Горец. Варварская любовь или Истории про любовь

Глава 1

* * *

— АДАМ —

Столица.

Она встретила меня смогом, который застилал глаза, и воем сирен, режущим слух.

Я стоял у окна роскошного номера отеля, смотрел на муравейник машин внизу и чувствовал, как стены вокруг меня сжимаются.

Здесь, в этих каменных коробках, нечем было дышать.

Воздух спёртый, пропитанный чужими амбициями и страхами.

Я был здесь по делу. Жестокому делу.

Пришлось напомнить одному важному человеку, что долги, особенно кровные, отдавать нужно всегда. В горах за такое сбрасывают со скал. Здесь же прячутся за грёбаными бумажками.

Мои предки пасли отары выше облаков, а я здесь, в этой клетке из стекла и бетона должен решать финансовые вопросы. Волк на поводке.

Вечером мы поехали в баню за город. Какое-то элитное место. Всего несколько бань, купели, мангалы, гостевые домики. Банный комплекс, как мне объяснили. Что ж, отличное место для переговоров.

Пар, дубовые полки, запах хвои – более-менее единственное место, что напомнило мне о доме.

Я вышел из бани, обернув простынь вокруг бёдер, кожа приятно согрелась раскалённым жаром бани. Вечерний воздух и горячая кожа, хорошо…

Как вдруг… я увидел Её.

Гостевой домик напротив и терраса.

Она была одна. Сидела в плетёном кресле, откинув голову, и с раздражением в голосе говорила по телефону.

Русская красавица.

Волосы в мягком освещении, как спелая пшеница на моих склонах, золотые и живые ниспадали на плечи. Лицо было нежное, но с высокими скулами. Увидеть бы её глаза…

Она была одета в строгий серый костюм, броню деловой женщины, но в каждом жесте, в гордом изгибе шеи, в упрямом подбородке сквозила сила. Порода. Та, которую ищут в жеребцах и в женщинах. Та, что передается с кровью, а не покупается в бутиках.

И всё. Хана мне.

Кровь ударила в виски, да с такой силой, что мир сузился до террасы этого домика.

Я не дышал. Это был не просто удар желания. Это было как узнавание. Как если бы ты всю жизнь шёл по тёмной пещере и вдруг увидел свет.

Пощёчина судьбы. Крепкий подзатыльник. И ясность.

Она должна быть моя. И точка. Или приговор.

Я стоял, впиваясь в неё взглядом, пока она не закончила разговор, не встала и не ушла, даже не подозревая, что только что была приговорена.

Её уход отозвался во мне физической болью, пустотой.

Я не колебался. Через пять минут сотрудник банного комплекса, получив от меня несколько хрустящих купюр, почтительно сообщил:

— Это Орлова Алиса Юрьевна. Она юрист. Приехала с подругами на девичник.

Орлова Алиса. Имя легло на сознание, как клеймо. Юрист. Хорошо. Умная, что ещё лучше.

За дополнительную купюру я узнал номер её телефона. Отлично.

Я вернулся в баню. Горячий воздух обжёг легкие, но внутри меня уже бушевала другая буря.

Дело с долгами отошло на второй план. Появилась новая цель. Более важная. Более жестокая. Более желанная.

Она не знает меня. Не знает, что такое быть желанной мужчиной с гор. Для нас нет слова «нет». Есть слово «хочу». И есть слово «беру».

Я приехал за одним делом, а нашёл другое. Нашёл свою судьбу. И я её не отпущу.

Думать о деле я не мог. Буря внутри меня не утихала. Она кристаллизовалась в решение. Твёрдое, как скальная порода моих гор.

Когда после деловых переговоров вернулся в номер своего отеля, понял, что всё ещё не взводе, всё ещё думаю о златоволосой красавице и набрал номер.

Двое моих людей были здесь, в соседнем номере. Они приехали со мной не для переговоров. Они приехали для войны, если понадобится. Руслан и Аслан. Молчаливые. Преданные. Их предки столетиями служили моему роду. Они были частью меня, моими руками и моей волей.

Они вошли без стука. Стояли, ожидая моего приказа. Я не поворачивался, глядя в ночь.

— Алиса Юрьевна Орлова. Юрист. Русская, – голос мой был ровным, но каждый звук в нём был отлит из стали. – Я её хочу. На столе номер её телефона. Найдите её и быстро.

В комнате повисла тишина, густая, как горный туман. Первым нарушил её Руслан, всегда трезвомыслящий.

— Адам, она не захочет уезжать, – констатировал он. Констатация факта, не более.

Я медленно повернулся. Чувствовал, как глаза мои горят тем самым внутренним огнём, что выжигает все сомнения.

— Её желание не важно, –сказал я, и слова повисли в воздухе неоспоримой истиной. – Важно моё. Она будет моей женой.

Я видел, как они обменялись быстрыми взглядами. Это было необычно. Жестоко. Но для них моё слово всегда закон.

— Доставьте её ко мне. На родину.

Кивок. Больше ничего не нужно было говорить. Они вышли так же бесшумно, как и вошли. Приказ был отдан. Маховик запущен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

— АЛИСА —

Вернулась я домой поздно. Въезжала на подземную парковку жилого комплекса.

Я была усталая, раздражённая этими городскими играми, беспрестанно думала о кейсах, дедлайнах и о том, как бы завтра выспаться, а не вскочить в шесть утра и не сесть за работу. Воскресенье всё-таки будет.

Кое-как вырвалась с этого дурацкого девичника.

И кто внушил Ленке мысль, что девичник в бане – это круто? Нет, чтобы ресторан с хорошей локацией выбрать…

Выбралась из машины и протёрла сонные глаза. Спать хотелось просто зверски.

Я не услышала бесшумных шагов за спиной.

Какое-то резкое движение, жёсткая ладонь на моих губах, повязка на глаза, руки за спину и стяжка на запястьях.

Меня быстро затолкали на заднее сиденье внедорожника, и мои жалкие брыканья не помогли.

Автомобиль резко тронулся и помчался по ночной столице.

От шока я даже слова все забыла.

И тут спокойный голос прозвучал в темноте, пока я сидела с повязкой на глазах, дрожа от страха и ярости:

— С тобой всё будет хорошо, Алиса. Не сопротивляйся.

Но я не намеревалась сидеть тихо и покорно и заорала. Но тут же получила кляп в рот.

В голосе возникли тысячи предположений, кто мог это сделать.

За свою недолгую, но мощную карьеру я нажила достаточно врагов.

Похоже, моя песенка спета…

* * *

Темнота. Густая, непроглядная. И страх окутывал меня. Адреналин бил по глазам, по вискам, сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать.

Этот мерзкий кляп распирал мне рот. Слюна текла по подбородку, унизительно, гадко. Руки за спиной были больно стянуты пластиковой стяжкой и они быстро начали неметь. Стяжка впивалась в запястья, я пыталась освободиться и кожа быстро стерлась в кровь.

Страх. Даже ужас. Он холодной змеёй скользил по позвоночнику.

Кто помел меня похитить? Кто?

Тот подлец Макаров, чью фирму я разорила в суде?

Или ублюдки из строительного холдинга, которым я перекрыла кислород за их махинации с госзакупками?

Я юрист, которого боятся. Акула. Так меня называют за глаза. Нажила сильных врагов, вот она моя плата за успех.

Но я думала, они ограничатся угрозами по телефону. Не этим… не похищением, будто на дворе не двадцать первый век, а снова лихие девяностые.

Но нет… Метод не этих придурков. Слишком чисто сработано. Слишком профессионально.

Страх отступил на секунду. Его начала сжигать ярость. Бешеная, слепая.

Да как они вообще посмели? Кто они такие, чтобы прикасаться ко мне? Я сжала ослабленные руки в кулаки за спиной, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Я не жертва. Я никогда ею не была.

План возник внезапно, острый, как бритва. Чёткий. Они же не будут вечно везти меня в этой машине. Они остановятся. Выведут. Вот тогда…

Я заставила себя дышать глубже, успокоить дрожь в коленях.

Ладно. Я сыграю испуганную овечку. Дрожать буду, плакать, скулить. Мне снимут кляп, пожалуюсь, что руки затекли и мне больно.

Люди, даже палачи, склонны недооценивать испуганных женщин. Они подумают, что я сломлена.

А потом… Потом они узнают мой коронный приём с курсов самообороны.

Резкий удар коленом в пах. Или каблуком по коленной чашечке. И кулаком со всей силы в кадык.

У меня будет всего один шанс. Но я сделаю это. Я вложу в удары всю свою ярость, весь свой страх.

А потом нужно бежать. Бежать без оглядки, кричать о помощи, пока лёгкие не взорвутся.

Машина начала сбавлять ход. Сердце замерло, а потом забилось с новой силой. Повороты стали круче. Мы съезжали с трассы. Значит, уже скоро. Скоро всё решится.

Я притворно всхлипнула, пошевелилась, изобразив слабость.

Внутри же закипала сталь.

Держитесь, ублюдки. Акула ещё покажет свои зубы.

Очень скоро машина остановилась. Хлопнули двери. И меня буквально выволокли наружу, всё-таки я немного выражала протест.

С меня сорвали повязку.

Глазам стало больно. Свет резал, слёзы выступили непроизвольно, но я заморгала, прогоняя влагу и показатель слабости. Плюс, нужно хорошо сейчас видеть. Нужно запомнить каждую деталь.

Каблуки застучали по ровному, холодному бетону. Это бал гараж. Пахло бензином и резиной. С шипением опустились тяжёлые электрические ворота. Ловушка захлопнулась.

Кляп вынули. Я сглотнула, губы онемели, во рту был противный привкус резины. Но самое главное, стяжки на запястьях разрезали, и я тут же начала разминать руки. Кровь хлынула в онемевшие пальцы, вызывая мучительное покалывание. Я не подала вида, что мне больно. Просто смотрела.

Передо мной было двое мужчин. Кавказцы.

Таких я видела только в кино или на стройках, мимо которых проезжала на своем автомобиле. Но эти… эти были не рабочие. Они словно идеальное оружие.

Высокие, широкоплечие, лица высечены, будто из гранита, без единой эмоции. Глаза смотрели на меня не как на человека, а как на задание.

Один, тот, что постарше, с проседью на висках, держался чуть в стороне. Второй, помоложе, с орлиным профилем, стоял ближе, его мощные руки были расслаблены, но я чувствовала, он готов поймать меня в любой момент.

И всё. Весь мой план, вся ярость, вся надежда на удар каблуком в пах или колено, рассыпался в прах.

С этими мне не справиться. Это стена. Гора. Мои приёмы самообороны для них как детские игрушки. Против их тренированных тел и животной скорости я словно жалкая бабочка, буду моментально раздавлена.

Ударить по морде? Да они даже не заметят. Только в ответ сломают мне руку одним движением пальца.

Хитрость. Только хитростью их взять можно.

Молчание, вот моё оружие сейчас. Я не буду кричать, не буду спрашивать «Кто вы?». Они сами всё скажут. Люди, которые действуют так уверенно, всегда что-то сообщают. Им нужна моя реакция. Мои слёзы, мой страх. Но я не доставлю им этого удовольствия.

Я просто стояла и ждала. Дышала ровно, скрестив руки на груди, будто мы встретились на деловых переговорах. Смотрела на мужчин с холодным, почти скучающим видом, хотя внутри всё замерло и кричало от ужаса. Мой взгляд скользил по ним, оценивающе, и я видела, как в глазах того, что помоложе, мелькнуло лёгкое удивление.

Они явно ждали истерики.

Пусть ждут дальше. Я не та, кого можно сломать.

Наконец, меня повели внутрь дома. Не грубо, но и не мягко. Твёрдое прикосновение к локтю, направляющее движение. Я шла, глотая этот странный воздух, пахло деревом, цитрусами и чем-то чужим, горьковатым.

Пол под ногами – это массивные доски, скрипящие под тяжелыми шагами моих... конвоиров? Похитителей? Хозяев?

Мы вошли в огромную комнату. В центре был камин, в котором тлели угли, отбрасывая тревожные тени на стены из тёмного дерева. Меня мягко, но настойчиво усадили в глубокий кожаный диван прямо напротив огня. Жар обжёг кожу.

Старший, тот что с проседью, Руслан, как я позже узнала, молча исчез и вернулся со стаканом воды. Стакан был простой, гранёный. Он поставил его на низкий стол передо мной.

— Извините за неприятную ситуацию, Алиса Юрьевна, – произнёс он голосом без единой нотки извинения. Это была просто констатация. – Так было необходимо.

Они знали моё имя. Значит, это точно чей-то заказ.

Я не тронула стакан. Вода могла быть с чем угодно. Я лишь сжала руки на коленях, и тогда заметила, что на светлой коже запястий проступила алая полоса от стяжек, несколько капель крови выступили наружу. Выглядело это дико на фоне дорогого костюма цвета топлёного молока.

Второй, (его зовут Аслан, тоже узнала позже), ушёл на пять минут в другую комнату, вернулся и молча подошёл ко мне. В его руках была небольшая пластиковая аптечка. Он открыл её, достал антисептик и пластырь. Не говоря ни слова, он лишь кивком показал на мои руки. Предложение было чётким, почти приказным. Обработай свои ссадины, короче.

Этот простой, бытовой жест врезался в сознание острее, чем любая угроза.

Они похитили меня, связали, привезли в неизвестное место... а теперь предлагают аптечку?

Это была не забота. Это было что-то другое. Демонстрация власти. Мы можем причинить тебе боль, мы же можем и облегчить её. Всё зависит от нас.

Приём в юриспруденции, большом бизнесе, в любой власти.

Я медленно, с вызовом, подняла на мужчину упрямый взгляд. Он смотрел на меня своими тёмными, непроницаемыми глазами. В них не было ни злобы, ни жалости. Была лишь полная уверенность в том, что происходит. И тогда я поняла – это только начало. Самое страшное ещё впереди.

Глава 2

* * *

— АЛИСА —

Тишину разорвал резкий звонок телефона у Руслана. Он ответил односложно, его лицо не выразило ничего, кроме сосредоточенности.

— Да.

— Нет.

— Хорошо. Всё понял.

Он положил трубку и кивнул Аслану. Тот молча вышел и через минуту вернулся… с моей сумочкой. Моей красивой, из мягкой кожи сумочкой, которую я купила в Милане.

Он выложил на стол содержимое. Паспорт. Права. Ключи от моей квартиры. Вещи моего привычного мира лежали здесь, как трофеи. И тогда Руслан произнёс слова, от которых кровь застыла в жилах:

— В пять утра нас будет ждать самолёт.

Мир поплыл. Самолёт? Как самолёт? Это уже не Москва, не Подмосковье. Это другой город? Или… другая страна?

По спине пробежал холодок.

— Если у вас есть какие-то любимые вещи, ценности, скажите, где они. Аслан съездит к вам на квартиру и всё привезёт.

Это прозвучало так буднично, так спокойно, что стало по-настоящему жутко.

Они не просто похитили меня. Они собирались изменить всю мою жизнь. Разрушить. Кто-то решил от меня капитально так избавиться. Решил собрать мою жизнь в чемодан, как вещи покойника.

— Объясните, что происходит? – вырвалось у меня, голос дрогнул, выдав страх, который я так старалась скрыть.

— На месте всё узнаете, Алиса Юрьевна, – его тон не оставлял пространства для дискуссий. – Повторяю. Нужны ли вам вещи?

Я резко мотнула головой. Эмоции – это смерть. Они всё испортят. Нужен холодный, ясный, как лезвие, ум. И в этот миг решение созрело, отчаянное и единственное. Бежать. Сейчас. Пока мы здесь, пока не в самолёте. Пока есть хоть какой-то шанс спасти себя.

Я поднялась с дивана, стараясь, чтобы ноги не подкашивались.

— Мне нужно в туалет. Сейчас же, иначе…

Руслан изучающе посмотрел на меня, затем кивнул Аслану. Тот сделал шаг вперёд, его взгляд был бдительным.

— За мной идите.

Я пошла, чувствуя, как ноги от страха подкашивались. Каждый шаг отдавался в висках. Туалет. Там должно быть окно. Или что-то тяжёлое, что можно бросить в этого гиганта. Или что-то ещё.

Это мой шанс. Единственный. Сейчас или никогда.

Мы шли по коридору. Я сжимала кулаки, готовая к броску. Всё решат секунды.

Вот и нужная мне комната. Туалет, биде, ванна.

Я захлопнула за собой дверь, прислонилась к ней спиной, сердце колотилось, выпрыгивая из груди. И тогда увидела его. Окно! Небольшое, квадратное, в верхней части стены, но оно было настоящим спасением!

Еле сдержала дикий смех, похожий на рыдание, я включила воду в раковине на полную мощность. Шум должен был заглушить мои движения.

Сбросила туфли на каблуках, они стали смертельными кандалами. Подтащила тяжёлую тумбочку и вскарабкалась на нее. Руки дрожали, когда я повернула ручку и открыла окно.

Ночной воздух ударил в лицо, пахнувший сыростью и свободой.

Первый этаж! Слава богу!

Выбросила туфли в темноту, услышала их глухой стук о землю. Сама, кряхтя, полезла в узкий проём. Одежда цеплялась, подоконник больно впился в рёбра. Я с силой рванулась, чувствуя, как ткань пиджака рвётся с оглушительным треском. И полетела вниз.

Приземлилась неуклюже, больно ударившись локтём о холодную землю. В глазах потемнело от боли, но я стиснула зубы, заглушая стон.

Я свободна!

Поднялась, схватила туфли и бросилась бежать в слепую, в непроглядную тьму чужого двора.

Ноги несли сами, адреналин пьянил, превращая страх в лихорадочную энергию.

Я обвела их вокруг носа! Я переиграла этих огромных болванов! Выкусите, сволочи!

И вдруг… Ночь взорвалась светом. Ослепляющие, режущие глаза прожекторы выжгли тьму, превратив двор в подобие тюремного плаца. Я замерла на мгновение, как кролик перед удавом.

Но нет! Надо бежать!

Я рванула снова, но тут услышала. Сначала это был глухой топот. Потом тяжёлое, хриплое дыхание за спиной. В ужасе обернулась, и кровь застыла в жилах.

Низко прижавшись к земле, неслись на меня две тени. Огромные, мускулистые собаки. Не дворняги. Овчарки. Их пасти были оскалены, глаза горели огнём в свете прожекторов. Они мчались молча, со смертельной скоростью. И я поняла – это конец. Бежать от них невозможно.

Нет! Только не это!

Я рванула с новой силой, слепо, отчаянно, вперёд, в эту ослепительную адскую полосу света. Но земля предательски подвела. Нога резко зацепилась за какой-то невидимый корень или камень. Я с криком полетела вперёд, беспомощно раскинув руки.

Удар о землю отозвался в костях огненной болью.

Колени, ладони, всё содрано в кровь. Песок и щебень впились в раны. Из глаз брызнули горячие, бессильные слёзы. И тут же на меня накатила тень. Запах псины, горячее дыхание, низкое рычание прямо над ухом. Я зажмурилась, ожидая, что острые клыки вонзятся в шею.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Страх был таким физическим, таким всепоглощающим, что я обмочилась. По-детски, унизительно. Но вместо атаки раздался резкий, пронзительный свист. И грозная, отрывистая команда на незнакомом языке.

Рычание прекратилось мгновенно.

Я открыла глаза. Овчарки, только что готовые разорвать меня, виновато поджали хвосты и, поскуливая, отползли в сторону.

Из света шагнула высокая фигура.

Руслан.

Он подошёл ко мне, стоявшей на четвереньках, в грязи, крови и слезах.

Он просто с силой рванул меня за руку, поднимая на ноги. Больно. Унизительно.

Собаки ластились к его ногам, тыкались мордами в ладонь, ища одобрения.

— Это было очень глупо, – произнёс он тем же ровным, ледяным тоном. В его глазах не было ни гнева, ни злорадства. Была лишь усталая констатация факта.

И тут во мне что-то оборвалось.

Вся ярость, весь расчёт, вся гордость просто рухнули.

Я разрыдалась. Громко, истерично, с надрывными всхлипами.

Он даже не взглянул на меня, просто грубо поволок обратно к дому, к этой ловушке.

А я шла, спотыкаясь, и слёзы текли по моему грязному лицу, смешиваясь с кровью и ощущением полного, окончательного поражения.

Руслан привёл меня обратно в этот проклятый дом.

Аслан, увидев моё окровавленное, грязное, всхлипывающее существо, лишь холодно констатировал:

— Рус, её нужно привести в порядок. Пусть помоется и переоденется. Я буду следить.

— Ты плохо проследил в прошлый раз, – отрезал Руслан. – Я сам.

Меня снова поволокли в ванную. Ту самая, откуда я пыталась бежать.

Теперь она казалась камерой пыток. Руслан толкнул дверь, впустил меня внутрь и кивнул на огромную белую ванну.

— Раздевайся и мойся. Ты в грязи, крови и моче.

Сначала он был со мной на «вы». Теперь на «ты». Быстро я упала в газах этого кавказца.

Последние остатки гордости заставили меня выпрямиться. Голос дрожал, но я выдавила:

— Выйдите. Я не сбегу больше. Обещаю.

Он усмехнулся. Коротко, беззвучно. В его глазах не было ни капли сочувствия.

— Женщинам никогда веры нет. Раздевайся и мойся. Или я сам всё сделаю. И тебе это не понравится.

Угроза висела в воздухе, тяжёлая и неоспоримая.

Я поняла, что это не шутка. Он действительно разденет меня, как куклу, с той же безразличной жестокостью.

Руки дрожали так, что я не могла попасть пальцами по пуговицам блузки. Пальцы не слушались, были ватными.

Я чувствовала его взгляд на себе, холодный, изучающий, как будто он осматривал вещь.

Стыд жёг меня изнутри ярче, чем боль от содранных ладоней и коленей. Я сбросила испачканные брюки, пиджак, блузку на кафель.

Затем, с отвращением к самой себе, расстегнула бюстгальтер, стянула дорогие кружевные трусики. Они упали к ногам.

Я осталась стоять перед ним полностью обнажённой, пытаясь прикрыться руками, чувствуя, как по коже бегут мурашки от холода и унижения.

И он смотрел. Смотрел на моё тело без единой эмоции. Без желания, без восхищения, без даже простого мужского любопытства. Как на кусок мяса. И это злило меня больше всего. Я привыкла, что мужчины сходят по мне с ума. А он смотрел сквозь меня.

Я резко отвернулась, шагнула к ванне и включила воду. Забралась внутрь, села, подтянув колени к подбородку, стараясь скрыть наготу.

Горячая вода обожгла ссадины, но я стиснула зубы. Я взяла гель для душа, вылила почти половину бутылки и начала с яростью тереть кожу, смывая грязь, кровь и запах страха.

По моему лицу текли тихие, горькие слёзы, смешиваясь со струями душа. Я проиграла. И я не знала, что и кто меня ждёт.

* * *

Меня разбудил резкий толчок в плечо. Я проваливалась в кошмар, где за мной гнались псы, и не сразу поняла, где нахожусь.

В глазах стояла пелена, тело ныло от усталости и нервного напряжения. Над собой я увидела суровое лицо Руслана, освещённое тусклым светом ночника.

— Пора. Завтракать будешь сейчас или уже в самолёте? – его голос был глухим и будничным, будто он спрашивал о погоде.

Сознание пронзила ледяная игла. Самолёт… Похищение. Всё это не кошмар, а жестокая реальность. Сердце пропустило удар. — Идите вы далеко и надолго, – хрипло огрызнулась я, с трудом поднимаясь с дивана. Простыня сбилась в комок. – Мне надо в туалет.

Он молча шагнул в сторону, давая пройти, и пошёл за мной по пятам.

В туалете он даже не сделал вид, что выйдет или отвернётся. Просто встал у двери, скрестив руки на груди, и уставился на меня. Его взгляд был тяжёлым и неотвратимым.

Горло сжалось от унижения. Но я стиснула зубы. Делать нечего. Пришлось справлять нужду под этим безразличным, контролирующим взглядом. Каждый звук, каждое движение отдавались во мне жгучим стыдом. Я чувствовала себя животным. Вещью.

Но внутри, под этим слоем стыда и страха, зрела стальная решимость. Я всё запомнила, сволочи. Каждую деталь, ваши лица, каждое унижение. Я выживу. А потом найду их. Всех. И засужу так, что они будут до конца своих дней отдавать мне каждую копейку, сидя за решёткой. Эта мысль грела меня и не давала совсем отчаяться.

Закончив, я резко нажала на кнопку слива, словно смывая вместе с водой и частичку своего унижения. Подошла к раковине, умыла лицо ледяной водой и посмотрела на своё отражение в зеркале. В глазах, помимо усталости и страха, горел новый огонь. Огонь мести.

— Готовы, Алиса Юрьевна? – раздался его голос сзади.

Ха, снова со мной на «вы»?

Я кивнула, не поворачиваясь. Да. Я готова. К вашей смерти особенно.

Вскоре машина мчалась по пустой трассе. На этот раз никакой повязки на глаза, кляпа и стяжек на руках. И в моей груди затеплилась слабая, безумная надежда.

Мы ехали в аэропорт. А там люди, камеры, полиция, охрана!

Стоит мне закричать, упасть на пол, обвинить их в похищении и всё! Конец этому кошмару! Я мысленно репетировала сцену, сжимая в потных ладонях безобразные складки чужого платья, которое мне дали ещё вчера взамен моего испорченного костюма.

Но внезапно машина резко свернула, минуя все указатели на терминалы. Мы понеслись по служебной дороге, вдоль забора с колючей проволокой, мимо ангаров. Навстречу мелькали патрульные машины, но они лишь пропускали нас, водители отдавали какие-то знаки Руслану.

Погодите… Но как же это?

Ледяная пустота начала заполнять меня.

И тогда я увидела его. На дальней взлётной полосе, в предрассветной мгле, стоял не пассажирский лайнер. Это был небольшой, но стремительный реактивный самолёт. Бизнес-джет. Безупречно-белый, с едва заметными линиями, символ абсолютной, недосягаемой власти. Транспорт для тех, кому законы вообще не писаны.

Надежда с хрустом рассыпалась в прах. Никакой таможенной проверки. Никаких вообще проверок. Никаких свидетелей. Они просто подъедут, поднимутся по трапу, и самолёт взмоет в небо. И я исчезну. Окончательно и бесповоротно.

Страх сдавил горло таким тугими тисками, что я едва могла дышать. Это был уже не испуг, а животный, первобытный ужас перед неизвестностью.

Меня увозят. Но куда?

Мысль, что мы остаёмся в стране, была жалким утешением. Российские просторы безграничны. Меня могут увезти на Урал, в Сибирь, на Крайний Север… И никто и никогда меня не найдёт.

Машина плавно остановилась в нескольких метрах от самолёта. Руслан вышел, расправил плечи. Аслан открыл мою дверь.

— Выходите.

Я медлила, цепляясь взглядом за огни терминала вдалеке. Последний островок моего прежнего мира. Но он был уже недосягаем. Мне оставалось лишь одно, взять и подчиниться, шагнуть навстречу новой, тёмной главе своей жизни. Глава эта называлась «Плен».

* * *

Из окна самолёта мир казался ещё более нереальным: тёмное небо за окном, мелькание огней вдали, и внутри запах дорогого дерева и холодного металла салона.

Сердце заколотилось с новой, бешеной силой, когда я увидела его. Стюарда. Молодой парень в безупречной форме, с беззаботной улыбкой. Человек из нормального мира.

Это был мой последний шанс.

Последняя надежда, тонкая, как паутинка, затеплилась внутри. Надо действовать. Тихо. Точно. Я очень сильно сжала руки в кулаки, чувствуя, как ногти больно впиваются в кожу.

Я прикидывала план.

Мне нужна ручка и любой клочок бумаги. Но ничего не было. Тогда только слова. Нужно сказать ему, шёпотом. Быстро. Назвать имена. Номера телефонов. Главное, передать ему всю серьёзность моей ситуации, с мольбой попросить передать информацию обо мне моим друзьям, коллегам, чтобы они начали мои поиски незамедлительно.

Руслан сидел напротив, его тёмные глаза были полуприкрыты, но я чувствовала, что он видит всё. Аслан устроился сбоку, у выхода, неподвижный, как каменный идол.

Стюард приближался. Его шаги по мягкому ковру были неслышны, но я следила за каждым его движением. Вот он поставил стакан перед Русланом. Теперь передо мной. Его пальцы коснулись хрусталя. Время!

Я подняла на него глаза, широко раскрыв их, пытаясь передать бездну отчаяния. Мои губы дрогнули, готовые прошептать заветные слова: «Помогите, меня похитили…»

И в этот миг Руслан, не меняя позы, лениво протянул руку и взял со столика у стюарда… обычную салфетку. Он медленно вытер пальцы, а его холодный, тяжёлый взгляд упёрся в меня.

В нём не было ни гнева, ни удивления. Была лишь полная, абсолютная уверенность. Уверенность хищника, который давно просчитал все ходы своей добычи.

Стюард, поймав этот взгляд, мгновенно выпрямился, его улыбка стала напряжённой, почти испуганной. Он кивнул Руслану с подобострастием, которого удостаиваются только хозяева жизни, и быстро отошёл, как будто обжёгшись.

Паутинка надежды почти что лопнула… Я только что чуть не попалась. Надо выждать. Поднимемся в небо, я попрошусь в туалет… Короче, я просто обязана сказать стюарду о себе. Как угодно.

Эта мысль, как глоток крепкого спиртного, немного придала мне духа. Я подняла голову и прямо посмотрела на Руслана. Его лицо было невозмутимо, будто мы летели на курорт.

— Куда мы летим? – мой голос прозвучал хрипло, но твёрже, чем я ожидала. – Да ладно вам… Рассказывайте, какая разница теперь таиться?

Он медленно перевёл на меня свой тяжёлый взгляд. В его глазах мелькнуло что-то вроде лёгкой снисходительности. Он сделал небольшой глоток воды из бокала, не торопясь.

— В Карачаево-Черкесию, – произнёс он ровным, будничным тоном, как если бы говорил о поездке в санаторий под Москвой.

Карачаево-Черкесия. Это было, словно обухом по голове. У меня перехватило дыхание. В ушах зазвенело. Кровь отхлынула от лица так быстро, что я почувствовала головокружение.

— Кавказ? – вырвался у меня сдавленный, почти бессмысленный возглас.

Это было хуже, чем Сибирь.

Хуже, чем любое другое место на карте.

В моём сознании, сознании коренной уроженки столицы, Кавказ был синонимом чего-то дикого, неподконтрольного, живущего по своим древним и жестоким законам.

Горы, ущелья, кланы, аулы, кровная месть и женщина у них как вещь …

Меня везут туда, откуда не выбраться. Туда, где не работают московские законы и не помогут московские связи.

Я уставилась на него в немом ужасе, не в силах вымолвить ни слова.

Моё воображение уже рисовало жуткие картины: глиняная сакля где-то высоко в горах, полное отрезание от мира, жизнь в качестве… даже думать страшно. Никаких условий. Никакой инфраструктуры. И вообще, каменный век, и полное бесправие.

Руслан наблюдал за моей реакцией, и в уголках его губ дрогнула тень чего-то, похожего на усмешку.

— Успокойтесь. Там тоже люди живут. И воздух лучше, чем в вашей душной Москве.

Но это уже не имело значения. Прогремевшее слово «Карачаево-Черкесия» звучало для меня как смертный приговор.

Последняя иллюзия, что всё это какая-то страшная, но временная ошибка, рухнула окончательно. Меня везут в другой мир. И обратной дороги, похоже, не будет, если я не передам со стюардом весточку о своём бедственном положении.

Глава 3

* * *

— АЛИСА —

Вместе с леденящим страхом пришла и странная ясность. Бежать в незнакомых горах, верная смерть.

Я заставила себя выпрямиться.

— И что меня ждёт там? – спросила я, и голос уже не срывался. В нём появились стальные нотки. – Продажа в рабство? Или вы просто решили обзавестись личной рабыней вдали от цивилизации? И кто всё это организовал? Ну же, выкладывайте, кому я так капитально отдавила хвост, даже яйца, что меня решили похитить и сплавить аж на Кавказ? Кто из моих врагов со страху обделался?

Его глаза сузились, в них мелькнул проблеск интереса.

— Алиса Юрьевна, вы слишком много смотрите дурных сериалов. Вас ждёт... просто жизнь. И ещё вы будете помогать, консультировать в юридических вопросах.

Я застыла, не понимая.

— Помогать? Консультировать? Кого? Главного по аулу?

— Будете делать то, что скажут, – его тон был ровным, но в словах чувствовалась тяжесть. – Вы же юрист. Вы будете жить в самом красивом месте, в уединение. У вас будет… покровитель.

Горькая усмешка вырвалась у меня сама собой.

— Жить в красивом месте под дулом пистолета? В роли пленницы?

— Под охраной, – поправил он холодно. – Для вашей же безопасности. Тот, у кого вы будете жить, – человек могущественный. У него много врагов. И много друзей. А хороших юристов… мало.

Сердце упало. Меня ждала изощрённая клетка. Но в его словах я уловила нечто важное. Моё умение нужно влиятельному человеку, что он пошёл на похищение. А раз мои знания нужны, значит, есть шанс договориться. Или обмануть.

Я медленно кивнула, опустив глаза, изображая покорность.

— Хорошо. Посмотрим, что там за влиятельный и могущественный человек…

Командир объявил, что мы готовы отправляться в путь. Самолёт начал плавно выезжать на взлётную полосу.

Прощай, моя родная земля!

* * *

— АДАМ —

Папка с полным досье на Алису Орлову оказалась в моих руках.

В ней была заключена вся её жизнь, которая теперь полностью принадлежала мне.

Я откинулся в кожаном массажном кресле, что расслабляло спину после долгого дня, и расстегнул манжеты рубашки.

За окном моего номера сверкали огни столицы.

Я открыл папку. Первое, что бросилось в глаза – это фотография. Не официальное или студийное фото, а случайный кадр, сделанный скрытой камерой.

Она выходила из здания суда, закутанная в элегантное светлое пальто, с портфелем в руке.

Ветер трепал выбившиеся пряди её светлых волос. Лицо у Алисы не той фальшивой красоты, которое сейчас все девушки старались повторить, оно у неё аристократическое, я бы даже сказал, породистое, изящное. Запоминающееся лицо. С умным, насмешливым взглядом и пухлыми чувственными губами.

Стройная, высокая и в каждой линии чувствовалась пружинистая сила. Со стальным стержнем внутри.

Я начал читать.

Орлова Алиса Юрьевна. Коренная москвичка. Родилась, выросла, училась в МГУ на юридическом. Отец и мать были кандидатами юридических наук. Интеллигенты.

Она не просто юрист, а та самая порода, которую рождают раз в десятилетие.

Специализация корпоративное право, международные споры.

Карьера у неё вышла стремительная, как взлёт истребителя. Сначала рядовой специалист в крупной фирме, через три года открыла собственную практику.

Выиграла несколько громких дел против компаний, занимающихся обманом государства. Её имя в определённых кругах произносили с уважением, смешанным со страхом.

Юрист от Бога. Циничная, беспринципная, профи в своём деле.

Личная жизнь… А вот здесь пустота.

Родители погибли в автокатастрофе пять лет назад. Больше родных нет. Замужем не была. Детей нет. В графе «Близкие контакты» лишь несколько имён коллег, ни одного по-настоящему близкого человека. Вся её жизнь – это сплошная работа. Судебные разбирательства и победы.

Я отложил папку и подошёл к окну, сжимая в руке распечатку её фотографии. Такой человек, как она, будет остра, как бритва.

Одинокая волчица, у которой нет привязанностей, которыми можно было бы надавить. Её можно сломать только силой. Или… купить. Но таких не покупают за деньги. Их можно только подчинить. Она уже в пути ко мне на родину. Руслан и Аслан везут её в горы. В мой дом.

Сначала я возжелал её просто как женщину, но теперь понял, что грех не воспользоваться её знаниями и умом.

Я посмотрел на её лицо на фотографии. Упрямое. Страстное.

— Добро пожаловать на Кавказ, – прошептал я, глядя на фото.

И поймал себя на том, что улыбаюсь.

Чистая, хищная улыбка, которую редко кто видел на моём лице. Такая женщина не ляжет под первое слово. Она будет огрызаться, бить копытом, как самый норовистый жеребец в моём табуне. А я умею работать с дикими жеребцами и кобылами. Сначала они рвут повод, потом становятся покладистыми, чувствуя мою руку на холке. Так будет и с ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я уже представил её во всей яростной красе на своей земле: волосы распущены, щёки обожжены солнцем, глаза сверкают яростью.

Со слов Руса она попыталась бежать. Я усмехнулся. Если бы не пыталась, я бы разочаровался.

Но в моём мире, слово мужчины всегда закон. Она ощутит это каждой своей клеткой.

Юрист, московская акула, на самом деле, смешно. В моём мире не работают столичные правила, там действуют и всё решают мужчины.

Но её тонкий, тренированный ум мне пригодится. Ради моего рода, моего имени. И она будет моей женой, прежде всего.

Я уже слышу, как по дворам разнесётся новость: Адам Цхададзе привёз себе русскую невесту.

Пусть языки шипят, пусть завидуют. Мне плевать.

Она тоже будет не рада. Сначала. Конечно же, попробует спорить, пускать в ход умные слова, как ножи.

Я могу её сломать. Ведь сломанная воля не срастается. Но я не хочу ломать, я хочу подчинить. Чтобы однажды проснуться в холодной предрассветной тишине и почувствовать её ладонь у себя на груди. Чтобы добровольно. Без страха. Со знанием: она принадлежит мне, как небо принадлежит вершинам.

Для этого придётся сбить с неё привычный блеск. Отнять каблуки, деловые костюмы, статусные игрушки. Оставить то, что настоящее: верность мне, послушание, покорный взгляд.

На этом фундаменте я построю новую женщину. Мою женщину. Самое сложное – это будет первый день. Когда самолёт опустится на мою родину, когда горный воздух ударит ей в лицо, она поймёт: путь назад отрезан.

Я приеду следом и встречусь с ней. Первый взгляд сразу расставит всё по местам. В нём будет всё: угроза, власть, и то, что женщины чувствуют кожей всем своим существом – обещание.

Она обязательно дрогнет. Может, уцепится за остатки гордости, плюнет мне в лицо. Что ж… будет интересно. Главное, чтобы огонь в её глазах не погас совершенно. Мне нужна жаркая женщина, не пепел.

С того момента, как я увидел Алису, мир стал другим. В горах говорят: если орёл выбрал себе пару, он будет биться за неё до крови. Я и есть орёл. И я уже расправил крылья.

* * *

— АЛИСА —

Воздух в салоне самолёт казался мне слишком густым. Это всё из-за напряжения и моего страха. Каждый вдох давался с трудом, отравленный безысходностью.

Я сидела в удобном кресле в обществе Руслана и Аслана, и чувствовала, как стены салона медленно, но верно смыкаются вокруг меня.

Столица быстро осталась где-то далеко внизу, а вместе с ним – и последняя надежда на спасение.

Впереди была Карачаево-Черкесия, и тот, кто посмел отдать приказ о моём похищении, тот, чья воля управляла этими двумя придурками.

План, рождённый от отчаяния, кричал о необходимости действовать. Сейчас или никогда.

Я сделала вид, что поправляю подол платья, и тихо, почти шёпотом, сказала Руслану:

— Мне нужно в туалет.

Его тёмные, как маслины, глаза изучающе остановились на мне. Он молча кивнул Аслану, жестом приказывая сопровождать меня. В груди все сжалось в комок. Но я была готова.

— Ты серьёзно? Мы в небе на десяти тысячах метрах над землёй, – фыркнула я, вкладывая в голос всю возможную дерзость, которую только могла изобразить. – Отсюда мне не сбежать! Мне нужно уединиться... Пожалуйста.

Последнее слово прозвучало искренне, я действительно умоляла. Руслан задумался на мгновение, его взгляд скользнул по крошечным окошкам, за которыми простиралось небо. Риск, казалось, был нулевым. Он кивнул, коротко и деловито.

— Не задерживайтесь.

Сердце рванулось в грудной клетке, как дикий зверь, почуявший свободу.

Я встала, стараясь, чтобы ноги не дрожали, и прошла между креслами, ощущая на спине тяжёлый взгляд Аслана.

Дорога показалась бесконечной. Хотя до туалета всего пять шагов. Наконец, я защёлкнула замок в крошечной кабинке, прислонилась спиной к прохладной двери и закрыла глаза, пытаясь перевести дух.

План. Нужно было написать записку. Чем? Карандаша нет, ручки нет. В панике я обыскала маленькое пространство. Полка, бумажные салфетки, жидкое мыло… Мыло! Цветное, розовое, в дозаторе. Бинго!

Пальцы дрожали, когда я нажала на рычаг. Густая розовая масса с резким цветочным ароматом вылилась мне на ладонь. Я схватила плотную бумажную салфетку и, используя палец, стала выводить буквы. Мыло ложилось неровно, расплываясь, но текст читался.

«Помогите! Меня похитили! Алиса Орлова! Позвоните сюда...»

Я вывела номер моего друга, капитана полиции Артёма.

Единственная ниточка, которая могла спасти меня.

Сложила салфетку вчетверо, стараясь, чтобы надпись не размазалась, и зажала её в кулаке, словно самый драгоценный бриллиант.

Выйти было страшнее, чем зайти. Я сделала глубокий вдох, распахнула дверь и… буквально столкнулась со стюардом в белоснежной рубашке. Молодой парень с беззаботной улыбкой, уносил пустой стакан.

Адреналин ударил в голову. Идеальный шанс!

— Ой, извините! – воскликнула я и нарочно, будто споткнувшись, сделала резкое движение вперёд, вкладывая в него весь свой вес.

Он инстинктивно подставил руки, чтобы поддержать меня. В этот миг, в суматохе касаний, я сунула ему в руку смятый, ещё влажный от мыла комочек. Наши глаза встретились на долю секунды. В его взгляде было недоумение. В моём же взгляде была безмолвная мольба.

— Всё хорошо, – улыбнулся он, ничего не поняв.

Я прошла мимо, не оглядываясь. Каждый шаг отдавался в висках громким стуком. В груди бушевал ураган. Просто дикая смесь животного страха и ликования. Всё получилось! Чёрт возьми, получилось! Я обхитрила их! Эти громилы – лохи, и этот их таинственный босс самый главный лох… Они думали, что сломали меня? О, нет.

Я вернулась на свое место, стараясь дышать ровно. Руслан и Аслан проводили меня тяжёлыми, подозрительными взглядами. Я опустила глаза, делая вид, что смотрю в иллюминатор, а сама чувствовала, как по моей спине ползут ледяные мурашки. Они что-то почуяли?

И вдруг… К нам подошёл стюард. Его лицо было серьёзным, без тени прежней беззаботности. В его протянутой руке лежала та самая, розоватая от мыла, салфетка.

— Руслан Багратионович, вот, – обратился он к Руслану, и моё сердце остановилось. Потом стюард посмотрел на меня и сказал, обращаясь уже ко мне: – Я дорожу своей работой. И никогда не предам этих людей.

Мир замер. Кровь отхлынула от лица, застучав в ушах.

Руслан медленно, словно наслаждаясь моментом, взял салфетку. Развернул. Он пробежался взглядом по кривым буквам. Потом он поднял на меня тяжёлый взгляд.

— ОН, – тихо, но так, что каждый звук впивался в кожу, произнёс Руслан, – будет очень недоволен вашим поведением, Алиса Юрьевна.

Что-то во мне оборвалось. Страх сменился чистой, белой яростью. Я больше не могла себя сдерживать.

— Вы явно не в курсе, что есть статья 126 УК РФ! – выдохнула я, и мой голос прозвучал жёстко, по-прокурорски, заставив даже Аслана насторожиться. – За похищение человека вам всем грозит до двенадцати лет. Но я сделаю так, что вам двоим, и вашему козлу, что это придумал, и всем пособникам, – я одарила гневным, испепеляющим взглядом молодого стюарда, – дали пожизненное!

Мужчины лишь переглянулись. И усмехнулись. Спокойно, снисходительно, будто выслушали бред капризного ребенка. Эта их уверенность была страшнее любой угрозы.

— Сделай нам чаю, – абсолютно обыденным тоном попросил Руслан стюарда.

Тот кивнул и удалился. Я осталась сидеть, сжав руки в кулаки до побеления костяшек. Ярость, горькая и обжигающая, кипела во мне, вытесняя последние остатки страха. Хорошо. Очень хорошо. Если они играют по своим диким, горным законам, где всё решает сила, то я найду, как ударить в ответ.

Они ошиблись, приняв меня за испуганную овечку. Они не знали, на что способна женщина, у которой отняли всё.

Понадобится, спалю к чертям всю их республику.

Глава 4

* * *

— АЛИСА —

Три с половиной часа адского ожидания.

Я сидела, вглядываясь в иллюминатор, пытаясь по едва заметному наклону крыла угадать наш курс.

Вот под нами проползли заснеженные пики, ущелья, в которых тонули облака. Сердце замирало. Значит, близко. Вот-вот и шасси коснутся посадочной полосы где-нибудь в укромном горном аэропорту, где меня сдадут с рук на руки тому самому «козлу».

Но когда самолёт пошел на снижение, а внизу раскинулась не горная чаша, а довольно плоская равнина с ухоженными полями, меня пронзила первая искра недоумения.

А когда я увидела огромные буквы «МИНЕРАЛЬНЫЕ ВОДЫ», моему удивлению и вовсе не было границ.

«Минеральные Воды? Но это же Ставропольский край…»

Я невольно повернулась к Руслану. Тот, словно угадав мой вопрос, снисходительно ухмыльнулся.

— Удивлены, Алиса Юрьевна? В Карачаево-Черкесии аэропорта нет. Пока. – Он сделал паузу, давая информации усвоиться. – Но к две тысячи двадцать девятому году, обязательно его построят. Будет как в Сочи. А пока… дальше мы поедем на машине. Примерно два часа пути до города Карачаевска.

Он посмотрел на моё бледное, вытянувшееся лицо и добавил с какой-то зловещей легкостью:

— И не кисните. Вам понравится путешествие. По дороге очень красивые виды. Горы, реки… Дух захватывает.

Красивые виды. Дух захватывает. Да у меня от одной их наглости дух уже захватывало!

Но сквозь ярость и страх пробивался упрямый, наглый росток надежды.

Минеральные Воды! Это не глухомань, не секретный объект. Это крупный транспортный узел. Здесь люди. Здесь полиция. Здесь можно крикнуть, убежать, сунуть записку в чью-то руку!

У меня появился ещё один шанс. Пусть крошечный, пусть отчаянный, но шанс!

Я сжала пальцы, чувствуя, как адреналин с новой силой заставляет кровь бежать быстрее. Я должна быть готова. Должна искать любую возможность.

Но мои надежды начали таять, едва мы сошли с трапа. Снова никакого досмотра, никакого паспортного контроля. Наш маленький поток пассажиров был вежливо, но твёрдо отделён от основной массы.

У самого трапа, игнорируя все правила, нас уже ждал огромный чёрный внедорожник, похожий на бронированного скарабея. С затемнёнными стеклами, мощным кузовом. Он дышал угрозой и безнаказанностью.

Аслан грубо взял меня под локоть и направил к машине. Дверь открылась.

— Вам на заднее, – коротко бросил он.

Меня втолкнули в салон, пахнущий кожей и терпким парфюмом. Аслан опустился рядом, отсекая мне путь к отступлению. Руслан сел на переднее пассажирское сиденье рядом с молчаливым, квадратным по фигуре водителем, чьё лицо я так и не разглядела.

Двери захлопнулись с глухим, окончательным звуком. Щёлкнули замки. Я оказалась в роскошной, движущейся тюрьме.

Водитель тронулся с места плавно, почти бесшумно. Выехав за пределы аэропорта, мы устремились по широкой трассе.

Впереди, на горизонте, уже вырисовывались величественные, покрытые дымкой синие громады гор. Те самые «красивые виды».

Но я не смотрела на горы. Я выискивала взглядом полицейские машины, смотрела на каждый дорожный знак, каждую заправку, каждое придорожное кафе, как на возможный островок спасения.

Аслан сидел неподвижно, как изваяние, но я чувствовала его звериную внимательность ко мне.

Руслан что-то тихо говорил по телефону на своём гортанном языке. Слова «всё в порядке», «скоро» долетали до меня обрывками.

Я откинулась на кожаном сиденье, прикрыв глаза, делая вид, что смирилась. Но внутри меня бушевала буря.

Нет, ребята, рано вы празднуете. Вы привезли меня на большую землю. И я найду способ вырваться.

Пусть эти горы станут им могилой, а не крепостью. Я этого добьюсь.

Сволочи позорные.

* * *

Каждый километр, каждый поворот, приближающий меня к зловещему пункту назначению, ощущался как петля на шее, затягивающаяся все туже.

Надежда превращалась в жгучее, паническое отчаяние. Нужно было действовать. Сейчас.

Я сделала глубокий вдох, собирая остатки сил для спектакля.

— Я голодна, – заявила я, и голос мой прозвучал хрипло и устало. – Хочу есть и пить. Ещё мне надо умыться… Меня тошнит от этой дороги.

Руслан, не поворачиваясь, ответил с ледяным спокойствием, от которого я готова была кричать:

— Потерпите, Алиса Юрьевна, ехать недолго.

«Потерпите». Это слово стало последней каплей. Ярость, копившаяся все эти часы, прорвалась наружу с силой пробудившегося вулкана.

— Я не могу терпеть! – взорвалась я, и мой крик прозвучал оглушительно в замкнутом пространстве. – Вы меня похитили! Так будьте любезны обеспечить нормальными условиями! Или ваш босс получит измождённую, грязную и голодную пленницу!

Руслан медленно повернул голову, и его тёмные глаза без единой эмоции уставились на меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы попробуете сбежать, – констатировал он, будто читал мои мысли, как открытую книгу.

Рядом хмыкнул Аслан, да ещё так презрительно. Этот звук, эта мужская уверенность в своей полной власти, добили меня.

Я повернулась к нему, чтобы швырнуть в его ухмыляющуюся рожу очередную порцию ненависти, и вдруг… взгляд мой зацепился за его кожаную куртку. В расстёгнутом кармане я увидела тёмную, матовую рукоять пистолета.

Сердце не заколотилось, а словно остановилось, замерло на самом краю пропасти. Время замедлилось. Мысль пронеслась со скоростью молнии:

«У него оружие. Оно так близко от меня. Это мой шанс».

Адреналин ударил в виски, затуманив разум ясной, холодной целью. Я не думала. Я действовала на чистом инстинкте.

С криком, в котором сплелись все мои страх, ярость и отчаяние, я рванулась к Аслану. Моя рука, будто сама по себе, метнулась к его карману. Пальцы сжались на шершавой, прохладной рукояти. Мужчина ахнул от неожиданности, попытался схватить меня за запястье, но было поздно. Я выдернула пистолет, отпрыгнула к двери, и в следующее мгновение холодный кружок ствола упёрся в затылок Руслана.

— Останови тачку! – заорала я, и голос сорвался на визг. В ушах стоял оглушительный звон. – Живо! Иначе вышибу ему мозги! Я на нервах, и я выстрелю, чёрт вас побери!

В салоне повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь свистом моего собственного дыхания. Я вся дрожала, как в лихорадке, но рука с оружием была твёрдой.

Я впилась взглядом в затылок водителя, видя, как напряглись его плечи.

Руслан не шевельнулся. Он сидел всё так же прямо, будто к его виску приставили не оружие, а букет цветов.

— Алиса Юрьевна… – тихо, почти ласково начал он.

— Молчи, сволочь! – прошипела я, с силой прижимая ствол. – Ни слова! Останавливай машину! Сейчас же! Я, мать вашу, не шучу!

Я видела, как сжались кулаки Аслана. Он был готов в любой миг ринуться на меня. Но пистолет у затылка его лидера сковывал его.

Водитель медленно, слишком медленно, начал прижиматься к обочине. Сердце колотилось где-то в горле, крича:

«Получилось! Получилось!»

Но я не видела лица Руслана. Не видела его глаз. А в них, холодных и расчётливых, не было ни капли страха. Лишь терпеливое ожидание и… предвкушение.

Машина с шипением тормозов съехала на обочину, подняв облако пыли. Сердце колотилось в груди, как бешеный молот, выбивая ритм свободы.

— Разблокируй двери! – скомандовала я, не отрывая ствола от затылка Руслана.

Щелчок центрального замка прозвучал как выстрел. Победа. Она уже так близко.

— А что дальше? – спокойно, как будто мы обсуждали прогноз погоды, спросил Руслан. – Вы без денег, Алиса Юрьевна. Без документов. На трассе. Одна.

Он медленно повернул голову, насколько это позволял ствол, и его взгляд был тяжёлым и пронзительным.

— Поверьте, тут ездят не добрые дяди... А до ближайшего пункта полиции не одна сотня километров по незнакомой местности.

В его словах была жуткая, неумолимая логика. Но я плевать хотела на логику! Я дышала свободой, ощущала ее вкус на губах, пыльный и горький, но такой желанный.

— Это уже не ваша забота! – прошипела я. А потом заявила к их удивлению: – И с чего вы решили, что из тачки выйду я? Вы двое, входите. Руслан пока у меня в заложниках. Живо!

Водитель с яростью открыл двери, но не вышел.

Свежий ветер ворвался в салон. Еще секунда и они покинут машину.

— Всё, хватит этого балагана. Аслан, забирай у неё пушку, – раздался тихий, но железный приказ Руслана.

И всё рухнуло в одно мгновение. Аслан, сидевший до этого как изваяние, рванулся с места с грацией и скоростью ягуара. Его огромная рука с железной хваткой впилась в моё запястье, сжимая так, что кости затрещали. Дикая боль пронзила руку. Я вскрикнула, пытаясь вырваться, и в отчаянном, слепом ужасе... нажала на курок.

Щёлк.

Сухой, пустой, унизительный щелчок.

Мозг отказался верить. Я начала жать снова и снова, вкладывая в палец всю свою ярость, всю ненависть, всю надежду.

Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Пусто. Холодная, безжизненная сталь предательски щёлкала, издеваясь над моим отчаянием.

Из горла вырвался крик, нечеловеческий, это был звук полного краха, разбитой иллюзии, последней черты.

Я кричала, пока Аслан с лёгкостью вырывал у меня из ослабевших пальцев бесполезный кусок металла. Он швырнул пистолет на переднюю панель.

Водитель захлопнул свою дверь. Снова щёлкнули замки.

Я сидела, не в силах пошевелиться, глотая воздух, который больше не пах свободой. Он пах моим собственным страхом.

Руслан медленно повернулся ко мне. Его лицо было спокойным.

— Алиса Юрьевна, – тихо сказал он. – Оружие – это не игрушка. Особенно когда не знаешь, заряжено ли оно.

Он взял пистолет, Аслан передал ему обойму. Он с щелчком вставил её, которую. Теперь я поняла, Аслан держал всё это время в другом кармане обойму. Руслан убрал уже заряжены пистолет в бардачок.

— Теперь вы понимаете, с кем имеете дело? – его голос был мягким, но в нем звучала сталь. – Никто не причинит вам вреда, если вы не будете делать глупостей. Но и побег... невозможен. Смиритесь уже. Вас никто не собирается обижать или унижать.

Я откинулась на сиденье, закрыв глаза. Слёзы жгли веки, но я не дала им пролиться. Нет. Я не смирюсь. Эта неудача не сломила меня. Она лишь показала, что они умнее и опаснее, чем я думала. Но я научусь. Я буду умнее. Я найду их слабое место.

И когда найду, обязательно сожгу их проклятый мир дотла.

Глава 5

* * *

— АЛИСА —

Город Черкесск возник за стеклом как мираж, бледный и невзрачный после московского масштаба.

Пятиэтажные хрущёвки, редкие административные здания, широкие, но почти пустынные проспекты.

Не город, а большая деревня, растянувшаяся у подножия величественных гор.

Я ловила себя на том, что бессознательно ищу знакомые бренды, яркие вывески, суетливую толпу, короче, любые признаки привычной мне жизни. Но здесь всё было иным, приглушённым, как будто выцветшим на солнце.

Я мысленно составляла карту, впитывая каждую деталь: поворот у рынка, здание с вывеской банка, мост через реку. Но к моему удивлению, в городе мы не задержались. Внедорожник, не сбавляя скорости, промчался по центральной улице и вырвался на другую трассу, которая серой лентой потянулась вверх, в синеющую громаду гор.

Я уже ничего не спрашивала. Слова были бессмысленны. Я молчала и запоминала. Каждый поворот, каждый встречный знак. Каждый километр, отдалявший меня от свободы и цивилизации.

И вот началось восхождение. Дорога вилась змеёй по склону, выписывая опасные серпантины. Слева каменная стена, справа пропасть, в глубине которой серебристой нитью змеилась река.

Москва с её смогом и суетой осталась где-то в другом измерении, в другом мире, который уже казался мне сном.

Потом я увидела его. Самый настоящий аул. Прилепившийся к самому склону, как ласточкино гнездо.

Это была не деревня и не село.

Всего одна улица, петляющая вдоль обрыва, застроенная не деревянными избами, а основательными, древними на вид каменными домами под тёмной черепицей.

Резные балконы, увитые диким виноградом, и маленькие, как бойницы, окна, смотрящие в долину.

Суровая, аутентичная красота, от которой защемило сердце тоской по чему-то простому и недоступному. Но всего на миг, потом сразу отпустило.

Машина медленно подкатила к одному из таких домов, больше напоминавшему небольшую крепость.

Высокий каменный забор, массивные, глухие ворота из тёмного металла. И прежде чем я успела что-то сообразить, мой взгляд зафиксировал маленькие, но отчётливые чёрные полусферы на столбах. Камеры. Их было много. Они смотрели на подъездную дорогу, на ворота, на соседние дома.

Полный контроль. Надежда, теплившаяся внутри, снова дрогнула.

Пока мы ждали открытия ворот, случилось нечто неожиданное.

Со стороны улицы послышались радостные крики.

К машине сбежались и приехали на велосипедах дети, от малышей лет пяти до долговязых мальчишек одиннадцатилетнего возраста. Они со смехом начали хлопать ладошками по бортам внедорожника, их счастливые, загорелые лица прилипали к стеклам.

— Дядя Руслан приехал! Дядя Руслан! – разобрала я их восторженные крики.

И самое странное каменные лица моих похитителей дрогнули. Аслан широко ухмыльнулся, а Руслан, выглянув в окно, что-то крикнул им в ответ на их языке, от чего детский гомон стал ещё громче. В этот миг они были не похитителями, а просто дядьками, вернувшимися домой.

Эта картина была одновременно трогательной и пугающей. Здесь, в этом ауле, они были своими. А я тут совершенно чужая. Чужая с большой буквы.

Наконец, массивные ворота поднялись, и мы въехали в просторный, закрытый со всех сторон гараж, где стояла ещё одна машина.

Двигатель заглох. В наступившей тишине Руслан обернулся ко мне.

— Мы на месте, Алиса Юрьевна. Теперь можно выходить. Я передам вас в надёжные руки… одной женщины. Она вам всё покажет и хорошо накормит. Только слушайтесь её.

Его взгляд стал твердым.

— И без глупостей. Женщины у нас более суровые, чем мужчины.

У меня внутри все переворачивалось. Мне хотелось выкрикнуть всё, что я о нём думаю, послать его в задницу вместе с его «надёжными руками». Но я смолчала. Лишь сжала челюсти до хруста, чувствуя, как гнев бьётся в висках горячими волнами.

«Ничего»,

– пронеслось в голове холодной, острой сталью. –

«Ничего, сволочи. Я подожду удобного момента. Телефон ли стащу, или тачку угнать смогу. Я в любом случае выберусь. И когда это случится, я приведу сюда таких людей, перед которыми ваши горные твердыни покажутся карточным домиком».

Я кивнула, делая вид, что смирилась. Но в душе бушевал пожар…

Наконец, я покинула этот внедорожник.

Из гаража мы попали прямо в дом. Массивная дверь отворилась бесшумно, впустив нас в прохладный полумрак холла.

Я мгновенно окинула его взглядом, пытаясь понять, куда меня привезли.

Пространство было просторным и странно сочеталось.

Современный ремонт, дорогой паркет под ногами, но при этом традиционные местные ковры с замысловатым орнаментом на стенах и прямо на полу.

В углу стоял огромный, явно старинный сундук, окованный железом, а рядом ультрасовременное кожаное кресло.

На полках рядом с книгами в дорогих переплётах соседствовали старинные кувшины и резные деревянные изделия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это был дом человека, который чтит традиции, но не забывает о благах цивилизации. И который явно не бедствовал.

В центре этого странного симбиоза стояла женщина. Неопределенного возраста. Ей можно было дать и тридцать, и все шестьдесят.

Лицо с твёрдым взглядом. Она была замотана в такое количество платков и просторных одежд, что напоминала заботливо упакованный свёрток. Мне на миг стало её жаль, неужто в этом доме так холодно?

Руслан сделал шаг вперёд.

— Маргарита, это Алиса Юрьевна. Она… гостья Адама. Но побудет пока здесь. Позаботься о ней. – Он сделал паузу, и его голос стал жестче. – Но будь с ней строга. У неё дурные манеры.

Я смерила его уничтожающим взглядом, в котором спрессовалась вся моя ярость и презрение.

— Кто бы говорил о манерах, – прошипела я сквозь зубы.

— Я всё сделаю, – безразличным тоном ответила Маргарита.

Но безразличие это было показным. Её взгляд, быстрый и оценивающий, скользнул по моему помятому платью, по растрепанным светлым волосам. И в этом взгляде я ясно прочитала… презрение. Ясное и безоговорочное.

«Пф. Тоже мне, царица нашлась»,

– подумала я.

Если она думала, что испугает меня своим видом заклинательницы горных духов, то ошибалась. Я выпрямила спину, включив режим «столичной стервы», который так выводил из себя большинство моих недругов.

— Маргарита, мне нужна чистая одежда, – заявила я, вежливо, но тоном, не терпящим возражений. – Бельё, совершенно новое, с бирками. Хочу принять горячую ванну. Сделайте, пожалуйста, сытный обед. И ещё мне нужен кофе. Чёрный. Без сахара и сливок.

Эффект был впечатляющим. У Маргариты, казалось, дар речи пропал. Она с немым недоумением уставилась на Руслана, словно он привез марсианку, и прошептала что-то на своём языке, закончив фразу явно нелестным эпитетом в мой адрес.

Руслан вздохнул, потёр переносицу, будто у него разболелась голова.

— Это гостья Адама Цхададзе, что непонятного? – произнес он устало, но твёрдо. – Сделай всё, как она просит.

Маргарита гневно раздула ноздри, словно боевой конь перед атакой, и резко кивнула мне, мол, пошли, принцесса несчастная.

Я двинулась за ней, мысленно составляя план.

Горячая ванна и еда это очень и очень хорошо. Но перед тем как что-то пить и есть, мне придется настоять, чтобы они первые пробовали. Моё шестое чувство, обострённое до предела, подсказывало, что в этом «гостеприимном» доме меня могут угостить не только кофейком, но и чем-то более… радикальным.

Например, цианидом.

* * *

Маргарита, не говоря ни слова, повела меня по прохладному коридору.

Я ожидала увидеть гостиную, спальню, кабинет, но она распахнула дверь, и меня оглушила какофония звуков и запахов.

Мы оказались на кухне. Огромной, шумной, дымящейся и кишащей жизнью.

Пять женщин разного возраста что-то яростно рубили, мешали в огромных казанах и жарили на сковородах размером с колесо от УАЗа.

Воздух был густым и пряным, пах мясом, травами и свежим хлебом.

Туда-сюда сновали мелкие дети, а у самой молодой из женщин, лет двадцати пяти, на руках восседал пухлый грудничок, с интересом наблюдавший за кухонной суматохой.

Маргарита зычно рявкнула что-то на своём языке. И наступила тишина.

Пять пар глаз уставились на меня с таким немым изумлением, будто я была пришельцем с Альфа Центавра в неоновом бикини.

Одна из тёток, дородная, с умными насмешливыми глазами, первая нарушила молчание.

— Это что за пугало ты привела, Рита? Надеюсь, Руслан не удумал жениться? – спросила она, обводя мой помятый вид критическим взглядом.

Маргарита-свёрток фыркнула, как разъярённый кот.

— Это девка Адама.

Девка?

Я?

Вот уж нет. Мои нервы были натянуты струной, и это «любезное» обращение заставило их лопнуть.

— Попрошу не выражаться в мой адрес, – прошипела я, и в голосе зазвенела сталь.

— Ой, простите, – без тени раскаяния хохотнула она. – Девушки, это его гостья. Лисой зовут.

Лисой?

Она решила поиздеваться?

— Алиса Юрьевна, – поправила я резко.

Тётки дружно заржали. Этот смех, добродушный и в то же время уничижительный, добил меня.

Они смотрели на меня как на диковинную игрушку, привезённую их мужчиной.

— Поправочка! – прорычала я, перекрывая гогот.

Голос дрожал от ярости.

— Я здесь не по своей воле. Меня похитили. Так что лучше сделайте так, чтобы я смогла спокойно и незаметно уйти. Вам же лучше будет в итоге. Я вижу, что вы сразу увидели во мне врага.

Но моя тирада не произвела ожидаемого эффекта. Тётки снова загоготали. Молодая с грудничком покачала головой, укачивая ребёнка:

— Милая, никто в своём уме не станет перечить желаниям Цхададзе. Лучше будь паинькой. Он наиграется с тобой и отпустит. Бывало.

— Нашла тут пособниц, – фыркнула другая, помешивая что-то в чугунном чане. – Пленница, не пленница. Как Адам решит, так и будет.

Маргарита, довольная произведённым эффектом, хлопнула в ладоши.

— Ладно, хватит болтать! Лаура, принеси в гостевую комнату новую одежду. И бельё нижнее. Обязательно с бирками, – она с насмешкой посмотрела на меня. – Так «гостья» Адама пожелала. Ирма, ты поесть ей организуй. А ты, Суфико, иди-ка ванну набери. Да погорячее.

Та, что помешивала рагу, Суфико, скривила губы.

— Не много ли почестей для этой… гостьи?

— Рус лично распорядился, – отрезала Маргарита, и в её голосе прозвучало предупреждение. – Ну… и Адам узнает всё, что мы делали.

И как по мановению волшебной палочки, тётки активно зашевелились, засуетились, бросив на меня взгляды, в которых смешались любопытство и опаска.

Имя «Адам» подействовало на них сильнее любого приказа.

— Идём, – сказала Маргарита, снова обращаясь ко мне с язвительной ухмылкой. – Покажу я тебе твои… хоромы.

Я молча последовала за ней, сжимая кулаки.

«Наиграется и отпустит»? «Будь паинькой»?

Ну уж нет. Они ещё узнают, какая я «паинька». Эти женщины видели во мне угрозу? Что ж, скоро они поймут, что не ошиблись.

Глава 6

* * *

— АЛИСА —

Маргарита повела меня по лестнице на второй этаж.

Пространство здесь было другим, более строгим, даже я бы сказала мужским, с приглушённым светом и запахом кожи и табака.

Мы не сделали и трёх шагов, как она резко свернула направо, почти уткнувшись в массивную дверь.

— Вот. Это единственная свободная гостевая, – объявила она, с силой толкая дверь. – Вообще, второй этаж полностью мужской. Территория Руслана и его ближних. Не вздумай тут шляться без спроса! Женщинам можно только на первом жить и находиться. Ты… некое исключение, так что не злоупотребляй добрым отношением.

Надо же… Я не знала что похищение – это «доброе отношение». Надо бы проверить законодательство, вдруг я что упустила.

Мы вошли внутрь, и я невольно вслух хмыкнула, окидывая взглядом своё новое «жильё».

«Кстати, нехило живёт Руслан»,

– промелькнуло в голове.

Комната была не огромной, но удивительно уютной. Дорогой паркет, стены из светлого камня, и… огромное панорамное окно от пола до потолка, за которым открывался вид, от которого на мгновение перехватило дыхание.

Прямо из окна начинался балкон, а дальше я увидела потрясающий пейзаж. Горный провал, уходящий в глубокое ущелье, на дне которого синело словно драгоценный сапфир, небольшое, но невероятно красивое озеро.

Величественно, живописно и абсолютно безнадёжно с точки зрения побега. Прыгнешь и тебя даже искать не станут.

– Красиво, да? – с едкой усмешкой произнесла Маргарита, словно читая мои мысли. – Полюбуйся. У тебя ванна и туалет свои, вот за этой дверью. Сейчас тебе наберут воды, помоешься с дороги. Еду и одежду сюда принесут. И запомни! Не выходи, если никто не позовёт. Нечего тебе по мужским владениям шастать.

Она развернулась и вышла, оставив меня наедине с молодой девушкой, которая молча вошла в ванную комнату. Послышался шум воды.

Я подошла к окну и прижала ладонь к прохладному стеклу.

Где-то там, за этими величественными горами, была моя Москва. Её суета, её бесконечные пробки, её кофейни с латте… Мои враги, мои коллеги, суды… Как же мне сейчас всего этого не хватало.

«Ничего, Алиса,

– сказала я сама себе, глядя на своё бледное отражение в стекле. –

Ситуация, конечно, дерьмо, но вид тут шикарный. Побег усложняется, но не отменяется. Сначала нужно выяснить, кто такой этот загадочный Адам, и почему его имя действует на всех как удар электрошокера».

Отвернулась от красивого вида и пошла в ванную. Девушка украдкой бросила на меня любопытный взгляд. Я постаралась придать своему голосу максимально беззаботные нотки:

— Красота-то какая! А как звать того, кому принадлежит этот роскошный вид? Адам? Он тут ведь самый главный? Или есть кто выше?

Девушка вздрогнула, словно я ткнула в неё иголкой, и замотала головой, не поднимая глаз. Видимо, простое упоминание его имени было здесь равносильно святотатству.

Что ж. Значит, придётся действовать тоньше. Я вернулась к окну с видом на горы и снова посмотрела на озеро внизу.

Да, отсюда не сбежишь. Но ведь никто не говорил, что будет легко.

* * *

— АДАМ —

Мой джип съел последний километр серпантина, и родной аул встретил меня приглушёнными предрассветными огнями, вписавшимися в бархатную темень гор.

Я заглушил мотор, и наступившая тишина показалась мне громче любого московского гула. Дверь открылась, и я вышел, вдохнув полной грудью знакомый, родной воздух, пахнущий дымом очага, землёй и свободой.

Меня встретили молча. Руслан, Аслан и ещё пара моих парней, как всегда безмолвные, надёжные тени, выросшие из сумерек.

Мы не были многословны. Вся необходимая информация передавалась взглядами и кивками. Я бросил ключи от машины Аслану и направился к дому, попутно скидывая с плеч дорогой, но душный пиджак, настоящее ярмо чужой жизни.

— Она здесь? – спросил я, не поворачиваясь, обратился к Руслану. Больше мне ничего не было нужно знать в эту секунду. Хотя я знал ответ, но должен был контролировать ситуацию.

— Да. Пока в моём доме, – последовал лаконичный ответ у меня за спиной.

Я кивнул, удовлетворённый. Так и должно было быть. Пока.

— Хорошо. День пусть у тебя побудет, а к ужину приведи её в мой дом.

Мы вошли в прихожую. Я с наслаждением потянулся, чувствуя, как усталость потихоньку отпускает.

— Кстати, нормально всё прошло? Не было накладок? – осведомился я, хотя уже читал ответ в сдержанном напряжении Руслана.

— Пока ехали, она пыталась несколько раз сбежать, – доложил он, и в его голосе я уловил тень уважения, смешанную с досадой.

Я не смог сдержать улыбки. От этих слов по телу разлилось долгожданное тепло.

— Другого я и не ожидал, – признался я. – Если бы она не пыталась, я бы усомнился в правильности своего выбора.

Огненный, неуёмный характер. Идеальная женщина. Но не для того, чтобы сломать. А для того, чтобы приручить эту молнию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я прошёл в свой кабинет, сбрасывая на ходу оковы цивилизации – часы, запонки.

— А сейчас, – обернулся я к Руслану, стоявшему в дверях, – скажи, баня готова?

— Как и всегда.

Мне нужно было очиститься. Прийти в себя. Приготовиться к главной встрече.

* * *

— АЛИСА —

Следующий день тянулся мучительно медленно.

Моя роскошная клетка, несмотря на весь свой комфорт, начала действовать на нервы.

Я проверила здесь всё как заправский сыщик, облазив каждый сантиметр комнаты вдоль и поперек. Проверяла розетки, заглядывала за картины и светильники. Искала скрытые камеры, прослушку. Вдруг эти горные эстеты планировали шантаж? Или что похуже.

Результата ноль. Ничего. Либо эти ребята были чертовски профессиональны, либо… либо они были настолько уверены в своей власти, что не видели смысла в подобных мелочах. Вторая мысль была куда неприятнее.

Но удача всё-таки улыбнулась мне. В ванной. Я внимательно рассмотрела мыльницу. О, это была не просто мыльница! Это было произведение искусства. Кованая фигурка орла с распростёртыми крыльями. Тяжёлая, увесистая. Клюв был выкован до бритвенной остроты. Идеально, чтобы зарядить этим куском металла по башке одного из этих амбалов.

«Если этот Адам вздумает поиграть в хозяина гор и пожелает интимной близости со мной, он получит сюрприз»,

– с мрачным удовлетворением подумала я, бережно пряча птичку под подушку.

Теперь оставалось только ждать. Сидеть и ждать у моря погоды, а точнее, у горного провала, в обществе нарастающей паники и ярости.

И дождалась.

После обеда дверь распахнулась без стука, и в комнату вплыл знакомый «сверток». Маргарита в сопровождении двух других тёток, закутанных в свои бесконечные ткани, внесли поднос с едой.

Маргарита остановилась посреди комнаты, уперев руки в бока. Её взгляд скользнул по мне с нескрываемым презрением.

— Не рассиживайся, – проскрипела она. – Сегодня на ужин тебя ждёт Адам Тимурович. Оденься подобающе. И не позорь нас.

Одна из тёток с издевательской почтительностью бросила на кровать охапку одежды. Длинное, тёмное, витиевато расшитое платье, какие-то платки, рулоны непонятной ткани и… мягкие, похожие на тапочки, туфли без каблука. Настоящий наряд для рабыни из горного гарема.

Я сделала вид, что меня это вообще не касается.

Устроилась поудобнее в кресле у окна и продолжила смотреть на озеро, демонстративно игнорируя их присутствие. Но внутри всё сжалось в тугой, холодный комок.

Скоро я встречусь лицом к лицу с тем, кто посмел меня похитить. С будущим покойником, если быть точнее.

— Чтобы всё это было на тебе через три часа, – бросила Маргарита на прощание, и они удалились, оставив меня наедине с этим тряпьём и с тяжёлой холодной сталью под подушкой.

Вопрос: как пронести с собой орла?

Чёрт… Не выйдет. Птичка останется здесь.

Взгляд упал на столовые приборы, и я улыбнулась.

Что ж, Адам Тимурович. Готовься. Твоя «подобающе одетая» гостья придёт к ужину с сюрпризом.

И вот, время пришло.

Я облачилась в их местное платье – тёмное, тяжёлое, расшитое примитивными, но яркими узорами.

Выглядела я в нём, вероятно, как жрица какого-нибудь мрачного горного культа.

На все эти платки и шали я с презрением фыркнула, пусть сами в них кутаются, как мумии.

Обулась в мягкие туфли, и в правую сунула столовый нож, прихваченный с подноса за обедом. Он отлично лёг вдоль стопы. Было тревожно, но обнадёживающе. Волосы собрала в тугую косу, идеальную, чтобы хлестнуть ею по лицу или задушить, если что.

Готово. Ожидание стало невыносимым. Я стояла посреди комнаты, как смертник в камере, глядя, как за окном медленно гаснет день, окрашивая горы в багровые и фиолетовые тона.

Наконец, в коридоре послышались уверенные шаги. Дверь открылась без стука. На пороге стоял Руслан.

Я окинула его язвительным взглядом, и желчь подступила к горлу. Сдержаться было невозможно.

— Что, пошёл отдавать хозяину его добычу? – выдохнула я, вкладывая в голос всю свою ненависть. – Как псина, которая охотится для своего хозяина. Ты ведь такой, да, Руслан? Принеси, подай, молчи и служи.

Мужчина проигнорировал мои слова, будто не меня, а муху услышал.

Его взгляд скользнул по моему платью, задержался на тугой косе, и он коротко кивнул, будто ставя галочку в чек-листе «пленница одета».

— Идите за мной.

Что оставалось? Я пошла.

Мы вышли из дома в прохладный вечерний воздух. Двор был большим, мощёным.

Руслан повёл меня под каменным навесом, густо увитым диким виноградом, чьи листья шептались над головой, словно предупреждая о чём-то.

Мы пересекли двор и оказались перед другим домом, таким же большим, суровым, сложенным из серого камня.

Домом горного козла, как мысленно окрестила его я.

Но внутри… Внутри всё было иначе. Если дом Руслана был аскетичной крепостью, то это было логово царя зверей.

Дорогие ковры, тёмное полированное дерево, массивная резная мебель. Воздух пах кожей, дымом и дорогим мужским парфюмом.

Руслан провёл меня в гостиную.

Огромный камин, в котором весело потрескивали поленья, отбрасывая танцующие тени на стены.

Мягкие кожаные кресла, диван и… круглый стол, накрытый на двоих. Белая скатерть, хрустальные бокалы, серебро.

Романтичная обстановка для свидания с похитителем. Тошнотворно.

— Будьте здесь, – приказал Руслан и вышел, оставив меня одну.

Я тут же начала лихорадочно осматриваться, ища глазами что-то тяжёлое, острое. Подсвечник? Слишком громоздкий. Вазу? Можно, но шумно. Я уже потянулась к тяжёлому декоративному блюдцу из тёмного камня, как вдруг…

Другая дверь в гостиную, та, что была в тени, распахнулась. Резко, внезапно, без единого звука. И в помещение вошёл ОН.

Моё дыхание перехватило. Все мои планы, вся бравада разом испарились, уступив место первобытному, животному страху.

Я поняла, что это есть… Адам.

Он был… огромным. Мощным, как скала. Широкие плечи, казалось, заполнили весь дверной проем. Он был одет в простую тёмную рубашку и такие же штаны, но на нём это выглядело дороже любого смокинга.

Лицо с резкими, словно высеченными из гранита чертами, смуглой кожей и жёсткой линией скул.

Тёмные волосы, чуть вьющиеся зачёсаны назад, проседь на висках, придававшая ему вид не возраста, а веса.

И глаза… Холодные, пронзительные, цвета самой тёмной ночи, в которой тонут любые надежды.

Он не был страшен в смысле уродства. Нет. Он был пугающе привлекателен, как сама смерть, когда смотришь ей в лицо. Но его аура… Она была плотной, подавляющей. Аурой человека, который привык владеть. Привык, что его слово всегда закон. Привык, что все вокруг его собственность.

Он остановился напротив меня, и его взгляд, тяжёлый и неспешный, прошёлся по мне с головы до ног. В нём не было ни любопытства, ни восхищения. Была лишь холодная оценка. Осмотр своей новой вещи.

Я застыла, чувствуя, как нож в туфле внезапно стал казаться смешной и бесполезной игрушкой.

Вся моя храбрость ушла в пятки, которые отчаянно замерли, упираясь в пол.

Я была готова встретиться лицом к лицу с бандитом, психопатом. Но я не была готова к… нему.

Глава 7

* * *

— АЛИСА —

Страх, холодный и липкий, отступил под накатившей волной ярости.

Как он смеет смотреть на меня так, будто я его собственность? Будто он купил меня на рынке?

Я вдохнула полной грудью, расправила плечи и встретила его тяжёлый взгляд своим, полным такой ненависти, что воздух, казалось, затрещал от напряжения.

Говорить первой? Нет уж, много чести для похитителя.

Мужчина усмехнулся. Нешироко, одними уголками губ. Плавным, почти лаконичным жестом он показал на стол.

— Прошу.

Холодная усмешка сорвалась с моих губ. Принято. Решение было молниеносным и окончательным. Я не прикоснусь к его пище.

«Раздели со мной хлеб и вино, и стань мне другом».

А этот человек, он мой враг. И я не стану делить с ним трапезу, как не стала бы делить её с палачом перед казнью.

Я молча опустилась на галантно отодвинутый для меня стул, сложив руки на коленях. Поза была неестественно прямой, поза обвинителя на суде. Я ждала. Ждала, когда же начнётся это цирковое представление под названием «оправдание горного царька».

Он опустился напротив. И, наконец, заговорил. Голос был низким, но, чёрт возьми, приятным.

— Моё имя – Цхададзе Адам Тимурович.

Он сделал паузу, давая имени врезаться в сознание. Я не моргнула.

— Я, глава этого аула. Самого сильного, многочисленного и древнего в этих горах. Здесь я – власть. Здесь я – сила. Я судья и палач для тех, кто посмеет перечить или нарушать установленные законы и порядки.

Он говорил это без хвастовства, просто констатируя факт, как о погоде. Но мне было плевать. Пусть мнит себя Наполеоном в пижаме из овечьей шерсти.

Мы живём в современной стране, где есть президент, федеральные суды и прокуратура. И я, как юрист, прекрасно знала: этот местный князёк может лишиться своего трона по одному щелчку пальцев из Москвы.

Нужно лишь грамотно составить заявление и донести его до самых верхов.

Я мысленно уже писала его, глядя в его надменное лицо.

Он разлил по бокалам вино. Рубиновое, густое. Бутылка была старинной, без этикетки, явно что-то элитное, коллекционное.

Я оценила это профессиональным взглядом, но мои руки даже не дрогнули. Они остались сложенными на коленях.

Он отрезал сочный кусок баранины, от которого поплыл дурманящий аромат и положил себе кусок. Отрезал и для меня.

Затем он взял бокал и поднял его в мою сторону. Его взгляд был тяжёлым, испытующим.

— Попробуйте это вино. Оно бесподобное. И баранина… молодая, сочная. Вы не пожалеете.

— Воздержусь, – мой голос прозвучал как удар хлыста по замерзшему воздуху. – Лучше быстрее ешьте и пейте, чтобы мы, наконец, поговорили о вашем бесчинстве. И да, – я сделала небольшую, ядовитую паузу, – крайне неприятного вам аппетита, Цхададзе Адам Тимурович.

Я откинулась на спинку стула, всем своим видом, поджатыми губами, холодным взглядом, демонстрируя абсолютное презрение и к нему, и к этой жалкой пародии на романтический ужин.

Его темные глаза, до этого спокойные, полыхнули опасным огнём. В них мелькнуло что-то первобытное, дикое. Но губы медленно изогнулись в улыбке. Страшной. Дьявольской. Улыбке хищника, который только что получил подтверждение, что его добыча с характером.

Он медленно, не отрывая от меня взгляда, поднёс бокал к губам и сделал крошечный глоток.

— Как пожелаете, Алиса Юрьевна, – произнёс он тихо, и в его голосе зазвучала сталь. – Но разговор будет долгим. Очень долгим. И да, вам ещё предстоит разделить со мной не одну трапезу.

И после этих слов совершенно невозмутимо и не спеша он принялся за трапезу, и это была самая изощренная пытка, которую я могла себе представить.

Адам ел, но не просто поглощал пищу, а вкушал её со смаком, с какой-то первобытной, почти животной грацией. Его мощные, но удивительно точные движения завораживали и бесили одновременно.

Он отрезал кусок молодой баранины, и та буквально таяла под лезвием ножа, сочась прозрачным соком. Аромат дымка и незнакомых пряностей щекотал ноздри, вызывая предательское слюноотделение. Он поднёс кусок ко рту, и я невольно проследила за этим движением. Жевал он медленно, наслаждаясь, его тёмные глаза с насмешливым вызовом смотрели на меня.

Помимо мяса на столе стояли тарелки с закусками, от которых у меня свело желудок.

Незнакомые лепёшки с хрустящей корочкой, густая паста из фасоли и грецких орехов, солёные пирожки с сыром и зеленью, маринованные дикие груши. Всё это выглядело простым, но дразняще аппетитным.

Он запивал еду вином. Рубиновым, тёмным. Делал он это неспешно, маленькими глотками, и я с яростью отметила, что на его лице не появлялось ни малейшей гримасы дискомфорта. Ведь я смотрела на него с гневом, любой бы уже подавился или смутился. Но не этот варвар.

Он был абсолютно спокоен, как скала, и его невозмутимость действовала мне на нервы сильнее любой угрозы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сидела, сжимая под столом кулаки так, что ногти впивались в ладони. Внутри всё кипело. Злость на него, этого наглого варвара, устроившего театральное представление из ужина, пылала внутри меня. Злость на себя и на свою беспомощность, злость на страх, который холодной змеёй скользил по позвоночнику, несмотря на всю мою ярость.

И тогда, в полной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием поленьев в камине, раздалось предательское громкое урчание. Мой желудок, не выдержав пытки ароматами, громко и недвусмысленно заявил о своем пустом состоянии.

Пламя в глазах Адама вспыхнуло ярче.

Уголки его губ поползли вверх, складываясь в дьявольскую, самодовольную ухмылку.

— В голоде нет ничего привлекательного. Поешьте, Алиса, – произнёс он низко, его голос прозвучал как ласковый удар бича. – Гордость – это плохая приправа к еде.

— На данный момент моя гордость – единственное, что у меня есть, – выпалила я, чувствуя, как горит лицо. – И я не собираюсь променивать её на вашу… баранину и вино.

Он медленно отпил вина, его взгляд скользил по моему лицу.

— Все, что у вас есть? – он мягко переспросил. – Ошибаетесь, Алиса Юрьевна. У вас есть вы, есть ваша жизнь. И я пока ещё решаю, насколько она будет… комфортной. Отказ от пищи – это первый шаг к лишению удобств. А гордостью вы сытой не будете. Рано или поздно вы сломаетесь. Все ломаются.

Он отодвинул тарелку, трапеза была окончена.

Он не просто наслаждался едой. Он демонстрировал мне свою власть. Власть над пищей, над ситуацией, надо мной. И самое ужасное, что это работало.

Голодный спазм вновь свёл желудок, и я с ненавистью осознала, что он прав. Я не смогу держаться вечно. Но я умру, прежде чем дам ему это удовольствие, увидеть, как я ломаюсь.

— Все ломаются? – хмыкнула я. – Все, да не все. Я очень крепкий орешек. Вам я не по зубам.

Он рассмеялся.

* * *

Отсмеявшись, мужчина сделал последний глоток вина, отставил бокал и откинулся на спинку стула, сцепив сильные пальцы на столе.

Его взгляд, тяжёлый и пронзительный, впился в меня. Казалось, он пытался заглянуть в самую душу, раскрошить, вывернуть её наизнанку, узнать обо мне всё до малейшей детали.

— Ты хочешь знать, зачем я это сделал? – его голос потерял оттенки галантности, став тяжёлым, как горная порода. – Хочешь логики? Причин? Их нет. Вернее, они есть, но не те, о которых ты думаешь.

Я замерла, всем существом вслушиваясь в его слова. Вот оно. Сейчас прозвучит имя какого-то олигарха, имя моего клиента, название дела, которое всех этих горных орлов оставило без миллионов. Очевидно же, что это чья-то месть.

— Я увидел тебя в банном комплексе.

От его слов у меня перехватило дыхание. Я действительно была там… на девичнике.

— Сидела в плетёном кресле, откинув голову, и с таким раздражением в голосе говорила по телефону… – он усмехнулся, и в его глазах вспыхнули какие-то странные искры. – Ругала кого-то. Голос твой был… чуть хриплый и властный. А сама ты вся… как прекрасное видение…

Он говорил, и я чувствовала, как по моей спине бегут мурашки.

— Русская красавица, – прошептал он, и в его голосе прозвучало нечто вроде благоговения, смешанного с животным голодом. – В тебе есть порода. Та, которую ищут в жеребцах и женщинах. Та, что передается с кровью, а не покупается в бутиках. Стать, гордая линия шеи, огонь в глазах… И всё...

Он посмотрел на меня так, будто резал по живому.

— В тот момент я понял, что сражён…

Я сидела, не в силах пошевелиться, не в силах издать звук. Мой разум отказывался верить в услышанное.

— Я понял, – его голос стал тише, но от этого еще страшнее. – Ты должна быть моей, Алиса.

Воцарилась тишина, звенящая, как натянутая струна. А потом во мне что-то сорвалось. Сорвалось с грохотом обрушившейся скалы. Я вскочила с места, с такой силой, что стул с грохотом опрокинулся назад.

— Что?! – это был не крик, а хриплый, разорванный вопль. – Что ты сейчас сказал?!

Я ожидала всего. Мести конкурентов, попытки убрать опасного юриста, шантажа… Я готовилась к битве умов, к противостоянию с такими же акулами бизнеса, как я. А тут… Тут какой-то варвар, пещерный человек, смотрит на меня и видит… Кобылу! Породистую кобылу для своего табуна?!

— Ты… ты решил, что я ДОЛЖНА быть твоей?! – я задыхалась, у меня перед глазами плыло от ярости. – Из-за того, что тебе понравилась моя… ПОРОДА?! Ты похитил меня, украл мою жизнь, привез в эту богом забытую дыру потому, что ты понял, что сражён?!

Он не шелохнулся. Сидел, смотрел на мой истеричный взрыв с тем же спокойным, неумолимым величием.

— Да, – ответил он просто. – Ты должна принять мою волю. Волю высшего, волю мужчины над женщиной. Так было всегда. И будет.

В его тоне не было ни злобы, ни надменности. Была лишь абсолютная, непоколебимая уверенность в своей правоте. Уверенность дикаря, верящего в закон джунглей. И от этой уверенности мне стало по-настоящему страшно.

Но я не дала страху властвовать над собой.

Я опёрлась руками о стол, склонившись к нему так близко, что видела тёмные зрачки, в которых плясали отблески огня.

Вся моя ярость, весь ужас и унижение вырвались наружу в шипящем, сдавленном шёпоте, в котором звенели осколки разбитой воли.

— Не бывать этому. Слышишь? Никогда! Я – свободный человек, со свободной волей! И никто не имеет права лишать меня свободы, кроме закона! А ты – не закон. Ты чёртов варвар, который возомнил себя, хрен знает кем!

Я видела, как напряглись его скулы, как тень пробежала в глубине его глаз. Но это было ничто по сравнению с тем, что последовало дальше.

— Если ты хоть капельку адекватен и порядочен, – продолжала я, вкладывая в каждое слово всю свою ненависть, – то рекомендую незамедлительно вернуть меня домой. И тогда, быть может, ты и твои прихвостни, которые унижали меня, заставили испытать отвращение даже к самой себе, останетесь на свободе... Понял меня?!

Воздух в комнате застыл. Казалось, даже пламя в камине перестало трещать. Взгляд Адама из оценивающего стал острым, как клинок. Он медленно поднялся, выпрямился, и его фигура, и без того массивная, заполнила собой всё пространство.

— Кто, – его голос прозвучал тихо, но с такой железной интонацией, что по моей коже побежали мурашки, – тебя унижал?

Я с вызовом откинула голову, сложив руки на груди в защитной позе, пытаясь скрыть дрожь.

— Твои псы, кто же ещё! Руслан и Аслан! – выпалила я, и голос мой на высокой ноте выдал всю накопившуюся боль и страх. – Руслан так вообще спустил на меня собак! Я от страха… обмочилась! А потом этот ублюдок заставил меня при себе раздеться и мыться! Это как вообще?! Мы в двадцать первом веке живём, а не в средневековье!

Я ждала чего угодно. Гнева. Отрицания. Презрительной усмешки. Но не этого.

Лицо Адама стало каменным. Ни единой эмоции. Только абсолютная, леденящая пустота. Он медленно вышел из-за стола. Он не смотрел на меня. Его взгляд был устремлён куда-то в сторону, в пространство за моей спиной, но я чувствовала его тяжесть на себе, как физическое давление.

— Поэтому, – голос мой дрогнул, но я заставила себя закончить, – повторяю. Верни меня домой.

Адам медленно перевёл на меня этот пустой, страшный взгляд.

— Подожди здесь, – произнёс он тихо и вышел из гостиной.

Его шаги затихли где-то в коридоре. Я осталась стоять посреди комнаты, вся дрожа, с бешено стучащим сердцем. Что это было? Почему он так отреагировал? Неужели мои слова возымели действие и он сейчас прикажет вернуть меня…

Но вместо облегчения меня охватило новое, щемящее чувство тревоги. На самом деле я только что бросила вызов не просто мужчине. Я ткнула палкой в спящего льва. И теперь с ужасом ждала, каким будет его ответ.

Время застыло. В голове проносились обрывки мыслей:

«Добилась ли я чего-то? Или только усугубила?»

Тихое эхо голосов из коридора заставило меня вздрогнуть.

Дверь распахнулась, и первым вошёл Адам. Его лицо было маской холодной ярости, той, что не кричит, а леденит душу. За ним, понурив головы, вошли Руслан и Аслан. Выглядели они… не как грозные охранники, а как провинившиеся мальчишки.

Но настоящий ужас вошёл последним.

Это был мужчина лет сорока пяти, с телом, вырубленным из гранита, и лицом, которое было испещрено шрамами. Один шрам рассекал бровь, другой тянулся от виска к углу рта, искажая улыбку в вечную усмешку. Но самое страшное были его глаза. Мертвенно-спокойные, пустые. Взгляд человека, для которого боль и смерть – это просто рабочие инструменты.

Я инстинктивно отступила назад, желая провалиться сквозь пол или рассыпаться на атомы и исчезнуть.

Адам остановился посреди гостиной. Он медленно кивнул на Руслана и Аслана.

— Алис Юрьевна говорит правду? Ты заставил её раздеться и мыться в твоём присутствии? Ты смотрел на

мою

женщину? Ты видел её без одежды? – его голос был тихим, но каждое слово падало, как молот на наковальню.

Руслан, не поднимая глаз, пробормотал:

— Всё верно.

Воздух сгустился. Адам сделал шаг к Руслану. Один. Ещё один. Он был выше и шире его, и сейчас его мощь казалась не человеческой, а природной силой.

— Ты, – прошипел Адам, и в его голосе впервые прозвучала неподдельная, дикая ярость, – как посмел?

И он добавил что-то на своём языке. Но от этих слов Руслан и Аслан побледнели.

Он не кричал. Он говорил тихо, но от его интонации кровь стыла в жилах. Адам обернулся к тому, страшному мужчине со шрамами.

— Махар, – произнёс он и вытянул руку. – Кинжал.

Моё сердце остановилось.

Махар без единой эмоции на лице достал из-за пояса длинный, узкий кавказский кинжал.

Лезвие холодно блеснуло в свете камина. Он протянул его Адаму рукоятью вперёд.

Адам взял кинжал. Пальцы сомкнулись на рукояти с таким хрустом, будто он ломал кости.

Он повернулся к Руслану. Тот стоял, не двигаясь, глядя в пол. Аслан замер рядом, его лицо было бледным как мел.

— На колени, – приказал Адам, и Руслан с Асланом упали перед ним на колени.

Он взглянул на меня и произнёс:

— Никто не посмеет унизить, оскорбить, обидеть тебя. Никто.

Я стояла, не в силах вымолвить ни слова, чувствуя в ноздрях запах страха и холодной стали.

И я с ужасом понимала, что сейчас стану свидетелем того, насколько безгранична и страшна его власть. И насколько серьёзно он меня хочет.

— За предательство, – голос Адама был ледяным и неумолимым, как приговор, – за унижение, которое ты причинил женщине под моей защитой, ты лишаешься…

Он поднял кинжал. Я зажмурилась…

Глава 8

* * *

— АЛИСА —

Время для меня будто замедлилось, превратилось в тягучий и липкий кошмар.

Я открыла глаза и увидела, как лезвие холодно блеснуло в свете камина, поднесённое к горлу Руслана.

В глазах Адама не было ни злобы, ни ярости, лишь пугающая, абсолютная пустота человека, вершащего правосудие по законам, написанным кровью много веков назад.

И в этой пустоте таилась смерть.

Что-то внутри меня, неведомое, первобытное, сжалось в тугой узел, а потом сорвалось с цепи.

Воля, страх, отчаяние, чёрт возьми, всё смешалось в единый клич, вырвавшийся из самой глубины души.

— Стой!

Голос мой прозвучал хрипло и неестественно громко, разрывая гнетущую тишину.

Адам замер.

Клинок всё еще касался кожи Руслана, и я видела, как выступила тонкая алая кровь.

Озноб пробил меня от ужаса осознания, сейчас, прямо здесь, из-за меня, прольётся человеческая кровь.

— Не убивай… – это был уже не крик, а сдавленный шёпот.

Адам посмотрел мне в глаза.

Его взгляд был непроницаем.

— Они оскорбили тебя, – произнёс он убийственно спокойно.

Я зажмурилась на секунду, собирая остатки сил, и снова посмотрела на него, качая головой.

— Прошу…

Казалось, вечность пролетела в тишине, нарушаемой лишь треском поленьев.

Потом он опустил руку с оружием.

Лезвие отошло от горла Руслана.

Адам неспешно обошёл стол, его походка была хищной, плавной.

Он подошёл ко мне вплотную, заслонив собой весь мир.

Его пальцы, твёрдые и горячие, с железной хваткой взяли меня за подбородок, заставляя поднять голову.

Я попыталась вырваться, дёрнув головой, но его хватка лишь усилилась.

Он смотрел на меня своими чёрными, бездонными глазами, в которых, казалось, была лишь древняя, дикая мощь.

— Их жизни, – произнёс он тихо, но так, что каждое слово впивалось в сознание, как крюк, – в обмен на твоё общество. Подле меня.

Меня обдало волной такого бессильного гнева, что в глазах потемнело.

Ловко.

Чёрт возьми, как ловко он поймал меня!

Он знал, что я не вынесу их смерти на своей совести.

Он поставил на мою человечность, и выиграл.

Я собрала всю свою волю, чтобы мой голос не дрогнул, и проговорила ледяным, металлическим тоном:

— Значит, сделка. У любой сделки есть срок. Неделя.

Уголок его губ дрогнул в лёгкой, снисходительной усмешке.

— Слишком мало…

Так. Пошёл торг. Уже хорошо. Значит, я могу диктовать условия.

— Две недели, – выдохнула я.

— Нет.

Я скрипнула зубами, чувствуя, как гнев душит меня.

Он играл со мной, как кот с мышкой.

— Ладно… Месяц.

Он наклонился чуть ближе, его дыхание коснулось моего лица.

— Год, – прозвучало как приговор. – За год ты врастешь в меня, Алиса. Поймёшь меня. Полюбишь так, что дышать без меня не сможешь. Я стану твоей жизнью… Твоим… всем.

— У вас раздутое самомнение, – прошипела я, пытаясь вырваться из его хватки. – Полгода. Добровольное присутствие рядом с вами. Но только полгода. Или… убивайте…

Он внимательно смотрел на меня, будто взвешивая каждое слово, ища подвох.

Потом его пальцы разжались.

Он отпустил мой подбородок и сделал шаг назад.

—Договорились, – произнёс он четко.

Повернулся, подошёл к Махару и вложил клинок в его ножны одним плавным движением.

Потом кивнул в сторону Аслана и Руслана, всё ещё, стоящих на коленях, как вкопанные.

— Исчезните.

Они, не говоря ни слова, поднялись с колен, развернулись и вышли, следом вышел и Махар.

Мы остались одни в гостиной, где воздух всё ещё был напоен запахом страха, власти и заключённой сделки с дьяволом.

Я стояла, чувствуя, как дрожь пробирается всё глубже.

Полгода.

Шесть месяцев в логове горного орла.

Что он со мной сделает за это время?

И смогу ли я уйти, когда срок истечёт?

Но кто сказал, что сделку нельзя расторгнуть?

В одностороннем порядке.

Я всё равно сбегу.

А сейчас пусть думает, что я покорилась.

* * *

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Едва отзвучало эхо нашей «сделки», как дверь в гостиную бесшумно отворилась.

В проеме стояла высокая старая женщина, иссохшая, как вяленая вобла, да ещё вся в чёрных, поглощающих свет одеждах.

Лицо всё в паутине морщин, а глаза, как два уголька, тлеющих в глубине злых глазниц.

Она была похожа на саму смерть, пришедшую по зову своего хозяина.

Адам жестом подозвал её.

— Ханума, уведи Алису, – его голос прозвучал как приказ, не терпящий обсуждения. – Устрой её в синей комнате. И проследи, чтобы ни в чём не нуждалась.

Он буквально передал меня с руки на руки, будто вещь.

Старуха по имени Ханума, кивнула, не проронив ни слова, и её костлявая, холодная рука вцепилась в моё запястье с силой, неожиданной для такой тщедушной внешности.

Её прикосновение заставило меня вздрогнуть.

Я попыталась сопротивляться, но её хватка была железной.

Она потащила меня за собой по незнакомому коридору, бормоча что-то себе под нос на своём гортанном языке.

Это не была молитва.

Шёпот звучал злобно, отрывисто, и в нём я уловила ненависть, направленную лично на меня.

Это было как проклятие.

— Ваше имя Ханума? Или это прозвище? Или обращение к… не знаю, женщине пожилого возраста? – попыталась я установить хоть какой-то контакт, остановившись.

Старуха резко обернулась.

Её глаза, чёрные и бездонные, зыркнули на меня с такой немой, но яростной ненавистью, что слова застряли у меня в горле.

Она не ответила.

Вместо этого она толкнула перед собой дверь, втолкнула меня внутрь и, прежде чем я успела что-то сказать, с силой захлопнула её прямо у меня перед носом.

Я инстинктивно отпрянула, услышав громкий щелчок замка.

— Эй! – дернула я за ручку, но всё было тщётно.

Меня снова заперли.

Обернувшись, я выругалась и застыла в изумлении.

Моя новая тюрьма оказалась… потрясающей.

Это была большая, богато обставленная спальня.

Воздух пах деревом, воском и сушёными травами.

Стены были украшены тонкой вязью неизвестного мне языка и традиционными коврами с геометрическим орнаментом.

Массивная кровать, резной туалетный столик из тёмного дерева, мягкие пуфы и низкий столик для кофе.

Две другие двери вели в просторную ванную, облицованную резным камнем, и в гардеробную.

Балкона здесь не было, но вместо него было огромное панорамное окно от пола до потолка, выходившее прямо на тот самый горный провал.

Дом Адама, как я теперь поняла, стоял на самом краю обрыва.

Подоконник у окна был широким, уложенным мягкими пледами и горой шёлковых подушек, словно приглашая присесть и часами смотреть на захватывающую дух пропасть и синеющую вдали гладь озера.

Вид был одновременно величественным и безнадёжным.

Я опустилась на край кровати, чувствуя, как адреналин, подпитывавший меня всё это время, наконец отступает, оставляя после себя пустоту и дрожь в коленях.

Перед глазами снова встала сцена с занесенным кинжалом.

Холодная ярость Адама.

Беспомощность Руслана.

Озноб пробежал по коже.

Я ощущала себя выжатой, растерянной и до ужаса уязвимой.

И тут мой желудок предательски заурчал, напоминая, что я голодна.

В такой ситуации полагается рыдать, голодать, биться в истерике.

А мне… хотелось есть.

Аромат еды, что стоял в гостиной, преследовал меня.

Внезапно дверь снова открылась.

Ханума, не глядя на меня, вкатила в комнату сервировочный столик.

На нём дымилось ароматное мясо в глиняном горшочке, лежала лепёшка, были и те самые закуски, стояли тарелка с фруктами и кувшин с чем-то прохладительным.

Она оставила столик у двери и, бросив на меня очередной испепеляющий взгляд, вышла, снова повернув ключ в замке.

Я смотрела на еду, сжимая руки в кулаки.

Гордость кричала:

«Не смей!»

Но разум, холодный и практичный, напоминал:

«Силы, Алиса. Тебе нужны силы, чтобы выжить, чтобы бороться, чтобы выдержать этот плен, придумать, как всех тут обмануть и сбежать».

Сделав глубокий вдох, я подошла к столику.

Да, это унизительно.

Да, он купил моё присутствие ценой жизней своих людей.

Но я не сдамся.

Я буду есть.

Я буду спать.

Я буду набираться сил.

И я найду способ разорвать эту сделку на своих условиях.

Взяв тарелку, я твёрдо направилась к подоконнику.

Я буду есть и пить, глядя на эти горы.

Сейчас горы молчали за окном, храня свои тайны.

Но однажды я обязательно оставлю их позади.

* * *

Дни сливались в однообразную, удушливую вереницу.

Золотая клетка.

Роскошная, комфортная, безупречная тюрьма.

Меня кормили, как редкую птицу изысканными блюдами, которые приносила эта вечно мрачная старуха.

Поили прохладными настоями горных трав.

Свежее белье каждый день, мягчайшие полотенца, книги на непонятном языке приносили, всё для того, чтобы тело не знало нужды, а душа медленно сходила с ума от одиночества.

Две недели.

Четырнадцать долгих дней и ещё более долгих ночей, когда я прислушивалась к каждому шороху за дверью, к каждому отдалённому мужскому голосу, в ужасе ожидая услышать его шаги.

Его низкий голос.

Но ничего.

Лишь шёпот ветра за окном да мерный бой моего собственного сердца, отсчитывающего время до неизбежной развязки.

Я не катала истерик.

Не царапала стены.

Не требовала аудиенции.

Я просто ждала.

Как хищница в засаде.

Я знала, он обязательно явится.

Адам явно не тот человек, кто покупает или крадёт дорогую вещь, чтобы забыть о ней.

Он положил на кон жизни своих людей, свою честь по его диким понятиям.

Он придет.

И я ждала этого дня, часа.

Я готовилась к этой встрече, как к последнему бою.

Я вспоминала холод стали у горла Руслана, его взгляд, полный древней, неоспоримой власти.

Я копила ярость, лелеяла её, как тлеющий уголёк, который должен был вспыхнуть в нужный момент.

И я приняла решение.

Стратегическое, холодное, выстраданное за эти четырнадцать дней одиночества.

Если он захочет моего тела, он его получит.

Пусть думает, что сломал меня.

Пусть поверит, что роскошь и изоляция сделали своё дело, что дикая кошка превратилась в ручную кошечку, жаждущую ласки хозяина.

Я буду покорной.

Я буду уступчивой.

Я позволю ему думать, что он победил.

Но в глубине души, за маской смирения, будет зреть мщение.

Каждое его прикосновение я буду оплачивать частичкой его власти.

Я изучу его слабости, найду бреши в его броне.

Я заставлю его захотеть меня не как трофей, а как женщину.

И в этот миг, когда он будет наиболее уязвим, я нанесу удар.

И вот, на пятнадцатый день, когда первые лучи солнца только позолотили вершины гор, за дверью раздались шаги.

Уверенные, властные.

Моё сердце не заколотилось в панике.

Оно ровно и громко ударило один раз, словно отбивая сигнал к неизбежному.

Я медленно поднялась с подоконника, отложив книгу, которую не читала, а рассматривала иллюстрации.

Расправила плечи, сделала глубокий вдох и посмотрела на дверь.

Он пришёл.

Щелчок замка прозвучал громче любого выстрела.

Дверь отворилась.

На пороге, залитый утренним светом, стоял он.

Адам Цхададзе.

Мой похититель. Мой тюремщик. Мой будущий палач или… плевать.

В его глазах читалось любопытство.

Интерес охотника, проверяющего, не сдалась ли добыча.

Я опустила глаза, сделав вид, что робею.

И тихо, почти неслышно, прошептала:

— Наконец-то. Долго же вы шли…

Глава 9

* * *

— АЛИСА —

Он заполнил собой всё пространство комнаты.

Его взгляд, тяжёлый и оценивающий, скользнул по застеленной кровати, по книгам, по идеальному порядку.

Задержался на подносе с завтраком, тарелки были чистыми.

Ни следа голодовки, ни намёка на протест.

В его глазах мелькнуло неподдельное удивление.

В его руке была массивная папка.

Он похлопал по ней ладонью, и уголок его губ дрогнул в усмешке.

— Весьма… неожиданно. Как себя чувствуешь?

Я хмыкнула.

— Как женщина, которую похитили и заперли в клетке.

— Но клетка не сырая и тёмная, – парировал он, поведя рукой, будто демонстрируя роскошь узилища. – А светлая, тёплая, уютная…

В его тоне звучало неподдельное недоумение, по типу, чего же ещё тебе надо, когда я и так щедр?

Я промолчала, скрестив руки на груди.

Пусть первый говорит.

Пусть раскрывает карты.

И он заговорил.

Его слова оказались не тем, чего я ожидала.

Ни намёка на плотские домогательства, ни требований немедленно раздеться и раздвинуть ноги.

Вместо этого он указал на кресла у камина.

— Алиса, раз ты акула в океане юриспруденции, – произнёс он, и в его голосе прозвучала деловая, почти уважительная нотка, – будет неправильно с моей стороны не воспользоваться твоим острым умом.

«Кинул леща, чтобы задобрить»,

– пронеслось у меня в голове.

Со мной такой трюк давно не прокатывал.

Клиенты покруче него пытались купить меня лестью и дорогими подарками.

— Что у вас? – спросила я ровно, без эмоций.

Он положил папку на столик и постучал по ней длинным, сильным пальцем.

— Здесь дело, которое длится уже семь лет. Земельный спор.

И он начал рассказывать.

История была запутанной, уходящей корнями в прошлое.

Земля за перевалом в голодные годы была продана соседнему аулу его дедом.

Да, это была вынужденная продажа.

Но когда проблемы начались у аула, купившего землю, они обратилась к деду Адама с просьбой выкупить землю назад, да по честной цене.

И он выкупил.

Но теперь спустя годы, молодые и глупые наследники того аула, оспаривают сделку, утверждают, что их предков обманули, деньги не были переданы, а значит, земля принадлежит им.

—Посмотришь? – закончил он, и в его глазах читался неподдельный интерес к моей реакции.

Я не сразу потянулась к папке.

Вместо этого я ехидно улыбнулась.

— А что же вы не воспользуетесь своим коронным методом? Пошли бы с саблей на них, всех перерезали бы, да и дело с концом?

Я сделала небольшую паузу, наслаждаясь тем, как его брови сдвинулись на переносице.

— Или варвар столкнулся с силой более значимой, чем его клинок? С законом?

Он вскочил с кресла, как ужаленный.

Его лицо исказила ярость.

— Следи за языком, женщина!

Его кулак, сжатый в бессильной злости, со всей силы обрушился на каменную столешницу столика.

Раздался оглушительный хруст.

Мраморная плита треснула и развалилась на несколько частей.

Адам, движением, полным кошачьей грации, успел подхватить папку прежде, чем она рухнула на пол.

Я не моргнула.

Не отпрянула.

Не ахнула.

Лишь холодно наблюдала за этим спектаклем ярости.

—Впечатляюще, – произнесла абсолютно ровным тоном. – Сила есть, ума не надо? Давайте сюда ваш спор. Я посмотрю.

Он тяжело дышал, его грудь вздымалась.

Глаза пылали.

Казалось, ещё секунда и он вцепится мне в глотку.

Но вместо этого он с силой швырнул папку мне на колени.

— Смотри, – просипел он и, развернувшись, вышел, хлопнув дверью с такой силой, что с косяка посыпалась штукатурка.

Я дождалась, пока его шаги затихнут в коридоре, и только тогда позволила себе улыбнуться.

— Какая неженка, – тихо хмыкнула я, проводя ладонью по папке.

Адам вручил мне ключ.

Ключ к своему миру, к своим проблемам, к своим слабостям.

И я была намерена использовать его по назначению.

Открыла папку.

Что ж, это та территория, где я чувствовала себя как дома.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

— АДАМ —

Я вылетел из комнаты, как ураган, хлопнув дверью с такой силой, что, кажется, весь дом содрогнулся.

Но не её хладнокровие вывело меня из себя.

Не её язвительный язык, острый как клинок.

Я пришёл к ней, я ожидал увидеть сломленную, подавленную двухнедельным заточением женщину.

Уставшие глаза, следы слёз на щеках, просьбы о пощаде.

Я был готов на всё.

На грубую силу, на ласку, на всё, чтобы окончательно подчинить её себе.

Но что я увидел?

Огонь.

Чистейший, неукротимый огонь в её глазах.

Она не просто не сдалась, она затаилась, как дикая горная кошка, готовая в любой миг вцепиться в глотку.

Она смотрела на меня с таким вызовом, с такой немой яростью, что кровь ударила мне в голову.

Но не та кровь, что рождает гнев.

Я возбудился.

Как пацан, впервые увидевший женщину.

От одного её взгляда, от её гордой осанки, от того, как она сложила руки на груди, будто говорила:

«Ну, что тебе ещё надо, варвар?»

В тот миг я готов был забыть все свои планы.

Хотел отбросить проклятые бумаги, схватить её, прижать к стене, впиться в её губы, слышать её хриплый стон, смять её упругую грудь, почувствовать, как её плоть сжимается вокруг меня…

Присвоить.

Сделать своей так, чтобы она навсегда забыла, что у неё когда-то была другая жизнь.

Но что я сделал вместо этого?

Как последний идиот, я выложил перед ней эту дурацкую историю с семилетним спором!

Земля, чёрт возьми, уже давно моя, все это знают.

Просто бумаги нужно привести в порядок, составить акт, заставить тех болванов написать отказ от претензий…

Любой мой юрист справился бы с этим мгновенно.

Но нет, я принёс это ей.

Как подношение.

Как попытку… что?

Заинтересовать её?

Показать, что я ценю её ум?

Сам не понял.

Я шёл по коридору, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони.

Во рту пересохло, в жилах пылал огонь.

Она там, в комнате, наверняка улыбается.

Чувствует свою победу.

Подумала, что я сбежал, испугавшись её слов.

Нет, моя прекрасная дикарка.

Ты будешь моей.

Не потому, что я сильнее.

А потому, что ты сама этого захочешь.

Ты сама бросишься в мои объятия.

А до тех пор… до тех пор я буду сходить с ума от желания, глядя на твоё непокорное лицо.

И это будет самой изощрённой пыткой, которую я когда-либо знал.

* * *

— АЛИСА —

Я изучила каждый лист, каждую потрёпанную временем справку.

И нашла один нюанс.

Маленькую, никем не замеченную юридическую занозу, которая могла разорвать этот семилетний спор в клочья.

Дело было не в деньгах и не в честности предков.

Дело было в процедуре.

В одной-единственной строке, в одном неверно оформленном акте приёма-передачи, который делал всю последующую цепочку сделок уязвимой.

Чтобы выиграть, Адаму нужно было не доказывать, что он прав.

Ему нужно было заставить другую сторону официально признать свои претензии недействительными.

А для этого существовал один-единственный, изящный и беспощадный юридический ход.

Я откинулась на спинку кресла, глядя на потолок.

Ирония судьбы.

Я держала в руках козырь.

Вопрос был в том, как его разыграть.

Отдать просто так?

«Вот, ваша варварская светлость, держите решение вашей проблемы».

Нет уж.

Благодарность получу?

От него?

Сильно сомневаюсь.

Он, скорее, воспримет это как должное.

Как ещё одно доказательство своей власти.

«Я дал ей задание, она его выполнила. Хорошая собачка».

Можно попытаться торговаться.

«Решу ваш спор в обмен на свободу».

Уверена, что он лишь рассмеётся мне в лицо.

Наша «сделка» на полгода для него милость, которую он оказал мне, пощадив своих людей.

Он не откажется от неё из-за клочка бумаги.

Значит, нужно действовать тоньше, хищнее.

Нужно сделать так, чтобы эта победа стала для него не просто возвратом земли.

Она должна стать чем-то большим.

Доказательством того, что я не просто пленница с красивым лицом.

Что я могу быть ему… союзницей. Партнёром.

Он хочет владеть мной?

Что ж, пусть попробует владеть умом, который может принести ему реальную пользу.

Пусть поймёт, что сломать меня, значит сломать уникальный инструмент.

А люди, как он никогда не ломают полезные инструменты. Они их используют.

Я подошла к окну.

Горы застыли в вечном молчании.

Таким же молчаливым и непреложным было его решение держать меня здесь.

Но даже у скал есть трещины.

Адам, естественно, не появлялся.

А вечером мне принесли ужин и я сказала этой жуткой старухе:

— Скажите своему хозяину, что я готова дать ему консультацию по его делу. Скажите, что я нашла кое-что интересное.

Она одарила меня ненавистным взглядом, но ничего не сказала. Ушла.

Он придёт. Любопытство, гордость, желание обладать всем и сразу, всё это заставит его прийти.

* * *

Полночь.

Я лежала в постели, уткнувшись в книгу, которую не читала.

Ветер выл за окном, словно горные духи спорили между собой.

Я была в тонкой шелковой сорочке и пыталась не думать о нём.

И тут дверь отворилась.

Без стука, без предупреждения.

Как будто он просто проходил мимо и решил заглянуть.

Адам.

Он стоял на пороге, залитый мягким светом ночника, и вид его заставил моё сердце сделать сальто в груди.

На нём был лишь чёрный шёлковый халат, накинутый на голое тело, и такие же чёрные брюки.

Халат был распахнут, и я невольно впилась взглядом в его торс.

Это было тело воина, покрытое буграми рельефных мышц, испещрённое бледными шрамами, немыми свидетелями разных битв и покушений.

Грудь и живот покрывала густая поросль тёмных волос, сужающаяся книзу…

Я почувствовала, как кровь приливает к щекам, и отвела глаза, смущённая собственной реакцией.

Он прошел через комнату тяжёлой, уверенной походкой хищника и уселся на край моей кровати.

Пружины жалобно скрипнули под его весом.

— Выкладывай, – бросил он, и его голос прозвучал низко и властно в ночной тишине.

Я сделала вид, что это не выводит меня из равновесия, и хмыкнула, отложив книгу.

— Вот так просто? Так дела не решаются. Я не готова. Уже ночь, и я хочу спать. Приходите утром.

Он сузил свои тёмные глаза, и в них вспыхнули опасные искры.

— Здесь я диктую условия! –его голос прозвучал резко, как удар кнута. –Говори, что нашла.

Я медленно сложила руки на груди, чувствуя, как тонкий шёлк сорочки скользит по коже.

— Я не настроена на деловой лад. Видите, я в постели, а это значит…

Я не успела договорить.

В следующее мгновение он резким движением сорвал с меня одеяло.

Прохладный воздух обжёг кожу, но тут же его тело навалилось на меня, придавив к матрасу всей своей тяжестью.

Я ахнула от неожиданности, но он уже взял моё лицо в свои большие, шершавые ладони, не оставляя шанса отвернуться.

И поцеловал.

Это не был нежный, вопрошающий поцелуй.

Это был захват. Завоевание.

Его губы были грубыми и требовательными, его язык властно вторгся в мой рот, заполняя его, лишая воли.

От него вкусно пахло вином, дымом и чистой, дикой мужской силой.

Я попыталась вырваться, оттолкнуть его, но его мускулистые руки держали меня как в тисках.

И тогда случилось нечто странное.

Шок и ярость постепенно уступили место чему-то другому.

Чему-то тёмному, первобытному и пьянящему.

Моё тело, преданное мной же, начало отвечать.

Сначала несмело, потом всё увереннее.

Мой язык встретился с его языком, вступив в опасный танец.

По моей коже пробежали мурашки, а в низу живота зажглось яркое тепло.

Он почувствовал мою ответную реакцию.

Его поцелуй стал глубже, ещё более властным, но в нём появилась странная, почти неистовая нежность.

Одна рука его скользнула вниз, по моей шее, к чуть обнаженному плечу.

Он оторвался от моих губ, его дыхание было тяжёлым и горячим.

Его глаза, чёрные и бездонные, пылали в полумраке.

— Говори сейчас, – прошептал он хрипло, – или я заставлю тебя забыть обо всём на свете, кроме моего имени.

Я задыхалась, чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу.

Гнев и желание вели во мне яростную битву.

— Вы… ты пользуешься своим положением, – выдохнула я, перейдя с ним с «вы» на «ты» и голос мой прозвучал хрипло и предательски слабо.

Он усмехнулся, низко, почти животно, и его губы снова коснулись моих, но на этот раз мягче, соблазнительнее.

— Нет, Алиса. Я пользуюсь тобой. И ты сама этого хочешь. Так что решай. Дело… или я.

И в тот миг я с ужасом поняла, что уже проиграла эту битву. Потому что часть меня отчаянно хотела рассказать ему о своей находке.

Но другая, более тёмная и непокорная, хотела, чтобы он заставил меня забыть…

— Иди… на хер… – выдавила из себя.

Глава 10

* * *

— АЛИСА —

Слова сорвались с моих губ прежде, чем ум успел их остановить.

Гордость, ярость, отчаянная попытка отвоевать хоть крупицу контроля над ситуацией.

— Иди… на хер… –выдавила из себя, задыхаясь от его поцелуя, его тяжести, от пьянящего запаха его кожи.

Адам замер.

Сначала в его глазах читалось лишь недоумение, будто он не расслышал.

Потом, как грозовая туча, накатила ярость.

Мгновенная, ослепляющая.

Я почувствовала, как его тело напряглось.

— Что ты сказала? – его голос прозвучал тихо, но в нём сквозил такой ледяной гнев, что по коже побежали мурашки.

Он приблизился, всё ещё прижимая меня к кровати, и его лицо оказалось в сантиметре от моего.

Его дыхание обжигало губы.

— Ты думаешь, твоя гордыня имеет значение? – прошипел он, и каждое слово было будто отточенным клинком. – Ты, как горный ручей, что яростно бьётся о скалы, считая их своими врагами. Но скалы не враги, Алиса. Они просто вечные стражи. И однажды ручей стихает, принимая их могущество, и начинает течь согласно их воле. Так и ты. Ты будешь течь согласно моей воле.

Его рука, большая и шершавая, скользнула к моему горлу.

Пальцы сомкнулись вокруг шеи не больно, но с такой неумолимой силой, с такой абсолютной властью, что дыхание перехватило.

Он не давил, но я чувствовала каждую шероховатость на его коже. Он мог. Сейчас, в этот миг, он мог всё прекратить, всего лишь сильнее сжав моё горло.

И от этого осознания по телу разлился странный, запретный ужас, смешанный с пьянящим возбуждением.

— Ты будешь… по мне… пускать слюни… – с трудом выдохнула я, глотая воздух. – Но, ни за что… не покорюсь…

Его глаза вспыхнули.

И вместо ответа он снова приник к моим губам.

На этот раз его поцелуй был не просто захватом.

Это было наказание и обещание.

Голод и ярость.

Его язык снова вторгся в мой рот, властный, неумолимый, заставляя отвечать, требуя полной капитуляции.

Я пыталась сопротивляться, но моё тело предавало меня, отвечая ему той же дикой жаждой.

В ушах стоял гул, мир сузился до его вкуса, его запаха, его тяжести на мне.

Он оторвался так же внезапно, как и начал.

Его дыхание было прерывистым.

Моя грудь вздымалась, губы горели.

— Сегодня можешь спокойно спать, –его голос прозвучал низко и хрипло.

Он разжал пальцы на моей шее, и по коже побежали мурашки, будто от прикосновения льда.

— А завтра мы с тобой прогуляемся.

Он поднялся с кровати с той же звериной грацией, поправил распахнутый халат и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Дверь закрылась с тихим щелчком.

Я лежала, не в силах пошевелиться, вся дрожа, как в лихорадке.

В комнате пахло им. И опасностью.

По щеке скатилась предательская слеза. Слеза ярости, унижения и… чего-то ещё. Чего-то тёмного и желанного.

— Чёрт побери… –прошептала я в тишину, касаясь пальцами припухших губ. – И что это было?

Самая большая опасность заключалась в том, что часть меня уже не хотела сопротивляться.

Чёрт. Чёрт. Чёрт!

* * *

Утро.

Я чувствовала себя так, будто по мне прошёлся горный оползень.

Всю ночь, всю эту бесконечную, проклятую ночь я ворочалась в постели, а его губы, его руки, его голос преследовали меня в темноте.

Он возбудил меня до дрожи, до потери пульса, до того, что между ног всё ещё горело, а потом… ушёл.

Оставил одну. С этим диким, неутоленным желанием и жгучим стыдом.

Чёрт возьми, уж лучше бы он взял меня! Грубо, без нежностей, подтвердив свои варварские замашки.

Это было бы проще.

Это было бы честно.

Но нет, он предпочёл поиграть со мной, как кот с мышкой, оставив горечь унижения и странную, тянущую пустоту.

Я умылась ледяной водой, пытаясь смыть с себя остатки его прикосновений, которые терзали меня до самого утра.

Потом обдала тело почти кипятком, пока кожа не покраснела.

Но ничего не помогало.

Его запах, приторный и пьянящий, казалось, въелся в меня.

Когда я вернулась в комнату, закутанная в банное полотенце, там уже была старуха.

Вся в чёрном, с лицом, напоминающим сморщенное сгнившее яблоко.

Её глаза, маленькие и злые, с ненавистью скользнули по мне.

Не говоря ни слова, она швырнула прямо в меня ворох одежды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тяжёлые вещи грубо ударили по груди и упали на пол.

— Живо одевайся и пошли! – рявкнула она, и её голос прозвучал как скрежет камней. – Хозяин ждёт тебя через десять минут!

Гордость, злость и усталость вскипели во мне единым протестом.

— Никуда я не пойду, – отрезала я, поднимая подбородок.

Пусть попытается тащить меня силой.

Старуха мерзко рассмеялась, трясясь всем телом.

Она что-то быстро и злобно проворчала на своём языке, а потом заговорила русском, и её слова впились в меня, как ледяные иглы:

— Это позабавит наших мужчин. Хозяин возьмёт тебя за волосы и в чём ты есть, вытащит из дому. Хочешь? Все будут смотреть на тебя.

Я посмотрела ей прямо в глаза и… поверила.

Без тени сомнения.

Этот дикарь был на такое способен.

Он мог вытащить меня полуголую на улицу, на потеху своей свите, чтобы окончательно сломить и унизить.

Стиснув зубы, я наклонилась и подняла одежду.

Широкие штаны из плотной шерсти с кожаным ремнём.

Длинная, тёплая туника.

Полушубок из грубой овчины, прошитый толстыми нитками.

Шапка-папаха.

Шерстяные носки и высокие сапоги из недублёной кожи.

Всё чёрное, кроме шапки и полушубка, последние были грязно-белого, сероватого оттенка.

И от всей этой одежды шёл стойкий, резкий запах овцы, дыма и чужого быта.

Это был не просто наряд.

Это была ещё одна форма плена.

Одежда, которая кричала:

«Ты здесь чужая. Ты принадлежишь ему. И ты будешь носить то, что я даю».

— Вон, – прошипела я старухе. – Я оденусь.

Она усмехнулась ещё раз, поняв, что победила, и вышла, оставив меня наедине с этим грубым тряпьем.

Я с ненавистью натягивала штаны, застегивала тунику.

Ткань была колючей, сапоги очень жёсткими, но, к удивлению, удобными.

А когда я накинула полушубок, то невольно оценила его тепло.

Когда надела папаху, то поняла, что она идеально скрывает мои светлые волосы и придаёт лицу загадочное выражение.

Я посмотрела на своё отражение.

Я выглядела как одна из них. Как горянка. Как его женщина.

Чёрт. Он меня бесит.

* * *

Утренний воздух ударил по лицу, холодный, острый, но очень хорошо пахнущий.

Я моргнула, на миг ослеплённая ярким солнцем, и увидела его.

Адам стоял на крыльце, окружённый своими людьми.

Он был одет в чёрные штаны, высокие сапоги и черкеску, тёмную, строгую, с газырями на груди.

В этом наряде он казался ещё более диким и неприступным, словно сошедшим со страниц древних легенд.

Мужчины негромко обсуждали что-то на своём языке, но замолчали, как только я появилась.

Их взгляды, тяжёлые, оценивающие, устремились на меня.

Я вздёрнула подбородок, пытаясь скрыть дрожь в коленях.

Адам устремил на меня свой тяжёлый взгляд.

Его глаза заскользили по мне в новом одеянии, и в их глубине мелькнуло нечто, похожее на удовлетворение.

— Иди за мной, – бросил он небрежно и, не дожидаясь ответа, направился куда-то за дом.

Что оставалось?

Я послушалась.

Мы прошли к длинному низкому зданию, откуда доносилось ржание и запах сена.

Конюшня.

Конюх, коренастый, но крепкий мужчина с добрыми глазами, держал под уздцы двух лошадей.

Одна была огромным вороным жеребцом с диким взглядом и нервно подрагивающими ноздрями.

Настоящее воплощение своего хозяина, мощное, непокорное и опасное.

Вторым был стройный серый конь со спокойным, умным взглядом.

— Сумки собрали? – резко спросил Адам у подбежавшего мальчишки.

— Да, всё как просили.

— Хорошо.

Он повернулся ко мне, заметив моё хмурое выражение.

— Этот серый для тебя. Зовут Бечкан. Он спокойный и терпеливый.

О чёрном коне он ничего не сказал.

Видимо, это и так было очевидно.

Я сложила руки на груди, чувствуя, как нарастает раздражение.

— Конная прогулка? Может, лучше на машине? – прозвучало это капризнее, чем я хотела.

— В горы на машине не проехать, – отрезал он, и в его голосе зазвучало нетерпение. – Не капризничай, Алиса. Садись и поехали.

— Я не умею, – сказала я, глядя на огромных животных с затаённым страхом.

Адам рассмеялся и покачал головой.

— Не ври, Алиса. Ты посещала конный клуб.

Меня будто окатили ледяной водой.

«Он что, собрал на меня досье?!»

– пронеслось в голове с возмущением.

— Посещала, это так, – ответила с раздражением, чувствуя, как краснею. – Брала пару уроков. Но поняла, что кони – это не моё. Я в основном приезжала, чтобы просто покормить их яблоками. Я не научилась ездить верхом.

Адам одним лёгким движением запрыгнул в седло своего вороного исполина.

Жеребец беспокойно переступил с ноги на ногу, но мощные бёдра всадника мгновенно успокоили его.

— Значит, научишься сейчас, – заявил Адам, и в его глазах читался вызов.

Он кивнул конюху.

— Помоги ей сесть.

Конюх подвёл ко мне Бечкана.

Конь действительно оказался смирным и лишь мягко ткнулся мордой в мою ладонь, словно приветствуя.

Но от одной мысли о том, чтобы залезть на него, у меня подкосились ноги.

— Я… я не могу, – прошептала я, глядя на высокое седло.

— Можешь, – раздался рядом низкий голос.

Я вздрогнула.

Адам, не слезая с коня, подъехал вплотную.

— Неужели ты боишься? – спросил он тихо, так, чтобы слышала только я. – Это хороший страх, Алиса. Он держит в тонусе. Но он не должен управлять тобой. Подчини его. Как я подчиняю тебя.

Его слова обожгли сильнее, чем утренний, морозный воздух.

Подчиняет меня?

Сссука.

Я сглотнула, взялась за луку седла и, с помощью конюха, неуклюже закинула ногу.

Через мгновение я сидела на Бечкане, дрожащими руками вцепившись в седло.

Высота оказалась головокружительной.

Адам окинул меня насмешливым взглядом.

— Хорошо, теперь послушай, как он дышит. Он чувствует твой страх. Успокойся, и он успокоится.

Я попыталась сделать глубокий вдох.

Адам тем временем взял повод Бечкана и тронул своего коня в сторону горной тропы.

— Поехали, – бросил он через плечо. – И не бойся ничего. Я рядом.

Его слова, должно быть, должны были утешить.

Но они лишь заставили меня скрипнуть зубами.

Рядом.

Да, именно тот факт, что он был рядом, заставлял сердце бешено колотиться не только от страха высоты, но и от чего-то другого, более тревожного.

Его присутствие было как гроза над головой, явление одновременно угрожающее и величественное.

Мы быстро выехали на узкую тропу, вьющуюся по склону.

Вороной конь Адама нервно бил копытом, из ноздрей его вырывались клубы пара.

Он всей своей мощной натурой рвался вперёд, мечтая сорваться в галоп, но железная рука хозяина сдерживала его, заставляя плестись в ногу с моим спокойным Бечканом.

Казалось, сама природа здесь бунтовала против ограничений, и Адам был той силой, что усмиряла этот бунт.

Страх сжал мне горло, когда тропа пошла круто вверх, становясь всё уже и круче.

С одной стороны отвесная скала, с другой – пропасть, уходящая в туманную бездну.

Я вцепилась в луку седла, чувствуя, как подо мной ходуном ходят мускулы моего коня.

Каждый шаг отдавался в моём теле напряжением.

Я боялась пошелохнуться, боялась сделать лишний вздох, боялась, что конь оступится…

И тогда я оторвала взгляд от тропы и подняла голову.

И замерла.

Страх отступил, сменившись благоговейным трепетом.

Я думала, что видела красоту из окна своей комнаты.

Но, то был лишь набросок, эскиз. Теперь же я оказалась внутри самой картины.

Величественные пики, одетые в шапки вечных снегов, пронзали бирюзовое небо.

Склоны были одеты в буйные шапки хвойных лесов, а ниже, в долинах, змеились серебристые ленты рек.

Воздух был настолько чист и прозрачен, что казалось, можно дотронуться до гор на противоположной стороне ущелья.

Пахло хвоей, влажным камнем и свободой. Настоящей, дикой, не знающей ограничений свободой.

И я поняла, куда мы направляемся.

Туда, где скала образовывала узкий карниз, нависающий над бездной.

Туда, где мир обрывался, уступая место бесконечности.

Адам обернулся, поймав мой взгляд. Его лицо, обычно суровое, смягчилось.

— Нравится? – спросил он, и в его голосе прозвучала странная нота, не гордости владельца, а почти… нежности.

Я не ответила.

Просто не могла.

Просто смотрела, чувствуя, как что-то внутри меня переворачивается.

Эта красота была его миром. Суровым, опасным, но бесконечно прекрасным.

И Адам, как и эти горы, был её неотъемлемой частью.

Мы подъехали к самому краю.

Адам легко спрыгнул с седла и подошёл ко мне.

— Слезай, – приказал он, но в его тоне не было привычной резкости.

Он протянул руку, чтобы помочь мне.

Я колебалась, глядя в пропасть, которая начиналась буквально в метре от копыт моего коня.

— Я не укушу, – усмехнулся он, и в его глазах заплясали чёртики. – По крайней мере, не сейчас.

И, к своему удивлению, я вложила свою дрожащую руку в его сильную, надёжную ладонь.

— Я привёз тебя сюда, чтобы мы позавтракали, – произнёс с мягкой улыбкой. – А потом я покажу тебе самые красивые места.

У меня на языке уже вертелась колкость, едкая и отточенная, что-то вроде:

«Я предпочла бы одиночество в своей клетке твоему обществу».

Чисто из вредности, чтобы омрачить его довольный вид.

Но слова застряли в горле.

Возможно, виной тому был вид бескрайних синих далей, распростёртых у наших ног.

Или осознание того, что любая попытка испортить ему настроение здесь, на вершине мира, будет выглядеть жалко и по-детски.

Я промолчала, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на одобрение.

Адам с ловкостью снял с седла две большие кожаные сумки.

Он расстелил на каменном уступе мягкое шерстяное покрывало с ярким орнаментом и бросил на него одну-единственную подушку, явно предназначенную для меня.

Сам он устроился на голом камне, не обращая на неудобства ни малейшего внимания.

Из второй сумки он начал доставать еду, и это было похоже на магический ритуал.

Появился круглый хлеб, явно ещё тёплый, источающий душистый аромат.

Потом он достал сыр, брынзу и свежую зелень. Следом вяленую баранину, нарезанную тонкими ломтиками, плотную и ароматную.

Показалась из сумки небольшая баночка с мёдом, тёмным, почти чёрным, с вязкими янтарными струйками и тонким терпким запахом.

Открыл другую банку, в ней были маринованные дикие груши.

И, наконец, он достал термос, из которого Адам налил в две металлические чашки горячий ароматный чай, спасительный в утренней свежести.

Достал две деревянные подставки-тарелки.

Это был не просто завтрак.

Это было пиршество.

Воздух наполнился соблазнительными запахами, смешавшись с запахом хвои и камня.

Он разломил хлеб на несколько частей. Положил на тарелку хлеб, сыр, баранину, зелень. Поставил на дерево чашку с чаем и всё это протянул мне.

У меня предательски заурчало в животе, и я с ненавистью осознала, что никогда в жизни не испытывала такого зверского голода.

Его пальцы на мгновение коснулись моих, и по руке пробежали мурашки.

— Ешь, – сказал он просто, и в этом слове не было приказа, а было… приглашение.

Приглашение разделить с ним не просто пищу, но и этот момент. Этот вид. Это молчаливое перемирие между нами.

И самое ужасное было в том, что часть меня, та самая, что кричала о свободе и планировала месть ему за похищение, вдруг захотела принять это приглашение.

Просто сесть, есть этот теплый хлеб с душистым сыром, пить этот чай и смотреть, как солнце поднимается над горами.

Я взяла чашку и сделала глоток.

И впервые почувствовала не ярость и не страх, а нечто иное.

Опасное и тревожное чувство, которое могло оказаться куда страшнее любого гнева.

Чувство, что в этой дикой, суровой красоте и в этом молчаливом, могущественном мужчине есть что-то, что цепляет за душу…

Глава 11

* * *

— АДАМ —

Ночь была тихой, лишь ветер шептался с горами за моим окном.

Я сидел у камина, потягивая ароматный кофе и размышляя о львице, что находилась в моём доме.

Её образ въелся в сознание.

Гордая осанка, огонь в глазах, даже когда она пыталась его скрыть.

В дверь постучали, тяжело, но почтительно.

Я знал, кто это.

— Войди, Руслан.

Он вошёл, его лицо было серьёзным, а в руках он держал тонкую папку.

— Есть новости об Алисе Орловой, – без предисловий начал он, садясь в кресло напротив. – Её ищут. Но мы этого и ожидали.

Я кивнул, отставив чашку.

Пусть говорит дальше.

— Наш человек был в её квартире, – Руслан откашлялся. – Я отдал распоряжение, чтобы собрали её вещи, документы, подложили разные мелочи, подтверждающие её внезапный отъезд на закрытый курорт… Всё как договаривались.

Он замолчал, его пальцы нервно постучали по папке.

— И? – потребовал я, чувствуя, как в воздухе повисает нечто большее, чем просто отчёт о проделанной работе.

— Её там ждали, Адам, – Руслан посмотрел на меня прямо, и в его глазах читалось нечто тревожное. – Чтобы убить. Её заказали.

Тишина в комнате стала густой, как смоль.

Вот это был поворот.

Совершенно неожиданный.

— Это случилось сразу, как она исчезла? – уточнил я, чувствуя, как внутри всё сжимается.

— Практически, – кивнул Руслан. – Её коллега, тоже юрист, развернул целую операцию, и выяснилось много интересного. Двое чиновников высокого ранга, которых она оставила без работы, репутации и в пользу государства была конфискована львиная доля имущества… Каждый планировал её убийство. Нашлись неопровержимые доказательства. В этой папке досье на этих мразей.

— А тот, кто ждал в квартире? – спросил я.

— Убийца от бывшего чинуши. Он раскололся почти сразу, как его взяли.

Мы помолчали, каждый погружённый в свои мысли.

В камине с треском прогорело полено, рассыпавшись снопом искр.

— Получается, ты спас ей жизнь, – наконец произнёс Руслан, нарушая тишину.

В его голосе звучало нечто вроде уважения, смешанного с иронией.

Я хмыкнул, откидываясь на спинку кресла.

— Вряд ли эта львица оценит. Скорее, обвинит меня в сговоре с этими ублюдками.

— Возможно, – согласился Руслан. – Но факт остаётся фактом. Если бы не твоя… настойчивость и желание её получить, Алисы уже не было бы в живых. Папка у тебя, ты можешь ей показать…

— Завтра, – сказал я, глядя на языки пламени, – я повезу её в горы. Расскажу ей. И покажу. И мы поговорим.

Руслан поднял бровь.

— Как думаешь, она поверит? Или обвинит в фальсификации?

Он постучал пальцем по папке.

— Не знаю, – честно ответил я. – Но она умна. Она поймёт, что у меня нет причин лгать ей в этом. А теперь, – я взял папку с его рук, – оставь меня. Мне нужно обдумать, как преподнести нашей гостье эту пищу для размышлений.

Он кивнул и вышел, оставив меня наедине с огнем и новыми мыслями.

Так значит, я не похитил её.

Я вырвал её из лап смерти.

Ирония судьбы.

* * *

— АЛИСА —

Завтрак растянулся в тихом, почти созерцательном молчании.

Я ела, стараясь не выказывать своего удовольствия, но тёплый лаваш с душистым сыром и мёдом был настолько хорош, что заставлял забыть обо всём.

Даже о том, что мой спутник – варвар и похититель.

Когда последняя крошка была съедена, мы ещё долго сидели и просто смотрели вдаль.

Каждый из нас думал о своём.

Но вот Адам вдруг сказал:

— Алиса, прогуляемся? Пешком. До озера.

И он встал, явно полагая, что я безропотно подчинюсь.

Мой взгляд скользнул в сторону обрыва, где тропа едва намечалась на крутом склоне.

— Но здесь так круто! – вырвалось у меня, и в голосе прозвучал неподдельный страх.

Адам рассмеялся, не насмешливо, а как-то по-юношески легко.

— Если будешь падать, я удержу.

И самое странное, я ему поверила. Абсолютно.

В его словах была не просто уверенность, а нечто большее – знание, как закон природы.

Он удержит.

Потому что не может быть иначе.

И именно эта слепая вера заставила меня наступить на горло собственной разумности и выдать нечто ужасное, просто чтобы вернуть себе хоть каплю контроля.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нехотя поднялась на ноги и внимательно посмотрела в сторону опасной тропы.

— А не боишься, что я тебя столкну? – слова сорвались раньше, чем я успела их обдумать.

Он замер.

Медленно повернулся ко мне.

Его лицо, секунду назад расслабленное, стало каменным.

Брови сдвинулись, в глазах застыла буря.

— Твоё счастье, если я останусь жив, – прозвучало тихо, но с такой леденящей душу отчётливостью, что я инстинктивно отступила на шаг. – Если погибну, то… мои люди превратят твою жизнь в ад, Алиса.

Он сделал шаг ко мне, и его тень накрыла меня.

— И скрыться у тебя не получится. Не найдёшь ты такой уголок в мире, где бы ты чувствовала себя в безопасности. – Его голос стал шёпотом, от которого кровь стыла в жилах. – И нет, они тебя не убьют. Ты будешь молить о смерти…

Я не дышала, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

— Поэтому, – он выдохнул, и его взгляд смягчился на грани, – выбрось из головы любые гадкие мысли. Тем более, я знаю, что ты не убийца.

От этих слов у меня перехватило дыхание уже по-другому.

— Ты – боец, – продолжал он, и в его глазах читалось… уважение? – Ты борешься за правду. И никогда не защищала интересы подонков. Наоборот, ты уничтожала подонков.

Стыд ударил в меня, как волна. Горячий, жгучий.

— Прости, – прошептала я, опустив глаза. Голос дрогнул. – Это было грубо. Скорее я проверяла тебя…

Я пожала плечами, пытаясь вернуть себе хоть толику достоинства.

— Хорошо, идём.

Уголки его губ дрогнули в лёгкой, почти невидимой улыбке.

Он кивнул и, развернувшись, пошёл по узкой тропе, даже не обернувшись, чтобы проверить, следую ли я.

В этом жесте была его абсолютная уверенность, в себе, в своих словах, в том, что я теперь пойду за ним.

И самое ужасное было в том, что он был прав.

Я пошла.

Потому что его слова о том, кем я была, задели во мне что-то важное.

И потому что внезапно захотелось узнать, что же он ещё знает обо мне.

И что скрывается за этим суровым фасадом горного владыки, который только что признал, что я уничтожаю подонков.

Спуск оказался немыслимо крутым.

Тропа была скорее намёком.

Камни под ногами скользили, ноги подкашивались от непривычки и страха.

Но Адам шёл рядом.

Не держал меня за руку, не опекал как ребёнка.

Он просто был поблизости. В полушаге.

Его мощная фигура стала живым щитом между мной и пропастью.

И стоило мне пошатнуться, его ладонь, твёрдая, уверенная тут же находила мою спину или локоть, коротким, бережным движением возвращая равновесие.

И страх ушёл.

Растаял, как утренний туман.

Его уверенность была заразительной.

Он знал каждый выступ, каждый камень, он дышал в унисон с этой горной тропой, и я, ощущая его близость, невольно начала дышать с ним в одном ритме.

И тут в голову прокралась странная, тревожная мысль.

Мысль о том, как это важно для женщины. Чувствовать себя в безопасности.

Знать, что рядом есть сила, способная удержать не только от падения в пропасть, но и от всех жизненных бурь.

Внутри вдруг стало спокойно и тихо, душа, обычно сжатая в комок тревог о делах, клиентах, сроках, вдруг отпустила поводья и перестала метаться.

Это было похоже на чудо.

«Так, это всего лишь горный воздух

, – тут же отрезала я сама себя, –

просто голова кружится от высоты, потому странные мысли и лезут в голову…»

И вот тропа пошла полого, и мы вышли к озеру.

Я остановилась, и дыхание перехватило.

Не от страха. От восторга.

Передо мной лежало озеро. Огромное, бездонное, цвета расплавленного сапфира, так ярко сиявшее в обрамлении тёмно-зелёных елей и исполинских серых скал, что глазам стало больно.

Вода была настолько прозрачной, что у самого берега виделась каждая галька на дне, уходящем в таинственную, изумрудную мглу.

Горы, могучие и вечные, отражались в неподвижной глади, удваивая свою величественную красоту, уходя в небеса и в воду одновременно.

Воздух звенел от тишины, нарушаемой лишь плеском воды о старый деревянный пирс, уходящий в лазурную гладь.

Я невольно сделала шаг вперёд.

Адам стоял рядом, молчаливый, позволяя мне впитывать эту красоту.

— Это… – я не нашла слов.

Все мои канцелярские, выверенные юридическим темпом жизни речи, всё красноречие осталось где-то там, в другом мире.

— Добро пожаловать в моё сердце, Алиса, – тихо сказал он. – Точнее, в одну из его частей.

Я обернулась и посмотрела на него.

На его профиль, обращённый к горам.

На его глаза, в которых читалась та же первобытная мощь, что и в этих скалах.

И в этот миг я с ужасом и восторгом поняла, что он не просто привёз меня на озеро.

Он привёл меня к порогу своего мира.

И этот мир был страшным, диким и ослепительно прекрасным.

Как и он сам.

* * *

Тишина озера была оглушительной.

Я всё ещё стояла, околдованная этой синей бездной, чувствуя, как что-то во мне тает и перестраивается под его тихие слова: «Добро пожаловать в мое сердце».

А потом он разрушил всё:

— Я должен тебе кое-что рассказать. Двое чиновников, которых ты уничтожила, не сговариваясь, заказали тебя. Каждый натравил на тебя своего киллера.

Его голос был ровным, без единой эмоции, как поверхность озера до нашего прихода.

Он говорил о моей возможной смерти так, будто обсуждал погоду.

Я отшатнулась от него, как от удара.

— О чём ты?

— О том, что тебя планировали убить.

— Врёшь! – вырвалось у меня, голос сорвался на визг. – Зачем тебе это? Зачем говоришь этот бред?

Он посмотрел на меня, и в его тёмных глазах не было ни лжи, ни злорадства.

Лишь холодная, гранитная уверенность.

— Зачем мне врать, Алиса? – он пожал плечами, и этот жест был полон такой дикой, животной грации, что у меня перехватило дыхание. – Я и так всё, что хочу, беру. Завоёвываю. Но я не убийца невинных, Алиса. И не покровительствую им. В тот день, когда Руслан и Аслан… забрали тебя для меня, в квартире тебя ждал убийца. Твои враги всплыли со своими планами именно потому, что тебя начали искать. Твоё исчезновение их выдало.

Мир покачнулся.

Не метафорически, а по-настоящему.

Я почувствовала, как ноги становятся ватными.

Я искала в его глазах хоть намёк на обман, но находила лишь пугающую правду.

Адам не лгал. Ему это было не нужно.

И тогда, больше ничего не говоря и не объясняя, он принялся раздеваться.

Сначала он сбросил с плеч черкеску.

Потом стянул с себя тёмную водолазку.

Его торс, мощный и покрытый шрамами, оказался на солнце.

Затем пальцы потянулись к пряжке ремня.

Я хотела отвернуться, сгорая от стыда и гнева, но не смогла.

Заворожённая, наблюдала, как он скидывает штаны, сапоги, затем бельё, оставаясь абсолютно голым на фоне монументальных гор.

И моя предательская мысль, работая вразрез с шоком, отметила:

«Боже, какая у него… задница».

Плотная, мускулистая, идеальной формы.

А потом он повернулся ко мне боком, всего на миг, но мой взгляд успел выхватить всё, и глаза невольно расширились.

Его мужское достоинство… даже в спокойном состоянии оно было более чем внушительным. Солидным. Внушающим одновременно страх и дикое, запретное любопытство.

Чтобы скрыть охватившее меня смущение и вытеснить шокирующий образ, я крикнула, когда он направился к воде:

— Ты с ума сошёл! Вода ледяная!

Он лишь рассмеялся.

Сделал несколько шагов по деревянному пирсу и мощным, плавным движением вошёл в воду.

Мускулы на его спине играли при каждом движении.

Он не закричал, не застонал.

Лишь глубже вздохнул, когда ледяная вода достигла пояса, а потом поплыл, рассекая зеркальную гладь.

Через мгновение он обернулся, и я увидела его лицо с каплями воды на ресницах, и с той самой дьявольской, вызывающей ухмылкой.

— Горы закаляют, Алиса, – прокричал он, его голос гулко разнёсся над озером. – Может, потом ты меня согреешь?

Я стояла на берегу, вся в плену противоречивых чувств.

Шок от услышанного смешивался со жгучим стыдом за то, что я его разглядывала, и с диким, необъяснимым возбуждением, которое разлилось по телу горячей волной.

Он спас мне жизнь.

Он был голым.

И он приглашал меня его согреть.

Глава 12

* * *

— АЛИСА —

Обратная дорога прошла в гнетущем молчании.

Я сидела в седле, вцепившись в гриву Бечкана, но теперь меня поддерживала не только его уверенность, но и острая, леденящая дрожь, идущая изнутри.

Слова Адама висели в воздухе, как отравленный туман.

«Убийца. В моей квартире. В тот день…»

Адам ехал впереди, его спина была прямая. Он не оглядывался, не проверял, как я.

Он знал, что я никуда не денусь.

Куда бежать от правды, которая оказалась страшнее любого плена?

Уже в доме он бросил мне:

— Идём со мной.

И не сбавляя шага, повёл меня по знакомому коридору, но на этот раз мимо моей комнаты.

Он распахнул тяжёлую дверь в кабинет.

Это было просторное помещение с видом на горы, заставленное книжными шкафами и пахнущее кожей и старым деревом.

На массивном столе лежала тонкая папка.

— Смотри, – коротко бросил он, отступая к камину и опираясь о полку.

Он давил на меня своим молчаливым присутствием, своей уверенностью, и от этого ком в горле становился только больше.

Я с ненавистью посмотрела на папку, как будто это была змея.

Пальцы дрогнули, когда открыла её.

И попала в ад, в свой собственный.

Первое, что я увидела – это распечатка телефонного разговора.

Один из чиновников, чью коррумпированную империю я разрушила до основания.

«Сделай всё чисто, чтобы никаких следов. У этой шмары полно врагов, так что никто не удивится и особо искать не будет».

На следующей странице было фото.

Мужчина в кепке, с безразличным, пустым лицом профессионального убийцы.

Он входил в подъезд моего дома. Время на снимке за полчаса до того, как Руслан и Аслан втолкнули меня в свою машину.

Потом были признания.

Нашли и заказчиков, и исполнителей.

Каждый давал показания отдельно, не зная, что уже раскололся второй. Они не сговаривались. Это было чудовищное совпадение.

Два разных киллера, нанятые двумя разными людьми, должны были прийти ко мне с разницей в один день.

Мои шансы были равны нулю.

Не справился бы первый, второй бы завершил дело.

Бумаги выпали у меня из рук и веером рассыпались по полу.

Я отступила, наткнувшись на край стола.

Воздух перестал поступать в лёгкие.

Весь мир сузился до этих страшных, неопровержимых доказательств.

— Нет… – прошептала я, но это было не отрицание. Это был стон. Стон от осознания всей глубины пропасти, на краю которой я стояла.

Я подняла глаза на Адама.

Он стоял неподвижно, наблюдая за мной. Его лицо было серьёзным, но в глазах не было торжества.

Была лишь та самая, невыносимая правда.

И тогда на смену шоку и страху пришла ярость.

Белая, слепая, всесокрушающая ярость.

Но направлена она была не на него.

Не на этого дикаря, который смотрел на меня выжидающе.

Ярость была на них. На этих тварей, что решили, что могут отнять мою жизнь, как отнимали деньги.

И ярость на себя. За собственную слепоту, самоуверенность.

А потом пришло самое горькое, самое унизительное осознание.

Оно впилось в меня стальными когтями.

Этот варвар. Дикарь. Этот похититель. Этот мужчина, который обращался со мной как с вещью… спас мне жизнь.

Он вырвал меня из лап смерти.

И теперь я у него в долгу.

Я выпрямилась, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони.

Глаза застилала пелена от бессильного гнева.

— Ты доволен? – прошипела я, и голос мой звучал хрипло и чуждо. – Теперь я обязана тебе жизнью. Сначала похитил меня, сейчас показал, что я должна сказать «спасибо»? Прекрасная игра, Цхададзе!

Он не шелохнулся. Лишь его взгляд стал тяжелее.

— Это не игра, Алиса. Это факт. А долг… – он медленно подошел ко мне, остановившись так близко, что я чувствовала исходящее от него тепло. – Долг – это то, что чувствуешь ты. Я ничего не требовал от тебя. И не требую.

Но он не понимал.

Для меня, для моего гордого, независимого «я» осознание этого долга было хуже любых цепей.

Цепи можно было сбросить. А как сбросить знание, что ты жива лишь потому, что этого захотел твой тюремщик?

Я отшатнулась от него, чувствуя, как слёзы злости и унижения подступают к горлу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я хочу остаться одна.

Он молча кивнул, дав понять, что дверь не заперта. Но я-то знала – самые прочные замки были теперь внутри меня.

И ключ от них держал Адам.

* * *

Наступил вечер.

И вместо отдыха я металась по комнате, как раненая пантера в клетке.

Гнев пожирал меня изнутри, яростный и беспомощный.

Не на Адама. Нет.

На тех ублюдков, которые решили, что могут стереть меня с лица земли, как назойливую муху.

Я представляла их лица, их трусливое блеяние на допросах.

Я хотела быть там, чтобы лично посмотреть им в глаза и спросить:

«Ну что, господа чиновники? Не вышло?»

Но вместе с яростью, холодной и острой, как лёд, жила другая мысль.

Мысль о долге.

Она повисла на мне тяжёлым камнем.

Этот дикарь, этот чёртов варвар, чьи методы я презирала, оказался моим спасителем.

И это было невыносимо.

Я ненавидела ощущение этой зависимости ещё сильнее, чем сам факт похищения.

Но я не была бы собой, если бы не нашла, чем ответить.

Чем восстановить хрупкий баланс.

Ударили меня? Значит, получат ответный удар.

Подарок? Даритель заслужит ответный дар.

Дверь резко открылась и вошла старуха Ханума.

Она принесла лёгкий ужин.

Я не взглянула на еду, посмотрела в глаза этой страшной старой женщины и бросила ей резко:

— Позови его. Скажи, что хочу его видеть.

Она скривила губы в нечто похожее на усмешку, оставила поднос с едой и поплелась выполнять поручение.

Время растянулось в бесконечность.

Я стояла посреди комнаты, слушая, как бьётся моё сердце.

Оно выстукивало один-единственный вопрос:

«А что, если он всё придумал, а как дура купилась?»

Но я знала ответ. Он не придумал. Я видела доказательства.

Адам пришёл.

Дверь открылась без стука, и он вошёл, заполнив собой пространство.

На нём был тот же чёрный халат, что и в прошлый раз. Чёрные штаны.

Его волосы были слегка влажными, будто он только что вышел из душа.

— Ты звала меня, – его низкий голос прозвучал в тишине как вызов. – Решила, наконец, воспользоваться правом согреть меня?

Я выпрямила спину, собирая всю свою холодность, всю выдержку, которую когда-либо демонстрировала в зале суда.

— Позвала насчёт твоего дела. Я нашла решение, – сказала я ровно, глядя ему прямо в глаза

Он поднял бровь, но ничего не сказал.

— Твои юристы ослы, – продолжила я, и в голосе зазвенело привычное профессиональное превосходство. – Они искали сложные пути, когда ответ лежал на поверхности. Все эти семь лет ты пытался доказать, что сделка состоялась. А нужно было заставить их доказать, что она не состоялась. Есть один документ от десятого мая. Он подписан обеими сторонами, но не заверен нотариально. По их же заявлению, они не получали денег. Но если они не получали денег, зачем подписывали акт, который де-факто подтверждает переход права? Это прямое доказательство мошенничества с их стороны. Подай встречный иск о признании их претензий недействительными на основании злоупотребления правом. Они слетят с катушек в первом же заседании.

Я закончила.

В комнате повисла тишина.

Адам смотрел на меня с таким выражением лица, которого я у него ещё не видела, с чистым, неподдельным изумлением.

— Надо же, – наконец произнёс он, и в его голосе прозвучало уважение. – Благодарю, Алиса. Мои люди столько лет бились, а ты так быстро и легко… – он покачал головой и повернулся к выходу. – Спокойной ночи, Алиса. И спасибо.

Сердце упало.

Он уходил.

И с ним уходил мой шанс что-то изменить.

Шанс переломить эту ситуацию, превратить долг во что-то иное, ровное, правильное.

— Адам… – его имя сорвалось с моих губ тихо, почти шёпотом, – подожди…

Он остановился, но не обернулся.

Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как вся кровь приливает к лицу.

Голос дрогнул, но я заставила себя выдохнуть:

— Прошу… поцелуй меня.

Он закаменел.

Казалось, даже воздух перестал двигаться.

Потом он медленно, очень медленно повернулся.

Его глаза были тёмными безднами, в которых плясали опасные огни.

Он не улыбался.

Его взгляд был тяжёлым, испытующим, диким.

— Ты в этом уверена? – его голос прозвучал хрипло. – Потом пути назад не будет.

Я не ответила. Просто шагнула к нему навстречу.

И тогда он сорвал все преграды.

Его руки схватили меня, прижали к себе с такой силой, что у меня перехватило дыхание.

Его губы нашли мои, не нежно, не вопросительно, а властно, голодно, яростно.

Это был не поцелуй. Это было завоевание. Это было землетрясение.

И я… чёрт, я ответила ему.

Вложила в свой поцелуй всю свою ярость, весь страх, всю накопившуюся страсть и благодарность, которую боялась признать даже сама себе.

С силой вцепилась пальцами в его волосы, прижалась к нему, чувствуя, как его твёрдое, мощное тело прижимается к моему.

Он поднял меня на руки, как пёрышко, и понёс к кровати.

Одежда слетела с нас в считанные секунды.

И когда его горячая кожа коснулась моей, когда его руки исследовали моё тело с дикой, животной нежностью, я поняла – это точка невозврата.

Не было больше тюремщика и пленницы.

Не было долга и обязательств.

Была только эта дикая, всепоглощающая страсть.

Мир сузился до запаха его кожи и нашего внезапного возбуждения, до густого мрака за окном.

Когда его губы оторвались от моих, я была уже бездыханна, тело трепетало, как натянутая струна.

Но это был только начальный аккорд в симфонии, что он затеял.

Его рот скользнул по моей шее, обжигая влажным жаром, а потом опустился ниже, к груди.

Он не просто ласкал её, он покорял.

Губы сжимали один сосок, язык вырисовывал вокруг него пламенные круги, а пальцы тем временем издевались над второй грудью, сжимая, закручивая, доводя до острой, почти болезненной чувствительности.

Я выла, впиваясь ногтями в его мощные плечи, не в силах вынести это двойное наступление на мои чувства.

— Адам… – его имя стало стоном, мольбой и требованием одновременно.

В ответ он лишь глубже зарылся в мою грудь, и я почувствовала его низкий, довольный рык прямо на своей коже.

Он смотрел на меня, его глаза пылали чистым, необузданным голодом.

Затем его ладони скользнули по моим бокам, к бёдрам, и с одной мощной, не оставляющей сомнений тягой он развел мои ноги, открыв меня своему взгляду полностью.

Я хотела что-то сказать, закрыться, но он уже был там.

Его язык, горячий и безжалостно умелый, нашёл самую сокровенную часть меня.

Это была не ласка. Это было пиршество.

Он пил меня, как из источника, его лицо было погружено в меня, а руки сжимали мои бёдра, не позволяя мне вырваться.

Я металась под ним, кричала, чувствуя, как внутри всё сжимается в тугой, огненный комок наслаждения.

Он доводил меня до края, снова и снова, заставляя кончать с таким сильным, разрывающим оргазмом, что слёзы брызнули из моих глаз.

Но он не дал мне опомниться.

Его тело, тяжёлое и сильное накрыло меня.

Я чувствовала его член, огромный, каменный и пульсирующий, у самого входа. Он смотрел мне в глаза, и в его взгляде читалось обещание и предупреждение.

— Ты моя, Алиса, – просипел он, и это было последнее, что я услышала, прежде чем он вошёл.

Вошёл не медленно, не нежно. Он вошёл одним мощным, разрывающим толчком, заполнив меня собой до самого предела.

Боль от растяжения смешалась с таким всепоглощающим наслаждением, что у меня перед глазами поплыли круги.

Он был так глубоко, так невыносимо глубоко, что казалось, он коснулся самого моего сердца.

Его движения были яростны.

Это было дикое, первобытное утверждение власти.

Он трахал меня с такой силой, что кровать билась о стену, а я, обезумевшая от ощущений, лишь обвивала его ногами и кричала, запрокинув голову.

— Ещё! – молила я, сама не веря своим словам. – Адам, пожалуйста, ещё!

Он отвечал на мои мольбы ещё более яростными толчками.

Потом, одним движением, он перевернул меня на живот.

Его рука взяла мои волосы, он намотал их на кулак, и оттянула мою голову назад.

Новое положение, новый угол, и он вошёл сзади, оказавшись во мне ещё глубже, если это было возможно.

Он владел мной теперь полностью, контролируя каждый мой вздох, каждый стон.

Оргазмы били по мне, как волны во время шторма.

Они накатывали один за другим, выжимая из меня последние силы, заставляя терять связь с реальностью.

Я была просто телом, сосудом для его страсти, и я растворялась в этом.

Я отдавалась ему полностью, без остатка, с криком, в котором растворялись все обиды, весь гнев, все страхи.

Впервые за долгие годы я чувствовала не просто удовольствие.

Я чувствовала полное, абсолютное растворение.

И в этом огне я сгорала и рождалась заново, понимая, что жизнь уже никогда не будет прежней.

И его ритм сбился.

Он издал хриплый, звериный рык, вцепился в мои бёдра так, что я знала, останутся синяки, и погрузился в меня в последний, сокрушительный раз.

Я почувствовала, как он кончает, бурно, сильно, изливая в меня поток горячей, обильной спермы.

Казалось, он кончал в меня вечно. Заполнял меня собой, и его тело судорожно вздрагивало, а по моим внутренностям разливалось пекучее тепло.

Когда он, наконец, затих, тяжело дыша у меня на спине, до моего сознания донеслась лишь одна, запоздалая мысль, слабая, как отголосок:

«Мы не предохранялись».

Но у меня не было сил на панику.

Только на то, чтобы рухнуть лицом в подушку, чувствуя, как его семя медленно стекает по моим бёдрам.

Похоже, этот варвар сломал меня и собрал заново. И я, к своему ужасу, сама уже не хотела быть прежней.

Глава 13

* * *

— АЛИСА —

Тишина была густой, бархатной, наполненной лишь нашим с ним тяжёлым дыханием.

Я лежала, не в силах пошевелить ни одним мускулом.

Всё моё тело было одним сплошным чувством – переполненным, растянутым, чувственным и невероятно живым.

Воздух в комнате был тяжёлым и сладким, пахнущим сексом, потом и Адамом

Я ожидала, что он сейчас встанет, бросит какую-нибудь колкость. Но Адам не двигался.

Его тяжёлая рука лежала на мне, и я чувствовала, как бьётся его пульс – ровно и мощно, постепенно успокаиваясь.

Потом, без единого слова, он встал с кровати и легко поднял меня на руки.

Я ахнула от неожиданности, инстинктивно обвив его шею.

Он пронёс меня через комнату, его шаги были беззвучными, несмотря на наш общий вес, и вошёл в ванную.

Опустил меня в ванну, забрался сам и включил воду, регулируя температуру, пока струя не стала тёплой и комфортной.

Взяв мягкую губку и гель, он начал мыть меня.

Это было не просто гигиеническое действо. Это было сродни новому ритуалу.

Его движения были медленными, почти благоговейными.

Адам смывал с моей кожи следы нашей страсти – пот, его сперму, стекавшую по моим бёдрам.

Он крутил меня и мыл мою спину, плечи, грудь, и каждый взмах губки сопровождался прикосновением его губ.

Поцеловал моё плечо, когда проводил губкой по ключице, коснулся языком соска, прежде чем смыть с него пену.

Опустился на колени передо мной, чтобы бережно вымыть мои ноги, и его губы коснулись колена, внутренней стороны бедра…

И всё это время он говорил.

Говорил на своём гортанном, певучем языке.

Я не понимала слов, но понимала интонацию.

Это были какие-то нежности. Тихие, глубокие, идущие от самого сердца.

Это были слова, которые мужчина говорит не завоёванной женщине, а… своей.

Я молчала. Потрясённая.

Шок от пережитого наслаждения всё ещё сотрясал меня изнутри.

Но теперь к нему добавилось нечто новое, щемящее, тёплое и пугающее чувство.

Я не просто получила невероятный оргазм. Я отдалась ему. Полностью. Без остатка.

И мне… мне до безумия понравилось это ощущение – принадлежать этому дикому, мощному мужчине.

Когда он вытер меня большим пушистым полотенцем с нежностью, которой я никогда бы от него не ожидала, я наконец нашла в себе силы посмотреть ему в глаза.

— Это… повторится? – мой голос прозвучал хрипло и неуверенно.

Он наклонил голову, его тёмные глаза изучали моё лицо.

— Что именно? – спросил он спокойно.

— Этот… секс, – выдохнула я, чувствуя, как краска смущения заливает щёки.

Он не ухмыльнулся.

Не стал бить себя по груди и ржать как конь от удовольствия.

Его взгляд был серьёзным и внимательным.

— Тебе понравилось? – просто спросил он.

Я заставила себя кивнуть, не в силах лгать.

— Да.

Тогда на его губах появилась мягкая и оттого бесконечно ценная улыбка.

— Значит, повторится, – пообещал он. – А теперь ты будешь спать.

Он снова поднял меня на руки, как дитя, и отнёс в спальню.

Уложил в постель, поправил подушку, накрыл одеялом.

Потом наклонился и поцеловал меня в губы. Это был не страстный, жаждущий поцелуй, каким был час назад. Это был медленный, нежный, полный безмолвного смысла поцелуй.

Поцелуй-обещание. Поцелуй-заверение.

— Спи, Алиса, – сказал Адам и, погасив свет, вышел из комнаты.

Я лежала в темноте, прислушиваясь к затихающим шагам.

Тело ныло приятной усталостью, на губах горел след от его поцелуя, а между ног всё еще пульсировало эхо его страсти.

Но в голове была лишь одна мысль, ясная и неоспоримая.

Всё изменилось. Навсегда.

И я уже не знала, чего боюсь больше, того, что это повторится, или того, что это закончится…

* * *

Последующие дни и недели слились в один ослепительный, насыщенный калейдоскоп.

Моя клетка распахнулась, и я вышла из неё.

Теперь я была не пленницей, а спутницей.

Адам больше не был тюремщиком.

Он стал моим проводником, моим учителем, моим… всем.

Он брал меня с собой в поездки по аулам.

Я видела, как к нему относятся, не со страхом, а с глубочайшим уважением, смешанным с любовью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Старейшины приглашали его на советы, женщины подносили лучшие угощения, а дети с визгом бежали к «дяде Адаму».

Я наблюдала за ним, за тем, как он легко и мудро решал любые вопросы и споры, как его слово было законом, но законом справедливым.

Это была не власть тирана.

Это была власть вождя, дарованная этой землёй.

Но главным чудом стали лошади.

Сначала я робко и неуверенно держалась в седле Бечкана.

Потом Адам пересадил меня на более резвого скакуна.

Он учил меня не просто сидеть, а чувствовать.

Чувствовать каждое движение мышц коня под собой, дышать с ним в одном ритме, сливаться в единое целое.

И настал тот день, когда он крикнул мне:

— Ты готова! Давай, Алиса! Скачи наравне со мной! – и пустил своего вороного исполина в галоп.

Сердце ушло в пятки, но я вскрикнула не от страха, а от восторга и, вцепившись в поводья, послала свою лошадь вперёд.

Ветер гудел, земля уносилась из-под копыт, а я летела, крича от счастья, обгоняя его на полкорпуса, чувствуя дикую, первобытную свободу.

Мы неслись вперёд, оставляя позади и прошлое, и будущее, оставалось только это опьяняющее, стремительное настоящее.

Мой конь, уже не смирный Бечкан, а горячий Кавказ, рвался вперёд, чувствуя мою уверенность.

Я стала единым целым с могучим животным, чувствуя, как его мускулы играют подо мной.

Я сама задавала ритм, сама направляла его, сливаясь с ним в безумном, прекрасном танце скорости и свободы.

Рядом скакал Адам.

Его вороной жеребец фыркал, бросая вызов, но Адам сдерживал его, его взгляд был прикован ко мне.

В его глазах я читала не просто одобрение, там горел огонь, смесь гордости, восхищения и чего-то глубокого, первобытного, от чего перехватывало дыхание сильнее, чем от бешеной скачки.

Мы взлетели на последний подъём и достигли вершины.

Кони, тяжело дыша, замерли на самом краю.

Мир распахнулся перед нами во всём своём ослепительном величии.

Горы уходили в бирюзовую даль, покрытые шапками вечных снегов, а внизу, в долинах, змеились серебряные нити рек.

Казалось, мы парили над всем миром.

Я с трудом переводила дыхание, сердце колотилось, приливая к щекам жаром.

Адам легко спрыгнул с седла и, не выпуская меня из поля зрения, подошёл.

Его руки обхватили мою талию, и он снял меня с лошади, как пёрышко, не отпуская, прижимая к себе.

И поцеловал меня.

Этот поцелуй был иным.

Не яростным захватом, не жгучим обещанием страсти. Он был… сладким.

Невозможно нежным и в то же время полным такой глубины чувств, что у меня подкосились ноги.

Его губы мягко, но властно двигались в такт с моими, его язык скользил, словно вкушая меня, наслаждаясь каждой секундой.

В этом поцелуе не было спешки, только бесконечность, растянувшаяся в один ослепительный миг.

И я растворялась.

Руки сами обвили его шею, тело прижалось к его твёрдой груди, отвечая на каждое движение.

Во мне бушевал странный вихрь эмоций – огненная страсть, знакомая и дорогая, смешивалась с чем-то новым, хрупким и трепетным.

С ощущением полной защищённости, с щемящей нежностью, которая разливалась по всему телу теплыми волнами. С чувством… принадлежности. Не как собственности, а как части чего-то большего. Его. Этой земли. Этой вечности.

Он медленно оторвался от меня, его лоб прикоснулся к моему.

Глаза, тёмные и бездонные, как горное озеро ночью, смотрели в самую душу.

— Ты такая же дикая, как и моя земля, Алиса… – его голос прозвучал низко, с хрипотцой, и каждое слово было похоже на признание. – Такая же прекрасная…

Он замолчал.

Его взгляд вынес приговор, назвав меня родственной стихии, но слова застряли где-то в глубине.

Он не договорил.

Я видела это в напряжении его скул, в том, как его руки чуть сильнее сжали меня.

Он хотел сказать больше.

Готов был сорваться с губ то единственное признание, которое перевернуло бы всё.

Но он не сказал.

Не потому, что испугался. Страх – это не про него.

Возможно, это была осторожность зверя, не спешащего выпускать своё сердце на волю.

Или гордость мужчины, ждущего своего часа.

Он просто снова привлёк меня к себе, спрятав моё лицо у себя на груди.

Я слышала бешеный стук его сердца, такой же частый, как у меня.

И знала, сейчас оно билось не от скачки.

Мы стояли так, на вершине мира, два диких сердца. И хотя слова так и не были произнесены, в воздухе висело немое, оглушительное «люблю».

И этого уже было достаточно.

И не только лошади вошли в мою жизнь. Адам показывал мне самые сокровенные места этих мест.

Не только озеро.

Были высокогорные луга, где паслись дикие кони.

Были пещеры со сталактитами, похожими на застывшие слёзы земли, где он в детстве прятался от дождя.

Был водопад, низвергавшийся с высоты в десятки метров, и мы стояли у этого шума, крича друг другу что-то, заглушаемое рёвом воды, и смеялись, беззаботно, радостно.

Я забыла о Москве.

Звонки, дела, карьера – всё это теперь казалось блеклым сном и не жизнью, её имитацией.

Здесь, в горах, моя собственная дикая, независимая натура, которую я так долго прятала под костюмами, кодексами и законами, наконец, вырвалась на свободу.

Но самой огненной, самой животрепещущей частью этой новой жизни были совместные ночи.

Адам был неутомим.

Казалось, в нём скрывался вечный источник страсти.

Наши ночи редко начинались в спальне.

Он мог прижать меня к стене в коридоре, едва войдя в дом, срывая с меня одежду жаждущими руками.

Или разжечь во мне огонь прямо в седле, в глухой лесной чаще, где его пальцы находили путь под мою тунику, а мой стон терялся в шелесте листьев.

Его ласки были то нежными, то яростными.

Он уже знал моё тело лучше, чем я сама.

И умел доводить до исступления одним лишь касанием языка, заставляя кончать с таким нарастающим, сокрушительным оргазмом, что я теряла дар речи.

А потом, когда я уже вся дрожала и молила о пощаде, он входил в меня.

Всегда с той же первобытной силой, заполняя меня собой до боли, до блаженства и потери сознания.

Он брал меня в разных позах, то нежно, глядя в глаза, то по-звериному, сзади, вцепляясь в волосы и вжимая в ковёр перед камином.

Он заставлял меня кричать его имя так громко, что, казалось, его услышат даже в космосе.

И я кричала. Потому что не могла иначе. Потому что ни один мужчина до него не заставлял моё тело петь такие дикие, такие откровенные песни.

Лёжа ночью, прислушиваясь к его ровному дыханию и чувствуя приятную боль в каждом мускуле, я с ужасом и восторгом понимала: он испортил меня для всех.

Никто и никогда не сможет удовлетворить меня так, как этот варвар.

Его страсть была ослепляющий, сжигающий дотла и дарующий новую, огненную жизнь.

И я уже не могла представить себя без этого огня.

Глава 14

* * *

— АЛИСА —

Эта ночь была одной из самых жарких.

Адам любил меня с какой-то отчаянной, почти яростной нежностью, словно пытался вложить в каждое прикосновение, в каждый поцелуй всю невысказанную глубину того, что таилось в его сердце.

Мы не спали до рассвета, и когда первые лучи солнца наполнили комнату, я уснула, прижавшись к его могучей груди, счастливая и умиротворенная, как никогда в жизни.

Проснулась от непривычной пустоты в постели.

Приоткрыв глаза, увидела его.

Адам стоял у окна, уже полностью одетый.

Его профиль был резок и непроницаем.

В комнате витало ощущение ледяного холода, несмотря на утреннее солнце.

— Ты проснулась. Хорошо, – его голос прозвучал глухо, без единой нотки тепла. – Тебе нужно возвращаться домой.

Сон как рукой сняло.

Я села на кровати, сжимая в кулаках одеяло, не веря своим ушам.

— В смысле? – мой голос дрогнул. – Почему? Даже срок по нашей договорённости не вышел! Или ты… – горло сжал спазм, – наигрался? Охотник поймал добычу и досыта ей наелся? Так что ли?

Цхададзе резко повернулся.

Его лицо было бледным и напряжённым, а в глазах бушевала буря, которую он сдерживал лишь усилием воли.

— Не было никакой игры, Алиса, – прорычал в ответ, и каждое слово было как удар хлыста. – Я не играл с тобой. Ни секунды.

Он сделал шаг к кровати, и я невольно отпрянула.

— Я полюбил тебя.

От этих слов сердце упало куда-то в пятки.

Они прозвучали не как признание, не были полны нежности. Они звучали, как проклятие. Как нечто, чего он не желал.

— Именно поэтому я тебя отпускаю, – продолжил он, и его голос был ледяным.

Адам отвернулся, глядел в окно, будто не в силах больше видеть мое лицо.

— Это не твой мир… И прости, что вот так…

Вдруг, оторвался от лицезрения пейзажа за окном, подошёл к комоду, где уже лежала аккуратная стопка вещей.

Я увидела их.

Мой телефон, паспорт, мои личные вещи.

Он всё продумал.

— Завтра утром Руслан и Аслан отвезут тебя в аэропорт Минеральных Вод, – произнёс он, глядя куда-то мимо меня. – Билет уже куплен.

Воцарилась тишина.

Я сидела, не в силах вымолвить ни слова, ощущая, как рушится всё, что стало для меня дороже свободы, дороже карьеры, дороже прошлой жизни.

Он ломал нас не из-за злости или равнодушия.

Он ломал, потому что полюбил.

И в этом была такая чудовищная, несправедливая жестокость, что хотелось кричать.

— Ты… трус, – прошептала я, и голос мой сорвался. – Чего ты боишься? Или боишься самого себя?

Он вздрогнул, его плечи напряглись, но он не обернулся.

— Не усложняй, Алиса, – коротко бросил он. – Всё кончено. Так будет лучше для тебя. И для меня тоже.

И просто взял и вышел, оставив меня одну с разбитым сердцем, моими вещами и осознанием того, что самая прекрасная сказка в моей жизни только что закончилась.

Без права на апелляцию.

По воле моего жестокого и великодушного варвара.

Я вскочила с кровати, как ошпаренная.

Наша кровать.

После нашей первой ночи, на следующую ночь я уже спала с ним, в его спальне.

Он тогда сказал со своей дикой ухмылкой:

— С этого дня ты спишь здесь, Алиса. Рядом со мной.

И я спала, чувствуя себя в безопасности, желанной… что уж там, чувствовала себя любимой.

А теперь я оглядывала его комнату, ставшую нашим недолгим убежищем и видела в каждом предмете издевку.

Его черкеска, брошенная на кресло.

Его книги на прикроватной тумбе.

Даже воздух пропитан его запахом – кожи, горных трав и чего-то неуловимого, что было просто им.

И эта мысль, эта чудовищная несправедливость вырвалась из меня низким, хриплым рыком, в котором клокотала вся моя родившаяся только что дикая боль:

— Ну, ты и скотина, Цхададзе! – проревела в пустоту. – Кто так вообще делает?!

Сердце колотилось так, что вот-вот выпрыгнет из груди.

В висках застучало.

Ярость, горячая и слепая, требовала выхода.

Я схватила первую попавшуюся вещь – тяжёлую глиняную вазу, стоявшую на комоде, и что есть мочи швырнула её в дверь.

Та с грохотом распахнулась от удара, осколки со звоном разлетелись по коридору.

Жалкий, ничтожный протест.

Но за яростью, как всегда, подступала боль.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Такая острая, что перехватило дыхание.

Она сжала мне горло горячим комом и начала жечь изнутри.

Адам не просто выгонял меня.

Он отрекался.

От нас.

От того, что между нами вспыхнуло с такой невероятной силой.

И самое ужасное, у меня мелькнула дикая, унизительная мысль…Броситься за ним.

Упасть на колени, вцепиться в его рукав, как жалкая нищенка, и молить:

«Не отпускай. Оставь меня рядом. Я буду той, кем ты захочешь. Только не отправляй меня обратно в тот пустой, бесцветный мир».

Я схватилась за спинку кресла, чтобы не сделать этого.

Нет. Нет, черт возьми, нет!

Я – Алиса Орлова. Я не унижусь.

Ни за что не буду вымаливать любовь, которую даровали, а потом отняли, как ненужную игрушку.

Он назвал это любовью?

Любовь не ломает.

Не отталкивает из благих побуждений.

Это была трусость.

Страх перед чувством, которое он не мог контролировать.

Страх, что его дикий мир поглотит и сломает меня.

«Раз он трус, то так тому и быть,

– с горькой решимостью подумала я, вытирая с лица предательскую слезу. –

Если он не готов бороться за нас, то и мне его жалеть не стоит. А я… справлюсь. Всегда справлялась…»

Но от этой мысли на душе не стало легче.

Лишь потяжелело.

Потому что я-то уже была готова.

Готова была сжечь за собой все мосты и остаться в его суровом, прекрасном мире.

Навсегда.

* * *

Весь день я провела в опустевшем доме, словно призрак.

Тишина давила на уши, а в голове стоял оглушительный гул от собственных мыслей.

Он не пришёл.

Не попытался объясниться, не захлопнул дверь окончательно перед моим носом.

Просто исчез, оставив меня на растерзание собственной боли и этой мерзкой старухе.

Ханума то и дело возникала в дверях, её сморщенное лицо искажала ядовитая, торжествующая улыбка.

Она наслаждалась моим унижением, видя, как рушится то, что она, вероятно, считала недостойным своего хозяина.

— Уйдите прочь, – наконец не выдержала я, чувствуя, как нервы натягиваются до предела.

Она не ушла.

Замерла на пороге, покачала головой, и её глаза, маленькие и пронзительные, впились в меня.

— Дура ты, – проскрипела она. – Мужчина, он как горный орёл. Он не приручается страданиями, метаниями, криком и слезами. Его сердце покоряется тишиной и терпением. Ты хотела бурю, а сама испугалась грома. Настоящая женщина умеет ждать. И умеет возвращаться.

Она повернулась и ушла, оставив меня с этой горькой пищей для размышлений.

Но я не хотела её слушать.

Не хотела чего-то ждать.

Я хотела либо драки, либо ласки.

А не этой ледяной пустоты.

Ночь была бесконечной.

Я не сомкнула глаз, ворочаясь на его стороне кровати, вдыхая его запах, который теперь казался мне ядовитым.

Душа выла от негодования и чудовищной, разрывающей боли.

Сердце было не просто разбито, оно было растоптано, разорвано в клочья.

Почему? За что?

Если это любовь, то почему она должна причинять такую адскую боль?

Он спас меня от смерти, чтобы самому убить?

Утро застало меня измождённой и опустошённой.

После завтрака меня уже ждали Руслан и Аслан.

И тот самый чёрный джип, что привёз меня сюда, казалось, целую вечность назад.

Оделась в новые, но современные вещи – джинсы, блузку, куртку.

Они пахли другим миром, чужой жизнью.

Мне выдали сумочку – новую, дорогую, замшевую, отделанную мягкой овчиной.

Внутри лежало всё моё прошлое: документы, карточки, даже ключи от квартиры.

Адама не было.

Он не пришел проводить меня.

Не бросил последний взгляд.

Ничего.

Эта финальная трусость жгла сильнее всего.

Мы сели в машину. Всё молча.

Руслан за рулём, Аслан рядом.

Я смотрела в окно, на улочки аула, на величественные горы, утопающие в утренней дымке, и чувствовала, как внутри всё сжимается в тугой, болезненный комок.

— Адам Тимурович просил передать, – нарушил молчание Руслан, указывая взглядом на чёрную сумку на заднем сиденье рядом со мной. – Компенсация за моральный ущерб.

Я механически потянулась к сумке, открыла её. И замерла.

Она была до отказа набита деньгами. Пачки пятитысячных купюр. Много. Очень много. Целое состояние.

И тут во мне всё взорвалось.

Ярость, которую я сдерживала всё это время, вырвалась наружу.

Он что, решил ОТКУПИТЬСЯ?

От наших ночей? От своих и моих чувств?

От той боли, что сейчас разрывала меня на части?

Это было так примитивно, так подло, так… по-мещански.

Варвар, дикарь, горный орёл никогда бы так не поступил.

Так мог сделать только трус. Трус, который боится ответственности за чувства.

— Ненавижу его, – прошептала я, закрывая сумку с таким треском, что Аслан вздрогнул. – Ненавижу! Пусть подавится своей компенсацией! Даже не думайте, что возьму эти деньги, ясно?!

В аэропорту меня ждал частный самолет.

Никакого досмотра.

В салоне самолёта никого, кроме одной стюардессы.

— Прощайте, Алиса Юрьевна, – сухо сказал Руслан, проводив меня на борт. – Вы уж простите, что всё… вот так.

Я не выдержала и показала ему средний палец, и прошипела:

— Засуньте свои извинения в задницу своего Хозяина!

Руслан лишь хмыкнул. И ушёл.

А я всё не могла поверить, что всё кончено.

Что Адам просто вычеркнул меня из своей жизни.

* * *

Самолёт ещё был на земле.

Я сжала телефон в руке так, что костяшки побелели.

Искушение было сладким и ядовитым. Один звонок. Один точный, хладнокровный рассказ и могущество Адама Цхададзе даст трещину.

Его бы привлекли к ответственности.

Я могла отомстить.

Выплакать свою боль в протоколах и показаниях.

Включила телефон, и он сразу начал пиликать сообщениями, пропущенными звонками.

Проигнорировала всё.

Просто набрала один номер.

И мне ответили практически мгновенно.

— Алина! Господи! АЛИНА! ГДЕ ТЫ БЫЛА?! – оглушил меня голос Артёма, в котором смешались паника, ярость и облегчение. – Я думал, тебя продали в рабство! Мы весь город перерыли! И уже по регионам тебя искали!

Его слова, голос, такой знакомый, родной, всколыхнули во мне что-то тёплое и уже забытое.

Но за этим теплом тут же накатила горечь.

Я издала короткий смешок, больше похожий на всхлип, и провела рукой по глазам, смахивая предательские слёзы.

— Тише, Артём, тише. Это я. Я жива и здорова. Всё со мной хорошо, – голос мой дрогнул, но я заставила себя говорить ровно. – Дай мне рассказать…

Я закрыла глаза, представляя лицо Адама.

Суровое, с тёмными глазами, в которых читалась вечность.

И его последний взгляд, полный невыносимой боли.

И решение пришло само собой.

Чёткое, как удар клинка.

— Артём… В тот вечер, после девичника, меня… ударили по голове на моей парковке, – начала я, слова давались с трудом, будто я продиралась сквозь туман потери памяти. – И меня увезли куда-то… Очень долго везли… Несколько дней и ночей. Всё время я была связана, на глазах была повязка. Я ничего не видела, не слышала…

Я сделала паузу, давая ему осознать ужас этой картины.

— Бог мой, Алина… – вздохнул он.

— А потом… меня взяли и бросили. Точнее, выбросили, как мешок с мусором. Я была без создания от удара… Очнулась на трассе. Одежда была на мне, сумочка со мной, документы… И пустая, убитая трасса. Я бы погибла, веришь? Замёрзла, умерла бы от голода или под колёсами…

Голос снова подвёл меня, и на этот раз я не стала с этим бороться. Пусть думает, что это шок.

— Но меня спас один местный… Его зовут Адам. Он… он подобрал меня, отвёз к себе, выходил. Я не звонила, потому что была в глубочайшем шоке. И я… боялась. Что они вернутся. Что найдут. Жила у него, приходила в себя…

Я чуть не сорвалась, чуть не крикнула:

«И влюбилась в него!»,

но вовремя остановилась.

— Скажи, – перевела я дух, – нашлись те, кто меня похитил? Да?

— Не совсем, – голос Артёма стал жёстким и деловым. – Кое-кто раскололся и выяснилось, что тебя заказали. Тебя планировали в тот день убить. Похоже, похитители… переиграли. Можно сказать, тебе повезло. Значит, ты не знаешь, кто тебя похитил?

В его голосе слышалось сомнение.

Опытный капитан полиции, он чувствовал нестыковки.

— Понятия не имею, кто это, – чистым, почти невинным голосом ответила я. – Ни лиц, ни голосов… Но я надеюсь, что всё в прошлом… И я уже возвращаюсь. Сейчас я в аэропорту Минеральных Вод. Вернусь, и мы всё решим с теми, кто хотел от меня избавиться.

Он задавал ещё вопросы. Много вопросов. Спрашивал, как я вообще. И где именно была. Отвечала витиевато, обходила острые углы.

Когда стюардесса, попросила отключить телефон, мы с Артёмом попрощались, и я отключила связь.

Телефон выпал у меня из ослабевших пальцев.

Адам спас меня дважды.

Сначала от киллеров.

Потом от меня самой, от той холодной, расчётливой карьеристки, которой я была.

Он показал мне, что значит жить по-настоящему.

Любить по-настоящему.

И теперь я спасала его. Не от тюрьмы. От самого себя.

Я делала его героем.

И в этой лжи была правда и любовь.

Пусть он думает, что я его ненавижу. Зато он будет свободен.

А я… я буду хранить в сердце память о горном орле, который навсегда унёс с собой часть моей души.

Я обернулась и посмотрела в иллюминатор.

Где-то там, внизу, оставались его горы. Его озеро. Его мир.

Самолёт набирал высоту, пронзая облака, унося меня от него. Навсегда.

Глава 15

* * *

— АДАМ —

Я стоял на краю скалы, над самым обрывом, и смотрел, как чёрная точка джипа скрывается от меня.

Ветер рвал полы черкески, свистел в ушах, но не мог заглушить оглушительную тишину, что воцарилась внутри.

По камерам я видел её взгляд.

Её глаза были полны тоски, бездонной, как горное озеро, и такой же холодной.

И полны печали, что разрывает душу на части, потому что не находит слов и выхода.

И в тот миг что-то во мне треснуло.

Какая-то важная опора, что держала всю мою решимость, рухнула, оставив после себя пустоту, в которой гулял лишь ледяной ветер отчаяния.

«Зачем?»

– пронеслось в голове, и я сжал кулаки. –

«Зачем я это сделал?»

Потому что должен был. Потому что полюбил.

Да, я полюбил её.

Не так, как берут добычу.

Не так, как владеют вещью.

Я полюбил её огонь, гордый взгляд, её ум, острый как шашка.

Я полюбил то, как она училась понимать меня, как в её глазах зажигались искры восторга, когда она скакала на коне, ощущая ветер свободы.

И именно поэтому я должен был отпустить.

Я взял её жизнь силой.

Украл, как вещь.

И каждая наша ночь, каждая ласка, каждая её улыбка – всё это было построено на силе. Я завладел ею…

Но рано или поздно эйфория прошла бы.

И она оглянулась бы вокруг и поняла, что эта жизнь – это не её выбор.

Она возненавидела бы меня.

Возненавидела бы эту землю, что стала её тюрьмой.

А я не смог бы вынести её ненависти.

Лучше пусть сейчас. Лучше пусть унесёт с собой память о нашей страсти. О моей любви. О красоте этих мест.

Она, как нежный цветок, что растёт на южных склонах. Ярок, прекрасен, но не приживётся на суровых северных скалах. Он зачахнет. Погибнет. А я не смогу смотреть, как угасает её свет.

«Я поступаю правильно»,

– повторял себе, как мантру, глядя в пустое небо. –

«Это единственный верный путь».

Но почему тогда внутри всё кричит от боли?

Почему сердце, это бессловесное, глупое сердце, разорвано в клочья, словно его потрошили тупым кинжалом?

Почему каждая клетка моего тела помнит её тепло, запах, и ноет от пустоты, что она оставила после себя?

Я видел, как машина скрылась за поворотом.

И теперь стоял один, как дуб, что веками рос на этом утёсе. Сильный, несокрушимый, и до глубины души одинокий.

Я отпустил её, чтобы спасти её от горькой участи вечной пленницы. Спасти себя от муки видеть, как она начнёт страдать и жалеть о своей прошлой, яркой, насыщенной жизни.

У неё головокружительная карьера.

Друзья, подруги…

Моя персона в эту жизнь не вписывается.

Но черт возьми, ни одна битва, ни одна рана не причиняла такой адской боли.

Это была цена любви.

Цена, которую я заплатил сполна.

И теперь мне предстояло нести этот груз.

До конца своих дней.

Стоять на этой скале и смотреть в ту сторону, где она теперь.

* * *

— АЛИСА —

Ноябрь пришёл в Москву до ужаса противный.

Серая, промозглая, безнадежная осень.

Дождь со снегом монотонно стучал по оконному стеклу моей стильной, бездушной квартиры.

Прошёл месяц, как я вернулась.

Целых тридцать дней, которые ощущались как тридцать лет.

Вернулась в свою жизнь.

В свой офис с панорамными окнами, где я когда-то чувствовала себя королевой.

Теперь это была просто стеклянная клетка.

Дела, встречи, суды – всё это отныне казалось блеклой, бессмысленной игрой.

Я ловила себя на том, что во время жарких прений с оппонентом смотрю в окно на грязное небо и вспоминаю, как пахнет воздух на горном перевале.

Свежесть хвои, влажный камень, свобода.

Мужчины… Боги, а эти столичные мужчины?

Бизнесмены в дорогих костюмах, коллеги-юристы с выверенными речами.

Они казались мне такими… пресными. Искусственными.

В их глазах не было той дикой, животной силы, того огня, что читался во взгляде Адама даже в самые спокойные моменты.

Их случайные прикосновения не зажигали молний под кожей.

Их тухлые комплименты не заставляли забыть обо всём на свете.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Они были слабыми.

И я, к своему ужасу, скучала по той самой грубой, варварской силе, что могла прижать меня к стене и заставить кричать от наслаждения.

Сегодня всё пошло кувырком с самого утра.

Я сорвала важные переговоры, нахамила партнёру и ушла, хлопнув дверью.

Вечером встретилась с подругами в баре, но их болтовня о дизайнерских шмотках, мужчинах и сплетни раздражали до зубного скрежета.

И я высказала всё, что думаю об их пустых личностях.

— Да что с тобой такое?! – в сердцах крикнула одна из «подруг». – У тебя ПМС что ли?! Бешеная дура!

— Не нравится наше общество? Так тебя никто не держит… – фыркнули другие девчонки.

Слово «ПМС» повисло в воздухе, и я замерла, как вкопанная.

Ледяная волна прокатилась по спине.

Красные дни.

Я не вспоминала о них… давно. Слишком давно.

Сердце заколотилось с бешеной скоростью.

Нет. Не может быть.

Я не помню, как оказалась в аптеке.

Как купила тесты.

Как стояла в своей безупречно чистой ванной и ждала…

Беременна.

Другой тест тоже показал беремнность.

Третий, четвёртый, пятый… Все десять штук сообщили о моей беременности!

Я опустилась на холодный кафель, не в силах удержаться на ногах.

Рука инстинктивно легла на ещё плоский живот.

Внутри меня билось крошечное сердце.

Его сердце.

Наше сердце.

И прозрение наступило мгновенно, ясное и неоспоримое, как удар молнии.

Всё встало на свои места.

Тоска, пустота, раздражение – это был не просто гормональный сбой. Это была тоска по нему.

Моя жизнь здесь, в этом каменном мешке, была невозможна.

Она была возможна только с ним.

Только там, где воздух пахнет свободой.

Я поднялась с пола. Слёз не было. Была лишь стальная решимость.

Я взяла телефон.

— Анна Георгиевна, – сказала я своей помощнице, голос звучал ровно и холодно. – Я беру отпуск, бессрочный. Все дела передайте моим коллегам.

После мне позвонил сам начальник.

В трубке слышался его возмущённый крик, ругательства и попытки образумить.

Я прервала его на полуслове.

— Но вы как-то справлялись без меня, когда я была… похищена. И сейчас справитесь.

И бросила трубку, не слушая ответа.

Затем открыла приложение авиакомпаний.

Быстрый поиск. Один клик.

Билет до Минеральных Вод был у меня на телефоне. Рейс завтра утром.

Посмотрела на своё отражение в зеркале.

В глазах, ещё недавно полных тоски, теперь горел знакомый огонь.

Огонь борьбы. Огонь любви.

Я не просто возвращалась.

Я ехала за своим счастьем.

За своим будущим.

И на этот раз никто и ничто не могло меня остановить.

* * *

Посёлок за Черкесском встретил меня тем же суровым спокойствием, тем же величавым молчанием гор.

Когда такси остановилось на нужной мне улице, у нужного мне дом, вышел Руслан.

Рассчиталась за такси и вышла.

Увидев меня, Руслан замер, и его обычно невозмутимое лицо выразило такое изумление, будто он увидел призрака.

— Алиса Юрьевна? – произнёс он, и в его голосе прозвучало неподдельное потрясение.

На моём лице расплылась улыбка, первая по-настоящему счастливая улыбка за последнее время.

— Давно не виделись, – сказала я и, сделав шаг вперёд и осторожно спросила: – Он здесь?

Руслан тяжело вздохнул и пожал плечами, его взгляд скользнул по направлению к горам.

— В горах. С тех пор, как вы уехали, сам не свой. Словно дух в нём надломился. Дела все забросил. Сутками пропадает на озере. Возвращается только к ночи, мрачный, злой всегда.

Сердце моё сжалось от боли за него, но вместе с тем во мне зажглась уверенность.

Он страдал. Так же, как и я.

Значит, не всё ещё потеряно.

— Дай мне коня, Руслан, – попросила я твёрдым тоном.

Он кивнул, без лишних слов, и через несколько минут я уже сидела в седле того самого серого скакуна, на котором училась когда-то.

Но теперь я не была робкой ученицей. Я была женщиной, знающей свою дорогу.

Дорога к озеру показалась и вечностью, и одним мгновением.

Каждый поворот, каждое дерево были до боли знакомыми.

И вскоре блеснула водная гладь.

Я увидела его.

Он сидел на краю пирса, его мощная спина была ко мне повёрнута, плечи напряжены.

Одинокий, как скала.

Вид его одинокой фигуры пронзил меня острой болью и такой нежностью, что дыхание перехватило.

Я была права. Я приехала вовремя.

Спешилась и бесшумно подошла по скрипящим доскам.

Он не обернулся, но я знала, он почувствовал моё присутствие. Всё в нём напряглось.

— Я же просил меня не трогать! – его голос прозвучал хрипло, почти звериным рыком, полным боли и ярости. – Убирайся!

Я сделала глубокий вдох, и на мои губы снова легла улыбка. Спокойная и уверенная.

— Что ж, ладно… – сказала я мягко, с лёгкой насмешкой в голосе. – Тогда поеду обратно… в Москву…

Эффект был мгновенным.

Он резко вскочил на ноги, так что пирс качнулся.

Развернулся.

И я увидела его лицо.

Шок. Глубокое, абсолютное неверие.

А потом, пробиваясь сквозь всё это, – слабая, почти безумная надежда.

Его глаза, эти тёмные бездны, в которых я тонула, были широко раскрыты.

— Алиса? – моё имя сорвалось с его губ шёпотом, полным смятения. – Что… Что ты здесь забыла?

Я подошла к нему ближе, чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу, но не от страха, а от предвкушения.

— Сама не знаю… – пожала я плечами, останавливаясь в шаге от него. – Наверное, любовь.

Я увидела, как сжалась его челюсти.

В его глазах бушевала буря.

— Да и ребёнок, – тихо добавила я, кладя ладонь на ещё плоский живот, – не должен расти без отца.

Наступила тишина.

Казалось, сам воздух замер в ожидании.

Он смотрел на мою руку на животе, и по его лицу прокатилась такая буря эмоций, что я едва могла их разобрать.

Шок, неверие, страх, и наконец… наконец, та самая, чистая, безудержная радость, которую он уже не пытался скрыть.

Адам не сказал ни слова.

Он просто сделал шаг, сомкнул мою руку в своей огромной ладони и прижал её к своему сердцу.

Оно билось так же бешено, как и моё.

И в его глазах, наконец, не осталось ни шока, ни боли.

Только безграничная, дикая любовь.

И понимание, что на этот раз мы уже никогда не отпустим друг друга.

Эпилог

* * *

— АЛИСА —

Прошло полтора года.

Полтора года, которые вместили в себя целую жизнь.

Или, может, именно с них моя жизнь и началась по-настоящему.

Я стояла на краю старого деревянного пирса, том самом, где когда-то рухнул мой старый мир и родился новый.

На руках у меня спал наш сын, маленький Тимур, названный в честь деда.

Его тёмные ресницы трепетали на щеках, а крошечная ручка сжимала край моей шали.

Вода у берега шепталась с камнями, а горы, вечные и невозмутимые, купали свои вершины в закатном золоте.

Я чувствовала его приближение ещё до того, как его шаги отозвались в досках под ногами.

Адам подошёл сзади, и его руки, сильные и нежные, обняли меня.

Одна легла мне на талию, а другая поверх моей руки, державшей нашего сына.

Его тепло, знакомое и родное, разлилось по мне, как самое дорогое лекарство.

— Вот и хорошо, что ты вернулась тогда, любимая, – его голос прозвучал тихо, прямо у моего уха, и в нём было море такой нежности, что от одного его звука на глаза навернулись слёзы счастья. – Иначе где бы я был сейчас… без твоего сердца?

Я обернулась в его объятиях, чтобы видеть его лицо.

Его тёмные глаза, в которых когда-то бушевали бури, теперь смотрели на меня с таким безмятежным спокойствием и любовью, что дух захватывало.

Я поднялась на цыпочки и коснулась его губ своими.

— Молчи, варвар, – прошептала я, чувствуя, как улыбка разливается по моему лицу. – Ты моё сердце просто украл… И теперь отвечаешь за него.

Он рассмеялся, тихо, счастливо, и прижал меня к себе вместе с нашим сыном.

Я прильнула к его груди, слушая ровный стук его сердца, того самого сердца, которое когда-то решило, что должно отпустить меня, чтобы спасти.

И которое теперь билось в унисон с моим.

Отныне я была не Алиса Орлова, успешный московский юрист.

Я была Алиса Цхададзе.

Жена Адама Цхададзе.

Мать его сына.

Хранительница его очага.

И я была дома.

В его горах.

В его объятиях.

В его любви.

Он когда-то украл меня, чтобы подарить мне всю свою суровую, дикую вселенную.

А я вернулась, чтобы подарить ему своё сердце.

И в этой честной, равной битве двух сильных душ родилось наше счастье.

Такое же вечное, как эти горы.

Такое же безграничное, как это закатное небо над нами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец