Любовь Ангела. Из книги Истории про любовь

Глава 1. После...

ПЕРВЫЙ ТОМ:

Габриэль лежал, не двигаясь.

Джесси спала рядом, удобно устроившись в его объятиях. Её дыхание было ровным, тёплым, почти неслышным. А он... он не мог заставить себя сомкнуть глаза. Всё любовался нежными линиями её прекрасного лица, пропускал между пальцами шёлковые пряди её шикарных длинных волос и чувствовал себя так, словно шагнул за грань, откуда уже нет дороги обратно.

Он столько раз спал с женщинами, и каждый раз всё было просто. Без эмоций. Без последствий. Он всегда выбирал партнёрш, которые могли и хотели доставить удовольствие, но всегда всё держал под контролем. Всегда держал их на расстоянии, следил, чтобы никто никогда не нарушал его границ. Иногда страсть, иногда — нежность, но всегда — в рамках, где он оставался хозяином положения. Он всегда знал, где начинается игра, и где она заканчивается.

Но не с ней.

С Джесси всё пошло иначе с самого начала, но только сейчас он понял, насколько. У него бы язык не повернулся назвать то, что между ними произошло, обычным сексом. Эта ночь, которая не должна была отличаться от сотни других, вдруг перевернула весь его мир! Потому что то, что между ними произошло, было не сексом и даже не занятием любовью, а именно — единением.

Он знал женщин. Знал их повадки и интересы. Он видел, когда женщина чувствует по-настоящему, а когда только делает вид. Когда старается казаться любящей и нежной. А Джесси не играла. Она не притворялась и не просчитывала. Она просто отдавала ему себя. Всю — без остатка. Беззаветно, искренне, страстно и по-трогательному неумело... отчего его сердце сжималось от нежности. И Габриэль понимал, что никогда не сможет предать оказанное ему доверие!

И то, как она смотрела на него, как шептала его имя, тянулась к нему за поцелуями, как крепко сжималась вокруг него своей шёлковой нежностью в самый последний момент...

Обычно он избегал любого проявления близости со своими партнёршами, но когда они с Джесси занимались любовью, он даже не заметил, как нашёл её руки, переплетая их пальцы. Он сделал это, даже не осознав, будто это было самым естественным на свете.

Возможно, это так на него подействовало её доверие. Беззащитное. Наивное. Настоящее. Которое появляется только, когда женщина по-настоящему любит своего мужчину.

Любовь! Он чувствовал, как у него сжимается горло. Господи, как могло так получиться, что она в него влюбилась? Эта нежная девочка-идеалистка! В него! Циничного, жёсткого, прожжённого опытом мужчину, который уже не верил во всю эту чушь!

Габриэль никогда не думал, что после всех своих лет, всех женщин, всех грехов, способных заставить любого священника махнуть на него рукой — он вдруг почувствует это.

Она не просто открылась ему. Она впустила его — глубже, чем он, пожалуй, заслуживал.

А он… не ожидал этого.

Он не привык бояться. Но сейчас — боялся. Нет, не ответственности! А потому, что знал, что поставлено на карту. Это был не просто секс или близость — их ночь превратилась в нечто такое, от чего не отмахнёшься. Не забудешь утром. Она этого, наверняка, даже не осознала, а вот он... сразу понял, что произошло!

Он нежно провёл пальцем по её щеке. Осторожно, с благоговением, которое он не думал, что когда-нибудь снова сможет почувствовать по отношению к женщине. Его Джесси, его нежный, страстный ангел!

Зачем он ей? Он вздохнул, почти беззвучно, стараясь не потревожить её. Джесси пошевелилась во сне и закинула ногу на его бёдра, как будто знала, что рядом с ним безопасно. А он... он вдруг почувствовал себя обманщиком.

«Безопасно? — горько подумал Габриэль. — Если бы ты знала, что я за человек. Если бы ты хоть немного понимала, во что ввязываешься, Джесси...»

Он отвёл взгляд к потолку, будто надеясь найти ответы там, в тенях, играющих в тусклых бликах уличного фонаря. Но вместо ответов приходили только воспоминания. Выгравированные в памяти кадры, застрявшие в голове, будто изломанная плёнка, на которую нельзя больше смотреть, но и выкинуть её не получается. Всё, что он пережил. Всё, от чего бежал. Всё, что старался не вспоминать.

Его биологический отец. Жестокий, непредсказуемый, монстр-психопат. Тот, кто основательно покалечил его эмоционально. Габриэль с детства научился одному: не доверять, не расслабляться, не чувствовать. Всё остальное — слабость и прямой билет в ад. И он уверенно туда шёл, шаг за шагом, не оборачиваясь. Драки, приводы в полицейское отделение...

Дошло до того, что капитан Эндрюс однажды усадил его в допросной и разложил уродливую правду: ещё один раз — и его банально посадят! А когда Габриэль лишь безразлично пожал плечами, пятидесятилетний мужчина, у которого самого был сын его же возраста, заковал его в наручники, повёз в ближайшую тюрьму и показал, что его ждёт. Впервые на Габриэля не кричали, на него не давили — просто поставили лицом к лицу с реальностью. И неожиданно это сработало... Он закончил школу с отличием.

А потом был спецназ. Операции, о которых никто не должен знать. Команды, которые звучали как приговор. Он выполнял их — без колебаний. Потому что умел. Потому что был лучшим. Потому что рядом с ним умирали и убивали других. А он — выжил. Выжил, но изменился до неузнаваемости.

Он слишком хорошо знал, на что способен человек, когда перестаёт бояться убивать. И ещё хуже — когда начинает к этому привыкать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ему давно казалось, что он уже не человек. Просто набор инстинктов, памяти, навыков и гнева. Больше тридцати лет он так жил — с холодной головой и выжженной душой.

И теперь в его жизни появилась Джессика.

Она — как рассвет после бесконечной ночи. Джесси не пыталась его изменить, не пыталась им манипулировать — она просто была. Со своей честностью, теплом, идеализмом. Чёрт побери, она даже ругалась на него искренне, когда он попёрся на работу на третий день после ранения. Она отчитывала его с таким негодованием, а он ловил себя на том, что смотрит на неё, не отрываясь, как на чудо.

«Зачем я тебе, Джесс?» — он смотрел на её лицо, на тёмные длинные ресницы, спокойно лежащие на щеках, и сердце болезненно сжималось. «Ты достойна кого-то, кто не сломан. Кого-то мягкого и светлого. Того, кто знает, как любить. А я? Я... эмоциональный инвалид с дерьмовым характером. Я не умею говорить о чувствах. Не умею просить прощения. Не умею быть... хорошим».

Он стиснул зубы. Не от боли — от бессилия.

Он мог защитить её от всего мира. Мог держать её, как сейчас, и не подпустить никого, кто осмелится причинить ей боль. Мог убить ради неё — без колебаний. Но что он мог дать ей, кроме этого?

Никакие крепкие руки не спасут от того, что гниёт у него внутри. От сомнений. От страха. От кошмаров, после которых он просыпается в холодном поту...

Габриэль боялся, что его скверна когда-нибудь затмит её свет. Что он разрушит её, просто потому что он — моральный урод, который не умеет любить...

Он закрыл глаза, зарывшись лицом в её волосы, пахнущие ванилью и кокосом.

Она заслуживала большего, но, чёрт побери, он уже не сможет её отпустить.

Впервые в жизни ему не хотелось возвращаться к своей привычной отстранённости, к циничной чёткой логике, к броне, которой он пользовался годами. Потому что с ней... всё обрело вкус. Цвет. Смысл.

Он проснулся через пару часов. Джесси практически лежала на нём — тёплая, нежная, и невероятно хрупкая... Её рука всё ещё покоилась на его груди, нога — на его бедре. Её тихое дыхание щекотало его шею, а волосы слегка растрепались.

И её запах. Тонкий, соблазнительный, возбуждающий. Он манил и будоражил его воображение. Чёрт возьми, он никогда не придавал особого значения женским духам — пока не появилась она.

Он не шевелился, просто смотрел на неё — в какой-то странной, новой для себя тишине. Ему было хорошо. Не просто физически, а именно эмоционально. Спокойно.

Джесси что-то прошептала во сне и прижалась к нему ещё сильнее. Её тело мягко изгибалось вдоль его — как будто инстинктивно искало его тепло, его прикосновение, его самого.

Её рука скользнула по его коже — сначала по груди, потом к ключице, и в следующее мгновение он затаил дыхание, когда она обвилась вокруг его шеи...

Слишком возбуждающе, слишком чувственно — и внутри у Габриэля что-то дрогнуло.

Огненная волна мгновенно прокатилась по телу — распаляя, пробуждая первобытное, до боли знакомое чувство. Он не успел подумать — тело просто отреагировало. Мышцы напряглись, пульс ускорился, в паху заныло от желания — настолько яркого и внезапного, что он едва сдержал глухой стон.

«Чёрт...»

Она даже не проснулась по-настоящему — а его уже трясло от вожделения, как будто не было этой страстной ночи между ними. Но он хотел её не только физически. Его влекло к ней целиком — словно она была самой прекрасной женщиной на Земле.

Габриэль не удержался и провёл ладонью по её спине, чуть ниже — по изгибу талии, и почувствовал, как её кожа покрывается мурашками. Джесси тихонько вздохнула во сне, пошевелилась — и этим неосознанным движением только усугубила всё: её бедро скользнуло вдоль его напряжённого члена — и у него потемнело в глазах. Это было непреодолимо.

Он знал это ощущение — это был момент, когда желание становилось таким явным, что его невозможно игнорировать. Ни одна женщина не доводила его до такого состояния одним невинным прикосновением...

Он смотрел на неё — и в этом взгляде было всё: восхищение, вожделение, одержимость.

Она даже не подозревала, насколько прекрасна в эту секунду — растрёпанная, сонная, тёплая, уязвимая. Его.

Он наклонился ближе, поцеловал её в висок — мягко, будто спрашивая разрешения, хотя сам знал, что в этот момент уже не сможет остановиться.

Сейчас он будет с ней. Медленно. Жадно. До конца.

Джесси мягко пошевелилась, приоткрыла глаза. Сонно посмотрела на него с тем самым узнающим, доверчивым выражением — и улыбнулась. Такая тёплая, настоящая...

— Доброе утро, — прошептала она. Её голос был чуть хрипловат от сна.

Габриэль не ответил. Просто наклонился и встретил её губы.

Медленно. Осознанно.

Внутри вспыхнула не просто искра — пламя, тёплое и уверенное. Он целовал её как мужчина, который наконец нашёл то, что искал слишком долго — и теперь боялся отпустить.

Это был нежный, чувственный поцелуй — изучающий и медленный. Он смаковал её вкус и дыхание. И Джесси сначала ответила ему сдержанно, неуверенно, но когда он слегка прикусил её нижнюю губу — чуть сильнее, чем она ожидала, — она выдохнула сквозь рот, дрогнула, и Габриэль мгновенно воспользовался этим и углубил поцелуй.

Он не торопился. Позволял ей тонуть в этом ощущении. Его язык скользнул к её — не стремясь взять, а приглашая. К танцу, к согласию, к откровению. И она приняла его.

Когда их языки сплелись в эротическом танце, всё вокруг исчезло, а время словно остановилось. Он чувствовал, как учащается её дыхание, а в прекрасных серых глазах загорается огонь необузданного желания.

Джесси шевельнулась, чуть изогнувшись — и от этого у него внутри всё взорвалось. Всё в ней сводило его с ума: мягкость движений, бархатная кожа, даже запах, от которого у него каждый раз поднималась волна желания — такая сильная, мощная, что он чувствовал, как перехватывает дыхание.

Он провёл ладонями по её спине и ниже... Его ладони легли на её попку, и он подтянул её выше, позволяя ей почувствовать силу его желания.

Она тихо ахнула, но не отстранилась. Напротив — сама прижалась ближе, обняла его ногами, позволив их телам инстинктивно настроиться друг на друга.

Он вошёл в неё медленно, глубоко, затаив дыхание и не сводя с неё взгляда. Джесси тихо застонала, и Габриэль на мгновение потерял себя в её взгляде — в распахнутых прекрасных серебристых глазах, ясных, полных тех самых чувств, в наличие которых он даже боялся поверить.

Весь мир сжался до одной-единственной точки — где соприкасались их тела. Сначала они почти не двигались — просто были вместе, дышали друг другом, как будто мир перестал существовать. Его ладони обнимали её лицо, пальцы скользили по грациозной, красивой спине, по изгибу тонкой талии — будто он впервые изучал её прекрасное тело.

Он знал, как брать женщину, как владеть, как подчинять. Но сейчас... он хотел другого.

— Сядь на меня, — хрипло прошептал он, глядя ей в глаза.

Джесси послушно приподнялась, опираясь ладонями о его грудь, и села верхом на него, как будто это было самым естественным в мире.

Габриэль скользнул взглядом по её телу, любуясь длинной шеей, аккуратной высокой грудью с горошинками розовых сосков, тонкой талией и красивыми бёдрами...

Он смотрел на неё снизу, заворожённо, будто не мог насытиться — с тем самым восторгом, который доступен только мужчине, обнимающему свою единственную. Его женщина. Его богиня...

Её глаза — серые, сияющие, чуть затуманенные страстью — ловили его взгляд, и он тянулся к ним как к свету, как к воздуху.

Габриэль с чувственной нежностью скользнул руками по её бёдрам, вверх, лаская её грудь.

И Джесси выдохнула от наслаждения, а он, не отрывая от неё взгляда, хрипло прошептал:

— Сделай это, Ангел. Я хочу почувствовать, как ты двигаешься на мне.

Удивлённый взгляд колдовских серых глаз, неуверенная улыбка — и она начала двигать бёдрами: то чуть подаваясь вперёд, то опускаясь на него до упора — медленно, глубоко, чувственно...

Он крепко обхватил её бёдра, наслаждаясь видом, ощущениями, её теплом, её тяжестью на себе — и тем, как она смотрела на него: распахнуто, с доверием и жаждой.

Он сел, жадно целуя её. Наслаждаясь каждой секундой, каждым её движением, каждым её нежным стоном. Он был в ней — полностью. Каждое её движение отзывалось в нём до дрожи, каждый её вдох сбивал ритм сердца. Он целовал её шею и грудь, пока его нежная малышка выгибалась на нём, откинув назад голову и прикрыв глаза.

Они были одним целым. Настолько, что в какой-то момент он потерял ощущение границ — где заканчивается она и начинается он. Он чувствовал её эмоции, отклик и удовольствие — не как физическую реакцию, а как нечто общее. Её пальцы вцепились в его плечи, пока она дрожащим голосом страстно шептала его имя.

Она отдавалась ему вся — без остатка, с доверием, которого он не заслужил, но за которое был готов отдать всё, что у него есть.

И в этот момент он понял: это и есть любовь.

Не слова. Не обещания.

А вот это — их тела, сплетённые в одно целое. Их дыхание, сливающееся в одно.

И когда всё закончилось, он ещё долго держал её так, будто мир рушится, и только она — единственное, что ещё имеет смысл.

— Я люблю тебя... — зарывшись в его плечо, едва слышно прошептала Джесси сонным голосом.

Он не ответил. Не потому что не хотел — а потому что горло внезапно перехватило. Сначала он даже не поверил в то, что услышал, а потом, заглянув в умиротворённое лицо спящей девушки, улыбнулся, впервые за много лет почувствовав, что дом — это не место. Дом — это девушка, которую он держал сейчас в своих объятиях.

Если вы читаете историю не на Литнет, значит эта книга была украдена y автора пиратами. Пожалуйста, перейдите по ссылке:

на оригинал произведения. Читая книгу на сторонних ресурсах, вы отнимаете у автора ту искреннюю радость, которую приносит творчество. Оно требует многих сил и всё-таки заслуживает хотя бы того, чтобы автор видел, что её читают. Пожалуйста, не забирайте у неё результаты труда, спонсируя кому-то доход от бесящей вас же рекламы.

Глава 2. Волшебное Утро

Джесси проснулась от скользившего по её лицу солнечного зайчика. Девушка повернулась на другой бок, надеясь снова уснуть, но тёплый, золотистый свет мягкого утреннего солнца, проникавший в комнату сквозь приоткрытые шторы, уже сделал своё дело — спать больше не хотелось. Сладко зевнув, она лениво потянулась и почувствовала, как тело приятно ломит после бурной ночи.

Неожиданно промелькнувшие перед глазами события вчерашней ночи — и сонная нега окончательно спала с неё. Её губы сами собой тронула улыбка. О да! Вчерашняя ночь превзошла все её самые смелые фантазии! Уже под утро Габриэль разбудил её поцелуями и снова нежно любил, заставляя вновь и вновь сходить с ума от наслаждения! Она никогда не думала, что можно испытывать такое удовольствие, занимаясь сексом. Хотя... наверняка не всем женщинам так везёт.

Габриэль просто был потрясающим любовником, который отлично чувствовал свою партнёршу и делал всё, чтобы доставить ей удовольствие. Ей невероятно повезло, что её первым любовником стал именно он! Этот мерзавец был хорош. Притом настолько, что, когда всё закончится, будет довольно трудно найти ему замену...

Джесси нахмурилась, понимая, что после прошлой ночи мысль об окончании их сделки по истечении четырёх лет вызывает у неё... глухое раздражение и даже злость. Ей внезапно захотелось большего. Хотелось всегда отдаваться этому потрясающему мужчине, от которого она вчера буквально теряла голову, просыпаться в его постели, чувствовать его защиту...

— Дура! Для него это всего лишь сделка! А ты совсем спятила, если думаешь, что он взвалит на себя какие-то новые обязательства только потому, что вы хорошо потрахались! — вредный внутренний голос спустил её с небес на землю, и радужное настроение Джесси слегка померкло.

Не стоит привязываться к Габриэлю! Он вряд ли оценит такой "сюрприз", а ей потом совсем не хотелось собирать осколки своего вдребезги разбитого сердца, когда он пропишет ей от ворот поворот...

Девушка вздохнула, повернулась на бок... И тут её взгляд упал на прикроватную тумбочку. Там, в тяжёлой хрустальной вазе, стоял шикарный букет алых роз. Большие, свежие, будто только что собранные, они источали тонкий, головокружительный аромат.

Джесси приподнялась на локте, слегка касаясь пальцами бархатных лепестков, и почувствовала, как сердце пропустило удар. Она не ожидала этого. Этот жест был таким красивым, романтичным… таким необычным. Это совсем не то, что дарят случайной любовнице. Ведь правда — зачем стараться, если ты и так получишь всё причитающееся?

Но тут она заметила нечто, что заставило её сердце забиться быстрее. Среди цветов была маленькая открытка, на которой было всего три слова: «Доброе утро, Ангел!».

Джесси не смогла сдержать улыбку, коснувшись пальцами лепестков. Ну что ж, если это был его способ оставить ещё большее впечатление после ночи, то он, чёрт возьми, знал, как это делать красиво. Вряд ли какой-то мужчина сможет в будущем произвести на неё большее впечатление, чем...

К чёрту других мужчин! Эта мысль пришла в её голову внезапно, и на душе у девушки стало легче — словно упала давившая на неё бетонная плита. Ей не нужен другой мужчина, если это не Габриэль!

А второй мыслью было ещё более невероятное:

да я, кажется, влюбилась...

И почему-то эти две мысли не испугали её, а наоборот — заставили счастливо улыбнуться!

Она не будет ничего загадывать. Она просто будет наслаждаться их отношениями, пока они обоих устраивают. Кто знает — может, в конце концов, они просто устанут друг от друга и мирно расстанутся. А потом... Потом она будет жить одна. Ведь если нельзя быть с лучшим, то зачем довольствоваться кем попало, просто потому что так принято в обществе?

Ей повезло — она нашла СВОЕГО мужчину, и предавать его она не будет, даже если когда-нибудь станет ему не нужна. Это будет та цена, которую она готова заплатить за четыре потрясающих года с Габриэлем.

Она нежно провела кончиками пальцев по карточке, чувствуя, как на губах снова появляется улыбка. Глубоко вздохнув, она направилась в ванную. Тёплая вода мягко стекала по её телу, смывая остатки сна — но не мысли о прошлой ночи.

Джесси закрыла глаза — и перед ней снова вспыхнули образы. Горячие, смелые, заставляющие её сердце биться быстрее. Габриэль. Его сильные руки, горячее дыхание на её коже, глубокий голос, нашёптывающий слова, которые она никогда не забудет. То, как он двигался, заполняя её собой, присваивая её, делая её своей...

Она прикусила губу, покраснев от собственных воспоминаний, и, схватив мочалку и свой любимый цитрусовый гель для душа, начала поспешно намыливаться. После вчерашнего её тело стало чувствительным, нежным — и даже мягкие, почти невесомые прикосновения губки для душа посылали искорки наслаждения по всему телу. Словно Габриэль вчера раскрыл её чувственность, сделав её готовой принимать и дарить любовь.

Осторожно промокнув кожу полотенцем, Джесси накинула на голое тело лёгкий халат. Была мысль надеть красивый кружевной комплект лилового цвета со стразиками, но... между ног уже начинало пульсировать от вспыхнувшего в её теле желания, и с большой долей вероятности она просто накинется на Габриэля, когда увидит его, и банально изнасилует! Так что к чёрту лишние тряпки. Как-нибудь в другой раз его побалует и подразнит.

Она поспешно спустилась вниз.

На кухне пахло чем-то вкусным — смесь кофе, бекона, поджаренного хлеба и яичницы. Габриэль стоял у плиты, спиной к ней, сосредоточенно переворачивая что-то на сковороде. На нём были только джинсы, и на несколько секунд Джесси буквально залипла, словно заворожённая, любуясь его широкой, мускулистой спиной и перекатывающимися под загорелой кожей мышцами могучих плеч и сильных рук.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Джесси сглотнула, чувствуя, как жар разливается по её телу, но уже не от душа. Она вдруг поняла, что просто стоит и смотрит на него, прикусывая губу, а внутри снова поднимается то же самое желание, что и ночью. Порочное, сильное, сводящее её с ума...

Как будто почувствовав её взгляд, Габриэль обернулся. Его губы тронула кривая улыбка.

— Доброе утро, красавица, — его голос был немного хриплым, но от этого только ещё более соблазнительным. — Хорошо спала?

Джесси постаралась изобразить непринуждённость, хотя её щёки предательски вспыхнули от скрытого контекста его вопроса.

— Да… вполне, — она опустила глаза, но тут же снова посмотрела на него, как будто её тянуло к нему магнетической силой.

Габриэль внимательно посмотрел на неё, явно замечая её смущение, и усмехнулся, выключая плиту и снимая сковороду.

— Завтрак готов. Надо же тебе восстановить силы после такой ночи...

Его слова, наполненные скрытым смыслом, заставили её ощутить горячий прилив в животе. Чёрт возьми, этот мужчина определённо знал, что делает…

И в следующее мгновение он ей подмигнул.

Зря! Вот зря он это сделал… Если до этого она ещё боролась с собой — с помощью каким-то чудом оставшегося после вчерашнего стеснения — то после этого по-мальчишески непринуждённого жеста у Джесси словно сорвало резьбу.

Невесомый халатик с тихим шелестом скользнул с её точёных плечиков и мягко упал на пол. Неизвестно, кто из них двоих удивился больше: Джесси — собственной храбрости и дерзости, или Габриэль — столь открытому приглашению. На мгновение он застыл, словно хищник, учуявший добычу. В глазах вспыхнул жаркий, опасный огонь, а чёрный оттенок радужки потемнел от внезапно вспыхнувшей страсти, став почти антрацитовым.

Всё, что было до этого момента — стыд, сомнения, застенчивость — исчезло, превратившись в пустой звук. Он решительно шагнул к ней — его движения были плавными, но в них чувствовалась скрытая сила, напряжение большого зверя перед прыжком. Джесси затаила дыхание, но не отступила. Она не могла. Она слишком хотела его, чтобы отступать...

Чувствуя, как под этим пристальным, гипнотизирующим взглядом сердце гулко стучит, она скользнула рукой к груди и сжала сосок. Она знала, что он смотрит. Чувствовала его горячий взгляд на своей коже — обжигающий, изучающий, проникающий в самую суть. В уголке его губ дрогнула довольная, почти хищная улыбка, а в следующее мгновение он уже был рядом. Его сильные руки сомкнулись на её талии, притягивая к себе, и Джесси ахнула, ощущая, насколько он горяч. Насколько он твёрд. Насколько готов...

Их поцелуй не был осторожным. Он был жадным, требовательным, голодным. Габриэль целовал её так, словно хотел запомнить этот вкус навсегда, словно хотел забрать её дыхание, раствориться в ней. Его пальцы сжались на её талии, крепко удерживая, не давая ни малейшего шанса отстраниться. Но Джесси и не думала отступать. Она ответила, поддаваясь инстинктам, забывая обо всём, кроме бешеного огня, разгорающегося между ними.

Секунда — и она уже упиралась попкой о столешницу, а Габриэль звякнул пряжкой ремня джинсов. Неизвестно почему, но этот звук послал очередную волну возбуждения и предвкушения по её телу. Закусив губу, она сама потянулась к его ширинке, чтобы помочь...

— Не подскажешь, что тебя так завело, чтобы я впоследствии мог бессовестно этим пользоваться? — хмыкнул Габриэль, выдыхая от наслаждения, когда её тонкие пальчики с красивым маникюром проникли под одежду, обхватывая его член.

Вот только что делать дальше, Джесси не знала. На помощь пришёл Габриэль, обхвативший её руку своей, показывая, как правильно ласкать его. Решив поэкспериментировать, Джесси потянулась к мужчине, целуя его строгие, горячие губы. Поцелуй начался робко, почти неуверенно, но стоило Габриэлю ответить — настойчиво, жадно, впиваясь в её губы, — и Джесси дрожащими пальцами скользнула по его широкой груди, ощущая напряжение мышц под ладонями, чувствуя, как его тело напрягается от каждого её прикосновения.

Продолжая ласкать его тяжёлый, увитый венами ствол, она прервала поцелуй, скользнув губами по сильной линии челюсти, затем вниз к шее, где под кожей бился горячий, быстрый пульс. Она прижалась губами к этой точке, оставляя лёгкий поцелуй, затем ещё один, прежде чем, набравшись храбрости, провести по его коже кончиком языка. Она чувствовала, как Габриэль затаил дыхание, как его пальцы сильнее сжали её талию.

Внутри всё дрожало — от волнения, от желания, от головокружительного чувства контроля над его телом и от нахлынувших воспоминаний. Вчера он показал ей, каким может быть наслаждение, подарил ей ощущения, о которых она даже не смела мечтать. Теперь же ей хотелось подарить ему то же самое.

Её губы опустились ещё ниже — к его ключицам, к напряжённым мышцам груди — и она почувствовала, как он тяжело выдохнул, поглаживая её по спине. Тёплый, бархатный жар его кожи разливался под её ладонями, будоражил, заставлял забыть обо всём, кроме них двоих, поглощённых этим сладким, неумолимым притяжением. Она спускалась поцелуями всё ниже, пока её лицо не оказалось на одном уровне с его членом.

Джесси замерла на несколько секунд, с любопытством рассматривая его пульсирующий ствол — большой, увитый проступающими венами, ровный, напряжённый. Её взгляд скользнул по нему с трепетом первооткрывателя — восхищённый, немного растерянный, изучающий. Какой же он всё-таки огромный! В этом мужчине всё было совершенным — сильный, красивый, великолепный, он был словно создан для греха.

Её указательный пальчик дрогнул от волнения и переизбытка эмоций, когда она дотронулась до выступившей прозрачной капли, нежно размазывая её по головке. Стон Габриэля ворвался в её подсознание, заставляя юную соблазнительницу предвкушающе облизнуть губы. Внутри всё дрожало. От желания. От предвкушения. От осознания, что сейчас — только она может подарить ему наслаждение, что всё его внимание приковано к ней, к её прикосновениям, к её дыханию.

Это было головокружительное чувство — не страха, нет, — силы. Власти. Власти, дарованной ей его доверием и желанием. Её пальцы сжали его член чуть сильнее, наслаждаясь бархатной теплотой его упругой твёрдости — она чувствовала, как остро он реагирует на её прикосновения — откликается, напрягается.

Габриэль не двигался — лишь смотрел на неё с таким выражением, будто в этот момент она была для него всем. Она подняла на него глаза. И в этих нескольких секундах, наполненных тишиной, был заключён целый мир. Страсть, желание, доверие… и что-то ещё. Что-то, от чего у Джесси защемило в груди.

Она сделала вдох — и медленно склонилась ближе, прикасаясь губами к порозовевшей раздвоенной головке, осторожно, почти благоговейно, словно хотела запомнить этот момент навсегда. В этот момент она поняла, что перешагнула границу в их чувствах. Больше не было притворства, сделки или условий. Она принадлежала ему, а он принадлежал ей.

Габриэль застонал от удовольствия, зарываясь рукой в её волосы, и Джесси, ободрённая тем, что всё делает правильно, постаралась взять его глубже, вспоминая, как делала минет та девушка из просмотренного когда-то видео. Она не спешила. Её движения были неуверенными, но искренними. Она училась, слушала его дыхание, замечала малейшие реакции.

Каждый его тяжёлый вздох, её имя, выдохнутое почти с благоговением, каждый мускул, подрагивающий от её прикосновений, дарили ей чувство триумфа. Он позволял ей вести. Он отдавался ей — сильный, опасный мужчина, которого боялись другие — а сейчас он был только её. Был полностью в её власти. И это сводило с ума.

Джесси потерялась в этих ощущениях. В его вкусе, запахе, в тепле его рук, ласкающих её плечи и запутывающихся в её волосах. Она была рада, что он не делает никаких попыток перехватить инициативу, не пытается контролировать то, как глубоко она могла принять его в себя. Ей всегда казалось, что такое поведение со стороны мужчины просто недопустимо, если партнёр действительно ценит свою женщину... и Габриэль её не разочаровал в этом вопросе.

Всё стало неважным — только они двое, только это мгновение. Она чувствовала, как закипает в его теле напряжение, как внутри нарастает жар — и это было для неё лучшей наградой. Она хотела подарить ему удовольствие — потому что он дал ей больше, чем она когда-либо мечтала испытать.

Его голова была запрокинута назад, веки опущены. Тишину дома нарушали лишь его тяжёлое дыхание и его тихие, приглушённые стоны, что едва слышно срывались с губ.

Внезапно он отстранил её от себя:

— Довольно, малышка. Я уже на грани...

Глава 3. Ленивая Суббота

С этими словами он быстро сдёрнул её с пола, и в следующее мгновение она снова оказалась прижата к столешнице. Габриэль подхватил её ногу, чтобы дать себе максимальный доступ и сделать проникновение более полным, и на секунду замер. Его рука устремилась вниз, и он довольно улыбнулся, почувствовав, что она уже вся мокрая от желания! Просто невероятно, насколько её возбудил обычный минет. В его глазах столько страсти, что Джесси уже почти дрожала от нетерпения и острого желания, когда его головка начала проскальзывать между её блестящих от желания складочек.

— Пожалуйста, Габриэль, быстрее... — она с трудом верила, что эти слова срываются с её губ. Проклятье! Она была готова буквально умолять его, чтобы он взял её... И Габриэль это понял. Они встречаются взглядами, и она почти тонет в чёрном омуте его колдовских глаз... Миг — и он одним мощным рывком оказывается в её теле, а Джесси с тихим криком наслаждения выгибается ему навстречу.

Она двигалась ему навстречу, пока он входил в её тело. Ей сейчас не хотелось нежности — ей хотелось его страсти! Хотелось, чтобы он не останавливался и не сдерживался! Она не замечала, что её ногти оставляют царапины на его плечах, не осознавала, что громко стонет, двигаясь ему навстречу и встречая каждое проникновение, каждый мощный, глубокий толчок.

— Господи, Джесси... — чувствуя, что она уже на грани, он ускорил темп, жёстко зафиксировав её бёдра.

— Да! Да, пожалуйста, не останавливайся! — выкрикнула она, чувствуя, что ещё немного — и пульсация, зародившаяся между ног, там, где их тела сливались в самом древнем танце на земле, обернётся сокрушительной лавиной наслаждения.

Ей хватило всего нескольких фрикций, нескольких глубоких резких проникновений — и сладкая дрожь, волнами наслаждения расходясь по телу, заставила её закричать в его объятиях и обхватить ногами его сильные бёдра.

— Джесси, девочка моя... Что ты со мной делаешь, моя колдунья... — тихий стон Габриэля и пульсация его члена внутри заставляют Джесси счастливо улыбнуться от осознания, что он тоже получил удовольствие.

Его полный нежности поцелуй и совершенно счастливые чёрные глаза сделали это утро совершенным.

— Это был... потрясающий сюрприз, Джесси, — признался он, покрывая её шею и грудь нежными поцелуями.

— Тебе правда понравилось? — улыбнулась Джесси, но он заметил неуверенность и какую-то уязвимость. Его красавица действительно переживала, что не доставила ему наслаждение.

Габриэль всё ещё прижимал её к себе, не спеша покидать её тело, как будто пытался продлить это мгновение. Его пальцы ласково скользили по изгибу её спины, а дыхание постепенно выравнивалось.

— Понравилось? Это был лучший минет в моей жизни... — хмыкнув, признался он, ничуть не погрешив против правды.

Джесси неуверенно улыбнулась — в её взгляде всё ещё скользила тень сомнения.

— Я была не уверена, что у меня получится это сделать... правильно. — Она смутилась и отвернулась, пряча взгляд, но Габриэль мягко коснулся её подбородка и заглянул в её глаза.

— Ты всё сделала правильно, девочка моя... — он наконец отпрянул, покидая её тело и бережно снимая её со столешницы. — Давай завтракать, пока всё не остыло, — он снова быстро поцеловал её и начал поправлять свою одежду.

— А что на завтрак? — спросила Джесси, накидывая халатик, который Габриэль поднял с пола и подал ей. Именно сейчас она поняла, что невероятно, прямо таки зверски голодна.

— Омлет с сыром, салат из помидорок черри, тосты с авокадо и кофе... — провозгласил он, выкладывая еду на тарелки.

— О-о, роскошное меню! — улыбнулась Джесси. — А десерт будет?

— Уже был, — на губах Габриэля появилась улыбка порочного ангела. — Но если захочешь добавки — я всегда готов.

Она неловко рассмеялась, а Габриэль на мгновение залюбовался нежным румянцем, который залил её лицо.

— Ты невозможен.

— И именно это тебе во мне больше всего нравится, — подмигнув, ответил он, присаживаясь рядом и подавая ей тарелку.

Они ели молча, но молчание было из тех, в которых уютно — когда слова не нужны. Джесси наблюдала, как солнечный свет падает на его лицо, подчёркивая тень щетины, и вдруг почувствовала невероятную нежность. Вот он, настоящий Габриэль! Без брони, без угроз — просто живой, тёплый, заботливый мужчина.

Когда они закончили, Габриэль собрал посуду и поставил в раковину.

— У нас целые выходные в распоряжении, — сказал он, обернувшись к ней с прищуром. — У тебя есть планы на сегодня?

— Хмм... — она потянулась, откидываясь на спинку стула. — Сначала я бы хотела полежать в ванне. Потом... может, выбраться куда-нибудь? На выставку. Или в книжный. Или можем просто посмотреть кино под пледом и заказать китайскую еду.

— Отличный список. Тогда я помою посуду, а ты пока прими ванну...

Вода приятно ласкала её кожу, наполняя ванную плотным паром и расслабляющим запахом малины. Джесси закрыла глаза, нежась в тёплой воде и позволяя себе полностью отпустить напряжение. Пышная пена, тихое потрескивание ароматической свечи — всё это было похоже на сон. Удивительно, как простое утро могло стать таким… полным.

Когда она наконец выбралась, обмотавшись мягким махровым полотенцем, то первым делом заметила, как изменился свет за окном спальни — он стал холодным, рассеянным. Похоже, погода окончательно испортилась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну что ж, — сказала Джесси, наблюдая, как за окном густо валит снег. Ветви деревьев уже были усыпаны белыми хлопьями, а дорогу улицы заносило снегом. — Кажется, планы на день меняются. Я ни за что не вылезу на мороз.

— Согласен, — отозвался лежащий на кровати Габриэль, который, подперев голову рукой, читал книгу. — Это не день для героизма. Это день для... горячего шоколада, марафона старых фильмов и горячего секса у камина.

— Именно в таком порядке? — она хихикнула, садясь на край кровати, всё ещё укутанная в полотенце.

Он повернул голову и посмотрел на неё. Его взгляд скользнул по капелькам влаги на её ключицах, по слегка растрёпанным влажным волосам, и в уголках губ появилась ленивая улыбка.

— А ты против? — его голос прозвучал немного хрипло.

Джесси усмехнулась, подалась ближе и провела пальцем по его щеке.

— Против? Нет, Габриэль... Я просто не знаю, с чего начать — с шоколада, фильмов или сразу с тебя...

Габриэль рассмеялся, откинув голову назад, и в груди Джесси всё сжалось от нежности. Она впервые слышала этот глубокий, тёплый смех.

— Чёрт возьми, Джесси, ты сведёшь меня с ума… — сказал он наконец, глядя на неё с восхищением. Ему нравилось в ней всё — её искренность, лёгкая дерзость и та почти детская непосредственность, с которой она делала даже самые откровенные вещи.

Он протянул к ней руку, нежно погладив тонкую скулу.

— Тогда... — прошептал он, придвигаясь ближе, и почти касаясь губами её губ.

Джесси закрыла глаза, чувствуя, как тепло его близости обволакивает её, заставляя сердце биться чаще.

— ...давай начнём с самого вкусного — с горячего шоколада.

Джесси неверяще распахнула глаза и ошарашенно уставилась на него, не веря, что он сказал это всерьёз. А заметив лукавые смешинки, затаившиеся в глубине колдовских чёрных глаз, зашарила рукой за его спиной и, нащупав первую попавшуюся подушку, с размаху стукнула ею Габриэля по голове.

Он даже не успел увернуться — подушка с глухим хлопком сбила с лица довольную ухмылку.

— Ай! За что?! — возмущённо воскликнул он.

— Потому что ты — гад, Габриэль! — воскликнула она и попыталась снова его стукнуть, но он уже был настороже и увернулся.

Началась настоящая война. В воздухе летали подушки и перья. Они валялись, перекатываясь по кровати, хохоча и мутузя друг друга подушками, как подростки. Джесси, задыхаясь от смеха, пыталась отползти, но он ловко перехватил её, навалился сверху и прижал к матрасу, легко перехватывая её запястья.

— Сдаёшься? — шепнул он, чуть запыхавшись, глядя прямо в её распахнутые, сияющие глаза.

— Никогда, — выдохнула она, глядя на него снизу вверх, затаив дыхание.

— Вот и отлично, — хрипло сказал он, прежде чем его губы накрыли её рот в поцелуе — требовательном и одновременно нежном.

Они ещё долго целовались — медленно, чувственно, нежно. Джесси чувствовала, как его ладони скользят по её груди, её бёдрам, как он впивается в её губы, словно не может насытиться её вкусом. А она — не хотела, чтобы это кончалось. Хотела раствориться в этом тепле, в этом мужчине, который сделал это утро самым волшебным в её жизни.

— Нам надо всё-таки спуститься, — прошептал Габриэль, когда их дыхание стало совсем тяжёлым. — А то шоколад сам себя не сварит.

— Грех, — вздохнула Джесси, ласково касаясь его носа. — Отрывать женщину от такого удовольствия ради простого какао.

— Я не хочу навредить тебе, малышка! — наконец признался он и с чувственной нежностью провёл подушечкой большого пальца по её губам. — Но скоро мы всё наверстаем, обещаю! — И снова рассмеялся, видя её несчастную мордашку.

Уже через пять минут Джесси, сменившая полотенце на домашнюю кофту и штаны, сидела рядом на высоком стуле и наблюдала, как Габриэль на глаз смешивает какао-порошок, молоко, сахар и корицу.

— Ты не хочешь взять мерные кружки или весы? — наконец, прищурившись, поинтересовалась Джесси, не в силах больше терпеть это издевательство над продуктами.

Габриэль, что-то мурлыкая себе под нос, ссыпал какао в кастрюльку и недоумённо посмотрел на девушку.

— Зачем? — самоуверенно поинтересовался он. — Что я, какао не сварю без всей этой чехарды?

— Нормальные люди пользуются рецептом, — пробормотала Джесси, закатывая глаза. — Я, например, всё по граммам измеряю.

— Не исключено, что именно поэтому твои панкейки иногда напоминают подошвы, — невинно бросил он и, не оборачиваясь, быстро увернулся от прихватки, которой она тут же запустила в него.

— Ах ты нахал! — фыркнула она, смеясь. — Нормальные у меня панкейки! То у тебя просто стандарты завышены!

— Нет, малышка! Всё дело в том, что ты не умеешь подавать блюда, — Габриэль наконец обернулся и бросил на неё взгляд из-под тёмных ресниц. Увидев непонимающий взгляд прекрасных серых глаз, пояснил:

— Если ты оденешь полупрозрачные кружевные тряпочки и не забудешь чулочки с поясом для подвязки к ним, то обещаю съесть панкейки, даже если ты забудешь их пожарить.

Джесси прыснула со смеху.

— Ты серьёзно? Ты готов идти на такие жертвы ради красивого комплекта женского белья?

— Не ради белья, а ради чулочков и пояса для подвязки к ним.

Джесси удивлённо приподняла брови, а Габриэль пояснил:

— Нет ничего более сексуального, чем женщина в чулочках, — и, подмигнув, поставил перед ней кружку с ароматным горячим шоколадом.

Они устроились на диване, укутавшись в один плед, и включили «Мумию». Габриэль обнял её за плечи и притянул ближе, а Джесси положила голову ему на грудь, слушая, как ровно стучит его сердце.

— Брендан Фрейзер, конечно, красавчик... — пробормотала она, прихлёбывая невероятно вкусный горячий шоколад.

— Да ладно, — усмехнувшись, не согласился с ней Габриэль. — Обычный мужик. А сейчас возраст вообще прошёлся по нему асфальтоукладочным катком.

— Возраст вообще никого не красит... — философски пожала плечами Джесси и, заметив, что Габриэль собирается ещё что-то сказать, ткнула его пальцем в рёбра: — Не вредничай! Брендан Фрейзер идеален в этой роли. Настоящий герой... — мечтательно произнесла она, глядя на экран.

— Серьёзно? — притворно обиженно фыркнул Габриэль. — Значит, пока я тебя спасаю, варю тебе напитки и грею тебя своим телом, ты пускаешь слюни на этого хлыща?

— Скажи спасибо, что я не сохну по Имхотепу или Джонатану! Да и Бени нельзя забывать! — засмеялась она.

— Ну, спасибо, — пробурчал Габриэль и сделал глоток шоколада.

— Да не дуйся ты, — ласково сказала Джесси, глядя на него поверх кружки. — Я просто уважаю творчество Брендана...

— А мне нравится эта... как её?.. Анк-су-намун! Вот честно, она...

Джесси молча сунула Габриэлю в рот маршмеллоу, прихваченный ими с кухни к горячему шоколаду. Он прищурился с выражением «ты реально это сейчас сделала?» и замер, пережёвывая зефирку.

— Ш-ш-ш, — сказала она с ленивой улыбкой, снова положив ему голову на грудь. — Не порть момент. Я наслаждаюсь... шоколадом, тобой, и фильмом.

Они так и провели день — почти не вставая, перескакивая от одной части «Мумии» к другой. Джесси что-то бурчала о неубедительном CGI во втором фильме, Габриэль фыркал на ляпы в третьем, но так или иначе — оба получили огромное удовольствие от просмотра фильмов.

Потом они сидели на полу перед кофейным столиком, уплетая спринг-роллы и лапшу с уткой, заказанные в местном китайском ресторанчике с доставкой. Джесси медленно потягивала колу и что-то чертила палочками в соусе.

— Спасибо, Габриэль, — сказала она наконец.

— За что, ангел?

— За всё! За этот день, за вчерашнюю ночь... Я... — её голос дрогнул от переполнявших её эмоций, а Габриэль привлёк девушку к себе и поцеловал, не позволяя сказать что-то, несомненно, очень сентиментальное. Не потому, что боялся ответственности, а потому что не хотел, чтобы девушка потом чувствовала неловкость или, ещё хуже, сожалела о сказанных в состоянии аффекта словах.

— М-ммм... — выдохнула Джесси, чувствуя, как сбивается её дыхание. — Жаль, что у меня нет чулочков...

Он приподнял бровь, с улыбкой изучая лёгкий румянец, проступивший на её лице.

— Это... было приглашение?

— Возможно, — она прикусила губу. — Ужин был таким солёным, что мне теперь хочется сладкого... — Она бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц. — Надеюсь, ты готов к подвигам?

Он фыркнул — и через мгновение Джесси уже лежала под ним, на невероятно мягком, пушистом ковре у уютно полыхающего камина. Она обвила руками его шею, и уже в следующую секунду их губы слились в поцелуе — долгом, медленном, с нарастающей страстью.

Всё, что накопилось за день — нежность, тепло, нетерпение — выплеснулось в этих касаниях. Каждое движение было осознанным, каждое прикосновение — изучающим, будто они заново открывали друг друга. Они снова любили друг друга, не торопясь, в тёплых отблесках огня. Где-то за окном шёл снег, где-то на столе остался недопитый шоколад, а в комнате были только они — два сердца, два тела, один ритм.

Когда всё было окончено, Габриэль укрыл их одеялом, млея от удовольствия, а Джесси положила голову на его плечо.

— Может, пойдём в спальню? — тихо предложил он юной соблазнительнице, которая выводила пальчиком какие-то узоры на его груди.

Джесси приподняла голову, её шикарные волосы золотой волной заструились по его торсу.

— Позже... — она как-то смущённо улыбнулась. — Мне слишком хорошо сейчас — даже двигаться не хочется.

— Согласен, — прошептал он, целуя её в висок.

И действительно, Габриэль не помнил, чтобы когда-нибудь в жизни ему было так хорошо.

Глава 4. Каток

Кофе был крепким, как он и любил. Яичница, правда, была немного пересолена, но кто на это смотрит, когда по кухне в его рубашке расхаживает соблазнительная красавица, из-за которой он в последние пару дней просыпался со счастливой улыбкой на лице. Джесси. Вроде бы всё та же, но всё же в ней что-то неуловимо изменилось после их первой ночи. Движения стали чуть более женственными и грациозными, а в её взгляде теперь часто проскальзывала та самая тёплая нежность, которую не сыграешь нарочно. Когда она смотрела на него, в её глазах больше не было настороженности — только спокойная, тихая уверенность, будто она наконец позволила себе почувствовать, что рядом с ним безопасно. Даже смех стал другим — более дерзкий, искренний, с каким-то уютным оттенком близости.

Он откинулся на спинку стула, с удовольствием наблюдая, как она тянется к верхней полке, не замечая, что его футболка задирается чуть выше, чем следовало бы, открывая подтянутую, соблазнительно округлую попку и алые кружевные трусики, которые выглядели так, будто были выбраны с единственной целью — свести его с ума.

— А у тебя на сегодня есть какие-нибудь планы? — спросила она, обернувшись с лукавой улыбкой, как будто заранее знала, что сейчас получит за свои дразнилки.

Габриэль не стал отвечать сразу. Вместо этого он медленно встал, неторопливо обошёл стол и, одной рукой обхватив её тонкую талию, снял с верхней полки банку с чаем, за которой она тянулась. Ему нравилось, как она реагирует на его прикосновения. Нравилось видеть, как у неё срывается дыхание, когда он оказывается рядом.

— У меня большие планы на тебя, — пробормотал он у её уха и чувственно провёл губами по шее, почти целуя.

Честно говоря, ему бы вполне хватило просто стоять вот так, чувствовать её рядом, ощущать, что она — с ним. Но, вдохнув её нежный запах, в котором смешивались нотки тёплой мяты и чего-то сладкого, ему стало резко недостаточно просто держать её в объятиях.

Но Джесси вдруг тихо хихикнула и, развернувшись в его объятиях, отстранилась:

— Нет-нет. Никаких поцелуев, коварный соблазнитель. Мы оба знаем, чем это закончится.

Габриэль невинно приподнял бровь:

— И чем же?

— Например... — она на мгновение закусила губу, вспыхнув до корней волос, — тем же, что и утром, когда ты зашёл ко мне в душ, якобы только пожелать «доброго утра».

Он усмехнулся, не отводя от неё взгляда.

— Но утро и правда получилось доброе, разве нет? — порочно прошептал Габриэль ей в губы, забавляясь тем, как мило заалели её щёчки при воспоминании об их утреннем сексе.

Заметив смешинки в его глазах, она негодующе толкнула его в грудь:

— Мы не можем всё время проводить в постели!

— Почему?

— Потому что у меня разовьётся к тебе зависимость! — негодующе заявила его малышка и снова попыталась стукнуть его кулачком.

Габриэль рассмеялся — искренне, с тем редким теплом, которое приходило только с ней. Господи, как же ему с ней хорошо. Не «весело», не «приятно», не «комфортно». А именно хорошо. Словно всё до неё было чёрно-белым, и только сейчас в его жизни появились чувства.

Он упёрся руками об столешницу, заключая её в ловушку:

— Судя по всему, ты против? — заглянув в затуманившиеся от страсти глаза, ухмыльнулся он.

— Да! Потому что если ты сейчас снова затащишь меня в постель, то мы безнадёжно опоздаем, и ты испортишь мой сюрприз!

Он удивлённо изогнул бровь, стараясь не показать, насколько его ошеломили её слова. Ни одна женщина в его жизни никогда не делала ему сюрпризов и не дарила подарков. Мама, сестра Лекси и тётя Мэгги — не в счёт… И то, что Джесси собиралась сделать для него что-то особенное… глубоко тронуло его. Ведь она готовилась. Что-то придумала. Потратила на это время.

— Сюрприз? — переспросил он, стараясь сохранить равнодушный тон, хотя внутри что-то слабо дрогнуло. — Какой?

— Если я расскажу — это уже не будет сюрпризом, — Джесси весело прищурилась.

Габриэль усмехнулся, но глаза его оставались внимательными. И, чёрт возьми, он не знал, как реагировать и что чувствовать. Когда ты большую часть своей жизни был тем, кто отдаёт, обеспечивает, защищает, и к кому приходят только когда что-то нужно, — становится неожиданно сложно поверить, что женщина может захотеть сделать тебе приятно просто так. Без подоплёки. Без повода. Просто потому, что ты для неё — важен.

Он внезапно ощутил, как где-то за спиной медленно расправляются крылья.

— Может, хотя бы намекнёшь? — с показным спокойствием снова попытался он, запечатлевая чувственный поцелуй на её шее.

— Нет! — Джесси засмеялась. — Так нечестно! Это запрещённый приём... Габриэль, не смей!

Она выдохнула от наслаждения, когда он прямо через ткань прихватил губами её сосок, а потом сама потянулась к его губам, но Габриэль в последний момент ушёл от поцелуя и отпрянул:

— Думаю, теперь нам пора ехать! — окинув её порочным и одновременно лукавым взглядом, возвестил он.

Джесси возмущённо вскинулась. Серьёзно? Да у неё после его выходки всё тело пульсировало и горело от желания, дыхание сбилось, а трусики стали предательски влажными. А у этого... этого... нахала хватает наглости говорить ей, что им пора ехать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глядя в эти бесстыжие чёрные глаза, в которых плясали бесенята, Джесси поняла, что сейчас она будет его бить. Ручка стоявшей рядом сковороды, казалось, сама легла в руку, и самодовольная ухмылка Габриэля, проследившего за ней взглядом, мгновенно исчезла.

— Э-ээ, малышка... Мы уже вроде как позавтракали… Зачем тебе сковородка?

В предупреждающем жесте он поднял руки вверх, а когда Джесси, с трудом сдерживая кровожадную улыбку, шагнула к нему — благоразумно попятился:

— Джесс, ну давай поговорим, как взрослые! — он отчаянно пытался удержать на лице серьёзное выражение, но она видела смешинки в его глазах. — Ты же не хочешь, чтобы тебя обвинили в том, что ты пыталась устранить свидетеля при помощи кухонной утвари!

— Свидетеля чего?! — Джесси, не в силах сдержать смех, удобнее перехватила сковородку. — Твоей наглости?!

Вместо ответа он попытался банально слинять:

— А ну стоять, трус!

Джесси, хохоча, побежала за ним.

— Я не трус! А это — не бегство, а стратегическое отступление! — прокричал он уже из прихожей.

Джесси влетела следом за Габриэлем в гостиную и тихо пискнула от неожиданности, когда её сзади обхватили сильные мужские руки. Сковорода внезапно выскользнула из её пальцев и оказалась у Габриэля.

— Попалась, малышка? — выдохнул он ей в ухо и прихватил губами мочку аккуратного ушка, пытаясь разговорить свою прекрасную строптивицу.

Безуспешно. Ни щекотка, ни поглаживания, ни чувственные поцелуи в шею не заставили Джесси выдать секрет. Она держалась. Он видел, как она сияла. Как ей важно было его удивить. Как трепетно она хранила эту маленькую тайну. И это волновало его сильнее, чем любые сказанные вслух признания.

Когда они вышли на улицу, снег мягко поскрипывал под ногами. Было свежо, но не слишком холодно. Воздух был чистым и прозрачным — как всегда после снегопада.

Джесси бодро направилась к своей старенькой серой «Мазде».

— Куда ты… — начал Габриэль, но замолчал, потому что она схватила его за руку и потянула к машине, даже не оборачиваясь.

Он мог бы возразить, сказав, что его машина удобнее. Что его полноприводной «Раптор» намного безопаснее, чем её малышка, которая сядет пузом в ближайшем сугробе… Но вместо этого просто пошёл за ней, решив не вредничать.

Он привык быть тем, кто ведёт. Кто защищает. Решает. Контролирует. Но сегодня, наблюдая с пассажирского сиденья, как она собирает волосы в небрежный хвост и сдувает прядь с лица, Габриэль просто расслабился. Впервые за очень долгое время — он позволил себе передать контроль этой упрямой, доброй, сексуальной девушке, чтобы она отвезла его туда, где, по её мнению, ему будет хорошо.

Дикий скрежет под капотом, когда Джесси завела машину, вернул Габриэля в реальность и заставил поморщиться.

— Давно она у тебя так рычит? — поинтересовался он.

— Наверное, пару месяцев, — задумалась Джесси. — Дядя хотел разобраться с этим, но не успел...

Она поспешно отвела взгляд, пряча подозрительно заблестевшие глаза, а Габриэль мысленно ругнулся. Стоило догадаться, что Джон просто не успел… Зря он спросил — его малышка всё ещё оплакивает дядю, а он только что опять напомнил ей об утрате.

Габриэль неловко замолчал, боясь ещё больше расстроить девушку.

— Нужно будет отвезти её в автомастерскую, чтобы посмотрели, — неуверенно сказала Джесси, застёгивая ремень.

Машина выехала со двора, мягко покачнувшись. Снег сверкал на солнце, устилая землю ровным, чистым слоем. Машина плавно катила в сторону университета.

Габриэль попытался вспомнить, что может располагаться в том направлении, но ничего, кроме кладбища, не припомнил.

Но вряд ли это могло быть тем сюрпризом, о котором говорила Джесси.

Он убедился в этом, когда их машина въехала на парковку университета, а знакомое здание показалось впереди. Габриэль чуть нахмурился:

— Мы… в универ приехали? — спросил он, глядя на вывеску.

— Ну… почти, — ответила Джесси с такой невинной улыбкой, что Габриэль сразу почувствовал подвох. Она повернулась к нему, расстёгивая ремень, и лукаво добавила:

— Пошли.

— Куда? — уточнил он, с подозрением выглядывая в окно. Но Джесси уже открыла дверь, выскользнула наружу и жестом показала ему следовать за ней.

Он подчинился с тяжёлым вздохом, хотя при этом не забывал ворчать:

— Джесси, я уже тут отсидел… то есть отучился четыре года… И можешь мне не поверить — я ничуть не соскучился по парам, поганому кофе из автоматов и недописанным курсовым…

Когда они обогнули здание, всё стало ясно: в центре площади, окружённой гирляндами и небольшими киосками с глинтвейном и сладкой ватой, раскинулся каток. Небольшой, уютный, залитый утренним солнцем, с редкими фигурками катающихся.

Габриэль остановился как вкопанный:

— Ты привела меня… на каток?

— Ага! — глаза Джесси сияли как драгоценные камни, когда она потащила его к маленькому вагончику, где можно было арендовать коньки. — Я оплатила сразу три часа!

Габриэль почувствовал, как ему становится нехорошо:

— Ангел, не то чтобы я неблагодарный говнюк, но три часа — это слегка перебор, — пробормотал он, с подозрением косясь на лёд. — За три часа я на этом катке просто убьюсь… Я же никогда на коньках не стоял!

Джесси засмеялась и протянула ему коньки:

— Расслабься, крутой парень. Я тебя научу.

Габриэль, бурча что-то про женское коварство и этот унизительный развод, в который его заманили «сюрпризом», отправился переобуваться.

Через пару минут он уже стоял у края арены, сгорбленный, как новорождённый лось, впервые вставший на ноги. Руки согнуты, побелевшие пальцы мёртвой хваткой вцепились в пластиковый двухсантиметровый выступ на заграждении — единственное, за что можно было держаться.

— Какой урод вообще делал эти ограждения?! — раздражённо поинтересовался он, скосив взгляд на Джесси, которая уже легко скользила по льду, улыбаясь ему, как сирена. — Почему нельзя было сделать нормальные поручни? Это же просто издевательство над здравым смыслом!

Джесси рассмеялась, плавно подкатилась к нему и положила руки на его руки:

— Габриэль, давай. Отпусти ограждение.

Габриэль покачал головой — в его глазах плескалась паника и неуверенность.

— Ты же мне доверяешь? — и улыбка, от которой сердце пропустило удар.

— Я доверяю тебе, женщина. А не этим дьявольским ботинкам с лезвиями вместо нормальной подошвы.

Джесси засмеялась и наклонилась к его уху:

— Оттопырь свой аппетитный зад, красавчик — так легче держать равновесие! — жарко выдохнула она ему в шею, и на мгновение Габриэль едва не забыл, где они находятся, когда кровь забурлила от желания.

А в следующее мгновение она подло оторвала его руки от ограждения.

— Давай, один шажок, — подбодрила она, держа его руки. — Вперёд!

— Если я сейчас себе что-то сломаю, ты будешь должна варить мне супчик и кормить с ложечки, — мрачно пробормотал он, медленно и неуверенно делая шаг вперёд.

Его ноги дрожали и разъезжались, и он всё ещё не упал только потому, что Джесси держала его за руки.

Пока они делали несколько кругов по катку, Габриэль пытался вспомнить всё, чему учился в армейской подготовке. Но ни один курс не включал «тактику выживания на катке».

— А ну-ка, дай я сам!

