, быстрым шагом устремлюсь к машине, нужно успокоиться.

Я всегда держал свою ярость рядом с этой женщиной в узде, и увидев меня на грани, Вахрушева лишь замкнется, и правды я не получу.

Закончив разговор с Катей, со всей силы швыряю телефон об руль. Успокоиться не получается, картинки её в объятиях этого засранца сводят с ума.

Ничего не было. Вахрушева запуталась. Я вернусь, и мы поговорим.

Сжав до побеления многострадальный руль, упускаю момент, когда чья-то рука ложится на бедро. Мысль о Кате потихоньку ослабляет давление в груди.

Но голос слишком высокий, это отрезвляет.

— Максим, ты такой потрясенный. — Женский голос вынуждает одернуться, как от взорвавшейся петарды.

Дарья, мать его, спокойно села рядом, закрыв за собой дверь. А я даже не обратил внимания. Где чёртово чутьё?

— Что ты хочешь? — её взгляд напрягается. — Что тебе здесь нужно? Иди к своему мужу.

Она поколебалась. Блеск в ее глазах сменился явным напряжением, но женщина натянула дежурную улыбку.

— Максим, ты чего? Тебя настолько разозлили сплетни? — Она покачала головой. — Не переживай, тебя никто не посмеет осудить. Давай я помогу тебе справиться с гневом.

Её рука по-собственнически ложится на внутреннюю часть бедра, потягиваясь, как изворотливая змея к ширинке.

— Я тебе всё сказал ещё тогда, перед свадьбой твоей подруги. Иди к мужу, всё, что в прошлом, там и осталось.

— Я разведусь с Егором! — Она несогласно покачала головой. — Дай мне только немного вре...

Так, словно для нас всё не закончилось и мы, как и когда-то до их брака с Егором, можем на что-то рассчитывать.

Но нет, этого не будет.

К черту её.

Вахрушева — вот всё, чего я хочу и о чём думаю.

Она не женщина, а моё проклятье, для которого я найду морфий, рискующий меня болезненно убить, но решение этой болезни я искать не стану.

— Разводись. Рожай детей. Выходи снова замуж… — перечисляю как по списку. — Делай что хочешь, но учти, мой выбор сделан, и, как ты поняла, не в пользу нашего прошлого.

Она оскорбительно нахмурилась, когда театральные слезы выступили на её глазах.

И я бы повелся, будь я тем сопляком, что в молодости, который по первой просьбе пробирался к ней в общежитие на балкон второго этажа. Но не сейчас.

Не говоря ни слова, я достаю ключи и выхожу из машины, хлопая дверью. Совсем не обращая внимания на девушку, оставшуюся там.

Подходя ближе, оставляю ключи на КПП.

— Отгоните машину на парковку, как только девушка успокоится.

Они боязливо кивают, когда я направляюсь в сторону дома. Полностью успокоиться не выходит, но я держу в узде ярость, объясняю всё тем, что Вахрушева найдет этому достаточное объяснение.

43.2 Как тебя понять?

Глубоко вздохнув, захожу в дом, полный уверенности, что Катя уже бодрствует. Ожидаю найти в ванной, на крытом балконе первого этажа или в гостиной, но ее нет.

Вахрушева растворилась в воздухе, как и тогда.

Обследовав дом, практически сразу вышел к соседскому, но теперь и он был пустым.

Неконтролируемая ярость в тиски сжимала душу. Эта чертова женщина собственными руками не дает нам шансов.

Неужели, будь она правой, сбежала бы?

По дороге домой набираю Льва, моего начальника айти отдела. Я не знаю, чем закончится сегодняшний день, но Вахрушева не посмеет улизнуть, не поговорив со мной.

— Найди мне геолокацию Екатерины Юрьевны Вахрушевой. Дочери генерала Вахрушева. Предполагаемый город — Москва. — Отдаю приказ.

— В течение часа будет сделано.

Сбрасывая, возвращаюсь к себе. Всё внутри кипит, когда, обогнув кухню, выуживаю из шкафа подаренный на день победы коллекционный виски.

Горло обжигает, но не слишком, одинокая записка на холодильнике вынуждает практически сорваться с места, обходя просторную кухню.

*Прости меня. Я знаю, что виновата, но я бы не смогла тебя предать.*

Катя. Что же ты сделала, девочка?

Глубокий вздох, и недопитый стакан со свистом улетает на пол, разбиваясь на куски. Боль в ноге начинает о себе напоминать, но я снова и снова набираю ее контакт.

Однако вместо Кати мне приходит звонок от Льва.

— Максим Игоревич, извините, пришлось потратить немного больше времени. Телефон отключен, и связаться через гео не получилось, но мы отследили вертолет, а после пробили информацию по месту. Это загородный дом, принадлежащий подставному лицу Игната Вахрушева. Скорее всего, он принадлежит именно ему, и она, как его племянница, там.

Ну конечно. Она выросла в подходящей семье, чтобы знать такие тонкости, как отслеживание. Но девочка не учла важный фактор, помимо поста, моя фирма лучшая в стране по охране и защите данных.

А как известно, тот, кто способен построить самую крепкую защиту, умеет оказать противодействие.

— Понял тебя, скинь мне координаты.

Лев отключается, и я возвращаюсь к входной двери, но вовремя себя одергиваю. Черт возьми, нужно привести себя в порядок.

Сполоснув лицо под холодной проточной водой, быстро сменил рубашку на свежую. Руки самовольно докоснулись до платья, принадлежавшего Кате.

Настолько спешила, что ничего не забрала.

Одернув себя, спустился вниз, возвращаясь на КПП.

Лев прислал дополнительную информацию по рассылке, но толкового ответа я не получил. Доступ к центральному монитору в доме Борисовича имел каждый, даже сама Катя, что явно в нашу пользу не играло.

— Максим Игоревич, вот рапорт. — Василий подходит ближе, притягивая бумажки. — Вы не могли бы подписать, пожалуйста?

— Все же решил перевестись от нас? — Прохожусь глазами по указанной знакомой части.

Когда-то давно я и сам в ней служил под протекцией Юрия Вахрушева, даже веселит, куда нас все это завело.

— Да, жена хочет какой-то стабильности, да и Москва пойдет ей на пользу. — Несколько мнется в ожидании подписи.

— Я подпишу, но тут также нужна подпись Борисовича, тебе повезло, что он сегодня в своем офисе до вечера.

Ставлю быстрый росчерк возле цифр, возвращая в руки документ. Василий разворачивается, собираясь уйти, но поворачивается обратно.

— Товарищ генерал, прошу простить мне мою вольность, но и я, и коллеги из моего отряда хотели бы, чтобы вы были в курсе, что никто не верит этим сплетням! — Он выпрямляется, стараясь не волноваться. — Мы знаем, что Екатерина Юрьевна не стала бы ни о чем подобном помышлять, передайте ей от нас привет и слова поддержки.

Удивление мимолетно касается внутренностей. Всё же она сумела расположить своей добросовестной работой других к себе.

— Спасибо, капитан, хорошей службы на новом месте.

Он отдает честь, после чего уходит, но уже в направлении главного корпуса, дабы выбить необходимый штамп. Пока я пытаюсь придумать, как мне отбить последние сомнения у других.

А не обратиться ли мне к нашему Ромео?

В голове созревает план.

Раз уж он был тем, кто, я уверен, растормошил этот улей, то станет и тем, кто соберет всех пчел в одном гнезде обратно.

Уже через полчаса капитан Стрелецкий отчаянно мычал, полный недовольства, и качал головой. Без всякой гордости умоляюще зыркая на меня.

— Товарищ генерал...

— Андрей, от тебя не требуется много. Сегодня на общем собрании ты скажешь, что этот слух распустила твоя бывшая любовница и вас с Вахрушевой ничего не связывает.

Он обхватывает руками диван. Его глаза судорожно бегают по комнате в поисках решения.

— Это ударит по моей репутации, поймите же, Вахрушева уже умчалась и не вернется, а я обязан отслужить два года по контракту!

— Ничего, поступишь хоть раз как мужчина. — Слегка усмехаюсь, довольный сложившейся картиной. — Ты же считаешь себя героем? Так прикрой тыл оскорбленной девушки.

Он дергается, как ошпаренный. Я сужаю взгляд, сжимая руки в кулаки от невыносимой боли в ноге, и видимо, этот жест солдат воспринимает на свой счет.

— Товарищ генерал, давайте пропустим момент с выдуманной бывшей, и я скажу, что мы с Катей были когда-то давно вместе...

Мой кулак соприкасается с деревянным столом, оставляя внушительную вмятину.

— Только попробуй упустить хоть что-то из той речи, что я сказал! И тогда, будь уверен, в эту речь я добавлю несколько подробностей и расскажу сам, а потом кому поверят, капитан?

Он съеживается, буквально зеленея от своей беспомощности на глазах. Но выбора нет, я буду защищать Екатерину, даже если она этого не заслуживает.

Ни одна женщина не заслуживает таких унизительных сплетен в свой адрес.

— Все еще считаете, что она стоит того? — Поднимается с места.

Огонь внутри меня полыхает фантомной болью, накрывая бедро. То самое, что сильно пострадало при взрыве. По телу проходит боль от ожогов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Она стоит каждого чертова дюйма! — Холодный оскал медленно формируется на лице. — Спасибо, что ты этого не понял.

Покинув корпус, устремляюсь к машине. Теперь у меня есть адрес и порядка шести часов дороги. Идеально, чтобы проанализировать случившееся.

Кирилл пообещал проверить, чтобы сопляк сделал так, как мы договорились изначально, поэтому, не думая о капитане, я включил навигатор.

В голове крутились обломки ее фраз. Она так порывалась вчера рассказать об этом бывшем, видимо. Но, черт возьми, это ж надо было ждать до победного?

Вахрушева, как тебя понять?

Злость и непонимание ее поведения буквально пробуряют в моей груди дыру.

Я никогда не рассчитывал на глубокие чувства и не задумывался о них.

Но Катя — это не просто влечение, это долбанное желание быть рядом от начала и до конца.

В полной тишине я преодолеваю дорожный рубеж, останавливаясь лишь раз на заправке. Подъехав к закрытому, как воинская крепость, особняку, отпарковываюсь в тени деревьев.

Глаза возбужденно буравят длинные ворота. Но что сделать? Дождаться, пока выйдет? Связаться с ее дядей и попросить о встрече? Залезть, как в палату?

Перевел взгляд на ногу. Нет, это точно не тот сценарий для сегодняшнего дня.

Но меня опережают. Белый мерседес плавно покидает жилую территорию. Ее лицо в лобовом стекле настолько близко, что меня удивляет тот факт, что Катя ничего не заметила.

Настолько ушла в себя?

Следую за ней через две машины. Отпарковавшись у какого-то небольшого магазинчика, она выходит.

