Актриса

Глава 1. Девушка из провинции.

Москва набросилась на Алину чугунным куполом, давящим и безразличным. Девятнадцатилетняя Алина, еще недавно дышавшая полной грудью в залитой солнцем деревне, где единственным горизонтом были поля, а главным событием – приезд автолавки, теперь задыхалась от выхлопных газов и толпы, что равнодушно неслась мимо. Ее русые волосы, выгоревшие на солнце, казались тусклыми рядом с прическами столичных модниц, а скромное ситцевое платье скрывало фигуру, которую в деревне считали ладной, но здесь, казалось, ее никто не замечал. Театральное училище, этот храм мечты, обернулось холодным, неприступным зданием, куда ей вход был заказан. "Нет таланта, милочка. Нет школы. Приезжайте через год, если сможете себя найти," — холодный, надменный голос врезался в память.

Она осталась одна, на съемной койке в крошечной комнатке где-то на окраине, с единственным чемоданом, несколькими помятыми купюрами и растоптанной мечтой. Слезы были сухими, как осенняя листва, а сердце казалось каменным.

Именно тогда, в парке, где она пыталась найти хоть какой-то островок зелени среди бетонных джунглей, он подошел к ней. Игорь Петрович. Мужчина лет пятидесяти с седеющими висками, умными, проницательными глазами и бархатным голосом. Он представился театральным педагогом на пенсии, "меценатом, что ищет новые лица". Он "заметил в ней что-то особенное", "нечто нераскрытое, первозданное". Его слова упали на ее иссохшую душу, как долгожданный дождь.

Первые встречи проходили в уютном кафе. Он пил черный кофе, она — сладкий чай. Он говорил о театре, о великих актерах, о том, что "истинный талант не нуждается в дипломах, он нуждается в наставнике, который поможет ему прорасти". Алина слушала, затаив дыхание, ее глаза вновь загорались надеждой. Его рука иногда ложилась на ее запястье, "утешая", "поддерживая". Его прикосновения были уверенными, теплыми, внушали доверие.

Затем начались "индивидуальные занятия" в его квартире, которую он называл "студией". Полки, забитые книгами, старинные афиши, приглушенный свет торшеров создавали атмосферу тайного знания, доступного только избранным. Он сажал ее перед зеркалом, заставлял читать монологи, смеяться, плакать, кричать, обнажая каждую эмоцию. "Актриса должна быть абсолютно свободна, Алина. Никаких запретов, никаких стеснений. Тело – это инструмент, и оно должно быть послушным", — говорил он, наблюдая за ней сквозь полуприкрытые веки.

Упражнения становились все более эксцентричными. "Раскрепощение через движение", — объяснял он. Она танцевала, сначала неловко, затем все смелее, под его спокойным, настойчивым взглядом. Его руки стали появляться на ее теле. "Вот здесь, — говорил он, касаясь ее бедра, — нужно снять зажим. Чувствуешь? Тело должно быть как воск." Его пальцы скользили по ее спине, талии, иногда задерживаясь у самого края юбки. Она чувствовала, как краснеют щеки, как сердце стучит в висках. Ей было неловко, но он смотрел так серьезно, так по-учительски, что она подавляла любой протест. Это ведь ради искусства.

Однажды вечером, после особенно изматывающего "урока по эротической пластике" – он настаивал, что это необходимо для понимания "глубинной женской природы" – он предложил выпить вина. "Для расслабления, милая. Ты слишком зажата." Алина, опустошенная и уставшая бороться с собой, согласилась. Вино было сладким, терпким, и быстро разливалось теплом по телу, снимая последние барьеры.

Его глаза блестели в полумраке студии. "Ты так прекрасна, Алина, когда свободна. Ты даже не представляешь, какой мощью обладаешь," — его голос стал чуть ниже, бархатнее. Он подошел, присел рядом. Его пальцы скользнули по ее ключице, затем по открытой коже под воротником блузки. Она вздрогнула. "Не бойся. Это часть процесса. Актриса должна быть готова отдать все, чтобы создать шедевр."

Его рука медленно расстегнула пуговицы блузки. Алина замерла, дыхание застряло в горле. Холодный воздух коснулся ее кожи. Блузка сползла с плеч, обнажив скромное, еще девичье тело. Ее грудь, чуть приподнятая, с бледными сосками, предстала перед ним. Он смотрел долго, глубоко, как художник на свое полотно. Затем его пальцы нежно обхватили одну грудь, поглаживая сосок. Он твердел под его прикосновениями. Волны стыда и странного, нового возбуждения пронеслись по ее телу.

Он наклонился, его губы коснулись ее шеи, затем плеча, затем, наконец, нашли ее губы. Поцелуй был глубоким, властным, требовательным. Алина попыталась отстраниться, но его руки обняли ее талию, прижимая к нему. Вино, усталость, его настойчивость – все это смешалось, растворяя ее волю. Она ответила, несмело, неумело.

Его руки спустились ниже, расстегнули юбку. Прохладные пальцы скользнули под ткань, освобождая бедра, затем интимную зону. Он снял юбку и трусики одним плавным движением. Она лежала, абсолютно обнаженная, на диване, чувствуя себя открытой и уязвимой. Чувствовала, как по ее бедрам струится тепло.

Игорь Петрович опустился на колени между ее ног. Алина сжала их, но он нежно развел, говоря: "Не сопротивляйся, Алина. Это природа. Это искусство. Это жизнь." Его лицо оказалось между ее бедер. Горячее дыхание обожгло кожу. А затем его язык коснулся ее. Алина ахнула. Незнакомая волна, острая, сладкая, пронзила ее тело. Он ласкал ее медленно, ритмично, массируя нежную плоть. Она вжималась в подушки, издавая стоны, которые сама не узнавала.

Он поднялся. Его глаза, темные и голодные, встретились с ее. Затем он начал медленно снимать свою одежду. Когда он предстал перед ней полностью обнаженным, Алина увидела его член – крупный, твердый, напряженный. Страх вновь сковал ее, но была в этом и какая-то завораживающая сила.

Он лег рядом, затем осторожно, но уверенно поднял ее ноги, обхватывая ими свои бедра. Медленно, он начал входить в нее. Боль, острая и пронзительная, обожгла ее девственную плоть. Алина вскрикнула, ее тело напряглось. Но он шептал успокаивающие слова, целовал ее губы, уверял, что это "жертвоприношение искусству", "первое причастие". Боль уходила, сменяясь глубоким, наполняющим давлением, ощущением полноты. Ее мышцы, невольно, начали сжиматься вокруг него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он двигался сначала медленно, давая ей привыкнуть, затем ритм усиливался. Он вбивался в нее глубоко, каждый толчок вызывал стон из ее груди. Ее тело прогнулось дугой. Она обхватила его спину руками, цепляясь за него, как за спасительный круг в этом бурном море ощущений. Мозг отказывался думать, существовали только его движения, его тело в ней, жар, охвативший ее. Она чувствовала, как его мышцы напрягаются, как его дыхание учащается, и в тот момент, когда он достиг пика, изливаясь в нее горячей волной, ее тело тоже взорвалось оргазмом – первым, диким, незнакомым, который стер все мысли, оставив лишь дрожь и влажное, липкое тепло.

После этого все изменилось. Она осталась у Игоря Петровича. Ее дни были заполнены его "уроками" – не только актерского мастерства, но и "уроками жизни", как он их называл. Он покупал ей красивую одежду, водил в театры, знакомил с "нужными людьми". Она стала его "музой", его "личной актрисой". Взамен она отдавала ему свое тело, свою молодость, свою покорность. Ее мечты о театральной сцене поблекли, уступив место новой, извращенной реальности, где она была "раскрепощенной", "посвященной", но навсегда потерявшей себя в лабиринтах его студии и его желаний. И иногда, когда он касался ее, она ловила себя на мысли, что ее тело, вопреки разуму, уже не сопротивляется, а странно, порочно ждет его прикосновений.

Глава 2. Птичка в клетке.

Дорога была долгой. За окном проносились леса, поля, затем сменялись аккуратными, будто игрушечными, коттеджными поселками. Алина сидела рядом с Игорем Петровичем в его роскошной иномарке, чувствуя себя манекеном, который везут куда-то. Ее рука покоилась на его колене – давно уже не знак нежности, а символ принадлежности. Ее взгляд был прикован к проплывающим мимо пейзажам, но глаза не видели ничего, кроме внутренней пустоты.

"Мы едем к Константину Львовичу," – небрежно обронил Игорь Петрович, его голос звучал довольным. – "Мой старый друг, меценат, большой ценитель искусства. Он будет очень рад познакомиться с моей новой музой." Слово "муза" на его устах звучало теперь как "собственность".

Загородный дом Константина Львовича оказался не просто домом, а целым поместьем, утопающим в зелени. Высокий забор, кованые ворота, длинная аллея, ведущая к особняку в стиле ушедшей эпохи. Внутри – старинная мебель, картины, бронзовые статуэтки, хрусталь. Все дышало богатством и незыблемой стабильностью.

Сам Константин Львович был старше Игоря Петровича, с импозантной лысиной и добродушными, но цепкими глазами. Он встретил их у порога с широкой улыбкой и крепкими объятиями для Игоря Петровича. На Алину он посмотрел с интересом, который таился за вежливой улыбкой. "Вот значит кто наша юная нимфа, о которой Игорь так много говорил," – произнес он бархатным голосом, беря ее руку и поднося ее к губам, лишь слегка касаясь кончиками. В его взгляде Алина увидела то же, что и во взгляде Игоря Петровича в самом начале: смесь восхищения и хищнического интереса.

Ужин был обильным, стол ломился от яств. Алина сидела между двумя мужчинами, слушая их беседы о театре, политике, женщинах. Они говорили о ней, будто ее не было рядом. "Игорь, ты как всегда, настоящий ценитель. Нашел алмаз. А она… смотри, какая свежесть, наивность. Чистый лист." Игорь Петрович улыбался, поглаживая ее по колену под столом. Алина ела мало, чувствуя себя экспонатом, выставленным на показ.

После ужина, когда коньяк был разлит по бокалам, Игорь Петрович, вдруг, заявил: "Константин, ты не представляешь, какой у Алины потенциал. Это не просто красота, это глубина, это... первозданность. Мы как раз работаем над одним этюдом. Может, покажем Константину, Алина?" Он обернулся к ней, и в его глазах не было вопроса, лишь приказ.

Алина почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. "Я... я не готова," – пробормотала она, ее голос был тонким, едва слышным.

"Глупости!" – усмехнулся Игорь Петрович. – "Искусство не ждет. Константин свой человек, он поймет."

Константин Львович лишь одобрительно кивнул, его глаза горели любопытством.

Игорь Петрович поднялся. "Пойдем, Алина. Это будет 'Танец Откровения'. Покажи Константину, что значит быть по-настоящему свободной." Он повел ее в гостиную, где царил полумрак от камина.

"Начнем с импровизации. Разденься, Алина. Искусство требует полного освобождения."

Алина стояла посреди огромной гостиной, освещенной лишь отблесками камина, под пристальными взглядами двух мужчин. Ее руки дрожали, когда она медленно расстегивала пуговицы платья. Ткань соскользнула с плеч, обнажая тело. Она почувствовала прохладу воздуха на коже, но это было ничто по сравнению с обжигающими взглядами. Платье упало к ногам. Затем последовало белье. Когда она стояла полностью обнаженная, Игорь Петрович подошел к ней.

"Двигайся, Алина. Как вода, как ветер, как огонь. Почувствуй свою женственность, свою силу, свою уязвимость." Он включил тихую, тягучую музыку.

Алина, подчиняясь, начала двигаться. Сначала неловко, затем, как в тумане, ее тело вспомнило выученные движения. Она изгибалась, приседала, поглаживала свои бедра, грудь, живот. Ее волосы разметались в танце. Она видела, как Игорь Петрович и Константин Львович сидят, не сводя с нее глаз. Ее кожа покрылась мурашками, но она продолжала, пытаясь убедить себя, что это "искусство", "освобождение".

Когда музыка закончилась, Алина тяжело дышала, ее тело лоснилось от легкого пота.

"Браво!" – воскликнул Константин Львович, хлопая в ладоши. – "Игорь, ты гений! Это потрясающе."

Игорь Петрович подошел к Алине, его рука скользнула по ее влажной спине, затем по ягодицам. "Видите, Константин? Сырой талант. Но какой податливый."

Затем он повернул ее к себе и, не говоря ни слова, наклонился, целуя ее шею, затем грудь. Его губы обхватили ее сосок, посасывая его. Алина закрыла глаза, ее ноги подогнулись. Она почувствовала, как Константин Львович подошел ближе. Ее тело уже не сопротивлялось, оно стало инструментом в их руках.

Игорь Петрович, не отпуская ее, опустил ее на ковер перед камином. Константин Львович присел рядом, наблюдая. Игорь Петрович медленно раздвинул ее ноги. Ее лоно, еще влажное от пота, предстало перед ними. Он провел пальцем по клитору, и Алина вздрогнула, издав тихий стон. Константин Львович тихо рассмеялся.

"Покажи ей, Игорь, что значит настоящая страсть," – сказал Константин Львович.

Игорь Петрович кивнул. Он вновь вошел в Алину. Боль уже не была такой острой, как в первый раз, она сменилась привычным давлением, знакомым чувством заполненности. Ее тело начало двигаться в ответ на его толчки. Она слышала его тяжелое дыхание, свои прерывистые стоны, и тихий, почти неразличимый шепот Константина Львовича, который что-то комментировал, наблюдая за ними.

Он двигался глубоко, ритмично, его тело прижималось к ее. Алина уже не различала, где ее желание, где его, где принуждение, а где вынужденное наслаждение. Все смешалось в единый поток ощущений. Его рука скользнула к ее клитору, массируя его, пока он вбивался в нее. Волны наслаждения накатывали, одна за другой, и она чувствовала, как ее тело дрожит в очередном оргазме, когда Игорь Петрович, с глухим стоном, излился в нее.

Они лежали на ковре. Игорь Петрович тяжело дышал. Константин Львович подошел, налил коньяк. "Превосходно, Игорь. Просто превосходно." Он протянул бокал Игорю Петровичу, затем присел рядом с Алиной. Его рука нежно, но настойчиво погладила ее волосы. "Ты удивительна, Алина. Удивительна."

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Алина лежала, ее тело болело, но внутри была пустота. Она подняла глаза на Константина Львовича, затем на Игоря Петровича. В их глазах она видела не восхищение искусством, а торжество власти. Она была их игрушкой, их развлечением, их собственностью. И в этой новой золотой клетке, окруженной роскошью и безразличием, она понимала, что потеряла не только свою мечту, но и саму себя, превратившись в безмолвный инструмент их желаний. И это было только начало.

Глава 3. Искусство требует жертв.

Коньяк был допит. В камине догорали угли, отбрасывая на стены причудливые тени, словно танцующие призраки. Алина все еще лежала на ковре, ее обнаженное тело было истерзано, но не ощущало ни холода, ни тепла. Пустота внутри разрасталась, поглощая остатки ее "я". Она наблюдала за ними, как за двумя хищниками, что насытились, но не потеряли голода.

Игорь Петрович поднялся, поправил халат. Его взгляд был властным, оценивающим. "Алина, ты должна понять," – его голос был мягким, но в нем звучала сталь, – "настоящее искусство требует полного отречения. От себя, от предрассудков. Актриса должна быть сосудом, который наполняют. Или, если угодно, инструментом, на котором играют."

Константин Львович, который сидел на полу рядом с ней, протянул руку и погладил ее по бедру. Его пальцы были крупными, теплыми. "Игорь прав, девочка. Ты в руках мастеров. Мы покажем тебе грани, о которых ты и не подозревала. Это будет твое посвящение." Его взгляд был одновременно добродушным и неистовым.

Алина не произнесла ни слова. Она лишь смотрела на их лица, пытаясь найти хоть отблеск прежнего Игоря Петровича, того, кто обещал ей мечту, но видела лишь два лица, сливающихся в одно – лик безжалостной, самодовольной власти.

Игорь Петрович медленно подошел к ней. Он наклонился, его губы снова нашли ее, поцелуй был долгим, глубоким, с привкусом коньяка и его недавнего обладания. Его рука опустилась на ее грудь, массируя один сосок, пока другой сосок ощутил легкое, но настойчивое прикосновение пальцев Константина Львовича. Алина вздрогнула от двойного воздействия, ее тело, казалось, уже не принадлежало ей.