Неуверенное, кривое движение... но он поехал.

— Смотри! — удивлённо выдохнул он. — Я, кажется, понял, как надо!

Он обернулся, хотел победно посмотреть на Джесси… и в следующее мгновение с глухим шлёп растянулся на льду, раскинув руки как морская звезда.

Джесси, прижав ладонь ко рту, отчаянно пыталась не рассмеяться:

— Ты… ты как? — спросила она, подъезжая к нему и падая на колени рядом.

Габриэль медленно повернул голову к ней и буркнул:

— Я хочу подать в суд на архитекторов этого катка. Где поручни? Где ремни безопасности? Где инструкция для чайников?!

— У тебя получилось! — воскликнула она, наклоняясь к нему. — Ты ехал, Габриэль. Сам!

Он смотрел на сияющее лицо девушки, которая умудрилась пробиться к его сердцу через все стены и баррикады, и… лёжа на льду под мягким зимним солнцем, вдруг почувствовал, как ему хорошо...

Как он поднимался на ноги — был отдельный разговор. На мгновение Габриэль хотел махнуть на всё рукой и позорно доползти на четвереньках до ближайшего ограждения. Но Джесси пресекла на корню его благой порыв и помогла ему подняться. Габриэль, пошатываясь, держался за неё как за спасательный буй, и всё ещё с опаской поглядывал на скользящую поверхность под ногами.

— Надо было взять шлем, — буркнул он, — и наколенники. И, чёрт возьми, бронежилет.

— Ага, и подушечку под задницу, — подколола его Джесси и, засмеявшись, поцеловала его в щёку.

Габриэль снова ощутил, как у него внутри всё замирает и становится как-то невыносимо светло.

— Не думай. Просто чувствуй, — шепнула она, снова беря его за руки. — Ты уже научился. Только не паникуй.

Они снова выехали в центр катка, и в этот раз Габриэль держался увереннее. Ну, почти. По крайней мере, теперь его ноги больше не разъезжались в разные стороны каждые пару секунд.

— Видишь? — улыбнулась Джесси. — У тебя отлично получается.

К его удивлению, три часа пролетели почти незаметно. Они катались, держась за руки. Джесси изредка делала круги по катку, хвастаясь маленькими пируэтами, а Габриэль наслаждался её смехом, любовался её красотой и грацией...

Когда они наконец выбрались с арены — раскрасневшиеся, запыхавшиеся и смеющиеся — Габриэль скинул перчатки и поднёс замёрзшие пальцы к губам:

— Ну всё! Мне нужно что-то вкусное и желательно горячее, пока мои внутренности не превратились в лёд.

— Тогда нам срочно нужен глинтвейн и что-нибудь сладкое, — весело сказала Джесси, потирая ладони.

Они направились к ряду киосков. В воздухе витали заманчивые ароматы: жареных орешков с корицей, карамельного попкорна, ванильных пончиков и... сладких чуррос, обильно посыпанных сахаром.

— Я беру вот это, — решила Джесси, показывая пальчиком на "Горячий яблочный сидр" и "Вафли с нутеллой и фруктами" на вывеске меню.

— А мне… — Габриэль замолчал, заметив жаровню, на которой аппетитно поджаривались сэндвичи с сыром и тушёной свининой на чесночных гренках. Его глаза загорелись. — Мне — вот это. Срочно.

Они устроились в прогретой на солнце машине. Джесси, держа в ладонях бумажный стаканчик с горячим напитком, перевела взгляд на Габриэля, снимавшего обёртку с сэндвича, и вдруг почувствовала, как у неё текут слюнки. От запаха гренок и соуса барбекю в животе заурчало. Вафли — это, конечно, здорово, но сейчас ей захотелось чего-то серьёзного.

— Будешь? — в колдовских чёрных глазах блеснуло веселье, а когда Джесси, как балванчик, закивала головой, Габриэль рассмеялся и вытащил из бумажного пакета… второй сэндвич.

— Держи! — он протянул бутерброд девушке.

— Но… ты же покупал один... — удивилась она.

— Два. Просто ты не заметила, — мягко поправил он, улыбаясь, и, видя непонимающий взгляд, добавил: — Не мог же я оставить тебя голодной!

Джесси поспешно опустила глаза, пытаясь скрыть, насколько её тронула его забота, и сделала вид, что сосредоточена на развёртывании обёртки. Его простой, почти будничный жест заботы ударил в самое сердце, и внутри всё сжалось от нежности к этому невозможному мужчине.

Глава 5. В Гостях

Когда машина выехала за пределы университета и остановилась возле светофора, Джесси, прислонившись к спинке сиденья, внезапно спросила:

— Куда теперь?

Габриэль бросил на неё короткий взгляд и, не удержавшись, усмехнулся:

— Забрать Алишу от тёти Мэгги. На следующем светофоре сверни направо.

Джесси, сделав глоток сидра, улыбнулась:

— Может, заедем в магазин? А то как-то неудобно ехать к твоей тёте с пустыми руками. Нужно хотя бы тортик захватить для этой святой женщины! Всё-таки два дня с Алишей… Это подвиг.

— Так она же не просто так согласилась, — хмыкнул Габриэль с пассажирского сиденья. — Я пообещал, что отремонтирую у неё в туалете протекающий бачок.

Джесси повернулась к нему с округлившимися глазами:

— Ох, Габриэль… Кажется, ты только что нашёл нам приключений на следующие пару дней.

Он удивлённо скользнул по ней взглядом:

— Нам?

— Ну а что мне, бросить тебя одного в таком безвыходном положении? — пожала плечами она. — Придётся помогать: смотреть с тобой видео по ремонту сливных бачков на Ютубе, подавать инструменты, держать фонарик… морально поддерживать… В общем, быть твоей личной бригадой техподдержки.

Габриэль чуть не заржал, но вовремя сдержался. Он просто посмотрел на неё — сначала удивлённо, потом с какой-то тихой, тёплой благодарностью, которую даже не стал прятать. Боже, она и правда собиралась лезть с ним в эту сантехническую эпопею? Добровольно? Без жалоб и пафоса. Просто потому, что не хотела, чтобы он возился с этим в одиночку?

Невольно подумалось, что Айрис бы даже в голову не пришло предложить помощь. Скорее всего, она бы лишь закатила глаза и, напоследок, язвительно посоветовала вызвать сантехника. И при этом ещё дала бы понять, что он — не мужчина, если не справляется сам.

А Джесси… Она смотрела на него с широкой, дерзкой, но при этом удивительно искренней улыбкой. И Габриэль вдруг понял, что если на очередном светофоре он поцелует её — это будет не потому, что он хочет её (хотя и это тоже)... а потому, что он уже по уши влюблён в эту сумасшедшую девчонку, которая готова чинить с ним унитаз.

— Знаешь… — с лёгкой усмешкой начал он, но голос у него чуть дрогнул. — Такие жертвы с твоей стороны, конечно, трогают до глубины души. Но я, как владелец строительной компании, уж как-нибудь справлюсь без обучающих видосиков с Ютуба.

Джесси удивлённо повернула голову в его сторону, как будто услышала нечто совершенно невозможное.

— Подожди… ты серьёзно? Ах да! — вдруг осенило её. — Джош же вроде говорил что-то про стройку...

Габриэль вздохнул, но не с раздражением, а с той полуироничной нежностью, которая у него была только для неё:

— Джесси, я управляю строительной компанией. И да, иногда работаю на стройке — в каске, в пыли, со сметами и мужиками, которые зовут меня «босс».

— Я-то думала, ты работаешь… ну, не знаю… в каком-нибудь стеклянном небоскрёбе, в угловом офисе с панорамными окнами, где секретарша с французским маникюром заносит тебе кофе, и...

Габриэль фыркнул от смеха:

— …и делает минет по первому требованию?

Джесси мило покраснела:

— Прекрати...

Габриэль только хмыкнул и скомандовал:

— На следующем стоп-знаке сверни направо.

Когда они свернули на улицу тёти Мэгги, заснеженный частный сектор встретил их уютом: из дымоходов кое-где лениво поднимался дым, на верандах висели зимние венки, а под крышами мягко светились гирлянды. Джесси отметила, что дом тёти Мэгги выглядит как на рождественской открытке.

Они ещё не успели выйти из машины, как дверь с грохотом распахнулась, и из дома вылетела Алиша. Её глаза горели от восторга, волосы были растрёпаны, а личико выражало такую неподдельную радость, что Джесси на мгновение стало стыдно за то, что они с Габриэлем оставили малышку одну на целые выходные.

— Джессииии! — радостно взвизгнула девочка, буквально влетев в её объятия. — Я скучала! Тут было весело, но без тебя совсем не то!

— О, малышка, я тоже скучала! — рассмеялась Джесси, крепко обняв её и чмокнув в макушку. — Ты хорошо себя вела?

Из дверей показалась тётя Мэгги в тёплом свитере и джинсах и с неизменной тёплой улыбкой, от которой хотелось улыбнуться ей в ответ. Она кивнула Джесси, распахнув шире дверь:

— Проходите, проходите, мои хорошие! Алишка у вас просто золото! Только вот спать этого Кролика-Энерджайзера ночью не уложишь.

— Надо меньше ей было горячего шоколада на ночь давать, — хмыкнул Габриэль, протягивая Мэгги коробку с пирожными, которые они купили в ближайшем магазине, и целуя в щёку. — Это к чаю!

Мэгги тепло обняла своего племянника, а потом повернулась к Джесси. Та стояла чуть в стороне, будто не была уверена, уместно ли её присутствие здесь. Одна рука всё ещё неуверенно лежала на плечике Алиши, а во взгляде читалась тревожная нерешительность — словно она не знала, как себя вести.

Мэгги посмотрела на неё и тепло улыбнулась — той самой улыбкой, от которой даже в зимнюю стужу делалось уютно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В дом пускаю только после обнимашек, — весело объявила она, шагнула вперёд и обняла Джесси. Это было не формальное объятие «из вежливости» и не натянутое дружелюбие. Объятие Мэгги было настоящим, полным простой, домашней теплоты.

Джесси даже чуть замерла, будто не сразу поверила, что это происходит. Но потом осторожно, как будто боясь спугнуть этот момент, обняла её в ответ.

— Добро пожаловать в мой дом, дорогая, — мягко проговорила Мэгги, отступая назад, чтобы пропустить их в дом и делая вид, что не замечает удивлённых, подозрительно заблестевших глаз девушки.

Алиша снова прижалась к Джесси, обняв её крепко, по-детски, всем телом:

— Я тебя так ждала! У тёти Мэгги круто, но я скучала по тебе и дяде Габриэлю! — выдала она на одном дыхании.

Джесси ласково пригладила волосы сестры:

— Я тоже скучала, зайчонок!

— Спасибо вам, что присматривали за ней! — это уже было сказано тёте Мэгги.

— Она — настоящий солнечный лучик! — Мэгги провела их на кухню, поставила пирожные на стол и щёлкнула кнопкой электрочайника. — Я уже и забыла, когда столько смеялась.

Габриэль, краем глаза заметив, как Мэгги уже достаёт кружки и ставит на стол тарелочки, незаметно подался назад, вглубь дома. Он хорошо знал этот сценарий: сейчас все усядутся, пойдёт разговор за жизнь, потом Мэгги достанет ещё какие-нибудь угощения, потом пойдут расспросы… В общем, они застрянут тут до вечера. А он ведь

реально

обещал починить ей унитаз.

— Я, пожалуй, — начал он, словно между прочим, — пойду сразу в туалет…

— Вот только давай без лишних деталей, — не поднимая глаз, хмыкнула Мэгги.

— …в смысле, чинить бачок, — вдруг смутился Габриэль. — Ты же сама жаловалась, что он протекает.

— А чай? — с невинным интересом поинтересовалась Мэгги, оборачиваясь с кружкой в руках.

— Потом, — отмахнулся он, поспешно ретируясь. — Сначала дело — потом вкусняшки. А вы тут без меня пока поговорите. Женские темы, все дела…

Джесси чуть приподняла бровь, наблюдая, как Габриэль буквально исчез из кухни. Её взгляд метнулся к Мэгги, и та, видя её немой вопрос, с заговорщицкой улыбкой пояснила:

— Трус.

Джесси, не сдержав лёгкий смешок, опустилась на стул напротив нетерпеливо ёрзающей сестрёнки, которая с предвкушением наблюдала, как тётя Мэгги протягивает ей пирожное.

— Почему?

— Испугался моих расспросов, — подмигнула ей Мэгги. — Ты знаешь, что буквально светишься? — вдруг сказала она, раскладывая заварку в кружки. — Прямо вся сияешь. Снаружи и изнутри.

Джесси, застигнутая врасплох, растерялась, но попробовала было отшутиться:

— Наверное, от катания на коньках. Лицо обветрилось…

— Ага, а у Габриэля вид как у кота, слопавшего канарейку. Плюс с Алишкой я сидела три дня явно не потому, что вы все выходные в шахматы играли. Короче, сложить два плюс два было несложно.

Джесси мучительно покраснела:

— Мы фильмы смотрели и на каток ходили, — только и смогла выдавить она.

— Верю, и ни на что не намекаю… — тётя Мэгги невинно пожала плечами, но смешинки в глазах с головой выдавали её. — …но если вдруг нужно будет присмотреть за Алишей на следующих выходных, чтобы вы могли сходить в библиотеку или в галерею современного искусства — не стесняйся обращаться.

— Мэгги… — предостерегающе протянул Габриэль, бесшумно появляясь на пороге и вытаскивая из принесённого ящичка с инструментами ещё одну отвёртку.

— Молчу, молчу, — хихикнула женщина, поспешно разворачиваясь. — А ты брысь отсюда! Ишь, надумал тут уши греть! Иди уже спасай мой унитаз, герой. Только потоп там не устрой!

Габриэль, бросив внимательный взгляд на Джесси и убедившись, что её не обижают, снова исчез в коридоре.

— А я не хочу в библиотеку и в эту, как её… галерею! Лучше мы с тётей Мэгги мультики посмотрим! — проводив его взглядом, вдруг заявила Алиша, откусывая пирожное.

Смутившаяся Джесси мысленно поблагодарила сестру за то, что она перевела разговор в безопасное русло и дала ей небольшую передышку, пока тётя Мэгги её окончательно не засмущала.

Закипевший электрочайник тихо щёлкнул, и тётя Мэгги поспешила разлить кипяток по кружкам.

— Зайчонок, подложи салфетку, а то сейчас вся испачкаешься! — Джесси протянула сестричке салфетку.

— Не испачкаюсь! — уверенно заявила Алиша… и тут же капнула вишнёвым сиропом на стол.

Мэгги, не говоря ни слова, аккуратно вытерла пятно, как будто делала это не в первый раз.

— Простите… — пробормотала Джесси, виновато глядя на свою сестру.

— Не извиняйся. Она чудесная. Её энергии бы хватило на то, чтобы осветить полгорода, — Мэгги тепло улыбнулась, отхлебнула чаю и, помедлив, добавила: — И ей очень повезло, что у неё такая хорошая сестра, как ты, Джесси.

Джесси слегка смутилась и опустила взгляд, водя пальцем по краю кружки.

— Спасибо… — наконец, тихо сказала она. — А то я часто в этом сомневаюсь.

— Это и делает тебя хорошей сестрой, — спокойно заметила Мэгги. — Плохие вообще не задаются такими вопросами.

Алиша тем временем с удовольствием уплела своё пирожное и допила чай.

— Тётя Мэгги, а можно мультики?

— Конечно, солнышко, — с мягкой улыбкой кивнула женщина. — Сбегай, помой ручки, а я пока тебе «Том и Джерри» поставлю! Идёт?

— Да! И пледик, пожалуйста! И подушку! И вкусняшки в вазочке!

— Всё будет! — пообещала Мэгги, подмигнув Джесси.

Та улыбнулась в ответ и чуть расслабилась. В животе всё ещё сидела лёгкая тревога — странная, как будто она попала в мир, где всё слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Мэгги… — осторожно начала она, когда малышка умчалась в ванную. — Почему вы ко мне так… добры? Вы же меня почти не знаете...

Мэгги, не торопясь, сделала глоток, поставила чашку и посмотрела на неё открыто, прямо:

— Потому что я люблю своего племянника. Он мне как сын. И если он выбрал тебя — значит, ты очень особенная девушка.

— Но…

— Джесси, — женщина подняла руку. — Я двадцать лет проработала прокурором. И за это время насмотрелась на самых разных людей — тех, кто улыбается, а потом вонзает нож в спину. Кто прикидывается хорошим, а потом предаёт. Я научилась… разбираться в людях.

Она на мгновение замолчала, а потом сказала просто:

— Ты не способна на подлость и предательство. Слишком много в тебе света, Джесси. Может, ты сама этого не замечаешь — но со стороны это видно. И меня радует, что Габриэль тебя нашёл — ему как раз нужна такая девушка, как ты.

Джесси сглотнула и чуть отвела взгляд, чтобы не показать, как задрожали у неё ресницы. Она не привыкла к такому доверию.

— Я… не знаю, что сказать.

— Ничего не нужно говорить, — мягко сказала Мэгги и достала из ящика небольшой листочек. — Просто возьми. Это мой номер. Если понадобится помощь — звони. В любое время дня и ночи. Я всегда постараюсь помочь.

Джесси приняла листочек и, вытащив мобильный телефон, добавила новый контакт. Потом набрала СМС: «Это Джесси» — и отправила. Телефон Мэгги завибрировал, оповещая о новом сообщении, и она подмигнула Джесси.

— Теперь мы на связи!

— Тётя Мэгги, мультики! — потянула её за рукав прибежавшая обратно Алиша.

— Ну пошли скорее!

— Идём, моя хорошая, — Мэгги встала, отодвинула стул и направилась с малышкой в гостиную. — Сейчас всё включу.

Джесси смотрела им вслед с каким-то спокойствием, которое окутывало изнутри, как одеяло после тяжёлого дня.

В другой части дома что-то зловеще зашипело, лязгнуло, а потом донёсся слегка раздражённый голос Габриэля:

— Мэгги! А у тебя вообще кто-нибудь этот бачок открывал? Тут цивилизация образца 1980 года!

— Не 1980, а 1967! Так что не ной, — со смехом крикнула тётушка в ответ. — Всё же отлично работает!

— Отлично? — возмутился Габриэль. — Да этого ветерана проще заменить, чем отремонтировать! Я могу прямо сейчас смотаться в магазин и даже пожертвую свои кровные ради такого благого дела!

Джесси фыркнула в кружку, с любопытством прислушиваясь к перепалке Габриэля и Мэгги.

— Но-но-но! Не смей трогать мой раритет! — торопливые шаги тёти Мэгги по коридору возвестили Джесси, что она не потерпит никаких несогласованных действий. — Ну и чего ты поднял кѝпиш? Нормальный унитаз! Только и нужно, что прокладку поменять.

— Мэгги, он — розовый! — в голосе Габриэля звучало такое неприкрытое отвращение, что Джесси снова хихикнула.

Габриэль был ярым сторонником современного стиля с уклоном в минимализм — она до сих пор не могла привыкнуть к стерильным, просторным комнатам его дома… Всё стильно, очень красиво, но как-то чересчур холодно. Типичная берлога холостяка!

А вот дом Мэгги ей очень нравился — картины, красивые ковры на паркетном полу, милые обои на акцентных стенах и разномастная антикварная мебель, которая каким-то чудным образом сочеталась невероятно гармонично, придавая дому тот самый уют, который так любила Джесси.

— И что? Это как-то мешает ему работать? — недоумевала Мэгги.

— Мэгги, он совершенно не сочетается с плиткой!

Джесси не вытерпела и направилась на звук голосов — уж очень было любопытно, чего там Габриэль так возмущается.

— Конечно, не сочетается! Плитка уже была, когда поставили унитаз! Не менять же всё, только потому, что унитаз, купленный на распродаже, не подошёл по цвету…

Мэгги говорила это с самым серьёзным видом, но, приметив Джесси, заговорщицки ей подмигнула.

Джесси неслышно подошла и заглянула в ванную.

Да-а-а! Понятно, почему Габриэля так корёжит. Розовый унитаз, в бачке которого он сейчас возился, совершенно не сочетался с мелкой зелёной плиткой и пожелтевшими от времени крашеными деревянными панелями на стенах. И совсем уж дико смотрелся голубой умывальник в обрамлении красной тумбы.

Джесси растерянно оглянулась на стильную, уютную гостиную — странно! У тёти Мэгги явно хороший вкус, а тут словно единорог радугой нагадил. Да и ремонт тут, наверняка, делали задолго до её (Джесси) рождения…

Но хитринки в глазах Мэгги и приставленный к губам палец, призывающий её к тишине, не позволили задать эти вопросы вслух.

— Всё, я так не могу, — наконец заявил Габриэль, вставая и вытирая руки тряпкой. — Я официально требую разрешения всё тут заменить — унитаз, плитку, панели и эту чудовищную раковину!

Мэгги скрестила руки на груди и протянула:

— Ну-у… не знаю… Мне этот унитаз дорог как память.

— Мэг, ты же сама сказала, что его на распродаже купили случайно. В смысле — он тебе дорог?

— Но… это же раритет! Такого теперь днём с огнём не найдёшь!

— И слава богу, — пробормотал Габриэль, качая головой. — Всё. На днях постараюсь выкроить окно в графике. И это не обсуждается!

— Ладно-ладно, — отмахнулась тётя, делая вид, что сдаётся неохотно. — Только не переделывай всё в свои скучные цвета. Я хочу нормальную ванную!

— Учитывая, что твоя ванная выполнена в цветовой гамме а-ля «фламинго в зелёной тоске», то что бы я ни сделал — хуже уже быть не может, — буркнул он и вернулся к бачку, продолжая что-то там подкручивать.

Мэгги весело хихикнула и заговорщицки махнула Джесси рукой — мол, пошли, оставим этого ворчуна в покое.

Когда они вернулись на кухню, Джесси села, немного озадаченная происходящим:

— Простите, но… вы же понимаете, что он теперь не угомонится, пока не переделает вам всю ванную? — осторожно спросила она.

Мэгги тихо фыркнула и отхлебнула чаю:

— Вот и отлично. Что, я зря вчера пол-ночи там всё красила в эти ужасные цвета?

— Простите, что?

Мэгги отставила чашку и улыбнулась:

— Габриэль — деловой поросёнок, — совершенно серьёзно пояснила она. — И для него выкроить полдня на семейный визит практически нереально. А я, между прочим, дико по нему скучаю! Другое дело, если у него появится причина — он приедет, даже если придётся сбежать с совещания с губернатором. Этот мальчик терпеть не может кривые углы, несовпадающие швы — и ванная его теперь будет манить, как сирена.

Ну, а если серьёзно — то эту ванную уже лет тридцать никто не ремонтировал, и я переживаю, что там уже пол прогнил. Не хочется, сев однажды на толчок, вдруг приземлиться вместе с ним в подвале...

— А почему вы не можете просто… ну… нанять кого-то другого?

Мэгги хмыкнула:

— Милая, ты, видимо, ещё никогда не делала ремонт. Либо все тяп-ляп делают, либо некрасиво, либо столько дерут, что приходится кредит брать, и потом всё равно всё запорят. А Габриэль… у него золотые руки. Всё, за что он берётся, получается как в журнале. Так что, лучше я ему заплачу, чем какому-то криворучке, который только стройматериалы мне испортит.

Глава 6. Вечер

Габриэль вытер руки кухонным полотенцем и повернулся к Джесси, когда она тем же вечером, не торопясь, протирала стол после ужина.

— Она тебя не донимала своими расспросами? — с лёгкой виноватой усмешкой спросил он.

— Что? — удивилась Джесси.

— Я про Мэгги. Если что — заранее приношу извинения. «Прокурор» в ней всё ещё жив, только теперь он в уютном свитере и с пирожными.

Джесси тихо рассмеялась.

— Твоя тётя — чудесная. Серьёзно. Добрая, смешная… Да, каждое её слово — это такой мягкий допрос с пристрастием, но кто не без изъяна?

Габриэль облегчённо выдохнул, улыбаясь шире.

— Значит, не обиделась?

— Нет, конечно, — Джесси чуть смущённо пожала плечами и посмотрела в сторону, будто собираясь с духом. — Просто иногда было немного неловко... Кстати, она пригласила нас к себе на День благодарения.

Габриэль замер на секунду, а потом его лицо расплылось в удивлённой улыбке. Не говоря ни слова, он подошёл ближе и заключил её в свои объятия.

— Это… — проговорил он, глядя на неё с тем особенным взглядом, от которого у Джесси сжалось что-то в груди, — ...много значит.

— Почему? — прошептала она, чувствуя, как сердце забилось чаще.

Он провёл пальцами по её щеке — едва заметно, словно не мог удержаться от прикосновения.

— Потому что Мэгги — очень закрытый человек, Джесси. Она годами может общаться с кем-то, но так и не подпустить близко. Слишком многое повидала, слишком хорошо чувствует фальшь. И если она пригласила нас… вместе… — он замолчал, подбирая слова, — значит, что ты ей очень понравилась.

Джесси на мгновение не могла ничего сказать. Она лишь кивнула, а потом слабо улыбнулась, будто не веря до конца в происходящее.

— Знаешь, с тех пор как… — она запнулась, а голос её дрогнул, и Габриэль уже знал, что она сейчас скажет. Джон рассказывал, как погибли родители Джесси. Они были заядлыми альпинистами и в один день просто не вернулись с экспедиции, попав в лавину. И точно...

— С тех пор как не стало родителей, мы почти не отмечали День благодарения. Праздник просто стал ещё одной датой в календаре, которую лучше обойти стороной. Ведь именно в праздники лучше всего чувствуется собственное одиночество...

Он взял её за руку, сжал крепко, надёжно.

— Ты теперь не одна, ангел! — Габриэль улыбнулся и прошептал: — Потому что у тебя есть я... и Алиша... и Мэгги...

Её глаза вдруг заблестели, и она отвернулась, чтобы не дать слезам скатиться по щекам.

— Ты даже не представляешь… — выдохнула она. — Как много это значит...

Он не выдержал — притянул её ближе и поцеловал. Нежно, сдержанно, но так, что у Джесси перехватило дыхание.

— Я скучал, — прошептал он прямо в её губы. — Скучал, хотя мы весь день провели вместе.

Она прижалась к нему крепче.

— Я тоже соскучилась... — она потянулась к нему за очередным поцелуем. Их губы встретились с жадной, нетерпеливой жаждой, в которой сплелись и облегчение, и радость, и всё то, что они так долго сдерживали.

Её руки обвили его шею, притягивая ближе, а тело невероятно естественно вписалось в его объятия. Его поцелуи стали горячее, губы скользнули по её щеке, к уху, потом к шее. Джесси судорожно втянула воздух, когда он слегка прикусил мочку, а потом прошептал:

— Господи, я хочу тебя… Джесси. Сейчас...

Его пальцы легко скользнули под её свитер, и Джесси вздрогнула, когда в её теле вспыхнул привычный жар. Всё в ней отзывалось на этого мужчину. Его прикосновения, его нежность, его дыхание — и поцелуи нежных, строгих губ сводили её с ума. Когда он медленно повёл ладонью по её талии, по спине, притягивая к себе, она не отстранилась — наоборот, вцепилась пальцами в его плечи, как будто он был единственным якорем в этом мире.

— Габриэль… — прошептала она, выгибаясь в его объятиях и подставляя шею под его горячие поцелуи.

— Мм? — он был ослеплён ею, утонув в её вкусе и запахе. Всё остальное перестало существовать.

— Подожди... — голос её прозвучал хрипло, когда она вдруг немного отклонилась назад, будто уворачиваясь от его поцелуев. Он замер, встречаясь с ней взглядом. На её губах мелькнула чуть виноватая улыбка, когда она тихо прошептала:

— Мы не можем… Не здесь. Алиша… дома.

Его дыхание тяжёлое, глаза потемнели от страсти, но он усилием воли заставил себя вернуться в реальность, о которой было так сладко забыть.

— Чёрт… — он выдохнул и замер, борясь с собой. Его лоб прижался к её лбу. — Прости. Ты права.

Джесси провела пальцами по его щеке, прикасаясь с нежностью, как будто хотела загладить собственный отказ.

— Давай продолжим наверху… — жарко прошептала она, скользя рукой по его торсу и вниз, где под плотной джинсовой тканью выпирал внушительный бугор. — Я правда не уверена, что смогу вести себя тихо, но...

Он скользнул ладонью по её длинной шее, его пальцы запутались в её шикарных волосах.

— Не волнуйся, Джесси, у меня в доме хорошая звукоизоляция, — хмыкнув, порочно прошептал он ей в губы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пока они поднимались по лестнице, Габриэль держал её за руку. Джесси чувствовала, как сильно он сдерживается, и от этого сердце её колотилось ещё сильнее. За дверью спальни он захлопнул замок, и они, наконец, остались только вдвоём.

Габриэль сразу прижал её к себе, обхватив за талию так крепко, будто боялся отпустить. Его поцелуи стали жадными, глубокими, руки — горячими и нетерпеливыми. Джесси только и смогла, что застонать в его рот, хватаясь за его плечи, чтобы удержаться на мгновенно ослабевших ногах.

Они практически упали на кровать, и Джесси откинулась на подушки, тяжело дыша, чувствуя, как огонь начинает пульсировать в её теле, когда она сквозь ткань джинсов и свитера почувствовала тяжесть его сильного горячего тела.

— Ангел, я не смогу долго ждать… — признался он, расстёгивая её джинсы. В его взгляде плескались страсть, желание и бесконечная нежность.

— Я тоже, — прошептала она, цепляя ногой его бедро и притягивая ближе. — Не останавливайся. Пожалуйста, не сейчас...

Её руки уверенно расстегнули его ширинку. Мгновение — и её рука в откровенной ласке обхватила его обнажённый ствол.

Габриэль застонал низко, глухо — ощущая, как нетерпеливо вздрагивает её тело под ним. Руки его были везде: на её талии, на спине, на бёдрах. Он не пытался снять с неё одежду — времени, терпения и здравого смысла уже просто не осталось. Он закинул её ноги на плечи, немного стянул с неё джинсы и отодвинул в сторону красные трусики...

Джесси выгнулась, сдерживая крик, когда его головка проскользнула между блестящими от желания складочками в её горячую глубину. Он чувствовал, насколько она готова, как горяча, как нетерпеливо дрожат её пальцы, путающиеся в его волосах... Он вошёл в неё полностью, чувствуя, как она выгибается ему навстречу всем телом, будто только этого и ждала.

Дальше всё происходило быстро — с хриплыми вздохами, прерывистыми поцелуями и страстными стонами. Габриэль не был нежным — не сейчас. Он был неумолим, горяч, настойчив.

Они двигались в одном ритме — быстро, почти отчаянно, как будто наверстывали не часы, а недели, месяцы желания. Было только ощущение друг друга, тяжёлое дыхание, жаркие поцелуи и накопившаяся за весь день страсть, которая вдруг вспыхнула между ними лесным пожаром.

Он шептал ей в ухо слова, от которых её бросало в дрожь:

— Мой ангел… Ты только моя, Джесси…

И она чувствовала искренность его слов. Каждое его движение, каждое проникновение, каждый поцелуй — и его чёрные от страсти глаза, которые, казалось, проникали в саму душу...

А потом всё вспыхнуло яркой вспышкой — их стоны слились, движения замерли, а дыхание сбилось. Она прижалась к нему, дрожа всем телом от волн наслаждения, а он держал её крепко, как будто боялся отпустить.

— Я чувствую себя дурой... — вдруг тихо произнесла Джесси.

Габриэль обеспокоенно нахмурился и нежно коснулся её подбородка, заставляя встретиться с ним взглядом. В его глазах — немой вопрос.

— Мы столько времени потеряли... — серьёзно пояснила Джесси. — Если бы я знала, что это так здорово... крышесносно...

Габриэль рассмеялся от этого искреннего признания и упал на подушки:

— Теперь ты хотя бы понимаешь, каких усилий мне стоило постоянно держать себя в руках, — улыбнулся мужчина.

— Не знаю, как ты это вытерпел, — Джесси привстала и склонилась над ним. — У тебя впечатляющая выдержка...

Она нежно поцеловала уголок его рта.

— Нет, — Габриэль улыбнулся, всматриваясь в сияющие серые глаза, — просто тебе нужно было время, и я не хотел тебя торопить...

Он провёл ладонями по её талии — медленно, с какой-то почти благоговейной нежностью. Потом скользнул пальцами вверх, по её спине, под тканью свитера, просто чтобы снова почувствовать её кожу.

— Я могу у тебя кое-что спросить? — немного поколебавшись, тихо поинтересовалась она.

— Что именно? — прошептал он, обнимая крепче.

— Почему ты был таким засранцем, когда мы впервые встретились?

Габриэль заглянул в прекрасные серые глаза и хмыкнул, но его голос стал ниже, серьёзнее:

— Потому что не хотел дать тебе ни одного шанса сбежать.

Видя удивление на её лице, он продолжил:

— Я знал, чего хочу, ещё тогда, когда Джон впервые показал мне твою фотографию... Твоя улыбка... Она покорила меня. Я был готов на всё, чтобы ты стала моей — даже если это означало выставить себя круглым мудаком. И можешь меня судить, но я абсолютно ни о чём не жалею...

Он с чувственной нежностью провёл тыльной стороной ладони по её скуле, а Джесси прикусила губу, видя, что даже сейчас этот коварный искуситель не испытывает ни малейшего раскаяния. В этом был весь Габриэль. Другой мужчина бы пытался оправдаться, приукрасить неприятную правду, придумать какую-то нелепую отговорку своему поведению... А Габриэль просто открыто рассказал правду, вставив себя на её суд. И такая честность заслуживала уважения.

— Ты вообще раскаиваться умеешь?! — поинтересовалась она, пытаясь сдержать улыбку.

— А ты как думаешь? — в чёрных глазах прыгали бесенята.

— Я думаю... — она склонилась над ним, и следующие слова почти прошептала ему в губы: — Твоя наглость достойна научного изучения.

Габриэль тихо рассмеялся и притянул её ближе, чтобы поцеловать в висок.

— Привыкай, ангел. Я тот, кто я есть...

— Ага, вредный, наглый, упрямый, вероломный...

Он, обхватив её руками, перекатился, и теперь Джесси оказалась под ним.

— ...Соблазнительный, заботливый, неотразимый... — продолжил он. — ...И весь твой! Как думаешь — это много или мало?

Несмотря на то, что говорил он вроде с иронией, Джесси поняла: он сейчас серьёзен как никогда. И её ответ действительно очень много для него значит.

Медленно, почти благоговейно, она провела пальцами по его лицу и улыбнулась. Слабой, но искренней улыбкой. Той, что рождается только в полной безопасности.

— Я думаю… Что ты сам нашёл себе приключений и даже ещё не осознаёшь этого. Я ведь не идеальна.

— А мне и не нужна идеальная! — спокойно ответил он, убирая прядь волос с её щеки. — Мне нужна ты. С твоим смехом, упрямством, характером. С твоими страхами и слабостями. И с твоей внутренней силой, которая так меня восхищает.

Он увидел, как в её глазах отражается что-то очень тихое, очень уязвимое — почти беспомощное. Уязвимость, которую Джесси никогда не показывала миру.

— Мне страшно, — вдруг тихо призналась она, едва слышно.

Он смотрел на неё, медленно проводя пальцами по её щеке, губам, как будто хотел запомнить каждую черту. А потом поцеловал её — нежно, уверенно и тепло.

— Не бойся. У нас всё будет хорошо, ангел, — шепнул он.

— Просто верь мне...

Джесси глубоко вдохнула, обвивая его шею руками. Он пах кожей, дорогим одеколоном и, чем-то ещё — родным. Спокойным. Тем, чего ей не хватало слишком долго.

— Я верю тебе, Габриэль...

Глава 7. Покушение

Утро выдалось серым и пасмурным, а воздух был сырой и холодный. Улица, где его компания строила трёхэтажный жилой комплекс, ещё не проснулась — хотя это и неудивительно, учитывая, что стройка велась рядом со спальным районом.

Двигатель ровно урчал, в салоне было тепло и уютно, и совсем не хотелось вылезать из машины. Вздохнув, Габриэль заглушил мотор и осмотрел тяжёлые, тёмные облака, отражающиеся в капотах машин, припаркованных вдоль тротуара. Надо поторопиться с установкой окон до морозов. Погода стояла и так отвратная — с ранними снегопадами и пробирающей до костей сыростью, и если они на этой неделе не успеют застеклить здание, остаток работ придётся проводить на собачьем холоде. А это не радовало ни Габриэля, ни его команду.

А ещё ванную Мэгги нужно ремонтировать... Не вовремя, конечно, хотя... После наступления темноты на стройке делать нечего, поэтому он вполне может прокатиться к тётушке вечером и начать работать над её допотопной ванной.

Габриэль вытащил телефон из кармана джинсов, ткнул пальцем в экран и прижал телефон плечом к уху. Мэгги ответила быстро, как будто уже ждала.

— Алло!

— Мэг, это Гэйб. Хотел предупредить, что заеду сегодня после шести. Начну, наконец, разбираться с твоей ванной. Только ты кофе не забудь сварить — без него я сантехником не работаю.

— Ну наконец-то! А я думала, ты уже совсем про меня забыл! — произнесла Мэгги. Голос у неё был, как всегда, бодрый. — С тебя станется! Думала, позвонишь только когда надо будет снова спихнуть мне Алишку на выходные, чтобы хорошо провести время с Джесси.

Габриэль закашлялся, подавившись кофе.

— И тебе доброе утро, тётя, — просипел он. — Ты, как всегда, прямолинейна.

— А чего лицемерить? — удивилась женщина на том конце провода. — Ты тот ещё битый лис, так что не делай вид, что смущён... Знаю я, какие вечеринки вы иногда с Эйданом закатывали...

Габриэль поспешно поставил кофе в подстаканник — как говорится, от греха подальше.

— Мэг, что бы тебе ни рассказывали — это неправда! — на всякий случай поспешно открестился он.

Мэгги рассмеялась:

— Расслабься. Не буду я тебя разоблачать, во всяком случае, пока ты хорошо ведёшь себя с Джесси.

Габриэль притворно вздохнул:

— Мне послышалось, или главный прокурор города собирается опуститься до обычного шантажа?

Тётя хихикнула:

— Ну, во-первых — бывший прокурор, а во-вторых — какой шантаж, милок? Просто жаль будет, если я вдруг нечаянно обмолвлюсь о Синди Эндерсон, Лили Мэйсон, Джули...

— Что ты хочешь? — мученически вздохнул Габриэль.

Мэгги сделала вид, что задумалась:

— Ну, для начала, не забудь привезти с собой Джесси и Алишку — я соскучилась! А во-вторых — я всё ещё жду от тебя подтверждения, что вы все приедете ко мне на День благодарения!

— Слушай… А ты действительно пригласила Джесси на День благодарения?

Мэгги удивлённо замолчала на пару секунд — совсем чуть-чуть, но он это уловил. Потом ответила, как ни в чём не бывало:

— Конечно пригласила. Она мне понравилась — что удивительного в том, что я хочу её видеть?

— Ну-у, раньше ты как-то никогда не приглашала моих девушек на праздник...

И это было правдой. Его с Айрис Мэгги даже на порог не пустила, мотивируя это тем, что как раз собирается в гости. Габриэль поморщился, вспоминая свою обиду. Это потом время всё расставило по своим местам, а тогда он целую неделю дулся на Мэгги. Забыл, что тётя умеет видеть людей насквозь. Не очаровываться, не льстить, а просто чувствовать сущность человека. Дурак...

— На кой мне в доме те шалавы, с которыми ты таскался? — подтвердила его мысли вполне искренне возмущённая Мэгги, и Габриэль рассмеялся.

— А Джесси — другая? — он решил поддразнить Мэгги и буквально услышал, как та на том конце провода даже задохнулась от негодования.

— Вот лучше я сделаю вид, что даже не слышала ту дурость, что ты только что ляпнул, и, может, не надеру тебе уши, когда приедешь...

Габриэль усмехнулся, чувствуя, как на сердце становится тепло.

— Серьёзно, Мэг. Что ты о ней думаешь? — спросил он. В голосе — спокойствие, а в душе всё замерло от напряжения.

— Женись, — ответила Мэгги просто, как будто речь шла о погоде.

Габриэль удивлённо приподнял брови.

— Даже так? Ты решила использовать тяжёлую артиллерию с утра пораньше!

— Лучше уж так, чем ждать, пока ты напортачишь, — усмехнулась Мэгги. — Серьёзно, Габриэль, не будь дураком и не упусти эту девочку. Она из тех женщин, которая будет стоять за твоей спиной и подавать тебе патроны, даже если весь мир будет против тебя. Просто потому, что ты — её мужчина.

Габриэль молча переваривал услышанное. Слова были не нужны — Мэгги только что озвучила именно то, что он сам подсознательно чувствовал, но просто пока не решался признать из-за отвратительного опыта в личных отношениях. Всё же не хотелось снова топтаться по тем же граблям... Но слова Мэгги ударили точно в цель. Мужская часть его души — та, что знала цену одиночеству, предательству и каково это — сражаться одному, — отозвалась эхом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Знаешь, — хрипло сказал он, запуская руку в волосы, — странное чувство. Вроде бы ты ничего нового мне не сказала… но теперь я как будто вижу ситуацию по-новому.

— Да ладно прибедняться, — снисходительно произнесла Мэгги. — Ты умный мужчина и сам уже давно всё понял. Просто иногда мужскому мозгу нужен волшебный пендель, чтобы принять правильное решение.

Габриэль хмыкнул:

— Ладно, Мэг, увидимся вечером. Постараюсь после шести к тебе заехать, — сказал он, наблюдая, как на парковке возле стройплощадки уже начали суетиться рабочие: кто-то махал, кто-то загружал материалы.

— Отлично. Только не вздумай опоздать — я уже отменила свои телесериалы ради тебя, — с деланным ворчанием отозвалась она, и Габриэль с улыбкой отключился.

И впервые за много лет эта улыбка не была защитной маской.

Впереди была работа. Габриэль бросил последний взгляд на телефон и сунул его обратно в карман. Прихватив каску и рабочий жилет, он шагнул в холодное утро. Воздух был сырым и колючим, словно сама погода пыталась его отговорить от любых подвигов. Но время шло, и окна сами себя не прикрутят.

На стройплощадке уже слышался металлический грохот, отрывистые голоса, хруст гравия под тяжёлыми ботинками. Кто-то ругался на втором этаже, кто-то разгружал фургон с окнами, а кто-то просто прихлёбывал кофе из термокружки, словно морально готовился к подвигам.

— Доброе, — кивнул Габриэль, проходя мимо вагончика, в котором дежурил бригадир.

— О, начальство пожаловало! — кивнул в приветствии Рон, крепкий молчаливый мужик с лысиной и вечно хмурой физиономией. — Смотри, чтоб не сдуло тебя там наверху!

— Авось обойдётся! — ухмыльнулся Габриэль, не глядя доставая страховочную систему из оцинкованного ящика в кузове. — Тем более что выбора у нас как такового нет — завтра буран обещали.

— Мля-я-я... Как уже задолбал этот снег! Какого я ещё летом во Флориду не переехал? — пробурчал Винс, один из рабочих, задумчиво изучая тяжёлые тучи. Он ещё мальчишкой переехал с родителями из Мексики и так и не привык к северному климату.

— Дык потому что такой халявы, как у Гэйба, ты там не найдёшь... — хохотнул Джош, неслышно появляясь с огромным окном. — Да и летом там такая жара, что даже аллигаторы в водоёмах дуреют. Это, правда, не мешает им успешно охотиться... Слышали, небось, как ту бабу прошлым летом схарчил болотный щенок [1], после того как перевернул байдарку...

Габриэль, не слушая привычный трёп, уже поднимался по лестнице на крышу, чувствуя, как промозглый ветер проникает под одежду. Наверху, как всегда, дуло так, что казалось — ещё немного, и тебя банально унесёт ветром. Габриэль поёжился и вытащил из-за пазухи шапку — пофиг, что смотрится глупо, — зато уши потом ломить не будут.

— Винс, поднимай платформу! — приказал он в рацию.

— Сейчас будет! И, Гэйб, держись покрепче — у нас сегодня бесплатные качели, — раздался в ответ ехидный голос из динамика.

Кабельная подвесная платформа неторопливо поползла вверх, скрипя, как старая телега. Габриэль тщательно проверил карабины креплений, пристегнул страховочную систему к тросу, подтянул ремни безопасности, натянул перчатки и шагнул на металлический настил. Платформа дрогнула и пошла вниз вдоль стены здания.

— Босс, откуда начинаем? — поинтересовался Джош, когда Габриэль спустился на уровень третьего этажа будущего жилого комплекса. Они с Роном уже перетащили все окна из грузовика и аккуратно расставили их у зияющих проёмов.

Габриэль махнул рукой на ближайшее окно у другого края платформы.

— Давайте отсюда, мужики.

Работа закипела. Габриэль уверенно подгонял подаваемые помощниками рамы к проёму, выравнивал их по уровню и, не теряя времени, закреплял монтажные пластины — быстро, чётко, как по учебнику. Каждый его жест был отточен, движения — слаженные, отработанные и скупые. Профи сразу видно: пока остальные ещё только примерялись, он уже вставлял уплотнители и проверял герметичность.

— Как там, Гэйб, вид нормальный? — неожиданно вышел на связь Юджин.

— Давай к делу, чувак! — буркнул Габриэль, который за несколько часов, проведённых на пронизывающем ветру со снежной крупой, уже порядком замёрз.

— Ты там долго? А то тут бутеры принесли, а у нас есть традиция: кто не успел — тот опоздал.

Габриэль недоумённо покосился на часы на запястье. Полвторого... Чёрт! А время-то как летит.

Он быстро запенил окно и взялся за рацию:

— Поднимайте платформу, я закончил...

Сквозняк ударил в лицо пылью, и в этот момент... щёлчок. Глухой, резкий звук, от которого внутри что-то дрогнуло — а затем металлический лязг, и правая сторона платформы резко проседает и обрушается под его ногами.

Он не успел даже испугаться, прежде чем гравитация с силой дёрнула его вниз, бросив на острые металлические ограждения... Удар — и боль пронзила бок. Тот самый, где ещё недавно была глубокая рана, едва успевшая зарубцеваться.

В глазах на мгновение потемнело, с губ сорвался стон боли. Пальцы рефлекторно вцепились в холодный металл ограждений. Оставшиеся кабели крепления платформы дрожали и натужно скрипели.

— Мать тво... — вырывается у него сквозь зубы. Пальцы скользят. Ниже — три этажа воздуха и бетон с торчащей арматурой. И только ветер завывает в ушах.

— ГЭЙБ!!! — раздался снизу чей-то крик. — ДЕРЖИСЬ!

Габриэль не мог ответить. Всё внимание было сконцентрировано на борьбе за каждый сантиметр — он отчаянно цеплялся пальцами за режущий уголок ограждения, радуясь, что на руках перчатки. Без них он бы наверняка уже сорвался, ободрав всю кожу. Как хорошо, что у него хватило ума купить кавларовые перчатки с лайкровыми застёжками, которые надёжно обхватывали запястья и предотвращали скольжение — иначе он бы точно уже улетел вниз.

Сверху раздался второй щелчок, потом — отвратительный скрежет ломающегося кабеля, и вторая сторона платформы, до этого державшаяся на честном слове, ушла вниз... Тяжёлая конструкция полетела к земле. Отвратительное ощущение невесомости — и тут Габриэля дёрнуло вверх: в последний миг страховочный трос поймал его. Он повис, как марионетка на нитке.

Жестокая боль от расправившегося страховочного кабеля полоснула по плечу, ремни врезались в тело, и Габриэль зашипел от боли.

— Он на тросе! Он жив! — откуда-то снизу, со строительной площадки, раздался полный облегчения возглас Рона.

Габриэль тяжело дышал, всё ещё до конца не веря в то, что только что произошло. Холод пробирал до костей, и только резкая боль удерживала его в сознании. Он чувствовал, как трос дрожит от натяжения, слышал, как он лязгает по металлическому крюку наверху. Один надлом — и всё. Ни шанса. Но трос пока держался...

— ГЭЙБ!!! ДЕРЖИСЬ! СЕЙЧАС МЫ ТЕБЯ ВЫТАЩИМ!

Джош и Юджин показались в проёме ближайшего неустановленного окна.

— Мужики! — выдохнул Габриэль. — Не хочу вас напрягать, но давайте быстрей... Как-то мне тут некомфортно...

— Держу! — протянул руку Джош, хватая трос и притягивая его к стене.

К несчастью, Габриэль оказался как раз между пролётами — его подчинённым пришлось подтягивать его вверх, чтобы он смог забраться обратно. Когда пальцы Габриэля, наконец, коснулись оконного проёма, он с усилием подтянулся, и его затащили внутрь.

— Спасибо, мужики! С меня ужин и пиво! — выдохнул он, чувствуя, как противно подрагивают руки. Он прислонился к стене, хрипло дыша — в этот раз он прошёлся по лезвию ножа.

Рон протянул ему термокружку с остатками кофе, и Габриэль жадно отпил.

— Ужин потом… Сначала нужно разобраться, какого хрена только что произошло, — хмуро буркнул Винс, выглядывая из окна и осматривая покорёженную платформу.

— А кстати, хороший вопрос... — поддержал его Джош. — Юджин, ты что, напортачил, пока платформу готовил?

— Прикалываетесь? — раздражённо поинтересовался парень.

Его изначально поставили ответственным за безопасность, потому что его дотошность в этом вопросе граничила с нездоровой одержимостью. Если было какое-то нововведение или стандарт, то именно Юджин следил за его выполнением.

— Остынь, Джош... — вздохнул Габриэль, обводя свою команду взглядом. — Юджин не виноват, что кабели лопнули.

На стройплощадке повисла тягостная тишина. Даже привычный гул работающей техники и крики рабочих стали приглушёнными. Все, кто был на объекте, так или иначе почувствовали, что произошедшее — не просто случайность.

Габриэль, в отличие от других подрядчиков, очень серьёзно относился к безопасности своих подчинённых. Он бы никогда не позволил своим людям пользоваться неисправными инструментами или тяжёлой техникой — и уж точно не пользовался бы ими сам. Да и педантичность и ответственность Юджина не позволяла усомниться в его профессионализме. Слишком всё выглядело… неправильно.

— Юджин, — Габриэль снял с себя страховочную систему, — давай вниз. Проверь крепления. Все, до единого.

Джош, ты на крышу — то же самое. Я хочу знать, что, чёрт возьми, произошло.

— Уже иду, — коротко кивнул Юджин.

Он был бледен, но полон решимости. С того момента, как платформа рухнула, парень держал на лице маску спокойствия, но Габриэль слишком хорошо его знал, чтобы не понимать, насколько сильно тот переживал свой возможный промах.

— Винс — займись поиском новой платформы. Мне нужна цена и хотя бы приблизительные сроки доставки.

Рон, тормозни работы над фасадом. Пока не разберёмся — никакой высоты. Я не хочу ещё одного полёта.

— Принято, — буркнул Рон и взялся за рацию, а Габриэль поспешил вниз, где лежали остатки разрушенной платформы.

Металл был сильно погнут, перила искорёжены, а тросы зловещими змеями лежали на асфальте, словно напоминая, как близко всё подошло к трагедии.

Юджин склонился над остатками креплений, засучив рукава, и быстро делал смартфоном снимки соединений, болтов и оборванных тросов. Через пару минут резко выдохнул:

— Чисто… До падения платформа была в полном порядке. Все крепления на месте, болты и сейчас не открутить без ключа...

— Гэйб, тебе нужно это видеть... — вдруг заговорила рация на поясе Габриэля. — Кажется, мы нашли причину происшествия...

Спустя пять минут Габриэль хмуро рассматривал перерезанные тросы креплений… Не оборванные, не лопнувшие — а именно срезанные.

— Что думаешь? — поинтересовался он у Юджина.

Парень нахмурился и ткнул пальцем в чересчур ровный край не выдержавшего нагрузки троса:

— Тут след резки. Видишь борозду? Обычно усталостные разрушения оставляют трещины, деформации… да и края... Нет, тут точно срез. Скорее всего, болгаркой поработали.

— Уверен? — спросил Джош, указывая на кабель в руке Юджина.

— Абсолютно, — отрезал тот и быстро осмотрел три других троса. — На остальных кабелях такие же отметины. Кто-то специально повредил их.

— Господи... — выдохнул Джош. — Кто вообще мог это сделать? Зачем?

Габриэль стоял молча, сжав челюсти. Его глаза потемнели, а лицо словно превратилось в маску. Всё внутри него кипело от злости. Он едва не погиб. И не по глупости, не по халатности — а потому что кто-то приложил к этому руку.

— У нас есть кто-то новый в команде? — резко спросил он, обводя всех взглядом.

— Нет, — покачал головой Рон, который подошёл позже и услышал часть разговора. — Все свои. Даже те, кто на подхвате, работают давно.

— Может, конкуренты? — предположил Юджин.

Но Габриэль только покачал головой. Он лично знал всех подрядчиков в городе — и был уверен, что никто не опустится до такой подлости, чтобы сорвать ему сроки.

— Значит так, — Габриэль резко выдохнул. — Ничего не трогаем. Юджин, вызови копов. Пусть тут всё осмотрят.

— А ты? — спросил Винс, глядя на него.

Габриэль стиснул кулаки.

— Пойду просматривать записи с камер наблюдения. Если кто-то лазил ночью — мы это увидим. А там сдадим этого ублюдка копам. Пусть разбираются.

На лице Габриэля не дрогнул ни один мускул. Ничто не выдало бушевавшую в нём ярость на мудака, который подрезал тросы платформы. Он только что заглянул в глаза смерти — и в ответ собирался найти того, кто это подстроил.

— И да, — добавил он уже на ходу. — Пока ничего не обсуждаем вслух. Ни на объекте, ни за его пределами. Если это диверсия — пусть думают, что всё сошло с рук.

Кто-то хотел, чтобы он умер. Или как минимум получил серьёзную травму. И это было не похоже на глупый розыгрыш. Это был намеренный акт. А значит… за этим кто-то стоит.

И он обязательно выяснит, кто открыл на него охоту.

[1] Болотный щенок — он же миссисипский аллигатор, или щучий аллигатор. Прозван так за привычку "приветливо" махать хвостом.

Глава 8. Неожиданное Признание

Лекция по биологии тянулась, как густой мёд — вязко, монотонно и предсказуемо. Профессор на кафедре что-то увлечённо рассказывала о синтезе ДНК. Сонную тишину нарушало лишь щёлканье клавиатур усердно печатающих лекции студентов да тихий гул отопительной системы.

Джесси сидела на предпоследнем ряду. Пальцы проворно порхали по клавишам, завершая таблицу наблюдений в отчёте по утренней лабораторной. Она почти не слушала — информация была не новой, да и диктофон прилежно всё фиксировал. Мозг фоново обрабатывал лекцию, но по-настоящему она была здесь лишь наполовину. Мысли скакали — от отличных оценок по проверочным работам до стремительно приближающихся экзаменов, подготовки к праздникам и Дня Благодарения у тёти Мэгги.

Про Габриэля она старалась не думать, потому что стоило только вспомнить его улыбку, как сердце невольно замирало, и хотелось снова оказаться рядом с любимым мужчиной.

Слева к ней наклонилась Элисон, стараясь не попасть в поле зрения преподавателя:

— Эй, ты дописала второй раздел? Можешь скинуть шаблон? Я что-то запуталась, — тон дружелюбный, с оттенком осторожности, словно она шла по тонкому льду.

Джесси даже не обернулась. Её голос прозвучал тихо, но отчётливо:

— В папке курса на платформе. Там всё есть.

— Ага... спасибо, — замялась Элисон. — Просто я подумала, может, ты уже оформила с графиками и хотела свериться...

— Вся информация в тетради по лабораторным работам, — всё так же, не глядя, ответила Джесси и продолжила печатать, даже не сбив ритм.

Элисон неловко замолчала, но через пару минут вновь попыталась:

— Слушай, я хотела извиниться перед тобой за ту вечеринку… правда, я не знала, что так получится. И ещё хочу сказать тебе спасибо за то, что ты для меня сделала... — она запнулась. — Просто хотела, чтобы ты знала — мне очень жаль...

Джесси медленно перевела взгляд на бывшую подругу и только вздохнула, увидев подозрительно заблестевшие карие глаза. Надо было быть слепым, чтобы не заметить искреннего раскаяния на лице девушки, вот только...

— Извинения приняты, — тихо произнесла Джесси, но слова прозвучали как приговор — ровно, спокойно, с окончательной точкой.

— Но…

— Прости, Эли, но это ничего не меняет, — коротко, с лёгким нажимом.

Элисон откинулась назад, молча. Больше она не пыталась заговорить. Пространство между ними, некогда наполненное болтовнёй, смехом и сообщениями в мессенджере, теперь ощущалось как стена.

Да, Джесси понимала, что не только Элисон виновата в том, что произошло с Габриэлем — всё-таки она тоже повела себя как законченная идиотка. Но... ей просто не хотелось больше общаться с Элисон.

Джесси опустила глаза к экрану ноутбука, но строчки не складывались. В груди что-то тянуло, ныло и сопротивлялось, стоило Элисон оказаться рядом. Не было злости или обиды — только разочарование. Нет, Джесси не была злопамятной, просто ей не хотелось ничего чинить. Казалось, тот злополучный вечер навсегда поставил крест на их дальнейшей дружбе.

Экран телефона мигнул сообщением:

Привет, красавица! Когда у тебя заканчивается лекция?!

Джесси с трудом сдержала улыбку.

Через полчаса, а что? Сможешь забрать Алишу? У нас тут небольшая проблема — нужно моё присутствие.

Джесси обеспокоенно нахмурилась.

Конечно! У тебя всё нормально?

Не волнуйся, Ангел! Всё хорошо, но сегодня я буду поздно ????

Окончание лекции стало её спасением. Джесси тут же закрыла ноутбук, убрала его в рюкзак и, не оглядываясь, направилась к выходу, обгоняя других студентов.

На улице пришлось застегнуть куртку и накинуть капюшон — ветер был холодным, пронизывающим, и девушка поспешила к парковке. Ей не давал покоя вчерашний разговор с Габриэлем. Он крутился в голове с самого утра, как заевшая пластинка — то заставляя сердце трепетать от радости, то замирать от сомнений и тревоги.

А вдруг… вдруг она просто всё нафантазировала? Уже придумала себе целую историю, где у них не просто страсть, а нечто большее. Где это всё — настоящее. Где он, её Габриэль, не просто любовник, а тот, с кем можно будет однажды построить будущее.

«Глупая, глупая. Он может позволить себе говорить что угодно. А ты? Ты уверена, что можешь ему полностью довериться? И потом не придётся собирать по осколку своё разбитое сердце…»

Она крепче сжала лямку рюкзака. Ускорила шаг, словно пытаясь убежать от этих мыслей. Снежная крупа похрустывала под подошвами. Как же страшно было надеяться. Особенно тогда, когда последствия ошибки могли превратить её душу в выжженную пустыню.