Ее тонкий родной силуэт уменьшает давление в груди и усиливает тоску.

Она выходит почти сразу. Боится? Да, девочка, опасно вот так просто играть с большим злым генералом.

Я ждал внятных объяснений, надеялся, что получу извинения и мы сможем попытаться забыть этот кошмар. Но слова Кати — они пробили тонкий лед под нашими ногами.

Я и не подозревал, что она так легко воспользуется информацией о моих прошлых отношениях с Дарьей.

Она так легко втянула ее в нашу разборку, и на душе стало невыносимо тошно.

Развернулся. Ушел к своей машине.

Что-то колючее засосало под ложечкой, стоило увидеть ее усталый затравленный взгляд.

Хотелось послать всё к чёрту, наплевав даже на собственную злость и обиду, просто подойти и успокоить, но я не мог.

Всю остальную бесконечно длинную дорогу, каждую секунду этих сотен километров я прокручивал наш диалог. Пытался понять, где эти отношения дали трещину.

Как нам жить дальше и как построить новый мост взамен того, что раскололся, дав толстую трещину?

Ответов не было.

Вернувшись в часть затемно, проследовал к главному корпусу. К счастью, Игорь был всё ещё на месте. Кивнув Василию и его жене, устремился в кабинет майора.

Был уверен, этот гад с девчонки просто так не слезит.

— А, Максим? Заходи. — Игорь оторвался от документа. — Как нога?

— Сносно. Что это? — Указал головой на папку с листами.

Он невесело усмехнулся, поставив печать на одном из них. Было видно, как чужие руки подрагивают.

— Трудовая Вахрушевой. — Он нехотя столкнулся с моим строгим взглядом. — Слышал пламенную речь Стрелецкого, с его слов девушка — ангел воплоти. Но не жди, что я в это поверю.

— Игорь. — Мой голос опасно понижается, превращаясь в сталь.

— Запугал идиота, повесив всю вину, и думаешь, я позволю этой москвичке здесь остаться? — Он поджимает свои плоские губы в тонкую рассеянную линию. — Ранин, я тебе больше скажу, ее сегодняшнюю самовольную вылазку и покинутое рабочее место я не оставлю незамеченным и уволю ее по статье. Посмотрим, где в Москве ее возьмут с новой трудовой.

— Игорь, ты понимаешь, против кого-то прешь? — Мой голос приобретает заметные рычащие нотки. — Я же тебя по стене размажу, карупцанер хренов.

Его лицо белеет, превращаясь в мартовский снег.

Неужели этот

добрый

дядька не осознает, насколько сильно бюджет казармы просаживаеться под ним?

Как это самонадеянно.

— Я делаю то, что должен, генерал. Она порочит репутацию части, нарушает устав и самовольно покидает рабочее место! — Не отступает.

Подхожу ближе. Он даже не молодняк, как капитан Ситрелецкий, а всего лишь дед, считающий, что ему всё дозволено.

Однако, к счастью, его не нужно, как первого, прижимать к стенке.

Он своей же беспечностью содрал под собственными ногами половицы, проламывая и без того хрупкий пол.

— Помнишь ту приезжую инспекцию из палаты губера год назад? Ты еще тогда обещал обновить оборудование на первом стадионе? — Легкий пот выделяется на мужском лице. — А приезд отца Екатерины?

Намеренно выделил, напоминая старому засранцу, на кого он собирается идти.

— Ты правда считаешь, что генерал не окажет содействие? Да, он не станет с тебя спрашивать за увольнение единственной дочери, но одной проверкой ты не отделаешься.

— У него связаны руки, нет доказательств, и главный...

— О, главный будет рад узнать о той папке со сметой. — Сжимаю руки в кулаки. — Ты бы лучше проверял исполнительность своей Ирины.

— Ты! — Он задыхается, сжимая в руках до треска бланк с трудовой.

Чтобы она ни сделала, она все еще моя женщина, и я не позволю этому начальнику навредить ей.

Наши разборки касаются лишь нас с Вахрушевой. Для остальных истина одна: Катя

моя

, и каждый, кто бросает тень на эту девушку, бросает тень и на меня.

— Значит так! Испортишь ее трудовую — всю твою часть по кирпичу разнесут, когда эта папка окажется на столе у главного. — Провожу рукой по скомканному от чужой нервозности листу. — Игорь, ты же не глупый. Подумай, что тебе дороже: тепленькое место или гордость?

Не сказав ни слова больше, громко хлопнув дверью, ушел, возвращаясь в свой дом.

Чистота и идеально убранная кухня зашевелили внутри надежду, что Катя вернулась. Но какова вероятность, что она поехала следом?

Да никакой. После моих слов тем более.

— Надо же, какая хозяюшка. — Мой взгляд поддевает Моисеича, что стоял на кухне в фартуке.

Врач закатывает глаза, наливая целую тарелку горячего супа.

— Не ерничай, целый день пробегал, когда ты в последний раз ел? Хочешь заволиться где-нибудь на бордюре?

— Прошлой ночью.

— Прекрасно, считай, сутки назад! Про сон спрашивать не стану, давай поешь, а я осмотрю твою ногу.

Не сопротивляюсь и помогаю ему оказать всю необходимую мне помощь. Но аппетита нет, голода тоже, есть лишь злость и сильное желание увезти к себе Вахрушеву.

Но в эту часть вернуть ее просто невозможно, а значит, я должен решить.

***

Закончив подтягивание на турнике, утираю сухим полотенцем пот с лица. Мышцы безбожно ноют, но я игнорирую это, позволяя себе размяться.

Прошло несколько недель, но по ощущениям целая вечность, пропитанная одиночеством.

Я старался успокоиться и решить, что должен делать с Катей. С нашими отношениями.

Но не было ни одной связующей цепочки, кроме собственного желания. А этого, к сожалению, недостаточно.

— Дядя... — Дима возникает из-за спины почти бесшумно.

Все эти дни он справедливо избегал меня, не превышая в лексиконе больше, чем дежурные, связанные с работой фразы.

Я виноват в том, что не позволил Вахрушевой рассказать ему о нас. И теперь он обижен и не стал даже пытаться требовать объяснения.

— Что-то случилось? У тебя всё хорошо? — Отложил в сторону спортивную бутылку.

Он рассеянно кивнул, таким я его видел крайне редко. И тем не менее он указал пальцем на смартфон в своей руке.

— Тут Василий, помнишь, мой друг, который еще перевелся в московский штаб неделю назад?

Киваю, тот самый парень, произнесший слова поддержки. Тот, благодаря чьей свадьбе мы переступили рабочую границу с Катей.

— Помню. Нужна все-таки роспись?

Дмитрий несколько потрясенно кивает головой, после чего протягивает ко мне телефон. Но прежде чем успеваю услышать голос капитана, добавляет:

— Вообще-то Вася поздравляет тебя с беременностью Кати и будущим наследником.

Телефон в руке застывает, прежде чем я слышу радостный мужской баритон, не в силах отвести взгляда от племянника.

44. Перелет

Вещи ловко умещаются в новом пластиковом чемодане.

Конечно, он не чета старому, позабытому в Смоленске, и всё же каждая новая покупка ловко поправляла настроение.

А кто я вообще такая, чтобы лишать себя радости шопинга?

Закончив проверку документов, принялась собираться в аэропорт. До вылета оставалось четыре часа — критически мало, чтобы успеть, и всему виной утренний токсикоз.

Когда Ника говорила, что вскоре моя жизнь круто изменится, я не ожидала, что настолько.

Казалось, беды не заканчивались. Жизнь выправлялась в новое русло, но не без общих погрешностей.

Накинув теплую дубленку на плечи, в последний раз осмотрела свою квартиру, проверяя газ и воду. Тревожник во мне приутих, стоило увидеть свое ярко-желтое такси.

— Подождите! — Звонкий низкий голос возбужденно проговорил совсем близко, стоило потянуться к двери. — Это мое такси, вы верно ошиблись.

Глаза метнулись к смартфону, а после к подоспевшей старушке.

— Нет, это мое такси, вот заказ. — Быстро протянула телефон.

Задерживаться было нельзя, вечерний рейс сам по себе был сомнительной идеей, учитывая час пик и пробки.

— Но как же так, я же жду. — Она расстроенно покосилась в свой смартфон, пытаясь что-то найти. — Я точно опоздаю в аэропорт...

Женщина собиралась уйти, но я придержала ее за руку. Попутчики — это не проблема, особенно если можно помочь человеку.

— Извините, вам в Домодедово? — Она заинтересованно кивнула. — Я тоже еду туда, давайте со мной.

Она радостно закивала головой, и наконец-то в чужих глазах возникло облегчение, и мы, не теряя времени, погрузили ее вещи, выезжая на оживленное шоссе.

— Я ведь к внукам еду, мой Петя наконец-то женится. — Она весело поправила воротник своего пальто. — А вы путешествуете?

— Нет, я по работе.

— Должно быть, тяжело с беременностью?

Удивление проскользнуло внутри, стоило приоткрыть форточку. Я-то наивно полагала, что внешне ничем не отличаюсь от других людей.

— Как вы?

— Узнала? Ты держишь руку на животе, голубушка. И, судя по открытому окну, сильная отдушка ароматизатора тебе не по нраву.

Ну вот, сначала я стала рассеянной, расслабившись в отношениях, а теперь забеременев.

— Можно чуть быстрее? — Вспоминая огромную площадь аэропорта, покосилась на часы. Через сорок минут обещали начало посадки, не хотелось бы опоздать.

— Извините, это вряд ли, попали в пробку, но не переживайте, в заданный тайминг укладываемся. — Водитель сделал разворот в сторону моста, вынуждая прикрыть глаза.

Настроение разговаривать с кем-либо не было совершенно.

А ведь я могла просто взять и уехать вместе с Никоновыми, но не захотела мешать все восемь часов дороги, нарушая семейную идиллию.

Все же проще было пару часов на самолете.

После слов женщины мне стало только хуже.

Это прочное самовнушение, потому что до этого меня мучила лишь духота, но а теперь я действительно чувствовала, это бонусом к сопутствующему удушению, принюхиваясь к едкому тошнотворно сладкому запаху.

Кое-как доехав со скоростью улитки до Домодедово, включила смартфон, времени было скверно мало, но мы все еще успевали.

Вместе с Ларисой, моей попутчицей, мы ловко преодолевали все преграды и турникеты.

Казалось, в старушке энергии побольше, чем во мне самой, впрочем, что взять с простой беременной женщиной.

Ну надо же, пошел второй месяц, а ты уже воображаешь, Вахрушева!

Усмехнулся внутренний голос, стоило нам подбежать к паспортному контролю.

Непродолжительная очередь из семи человек затягивалась точно так же, как и тошнотворный комок нервов в области живота.

