Лучше, чем убить истребительницу. Из книги А в попку лучше

Лучше, чем убить истребительницу

Толпа бесновалась внизу. Люди толкались и извивались, терлись друг об друга под ритмичную музыку. А неон бил, казалось, в самый зрачок.

Баффи чуть опустила веки, запахиваясь ресницами, защищаясь.

Можно было ещё заткнуть уши, свернуться в клубочек, а лучше всего было уйти отсюда.

Не получалось.

Ноги словно приросли к липкому полу клуба.

Сколько всего увидела «Бронза» и сколько ещё увидит до своего конца? Конец есть у всего, но в последнее время истребительница жила лишь моментом.

В основном такими моментами, как сейчас, когда она могла хоть что-то чувствовать.

Спайк жарко выдохнул ей в ухо, прижимаясь сильнее.

– Ис-сстребительница, – прошипел он. – Тебе это нравится, не так ли? То, что нас могут здесь увидеть? Стоит какому-нибудь упитому свистку поднять голову, и он увидит тебя во всей красе.

Баффи зажмурилась, ничего ему не ответив, сосредоточившись на ощущениях.

Её друзья танцуют там – внизу. В свете огней, наслаждаются музыкой, веселятся. Ловят редкую беззаботность, всё-таки им доступную. А она опять уползает во тьму. К нему.

Ей словно нигде нет места, ни на танцполе, ни у стойки бара. Нигде, где веселятся и живут люди. Поэтому она поднимается туда, где их нет. Ничего живого.

– Видишь, ты пытаешься быть с ними, но ты всегда приходишь к тьме. И ко мне.

Его шёпот созвучен её мыслям, ударяет по мозгам навязчивым рефреном.

Холодные пальцы вампира уже заползли под топ, обводя пупок, поднимаясь по рёбрам к груди, сжимая напряжённый сосок, заставляя выгибаться сильнее и тереться чёрным кружевом юбки о грубую ткань его кожаных брюк.

– Что они подумают, когда узнают, кто ты на самом деле?

Небольшие каблуки прочередили пол от пробного толчка. Он не спешил.

– Прекрати.

Она должна была попытаться. Хотя бы создать видимость сопротивления.

Кого она пытается обмануть?

Шёлк и кружево ползут вверх по бедру, подчиняясь его руке.

– Останови меня.

Боже, пусть просто задерёт эту чертову юбку, раздвинет коленом её ноги и трахнет, заставляя чувствовать острее.

Тут же куча народу. Но ей плевать – увидит ли кто-то. Её будто никто не видит больше. Потому что она этому миру не принадлежит. Её тут не должно было быть. Она ведь, черт возьми, сделала для этого мира всё, что могла.

Она мешала это в себе сейчас, сознательно не разделяя. Пусть будет. Самый дрянной коктейль в её жизни: грусть, одиночество, ненависть к себе, возбуждение и агония. Все это для Баффи Саммерс. До дна. И мгновенное бесконечное похмелье.

Удар ладони по ягодице, смешивающийся с музыкой, органично вплетающийся в агрессивную мелодию.

Она сморгнула слезы.

Сколько ещё ей нужно будет спасать этот грёбанный мир, чтобы позволить себе немного удовольствия без вины?

Чего-то для себя.

Неужели, мать вашу, она не заслужила?!

Баффи всегда ярко реагировала на его прикосновения. Он был её пламенем и ледяным ветром, колющим, обжигающим. Но его прикосновения никогда не оставляли её равнодушной. Ни в начале их знакомства, когда её тело впервые познало боль от его ударов. Ни потом – когда оно сладко дрожало в нежных ледяных пальцах вампира.

Разумеется, он не будет ждать долго.

Он нетерпелив и жаден.

Когда он всё-таки пинком раздвигает её ноги и резко дёрнув молнию на брюках, врывается внутрь, она закусывает нижнюю губу.

Сейчас тьма сгустилась вокруг неё. И расползлась внутри.

Баффи словно оказалась в воронке тёмных энергий, окутанная им. Спайк был повсюду, неумолимый, начав с мучительно медленного темпа, он все же ускорился, почувствовав, как легко член скользит внутри неё.

Её тело – чёртов грёбанный предатель. Всегда готово для него.

Он продолжал вбиваться, показывая ей, насколько сильно она принадлежала

его

миру, как глубоко в нём увязла.

Наверное, совсем не странно, что бездушный вампир оказался единственным, кто понял и безоговорочно принял другую сторону её личности, дикую, жестокую, первобытную.

– Нет, не закрывай глаза, посмотри на них. Видишь – это не твой мир. Ты живёшь в тени... Посмотри на них и скажи, что тебе не нравится убегать от них – ко мне.

Его пальцы холодят, металл колец обжигает. Баффи теряется в ощущениях. Он не нежен с ней. Она никогда и не ждала от него этого. Он говорит ей ужасные вещи. Ужасные, но правдивые.

Он трансформировался. Баффи даже не нужно было оборачиваться, чтобы это понять. Превратившиеся в когти пальцы, сжали её бедра, оставляя синяки, царапая до крови. Он насаживал её на себя, почти оторвав от пола. Рычал в ухо.

Трение. Стоны. Жар внизу живота, расползающийся. Судорожные сжатия нежных стенок, заставляющие его терять ритм, вбиваться яростнее, но хаотичнее.

Девушка заскребла короткими ногтями по перекладине перил. И руки едва не соскользнули с гладкого металла. Но он сильно вжал её в ограждение движениями своих бёдер. И сломал бы ей ребра, будь она обычной девушкой, обычным человеком. Будь она той, кто могла чувствовать.

Наконец. Приливная волна. Огромная, омывающая, уносящая всё лишнее. Накатило, захлестнуло, утащило с собой. Она сжималась внутри, захватывая его член, слушая довольный рык вампира. Позволила себе крик, пришедшийся на припев. Музыканты ударили по струнам, невольно празднуя её пик.

Спайк сорвался на бешенный темп, вжимаясь в обмякшее тело, кончая сильно и долго. Она боялась, что его победный рык всё же перекроет музыку.

Содрогаясь, наслаждаясь последними нотками угасающего оргазма, он тяжело навалился на неё, прислонившись щекой к щеке. Баффи почувствовала, как уголок его губ ползёт вверх в улыбке. Чертовски самодовольной – она могла поклясться.

– Да-а, не устану повторять – лучше, чем убить истребительницу – это её трахнуть. И я буду делать это. Снова и снова.

Он прошептал как заклинание, как молитву ей на ухо. Чтобы слова врезались, лучше отпечатались, остались в её сердце, вытеснив оттуда тех, кто был до него. Кому она говорила о любви.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он уже говорил это.

В первый раз.

Когда они во время секса к чертям разнесли здание.

Её разозлило тогда.

Будто она была очередным трофеем. Новой победой сходящего с ума от скуки столетнего вампира. Убитые им истребительницы наверняка всадили бы кол себе в сердце, узнав, что она предала дело всей их жизни. Добровольно отдавшись. Так самозабвенно трахаясь с вампиром, их убийцей. И у него ведь действительно даже не было души, чтобы она могла мысленно себя оправдывать. Господи, почему её личная жизнь постоянно является таким источником стыда и вины? Кажется, чем дальше – тем хуже.

«Ты прибежишь, когда у тебя зачешется там, где ты сама почесать не сможешь».

Он никогда не приправлял реальность сиропом, не присыпал дерьмо розовыми лепестками. Хотя бы за это его можно было уважать.

Он был с ней честен.

И если говорил, что любит её, значит сам в это верил.

А ей, выдернутой из рая, только такая любовь и подходила.

Изуродованная.

Пошлая. Смешанная с кровью, стонами, потом, спермой, слезами, черным одиночеством.

Легкий шелест плаща за спиной.

Он сказал и сделал всё, что хотел. Оставив её с этим. Со сладкой тянущей тяжестью между ног, насквозь мокрыми трусами, с дырой в душе.

Конец