Руки Джесси чуть дрожали, когда она открыла машину. Села, захлопнула за собой дверь и на мгновение просто застыла, глядя в лобовое стекло.

«Чёрт возьми. А если он всё же имел в виду именно то, что сказал?..»

Внутри будто расцвело солнце. Маленькое, робкое, но такое тёплое. Оно светило сквозь тревогу и неуверенность, даря радость и надежду на то, что всё будет хорошо. И она — единственная — будет тонуть по утрам в омуте его колдовских чёрных глаз, слышать такой редкий смех и чувствовать себя самой прекрасной и желанной женщиной на земле в его объятиях...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Как и ожидалось, сестра уже ждала её у ворот, сияя и махая руками. Как только Джесси вышла из машины, Алишка бросилась к ней:

— Привет, Джесси! Представляешь, у Сэмми новый рюкзак — с динозавром! И он светится, когда нажимаешь ему на нос! Прикинь?!

— Круто, малышка! — Джесси невольно улыбнулась, всматриваясь в блестящие от восторга глазёнки. Как мало детям нужно для счастья... И как приятно купаться в этих солнечных, чистых эмоциях — согревающих и таких родных.

— А ещё меня похвалили на математике! — серьёзно повторила Алиша, надувая щёки от важности.

— Да ты что! Наверное, ты решила очень сложный пример? — предположила Джесси, помогая сестре пристегнуться.

Она слушала весёлую болтовню Алиши, но мысли снова и снова возвращались к Габриэлю. Невольно подумалось, что благодаря Габриэлю уход дяди Джона прошёл для Алиши почти безболезненно. Нет, он не заменил малышке родного дядю, но сумел так объяснить ей грустную правду, что это не стало для неё травмирующим опытом.

Дома Джесси быстро скинула куртку, кроссовки и помогла Алише повесить курточку в шкаф.

— Али, иди руки мой и тащи сюда уроки... — скомандовала Джесси, направляясь на кухню.

Первым делом она поставила в духовку замаринованную с вечера рыбу и блюдо с картофелем и овощами, а сама взялась за приготовление сливочного соуса. Вся работа делалась как будто без её участия — руки знали своё дело. Лишь изредка взгляд скользил к тёмному экрану телефона, лежащему рядом на столе.

Алиша сидела рядом над тетрадью и, посапывая от усердия, старательно выводила буквы прописей.

— Джесси, а почему дядя Габриэль целовал тебя вчера? — внезапный вопрос прозвучал как гром среди ясного неба.

Венчик, которым она размешивала соус, замер в руке Джесси. Она медленно повернулась к сестре, словно боясь, что любое резкое движение вызовет взрыв. Или землетрясение. Или — не дай бог — продолжение разговора.

— Эээ... — выдохнула она, судорожно перебирая варианты ответов в голове. — Что?..

— Ну, я видела, — серьёзно кивнула Алиша, продолжая выводить кривоватую «W». — Вы стояли у холодильника, и он тебя целовал! Прямо в губы! Как в мультике, где принцесса просыпается от поцелуя!

Джесси едва не уронила соусницу. Горло пересохло, в голове на полную громкость взвыл сигнал тревоги. Она лихорадочно пыталась вспомнить, что ещё Алиша могла увидеть. Господи. Они ведь действительно целовались, а Джесси ещё и... гладила Габриэля. Чёрт! Хорошо, что он вчера стоял спиной к лестничному пролёту и Алиша не увидела ничего лишнего.

— Али, — хрипло начала она, прочищая горло. — Тебе, наверное, показалось...

— Ничего мне не показалось, — упрямо возвестила малявка, не отрываясь от прописей. — Я хотела воды. Тихонечко пришла… А вы там обнимались. И он тебя вот так вот… — Алиша сложила губы уточкой и громко чмокнула.

Джесси закашлялась. Нет, они не занимались ничем предосудительным. Слава всем небесам, хватило ума и самоконтроля. Да, они целовались. Да, возможно, это было чуть более жарко, чем должно быть при ребёнке. Но по крайней мере они не делали ЭТОГО на кухонном столе. Господи, как хорошо, что у неё... у них... есть тормоза. И что они вчера сработали как надо.

— Ну… — Джесси облизнула пересохшие губы. — Слушай, малышка. Иногда взрослые, которые друг другу нравятся… могут обниматься и целоваться.

— А вы теперь жених и невеста? — Алиша подняла голову, глаза сияли от восторга.

— Нет! То есть... не совсем. Точнее, совсем нет! — зашипела Джесси, спеша погасить блеск надежды в детских глазах. — Это просто... поцелуй.

От дальнейшего позора её спас таймер на духовке. Джесси, делая вид, что нужно срочно вытаскивать блюда, поспешно отвернулась, чувствуя, как пылают уши.

Да уж. Надо им с Габриэлем быть осторожнее. И, пожалуй, стоит купить в магазине чёртов колокольчик на шею младшей сестре — так, на всякий случай.

Вечером, уложив сестру спать, Джесси устроилась на кухне с чашечкой чая и засела за собственные учебники — семестр стремительно подходил к концу, и после каникул на следующей неделе в честь Дня Благодарения её, как и всех студентов, ждали экзамены. Рефераты, отчёты, повторение лекций...

Ничто не прогоняло... Не страх, нет. Просто тревожное, липкое беспокойство. Ей буквально приходилось делать над собой усилие, чтобы не проверять телефон каждые пять минут. Ужина она так и не коснулась. Есть не хотелось — казалось, вместе с Габриэлем исчез её аппетит.

Часы на плите показали почти половину одиннадцатого, когда на подъездной дорожке мелькнули фары. Джесси вздрогнула, отставила чашку, подбежала к окну и замерла, вглядываясь в знакомый силуэт паркующейся у дома машины.

Габриэль.

Он шёл медленно, будто боялся сделать резкое движение. В его походке прослеживалась натужная точность, которую было трудно не заметить — как будто он старался не показать, как ему больно.

У Джесси тревожно заколотилось сердце. Она пулей вылетела из кухни и распахнула дверь прежде, чем он успел достать ключ.

— Господи… — выдохнула она, когда он встретился с ней взглядом.

Лицо у него было бледным, губы поджаты, а под глазами пролегли тени усталости. На виске — свежая царапина, которой утром не было и в помине. Но больше всего Джесси поразили его глаза. Обычно тёплые, живые — сейчас они были тусклыми, потемневшими от изнеможения...

— Ты ужасно выглядишь... — невольно вырвалось у неё.

— И тебе привет, ангел, — криво ухмыльнувшись, выдавил он, наклоняясь к ней с поцелуем.

— Ты... в порядке?! Что случилось?!

— Всё нормально. Просто... длинный день.

— Ты едва стоишь на ногах! Быстро — в душ. Живо! А я пока ужин разогрею.

Он кивнул, слабо усмехнувшись, и направился вверх по лестнице, держась за перила. Джесси метнулась обратно на кухню и поставила тарелку с ароматным лососем и запечённым картофелем в микроволновку, а сама вытащила из холодильника салат.

— Блин... полотенца! — вдруг осенило её.

Ведь по возвращении домой она сразу закинула стирку, и чистых полотенец в ванной не осталось. Выругавшись под нос, она сорвалась с места и взлетела по лестнице. В коридоре направилась к кладовке, с полки схватила два пушистых полотенца и уже через пару шагов распахнула дверь в ванную, не думая, не стуча — просто спеша принести нужную вещь.

— Габриэль, я... — начала она, но фраза оборвалась.

Он стоял под струёй горячей воды, опершись рукой о стену. Капли стекали по его мокрым волосам, по плечам, по широкой спине... и скользили вниз, по боку, где...

Джесси стало нехорошо. На бронзовой коже расплылся чудовищный, тёмно-синий синяк. Он занимал добрую треть его бока, разрастаясь, как чернильное пятно, с фиолетовыми, почти чёрными прожилками.

— Боже... Габриэль... — прошептала она, делая шаг вперёд.

Он вздрогнул, обернулся через плечо и попытался неловко повернуться, чтобы закрыть бок, но было уже поздно.

— Джесси...

— Что произошло?! — голос её сорвался. — Тебя что, сбила машина?! Кто это сделал? Почему ты мне не сказал?!

Он стоял перед ней — капли воды стекали по его телу, а она смотрела так, будто видела его впервые. Не того всесильного мужчину, который спасал, защищал, контролировал. А человека. Ранимого. Уставшего. Её мужчину.

Габриэль молча выключил душ и потянулся за полотенцем, не сразу заметив, что она держит его в руках. Шагнув к Джесси, он осторожно взял его и обернул вокруг бёдер.

— Джесси, всё хорошо, — заверил он её, с беспокойством всматриваясь в испуганные, полные слёз глаза.

— В порядке?! — она чуть не задохнулась, когда её ладонь едва коснулась горячего синяка.

Его кожа дрогнула под её прикосновением, хотя оно было нежным, как пёрышко. Джесси смотрела на Габриэля — с сочувствием, с болью и с чем-то вроде гнева.

— Габриэль, ты не железный. Тебе к доктору нужно!

Габриэль привлёк девушку к себе.

— Хорошо, малышка, — произнёс он, улыбаясь той самой мальчишеской улыбкой, которая делала его невероятно обаятельным. — Разрешаю тебе завтра отвести меня к доктору.

Почему-то от мысли о том, что Джесси за него переживала, на душе становилось тепло. Он стоял в ванной, позволяя ей прижаться к себе, чувствуя её руки на своём теле — осторожные, нежные, но неожиданно робкие. Она боялась причинить ему боль.

Бок ныл, тело саднило, суставы гудели — но всё это показалось второстепенным, незначительным, когда Джесси обняла его и поцеловала.

"Вот оно, настоящее счастье", — неожиданно пришла мысль. Не блеск, не слава, не контроль над ситуацией, не сила. А это. Когда тебя ждут. Переживают. Когда при взгляде в глаза — не требование, не истерика, не упрёк, а тёплая, неподдельная тревога. Когда её голос срывается от волнения, а не от обиды. Когда ты по-настоящему важен...

На кухню они спустились вместе. Габриэль был босиком, всё ещё вытирая волосы полотенцем. Каждый шаг отзывался глухой болью, но он держался исключительно на мужском упрямстве. Он не привык показывать слабость.

На кухне пахло тёплым хлебом, сливочным соусом и чем-то домашним, уютным. Джесси накрывала на стол, бросая быстрые взгляды в его сторону — будто проверяя, точно ли он в порядке. Почему-то это его позабавило, и Габриэль улыбнулся, наблюдая, как она сервирует стол на двоих.

— Ты что, не ужинала? — вдруг дошло до него.

— Э-эм... я была не голодна, — она сказала это как бы мимоходом, наливая воду в стакан, но Габриэль хмуро сложил руки на груди. Он смотрел на неё — в домашнем свитере и леггинсах, с собранными в небрежный хвост волосами... Такая невероятно хрупкая и нежная. Его Джесси.

"Она не ужинала без меня."

С одной стороны, было приятно. Ведь она его ждала — потому, что ей было важно провести с ним время. С другой стороны...

— Больше так не делай, — тихо сказал он, и она вопросительно на него глянула.

— Что?

Габриэль немного помолчал, тщательно выбирая слова и тон — не хотелось резкими словами обидеть девушку. То, что у него был хреновый день, не означает, что он должен срываться на малышке.

— Джесси, поверь, я очень ценю, что ты меня ждала на ужин. Но в следующий раз не стоит морить себя голодом. Мне вполне хватит, если ты просто посидишь рядом, пока я ужинаю.

Джесси вдруг замерла и улыбнулась — той самой чистой, искренней улыбкой, от которой у него замирало сердце.

— Я правда была не голодна. Я когда нервничаю — не могу проглотить ни крошки.

Она не врала. Он видел это.

— Напряжёнка с учёбой? — поинтересовался он.

— Нет, с одним несносным "везунчиком", который по совместительству является моим любовником. Знаешь, он довольно часто находит приключения! — хмыкнула она, неловко усаживаясь напротив.

— Твоим парнем, а не просто любовником, — поправил он и ухмыльнулся, наблюдая, как дрогнула её рука, когда она потянулась к столовым приборам.

— А есть разница? — с деланным безразличием поинтересовалась она, не решаясь поднять на него взгляд.

Слишком чётко в своё время Габриэль дал понять, какие у него к ней ожидания. И несмотря на то, что Джесси тщетно продолжала убеждать себя, что чувствует к Габриэлю обычное влечение... ей страстно хотелось, чтобы их отношения были настоящими.

Проблема была в том, что навязываться она не собиралась — у неё ещё осталась гордость. Да и Габриэль не тот мужчина, которого можно прогнуть. Он сам знает, чего он хочет, и никакие признания, просьбы или требования не изменят его мнения...

Габриэль намеренно молчал, выжидая, пока она посмотрит на него. Мгновение, другое — и Джесси поднимает глаза. И буквально тонет в чёрном омуте его взгляда.

— Огромная, — на губах лёгкая улыбка, от которой сердце девушки невольно начинает колотиться в груди. — Хочешь знать, в чём она заключается?

Джесси, словно заворожённая, кивнула и затаила дыхание.

— В взаимной заботе и нежности. В совместных свиданиях и общих интересах. В терпеливом ожидании дома — с горячим ужином, приготовленным своими руками... — его голос был тихим, но каждое слово будто задевало невидимые струны её души.

Джесси выдохнула и потянулась за бокалом с водой — во рту пересохло от волнения. Наверное, ей показалось... Возможно, он просто не так выразился, а она принимает желаемое за действительное...

— Значит, ты... — решила уточнить она, но голос слегка дрогнул. — Ты… хочешь быть моим парнем?

Он медленно встал, обошёл стол, подошёл к ней сзади, обнял за плечи и наклонился так, чтобы его губы почти касались её уха.

— Уже есть. Ты сама меня приняла в этой роли. Я просто ждал, когда ты это поймёшь, — прошептал он.

И хотя слова были сказаны мягким шёпотом, они несли в себе что-то необратимое. Как клятва. Как точка невозврата.

Ни одна мышца на её лице не дрогнула, но внутри всё пело от радости. Очень хотелось верить, что его слова — это не просто жестокая шутка.

— Я... думала, ты хочешь всё держать под контролем. Без обязательств, без намёков на чувства, — спокойно произнесла она. — Ты ведь с самого начала дал понять, что тебе это неинтересно.

— Я никогда не говорил, что мне это неинтересно. Просто не хотелось всё усложнять с самого начала. Я хотел убедиться, что ты готова к настоящим отношениям...

От чувственного поцелуя в шею горячая волна прошла по её телу.

— Я уже твой, Джесси.

Она потянулась к нему с поцелуем, но он, поцеловав её аккуратный носик, выпрямился и чуть усмехнулся:

— Мы продолжим этот разговор в спальне. После ужина...

Глава 9. Маленькая Шалость

Остаток недели пролетел для Джесси бесконечным хороводом лекций, лабораторных, отчётов и попыток не упасть лицом в учебник от переутомления. Джесси жила на кофе, носила постоянно собранные волосы и перестала отличать дни недели. С утра — пары, потом работа, а после — долгие вечера в обнимку с учебниками и ноутбуком.

С Габриэлем они почти не пересекались. Он уходил рано, когда на улице ещё было темно, а возвращался поздно — с усталым взглядом и абсолютно вымотанный. По иронии судьбы пересекались они только в спальне, но... они не были близки с Габриэлем с той самой ночи, когда их чуть не застукала Алиша...

Джесси настолько выматывала подготовка к экзаменам, что она засыпала, едва её голова касалась подушки.

К вечеру пятницы напряжение достигло апогея. Джесси сидела на полу в гостиной, окружённая тетрадями, книгами и расчётами, с кучей мятой бумаги. Она в третий раз решала одну и ту же задачу по химии — и в третий раз получала новый ответ, который, впрочем, всё равно не сходился с ответом в конце книги. Создавалось впечатление, что автор учебника, по всей видимости, ненавидел студентов от всей души.

Она чертыхнулась и скомкала очередной черновик, злилась уже даже не на себя, а на формулы, молекулы и весь химический факультет в целом.

— Не получается? — вдруг раздался за спиной хрипловатый голос.

Джесси вздрогнула и резко обернулась. Габриэль стоял в дверях с немного влажными после душа волосами, с тенью усталости в глазах, но с тем особенным взглядом — тёплым, пронзительным, от которого сердце сладко сжималось.

— Господи, ты меня напугал, — выдохнула она, сжимая ручку.

Он подошёл ближе, опускаясь на пол за её спиной. Обнял её сзади, устроив подбородок у неё на плече, и тепло выдохнул у самого уха.

— Показывай, где застряла, — добавил он шёпотом.

От его бархатного голоса по телу пробежала дрожь. Ей внезапно стало откровенно параллельно — на эту задачу, на чертового извращенца, который написал их учебник, и, положа руку на сердце, — на всю химию в целом. Особенно когда его пальцы скользнули по её талии, чуть приподняли ткань футболки и остались там — тёплые, сильные, невероятно нежные.

— Не отвлекай! Я… учусь, — развернувшись, пробормотала она, но её слова прозвучали неубедительно даже для неё самой.

— Я вижу, — в его голосе слышалась усмешка, а его рука шаловливо направилась к её груди. — И я тебе помогаю... Вот тут не та формула, поэтому ответ не сходится...

Он уверенно указал на одну из строк в её черновике. Джесси с трудом заставила себя перевести взгляд на вычисления, сверила формулу с учебником — и застонала, осознав, что Габриэль прав.

— Ты умничка — задачу решала правильно, просто невнимательная...

Он поцеловал её в шею — нежно, тепло, не торопясь. Вдохнул аромат её кожи, яблочного шампуня и едва заметный запах манящих духов. Его рука вдруг шаловливо сместилась под резинку её домашних штанов.

— Кажется, пора отдохнуть... — Джесси выдохнула, ощущая, как всё её тело наэлектризовалось, а кожа покрылась мурашками. В крови стремительно разгорался огонь страсти.

— Какой перерыв? — возмущённо шепнул он. — Давай, доделывай задачу... Что я, зря старался?

Ловкое движение — и Джесси почувствовала, как он расстегнул застёжку её бюстгальтера.

— Габриэль…

— Давай, тебе совсем чуть-чуть осталось, — продолжал он, целуя её под ухом и легко прихватывая губами мочку.

Его рука нырнула в её трусики, и Джесси с тихим стоном выгнулась в его объятиях.

— Я не могу… — её голос дрожал, словно и она сама ещё не решила — то ли остановить его, то ли окончательно сдаться.

— Доделай задачу, — прошептал он с усмешкой и провёл губами вдоль её щеки. — Давай, малышка, не отвлекайся...

Он нарочно оставил свои прикосновения едва ощутимыми, как тонкий ток — достаточно, чтобы разжечь, но не дать разгореться. Джесси зажмурилась, пытаясь собрать волю в кулак. Внутри всё сжималось от желания и предвкушения, но она крепче сжала пальцами ручку и притянула ближе тетрадь.

Рука Габриэля двигалась мягко, медленно, вызывающе, и каждый его осторожный жест поднимал внутри новую волну желания.

— Ты... бессовестный, — прошептала она, стиснув зубы, чтобы не застонать прямо сейчас.

Он рассмеялся у неё над ухом.

— Ты только сейчас это поняла?

Джесси упрямо переписала формулу, исправив ошибку. Цифры прыгали, перед глазами всё расплывалось, а дыхание сбивалось с каждым его прикосновением, с каждой новой откровенной лаской.

Она дописала решение… и в этот момент его пальцы скользнули в её горячую глубину, и с её губ сорвался страстный стон.

— Ты... что вытворяешь… — резко выдохнула она, хватаясь за его руку. Но вместо того чтобы оттолкнуть — вцепилась, будто в якорь.

— А ты что думаешь, ангел? — прошептал он, уткнувшись лицом в её шею. — Ты даже не представляешь, как соблазнительно ты выглядишь, когда борешься с собой. Это сводит с ума.

Он не торопился. Каждое движение, каждое проникновение было мягким, тёплым и неторопливым. Его дыхание — горячим облачком — касалось её кожи, пока его руки дарили ей откровенные ласки. Нежные, ритмичные поглаживания немерено сводили её с ума.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Джесси пыталась сдержаться, но её бёдра сами начали двигаться, подстраиваясь под его ритм. Кровь бурлила, а между ног зарождался такой знакомый огонь. Когда он в очередной раз задел её чувствительный бугорок — она выгнулась в его руках, а мир закружился, как в водовороте.

Тетрадь смялась, а ручка выпала из внезапно ослабевших пальцев и покатилась под диван. Разгорячённая Джесси осела вперёд, дрожа всем телом и стараясь хоть как-то справиться с волной наслаждения от накрывшего её мощного оргазма.

Габриэль, не говоря ни слова, просто держал её, успокаивающе поглаживая по спине, пока она медленно приходила в себя. Наконец Джесси перевернулась на спину...

— Я… — она чуть улыбнулась сквозь румянец, — ...вообще-то училась.

— А я тебе помог, — ответил он, не без гордости. — У тебя всё получилось. И задача, и… всё остальное.

— Ты неисправим, — прошептала она, чувствуя, как в груди разворачивается что-то большее, чем обычная симпатия.

Он ничего не ответил. Только поцеловал её — мягко, с нежностью, которая сказала куда больше любых слов. С той самой сдержанной жаждой, что говорит не о спонтанности, а о накопленном желании. Его язык нашёл её, губы раскрылись, дыхание стало резким.

— Рад, что тебе понравилось, — тяжело дыша, проговорил он, словно нехотя отрываясь от её сладких губ.

— Понравилось? Да теперь химия — мой новый любимый предмет.

Он тихо засмеялся, но во взгляде вспыхнул огонь — тот, что всегда заставлял её терять почву под ногами. Дикая смесь нежности, страсти и почти невыносимой чувственности.

— Я тоже чертовски соскучился по тебе. По твоим рукам. По твоему запаху. По твоему голосу... — он касался её скулы, её шеи, её губ — еле-еле, обжигая каждым прикосновением.

Он снова поцеловал её так, как будто не видел целый год — жадно, медленно, с нарастающим жаром. Джесси отвечала, забыв, как дышать. Всё было здесь — в этих касаниях, в его шепоте, в лёгком скольжении пальцев по его сильной спине. Она почти утонула в нём, когда вдруг он немного отстранился.

— Что? — удивлённо прошептала она, не понимая, почему он вдруг остановился.

Габриэль посмотрел на неё с тем самым опасно-озорным огоньком в глазах — тем, от которого у неё всегда начинали дрожать колени. Но сейчас за этой искрой было нечто большее. Твёрдое. Решительное...

— Поехали в клуб.

— В клуб?.. — непонимающе моргнула Джесси, сбитая с толку. — Что, прямо сейчас? Но я думала... — она смутилась, опустив глаза, и почти шёпотом добавила: — ...мы продолжим начатое.

Он улыбнулся. Но это была не его обычная дерзкая ухмылка. В этой улыбке было что-то тёплое, почти бережное. Он обвёл подушечкой большого пальца её припухшие после поцелуя губы, задержался у уголка рта и чуть наклонился, чтобы заглянуть ей прямо в глаза.

— Мы обязательно продолжим, — его голос стал ниже, обволакивающим. — Но позже. Сейчас тебе нужно расслабиться, ангел. Ты себя загнала с этой учёбой. Ещё немного — и у тебя начнётся выгорание, а я этого не допущу. Потанцуем, отвлечёмся… Ты снова почувствуешь вкус к жизни. Вспомнишь, что она состоит не только из учёбы и экзаменов... А потом, когда мы вернёмся — я обещаю, я весь твой.

Его слова пробрались глубже, чем она ожидала. В них не было давления — только забота, такая сильная, что захотелось расплакаться. Джесси провела рукой по его груди, ниже — туда, где под тканью джинсов выпирал мощный бугор.

— Но как же ты?.. — прошептала она с оттенком вины. — Нечестно, что я получила удовольствие, а ты — нет...

Габриэль тихо выдохнул, едва не задрожав от её прикосновения, и перехватил её руку. Поднёс к своим губам хрупкое запястье и нежно поцеловал.

— Джесси, я приласкал тебя исключительно для того, чтобы ты немного расслабилась перед нашим свиданием, — мягко, но серьёзно проговорил он. — Я потерплю пару часов. Для меня сейчас намного важнее, чтобы ты немного отвлеклась от зубрёжки.

Она замерла, не в силах отвести от него взгляда. Неожиданное тепло затопило её сердце — он действительно хотел, чтобы она отвлеклась и хорошо провела время. И это было так приятно.

Джесси нежно коснулась его щеки, едва прикасаясь, будто боясь спугнуть это ощущение — лёгкое, почти невесомое. На её губах дрогнула робкая, виноватая улыбка, а в глазах — на короткий миг — мелькнуло что-то поразительно ранимое. Такая тёплая, открытая эмоция, что Габриэль непроизвольно затаил дыхание. Он вдруг понял, насколько много для неё значит этот момент. Не физическая близость, не возбуждение — нет. А простое тепло и забота, когда он даёт ей передышку, не требуя ничего взамен.

И от этого взгляда, от этой хрупкой благодарности, что пряталась в её глазах, у него дрогнуло сердце. Габриэль не был уверен, чем заслужил этот взгляд — и что с ним теперь делать. Стало страшно спугнуть, испортить, сказать что-то не то. Поэтому он просто подался вперёд и чмокнул её в нос, как делал это иногда — неожиданно, просто, по-трогательному ласково.

— У тебя целых пятнадцать минут, чтобы собраться, — он встал, легко поднял её за руки и, не дожидаясь, пока она соберётся с мыслями, одним движением поставил на ноги.

Головокружительный поцелуй — глубокий, насыщенный, как последний глоток перед прыжком — и Габриэль мягко подтолкнул её к лестнице.

Джесси взлетела наверх и сразу пошла в ванную. Освежившись, она остановилась у шкафа, вытащила джинсы и симпатичную золотую кофточку — сдержанный, уместный образ для вечернего клуба. А спустя мгновение взгляд притянуло то самое платье. Красное. Блестящее. Мини. Оно словно насмехалось над её благоразумием, дразнило воспоминанием о том вечере, когда она похвасталась дяде Джону своим приобретением.

Помнится, завидев её в нём, он выронил чашку кофе и долго выспрашивал, кому пришло в голову продавать это в магазине «для подростков». А потом спокойно заявил, что если увидит её в нём на улице, то надерёт ей задницу.

Губы Джесси дрогнули в улыбке от этих воспоминаний. Нет, теперь она и сама понимала, насколько неприлично это платье, и не собиралась его надевать, но... Ничего не мешает ей устроить Габриэлю маленькое испытание на выдержку.

Сердце предвкушающе забилось, когда она провела пальцами по сверкающей ткани, хихикнула и решительно натянула его через голову. Замерла, разглядывая себя в зеркале.

Платье было всё таким же неприлично коротким, облегающим и вызывающим. Вот только если раньше оно висело на её нескладной худой фигурке, то сейчас... Платье село, как влитое, подчёркивая каждый изгиб её тела. Взгляд буквально притягивал глубокий вырез, открывающий высокую, красивую грудь. Ткань сверкала и искрилась при каждом движении, привлекая внимание к тонкой талии, красивым бёдрам и упругой попке...

— Боже, чем я думала, когда покупала это непотребство?.. — пробормотала она, но в её глазах вспыхнули лукавые огоньки.

Джесси закопошилась в гардеробной и извлекла из дальнего угла коробку. Красные туфли на двенадцатисантиметровой шпильке дополнили её образ, сделав стройные, длинные ноги поистине совершенными.

Чувствуя, будто в неё вселился бесёнок, Джесси нанесла на губы алую помаду, которой почти никогда не пользовалась — дерзкий, вызывающий оттенок, идеально сочетающийся с нарядом. Послав воздушный поцелуй своему отражению в зеркале, она едва не рассмеялась, представив реакцию Габриэля, когда он её увидит. Ведь результат получился… поистине сногсшибательный! Даже эскортница по сравнению с ней сейчас выглядела бы скромнее...

Подумав, Джесси всё же сняла туфли, чтобы не спалиться раньше времени. На цыпочках она бесшумно прокралась по лестнице вниз и, уже у прихожей, стремительно влезла обратно в туфли, схватила клатч и с деловым видом направилась в гостиную, намеренно не обращая внимания на листающего что-то в телефоне Габриэля.

Внутри всё сжималось от волнения и нетерпения... Его глаза поднялись от телефона. Мгновение — и она почувствовала это.

Его ВЗГЛЯД.

Обжигающий кожу сквозь ткань. Почти осязаемый. Даже не видя его, она знала, что его глаза застыли. Следят за ней не мигая. Не отрываясь. Как будто весь мир вокруг перестал существовать, оставив только их двоих и эту невыносимо тягучую, напряжённую тишину между ними. И воздух, который словно загудел от внезапно вспыхнувшего напряжения.

Джесси сделала ещё шаг и, грациозно склонившись, забрала с журнального столика свой телефон, надеясь, что её не выдадут дрожащие руки и сумасшедше колотящееся в грудной клетке сердце.

Он смотрит.

Смотрит так, что она чувствовала себя дерзкой. Обнажённой. Невероятно хрупкой — и одновременно самой желанной.

Габриэль медленно поднялся с дивана, не говоря ни слова. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах бушевала буря — тёмная, пульсирующая, опасная. Восхищённый, голодный взгляд скользнул по ней — от лодыжек вверх, по ногам, по бёдрам, по огненному платью, что обтягивало её, как вторая кожа. Задержался на груди, потом на вызывающих алых губах.

Джесси повернулась к нему с манящей улыбкой — и внезапно её дыхание перехватило, когда её взгляд встретился с его — жадным, обнажающим, горящим... Будто он видел её всю, насквозь. Видел сквозь напускную дерзость, красную помаду и её жалкую игру.

— Ты в этом никуда не пойдёшь, — голос Габриэля был хриплый, низкий, опасно спокойный, с лёгкой вибрацией, от которой по спине пробежал холодок, а внизу живота вспыхнул жар.

Господи. Это не голос — это оружие массового поражения.

Медленный, бархатный… неожиданно властный. Она невольно почувствовала себя прикованной к его кровати. Беззащитной. Слабой. Полностью зависящей от его воли. Готовой подчиниться. Быть послушной...

Глава 10. Клуб "Аурум"

Габриэль сидел на диване и бегло просматривал сметы на новые платформы, когда раздался мягкий, размеренный стук каблучков. Он машинально поднял взгляд, отстранённо думая, что пора бы уже нанять секретаря, который бы отсеивал весь хлам в его почте, и... нет, даже не замер — окаменел.

Мир остановился. Их дом, их вечер, свет, воздух — всё исчезло. Осталась только она. Джесси. Она появилась в дверях, как на подиуме — с клатчем в одной руке и в вызывающе скрящемся алом платье. Облегающем. С дерзким декольте, которое притягивало взгляд, как магнит. Стройные длинные ноги на этих головокружительных шпильках могли свести с ума и святошу. Дополняли образ собранные в высокий хвост волосы и эти губы — алые, сочные и такие желанные.

Это же то самое платье… — понял он, и в груди что-то дрогнуло.

Габриэль вспомнил, как старина Джон жаловался, что едва не поперхнулся, когда его племянница притащила домой ЭТО. Тогда ему это показалось забавным. Сейчас — нет. Сейчас он прекрасно понимал Джона. Каждая её линия, каждое плавное движение, каждый изгиб тела разогревали его кровь. Он не просто застыл — он с трудом дышал, чувствуя, как внутри бурлит вулкан противоречивых эмоций.

Восхищение, от которого заломило виски. Он всегда знал, что она красива. Но сейчас это была не просто красота — перед ним стояла женщина, способная в одну секунду лишить разума.

Страсть. Не медленная, сладкая, а яростная, почти животная, которая полыхнула в его теле лесным пожаром, выжигая всё благоразумие и самоконтроль.

Следом подняла свою уродливую голову ревность. Его девочка осмелилась не просто выйти к нему в таком виде! Она собирается надеть ЭТО в клуб?! Чтобы все мужики там пускали на неё слюни и мысленно её раздевали?!! Серьёзно???

«Да как она вообще могла подумать, что это платье проканает для похода в клуб?» — думал он, сдерживая нарастающее бешенство.

И, наконец — предвкушение. Горько-сладкое, как первый глоток виски. Она не могла не понимать, что она делает. Джесси — умная и осторожная девушка. За последние недели она ни разу не дала ему повода усомниться в ней, а это значит, что всё это — просто игра. Провокация с её стороны.

И за это… она заплатит.

Но как же сладко это будет. Как невыносимо сладко будет показать ей, что ждёт плохих девочек за непослушание.

Габриэль медленно поднялся. Пульс стучал в висках. Все мышцы напряжены, а каждое движение — плавное, грациозное, опасное...

Его взгляд впился в неё — тёмный, тяжёлый, обжигающий. Он видел, как сбивается её дыхание... как она напряглась в ожидании его реакции — что только подтвердило его догадку. Она действительно провоцировала его. И теперь с нетерпением ждала его действий.

«Что ж, поиграем, девочка...» — хищно прищурился он, чувствуя что-то вроде охотничьего азарта.

— Ты в этом никуда не пойдёшь, — выдохнул он, голос с хрипотцой, пропитанный яростью, желанием и тем, чего даже сам до конца не осознавал.

Джесси подняла брови в притворном удивлении:

— Прости? А что не так? — с самым невинным выражением поинтересовалась она и поправила лямку платья, играя уверенность, которую совсем не чувствовала.

На самом деле колени у неё подкашивались, и если бы не шпильки, которые странным образом придавали ей уверенности, возможно, она не устояла бы под этим взглядом.

Он сделал плавный шаг. Потом ещё один. Он двигался с опасной грацией — как хищник.

Джесси почувствовала, как с каждым его шагом воздух вокруг становился гуще, наэлектризованнее. Как будто вот-вот между ними вспыхнет искра — настоящая, огненная, из тех, что не оставляют после себя ничего, кроме пепла и дрожащих пальцев.

Габриэль обошёл её по кругу и остановился совсем близко. Настолько, что она почувствовала тепло его тела. Едва уловимый запах его кожи — знакомый и до боли желанный. Она не пошевелилась. Только дыхание сбилось.

— Это платье… — прошептал он, едва касаясь губами её виска, — …не предназначено для всеобщего обозрения.

— Почему это? — спокойно и слишком невинно. Слишком.

— Потому что если ты выйдешь в нём на улицу — мне придётся убить всех, кто на тебя посмотрит.

Голос его был не просто хриплый — в нём звенело едва сдерживаемое напряжение.

Она повернулась к нему лицом, заложив одну руку за спину, словно не подозревая, что этим только сильнее подчёркивает всё, что платье не скрывало.

— Звучит как комплимент. Или это угроза?

Её глаза расширились. Но не от страха. От… волнения. От желания. Он видел это. Видел, как затвердели соски под тонкой тканью платья, как дыхание стало чаще, а пульс на шее ускорился.

— Это предупреждение, — выдохнул он ей прямо в губы.

У Джесси внезапно пересохло в горле. Она едва сдержала дрожь:

— Потому что я уже представляю, как ты выглядишь, когда снимаешь это платье. И, поверь, я не позволю другим даже мечтать об этом.

Он замолчал, вдохнув запах её духов. Сладкий, нежный, но немного терпкий, с нотками вызова.

— И ещё потому, — его голос стал ниже, опаснее, и в нём неожиданно звякнула сталь, — что я не хочу, чтобы ты банально простудилась. Зима на дворе, а ты в летнем платье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Джесси не вытерпела, и её руки скользнули вверх по его груди:

— Значит, тебе не понравилось платье? — тихо выдохнула она ему в шею и закусила губу, чтобы удержать предательскую улыбку.

— Я этого не говорил! — возразил он и провёл пальцами вдоль её бедра, почти не касаясь. — Это просто опасное платье.

Его руки обхватили её талию, прижимая к своему телу:

— Есть опасность, — продолжил он шёпотом, — что я запру тебя в спальне и не выпущу до утра, доказывая тебе снова и снова, что ты ещё слишком юна, чтобы играть в такие игры наравне со мной!

Он видел, как дрожит её дыхание, как округлились глаза, как мелкая дрожь прошла по телу. Но она не отступила. Наоборот — подалась ближе. Её лёгкое дыхание на его коже, нежные руки мягко обвивающие его шею, и её стройная ножка, что скользнула вверх по его бедру в шаловливой ласке.

— Ты меня накажешь? — выдохнула она ему в губы и заглянула в глаза.

Габриэль выругался про себя, чувствуя, как проваливается в мерцающее серебро её прекрасных глаз.

Куда за последнюю неделю подевалась скромная девушка, которую он уложил в свою постель? И откуда взялась эта роковая соблазнительница, способная одним своим присутствием довести его до иступления? Вот тебе и невинный ангелочек. Тут, видно, как раз тот случай, когда чем тише омут, тем коварнее в нём черти. Или это на неё так подействовало его пагубное влияние? Всё же Джесси стала такой чувственной после их близости...

Джесси первая потянулась к нему за поцелуем, и Габриэль сдался, понимая, что в этот раз уже не остановится. Она нужна ему. Прямо сейчас. Он перехватил инициативу — его губы впились в её губы с жадностью, которая не оставляла места для сомнений. Он больше не мог сдерживаться. Не хотел. Все его чувства — восхищение, ревность, желание, нежность — прорвались наружу, как буря.

Она вздрогнула, отвечая на его поцелуй с тем же голодом, с той же одержимостью. Между ними вспыхнуло что-то первобытное, дикое, но такое правильное. Продолжая её целовать, он подтолкнул Джесси к дивану — туда, где можно было отдаться безумию. Ничего не имело значения, кроме её тела, её дыхания, её податливости в его руках.

А клуб... Время раннее, всего восемь вечера, так что клуб немного подождёт...

Спустя час они уже подъезжали к «Ауруму» — самому популярному ночному клубу в городе. Он светился, как драгоценность на витрине: неоновая вывеска переливалась золотом, дорогие авто выстраивались в хаотичный ряд вдоль обочины, а перед входом клубилась толпа людей — нарядных, возбуждённых, громких. Очередь извивалась, как змея, почти до конца квартала.

— Ох ты ж... — выдохнула Джесси и вытянула шею, безуспешно пытаясь разглядеть конец вереницы. — Это очередь?! Серьёзно? Да мы внутрь только к утру попадём, если вообще попадём... Сюда наверняка за неделю нужно бронь ставить.

Она нахмурилась, кинула обеспокоенный взгляд на Габриэля и, к его удивлению, взяла его за руку и сжала, как будто пыталась его подбодрить.

— Ничего. Не расстраивайся. Может, в другой раз? Мы можем пойти в другое заведение...

Она что, его утешает? — Габриэль повернулся к ней, удивлённый её мягким, почти заботливым тоном. В груди разлилось тепло от её слов — от того, с какой лёгкостью она переключилась с глянца и пафоса на его настроение. Она не жаловалась. Не скандалила. Не высказывала претензий, что нарядилась зря. Она с пониманием отнеслась к ситуации и его настроению и была готова подстроиться под обстоятельства.

Он развернул ладонь, переплетая пальцы, и на его лице мелькнула полуулыбка.

— Джесси, — тихо сказал он, выворачивая руль и ловко припарковываясь у служебного входа клуба, — я не из тех, кто стоит в очередях. И я точно не позволю своей женщине мёрзнуть на морозе. Тем более рядом с кучей пьяных идиотов.

Он развернулся к ней и, прежде чем она успела что-то ответить, наклонился и поцеловал её. Медленно, нежно, с какой-то благодарной, тёплой ноткой. Его пальцы скользнули к её щеке, погладили кожу, и в этом поцелуе было не столько страсти, сколько уважения, признательности. Он действительно ценил её тактичность, её терпение, её умение читать его даже в таких мелочах.

— Поверь, внутрь мы сегодня точно попадём, — подмигнул он, выходя из машины, чтобы открыть ей дверь.

— Габриэль... — неуверенно начала она, но он уже подал руку, помогая выбраться:

— Ты что, собираешься пробиваться внутрь через чёрный ход? Ты же не будешь драться с охранниками?

Габриэль усмехнулся, заметив тревогу в её голосе.

— У меня есть идея получше, — с ленивой ухмылкой сказал он, выуживая из внутреннего кармана куртки чёрную пластиковую карту с золотым тиснением.

Джесси недоверчиво склонила голову:

— Это что?

— Пропуск! — Он подмигнул. — Стянул его у одного кренделя, когда был тут в прошлый раз, — и, увидев выражение шока на симпатичном личике, рассмеялся. — Джесси, сделай лицо попроще и перестань воспринимать всё за чистую монету.

Они подошли к неприметной чёрной двери, возле которой скучал охранник размером с шкаф. Увидев карту и лицо Габриэля, он сразу отступил в сторону, коротко кивнув:

— Добрый вечер, мистер Холлоуэй. Хорошего вечера вам и вашей спутнице.

Без вопросов. Без проверок. Без оплаты. Габриэля просто пропустили в один из самых элитных клубов города — без очереди.

— Подожди… что это было? — прошептала она, не в силах избавиться от ощущения сюрреализма, когда они вошли внутрь. — Кто ты, Габриэль?

Он наклонился к ней и с усмешкой произнёс прямо в ухо:

— Просто хороший друг владельца этого заведения.

Он не стал уточнять, что по совместительству является ещё и одним из трёх равноправных партнёров. Только взгляд блеснул тем самым знакомым озорным огнём, от которого у неё снова подогнулись колени.

Габриэль пропустил её вперёд, и девушка шагнула внутрь, как во сне. Её сразу окутал тёплый, густой воздух, наполненный басами, запахами духов, алкоголя и лёгким налётом чего-то сладко-запретного. Освещение было неоновым, мягким, переливалось красными, янтарными и пурпурными оттенками. Потолки — высокие, светильники-капли рассыпались блёстками, отражаясь в зеркальных чёрных панелях и в золотом блеске украшений зала. Музыка жила и дышала в каждом квадратном метре.

— Офигеть… — прошептала она, чуть приоткрыв рот. — Это как будто в кино. Только… лучше.

Габриэль не ответил, лишь наблюдал с мягкой улыбкой. В её глазах отражались световые вспышки и искреннее восхищение. Он видел, как она втягивает в себя каждую деталь, как удивляется, как ловит ощущения. Ему это нравилось. Нет — чертовски нравилось. Джесси умела чувствовать момент, и он был рад, что может подарить ей что-то совершенно новое.

Они сдали куртки в гардероб, и Габриэль, взяв Джесси за руку, повёл её к лестнице, ведущей вниз, в главный зал. Уже на танцполе они оказались словно в самом сердце пульсирующего вулкана: сотни тел двигались в такт, как единый организм. У кого-то в руках были бокалы, кто-то уже забыл, как его зовут. Ди-джеи на возвышении крутили нечто ритмичное и зажигательное, от чего казалось — пол под ногами дышит.

— Габриэль, — Джесси прижалась к нему, стараясь перекричать музыку. — Я не умею танцевать.

Он притянул её ближе, положив ладонь ей на талию.

— Расслабься, Джесси. Просто чувствуй ритм. Чувствуй меня. Остальное — моя забота.

— А если я наступлю тебе на ногу? — в глазах девушки он уловил зарождающуюся панику, поэтому развернул её спиной к себе и обхватил ладонями тонкую талию.

— Джесси… — он наклонился к её уху, — ты реально думаешь, кому-то из этих людей есть до нас хоть какое-то дело? Большинство из них ты видишь первый и единственный раз в жизни! Не всё ли равно, что они подумают, даже если каким-то чудом заметят, что ты обтоптала мне ноги?

Он усмехнулся. Джесси засмеялась — и это было самое прекрасное, что он слышал за вечер. Смех — лёгкий, живой, искренний.

Они начали двигаться — сначала неуверенно, медленно, потом быстрее. Джесси держалась ближе, прислушивалась, ловила ритм и вскоре почти полностью растворилась в музыке… и в нём. А Габриэль двигался так, как будто родился на сцене. Легко, плавно, с уверенной пластикой, которой мог бы позавидовать любой танцор.

— Ты где научился так танцевать? — прокричала Джесси, глядя ему в глаза.

— Долгая история. Скажем так… не всё время я проводил на стройках, — он улыбнулся, не отрывая взгляда от её лица.

Несколько танцев подряд выбили из неё весь страх, стеснение, остатки мыслей — осталась только энергия, зажигающий кровь ритм, свет. Только они — в объятиях друг друга.

Тяжело дыша и смеясь, Джесси поцеловала его после очередного танца:

— Давай немного отдохнём, а то я уже не чувствую ног…

Подарив ей мягкую улыбку, он только кивнул и повёл сквозь толпу к бару. Там, подальше от бешеного ритма и света прожекторов, всё казалось чуть тише и уютнее.

Джесси, опершись локтями на барную стойку, выглядела как огонёк: глаза блестят, на щеках лёгкий румянец, золотистая кофточка подчёркивала изгибы её гибкого тела, делая её похожей на изящную золотую статуэтку. Джинсы сидели на ней так, что Габриэль невольно снова почувствовал желание. Он смотрел на неё и чувствовал, как в груди медленно, но уверенно разгорается жар.

Он хотел ей шепнуть на ухо что-то пошлое — или, наоборот, слишком нежное… Но тут рядом возник Сэм.

Сэмюэл Каас был высоким, щеголевато одетым мужчиной с коротко стриженными висками и уверенной походкой. Его улыбка была предвкушающей, почти лукавой, и Габриэль невольно поморщился.

— Ну наконец-то, Холлоуэй, я уж думал, что не увижу тебя до Нового года, — сказал он, хлопнув Габриэля по плечу. — Представь меня своей прекрасной спутнице!

Габриэль едва заметно кивнул:

— Джесси, это Сэм. Он не только хозяин клуба, но и мой хороший друг. Сэм — это Джесси, моя девушка.

Сэм вскинул брови — и на его лице смешались искреннее изумление и радостное удовлетворение.

— Девушка, говоришь? — протянул он, чуть покачав головой. — Чёрт возьми, Гэйб, ещё год назад я бы в жизни не поверил, что ты снова решишься...

Он перевёл взгляд на Джесси — внимательно, но без намёка на фамильярность. Улыбнулся чуть мягче:

— Хотя... я понимаю, почему ты изменил мнение. Вы неотразимы, Джессика. Рад знакомству с вами.

— Приятно познакомиться, Сэм, — вежливо улыбнулась Джесси, чувствуя, как теплеет в груди от того, как Габриэль произнёс эти слова. «Моя девушка…»

Сэм тем временем подмигнул ей и повернулся снова к Габриэлю:

— Рад, что наконец кто-то тебя приручил, брат. И вдвойне рад, что ты пришёл — теперь не сможешь отвертеться от разговора.

Габриэль поморщился, как от зубной боли, а Сэм, повернувшись к Джесси, заговорил извиняющимся тоном:

— Джессика, ты не будешь против, если я украду Габриэля минут на десять? Нам нужно обсудить дела. Клянусь, верну его обратно в целости и сохранности — разве что чуть более ворчливым.

Габриэль мягко сжал пальцы Джесси:

— Прости, я быстро. Постарайся не очаровать весь персонал за это время.

— Всё нормально? — обеспокоенно поинтересовалась Джесси.

— Абсолютно! — ответил за Габриэля Сэм и махнул рукой девушке за барной стойкой: — Эм, присмотри, пожалуйста, за нашей гостьей.

— У тебя надёжный телохранитель, — это уже произнёс Габриэль. Вставая со стула и поцеловав её в щёку, он отправился за Сэмом.

Джесси кивнула, наблюдая, как они скрываются вглубь клуба, в сторону VIP-лоджий. А через секунду боковым зрением почувствовала движение — и встретилась взглядом с девушкой-барменом по другую сторону стойки.

Выглядела она эффектно: короткая стрижка, руки в татуировках, уверенная поза.

— Не волнуйтесь, вам не надо быть моей нянькой, — с полуулыбкой сказала Джесси. — Обещаю вести себя прилично и не устраивать потасовок…

Девушка усмехнулась, ставя два бокала на стойку:

— Девочка, я десять лет работаю в барах и за версту чую, где и от кого будут неприятности. И скажу тебе так — ты не из тех, кто их вызывает. Ты из тех, кого надо от них защищать.

Она протянула руку:

— Я — Эмма.

Джесси ответила на крепкое рукопожатие:

— Джесси.

Эмма уже собиралась что-то сказать, но вдруг прищурилась, отступила на шаг и скрестила руки:

— Эй, а тебе хоть двадцать один есть?

— Нет… А почему?

— Тогда бухла не будет, извини. Придётся налить тебе что-то без градусов, а то Гэйб меня удавит, а Сэм добавит. Хочешь бурду, то есть напиток из соков? У меня есть фирменный коктейль: «Вечерняя заря».

— Да, я не пью, так что не волнуйся. А напиток с удовольствием попробую! — улыбнулась Джесси. Неожиданно ей понравилась эта девушка — своей прямолинейностью и открытостью.

Эмма подмигнула и повернулась к стойке:

— Сейчас будет.

Джесси оглянулась через плечо, и взгляд её невольно скользнул в сторону, где только что исчез Габриэль. Интересно, что там у них за разговор...

Глава 11. Горькая Правда

Джесси сидела на высоком стуле у барной стойки, слегка покачивая ножкой. Зажигательная музыка продолжала греметь, а лёгкий свет неона играл в зеркальных поверхностях. Девушка отпила моктейль, медленно помешивая трубочкой лёд в бокале. Взгляд снова притянул Габриэль, который разговаривал с Сэмом. Свет мягко ложился на его профиль, оттеняя чёткую линию скулы и едва заметную улыбку, с которой он слушал собеседника.

Джесси почти не слышала музыку — всё её внимание было приковано к нему. Как он слегка кивает. Как смеётся над какой-то шуткой, сказанной другом. Спокойный, уверенный — он держался так, будто всё вокруг принадлежало ему. Суровый, опасный, мужественный... но только она знала, каким нежным и заботливым он может быть.

Джесси невольно улыбнулась, не в силах отвести от него глаз.

— Могу тебе только посочувствовать, — вдруг раздалось сбоку, с той обидной интонацией, которая не может быть случайной.

Джесси вздрогнула и повернулась. Рядом с ней за барной стойкой сидела женщина — эффектная брюнетка в чёрном облегающем мини-платье, с совершенной кожей и зелёными глазами, в которых плескалась смесь насмешки и скрытого яда. Она была одета слишком эффектно — всё в ней говорило о том, что она знала, как производить впечатление.

— Простите? — Джесси прищурилась. В её голосе сквозила вежливая настороженность. — Мы знакомы?

— Ой. — Женщина чуть наклонилась ближе, словно собиралась доверить ей личный секрет. — Прости. Я просто… не удержалась. Ариэль.

Она протянула изящную руку с чёрным маникюром.

— Мы с твоим… бойфрендом, можно сказать, знакомы.

Джесси вежливо пожала руку, хотя что-то внутри уже тревожно сжалось. Нет, она не ревновала. Странно было бы думать, что взрослый мужчина живёт монахом. Но всё равно — неприятно натолкнуться на первом свидании на... судя по всему, его бывшую любовницу. Или она... нынешняя? Последняя мысль почему-то вызвала тошноту.

— Ты не подумай. Я не лезу, — красотка явно не собиралась униматься. — Мне просто всегда немного больно смотреть, как он начинает всё сначала… всё по кругу. Снова эти глаза, эта влюблённость, эти глупые надежды.

Женщина сделала глоток своего коктейля, как будто они были старыми подругами, и слегка повернулась к ней.

— Простите, я не понимаю, о чём вы, — осторожно сказала Джесси, чувствуя, как дрожат пальцы.

— Конечно, не понимаешь, — Ариэль сделала маленький глоток из бокала. — Я тоже сначала не понимала. Он такой классный, правда? Такой… заботливый, будто ты у него единственная. Единственная на всей планете.

Она усмехнулась:

— До тех пор, пока ты не увидишь его с другой — через две недели. И он тебе скажет, что это просто знакомая. Или что это его сестра. Или… что ты сама всё испортила, потому что слишком неопытная.

— Вы… были вместе? — голос Джесси едва не сорвался, но она выпрямилась, не желая показывать слабость.

Ариэль кивнула. Спокойно. Слишком уверенно. У Джесси внутри что-то болезненно сжалось.

— Я вижу, ты пока наивная. Ну что ж, — незнакомка опёрлась локтем на стойку, медленно, выверенно, и её взгляд скользнул в сторону Габриэля. — Когда я встретила его, он был ровно таким же. Очаровательный. Надёжный. Мужчина, от которого захватывает дух. Он мастерски умеет подбирать идеальные слова для каждой женщины. Но потом… потом ты попадаешь из сказки в кошмар, которому нет ни конца, ни края. Знаешь, сколько у него женщин? Не считай — устанешь.

Джесси молчала. Она ощущала, как коктейль в руках стал ледяным, а ноги — ватными.

— Я до сих пор не знаю, был ли кто-то ещё, пока мы... — Ариэль осеклась и театрально вздохнула. — Хотя, конечно, был. Я ведь находила у него дома вещи, которые не были моими. Даже нижнее бельё. И знаешь, что самое омерзительное? Как он смотрел мне в глаза и говорил: «Ты себе придумала».

Она хмыкнула:

— Он всегда умеет сделать так, чтобы ты чувствовала себя виноватой.

Сердце Джесси вдруг забилось как бешеное.

— Но самое ужасное было, когда он заставил меня сделать аборт, — продолжила Ариэль, и Джесси увидела заблестевшие в её глазах слёзы. — Он сказал, что не готов к детям, и я... Я согласилась, потому что очень любила его. А через две недели увидела, как он целовал какую-то девочку в "нашем" кафе. Младше тебя, кстати. Гораздо.

— Почему вы мне это рассказываете? — хрипло сказала Джесси, сама не узнавая свой голос.

— Потому что ты пока ещё не очнулась. У тебя впереди всё самое… болезненное, — незнакомка склонила голову, будто с сочувствием. — Я не хотела портить тебе вечер, милая. Просто ты выглядишь слишком живой. Слишком влюблённой. И… мне стало так тебя жаль. Он ведь всегда находит очень светлых. Чистых.

— Что ж, спасибо за предупреждение, — холодно кивнула Джесси, уже не чувствуя стекло бокала в руке.

Слова, сказанные незнакомкой, резали, как ледяные осколки. В груди стало тесно и тошно. Казалось, будто ей влили в кровь яд. Всё, что она знала, всё, чему доверяла, — вдруг стало зыбким, ненадёжным.

Но будь она проклята, если покажет свою слабость бывшей Габриэля.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ариэль, словно почувствовав, что нужный эффект достигнут, встала и поправила тонкий ремешок сумочки:

— Что ж, мне пора. Надеюсь, ты прислушаешься к моему совету и не совершишь моих ошибок. Ты, конечно, можешь не верить, но...

Она чуть наклонилась ближе:

— Ты поймёшь, где правда, когда он начнёт тебя ломать.

Она улыбнулась — мягко, почти с сочувствием, как будто подарила Джесси нечто ценное. Затем скользнула прочь, растворившись в толпе, как тень.

У Джесси сдавило горло. Горечь и страх заставляли всё внутри сжиматься. Она не хотела верить. Не могла. Но слова Ариэль впивались, как занозы, точно в те участки сердца, где жила её вера в Габриэля.

Она снова нашла глазами Габриэля, который всё ещё разговаривал с Сэмом. Он заметил её взгляд, улыбнулся и слегка помахал рукой.

Джесси заставила себя улыбнуться и отвернулась к барной стойке, лихорадочно размышляя. Внутри, несмотря на все усилия, уже вовсю разрасталась предательская паника.

А если это правда?...

Джесси опустила взгляд на бокал и медленно провела пальцем по ободку, как будто могла стереть этим движение мысли, кружащиеся в голове. Сердце всё ещё болезненно колотилось в груди. Она не могла так просто отмахнуться от слов Ариэль. Они уже пустили корни и теперь разрастались внутри, наполняя её липким сомнением.

Он ведь был таким нежным...

Словно в упрёк самой себе, она вспомнила, как он держал её, как смотрел на неё, как прислушивался к её словам, к её дыханию. Габриэль никогда не давил. Он был... нежен. Почти бережен. Слишком бережен, если подумать.

Но... что если Ариэль не лгала? Если её слова — правда? То всё это было игрой? Привычным сценарием, где она просто исполняет роль? Очередная девушка с «глупыми надеждами»…

С чего бы она вообще слушала его бывшую? Ведь дамочка явно не в восторге, что осталась не у дел, и её слова и предупреждения здорово смахивали на атаку. Подобранную по точке удара, аккуратно, хладнокровно.

Не фальшивая ли это «сестринская забота» с привкусом мщения? Или, наоборот… предостережение от человека, который сам когда-то пережил всё это? И она, Джесси, действительно — просто очередная глава в длинной, истёртой книге «побед» Габриэля?

И тут одна мысль ударила по ней, как пощёчина: их с Габриэлем история изначально началась с циничной сделки — он платит за её обучение, она… спит с ним. А потом — что-то случилось. Они начали прикасаться чаще, целоваться дольше. Он стал заботиться. Она — доверять.

Но чувства никогда не были частью сделки. Ни в одном пункте. Это был контракт на секс, а не любовь.

И странное дело — от этой мысли ей стало немного легче. Как будто в голове прояснилось. Никакой любви — значит, и не предали. Значит, нечему было рушиться.

Уговаривая себя этим, она сделала глоток, но вкус «Вечерней зари» вдруг показался резким и слишком сладким, как будто подмешали сироп из лжи.

Джесси вздохнула. Закрыла глаза.

И всё же, аборт…

Та часть рассказа, от которой ей стало по-настоящему не по себе. Это была не ревность, не обида. Это было… что-то большее. Глубокое, тёмное...

Если бы это было правдой, Габриэль стал бы совсем другим в её глазах.

Вот только... Габриэль отлично ладил с Алишей. Он… даже заплетал ей косички. Играл в эти дурацкие игры. Пёк блины на завтрак. Шутил.

И глаза у него всегда были такие — тёплые, настоящие.

Он умел обращаться с детьми. Не просто терпел — а участвовал, слушал. У него был талант. Джесси это видела. Алишу он вовсе не воспринимал как обузу — наоборот, наслаждался общением с ней! И этот человек… заставил кого-то сделать аборт? Нелогично. Дико.

Хотя… насколько хорошо она его знает? Джесси стиснула пальцы на бокале. Габриэль был для неё загадкой — огромной и пугающей. Словно лабиринт с красивыми стенами, в котором можно заблудиться. Она не знала, где правда. Она могла её только чувствовать, но сейчас внутри неё бушевал ураган хаоса, и она откровенно не доверяла своим мыслям и эмоциям.