"Ты такая податливая, Алина," – прошептал Игорь Петрович, его голос был полон триумфа. Он раздвинул ее ноги шире, и Алина почувствовала, как его горячий член, вновь напряженный, прижимается к ее лону. Но на этот раз не только он.

Рука Константина Львовича скользнула между ее ног. Его пальцы, крупные и уверенные, начали ласкать ее, затем скользнули чуть ниже. Алина напряглась, но Игорь Петрович удерживал ее бедра, не давая сжаться. "Расслабься, Алина. Доверься. Это лишь новые ощущения," – прохрипел он, когда его член, с настойчивой медлительностью, начал вновь проникать в ее влагалище.

В то же мгновение, когда Игорь Петрович глубоко вошел в нее, Алина почувствовала резкую, острую боль в другом месте. Палец Константина Львовича, смазанный слюной, проник в неё сзади. Она вскрикнула, ее тело выгнулось дугой. "Тише, тише, девочка," – прошептал Константин Львович, его дыхание опалило ее ухо. Он начал медленно и осторожно двигать пальцем внутри нее, расширяя ее, подготавливая.

Игорь Петрович двигался в ней ритмично, его член скользил по влажным стенкам ее влагалища, доходя до самой глубины. Он целовал ее шею, ее губы, кусал мочку уха. Алина ощущала его тяжесть сверху, его запах, его стоны. Одновременно с этим, Константин Львович продолжал свои ласки. Его палец двигался в ней, а другая рука легла на ее бедро, поглаживая его вверх и вниз.

Вскоре палец Константина Львовича сменился чем-то более крупным. "Я думаю, она готова, Игорь," – пробормотал он. Алина почувствовала, как его член, горячий и твердый, прижимается к ней. Паника, почти забытая, вновь поднялась из глубин ее подавленного сознания, но ее тело было прижато Игорем Петровичем, и любое сопротивление было бесполезно.

Константин Львович, сперва осторожно, затем с нарастающей силой, начал входить в неё. Боль пронзила ее, острая, разрывающая, не сравнимая ни с чем, что она испытывала прежде. Она закричала, но ее крик был заглушен поцелуем Игоря Петровича и стоном самого Константина Львовича. Слезы хлынули из ее глаз, смешиваясь с потом.

Теперь она чувствовала двух мужчин одновременно: один внутри нее, другой – сзади, медленно и мучительно расширяя ее, наполняя ее. Ее тело разрывалось, растягивалось, но и отзывалось на это странное, невыносимое давление. Она чувствовала, как ее мышцы сжимаются вокруг обоих членов, как нервы горят от переизбытка ощущений. Игорь Петрович двигался все быстрее, его член стучал о ее влагалище, а Константин Львович, преодолев сопротивление, начал двигаться, его толчки были глубокими и мощными.

Ее груди мялись под их руками, ее губы опухли от поцелуев. Алина не могла сосредоточиться ни на одной мысли, ни на одном чувстве, кроме чистого, нефильтрованного сенсорного перегруза. Ее тело было полем битвы, на котором два могучих генерала командовали ее каждой клеточкой. Дыхание сбилось, она задыхалась от ощущений, от боли, от стыда, от этого невыносимого, всепоглощающего акта.

Когда оба мужчины достигли своего пика, изливаясь в нее – Алина почувствовала, как ее тело сотрясается в конвульсиях оргазма. Это был не ее оргазм, это был оргазм ее истерзанного, использованного тела, отзывающегося на чужую похоть. Она лежала между ними, мокрая от пота и спермы, ее глаза были закрыты, а душа окончательно покинула ее. Она больше не была Алиной, деревенской девушкой, мечтавшей о театре. Она была просто телом, сосудом, инструментом, полностью поглощенной их безжалостными "уроками".

Когда они, тяжело дыша, выбрались из нее, Алина почувствовала, как по ее телу

стекает что-то теплое и липкое. Она лежала без движения, не в силах пошевелиться. Оба мужчины смотрели на нее. "Вот теперь," – сказал Игорь Петрович, вытирая губы тыльной стороной ладони, – "вот теперь ты действительно готова к любой роли, Алина. Абсолютно свободна."

Константин Львович кивнул, его лицо выражало удовлетворение. Он наклонился, погладил ее по щеке. "Настоящий бриллиант, Игорь. Настоящий." Алина лишь смотрела в потолок, ее глаза были пусты. В ней не осталось ничего, кроме безмолвного, безропотного подчинения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4. Ночь без звёзд.

Утро после "уроков" было серым и беспросветным. Завтрак втроем был неловким. Алина сидела, не поднимая глаз, чувствуя себя грязной и пустой. Игорь Петрович, казалось, был доволен. "Ну что ж, Константин," – произнес он, поглаживая Алину по волосам, – "я вынужден откланяться. Дела. А Алина... пусть останется у тебя на выходные. Ей нужно закрепить материал, так сказать. Да и тебе она, думаю, не помешает." В его словах прозвучал холодный расчет, и Алина поняла, что её оставляют. Передают из рук в руки, как вещь.

Константин Львович улыбнулся своей широкой, но теперь уже зловещей улыбкой. "Конечно, Игорь. О ней позаботятся. Ты можешь быть спокоен." Он взглянул на Алину, и в его глазах она увидела предвкушение.

Когда Игорь Петрович уехал, его роскошная машина растворилась за поворотом аллеи, Алина почувствовала, как последние крохи надежды покинули её. Она была одна, в чужом доме, с этим человеком, чей взгляд теперь не скрывал ничего.

Вечер пришел быстро. После легкого ужина, который Алина почти не притронулась, Константин Львович проводил её в спальню. Это была большая, роскошная комната с огромной кроватью под балдахином, тяжелыми шторами и позолотой. Она пахла старостью и чужим мужским запахом.

"Ну что, моя Алина," – произнес он, закрывая дверь на замок, щелчок которого прозвучал в ее ушах как приговор. – "Теперь мы одни. И нам предстоит долгая ночь. Я покажу тебе, что значит быть по-настоящему желанной. Без всяких уроков искусства." Он подошел к ней, его глаза горели.

Алина не сопротивлялась, когда он начал медленно расстегивать её платье. Каждое движение его рук было тяжелым, властным. Платье упало к ногам, затем белье. Она стояла перед ним полностью обнаженная, дрожащая, чувствуя себя абсолютно уязвимой. Он провел рукой по её бедру, затем по животу. "Какая нежная. Какая податливая."

Он подхватил её на руки, её тело было легким и покорным, и бросил на кровать. Пружины скрипнули. Константин Львович медленно разделся сам, не сводя с нее глаз. Его тело было массивным, с выступающим животом, но его взгляд был полон неумолимой, животной похоти.

"Ляг на спину, Алина," – приказал он. Ее тело подчинилось само, двигаясь как марионетка.

Он навис над ней. Его руки раздвинули её ноги, его взгляд скользнул по её лону. "Ты созрела. И я созрел."

Без долгих ласк, без прелюдий, он сразу же начал входить в неё. Его член был крупным, толстым, и Алина почувствовала резкую, обжигающую боль. Она вскрикнула, но он лишь глухо застонал, вбиваясь в неё глубже и глубже. Ее мышцы сжимались, пытаясь отторгнуть его, но он был слишком силен. Он двигался грубо, хаотично, его тело тяжело навалилось на её, лишая возможности дышать.

"Ты будешь моей этой ночью, Алина. В каждой клеточке," – прохрипел он ей в ухо, его дыхание было горячим и прерывистым. Он начал хлестать е1 по ягодицам своей ладонью. Каждый удар отдавался болью, но она уже чувствовала себя так, словно это происходит не с ней. Ее душа покинула тело, улетела куда-то к высоким потолкам, наблюдая за этим зрелищем сверху.

Он перевернул её на живот, продолжая свои толчки. Алина почувствовала, как его крупный живот прижимается к её спине, а член глубоко входит в нее, причиняя новую волну боли. Он приподнял ее бедра, заставляя её стоять на коленях, и начал входить сзади, его руки крепко обхватили её талию. Она чувствовала, как её мышцы разрываются от напряжения, как ее тело дрожит от грубого проникновения.

Эта ночь длилась бесконечно. Он брал её снова и снова, в разных позах, каждый раз все грубее, все настойчивее. Иногда он затыкал ей рот подушкой, чтобы не слышать её всхлипов, иногда просто целовал, чтобы заглушить их. Алина перестала сопротивляться. Она просто лежала, её глаза были открыты, но она ничего не видела. Она пыталась считать узоры на обоях, воображать звезды за плотными шторами, лишь бы не чувствовать его вес, его движения, его тело в ней.

Его руки сжимали её грудь, её ягодицы, ее бедра. Его пальцы иногда проникали в неё сзади, затем возвращались, лаская её грубо, чтобы вызвать хоть какой-то отклик. Она чувствовала жжение, боль, и какое-то отдаленное, извращенное наслаждение, которое проступало сквозь слои физической и душевной боли. Это было не её наслаждение, это было наслаждение её сломленного, подавленного тела, которое отказывалось умирать.

Несколько раз он заставлял её пить коньяк прямо из горла, чтобы "расслабиться". Алкоголь притуплял боль, но усиливал чувство беспомощности и головокружения. Она теряла счет времени, счет его проникновениям. Ее влагалище было воспаленным и опухшим, анус ныл, кожа покрылась красными пятнами от его рук. Она чувствовала его сперму, стекающую по её бедрам после каждого раза.

Когда первые серые проблески рассвета начали проникать сквозь щели в шторах, Константин Львович, наконец, отпустил её. Он тяжело дышал, его тело лоснилось от пота. Он свернулся калачиком рядом с ней, сразу же заснув, его храп наполнил комнату.

Алина лежала на спине, её тело болело, каждая мышца ныла. Между её ног была липко и чувствовалось жжение. На коже остались красные следы от его пальцев. Она посмотрела на его спящее, довольное лицо. В её глазах не было ни слез, ни ненависти. Лишь полная, всепоглощающая пустота. Она была опустошена. Ничего не осталось. Ее душа, если она когда-то и была, теперь растворилась в этой ночи, превратившись в безмолвный призрак, прикованный к телу, которое больше не принадлежало ей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5. С лёгким паром...

Утро принесло не облегчение, а лишь новую волну боли. Каждый сустав ныл, мышцы кричали от напряжения. Между ног было ощущение липкости и жжения. Алина поднялась с кровати, ощущая себя разбитой глиняной куклой. Константин Львович уже бодрствовал, на его лице играла довольная ухмылка. Он лишь бросил ей: "Собирайся. К вечеру приедут друзья. Будет весело." И в его "весело" она услышала новый приговор.

К пяти часам в поместье съехались машины. Из них вышли еще трое мужчин. Один, полный и лысый, с красным лицом, другой – худой и жилистый, с пронзительными глазами, третий – среднего возраста, с усталым взглядом, но таким же хищным оскалом, как и у остальных. Они шумно приветствовали Константина, а на Алину бросали взгляды, полные неприкрытого интереса, кивая в её сторону, будто она была частью антуража.

За ужином разговоры вновь вертелись вокруг бизнеса, политики и женщин. Алина сидела молча, едва притрагиваясь к еде, чувствуя на себе их тяжелые, оценивающие взгляды. Когда ужин был закончен, Константин Львович поднялся. "Ну что, джентльмены, думаю, пора снять напряжение. Баня уже готова." Он обернулся к Алине.

"А ты, моя дорогая, присоединишься к нам. У нас такая традиция. Это тоже часть твоего 'раскрепощения'. Искусство, как мы знаем, не терпит границ."

Сердце Алины, которое, казалось, давно перестало чувствовать что-либо, сжалось от ужаса. Баня. Голые мужчины. Она. Но тело, словно отдельно от разума, уже двигалось, подчиняясь приказу.

Они пошли к отдельно стоящему срубу. Внутри было жарко, пахло деревом, мокрым веником и мужским потом. В раздевалке мужчины начали шумно снимать одежду. Алина стояла в сторонке, пытаясь быть незаметной.

"Ну что ты стоишь, красавица? Раздевайся, не стесняйся," – добродушно-повелевающе произнес лысый мужчина.

Алина, покраснев до корней волос, медленно, механически сняла с себя одежду. Она чувствовала на себе четыре пары глаз, пронизывающих её насквозь. Ее тело, побитое и истерзанное, предстало перед ними.

Они вошли в парную. Жар обволакивал, обжигал. Воздух был густым от пара. Мужчины расселись на полках, шумно дыша, поддавая пар. Константин Львович усадил Алину рядом с собой, на нижнюю полку. Ее обнаженное тело было окружено их оголенными, массивными фигурами.

Они начали париться. Шум веников, шлепки по коже. Константин Львович взял веник. "Ну что, Алина, давай я тебя попарю. Это полезно для кровообращения." Он начал хлестать её по спине, сначала легко, затем все сильнее. Каждый удар отдавался болью, но она терпела. Его взгляд был прикован к её телу, которое поблескивало от пота.

Затем один из друзей Константина, худой и жилистый, подсел ближе. "Позвольте, Константин, я помогу вам." Он взял свой веник и начал хлестать её по бедрам, ягодицам, затем, опустив веник, его рука скользнула по ее влажной коже, поглаживая её бедра, затем живот. Алина закрыла глаза. Жар, пар, запах пота и дерева смешались с отвращением и странным, вынужденным возбуждением, которое ее тело, словно предатель, иногда выдавало.

Когда они вышли из парной, мужчины облились холодной водой. "А теперь, Алина, ты должна остудиться," – сказал Константин. Он взял ведро ледяной воды и вылил его на неё. Холод пронзил её до костей, заставив вскрикнуть.

Они вернулись в парилку. Жар снова обволакивал ее. Мужчины, разгоряченные паром и алкоголем, стали более развязными.

"Игорь не зря на нее глаз положил," – прохрипел лысый. – "Какая девочка. Свежая. Чистая." Его рука, потная и тяжелая, легла на ее колено, затем скользнула вверх по бедру, останавливаясь у самого края ее лона.

Константин Львович кивнул. "Она очень податлива. Искусство, сами понимаете, требует жертв."

Мужчины начали ласкать её. Один гладил её грудь, другой целовал шею, третий, сидящий сзади, начал медленно поглаживать её волосы, затем его пальцы скользнули вниз по спине, затем к ягодицам. Алина оказалась в центре их внимания, её тело стало объектом их коллективного желания.

"Давайте покажем нашей Алине, что значит настоящая баня," – усмехнулся Константин Львович. Он развел её ноги.

В горячем, влажном воздухе парной, под пристальными взглядами четырех мужчин, её тело вновь стало полем битвы. Один целовал её губы, его язык глубоко проникал в рот. Другой ласкал её грудь, грубо сжимая соски. Третий, опустившись между её ног, начал ласкать её клитор языком, массируя его. Алина задыхалась от жара, от запахов, от ощущений. Её тело дергалось, но она не могла двинуться. Она чувствовала, как её лоно намокает от их ласк, как её клитор набухает, предательски отзываясь на эти прикосновения.

Затем Константин Львович, уже полностью обнаженный, занял место между ее ног. Его член, крупный и горячий, прижался к ее влагалищу. "Время для индивидуальных уроков, Алина," – прорычал он. Он вошел в неё глубоко, и Алина почувствовала, как её тело вновь наполняется.

В то же время, один из его друзей, тот, что был жилистым, подошел сзади. Его рука легла на её спину, затем его член прижался к её анусу. Алина вскрикнула, её глаза распахнулись в безмолвном ужасе. "Не бойся, красавица," – прошептал он ей в ухо, – "это тоже часть удовольствия." Он начал медленно, осторожно входить в неё сзади, пока Константин Львович продолжал свои толчки.

Её тело оказалось зажатым между двумя мужчинами, разрываемым на части, но в то же время испытывающим странные, противоречивые ощущения. Жар парной усиливал все: боль, наслаждение, стыд, отчаяние. Она чувствовала, как её тело дрожит от напряжения, как её мышцы судорожно сжимаются. Стоны мужчин смешивались с её собственными, беззвучными всхлипами.

