Разбудить сердце

Глава 1

Дмитрий Ковалев

Утро началось, как всегда, с крика. Екатерина стояла в дверях нашей спальни, сжимая в руках телефон, будто это было оружие. Ее голос, высокий и резкий, резал воздух, как нож.

— Ты вообще меня слушаешь? Я сказала, мне нужен новый водитель! Этот идиот опять опоздал, и я чуть не пропустила встречу с девочками!

Я сидел на краю кровати, натягивая рубашку, и пытался не смотреть на нее. Шесть лет брака научили меня, что проще молчать. Если ответить, будет хуже — она найдет, к чему прицепиться, и начнется очередной скандал. Я взглянул на часы: семь утра. Еще один день, который я проведу, считая минуты до конца.

— Я разберусь, — буркнул, застегивая пуговицы. — Позвоню в агентство.

— Разберусь, разберусь! — передразнила она, закатив глаза. — Ты всегда так говоришь, а потом ничего не делаешь. Может, тебе вообще плевать на меня?

Я сжал челюсть, чувствуя, как привычная тяжесть оседает в груди. Екатерина была красива — никто бы не спорил. Высокая, с идеальной фигурой, светлыми локонами и глазами, которые когда-то казались мне загадочными. Теперь я видел в них только холод и вечное недовольство. Она была как дорогая картина: эффектная, но пустая. Наш брак был сделкой, навязанной отцом ради спасения компании. Тогда я думал, что смогу привыкнуть. Ошибся.

— Кать, мне пора на работу, — сказал я, вставая. — Если тебе нужен водитель, напиши Лене, она займется.

Жена фыркнула, швырнув телефон на кровать.

— Конечно, беги на свою работу. Это единственное, что тебя волнует. А я тут сижу, как в клетке, пока ты строишь из себя большого босса!

Я не ответил. Зачем? Она все равно не услышит. Я прошел мимо нее, чувствуя, как воздух в комнате становится тяжелее. В зеркале в коридоре мелькнуло мое отражение: тридцать пять лет, подтянутый, в дорогом костюме, но с глазами, которые давно ничего не ждут. Иногда я задавался вопросом, когда я стал таким. Когда жизнь превратилась в бесконечный цикл из работы, дома и этих бессмысленных ссор?

В машине, по дороге в офис, я наконец выдохнул. Москва гудела за окнами: пробки, сигналы, спешащие пешеходы. Я смотрел на них и думал, что их жизнь, наверное, не сильно отличается от моей. Все мы бежим по кругу, притворяясь, что это имеет смысл. Мой бизнес процветал — по крайней мере, на бумаге. Контракты, сделки, миллионы. Но каждый раз, подписывая очередной документ, я чувствовал пустоту. Как будто все это было не моим. Как будто я жил чужую жизнь.

Отец, всегда говорил, что я должен быть благодарен. Он вытащил меня из долговой ямы, когда компания чуть не рухнула. Но цена была высокой — брак с Екатериной, слияние с ее семейным бизнесом, и вечное чувство, что я марионетка в его руках. Я пытался бунтовать в первые годы, но потом сдался. Спорить с отцом было как бросать камни в стену — они либо отскакивают, либо разбиваются.

В офисе было тихо, только гудение кофемашины нарушало утреннюю тишину. Моя секретарша Лена уже сидела за своим столом, сортируя письма. Она была единственным человеком, который мог выдержать мой характер и не задавать лишних вопросов.

— Доброе утро, Дмитрий Сергеевич, — сказала она, протягивая мне папку. — Ваш отец звонил. Много раз.

Я остановился, глядя на Лену с усталым раздражением. Отец звонил. Конечно, он звонил. Как будто утро и без того не было достаточно паршивым.

— Лена, если он еще раз позвонит, сразу соединяй, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри все кипело. — Не хочу, чтобы он потом обвинял меня в том, что я его игнорирую.

Лена кивнула, ее лицо осталось бесстрастным, но я заметил легкую искру сочувствия в ее глазах. Она знала, каков мой отец, и, кажется, понимала, что каждый его звонок — это как натягивание струны, которая вот-вот лопнет.

— Поняла, Дмитрий Сергеевич, — ответила она, возвращаясь к своим бумагам.

Я прошел в кабинет, закрыв за собой дверь чуть резче, чем нужно. Здесь, за массивным столом из темного дерева, я мог хотя бы на миг притвориться, что контролирую свою жизнь. Кабинет был моим убежищем: строгие линии мебели, панорамные окна с видом на серую Москву, полки с книгами, которые я никогда не открывал. Все это было дорого, престижно, но так же пусто, как и моя жизнь. Я бросил папку на стол и рухнул в кресло, потирая виски. Кофе, который Лена поставила на край стола, уже остыл, но я все равно сделал глоток.

Прошло около получаса, когда раздался стук в дверь. Лена заглянула в кабинет, ее лицо было, как всегда, спокойным, но я заметил легкое напряжение в ее позе.

— Дмитрий Сергеевич, ваш отец на линии, — сказала она, указывая на телефон на моем столе.

Я кивнул, чувствуя, как внутри все сжимается. Разговор с отцом никогда не был просто разговором — это всегда был допрос, приказ или лекция о том, как я должен жить.

— Соединяй, — сказал, откидываясь в кресле и готовясь к очередному раунду.

Лена вышла, и через секунду телефон на столе зазвонил. Я снял трубку, стараясь держать голос нейтральным.

— Да, отец, — начал я, не давая ему первым слова. — Что на этот раз?

— Дмитрий, — его голос, как всегда, был твердым, с той властной интонацией, которая заставляла чувствовать себя мальчишкой, а не мужчиной. — Ты почему не отвечаешь на звонки? Я тебе три раза звонил.

— Я был занят, — соврал, глядя на нетронутую папку на столе. — Что случилось?

— Случилось, — отрезал он. — Сегодня в твою компанию придет новый сотрудник. Анастасия Волкова, дочь Игоря. Ты его знаешь.

Я нахмурился, чувствуя, как раздражение снова закипает. Игорь Волков — старый приятель отца, такой же властный и расчетливый. Его дочь? Еще одна избалованная наследница, которую нужно пристроить, чтобы папаша мог похвастаться перед друзьями. Замечательно.

— Пап, у меня не детский сад, — сказал я, стараясь держать себя в руках. — Зачем мне это? Штат и так раздут, а я не собираюсь нянчиться с какой-то девчонкой.

— Не обсуждается, — его голос стал жестче, как стальной прут. — Игорь попросил, чтобы она поработала у тебя. Научишь ее, как вести бизнес. Она только вернулась из-за границы, умная девочка, но без опыта. Сделаешь это ради меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ради него. Эти слова были как удар под дых. Все, что я делал последние годы, было ради него. Брак с Екатериной, слияние компаний, бесконечные сделки, которые он одобрял, не спрашивая моего мнения. Я сжал кулак, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь.

— Ладно, — выдавил, хотя внутри все кричало от злости. — Но если она не справится, я не буду держать ее за ручку. И не проси.

— Договорились, — в его голосе мелькнула тень удовлетворения. — И, Дима, не будь таким мрачным. Ей двадцать четыре, она не ребенок. Прояви хоть немного гостеприимства и не пугай ее.

Я бросил трубку, не попрощавшись. Гостеприимство. Как будто я был способен на это после всего. Я откинулся в кресле, глядя на потолок. Анастасия Волкова. Имя звучало как очередная проблема, которую мне придется решать. Я уже представлял, как она врывается в офис с дорогущей сумкой, требуя внимания и жалуясь на скуку. Такие, как она, всегда одинаковые — избалованные, самоуверенные, уверенные, что мир крутится вокруг них.

— Сука – процедил сквозь зубы и снова повернулся к окну.

«Охренительно, просто замечательно».

Глава 2

Анастасия Волков

а

Аэропорт Шереметьево гудел, как улей, полный раздраженных пчел. Люди толкались, тащили чемоданы, орали в телефоны, а я стояла у выхода из зоны прилета, сжимая ручку своего потрепанного рюкзака. Москва встретила меня серым небом и запахом сырого асфальта, который пробивался даже сквозь стеклянные стены терминала. Я вернулась. После восьми лет за границей, где я училась, работала, драила полы в кафе и училась держать язык за зубами, я снова здесь. И, честно говоря, не знаю, радоваться мне или бежать обратно к стойке регистрации за билетом в один конец.

Я поправила лямку рюкзака, чувствуя, как джинсы и простая черная футболка липнут к телу после долгого перелета. Моя одежда была удобной, но явно не соответствовала ожиданиям человека, которого я собиралась встретить. Отец. Игорь Волков. Человек, который отправил меня в Лондон в пятнадцать лет, после смерти мамы, потому что я, видимо, слишком мешала его блестящей жизни. За все эти годы он звонил ровно четыре раза — и то, чтобы напомнить, что деньги на моем счету. Деньги, которые я никогда не трогала. Я работала официанткой, репетитором, даже мыла посуду в забегаловке, но гордо возвращала каждый его перевод обратно.

Я заметила его издалека. Высокий, в безупречном сером костюме, с идеально уложенными волосами, тронутыми сединой. Он стоял, скрестив руки, и смотрел куда-то поверх толпы, будто я была очередной деловой встречей, которую нужно отработать. Его лицо, холодное и жесткое, как гранит, не изменилось, когда я подошла ближе. Я остановилась в паре шагов, чувствуя, как горло сжимает от смеси злости и глупой, детской надежды. Может, он хоть раз посмотрит на меня как на дочь?

— Здравствуй, папа, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри все кипело.

Он медленно опустил взгляд, окинув меня с ног до головы. Его брови сошлись, а губы скривились в знакомой гримасе презрения. Я знала этот взгляд — он появлялся, когда он смотрел на что-то, что считал недостойным своего внимания.

— Ты что на себя нацепила? — его голос был резким, как щелчок хлыста. — Это что, твой гардероб теперь? Джинсы и эта... тряпка? Ты хоть понимаешь, как выглядишь?

Я сжала зубы, чувствуя, как щеки вспыхивают. Моя футболка была чистой, джинсы — удобными, а кеды, хоть и потрепанные, прошли со мной пол-Европы. Я не собиралась наряжаться в шелка ради человека, который не удосужился встретить меня с хотя бы подобием улыбки.

— А что, пап, ждал, что я выйду в вечернем платье и на шпильках? — ответила я, скрестив руки и чуть наклонив голову. — Извини, не успела заскочить в бутик по дороге из аэропорта. Перелет, знаешь ли, не располагает к дефиле.

Его глаза сузились, но он не ответил. Вместо этого повернулся и пошел к выходу, бросив через плечо:

— Идем. Машина ждет.

Я закатила глаза, но последовала за ним, таща рюкзак. Его черный внедорожник стоял у обочины, водитель в строгом костюме открыл дверь, едва завидев нас. Отец сел на заднее сиденье, даже не взглянув на меня. Я плюхнулась рядом, бросив рюкзак на пол. Салон пах дорогой кожей и его одеколоном — резким, как его характер. Машина тронулась, и он наконец заговорил, глядя в окно, будто я была пустым местом.

— Завтра ты начнешь работать. Я договорился с Ковалевым, у него своя компания. Его сын, Дмитрий, возьмет тебя в штат. Будешь учиться бизнесу. Настоящему, а не той ерунде, которой тебя пичкали в твоем университете.

Я замерла, чувствуя, как внутри закипает злость. Он даже не спросил, хочу ли я. Не поинтересовался, как я жила эти годы, чего добилась, чего хочу. Просто решил за меня, как всегда.

— Серьезно? — я повернулась к нему, не скрывая сарказма. — А ты не подумал, что я, может, сама могу выбрать, где работать?

Он наконец посмотрел на меня, его взгляд был холодным, как зимний ветер.

— Анастасия, не начинай, — сказал он, его голос был ровным, но в нем чувствовалась сталь. — Ты ничего не знаешь о реальном мире. Ковалев — мой старый друг, его сын знает свое дело. Ты будешь работать у него, и точка. Это не обсуждается.

Я фыркнула, откидываясь на сиденье.

— О, конечно, папа. Ты же всегда знаешь, что для меня лучше, правда? — я скрестила руки, глядя на него с вызовом. — А что, если я не хочу быть чьей-то подопытной кролькой? Может, у меня свои планы?

— Планы? — он усмехнулся, и эта усмешка была хуже пощечины. — Какие планы, Анастасия? Ты восемь лет бегала по заграницам, отвергая мои деньги, а теперь вернулась с рюкзаком и в этих... обносках. Хватит строить из себя независимую. Пора взрослеть.

Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Его слова жгли, но я не собиралась показывать, как они задели меня. Он всегда умел бить точно в цель.

— Взрослеть, говоришь? — я наклонилась к нему, мой голос стал тише, но язвительнее. — А ты, пап, когда начнешь быть отцом, а не директором? Или это тоже не обсуждается?

Он не ответил, лишь отвернулся к окну, будто я вообще перестала существовать. Машина ехала по серым московским улицам, и молчание между нами было тяжелее, чем пробки снаружи. Я смотрела на его профиль — жесткий, неподвижный, как каменная маска. В детстве я мечтала, что однажды он обнимет меня, скажет, что гордится. После смерти мамы я ждала, что он хоть раз спросит, как я. Но он просто отправил меня в Лондон, как ненужный багаж. И теперь, спустя годы, ничего не изменилось.

— Завтра в девять будь готова, — сказал он, не глядя на меня. — Водитель отвезет тебя в офис Ковалева. И, Анастасия, не позорь меня.

Я усмехнулась, глядя в окно.

— Не переживай, пап. Я всегда прихожу вовремя. В отличие от твоих отцовских чувств.

Машина остановилась у ворот роскошного особняка в элитном районе Москвы. Дом возвышался, как дворец: белоснежный фасад с высокими колоннами, огромные окна с витражными вставками, отражавшие последние лучи заката, и кованые ворота, украшенные витиеватыми узорами. Вокруг раскинулся ухоженный сад с идеально подстриженными кустами роз и фонтаном, чьи струи тихо журчали в вечерней тишине. Это был дом человека, чье влияние чувствовалось в каждом сантиметре: Игорь Волков, мой отец, не просто богат — он был из тех, кто диктует правила. Но для меня этот особняк был лишь красивой клеткой, где я когда-то потеряла маму и надежду на семью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я выбралась из машины, сжимая ручку потрепанного рюкзака, и на миг замерла, глядя на дом. Воспоминания нахлынули, как волна. Я вспомнила, как в детстве бегала по этим мраморным коридорам, держа маму за руку. Ее смех, теплый и звонкий, отдавался эхом в огромном холле. Она учила меня плести венки из цветов в саду, пока садовник делал вид, что не замечает, как мы топчем его газоны. Тогда этот дом был живым, полным света. После ее смерти он стал музеем — холодным, бездушным, как мой отец. Я сглотнула ком в горле, отгоняя тоску. Не время.

Дверь открылась, и на пороге появилась Марья Ивановна, наша домработница. Ее доброе лицо, с мелкими морщинками и теплыми глазами, расплылось в улыбке, едва она меня увидела. Она не изменилась: невысокая, с седеющими волосами, убранными в аккуратный пучок, в простом платье и переднике, который, кажется, был тот же, что и восемь лет назад.

— Настенька! — воскликнула она, раскинув руки и шагнув ко мне. — Девочка моя, вернулась наконец!

Я не сдержала улыбки, чувствуя, как ее тепло растворяет холод, оставленный отцом. Марья Ивановна обняла меня крепко, пахнущая лавандой и свежим тестом, и на миг я снова стала той девчонкой, которая пряталась на кухне, пока она пекла пироги.

— Марья Ивановна, — пробормотала я, уткнувшись в ее плечо. — Как же я по вам соскучилась.

Она отстранилась, держа меня за плечи и разглядывая с материнской заботой.

— Худющая стала! — покачала она головой. — Что там, в этой загранице, не кормили тебя, что ли? Пойдем, я тебе сейчас что-нибудь приготовлю. Что хочешь? Борщ? Или пирожков напеку, с картошкой, как ты любила?

Я рассмеялась, чувствуя, как напряжение отпускает. Отец тем временем молча прошел мимо нас, даже не взглянув в мою сторону. Его шаги гулко отдавались в просторном холле, отделанном мрамором и хрустальными светильниками. Он поднялся по широкой лестнице к своему кабинету, и дверь наверху хлопнула с глухим звуком. Как типично. Он всегда так делал — исчезал, оставляя меня разбираться с собой.

— Без разницы, Марья Ивановна, — сказала я, глядя на нее с улыбкой. — Главное, чтобы готовили вы. Я так соскучилась по вашей стряпне. Заграничная еда вкусная, но я все равно мечтала о ваших пирогах. Вы готовите, как мама.

Ее глаза заблестели, и она легонько шлепнула меня по плечу, скрывая смущение.

— Ох, Настенька, ну что ты такое говоришь! — сказала она, но улыбка стала еще шире. — Ладно, дорогая, я приготовлю. Пирожки с картошкой и, может, супчику наведу. Иди, располагайся, а я на кухню.

Я кивнула, чувствуя, как тепло ее слов оседает в груди. С рюкзаком на плече я поднялась по мраморной лестнице, чьи перила сверкали позолотой. Коридор второго этажа встретил меня запахом дорогого дерева и тишиной, нарушаемой лишь далеким тиканьем часов. Моя комната была в самом конце, и, открыв дверь, я замерла. Все осталось, как я помнила: просторная кровать с шелковым голубым покрывалом, письменный стол у огромного окна с видом на сад, полки с книгами, которые я читала в детстве. На стене висел мой старый рисунок — кривоватый пейзаж с рекой, который мама почему-то любила. Занавески с цветочным узором слегка колыхались от сквозняка.

Я бросила рюкзак на кровать и подошла к окну, глядя на сад. Фонтан сверкал в свете фонарей, а качели под старым дубом тихо покачивались. Я снова услышала мамин смех, как эхо из прошлого, и сжала кулаки, прогоняя тоску. Завтра меня ждет новая работа, новый босс, который, судя по всему, будет еще одним надутым типом вроде отца. Но я не собираюсь сдаваться. Если этот Дмитрий думает, что я стану послушной девочкой с блокнотиком, он сильно ошибается. Я — Анастасия Волкова, и я докажу, что могу быть кем угодно, даже если весь мир против меня.

Глава 3

Дмитрий Ковалев

Шесть утра, а конференц-зал уже был пропитан напряжением, как воздух перед грозой. Я стоял во главе стола, упираясь кулаками в полированную столешницу, и смотрел на своих подчиненных, чьи лица выражали усталость и плохо скрываемый страх. Я созвал это совещание в пять утра, когда мне позвонили из отдела логистики с новостью, что наш крупнейший клиент, немецкая корпорация, угрожает разорвать контракт из-за сбоя в поставках. Проблема была в таможне — груз застрял на границе из-за какой-то бюрократической ерунды. Три часа мы бились над решением, но каждый предложенный план рассыпался, как карточный домик. Мои люди переглядывались, боясь лишний раз поднять глаза, а я чувствовал, как раздражение закипает в груди.

— Если мы не решим это до конца дня, немцы уйдут к конкурентам, — сказал я, мой голос был холодным, как сталь. — Кто-нибудь хочет предложить что-то, кроме отговорок?

Сергей, наш логист, нервно заерзал, теребя ручку. Он открыл было рот, но под моим взглядом тут же сник.

— Можно... попробовать договориться с таможней напрямую, — выдавил он, но его голос дрожал.

— Договориться? — я прищурился, чувствуя, как терпение тает. — Они уже три дня кормят нас обещаниями. Мне нужен результат, а не разговоры.

Зал замолчал. Все знали, что я не терплю провалов. На работе я был другим — расчетливым, жестким, всегда на шаг впереди. Коллеги сторонились меня, и это было правильно. Страх заставляет людей работать лучше. Но сейчас их молчание только раздражало. Время шло, а мы топтались на месте.

Часы показывали половину десятого, когда дверь конференц-зала приоткрылась. Лена, моя секретарша, заглянула внутрь, ее лицо было спокойным, но в глазах мелькнула тень беспокойства.

— Дмитрий Сергеевич, — сказала она тихо, но достаточно громко, чтобы привлечь внимание. — Девушка ждет вас в приемной. Уже полчаса.

Я нахмурился, пытаясь сообразить, о ком она. И тут меня осенило. Анастасия Волкова. Новая сотрудница. Дочка друга отца. Черт, я совсем забыл. Разговор с отцом вчера выбил меня из колеи, и я даже не посмотрел ее резюме. Еще одна головная боль, которую мне придется разгребать.

— Закругляемся, — бросил я, выпрямляясь. — Сергей, к обеду жду план, как вытащить груз. Без вариантов. Остальные — работайте. Разойдитесь.

Люди зашевелились, собирая бумаги и стараясь не встречаться со мной взглядом. Я вышел из зала, чувствуя, как напряжение в плечах становится тяжелее. Лена шла следом, молча, ожидая указаний.

— Пусть заходит, — сказал я, направляясь в свой кабинет. — И, Лена, кофе. Покрепче.

Она кивнула и исчезла. Я вошел в кабинет, бросил пиджак на спинку кресла и сел, пытаясь собраться с мыслями.

Дверь открылась, и я поднял взгляд. Она вошла, и я невольно замер. Анастасия Волкова была именно тем, кого я ожидал, и в то же время — чем-то большим. Высокая, с фигурой, которую подчеркивал безупречный костюм — темно-синий, явно сшитый на заказ, из ткани, которая стоила больше, чем месячная зарплата половины моих сотрудников. Ее темные волосы были уложены в идеальный пучок, ни одной лишней пряди, а сумка в ее руке — черная, кожаная, с золотой фурнитурой — кричала о больших деньгах. Все в ней — от золотых сережек до туфель на невысоком, но явно дорогом каблуке — говорило о достатке, о жизни, где слово "экономия" не существует. Она была смазливой, даже слишком: острые скулы, большие глаза, губы, которые, казалось, созданы для глянцевых обложек. Но в ее взгляде было что-то, что не вписывалось в образ избалованной принцессы — холодная уверенность, почти вызов.

— Дмитрий Сергеевич? — сказала она, протягивая руку. Ее голос был мягким, но с легкой ноткой насмешки. — Анастасия. Приятно познакомиться.

Я пожал ее руку, отметив, что рукопожатие твердое, уверенное.

— Садитесь, — сказал я, указывая на кресло напротив стола. — Давайте сразу к делу. Что вы умеете? У вас есть опыт, который может быть полезен здесь?

Она села, скрестив ноги, и посмотрела на меня с легкой улыбкой, которая казалась слишком уверенной для новичка.

— Диплом по экономике с отличием, Лондонский университет, — начала она, ее голос был спокойным, деловым. — Три года в стартапе, из них два — в отделе аналитики. Я работала с данными, прогнозировала тренды, помогала выводить компанию на новый рынок. Если вам нужны цифры, я их понимаю. Если нужен анализ — я его сделаю.

Я кивнул, листая ее резюме, которое Лена положила на стол перед совещанием. Все выглядело впечатляюще, но я знал, как легко можно приукрасить бумагу. Особенно когда за тобой стоит папа с толстым кошельком.

— Хорошо. Тогда начнем с малого. Завтра получите доступ к отчетам по текущим проектам. К концу недели жду от вас анализ. Если справитесь, будем говорить о чем-то серьезнее. Если нет — не тратьте мое время.

Она кивнула, ее взгляд не дрогнул.

— Справлюсь, — ответила она коротко. — Еще что-то?

Разговор шел спокойно, деловой, без лишних эмоций. Она отвечала четко, уверенно, не упоминая отца, что меня немного удивило. Я ожидал, что она начнет козырять его именем, но она держалась так, будто действительно пришла работать. Это почти впечатляло. Я встал, обошел стол и остановился перед ней, глядя сверху вниз.

— И последнее, Анастасия, — сказал, намеренно делая голос холоднее. — Здесь вам придется работать, как всем. Никаких поблажек. Если вы думаете, что положение вашего отца что-то значит в этом офисе, то не надейтесь. Здесь я решаю, кто остается, а кто вылетает.

Ее глаза вспыхнули. Она вскочила с кресла, оказавшись почти вровень со мной, несмотря на разницу в росте. Ее щеки порозовели, а голос, до того спокойный, теперь дрожал.

— Не смейте со мной так разговаривать! — процедила Анастасия сквозь зубы, тыча в меня своим тонким пальцем, на котором блестело кольцо, явно стоившее больше, чем половина мебели в моем офисе. — Я работала в Лондоне, пока вы тут подписывали свои бумажки, и поверьте, я знаю, чего стою! Если вы считаете, что я какая-то избалованная девчонка, которая будет кивать на каждый ваш чих, то это

вы

ошибаетесь! Даже если не я сама выбирала это место, я не позволю...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Достаточно, — оборвал ее, чувствуя, как раздражение закипает в груди, как лава. — Отчеты на моем столе к пятнице. Свободны.

Анастасия замерла, ее губы сжались в тонкую линию, а глаза сузились до щелок. Она фыркнула — громко, с таким презрением, что я невольно сжал кулаки. Этот звук был как пощечина, и ее надменный взгляд только подливал масла в огонь. Она развернулась на каблуках, ее дорогущий костюм шелестнул, подчеркивая каждый ее шаг, и вышла, хлопнув дверью так, что стекла в окнах едва не задрожали.

Я остался один, глядя на закрытую дверь, и чувствовал, как раздражение пульсирует в висках. Анастасия Волкова была именно тем, что я ненавидел: папина дочка, вся в лоске больших денег, от уложенных волос до этих чертовых туфель, которые, наверное, стоили больше, чем зарплата Лены за год. Ее уверенность, ее дерзость, ее манера смотреть на меня, будто я — пустое место, — все это бесило до чертиков. Она думала, что может вломиться сюда и диктовать свои правила? Ошибается. Я откинулся в кресле, потирая виски. Эта девчонка — ходячая проблема, и я не собираюсь тратить на нее больше времени, чем нужно. Пусть провалится с отчетами, и я с чистой совестью отправлю ее обратно к папочке.

Я вернулся домой за полночь, надеясь на тишину. Квартира на семнадцатом этаже встретила меня темнотой и гробовой тишиной. Ни звука телевизора, ни цоканья каблуков Екатерины. Только слабый запах ее духов — цветочных, с ноткой чего-то приторного — витал в воздухе. Я сбросил пиджак, ослабил галстук и прошел в гостиную, не включая свет. Темнота успокаивала. Хотелось запереться в кабинете с виски и забыть про день, про отца, про эту чертову Волкову.

Я прошел в ванную, сбросив рубашку и брюки на пол. Горячий душ смывал усталость, но мысли о работе лезли в голову. Отчеты, контракты, отец, вечно диктующий, что делать. Выключил воду, вытерся и накинул халат. Выйдя в гостиную, направился к бару, но не успел налить виски — входная дверь с грохотом распахнулась.

Екатерина ввалилась, пошатываясь на шпильках. Ее короткое красное платье, обтягивающее, как вторая кожа, сверкало блестками в свете уличных фонарей. Волосы растрепались, макияж размазался, от нее разило текилой и сладкими коктейлями. Она бросила сумочку на пол, выронив помаду и ключи, и уставилась на меня мутным взглядом.

— О, ты дома, — протянула она хрипловато, с намеком на ссору или манипуляцию. — А я думала, ты опять в офисе, как задрот.

Я сжал челюсть, раздражение накатило волной. Хотелось сказать, чтобы валила спать, но это было бесполезно. Она — как мина, готовая взорваться.

— Ты пьяна, Кать, — сказал я ровно. — Иди спать.

Она рассмеялась, громко, театрально, и шагнула ко мне, чуть не споткнувшись. Ее рука вцепилась в мой халат.

— Пьяна? — переспросила, наклоняясь ближе. Ее дыхание пахло алкоголем и мятной жвачкой. — Ты всегда такой скучный, Дим. Что, мне нельзя повеселиться? Ты же занят своей работой, а я что должна делать?

Я отстранился, убирая ее руку. Как бы я ни ненавидел ее капризы и пустоту, я не мог отрицать — Екатерина чертовски красива. Классная задница, подчеркнутая платьем, и грудь, готовая вырваться из декольте. Она знала, как этим пользоваться.

— Кать, я не в настроении, — сказал я, поворачиваясь к бару. — Завтра поговорим.

— Завтра, завтра! — передразнила она, чуть не врезавшись в столик. — Я устала ждать, пока ты вспомнишь, что у тебя есть жена!

Налил виски, не глядя на нее. Ее слова отскакивали, как горох от стены. Жена. Пустое слово. Я сделал глоток.

— Если тебе так плохо, Кать, почему ты здесь? Развод — не сложная штука.

Она ахнула и шагнула ко мне. Обвила талию сзади, прижавшись грудью к моей спине. Ее голос стал мягким, почти шепотом.

— Дима, ну что ты, — защебетала, скользя пальцами по халату. — Ты же знаешь, я тебя люблю. Помнишь, какими мы были раньше? Все еще можно исправить.

Я замер, ее слова — пустой звон, но прикосновения будили что-то внутри. Я хотел оттолкнуть ее, но она развернула меня к себе, рванула халат, обнажив грудь, и опустилась на колени. Ее руки скользнули по бедрам, а глаза упали, на вялый, уставший член. Уголки ее губ дрогнули, а после несмотря на мою безучастность, она взяла его в рот.

Черт возьми, сосала она охренительно, и этого я не мог отрицать. Пару движений и я был готов. Ее губы, влажные и горячие, двигались с дразнящей точностью, то плотно обхватывая, то играя языком, медленно, чувственно, выбивая из меня контроль. Ее пальцы сжимали мои бедра, ногти впивались в кожу, добавляя остроты. Она то ускоряла ритм, то замедляла, словно дразня, зная, как довести до края. Ее растрепанные волосы падали на лицо, и она откидывала их, не прерываясь. Грудь покачивалась в такт, декольте едва держало ее формы. Как бы я ни ненавидел ее, эта красота — задница, грудь, эти движения — действовали, как ток по венам.

Жар накатил, пульс стучал в висках, и я не выдержал. Резко схватил ее под руки, поднял с колен, развернул и перегнул через стеклянный кофейный столик. Она ахнула, но не сопротивлялась, ее пьяный смех перешел в стон. Я задрал ее платье, обнажая ту самую охрененную задницу, и вошел в нее, резко, без слов.

Стол скрипел под ее весом, ее руки цеплялись за края, пока я двигался, быстро, почти яростно.

Это не было любовью — чистое влечение, животное, бездумное. Ее стоны, хриплые и пьяные, заполняли комнату, смешиваясь с запахом алкоголя и ее духов.

Я сжал ее бедра, чувствуя, как напряжение дня растворяется в этом акте, в ее теле, которое, несмотря на все, тянуло меня, как магнит.

Когда я кончил, она так и осталась лежать на столе, тяжело дыша.

Я отступил, запахивая халат.

— Видишь, Дима, я все еще могу тебя завести, — сказала она хрипло, с пьяным триумфом.

Я не ответил.

Пошатываясь, она направилась в спальню, каблуки гулко стучали по паркету. Дверь хлопнула, и тишина вернулась.

Я взял стакан виски, прошел в кабинет и рухнул в кресло у окна. Москва сверкала за стеклом, холодная и равнодушная. Мысли о завтра — Анастасия, отец, контракты — лезли в голову, но я отмахнулся.

Хватит на сегодня.

Глава 4

Анастасия Волкова

Утро встретило меня холодным светом, пробивающимся сквозь тяжелые шторы. Я сидела на краю кровати, глядя на серую Москву за окном, и пыталась собраться с мыслями. Машина ждала внизу, водитель, как всегда, был пунктуален — отец не терпел опозданий, даже от тех, кто просто выполнял его приказы. Я натянула свои любимые черные брюки — не Gucci, не Chanel, а простые, но идеально сидящие Zara, которые я купила в Лондоне на распродаже. К ним — белая рубашка, слегка приталенная, с закатанными рукавами, чтобы не выглядеть слишком чопорно. Никаких шпилек, только удобные кожаные балетки. Практично, стильно и, главное, мое. Не то, что вчера.

Вчерашний день до сих пор отдавал горечью. Отец разбудил меня в пять утра, когда за окном еще не было ни намека на рассвет. Его голос в трубке был, как всегда, резким: «Анастасия, стилисты будут через час. Не заставляй их ждать». Я даже не успела возразить. К тому времени, как я спустилась в гостиную, там уже суетились двое: визажист с чемоданом косметики и стилист с вешалкой, на которой висел темно-синий костюм, сшитый, будто для куклы с витрины. Я смотрела на себя в зеркало, пока они колдовали надо мной — пучок, тугие локоны, идеальный макияж, подчеркивающий скулы и глаза. Все это было красиво, но не мной. Я чувствовала себя манекеном, которого нарядили, чтобы выставить напоказ. Отец хотел, чтобы я выглядела как его продолжение — идеальная, дорогая, безупречная. Но я ненавидела этот образ. Он был чужим, как и его ожидания.

В машине, по дороге в офис Ковалева, я смотрела на проплывающие за окном дома и думала о вчера. Моя вспышка в кабинете Дмитрия была ошибкой, и я это понимала. Я сорвалась, когда он заговорил со мной, как с избалованной девчонкой. Его холодный тон, этот взгляд, будто я — пустое место, задели меня сильнее, чем я ожидала. Но, если честно, я сама дала ему повод так думать. В мире, где деньги и имя значат все, я привыкла к стереотипам. В Лондоне было то же самое. Отец не приезжал, но его тень всегда была рядом. Он звонил декану моего университета, чтобы «поболтать» о моей успеваемости, отправлял своих людей в кафе, где я работала официанткой, чтобы проверить, не позорю ли я его фамилию. Однажды я заметила одного из его помощников, сидящего за угловым столиком с кофе, который он даже не пил — просто наблюдал. Это бесило. Я хотела быть собой, а не «дочкой Волкова». Но вчера я перегнула палку, и сегодня собиралась исправить это. Дмитрий заслуживал извинений. Я не собиралась становиться его врагом, даже если он видел во мне лишь папину дочку.

Машина остановилась у высотки из стекла и бетона. Я вышла, вдохнув прохладный утренний воздух, и поправила рюкзак на плече. Сегодня я была собой — никаких дорогущих сумок, никакого лоска. Просто Анастасия, готовая работать. Внутри офис встретил меня гулом голосов и запахом свежесваренного кофе. Сотрудники, с которыми я мельком познакомилась вчера, оказались на удивление дружелюбными. Катя, девушка из отдела маркетинга, сразу подошла ко мне с улыбкой, протянув кружку с кофе. Она была невысокой, с короткими рыжими волосами и веснушками, которые делали ее похожей на озорную студентку. Ее энергия была заразительной, и за пять минут разговора я узнала, что она обожает итальянскую кухню, ненавидит ранние совещания и мечтает о поездке в Прагу.

— Ты новенькая, да? — спросила она, помешивая свой кофе. — Не переживай, тут не так страшно, как кажется. Ну, кроме... — она понизила голос, — кроме Ковалева, конечно. Он иногда как туча ходит, но привыкнешь.

Я улыбнулась, делая глоток кофе. Его горьковатый вкус успокаивал.

— Да, я заметила, — ответила я, вспоминая вчерашний холодный взгляд Дмитрия. — Но, думаю, я справлюсь.

Мы стояли у кофемашины, болтая о мелочах, когда атмосфера на этаже резко изменилась. Легкий гул голосов, смешки и стук клавиатур сменились тишиной, тяжелой, как свинец. Я обернулась и увидела его. Дмитрий Ковалев вошел на этаж, и его присутствие будто высосало весь воздух из комнаты. Он был высоким, выше, чем я запомнила, с широкими плечами, которые подчеркивал идеально сидящий темно-серый костюм. Его лицо — острые скулы, темные брови, сжатые губы — выглядело так, будто он только что вышел из битвы и готовился к следующей. Волосы, темные и слегка растрепанные, добавляли ему какой-то странной, почти хищной привлекательности. Но больше всего меня поразили его глаза — серые, холодные, как сталь, с искрой, которая могла быть как любопытством, так и раздражением. Он двигался уверенно, каждый шаг был точным, как будто он знал, что все взгляды прикованы к нему.

Сотрудники тут же разбежались по своим местам, будто школьники, застигнутые учителем. Катя шепнула мне «пока» и метнулась к своему столу, оставив меня одну с кружкой в руках. Я стояла, чувствуя себя нелепо, пока его взгляд не уперся в меня. Его брови изогнулись, и я уловила легкую тень удивления — или осуждения? — когда он окинул меня взглядом. Мои брюки, рубашка, балетки явно не вписывались в его ожидания. Он остановился на секунду, потом развернулся и пошел дальше, к своему кабинету.

Я сжала кружку, чувствуя, как щеки начинают гореть. Нет, я не собиралась снова молчать. Не сегодня.

— Дмитрий Сергеевич! — позвала я, ставя кружку на стол и быстро шагая за ним.

Он остановился, медленно обернулся и посмотрел на меня сверху вниз. Его лицо было непроницаемым, но в глазах мелькнула искра — любопытство? Раздражение? Я не могла понять. Он молчал, ожидая, пока я заговорю, и это молчание давило, как бетонная плита.

Я глубоко вдохнула, стараясь держать голос ровным.

— Я хотела извиниться за вчера, — начала я, глядя ему прямо в глаза. — Я была слишком резкой. Это было непрофессионально, и я понимаю, что дала вам повод думать обо мне... не лучшим образом. Я здесь, чтобы работать, и я сделаю все, чтобы доказать, что могу быть полезной. Отчеты будут на вашем столе к пятнице, как вы просили.

Его взгляд не дрогнул, но я заметила, как уголок его губ слегка дернулся — то ли насмешка, то ли что-то еще. Он молчал еще секунду, будто взвешивая мои слова, а потом кивнул, коротко и резко.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хорошо, — сказал он, его голос был низким, с легкой хрипотцой. — Посмотрим, что вы можете. Не подведите.

Он развернулся и ушел, оставив меня стоять посреди коридора. Я выдохнула, чувствуя, как напряжение отпускает. Это было не так страшно, как я думала. Но его взгляд, этот холодный, пронизывающий взгляд, все еще стоял перед глазами.

Дни до пятницы пролетели в странном ритме — смесь рутины, новых лиц и какого-то внутреннего напряжения, которое я не могла до конца объяснить. Офис Ковалева был как маленький улей: каждый знал свое место, но все держались настороже, будто ожидая внезапного урагана. Я быстро втянулась в работу. Мне выдали доступ к базе данных, кучу отчетов и прогнозов, которые нужно было разобрать. С утра до вечера я сидела за своим столом, уткнувшись в экран, выстраивая таблицы и графики. Экономика — это мой язык, цифры всегда говорили со мной яснее, чем люди. К концу второго дня я уже выловила пару несостыковок в отчетах по логистике, которые, кажется, никто до меня не замечал. Это придало мне уверенности — я была на своем месте, даже если Дмитрий Ковалев думал иначе.

Коллеги оказались неожиданно теплыми. Катя из маркетинга стала моим проводником в этом корпоративном лабиринте. Она тараторила без умолку, рассказывая сплетни о каждом сотруднике, от стажера до главного бухгалтера. За обедом в столовой она поделилась историей о том, как однажды кто-то пролил кофе на документы перед важной встречей, и Дмитрий отчитал весь отдел так, что люди боялись дышать. Но она же добавила, что он никогда не увольняет без причины — просто любит держать всех в тонусе. Еще был Саша, парень из IT, с вечно растрепанными волосами и шутками, которые заставляли меня смеяться громче, чем следовало. Он помог настроить мне доступ к серверу, попутно рассказывая, как однажды пытался починить принтер и случайно залил его чернилами. Они с Катей сделали эти дни легче, почти домашними. Я даже начала думать, что офис — не такое уж плохое место.

С Дмитрием я почти не пересекалась. Он появлялся редко, как тень, мелькал в коридорах или выходил из своего кабинета с телефоном у уха. Но каждый раз, когда я его видела, что-то внутри меня замирало. Он был… мощным. Не просто высокий или подтянутый — в нем была какая-то необъяснимая сила, которая заполняла пространство. Его движения, уверенные и резкие, его голос, низкий, с легкой хрипотцой, его взгляд, который, казалось, видел тебя насквозь. Однажды я поймала себя на том, что смотрю на него дольше, чем нужно. Он стоял в конце коридора, разговаривая с кем-то из логистов, и его рука, с закатанным рукавом рубашки, небрежно упиралась в стену. Я заметила, как напряглись мышцы под тканью, и тут же отвернулась, чувствуя, как щеки горят. Черт, Анастасия, соберись. Он твой босс, и он явно считает тебя проблемой. Но эти мимолетные встречи оставляли след — я не могла не замечать, какой он… мужчина.

К пятнице я была готова. Отчет лежал на столе Дмитрия еще до восьми утра — аккуратная папка с графиками, анализом и рекомендациями по оптимизации логистики. Я потратила на него три ночи, проверяя каждую цифру, чтобы не дать ему повода придраться. Это был мой шанс доказать, что я не просто дочка Волкова, а человек, который знает свое дело.

Утром я стояла у кофемашины с Леной, секретаршей Дмитрия. Она была спокойной, как скала, но с теплой улыбкой, которая делала ее почти родной. Я достала из ящика стола пачку печенья — овсяное, с шоколадной крошкой. Мы жевали его, болтая о мелочах, когда я кивнула в сторону переговорной, из которой доносились приглушенные голоса.

— Что они там делают? — спросила я, откусывая кусок печенья.

Лена покачала головой, ее взгляд стал серьезнее.

— Лучше тебе не знать, Настя, — сказала она тихо. — А еще лучше — молись, чтобы тебя туда не вызвали. Этот кабинет мы зовем «Мясорубкой». Там всегда жарко.

Я нахмурилась, пытаясь понять, о чем она.

— Жарко? Сколько они уже там?

Лена взглянула на часы на запястье.

— Три часа, — ответила она, и в ее голосе мелькнула тень сочувствия. — Это не совещание, это… бойня.

Я хотела спросить еще, но тут дверь переговорной с грохотом распахнулась. Из нее вылетел парень — молодой, лет двадцати пяти, с бледным лицом и расширенными глазами. Он сжимал в руках кипу бумаг, которые рассыпались по полу. Он бросился их собирать, пока из кабинета не донесся голос Дмитрия — громкий, яростный, как раскат грома.