После токсикоза абсолютно всё могло спровоцировать ужасную тошноту.

Но я держалась стойко. Как солдат.

От этой параллели образ, который я стремилась забыть, снова проник в мою голову.

Не было и дня, чтобы я не пыталась проанализировать произошедшее.

Но, к сожалению, жизнь не плитка шоколада, чтобы баловать каждого.

— Осталось две минуты. Вы можете расходиться. — Парень, буднично потянувшийся к моему паспорту, посмотрел на Ларису и стоящих за ней двух парней.

Женщина побледнела, склонившись над часами. Действительно, до вылета оставалось не более двадцати минут, контроль закрывался, и я последняя, кто успевал на самолет.

— Но как же это? Можно я очень быстро? — Парень покачал головой, но в глазах не было сочувствия. Вероятно, подобные ситуации он наблюдает часто. — Я всего лишь старушка, завтра свадьба. Я не успею...

Она совсем побледнела, вызывая в моей груди жалостливый импульс. Дурацкие гормоны.

Я пыталась подавить в себе всё это. Жалость, сердобольность, излишнее понимание.

Вахрушева, ты не мать Тереза!

Закричало рассерженное сознание, но было поздно, мои руки опередили контролера, и я выхватила свой паспорт обратно.

— Лариса, давайте вы, вам нужнее!

Она, не веря своим глазам, покосилась на меня и несмело протянула паспорт.

— Деточка, а как же ты?

Я махнула рукой. Конечно, терять пару часов не хотелось, но мне было не срочно.

В конце концов, я не спешила и должна была быть в Питере завтра вечером. Почему бы не побыть доброй феей хоть разок?

— Мне не срочно. — Мягко улыбнулась, пропуская ее вперед. — В моей жизни было много людей, которые оказывали мне бескорыстную помощь, и я хочу сделать так же.

— Храни тебя господь, Катя. Ты очень добрая девушка, уверена, твоей доченьке повезет с такой мамочкой.

Я удивлённо покосилась на свой живот, с чего она вообще решила, что у меня будет дочь. Но ничего не сказала, желая попрощаться на приятной ноте.

Она мягко улыбнулась, после чего, получив разрешение, скрылась за стеклянными дверьми.

— Скажите, через сколько следующий рейс? — Вернувшись всё к тому же пареньку, удобно облокотилась на стойку.

Вернув свой взгляд к экрану монитора, он проскользнул мышкой вверх, пытаясь отыскать нужный рейс, но покачал головой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— На сегодня ничего, но есть билеты завтра на обед.

Черт!

Молодец, Вахрушева, пять баллов твоей доброте.

45. Предчувствие

— Точно ничего нет? — Мне сегодня нужно улететь.

Работник опять посветил себя монитору, как будто намеренно игнорируя мое присутствие, после чего все же обратился.

— На самолет ничего нет, последний рейс вылетает из Внуково через час, но есть возможность поездом, это сравнительно дольше по времени, но дешевле, и к тому же нет долгого досмотра. Поезд будет в девять вечера, и как раз в пять уже пересечете перрон.

Вариант привлекательным не показался, но выбора не было.

Уже через два часа я без особого удовольствия заходила в вагон своего сапсана. Из плюсов: еду можно было заказать в любое время суток.

Беременность сделала из меня настоящую кусочницу. Вечное желание чего-то пожевать притормаживалось только по утрам и во время заскоков токсикоза.

Расположившись в купе, к счастью, с двумя девушками, включила телефон.

Никонова не ответила. Очевидно, сеть в машине уже перестала ловить, поэтому всё бессмысленно. Однако мой способ прибытия в город будет последним, что вызовет волнение молодой семьи.

Поэтому не стала навязываться и отправлять кучу сообщений. Я ведь уже написала, что выехала в Аэропорт.

Удобнее устроившись на твердом покрытии, улыбнулась, вспоминая, как в прошлый раз ехала на поезде с Димой.

Интересно, как сильно он меня ненавидит? Должно быть, сильнее, чем генерал.

И все же мне стоило тогда проигнорировать Максима и рассказать Диме о нас с ним. Может быть, это не сделало меня такой стервой в глазах парня.

Впрочем, что толку от этих слов? Я могу бесконечно долго перекраивать в голове варианты событий, но никогда не вернусь в прошлое, чтобы что-то исправить.

Плотнее укутавшись в тонкий плед, отрубилась почти сразу, наслаждаясь тихим отстуком колес и возбужденным перешептыванием соседок.

Уже утром, зевая, успела оценить штамп от подушки на своем лице и всё тот же сценарий с разряженным телефоном.

Хоть бы раз я его полноценно зарядила или задумалась о нужде в средстве связи в день приезда.

Всё-таки не всё в жизни неизменно.

Кое-как дотащив свой, казалось бы, компактный чемодан до такси, смогла наконец-то выдохнуть. Душу грели мысли о горячей ванне и прогулки в любимый кофетерий.

Наблюдая за тем, какое веселье исходит от родственников, что обнимали прибывших детей. От влюбленных парочек, которые выроняли на ходу цветы от счастья, я невольно хмурюсь.

Чувство одиночества и крайнего опустошения накрывает.

Не то чтобы я не привыкла к одиночеству, отнюдь, большую часть жизни я в какой-то степени им даже наслаждалась. Особенно после того, как покинула отчий дом, выбираясь из-под пристального колпака и сжатого распорядка.

Но жизнь с Максимом сумела показать мне совершенно другую картинку отношений. Когда у тебя есть кто-то близкий, который тебя трепетно ждет не из чувства долга и обязательств.

Когда ты не один.

А я была одна.

— Милая, не грустите, не всё в жизни плохо. — Таксист, старый грузин, покачал головой. — Все же живы?

— Да...

Неоднозначно протягиваю. Отвлекаясь от серых мыслей.

— И чего тогда грустить? — Он включил поворотник, лишь мимолетно зыркнув в зеркало.

Плечи поднялись вверх сами собой. Но я не могла быть настолько определенной, чтобы видеть только черное и белое. Не всегда понятные вещи были очевидны.

— Я одинока, хотя, может... дело не в этом. — Прикрываю глаза от собственного откровения. — В моменте взгрустнулось, наблюдая за тем, как других встречают с вокзала.

Не знаю, зачем я решила поделиться этим с таксистом, и все-таки в груди стало легче.

— Глупости это, большинство едет обратно вот так же, как и вы. — Он усмехается, съезжая на оживленную дорогу. — Грустить надо, когда люди умирают, другие причины не стоят ваших слез. Есть те, кто погибли в крушении самолета, представьте, каково им встречать в пакетах того, кого они всем сердцем ждали, и как вон те, что вас расстроили, закупали самые красивые цветы у метро.

Губы непроизвольно поджались. Эти слова отнюдь не помогли. Как вообще можно сравнивать смерть и грусть от одиночества?

— Нет страшнее одиночества, чем одиночество в толпе, когда безумно всем хохочется, а плакать хочется тебе...

— Кто мыслитель? — Мужчина сконфуженно улыбнулся, паркуясь прямо возле отеля. — Эту выдержку мне однажды сказал очень дорогой сердцу человек.

— Это что, у вас грусть? — Собственные эмоции сменяются прищуром, когда мужчина осторожно улыбается. — Марков.

Подав мне чемоданы, он вернулся к водительской двери, лишь на долю секунды развернувшись ко мне лицом.

— Мне можно, ее не стало вчера.

Хочется ударить себя по лбу. И вместе с тем удивиться его самообладанию.

— О, мне жаль, примите искренние соболезнования.

Он покачал головой, слабо улыбнувшись. Но в глубоких складках и седых весках, повидавших длинную жизнь, промелькнула ни с чем не померная тоска.

— Не извиняйтесь, я сам виноват, что не простил ее. — Он распахнул ярко-желтую дверь авто. — Если бы самолет не упал, я бы уже показывал ей наш красивый город, куда мы в молодости хотели переехать вместе.

Грустно кивнув, неторопливо разворачиваюсь, не желая сдвигаться с места. Но мои слезы ему явно настрой не укрепят.

— Девушка. — Донеслось из-за спины. — Спешите любить.

Его глубокий взгляд изогнулся в неряшливой улыбке, когда я буквально вросла в каменную лестницу. Дрожь окатила все тело.

Спешите любить... Когда так хочется любить.

Проследовав по винтовой лестнице вверх прямиком к вестибюлю, прошла на красочный ресепшен.

Но вопреки мыслям об очередях, учитывая саммит в квартале отсюда, коридор был до чрезвычайности пуст.

— Паспорт, пожалуйста. — Миловидная брюнетка в черной форме с золотой окантовкой приветливо улыбнулась.

Потянувшись к сумке, достала паспорт, укладывая на стойку. Сверив данные, она протянула мне ключи, вернув документ.

— 202, второй этаж слева.

Проведя пальцем по округлому значку, сосредоточилась на мраморной дорожке, все же решив уточнить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Извините, а у вас всегда здесь так пусто? — Поспешила добавить, чтобы не выглядеть как идиотка. — Я сверяла на сайте, свободных номеров уже нет.

— Ах, это... — Она несколько поникла, но взяла себя в руки. — Все в конце коридора смотрят новости, там вестибюль и зона отдыха.

Поставив себе мысленное напоминание заглянуть туда, прежде чем пойду на прогулку, направилась к лестнице, обрадовавшись лифту.

Номер оказался чистым и просторным, тихим, но не уютным.

Кинув чемодан на пол, вытащила сумку с банными принадлежностями, протискиваясь к розетке. Поставив телефон на зарядку, не теряя ни секунды, отправилась в ванную.

Горячие клубы пара постепенно оседали на мраморный пол. Слова мужчины неприятно мелькали внутри, напоминая о том, что Максим так и не позвонил мне с той самой встречи.

Обернувшись в мягкое белоснежное полотенце, очертила ладонями все еще плоский живот.

Только тебе нужна твоя мама.

И, как в явное несогласие, включившийся телефон уже напоминал о себе. Впрочем, я решила его проигнорировать, закончив свои дела в ванной.

Но он был через чур настойчив. Небольшой экранчик буквально разрывало от нескончаемых уведомлений.

Нахмурившись, с щеткой во рту прошагала в спальню к огромной заправленной кровати.

Виски сдавило в напряжении, когда зубная щетка вылетела из рук на кровать.

Это были не десятки, а сотни уведомлений.

Родители, знакомые, друзья, начальство, Максим? От генерала была какая-то аномальная активность. И прежде чем перейти в мессенджер, решила набрать Нику.

Ей уж точно не стоило волноваться. Впрочем, эта роль была уготовлена мне, поскольку капли пота от неприятного предчувствия прокатились по спине.

Ответили мне с первого гудка. Чего не было никогда.

— Катя? — Хриплый голос сжал сердце.