Но опять же — он дал ей право самой решать вопрос контрацепции... Даже лично отвёл её к доктору, а потом завёз в аптеку за таблетками. Он не давил, не ставил условий. Он полностью доверил ей контроль в этом вопросе. Мелочь? Возможно. Но те, кто привык всё контролировать, не отдают такую власть своим жертвам.

Джесси медленно выдохнула. Её трясло, но стало немного полегче, когда она отбросила все эмоции и просто посмотрела на ситуацию логично... Но внутри всё равно сжималось и ныло, и её откровенно тошнило от всей этой ситуации. Она не хотела истерики. Не хотела разговоров. Не хотела выяснять правду — не сейчас. Ей просто хотелось домой. Туда, где она могла бы лечь на кровать, уткнуться лицом в подушку и разложить всё по полочкам. А не пытаться сохранять выражение беспечности и радости на лице — в этом неоновом аду.

Только бы быстрее домой...

— Соскучилась? — раздался знакомый голос у уха, и крепкие руки Габриэля легли на её талию.

Джесси невольно вздрогнула, но обернулась, встречаясь с ним взглядом. Он смотрел на неё с привычной мягкой внимательностью, и в этом взгляде не было ни холода, ни фальши. Только она — и только он.

Джесси заставила себя едва-едва улыбнуться:

— Устала немного. Может… пойдём домой?

— Уверена? — уточнил он. И, получив в ответ очередную скованную улыбку, не стал больше ничего спрашивать. Не стал настаивать. Просто накрыл её ладонь своей — и кивнул.

Пока они молча шли к машине, Габриэль обнял её за талию — привычно, заботливо, так, как делал это десятки раз раньше. Но теперь Джесси казалось, что его рука — слишком тяжёлая. Что между ними будто бы появилась стена.

Она улыбалась уголками губ, кивала, делала вид, что всё нормально — но внутри всё дрожало.

Когда они оказались в машине, Габриэль завёл двигатель и бросил на неё внимательный взгляд. Быстрый, практически незаметный. Но она всё равно заметила, как напряглись его пальцы на руле.

— Всё хорошо? — спросил он негромко.

Она кивнула и выдавила из себя улыбку:

— Просто устала.

Пауза. Он смотрел вперёд, но угол его челюсти предательски дрогнул.

— Ты совсем притихла.

— Прости, — прошептала она. — Вечер выдался насыщенный. Громкая музыка, много лиц...

Она пыталась дышать ровно. Пыталась не выдать ничего. Но, конечно же, Габриэль заметил. Ничего не сказал, но она знала, что его сильные пальцы сжали руль крепче.

Машина плавно въехала в тёмную аллею и исчезла в ночи.

Дома Джесси, избегая пристального взгляда Габриэля, сослалась на то, что хочет принять душ, и поспешила наверх. На втором этаже она почти побежала — ей казалось, что кожа горит: от его взгляда, от лжи, от всего этого вечера.

Спальня встретила её полумраком и тишиной. Её взгляд наткнулся на красное платье, брошенное на край кровати. Оно лежало небрежно, так, как она его оставила — яркое, дерзкое. Слишком смелое для той, кем она себя чувствовала сейчас.

В горле поднялся ком горечи. Она сглотнула, отвернулась и шагнула в ванную, на ходу скидывая с себя одежду.

Тёплые струи воды мягко ласкали её тело, пока она с ожесточением тёрла кожу мочалкой — будто так она могла стереть все гадости, сказанные Ариэль, стереть сомнения и страх, которые они в ней посеяли. Смыть с себя ощущение, что всё это — не настоящее.

— Я не верю... — прошептала она. — Не верю...

Губы задрожали.

— Он… не такой. Это не правда...

Её голос сорвался.

А если правда?

И тогда всё вырвалось наружу. Хрупкие плечи дрогнули, и Джесси просто сползла на мокрый кафель и беззвучно разрыдалась, обхватив себя руками.

Он не может быть таким. Я не верю. Я не хочу верить. Но я боюсь… Боже, как я боюсь, что это правда...

Она не знала, что страшнее — потерять то, что начало казаться настоящим… или признать, что всё с самого начала было иллюзией.

Она плакала от страха, от собственного бессилия, от любви, которую, несмотря ни на что, испытывала к Габриэлю. Да, она уже влюбилась. И теперь эта любовь, отравленная ядом сомнений, как рана, пульсировала на её сердце — болезненная и невыносимая. Её плата за то, что она открыла ему своё сердце.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она наконец заставила себя подняться. Вытерлась. Завернулась в полотенце и дрожащими руками накинула на тело тёплый халат. Стараясь не смотреть в зеркало, она вышла из ванной, всё ещё вытирая волосы полотенцем.

Он ничего не должен увидеть.

Она открыла дверь — и замерла, словно налетела на стену. В дверном проёме спальни стоял Габриэль. Он не двигался. Руки были скрещены на груди, лицо — каменное. Жёсткое. В его глазах было нечитаемое выражение, от которого её сердце тревожно застучало.

Он медленно выдохнул:

— Нам нужно поговорить, Джессика.

Несмотря на то, что голос его был удивительно мягким, прозвучало в нём что-то, от чего у неё внутри всё сжалось. Снова Джессика, а не Джесси...

Он знает. Он слишком наблюдательный. Опытный. И он очень хорошо успел её изучить за то время, что они провели вместе...

Её дыхание сбилось. Сердце резко сорвалось вниз. Она стояла перед ним в одном халате на голое тело, с мокрыми волосами — и не осознавала, какой ужас сейчас отражается в её глазах.

— Пожалуйста, я устала. Мы можем поговорить завтра? — взмолилась она, чувствуя, что ещё мгновение — и самообладание ей изменит.

Сердце грохотало в ушах. Он догадался. Или почувствовал. Он… всё понял.

— Джесс, — он шагнул ближе. — Что случилось?

— Ничего, — голос прозвучал невероятно жалко.

— Ты плакала, — сказал он тихо.

Не вопрос. Констатация. Он видел.

Она прижалась к косяку. Вся сжалась, как от удара.

— Джесси…

Он подошёл ближе, медленно, будто к напуганному зверьку, и протянул руку.

Она отшатнулась.

— Пожалуйста, — жалобно взмолилась она. — Я… я просто хочу лечь.

Он замер. Убрал руку. В его глазах сверкнуло что-то острое — не злость, боль. Его ранило её поведение. Он отступил на шаг. Мгновение он смотрел на неё, а потом в глазах вспыхнуло что-то тёмное и опасное:

— Мне нужно, чтобы ты ответила всего на один вопрос, Джессика. Что тебе в клубе наплела про меня Айрис?

Глава 12. Первая Ссора

Первые сомнения у него вспыхнули, когда Джесси вдруг будто потухла — как только она, почти не глядя, прошептала: «Пойдём домой».

В клубе он действительно списал всё на её усталость, но… её взгляд, её молчание в машине. Она не просто устала. Она была раздавлена. И этот взгляд — потухший, чужой, будто в ней что-то сломалось, — эхом отдавался в его груди.

За одно короткое мгновение его девочка, которая сияла всего несколько часов назад, стала лишь тенью самой себя. Когда она двигалась с ним в танце, реагируя на каждое его движение… Как смеялась над его колкими замечаниями. Обнимала его взглядом. Открытая, влюблённая, настоящая.

А сейчас? Сейчас — глаза опущены. Движения осторожные. Как будто она внезапно оказалась на минном поле. Он не спрашивал, просто прибавил скорость, чтобы поскорее вернуться домой. Он чувствовал — что-то произошло. И уже в коридоре, проследив, как Джесси поспешно поднимается по ступеням, вытащил телефон и позвонил Сэму.

— Гэйб, что-то случилось? — отозвался тот удивлённо.

— Проверь камеры у бара. Кто говорил с Джесси, пока мы с тобой разговаривали?

Пауза. Слишком долгая.

— Эм… Ты не поверишь… Твоя бывшая.

— Которая? — уголок губ Габриэля дрогнул в кривой ухмылке, а глаза вдруг стали холодными.

— Айрис!

Всё резко встало на свои места. Айрис. Ну конечно! Он должен был догадаться. Эта змея не уползает тихо — она всегда кусает на прощание.

Габриэль, сжав зубы, подавил гнев. Наверху слышался шум воды. Какой-то долгий душ. Слишком долгий. Что там делает Джесси? Плачет? Или уже всё решила — и теперь просто оттягивает момент?

Габриэль раздражённо выдохнул:

— Слушай, Сэм, мне пора! Я тебе потом перезвоню…

— Прости, друг! Я добавлю твою бывшую в чёрный список! — в голосе Сэма звучала неприкрытая досада, даже злость. И… капля сочувствия.

Габриэль попрощался с другом и поспешил наверх. Будет ли Айрис занесена в чёрный список или нет, сейчас уже не имело никакого значения — она уже отравила Джесси своим ядом, надеясь разрушить то, что потеряла сама из-за собственной легкодоступности. И ведь знала, куда бить, сука. Знала, что и как сказать, чтобы нанести максимальный урон.

Он поднимался по ступеням, чувствуя, как с каждым шагом внутри поднимается волна страха — вязкого, невыносимого. Только бы не поздно. Только бы Джесси… разобралась в ситуации! Она ведь слишком чистая. Слишком доверчивая — именно за это он её и любил. Именно поэтому он сейчас боялся, что, что бы он ни сказал, это уже ничего не изменит.

Шум воды прекратился. Через минуту Джесси появилась в дверном проёме. Волосы влажными прядями рассыпались по плечам. Глаза чуть припухшие. Слишком бледная, в белом махровом халате. Маленькая и хрупкая — он буквально чувствовал её боль и страх, её сомнения и, самое страшное, её опасение.

Она боялась… его. Проклятье! Всё даже хуже, чем он ожидал.

Габриэль только мысленно выругался. Он видел женщин в самых разных состояниях — любящих, лгущих, умирающих, молящих, предающих. И сейчас видел в её глазах то, от чего ему стало откровенно не по себе. Он понял: одна его ошибка — и сердце его женщины разобьётся на тысячи осколков…

— Нам нужно поговорить, Джесси, — проговорил он наконец сдержанно, ровно.

Она застыла на полушаге, как кролик перед удавом.

— Пожалуйста, я устала. Мы можем поговорить завтра?

Глядя в подозрительно покрасневшие глаза, он отчаянно захотел ей уступить, но… внезапно понял, что сейчас, когда их отношения висят на волоске, это будет ошибкой. Лучше решить всё прямо сейчас, потому что за ночь недоверие между ними уничтожит только зарождающиеся чувства и приведёт к болезненному расставанию.

— Джесс, что случилось?

Он был готов к любому её ответу — кроме лжи. Потому что ложь сейчас будет не просто словом — это будет приговором их зарождающимся отношениям. И она — единственная, кто его подпишет. Потому что, если она начнёт лгать, трогательное доверие между ними будет навсегда уничтожено.

— Ничего, — и столько паники в любимых серых глазах. Её взгляд был растерянным, преданным, отражая терзающую её боль. И это злило ещё больше.

Ты поверила ей, а не мне? Не всему тому, что уже было между нами?..

— Ты плакала.

Она вся сжалась, словно мечтая исчезнуть, раствориться. Проклятье! Что ей наговорила эта стерва, что она смотрит на него теперь округлившимися от ужаса глазами?.. Сердце сжалось. Где-то глубоко, под привычным слоем контроля, затаился страх — страх потерять её, страх всё разрушить собственными руками.

— Джесси…

Он протянул руку, и тут она отпрянула, избегая контакта.

— Пожалуйста, я… я просто хочу лечь.

Габриэль отдёрнул руку, словно обжёгся, чувствуя, как внутри всё тянет, словно ему всадили в сердце кинжал. Внутри бушевали страх, гнев, обида и злость. Но он сдерживал всё. Опыт подсказывал: сейчас нельзя ошибиться — ни словом, ни тоном.

— Мне нужно, чтобы ты ответила всего на один вопрос, Джессика. Что тебе в клубе наплела про меня Айрис?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Просто скажи мне правду, Джесси. Не ври. Не делай, как Айрис. Если ты мне не доверяешь — тогда зачем всё это?...

Она стояла, опустив голову, сжав пальцы в кулачки так крепко, что костяшки побелели. Мокрые волосы прилипли к щекам, а по её щеке стекала слезинка. Но она не сдалась. Не сбежала. Не соврала. Просто… выдохнула дрожащим, надломленным голосом:

— Она сказала… что её зовут Ариэль.

Габриэль медленно выдохнул, чувствуя облегчение. Нет, он не был удивлён. Но услышать эти слова от Джесси было важно. Это значило, что, несмотря на то что сейчас она наверняка считает его монстром, она всё ещё выбирает быть с ним честной.

Он сделал шаг ближе.

— Что ещё? — жёстко, сухо.

Он не хотел быть таким, но страх — а страх он давно научился прятать за грубостью — сжимал горло. Он боялся одного: увидеть в её глазах отвращение. К себе. К их отношениям. К тому, что было между ними.

Но в её взгляде был страх. Боль. И… доверие. Даже сейчас.

Медленно, словно через силу, Джесси выдохнула:

— А ещё она сказала… что ты чудовище. Что ты коллекционируешь женщин, а потом… бросаешь их, как только они надоедают.

Его губы дрогнули. На миг — только миг — он подумал, что не выдержит. Что шагнёт вперёд, прижмёт её к себе — и всё забудется. Но он стоял. Ждал. Слушал.

— И ещё… — её голос сорвался. — Что ты… заставил её сделать аборт.

Слёзы покатились по её щекам, но она будто не замечала их. Стояла — тонкая, хрупкая, но одновременно с этим невероятно сильная. Он должен был быть её опорой. Должен был, чёрт возьми, защитить её от всего этого. Но сейчас он сам едва сдерживался, чтобы удержать бушующую ярость на ту, которая испортила этот волшебный вечер и намеренно пыталась разрушить их отношения, погасив внутренний свет его Ангела. Мразь! Аборт он заставил её сделать!

Габриэль всё же засмеялся от абсурдности ситуации, только смех получился горький и издевательский.

— Джесси, — выдохнул он почти ласково. — Айрис сделала перевязку маточных труб, едва ей исполнилось восемнадцать, — за шесть лет до нашей с ней встречи. У неё не может быть детей!

Он смотрел в округлившиеся от изумления, полные слёз серые глаза и устало выдохнул:

— Я всегда принимаю меры, чтобы обезопасить свою женщину от нежеланной беременности. Но даже учитывая это… я бы никогда не позволил, чтобы женщина сделала от меня аборт, и уж тем более не принуждал бы её к этому.

Он видел, как она всхлипнула, как дрогнули плечи. Но он не подошёл. Она должна была знать всё — до конца.

— Во всём остальном… — он пожал плечами, и голос стал резче, холоднее. — Что тебя смущает, ангел?

— Это всё правда? — выдохнула она. — Про твоих женщин?

Он кивнул:

— Да. У меня были женщины. Много. Чаще всего это были эскортницы, которых я снимал, поэтому в какой-то степени Айрис сказала правду — большинство моих связей были кратковременными. Я не святой, Джесси, и никогда им не притворялся. И уж точно не стану извиняться за своё прошлое. Это моя жизнь. Моя история. Я не буду играть в «я был плохим, но теперь я белый и пушистый». Я — это я. И я всегда был честен с тобой и ни разу не предал твоего доверия.

Он наклонил голову чуть набок, и голос стал ещё ниже — мягкий, почти бархатный, но внутри звенела сталь:

— Хотя… если ты хочешь видеть меня чудовищем — пожалуйста. У меня за плечами больше тридцати трупов. Я бывший спецназовец и много убивал, — его голос был ровным, почти отрешённым. — И да, меня не терзают муки совести, потому что на войне так бывает. Там нет времени сомневаться.

Он сделал паузу:

— Но тебя это не пугает, верно, Джесси? Тебя больше беспокоит количество женщин, побывавших в моей постели, и несуществующий аборт, который якобы сделала женщина, которая и детей-то иметь не может!

Он стоял перед ней — сильный, решительный, гордый и невероятно уязвимый в своей честности. Он не оправдывался, не защищался, не пытался исказить неприглядную правду, чтобы хоть как-то обелить себя...

Она смотрела ему в глаза, словно отчаянно пытаясь отделить зёрна правды от шелухи лжи, которую вывалила на неё Айрис, и с болью понимала, что для этого ей потребуется время.

Да, он — мерзавец и убийца. Но, чёрт побери, с Джесси он был откровенен с самого начала! И теперь... Либо она поймёт это и останется, либо сегодняшняя ночь станет началом конца их отношений.

Он видел, как её бьёт дрожь. Как она стояла — словно потерявшаяся маленькая девочка... Было предельно ясно, что она не знала, чему верить. Не знала, в кого верить. И это ранило. Глубже, чем он готов был себе признать.

Габриэль выдохнул и сделал шаг назад, словно ставя между ними черту.

— Ладно, — голос его был хриплым, но спокойным. — Я... пожалуй, пойду.

Она вскинула на него взгляд — быстрый, растерянный.

— Что? Куда? — в её голосе мелькнуло что-то похожее на испуг.

— В гостевую спальню, — он пожал плечами. — Посплю там.

— Габриэль... — прошептала она.

Но он уже говорил дальше — спокойно, почти отчуждённо:

— Я не собираюсь тебя уговаривать, Джесси. Не буду доказывать свою невиновность, ведь доказательств того, что я говорю правду, у меня всё равно нет. Ты не ребёнок, а взрослая женщина. Правда тебе уже известна, и выберешь ли ты её или поверишь женщине, которая даже имени настоящего тебе не назвала, — дело твоё.

Она шагнула к нему, будто хотела что-то сказать, но тут же остановилась. Опустила глаза. Растерянность, боль и вина — всё перемешалось на её лице. Но он видел главное: она сомневается в нём. И это было невыносимо.

— Ты знала, на что идёшь. Ты приняла меня — такого, какой я есть. Без обещаний. Без масок... — он судорожно вдохнул.

— Я просто... — её голос был тише шёпота. — Я не знаю, что правда...

— Добро пожаловать во взрослую жизнь, — резко бросил он. — Где не всё в розовом свете и не всё делится на «хороших» и «плохих». Где у людей есть тени, и прошлое может причинять боль.

Он видел, как её глаза снова наполнились слезами, и это было пыткой.

— Если это ещё имеет какое-то значение, — продолжил он уже тише, — я был... счастлив с тобой. По-настоящему. И, чёрт побери, я не часто могу сказать это о себе. Я не говорил тебе громких слов, не обещал вечности — но я хотел, чтобы ты была рядом. Как женщина, которой я могу доверять. Жаль... — он замолчал на мгновение, сдерживая ком, подступивший к горлу, — что ты первая, кто сдался.

— Я не сдавалась! — вспыхнула она, вскидывая голову, и он впервые за всё это время увидел в её взгляде искру. — Я просто... я растеряна, Габриэль! Ты хочешь, чтобы я слепо всё проглотила? Чтобы поверила тебе на слово, когда она...

— ...она тебе солгала в лицо, — перебил он хрипло. — Я был рядом с тобой, Джесси, день за днём, час за часом. Всё, что между нами было, — настоящее! Но, видимо, этого недостаточно, да?

Он снова посмотрел на неё — в этот раз без злости. Взгляд его был тяжёлым, усталым. В нём читалась только боль. И... разочарование.

— Если ты захочешь поговорить — я буду рядом. Если нет... что ж. Значит, такой у этой истории будет конец.

Он просто развернулся и вышел из спальни, чувствуя, как с каждым шагом по лестнице вниз в нём разрасталось ощущение пустоты.

Небо за окном было пугающе чёрным, как и мрак в его душе. Ему казалось, что он только что потерял нечто бесценное. И самое горькое — не потому что был плохим. Не потому что чем-то её обидел. А лишь потому, что кто-то убедил её в том, что он чудовище, раньше, чем он успел сказать правду.

Он спустился по лестнице и остановился внизу, на мгновение закрыв глаза. Дом казался невыносимо тихим. Давящим. Пустым — несмотря на то, что она всё ещё была здесь, наверху. Наверное, это и было самое страшное: она была рядом, но в то же время совершенно недосягаема.

Габриэль медленно прошёл в кухню, налил себе воды, но не выпил. Просто стоял, держа стакан в руке, глядя в одну точку. И в какой-то момент тихо, почти бесшумно, выдохнул.

Нет, он не злился на Джесси. И не винил за её реакцию. Ведь если так разобраться, даже он бы слегка охренел, если бы ему сказали, что его девушка — убийца и шлюха, которая сделала кучу абортов. Но он — взрослый мужик, который прошёл огонь и воду, а она — неопытная девушка, которая ещё даже жизни не видела...

Сомнительно, чтобы Джесси смогла выбрать его после всего этого...

Он злился на себя. На Айрис. На всё это хрупкое, сбившееся с курса «почти счастье», которое они с Джесси только начали строить — неуклюже, шаг за шагом. Она — в силу своей неопытности, он — из-за своей эмоциональной ущербности. Ведь в какой-то степени это были и его первые отношения с женщиной, которая настолько идеально ему подходила.

Даже когда они были с Айрис, он никогда не испытывал и сотой доли того, что чувствовал с Джесси.

Проклятье! Он должен был предвидеть, что когда-нибудь это случится. Знал же, что прошлое догонит. Не в виде сплетен или слухов, а в виде той, кто отлично знала, куда бить. Кто терпеливо ждала момента, чтобы нанести удар.

А он... допустил ошибку. Не просчитал. Не предусмотрел. Расслабился, блядь, — от счастья позабыв обо всём на свете... Идиот!

И вот теперь его Ангел там, наверху, наверняка плачет в подушку, не зная, можно ли ему верить. А он бесится, что никак не может повлиять на ситуацию. Ведь осталось самое болезненное — ожидание. И он знал, что не будет её торопить. Не будет умолять.

Женщина должна оставаться с мужчиной исключительно по своей воле. Потому что доверяет. Потому что любит и принимает его таким, какой он есть. Не из жалости. Не из вины. И уж точно не потому, что ты круто умеешь убеждать и оправдываться.

Да и что-то ему подсказывало: любые попытки защититься или что-то объяснить воспримутся как жалкие отговорки...

Чёрт! Всё равно — больно. И тошно. Внутри всё гудит и пульсирует, как готовый взорваться ядерный реактор...

Габриэль медленно поставил стакан на стол и нервно провёл рукой по волосам. Нет. Так нельзя. Сейчас он разнесёт что-нибудь — если не выведет это наружу.

Он развернулся и почти бесшумно пошёл к тяжёлой двери, ведущей в подвал. Прохладный воздух и тишина... Свет включился автоматически.

Спортзал. То место, где он мог не думать и не чувствовать: тело переходило на автономный режим, отвлекая от реальности и проблем.

Он сбросил рубашку, привычно обмотал руки бинтами и встал перед тяжёлой грушей.

Первый удар едва не сорвал снаряд с крюка под потолком, но Габриэль этого даже не заметил. Ещё удар. Снова. И снова.

Вначале — ярость. Отрывистая, резкая, слепая. Он бил, будто хотел разрушить ту стену отчуждения, которая вдруг выросла между ними.

Удары шли от плеч, от спины — всё, как его учили инструктора. Вложиться всем телом. Всей болью.

Он не смотрел на часы, но постепенно в голову начала возвращаться ясность.

Джесси — сильная, умная и храбрая девушка... И если он не ошибся в своей оценке её характера, то ей просто нужно время. Не объяснения. Не оправдания. А тишина. Чтобы всё внутри разложилось по полочкам.

Она разберётся в ситуации. Обязательно разберётся. Потому что если она позволит лживым словам Айрис разрушить их отношения, то это будет означать только одно — что он изначально ошибся и опять выбрал не ту женщину. А сама мысль об этом была мучительной...

Он остановился. Дышал тяжело. Сильное тело блестело от пота, а руки подрагивали. Груша раскачивалась перед ним, как маятник.

Габриэль отбросил бинты и прикрыл глаза.

Что теперь? Ждать? Или попытаться поговорить?

И, задаваясь этим вопросом, он уже знал ответ. Он будет ждать.

Потому что любовь — если она у них всё же есть — не должна быть завоёванной. Она должна быть выбранной. Он уже давно выбрал. И теперь позволит своему Ангелу выбрать за них обоих.

Он медленно опустился на скамью и закрыл глаза. Чёрт, это будет тем ещё испытанием на выдержку. У него был характер бойца, и сдерживать себя, когда их трещащие по швам отношения качаются на обрыве пропасти, было сущей пыткой...

И совсем жутко было осознавать, что их будущее зависит исключительно от его самообладания и рассудительности его женщины...

Глава 13. Бессонная Ночь

Джесси не знала, сколько ещё стояла после того, как Габриэль ушёл. Мозг отказывался воспринимать реальность, мысли то и дело возвращались к стоявшим перед внутренним взором чёрным глазам, в которых было всё: удивление, разочарование, упрёк… и любовь. Чёрт, она видела любовь. Даже сквозь обиду и гнев. Сквозь боль, которую она ему причинила.

Но вместо того, чтобы оправдываться и что-то доказывать, он просто ушёл. Ушёл, оставив ей тишину и пространство, чтобы она могла всё взвесить сама. Это было почти хуже, чем если бы он сорвался, — ведь эта тишина оказалась тяжелее любых упрёков.

Джесси медленно опустилась на кровать. Не сменив даже влажный халат на сухую пижаму — просто легла на бок и крепко обняла подушку, как будто это единственное, что осталось в её мире настоящим и безопасным. Вдохнула такой знакомый, свежий аромат его геля для душа, смешанный с чем-то тёплым и едва уловимым. Это был только его запах — тот, который она могла бы узнать среди тысячи. И теперь он служил ей напоминанием: он был здесь, совсем рядом, а потом всё в одно мгновение изменилось.

Время будто застыло. Минуты, возможно, шли, но она их не чувствовала. Слёз не было — они как-то разом закончились. Всё, что она могла, — это лежать и слышать собственное дыхание, пока мысли крутились, как в мутном омуте.

Айрис. Её слова, от которых хотелось убежать и спрятаться — только бы не чувствовать. Эти холодные зелёные глаза и их хищный блеск. Её улыбка — победоносная и торжествующая.

«Он такой классный, правда? Такой заботливый, будто ты у него единственная…»

«Он мастерски умеет подбирать идеальные слова для каждой женщины… Знаешь, сколько у него женщин?»

«Ты поймёшь, где правда, когда он начнёт тебя ломать».

Джесси крепче обхватила подушку и сжалась в комочек. Так больно. Так унизительно, когда даже не понимаешь, что чувствовать и кому верить. Почему никто не говорил ей, что взрослые отношения — это так больно и тяжело? Что любовь — это не только «он любит» и «я люблю», но ещё и страх, и недоверие, и грязь прошлого, и выбор между доверием и сомнениями? Что это не только мягкое чувство порхающих бабочек в животе, а ещё и тяжёлая работа? Что правда может резать сильнее любой лжи, а быть взрослой — значит тонуть в сомнениях и страхе?..

«У меня были женщины… Чаще всего — эскортницы… Я не святой…»

«Я был… счастлив с тобой… И, чёрт побери, я не часто могу сказать это о себе».

«Я всегда был честен с тобой и ни разу не предал твоего доверия».

Эти слова резонировали в ней с невыносимой тяжестью. Ведь если подумать, слова Габриэля звучали более искренне, чем слова Айрис… Или это ей просто отчаянно хотелось, чтобы они были правдой? Хотелось верить именно его словам, потому что он стал так много для неё значить…

Джесси закрыла глаза, и в тишине всплыло его лицо — напряжённое, суровое… Перед ней стоял его взгляд. Глубокий. Печальный. Полный горечи и разочарования. Как будто он и не ждал, что она выберет его. Словно знал, что уже проиграл. И это было хуже любых упрёков. Потому что в его взгляде было отчаяние. Он ведь не умел умолять, не умел быть слабым. Но ради неё… он почти переступил через себя.

А она? Она — усомнилась и подвела. Его. Себя. Их. Позволила чужим словам стать стеной между ними. И теперь лежала в постели, чувствуя почти физический дискомфорт от того, что Габриэля не было рядом. Пустота на его половине кровати вдруг стала осязаемой — не боль, но что-то близкое к этому.

Она потерялась. И теперь чувствовала себя невероятно одинокой и беспомощной. Она не знала, что будет утром. Не знала, сможет ли снова взглянуть ему в глаза. Сможет ли она доверять ему. Сможет ли он простить.

Джесси повернулась на другой бок. Раньше она засыпала, чувствуя его дыхание, тяжесть его руки на своей талии, его тепло и защиту. Иногда она засыпала на его плече. Иногда просто касалась его спины рукой. А теперь — только холод и пустота. Здесь было всё, что должно было дарить ей покой: мягкий свет, чистая постель, ароматное бельё. Но без Габриэля она снова чувствовала себя гостьей в этом доме, к которому только-только начала привыкать.

Без него было невыносимо. Одиноко. Неуютно. Тошно. Больше всего на свете она хотела, чтобы он снова просто… был рядом. Хотелось обнять его. Ничего не говорить, а всего лишь почувствовать его рядом.

Ком подступил к горлу, и наворачивающиеся слёзы наконец прорвались. Она не рыдала — нет. Слёзы беззвучно текли и впитывались в подушку, а она не могла с этим ничего сделать — ей просто было больно. Больно от того, что впервые по-настоящему полюбила — и, возможно, впервые по-настоящему теряла. Из-за чьих-то злых слов или из-за собственной глупости…

«Что тебя смущает, ангел?» — снова всплыли в голове его слова. Конечно, у Габриэля были женщины. Мужчина, от одного прикосновения которого у неё перехватывало дыхание, просто не мог быть новичком в этих вещах. Но разве это стало для неё новостью? Нет! Она подозревала об этом с самого начала, и, положа руку на сердце, мысль о его бывших любовницах раньше не вызывала ревности или боли. Возможно, потому что до сегодняшнего вечера они воспринимались как обезличенные фантомы, которые просто однажды присутствовали в его жизни.

Теперь же… «Прикасался ли он к ним так же, как ко мне? Шептал ли им нежности в постели? Смотрел ли он на них так, словно никого другого для него не существовало?..» — мысль мелькнула в голове прежде, чем она успела запретить себе думать об этом, и Джесси невольно поморщилась. Чёрт. Неприятно, но ответ — точно да…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хотя… стоило признать, что рядом с Габриэлем она никогда не чувствовала себя одной из многих. Наоборот — рядом с ним она всегда была единственной. Особенной. Любимой. Но Айрис сказала, что он умеет очаровывать женщин… Чёрт! Ладно, если даже принять её слова за правду, то… зачем? Чтобы затащить её в постель? Так он и так спал с ней, и не раз — это было изначальной частью сделки.

Чтобы похвастаться перед друзьями? Но тогда почему Сэм, друг Габриэля, отнёсся к ней с таким теплом и уважением, почти по-семейному? Так не разговаривают с временными игрушками. А тётя Мэгги? Да, Джесси была неопытной, но не дурой, чтобы не отличить фальшивое радушие от настоящего.

И какой смысл был Габриэлю дарить ей роскошные розы после их первой ночи, если ему нужен был только секс? Зачем, если он и так на тот момент уже всё получил? Зачем готовить ей завтраки, проводить с ней время, готовить горячий шоколад? Ходить с ней в гости?

Неожиданно, но тот факт, что Габриэль настоял на том, чтобы они спали в одной спальне, вдруг предстал перед ней совсем в другом свете. Разве не проще было бы, чтобы она жила отдельно? Просто встречаться на пару часов в выбранное время. Но Габриэль, напротив, настоял на совместном проживании. Он заботился о ней, утешал, когда ей было плохо… Не раздумывая, рисковал своей жизнью, чтобы спасти её… Разве так поступают те, кто всего лишь играет?

А та трепетная нежность, которую она чувствовала в его отношении к ней?..

Разве не должно всё было быть иначе, если бы его интересовало только её тело? Нет, всё это было искренне. Она чувствовала это — в том, как он заботливо укрывал её пледом, как нёс на руках, когда ей было плохо. Как он делился с ней своей силой и теплом. Всегда нежный, всегда внимательный. Заботливый. Терпеливый.

Да, говорил он иногда поистине ужасные вещи, и при их знакомстве вёл себя как настоящий козёл, но… по-своему он всё время был честен с ней. И даже признание в том, что ему приходилось убивать… Оно было страшным, да. Но… в конце концов, дядя тоже убивал, и это не мешало ему быть добрым и любящим человеком. И она чувствовала себя рядом с Габриэлем в полной безопасности… Даже когда она выставила ему свои обвинения!

Джесси вздохнула. Всё, что он признал сегодня, было правдой. Габриэль никогда не говорил «я люблю тебя», но ведь их сделка этого и не требовала от него. Но то, как он на неё смотрел, как бережно к ней относился, заботился и защищал, — это говорило ей больше, чем эти три слова. Она это чувствовала, ведь уже успела изучить его достаточно хорошо. Каждый его жест, каждая интонация — она не могла найти ни малейшего признака лжи.

Этот взгляд, чуть усталый, но прямой, когда он рассказал о своём прошлом. Его горькое признание, что у него нет доказательств, чтобы опровергнуть слова Айрис. Он не защищался и не оправдывался. Он просто смотрел ей в глаза и говорил правду. А потом ушёл, предоставив ей самой решать — верит она ему или нет.

Так почему тогда слова Айрис оставили такую боль? Почему застряли внутри, как заноза, и не давали покоя, хотя она и пыталась убедить себя, что всё это — не более чем яд, выпущенный в порыве злости бывшей любовницей Габриэля? Почему они кольнули в самое сердце, заставили дрогнуть то, что, казалось, уже обрело уверенность?

«Что же меня по-настоящему пугает?» — невольно задала себе вопрос Джесси. И в этот момент она вдруг поняла. Не он. Не его прошлое. Не многочисленные женщины и даже не Айрис. Её сердце сжимала не ревность, не обида и не предательство. Единственное, что её по-настоящему беспокоило, — это возможный аборт. Страх, что Габриэль действительно заставил женщину сделать аборт. Что он может быть настолько жестоким и бессердечным…

Нет, она понимала, что, по сути, это обычная медицинская процедура, которую часто назначают врачи по ряду показателей. И в глубине души она отнюдь не была ярой противницей абортов в целом, потому что дядя когда-то детально объяснил ей эту тему. Но осознавать, что Габриэль мог быть таким человеком, — было больно.

Джесси тяжело выдохнула, уткнувшись носом в подушку. Всё внутри скручивало тугой пружиной, как будто кто-то медленно, но неотвратимо подкручивал механизм тревоги. Верила ли она словам Габриэля о том, что Айрис была бесплодна?

Девушка задумалась, прокручивая в памяти его реакцию на её слова… Неверящее выражение на его лице, удивление и его смех — вроде неуместный в данной ситуации, но такой естественный для человека, которому выдвинули абсурдное обвинение. Да, пожалуй, верила!

Тогда, если принять слова Габриэля за правду, получается, что её испугал не аборт Айрис, а… та мысль, что когда-нибудь она может оказаться в такой же ситуации, и она не знала, как он поступит в этом случае. Ведь как бы там ни было, но даже таблетки, которые она принимала, не являлись абсолютным гарантом от нежеланной беременности. А Габриэль… после того как анализы показали, что он абсолютно здоров, не пользовался презервативами.

И если она забеременеет?.. А даже если это и случится, то что? Конец света?

Внутри вспыхнула злость, и Джесси вдруг почувствовала, как в душе что-то щёлкнуло. Никто и никогда не заставит её избавиться от ребёнка Габриэля, даже он сам! Да, она помнила его слова о том, что он никогда не позволит женщине сделать от него аборт, но даже если он не захочет их малыша — она сама его вырастит. Возьмёт академический отпуск, родит ребёнка, будет пахать на трёх работах, но справится! Да, будет ужасно тяжело, но… жизнь она и есть такая! Никто не обещал, что будет легко.

Внутри от принятого решения стало внезапно легко. И впервые с того момента, как они ушли из клуба, в её душе воцарились покой и тишина. Джесси медленно выдохнула, наблюдая, как за окном светлеет небо… Очень хотелось верить, что ещё не поздно всё исправить!

Теперь пришло понимание, что всё, что наговорила Айрис, в конечном счёте оказалось пустым шумом. Грязной, липкой мишурой, которой та пыталась просто разрушить их отношения. И ссора… Господи, эта ссора не стоила даже выеденного яйца. Но сколько же боли и глупых сомнений она успела ей принести.

Чёрт, как же ей хотелось, чтобы он хотя бы её выслушал. Даже если он будет холоден, даже если в его взгляде снова мелькнёт то усталое разочарование — она будет говорить. Потому что если она промолчит, всё это действительно уничтожит все зарождающиеся между ними чувства.

Она уже знала, с чего начнёт. С того, что важно, а не с мусора, который вбросила Айрис. С того, что он значил для неё всё это время. Что она верила ему — пусть и не сразу, пусть и через страх. Что она не позволит чужим словам решать за неё, кого любить и кому доверять.

Мир за окном медленно окрашивался в розовые и золотистые тона. С каждым лучом внутри словно становилось светлее. Она глубоко вдохнула и впервые за ночь смогла позволить себе закрыть глаза по-настоящему — без страха и дрожи.

Да, утро будет непростым. Возможно, он по-прежнему будет зол и разочарован. Возможно, не поверит в её внезапное прозрение. Но у неё появилось твёрдое намерение бороться за них. За него. За себя. И это было единственное, что имело значение.

Глава 14. Серьёзный Разговор

Габриэль так и не сомкнул глаз этой ночью. Не то чтобы он не пытался — просто тело отказывалось расслабляться, а лежать без движения, слушая тиканье часов и редкий шум проезжающих за окном машин, оказалось хуже пытки. Он всегда считал себя человеком, умеющим ждать. В спецназе это качество вырабатывалось до автоматизма: часами, а то и сутками сидеть в засаде, не шевельнувшись, держа в поле зрения цель. Но в бою ты ждёшь чего-то определённого: команды, сигнала, выстрела. А здесь… он не знал, чего именно ждёт, ведь было ощущение, что между ним и Джесси пролегла пропасть. И думать о том, что выбор будет не в его пользу, было невыносимо.

Под утро он сдался. Точнее, нашёл себе оправдание, чтобы заняться хоть чем-то конкретным, в чём был уверен на сто процентов. Машина Джесси. Её старая «Мазда», судя по всему, уже давно посвистывала на холостых, и сегодня у него было более чем достаточно времени, чтобы поменять поликлиновый ремень. Ведь, во-первых, — судя по всему, все его планы с Джесси на эти выходные полетели к чертям, а во-вторых, новый ремень уже несколько дней как лежал в гараже. Теперь он стал отличным поводом занять делом руки и голову.

Он знал, что это выглядит странно: после бессонной ночи, после их ссоры, вместо разговора уйти возиться с машиной. Но мужская логика редко укладывается в схемы, которые любят психологи. Он не собирался сейчас штурмовать её оборону — не потому, что не хотел, а потому, что прекрасно понимал, насколько легко всё испортить. Наобум Габриэль действовать не любил, особенно когда чувствовал себя на минном поле: один неверный шаг — и от их отношений ничего не останется, кроме кратера величиной с Неваду.

Гараж встретил его прохладой и полумраком. Габриэль щёлкнул выключателем, прищурившись, когда яркий свет ударил по глазам. Закатав рукава позаимствованной в комнате брата рубашки, он достал инструмент, открыл капот и погрузился в привычную рутину. Пальцы двигались уверенно, почти механически: ключ, болт, ремень, натяжитель. Каждый шаг — чёткий, предсказуемый. Порядок, который поддаётся контролю. То, что нужно, когда внутри бушует хаос.

Привычные действия помогали успокоиться, выровнять дыхание, вернуть себе ощущение контроля, которого он лишился, когда увидел в её глазах сомнение. То самое сомнение, которое он не заслужил. В глубине души он надеялся, что к тому моменту, как вернётся в дом, она будет готова поговорить. Хотя бы посмотреть на него. Потому что если она просто пройдёт мимо, не произнеся ни слова… он не был уверен, что сможет сдержаться и не выложить всё, что крутилось в голове этой чёртовой ночью.

Габриэль проверил натяжитель, слегка пошевелил новый ремень и понял, что без трещотки с длинным воротком дело дальше не продвинется: болт сидел крепко, а обычным ключом было неудобно подлезть. Габриэль выпрямился, потянулся к верстаку, на ощупь ища нужный размер головки, когда почувствовал чей-то взгляд. Он поднял голову — и замер.

В дверном проёме, словно тень, стояла Джесси — в серой растянутой толстовке и спортивных штанах. Хрупкая, с опущенными плечами, с тёмными кругами под глазами. Бледная, уставшая, волосы небрежно собраны в хвост. Но именно глаза… глаза ударили по нему сильнее любого слова.

Сердце мужчины сжалось от сожаления и сочувствия. Он сразу понял — она, как и он, не сомкнула глаз этой ночью. Его девочка. Его Ангел, которого так ранило его прошлое.

— Мы можем поговорить? — тихо спросила она. И в её голосе была настороженность, от которой внутри неприятно кольнуло, будто кто-то провёл острым лезвием по сердцу.

Габриэль внутренне поморщился. Похоже, всё ещё хуже, чем он ожидал... Несколько секунд он просто изучал её, стараясь прочитать в этих усталых чертах хоть намёк на то, что их разговор не станет финалом. Потом медленно выпрямился, взял со столешницы чистую ветошь и стал тщательно вытирать руки, перепачканные машинным маслом.

— Конечно, Джесси… давай поговорим, — тяжело выдохнул он и небрежно бросил тряпку на верстак.

Ремень подождёт. А вот она — нет.

Габриэль стоял, скрестив руки на груди. Он уже знал, чем всё кончится. Почти слышал этот приговор — тяжёлые, хладнокровные слова, после которых между ними навсегда всё закончится. Такая чистая, светлая и правильная девушка, как Джесси, не сможет жить в тени его чудовищного прошлого. Не сможет находиться с мужчиной, душа которого насквозь пропитана тьмой. Никакая любовь не выдержит этого.

Он с обречённым смирением наблюдал, как она колеблется, и в эти секунды ему чудилось, что слышит, как внутри медленно ломается что-то важное. Он хмуро скользнул по ней взглядом, в котором было и напряжение, и усталое ожидание.

— Если я тебя спрошу кое-что, ты ответишь мне правду? — её голос прозвучал тихо, но в нём была такая твёрдость, что он почувствовал, как сердце ускорило ритм.

Габриэль криво усмехнулся, не сводя с неё взгляда. И это была та самая усмешка, за которой он привык прятать всё, что болело слишком сильно.

— А ты поверишь словам убийцы и подонка?

Она сделала шаг к нему. И он поймал себя на том, что тонет в её серых глазах, в которых, казалось, застыла вся тяжесть грозовых облаков.

— Да, — прозвучал едва слышный ответ, но внезапно так твёрдо, что его дыхание сбилось.

Боль, тоска — и такое острое желание обнять её, прижать к себе, что пальцы почти свело судорогой. Он хотел стереть эту проклятую ночь из её памяти — затопить сомнения поцелуями, выжечь страстью, доказать, что всё, что было до неё, — всего лишь прошлое. И всё, что для него имеет значение, — это она сама.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но он остался на месте, потому что знал: он недостоин даже прикасаться к ней.

— Я отвечу честно на любой заданный тобой вопрос, Ангел, — сказал он, и голос прозвучал низко, хрипло, словно каждое слово давалось ему с трудом.

— Если бы я сказала тебе сейчас, что я беременна… что бы ты сделал?

Брови Габриэля непроизвольно поползли вверх. Из всех возможных вопросов — после этой долгой ночи, полной молчаливой боли и недосказанности — она выбрала этот. Его девочка… снова умудрилась его удивить.

Он смотрел на неё, словно пытался прочесть, шутит она или нет. Но серьёзность в её глазах была такой же осязаемой, как холод металла под его пальцами пару минут назад. Джесси не шутила.

Габриэль медленно выдохнул:

— Я бы… — он сделал полшага вперёд, почти против своей воли. — …Сначала зацеловал тебя до полусмерти. Так, чтобы ты ни на секунду не усомнилась, что это — лучший подарок, который я когда-либо получал.

Голос его был хриплым, но в нём звучала непоколебимая уверенность.

— А потом, — продолжил он, не отводя взгляда, — потащил бы тебя прямиком в ратушу, чтобы ты стала моей женой, Джесси. Чтобы мы могли сказать всему миру, что ты — моя, и я — твой.

Он говорил это прямо, без тени сомнения, глядя ей в глаза, и видел, как настороженность в них сменяется удивлением… затем недоверием… а потом — чем-то мягким, трепетным, таким, что било прямо в самое сердце.

Габриэль заметил блеск слёз в её глазах, и в этот миг внутри него боролись два желания: остаться на месте, чтобы не напугать её, или пересечь это крошечное расстояние, стереть солёные капли губами, прижать её к себе так, чтобы весь этот проклятый мир исчез.

Чёрт, он почти чувствовал её тепло, хотя между ними всё ещё несколько метров. В груди было тяжело, но не от боли — от переполняющего чувства, которое он боялся назвать вслух. Потому что, если он произнесёт то, что сейчас чувствовал, пути назад уже не будет.

Габриэль стоял, будто врос в пол, не смея двинуться. Её глаза… Господи. В них не было холода, которого он так боялся. Наоборот — он видел там то, что уже почти не надеялся увидеть: мягкое, тёплое сияние, которое грело лучше любого огня.

Молчание между ними сделалось почти невыносимым, когда Джесси вдруг сделала шаг.

Один. Второй. И вдруг она бросилась к нему, обвила его руками и… разрыдалась. Сердце Габриэля, казалось, остановилось на долю секунды. А потом — снова забилось. Быстро, отчаянно, с облегчением, которое почти граничило с болью.

Он обнял её, всё ещё не веря, что его Ангел настолько ему доверяет. Сначала осторожно — будто боясь, что она передумает. А потом — крепче, словно хотел защитить от всего мира, от боли, от лжи, от себя самого.

— Всё хорошо. Всё хорошо, малыш, — шептал он, зарываясь лицом в её волосы.

Но она уже не слышала. Она рыдала, всхлипывая, сжимая в кулаках ткань его рубашки, как будто только так могла удержаться на ногах.

— Я не знала, кому верить… — простонала она. — Не знала, что правда, а что ложь… Но мне было так страшно, что ты… не тот, за кого я тебя принимала… Потому что я… я…

Он замер и сглотнул болезненный ком в горле. Ему не нужно было уточнять конец фразы — он и так понял… уже люблю тебя.

— Прости меня… — почти прошептала она, встречаясь с ним взглядом. — Я знаю, что ты — не чудовище. Я чувствую это. В каждом твоём прикосновении, в твоей заботе, в той нежности, которую ты мне даришь… Прости, что я усомнилась в тебе!

Габриэль нежно смахнул её слёзы, продолжая укачивать её — дрожащую, хрупкую и такую ранимую. Он держал её в своих объятиях, как самую большую драгоценность в своей жизни, и не знал, как объяснить ей всё, что он сейчас чувствовал. Что он не заслуживал её, но её доверие — самый большой подарок, который когда-либо дарила ему судьба. Что сама мысль о возможном расставании рвёт ему сердце и душу, но он никогда не станет удерживать её, если заподозрит, что она с ним несчастлива.

— Боже, Джесси… — прошептал он хрипло, и голос его сорвался. — Не плачь! Ты разбиваешь мне сердце…

Габриэль чуть отстранился, всё ещё обнимая её, и кончиками пальцев осторожно стирал солёные дорожки слёз с её лица. Его взгляд стал мягким, почти нежным, и в нём не осталось ни тени той жесткости, которую он так часто надевал, как броню.

— Посмотри на меня, Ангел.

Джесси послушно встретилась с ним взглядом, и он едва заметно улыбнулся — так, как улыбаются только тем, кто значит для тебя целый мир.

— Я никогда… — тихо, но с твёрдой уверенностью произнёс он. — Никогда не бегал от ответственности. И тем более — не брошу своего ребёнка. Как бы ни сложилось между нами… я буду рядом. Всегда.

Он чуть сильнее провёл пальцами по её щеке, задержавшись у линии подбородка, и, прежде чем она успела что-то ответить, мягко наклонился и коснулся её губ поцелуем. Не жадным и не торопливым, а глубоким, тёплым, таким, в котором было всё: и обещание, и защита, и тихое, почти беззвучное признание в том, что он уже не мыслит своей жизни без неё.

Джесси тихо выдохнула ему в губы, и её руки, до этого сжавшие его рубашку, поднялись выше, обвивая его шею. Он ответил, чуть крепче прижимая её к себе, будто хотел растворить в себе всю её тревогу, забрать остатки страха.

— Ты моя, Джесси, — сказал он тихо, почти шёпотом. — И если однажды мы будем держать на руках нашего ребёнка… я хочу, чтобы ты знала — он будет желанным для меня с первой секунды.

Её глаза снова заблестели, но на этот раз в них было не отчаяние, а что-то тёплое, согревающее изнутри. Она нежно коснулась его лица и потянулась к нему за поцелуем:

— Пошли ляжем… — услышал он её тихий шёпот.

Он не сразу ответил. Просто смотрел на неё, изучал каждую линию её лица, будто пытался понять, откуда в ней взялась эта мягкость после такой ночи. Взгляд его стал чуть серьёзнее, глубже. Он не собирался действовать на автомате только потому, что она предложила.

— Ты уверена? — спросил он тихо, но в голосе слышалась та решимость, которая рождается из искренних чувств и заботы.

— Мне бы не хотелось… если ты не до конца уверена…

Она не дала ему договорить.

— Я хочу тебя, — просто сказала она, без лишних слов, и, прежде чем он успел вымолвить хоть что-то, потянулась и коснулась его губ своими.

Поцелуй вышел тёплым, но в нём была жадность — не та, что от голода, а та, что от долгого воздержания, от накопившейся тоски. Её губы дрожали от эмоций, которые она уже не могла сдерживать.

Габриэль почувствовал, как что-то срывается внутри него. Он тонул в её запахе, её тепле, в той доверчивой мягкости, которая ломала все его оборонительные стены. Его пальцы скользнули к её затылку, притянули ближе, он ответил на поцелуй глубже, вкладывая в него всё — нежность, защиту, желание и… благодарность. Благодарность за то, что она выбрала его и их отношения!

Каждое её прикосновение отзывалось в нём эхом, заставляя забывать о том, что между ними было несколько часов назад. Но где-то в глубине оставалась взрослая, трезвая мысль: нельзя торопиться.

Он медленно отстранился, провёл большим пальцем по её щеке, всё ещё ловя её взгляд.

— Джесси… — его голос стал ниже, мягче. — Я не могу изменить своё прошлое. Мои бывшие… они всегда будут частью моей жизни. И я…

Она не дала ему договорить. Лёгкое прикосновение её пальца к его губам — и он замолчал.

— Я понимаю, — сказала она просто. Но потом всё-таки добавила, чуть торопливо, словно боялась, что он неправильно её поймёт:

— Я постараюсь… реагировать спокойнее, если вдруг мы снова столкнёмся с кем-то из них. Но я была бы тебе благодарна, если бы ты… предупреждал меня по возможности. Я не хочу пропустить удар в тот момент, когда я не готова.

Сердце Габриэля сжалось от раскаяния, и он кивнул медленно, не отводя взгляда.

— Предупрежу, — твёрдо пообещал он, и в этом обещании было что-то, что заставило Джесси безоговорочно поверить ему. Габриэль всегда держал своё слово.

Джесси чуть улыбнулась, и эта улыбка значила для него больше, чем любой страстный поцелуй. Потому что в ней было доверие. Настоящее.

Он склонился ближе и снова поцеловал её — медленно, будто пробуя вкус момента, не спеша захватывать всё сразу. Её дыхание сбилось, и он видел, как её прекрасные серые глаза затуманиваются от страсти.

Габриэль мог бы подхватить её на руки прямо сейчас, отнести в спальню и сорвать с них обоих остатки одежды, но он… остановился. Он хотел, чтобы она чувствовала не только страсть, но и ту надёжность, которую он готов был ей дать.

Он чуть отстранился, взглядом скользнув по её лицу.

— Я хочу, чтобы ты была уверена во всём, — сказал он, и в голосе звучала необычная мягкость. — Не только в том, что ты хочешь меня, а в том, что ты хочешь этих отношений.

Она встретила его взгляд — прямо, без ускользаний.

— Я уверена, — тихо ответила она.

Он почувствовал, как события прошлой ночи, которые бетонной плитой давили на него, меркнут и отходят на задний план. Поцелуй стал глубже, откровенней, и в нём было уже меньше осторожности, больше признанной, взаимной жажды. Он чувствовал, как её тело мягко прижимается к нему, как сердце стучит в том же ритме, что и его собственное.

Габриэль, взяв её за руку, повёл к выходу из гаража. Он не торопился, потому что каждый следующий шаг был не к постели, а к чему-то большему, чем просто физическая близость.

Они поднимались по лестнице не спеша, словно боялись спугнуть хрупкое равновесие, которое только что нашли. Габриэль шёл чуть позади, ладонью удерживая её за талию, ощущая под пальцами тепло её тела сквозь мягкую ткань толстовки. Каждый её шаг отзывался в нём тихим, но настойчивым эхом желания.

В спальне он отправился в ванную смыть остатки машинного масла с рук, а когда вернулся, Джесси повернулась к нему, и в этот момент всё лишнее исчезло — остались только они двое.

Габриэль подошёл ближе и, не торопясь, расстегнул молнию на её толстовке. Джесси стояла спокойно, не отводя взгляда, но он видел, как часто поднимается и опускается её грудь. Он не срывал одежду — наоборот, двигался медленно, как будто разворачивал дорогой подарок, который боялся повредить.

Когда ткань соскользнула с её плеч, он провёл по обнажившейся коже тыльной стороной пальцев, чуть задерживаясь там, где она дрогнула от его прикосновения.

— Такая красивая… — выдохнул он почти беззвучно, и это не было простым комплиментом. Это была констатация, произнесённая с той мужской уверенностью, в которой нет фальши.

Джесси потянулась к нему, коснулась его лица, и он поймал её ладонь, прижал к губам. Внутри всё сжималось от желания, но он сдерживал себя, позволяя ей прочувствовать каждое прикосновение.

Когда она потянулась к его рубашке, расстёгивая пуговицы одну за другой, он не мешал. Только следил за тем, как её пальцы дрожат — не то от неуверенности, не то от сдерживаемого нетерпения.

Он наклонился, их губы встретились снова, но на этот раз поцелуй был глубоким, насыщенным, как глоток крепкого вина. Он чувствовал, как её руки скользят к его шее, как она тянется ближе, будто хочет раствориться в нём целиком.

Они двинулись к кровати почти инстинктивно, не разрывая поцелуя. Габриэль осторожно уложил её на спину, опираясь ладонями по обе стороны от неё, создавая вокруг неё пространство, в котором она могла чувствовать себя в полной безопасности.

Он задержался, глядя в её глаза сверху вниз, и в этот момент в нём боролись две силы: желание утонуть в ней прямо сейчас и желание растянуть этот момент, чтобы она навсегда запомнила его как начало новой страницы их истории.

Джесси улыбнулась, приподнялась и коснулась его губ лёгким поцелуем, в котором было принятие и откровенное приглашение. Он прикрыл глаза от наслаждения, почувствовав её тёплое, чуть сбившееся дыхание на своей шее. Внутри Габриэля что-то щёлкнуло, отпуская последние остатки напряжения.

Теперь между ними не было преград — ни его прошлого, ни её страхов. Каждое движение было выверено, но в нём таилась та скрытая сила, которую он всегда сдерживал ради неё. Он не давил, не подчинял — просто был рядом настолько близко, насколько она позволяла.

Руки Джесси медленно скользили по его спине, под тканью рубашки, будто она хотела запомнить каждый изгиб его тела. Он позволял ей исследовать его так, как ей хотелось, не спеша, но и не скрывая, как сильно это его трогает.

Но когда нежная ладошка провела по линии его шеи и вниз по груди к чётким мышцам его пресса, он забыл обо всём на свете.

Габриэль перехватил инициативу, медленно опускаясь поцелуями ниже к её груди, улавливая, как меняется ритм её дыхания — он был решительно настроен загладить свою вину перед Джесси единственным способом, который знал.

Глава 15. Неожиданная Помощь

Трасса тянулась сквозь темноту: редкие фонари вспыхивали в зеркале заднего вида и тут же исчезали. Фары грузовика вырывали из ночи узкий коридор асфальта, а всё остальное растворялось в густой черноте. Кабина была наполнена ровным гулом двигателя, и Габриэль, держа руль одной рукой, поймал себя на том, что улыбается.

Прошло всего пару дней, но за это время их с Джесси отношения успели перейти на новый уровень. Они проводили вместе каждую свободную минуту, будто стараясь прожить за короткое время целую жизнь. Разговаривали часами, и каждый раз он узнавал о ней что-то, что заставляло всё больше восхищаться ею. Например, он никак не ожидал, что Джесси увлекается ночной астрономической фотографией. Она могла часами сидеть на крыше дома или на каком-нибудь пустыре, настраивая штатив и объектив, чтобы поймать идеальный кадр кометы, которая появится на горизонте всего на пару минут.

В её телефоне были сотни снимков — от Млечного Пути, переливающегося над тёмным полем, до редких метеорных дождей.

— Смотри, как красиво, — говорила она, показывая ему снимок, где россыпь звёзд выглядела так, будто кто-то высыпал алмазы на чёрный бархат.

Габриэль тогда подумал, что у Джесси взгляд человека, который умеет видеть красоту там, где другие проходят мимо. И, наверное, поэтому он всё сильнее тянулся к ней.

Трасса оставалась пустынной, и Габриэль поймал себя на том, что чуть сильнее нажимает на газ. Двигатель откликнулся низким рокотом, стрелка спидометра поползла вверх. Хотелось побыстрее оказаться дома — в тепле, в её объятиях, с кружкой горячего чая в руках и тихим смехом Джесси где-то рядом.

Он бросил короткий взгляд в зеркало заднего вида — за спиной пустота, впереди только чёрный асфальт и ровная лента мостовых огней, которые мерцали вдали, словно светлячки. Вдруг впереди, за пару сотен метров, на мосту мелькнул яркий отблеск фар. Миг — и свет стал аномально близким, слишком быстро приближающимся.

Габриэль нахмурился: что-то в поведении встречной машины было неправильным. Она шла по центру полосы… нет — прямо по его стороне. Фура. Огромная, с глухо тонированными окнами кабины. И она не собиралась сворачивать.

— Чёрт... — выдохнул он и среагировал мгновенно.

Резкий поворот руля влево, визг шин — и пикап ушёл на обочину, едва не зацепив бетонный отбойник. Заднюю часть машины повело, но он сыграл газом, бросил руль в противоход — и вывел её из заноса, словно приручил дикого зверя.