— Пошел к черту со своими бумажками! Зад ими подотри и чтобы духу твоего больше не было в моей компании!

Парень, чуть не споткнувшись, судорожно подбирал листы, его руки дрожали. Он мельком взглянул на нас с Леной, и я увидела в его глазах смесь стыда и паники. Дверь «Мясорубки» хлопнула, отрезая его от того ада, что остался внутри. Он сгреб последние бумаги и почти бегом рванул к лифту, не оглядываясь.

Я замерла, сжимая печенье так, что оно раскрошилось в руке. Лена посмотрела на меня, ее брови приподнялись.

— Вот поэтому мы зовем это место «Мясорубкой», — сказала она тихо. — Дмитрий Сергеевич не терпит ошибок, а видимо его ошибка, – она кивнула в сторону, где скрылся парень – была фатальной.

Я сглотнула, чувствуя, как внутри все сжимается. Мой отчет был хорош, я была уверена. Но этот крик, этот взгляд парня… Что, если я ошиблась? Что, если Дмитрий найдет в моих цифрах хоть одну неточность? Я посмотрела на закрытую дверь переговорной, представляя его там — холодного, яростного, с этим взглядом, от которого хочется провалиться сквозь землю. И все же, несмотря на страх, что-то внутри меня шевельнулось — не только тревога, а странное, почти болезненное любопытство. Кто он такой, этот Дмитрий Ковалев, что одним своим появлением заставляет всех замирать? И почему я не могу перестать думать о нем?

Остаток утра прошел в каком-то напряженном ожидании. Я сидела за своим столом, перечитывая свои заметки, но мысли то и дело возвращались к «Мясорубке». Крик Дмитрия, испуганный взгляд того парня, слова Лены — все это крутилось в голове, как заезженная пластинка. Я старалась сосредоточиться на работе, но каждый раз, когда кто-то проходил мимо, я невольно бросала взгляд на дверь переговорной. Она оставалась закрытой, но гул голосов за ней то усиливался, то затихал, как прилив. Катя пару раз подходила ко мне, пытаясь разрядить атмосферу своими шутками, но даже она была тише обычного. Все в офисе, казалось, затаили дыхание, ожидая, когда буря закончится.

Ближе к обеду дверь «Мясорубки» наконец распахнулась. Люди начали выходить — кто-то с усталыми лицами, кто-то с опущенными плечами, будто после боя. Последним вышел он — Дмитрий Ковалев. Его взгляд, острый, как лезвие, сразу нашел меня. Я почувствовала, как сердце пропустило удар. Он выглядел так же мощно, как всегда: высокий, с широкими плечами, которые, казалось, могли пробить стену. Его костюм, хоть и слегка помятый после долгого совещания, все еще сидел идеально, но в его походке было что-то тяжелое, как будто он нес на себе весь этот офис. Его глаза, холодные и пронизывающие, впились в меня, и я невольно выпрямилась.

— Волкова, — его голос был резким, почти грубым. — В кабинет. Живо.

Я сглотнула, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Не было времени гадать, что я сделала не так. Я быстро встала, бросив взгляд на Лену, которая лишь слегка покачала головой, будто желая мне удачи. Я пошла за ним, стараясь держать голову высоко, хотя внутри все сжималось от тревоги.

В его кабинете пахло кофе и чем-то терпким, вроде дорогого одеколона. Дмитрий бросил пиджак на кожаный диван у стены, прошел к своему креслу и сел, откинувшись назад. Он снял галстук, небрежно швырнув его на стол, расстегнул верхние пуговицы рубашки, обнажив часть груди, и закатал рукава до локтей. Этот жест — такой простой, но чертовски уверенный — заставил меня на секунду забыть, зачем я здесь. Его предплечья, сильные, с четкими линиями мышц, притягивали взгляд дольше, чем следовало. Я моргнула, заставляя себя сосредоточиться. Черт, Анастасия, возьми себя в руки.

Он посмотрел на меня, его брови сошлись, а голос стал низким, с ноткой раздражения.

— Если ты забыла, то напомню, — сказал он, постукивая пальцами по столу. — Отчет должен быть готов сегодня, край — шесть вечера. Потом я уйду, а ты можешь собирать свои вещи и обратно под крылышко папочки.

Я открыла было рот, чтобы ответить, но его тон, этот холодный, почти презрительный взгляд, разбудили во мне искру раздражения. Он даже не проверил. Он просто решил, что я провалилась. Я выпрямилась, глядя ему прямо в глаза, и мой голос был спокойным, но твердым.

— Отчет на вашем столе с семи сорока восьми утра, — сказала я, стараясь не выдать, как сильно меня задел его тон. — Я положила его перед тем, как вы начали… — я запнулась, чуть не сказав «Мясорубка», — совещание.

Его брови приподнялись, и на миг в его глазах мелькнуло что-то — удивление? Недоверие? Он повернулся к столу, где действительно лежала моя папка, аккуратно выровненная по краю. Он протянул руку, взял ее и открыл, бегло пролистывая страницы. Его пальцы двигались быстро, но взгляд был сосредоточенным, будто он искал повод придраться. Я стояла, чувствуя, как пульс стучит в висках. Каждая секунда тянулась, как час.

Наконец он закрыл папку и откинулся в кресле, глядя на меня. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах появилась тень чего-то нового — не раздражения, а, может, интереса?

— Хорошо, — сказал он коротко, его голос был чуть мягче, но все еще холодным. — Я посмотрю. Если там ерунда, не надейся, что я буду держать тебя здесь из вежливости.

Я кивнула, сдерживая желание ответить что-то резкое. Он явно ждал, что я провалюсь, но я не собиралась давать ему этот шанс.

— Я уверена в своих расчетах, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Если будут вопросы, я готова объяснить каждую цифру.

Он хмыкнул, и этот звук был где-то между насмешкой и одобрением. Потом махнул рукой, указывая на дверь.

— Свободна.

Я развернулась и вышла, чувствуя, как напряжение отпускает плечи. Дверь за мной закрылась с мягким щелчком, но я все еще ощущала его взгляд, будто он прожигал мне спину. Этот человек был как буря — мощный, непредсказуемый, и, черт возьми, притягательный, даже когда бесил. Я вернулась к своему столу, пытаясь сосредоточиться на работе, но мысли о нем, о его закатанных рукавах и этом взгляде, не давали покоя. Что-то подсказывало мне, что этот отчет — только начало, и с Дмитрием Ковалевым мне придется держать ухо востро.

Лена отодвинула кружку с кофе и встала, поправляя свою строгую юбку-карандаш. Ее взгляд скользнул по этажу, будто проверяя, не подслушивает ли кто.

— Настя, я отойду в бухгалтерию, — сказала она, понизив голос. — Присмотри за столом, ладно? Если кто-то придет, никого не пускай. Никого, поняла?

Я кивнула, откусывая еще кусок овсяного печенья. Лена посмотрела на меня с прищуром, будто сомневалась, что я восприняла ее слова всерьез.

— Я серьезно, Настя. Кто бы ни пришел — не пускать. Даже если это будет сам президент.

— Да поняла я, поняла, — ответила я, закатывая глаза, но с улыбкой. — Иди, я справлюсь.

Лена кивнула и быстрым шагом направилась к лифту.

Прошло минут пятнадцать, когда я услышала шаги — уверенные, с легким эхом, будто кто-то шел, не сомневаясь, что его здесь ждут. Я подняла глаза и замерла. К моему столу приближался мужчина — высокий, с широкими плечами, которые, казалось, едва помещались в его светло-сером пиджаке. Светлые волосы, чуть растрепанные, но явно уложенные с расчетом, чтобы выглядеть небрежно. Его кожа была загорелой, с теплым золотистым оттенком, как будто он только что вернулся с южного побережья. Глаза — яркие, голубые, с искоркой, которая могла быть как добродушной, так и опасно-игривой. Он двигался с той непринужденной грацией, которая кричала о деньгах и уверенности, а его улыбка — белоснежная, с легким намеком на наглость — заставила меня невольно выпрямиться.

— О, привет, — сказал он, останавливаясь у моего стола и опираясь на него одной рукой. Его голос был низким, с бархатистой хрипотцой, от которой по спине пробежал легкий холодок. — А Ленусик где?

Я прищурилась, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Ленусик? Серьезно?

— Не Ленусик, — ответила я, откидываясь на спинку стула и скрестив руки. — Елена Викторовна. А вы, собственно, к кому?

Он усмехнулся, будто мой тон его позабавил, и кивнул в сторону двери кабинета Дмитрия.

— К нему. Он в своем логове, как обычно?

Я сжала губы, чтобы не выдать раздражения. Этот тип выглядел так, будто привык, что ему все дозволено — от этой его улыбочки до небрежного жеста, которым он поправил манжет рубашки, сверкнув золотыми запонками.

— К нему нельзя, — сказала я твердо, глядя ему прямо в глаза. — Никому нельзя.

Он поднял брови, и в его взгляде мелькнула искра удивления, тут же сменившаяся чем-то вроде игривого вызова.

— Серьезно? — протянул он, наклоняясь чуть ближе ко мне. От него пахло дорогим одеколоном — что-то древесное, с ноткой цитруса. — А мне всегда можно, знаешь ли.

Я фыркнула, не отводя взгляда. Его самоуверенность бесила, но, черт возьми, он был красив. Не просто привлекателен, а именно красив — с этими острыми скулами, легкой щетиной и глазами, которые, казалось, видели тебя насквозь. Но я не собиралась падать в обморок от его обаяния.

— Тем не менее, — ответила я, подчеркнуто медленно, — кто бы вы ни были, к нему нельзя. Правила есть правила.

Он рассмеялся — коротко, но искренне, и этот смех был неожиданно заразительным. Он выпрямился, скрестив руки, и посмотрел на меня с притворным возмущением.

— Правила? Девочка, ты явно новенькая. Меня зовут Артем, и я, скажем так, не совсем подчиняюсь этим вашим… правилам.

— Девочка? — я приподняла бровь, чувствуя, как щеки начинают гореть. — Серьезно? Это лучшее, что ты придумал? Может, еще «котенок» или «зайка»?

Он ухмыльнулся, и его глаза заблестели, как у кота, который нашел новую игрушку.

— Ого, колючая, — сказал, наклоняясь чуть ближе, так что я почувствовала тепло его дыхания. — Котенок, говоришь? Ну, это можно устроить. Но только если ты скажешь, как тебя зовут, колючка.

Я закатила глаза, но уголки губ предательски дрогнули. Этот Артем был наглым, но его наглость была какой-то… обаятельной. Я откинулась назад, скрестив ноги, и посмотрела на него с легкой насмешкой.

— Анастасия, — ответила, делая паузу, чтобы он прочувствовал мой тон. — И, знаешь, Артем, мне плевать, насколько ты особенный. Ковалев занят, и я не собираюсь терять работу из-за твоих голубых глаз.

Он прижал руку к груди, будто я его смертельно ранила.

— Ай, прямо в сердце, — сказал он с театральной обидой, но его улыбка стала шире. — А я-то думал, что мои голубые глаза — это как пропуск везде. Неужели не сработало?

— Не сработало. Попробуй еще раз через пару лет, может, я передумаю.

Он рассмеялся снова, и этот звук был как глоток свежего воздуха в этом душном офисе. Он выпрямился, но не отошел, продолжая смотреть на меня с этим своим взглядом — наполовину насмешливым, наполовину… заинтересованным?

— Ладно, Анастасия, — сказал он, растягивая мое имя, будто пробуя его на вкус. — Я сдаюсь. Пока. Но учти, я не из тех, кто легко отступает. И, между прочим, ты симпатичная, когда злишься.

Я почувствовала, как щеки вспыхивают, и тут же возненавидела себя за это.

— А ты симпатичный, когда молчишь. Попробуй как-нибудь, вдруг понравится.

Он хмыкнул, отступил на шаг и поднял руки, будто сдаваясь.

— Окей, окей, я понял. Не пускаешь — не надо. Передай Ковалеву, что Артем Соколов заходил. Он знает, где меня найти.

Я кивнула, стараясь не замечать, как его улыбка все еще висит в воздухе, как дым от дорогого одеколона.

— Передам.

Артем усмехнулся, бросил на меня последний взгляд — долгий, слишком долгий — и направился к лифту в это время вернулась Лена.

Она остановилась у стола, держа в руках папку с документами, и посмотрела на меня с легким прищуром. Ее взгляд, как всегда, был спокойным, но в нем мелькнула тень любопытства.

— Настя, — начала она, ставя папку на стол и поправляя очки. — Только не говори, что это был Соколов.

Я подняла глаза, стараясь скрыть, как щеки предательски горят.

— Артем Соколов, — подтвердила я, пожав плечами, будто это не имело значения. — Хотел к Ковалеву, но я его не пустила. Как ты и просила.

Лена замерла, ее брови медленно поползли вверх. Она скрестила руки, прислонившись к краю стола, и посмотрела на меня с чем-то средним между восхищением и тревогой.

— Ты… не пустила Артема Соколова? — переспросила она, ее голос понизился до шепота, будто она боялась, что стены услышат. — Насть, ты хоть знаешь, кто он такой?

Я нахмурилась, чувствуя, как внутри зарождается легкое беспокойство. Его имя звучало знакомо, но я не могла вспомнить, где слышала его раньше. Может, отец упоминал? Или прочитала где то? Я отмахнулась от этой мысли, стараясь выглядеть уверенно.

— Какой-то самоуверенный тип с голубыми глазами и дорогим одеколоном, — ответила я. — Что в нем такого особенного?

Лена хмыкнула, но ее улыбка была скорее нервной, чем веселой. Она бросила взгляд на дверь кабинета Дмитрия, будто проверяя, не выйдет ли он, и наклонилась чуть ближе ко мне.

— Артем Соколов — это не просто «какой-то тип», — сказала она, понизив голос. — Он партнер Ковалева. Ну, не совсем партнер, но… скажем так, он из тех, кто может зайти в этот кабинет без стука и выйти оттуда живым. Они с Дмитрием друзья, или что-то вроде того. Соколов — инвестор, его деньги крутятся в половине проектов компании. И, между прочим, он не из тех, кому говорят «нельзя».

Я замерла, переваривая ее слова. Инвестор. Друг Ковалева. Черт. Я только что нагрубила человеку, который, судя по всему, имеет здесь больше влияния, чем половина сотрудников вместе взятых.

— И что? Меня уволят теперь?

Она лишь пожала плечами и села за свой стол.

— А вот скоро и узнаем.

Глава 5

Дмитрий Ковалев

Телефон завибрировал на столе, экран засветился именем — Артем. Я откинулся в кресле, потирая виски, и невольно усмехнулся. Этот парень всегда появлялся в самый неподходящий момент, как будто чувствовал, когда я на грани. После утреннего совещания и кучи отчетов, которые я до сих пор не дочитал, его звонок был как глоток воздуха — или, скорее, как искра, которая могла поджечь весь этот чертов день.

— Ну и где ты? — сказал я, усмехнувшись, хотя внутри все еще кипело от утреннего хаоса.

— Меня к тебе не пустили, злой и опасный, — голос Артема был, как всегда, лениво-насмешливый, с этой его фирменной интонацией, от которой хотелось либо рассмеяться, либо дать ему в морду. — Так что доделывай все сам и приезжай в клуб.

Я нахмурился, переваривая его слова. Не пустили? Это что, шутка?

— В смысле, не пустили? — я выпрямился, стукнув пальцами по столу. — Лена белены объелась, что ли?

Я уже встал, готовый выйти и проверить, что там за бардак творится в приемной, но Артем перебил, и в его голосе мелькнула тень смеха.

— Не кипятись, Лены не было. Анастасия, твоя новенькая. Но ты остынь, мне даже понравилось.

Я замер, чувствуя, как раздражение снова закипает, но теперь с каким-то странным привкусом. Анастасия. Конечно, кто же еще. Эта девчонка с ее дерзким взглядом и отчетом, который, черт возьми, оказался неожиданно толковым.

Я пролистал его — цифры сходились, выводы были четкими, даже рекомендации по оптимизации выглядели так, будто она не просто дочка Волкова, а реально знает свое дело. Но не пустила Артема? Серьезно? Это уже наглость.

— Понравилось? — я хмыкнул, возвращаясь в кресло и бросая взгляд на папку с ее отчетом, все еще лежащую на краю стола. — Она что, тебя на пороге развернула?

— Ага, — Артем явно наслаждался ситуацией, я прямо слышал, как он ухмыляется на том конце. — Стояла, как Цербер, и заявила, что «никому нельзя». Даже мои голубые глаза не помогли, прикинь. Колючая девчонка, Дим. Где ты такую нашел?

Я сжал челюсть, пытаясь не выдать, как меня это бесит. Артем Соколов — мой друг, инвестор, партнер, чертов гений в сделках и по совместительству ходячая проблема, которая всегда знает, как вывести меня из себя. Он мог зайти в мой кабинет без стука, выпить мой виски и увести половину моих клиентов, если бы захотел, — и я бы, скорее всего, только посмеялся. Но то, что эта новенькая, эта Анастасия, посмела его остановить… Это было что-то новенькое.

— Она не моя, — отрезал я, чувствуя, как голос становится резче. — Дочка Волкова, отец навязал. Сказал, учить ее бизнесу. Как будто мне тут детский сад нужен.

— Ну, не скажи, — протянул Артем, и я прямо видел, как он разваливается в своем кожаном кресле где-нибудь в офисе или в баре, с этой своей наглой улыбкой. — Она не похожа на тех, кто будет бегать за тобой с блокнотиком. Огонь, Дим. Я бы на твоем месте пригляделся.

— Пригляделся? — я фыркнул, но внутри что-то шевельнулось. Ее лицо всплыло в памяти: темные волосы, собранные в небрежный хвост, черные брюки, которые сидели так, что я невольно задержал взгляд, и эти глаза — дерзкие, с вызовом, будто она готова спорить с самим дьяволом. Она извинилась утром, держалась ровно, но я все еще чувствовал, как ее присутствие цепляет, как заноза. — Артем, не неси чушь. Она тут на неделю, максимум. Провалится — и до свидания.

— Угу, — его голос был пропитан сарказмом. — Ты это себе повторяй, пока она тебе нервы трепать не начнет. Ладно, я в «Тени», в девять. Приезжай, расслабимся. А то ты скоро на всех рычать начнешь, как твой отец.

Я хотел ответить что-то едкое, но он уже сбросил. Я бросил телефон на стол, чувствуя, как раздражение смешивается с чем-то еще — любопытством? Нет, бред. Я откинулся в кресле, глядя на панорамные окна. Артем прав в одном — я на грани. С утра орал на логистов, чуть не уволил пол-отдела, а теперь эта Волкова. Не пустила Соколова. Черт, да у нее стальные нервы.

Я потянулся к папке с ее отчетом и снова открыл его. Графики, таблицы, рекомендации — все четко, без воды. Она нашла пару косяков в логистике, которые даже Сергей, наш главный «гений», проглядел. Это впечатляло, но я не собирался ей это показывать. Пусть помучается, думая, что я ищу повод ее выгнать. Так проще. Меньше ожиданий, меньше проблем.

Часы показывали почти семь вечера. Офис пустел, только гул кондиционера и редкие шаги за дверью нарушали тишину. Я встал, накинул пиджак и вышел в приемную. Лена сидела за своим столом, сортируя последние письма. Она подняла глаза, заметив меня, и ее лицо, как всегда, осталось спокойным, но я знал — она все видит.

— Лена, — сказал я, останавливаясь у ее стола. — Что там с Волковой? Она правда Соколова не пустила?

Лена слегка улыбнулась, но тут же спрятала это за деловым выражением.

— Да, Дмитрий Сергеевич, — ответила она, поправляя очки. — Я просила ее никого не пускать, пока я в бухгалтерии. Она… выполнила указание. Очень буквально.

Я хмыкнул, не зная, злиться мне или смеяться. Артем Соколов, которого пол-Москвы знает, получил от ворот поворот от новенькой. Это было почти забавно.

— Она что, не знала, кто он?

Лена пожала плечами, но в ее глазах мелькнула искра.

— Думаю, знала. Но ей, кажется, все равно.

Я кивнул, чувствуя, как уголок губ дергается в невольной усмешке.

Я махнул рукой, давая понять, что разговор окончен, и направился к лифту. Но мысли о ней — о ее дерзком взгляде, о том, как она стояла передо мной утром, извиняясь, но не теряя достоинства, — не отпускали.

«Тень» гудела своим привычным ритмом: глухие басы музыки, тусклый свет неоновых ламп, запах виски, смешанный с дымом кальянов. Клуб был как отдельный мир — здесь Москва сверкала, хвасталась и жила на полную, не пряча ни богатства, ни пороков. Я прошел через толпу, игнорируя любопытные взгляды, и направился в VIP-зону, где Артем, как всегда, занял лучший столик у панорамного окна с видом на ночной город.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он сидел, развалившись на кожаном диване, рубашка расстегнута до середины, бокал виски в руке. Светлые волосы слегка растрепаны — его фирменная небрежность, от которой официантки млели, а я порой хотел его придушить за эту наглую уверенность. Увидев меня, он широко ухмыльнулся и поднял бокал, будто приветствуя какого-то рок-звезду.

— О, явился, гроза офисов! — протянул он, его голос был легким, с привычной насмешкой. — Я уж думал, ты там с отчетами сросся, как с женой.

Я фыркнул, сбрасывая пиджак на спинку дивана, и плюхнулся рядом. Здесь, в полумраке «Тени», я мог выдохнуть. День — крики в «Мясорубке», звонки отца, эта чертова Волкова — остался где-то там, за стеклянными стенами. В клубе я был просто Димой, который умел смеяться и не держать все под контролем. Артем всегда вытаскивал эту мою версию, и, черт возьми, за это я его ценил.

— Да пошел ты, — буркнул я, хватая стакан, который он уже заказал. Виски ударило по горлу, как надо. — Утром логисты опять обосрались, немцы орут, что контракт порвут. А дома… — я махнул рукой, неохота вдаваться. — Короче, пиздец.

Артем рассмеялся, откинув голову. Его смех был громким, заразительным, и я невольно ухмыльнулся, хотя мысли о Екатерине все еще жгли.

— Это ты про свою красотку-жену? Что, опять ввалилась пьяная и устроила концерт? Или ты уже привык к ее выходкам?

— Да ну ее, — отмахнулся я. — Как обычно, трындец полный. Нового ноль.

Артем хмыкнул, ткнул меня локтем, будто проверяя, не тресну ли я.

— Как обычно, ага, — протянул он, лыбясь. — Диман, ты когда-нибудь думал свалить от этого всего? Ну, знаешь, не только в офисе торчать да с ее истериками разбираться?

— Слушай, философ, — сказал я, усмехнувшись. — Лучше расскажи, как ты там с инвесторами? Или весь день по клубам таскаешься?

Артем рассмеялся, откинувшись на спинку дивана и закинув руки за голову. Его рубашка окончательно распахнулась, обнажив загорелую грудь, и я заметил, как пара девушек за соседним столиком начали перешептываться, пялясь на него. Он, конечно, это видел, но сделал вид, что ему плевать.

— Инвесторы? — он пожал плечами. — Они как собаки: кинь им кость, и будут вилять хвостом. Все под контролем. А вот, кстати, — его голос стал тише, а взгляд — острее, — что там у тебя с новенькой? С этой… Анастасией?

— А что с ней?

— Да ничего, — протянул он, но в его тоне было что-то, от чего я невольно сжал челюсть. — Просто видел ее сегодня. Колючая, умная, и, бери выше, жопа — огонь. Я б такую заценил, Диман. Без базара, хочу ее.

— Мне плевать, — сказал я, глядя ему прямо в глаза, но голос вышел резче, чем я хотел. — За пределами офиса делай, что хочешь. Но в моем офисе она работает, а не флиртует с тобой. Понял?

Артем поднял руки, будто сдаваясь, но его улыбка не исчезла. Напротив, она стала шире, как будто он знал что-то, чего не знал я.

— Окей, окей, босс, — сказал он, откинувшись назад и допивая виски. — Эта девочка — огонь, и я не против подержаться за такой.

— Делай что хочешь.

Артем хохотнул, махнул официантке — длинноногой блондинке в обтягивающем платье, которая метнулась к нашему столику с бутылкой Macallan. Она наклонилась чуть ниже, чем нужно, ставя бутылку, и ее декольте оказалось прямо перед моими глазами. Артем бросил на нее оценивающий взгляд, но она смотрела только на меня, улыбаясь с легким намеком.

— Еще что-нибудь, Дмитрий Сергеевич? — ее голос был сладким, как сироп, и она явно знала, как пользоваться своим телом.

— Пока хватит, — ответил я, отводя взгляд. Она ушла, покачивая бедрами, а Артем толкнул меня локтем, ухмыляясь.

— Ну ты и монах, Диман, — сказал он, наливая нам обоим по полной. — Она же готова была прыгнуть к тебе на колени. Расслабься уже, забей на жену, на офис. Живи, брат.

Я закатил глаза, но взял стакан. Он был прав — я был на грани. День выжал меня досуха: крики в «Мясорубке», звонки отца, бардак с немцами. Хотелось выключить голову и просто быть.

— За то, чтобы все шло к черту, — сказал я, поднимая стакан. Артем ухмыльнулся, чокнулся со мной, и мы выпили залпом. Виски ударил по мозгам, и я почувствовал, как напряжение начинает отпускать.

Следующий час прошел в пьяном угаре. Артем был в ударе: травил байки про свои сделки, подначивал официанток, которые вились вокруг нас, как пчелы у меда. Я смеялся громче, чем обычно, и это было чертовски приятно — просто пить и не думать о завтра. Артем заказал текилу, потом еще виски, и к полуночи мы уже были в том состоянии, когда все кажется возможным, а границы — условностью.

— Смотри, — Артем кивнул в сторону танцпола, где толпа двигалась под тяжелые биты. — Вон та, в красном. Горячая, а?

Я проследил за его взглядом. Девушка в красном платье, обтягивающем, как вторая кожа, крутилась в толпе, ее движения были резкими, почти вызывающими. Она поймала мой взгляд, улыбнулась и медленно облизнула губы. Алкоголь гудел в голове, тело требовало разрядки, и я устал держать все под контролем.

Вставая и кивнув ей в сторону коридора, где скрывались уборные. Она тут же вскочила, ее каблуки застучали по полу, и я почувствовал, как Артем хлопнул меня по плечу, ухмыляясь.

— Вот это мой Диман! — крикнул он, поднимая стакан. — Вернешься — расскажешь!

Я не ответил, просто пошел вперед, чувствуя, как ее рука скользнула в мою. Коридор был темным, с тусклым неоном, который мигал, как в дешевом триллере. Уборная в VIP-зоне была пустой — спасибо статусу, никаких очередей. Я толкнул дверь мужского туалета, и она вошла следом, не задавая вопросов. Дверь захлопнулась, заглушая басы, и в тесном пространстве стало жарко.

Она прижалась ко мне, ее губы нашли мои, и я ответил, не думая. Поцелуй был жадным, пьяным, без всякой нежности — просто животная потребность. Ее руки рванули мою рубашку, пуговицы затрещали, а я задрал ее платье, обнажая бедра. Я сунул руку в карман, вытащил презерватив, быстро надел его, не теряя времени. Она застонала, когда я прижал ее к стене, холодной плитке, которая контрастировала с жаром ее кожи. Ее ногти впились в мои плечи, а губы скользили по моей шее, оставляя влажный след.

— Быстрее, — выдохнула она, и я не стал медлить. Я вошел в нее резко, без лишних прелюдий. Она ахнула, ее голова запрокинулась, ударившись о стену, но она только рассмеялась — хрипло, пьяно. Я двигался быстро, яростно, выплескивая весь гнев, усталость, раздражение, которое копилось весь день. Ее стоны смешивались с моим тяжелым дыханием, а запах ее духов и пота заполнял тесное пространство. Это было грязно, быстро, бездумно — и именно то, что мне было нужно.

Когда все закончилось, я отступил, поправляя одежду и избавляясь от презерватива. Она сползла по стене, все еще тяжело дыша, но с улыбкой, которая говорила, что она получила, что хотела. Ее платье было смято, помада размазана, но она выглядела довольной, как кошка, объевшаяся сливок.

— Неплохо, — сказала она хрипло, поправляя волосы. — Может, повторим как-нибудь?

Я хмыкнул, не отвечая, и вышел, оставив ее приводить себя в порядок. Коридор встретил меня тем же неоновым полумраком, а музыка снова ударила по ушам, как только я вернулся в зал. Артем сидел на том же месте, теперь с двумя девушками, которые хихикали над его шутками. Он заметил меня, ухмыльнулся и поднял бровь.

— Ну что, герой? — сказал он, подвигая мне стакан с текилой. — Жив?

— Заткнись, — буркнул я, но взял стакан и выпил залпом. Жжение вернуло меня в реальность, но мысли путались. Екатерина, эта брюнетка, немцы, отец — все смешалось в голове, как коктейль, от которого уже тошнит.

— Дим, да ты сегодня в ударе, — Артем хохотнул, наливая еще текилы. — Еще одна, и ты, может, улыбнешься наконец.

Мы выпили, не чокаясь, и он тут же заказал еще. Девушки вокруг нас хихикали, одна из них — брюнетка с длинными ногами — подсела ближе, положив руку мне на бедро. Я не отстранился. Артем болтал без умолку, травя очередную байку, а я просто пил, позволяя алкоголю и музыке заглушить все остальное. Ночь тянулась, и я знал, что завтра будет пиздец, но сейчас мне было плевать.

Глава 6

Анастасия Волкова

Суббота утро началось с кофе, который Марья Ивановна оставила на кухне. Я сидела на подоконнике, замотанная в плед, пялясь на сад. Телефон завибрировал — Эмма, подруга из Лондона, с которой мы вместе учились в универе. Я схватила трубку, радуясь ее голосу.

— Наська, ты там жива? — Эмма хохотнула, ее британский акцент был, как всегда, с легкой хрипотцой. — Или Москва тебя уже в асфальт закатала?

— Пока дышу, Эм, — ответила, ухмыляясь. — Но тут цирк. Отец засунул меня в офис к своему корешу, типа учиться бизнесу. Дмитрий Ковалев, холодный, как холодильник, смотрит, будто я ему миллион должна. А вчера я влипла — не пустила их инвестора, Артема Соколова. Оказалось, он там важная шишка. Чуть не поперли.

— Серьезно? — Эмма заржала так, что я услышала, как она хлопает себя по колену. — Отшила инвестора? Расскажи про босса. Какой он? Погоди, сейчас загуглю. Дмитрий Ковалев, да?

— Ага, — буркнула я, потягивая кофе. — Только не жди ничего хорошего. Он весь такой… надутый, вечно злой.

— Погоди-погоди, — прервала она, клацая по клавишам. — Ох.Высокий, подтянутый, челюсть — умереть можно. Секси, люблю таких. И взгляд такой, будто сейчас либо прибьет, либо в постель утащит.

Я фыркнула, щеки вспыхнули, хотя я и пыталась держать лицо.

— Да ну. Он просто надутый тип. Ходит, как будто мир ему должен. Бесит.

— Угу, бесит, — протянула она с насмешкой. — Аж щеки горят, да? Ладно, погоди, тут еще что-то… Ой, облом, Настя. Он женат. Давно. На какой-то блондинке. Фото с ней лет пять назад, на какой-то тусовке. Она вся такая, в платье за миллион, а он рядом, как каменный.

Я сжала губы, чувствуя, как в груди кольнуло. Почему-то это задевало больше, чем хотелось бы. Я же не дура, знала, что такие, как Ковалев, обычно не свободны. Но все равно, как будто кто-то пнул.

— Ну и ладно, — буркнула я, стараясь звучать равнодушно. — Мне он даром не нужен. Ни женатый, ни какой другой.

— А этот Соколов? Тоже небось какой-нибудь скучный дядька в костюме?

— Не, — я покачала головой, вспоминая его наглую ухмылку. — Этот повеселее. Голубые глаза, улыбочка, как будто весь мир у его ног. Приперся в офис, как к себе домой. Я его отшила, а он еще ржал, будто я ему анекдот рассказала.

— Ого, звучит как типичный красавчик, — Эмма оживилась. — Погоди, сейчас и его загуглю.

— Ну, блин — она аж завизжала. — Вот говорила мне мама, что самые красивые мужчины это в России. Светлые волосы, глаза, и эта ухмылка… Мамочки, он как из кино! Такой весь… опасный, но в хорошем смысле. Ты точно его отшила? Может, зря?

Я закатила глаза, но уголки губ предательски дрогнули.

— Эм, он наглый, как черт. Думает, что все перед ним на коленях ползают. Я ему не по зубам.

— Угу, не по зубам, — она хихикнула. — Но ты ж сама любишь таких, признайся. Помнишь того парня из универа, который вечно подкатывал к тебе на вечеринках? Ты тоже его отшивала, а потом встречалась с ним год.

— Ой, заткнись, — я рассмеялась, хотя щеки снова вспыхнули. — Соколов — это просто ходячая проблема. А Ковалев — монстр.. Я там только работать хочу, а не в их игры играть.

— Работать, ага, — Эмма явно не поверила. — Слушай, Настя, ты там в окружении двух красавчиков, а ноешь, как будто в монастырь попала. Расслабься, повеселись! Ну, кроме женатого, конечно. Хотя… кто знает, может, он не так уж и счастлив в своем браке?

— Эмма, ты неисправима, — я покачала головой, но ее слова засели в голове. — Слушай, мне тут и без того хватает. Отец даже не вышел к ужину вчера, заперся в кабинете, как всегда. Как будто я не дочь, а мебель.

— Ну, это твой папаша, — Эмма вздохнула. — Он всегда был таким. Насть, не давай ему себя задавить. И этим твоим боссам тоже. Ты же Волкова, ты их всех порвешь. Докажи, что ты не просто его дочка.

— Докажу, — ответила я, сжимая кружку. — В понедельник вернусь в офис и покажу этому Ковалеву, что я не для мебели. А Соколов пусть катится со своей ухмылкой.

— Эй, ну с Соколовым то можно? — ее голос стал тише – Немножко, ну не понравится, замуж то ни кто тебя выходить за него не заставляет.

Я задумалась.

— Вот знаешь, есть в твоих словах резон.

— А то, – серьезно ответила она – Ну, ладно, на созвоне, а то у меня тут вечеринка намечается, пойду собираться.

— Удачи.

— И тебе. Жду новостей.

Понедельник начался с отцовского указа, будто я снова школьница. Он вернулся из своей очередной поездки ночью, а утром уже стоял в дверях моей комнаты, держа в руках коробку с платьем. Его лицо, как всегда, было каменным, но глаза горели раздражением.

— Анастасия, хватит ходить, как оборванка, — отрезал он, бросая коробку на кровать. — Сегодня наденешь это. И без споров. Ты представляешь меня и мою компанию, так что выгляди соответственно.

Я сжала зубы, глядя на коробку. Если бы он знал, в чем я ходила последние три дня — джинсы, кеды, футболка, — наверное, умер бы со стыда. Но спорить не стала. Не потому, что согласилась, а потому, что устала от его вечных приказов. Пусть думает, что контролирует меня. Пока.

Я открыла коробку, когда он вышел. Темно-синее платье-футляр, строгое, но сшитое так, чтобы подчеркивать каждый изгиб. Оно было офисным, без лишнего блеска, но с глубоким вырезом, который аккуратно обрисовывал мою уверенную двоечку. Ткань мягко обтягивала талию и бедра, но не кричала «посмотрите на меня». К платью прилагались черные шпильки — высокие, но не вульгарные. Марья Ивановна, которая, похоже, была в сговоре с отцом, настояла на макияже и укладке. Я терпеть не могла эту возню — тон, тушь, помада, все это казалось мне маской. Волосы, обычно собранные в хвост, она уложила в аккуратные локоны, которые мягко падали на плечи. Я посмотрела в зеркало и фыркнула. Выряженная кукла, блин.

В машине я сидела, глядя в окно, и пыталась не думать о том, как это платье сидит на мне, как шпильки заставляют держать спину, как будто я на подиуме. Отец молчал, уткнувшись в телефон, и я была рада — хоть не лез с новыми указаниями.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Офис встретил привычным гудением кофемашины и запахом бумаги. Я вошла, чувствуя, как каблуки цокают по мраморному полу, и поймала пару взглядов от сотрудников. Лена подняла глаза от стола и замерла, ее брови взлетели.

— Настя, ты… вау, — сказала она, улыбаясь. — Это что, новый стиль?

— Не мой выбор, — буркнула я, бросая сумку на стул. — Отец решил, что я должна выглядеть, как его визитка.

Я прошла к своему столу и остановилась. На нем красовался огромный букет розовых роз — штук пятьдесят, не меньше, в белой бумаге, перевязанной атласной лентой. От них пахло так, будто я попала в цветочный магазин. Я посмотрела на Лену, прищурившись.

— Это что? От кого?

Лена заулыбалась шире, но в ее глазах мелькнула искра смущения.

— От Соколова, — ответила она, кивая на букет. — Там открытка.

— Читала?

— Прости, не удержалась, заглянула. Мне таких букетов никогда не дарили.

Я хмыкнула, подходя ближе. Открытка торчала между розами, на ней аккуратным почерком было написано: «Поужинаем Колючка?».

Я уставилась на открытку, чувствуя, как щеки снова предательски вспыхивают. «Поужинаем, Колючка?» — нагло, в его стиле. Артем Соколов не терял времени, это точно. Я сорвала открытку с букета, перечитала надпись и фыркнула, бросив ее на стол. Розы были красивыми — слишком красивыми, такими, что кричали о деньгах и самоуверенности. Как и он сам. Я покачала головой, пытаясь прогнать раздражение, смешанное с чем-то еще — любопытством? Нет, бред. Этот парень — ходячая провокация, и я не собиралась вестись на его трюки.

Лена смотрела на меня с едва скрываемой улыбкой, будто ждала, что я начну прыгать от восторга или, наоборот, швырну букет в мусорку.

— Ну и что ты с этим будешь делать?

— С чем? С розами? – спросила, уставившись на нее. – Домой заберу.

Она закатила глаза.

— С ужином? Пойдешь?

— Скорее нет, чем да.

Она обиженно надула губы, как будто отшили ее, но потом заговорила.

— У тебя парень есть?

— Нет.

Я насторожилась.

— Муж что ли?

— Нет. Это тут при чем?

— Тогда я не понимаю – она выдохнула – Как можно отказать такому как Артем. Ну, что в нем не так? – она театрально задумалась – Ах, да, ни чего. Он же и-де-а-лен. Дура что ли?

Я улыбнулась и склонила голову набок, внимательно на нее посмотрев. Нет, Лена казалась умной женщиной, тогда как она может говорить об Артеме как об идеальном мужчине. Видно же с первого взгляда ловелас и бабник, с какой стороны не посмотри.

— Была бы дурой, – ответила я – То бежала бы за ним, сверкая пятками. Кажется ты не очень разбираешься в мужчинах.

Улыбка сошла с ее лица. Черт. Задела за живое?

— Извини, не хотела тебя обидеть.

— Ни чего, ты права. Я действительно не разбираюсь в мужчинах. Поэтому два года как в разводе, при этом потеряв все то что заработала кровью и потом.

— Оу, обманул?

— Да, — её голос дрогнул, — он мастерски играл роль идеального мужчины. Обещал золотые горы, а в итоге оставил меня с долгами и разбитым сердцем.

Я молча протянула руку через стол и накрыла её ладонь своей.

— Прости, что напомнила. Но знаешь, иногда лучше сразу увидеть ловеласа, чем годами жить в иллюзиях.

Она глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.

— Опыт?

Я улыбнулась.

— О да, только у меня хватило ума не выйти за него, — я осеклась. Дура? Вот язык без костей. — Блин, снова ляпнула не подумав, прости.

— Да не извиняйся ты, — она махнула рукой. — В этом вся ты, и, знаешь, это прикольно. Тут все лизоблюды, каждый готов вылизывать тебе зад, если ты представляешь для него выгоду, а ты не такая. В лоб и без промаха.

— Спасибо за честность, — я слегка покраснела. — Просто не люблю лицемерие.

— Вот именно! — она оживилась. — Именно поэтому я тебя и ценю. В этом мире так мало людей, которые говорят то, что думают.

— Стараюсь, — я усмехнулась. — Но иногда мой язык работает быстрее мозга.

— Зато честно, — она подмигнула. — И это дорогого стоит.

Мы обменялись понимающими улыбками, и рабочий день начался. Точнее он начался тогда, когда в офис снова без настроения вошел БОСС.

День тянулся, как жвачка, прилипшая к подошве. Я сидела за своим столом, перебирая новые данные по логистике, когда тишину офиса разорвал голос Лены.

— Настя, — она выглянула из-за монитора, ее брови взлетели, как два удивленных воробья. — Ковалев вызывает. В кабинет. Сейчас.

Я замерла, пальцы застыли над клавиатурой. Снова «Мясорубка»? Или что-то с отчетом? Сердце екнуло. Все цифры я перепроверила трижды, но с Дмитрием Ковалевым никогда не знаешь, где подвох. Его способность находить ошибки была почти сверхъестественной, как будто он родился с калькулятором вместо сердца.

— Пожелай мне удачи, — буркнула я, вставая и поправляя платье. Черт, эти шпильки отца все еще бесили, но я уже научилась балансировать, как циркачка на канате.

Лена хмыкнула, пряча улыбку.

— Удачи, Настя. Хотя, зная тебя, хоть и не долго, это ему понадобится удача.

Я закатила глаза, но ее слова добавили уверенности. Букет роз от Артема все еще красовался на моем столе, как розовый маяк, привлекающий любопытные взгляды коллег. Я мысленно выругалась — надо было убрать его в угол, пока он не стал темой офисных сплетен.

Дверь кабинета Дмитрия была приоткрыта, и я вошла, постучав для приличия. Он сидел за столом, уткнувшись в мой отчет, его пальцы постукивали по столешнице, а брови были сдвинуты, как у человека, который пытается решить кроссворд на китайском. Его рубашка, как всегда, была расстегнута на верхнюю пуговицу, а рукава закатаны, обнажая предплечья, которые, черт возьми, выглядели так, будто он регулярно таскает штангу между совещаниями. Я кашлянула, чтобы привлечь внимание, и он поднял взгляд — серый, острый, как лезвие, но с искрой чего-то… нового.

— Волкова, — сказал он, откидываясь в кресле и скрестив руки. Его голос был низким, с легкой хрипотцой, но уголки губ дрогнули, будто он сдерживал ухмылку. — Это что у вас там на столе? Цветочный магазин открыли? Или Соколов решил, что вы без роз завянете?

Я почувствовала, как щеки вспыхивают, но быстро взяла себя в руки. Он хочет поиграть? Окей, я тоже умею.

— О, Дмитрий Сергеевич, — ответила я, приподняв бровь и скрестив руки, зеркаля его позу. — Это не магазин, это просто… трофей. Знаете, за то, что я отшила вашего инвестора. Думаю, он теперь мой фанат. Хотите, я и вам букет попрошу прислать?

Его брови взлетели, а в глазах мелькнула искра — то ли раздражения, то ли веселья. Он хмыкнул, постукивая ручкой по моему отчету.

— Фанат, значит? — он наклонился чуть ближе, и я уловила слабый запах его одеколона — что-то древесное, с ноткой перца, от которого у меня, черт возьми, закружилась голова. — Осторожнее, Волкова. Артем коллекционирует трофеи, а не раздает их. Но давайте к делу. Ваш отчет. Садитесь.

Я опустилась в кресло напротив, стараясь не замечать, как его взгляд скользнул по моему платью — быстро, но достаточно, чтобы я почувствовала себя под прицелом. Он открыл папку, пролистал пару страниц и ткнул пальцем в график.

— Ваши расчеты по логистике, — начал он, его тон стал деловым, но с легкой насмешкой. — Вы тут пишете, что можно сократить сроки доставки на 20%. Серьезно? Или вы просто решили, что наши водители начнут летать на грузовиках?

Я выпрямилась, чувствуя, как внутри загорается искра вызова. Он думает, что поймал меня? Ну, держись, босс.

— Дмитрий Сергеевич, — начала я, улыбнувшись так сладко, что можно было подавать с чаем, — если ваши водители до сих пор ездят по картам из девяностых, то, может, и правда пора им крылья приделать. Но я обошлась без магии. Пересмотрела маршруты, убрала два промежуточных склада и договорилась с таможней о приоритетной линии. Все цифры в приложении. Или вы не дошли до конца отчета? Понимаю, много букв, можно устать.

Его глаза сузились, но уголок рта дернулся — явно сдерживал смех. Он откинулся назад и посмотрел на меня так, будто я была шахматной фигурой, которую он пока не решил, как обыграть.

— Много букв? — переспросил он, его голос был опасно мягким, но с искрой. — Волкова, я читаю отчеты, пока вы пьете кофе с печеньем у Лены. И, между прочим, нашел дырку в ваших расчетах. Страница 14, пункт 3.2. Вы забыли учесть задержки на погрузке в порту. Или вы думаете, что наши контейнеры сами прыгают на корабли?

Я сжала губы, чтобы не фыркнуть. Он думает, что подловил меня? Серьезно? Я наклонилась чуть ближе, упираясь локтями в стол, и посмотрела ему прямо в глаза.

— О, босс, вы почти попали в яблочко, — сказала, добавив в голос толику сарказма. — Но, видите ли, я учла задержки. Смотрите приложение С, таблица 5. Там расчеты с учетом портовых графиков. Понимаю, графики — это не так увлекательно, как орать на логистов?

Его брови взлетели, и на этот раз он не сдержал короткий смешок — низкий, почти рычащий, который, черт возьми, заставил мой пульс подскочить. Он открыл приложение, пробежался глазами по таблице, и я заметила, как его пальцы на миг замерли.

— Хм, — выдал он, закрывая папку и откидываясь в кресле. — Допустим, вы не совсем безнадежны. Но не зазнавайтесь. Я еще найду, к чему прицепиться.

— О, я в этом не сомневаюсь. Вы же мастер находить проблемы там, где их нет. Может, вам премию выдать за дотошность?

Он прищурился, но в его глазах мелькнула искра — не раздражение, а что-то… теплое?

— Премию? — он наклонился чуть ближе, и я уловила, как его голос стал тише, почти заговорщическим. — А вы, уже метите на мое место? Осторожнее, я могу принять это как вызов.

— Дмитрий Сергеевич, я просто хочу, чтобы наши грузовики не стояли в пробках, пока вы пьете свой кофе и мечтаете о новых способах пугать сотрудников.

Он рассмеялся — коротко, но искренне, и этот звук был как глоток воды в холодный день. Я почувствовала, как щеки снова вспыхивают, и мысленно себя отругала. Черт, Анастасия, держи себя в руках. Это твой босс, а не герой романтической комедии.

— Ладно, — сказал он, поднимая руки, будто сдаваясь. — Ваш план по логистике выглядит… сносно. Завтра обсудим с командой, как это внедрить. Но, Волкова, — он ткнул в меня пальцем, и его взгляд стал серьезнее, — если хоть одна цифра не сойдется, я вас лично отправлю пересчитывать контейнеры в порт. На каблуках.

— О, не переживайте, — ответила, вставая и поправляя платье. — Я и на каблуках обгоню ваших логистов. А вы, может, попробуете улыбнуться? Говорят, это полезно для здоровья.

Он хмыкнул, но в его глазах мелькнула тень улыбки.

— Свободна, — сказал он, махнув рукой, но его взгляд задержался на мне на долю секунды дольше, чем нужно.

Я вышла из кабинета, чувствуя, как пульс все еще стучит в ушах. Этот человек был невыносим — холодный, резкий, с этим его взглядом, который, казалось, видел тебя насквозь. Но, черт возьми, я только что выиграла раунд. И, судя по его смеху, он это тоже понял.

Вернувшись к своему столу, я бросила взгляд на букет роз. Артем Соколов и его наглые открытки могли подождать. А вот Дмитрий Ковалев… С ним, похоже, игра только начинается.

Глава 7.

Дмитрий Ковалев

Как только дверь за Анастасией закрылась, я не выдержал — рассмеялся. Громко, от души, так, что эхо отразилось от стеклянных стен кабинета. Черт, когда я последний раз так смеялся? Ее колкости — про мои грузовики, про кофе, про премию за дотошность — попали точно в цель. Эта девчонка не просто держала удар, она била в ответ, и, черт возьми, это было… живо. Впервые за долгое время я почувствовал, как кровь быстрее побежала по венам, будто кто-то включил свет в комнате, где я давно привык к полумраку.

Я откинулся в кресле, все еще посмеиваясь, и провел рукой по лицу. Ее отчет лежал на столе, аккуратный, как ее локоны, и, что бесило больше всего, безупречный. Я искал ошибки, хотел найти хоть одну, чтобы сбить с нее эту уверенность, но ничего. Она знала свое дело. И это раздражало. Потому что проще было бы списать ее на папины связи и забыть. Но нет, она вцепилась в эту работу, как бульдог, и, похоже, не собиралась отпускать.

Я потянулся за кофе, но чашка была пуста. Лена, как всегда, забыла обновить. Я уже собирался нажать на интерком, когда дверь кабинета распахнулась без стука. Отец. Его фигура заполнила дверной проем — высокий, в строгом костюме, с сединой, которая только добавляла ему властности. Его взгляд, холодный и тяжелый, как бетон, сразу придавил меня к креслу.

— Дмитрий, — начал он без предисловий, закрывая дверь с глухим щелчком. — Ты опять меня игнорируешь? Я звонил трижды. Или ты слишком занят?

Я сжал челюсть, чувствуя, как смех, еще минуту назад греющий грудь, испаряется. Отец всегда умел вломиться и испортить момент. Его голос, как всегда, был пропитан металлом, будто он не разговаривал, а отдавал приказы.

— Я был на совещании, — ответил я, стараясь держать тон ровным. — Что случилось? Опять проблемы с твоими контрактами?

Он шагнул к столу, уперся ладонями в столешницу и наклонился, глядя мне прямо в глаза. Его лицо было, как высеченное из камня — ни тени эмоций, только вечное недовольство.

— Проблемы? — переспросил он, его голос стал тише, но опаснее. — Проблемы у тебя, Дима. Немцы готовы разорвать сделку, а ты сидишь тут и раздаешь задания, вместо того чтобы держать руку на пульсе. Я вытащил эту компанию из ямы, а ты, похоже, решил, что можешь расслабиться.

Я сжал кулаки под столом, чувствуя, как кровь закипает. Он всегда так — каждый разговор сводится к тому, что я ему должен. Всегда должен.

— Я не расслабляюсь, — отрезал я, глядя ему в глаза. — Логистика под контролем, я уже нашел решение. Может, тебе стоит сказать спасибо, что я не выгнал половину отдела за их косяки?

Его брови взлетели, но он не отступил. Напротив, выпрямился, скрестив руки, и посмотрел на меня, как на мальчишку, который посмел спорить.

— Спасибо? — его голос был пропитан сарказмом. — Это я должен быть тебе благодарен? Я дал тебе все, Дмитрий. Компанию, связи, будущее. А ты? Что ты сделал? Сидишь в своем кабинете, играешь в большого босса, а результатов — ноль. И, кстати, — он сделал паузу, его взгляд стал острее, — как там Волкова? Справляется? Или ты уже провалил мое поручение? Я доверил тебе ее обучить, а не тратить время на пустые разговоры.

Я почувствовал, как раздражение закипает с новой силой. Анастасия. Конечно, он не мог не напомнить, что это его идея — приставить ко мне эту девчонку. Как будто я сам не справлюсь с подбором сотрудников.

— Она справляется, — ответил я, стараясь не выдать, как меня бесит его тон. — Отчеты сдала вовремя, нашла косяки в логистике, которые твои хваленые спецы проглядели. Если хочешь, сам с ней сиди и учи, раз так переживаешь.

Его глаза сузились, и на миг я подумал, что он сейчас взорвется. Но он только усмехнулся — холодно, с презрением, которое резало, как нож.

— Неблагодарный, — сказал он наконец, его голос был тихим, но тяжелым, как молот. — Я дал тебе все, чтобы ты продолжил дело. А ты плюешь на мои усилия. И где, скажи на милость, дети? Тебе тридцать пять, Дима. В наших кругах уже шепчутся. Бездетный брак — это не дело. Люди начинают думать, что с тобой что-то не так.

Я встал, чувствуя, как ярость кипит в груди.

— Со мной что то не так? И совсем не в том, что моя благоверная бухает как сука? Это ей то рожать детей?

— Жена твоя, если она себя так ведет, виноват ты.

«Ну конечно»

— Хочешь детей? Сам рожай. А компанию я вытащу, как всегда вытаскивал, без твоих нотаций.

Он замер, его лицо стало белым, как мрамор. Я знал, что перешел черту, но мне было плевать.

— Разберись с немцами. И за Волковой следи. Это на тебе.

Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом, и в кабинете повисла тяжёлая, вязкая тишина. Я стоял посреди комнаты, чувствуя, как дрожат руки. Мой взгляд упал на телефон, лежащий на столе.

Не раздумывая ни секунды, я схватил его и со всей силы швырнул в стену. Аппарат пролетел через кабинет и с оглушительным треском разлетелся на части, рассыпав по полу осколки стекла и пластик. Я смотрел на это, чувствуя, как ярость постепенно отпускает меня.

Несколько секунд я стоял неподвижно, глядя на обломки телефона. Затем медленно опустился в кресло, уронив голову на руки. В ушах всё ещё стоял звон от моего собственного крика и звука разбивающегося телефона.

Внезапно в дверь осторожно постучали. Я не ответил. Я знал, что сейчас не в состоянии вести какие-либо разговоры. Нужно было время, чтобы прийти в себя и обдумать дальнейшие действия.

Дверь скрипнула, и я поднял голову, готовый огрызнуться на того, кто вошел без стука. Вместо Лены или очередного логиста в проеме стоял Артем Соколов, с его наглой ухмылкой. Он прислонился к косяку, в одной руке — кружка кофе, рубашка расстегнута, будто он только что вылез из постели. Его голубые глаза скользнули по осколкам телефона на полу, и он присвистнул.

— Диман, ты что, с утра мебель крушишь? — сказал он, ухмыляясь. — Новый способ стресс снимать?

— Что тебе надо, Соколов? — буркнул я, откидываясь в кресле. Его шуточки уже действовали на нервы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Артем шагнул внутрь, закрыл дверь и плюхнулся в кресло напротив, поставив кофе на мой отчет.

— По делу пришел, — сказал он, его голос стал чуть серьезнее, но ухмылка осталась. — Хочу твою новенькую, Анастасию, сегодня пораньше забрать. На ужин.

Я сжал челюсть, чувствуя, как раздражение накатывает.

— Она знает, что ты ее на ужин берешь?

— Конечно, — Артем хмыкнул, отпивая кофе. — Я ж не просто так розы слал. Она, может, и колючка, но я такие люблю. Отпусти ее пораньше, Дим. Не будь занудой.

— Иди к черту.

— Спасибо друг.

Глава 8

Анастасия Волкова

Я сидела за своим столом, все еще переваривая разговор с Дмитрием, когда в кабинет ворвался какой-то мужчина. Высокий, в дорогом костюме, с сединой на висках и взглядом, от которого, казалось, стекла могли треснуть. Он прошел мимо меня и Лены, не удостоив нас даже взглядом, и без стука влетел в кабинет Ковалева. Дверь хлопнула так, что я вздрогнула, а через минуту из-за стены донеслись крики. Они орали так, что, клянусь, стены сотрясались. Голос Дмитрия — низкий, яростный, с хрипотцой — мешался с другим, более властным, тяжелым, как молот. Я не могла разобрать слов, но чувствовала, как воздух в офисе стал гуще, будто перед грозой.

Я бросила взгляд на Лену, ожидая, что она хоть как-то отреагирует. Но она сидела, уткнувшись в свой ноутбук, как будто ничего не происходило. Ее пальцы спокойно стучали по клавишам, а лицо оставалось таким же бесстрастным, как всегда. Серьезно? Это что, тут так каждый день? Я нахмурилась, пытаясь понять, кто этот мужчина, но в голове было пусто. Похож на кого-то важного — может, партнер? Клиент? Отец Ковалева? Я слышала, что у Дмитрия с ним отношения, как минное поле, но видеть это вживую… Это было как смотреть на вулкан перед извержением.

Крики стихли так же резко, как начались. Дверь кабинета с грохотом распахнулась, и мужчина вышел, его лицо было белым от злости. Он прошел мимо нас, как танк, не глядя по сторонам, и исчез в коридоре. Я ждала, что Лена хоть что-то скажет, но она лишь слегка вздохнула, будто это была обычная офисная рутина. Через пару минут из кабинета донесся еще один звук — громкий, резкий, как будто что-то разбилось. Я замерла, уставившись на дверь. Это что, Ковалев мебель крушит?

Лена, не отрываясь от экрана, поджала губы, выдохнула и взяла телефон. Ее голос был спокойным, деловым, будто она заказывала пиццу, а не разбиралась с последствиями чьего-то срыва.

— Привезите как можно быстрее телефон. Да. Черный. На Дмитрия Сергеевича. Спасибо, — сказала она и снова уткнулась в ноутбук, как ни в чем не бывало.

Я моргнула, пытаясь осмыслить происходящее. Капец, они все тут странные. То ли я попала в какой-то театр абсурда, то ли это Москва такая — место, где все орут, разбивают телефоны и делают вид, что это нормально. Я покачала головой и вернулась к своим таблицам, но мысли путались. Кто этот мужик? Почему Лена даже бровью не повела? И что, черт возьми, творится с Ковалевым?

Не успела я углубиться в свои размышления, как дверь лифта звякнула, и в офис вошел Артем Соколов. Его появление было как вспышка — светлые волосы, голубые глаза, наглая ухмылка, будто он только что выиграл миллион. На этот раз он не стал задерживаться: бросил короткое «Привет», даже не взглянув на нас, постучал в дверь кабинета Ковалева и, не дожидаясь ответа, вошел. Я закатила глаза. Ну конечно, этот парень ходит, как к себе домой. Похоже, Лена не шутила, когда говорила, что он тут «особенный».

Артем пробыл в кабинете недолго — минут пять, не больше. Когда он вышел, его ухмылка стала еще шире, как у кота, который стащил сметану и знает, что его не поймают. Он направился прямо ко мне, и я невольно напряглась. Он уселся на край моего стола, так близко, что я уловила запах его одеколона — что-то резкое, дорогое, с ноткой цитруса. Его голубые глаза скользнули по мне, задержавшись на платье, которое, черт возьми, я все еще ненавидела.

— Смотрю, ты уже готова, — сказал он, его голос был низким, с легкой насмешкой. — Идем?

Я уставилась на него, чувствуя, как брови сами ползут вверх. Готова? Куда? Я моргнула, пытаясь собрать мысли.

— Куда это? — спросила я, скрестив руки и прищурившись. — Ты о чем вообще?

Он хмыкнул, будто я сказала что-то забавное, и кивнул на букет роз, который все еще красовался на моем столе, как розовый маяк посреди офиса.

— Как это куда? Ты записку в цветах видела? На ужин, Колючка, — он подмигнул, и его улыбка стала еще наглее. — Злой и опасный отпустил тебя пораньше, так что не ломайся.

Я открыла рот, чтобы ответить, но слова застряли. Злой и опасный? Это он про Ковалева, что ли? И что значит «отпустил»? Я бросила взгляд на Лену, которая, похоже, забыла, как дышать. Ее глаза блестели, как у ребенка, который смотрит на витрину с конфетами, и я почти слышала, как она мысленно кричит: «Иди, дура, это же Соколов!»

Я сжала губы, чувствуя, как внутри закипает знакомая смесь раздражения и… черт, любопытства? Артем сидел, глядя на меня с этой своей ухмылкой, будто знал, что я уже на крючке. Я выпрямилась, стараясь выглядеть уверенно, хотя сердце колотилось, как после спринта.

— Слушай, Соколов, — начала я, добавив в голос побольше яда, — я не бегаю на свидания по первому щелчку пальцев. И, между прочим, у меня работа. Отчеты, дедлайны, знаешь, такие взрослые штуки. Так что спасибо за розы, но я, пожалуй, пас.

Он рассмеялся — громко, заразительно, и я невольно почувствовала, как уголки губ дергаются. Черт, этот парень умел быть обаятельным, даже когда бесил. Он наклонился чуть ближе, его глаза блестели, как у кота, который играет с мышкой.

— О, Колючка, не надо так хмуриться, — сказал он, понизив голос. — Я же не на свадьбу зову, просто поужинать. Еда, вино, пара шуток. Ковалев сказал, что ты сегодня свободна, так что не выдумывай отмазки. Или ты боишься, что не устоишь перед моим обаянием?

Я фыркнула, закатывая глаза, но щеки предательски вспыхнули. Боится, он сказал? Да этот тип вообще не знает, с кем связался! Я хотела уже выдать что-нибудь едкое, но снова поймала взгляд Лены. Она смотрела на меня с такой смесью восторга и зависти, что я почти услышала ее мысли: «Настя, ты что, совсем? Это же Артем Соколов!»

Я сжала кулаки, чувствуя, как внутри борются гордость и… что-то еще. Эмма вчера права была — я в окружении двух красавчиков, один из которых, похоже, решил, что я его новый трофей. И, черт возьми, я устала быть просто «дочкой Волкова» или новенькой, которую все проверяют. Может, стоит сыграть по своим правилам?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ладно, — выдохнула я, вставая и поправляя платье. — Но только потому, что я голодная, а не из-за твоих голубых глаз, ясно?

Артем хохотнул, спрыгнул со стола и сделал театральный жест, указывая на дверь.

— О, Колючка, ты еще пожалеешь, что упомянула мои глаза, — сказал он, подмигивая. — Пошли, ресторан ждет.

Я бросила взгляд на Лену, которая, кажется, готова была аплодировать. Схватив сумку и стараясь не думать о том, во что я ввязываюсь, я пошла за Артемом. Его уверенная походка, эта наглая ухмылка, запах его одеколона — все это кружило голову, как вино, которое, я была уверена, он закажет в ресторане. Но внутри я твердила себе: это не свидание, это просто ужин. И, черт возьми, я не собираюсь поддаваться его чарам. Пусть думает, что он в игре, но правила буду задавать я.

Ресторан оказался одним из тех мест, где каждый предмет интерьера кричал о деньгах. Высокие потолки с хрустальными люстрами, отбрасывающими мягкий свет на мраморные полы, темные деревянные панели, украшенные тонкой резьбой, и столы, накрытые белоснежными скатертями, такими идеальными, что казалось, их гладили под микроскопом. За панорамными окнами открывался вид на ночную Москву — огни небоскребов, река, переливающаяся под мостами. Официанты двигались бесшумно, как тени, а в воздухе витал аромат свежих роз и дорогого вина. Я невольно замерла у входа, чувствуя себя не в своей тарелке.

В детстве мы с мамой и отцом иногда ходили в такие рестораны. Я сидела между ними, болтая ногами под столом, пока мама смеялась над моими рассказами, а отец, тогда еще не такой холодный, подливал ей вина и шутил с официантами. Эти воспоминания вспыхнули так ярко — мамин теплый взгляд, ее рука, поправляющая мне волосы, — что горло сжалось. Я тряхнула головой, отгоняя прошлое. Не время. Не место.

Артем, стоявший рядом, слегка коснулся моего локтя, возвращая меня в реальность. Он был галантен, как будто играл роль из старого фильма: открыл передо мной дверь ресторана, придержал ее, пока я проходила, а потом, когда нас проводили к столику у окна, отодвинул для меня стул. Я невольно приподняла бровь — слишком уж идеально он это делал, будто тренировался. Но его улыбка, мягкая и без привычной наглости, почему-то не раздражала.

В машине по дороге сюда мы почти не разговаривали. Тишина была странной, не тяжелой, но какой-то… выжидающей. Пару раз он назвал меня Колючкой, и я, не выдержав, огрызнулась:

— Анастасия, а не Колючка. Запомни уже.

Он только хмыкнул, бросив на меня быстрый взгляд, и пробормотал:

— Окей, Анастасия. Но Колючка тебе идет больше.

Я закатила глаза, но спорить не стала. Что-то подсказывало, что с Артемом спорить — это как играть в шахматы с голубем: он все равно перевернет доску и улетит, довольный собой.

Теперь, сидя за столиком, я разглядывала его, пока он изучал меню. Без офисного света и суеты он выглядел иначе. Светлые волосы слегка растрепались, глаза блестели в полумраке, а его рубашка, расстегнутая на верхнюю пуговицу, добавляла ему какой-то расслабленной, почти мальчишеской небрежности. Я ожидала, что он начнет флиртовать, сыпать пошлыми комплиментами или, хуже того, хвастаться своими деньгами, как это делали половина парней в Лондоне, когда узнавали, чья я дочь. Но Артем был… другим. Он отложил меню, посмотрел на меня с легкой улыбкой и сказал:

— Ну что, Анастасия, — он нарочно выделил мое имя, будто поддразнивая, — что будешь? Тут отличное ризотто с трюфелями, но, если честно, я всегда беру стейк. Не подводит.

Я пожала плечами, бросив взгляд на меню. Цены, конечно, были такими, что я мысленно пересчитала их в чашки кофе, которые могла бы купить на эти деньги в своей лондонской забегаловке.

— Стейк, — ответила я, решив не усложнять. — И, может, бокал красного. И без флирта, это просто ужин.

Он рассмеялся — тихо, тепло, и этот звук был неожиданно приятным. Не раздражающим, как я ожидала, а каким-то… уютным.

— Договорились, — сказал он, поднимая руки, будто сдаваясь. — Хотя, знаешь, я думал, ты выберешь что-нибудь посложнее. Ну, знаешь, устрицы или лобстера. Ты же вроде из тех, кто привык к таким местам.

Я прищурилась, чувствуя, как внутри шевельнулась искра раздражения. Он что, намекает на отца? Но его тон был не насмешливым, а скорее любопытным, и я решила не цепляться.

— Не совсем, — ответила, откинувшись на спинку стула. — В Лондоне я больше по бургерам и кофе из забегаловок. Такие рестораны… — я обвела взглядом зал, — это больше по части моего отца. Я как-то привыкла к простоте.

Артем кивнул, и в его глазах мелькнула искренняя заинтересованность. Он подался чуть ближе, опершись локтями на стол, и я уловила слабый запах его одеколона — тот же цитрус, но теперь с ноткой чего-то теплого, как сандал.

— Серьезно? — спросил он. — А я думал, дочка Волкова только и делает, что пьет шампанское из золотых бокалов. Расскажи, как это — жить в Лондоне? Не поверю, что ты не пользовалась папиными деньгами.

Я фыркнула, но его вопрос не звучал как провокация. Он смотрел на меня с искренним интересом, и это сбивало с толку. Я ожидала чего угодно, но только не этого. Он спрашивал про меня — и, черт возьми, делал это так, будто ему правда не все равно.

— Я правда не брала его деньги, — ответила, глядя ему в глаза. — После того, как он отправил меня в Лондон, я решила, что справлюсь сама. Работала официанткой, репетитором, даже полы мыла в одной забегаловке. Не гламурно, но зато честно. А ты? Всегда был таким… — я замялась, подбирая слово, — инвестором с наглой ухмылкой?

Он рассмеялся, откинувшись на спинку стула, и этот смех был таким заразительным, что я невольно улыбнулась. Официант принес вино, и Артем поднял свой бокал, слегка наклонив его в мою сторону.

— За честность, — сказал он, и его голос стал чуть тише, почти заговорщическим. — Знаешь, я не всегда был таким… инвестором. В универе я был тем парнем, который продавал однокурсникам билеты на вечеринки, чтобы заработать на пиво. Потом попал в бизнес, начал с мелких сделок. Ну а дальше — как снежный ком. Но, если честно, я до сих пор иногда скучаю по тем временам, когда мог просто тусить с друзьями и не думать о работе.

Я приподняла бровь, делая глоток вина. Оно было терпким, с ноткой черной смородины, и я невольно подумала, что Артем знает, как выбирать.

— Скучаешь по пиву и вечеринкам? — переспросила я, не скрывая скептицизма. — Ага, поверю. Ты же, небось, каждый вечер в таких вот местах, с официантками, которые готовы прыгнуть тебе на колени.

Он хмыкнул, но в его глазах не было ни тени обиды. Напротив, он смотрел на меня с каким-то странным теплом, как будто я была загадкой, которую он хотел разгадать.

— О, ты меня раскусила, — сказал он, театрально прижав руку к груди. — Но, знаешь, официантки — это не так интересно, как кажется. А вот ты… ты, Анастасия, — он снова выделил мое имя, с легкой насмешкой, — ты гораздо интереснее. Расскажи про Лондон. Что там было, кроме работы в кафе? Влюблялась, разбивала сердца?

Я почувствовала, как щеки вспыхивают, и быстро сделала еще глоток вина, чтобы скрыть смущение. Он не флиртовал, не совсем, но его вопросы были такими… личными. И, черт возьми, он умел слушать.

— Влюблялась, — призналась я, пожав плечами. — Один раз. Думала, это серьезно, но оказалось, что он больше влюблен в идею «дочки Волкова», чем в меня. Так что я научилась держать парней на расстоянии. А ты? Не поверю, что у тебя нет толпы поклонниц, которые пишут тебе поэмы под окнами.

— Поэмы? — переспросил он, качая головой. — Не, до такого не доходило. Но, знаешь, я как-то больше по настоящему. Не люблю, когда все только ради понтов. Поэтому и в офис к Диме таскаюсь — он, может, и злой, как черт, но честный. И ты, похоже, тоже такая.

Официант принес стейки, и мы замолчали, пока он расставлял тарелки. Мясо пахло так, что слюнки текли, и я поняла, что действительно голодна.

— Окей, Соколов, — сказала я, отрезая кусок стейка. — Ты оказался не таким уж и противным, как я думала.

Он улыбнулся, и в его глазах мелькнула искра — не наглая, а какая-то… искренняя.

— За интересных людей.— сказал он, поднимая бокал.

Мы чокнулись, и я почувствовала, как напряжение, которое копилось весь день, медленно растворяется. Артем был не тем, кем я его считала. Не просто наглый тип. Он был… человеком. И, черт возьми, мне это нравилось больше, чем я готова была признать.

***

Ужин пролетел незаметно, как будто время решило ускориться, пока мы болтали. Артем оказался не просто обаятельным — он был живым, настоящим, без той напыщенной позы, которую я привыкла видеть в людях из мира моего отца. Когда мы вышли из ресторана, Москва встретила нас прохладным ветром и россыпью огней, которые отражались в мокром асфальте после недавнего дождя. Небо было черным, с редкими звездами, пробивающимися сквозь свет города.

— Ну что, Колючка, — сказал он, засовывая руки в карманы и бросая на меня озорной взгляд. — Домой поедешь или прогуляемся? Ночная Москва — это, знаешь, как другой мир. Не то что твой Лондон с его пабами.

Я фыркнула, поправляя сумку на плече. Его «Колючка» уже не так раздражала — в его устах это звучало скорее как дружеское поддразнивание, чем как насмешка.

— Лондонские пабы, между прочим, дадут фору вашим пафосным ресторанам, — ответила я, прищурившись. — Но ладно, Соколов, покажи, что у вас тут за «другой мир». Только без твоих понтов, договорились?

Он рассмеялся, и этот смех был таким заразительным, что я невольно улыбнулась. Он махнул рукой в сторону набережной, и мы пошли, не спеша, вдоль реки. Москва-река переливалась под фонарями, отражая золотые и красные огни мостов. Прохожие мелькали мимо — парочки, спешащие домой офисные работники, уличные музыканты, играющие что-то меланхоличное на гитаре. Артем шел рядом, иногда слегка касаясь моего локтя, чтобы обойти лужу или пропустить кого-то, и я замечала, что он делает это ненавязчиво, почти машинально.

— Слушай, — начал он, когда мы остановились у парапета, глядя на воду. — Ты правда работала официанткой? Я думал, такие, как ты, только и делают, что тусуются на яхтах и пьют коктейли с зонтиками. Не укладывается у меня это ни как в голове, смотря сейчас на тебя в платье... – она задумался – Явно не на распродаже брала.

Я закатила глаза, но его тон был таким искренним, что злиться не хотелось. Он смотрел на меня с любопытством, слегка наклонив голову, и в его голубых глазах отражались огни города.

— Во первых, все это – я обвела себя руками – Это все отец, он буквально заставляет меня это надевать. В во вторых: Если бы ты видел, как я таскала подносы с бургерами в три утра, ты бы не спрашивал. В Лондоне я жила в крохотной квартире с плесенью на стенах, делила ее с двумя соседками, которые вечно забывали выключать свет. Никаких коктейлей, только кофе из автомата и долгие смены. Но знаешь, мне нравилось. Это было… моим.

Артем присвистнул, его брови взлетели, но он не стал перебивать. Вместо этого он вдруг оживился, повернулся ко мне, и его руки замахали в воздухе, как у мальчишки, который рассказывает о своем первом походе.

— Это круто, Насть! Я вот тоже, знаешь, в универе подрабатывал. Не официантом, правда, но грузил коробки на складе. Представляешь меня, такого красавчика, в оранжевой жилетке, таскающего ящики с консервами? — он театрально выпятил грудь, будто позируя, и я не сдержала смех. — А однажды мы с пацанами решили устроить вечеринку на крыше общежития. Я притащил колонки, а друган мой, Витька, припер ящик пива. В итоге нас чуть не выгнали, потому что кто-то уронил бутылку, и она разбилась прямо на машине декана!

Он рассказывал, размахивая руками, прыгая с ноги на ногу, будто снова оказался на той крыше. Его энергия была заразительной, как будто он не миллионер-инвестор, а тот самый парень из универа, который мог уговорить всех на авантюру. Я смеялась, пока не заболели щеки.

— Ты? Грузил коробки? — переспросила я, вытирая слезу от смеха. — Не верю. Ты же, небось, уже тогда катался на своем «Мерседесе» и раздавал визитки с надписью «будущий олигарх».

— Ха! — он ткнул в меня пальцем, ухмыляясь. — Между прочим, мой первый тачан был старенькая «девятка», которая глохла на каждом светофоре. Я ее чинил отверткой и матом. А визитки… — он сделал паузу, его глаза заблестели, — визитки я начал раздавать только после того, как продал свой первый стартап. И то, они были напечатаны на таком дешевом картоне, что разваливались в руках.

Я покачала головой, все еще посмеиваясь. Мы пошли дальше, вдоль набережной, и он продолжал болтать — про свои студенческие выходки, про то, как однажды застрял в лифте с профессором и умудрился уговорить его поставить зачет, про то, как его первый бизнес чуть не рухнул из-за того, что он забыл подписать один договор. Он говорил с такой страстью, размахивая руками, что я невольно ловила себя на мысли, что слушаю его, как ребенок слушает сказку. Это было странно — я ожидала от него высокомерия, а вместо этого получила… человека. Обычного, живого, с историями, которые были такими же простыми и дурацкими, как мои собственные.

— А ты? — спросил он вдруг, останавливаясь и поворачиваясь ко мне. Его лицо было совсем близко, и я заметила, как свет фонаря падает на его скулы, делая их еще резче. — Расскажи что-нибудь свое. Ну, знаешь, что-то, о чем не расскажешь на собеседовании. Самое безумное, что ты делала в Лондоне.

Я задумалась, глядя на реку. Воспоминания нахлынули, и я улыбнулась, вспомнив одну ночь, о которой почти никому не рассказывала.

— Окей, — начала я, чувствуя, как щеки снова теплеют. — Однажды мы с подругой Эммой решили пробраться на крышу заброшенного склада. Там был какой-то арт-фестиваль, но билеты стоили, как моя месячная аренда. Мы перелезли через забор, чуть не порвали джинсы, а потом сидели на этой крыше, пили дешевое вино из бутылки и смотрели, как внизу тусуются всякие хипстеры. А потом нас поймала охрана.

Артем расхохотался, хлопнув себя по бедру, и я заметила, как его глаза загорелись.

— Колючка, ты ж моя душа! — воскликнул он, снова размахивая руками. — Перелезать через заборы ради искусства? Это ж мой стиль! Надо было мне с тобой в Лондон, мы бы там такой движ устроили!

Я рассмеялась, представляя его в своей лондонской жизни — с его энергией он бы точно уговорил нас залезть не на склад, а на Тауэрский мост. Мы пошли дальше, и он вдруг схватил меня за руку, потянув к уличному ларьку с мороженым, который, к моему удивлению, работал даже в такой час.

— Мороженое? — я приподняла бровь, глядя на него. — Серьезно? После стейка и вина?

— Ага! — он кивнул, как мальчишка, которому только что разрешили прыгнуть в лужу. — Ночная Москва без мороженого — не Москва. Выбирай вкус, я угощаю.

Я выбрала шоколадное, а он взял себе ванильное, и мы пошли дальше, слизывая мороженое и хихикая, как школьники. Он то и дело тыкал меня локтем, рассказывая очередную историю, и я ловила себя на том, что не хочу, чтобы эта прогулка заканчивалась. Артем был… легким. Не зажравшимся мажором, не высокомерным инвестором, а просто парнем, который умел смеяться над собой и находить радость в мелочах. Он прыгал через лужи, делал вид, что хочет лизнуть мое мороженое, и размахивал руками, когда рассказывал, как однажды чуть не утопил свою «девятку» в реке, пытаясь впечатлить девушку.

— И вот, представляешь, — говорил он, размахивая вафельным рожком, — я такой: «Смотри, как я могу!» А она кричит: «Тормози, идиот!» И мы в итоге застряли в грязи, по колено. Пришлось вызывать трактор!

Я хохотала, чуть не уронив свое мороженое, и он, заметив это, подхватил мою руку, чтобы я не испачкалась. Его пальцы были теплыми, несмотря на прохладный вечер, и я вдруг поняла, что не отстраняюсь. Это было странно — я, которая всегда держала парней на расстоянии, сейчас стояла рядом с ним, смеялась и чувствовала себя… свободной.

Мы дошли до Красной площади, где было почти пусто, только редкие туристы делали фото у храма Василия Блаженного. Артем остановился, глядя на разноцветные купола, и его лицо вдруг стало серьезнее.

— Знаешь, — сказал он тихо, — я люблю этот город. Он жесткий, суетливый, но в нем есть что-то… настоящее. Как в людях, которые не притворяются.

Я посмотрела на него, и в его голосе не было привычной насмешки. Он был искренним, и это тронуло меня больше, чем я ожидала. Я кивнула, чувствуя, как что-то внутри отзывается.

— Ага, — ответила я, глядя на огни площади. — В Лондоне тоже было так. Город давит, но если найти свой уголок, он становится домом.

Он повернулся ко мне, и его глаза блестели в свете фонарей.

— А Москва уже стала твоим уголком, Колючка?

Я улыбнулась, пожав плечами.

— Пока не знаю, Соколов. Но, кажется, ты делаешь ее чуточку интереснее.

Он ухмыльнулся, но в этой ухмылке не было наглости — только тепло. Мы стояли так еще минуту, глядя на город, и я чувствовала, как ночь обволакивает нас, как будто Москва на миг стала нашей. Артем был не тем, кем я его считала, и, черт возьми, мне это нравилось. Он был обычным — не в смысле скучным, а в смысле настоящим. И в эту ночь, с мороженым в руке и его смехом в ушах, я поняла, что, может, и правда не зря согласилась на этот ужин.

Глава 9.

Дмитрий Ковалев

Я ввалился в квартиру, сбрасывая пиджак на вешалку у двери. День выжал меня досуха: отец с его вечными нотациями, немцы, грозящие разорвать контракт, и эта чертова Волкова, которая лезет в голову, как заноза, со своими отчетами и дерзкими ответами. Хотелось тишины, виски и забыть про все хотя бы на пару часов. Москва за окном сверкала холодными огнями, но в квартире было темно, как в склепе. Ни звука, ни света, только слабый запах духов Екатерины — приторных, цветочных, как всегда. Обычно она либо тусит до утра, либо спит, напившись, в спальне. Но сегодня воздух был тяжелым, будто пропитанным чем-то, чего я не мог уловить.

Я прошел в гостиную, споткнувшись о ее туфли, брошенные у порога. Чертыхнулся про себя, но потом замер. В темноте, у подножия лестницы, ведущей в спальню, я увидел тень. Екатерина. Она сидела на полу, обхватив колени, ее плечи дрожали. Раздражение накатило волной. Опять напилась? Это уже не новость.

— Напилась так, что до постели дойти не можешь? — бросил я, щелкнув выключателем. Свет залил комнату, резкий, как удар, и я замер.

Ее платье было порвано на плече, ткань свисала лохмотьями. Волосы, обычно идеально уложенные, растрепались, пряди липли к лицу, будто она бежала под дождем. Колени, прижатые к груди, были в крови — кожа содрана до мяса. Она сидела, уткнувшись лицом в руки, и тихо всхлипывала. Не тот пьяный плач, к которому я привык, когда она напивалась и устраивала сцены. Это было другое — глухое, надрывное, как будто она пыталась удержать себя от распада.

— Катя? — голос мой дрогнул, и я сам это услышал. В три шага я оказался рядом, опустился на колени, чувствуя, как паркет холодит ладони. — Эй, что случилось?

Она не подняла головы, только сильнее вцепилась в свои колени, будто они были единственным, что держало ее в этом мире. Я протянул руку, осторожно коснулся ее плеча, но она вздрогнула, как от удара, и отшатнулась. Ее лицо, когда она наконец посмотрела на меня, было бледным, макияж размазан, глаза красные, полные слез. Екатерина, которая всегда была как с обложки — идеальная, холодная, язвительная, — сейчас выглядела как разбитая кукла.

— Кать, говори, черт возьми, что произошло? — я старался держать голос ровным, но внутри все кипело. Страх, злость, растерянность — все смешалось, как яд. — Ты упала? Кто-то… кто-то сделал тебе больно?

Она открыла рот, но вместо слов вырвался хриплый всхлип. Ее губы дрожали, она пыталась что-то сказать, но слезы душили, и она снова уткнулась в колени, зажав рот рукой. Я почувствовал, как кровь стучит в висках. Кто-то сделал это с ней? Или она сама? Мысли путались, но я заметил синяк на ее запястье — темный, свежий, как от чьей-то хватки. Кулаки сжались сами собой, ногти впились в ладони.

Я поднялся, осторожно подхватил ее под руки и помог встать. Она была легкой, почти невесомой, как будто вся ее сила ушла в эти слезы. Я повел ее к дивану, усадил, стараясь не задеть ее разодранные колени. Она не сопротивлялась, только вцепилась в мою рубашку, как ребенок, боящийся, что его оставят одного.

— Кать, — начал я, садясь рядом и глядя ей в глаза. — Назови имя. Кто это сделал?

Она снова всхлипнула, ее руки дрожали, но она наконец подняла взгляд. Ее голос был слабым, почти шепотом, но каждое слово резало, как нож.

— Это… Марк, — выдавила она, и слезы снова потекли по ее щекам. — Он… он нашел меня.

Я замер, чувствуя, как кровь леденеет в жилах. Марк. Ее бывший. Тот самый, о котором ее отец рассказывал мне, когда мы только поженились. Марк был ее первой любовью — харизматичный, обаятельный, пока не подсел на наркотики. Тогда он стал неуправляемым: крики, угрозы, побои. Екатерина ушла от него, когда он в очередной раз поднял на нее руку, но, как говорил ее отец, посадить его не получилось — слишком хитрый, слишком скользкий. Вместо тюрьмы его отправили в лечебницу, и с тех пор, больше восьми лет, о нем не было вестей. Я думал, он исчез. Ошибся.

— Что значит, нашел? — спросил я, стараясь держать голос ровным, хотя внутри все кипело. — Что он сделал?

Она сжалась, ее пальцы впились в ткань дивана. Голос дрожал, слова вырывались рваными кусками.