— Ника, что случилось, почему столько пропущ...

Но договорить мне не дали. Голос, наполненный истерикой в комплекте с радостью, практически бессвязно лился из динамика.

— Господи, Катя! Я в церкви свечку ставлю... Ты... Ты... Ты вообще как, где? — Она порывисто всхлипнула, и в трубке раздался успокаивающий тембр Коли. — Твой самолет... О боже, я чуть с ума не сошла.

— Что с моим самолетом? — Внутренности сдавило, выкручивая от напряжения.

Потихоньку события стали формироваться в единый пазл: разбитое сердце таксиста... Отсутствие людей в лобби отеля... Общий просмотр новостей, только подруга опередила леденеющие душу теории, собирая ниточки воедино.

— Твой самолет... Он упал! Господи, спасибо... Каюша, мы тут все с одиннадцати ночи на связи... — Она снова расплакалась, но уже навзрыд от облегчения.

.

46. Новый вздох

— Хочешь сказать, что все эти пропущенные... — Мое сердце гулко отдается в груди.

Черт возьми, эта ситуация — что-то из области фантастики.

— Катя, документы всё ещё пробивают, там такая неразбериха, что никто не смог доподлинно выяснить, была ли ты на борту самолёта. А учитывая, что ты не выходила на связь и писала мне, что выехала в аэропорт, и само наличие зарегистрированного билета на рейс ни у кого не вызвало иной мысли. — Она снова отрывисто вздохнула, собираясь с силами. — Твой отец и генерал посреди ночи ломанулись к месту происшествия. Только никого еще не подпускают к обломкам, пока работают аварийные службы.

— Господи, Ника! Куда мне ехать? — Собирая мокрые волосы в конский хвост, развернула чемодан, буквально выбрасывая из него утюженную одежду.

Голова закружилась, тошнотворный ком подступил к горлу.

Черт возьми, я должна была сесть в чертов самолет, но в последний момент пропустила ту милую женщину!

— Самолет упал на приграничье с Пушкиным, пулей лети туда. Я только полчаса назад звонила Максиму, он сказал, что они входят на территорию спорткомплекса. Ее всю оцепили, и работают глушилки связи, чтобы избежать террористических актов. — Она глубже вздохнула. — Тетя Марго еще не знает. Она уже звонила мне и спрашивала, куда так ломанулся ее муж. Твой отец топором выбил блок питания, обесточив весь дом. Он сам сейчас в полном беспорядке, похоже... Впервые его генеральская сталь дала сбой, раз он не смог с ней объясниться.

— Отец из тех, кто, пока собственными глазами не увидит тело, не поверит. — От собственных слов язык потяжелел.

Живот болезненно скрутило лишь от малейшего осознания произошедшего.

Погибли люди, много людей.

— Может быть и так, но другое дело, когда это касается твоего ребенка, ты сама будущая мать и должна чувствовать эту связь. Чего только стоит история с твоим аппендицитом.

Она была права.

Это даже хорошо, что мама ничего не знала и был шанс избежать ее истерики. Но что сейчас было в душе у Максима, а у отца?

Такие мысли молотком ударяли по нервной системе.

Я просила знака у вселенной, но не такого.

— Мне жаль, Ника, прости меня, я обязана была предупредить, что пересела на поезд и опоздала на чертов самолет. — Сглотнув, посмотрела на утренний город. — Но кто знал, что это произойдет?

— Господи, Катя! К черту твои извинения, главное, что сама жива, даже если бы ты связалась со мной только вечером, я бы не злилась. — Она негромко всхлипнула, все еще зажатая в кокон переживаний. — Ты даже не осознаешь, как невыносимо было думать, что тебя больше нет.

— Мне очень жаль, но я обещаю тебе, что заглажу свою вину за эти переживания.

Она что-то пробурчала в трубку, и на телефоне появилось уведомление о подъезжающем такси. Выскочив в коридор, спустилась по другой лестнице к заднему входу отеля.

Лишь мельком взгляд автоматически устремился к переполненной комнате.

Более сорока пар глаз были прижаты к плазме, в которой на переднем плане стоял пожарный, рассказывая о ситуации на месте крушения.

Но слушать было некогда. Запрыгнув в такси, начала корректировать адрес, меня выстроенный с вокзала на Пушкин. На дорогу должно было уйти не больше часа.

— Девушка, я не поеду туда. — Таксист нахмурился.

— Нет, поедете! Я заплачу как положено и сверх того, что потребуется.

Таксист нахмурился, съезжая вниз на главную дорогу.

— Я третий раз еду по тому адресу, вы не подумайте обо мне плохо, но вся эта картина не для слабонервных и...

Что-то жесткое протиснулось внутри от чужого заикания. Слабонервных, значит? Да мои нервы за последний месяц совершили такие финты, которые некоторые не проживали за всю жизнь.

— Послушайте, Демид. — Посмотрела на карточку водителя. — Вот там, где для вас тревожная картина, сейчас два самых важных для меня мужчины! Мой отец и... муж, они думают, что я была в самолете, вы хоть можете себе представить их состояние? — Ком в горле неприятно сжимается от наростающей истерики и ярости. — Остановите меня в километре от этого или на чертовой трассе, но довезите до Пушкина!

Последнее я выкрикнула, чувствуя, как морально ломаюсь от этих пропускных истин. Но водитель ничего не сказал, как и не отменил такси.

Он обладал искренним пониманием, отражая в глубине редеющих висков свое сожаление. Но мне не было до этого никакого дела.

Открыв смартфон, я нерешительно вернулась в мессенджер, разглядывая сообщения от Максима. Сердце болезненно сжалось, и я уже была не в силах сдержать слезы.

Катя, перезвони!

Скажи, что ты не находишься в чертовом боинге!

Пожалуйста, ты не можешь поступить, не можешь быть той, кто исчезнет так просто.

Я чертовски сильно жалею, что не смог из-за собственной обиды тебя выслушать и дать нам шанс.

Знаю, что ты бы не была той, кто так нечестно предаст. И злился даже не на сплетни и предполагаемые измены, а только на твою ложь и недоверие.

Я не верил в судьбу, но сейчас склонен верить во что угодно.

Мне не нужно ничего, не эта чертова часть и генеральские погоны, просто вернись ко мне.

Твой отец готов разорвать меня за то, что отпустил тебя, и он прав. Я уже стоял у могилы сестры, держа маленького Дмитрия за руку. Меня же никто не сможет удержать.

Если бы в моей голове хоть на секунду возникло предположение о том, что произойдет, я бы никогда не отпустил тебя.

Я настолько сильно тебя люблю, что мое сердце буквально крошится на части, высиживая в переговорной, пока нам выбивают чертовы пропуска!

Я бы злился, избегал тебя, чтобы не навредить и не обидеть. Но я бы ни за что не отпустил тебя, для меня нет ничего важнее, чем ты и наш ребенок.

От последнего мои легкие буквально утратили возможность наполнять себя кислородом и совершать какую-либо жизнедеятельность. Какой же сильный удар нанесло ему это известие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мой молчаливый и злой на бездумную выходку генерал был настолько красноречив,

Что в первую очередь это разбивало меня куда больше, чем любые выкрикнутые в ссоре слова.

По радио шли новости. И каждый раз сдавленный голос телеведущего сообщал о новых числах жертв. Он много тараторил и говорил о том, в результате чего случилось произошедшее.

О спасателях и очевидцах. Погодных условиях и этапах спасательных работ.

Но я ничего из этого не воспринимала, продолжая поглаживать напряженный живот.

Всё, чего я сейчас хотела, — успокоить и себя, и своих родных.

Но четким и, как казалось, таким правильным было внутреннее решение остаться с Максимом. Я была готова вернуться в Смоленск, была готова к чужой критике и его холоду. Но не к тому, чтобы быть вдали.

Не к тому, чтобы снова и снова засыпать одной в гнетущем одиночестве.

— Мы приехали. — Голос водителя вывел из транса.

Потянувшись рукой к миниатюрной сумочке, вытянула пятитысячную купюру, чтобы дать сверх того, что оплачивала по таймингу картой.

— Возьмите.

Но мужчина отдернул руку, выходя из машины и открывая для меня дверь.

— Не нужно, я не собираюсь наживаться на чужом горе. — Теперь его голос звучал слишком виновато. Как у провинившегося ребенка. — Вы простите, если где-то нагрубил.

— Все в порядке. — Отойдя, я быстро осмотрела местность.

Парень привез меня прямо ко входу вопреки своему настрою. Видимо, внешне я представляю жалкое зрелище. Точно не та акула-журналистка, что участвует в вечернем саммите.

От нервов меня тошнило, но я продолжала идти, чувствуя холодные вспышки ветра, безжалостно ударявшие в лицо.

Воспоминание нашей первой встречи, как черно-белая картинка, мелькало в памяти перед глазами.

Чем быстрее я приближалась к спорткомплексу, прямо за которым на огромном поле валялись части хвоста, тем меньше я фокусировалась на постороннем мире и его звуках.

Толпы людей сменяли друг друга. Военные, пожарные, скорая, очевидцы, журналисты — все они так или иначе крутились, нарушая гнетущий ропот работающей техники.

Я должна была найти отца, я должна была найти Максима в этом чертовом беспорядке. Но их не было.

Однако, когда я окончательно отчаялась, собираясь грузно опуститься на старую лавку, знакомый китель промелькнул перед глазами.

Он был чертовски бледен. Но не той бледностью, которая обычно возникала вследствие бессонной ночи.

Нет.

Он выглядел так, как будто потерял смысл своей жизни.

Словно остался наедине с огромным незнакомым миром. Как одичавший зверь, судорожно смотрящий по сторонам.

Прижав руку к холодной стене, его кулак сжался, а мышцы под темной зеленой рубашкой напряглись.

На мужском, высеченном из скалы угловатом лице не было ни одной скорбной эмоции, но это пугало сильнее, чем тот гневный голос в трубке и разочарование ночью возле аптеки.

Потому что оно не выражало ровным счетом ничего.

Нас разделяли лишь десять шагов и более двух сотен свидетелей. Но мне было плевать, всё, в чём я так отчаянно нуждалась, был он.

И если я не коснусь его в течение пары секунд, сойду с ума. Сгорю, как последняя спичка в спичечном коробке.

— Максим! — Мой окрик раздался эхом по всему второму этажу.

Его кадык дернулся вместе с головой. Что-то первобытно темное мелькнуло в глубине его карих радужек, стоило Ранину найти меня глазами.

Не теряясь, я начала с быстрых шагов, прерываясь на отчаянный бег.

Максим пошел мне навстречу, преодолевая в считанные секунды длинный коридор.

И сердце успокоилось лишь тогда, когда его крепкие руки сомкнулись на моих плечах, а нос вжался в холодную шею.