Они сменяли друг друга, один за другим. Один выходил, другой занимал его место. Каждое её отверстие, каждый дюйм ее тела, всё было использовано. Она чувствовала множество рук на себе, множество губ, множество членов. Ее разум отдалился, превратившись в мерцающую точку света где-то глубоко внутри, наблюдающую за этой вакханалией, словно со стороны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда они, наконец, закончили, Алина лежала на полке в парной, её тело было мокрым от пота, слез и мужских выделений. Вокруг нее клубился пар. Мужчины, удовлетворенные, шумно вышли. Она осталась одна, обнаженная, измученная. Ее кожа горела от жара и прикосновений. В ней не осталось ничего. Ни мечты, ни надежды, ни даже самой себя. Только опустошенная оболочка, которая продолжала дышать, но уже без какой-либо цели. Она была сломлена, окончательно и бесповоротно, в этой паровой клетке, где ее последние остатки личности сгорели дотла.

Глава 6. Начало карьеры.

Когда друзья Константина Львовича, наконец, уехали, оставив после себя гул машин и едкий запах сигар, Алина смогла выбраться из проклятой бани. Её тело было покрыто красными пятнами от веников, кожа горела от жара и многочисленных прикосновений. Между ног жгло. Она дошла до своей комнаты, не разбирая дороги, и рухнула на кровать, словно сброшенная тряпичная кукла. Сил не было даже на слезы. Пустота внутри разрасталась, поглощая все, что осталось от ее личности. Она чувствовала себя грязной, использованной, сломанной.

Вечером Константин Львович принес ей еду в комнату. Он был спокоен, даже ласков. "Отдыхай, Алина. Тебе нужно набраться сил. Сегодня никто тебя не тронет. Ты заслужила." Он оставил поднос и удалился, заперев дверь на ключ.

Алина лежала в огромной кровати, в этой роскошной, чужой спальне, и не могла уснуть. Её тело болело каждой клеточкой, но разум отказывался отключаться. Она чувствовала запах чужих тел, запах пота, спермы, коньяка. Каждая вена вибрировала от пережитого. Она пыталась не думать, но воспоминания навязчиво прорывались сквозь туман оцепенения: руки на её груди, язык на клиторе, боль от проникновений, хохот мужчин. Она сжимала зубы, пытаясь отогнать их, но они были частью её новой реальности. Парадокс – тело, измученное до предела, все еще иногда выдавало странные, отвратительные отголоски наслаждения, словно окончательно предавая её. Это было самым страшным – осознание того, что в самом глубоком, животном уголке её существа, что-то отзывалось на эту боль и унижение.

Ночь прошла в полузабытьи, между сном и кошмаром. Она проваливалась в короткие, тревожные сны, где её преследовали обнаженные фигуры, а потом просыпалась, обливаясь холодным потом, в полной темноте.

Утро встретило её физической слабостью и психической апатией. Солнечный луч, пробившийся сквозь щель в шторе, казался чужим и неуместным. Она с трудом поднялась, её ноги были ватными, влагалище и анус ныли. Она приняла душ, пытаясь смыть с себя невидимые следы прошедшей ночи, но вода лишь стекала, не унося с собой грязи, въевшейся в душу.

Когда Алина спустилась вниз, её ждал сюрприз. В гостиной сидел Игорь Петрович, небрежно перелистывая журнал. Он выглядел свежим и отдохнувшим, будто и не было этого ужаса. Он улыбнулся ей. В его улыбке не было ни осуждения, ни сочувствия – лишь привычное, самодовольное удовлетворение.

"А, Алина! Моя дорогая муза. Как ты себя чувствуешь?" – его голос был полон притворной заботы.

Она лишь кивнула, не в силах произнести ни слова.

"Отлично. Константин сказал, что ты была... очень усердна. И показала себя с лучшей стороны." Он отложил журнал. "А это значит, что ты готова к следующему этапу."

Алина подняла на него пустые глаза."Сегодня у нас кинопробы. В Москве. Я договорился. Не для училища, нет. Это будет настоящая роль. В кино. Небольшая, но очень выразительная. Для молодой, раскрепощенной актрисы, которая не боится себя показать. Твои 'уроки' не прошли даром, Алина." Он произнес это с такой серьезностью, что на мгновение в ней промелькнул слабый, почти призрачный луч надежды.

Кинопробы. Это было её мечтой, той самой, которую он растоптал, а теперь, словно добрый волшебник, возвращал ей. Но теперь эта мечта была пропитана грязью, болью и унижением. В её сознании смешались цинизм и какой-то отчаянный, наивный проблеск веры. Неужели все это было ради этого? Неужели все эти страдания были ступенькой к её заветной цели?

Ее разум, измученный и сломленный, пытался уцепиться за эту иллюзию.

"Поехали, Алина. Приведи себя в порядок. Твоя новая жизнь начинается."

Она посмотрела на него. В его глазах она видела не только обещание, но и тонкую, едва уловимую нить угрозы. Она знала, что у нее нет выбора. Она была его собственностью, его инструментом. И если для того, чтобы получить хоть какую-то часть своей мечты, ей нужно пройти через еще большее унижение, она сделает это. Ее тело, её душа – все было уже сломлено. Что еще она могла потерять? И в этой полной апатии, в этом безропотном подчинении, она нашла странное, извращенное подобие силы – силы терпеть. Силы выживать. И силы верить, пусть и в ложную, но все же надежду.

Она кивнула. "Хорошо, Игорь Петрович." Ее голос был хриплым, едва слышным, но в нем прозвучала эта новая, зловещая покорность. Она пошла собираться, её ноги ступали тяжело, но цель, пусть и эфемерная, вновь возникла на горизонте, как мираж в пустыне, к которому ее заставляли ползти.

Дорога в Москву пролетела как в тумане. Внутри Алины боролись два чувства: отчаянный, призрачный отблеск надежды на "настоящую роль" и всепоглощающая, холодная апатия. Она знала, что за этим "шансом" кроется что-то еще более ужасное, но её сломленная воля уже не могла сопротивляться.

Они приехали не в знаменитую киностудию, а в неприметное здание на окраине, больше похожее на склад. Внутри, за неказистой дверью, скрывался павильон: яркий свет софитов, расставленная мебель, несколько камер на штативах. Все это выглядело как жалкая пародия на ее мечту. На съемочной площадке уже толпились люди: режиссер – молодой, но с обрюзгшим лицом, несколько мужчин-актеров, гримеры, осветители.

Игорь Петрович с важным видом представил её "режиссеру". "Вот, Андрей, наша звезда. Алина. Уникальная фактура. Полностью раскрепощена."

Режиссер, Андрей, лишь кивнул, его взгляд был ленивым и оценивающим. "Понял. Проводите её в гримерную. Медсестра, да?"

Гримерная была тесной и жаркой. Гример, молодая женщина с равнодушным лицом, быстро наложила на Алину яркий макияж, подчеркнув глаза и губы. Затем ей дали костюм: короткое белое платье медсестры, открывающее бедра, глубокий вырез, через который просвечивал скромный бюст, и тонкий фартучек. На ногах – белые чулки и туфли на высоком каблуке. Алина посмотрела на свое отражение в зеркале – это была не она. Это была чужая, вульгарная женщина, призванная удовлетворять чьи-то фантазии.

"Сцена первая! Медсестра Алина осматривает пациента!" – крикнул Андрей.

Алина вышла на "площадку". Её ждал "пациент" – один из мужчин, с которым она уже пересекалась в бане, теперь лежащий на кушетке, наполовину раздетый. Он улыбнулся ей хищной улыбкой.

Игорь Петрович стоял в стороне, наблюдая за каждым ее движением, его глаза блестели от предвкушения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

"Алина, ты должна быть соблазнительной, но профессиональной. Это эротика, а не порно, помни об этом," – цинично бросил Игорь Петрович, хотя ее тело уже чувствовало себя проданным на куски.

Она начала "осмотр". Её руки, дрожащие от напряжения, касались его груди, затем скользили ниже. Под светом софитов, перед глазами камеры, под пристальными взглядами всей съемочной группы, она исполняла свою роль. Сначала это было неловко, но затем её тело, подчиняясь старым "урокам", начало двигаться автоматически. Она вспоминала каждое движение, каждый взгляд, которым Игорь Петрович учил ее "раскрепощаться".

"Ближе, Алина! Ближе к его лицу! Смотри на него с желанием!" – крикнул Андрей.

Алина наклонилась. Её губы коснулись его. Поцелуй был грязным, властным. Его руки скользнули под её платье, обхватили её ягодицы, прижимая её к себе. Её тело отвечало, словно по команде, хотя внутри она чувствовала лишь холод и отвращение.

Сцена за сценой, её роль становилась все откровеннее. Она снимала с себя платье, обнажалась перед камерой. Ее груди, её лоно, её ягодицы – всё было выставлено напоказ. Мужчины-актеры, "пациенты", сменяли друг друга. Её тело превратилось в пластилин, который месили их руки. Она чувствовала их члены в своем влагалище, в своем анусе, их языки на своем теле. Камера бесстрастно фиксировала каждый стон, каждый изгиб её тела, каждую гримасу на её лице, которую они называли "страстью".

"Отлично, Алина! Прекрасно! Вот это эмоции!" – кричал Андрей, его голос был полон удовлетворения.

"Чувствуй, Алина! Чувствуй это каждой клеточкой!" – вторил ему Игорь Петрович.

Она чувствовала жар софитов, запах пота, чужих тел, запах грима. Её влагалище горело от постоянных проникновений. Её анус был растянут и болел. Её груди были измяты. Она двигалась, стонала, смотрела "страстно" в камеру, но внутри неё был лишь туман. Её душа, давно отделившаяся от тела, наблюдала за этим спектаклем сверху, с холодной отстраненностью. Она была марионеткой, дергающейся на ниточках чужой похоти, а камера – единственным свидетелем ее полного, бесповоротного падения.

Один из актеров взял её на руки, её ноги обхватили его поясницу. Он начал входить в неё, пока другой мужчина, стоявший на коленях, ласкал ее грудь, а третий орудовал языком. Она чувствовала их всех одновременно, их дыхание на своей коже, их вес, их члены. Её тело было перегружено ощущениями, но разум был пуст. Она перестала быть Алиной. Она была теперь "Медсестрой Алиной", персонажем, обреченным на бесконечное "исполнение роли" перед безликими зрителями.

Когда съемки, наконец, закончились, Алина рухнула на кушетку, ее тело было мокрым и липким. Внутри нее что-то окончательно порвалось. Она чувствовала себя не просто использованной, а выпотрошенной. Её мечта о театре, о настоящем искусстве, оказалась чудовищной ловушкой, которая привела её на эту съемочную площадку, где ее тело стало товаром, а её унижение – спектаклем.

Игорь Петрович подошел к ней, его лицо светилось от торжества. "Молодец, Алина. Ты была великолепна. Это настоящий прорыв." Он протянул ей пачку денег. "Это аванс. За твою первую роль."

Алина посмотрела на деньги, затем на него. В её глазах не было благодарности, лишь глубокая, бездонная пустота. Она взяла купюры, чувствуя их холод и тяжесть. Это была плата за её душу, за её тело, за её уничтоженную мечту. Она была актрисой, да. Актрисой в чужом, извращенном спектакле, который, как она понимала, только начинался.

После съемок фильма, где ее тело стало товаром, а ее унижение — спектаклем, Алина чувствовала себя опустошенной. Игорь Петрович не выказал ни малейших признаков беспокойства за её состояние. Он лишь похлопал её по плечу. "Ты хорошо поработала. Теперь отдохни. И готовься к новым ролям. Талантливые люди всегда востребованы." Его слова звучали как зловещее пророчество.

Он отвез её в свою машину. Вместо того чтобы вернуться в город, они поехали в другую сторону, на самую окраину. Дорога становилась все хуже, дома – все непригляднее. Индустриальные пейзажи сменялись унылыми жилыми массивами, серыми панельными коробками, заброшенными пустырями. Сердце Алины билось глухо и тяжело. В ней не осталось надежды, лишь предчувствие чего-то нового, еще более мрачного.

Они остановились у старого, двухэтажного дома с обшарпанным фасадом и глухим забором. Окна были завешены плотными шторами. От дома веяло запущенностью и какой-то жуткой тайной.

"Вот твой новый дом, Алина," – произнес Игорь Петрович, выходя из машины. – "Здесь ты будешь жить. В полном комфорте и безопасности. И всегда готова к 'творчеству'."

Он провел ее внутрь. За дверью оказался сумрачный коридор с облезлыми обоями и специфическим запахом – смесью дешевых сигарет, затхлости и женских духов. Внутри было тихо, лишь где-то на верхнем этаже играла тихая музыка.

Игорь Петрович толкнул дверь в комнату. Это была просторная комната, но тоже довольно унылая. Две старые кровати, комод, небольшой столик. На одной из кроватей сидели две девушки.

Одна, высокая блондинка лет двадцати пяти, с накладными ресницами и усталыми глазами, курила, выпуская тонкую струйку дыма в потолок. Другая, хрупкая брюнетка, едва ли старше Алины, молча смотрела в окно, её лицо было бледным и безразличным.

Они подняли глаза на Алину. В их взглядах не было ни удивления, ни любопытства, лишь та же, что и у Алины, глубокая, всепоглощающая апатия.

"Это Маша и Света," – небрежно представил их Игорь Петрович. – "Они теперь твои соседки. И коллеги. А это Алина. Новенькая. За ней теперь мой глаз. В хорошем смысле." Он подмигнул девушкам.

Маша лишь коротко кивнула, выпустив еще одну струйку дыма. Света повернулась к Алине и лишь грустно улыбнулась. В этой улыбке Алина увидела свое собственное отражение.

"Правила просты," – продолжил Игорь Петрович. – "Покидать дом без разрешения строго запрещено. Еда и все необходимое будет. Деньги – за 'работу'. Когда я или мои люди приедут за вами, вы должны быть готовы. Всегда. Отдыхайте, набирайтесь сил. Но помните, что ваша 'свобода' – в моем кармане." Он достал пачку денег и бросил её на стол. "Это вам на мелкие расходы. Но только на мелкие."

Игорь Петрович ушел, оставив Алину с ее новыми "коллегами". Дверь за ним захлопнулась, и Алина почувствовала, как рухнул еще один барьер её прежней жизни. Она была здесь. В этом доме на окраине, в компании таких же, как она, сломленных девушек.

Маша потушила сигарету. "Привыкай, новенькая. Здесь все так живут. Меня Маша зовут. А это Света." Она махнула рукой на брюнетку. "Давно здесь?"

"Не знаю," – прошептала Алина. – "Недавно."

"Все недавно, когда первый раз. Потом счет времени теряешь," – усмехнулась Маша, в её голосе прозвучала нотка цинизма. – "Так ты тоже 'актриса'?"

Алина лишь кивнула, не в силах произнести это слово.

"Значит, порнуха," – констатировала Маша. – "Ну, добро пожаловать в клуб. У меня тоже был 'режиссер', который видел во мне 'искру таланта'. У Светы – 'продюсер'."

Света, наконец, отвернулась от окна. "Меня отец продал," – тихо произнесла она. – "За долги." Её глаза были пусты, но в них затаилась такая глубокая боль, что Алина поняла – её собственное падение не было уникальным. Она была лишь одной из многих.

Алина села на свободную кровать. Она смотрела на этих девушек, на их усталые лица, на их потухшие глаза. И в них она увидела свое будущее. Это была не просто комната, это была клетка. Клетка, где их тела были товаром, а их души – поглощенными тьмой. Она была теперь частью этой системы, частью этого конвейера. Её "талант" был оценен, её "раскрепощение" было доведено до абсолюта. И теперь она была здесь, в ожидании следующего "творческого" вызова, который навсегда сотрет последние отголоски той деревенской девушки, что когда-то мечтала о сцене.

Глава 7.Триумф.

Дни в доме на окраине тянулись медленно, как вязкая патока. Алина, Маша и Света жили в одном ритме: редкие, скудные завтраки, обеды, ужины. Долгие часы молчания, перемежающиеся обрывками фраз, полных отчаяния или цинизма. Они были тремя тенями, запертыми в одном пространстве, ожидающими своей участи. Алина иногда смотрела на Машу, на её потухшие глаза, на Свету, чья хрупкая фигура казалась готовой сломаться от любого прикосновения, и видела в них свое прошлое и свое будущее. Надежда, если и была, окончательно испарилась, уступив место безразличию.

В один из таких серых дней, когда за окном моросил осенний дождь, во дворе послышался знакомый звук дорогой машины. Девушки подняли головы. Это был Игорь Петрович. Он вошел в дом с привычной, самодовольной улыбкой, словно хозяин мира.

"Алина! Моя звездочка! Собирайся. У нас новый проект." Его взгляд был как всегда властным, не терпящим возражений.

