Анна Вентура, например

Лукьян Лукьяныч, услышав издалека мелодичный напев, тут же подобрался, взбил кокетливые височки точными движениями тренированных пальцев, и выкатился на крыльцо.

- Лютики, цветочки у нее в квартире,

Милая, любимая, раздвигайте дыры.

- Вы опять все перепутали, Бальзаминов, - благодушно рассмеялся отставной гусар, протягивая гостю руку, - заходите, заходите, не привлекайте внимания.

Он втащил Бальзаминова в чистую, оставленную трактирщиком на время ярмарки именно для Лукьян Лукьяныча, напрасно господа проезжающие и даже по казенной надобности совали хозяину деньги или грозили неминуемыми карами, комната была застолблена столичным шулером на давность, как называл это сам Лукьян Лукьяныч.

- Какие там еще дыры ? - спросил он, разливая бургундское вяземской фабрикации по дутого стекла бокалам.

- Ну вы же сами говорили, - заблеял возмущенным барашком Бальзаминов, опасливо принимая бокал, - что жить здесь могут только медведи и Бальзаминовы, а медведи живут в дырах.

- Ну да, - задумался вслух Лукьян Лукьяныч, неспешно отпивая напиток, - берлога суть дырка в земле. А какие же цветочки зимой, медведи же в берлоги лезут именно зимой ?

- А это у ног Анны Вентуры, - важно заявил с легкой картавинкой Бальзаминов, все же не решаясь грассировать, - лютики и цветочки.

Лукьян Лукьяныч не знал кто такая Анна Вентура, потому благоразумно промолчал, но скоро начал наводить гостя на нужные ему мысли.

- У них капитал на двоих поделен, - дельно и толково журчал он, подпаивая Бальзаминова гадким вином, - но пока опека на старших братьях. Понимаете, Бальзаминов ?

Бальзаминов качал головой, как лошадь, вверх и вниз, пока лихому шулеру это не надоело.

- На, сука !

Гнутый венский стул, всюду возимый Лукьян Лукьянычем, как он объяснял приятелям, в память колоссального выигрыша однажды на Нижегородской ярмарке у какого - то изюмского гусара, проигравшегося вдрызг и вынужденного отбивать с телеграфа жалобную просьбицу тетке, в деревню, в глушь, в Саратов, обрушился на согбенную спину Бальзаминова, свергая того на пол.

- Верю ! - завопил Станиславский, нервно срывая с себя пенсне. - Именно так. Именно правду народную утаил Островский, а от шулера иного и ждать не приходится.

- А я не верю, - дернул его за рукав сюртука Немирович - Дамченко, незаметно для окружающих становясь Бабченко.

- Коала тоже не поверил, - отрезал Станиславский, возвращая пенсне на длинный аристократический нос, - сразу фуфло выкупил. Какая, на хрен, заказуха, если жадные хохлы поскупились на грим, не сфотали дырку от контрольного выстрела в затылок ? Клюква сраная.

- Дык она и была рассчитана конкретно на руссиянскую мразь телевизора, - дребезгливо расхохотался Лукьян Лукьяныч, - а для этих скотов зачем тратиться и напрягаться ?

Бальзаминов, вставая с пола, произнес :

- Жить, как говорится, хорошо.

А Станиславский, не будучи Моргуновым, ответил, что говорить хорошо как жить. Они этим и заняты, что бабченки, что телевизорная мразь, дай попиз... ть ни о чем, лишь бы не работать. И х... на них на всех, как говорится.