Это ощущалось как долгожданное спасение.

— Мой генерал. — Не сдерживая слезы, вжалась в широкую грудь, касаясь затылком его фуражки.

— Скажи мне, что ты не мираж, скажи мне, что я не сплю. — Его тихий сухой голос пробирал до дрожи.

Осторожно сжав его шею, развернула к себе лицом, буквально отрывая от собственной шеи.

Наши взгляды недоверчиво вжимались так же, как и тела друг в друга, прежде чем я прижалась своим мокрым от слез лицом к его щеке.

**********************************************************

Трек, с которым у меня ассоциируется в этой главе Вахрушева и генерал:

Рассыпая серебро — Molly & Максим Фадеев.

P.S Жду ваши коментарии к этой главе))

47. Холодных губ твоих касание

— Я здесь, я рядом. — На секунду отодвинулась, после чего авторитетно заявила: — Не отделаешься от меня, генерал.

Он ничего не сказал, лишь сильнее прижал к себе, настолько крепко, что воздуха в легких банально не хватало.

Мои пальцы крепко сжались вокруг его кителя, не желая отрываться. Будто бы эту потерю мы переживали сейчас вместе.

Не умерла я. Но умерла пропасть между нами, оставляя после себя прекрасный мост.

— Ранин! — Громкий командный бас буквально оторвал меня от Максима.

Голос отца таким же эхом окатил коридор, как и когда-то мой собственный.

— Папа? — Легкая дрожь не сделала голос тише.

Наконец-то отделив нас от толпы, генерал Вахрушев насупился.

Отцовская бледность ещё никогда не была столько притихшей.

Даже верхняя пуговица кителя сегодня застегнута неправильно, что не характеризовало его таким, каким он был в моих глазах.

— Катя? — Голос стал тише, недоверчивее и опасливее.

Сердце болезненно сжалось. Он не поддался тому же, что и Максим. Он не сорвался с места, а буквально в него врос.

Его высокая фигура стала ещё массивнее, а плечи хранили вековое напряжение.

Максим не стал меня удерживать, лишь кивнув моему отцу.

Не теряя ни секунды, я побежала.

Все произошло слишком быстро. Будто маленькая семилетняя Катя, испугавшаяся злой собаки из вольера дяди, юркнула в крепкие отцовские объятья.

— Дочка. — Он сжал меня так сильно, насколько это было возможно.

— Папа. — Я утонула в этом, прижимаясь к нему крепче. Находя в этом мгновении отцовскую поддержку.

Ту, которой не хватало так долго.

Его руки в кожаных перчатках заботливо провели по волосам, всё ещё с недоверием заглядывая в мои глаза.

— Катюша. — Холодные губы вжались в лоб, опаляя своим дыханием.

Меня накрыло истерикой. И я практически повисла на крепкой груди. Мужские руки на мгновение дрогнули, но он прижал меня к себе сильнее.

Так, словно никогда бы не разжал эти объятья.

В глазах на мгновение потемнело. Стоило слегка отпрянуть, как голова закружилась.

— Дочка.

— Катя.

Два голоса раздались наперебой, когда мой отец, тот, что был ближе, взял меня на руки.

Благо в соседнем коридоре расположилась карета скорой помощи.

Под четким руководством тучной женщины в маске, меня бережно уложили на кушетку. Подключив какой-то датчик к телу.

Отец не отходил от меня ни на секунду, продолжая держать за руку и под головой.

Максим сидел рядом, молча проверяя, чтобы мне оказали соответствующую помощь.

Но глаза его горели.

Приложив немного усилий, протянула свободную руку, коснувшись его холодной руки.

Словно отмерев, он крепче обхватил мою ладонь.

— Что же вы, будущая мамочка, так себя не бережете? — Врач покачала головой. — Вон как давление скачет.

— Катя? — Если раньше отец был озадаченным, то теперь о взгляде, который излучало его лицо, я буду рассказывать родне легенды.

— Да, папа, ты будешь дедушкой. — Слабость накрывала. — Я так понимаю, с тобой сюрприза не случилось.

Мой генерал ничего не сказал, но его лицо расслабилось, не услышав ничего критичного от доктора.

— Никаких нервов, вы сейчас на таком сроке, когда существуют риски. — Она покачала головой, снимая тонометр с руки. — Не могу вас задерживать.

— О, не переживайте. Теперь никаких волнений. — Максим кивнул отцу, поднимая меня на руки.

— Ну Максим…

— Не смотри так, красотка, теперь только на моих руках. — Невозмутимо провозгласил.

На душе стало спокойнее, когда меня вновь прижали к родной груди.

— Поехали скорее, пока чья-то мама мне бошку не оторвала. — Все еще удивленный отец поправил мои волосы, пропуская нас вперед.

Он никогда не был многословным. Но то, что я видела на его лице, было гораздо громче любого звука.

Оно говорило о том, насколько он сейчас счастлив.

По мере того как локации менялись одна за другой, я успела заснуть на коленях у Максима, практически свернувшись калачиком.

Должно быть, я никогда не чувствовала себя настолько безмятежно и спокойно.

Все были живы, мой отец и любимый мужчина не убили друг друга до моего приезда, и между нами с Максимом больше нет позорной лжи.

Когда теплая рука ласково провела по моей щеке, а после теплые губы вжались в неё. Мой сон как рукой сняло.

Легкое удовлетворение в глазах Максима буквально заполняло все вокруг.

Придавая окружающему миру лёгкости.

— Я... — Его палец прижался к моей нижней губе, вынуждая остановиться.

— Я никогда не был настолько счастлив, как сейчас. — Его тихий ровный голос зазвучал на весь салон тонированного авто.

Настолько громко, что он проник в моё сердце.

— Я тоже…

Теперь уже моя рука изучала его напряженные лицевые мышцы с легкой двухдневной щетиной.

— Пора идти. Кажется, твоему отцу нужно подкрепление.

Он весело усмехнулся, и я успела осознать, что в машине мы совершенно одни.

Озорная улыбка посетила лицо. Не при таких обстоятельствах я собиралась показать своему генералу дом моего детства.

Но к черту их. Я с ним, а значит, любые обстоятельства такие.

Стоило мне выбраться на улицу, делая шаг к распахнутым воротам, как крепкие руки Максима обхватили меня под коленом, снова прижимая к своей груди.

На сей раз на нем не было кителя, лишь тонкая, плотно прилегающая к телу рубашка, но на прохладный ветер мой воин не жаловался.

— Ну Максим, поставь меня. — Не могу сдержать хихикание, когда он, словно не расслышав, продолжил нести, проходя к дому по длинной дорожке из гравия. — Там моя мама...

И действительно, Маргарита Вахрушева буквально возвышалась над грозным и все ещё растерянным после известия о моей беременности генералом.

Ее аккуратные тонкие руки сжимали увесистую скалку, а выражение лица не предвещало отцу ничего хорошего.

Вся невозмутимость и аристократизм ушли с всегда идеального лица, намереваясь хорошенько приложить все еще сохранявшего спокойствие мужа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мама, мы здесь! — сместила отца с линии огня, оставаясь все ещё на руках Максима.

Отец благодарно моргнул, когда, выронив свое орудие пыток, мама в домашнем комплекте побежала к нам.

Заметив это, мой генерал соизволил-таки поставить меня на ноги.

— Катюша, доченька… — Она прижала меня к себе. Так, как прижимают маленьких детей. — Я так испугалась!

— Мама, всё хорошо, это чудовищное недоразумение. — Попыталась успокоить.

— Этот ирод! — Она грозно гаркнула на отца, будто бы собиралась вернуться к прошлому занятию. Но сейчас, очевидно, для нее я была в приоритете. — Он весь дом обесточил! Я сразу почувствовала что-то неладное и побежала к Ноговицыным.

— Мамочка, просто забудь, представь, что ничего не было. Я даже не ступила на трап…

— А ты куда смотрел!? — Теперь ее взгляд излучал схожую злость. С тем взглядом, который заслужил отец. — Думаешь, после такого я позволю тебе быть рядом с дочерью?

Максим намеревался ответить, но я работала на опережение. Достаточно ссор и переживаний на наши головы.

— Мамочка, ничего не сделаешь, я не собираюсь быть матерью-одиночкой.

Она застыла на несколько секунд. После чего опустила голову, устремляя свой взгляд к моему животу, слегка коснувшись рукой.

Она была первой, кроме Ники, кто так сделал.

— Ты? Да ладно… Господи, правда? — ее глаза наполнились слезами. — Я буду бабушкой?

Я кивнула, ощущая себя более эмоциональной, чем обычно.

— А я дедушкой. — крикнули позади.

— А ты вообще молчи, Вахрушев! — Она зло на него покосилась. — Катюша, это такое счастье.

Негромко прошептала, улыбнувшись. Ее взгляд на Максима сменился, потеплел, но больше она ничего не сказала.

— Я закончил, электричество в норме. — Электрик, сжимая в руках чемодан, вышел из дома.

— Пойдем выпьем чаю, а то не ели с самой ночи все. А ты беременна, тебе за двоих надо. — Мама нежно обняла меня за плечи.

После чего, подхватив генерала под локоть, направилась с нами обоими к дому.

— Наконец-то по-нормальному познакомимся, зятек.

Её лукавство вызвало у меня смешок. Формально мы не были помолвлены и уж тем более женаты. Да и не нужно мне это было.

Главное, что груз с сердца упал, позволяя дышать полной грудью. Чудовищный инцидент подарил мне новую почву под ногами.

Вечером к нам приехал дядя, у которого по старой Вахрушевской традиции сел телефон, поэтому выглядел он, подъезжая к нашему дому, так, словно из него вытрясли всю жизнь.

А потом ему пришлось отвоевывать меня у Максима и буквально грозить всем, чем только можно, лишь бы тот не отрывал от его перенервничавшей туши племянницу ближайшие пять часов.

И уже после, когда родители наконец-то смогли от нас отлипнуть, мы с Максимом выбрались в сад.

Это было то самое место, где в детстве я любила прятаться.

— Можно? — Максим, переодетый в гражданскую одежду моего отца, идеально подошедшую по комплекции, склонился над все еще плоским животом.

— Конечно. — Легко сказала, но на деле затаила дыхание.

Осторожное поднятие кашемирового свитера сопровождалось легким касанием. Поддавшись ближе, он приподнял ткань вместе с майкой, оголяя живот.

Легкий, почти робкий, невесомый поцелуй разгорячил кожу.

Пожелтевшая листва от ветра опустилась на крылья беседки, когда уже требовательный поцелуй накрыл оголенную плоть.

Это действие сделало меня чертовски влажной. Но я отогнала от себя это чувство, вспомнив об утреннем.

Почувствовав смену моего настроения, Максим расположился на прохладной скамье, усаживая меня сверху к себе на теплые колени.