Маша и Света лишь тяжело вздохнули, словно их самих отрывали от земли. Алина, словно запрограммированный робот, встала. Она даже не спросила, что за проект, какая роль, где съемки. Это было бессмысленно. Её тело, её воля – все это принадлежало ему.

Дорога была долгой. Алина смотрела в окно, на пролетающие мимо улицы,

людей, их лица, полные забот и надежд. Они казались ей призраками из другой жизни, к которой у нее больше не было никакого отношения. Ее собственное лицо в отражении стекла было незнакомым – бледным, с потухшими глазами, без единой живой эмоции.

Новая съемочная площадка оказалась не студией, а роскошным особняком где-то в престижном районе. Камеры, софиты, команда – все было на высшем уровне. Это был дорогой, "элитный" продукт.

Игорь Петрович провел её к режиссеру – пожилому мужчине с изысканными манерами, но холодным, просчитывающим взглядом. "Вот, Константин Львович," – произнес Игорь Петрович, – "наша Алина. Для главной роли. Как мы и договаривались."

Алина узнала в режиссере того самого Константина, друга Игоря Петровича, у которого она провела те страшные выходные. Её сердце, давно окаменевшее, сделало болезненный рывок.

"Ах, Алина! Моя дорогая," – его голос был полон притворного восторга. – "Как я рад тебя видеть. Ты идеальна для этой роли. 'Жена Доктора', верно? Сюжет прост: молодая, невинная жена, которая раскрывает свою сексуальность под чутким руководством нескольких мужчин. В конце она становится настоящей богиней наслаждения. Это очень тонкая психологическая драма." Он улыбнулся, и Алина увидела в его улыбке отблеск той бани, той ночи.

Её костюм состоял из полупрозрачного пеньюара и кружевного белья. Гример, уже знакомая по прошлому разу, нанесла ей яркий макияж, делая ее губы пухлыми и красными, а глаза – глубокими и манящими.

Первая сцена. Алина лежит на огромной кровати в спальне, изображая "сон". Актёр, который должен был быть её мужем-доктором, оказался одним из тех мужчин из бани. Он подходит к ней, медленно снимает одежду, его глаза горят похотью.

"Проснись, Алина! Проснись! Удивление, нежность, затем страсть! Играй, играй!" – кричал режиссер.

Алина "просыпалась", её глаза выражали "удивление", затем "нежность", затем, под его ласками, "страсть". Она чувствовала его руки на своем теле, его губы на своих губах. Камера фиксировала каждый её вздох, каждый изгиб её тела. Игорь Петрович стоял рядом с режиссером, удовлетворенно кивая.

Этот фильм был более изощренным, более "художественным", как они говорили. Каждый кадр был выверен, каждое движение – отрепетировано. Но суть оставалась прежней. Её тело было инструментом, её унижение – сюжетом.

В следующих сценах появлялись другие актёры, "друзья доктора", каждый из которых должен был "раскрывать" её сексуальность. Она лежала на кровати, на столе, на полу, принимая их всех. Их тела сменялись, их члены проникали в неё, а её тело автоматически отзывалось на ласки и боль.

Она чувствовала жар софитов, запах пота, спермы, чужих мужских тел. Её влагалище горело от постоянных проникновений, анус снова ныл. Она двигалась в ритм их толчков, её лицо изображало "наслаждение", её стоны были выучены и отточены. Она была профессионалом в своем падении.

Особенно тяжелой была сцена, где её, "жену доктора", "исследовали" одновременно три мужчины, каждый со своей "терапией". Один держал ее за руки, другой целовал её грудь и живот, а третий, стоящий на коленях, медленно входил в её рот, заставляя ее тело сжиматься в конвульсиях. Затем ее переворачивали, и два мужчины проникали в нее одновременно – пока третий ласкал ее грудь и шептал пошлости. Ее тело сотрясалось от перегрузки, но разум был далеко. Она смотрела на мерцающие огоньки софитов, на лица, склонившиеся над ней, и не видела в них ничего, кроме безликих масок.

Когда съемки, наконец, закончились, Алина рухнула на пол. Ее тело было истерзано, её голосовые связки надорваны от стонов. Она лежала, не в силах пошевелиться, чувствуя, как по её телу стекает что-то липкое и теплое. Она была пуста. Выпотрошена.

Игорь Петрович подошел к ней, протянул руку. "Ну что, Алина? Как ощущения? В полной мере раскрыла свой потенциал?"

Она посмотрела на него. В её глазах не было ни слез, ни ненависти. Только бездонная, холодная апатия. Актриса, ставшая порнозвездой, чье тело было продано, а душа – уничтожена. Она была лицом безмолвия, воплощением чужих, извращенных желаний. И это, как она знала, был не конец. Это было лишь начало ее бесконечного пути по кругам ада, где каждый новый "фильм" был новым витком ее деградации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8. Родная кровь.

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь неплотно задернутые шторы, скользили по паркету съёмной квартиры, выхватывая пылинки, кружащиеся в золотистом мареве. Алина лежала, распластанная на смятых простынях, ощущая их прохладу на обнаженной коже. Каждая клеточка её тела будто предвещала сегодняшний день, сжималась и расслаблялась в ожидании. Часы на прикроватной тумбочке безжалостно отсчитывали минуты до приезда Игоря Петровича, её продюсера и, в некотором смысле, кукловода.

Её квартира, щедро оплаченная им же, была клеткой из золотой проволоки – красивой, но всё же клеткой. Зеркало в полный рост у стены отражало её: тонкую, почти угловатую фигурку с высоко поднятой грудью и длинными ногами, созданную словно для чужих взглядов. Она провела ладонью по животу, чувствуя, как мышцы напрягаются под пальцами. На завтрак был лишь кофе, горький, обжигающий язык, но заглушающий нарастающую тошноту тревоги и возбуждения. Сегодня — съёмки. Очередные.

Звонок в дверь раздался резко, нарушая предутреннюю тишину. Алина вздрогнула, хотя и ждала его. Она набросила на себя легкий шелковый халат, который едва скрывал изгибы её тела, и подошла к двери.

Игорь Петрович стоял на пороге – массивная фигура в дорогом костюме, от которого веяло запахом сигар и властной непринужденности. Его глаза, пронзительные и внимательные, скользнули по ней, задерживаясь на распахнувшемся вороте халата. В этом взгляде не было похоти в чистом виде, скорее – расчетливое оценивание собственника, знающего цену своей вещи.

«Готова, Алина?» – голос его был глубок и спокоен, не терпящий возражений.

«Да, Игорь Петрович», – её голос звучал тише, чем ей хотелось бы.

Он не вошел. Он просто стоял, перекрывая собой дверной проем, и это ощущалось как немое напоминание о его власти. «Не заставляй меня ждать. Машина внизу». Он развернулся и пошёл к лифту, не дожидаясь ответа.

Алина быстро оделась: узкие джинсы, обтягивающая майка –

простой, почти невинный наряд, контрастирующий с тем, что её ждало. Последний взгляд в зеркало, последнее мгновение принадлежности себе.

Внизу ждал чёрный, тонированный внедорожник. Игорь Петрович сидел на заднем сиденье, заняв собой почти всё пространство. Она села рядом, ощущая его тепло и тяжёлый, чуть давящий взгляд. Машина бесшумно тронулась.

Тишина в салоне была густой, насыщенной невысказанным. Алина старалась смотреть в окно, но периферийным зрением ощущала его присутствие. Его рука, крупная и сильная, медленно опустилась на её бедро. Пальцы скользнули под край майки, на кожу, и мягко сжали. Не больно, но властно. Электрический разряд пробежал по её телу, заставляя мышцы сжаться. Она задержала дыхание.

«Знаешь, Алина, ты сегодня особенно хороша», – прошептал он, его голос был низким, почти мурлычущим.

Его большой палец медленно поглаживал её внутреннюю сторону бедра, поднимаясь всё выше, к кромке джинсов. Дыхание сбилось. Она чувствовала, как кровь приливает к лицу, а сердце бешено колотится. Его прикосновения были предвестником, обещанием того, что ждало её впереди, прелюдией к сценарию, который он написал.

Рука его продвинулась ещё выше, коснувшись нежной кожи в самом сокровенном месте, едва прикрытом тонкой тканью. Неудержимое тепло разлилось по её телу. Она закрыла глаза, погружаясь в водоворот смешанных ощущений: подчинения, страха, но и просыпающегося, первобытного желания, которое всегда сопровождало этот процесс. Он знал, как её завести, как разбудить в ней ту, другую Алину, которая охотно распахнёт себя для камеры.

«Мы почти приехали», – прошептал он. Его рука оставила её, но ощущение её тепла осталось, жгучее и всеобъемлющее.

*

Съёмочная площадка располагалась в переоборудованном лофте на окраине города. Запах свежей краски, смешанный с запахом мужского пота и дешевого кофе, встречал её. Яркий свет софитов, расставленных по периметру, безжалостно выхватывал каждую деталь. Две камеры уже были на штативах, их черные, бездушные объективы казались глазами огромного хищника.

Режиссер, немолодой мужчина с усталым лицом, поприветствовал её кивком. Игорь Петрович коротко переговорил с ним, а затем повернулся к Алине.

«Тебя ждет гример», – его тон был деловым, но взгляд, вновь скользнувший по её телу, заставил её вздрогнуть. – «Иди готовься».

В небольшой гримерной комнате её ждала гримерша, чьи пальцы привычно и безэмоционально наносили макияж, подчеркивая скулы, делая губы полнее, глаза выразительнее. Алина смотрела на своё отражение, словно на чужое лицо, которое постепенно превращалось в идеальную маску для чужих фантазий.

Когда пришло время, она сняла свою одежду, обнажая тело, которое было её основным инструментом. Свобода от ткани ощущалась как глоток холодного воздуха, но одновременно и как уязвимость.

Её вывели на «сцену». В центре комнаты стояла огромная кровать с чёрными атласными простынями, на ней уже ждал партнёр – мускулистый, загорелый мужчина, с которым она уже работала. Он улыбнулся ей. В его улыбке было профессиональное тепло, но и животное предвкушение.

«Алина, ложись», – голос режиссера раздался из темноты за софитами. – «Мы начнём с крупного плана. Игорь Петрович, присаживайтесь».

Она легла на атлас, чувствуя его прохладную гладкость на коже. Свет софитов ослеплял, заставляя её щуриться. Камеры медленно поплыли ближе.

Партнёр лёг рядом, его тело было горячим и твердым. Он провел рукой по её бедру, и это уже не было прикосновением Игоря Петровича в машине – это было частью работы. «Начнём», – прошептал он.

Его губы накрыли её губы, жадно, требовательно. Она почувствовала вкус его кожи, смешанный с легким запахом пота. Руки его скользнули к её груди, пальцы сжали мягкую плоть, а затем опустились ниже, исследуя каждый изгиб её тела. Камеры жужжали, записывая каждый жест, каждый вздох.

Алина закрыла глаза, позволяя себе погрузиться в ощущения. Её тело знало этот танец, эту механику удовольствия, которую нужно было изобразить, но которая часто перерастала в нечто большее, в подлинное,

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

хоть и вынужденное, наслаждение. Его член, твердый и горячий, прижался к её паху. Она вздрогнула, затем выгнулась навстречу.

«Хорошо, Алина, хорошо», – голос режиссера был почти ласков. – «Больше эмоций! Покажи, как ты этого хочешь!»

Он вошёл в неё, глубоко и властно. Её спина выгнулась дугой, из горла вырвался стон, который был частично игрой, частично – неподдельным облегчением и удовольствием. Ритм их движений стал быстрым, страстным. Её ногти впивались в его спину, он отвечал сильными толчками. Свет, камеры, люди за ними – всё это постепенно растворялось, оставалось только это первобытное слияние, это безудержное падение в бездну ощущений.

Сладкая боль, обжигающий жар, нарастающее напряжение внутри – всё это вело к кульминации. Она почувствовала, как её тело дрожит, как спазмы удовольствия сотрясают её изнутри. Её крик, дикий и необузданный, заполнил пространство лофта, смешиваясь с его собственным рычанием.

«Стоп! Отлично! Перерыв!» – прозвучал голос режиссера.

Партнёр выскользнул из неё, его тело тяжело опустилось рядом. Алина лежала, тяжело дыша, смутно ощущая влагу между ног и на своем животе. Открыв глаза, она увидела Игоря Петровича. Он стоял чуть поодаль, его лицо было непроницаемо, но в глазах читалось удовлетворение. Он кивнул ей, едва заметно. Это был кивок хозяина, довольного хорошо выполненной работой.

Она прикрыла глаза, чувствуя, как реальность медленно возвращается. Это было всего лишь утро Алины. И сценарий был выполнен.

Её веки были тяжелы, словно на них насыпали мелкий песок, но сквозь сомкнутые ресницы она всё ещё видела фантомы ярких вспышек света. Мышцы живота ныли от напряжения, а внутренняя часть бёдер пульсировала легкой болью, сладкой и напоминающей о только что пережитом. Дыхание постепенно выравнивалось, но сердце всё ещё стучало в груди набатом, отбивая ритм отзвучавшего экстаза, так искусно сыгранного и столь же искренне ощущённого.

Партнёр поднялся, его обнажённое тело казалось массивным и почти безразличным. Он улыбнулся ей уголком губ, профессионально, словно коллега после хорошо выполненной работы. «Хорошо сработали, Алина». Его ладонь легла на её плечо, дружески похлопав, прежде чем он отошёл, чтобы принять стакан воды, предложенный одним из ассистентов. Для него это было просто ещё одно утро, ещё одна сцена. Для Алины – часть её жизни, ставшая неотъемлемым, болезненным ритуалом.

Она медленно села, затем встала, ощущая легкое головокружение. Атласные простыни на кровати выглядели скомканными и влажными, как свидетельство минувшей бури. Ассистентка, молодая девушка с яркими волосами, протянула ей полотенце и халат. Алина закуталась в мягкую ткань, чувствуя её непривычную сухость на потной коже. Мир вокруг неё снова начал обретать резкость: жужжание камеры, негромкие голоса съёмочной группы, запах пота и пластика.

Игорь Петрович подошёл ближе. Его взгляд всё ещё был цепким, анализирующим. «Отлично, Алина. Вижу, ты в форме. Следующая сцена – в душе. С тобой и Светой». В его голосе не было ни намёка на ласку, лишь констатация факта, очередное указание в её тщательно расписанном сценарии жизни. Света. Алина знала Свету – хрупкую блондинку с кукольным личиком, но с глазами, в которых горел холодный расчёт. Ещё одна пешка на доске Игоря Петровича.

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Ее губы едва заметно дрогнули, но она тут же взяла себя в руки. Слабость не для этого места.

В душевой комнате, оборудованной прямо здесь, в лофте, было прохладно. Струи воды, обрушивающиеся на кафельный пол, создавали гулкое эхо. Света уже ждала, её безупречное обнажённое тело, казалось высеченным из мрамора. В её взгляде не было ни осуждения, ни сочувствия, лишь готовность к работе.

Алина стянула халат, бросив его на скамью, и шагнула под душ. Горячая вода мгновенно обволокла её, смывая липкость, снимая напряжение с мышц. Она закрыла глаза, позволяя воде стекать по лицу, смывая не только пот, но и невидимый налёт усталости, отчуждения.

«Подойди ближе, Алина», – голос режиссера раздался из-за прозрачной пластиковой завесы.

Она открыла глаза. Света подошла, её тело оказалось совсем близко. Вода, стекая по их коже, искрилась в свете софитов, создавая иллюзию нимбов. Рука Светы легла на плечо Алины, затем скользнула по спине, вниз, задерживаясь на пояснице. Её прикосновения были мягкими, но уверенными.

Алина запрокинула голову, позволяя воде и ощущениям захлестнуть себя. Она изображала страсть, но что-то внутри неё, какая-то древняя струна, отзывалась на эти ласки. Тело помнило, как растворяться в моменте, как отпускать контроль, как отдаваться.

Режиссер давал указания: «Ближе! Больше! Покажите это желание!»

Съёмки закончились лишь поздним вечером. Голова Алины гудела от света и звуков, тело ныло от напряжения, но в то же время было странно опустошённым, невесомым. Она чувствовала себя выжатой до последней капли, как губка, использованная для мытья грязной посуды.

Игорь Петрович ждал её у выхода из лофта. Он не сказал ни слова, когда она подошла, лишь жестом указал на машину. Обратный путь проходил в полной тишине, ещё более гнетущей, чем утренняя. Его рука больше не касалась её бедра. Работа была сделана. Завтра или через неделю будет новая.