В висках стучала кровь. Сердце билось так, что он слышал его сквозь рёв двигателя. Но облегчение не пришло. Он поднял глаза — и увидел, что фура уже разворачивается и снова несётся прямо на него.

— Так это ты, сука! — прошептал он, а по спине холодком прошла мысль: меня снова хотят убить.

Удар. Пикап дёрнуло вперёд и вбок, ремень врезался в грудь, руль чуть не вырвало из рук. В зеркале он заметил пустую дорогу — чёрт, значит, помощи ждать не сто̀ит.

Ещё один удар. Пикап начал скользить к ограждению. Габриэль зажал тормоз, пытаясь стабилизировать машину, но масса фуры давила безжалостно, как танк. Отбойники по правую руку замелькали быстрее, сталь скрежетала, и он понял: ещё один толчок — и его выбросят в пропасть.

Думай. Быстро. Он чуть повернул колёса в сторону удара — чтобы поглотить часть энергии — и одновременно ткнул по педали газа. Но у пикапа было слишком мало шансов против многотонной махины.

Очередной таран. Металлическое ограждение жалобно застонало и треснуло, словно спичка. Кабина дёрнулась — и он увидел перед собой пустоту, а внизу — чёрное, бездонное зеркало воды.

Наёмник снова сдал назад и разогнался для последнего удара.

— Ну давай… — процедил Габриэль сквозь зубы, сжимая руль так, что побелели костяшки.

Глубокий вдох — и за мгновение до последнего удара фуры он буквально топит педаль газа. Визг шин — и мир перевернулся: капот ушёл вниз, и машину сорвало с моста за мгновение до очередного удара.

Воздух наполнился грохотом ломающегося металла и всплеском. На мгновение дыхание перехватило от ощущения невесомости, и в следующее мгновение нос пикапа погрузился в чёрные воды реки, будто кто-то огромной рукой резко потянул машину вниз.

Габриэль упёрся руками в руль — инстинктивно, как утопающий в соломинку, — но через секунду понял: держаться бессмысленно. Внутри стало темно, когда вода сомкнулась вокруг машины. С шипением она хлынула через щели, мгновенно намочив ноги и взбираясь всё выше.

Металл жалобно стонал под давлением — словно сама машина понимала, что её дни сочтены. Габриэль рванул замок ремня — безрезультатно. Чёртов механизм заклинило. Страх обхватил сердце ледяной лапой: времени осталось считанные секунды, прежде чем машина уйдёт на глубину, с которой даже он не сумеет выплыть.

Он стиснул зубы, достал нож и начал кромсать ткань ремня. Лезвие скользило, но он давил и резал, пока волокна наконец не треснули. Свобода.

Теперь окно. Он перехватил нож обратным хватом и со всего размаха врезал рукояткой по углу дверного стекла. Глухой удар. Второй — и стекло, словно поддавшись его силе, разлетелось на тысячи осколков, после чего в салон хлынула вода — ледяная, обжигающая.

Казалось, сама река вонзает когти в тело, стараясь выдавить из него всё тепло. Он закрыл глаза, вдохнул последний воздух и рванулся через узкий проём окна. Ледяная вода сковала каждое движение, мышцы сводило, дыхание рвалось наружу — а до поверхности были метры и метры воды, которые с каждым мгновением продолжали увеличиваться по мере того, как машина уходила в чёрную бездну.

Время будто сжалось и словно остановилось: либо он проскочит сейчас, либо застрянет и останется здесь, в металлической могиле. Отчаянно пытаясь подавить поднимающуюся внутри панику, Габриэль принялся отсчитывать в голове секунды — привычка, оставшаяся ещё со спецназа.

Он вынырнул из салона — и тут же ощутил, как пикап окончательно срывается вниз. Толкнувшись ногами от крыши машины, он поплыл вверх. На миг его зацепило тянущим вглубь водоворотом, машина словно пыталась утащить его за собой в бездну.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Габриэль бешено заработал руками и ногами, пытаясь вырваться из смертельной хватки течения. В груди вспыхнул огонь — лёгкие требовали вдоха, который был невозможен. Мышцы горели от напряжения, но он не обращал на это внимания.

Только вверх. Туда, где свет. Где над ним, сквозь толщу воды, дрожало слабое мерцание — тусклый отблеск мостовых фонарей. Оно казалось недостижимым, но именно на нём он зафиксировал взгляд. «Туда. Ещё. Давай».

В висках ударил гул, словно барабаны, глаза защипало, и мир начал сужаться до узкого тоннеля. Но он рвался изо всех сил, словно зверь, которого загнали в клетку и теперь он пробивает себе выход.

Последний, отчаянный рывок — и Габриэль вынырнул наружу, хватая ртом холодный ночной воздух, будто дышал впервые за всю жизнь.

Холодный ночной ветер ударил в лицо, а лёгкие наполнились огнём и спасением. Он закашлялся, судорожно хватая каждую порцию воздуха, всё ещё не веря, что смог выбраться из смертельной ловушки, в которую чуть не превратилась любимая машина. Внизу, под ним, река поглотила её окончательно — ничего не напоминало, что несколько секунд назад там бушевала смертельная схватка.

Он был жив. Хоть и не факт, что надолго... Ведь остался он один посреди ледяной тьмы, и теперь надо было не дать себе утонуть в этой бескрайней чёрной реке. Как назло, намокшая одежда с каждым мгновением всё сильнее тянула на дно. До ближайшего берега было ещё ой как далеко, но, как оказалось, это была одна из незначительных его проблем.

Габриэль так и замер, когда вдруг поднял голову: на мосту, прямо над ним, стояла чёрная фигура. Мужчина. Невысокий силуэт казался почти нереальным — неподвижный, словно вырезанный из самой тьмы. Позади его спину освещали фонари, и потому лицо утопало в густой тени. Зато отчётливо выделялось другое — холодный, угрожающий контур пистолета, который убийца держал в руке.

Секунды растянулись. Сердце Габриэля заколотилось, будто пытаясь пробить рёбра и вырваться наружу. Вот оно — неизбежное. Добить его сейчас проще простого: один выстрел вниз, всплеск — и конец. Но незнакомец не поднял оружия. Он просто смотрел. Не мигая, не двигаясь, словно чего-то ждал. И это ожидание давило сильнее, чем если бы в него уже выстрелили.

Габриэль ощутил, как каждая клетка тела кричит: плыви, борись, не дай себе замереть! Но взгляд убийцы держал его на месте, словно якорь.

И вдруг — где-то вдали, за рекой, раздался вой сирен. Сначала еле слышный, но с каждой секундой всё громче, настойчивее. Полиция. Кто-то заметил аварию или вызвал помощь.

Фигура на мосту ожила. Мужчина решительно подошёл к самому краю и толкнул вниз что-то круглое и тяжёлое. Шина. Колесо от грузовика, заранее приготовленное, словно спасательный круг для него… или издевательский подарок?

Шина с глухим стуком покатилась по мосту, а потом рухнула вниз. Мужчина не задержался ни на секунду: скользнул в темноту и исчез, будто растворился в ночи.

Габриэль остался один. Вода сводила мышцы, одежда тянула вниз, каждое движение давалось с отчаянием. Но в нескольких метрах от него на чёрной воде закружилась шина, удерживаемая течением.

— Давай… чёрт возьми, давай! — выдохнул он и с последними силами рванул к ней.

Каждый гребок отдавался болью. Руки дрожали, дыхание хрипло рвалось наружу, в груди снова зажёгся огонь нехватки воздуха. Но он всё же добрался — и пальцы, окоченевшие, словно чужие, ухватили влажную резину. Он прижал лицо к холодному боку покрышки, вцепился в неё обеими руками и замер, позволяя себе вздох облегчения.

Тело дрожало от холода, зубы стучали так, что казалось ещё мгновение и они повыскакивают. Но он держался.

Сирены становились всё ближе. Там, где-то за поворотом, мелькали первые синие отблески проблесковых маяков. А он всё ещё был жив. Измученный, выжатый до дна, но жив. В его голове билась лишь одна мысль: они играют со мной… и я должен узнать — кто именно.

То, что на него была открыта охота, уже не вызывало никаких сомнений. Холод сжимал тело так, будто река пыталась вытеснить из него последнюю силу, но мысли, вопреки всему, оставались ясными. Даже слишком.

В голове не было привычной паники — только холодная логика, как во время многочисленых операций, которых он когда-то разрабатывал и блестяще завершал. Он жив. Но почему?

Картинка снова и снова вспыхивала перед глазами: фигура на мосту, неподвижная, словно вырезанная из тьмы, и блеск оружия в руке. Он видел пистолет в руке киллера. И не сомневался, что тот тоже видел его. Расстояние — смешное. В таких условиях даже новичок не промахнулся бы. Одно движение пальца, всплеск — и всё. Он бы ушёл ко дну вместе с пикапом, став просто ещё одним именем в полицейской сводке.

Но убийца не выстрелил.

Габриэль сжал покрышку сильнее, ощущая под ладонями шероховатую резину. Шина. Чёрт возьми, шина! Она упала прямо рядом. Не мимо, не в десяти метрах — рядом.

Он мог сделать тысячу попыток объяснить это совпадением, но слишком хорошо знал людей, способных устроить засаду на мосту. Там нет случайностей. Он помог ему.

И вот эта мысль грызла сильнее, чем ледяная вода. Помощь от убийцы — что может быть абсурднее?

Он мог прикончить его десяток раз: таранить фурой до конца, расстрелять машину на мосту, добить его в воде, когда он барахтался, словно утопающий щенок. Но он не сделал этого. Наоборот — протянул спасательный круг.

Зачем? Неужели он нужен им живым? Кому? Для чего?

Варианты мелькали один за другим: месть, психологическая игра маньяка, или... он просто пешка в другой игре, правила которой ему даже не известны.

Габриэль вспомнил, как убийца стоял, глядя вниз на него. В его позе не было ярости, не было даже желания убить. Скорее — холодное любопытство. Как хирург, наблюдающий за пациентом на операционном столе: выживет или нет?

Его словно оставили в живых специально. Не потому что не смогли закончить начатое, а потому что так захотели. И это пугало больше, чем если бы в него стреляли.

Габриэль чувствовал, как одежда наливалась свинцом, тянула вниз. Каждое движение становилось пыткой, дыхание превращалось в хрип. Если бы не шина — он бы уже пошёл на дно. Слишком холодная вода, слишком сильное в этом месте течение... Он это прекрасно понимал.

И осознавал ещё одно: именно убийца дал ему шанс дождаться помощи. Зачем? Чтобы он осознал, насколько легко его убрать? Чтобы запугать? Или… чтобы подготовить к чему-то большему?

Полицейские машины, скорая и службы спасения уже неслись по мосту, но больше всего Габриэля обрадовал звук приближающегося катера береговой охраны. Спасение.

Он втянул в лёгкие очередную порцию воздуха, дрожа от холода, и впервые за долгие минуты позволил себе усмехнуться. Сквозь стук зубов, сквозь хриплый кашель.

Раз уж они так хотят игры… что ж. Он сыграет. И следующая встреча с охотником — будет уже по его правилам.

Глава 16. Невеста

Джесси аккуратно протёрла мыльной губкой стол. В воздухе пахло только что приготовленным ужином: аромат жаркого смешивался со свежим запахом огурцов и томатов, из которых она сделала салат. Алиша склонилась над домашним заданием и усердно грызла карандаш, периодически сосредоточенно что-то выводя в тетрадке.

Джесси невольно улыбнулась — такая сосредоточенность, такая детская упорность... Тихо мурлыкая под нос какую-то популярную песенку, она сгрузила грязную посуду в мойку и вытащила тарелки, чтобы покормить сестрёнку.

На душе было легко и тепло: несмотря на длинный и тяжёлый день, этот вечер был спокойным, и она искренне наслаждалась тихим моментом.

Внезапно её внимание привлёк включённый тихим фоном телевизор, по которому шли новости. Мелькнуло изображение: мост через реку, покорёженные ограждения и стелящийся над водой туман. Машины медленно двигались по полосам.

Джесси остановилась, прислушиваясь. Репортаж начинался спокойно, но голос диктора сразу же заставил её напрячься:

«Добрый вечер, мы прерываем текущие события для экстренного сообщения. На мосту через реку Калумет произошло серьёзное ДТП. Фура потеряла управление и налетела на пикап, который двигался в противоположном направлении. В результате столкновения были повреждены заграждения, и пикап сорвался с моста в воду. По предварительным данным, водитель фуры скрылся с места происшествия. На месте работают спасательные службы. Мы ведём прямую трансляцию».

Джесси почувствовала, как сердце невольно сжалось от нехорошего предчувствия.

Затем камера показала огромный кран, который поднимал со дна реки чёрный пикап. Покорёженный, смятый, словно его сжимали гигантскими руками, стёкла — разбиты, мутная вода струилась из дверных щелей, отражая тусклый свет уличных фонарей. Но хуже было то, что она знала этот пикап. Перед ней был «Раптор» Габриэля!

Джесси почувствовала, как её руки задрожали, а грудь будто сдавили стальные обручи. Губка выскользнула из разом ослабевших пальцев и с глухим плюхом упала в раковину.

Она замерла, пока в голове крутились отчаянные мысли: «Нет… этого не может быть… это ошибка... это просто ещё одна машина, которая очень похожа…»

Но в следующее мгновение изображение приблизилось, и Джесси смогла рассмотреть висюльку в форме гильзы, что всегда висела на зеркале заднего вида.

— Нет… — выдохнула она сквозь дрожь, и собственный голос показался ей чужим. — Габриэль...

От одной мысли, что любимый погиб в ледяной бездне, сердце забилось так бешено, словно пыталось вырваться наружу. Джесси лишь чудом сдержала крик ужаса, который рвался из глубины души. В это мгновение ей показалось, что её мир рухнул.

Словно в ступоре, она наблюдала за страшными кадрами покорёженного автомобиля. Горло сжало сухое, болезненное ощущение, будто кислород больше не поступал. Глаза наполнились слезами, а внутри поселилась пустота — холодная и непроглядная.

Она вспомнила их последние минуты вместе этим утром: как он говорил, как улыбался, как спокойно садился в пикап... Паника накрыла её, обжигая изнутри, когда она подумала, что её Габриэль погиб, что больше она никогда не услышит его голос, не увидит его улыбку, не почувствует его прикосновения.

Голова закружилась, сердце в груди болезненно сжалось, и на мгновение ей показалось, что оно вот-вот разорвётся.

«Мужчина, находившийся за рулём пикапа, был доставлен с переохлаждением в госпиталь», — следующие слова диктора пробились сквозь ледяную корку ужаса, обрушившуюся на Джесси.

Она выдохнула — долгий, дрожащий вдох. Слёзы жгли глаза, горячие и безудержные, смешиваясь с ощущением почти нереального облегчения. Сердце продолжало бешено колотиться, но внутри появилась крошечная искорка надежды. Он жив. Всё будет хорошо!

Но как же страшно было осознавать, насколько хрупка жизнь, как быстро она может превратиться в кошмар. Она не могла перестать думать о том, что могло случиться, о том, как он боролся за жизнь в ледяной воде, и о том, что она почти потеряла его навсегда.

— Джесси, почему ты плачешь? — испуганный голосок Алиши окончательно вернул её в реальность.

Джесси повернулась и увидела испуганные карие глазёнки сестры, которая прижимала к себе игрушку-пингвинёнка. Маленькая, растерянная...

Джесси метнулась к сестре и прижала её к себе так, будто пыталась защитить и её, и себя одновременно. Слёзы не переставали течь, руки всё ещё дрожали, но Джесси чувствовала только невероятное, оглушительное счастье и одновременно страх, который ещё не отступил:

— Всё хорошо, солнышко… Просто я испугалась, но теперь всё хорошо, — выдохнула Джесси и поспешно вытерла слёзы.

— Точно? — в голосе Алиши звучала неподдельная тревога.

Джесси заставила себя улыбнуться:

— Да, зайка. Но тебе придётся посидеть с тётей Мэгги, потому что мне нужно ненадолго уехать... Ты же будешь хорошей девочкой?

Она заглянула Алише в глаза, ожидая её ответа. Когда Алиша кивнула, Джесси схватила телефон. Пальцы дрожали так, что она трижды промахнулась, пока выбирала нужный номер в контактах.

— Алло? — знакомый голос Мэгги прозвучал на том конце провода.

— Мэгги… — голос Джесси дрогнул, и она едва не сорвалась в плач. — Пожалуйста, я умоляю, приезжай! Габриэль попал в аварию… Он сейчас в госпитале, и мне срочно нужно к нему. Побудь с Алишей!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Господи, Джесси, что с ним? Ты меня пугаешь…

— Я не знаю! Ничего не знаю! Они говорили что-то про переохлаждение! — всхлипнула Джесси. — Мне нужно к нему… пожалуйста...

На том конце провода повисла пауза, а потом раздался решительный голос:

— Я еду. Буду через десять минут.

— Спасибо… — выдохнула Джесси и отключила телефон.

Прижав Алишу к себе ещё раз, поцеловала её в волосы:

— Я скоро вернусь, малышка. Всё будет хорошо.

Сестра кивнула, хоть и не до конца веря, и Джесси заметалась по дому, на ходу хватая ключи, куртку и сумку.

Когда во двор вкатился старенький седан тёти, Джесси уже стояла на пороге. Она едва успела коротко объяснить:

— Алиша там, пожалуйста, покормите её ужином, а то я не успела!

— Джесси! — окликнула её Мэгги, но та уже мчалась к машине.

Двигатель «Мазды» взревел, и Джесси сорвалась с места. Она ехала, сжимая руль так, что побелели пальцы. Глаза периодически жгло от слёз, но она старалась не скатиться в истерику.

Она не заметила, как пролетела красные огни светофоров на пустых перекрёстках, — но будто сама судьба держала её подальше от полицейских патрулей.

«Пожалуйста… пожалуйста, только бы с ним всё было хорошо…» — повторяла она как молитву, не отрывая взгляда от дороги.

Чудо или нет, но через пятнадцать минут она была у госпиталя. Машина едва не влетела на бордюр, когда она резко затормозила у входа.

Джесси выбежала наружу и, захлопнув дверь, побежала к входу. С разбега влетев в холл приёмного отделения, она огляделась:

— Извините! — почти крикнула Джесси, бросившись к регистратуре. Голос дрожал, дыхание сбивалось. — Пикап, авария на мосту… Пострадавшего зовут Габриэль Холлоуэй! Он у вас?!

Молодая женщина в белом халате за стойкой подняла глаза — профессионально спокойные, но в её взгляде мелькнуло сочувствие, когда она увидела Джесси.

— Секунду, пожалуйста. — Она быстро набрала что-то в компьютер. — Да, такого пациента привезли около получаса назад. С ним сейчас работают врачи.

— Что с ним?! — сорвалось с губ Джесси.

— Простите, а вы ему кто? — поинтересовалась молодая афроамериканка, стоявшая рядом.

Джесси не сдержала истеричный смешок. Что сказать, чтобы её пропустили? Вряд ли она добьётся желаемого, если скажет, что она просто девушка Габриэля. Внезапно вспомнился фильм «Пока ты спал»:

— Я его невеста, — слова слетели с губ прежде, чем она сама осознала, что говорит. Она точно сошла с ума! Наверняка ей не поверят...

— Ох, бедняжка! — обе женщины посмотрели на неё с сочувствием.

— Моника, проводи девушку в четвёртую палату, — администратор повернулась к чернокожей девушке, и только теперь Джесси заметила у той бэйджик медсестры.

Джесси до последнего не верила, что её безумная идея сработает. Она словно шла по тонкому льду, готовому в любую секунду треснуть и утащить её в ледяную пустоту. Каждое её движение сопровождалось навязчивой мыслью: «Сейчас кто-то окликнет, поймёт, что я обманула, выведет вон… и я так и не узнаю, что с ним!»

Но Моника не задавала лишних вопросов. Она шла уверенно, а Джесси машинально следовала за ней, не замечая яркого света ламп, запаха дезинфекции и приглушённых голосов медперсонала. Всё это было размыто, второстепенно.

— Здесь, — тихо сказала Моника и остановилась перед дверью палаты с номером «4».

Секунда, другая. Джесси собралась с духом, но всё равно сердце забилось так сильно, что ей показалось — оно вот-вот вырвется наружу. Наконец она сделала шаг и очутилась в палате с приглушённым светом.

На кровати, укутанный в несколько слоёв тяжёлых серых и белых одеял, лежал Габриэль. Его лицо было бледным и неестественно осунувшимся. Из-под одеяла тянулись трубки, уходящие к аппарату рядом — громоздкой машине с прозрачными шлангами, по которым медленно двигалась густая тёмно-красная кровь. Аппарат мерно жужжал, и от этого звука по спине Джесси прошёл холод.

— Господи… — прошептала она, но медсестра услышала её.

— Что с ним?

Моника посмотрела мягко, с долей сочувствия:

— Пожалуйста, не пугайтесь. Всё выглядит хуже, чем есть на самом деле. Мистер Холлоуэй поступил к нам с сильным переохлаждением, и сейчас мы пытаемся его согреть. Я позову доктора, он всё объяснит вам более подробно.

Джесси только быстро закивала, потому что слова застряли в горле от бушующих эмоций, будто они были острыми осколками.

— Подождите здесь, — спокойно сказала медсестра и вышла.

Тишина накрыла её. Только равномерный писк монитора и ровное дыхание Габриэля. Джесси шагнула к нему.

— Габриэль… — одними губами прошептала она, но он не отреагировал.

Она присела на стул у его кровати. Внутри бушевал ураган из страха, отчаяния и надежды. С каждой секундой, что он оставался неподвижным, в её воображении вспыхивали новые ужасы: «А вдруг он не очнётся? Вдруг я опоздала?..»

Минуты тянулись, как вечность. Джесси казалось, что стрелки часов на стене издеваются над ней — медленно-медленно ползут, но каждый щелчок отдаётся в висках гулким ударом. Только шум аппарата, гонящего его кровь по трубкам, и ровный писк монитора, напоминающий о том, что он жив. Но этого ей было мало. Она жаждала его голоса, его взгляда, его силы.

Каждая секунда до прихода врача становилась пыткой. В голове Джесси рождались самые тёмные картины — как будто в ней боролись вера и отчаяние, и последнее медленно одерживало верх. И всё, что она могла, — это сидеть рядом и ждать новостей.

Наконец дверь в палату тихо скрипнула, и в комнату вошёл мужчина лет пятидесяти. Высокий, подтянутый, с седыми висками и внимательными голубыми глазами. Белый халат был чуть помятым, с торчащими из кармана ручкой и блокнотом. Доктор закрыл за собой дверь и шагнул ближе.

— Добрый вечер, — произнёс он спокойным, мягким голосом. — Я доктор Саммерс.

Джесси резко вскинулась и поспешно вскочила на ноги:

— Доктор… скажите, он… он будет в порядке?!

Доктор внимательно посмотрел на неё. Ни капли раздражения, только лёгкая усталость и спокойствие, которое внушало доверие.

— Садитесь, мисс…

— Монтгомери, — быстро представилась Джесси.

Доктор кивнул и указал на стул.

— Я понимаю ваше волнение. У мистера Холлоуэя тяжёлое переохлаждение, — начал он ровно, профессионально, но с тёплой интонацией. — Его достали из воды совершенно обессиленным. Сейчас мы постепенно согреваем его с помощью одеял и специального аппарата. Он хорошо реагирует на лечение: показатели стабильные, давление ровное, сердце работает без перебоев. Если всё будет идти так же, завтра его можно будет забрать домой.

Джесси широко распахнула глаза.

— Завтра?.. — она даже не поверила собственным ушам. — Правда?

Радость и облегчение смешались вместе, вызывая лёгкое головокружение.

— Да, — подтвердил Саммерс мягко.

— Но… почему он тогда без сознания? Почему он не открывает глаза?

Доктор подошёл ближе, встал рядом с кроватью и посмотрел на Габриэля, проверяя что-то на мониторе. Его лицо оставалось спокойным.

— Он просто спит, — сказал Саммерс уверенно. — Поймите: его организм истощён. Сейчас сон — лучшее лекарство. Он должен отдыхать, чтобы силы вернулись.

— Спит… — едва слышно повторила Джесси, и голос её дрогнул от облегчения.

— Да, мисс, — кивнул доктор, и в его голосе появилась твёрдость, которая не позволяла сомневаться. — С ним всё будет хорошо.

Джесси впервые за весь вечер смогла выдохнуть по-настоящему. Слёзы снова подступили, но она сделала над собой усилие и сдержала их.

— Спасибо вам, доктор! За всё, что вы для него сделали… — искренне поблагодарила она, глядя на спокойное лицо Габриэля.

— Не за что, — он бросил ещё один короткий взгляд на приборы и направился к двери, а Джесси, отправив смс-ку тёте Мэгги, осталась в полумраке палаты — рядом с тем, кто был для неё всем миром.

Сознание возвращалось медленно, будто сквозь вязкий туман. Сначала — ощущение нереального, непривычного тепла. Потом — раздражающий писк, равномерный, монотонный. Слишком ровный, чтобы быть опасным, но достаточно навязчивый, чтобы заставить мозг всплывать на поверхность.

Он моргнул. Веки тяжёлые, глаза словно налились свинцом. В мутном поле зрения проступил силуэт.

— Доброе утро, мистер Холлоуэй, — мягкий женский голос прозвучал рядом, и Габриэль с усилием сфокусировал взгляд. Молодая медсестра — афроамериканка с внимательными глазами — проверяла показания на мониторе, поправляла какие-то трубки, отмечала что-то в планшете.

Габриэль только теперь заметил капельницу в руке, ровное жужжание аппарата сбоку, слабость во всём теле, будто он пробежал марафон с полной выкладкой.

— Где… я?.. — глухо поинтересовался он, хотя память уже услужливо восстановила для него события вчерашнего дня.

— Госпиталь Вознесения Калумет. Вас привезли вчера вечером с переохлаждением, — ответила медсестра. На её лице появилась улыбка — тёплая, сочувственная. — Ваша невеста будет очень рада, что вы наконец пришли в себя.

Слово пробилось сквозь туман в голове. Он нахмурился, поднял на неё глаза:

— …Невеста?

Медсестра рассмеялась негромко, с мягкой насмешкой, и кивнула:

— Юная леди, которая провела у вашей постели всю ночь. Она только что вышла за кофе, но должна вот-вот вернуться.

Габриэль замер. А потом… не сдержался. Уголки губ дрогнули, превращаясь в улыбку — неловкую, чуть удивлённую. Улыбку, которую он не позволял себе слишком часто.

Джесси. Его упрямая девчонка, которая пришла в его жизнь слишком неожиданно. Которая всегда видела в нём не только сурового мужчину с прошлым, но и человека, которого можно любить. Она сидела здесь всю ночь. Дежурила рядом. Не спала. Держала его за руку — и наверняка не находила себе места от беспокойства.

А то, что она назвалась его невестой…

Он невольно закрыл глаза и тихо выдохнул, чувствуя, как в груди разливается тёплое, незнакомое ощущение. Чёрт возьми. Когда-то он считал, что для него всё давно решено: война, кровь, потери — и одиночество как расплата. Но Джесси снова и снова рушила его убеждения, не давая замкнуться в собственной тьме.

Невеста. Слово звучало пугающе правильно. Как будто она уже и правда была его — его семья, его будущее, его единственная пара в этом мире. И внутри всё пело от радости и счастья.

После ухода медсестры он лежал, изучая потолок, прислушиваясь к собственному телу. Боль и слабость были, но с лица почему-то не сходила улыбка.

Глава 17. Возвращение Домой

Дверь бесшумно открылась, и в палату ворвался аромат свежесваренного кофе. Джесси, держа в руках картонный стаканчик, осторожно притворила за собой дверь. Под глазами — тёмные круги, волосы чуть растрёпаны, но в это мгновение она показалась ему самой прекрасной женщиной на свете.

В следующий миг она повернулась и всё-таки посмотрела на него. Замерла, когда увидела, что Габриэль был в сознании. Он лежал, чуть приподняв голову, и смотрел прямо на неё. Улыбка — слабая, упрямая, почти мальчишеская — дрогнула на его губах.

— Привет, Ангел, — хрипло сказал он, и в его голосе прозвучало настоящее тепло.

Стакан в её руке дрогнул. Глаза Джесси наполнились слезами, и она, словно всё ещё не веря, сделала шаг к нему, а потом, поставив кофе куда-то на тумбочку, бросилась к нему. Её губы дрожали:

— Габриэль… — она буквально упала на край кровати и крепко обняла его. — Ты живой! Я так испугалась!

Она уткнулась лбом в его плечо и только тогда позволила слезам хлынуть. Слёзы облегчения, страха, усталости. Он медленно поднял руку, от которой тянулась трубка капельницы, и провёл по её волосам. Движение было неловкое — мышцы слушались плохо, — но в нём было столько нежности, что Джесси даже затаила дыхание.

— Эй… тише, — прошептал он, нежно смахивая с её лица слёзы. — Я же здесь. Я никуда не делся.

Она подняла глаза — заплаканные, красные, но сияющие.

— Я так боялась, что ты утонул… — голос дрогнул. — Я думала, что потеряла тебя навсегда.

Габриэль посмотрел на неё долго, внимательно, будто хотел прожечь её взглядом. А потом, не сдержавшись, усмехнулся и хрипло произнёс:

— Как я мог оставить свою невесту одну?

Джесси вспыхнула мгновенно: щёки залились краской, и она замотала головой.

— Прости! Я знаю, что получилось глупо… Я не знала, что сказать, чтобы меня пустили к тебе, и ляпнула первое, что в голову пришло! Поверь, я не хотела… я…

Он рассмеялся — тихо, с хрипотцой.

— Успокойся, Ангел, — перебил он, мягко привлекая её к себе. У Джесси перехватило дыхание от нежности и теплоты его взгляда. — Мне всё нравится.

Она прикусила губу и улыбнулась сквозь слёзы. В её груди что-то сладко защемило, когда он снова коснулся её щеки, убирая прядь волос.

— Ты моя, — сказал он тихо. — Невеста, так невеста...

Она уже не могла сдержаться: склонилась к нему и поцеловала — вкладывая в этот поцелуй всё, что чувствовала, но не решалась сказать словами. Под ласковым взглядом антрацитовых глаз Джесси почувствовала, как внутри всё замирает от нежности к этому потрясающему мужчине. Она снова медленно приблизилась, чуть дрожа, и коснулась губами его губ. Неуверенно, осторожно — словно боялась, что может причинить ему боль.

Габриэль, несмотря на слабость, ответил — твёрдо, уверенно. Его руки крепко обвили её талию, прижимая так, что Джесси почувствовала всю его силу. Поцелуй стал глубже, насыщеннее, почти болезненно сладким. Он тянулся к ней, и она ощущала, как напряжение и страх этой ужасной ночи растворяются в этом мгновении. Каждый вдох Габриэля, его пальцы, запутавшиеся в её волосах, ласкающие её шею и спину…

Джесси отвечала ему со всем своим пылом, позволяя эмоциям вырваться наружу, пока сердца бились в унисон, а мир вокруг растворялся в их дыхании.

Внезапно сухое покашливание и лёгкий смех вернули её в реальность. Джесси отпрянула от Габриэля: глаза широко раскрыты, щёки горели, а дыхание сбилось.

В уголке палаты стояли Моника с мягкой, понимающей улыбкой и доктор Саммерс, смотревший на них с едва заметной иронией, словно наблюдал за двумя подростками, пойманными в школьном туалете.

— Кажется, нашему пациенту уже лучше, — с улыбкой произнёс доктор, обращаясь к медсестре.

Габриэль, усмехаясь, протянул руку доктору:

— Спасибо большое, Док, за всё, что вы для меня сделали!

Доктор Саммерс кивнул, смягчаясь, и пожал его руку:

— Так что, мистер Холлоуэй, готовы к выписке?

Габриэль снова посмотрел на Джесси и слегка кивнул:

— Да, хочу домой!

— Ваши показатели в норме, так что думаю, через час мы подготовим все бумаги, чтобы отправить вас домой…

Когда доктор Саммерс и медсестра наконец вышли, оставив их вдвоём в полумраке палаты, Джесси посмотрела на Габриэля.

— Знаешь, — начала она осторожно, — думаю, тебе стоит поговорить с Мэгги и успокоить её. Я отправляла ей пару сообщений, чтобы она не волновалась, но… думаю, будет лучше, если она услышит твой голос.

Габриэль кивнул, слабо улыбаясь. Его руки всё ещё лежали на её талии, словно боясь отпустить. Внутри всё пело от облегчения, радости и любви к этой женщине, что не отходила от него ни на шаг, не сдаваясь перед страхом и болью. И теперь переживала о той, кто была для него как вторая мать.

— Ты права, — хрипло сказал он. — Позволишь позвонить с твоего телефона.

Джесси без раздумий протянула ему свой телефон с уже набранным номером Мэгги. Через несколько гудков на том конце раздался знакомый взволнованный голос тёти:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Джесси? Что случилось?

— Мэгги, это я! — голос Гэйба был немного хриплым.

— Габриэль? Боже… как ты?!

Габриэль улыбнулся, несмотря на слабость:

— Тётя Мэгги… всё в порядке. Я жив и достаточно здоров, чтобы врачи уже пытались выставить меня вон, от греха подальше.

На том конце провода раздался облегчённый вздох:

— Уже шутишь? Значит, тебе действительно получше! Ты меня убил бы, если бы… — её голос дрогнул. — Если бы что-то случилось. Я так переживала, Габриэль! Ты даже не представляешь…

— Я знаю, — мягко сказал он, улыбаясь. — Знаю. Но я в порядке. Джесси была рядом со мной всю ночь, она… она не отходила от моей постели ни на шаг.

— Я её должница! — голос Мэгги смягчился. — Если бы не она, я бы даже не знала, что с тобой что-то произошло! Я же тебе говорила, что Джесси потрясающая девушка!

Габриэль почувствовал тепло внутри, мягкое и спокойное, непривычное. Он поднял взгляд на девушку, которая даже не подозревала, какие дифирамбы о ней пела его тётя. Джесси пила остывший кофе, но, почувствовав его взгляд, подняла глаза, и Габриэль растворился в любви и нежности, которые увидел в них.

— Джесси — настоящий ангел, тётя Мэгги, — тихо сказал он. — Упрямая, сильная и при этом самая нежная женщина на свете. Я даже не знаю, что бы я делал без неё.

Джесси очень мило смутилась.

— Прекрати… — одними губами прошептала она и опустила глаза.

Но он всё равно заметил, как запылало её лицо.

Габриэль по-доброму рассмеялся:

— Ладно, тётя, — хрипловато сказал он в трубку, не сводя взгляда с девушки рядом. — Давай переведём тему, пока я совсем не засмущал Джесси.

— Так она рядом? — всполошилась Мэгги. — Господи, Гэйб, ты как всегда в своём репертуаре…

Габриэль слегка приподнялся на подушке и, чувствуя, как каждая мышца протестует, рассмеялся.

Мэгги только вздохнула, а потом сдержанно кашлянула, и голос её стал серьёзным:

— Ладно. Я, наверное, заберу Алишу к себе до Дня Благодарения. Тебе нужно восстановиться, а Джесси нужно прийти в себя после произошедшего. Ни о какой возне с детьми речи быть не может, а Алиша — настоящий энерджайзер на ножках!

— Буду тебе благодарен, Мэгги, — кивнув, сказал Габриэль. — Мне будет спокойней, зная, что она с тобой.

— Засунь свою благодарность знаешь куда? — огорошила вдруг его любимая тётушка, и прежде чем Габриэль успел возмутиться, продолжила тоном, в котором вдруг появились стальные нотки: — Габриэль Холлоуэй, объясни-ка мне… во что ты снова вляпался? Кто устроил на тебя покушение?

Его взгляд чуть потемнел. В глубине глаз блеснул холодный, обжигающий лёд, и Габриэль поднял обеспокоенный взгляд на любимую. Но, к счастью, Джесси не услышала вопроса Мэгги. Он на мгновение закрыл глаза, взял себя в руки и ответил предельно спокойно, ровным голосом:

— С чего ты так решила?

На том конце раздался горький смешок.

— Не пытайся меня провести, мальчик. Я не вчера родилась. У меня всё ещё остались связи. И поверь, я знаю, что это было именно покушение, а не несчастный случай. Вопрос — кто и зачем это сделал.

Габриэль сжал челюсть, но уголки его губ дрогнули в упрямой усмешке:

— Мэгги, мы с тобой потом поговорим об этом. Встретимся в четверг.

Мэгги на секунду замолчала. Посопела, а затем сдалась, тоже понимая, что сейчас не время для такого разговора:

— Хорошо. Но прошу тебя - береги себя. Ты нужен нам живым и здоровым.

Габриэль перевёл взгляд на девушку, что сидела рядом в кресле, и его сердце сладко сжалось.

— Обещаю, — твёрдо сказал он. — Всё будет хорошо, тётя.

Когда разговор закончился и телефон оказался на тумбочке, в палате снова стало тихо. Джесси наконец набралась смелости поднять глаза.

— Ты… — она сглотнула. — Ты специально это делал, да? Чтобы я покраснела до ушей?

Габриэль усмехнулся, в его взгляде вспыхнул знакомый тёплый огонёк. Он протянул руку и легко коснулся её щеки.

— Конечно, Ангел. Мне нравится, когда ты смущаешься… — голос стал низким, чуть хриплым. — Поверь, ты выглядишь невероятно мило...

Машина ехала по дороге мягко — только гул мотора и хруст подмёрзшего за ночь льда разбавляли вязкую тишину в салоне. Джесси за рулём чуть наклонилась вперёд — как всегда серьёзна и сосредоточена, руки крепко держали руль… Она всегда водила машину предельно осторожно.

Габриэль сидел на пассажирском сиденье в трещащем на нём по швам спортивном костюме и идиотских зелёных тапочках, которые Джесси нашла в сувенирном магазинчике госпиталя. Сейчас он больше походил на пациента санатория для престарелых, чем на сурового спецназовца, но что поделать если его одежду вчера безжалостно покромсали медики, когда оказывали первую помощь.

Габриэль краем глаза посмотрел на Джесси и сердце его болезненно сжалось. Она была вымотана, бледна, но в её взгляде сквозила решимость. Его девочка, его Ангел… Она не сдавалась ни на секунду. И он должен сделать всё, чтобы она из-за него не пострадала.

Габриэль перевёл взгляд в окно. Фура на мосту. Таран. Удар, рассчитанный идеально. И киллер, с нечеловеческим спокойствием наблюдающий за ним с моста. Вторая попытка. Не совпадение. Не случайность, а именно покушение.

Дважды в одну и ту же цель не стреляют, если только не хотят довести дело до конца. Значит, скоро будет третья попытка, и будь он проклят, если позволит этим ублюдкам добиться желаемого. Руки невольно сжались в кулаки, а внутри привычно поднялась та самая сухая, холодная решимость, которую он помнил по операциям.

Война возвращается в человека, стоит лишь чуть ослабить контроль. Он всегда говорил себе, что теперь живёт иначе, — но «иначе» не работало, когда война приходила на порог его собственного дома. Кто-то объявил ему войну, и он чудом выжил. Хотя, стоит ли воспринимать как чудо помощь киллера?

Габриэль поморщился. Кто-то играет с ним всерьёз — в игру, где ставкой является жизнь. Его жизнь. И жизнь Джесси.

Я не имею права ошибиться

.

В прошлый раз — повезло. Но на одном везении далеко не уедешь. Если он оступится снова, цена ошибки будет не только его смерть. ведь теперь рядом была Джесси. И именно её хрупкая фигура за рулём заставляла испытывать тошнотворное чувство страха.

В спецназе он привык рисковать и играть со смертью. Но когда рискуешь сам — легче. Когда рядом женщина, которую ты не готов потерять… Совсем другое дело.

Он вспомнил её слёзы в палате. Тёплые, горькие капли на его плече, её руки, сжимавшие его, будто она боялась отпустить и потерять навсегда. В тот момент он понял: у него есть то, чего он никогда не имел раньше. Она. Женщина, которая стала центром его вселенной.

Габриэль перевёл взгляд на дорогу, потом снова на девушку. Он знал, что не может скрывать от неё правду. Джесси должна понимать, что это не случайность и не стечение обстоятельств. Они оба оказались в эпицентре охоты, и она должна быть готова.

Но как сказать ей? Он-то бывший военный. Привык принимать решения быстро, действовать под огнём, но Джесси то была обычной девушкой. И он боялся, что правда окажется слишком тяжела для неё. Но и скрывать правду дальше — значит подвергать её риску. В следующий раз она может оказаться между ним и прицелом.

Если я умолчу

, — подумал он, —

я оставлю её безоружной. А безоружный человек — это уже жертва. Она не должна быть жертвой.

Он тихо вздохнул, откинулся на спинку сиденья, глядя в окно. В отражении зеркала он увидел собственные глаза — усталые, но всё ещё холодно-решительные. Глаза воина, который слишком много раз смотрел в лицо смерти.

Если со мной что-то случится… Чёрт, я не позволю, чтобы они коснулись её.

Внутри всё сжалось, но решение было принято. Он поговорит с ней и предупредит. Даже если она испугается, даже если это навсегда изменит их отношения. Пусть лучше она будет настороже, чем останется в сладком неведении и попадёт под удар.

Он молчал ещё несколько минут, собираясь с мыслями. В груди гулко и холодно: тяжесть решения, которого уже не избежать. Габриэль снова посмотрел на Джесси. Она заметила его взгляд и коротко улыбнулась — усталой, но искренней улыбкой. Он едва не протянул руку, чтобы коснуться её щеки, но сдержался. Не время.

Он выдохнул, прикрыл глаза на секунду. Спокойствие. Самообладание. Эти качества он оттачивал годами, и сейчас они снова были нужны. Он будет спокоен, когда скажет ей правду. Холоден, как в бою. Чтобы она поняла серьёзность происходящего.

— Джесси, — тихо произнёс он, и его голос прозвучал ниже обычного, с той особенной твёрдостью, которая заставляла бойцов подчиняться ему на поле боя. — Нам нужно серьёзно поговорить.

Она мельком взглянула на него с улыбкой, которая исчезла, стоило ей увидеть его лицо. Её руки на руле чуть дрогнули, но она кивнула, не сводя глаз с дороги.

— Я слушаю, Габриэль.

Он замолчал на мгновение, подбирая слова. Его сердце билось ровно, размеренно, словно он готовился к бою. И в каком-то смысле это действительно был бой. Бой за неё.

— Джесси, это был не несчастный случай. Это было второе покушение, — выдохнул он, не отводя взгляда. — Нас пытаются достать.

Она крепче вцепилась в руль, машину чуть повело вправо, и только когда он положил руку на её локоть, она выровняла курс.

— Нас? — она едва заметно повысила голос. — Ты имеешь в виду… тебя?

Он покачал головой:

— Джесси. Если меня пытаются убить, значит, ты тоже под ударом. Потому что ты рядом.

В её глазах мелькнула обида и тихий укор — не столько страх, сколько осознание того, что он снова что-то скрыл от неё.

— Ты должен был сказать мне раньше, — глухо проговорила она.

— Я знаю, — признал он. — Прости, но я не хотел тебя пугать, когда на стройке оборвалась платформа. Только сейчас понял, что это глупость. Лучше горькая правда, чем иллюзия безопасности.

— Габриэль, — наконец произнесла она. — Ты должен рассказать мне всё. Ты знаешь, кто пытается тебя убить?

Он вздохнул и кивнул.

— Джесси, у меня было прошлое до спецназа, но там не было ничего такого, ради чего меня бы хотели убить. Возможно, это как-то связано с моей службой — всё же я участвовал в нескольких особых операциях, но… почему-то я склоняюсь к мысли, что это всё как-то связано с той ночью в притоне.

Он видел, как Джессика побледнела.

— Я…

— Расслабься, Джесси, и даже не вздумай винить себя в этом. Просто пообещай, что если почувствуешь хоть что-то странное, сразу дашь мне знать. Секунда иногда решает всё. И если я тебя попрошу что-то сделать — просто доверься мне и не задавай лишних вопросов. Хорошо?

Он сказал это слишком жёстко, почти приказным тоном, и поймал её взгляд — чуть испуганный, но принимающий. А когда Джесси всё же кивнула, Габриэль перевёл дыхание. Внутри стало легче от осознания, что теперь они вместе стояли против угрозы.

Глава 18. Неудобные Вопросы

Хрустальные люстры под потолком мерцали, отбрасывая длинные тени по стенам. Запах дорогого вина и первоклассного жареного стейка ещё висел в воздухе, смешиваясь с едва уловимой горечью сигарного дыма. В этом зале было тихо, слишком тихо — тишина здесь всегда казалась предвестником чьей-то беды. И сегодня она давила особенно тяжело — ведь Дон был недоволен.

Эль Дьябло промакнул губы накрахмаленной салфеткой, медленно положил её на тарелку и чуть заметно кивнул служанке. Та тут же поспешно склонилась, собирая остатки обеда, звякнула тонкой посудой и исчезла за дверью, будто её и не было.

В затянувшейся тишине остались только двое — хозяин и его человек.

Эль Дьябло откинулся на спинку резного кресла, сцепил пальцы и уставился на Спайка. Взгляд у него был тяжёлый, недовольный — тот самый, после которого у большинства голова слетала с плеч. Но Спайк, как всегда, стоял расслабленно, чуть склонив голову набок, будто ждал вопроса от скучающего приятеля, а не приговора босса.

— Ну? — Эль Дьябло лениво, но холодно выдохнул. — Я жду.

Спайк пожал плечами, заговорил спокойно — голос его был ровный:

— Платформа рухнула. Я выбрал день, когда он сам будет работать. Но объект… — он хмыкнул, — оказался с сюрпризом. Эта крыса каким-то чёртом учуяла неладное. Если бы не его больная паранойя с этим страховочным кабелем, он бы уже давно висел на прутьях арматуры, как я и планировал.

Эль Дьябло медленно выдохнул, наклонился вперёд, упершись локтями в стол. Седая прядь упала на лоб.

Десять лет… Десять чёртовых лет он рядом. Лучший исполнитель, лучший хищник. Он доверял ему, как себе. А теперь — второй раз за месяц промах. Что это? Случайность? Или усталость? Или, хуже того, — Спайк теряет хватку?

— Скажи-ка мне, Спайк, — голос Эль Дьябло стал низким и тягучим, — я должен верить, что это случайность? Или мне пора задуматься, что мой лучший киллер разучился убивать?

Спайк поднял взгляд. Ни страха, ни вызова — только спокойствие, чуть усталая ирония в уголке губ.

— Босс, вы меня знаете! Я всегда делаю работу лучше всех.

— Угу… Но тем не менее, ты уже второй раз меня разочаровываешь. Потрудишься объяснить, где ты напортачил в этот раз?!

— Напортачил? Да я всё подготовил в лучшем виде! Наши люди специально перекрыли мост, угнанная фура с лёгкостью должна была столкнуть пикап с моста! Я даже место выбрал ровно посередине — на случай, если бы он пережил затопление машины, то сильное течение и ледяная вода бы точно сделали своё дело...

— Но… — протянул Эль Дьябло.

— Босс, я без понятия, откуда взялась та долбаная шина, за которую этот ублюдок сумел зацепиться.

Эль Дьябло захохотал, откинув голову:

— До чего же удачливый сукин сын! Что, бесит тебя, что даже на такого профи, как ты, нашёлся кто-то не по зубам?

— Не то слово, Дон, — процедил Спайк. — Уже руки чешутся просто взять снайперскую винтовку и закончить начатое.

Эль Дьябло взял в рот сигару:

— Не стоит, Спайки! — хмыкнул он. — Не надо нам привлекать внимание! Думаю, мы можем решить эту проблему изящней. Ведь у нас есть отличный способ давления на этого ублюдка.

А когда Спайк непонимающе посмотрел на него, подмигнул:

— Последи немного за его девкой.

— Устранить?

— Нет, пока только последи. Во-первых, грех убивать такую красавицу, когда мы сможем выручить за неё хорошие деньги у наших партнёров. Жаль, что она уже наверняка порченная, но даже так мы сможем получить немало. Да и Джер хочет с ней немного поразвлечься. Думаю, это будет отличный способ для неё искупить свою вину за нанесённое моему мальчику оскорбление. Как ты думаешь?

Спайк растянул губы в кривой ухмылке, чувствуя тошноту:

— Хорошо, босс! Я вас больше не подведу!

Эль Дьябло молча смотрел на него. Его пальцы медленно барабанили по столу.

Верить или нет? Убрать и потерять лучшего исполнителя, проверенного временем? Или оставить его и рисковать, что третий промах станет последним — и для него самого, и для всей организации?

— Надеюсь, — наконец тихо сказал он, но так, что воздух между ними внезапно стал густым. — Потому что если ты опять меня расстроишь… — он чуть склонил голову, улыбнувшись мягко, почти ласково, — я лично утоплю тебя в реке Чикаго! Я доходчиво всё объяснил?

Спайк кивнул — коротко, без слов, не отводя взгляда, а потом развернулся и вышел из кабинета. За спиной тяжело сомкнулись массивные двери из красного дерева, словно закрылась крышка гроба. Шаг его был твёрдым, уверенным — но это была лишь маска. Он носил её так давно, что самому иногда казалось, будто он больше ничего не чувствует. Но сейчас... внутри всё клокотало.

Он шёл по длинному коридору особняка, понимая, что прошёл по лезвию ножа. Если бы он неубедительно сыграл свою роль, Эль Дьябло мог бы щёлкнуть пальцами — и Спайка бы по частям увезли в багажнике в сторону ближайшего водоёма.

«Чёрт!» — пронеслось в голове. — «Третий раз такое точно не проканает».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он сжал зубы так, что хрустнула челюсть. Мысли перескочили на девушку. Джессика. Слишком живая, милая и яркая для того, чтобы оставаться невидимой. Она привлекла внимание Эль Дьябло, и это было хуже приговора. Спайк слишком хорошо знал, что её ждёт. Внимание этого седого ублюдка никогда не ограничивалось просто слежкой. Тошнота подкатила к горлу, металлический вкус заполнил рот.

«Если до этого дойдёт, смерть будет для неё благом…» — мрачно подумал он, поднимая воротник пальто.

Он всегда был расчётлив. Анализировал, просчитывал, действовал хладнокровно. Именно это и делало его лучшим. Но сейчас холодные формулы трещали под натиском эмоций. Страх, злость, ненависть и решимость устранить старого ублюдка бурлили внутри, как готовящийся к извержению вулкан.

Эль Дьябло не отступится.

Спайк сел в машину и уставился в серое небо, из которого снова сыпалась снежная крупа.

«Что же делать, мать твою?»

Теперь, когда он твёрдо решил убрать Эль Дьябло и его психопата-племянника, ему нужно придумать, как провернуть свой план, чтобы не пришлось кормить собой раков в мутных водах Чикаго. И желательно сделать это так, чтобы этот спецназовец и его девушка не пострадали.

Он снова вспомнил милую девушку, на которую его натравил Эль Дьябло. Красивая, юная, девочка-отличница с улыбкой, которая могла растопить даже самое холодное сердце. Эта малышка была всего на пару лет старше его дочери...

Он глубоко вдохнул, сжал руль, чувствуя, как кровь стучит в висках. Он знал, что если ничего не сделать, то в конце концов эта нежная красавица попадёт к Джеру и его дружкам... А жертвы этих ублюдков никогда не жили долго, даже если каким-то чудом умудрялись пережить групповое изнасилование!

Спайк вдавил педаль газа и сорвался с места. Он должен был найти выход. Так, чтобы и Эль Дьябло не усомнился в его лояльности, и чтобы девушка осталась цела, пока он будет занят устранением старого урода.

«Я справлюсь, — подумал он, глядя на своё отражение в стекле. — Всегда справлялся...»

Вот только он не бессмертный и не Бог! Группировка Эль Дьябло насчитывала почти шестьдесят человек. Ещё двадцать ходили под руководством Джера. Да, не все люди группировки были бойцами, но половина — точно. Конечно, до группировки Аль Капоне Эль Дьябло было ещё далеко, но... снять почти сотню бойцов в одиночку он при всём желании не сможет. Во всяком случае без помощи!

Спайк остановил машину возле парка и мрачно закурил. Дым расплывался по салону, прилипал к пальто, но не рассеивал противное чувство загнанности. Связываться с противником, который пользуется таким численным превосходством, было сущим безумием. Слишком много стволов, слишком много глаз, слишком много преданных шавок. Его же самого там и положат, даже если каким-то чудом ему удастся устранить Эль Дьябло.

Спайк затянулся сигаретой. Не то чтобы он шибко дорожил собственной жизнью, но Аурелия... Он не имел права сдохнуть и оставить её одну в этом мире — ведь она ещё совсем ребёнок.

А что если...

Мысль, пронзившая голову, заставила его замереть с сигаретой на полпути к губам.

Габриэль!

Спайк выдохнул дым и глухо хмыкнул. Конечно. Этот чёртов спецназовец умудрился выжить даже тогда, когда по всем расчётам должен был сдохнуть. Спайк был уверен, что он смог бы выжить в реке даже без его помощи. Уж слишком хорошая школа была у него. Чертовски живучий парень.

Если кто и может помочь ему разнести логово Эль Дьябло к чертям собачьим, то именно такой тип. Смертельно опасный, обученный, с бешеным везением и железной хваткой.

Спайк откинулся на спинку сиденья, и сигарета чуть не обожгла пальцы. Он поморщился и выкинул её в окно.

Проблема была в том, что Габриэль никогда не согласится работать с таким, как он. Для него он — киллер, шавка Дьябло и враг. И после двух покушений наверняка заветной мечтой этого вояки стало переломать ему все кости.

Спайк поднёс зажигалку ко второй сигарете и чиркнул колёсиком.

Но... что если он сможет защитить его женщину?

Мысль ударила, как электрический ток.

Эль Дьябло приказал ему следить за девчонкой. Значит, доступ к ней у него будет. И если он сумеет отвести от неё угрозу, сумеет вытащить из-под носа у Джера и его дружков… тогда, возможно, Габриэль согласится оказать ответную услугу. Что-то подсказывало Спайку, что Габриэль точно оценит такой жест — ведь с первого взгляда было видно, что он явно любит свою девушку.

Спайк невольно усмехнулся, но улыбка вышла кривой и мрачной.

— Чёрт, это будет фокус не из лёгких…

Ему придётся играть на два фронта. Перед Эль Дьябло — изображать преданного пса, готового привести «добычу» по первому требованию. И одновременно с этим разрабатывать план, чтобы превратить Габриэля из кровного врага в союзника. Но самым трудным будет защитить девчонку.

Кажется, нужно наведаться в берлогу Джера и установить везде прослушку — так он, по крайней мере, будет знать, когда будет готовиться похищение девушки... Жаль, что провернуть то же самое с кабинетом Эль Дьябло не получится — Мария, экономка старого мафиози, обладала патологической дотошностью и маниакальной любовью к чистоте. Эта старая грымза наверняка в первый же день обнаружит все «следилки», поэтому смысла их устанавливать просто не было — не хватало ещё засветиться так по-глупому перед этим ублюдком.

Спайк завёл мотор. План начал складываться, но он уже чувствовал: это его единственный шанс.

Если получится — он не только снимет Эль Дьябло, но и обретёт долгожданную свободу.

— Ну что, спецназовец, — пробормотал он, глядя в серую метель за стеклом. — Похоже, нам пора объединить усилия… нравится тебе это или нет.

Машина рванула с места, увозя Спайка навстречу самой рискованной игре в его жизни.

Глава 19. Признание

— Вот так, Ангел... — тихий шёпот Габриэля был первым, что она услышала, когда проснулась от того, что кончила во сне. Джесси, вздрагивая и тяжело дыша, распахнула глаза и увидела устроившегося между её ног Габриэля, который дарил ей оральные ласки.

— Габриэль! Ты с ума сошёл... — в ужасе прошептала она.

На лице мужчины появилась самодовольная улыбка:

— И тебе доброго утра, Ангел мой!

Он поднялся, уверенно развёл её стройные ноги и по-мужски уверенно устроился между ними. Сердце Джесси забилось быстрее от предвкушения. Внутри всё пульсировало, и ей хотелось... нет, ей было просто необходимо, чтобы он заполнил её собой. Подаренные Габриэлем ласки, казалось, только раздразнили её, и внутри всё болезненно сжималось от неудовлетворённого желания.

Габриэль приласкал головкой члена клитор и несколько раз скользнул вдоль блестящих от влаги нежных складочек, а потом толкнулся внутрь, медленно проникая в истекающее соком влагалище девушки. Джесси выгнулась навстречу с полным наслаждения стоном и обвила его бёдра ногами.

— Да, Габриэль! Пожалуйста... — её страстный шёпот заставил его довольно ухмыльнуться, и Габриэль одним слитным движением подался вперёд.

Джесси приняла его с тихим вскриком истинного наслаждения, а Габриэль перехватил её руки и, переплетясь с ней пальцами, завёл их над головой.

— Смотри на меня, Ангел! — приказал он, начиная размеренно двигаться в её теле. — Я хочу видеть твои глаза, когда ты будешь кончать...

Джесси потянулась к нему и жадно поцеловала, встречая каждое его движение, каждый уверенный, крышесносный толчок его мощного члена. Всю неопытность она с лихвой компенсировала энтузиазмом и искренней страстью, от которой у него просто крышу сносило.

Чёрт! До чего же она была мокрая и узкая! Габриэль отпустил её руки и упёрся ладонями в кровать, чтобы не давить на неё своим весом, и чуть не застонал, когда Джесси обвила его спину, а её горячие губы приникли к его шее, потом скользнули по ключице... Он чуть позорно не кончил от этой простой ласки.

Обхватив ладонями тонкую талию, Габриэль перекатился на спину. Джесси, оказавшись сверху, ритмично задвигала бёдрами, ощущая, как волны удовольствия накатывают всё сильнее. Габриэль с хриплым стоном сжал её бёдра, задавая нужный ритм. В его взгляде полыхала жгучая страсть, от которой у неё перехватывало дыхание.

Её волосы рассыпались по плечам, а сама она запрокинула голову, отдаваясь ощущениям. Каждый её плавный толчок отзывался в его теле огненной волной, лишая контроля. Джесси поймала его взгляд и, едва слышно прошептав его имя, ускорила ритм, будто стремясь утонуть в этом безумии вместе с ним. Она чувствовала, как внутри всё сжимается, и понимала — она на грани.

Габриэль поднялся навстречу, обняв её и прижав к себе так, что их дыхание смешалось. Его губы скользнули к её уху, и он зашептал что-то горячее и властное, от чего Джесси содрогнулась. Несколько мгновений — и она с криком выгнулась в его объятиях, чувствуя, как наслаждение волнами накатывает на неё, заставляя сладко сокращаться на его члене.

Обессиленная, она упала на его грудь, слушая, как бешено колотится его сердце. Габриэль крепко прижал её к себе, зарываясь лицом в её волосы и шумно втягивая воздух. С глухим стоном он толкнулся в неё глубже и кончил, заполняя её собой до последней капли.

Джесси улыбнулась сквозь дыхание, ощущая, как его дрожь постепенно стихает, и мягко провела кончиками пальцев по его лицу:

— Это было самое лучшее поздравление с Днём Благодарения, — с тихим смехом призналась она.

Габриэль коротко хохотнул, прижимая её крепче:

— Поверь, Ангел, у меня ещё много идей, как сделать этот праздник незабываемым, — хрипло прошептал он, выцеловывая чувственную дорожку от её скулы вниз по длинной шее к ключице.

Его ладони скользнули вниз по её спине и игриво сжали аппетитные полушария. Он всегда засматривался на её идеально округлую, упругую попку, которая словно была создана, чтобы приковывать взгляд и вызывать желание. Настоящее совершенство!

Джесси зажмурилась от наслаждения, чувствуя, как он снова становится твёрдым и горячим внутри неё. Она улыбнулась этой мысли и тихонько поцеловала его в ключицу, наслаждаясь вкусом его кожи.

— Удиви меня, Габриэль! — соблазнительно прошептала она.

Габриэль тихо выдохнул от наслаждения и прикрыл глаза, позволяя себе утонуть в её голосе, полном вызова и желания. Он медленно открыл глаза и, встретившись с её взглядом, ухмыльнулся так, что у Джесси внутри всё снова сладко сжалось.

— Берегись, Ангел, — его голос прозвучал низко и многообещающе. — Ты сама напросилась.

Его руки крепко обхватили её талию, и он перевернул её на спину, нависая сверху с хищным блеском в глазах. Джесси тихо ахнула и прикусила губу, предвкушая новое, ещё более безумное продолжение.

Габриэль вдруг приподнялся и скользнул ладонями по её бёдрам, увлекая Джесси к самому краю кровати. Его взгляд вспыхнул озорным огнём, когда она от неожиданности пискнула.

— Доверься мне, Джесси! — хищно усмехнулся он, разводя её ноги шире.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мгновение — и он уверенно занял своё место: одна его нога оказалась между её бёдер, а другая — прочно упёрлась в матрас рядом.

Джесси тихо ахнула, когда он легко закинул её ногу себе на плечо и позволил другой безвольно скользнуть с кровати вниз, пересекая их бёдра и создавая идеальные «ножницы». Его тело словно замкнуло её в плен тепла и силы.

Сердце девушки заколотилось в предвкушении, когда он, не отрывая взгляда от её глаз, начал медленно входить в неё, наслаждаясь каждым мгновением. Джесси невольно застонала — необычный угол проникновения и почти полное соприкосновение их тел сделали ощущения такими яркими и насыщенными, как никогда прежде.

Его ладонь игриво скользнула по внутренней стороне её бедра вверх, оставляя за собой огненную дорожку.

— Пожалуйста, любимый... Я уже не могу ждать... — слова слетели с её губ отчаянным шёпотом, и Джесси приподняла бёдра как раз в тот момент, когда Габриэль подался вперёд, полностью заполняя её собой.

Она лишь успела положить руку ему на бедро, покорно отдаваясь его ритму, пока он диктовал им обоим новую, опасно сладкую близость. Его движения — медленные, чувственные... ИДЕАЛЬНЫЕ... буквально сводили её с ума!

Разве можно испытывать такое наслаждение от секса?!

Джесси извивалась в его объятиях, когда он заполнял её до упора, заставляя комкать в руках простыни и кричать от наслаждения. Его руки были, казалось, везде — невесомыми бабочками лаская её шею, грудь, спину... Но именно дразнящее поглаживание её бугорка наслаждения помогло достичь первого оргазма, вызывая дрожь по всему телу.

Габриэль замер, тяжело дыша, наслаждаясь её сладкой дрожью, а потом снова задвигался и сам удивился, когда всего через несколько мгновений его нежная красавица, вскрикнув, снова запульсировала, сжимая его своей шёлковой нежностью.

— Господи, девочка моя! Что ты делаешь со мной... — хрипло выдавил он, подаваясь вперёд бёдрами и чувствуя приближающуюся разрядку. Его движения, до этого неторопливые и тягучие, стали более уверенными и глубокими. Каждое проникновение будто разжигало внутри неё новый пожар. Габриэль из последних сил держался, не позволяя себе кончить — очень хотелось, чтобы Джесси достигла ещё одного пика...

Позволив её ножке скользнуть с его плеча, он накрыл её своим телом, покрывая поцелуями нежный изгиб её шеи, её прекрасное лицо и губы, шепча горячие слова, от которых у неё перехватывало дыхание. Джесси громко стонала под ним, не замечая, что её идеальные ноготки царапали его спину и плечи, пока она отдавалась ему целиком. Её нога обвилась вокруг его бёдер, словно в отчаянной попытке привлечь его ещё ближе.

Он почувствовал тот момент, когда третий оргазм накрыл её, как цунами, ещё до того, как она выгнулась ему навстречу с тихим вскриком.

— Я люблю тебя, Габриэль! Люблю...

На мгновение ему показалось, словно весь мир вокруг перестал существовать. В груди что-то болезненно сжалось, а потом распахнулось — так широко, что казалось, он не в силах вместить этот свет. Дыхание сорвалось, а сердце заколотилось, как сумасшедшее. Он не верил, что сможет услышать это от неё так рано — все стены, которые он годами возводил внутри себя, внезапно рухнули.

Его тело всё ещё двигалось, но сознание растворилось в её признании: каждое слово отзывалось жаром в венах, каждой клеткой он чувствовал её любовь. Оргазм настиг его резко, всепоглощающе, как взрыв, принося ощущение невероятной свободы, словно рухнули последние оковы, сковывавшие душу.

Габриэль со стоном вжался в неё до предела, дрожа от нахлынувшей нежности и теряясь от переполнявших его чувств — впервые в жизни позволяя себе полностью отпустить контроль. Никогда ещё ни с одной женщиной он не переживал такого наслаждения, потому что оно было пропитано не просто страстью, а именно любовью и настоящими взаимными чувствами.

В том, что признание Джессики было настоящим, Габриэль даже не сомневался! Ведь заветные слова прозвучали осознанно, уверенно и громко — совсем не похоже на то первое «я люблю тебя», произнесённое тихим шёпотом, когда она уже почти спала. Теперь правда застыла слезинками в прекрасных серых глазах от переполнявших её эмоций. Она распахнула перед ним свою душу, доверяя ему самое хрупкое — своё сердце.

В её огромных глазах был испуг и пугающая ранимость, как будто теперь одно его слово могло или возвысить её в небо, или разбить на осколки.

Габриэль задержался в ней, тяжело дыша. Его пальцы, всё ещё дрожащие от переполнявших его чувств, мягко скользнули по её щеке, задержались у виска и осторожно обвели контур лица. Он смотрел прямо в её глаза — такие огромные, сияющие и в то же время уязвимые, — и внутри у него сладко сжималось сердце.

Как она могла хоть на миг подумать, что он способен причинить ей боль? Что он мог бы разбить то, что она так смело отдала в его руки?

Его взгляд потеплел, стал почти благоговейным, когда он прошептал, чувствуя, что каждое слово вырывается прямо из глубины души:

— Я тоже люблю тебя, Джессика. Я весь твой, Ангел… пока ты сама этого хочешь.

И, смахнув с её лица предательские слезинки, наклонился и осторожно коснулся её губ — не жадно, не требовательно, а так нежно, будто боялся нарушить хрупкость момента.

Он впервые в жизни чувствовал себя по-настоящему обнажённым — не телом, а душой и сердцем. И впервые это не пугало, а приносило странное, тихое счастье. Тишина внутри не давила, не терзала, не выжигала. Она была чистой и спокойной, как шёпот волн у океана. Никаких мыслей о прошлом, никаких теней — только её любовь и свет.

Глава 20. Кулон

Джесси аккуратно нанесла блеск для губ и, увидев в зеркале отражение Габриэля, застёгивающего запонки, поспешно повернулась. В белоснежной рубашке, подчёркивающей линию его плеч и грудь, и в идеально сидящих тёмно-серых брюках он выглядел так элегантно, что сердце у неё невольно дрогнуло. Его строгий, почти безупречный вид только усиливал ощущение скрытой силы, которая исходила от него.

Джесси нервно скользнула руками по ткани серебристого платья, будто разглаживая невидимые складки.

— Как это платье? Подойдёт или стоит надеть что-то другое? — спросила она слишком поспешно, словно заранее готовилась к критике.

В глазах Габриэля мелькнуло удивление, которое быстро сменилось искорками веселья.

— Джесси, ты что, собралась в церковь? Или решила податься в школьные учительницы? - изогнув бровь, протянул он.

— В смысле? — нахмурилась она и снова повернулась к зеркалу, будто надеясь поймать там другой ответ. — Думаешь, нужно одеть что-то другое?

И, не дав ему вставить ни слова, кинулась в гардеробную. Вернулась уже с длинным, абсолютно закрытым чёрным платьем.

— Может, лучше это? — поинтересовалась она с надеждой и прижала к себе вешалку.

Габриэль оказался рядом в два шага. Мягко, но решительно забрал у неё траурное убожество.

— Нет, малыш. Если ты наденешь вот это, мы вообще никуда не пойдём, — сказал он твёрдо, но голос его был полон тепла. Он обнял её за плечи, привлекая к себе, и заглянул в глаза, пытаясь поймать её смятённый взгляд. — Джесси, что с тобой? Первые пару платьев на тебе смотрелись идеально. Они были бы вполне уместны на праздничном ужине. Почему ты их отвергла? Любое из них лучше, чем эта траурная тряпка.

— Лучше?! — она резко отстранилась и указала пальцем на шикарное синее платье, небрежно лежащее на кровати. — Габриэль, только посмотри, какое тут декольте!

— А тут!!! — она почти сердито махнула рукой в сторону изумрудного платья. — Разрез до бедра!

Габриэль несколько мгновений просто смотрел на неё, не понимая сути проблемы. Платья и правда были шикарные. В любом из них его девочка выглядела элегантной, утончённой и просто неотразимой. И ведь ещё десять минут назад она сама светилась от восторга, крутилась перед зеркалом, с улыбкой ловила его взгляд... А теперь? Теперь эти же самые платья вдруг оказались чересчур «открытыми»! И случилось это ровно после того, как он вскользь упомянул, что на празднике будут также его мать и отчим.

Габриэль едва заметно качнул головой, сдерживая улыбку, когда наконец понял, что стоит за её тревогами. Его дерзкая, бесстрашная красавица, та самая, что не дрогнула в куда более опасных ситуациях, сейчас отчаянно трусила лишь от одной мысли о встрече с его матерью. Маленький мандраж перед будущей свекровью — и она готова закутаться в самые закрытые наряды, лишь бы произвести хорошее впечатление.

— Джесси, ты доверяешь мне? — его голос был бархатным, низким, будто тёплый шёлк.

Джесси нервно облизнула губы, в груди предательски сжалось.

— Ты же знаешь, что да... — её шёпот выдал её смущение.

— Тогда закрой глаза, Ангел...

Она послушно прикрыла ресницы. Чёрт! Сердце уже сбилось с ритма, а воздуха отчаянно не хватало. Она становилась мокрой просто от его голоса! Это же ненормально... или она и правда какая-то извращенка?

Его ладони уверенно легли на её талию, тёплые и сильные. Он наклонился ближе, и дыхание коснулось её шеи — лёгкое, дразнящее, будто ветерок. Губы осторожно коснулись плеча, оставив там чувственный поцелуй — нежный, почти мимолётный. В следующее мгновение Джесси услышала тихий шелест расстёгиваемой молнии. Её тело отозвалось дрожью, когда его руки скользнули ниже, лаская изгибы бёдер, нежно касаясь живота, словно он рисовал невидимые линии на её коже.

— Габриэль... если ты продолжишь в том же духе, мы точно опоздаем, — с улыбкой предупредила она, едва дыша.

Он тихо рассмеялся у её уха, низко и ласково:

— Прости, не удержался.

Ещё один нежный поцелуй в шейку — и шорох ткани, пока он помогал ей одеть синее платье. Каждое движение бережное, аккуратное, будто она была хрупкой фарфоровой статуэткой.

— Ну что, можно открывать глаза? — Джесси откинула голову на его плечо, не в силах удержать улыбку.

— Ещё минута, торопыжка... — шепнул он с тем самым дьявольским смешком и достал из кармана брюк кулон из белого золота в форме бабочки.

Он бережно откинул прядь шикарных золотых волос и позволил кулону скользнуть по её коже — прохладный металл едва коснулся ямочки между ключицами, вызвав дрожь. Его пальцы уверенно, но осторожно застегнули замочек на её шее.

— Теперь можно, — его голос прозвучал почти у самого уха, мягкий, низкий, бархатный.

Она распахнула глаза и увидела в зеркале отражение: себя — в синем платье, с изящным кулоном-бабочкой, сверкающим на её шее, и его — стоящего так близко, что она чувствовала жар его сильного тела. Джесси едва заметно вздохнула, её рука инстинктивно метнулась к украшению:

— Какая прелесть! — её глаза сверкали, как два самоцвета.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Габриэль провёл ладонью вдоль её руки, сжал пальцы и, встретив её взгляд в зеркале, мягко сказал:

— Вот теперь — идеально.

И Джесси впервые за весь вечер перестала сомневаться в себе. Ведь когда он так смотрел на неё, она чувствовала себя красивой, дерзкой, уверенной и самой желанной. И становилось неважно, что там о ней подумают другие.

Габриэль оглядел Джесси взглядом, от которого у неё снова предательски дрогнули колени, а потом чуть склонился вперёд и коснулся губами её виска.

— Ну что, пойдём? — спросил он так буднично, словно они собирались не на первую встречу с его семьёй, а в ближайшее кафе.

— Конечно, — Джесси выдохнула чуть тише, чем собиралась, и торопливо схватила клатч.

Внизу Габриэль галантно подал ей пальто, подождал, пока она просунет руки в рукава, и только потом накинул свою куртку и взял ключи. Джесси украдкой взглянула на его профиль: собранный, уверенный, спокойный.

— Ты ведёшь? — с улыбкой спросила она.

— Да! — хмыкнул он, помогая ей спуститься по ступенькам. — Но если ты очень хочешь порулить, я готов рискнуть.

— Ха-ха, — Джесси фыркнула. — Учитывая, что из нас двоих именно ты утопил свою машину в реке, то рискую именно я.

Габриэль открыл перед ней дверцу машины и придал ей ускорения лёгким шлепком чуть ниже спины:

— Язва!

Джесси вскинула на него возмущённый взгляд, но уголки её губ всё равно дрогнули в улыбке, выдавая, что она не обиделась всерьёз.

Габриэль обошёл машину, привычно легко опустился за руль и завёл двигатель. Тишина внутри салона внезапно показалась ему удивительно плотной — он скосил взгляд на Джесси. Слишком напряжённое лицо, слишком прямые плечи. Она сидела ровно, а пальцы чуть дрожали, пока перебирали застёжку клатча. Смущение и тревога будто окутали её невидимой дымкой.

Он протянул руку и легко накрыл её ладонь своей, тёплой, уверенной.

— Эй, — сказал он мягко. — Что с тобой?

Джесси быстро подняла на него глаза, но тут же снова потупилась.

— Ничего... всё в порядке, — пробормотала она слишком поспешно.

Габриэль лишь слегка приподнял бровь, и уголки его губ дрогнули в улыбке. Он ничего не ответил, только ждал — и этим молчанием дал понять, что обмануть его или увильнуть от разговора не выйдет.

Джесси выдохнула, и плечи её поникли.

— Я... — призналась она почти шёпотом и закусила губу. — Боюсь, что не понравлюсь твоей маме.

На секунду в салоне воцарилась пауза. Потом Габриэль вдруг тихо рассмеялся — низко, искренне, почти с облегчением.

— Джесси... — он только покачал головой. — Ты вообще не о том думаешь.

Она удивлённо посмотрела на него, нахмурив брови.

— В смысле?

— Дело в том, — он ловко вырулил на дорогу, его голос мягкий, тёплый, — что мне глубоко плевать, понравишься ты ей или нет. У нас... скажем так, не самые лучшие отношения. И я не ищу её одобрения.

Джесси моргнула, поражённая его словами. Он заметил это и чуть улыбнулся краем губ.

— Для меня куда больше значит то, что ты понравилась Мэгги, — его взгляд снова вернулся к ней, серьёзный и прямой.

Джесси просто кивнула, принимая его слова. Она не спросила «почему». Не стала копаться там, где лежало болезненное прошлое, и в тот момент в груди Габриэля что-то дрогнуло. Он почувствовал, как его привычная броня даёт трещину. Вздохнув, он заговорил уже тише:

— Некоторые вещи можно оставить в прошлом, Ангел... но их нельзя забыть или простить. — Его голос чуть охрип. — Моя мать... однажды предала меня, и мы с ней теперь живём с последствиями её поступка.

Габриэль чуть прикрыл глаза, сжав губы. Такой гордый, сильный, уверенный мужчина, которого так страшно предали родные родители... Каким бы он сейчас был, если бы ему не пришлось пережить такие ужасы в детстве?

Джесси лишь крепче переплела свои пальцы с его, с содроганием вспоминая рассказ тёти Мэгги о том, как его родной отец измывался над ним. Ни один ребёнок не должен пережить подобное!

— Прости, я не хотела причинить тебе боль, — мягко произнесла она.

В её глазах было столько тёплой, бесконечной нежности, что у него сжалось сердце. Ни жалость, которую он так ненавидел, ни осуждение, с которым так часто сталкивался, а просто свет и тепло, которым она так щедро с ним делилась.

Он сжал её руку, медленно поднял к губам и поцеловал.

— Ты не способна причинить мне боль, Ангел, — сказал он тихо. — И ты и так об этом догадываешься.

За окном уже мерцали огни вечернего города, когда Габриэль остановил машину у дома тёти Мэгги.

Дверь распахнулась ещё до того, как они успели ступить на крыльцо. На пороге стояла Мэгги — в красивом бордовом платье, с собранными в элегантную «ракушку» волосами и сияющей улыбкой.

— Наконец-то! — воскликнула она и, не раздумывая, заключила Джесси в крепкие объятия, пахнущие корицей и свежим хлебом. — Ох, милая моя, как же я рада тебя видеть!

Джесси не успела ответить, потому что на неё налетела Алиша, как маленький ураган.

— Джессииии! Ты пропала на целых два дня! Я думала, ты уже никогда не вернёшься!

Джесси едва удержала равновесие и рассмеялась, прижимая девочку к себе.

— Солнышко, ну как ты могла такое подумать? — она пригладила светлые локоны сестрички.

— Габриэль! Я так рада тебя видеть, чертяка ты этакий! — Габриэль тоже не избежал участи быть затисканным тётей Мэгги. Разве что, ему досталось чуть меньше, потому как в руках у него был объёмный пакет с тыквенным пирогом и печенюшками — Джесси наотрез отказалась ехать в гости с пустыми руками и весь день прокрутилась у духовки.

— Мэг, это к чаю, — Габриэль склонился, целуя тётушку в щёку.

— Ладно, чего мы тут мёрзнем?! — вдруг засуетилась Мэгги, уже разворачиваясь внутрь. — В дом! Ужин готов, все наконец собрались — нужно начинать праздновать, пока всё не остыло!

Глава 21. День Благодарения

Джесси едва успела переступить порог, как уютное тепло дома окутало её: потрясающий запах запечённой индюшки, свежего хлеба и ещё чего-то невероятно вкусного... Внутри всё выглядело так, словно их действительно очень ждали: мягкий свет, осенние украшения в холле и гостиной, красиво сервированный стол в столовой.

В воздухе витала атмосфера праздника — тёплая, домашняя, трогательная, уютная... Габриэль помогал ей снять пальто, когда из гостиной вышел мужчина лет пятидесяти. Высокий, подтянутый, с серебристо-белыми волосами и удивительно ясными голубыми глазами. Его взгляд сразу упал на Габриэля, и уголки губ дрогнули в искренней улыбке.

— Рад тебя видеть, сын, — голос его был ровный, глубокий, с какой-то внутренней силой.

Габриэль шагнул вперёд и крепко пожал протянутую руку. От Джесси не ускользнуло, что в этом простом рукопожатии было больше тепла и доверия, чем в тысячах слов. Она смотрела на них — и где-то глубоко внутри что-то дрогнуло. Этот мужчина наверняка играл важную роль в жизни Габриэля — уж слишком много взаимного уважения чувствовалось между ними. Его смело можно было назвать семьёй Габриэля — не по крови, а по выбору.

Незнакомец обернулся к ней, его глаза заискрились мягким интересом.

— Габриэль, будь добр, представь мне свою очаровательную леди, — попросил он с лёгкой улыбкой.

Габриэль оказался рядом, и его ладонь уверенно легла на её талию. Он чуть подтянул её к себе и с тем самым опасным обаянием произнёс:

— Блэйк, это — Джессика Роуз Монтгомэри, моя невеста. Джесси, это Блэйк Рэдвуд, мой отчим.

У Джесси подкосились колени. «Невеста»?! Да, они говорили об этом... но она не думала, что всё всерьёз! А теперь она услышала это вслух, официально, перед его семьёй — и слова произвели на неё эффект взрыва. Она на секунду растерялась, взгляд метнулся к Габриэлю, но его глаза сияли такой уверенностью и гордостью, что сердце предательски сжалось от нежности.

Блэйк тепло улыбнулся, делая шаг навстречу. Его ладони легли на её руки, чуть ниже плеч. Простой жест, в котором не было ни капли натянутости и неловкости, — естественный, спокойный, по-отечески добрый. Это было прикосновение человека, который хотел поддержать и показать: здесь ей рады.

— Джессика, я очень рад познакомиться с вами. И ещё больше рад за вас обоих. Вы — удивительная пара, и если честно... я давно ждал, когда Габриэль найдёт своё счастье.

Сердце Джесси сделало кульбит. От его слов веяло искренностью — никакой наигранной вежливости. И облегчение накрыло её волной: оказывается, отчим Габриэля вовсе не страшный судья с холодным взглядом, а человек, который сразу же тепло её принял.

В этот момент за её спиной послышалось восторженное:

— Джессииии! — и тётя Мэгги буквально налетела на неё с новыми объятиями. — Господи, милая, поздравляю!

Потом она бросилась обнимать Габриэля.

— Да-да-да! — Алиша подпрыгивала рядом, хлопая в ладоши. — Я так и знала!

Джесси уже не понимала, кто кого обнимает и кому что говорит. Вокруг кружил смех, слова поздравлений, и от этого счастливо-сумбурного вихря у неё закружилась голова. И, возможно, именно поэтому она сразу не заметила, как в дверном проёме появилась ещё одна фигура.

Красивая, высокая, хрупкая женщина, с пышной гривой жгуче-чёрных волос, ниспадающих на плечи. Алая помада, шикарное красное платье и туфли на высоких шпильках — эта женщина определённо умела производить впечатление и выглядеть эффектно. Она улыбалась, молча наблюдала за происходящим, но её глаза скользнули по Джесси пристально и холодно, как луч прожектора, выхватывающий жертву из толпы.

Джесси ощутила, как по спине пробежал лёгкий холодок. Все вокруг всё ещё смеялись и поздравляли её, а она лишь крепче вцепилась пальцами в руку Габриэля, будто ища защиты, и выдавила из себя смущённую улыбку. Она всё ещё надеялась подружиться с матерью Габриэля, но где-то глубоко внутри уже знала: именно с этой женщиной у неё никогда не будет тёплых отношений. Не из-за того, что она сделала с собственным сыном в детстве, и даже не потому, что она ей не понравилась (Джесси не была стодолларовой купюрой, чтобы нравиться всем без исключения), а из-за того, как эта женщина сейчас смотрела на Габриэля: в её глазах не было и капли тепла.

Габриэль словно уловил её напряжение и шагнул вперёд, прикрывая её своим телом, словно пытаясь защитить от нападок матери.

— Моника, — холодно произнёс он, и от этого тона температура в комнате как будто упала на пару градусов.

Джесси даже невольно поёжилась. Она уже и забыла, что Габриэль может быть... таким!

Женщина чуть скривилась и вскинула подбородок. Её алые губы изогнулись в улыбке, но глаза оставались ледяными.

— Габриэль, помолвка? Какой неожиданный сюрприз! — в её голосе звенела фальшивая любезность.

Джесси почувствовала, как воздух загустел от напряжения. Не выдержав, она шагнула к Габриэлю и взяла его за руку, надеясь, что её прикосновение подействует на него успокаивающе и он почувствует в её жесте невысказанное: «Я рядом».

Ответом ей стала полная тепла улыбка повернувшегося к ней Габриэля.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тётя Мэгги же, стоявшая чуть сбоку, не выдержала. Она шагнула ближе, и в её голосе звучала раздражённая прямота, лишённая малейших признаков дипломатии:

— В смысле “неожиданный”? — её глаза сверкнули, когда она всплеснула руками. — Габриэль и Джесси давно встречаются. Если бы ты хоть немного интересовалась жизнью собственного сына — ты бы знала об этом, Моника!

Джесси украдкой бросила взгляд на любимого и заметила, как напряглись плечи Габриэля. Странный контраст с успокаивающим прикосновением его пальцев к её руке — удивительно мягким и обнадёживающим. В голубых глазах Блэйка промелькнула тревога и готовность в любой момент вмешаться.

А Моника лишь чуть скривилась и неожиданно произнесла:

— Я очень рада за тебя, Габриэль.

Голос её прозвучал чуть натянуто, но слова всё же прозвучали, и напряжение, стянувшее комнату, понемногу отступило.

Габриэль не ответил — только коротко кивнул, словно тоже принимая решение вернуться к хрупкому нейтралитету. Но пальцы его крепче переплелись с пальцами Джесси. В нём всё ещё чувствовалась настороженность, но было видно, что он оценил капитуляцию матери и решил не провоцировать дальше конфликт.

— А когда свадьба? — тонкий голосок Алиши, которая, как и все дети, даже не поняла, что произошло, прозвучал как гром среди ясного неба.

Джесси нервно рассмеялась, глядя на Алишу: настолько искренним, неожиданным и живым был её вопрос. Маленькая девочка в одно мгновение разрядила атмосферу, и напряжение, висевшее в воздухе, вдруг отступило.

— Пока не знаем, — с улыбкой ответил Габриэль, чуть склонившись к малышке и мягко погладив её по волосам. — Но ты обязательно будешь первой, кто об этом узнает.

Алиша радостно захлопала в ладоши, а тётя Мэгги рассмеялась. Блэйк улыбнулся, покачав головой, и произнёс с лёгкой иронией:

— Похоже, я знаю, кто возьмёт на себя организацию свадьбы.

Праздник понемногу снова набирал обороты. В столовой уже ждали ароматная индейка, подрумяненные булочки, многочисленные салаты, соусы и запечённый картофель... Всё, что Джесси уже не раз видела на праздновании Дня Благодарения. Но именно сегодня она чувствовала себя участницей большого, настоящего семейного чуда.

А может, дело вовсе не в праздничном ужине, а в окружающих людях, которые собрались на этом празднике?

Тётя Мэгги, как всегда, оказалась душой компании. Она щедро раскладывала вкусную еду по тарелкам, заставляла всех пробовать «хотя бы кусочек» её фирменного заливного пирога и шутила так, что Джесси то и дело смеялась до слёз.

Габриэль сидел рядом, его рука почти всё время касалась её руки или бедра.

Несмотря на кажущееся спокойствие, он, казалось, ловил малейшие её реакции, словно переживал, что снова что-то пойдёт не так. Но Джесси ощущала лишь тёплую радость — несмотря на редкие колкости Моники, которые эта женщина, видимо, просто не могла держать в себе, — это был именно тот праздник, которого ей всегда не хватало.

В какой-то момент Блэйк поднял бокал:

— За вас, дети. Пусть этот день станет началом новой традиции. И пусть в вашем доме всегда будет так же тепло и светло, как сегодня здесь.

Слова отчима Габриэля прозвучали неожиданно глубоко. Джесси почувствовала, как ком подкатывает к горлу. Она посмотрела на Габриэля, и тот, поймав её взгляд, едва заметно улыбнулся, как будто говорил: «Это только начало». Даже кислое выражение на лице Моники не смогло испортить трогательное тепло, которое шло от Мэгги, Алиши и Блэйка.

Джесси невольно поймала себя на том, что её мысли упрямо возвращаются к матери Габриэля. Казалось, в глубине чёрных глаз не было ни капли материнского тепла. Она ещё раз украдкой глянула на Монику — та сидела прямо, с безупречной осанкой, пальцы небрежно обнимали ножку бокала, губы кривила лёгкая насмешливая улыбка. Казалось, всё вокруг её утомляло или раздражало.

«Что это вообще?.. — размышляла Джесси. — Ненависть? Презрение? Или, хуже, равнодушие?»

Она не знала, что хуже — холодное безразличие или та ядовитая смесь недовольства и отторжения, которая чувствовалась в каждом взгляде этой женщины.

Джесси никогда не была матерью. И всё же… она видела, как светились глаза тёти Мэгги, когда та глядела на Алишу. Она видела трогательную нежность Габриэля к ней. И те взаимно тёплые отношения между Габриэлем и Блэйком, хотя крови общей у них не было вовсе. Она знала, что такое — когда любят тебя просто за то, что ты есть. И именно поэтому поведение Моники казалось ей каким-то противоестественным.

«Может, дело не в нём вовсе? — мелькнула мысль. — Может, она ненавидит саму себя? За то, что когда-то оставила его? За то, что не смогла защитить, не решилась уйти раньше и закрыла глаза на проблему? А Габриэль стал лишь вечным напоминанием ошибок прошлого...»

Да, возможно, её холод — это маска, за которой она прячет свою собственную боль и стыд. Легче ненавидеть сына, чем признать, что подвела его. Проще видеть в нём отражение своей слабости, чем сына. Но тогда почему Джесси от этой догадки становилось неуютно?

Она поймала взгляд Габриэля. Он не смотрел на мать — только на неё, и в его глазах было всё: и защита, и спокойствие, и обещание, что он никогда не позволит, чтобы к ней относились предвзято или пренебрежительно.

Джесси крепче сжала его пальцы. Её сердце сжалось — от смеси нежности, сочувствия и горечи.

«Как же так вышло, что этот потрясающий человек вырос рядом с такой холодной женщиной? — думала она. — Сколько тепла ему недодали, сколько любви не подарили? И откуда в нём самом тогда столько заботы и тепла?»

Она украдкой вздохнула и вдруг поймала себя на странном ощущении — будто Моника вовсе не соперница, не угроза их счастью, а просто… тень прошлого, ожившее напоминание о давней трагедии. И как бы ни сложились их с Габриэлем отношения в дальнейшем, Моника никак на них не повлияет. Она, Джесси, просто не позволит ей вмешаться или как-то всё испортить.

Джесси выключила кран и потянулась к полотенцу, когда заметила в отражении зеркала ванной Монику. Чувствуя, как колотится сердце, она обернулась. Женщина стояла у дверей, сложив руки на груди, и выглядела ещё более холодно и хищно, чем её отражение в зеркале.

— Знаешь, девочка, — произнесла она тихо, но в её голосе чувствовалась уверенность, — ты делаешь ошибку! Габриэль может быть обаятельным, внимательным, заботливым — да. Но не обманывайся. В глубине души он другой. Холодный, жестокий, даже безжалостный. Как его отец!

Джесси на секунду замерла, потом медленно вытерла руки полотенцем. Её глаза блеснули. Почему-то слова Моники её разозлили. Да, Габриэль не был ангелом, но и у Моники не было права поливать его грязью, только чтобы реабилитироваться в собственном сознании за свой некрасивый поступок.

— Интересно, — произнесла она спокойно, но в голосе уже звенела сталь, — что вы говорите это о человеке, которого бросили именно тогда, когда он больше всего нуждался в вашей защите. Ведь несмотря на это, он вырос человеком, который умеет любить и заботиться. А вот вы — его мать — так и остались... Как вы сказали? Холодной, жестокой и безжалостной!

Моника чуть дёрнулась, будто Джесси ударила её. Но девушка не остановилась, понимая, что если не дать отпор сейчас, будущий свекромонстр будет всё время поливать Габриэля помоями по поводу и без. А терпеть это она была не намерена:

— Я вижу Габриэля настоящим. Сильным, любящим, готовым защищать тех, кто ему дорог. Если бы он был таким, каким вы его пытаетесь выставить, он бы никогда не стал тем мужчиной, которого я полюбила. Ваши слова — это не предупреждение и не правда. Это уродливое отражение вас самой.

В ванной повисла звенящая тишина, наполненная почти осязаемым напряжением. Моника стояла и хватала ртом воздух, как выброшенная из воды рыба, а Джесси, игнорируя утратившую дар речи женщину, распахнула дверь и поспешила обратно в гостиную.

Габриэль мгновенно заметил перемену. Его взгляд — настороженный и проницательный — поймал её. Он чуть нахмурился и, едва слышно, но так, чтобы только она услышала, произнёс:

— Всё нормально?

Сердце Джесси всё ещё гулко билось в груди, пальцы дрожали, но она лучезарно улыбнулась:

— Да, конечно.

Она даже кивнула, словно хотела убедить не только его, но и себя. И тут же, не давая времени на дальнейшие расспросы, скользнула на своё место за столом. Взяла вилку, отломила крошечный кусочек булочки и вернулась к ужину. Она делала вид, что вовлечена в разговоры — поддакивала тёте Мэгги, улыбалась Алише и старалась выглядеть расслабленной, как будто ничто её не тревожило.

И Габриэль невольно почувствовал это. Его взгляд стал пристальным, и словно тень легла на его лицо. Он понял, что что-то произошло, но не понимал, что именно.

В то мгновение, когда она почти позволила себе выдохнуть, тишину нарушил чёткий стук каблуков. Джесси не сразу подняла голову — слишком явственно внутри снова ожил холод, пробежавший по позвоночнику. Но когда всё же посмотрела — дыхание предательски сбилось.

В дверном проёме появилась Моника. Хрупкая, грациозная, с безупречной осанкой, словно у королевы. На лице — вежливая, почти приветливая улыбка. Но глаза… в них затаилась скрытая угроза и приглушённая ярость.

Джесси бросила обеспокоенный взгляд на Габриэля и заметила, каким мрачным становился его взгляд. Он, кажется, догадался, что между ней и его матерью что-то произошло.

Чувствуя, как в воздухе стремительно разливается ощущение надвигающейся бури, Джесси поспешно положила руку на ладонь Габриэля. Тётя Мэгги единственная заметила это. Она ведь даже лучше Моники знала Габриэля — этот опасный прищур глаз, мгновенное напряжение плеч, едва заметное движение пальцев — всё говорило о том, что ещё секунда, и он взорвётся. Она уже почти приготовилась вмешиваться, но произошло нечто, что заставило её буквально онеметь.

Габриэль, который ещё миг назад излучал ледяное напряжение, вдруг замер. Он посмотрел на Джесси — и внезапно словно преобразился. Глаза, только что острые и холодные, вдруг засияли мягким светом и теплом. Умоляющее выражение серых глаз девушки, едва заметное движение её губ — и Габриэль только глубоко вздохнул и остался сидеть, не бросив матери ни одного резкого слова. Его плечи всё ещё были напряжены, но ярость ушла, растворилась в этой тёплой тишине, которую подарила ему Джесси.

Мэгги смотрела на них и не могла отделаться от ощущения, что видит чудо. Её племянник — тот, в котором всегда бурлила такая неукротимая ярость и сила, которого не могли остановить никакие уговоры и запреты, — сейчас добровольно подчинился маленькой, хрупкой девушке. И не из страха, не из вины, не из уважения к старшим… а из любви к этой потрясающей девушке. Потому что она не хотела, чтобы праздник был испорчен.

Тётя украдкой вытерла уголки глаз, не желая никому показывать, что расчувствовалась. Её сердце переполняла искренняя радость за Габриэля и его красавицу невесту — ведь их связывали настоящие чувства и любовь. То, что она так и не нашла в своей жизни, и то, что она никогда не позволит разрушить Монике.

Тётя Мэгги бросила раздражённый взгляд на сестру — она ей ещё устроит головоломку за эту выходку!

Глава 22. Черная Пятница

Габриэль осторожно поднял Алишу с автокресла, словно она была самым драгоценным грузом на свете. Девочка устроилась у него на руках, прижимаясь щекой к его плечу и чуть посапывая во сне. Джесси словила себя на мысли, что снова улыбается, вспоминая праздничный ужин, и тихо закрыла дверь машины. Она задержалась на миг, чтобы полюбоваться этой картиной: высокий, сильный мужчина с нежностью несёт ребёнка.

Они вошли в дом почти бесшумно. В прихожей стояла тёплая полутьма, лишь мягкий свет настенного бра освещал коридор. Габриэль кивком указал Джесси на то, чтобы она прошла вперёд.

– Осторожнее, – шепнула Джесси, прикрывая входную дверь, пока Габриэль поднимался на второй этаж.

Джесси повесила верхнюю одежду и сумочку в шкаф и поспешила следом. В комнате Алиши царил привычный детский уют: мягкие игрушки, книги, раскраски на столе. Джесси откинула одеяло, а Габриэль аккуратно опустил девочку на кровать, когда Алиша вдруг открыла сонные глаза и посмотрела на Джесси.

– Кстати, забыла тебе сказать… Мне очень нравится твой кулончик, – сказала она ей, чуть приподнявшись.

Джесси смутилась и тронула пальцами бабочку на шее.

– Спасибо, солнышко…

Габриэль присел рядом с кроватью.

– Знаешь, малышка, у меня есть кое-что и для тебя.

Удивление в карих глазах Алиши почти мгновенно сменилось восторгом, когда Габриэль из кармана брюк вытащил милый браслетик с розовыми бабочками, переливавшимися в свете ночника.

– Это мне? – её глаза распахнулись так широко, что в них можно было утонуть.

– Конечно. Было бы некрасиво, если бы я подарил подарок только Джесси, правда? – сказал Габриэль и аккуратно застегнул браслетик на запястье девочки. – Чтобы напоминал, что ты у нас особенная.

Девочка прижала руку к груди, не в силах скрыть восторг.

– Спасибо! Спасибо, Габриэль! Это… это самый лучший День благодарения!

Она обняла его так крепко, как могла, и он чуть наклонился, прижимая её к себе в ответ.

Джесси, наблюдая за ними, чувствовала, как внутри разливается тёплое, почти щемящее чувство. Она знала: Габриэль умел быть суровым и жёстким, иногда резким, но рядом с Алишей он становился нежным и терпеливым — настоящим защитником. Её губы тронула улыбка. В сердце вдруг стало тесно от любви, которую она чувствовала к этому сложному, но невероятно потрясающему мужчине.

Она совсем не ожидала, что Габриэль и малышке подарит украшение, и была очень рада и благодарна, что он об этом подумал.

Когда Алиша, наконец, сладко зевнула и её глаза окончательно закрылись, Габриэль задержался рядом ещё несколько секунд, поправил одеяло и тихо провёл по светлым волосам девочки.

Джесси, чувствуя, что сердце готово расплавиться от нежности, положила ему на плечо руку. Мгновение — и Габриэль поднял взгляд на неё. В его глазах мелькнуло что-то тёплое, едва уловимое, но такое искреннее, отчего ей вдруг стало трудно дышать.

– Что? – мягко спросил он, когда они вышли в коридор и осторожно прикрыли дверь.

– Ты умеешь удивлять, – сказала Джесси тихо. – Я не ожидала, что ты подготовишь нам подарки. Всё же это всего лишь День благодарения, а не Рождество...

Габриэль пожал плечами, но в его движении было что-то неуловимо смущённое.

– Девочкам нужно чувствовать, что их любят и ценят. И не только в праздники. Разве нет?

Они замерли в полумраке коридора. Джесси смотрела на него так внимательно, что он заметил её взгляд и чуть приподнял бровь.

– Да, но… – она отвела глаза, но улыбка всё ещё жила на её губах. – Просто… я бы никогда не подумала, что ты... такой.

Габриэль шагнул ближе, и расстояние между ними сократилось до минимума.

– Какой? – его голос прозвучал низко, с хрипотцой.

Джесси подняла взгляд. В полумраке его глаза светились теплом.

– Добрый. Нежный. Внимательный. Такой… что я даже не знаю, как это описать. – Она тихо рассмеялась, чтобы скрыть нахлынувшее волнение. – Иногда я думаю, что нам с Алишей невероятно повезло.

Они стояли так близко, что воздух между ними словно дрожал. Джесси чувствовала, как сердце выбивает бешеный ритм, когда рука Габриэля поднялась, и большой палец осторожно скользнул по её нижней губе. Движение было таким нежным и одновременно соблазнительным, что у Джесси невольно перехватило дыхание.

Она зажмурилась на миг, и в тот же момент он наклонился, лишая её права на сомнение. Его губы коснулись её губ сначала мягко, едва ощутимо, словно пробуя вкус, а потом глубже — так, что внутри у Джесси всё перевернулось. Поцелуй был чувственным, пронизанным нежностью и сдерживаемой жаждой. Она почувствовала, как его ладонь легла ей на спину, притягивая ближе, и ответила, растворяясь в этом мгновении.

Когда они позже уже лежали в постели, уставшие и счастливые, Габриэль с восхищением перебирал шёлковистые пряди её шикарных волос. Он видел её спокойствие и удовольствие, и от этого на губах словно сама собой появлялась улыбка.

– Ангел… – протянул он.

Джесси заморгала и пошевелилась, встречаясь с ним взглядом:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Да?

– Какие у тебя планы на завтра?

Джесси недоумённо нахмурилась:

– Никаких! Завтра у меня нет пар в университете.

Габриэль чуть склонил голову, и в глазах его мелькнула озорная искра.

– Это я знаю, ведь завтра — чёрная пятница, – сказал он с намёком.

Джесси моргнула, пытаясь понять, правильно ли она услышала.

– Магазины? – переспросила она недоверчиво. – Ты серьёзно?

Габриэль лениво улыбнулся, поглаживая её скулу.

– Серьёзнее некуда. Чёрная пятница, скидки, толпы людей с горящими глазами… Отличное приключение, не находишь?

Джесси тихо фыркнула и снова опустила голову на его грудь, пряча смущение.

– Я не уверена… – пробормотала она. – Я не очень люблю эти столпотворения. Да и вообще… – она осеклась, не договорив, но сердце всё равно болезненно кольнуло. Ведь у неё на счёте оставались сущие копейки, а ходить по магазинам, когда денег нет, по меньшей мере глупо — зачем душу бередить? Конечно, он мог бы оплатить всё, что ей понравится, но… просить не хотелось — это было бы неправильно, и одна мысль об этом приносила ей почти физический дискомфорт.

Габриэль не стал дожимать. Только чуть нахмурился, будто уловил в её голосе то, что она пыталась скрыть.

– Ладно, – мягко сказал он, целуя её в висок. – Спи. Поговорим об этом завтра.

Утро наступило неожиданно рано. Джесси ещё спала, уютно свернувшись под одеялом, когда почувствовала на щеке лёгкое прикосновение. Открыв глаза, она увидела Габриэля — бодрого, гладко выбритого, одетого в тёмно-серую водолазку и чёрные джинсы, и слишком довольного для семи утра.

– Подъём, ангел, – хрипло сказал он. – Пора собираться, мы скоро выезжаем.

– Что? – Джесси сонно заморгала, протирая глаза. – Куда?

– В рейд, – с самым серьёзным видом сообщил он. – В большой рейд по магазинам.

– Габриэль… – она устало выдохнула, плюхаясь обратно на подушку. – Ты же сказал, что мы не будем...

– Я сказал, что поговорим завтра, – поправил он, легко стянув с неё одеяло. – Сейчас – завтра, и теперь мы с тобой говорим, что сейчас поедем по магазинам. Давай, милая, собирайся, а я пока разбужу Алишу и приготовлю завтрак.

Джесси скорчила несчастную моську:

– А может, я дома останусь? – жалобно начала она, потому как спать хотелось зверски, но осеклась, когда он склонился к ней хищно, невероятно сексуально...

– Можешь остаться дома, – его рука шаловливо скользнула по её упругому, плоскому животику и ниже, к полупрозрачным кружевным трусикам.

Откровенное, дразнящее поглаживание, прямо через ткань… и она выгнулась ему навстречу.

– Но боюсь... – Джесси невольно потянулась к нему за поцелуем, но Габриэль, словно не заметив этого, выпрямился: – ...я не смогу составить тебе компанию.

Девушка, которой резко расхотелось спать (какой там сон, если от одного его прикосновения в крови заполыхал пожар желания!), с негодованием смотрела, как этот... этот...

Она схватила подушку и метнула её в невозмутимо направляющегося к двери Габриэля. Конечно, этот гад увернулся от её импровизированного снаряда. Уже у дверей он обернулся:

– Поехали, посмотрим, повеселимся... А вечером... Я заглажу перед тобой свою вину, обещаю...

Именно его полная обещания порочная улыбка лишила её последних аргументов.

Огромный торговый центр, шумный, праздничный, манящий, – встретил их бликами утреннего солнца. Пока они ехали, Алиша с восторгом тараторила о том, что обязательно найдёт новую книжку и, может быть, мягкую игрушку, а Джесси сидела рядом, чувствуя, как от тепла Габриэля рядом все её сомнения постепенно растворяются.

– Ну что, – сказал он, припарковавшись и повернувшись к ним, – готовы к бою?

Алиша радостно кивнула, а Джесси вздохнула, но в её взгляде светилась неуверенная улыбка.

– Расслабься, Джесси! Всем иногда нужен праздник! Просто получай удовольствие! – прошептал Габриэль, выходя из машины.

Внутри торгового центра было море голосов. Сотни людей спешили в разные стороны с пакетами, витрины переливались яркими вывесками, и повсюду чувствовалась эта особая атмосфера охоты — когда каждый надеется урвать «свою добычу».

Алиша весело скакала рядом, держась за руку Джесси — её глаза сияли восторгом.

– Смотрите! Там книжный! – она радостно ткнула пальцем. – А ещё вон там игрушки!

– По порядку, командир, – усмехнулся Габриэль, беря её за вторую руку, чтобы не потерялась в толпе. – Книжный будет первым пунктом нашей миссии.

Они двинулись сквозь поток людей, и Джесси вдруг поймала себя на мысли, что она получает удовольствие. Алиша восторженно тараторит, рядом идёт Габриэль — высокий, уверенный, словно торговый центр был его территорией, где он держит ситуацию под контролем.

В книжном Алиша потерялась среди ярких обложек. Она ходила от полки к полке, то и дело вытаскивая книгу, потом ставя обратно.

– Мне всё нравится! – растерянно призналась она. – Но больше всего вот эта.

Она прижала к груди сборник сказок с золотым тиснением.

Джесси, прикинув, сколько будет стоить такой сборник сказок и вспомнив, сколько денег у неё на счету, только вздохнула и отложила потрясающую энциклопедию про космос, которую присмотрела. Всё равно она была слишком дорогая! Ведь больше полтинника — это многовато даже для очень хорошей книги... То, что все иллюстрации потрясающие и не нарисованные художниками, а именно «настоящие» — сделанные спутниками и с помощью космических вездеходов...

Джесси улыбнулась, глядя в сияющие глаза сестрички:

– Тогда это твоя добыча, – решительно сказала она и взяла книгу, чтобы Алише не пришлось носить с собой эту тяжесть, пока они не подойдут к кассе.

Ничего! Пусть малявка немного порадуется. Тем более она не игрушку просит, а книгу... А космическая энциклопедия подождёт, да и нельзя покупать себе всё, что понравится! Так никаких денег не напасёшься!

– Но… – Алиша посмотрела на неё виновато. – Там ещё раскраска красивая…

– Да? А ну покажи, – попросил Габриэль и последовал за девочкой вглубь магазина, когда она схватила его за руку и потащила к стеллажам с раскрасками.

Джесси наблюдала за ними с тихим трепетом. Алиша светилась от счастья, а у неё самой внутри становилось тепло — ведь малышка в последнее время так мало улыбалась. Она была готова купить сестрёнке всё что угодно, чтобы только увидеть эти озорные ямочки на щёчках и искорки в её глазах.

А деньги... Да Бог с ними! Ещё заработает!

Уже стоя у кассы, Джесси достала из сумочки кошелёк. Сумма, конечно, кусалась, потому что кроме книги со сказками и раскраски, Алишка буквально влюбилась в новые фломастеры, но что поделать.

Она вытащила карточку и уже протянула её продавцу, когда рядом раздался тихий, но хрипловатый голос:

– Прикалываешься?

Его рука легко, но твёрдо накрыла её запястье, останавливая её руку.

Джесси удивлённо подняла глаза — и столкнулась с тёмным, чуть раздражённым взглядом Габриэля.

– Я пригласил вас, – сказал он спокойно, чуть с нажимом. – Значит, и плачу тоже я.

И прежде чем она успела возразить, его карта уже лежала на прилавке. Продавец, смущённо кашлянув, быстро пробил покупки.

Джесси прикусила губу. Внутри боролись сразу несколько чувств: стеснение и вместе с тем — волна нежности. Он делал это не из высокомерия, не чтобы показать, кто тут главный. Нет… Он просто хотел позаботиться. А разве можно злиться за заботу?

Пока продавец возился за прилавком, упаковывая книги, Габриэль вложил в её ладонь двадцатидолларовую купюру.

– Любимая, пожалуйста, купи мне кофе. Чёрный, – он кивнул на кофейню напротив, где за стеклом заманчиво светились витрины с булочками. – И обязательно возьмите себе что-нибудь. Я сейчас подойду.

Джесси немного удивилась, но ответить ничего не успела, потому что Алиша радостно дёрнула её за руку:

– Пошли, пошли! Я хочу какао с маршмеллоу!

Габриэль только мягко улыбнулся и кивнул, а Джесси вздохнула и позволила малышке утащить себя.

Но, уже сделав пару шагов, она обернулась. Габриэль стоял у кассы, высокий, уверенный, с тем самым выражением, от которого у неё неизменно подкашивались колени: решимость, чуточку упрямства и та самая аура тихой силы, от которой она всегда чувствовала себя рядом с ним как за каменной стеной.

Она так и не заметила, как Габриэль после их ухода положил на прилавок ещё одну книгу — ту самую космическую энциклопедию, от которой она с болью отказалась. Его губы тронула тень улыбки: он отлично помнил, как Джесси держала эту книгу — с какой жадностью она вчитывалась в текст и с каким искренним восхищением изучала иллюстрации.

Следующим пунктом после кофейни оказался игрушечный магазин. Тут Алиша окончательно забыла обо всём, бросаясь от мягких медведей к куклам, от милых мягких игрушек к конструкторам.

– Джесси, смотри! – выкрикнула она Джесси, держа в руках плюшевого пингвинёнка. – Он похож на моего, только этот больше!

– Прелестный, солнышко, – улыбнулась Джесси. – Но ты же сама сказала, что у тебя уже есть такой. Может, выберешь что-то другое?

Алиша задумалась и, видимо мысленно согласившись с доводами Джесси, кивнула, отложила мягкую игрушку и направилась к стеллажу с другими игрушками.

– Ты знаешь, что ей больше всего нравится? – с улыбкой поинтересовался Габриэль.

Джесси задумалась:

– Ну, она сходит с ума от диснеевских принцесс, Тома и Джерри, Суперкрошек, Щенячьего патруля...

– То есть мы пришли в нужное место? – весело поинтересовался Габриэль, обведя магазин взглядом.

Джесси только хмыкнула:

– Боюсь, ты совершил огромную ошибку! – она лишь покачала головой, когда увидела Алишу с куклой Эльзы. – Похоже, мы не уйдём отсюда, пока не скупим ей половину ассортимента.

Габриэль картинно нахмурился, словно стратег, который вдруг понял, что его батальон окружён со всех сторон:

— Я сам завёл нас в западню, — мрачно заключил он, глядя, как Алиша с сияющими глазами уже тащит к ним не только Эльзу, но и ещё пару игрушек, чтобы им «просто показать».

Джесси рассмеялась:

– Ты только сейчас это понял? – весело поинтересовалась она.

На лице Габриэля появилось драматично затравленное выражение, но весёлые искорки в чёрных глазах выдали его с головой.

— О, не бойся, — усмехнулась Джесси, делая к нему шаг и нежно целуя в щёку. — Я, так и быть, придумаю, как тебя спасти.

В этот момент Алиша вернулась, таща в обнимку куклу Эльзы и коробку конструктора в виде ледяного замка для неё. Глаза у девочки светились восторгом:

— Можно? Ну пожалуйста!

Джесси протянула Габриэлю свой стаканчик с чаем:

– Смотри и учись! – Солнышко, показывай, что ты нашла? – это уже было сказано сестре.

– Вот это и это, – малышка серьёзно протянула ей свои находки.

– Лиша, ты же знаешь правила! – важно произнесла Джесси.

Алиша вздохнула, кивнула, стянула с головы шапку и отдала её старшей сестре. Джесси вытащила из своих волос две невидимки — розовую и золотую:

– Розовая – кукла. Золотая – конструктор.

Джесси демонстративно опустила невидимки в шапку, потрясла и протянула девочке. Алиша, сосредоточенно высунув язычок, опустила руку в шапку и вытащила розовую невидимку.

– Эх, жаль! – вздохнула малышка и потянулась к кукле.

– Ничего, зайка! В следующий раз повезёт больше, – Джесси погладила сестру по голове.

– Я правильно понимаю, что там в шапке в принципе не было золотой невидимки? – шёпотом поинтересовался Габриэль, когда они уже шли к кассе.

Джесси почувствовала, как щёки предательски заалели:

– А ты бы предпочёл отвалить сто долларов за конструктор? – смущённо улыбнувшись, поинтересовалась она.

— Сколько? — глаза мужчины заметно округлились. — За кучку дешёвого пластика из Китая?

Джесси рассмеялась и коснулась его руки, переплетая пальцы:

– Ты же сам говорил, что девочек нужно баловать!

Габриэль тихо хмыкнул:

– А я и не отказываюсь от своих слов, Ангел. Просто должен заметить, что эти деньги можно потратить с гораздо бо̀льшим толком...

Он склонился к её уху; его голос был низким, с лёгкой хрипотцой:

– Например, на чудесное кружевное бельё, которое я с удовольствием сниму с тебя ночью.

Её дыхание сбилось.

— Габриэль! — окончательно смутилась Джесси, хотя по её взгляду было понятно, что в глубине души она с ним совершенно согласна.

В колдовских чёрных глазах вспыхнул огонь, когда Габриэль протянул ей ещё одну карту:

– Смотайся в соседний магазинчик, пока я буду расплачиваться, и выбери себе два комплекта...

Джесси, чувствуя, как во рту пересохло, автоматически подняла глаза и оторопело замерла, увидев бредовый магазин, в котором продавали роскошное нижнее бельё. Проблема была в том, что все ценники в магазине начинались с трёхзначных чисел.

– Эм... я не думаю, что это хорошая идея, – пробормотала она, не желая ставить Габриэля в неловкое положение. Ведь он наверняка не знает, какие цены в том магазине, и точно не рассчитывает, что эти два комплекта легко потянут за тысячу...

Слишком она любила своего мужчину, чтобы пользоваться его добротой. Он и так до изнеможения работает по четырнадцать часов в день на стройке, и она просто не могла выкинуть на ветер деньги, которые зарабатываются таким каторжным трудом.

Габриэль приподнял бровь:

– Почему?

Чёрт! И что ему ответить? Говорить что-то вроде «дорогой, ты банально не потянешь такие траты» нельзя — если, конечно, она не хотела сильно обидеть Габриэля.

– Мне... мне не нравится качество этой фирмы, – Джесси выпалила первое, что пришло в голову, и буквально увидела, как в его глазах заплясали бесенята.

– Серьёзно? – уголки его губ слегка дрогнули. – Тебе не нравится один из топовых брендов нижнего белья в мире?

Он знал! Конечно, он знал! Мужчина, у которого было столько женщин, просто не мог не знать таких вещей. Джесси неожиданно почувствовала себя невероятно глупо.

— Джесс, — протянул он низким голосом, в котором звучала тихая насмешка, — ты действительно хочешь убедить меня, что тебе не нравится эта марка? Ты правда такая капризуля?

Она почувствовала, как предательски разгорелись щёки. Секунду назад её импровизация казалась спасением, а теперь выглядела неумелой детской ложью, в которую он не поверил ни на секунду.

— Я... — Джесси окончательно смутилась и отвела взгляд: — Ну, я подумала…

Габриэль шагнул ближе, и она почувствовала, как его ладонь скользнула к её талии. Он притянул её к себе так близко, что дыхание обжигало кожу у виска.

— Расслабься, Ангел, — сказал он мягко, с тем самым тоном, от которого у неё дрожали колени. — Я очень ценю твою тактичность, — он поцеловал её висок, задержавшись дольше, чем требовал жест. — Но в этом нет необходимости. Я прекрасно осведомлён о ценах.

Джесси замерла, уткнувшись носом в его грудь. Стыд и облегчение переплелись внутри, и сердце забилось так сильно, что казалось, он обязательно его услышит.

— Габриэль… я просто не хочу… — она запнулась, не находя слов. Ей хотелось сказать: «тратил на меня так много» или «надрывался ради моих прихотей», но всё это звучало бы глупо рядом с его спокойной уверенностью.

Его пальцы коснулись её подбородка и мягко приподняли, заставляя встретиться взглядом. В его глазах не было ни тени осуждения — только тепло и то самое упрямое, властное спокойствие, от которого внутри таяло всё сопротивление.

— Я хочу, чтобы ты пошла туда и выбрала именно то, что тебе нравится, — сказал он твёрдо, но с такой нежностью, что она на мгновение забыла, как дышать. — Не то, что «подешевле». Не то, что «практичнее». А то, что заставит тебя улыбнуться, когда ты увидишь своё отражение в зеркале.

Он наклонился ближе, его губы коснулись её уха, и от горячего шёпота по коже пробежали мурашки:

— Что-то соблазнительное, откровенное... Что-то, что понравится нам обоим!

Джесси судорожно сглотнула, почувствовав, как от этих слов её щёки вспыхнули ещё ярче, а внутри всё сладко заныло. Она знала: спорить бесполезно. И — если быть честной с самой собой — она и не хотела.

Глава 23. Блеск Золота

Джесси глубоко вдохнула и шагнула в огромные двери бутика нижнего белья. В нос тут же ударил терпкий аромат ванили и сандала. Магазин оказался не просто магазином — это был настоящий храм женских соблазнов: бархатные кресла, огромные рекламные постеры на стенах с изображениями топ-моделей, манекены в соблазнительных позах, одетые в кружево и шёлк всех оттенков — от невинно-белого до вызывающе-чёрного.

Господи… я сюда совсем не вписываюсь!