— Мы были в клубе с девчонками… танцевали… и тут пришел он. — Она запнулась, ее глаза расширились, будто она снова оказалась там, в том клубе. — Я не хотела с ним идти, правда, Дима… но он настоял. Сказал, что хочет поговорить. А потом… он… — Она снова заплакала, закрыв лицо руками, ее плечи затряслись. — Он…

Она не договорила, но я и без слов понял. Ярость накатала, как волна, горячая, слепая. Марк. Этот ублюдок посмел тронуть ее. Тронуть

мою жену

. Я сжал кулаки так, что суставы хрустнули, и почувствовал, как кровь стучит в висках, заглушая все остальное.

— Какой клуб? — прорычал я, вставая. Мой голос дрожал от гнева, и я даже не пытался его сдерживать.

— Дим, не надо… — прошептала она, ее глаза расширились от страха, но не за себя — за меня. — Пожалуйста, не ходи…

— Какой клуб?! — зарычал я громче, наклоняясь к ней. — Я же сам найду, Катя, и тогда будет хуже. Назови.

Она сжалась, ее губы дрожали, но она выдавила:

— «Нокс». На Тверской.

Я не сказал ни слова. Схватил ключи с тумбочки, пиджак и рванул к двери, не оглядываясь. Ее голос, слабый, умоляющий, догнал меня:

— Дима...

Но я уже не слушал. Дверь хлопнула за мной, и я спустился в лифте, чувствуя, как ярость сжигает все внутри.

«Нокс» был в пятнадцати минутах езды, но я долетел за десять, игнорируя светофоры и сигналы. Москва гудела, ночная, равнодушная, а я выскочил из машины, бросив ее у входа, даже не заглушив двигатель. Охранник у двери попытался что-то сказать, но я оттолкнул его и ворвался внутрь. Музыка била по ушам, свет стробоскопов резал глаза, толпа двигалась, как единое живое существо. Я проталкивался через людей, сканируя зал. Я знал, как выглядит Марк — тесть показывал мне его фото, когда рассказывал о прошлом Кати. Высокий, худощавый, с острыми скулами и глазами, которые всегда смотрели с вызовом. И я нашел его.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он стоял у барной стойки, лениво прислонившись к ней, с бокалом в руке. Его взгляд поймал мой, и он поднял бокал в насмешливом приветствии, с этой ублюдской ухмылкой, от которой у меня потемнело в глазах. На его щеке алели свежие кровавые царапины. Значит, правда. Она сопротивлялась. Убью суку.

Я рванул к нему, не чувствуя ничего, кроме ярости. Толпа расступалась, кто-то крикнул, но я уже был рядом. Он не успел опустить бокал — я выбил его из его руки, стекло разлетелось, виски брызнули на его рубашку. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я не дал. Мой кулак врезался в его челюсть, и он рухнул на пол, как подкошенный. Я бросился на него, повалив на липкий пол клуба, и бил, бил, бил. Его лицо, его ухмылка, его чертовы глаза — все это исчезало под моими ударами. Кровь брызгала на мои руки, на рубашку, но я не останавливался. Люди кричали, музыка оборвалась, кто-то пытался оттащить меня, но я не чувствовал ничего, кроме его костей под своими кулаками.

— Ты посмел ее тронуть, — рычал я, нанося удар за ударом. — Ты, мразь, посмел!

Его голова моталась, он уже не сопротивлялся, только хрипел что-то невнятное. Руки охранников наконец сомкнулись на мне, оттаскивая назад, но я вырывался, готовый добить его. Толпа гудела, кто-то снимал на телефон, но мне было плевать. Все, что я видел, — это Катя, ее порванное платье, ее слезы. И его царапины, которые она оставила, пытаясь защититься.

— Убью, — выдохнул я, когда меня наконец оттащили. Марк лежал на полу, его лицо было месиво, но он еще дышал.

Охранники держали меня, кто-то кричал про полицию, но я смотрел только на него.

Глава 10

Анастасия Волкова

Москва сияла, как новогодняя елка, но в ее огнях было что-то хищное, будто город знал, что ночь скрывает больше, чем показывает. Мы с Артемом стояли на Красной площади, и я все еще не могла поверить, что этот парень с его мальчишеской ухмылкой и вафельным рожком в руке заставил меня смеяться так, что щеки болели. Когда это я в последний раз так расслаблялась? В Лондоне? С Эммой? Или никогда?

Его телефон завибрировал, резкий звук разрезал наш смех, как нож. Артем нахмурился, бросив взгляд на экран, и его лицо, только что светившееся озорством, стало жестче. Он поднял палец, будто извиняясь, и ответил, не отходя.

— Чего? — его голос был резким, без привычной игривости. — Ты серьезно? Щас буду. Адвокат нужен? Ок. Жди.

Он сунул телефон в карман и повернулся ко мне. Его голубые глаза, еще минуту назад искрившиеся смехом, теперь были темнее, как небо перед грозой.

— Извини, Колючка, — сказал, и в его голосе мелькнула тень сожаления. — Прогулку придется завершить. Я не могу тебя сейчас отвести, по крайней мере не прямо сейчас. Если не против, можешь прокатиться со мной. Или я вызову тебе такси. — Он сделал паузу, и уголок его губ дернулся в слабой улыбке. — Но я надеюсь на первое.

Я прищурилась. Его тон, эта внезапная смена настроения — все кричало, что что-то не так. В груди шевельнулось любопытство, смешанное с легким раздражением.

— Хорошо, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Что-то случилось?

Он пожал плечами, уже шагая к дороге, где, как по волшебству, стояла машина — черный внедорожник, блестящий, как игрушка из автосалона. Ну конечно, водитель, подумала я, закатив глаза. У таких, как он, всегда есть водитель.

— Пока не знаю, — бросил Артем, открывая дверь машины и жестом приглашая меня сесть. — Скоро выясню.

Я плюхнулась на пассажирское сиденье. Артем махнул водителю — высокому парню в темном костюме, который кивнул и исчез в ночи, как будто его и не было. Артем сел за руль.

— Ты же выпил? – спросила, уставившись на него.

— Тшш – приложил палец к губам – Ни кому не говори.

Машина мягко тронулась, но напряжение в воздухе было таким, что я почти слышала, как оно потрескивает.

Артем вытащил телефон и снова кому-то набрал. Динамики машины ожили, гудки эхом отдавались в салоне. На том конце ответили почти сразу, и я услышала низкий мужской голос, усталый.

— Слушаю.

— В отделение, на Тверской. Центральное ОВД. – быстро проговорил Артем.

— Сейчас?

— Сейчас же, — рявкнул он, и бросил трубку.

Его челюсть напряглась, и я заметила, как он сжал губы, будто сдерживая себя. Машина рванула вперед, обгоняя такси и сигналя какому-то пешеходу, который слишком медленно переходил дорогу. Москва мелькала за окном — огни, вывески, лица людей, спешащих по своим делам. Но внутри машины было как в пузыре, где тишина давила сильнее, чем гул города.

Я повернулась к нему, пытаясь поймать его взгляд, но он смотрел на дорогу, сосредоточенный, как пилот перед посадкой.

— Артем? Ты собираешься объяснить, что происходит? Или мне просто сидеть и наслаждаться твоей гонкой по Москве?

Он хмыкнул, но это был не тот легкий смешок, к которому я привыкла за вечер.

— Колючка, ты же хотела приключений, — сказал он, сворачивая на Тверскую. — Вот тебе и приключение. Но, если серьезно, я сам пока не в курсе. Друг попал в беду, надо вытаскивать. Надеюсь, ты не боишься полицейских участков?

Я моргнула, пытаясь переварить его слова. Полицейский участок? Друг в беде? Это что, я теперь в каком-то боевике? Я откинулась на сиденье, чувствуя, как пульс стучит в висках. Любопытство боролось с инстинктом самосохранения, который шептал, что, может, стоило выбрать такси. Но Артем, с его напряженной челюстью и взглядом не давал мне шанса отступить. Я хотела знать, что происходит. И, черт возьми, я хотела быть рядом с ним, даже если это означало вляпаться в неприятности.

— Не боюсь, — ответила, скрестив руки и прищурившись. — Но если меня арестуют из-за твоих дел, Соколов, я тебе этот вечер припомню.

Он наконец рассмеялся — коротко, но искренне, и это сняло часть напряжения. Его рука на миг оторвалась от руля, чтобы легонько ткнуть меня в плечо.

— Не переживай, Колючка. Я тебя в обиду не дам. Но держись крепче, сейчас будет весело.

Машина затормозила у здания с серым фасадом, над которым висела табличка «Центральное ОВД Тверского района».

Артем выключил двигатель, бросил на меня быстрый взгляд и кивнул на дверь.

— Пойдешь со мной? Или подождешь здесь?

Я сглотнула.

Полицейский участок, ночь, Артем, который явно знает больше, чем говорит. Это было безумием. Но я посмотрела на него — на его растрепанные волосы, на его глаза, в которых смешались тревога и решимость, — и поняла, что не хочу оставаться в стороне.

— Пойду. Но если это какая-то твоя дурацкая авантюра, Соколов, я тебе голову оторву.

Он ухмыльнулся, но в этой ухмылке было больше облегчения, чем его обычной наглости.

— Договорились, — ответил он, выходя из машины. — Пошли, Колючка. Пора узнать, во что мы вляпались.

Мы с Артемом шагнули в участок, и холодный свет ламп ударил по глазам, как пощечина. Внутри пахло застарелым кофе, бумагой и чем-то едким, вроде дезинфекции. За стойкой дежурный, лысеющий мужик в форме, лениво листал журнал, не обращая на нас внимания.

Артем шел впереди, его походка была уверенной, но я видела, как напряжены его плечи. Я держалась рядом, стараясь не отставать, хотя сердце колотилось, как будто я бежала марафон. Полицейский участок ночью — это не то место, где я ожидала оказаться после ужина с мороженым.

Дверь за нами хлопнула, и я вздрогнула, обернувшись.

В участок влетел мужчина, запыхавшийся, с растрепанными волосами. На нем была синяя футболка, мятая, будто он выскочил из постели, и, клянусь, пижамные штаны в клетку, но на ногах — лаковые черные туфли, блестящие, как зеркало. Он поправил очки, съехавшие на нос, и его взгляд метался по помещению, пока не остановился на Артеме.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Артем! — выдохнул он, хватая воздух, как рыба на суше. — Это ты? Слава богу, я успел!

Артем повернулся, его брови взлетели

— Узнал что тут?

Мужчина, все еще задыхаясь, выпалил.

— Изнасилование. — Его голос дрожал, очки снова сползли, и он их нервно поправил.

— Чего, блять? — Артем замер, его глаза расширились, и я почувствовала, как воздух между нами стал тяжелее. Он рванул вперед, чуть не сбив дежурного, который наконец оторвался от своего журнала и что-то буркнул. Я бросилась за Артемом, едва успевая перебирать ногами, мои балетки скользили по линолеуму. Сердце стучало в ушах, а мысли путались. Изнасилование? Кто? Где? И почему Артем так сорвался?

Мы ворвались в кабинет, и я замерла на пороге. В комнате было тесно: стол завален бумагами, на стене висела доска с какими-то записями, а в углу, на стуле, сидела девушка. Светлые волосы, спутанные, падали на серый свитер, слишком большой для нее. Широкие спортивные штаны болтались на худых ногах, а ее лицо было бледным, как мел, глаза опухли от слез. Она сжимала пластиковый стаканчик с водой, и ее пальцы дрожали.

Возле стола, напротив мужчины в полицейской форме, сидел худощавый мужчина в наручниках. Его лицо было сильно разбито, он выглядел так, будто его пропустили через мясорубку.

— Стоп, — Артем резко остановился, чуть не врезавшись в стол. Он обернулся к двери, посмотрел на табличку. — Не сюда?

— Заходи, — раздался голос, низкий, с хрипотцой, но такой знакомый, что у меня перехватило дыхание.

Я повернулась, и мой рот раскрылся.

Дмитрий Сергеевич. Он стоял у окна, в тени, и я не сразу его заметила. Его костюм был мятым, рубашка расстегнута на верхнюю пуговицу. Руки, сжимавшие подоконник, были в крови — костяшки разбиты, кожа содрана, как после боксерского ринга. Его лицо, обычно холодное и непроницаемое, теперь было напряженным, с темными кругами под глазами.

— Какое изнасилование друг? Ты чего натворил?

Он медленно повернул голову, его глаза скользнули по мне, потом по Артему, и я заметила, как его челюсть напряглась.

— Херню не неси.

Он кивнул в сторону девушки. Артем проследил за его взглядом.

— Ебаный рот – еле сышно сказал Соколов и опустил голову, подперев бока руками.

— А ее то зачем притащил?

— Мы гуляли – воскликнул Артем и всплеснул руками – Это ты так его?

Дмитрий молчал.

Глава 11

Я стояла в коридоре полицейского участка, прислонившись спиной к холодной стене, и пыталась унять дрожь в руках. Артем попросил меня подождать снаружи, его голос был непривычно серьезным, почти умоляющим: «Насть, пожалуйста, просто постой тут.». Я кивнула, хотя любопытство и тревога грызли изнутри, как голодные звери. Дверь кабинета закрылась за ним с глухим щелчком, но тонкие стены пропускали звуки, и я невольно прислушивалась, стоя в этом пропахшем кофе и сыростью коридоре.

Сквозь приглушенный гул голосов я слышала, как Артем что-то резко говорит, его тон был жестким, без привычной игривости. Потом голос Дмитрия — низкий, хриплый, с той стальной ноткой, от которой у меня всегда мурашки бежали по коже. Я не могла разобрать всех слов, но обрывки фраз долетали, как осколки стекла: «…не трогал ее…», «…ублюдок заслужил…», «…Катя…». Катя? Его жена? Мое сердце сжалось, когда я вспомнила, как он смотрел на ту девушку в комнате — бледную, с опухшими глазами, сжимающую стаканчик с водой, будто это был спасательный круг. Это была она, Екатерина, его жена. Я не знала, как она выглядит, но теперь все сходилось.

А потом я услышала слово, которое заставило меня замереть: «изнасилование». Оно прозвучало, как удар молота, и я прижала ладонь к губам, чтобы не выдать себя. Тот избитый мужчина в наручниках, с лицом, похожим на кровавое месиво, — он сделал это с ней? Мой желудок скрутило, и я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Я вспомнила, как Дмитрий стоял у окна, его руки в крови, костяшки разодраны, будто он бил не человека, а стену. Он нашел того ублюдка и начистил ему морду. Черт, я не могла его винить. Я бы сама, наверное, сделала то же самое, если бы кто-то тронул близкого мне человека.

Голоса за дверью становились громче, и я уловила новый — уверенный, резкий, с ноткой профессиональной холодности. Адвокат, поняла я, когда он начал говорить что-то о «недостатке улик», «чрезмерной самообороне» и «эмоциональном состоянии». Это был тот парень в мятой футболке и пижамных штанах, который влетел в участок перед нами. Несмотря на нелепый вид, он говорил так, будто держал в руках все козыри.

— …мой подзащитный действовал в состоянии аффекта, — его голос был четким, как выстрел. — Его супруга подверглась нападению, есть свидетели. А этот… гражданин, — он сделал паузу, и я представила, как он кивает на того мужчину в наручниках, — имеет историю насилия, о чем, уверен, вы уже в курсе. Мой клиент защищал свою жену. Это не нападение, это реакция нормального человека.

Я прижалась ближе к двери, стараясь дышать тише. Внутри кабинета повисла тишина, только тяжелое дыхание Дмитрия и тихий плач Екатерины нарушали ее. Потом раздался голос полицейского, усталый, но уже не такой резкий:

— Хорошо, Олег Николаевич. Мы разберемся. Но ваш клиент все равно задержан за нанесение тяжких телесных. Это не отменяет протокол.

— Разберитесь, — отрезал адвокат. — А я пока подам ходатайство о прекращении дела в отношении Ковалева. У вас тут человек, который совершил реальное преступление, а вы тратите время на того, кто просто сделал то, что сделал бы любой на его месте.

Я услышала шорох бумаг, чьи-то шаги, и голос Артема, теперь спокойнее, но с той же стальной ноткой:

— Олег, сделай так, чтобы Димана отпустили сегодня. Я не хочу, чтобы он тут ночевал.

— Уже работаю, — ответил адвокат, и я уловила в его тоне легкую насмешку, будто он привык вытаскивать людей из таких ситуаций.

Я отстранилась от двери, чувствуя, как сердце колотится. Значит, Дмитрий не просто вляпался — он пошел за этим..., зная, что тот сделал с его женой. Я закрыла глаза, пытаясь представить, что он чувствовал, когда нашел того ублюдка в клубе. Ярость? Отчаяние? Или просто слепую потребность защитить? Я не знала его близко, но этот поступок… он был таким человеческим, таким настоящим. И, черт возьми, я уважала его за это.

Дверь скрипнула, и я отпрянула, сделав вид, что просто стою, прислонившись к стене. Артем вышел, его лицо было напряженным, но он попытался улыбнуться, увидев меня.

— Колючка, ты все еще тут? — спросил он, стараясь вернуть привычную игривость, но глаза выдавали его — усталые, с тенью тревоги.

— А ты думал, я сбегу? — ответила я, скрестив руки и приподняв бровь. — Ну что там?

Он вздохнул, провел рукой по волосам, и я заметила, как его пальцы слегка дрожат.

— Димка… он влип, но Олег его вытащит. Этот парень — как акула в суде, не зря мы его держим. — Он сделал паузу, глядя куда-то в сторону, а потом добавил тише: — Это его жена, Насть. Тот ублюдок… он ее… — Он не договорил, сжав челюсть, будто слова жгли ему горло.

Я кивнула, чувствуя, как ком в горле становится тяжелее.

— Я слышала, — призналась тихо, опустив взгляд.

— Теперь надо его отсюда вытащить, пока эта бюрократия его не зажевала.

Я хотела что-то ответить, но дверь снова открылась, и вышел Олег. Его пижамные штаны все еще выглядели нелепо, но теперь он держал в руках папку с бумагами и выглядел так, будто только что выиграл бой.

— Все, — сказал он, глядя на Артема. — Ковалева отпускают под подписку о невыезде. Я договорился, чтобы дело по нему приостановили, пока не разберутся с этим Марком. Медицинское освидетельствование Кати уже провели, там все четко — следы насилия, свидетели из клуба подтверждают, что он тащил ее силой. Этот тип не отвертится.

Артем выдохнул, его плечи чуть расслабились.

— Ты бог, Олег, — сказал он, хлопнув адвоката по плечу. — Что с Катей?

Олег бросил взгляд на дверь, его лицо стало серьезнее.

— Ее сейчас заберет скорая, отвезут в больницу. Она… в шоке, но физически будет в порядке. Психолог уже едет. — Он помолчал, потом добавил: — Дима хочет с ней, но я его уговорил остаться. Ему сейчас лучше не светиться, пока все не уляжется.

Я стояла молча, чувствуя себя лишней, но не могла уйти. Картина складывалась в голове: Екатерина, клуб, этот Марк, Дмитрий, ворвавшийся туда, как буря, и теперь этот участок, где все висит на волоске. Я посмотрела на Артема, который кивнул Олегу и повернулся ко мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Насть, — сказал он тихо, — прости, что втянул тебя в это. Я не думал, что вечер так повернется. Давай я отвезу тебя домой?

— Нет, — сказала я, глядя ему в глаза. — Я вызову такси. Останься ты нужен...

— Колючка, — сказал он, и его голос дрогнул, — Я отвезу.

Дверь кабинета снова открылась, и вышел Дмитрий. Он выглядел, как человек, который прошел через ад и вернулся: рубашка мятая, кровь на руках запеклась, глаза усталые, но все еще острые, как лезвия. Он остановился, увидев меня, и его брови чуть дрогнули — то ли удивление, то ли раздражение.

— Ты еще тут?

Я сглотнула, пытаясь найти слова.

— Я… с Артемом, — выдохнула, чувствуя себя глупо. — Я слышала, что случилось. С вашей женой… мне очень жаль.

Он смотрел на меня секунду, и я думала, что он сейчас отмахнется или скажет что-нибудь резкое, как обычно. Но вместо этого он просто кивнул, коротко, устало.

— Спасибо, — сказал он тихо, и в этом слове было больше, чем я ожидала. – А теперь проваливай, опоздаешь завтра, уволю.

Артем положил руку ему на плечо.

— Не уволит – усмехнулся он и Дмитрий хмыкнул. – Отвести тебя?

Ковалев еще раз посмотрел на меня, а потом ответил.

— Сам доберусь, тебе есть кого отвести.

Глава 12

Дмитрий Ковалев

Я уже собрался уходить, чувствуя, как усталость давит на плечи, как будто на них повесили бетонные плиты. Ночь высосала из меня все силы: Катя, Марк, этот чертов участок. Хотелось домой, к тишине, чтобы хоть на пару часов забыть про этот ад. Но вдруг В нос ударил резкий запах – алкоголь. И почему я раньше этого не почувствовал, мы ведь столько пробыли в кабинете. Снова принюхался. Да, не ошибся.

—

Ты

за рулем? — спросил, прищурившись.

Артем усмехнулся, его голубые глаза блеснули с той наглой искрой, которая всегда меня бесила, но сейчас особенно резала.

— Да, уже передумал? — бросил он, засовывая руки в карманы.

— Ты выпил и сел за руль?

Друг закатил глаза, его ухмылка стала шире.

— Ой, да там вино, пару бокалов, — сказал он, пожав плечами, будто это ничего не значило.

— Четыре, — вдруг вставила Анастасия, стоявшая рядом. – Не пару, а четыре.

— И ты его пустила за руль, зная что он выпил?

Она молчала, лишь пожала плечами.

Я тяжело вздохнул, чувствуя, как терпение истончается, как нитка, готовая порваться. Этот идиот реально собирался вести машину, напившись, да еще с ней в салоне? Нет уж, хватит на сегодня приключений.

— Давай ключи, — сказал, протянув руку.

— Да брось, я в порядке. В первый раз что ли?

Я закрыл глаза. Да уж не впервые, но последний, не очень хорошо закончился, когда он чуть не угробил мужика, переходящего дорогу. Понятное дело и мужик не прав, не в положенном месте и все такое, но сам факт наезда был. И будь Артем трезвым, такого бы не случилось.

Тогда это легко решилось, мужик подписал документы, что не имеет претензий, но за очень кругленькую сумму.

— Давай ключи, — прорычал я, шагнув ближе.

Он замер. Ухмылка дрогнула, в глазах мелькнула тень раздражения, но спорить со мной он не решился. Пожав плечами, выудил ключи из кармана и швырнул. Я поймал на лету, сжал в кулаке так, что едва не раскрошил металл.

— Ладно, герой дня, — буркнул он уже без наглости. — Веди.

Мы вышли на улицу. Холодный ночной воздух ударил в лицо, но не остудил кипящего внутри раздражения. Артём и Анастасия последовали за мной к внедорожнику, припаркованному у обочины. Я открыл переднюю дверь, а Артём, будто нарочно, галантно распахнул заднюю для Анастасии. Она фыркнула, но села, бросив на него взгляд, в котором смешались насмешка и что-то ещё — неуловимое, отчего у меня сжалось в груди. Артём плюхнулся рядом, а я, скрипнув зубами, занял место за рулём.

Двигатель заурчал. Я вырулил на Тверскую, пытаясь сосредоточиться на дороге. Москва плыла за окном — огни, вывески, редкие машины, — но взгляд то и дело возвращался к зеркалу.

Артём вёл себя как герой дешёвой мелодрамы: наклонялся к Анастасии, что-то шептал, небрежно положил руку на спинку сиденья — почти касаясь её плеча. Она смеялась — тихо, но искренне. Звук резал, как стекло. Её глаза блестели в полумраке, она откидывала волосы, отвечала с язвительной насмешкой, которая, кажется, только раззадоривала его. Когда его пальцы скользнули по её локтю, внутри всё вскипело.

«Что за хрень?» — мысленно выругался я, сжимая руль до боли в костяшках. Почему это так бесит? Я усмехнулся — то ли над Артёмом, строившим из себя Казанову, то ли над собой, не способным оторвать взгляд от зеркала. Он даже не замечал, что я слежу. А она… улыбалась. И выглядела так, будто ей это нравится.

Пульсирующая боль в висках напомнила: «Успокойся, Дима. Это не твоё дело». Я женат. И она мне не нравится. Точно не нравится.

Машина остановилась у стеклянной высотки — одной из тех, где живут люди, уверенные, что деньги решают всё. Я заглушил двигатель, уставился в лобовое стекло.

— Приехали, — произнёс ровно.

Артём выглянул, брови взлетели.

— Эй, а нельзя было сначала Настю? — в голосе прозвучала мальчишеская обида.

— Твой дом ближе, — отрезал я. — На кой делать круг? Я устал. Машину завтра утром тебе пригонят. Вали уже.

Он фыркнул, но спорить не стал. Открыл дверь, вылез и наклонился к Анастасии. В зеркале я увидел, как он шепнул ей что-то, почти коснувшись губами щеки, а потом быстро поцеловал — с привычной ухмылкой. Она улыбнулась, чуть отстранилась и ответила, но слов я не разобрал. Хлопнула дверь, Артём махнул рукой и скрылся в подъезде. Я всё стоял, глядя на пустую улицу, пальцы сжимали руль.

— Можем ехать, — сказала Анастасия. В её голосе сквозила язвительная нотка, знакомая до оскомины.

Я повернулся к ней. Внутри что-то дернулось — то ли злость, то ли чувство, которому я не хотел подбирать названия.

— На переднее садись, — бросил, отводя взгляд. — Я тебе не личный водитель.

Она приподняла бровь, губы дрогнули в усмешке, но она молча пересела. Движения были лёгкими, уверенными. Я невольно отметил, как ей идет это платье, как подчеркивает ее формы, грудь...

«Чёрт, соберись»

.

— Так лучше? — спросила, скрестив руки.

Язвительность в голосе по-прежнему выбивала из колеи.

Я промолчал, завёл двигатель и вырулил на дорогу. Москва за окном сливалась в мелькание огней, но тишина в машине давила, словно бетон. Я чувствовал её взгляд — быстрый, оценивающий, — но не смотрел в ответ. Сосредоточился на светофорах, на полосе асфальта, на чём угодно, лишь бы не думать о том, как она сидела рядом.

Сука, надо было ее оставить сидеть сзади.

— Вы всегда такой мрачный за рулём? — её голос прозвучал мягче, почти по-дружески.

Я хмыкнул, не отрывая глаз от дороги.

— Только когда везу тех, кто любит трепаться с пьяными идиотами. Серьёзно, Анастасия, о чём вы думали, когда позволили ему вести? Куда водитель его делся? Он же в состоянии «я король мира, а законы физики — просто рекомендации».

Она вздохнула, слегка пожав плечами:

— Он отпустил его. Артём так переживал, когда ему позвонили… На взводе был, и я… Не знаю. Наверное, вы правы — нужно было его остановить. Но кто ж знал, что он решит сыграть в «Формулу-1» на городских улицах?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я промолчал. Остаток пути прошёл в благородном молчании — таком тяжёлом, что его можно было нарезать ломтями и продавать как эксклюзивный сорт чёрного хлеба.

Когда подъехали к её дому, я наконец нарушил тишину:

— Анастасия, на завтра соберите чемодан.

Она удивлённо изогнула бровь.

— Это вы придумали план по оптимизации времени, так что полетим вместе и всё проконтролируем.

— Я уверена, вы справитесь и без меня, — протянула она с невинной улыбкой.

— Кажется, вы забываетесь, кто тут ваш начальник, Анастасия. Я сказал — завтра быть готовой. Чемодан берите с собой в офис, после работы сразу едем в аэропорт. Это понятно?

— Понятно, — передразнила она с почти безупречной интонацией. — Что мне с собой брать? Или вы уже всё продумали, включая цвет моих носков?

Я едва сдержал улыбку:

— Ну, будут пара деловых встреч и одна почти дружеская — в ресторане. Мы летим на три дня. Вы присутствовать на встречах будете только утром и вечером, так что можете себе ещё и купальник взять, если захотите на море. Я не против.

Она подняла глаза к небу, будто взывая к высшим силам:

— Вы так благородны, Дмитрий Сергеевич. Прямо рыцарь в костюме от Brioni.

Я усмехнулся:

— Спокойной ночи, Анастасия.

— И вам, Дмитрий Сергеевич, — отозвалась она, выходя из машины с видом королевы, которая только что выиграла небольшую, но значимую битву. А я еще какое то время стоял у ее дома, не в силах, больше куда то ехать. Да и честно не хотелось мне совсем домой. Куда угодно, но только не туда.

Глава 13.

Анастасия Волкова

Рассвет в Москве — серое марево, будто город нехотя просыпается. Часы показывали четыре утра, до работы еще четыре часа, а я так и не уснула. Кровать с голубым шелковым покрывалом стояла нетронутой, лишь край простыни смят, где я сидела полночи, глядя в окно. В комнате царил полумрак, полоска света от фонаря пробивалась сквозь занавески, рисуя тени на полу. Босые ноги коснулись холодного паркета, и по спине пробежал озноб.

Я раздвинула шторы.

Раздражение вскипало внутри, горячее и едкое. Командировка с Ковалевым — холодным, надменным, невыносимым. Я не собираюсь никуда ехать. Это не моя работа, не мой выбор.

Я начала ходить по комнате, шаги гулко отдавались в тишине.

Чемодан? Да пошел он со своим чемоданом.

Я не его ассистентка, чтобы таскаться за ним по встречам, кивать и улыбаться. Остановившись у зеркала, я увидела свое отражение: растрепанные волосы, темные круги под глазами, мятая футболка. Выгляжу как привидение. Отлично.

— Почему я должна это делать? — сказала зеркалу. — Я аналитик, а не его тень!

Мысли путались, но я прикидывала варианты. Сказать, что заболела? Ковалев не дурак, поймет, что вру.

Не явиться в аэропорт? Уволит, а отец устроит ад.

Объяснить, что это не мои обязанности? Разумно, но он не станет слушать. Я просто папина дочка, которую он терпит ради Волкова-старшего.

Сжала виски, голова гудела от кофе и бессонницы.

Вчерашний вечер всплыл в памяти: Артем, прогулка, мороженое. А потом участок, Дмитрий с окровавленными руками. Он защищал жену — неожиданно человеческое. Но это не отменяет того, что он властный и упрямый, ожидающий, что я прыгну по его команде.

— Да пошел он, — прошипела я, снова шагая от кровати к окну. — Пусть берет Лену, она хоть привыкла к его выходкам.

К семи утра я натянула джинсы, белую рубашку и балетки. Волосы собрала в небрежный пучок, на макияж не было ни времени, ни желания.

Спустившись по лестнице, я замерла, услышав шаги. Отец.

Он стоял у входа, держа телефон, и его брови сошлись, когда он меня заметил.

— Анастасия, — его голос резанул, как хлыст. — Слышал, ты едешь в командировку.

Я сжала лямку рюкзака, злость закипела. Ну конечно же он уже в курсе.

— Я никуда не еду.

Его брови взлетели, губы сжались. Он шагнул ближе.

— Это еще почему? — голос стал жестче.

— В мои обязанности это не входит.

Отец тяжело дышит и я буквально представляю как из ноздрей валит пар, как у разъяренного быка.

Понеслось.

— Если твой начальник, говорит что ты едешь, значит ты едешь Анастасия и это не обсуждается.

— Это моя жизнь, пап, — сказала, стараясь держать голос ровным, хотя внутри все кипело. — Я не обязана прыгать по каждому щелчку Ковалева только потому, что ты с ним договорился. Я аналитик, а не его секретарша.

Он прищурился, его губы скривились в той знакомой презрительной усмешке, от которой у меня всегда сводило желудок.

— Аналитик? Ты думаешь, что твой диплом и пара лет в забегаловке дают тебе право решать, что тебе делать? Ты работаешь там, где я сказал, и делаешь то, что тебе говорят. Ковалев — не твой начальник, он твой шанс. И если ты его упустишь, Анастасия, не жди, что я буду подтирать за тобой.

Я открыла рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле. Его взгляд был как стальной капкан — холодный, непроницаемый, и я знала, что спорить бесполезно. Он никогда не слушал. Никогда не спрашивал. Я была для него не дочерью, а проектом, который нужно довести до ума, чтобы не опозорить его имя.

— А если я откажусь? Что тогда? Выгонишь меня из дома? Перестанешь звонить раз в год?

Его глаза сузились, и на секунду мне показалось, что он сейчас взорвется. Но вместо этого он шагнул ближе, его голос стал тише, но от этого еще страшнее, как затишье перед бурей.

— Ты не в том положении, чтобы ставить условия, Анастасия. Ты вернулась в мой дом, под мою крышу. И пока ты здесь, ты будешь делать то, что я скажу. Ковалев ждет тебя в аэропорту. Собери чемодан и не позорь меня.

Я смотрела на него, чувствуя, как горло сжимает от злости и бессилия. Хотелось кричать, бросить рюкзак и уйти, хлопнув дверью. Но куда? Обратно в Лондон? На какие деньги? Все, что у меня было, я заработала сама, но этого едва хватило бы на месяц в Москве.

Я была в ловушке — его ловушке, как всегда.

— Я опаздываю. – поцедила сквозь зубы – Позволите идти на работу, господин тиран?

— Анастасия – рявкнул он, но я уже вышла, громко хлопнув дверью.

Офис гудел привычным ритмом.

Бросила рюкзак под стол и рухнула в кресло, чувствуя, как усталость наваливается.

Утро с отцом оставило во мне горький осадок, его слова —

«Ты не в том положении, чтобы ставить условия»

— до сих пор жгли. Он всегда умел одним взглядом или фразой напомнить, что я для него не дочь, а проект, который должен соответствовать его стандартам.

Включила компьютер, уставившись в экран, но цифры и таблицы, обычно мои спасители, сегодня казались бессмысленным набором символов.

— Настя, ты как? — голос Лены выдернул меня из мрака мыслей.

Подняла взгляд.

Она стояла у моего стола, с папкой в одной руке и чашкой кофе в другой. Ее светлые волосы были аккуратно убраны, а в глазах мелькала знакомая теплота, смешанная с легкой тревогой. Лена всегда чувствовала, когда я была на взводе, — будто у нее был встроенный детектор настроения.

— Нормально, — соврала, откидываясь на спинку кресла. — Просто не выспалась.

Она прищурилась, явно не поверив, но не стала допытываться. Вместо этого поставила чашку передо мной и открыла папку, вытаскивая лист с расписанием.

— Билеты и номер в отеле забронированы, — сказала она деловито, но с мягкой улыбкой. — Вылет сегодня в десять вечера, Дмитрий Сергеевич уже в курсе. Отель — пятизвездочный, в центре, с видом на море. Думаю, тебе понравится. Если нужно что-то еще, говори, я все организую.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сжала губы, глядя на листок с подтверждением брони.

В груди закипело раздражение, но я проглотила его. Лена не виновата. Она просто делает свою работу.

— Спасибо.

Лена помедлила, будто ждала, что я скажу что-то еще, но я уткнулась в экран, притворяясь, что поглощена работой. Она вздохнула, легонько коснулась моего плеча и ушла к своему столу.

Утро я провела, уткнувшись в отчеты, пытаясь отвлечься. Цифры всегда были моим убежищем — четкие, логичные, без лишних эмоций. Я нашла пару ошибок в данных по логистике и отправила заметки Сергею, который, кажется, до сих пор вздрагивал при упоминании имени Ковалева. Работа помогала держать голову в порядке, но к обеду телефон в кармане джинсов завибрировал, выдернув меня из рабочего транса.

Артем Соколов

.

После вчерашнего хаоса, я не думала, что он так быстро позвонит. Заколебавшись на миг, я все же ответила.

— Колючка, привет! Ты как там, жива после нашей ночной эпопеи?

Я хмыкнула, повернувшись к окну.

— Едва, Соколов. Напомни, чтобы я больше не садилась к тебе за руль.

Он рассмеялся, громко и искренне, и я почувствовала, как напряжение в груди чуть отпускает.

— Ой, да ладно, я был почти трезвый! — возмутился он, но в голосе слышалась насмешка. — Ну, почти-почти. Слушай, ты как? После всего этого… — он запнулся, и я поняла, что он имеет в виду участок, Дмитрия, его жену. — Не каждый день вляпываешься в полицейский триллер.

— Нормально, — ответила я уклончиво. — Просто странная ночь. А ты как?

— Порядок. Не сказал бы, что это худший день в моей жизни, бывало и хуже. Слушай, давай как-нибудь еще потусим? Без полицейских участков и гонок. Ну, там, кофе, кино. Ты как?

— Посмотрим, Соколов, — ответила я уклончиво. — Я подумаю.

— Договорились, — хмыкнул он. — Ладно, не буду отвлекать, Колючка. Работай там, не зли своего босса. Хотя, зная тебя, ты уже, небось, наорала на него пару раз.

Я рассмеялась, качая головой.

— Пока только один, но я работаю над этим, — ответила я, и он снова хохотнул, прежде чем попрощаться.

День тянулся медленно. Я разобрала еще пару отчетов, ответила на письма, даже помогла Кате из маркетинга с ее презентацией, но мысли о вечернем вылете не отпускали. К пяти вечера, когда офис почти опустел, я собрала вещи и, глубоко вдохнув, направилась к кабинету Дмитрия. Надо было поговорить. Надо как то отвертеться от этой командировки.

Постучала в дверь его кабинета, и голос, низкий, чуть хриплый, донесся из-за двери:

— Войдите.

Дмитрий сидел за своим массивным столом, уткнувшись в ноутбук, его пальцы летали по клавиатуре, а взгляд был таким сосредоточенным, будто он взламывал код ядерной боеголовки.

Да уж, выглядит паршиво, вчерашняя ночь явно не прошла для него бесследно. Остановилась у стола, скрестив руки, и он наконец поднял взгляд.

Его серые глаза скользнули по мне, задержавшись на моих джинсах и небрежном пучке.

— Анастасия, — произнес, откидываясь в кресле. — Смотрю вы готовы, выдвигаемся через час.

Я сжала губы, чувствуя, как внутри закипает знакомое раздражение. Он даже не поздоровался, сразу к делу.

Напыщенный...

— Нет. Я не полечу.

Его брови медленно поползли вверх, а уголок рта дернулся — то ли насмешка, то ли раздражение. Он закрыл ноутбук, медленно, с таким звуком, будто ставил точку в разговоре, которого еще не было.

— Не полетите? — переспросил, его тон стал ниже, почти угрожающим, но с той же издевкой, которая бесила меня с нашей первой встречи. — Это что, бунт на корабле, Волкова? Или вы просто решили, что можете диктовать условия?

Я шагнула ближе, упершись руками в край его стола. И тут же в носу ударил его одеколон. Черт, а пахнет он вкусно.

— Это не бунт, Дмитрий Сергеевич. Это здравый смысл. Я аналитик, а не ваш ассистент. Мое место за компьютером, с цифрами, а не в самолете, где я буду сидеть и кивать. Возьмите Лену, она справится лучше.

Его глаза сузились, и я заметила, как его челюсть напряглась. Он встал, обошел стол и остановился прямо передо мной, так близко, что я невольно отступила на полшага. Он был выше, шире в плечах. Я вдруг почувствовала себя крошечной, будто уменьшившейся под тяжестью его присутствия.

Сердце забилось чаще, отдаваясь глухими толчками в висках, а ладони невольно сжались в кулаки, пряча дрожь.

Я попыталась удержать взгляд на его лице, но глаза невольно скользили вниз — на пульсирующую жилку на шее, на едва заметный шрам у скулы, который раньше не замечала. Каждая мелочь врезалась в сознание, словно пытаясь составить полную картину того, кто сейчас стоял так близко, лишая меня привычной уверенности.

— Вы, кажется, забыли, кто здесь решает, — наконец, заговорил он. — Это не просьба, Анастасия. Это приказ. Вы летите со мной, потому что я так сказал. И если вы думаете, что можете просто сказать «нет» и уйти, то вы явно не понимаете, как это работает.

Я усмехнулась. Радуясь тому, что его тон заставил мою кровь бурлить от злости, а голову сделал яснее.

— О, я прекрасно понимаю, как это работает. Папочка позвонил, сказал «пристрой девчонку», и вы, как послушный сын, киваете. Только вот я не кукла, которую можно таскать по встречам ради вашего имиджа. У меня есть своя работа, и я не собираюсь прыгать через обруч, потому что вы щелкнули пальцами.

— Вы, Анастасия, слишком много о себе возомнили, — сказал он, почти шепотом. — Думаете, ваш диплом и пара лет в Лондоне делают вас незаменимой? Вы здесь, потому что ваш отец попросил, а я согласился. Но если вы не справитесь — или, хуже, будете саботировать мою работу, — я вышвырну вас так быстро, что вы не успеете собрать свой рюкзачок. И папе вашему я это объясню лично.

Он что, пытается меня запугать?

— Дерзайте Дмитрий Сергеевич. Я остаюсь здесь.

Глава 13.1

Самолёт гудел, готовясь к взлёту, а я пялилась в иллюминатор, скрестив руки на груди. Мозг упорно отказывался принимать реальность:

Я в самолёте

.

Дмитрий Сергеевич, этот ходячий образец корпоративной безжалостности, просто…

уволок

меня. Буквально. В смысле, без чемодана, без сменной одежды, без даже дурацкой зубной щётки.

Теперь сижу, смотрю на проплывающие облака и осознаю масштаб катастрофы.

Во-первых, у меня нет вещей. Вообще. Ни носков, ни белья, ни даже резинки для волос — всё осталось в шкафчике в офисе.

Во-вторых, мой гардероб на ближайшие… сколько там дней? Три?

Состоит из белой рубашки (уже слегка помятой), чёрных брюк (тоже не первой свежести).

В-третьих... Я в бешенстве. В таком, что зубы скрипят, а кулаки чешутся.

Я покосилась на Дмитрия Сергеевича. Он, как ни в чём не бывало, листал документы, время от времени делая пометки. Будто не он только что похитил сотрудника средь бела дня.

— Скажите, — мой голос прозвучал неожиданно громко в приглушённом гуле самолёта, — а вы в курсе, что похищение людей карается по закону?

Он даже не поднял глаз.

— Это не похищение. Это экстренная командировка.

Я фыркнула, откидываясь на спинку кресла бизнес-класса — мягкого, как облако, но сейчас оно казалось мне клеткой. Самолет набирал высоту, Москва внизу таяла в сером мареве, а я чувствовала себя полной идиоткой.

— Экстренная? — переспросила я, поворачиваясь к нему всем корпусом. — Вы серьезно? Я сказала "нет", ясно и четко. А вы просто схватили меня за руку, втолкнули в машину и потащили в аэропорт, как какой-то багаж! Это не командировка, Дмитрий Сергеевич, это... это произвол!

Он наконец отложил бумаги, медленно, с тем расчетливым спокойствием, которое бесило меня больше всего. Его серые глаза встретились с моими — холодные, пронизывающие, но сегодня в них мелькнула тень чего-то другого. Усталость? Или просто раздражение от моей болтовни? Он откинулся в кресле, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки — жест, который выглядел таким небрежным, но подчеркивал его шею, жилку, которая пульсировала там. Черт, Настя, не смотри.

— Произвол? — эхом отозвался он, и в его тоне скользнула насмешка. — Волкова, вы драматичны, как героиня мыльной оперы. Вы отказались — да, я слышал. Но работа есть работа. Контракт с немцами висит на волоске после той херни с таможней, а ваш анализ — единственное, что может нас вытащить. Я не собираюсь терять миллионы из-за вашего упрямства. И да, я вас "втолкнул". Потому что время поджимало, а вы устроили истерику в офисе.

— Это не истерика, это принцип! Я не ваша марионетка, чтобы вы дергали за ниточки. И анализ? Я могла отправить его по почте, или мы могли обсудить по видео. Нет, вам обязательно нужно тащить меня в Сочи.

Он усмехнулся — коротко, но искренне, и этот звук резанул меня, как нож. Его глаза на миг потеплели, но тут же вернулись к стальной холодности.

— Сочи, Анастасия. Не на край света. Три дня: две встречи, один ужин. Вы будете анализировать данные на месте, с партнерами. Это не отпуск, но и не тюрьма. А если вы думаете, что я получаю удовольствие от вашей компании... — он сделал паузу, окинув меня взглядом с ног до головы, — то ошибаетесь. Вы упрямая, как ослица, и болтливая, как сорока. Но полезная.

Я сжала подлокотники, ногти впились в кожу. Полезная? Этот надменный тон... Хотелось врезать ему чем-нибудь тяжелым, но в бизнес-классе под рукой только подушка и бокал с шампанским, который стюардесса только что поставила передо мной.

— О, спасибо за комплимент, — процедила я сквозь зубы. — А вы, Дмитрий Сергеевич, просто тиран в дорогом костюме. Знаете, что? Я могла бы быть полезной и в Москве. Но нет, вы решили поиграть в босса-альфа-самца. И что теперь? У меня нет вещей! Ни зубной щетки, ни... ни белья!

Его брови чуть приподнялись, и на миг он выглядел... удивленным? Нет, скорее забавляющимся.

— Утром сходите и купите все что вам нужно, разумеется за мой счет. Не устраивайте трагедию на пустом месте.

— За вас счет? — фыркнула я, стараясь звучать уверенно. — Не нуждаюсь в вашей благотворительности. Сама куплю. Сделаю свою работу и улечу первым рейсом обратно.

Он кивнул, возвращаясь к бумагам, но я уловила, как его губы снова дрогнули в улыбке.

— Посмотрим, — сказал он тихо, почти себе под нос. — Сочи иногда меняет планы.

Самолет выровнялся, и стюардесса прошла мимо, предлагая меню. Я отвернулась к иллюминатору, глядя на облака, но мысли крутились вокруг него. Его запах — одеколон, смешанный с чем-то мужским, теплым. Его руки — сильные, с теми разбитыми костяшками от вчерашней драки. А теперь тащит меня в командировку, как будто я его собственность. И почему он вообще не остался с женой? Бесит.

Полёт тянулся вечностью. Я пыталась читать журнал, но буквы плясали. Дмитрий работал, иногда бросая на меня взгляды — короткие, оценивающие. Один раз наши глаза встретились, и он не отвел взгляд сразу. В его зрачках мелькнуло что-то темное, голодное. Или мне показалось?

Когда мы приземлились в Адлере, ночь уже опустилась на Сочи — теплая, душная, с запахом моря и сосен. Машина ждала у трапа, и Дмитрий, не спрашивая, открыл дверь для меня — жест галантный, но с той властностью, которая говорила: "Ты со мной".

Отель был роскошен: мраморные полы, пальмы в холле, вид на черное море, шепчущее за стеклом. Номер — suite, с балконом и огромной кроватью. Один. Я замерла в дверях, чемодан (которого у меня не было) в воображении.

— Один номер? — прошипела я, поворачиваясь к нему.

Он стоял в дверях, прислонившись к косяку, руки в карманах.

— Экономия, Волкова. Два номера — лишние расходы. Диван мой. Не переживай, я не кусаюсь.

Его глаза блеснули, и он ушел в ванную, оставив меня одну с кипящей яростью и странным теплом внизу живота.

Это будет ад. Или что-то хуже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 14

Анастасия Волкова

— Какого черта?

На том конце линии послышался сонный вздох, потом шорох простыней — Лена явно переворачивалась в постели.

В Москве было два часа ночи, в Сочи — час, но разница во времени сейчас казалась мне мелочью по сравнению с тем, что я застряла в одном номере с Ковалевым.

— Чего? — пробормотала она. — Насть, ты о чем?

— Номер, Лена, один! — я чуть повысила голос, но тут же осеклась, услышав, как в ванной зашумела вода. — Проснись! Где наши номера?

Шорох стал громче — видимо, она все-таки встала.

— Я не понимаю тебя, — зевнула она. — Я бронировала два, как сказал босс. Два отдельных номера, с видом на море.

— Лена, — я сжала телефон так, что костяшки побелели, — на ресепшене сказали, что номеров на наши имена не бронировали. Вообще.

Пауза. Потом быстрый шорох. Клавиши застучали.

— Погоди, я щас проверю, — пробормотала Лена, и я услышала, как она что-то бормочет себе под нос. — Господи, я не нажала... Бронь не нажала! В корзину добавила и не нажала!

Я замерла, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

— Ты серьезно? — прошипела я, бросив взгляд на дверь ванной. Вода все еще шумела, но я знала, что он может выйти в любой момент. — Лена, ты меня подставила!

— Насть, прости, — Лена уже полностью проснулась, голос стал виноватым, но с ноткой паники. — Я добавила два номера, оплатила, но, видимо, не подтвердила. Система сбросила. Я думала, все прошло, но... черт, я же ночью это делала, после того, как босс сказал «срочно».

— Срочно, — передразнила я, чувствуя, как злость, смешивается с паникой. — А теперь я тут с ним в одном номере!

— Слушай, — Лена быстро заговорила, стуча по клавишам. — Я сейчас же забронирую другой. В Сочи ночью отели есть, я найду. Пятизвездочный, рядом, с видом на море. Минуту, я...

— Лена, — оборвала ее, голос дрожал от злости и усталости. — Уже час ночи. Где ты найдешь номер в сезон? И даже если найдешь, как я объясню ему, что убегаю посреди ночи?

— Скажи, что подруга приехала, — выпалила Лена. — Или что ты храпишь. Или... не знаю, придумай что-нибудь!

Я закатила глаза, чувствуя, как ситуация становится все абсурднее.

— Лена, он не дурак.

— Господи я облажалась. Он сильно зол?

Шум воды в ванной прекратился. Я замерла, прижавшись к стеклу балкона. Дмитрий что-то пробормотал — кажется, ругнулся, когда уронил что-то на пол.

— Не уверена. Вел себя спокойно. Улыбался.

— Насть, — Лена понизила голос, будто боялась, что он услышит через телефон. — Я все исправлю. Утром найду номера, перезвоню. А пока... сгладь ситуацию, пожалуйста. Спаси меня.

— Ладно – сказала на выдохе – Будешь должна.

— Что угодно.

— Разберись. И позвони мне, как только найдешь что-то.

— Договорились, — Лена выдохнула. — И, Насть... держись там. Он, конечно, строгий, но не зверь же.

— Не зверь, — фыркнула я. — Он тиран.

Я сбросила звонок и сунула телефон в карман, оборачиваясь. Дмитрий вышел из ванной, в одних брюках, с полотенцем через плечо. Волосы влажные, капли воды стекали по шее, по груди... Я невольно замерла, чувствуя, как щеки горят.

— Можешь идти, — бросил он, вытирая волосы полотенцем и не глядя в мою сторону.

Брови сами собой поползли наверх и я чуть не задохнулась от возмущения.

— Идти? Куда именно, Дмитрий Сергеевич? В кровать? За дверь? Или сразу в окно, чтобы не мешать вашему величеству отдыхать?

Он наконец поднял глаза. Уголок рта дрогнул.

— В душ, Волкова. Ты выглядишь так, будто тебя только что вытащили из багажного отсека.

Я фыркнула, оглядывая себя: мятая рубашка, брюки с пятном от кофе (спасибо, турбулентность), волосы — отдельная катастрофа.

— Ага, а переодеться мне, видимо, в вашу фантазию? — я развела руками. — У меня даже зубной щётки нет, не говоря уже о чистых трусах. Вы меня похитили, помните? Как в плохом боевике, только без саундтрека и с боссом вместо злодея.

Он бросил полотенце на стул и подошёл ближе — медленно, как хищник, который знает, что добыча никуда не денется. Я невольно отступила, упёршись спиной в стекло балкона.

— Снова драматизируешь. Ладно, принцесса в беде.

Он прошёл мимо меня к чемодану, открыл его одним движением и вытащил... белую рубашку.

— Вот. Переоденься.

Я уставилась на рубашку, потом на него.

— Вы серьёзно?

— Более чем.

Я закатила глаза, но рубашку взяла. Пахла им — одеколоном, что-то свежее, мужское. Чёрт, даже ткань была мягче, чем моя жизнь последние сутки.

— Спасибо, милорд, — процедила с сарказмом. — А трусы вы тоже выдадите?

Он усмехнулся — коротко, но искренне, и этот звук пробежал по спине мурашками.

— Нет уж, мы не настолько близки. Проветришься. Иди. И не устраивай концерт.

Я стояла под душем, позволяя горячей воде смывать с себя весь этот безумный день: пыль аэропорта, запах самолёта, злость на Ковалева и собственное бессилие. Пар поднимался к потолку, превращая ванную в сауну, а я закрыла глаза, упираясь ладонями в кафель.

Он дал мне свою рубашку. Свою. Рубашку.

Это было так... интимно.

Глупо, но я не могла выбросить из головы, как он вытащил её из чемодана — спокойно, будто это само собой разумеется. И как она пахнет...

Выключила воду, вытерлась полотенцем и посмотрела на себя в зеркало.

Волосы мокрые, капли стекают по шее, кожа розовая. А на стуле — белая рубашка.

Ладно, Волкова. Ты не в его вкусе. Он женат. Он тиран. Он... чертовски сексуальный.

Я надела её.

Рубашка была огромной. Рукава до кончиков пальцев, подол — почти до середины бедра.

В зеркале я выглядела... не как сотрудница. Не как аналитик. А как девушка, которая только что вышла из душа

«своего»

мужчины.

Стоп. Не мой. Просто босс. Просто Ковалев.

Я глубоко вдохнула, открыла дверь и вышла.

Он сидел на диване, в одних брюках, с ноутбуком на коленях. Свет от экрана падал на его лицо — острые скулы, тёмные брови, лёгкая щетина. Он поднял глаза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И замер.

Секунда. Две.

Я стояла в дверях, босая, в его рубашке, с мокрыми волосами, и чувствовала, как воздух в комнате стал плотнее. Господи, да я ведь даже без трусиков. Она же не просвечивает? Нет же?

— Чего смотрите то так? – щеки загорелись.

Он медленно закрыл ноутбук. Поставил его на столик.

— Бог наградил зрением, вот и смотрю. Хотя...

Он встал. Подошёл ближе.

— Хотя что? — я не отступила.

— Хотя, — он остановился в полуметре, окинул меня взглядом сверху вниз, — в этой рубашке ты выглядишь... опасно.

Я фыркнула.

— Опасно? Для кого? Для вашего чувства стиля?

— Для моего самообладания, — сказал он тихо и хриподцой.

Я моргнула.

Что он сказал?

А после усмехнулся — коротко, почти неохотно, и отвернулся, возвращаясь к дивану.

— Иди спать, Волкова. Завтра в восемь встреча. И не храпи.

Я стояла, глядя ему в спину, чувствуя, как сердце стучит где-то в горле.

— Я не храплю.

— Уверена? — он лёг на диван, закинув руки за голову. — Потому что если начнёшь — выкину на балкон. Без рубашки, она мне дорога.

Я закатила глаза.

— Спокойной ночи, Дмитрий Сергеевич. И не вздумайте заходить, я не люблю накрываться одеялом.

Он хмыкнул, не открывая глаз.

— Теперь устоять будет сложнее.

Извращенец.

Ушла в спальню, закрыла дверь и упала на кровать, уткнувшись лицом в подушку, сон пришел мнгновенно, пока я не почувствовала чьи то руки, забирающиеся под одежду...

Глава 14.1

Его пальцы медленно ползли вверх по бедру, оставляя за собой след из мурашек, и я замерла, не в силах пошевелиться. Сердце колотилось, как сумасшедшее, а дыхание стало прерывистым.

Это сон

.

Просто сон

.

Но ощущение было таким реальным — грубая ткань простыни подо мной, запах его одеколона, смешанный с солью моря за окном.

Комната тонула в темноте, но лунный свет из окна падал полосами на пол и кровать, высвечивая его очертания: широкие плечи, темные волосы, силуэт лица с острыми скулами.

Дмитрий.

Не сон. Реальность.

Что он здесь делает? И Почему я не кричу?

Предательское тело уже откликнулось, вспыхнув жаром, как сухая трава под искрой.

Я горела — боже, внутри все пылало, кожа накалялась от его прикосновений, а внизу живота разливалась сладкая тяжесть, заставляя бедра невольно сжиматься.

Он не сказал ни слова.

Просто наклонился ближе, его губы нашли мою шею, и он начал целовать — медленно, с такой нежностью, которая контрастировала с его обычной холодностью.

Его руки ласкали меня: одна скользила по боку, задирая рубашку выше, обнажая грудь, вторая гладила бедро, поднимаясь все выше.

Я ахнула тихо, когда его губы спустились к ключице, а потом ниже, к соску. Он облизал его языком — теплым, влажным, кружащим вокруг вершинки, заставляя ее затвердеть.

Ощущение было острым, как электрический разряд, пробегающий от груди прямо вниз, между ног.

Я выгнулась, хватаясь за простыню.

Это не может быть... Он мой босс... Но черт, как хорошо...

Жар разливался по телу волнами, кожа горела под его губами, а соски ныли от его ласк — он то посасывал их, то облизывал, чередуя с легкими покусываниями, которые заставляли меня стонать тихо, почти шепотом.

Его рука тем временем скользнула по моему животу вниз, пальцы прошлись по коже, оставляя след мурашек, и наконец коснулись промежности. Пальцы сразу нашли меня, скользнув по влажным складкам.

Я ахнула громче, тело дернулось от внезапного удовольствия, смешанного с шоком.

Как... когда я успела так намокнуть?

— пронеслось в голове.

Он поднял взгляд, его глаза блеснули в полумраке.

— Какая мокрая...

Его слова ударили в меня, как вспышка, усиливая жар — я почувствовала, как щеки вспыхнули, но не от стыда, а от возбуждения.

Он не дал мне опомниться: его пальцы погрузились в меня — сначала один, медленно, растягивая, потом второй, заполняя.

Ощущение было полным, интимным, его пальцы двигались внутри, изгибаясь, нажимая на чувствительные точки, которые заставляли меня извиваться.

Он наклонился и поцеловал меня в губы — глубоко, жадно, его язык сплетался с моим, заглушая стоны.

Я целовала в ответ, хватаясь за его плечи, чувствуя твердые мышцы под пальцами.

Тело горело, каждая клеточка отзывалась на его движения — пальцы внутри скользили ритмично, надавливая, растирая, заставляя бедра бесстыдно толкаться навстречу.

Он отстранился от моих губ, спустился ниже — его поцелуи оставляли влажный след на груди, животе, и наконец он опустился между моих ног.

Я замерла, дыхание сбилось, когда его язык провел по промежности — медленно, от низа вверх, облизывая складки, касаясь клитора кончиком.

Взрыв.

— Вкусная... Ты очень вкусная, Анастасия.

Господи. Что ты со мной делаешь?

Он вернулся к делу: его язык лизал меня жадно, кружа вокруг клитора, то посасывая его, то обводя кончиком, то проникая глубже, между складок. Ощущения накатывали волнами — острые, сладкие, заставляя меня стонать громче, выгибаться навстречу его рту. Я хваталась за его волосы — густые, влажные от пота, — тянула его ближе, не в силах контролировать себя.

Боже... Он... Это он делает... Не останавливайся...

только не останавливайся.

Тело задрожало, как в лихорадке, каждая клеточка пульсировала от его языка. Стоны вырывались сами — хриплые, прерывистые, — я кусала губы, но не могла остановиться.

Напряжение в животе нарастало, как пружина, и наконец я распалась на части: оргазм накрыл меня волной, мышцы сжались вокруг ничего и я закричала, хватаясь за него, чувствуя, как мир разлетается на осколки удовольствия. Волны прокатывались по мне одна за другой, оставляя дрожь и слабость.

Дмитрий поднялся, стягивая с себя штаны — в полумраке я видела его возбуждение, твердое, готовое. И пока он надевал презерватив я просто лежала и любовалась.

Может ли мужчина быть таким идеальным? Определенно да и еще раз да.

Он лег на меня, его тело прижалось — горячее, тяжелое, — и вошел одним движением, медленно... Босс зарычал.

— Черт Настя, ты такая узкая.

Я ахнула, обхватывая его бедра ногами.

Он начал двигаться — ритмично, глубоко, каждый толчок заставлял меня стонать, тело отзывалось, встречая его.

Я смотрела в его глаза — серые, темные от желания, — а он в мои, не отрываясь. В этом взгляде было все: голод, нежность, что-то первобытное.

Это реально... Он внутри меня... Дмитрий... мой начальник

— мысли кружились, тело горело от его движений, от трения, от его дыхания на моей шее.

Он ускорялся, толчки становились сильнее, глубже, и я чувствовала, как новый оргазм нарастает.

Мы двигались в унисон, его руки сжимали мои бедра, мои — его спину, царапая кожу.

И наконец мы кончили вместе: он замер, впиваясь в меня последним толчком, его стон смешался с моим, тело пульсировало вокруг него, волны удовольствия накрыли нас одновременно, оставляя только дрожь и тяжелое дыхание.

Мы лежали так, в тишине, пока дыхание не выровнялось. Я не знала, что сказать — мысли все еще были в хаосе, тело удовлетворенное.

Что только что было?

— Спи – вдруг сказал он и отвернулся. – Вставать через пару часов.

И я уснула, хоть и пыталась сопротивляться.

***

Громкий стук в дверь — три раза, будто кто-то выбивает барабанную дробь по дереву.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Анастасия! — голос Дмитрия, низкий, с лёгкой хрипотцой, но уже с ноткой раздражения. — Сейчас не проснёшься — войду и окачу холодной водой.

Я вздрогнула, как от удара током. Глаза распахнулись, сердце колотилось в ушах.

Сон. Это был сон.

Тёплая простыня липла к телу, рубашка расстёгнута до пупка а внизу живота — пожар. Тлеющий, но готовый вспыхнуть.

— Боже, приснится же такое? – пробормотала я и встала.

В зеркале — растрёпанные волосы, покрасневшие губы, след от подушки на щеке.

— Боже, Настя, выглядишь, как после... – запнулась и скривилась. – Нет уж, нет.

Я быстро застегнула рубашку, заправила подол, пригладила волосы.

Дыши. Просто дыши.

Открыла дверь спальни.

Дмитрий сидел за столом у окна. Так же как с ночи в одних тёмных брюках. Без рубашки.

Мышцы рук перекатывались, когда он наливал кофе из серебряного кофейника.

На столе — завтрак.

Он поднял глаза и замер, словно видит меня в первые.

— Завтрак? — спросил, делая глоток кофе и вернулся к тарелке с омлетом. – Я взял на себя инициативу и заказал тебе все необходимое. – продолжил он, не поднимая глаз. – В пакете все что тебе нужно на эти дни, зубная щетка, белье, одежда. Так что ешь и собирайся, времени в обрез.

Я замерла в дверях, чувствуя как раздражение подавляет то, что мне приснилось.

— Не утруждались бы, Дмитрий Сергеевич.

Он поднял глаза и на его лице явно читалось удивление.

— Мне не сложно, учитывая, что это из-за меня ты в такой ситуации. Тебе конечно идет моя рубашка, но не думаю, что будет уместно идти в таком виде к немцам.

Да как мне вообще мог приснится этот человек? Он же... господи, даже слов не могу подобрать как он меня раздражает.

Я села за стол, взяла свою чашку кофе. К еде не притронулась.

Не могу. Не сейчас.

— Сильно не наряжайся, будет неформальная встреча.

Он встал и подошел к дивану, на котором лежала уже выглаженная белая рубашка. Мой взгляд упал на его спину.

— Твою мать! — вырвалось у меня, когда я увидела красные полосы, от моих ногтей.

Он резко повернулся.

Проследил за моим взглядом и усмехнулся.

— Ничего, — сказал спокойно. — Я не против.

Чашка в руке задрожала.

— Какого черта вы приперлись ко мне в спальню?! — крикнула я, голос сорвался на визг, эхом отразившись от стен номера.

Он удивленно повернулся, медленно натягивая рубашку. Пуговицы застегивались одна за другой, но его глаза — эти серые, пронизывающие — впились в меня с той фирменной насмешкой.

— Думал, ты осталась довольна, — протянул он лениво, застегивая последнюю пуговицу и поправляя воротник. — Ошибся?

Я молчала, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони.

— Так и думал, — хмыкнул, подходя ближе — шаг, другой, — и его одеколон ударил в нос, свежий, с ноткой чего-то древесного. — Расслабься, Анастасия. Разрядка была нужна тебе и мне. После вчерашнего стресса — идеальный антидепрессант. Без обязательств, без драм. Ты же не из тех, кто устраивает сцены по утру?

Его голос был низким, с той хрипотцой, которая пробирала до мурашек, а губы изогнулись в ухмылке — той самой, самодовольной, которая бесила меня с первой встречи. Он остановился в полуметре, скрестив руки на груди, и посмотрел сверху вниз, как будто я — упрямая стажерка, а не... не знаю, кто.

Это не сон.

Это было на самом деле.

Он был здесь и он трахнул меня.

Мир сузился до точки. Я уставилась на него, чувствуя, как кровь отливает от лица, а потом приливает обратно — жаром, яростью, шоком.

— Ты... — голос сорвался на хрип. — Ты реально это сделал?

Он поднял бровь.

— Чего?

— Ты изнасиловал меня! — крикнула, шагая к нему, кулаки сжаты, голос дрожит.

— Чего блять? Ты слышь что несешь?

— Я то слышу. – прорычала я – И понимаю. Я спала. Я вообще не осознавала... Да блин, я до последнего думала, что мне это приснилось.

Память вспыхнула фрагментами: его губы на шее, пальцы внутри, мой стон...

— Я была против.

Он усмехнулся.

— Когда женщина против, она говорит это, а ты ни чего не сказала Анастасия.

— Я... я думала, это сон. Я не... не осознавала...

— Осознавала, — отрезал он, — Ты была намокла стоило мне тебя коснуться, Ты стонала, ты позволяла себя вылизать и ты кончила — дважды.

Я закрыла лицо руками.

Господи.

— Мля, знал бы что так будет, спустился бы к ресепшену – пробубнил он и скрылся в ванной, но через пару секунд вышел. — Не принимай все близко к сердцу Анастасия, было и было. Но если для тебя это так важно, то прошу прощения, в следующий раз буду осмотрительней.

— Ни какого следующего раза не будет. – прорычала, сжимая челюсть так, что зубы заскрипели, он лишь усмехнулся.

— Как скажешь.

— Вы же женаты. У вас жена.

— Да, — кивнул он спокойно. — Что есть то есть.

Я моргнула.

— Серьезно?

Тишина.

Тяжёлая.

Я смотрела на него, он — на меня.

— Ну конечно, чего я удивляюсь. – усмехнулась – Знаю же как это... бывает. Я ухожу. Сейчас. Прямо в этой рубашке.

— Куда? — он выдохнул.

— Без разницы, лишь бы подальше от вас.

Я почти дошла до двери, когда он поймал меня за запястье — не грубо, но твёрдо.

— Анастасия.

Я вырвалась.

— Не трогай меня.

— Я не трогал, пока ты не захотела, сама.

— Я не хотела! — крикнула. — Я... я не осознавала!

— Лжёшь, — сказал он тихо. — И себе, и мне.

Я ударила его по щеке.

Резко.

Громко.

Он не дрогнул.

Только смотрел.

— Ударь ещё раз, — сказал он. — Если поможет.

И я ударила, намахнулась еще раз, видя что это ему только приносит удовольствие.

Он поймал мою руку, прижал к своей груди.

— Хватит.

— Пошёл ты...

— Уже. И ты кончила.

— Я тебя ненавижу Ковалев.

— Взаимно Волкова.

Я смотрела на него.

Он — на меня.

— Что теперь?

— Теперь, ты переодеваешься. Идём на встречу.

Я схватила пакет с одеждой и пошла в ванную.

— Я уволюсь, — бросила через плечо.

— Не уволишь. Ты слишком хороша.

Дверь ванной захлопнулась.

Я прислонилась к ней спиной.

Сердце колотилось.

Между ног снова влажно.

Да какого хрена я опять завелась?

Глава 15.

Дмитрий Ковалев

Изнасиловал?

Эта фраза врезалась в мозг, как ржавый гвоздь, и теперь крутилась там, выжигая всё на своём пути. Я сжал руль так, что костяшки побелели, а машина — чёрный «Мерседес» S-класса, арендованный в аэропорту — чуть вильнула на повороте. Сочи за окном мелькал яркими пятнами: пальмы, сверкающее море, туристы в шортах и с мороженым. Всё это казалось фальшивым, как декорации дешёвого курорта. А рядом сидела она. Анастасия. В новом платье — лёгком, белом, с тонкими бретелями, которое я заказал утром через девушку консьержа, пока она ещё спала. Платье сидело идеально, подчёркивая её фигуру, но сейчас, когда она села в машину, подол задрался выше колена — сантиметров на десять, обнажив гладкую кожу бедра.

Ну вот опять.

Провокация.

Я что, блин, железный? Такая же, как в номере, когда она, выходя из душа в моей рубашке, сказала: «Не вздумайте заходить, я не люблю накрываться одеялом». Явное же приглашение, мать твою.

А теперь это платье, эта нога, этот запах — лёгкий, с ноткой моря и её кожи.

Я сглотнул, заставляя себя смотреть на дорогу.

Концентрация. Работа. Немцы. Контракт.

Ресторан «Морской бриз» появился впереди: белые столы на террасе над водой, зонтики от солнца, официанты в белых рубашках.

Я припарковался у входа, заглушил мотор.

— Приехали, — сказал сухо, выходя. Обошёл машину, открыл её дверь. Она вышла, не глядя на меня, поправляя подол платья — но поздно, я уже увидел. Снова.

На террасе нас ждали. Herr Мюллер — краснолицый, громкий, в светлом льняном костюме — сидел рядом с Фридрихом, худым ассистентом в очках. А напротив них — он.

— Димон! — раздался знакомый бас ещё до того, как я дошёл до стола.

Алексей Румянцев поднялся, широко улыбаясь. Тот же, что и в Оксфорде пятнадцать лет назад: высокий, широкоплечий, с лёгкой сединой в висках и той же наглой ухмылкой. Только вместо студенческого свитера — дорогой костюм Brioni и часы Patek Philippe.

— Лёха, мать твою, — я невольно улыбнулся, обнял его крепко, похлопав по спине. — Ты чего тут?

— Представитель немецкой стороны, — он кивнул на Мюллера. — Решил лично проконтролировать, чтобы вы, русские, не накосячили.

Мюллер рассмеялся, Фридрих поправил очки.

— Алексей — наш директор по Восточной Европе, — пояснил немец.

Анастасия стояла рядом, сжимая папку. Я представил:

— Анастасия Волкова, аналитик.

— Очарован, — Лёха пожал ей руку, задержавшись на секунду дольше, чем нужно. — Алексей Румянцев.

Мы сели. Официант принёс воду с лимоном и меню, но мы сразу отложили его в сторону — к делу.

— Итак, господа, — начал Мюллер, разворачивая нашу папку с отчётами по логистике. — Задержка на таможне. Три дня. Сто восемьдесят тысяч евро убытков. Это недопустимо. Объясните, как такое произошло и как вы собираетесь это исправить.

Я кивнул Анастасии. Её выход. Она открыла свою папку, вытащила первый лист — распечатку таможенного уведомления с выделенными строками.

— Herr Мюллер, — начала она по-английски, чётко и уверенно, без единого русского акцента. — Проблема возникла из-за нового регламента Евросоюза по классификации товаров группы HS 84, введённого с 1 октября. Ваш груз — гидравлические прессы — попал под код 8462.91. Согласно обновлённому Приложению I к Регламенту (ЕС) 2025/1137, для этой категории требуется сертификат происхождения по форме EUR.1 с подтверждением преференциального происхождения.

Она положила на стол копию регламента с закладками и подчеркнутыми абзацами.

— В пакете документов, который мы получили от вашей стороны 12 октября, был только коммерческий инвойс и упаковочный лист. Форма EUR.1 отсутствовала. Таможня классифицировала груз как «рисковый» и направила на дополнительную проверку в лабораторию в Гданьске.

Фридрих нахмурился, открыл свой ноутбук и начал листать переписку.

— Мы отправляли EUR.1, — возразил он. — 14 октября, в 11:47 по берлинскому времени.

Анастасия не дрогнула. Она вытащила второй лист — скриншот почты с временными метками.

— Вот ваша переписка. 14 октября в 11:47 вы отправили файл «Invoice_8472.pdf». Это обновлённый инвойс. Форма EUR.1 пришла только 16 октября в 14:22 — после того, как груз уже был задержан. К этому моменту таможня требовала физический оригинал, а не скан.

Лёха присвистнул тихо, глядя на неё с уважением.

— А вы, Анастасия, копаете глубоко.

— Это моя работа, — ответила она спокойно, переходя к следующему пункту. — Теперь решение. Вариант первый: ускоренная апелляция через нашего брокера в Варшаве. Мы уже подали заявление в Glówny Urzad Celny. Стоимость — 12 тысяч евро, включая экспресс-доставку оригинала EUR.1 курьером DHL. Срок — 48 часов с момента получения оригинала.

Она положила на стол таблицу:

— Вариант второй: перенаправление через порт Клайпеда. Таможня Литвы лояльнее к HS 84, проверка занимает 24 часа. Стоимость переадресации — 8 тысяч евро, но добавляется 36 часов на транспортировку.

Мюллер кивнул, делая пометки.

— А риски повторения?

— Минимизируем, — Анастасия передала ещё один документ. — Я подготовила чек-лист для всех будущих отгрузок. Плюс, — добавила она, — внедряем в ERP-систему автоматическую проверку пакета документов. Если хоть один файл отсутствует — отгрузка блокируется.

Лёха взял чек-лист, пробежал глазами.

— Димон, где ты её нашёл? Это же золото.

— Наследие, — ответил я коротко. — Мы берём на себя 50% ускоренных затрат — 6 тысяч евро. Как жест доброй воли.

Мюллер улыбнулся, поднял бокал с белым вином.

— За партнёрство!

Тост. Рукопожатия. Контракт спасён.

Когда немцы ушли, Лёха остался.

— Хорошая девчонка, — кивнул он в сторону Анастасии, которая отошла к перилам террасы, глядя на море. — Умная. И красивая.

— Работа, Лёха, — сказал я сухо.

— Конечно. Как скажешь.

Лёха откинулся на стуле, ухмыляясь той же мальчишеской ухмылкой, что и в Оксфорде, когда мы просиживали ночи за пивом и спорами о футболе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну что, Димон, — начал он, ставя бокал на стол с лёгким звоном. — Давно не виделись. Последний раз — в Мюнхене, на той конференции по логистике. Ты тогда ещё жаловался на девушку свою, что она тебя в гроб вгонит своими шопингом.

Я хмыкнул.

— Екатерина не меняется, — сказал сухо, разглядывая его. Лёха выглядел процветающим: загар, дорогой костюм, лёгкая небритость — типичный экспат, который освоился в Европе лучше, чем на родине. — А ты? Директор по Восточной Европе? С немцами на короткой ноге? Когда ты успел из студента-гуляки стать большим боссом?

Он рассмеялся — громко, от души, хлопнув ладонью по столу.

— Эй, не напоминай! Помнишь, как мы в Оксфорде ту девчонку из Швеции делили? Ты выиграл в покер, а я остался с бутылкой виски. Жизнь — штука справедливая, брат. После универа я в Берлин рванул, стажировка в Siemens, потом в эту корпорацию. Немцы любят русских, которые не пьют водку на завтрак и знают, что такое HS-коды. А ты? Всё в семейном бизнесе? Отец, небось, до сих пор дергает за ниточки?

Я кивнул, чувствуя привычную тяжесть в груди.

— Дёргает. Брак с Катькой — его идея. Компания — его. Я только рулю. Но миллионы капают, Лёха. Не жалуюсь.

Он прищурился, наливая себе воды из графина.

— Брак? Серьезно? – он громко рассмеялся. - Не жалуется, ага. По глазам вижу — устал ты, Димон. Как зомби. А эта твоя аналитикша... Волкова, да? Огонь-баба. Умная и фигура — вау. Где откопал?

Я бросил взгляд на Анастасию — она всё ещё у перил, ветер трепал её волосы. Взгляд упал на ее длинные стройные ноги. Она переступила с ноги на ногу и слегка оттопырила попку. Сука, ну вот опять же...

— Дочка старого друга отца, — ответил, быстро отводя глаза. — Прислали «учиться бизнесу». Но да, золото. Без неё контракт бы накрылся.

Лёха присвистнул, откидываясь назад.

— Золото, говоришь? А по-моему, она тебя на крючок взяла. Вижу, как ты на неё пялишься. Небось, трахнул уже?

Я сжал челюсть, но усмехнулся — Лёха всегда умел бить в цель.

— Заткнись.

— Ага, — он подмигнул. — Ладно, не буду лезть. Но слушай, вечером свободен? Немцы улетают, а я здесь на пару дней. Давай махнём в бар? Помнишь, как в Оксфорде? Пиво, стриптиз, разговоры по душам. Без жён, без отцов. Только мы.

Я помолчал секунду, взвешивая. Вечер в отеле с Анастасией — это мина замедленного действия. После ночи, после её обвинений... Лучше проветриться. С Лёхой можно расслабиться, вспомнить, кем был до всего этого дерьма.

— Договорились, — сказал, вставая. — В девять? В «Ривьере»?

— Идеально, — он поднялся, обнял меня по-братски, похлопав по спине. — Приводи девчонку. Расскажу ей, как ты в универе девок клеил.

— Не приведу, — отрезал я. — Она тут по работе.

Он рассмеялся, отходя к своей машине.

— Как скажешь, Димон. До вечера!

Я кивнул, подходя к Анастасии. Она повернулась, когда я приблизился — глаза холодные, но в них мелькнуло что-то... усталость?

— Неплохо сработала.

— Это вы так говорите «Спасибо, что спасла мой бизнес», если да, то не за что.

Я сжал челюсть.

Ну давай, скажи еще что нибудь и я твой рот...

— С вами все хорошо, Дмитрий Сергеевич? — повторила она, прищурившись. — Выглядите так, будто вот-вот лопнете. От злости? Или от того, что я только что вытащила ваш зад из таможенного ада?

Я остановился в шаге от неё, чувствуя, как воздух между нами искрит — не от жары Сочи, а от чего-то другого, электрического, опасного. Она стояла у перил, опираясь на них бедром, платье слегка колыхалось от бриза, обнажая ещё сантиметр кожи на бедре. Волосы растрепались, прядь упала на щёку, и она не убрала её — просто смотрела на меня снизу вверх, с вызовом, который заводил сильнее, чем любой флирт.

— Может, и лопну, Волкова. От твоего языка. Он острее, чем твой анализ.

Она фыркнула, откидывая голову назад — движение, которое обнажило шею. Я невольно сглотнул, вспоминая, как эта шея изгибалась под моими губами ночью. Её стоны, её ногти на моей спине, её... влажность. Чёрт, Ковалев, соберись.

— О, комплимент? — она скрестила руки на груди, подчёркивая декольте — не глубоко, но достаточно, чтобы я заметил. — От вас? Не ожидала. Обычно вы предпочитаете "заткнись и работай".

Я шагнул ближе, так близко, что её запах — шампунь отеля, смешанный с солью моря и чем-то её, женским — ударил в нос. Она не отступила, только глаза сузились, губы сжались в тонкую линию.

— Ты спасла контракт, — сказал, глядя ей прямо в глаза. — Молодец. Но не строй из себя героиню. Без моего "приказа" ты бы сидела в Москве и ковырялась в таблицах.

— Без вашего "похищения", вы имеете в виду? — парировала она, голос стал тише, но яростнее. — Вы меня сюда притащили. А теперь что? Ждёте благодарности? На колени встать?

Я усмехнулся — коротко, сквозь зубы. Её глаза вспыхнули, щёки порозовели. Она злилась, но под этой злостью было что-то ещё — то же, что ночью. Желание. Она чувствовала это, я видел.

Её дыхание чуть участилось, грудь поднялась выше.

Медленно наклонился к ней и едва не касался ее уха. Ох, один бог видит сколько усилий мне стоило, что бы не зажать мочку уха зубами.

— На колени? Я не против Анастасия, только попроси.

Она ахнула — тихо, но я услышал. Рука дёрнулась, будто хотела ударить снова, но замерла на полпути. Вместо этого она толкнула меня в грудь — не сильно, но достаточно, чтобы я отступил на шаг.

— О, я попрошу, Дмитрий Сергеевич, — прошипела она — Попрошу гореть вас в аду.

Я усмехнулся, не отводя взгляда. Чёрт, Волкова, ты меня доконаешь. Хотелось схватить её за талию, прижать к перилам и заткнуть этот рот поцелуем, но вместо этого я просто кивнул.

— Ты едешь? — спросил спокойно, хотя внутри всё кипело. — Или продолжишь устраивать сцены?

Она замерла на секунду, сжав кулаки, потом фыркнула и развернулась, цокая каблуками по деревянному настилу.

— Еду.

— Отлично — ответил, следуя за ней к машине. Открыл дверь "Мерседеса". Она села, захлопнув дверь чуть сильнее, чем нужно. Обошёл капот, сел за руль и завёл мотор. Дорога вилась вдоль побережья: пальмы, вспышки солнца на воде, туристы с фотоаппаратами.

Тишина в салоне была тяжёлой.

Она сидела, скрестив руки, глядя в окно. Платье снова задралось — на этот раз выше, обнажив бедро почти до края. Я сглотнул, заставляя себя смотреть на дорогу. Концентрация, Дмитрий. Работа. Контракт спасён, но это не конец.

Вдруг её телефон завибрировал. Она вытащила его из сумки — той самой, потрёпанной, которую тащила из Москвы, — и ответила, не глядя на меня.

— Да, Лен.

Голос смягчился, стал почти дружеским.

Пауза. Она слушала, кивая, хотя собеседница этого не видела. Потом уголок губ дрогнул в улыбке — редкой, настоящей.

— Отлично. Спасибо, — ответила она и отключилась. Повернулась ко мне, глаза всё ещё горели, но теперь с триумфом. — Лена забронировала нам отели. Два отдельных номера в "Hyatt Regency Sochi". Пятизвёздочный, в центре, с видом на море. Не экономьте на мне больше, Дмитрий Сергеевич.

Я хмыкнул, не отрывая глаз от дороги.

— Заезжаем за вещами в старый отель и едем. Вечером я в бар, можешь пойти со мной, что бы не тухнуть в номере.

— Нет уж, обойдусь.

— Как знаешь.

Мы доехали до отеля молча. Забрали свои вещи и вернулись в машину.

Дорога до "Hyatt" заняла пятнадцать минут.

Отель возвышался — стекло, мрамор, фонтаны в холле.

Мы вышли, я взял ключи на ресепшене. Подъехали на лифте на этаж, коридоры с коврами, запах свежести и дорогого дерева.

Мы подходили к её номеру — дверь 512, моя напротив, 514. Она вставляла ключ-карту, когда вдруг раздался голос — громкий, знакомый, с той же наглой интонацией.

— Колючка!

Глава 16

Анастасия Волкова

— Колючка!

Голос прогремел по коридору, - громкий, с хрипловатой насмешкой. Я замерла с ключ-картой в руке.

Нет. Этого мне только не хватало. Артема. Только не после того как мы с Дмитрием Сергеевичем... Нет.

Я медленно повернулась.

Он стоял в конце коридора, прислонившись к стене с бокалом виски в руке — высокий, широкоплечий и той наглой ухмылкой, которая, кажется, была приклеена к его лицу навсегда.

— Ты чего тут? – спросил Дмитрий, мельком посмотрев на меня.

Да. Я была в шоке и видимо он это тоже заметил.

— Приехал в офис, а Ленка говорит вы отчалили в Сочи – спокойно ответил Артем, шагая к нам – Решил составить компанию Колючке. Признайся, ты же скучала? – а вот это было мне.

— Пошли, – встрял Дмитрий (спасибо ему большое) – Переговоры были тяжелые дай ей отдохнуть.

— На самом деле устала?

Я кивнула, опираясь спиной о дверь номера. Ноги подкашивались, голова гудела от всего этого цирка. Хотелось просто захлопнуть дверь и забыться в душе, смыть с себя запах Сочи, Дмитрия, Артема — весь этот мужской тестостерон, который висел в воздухе.

— Да, — выдохнула я. — Валюсь с ног. Хочу в душ и спать. Полный отруб.

Артем вздохнул театрально, разводя руками,

— Ну что ж, тогда ладно, — сказал он, но не двинулся с места. — Отдыхай, Колючка. Но вечером увидимся?

Я кивнула. Артем просиял, наклонился и чмокнул меня в щеку. Потом он отстранился, подмигнул Дмитрию:

— Диман? Составишь компанию? – он поднял руку вверх с бокалом.

— Пошли. Обсудим... дела.

Дверь 514 захлопнулась за ними. Я стояла ещё секунду, глядя на пустой коридор, потом вставила ключ-карту в замок и ввалилась в номер. Дверь закрылась с мягким щелчком, и я сползла по ней на пол — медленно, как мешок, хватаясь за лицо руками. Ковёр был мягким, но холодным под ладонями.

Какой кошмар.

Артем здесь. Дмитрий там, с ним. Ночь эта... Боже, что вообще происходит? Я как в дурацком сериале, где все мужчины — идиоты, а я — главная героиня с кучей проблем.

Посидела так минуту, дыша глубоко, потом встала — ноги дрожали — и прошла к дивану у окна. Номер был роскошным: огромная кровать, балкон с видом на море.

Я рухнула на диван, достала телефон из сумки и набрала номер Эммы.

Гудки. Один, второй...

— Настька! — наконец раздался её голос.

— Эм... я в жопе.

— Опа-опа, погоди, я себе вина закажу. – сказала она и позвала видимо официанта, а после вернулась ко мне. - Рассказывай.

Я тяжело вздохнула, уставившись в потолок номера. Море за окном сверкало, но мне было не до него.

— Я в полном пиздеце. Этот Ковалев... тиран, сука, садист и... и вообще! Я тебе говорила, он меня вчера в командировку выдернул, как котёнка за шкирку? Без вещей, без предупреждения. А сегодня... Блять, Эм, я даже не знаю, с чего начать, пиздец полный.

— Ого, по легче подруга, я столько мата от тебя слышала только тогда, когда ты дружка своего застукала на другой. Что он сделал то? В клетку запер или что?

— Хуже. — мой голос задрожал от злости. — Ночью... Мы в одном номере оказались — из-за Ленкиного косяка. Я думала, это сон, эротический какой-то дурацкий. Просыпаюсь — а он... он ко мне полез, блять. Руки, губы, всё... Я была в его рубашке, без ничего под ней, и... он меня... ну... Переспали мы в общем.

Сначала пауза. Потом взрыв смеха.

— Ну ты даёшь, подруга! С боссом в постели? В Сочи? Это ж как в сериале... как его? Да ну, не помню, но ты поняла. Стоп, а как же Артем? Ты же вроде с ним на свиданке была.

— Не свидание это было. – прошипела я. – А вот еще прикол, он тоже приехал. Компанию блин составить. Ну вот что мне теперь делать? Они же блин друзья.

Эм снова рассмеялась.

— Ты серьёзно? — я села на диване, прижимая телефон к уху так, что щека заболела. — Это не смешно! Я в аду, понимаешь? Один — мой босс, который меня ночью... ну, ты поняла, и теперь делает вид, что это "антидепрессант без драм". Другой — Артем, который между прочим мне понравился и я даже думала дать ему шанс. Что, если они там сейчас пьют и меня обсуждают? Боже, я уволюсь. Прямо завтра. Соберу рюкзак и свалю в аэропорт, полечу к тебе обратно.

Эмма на том конце фыркнула, но я услышала, как она отхлебнула вина — чавкнула тихо, потом глоток.

— Насть, дыши. Во-первых, ну уволишься ты, а дальше что? Отец тебя обратно в Лондон не пустит, а засунет в какой-нибудь свой филиал, где будешь кофе варить его дружкам. Во-вторых, давай по порядку. Этот Ковалев... он что, правда полез ночью, пока ты спала? Потому что по твоему голосу слышу — не такая уж ты и жертва. "Эротический сон", ага. Расскажи подробнее, подруга. Как он? Большой? Умеет?

— Эмма! — я покраснела до ушей. Вскочила с дивана, подошла к балкону и распахнула дверь — тёплый ветер ударил в лицо, неся запах моря и жареного шашлыка откуда-то снизу. — Ты извращенка. Да, большой. И умеет, сука, так умеет, что я два раза кончила. Главное — я думала, это сон, реально не понимала ни чего. Сама знаешь секса у меня не было сто лет.

Эмма захохотала.

— Ой, не могу! Хватит Насть, признайся: тебе понравилось. Ты же не злишься по-настоящему, а? Ну правда, было и было. Успокойся и живи дальше.

Я вздохнула.

Пауза. Эмма откашлялась, голос стал серьёзнее — вино, видимо, подействовало.

— Слушай, подруга. Ты влипла, но по-хорошему. Ковалев — альфа, тиран, но с баблом и харизмой. Артем — лёгкий, весёлый, без драм. А ты — между ними, как в бутерброде. Мой совет: не увольняйся. Поиграй. С Дмитрием — огонь, страсть, но он женат, так что без иллюзий. С Артемом — проверь, вдруг искра. А пока душ, вино из мини-бара и спать. Завтра увидишь, кто позвонит первым.

Я усмехнулась несмотря на всё — Эмма всегда умела разрядить.

— Ладно. Но если проснусь от стука в дверь — и там оба с цветами — я спрыгну с балкона. В море. К акулам.

— Акул в Чёрном море нет, дура. Только твои мужики. Звони, если что. Люблю тебя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И я тебя. Пока.

Сбросила звонок, сунула телефон в карман и вдохнула поглубже. Может, Эмма права. Не увольняться. Поиграть. Но сначала — душ. И вино. Мини-бар ждёт.

Глава 17

Дмитрий Ковалев

Я сидел на диване в номере — кожа скрипела подо мной, когда я откинулся назад, закинув одну руку на спинку. В другой — бокал виски. Смотрел на Артема, пока тот метался по комнате, как зверь в клетке: шаг влево, шаг вправо, кулаки сжаты, глаза горят.

— Какого хрена, Диман? — прорычал он, останавливаясь у окна и тыча в меня пальцем. — Я же тебя спрашивал, сука! Ты сказал: «Плевать». Какого хуя ты на неё теперь полез?!

Я сделал глоток. Виски обжёг горло, но я даже не поморщился.

— Захотел, — ответил спокойно, крутя бокал в руке. Лёд звякнул. — И не жалею.

Артем замер. Потом шагнул ко мне — резко, как будто хотел врезать.

— Ты... ты... — он запнулся, лицо побагровело. — Она не из таких Диман! Не для таких как ты.

Я усмехнулся.

— Это для каких, таких?

Он открыл рот, но я не дал ему ответить. Внутри всё закипело. Виски отставил на столик, встал — медленно, но в одно движение. Два шага — и я уже у него. Схватил за ворот рубашки, рванул к себе, прижал к стене. Его спина ударилась о штукатурку с глухим стуком. Мой кулак взлетел — на уровне его лица, но не ударил. Просто замер.

— А когда ты на мою жену полез, — прошипел, глядя ему прямо в глаза, — ты о чем то думал?

Артем побледнел. Глаза расширились.

— Ты... знал?

Я отпустил его. Отступил на шаг.

— Знал.

Тишина.

Он сглотнул.

— Это было... давно.

— Два года назад. В Барвихе. На моём дне рождения. Пока я в туалете был и мучился с расстройством желудка, ты с Катькой в гардеробной.

Артем отвернулся.

— Я был пьян.

— А я — нет.

Вернулся к дивану, взял бокал. Сделал ещё глоток.

— Теперь мы квиты, — сказал я, глядя на него — Ты трахнул мою жену. Я — твою... а кто она тебе?

— Планировал встречаться с ней – сказал он тихо, уже спокойнее. – Она мне очень нравится Диман, ты понимаешь?

— Понимаю, она хороша.

Он посмотрел на меня. Долго.

— Ты серьёзно?

— Серьёзнее некуда.

Артем сжал кулаки. Потом выдохнул.

— Ублюдок.

— Взаимно.

Он подошёл к бару, налил себе виски — полный, до краёв. Выпил залпом.

— И что теперь?

Я пожал плечами.

— Я откуда знаю, решать тебе. Хочешь ее после меня или нет.

Он молчал, а после сказал еле слышно.

— Ты её сломаешь.

Почему то у меня сжалось сердце. Да уж. Сломаю.

— Может, если захочет продолжения.

Он фыркнул.

— Клянись, что если мы... то ты от нее отстанешь.

— Без вопросов, но только если она мне об этом сама скажет. Знаю, как ты умеешь преувеличивать.

***

Бар «Ривьера» гудел, как улей, набитый дорогими костюмами и дешёвыми понтами. Неон заливал всё кислотным светом: розовым, синим, фиолетовым. Музыка — тяжёлый бас, от которого вибрировали рёбра, — заглушала мысли, но не до конца.

Я сидел в углу VIP-зоны, в кожаном кресле, которое, наверное, стоило больше, чем машина половины официантов. В руке — виски, третий или четвёртый, уже не считал. Лёд давно растаял, но я всё равно крутил стакан, глядя, как жидкость плещется о стенки.

Алексей, или Лёха, как я его звал ещё в Оксфорде, развалился напротив, закинув ноги на соседний стул. Его рубашка была расстёгнута на две пуговицы, пиджак валялся где-то на диване. Он орал что-то официанту, размахивая пустым бокалом, и ржал, как в старые времена, когда мы с ним воровали пиво из студенческого паба и убегали от охраны через чёрный ход.

— Димон, мать твою! — он хлопнул ладонью по столу, пролив чьё-то шампанское. — Помнишь, как мы с тобой в «Красном льве» ту официантку уговорили на тройничок? А потом она оказалась дочкой декана? Я до сих пор вижу её лицо, когда она нас в окно увидела!

Я хмыкнул, отпивая виски. Горло обожгло, но не так, как раньше. Воспоминание было ярким, но… пустым. Как старый фильм, который смотришь в сотый раз.

— Она потом тебе по почте трусы прислала, — сказал я, ухмыляясь.

Лёха заржал, чуть не свалившись с кресла. Его смех перекрыл музыку, и пара девчонок за соседним столиком обернулась, хихикая. Одна из них, блондинка в платье, которое едва держалось на бретельках, подмигнула ему. Лёха ответил тем же, но тут же вернулся ко мне.

— Эх, Димон, были времена! — он поднял бокал, который официант только что наполнил. — За Оксфорд, за баб, за то, что мы были молодыми идиотами!

Я чокнулся с ним, но виски в горле был как вода. За Оксфорд. За баб. За идиотов. Всё это казалось… далёким. Как будто не я там был, а кто-то другой. Кто-то, кто умел смеяться без камня в груди.

На сцене крутилась девчонка. Стриптизёрша. Высокая, с длинными ногами и кожей, блестящей от масла. Её бикини — два кусочка ткани, которые ничего не скрывали, — сверкали под неоном. Она двигалась под музыку, изгибаясь, как змея, цепляясь за шест, спускаясь вниз, раздвигая ноги в идеальном шпагате. Толпа орала, мужики кидали деньги, кто-то даже свистел. Она была профессионалкой — каждый жест выверен, каждый взгляд — в зал, чтобы никто не чувствовал себя обделённым.

Она спустилась со сцены, как и положено в таких местах, и начала обходить VIP-зону. Её каблуки цокали по мрамору, бёдра покачивались, а улыбка была такой, будто она знала всех мужиков в этом баре с пелёнок. И вот она остановилась у меня.

— Привет, красавчик, — протянула она, наклоняясь так, что её грудь почти вывалилась из лифчика. Пахнуло сладкими духами и чем-то ещё — может, кокосовым маслом. — Хочешь приватный танец?

Я посмотрел на неё. Близко. Слишком близко. Её глаза — зелёные, с блёстками — были пустыми, как стекло. Губы накрашены ярко-красным, зубы белые, идеальные. Она была красива. Объективно. Как журнал на глянцевой обложке. Но я… ничего. Ни жара внизу живота, ни пульса в висках, ни того зверя, который обычно просыпался при виде такого.

— Не сегодня, — сказал, отпивая виски.

Она надула губки, но не обиделась — привыкла. Похлопала меня по плечу, оставив след блёсток на рубашке, и пошла дальше, к Лёхе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тот уже был готов, размахивая купюрой в сто евро.

— Иди сюда, куколка!

Я отвернулся, глядя в толпу. Музыка долбила, свет мигал, тела двигались в такт, как в каком-то первобытном ритуале. Лёха уже хохотал, засовывая деньги ей в трусы, а она извивалась, как кошка, шепча ему что-то на ухо. Он был в своей стихии. Как тогда, в Оксфорде. Как всегда.

— Димон, ты чё, мёртвый? — Лёха оторвался от стриптизёрши, которая теперь тёрлась о него, как наждачка. — Смотри, какая!

— Вижу.

Он нахмурился, отмахнувшись от девчонки. Она поняла намёк, чмокнула его в щёку и ушла к другому столику, где уже махали деньгами.

— Серьёзно, брат. Ты как зомби. Что с тобой? Катька достала? Отец?

Я сжал челюсть.

Анастасия. Её лицо — дерзкое, с этими глазами, которые могли полоснуть, как нож. Её голос, её тело подо мной, горячее, влажное, извивающееся…

— Ничего. Просто устал.

— Устал? — он фыркнул, откидываясь назад. — Димон, я тебя пятнадцать лет знаю. Ты не устаёшь. Ты либо горишь, либо тушишь всех вокруг. А сейчас… — он щёлкнул пальцами перед моим лицом. — Пусто. Что за херня?

Я пожал плечами, глядя на сцену. Новая девчонка — брюнетка, с татуировкой на пояснице. Она крутилась вокруг шеста, сбрасывая лифчик. Толпа взревела. Кто-то кинул бутылку шампанского. Я смотрел и… ничего.

— Может, я просто старый стал.

— Старый? — Лёха заржал. — Тебе тридцать пять, дебил! В тридцать пять я в Мюнхене с тремя немками в сауне был! А ты сидишь, как монах, и на сиськи не реагируешь! — он ткнул пальцем в сторону сцены. — Это ж искусство, Димон! Искусство!

Я хмыкнул, но смех застрял в горле. Искусство. Может, и так. Но я смотрел на эту брюнетку — на её тело, на её движения, на её улыбку — и видел только… пластик. Всё идеально, всё выверено, всё… не то.

В голове снова всплыла Настя. В моей рубашке. Босая, с мокрыми волосами... Её запах — не духи, не масло, а что-то её. Ох эти стоны, когда я…

— Блять, — выпалил вслух, допивая виски одним глотком.

Лёха прищурился.

— Ага, попался, — сказал он, ухмыляясь. — Ну кто? О ком думаешь? Не о аналитике ли своем?

Я сжал кулак под столом. Хотел сказать: «Заткнись». Хотел врезать. Но вместо этого просто посмотрел на него — долго, холодно.

— Не твоё дело.

Он поднял руки, сдаваясь, но ухмылка не сползла.

— Ладно, ладно, молчу. Но, Димон, серьёзно — ты с ней по аккуратнее. Она не Катька. Не из тех, кто будет молчать и улыбаться. Сломаешь — не склеишь.

Я кивнул, но внутри всё сжалось. Сломаю. Артем сказал то же самое. И я знал, что они правы. Но дело не в этом. Дело в том, что я… не хотел её ломать. Я хотел… Чёрт, я даже не знаю, чего хочу.

— Ещё виски? — спросил Лёха, махая официанту.

— Давай.

Глава 18

Анастасия Волкова

Сон был тяжёлый, я проваливалась в него, выныривала, снова тонула. В голове крутились обрывки — Сочи, море, платье, его руки на моих бёдрах, Артем с бокалом виски, и где-то на фоне — голос Эммы: «Поиграй». Я даже не разложила вещи, просто стянула платье, надела футболку из пакета и рухнула в кровать. Свет из окна падал полосой на пол, и я смотрела на него, пока веки не слиплись.

Потом — стук.

Не стук. Удар.

Дверь вздрогнула, будто кто-то бил по ней кулаком. Раз. Два. Три.

Я подскочила, сердце в горле. Телефон на тумбочке — 02:47. Кто, чёрт возьми? Артем? Нет, он бы позвонил. Горничная? В три ночи?

Ещё удар.

— Сукин сын... — голос за дверью, низкий, хриплый. — Открой, блять...

Дмитрий.

Я замерла, прижав ладонь к груди. Он пьян?

Тихо, босая, я прокралась к двери. Глазок — тёмный коридор, свет лампы над его головой. Он стоял, прислонившись лбом к косяку, одной рукой держась за стену. Рубашка расстёгнута на три пуговицы, волосы взъерошены, глаза — мутные.

Я открыла дверь.

Он поднял голову. Посмотрел на меня. Долго.

— Ты чего делаешь в моём номере? — выдохнул он, шатаясь.

Я усмехнулась. Нервы, адреналин, злость — всё смешалось.

— Это

мой

номер, Дмитрий Сергеевич. Ваш — напротив.

Но он уже не слушал.

Оттолкнул дверь, плечом задев меня. Прошёл мимо, скидывая пиджак на пол, потом рубашку — пуговицы отлетели, одна ударилась о стену. Ботинки — один у порога, второй где-то в коридоре.

Я стояла, прижавшись спиной к двери, глядя, как он идёт к кровати. Шатается, но не падает.

— Эй! — крикнула я. — Ты что творишь?!

Он не ответил.

Дошёл до кровати. Упал.

Тишина.

Только его дыхание — тяжёлое, прерывистое.

Я закрыла дверь. На замок.

Подошла ближе.

Он лежал на спине, одна рука свесилась с края, вторая — на груди. Грудь поднималась и опускалась. Рубашка смята, брюки расстёгнуты — молния наполовину. Запах — виски, одеколон, пот.

Я присела на край кровати.

— Дмитрий Сергеевич, — сказала тихо. — Вставай. Это не твой номер.

Он открыл глаза. Посмотрел на меня.

— Волкова... — выдохнул. — Ты... в моей рубашке.

— Это

моя

футболка. Из пакета. Который

ты

заказал.

Он усмехнулся. Пьяно.

— Нравится... как сидит.

Я сжала челюсть.

— Вставай. Иди к себе.

Он не двинулся.

— Не могу. Артем... сука... сказал... что я её сломаю.

Я замерла.

— Кого?

— Тебя.

***

Ну и зачем я только открыла дверь? Лучше бы продолжала спать. В крайнем случае могла бы позвонить на ресепшен — они бы вызвали охрану или решили вопрос как-то иначе. Да что там говорить, даже Артёму можно было набрать — он бы точно его забрал.

Точно. Артём.

Взяла телефон и сразу нашла его в списке контактов.

Гудок… Второй… Третий…

«Абонент занят или находится вне зоны сет

и».

Отлично.

Набрала сообщение:

«Артём, Дмитрий Сергеевич ввалился в мой номер и уснул в моей постели. Забери его, пожалуйста».

Сообщение прочитано.

Секунды тянутся бесконечно. Смотрю на экран, будто могу ускорить его ответ силой воли.

Наконец — вибрацию чувствую даже сквозь ладонь:

«Сейчас буду.».

Всего два слова, но от них сразу легче. Хотя бы потому, что теперь это не только моя проблема.

Бросаю взгляд на кровать. Дмитрий Сергеевич спит как младенец — ровно, спокойно, даже слегка улыбается. И как на такого человека можно злиться? Разве что чуть‑чуть.

В коридоре раздаются быстрые шаги. Стук в дверь — короткий, но уверенный.

Открываю. На пороге — Артём. Лицо у него серьезное, что на него не похоже. Обычно я вижу его с улыбкой, а тут...

— Поговорим?

Он кивнул в сторону коридора. Я последовала за ним, закрыв дверь номера. В пустом коридоре гул шагов отдавался непривычно громко.

Внутри нарастало странное предчувствие — словно перед грозой, когда воздух уже давит, а первые капли ещё не упали.

— Что случилось?

Он остановился, повернулся ко мне. Лицо по‑прежнему серьёзное, непривычное. Несколько секунд молчал, будто подбирал слова. Потом выдохнул:

— Я всё знаю.

— О чём это?

— Я о вас с Диманом.

Внутри всё оборвалось. Но я взяла себя в руки — настолько, насколько было возможно в этот момент.

— И что? В чём проблема? — голос почти не дрогнул.

Артём усмехнулся — холодно, не по‑настоящему:

— А по‑твоему проблемы нет?

Я пожала плечами:

— По‑моему, нет. Мы взрослые люди. Не понимаю, почему тебя это так задевает. Я вроде бы тебе ничего не обещала. Ну поужинали, погуляли… Просто как… не знаю… друзья, что ли.

Он снова усмехнулся, но в этом смешке не было ни капли веселья:

— Друзья, значит.

— Артём, а что не так, а? — я шагнула ближе. — Переживаешь, что первым не успел затащить меня в постель, или что?

Его глаза на мгновение вспыхнули — то ли от гнева, то ли от боли. Он сделал паузу, словно взвешивал каждое слово, прежде чем произнести:

— Ты правда не понимаешь? Или просто не хочешь понимать?

Я замерла. В голове крутилось десяток ответов — резких, колких, защитных. Но что‑то в его взгляде остановило. Что‑то, чего я раньше не замечала.

Тишина между нами стала почти осязаемой. И в этой тишине вдруг стало ясно: дело вовсе не в Дмитрии.

— Артём… — начала я, но он уже отступил на шаг.

— Ты ведь знала что он женат, зачем Настя?

Я выдохнула и закрыла глаза, на секунду, только для того что бы взять себя в руки и не наговорить лишнего, о чем потом буду жалеть.

— Не тебе меня осуждать, Артём, и никому другому. Спрашиваешь зачем? — я пожала плечами. — Захотела. Просто захотела. У меня нет никакой цели, я не хочу увести его от жены или ещё что‑то. Просто мне это нужно было, как и ему. Всё.

Артём сжал кулаки, потом медленно разжал. Видно было, что он борется с собой — хочет сказать что‑то резкое, но заставляет себя сдержаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— «Просто захотела»… — повторил он тихо, словно пробуя эти слова на вкус. — Знаешь, в этом вся ты. Делаешь, что вздумается, а потом удивляешься, что у других это вызывает… реакцию. А о жене ты его подумала?

Я рассмеялась. Громко.

— Ты сейчас серьезно? Не получилось упрекнуть, решил совесть разбудить? Артем я выросла среди бизнесменов, чиновников и... И я прекрасно знаю как все устроено. Для таких людей «семья» это просто слово. Один спит со своим инструктором, второй со своей секретаршей, а потом оба приходят домой садятся за обеденный стол и улыбаются как ни в чем не бывало – выпаливаю на одном дыхании.

— Мы до сих пор говорим о вас с Диманом? – уставился он на меня.

— Да какая разница? Я хочу сказать, что… — запнулась, подбирая слова, — что не нужно меня судить. Не ты, не его жена, никто. Я не делаю ничего такого, чего не делают другие. И уж тем более не делаю ничего, чего он сам не хочет.

Артём покачал головой, взгляд его стал жёстче:

— Дело не в «других», Настя. Дело в тебе. В том, как ты к этому относишься. Ты говоришь «просто захотела» — будто это ничего не значит. Но ведь всегда есть последствия.

— Последствия? — я вскинула подбородок. — Какие? Он не разведётся, я не жду этого. Мы оба знаем правила игры.

— А если она узнает? Если будет скандал? Ты подумала, как это ударит по его карьере, по его семье?

Я рассмеялась снова — на этот раз тише, почти горько:

— Ты правда веришь, что это кого то остановит? В нашем мире скандалы — это просто ещё одна тема для светских бесед. Завтра все забудут, а они снова будут сидеть за тем же обеденным столом, улыбаться и делать вид, что ничего не было. Это система, Артём. И я просто… играю по её правилам.

Он сделал шаг ко мне, голос звучал почти умоляюще:

— Но ты ведь не такая. Ты умнее этого. Ты достойна большего, чем быть чьей‑то «просто захотелось».

Внутри что‑то дрогнуло. Я отвела взгляд, пытаясь удержать оборону:

— А кто сказал, что я хочу «большего»? Может, мне и так хорошо. Может, я просто не верю во всю эту сказку про «настоящую любовь» и «счастливую семью».

Он замолчал. Просто стоял и смотрел.

— Слушай, давай закроем эту тему. Тем более спать я с ним больше не собираюсь.

Он усмехнулся.

— Не понравилось?

— Не в этом дело. Мы просто... неважно. Этого больше не повторится.

Артем шагнул ближе, и теперь он стоял в пару сантиметрах, так что я почувствовала его тепло.

— Ты мне нравишься Насть. Очень. И я бы хотел... быть с тобой.

Вот так номер.

В

ремя вокруг остановилось.

— Насть?

— Что?

— Ну скажи хоть что нибудь, – он усмехнулся – Я тут чувства тебе свои раскрываю, а ты стоишь как вкопанная.

Я открыла рот, но слова не шли. В горле стоял ком, мысли путались.

— Я… — голос звучал хрипло, непривычно. — Я не знаю, что сказать.

— Ну например, «отлично, я тоже хочу попробовать быть с тобой», — мягко подсказал Артём, и в его голосе скользнула едва заметная ирония, будто он сам не до конца верил в то, что говорит.

Я сглотнула, пытаясь собраться. Внутри всё дрожало — не от страха, а от странного, непривычного ощущения, будто стою на краю чего‑то огромного и неизведанного.

— Странный ты Артем, капец какой странный – усмехнулась я.

— Что есть то есть, Колючка. Ну так что? На свиданку со мной пойдешь?

Я смотрела на него и не могла понять, шутит ли он и говорит серьезно. Мы только что осуждали мой секс с его другом, а он уже зовет меня на свидание и предлагает с ним отношение. Абсурд какой то. Он издевается?

— Только одно условие Колючка – он прищурился – Ни какого секса на стороне, понятно? Только я, и ни кто больше.

Глава 19

Анастасия Волкова

Самолёт шмякнулся на полосу, и я чуть не врезалась лбом в спинку впереди. Москва, привет, ты всё такая же серая сучка. Дождь по стёклам, запах мокрого асфальта уже в салоне, и я сижу, прилипнув к иллюминатору, как дура, которая два дня пыталась не сдохнуть от тестостостеронового переизбытка.

Два дня, девчонки. Два. И я до сих пор не решила, кто я: аналитик года, шлюха по вызову или просто ходячая провокация с рюкзаком.

Утром после той ночи — когда Дмитрий вломился ко мне, пьяный в хлам, я проснулась с ужасной головной болью. И да, Артем его так и не забрал. Просто не смог. Конечно, как такого амбала то с места сдвинуть, если он лежит овощем.

Он выполз в 10:30, с глазами как у вампира после диеты, буркнул «спасибо за подушку» и свалил. Без «прости». Без «утро доброе». Просто ушёл. Профессионал, мать его.

Потом работа. Он в костюме, я в брюках и рубашке. Я сыплю цифрами, он ставит подписи. Ни одного взгляда. Ни одного лишнего слова.

Вечером позвонил Артем. Я ему так и ни чего не ответила. Ни да, ни нет. Он и не настаивал.

Набережная, мороженое, пломбир в вафельном стаканчике. Он рассказывает про Берлин, про собаку Бублика, про немку в лифте. Я смеюсь.

Он лёгкий. Не как Дмитрий — не как нож в спину.

На второй день снова работа. Ещё встреча. Дмитрий — лёд. Я — робот. Потом обед с Артёмом. Пляж, полотенца, он мажет мне спину кремом. Я думаю: «А ведь могло бы быть просто».

Но не было.

Потому что в голове — Дмитрий. Его руки. Его голос.

И вот теперь — Москва.

Я вышла последней. Дмитрий впереди, с телефоном. Артём — рядом, с моим рюкзаком.

И тут — она.

Екатерина.

Не та, что была в участке, потрепанная, в слезах.

Эта — другая.

Чёрный костюм, брюки со стрелкой, жакет как вторая кожа. Волосы — светлые, пучок идеальный. Макияж — безупречный. Губы — красные, но не вульгарно.

Красивая. Очень.

Увидев нас, она тут же расплылась в улыбке и кинулась на шею Дмитрию.

Он едва успел убрать телефон.

— Дима! — её голос звучал звонко, почти радостно. — Я так волновалась! Почему ты не отвечал?

— Проблемы со связью, — коротко бросил он, отстраняясь. — Всё в порядке? Зачем приехала?

Она окинула нас взглядом — сначала Артёма, потом меня. В её глазах на долю секунды мелькнуло что‑то холодное, расчётливое, но тут же сменилось тёплой улыбкой.

— А я что не могу встретить мужа? Я беспокоилась.

— Ни когда не встречала, с чего бы сейчас строить из себя заботливую жену? — его тон был ровным, но с той острой кромкой, которая резала воздух. Он не обнимал её в ответ — просто стоял, руки в карманах брюк, глядя сверху вниз с лёгким раздражением, которое я уже научилась распознавать. Это был не гнев, а... усталость?

Екатерина не дрогнула. Её улыбка стала ещё шире, но я заметила, как пальцы сжались на его рукаве — крепче, чем нужно для "заботы". Она была актрисой высшего класса: идеальная жена на публике, пустая кукла дома. Я видела это по мелочам — по тому, как она поправляла его галстук, хотя он был безупречен, по тому, как её взгляд скользнул по мне, оценивая, как конкурентку на распродаже.

Как же до боли все знакомо.

— Дима, ну что ты, — протянула, наклоняясь ближе и чмокая его в щёку. Губы оставили след помады — яркий, как предупреждение. — Я просто соскучилась. Ты уехал так внезапно, даже не сказал. А я тут одна, в пустой квартире... Ты же знаешь, как я ненавижу одиночество.

Он фыркнул — тихо, но я услышала. Артём рядом напрягся, переминаясь с ноги на ногу. Он смотрел на эту сцену с лёгкой усмешкой, но в глазах мелькнуло что-то острое.

— Одиночество? — Дмитрий отстранился окончательно, вытирая щёку тыльной стороной ладони, будто стирал не помаду, а грязь. — Ты была на вечеринке у подруг вчера. Фото в сети.

Её глаза сузились на миг — вспышка, как молния, — но она тут же рассмеялась, театрально, откидывая голову. Звук был звонким, но фальшивым.

— Ой, Дима, это же шутка! Просто собрались с девочками. — она прижалась к нему боком, рука скользнула по его груди, но он даже не шелохнулся. — Милый, не будь таким. Я же твоя жена. Давай поедем домой, я приготовила ужин. Твой любимый стейк. И... — она понизила голос, но достаточно громко, чтобы мы услышали, — потом разберёмся, почему ты не звонил.

Дмитрий посмотрел на неё сверху вниз, и в его глазах не было ни тепла, ни желания — только холодная пустота. Та самая, что я видела в его кабинете, в машине, в отеле.

А жена то смотрю, не сильно и страдает из-за того случая.

Как же они все мне противны.

— Не нужно, Кать. Я заеду в офис. Дела.

Она замерла. Улыбка застыла на лице, как маска. Потом повернулась ко мне — медленно, с той грацией, которая стоила тысячи на курсах этикета. Её взгляд прошёлся по моему рюкзаку, по простым брюкам и рубашке, по лицу без тонны макияжа.

— А это кто? Твоя новая... секретарша? Из Сочи притащил?

Артём хмыкнул рядом, но промолчал. Дмитрий не моргнул.

— Домой езжай. Я вечером буду.

Домой езжай. – мысленно передразнила его. Бесит.

***

Я вышла из аэропорта, чувствуя себя выжатой как лимон. Такси поймала быстро — Артём предлагал подвезти, но я отказалась, сославшись на "дела". Дмитрий даже не взглянул в мою сторону, когда Екатерина утащила его за руку, изображая идеальную жену. Ладно, их проблемы. Мои — это рюкзак на плече, гудящие ноги и желание рухнуть в кровать, чтобы проспать хотя бы часов десять. Сочи вымотал меня не только работой, но и всем этим цирком с мужиками. Артём, Дмитрий, их взгляды, слова, прикосновения... Хватит. Домой, душ, постель. Всё остальное — завтра.

Машина подъехала к особняку, и я расплатилась, не дожидаясь сдачи. Ворота открылись автоматически — отец всегда следил за безопасностью, как за своей репутацией. Я прошла по гравийной дорожке, чувствуя, как капли дождя капают за шиворот. Дверь открыла Марья Ивановна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Настенька, вернулась! — она обняла меня, не давая даже снять рюкзак. — Устала, наверное? Я тебе супчику сварила, куриный, как ты любишь.

— Спасибо, Марья Ивановна, — улыбнулась, чувствуя, как напряжение чуть отпускает. — Но я сейчас только спать хочу. Суп завтра.

Она кивнула, но в её глазах мелькнула тень беспокойства.

— Хорошо, милая. Только... отец тебя ждёт в кабинете. Сказал, как приедешь — сразу к нему.

Я замерла на полушаге. Сон? Какой сон. Отец в кабинете — это всегда значит проблемы. Или приказы. Или то и другое вместе.

— Конечно, ждёт, как же без аудиенции у его величества? Ладно, пойду, пока он не решил, что я дезертировала.

Марья Ивановна только вздохнула и ушла на кухню, а я бросила рюкзак в холле и поднялась по лестнице. Кабинет отца был на втором этаже, в конце коридора — массивная дубовая дверь, которая всегда казалась мне входом в другой мир. Мир, где нет места слабостям, только сделкам и расчетам. Я постучала — коротко, без энтузиазма — и вошла, не дожидаясь ответа.

Отец сидел за столом, как всегда, в своем кресле из красного дерева, с сигарой в руке. Дым клубился под потолком, смешиваясь с запахом дорогого виски.

Но он был не один.

Напротив сидел Сергей Ковалев — отец Дмитрия, с тем же властным взглядом, что и у сына, но с сединой в волосах и морщинами, которые говорили о годах интриг.

Они оба посмотрели на меня, и я почувствовала себя под прицелом.

— Анастасия, садись, — сказал отец, указывая на кресло напротив. Голос ровный, но с той стальной ноткой, которая не терпела возражений.

Я села, скрестив ноги, и посмотрела на них по очереди.

— Что, уже допрос? Я только с самолёта.

Сергей улыбнулся — холодно, как акула перед обедом.

— Нет допроса, Настя. Просто разговор. Ты хорошо поработала в Сочи. Контракт спасён, Дмитрий доволен.

— Рада слышать, — ответила саркастично. — А теперь что? Медаль?

Отец нахмурился, но Сергей поднял руку, успокаивая.

— Нам нужно, чтобы ты кое-что разузнала. В офисе Дмитрия. Конкретно — о его новых сделках с китайцами. Детали, цифры, партнёры. Ничего сложного, ты же аналитик.

Разузнала? Это звучало как...

— Вы серьёзно? Вы говорите мне шпионить за ним и доносить вам? — я уставилась на Сергея, потом на отца. — Зачем? Я там работаю, а не играю в шпионов.

Сергей не дрогнул, только наклонился ближе, опираясь на стол.

— Это не шпионаж, Настя. Это... помощь. Семейная. Просто присмотрись, послушай. И расскажи мне. Это важно.

Я фыркнула.

— Помощь? А зачем вам такое? Спросите сами. Зачем вам знать детали его сделок? Вы же друзья, партнёры.

Отец молчал, глядя в сторону, а Сергей просто улыбнулся шире, но без тепла. И тут до меня дошло. Как молния ударила. Новые сделки Дмитрия — это его самостоятельные проекты, без отцовского контроля. Если он узнает детали... Он может подставить, сорвать, разрушить. Зачем?

— Зачем отцу разрушать бизнес своего сына? — выпалила я, глядя прямо на Сергея. В комнате повисла тишина, тяжелая, как дым от сигары.

Отец наконец поднял взгляд.

— Это не твое дело, Настя. Просто сделай, как тебе сказали. – процедил он сквозь зубы.

Я пожала плечами, чувствуя, как внутри всё кипит, но снаружи оставаясь спокойной. Не время для скандала. Не здесь.

— Хорошо, папочка, как скажешь, — ответила я саркастично, вставая. Развернулась и вышла, не оглядываясь. Дверь закрылась за мной с тихим щелчком, но в голове гудело. Шпионить за Дмитрием? Разрушать его бизнес? Чёрт, что за игры эти старики ведут? И почему я в центре этого дерьма?

Глава 20

Дмитрий Ковалев

Офис встретил меня тишиной, как старого друга — или, скорее, как тюрьму, из которой не выбраться. Я захлопнул дверь кабинета за спиной, чувствуя, как эхо отзывается в пустом коридоре. Ночной охранник кивнул из-за стойки, но я даже не взглянул. Не до него. Я прошел через приемную, мимо стола Лены — пустого, как моя голова после этой чертовой командировки, — и рухнул на диван в углу кабинета. Этот кожаный кусок мебели уже стал родным: сколько ночей я здесь провел, когда дома ждала только пустота и Екатерина с ее вечными претензиями?

Кое-как отвязался от Кати в аэропорту. Она цеплялась, как пиявка, лепетала про ужин, про "милый, пойдем домой", а я стоял и думал: в любой другой день послал бы ее прямым текстом, на хуй, без церемоний. Но после случившегося... К черту. Пусть идет домой, жрет свой стейк в одиночестве. Я не ее муж, я ее... декорация. И она это знает.

Закрыл глаза, откинувшись на спинку дивана. Попытался уснуть — вырубиться, забыть про Сочи, про Настю, про ее тело подо мной, про ее стоны, которые до сих пор эхом в голове. Не получается. Мысли крутятся, как в мясорубке: отец с его вечными приказами, контракт, который мы чудом спасли, Артем с его "ты ее сломаешь". Сука, может, и сломаю. А может, она меня уже сломала. Встал, потирая виски. Голова гудела от всего этого дерьма.

Пошел в душ — в маленькую ванную, примыкающую к кабинету. Горячая вода хлестала по плечам, смывая пот и усталость, но не мысли. Стоял под струей, упираясь ладонями в кафель, и думал о Насте. О ее глазах в тот момент, когда она проснулась. О ее губах, о ее бедрах, о том, как она выгибалась подо мной. Черт, Ковалев, соберись. Она — дочь Волкова, сотрудница, проблема на ножках. А я — женатый идиот, который не может держать хуй в штанах. Вытерся, накинул свежую рубашку из шкафа — запас всегда на случай таких ночевок. Вышел, чувствуя себя чуть лучше, но все равно как выжатый лимон.

И тут телефон завибрировал на столе. SMS. Взял, глянул на экран. От Насти.

"Дмитрий Сергеевич, нужно срочно поговорить. Сейчас. Вы где?"

Я замер. Что за хрень? Ночь на дворе, она только с самолета, как и я. Что такого срочного? Может, про работу? Или про... нас? Фыркнул про себя. Нас? Какого нас? Это была одна ночь, антидепрессант, как я сказал. Но внутри что-то шевельнулось — не злость, не раздражение, а... интерес? Черт знает.

Написал: "В своем кабинете."

Ответ пришел почти сразу: "Скоро буду."

Я откинулся в кресло, глядя на экран. Скоро буду. Что она хочет? Выяснить отношения? Уволиться? Или... Нет, Ковалев, не фантазируй. Положил телефон, потянулся за бутылкой виски из бара — налил полстакана, но пить не стал. Просто смотрел на жидкость, крутя стакан в руке. Дождь за окном усилился, стучал по стеклу, как барабан. Жду. И думаю: что, если это не про работу? Что, если она приедет, и все повторится? Сука, а ведь я не против.

Прошло сорок минут — или час? Время в этом кабинете всегда растягивается, как резина, особенно ночью. Я сидел в кресле, уставившись в окно, где Москва мерцала огнями, как фальшивый бриллиант. Стакан виски в руке уже пустой, лёд растаял, оставив только лужицу на дне. Сделал ещё глоток из бутылки — прямо так, без церемоний. Жжение в горле притупило мысли, но не выключило их полностью. Настя. Что она хочет? Если это про ту ночь — к чёрту. Не время для драм. Если про работу — почему не завтра? Я не её психотерапевт.

Дверь кабинета открылась без стука — резко, как пощёчина. Я поднял взгляд. Она. Всё в той же одежде из аэропорта: брюки, помятая рубашка, волосы в беспорядке, рюкзак через плечо. Выглядела уставшей, но в глазах — огонь. Не тот, что в Сочи, а другой: решительный, почти злой. Она вошла, захлопнула дверь за спиной и замерла, глядя на меня.

— Что такого срочного, Волкова? — спросил я, не вставая, крутя пустой стакан в руке. Голос вышел ровным, но с лёгкой хрипотцой от виски. — Не могло подождать до завтра? Я не круглосуточная служба поддержки.

Она выдохнула — глубоко, как будто сбрасывала груз с плеч, — и подошла ближе. Не к столу, а прямо к бару у стены. По-свойски, будто это её кабинет, а не мой. Сбросила рюкзак на пол, взяла чистый стакан, налила виски — щедро, до половины, — и выпила залпом. Не моргнула, не поморщилась, даже не кашлянула. Просто поставила стакан обратно, облизнула губы и посмотрела на меня с лёгкой усмешкой.

— Ммм, не плохо, — протянула она, смакуя послевкусие. — Хоть в чём-то у вас есть вкус, Дмитрий Сергеевич.

Я замер. Чёрт, эта девчонка... Наглость в чистом виде. Виски в ней разгорелся, щёки слегка порозовели, но взгляд остался острым. Она не села — стояла, опираясь бедром о бар, скрестив руки на груди. Ждала моей реакции? Или просто набиралась смелости?

— Вкус? — переспросил я, поднимаясь медленно. Поставил свой стакан на стол, шагнул ближе. — А ты, Волкова, в чём разбираешься? В виски или в том, как врываться ночью к боссу? Говори, зачем приехала. Не для дегустации же.

Она фыркнула, закатив глаза, как будто я сказал какую-то банальную шутку. Потом оттолкнулась от бара, сделала шаг навстречу — близко, слишком близко, чтобы игнорировать запах её духов, смешанный с виски. Её бедро едва не коснулось моего, и она посмотрела вверх, прямо в глаза, с той искрой, которая всегда меня бесила и... заводила.

— Ой, Дмитрий Сергеевич, не льстите себе, — ответила она саркастично, наклоняя голову набок. — Если бы я пришла за дегустацией, то выбрала бы бар поприличнее. А здесь... — она обвела рукой кабинет, — здесь всё слишком... корпоративное. Как и вы. Но раз уж я здесь, то давайте по делу. Ваш отец и мой — они хотят, чтобы я за вами шпионила.

— Шпионила? И что, Волкова, ты уже с фотоаппаратом в сумочке? Или будешь подслушивать под дверью? Расскажи подробнее, я заинтригован.

Она рассмеялась — коротко, но искренне, с той ноткой иронии, которая всегда меня цепляла. Потом откинула прядь волос с лица и скрестила руки, отходя на шаг.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ой, не переигрывайте, босс. Фотоаппарат? Это для любителей. Они хотят, чтобы я рылась в ваших сделках с китайцами. Детали, цифры, партнёры. "Помощь семейная", как сказал ваш папаша. А мой просто кивнул, как послушный пёс. Представьте: я — их маленькая шпионка в вашем офисе. Звучит мило, правда? Как в тех фильмах, где героиня в конце всех предаёт.

— И зачем ты мне об этом говоришь? Могла бы молчать, копать потихоньку. Получить бонус от папаши.

Она пожала плечами — небрежно, как будто это было очевидно. Её глаза сузились, но в них мелькнула усмешка, дерзкая, как всегда. Потом она взяла свой стакан, сделала ещё глоток и поставила его с лёгким стуком.

— Потому что, как мне кажется, вы в такой же ситуации, что и я. Ничего сами по факту не решаете. Мы марионетки, а они кукловоды. Ваш отец дергает за ниточки, мой — за свои. А мы пляшем. Я устала, Дмитрий Сергеевич. А вы?

Чёрт, она попала в точку. Я сжал челюсть, чувствуя, как слова жгут. Марионетки. Да, именно так. Шесть лет брака с Екатериной — его идея. Компания — его тень. Но услышать это от неё... Я усмехнулся, но без веселья, шагнул ближе, нависая над ней.

— Так ты хочешь мне помочь?Стать моим маленьким союзником против стариков? Как трогательно.

Она улыбнулась — не широко, но с той искрой в глазах, которая говорила: "Я на шаг впереди". Потом откинула голову, глядя на меня с вызовом, и её голос стал тише, но твёрже.

— Не совсем. Я хочу помочь себе. Отец думает, что может решать за меня всё — от работы до жизни. А ваш... ну, вы сами знаете. Так что да, это не альтруизм. Это... взаимная выгода.

Я хмыкнул, чувствуя, как напряжение перерастает в что-то другое — интерес, может? Взял бутылку, налил себе ещё бокал. Потом, не спрашивая, налил и ей. Она взяла его, не отрывая глаз от моих.

— И я так понимаю, помочь себе хочешь, за счёт меня? Используешь меня, чтобы оторваться от своего папаши, а я... что? Получу твою лояльность?

Она усмехнулась, сделав глоток, и её бедро снова коснулось стойки — небрежно, но я заметил. Потом она наклонилась ближе, её дыхание с ноткой виски коснулось моего лица.

— Ну тут в выигрыше будут оба. Вы отойдёте от влияния отца, а я от влияния своего. Представьте: вы — свободный босс, без его теней за спиной. Я — свободная женщина, без его приказов.

Я допил виски залпом, чувствуя, как оно обжигает горло. Чёрт, она права. И это бесит. Но в то же время... возбуждает. Эта дерзость, эта смелость — она не боится меня, не пресмыкается, как все остальные. Я поставил стакан, шагнул ещё ближе, почти прижав её к бару. Её глаза не дрогнули — только искра стала ярче.

— И что ты предлагаешь?

— Поэтому то я и пришла, что бы решить это вместе. Я рассказала, а вы думайте. Не все же мне одной делать.

Я смотрел на неё, чувствуя, как виски разливается по венам, но не оно виновато в этом жаре. Она стояла так близко, что я ощущал её тепло, её дыхание — и это сводило с ума. Её предложение висело в воздухе, логичное, дерзкое, как и она сама. Но чёрт, сейчас я не мог думать о сделках, отцах или каких-то планах. В голове пульсировала только она — её губы, её тело.

— Сейчас думать у меня не получается, — сказал я, голос вышел хриплым, низким, с той интонацией, которая не оставляла сомнений.

Она прищурилась, её глаза вспыхнули любопытством — или вызовом? Уголки губ дрогнули в лёгкой усмешке.

— Это ещё почему? — спросила она, наклоняя голову, как будто дразня.

Я не ответил словами. Просто взял её ладонь — тёплую, мягкую, но с той силой, которая всегда в ней скрывалась, — и прижал к своему паху. Она почувствовала, как там всё напряглось, как ткань брюк натянулась от возбуждения. Её пальцы инстинктивно сжались, и я увидел, как её зрачки расширились.

Она улыбнулась. Потом, не отрывая глаз от моих, она отстранилась, шагнула назад к моему столу и села на край, раздвинув ноги. Её брюки натянулись, обрисовывая бёдра, и она опёрлась руками о столешницу, откидываясь чуть назад, будто приглашая.

— А потом будешь говорить, что я снова тебя изнасиловал?

Она улыбнулась шире.

— Так и скажу.

Это было последней каплей.

Я шагнул вперёд, схватил её за талию и поцеловал — жадно, без прелюдий, впиваясь в её губы, как будто хотел выпить её всю. Она ответила сразу, её руки обвили мою шею, пальцы впились в волосы, тянули, царапали. Поцелуй был диким — зубы стукнулись, языки сплелись в борьбе, она прикусила мою нижнюю губу, и я рыкнул, прижимая её ближе.

Я не дал ей опомниться. Руки скользнули под её рубашку, рванули пуговицы — они отлетели, обнажив кожу, кружевной лифчик. Я сорвал его, швырнул в сторону, и мои губы опустились на её грудь — соски уже стояли торчком, твёрдые, как камешки. Я сосал, кусал, лизал, чувствуя, как она выгибается подо мной, её стоны эхом отдавались в кабинете. Её ноги обвили мою талию, притягивая ближе, и она тёрлась о меня, дразня, провоцируя.

— Чёрт, Дмитрий... — прошептала она, её голос дрожал от желания.

Я не ответил. Просто схватил её за бёдра, стащил брюки вместе с трусиками — грубо, нетерпеливо.

Она была мокрой, горячей, готовой, и я вошёл в неё одним толчком — резко, до упора.

Она вскрикнула, впиваясь ногтями в мои плечи. Я начал двигаться — быстро, безудержно, каждый толчок был как удар, как освобождение. Стол скрипел под нами, бумаги полетели на пол, но мы не останавливались. Её бёдра сжимались вокруг меня, она царапала спину, кусала плечо, её стоны становились громче, хриплыми, почти криками.

— О боже, да... — шептала она, её глаза были полузакрыты, губы приоткрыты.

Я рычал, ускоряя темп, хватая её за волосы, откидывая голову назад, чтобы поцеловать шею, покусать ключицу. Она кончила первой — тело задрожало, сжалось вокруг меня, она выгнулась дугой, крича моё имя. Это добило меня — я толкнулся ещё раз, ещё, и кончил в неё, чувствуя, как всё тело пульсирует, как мир сжимается до этой точки, до нас.

Мы замерли, тяжело дыша, её голова на моём плече, мои руки всё ещё на её бёдрах. Пот стекал по спине, кабинет пах сексом и виски. Она подняла голову, посмотрела на меня с той же усмешкой.

— Ну что, босс, теперь можем думать? — прошептала она, и мы оба рассмеялись — тихо, устало, но искренне.

Глава 21

Анастасия Волкова

Я проснулась от того, что он дышал мне в шею. Тёплый, тяжёлый, как будто всю ночь лежал на мне сверху.

Пахло виски, сексом и его одеколоном, который я уже выучила наизусть.

На столе — пустая бутылка, два стакана, одежда разбросана по всему кабинету.

Классика.

Он пошевелился, рука легла мне на талию.

— Волкова, — пробормотал в подушку, — ты отлежала мне руку.

— Извинятся не буду, хочешь уволь. — хрипло ответила я, — И диван у тебя ужасный.

— Мне нравится.

Мы лежали минут пять.

Потом он сел, потёр лицо, посмотрел на часы.

— Пять сорок три. Лена придёт в семь.

— Значит, у нас час, чтобы придумать, как не выглядеть, будто мы тут порно снимали.

Я встала, подобрала с пола его рубашку.

Натянула на голое тело. Рукава до локтей, подол едва прикрывает зад.

Он смотрел и молчал.

— Что?

— Нравится, как ты в ней выглядишь.

Посмотрела на себя сверху вниз.

— Да, неплохо.

Мы сели за стол. На чистом листе — почти готовый план.

Я рисовала стрелки, он — цифры.

Через двадцать минут у нас было:

1. Фейковый отчёт «для пап».

120 страниц, графики, подписи, водяные знаки.

Всё красиво, всё враньё.

Китайцы якобы требуют 30 % предоплаты, сроки сдвигаются на полгода.

Сергей Ковалев увидит — взбесится, полезет проверять.

2. Настоящий контракт — уже подписан, но в сейфе.

Там всё чисто: 15 % предоплаты, поставки начинаются в январе.

Дмитрий лично отвезёт его в Шанхай через две недели.

Без отцовского носа.

3. Я — «двойной агент».

Каждую пятницу скидываю отцу «секретные» файлы.

Он думает, что я послушная.

Сергей думает, что я шпионю за сыном.

На деле я просто копирую им мусор.

4. Алиби на сегодня:

«Ночь напролёт работали над китайцами. Срочно. Без сна».

Лена поверит. Она обожает драму.

Он дописал последнюю цифру, откинулся в кресле.

— Гениально.

— Я знаю.

Я встала, потянулась.

Рубашка задралась. Он тут же схватил меня за талию, посадил к себе на колени.

— Волкова, ты опасная.

— Ты тоже.

Поцелуй был ленивый, утренний, без спешки.

Потом он встал, подхватил меня на руки, понёс в душ.

— Пять минут, — сказал, включая воду.

Получилось двадцать.

Горячие струи, его руки на моих бёдрах, мои ногти на его спине.

Я стояла спиной к стене, он входил медленно, будто запоминал каждый миллиметр.

— Тише, — шептала я, — Вдруг кто решил придти пораньше.

— Пусть завидуют.

Когда кончили, он прижал меня лбом к плитке.

— Настя…

— Не говори ничего.

— Я и не собирался.

Мы вышли, завернутые в одно полотенце.

Я набрала Лене:

«Лен, привет. Мы с Дмитрием Сергеевичем всю ночь китайцев спасали. У меня ничего чистого. Принесёшь что-нибудь? 44-й, чёрное, строгое. И кофе. Два. Пожалуйста».

Мне пришлось натянуть на себя рубашку и брюки и хоть как то привести в порядок волосы. Выглядела я честно говоря разоблачающе.

Ровно в семь в дверь постучались. Лена вошла с пакетом и улыбкой до ушей.

— Ого, — сказала, оглядывая нас, — вы правда не спали?

— Ни минуты, — ответил Дмитрий, принимая пакет.

— Герои, — хихикнула она и исчезла.

Я надела её платье — идеально село.

Он — свежую рубашку.

Вышли в приёмную в 7:59, как будто всю ночь считали проценты.

Лена подмигнула:

— Кофе на столе. И… удачи с китайцами.

Мы переглянулись.

План запущен.

***

— Ты сейчас серьезно? Насть, я тебя не узнаю! – воскликнула Эмма, после того как я вкратце пересказала ей все что у меня произошло, с тех пор как мы вернулись с командировке. А точнее, что у меня произошло с Дмитрием и продолжает происходить.

С тех пор прошло три дня. Мы сейчас с ним ходим по острию ножа. Не тот взгляд, не то слово, не тот человек и все может пойти по одному месту, а мы себе этого позволить не можем.

Поэтому двадцать четыре на семь, мы на взводе и единственное, что нас успокаивает это... Секс. Конечно же он. Мы не говорим, мы не спрашиваем. Просто он завет я иду к нему в кабинет. Зову я и он приходит в архив. Все просто и то что нужно в данной ситуации.

С Артемом у нас отношения дружеские, ну по крайней мере я ему об этом так сказала. Других отношений не хочу, да и было бы не уместно, учитывая что я сплю с его другом. А отказываться от такого секс партнера как Дмитрий, ну просто кощунство. Не факт что Артем будет таким же, а бегать туда сюда проверять... Не вариант.

— Эм, я же сказала: это не «сплю», это «работаем над китайцами», только без одежды.

Она ржёт так, что я слышу, как у неё кофе через нос пошёл.

— Да ты шлюха года, подруга!

— Спасибо, я в курсе.

И тут за спиной: тёплый запах одеколона и виски. Я даже не оборачиваюсь. Знаю, кто.

Он кладёт мне на ладонь ключи. Холодные. С брелком-бумажкой: адрес, 3 этаж, код 4821.

— Я снял квартиру, — шепчет прямо в ухо. Голос хриплый и у меня снова побежали мурашки по спине. С каких пор я наччала так остро реагировать на этого мужчину?

Не убираю телефон от уха, продолжаю мешать сахар в кофе.

— Зачем? — спрашиваю, не поворачиваясь.

— Устал по подвалам шататься, — отвечает он, и я чувствую, как его губы почти касаются моей шеи. — Ты с кем-то говоришь?

— С Артёмом, — вру, не моргнув.

Тишина. Такая, что кофемашина, кажется, выключилась от стыда.

Я медленно поворачиваюсь. Он стоит в двух сантиметрах. Челюсть застыла. Уши, мать его, реально покраснели.

Не выдерживаю. Хохочу прямо ему в лицо.

— Расслабься, это Эмма!

Он выдыхает сквозь зубы. Уголки губ дёргаются.

— Я и не напрягался.

— Врёшь, — шепчу, пряча ключи в карман брюк. — У тебя аж уши покраснели.

— Волкова, — он наклоняется так, что его губы почти касаются моих, — в следующий раз ври убедительнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И уходит. Без «пока». Без «до вечера». Просто разворачивается и идёт по коридору, будто ничего не было.

Я остаюсь одна с кофе, ключами в кармане и улыбкой до ушей.

Эмма в трубке орёт:

— ЭТО БЫЛ ОН, ДА?! Я ВСЁ СЛЫШАЛА!

— Да, — говорю я, глядя на дверь, за которой он исчез. — Это был он. И, кажется, я только что получила пропуск в его личный ад… или рай. Пока не решила.

— Ааа, капец, я сейчас умру от зависти, тоже так хочу.

— Завидовать тут не чему подруга. Максимум что мне перепадет это потрясающий секс и все. Он женат, а я так просто на подхвате когда жена мозги делает.

Эм громко вздохнула.

— Я так по тебе соскучилась.

— О, дорогая, я тоже. Ни чего потерпи немного, осталось совсем чуть чуть и я к тебе вернусь. Вспомним старые былые, и начнем жить заново.

— По скорее бы, я так хочу познакомить тебя со своим парнем.

У меня глаза распахнулись от удивления.

— Парень? И ты только сейчас об этом говоришь? Я хочу подробностей. Давай Эм, не отвертишься.

Подруга рассмеялась и я остро почувствовала как же мне ее не хватает. Сейчас. Прямо здесь.

Глава 22

Дмитрий Ковалев

Я сидел в своем кабинете, уставившись в экран ноутбука, где ряды цифр и графиков плясали, как в каком-то чертовом балете. Новый проект с китайцами — это не просто сделка, это прорыв. Инвестиции в логистику через Шанхайский порт: автоматизированные склады, интеграция с их e-commerce платформами, потенциал роста на 40% в первый год. Но для запуска нужно было привлечь свежий капитал, и здесь в игру входил Артем.

Мы встретились в конференц-зале — нейтральная территория, без лишних глаз. Артем уже ждал, развалясь в кресле с планшетом в руках. Его лицо, обычно расслабленное, сейчас было сосредоточенным: брови сведены, губы сжаты. Он пролистывал мой бизнес-план, который я скинул ему вчера вечером.

— Диман, это круто выглядит на бумаге, — начал он, откидываясь назад и бросая планшет на стол. — Но инвестиции в китайскую логистику сейчас? С их регуляциями, политическими рисками и этой всей торговой войной? Рискованно, брат. Очень рискованно. Мы можем потерять миллионы, если Пекин решит ввести новые тарифы или заблокировать порты. А что с диверсификацией? Если один партнер соскочит, весь проект рухнет?

Я откинулся в кресле, спокойно глядя на него. Артем всегда был таким — дотошным аналитиком, который видит тени за каждым углом. Но именно поэтому я его и ценил: он не льстил, не кивал, а копал до сути.

— Риски есть всегда. Но посмотри на цифры: мы уже провели аудит с их стороны, контракты на предоплату фиксированы на 15%, а не на стандартные 25%. Партнеры — не новички, это дочерние компании Alibaba с государственной поддержкой. Диверсификация? Три порта вместо одного: Шанхай, Нинбо и Циндао. Если один канал закроется, переключаемся на другие. Плюс страховка от Lloyd's на 80% инвестиций. Я не предлагаю прыгнуть в неизвестность — это рассчитанный шаг.

Артем потер подбородок, все еще хмурясь. Он взял планшет обратно, пролистал к разделу с прогнозами.

— Ладно, финансовые модели солидные. ROI в 25% через два года — это не шутки. Но все равно, Дим, рынок волатильный. Помнишь, как в 2020-м с пандемией цепочки поставок рухнули? А сейчас геополитика добавляет масла в огонь. Ты уверен, что твоя команда потянет мониторинг в реальном времени?

— Абсолютно. У нас интеграция с их API для трекинга, плюс наш софт на базе AI для предиктивного анализа. Мы не будем сидеть и ждать проблем — мы их предвидим.

Артем отложил планшет и посмотрел на меня многозначительно, с той своей ухмылкой, которая говорила: "Я знаю тебя слишком хорошо".

— Слушай, Диман, ты меня когда-нибудь подводил?

Я улыбнулся уголком рта.

— В работе? — уточнил я, зная, куда он клонит.

Он пожал плечами, усмехаясь шире.

— Ты гений, Диман. Тут этого у тебя не отнять. В бизнесе ты как машина — точный, беспощадный. Ладно, я в деле. Но давай доработаем хеджирование рисков: добавим опции на валютные свопы, чтобы защититься от колебаний юаня. И я хочу 20% от прибыли, не 15.

— 18%, и по рукам, — парировал я, протягивая руку. Мы ударили по ладоням — старый ритуал с универа.

Артем кивнул, но потом его лицо стало серьезнее.

— Ты же в курсе, что сначала нужно взять подпись у твоего отца? Без его одобрения инвесторы не подпишутся.

Я кивнул, не моргнув.

— Да. Поэтому мы сейчас поедем к нему вместе, и ты поручишься за проект. Твоя репутация инвестора — это как золотой билет. Он послушает.

Артем вздохнул, потирая виски.

— Ладно, поехали. Но будешь должен.

— Договорились.

Мы вышли из офиса, сели в мою машину — черный Mercedes, который всегда стоял наготове. Дорога к дому отца заняла полтора часа: Москва, как всегда, в пробках, но я знал короткие пути. Артем болтал о всякой ерунде — о своей последней поездке в Дубай, о какой-то стартаперше, которую он инвестировал, — но я чувствовал: он нервничает. Отец — это не шутки. Сергей Ковалев мог раздавить проект одним взглядом, если ему не понравится.

Подъехали к особняку — огромному, как музей, с колоннами и садом, где каждый куст подстрижен под линейку. Прислуга открыла ворота, и мы зашли в холл. Сразу заметил: дворецкий, старая экономка и даже горничная — все косились на нас странно. Не приветствовали, как обычно, а отводили глаза, шептались за спиной. Артем тоже заметил, толкнул меня локтем.

— А им-то ты чего сделал? Чего пялятся так?

Я пожал плечами, чувствуя легкий холодок в спине.

— Понятия не имею. Может, отец опять кого-то уволил, и они на взводе.

Мы поднялись на второй этаж, к кабинету. Дверь — массивная, дубовая, с резьбой. Я не стал стучать — никогда не стучал, это мой дом, в конце концов. Толкнул дверь, вошел.

И замер.

Картина, как из дешевого порно: Екатерина на столе, платье задрано до пояса, грудь открыта, соски торчат, как у возбужденной шлюхи. А отец — мой отец, пыхтит над ней. Ее стоны — фальшивые, театральные — эхом отдаются в комнате.

— Да вы блять издеваетесь? — выпалил я, голос сорвался на рык. Кровь ударила в голову, кулаки сжались сами.

Артем сзади замер, как вкопанный, и только выдохнул:

— Охуеть...

Гнев накатил волной — жаркой, слепой. Я сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Какого хуя? Моя жена и мой отец? В его кабинете, как пара животных? Я хотел врезать ему, разбить стол, перевернуть все к чертовой матери. Но это длилось секунды. Две, может три. А потом... пришло оно. Осознание. Это конец. Полный, окончательный конец этой херне, которую я называл браком. А теперь? Теперь я свободен. От нее, от этой лжи, от всего этого дерьма. Я даже улыбнулся про себя. Спасибо, папаша. Ты только что вручил мне билет на свободу.

Отец закашлялся, пытаясь собраться, поправляя галстук, как будто это могло стереть то, что мы видели.

— Дмитрий... — пробормотал он, голос дрожал, но он все еще пытался звучать властно. — Мы... просто...

— Заткнись, — отрезал я, не повышая голоса. Артем за спиной молчал, но я чувствовал его напряжение. — Я не за этим приехал. Подпись на проекте. Сейчас. И мы уходим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Екатерина всхлипнула, слезы потекли по щекам, размазывая тушь. Она сползла со стола, пытаясь одернуть платье, но выглядела жалко — как актриса, которую поймали на фальши.

— Дим, милый, ты все не так понял... — начала она, подходя ближе, протягивая руки. — Это... это было... ошибка. Я люблю тебя, мы...

Я даже не взглянул на нее. Взял папку с бизнес-планом из рук Артема и швырнул на стол отцу.

— Подпись. Или я звоню матери. И прессе. Выбирай.

Отец замер, потом кивнул, дрожащей рукой взял ручку. Он подписал все — без вопросов, без споров. Его взгляд метался между мной и Екатериной, но он знал: я не блефую. Артем стоял молча, но я видел, как он еле сдерживает ухмылку. Подпись была нашей. Проект запущен.

Я забрал папку, повернулся к выходу. Но перед тем, как уйти, остановился у двери и посмотрел на Екатерину. Она стояла, всхлипывая, с мокрым лицом и растрепанными волосами. Жалкая.

— Завтра пришлю адвоката, — сказал спокойно, без эмоций. — Подпишешь документы на развод. И не звони мне. Никогда. Квартиру можешь оставить себе.

Она взвыла — классика: истерика, слезы рекой, упала на колени, цепляясь за мою ногу.

— Дима, нет! Ты все не так понял! Это было... один раз! Он... он заставил! Я люблю тебя, мы можем все исправить! Пожалуйста!

Сука, к чему это всегда говорят? "Ты все не так понял"? Что тут понимать не так? Тебя трахал мой отец. На его столе. Я видел все своими глазами. Нет двусмысленности, нет "контекста". Просто факт: ты шлюха, а он — ублюдок. Я стряхнул ее руку, как пыль, и вышел, не оглядываясь. Артем следом. Дверь захлопнулась за нами, и ее вопли стали тише.

В машине по дороге обратно в офис Артем сначала молчал — минут десять, глядя в окно. А потом не выдержал: расхохотался, как сумасшедший, держась за живот.

— Вот это номер! — выдавил он сквозь смех. — Я в шоке, Диман.

Я фыркнул, но улыбнулся.

Артем все еще хихикал, потом вдруг потянулся за телефоном.

— Смотри, — сказал он, протягивая мне экран. Там — фото. То самое: отец над Екатериной, все видно четко — ее грудь, его лицо, все детали.

— Нахрена фоткал-то это? Мерзость какая.

Он рассмеялся снова, громче.

— Скинул тебе. Для суда идеально подойдет. Тут и лица видно хорошо. Доказательство измены — лучше не придумаешь. Адвокат будет в восторге.

Я улыбнулся шире, глядя на фото.

— Ну ты черт, — сказал я, качая головой. .

— А то, — эхом ответил он, убирая телефон. Машина мчалась по трассе, Москва приближалась, а я чувствовал себя легче, чем за последние годы. Проект подписан, Екатерина — в прошлом. Жизнь налаживается.

И тут Артем достал телефон снова, набрал номер. Я краем уха услышал гудки, потом ее голос — Насти.

— Колючка, поужинаем у меня? — спросил он, голос мягкий, игривый.

Я сжал руль так, что костяшки побелели.

— Окей, — сказал он, улыбаясь в трубку. — Заеду за тобой.

Она согласилась?

Сука, она согласилась.

Глава 23

Анастасия Волкова

— Колючка, поужинаем у меня?

— Артём, я на работе. И что значит «у тебя»?

Он усмехнулся в трубку, будто я только что предложила ему прыгнуть с парашютом без парашюта.

— Но можешь подвезти меня домой. Тем более нужно поговорить.

— Окей. Заеду за тобой.

Секунда. Вторая. Телефон вибрирует снова:

«Черный Range, парковка у главного входа. 19:47. Не заставляй меня ждать, Колючка».

Я улыбнулась экрану, как дура.

Потому что знала: через двадцать минут я сяду в машину к человеку, который думает, что сейчас получит ужин и меня на десерт.

А я собираюсь выложить ему, что у нас ни чего не получится и что вообще я уеду обратно в Лондон.

— Все хорошо? – спрашивает Лена, подсаживаясь рядом.

— Да, почему спрашиваешь?

Она пожимает плечами и заметно краснеет.

— Это конечно не мое дело...– начинает и запинается.

— Так. Чувствую сейчас будет интересно.

— Извини меня Насть, я правда... ну в общем... я знаю о вас с Дмитрием Сергеевичем.

Я усмехнулась.

— И что? Будешь меня шантажировать.

Глаза девушки в ужасе распахнулись.

— Нет – протянула она – Я просто переживаю за тебя. Он же женат и...

— Расслабься Лен. Зря переживаешь, сердца он мне не разобьет если ты об этом. Это просто секс и все. Я знаю что он женат и знаю какие у них отношения. Проблем не будет.

Плечи девушки расслабились, и она выдохнула, как будто сбросила с себя груз чужой тайны. Лена открыла рот, чтобы сказать что-то еще — наверное, еще одну порцию заботы или совета, — но в этот момент дверь в приемную распахнулась с такой силой, что я невольно вздрогнула.

Дмитрий ввалился внутрь, как ураган: плечи напряжены, челюсть сжата, глаза горят холодным огнем. Он даже не взглянул в мою сторону — прошел мимо, будто я была частью мебели, невидимой и неважной. Злость витала вокруг него, как электричество перед грозой: кулаки сжаты, шаги тяжелые, а воздух в комнате сразу стал гуще. Что-то случилось. Что-то серьезное.

— Лен, — бросил он, не останавливаясь, направляясь к своему кабинету, но вдруг замер у ее стола. Голос был резким, как удар хлыста. — Найди мне квартиру поближе к офису. Надо ее купить. Займись там мебелью, ремонтом, все что нужно.

Лена кивнула, быстро хватая блокнот и начиная записывать, ее лицо стало сосредоточенным, профессиональным. Она привыкла к таким вспышкам — секретарша на все случаи жизни.

— В том же стиле, что ваша семейная квартира? — спросила она, не поднимая глаз от записей.

Дмитрий скривился, как от кислого лимона, его губы искривились в гримасе отвращения. Он наконец повернулся, но все равно не посмотрел на меня — взгляд скользнул по стене, по окну, куда угодно, только не на мое лицо.

— Нет. Все совершенно другое, в точности наоборот.

— Квадратура? — снова спросила Лена, не теряя темпа.

— Квадратов сто, однушку.

Лена кивнула, дописывая что-то в блокноте.

— Все сделаю.

Дмитрий продолжил, не меняя тона, все так же кипя от злости:

— И адвокату позвони, пусть завтра придет, желательно с утра.

— Сделаю.

А потом он ушел — просто развернулся и скрылся в своем кабинете, хлопнув дверью так, что стекла в рамах задрожали. Ни слова мне, ни взгляда. Только эта аура ярости, которая оставила после себя тишину, тяжелую и неловкую.

— Это что сейчас было? – спросила я, повернувшись к девушке.

Та пожала плечами.

— Обычное состояние нашего Дмитрия Сергеевича. Не удивляйся. – усмехнулась она и пошла за свой стол.

Да уж, обычное.

***

Я сидела, прижатая к холодному кожаному сиденью Range Rover, и считала фонари.

Один. Два. Три.

Каждый пролетает мимо, как шанс, который я упускаю.

Артём молчал.

Он вёл машину так, будто знал, что я сейчас взорвусь, и ждал, когда я сама нажму на курок. Музыка — что-то медленное, с тяжёлым басом — долбила в уши, но я всё равно слышала собственное сердце.

Тук. Тук. Тук.

Как метроном перед казнью.В голове крутилась одна и та же фраза, которую я репетировала всю дорогу:

«Артём, ты классный, но между нами ничего не будет. Я уезжаю. Это всё.»

Коротко. Чётко. Без драмы. Но каждый раз, когда я открывала рот, слова застревали в горле.

Потому что он смотрел на дорогу, улыбался уголком рта и… а я вспоминала, как он мазал мне спину кремом в Сочи. Как смеялся, когда я назвала его собаку Бубликом «ходячим пылесосом». Как говорил: «Ты не такая, как все, Колючка».

Я не хотела быть «той, что разбивает сердца».

Я просто хотела уехать.

Без шума. Без объяснений.

Без него.

И тут машина свернула. Не туда где я живу.

Я моргнула.

Фонари кончились. Впереди — высотка, стеклянная, с подсветкой по контуру.

— Артём, это ещё что?

Голос вышел тише, чем я хотела. Скорее удивление, чем злость. Он заглушил мотор. Повернулся ко мне.

Улыбка — та самая, от которой в Сочи у меня коленки подкашивались.

— Просто ужин, Насть.

— Я же сказала «нет».

— А ты же сказала «нужно поговорить».

Он пожал плечами, будто это всё объясняло.

— Кажется, ты меня не правильно понял, Артём.

Я глубоко вдохнула.

Пора.

— Я хотела сказать, что между нами ничего не будет.

Тишина.

Такая, что я услышала, как где-то хлопнула дверь подъезда.

Он не моргнул.

Не отвёл взгляд.

Просто смотрел на меня.

Прямо.

Как будто знал, что я сейчас совру.

— Я уезжаю, — добавила.

— Куда?

— В Лондон. Навсегда.

— Когда?

— Как только закончу здесь.

— То есть после того, как трахнёшься с Ковалевым в последний раз?

Я замерла.

Его улыбка пропала, глаза стали тёмными.

— Ты думаешь, я слепой? — тихо спросил он.

— Я…

— Ты приходишь ко мне с его запахом на коже.

Он наклонился ближе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— С его следом на шее.

Голос стал ниже.

— С его именем на губах, даже когда ты молчишь.

Я хотела сказать: «Это не твоё дело».

Но не смогла.

Потому что он был прав.

Я была вся — его.

Даже сейчас, сидя в машине другого мужчины, я думала о том, как приеду домой возьму вещи и поеду на квартиру, которую снял нам Дмитрий.

— Я же тебя просил.

Он откинулся назад.

— Зачем ты так со мной?

— Артем, ты прекрасный человек, но мне не нужны отношения понимаешь? Я ни чего не хочу.

Он усмехнулся.

— Просто так трахаться, могла и со мной.

— Не могла. Ты... Я тебе нравлюсь, это бы все усложнило.

— Иди, Насть.

Он кивнул на дверь.

— Прости, — прошептала я.

— Не надо.

Он завёл мотор.

— Я знал, на что иду.

Открыла дверь и вышла.

Машина уехала.

***

Я стояла перед огромным зеркалом в спальне съёмной квартиры. Это место было как из другого мира: минимализм, серые стены, большая кровать с белым бельём, никаких лишних деталей.

Я крутилась перед своим отражением, чувствуя, как кружевное бельё — новое, чёрное, с тонкими бретельками и прозрачными вставками — облегает тело, как вторая кожа. Как то купила его, в маленьком бутике на Тверской, но так и не представилось случая его надеть. И вот теперь думаю, оно снесет ему крышу. Грудь приподнята, талия подчеркнута, бёдра выглядят так, будто созданы для его рук.

Я повернулась боком, провела пальцами по краю трусиков, улыбаясь своему отражению. Часы на прикроватном столике показывали первый час ночи. Его нет.

Может, задерживается в офисе?

Я взяла телефон с кровати, включила камеру. Сфоткала себя — только тело, без лица. Мало ли. Никогда не знаешь, куда эти фото могут уплыть. Отправила ему. "Прочитано" появилось почти сразу. Я села на край кровати, уставившись в экран. Минута. Две. Пять. Тишина. Сердце стучало сильнее, чем обычно. Что за фигня? Он всегда отвечал мгновенно — пусть коротко, но отвечал.

Пишу: "Приедешь?"

Прочитано. Секунда, две... Ответ: "Нет."

Я замерла, перечитывая это слово. Нет? Вот так номер, никогда ещё меня так не отшивали. Жар поднялся к щекам — смесь злости и обиды. Что, чёрт возьми, это значит? Он же сам снял эту квартиру, сам дал ключи. А теперь — "Нет"?

Пишу снова: "

Мне

приехать? Ты в офисе?"

Прочитано. Жду. Сердце колотится, как барабан. И вот — ответ. Не текст, а фото. Я открыла его, и мир на миг остановился. Чья-то спина, женская, обнажённая, с длинными волосами, разметавшимися по подушке. Задница приподнята, и... он на ней. Его руки на её бёдрах, тело в движении. Чётко, без размытости. Как будто специально снято, чтобы я увидела каждую деталь.

Я уставилась на экран, чувствуя, как внутри всё холодеет. Это... что? Его способ сказать "занят"? Или "иди на хуй"?

Боль ударила в грудь — острая, как нож. Кто она? Екатерина? Нет, волосы не те. Какая-то другая?Нет я прекрасно понимала, мы свободные люди, но... Я думала, это... что-то. Не любовь, нет, но хотя бы уважение. А он просто трахает кого-то и шлёт мне фото, как трофей?

Слёзы жгли глаза, но я сжала челюсть. Нет, не буду реветь. Не из-за него. Я бросила телефон на кровать, встала и подошла к зеркалу снова. Бельё всё ещё сидело идеально, но теперь оно казалось насмешкой. Я сорвала его, швырнула на пол, надела свою одежду — джинсы, футболку, куртку. Собрала вещи в рюкзак. Ключи от квартиры оставила на столе. Вышла, захлопнув дверь.

Глава 24

Дмитрий Ковалев

Утро началось с кофе, который Лена поставила на стол без лишних слов. Чёрный, крепкий, без сахара — как моя жизнь последние дни. Я сидел в кабинете, уставившись в окно, где Москва просыпалась под серым небом. Дождь моросил, размазывая огни машин по асфальту, и это как-то успокаивало. Вчерашний вечер, сцена в особняке отца, звонок Артема и его фотка со словами, она моя. Всё это крутилось в голове, как заезженная пластинка.

Дверь открылась, и вошёл адвокат — Иван Петрович, в своём неизменном сером костюме, с портфелем в руках. Он выглядел как всегда: собранный, с седыми висками и глазами, которые видели слишком много корпоративных драм. Мы работали с ним лет двадцать, и он знал все наши семейные тайны лучше, чем я сам.

— Доброе утро, Дмитрий Сергеевич, — сказал он, садясь напротив и открывая портфель. — Я подготовил документы на развод. Всё стандартно: раздел имущества, алименты не предусмотрены, поскольку детей нет. Екатерина получит квартиру, как вы просили, но остальное — ваше.

Я кивнул, беря папку и пробегая глазами по тексту. Всё чисто, как всегда. Иван Петрович был профи — не зря отец настоял, чтобы он вёл все наши дела. "Один адвокат на семью — меньше утечек", — сказал он когда-то. Я согласился, потому что так проще. Меньше головной боли.

— Хорошо. Подпишу сейчас. И... — начал я, но дверь кабинета вдруг распахнулась с грохотом, прерывая меня на полуслове.

В кабинет влетела мама — в своём элегантном пальто, с волосами, собранными в аккуратный пучок, и глазами, полными смеси беспокойства и гнева. Она всегда была такой: властной, но с той нежностью, которая делала её не похожей на отца. Он — как танк, она — как сталь в бархате. Захлопнула дверь за собой и упёрла руки в бока, глядя на меня так, будто я был мальчишкой, пойманным за курением в школе.

— Почему я узнаю, что мой сын разводится, и узнаю это не от него? — выпалила она, голос дрожал от эмоций, но не был резким, как у отца. В нём была забота, настоящая, материнская.

Я перевёл взгляд на Ивана Петровича. Тот опустил глаза, виновато уставившись в пол, как провинившийся ученик.

Она вздохнула, смягчаясь немного, и села в кресло рядом с адвокатом, скрестив ноги. Её взгляд перешёл с меня на него, потом обратно.

— В чём дело, Дим? Я, конечно, знала, что там нет любви. Знаешь же, я была против решения отца с самого начала — этот брак был ошибкой. Но всё же... Скажи, что случилось?

Я откинулся в кресле, чувствуя, как напряжение в плечах чуть отпускает. Мама всегда умела слушать — не как отец, который сразу начинал командовать.

— Она мне изменила, — сказал просто, без лишних эмоций.

Глаза мамы распахнулись от удивления.

— Ну, сынок, ты сам не согласился вписывать этот пункт в контракт, хотя я настаивала, помнишь? — сказала она мягко, но с ноткой упрёка. — Мы с твоим отцом сразу обговорили этот момент и теперь никто из нас не сможет друг другу изменить, иначе потеряет всё.

Я усмехнулся — горько, но с облегчением. Иван Петрович рядом почти позеленел, его лицо стало бледным. Он знал, что сейчас будет.

— А ты не всё ей рассказал, да? — спросил я адвоката, глядя на него в упор.

Он молчал, опустив глаза ещё ниже, и только кивнул еле заметно. Я взял телефон, открыл галерею и нашёл ту самую фотографию. Повернул экран к маме.

— Прости, мам, но ты всё равно узнаешь.

Она взяла телефон, посмотрела — и её лицо побагровело от ярости. Щёки вспыхнули, глаза сузились, а губы сжались в тонкую линию. Она медленно повернулась к Ивану Петровичу, её голос стал стальным, но всё ещё с той нежностью, которая не исчезала даже в гневе.

— Готовься, Иван Петрович, у тебя будет много работы.

Адвокат кивнул, вытирая пот со лба платком. Мама вернула мне телефон, её рука слегка дрожала, но она быстро взяла себя в руки. Я решил перейти к главному — пока она здесь, пока эмоции не утихли.

— Мам, раз ты уже тут, может, тогда обсудим компанию? Раз она перейдёт к тебе... Отдашь её полностью мне?

Она смягчилась мгновенно, её лицо осветилось улыбкой — теплой, материнской. Гнев ушёл, осталась только любовь.

— Она всегда была твоей, сынок, — сказала она, положив руку на мою. — Иван Петрович всё сделает.

Я кивнул, чувствуя, как камень с души свалился. Компания — моя. Развод — на подходе. Жизнь действительно налаживалась. Мама встала, обняла меня — крепко, как в детстве, — и вышла, не сказав больше ни слова. Иван Петрович остался, чтобы доработать документы, а я откинулся в кресле, глядя в окно. Да, налаживается, осталось только выбросить из головы Анастасию, которая там кажется поселилась. Вот только как сука это сделать.

Через час все документы были подписаны и как только адвокат вышел, зашла Лена.

— Ваш кофе Дмитрий Сергеевич.

— Спасибо и Лен, позови Анастасию, пусть зайдет.

Она кивнула и вышла.

И почти сразу вошла она — серьезная, без улыбки, с поджатыми губами. Ни следа той дерзкой искры, которая обычно сводила меня с ума. Она остановилась у стола, скрестив руки на груди, и посмотрела на меня холодно, как на чужого.

— Вы меня звали, Дмитрий Сергеевич? — произнесла и в голосе сквозила язвительная нотка, как будто подчеркивала дистанцию.

Я откинулся в кресле, стараясь держать лицо. Не время для эмоций.

— План, который мы с тобой придумали, — отбой. Все решилось само собой.

Она изогнула бровь, ее взгляд стал еще острее.

— Как? Нас раскрыли?

— Нет. Скоро компания полностью будет моей, так что отец помешать мне ни в чем не сможет.

Она поджала губы и кивнула, как будто это было ожидаемо, но в ее глазах мелькнуло что-то... облегчение?

— Хорошо. Тогда я могу уволиться?

Сердце пропустило удар.

— Зачем?

Она усмехнулась, но улыбка вышла горькой, без тепла.

— Потому что я хочу вернуться в Лондон. Если я вам больше не нужна, если мне больше не придется шпионить, я бы хотела свалить отсюда как можно скорее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А как же твой отец?

— Если вы мне дадите хорошую рекомендацию и... не большой аванс, — она замялась, — нет, большой. У меня проблем с ним не будет. Я, конечно же, все верну, как только устроюсь на работу и заработаю денег.

— Хорошо, без проблем, — ответил, хотя вообще ничего не понимал. Она уезжает? Я чувствовал, как злость накатывает снова, но кивнул, как ни в чем не бывало.

Она развернулась и собралась уходить, ее шаги были быстрыми, решительными. Я не выдержал, бросил в спину:

— А как же Артем? Он что, с тобой поедет?

Она остановилась и медленно повернулась, ее глаза сузились.

— Не понимаю. Он тут при чем?

— Забудь, мне плевать. Делай, что хочешь.

Она усмехнулась, но потом с грохотом закрыла дверь и быстро подошла ко мне — так близко, что я почувствовал ее тепло, ее запах.

— Дим, за что ты так со мной?! — Настя почти срывается, глаза пылают, кулаки сжаты, щеки горят от гнева. — То ты нежный, будто я для тебя всё, то орёшь, выгоняешь, как мусор! Зачем, Дим? За что?!

Ее слова бьют, и я чувствую, как внутри все кипит. Она не понимает, не видит, как ее присутствие разрывает меня. Я хочу быть холодным, держать дистанцию, но каждый раз, когда она рядом, я тону в ее глазах, в ее дерзости, в ее чертовой живости. Она шагает ко мне, почти вплотную, и я не выдерживаю. Рывком хватаю её за шею, притягивая к себе так близко, что чувствую её дыхание. Моя рука дрожит, пальцы сжимают её кожу, и я борюсь с собой, чтобы не прижаться к её губам, не потерять контроль. Её глаза расширяются, но она не отстраняется.

— Потому что я люблю тебя, — мой голос хрипит, — Но ты… каждый раз бежишь к другому.

Ее глаза распахиваются, и я вижу... Что? Слезы? Она моргнула, как будто не веря своим ушам.

— К кому я блять бегу?

Я достаю телефон и бросаю перед ней — там то фото, которое мне прислал вчера ночью Артем. Она смотрит на экран, и ее лицо меняется: сначала удивление, потом... усмешка.

— Спасибо, я вчера видела. Отлично повеселился, браво. Зачем опять это показывать? Ну да, хороша, хоть и лица не вижу.

Я замер. Не понимаю. Она что, шутит?

— Ты что несешь?

Она вскидывает руки, ее голос повышается.

— Я что несу? Я тебе присылаю фото в нижнем белье, а ты мне то, как ты трахаешь другую. А теперь про какую-то любовь трындишь. Ты издеваешься надо мной?

Я вообще ничего не понимаю, начинаю ходить по кабинету, пытаясь собрать мысли в кучу.

— Стоп, — останавливаюсь. — Это не ты?

— Что?

— Кто на фото, Насть?

Она удивляется, хмурится.

— Понятия не имею, это ты мне скажи.

— Вчера Артем позвонил при мне тебе, позвал к себе на ужин. Ты согласилась. А потом он присылает это фото и говорит: она моя.

Она замотала головой, ее глаза вспыхнули пониманием.

— Это ты поэтому вчера был такой злой?

— Не только, там еще развод, — вру, чтобы не показаться полным идиотом.

— Развод? Это из-за меня что ли?

— Нет. То есть... блин, Насть, объяснишь уже?

— Да не чего объяснять, он сказал про ужин, я отказалась, но сказала, что встретиться нужно, поговорить. Встретились, я ему объяснила, что между нами ничего не будет, он выставил меня из машины и уехал. Так что с разводом то?

Я остановился, глядя на нее, и все встало на места. Артем... этот ублюдок подставил меня. Фото не с ней, а с какой-то другой, чтобы меня добить? Чтобы я взорвался и все сломал? Черт, я повелся, как мальчишка. А она... она никуда не бегала. Стоит передо мной, злая, растерянная, но все еще моя.

— Насть...

— О нет, знаешь, меня это окончательно задолбало. Разбирайтесь между собой, меня пожалуйста в это не втягивайте. Я передам заявление Лене, и все. Надеюсь не будешь против, если я уйду сейчас?

Молчу.

— Ну вот и отлично.

И она ушла.

Глава 25

Дмитрий Ковалев

Она уехала в Лондон. На следующий день после нашего разговора. Просто взяла и уехала. Не попрощалась, не оставила записки, ничего. Лена сказала, что Анастасия зашла к ней утром, отдала заявление об увольнении и ключи от той съёмной квартиры. "Сказала, что улетает сегодня вечером", — добавила Лена, и в её голосе была жалость. Ко мне. Я только кивнул и ушёл в кабинет, чтобы не сорваться. А внутри всё кипело. Я сам виноват. Сам её оттолкнул, сам не смог удержать.

Артёму я, конечно, морду набил. Прямо в тот же вечер. Приехал к нему домой, ввалился без звонка, и с первого удара свалил его на пол. Он даже не сопротивлялся толком — упал, вытер кровь с губы и рассмеялся. Сукин сын просто рассмеялся мне в лицо, как будто это была шутка. "Диман, ты же сам сказал: бери её, — прохрипел он, вставая. — А теперь злишься, что я попробовал? Сам виноват". И он был прав. В принципе, винить его не за что. Я сам ему её "отдал" вначале, потом взял сам и в итоге всё разрушил. А всё почему? Влюбился, блять. Просто влюбился. Как пацан. В её дерзость, в её глаза, в то, как она всегда давала сдачи. И потерял контроль.

Прошло больше полугода. Суд состоялся — нас с Екатериной развели быстро, без скандалов. Она подписала всё, что требовал адвокат, и ушла с квартирой, как я и хотел. Не сопротивлялась, не устраивала истерик. Наверное, поняла, что фото, которое Артём сделал в особняке, — это конец. Мама с отцом тоже развелись. Она не оставила ему ничего. Абсолютно ничего. Всё имущество, акции, даже дачу под Москвой — всё отошло ей по контракту. Отец пытался судиться, но Иван Петрович сделал свою работу на отлично. Теперь Сергей Ковалёв — просто разбитый старик с долгами и без влияния. А мама, как и обещала, передала мне всю компанию. Все акции, все контракты, все активы — теперь мои. Полностью. Я стал единственным владельцем. Рад ли я? Теперь уже не важно. Ведь её теперь нет. Компания процветает, проекты с китайцами идут полным ходом, деньги текут рекой, но... пусто. Как будто часть меня уехала с ней в тот чёртов Лондон.

Единственное, что я мог сделать, — это облегчить ей жизнь. Избавить от её отца. Я разорвал все отношения, все контракты с Волковым-старшим. Отказался от партнёрств, отозвал инвестиции, и его империя рухнула. Он обанкротился. С кучей долгов остался — банки, кредиторы, даже бывшие партнёры теперь давят на него. Игорь Волков — никто. Больше не угроза. Анастасия может не бояться его влияния. Может жить свободно, как хотела. Только вот что делать мне? Прошло больше полугода, а я всё места себе не нахожу. Ночи не сплю, дни в офисе коротаю, а мысли — там, с ней. Что она делает? С кем? Забыла ли?

— Ты чего погрузился опять? — спрашивает Лёха, толкая меня в плечо. Его голос вырывает меня из этого круга, и я моргаю, возвращаясь в реальность. Мы сидим в каком-то клубе — шумном, с неоновыми огнями и басом, который бьёт по вискам. Столик в VIP-зоне, бутылки виски, кальяны. Компания — Лёха, Артём и его девчонка, с которой он уже три месяца в отношениях. Планирует жениться, говорит. Она сидит рядом с ним, хихикает над его шутками, и выглядит так, будто они из рекламы счастливой жизни.

— Наш безсердечный мальчик обрёл сердце, — говорит Артём, усмехаясь, и его глаза искрятся от выпитого. Он поднимает стакан, чокается с Лёхой, и они оба ржут. Его девушка — как её зовут, Маша? — смотрит на меня с любопытством, но молчит.

Я фыркаю, беру свой стакан и делаю глоток. Виски обжигает горло, но не помогает.

— Заткнись, Артём, — бормочу, но без злости. Мы помирились через неделю после той драки. Он извинился, сказал, что фото было с какой-то случайной тёлкой, просто чтобы меня подколоть. "Я же знал, что ты влюбился, Диман. Хотел, чтобы ты сам понял". Сукин сын, но друг.

— Да ладно, Дим, — вмешивается Лёха, хлопая меня по спине. — Полгода прошло. Сколько можно? Найди себе кого-нибудь. Вон, в клубе полно девчонок.

Я качаю головой, глядя в стакан. Полгода. А кажется, вчера она хлопнула дверью моего кабинета. "Разбирайтесь между собой". И уехала. Без меня.

— Не хочу, — отвечаю тихо. Артём перестаёт усмехаться, его взгляд становится серьёзным.

— Слушай, может, слетаешь в Лондон? Найдёшь её.

Я молчу. Думал об этом сто раз. Но что я скажу? "Извини, что был идиотом"? Она не простит. Да и не должна.

— Поздно, — наконец говорю. — Давайте лучше выпьем. За... за новую жизнь.

Мы чокаемся, но внутри — пустота. Клуб гудит, музыка орёт, а мысли мои совсем в другом месте.

Виски лилось рекой, стаканы чокались один за другим, и клуб вокруг нас превратился в размытое пятно неона и басов. Лёха подливал, Артём шутил, его Маша хихикала, а я... я просто пил. Чтобы заглушить эту пустоту внутри, чтобы не думать о ней. Но чем больше я пил, тем ярче она вставала перед глазами.

— Диман, ты как зомби, — толкнул меня Лёха, его лицо уже красное от алкоголя. — Ещё один, и ты оживишься!

Я взял стакан, сделал глоток. Мир качнулся. Артём смотрел на меня, его усмешка стала серьёзной.

— Брат, серьезно, сколько можно? — спросил он, наклоняясь ближе. — Ты же Дмитрий Ковалёв, хозяин империи. А сидишь тут, как потерянный щенок.

Я фыркнул, но слова застряли в горле. Ещё глоток. Ещё. И вдруг прорвало.

— Нет... — пробормотал я, ставя стакан на стол так резко, что виски расплескалось. — Полечу к ней. Не могу без неё. Не могу, блять.

Слова вырвались сами, пьяные, но честные. Лёха замер с бутылкой в руке, Маша округлила глаза, а Артём... Артём расхохотался, хлопнув меня по плечу.

— Вот это наш Диман! — заорал он, вставая и обнимая меня одной рукой. Лёха присоединился с другой стороны, сжимая в медвежьих объятиях. — Наконец-то! Я знал, что ты сломаешься, брат!

— Давай сейчас, пока не передумал, — добавил Лёха, его глаза блестели от возбуждения. — Машина ждёт, в аэропорт живо..

Я кивнул, мир кружился, но в голове было ясно: да. Сейчас. К ней. Они подхватили меня под руки, Маша быстро допила свой коктейль и кивнула Артёму: "Я с вами". Мы вывалились из клуба, свежий ночной воздух ударил в лицо, но не отрезвил. Сели в машину.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вперёд, к любви! — заорал Артём. Машина рванула, Москва мелькала за окнами — огни, мосты, пробки. Я откинулся на спинку, закрыл глаза. Всё кружилось: виски, мысли, надежда. "Она меня простит? Или пошлёт?" — подумал я, и мир поплыл. Заснул мгновенно, как провалился в чёрную дыру.

Проснулся от толчков. Кто-то тряс меня за плечо, грубо, но по-дружески.

— Вставай, Диман, приехали! — орал Лёха, его лицо маячило перед глазами.

Я моргнул, сел, голова гудела, как после взрыва.

— Куда? — прохрипел я, растирая виски.

— В аэропорт, — усмехнулся Лёха, толкая меня к двери. — Твой самолёт уже готов. Артём позвонил твоему пилоту, пока ты дрых. Частный джет, брат, привилегии босса!

Артём вылез, обнял Машу. Они подтолкнули меня к выходу, Лёха сунул в руку паспорт и билет.

— Лети, завоёвывай её, — сказал Артём, хлопнув по спине. — И не возвращайся без неё.

Я кивнул, всё ещё в тумане, но с ясной целью. Шагнул к терминалу, мимо охраны — они узнали меня, пропустили без слов. Самолёт ждал на полосе, трап опущен. Я сел в кресло, пристегнулся. Двигатели взревели, и Москва осталась внизу. К ней. В Лондон. Наконец-то.

Глава 26

Анастасия Волкова

Лондон встретил меня дождём и туманом, как старого друга, который не меняется, несмотря на годы. Я вернулась в свою крошечную квартирку на окраине, где всё было по-прежнему: потрёпанный диван, стопки книг на полках и вид на серые крыши. Эмма ждала меня с бутылкой вина и объятиями, которые стёрли всю усталость от перелёта. "Наконец-то ты дома, подруга!" — заорала она, и мы просидели до утра, болтая обо всём, кроме Москвы. Я не хотела вспоминать. Не сразу, по крайней мере.

Прошло больше полугода, и жизнь потихоньку вошла в колею. Я устроилась в маленькую аналитическую фирму — ничего грандиозного, но стабильная зарплата, гибкий график и коллеги, которые не лезут в душу. Утром кофе в кафе напротив офиса, вечером прогулки по Темзе или сериалы с Эммой. Всё просто, без драм. Но иногда, в тишине, мысли всё равно возвращались туда — к нему. К Дмитрию.

Сегодня мы с Эммой решили устроить шопинг-терапию. Она затащила меня в Оксфорд-стрит, где толпы туристов и лондонцев сновали между витринами, а воздух пах дождём и свежими булочками из Starbucks. Эмма тащила меня от магазина к магазину, размахивая пакетами, как трофеями. "Насть, тебе нужна новая жизнь — и новые шмотки!" — объявила она, врываясь в H&M. Я рассмеялась, следуя за ней. Жизнь действительно наладилась, и я чувствовала себя... свободной.

Всё изменилось в тот день, когда новости о моём отце взорвали интернет. Не то чтобы я следила — я даже не открывала российские сайты нарочно. Но они были везде: в новостных лентах, в пуш-уведомлениях, даже в разговорах коллег, которые иногда обсуждали "бизнес-драмы из России". "Дмитрий Ковалёв обанкротил Игоря Волкова!" — кричали заголовки. Разорвал все контракты, отозвал инвестиции, оставил его с долгами. Мой отец, тот самый Игорь Волков, который всегда казался неприкасаемым, теперь был никем. Банкрот, с кучей кредиторов на хвосте. Я прочитала это в кафе, за завтраком, и почувствовала... облегчение. Как будто огромный камень свалился с плеч. Больше нет давления, нет звонков с упрёками, нет этой тени над моей жизнью. Я была свободна. По-настоящему. И, чёрт возьми, я улыбнулась, глядя в экран. Спасибо, Дмитрий. Ты сделал то, о чём я даже не смела мечтать.

— Насть, ну что ты зависла? — Эмма толкнула меня локтем, выводя из мыслей. Мы стояли в примерочной Zara, и она вертелась перед зеркалом в ярко-красном платье, которое делало её похожей на звезду из 80-х. — Смотри, это же огонь! А тебе вот это пойдёт.

Она сунула мне чёрные джинсы с высокой талией и белую блузку с кружевными рукавами. Я кивнула, заходя в кабинку, но мысли всё равно крутились вокруг него. Я не могла удержаться — следила за ним. Не нарочно, конечно. Просто... новости о нём всплывали сами. "Ковалёв строит империю: новые контракты с Китаем, рост на 40%". "Развод с Екатериной: подробности скандала". "Полный контроль над компанией — от отца к сыну".

Он сделал это. Взял всё в свои руки, разорвал цепи, которые держали его годами. Я гордилась им. Чёрт, как гордилась! Этот мужчина, который когда-то казался мне холодным боссом, оказался сильнее, чем я думала. Он не просто выжил — он победил. И каждый раз, читая о нём, я чувствовала укол в груди. Скучала. Очень скучала. По его взгляду, по его рукам, по той искре, которая зажигалась между нами. Но я не писала, не звонила. Зачем? Он выбрал свой путь, я — свой.

— Эй, выходи, покажись! — позвала Эмма, и я вышла, крутанувшись перед зеркалом. Джинсы сидели идеально, блузка добавляла лёгкости.

— Класс, — кивнула она, поправляя мне воротник. — Ты выглядишь... счастливой. Наконец-то. А помнишь, как ты приехала? Как привидение.

Я улыбнулась, но в глазах защипало. Счастливой? Почти. Но без него... чего-то не хватало.

— Да, Эм. Всё наладилось.

Эмма замерла, её глаза расширились.

— Ты всё ещё следишь за ним?

— Не слежу. Просто... новости везде. И да, я горжусь им. Но скучаю. Чёрт, как скучаю.

Она обняла меня, крепко, по-дружески.

— Может, напишешь ему?

— Нет. Прошло полгода. Он, наверное, забыл. Может женился уже второй раз.

— Если бы женился. ты узнала бы об этом первой. – она закатила глаза.

Мы вышли из магазина с пакетами, и Лондон вокруг нас казался ярче. Дождь кончился, солнце пробилось сквозь тучи. Жизнь шла дальше. Но в кармане завибрировал телефон — незнакомый номер. Уже третий раз за три дня. Я не ответила. Не отвечаю больше. После краха отца, журналисты только и делаю что звонят.

— Отметим покупки? – эм толкнула меня в бок, не больно, но это привело в чувства.

— Конечно.

Мы вернулись в мою квартиру, нагруженные пакетами, как будто только что ограбили весь Оксфорд-стрит. Эмма сразу направилась на кухню, доставая из холодильника бутылку вина — розовое, легкое, с пузырьками, которое она всегда приносила для таких вечеров. "Празднуем твою новую жизнь!" — объявила она, разливая по бокалам. Я включила музыку — старый плейлист с хитами 90-х и 2000-х, — и мы начали распаковывать покупки, примеряя их под ритм.

— Давай караоке! — завопила Эмма, хватая пульт от телевизора. Я рассмеялась, но не сопротивлялась. Мы подключили микрофон — тот самый, который она подарила мне на день рождения два года назад, — и запустили приложение. Первая песня — "Wannabe" от Spice Girls. Эмма запела первой, размахивая руками, как будто на сцене Уэмбли. Я присоединилась, фальшивя на высоких нотах, но нам было плевать. Мы орали во все горло, прыгая по гостиной, и вино лилось, добавляя хаоса. Следующая — "Umbrella" Рианны, потом "Toxic" Бритни. Квартира наполнилась нашим смехом и визгами, а соседи, наверное, уже молились о тишине.

Через час мы выдохлись, вспотевшие и счастливые. Завалились на диван, все еще хихикая, с бокалами в руках. Эмма откинула голову на подушку, ее глаза блестели от вина и радости.

— Ой, Насть, я так рада, что ты вернулась, — вздохнула она, глядя в потолок. — Без тебя здесь было скучно. А теперь... все как раньше, только лучше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я улыбнулась, потягивая вино. Оно было прохладным, с фруктовым послевкусием, и на миг я почувствовала себя действительно дома.

— Да, Эм. И ты... ты выглядишь такой счастливой. Я так за тебя рада.

Она села прямо, ее щеки порозовели — то ли от вина, то ли от воспоминаний.

Эмма через месяц выходит замуж.

После всех моих рыданий и изливаний души, она все таки рассказала с кем начала встречаться и мы даже познакомились. Хороший парень, именно тот кто нужен моей лучшей подруге.

Я обняла ее, чувствуя теплую волну радости за подругу. Она заслуживала этого — после всех ее неудачных свиданий и разочарований.

— Ты пойдешь на свидание с Джеком? – вдруг спросила она отстранившись.

Я закатила глаза, ставя бокал на столик.

Джек — это парень из нашей фирмы, милый, но предсказуемый.

— Точно нет.

— Почему? Он классный! Высокий, умный, и он явно на тебя запал. Он кофе тебе приносит всю неделю?

— И скучный, Эм. Ни за что. Он рассказывает про свою коллекцию комиксов, как будто это самое захватывающее в мире. А я... я хочу искры, адреналина. Не хочу тратить время на "классного, но скучного".

Эмма вздохнула, но улыбнулась понимающе.

— Ладно, ладно. Но не сиди вечно одна. Жизнь коротка.

Мы замолчали на миг, потягивая вино, и в этот момент в дверь постучали — громко, настойчиво. Я вздрогнула, взглянув на часы: уже за полночь.

— Ты кого-то ждешь? — спросила Эмма, приподнимаясь на локте.

— Нет, — ответила, вставая. — Может, соседям надоело слушать, как мы тут орем?

Я подошла к двери, все еще посмеиваясь над нашей караоке-сессией, и открыла ее, не глядя в глазок. Дыхание перехватило, а сердце сделало кульбит в груди.

На пороге стоял Дмитрий.

***

Я замерла, как будто мир остановился. Он выглядел... обычным. Не в том строгом костюме, который делал его похожим на неприступного босса, а в простой чёрной футболке, облегающей его широкие плечи и мускулистую грудь, и в потёртых синих джинсах, которые сидели на нём идеально, подчёркивая длинные ноги. В руках — огромный букет алых роз, наверное, штук сто, с каплями росы на лепестках, перевязанный атласной лентой. Его серые глаза смотрели на меня с той же интенсивностью, что и раньше, но в них была усталость..

— Привет, — сказал он тихо, голос низкий, знакомый до дрожи.

Я молчала. Просто стояла и смотрела, не в силах выдавить ни слова. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди.

Он усмехнулся.

— Никогда никому не дарил цветов.

Я наконец обрела голос, но он вышел резче, чем хотела.

— Можно было и не начинать.

— С пустыми руками приходить было бы глупо.

— Вообще приходить глупо, — огрызнулась я, скрестив руки на груди, чтобы не показать, как дрожат пальцы.

И тут за моей спиной раздался голос Эммы.

— Ого, а ты вживую ещё сексуальнее!

Дмитрий улыбнулся краешком губ — не широко, но искренне, с той искрой в глазах, которая всегда меня подкупала.

— Спасибо, — сказал он, протягивая ей руку. — Дмитрий, можно просто Дима.

Эмма, конечно, не растерялась — она схватила его руку, тряхнула энергично и тут же втянула его внутрь квартиры, как будто он был старым знакомым.

— Эмма, можно просто Эм, — ответила она, забирая у него букет. — Такие красивые! Насть, скажи спасибо, не будь невеждой.

Я закатила глаза, но слова вырвались автоматически, как на рефлексе:

— Спасибо.

Он опустил глаза на миг, будто смутился, а потом снова поднял их, глядя прямо на меня.

— Не за что.

Эмма уже суетилась, ставя букет в вазу на кухонном столе, но потом вдруг замерла и объявила:

— Я пойду.

— Эм, не уходи, — выпалила я, чувствуя панику. Не хотела оставаться с ним наедине, не сейчас, когда внутри всё кипело от смеси злости и... чёрт, ностальгии.

— Ну уж нет, поговорите, разберитесь, — отмахнулась она, хватая свою сумку и куртку. — А мне и правда пора, завтра едем смотреть торт. Не забудь, Насть!

Она чмокнула меня в щёку, кивнула Дмитрию с лукавой улыбкой и выскользнула за дверь, оставив нас одних. Дверь хлопнула, и тишина повисла, как тяжёлая штора. Я стояла, не зная, куда деть руки, и наконец повернулась к нему, стараясь выглядеть уверенно.

— Ну? — начала я, с язвительной ноткой в голосе. — Прилетел спасать принцессу? Или просто проверить, не умерла ли я от тоски по великому Дмитрию Ковалёву?

— Прилетел, потому что не могу без тебя. Не выходит.

Я фыркнула, скрестив руки, чтобы не показать, как его слова кольнули в сердце.

— О, как трогательно. А я-то думала, ты уже нашёл себе новую секс-игрушку или кого там. Развод же прошёл гладко, поздравляю, кстати. Теперь ты свободный миллиардер, трахай кого хочешь, а меня оставь в покое.

Он поднял глаза, но не разозлился — просто вздохнул, потирая виски.

— Насть, я идиот. Да я сам не понимал что со мной происходит.

Я рассмеялась, но смех вышел горьким.

— Ты не воспринимал меня всерьез с первого дня нашей встречи. Потом трахнул. Окей, я это приняла. Признаюсь самой это было нужно. А потом обвинил... господи да мне даже вспоминать противно. Ты хоть понимаешь как я себя чувствовала, когда ты прислал мне фото? Я ведь подумала, что это ты с кем то. Подумала, что это ты меня так на место ставишь. А теперь прилетел с цветами? Думаешь, я такая же, как твои контракты — подпишу и забуду?

Дмитрий кивнул, принимая удар, его плечи слегка опустились, но голос остался твёрдым.

— Понимаю. И жалею. Каждый день. Ты права во всем, но и меня пойми — я ревновал, злился, но не умел сказать. Теперь умею: я люблю тебя, Насть. И хочу быть с тобой.

Я шагнула ближе, тыча пальцем в его грудь, чувствуя, как злость кипит, но и слёзы подкатывают.

— Любишь? А когда ты меня унижал в офисе, это тоже любовь? Или когда игнорировал, как будто я пустое место? Ты думаешь, цветы и "прости" всё исправят? Я здесь, в Лондоне, построила жизнь без тебя — без твоих истерик, без твоего отца, без всего этого цирка!

Он не отстранился, просто поймал мою руку, мягко, но крепко, и держал, глядя в глаза.

— Где я тебя унижал? – процедил сквозь зубы – Когда? И проигнорировал я тебя всего раз, когда думал что ты с Артемом кувыркаешься.

Я вырвала руку, но не отошла — стояла, дыша тяжело.

— А когда ты рассказал Артему, что трахнул меня, это было не унижение? На что ты рассчитывал когда говорил такое? Что он проглотит и забудет? А вот нет. Он пришел ко мне пока ты спал пьяный в моем номере и выложил все, а потом еще в машине.

— Я не унизить хотел, а заявить права. – сказал тише.

— Заявить права? Ты за кого меня принимаешь? За вещь? За трофей, который можно пометить и сказать "моя"? Ты серьёзно? Я не твоя собственность, Дим. Я человек, который пытался жить своей жизнью, пока ты не вломился в неё со своими правилами и драмами!

— Я знаю, — наконец сказал он, голос низкий, почти шепот. — Я облажался, Насть. Много раз. Но без тебя... без тебя всё бессмысленно. Компания, деньги, свобода — это пустота. Я летел сюда, пьяный в хлам, потому что не мог больше терпеть. Артём и Лёха чуть ли не силой запихнули меня в самолёт. Я люблю тебя. Не как собственность. Как... как воздух. Без тебя не дышу.

Слёзы подкатили к глазам, и я отвернулась, чтобы он не увидел. Чёрт, почему он всегда умел пробить мою броню? Я подошла к окну, глядя на ночной Лондон — огни, дождь, который снова начал моросить по стеклу. Воспоминания нахлынули: наши ночи в той съёмной квартире, его руки на моей коже, его смех — редкий, но искренний. И тот момент, когда он прислал то фото... Боль всё ещё жгла, но теперь она смешивалась с чем-то тёплым.

— Ты меня сломал, Дима, — прошептала я, не оборачиваясь. — Я приехала сюда, чтобы собрать себя по кусочкам. Устроилась на работу, завела друзей, пыталась забыть. А ты... ты просто появляешься с цветами и думаешь, что всё вернётся?

Я услышала его шаги — тихие, осторожные. Он подошёл сзади, не касаясь, но его тепло обволакивало, как одеяло. Запах его одеколона — знакомый, мускусный — ударил в ноздри, и я сжала кулаки, чтобы не повернуться.

— Думаю да. Насть, ну согласись. мы с самого начала не правильно поняли друг друга.

— Ты сейчас меня обвиняешь?

Я повернулась резко, наши лица оказались так близко, что я почувствовала его дыхание.

— Нет – он улыбнулся. – Я просто хочу сказать, что мы начали не с того. В тот день когда ты только вошла в мой кабинет, я уже не мог перестать о тебе думать. Еще ни кто раньше со мной так не разговаривал. Я привык что все со мной соглашаются, что все виляют хвостом, только что бы я обратил на них внимание. А ты... ты другая и сразу дала отпор. Пойми, меня так воспитывали.

— Не пойму, ни когда не пойму.

Он улыбнулся и положил руки на мою талию, а потом притянул к себе. Я слышала как он втянул носом, запах моих волос.

— Я так по тебе скучал Насть. И я не уйду. Кричи, бей, проклинай. Делай что хочешь, но ты моя. Всегда была и будешь моей. Я буду тут и буду вымаливать прощение, ну хочешь, на колени встану?

И тут он начал опускаться, я схватила его за руку и потянула обратно.

— Ты дурак что ли? Вставай.

Он улыбнулся и снова притянул к себе, на этот раз сильнее.

— Я тебя не люблю – пробормотала я, как обиженный ребенок и обняла в ответ, уткнувшись носом в его грудь.

Дмитрий рассмеялся, его грудь завибрировала под моей щекой, и этот звук — низкий, искренний — разрядил напряжение между нами, как молния в грозу. Я почувствовала, как его руки скользнули ниже, под мои бедра, и вдруг он подхватил меня на руки, легко, будто я ничего не вешу. Я ахнула, инстинктивно обхватив его шею руками, чтобы не упасть.

— Что ты делаешь? — выпалила я, глядя ему в глаза, где плясали чертики.

— Буду вымаливать прощение, — ответил он с усмешкой, неся меня через гостиную к спальне, как будто это было самым естественным делом на свете.

Я фыркнула, стараясь не показать, как его близость уже будит во мне воспоминания — те, что я пыталась похоронить под слоем лондонской рутины.

— А рот тебе на что? — парировала я, поднимая бровь.

— Вот именно, — прошептал он, и в его голосе скользнула хрипотца, от которой по коже побежали мурашки.

Он толкнул дверь спальни ногой, и мы оказались внутри — в моей маленькой комнате с мягким светом ночника и неубранной кроватью, где еще валялись пакеты от шопинга. Дмитрий опустил меня на матрас, но не отпустил, нависая сверху, его тело прижалось к моему, тяжелое и знакомое. Я хотела оттолкнуть его, сказать, что это ошибка, что полгода — это слишком много, чтобы просто так вернуться, но его губы уже нашли мои, и поцелуй был как вспышка: голодный, требовательный, с привкусом виски и его одеколона. Я сдалась, отвечая с той же яростью, мои пальцы запутались в его волосах, притягивая ближе.

Его руки скользнули под мою блузку, стягивая ее через голову, а потом и джинсы полетели в угол. Я осталась в одном белье — простом, не том кружевном, что я носила в Москве, но его это не остановило. Он целовал мою шею, ключицы, спускаясь ниже, оставляя след из поцелуев, которые жгли кожу. Когда его губы добрались до живота, я выгнулась, чувствуя, как тепло разливается по телу.

— Дим... — прошептала я, но он не ответил, только улыбнулся против моей кожи.

Его пальцы зацепили край трусиков, стянули их вниз, и вот он уже между моих ног, его дыхание горячее, дразнящее. Язык скользнул по мне, медленно, кругами, и я застонала, хватаясь за простыни. Он знал, что делает — всегда знал. Движения были точными, ритмичными, доводящими до края: лизал, посасывал, входя языком глубже, и я чувствовала, как оргазм накатывает, как волна, готовая вот-вот обрушиться.

Но он остановился. Резко, в самый пик, оставив меня на грани, дрожащую и разгоряченную.

— Дим! — закричала я, впиваясь пальцами в его волосы, пытаясь притянуть обратно. — Не останавливайся!

Он поднял голову, его губы блестели, а глаза горели triumphом.

— Прости меня, — сказал он хрипло, с той же усмешкой.

Я покачала головой, тяжело дыша, тело ныло от неудовлетворенного желания.

— Нет... пожалуйста...

Но он не послушал. Снова опустился, его язык вернулся, еще настойчивее, быстрее, доводя меня до безумия. Я извивалась под ним, стоны срывались с губ, пальцы ног сводило от напряжения. Волна накатывала снова, сильнее, и я была так близко, так чертовски близко...

И опять он остановился. Поднял голову, глядя на меня снизу вверх.

— Прости меня, Насть.

Я злобно зарычала, но в следующую секунду рассмеялась — истерично, от смеси злости и желания, которое сводило с ума. Он играл со мной, он знал, что я не устою.

— Прощу, если перестанешь меня мучить! — выкрикнула я, дергая его за волосы, но смех все равно прорывался сквозь слова.

Его глаза вспыхнули, и он кивнул, опускаясь в третий раз. Теперь без остановок: язык двигался быстрее, глубже, его пальцы присоединились, входя в меня, кружа, доводя до пика. Я кричала его имя, выгибаясь, и наконец волна накрыла — оргазм разорвался во мне, как фейерверк, сотрясая тело судорогами удовольствия. Я кончила сильно, бесконечно, хватаясь за него, пока мир не поплыл.

Он поднялся, целуя меня в губы, и я почувствовала свой вкус на его языке. Обняла его, все еще дрожа, и прошептала:

— Прощаю... но если еще раз так сделаешь, убью.

Он всё ещё был в футболке, и я рванула её через его голову, царапая кожу ногтями. Джинсы расстегнула одним движением, стянула вместе с боксерами. Его член вырвался наружу, напряжённый, с капелькой на кончике. Я обхватила его рукой, провела языком по всей длине, от основания до головки. Он выдохнул резко, бёдра дёрнулись.

— Насть…

Я не дала ему договорить. Взяла его в рот. Глубоко, до горла, потом медленно отпустила, играя языком по венам. Он застонал, пальцы сжали мои волосы, но не давил — просто держался, как за спасательный круг. Я ускорилась, двигая головой, рукой помогая, губы плотно обхватывали, язык кружил по головке. Он дышал рвано, тело напряглось, как струна.

— Насть… я…

Не успел. Через несколько секунд он кончил — резко, мощно, прямо в рот. Горячие струи заполнили горло, я проглотила, не отрываясь, пока он не обмяк, тяжело дыша. Я подняла голову, вытерла губы тыльной стороной ладони, глядя на него с усмешкой.

— Прости, — прохрипел он, лицо раскраснелось, глаза закрыты. — Полгода без тебя…

Я рассмеялась.

— Подрочил бы. И не кончал бы, как школьник.

Он фыркнул, открыл глаза — в них всё ещё горел огонь.

— Дай мне минуту и я исправлюсь.

Глава 27

Дмитрий Ковалев.

Два года спустя...

Лето в Москве — это всегда хаос: жара, пробки, люди в легких одеждах, спешащие по делам, и воздух, пропитанный запахом цветущих лип. Мы вернулись сюда вместе, после того как Настя согласилась стать моей — не просто в постели, а навсегда. Лондон остался в прошлом, как и все наши драмы. Теперь у нас общий дом на Рублевке, с огромным садом, где она любит читать по утрам, и офис, который мы делим, как равные. Компания процветает, но теперь это не только моя империя — это наша. Настя взяла на себя аналитику и переговоры, и, черт возьми, она в этом гений. Я смотрю на нее и каждый раз поражаюсь: как эта женщина, с ее огненным взглядом и острым умом, выбрала меня?

Сейчас мы в конференц-зале: панорамные окна, вид на Кремль, стол из полированного дуба, уставленный планшетами и кофе. Напротив нас — делегация из Шанхая, три китайских бизнесмена в строгих костюмах, с переводчиками и серьезными лицами. Новая сделка: поставки электроники на миллиарды. Я сижу во главе стола, но сегодня ведущая — она. Настя в своем любимом образе: белая блузка, подчеркивающая ее грацию, черная юбка-карандаш, волосы собраны в аккуратный хвост. На ее пальце сверкает кольцо — то самое, с огромным бриллиантом в форме сердца, которое я подарил ей на той крыше в Лондоне, когда встал на одно колено и сказал: "Будь моей, Насть. Навсегда". Она заплакала, кивнула, и с тех пор это кольцо — символ всего, что мы преодолели. Я смотрю на него и думаю: как я люблю эту женщину. Ее смех по утрам, ее упрямство в спорах, ее тело ночью, когда она прижимается ко мне. Она разбудила мое сердце, и теперь оно бьется только для нее.

— Господа, — начинает Настя, ее голос уверенный, как у генерала на поле боя. Она включает проектор, и на экране появляются графики, таблицы, прогнозы. — Давайте разберем цифры. По нашим расчетам, интеграция вашей цепочки поставок с нашей логистикой даст рост эффективности на 27%. Смотрите: в первом квартале мы прогнозируем объем в 150 миллионов долларов, с рентабельностью 18,5%. Если учесть сезонные колебания — плюс 12% в пиковый период, минус 5% в низкий, — то годовой оборот составит не менее 1,2 миллиарда. А с учетом налоговых льгот в России и Китае, чистая прибыль вырастет на 35%. Вот детальный breakdown: затраты на транспортировку — 8 миллионов, маркетинг — 15, но ROI в 4,2 раза. Мы учли риски: инфляцию на 3%, валютные колебания до 5%, и даже потенциальные санкции — минус 2%, но с хеджированием это нейтрализуется.

Она сыплет цифрами, как жемчугом, ее глаза горят, жесты точны, как у дирижера. Я сижу и восхищаюсь: она идеальна в этом. Умеет то, что любит, и делает то, что умеет лучше всех. Китайцы сидят с открытыми ртами, завороженно глядя на нее. Один из них даже забыл про переводчика — просто кивает, глаза блестят от восторга. Они не ожидали такого: женщина, которая разбирает их бизнес по косточкам, предугадывая каждый шаг. Я горжусь ею так, что готов кричать на весь зал. Моя Настя — не просто жена, она партнер, равная, королева.

Переговоры длятся час, но в итоге все ясно: сделка наша. Подписываем контракт под аплодисменты — их и наши. Китайцы жмут руки, улыбаются, один даже говорит: "Ваша жена — гений". Я киваю: "Знаю".

Делегация уходит, зал пустеет. Мы остаемся одни. Настя подходит ко мне.

— Ты же помнишь, что сегодня крестины? — спрашивает она, поправляя мой галстук.

Я молча киваю.

— Дим, ты забыл, да? — она прищуривается, но без злости, с той нежной иронией, которую я обожаю.

Я снова киваю.

Она фыркает, достает телефон и набирает номер.

— Лен, скажи пожалуйста, что хоть ты не забыла о крестинах сына Артема? — пауза, пока Лена отвечает. Настя улыбается. — Я люблю тебя. Да, мы выходим, отправь сразу подарок туда, там приму. Спасибо, дорогая.

Она вешает трубку, обнимает меня за шею и целует — легко, но с обещанием большего.

— Я тоже хочу сына. – говорю, целуя ее в живот.

— Хоти.

— Насть, я серьезно.

Она отстраняется ровно настолько, чтобы заглянуть мне в глаза. Ладонь её лежит у меня на затылке, пальцы лениво перебирают волосы. В комнате тихо, только кондиционер едва слышно гудит.

— Я знаю, — говорит она тихо. Голос ровный, но в нём дрожит что-то, чего я не слышал раньше. — Я тоже хочу.

Я прижимаю её к себе крепче, носом в её шею, вдыхаю запах кожи и лёгкого парфюма — тот самый, который она носит с первого дня в Лондоне. Сердце колотится так, будто я снова стою на коленях с кольцом в руке.

— Тогда давай, — шепчу ей в кожу. — Сейчас. Прямо здесь.

Она смеётся — тихо, тепло, почти беззвучно, и я чувствую, как её живот вздрагивает под моей ладонью.

— Дим, — она откидывает голову, глядя в потолок, — мы на работе. В конференц-зале. Подписали контракт на миллиард. А ты хочешь ребёнка прямо на столе.

— На столе, в кабинете, в машине, — я целую её в ключицу, — мне всё равно.

Она кусает губу, глаза блестят. Потом берёт мою руку, кладёт себе на живот.

— Я перестала пить таблетки два месяца назад, — говорит она. — Просто... не сказала. Сюрприз сделать хотела.

Я замираю. Мир сужается до её голоса, до её ладони под моей, до биения её сердца, которое я чувствую сквозь тонкую ткань блузки.

— Насть...

— Да, — шепчет она. — Нам уже пять недель.

Слова падают между нами, как капля в тихую воду, и всё вокруг расплывается. Я чувствую, как её живот под моей ладонью становится вдруг другим: тёплым, живым, настоящим. Пять недель. Уже. Внутри неё — наш ребёнок. Мой сын. Или дочь. Не важно. Наш.

— Насть… — голос срывается, и я даже не пытаюсь его удержать. Глаза жгут. Я опускаюсь на колени прямо в конференц-зале, не думая о костюме, о контракте, о миллиарде. Прижимаюсь щекой к её животу, целую ткань блузки, будто могу уже почувствовать его. Её. Нас.

Она гладит меня по волосам, тихо смеётся.

— Сюрприз удался?

Я поднимаю голову. Глаза у неё красные, но сияют. Я встаю, обнимаю её так крепко, что она ахает, и шепчу в висок:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты... ты только что сделала меня самым счастливым идиотом на планете.

Она фыркает, утыкается носом мне в шею.

— Ты и был идиотом. Просто теперь — отцовским.

Я целую её в висок, в висок, в висок — не могу остановиться. Потом отстраняюсь, беру её лицо в ладони.

— Домой. Сейчас. Хочу видеть УЗИ. Хочу... всё.

— Дим, — она улыбается, — УЗИ у нас через неделю. А пока... просто обними меня.

Я обнимаю. Крепко. До хруста. До её тихого смеха. До того, как она шепчет:

— Я люблю тебя. И он тоже будет.

Я закрываю глаза. Мир за окном — лето, Москва, миллиарды, контракты — всё это теперь фон. Главное — она. И маленький, размером с вишенку, кто-то внутри неё, кто уже бьётся в такт с моим сердцем.

— Насть, — шепчу я, — спасибо, что разбудила меня. И что дала мне семью.

Она целует меня в уголок губ.

— Обращайтесь – улыбается – Только не сильно часто.

*******************

Дорогие читатели!

Вот и подошла к концу история "Разбудить сердце" — книга, которую я с таким трепетом и волнением писала, а теперь с радостью завершила.

Спасибо вам огромнейшее за то, что нашли время окунуться в мир Дмитрия и Анастасии, пережили с ними все взлеты и падения, страсти и драмы. Ваше внимание, ваши эмоции и отзывы (если вы их оставите) — это то, что вдохновляет меня на новые истории.

Эта книга родилась из желания рассказать о любви, которая не всегда простая, но всегда настоящая — о том, как два сильных человека учатся доверять, прощать и строить свое счастье. Если вы улыбнулись, всплакнули или просто задумались над страницами, значит, моя цель достигнута.

Спасибо за вашу поддержку! Если вам понравилось, поделитесь коментарием (или не понравилось) — это лучший подарок для автора.

С теплом и благодарностью,

Ваш автор, Кэти Андрес

Конец