Когда машина остановилась у её подъезда, он подал ей небольшой запечатанный конверт. «Аванс. И бонус за усердие», – сухо произнёс он. Его глаза скользнули по ней в последний раз, в них не было ничего, кроме холодного, профессионального удовлетворения.

Алина взяла конверт, чувствуя тяжесть купюр внутри. «Спасибо, Игорь Петрович», – прошептала она, но он уже открывал дверцу, готовясь отпустить её.

Поднявшись в свою квартиру, она сбросила обувь прямо у порога. Включила свет, но тут же погасила его, предпочитая полумрак. Луна уже вступила в свои права, заливая комнату серебристым сиянием.

Она прошла к ванной, медленно сняла с себя одежду. Ей хотелось ощутить себя чистой, смыть с себя невидимые следы чужих прикосновений, чужих взглядов. Горячая вода вновь полилась из крана, но на этот раз она была одна.

Алина долго стояла под душем, позволяя воде смывать с себя усталость, возбуждение, отчаяние. Она провела ладонями по своему телу, ощущая каждый изгиб, каждую родинку. Это тело принадлежало ей, но каждый день оно сдавалось в аренду. Оно было её инструментом, её проклятием и её единственным шансом.

Выйдя из душа, она завернулась в полотенце. Подошла к зеркалу. Её отражение выглядело уставшим, но в глазах горел странный, почти дикий огонек. Алина прикоснулась к своим губам, затем к груди, к животу. Чувствовала ли она себя грязной? Возможно. Но она также чувствовала себя живой, ощущая на кончиках пальцев эхо того, что было. Эхо чужих желаний, ставших её реальностью.

Она легла в постель, пустую и холодную. Конверт с деньгами лежал на прикроватной тумбочке, как молчаливое подтверждение прошедшего дня. Завтра будет новый день, и, возможно, новый сценарий. А пока – лишь пустота и отголоски чужих стонов в её памяти. И слабый, едва уловимый запах Игоря Петровича, въевшийся в её кожу.

Утром следующего дня Алина проснулась от нежного, но настойчивого стука в дверь. Не от резкого звонка, предвещающего деловую встречу или очередное указание, а от мягкого, домашнего звука, который мгновенно вернул её из мира съёмочных площадок в реальность. На пороге стояла Лиза, её младшая сестра, с огромным рюкзаком за плечами и светящимися от любопытства глазами.

«Алина! Ты спишь, что ли? Я же звонила!» – голос Лизы был звонким, как колокольчик, полным провинциальной непосредственности, которую Алина уже почти забыла.

Алина обняла сестру, вдыхая знакомый, родной запах – смеси свежести и чего-то неуловимо детского, который контрастировал с её собственным миром запахов: сигар, пота и дорогого парфюма.

«Приехала, наконец? Проходи, проходи!»

Квартира, обычно такая тихая и безмолвная, мгновенно наполнилась жизнью. Лиза, совсем ещё юная, лет семнадцати, с такими же светлыми, как у Алины, волосами, но без той тени усталости во взгляде, которая уже прочно поселилась в глазах старшей сестры, с восторгом осматривала апартаменты.

«Вау, Алина! Это твоя квартира? Ты так шикарно устроилась в Москве! Я даже не представляла!» – её глаза сияли, скользя по дорогой мебели, по панорамным окнам, выходящим на огни мегаполиса. В её голосе звучали нескрываемое восхищение и лёгкая, почти детская зависть.

Алина натянуто улыбнулась. «Ну, что ты, Лиза. Это не моя. Я её снимаю. Продюсер помог. Ты же знаешь, Москва — большой город, одному тут непросто». Она попыталась отмахнуться от вопроса, но Лиза была не из тех, кто легко отступал.

В течение следующих двух дней Лиза была вездесуща. Она щебетала о своих студенческих делах, о парне, о мечтах о яркой столичной жизни. Алина слушала её, чувствуя себя странно отстранённой, словно наблюдательницей из другого измерения. Она готовила им завтраки, водила Лизу гулять по центру, показывала ей известные места, но в её движениях была какая-то нервозность, в улыбке – вынужденность.

Лиза же, с присущей юности проницательностью, начала замечать детали. Она видела, как Алина вздрагивала при каждом звонке телефона, как её взгляд становился отсутствующим, когда она думала о чем-то своём. Она заметила, что одежда Алины, хоть и дорогая, была порой слишком откровенной для повседневной носки. Заметила и тени под глазами, которые даже самый искусный макияж не мог полностью скрыть.

Однажды вечером, когда они сидели на кухне за чаем, Лиза вдруг спросила, глядя Алине прямо в глаза:

«Алин, ну серьезно. Что за продюсер? Почему он тебе такую шикарную квартиру снимает? И почему ты так странно себя ведёшь в последнее время?»

Алина попыталась снова отшутиться. «Да что ты, Лиза! Просто повезло! Хороший человек попался, увидел во мне талант, вот и вкладывается. Что тут такого?»

Но голос её звучал неубедительно, слишком высоко.

Лиза медленно поставила чашку на стол. Её взгляд стал серьёзным, почти взрослым. «Алин, я не глупая. Я видела тебя. И эту твою усталость. И когда ты говоришь про талант… В чём талант? В модельном бизнесе? Я видела твои фотографии в соцсетях, они… ну, не совсем модельные. И вообще, ты же мне всегда говорила, что модельный бизнес – это грязь». Она запнулась, затем продолжила тише: «Это связано с ним, да? С продюсером?»

Тишина повисла в воздухе, такая тяжёлая, что, казалось, её можно было потрогать. Алина смотрела в стол, её плечи опустились. Она знала, что Лиза обо всём догадывается. Не прямо, конечно, но по обрывкам фраз, по её собственному поведению, по атмосфере этого места. Младшая сестра, такая наивная, но такая чуткая.

«Лиза…» – начала Алина, но не знала, как продолжить. Как объяснить эту жизнь, эту сделку, этот нескончаемый сценарий?

В этот момент раздался дверной звонок. Звонок. Алина вздрогнула, как от удара током.

Это был он. Игорь Петрович. Он никогда не предупреждал о своём приезде.

«Это он?» – тихо спросила Лиза, её глаза расширились от внезапного осознания.

Алина лишь молча кивнула.

Она пошла открывать дверь, чувствуя, как её сердце отбивает чечётку. За её спиной осталась Лиза, сидевшая на кухне, словно замершая статуя, впервые по-настоящему столкнувшись с реальностью своей старшей сестры.

На пороге, как всегда, стоял Игорь Петрович. В этот раз он был в более неформальном, но всё ещё дорогом костюме, от которого веяло тем же запахом сигар и властной самоуверенности. Его взгляд мгновенно скользнул по Алине, задержался на её лице, оценивая. Затем он почувствовал присутствие кого-то ещё. Его бровь чуть приподнялась.

«Нежданный гость?» – в его голосе прозвучала лёгкая, едва уловимая насмешка.

В этот момент Лиза вышла из кухни. Она стояла в проёме, хрупкая и невысокая, в простой домашней одежде, с глазами, полными настороженности и только что обретённого понимания.

Взгляд Игоря Петровича упал на Лизу. Он был долгим, оценивающим. Не тем холодным взглядом, которым он привык смотреть на Алину, а чем-то другим. В нём не было пошлости, но был интерес. Острый, хищный интерес, который заставил Алину похолодеть.

Его взгляд медленно скользнул по юной, ещё неиспорченной фигурке Лизы, по её широко распахнутым глазам, по нежному овалу лица. Лиза была красива, своей, чистой красотой, которая ещё не успела пройти через жернова московской индустрии. В ней была свежесть, которая давно уже покинула Алину.

«И кто же эта юная леди?» – его голос прозвучал бархатно, почти ласково, но Алина услышала в нём совершенно иные ноты. Это был голос охотника, заметившего новую, нетронутую добычу.

Алина почувствовала, как её желудок сжался. Холодный страх сковал её. Она шагнула вперёд, пытаясь заслонить Лизу, хотя понимала всю тщетность этого жеста.

«Это моя сестра, Лиза. Она приехала погостить на пару дней». Её голос прозвучал глухо, она едва узнала его.

Игорь Петрович улыбнулся. Это была не та привычная снисходительная улыбка, которую Алина видела каждый день. Эта улыбка была шире, обнажая идеальные зубы, и в ней сквозило что-то… предвкушающее.

«Сестра, значит? Какая прелесть». Его взгляд снова вернулся к Лизе, задерживаясь на ней чуть дольше, чем это было бы прилично. Он видел не просто юную девушку, а потенциал. Новое лицо, новую историю, новую возможность. В его глазах отразилось холодное мерцание. И Алина поняла: сценарий пополнился новой, совершенно нежеланной страницей. И главной героиней на этот раз могла стать не только она.

Улыбка Игоря Петровича, столь же обворожительная, сколь и хищная, не сходила с его лица. Лиза, ещё не до конца осознавая природу этого мужчины, отвечала ему смущённым, но искренним взглядом. Алина же чувствовала, как внутри неё поднимается волна панического ужаса. Она знала этот взгляд, этот интерес, этот бархатный тон. Она знала, что он предвещает.

«А почему бы нам не отметить это чудесное знакомство?» – предложил Игорь Петрович, его голос звучал так, будто он сделал величайшее одолжение. – «Знаю одно прекрасное место, где подают потрясающую итальянскую кухню. Как вы смотрите на это, дамы?»

Его взгляд был направлен на обеих, но Алина чувствовала, что истинный вопрос адресован Лизе. Лиза, наивная и жадная до впечатлений, тут же расцвела: «Ой, Игорь Петрович, это было бы замечательно! Я никогда не была в настоящем московском ресторане!»

Алина сжала губы. Она хотела крикнуть, увести сестру, придумать любую отговорку, но слова застряли в горле. Любое её возражение лишь подольёт масла в огонь, вызовет подозрение и, что ещё хуже, привлечёт к Лизе ещё большее внимание Игоря Петровича. Он не любил, когда ему отказывали.

«Да, конечно, Игорь Петрович», – выдавила она из себя, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – «Будет очень приятно».

Игорь Петрович кивнул, довольный. «Отлично. Тогда собирайтесь, красавицы. Я подожду в машине».

Пока Лиза, возбуждённая предстоящим ужином, быстро собиралась, Алина пыталась привести себя в порядок, но руки её дрожали. Она выбрала для Лизы самое закрытое платье из её гардероба, но даже оно не могло скрыть юной свежести её сестры. На себя Алина надела свой привычный, немного дерзкий наряд, в котором чувствовала себя защищённее, хоть и понимала, что сегодня она лишь фон.

В ресторане Игорь Петрович занял самый лучший столик. Официанты, казалось, знали его, их внимание было приковано к их столику. Он легко поддерживал разговор, сыпал шутками, рассказывал о Москве, о своих проектах, искусно вплетая в повествование намёки на богатство и влияние. Лиза слушала его, раскрыв рот, её глаза горели от восторга. Алина же сидела, почти не притрагиваясь к еде, её мозг лихорадочно работал. Она пыталась уловить каждый его взгляд, каждое слово, каждое движение его руки, когда он наливал вино Лизе.

Вино, дорогое и терпкое, словно эликсир, расслабляло Лизу, делая её ещё более открытой и доверчивой. Она смеялась, откидывая голову назад, и Алина видела, как взгляд Игоря Петровича задерживается на её стройной шее, на нежном изгибе ключиц. В его глазах было то же холодное мерцание, что и в тот вечер, когда он впервые увидел Алину.

Когда ужин подошёл к концу, Игорь Петрович, с отеческой заботой, которую Алина знала как самую страшную маску, произнёс: «Алина, ты выглядишь уставшей. Наверное, тяжёлые съёмки были. Я думаю, тебе лучше поехать домой и отдохнуть. А мы с Лизой ещё немного прогуляемся по ночной Москве. Она ведь у нас впервые, надо показать ей всё великолепие столицы».

Сердце Алины ухнуло в пропасть. Это было именно то, чего она боялась. Она посмотрела на Лизу, пытаясь передать ей немой призыв к осторожности, но Лиза, окрылённая вниманием влиятельного мужчины, лишь улыбнулась ей.

«Да, Алина, иди, отдохни! Мы с Игорем Петровичем потом тебя разбудим, когда вернёмся!»

В её голосе не было ни тени сомнения, ни предчувствия опасности.

Алина кивнула. Сказать что-либо было бессмысленно, даже опасно. Она чувствовала себя парализованной, пойманной в ловушку. Единственное, что она могла сделать, это подчиниться.

«Хорошо, Лиза. Будь осторожна». Эти слова, полные скрытого смысла, прозвучали почти как мольба.

Игорь Петрович лишь усмехнулся. «Не волнуйся, Алина. Лиза будет в надёжных руках».

Алина вызвала такси и

поехала домой, оставив сестру с Игорем Петровичем. Всю дорогу её трясло. Каждый столб, каждая вывеска, мелькающие за окном, казались зловещими. Она чувствовала себя не просто брошенной, а словно она сама отдала свою сестру в пасть хищнику, не имея сил, чтобы сопротивляться.

*

Игорь Петрович и Лиза гуляли по Арбату, по Красной площади, залитой неоновым светом ночной Москвы. Он был внимателен, галантен, рассказывал увлекательные истории, осыпал её комплиментами, словно искусно расставлял ловушки из шёлка и бархата. Лиза, очарованная его харизмой и масштабом его личности, растворилась в этом мире, который казался ей воплощением всех её мечтаний. Она смеялась, чувствовала себя особенной, желанной.

Игорь Петрович наслаждался её юной, неподдельной реакцией. Он видел, как она смотрит на него – с восхищением, с некоторой робостью, но без той расчётливости или усталости, что была у Алины. В ней была свежесть, наивность, податливость. Это было как нераспечатанный подарок, который можно было открыть любым способом.

«Лиза, уже поздно», – сказал он, когда они остановились у его роскошного внедорожника. – «Я отвезу тебя домой. Или…» – он сделал паузу, его взгляд задержался на её лице, – «...может быть, ты хочешь заехать ко мне? У меня дома потрясающий вид на город, и мы могли бы выпить чашечку чая или что-нибудь покрепче».

Его предложение было обёрнуто в тонкую оболочку заботы и дружелюбия, но Лиза почувствовала в нём что-то другое, более глубокое. Её сердце забилось чаще. Она вспомнила слова Алины, её странную нервозность. Но искушение было слишком велико. Мир Игоря Петровича манил, обещая ей всё то, о чём она только мечтала.

«Я… я бы хотела», – прошептала Лиза, её голос был едва слышен.

Улыбка Игоря Петровича стала шире, торжествующей. Он открыл дверцу машины, приглашая её. Лиза села, её мысли были в сумбуре, но желание приключений и стремление к чему-то большему перевешивали любые сомнения.

Квартира Игоря Петровича оказалась не просто квартирой, а пентхаусом на верхнем этаже небоскрёба. Огни ночной Москвы расстилались под ними, как мерцающее одеяло. Панорамные окна, роскошный интерьер, тихая музыка – всё это создавало атмосферу нереальности, оторванности от обыденного мира.

Он предложил ей коньяк, который она, конечно, не пила. Лиза села на огромный кожаный диван, чувствуя себя маленькой и немного потерянной в этом огромном, роскошном пространстве. Игорь Петрович подсел к ней, очень близко, так что она чувствовала тепло его тела, запах его дорогого парфюма.

«Ты очень красивая, Лиза», – прошептал он, его голос был низким и обволакивающим. Его рука легла на её колено, медленно поглаживая тонкую ткань платья. – «Знаешь, у тебя есть потенциал. Гораздо больший, чем у многих, кто приезжает в Москву. Ты можешь добиться здесь всего, чего захочешь».

Её сердце билось в бешеном ритме. Пальцы Игоря Петровича скользнули вверх по её бедру, под край платья. Лиза вздрогнула, но не отодвинулась. Она чувствовала себя пойманной в ловушку, но это была ловушка, которая обещала исполнение желаний. Она вспомнила Алину, её усталость, её молчание. И в этот момент, глядя на мерцающие огни ночного города, Лиза поняла, какой ценой Алина устроилась в Москве. И какой ценой, возможно, придётся заплатить и ей. Но желание, необузданное и мощное, шептало ей: "это того стоит".