— Главное, что ты жива. Остальное мы сможем пережить. — Он мягко прижал меня к своей груди. — Не бойся, я буду возить тебя на море на машине.

— Восемь суток? — Сдавленно улыбнулась.

— Что?

— Восемь суток будешь везти? А вдруг я захочу в Италию. — Осторожная слеза скатилась вниз с моего лица на его кофту.

— Да хоть десять, только попроси, но я не думаю, что столько сидеть на одном месте положительно скажется на нашем ребенке. — Он осторожно накрыл ладонью живот, трепетно поглаживая.

Мой тихий вздох наполнил прохладу темного вечера вместе с отцветающими розами.

— На самом деле я подумала о женщине, которую пропустила вперед себя. — Честно призналась, не желая нести в себе этот груз. — Она так спешила, так хотела увидеть Питер. О, эта женщина была полна энергии. Ты знаешь это, ведь я должна была занять место в самолете, но почему-то решила пропустить ее, сделав добро...

Сожаление сдавливает грудь, практически лишая кислорода.

Бедная Лариса, кто знает, как бы сложилась ее жизнь, если бы не этот чудовищный инцидент?

Мой генерал осторожно обхватил своими пальцами мою ладонь, поднося к своим губам. Одно его простое движение заставляло сердце биться сильнее.

— То, что случилось, ужасно, любая трагедия — это больно и неправильно. Но твоей вины здесь нет, на все воля судьбы. — Его теплый поцелуй пришёлся на край моих губ в успокаивающем движении. — Тебя никто бы не посмел осудить за это, ты ничего не знала и не смей себя корить.

— Но я всё время думаю, а что если...

— А что, если на ее месте была ты? Ты представляешь, у скольких бы людей разорвалось от боли сердце? Как бы заживо умирали следом твои родители? А как я? Ты представляешь мое существование в этом мире, зная, что у тебя под сердцем наш ребенок и я сам отпустил тебя...

Его вены на руках напряглись, а взгляд стал глубже. На секунду он смутно смог напомнить то, что я видела еще утром.

И мне стало стыдно. Будто бы я жалею, что выжила.

— Прости меня. — Придвинулась ближе, оставляя чувствительный поцелуй на его щеке. — Это всё гормоны.

— Гормоны, говоришь? — Хищная улыбка изогнула его холодные плоские губы, когда большая рука поползла подобно пауку по моей ноге.

— Максим, ну не здесь же. — Попыталась отодвинуться, но тщетно.

— Скажи, как ты любишь. — Он хотел, чтобы я поигралась с его тщеславием? — Скажи...

Горячие губы накрыли мое чувствительное место на шее, в секунду раскаляя осенний воздух.

— Мой генерал... — Прошептала на выдохе, когда его пальцы проникли под резинку кашемировой юбки. —

Да, мой генерал.

Тихий довольный рык вырвался из его горла, вызвав у меня сияющую улыбку.

48. Обвинения

Кофе кажется совершенно невкусным, когда, совершив несколько глотков, я снова тянусь к своему мобильнику.

— По-моему, ты слишком драматизируешь Вахрушева. — Ника поглаживает свой живот, свободной рукой помешивая десертной ложечкой чай.

Ну конечно. Я драматизирую…

— Я просто никак не могу в толк взять, что может быть такого важного, что он динамит меня с самого утра? И в такой день.

Ещё вчера Максим уехал обратно в Смоленск, чтобы забрать последние вещи и документ об отставке.

Прошло две недели с момента долгожданного воссоединения и ужасной трагедии.

Самит на фоне всеобщего траура перенесли на сегодняшний день, и, несмотря на то что я не ждала, что Максим будет рядом, и уж тем более не злилась на его отсутствие, мне хотелось услышать хотя бы пару слов поддержки.

— Ты же знаешь, какая там связь? Дай своему невежественному генералу решить оставшиеся дела, и уже завтра проснешься от его утреннего поцелуя.

Ника снисходительно улыбнулась. В отличие от нее, которая на последних сроках была удивительно спокойной, я чувствовала, что сижу на пороховой бочке. В моей голове собирались самые нелицеприятные сюжеты.

Начиная с того, что генерал опять узнал какую-то ложь, заканчивая тем, что Даше удалось заманить его в свои сети и он не вернется.

— Эй, ты чего! — Ника, заметив эмоции на молчаливом лице, сжала мою ладонь. — Как будет время, он тебе ответит.

— Я понимаю, просто…

— Просто вспомни, с каким лицом он нашел тебя в Пушкином, или перечитай его смс.

Сказанное ослабило комок нервов. Всё же она была права, и я просто потворствую гормонам внутри.

— Ты права. А ты что же, готова читать свою речь? — Мягко улыбнулась, обращая внимание на выглядывающий из-под стола живот. — Крестник не собирается мешать своей маме?

— Нет, он терпеливо ожидает ПДР и не будет подставлять свою мамочку таким образом. — Она заботливо погладила живот рукой. — Пойдем-ка лучше прогуляемся по улице. Свежий воздух нам обеим не помешает.

Прогулка с Никой, как и обычно, отвлекала меня от насущного.

И признаться, все эти две недели были обширными на события настолько, что я успела выдохнуть, совмещая их с работой.

Последнюю неделю мы с Максимом жили вместе в его двухэтажном доме в Подмосковье.

Это был прекрасный особняк из белого камня с крепкими стенами и большим количеством света.

А его минималистичный ремонт позволял без особых усилий сделать в соседней комнате детскую.

Но это пока было в планах, и мы не торопились, рисуя примерные эскизы.

Я полагала, что Максим успокаивает меня разговорами об отставке, но нет. Мой генерал действительно решился завершить свою службу, отдав предпочтение мне и семейному делу.

И на все мои разговоры о том, что я бы смогла ужиться в части или купить квартиру поблизости.

Он отрицательно качал головой и говорил, что уже нашел все то, что пытался компенсировать нагрузкой гарнизона.

Свернув на переполненную людьми улочку, мы двинулись к мемориалу. Две одинокие гвоздики упали на мраморный камень.

Это напоминание, чего стоит жизнь и как она переменна.

Жесткий урок от вселенной, благодаря которому каждую свою минуту с того самого рокового утра я стараюсь проживать без сожаления и возле дорогих мне людей.

Вернувшись в отель, мы быстро собрались на конференцию, ожидая Николая, который должен был нас довезти до информационного комплекса.

Этот мужчина не спускал глаз с дороги, но даже это ему не мешало проверять состояние Ники.

Прежде Николай не казался мне настолько упорным мужчиной, но то, что ему удалось уговорить Веронику взять с собой сумку в роддом, говорило мне о многом.

Минуя скопище блогеров и гостей, мы получили электронные пропуска, входя в закрытый для обычной публики зал.

Несмотря на то, что сам по себе саммит проводился лишь только для журналистов, на территории комплекса также шел блогерский фест, из-за чего ожидание конференции затянулось.

Кондиционер приятно обдувал плечи, когда один за одним на сцену выходили коллеги, добившиеся каких-то прорывов.

Также это были аналитики, которые остро вещали темы, которым будет уделено большее внимание в новом году.

Но все мои мысли клубились по разным углам комнаты, не акцентируя внимание на важной информации. Я чувствовала себя в подвешенном состоянии из-за того, что не получила ни одной смски от Максима.

Поглаживая животик, я успокаивалась, стараясь фокусировать на блокноте, в котором оставляла короткие очерки для рабочей статьи.

И вскоре наконец-то на сцену вышла Ника. Ее голос звучал громко и уверенно. Подготовленный материал о статье на патриотическую тематику находил отклик у большинства.

Ника не говорила о конфликтах. Не говорила о технике. Она рассказывала про самобытность многих регионов и единство народа.

— Такая молодая, а способная девочка. — Сидящая рядом глава департамента переговаривалась с коллегой.

Женщина в очках с золотистой оправой довольно улыбнулась, поправляя свою прическу руками.

— Рискнуть на последнем месяце, я бы не стала. — Она усмехнулась, после чего открыла планшет, снимая колпачок с ручки. — Надо добавить в наш реестр.

— Да, сделай это, Мила. — Женщина выпрямилась, продолжая слушать Нику.

Гордость за подругу теплом разливалась внутри.

А взгляд Николая меня расторгал, наблюдая за тем светом в глазах, с которым он смотрел на свою жену.

Под хлопки бурных оваций подруга вернулась на место, принимая от меня поздравления.

Мы посидели еще немного на конференции, после чего, схватив в кофитерии по пластиковому стаканчику с какао, вышли на оживленную аллею.

— Ты блистала, Ника. — Вновь улыбнулась, чувствуя ласкающие лучи солнца.

Несмотря на погодные изменения. Сентябрь не стал таким уж холодным, каким казался мне в первые свои дни.

Впрочем, тогда, когда я сбежала из части, все казалось ужасным и невыносимым.

— Ой, брось, я просто зачитала заготовленный материал. — Отмахнулась подруга. — Но было приятно не столкнуться с критикой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Какая еще критика, ты прекрасный диктор и специалист? — Мягко коснулась ее плеча, усаживаясь на лавку.

Ника покачала головой, пробуя свой напиток.

— Ну знаешь ли, что я беременная приперлась, как будто ожидаю снисходительности. — Спокойно, но со всей серьезностью в голосе проговорила подруга.

— Ой, глупости это! Поверь мне, их восхищало, что ты нашла в себе силы прийти на последнем месяце, видя твой внутренний стержень и профессионализм, никто из них не смел даже предположить такой вариан...

Договорить я не успела, чувствуя грубую руку ухватившую меня за плечо.

От неожиданности пластиковый стканчик с горячим напиток выпал из рук.

Но благо мне повезло и коричневая жидкость окрасила лишь бежевые ботфорты.

— Гражданка Вахрушева? — Грозно почти свирепо проговорил мужчина в форме.

Слабый кивок смешенный с писком, не то мышки, не то котенка, вырвался из уст.

Передо мной предстал высоченный мужчина ростом метра два в форме полицейского и с наручниками в руках.

— Пройдемте с нами вы задержаны. — Так же безразлично добавил.

Не говоря ни слова больше он подтянул железные браслеты к моим рукам.

— П-подождите, что вообще происходит? — Голос задрожал от непонимания.

Ника почти сразу подоспела буквально оттаскивая меня к себе за спину. Ее свирепый взгляд был намного ярче чем у сотрудника правоохранительных органов.

— По какому праву? — Гаркнула на мужчину когда к нему подоспел второй.

— Никаких разговорчиков! — Переключился на нее, обхватывая рукой мое запястье. — Вам все расскажут в отделении. А пока обе поедете с нами до выяснения обстоятельств.

В отличии от меня, на подругу они надевать наручники не стали.

Первой мыслью было позвонить Максиму, но страх неизвестности буквально сковал меня.

Но кто же накатал заявление? Неужто Дарья? А может Стрелецкий?

Черт бы их всех побрал!

У выхода из комплекса как и ожидалось расположилось порядка десяти полицейских машин, требовалось понять, в какой обезьянник усадят нас с Никой.

Вот же черт, по молодости не случалось. А беременные получите распишитесь.

— Не бойся я с тобой! — Ника обхватила меня за руку игнорируя взгляды наших конвоиров.

Легче не стало. Злость на несправедливость буквально сжала меня.

— Куда это их? — Мужчина в схожей форме лет на двадцать старше приблизился к нам, прежде чем мы подошли к одной из машин.

— Знамо куда, товарищ Ленский. — Он усмехнулся. Как будто это доставляло ему удовольствие. Ну подожди, опер! Мои генералы тебя разорвут. — Гражданка Вахрушева тут оказывает сопротивление, правда.

Я? Вот же козел!

— А что это вы так, голубушка? — Он с интересом рассматривает нас, опускаясь глазами к животу подруги.

— Мы не сопротивлялись! И не понимаем, за что нас вообще задерживают, вы можете разобраться? — Мой голос, переполненный отчаянием, не сильно его замотивировал.

Почесав лысину, он осмотрелся по сторонам, а после снова оглядел нас, словно выискивал какую-то улику.

— Как же это не понимаете? По-моему, всё очень даже очевидно. — Он усмехнулся, после чего хохотнул и устремился к коллеге, стоящему возле машины. — Не понимают они, Серега?

Тот лишь хохотнул в ответ, разозлив еще больше.

— Нет, не понимаем! — Выкрикнула подруга, придерживая внушительный живот. — Постыдились бы беременных женщин, как прокуренных зеков, без разъяснения в обезьянник везти!

— Гражданка Вахрушева, вы на руки-то свои посмотрите. — Продолжил Ленский. — Посмотрите, как вы грубо нарушаете!

Глаза по инерции спустились, отмечая совершенно чистые ладони. Да они тут что, все сговорились, что ли?

— Да вы... — Постаралась взять себя в руки.

Но эти улыбочки — они подносили зажигалки к петарде под названием Вахрушева.

— Да, такая красивая и нарушительница. — Он качает головой, мгновенно становясь сдержанным и профессиональным. — Но мы здесь люди не злые, давайте договоримся?

— Как?

Господи, я надеюсь, эта пенсия не станет мне предлагать ничего дурного в окружении стольких людей

.

Сердце бешено колотится, когда он делает шаг навстречу. Подруга крепче хватает меня за руку, готова давать деру.

— Наручники так просто не снять, нужно заменить. — Он задумчиво почесывает бороду. — Но для этого вам придется перевестись.

— Да что вы...

— Да точно перевестись, гражданка Вахрушева, согласны ли вы перевестись в должность жены и сменить фамилию на Ранину?

Мой рот открывается, буквально роняя себя на пол.

Прежде чем я успеваю проанализировать его слова, стоящие на парковке опера хором повторяют:

— И нести это звание с достоинством.

Хор в голове не стихает, когда стоит развернуться, чтобы ретироваться хоть куда-то.

Но не получается.

Генерал.

В своей парадной форме, с огромным букетом красных роз в одной руке и коробочкой в другой стоял предо мной на одном колене.

Мамочки!

— Когда я впервые тебя встретил, посмел неверно подумать, что не повезет тому мужчине, который будет с такой безумной женщиной. — Он усмехнулся, заглядывая своими большущими глазами прямо в душу. — Но я был неправ. Не повезет тому, кто упустил тебя. — Он крепче сжал коробочку, пока у меня затрепетало сердце. — До нашей первой встречи я не верил в судьбу, и любовь в частности, но ты разрушила то, что я когда-то называл правильным, доказав мне иное, нечто большее и важное. Наблюдая за тобой, я понял, что ни одно слово никогда не сможет описать, того что я чувствую. Я бы хотел жить со всем безумием, что ты можешь мне предложить, Катя.

— Максим… — пелена из слез заметает глаза.

Совершенно неважно все, что было сказано этими операми. Что я услышала на конференции, и увидела на улице.

Только он.

Мой мужчина который сейчас стоял на одном колени, с полыхающими, как огонь глазами.

— Окажи мне честь стать моей женой.

Его глаза наполнены такой большой верой, что это усиливало мой пульс.

Голова начинает как болванчик качаться вперед назад прежде, чем я стрепетом вырываю из себя долгожданные слова.

— Да! Конечно да! — утираюсь слезы наблюдая за тем как он встает на ноги.

Крепкие пальцы обещающие мне защиту и внимание, нежно касаются прохладных рук, надевая кольцо с утонченным алмазом.

Не обращая внимание на окружающую нас толпу, в числе которой были Вася с Машей и Кирилл, весело агетируя и держа в руках какие-то хлопушки, льну к своему генералу, сминая руками идеально отглаженную форму.

Эпилог

Автор

День, наполненный солнечными лучами и прохладным ветерком, только подходил к отметке в десять утра.

Но даже несмотря на это, в огромном родовом поместье четы Вахрушевых уже вовсю царил переполох.

Белоснежное платье изящным кружевом обвивает каждый уголок женского тела.

Оно отлично открывает плечи, но меж тем скрывает миниатюрный животик.

Её волосы, как у настоящей принцессы, распущены заколками, отделяя передние пряди от лица.

Под комментарии матери девушка мягко улыбается, стараясь не мешать работе визажистов.

Ведь сегодня тот самый день, которого ждет каждая девочка. Это цикличный конец старого и яркое начало чего-то нового.

Их семьи.

И в этот день они будут втроем.

— Не стоит верить каждому его обещанию. — Маргарита Вахрушева мягко улыбается, отпивая свое шампанское из бокала. — Нельзя не заметить любовь в глазах этого безумца, но будь на стороже. Он все же генерал, не допускай моих ошибок.

Лицо невесты искажается гримасой непонимания. Она разворачивается к матери, пытаясь понять, что та имела в виду.

— Это каких же?

— Не крутись, дай людям закончить работу. — Женщина покачала головой, получая одобрительные кивки персонала. Впрочем, за такие деньги они могли бы даже бегать за невестой. — Не позволяй ему иметь секреты и скрывать что-либо от тебя.

— Ты все еще злишься на тот случай? — Катя улыбается, покорно выпрямляясь. — Поверь, это было бы лучше, нежели ты больше девяти часов, как он, жила с мыслью, что я в том самолете.

Маргарита Вахрушева невольно хмурится, не разделяя этой позиции.

— Вот родишь — поймешь. — Ее лицо расслабляется, стоит женщине вжаться спиной в мягкий диван. — Ты у меня девчонка без тормозов, поэтому я не сомневаюсь в тебе, милая. Но помни, что радикальность — это не всегда выход.

Мягкий смех наполняет комнату, исходя от невесты.

О, эта девушка на собственной шкуре поняла, что бывает, стоит ей немного солгать или утаить.

— Я учту это, мама.

Двери распахиваются, когда внутрь вваливается свадебный организатор — миниатюрная блондинка в лавандовом платье с букетом лилий.

— Цветы от Вероники Никоновой просили передать вам лично в руки.

Любимые цветы хозяйки торжества наполнили комнату ароматом свежести и благовония, перебивая сладость шампанского.

Катя обхватила руками увесистый букет, с наслаждением принюхиваясь.

Вот уж месяц, как она стала крестной, а подруга — мамой.

И как бы ни грустно было Вахрушевой, самым правильным решением стало

,

оставить новоиспеченную маму дома с новорожденным ребенком.

Сама Катя, как и генерал, сошлись на том, что ребенок должен был появиться в браке. Поэтому договорились попозже посидеть парами у них дома. Дабы не переносить торжество на неопределенный срок.

— Даже не верится, что в этот день ее нет рядом.

Она не хмурится, поскольку обещала себе не грустить. Но легкое напряжение не может обойти стороной ее мать.

— Она всегда рядом с тобой. Позвони, если тебе будет так легче. — Маргарита протягивает свой телефон дочери.

Но тишину разбивает рингтон собственного устройства, спрятанного в небольшой сумочке в тон свадебного платья.

Можно было подумать, как будто эта девушка даже не поздравит ее.

Какая наивность.

— Сладкая моя, ну как ты там?

— Голос Ники звенит искрящейся радостью.

Как будто она в моменте могла находится поблизости.

Она всегда так делала, зная, как успокоить, и придать больше веры подруге.

— Ну как я могу? —

Катя улыбается, поправляя прическу

. — Конечно, я счастлива, сказал бы мне кто раньше, что так заканчивается интрижка.

В трубке раздается веселый хохот понимания. Вряд ли они обе в тот момент понимали, к чему приведет та месть.

— Я тогда так жалела, что в кои-то веки не отговорила тебя от безумства, но знаешь, я так рада, что у меня не нашлось аргументов.

— Ты во всём была права, и даже в том своём желании. Но то, во что это переросло, сделало меня чертовски счастливой.

— Пожалуй, именно это главное, дорогая.

— Она слышно усмехается. —

Жду не дождусь, когда мы сможем это отметить.

Девушки картинно вздыхают. Но именно это и есть взрослая жизнь.

Сколько бы тебе ни было лет, именно брак — яркое оповещение начала новой взрослой жизни.

Это чувство слегка ее угнетало.

Несмотря на обещания Максима

"долго и счастливо".

Когда последние штрихи стали закончены, дверь в гостевую спальню распахнулась, впуская высокий мужской силуэт.

— Катя... — практически на выдохе мягко улыбнулся мужчина.

Его синий костюм отлично подчеркнул присущую генералу мужественность, выражаясь в каждой детали.

— Папа. — Катя улыбнулась, поправляя длинный шлейф фаты.

Девушка даже не смогла быстро сообразить, куда подевались все ее работники, в том числе и мама. Но сейчас это было не важно.

— Ты такая красивая, дочка. — Он приблизился осторожно, трогая ее за руку. — Моя принцесса стала совсем взрослой.

Одинокая слеза медленно спустилась вниз, опадая на оголенные ключицы.

— Папа. — Снова выдохнула, крепче хватая его за руку.

Небольшой мандраж сжал ее плечи. Все эти разговоры задвигали внутри нервозность.

А он, как будто понимая, слабо улыбнулся, прижимая дочь к себе.

— Ты всегда будешь моей маленькой принцессой, Катенька. — Его теплые пальцы заботливо коснулись женской щеки. — В отражении зеркала и для других ты сейчас самая красивая невеста, но для меня ты всегда будешь моей малышкой, которая постоянно искала приключения в нашем саду.

Еще одна слеза спустилась вниз, ощущая настолько сильную поддержку.

Это были именно те слова, которые она мечтала услышать.

Именно то, что сейчас ей было так необходимо.

— Если моя дочь из-за тебя расплакалась и испортила макияж, я за себя не ручаюсь, Вахрушев! — Послышалось за дверью чужое недовольство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Теперь уже взаимный смех наполнил комнату.

— Твоя мама совсем обезумела после той катастрофы. Не будь такой жесткой в отношении генерала Ранина. — Он крепче сжал ее плечи, после чего перекинул кружевную фату на лицо.

— Не поверишь, но она сказала мне совершенно то же, только в сторону доверия.

— Это такие мелочи, генералы по-другому не могут. — Негромко пробурчал, распахивая двери.

Церемонию решили провести в просторном саду ее семейного особняка.

Максим Игоревич этому решению не возмущался, бесстрашно приняв ее желания к сведению.

Наверное, сейчас для него было более важным, что уже вечером эта красавица с колечком на пальце окажется в его огромных лапах.

И он, как пещерный человек, утащит гражданку уже

не Вахрушеву

на свою территорию без возможности ретировки.

Полностью доверяя отцу как личному компасу, Катя осторожно вышагивала следом, то и дело поправляя фату.

Все гости сидели на заранее подобранных стеклянных стульях.

Пока к просторной беседке была подведена длинная лавандовая дорожка в цвет выбранного будущими супругами дресс-кода.

В конце дорожки еще утром установили шикарную арку из лаванды и кедровой ветки, которая гармонично дополняла торжество.

А уже возле расположился жених, облаченный в свою парадную форму, сияя ярче, чем когда-либо.

Стоящий рядом Дмитрий также не отставал от дяди, занимая сегодня позицию шафера.

Он ободряюще улыбнулся Кате, стоило им выйти на начало расстеленного материала.

— Ты всегда можешь отказаться. — Учтиво шепнул генерал Вахрушев, придерживая дочь за руку.

На что Екатерина лишь улыбнулась, разглядывая почти размытый силуэт Максима.

Она уже чувствовала себя его частью и последним, о чем мечтала, это убежать обратно в дом.

Секунды, которые оставались до конца дорожки, заставляли сердце биться быстрее.

Передав дочь жениху, Юрий Андреевич смерил будущего зятя особо убийственным взглядом, на что жених лишь кивнул, соглашаясь с любой угрозой.

Обидеть ее было выше собственных желаний и уж тем более возможностей.

— Ты слишком красива. — Шепнул он ей на ухо, прежде чем отбросить фату за спину.

И стоило им столкнуться взглядами, как каждый ощутил разряд бушующего прямо между ними тока.

Неужели этот день наконец-то настал?

Кате не нужны были слащавые улыбки или какие-то слова любви. Всё это она видела в глубине его глаз.

Всё, что она в них видела, было куда важнее, чем постлая банальщина.

Слова регистратора были где-то позади, на грани сознания.

Генерал бережно сжимал ее руки, одними глазами обещая делать это всю свою жизнь.

И это обещание было намного глубже, чем что-либо.

— Ранин Максим Игоревич, согласен ли ты взять в свои законные жены стоящую рядом Вахрушеву Екатерину Юрьевну, быть ей опорой и поддержкой в болезни и здравии, в богатстве и бедности, не отпускать ее руки?

Теплый взгляд лишь на мгновение обводит хрупкую женскую фигуру.

— Всегда согласен.

— Вахрушева Екатерина Юрьевна, согласна ли ты взять в свои законные мужья стоящего рядом Ранина Максима Игоревича, быть ему опорой и поддержкой в болезни и здравии, в богатстве и в бедности, не отпускать его руки и делить с ним общую фамилию Ранина?

— Согласна.

Несмотря на улыбку, слезы мелким градом полились вниз, рискуя размыть макияж.

Она с ним, и все остальное не имеет значения.

— Тогда прошу вас расписаться. — Она подтягивает бланк, быстро получая желаемое. — А теперь обменяйтесь кольцами.

Первыми были крепкие мужские руки, ловко надевшие кольцо из белого золота на женский палец. Екатерина не отстала, чувствуя дрожь и важность происходящего.

— Я объявляю вас мужем и женой. Жених может поцеловать невесту.

Регистратор захлопнула папку, предоставляя пару друг другу.

Явно игнорируя чужие коментраии со стороны гостей об измненившимся статусе пары.

Не теряя ни секунды, уже муж притянул свою красавицу к себе, наконец-то одаривая ее страстным поцелуем. Изнуряющем и утопающем, как будто не было никого и ничего кроме них во всей округе.

Притом каждое его движение было наполненно чистейшим трепетом и нежностью, сильно гранича с суровой генеральской натурой.

Но именно рядом с этой женщиной любая жесткость и требовательность отходила на задний план, притупляя всё, кроме искренней симпатии и желания быть рядом.

— Теперь ты моя, Екатерина Ранина. — Он мягко улыбнулся, после чего его рука осторожно спустилась вниз, прижимаясь к ее едва заметному животу. — Теперь эта красотка только наша с тобой, ребенок.

***

Укутавшись в теплое кашемировое платье и шаль, она прижала к себе ноутбук, чтобы проверить статистику просмотров в рабочем журнале.

Комната, наполненная подснежниками, появившимися в доме еще в начале марта, создавала приятный сладкий аромат. А тюльпаны, которые остались с восьмого марта, не вмещались ни в одну вазу, из-за чего пришлось раскидать их по четырем другим.

Это облагораживало гостиную, придавая ей вид оранжереи.

Прошло всего лишь полгода с момента, как она получила статус жены, и не было и дня, чтобы хоть одна ваза в этом доме пустовала.

Ее мужчина никогда не входил в число тех, кто считал, что подарки должны быть только лишь вещественными.

Он всегда говорил, что впечатления намного важнее долговечности.

Захлопнув крышку ноутбука, Екатерина улыбнулась, поглаживая внушительный живот.

— Макси-им. — Весело протянула, ожидая реакцию мужа.

Мужчина, уткнувшийся в распечатанные отчеты, раскинутые на диване прямо напротив ее кресла, оторвался, фокусируя свое внимание на жене.

— Что такое, женушка? — Его взгляд смягчился. Как и каждый раз, когда он замечал ее руку на животе. — Еще клубники с активированным углем?

Она весело улыбнулась, покосившись на тарелку, что все еще не опустела.

— Я все думала, а что ты написал на обратной стороне фотографии еще тогда на набережной?

Он заговорщицки усмехнулся, после чего потянулся к пиджаку, лежавшему на спинке дивана.

Занырнув во внутренний карман, генерал вынул фотографию, не потерявшую своего внешнего вида.

Ту самую, на которой было отчетливо видно бледную, как полотно после операции, его любимую жену.

Не думая, он протянул ей картинку.

*

24.08.2025

Твои мама и папа во время своего первого уикенда в Смоленске.

Поправка

. Именно сейчас я понял, что в скором времени сделаю твоей очаровательной матери предложение.*

— Так значит, ты настолько был самоуверен, что подумал об этом еще тогда?

Она мягко улыбнулась.

Хотя на деле неподдельный визг так и напрашивался наружу, чтобы повиснуть у него на шее.

— Было бы странным не хотеть от тебя детей, если я уже тогда хотел не отпускать тебя от себя никуда дальше соседней комнаты.

Всего на мгновение ей хотелось упрекнуть своего генерала.

Напомнить, как после этого он смог позволить ей уехать.

Но Катя не стала.

Это душевное спокойствие и радость затмевали любые обиды.

Максим каждый день доказывал ей то, что она не ошиблась, и для девушки это было важнее всего.

— Тогда давай создадим еще одно воспоминание.

Ей не стоило продолжать.

Поднявшись, мужчина скрылся в коридоре, возвращаясь уже с фотоаппаратом мгновенной печати.

Усевшись на подлокотник ее кресла, он нежно обнял жену, направляя на них вспышку объектива.

После чего осторожно перевернул снимок, укладывая его на стол.

— Что же мы напишем? — Девушка хохотнула, разглядывая задумчивого мужчину, раскручивающего в руках черный перманентный маркер.

— В ожидании тебя, принцесса. — Проговорил вслух, после чего начал медленно вырисовывать на плотной бумаге.

Еще после свадебного путешествия они узнали о том, что ждут дочь.

И это вынудило растаять сердца всех приближенных к их семье генералов.

Желанный ребенок, желанная внучка.

— В ожидании тебя, принцесса? — Катя нахмурилась, уточнив. Максим кивнул, и его взгляд стал более серьезным, заметив ее бледность. — Кажется, эта принцесса с тобой не согласна и уже хочет на фото.

Вскрикнув, она сильнее сжалась, осторожно поглаживая живот.

Паника медленно подступила с неприятной пульсацией внизу живота.

— Катя... — Хотел успокоить жену генерал.

Но женщина командно подняла руку.

— Максим! Вызывай скорую. — Не сдерживая крика, прокричала гражданка Ранина.

И живот вновь скрутило в болезненной судороге.

Но Максим не растерялся. Оправдывая свое звание генерала, он методично забрал сумку, надевая на жену сапоги и теплое пальто.

Параллельно напоминая ей дышать и связываясь с частной клиникой.

И всего через два часа громкий детский крик оглушил просторную палату, сопровождаясь новой порцией слез. Но уже счастливых.

— Такая же нетерпеливая, как и твоя мать. — Максим с блаженной улыбкой поцеловал дочь в мокрый лобик, возвращая матери.

— Максим. — Недовольно зашипела девушка, будучи переполненной эмоциями.

Но кроме улыбки она выдавить из себя ничего не смогла.

— Смотри, доченька, однажды и ты завоюешь своего бессовестного генерала. — Тихо шепнула на ушко ребенку новоиспеченная мамочка.

И лишь встретившись глазами с Максимом, она поняла, что ничего из пройденого не было зря.

*********************************************************

Дорогие мои читатели и читательницы! Вот и подошла книга «Бесовестного генерала и его дерзкой журналистки» к своему логическому финалу. Пройдя огонь, воду и медные трубы, эти двое всё же смогли стать счастливыми, не отдавая никому собственное счастье. Что, я считаю, должен делать каждый из нас.

Этой книгой я хотела показать жизнь в военном гарнизоне и как непросто бывает между собственными принципами и чувствами. К чему приводит ложь и как важно жить сейчас, невзирая ни на какие-либо посторонние факторы.

Я хочу поблагодарить каждого из вас за отдачу и поддержку! Поверьте, это всё для меня бесценно. Это была первая моя книга, и, безусловно, она уже заняла отдельное место в моем сердце. Надеюсь, я и дальше вас не разочарую, именно поэтому приглашаю вас в свои дерзкие новинки)

С тяжелым сердцем нажимаю кнопку *завершить*

Ваша Катрин.????????????????

Конец