Она машинально поправила на плече сумочку и невольно почувствовала себя Джулией Робертс из известного фильма «Красотка». Внутри всё сжалось. Казалось, что вот-вот из-за витрины выпорхнет надменная продавщица с идеально уложенными волосами и смерит её презрительным взглядом, от которого захочется провалиться сквозь землю.

И действительно — из-за стойки к ней сразу направилась девушка-консультант: высокая, с безупречной укладкой и такой внешностью, что она могла дать фору даже жарким красоткам на рекламных плакатах, что висели на стенах магазина. Джесси внутренне напряглась, но...

– Добро пожаловать! – с тёплой улыбкой поприветствовала её девушка. В её голосе, вопреки опасениям Джесси, совсем не было надменности или презрения:

– Меня зовут Эмми! Я могу помочь вам подобрать что-то особенное?

Джесси на секунду даже немного растерялась. Она ждала язвительного «Вы вообще уверены, что можете себе это позволить?», и была слегка не готова к такому радушному приёму.

– Эм… я… ищу что-то для свидания... – неловко пробормотала она, стараясь выглядеть увереннее, чем чувствовала себя.

Продавщица лишь понимающе кивнула и снова заулыбалась:

– Тогда вы точно пришли в нужное место! Ваш мужчина будет в восторге! У нас огромный ассортимент! Вы уже знаете свой размер или нужна замерка?

Эмми воодушевлённо щебеча повела Джесси в примерочную, где профессионально и быстро сняла мерки. Потом она повела её вдоль многочисленных полок и стеллажей, на которых переливалось шёлком и кружевом тончайшее бельё.

Ну же, Джесс. Ты сюда пришла не за тем, чтобы комплексовать!

Она остановилась у стойки с очень откровенным бельём. Притом не просто откровенным, а таким, где ткань отсутствовала в самых стратегически важных местах. Вернее, это было даже не бельё, а набор тоненьких ленточек, которые совершенно ничего не скрывали. А цена и вовсе чуть не заставила Джесси покрутить пальцем у виска. Да даже если эти верёвочки сделаны из чистого золота, и то должны стоить дешевле тех цен, которые были на ценниках! Не говоря уже о полной бесполезности такого белья — ведь реально никуда, кроме спальни, такое не оденешь...

Джесси, чувствуя себя деревенской дурочкой, перевела ошалелый взгляд на Эмми.

– Это... немного...

– Слишком? – верно поняв её выражение, слегка скривилась девушка. – Согласна! Но это сейчас писк моды, вот я и привела вас сразу сюда. Хотите, покажу более скромные варианты?

Джесси радостно закивала, и они прошли вглубь магазина.

Ярко-красный комплект почти сразу притянул взгляд девушки. Красивое нежное кружево было настолько тонким, что просвечивало. Джесси провела рукой по изящным переплетениям узоров бюстгальтера, восхищаясь, насколько мягкой и приятной на ощупь оказалась ткань. А трусики вообще были такие, что сердце у неё застучало чаще в предвкушении. Почему-то она была уверена, что этот комплект Габриэль точно оценит.

Ведь кажущаяся скромность этого комплекта смотрелась куда соблазнительнее, чем вульгарная открытость «верёвочек». Полупрозрачная ткань будоражила воображение, оставляя некоторую тайну, из-за чего он выглядел очень дерзко.

– А можно померять?.. – Джесси повернулась к продавщице и осеклась, увидев, как девушка с улыбкой уже протягивает ей комплект. – Ух, как вы быстро!

Эмми снова по-доброму заулыбалась:

– Да нет! Просто вы уже несколько минут любуетесь этой красотой, вот я и подумала, что вы захотите её примерить.

Уже в примерочной, представив, как посмотрел бы на неё Габриэль, если бы она появилась в таком, Джесси ощутила, как в её теле вспыхивает пожар. Щёки предательски заалели, и она поспешно сняла комплект.

Она уже шла к кассе, когда увидела... ЕГО.

На отдельном подиуме стоял манекен, на котором сверкал золотой комплект. Не просто бельё, а настоящее произведение искусства. Шикарный лиф, усыпанный кристаллами Сваровски, сиял в свете софитов. К нему прилагались такие же трусики, мерцающие сотнями отражающихся искорок, и тонкий пояс для чулок с деликатной вышивкой и золотистыми подвязками, которые казались чем-то почти нереальным, слишком сказочным, чтобы дотронуться.

Джесси застыла. Сердце забилось быстрее.

Господи… это же безумие. Он наверняка стоит как половина моей стипендии за год. И всё же…

Она не могла отвести глаз. Внутри поднялась странная смесь смущения и восторга. Смущение — от мысли о том, сколько всё это стоит и как это на ней будет выглядеть. Восторг — потому что она никогда раньше не видела такой прелести.

– Красивый, правда? – мягко отозвалась продавщица, явно уловив её взгляд профессиональным чутьём. Девушка подошла ближе. – Это наша эксклюзивная коллекция «Соблазнение», вышла всего несколько дней назад. Вашему мужчине точно понравится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ты с ума сошла? Ты представляешь, сколько такая красота сто̀ит?

– Можно и этот померять? – Джесси даже не поняла, что этот вопрос задала она. Ведь она не собиралась покупать этот потрясающий комплект. Нет-нет! Она влюбилась в него с первого взгляда, но...

– Конечно! – с улыбкой сказала продавец и, чуть склонив голову, добавила: – Этот цвет идеально подойдёт вам.

Эти слова будто сбили с Джесси все последние барьеры. Она сглотнула и, сделав шаг ближе к манекену, протянула руку, чтобы коснуться золотого кружева. Оно оказалось удивительно нежным, мягким, и от этого прикосновения внутри у неё снова всё дрогнуло.

В примерочной она закрыла за собой дверь, посмотрела на ценник и мысленно застонала. Комплект стоил больше тысячи!

В огромном настенном зеркале напротив отразилась растерянная девушка со сверкающими от предвкушения глазами.

Она повесила комплект на крючок и какое-то время просто смотрела на него, любуясь царственным сиянием хрустальных камней и тонким кружевом.

– Ну, вперёд… – прошептала она себе, стягивая одежду.

Джесси осторожно надела кружевной лиф, застегнула его, поправила лямки, потом были трусики… и в зеркало на неё глянула совсем другая женщина. Ткань мягко обняла грудь, тонкие линии подчеркнули тонкую талию. Джесси застегнула подвязки, медленно повернулась… и замерла. Она выглядела просто сногсшибательно! Тёплое золото комплекта действительно хорошо сочеталось с цветом её кожи и длинными золотыми волосами. Этот комплект будто был создан специально для неё!

Господи, это я?

Лёгкая улыбка тронула её губы — она, наверное, впервые в жизни почувствовала себя не просто красивой и смелой, а по-настоящему неотразимой. Уверенной, сияющей, опасно соблазнительной... Она представила, как Габриэль увидит её в этом… и волна жара прокатилась по коже.

Но одновременно с этим, в душе шевельнулось сожаление. Как жаль, что нельзя его купить! Да, Габриэль разрешил ей приобрести что угодно... Но Джесси слишком хорошо уже знала цену деньгам, и её бы банально замучала совесть: выкинь она такие деньги на кружевную тряпочку, усыпанную стекляшками!

Она решительно потянулась к застёжке бюстгальтера, когда у неё зазвонил телефон. Сердце ухнуло вниз, а потом бешено забилось, когда на экране вспыхнуло имя — Габриэль. Она на секунду замерла, чувствуя, как его сильная аура буквально проникает в эту крошечную примерочную. С дрожью провела пальцем по экрану и поднесла телефон к уху.

– Ты сейчас в примерочной? – бархатный низкий голос проник прямо под кожу.

У Джесси предательски дрогнули колени.

– Эм… да… – она закусила губу.

– Скажи мне… ты уже примерила его? – в его голосе скользнула едва уловимая улыбка, но такая опасная и соблазнительная, что в груди Джесси вспыхнул пожар.

– Что? – переспросила она.

– Ты уже примерила тот золотой комплект?

Откуда он вообще узнал, что она меряет именно это бельё?

Она крепче прижала телефон к уху, глядя на своё отражение в золотом сиянии.

– Я… – дыхание сбилось, – да.

Небольшая пауза, и потом тихо, но властно:

– Сделай для меня фото.

– Что? – Джесси вспыхнула так, что щёки запылали. – Габриэль… я не могу…

– Можешь, – его голос стал ниже, мягче, но с такими непререкаемо-мужским нотками, что у неё не осталось шансов сопротивляться. – Ангел, я хочу видеть тебя. Пожалуйста.

Её руки дрожали, когда она включила камеру. Сердце колотилось так, будто могло вырваться наружу. Она колебалась… но всё же подняла телефон, соблазнительно выгнулась, как будто сама золотая ткань велела ей быть дерзкой, и щёлкнула снимок. Пальцы почти автоматически нажали «отправить».

Тишина. На том конце провода — ни звука. Она не выдержала, посмотрела на экран, думая, что звонок прервался:

– Габриэль?.. Ты ещё здесь?

Голос прозвучал хрипло, с такой страстью, что у неё внутри всё перевернулось:

– Я хочу тебя в этом.

Джесси сжала телефон обеими руками, чувствуя, как горит всё тело.

– Эм… я не думаю, что это хорошая идея… – тихо выдохнула она, слабо пытаясь возразить.

– Ткань неприятная на теле? – его голос стал мягче, почти заботливый, но в нём чувствовалось властное нетерпение.

– Нет, что ты… – смущённо призналась она, чувствуя, как ткань золотого кружева ласково обнимает её тело.

– Размер не подходит? – он не позволял юлить.

– Подходит идеально… но… – её голос сорвался, и она отвернулась от зеркала, не в силах выдержать собственный облик.

– Ангел, я не совсем понимаю, в чём проблема, – его интонация стала твёрже, с ноткой опасной мужской решимости. – Ты выглядишь так, что мне хочется ворваться в эту чёртову примерочную и взять тебя прямо там. Ты шикарна, моя королева. Что тебя не устраивает?

Её сердце ударилось о рёбра так, что стало больно.

– Он очень дорогой… – почти шёпотом призналась она.

Пауза. Его смех — низкий, тихий, почти опасный — прошёлся мурашками по её коже.

– Мне плевать, сколько это стоит. – Его голос стал железным, властным, таким, каким умел быть только он. – Просто будь хорошей девочкой… иди на кассу… и оплати этот комплект. И не забудь тот красненький тоже...

– Откуда ты...

Но Габриэль уже отключился, а Джесси ещё несколько мгновений стояла и сжимала телефон так, что побелели костяшки пальцев. Его слова звучали как приказ, как вызов, как обещание, что за этим будет нечто большее. И внутри неё уже не осталось сил спорить. Только дрожь, волнение… и сладкое предвкушение.

Джесси торопливо расстегнула золотые застёжки, стараясь не задерживаться взглядом на собственном отражении. Казалось, если она пробудет в этом сиянии ещё минуту, то потеряет остатки воли и уже никогда не снимет комплект. Она быстро переоделась в свои вещи, аккуратно сложила роскошное бельё и вышла из примерочной.

Эмми, всё такая же сияющая и доброжелательная, встретила её улыбкой у кассы:

– Готовы оформить покупку? – спросила она.

– Да… – кивнула Джесси и протянула карту Габриэля.

В голове всё ещё звучал его голос: «Будь хорошей девочкой… иди на кассу и оплати этот комплект».

Тонкий писк сканера, цифры на экране терминала, которые заставили её сердце ухнуть вниз, короткий сигнал «одобрено», прозвучавший оглушительно громко… и чек вышел из аппарата.

Джесси машинально взяла фирменный пакет — белоснежный, с золотым тиснением, такой нарочито роскошный, что ей казалось, будто теперь весь торговый центр будет смотреть только на неё.

Уходя из магазина, она даже не заметила направленный на неё взгляд одной из покупательниц, в котором смешались зависть и холодная ненависть.

Глава 24. Айрис

Айрис сидела в мягком кресле бутика, делая вид, что листает каталог. На самом деле она давно уже не смотрела на томных моделей, рекламирующих соблазнительные тряпочки. Взгляд был прикован к девчонке у кассы. Белобрысая, невинно-нежная, с лицом школьницы, которая только вчера впервые надела каблуки, — и всё же в руках у неё был пакет с золотыми буквами, в которых лежала настоящая роскошь. Комплект «Поцелуй золота» из коллекции «Соблазнение».

Айрис едва не скрипнула зубами. «Да как, чёрт возьми, эта соплячка умудрилась купить себе комплект за тысячу?!» Внутри вскипала злость — обжигающая и липкая. У неё — у Айрис, у которой есть ум, опыт, красота, которая знает мужчин и знает, как держать их рядом, — не было сейчас таких денег. Приходилось жонглировать встречами с тремя любовниками, лишь бы покрывать аренду квартиры и счета. Приходилось улыбаться, смеяться над их плоскими шутками, стонать и изображать восторг, когда внутри не было ничего, кроме лёдяного отвращения и брезгливости.

А эта малолетка… эта жалкая девчонка с наивными глазками и трясущимися руками выносит из бутика то, что Айрис могла бы позволить себе разве что в мечтах. Её ногти впились в глянцевую обложку журнала, когда Айрис подняла глаза и проследила, как блондинистая сучка, которая увела её мужчину, направляется прямо к Габриэлю и маленькой девочке лет шести, которые ждали её на уютной скамейке в холле торгового центра.

Усмешка скривила красивые губы — холодная и злая.

— Ну конечно… — едва слышно прошипела Айрис.

Теперь всё было ясно. Это Габриэль оплатил покупки! Кому, как не ей, знать о его щедрости? Без него эта девчонка и копейки бы не потратила. Нищенка, обманом занявшая место, которое по праву принадлежало ей, Айрис. Вся ситуация буквально кричала о том, что это именно его щедрость. Его прихоть. Проявление его искренней симпатии.

Айрис ощутила, как сердце болезненно сжалось в груди. Воспоминания вспыхнули резкими всполохами — его рука на её талии, его голос, низкий и властный, его страсть, которая каждый раз возносила её к вершинам блаженства… То, что она считала только своим, теперь принадлежало другой — всего из-за одной ошибки, одного досадного промаха. И не просто другой, а этой наивной, светловолосой дурочке, которая смотрит на её Габриэля со щенячьим восторгом.

Айрис прикусила губу так, что почувствовала вкус крови. Она ненавидела эту девку. Ненавидела за её молодость, за её глупое счастье, за то, что Габриэль теперь смотрит на неё так, как никогда не смотрел на Айрис. Как он мог перечеркнуть три года их отношений только потому, что она оступилась? Ведь они могли пойти к психологу, поработать над проблемой, но…

Она только поморщилась, вспомнив ту роковую ночь, которая перечеркнула всё. Габриэль вернулся домой раньше, чем она его ожидала. Айрис даже не заметила звука открываемого ключом замка — слишком увлечённая, слишком потерявшая контроль, растворённая в горячих поцелуях и крепких руках Джейса, своего фитнес-тренера. Того самого смазливого красавчика с гладкими мышцами, пахнущего дорогим одеколоном и владеющего спортзалом недалеко от центра города…

Когда она подняла голову, Габриэль уже стоял в дверях. И в его антрацитовых глазах не было ничего — ни боли, ни злости, ни даже ненависти. Лишь пустота — холодная и беспощадная.

Айрис тогда взбесилась, когда поняла, что он притащил в дом её отца и брата — двух человек, чьё мнение для Айрис значило слишком много. Она всегда умела держать лицо, казаться безупречной, безукоризненной. А теперь… теперь они застали её обнажённой с любовником. Айрис до сих пор помнила их взгляд — тяжёлый и осуждающий. Какое унижение! Какое кощунство — выставить её, взрослую, сильную женщину, как непослушную девочку, на суд собственной семьи!

О-о, как она ненавидела его в тот момент! Как ей хотелось расцарапать лицо этому надменному ублюдку! Она обвиняла его в том, что он издевается над ней, что холоден и отстранён, проклинала его на чём свет стоит и швыряла в него мелкие безделушки, что попадались под руку…

Тогда она была уверена, что ещё можно всё исправить, что он обязательно поймёт и простит её. Чёрт, она ведь женщина! Умная, красивая, желанная! Да, она изменила. Ну и что? Разве это повод рушить всё? Разве так сложно понять, что женщина иногда имеет право на слабость? Разве он мог так просто от неё отказаться и перечеркнуть целых три года отношений?

Чёрт, кто же знал, что так случится?! Если бы она встретилась с Джейсом у него, в спортзале, в машине — да где угодно, — всё было бы иначе. Тайна осталась бы тайной, как и десятки других её интрижек, ловко спрятанных от Габриэля за маской верной невесты. Она умела это. Она делала это раньше.

Но в тот вечер Джейс был слишком настойчив, слишком горяч, слишком властен и… она не устояла. Он так уверенно подталкивал её к риску, так умело играл на её слабостях, что она потеряла голову. Отдалась влечению, чувствуя себя самой желанной и нужной. А как приятно снова было чувствовать в себе кого-то ещё, кроме серьёзного и скучного Габриэля.

Нет-нет, он всегда удовлетворял её как мужчина (что-что, а трахается этот мерзавец просто отменно), но… если есть каждый день чёрную икру на завтрак, обед и ужин, то очень скоро от одного её вида будет тошнить!

Айрис поморщилась. Самое мучительное было даже не то, что её поймали на измене, а то, что именно в тот миг взгляд Габриэля изменился. В одно мгновение обожание, восхищение и та жгучая нежность, которыми он всегда одаривал её, исчезли навсегда, сменившись ледяной пустотой, равнодушием и брезгливым презрением, от которого внутри у неё всё оборвалось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его чёрные глаза, обычно такие живые и тёплые, сияющие в её присутствии, были пугающе холодны, словно она была не его невестой, а просто незнакомкой. Будто все годы, все ночи, вся страсть между ними растворились в один миг. В тот момент Айрис поняла: прощения не будет. Никогда!

Один неверный выбор, одна ошибка — и теперь эта белобрысая сучка с коровьими глазами получает то, что принадлежало ей по праву.

Айрис сжала кулаки, чувствуя, как гнев снова поднимается, сметая остатки разума. Мразь! Стерва!!! Она ей покажет, где её место…

Айрис проводила Габриэля и его подстилку долгим, прожигающим, полным злобы взглядом. Ничего, она сделает всё, чтобы отомстить этому ублюдку и его шлюшке! Ведь это строить отношения тяжело, а много ли нужно, чтобы их разрушить? Пару смс-ок от «тайного друга», случайные объятия «Джесси» с незнакомцем, которые покажут, что между ними нечто большее, чем просто дружба…

Губы женщины искривила ядовитая улыбка. Похоже, у неё наметился план действий. Нужно будет только проследить за этой дурой пару раз и прикинуться ею, чтобы Габриэль действительно поверил, что она ему изменяет… А остальную работу сделает его патологическое недоверие, непомерная гордость и злопамятность!

Раз он отверг её, то она сделает всё, чтобы обречь и его на одиночество… Тот факт, что при этом может пострадать белобрысая дурочка, и вовсе не беспокоил Айрис.

Она закрыла журнал, резко поднялась и, не оглядываясь, направилась к выходу. Её каблуки звонко стучали по мрамору.

Что ж, пожалуй, стоит наведаться в парикмахерскую и кардинально сменить имидж… Можно, конечно, было купить парик, но Айрис любила всё делать основательно.

В нужный салон Айрис вошла с хищной улыбкой на лице и решимостью, от которой администратор невольно поёжилась. Это был салон класса «люкс», где пахло дорогими шампунями для волос и кофе с корицей, а парикмахеры щеголяли в стандартной униформе.

— Я хочу стать блондинкой, — тоном капризной суки сказала Айрис, скользнув взглядом по стойке ресепшн. — И чтобы оттенок был не холодный, а именно с золотым отливом.

Администратор широко улыбнулась, видимо представив, сколько сможет с неё содрать:

— Конечно, пройдёмте. Нам потребуется несколько часов…

— Я не спешу, — отозвалась Айрис, сев в кресло у панорамного окна. Закинув ногу на ногу, она откинулась на спинку кресла с видом женщины, привыкшей повелевать.

Но внутри всё вибрировало от нетерпения. Каждый раз, когда щётка с тихим шуршанием скользила по её длинным тёмным волосам, она представляла белобрысую девчонку у кассы бутика и сжимала пальцы до боли.

Часы текли медленно. Сначала обесцвечивание — едкий запах химии щекотал нос и щипал глаза, потом тонирование, окрашивание и ещё одна бесконечная сушка. Айрис сидела неподвижно, как королева, терпеливо выжидая момент преображения.

Пока фен горячими потоками гонял по прядям воздух, Айрис машинально достала из сумочки телефон. Экран засветился бледным светом — уведомления мессенджеров, какие-то акции в магазинах, но Айрис интересовало совсем другое... Она зашла в банковское приложение и поморщилась, увидев, что на счёте после оплаты услуг парикмахера осталось менее сотни.

— Просто прекрасно… — зло прошипела она сквозь зубы.

Этой жалкой мелочи точно не хватит на всё, что предстояло купить, если она хотела стать похожей на девчонку Габриэля. Нельзя было упустить ни единой детали, которая могла бы испортить её гениальный план! Со спины даже её походка должна быть безупречной, чтобы у Габриэля ни на секунду не возникло сомнения, что перед ним действительно «она».

Фен стих. Мастер приглаживала уже высушенные пряди — тонкие, как золотой шёлк, и сияющие ледяным блеском. Айрис, взглянув в зеркало, едва заметно прищурилась. Лицо стало другим — свежее, мягче, даже моложе, будто она сбросила несколько лет вместе с прежней тёмной гривой. И главное — оттенок был именно таким, как нужно...

— Идеально, — сказала она с довольным хрипотцой в голосе, проводя рукой по блестящим прядям, — её волосы были теперь как у девки Габриэля.

Она снова взяла телефон. Пальцы, ухоженные, с длинным маникюром, уверенно заскользили по экрану, открывая список контактов. Её взгляд на миг задержался на одном из номеров. На лице появилась тень улыбки — ленивая, кошачья, с явным хищным оттенком. Айрис нажала кнопку вызова и поднесла телефон к уху.

Долгие гудки тянулись ленивой нитью, пока на том конце не раздался знакомый, чуть хриплый бас:

— Алло?..

Айрис почти мурлыкнула в ответ, впустив в голос нежность и томный жар:

— Алло, малыш… Давай встретимся сегодня?

Взгляд её при этом был холоден, как лёд в бокале виски. Она знала, что говорить и как звучать, чтобы у её любовника не возникло сомнений: это приглашение было настоящим.

— Я ужасно соскучилась, — добавила она почти мурлыкая, продолжая любоваться своим отражением в зеркале.

Новая Айрис — блондинка с коварной улыбкой и зелёными глазами — улыбалась самой себе. Это было лишь началом игры, которую она собиралась выиграть любой ценой.

Но сначала... Сначала ей были нужны деньги!

В тесном салоне «Феррари» пахло дорогим одеколоном, сигаретами и сексом. Джон — обрюзгший, невзрачный сынок богатого папаши — громко сопел ей в шею, пока она быстро двигалась на нём. Айрис выгибала спину и томно стонала — не слишком громко, но так, чтобы не оставалось сомнения: каждое движение доставляло ей неземное удовольствие. На самом деле её дико раздражали его тяжёлое дыхание и вялый член, который был чуть больше её большого пальца.

— О да, детка… Вот так… Да... — приговаривал Джон, обхватив руками её бёдра и задавая темп.

«Боже, как же долго… — с досадой думала она, матеря про себя низкую крышу машины и жуткую тесноту салона. — Обычно силёнок у него ровно на две минуты, а тут уже пять минут елозит и никак не кончит...»

Она ускорила ритм, слегка меняя угол бёдер, чтобы он побыстрее достиг пика. Айрис чувствовала, что он уже на грани: его дыхание стало рваным, а на лице появилось то самое глупое выражение. Через несколько мгновений Джон замер, а потом задёргался под ней с низким, довольным рыком, пока Айрис громко симулировала оргазм.

Она нежно улыбнулась с видом полностью удовлетворённой женщины. Наклонившись, она подарила ему жаркий, затяжной поцелуй. Этот жест выглядел таким тёплым и естественным, что ни у кого не возникло бы сомнений в её искренности. Бедняга Джон, конечно, не догадался бы, что ещё вчера она с такой же страстью отдавалась другому своему любовнику — Лоренсу Кроссу, своенравному и успешному адвокату с холодными глазами.

«Так жаль, что Лоренс такой прижимистый тип, — с тоской подумала Айрис, откидывая с лица прядь светлых волос, — ведь в постели он просто бог…»

Перед внутренним взором встал вчерашний ужин в дорогом ресторане в центре: омары, хорошее вино, приятная джазовая музыка... Она не возражала, когда он, взяв её за руку, решительно повёл в мужской туалет. Там всё было быстро, жёстко, даже грубо, но, тем не менее, Айрис кончила целых два раза. Возможно, именно тот факт, что они занимались сексом в месте, где их могли в любой момент застукать, и придавал ситуации особой пикантности, которой ей так не хватало сейчас. Ведь верхний этаж паркинга, где Джон припарковался, был совершенно пуст.

Айрис скользнула взглядом по своему любовнику, уже расслабленному и блаженно улыбающемуся на водительском сиденье.

«Тёплое, мягкое, скучное… но очень щедрое чмо...», — отметила она про себя, но вслух:

— Это было просто невероятно, дорогой! — она потянулась к удовлетворённому мужчине с очередным поцелуем.

— Ты мне это вчера говорила! Слово в слово! — довольно пробасил Джон, шлёпнув её по заднице.

Айрис, игриво взвизгнув, рассмеялась. Она умела скрывать всё: скуку — за притворной нежностью, раздражение — за сладким стоном, презрение — за улыбкой, в которой мужчины видели только обещание счастья. Внутри её душа оставалась холодной, как лёд, а глаза — внимательными и трезвыми: ей нужна была не страсть, а деньги. И ради этого Айрис могла казаться кем угодно — даже женщиной, безумно влюблённой в каждое неуклюжее движение своего партнёра.

— Так я и не отказываюсь от своих слов, котик... — она потянулась и достала из сумочки влажные салфетки и принялась торопливо стирать с бёдер следы их близости. — Ты для меня самый лучший в любой день недели!

Айрис с трудом сдержала гнусную ухмылку: Джон даже не понял, сколько злой иронии было в этих словах...

Изящным движением она спрятала оголённую грудь в бюстгальтер, пригладила волосы, поправила сдвинутые в сторону трусики и вернула юбку на место — всё с той непринуждённой грацией, которая делала её движения просто завораживающими.

— Может, поехали ко мне домой? — протянул он мягко, глядя на неё снизу вверх.

В голосе звучала тёплая нежность, которая, впрочем, не вызывала у Айрис ничего, кроме скучающего равнодушия. Она провела пальцем по воротнику его рубашки, чуть откинув голову набок — жест, который выглядел кокетливым и будто невинным.

— Коть, ну ты же знаешь, что я ещё не все магазины обошла… — капризно протянула она, надув губки.

В её улыбке было столько женского кокетства, что догадка пришла довольно быстро. Джон рассмеялся и порылся в кармане:

— Намёк понял! — он вытащил из портмоне несколько «Бенжаминов». А потом, перехватив взгляд девушки, вздохнул и добавил ещё одну купюру: — Возьми, куколка, и купи себе что-нибудь красивенькое! — пробормотал он, протягивая ей деньги.

Айрис благодарно улыбнулась и склонилась к нему, легко коснувшись его губ поцелуем — мягким и, на этот раз, совершенно искренним. Ведь деньги действительно были её единственной и настоящей любовью.

— Спасибо, солнышко! Ты самый лучший! — промурлыкала она с тем самым бархатным теплом в голосе, ради которого мужчины готовы были практически на всё.

В торговый центр Айрис больше не вернулась, несмотря на разыгранный для Джона спектакль. После того как любовник высадил её у главного входа, она вызвала такси по приложению в телефоне и поехала к Энтони Рэйну — красавчику-врачу и по совместительству её соседу, с которым она встречалась «для души»! Хотелось побыстрее стереть воспоминания о толстяке Джоне волшебным сексом с Тони.

Настроение у девушки было отличным — ведь она была на шаг ближе к осуществлению своего безжалостного плана. Теперь нужно будет только проследить за этой блондинистой коровой, чтобы понять, что она там носит, и можно будет покупать одежду для «разоблачения»...

Глава 25. Свидание

Внезапно раздавшийся лёгкий топот босых ног заставил Габриэля удивлённо встать с дивана в гостиной. Он обеспокоенно нахмурился, когда увидел сбегающую по ступеням Джесси.

— Габриэль! — радостно выкрикнула она, влетая в гостиную. Конечно, едва не споткнулась, тормозя на середине комнаты и размахивая листом бумаги — он едва успел подхватить её.

Глаза девушки сверкали, как самоцветы, и у него внутри что-то дрогнуло, отзываясь на это лучистое счастье в любимых серых глазах.

— Ты только посмотри!

Джесси, запыхавшаяся и радостная, протянула ему листок. Он удивлённо поднял брови.

За последние две недели его девочка едва ли показывалась на глаза: пряталась в своей комнате, закопавшись в лекции и конспекты, и усердно готовилась к экзаменам. Дошло до того, что ему пришлось не только приносить ей завтрак, обед и ужин, но и каждый вечер вытаскивать пищащую от негодования и сопротивляющуюся малышку из-за учебников и тащить спать. Ведь эта сумасшедшая, будь её воля, вообще бы зубрила ночи напролёт!

А Габриэлю совсем не хотелось, чтобы его любимая заучка превратилась в зелененького зомби.

А теперь его Ангел стояла перед ним с улыбкой до ушей, от которой невольно хотелось улыбнуться ей в ответ.

— Что там у тебя? — голос прозвучал мягче, чем он сам ожидал, и уголки его губ невольно дрогнули в улыбке.

Он взял бумагу. Глаза скользнули по строчкам — и через пару секунд он понял: семестровые оценки. Все предметы были сданы на отлично.

Габриэль почувствовал, как тёплая гордость разливается по груди. Он только покачал головой.

— С ума сойти! Ты моя умница… — произнёс он тихо, с тем особым теплом, которое он так редко демонстрировал.

Он даже не дал себе труда аккуратно сложить листок — бросил его на ближайший столик и одним движением притянул Джесси к себе, заключив в крепкие, почти медвежьи объятия.

Джесси даже пискнула от неожиданности, а потом звонко рассмеялась, когда он закружил её по комнате.

— Поздравляю тебя, Ангел, — сказал он низким, чуть хриплым голосом, глядя в её сияющее лицо.

Она смеялась, а он продолжал кружить её, наслаждаясь её смехом и этим мгновением. Внутри него было что-то, похожее на тихое облегчение: все её старания не прошли зря!

Габриэль знал, как это для неё важно, — он видел, как она выматывала себя. И потому сейчас, когда она буквально светилась от радости, он был искренне тронут тем, что она поделилась с ним своим счастьем!

Габриэль искренне восхищался ею и был чертовски горд тем, что она такая упрямая, целеустремлённая и вообще просто умница!

Чёрт возьми, да он чувствовал такую радость и эйфорию за неё, будто это он лично сдал сессию!

— Спасибо, спасибо, спасибо!!! — она начала осыпать его лицо поцелуями — лёгкими, как трепет крыльев бабочек.

Габриэль рассмеялся и поставил её на пол, но не выпустил из своих объятий. Он чувствовал, как её сердечко бешено колотится под его ладонью, и сам удивился тому, с какой силой откликнулось на это его собственное сердце.

Чёрт, как же он скучал по этой улыбке, по её глазам… Эти две недели показались ему вечностью.

Он медленно склонился к ней, прислонившись лбом к её лбу — их дыхания переплелись.

— Мы должны отпраздновать… — его голос прозвучал низко и чуть хрипло, а большой палец чувственно провёл по её щеке, задержавшись на линии скулы.

Её кожа была тёплой, нежной, и он невольно почувствовал, как в груди разливается тёплая, тягучая волна желания.

Джесси закусила нижнюю губу. Габриэль слишком хорошо знал этот её жест — часто именно он полностью лишал его привычного самообладания.

Боже, она даже не подозревает, что сводит меня с ума одной улыбкой!

— Обязательно! Я так соскучилась по тебе, — её голос прозвучал тихо, но он уловил в нём лёгкую дрожь, такую искреннюю, что внутри у него что-то болезненно сжалось.

Его ладонь легла на её затылок, и он медленно притянул её ближе. Их губы встретились в поцелуе — глубоком, медленном, с тягучей нежностью, в которой чувствовалась сила сдерживаемой страсти.

Вкус её губ вернул воспоминания о долгих вечерах и ночах без неё, пока она готовилась к сессии. Он сам не ожидал, что может так скучать.

Джесси отозвалась на это мягким стоном и обвила руками его шею, прижимаясь ближе — и Габриэль вдруг понял, как отчаянно ему не хватало этой нежности.

Он отстранился всего на пару сантиметров, чтобы посмотреть в её глаза, и хриплым, сдавленным голосом произнёс:

— Ангел… ты даже не представляешь, как я скучал по тебе…

Чёрт, ему до боли хотелось поддаться её чарам и забыть обо всём на свете, но он помнил о том, что Алиша играла на заднем дворе и в любой момент могла забежать в дом.

— Придётся потерпеть до ночи, — с сожалением прошептал он с нежной хрипотцой, даря ей ещё один быстрый поцелуй.

Джесси, лукаво улыбнувшись, мягко откинулась назад и провокационно скользнула ножкой по его бедру — с неприкрытой игривостью и чувственностью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Габриэль мысленно выругался, почувствовав, как в нём разгорается неудержимое желание. Её соблазнительные движения и лёгкая провокация сводили его с ума, заставляя хотеть её всем телом и разумом одновременно. Всё в нём разом потянулось к ней, к её теплу и близости, вызывая почти болезненную эрекцию.

Внезапно в его сознании мелькнула тень — едва уловимая, но неприятно царапнувшая его: что она делает это нарочно, чтобы помучить его.

Он почувствовал резкую неприязнь от одной мысли, что его любимая может играть с его желаниями, пользуясь своей властью над ним.

Стараясь ничем не выдать своих чувств, он пристально всмотрелся в её прекрасное лицо, но увидел только такие же, как у него самого, — пьяные от желания серые глаза.

Нет, она не играла с ним, как это часто делала Айрис… Джесси — другая!

Габриэль перевёл дыхание, успокаиваясь, но в следующее мгновение её шёпот у шеи произвёл эффект удара молнии:

— Не придётся! Габриэль Александр Холлоуэй, я приглашаю тебя на свидание сегодня в шесть. Я уже договорилась с тётей Мэгги, и она предложила забрать Лишу к себе на две недели, чтобы мы…

Она внезапно смутилась и закончила почти шёпотом:

— …могли провести время вместе.

Сердце вдруг тяжело застучало от предвкушения.

Габриэль слегка хмыкнул:

— А она случайно не сказала, что я буду должен за такой подарок? Крышу там перекрыть, достроить третий этаж, выкопать на заднем дворе олимпийский бассейн… — шутливо поинтересовался он, внутренне дрожа от того, как близко она к нему.

Сама мысль о том, что они через пару часов будут в доме совершенно одни…

Джесси только рассмеялась:

— Нет! — она поцеловала его в уголок рта. — Думаю, она просто хочет, чтобы ты был счастлив!

Он снова хмыкнул:

— Ангел, я знаю свою тётю. Дело не в том, что она хочет для меня, а в том, что ты полностью и окончательно очаровала Мэгги! — произнёс он, сказав чистую правду.

Румянец предательски выступил на щеках Джесси, и она поспешно отвела взгляд, но он не дал ей уйти от его взгляда — чуть наклонил голову, заставив её поднять глаза.

Чёрт, как же он обожал её невинность и скромность — лёгкая стеснительность, которую она никогда не могла спрятать от него, трогала его куда глубже, чем что-либо ещё.

— Не прячься, — его голос стал тише, но твёрже. — Я хочу видеть твои глаза, когда ты так краснеешь. В такие моменты ты выглядишь невероятно соблазнительно...

Он скользнул большим пальцем по её щеке к подбородку и, всё ещё глядя на неё, наклонился ближе. Этот поцелуй был горячим, уверенным, страстным...

Джесси отозвалась на его поцелуй с удивляющей его смелостью и страстью, а потом вдруг потёрлась об него — и у Габриэля едва не сорвало резьбу.

— Ангел, ещё один такой фокус — и меня даже наличие ребёнка в доме не остановит... — проговорил он низко, с характерной хрипотцой, которая делала его голос особенно опасным.

Джесси смутилась и спрятала лицо на его груди:

— Прости, я... это как-то само получилось... Я...

Его пальцы скользнули вниз к её груди, легко очерчивая её изгибы.

— Джесс… — хрипло выдохнул он, покрывая поцелуями её лицо и шею. Его дыхание было горячим и неровным. — Может, пошли в спальню?.. Мы успеем...

Он коснулся губами кожи под ушком, оставив там едва ощутимый поцелуй, и почувствовал, как она дрогнула в его руках.

Её запах — тёплый, чистый, чуть сладкий — сводил его с ума не меньше, чем её лёгкий стон, когда он провёл ладонью по её спине к линии плеча и вернулся к её талии.

— Нет... — мученически выдавила она с таким сожалением, что Габриэль невольно улыбнулся. — Мне нужно собрать Лишу… тётя Мэгги скоро приедет...

Габриэль глухо хмыкнул, пытаясь взять себя в руки и вернуть самообладание:

— Вот как, значит? Раззадорила меня — и теперь сбегаешь?

— Вопрос, ещё кто из нас коварный соблазнитель! — фыркнула она. — И я не сбегаю, просто дел много.

— Дела… — повторил он, прищурившись. — Что за дела могут быть важнее меня, мисс Монтгомери?

— Это секрет, — ответила Джесси притворно серьёзно.

— Джесс, — в его голосе звучала лёгкая угроза, совсем не страшная, а какая-то тёплая, от чего кровь в её теле снова забурлила от сладкого предвкушения. — Если ты сейчас скажешь, что тебе нужно на кампус, чтобы купить книги для следующего семестра, я за себя не ручаюсь.

Она рассмеялась и покачала головой:

— Нет, но в какой-то степени ты прав, и мне действительно нужно пробежаться по магазинам… чтобы подготовиться к нашему свиданию.

Габриэль вскинул бровь и чуть склонил голову набок, как хищник, почуявший интересную добычу.

— Подготовиться? — переспросил он с лёгкой хрипотцой, чуть прищурившись. — И что же в это входит?

В его чёрных глазах появилось заинтригованное выражение.

— А вот этого я тебе не скажу, — лукаво улыбнулась Джесси. — Так я весь сюрприз испорчу.

Он коротко рассмеялся и, оставив на её губах быстрый, но горячий поцелуй, вытащил из кармана портмоне и протянул Джесси кредитку.

Она замотала головой, явно собираясь отказаться, но Габриэль просто снова поцеловал её — но на этот раз так, что, когда оторвался от её губ, дыхание её было тяжёлым, а в глазах снова была ничем не прикрытая страсть...

— Ладно, беги, пока я не передумал и не утащил тебя, как первобытный человек, в свою пещеру... — сказал он наконец, решительно вкладывая в её руку кредитку и нехотя выпуская из своих объятий.

Он даже легонько подтолкнул её к лестнице на второй этаж.

Габриэль проводил её взглядом, ощущая в груди то странное, щемящее тепло, которое всегда приходило, когда она была рядом.

В нём всё ещё горел огонь желания от её поцелуев и прикосновений, но одновременно с этим он чувствовал удивительное спокойствие — ведь он знал, что этот вечер станет особенным для них обоих.

В конце концов, у него тоже для неё был приготовлен сюрприз... И даже не один...

На губах Габриэля появилась предвкушающая улыбка. Предстояло многое сделать за те три часа, пока Джесси будет ходить по магазинам.

Глава 26. Роковая Ошибка

Джесси влетела в дом и, едва дождавшись, пока за ней закроется дверь, бросила сумки на пол и тут же метнулась на кухню. Времени до шести оставалось катастрофически мало, и сердце колотилось в груди от волнения — хотелось, чтобы сегодня всё было идеально.

Быстро включив духовку, она сунула в неё заранее приготовленный яблочный пирог и облегчённо выдохнула — успела. Тёплый аромат корицы и яблок вскоре наполнит дом, создавая уютный фон для предстоящего романтического вечера.

Следующим пунктом был букет алых роз, купленных в спешке в супермаркете. Им сегодня предстояло сыграть особую роль. Джесси принялась безжалостно потрошить бутоны, обрывая лепестки. Удивляясь своей дерзости, она рассыпала их «дорожкой», ведущей прямо в спальню.

Слишком смело? Возможно. Но ради Габриэля она была готова и на такие безумства. От одной мысли о том, как потемнеют от страсти его чёрные глаза, её сердце начинало биться чаще.

Потом — быстрый душ. Горячая вода стекала по её шелковистой коже, смывая дневную усталость, напряжение, все тревожные мысли, оставляя только лёгкость и дрожь сладкого предвкушения. Джесси закрыла глаза и позволила себе на миг раствориться в этом тепле — казалось, вода ласкала её, обнимая каждую линию тела и пробуждая её чувственность.

Выйдя из душа, она на секунду задержалась у зеркала. Капли скользили по изгибам её тела, застревая на ключицах и плавно сбегая вниз — по талии и бёдрам. Щёки налились нежным румянцем, влажные волосы прилипли к шее, и в этом естественном беспорядке было что-то дерзко-прекрасное.

Джесси вытянула из ящичка для белья тот самый золотой комплект — лёгкий, почти невесомый и дико соблазнительный. Полупрозрачное кружево заиграло в свете ламп россыпью кристаллов, и она невольно улыбнулась: в этом сиянии оно напоминало тончайшую паутину, сотканную из солнечных лучиков.

Она надела его — ткань легла точно по телу, подчёркивая округлость её высокой аккуратной груди, плавный изгиб бёдер и узкую талию. Она провела рукой по шёлковым бретелькам, задержала пальцы на кружеве и посмотрела на своё отражение.

В этот миг Джесси ощутила себя красивой по-настоящему — не просто женщиной, а искушением, обещанием, тайной, которую Габриэль раскроет лишь этой ночью.

Некоторое время пришлось повозиться с чулками и поясом. Подвязки не слушались, и Джесси тихо чертыхалась под нос, пытаясь справиться с этим маленьким испытанием. Наконец она всё-же добилась того, что тонкие ленточки легли идеально. Подвязки натянулись, подчёркивая изящество линий бёдер, чулки обтянули ноги так плотно и гладко, что кожа под ними казалась ещё соблазнительнее.

Джесси выпрямилась, медленно провела ладонью вдоль бедра, наслаждаясь ощущением прохладной ткани на горячей коже. Она поймала своё отражение в зеркале и на миг замерла. Рассыпавшиеся до талии золотые волосы, золотое кружево, обнимающее её тело, и длинные ноги в тонких чулках на двенадцатисантиметровых шпильках — всё это складывалось в образ, от которого самой стало жарко.

Щёки тронул лёгкий румянец, и она невольно прикусила губу, заметив, как в её взгляде появилось что-то новое: неуверенная девичья скромность постепенно уступала место чувственной дерзости. В её облике было что-то запретно-пикантное, будоражащее и манящее.

Казалось, зеркало отражает не просто Джесси, а тайное воплощение её собственных сексуальных фантазий — ту женщину, которая умеет сводить с ума одним только движением, одним взглядом, одним своим присутствием...

Финальным аккордом стало купленное час назад блестящее золотое вечернее платье. Срезав с него ценник, Джесси натянула его — ткань мягко обняла тело, подчёркивая изгибы фигуры. Она замерла перед зеркалом, не веря, что эта роковая красавица — действительно она.

Тронув губы блеском и подкрасив ресницы, Джесси осталась довольна своим видом. «Он будет в восторге», — мелькнула у неё радостная мысль, и низ живота сладко запульсировал от тёплой волны желания.

С улыбкой она щёлкнула выключателем, погрузив комнату в темноту, и подошла к окну, любуясь мерцающими рождественскими гирляндами в саду.

Просто невероятно, как Габриэль смог сотворить такое чудо! За пару часов, пока она бегала по магазинам, он превратил сад в волшебную сказку.

Джесси невольно улыбнулась, подумав, что Габриэль наверняка старался для неё — ведь Алиша ещё две недели будет гостить у тёти Мэгги! А эти две недели…

Её сердце застучало чаще, а на щеках вспыхнул румянец. Джесси нервно поправила платье: оно облегало её тело словно вторая кожа, оставляя обнажёнными только плечи. Но, несмотря на это, платье выглядело очень элегантно и даже скромно… ну если, конечно, не двигаться.

Стоило сделать шаг, как на правой ноге открывался высокий разрез, добавляя дерзкой пикантности платью. Джесси сегодня просто не смогла пройти мимо этого чуда в магазине. Да и знала наверняка, что Габриэлю понравится. Едва эта мысль мелькнула в её сознании, как вокруг талии обвились крепкие мужские руки. Габриэль прижал её ближе, позволяя почувствовать бугор эрекции. Джесси закусила губу и сделала пару игривых движений, провоцируя мужчину. Искра желания, тлевшего в ней весь день, вспыхнула мгновенно, распространяясь по телу со скоростью лесного пожара.

Габриэль проложил влажную дорожку поцелуев от ушка, по шее вниз — к правому плечу. Одна его рука дразняще сжала грудь. Уверенным движением он приласкал сосок, и Джесси, тихо застонав, подалась назад и потёрлась о внушительный бугор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Немного отстранившись, Габриэль решительно загремел пряжкой джинсов. Джесси, приняв новую игру, решительно потянула вверх подол платья, давая ему доступ к своим намокшим от желания трусикам.

Рука мужчины умело ласкала её клитор, а в следующее мгновение другая рука легла на её поясницу, заставляя эротично прогнуться. Джесси уперлась руками в прохладное стекло окна:

— Хочу тебя… пожалуйста... — нетерпеливо всхлипнула девушка, чувствуя, как низ живота сводит от острого желания.

Она хотела, чтобы он наконец взял её. Она попробовала оглянуться, но мужчина не позволил ей этого, обхватывая за грудь и снова целуя в шею:

— Не двигайся... — тихий шёпот на грани слышимости, пока он уверенным движением сдвигал в сторону её трусики. Его пальцы нежно погладили клитор, и в следующее мгновение скользнули внутрь. Джесси застонала, подаваясь назад, насаживаясь на его пальцы и сильнее прогибаясь в пояснице. В следующее мгновение пальцы исчезли, и, нетерпеливо расставив её ноги шире, Габриэль немного замешкался, а потом подался членом вперёд, медленно проникая головкой между истекающими соками складочками невероятно тугого влагалища.

Джесси была благодарна ему за то, что он не спешил и давал ей время привыкнуть к новой позе, потому что под этим углом проникновения создавалось впечатление, что мужчина больше, чем обычно. Но когда Габриэль проник в неё до упора и размеренно задвигался, Джесси забыла обо всём на свете. Всё, что сейчас имело для неё значение, — это ритмичные движения большого члена, глубоко, казалось, до самого сердца проникающего в неё. Девушка тихо вскрикивала, когда он до упора входил в неё, и подавалась назад, встречая каждое его движение, пока его пальцы творили какое-то волшебство с её клитором.

Скоро его движения стали более резкими и быстрыми — Джесси поняла, что Габриэль приближается к разрядке, но в следующее мгновение особо умелое давление на клитор едва позволило ей удержаться на ногах, когда волна удовольствия спазмом прошла по её телу. Габриэль, чувствуя, как она кончает, вошёл в неё до упора, позволяя себе насладиться сокращениями её узкого влагалища.

Когда оргазм начал стихать, Габриэль снова задвигался — быстро, мощно, резко. Он брал её жёстко. Хоть его рука снова ласкала её клитор, больше не было излишней нежности, которой Джесси сейчас была не нужна! Её заводила его сила, резкость, глубокие, быстрые движения… Его частое дыхание возбуждало её. Джесси чувствовала, как снова приближается к оргазму:

— Пожалуйста! Пожалуйста, не останавливайся! — вскрикнула она, пока он поршнем входил в неё. Габриэль ускорился, и через секунду Джесси закричала от накрывшей её эйфории оргазма. Невольно она начала оседать — ноги внезапно стали слабыми, и если бы он не подхватил её, она непременно оказалась бы на полу. Ласковые поцелуи от плечей вверх по шее, низкий стон мужчины и его пульсация внутри неё заставили Джесси улыбнуться. Ей никогда не было так хорошо!

— Соблазнительное зрелище... — Джесси автоматически повернулась на голос Габриэля, раздавшийся откуда-то с порога. Он стоял, облокотившись о косяк двери и сложив на груди руки. Секунду её мозг пытался осмыслить происходящее, но... Когда он, наконец, дал объяснение происходящему, глаза Джесси округлились, и волна дикого ужаса прокатилась по телу, вымораживая все чувства и эмоции.

Ей захотелось закричать, что это невозможно! Что такого не могло случиться! Почему? Почему он стоит у этой проклятой двери?! И с КЕМ она тогда только что занималась любовью?! Чей член всё ещё находится в её теле?

Со всхлипом Джесси дёрнулась, отталкивая от себя чужого мужчину. Она даже не оглянулась — какая разница, как выглядит её насильник?! Кое-как отдёрнув платье, она метнулась к другому выходу из спальни. Просить Габриэля отойти и дать ей выйти сейчас было выше её сил!

Он не поверит ей! Что бы она ни сказала, он не поверит! Окрестит её шлюхой — и будет прав! Она изменила ему! И по иронии судьбы сама оказалась жертвой! Господи, какой бред! Разве такое бывает? И вряд ли у неё появится возможность объяснить ситуацию! Он ни за что не поверит, что она никогда бы осознанно не изменила своему жениху, своему мужчине!

А Габриэль как-то незаметно стал для неё именно этим. Её мужчиной! Не просто парнем, с которым она трахалась ради выгодного соглашения, а именно любовником, мужем, партнёром... Кем-то, с кем хотелось быть, кому хотелось дарить свою любовь и заботу — и принимать в ответ такую же ненавязчивую заботу и участие!

Джесси бросилась к своей комнате: перед глазами девушки всё плыло от навернувшихся слёз. Вытащив сумку, дрожащими руками она забивала её своими вещами. Она помнила, что рассказывал ей Габриэль про свою бывшую. И она просто умрёт на месте, когда увидит то же презрение и брезгливость в обращённом на неё взгляде Габриэля. Нет! Ей хотелось запомнить безграничную нежность и восхищение, которое она всегда видела в его обманчиво холодных, чёрных глазах. Проклятье! Быстрее! Нужно успеть уйти, пока он не вернулся!

— Джесси, что ты делаешь? — голос Габриэля заставил её вздрогнуть, словно от удара. Сердце оборвалось в груди. Не успела!

Она с третьей попытки умудрилась застегнуть сумку:

— Я... я уже ухожу, Габриэль! Не волнуйся! Я не стану твоей проблемой! — не оборачиваясь, проговорила она. Пришлось делать небольшие паузы, чтобы выговорить слова и позорно не разрыдаться. Всё равно этим слезам никто не поверит! Она бы точно не поверила, если бы застала Габриэля в похожей ситуации! Тут даже смысла оправдываться нет!

— Чёрта с два я тебе позволю это сделать! — в следующее мгновение Габриэль оказался рядом и сжал её в объятиях.

Джесси оцепенела. Она совершенно перестала соображать, что происходит. Она попыталась оттолкнуть Габриэля, но с таким же успехом могла бы толкать локомотив. Габриэль отстранился и нежно коснулся её подбородка, впервые заставляя Джесси поднять на него глаза.

Боль, плескавшаяся в прекрасных серых глазах, и непрерывно текущие слёзы острой болью отозвались в собственном сердце, а потухший, какой-то помертвевший взгляд пугал.

— Джесси, ангел мой!

— Я не... — она попыталась рассказать ему правду, но даже не могла подобрать слов, чтобы объяснить свою кошмарную ошибку.

— Ш-ш... Не плачь, любимая, — Габриэль притянул Джесси к себе, и его пальцы ласково смахнули слезинки.

Но от этого простого жеста плотину эмоций словно прорвало, и Джесси разрыдалась, понимая, что Габриэль в любую минуту навсегда оттолкнёт её.

— Я не знала! — захлёбываясь рыданиями, еле выговорила она. — Я думала, это ты со мной!

Глава 27. Измена

Он вбил последний гвоздик, повесил на карниз дома гирлянду и щёлкнул выключателем — лампочки красиво засверкали, освещая пространство у дома, сугробы и снежные шапки еловых кустов в саду. Габриэль отступил назад, оценивая проделанную работу. Получилось даже лучше, чем он ожидал. Идеально. Даже в такой мелочи он не терпел неряшливости. Особенно в этом году. Особенно для неё.

Он улыбнулся с удовлетворением, думая о её реакции, и, вдохнув морозный воздух, потер замёрзшие ладони. Габриэль поднялся на крыльцо — снег приятно поскрипывал под подошвами. Он уже представлял, как сейчас обнимет Джесси, как она наверняка вздрогнет от его холодных пальцев — и обязательно скажет: «Осторожно, ледышка!»

Он толкнул дверь и шагнул внутрь — за спиной тихо щёлкнул замок. Дом встретил его теплом и уютом — запахом хвои рождественского дерева, корицы и свежевыпеченного пирога с яблоками. Он скинул куртку, повесил её на вешалку и как раз начал развязывать шарф, когда услышал этот звук.

Протяжный женский стон. Глухой, низкий, полный… наслаждения.

Он не осознал сразу... Но когда понял… одеревенел, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Его пальцы застыли на узле шарфа. На мгновение ему показалось, что кто-то ударил его в солнечное сплетение.

Ещё один стон — дрожащий, нежный, такой, который невозможно перепутать ни с видео, ни с музыкой, ни с воображением. Это была именно она.

Нет…

У Габриэля дёрнулся глаз. В голове мгновенно возник образ Джесси в объятиях другого мужчины — её нежное тело на мягких простынях, запрокинутая шея, разметавшиеся по подушке золотые волосы, её лицо, искажённое экстазом... Его дыхание стало тяжёлым. Он закрыл глаза, стиснув зубы, чувствуя, как в груди растёт жуткая, ледянящая пустота.

Только не это. Не снова...

— Чёрт… — выдохнул он сдавленно, но это был не гнев. Это был страх. Пронзительный, парализующий. Отчаянная попытка не верить в то, что уже знал.

Он выпрямился. Глянул вверх. И снова услышал её. На этот раз достаточно чётко, чтобы кровь застыла в его венах.

Воспоминание вонзилось в голову, как осколок стекла, — Айрис, изогнувшаяся в объятиях своего любовника, её стоны, её дыхание, её смех — как заточка под рёбра. Он тогда едва сдержался, чтобы не натворить глупостей.

И вот теперь… опять.

Он стоял в прихожей, в собственном доме, который ещё минуту назад был полон тепла. А теперь — его наполняли только звуки предательства. Он сжал кулаки до боли в костяшках. Грудь будто стянуло ледяным обручем. Хотелось закричать, но голос предательски застрял в горле.

«Нет. Только не она. Только не Джесси. Не верю!!!»

Он шагнул к лестнице… и вдруг едва не упал, внезапно обо что-то споткнувшись.

Габриэль автоматически зло пнул предмет, а потом взглянул под ноги и увидел, что споткнулся о спортивную чёрную сумку с неоново-зелёными полосами.

«Откуда тут эта грёбаная торба?» — удивился он и через мгновение остолбенел, когда понял, что эта спортивная сумка ему знакома.

Это же сумка... Эйдана!

Габриэль почувствовал, как к горлу подступает тошнота.

Нет!

«НЕ ВЕРЮ!!! Брат никогда бы не предал меня таким образом!»

А Джесси? — поинтересовался у него внезапно внутренний голос.

Перед внутренним взором вновь всплыло лицо Джесси, его Ангела — улыбающейся, смешливой, сонной. Та, которая ласково перебирала его волосы. Которая целовала его шрамы. Которая, засыпая в его объятиях, шептала: «Люблю». Которая была — его. Единственной. Без остатка. Он с болью вспомнил её сияющие глаза, в которых светилась любовь... Не притворство, которое он видел от Айрис, а именно любовь!

И вдруг — всё это фальшь?

НЕТ! Это невозможно, и он готов был поставить свою жизнь на тот факт, что Джессика любит его! ТОЛЬКО его! Он видел это в её взгляде! Чувствовал в каждом прикосновении, чувствовал в искренности, с которой она занималась с ним любовью! Это было настоящим!

ТОГДА КАКОГО ХЕРА ПРОИСХОДИТ?!

Почему двое самых дорогих ему людей вдруг решили ТАК предать его?!

Резко втянув воздух, он снова посмотрел на сумку брата.

Какого чёрта Эйдан делает дома?! Его вахта должна закончиться только в марте!

Потом взгляд Габриэля скользнул по разбросанным Джесси лепесткам алых роз, которые вели на второй этаж, и он почувствовал, как к горлу подступает тошнота, когда страшная догадка пришла ему в голову.

Господи, нет! Так же не бывает! Как такое вообще могло произойти?!

И от мелькнувшей в его сознании мысли он едва не согнулся пополам. Пришлось судорожно сглотнуть подступающую к горлу тошноту.

Он не хотел идти наверх. Хотел развернуться, выйти обратно на мороз, забраться в машину и уехать. Куда угодно. Просто подальше отсюда, чтобы не слышать... чтобы не видеть всего этого...

Ведь он уже знал, что всё это значит...

Но ноги его не слушались.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он как во сне поднялся на первую ступень. Сердце бешено заколотилось в груди, но он продолжил подниматься, с каждым шагом всё больше с горечью убеждаясь, что самое страшное уже произошло.

Фатальное стечение обстоятельств и невероятных совпадений сложились в дикую, чудовищную реальность, которую он не мог представить даже в кошмарном сне!

Он остановился у тонущего во тьме дверного проёма спальни, не в силах переступить порог. Не в силах войти и увидеть своего Ангела с другим, пусть этот другой и был его родной брат.

— Пожалуйста! Пожалуйста, не останавливайся! — полный страсти вскрик Джесси заставил его болезненно выдохнуть и тихо шагнуть в их спальню.

Одного взгляда на Джесси и берущего её сзади Эйдана хватило, чтобы подтвердить его догадку — Джесси не знала, что с ней другой мужчина. Она, скорее всего, даже не поняла, что произошло...

А Эйдан...

Горло сжалось так, будто он проглотил ржавый гвоздь.

Он сам виноват...

По старой заведённой традиции Габриэль всегда снимал брату девочку, когда тот возвращался с вахты. И именно это и стало тем страшным катализатором, запустившим дьявольский механизм событий. Потому как Эйдан, приехав домой, принял Джесси за очередную куколку, вызванную для него из эскорт-агентства, а Джесси...

Джесси даже не знала, что у него есть брат!

Как-то так получилось, что он никогда не упоминал Эйдана в разговорах.

Она ждала именно его, Габриэля — ведь ещё утром говорила, что устроит ему вечером сюрприз...

Она не знала, что в доме может появиться посторонний. И в темноте... приняла Эйдана за него!

Габриэль на мгновение прикрыл глаза, принимая тот факт, что уже нельзя ничего изменить, и просто молясь, чтобы Джесси не заработала нервный срыв, когда поймёт, что именно произошло...

Но через мгновение снова открыл глаза, слыша, как изменилось её дыхание. Его малышка уже была на грани...

Он не должен был смотреть. Не должен был стоять в тени полуоткрытой двери, сжав кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Слишком это было больно...

Он должен был просто уйти. Закрыть глаза. Забыть.

Но он даже не смог отвести взгляд.

Всё, что он мог, — это беспомощно наблюдать, как Джесси, его любимый Ангел… женщина, которой он поклонялся… изгибается под другим. Под тем, в чьих жилах текла его собственная кровь. И чёрт бы его побрал, если бы он невольно не любовался ею в этот момент… Ведь Джесси была прекрасна.

Глаза её были прикрыты, а длинные ресницы дрожали, отбрасывая тонкие тени на разгорячённые щёки. С её мягких, нежных губ срывались короткие прерывистые стоны. Они не были нарочито сладкими или наигранными — они были настоящими. Джесси действительно получала удовольствие… Полуобнажённая и невероятно хрупкая в тонком свете уличного фонаря, проникающего сквозь шторы…

Мгновение — и её тонкое тело, затрепетавшее под руками Эйдана, выгнулось, охваченное волной наслаждения, и она закричала от накрывшего её оргазма.

Габриэль замер, не в силах даже дышать. Он думал, что почувствует отвращение. К брату. К ней. К себе. Ведь он должен был возненавидеть её — за то, что она, пусть и неосознанно, но всё же предала его. За то, что сейчас, в этот миг, она кончила, занимаясь сексом с его собственным братом.

Но почему-то он не чувствовал ни ненависти, ни отвращения. Как может ненавидеть свет тот, кто жил в беспроглядной тьме? А Джесси была, есть и навсегда останется его светом! Его нежным Ангелом, который беззаветно любит его и который научил его самого любить.

Внутри бурлил противоречивый вулкан чувств: любовь, ревность, боль и что-то ещё. Что-то опасное, тёмное, обжигающее. И когда она, вскрикнув, начала оседать в руках Эйдана, он почувствовал, как в нём растёт волна собственного, мучительного желания — настоящего, пульсирующего, горячего и унизительного. Желания, которое не имело права существовать сейчас. Не здесь. Не так. Но оно было!

Он хотел схватить её, утащить прочь, ворваться в её нежное тело и доказать раз и навсегда, что только он умеет заставить её кричать от наслаждения… Но он стоял — безмолвный, поглощённый бурей, что бушевала внутри, и с мощной эрекцией. Ведь, несмотря на всё, что произошло, он всё ещё хотел её — как в самый первый раз.

— Соблазнительное зрелище, — произнёс он и щёлкнул выключателем.

Комнату залил тёплый свет — и в тот же миг её глаза встретились с его. Всё вокруг словно остановилось, замерло: дыхание, движение, само время… Даже звук исчез, оставив после себя только тишину, полную напряжения.

Он ожидал чего угодно — испуга, оправдания, раздражения, обвинений, ярости, даже злости. Но то, что он увидел в глазах девушки, окончательно подтвердило его догадки и заставило сердце болезненно сжаться от сочувствия.

В прекрасных серых глазах — таких знакомых, любимых, бесконечно родных — вдруг мелькнуло непонимание, которое мгновенно сменилось диким, просто непередаваемым ужасом, который даже невозможно описать словами. Он плескался в её расширенных зрачках, в дрожи ресниц, в смертельной белизне её прекрасного лица, с которого в одно мгновение ушла вся кровь.

Она едва заметно замотала головой, будто пытаясь отогнать чудовищную реальность — ту, что просто не может быть правдой. Рот открылся в немом крике, пока она беспомощно стояла, словно громом поражённая, будто её не просто застигли врасплох — а поймали в самый хрупкий, самый обнажённый момент её души и выставили на посмешище.

А в следующее мгновение она яростно вырвалась из объятий Эйдана и, не оглядываясь, выбежала из комнаты!

Что-то в его груди оборвалось. Все мысли исчезли. Гнев, боль, ревность, возбуждение — всё испарилось в одно мгновение. Осталась только тяжёлая, удушающая волна безграничного сожаления, сострадания и любви к этой девушке, которая из-за его ошибки так пострадала. Ведь его любимую, по факту, только что изнасиловал его собственный брат!

И он, тот, кто должен был её защищать и оберегать, не смог предотвратить это!

«Господи, девочка моя, простишь ли ты мне когда-нибудь этот недосмотр?!»

Проклятье! Он должен ей всё объяснить! Ни в коем случае нельзя оставлять её сейчас наедине со всем этим дерьмом, потому что он банально не был уверен, что она выгребется из того потока нечистот, в котором сейчас наверняка тонуло её сознание!

Она была такой уязвимой. Такой ранимой и хрупкой. Такой чистой и правильной, что Габриэль боялся даже представить, что она сейчас чувствует! И он не знал, что именно разбивалось в этот миг — её доверие, её сердце или её душа. Но был твёрдо намерен не допустить ещё одной чудовищной ошибки!

Габриэль шагнул вслед за ней, но…

— Слушай, Гэйб, я твой должник! У меня никогда не было такой шикарной девушки! Кто эта красотка? — тяжело дыша, произнёс Эйдан, поправляя свою одежду.

Габриэлю пришлось мысленно досчитать до десяти, чтобы не наделать глупостей. С одной стороны, льстило, что Эйдан, как и он, был без ума от Джесси, но с другой стороны…

Блядь! Блядь!!! БЛЯДЬ!

Как он умудрился ТАК напортачить? И что самое обидное — он даже понятия не имел, насколько облажался!

Чудовищным усилием воли он сдержался, чтобы не впечатать кулак в улыбающуюся физиономию брата. Единственное, что его остановило, — это воспоминание о нечеловеческом ужасе, который плескался в глазах Джесси, когда она пробежала мимо него.

— Идиот! Это была моя девушка! — резко вдохнув, процедил Габриэль сквозь зубы, стараясь не заорать на этого придурка и не обложить его трёхэтажными матами.

— В смысле?.. — шок в красивых голубых глазах был настолько неподдельным, что Габриэль только обречённо вздохнул.

— Я… — что там хотел сказать брат, так и осталось тайной, потому что Габриэль, услышав шум из спальни Джесси, просто предупреждающе поднял руку, останавливая Эйдана:

— Заткнись! Мы поговорим об этом позже! А сейчас я должен успокоить Джесси, пока она не наделала всяких глупостей!

Уже подходя к её комнате, он тяжело вздохнул, поняв, что не ошибся — Джесси лихорадочно собирала свои вещи в спальне...

Глава 28. Примирение

— Господи, Джесси! Успокойся, малышка! — Габриэль подхватил её на руки и пошёл к креслу.

Джесси, уткнувшись ему в плечо, тихо плакала и даже не заметила, как он, продолжая держать её на руках, опустился в кресло. Габриэль нежно держал её в объятиях, успокаивающе гладил точёную спину и хрупкие плечи девушки, и очень надеялся, что истерика скоро утихнет. Он уже мысленно обещал себе надрать брату задницу, когда разберётся с дерьмом, которое заварил этот придурок.

Спустя целую вечность Джесси наконец затихла и только изредка всхлипывала. Габриэль зарылся лицом в пахнущие ванилью шелковистые золотые локоны и поцеловал девушку.

— Ну как? Успокоилась? — ласково поинтересовался он, нежно пропуская между пальцами локон.

Джесси неуверенно кивнула, не понимая, почему Габриэль так нежен с ней после всего, что произошло. На сколько ещё у него хватит терпения возиться с ней? Когда он наконец оттолкнёт её и скажет выметаться из его дома?

Надо взять себя в руки и посмотреть правде в глаза. Нужно просто поговорить и расставить все точки над «и».

Джесси слегка отстранилась от Габриэля и встретилась с ним взглядом.

— Что? — он слегка улыбнулся, а Джесси вдруг подумалось, что это его последняя улыбка. Глаза снова защипало от слёз, и Габриэль, заметив это, нахмурился:

— Нет, так дело не пойдёт, — он притянул девушку ближе и хотел поцеловать её, но Джесси отпрянула:

— Не надо... — в огромных серых глазах стояли слёзы. — Я грязная...

Габриэль замер, не веря, что она могла сказать такую глупость. На мгновение ему показалось, что она вывернула его душу этими уродливыми словами. С тревогой всмотревшись в её полные тоски глаза, он понял, что она сказала именно то, что думала. Не желая и дальше подпитывать её заблуждение, он просто склонился и поцеловал её — лаская её губы, слегка проникая языком... Даря свою нежность и ничего не требуя взамен.

Габриэль лихорадочно размышлял, как лучше объяснить Джесси, что она ничего предосудительного не сделала. Может, признаться ей, что они с братом раньше иногда делили своих женщин и никогда не ревновали их друг к другу? Разве что тот факт, что это были обычные шлюхи из эскорт-агентства, пожалуй, упоминать не стоит...

Да, ещё сегодня утром он и не думал о том, чтобы делить Джесси с Эйданом. Едва увидев её в первый раз — плачущую, потерянную и глубоко несчастную — он захотел стать её единственным мужчиной. И страстно хотел, чтобы она так же безраздельно принадлежала ему, но... похоже, ситуацию уже не переиграть. Случилось то, что случилось: Эйдан и Джесси стали любовниками.

Габриэль тихо вздохнул:

— Ангел мой, мы можем поговорить? — мягко поинтересовался он.

— Я предала тебя! Я такая же, как Айрис! — сделав глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, произнесла Джесси, слегка заикаясь после недавней истерики. Она так и сидела, уткнувшись лицом в его грудь, и Габриэль едва услышал её тихие, печальные слова.

Мужчина нахмурился и, легко коснувшись её подбородка, заставил встретиться с ним взглядом:

— Нет, — твёрдо возразил он и отрицательно качнул головой. — Никогда даже не смей себя сравнивать с этой шлюхой! Она трахалась со всеми подряд без разбора!

— Но я же только что занималась сексом с... — прошептала Джесси и замолчала, не зная, что сказать дальше. Кто это был? Друг? Знакомый Габриэля? Или просто электрик, который пришёл проверить проводку? Кажется, она пробила новое дно — даже не знала, кому только что дала! Ужас!!!

Девушка пристыженно опустила голову, не смея смотреть на Габриэля. Он тихо хмыкнул, поняв её заминку:

— Любовь моя, то, что ты занималась любовью с моим братом, не ставит тебя на один уровень с Айрис.

Джесси вскинула голову и всмотрелась в его лицо совершенно ошалевшими глазами:

— Я...

— Не знала. Я знаю, — Габриэль ласково заправил выбившуюся из её причёски прядь. — И Эйдан не знал, что ты моя невеста...

До Джесси наконец-то дошло, что Габриэль ведёт себя слишком спокойно для мужчины, который застал свою любимую с другим.

— Подожди, ЧТО? — она не могла в это поверить.

Габриэль тяжело вздохнул:

— Видишь ли, Ангел... У нас с братом была маленькая традиция — я всегда снимал ему девушку, когда он приезжал домой.

Джесси кивнула, показывая, что внимательно его слушает.

— Но... я был вообще без понятия, что он сегодня приедет! А Эйдан, когда зашёл в дом, по привычке принял тебя за... — он замолчал, не желая даже вслух произносить это слово по отношению к своему чистому Ангелу.

— ...шлюху? — Джесси безжалостно закончила за него и грустно улыбнулась, словно примеряя на себя это клеймо.

Габриэль нахмурился:

— Никогда не говори так! Ты невероятно чистая и светлая девушка!

Джесси вздохнула:

— Ты ненавидишь меня?

Мужчина нежно отвёл с её лица упавшую прядь. В его глазах плескалась бездна:

— Нет, я не ненавижу — я в бешенстве. Но тут такое дело, Ангел, что бесит меня скорее абсурд сложившейся ситуации и собственное бессилие что-либо исправить, чем тот факт, что вы с Эйданом переспали. Одно дело, если бы вы, ребята, намеренно наставляли мне рога — там бы пошёл совсем другой разговор. Но в том-то и дело, что винить вас в данной ситуации я не могу: ведь вы до сегодняшнего дня даже не знали о существовании друг друга! Если уж быть совсем честным, то именно на мне лежит бо́льшая доля вины за случившееся. Всего этого дерьма можно было избежать, если бы я просто умел нормально общаться с близкими мне людьми. Я всё испортил своей ущербностью...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Джесси коснулась пальчиками его губ, заставляя его замолчать:

— Пожалуйста... пожалуйста, не говори так! Ты самый лучший мужчина на свете! — в её глазах снова замерцали слёзы. — Ты добрый, нежный, благородный, преданный, заботливый... Просто прошлое всегда оставляет шрамы! Но я люблю тебя таким, какой ты есть — вместе с твоим прошлым и болью!

Он подарил ей медленный, сладкий поцелуй и притянул её ближе. Джесси положила голову ему на грудь, слушая, как бьётся его сильное сердце. Она обожала вот так сидеть, пока он ласково перебирал её волосы.

— Что нам теперь делать? — спустя какое-то время очень тихо поинтересовалась она, но Габриэль её услышал и пожал плечами:

— Ничего! Если ты ещё хочешь быть со мной...

Джесси приподнялась и так поспешно закивала, что Габриэль улыбнулся:

— ...то мы просто продолжим наши отношения на том, на чём мы остановились. Если хочешь — сходим к психологу, который работает с парами, чтобы разобраться с последствиями этого кошмара. Можем поехать куда-нибудь отдохнуть, чтобы немного отвлечься и провести время вместе... Если же вы с моим братом начнёте испытывать друг к другу какие-то чувства, то тут есть несколько вариантов...

На девушку словно вылили ушат холодной воды.

— Прости, что ты сказал? Ты серьёзно? — возмущённо вскинулась она, не веря своим ушам.

Он действительно настолько ей не доверяет, что думает, будто она променяет его на брата?

Габриэль снова вздохнул и поднял руки в примиряющем жесте:

— Джесси, я вовсе не ставлю под сомнение твою верность или порядочность моего брата. Я знаю, что вы никогда не вступите в отношения за моей спиной, и я полностью доверяю вам в этом вопросе. Но... из-за того, что уже произошло, вам будет очень сложно, если между вами вспыхнет взаимная симпатия. Поверь, я не хочу делить тебя с братом, но ты должна знать — у нас с Эйданом почти одинаковые вкусы в том, что касается женщин. Я хорошо его знаю и очень удивлюсь, если он в тебя не влюбится, — ведь в тебя просто невозможно не влюбиться!

— Мне нужен только ты, Габриэль! — решительно заявила Джесси, и Габриэль только покачал головой. Возможно, не переспи Эйдан с его красавицей — всё действительно было бы проще. Но сейчас...

Его брат не только был хорош собой, как падший ангел, но и обладал тем самым характером, который делал его невероятно обаятельным. Открытый, весёлый, дружелюбный — он был полной противоположностью замкнутого, хмурого, вечно серьёзного и нелюдимого Габриэля. Не многие женщины могли устоять перед его обаянием, и Габриэль был почти уверен, что между Джесси и Эйданом скоро вспыхнет естественное влечение, которому им обоим будет тяжело противиться, в силу того, что они уже стали любовниками.

— Не руби сгоряча, Ангел! — его улыбка была спокойной и понимающей. — Жизнь — странная штука, и может настать момент, когда ты захочешь быть с Эйданом... Просто будь со мной откровенна, когда поймёшь, что хочешь не только меня. Я люблю тебя и хочу быть с тобой, Джессика! И я обожаю своего младшего брата и желаю ему счастья! Поэтому я... я готов рассмотреть вариант, где он будет третьим в наших отношениях...

Джесси прильнула к Габриэлю и положила пальчик на его губы, призывая к молчанию:

— Габриэль, ты с ума сошёл, если думаешь, что я променяю тебя на твоего брата! Мне плевать, какой он хороший! Мне не нужен никто, кроме тебя!

— Я видел вас вместе, Ангел... Тебе понравилось заниматься с ним любовью! — он даже не спрашивал — он утверждал. Его взгляд словно проникал в её душу.

Джесси не стала утверждать обратное — она слишком уважала и любила Габриэля, чтобы нагло врать ему, глядя в глаза. Ведь правда заключалась в том, что она действительно испытала оргазм с Эйданом. Притом дважды! Чёрт бы её побрал, но она действительно получила удовольствие, занимаясь с ним сексом! И Габриэлю это прекрасно известно — ведь он был там, когда она кончила во второй раз!

Джессика пристыженно опустила глаза, пытаясь скрыть снова выступившие слёзы, но Габриэль мягко прикоснулся к её подбородку, заставляя встретиться с ним взглядом:

— Мы вернёмся к этому разговору позже, любимая, если ты когда-нибудь придёшь ко мне и скажешь, что не можешь жить без моего брата.

— Ээ-э... — протянула Джесси, совершенно не зная, что на это сказать. — Ты предлагаешь мне гарем «наоборот»? — уточнила она.

— Это называется полиандрия, — мягко поправил её он и нежно погладил высокую скулу, которая внезапно заалела.

— Я не совсем понимаю... — честно призналась девушка. — Это как-то дико, не находишь?

Дико? Не то слово! Ещё утром бы он сказал, что это полное дерьмо, и он такого не потерпит... Но это было до того, как Джесси и Эйдан стали любовниками. И скажи он такое сейчас — новая истерика ему обеспечена. Его драгоценная девочка и так, похоже, качается на грани нервного срыва!

— Концепция таких отношений отнюдь не нова, просто в нашей стране она не распространена. И, буду откровенен, мне плевать, что там о нас подумают другие! Я не хочу потерять тебя, Ангел мой! Если тебе для счастья будет нужен Эйдан — я готов с этим смириться. Во всём остальном не вижу проблем, если нас всё будет устраивать, — снова пожал плечами он, и Джесси не нашлась, что ответить.

— И ты хочешь, чтобы я... — спустя несколько мгновений начала она, но смутилась и покраснела, не в силах закончить фразу.

— Спала с нами обоими? — закончил за неё фразу Габриэль. — Нет. Я буду счастлив остаться твоим единственным мужчиной! Сейчас я просто анализирую ситуацию на случай непредвиденных сложностей. Если до этого когда-нибудь дойдёт — это будет исключительно твоё решение, которое я не собираюсь принимать за тебя! Ты сама должна будешь спросить себя, хотела бы ты иметь двух любовников, и так же честно ответить на этот вопрос. Но говорить об этом мы будем только если между тобой и Эйданом появятся какие-то чувства.

Джесси посмотрела на Габриэля в некотором ступоре:

— А ты?

— Ты — моя! И Эйдан никак не влияет на этот факт, — уверенно ответил он чистую правду.

Его рука переместилась на грудь Джесси и ласково сжала сосок.

— И ты не будешь ревновать? — дыхание Джесси участилось от этой простой ласки. Господи! Куда-то явно не туда свернул этот разговор... Хотя... куда ещё мог привести разговор о потенциальной полиандрии?!

Глаза Габриэля стали совсем чёрными, когда он вспомнил Джесси в объятиях брата. Ревновал ли он? Да он думал, что сдохнет там, у двери, когда понял, что Джесси ему с кем-то изменила! Но Эйдан... брат почему-то не воспринимался его сознанием как соперник. Даже сейчас. Даже после того, как он переспал с Джесси... Возможно, потому что Габриэль всегда полностью доверял ему и знал, что брат просто не способен на такое предательство. Да, ему хотелось набить этому мелкому засранцу морду, но только потому, что тот наломал дров! Любого другого он бы просто грохнул на месте, так что если посмотреть на ситуацию под таким углом...

— Нет! Поверь мне, втроём может быть довольно интересно, — порочно прошептал он ей на ухо и, склонившись, поцеловал в шею.

Джесси с тихим стоном выгнулась в его руках, подставляя шею для ласки.

— Ты шикарно смотришься в этом платье, любовь моя, — рука Габриэля уверенно нырнула в декольте, и он, проложив дорожку поцелуев вверх по хрупкой шейке, впился в её губы поцелуем.

Он стянул вниз платье и теперь уверенно ласкал её грудь. Пару головокружительных поцелуев — и Габриэль наклонился, втянув в рот розовую ягодку её соска. Желание током прокатилось по телу, и Джесси, снова застонав, запустила руки в волосы Габриэля и сама притянула его для поцелуя.

И следующий их поцелуй был совсем другим — сладкий, влажный, порочный... Губы Габриэля уверенно сминали её, а горячий язык в эротическом танце сплетался с её. Джесси даже не заметила, как начала тереться о внушительный бугор на джинсах Габриэля.

— Да, детка, вот так! — он через голову стащил с неё платье и ненужной тряпкой отбросил прочь.

Джесси торопливо расстегнула его ремень. Секунда — и Габриэль застонал, когда рука девушки легла на стоявший колом член и, сжав его, размеренно заскользила вверх и вниз.

Габриэль не стал стягивать с Джесси кружевные трусики, а просто сдвинул их в сторону — как совсем недавно поступил его брат. Он поёрзал в кресле, устраиваясь удобнее, и Джесси, направляя его член рукой, стала не спеша опускаться на него.

Габриэль чуть позорно не кончил, когда она полностью приняла его в себя. Внутри было так скользко и горячо, что он практически утратил самоконтроль.

Джесси тихо стонала, двигаясь на нём. Зрелище его члена, проникающего в её сердцевину, скрытую нежными складочками и стыдливо прикрытую золотыми кружевными трусиками, завораживало. Впрочем, как и вздрагивания красивой, упругой груди, когда она до основания опускалась на него.

Габриэль приподнялся и жадно поцеловал постанывающую девушку. Она ответила ему со всем пылом, словно боялась, что этот поцелуй — их последний. Габриэль склонился и обхватил губами задорно торчащий сосок. Наивная! Он никогда её не отпустит! И, зная брата, понимал, что Эйдан уже тоже не отступится. Нужно быть конченым идиотом, чтобы упустить такую женщину, как Джесси! А что-что, но Габриэль и его брат идиотами не были.

Её движения ускорились. Нежные стоны свидетельствовали о том, что она скоро достигнет оргазма. Габриэль опустил руку между их телами и начал ласкать её клитор. От этого действия стеночки её истекающего соками влагалища с такой силой обхватили его член, что Габриэль застонал от удовольствия. Тяжело дыша, она быстро задвигала бёдрами, прикусив губу и гипнотизируя его взглядом затуманенных страстью прекрасных серых глаз.

Габриэль начал подаваться ей навстречу бёдрами, помогая сделать проникновение глубже, резче… Вскрикнув, Джесси упала ему на грудь, содрогаясь в сладких судорогах оргазма, и Габриэль последовал за любимой, с рыком изливаясь в её горячую, пульсирующую глубину. Обхватив девушку руками, он прижал её к себе, бережно перебирая рассыпанные по плечам золотые волосы и покрывая поцелуями её пухлые губки, лицо, шею...

А когда она встретилась с ним взглядом, Габриэль отчаянно захотел навсегда стереть из них тот страх и ранимость, которые в них увидел:

— Я люблю тебя, Джесси, — глядя прямо ей в глаза, серьёзно произнёс он.

Да, изначально он построил их отношения на деловых условиях, в которых не было места чувствам. Он сам не ожидал от себя, что влюбится в Джесси как мальчишка, и теперь, когда возник риск навсегда потерять её, хотел ещё раз это сказать, чтобы она знала, как много она для него значит!

При виде её снова подозрительно заблестевших глаз он невольно улыбнулся:

— Ничего не бойся, ангел мой, у нас всё будет хорошо.

Джесси обвила его шею руками, прижимаясь к нему, и тихо прошептала, уткнувшись в его грудь:

— Я тоже тебя люблю, Габриэль...

Он затаил дыхание, словно слышал эти слова впервые. Но его искусительница вдруг подняла голову и посмотрела на него. И столько ранимости было в её глазах…

— Я уже просто не смогу без тебя, любимый. Не оставляй меня, ладно?

«И в мыслях не было!» — подумал Габриэль и жадно поцеловал девушку.

— Никогда! — пообещал он ей, завораживая взглядом.

Он снова хотел её. Их тела всё ещё были соединены, и Габриэль двинул бёдрами, глубже проникая в Джесси. Девушка застонала, и Габриэль почувствовал, как её губы целуют его шею, ключицу... А когда губы юной соблазнительницы спустились ниже и обхватили его сосок, он резко выдохнул, вышел из её лона и, подхватив любимую, направился к кровати.

Они практически упали на кровать. Нависнув над девушкой, он невольно залюбовался длинными стройными ногами в чулках, игриво прикреплённых к кружевному поясу для чулок и подобранным в тон золотистым трусикам. На сердце стало тепло. Джесси никогда не носила чулок и пояса с подвязками в повседневной жизни. Она явно для него старалась, помня его слова о том, что нет ничего более соблазнительного, чем женщина в чулочках.

Габриэль быстро и уверенно стянул с неё трусики, оставляя на месте пояс с чулками.

— Ты так прекрасна, любимая! — заворожённо прошептал он, не в силах перестать гладить плоский животик и высокую, упругую грудь, пока он по-мужски решительно устраивался между её ног.

Головка налитого кровью члена скользнула в её шёлковую, горячую глубину, но дальше входа не продвинулась. Габриэль склонился над выгнувшейся ему навстречу девушкой, покрывая поцелуями её грудь и шею. Джесси нетерпеливо захныкала. Он был так нужен ей! Большой, горячий, сильный, резкий... Да, она больше не хотела прелюдий! Ей просто хотелось, чтобы её мужчина любил её. Страстно, жёстко... Казалось, ей было жизненно необходимо это — как подтверждение того, что она больше ему не безразлична.

Она попробовала шевельнуть бёдрами, чтобы принять его глубже в себя, но Габриэль прижал её бёдра к кровати, не позволяя этого сделать:

— Не спеши, ангел, — порочно прошептал он ей в губы и слегка двинул бёдрами, проникая на сантиметр в скользкую глубину.

— Пожалуйста, Габриэль! Я не могу больше... — взмолилась девушка.

Протянув руки, она хотела обхватить его за плечи, чтобы привлечь ближе, но Габриэль перехватил её руки и завёл над головой:

— Не двигайся, Джесси, — твёрдо прошептал он, нависая над полностью раскрытой и готовой принять его девушкой.

Её длинные ноги нетерпеливо обвили его сильные бёдра, стараясь притянуть его ближе, и Габриэль невольно улыбнулся нетерпеливости своей девочки. Почти с благоговением он провёл тыльной стороной ладони по нежной, тонкой скуле и, не отрывая взгляда от её прекрасного лица и горящих от страсти глаз, вдруг до основания погрузился в её тело.

Джесси громко вскрикнула от наслаждения — ещё никогда Габриэль так глубоко в неё не проникал. Потом отпрянул, почти полностью покидая её тело, и снова полностью вошёл в её шёлковую глубину. Он двигался в ней медленными, глубокими выпадами, погружаясь на полную длину, заполняя, демонстрируя свою любовь при помощи самого древнего танца на Земле. Медленно, уверенно, чётко — именно так, как ей этого сейчас хотелось.

Стоны Габриэля и вскрики Джесси наверняка слышал не только Эйдан, но и соседи, но всё это не имело значения... Им просто было хорошо. То, что происходило между ними сейчас, было не просто сексом. Это было единением. Она отдавала себя ему, а Габриэль брал её, доказывая своё главенство и силу с каждым проникновением.

Первый оргазм накрыл её всего через несколько мгновений. Джесси выгнулась под Габриэлем, дрожа от наслаждения, но он даже не изменил ритма и продолжал размеренно двигаться в её теле. Только нежная улыбка и сводящий с ума головокружительный поцелуй говорили о том, что он знал — она достигла пика.

Джесси обвила руками его шею, наслаждаясь тем, как он размеренно скользит внутри. Пару проникновений — и желание снова вспыхивает в её теле, заставляя двигать бёдрами ему навстречу.

— Я тебя никогда не отпущу! — его слова прозвучали как клятва, пока Габриэль, не отрываясь, смотрел на неё, продолжая размеренно погружаться в её тело.

— Я никуда и не собиралась! — улыбнулась Джесси, сдерживаясь, чтобы не начать умолять его ускорить темп.

Так горячо и страстно они ещё никогда не любили друг друга.

— Найду, притащу обратно и оттрахаю так, что ты неделю ходить не сможешь! — пригрозил он ей.

— Конечно! Всё, что хочешь, любимый! — она готова была на что угодно, только бы он не останавливался.

Страсть горячими волнами накатывала на неё, концентрируясь внизу живота, предвещая скорый оргазм. Ещё несколько мощных толчков — и наслаждение лавиной накрыло её. И тут Габриэль сорвался на какой-то совершенно немыслимый ритм. Джесси вскрикивала от наслаждения каждый раз, когда он до упора заполнял её собой:

— Пожалуйста, Габриэль! Да! Быстрее! — забыв обо всём на свете, закричала она, чувствуя, как внизу живота зарождается очередной горячий оргазм. Наконец дикое, первобытное наслаждение прорвало плотину, и она с криком кончила. Последнее, что запомнила Джесси до того, как провалиться в сон, — это тихий, полный наслаждения стон Габриэля.

Глава 29. Эйдан

Если бы кто-то ещё утром сказал Эйдану, что сегодняшний день выльется в такой кошмар, он бы только фыркнул и махнул рукой, уверенно заявив, что такой херни просто не бывает...

Вчера вечером, когда вертолёт с платформы «Полярис» коснулся земли на материке, в голове у него была только одна мысль: «Наконец-то домой». И да, в этот раз — именно домой, в Иллинойс, а не в маленькую убитую комнатку, которую он снимал неподалёку от базы.

Он ждал этого дня, как ребёнок ждёт подарков на Рождество. В самом деле, сколько можно?

Месяцы трёхнедельных вахт, состоящих из каторжных двенадцатичасовых смен подводного сварщика, чередовались такими же выматывающими неделями "отдыха", во время которых Эйдан примерно то же время проводил за компьютером, следя за фондовым рынком и расширяя свой портфель акций...

Он планировал вернуться домой только в марте, но понял, что ещё немного — и он просто спятит от усталости. Поэтому отправил ещё вчера смс-ку брату и купил билет на первый самолёт. Хотелось это Рождество провести с семьёй!

И вот, наконец, однообразный гул насосов и запах солёного ветра, вперемешку с керосином, остались позади. Без привычных рывков, когда просыпаешься от того, что где-то что-то стукнуло или гул усилился, и мозг уже рисует картинки аварий, пожаров и прочего «весёлого».

Каждая смена — как прогулка по минному полю: никогда не знаешь, когда нужно будет часами болтаться под водой с тяжёлыми баллонами за спиной и сварочным аппаратом.

Утром он проснулся в тишине, в нормальной кровати — и это само по себе было почти счастьем. Впервые за долгое время он действительно выспался.

А завтрак... завтрак оказался маленьким праздником. Тёплый хлеб, кофе, воздушная яичница с хрустящим беконом... Да, на платформе кормили как на убой и даже вкусно, но всё же еда не отличалась особым разнообразием, и Эйдан прям кайфовал от привычной «домашней» еды. Возможно, всё дело в том, что впервые за долгое время он мог нормально позавтракать, не ожидая каждое мгновение сигнала тревоги?

День прошёл в ожидании и перелётах. Аэропорты, пересадки, неудобные жёсткие кресла, объявления с хриплым эхом в динамиках. Многих это раздражает, но, как всегда после вахты, Эйдан наслаждался даже такими неприятными проявлениями «нормальной» жизни. В голове крутилась только одна мысль: вот оно, осталось чуть-чуть. Ещё немного — и он дома.

И они с Габриэлем оторвутся как положено — так, что потом придётся пару дней приходить в себя. Эйдан улыбался сам себе, представляя, как Габриэль скептически приподнимет бровь, когда увидит, что Эйдан притащил в дом пару бутылок дорогого алкоголя и пакеты с едой «чтобы не тратить время на готовку». И как они потом пойдут праздновать дальше в «Аурум».

О том, какой на этот раз будет ждущая его куколка из эскорт-агентства, Эйдан старался даже не думать, чтобы не мучиться от неудовлетворённого желания. Всё же у него не было женщины уже четыре месяца, а позориться на весь аэропорт со стояком не хотелось.

После того как они приземлились в Чикаго, Эйдан, подхватив спортивную сумку с вещами, привычно закинул её на плечо и, едва миновав трап, достал телефон. Пальцы почти автоматически открыли приложение такси — за годы перелётов и пересадок он научился экономить каждую минуту. На экране высветился маршрут, и Эйдан, слегка хмыкнув, ткнул «подтвердить».

Теперь оставалось только дождаться машины — и всё, скоро он будет дома. Ну как скоро... по вечерним пробкам вполне вероятно, что домой он, скорее всего, попадёт только через час.

Тем приятнее было, когда всего сорок минут спустя он уже стоял у их с Габриэлем дома и с изумлением смотрел на сверкающий огнями сад. Гирлянды россыпью сияли на деревьях и кустах, тонкими огненными змейками обвивали вычищенные от снега дорожки, а сам дом был наряжен словно в сказке.

Эйдан едва не присвистнул от восторга — он не ожидал такого приёма! Он даже представить не мог, что брат так заморочится к его приезду. В груди, вопреки возрасту, опыту и здравому смыслу, растеклось тепло. Будто он на мгновение вернулся в детство, где есть чудеса, волшебство Нового года, а Дед Мороз обязательно приносит подарки!

Правда, радость парня чуть померкла, когда он не увидел «Раптора» брата на привычном месте:

— Ну ладно, куда-то смотался, — рассудил Эйдан, пожав плечами, и поднялся на крыльцо.

Ключи у него свои были, и он без лишних сомнений провернул в замке ключ. Ещё мгновение — и он переступил порог, оказавшись в холле.

Тепло, запах корицы, хвои и какой-то выпечки окутали его. Он даже на секунду прикрыл глаза, втягивая воздух полной грудью. Чёрт, как же хорошо снова быть дома.

Эйдан улыбнулся сам себе, кинул свои ключи в вазочку на столике, бросил на пол сумку — и замер, увидев разбросанные на полу лепестки роз, которые вели на второй этаж.

Эйдан предвкушающе ухмыльнулся, глядя на россыпь алых лепестков. Ну конечно, Габриэль не забыл. Никогда не забывал. Правда, такой приём был чертовски необычным — эскортницы никогда раньше не разбрасывали для него лепестки. Максимум — тихая музыка для настроения. Но, пожалуй, в этом была некая изюминка.

Он сделал первый шаг по лестнице, чувствуя, как сердце тяжело стучит в груди. С каждой ступенькой его предвкушение росло. Чёрт, да он уже едва держал себя в руках! В паху стало тесно, штаны нещадно тянули, предательски подчёркивая, что четыре месяца воздержания даром не прошли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Ну, братишка… — мысленно усмехнулся Эйдан. — Решил удивить? Что ж, у тебя это, чёрт возьми, получилось!!!»

Он двигался наверх медленно, нарочно растягивая момент, смакуя каждую секунду. Напряжение и возбуждение переплетались так плотно, что становилось трудно дышать. Никогда ещё он не чувствовал себя так — одновременно расслабленно-домашне и дико на взводе. Сегодня обещало быть интереснее, чем он ожидал.

Лепестки роз привели прямо к приоткрытой двери спальни. Он на секунду замер на пороге, вглядываясь в мягкий свет гирлянд, отражавшийся в окне. И вот — она.

Девушка стояла у окна, в обтягивающем золотом, мерцающем платье, которое облегало её тело так, что у Эйдана пересохло во рту. На секунду дыхание сбилось: изгиб талии, плечи, плавная линия шеи и высокий разрез на платье, открывающий бедро…

Он почти рассмеялся от облегчения и радости — Габриэль действительно подготовил для него СЮРПРИЗ! У брата всегда был шикарный вкус на женщин, но эта... эта красавица была выше всяких ожиданий. И не важно, что он даже не видел её лица — девушка с такой фигурой в принципе не может быть дурнушкой!

Эйдан шагнул вперёд, и руки сами легли на её талию. Девушка вздрогнула, но не оттолкнула его, а напротив, доверчиво подалась назад, к нему. Когда её спина коснулась его груди, Эйдан ощутил, как по позвоночнику пробежала дрожь.

Он не смог удержаться и плотнее прижал её, позволяя почувствовать свою эрекцию. Чёрт, четыре месяца воздержания рвались наружу, и её тихий вздох только подлил масла в огонь.

Она шевельнулась, игриво потёрлась о него, и у Эйдана голова пошла кругом. Мозг, привыкший к точным расчётам и холодной логике работы, сейчас был бесполезен — оставалось одно обжигающее желание.

Он жадно поцеловал её шею, проводя влажными поцелуями от уха вниз, и почувствовал, как её дыхание сбивается. Секунда — и он уже одной рукой нащупывает молнию на джинсах. Девушка потянула вверх платье, открывая бёдра, и Эйдан, задыхаясь от желания, скользнул рукой в её трусики.

Она была такая влажная, что он едва не застонал. Когда пальцы скользнули внутрь, девушка запрокинула голову, прижимаясь к нему. Эйдан поймал себя на мысли, что её отклик кажется слишком искренним. Не профессиональная, отработанная реакция — нет. Всё настоящее. Просто невероятная девушка!

Он навалился чуть сильнее, заставив её упереться ладонями в холодное стекло.

Когда она прерывисто прошептала: «Хочу тебя… пожалуйста», — у него внутри будто взорвалась бомба. Шикнув на девушку, когда она хотела было повернуться, Эйдан, сквозь туман возбуждения, достал из кармана заранее припасённый презерватив. На секунду отстранился, разорвал упаковку зубами и натянул его на набухший от возбуждения член. Только потом сдвинул её трусики в сторону и, медленно, нарочно мучительно для себя, вошёл в неё.

Её тело оказалось таким тугим, что у него перехватило дыхание. Он двинулся осторожно, давая ей время привыкнуть, хотя каждое его нервное окончание кричало: «Быстрее! Глубже!» Она тихо стонала, прогибаясь и подаваясь навстречу, когда он заполнил её до упора. Эйдан сжал её грудь, другой рукой лаская клитор — сердце безумно колотилось в груди от её реакции. Скоро движения стали мощнее, быстрее. Её стоны и рваное дыхание слились в музыку, от которой он терял голову. «Боже, какая она живая…» — пронеслось в мыслях. Откуда она взялась? Такая искренняя, страстная, настоящая! Он даже не поверил, когда она внезапно кончила. Не симулировала оргазм, а именно кончила. Эйдан даже ошарашенно замер, поражённый до глубины души, и мощно вжал её в стекло, снова входя в неё до упора, почти рыча от нахлынувшего желания. Казалось, весь его мир сузился до этого дикого ритма, до ощущений её горячего, сжимающего его тела, и Эйдан потерял контроль, двигаясь так, словно для него не существовало ничего другого в мире. Его накрывало. Волны оргазма поднимались всё выше, и, когда он почувствовал, как её тело снова содрогается в экстазе, сжимаясь вокруг него, Эйдан не выдержал и сам кончил, захлебнувшись низким стоном.

На секунду мир исчез. Была только дрожащая девушка в его руках — и жар, разливающийся внизу живота. В последнее мгновение он успел подхватить начавшую оседать красавицу, осыпая поцелуями её длинную шею и хрупкие плечи. Тело ещё пульсировало от наслаждения, а сердце колотилось в груди. Он не видел её лица — только изгиб спины, тонкую шею, дрожащие плечи под своими руками. Но именно это сводило с ума. Не взгляд, не улыбка — а то, как она вся отдавалась ему без остатка, как в каждом движении чувствовалась её живая, настоящая женственность.

Сколько у него было женщин? Он даже не считал. Но никто никогда не вызывал в нём такого — жгучего, почти болезненного чувства нежности. Именно эта хрупкая девчонка создана для него. Даже не видя её лица, он знал: она особенная. Не подделка, не игра, не дешёвые трюки, которыми обычно пользуются эскортницы...

Внезапно он понял — ему больше никто не нужен! Она — единственная! Ни одна другая женщина не сравнится с ней. И пусть она из агентства, пусть её жизнь сложилась так, что ей пришлось продавать себя — он готов был смириться с её прошлым. Потому что видел главное — она не такая, как все. Настоящая. Живая. И она будет его! Он вытащит её из того ужаса, в котором она живёт, и даст ей то будущее, которое она заслуживает.

Эйдан тяжело выдохнул. Чёрт, он и представить не мог, что можно так остро чувствовать партнёршу. А потом... Вспышка света, ударившая по глазам, — и внезапно девушка вырвалась из его объятий и убежала.

Странно... Куда это она?

Он только и успел проводить её взглядом, когда услышал невероятное...

— Идиот! Это была моя девушка!

Сначала смысл слов даже не дошёл до его затуманенного страстью сознания. Потом он подумал, что это такая дурацкая шутка, и только через мгновение Эйдан заметил бешенство и ослепляющую ярость, которые полыхали в обсидианово-чёрных глазах Габриэля. Казалось, ещё мгновение — и пространство вокруг просто вспыхнет. Эйдан никогда не видел Габриэля в таком состоянии. Ни в детстве, ни во время кровавых замесов в горячих точках, ни даже тогда, когда тот словил Айрис с любовником.

— В смысле? — выдавил Эйдан.

Шок от осознания дикой правды отправил его в ступор.

— Я... — он не знал, что ещё сказать, а Габриэль лишь поднял руку:

— Заткнись! Мы поговорим об этом позже! А сейчас я должен успокоить Джесси, пока она не наделала всяких глупостей!

Эйдан остался стоять, не в силах произнести ни слова. Его разум отказывался принимать происходящее. Он почувствовал резкий прилив тошноты, когда до него дошло: та девушка... она вовсе не была эскортницей. Она... была с его братом.

В голове зашумело. Он всем сердцем ненавидел мужчин, которые спят с чужими женщинами. И теперь осознание того, что он так поступил с собственным братом, заставило его содрогнуться. Он, Эйдан, превратился в того самого урода, о которых всегда думал с таким презрением.

Он остался один в спальне, пытаясь осмыслить случившееся. Внутри всё горело — стыд, отвращение к самому себе, ужас от того, что он так страшно предал родного брата... брата, который после измены Айрис совсем замкнулся в себе!

Эйдан не мог даже пошевелиться, не хотел смотреть на своё отражение в настенном зеркале.

«Как я мог так поступить с родным братом?» — крутилась в голове одна и та же мысль.

Эйдан тяжело вздохнул, почувствовав, как сердце колотится в груди, а мир вокруг кажется чужим — будто он наблюдает за собой со стороны.

Он предал доверие брата, предал его любовь, и… изнасиловал ничего не подозреваюшую девушку, которая судя по всему ждала... Габриэля!

Его замутило сильнее, когда он понял весь масштаб произошедшего... ПИЗДЕЦА!

Эйдан на ватных ногах вышел из комнаты и болезненно поморщился, услышав тихие рыдания, доносившиеся из-за двери соседней спальни — он разрушил нечто прекрасное, чистое и хрупкое, что нельзя восстановить простым извинением.

Эйдан медленно спустился по лестнице. Сердце колотилось, дыхание сбилось, а в висках пульсировало осознание того, что он стал монстром. Как он мог так облажаться, не заметив очевидного?

На кухне было тихо, но привычная домашняя тишина теперь казалась давящей, словно стены сжимались вокруг него. Он подошёл к шкафчику и на ощупь достал бутылку виски. Не думая, сделал глубокий глоток прямо из горлышка, ипоморщился, ощущая, как огненная жидкость обожгла внутренности.

Он почти рухнул на ближайший стул, оперев локти на стол и закрыв глаза. Каждая клетка его тела кричала от стыда и ужаса от содеянного. Внутри всё было как в огне: тянущее чувство вины, отвращение к самому себе, ощущение собственной беспомощности перед масштабом совершённой ошибки.

«Чёрт, как я мог быть таким идиотом?» — думал он, делая ещё один глоток виски и сжимая зубы. — «Как я мог не заметить, не подумать, не спросить... Она, бедная... даже ничего не заподозрила!»

Болезненно переживая случившееся, Эйдан прикрыл глаза. Он вспоминал её фигуру, её искренность, её открытость — и понимал, ЧТО ИМЕННО сломал одним непростительным действием.

Эта девушка, кем бы она ни была, действительно любила его брата! Ведь только женщина, которая любит всем сердцем, будет отдаваться своему мужчине так искренне!

Блядь! Ведь он сразу почувствовал, что она — не обычная эскортница! Слишком открытая, слишком страстная, слишком... чистая!

А он... он повёл себя как настоящий мудак! Пошёл на поводу у своей похоти и взял девушку, даже не поинтересовавшись её именем!

Его окатила новая волна болезненного раскаяния, когда Эйдан вспомнил, как девушка в его руках сначала оцепенела, а в следующее мгновение вырвалась из его объятий, отталкивая его, словно он был чудовищем. Хотя... он и был чудовищем!

Он — насильник, который предал самого близкого человека и нанес страшную психологическую травму хрупкой девушке! Господи, ему самому от себя было тошно!

Эйдан мысленно бродил по аду собственной совести, понимая, что никакие извинения, никакие слова не исправят того, что он разрушил! Ему теперь просто придётся жить с тяжестью осознания собственной ошибки.

«Я не заслуживаю прощения… Никто не заслуживает прощения после ТАКОГО…»

Он устало закрыл лицо рукой и тихо, почти шёпотом, произнёс:

— Прости меня… девочка… я действительно не знал…

Глава 30. Разговор Братьев

Габриэль ещё долго не мог отвести взгляд от её лица. Джессика дышала ровно, длинные ресницы чуть подрагивали во сне, словно там, в тихих глубинах сновидений, ей снилось что-то хорошее — во всяком случае, он на это очень надеялся. Свет из окна тонкой полосой ложился на её лицо, подчёркивая мягкий изгиб чуть припухших после его поцелуев губ. Золотые пряди небрежным водопадом рассыпались по подушке, и ему хотелось коснуться каждой из них, запомнить тепло их шёлка на пальцах.

Он осторожно провёл ладонью по её спине, стараясь не разбудить, и с той самой щемящей нежностью, которую редко позволял себе, задержался, любуясь своим нежным, хрупким ангелом. Ему отчаянно не хотелось покидать её, но выбора особого не было.

Наконец, глубоко вдохнув, Габриэль медленно приподнялся и аккуратно высвободился из-под её руки. Потом бережно переложил Джесси на подушку и укрыл одеялом. Решительность вернулась в его движения. Он молча натянул джинсы, застегнул ремень, скользнул взглядом по ней ещё раз — и тихо, чтобы не потревожить сон любимой, вышел из комнаты.

Деревянные ступени лестницы мягко скрипнули под его шагами, когда он спускался вниз, на первый этаж. Им с Эйданом нужно было поговорить и решить, что делать дальше.

Брата он нашёл там, где и ожидал — на кухне. Эйдан сидел за столом и смотрел в никуда. Выглядел он при этом уставшим и потерянным. Слишком легко было представить, о чём тот думает: Джессика.

На столешнице рядом с Эйданом стояла открытая бутылка виски. Габриэль резко втянул воздух, пытаясь обуздать бурлящий внутри вулкан раздражения, злости и боли — несмотря на то что придурок Эйд сегодня знатно отличился, срываться на брате он не хотел. Ведь он лучше, чем кто-либо, понимал, что за невозмутимым фасадом скрывается такая же боль и вина, как та, что терзала его самого.

Габриэль подошёл, решительным движением забрал у Эйдана бутылку, сделал глоток прямо из горлышка — крепкий алкоголь обжёг горло и помог притупить раздражение. Затем плотно закрутил крышку и решительно убрал бутылку обратно в шкафчик.

Эйдан первым не выдержал гнетущей тишины:

— Кто она?

Габриэль молчал пару секунд, чувствуя, как внутри всё ещё жжёт виски, и только после медленно повернулся. В нём больше не было ни злости, ни ярости — лишь усталое понимание ситуации и тупая боль от осознания, что он не защитил своего ангела.

— Моя будущая жена, — ответил он, пристально глядя на брата.

— Блять! Походу, я круто облажался! — Эйдан поморщился и нервно провёл рукой по волосам. — Прости, брат! Но я же не знал... Думал, ты, как всегда, решил мне найти подходящую девочку, чтобы сбросить напряжение после вахты.

Габриэль дёрнул уголком рта:

— Я даже не знал, что ты вернёшься раньше, — он криво усмехнулся.

— Привет! Я же тебе отправлял СМС! Что значит — ты не знал, что я приезжаю? — не поверил Эйдан и выудил из джинсов телефон. — Вот, смотри!

На телефоне действительно было сообщение:

Гэйб, я еду домой! С тебя развлекательная программа! ПС: Я задолбался в корень и очень надеюсь, что ты позаботишься о своём братишке!

????

Габриэль нахмурился и потянулся к своему телефону. Последнее сообщение от Эйдана было ровно три месяца назад. Он снова перевёл взгляд на мобильный брата и только сейчас заметил возле последнего сообщения маленький значок с красным восклицательным знаком.

— Чёртов гений! Когда ты уже научишься следить за деталями?! — не выдержал Габриэль, кидая Эйдану его телефон.

— А что такое? — не понял брат.

Габриэль только закатил глаза и полез в холодильник за продуктами. Тихое «Мля-я-я!» было ему ответом. Вот и разобрались. Эйдан только думал, что отправил это сообщение, а на деле... телефон глюканул, и СМС так и не дошло до нужного адресата.

— И что же мне теперь делать? — слегка потеряно поинтересовался Эйдан, а Габриэль только вздохнул.

Что делать, что делать... Он и так уже всё, что мог, — сделал. Теперь оставалось лишь надеяться, что Джесси не решит подать на этого идиота заявление в полицию за изнасилование. Он бы, на её месте, так и поступил!

Габриэль начал ловко делать бутерброд.

— Я поговорил с ней. Она в шоке... от всего! Она-то думала, что это я с ней! Думала, я её брошу из-за измены! Еле успокоил. Поэтому я искренне не могу тебе ничего посоветовать. Разве что постарайся ей пока поменьше на глаза попадаться. В идеале было бы здорово, если бы ты свалил куда-то на недельку-другую. Я постараюсь разобраться в ситуации, а ты пока проведай маму. Тебя-то, в отличие от меня, она всегда рада видеть!

Он протянул первый бутерброд Эйдану, а сам принялся кромсать хлеб для следующего.

— Угу, — уныло протянул Эйдан, с аппетитом откусывая бутерброд. Нет, мать он обожал... но неделю с ней... Перспективы так себе! Она же его замучает своим сватовством! Прошлый раз Эйдан от сосватанных его маменькой ушлых девиц едва ноги унёс!

— Габриэль, они же меня сожрут! Ты не представляешь, каких акул мама мне подбирает! В прошлый раз думал, что там и женят!

Габриэль сел на барный стул и с удовольствием откусил свой бутерброд:

— Ничего, не сдохнешь! Женят тебя — а там, глядишь, и перестанешь трахать всех подряд баб, даже не интересуясь их именем, — едко заметил он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эйдан только вздохнул:

— Ну, прости! Я же не хотел...

Габриэль только поморщился и предупреждающе поднял руку:

— Проехали, братан! Дерьмо случается! Нужно только научиться его достойно разгребать!

— Как? Чувствую себя насильником и мудаком! Бедная девчушка... Как подумаю, что Лекси могла оказаться в похожей ситуации — аж тошно становится...

Габриэль перестал жевать и серьёзно посмотрел на брата:

— То есть ты меня понимаешь?

— Да, блядь! Но, Гэйб, хоть убей, я не знаю, как переиграть ситуацию!

— Я думаю, этот поезд уже ушёл, и нам просто нужно решить, что делать дальше. Нужно сделать всё, чтобы Джесси не пострадала ещё больше. Поэтому завтра ты едешь в клинику сдавать анализы.

Глаза Эйдана полезли на лоб:

— Зачем? Я не болен.

— Сдашь анализ на ЗППП, — отрезал Габриэль, словно и не заметил слов Эйдана.

— С какой это стати? Ты же сам меня учил быть осторожным! И я же только тестировался перед вахтой, а там, сам знаешь, подцепить что-либо просто нереально, потому что из всех баб там только повариха Кэтти, но она как столетний дуб в обхвате... Да и после двенадцатичасового дежурства как-то не до этого...

Взгляд Габриэля стал жёстким, и на мгновение Эйдану показалось, что если он не согласится, брат его за шкирку потянет к доктору лично. И точно:

— Придурок, это для Джесси! — чёрные глаза Габриэля зло сузились. — Ей это важно! Так что ты едешь сдавать анализы, и это даже не обсуждается. Адрес клиники и имя доктора я тебе дам.

— Так я же пользовался защитой... — начал Эйдан, но, увидев, как тёмно-карие глаза брата обретают оттенок первородной тьмы, поспешно поднял вверх руки, словно сдаваясь: — Ладно-ладно, поеду и всё сделаю! Прости, я не подумал...

Габриэль снова укусил бутерброд и поморщился, но ничего не сказал.

— А у вас, ребята, действительно всё так серьёзно? — спустя минуту поинтересовался Эйдан.

На мгновение Габриэль замер, а потом он кивнул.

— Да. Я впервые не хочу ждать, чтобы посмотреть, что будет дальше. Я просто знаю — она моя женщина. Сегодня хотел ей предложение делать...

Он полез в карман джинсов, достал колечко и, не глядя, кинул его Эйдану. Брат ловко поймал его одной рукой и, увидев на тонком ободке логотип Картье, удивлённо округлил глаза, а потом и вовсе не удержался — присвистнул, рассматривая шикарное кольцо с жёлтым бриллиантом огранки «кушон». С виду скромное, невероятно элегантное, с небольшими акцентными бриллиантами по бокам — но Эйдан знал, сколько стоит эта кажущаяся простота.

— Охренеть! Старина, ты спустил пятьдесят косарей на кольцо?

— Пятьдесят пять, — с улыбкой поправил Габриэль. — Но можешь мне поверить — Джесси его более чем достойна. Да и сам знаешь — я могу себе это позволить.

Эйдан присвистнул:

— Блин, у меня нет слов, братан… — он протянул золотой ободок брату. — Кольцо и вправду сногсшибательное. Ты всегда выбираешь с умом. Она обалдеет.

Он вдруг улыбнулся — той самой улыбкой, благодаря которой ему в детстве всё прощали. Потом поднялся, обогнул стол и с силой хлопнул вставшего ему навстречу брата по спине, а затем крепко обнял.

— Чёрт, старина… Я так рад за тебя. Серьёзно. Прости, что так всё вышло. Я... я правда не хотел вам всё испортить...

И столько тоски и искреннего раскаяния было в словах Эйдана, что Габриэль почувствовал, как в душе растворяются последние крошки раздражения и злости.

Он знал Эйдана. Кроме Мэгги, он был единственным близким ему человеком. Чёрт подери, он всегда был рядом, когда его жизнь превращалась в полный пиздец! Он защищал его от нападок матери, прикрывал ему спину, пока они служили в спецназе, даже однажды закрыл его от пули... Он был там, когда Айрис наставила ему рога, и сделал всё, чтобы он не наломал дров. И позже был с ним, когда Габриэль неделю по-чёрному бухал, пытаясь залить боль алкоголем.

Его брат, его друг и товарищ — Эйдан был тем человеком, которому Габриэль не задумываясь доверил бы свою жизнь. Слишком порядочный, слишком добрый и открытый...

Габриэль вздохнул и одной рукой притянул брата за шею ближе, как часто делал в далёком детстве, а потом хлопнул по спине.

— Забудь, — хрипло сказал он. — Мы все сегодня напортачили. Я не собираюсь делать тебя козлом отпущения. Сам тоже хорош — не удосужился познакомить брата с собственной невестой!

Он криво усмехнулся и ещё раз хлопнул Эйдана по плечу, делая вид, что не заметил подозрительно заблестевшие голубые глаза брата.

— Кстати, действительно, а почему ты не сказал мне, что вы встречаетесь? — Эйдан снова сел, на этот раз рядом, на соседний табурет.

Габриэль только покачал головой и сделал глоток чая:

— Не поверишь! Мне реально было некогда! — хмыкнув, признался он. — Видишь ли, я теперь папа...

Эйдан подавился и закашлялся:

— Братан, ты серьёзно так лоханулся? Чёрт, а твоя Джесси об этом знает? Или это она уже в положении? — просипел он наконец, когда откашлялся.

Габриэль только хмыкнул, поняв, что подумал брат:

— Нет, чувак, тут другая история... — и уже серьёзно добавил: — Джон Монтгомери умер. Я теперь официальный опекун его племянницы.

Он видел боль на лице брата и его скорбь. Да, Эйдан, в отличие от него, не был близким другом Джона, но они были сослуживцами, прошедшими не одну горячую точку. Всегда больно терять боевых товарищей, которые со временем начинают восприниматься как члены семьи.

— Давно? — тихо спросил Эйдан.

Габриэль взглянул на него поверх чашки и снова вздохнул:

— Пару месяцев как...

Эйдан вздохнул:

— Жаль! Классный был мужик...

Они помолчали, словно чтили товарища этой минутой молчания.

— А сколько малой лет? — наконец снова спросил Эйдан.

— Скоро семь будет... — вздохнул Габриэль.

Эйдан ехидно усмехнулся:

— О-о-о, так ты уже познал все прелести отцовства...

Габриэль снова хмыкнул:

— Да нет, нормальная малышка. Озорная, энергичная и проказливая, как и все дети. Лекси по сравнению с ней была настоящим бесёнком!

Эйдан невольно улыбнулся этому сравнению.

— А Джесси...

— Она её сестра, — чуть устало, но с нежностью произнёс Габриэль.

— А как вы... ну, стали встречаться?

— Я воспользовался её безвыходным финансовым положением, и... — Габриэль замолчал, заметив, как глаза Эйдана округляются.

— И что? — не вытерпел брат.

Габриэлю пришлось пересказывать Эйдану их с Джесси историю.

— Охренеть! — вынес наконец свой вердикт Эйдан спустя десять минут и нервно провёл рукой по волосам. — Как ты вообще до этой дичи додумался?!

Габриэль только устало потер лицо и поморщился:

— Так получилось...

— Поразительно, что она вообще тебя простила!

Они снова замолчали, но тишина была спокойной и уютной.

— А есть ещё какие-то новости, которые я должен знать? — криво ухмыльнувшись, наконец поинтересовался Эйдан.

Габриэль на него серьёзно посмотрел — в его облике вдруг появилось что-то хищное.

— Да. Меня кто-то пытается грохнуть.

КОНЕЦ

Конец