Его рука добралась до самого нежного места, и Лиза почувствовала, как её тело отзывается на это прикосновение. Внутри неё поднялось странное, щемящее чувство – смесь страха, любопытства и первобытного желания. Её губы слегка приоткрылись, она задержала дыхание.

Игорь Петрович наклонился к ней, его дыхание опалило её ухо. «Покажи мне, Лиза, на что ты готова ради своей мечты».

Слова Игоря Петровича эхом отозвались в сознании Лизы, смешиваясь с пульсирующим жаром, разливающимся по её телу от его прикосновений. Пальцы, столь уверенно ласкавшие её бедро, теперь осторожно, но настойчиво скользнули дальше, касаясь интимной влажности, проступившей сквозь тонкое бельё. Чувствовала она себя странно – словно запертой в ловушке, но в то же время испытывающей непреодолимое влечение к краю пропасти. Москва, огромная и манящая, казалась сейчас сосредоточенной в этом человеке, в его запахе, в его прикосновениях, в его обещаниях.

«Ты… ты хочешь…» – голос Лизы прервался. Она не могла произнести это вслух.

Игорь Петрович лишь улыбнулся, его глаза горели холодным огнём, отражая огни ночного города. Он наклонился ближе, его дыхание опалило её губы. «Я хочу, чтобы ты поняла, Лиза, что в этом городе всё имеет свою цену. И всё можно получить. Если знать, как заплатить».

Его губы накрыли её губы. Поцелуй был нежным поначалу, но быстро стал глубоким и требовательным. Лиза закрыла глаза, погружаясь в водоворот новых, пугающих и возбуждающих ощущений. Она чувствовала, как его язык проникает в её рот, исследует, требует ответа. Руки Игоря Петровича скользнули к её спине, затем вниз, к ягодицам, притягивая её тело к своему. Она ощущала его твёрдость сквозь ткань брюк, и это чувство отозвалось в ней странным, незнакомым жаром.

В какой-то момент, инстинктивно, она попыталась отстраниться, но его хватка была слишком сильной, его поцелуй слишком настойчивым. Голова кружилась от коньяка, от близости, от осознания того, что происходит. В её голове пронеслись образы Алины, её усталости, её смирения. И где-то в глубине души Лиза поняла, что сейчас она сама ступает на ту же дорогу.

Игорь Петрович медленно оторвался от её губ. Его взгляд был властным, не оставляющим сомнений.

«Ты красивая, Лиза. И умная. А теперь… покажи мне свою искренность».

Он поднял её на руки, с неожиданной лёгкостью, и понёс через огромную гостиную в спальню. Лиза не сопротивлялась. Её тело было тяжёлым, парализованным смесью страха и нарастающего возбуждения.

Спальня была ещё более роскошной, чем гостиная. Огромная кровать с шёлковыми простынями цвета слоновой кости, мягкий рассеянный свет, льющийся из скрытых источников. Он аккуратно опустил её на край кровати.

«Не бойся, Лиза», – прошептал он, его пальцы расстёгивали пуговицы на её платье. – «Это просто… ещё один шаг к твоей мечте».

Платье соскользнуло с её плеч, обнажая её юные, ещё не тронутые груди. Лиза прикрыла их руками, чувствуя, как краснеет до корней волос.

«Не надо», – прошептала она, но её голос был слишком слабым, слишком нерешительным.

Игорь Петрович лишь усмехнулся. Он убрал её руки, нежно, но властно. Его взгляд скользил по её телу, оценивая, наслаждаясь видом. Он не торопился, растягивая каждое мгновение, словно гурман, предвкушающий изысканное блюдо. Его пальцы ласкали её соски, доводя их до твёрдости. Лиза выгнулась, её дыхание стало прерывистым.

Он снял свой пиджак, затем расстегнул рубашку, обнажая мощную, поросшую седыми волосами грудь. В этот момент Лиза почувствовала, как по ней пробегает дрожь. Она увидела не просто мужчину, а символ силы и власти, перед которым она чувствовала себя совершенно беззащитной.

«Раздевайся полностью, Лиза», – его голос был тихим, но в нём звучала непреклонная команда.

Со слезами на глазах, с дрожащими руками, Лиза подчинилась. Она сняла с себя остатки одежды, оставаясь полностью обнажённой перед его взглядом. Холодный воздух комнаты обволакивал её кожу, но внутри неё горел жар.

Он подошёл к ней, его взгляд был прикован к её телу. Его сильные руки обхватили её талию, притянули её к себе. Его твердый член прижался к её животу,

заставляя её вздрогнуть.

«Ты прекрасна, Лиза», – прошептал он, целуя её в шею, затем опускаясь к груди, обводя языком соски. Лиза застонала, её тело отзывалось на каждое прикосновеновение.

Он опустил её на кровать, аккуратно, словно хрупкую вазу. Лёг рядом. Его рука скользнула по её внутренней стороне бедра, ища доступ. Лиза не сопротивлялась. Она была готова. Готова заплатить эту цену.

Когда он вошёл в неё, это было больно. Лиза вскрикнула, её тело напряглось. Но боль быстро сменилась странным, жгучим удовольствием. Он двигался медленно, затем быстрее, его движения были уверенными и властными. Лиза хватала ртом воздух, её руки вцепились в его спину. Она чувствовала, как её тело отзывается на его толчки, как внутри неё нарастает напряжение.

Её сознание затуманилось. Остались только ощущения: горячая кожа, влажные прикосновения, ритмичные толчки, стоны, которые вырывались из её горла. Она чувствовала, как её девственность исчезает, как она сама меняется, переступая черту, после которой нет возврата. Кульминация наступила резко, пронзив её тело сладкой, мучительной судорогой. Она закричала, её тело выгнулось, и Игорь Петрович последовал за ней, издав низкий, гортанный стон.

В своей квартире Алина не могла найти себе места. Она ходила из угла в угол, её нервы были натянуты до предела. Часы показывали далеко за полночь, потом за два часа ночи. Звонила она Лизе бесчисленное количество раз, но её телефон был выключен. Или он его выключил.

Каждый шорох за окном, каждый звук в подъезде заставлял её вздрагивать. Она представляла, что происходит там, в пентхаусе Игоря Петровича. Она знала. Она прошла через это. И теперь её младшая сестра, наивная, чистая Лиза, проходила через то же самое. Алина чувствовала себя виноватой, беспомощной, опустошенной.

Она села на диван, прижав колени к груди. Слёзы текли по её лицу, обжигая кожу. Это была не просто печаль, это была ярость – ярость на себя, на него, на весь этот жестокий мир, который заставлял её и таких, как она, платить столь высокую цену за иллюзию успеха.

Светало. Первые, робкие лучи солнца пробивались сквозь шторы, окрашивая небо в бледно-розовый цвет. Алина поднялась. Она чувствовала себя разбитой, но в то же время в ней проснулась какая-то новая решимость. Это больше не могло продолжаться. Не с Лизой.

Когда на улице забрезжил рассвет, раздался звонок в дверь. Алина бросилась открывать. На пороге стояла Лиза. Её волосы были растрёпаны, глаза покраснели, а на лице читались отголоски пережитого – смесь смущения, шока и какой-то странной, новой усталости. Одежда её была слегка помята. Она выглядела другой. Не такой, какой Алина видела её два дня назад.

«Лиза…» – выдохнула Алина, чувствуя, как её сердце сжимается от боли. Она обняла сестру, крепко-крепко, пытаясь защитить её от всего мира.

Лиза уткнулась ей в плечо, её тело дрожало. Из её горла вырвался всхлип. Она не говорила ничего, но Алина всё понимала.

Игорь Петрович не проводил её до квартиры. Он просто отправил её домой. Как и Алину. Это был их общий сценарий. И теперь Лиза стала частью этого сценария. И Алина почувствовала, как в ней просыпается что-то холодное и твёрдое. Что-то, что требовало отмщения.

Глава 9. Разбитые иллюзии.

Алина крепко обнимала Лизу, чувствуя, как хрупкое тело сестры дрожит в её руках. Это было не просто дрожь от холода или усталости; это была дрожь сломленной души. Лиза не плакала навзрыд, не кричала. Она просто вжималась в Алину, её тело было напряжено, как натянутая струна. Из её горла вырывались лишь тихие, прерывистые всхлипы, полные шока и горького осознания.

«Тише, тише, моя хорошая…» – шептала Алина, гладя сестру по растрёпанным волосам. Она впустила её в квартиру, осторожно закрыла дверь, отрезая от них внешний мир. Запах сигар и дорогого коньяка, едва уловимый, но отчетливый, исходил от Лизы, словно невидимое клеймо.

Алина отвела Лизу в ванную. Не говоря ни слова, она помогла ей раздеться, её пальцы дрожали, когда она расстёгивала мятое платье, которое так тщательно подбирала для сестры. Под платьем не было ничего, кроме тонкого, кружевного белья, которое казалось теперь до смешного неуместным. Тело Лизы было нежным, смущённым, с едва заметными покраснениями на внутренней стороне бёдер, которые Алина моментально заметила. Мгновенно всё стало ясно.

«В душ, Лиза. Нужно смыть всё это», – голос Алины был хриплым, но твёрдым.

Она сама включила воду, настроив её на теплую, успокаивающую температуру. Лиза молча шагнула под струи, позволяя воде стекать по своему лицу, смывая не только физические следы, но, возможно, и частички её прежней, наивной сущности. Алина стояла рядом, не отходя, наблюдая за каждым движением сестры, чувствуя, как внутри неё закипает холодная, обжигающая ярость.

После душа Лиза завернулась в огромное мягкое полотенце. Её лицо было бледным, глаза опухшими от слёз. Она выглядела потерянной, почти сломленной. Алина усадила её на кухне, налила горячего чая.

«Расскажи мне, Лиза», – голос Алины был ровным, без осуждения. – «Расскажи всё».

Лиза сидела, обхватив чашку дрожащими руками, и смотрела в никуда. Слова давались ей с трудом, выходили обрывками, не связанными между собой.

«Он… он такой… влиятельный. И говорил… говорил, что у меня талант… что я могу добиться всего…»

Она сделала глоток чая, затем продолжила, тихо, почти шёпотом: «Он был таким добрым… таким внимательным… А потом… он просто…»

Слова застряли у неё в горле. Слёзы вновь покатились по щекам. «Алина… мне было страшно… но я… я не знаю… он такой… я думала…»

Алина слушала, не перебивая. Она видела в глазах сестры отражение себя самой, той Алины, что приехала в Москву, той Алины, что верила в красивые слова и обещания. Только Лиза была моложе, наивнее, её падение было более резким, более болезненным.

«Он сказал… что это цена… за мечту», – договорила Лиза, её голос был едва слышен. – «Как у тебя…»

Эти слова ударили Алину в самое сердце. «Как у тебя». Значит, Лиза поняла. Поняла цену, которую платила Алина. Поняла, что её собственная "мечта" уже начала превращаться в кошмар.

«Этого больше не будет, Лиза», – сказала Алина, её голос был твёрдым, как сталь. Внутри неё кипела решимость. Она больше не могла быть просто жертвой. Или пособницей. Она должна была защитить сестру. И, возможно, себя.

Весь день Алина ходила вокруг Лизы, как волчица вокруг своего детёныша. Она старалась отвлечь её, приготовить что-нибудь вкусное, поговорить о чём-то обыденном. Но Лиза была замкнута, её взгляд был пустым, а движения – медленными, словно она двигалась сквозь толщу воды.

Алина осознала, что Игорь Петрович не остановится. Ему понравилась Лиза. Её юность, её неиспорченность были для него новым вызовом, новой игрушкой. И он будет звонить, он будет давить, он будет манипулировать. Он знал её слабость – её сестру.

Ближе к вечеру раздался звонок. Алина взяла телефон, посмотрев на Лизу. «Это он», – просто сказала она. Лиза

вздрогнула.

Алина сделала глубокий вдох и ответила.

«Алина, моя дорогая», – голос Игоря Петровича был полон фальшивой любезности. – «Как вы там? Лиза добралась до тебя? Я надеюсь, она хорошо провела время? Она произвела на меня очень приятное впечатление. Мы с ней долго говорили о её перспективах в Москве».

«Лиза сейчас отдыхает, Игорь Петрович», – холодно ответила Алина. – «Думаю, она очень устала от “перспектив”».

На другом конце провода повисла секундная пауза. Игорь Петрович не любил, когда ему дерзили.

«Я вижу, ты волнуешься. Это естественно. Но поверь мне, Алина, Лиза – очень одарённая девушка. С её данными, с моей помощью… она может достичь гораздо большего, чем ты. Тебе бы радоваться за неё». В его голосе прозвучали нотки угрозы, скрытые под покровом заботы. «Завтра я бы хотел встретиться с вами обеими. Обсудить её будущее. Например, в моей студии. У нас как раз есть новые интересные проекты».

«Её будущее не будет в вашей студии, Игорь Петрович», – произнесла Алина. В её голосе звучала непоколебимая решимость, которая удивила даже её саму. – «Лиза уезжает домой, завтра утром».

Наступила тишина, густая и зловещая. Затем Игорь Петрович рассмеялся. Холодно, безрадостно.

«Алина, Алина… Ты ведь знаешь, что бывает с теми, кто пытается идти против меня. А с тобой… и с твоей сестрой… я могу сделать так, что ваша “мечта” превратится в очень неприятную реальность. И не только в Москве». В его голосе была абсолютная, несомненная власть. «Подумай об этом».

Он отключился.

Телефон выпал из онемевших пальцев Алины. Угроза была ясна. Он мог уничтожить их обеих. Но в этот момент, глядя на заплаканное лицо сестры, Алина поняла, что у неё нет другого выхода. Она не позволит ему использовать Лизу. Никогда.

«Собирайся, Лиза», – сказала Алина, её голос был твёрд. – «Мы уезжаем».

Лиза посмотрела на неё, в её глазах мелькнула надежда, смешанная с недоверием. «Куда?»

«Домой. Туда, где он не сможет до тебя дотянуться. И я с тобой. Мы не останемся здесь».

Алина начала быстро собирать вещи Лизы, бросая их в рюкзак. Её собственные мысли лихорадочно кружились. Что дальше? Как она будет жить без поддержки Игоря Петровича? Без квартиры, без заработка? Но это были вопросы на потом. Сейчас главное – спасти Лизу. И, возможно, спасти себя, вырвавшись из его золотой клетки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда рюкзак Лизы был собран, Алина взяла свой телефон и, набрав номер, отправила короткое, но ёмкое сообщение Игорю Петровичу:

"ЛИЗА УЕЗЖАЕТ. ЗАБУДЬ О НЕЙ. И ОБО МНЕ. НАВСЕГДА."

Она нажала кнопку "отправить", чувствуя, как её ладонь потеет. Это был её вызов. Её отчаянный, возможно, самоубийственный поступок. Но она сделала это. В этот момент Алина почувствовала себя по-настоящему живой, впервые за долгое время. Она была готова встретиться с последствиями. Она была готова сражаться.

В её глазах, обычно полных усталости и подчинения, загорелся холодный, мстительный огонь. Эта игра только начиналась, и правила теперь меняла она.

Глава 10. Возмездие.

Сообщение было отправлено. Кнопка «Отправить» казалась ей огромной, словно детонатор. В тот же миг, когда оно покинуло её телефон, Алина почувствовала резкий прилив адреналина. Это был акт безусловного, отчаянного бунта. Рука её дрожала, но в то же время в ней появилась странная, незнакомая твёрдость.

«Пошли, Лиза», – сказала она, беря рюкзак сестры и свой небольшой чемоданчик.

Лиза, всё ещё находясь в прострации, лишь послушно кивнула, как марионетка. Её лицо было бледным, глаза всё ещё красными и пустыми, но в них появилось проблеск надежды, когда Алина взяла на себя инициативу.

Они вызвали такси. Ночь ещё только начинала отступать, и город был окутан предрассветным туманом. Алина оглянулась на свою «золотую клетку», на квартиру, которая была одновременно и убежищем, и тюрьмой. Никакого сожаления. Только облегчение и жгучее чувство свободы, смешанное с холодным страхом. Она знала, что ответ Игоря Петровича не заставит себя ждать.

В такси Лиза вжалась в неё, её голова опустилась на плечо Алины. Сестра уснула почти мгновенно, истощённая переживаниями. Алина же не могла сомкнуть глаз. Она смотрела в окно, на пролетающие мимо улицы, и её мысли лихорадочно работали. Куда они поедут? Как долго они смогут скрываться? Как Игорь Петрович отреагирует на её демарш? Он не тот человек, который прощает оскорбления.

Телефон в её руке завибрировал. Алина вздрогнула, её сердце подскочило к горлу. Это был ответ от Игоря Петровича. Всего одно слово, холодное и зловещее:

"ПОЖАЛЕЕШЬ."

Она стиснула зубы. Страх был огромен, но он уже не мог парализовать её. Он только усиливал её решимость.

Они приехали на вокзал. Алина выбрала ближайший поезд на юг, на родину, в их маленький провинциальный городок. Это было импульсивное решение, но единственное, что пришло ей в голову. Там, вдали от Москвы, среди родных стен, они, возможно, смогут найти временное убежище.

Поезд тронулся, унося их прочь от мерцающих огней Москвы, от мира Игоря Петровича. Алина смотрела, как силуэты высотных зданий тают вдали, пока не исчезли совсем. С каждым километром она чувствовала, как с её плеч спадает невидимый груз, но на смену ему приходило другое, более острое чувство – ощущение предстоящей битвы.

Несколько дней они провели в родном городке, в доме их матери. Мать была удивлена их внезапным приездом, но слишком счастлива, чтобы задавать много вопросов. Лиза постепенно начала приходить в себя. Она часами молчала, но иногда позволяла себе лёгкую улыбку, глядя на что-то простое и знакомое. Алина понимала, что шрамы останутся, но верила, что время залечит их.

Алина же чувствовала себя загнанным зверем. Она не могла расслабиться. Каждый звонок на мобильный, каждый стук в дверь заставляли её вздрагивать. Она знала, что Игорь Петрович не забудет. Его месть будет тонкой, изощрённой и беспощадной. Он уничтожит её репутацию, её карьеру, её жизнь. И это было неизбежно.

Однажды вечером, когда Лиза уже спала, Алина сидела на кухне с матерью.

«Алина, что происходит? Ты так изменилась», – тихо сказала мать, глядя на неё с тревогой. – «И Лиза… она тоже не похожа на себя. Что случилось в Москве?»

Алина посмотрела на свою мать, на её добрые, наивные глаза. Она не могла сказать ей правду. Не могла бросить тень на её веру в своих дочерей.

«Просто устали, мам. Москва – большой город. Сложно там. Но мы справимся».

«Ты уверена?» – спросила мать, в её голосе звучало сомнение.

Алина лишь кивнула.

Ей нужно было действовать. Прятаться вечно было невозможно. Она знала, что у Игоря Петровича были связи, деньги, власть. Он мог достать их где угодно. Алина начала вспоминать всё, что знала о нём. Его привычки, его партнёров, его слабые стороны. Она слушала его телефонные разговоры, когда он забывал

об осторожности. Она видела его документы, оставленные на столе. Каждая деталь, каждый кусочек информации теперь имели значение.

Она начала искать в интернете информацию о его «проектах», о людях, которые были связаны с ним. Алина знала, что Игорь Петрович был осторожен, но не безупречен. У каждого были свои секреты. А у такого человека, как он, их было великое множество.

Её поиски привели её к старым статьям в малоизвестных газетах, к комментариям на закрытых форумах. Слухи, намёки на нелегальные схемы, на обман партнёров, на «несчастные случаи», произошедшие с неугодными людьми. Она нашла упоминания о некой бывшей актрисе, которая внезапно исчезла после конфликта с ним.

С каждым новым найденным фактом в Алине росло нечто большее, чем просто страх. Это была холодная, жгучая ненависть. И с этой ненавистью приходило понимание, что она не может просто бежать. Она должна нанести ответный удар.

Её план начал формироваться в голове, как острые осколки разбитого стекла. Он был рискованным, возможно, безумным. Но у неё не было выбора. Она должна была лишить его власти, лишить его возможности причинять боль другим.

Алина вспомнила одну из съёмок, на которой Игорь Петрович, увлёкшись, обмолвился о некоем компромате, который он хранит на одного из своих партнёров. Он назвал это своей «страховкой». И сказал, что эта «страховка» находится на его личном сервере, к которому есть доступ только у него, через зашифрованный канал.

Сервер. Зашифрованный канал. Алина, хоть и не была хакером, но за годы работы в его индустрии научилась кое-чему. Она видела, как он работает с компьютером, какие программы использует. Она знала его привычки, его слабости.

Она понимала, что это игра на грани фола. Но ради Лизы, ради того, чтобы больше никто не попал в его сети, она была готова рискнуть всем.

Ей нужно было вернуться в Москву. Вернуться в логово зверя. Но на этот раз не как жертва, а как охотник.

В её глазах, которые ещё недавно были полны страха и усталости, теперь горел холодный, расчетливый огонь. Она посмотрела на спящую Лизу, на её чистое, умиротворённое лицо.

«Я сделаю это, Лиза», – прошептала Алина, – «ради нас обеих».

Ей предстоял путь обратно в ад, но на этот раз у неё была цель. И эта цель была дороже любой цены.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На следующий день Алина купила билет обратно в Москву. Лиза, ещё не оправившаяся от пережитого, попыталась возразить, когда узнала о планах сестры.

«Алина, нет! Ты не можешь! Он… он опасен! Что ты там будешь делать?» – её голос был полон паники.

«Я должна, Лиза», – Алина обняла её, в её глазах не было сомнений. – «Я не могу позволить ему вот так просто сломать нас. И других. Я не хочу, чтобы кто-то ещё пережил то, что пережила ты. И я».

Она постаралась, чтобы её голос звучал уверенно, хотя сердце бешено колотилось в груди. Она не хотела, чтобы Лиза чувствовала себя виноватой; это была её, Алины, битва.

Прощаясь с матерью, Алина натянула на себя маску беззаботности. «Мам, там просто дела накопились, нужно закончить проекты. Скоро вернусь». Она видела, что мать не верит, но и не задаёт лишних вопросов, чувствуя, что что-то не так.

Обратный путь в Москву был совсем другим. Если в первый раз она бежала, то теперь возвращалась, преисполненная холодной решимости. В её голове уже сложился детальный план. Она перебирала в памяти каждую мелочь, каждый разговор, каждое наблюдение, касающееся Игоря Петровича.

Во-первых, доступ к его серверу. Она помнила, как Игорь Петрович, работая над каким-то документом в своем кабинете, иногда отходил, забывая заблокировать экран. Она видела, как он вводит пароль – набор символов, который казался случайным, но повторялся. Он всегда начинал с определённого жеста пальцем по тачпаду, затем следовала комбинация цифр и латинских букв, которую он вводил, не глядя. Алина тренировала эту комбинацию в уме, визуализируя движения его пальцев. Она помнила, что он иногда использовал двухфакторную аутентификацию, но чаще всего обходился без неё, когда был у себя в кабинете. Его самоуверенность была его ахиллесовой пятой.

Во-вторых, время. Ей нужен был момент, когда его не будет дома. Игорь Петрович часто уезжал на встречи по вечерам, или в загородный дом, или на какие-то закрытые мероприятия. Она могла отследить его график по косвенным признакам – по его звонкам, по сообщениям, которые он иногда оставлял на столе. Алина помнила, что у него был определенный клуб, который он посещал раз в неделю. Сегодня был именно такой день.

В-третьих, как попасть в его пентхаус. После её демарша Игорь Петрович, скорее всего, заблокировал её доступ. Но Алина помнила старые коды от электронных замков, которые он менял крайне редко, будучи уверенным в их неприступности. У него была сложная система защиты, но она знала, что он иногда полагался на старые, привычные комбинации, особенно для запасных входов. Также у неё был запасной ключ от его квартиры, который он ей давал "на случай", если ей нужно будет что-то принести или убрать. Она никогда им не пользовалась, но теперь он казался бесценным.

Добравшись до Москвы, Алина не поехала к себе в квартиру, которую Игорь Петрович, скорее всего, уже заблокировал или даже сменил замки. Она сняла недорогой номер в маленькой гостинице на окраине города, расплатившись наличными, которые всегда держала при себе на чёрный день. Она не хотела оставлять цифровых следов.

Она провела несколько часов, собирая себя в единое целое. Ей нужно было выглядеть неприметно, но уверенно. Тёмная одежда, минимум макияжа, волосы собраны в простой пучок. Она чувствовала себя не Алиной-актрисой, а Алиной-бойцом.

К вечеру она начала действовать. Сначала она поехала к дому Игоря Петровича. Провела некоторое время в тени соседних зданий, наблюдая. Ровно в семь вечера, как по расписанию, из подъезда выехал его бронированный Mercedes. Алина знала его маршрут. Теперь у неё было несколько часов.

Она медленно прошла к его подъезду. Сердце колотилось в груди, как пойманная птица.

Набрав код домофона, который она запомнила давно, она вошла. Лифт, сверкающий золотом и хромом, поднял её на самый верхний этаж.

Алина достала ключ. Руки её дрожали, но она взяла себя в руки. Ключ повернулся в замке с тихим щелчком. Она толкнула дверь. Тишина и полумрак роскошной квартиры встретили её. Запах сигар, коньяка и его дорогого парфюма витал в воздухе. Это был запах власти, который теперь ей предстояло разрушить.

Её целью был его кабинет. Она знала, где он находится, помнила каждую деталь: огромный письменный стол из тёмного дерева, кожаное кресло, стеллажи с книгами, за которыми был скрыт сейф. Но главное – компьютер.

Она прошла в кабинет, включила настольную лампу, отбрасывающую круг света на стол. Компьютер был заблокирован. Алина сделала глубокий вдох. Пароль. Она закрыла глаза, вспоминая движения его пальцев.

Первый жест, затем цифры, буквы. Она набрала их. Изображение на экране моргнуло. Экран разблокировался. Алина почувствовала резкий прилив адреналина, смешанный с облегчением. Она внутри.

Теперь главное было найти ту «страховку», тот компромат, о котором он говорил. Алина начала методично просматривать его файлы, папки, названные ничего не говорящими именами. Она искала что-то необычное, что-то, что выбивалось из общего контекста.

Её взгляд зацепился за папку с названием «Проект ‘Феникс’». Странное название для продюсера. Она открыла её. Внутри оказались зашифрованные файлы. Это было то, что она искала.

Теперь предстояло самое сложное – расшифровать их. Она знала, что Игорь Петрович использовал стандартное программное обеспечение для шифрования, но пароль к нему был неизвестен. Алина вспомнила ещё одну его привычку. Он был сентиментален в отношении некоторых личных дат. Дата рождения его покойной жены, год создания его первой успешной компании.

Она начала перебирать комбинации, пытаясь угадать пароль к зашифрованным файлам. Первая попытка, вторая, третья – ничего. На пятой попытке, когда она ввела дату, которая, как ей казалось, была наиболее значимой для него – год, когда он потерял что-то важное, – файл открылся.

Содержимое папки раскрылось перед ней. Это были не просто документы, а целая сеть связей, финансовых махинаций, теневых сделок, компромат на высокопоставленных чиновников, на влиятельных бизнесменов. А также – неопровержимые доказательства его причастности к исчезновению той самой актрисы, о которой она читала в интернете. И записи камер наблюдения из его пентхауса. В том числе, возможно, запись вчерашней ночи с Лизой.

Алина почувствовала, как её желудок сжался от отвращения и ужаса. Масштаб его деятельности был гораздо шире и мрачнее, чем она могла себе представить. Она скопировала всё на заранее подготовленную флешку. Затем она удалила оригиналы файлов с его компьютера, очистила корзину и все следы своего присутствия.

Закончив, она встала из-за стола. Время поджимало. Игорь Петрович мог вернуться в любой момент.

Её взгляд упал на его рабочий стол. Рядом с клавиатурой лежал его мобильный телефон. Алина быстро взяла его, сделала несколько фотографий, на которых было видно, что она находится в его кабинете, а затем отправила их на свой номер. Пусть знает, кто это сделал. Это был её прощальный поклон.

Она вышла из кабинета, затем из квартиры, закрыв за собой дверь на ключ. Оказавшись на улице, Алина почувствовала, как по ней прокатывается волна слабости, но тут же её сменила эйфория. Она это сделала. Она держала в руках его «страховку», его самую большую слабость.

Теперь ей оставалось только довести дело до конца. Распространить эти данные, сделать их достоянием общественности, передать тем, кто сможет использовать их против него. Но она понимала, что это будет её самая опасная игра. Игорь Петрович не простит. И теперь она стала не просто его бывшей жертвой, а его самым опасным врагом. Битва только начиналась, и ставки были выше, чем когда-либо.

Выйдя из подъезда Игоря Петровича, Алина вдохнула полной грудью прохладный ночной воздух Москвы. Город шумел вокруг неё своей обычной жизнью, но для Алины этот шум теперь звучал иначе – как предвестник надвигающейся бури. Флешка в её кармане казалась тяжелой, словно свинец, но в то же время давала ощущение невероятной силы. Она держала в руках не просто данные, а инструмент, способный обрушить империю.

Она поймала такси, избегая камер наблюдения. Вернувшись в свою маленькую гостиницу, Алина рухнула на кровать, чувствуя, как её тело дрожит от напряжения, а разум отказывается принимать происходящее. Ночь прошла без сна. Перед её глазами мелькали кадры из папки «Проект ‘Феникс’»: лица высокопоставленных чиновников, суммы на офшорных счетах, леденящие душу детали исчезновения той актрисы, а также интимные видео, которыми Игорь Петрович шантажировал других. И, конечно, её собственная запись, и, возможно, запись Лизы.

Ранним утром её телефон завибрировал. Звонил Игорь Петрович. Алина задержала дыхание. Она нажала кнопку «отклонить». Несколько секунд спустя пришло текстовое сообщение:

«ТЫ СОВЕРШИЛА ОШИБКУ, АЛИНА. БОЛЬШУЮ. ТЕБЕ НЕ ПОЗДОРОВИТСЯ. ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ, ЧТО РОДИЛАСЬ. ВЕРНИ ВСЁ, ПОКА НЕ ПОЗДНО».

Сообщение было написано заглавными буквами, без знаков препинания, словно крик разъярённого зверя. Алина лишь усмехнулась. Поздно. Обратного пути не было.

Она встала, чувствуя себя странно отдохнувшей, несмотря на бессонную ночь. В её движениях появилась новая уверенность. Это была уверенность человека, который принял окончательное решение и готов идти до конца.

План Алины был сложным и требовал точности. Она знала, что просто выбросить компромат в интернет недостаточно. Игорь Петрович быстро бы замял дело, использовав свои связи, и нашёл бы её. Ей нужен был не просто слив, а контролируемый, направленный удар, который поразит его в самое сердце его империи.

Она начала работать. Ей нужны были посредники – люди или организации, которые не побоятся опубликовать эту информацию и защитить её. Алина вспомнила о журналистских расследованиях, которые иногда просачивались в прессу, о независимых медиа, борющихся с коррупцией.

Алина осторожно, используя общедоступные Wi-Fi сети в разных кафе и библиотеках, начала искать контакты. Она не использовала свой телефон или ноутбук, купленные Игорем Петровичем, чтобы не оставить цифровых следов. Она купила одноразовый смартфон и сим-карту, расплатившись наличными.

Ей удалось найти несколько адресов электронной почты и анонимных каналов связи с известными расследовательскими журналистами и организациями, специализирующимися на утечках данных. Она составила детальное, анонимное письмо, приложив к нему часть наиболее шокирующих документов и видеозаписей, чтобы доказать подлинность информации.

«У меня есть информация, которая может разрушить империю Игоря Петровича N. (указала его полное имя и основные компании). Это не просто коррупция, это сеть шантажа, насилия и преступлений, простирающаяся далеко за пределы шоу-бизнеса. В папке ‘Проект “Феникс”’ вы найдете доказательства. Я готова предоставить полный архив, если вы гарантируете безопасность мне и моей семье. И, что самое важное, гарантируете публичность. Я не хочу денег. Я хочу справедливости».

Она отправила это письмо по нескольким адресам, используя Tor-браузер и VPN, тщательно скрывая свой IP-адрес. Это было как выстрел в темноту. Теперь ей оставалось только ждать.

Ждать было невыносимо. Каждый час казался вечностью. Алина понимала, что Игорь Петрович уже задействовал все свои ресурсы, чтобы найти её. Он мог использовать своих людей,

своих хакеров, свои связи в правоохранительных органах. Она была одна против целой системы.

Через два дня пришёл ответ. От одной из крупнейших независимых медиа-организаций, известной своими громкими разоблачениями. Они были заинтересованы. Они просили больше доказательств и предлагали анонимную встречу в безопасном месте.

Алина почувствовала облегчение, но и усиление страха. Теперь она официально вступила в игру. И ставки были невероятно высоки. Она договорилась о встрече. Ей нужно было продумать каждую мелочь, каждый шаг, чтобы не попасться в ловушку.

Она поехала в другой конец города, чтобы купить новые очки, парик, одежду, которая полностью изменит её внешность. Ей нужно было стать неузнаваемой. Алина, актриса, знала, как менять маски. Теперь это было вопросом выживания.

Вечером того же дня раздался стук в дверь гостиничного номера. Алина вздрогнула. Она была готова. Она заранее проверила, что в замке нет следов взлома. Дверь открылась. На пороге стояли двое мужчин в гражданской одежде. Их лица были непроницаемыми, а глаза – холодными и цепкими.

«Алина Алексеевна Воронцова?» – спросил один из них, его голос был низким и официальным.

Алина почувствовала, как по ней пробегает холод. «Кто вы?»

«Мы из… определённых структур», – ответил второй. – «Нам стало известно о ваших проблемах. И о некоторых… документах, которые вы могли обнаружить».

В их глазах не было дружелюбия. Это были люди Игоря Петровича. Или те, кого он смог настроить против неё.

Алина стояла на пороге, не пропуская их. Её сердце бешено колотилось, но в её взгляде не было страха. Только решимость.

«Я ничего не обнаруживала. И проблем у меня нет», – её голос звучал твёрдо, как никогда.

«Не делайте глупостей, Алина Алексеевна», – первый мужчина сделал шаг вперёд, его рука потянулась к её плечу. – «Мы просто хотим поговорить. И вернуть некоторые… вещи, которые вам не принадлежат».

В этот момент Алина приняла решение. Она не будет играть по их правилам.

«Я никому ничего не верну», – она резко отшатнулась, уклоняясь от его прикосновения. – «И я уже передала всё, что у меня было, куда следует. Если со мной что-то случится, или с моей сестрой – все документы будут автоматически опубликованы. Я позаботилась об этом».

На лицах мужчин промелькнула тень удивления, смешанная с раздражением. Они явно не ожидали такой смелости.

«Блеф», – презрительно сказал второй.

«Попробуйте проверить», – Алина усмехнулась, её взгляд был полон вызова. – «У вас есть мои координаты. И координаты моей сестры. Если хоть один волос упадёт с её головы, или со мной что-то случится… весь ваш мир рухнет. И не только мир Игоря Петровича».

Мужчины переглянулись. В их глазах читалась некоторая нерешительность. Слова Алины, хоть и звучали как угроза, могли быть правдой. И если это так, то она только что превратилась из жертвы в очень опасного игрока.

«Мы к вам ещё вернёмся, Алина Алексеевна», – сказал первый, его голос был уже не таким уверенным.

Они развернулись и ушли, оставив Алину одну в дверном проёме.

Она закрыла дверь, чувствуя, как по ней пробегает дрожь. Она победила в этом раунде. Но это была лишь прелюдия к настоящей битве. Теперь она не просто убегала, она воевала. И Игорь Петрович, несомненно, ответит. Напряжение нарастало, и Алина знала, что теперь каждый её день будет борьбой за выживание. Но она была готова. Ради Лизы. Ради себя.

После ухода «гостей» Алина чувствовала, как её сердце всё ещё бешено колотится. Её слова, брошенные им в лицо, были чистой воды блефом. Она не активировала никакого «автоматического слива» на случай своей гибели, но их замешательство дало ей драгоценное время. Она закрыла дверь на все замки и принялась лихорадочно дорабатывать свой план.

Встреча с журналистами была назначена на завтра, в укромном кафе под прикрытием. Алина понимала, что это её единственный шанс. Она должна была не просто передать данные, а убедить их в собственной ценности как источника и в серьёзности угрозы со стороны Игоря Петровича.

Всю ночь она провела, готовясь. Она внимательно изучала содержимое флешки, отбирая наиболее шокирующие и неопровержимые доказательства. Фотографии, видеозаписи, финансовые отчёты, переписка – всё, что могло стать бомбой замедленного действия под империей Игоря Петровича. Она даже нашла компромат на одного из «гостей», что заходили к ней.

На следующий день, переодетая и тщательно замаскированная, Алина отправилась на встречу. Каждый её шаг был просчитан. Она несколько раз меняла маршрут, заходила в магазины, делала вид, что ждёт кого-то, чтобы убедиться, что за ней нет хвоста. Паранойя стала её новым спутником.

В кафе её ждали двое – женщина средних лет с проницательным взглядом и молодой человек с сосредоточенным лицом. Они представились как Анна и Сергей, журналисты того самого расследовательского издания.

«Мы получили ваше письмо, Алина», – начала Анна, её голос был спокойным, но глаза изучали Алину с головы до ног. – «Вы утверждаете, что у вас есть информация, способная разрушить империю Игоря Петровича. Это серьёзные заявления».

Алина кивнула. «У меня есть не просто информация. У меня есть его личный архив. Все его преступления, все его шантажи, все его связи. И доказательства того, что он не стеснялся использовать молодых девушек в своих грязных схемах, превращая их жизни в товар».

Она положила флешку на стол, осторожно, словно это была бомба. «Здесь всё. Видео, переписка, финансовые документы. Доказательства исчезновения актрисы N. и его причастности к нему. И многое другое. Включая компромат на людей, которые сегодня ночью пытались меня “поговорить”».

Анна и Сергей обменялись взглядами. Их профессиональный интерес был очевиден. Они начали просматривать выборочные файлы, лица их становились всё более серьёзными. На одной из видеозаписей, которую Алина специально отметила, было видно, как Игорь Петрович манипулирует молодой девушкой, заставляя её совершать определённые действия на камеру, угрожая разрушить её карьеру и жизнь.

Когда Сергей увидел доказательства связи Игоря Петровича с исчезновением актрисы, его брови нахмурились. «Это… это уголовное дело. Очень серьёзное».

«Я знаю», – Алина кивнула. – «Поэтому мне нужны гарантии. Для меня и для моей сестры. А также полная огласка. Без цензуры. Чтобы он больше никогда не смог причинять боль».

Анна закрыла ноутбук, глядя на Алину. «Мы понимаем ваши требования. Если это правда, то вы предоставили нам материалы для расследования века. Мы готовы предоставить вам защиту. И мы гарантируем полную огласку. Но вы должны понимать, что это будет война. Он не сдастся без боя».

«Я готова к войне», – ответила Алина, её голос был твёрд. – «Я больше не буду жертвой».

Они договорились о дальнейших шагах. Алина должна была оставаться в тени, не выходить на связь, пока они не подготовят всё для публикации.

На следующий день началось. Сначала появились анонимные утечки в малоизвестных Telegram-каналах и на нескольких новостных ресурсах, затем – всё более громкие заголовки в крупных независимых изданиях. Информация распространялась

со скоростью лесного пожара.

«РАЗОБЛАЧЕНИЕ ВЛИЯТЕЛЬНОГО ПРОДЮСЕРА: ШАНТАЖ, КОРРУПЦИЯ, УГОЛОВНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ».

«ТАЙНЫ «ПРОЕКТА ФЕНИКС»: КАК ИГОРЬ ПЕТРОВИЧ N. СТРОИЛ СВОЮ ИМПЕРИЮ НА СТРАХЕ И КРОВИ».

«ИСЧЕЗНОВЕНИЕ АКТРИСЫ: НОВЫЕ СЛЕДЫ ВЕДУТ К ИЗВЕСТНОМУ ПРОДЮСЕРУ».

Имя Игоря Петровича N. мелькало повсюду. Общественность была шокирована. На него обрушилась волна возмущения. Его партнёры начали отменять сделки, его счета блокировать, его имя превратилось в синоним преступности. Полиция начала получать официальные запросы, и хотя поначалу они пытались замять дело, масштабы утечек были слишком велики.

Алина читала новости, прячась в своей гостинице, чувствуя смесь триумфа и ужаса. Её телефон не умолкал, но она не отвечала. Она знала, что он будет звонить, угрожать, умолять. Но теперь он был бессилен.

Однако Игорь Петрович не был бы собой, если бы не нанёс ответный удар.

В один из дней на её телефон пришло сообщение с неизвестного номера. Это была фотография. Фотография Лизы, мирно спящей в их родном доме. Сделанная извне, через окно.

Сообщение сопровождалось текстом: «СЕСТРА ТВОЯ. НЕ ЗАБЫВАЙ. ТЫ ЕЁ ПОДСТАВИЛА».

Холод пронзил Алину до костей. Он нашёл их. Он угрожает Лизе. Вся её решимость на мгновение пошатнулась. Это было именно то, чего она боялась больше всего. Но затем, глядя на фотографию сестры, на её мирное лицо, Алина почувствовала, как её ярость разгорается с новой силой. Он не победит.

Она немедленно связалась с Анной.

«Он нашёл Лизу. Он угрожает ей. Мне нужна помощь. Прямо сейчас».

Анна отреагировала быстро. В течение нескольких часов Лизу и её мать тайно перевезли в безопасное место, организованное изданием. Алина чувствовала себя немного спокойнее, но понимала, что теперь она осталась одна. И она была главной целью.

Затем начались угрозы напрямую ей. Сообщения, звонки, ночные стуки в дверь её гостиничного номера. Алина не поддавалась. Она меняла гостиницы, перемещалась по городу, словно тень, постоянно меняя свой облик.

В один из вечеров, когда она шла по безлюдной улице, её остановили двое мужчин. Те самые, что приходили к ней в гостиницу.

«Алина Алексеевна. Мы хотим вернуть кое-что. Вам пора понять, что с Игорем Петровичем шутки плохи».

В их руках блеснули ножи.

Алина почувствовала, как по ней пробегает холод. Но она была готова. В её руке был газовый баллончик, который она купила ещё до возвращения в Москву.

«Я же сказала, что не верну», – её голос звучал неожиданно спокойно. – «И да, шутки с Игорем Петровичем очень плохи. Для вас».

Она резко брызнула баллончиком в лицо одного из нападавших, затем, воспользовавшись его замешательством, ударила второго ногой в пах и бросилась бежать, не оглядываясь.

Она бежала, пока не кончились силы. Сердце колотилось, лёгкие горели. Она почти не чувствовала боли, только жгучее желание выжить.

На следующее утро по всем телеканалам прогремела новость: Игорь Петрович N. был арестован. Обвинения были тяжкими: шантаж, коррупция, организация преступной группировки. В его пентхаусе были найдены новые доказательства, переданные журналистами в полицию. А также записи с камер наблюдения, доказывающие его причастность к исчезновению актрисы и многочисленным сексуальным преступлениям. Среди них, к ужасу Алины, были и записи её с Лизой.

Это был шок. Вся страна говорила об этом. Игорь Петрович N. из всесильного продюсера превратился в изгоя, в преступника, чьё имя теперь было запятнано навсегда.

Алина сидела в своей новой, безопасной квартире, предоставленной ей изданием. Она смотрела новости, чувствуя себя странно опустошенной. Это была победа. Но победа, которая далась ей слишком дорого.

Лиза была в безопасности, её мать ничего не знала о подробностях. Теперь Алине предстояло начать новую жизнь, подальше от теней прошлого. Но она знала, что этот опыт изменил её навсегда. Она больше не была наивной девушкой из провинции. Она была воином, выжившим в аду. И она была готова к новым вызовам.

Новые страницы в её жизни только начинались. И теперь она сама писала свой сценарий.

Глава 11. Ирония судьбы...

Прошло полгода с момента ареста Игоря Петровича N. Мир Алины, казалось, успокоился. Лиза и их мать были в полной безопасности, а сама Алина, изменив внешность и имя, начала новую жизнь в другом городе, работая на обычной, незаметной работе. Её контакты с журналистами свелись к минимуму, лишь изредка Анна сообщала ей о ходе дела, которое шло полным ходом, вскрывая всё новые и новые пласты коррупции и преступности в высших эшелонах.

Алина жила тихо, стараясь забыть прошлое. Но тени всегда преследовали её. В каждом взгляде незнакомца, в каждом звонке она видела отголоски той борьбы. И, что самое тяжелое, ей приходилось учиться жить с осознанием того, что она сделала – того, что её сестра пережила. Лиза изменилась. Она стала более замкнутой, задумчивой. Больше не было того звонкого смеха, той детской непосредственности. Она закончила школу и теперь думала о поступлении в университет, но Алина чувствовала, что что-то в ней безвозвратно сломалось.

И вот однажды, совершенно неожиданно, Алина получила от Лизы сообщение. Короткое, почти безэмоциональное: «Я еду в Москву. Поступать».

Сердце Алины ёкнуло. «Лиза, нет! Зачем тебе Москва? Там же…» – она не закончила мысль.

«Я должна, Алина. Мне нужно это. Я не могу всю жизнь прятаться в нашем городке. Я хочу чего-то другого. Я хочу… доказать себе».

В голосе Лизы звучала странная, новая решимость, которая напугала Алину. Она пыталась отговорить сестру, предлагала помощь, деньги, любые альтернативы, но Лиза была непреклонна. В её словах чувствовалась болезненная тяга к тому миру, который так жестоко обошёлся с ней. Как будто она хотела вернуться, чтобы завершить начатое, чтобы не быть вечной жертвой.

Алина приехала в Москву, чтобы встретить сестру. Она по-прежнему была замаскирована, осторожна, как призрак. На вокзале она увидела Лизу, которая выглядела совершенно иначе. Она похудела, черты лица стали острее, а в глазах появилась та же самая усталость и опыт, что были когда-то у Алины. Она была одета в стильную, но немного вызывающую одежду, которая кричала о её желании быть замеченной.

«Лиза, ты… ты изменилась», – выдавила из себя Алина.

«Конечно, изменилась. После всего. Я не та наивная девочка, которой была», – ответила Лиза, её голос был холодным, с оттенком цинизма. – «Кстати, Алина, я не буду поступать в университет».

«Но… почему?» – Алина почувствовала, как по её телу пробегает холод.

«Я нашла работу. Я тоже буду сниматься. В порно».

Слова Лизы обрушились на Алину, словно ледяной душ. Весь её мир, который она так тщательно отстраивала заново, рухнул в одночасье. Она смотрела на сестру, не в силах поверить в услышанное.

«Лиза! Ты сошла с ума?! После всего, что произошло?! Ты видела, что это за мир! Ты видела, что он сделал с нами!» – голос Алины сорвался на крик.

Лиза лишь усмехнулась. Это была та же самая горькая, циничная усмешка, которую Алина видела на своём собственном лице в зеркале.

«Именно поэтому. Я видела. И я больше не хочу быть жертвой. Я хочу быть той, кто контролирует. Я хочу брать свою цену. Я не хочу, чтобы меня использовали, я хочу продавать себя сама. И я знаю правила этой игры лучше, чем кто-либо».

Её глаза горели странным, почти безумным огнём. В них была смесь травмы, решимости и, что самое страшное, желания власти. Власти над своим телом, над своей судьбой, пусть даже такой извращённой.

Алина пыталась отговорить её, умоляла, кричала, но Лиза была непреклонна. Она уже сделала свой выбор.

«Я уже подписала контракт. С новой студией. Там другие люди, не такие, как Игорь Петрович. Они уважают меня. И платят хорошо. Я сама выбираю, с кем работать».

Алина чувствовала, как весь её мир рушится. Все её усилия, все её

жертвы, казалось, были напрасны. Она спасла Лизу от одного монстра, но сестра сама бросилась в пасть другому.

«Я не понимаю тебя, Лиза. Как ты можешь… после того…»

«Ты никогда не поймёшь, Алина», – ответила Лиза, отворачиваясь. – «Потому что ты всегда хотела сбежать. А я хочу вернуться и взять своё. И стать сильнее. И не важно, какой ценой».

Они разошлись. Алина вернулась в свою тихую, безопасную жизнь, но теперь эта жизнь казалась ей пустой и бессмысленной. Она не могла забыть слова Лизы, её взгляд. И она не могла перестать думать о том, что её сестра теперь делает.

Через несколько месяцев Алина случайно наткнулась в интернете на один из новых сайтов. Там были фотографии Лизы. Она выглядела потрясающе – дерзко, сексуально, уверенно. В её глазах не было ни тени страха, ни смущения. Только чистый, неприкрытый вызов. Это была не та наивная Лиза, которую Алина знала. Это была новая Лиза. Актриса. Порнозвезда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец