Падая в его ад

Глава 1: Похищение

Сара

Я мечтала только о кровати и тишине. Университет выжал меня досуха: конспекты, семинар, кофе на голодный желудок — полный комплект. Я расплатилась с таксистом последними купюрами, вылезла на холод и… застыла.

У нашего подъезда стояли две чёрные, нагло блестящие машины. Такие обычно паркуют не у девятиэтажек с облупленной штукатуркой, а там, где швейцар открывает двери и на ковриках нет дыр. На мгновение мне показалось, что они перепутали адрес. Или реальность.

— Соседи разбогатели? — пробормотала я, сжимая сумку в руках.

Я пожала плечами и нырнула в подъезд. Меня накрыло запахом мужских духов — дорогих, спокойных, с каким-то тёплым древесным шлейфом.

Непривычно.

Обычно здесь пахнет сыростью, пылью и тем самым вечным «чем-то», что живёт в старых домах.

Я ткнула кнопку вызова нашего жалкого лифта. Двери с трудом сомкнулись, и кабина заскрипела.

— Давай, родной, не подведи, — шепчу лифту и себе. — У меня сегодня из приключений максимум лапша и сериал.

Лифт трясся и гудел, поднимаясь наверх. Я нервно теребила ремешок сумки, а тот сладковато-горький мужской аромат становился всё отчётливее — будто он преследовал меня, заполнял лёгкие, врезался в память.

На восьмом этаже двери разъехались, и я шагнула в коридор. Тишина. Только где-то внизу хлопнула дверь. Чем ближе я подходила к нашей квартире, тем сильнее ощущался этот запах — не духи, а присутствие. Что-то неправильное в нём было, тревожное.

Сердце заколотилось. Я вставила ключ, дверь оказалась не заперта.

— Мама? — позвала я, входя.

Ответа не последовало. Только странный шелест.

Я сделала пару шагов внутрь — и воздух ударил в лицо: смесь дорогих ароматов, табака и… чего-то железного, будто крови.

— Мам! — громче крикнула я, бросившись к гостиной.

И замерла.

Там, в центре комнаты, стояла мама. Вернее, её держали — двое мужчин в дорогих костюмах, с оружием в руках. Её руки были связаны, волосы растрёпаны, на лице — синяки и кровоподтёки. Она плакала, захлёбывалась, и это зрелище вонзилось в меня, как нож.

Ещё один мужчина стоял рядом, положив ладонь на спинку дивана, как хозяин, наблюдающий за чужим отчаянием. Его костюм сидел идеально, часы сверкали при свете лампы, а в глазах — холод, равнодушие.

— Мам… — выдохнула я, но горло пересохло так, что звук сорвался с губ хрипом.

Её взгляд метнулся ко мне — полный ужаса.

— Сара, беги! — выкрикнула она, отчаянно, срывая голос.

В тот же миг один из мужчин резко ударил её прикладом по плечу. Хлопок, стон, и мама согнулась, как тряпичная кукла.

— Ни шагу, — раздалось из глубины комнаты. Я вздрогнула и замерла, чувствуя, как кровь уходит из лица.

Мои ноги будто вросли в пол. Я смотрела на этого человека — спокойного, ледяного, безжалостного — и понимала: случайности тут нет. Они пришли именно за нами.

— Что… что вам нужно? — спросила я, задыхаясь от собственного голоса, который предательски дрожал. Казалось, каждое слово отнимает последние силы.

— Ты! — рявкнул голос у меня за спиной.

Я резко обернулась — и мир качнулся.

В дверном косяке стоял мужчина. Высокий, почти до потолка, плечи широкие, как у стены. Чёрная рубашка натянута на мышцы, рукава закатаны, на поясе оружие. Он казался воплощением угрозы.

Карие глаза, густые брови.

Моя сумка с глухим стуком упала на пол, пальцы онемели. В груди что-то сорвалось вниз, холодной пустотой, а тело не слушалось.

Его взгляд скользнул по мне, как нож по коже — острый, оценивающий, безжалостный.

Он изучал меня с головы до ног.

Смотрел.

И смотрел.

Я сжалась, прижимая руки к себе, будто это могло защитить.

— Ты нам нужна, малышка, — он сделал шаг вперёд, и от этого движения сердце у меня ухнуло в пятки. — Надеюсь, я понятно выразился?

— Кто вы такие!? — крик сорвался сам. Я отступила, но сзади была стена — чужая грудь. Один из головорезов резко подтолкнул меня вперёд.

Я врезалась в широкоплечего, и он поймал меня. Я задыхалась, ощущая его силу, и каждое дыхание отдавалось болью в рёбрах.

— Осторожнее, девочка, — его голос был издёвкой, от которой меня затошнило. — Рано ещё тебе сломаться.

— Нет! — выкрикнула мама. — Не трогайте её! Заберите меня! Сделайте со мной всё, что хотите! Умоляю!

Я всхлипнула, в груди сжалось так, что не осталось воздуха.

Тот, что держал её на прицеле, даже не колеблясь, ударил маму ногой в бок. Она согнулась, из её рта вырвался стон, и у меня сердце оборвалось.

— Нет! — сорвалось с моих губ, и я рванулась к ней, но хватка высокого только усилилась. Его пальцы вонзились в мои плечи, как когти, не оставляя ни единого шанса на свободу. — Оставьте её! Не трогайте!

Его пальцы сомкнулись на моей челюсти, сдавливая её, словно тиски, заставляя поднять лицо. Я заскулила от боли, пытаясь вырваться, но он лишь усмехнулся и наклонился ближе. Его дыхание, пахнущее мятом обжигало кожу.

— Вот оно какое, отродье своего ублюдочного отца, — прошипел он, и в следующее мгновение густой, солоноватый плевок ударил меня в лицо, скатившись по щеке. — Такая же жалкая, как он.

Я замерла. Слёзы сами покатились по щекам, смешиваясь с его мерзкой слюной. В груди всё оборвалось, но я не могла даже закричать — только глухо застонала, пока его пальцы продолжали вгрызаться в мою челюсть.

— Урод, отпусти её! — закричала мама, захрипев от боли. Она дёрнулась, но тут же получила удар кулаком в живот. Её стон пронзил меня сильнее, чем мои собственные унижения.

— Заткни её, — лениво бросил мужчина, что стоял у дивана, словно всё происходящее было для него развлечением. Один из головорезов ударил маму ещё раз, и она рухнула на колени, с трудом удерживаясь.

— Смотри на меня, — зарычал широкоплечий, встряхнув моё лицо так, что зубы лязгнули. Его глаза горели холодным, болезненным удовольствием. — Ты даже не понимаешь, куда вляпалась, девчонка. Но очень скоро узнаешь. Я хорошо отыграюсь на тебе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он наклонился так близко, что его губы едва не коснулись моего уха.

— Ты расплатишься за грехи своего папаши. С процентами.

У меня перехватило дыхание. Я чувствовала, как сердце колотится, а тело — бессильно. Мама рыдала, молила, а мужчины в костюмах смотрели на меня, как на товар, который уже принадлежит им.

Широкоплечий резко дёрнул меня на себя, прижимая к своей груди, и обернулся к остальным.

— Уводим.

— Нет! — закричала мама, рванулась, но один из охранников вжал её обратно на диван, приставив ствол к виску.

— Мама! — закричала я, изо всех сил пытаясь вырваться, но хватка на предплечье только усилилась, боль прострелила висок.

— Тихо, — прорычал он, — или я прямо здесь вышибу ей мозги.

И я замолчала. Окаменела. Потому что знала: он не блефует.

— Шагай! — рявкнул он и резко подтолкнул меня вперёд. Я не удержала равновесия и с глухим шлепком рухнула на колени, ладони обожгло от удара о пол.

Его рука вцепилась в мои волосы — боль вспыхнула в черепе, будто кожу рвали клочьями. Я закричала, когда он дёрнул вверх, заставляя подняться. Мир плыл перед глазами, слёзы застилали всё.

— Сучка, я научу тебя быть покорной, — прошипел он, склонившись так близко, что его холодные глаза заполнили всё моё зрение. В них не было ни капли жалости.

Он рванул за волосы, и я едва поспевала за его шагами. Ноги заплетались, дыхание сбивалось в истеричные всхлипы. Я чувствовала себя куклой в руках чудовища.

— Отпусти! — сорвалось с моих губ, истошно, надрывно. — Помогите!!

Но тишина подъезда была мертва. Лишь за дверями послышался осторожный скрип — кто-то из соседей выглянул, но тут же спрятался обратно. Никто не выйдет. Никто не спасёт.

В голове гулом билась мысль:

за что? кто они такие? почему говорят об отце, которого у меня нет?

Но вопросов было слишком много, а воздух не помещался в лёгких.

Рука мужчины тянула сильнее, и я почувствовала, что ещё немного — и клок волос останется у него в ладони.

Лифт открылся с протяжным скрипом. Он втолкнул меня внутрь, не давая даже вдохнуть, и сразу ударил пальцем по кнопке первого этажа.

Двери лифта с гулом закрылись, отрезав меня от маминых криков. В груди всё сжалось, я захлёбывалась собственным дыханием. Его пальцы впивались в волосы, тянули кожу головы так сильно, что в глазах темнело.

— Пусти… пожалуйста… — прохрипела я, но получила только рывок в сторону.

— Заткнись, — процедил он. — Ты ещё слишком многого не поняла.

Лифт трясся, опуская нас вниз. Я видела своё отражение в тусклом зеркале на стене: распухшее лицо, слёзы, пряди волос, спутанные его рукой. Позади — двое головорезов, сжимавшие оружие так, будто это была часть их тел. Они не смотрели на меня. Для них я была не человеком — грузом.

Когда лифт открылся на первом этаже, меня снова дёрнули вперёд. Я споткнулась, едва не упала, но он держал крепко, как собаку на поводке.

На улице холодный воздух хлестнул в лицо, и я увидела у подъезда те самые чёрные машины. Стёкла тонированные, моторы работали, фары светили жёлтыми бликами на асфальт.

— Быстрее, — приказал он, и меня толкнули к ближайшей машине.

Дверца распахнулась, и я почувствовала, как сердце упало вниз: внутри пахло тем же ароматом, что и в подъезде.

— Садись, — голос его прозвучал у самого уха.

Я качнула головой, сделала шаг назад, но он тут же дёрнул меня за волосы, заставив согнуться.

— Я сказал - садись. Или я вернусь и прямо сейчас дострелю твою мамочку.

Мир рухнул. Меня втолкнули в салон, я упала на кожаное сиденье. Дверь захлопнулась за спиной с глухим звуком.

Я прижалась к двери, обхватив себя руками. Руки и ноги тряслись от ужаса. Я не знала, что делать. Единственным выходом казалось кричать — кричать так громко, чтобы кто-то услышал и спас меня.

Я дёрнула дверную ручку, но они уже успели заблокировать машину.

— Помогите! — закричала я, отчаянно колотя кулаком по стеклу. Тёмная тонировка скрывала меня от чужих глаз, и надежда таяла с каждой секундой. — Кто-нибудь, спасите!

Но меня никто не слышал.

Снаружи, у подъезда, мужчины в чёрном стояли плотной группой и о чём-то говорили. Высокий, тот самый, что командовал, говорил с ними серьёзным, резким голосом, после чего они разошлись по машинам.

Дверца с другой стороны открылась, и в салон опустилась тяжёлая тень. Он сел рядом, его массивное тело заполнило всё пространство, запах дорогого парфюма мгновенно накрыл меня с головой. Машина чуть просела под его весом, кожа сидений заскрипела.

Я вжалась в дверь, обняв себя руками сильнее.

— Сиди тихо, — сказал он. — И, может, эта поездка закончится без крови.

Впереди водитель завел машину, колёса медленно провернулись по асфальту. Фары прорезали тьму двора, машины одна за другой тронулись в сторону дороги.

Я судорожно втянула воздух. В груди стучало, будто сердце хотело вырваться наружу. Каждая клеточка тела кричала: бежать! Но я знала — выхода нет. Я окружена.

— Отпустите меня, — выдохнула я едва слышно.

— Заткнись! — рявкнул он так, что холод прошёл по моей спине. — Ни слова, ясно? Этот рот будешь открывать только тогда, когда я засуну в нее свой член, поняла, дрянь?!

Он сидел рядом, тяжёлый, как каменная глыба, и казалось, что даже воздух в тесном салоне подчиняется его дыханию. Тишина резала по нервам, пока вдруг не зазвонил телефон.

Он медленно вытащил аппарат из внутреннего кармана и приложил к уху.

— Да, — хрипло бросил он в трубку.

В салоне повисло гнетущее напряжение. Он слушал, глаза его при этом скользили по мне — сверху вниз, как будто я была не человеком, а вещью, которую он только что купил.

— У меня, — коротко бросил он в трубку. — Живая. Дрожит, как надо. — Его взгляд обжигал, и от этих слов у меня пересохло в горле.

На том конце что-то сказали. Он усмехнулся — коротко, зло.

— Не переживай. Я знаю, что с ней делать. Такая игрушка долго не выдержит.

Он снова слушал собеседника.

— Она? Да ты гонишь! Просто секси, как охота засунуть в нее свой член, аж трясет. А как представлю рожу папаши, когда он увидит порнуху с дочуркой… — он заржал, аж закатился.

— Меня чуть не стошнило от его слов. Я чуть не схватилась за грудь.

Неужели… он говорит обо мне? Но у меня нет отца — он давно умер. Скончался.

— Нет, я ещё не заглядывал под юбку. Ещё успею, — усмехнулся он. — Твою мать. Тебе обязательно знать, что у неё там!?

Я напряглась; волна паники прокатилась по телу. Я старалась не смотреть на него.

Внезапная хватка за локоть заставила меня вздрогнуть и закричать.

— Нет! — кричала я. — Отпусти!

Он подтянул меня к себе так близко, что я чувствовала его плечо.

— Сейчас пришлю тебе фото, — прохрипел он, выключил телефон и повернулся ко мне. Его рука схватила край моего серого платья и резко задрала его вверх.

— Нет! — вскрикнула я, попыталась опустить ткань, царапала его руку, но резкий удар по бедру вырвал из меня дикий крик. Удар был настолько сильным, что в голове на секунду зажглось белым.

— Нет? — прорычал он. — Как ты смеешь мне говорить «нет»? Подними это чёртово платье и покажи трусы! — голос повысился, глаза сверкнули.

Слёзы катились по щекам; я ещё не оправилась от удара.

— Подними! — потребовал он. Я промахнулась дыханием, со слезами едва приподняла ткань, открыв свои ноги и трусы.

— М-м-м, розовые… ты забавная штучка, — усмехнулся он, доставая телефон. Сделал несколько снимков. Я зажмурилась и пыталась не истерить.

— Почему розовые? — спросил он спустя мгновение.

— П-просто… — выдавила я, голос дрожал.

— Только не говори, что ты ещё девочка? — с интересом произнёс он.

— Я… я вас… я вас не понимаю, — прошептала я.

— Понимаешь ты меня отлично, — сказал он и провёл рукой по моей ноге. Я вздрогнула. — Я сделаю твою жизнь адом, малышка. Ты в руках Дамьена — ты словно живой труп.

Я медленно опустила платье. Его слова сначала отняли у меня дыхание, затем накрыли ещё большим страхом.

Он откинулся на спинку сиденья, закинул ногу на ногу так, будто в салоне не было ни моих рыданий, ни моего ужаса. Его пальцы лениво щёлкнули по экрану телефона, отправляя сделанные фото.

— Пусть посмотрят, — усмехнулся Дамьен, — какое сокровище досталось мне.

Глава 2: В руках дьявола

Машина набирала скорость, за окнами мелькали огни ночного города, превращаясь в полосы света. С каждой секундой меня увозили дальше от дома, от мамы, от всего, что я знала.

Я сидела, вцепившись в край сиденья, и не могла перестать дрожать.

— За что? — тихо спросила я. — За что вы так со мной?

— Узнаешь, девочка, — бросил он.

Я вытерла слёзы, украдкой двинулась чуть в сторону, подальше от него, пока он был занят телефоном. Что будет со мной? Может, они ошиблись? Перепутали? Ведь у меня нет отца — он умер пять лет назад. Я не понимаю, о чём они говорят.

Он оторвался от экрана, посмотрел прямо на меня.

— Знаешь… — медленно произнёс он, убирая телефон в карман, — меня возбудили твои розовые трусики.

Я вжалась в дверь, сердце ударилось о рёбра. Страх стал осязаемым.

— У меня стояк, — сказал он с хриплой усмешкой. — Ты должна мне отсосать. Умеешь?

Я резко покачала головой.

— Никогда никому? — он прищурился. — Никогда не поверю, что я первый.

Он усмехнулся и медленно расстегнул ремень. Мои колени подогнулись, руки дрожали, как в лихорадке. С каждой его движением чувство беды становилось сильнее.

Звук молнии, опущенной вниз, пронзил тишину. Я увидела тёмную ткань его плавок и зажмурилась, будто это могло спасти.

— Ну? — его голос обжёг, в нём звучало нетерпение. — Так и будешь сидеть и смотреть? Я жду. Хочу почувствовать твой сладкий ротик на себе.

— Нет… — мой голос едва был слышен. Я отчаянно мотнула головой. — Пожалуйста… не надо…

Он нахмурился. И в следующую секунду я ощутила резкую боль — его пальцы вцепились в мои волосы и рванули назад. Я закричала, вцепившись в его руки, но хватка была железной.

Почему? Почему именно я? Они ошиблись… они должны были ошибиться… У меня нет отца. Я ни при чём… Пусть остановится. Господи, пусть он остановится!

— Думаешь, я буду возиться с тобой, тварь?! — прорычал он, притягивая меня ближе. — Если я сказал — берёшь в рот, значит, будешь брать!

Я чувствовала, как мир рушится. Сердце колотилось сильно, дыхание сбилось. Я не могла думать, только молиться, чтобы всё это оказалось сном. Слёзы застилали глаза, по щекам текли солёные дорожки.

Он рывком дёрнул меня вниз, к себе. Перед глазами возникло нечто огромное, вырвавшееся из-под ткани.

Я зажмурилась, пытаясь уйти внутрь себя, спрятаться, исчезнуть.

Если я не открою глаза — ничего не будет. Это не со мной. Это не со мной.

— Открой рот! — его голос резал по ушам, как ножом.

Я тряслась, будто меня бросили в ледяную воду. Сил сопротивляться не было, только отчаянное желание исчезнуть.

Я не хочу. Я не могу. Я умру. Я правда умру.

— Я сказал, открой рот!" - прорычал он снова, и я, не в силах сопротивляться, приоткрыла губы. Он вдавил свой член в мой рот, и я почувствовала мерзкий вкус металла. Меня затошнило, но он держал меня крепко, не давая отстраниться.

Он не просто прижал меня — он управлял моим телом. Его ладонь на затылке вдавила меня вниз, заставляя двигаться, лишая воздуха. Я задыхалась, не зная, что делать, как вырваться. Каждое новое движение было глубже, грубее, вызывало рвотный спазм.

Слёзы душили, дыхание сбивалось. Солёный вкус слюны и привкус железа казались самым отвратительным, что я когда-либо ощущала. Щёки горели от напряжения, челюсть онемела от боли. Я пыталась дышать носом — но и он был зажат, и воздух не проходил.

Господи… спаси меня. Спаси от этого дьявола.

Сквозь собственные всхлипы я слышала его приглушённые стоны — он наслаждался, а я задыхалась. Его руки управляли моей головой всё быстрее, толчки становились глубже. Я дёргалась, хваталась за спинку сиденья рядом, пытаясь отстраниться, но пальцы на затылке держали меня, как тиски.

Вдруг он замер, его тело напряглось. Я почувствовала толчок, и что-то теплое излилось мне в рот. Меня вырвало прямо на него. Он взревел от ярости, оттолкнул меня.

— Сука! — заорал он, замахиваясь на меня рукой. Я зажмурилась, приготовившись к удару, но он так и не последовал. Вместо этого он развернулся и выскочил из машины.

Я сидела, дрожа всем телом, не в силах пошевелиться. Слезы текли по щекам, смешиваясь со рвотой. Мой рот горел, а во всем теле ощущалась дикая боль. Я не знала, что делать, куда бежать. Я чувствовала себя грязной, сломленной, уничтоженной.

Все машины остановились на пустой дороге. Ему кто-то подал сменную одежду. В его глазах полыхала ярость; он кричал на всех, срываясь в истерику.

Я украдкой стирала с губ мерзкий привкус, оставшийся после него. Водитель на переднем сиденье протянул мне салфетку — тихо, почти незаметно. Я схватила её и начала торопливо вытирать рот.

Как же стыдно… Он всё это видел.

Через несколько минут дьявол вернулся — уже в другой одежде: в тёмной футболке и брюках. Его взгляд сразу упал на меня. Он заметил салфетку в моих руках.

Он рывком выхватил её, так что я вздрогнула и вжалась в дверь, стараясь стать невидимой.

— Кто тебе позволил вытирать мою сперму, сука?! — взревел он.

Его глаза метнулись к водителю.

— Это ты дал ей салфетку?

— С… сэр, я подумал… — начал водитель, но не успел договорить.

— Выйди из машины! — рявкнул он.

Водитель, побледнев, вышел из машины, руки у него дрожали. Я вжалась в сиденье, сердце колотилось так сильно, что казалось — я задохнусь.

— Кто дал тебе право?! — заорал он, обрушивая кулак на лицо мужчины. — Я тебя кормлю, одеваю, плачу тебе, мразь, а ты смеешь без моего ведома дать ей салфетку?! Ты заботишься о нашем враге?!

Глухой удар разнёсся в ночи, кровь брызнула на асфальт. Водитель рухнул на колени, закрываясь руками, но это только больше разозлило его хозяина.

Дьявол схватил его за воротник и бросил вниз, пнув ботинком в живот. Мужчина захрипел, но даже не пытался сопротивляться.

Я смотрела, как его кулаки снова и снова врезались в чужое лицо, слышала хруст костей, слышала его хриплое «пощади». Но пощады не было. Каждый удар сопровождался диким матом:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Запомни, скотина, ни одна тварь не будет идти против моей воли! Ни одна, блядь!!

Моё дыхание сбилось, слёзы застилали глаза. Я прижала ладони к ушам, но крики и удары всё равно прорывались. Хотелось закричать, выть, остановить это безумие.

Но я знала: стоит мне открыть рот — и следующий удар обрушится уже на меня.

Асфальт был мокрый от крови.

— Скотина блядь!! — он со злостью оттолкнул изувеченного водителя ногой, тот рухнул на землю, едва дыша.

Я закрыла глаза, зажав рот рукой, чтобы не сорваться в крик. Всё внутри меня кричало:

бежать!

В следующую секунду он снова сел в машину. За руль посадили другого водителя. Машина тронулась с места, оставив того умирать на пустой дороге.

Я была в шоке. Сердце билось так сильно, что гул стоял в ушах. Если сейчас я увидела такое… что же ждёт меня потом?

Я не смела пошевелиться, лишь украдкой смотрела на него. Он вновь уткнулся в телефон, тяжело выравнивая дыхание, будто ничего не случилось.

Этот человек — дьявол в человеческой оболочке. Он… ненормальный. Совершенно ненормальный.

Я отвернулась к окну, чтобы скрыть дрожь. Мысли возвращались к тому несчастному. Они бросили его, словно он был не человеком, а мусором — ненужным, лишним. Здесь всё слишком жестоко. Слишком страшно.

Я морщила нос, чтобы сдержать подступивший крик. Прикрыла рот ладонью, боясь, что он услышит мои всхлипы.

Держись, Сара. Просто держись.

от автора:

Моя новая история — тёмная, жесткая и эмоциональная. Здесь не будет пощады, только правда боли и страха. Добавляйте книгу в библиотеку, ставьте звезду — и давайте пройдём этот путь вместе ????❤️????

Глава 3: Чужие руки

Спустя час дороги машина резко затормозила у какого-то клуба. Двигатель заглох, и тишина рухнула на меня тяжёлым гулом в висках. Я ещё не успела вдохнуть, как дверца со скрипом распахнулась, и его пальцы вонзились в мой локоть.

Рывок был таким резким, что я едва не вывалилась наружу. В лицо хлестнул холодный воздух, но даже он не смог смыть с кожи прилипший запах крови, спермы и страха.

Его хватка сжалась так больно, что я зашипела, не сдержавшись.

— Вставай, — процедил он, выдирая меня из машины, будто тряпичную куклу.

Я пошатнулась, но не успела и вдохнуть, как он потащил вперёд, не обращая внимания на то, что я спотыкалась. Его шаги были длинными, тяжёлыми, и мне приходилось почти бежать, чтобы не упасть.

— Пожалуйста… потише… — прохрипела я, но он сжал пальцы ещё сильнее.

— Заткнись, — бросил он сквозь зубы, даже не глядя.

Перед нами возвышалось здание — частный клуб. Огромные двери с массивной латунной ручкой, охрана по обе стороны, и неоновые огни, отливавшие холодным синим. Никто даже не удивился, увидев, как он тащит меня за собой. Наоборот — двери распахнули сразу, словно всё было в порядке.

Внутри пахло табаком, дорогим алкоголем и плотью. Звучала медленная музыка, и здесь не было вообще людей.

— Быстрее, — рявкнул он, толкнув меня так, что я едва удержалась на ногах.

Я споткнулась о край ковра, но он не дал мне упасть — лишь дёрнул к себе и снова поволок вперёд. Мы прошли мимо пустого зала.

Он затащил меня в глубину клуба, в приватную зону, где всё было ещё роскошнее. Красный бархат, золотые лампы, дым сигар.

И там, на огромном диване, сидели мужчины. Пятеро. Все в дорогих костюмах, с бокалами в руках. Их лица освещались мягким светом, улыбки были расслабленными, но взгляды — жёсткими.

Когда он подтолкнул меня вперёд, прямо в центр комнаты, я едва не упала, но успела выровняться, чувствуя, как сердце разрывает грудь.

— Господа, — голос дьявола прозвучал громко, властно, и я вздрогнула. — Встречайте нашу гостью.

И вдруг они — все пятеро — зааплодировали. Медленно, с издёвкой.

Хлопки ударяли по ушам, как выстрелы. Их взгляды прожигали, словно они разглядывали новый трофей, игрушку, мясо.

Моё дыхание перехватило. Я сделала шаг назад, но его ладонь снова сомкнулась на моём локте.

— Стоять, — прошипел дьявол, и я замерла, стиснув зубы, чувствуя, что попала в новый круг ада. — Куда собиралась? Шоу только началась, малышка!

Он резко толкнул меня вперёд, так что я рухнула прямо к ногам мужчины, сидевшего посередине дивана. Сердце заколотилось в горле, когда я подняла глаза — и встретилась с чужим взглядом. Черты его лица были пугающе знакомы: слишком похож на дьявола, что привёз меня сюда. И я сразу поняла — они возможно братья.

— Вот ты какая, — протянул он, с интересом изучая меня. — Он прятал тебя прямо у нас под носом.

— Развлекайтесь, мальчики, — бросил дьявол и, не оглянувшись, скрылся в глубине зала.

Я отшатнулась назад, ладонями упираясь в холодный пол, но мужчина тут же накрыл мою руку и рывком поднял на ноги. Он был выше на голову, но не такой огромный, как его брат.

— Ты напугана, — сказал он тихо, проводя пальцами по моей щеке. — Расслабься, куколка. Я не такой жестокий, как мой старший брат. Я буду нежным… буду тебя защищать.

По щекам катились слёзы, тело дрожало. Он сбросил пиджак на диван, и под тканью проступил крепкий силуэт: широкие плечи, спортивная фигура. Волосы — светлые, борода аккуратно подстрижена. И всё же глаза… такие же карие, пылающие, как у дьявола. Цвет огня.

— Мне понравились твои розовые трусики, — ухмыльнулся он, — не против, если я посмотрю ещё раз?

— Против! — сорвался крик, и я отступила.

— Тише, — он поднял руки, будто умиротворяя. — Куколка, я не хочу причинять тебе боль. Только удовольствие.

За его спиной раздался смех других мужчин. Я отступала всё дальше, отчаянно выискивая взглядом хоть какой-то выход. Дьявола здесь не было — и в этом таилась моя единственная надежда.

— Вижу, брат сильно напугал тебя, — шагнул он ближе. — Будем знакомы. Я Марко. А тебя, кажется, зовут Сара?

— Не подходите! — выдохнула я сквозь слёзы, качая головой.

— О-о-о… нет, девочка, — усмехнулся он. — Теперь уже поздно.

Он рванулся ко мне так резко, что я даже не успела вскрикнуть. Попытка убежать оборвалась, когда его руки сомкнулись на моём теле, и он потащил меня обратно к диванам. Я билась, дёргалась, но против такой силы мои движения были жалкими и бесполезными.

— Успокойся, — процедил он, подставив подножку. Я рухнула на пол, и в ту же секунду он навалился сверху всем весом, лишая воздуха. Я царапала его, пыталась колотить, кричала, но Марко лишь перехватил мои запястья и вдавил их в холодный пол. — Тише, красотка. Не паникуй.

— Марко, трахни её наконец! — хохотнул один из тех, что наблюдали со стороны.

— Дай нож, — протянул руку Марко.

Сердце ухнуло вниз, когда сталь блеснула у него в пальцах. Я закричала, брыкаясь отчаяннее.

— Пожалуйста, не надо! — умоляла я, голос срывался на хрип. — Я не знаю, кто вы! Я не понимаю, зачем! Это незаконно… вас арестуют!

Он словно не слышал. Лезвие коснулось ткани, и платье у ног разошлось по шву. Его взгляд скользнул к розовым трусикам, и уголки губ растянула мерзкая ухмылка.

— Прекрасно, — прошептал он и наклонился, проведя языком по тонкой ткани.

— Нет! — истошный крик сорвался сам собой. Я дёрнула ногой и попала коленом ему в бок. Он застонал, и я вырвалась из-под его тела. Вскакивая на ноги, рванула к двери, но чей-то смех и грубые пальцы схватили меня за платье.

— Куда собралась, птичка? — чужой голос раздался у самого уха.

Ткань жалобно треснула, и платье посыпалось клочьями, оставив меня в одном белье. Я отшатнулась, прижалась к стене, пытаясь прикрыться руками. Слёзы застилали глаза.

До этого дня ко мне едва прикасались — разве что случайный поцелуй в школе. А сейчас они хотели растоптать меня. Раздавить. Уничтожить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хватайте её! — взревел Марко, приходя в себя.

В следующую секунду чьи-то лапы сомкнулись на моих руках. Двое мужчин рванули меня так резко, что я едва не вывихнула плечо. Я кричала, дёргалась, но хватка была железной. Меня заставили опуститься на колени.

Шаги. Глухой стук тяжёлых ботинок по полу. Я подняла глаза — и увидела, как Марко возвышается надо мной. Его тень накрыла меня, лишив даже последнего кусочка воздуха.

— По-хорошему не понимаешь, да? — холодно спросил он.

— П-прошу, не трогайте меня! — голос сорвался в крик, рыдания душили. — Я ничего не сделала… За что вы так со мной?!

Слёзы жгли глаза, катились по щекам. Я ловила его взгляд, надеясь увидеть хотя бы искру жалости. Но там не было ничего.

Он опустился на корточки, и его палец скользнул по моей мокрой щеке.

— Тише, куколка, никто не должен тебя слышать, — шепнул он.

Я и так не могла издать ни слова — горло сжало, дыхание сбилось. Внутри всё скрутило в тугой узел. Я знала: сейчас произойдёт нечто такое, от чего я уже никогда не стану прежней.

Боже… помоги. Вытащи меня отсюда. Не дай им сломать меня.

По его кивку сообщники навалились на мои плечи, вдавливая в пол. Их пальцы были как стальные кандалы. Я извивалась, но они только усмехались. Им нравилось это. Нравилось, что я беспомощна, что дрожу и плачу.

— Успокойся, не трясись так, — сказал Марко, наклоняясь ближе. — Я просто попробую на вкус… и всё.

Ложь. Он врёт. Я вижу это в его глазах. Им никогда не будет «всё».

Его губы коснулись моей щеки, оставив влажный след, и я задохнулась от омерзения.

Не смей… не смей прикасаться…

Но он уже скользнул ниже, к моему горлу. Я закрыла глаза, но от этого стало только страшнее — темнота усилила ощущения. Когда он опустился к моей груди, я почувствовала, как ладони со всех сторон начинают блуждать по телу.

— Пожалуйста… не надо… — мычала я, задыхаясь.

Ткань лифчика сдвинулась, и холодный воздух коснулся обнажённой кожи. Я содрогнулась от отвращения, когда его губы впились в мой сосок. Он тянул, всасывал, как будто хотел вырвать крик боли силой.

И тут к нему присоединились остальные. Один склонился к моей шее, мерзкий горячий язык скользнул по коже. Второй наклонился к другой груди, его зубы больно впились, заставив меня зашипеть. Третий гладил мой живот, проводя пальцами всё ниже, и каждый их смех, каждая ухмылка били по нервам, ломали изнутри.

Я закричала:

— Помогите! Кто-нибудь!..

Но в ответ раздался только смех. Смех, которым они наслаждались больше, чем моими попытками вырваться.

Меня рвёт изнутри. Тело не моё. Я хочу исчезнуть. Я хочу перестать существовать.

Я закрыла глаза и мысленно молила:

Хоть бы потолок обрушился. Хоть бы дверь распахнулась. Хоть бы кто-то спас…

Но никто не пришёл.

Тошнота подкатила к горлу, и я попыталась вывернуться, но хватка была слишком сильной. Марко рванул трусы чуть вниз, и холодный воздух коснулся моей кожи. Я зажмурилась, чувствуя, как он приближается.

— Нет, пожалуйста, нет! – пронеслось в моей голове, но слов не было. Только беззвучные рыдания и страх.

В этот момент дверь резко распахнулась.

— Что вы творите, блядь?! — разнесся по комнате голос дьявола.

Он с яростью отшвырнул мужчину, державшего мои руки, и второго — того, что жадно впивался в мою грудь. Марко нехотя отстранился, а я, сбитая с толку, отпрянула к стене, вжимаясь в холодную поверхность, стараясь уйти как можно дальше от них всех.

— Я её ещё даже не трахнул, а вы уже слюнями заливаете?! — ярость рвала его голос.

— Дамьен, мы всего лишь развлекались с нашим врагом, — усмехнулся Марко, лениво облизывая губы. — Она на вкус чертовски сладкая.

Взгляд Дамьена скользнул ко мне. Его я боялась больше всех. Потому что он был хуже. Гораздо хуже. Он дышал тяжело, будто сдерживая что-то звериное внутри, а в следующую секунду презрительно плюнул на пол.

— Принесите ведро воды, — рявкнул он. — Я не притронусь к ней с вашими вонючими слюнями.

Двое мужчин сразу вышли.

Он подошёл ближе, и я вжалась в стену, подтянув колени к груди. Когда он наклонился ко мне, воздух вокруг будто стал плотнее.

— Они обидели тебя, малышка? — его голос звучал почти мягко, но глаза выдавали зверя.

Я едва заметно кивнула.

— Ничего, — хищная усмешка искривила его губы. — Я буду хуже.

Эти слова прозвучали, как приговор. От которого кровь в жилах леденеет, а сердце готово разорвать грудь в отчаянной попытке сбежать.

Глава 4: Невыносимая боль

Когда вернулись двое мужчин с ведром, Дамьен кивнул на меня. Они без разговоров вылили на меня ледяную воду. Я вскрикнула от неожиданности и холода — оно вонзилось в кожу, как выстрел. Зубы начали стучать, тело само собой съёжилось, но голос в голове уже не был моим: он кричал, бежал, прятался. Вода стекала по лицу, смешиваясь со слезами.

— Принесите камеры, поставьте их, я покажу этому ублюдку как я трахаю его дочь! — крикнул он.

Нет. Это не со мной. Это не со мной.

— Мой отец умер! — вырвалось из меня как последнее доказательство собственной правоты. — Пять лет назад он скончался. Вы меня перепутали с кем-то!

Дьявол — он и впрямь так выглядел — уставил свой взор на меня. Взгляд его был ровен, как нож. Затем он шагнул ко мне. Сердце подпрыгнуло и проскользнуло по ребру панике:

подыши. не смей.

Но дыхание было мокрым и хриплым.

— Встань, — приказал он.

Я не осмелилась перечить. Я встала, и каждая ступня дрогнула. Я обняла себя, чтобы скрыть хоть как-то моё почти обнажённое тело.

Он начал рассматривать моё тело. Я чувствовала его взгляд как прикосновение — наглое, исследующее, чужое. Внутри всё сжималось от стыда.

Закрой глаза. Не смотри на него. Не думай о том, что он видит.

— У тебя есть понятие кто я? — спросил он.

Я покачала головой, не смея поднять глаза.

— Я Дамьен Арден, и я никогда никого не с кем не путаю, Сара, — он начал обходить меня кругом, рассматривая каждый сантиметр моего тела, — Никогда не думал что у меня будет вставать член на врага, у тебя есть способности, малышка, не смотря на то, что ты плоть своего отца. В тебе течет его грязная кровь, — он остановился напротив меня и наклонился к моему лицу, рассматривая ближе, — Кровь этого урода. Я обещал ему что он дорого расплатиться за всё что он сделал, и тут ты, подарок судьбы.

Он ошибается. Он не решает мою цену. Он не имеет права.

Он щелкнул пальцами у моего носа.

— Такая милая… но жаль, скоро это красивое тело превратится в уродливое. Надеюсь, не дойдет до инвалидной коляски, — его смех ударил по ушам, как плеть. И в ту же секунду резкий рывок — его ладонь вцепилась в затылок и швырнула меня на пол.

— Лежать!!! — прорычал он.

Я успела выставить локоть, чтобы не разбить голову, но от удара в кости пошла вибрация. Пол оказался ледяным. Я зажмурилась, но дрожь не поддавалась — тело ходило ходуном, зубы цокали, словно я оказалась в снегу без одежды. И всё же этот холод был ничем по сравнению с тем, что нависло надо мной.

Дамьен. Тень, заслонившая свет. В его фигуре было что-то звериное, хищное.

— Включайте камеру и выйдите отсюда, — приказал он.

Щёлчки техники, суета. Кто-то поставил штатив, повернул объектив на меня. Я видела этот чёрный глаз камеры, и в голове мелькнуло:

Теперь я — не человек, я картинка. Кадр. Его игрушка, его спектакль.

Слёзы сами проступили, я прикрыла лицо ладонями, словно могла спрятаться в темноте своих пальцев.

Нет. Нет. Это не может быть реальностью. Он же… он ведь не может…

Но сердце отвечало иначе:

Может. Может всё.

— Пожалуйста! — сорвалось с губ отчаянно, хрипло. Я вцепилась в крошечную надежду, будто в спасательный круг. — Не оставляй меня с ним!

Мой взгляд впился в Марко — того, кто хоть на секунду показался менее жестоким, не таким, как Дамьен. В этом взгляде было всё: мольба, безысходность, крик о помощи, который я не успела издать раньше. Я вытянула к нему руку, дрожащую, жалкую, как у утопающего.

— Спаси меня!

В этот миг мне казалось, что если он сделает шаг ко мне, я смогу выжить. Что он — последняя граница между жизнью и адом. Но шагов не последовало.

— А-а-а-а! — вскрикнула я, когда Дьявол резко ткнул ногой в бедро. Боль вспыхнула острой молнией, прокатилась по всему телу. Я, корчась, перевернулась на спину, прижала ладонь к бедру, не в силах сдержать крик.

— Заткнись! — рявкнул он.

Я всхлипнула, но не смогла замолчать внутренне — мысли рвались в хаотичном потоке:

Почему я? За что? Почему никто не помогает?

— А ты почему стоишь! — его голос ударил в воздух, и я увидела, как его взгляд метнулся к брату. — Выйди!

— Будь с ней аккуратен, Дамьен, — вдруг сказал Марко.

— Ты будешь меня учить, как мне с ней обращаться? — голос Дамьена резанул воздух. — Быть аккуратным с врагом? Ты хоть понимаешь, что несёшь?

— Я просто напоминаю, что она девушка, — упрямо выдохнул Марко.

— Ага, — усмехнулся Дамьен. — А я-то думал — мужчина. Представь себе разочарование.

Его взгляд скользнул ко мне и остановился, хищный, прожигающий.

— Раздвигай ноги, аккуратная наша.

Щёлкнула дверь. В груди стало пусто. Я осталась с ним наедине. Совсем.

Он стянул футболку, бросив её в сторону. Я невольно уставилась на рельефный пресс, широкую грудь, плечи, — тело, созданное для силы и власти. Оно не восхищало, оно пугало. Казалось, в каждой линии его мышц было предупреждение:

ты не вырвешься.

Следующим был ремень. Щёлк — и металл, прорезающий тишину. Шорох ткани — и вот он стоит передо мной полностью обнажённый, без тени стыда. Мой страх только усилился. Казалось, даже воздух вокруг стал тяжелее, плотнее.

Дьявол опустился на колени у моих ног. Его лицо оказалось совсем близко, почти касалось моего, а ладони упёрлись в пол.

Я морщила нос, отворачивалась, но его взгляд приковал меня — холодный, изучающий.

— У тебя синие глаза, — произнёс он тихо, будто открыл это только сейчас. — Такие же, как у твоего отца.

Он прищурился, уголок губ скривился.

— А вот губы… нет, они другие.

Его палец скользнул по моим губам, грубо. В следующую секунду он втолкнул его в мой рот, не оставив выбора.

— Соси, — приказал он.

Тело сжалось в судороге, но я подчинилась. Страх парализовал, и я делала то, что он требовал, чувствуя, как внутри меня всё рвётся от унижения.

Я игрушка. Я кукла. Не человек.

— Вот так, умница, — прошипел он. — Будешь послушной — меньше пострадаешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я послушно втягивала его палец, пока он не выдернул его. Слюна обожгла губы, и мне показалось, что это клеймо, грязное пятно, которое уже не смыть.

Его рука скользнула вниз, и резким движением он дёрнул мой лифчик. Ткань впилась в кожу, оставив красные полосы, и я вскрикнула от боли.

Он задержал взгляд на моей груди, медленно. Его усмешка обожгла сильнее, чем холодная вода минутами раньше.

— Неплохо, — прошептал он, почти насмешливо.

Его пальцы сомкнулись на соске. Сжали. Грубо, жестоко. Я заскулила от боли, пытаясь отвернуться, но его рука вцепилась в мой подбородок, разворачивая лицо обратно к нему.

Я задыхалась от стыда, от ужаса, от ощущения полной беспомощности.

Почему никто не останавливает его? Почему я здесь одна? Почему моё тело больше не принадлежит мне?

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, - прорычал он, его глаза горели злостью. Его дыхание обжигало мое лицо.

Он провел ладонью по моему животу, опускаясь все ниже и ниже. Я задрожала, предчувствуя следующее прикосновение. Его пальцы запутались в ткани моих трусов, и он резко дернул их. Разорвав, и при этом раздражая мою кожу.

— Нет! — кричу, — Прошу вас!

Я попыталась сопротивляться, но он был слишком силен.

— Не сопротивляйся, — прошептал он. — Это будет только хуже для тебя.

Я закрыла глаза, слезы текли по моим щекам. Я чувствовала, как он раздевает меня, как его руки ощупывают мое тело. Я ненавидела его, ненавидела себя, ненавидела все, что происходило.

Он раздвинул мои ноги шире, грубо, бесцеремонно. Я ощутила, как кожа натянулась, как тело сопротивлялось — и меня затошнило ещё сильнее. Хотелось сжаться в комок, исчезнуть, стать невидимой.

— Не надо, — вырвался у меня шёпот. Даже не голос — тень голоса.

— Ничего себе… у тебя классная киска, — усмехнулся он. И в тот же миг плюнул мне между ног.

Я вздрогнула. Горячая, липкая влага расползлась по коже, и отвращение вспыхнуло так сильно, что я зажала рот ладонью, чтобы не закричать.

Не смей. Молчи. Кричи — и будет хуже. Молчи.

— Розовая, гладкая, — продолжал он с мерзким интересом, — чем ты пользуешься? Или… ты ещё девочка?

Смех его резал по ушам, как ржавый нож. Я хотела исчезнуть, утонуть в полу, раствориться в воздухе.

Затем он наклонился. Его тело нависло надо мной, и в следующую секунду я почувствовала, как он прижал свой член между моими ногами. Сердце забилось в висках так громко, что я почти оглохла.

Нет. Нет. Только не это. Только не сейчас.

— Никогда не поверю, что у тебя не было секса, — усмехнулся он.

И толкнулся внутрь.

Я закричала — не от страха, а от боли, такой резкой, будто меня разорвали изнутри. Этот звук вырвался сам, животным воплем. Я почувствовала, как он замер, как его взгляд впился в моё лицо.

— Твою мать… ты ещё девочка, — его голос прозвучал удивлённо.

Слёзы сами потекли по щекам. Боль горела огнём, пульсировала внизу живота, будто туда вогнали нож.

Не может быть. Не со мной. Это неправда. Я же… я же берегла… я не хотела так…

— Остановитесь, — сорвалось с губ дрожащим голосом, больше похожим на всхлип. — Прошу вас… у меня никогда этого не было.

Он наклонился ближе, и в его взгляде появилось что-то ещё более тёмное.

— Ты же понимаешь, — прошептал он, — что я даже наполовину в тебя не вошёл? Мне это нравится ещё больше, малышка. Значит, я буду первым.

Первым…

Это слово ударило сильнее, чем всё остальное. Я берегла себя, мечтала, что когда-нибудь это будет связано с любовью, с доверием, с теплом… А теперь — всё вырвано, уничтожено.

— Ждала меня, да? — его усмешка вонзилась в моё сознание. — Хранила себя для одного принца? Жаль только, что принцем оказался я.

И снова резкий толчок — как удар ножа в самое сердце. Я закричала так, что сорвала голос, слёзы потекли градом, застилая глаза. Казалось, внутри меня что-то рвётся, ломается, трескается. Боль стала всем — она разлилась по телу, сдавила грудь, лишила дыхания. Я пыталась вырваться, но его руки держали меня железной хваткой, а тяжесть тела придавливала к полу, будто к камню.

Его лицо оказалось так близко, что я чувствовала жар его дыхания. Одна ладонь упиралась в пол, другая больно вжималась в моё бедро, оставляя синяки.

— Такой узкой дырочки у меня ещё не было, — усмехнулся он, и от этих слов внутри всё сжалось от омерзения. — Давай сыграем в игру. С какого толчка ты закричишь громче?

— Нет… пожалуйста… — мой голос сорвался, стал хрипом. — Мне больно… я не вынесу.

Он ухмыльнулся.

— Какая же ты слабая. Не бойся, от секса ещё никто не умирал. По крайней мере со мной.

И новый рывок. Я закричала снова — крик сорвал связки, и в горле стало горько, будто я захлебнулась собственной болью. Внутри всё горело и разрывалось.

— О да… — его шёпот был липким, как яд. — Это уже громче. Давай, детка. Я знаю, ты можешь кричать ещё сильнее.

И ещё толчок. Боль хлестнула, я закричала в истерике, царапая его спину ногтями до крови, мотая головой, пытаясь уйти от этого ужаса.

— Не надо… — шептала я сквозь рыдания, в надежде, что в нём есть хоть крошка жалости. Но в его глазах горел лишь хищный голод.

— Раз, — процедил он, вдвигаясь глубже.

Мои рыдания эхом прокатились по помещению. Я уже почти не слышала своего голоса, только вой.

— Два, — его усмешка разорвала меня сильнее, чем сама боль. Он наслаждался каждым звуком, каждым моим криком, каждым мигом моего отчаяния.

Три… четыре… каждый его толчок отзывался эхом боли, волнами прокатываясь по телу. Казалось, он бьёт не только по плоти — он бьёт по самому существованию. Каждая клетка пульсировала огнём, каждая жилка натянулась до предела. Я задыхалась — от слёз, от его тяжести, от невыносимого давления, разрывающего меня на части. Хотелось провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе, стать ничем, лишь бы это прекратилось.

Он проникал глубже, и боль становилась острее, сильнее, живой, как зверь, рвущийся изнутри. Я кричала, рыдала, но он оставался камнем. Глухим. Бессердечным.

Он ускорился.

— Давай, детка, кричи! — рыкнул он, сжимая моё бедро так, что пальцы его будто впечатывались в кожу, а толчки становились ударами.

Я закричала снова — крик был не голосом, а воплем души, которая трескалась, ломалась, осыпалась в пыль. Никто не приходил меня спасать. Мир снаружи молчал, как будто меня не существовало.

Шлёпки наших тел били по стенам, отдавались эхом. Он втирался в меня грубо, безжалостно, и эта боль уже не была только внизу живота — она разлилась по всему телу, впилась в мышцы, в кости, в кожу, как яд.

— Боже… — выдохнула я, слёзы текли сами, беззвучно, а внутри что-то тихо умирало.

Каждый толчок был как удар ножом — вонзающимся глубже и глубже, перерезающим невидимые нити, на которых держался мой мир. Я чувствовала, как внутри что-то необратимо меняется, ломается. Как рушится всё, во что я верила.

Только дыши. Только выживи. Не дай ему отнять то, что внутри. Не дай ему отнять тебя.

— эта мысль вспыхнула, слабая, едва заметная, но она была. Последняя щепотка силы. Моя.

В какой-то момент я перестала сопротивляться. Просто закрыла глаза и позволила слезам течь по щекам. Тело было словно чужое, онемевшее от боли и ужаса. Я больше не чувствовала ни его веса, ни его прикосновений. Только боль. Острая, режущая, невыносимая боль.

И вдруг всё оборвалось. Его тело содрогнулось, он громко застонал и излился в меня, тяжело дыша, наваливаясь всей тяжестью. Потом медленно выскользнул, оставив внутри жгучую пустоту и невыносимую боль.

Я лежала неподвижно, словно окаменев. Даже дыхание давалось с трудом. В ушах звенело, будто вокруг взорвалась граната.

Он поднялся с меня, и я только боковым зрением уловила, как он небрежно вытирается полотенцем. Для меня он уже не был человеком — только чудовищем, хищником, который насытился. В его глазах — ни капли жалости, только довольство.

Он подошёл к камере, и уголки его губ растянулись в ухмылке.

— Сильвестр, — произнёс он, глядя прямо в объектив, — видел, как я трахнул твою дочь, которую ты прятал от нас все эти годы? Надеюсь, ты дрочил, пока смотрел это видео.

Затем он снял камеру со штатива и повернул её в мою сторону. Я почти не различала картинку — всё было размытым, будто в тумане. Но знала: он показывает моё лицо.

— Она истекает кровью, — сказал он насмешливо. — Бедняжка.

Щёлк. Камера погасла.

Я видела, как он одевался, но уже не ощущала времени. Всё происходило словно в чужом сне. Я свернулась в позу эмбриона, обхватив себя руками. Между ног тёк тёплый поток, и мне казалось, что вместе с кровью уходит и моя жизнь.

Скрипнула дверь. Кто-то вошёл. Первое, что я увидела — ботинки на полу.

— Чёрт, Дамьен, что ты натворил?! — раздался голос Марко.

— А что? — лениво отозвался Дамьен.

— Она истекает кровью! — Марко резко сорвал с себя рубашку и прижал её к моим бёдрам. — У неё кровотечение, идиот!

— Чего?! От секса, что ли? — фыркнул Дамьен. — Не смеши меня!

— ВЫЗОВИТЕ ВРАЧА! — рявкнул Марко. Его голос был острым, как удар.

Я слышала их голоса сквозь гул в ушах. В глазах всё плыло, мир рассыпался на обрывки, и я цеплялась за единственную мысль:

Я хочу выжить. Только бы выжить.

— У неё кровотечение! — кричит Марко.

Меня начали окружать — голоса становились громче, но словно издалека. Я пыталась открыть глаза, но всё плыло, словно сквозь мутное стекло.

— Быстрее! — рявкнул Марко. — Она теряет слишком много крови!

Чьи-то руки схватили меня за плечи, за бёдра, неся куда-то по коридору. Холодный воздух ударил в лицо.

Холодные кожаные сиденья машины будто впились в спину. Я слышала, как захлопнулись двери, мотор рванул вперёд. Всё качалось и плыло. Голоса звучали рваными фразами.

— Быстрее, чёрт тебя дери, она истекает кровью! — кричал Марко, прижимая ткань между ног.

— Ещё чуть-чуть и она сдохнет у меня в салоне, — лениво протянул Дамьен. Его голос был спокоен, но в нём слышалась тёмная усмешка.

— Ты ненормальный! — рявкнул Марко. — Если она умрёт, это будет на твоей совести!

— У меня нет совести, — отрезал Дамьен.

Я попыталась пошевелиться, но тело не слушалось. Губы дрогнули, и едва слышный шёпот сорвался наружу:

— Помогите…

— Тише, — Марко склонился надо мной, его ладонь легла на мою холодную руку. — Мы доедем. Не смей закрывать глаза.

Фары резали ночь. Машина резко свернула, и я почувствовала, как меня снова подхватили — тяжёлые шаги, крики в коридоре, хлопок двери. Резкий запах медикаментов ударил в нос.

— Она теряет сознание! — голос Марко прорезал гул. — Где, мать вашу, врач?!

Скрип каталки, резкие руки, холодный металл под спиной. Я пыталась открыть глаза, но мир то и дело проваливался в чёрные дыры.

— Давление падает! — кто-то выкрикнул.

— Держите её! — другой голос, жёсткий и отрывистый.

Я вскрикнула, когда холодное железо коснулось кожи. Но этот крик захлебнулся и превратился в хрип.

В последний момент я услышала его голос — Дамьена. Он был ближе, чем все остальные, наклонился так, чтобы я услышала:

— Ты не умрёшь. Не смей. Я ещё не закончил с тобой.

И тьма сомкнулась.

от автора:

Дорогие читатели, как вам глава?

Что думаете по поводу происходящего?

Как вам наши герои?

Буду очень благодарна, если оставите комментарий и поставите звёздочку истории. ????❤️

Глава 5: Вкус крови

Я медленно открыла глаза. Первое, что я увидела, — фигура девушки. Темнокожая, с густыми пышными кудрями, в коротком топе и джинсовых шортах. На её пупке сверкал пирсинг, а в носу — тонкое кольцо. Она двигалась легко, как будто ей было всё равно, где она находится.

Мой взгляд скользнул дальше. Комната… да, стены были те же. Этот клуб. Я всё ещё здесь. Только помещение другое — не то, где я пережила ад, но всё равно та же клетка.

Я лежала на диване. Запястье тянуло неприятным холодом. Я повернула голову и увидела капельницу — именно её только что поправляла эта девушка.

Она заметила, что я очнулась, и улыбнулась — белоснежно, ослепительно. И эта улыбка вонзилась мне в сердце, потому что была слишком неуместной рядом с моей болью.

— Привет, — сказала она. — Проснулась?

— Я всё ещё здесь? — голос мой сорвался.

— Да, — кивнула она. — Ты потеряла сознание.

Я закрыла глаза, прижала ладонь ко лбу и тяжело выдохнула.

Если бы я не проснулась вовсе — разве это было бы хуже?

— Что со мной случилось? — прошептала я.

— У тебя было кровотечение, — спокойно ответила она. — Марко отвёз тебя в больницу. Там выяснилось, что ничего критического. Просто травмы… от грубого секса. Повреждены стенки. Но это исправимо.

— Исправимо?.. — повторила я, и слёзы мгновенно наполнили глаза, покатились по щекам.

Она заметила их и мягко наклонилась ко мне, её серьга блеснула в тусклом свете.

— Милая, не плачь. Всё будет хорошо. Правда. Мне жаль тебя, как женщине… Но пойми: если ты не привыкнешь к тому, что с тобой делают, ты окончательно сломаешься.

Эти слова полоснули по сердцу, как нож.

Привыкнуть?

К чему? К унижениям? К боли? К тому, как он разрывает меня на части? Это невыносимо. Это невозможно.

Перед глазами вспыхнули его глаза — огненные, жестокие. И его голос, резонирующий внутри меня:

«Я ещё не закончил с тобой».

От этого воспоминания я едва не задохнулась.

— Почему я? — сорвалось с губ. Вопрос, который горел внутри с самого начала.

Девушка посмотрела на меня без тени улыбки.

— Потому что ты — дочь их давнего врага. А это значит, тебе не повезло.

— Как мой отец, обычный учитель химии, мог с ними связаться? — голос мой дрогнул. — К тому же он умер пять лет назад.

Она пожала плечами, будто вопрос был безответным.

— Я не знаю. Но одно скажу точно - Дамьен искал тебя много лет.

— Что? — я резко подняла глаза. Сердце гулко ударило в грудь.

Она кивнула, но не стала ничего объяснять. Вместо этого подошла к углу, взяла поднос и вернулась ко мне. На нём были тарелки с едой.

— Ты должна поесть, — сказала она спокойно, ставя поднос рядом. — Я утащила это для тебя из столовой.

Я отвела взгляд, спряталась в одеяло.

— Я не хочу…

— Сара, — её голос стал мягче, но твёрже. Она опустилась на стул у дивана, склонилась ко мне ближе. — Если ты сейчас откажешься, тебе принесут баланду. Без соли, без сахара. Просто кашу, чтобы поддерживать дыхание и пульс. И всё.

Я вскинула глаза на неё.

— А я рискую, — добавила она тише. — Чтобы у тебя была еда. Настоящая. Пока никто не увидел. Попробуй хотя бы немного.

Она поставила поднос на колени, сняла крышку: миска риса, куриная грудка, зелёный салат с огурцом и помидорами, маленькая булочка, бутылка воды со вставленной трубочкой.

Я протянула руку к вилке, пальцы дрожали, едва удерживая её.

— Нет, — мягко сказала она, перехватывая прибор у меня. — Нам нужно поспешить. Я сама тебя накормлю.

Она подцепила вилкой немного салата и поднесла ко мне.

— Медленно… и жуй тщательно, — добавила она спокойным тоном. — Твоему желудку сейчас нельзя рывками.

Я послушалась. Хруст огурца прозвучал слишком громко в тишине. Вкус был простым,ю. На секунду меня качнуло — тошнота поднялась волной, — я закрыла глаза, дыша через нос.

Она кормила меня терпеливо: салат, глоток воды через трубочку, снова салат. Пальцы у неё ловкие, ногти короткие, чистые. На запястье — тонкий браслет с маленькой буквой «A».

— Кто ты? — спросила я хрипло, когда голод чуть отступил. — И… что ты здесь делаешь?

— Алиша, — ответила она. Улыбнулась, но без показного блеска. — А что делаю… ублажаю Дамьена.

От этих слов во мне что-то дёрнулось. Алиша будто почувствовала.

— Не так, как ты подумала, — добавила она ровно. — Точнее… иногда и так. Но чаще - чтобы он был спокойнее. Я умею быть полезной. Умею говорить то, что нужно, молчать, когда надо, и приносить салат тем, кто не должен есть кашу без соли.

Она снова поднесла вилку. На кончике — лист салата и крупинка риса, прилипшая к зелени. Я взяла в рот, прожевала. Вода прохладой обожгла горло.

— А почему… ты помогаешь мне? — прошептала я.

— Потому что мне жаль тебя, — сказала Алиша. — И потому что Марко привёз тебя назад и сорвал на всех голос. Это значит, что тебе сейчас позволено не умереть.

Она отломила кусочек курицы, опустила в рис, смешала, чтобы он не был сухим, и дала мне. Я проглотила, отчётливо чувствуя, как еда тяжёлыми кусочками опускается в пустой желудок.

— Марко… я слышала как он отвез меня в больницу. Почему он мне помог? Он же один из них.

— Да, — коротко. — Но Марко другой полюс того же магнита. У него есть тормоза. Иногда. Но не строй из этого надежду, — она на секунду встретилась со мной взглядом. — Надежда - дорогая штука. Здесь ею расплачиваются.

Трубочка коснулась моих губ, я сделала ещё глоток. В голове немного прояснилось; капельница тянула вену холодом, но от воды становилось теплее.

— Ты давно здесь? — спросила я.

— Достаточно, чтобы знать, где у камер слепые зоны, — она кивнула на угол, где висела чёрная точка. — И чтобы понять, что каждая добрая вещь требует маски. Сегодня моя маска — «медсестра с салатом».

— Почему… ты не уходишь? — я сама услышала, насколько наивно прозвучал вопрос.

Алиша покачала головой, снова улыбнулась тем самым краешком губ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Отсюда невозможно уйти, Сара. Либо остаёшься навсегда, либо умираешь. Я выбрала первое.

От этих слов у меня будто скрутило желудок. Они опустились тяжёлым грузом.

Неужели и правда выхода нет?

Даже мысль об этом была как холодный нож под рёбра.

— Ты сказала… «ублажаю», — я облизнула пересохшие губы. — Это… ты… добровольно?

Алиша посмотрела прямо, без тени смущения.

— Добровольность бывает разная. Моя - из тех, что спасают ночью и не дают умереть днём. Я выбираю, как именно быть полезной. Иногда это слова. Иногда - танец. Иногда - тишина рядом. А иногда - секс. Понимаешь?

Я кивнула, не в силах выдавить ни слова. Слёзы катились сами, против воли, а я лишь глотала воздух, стараясь заглушить ком в горле. Внутри я знала — всё, что он сделал со мной, было лишь началом.

Мы замолчали. Я жевала рис. Алиша убрала пустую тарелку, вложила мне в ладонь булочку.

— На потом, — сказала она. — Спрячь под подушку. Если ночью проснёшься — кусай по чуть-чуть.

— Спасибо, — выдохнула я. Слово прозвучало так неуверенно, будто я училась заново говорить.

Алиша поправила ленту на капельнице, хмыкнула.

— Спасибо оставь на потом. Лучше запоминай. Здесь тебя спасёт не благодарность, а привычки, — она поднялась, прислушалась, за дверью кто-то прошёл, гулко. — Если кто-то войдёт и спросит — скажи, что не ела. Поняла?

— Поняла.

Она кивнула.

— Когда сможешь, встанешь и дойдёшь до душа. Тёплая вода, недолго. И не тереби швы — тебя подшивали изнутри. Если будет кружить - сядь на пол. Не падай.

— Алиша… — я поймала её взгляд. — Ты вернешься?

— Да. Я же должна проверять капельницу, — сказала Алиша и вышла.

Я проводила её взглядом и снова посмотрела на прозрачный мешок. Он был почти полный. Значит, капельницу недавно подключила.

Я осторожно пошевелила ногами. Боль отозвалась сразу. Ночнушка, чужая, больничная, висела на мне мешком. Я бросила взгляд на свои руки — бледные, синеющие жилы, дрожь, которую невозможно остановить.

Собрав остатки смелости, я приподняла подол. Сердце замерло. Между ног, в трусах, лежала пропитанная кровью марля. На бёдрах — сплошные синяки.

Боже…

Я резко опустила ткань и вжалась в подушку. Голова закружилась, сердце стучало в висках.

Что же меня ждёт дальше?

Я даже не спросила у Алиши, кто все эти люди, почему я здесь и как глубоко зашёл этот кошмар.

Мысли вылетели, как сквозняком из окна.

При воспоминании о его лице, об этом дьявольском взгляде, меня передёрнуло. Одной мысли о том, что дверь может снова открыться и я увижу его силуэт, хватало, чтобы сердце ухнуло вниз.

Ощущения были странные: смесь боли, слабости и жгучего ужаса.

Я попробовала дышать ровно, но тело помнило то, что разум старался вытеснить. Память приходила рывками: щелчок ремня. Шум камеры. Влажный холод пола под лопатками. Счёт в голове — «раз… два…» — и мой собственный голос, сорванный, чужой. Я сжала зубы, чтобы не застонать. Казалось, кожа хранит отпечатки его пальцев, а мышцы — память о каждом рывке.

Это было. Это не сон.

Дверная ручка щёлкнула.

Я вздрогнула так, будто в меня ударили током. Внутри всё сжалось до точки. Дверь распахнулась, и в проёме возник он. Высокий. Чёрная рубашка, рукава закатаны. Каждая мышца вызывала страх. Шаг - и пол будто стал тверже. Ещё шаг - и воздух стал тяжелее.

Страх, как ледяная волна, прошёлся по позвоночнику. Я инстинктивно подтянула колени, насколько позволяла боль, и вжалась в спинку дивана.

Он остановился в двух шагах. Запах — что-то древесное — разрезал пространство между нами. Его взгляд скользнул по мне сверху вниз, без спешки, как лезвие. В глазах — ни капли усталости. Только собранность. И та же безжалостная уверенность человека, который заранее всё решил.

— Успокоилась? — спокойный голос.

Я не ответила. Горло сжало. Руки сами нашли край пледа, сжали его так, что побелели костяшки пальцев.

Не говорить лишнего. Дыши.

Его взгляд споткнулся о капельницу, на секунду задержался. Я не поняла, что там прочитал — раздражение, скуку или интерес — и от этого стало ещё страшнее. Он перевёл глаза обратно на меня. Уголок губ чуть дёрнулся.

— Тебя подшили, — сказал он так же ровно. — Будешь умной — заживёт быстро.

Я втянула воздух. Раз. Два. Три. Не дать панике перевернуть всё.

Он шагнул ближе, наклонился, упёршись ладонью в спинку дивана. Его лицо оказалось так близко, что дыхание обожгло кожу. Я тряслась, не в силах отодвинуться. На губах у него играла улыбка — кривая, издевательская.

— Показала шоу и успокоилась? — протянул он, ухватив прядь моих волос и поднеся к лицу. Он медленно вдохнул аромат, смежив веки. — М-м…

Я сглотнула, силясь что-то сказать.

— Я… я не…

— Тс-с, — перебил он, приложив палец к моим губам. — Успокойся, малышка. Я знаю: тебе было больно, а я — монстр, который издевается над бедной несчастной девочкой. Лишил её девственности… — он покачал головой, цокнув языком с издёвкой. — Какая же беда, да?

Я не знала, что ответить. Лишь кивнула — лучше соглашаться со всем, что он говорит.

— Ложись, — процедил он, и толкнул меня в грудь. Я безвольно откинулась назад, оказавшись в лежачем положении.

Инстинктивно я подтянула к себе одеяло, пытаясь спрятаться за тканью, но он усмехнулся и одним резким движением сорвал его, бросив на пол.

Теперь между мной и его взглядом не осталось никакой защиты.

Он выпрямился, скользя глазами по моему телу, словно изучая каждый сантиметр.

— Очень мало пострадала, — пробормотал он, и уголок губ снова дёрнулся в насмешке.

Он сделал шаг в сторону и опустился на диван у моих ног. В следующее мгновение схватил меня за лодыжки и рванул к себе так, что мои ноги оказались на его коленях. Лента капельницы натянулся, дернулся, и я пискнула от боли. Сердце сжалось — я боялась, что катетер вырвется, но игла осталась на месте.

Его руки грубо задрали ночнушку вверх. Холод коснулся кожи, обнажая меня. Внутри всё сжалось от стыда. Я прикрыла рот ладонью, словно могла заглушить собственное дыхание и спрятаться за этой слабой защитой.

Я знала — он смотрит. Смотрит туда, куда не должен. И это знание прожигало сильнее, чем сама боль.

Он потянулся к марле — резким, уверенным движением, как будто снимает плёнку с экрана, — и поднял её на свет. Белое давно перестало быть белым: бурые разводы, свежая алость по краям. Он держал промокший комок двумя пальцами, без брезгливости, с тем же холодным интересом, с каким смотрят на карту местности.

— Меньше, чем было, — констатировал он сухо. — Цвет темнеет. Значит, сворачивается.

Слова вонзились, как иглы. Я сжала зубы и вгляделась в потолок, чтобы не видеть ни марли, ни его рук.

Не плакать. Не шевелиться. Дышать.

Он наклонился ниже. Воздух стал тяжелее. Одной рукой скомкал марлю, чуть сдавил — и алые точки выступили заново в мои трусики. Я непроизвольно втянула воздух.

— Тише, — сказал он, даже не глядя на моё лицо. — Дёрнешься — будет хуже.

Он бросил изуродованный комок в ведро рядом. Затем раздвинул мои ноги чуть шире и неторопливо стянул вниз трусики.

— Чёрт... — выдохнул он, задержав взгляд между моих бёдер. — Я и правда ублюдок.

На губах мелькнула усмешка.

— Знаешь, — он поднялся на диван, устроился у моих ног и навис надо мной, опираясь ладонью возле моей головы. Его глаза прожигали меня, пока я до крови прикусывала губу, удерживая рыдания. Я дрожала от ужаса, готовая к худшему. — Я возбуждаюсь, когда вижу кровь. Мой член встаёт, понимаешь, детка?

Его голос понизился до шёпота, от которого пробежал холод по позвоночнику.

— А когда я вижу твою киску, всю в крови... — его пальцы медленно скользнули между ног, задержавшись на клиторе. — Это сводит меня с ума. Особенно потому, что всё это — моя работа.

Он грубо вошёл в меня пальцами, и я вскрикнула от боли.

— Тише, тише... — его усмешка стала ещё жестче. — Я не собираюсь тебя трахать.

Он сделал медленное круговое движение внутри, наблюдая, как я давлю крик, прикрывая рот рукой. Слёзы катились по щекам, тело ломило от боли.

— Чувствую швы, — почти с наслаждением произнёс он. В следующую секунду он вытащил пальцы, блестящие от крови. — Видишь? — он поднёс их к моему лицу. — Кровь. Всё благодаря моему члену.

Я плакала, наблюдая за его извращениями. Его лицо исказила улыбка — злобная, хищная, с блеском белых зубов, которые бросались в глаза. Он высунул язык и провёл им по окровавленным пальцам, стирая мою кровь. Пробуя.

Он шумно втянул воздух, смакуя, будто дегустировал дорогое вино.

— М-м… вкус твоей боли, детка. Ничего слаще я не пробовал.

Мир вокруг закружился. Я вцепилась в край дивана, ногти впились в ткань до хруста, но это не давало ни опоры, ни спасения.

Не кричи. Не дёргайся. Не показывай ему, как сильно он тебя ломает.

— Ты плачешь? — он склонился ближе.

Я покачала головой, вытирая слёзы тыльной стороной ладони.

— Тебе не нравится то, что я с тобой делаю?

— Н-не нравится… — прошептала я, глотая воздух, будто задыхалась.

— Бедняжка… — он провёл окровавленными пальцами по моему лицу, оставив липкий след. — Значит, всё это было мало?

Я снова покачала головой, захлёбываясь в рыданиях.

— Пожалуйста… — мой голос дрожал и срывался. — Мне и так больно. Я… я не выдержу снова.

Его глаза вспыхнули хищным огнём. Он изучал меня так, словно решал, как именно продолжить издевательство.

— Я хочу, чтобы эти швы лопались подо мной, чтобы твоя плоть рвалась от моего члена…

Он выпрямился и потянулся к ремню. Металл пряжки лязгнул, когда он начал расстёгивать его. В этот миг дверь распахнулась.

— Дамьен! — раздался голос Марко, шагнувшего в комнату.

— Вон отсюда! — рявкнул Дамьен, даже не оборачиваясь. Его пальцы продолжали возиться с ремнём. — Тебя никто не звал!

— Не смей её трогать в таком состоянии, — шагнул вперёд Марко и прикоснулся взглядом к мне: я лежала, неподвижная.

— Я буду трахать её тогда, когда захочу. Убирайся. Не зли меня! — рявкнул Дьявол.

— Она в шоке, — отвечал Марко, шагнув ближе. — Может умереть. Она очень слаба. Вставай, придурок — нам нужна живая.

— А мне плевать! — захохотал Дьявол.

Марко положил руку на плечо брата:

— Тебе не плевать. Нам нужна живая. Дай ей прийти в себя — иначе наш план сорвётся, а отцу это не понравится.

Дьявол усмехнулся, но отвёл взгляд и, тяжело выпрямляясь с дивана, сделал шаг в сторону двери.

— Сегодня ей просто повезло, — бросил он мне вслед хищным, презрительным взглядом, затем вышел.

Как только дверь захлопнулась, я срыдалась, прикрываясь так, как могла: схватила трусики и натянула их, не в силах сдержать рыдания. Марко тихо подошёл, поднял одеяло и накрыл меня им.

— Ты в порядке? — прошептал он, голос мягче, чем я слышала от него раньше.

Я морщила носом вытирая слезы с лица. Я пыталась выдохнуть, но дыхание сбивалось. Слёзы душили, нос заложило, и каждый всхлип отзывался болью внизу живота.

Я пыталась ответить, но и так было ясно что я не в порядке.

— Дыши, — он сел на край дивана, не приближаясь лишнего. — Смотри на меня. Вдох на четыре, выдох на шесть. Давай.

Я уставилась на его ключицу, чтобы не видеть ни потолка, ни дверей, ни тени, что только что ушла.

— Раз… два… три… четыре… — выдох сорвался на всхлип. — Я… не могу.

— Можешь, — спокойно сказал он. — Я рядом.

Его ладонь легла мне на плечо — коротко, без нажима, будто ставил метку «здесь».

— Вдох. Ещё.

Я послушалась. Воздух стал гуще. Сердце всё ещё билось в горле, но перестало прыгать.

— Так лучше?

Я кивнула.

— Терпение, — Марко потянулся, поправил капельницу, проверил ленту на повязке. — Тебе поставили обезболивающее и физраствор. Слабость — нормальна. Не вставай резко.

— Мне страшно, — выдохнула я. Голос снова стал чужим. — Он… вернётся?

Марко задержал взгляд, будто взвешивал ответ.

— Сегодня - нет. — Пауза. — Я постараюсь.

Слово «постараюсь» обожгло, но и зацепило — хоть за что-то.

— Хочешь воды?

— Чуть-чуть.

Он подал стакан, придержал у края, чтобы я не пролила. Вода была тёплой, безопасной. Я сделала два маленьких глотка.

— Молодец, — тихо сказал он.

Он отодвинул стакан и положил мне обратно одеяло на грудь, закрывая дрожь.

— Почему… вы это делаете? — спросила я тихо, не поднимая глаз. — Помогаете мне.

— Потому что ты нам нужна живой, — ответил он ровно. — Скоро придёт Алиша. Пусть она тебя осмотрит.

Он задержал на мне взгляд на мгновение, словно что-то хотел добавить, но лишь коротко кивнул и вышел за дверь.

Глава 6: Я не выживу

Ко мне снова зашла Алиша, чтобы проверить, что сделал со мной Дамьен. Она быстро осмотрела, протянула свежее бельё и снова приложила марлю к ранам.

— Что же он натворил, если ты опять истекаешь кровью? — пробормотала она сердито, вытирая салфеткой мою ногу, где проступали капли. — Неужели снова был секс?

Я покачала головой.

Она молча начала снимать капельницу, но тут же прищурилась и спросила:

— А что тогда?

Я сглотнула, горло пересохло. Перед глазами всплыло, как он облизывал мои пальцы, покрытые кровью. Меня передёрнуло.

— Он… — я пыталась подобрать слова, язык словно отказывался шевелиться. — Он воспользовался пальцами.

Алиша замерла у ведра, застыв с мешком капельницы в руках. Потом резким движением бросила его вниз и повернулась ко мне.

— Подожди, — она подошла ближе и присела рядом, глаза её расширились. — Ты хочешь сказать… он туда воткнул пальцы?

Мне было стыдно и мерзко от самого разговора. Но я медленно кивнула.

— Не верю, — она резко вскочила, уставилась на меня так, будто я только что сказала нечто невозможное. — Ты его точно ни с кем не перепутала?

— Я не с кем не перепутаю этого дьявола, — выдавила я. — Уж поверь.

Алиша прикрыла рот рукой, и её глаза округлились ещё больше.

— Это совсем на него не похоже… — прошептала она. — Дамьен никогда не касается пальцами женской плоти. Никогда не целуется. Удовольствие женщине для него вообще не существует.

Она перевела дыхание и покачала головой.

— Дорогая… я в шоке.

Я не понимала, почему она так поражена. Он вел себя отвратительно, унижал и причинял боль, а она рассуждает об удовольствии.

— Он причинял мне боль, а не удовольствие, — глухо сказала я, уставившись на неё.

— Нет! Нет, ты не понимаешь! — Алиша резко замотала головой и снова опустилась рядом, её лицо было взволнованным. — Это бомба, Сара. И она скоро взорвётся. Скажи честно… что именно он сделал этими пальцами?

Я поморщилась, отвела взгляд. От одного воспоминания меня скрутило тошнотой.

— Ты серьёзно?.. — Алиша округлила глаза, потом, не веря своим словам, поднесла собственные пальцы к губам. — Он их… вот так?..

Я сжала губы и кивнула.

— Господи… — она откинулась на спинку дивана, словно силы покинули её. — Это кошмар. Понимаешь? Это первый раз.

— Первый раз? — переспросила я, чувствуя, как внутри всё сжалось. — Ты хочешь сказать, он никогда… раньше так не делал?

Алиша кивнула, её глаза метались, будто она сама не верила своим словам.

— Да. Я знаю его слишком хорошо. Дамьен всегда держит дистанцию, он презирает прикосновения… особенно такие. Для него женщина - просто вещь, тело, в которое можно войти и уйти. А тут… — она покачала головой, — тут совсем другое.

— Другое? — я вскинула на неё взгляд, полный ужаса. — Он издевался надо мной! Это не было… интимностью! Это было отвратительно, больно!

— Я понимаю, — поспешно сказала Алиша, но в её голосе проскользнула тень волнения. — Но именно поэтому это так странно. Если он решился на такое — значит, с ним что-то происходит. Он ломает собственные правила.

Я откинулась на подушки.

— И что? Мне от этого легче?

Алиша вздохнула, потёрла виски.

— Нет… тебе не легче. Но мне страшно за всех нас. Если он позволил себе такое с тобой… значит, он выходит из-под контроля. И поверь, когда Дамьен перестаёт держать себя в руках - рушатся жизни.

Я закрыла глаза, ощущая, как по коже пробегает дрожь.

Она резко поднялась.

— Прости, но мне нужно оставить тебя одну. Я должна сообщить об этом девушкам, — сказала Алиша и уже на полуслова направилась к двери. — Я скоро вернусь.

Я молча кивнула.

Дверь закрылась, и в комнате воцарилась тишина. Я всё ещё не понимала её.

Первый раз?

Она произнесла это так, будто это что-то значит. Но что в этом такого? Для меня это было лишь мерзко и унизительно. Просто очередное доказательство, что он издевается надо мной.

Почему именно со мной? Почему только со мной он позволяет себе быть таким?

***

Ночью меня разбудил глухой стук ботинок. В комнате царил тусклый, синий от света от прожекторов. В дверном проёме вырисовывался силуэт. Я сразу поняла — это не он, не Дьявол. Его фигуру, его походку я бы узнала всегда.

Я приподнялась на локтях, сердце бешено заколотилось. Взгляд прояснился — передо мной стоял Марко. В строгом костюме, такой же собранный и холодный, как днём.

Я резко села, напряглась, не понимая, что он здесь делает. Следит за мной? Проверяет?

Он стоял неподвижно, высокий, вытянутый в полумраке, с лицом, на котором не отражалось ни капли эмоций.

— Вы… что здесь делаете? — прошептала я, голос дрогнул.

Марко сделал шаг ближе. Его ботинки снова глухо стукнули о пол.

— Проверяю, — произнёс он низким голосом, — жива ли ты.

Я вцепилась пальцами в одеяло, сжав его у груди.

— Зачем?

Он замер, глядя на меня долгим, пристальным взглядом, в котором было что-то большее, чем холодный долг. Я почувствовала, как под этим взглядом мне стало не по себе — будто он видел не тело, а мои мысли, мои страхи.

— Просто беспокоился, позволишь? — он указал на место рядом.

Мне совсем не хотелось, чтобы он оставался здесь. Его присутствие тревожило, сбивало дыхание. Но выбора у меня всё равно не было — я здесь ничего не решаю. Я кивнула, и Марко присел, опершись локтями на колени.

В голове всплыло воспоминание: как он прикасался ко мне в первый день, как его взгляд прожигал кожу. А потом — его резкий голос, когда он встал между мной и Дамьеном. Эта двойственность сбивала с толку.

Кем он был? Хищником или спасителем?

— Мой брат больше не заходил? — его голос прозвучал спокойно.

— Нет, — я покачала головой. — Больше не приходил.

— И не придёт, пока ты полностью не поправишься.

Я нахмурилась, в душе поднялся протест.

— Это он так сказал?

— Нет. Но я дал ему понять, что тебе нужно восстановиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Внутри всё сжалось, злость и страх перемешались в горле.

— Чтобы снова изнасиловать? — выдохнула я почти шёпотом, но с болью, которая рвала изнутри.

Марко едва заметно усмехнулся.

— Сара, я понимаю, что был груб с тобой в первый день. Я тоже думал, что ты враг. Но когда понял, что ты здесь ни при чём, понял и другое — с тобой так поступать нельзя.

Я уставилась на него, и в груди поднялся тяжёлый, мучительный ком. Его слова не приносили облегчения — наоборот.

— Нельзя? — повторила я, ирония сама сорвалась с губ. — А разве кто-то здесь вообще думает о том, что можно, а что нельзя?

Марко чуть склонил голову, взгляд его оставался спокойным.

— Я не святой, — сказал он. — И не притворяюсь. Но есть грань. Даже в аду.

Я сильнее сжала одеяло, будто пытаясь спрятаться за ним, укрыться от мыслей и воспоминаний. Перед глазами всплыло лицо этого дьявола — его злобная улыбка. Меня передёрнуло, стало тошно, липкий страх затопил грудь.

— Для вашего брата этой грани не существует, — выдохнула я.

— Верно, — кивнул Марко. — Дамьен — чудовище. Иногда даже я сам удивляюсь его поступкам. У него нет сердца.

Я подняла на него взгляд, полный недоверия и ужаса.

— Нет сердца?

— Да. У него нет никаких чувств. Ни сочувствия, ни жалости. Он как робот.

— Настолько плохо всё? — спросила я, голос дрогнул.

— Да, — ответил Марко без пафоса, как о чём-то давно решённом. — Даже наша родная мать не верила ему. Что уж говорить о других людях.

Боже…

Слова ударили по мне, как молот. Я сглотнула ком в горле, сдерживая рвущийся наружу крик. С каждым днём это место становилось всё страшнее, а воздух — тяжелее. Даже родня его презирает… а я, чужая, всего лишь по их словам дочь врага, в их руках.

Марко чуть опустил взгляд, словно ему самому было неприятно говорить о брате.

— Сочувствие? Жалость? Любовь? — он покачал головой. — Эти слова для него пустой звук. Он умеет притворяться, улыбаться, даже говорить «правильные» вещи. Но внутри… там пустота.

Я прижала колени к груди чтобы стать меньше.

— Тогда зачем он живёт? Ради чего?

Марко усмехнулся уголком губ, но в этой усмешке не было тепла.

— Ради контроля. Ради силы. Ради того, чтобы убивать. Ему нравится чувствовать власть над другими. Нравится ломать, подчинять, уничтожать. Он питается чужим страхом, как воздухом.

— Но… вы ведь его брат, — тихо произнесла я. — Вам должно быть хоть немного его жаль.

Его взгляд стал холоднее.

— Жаль? — переспросил он. — Я вырос с ним. Я видел, как он убивал ещё ребёнком, как смотрел на людей, будто они насекомые. Как думаешь, жаль ли мне было? Нет. Мне было страшно. А потом я понял: если хочешь выжить рядом с ним — не жаль, а держи дистанцию.

У меня перехватило дыхание.

— То есть… даже вы не можете его остановить?

Марко медленно выдохнул, сцепив пальцы.

— Иногда могу. Но не всегда. Он живёт по своим правилам, и даже отец его боится. А если боится отец… — он пожал плечами. — Остальным остаётся только молчать и ждать, когда буря пройдёт.

Я закрыла глаза, ощущая, как внутри всё сжимается.

— А если буря не пройдёт?

— Тогда… — Марко сделал паузу и посмотрел на меня пристально. — Тогда выживет тот, кто окажется достаточно умным, чтобы спрятаться в её центре.

Я приоткрыла глаза и встретилась с его взглядом. Он был спокойным.

— Вы говорите так, будто я должна принять, что выхода нет, — прошептала я. — Что должна сидеть и ждать своей смерти.

— Ты в руках моего брата, — его голос прозвучал сухо и безжалостно. — Другого и не жди. К тому же ты — дочь нашего врага. Наш клан уничтожает всех отродьев его крови.

Эти слова прошли сквозь меня, как ржавая пила. Внутри всё затрещало от ужаса.

— Кто вы такие? — мой голос дрогнул. — Я вас не знаю. И даже не понимаю, о каком отце вы всё время говорите.

Марко выпрямился, тень от его фигуры упала на стену.

— Я и Дамьен — сыновья Фрэнка Ардена. Главаря мафии Нью-Йорка.

Я застыла, не в силах вдохнуть. Я понимала, что они преступники, но не думала, что всё настолько высоко. Значит, полиция здесь не решит ничего. Значит, никто не осмелится вмешаться. А моя жизнь — ниточка, натянутая над пропастью. Никому нет дела до моей жалкой, дрожащей жизни.

Слёзы покатились по щекам сами собой. Мне стало вновь больно. Вновь страшно.

— Сара… — Марко положил руку на моё колено, но я дёрнулась, как от ожога, и тут же отстранилась.

— Пожалуйста… не трогайте меня, — прошептала я.

Марко убрал руку и кивнул.

— Я не буду прикасаться, если ты не хочешь, — сказал он тихо. — Не волнуйся.

Марко задержался ещё на секунду, будто хотел ещё что-то сказать, но лишь коротко кивнул и поднялся. Его ботинки глухо стукнули о пол, шаги удалялись, пока не стихли за дверью. Щёлкнул замок — и комната вновь погрузилась в вязкий полумрак.

Я осталась одна. Сердце стучало так громко, что казалось, его слышно за стенами.

Главарь мафии…

— в голове вертелось его имя. Фрэнк Арден. Дамьен и Марко — его сыновья. Всё, что они делали со мной, всё это — не случайность, а холодный расчёт. И я — просто кусок мяса, доказательство, инструмент, дочь врага.

Горло сжалось, дыхание стало рваным. Я легла укрываясь одеялом.

Я не выживу. Я здесь не выживу.

Слёзы снова покатились по щекам. Я уткнулась лицом в в подушку, стараясь заглушить рыдания, чтобы никто не услышал. Но внутри всё кричало. Кричало от бессилия, от унижения, от того, что меня превратили в живую игрушку.

Перед глазами вспыхнуло лицо Дамьена — его злобная улыбка, пальцы в крови, шёпот на ухо. Я вздрогнула, словно он стоял рядом. От воспоминаний подташнивало, в животе скрутило болью.

Я смотрела на дверь, которая только что закрылась за Марко.

Он говорит, что не будет трогать. Он говорит, что не такой, как брат.

Но всё равно — он их часть. Он сын того же человека. Он человек, который мог бы меня спасти, но сидит и объясняет правила этой тюрьмы.

В груди всё сжалось — смесь злости, ужаса и растерянности. Я не знаю, кому верить. Я не знаю, кто здесь враг, а кто просто наблюдатель. Но я знаю одно: если я буду ждать, пока буря пройдёт, она поглотит меня.

Я провела рукой по лицу, смахивая слёзы.

Я не хочу быть их игрушкой. Я не хочу умереть здесь.

Если выхода нет — значит, я должна его найти. Даже если это будет стоить мне всё.

Я закрыла глаза. Слёзы перестали течь, только пальцы всё ещё дрожали. Я тихо повторила про себя слова Марко:

У него нет сердца.

Нет сердца?

Не верю.

от автора:

Дорогие читатели, как вам глава?

Как вам Марко?

Очень интересно ваше мнение, и буду благодарна если поделитесь в комментариях. ❤️????

Глава 7: Я не верю!

Прошло уже несколько дней, как меня держат в этой комнате. Благодаря Алише у меня хотя бы есть нормальная еда. Но я понимала — это лишь временно. Она разрешила принять тёплый душ и принесла мне одежду: платье и свои старые шорты. Я выбрала платье — лёгкое, белое, с розовыми цветочками, с резинкой на талии и опущенными рукавами, открывающими плечи.

Дьявола я не видела уже несколько дней, но знала: он придёт. Я пыталась мысленно подготовиться, но страх всё равно точил изнутри. Смерть дышала где-то рядом, и от этой мысли я всё сильнее скатывалась на дно отчаяния. Но сдаваться не собиралась. Я должна выжить. Я не хочу умереть так рано.

Я ходила по комнате, перебирая в голове способы побега. Могла бы использовать Алишу, но она была единственной, кто проявлял ко мне доброту. Я не хотела её подставлять. Кроме неё сюда никто не заходил. Пока.

Сквозь стены доносилась музыка из клуба. Иногда — женский смех, стоны, отрывки голосов. Я не знала, что происходит там, за дверью, но когда заметила узкую щель, меня охватило любопытство. Алиша забыла закрыть дверь.

Сердце билось сильнее. Может, это шанс? Может, удастся сбежать? Но я знала — там может быть охрана.

Я осторожно приоткрыла дверь и выглянула наружу. Коридор пуст. Тишина. Я вышла и, едва дотронувшись, дверь захлопнулась сама. Я дёрнула ручку — заперто.

— Чёрт… — выдохнула я, снова и снова тянула за ручку, но дверь не открывалась.

Обратной дороги нет. Страх накрыл меня волной. Если кто-нибудь увидит меня здесь — мне конец.

Я иду по коридору, не зная, куда именно, — просто тянет музыка. Босые ступни скользят по холодному мрамору. У перил меня режет свет прожекторов: внизу зал залит ослепительными лучами.

Алиша танцует, отбивая ритм, в стиле тверк; рядом с ней ещё несколько полуобнажённых девушек — на них только тонкие стринги. Тела блестят в свете, движутся в такт. Мужчины на диванах смотрят, пьют. Кто-то курит — тяжёлый табачный запах висит в воздухе.

Здесь только «свои». Этих девушек я вижу впервые. Дьявола нет.

Смогу ли я спуститься незаметно?

Добежать до выхода?

Кажется, они пьяны. Может, это шанс.

Алиша двигается уверенно, дерзко, в шортах — и зал ревёт внутри себя под музыку. Я тоже любила танцевать. В памяти вспыхивает: дом, телевизор на полную, я считаю шаги — моя тренировка. Ком подступает к горлу: сейчас у меня это отняли.

Я застыла у перил, не решаясь сделать шаг дальше.

Кто-то швырнул пачку купюр к ногам танцовщицы, другая девица тут же наклонилась, собирая деньги. Рядом кто-то опрокинул бокал, на полу растеклось пятно янтарного напитка.

Я увидела Марко. Он сидел, откинувшись на спинку дивана, с бокалом в руке. Его взгляд скользил по сцене, изучая каждое движение девушек.

И вдруг атмосфера сорвалась с цепи. Девушки — все, кроме Алиши — уже сбросили стринги. Они ползли к мужчинам на коленях, выгибая спины, протягивая руки, готовые к ласкам.

Одна из них оседлала Марко, раздвинув ноги. Я успела заметить, как она надевает на него презерватив, а потом — как он входит в неё. Девушка запрокинула голову, волосы рассыпались по спине, а Марко сжал её грудь.

Меня затошнило. Сцена была как кошмар в реальности. Рядом другая девушка уже склонилась, делая минет мужчине, а те, кто сидел вокруг, смеялись, рычали, хлопали женщин по обнажённым телам.

Я крепче вцепилась в перила. Сердце билось быстро, дыхание стало рваным. Хотелось развернуться, убежать обратно в комнату, но дверь за спиной захлопнулась.

Я не хочу быть здесь.

Я не хочу так жить.

Я должна спуститься тихо. Должна уйти. Пока меня не заметили.

Я ступила на лестницу, стараясь не издать ни звука. Даже сквозь гул музыки доносились стоны и хриплый смех мужчин.

И вдруг я замерла. Посреди ступеньки.

В зал вошёл он.

Дьявол.

Холодный страх парализовал меня. Кровь застыла в жилах, мышцы онемели. Я не могла вдохнуть, не могла моргнуть. Только смотрела вниз, вцепившись в перила, будто в них была вся моя жизнь.

Он не видел меня. Сначала.

Полуголый, с полотенцем в руках, он вытирал влажное тело. На нём были только спортивные штаны, которые сидели низко на бёдрах. Мышцы под кожей туго играли, словно он вышел не из душа, а из боя. Волосы мокрые, тёмные, свисали на лоб. Капли скатывались по его шее. Под светом прожекторов его кожа казалась почти сияющей. Но для меня он был не человеком.

Он был воплощением того, чего я боялась больше всего.

Я пригнулась, почти рухнула на корточки, пытаясь спрятаться за перилами. Сердце грохотало в ушах так громко, что я была уверена — он услышит.

Мне нужно выбраться. Нужно бежать. Но если там охрана? Если меня остановят? Вернуться? Нет… нет… назад дороги нет.

Я зажмурилась.

А вдруг повезёт? А вдруг он пройдёт мимо?

Я снова глянула вниз и увидела, как он подошёл к Алише. Он заставил её наклониться, разорвал зубами пакетик с презервативом. Алиша послушно стянула шорты.

Я начала медленно спускаться, на цыпочках, шаг за шагом, надеясь ускользнуть, пока его руки заняты.

Но не успела.

Он резко поднял взгляд. Наши глаза встретились. И мир рухнул.

В одно мгновение он толкнул Алишу на пол, даже не заметив её падения. Его внимание было приковано ко мне.

Нет, нет, только не сейчас, только не он…

Он пошёл за мной.

Я развернулась, в панике бросилась вверх по лестнице, не чувствуя ног. Музыка гремела так, что никто не услышал бы мой крик, даже если бы я закричала. Но мне и кричать не хватало воздуха.

Я неслась по коридору, цепляясь босыми ступнями за гладкий мрамор. Они скользили, но я бежала дальше, будто за мной гналась сама смерть. Дыхание сбивалось, сердце колотилось, разрывая грудь. Внутри был только один безумный крик:

Спасайся! Беги! Иначе он тебя уничтожит.

— Сука! — раздался за спиной яростный рёв. — Решила сбежать?!

Я сделала поворот, но он был быстрее. Его шаги гремели, как удары молота. Через мгновение тяжёлое тело сбило меня с ног. Я упала вперёд, больно ударившись грудью и животом о пол. Воздух вырвался из лёгких.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ах ты тварь! — прорычал он, вдавливая меня в холодный мрамор. Его ладонь грубо прижала мою голову к полу, пальцы впились в волосы. — Решила поиграть в прятки?!

Я захрипела, пытаясь вдохнуть, но он навалился всей массой, и движения отдавались болью. Слёзы брызнули из глаз.

— Ты у меня запомнишь, как крыса бегать по коридорам! — его голос был сдавлен яростью. — Я тебе покажу, что значит сбежать от меня!

Я пыталась вывернуться, но его колено придавило мои бёдра, лишая сил. Мир сузился до холода под щекой, до его горячего дыхания над ухом, до боли в затылке от его хватки.

Зачем я вышла? Зачем подумала, что смогу убежать?

— Вместо того, чтобы сидеть тихо и радоваться, что тебя ещё не прикончили, ты решила подохнуть быстрее?

Я закусила губу, чтобы не закричать. Грудь жгло, сердце стучало, будто рвалось наружу. Он тряс меня, словно хотел вышибить всё сопротивление разом.

— Сука, я тебя сломаю! — прорычал он прямо в ухо.

— Пожалуйста! — сорвалось с моих губ, голос дрогнул и сорвался на крик. — Не надо!

Я дернулась, но тело не слушалось, будто парализованное ужасом. Когда он поднял край моего платья, паника захлестнула волной.

Нет… Господи, только не это. Я не выдержу. Я ещё вся изломана — и телом, и душой.

— Нет! — отчаянно закричала я. — Обещаю, я больше так не буду. Прошу… мне ещё нельзя!

Он наклонился к самому уху, и его холодный шёпот разрезал меня сильнее любого удара:

— Мне плевать, что тебе нельзя. Плевать на твои раны и врачей. Отныне решаю только я.

Его пальцы грубо дёрнули за ткань трусов, пока она не треснула, обжигая кожу. Я вскрикнула от боли и унижения. Сердце гулко билось, будто вырывалось из груди. Я попыталась отползти, но он навалился сверху — тяжёлый, как каменная глыба, придавив меня к полу. Воздуха не хватало, сил не было даже кричать.

Всё из-за меня. Я сама вышла. Сама допустила это. Что я натворила?..

Попыталась выскользнуть из-под него, но он был слишком сильным. Его пальцы вонзились в моё бедро, и я вскрикнула.

— Сейчас закричишь ещё громче, — прошипел он в ухо.

Я ощутила твёрдый член его у себя между ног и вся напряглась, едва не задохнувшись от ужаса.

— Прошу… — сорвалось с моих губ, я приподнялась на локтях, но его ладонь вдавила мою голову в холодный мрамор, и щека с хрустом прижалась к полу.

Я почувствовала, как его член врывается внутрь. Резкий, грубый толчок пронзил меня, и крик сам вырвался из груди. Глаза заслезились, мир окрасился в красный — от боли, от ужаса. Казалось, меня рвёт изнутри, что что-то в теле надрывается до крови. Но прошло ведь всего три дня… я ещё не зажила.

— Да, детка, — прохрипел он у самого уха. — Кричи громче.

И снова толчок — ещё больнее, и я закричала так, что голос дрогнул и оборвался.

Боль накрыла с головой, разрывая каждую клеточку, обжигая изнутри. Я ощущала, как он движется, снова и снова разрывая меня. Слёзы текли непрерывно, смешиваясь со слюной, оставленной на холодном полу.

Я пыталась оттолкнуть его, отстраниться, хотя бы дёрнуться, но его вес вдавливал в землю, лишая воздуха и сил. Он становился всё грубее, его хватка всё сильнее.

Я била кулаком о пол, царапала ногтями мрамор, лишь бы не потерять рассудок, лишь бы выдержать ещё один миг этой муки.

— Я не верю! — выкрикнула я, когда он толкнул грубо и глубоко, вбивая меня в холодный пол.

— Во что? — прошипел он, прижимая мои руки своими ладонями, лишая малейшей возможности сопротивляться.

— Что ты такой… — сорвалось шёпотом, захлебнувшись в слезах.

Он засмеялся. Смех резал по нервам так же, как и каждое новое проникновение. Я закричала, пытаясь унять дрожь.

— А какой я? — его зубы впились в ухо, и от боли из груди вырвался ещё один крик.

— Жестокий… — хриплю я, кусая губу до крови, лишь бы удержать себя от нового вопля. Слёзы катятся по лицу, заливая глаза.

— Ты не веришь, что я жестокий? — усмехнулся он, ускоряясь, а потом нарочно замедляясь, играя со мной.

— Не верю… — прошептала я сквозь слёзы.

— Хочешь доказательства? — его голос прозвучал опасно.

В следующий миг блеснул металл. Я увидела нож в его руке — и дыхание перехватило, глаза расширились от ужаса.

Холодное лезвие скользнуло по коже плеча, играючи, пока он не надавил чуть сильнее. Острая боль полоснула, я вскрикнула, и кровь выступила алой каплей.

— Я возбуждаюсь от крови, — прошептал он, и его губы жадно прижались к свежей ране. Я застонала от боли и отвращения, когда он языком провёл вверх по моей шее, оставляя липкий след.

— Ну что, теперь веришь, что я жестокий? — прошептал он, скользнув языком по моему уху и ускоряя движения. — Такая узкая, блядь…

Я втянула воздух, прикусывая губу до крови, лишь бы не закричать. Но слёзы всё равно катились по лицу.

— Я… я не верю, — выдохнула я одними губами.

— Глупая, — хрипло усмехнулся он, не останавливаясь. Его тяжёлое тело било меня снова и снова, и казалось, этому не будет конца. — Но знаешь… киска у тебя — самое сладкое, что в тебе есть.

— Я… не верю… — повторила я, уже не в силах бороться. Всё тело обмякло, подчиняясь боли, и каждый новый толчок отзывался дрожью и мучением.

— Верь, — рявкнул он, сжимая меня сильнее. — Я - жестокий!

— Нет! НЕТ! — крик вырвался из моей груди, но в тот же миг он застонал и конвульсивно излился в меня.

Я не выдержала — слёзы хлынули потоком. Тело обмякло, и я лежала неподвижно на холодном полу, как сломанная кукла. Даже когда он выдернул свой член, боль снова пронзила меня, заставив сжаться.

— Твоя киска творит чудеса. Кровь на члене, — ухмыльнулся он, вытираясь о подол моего платья. Поднялся и медленно натянул спортивные штаны, наслаждаясь каждой секундой.

Я не могла перестать плакать. Всё тело горело от тяжести его веса, кости ныли от того, что он так долго прижимал меня к полу. Он смотрел на мои муки, и я видела — это приносило ему удовольствие.

— Вставай! — рявкнул он, резко дёрнув за руку. Кровь с рассечённого плеча капала по коже, оставляя алые следы. Я попыталась подняться, но колени дрожали, и от боли внизу живота каждый шаг был пыткой.

— Я… не могу… — прошептала я, ноги подломились, и я рухнула на пол, свернувшись в комок.

— Я сказал, шагай! — его голос гремел, как удар, и он толкнул меня вперёд.

— Пожалуйста… мне больно… — едва слышно выдохнула я, захлёбываясь слезами.

Он поднял меня и перекинул через плечо — легко, будто я ничего не вешу. Я не сопротивлялась. Мы миновали зал: полусонные, раздетые люди валялись на диванах и на полу.

Дьявол свернул в коридор и начал спуск. В нос ударила сырость. Было темно, ничего не различить. Он распахнул дверь, включил резкий свет и рывком столкнул меня со своего плеча. Я ударилась боком о бетон и упала.

Я огляделась — подвал. В воздухе стоял запах засохшей крови. Меня передёрнуло, и я отшатнулась к углу.

На полу лежали цепи. Дьявол поднял одну, прикинул вес в руке и посмотрел на меня.

— Теперь ты в моих руках, малышка, — сказал он, подойдя, сел на корточки. Его пальцы сомкнулись на моей лодыжке, замок лязгнул. — Одной ноги хватит. Всё равно не разорвёшь. Или разорвёшь?

Он рассмеялся.

Я тяжело дышала и обняла себя, пытаясь стать меньше — от этого места, от него, от всего.

— Боишься, малышка? — он впился взглядом. — Синие глаза покраснели. Не отстаёт от тебя этот «злодей», верно? Разве он не «добренький»?

Он улыбнулся, обнажив белые зубы. Я сморщила нос, пытаясь удержать слёзы, но они всё равно текли.

Его взгляд скользнул вниз.

— А ну-ка, — буркнул он, заметив алые капли на внутренней стороне бедра. Он провёл пальцем, облизнул и глухо хмыкнул. — Сведёшь с ума, девочка. Ты идеальная штучка для моего члена. Я буду приходить и трахать тебя, пока не наскучишь. А потом — убью.

Я зажмурилась, втянула воздух.

— Я… всё равно не верю, — прошептала я, выдавливая слова.

Он пытался сломать - а я собирала себя по осколкам. Я должна выжить.

Несмотря ни на что.

Несмотря на слёзы и боль.

Смогу.

Лицо Дьявола дёрнулось, будто его удивили, но он быстро взял себя в руки.

— Не веришь? — переспросил он.

Я покачала головой.

— НЕ ВЕРИШЬ?! — рявкнул он так, что я вздрогнула. — Я заставлю тебя поверить, тварь!

Он схватил мои ноги, дёрнул к себе и силой распластал, заставив лечь. Я закричала и забилась, пытаясь вырваться, но его хватка была железной.

В следующую секунду он навалился на меня, и я почувствовала, как мир снова рушится. Крик сорвался сам — не от сопротивления, а от ужаса и боли, что пронзили до глубины.

«Господи… не снова. Я не выдержу. Я же ещё жива, но он убивает меня изнутри. Я должна держаться. Хоть миг, хоть вдох — иначе всё кончено».

Он выхватил свой член — тяжёлый, пугающе огромный, — и в ту же секунду снова вонзился в меня резко, без предупреждения. Из горла вырвался крик. Его движения стали грубыми, властными, и он толкал меня с такой силой, что сам начал задыхаться от напряжения и пота.

Я задыхалась, рвано хватая ртом воздух, но его вес давил на грудь, не давая ни вдохнуть, ни вырваться. Казалось, он намеренно утопляет меня в собственной жестокости.

Слёзы жгли глаза, скатывались по вискам и смешивались с потом. Я старалась смотреть сквозь потолок, видеть что угодно, только не его лицо, не те глаза, полные тёмной одержимости.

Внутри всё трещало и ломалось — не только тело, но и я сама. Я чувствовала, как он вырывает у меня частицу за частицей, пока не останется только пустота.

Я молила, чтобы всё это кончилось, но кошмар лишь продолжался, тянулся, как бесконечное падение во мрак.

— Смотри мне в глаза, Сара! — рявкнул он.

Я послушалась.

Взгляд встретился с его глазами — карими, тяжёлыми, бездонными, как яма. Там не было ни капли сострадания. Только жадность, злость и безумие.

«Не смотри в них, — пронеслось в голове. — Не дай им затянуть. Он хочет видеть страх, а ты не дашь. Держи пустоту. Только пустоту».

— Вот так, — прошипел он. — Не отворачивайся. Мне нравится видеть, как ты понимаешь, что у тебя нет выхода.

«У меня есть выход. И я его найду. Слышишь? Не сломаешь». Я повторяла это про себя, как молитву, пока его голос сливался с гулом крови в ушах.

— Смотри, — он наклонился ближе, его дыхание обожгло мне лицо. — Смотри и запоминай, Сара. Я — твоя реальность.

«Нет. Это не навсегда. Это не моя реальность. Это просто клетка. Клетки открываются».

Он сжал моё бедро так сильно, что пальцы врезались в кожу, оставляя жгучие царапины. Второй рукой он упирался в пол рядом с моей головой, наклоняясь всё ближе. Я вскрикнула от боли — и тут же прижала ладонь ко рту, чтобы заглушить звук.

В какой-то момент боль перестала ощущаться, превратившись в гул. Я смотрела на него уже сквозь, будто через стекло.

Я не знала, что будет дальше. Я не знала, как именно выберусь. Но я знала, что выживу. И когда-нибудь этот взгляд, который он так жаждал, станет последним, что он увидит.

Его тело покрылось потом, мышцы блестели в свете лампы. В какой-то момент он низко застонал и, содрогнувшись, обмяк. Его дыхание стало рваным, тяжёлым. Он медленно отстранился, будто с трудом поднимая собственный вес.

А я лежала неподвижно. Как мёртвая.

— Блядь! — сорвалось у него, когда он резко отвернулся. Но почти сразу развернулся обратно, возвышаясь надо мной, и его взгляд пронзал, как лезвие. — Мне нравится видеть тебя такой… сломанной, — прошипел он, и уголки его губ изогнулись в жестокой усмешке. — Я сделаю всё, чтобы ты сдохла во время секса. Я постараюсь. Уж поверь.

Его слова обожгли сильнее ударов. Улыбка не сходила с его лица, пока он направлялся к выходу. Тяжёлая металлическая дверь захлопнулась с гулом, и следом щёлкнул выключатель.

От автора:

Дорогие читатели, как вам глава?

Как вам поведение Дамьена?

Очень интересно ваше мнение, и буду благодарна, если оставите звезду к книге в профиле. ❤️????

Глава 8: Пленник

Я открыла глаза, когда услышала, как металлическая дверь с противным скрипом открывается. И сразу — вспышка света.

Я зажмурилась, зашипела сквозь зубы: резкий, холодный, режущий по глазам свет обжёг веки.

Тело отзывалось болью на каждый вдох. Казалось, даже воздух внутри меня болит. Я осталась лежать в том же положении, в котором оставил меня этот дьявол — будто боялась, что любое движение снова вызовет его тень.

— Сара! — позвал кто-то, и голос был уже не из ада, а живой. — Проснись, Сара.

Я медленно приоткрыла глаза.

Алиша.

— Давай, вставай, — сказала она тихо. — Мне нужно тебя помыть.

Я с трудом поднялась на локтях, потом опёрлась о стену. Каждый сантиметр кожи отзывался болью, как будто меня собрали заново, но неправильно.

Боль между ног была тупой, давящей, постыдной. Я старалась не смотреть туда, не думать, не чувствовать.

— Алиша… — я ухватилась за голову. — Я выберусь отсюда?

Она молчала секунду — ту самую, когда надежда успевает выдохнуть — и только потом ответила:

— Нет. Я принесла ведро с водой. Будем мыть тебя здесь. Тебя нельзя выводить. Иначе Дамьен убьёт нас всех.

Её слова ударили сильнее, чем боль в теле.

Не выберусь.

Слово «нет» впиталось в кожу, застряло в груди. Я смотрела на неё — на это чужое, но единственное доброе лицо — и вдруг заметила пластырь на её лбу.

— Ты поранилась? — спросила я хрипло.

Она усмехнулась устало, без тени улыбки.

— Не только я, Сара. Вчера мы все получили от Дамьена — из-за твоей выходки. Он избил всех своих людей, и я тоже получила.

Я прикрыла рот ладонью. Меня затошнило.

— Боже, Алиша, прости…

— Не надо, — перебила она, взяла ведро и поставила рядом. — Ты просто хотела спасти свою жизнь. Я понимаю. И не виню.

Я сжала пальцы в кулаки.

Не винит.

А я — не могла перестать винить себя.

Если бы я осталась в комнате — они бы не пострадали.

Всё случилось из-за меня. Моя слабость стоила им боли. Им — людям, которые даже не сделали мне зла.

— Я не подумала, что он… — слова застряли в горле. — Что он навредит тебе.

— Я-то хорошо отделалась, — сказала Алиша, будто не о себе. — Мы все были пьяные. Он вчера был не в себе. Одного чуть не убил, но Марко смог его остановить, приказав другим людям.

Боже. Я винила себя за всё, что произошло. Зачем я это сделала? Я подвергла их всех опасности. Если бы мне удалось сбежать, он бы просто выместил ярость на них. Что я наделала…

— Ты можешь встать, Сара? — спросила Алиша.

Я кивнула и, ухватившись за стену, медленно поднялась. Ноги дрожали, тело отзывалось болью на каждое движение.

— Разденься. Дамьен приказал тщательно тебя промыть.

Я стянула платье, потом лифчик — осталась нагой и невероятно маленькой в этом холодном свете.

— Вижу, и ты вчера немало получила, — сказала Алиша, беря кувшин.

— Позволь, я сама? — попросила я.

— Нет. Я буду наливать воду, а ты очищайся полностью. На тебе не должно быть грязи, — она протянула мне мыло и шампунь. — Иначе снова получим.

Тёплая вода легла на кожу. Волосы намокли, стали тяжёлыми. Я слушала, как она струится по плечам и спине, как стекает на пол.

— У тебя ещё рана на плече. Нужно обработать, — сказала Алиша и осторожно стерла кровь.

Если я сбегу, подставив их, — он убьёт их. Нельзя. Нужен другой выход. Правильный. Такой, который никого здесь не уничтожит.

Алиша была добра ко мне. Добро — это долг. Я не имею права её предать.

Теперь я как будто на цепи. Даже если бы захотела — мне не выбраться. Но цепь можно не рвать — её можно ослабить звено за звеном.

— Алиша, — я собралась с силами. Она уже намыливала мне голову. — Расскажи мне всё, что знаешь о Дамьене.

Она удивлённо на меня посмотрела.

— Только не говори, что решила лезть ему в голову, — сказала она и снова наполнила кувшин, поливая мне волосы.

Я закрыла глаза, чувствуя, как пена пахнет резкой свежестью.

— Пожалуйста, Алиша. Расскажи мне о нём.

— Зачем тебе эта информация? Я не знаю, что ты задумала, но это плохая идея.

— Я хочу понять его. Если у меня нет другого выхода отсюда, я хочу знать о нём всё.

— Чтобы сбежать? — спросила она. — Или чтобы он добровольно отпустил тебя?

— И то, и другое.

Алиша втянула воздух, её пальцы всё ещё терли мое тело.

— Ты наивна, Сара, — сухо сказала она. — Если ты веришь, что можно просто «понять» его и всё наладится, то ты ещё ребёнок.

Я намазывала мыло, запах резкой свежести щекотал ноздри и глушил мысли. Мыльная пена бурлила, и я ловила себя на том, что каждое её слово — как очередной стежок, который нужно разобрать, чтобы понять ткань этого места.

— Скажи любую мелочь, — прошептала я. — Всё пригодится.

Алиша посмотрела на меня, потом снова на стену, будто там мог таиться ответ.

— Хорошо, — начала она, медленно, выбирая слова. — Он любит убивать. Самые сложные задания берёт на себя. Это - часть его профессии и его удовольствия.

Она сделала паузу, как будто не хотела, чтобы я слышала это слишком прямо.

— Следит за здоровьем: не курит, не пьёт. Утренняя дисциплина для него священна — бег, отжимания, ледяной душ. Завтрак почти всегда один и тот же: чёрный кофе, яйца, иногда творог. В быту он предсказуем. В решениях — нет.

Я вглядевалась в её лицо, ловя каждую деталь.

— Что ещё? — я тихо просила.

— Он любит порядок. Тишину. Чтобы всё стояло там, где он решил. Ненавидит споры. Слушает внимательно — скорость ответа, интонацию, дрожь в голосе. Если почувствует фальшь - раскусит. И ещё — он любит, когда ему скучно: тогда принимает самые коварные решения. Понимаешь?

Слова падали в меня, рыхлые и холодные. Я запоминала — не потому что хотела играть в прятки с судьбой, а потому что любое знание здесь — это ещё одно тонкое звено между мной и той свободой, которую мне ещё предстоит выстраивать.

Пена медленно стекала по шее, теплела на коже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что ещё? — прошептала я.

— И у него есть свой личный психолог, — сказала Алиша, будто между прочим. — Тот, кто занимается им с самого детства.

— Психолог? — переспросила я, не скрывая удивления.

— Да. Только с ним он разговаривает по-настоящему. И только ему открывается. Лечится у этого доктора уже с пятнадцати лет. Сейчас Дамьену тридцать. — Она вздохнула. — Поэтому будь осторожна, Сара. Он больной. В прямом смысле.

Я замерла.

Лечится у психолога?

Эта деталь зацепила. Значит, он не просто чудовище, у него есть… трещина. Что-то внутри, что гниёт и рвёт его изнутри. И если я узнаю, что именно, — смогу понять, где его слабость.

— Ты говорила, что для него женщина - это вещь, — сказала я, когда Алиша накрыла меня полотенцем. Ткань обожгла кожу теплом, и я прижала её к себе, пыталась вернуть себе хоть каплю уюта.

— Да, — ответила она. — Для него женщина - игрушка. Не человек. Пять минут - и он теряет интерес. Всё, что ему нужно, - удовлетворение и тишина. Никаких чувств, никаких привязанностей.

Я кивнула. Где-то глубоко внутри вспыхнуло странное чувство — смесь брезгливости, страха и жалости.

— Спасибо тебе, Алиша, — прошептала я.

Она покачала головой, вытирая руки о полотенце.

— Не нужно благодарить. Здесь никто никому не говорит “спасибо”. Мы просто делаем то, что должны.

Она протянула мне чистое бельё, потом платье — скромное, с мягким вырезом и клёш-юбкой. Ткань была лёгкой, кремового цвета.

— Я подумала, тебе это подойдёт, — сказала она, чуть улыбнувшись краем губ.

Я быстро оделась. Платье оказалось чуть великовато, но после всего, что было, оно казалось защитой.

— Спасибо, — повторила я машинально.

Алиша приподняла бровь.

— Опять?

Я улыбнулась слабо.

— Извини. Привычка.

Она хмыкнула, взяла ведро и направилась к двери. Уже у выхода обернулась:

— Свет оставлю.

Дверь скрипнула, потом захлопнулась.

Я осталась одна. Комната наполнилась гулкой тишиной. На стенах дрожали тени, свет от лампы падал косыми линиями.

Я долго смотрела на дверь. И вдруг, как вода уходит в канализацию через дырочку в полу с решеткой, меня осенило.

Он болен? А может, и нет? Может, ему не хватает тепла?

«Пять минут — и он теряет интерес», — вспомнила я слова Алиши.

Значит, нужно чтобы ему было интересно.

***

Через некоторое время дверь

подвала с глухим скрипом открылась. Я вздрогнула, инстинктивно прижавшись к стене. Свет от лампы вырвал из тьмы силуэты — двое мужчин. Широкие плечи, чёрная одежда, запах железа и пыли.

Между ними — кто-то третий. Его тащили, держали за руки, и он спотыкался на каждом шаге. На голове у него был мешок, верёвка плотно стягивала запястья.

Я замерла, не в силах пошевелиться. Воздух стал густым, как перед грозой. Один из мужчин резко толкнул пленника вперёд — тот упал на колени, глухо выдохнув.

— Здесь, — коротко бросил один из них.

— Пусть ждёт, — ответил второй, осматривая помещение. Его взгляд скользнул по мне, и я прижалась к углу сильнее, пытаясь стать невидимой.

Пленник дрожал. Даже через ткань мешка было видно, как подрагивают его плечи.

Мужчины не обратили внимания. Один остался у двери, второй подошёл к столу у стены и что-то проверил в телефоне. В помещении царила такая тишина, что я слышала, как капает вода из крана в ведро.

Я вжалась в стену, чувствуя, как сердце бьётся сильнее. Хотелось закрыть глаза, но взгляд сам тянулся к этому человеку — связанному, дрожащему.

Кто он? Почему его сюда привели?

В подвале пахло страхом. Моим, его, общим.

Один из мужчин посмотрел на дверь, потом сказал тихо:

— Он скоро придёт.

И в этот миг я поняла, о ком идёт речь.

Дамьен.

Воздух будто стал холоднее.

Я обхватила себя руками, прижимаясь к стене, стараясь не издать ни звука. В груди поднималась волна паники, но я глотала её, как горечь.

Нельзя. Не двигайся. Не показывай страх.

Мешок на голове пленника слегка пошевелился — он повернулся в мою сторону, будто почувствовал, что здесь есть кто-то ещё. Наши дыхания смешались в этой тяжёлой, вязкой тишине.

— Уходим, — сказал один из мужчин, и они вышли, плотно прикрыв дверь.

Пленный вздрагивал всем телом. Рот у него, похоже, был стянут — он не мог говорить.

— Эй, — окликнула я, не узнав собственный голос. Он замер.

— М-м-м… — выдохнул он сквозь кляп, снова дёрнувшись.

Я вздрогнула. На нём был тёмный костюм, на плечах всё висело — худой, вымотанный.

Дверь распахнулась резко, как удар. В помещение вошёл он. Дьявол. Страх сжал меня сильнее прежнего. В руке — острый топор; белая рубашка плотно обтягивала мощные плечи и грудь, верхние пуговицы расстёгнуты. Казалось, он заполняет собой весь подвал.

Сначала он посмотрел на меня — медленно, оценивающе. Уголки губ дрогнули, и он перекинул топор на плечо, обводя меня взглядом с ног до головы.

Следом вошёл Марко. В костюме, сдержанный; молча снял пиджак и сразу перевёл взгляд на меня.

— Её нужно вывести отсюда, — коротко сказал Марко.

Дьявол не отрывал от меня глаз. Я вжалась в стену, будто обожглась о его светло-карий, сухой, огненный взгляд.

— Нет, — произнёс он твёрдо. — Она останется.

— Ты спятил? — вспыхнул Марко, повернувшись к брату. — Она не выдержит.

Он усмехнулся Марко в ответ — коротко, холодно.

— Выдержит.

— Мы не оставляем лишних глаз, когда… — Марко сдержался. — Её надо вывести.

— Я сказал - нет, — голос резанул воздух. — Она останется.

Глава 9: Его жестокость

Дьявол остановился в паре шагов от пленника. Его тень уползла по грубому бетону, и в этой тени человеку стало ещё страшнее. Он развернул топор в руке, финтиком опустил его лезвие к полу, как будто проверял вес решения.

Марко сорвал мешок с головы пленного. Мужчина зажмурился от света, потом растерянно моргнул — глаза метались по комнате, пока не остановились на мне. Его взгляд был полон ужаса и… узнавания?

Марко снял кляп, и воздух вокруг словно стал гуще.

— Ну-ка, — произнёс Дамьен. — Зачем ты за мной следил?

Мужчина открыл рот, но слова не выходили. Только сиплое дыхание и дрожь в подбородке.

— Я не слышу, — Дамьен сказал всё тем же ровным тоном, а потом резко — рёвом: — Я не слышу!

Я вздрогнула. Воздух в подвале дрогнул вместе со мной. Мужчина снова посмотрел на меня — коротко, будто случайно, но этого хватило. Дамьен проследил за его взглядом и чуть приподнял уголок губ.

— А-а… — тихо протянул он. — Так значит,

из-за неё

? Этот ублюдок следил за мной чтобы узнать где она?

Мужчина молчал. Лицо побелело.

Дамьен сделал шаг вперёд, и…он ударил кулаком в лицо. Тело упало на бетон.

— Я с тобой разговариваю, твою мать! — его голос расколол воздух.

Мужчина застонал, и я инстинктивно закрыла рот ладонью, чтобы не вскрикнуть.

Мужчина поднял глаза — прямо на меня, и беззвучно, едва шевеля губами, произнёс моё имя.

Я похолодела.

Он знает, кто я. Почему он знает?

Марко резко поднял его за плечи, заставляя встать на колени. Дамьен наклонился, их лица почти соприкоснулись.

— Почему ты смотришь на неё? — тихо спросил он. — Я не давал тебе права смотреть.

— Прошу… — прохрипел мужчина, едва дыша. — Умоляю, пощадите… Я не виноват. Я не следил…

Дамьен усмехнулся — холодно, без капли человечности.

— Я видел тебя. Несколько раз. Ты думал, я идиот?

Я не видела, что произошло дальше — только услышала глухой звук, словно кто-то ударил по мешку с песком. Потом ещё. Ещё.

Каждый удар отзывался во мне, как будто по мне.

Я зажала уши, но всё равно слышала.

Слышала, как хрип превращается в стоны, а потом — в короткое, рваное дыхание.

Я отвернулась к стене. Камень был холодный и шершавый. Я вжалась в него, будто он мог защитить.

Хватит… пожалуйста, хватит…

— шептали мои губы, но звука не было.

Мир сузился до звуков — шаги, дыхание, удары, металлическое эхо.

И сквозь всё это я понимала одно:

это не просто зверь. Это человек, которому боль — способ дышать.

Я закрыла глаза.

Но в темноте всё было ещё громче.

— Говори! — кричал он снова и снова, обрушивая удары. Я слышала хруст костей, приглушённые стоны и стук кулаков о плоть. Слёзы катились по щекам. Мне хотелось помочь этому мужчине, но я знала — у меня не хватит сил.

— Умоляю! — выдохнул он, и я не выдержала — подняла взгляд.

Он лежал на полу, захлёбываясь собственной кровью.

— Марко, развяжи ему руки, — приказал Дамьен, схватив топор, воткнутый в пол. Его взгляд метнулся на меня, и я застыла. На его рубашке — свежие брызги крови.

— Пожалуйста... — прошептала я. — Он же умоляет...

Дамьен усмехнулся, скользнув по мне хищным взглядом.

— Заткнись, если не хочешь оказаться на его месте.

С топором в руке он выглядел ещё страшнее — воплощение безжалостного демона. Я прикусила губу и опустила глаза.

Марко освободил пленника, но тут же прижал его к полу, удерживая. Тот был слишком слаб, чтобы сопротивляться.

— Ну что, готов говорить? — хрипло спросил Дамьен.

Мужчина застонал, но слов не вымолвил.

— Тогда по-плохому, — бросил он. — Марко.

Марко поймал его руку и прижал к полу.

И тогда я поняла, что собирался сделать Дамьен. Ужас пронзил всё тело.

— Нет! — закричал мужчина, когда лезвие взмыло в воздух. — Я всё скажу! Всё скажу!

— Говори, — холодно остановился Дамьен.

— Меня прислал господин Сильвестор! — выдавил тот. — Он велел узнать, где держат его дочь! Умоляю... я просто выполнял приказ...

— Неудивительно, — усмехнулся Дамьен.

И прежде чем я успела осознать, топор опустился. На руку. Он срезал руку.

Вскрик боли пронзил всё помещение. Я закричала вместе с ним, рухнула на пол и вжалась в угол, закрывая голову руками.

Меня трясло.

Господи... что это было?

Крики, стоны, запах крови... и смех Дамьена. Он наслаждался этим. Он просто наслаждался.

Боже... спаси.

Господи, останови это. Пожалуйста. Сделай, чтобы я больше не слышала.

Я зажала уши, но звук не исчез.

Он был везде — в воздухе, в груди, в сердце.

— И что ты успел ему передать!!? — рычал Дамьен. Я знала. Теперь он уже потерял контроль.

Мужчина ревел от боли, он не мог прийти в себя. А я не могла смотреть в их сторону.

— Говори! — снова закричал Дамьен, и звук его голоса будто ударил по мне, пронзил грудь, как нож.

— Я... не успел... — прохрипел мужчина, захлёбываясь собственной кровью. — Никому... ничего... не сказал... клянусь!

Я слышала снова — короткий, глухой звук удара, потом звон металла о бетон.

Топор упал на пол, и этот звук будто отозвался у меня под рёбрами.

— Марко, дай нож, — произнёс Дамьен спокойно, как будто просил передать инструмент, а не решал чью-то судьбу.

Меня пронзила дрожь.

О боже… неужели он не остановится?

Сердце колотилось так сильно, что я боялась — он услышит.

Я сжалась, прижалась к стене, не смея открыть глаза.

Я знала — если посмотрю, меня вывернет.

Меня просто не станет.

Всё, что я могла, — дышать тихо, очень тихо, будто от этого зависела жизнь.

Я слышала, как Дамьен перехватил его, как металл зазвенел.

— Ты лжёшь, — прошипел он. — Смотрю тебе в глаза и вижу ложь.

Мужчина застонал, его дыхание стало рваным, с хрипами.

— Клянусь… — едва слышно прошептал он. — Клянусь… никому… ничего…

Звук шагов. Дамьен подошёл ближе, и я почувствовала, как тень накрыла меня, хотя я не поднимала головы. Внутри всё холодело.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты думаешь, что сможешь меня провести? — он сказал тихо, и от этой тишины стало ещё страшнее, чем от крика.

Я слышала, как он опустился рядом с мужчиной, как ткань натянулась под его движением.

— Я ненавижу, когда мне врут.

Я прижала ладони к ушам, но сквозь пальцы всё равно пробивались звуки: шорох одежды, сиплое дыхание, глухие удары.

И ещё — мерзкий, липкий звук, будто кто-то рвёт сырое мясо.

Я не выдержала и обернулась.

Дамьен нависал над мужчиной, вгоняя нож в живот снова и снова. Металл входил в плоть с тупым хлюпанием. Мужчина уже не шевелился, но Дамьен продолжал, будто в забытьи.

Он был весь в крови — от воротника до запястий.

Крик вырвался из меня сам собой. Меня затошнило. Я поднялась, шатаясь, и бросилась к туалету. Всё, что было внутри — даже вода, которую я пила, — вышло наружу вместе с ужасом.

— Дамьен, достаточно, — произнёс Марко глухо. — Он уже мёртв.

Я тяжело дышала, цепляясь пальцами за край стены. Дамьен выпрямился. Медленно, будто смакуя момент. Провёл рукой по лицу, размазывая кровь. Его белая рубашка теперь была алой.

Он встретился со мной взглядом — и на его губах появилась кривая, довольная улыбка.

Он слез с тела, а я прижалась к стене, пытаясь стать как можно меньше. Лужа крови растекалась по полу, ползла ко мне, и я отпрянула, прикрыв рот ладонью, чтобы не закричать снова.

Дьявол шагнул ближе. Поднял что-то с пола. Сначала я не поняла, что это, — а потом он бросил это прямо в меня.

— Вот тебе подарок, — усмехнулся он.

К моим ногам шлёпнулась человеческая рука.

Я закричала. Вскочила и забилась в другой угол, дрожа от ужаса.

— Что такое? — хрипло рассмеялся он. — Не нравится мой подарок?

Я закрыла лицо руками и съёжилась, чувствуя, как в горле поднимается новый крик.

Он приближался ко мне медленно, шаг за шагом. В руке всё ещё блестел нож — с лезвия капала кровь, оставляя алые следы на полу.

— Ну?

Он остановился прямо передо мной, нависая, как тень. Я зажала рот ладонью, чтобы не вырвался новый крик, чтобы не стошнило. Дамьен потянулся, убрал мою руку с лица. Его пальцы были холодными, липкими.

Он посмотрел на меня внимательно, медленно, словно изучая каждую дрожь, каждое движение губ, каждую слезу.

— Всё ещё не веришь, что я жестокий? — спросил он тихо.

Я втянула воздух, глядя в его глаза — пылающие, безумные, чужие. Сердце колотилось так сильно, что я едва дышала. И, не выдержав, зажмурилась.

— Так и думал, — усмехнулся он, не дождавшись ответа.

Он сделал шаг назад, наклонился. Пальцы скользнули по бетону, издавая неприятный скрежет. Когда он выпрямился, в руке блеснул топор.

Он лениво взвесил его, будто проверяя, насколько удобно лежит.

Я прижалась к стене, ощущая ледяную поверхность спиной. Дальше — некуда.

— Не шевелись, — произнёс он спокойно.

Я не успела понять, что он собирается сделать.

Свист. Воздух вспыхнул у самого уха.

Удар.

Топор вонзился в стену рядом с моей головой, всего в нескольких сантиметрах.

Я вскрикнула — от страха, от боли в ушах, от ужаса. Прикрыла голову руками, сжалась

Камень взвыл и осыпался крошкой; по щеке полоснуло осколком, в волосы вонзились мелкие кусочки штукатурки. В ушах зазвенело.

— Упс, мимо, — протянул он с усмешкой. — В следующий раз не промахнусь.

Он рассмеялся — глухо, звериным смехом, от которого по коже побежали мурашки, — и направился к выходу.

Марко всё это время стоял в стороне, не двигаясь, будто оцепенев. Когда Дамьен вышел, он шагнул ко мне.

— Извини, что тебе пришлось всё это видеть, — сказал он тихо, выдернул топор из стены рядом с моей головой и отнёс в сторону.

Я стояла, прижимая руки к груди. Слёзы сами катились по лицу, горячие, солёные. Я обняла себя, пытаясь удержать дрожь, но тело не слушалось. Рёбра сжимало, будто внутри не хватало воздуха.

Я всхлипывала, вытирая слёзы, но они тут же возвращались. Не могла заставить себя повернуться — там, позади, лежал труп, и я знала: если увижу его, меня снова вырвет.

— Сара, — мягко позвал Марко, подходя ближе. — Успокойся.

Я покачала головой. Не могла. Перед глазами стоял он — Дамьен, его глаза, его лицо, кривое удовольствие, с которым он бил ножом. Мужчина, которого он убил, не сопротивлялся. Он просто… умер.

— Сара, — Марко приблизился ещё, осторожно обнял меня и прижал к своей груди. — Всё хорошо, слышишь? Всё позади.

Я не выдержала.

Слёзы прорвали остатки самообладания, и я разрыдалась у него на груди — громко, беззвучно, с надрывом.

Мир вокруг будто растворился, остались только гул крови в ушах и ощущение его рук, которые держали меня, не давая упасть.

Я дрожала всем телом.

Меня трясло так сильно, что зубы стучали друг о друга. Горло саднило от рвоты и крика, дыхание сбивалось, превращаясь в жалкие всхлипы.

— Всё хорошо, — шептал Марко, но я не слышала смысла его слов. Только звук.

Меня выворачивало изнутри. Мир плыл перед глазами, то темнел, то рассыпался на пятна. Передо мной всё ещё стоял Дамьен — с ножом, с этой жуткой улыбкой. Я видела его руки, мокрые от крови, видела, как он бросает в меня ту руку, и снова чувствовала, как она падает к моим ногам.

— Хватит... — прошептала я, но губы почти не слушались.

— Сара, — мягко повторил Марко, сильнее прижимая меня к себе.

Я сжалась, уткнулась лицом в его рубашку, цеплялась за ткань, как утопающий. Слёзы текли по щекам, жгли кожу, пока я шептала сквозь всхлипы:

— Он... он псих... он мог... он чуть не...

Слова захлебнулись в судорожном рыдании. Меня затрясло ещё сильнее, ноги подгибались. Марко держал меня, не отпуская, пока я судорожно хватала воздух.

— Тише... ты в безопасности, — сказал он. — Я не дам ему тебя тронуть.

Я покачала головой, но не смогла ответить. Всё внутри кричало.

Страх прочно вцепился в меня.

Я плакала долго. Рывками, глухо, уткнувшись в грудь Марко.

И даже когда слёзы закончились, дрожь не ушла.

Только тихое, выжженное чувство внутри — будто что-то во мне навсегда сломалось.

От автора:

Дорогие читатели, как вам глава?

Как вам поведение Дамьена? Знаю, это было жестко.

Сможет ли Сара понять его?

Очень интересно знать о чем думаете вы. Буду благодарна за ваш отзыв❤️❤️????????

Глава 10: Память о прошлом

Марко

Я вышел из подвала, разозлённый на брата. Устраивать этот цирк при ней — была плохая идея. Мне стало жалко девочку; если честно, она мне нравится. Я знаю, что нельзя влюбляться в врага, но уже в первый день она привлекла меня.

И всё же меня злило, что Дамьен отнял её у меня — отец передал это дело ему, потому что он нашёл её первым, а Дамьен не упустит возможности поиздеваться.

Я зашёл в нашу комнату для совещаний — знал, что найду Дамьена там. Он только что вышел из душа, обмотавшись полотенцем, расправлял плечи и тер ладонью волосы. Увидев меня, усмехнулся.

— Ну? Как она там, наша принцесса? — спросил он. — Всё ещё дрожит от страха?

— Зачем ты это устроил? — вырвалось у меня.

Он плюхнулся в кресло, расслабился и включил большой экран.

— Не твоё дело, братишка, — равнодушно отрезал он.

— Вообще-то моё, — ответил я, опускаясь на диван. — Убийство было лишним. Ты не наказывал его — ты устраивал представление для неё.

— Заткни свой рот. Не тебе меня учить. — Он оскалился. — Я знаю, что делаю. И кто она такая, чтобы я для неё устраивал представления?

В комнату вошла Алиша с одеждой Дамьена.

— Что так долго? — рявкнул он, вскакивая с кресла. — Из-за тебя я должен был ходить голым?

— Простите, босс. Больше не повторится, — смиренно проговорила Алиша, склонив голову.

Он резким движением отнял у неё одежду и начал одеваться при мне.

— Достали, — проворчал, натягивая штаны.

— Но всё же, — настаивал я, — я не позволю тебе причинять ей боль. Это уже слишком.

Он фыркнул, надевая рубашку, и в глазах у него мелькнула раздражённая усмешка.

— Придержи язык, Марко. Я терплю тебя только потому, что ты мой брат. Но у меня есть подозрение - ты на неё запал.

— Нет. У меня просто есть человечность, — спокойно ответил я.

— Человечность к врагу? — он застёгивал пуговицы рубашки. — Не смей влюбляться во врага. Влюбишься - сам станешь им и предашь наш клан. А если это случится, я прикончу тебя лично. Так что не суй нос в мои дела с этой идиоткой, которую я собираюсь трахнуть так, чтобы она запомнила мой член навсегда.

Я качнул головой: с каждым днём убеждался — брат серьёзно отбит.

— Лучше продумай, куда нам её увезти, — добавил он, усаживаясь в кресло и надевая ботинки. — Возможно, этот дебил выдал Сильвестору, где мы её прячем. Он пришлёт людей и заберёт её силой.

— Единственное место, где он её не достанет, - наш дом, — задумчиво сказал я. — Больше вариантов нет.

— Блядь! — вырвалось у него. — Не хочу её там видеть.

— Тогда выбирать не из чего. Её всё равно найдут. А у нас дома больше охраны - туда никто не доберётся.

Он встал и направился к двери.

— Подумай ещё, — бросил он через плечо. — И ещё: не приближайся к ней и не делай вид, что ты добрый спаситель. Я не дурак, и всё прекрасно вижу. Ты не такой. И мы оба это знаем.

Я сдерживал ответ — не хотел поддаваться той же дерзости, что и он, и поэтому промолчал. К такому тону я уже привык: он всегда такой, с самого детства.

Мы с отцом стараемся разговаривать с ним максимально мягко — иначе он срывается, а в таком состоянии становится опасен для всей семьи.

Отец постоянно повторяет: держи дистанцию, не позволяй ему переступить грань. Для отца Дамьен важнее меня — он нужен семье как профессионал для рискованных заданий: поставить бомбу, украсть, схватить врага. Он ловкий, быстро бегает, плавает лучше многих спортсменов — иногда я даже завидовал ему, несмотря на ту самую «отбитость» в голове.

***

Сара

Я сидела на холодном полу и смотрела в пустую стену. Сцена вчерашнего дня не выходила из головы. Труп они убрали, подвал вычистили, будто ничего не произошло. Но для меня всё уже не имело значения — то, что я увидела, сломало меня.

Он — псих. Настоящий убийца. И теперь я жалею, что вообще ввязалась в эту игру.

Всё казалось кошмаром, из которого невозможно проснуться: кровь, удары ножа, его руки, сжимающие топор… Он выглядел не человеком — чудовищем, маньяком, наслаждающимся чужой смертью. Руки всё ещё дрожали, а внутри было пусто — слёзы давно высохли.

Если этот человек, которого они называют врагом, действительно мой отец — я всё равно никогда не признаю его. Никогда не прощу.

В голове роились вопросы к маме. Почему она всё скрыла? Кто такой Сильвестор? Почему, когда она увидела Дамьена, в её взгляде не было удивления — только страх и… узнавание?

Я обняла колени, сжавшись в комок. Тело ломило, в груди жгло от бессилия. Я не знала, что за окном — ночь или день. Бетон подо мной давно остыл, и я почти не чувствовала ног. В этом подвале даже матраса не было — только старый стол в углу, на котором я иногда спала. Он был хоть чуть теплее, чем пол.

Так прошёл ещё один день.

Теперь мне приносили безвкусную кашу — без соли, без сахара, без ничего. Я теряла силы. Считала про себя числа, чтобы не сойти с ума. Иногда ходила по помещению, пока цепь на ноге не звенела от натяжения. Даже Алиша больше не приходила. Тишина сводила с ума сильнее голода.

Время растянулось, и я перестала его чувствовать.

Потом — скрип.

Дверь медленно открылась.

Я увидела силуэт. Не просто чьё-то смутное очертание —

его

силуэт.

Дьявол.

Он стоял у двери, а потом шагнул внутрь. Теперь я видела его ясно — чёрная футболка, воротник, руки, от которых веяло угрозой. Я отшатнулась, прижалась к стене, пытаясь стать невидимой.

И в ту же секунду перед глазами вспыхнуло воспоминание: кровь, разлетающаяся по стене, его топор, разрубающий плоть. Я судорожно отвела взгляд, зажмурилась.

Боже…

Только не он. Не снова.

Я не хотела его видеть.

Но знала — если он пришёл, значит, что-то произойдёт. И это не будет ничего хорошего.

Он — псих.

Его шаги отдавались в груди, будто ударяли прямо в сердце. Воздуха не хватало. Бежать было некуда.

— Не бойся, — произнёс он, подходя к столу в углу. Одним резким движением присел на край, опёрся руками и с дьявольской ухмылкой взглянул на меня. — Сегодня я не жестокий. Сегодня я добрый.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он усмехнулся, медленно провёл взглядом по моему телу, словно изучая каждую деталь.

— Знаешь, — сказал тихо, — ты мне нравишься больше без этой тряпки. Раздевайся.

Сердце провалилось куда-то вниз. Я сглотнула, пальцы задрожали. Я не смогла поднять глаза.

В следующее мгновение он сорвал с пояса рацию и метнул в меня. Я инстинктивно прикрылась руками. Пластик ударил в плечо, звонко упал на пол.

— Я сказал: сними! — рявкнул он, и я вздрогнула, чувствуя, как по лицу катятся слёзы.

Пальцы неловко потянулись к молнии.

— С... сейчас, — прошептала я, не узнавая собственного голоса.

Платье медленно сползло вниз и скользнуло к ногам. Я стояла в кремовом белье, обхватив себя за плечи, стараясь не дрожать.

Он откинулся, скользнул по мне взглядом и усмехнулся.

— Чудесно, — сказал тихо. — Если ещё раз увижу на тебе эту тряпку, я порву тебя вместе с ней. Поняла?

Я сразу кивнула, чтобы не вызвать его ярости.

Медленно закрылась от него взглядом, стиснула зубы и подчинилась — не потому что хотела, а потому что знала: любое сопротивление сейчас опасно.

— Это твоё место, Сара, — произнёс он холодно. — В таком виде. Передо мной.

Он поднялся и сделал шаг ко мне, тень его фигуры накрыла меня.

— Твоя жизнь — в моих руках. Твоя судьба — в моих руках. Я решаю, когда тебе умереть, когда тебя трахать, а когда — жить.

Слёзы вновь заструились по моему лицу. Осторожно вытерла их рукой: плакать вслух означало пригласить ещё большую жестокость. Внутренний голос шептал одно: помощи не будет. Значит — думать. Значит — ждать момент.

Он остановился рядом, нависая надо мной. Его взгляд упал на пластырь на моём плече, и в уголках губ появилась кривая, почти довольная улыбка.

— Всё ещё болит? — спросил он, проводя пальцем по пластырю.

— Н-нет, — прошептала я.

Его палец надавил сильнее, прямо на рану. Я не сдержала крик, но тут же прикусила губу, чтобы не разреветься. Пластырь в считанные секунды окрасился алым, по коже заструилась тонкая нить крови.

— Так ты выглядишь лучше, — произнёс он. — Уж слишком быстро заживаешь. Надо снова напомнить этому телу, кто им владеет. Не думаешь?

Я едва сдерживалась, чтобы не потерять самообладание окончательно.

Мои глаза были опущены — я не могла смотреть на него.

Он схватил меня за челюсть, заставив поднять голову. Наши взгляды встретились — и меня пробила дрожь.

Он был выше, массивнее, и рядом с ним я чувствовала себя крошечной.

Он возвышался надо мной, как тень.

Страх обволакивал меня с головы до ног.

В голове вспыхнула та сцена — топор, кровь, его смех, белые зубы, блеск безумия в глазах.

Я задохнулась от воспоминания.

— Успокойся, — шепчет он, — я же говорил, сегодня я добрый.

Нет.

Нет!

Это ложь.

Он не может быть добрым. Он — убийца. Насильник. Чудовище.

Его пальцы скользнули по моим губам — грубо, властно.

Я судорожно сглотнула, чувствуя, как по коже пробегает ледяная дрожь. В груди стало тесно, сердце било слишком быстро, будто хотело вырваться наружу.

— Сегодня ты поедешь со мной, — сказал он, почти ласково. — Домой. К себе. Не каждой выпадает такая честь, Сара Морель.

— Я… я не Морель, — прошептала я. — Я...

Он усмехнулся, глядя прямо в глаза, и в этом взгляде было что-то страшнее ярости — удовольствие.

— Я сейчас тебе кое-что покажу, — произнёс он спокойно, доставая что-то из внутреннего кармана.

На его лице мелькнула странная улыбка.

— Эту фотографию я храню уже много лет.

Он повернул снимок ко мне. На нём — мальчик-подросток с тёмными волосами и маленькая девочка в розовом платье, который он держал в руках. У неё светлые волосы, голубые глаза, два смешных хвостика…

Я узнала себя.

Это была я. Улыбающаяся, беззаботная.

— Откуда это у вас? — прошептала я, не сводя с него глаз. — И кто этот…

Слова застряли в горле. Я узнала его.

Тот парень — это он.

Дамьен.

Я оцепенела.

Это не может быть правдой…

Я — с ним? Маленькая, улыбающаяся… в его руках?

— Это… вы? — едва выдохнула я.

Он усмехнулся, глядя прямо в глаза.

— Да. Кто бы мог подумать, а? — в голосе скользнула хриплая насмешка. — Маленькая Сара, которая бегала за мной по двору, - теперь стоит здесь, передо мной. В таком виде.

Он медленно повернул фотографию обратно, проведя по ней пальцем.

— Забавно. Тогда я держал тебя на руках, а теперь держу… по-другому.

Моё дыхание сбилось. Я просто не могла ничего понять.

— Что я делала у вас? — спросила я, чувствуя, как губы дрожат.

— Наши родители дружили, — спокойно ответил он. — Они устраивали вечера, пили вино, смеялись. А ты… — он криво усмехнулся, — ты всё время крутилась рядом. Подбегала, тянула руки, звала меня «Дами». Маленькая, доверчивая… такая глупая.

Он рассмеялся. Смех, от которого мороз шел по коже.

— Забавно, да? — произнёс он, снова подняв взгляд. — Тогда все видели во мне милого подростка, которому можно доверить ребёнка. А теперь ты смотришь на меня, как на чудовище.

— Потому что вы… — я осеклась, не найдя слова.

— Потому что я кто? — с ухмылкой перебил он. — Сумасшедший? Убийца? Маньяк? — он наклонил голову, будто ждал ответа. — Да, Сара. Это всё про меня. И твоя мать знала. Она всегда чувствовала, что со мной что-то не так.

— П… почему? — выдохнула я.

Он усмехнулся и покачал головой.

— Потому что я не умел притворяться. Она видела во мне зверя, и знаешь, что самое забавное? — он склонился ближе, так что его дыхание обожгло кожу. — Она оказалась права.

Мой взгляд метался между фотографией и его глазами. Мир будто сжался в один миг — гулкий, холодный, неправильный.

— Не дрожи так, — прошипел он. — Это ведь не страх, правда? Это память. Где-то внутри ты чувствуешь, что знала меня всегда. Даже тогда, когда ничего не помнила.

Он выпрямился, медленно сложил фотографию и сунул обратно в карман.

— Забавно, как всё повторяется, — бросил он с кривой улыбкой. — Одни и те же люди. Только теперь ты не маленькая девочка, а я — не тот, кого тебе позволяли называть по-доброму.

Теперь я даже не знала, о чём ещё думать.

Получается, мама скрывала от меня всё это. Но зачем?

Если всё правда… почему тогда мой родной отец бросил меня?

Мысль жгла изнутри. Боль расползалась по груди, и слёзы сами покатились по щекам. Я не смогла их остановить. Это было слишком — знать о своём прошлом и понимать, что всё, во что верила, оказалось ложью.

— О-о, — он цокнул языком и покачал головой, — не плачь, малышка.

Он вытер слёзы с моего лица, будто заботливо. Но я знала — это издевательство. Ему нравилось наблюдать мою слабость, как кошке — смотреть на загнанную мышь.

— П-почему… — голос дрожал. — Почему тогда он бросил меня?

Я встретила его взгляд сквозь слёзы, и на миг он показался почти человечным. Почти.

— Он хотел защитить тебя, — ответил он тихо, с оттенком насмешки. — От меня. И от моего отца. Он спрятал тебя. Сменил фамилию, документы, всё — кроме имени. Хотел, чтобы ты жила нормальной жизнью, вдали от крови и грязи. Какой благородный, верно?

Он усмехнулся, чуть склонив голову.

— Только вот он не понял одной вещи: от меня никто не спрячется. Среди миллионов лиц я узнал твоё. Сразу.

Он выдохнул.

— Видишь? — поднял он голос, будто обращаясь к воображаемой публике. — Папаша - герой, да? Спрятал тебя, сменил фамилию, думал, так всё исправит. А я думал иначе. Я всегда видел будущее — и в нём ты была моей. Смешно, правда? Как кто-то может так по-дебильному пытаться защитить ребёнка от реальности.

Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Всё внутри оборвалось — будто кто-то вырвал из меня воздух, тепло, память.

Грудь сжалась — боль была не телесной, а какой-то глубинной, рвущей изнутри.

Мир вокруг перестал существовать. Остались только его слова, эхом бьющиеся в голове:

“Он хотел защитить тебя… от меня.”

Я медленно покачала головой, будто могла стереть из памяти услышанное.

— Нет… — выдохнула я, с трудом находя голос. — Нет… вы врёте…

Но слова звучали слишком слабо. Даже для самой себя они были пустыми.

— Вру? — он усмехнулся, как будто ему было забавно. — Малышка, я живу ложью. Но сегодня — нет. Сегодня я просто наслаждаюсь правдой.

Он смотрел на меня снисходительно, с удовольствием.

Я зажала уши ладонями. Хотелось закричать, чтобы звук его голоса не проникал дальше.

Папа… мама…

Перед глазами всплывали обрывки воспоминаний — детский смех, мамины руки, запах кофе по утрам. Всё рушилось. Всё превращалось в ложь.

— Хватит ныть, — он упёрся рукой в стену рядом с моей головой, наклонившись так близко, что я чувствовала его дыхание. — Я пришёл сюда, чтобы трахнуть тебя, а не выслушивать твоё нытьё.

Его ладонь медленно скользнула вниз, остановилась на груди и сжала её так сильно, что сквозь ткань лифчика прорезалась боль. Я невольно простонала, зажимая губы, чтобы не выдать себя звуком.

Он прищурился, следя за мной.

— Нравится, когда я делаю вот так? — его пальцы грубо отодвинули ткань, обнажая грудь.

Я зажмурилась, всем телом прижимаясь к стене, будто могла в неё провалиться.

Он нахмурился, усилив хватку — боль пронзила грудь, и я вскрикнула.

— Я спрашиваю, тебе нравится, или нет?! — его голос стал резким, нетерпеливым.

— Д-да! — выдохнула я, чувствуя, как дрожь пробегает по телу.

Он склонился ещё ближе, и в его голосе прозвучало холодное предупреждение:

— Отвечай сразу, малышка. Я не люблю, когда меня заставляют ждать.

Он резко схватил меня за запястье и, не дав опомниться, приложил мою руку к паху. От прикосновения меня сковал ледяной ужас. Твердый. Большой. Боже. Неужели всё повторится снова?

— Чувствуешь, как мне нужно кончить? — шепнул он.

— Да… — выдавила я, кивнув механически.

— Постарайся. Если срыгнешь, как в прошлый раз, я тебя убью. Поняла?

— Да, — снова едва слышно кивнула, глядя в пол.

— Сглотнёшь всё, — бросил он холодно.

Он резко надавил мне на плечи, и я, теряя равновесие, рухнула на колени, чувствуя, как по телу бегут судорожные дрожи. В памяти вспыхнула сцена в машине — тогда я чуть не задохнулась. Сейчас всё повторится. Этот мерзкий вкус, эта беспомощность…

Он расстёгивал ремень прямо передо мной. Сквозь ткань я видела очертания его члена — слишком большой. Как это вообще может уместиться в моём рту? Я сглотнула, готовясь к худшему.

И вдруг — выстрел. Далёкий, но отчётливый.

Дамьен замер, вслушиваясь.

— Быстро. Вставай. Одевайся, — рявкнул он, отступая к двери.

От автора:

Дорогие читатели, как вам глава?

Как вам их разговор?

Оставьте свое мнение в комментариях, и поддержите меня звездой❤️????буду безумно благодарна.

Глава 11: Перестрелка

Я судорожно натянула платье, пальцы дрожали так, что ткань едва не выскальзывала из рук. Сердце било в груди, как пойманная птица. Дьявол стоял у двери и слушал.

И в следующую секунду мир раскололся: очередь, крик, звон стекла. Стрельба тянулась бесконечно.

Я вздрогнула и прижала ладони к ушам, но это не помогло — звуки пробивались, срывали дыхание. В горле застрял ком, хотелось закричать, но я не могла — страх будто врос в кожу.

— На нас напали! Повторяю, на нас напали, срочно подмога! — треском разрезала тишину рация.

Дамьен схватил её с пола.

— Твою мать, — выдохнул и одним движением выдернул пистолет.

Он показал мне пальцем —

ко мне

. Я подчинилась, а он прижал меня к стене, закрыв собой.

Снаружи продолжало грохотать. Воздух пах гарью и мокрым бетоном.

— Слушай сюда, — прошептал он, обернувшись. — Что бы ни случилось, держись рядом. Ни шага в сторону. И дыши ровно. Поняла?

Я кивнула.

Дыши. Раз-два. Не плачь. Не сейчас.

Он потянулся к ручке — и замер.

Где-то сверху по железу прошуршали шаги — спускаются. Он втянул меня за дверь, поднял оружие.

Я вжалась плечом в него. Тепло его тела было странно реальным, слишком живым на фоне этого кошмара. Он глянул на меня — коротко, словно в его холодных глазах мелькнула сбивчивая искра: то ли удивление, то ли сомнение.

Что ты увидел?

Но он ничего не сказал.

— Он один, — едва слышно шевельнулись его губы.

Дверь скользнула дальше — мужчина ступил в проём, фонари освещали его силуэт. Он сделал шаг, и в ту же долю секунды Дамьен сорвался с места.

Он вцепился в него одним жестом — плотный, молниеносный захват. Я не успела ничего понять: слышен был только тяжёлый вздох, потом — хруст, короткий, тупой. Мужчина закашлялся, глаза широко раскрылись, и тело осело, как керосиновая кукла, — без звуков, без крика.

Я ахнула и резко прикрыла рот рукой, чтобы не издать ни звука. Сердце застучало в висках так громко, что казалось, услышит весь дом.

Дамьен стоял, задышав тяжело; ладони у него всё ещё сжаты, взгляд — хищный и собранный. Он одним стремительным движением оттянул тело в тень у стены, отобрал оружие, чётко закрепил его на поясе и через пару секунд вернулся ко мне.

— Идём, — сказал он и схватил меня за руку, ведя вперёд. Мы едва ступили, как снова раздались шаги сверху, кто-то спускался в подвал. Дамьен без промедления прижал меня к холодной стене у лестницы.

Я еле дышала; каждое вдохновение казалось оглушительным ударом.

Он опустил голову ко мне, губы почти коснулись уха:

— Т-с-с… тихо. Не дыши так громко, — прошептал он.

Дамьен стоял вплотную ко мне, прижимая к холодной стене так, что я чувствовала, как быстро бьется его сердце. Его ладонь легла мне на грудь, прямо под ключицу — не грубо, а будто чтобы напомнить:

дыши тише

.

Шаги становились всё громче. Кто-то медленно спускался вниз, по скрипучим ступеням. Один. Потом второй. Третий.

Он отпустил меня, шагнул вперёд, на полуприседе, готовый стрелять. Я вжалась в стену, стараясь даже не моргать. Сквозь шум крови в ушах различались голоса:

— Проверяй комнаты! Она где-то здесь!

Дамьен взглянул на меня через плечо. Он жестом показал —

ждать

. Первый нападавший спустился — фонарь выхватил из темноты бетонный пол.

Вторая фигура оставалась выше, прикрывая.

Резкий хлопок — Дамьен выстрелил один раз. Мужчина рухнул без звука. Второй открыл огонь в ответ, пули задели стену, каменная крошка осыпала волосы. Я пригнулась, закрыв голову руками. Огни вспыхнули вновь — короткие, ослепляющие вспышки прорезали полумрак. Пули свистели, рикошетом били по стенам, воздух вибрировал от грохота. Как только стрельба стихла, Дамьен вынырнул из укрытия и ответил серией точных выстрелов. Металл лязгнул, кто-то вскрикнул, и всё снова погрузилось в тишину.

Я увидела, как тело мужчины упало у подножия лестницы. Третий. Уже третий.

Боже…

Он делал это слишком легко — будто убивал не людей, а тени.

Страх снова сжал меня изнутри,ю. Я прижалась к стене, чувствуя, как дрожат руки. Гром выстрелов всё ещё звенел в ушах, сердце билось в такт этому звуку.

— Их больше, чем я думал, — произнёс Дамьен, перезаряжая оружие. Металл щёлкнул в его руках.

Он бросил на меня быстрый взгляд — холодный, решительный.

— Ладно… — угол его губ дрогнул, и я не поняла, усмешка это или угроза. — Придётся использовать тебя.

Прежде чем я успела понять, что происходит, он шагнул ближе, схватил меня за руку и рывком притянул к себе.

— Что вы… — начала я, но он уже прижал меня спиной к своей груди и, не отпуская, приставил дуло пистолета к моему боку.

Металл обжёг кожу сквозь тонкую ткань. Я застыла, дыхание перехватило.

— Тише, — прошептал он почти у самого уха. — Просто доверься мне.

Я не понимала. В груди всё сжалось, горло сковало страхом.

Из-за угла послышались шаги — быстрые, тяжёлые. Кто-то спускался вниз. Дамьен резко показался им, крепче обхватив меня рукой за плечи.

— Стоять! Ни шагу ближе! Девчонка у меня!

Шум стих. Только гулкое эхо прокатилось по бетонным стенам.

— Бросайте оружие, — продолжил он, не дрогнув. — Ещё шаг — и я прострелю ей голову.

Я вцепилась пальцами в его рукав, не зная, что делать. Сердце колотилось в груди, дыхание сбилось. Всё тело дрожало — я чувствовала холод стали в виске и биение его сердца, будто через ткань.

Глаза оставались прикованы к лестнице, где показались силуэты — трое, может, четверо. Они замерли, подняв оружие, но не стреляли.

— Отпусти её! — крикнул один из них.

Дамьен усмехнулся тихо, без веселья:

— Сначала вы. Бросайте.

Он прижал пистолет сильнее, чтобы они видели — и я едва не вскрикнула. Страх сковал меня целиком, мир будто сузился до этого мгновения: его рука на моём теле, холодный металл и чужие прицелы, направленные прямо на нас.

— Бросайте оружие! — рявкнул Дамьен, резко прижимая ствол к моей голове. — Вашему боссу не понравится, если вы принесёте ему труп его дочери!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я замерла. Слова дошли до сознания, будто сквозь вату.

Они пришли за мной.

Боже…

Они пришли спасти меня.

Почему я не поняла этого сразу? Почему не убежала, когда был шанс?

Люди напротив колебались, потом начали опускать оружие.

— Вот так, — тихо сказал Дамьен, угол его рта дрогнул в жестокой усмешке. — Умницы. А теперь — спускайтесь вниз.

Четверо мужчин медленно начали движение по лестнице. Их лица скрывали маски, на бронежилетах темнели следы копоти. Один из них на мгновение встретился со мной взглядом — и я успела увидеть в его глазах не враждебность, а отчаянное усилие… будто он пытался понять, жива ли я.

— Хорошо, — протянул Дамьен, опуская руку. — Вот так. Молодцы.

И вдруг — четыре глухих хлопка. Один за другим. Тела осели без звука. Красные капли брызнули на бетон.

Я закричала. Инстинктивно. От ужаса, от бессилия. Но он мгновенно прижал ладонь к моему рту, перекрыв дыхание.

— Тихо, — прошипел в ухо. — Хочешь жить — молчи.

Пороховой дым висел в воздухе, густой и едкий. От выстрелов звенело в ушах. На бетонном полу лежали тела, и кровь, расползаясь по серому камню, казалась чернильной в тусклом свете лампы.

Я чувствовала, как его дыхание касается моей щеки — горячее, неровное. Он стоял всё так же близко, не отпуская.

— Они пришли за мной… — выдохнула я, сквозь дрожащие пальцы, голосом, больше похожим на шёпот. — Вы… вы их убили…

Дамьен усмехнулся — тихо, коротко, и от этого звука по коже пробежал холод.

— Да, пришли, — сказал он. — Спасти тебя. От меня. — Он наклонился ближе, почти касаясь губами моего уха. — Но я не дам им такой сладкой возможности.

Я резко дёрнулась, попыталась вырваться, но он поймал это движение — мгновенно. Его ствол прижался к щеке, обжигая холодным металлом.

— Стоять, — произнёс он ровно. — Тише, детка. Ты должна слушаться. — Он на мгновение замолчал, будто смакуя слова. — Я твой хозяин. И ты должна слушаться меня.

У меня всё внутри сжалось от отвращения и страха. Сердце билось сильно, но я боялась даже вдохнуть.

— А теперь, — продолжил он, чуть расслабляя хватку, но не убирая оружия, — мы поднимемся наверх. Возможно, там нас тоже ждут гости. Или сюрпризы.

Он ведёт меня вверх, ствол упирается в рёбра. Каждая ступень скрипит, как выстрел. Где-то наверху хлопают двери.

Мы выходим на пролёт — аварийная лампа мигает красным, по стене течёт тенями, как кровь. Он ставит меня перед собой, закрывая спину, и ведёт вдоль стены.

Стрельба не утихала, а по коридору валялись тела. Он отпустил меня и резко схватил за руку.

— Идём, — пробормотал Дамьен и потащил меня за собой по коридору. Внезапно на пути появился Марко с оружием в руках.

— Чёрт, — выдохнул он, — слава богу, что вы живы.

— Марко, что там? Вы расчистили всё? — спросил Дамьен.

— Не знаю… их больше, чем мы думали. Надо срочно уводить её отсюда, — ответил Марко.

Снова послышались выстрелы; оба вскинули стволы на звук. В тот момент, когда Дамьен слегка ослабил хватку на моей руке, я рванула — это был мой шанс. Я бросилась прочь.

— Зря ты это сделала, — срывисто бросил он вслед, и я услышала, как он побежал по коридору за мной.

Я почти завернула за угол, но ощущение рук в волосах и резкий рывок выбили почву из-под ног: он вцепился в меня. Я чуть не упала.

— Сука! — шипел он мне в ухо, тянув назад. — От меня никто никогда не уходил!!

Он щёлкнул, развернул и толкнул так резко, что я врезалась в стену и рухнула.

— Я прикончу тебя! — прорычал он, и его рука поднялась чтобы ударить меня. Я инстинктивно закрыла лицо руками, готовясь отбиться.

Но Марко вмешался, толкнув Дамьена в сторону.

— Хватит! Сейчас не время! Оставь её! — рявкнул он.

Дамьен отскочил на шаг, но тут же снова приблизился, грубо схватил меня за локоть и заставил встать.

— Ещё раз попробуешь убежать — я тебя прикончу, — прошипел он, голос был холоден и твёрд.

В этот момент в коридоре раздались новые выстрелы — близкие, резкие. Потолком пробежли трещины, сыпалась пыль. Мы все застыли на миг, слушая, как рушится мир вокруг.

— По коридору! — крикнул Марко, вскидывая ствол.

Дамьен держал меня за локоть, как тиски.

— Шаг влево — сломаю, — процедил он и потащил вперёд.

Мы рванули по коридору. С угла кто-то выскочил из тени — Марко выстрелил первым. Фигура качнулась и осела, ударившись плечом о стену.

Дамьен и Марко прижались к стене, обменялись коротким взглядом и вновь открыли огонь.

Выстрелы грохнули так резко, что воздух словно лопнул.

Пули рвали тишину, с потолка осыпалась пыль, стены покрывались свежими следами ударов, а под ногами скользили гильзы, звеня, как колокольчики в аду.

Коридор превратился в узкий капкан из звука, дыма и смерти.

— За мной! — рявкнул Марко, и мы бросились выполнять приказ.

Дамьен держал меня так крепко, что мясо под пальцами ныло, но его рука больше не была только угрозой — она вела, прикрывала, оттесняла в укрытие и заставляла двигаться дальше, когда ноги уже не слушались.

Мы проскочили за перевёрнутый стол — искры пронзили воздух. Он оттолкнул меня к стене, прижал, накрыл своим телом и открыл огонь по тем, кто пытался прикрыться у угла. Марко отстреливался рядом, без суеты, хладнокровно. Их движения были слажены, как у двух людей, которые делали это не в первый раз.

Я дышала рвано, почти не в состоянии сообразить, что происходит; вокруг — крики, скрежет, запах пороха и крови. Где-то вдалеке что-то громко падало. Ноги предательски дрожали, но я держалась, цепляясь за его футболку, как за страховочный канат.

— К выходу! — Дамьен коротко бросил. — Сюда, через кухню — к задней двери!

Мы рванули вновь. В дверной проём влетел клуб дыма — Марко кинул свыше дымовую, и на долю секунды всё вокруг погрузилось в серое марево. Я едва различала их силуэты. Снова выстрел; кто-то упал, облокотившись на холодный кафель.

На пороге кухни что-то взорвало стеклянный шкаф; осколки дождём осыпали пол. Я поскользнулась, но рука Дамьена крепко схватила локоть и потянула к ногам стола, затянув в тень. Он швырнул взгляд на меня — короткий, будто сверил пульс.

— Дыши через нос, — прошептал он. — И не смей кричать.

Когда дым рассеялся, перед нами открылась металлическая дверь, из-под которой сочился тусклый свет двора.

— Быстро, — велел Дамьен. — Я закрою.

Двор встретил нас гулом, мерцанием огней и мокрым запахом дождя. В центре — несколько машин, колючая проволока, и люди в масках, которые всё ещё держали периметр. Но на этот раз кто-то из нас действовал первым — Марко, пытаясь расчистить путь, рванул к фургону и вскинулся обратно, прикрывая. Их ответ был расчётным: две фигуры упали, другие отступили к укрытиям.

Я мчалась, не думая, через лужи и разбросанный хлам, пока Дамьен тащил меня за собой к одной из машин. Рука его всё ещё держала меня так, что зубы скрипели — не от злости теперь, а от необходимости: он не давал мне выпасть, не давал упасть духом.

— В машину! — крикнул он, и мы влетели в салон. Марко запрыгнул за руль, а Дамьен расположился рядом хлопнув дверью, и машина рванула с места с пронзительным визгом покрышек.

— Ты вызвал людей? — холодно спросил Дамьен, не отводя взгляда от дороги.

— Да, — коротко ответил Марко, сжимая руль. — Они уже в пути. Всё уберут, следов не останется.

Машина мчалась в ночную тьму, оставляя за собой сиренящий шлейф устоявшегося ужаса. Я прижалась к креслу, руки ещё дрожали от толчков, а мысли бились в висках: кого мы потеряли, кого убили, кто за нами гнался и кто меня спасал. Ответы не приходили — был только шум мотора и холодный поток воздуха через приоткрытое окно.

— Я же говорил, что её нужно было сразу отвезти домой, — недовольно бросил Марко, следя за дорогой.

— Поздно теперь, — отозвался Дамьен. — Сильвестр начал действовать. Но ничего — мы его поставим на место. Проучим.

Я смотрела на них — два силуэта на переднем сиденье. Широкие плечи, чёткие движения, уверенность в каждом жесте. Хищники. Люди, привыкшие к крови и власти.

Эти люди пришли за мной, чтобы «спасти», и всё закончилось бойней. Если бы они появились раньше… если бы не Дамьен… может, у меня был бы шанс. Но он не отпустит. Никогда.

Сегодня он убил всех, кто мог меня вытащить, — и сделал это хладнокровно, будто защищал не меня, а собственность.

Теперь я знала: помощи ждать неоткуда. Если я хочу выбраться — я должна сделать это сама.

Только сама.

Дамьен вдруг повернулся ко мне. В его взгляде не было злости — лишь тёмное, ленивое удовлетворение.

— Что, понравилось играть в кошки-мышки? — усмехнулся он. — Твой папаша никогда не спасёт тебя, малышка. Пока я не позволю. А я не позволю — никогда.

Он снова отвернулся, глядя вперёд. На его лице промелькнула хищная усмешка, отражённая в зеркале.

Я отвела взгляд, чувствуя, как по щеке скатывается горячая слеза. Руки дрожали, ногти впивались в ладони, чтобы не выдать дрожь.

Вы ошибаетесь,

— пронеслось у меня в голове.

Я найду способ уйти от вас. Даже если для этого придётся стать дьяволом самой.

***

Минут через тридцать машина свернула на тихую улицу, утопающую в роскоши.

По обе стороны тянулись просторные особняки с идеальными фасадами, ровными газонами и мягким светом фонарей. Всё здесь выглядело безупречно.

— Добро пожаловать на улицу Ардена, Сара, — произнёс Дамьен, не отрывая взгляда от дороги.

Машина свернула в выезд между коваными, увитами плющом ворот. Два охранника в чёрной форме и бронежилетах встали у колонн, автоматы пристёгнуты на груди, лица спокойные, как у людей, которые видели всё и давно ничему не удивляются. Особняк вырастал передо мной — массивный, строгий, с широкими ступенями и высокими окнами, в которых мерцали занавеси и люстры.

Ворота распахнулись бесшумно. Машина въехала во внутренний двор; под ногами хрустнул гравий, и мотор приглушённо урчал. На парадной площадке уже стояли несколько людей в форме, с ружьями прижатым к корпусу, готовые действовать. В воздухе — запах лаванды от аккуратных клумб и тонкий аромат мрамора и полированной древесины, доносившийся из дома.

Дверь машины распахнулась — Дамьен первым выскочил, сделал пару быстрых шагов к моей двери и, не церемонясь, схватил меня за локоть. Хват был грубый; он буквально дёрнул меня из салона и потащил за собой по каменной мостовой. Сердце подскакнуло; от такого напора и близости внутри снова замерло всё живое — страх, презрение, бессилие переплелись воедино.

К парадной лестнице подошла молодая служанка: хрупкая, с гладко собранными волосами и бледным лицом, на котором застыла робкая тревога. Она поклонилась так, словно перед самым важным человеком в доме, и быстро распахнула тяжёлую дубовую дверь, пропуская нас внутрь.

Холл был огромен — мраморный пол, колонны, натянутая ткань на стенах и громадная люстра, отбрасывающая мягкий свет.

Из тени вышел дворецкий — седой мужчина в чёрном костюме с белым воротничком, лицо вылеплено годами дисциплины. Он сделал поклон, взгляд его мелькнул по Дамьену, потом остановился на мне; в его глазах не было ни ужаса, ни любопытства — лишь служебное внимание.

— Добро пожаловать, господин Арден, — произнёс он ровным тоном, обращаясь к Дамьену. — Рад служить вам.

Дамьен толкнул меня к ногам дворецкого.

— Запри её в подвальной тюрьме так, чтобы без моего ведома и вздохнуть не могла, — приказал он и направился к лестнице.

Дворецкий Эдгар молча поклонился. В дом вошёл Марко.

— Я сам отведу её, Эдгар, — сказал он и помог мне подняться. — Пошли, Сара.

Я встала и заметила, как Дамьен застыл на середине лестницы, внимательно глядя то на меня, то на брата. Он был странным. Марко положил ладонь мне на спину и повёл по коридору. Его взгляд я всё ещё чувствовала затылком.

— Этих людей прислал мой отец? — спросила я, едва сдерживая дрожь.

— Да, — коротко ответил Марко— Он хотел увезти тебя силой. Не вышло. Почти все они мертвы.

Внутри всё сжалось.

— Они хотели меня спасти… — прошептала я, подавляя подступившие слёзы.

— Да. Мне жаль, Сара.

Мы остановились у металлической двери. Марко дёрнул ручку — замок щёлкнул.

— Пойдём, — сказал он и стал спускаться. Я последовала за ним.

Внизу было темно. Марко щёлкнул выключателем — жёлтый свет залил подвал. Я невольно остановилась: перед нами тянулся длинный коридор с реальными тюремными камерами. Холодный бетон, решётки, тени — бесконечная шахта.

— Сара, сюда, — он снял с крюка ключи у входа и открыл одну из камер. — Твоё место.

Я скрестила руки на груди и шагнула внутрь. Койка, унитаз, крошечная раковина — всё, как в тюрьме. И всё же я почти обрадовалась: хотя бы спать сегодня придётся на кровати, а не на полу.

— Зачем вам столько камер? — спросила я, глядя на Марко, который не сводил с меня глаз.

— Держим здесь врагов, — спокойно ответил он.

— Их много?

— Ты не представляешь, насколько. В криминальном мире каждый — потенциальный враг. Иначе не выжить. Нужно уметь различать друга и врага.

— А вы умеете?

— Конечно.

— А ваш брат?

— Он лучший в этом.

— Замечаю, что он поставляет вам немало… трупов.

— В этом он спец, Сара. Благодаря ему мы сейчас живы. Когда-то все могли погибнуть.

Я присела на край койки, чувствуя холод матраса сквозь тонкую простыню, и провела по ней ладонью, пытаясь унять дрожь.

— И как долго люди сидят здесь? — спросила тихо.

Марко опустил связку ключей в карман.

— По-разному. Недели, месяцы. Зависит от причин и опасности.

Я представила чужие лица за решёткой, их истории, их страх — и поняла, что теперь я одна из них.

— В этом доме свои правила, Сара, — сказал Марко. Он вышел, закрыл решётку; замок щёлкнул сухо и окончательно. —Постарайся их соблюдать и веди себя разумно.

Он задержался на секунду.

— Не переживай… всё будет хорошо.

Я кивнула, хотя понимала: «хорошо» здесь не бывает.

От автора:

Дорогие читатели, я извиняюсь за задержку главы. Я была занята, и просто так я не пропускаю дни. Однако ваши комментарии и ваши звезды поднимают вдохновение поскорее выложить продолжение. Поэтому не жалейте их. Буду благодарна всем сердцем ❤️

Глава 12: Монстр

Дамьен

— Ну что, Дамьен, готов рассказать, сколько убийств было совершено на этой неделе? — спрашивает Док.

Так я называю Роберта — моего психотерапевта, который уже пятнадцать лет делает вид, что лечит меня.

Наивный.

Я откидываюсь в кресле, расправляю пальцы на подлокотниках, слушаю, как тикают часы.

— Скажу так: их не пересчитать, — отвечаю лениво.

Ручка скребёт по его идиотской записной книжке.

— Мне понимать это как «больше десяти»? — уточняет он.

— Понимайте как хотите, Док.

Он поправляет очки, складывает ногу на ногу, будто меняет позу — а на самом деле меняет тактику. Смешно.

— Ладно, — вздыхает. — Следующий вопрос…

Я опережаю его.

— Сожалею ли я о совершённых убийствах? Нет. Как всегда. Ваше идиотское лечение снова в проигрыше.

Брови у него едва шевельнулись. Нерв выдался тонким звуком. Он выдыхает.

— Были ли какие-то изменения в твоей жизни на этой неделе, Дамьен?

Я улыбаюсь коротко.

— Жизнь - дерьмо, и всё, что в ней происходит, - тоже. Однако я нашёл человека, которого давно искал.

Ручка зависает. Мне нравится, когда он замирает.

— Что за человек?

— Сара. Помните её?

Док поднимает взгляд. Узнавание. Интерес. Он кивает.

— Ну-ка… Что-то новое, — говорит он, подаваясь вперёд.

Я встречаю его взгляд и позволяю тишине повисеть. Люблю, когда он сам в неё проваливается.

— Я её трахнул несколько раз до крови, — говорю спокойно. — А сейчас она в подвале.

Ручка снова замирает. В этот момент я слышу не часы — своё дыхание. Ровное. Устойчивое. И думаю, как долго ещё он будет делать вид, что способен меня лечить.

Док медленно отложил ручку и посмотрел на меня из-под тяжёлых бровей:

— Ты говоришь это с удивительной лёгкостью, Дамьен. Ты понимаешь, что твоё «нет раскаяния» — не то, с чем я работаю в терапии. У меня ощущение что ты иногда врешь мне.

Я усмехнулся и развалился в кресле ещё шире.

— Терапия у вас милая штука, — ответил я спокойно. — Ты задаёшь вопросы, я даю ответы. Это ваша работа — симулировать заботу.

Док не отступил. Его голос стал холоднее, профессиональнее:

— Зачем ты рассказываешь мне это? Чтобы похвастаться? Чтобы проверить, как я отреагирую?

— Интересно наблюдать реакцию людей, — сказал я. — Особенно тех, кто пытается меня «исцелить». Ты пытаешься меня понять — а я даю тебе материал.

Док склонил голову, словно взвешивая слова.

— Материал для чего, Дамьен? Для оправдания? Для самоуспокоения? Или ты просто пытаешься заполнить пустоту вниманием?

Я сделал вид, что раздумываю.

— Может, всё это — голос слабых. Люди любят драму, и я даю им действие. Я подтверждаю свою власть — и этим всё сказано.

Док записал что-то в блокнот, не поднимая глаз:

— Власть через страх — это примитивная модель. Она держит людей рядом, пока у тебя есть рычаг. Но что случится, когда рычаг ослабнет? Ты вообще думал об этом?

— Думаю, — ответил я спокойно. — Но это не сейчас и не здесь. Пока рычаг в моих руках.

Док вздохнул и опустил очки на кончик носа.

— Ты прекрасно знаешь, что люди, которые вкладывают в себя только страх и контроль, в итоге остаются одни. И однажды им придётся ответить - перед теми, кто сильнее.

Я усмехнулся, холодно и без тени страха:

— Пусть попробуют. Я не глуп. И если придётся, я сам решу, когда и кому отвечать.

Док посмотрел на меня дольше обычного и тихо сказал:

— Тогда мы будем работать не над тем, чтобы «исправить» тебя, а над тем, чтобы ты мог объяснить себе, зачем всё это.

И вот меня клинит. Вопрос ложится между нами, как холодный металл. Ответа нет — или я делаю вид, что его нет. Зачем всё это? Сама формулировка зудит под кожей.

— Вы же знаете ответ, — бросаю, — Я делаю свою работу, потому что должен. Вот зачем.

— Кому должен? Отцу? — Док поднимает бровь.

Имя вспыхивает, как спичка в темноте. Отец. Запах гаря, старые приказы, ладонь, что учила не сомневаться.

— Осторожнее, Док. За такие слова легко получить пулю в лоб.

— За все эти годы ни разу не получал, — спокойно отвечает он. — Кому ты должен, Дамьен? Не уходи от ответа.

Горло стягивает сухой узел. Я почувствовал, как во мне щёлкнуло.

— Кому я должен? — повторил я, медленно поднимаясь. — Никому. Слышишь, Док? Ни-ко-му.

Он не моргнул. И это добило.

Столик с водой — под руку. Я смахнул стаканы одним движением. Стекло осыпалось на ковёр, вода расплескалась, как слюна.

— Хватит копаться у меня в голове! — рявкнул я. — Ты хочешь ответов? Запиши: я делаю то, что должен, потому что так устроен чёртов мир.

Док чуть откинулся, но не встал.

— Кто тебя так устроил, Дамьен?

Я рассмеялся — коротко, глухо — и швырнул в стену его бутылку. Глухой удар, трещина на штукатурке. Полка с книгами дрогнула, пара томов съехала вниз.

— Тебе правда хочется на это смотреть? — я пнул кресло, оно отъехало и стукнулось о стену. — Или ты всё ещё надеешься «разговорить» меня за час?

Ручка его дурацкого блокнота попалась под пальцы — я разорвал её и бросил ему на колени.

— Пиши: «Пациент не желает сотрудничать». Пиши: «Пациент прекрасно себя чувствует». Пиши хоть «монстр», мне плевать!

— Я вижу злость, — тихо сказал он. — Но злость - это всегда про страх.

— Про твою зарплату, — отрезал я.

В коридоре шелохнулись охранники, но не вошли: здесь все знают, когда лучше не соваться.

Док поднял взгляд.

— Беги, если нужно. Но от вопроса ты не убежишь.

— Смотри, — сказал я, подходя к двери. — Убегаю.

Я рванул дверь так, что ручка клацнула в замке. На пороге обернулся, ткнул пальцем в его сторону и произнёс спокойно:

— Не звони. Не пиши. На следующей неделе сам приду — если захочу. Не возвращайся сюда и не показывайся больше, понял, старик?

Он не ответил. Положил блокнот на стол — ровно, как всегда. Привычный жест: он привык к моим срывам, к моему холодному гневу, к тому, что я могу сорваться в любую минуту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Коридор встретил меня холодом. В груди щёлкнуло: нужно сделать бег. Адреналин — это теперь моя религия; он врачует пустоту и вырывает из застоя.

Но вместо этого я сделал шаг в сторону подвала. Хотелось заглянуть к Саре. Хотелось наказать. Хотелось утвердиться в себе через её страх. Да, я не в себе. И да — я решил наказать её этим.

Подвал встретил меня сыростью и лампами под потолком, что гудели, как мухи в банке.

На крючке у входа болталась связка ключей — холодный металл звякнул в ладони. Я пошёл по коридору, и шаги разносились эхом между решёток.

Нашёл её камеру. Она спала, поджав колени, лицом к стене. Свет из-под лампы резал решётку полосами, и одна из них легла ей на щёку — тонкая, как нож.

Спит.

После всего этого — спит.

Я поймал себя на том, что стою и смотрю, пальцы сжаты на ключе до боли.

Я наклонился к прутьям, всматриваясь, как ненормальный. Дыхание упиралось в металл, холод тянулся с решётки к зубам. Хотелось шуметь — разбить тишину. Хотелось, чтобы она открыла глаза и увидела: вот он, твой демон, вот твоя реальность.

Я просто стоял, как вкопанный, и не понимал, зачем задерживаюсь. Перевернул ключ — замок щёлкнул, и дверь открылась на холодный полумрак. Вошёл. Она не шевельнулась.

Я подошёл ближе и наклонился над её лицом. Спала, ровно и бесстрастно, будто ничего не случилось и мир вокруг неё — не моя сфера.

Внутри себя искал объяснение: почему я вижу это впервые за свои тридцать отвратительных лет?

Чёрт.

Чистая линия скулы. Тонкий нос. Ресницы — как тень от решётки. Волос выбился к виску, лёг дугой. Губы. Слишком мягкие для этого места. Слишком тёплые на вид для моего дома. Нежные — слово, от которого меня будто током бьёт.

Меня бесит эта мягкость.

Бесит, что она дышит ровно, когда я ещё киплю. Бесит, что от её лица в этой бетонной коробке становится светлее, и это не подчиняется моим правилам.

Я отступил. На несколько шагов назад, будто дистанция могла что-то изменить. Опустился на холодный бетон, спина прижалась к шершавой стене, локти распластавил на коленях и позволил телу расслабиться — так, чтобы мышцы перестали держать постоянную готовность.

И просто наблюдал.

Минуты капали, как вода из ржавого крана. Считал её вдохи. Пять. Шесть. Семь.

Кому ты должен?

— голос Дока, как заноза в заднице.

Никому. Тишине — разве что. Тишина — моя валюта, мой порядок после хлопка.

Я смотрел на её тело. Платье задралось вверх, округлые бёдра бросались в глаза. Смешно: смотрел ли я когда-нибудь так на женщину?

Вряд ли.

Женщин у меня было много — после секса они переставали существовать. Интерес обнулялся. Всегда.

А её я выслеживал неделю до того, как забрал. Узнал в университете сразу, из сотни лиц. Почему именно она? Что во мне щёлкнуло? Не понимаю и это бесит.

Взгляд падает ниже. Ноги белые, в синяках. Хрупкие, женственные.

Я хочу её каждый грёбаный день. Мой член отреагировал мгновенно, как спасательный механизм тела, как рудимент, который никогда не спрашивает «почему». Он просто требует. Требует её. Каждый день, каждую грёбаную минуту.

«

Я не верю, что вы жестокий», —

всплывает в голове. Эти слова преследуют даже во сне. Никто такого мне не говорил. Никто не сомневался во мне. Она — первая.

Но это же ложь.

Стоило мне убить человека у неё на глазах — и её вера испарилась.

Сучка.

Думала, будет водить меня за нос?

Думала, я поведусь на её мягкий голос?

Час сижу и наблюдаю. Изучаю, как вещь, как задачу. Я уже знаю, где у неё шрам на колене, как дергается левое веко.

Она шевелится. Открывает глаза — медленно, с усилием. Сразу находит меня взглядом.

Вскакивает, прижимается к стене, подтягивает колени к груди, пытается стать меньше, исчезнуть в углу. Этот испуг… он меня завораживает. В нём правда. В нём я — целиком.

— В… вы? — выдавливает она, пытаясь выровнять дыхание.

— Да, я, — усмехаюсь. — Не бойся. Я просто смотрю.

— Смотрите? — она растерянно оглядывает помещение, словно проверяет, на том ли месте проснулась.

— А что, нельзя? Нужно было спросить разрешения?

— Я… я не ожидала.

— Что - смотрю?

— Нет, просто… — она обрывается.

— Удивлена, что я не разбудил тебя и не трахнул? Этого хотела? — говорю, глядя, как на вдохе вздымается ее грудь, как страх ломает ритм дыхания.

— Нет, — качает головой. — Я просто… мне снился сон.

— Какой?

Она сглатывает, не решаясь. Потом берётся за голову, будто удерживает мысли, и выдыхает:

— Вы… вы хотели меня убить там.

— Сон вещий, малышка. Это случится очень скоро.

— Но вы не смогли, — шепчет, задумавшись, будто говорит не со мной, а с собой.

— Возможно, рассказываешь свои мечты.

Молчит. Я снова смотрю на её ноги. Потом — на руки. Хрупкие. Беспомощные. Красиво ломаются в тени.

— Встань, — приказываю, откидывая голову к стене. Хочу рассмотреть её ближе. Мой член требует этого. Слишком сильно хочет эту дуру. А здравый ум? Есть ли он у меня вообще? Если есть — он говорит другое: изуродовать это тело, поставить точку, чтобы заткнуть все вопросы.

Она поднимается. Колени дрожат. Страх — как мороз по коже. Смотрит на меня странно, будто пытается разобрать по кускам.

— Почему вы пытаетесь казаться монстром? — спрашивает.

Меня клинит. Монстр. Слово попадает точно в ребро, где давно живёт трещина.

Конечно монстр.

Вспышка. Вспоминается голос — резкий, как щелчок по стеклу:

«— Ты родился монстром, Дамьен, и продолжаешь им быть! Таких, как ты, надо запирать навсегда. Ты псих!»

Удар. Вкус железа. Перекошенное лицо женщины, и как меня отбрасывает в сторону. Я застываю. Смотрю куда-то сквозь неё, в старую комнату, где пахнет хлором и враньём.

Кровь. Пальцы липнут. Убийство. Нож. Удар.

И — пустота.

Глава 13: Кататония

Сара

Я стояла перед ним, боясь, что всё повторится.

Руки дрожали так сильно, что я сжала край платья — лишь бы удержать себя от паники. Он сидел напротив, на полу, локти на коленях, взгляд устремлён в сторону.

Не на меня. Просто в никуда.

Прошло, наверное, минут пять. Я стояла и ждала. Но он не шевелился.

Я проследила за его взглядом — он упирался в стену, серую и пустую, а голова у него безвольно лежала на ней.

Сердце забилось чаще.

Что с ним? Он… сошёл с ума?

Никакой реакции.

Он будто вымер — без дыхания, без жизни, только редкое моргание выдаёт, что он ещё здесь.

Я сделала шаг в сторону — ничего. Ещё один — тишина.

— Боже… с ним всё в порядке? — прошептала я, сама не замечая, что говорю вслух.

Я начала ходить по камере — от стены к стене, от двери к койке, не зная, куда деть руки, куда смотреть. Но он всё так же сидел.

Никакого движения.

Ни взгляда. Ни вздоха.

Я остановилась, подошла ближе и встала прямо напротив него.

— Эй… — позвала я.

Тишина.

Будто мои слова растворились в воздухе, не дойдя до него.

Волнение стало нарастать.

Я опустилась на койку, обхватила колени руками и продолжала наблюдать.

Он был как статуя. Даже тень под его глазами казалась неподвижной.

Взгляд скользнул к двери — решётка открыта.

Бежать? Глупо.

Снаружи охрана. Даже если выскочу, не пройду и трёх шагов.

Оставалось ждать.

Минуты тянулись вязко, медленно.

Он не двигался. Не дышал — или дышал так тихо, что я не слышала.

Меня охватила тревога. Это уже не похоже на игру.

Я подошла ближе, осторожно наклонилась к нему.

— Эй… вы… вы в порядке? — прошептала я.

Никакого отклика. Ни звука, ни жеста.

Господи.

Я протянула палец к его руке, но пальцы дрожали.

А если он вдруг очнётся? Резко встанет? Ударит?

Я всё же коснулась его бицепса — едва, кончиком пальца — и тут же отпрянула.

Ничего.

Тишина.

Я шагнула снова, не выдержав, присела рядом, на корточки.

— Вы слышите меня? — спросила я.

Он моргнул. Один раз. Медленно. Но взгляд остался тем же — пустым, застылым, уткнувшимся в ту же стену.

Я дотронулась до его руки. Кожа была холодной.

Слишком холодной.

Сердце ухнуло вниз.

— Это не смешно, — сказала я тревожно, чувствуя, как голос срывается. — Проснитесь… пожалуйста.

Моя ладонь сжалась на его руке — беспомощно, отчаянно.

Он всё так же не двигался.

Как камень.

Я замерла, сжав зубы, чувствуя, как дрожь поднимается по позвоночнику.

В голове звенело одно-единственное:

Что мне делать?

Он всё так же сидел — неподвижный, мертвенно спокойный, будто внутри него выключили жизнь, оставив только оболочку.

Я снова прикоснулась к его плечу, сильнее.

— Дамьен, вы слышите? — позвала громче, но в ответ — тишина. Только слабое эхо шагов где-то за дверью.

Я приложила ухо к его груди. Сердце билось — ровно, медленно, будто где-то далеко.

Жив. Но будто не здесь.

Это было похоже на то, что я когда-то видела у людей, прошедших через что-то ужасное — когда разум будто уходит в тень, и человек застывает, превращаясь в пустую оболочку.

— Господи… — я подняла голову и посмотрела на его лицо. Он был бледен, губы побледнели до серого. В уголке глаза дернулся едва заметный тик.

Я не знала, что делать. Позвать охрану? Но если они подумают, что я с ним что-то сделала? Меня просто уведут, и всё.

А если это притворство? Если он просто играет, проверяет мою реакцию?

Мои мысли метались, как пойманные в клетке птицы.

Я снова толкнула его за плечо. На этот раз чуть резче. Его тело качнулось — и вернулось в прежнее положение. Голова чуть опустилась, и я услышала короткий, рваный вдох.

Он

дышит

.

Паника подступила к горлу. Нужно позвать кого-то, хоть кого-то.

Я обернулась — и вдруг услышала, как открывается дверь подвала. Скрип петель разрезал тишину, и я вздрогнула. Вскочив, выбежала из камеры.

Это был Марко.

— Марк! С ним что-то не так! — крикнула я, почти захлебываясь словами.

— С кем? — он ускорил шаг, заглянув внутрь камеры. — Чёрт… только не это.

— Я не знаю, что с ним, — у меня дрожал голос, — он просто застыл и не двигается!

Марко сжал челюсти, коротко выругался и уже разворачивался к выходу.

— Нужно позвать доктора Роберта, срочно! — сказал он и побежал обратно вверх по лестнице. Я слышала, как он кричал кому-то, отдавая команды, и вернулся через несколько мгновений, запыхавшийся, но собранный.

Он вошёл в камеру и сразу опустился рядом с братом. Пальцы уверенно проверили пульс на шее, потом коснулись виска.

— Что с ним? — спросила я, не в силах стоять на месте. — Он… часто так делает?

— Раньше - да, — отозвался Марко, глядя на неподвижное лицо брата. — Но его нельзя трогать, когда он в таком состоянии. Это опасно.

Он вздохнул, будто всё внутри сжалось.

— Как давно он так сидит?

— Я не знаю. Давно. Может, полчаса… может, больше.

Марко кивнул, но не отводил взгляда от Дамьена.

— Он может застыть на часы, — тихо сказал он. — Роберт научился его выводить из этого, но... иногда он возвращается не сразу.

Я смотрела на его лицо - неподвижное, почти безжизненное. С каждым мгновением страх крепче сжимал сердце.

Марко встал, провёл рукой по лицу, будто сдерживая себя.

— Только бы Роберт успел, — пробормотал он. — Если он задержится, это может затянуться.

Марко тяжело выдохнул, проводя ладонью по лицу. На скулах заиграли желваки — видно, он и сам испугался, хоть и пытался держать себя в руках.

— Не подходи ближе, Сара, — сказал он тихо, почти шёпотом. — Не прикасайся. Если его “накрыло” — любое движение рядом может спровоцировать приступ.

Я попятилась, чувствуя, как пятки цепляются за холодный бетон.

— Приступ? Это болезнь?.. — прошептала я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марко кивнул, глядя на брата.

— Что-то вроде. Он может зависнуть вот так… полностью. Снаружи — как камень, внутри — как будто горит. Роберт называет это

кататонией

или что-то вроде того. Только этот чёртов психиатр знает, как его вывести.

— А если он не очнётся? — спросила я, чувствуя, как голос дрожит.

Марко посмотрел на меня коротко, хмуро.

— Очнётся. Он всегда очнётся. Только вот в каком он будет состоянии после — никто не знает.

Он встал, нервно оглядел камеру, будто искал воздух.

— Чёрт… Роберт должен быть здесь через десять минут.

Вдалеке слышались шаги, торопливые, звонкие. Гул голосов. Кто-то бежал вниз.

Я смотрела на Дамьена — тот всё так же сидел неподвижно. Только веки чуть дрогнули, еле заметно.

— Он двинулся… — сказала я тихо.

Марко резко обернулся, присел рядом.

— Нет, не подходи, — остановил он, — пусть Роберт сам.

Дверь подвала распахнулась, и в проёме появился Роберт. Пальто накинуто на плечи, глаза усталые, но внимательные.

— Где он? — коротко бросил он.

— Там, — Марко показал рукой. — Опять то же самое.

Роберт подошёл, опустился на корточки перед Дамьеном. Несколько секунд молчал, просто смотрел.

— Отойдите, — сказал Роберт, не поднимая взгляда. — Здесь нужно пространство. Выйдите все. Уходите отсюда. Все.

Марко положил ладонь мне на спину.

— Пойдём, Сара, — тихо сказал он и мягко подтолкнул к выходу.

Мы поднялись по лестнице и вышли из подвала. В коридоре было холодно. Я прижалась спиной к стене, скрестив руки на груди.

Не знаю почему, но меня трясло. Всё произошло слишком резко, будто кто-то выдернул из привычной реальности и бросил в другую.

Марко тоже нервничал — шагал туда-сюда, сжимая кулаки. Его шаги гулко отдавались в каменных стенах.

— Сара, — наконец произнёс он, останавливаясь напротив меня. — Что между вами произошло? Он не застывает просто так. Для этого нужно, чтобы кто-то сказал что-то… особенное.

— Я… — я запнулась, пытаясь вспомнить каждое слово, каждый взгляд. — Я почти не говорила с ним. Когда проснулась, он уже сидел на полу и просто… смотрел на меня. Потом приказал встать. Я встала. И единственное, что сказала — «Почему вы пытаетесь казаться монстром?»

Больше ничего.

Марко нахмурился, кивнул, будто всё сошлось, и провёл рукой по затылку.

— Странно, — пробормотал он. — Он уже лет пять не впадал в такое состояние. Раньше бывало часто — но Роберт помог ему справляться. Последние годы он держался.

— И что это значит? — спросила я, чувствуя, как внутри всё холодеет.

Марко провёл рукой по затылку, вздохнул.

— Значит, ты попала в самую больную точку. Он начал думать. А для него это… плохо.

Я посмотрела на него вопросительно.

— Почему это плохо? Разве думать — не значит быть живым?

Марко усмехнулся без радости.

— Для тебя - да. Для него - нет.

Он опёрся плечом о стену и заговорил тише, почти себе под нос:

— Когда он начинает думать, он вспоминает. А когда вспоминает… его просто

выключает

. Как будто мозг не выдерживает того, что там внутри.

Я уставилась на металл двери. В висках гулко билось:

я виновата?

Та самая фраза обожгла язык.

— Это из-за меня? — спросила я тихо.

Марко пожал плечами, тяжело выдыхая:

— Нам этого не понять.

Он хотел добавить что-то ещё, но не успел — послышался стук каблуков, уверенный, быстрый, будто кто-то шёл, не терпя возражений.

Голос, звучный и властный, раздался ещё до того, как фигура появилась в коридоре:

— Бедный мой мальчик…

Мы с Марко обернулись. К нам приближалась женщина — статная, элегантная, в бирюзовом платье строгого кроя, с идеальной причёской и ожерельем из перламутровых бус. Её серебристые волосы были аккуратно собраны.

— Мой мальчик, что с ним? — сказала она, проходя мимо нас, не останавливаясь.

— Бабушка, — Марко шагнул ей навстречу, преграждая путь. — Подождите, там сейчас доктор Роберт.

— А мне всё равно, — вспыхнула она, — мой внук страдает! Отойди, Марко!

Он положил руки ей на плечи, мягко, но настойчиво:

— Бабушка, прошу вас, туда нельзя.

— А мне можно! — она резко отдёрнула плечо, глаза сверкнули. — Это мой дом, и мой внук!

— Вам тоже нельзя, — твёрдо ответил он. — Там Роберт, он разберётся.

— Почему он в тюрьме? — вспыхнула она. — Вы снова его туда посадили?!

Снова?

Я насторожилась, сердце будто пропустило удар.

Что она имела в виду — «снова»?

— Нет, бабушка, — спокойно ответил Марко. — Он был там ненадолго. Навещал кое-кого… и это его выбило из равновесия. Не волнуйтесь, с ним всё под контролем.

Агнес вытерла глаза кружевным платком.

— Мой бедный мальчик… — тихо прошептала она. — Я ведь предупреждала его, чтобы он одевался тепло, не бегал по утрам, не нырял в холодную воду…

Марко прикрыл глаза и устало выдохнул:

— Бабушка Агнес, дело не в этом. Он просто перенапрягся. С ним всё будет в порядке, обещаю.

Она будто не слышала. Всё её лицо было сплошным беспокойством — болью женщины, которая слишком часто теряла близких.

Я стояла в стороне, наблюдая, как она дрожащими руками сжимает свой платок.

— Все вы против него, — выдохнула она, морща нос. — Всегда против. Все!

— Не говорите так, — твёрдо ответил Марко. — Мы просто пытаемся ему помочь.

Она посмотрела на него долгим, печальным взглядом..

— А как говорить, когда все вокруг ждут от него худшего? — женщина резко вытерла слёзы и только тогда заметила меня. Её взгляд скользнул — быстрый, оценивающий. — Это кто?

Я выпрямилась и опустила голову.

— Это Сара, дочь Сильвестора, — представил меня Марко, — помните её?

На лице женщины промелькнуло удивление, будто она на секунду забыла, где находится.

— Боже мой… — прошептала она, делая шаг ко мне. Теперь между нами оставалось всего несколько сантиметров. Она смотрела внимательно, изучающе, как будто сравнивала меня с воспоминанием. — Как же ты выросла, девочка. Я ведь помню тебя совсем маленькой. — Она протянула руку и осторожно коснулась моих волос. — Тогда они были чуть светлее.

Пальцы соскользнули к моим щекам, и её лицо смягчилось.

— А щёчки остались такими же, — сказала она с улыбкой, в которой чувствовалась настоящая нежность. — Я бы тебя не узнала, Сара. Но как же мой внук узнал тебя?

Я растерянно посмотрела на Марко — не знала, что ответить, и, кажется, он тоже.

— Вы хоть накормили её? — резко обернулась женщина к Марко.

Он нахмурился.

— Нет, бабушка. Она… пленница.

Агнес вскинула брови и вскинула руку с зажатым в пальцах кружевным платком.

— Побойся Бога, Марко! — сказала она громко, с возмущением. — Какая, к чёрту, пленница? Это же Сара — та самая девочка, что сидела у меня на коленях!

Она повернулась ко мне.

— Ей нужно подготовить комнату. Нормальную комнату, не клетку.

Марко выдохнул, будто сдерживая раздражение.

— Это плохая идея, — сказал он глухо. — Фрэнку и Дамьену это не понравится. Она здесь не просто так. Она приманка, бабушка.

Агнес резко вскинула голову.

— Пусть идут куда хотят, — отрезала она. — Я прожила достаточно, чтобы не слушать мальчишек, которые играют в войну. — Её взгляд скользнул по мне сверху вниз, задержался на руках, на царапинах, на платье. — Господи… Что за вид?

Она повернулась к Марко.

— Разве можно так обращаться с гостьей? Это позор, Марко. Просто позор.

Я отвела взгляд, чувствуя, как к горлу подступает ком.

— Почему она в синяках? — спросила Агнес уже тише.

Марко не ответил сразу. Его челюсть напряглась, а глаза скользнули по мне — быстро, виновато.

— Бабушка, не начинайте. Не всё так просто, как вы думаете.

— А я думаю, что вы все окончательно свихнулись! — вспыхнула Агнес, глядя то на него, то на меня. — Девочка избита, напугана, а вы стоите и оправдываетесь!

Ссора продолжалась. Голоса срывались, перебивали друг друга, звучали то ближе, то глуше, но я уже не слушала. Мой взгляд всё время возвращался к двери подвала.

Почему Агнес сказала —

снова заперли в тюрьме

?

Что она имела в виду?

Неужели Дамьена и правда когда-то держали взаперти?

Что происходит в этой семье?

Мысли путались. Всё внутри крутилось, как водоворот.

Я должна была радоваться — он страдает, он слаб, он теряет контроль. Но… радости не было.

Я вспоминала, как он сидел, застыв, словно выжженный изнутри, и поняла: передо мной не чудовище, а человек, у которого болит душа. Просто боль у него другая. Глубже.

Значит, не всё потеряно с его сердцем.

Я хочу понять его.

Может, это единственный ключ, чтобы выжить.

Да, возможно, я сама ро́ю себе яму, пытаясь докопаться до его сути, но интуиция шепчет — другого выхода нет.

Если понять его боль, может, он перестанет видеть во мне врага.

А вдруг… тогда он отпустит меня?

Страх жил во мне, свив гнездо где-то под рёбрами.

Я боялась его — до дрожи, до потери сознания.

Но просто бояться и ждать — тоже не выход.

Марко и госпожа Агнес всё ещё спорили — громко, сдерживая друг друга только уважением и усталостью.

Время тянулось невыносимо долго.

Наконец дверь подвала тихо скрипнула, и на пороге появился доктор Роберт. Его лицо было уставшим, но собранным.

Он сразу посмотрел на Марко:

— Помоги ему встать, — сказал спокойно. — Отвези в комнату, пусть немного полежит.

Агнес вспыхнула первой:

— Мой внук в порядке?

Роберт кивнул.

— Не волнуйтесь, с ним всё хорошо. Просто переутомился. Ему уже лучше.

— Слава тебе, Господи! — воскликнула она, поднимая руки к груди, словно в молитве.

Марко, не теряя времени, побежал вниз, в подвал.

Я осталась стоять, прижавшись спиной к стене.

Я выдохнула. Роберт сказал, что всё хорошо…

Но почему-то я не поверила.

Ему

лучше — только снаружи.

А внутри всё ещё что-то сломано.

С лестницы донёсся глухой шум — шаги Марко и хриплый голос, в котором я узнала Дамьена.

— Осторожнее, не трогай меня! — грубо бросил он брату.

Марко поднялся на несколько ступеней, держа его под руку.

— Тише, псих, — ответил он, — Роберт сказал, тебе нужен покой.

— Мне нужен воздух, а не твоя жалость, — отрезал Дамьен.

Они вышли из полутьмы. Лицо Дамьена было бледным, как мрамор, глаза — чуть затуманенные, но в них уже горел знакомый холодный блеск. Тот, от которого по спине пробегает ток.

Он поднял голову — и встретился со мной взглядом.

В этот момент время будто замерло. Всё — звуки, движение, даже дыхание — исчезло. Он просто смотрел. Без слов, без выражения, будто вспоминал что-то очень далёкое.

Я почувствовала, как по спине побежали мурашки.

Агнес шагнула к нему, прижимая руки к груди.

— Мальчик мой, — прошептала она, — ты пугаешь всех вокруг.

Он медленно повернулся к ней.

— Хватит, — сказал Дамьен.

— Не говорите с ним, — сразу вмешался Роберт. — Оставьте его в покое. Ему нужно время.

Все замолчали. Даже воздух в коридоре будто застыл.

Марко взял брата под руку, и они пошли по длинному коридору, не оглядываясь. Тяжёлые шаги глухо отдавались в стенах, пока не растворились за поворотом.

Агнес проводила их взглядом, потом повернулась ко мне. Лицо её посветлело, голос смягчился.

— Сара, пойдём со мной. Я прикажу накрыть для нас стол.

В её тоне не было вопроса — только тихая забота и властное спокойствие женщины, привыкшей, что её слушаются.

Я кивнула.

от автора:

Дорогие читатели, как вам глава?

Как вам ситуация?

Оченнь интересно ваше мнение, пишите комментарии ❤️

Глава 14: Ярость

Я сидела за длинным дубовым столом. Передо мной поставили тарелку с мясом, ароматным, горячим, курицу, запиканки, рыбу и бокал вина — густого, почти чёрного. Но я не чувствовала запаха, не видела цвета. Всё вокруг будто потеряло контуры.

Агнес сидела напротив, спина прямая, подбородок чуть приподнят. Она положила салфетку на колени, налила себе воды из графина и только потом взглянула на меня.

— Ешь, дитя, — мягко сказала она. — Здесь не место для голода.

Я послушно взяла вилку. Пальцы дрожали, и вилка звякнула о фарфор.

— Простите, — прошептала я.

— Не извиняйся, — ответила она спокойно, не сводя с меня глаз. — Я знаю, тебе страшно. Любой бы испугался.

Я подняла взгляд. Её глаза — светлые, чуть выцветшие с годами, — смотрели с вниманием, за которым пряталось что-то большее. Понимание. И, возможно, сожаление.

— Расскажи, где ты была всё это время? — спросила Агнес, чуть подавшись вперёд. — Все думали, что ты умерла.

— Умерла? — переспросила я, не веря услышанному.

— Да. Один только Дамьен не верил, — с лёгкой грустью сказала она. — Не знаю, как он тебя нашёл, но я и представить не могла, что ты в Нью-Йорке.

— Мы с мамой переехали из Лондона, когда мне было двенадцать, — ответила я, глядя в тарелку. — Родители хотели, чтобы я поступила в университет именно здесь.

— Умно, — кивнула она, чуть прищурившись. — Твой отец решил спрятать тебя от нас прямо под носом. Он ведь понимал, что в Лондоне каждое учебное заведение под нашим наблюдением.

— Мой отец умер пять лет назад, — тихо сказала я. — А этот Сильвестр… я не знаю, кто он.

Агнес покачала головой, едва заметно.

— Сильвестр отказался от тебя, чтобы защитить. От своих врагов. От нас. Хотя лично я никогда не считала его врагом. То, что произошло между ним и моим сыном, — просто нелепость.

— Что между ними случилось? — осторожно спросила я.

Агнес замолчала. Её пальцы заскользили по краю бокала с водой — медленно, с приглушённым звоном.

— Мой сын и твой отец были близкими друзьями, — произнесла она наконец. — У них был общий бизнес, общее дело... и, возможно, слишком много доверия.

— У них не было ничего общего. — Голос за спиной был низким, холодным, и в ту же секунду всё внутри у меня сжалось. Я обернулась — сердце ударило в грудь.

Он стоял в дверях — в тёмных спортивных штанах и олимпийке с капюшоном, руки в карманах. Взгляд — опасный, злой.

— Дамьен, — встревоженно сказала Агнес, — почему ты встал?

— Я и не ложился, — рявкнул он. Голос срывался, в нём звенело раздражение. — Почему она сидит здесь? Мы теперь всех врагов будем звать за стол? Угощать их вином?

— Милый, прекрати, — спокойно произнесла Агнес.

—

Чёрт возьми!

— сорвался он. — Почему вы ослушиваетесь моего приказа?!

Он шагнул ко мне — резкий, быстрый. Я не успела отступить. Его рука схватила меня за локоть, сильно, до боли.

— Почему ты сидишь здесь?! — почти прорычал он, притянув ближе.

Его пальцы впились в мой локоть, как стальные клещи, и я почувствовала, как кожа под ними вспыхнула острой болью, будто он вырывал кусок плоти. Я ахнула, пытаясь вывернуться, но он рванул меня на себя с такой силой, что стул подо мной опрокинулся с громким треском, ударившись о пол. Тарелки задрожали, вино плеснулось из бокала, разлившись алой лужей по скатерти.

— Дамьен! — вскрикнула Агнес, вставая так резко, что её стул отъехал назад с визгом ножек по паркету. — Отпусти её немедленно!

Но он не слышал. Его глаза, налитые яростью, впились в меня, как кинжалы.

— Я… я ничего не сделала, — Я инстинктивно вскинула свободную руку, пытаясь оттолкнуть его, но это только разожгло его ещё больше.

— Ты что, правда думаешь, что можешь просто сесть здесь, словно ничего не было? — выдавил он сквозь зубы. Его лицо оказалось так близко, что я ощутила жар кожи, слышала его дыхание. — Ты должна слушаться моего приказа. Если бы я хотел, чтобы ты сидела здесь, я бы сказал. Но я не говорил. Верно? ВЕРНО, чертова тварь!

С этими словами он размахнулся и ударил. Сильный удар рукой пришёлся по моей щеке, голове с глухим, тошнотворным звуком — как удар молота по мясу. Мир взорвался вспышкой боли: голова откинулась назад, в ушах зазвенело, а во рту вспыхнул металлический привкус крови.

Я полетела в сторону, споткнувшись о ножку стола, и рухнула на колени, хватаясь за край мебели, чтобы не упасть полностью. Щека горела, опухая на глазах, а слёзы невольно хлынули из глаз — не от слабости, а от шока, от этой внезапной, животной жестокости.

Агнес бросилась к нам, её руки дрожали, когда она попыталась вцепиться за внука.

— Дамьен, остановись! Ты с ума сошёл? Я сама ее пригласила.

Но он оттолкнул Агнес одним движением плеча, даже не глядя на неё. Его капюшон слетел назад, открывая растрёпанные волосы и искажённое лицо.

Он схватил меня за волосы — грубо, выворачивая пряди у корней, — и рванул вверх, заставляя встать на ноги. Боль пронзила всё тело, как тысячи игл, и я закричала, не в силах сдержаться.

— Заткнись! — рявкнул он, резко дёрнув меня за плечи. Тело отозвалось болью, я едва удержалась на ногах. — Ты будешь делать то, что я скажу, слышишь?!

— М-мне жаль, — выдохнула я, глядя прямо ему в глаза. Голос дрожал, но слова вырывались сами. — Мне жаль, что вы пытаетесь выместить злость на мне. Но я… я ни в чём не виновата. Вы держите меня здесь не потому, что я ваш враг…

Он нахмурился, сжал пальцы сильнее.

— Что ты несёшь?!

— Вам нужна я не для этого, — сказала я, с трудом удерживая дыхание. — Вы заблудились, Дамьен. Думаете, что, причинив мне боль, сможете успокоиться. Но это не то, чего вы на самом деле ищете…

Я видела, как что-то мелькнуло в его взгляде — на миг, едва заметно. Вспышка непонимания… или боли. Он замер, дыхание его обжигало мою кожу, а пальцы всё ещё впивались в пряди, заставляя голову откидываться назад.

— Что... ты сказала? — прошипел он, голос низкий, хриплый, как будто слова вырывались из глубины горла против его воли. — А что… а что по твоему я ищу?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не ответила — не могла. Слёзы жгли щёки, смешиваясь с кровью из разбитой губы, а тело дрожало от адреналина и боли. Агнес стояла в стороне, прижав руку ко рту, её глаза были полны ужаса, но она не двигалась.

Дамьен вдруг рассмеялся — коротко, горько, без юмора.

— Заблудился, говоришь? — Он рванул меня ближе, так что наши тела соприкоснулись, и я почувствовала жар его кожи сквозь тонкую ткань олимпики. — Может, и так. Но ты... ты - часть этой хуйни. И я возьму то, что мне причитается.

С этими словами он толкнул меня назад, но не отпустил. Его рука скользнула вниз, схватив за запястье, и потащил через комнату, мимо Агнес, которая попыталась вмешаться:

— Дамьен, нет! Успокойся!

— Заткнись!!— рявкнул он, не оборачиваясь. — Это не твоё дело. Иди в свою комнату и сиди там.

Он тащил меня вверх по лестнице, мои ноги запинались о ступени, скользили, а я пыталась вырваться, но силы были неравны. Сердце колотилось как сумасшедшее, страх смешивался с странным, болезненным осознанием: это не просто злость. Это что-то сломанное внутри него, и я стала удобной мишенью.

— Куда... вы... — прошептала я, но он только сильнее сжал запястье, оставляя синяки.

— В мою комнату. Там ты узнаешь, что значит "нужна".

Дверь в спальню распахнулась от удара его ноги. Комната была огромной, полутёмной — тяжёлые шторы задернуты, воздух пропитан запахом дорогого одеколона.

Он швырнул меня внутрь, и я полетела в сторону и не удержав равновесие упала на колени. Дверь захлопнулась, ключ повернулся в замке с щелчком, отрезая мир снаружи.

Я попыталась отползти назад. Сорвал с себя олимпику одним движением, обнажив торс — мускулистый, сильный. Его глаза горели, дыхание участилось.

— Снимай одежду, — приказал он. — Или я сам сорву.

— Пожалуйста... не надо, — прошептала я, голос дрожал. — Это не решит ничего. Вы... вы же не такой.

Он замер на миг, кулаки сжались, но потом шагнул ближе, нависая надо мной как тень.

— Не такой? — усмехнулся он, хватая меня за ворот платья и рвя ткань с треском, обнажая кожу. — А ты знаешь, какой я? После того, как твой отец уничтожил всё? И ты будешь за это платить как положено шлюхе вроде тебя, — прорычал он, расстёгивая молнию на штанах перед моим лицом. Его член стоял твердый, большой. Тёмное, животное желание искажало его лицо. — Открой рот. И соси. Жёстко, как будто твоя жизнь зависит от этого. Потому что зависит.

Я замерла, глядя вверх, слёзы катились по щекам.

— Нет... я не буду... пожалуйста...мне… это не то что вам нужно, вам…

Он не дал договорить. Схватил меня за волосы у затылка, рванул голову назад, заставляя смотреть ему в глаза. Боль от корней пронзила череп, как электрический разряд.

— Не будешь? — усмехнулся он холодно. — Тогда я сделаю так, что будешь умолять. Открой, или я сломаю тебе челюсть.

Его свободная рука впилась в мою щеку, пальцы заставили рот открыться — грубо, безжалостно. Я задохнулась, пытаясь сопротивляться, но он толкнул вперёд, вонзая член в рот одним движением. Горько, солоно — вкус его кожи. Он был жёстким, настойным, заполняя горло до тошноты.

— Глубже, тварь, — зарычал он, двигая бёдрами, толкая глубже, не давая дышать. Мои руки инстинктивно упёрлись в его бёдра, пытаясь оттолкнуть, но он только сильнее сжал волосы, встряхивая голову. — Руки убери! Или я свяжу тебя.

Я кашляла, слёзы лились ручьями, слюна стекала по подбородку, но он не останавливался. Двигался ритмично, жёстко — каждый толчок как удар в горло, заставляя давиться, задыхаться. Зеркала отражали эту картину: я на коленях, он нависая надо мной, лицо искажённое удовольствием и злобой. Его стоны смешивались с моими хрипами.

— Вот так... хорошая девочка... ненавижу тебя, сука, но твой рот... блядь, идеален для этого.

Он ускорялся, толчки становились хаотичными, грубыми, пальцы в волосах вырывали пряди. В какой-то момент он замер, вонзившись глубоко, и кончил — горячая струя ударила в горло, заставляя глотать или задохнуться. Я кашляла, отплевываясь, когда он наконец отпустил, отшвырнув меня назад. Я рухнула на пол, тело дрожало, горло горело огнём.

Он стоял надо мной, тяжело дыша, штаны всё ещё расстёгнуты. В глазах — пустота, как после бури.

— Останешься здесь, я буду трахать тебя каждые пять минут, поняла?

Он не стал ждать ответа. Просто застегнул молнию, бросил на меня последний взгляд и вышел, хлопнув дверью так, что эхо прокатилось по комнате, как выстрел. Ключ повернулся в замке.

Тишина навалилась тяжёлым покрывалом, прерываемая только моим прерывистым дыханием и стуком сердца, которое колотилось в ушах, как барабан в пустоте.

Я осталась на полу — полуголая, разбитая, тело покрытое синяками и следами его пальцев. Горло жгло огнём, каждый глоток воздуха был пыткой, а во рту всё ещё стоял солёный, горький привкус его — привкус унижения, который не смыть ничем. Слёзы высохли на щеках, оставив солёные дорожки.

Я попыталась сесть, опираясь на дрожащие руки, но мышцы отказывались слушаться, и я просто свершиласть в комок, прижав колени к груди, пытаясь стать меньше, незаметнее в этой огромной, холодной комнате.

Боль была везде: в волосах, вырванных прядях, в челюсти, которая ныла от его хватки, в душе — разорванной на куски.

"

Это не то, что ему нужно... я говорила ему... но он не слышит. Никто не слышит. Я не виновата, чёрт возьми, я не просила этого! Я была просто человеком, а теперь... теперь я — вещь. Игрушка для его мести".

Слёзы снова хлынули, горячие, неконтролируемые. Я уткнулась лицом в колени, кусая губу до крови, чтобы не завыть в голос.

"

Больно... так больно, что хочется умереть. Но нельзя. Нельзя сломаться. Он думает, что сломал меня, что каждый пять минут будет возвращаться и брать снова, как будто я — его собственность. Но внутри... внутри я всё ещё я. Я выживу. Я найду способ выбраться. Агнес... она видела, она знает. Может, поможет? Или это всё часть их игры? Боже, как я ненавижу его... ненавижу эту силу, эту злость, которая жрёт его заживо. Он заблудился, да, но зачем тащить меня за собой в эту бездну?"

Я оглядела комнату: зеркала насмехались надо мной, отражая жалкую фигуру, сломанную куклу.

"

Завтра... нет, через пять минут, сказал он. Что я сделаю? Буду бороться? Или притворюсь покорной, чтобы выиграть время? Месть... да, месть. Когда-нибудь я заставлю его заплатить за каждую слезу, за каждый синяк. Но сейчас... сейчас просто выжить. Дышать. Не сойти с ума от этой боли, которая жрёт изнутри, как кислота".

Время тянулось бесконечно. Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить что-то хорошее — лицо матери, далёкое детство, — но всё затмевала его тень. "Я не шлюха. Я не тварь. Я — выжившая. И это только начало".

Глава 15: Главарь

Прошло много времени, прежде чем я смогла хоть немного прийти в себя. Тело ныло, дыхание было тяжёлым, но я всё же заставила себя подняться. Сначала — на руки, потом, дрожа, опираясь о кровать, выпрямилась. Колени подгибались, в голове звенело — будто в ушах всё ещё звучал его голос, глухой и злой, как эхо, застрявшее внутри.

Я осмотрелась.

Комната была просторной, слишком роскошной для того, чтобы в ней происходило столько боли. Огромная кровать с балдахином — в тёмных и светлых тонах, резкие контрасты, как он сам. Зеркала отражали мою бледную, измотанную фигуру, уродливо ломая черты.

Всё вокруг пахло им. Пряный, плотный аромат его одеколона. Это его территория. Его логово.

Я видела такие комнаты только в фильмах — где живут не люди, а те, кто решает чужие судьбы.

А теперь я стояла в одной из них — часть его мира, нежеланная, случайная, но всё же пленённая им.

Холодный порядок, идеально выглаженное постельное бельё, ни единой вещи, которая выдавала бы живого человека. Только запах. Его запах.

Я глубоко вдохнула, пытаясь удержать дрожь, и сделала шаг к тумбочке. На ней стоял стакан с водой. Я не знала, чистая ли она, но в этот момент это не имело значения — горло пересохло, губы трескались. Я сделала глоток, чувствуя, как холодная жидкость обжигает изнутри, возвращая ощущение реальности.

Потом подошла к окну. Тяжёлые плотные занавески глушили свет и воздух. За стеклом — ночь. Вдалеке мерцали редкие огни.

Я повернулась и пошла дальше, оглядываясь по сторонам.

В углу я заметила ещё одну дверь и, поколебавшись, открыла её.

Это была ванная. Просторная, ослепительно белая, с джакузи, уже наполненной водой и пеной. На полках — ароматные масла, полотенца, свечи. Всё выглядело так… спокойно. Будто здесь не было места тому, что происходило в этой комнате минутами раньше.

Я подошла к раковине, включила воду и опёрлась о край, глядя на своё отражение.

Потом медленно начала смывать с лица следы его спермы.

Холодная вода стекала по щекам, по шее, смешиваясь со слезами.

Я подняла взгляд на зеркало — и встретилась с собой.

Губы разбиты. Волосы спутаны. На щеке — синяк, уже темнеющий. Платье порвано, перекошено.

Я выглядела как чужая.

Как кто-то, кого он создал.

Но это не я.

— Не я, — прошептала, глядя на отражение.

Я больше не плакала.

Больше не молила.

Я вышла из ванны.

Я смотрела на его отражение в каждой детали этой комнаты и думала только об одном:

Я не сдамся. Я смогу. У меня получится. Я не должна терять надежды.

Мой взгляд неожиданно остановился на кровати.

На покрывале лежал белый шёлковый пеньюар — лёгкий, почти прозрачный. Его раньше здесь не было. Наверное, кто-то положил его, пока я была в ванной.

Мне это надеть?

Всё внутри сопротивлялось, но альтернатива — порванное, грязное платье, которое напоминало о каждом унижении, — казалась ещё хуже.

Я медленно сняла остатки ткани и натянула на себя тонкий шёлк. Материя мягко скользнула по коже. Пеньюар был короткий, по фигуре.

Я подошла к зеркалу.

Отражение заставило сердце сжаться.

В этот момент дверь за моей спиной тихо щёлкнула.

Я резко обернулась.

На пороге стоял мужчина. Высокий, широкоплечий, с сединой на висках. В идеально сидящем костюме. Лицо суровое, срезанное морщинами силы и привычки к власти.

Взгляд — холодный, проницательный, пугающе знакомый.

Тот же, что у Марко. И у Дамьена.

Я невольно отступила, прижимая руки к груди, пытаясь хоть как-то прикрыться.

— Сара, — произнёс он спокойно, делая несколько шагов ко мне.

Фрэнк…

— Ты, наверное, не помнишь меня, да? — остановился он напротив, чуть склонив голову.

Я подняла взгляд, чувствуя, как пересохло в горле.

— К-кто вы? — выдохнула я едва слышно.

Он усмехнулся.

— Я — отец того, кто изуродовал твоё тело и продолжает это делать, — сказал он тихо, почти с удовольствием.

Холод пробежал по коже.

Он подошёл ближе, рассматривая меня, как редкий экспонат, и наклонился, чтобы заглянуть в лицо.

— Как ты выросла, — произнёс он. — Твой отец вырастил красивую жертву для моего сына.

Он поднял моё лицо за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза.

В его взгляде не было жалости.

Только власть и мрачное удовлетворение.

Я замерла, чувствуя, как его пальцы, скользнули ниже по моему подбородку, к шее, а затем к груди. Мой желудок сжался, дыхание стало рваным. Пеньюар ничего не скрывал, и я ощутила его прикосновение слишком ясно, слишком грубо.

Я дернулась, пытаясь отстраниться, и резко убрала его руку, сжав запястье с неожиданной для самой себя силой.

— Не трогайте меня, — мой голос дрожал. — Я ни в чём не виновата. Отпустите меня. Вы же… вы же знаете, что я тут ни при чём.

Он лишь усмехнулся, его глаза, холодные, как у Дамьена, но с какой-то зловещей глубиной, не отрывались от меня. Моя попытка остановить его, казалось, только раззадорила его.

Он шагнул ближе, сокращая расстояние между нами, и я почувствовала, как стена за моей спиной становится все ближе.

— Ты виновата, Сара, — произнёс он тихо.— Виновата уже тем, что родилась отродьем своего отца. Вот и всё твоё преступление.

Он чуть усмехнулся, глядя на меня с каким-то холодным восхищением.

— Не думал, что встречу такую красивую девушку. Правда, мой сын... — он качнул головой, — мой сын очень постарался. Судя по всему, причинил тебе достаточно боли.

Я сжала руки в кулаки, стараясь не дрожать.

— Я не знаю никакого Сильвестора, — прошептала я. — Понятия не имею, кто он.

Фрэнк замер на секунду, потом медленно протянул руку. Его пальцы скользнули по моему плечу, обжигая кожу, спустились ниже — к вырезу шёлкового пеньюара.

— Покажи мне, насколько ты хороша, — сказал он спокойно.

— Нет! — крик сорвался сам собой. Я инстинктивно отступила, но спиной упёрлась в тумбочку. Дальше некуда. Воздуха не хватало, сердце колотилось так, что, казалось, вырвется из груди.— Хотя бы вы… не трогайте меня, — выдохнула я, чувствуя, как к глазам подступают слёзы, но заставила себя не отводить взгляда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его пальцы сжали мое плечо, и прежде чем я успела среагировать, он резко развернул меня, толкнув к стене. Мое лицо прижалось к холодной поверхности, а тело оказалось в ловушке между ним и стеной.

Я попыталась вырваться, но его руки были как железные тиски. Мой желудок скрутило от ужаса, когда я почувствовала, как его пальцы скользнули ниже, к моим ягодицам, грубо нащупывая.

— Пожалуйста, не надо! — закричала я, голос сорвался, дрожа от паники и ярости. Я извивалась, пытаясь выскользнуть, но он только сильнее прижал меня к стене, его тело вплотную к моему, лишая меня пространства, воздуха, надежды. Слезы хлынули из глаз, горячие и жгучие, стекая по щекам.

— Тише, Сара, — его голос был насмешливым. — Ты только усложняешь. Расслабься, и, может, тебе даже понравится. Я не такой жестокий как мой сын.

Я задыхалась от отвращения, от его слов, от его прикосновений. Мои руки бились о стену, пытаясь найти опору, чтобы оттолкнуться, но он был слишком силен. Его пальцы продолжали исследовать, сжимая сильнее, и я почувствовала, как пеньюар задрался, обнажая кожу. Мое тело дрожало, но не от холода — от ужаса и унижения.

— Прекратите! — выкрикнула я, голос срывался в рыдания. — Вы не можете…

Я изо всех сил повернулась, пытаясь ударить его локтем, коленом, чем угодно, но он предугадал мое движение, схватив меня за запястья и прижав их к стене над головой. Его лицо было так близко, что я видела каждую морщину, каждую седую щетину на его подбородке.

— Я отомщу твоему отцу за всё, что он сделал, и мой член окажется в тебе, — прошипел он, и его дыхание обожгло мне щеку. — Пусть он наслаждается тем, как я трахаю дочь своего врага.

Я зажмурилась, слёзы текли без остановки. Неужели всё? Неужели он и правда собирается… использовать меня?

Нет. Нет!

Его рука потянулась к ремню.

Боже…

Кого звать? Кто услышит? Кто спасёт?

— Дамьен! — кричу я, не зная почему именно его имя срывается с губ. Только он… только он может остановить это. — Дамьен!

Фрэнк смеётся, когда я зову его сына.

— Моему сыну понравится, как я ломаю тебя, Сара, — шепчет он, наслаждаясь моим ужасом.

— Нет! — кричу, задыхаясь от рыданий. — Ему это не понравится!

ДАМЬЕН!

Он тянется к моему телу, опускает трусики…

— Нет, — шепчу уже без голоса, с дрожащими губами, — пожалуйста… приди.

Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и я услышала тяжелые шаги. Мое сердце замерло, когда знакомый голос прорезал воздух, грубый и яростный, как раскат грома.

— Какого черта ты творишь, старый ублюдок?! — рявкнул Дамьен, его голос дрожал от ярости. Я открыла глаза, все еще прижатая к стене, но не видела его.

Фрэнк замер, его рука все еще сжимала мои запястья, но его хватка ослабла.

— Дамьен, сынок, — начал он, но не успел договорить. Дамьен с силой схватил его за воротник и рванул назад, оттаскивая от меня. Я сползла по стене, задыхаясь, пытаясь натянуть пеньюар, чтобы прикрыться, пока слезы продолжали течь.

— Ты, гребаный псих, посмел тронуть ее?! — Дамьен орал, его голос был пропитан яростью и отвращением. Он швырнул Фрэнка в сторону, и тот с грохотом врезался о стену. — Ты больной, черт возьми! Это низко даже для такого дерьма, как ты!

Фрэнк попытался встать, его лицо исказилось от злобы, но Дамьен шагнул вперед, нависая над ним.

— Еще раз подойдешь к ней, и я, клянусь, размажу твою поганую морду по этой комнате! — Он пнул стул в сторону, и тот с треском ударился о стену. — Она не твоя игрушка, мразь!

Глава 16: Дыхание

Я сидела на полу, обхватив колени, дрожа и пытаясь унять рыдания. Дамьен обернулся ко мне, его взгляд был все таким же злым.

Фрэнк тем временем поднялся, отряхиваясь, и бросил на Дамьена взгляд, полный ненависти.

— Я же просто развлекался, Дамьен. Разве не для этого мы её схватили? — проворчал старик.

— Убирайся к чёрту и не смей её больше трогать — ни ты, ни твой мерзкий сын Марко, — отрезал Дамьен. — Исчезай отсюда, пока я не сломаю тебе все кости, старый козёл.

Фрэнк сплюнул на пол, но, видимо, понял, что сейчас не время испытывать терпение сына. Он бросил на меня последний взгляд, полный злобы, и, прихрамывая, направился к двери. Дверь хлопнула за ним, оставив нас с Дамьеном в звенящей тишине.

Его мокрые волосы прилипли к вискам, по шее стекала капля воды. Кожа чуть покраснела после тренировки — он явно только что вернулся из зала. Дышал тяжело, напряжённо.

Его взгляд скользнул по мне — от лица до ног.

— Что он сделал с тобой? — спросил он. — Только не говори, что он успел.

Я покачала головой, вытирая слёзы ладонью.

— Не успел, — прошептала я.

Он выдохнул — коротко, почти с рычанием.

— Тебе повезло, — бросил он и резко снял олимпийку, бросив её на кровать.

— Чёртов старый ублюдок! — прорычал он, срывая с себя майку. Ткань полетела на пол. На теле — следы напряжения, мышцы каменные, вены натянуты. Пот блестел на коже, катился по груди и животу. — Что его сюда привело… козёл чёртов!

Он шагнул к ванной, распахнул дверь — и громко захлопнул её. Через несколько секунд послышался шум воды.

Я сжалась, обняв колени. Горло жгло, дыхание сбивалось.

— За что мне всё это? — прошептала я, а потом голос сорвался в крик. —

За что?!

Слёзы текли сами. Голова упала на колени. Всё тело дрожало — от страха, от унижения, от бессилия.

Его отец... значит, главный. Он тоже хотел меня. Они все… они просто звери.

Прошло несколько минут. Шум воды стих.

Я замерла, затаив дыхание. Сердце билось так громко, что я слышала его в ушах.

Он выйдет. Сейчас. Что он сделает? Накажет? Ударит?

Дверь открылась.

Он вышел, обмотав полотенце вокруг бёдер. Капли скользили по его груди, по рукам. От него пахло свежестью — и опасностью.

Он выглядел слишком спокойно, и от этого было страшнее.

— Почему ты сидишь на полу? — спросил он, даже не глядя прямо на меня. Прошёл к шкафу, открыл его и достал одежду. — Ложись на кровать.

Я подняла голову, не веря своим ушам. Он сказал это без угрозы, спокойно. Я ожидала приказа, удара, чего угодно, только не этого.

— Не волнуйся, — добавил он, глядя на своё отражение в зеркале. — Я не настолько жесток, чтобы спать на кровати, а тебя — на полу.

Он словно прочитал мои мысли.

Взял спортивные штаны, бросил полотенце на кресло.

— Не бойся. Ложись, малышка.

Он был слишком спокойным — до странности. Этот холодный покой тревожил сильнее любого его крика. Может, это обман? Новая игра? Проверка?

Но я всё же встала. Лучше не провоцировать.

Медленно подошла к кровати, легла и натянула одеяло почти до подбородка. Тепло ткани обволокло, и я не смогла сдержать тихий выдох.

Боже… я так давно не чувствовала настоящую мягкость.

После холодного подвала, после сырого матраса, эта кровать казалась почти нереальной — слишком удобной, чистой, человеческой.

На подушке чувствовался его запах — пряный, свежий, чуть горьковатый. Смешавшийся с ароматом геля для душа, он проникал под кожу, заставляя сердце колотиться чаще.

Он натянул лёгкие спортивные штаны и без слов опустился рядом — за моей спиной. Кровать чуть дрогнула под его весом.

— Ты первая, кто лежит на моей кровати, — сказал он тихо. Голос был спокойный, но в нём чувствовалась странная усталость.

— И это… хорошо или плохо? — прошептала я, не оборачиваясь.

— И то, и другое, — ответил он после короткой паузы.

Я почувствовала, как кровать чуть прогнулась ближе ко мне. Затем его рука легла на мою талию, осторожно, без силы. Его дыхание коснулось кожи на шее — горячее, ровное, живое.

Я застыла.

Но вместо боли — только тепло. Такое, что пробирает до дрожи.

Он прижался ближе, его грудь ощущалась за моей спиной — плотная, сильная.

— Ты звала меня, — прошептал он. — И я пришёл.

Слова скользнули прямо под кожу. Я не знала, что ответить. Всё внутри сжалось — от страха, от странного, неуместного чувства, похожего на облегчение.

— Я… я знала, что вы придёте. Поэтому и звала, — прошептала я.

Он усмехнулся, тихо, с едва заметной тенью иронии.

— Ты забавная, — сказал он. — Я только что ушёл, оставив тебя в слезах, а ты всё равно зовёшь меня на помощь. Как можно быть такой дурой, а?

— А если бы я не позвала? — выдохнула я. — Что бы тогда было?

Он не ответил. Только молчал. Тишина между нами стала плотной, и в следующую секунду я почувствовала его губы — горячие, мягкие, но властные — на своей шее. Внутри всё перевернулось от этого прикосновения. Сердце забилось быстрее.

Лучше уж такое прикосновение, чем очередной удар. Лучше это странное тепло, чем ледяная боль.

— Я подумал над твоими словами, малышка, — шепнул он, прижимая меня к себе. — Ты права. Бить тебя — не то, что мне нужно.

Пальцы скользнули по моей руке.

— Мне нужно другое, — продолжил он. — Мне нужно, чтобы ты стала моей. Не пленницей. Любовницей.

Той, кого я буду иметь, когда захочу. Кем захочу. Где захочу.

Он говорил спокойно, с пугающей уверенностью человека, привыкшего владеть всем, к чему прикасается.

— Ты будешь рядом со мной. Всегда. На встречах, на сделках. В постели. Я сделаю из тебя свою королеву, Сара, — он усмехнулся, глядя в сторону. — И твой отец пристрелит себе лоб, когда увидит это.

Воздух в груди застрял. Мне стало трудно дышать.

Эти слова были хуже угроз. Хуже боли.

Любовница.

Королева.

Игрушка в шелковых цепях.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сжала простыню в кулаке, чувствуя, как внутри всё крошится на части.

Я не шлюха.

Я не его собственность.

Но он продолжал, будто не видел моей тени, моего страха.

— Ты будешь жить здесь, со мной, — сказал он. — И будешь дарить себя мне, когда я захочу. А если я хоть на секунду почувствую, что ты думаешь о побеге... — он провёл пальцем по моей шее, останавливаясь у подбородка, заставив меня встретиться с его глазами, — ты узнаешь, кем я могу быть на самом деле. Поверь, всё, что было раньше, покажется тебе цветочками.

Я замерла, его слова эхом отдавались в моей голове, каждый слог словно нож, вонзающийся в сердце.

Мое дыхание стало тяжелым, прерывистым, а горло сжалось от подступающей паники.

Я хотела закричать, ударить его, вырваться и бежать, но страх сковал меня, как цепи. Его рука, лежащая на моей талии, казалась одновременно теплой и угрожающей, и я не смела пошевелиться.

— Я…— мой голос дрожал, едва слышный, — я… я не хочу быть… такой. Я не могу. — Я сглотнула, пытаясь собраться с силами, но слова звучали слабо. — Я не шлюха.

Он тихо рассмеялся, его дыхание снова коснулось моей шеи, вызывая новую волну мурашек. Его пальцы медленно скользнули по моему бедру, под одеялом, мягко, но с той настойчивостью, которая не оставляла сомнений в его намерениях.

Это было интимно, слишком интимно, и мое тело невольно напряглось, несмотря на тепло его прикосновений.

— О, малышка, — прошептал он. Голос его был бархатным, но с холодной сталью в глубине. — Ты думаешь, у тебя есть выбор? — Его рука замерла на моем бедре, сжимая чуть сильнее, и я почувствовала, как он прижался ближе, его грудь коснулась моей спины. — Ты не шлюха, но для меня ты ею станешь.

Я зажмурилась, пытаясь сдержать слезы, которые снова подступили к глазам. Мое сердце колотилось так сильно, что, казалось, он мог его услышать. Я хотела возразить, сказать, что я никогда не соглашусь, что лучше умереть, чем стать его марионеткой, но слова застряли в горле.

Его пальцы медленно двинулись выше, вдоль моего бока, обводя контуры моего тела под тонкой тканью пеньюара. Это было не грубо.

— Пожалуйста, — прошептала я. — Не надо… я не хочу этого.

Он снова усмехнулся, его губы слегка коснулись моего уха, и я почувствовала, как его дыхание стало теплее, ближе.

— Всё будет хорошо, Сара, — прошептал он. Его рука скользнула к моему животу, задержавшись там, между ног, мягко поглаживая кожу через ткань. — Не переживай. Будешь послушной — не пострадаешь от меня. И я не позволю другому причинить тебе боль. Тебе лучше дружить со мной.

Я сжала кулаки под одеялом, ногти впились в ладони. Мое тело дрожало, и я не знала, от чего больше — от его слов, от его прикосновений.

— Что… что значит для вас быть послушной? — выдавила я, голос срывался.

Его рука замерла, и на мгновение мне показалось, что он отступит. Но вместо этого он повернул меня к себе, медленно, так, что я оказалась лицом к нему. Его глаза, темные и глубокие, смотрели прямо в мои. Он наклонился ближе, его пальцы мягко коснулись моего подбородка, заставляя меня смотреть на него.

— Это значит, — произнёс он, — делать всё, что прикажу

я

. Не они. Мне плевать на всех остальных. Только я решаю, что ты можешь, а что нет. Ты должна спрашивать у меня разрешения во всём, прежде чем сделать хоть шаг, прежде чем открыть рот, прежде чем

подумать

о том, что тебе позволено. Это поможет тебе избежать моего гнева.

Его рука скользнула к моему затылку, пальцы запутались в моих волосах, и он притянул меня чуть ближе. Его губы были так близко, что я чувствовала их тепло, но он не поцеловал меня — просто смотрел, словно давая мне осознать, что сопротивление бесполезно.

— Поверь, Сара, — прошептал он, — когда я в гневе, я переступаю все границы. Без исключения.

Я хотела оттолкнуть его, закричать, но вместо этого я просто лежала, парализованная его взглядом, его близостью, его властью надо мной.

— Дамьен, — прошептала я, едва дыша, — пожалуйста… дай мне свободу.

Он слегка улыбнулся, но в этой улыбке не было тепла — только обещание, что он не отступит. Его рука медленно скользнула вниз, по моей шее, к ключице, задержавшись там, прежде чем вернуться к моему талию.

— Свободу? — переспросил он, и в голосе прозвучала усмешка. — Даже не надейся, Сара. Твоя свобода — это

я.

Я закрыла глаза, будто пыталась спрятаться от его слов, но они пронзили изнутри, оставив после себя гул.

— Я… всё равно буду верить, — прошептала я, с трудом выговаривая. — Верить, что вы отпустите меня. Вы не такой, каким хотите казаться.

Он тихо рассмеялся.

— Тогда ты наивная дурочка, — сказал он, проводя пальцами по моим волосам. — У тебя в голове не мысли, а бабочки. Но… — он на секунду задержался, глядя мне прямо в глаза, — мне нравится твоя вера в меня.

Он убрал прядь волос с моего лица, коснувшись кожи — осторожно, почти бережно.

— Я верю, — повторила я, чувствуя, как голос срывается. — И буду верить.

Он улыбнулся — слишком спокойно, и белизна его зубов резанула в полутьме, как вспышка ножа.

— Сильная, — произнёс он, будто оценивая. — Очень сильная.

Пальцем стёр слезинку с моей щеки.

— Но при этом хрупкая, — добавил он тихо, отворачиваясь.

Он лёг на спину, потом повернулся ко мне спиной.

— Спи, — сказал просто. — Я устал.

Тишина повисла в комнате.

А я лежала, глядя в потолок, чувствуя, как его слова впиваются глубже, чем любой удар.

Свобода — это он.

Быть, может он прав.

Но, и я права.

от автора

Дорогие читатели, как вам глава?

Как вам отец героя?

И как вам спокойствие Дамьена?

Буду безумно благодарна за ваш отзыв и звездочки к книге.

Но ещё я хочу посоветовать истории одного замечательного автора «Маша Шилтова» Если вы любите жесть, садизм, много жестоких эротических сцен, МЖМ, то я советую прочитать её книги ❤️. Сама читаю и, скажу честно, такой жести я не встречала ни в одной книге. Там происходит просто трэш ????????????, столько жестоких сцен — голова кругом. Загляните к ней…вот ссылка:

Глава 17: Судьба

Я открыла глаза, когда услышала тихий звон часов. Звук был почти неуловимым, но именно он выдернул меня из сна. На тумбочке лежали часы Дамьена. Я потянулась к ним, не зная, какую кнопку нажать, однако звон прекратился сам. Осторожно положила их обратно.

Дьявола со мной не было.

Кажется, он ушёл.

Странно — не схватил за волосы, не приказал встать.

На циферблате — семь утра.

Он что, действительно просыпается так рано?

Я сбросила с себя одеяло и подошла к окну. За стеклом шёл дождь — быстрый, настойчивый. На дворе дежурила охрана, будто не замечая холодных капель. И тогда я увидела его.

Дамьен.

Он бегал по двору. Промокший до нитки, в чёрном олимпийке с капюшоном.

Бегал. В такую погоду.

Я проводила его взглядом — он сделал круг вокруг дома, затем выбежал за ворота и скрылся на трассе.

Вчера он был злым. И в то же время — странно мягким.

Я не знаю, что это было, и что могло его изменить, но от этих перемен по коже пробежала тревога.

Я зашла в ванную. Приняла душ, воспользовалась его гелем — аромат был невероятный. Что-то терпкое, мужское, с оттенком хвои и цитруса.

Душ в этой ванне — настоящее наслаждение.

После процедур я вышла, обмотавшись полотенцем, и замерла — у двери стояли две служанки. Обе — девушки с азиатской внешностью, очень похожие, словно сёстры. Вежливо улыбались: одна держала аккуратно сложенное платье, другая — туфли.

— Мисс Сара, позвольте, мы поможем вам одеться, — тихо сказала одна из них, склонив голову.

— Господин приказал подготовить вас к завтраку, миледи, — добавила вторая, всё так же вежливо улыбаясь.

Я невольно напряглась, пальцы крепче сжали холодную ручку двери.

Завтрак? Серьёзно?

А если он будет недоволен? Если решит, что я вышла без разрешения?

— А… Дамьен знает об этом? — спросила я, чувствуя, как голос дрогнул.

— Конечно, мисс. Это его приказ, — ответила девушка с мягким акцентом.

Я медленно выдохнула и кивнула.

— Тогда… ладно.

Узкие ладони, одинаковые поклоны. Одна протянула мне платье — мягкое, графитового цвета, с высоким воротом. Другая держала коробку с туфлями и тонкий пояс.

— Господин просил, чтобы вы не мёрзли, — добавила вторая. — Сегодня сыро.

Какой он заботливый сегодня. Я позволила им застегнуть молнию на спине, пригладить ткань на плечах.

— Спасибо, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Служанки улыбнулись одинаковыми мягкими улыбками и вывели меня в коридор. Дом просыпался неохотно: где-то щёлкали выключатели, глухо шлёпали капли по широким подоконникам. Мы спустились по лестнице.

Столовая встретила тёплым светом и холодной симметрией. На белой скатерти появились тарелки ещё до того, как я успела сесть: овсянка с миндалём, омлет, ягоды, чай, маленький кувшин молока. Словно я здесь всегда завтракала.

— А Дамьен не придёт? — спросила я.

— Он скоро будет, мисс Сара. Прошу вас, присаживайтесь, — ответила одна из служанок с вежливым поклоном.

Лучше бы он пришёл.

Мне не нравилось всё это…

А что, если он будет недоволен тем, что я сижу за столом без разрешения? Что, если ударит?

— Нет, — отказалась я. — Я подожду его.

Служанки переглянулись и снова склонили головы.

Я осталась стоять, разглядывая столовую. Просторная, строгая, с идеально симметрично расставленной посудой. Тишина — почти неестественная, нарушаемая только звуком дождя за окнами.

— Ты? — голос Марко прозвучал с удивлением. Я взрогнула от неожиданности и повернулась к нему.

Он стоял в проёме — рубашка расстёгнута, на груди видны рельефные мышцы, волосы растрёпаны. Он выглядел небрежно.

— Тебя выпустили? — спросил он, подходя ближе, прищурившись.

— Да, — кивнула я, заставив себя улыбнуться.

— Рад слышать, — он шагнул ко мне, и в его голосе прозвучало искреннее удивление. — Не думал, что мой брат на это решится.

— Я тоже, — ответила я.

— Почему стоишь? Садись, — он подвинул один из стульев.

— Я жду вашего брата, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— Не стоит ждать, он ещё бегает, — усмехнулся Марко.

— Он всегда так бегает? — спросила я, глядя в окно, где дождь всё ещё лил сплошной стеной.

— Каждый день, — пожал плечами он и снова жестом указал на стул. — Садись.

Мои руки дрожали.

А вдруг ему не понравится, что я подчиняюсь другому?

Но ведь служанки сказали, что это его приказ. Значит… можно?

— Не бойся, Сара, — сказал Марко мягко. — Просто сядь.

Я послушалась. Стул тихо скрипнул, как будто выдал моё колебание. Я села, стараясь не смотреть на него, и почувствовала, как в груди снова сжимается от тревоги.

Марко опустился напротив. Его взгляд был внимательным.

Он улыбнулся.

— Ты выглядишь лучше, — сказал он, чуть прищурившись. — Даже светишься.

Я смутилась и выдавила улыбку, хотя внутри всё кипело от тревоги и неловкости.

— Спасибо, — ответила я тихо, не решаясь прикоснуться к еде.

— Ешь, — спокойно сказал Марко, наливая себе чай. — Не стесняйся, Сара.

— Я поем, когда придёт ваш брат, — осторожно возразила я.

Он усмехнулся, не поднимая глаз:

— Боишься. Значит, он тебя действительно напугал.

— Нет, — покачала я головой, — просто это его дом. Его правила. Я не имею права их нарушать.

Марко поднял взгляд, чуть наклонив голову.

— На самом деле, это

наш

дом, — произнёс он спокойно. — И если я разрешаю тебе есть, ты можешь спокойно поесть.

Я выдохнула, чувствуя, как напряглись плечи.

— Спасибо за заботу, — сказала я тихо, — но я всё же подожду его.

Повисла тишина.

Марко молча кивнул и вернулся к завтраку, а я смотрела на тарелку, не чувствуя ни запаха, ни вкуса. Мысли путались. Перед глазами всплыл клуб — тот вечер, его смех, свет прожекторов и глухой стук музыки. Меня передёрнуло.

Я заставила себя выдохнуть.

Не думай об этом. Не сейчас.

— Вы… вы не знаете, где моя мать? — спросила я, не выдержав тишины.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марко поднял взгляд от чашки.

— Она уехала в Лондон.

— В Лондон? — переспросила я, чувствуя, как внутри всё похолодело.

— Да. К своему бывшему мужу. Точнее… он забрал её.

— К Сильвестру?

— Именно. — Марко пожал плечами. — Не переживай, мы её не тронули.

Я замолчала. Слова будто застряли в горле. Волна тревоги поднялась снова, плотная, холодная.

В Лондоне… с ним.

А я — здесь, одна.

Совсем одна.

Тишина натянулась, как струна. И в этот момент я почувствовала — что-то меняется в воздухе. Что-то опасное приближается.

Шаги. Твёрдые, уверенные.

Я обернулась — и замерла.

Дамьен вошёл в кухню после душа. Его волосы были влажными, на коже блестели капли воды. От него пахло тем самым гелем, что я использовала утром.

Он был в чёрной кофте, подчёркивающей силу плеч и линию рук. Простая одежда, но на нём она выглядела так, будто создана, чтобы пугать.

Его рост, его присутствие — всё будто заполнило кухню. Воздуха стало меньше.

Я сразу поднялась, чувствуя, как внутри сжалось всё.

— Марко, что за вид? — раздражённо бросил он, садясь с краю стола. — Ты не умылся и сразу за стол?

— А тебе-то какая разница? — лениво откликнулся брат.

— Большая, — отрезал Дамьен. — Меня бесит, что ты ведёшь себя как идиот.

— Прости, — усмехнулся Марко, — я не могу, как ты, вставать в шесть утра и бегать под дождём. Я задыхаюсь, если не сплю хотя бы восемь часов.

— Меньше кури — и не будешь задыхаться, — усмехнулся Дамьен, а потом его взгляд медленно скользнул ко мне. — Подвинь стул и сядь рядом. Не стой, — произнёс он спокойно, но так, что возразить не хотелось.

Я кивнула и попыталась подвинуть тяжёлый стул, но он не поддался. Дерево глухо скрипнуло по полу.

Дамьен раздражённо выдохнул, встал и без усилий потянул стул к себе.

— Слабачка, — усмехнулся он, глядя на меня снизу вверх, — садись.

Я послушно опустилась на стул, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Его присутствие ощущалось слишком близко — дыхание, запах кожи после душа, тепло, исходящее от тела.

Казалось, весь воздух вокруг стал гуще.

Сердце било по рёбрам так, будто знало, что любое неверное движение — и воздух вокруг взорвётся.

Марко шумно поставил чашку на стол, глядя на нас с насмешкой.

— Она даже не притронулась к еде, — заметил Марко, откинувшись на спинку стула. — Ты что, запретил ей есть?

Дамьен спокойно начал свой завтрак.

— Да, — ответил он, не поднимая глаз. — Запретил. Она ест тогда, когда я скажу.

Он разрезал яйцо ножом и медленно поднёс вилку ко рту.

Марко скривился.

— Тогда, может, скажешь ей

поесть

? Она, кажется, голодна.

Дамьен наконец поднял взгляд. На секунду его глаза остановились на моих руках, потом — на лице. Я сразу опустила голову, не в силах выдержать этот взгляд.

— Ешь, — произнёс он коротко, твёрдо.

Я не посмела возразить. Сразу взяла вилку, чувствуя, как Марко наблюдает за каждым моим движением.

— Зачем ты её пугаешь? — спросил он, глядя на брата. — Что, боишься, что украдёт у тебя завтрак?

— Захочу — жадничаю. Не захочу — нет, — отрезал Дамьен, даже не подняв головы.

Марко усмехнулся, качая головой.

— Ты всегда такой, — произнёс он тихо. — Всё должно быть по-твоему. Даже за столом.

Дамьен холодно усмехнулся, не отрывая взгляда от тарелки. Его вилка методично разрезала яичницу.

— А ты, Марко, всегда такой слабак, — бросил он, не поднимая глаз. — Всё нытьё да нытьё. Может, тебе стоит побегать со мной утром? Хватит уже задыхаться от своей лени.

Я сидела, вцепившись в вилку, и старалась дышать ровно. Еда на тарелке казалась чем-то далёким. Я боялась даже пошевелиться, чтобы не привлечь лишнего внимания Дамьена.

Марко открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг сверху раздался приглушённый стон. Мы все замерли.

— Фрэнк! Ох, Фрэнк! Да!

Марко поперхнулся кофе, его брови поползли вверх. Я почувствовала, как жар заливает щёки, и опустила взгляд ещё ниже, будто пол мог спасти меня от неловкости. Дамьен же, напротив, откинулся на стуле и расхохотался.

— Старик Фрэнк времени зря не теряет, — сказал он, ухмыляясь, и бросил взгляд на Марко. — Слышал? Это тебе пример, как надо жить.

Марко фыркнул, но в его глазах мелькнула тень раздражения.

— Серьёзно, Дамьен? Ты сейчас будешь старика Фрэнка мне в пример ставить? Он, небось, лет на тридцать старше нас, а всё туда же.

— А что? — Дамьен прищурился, и его голос стал ещё более резким, властным. — Он знает, чего хочет, и берёт это. Не то что ты — вечно ноешь, вечно чего-то ждёшь, вечно кого-то спасаешь. — Он повернулся ко мне, и я почувствовала, как его взгляд прожигает насквозь. — Правда, малышка? Ждать — это для слабаков.

Я сглотнула, не зная, что ответить. Мои пальцы сжали вилку так сильно, что костяшки побелели.

— Я… я просто… — начала я, но Дамьен махнул рукой, обрывая меня.

— Ешь, я сказал. Не заставляй меня повторять. — Его тон был как удар хлыста.

Сверху снова раздался стон, на этот раз громче, и Марко закатил глаза.

— Да! О да! Ещё!

— Да чтоб их, — пробормотал он. — Это что, теперь каждый завтрак так будет? Отец решил, что он в молодёжном клубе?

Дамьен снова рассмеялся и повернулся ко мне, расслабив руку на спинке моего стула.

— Я заставлю тебя тоже кричать, хочешь? — спросил он.

Я замерла, вилка в моей руке задрожала, едва не выскользнув. Дамьен не отводил взгляда, его глаза. Его рука, небрежно лежащая на спинке моего стула, казалась слишком близкой, её тепло ощущалось даже через ткань моей одежды. Я чувствовала, как кровь стучит в висках.

Марко кашлянул, нарушая напряжённую тишину, и бросил на Дамьена раздражённый взгляд.

Мы услышали стук каблуков — уверенный, размеренный. Через секунду в дверях появилась госпожа Агнес.

Она остановилась на пороге и с удивлением оглядела нас всех.

Я инстинктивно хотела подняться в знак уважения, но Дамьен положил ладонь мне на плечо, прижимая к месту.

— Тебе никто не позволял вставать, — произнёс он тихо, но так, что возражать не хотелось.

Я кивнула, чувствуя, как его пальцы медленно скользнули с моего плеча, оставив после себя тяжесть.

— Дамьен, — голос Агнес был резкий. Она подошла к столу и опустилась напротив Марко. — Это ты пригласил её завтракать?

— Да, — ответил он спокойно.

— Странно, — её взгляд стал холоднее. — Вчера ты сорвался, когда

я

позволила ей присесть.

Дамьен усмехнулся, не отрываясь от еды.

— Потому что тогда это сделали вы, бабушка, а не я. — Он поднял глаза. — Здесь решаю я, когда ей садиться за стол… и когда вставать.

— Какой же ты упрямый! — вспыхнула Агнес. — Одержимый мальчишка!

— Чем именно одержимый? Демоном? Всё ещё гадаете, бабушка? Не устали пугать людей своими сказками?

— Замолчи, — произнесла она твёрдо и стукнула ладонью по столу. Посуда дрогнула. — Я лучшая гадалка, и ты прекрасно это знаешь.

Она наклонилась вперёд, глаза её блеснули.

— Ты забыл, что я предсказала тебе? Что однажды ты найдёшь то, что ищешь. — Агнес медленно повернула голову в мою сторону. — И вот… нашёл.

— Нашёл? — Дамьен прищурился, отложив вилку, и его взгляд снова скользнул ко мне, словно я была частью какого-то уравнения, которое он всё ещё пытался разгадать. — Бабушка, ты слишком много значения придаёшь своим картам и предсказаниям. Я не ищу ничего, кроме того, чтобы всё было по-моему.

Агнес фыркнула. Её глаза, несмотря на возраст, были острыми, как лезвия, и она явно не собиралась отступать.

— По-твоему, говоришь? — Она покачала головой, и её серебряные серьги качнулись. — Мальчик мой, ты можешь строить из себя хозяина мира, но судьба не спрашивает твоего разрешения. Она уже здесь, за твоим столом, — Агнес кивнула в мою сторону, и я почувствовала, как жар снова заливает щёки. — Поэтому не надо мне тут говорить ерунду.

Марко, который до этого молча потягивал кофе, не выдержал и хмыкнул, явно наслаждаясь их перепалкой.

— О, да ладно, бабушка Агнес, — вмешался он, откидываясь на стуле с лёгкой ухмылкой. — Вы теперь будете Сарой его пугать? Дамьен, может, и дьявол, но он точно не верит в ваши сказки про судьбу. Правда, брат?

Дамьен бросил на Марко холодный взгляд, но в уголках его губ мелькнула тень улыбки — опасной, как лезвие ножа.

— Сказки? — переспросил он, медленно поворачиваясь к Агнес. — Это полный бред. Сара — моя приманка против нашего врага, и шлюха. Надеюсь, вы это запомните раз и навсегда.

Я сидела, замерев, чувствуя, как его слова повисли в воздухе, тяжёлые и острые. Моя рука с вилкой так и застыла над тарелкой, еда давно остыла, но я не решалась пошевелиться.

Агнес, однако, не выглядела впечатлённой. Она наклонилась чуть ближе к Дамьену, её глаза сузились, и в них мелькнула искренняя уверенность.

— Ты можешь сколько угодно отрицать, внучок. Но карты не лгут. Я видела её в твоём раскладе ещё год назад. И ты знаешь, о чём я. — Она сделала паузу, позволяя словам осесть, затем добавила: — Ты можешь держать её на коротком поводке, но это не изменит того, что уже началось.

Дамьен замер. Я видела, как его челюсть сжалась, а в глазах, обычно холодных и уверенных, мелькнула тень чего-то неконтролируемого — то ли гнева, то ли страха. Он медленно откинулся на стуле, но его поза больше не была расслабленной; плечи напряглись, как у зверя, готового к прыжку.

— Что ты несёшь, бабушка? Какая, к чёрту, судьба? Я не верю в твои карты, в твои видения! Это всё чушь, которую ты впариваешь людям, чтобы чувствовать себя важной!

Агнес не шелохнулась. Она медленно покачала головой, не отводя глаз от внука.

— Ты нервничаешь, Дамьен, — произнесла она спокойно, как будто констатировала факт. — Потому что знаешь, что я права. Ты всегда срываешься, когда правда подбирается слишком близко. Сара — не просто твоя "приманка". Она то, что ты искал, и теперь это пугает тебя.

Марко, почувствовав сдвиг в атмосфере, поставил чашку на стол и выпрямился, его ухмылка исчезла.

— Эй, успокойтесь уже, — пробормотал он, пытаясь разрядить ситуацию. — Это же просто разговор за завтраком. Не стоит...

— Я в порядке! — резко отрезал он, поставив бокал так, что посуда едва не дрогнула. — Налей мне сок.

Я сразу вскочила, схватила кувшин и осторожно налила сок в его бокал, стараясь не пролить ни капли. Он взял его, не глядя на меня, и залпом выпил всё до дна.

Я медленно опустилась обратно на стул, стараясь не сделать лишнего движения.

Воздух в комнате стал густым — я чувствовала, как его раздражение пульсирует в каждом звуке. Если он сорвётся… паника будет мгновенной. И достанется всем.

Мне в первую очередь.

Я опустила взгляд, стараясь не дышать слишком громко. Главное — не спровоцировать. Сохранить его спокойствие.

Дамьен внезапно поднялся. Резко, так, что стул скрипнул.

Он развернулся ко мне — взгляд короткий, властный.

— После завтрака, — произнёс он холодно, — жди меня в комнате. Не выходи, пока я не приду.

Я кивнула, не поднимая головы.

Он задержался на секунду, будто проверяя, поняла ли я, а потом просто ушёл.

Его шаги стихли в коридоре, оставив за собой ту же тяжёлую тишину, в которой слышно только биение сердца.

Глава 18: Сделка

Я сидела на краю кровати, ожидая Дамьена. Сердце билось быстрее, чем обычно. Как я поняла, мы должны были куда-то ехать, но куда — он не сказал. Я не знала, чего ждать и как себя вести.

Главное — не вызвать его раздражения. Не допустить вспышки гнева.

Сейчас мне было страшнее, чем раньше. Его странное спокойствие вызывало бурю внутри меня.

Он не просто сдерживал себя — он наслаждался этим, каждым мгновением, когда я замирала под его взглядом.

Ему это нравилось.

Он получал удовольствие от власти, от моего страха.

Мне нужно сделать так, чтобы он посчитал меня полезной. Тогда, возможно, у меня будет шанс…

Но как? Я пока не знала.

Дверь комнаты тихо открылась.

Я вздрогнула, думая, что это он. Сразу поднялась с кровати, выпрямилась, будто готовая к команде.

Но вместо Дамьена на пороге стояла молодая женщина.

Обтягивающее красное платье, короткое, подчёркивающее идеальные линии тела. Тёмные волосы до плеч, густая чёлка, красная помада, блестящие чёрные туфли.

Она вошла уверенно, будто всё вокруг принадлежало ей.

Я не понимала, кто она и почему пришла сюда.

Она остановилась напротив меня, оценивающе оглядывая с головы до ног.

— Это ты, Сара? — спросила она холодно.

— Да, — ответила я настороженно. — А вы кто?

— Я хозяйка этого дома, — произнесла она с лёгкой улыбкой и шагнула вглубь комнаты. — И я не люблю, когда здесь появляются… случайные гости. Особенно такие пустышки, как ты.

Я сжала пальцы в кулак, стараясь не подать виду, как внутри всё сжалось.

— Я здесь не по своей воле, — сказала я спокойно, — если вам что-то не нравится, скажите это хозяевам дома.

Она усмехнулась — коротко, зло.

— Все вы так говорите, — рявкнула она, резко приближаясь. — А потом начинаете строить из себя невинных.

Она прищурилась, и в её взгляде сверкнула злоба.

— Моего мужа ударил мой пасынок, понимаешь, милая? И всё это — из-за тебя.

Я не сразу поняла смысл её слов. Пасынок?

Неужели… эта молодая женщина — мачеха Дамьена и Марко? Та, что стонала на весь дом?

— Он… — я запнулась, вспоминая мерзкое лицо старика, — Он приставал ко мне. Дамьен просто оттолкнул его.

— Возможно, ты сама дала ему повод, — холодно сказала она.

— Я не давала повода никому, — ответила я, резко. — Он сам вошёл.

В этот момент дверь распахнулась.

В комнату вошёл Дамьен.

Его взгляд сразу упал на девушку— тяжёлый, угрожающий.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, и в его голосе не было ни одной лишней эмоции.

— Я… — начала она, но он даже не дал ей закончить.

— Пошла вон, — сказал он резко. — Я тебе не разрешал входить в мою комнату.

— Хорошо, я просто хотела поговорить… — попыталась оправдаться она.

— Я сказал, вон отсюда, пока я не потащил тебя за волосы!

Она побледнела, кивнула и, опустив глаза, быстро вышла.

Дверь хлопнула, оставив за собой гулкую тишину.

Дамьен шагнул ко мне, и воздух будто стал плотнее.

— Что она хотела от тебя? — спросил он.

— Ей не нравится, что я здесь, — ответила я тихо.

Он коротко усмехнулся, будто это его забавляло.

— Не обращай на неё внимания, — бросил он, открывая шкаф. — Этой дуре просто нечем заняться.

Он достал кожаную куртку и накинул её на себя. Молния мягко прошла вверх, очертив его широкие плечи и узкую талию.

Затем он достал из ящика пистолет, спокойно проверил его и убрал в кобуру на поясе.

Повернулся ко мне.

— Пошли, малышка, — сказал он, сунув телефон в карман. — Нам пора.

Он вышел первым. Я поспешила за ним, стараясь не отставать.

Во дворе воздух пах мокрым асфальтом и дождём.

У ворот стоял чёрный

Lexus

.

Дамьен сел за руль, бросив короткий взгляд через плечо:

— Садись рядом.

Я послушалась, заняла место на переднем сиденье.

Дверь захлопнулась.

В салоне было прохладно; кожа сидений держала ночной холод.

— Пристегнись, — сказал он, не глядя.

Я защёлкнула ремень. Он завёл двигатель, и «Лексус» плавно сорвался с места.

Мы ехали молча. Я чувствовала его спокойствие. Рука на руле, другая — на коробке передач; короткие, выверенные движения, будто и на дороге он любил, чтобы всё было «по-моему».

— Та… в красном, — не выдержала я. — Кто она?

— Никто, — ответил он после паузы. — Считай что ее не существует.

Я сжала пальцы в кулак, чтобы не выдать дрожь.

— Куда мы едем?

— Увидишь.

Дождь густел. Город вытягивался в серые ленты улиц. Телефон у него коротко вибрировал; он включил громкую связь.

— Слушаю, — коротко ответил он.

— Где ты? — раздался в динамике жёсткий мужской голос.

— Еду. Буду через десять минут. Что-то случилось?

— Заждались мы тебя.

— Значит, подождёте ещё, — резко бросил Дамьен и отключил телефон. — Козёл.

Он сжал руль так, что костяшки побелели. Я почувствовала, как напряжение заполнило салон.

В зеркало заднего вида я заметила, что за нами следуют ещё несколько машин. Чёрные, одинаковые, растворяющиеся в дожде. Они держались на расстоянии, но ни на секунду не отставали.

Я украдкой посмотрела на него. Его профиль был сосредоточен и холоден. Ни одной эмоции.

Я не понимала, зачем он взял меня с собой. Почему я должна быть при этом? Что он задумал?

Машина свернула с главной дороги.

Асфальт под колёсами стал неровным, фонари — редкими, а дождь — гуще. Капли стекали по окнам, размывая отражения

— Куда мы приехали? — спросила я.

— Не задавай вопросов, — ответил он, — просто иди за мной.

Он остановил машину у старого ангара, серого и ржавого. Дождь барабанил по крыше, воздух был пропитан металлом и чем-то гнилым. Над дверью мигала тусклая лампа.

Дамьен вышел первым. Я поспешно отстегнула ремень и последовала за ним. Под ногами хлюпала грязь, вода стекала с крыш по ржавым трубам.

Он толкнул тяжёлую металлическую дверь. Она скрипнула, открывая узкий проход.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В нос ударил запах сырости, дешёвого алкоголя и сигарет.

На стенах — граффити, размазанные дождём. Я не понимала слов, только видела символы — змей, крылья, черепа.

Из глубины доносились приглушённые голоса и музыка, похожая на низкий гул. Люди сидели прямо на полу — кто-то смеялся, кто-то просто смотрел в пустоту.

Взгляды цеплялись за нас, когда мы проходили мимо.

Я старалась не смотреть ни на кого, шла за Дамьеном, стараясь держаться ближе, чувствуя его плечо впереди — единственную опору в этом хаосе.

Он открыл следующую дверь.

За ней — просторная комната с голыми бетонными стенами и тяжёлым запахом табака, спирта и мужских голосов.

На потертых диванах сидели мужчины. На их коленях — девушки в откровенных нарядах, почти обнажённые, с потухшими глазами и натянутыми улыбками.

Я невольно прижалась ближе к Дамьену, сама того не осознавая. Его плечо было единственной опорой в этом чужом, хищном мире. Он бросил на меня короткий взгляд, но ничего не сказал.

Мужчины заметили нас. Один за другим поднялись с диванов, шагнули вперёд и начали пожимать руку Дамьену.

— Давненько не виделись, — сказал один из них — высокий, сухощавый брюнет в чёрной футболке, кожа смуглая. — Набрал, брат. Прямо зверь стал.

— Работаю над этим, — усмехнулся Дамьен, отвечая на рукопожатие.

Их было трое.

Первый — тот самый брюнет, холодный и внимательный.

Второй — массивный, с грубыми чертами, пирсингом в брови и татуировками на руках.

Третий — бородатый, с узором чернил, тянущимся по шее.

Я не знала, кто они. Но вид их внушал тревогу. Они не выглядели американцами — скорее латиносы или южане, с акцентом и дерзкими взглядами.

Дамьен присел на диван напротив.

Я попыталась остаться стоять, но он, не глядя, потянул меня за руку.

— Сядь.

Я подчинилась и села рядом.

Дамьен откинулся на спинку дивана, его рука небрежно легла на подлокотник, пальцы барабанили по обшарпанной коже.

Мужчины расселись напротив, их взгляды скользнули по мне, как по трофею, но быстро вернулись к Дамьену.

Девушки — их было четверо, все в нижнем белье, — расселись вокруг, одна из них, с ярко-красными губами и длинными черными волосами, устроилась на коленях у мускулистого гориллы с татуировками.

— Итак, брат, — начал брюнет в футболке, его акцент был густым, с испанскими нотками, — что с той партией? Мы ждем ее уже две недели. Граница горит, федералы шастают везде, как крысы.

Дамьен кивнул, его глаза сузились.

— Партия в пути. Мои люди перехватили ее у Сан-Диего. Там была заминка с таможней, но мы уладили. Два контейнера с "товаром". Доставим в к концу недели.

Бородатый с татуировками фыркнул, потирая подбородок.

— А что с ценой? Ты обещал скидку за прошлый косяк. Тот груз с кокаином был разбавлен, наши клиенты в ярости. Если не уладишь, мы найдем других поставщиков. Мексиканцы не любят, когда их дурачат.

Я сидела, затаив дыхание, стараясь не шевелиться. Мафиозные дела? Наркотики, грузы, границы... Это был не просто бар или клуб — это было логово. Мое сердце колотилось, но я не смела спросить.

— Скидка будет, — ответил Дамьен, усмехаясь уголком рта. — Десять процентов. Но только если вы возьмете весь объем. И еще: мне нужны ваши связи в порту. У меня есть план на новую линию — через Тихий океан, мимо Гавайев.

Горилла с татуировками рассмеялся, его рука скользнула по бедру девушки на его коленях. Она хихикнула, наклоняясь ближе, ее губы коснулись его уха.

Мужчины продолжали говорить, их голоса становились громче, перемежаясь ругательствами на испанском.

— Хорошо, брат, — сказал брюнет, поднимая стакан с виски. — За сделку.

Дамьену принесли виски одна из девушек, но он поднял руку отказываясь.

— Я не пью.

В этот момент девушка с красными губами, сидевшая у гориллы, сползла с его колен, опустившись на колени на грязный пол. Ее руки потянулись к его ремню, расстегивая его с привычной ловкостью. Мужчина откинулся назад, не прерывая разговора, его голос стал чуть хриплым.

— А эта твоя куколка? — кивнул он в мою сторону, пока девушка расстегивала его ширинку и наклонялась, ее губы сомкнулись вокруг его члена. Горилла застонал тихо, но продолжал: — Она в деле? Или просто для развлечения?

Дамьен напрягся.

— Она со мной. Моя шлюха.

Я отвернулась, щеки горели от стыда и отвращения.

Девушка двигалась уверенно, ее голова качалась вверх-вниз, а мужчина просто сидел, попивая виски, как будто это было обычным делом. Остальные девушки хихикали, одна из них подошла ближе к брюнету, но он отмахнулся, сосредоточившись на Дамьене.

— Ладно, давай детали, — сказал бородатый, игнорируя происходящее. — Сколько тонн? И как мы делим прибыль?

Дамьен начал объяснять. Я сидела, уставившись в пол, моля, чтобы это все поскорее закончилось.

Я не слушала их и не понимала, о чём они говорят. Старалась не смотреть, как она громко сосёт ему эту штуку.

Боже… Что за ад творится вокруг. Нельзя ли это сделать наедине, а не при всех?

Дамьена, похоже, забавляла ситуация — он был к этому привык и не обращал внимания. Его огромная рука лёгла мне на колено, и я вздрогнула.

Он продолжал разговаривать с другим. Одна из девушек подошла к Дамьену: её грудь была полностью обнажена, прикрывали лишь стринги.

— Хотите расслабиться, господин? — спросила она. Женщина выглядела старше Дамьена; грудь у неё уже подвижно свисала.

Он сжал моё колено, затем отстранился и, усмехнувшись, сказал: — У меня уже есть тут одна, более молодая и красивая. Так что проваливай.

Она кивнула и отошла.

— Дамьен, нам нужно кое-что обсудить, — произнёс бородатый, удовлетворённо поправив ширинку после того, как кончил в рот этой девушке. Она сглотнула.

— Хорошо, — ответил Дамьен, вставая. Я поднялась следом, но он надавил мне на плечи, чтобы я осталась. — Сиди здесь, — прошептал он. — Никуда не уходи. Попытаешься сбежать — сломаю тебе кости, поняла?

Я кивнула, хотя дрожала от страха. Не хотела оставаться одна в этом притоне.

Бородатый поднялся, и они вдвоём скрылись в соседней комнате, плотно прикрыв за собой дверь.

Глава 19: Чужие люди

Двое остались здесь. Одна из девушек опустилась на колени брюнета, раздвигая свои ноги, и начала прыгать на нем, громко стоня, ее бедра ритмично шлепали о его.

— О да! Да! Господин! — выкрикивала она, голос срывался в хриплый экстаз.

Меня затошнило, и я отвернулась, прижимая руку ко рту.

Что за люди? Почему они занимаются этим публично, на глазах у всех?

— Да! Ох! — продолжала она выть, ускоряя темп, шлепки их тел эхом разносились по помещению.

Второй мужчина — горилла с татуировками — сидел напротив, потягивая виски, и не спускал с меня глаз, его взгляд был тяжелым. Я сгорбилась, уставившись в потертый пол, чтобы не встречаться с ним глазами.

— Ты шлюха Дамьена? — спросил он вдруг, голос низкий, с испанским акцентом.

Я сглотнула ком в горле после этих слов, но не ответила. Даже не взглянула в его сторону.

— Вот так! Да! Господин! — снова взвыла девушка, ее стоны заглушали музыку.

— Ты куда красивее этих местных шлюх, — добавил мужчина, ухмыляясь, и сделал глоток.

Я не обращала на него внимания, вжимаясь в угол дивана, стараясь стать меньше, незаметнее — сжалась в комок, обхватив себя руками. Но его взгляд жёг кожу, тяжёлый и неотрывный.

— Я буду платить тебе больше, чем Дамьен, — прорычал он, наклоняясь ближе. — Не хочешь быть моей любовницей?

Я мотнула головой — резко, не глядя.

— Подними голову! — рявкнул он приказным тоном, в голосе сквозила угроза.

Я только сильнее отвернулась, уткнувшись лицом в плечо, сердце заколотилось от ужаса.

Мужчина поднялся — его тень нависла надо мной, как скала, — подошёл вплотную и опустился на корточки у моих ног, грубые руки легли на колени

— Дай взглянуть на твою пизду, — выдохнул он хрипло, ухмыляясь. — Если понравится, забираю тебя прямо сейчас.

— Нет! — вырвалось у меня хрипло, когда его пальцы вцепились в мои колени. Я сжала ноги сильнее, скрестив их, как тиски, но он был сильнее — грубая, загорелая рука рванула мою правую ногу в сторону, разрывая хватку. — Отпусти! Не смей!

Я извивалась на диване, брыкаясь, как загнанный зверь, мои каблуки царапали обшарпанную кожу сиденья. Руки его ползли выше, к подолу платья, и я вцепилась в его запястья, царапая ногтями, оставляя красные полосы на татуированной коже. Сердце колотилось быстро.

— Кричи сколько хочешь, шлюшка, — прорычал он, его лицо исказилось от возбуждения, вторая рука сдавила мое бедро, прижимая к дивану. — Дамьен занят, а я сейчас посмотрю, что там у тебя...

— Нет! Дамьен! — заорала я, голос сорвался в визг, эхом отразившись от бетонных стен. Я извивалась сильнее, коленом ударила его в грудь, но он только рассмеялся, наваливаясь всем весом. Его пальцы впились в ткань, задирая платье, холодный воздух ударил по обнаженной коже. — Дамьен! Помоги! Отпусти меня, ублюдок!

Слезы хлынули по щекам, соленые и горячие, я била его кулаками по плечам, но он был как скала — не сдвинулся ни на дюйм.

Та девушка на коленях у брюнета даже не остановилась, ее стоны сливались с моими криками в какой-то кошмарный саундтрек.

— Дамьен! Пожалуйста!" — выло во мне, но дверь оставалась закрытой.

И вдруг — скрип петель. Дверь соседней комнаты распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. Бородатый замер на пороге, а за ним — Дамьен, его глаза вспыхнули яростью, как молния в ночи.

Мужчина у моих ног мгновенно отшатнулся, отпуская меня, будто я обожгла. Он вскочил, отводя взгляд, бормоча что-то на своем языке, но я уже не слышала.

Вскакивая с дивана, я споткнулась, платье задралось, но мне было плевать — слезы застилали глаза, ноги подкашивались от ужаса. Я бежала к нему, прямо через комнату, мимо хихикающих девушек и ошеломленного брюнета.

— Дамьен! — всхлипнула я, врезавшись в его грудь, и обхватила руками за пояс, прижимаясь всем телом. Мои пальцы вцепились в его пояс, лицо уткнулось в кожаную куртку, пропитанную его запахом. Слезы пропитывали ткань, тело тряслось в судорогах. — Он... он хотел... пожалуйста, не оставляй меня! Уведи меня отсюда!

Дамьен замер на миг, его руки повисли в воздухе, я почувствовала стук его сердца. Его взгляд метнулся к мужчине, и в нем была смерть — чистая, ледяная.

— Что, сука, ты сделал? — прорычал Дамьен.

Мужчина побледнел, отступил на шаг, а я только крепче вцепилась в Дамьена, задыхаясь от рыданий, не в силах разжать пальцы.

— Я у тебя спрашиваю, мудак?! — рявкнул Дамьен, схватил меня за плечи и резко отстранил в сторону, шагнув вперед. И только сейчас до меня дошло: я бросилась от одного насильника прямиком к другому. Голова отказывалась думать ясно, и я искала спасения даже у своего собственного мучителя.

— Дамьен, брось, — выдавил мужчина, вытирая кровь с губы. — Ты сам назвал ее шлюхой, я просто хотел воспользоваться. Мы же всегда делим шлюх, разве... — не успел договорить, как кулак Дамьена врезался ему в лицо с хрустом. Тот пошатнулся, но удержал равновесие, качнувшись назад.

Хоть незнакомец и был накачан, как бык, он уступал Дамьену головой по росту. Я прижала руку к груди, сердце колотилось громко— страх сжимал горло: это зайдет слишком далеко.

— Дамьен, успокойся, — сказал бородатый, но Дамьен уже не слышал. Его кулак врезался в лицо мужчины второй раз — хруст кости, кровь брызнула из разбитого носа, забрызгав обшарпанную кожу дивана.

Мужчина — этот горилла с татуировками — зарычал, пытаясь встать, но Дамьен был как разъяренный зверь: широкие плечи напряглись, глаза горели безумным огнем, а кулаки молотили без остановки.

— Ты... тронул... ЕЁ! — рычал Дамьен с каждым ударом, его голос срывался в звериный хрип. Первый хук — в челюсть, голова мужчины мотнулась назад, зубы клацнули. Второй — в живот, выбивая воздух из легких, тот согнулся, хватая ртом воздух.

Дамьен схватил его за волосы, рванул голову вверх и врезал коленом в лицо — хруст, кровь хлынула рекой, стекая по татуировкам на шее.

Я стояла, прижав руку к груди, сердце колотилось так, что казалось, разорвет ребра.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

—Дамьен... пожалуйста хватит!! — крикнула я, ноги не слушались, страх парализовал.

Комната замерла в кошмарной тишине, прерываемой только мокрыми шлепками кулаков о плоть и стонами побежденного.

— Стой, брат! — заорал брюнет, вскакивая с дивана. Он бросился вперед, пытаясь схватить Дамьена за плечи, но тот — как ураган — развернулся и локтем врезал ему в висок. Брюнет отлетел к стене, ударился о бетон и сполз вниз, держась за голову. — Черт... Дамьен, хватит!

Бородатый ринулся следом, его мускулистые руки обхватили Дамьена за талию сзади, пытаясь оттащить.

— Остынь, сукин сын! Ты убьешь его! Мы же братья! — кричал он, краснея от натуги. Мужчина на полу уже не сопротивлялся — лежал свернувшись, кашляя кровью, его лицо превратилось в кровавое месиво: разбитые губы, синяки под глазами, нос свернут в сторону.

Дамьен извернулся в хватке бородатого, как змея, — ударил локтем назад, попав в ребра, тот охнул, но не отпустил. Брюнет, пошатываясь, подполз и вцепился в ноги Дамьена, валя его на пол.

Трое катались по грязному бетону в клубке из кулаков и ругани —

"Сука!", "Отпусти!", "Дамьен, блядь!" — но Дамьен был неудержим, его кулак снова врезался в бок лежащего, выбивая хрип.

Наконец бородатый, рыча от боли, навалился всем весом, прижимая Дамьена лицом к полу, а брюнет обхватил его руки, заламывая за спину.

— Хватит! Достаточно! — проорал бородатый в ухо Дамьену, его голос сорвался. Дамьен дергался еще секунду, мышцы бугрились под курткой, дыхание вырывалось свирепым рыком, но потом... обмяк. Его тело расслабилось, кулаки разжались, и он замер, тяжело дыша.

Комната повисла в тишине, прерываемой только стонами избиенного. Бородатый медленно поднялся, потирая ребра, брюнет отпустил руки Дамьена и отполз, вытирая кровь с лица. Мужчина на полу шевелился еле-еле, сплевывая красное на пол.

Дамьен сел на корточки, грудь вздымалась, как кузнечные мехи, глаза всё ещё полыхали бешеным огнём, но ярость медленно угасала, оставляя тяжёлое дыхание.

— Что на тебя нашло, блядь?! — заорал бородатый, сплюнув кровью в сторону, его лицо исказилось от злости. — Из-за какой-то девчонки ты готов сорвать сделку?!

Дамьен начал подниматься, не отрывая взгляда от того, кто посмел ко мне прикоснуться. Он дышал тяжело, прерывисто, как раненый зверь. Куртка висела на нём лохмотьями — порванная в драке, — и он со злостью сорвал её одним движением, швырнув на грязный пол. Под ней осталась чёрная облегающая кофта, обрисовывающая бугры напряжённых мышц.

— Ещё раз тронешь то, что я не разрешал, — прорычал он, — я убью тебя, блядь. И плевать мне на сделку!

Его взгляд метнулся ко мне. В следующий миг он резко схватил меня за запястье железной хваткой, и мы рванули к выходу.

Дамьен был в бешенстве, шаги — широкие, яростные, — я едва поспевала, спотыкаясь на каблуках.

от автора

Дорогие читатели, как вам глава?

Что будет дальше?

Неужели Дамьен причинит ей боли?

Очень интересно ваше мнение, пишите в комментариях ❤️

Хочу ещё напомнить что у меня есть телеграмм канал, буду рада каждому. Можно найти по названию: «

Дневник жемчужины»

Глава 20: Наивная

Дамьен толкнул меня к машине — я едва удержалась на ногах.

— Сядь! — рявкнул он, обходя автомобиль и захлопывая дверь со своей стороны.

Я послушно потянула ручку и скользнула на сиденье. Сердце колотилось, предчувствуя беду. Я вжалась в спинку, стараясь не дышать громко.

Он сидел молча, крепко сжимая руль. Пальцы побелели от напряжения.

— Что он сделал? — спросил наконец, не глядя на меня.

— Н… ничего, — прошептала я.

Дамьен резко обернулся.

— Как — ничего?! — взорвался он. Глаза вспыхнули безумным огнём, вены на шее вздулись. — Как ничего, чёрт тебя побери?!

Я вздрогнула всем телом, вжимаясь в сиденье глубже, руки инстинктивно поднялись к груди, как щит. Сердце колотилось в горле, слёзы снова жгли глаза — его ярость была как удар хлыста, и я чувствовала себя загнанным зверьком в клетке.

— Он... он хотел... — заикаясь, выдавила я, голос дрожал, срываясь на всхлип. — Хотел раздеть меня... посмотреть... там... Пожалуйста, не кричите!

Его лицо исказилось от бешенства. Кулаки сжались на руле так, что хрустнули костяшки, а потом... он сорвался. Резко перегнулся через меня, одной рукой вцепился в вырез моего платья — тонкая ткань затрещала под пальцами, как бумага.

— Значит хотел раздеть?! — прорычал он сквозь зубы, рванув сильнее. Платье разорвалось спереди с громким треском, обнажая грудь, кружевной лифчик. Я ахнула, пытаясь прикрыться руками, но он был быстрее: вторая рука схватила подол, дёрнула вверх, ткань лопнула по швам, обнажая бёдра, трусы. — Никто... не посмеет... смотреть!

— Нет! — вскрикнула я, извиваясь на сиденье, слёзы хлынули ручьём, — его пальцы жгли кожу, где касались, глаза горели не только злостью, но и голодом.

Платье висело лохмотьями на плечах, я была почти голой под его взглядом, дрожа от холода и его ярости.

— Я закончил то, что он начал, тварь! — взорвался он. — И не смей больше звать меня на помощь! Я тебе не спаситель!

— Неправда, — прошептала я едва слышно. — Вы… вы же спасли меня.

— Я спас тебя, чтобы воспользоваться самому, — процедил он, сверкая глазами. — Ты ещё не поняла, дурочка? Я не спасаю. Я причиняю боль.

Слёзы скользнули по щекам. Я вжалась в дверь, обхватила себя руками.

Я кивнула — не потому что соглашалась, а потому что больше не могла сопротивляться.

— Мы ещё не закончили с тобой, — прорычал он злобно, глаза сверкнули. Двигатель "Лексуса" взревел, и машина сорвалась с места — шины взвизгнули по мокрому асфальту, рванули вперёд со всей скоростью, игнорируя дождь, светофоры, весь чёртов мир.

Я вжалась в сиденье, лохмотья платья едва прикрывали тело, груди колыхались при каждом рывке. Мы неслись через ночь, фары разрывали ливень, скорость вжимала меня в спинку.

Менее чем за пять минут он влетел во двор особняка — шины заскользили по гравию, машина дёрнулась и встала, как вкопанная. Дамьен выскочил первым, обошёл капот молнией и рванул мою дверь.

— Выходи! — рявкнул он, хватая за руку железной хваткой, выдергивая меня наружу.

Дождь хлестнул по голой коже. Я стояла, дрожа, в одних клочьях ткани, почти обнажённая под открытым небом — стыд залил щёки краской, я инстинктивно прикрылась руками, скрестив ноги, везде была охрана.

— Дайте мне прикрыться… — всхлипнула я. — Кто-то увидит!

— Заткнись, шлюха! — прорычал он, и потащил меня к дому — хватка на запястье выворачивала сустав, я спотыкалась босиком по мокрому гравию, острые камни впивались в ступни, когда туфли сами вылезли с моих ног.

Дверь распахнулась, слуга в холле замер, глаза округлились на моём обнажённом теле, но Дамьен рыкнул:

— Глаза отвёл, сука! — и тот метнулся прочь.

Он тащил меня вверх по лестнице. Я падала на колени, царапая кожу, но он рывком поднимал меня.

— Быстрее! — шипел он, шлёпнув по мокрой ягодице, звук эхом по коридору.

Наконец — дверь спальни. Он толкнул меня внутрь с такой силой, что я полетела на пол.

Я ударилась коленями, боль прострелила ноги, лохмотья платья окончательно сползли, оставив меня полностью обнажённой, только белье скрывало части тела.

Слёзы хлынули сильнее, тело дрожало от холода и ужаса, я попыталась встать на четвереньки, но дверь захлопнулась с грохотом, и Дамьен навис надо мной, как тень смерти — глаза полыхали бешенством, дыхание вырывалось хрипло, кулаки сжаты.

— Ты... маленькая шлюха... — прорычал он. — Я не твой спаситель!! Я твой ад!

Он схватил меня за волосы грубо, рванул вверх, заставляя встать на колени. Боль в скальпе жгла огнём, я взвизгнула, руки потянулись к его запястью, царапая, но он злобно рассмеялся и рванул сильнее, прижимая лицом к своему паху. Через брюки чувствовался его твёрдый член, пульсирующий от злости и желания.

— Заткнись! — заорал он и шлёпнул меня по щеке открытой ладонью. Не кулаком, но резко, голова мотнулась в сторону, щека запылала.

— Пожалуйста! Не надо, — умоляла я, голос сорвался в хрип, тело изогнулось, пытаясь отползти, но он рванул за волосы сильнее. — Ты моя! Будешь чувствовать боль — только от меня!

Его дыхание сбилось, ярость перешла в голод. Он одним движением расстегнул брюки, член вырвался наружу — огромный, венозный.

Без слов, без подготовки, он толкнул меня на спину, грубо раздвинул ноги. Ногти впились в бёдра, оставляя царапины. Он сорвал трусы и врезался внутрь одним толчком — сухо, жёстко, разрывая меня.

— Нет!! — завыла я, тело выгнулось дугой, боль была адской — как будто рвут на части. Внутри всё горело, я извивалась под ним, ноги брыкались, руки царапали его грудь, оставляя кровавые полосы. — Дамьен, умоляю! Медленнее! Ты разрываешь меня!

Но он не слушал — вбивался глубже, ритм яростный, безжалостный, каждый толчок — как удар, шлепки бёдер о мои эхом по комнате, его член растягивал, тёрся о стенки.

Его ладонь хлестнула по бедру — звонко, оставляя красный отпечаток, боль прострелила, заставив мышцы сжаться вокруг него.

— Кричи, шлюха! — рычал он хрипло, ускоряясь, и шлёпнул по ягодице — сильно, жгуче, кожа вспыхнула, я взвизгнула:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не надо!

Но он только усмехнулся.

— Дамьен... нет... умоляю!

Я не знала, как его успокоить.

Не знала, что мне поможет.

Сейчас некому меня спасти — только я сама.

Если хочу выжить, должна говорить, должна действовать.

Я обняла его за шею, чувствуя, как под ладонями дрожат мышцы.

Его дыхание было горячим, тяжёлым, как ярость, готовая сорваться с цепи.

— Это не то, что вам нужно, — прошептала я, почти касаясь губами его уха.

Он замер. Резко остановился, будто слова пронзили его сквозь шум ярости.

Я отстранилась и подняла взгляд. Его глаза были мрачными, но впервые в них мелькнуло что-то похожее на сомнение.

Моя ладонь дрожала, когда я коснулась его щеки, где смешались пот и слёзы — мои или его, я уже не понимала.

Он слушает…

Боже, он действительно слушает меня.

Это мой шанс. Мой единственный.

Если хочу достучаться до него, я должна говорить по-другому.

Без страха. Без «вы».

Только так он услышит.

— Слушай, — выдохнула я, переходя на «ты». — Просто… послушай меня.

Я сглотнула.

— Ты не этого хочешь, Дамьен, — продолжала я, голос дрожал, но я держалась, не отрывая глаз от его — в них всё ещё полыхала буря, но теперь с трещиной, через которую пробивался свет.

Мои пальцы, мокрые от слёз, нежно гладили его щеку, спускаясь к подбородку, чувствуя, как напряжены мышцы челюсти.

Его член всё ещё был внутри меня — но он не двигался, дыхание вырывалось рваными толчками.

— Ты не этого хочешь, Дамьен, — повторила я мягче, обнимая его крепче за шею, прижимаясь грудью к его груди, чувствуя, как наши сердца бьются в унисон — моё от страха, его от ярости. — Я понимаю, ты никогда не получал тепла. Ты не знаешь, что такое добро, тебя учили лишь причинять боль, держали в клетке, как зверя. Но это не то, что тебе нужно.

Он замер, зрачки расширились, взгляд — дикий, но... слушающий.

Я видела, как трепещет веко, как пальцы на моих бёдрах разжались чуть-чуть, оставляя жгучие следы, но не впиваясь. Слёзы катились по моим щекам, и я не вытирала их — пусть почувствует мою уязвимость, мою правду.

— Дамьен... — шепнула я, проводя ладонью по его волосам, запуская пальцы в тёмные пряди, массируя виски нежно, как мать зверёнка. — Ты сильный. Ты не должен доказывать это ударами. Ты... ты можешь быть другим. Со мной. Я не боюсь тебя. Я вижу тебя — настоящего. Под всей этой злостью... там тепло. Я чувствую его. — Мой голос стал тише, бархатным, я прижалась губами к его виску, целуя солёную кожу, вдыхая его запах — пот, дождь, мускус. Тело всё ещё болело от его толчков, от шлепков, кожа горела синяками, но я не отстранилась — наоборот, обвила ноги вокруг его талии, прижимая ближе, показывая: я здесь, но не как жертва.

Его дыхание сбилось, грудь вздымалась чаще, и я продолжила, шепча прямо в ухо, губы касаясь мочки:

— Прошу прекрати всё это. Прекрати причинять боль. В душе ты этого не хочешь. Дай... почувствовать тебя по-настоящему. Без ярости. Просто... нас. — я провела снова рукой по его щеке — гладила, успокаивала напряжённые мышцы, чувствуя, как они тают под моим касанием.

Он издал низкий, хриплый стон — не рык, а что-то сломанное, уязвимое. Глаза закрылись на миг, тело обмякло сверху, вес прижал меня к полу, но уже не давя — обнимая.

— Сара... — выдохнул он, имя сорвалось с губ.

— Да, — кивнула я, улыбаясь сквозь слёзы, проведя рукой по шее — легко, нежно. — Я здесь. Дыши со мной. Вдох... выдох. Ты не один, Дамьен. Никогда больше. Дай мне... дай мне шанс показать тебе.

Мои пальцы переплелись с его, он прижимал их к полу, и я почувствовала, как его тело дрогнуло.

Но вдруг... его глаза распахнулись, и в них вспыхнул не свет, а тьма.

Он резко отстранился, и с рыком перевернул меня на живот одним движением — грубо, как куклу.

Я ахнула, пытаясь упереться ладонями в пол, но он уже навис сзади. Коленом раздвинул мои ноги шире, ногти впились в бедра, оставляя свежие царапины и заставляя встать на четвереньки.

— Нет, Дамьен! Подожди! — вскрикнула я, но он не слушал.

Его член врезался в меня сзади — одним жёстким толчком, без предупреждения, проникая глубоко во влагалище, растягивая до предела.

Боль вспыхнула адским пламенем — как будто внутри всё рвалось, жгло, я закричала, выгнувшись дугой, слёзы хлынули по щекам.

Боже, почему?

Я почти достучалась до него... почти увидела свет в его глазах.

Но он... он зверь. Я пыталась, шептала, гладила — думала, что смогу растопить эту ледяную стену.

Но кто я такая?

Наивная дура, которая верит в сказки. Моя жизнь... она уже разрушена. Рядом с ним — это не спасение, это тюрьма. Каждый толчок — напоминание: я его вещь, его игрушка для боли.

Я пытаюсь бороться, вырваться, но куда?

Он сломает меня, разобьёт, и я останусь осколками.

Он рычал, вбиваясь глубже — ритм беспощадный, шлепки его бёдер о мои ягодицы громкие, мокрые, каждый удар отзывался болью внутри, растягивая, терзая.

Его руки сжимали мои бедра — сильно, до синяков. Я извивалась под ним, кричала — но он только ускорялся, одна рука рванула мои волосы назад, выгибая шею, вторая шлёпнула по заднице — жгуче, оставляя красный след.

Член долбил без жалости, головка била в глубину, где всё было тесно.

Я пыталась... пыталась спасти его, спасти себя. Но это бесполезно. Он — ураган, который сметает всё. Моя жизнь кончена: учеба, друзья, свобода — всё ушло в эту пропасть. Рядом с ним я — ничто, сломанная кукла.

Почему я шептала эти слова?

Надежда?

Глупость.

Он берёт меня, как трофей, и я кричу от боли, но тело... тело привыкает, сдается. Я разрушила себя, позволив этому случиться. Нет выхода... только он...

Наконец он взревел — низко, по-животному — и кончил внутрь. Горячие струи заполнили меня, переполнили, стекая по бёдрам. Я всхлипывала, тело дрожало в судорогах, боль пульсировала везде — внутри, на коже и в душе.

Он вышел резко, оставив пустоту и жжение, встал, не сказав ни слова, и скрылся в ванной. Дверь хлопнула, вода зашумела, как будто смывая всё, что только что произошло. Я осталась на полу, свернувшись в комок, и тихо рыдала.

Что теперь?

Он вернётся… и всё повторится.

Мне лишь остаётся сдаться и отдать себя ему полностью.

Глава 21: Жалость

Дамьен вышел из душа, а я всё ещё сидела на полу — голая. Мне было нечего надеть: он всё разорвал.

Как всегда.

Моя спина упиралась в кровать рядом.

Он вытирал волосы полотенцем и не взглянул в мою сторону, лишь уставился на своё отражение в зеркале. Полотенцем было прикрыто лишь бедро; он начал одеваться, и я отвела взгляд — не хотела его видеть.

Во мне кипела ненависть от всего, что он со мной вытворял за эти несколько дней.

Я обхватила колени, опустила голову на них и уставилась в стену. Услышала, как он подошёл, и тут же подняла глаза.

На его лице появилась улыбка — голливудски белые, идеальные зубы бросались в глаза.

— Что с тобой, тебя кто-то обидел? — засмеялся он, наклоняясь к моему лицу. — Бедняжка, этот монстр тебя совсем изуродовал. Ничего, мы его накажем.

Он издевался. И это вывело меня из себя. Ненависть только росла — он видел это. У него не было ни жалости, ни сострадания. У него ничего не было. Он был просто отморозком.

— Что? — продолжал он, внимательно меня разглядывая. Он уже был одет: облегающая рубашка и штаны подчёркивали его фигуру. — Хочешь убить меня? Скажи это вслух, Сара!

Я смотрела на него с ненавистью — в глазах моих пылал огонь от всего, что он сделал.

Я поняла одно: он не собирается меня убивать. Ему нужно лишь мучить, наслаждаться тем, что я ему верю, смеяться над моей беспомощностью. Он хочет отомстить моему отцу и наказать меня за старые грехи.

Ему я была нужна живой — не мёртвой. И я решила действовать иначе.

— Если хочешь, — сказал он, следя за моей реакцией, — дам тебе нож. Или пистолет. Хочешь застрелить меня?

Он засмеялся своей хитрой, издевательской улыбкой, наклоняясь ближе, почти касаясь моего лица.

И тут я сорвалась. Ненависть взорвалась, как бомба. Я собрала слюну во рту и плюнула ему прямо в лицо с такой злостью, что плевок попал в глаз и стек по щеке, блестя на его идеальной коже.

Он отстранился мгновенно — резко, как от удара. Глаза расширились от шока, улыбка сползла. Его лицо исказилось в гримасе отвращения.

— Ах ты, сука! — взревел он, ругаясь матом.

Его рука взметнулась молнией и ударила меня по голове.

Удар был сильный, открытой ладонью, но с такой силой, что голова мотнулась вбок, мир помутнел в глазах, вспыхнули звёзды.

Боль прострелила висок, как молния, сознание закружилось, комната поплыла. Стены качнулись, пол ушёл из-под меня, я легла, хватаясь за голову, всхлипывая от боли и шока. Всё помутнело, звуки доносились приглушённо, как сквозь вату.

***

Дамьен

Типичное нудное собрание — как в школе: устроят допрос, упрекнут, а если провинился — поставят в угол. Только мой «угол» — это тюрьма.

Отец вызвал меня в кабинет, как обычно, чтобы отчитать и напомнить, какой я «плохой».

Идиот.

Думает, что меня это ранит.

Думает, что я сяду в угол и буду рыдать как девчонка. Полный бред — если он на это надеется, значит совсем безмозглый.

Когда я вошёл, рядом со столом стояла охрана — головорезы отца. Он сам сидел за столом, Марко — чуть поодаль в кресле. Я сел напротив, поправил рубашку и принялся ничем не выказывать волнения.

Отец смотрел на меня с ненавистью. Я уже привык — все смотрят на меня так: злобно и с опаской. Мне плевать.

— Не хочешь нам ничего рассказать? — процедил он.

— И что же рассказать? — пожал я плечами. — Если бы я хотел что-то сказать, уже бы сказал.

— Что за драка с мексиканцами? Ты в своём уме? — взорвался он.

Я улыбнулся про себя, вспомнив их лица и того придурка, который посмел дотронуться до моей собственности.

От одной этой мысли хотелось всё в комнате перевернуть.

Если бы отец узнал, что я собираюсь добить того, кого оставил там, он бы запер меня в подвале и ключ выбросил.

— Это моё дело, Фрэнк. — Я холодно посмотрел на него. — Им нужно было понять пределы. Сначала уважение, потом — всё остальное.

Он ударил по столу так, что чашка задрожала.

— Я в тебя врежу! — рявкнул он. — Если они перестанут с нами сотрудничать, мы потеряем кучу денег, ты понял? С меня хватит! Если это ещё раз повторится — сдам тебя с должности и пошлю Марко навести порядок!

Его слова меня тронули — но не так, как он рассчитывал. Я привык и к ругани, и к угрозам.

Паршивый отец, дурацкий брат, мачеха — шлюха, которая спит со всеми, а он этого не видит. Да и я, кстати, её тоже…трахнул, и он этого не видит.

Что за главарь из такого? Конченые психи, которые называют меня тем, кем им удобнее.

— Ты слышал, что я сказал, Дамьен? — прорычал отец, лицо налилось краской, кулак всё ещё сжимал край стола, вены на лбу вздулись, как у быка перед атакой. Охранники напряглись, их руки незаметно легли на кобуры — типичный цирк, когда Фрэнк теряет контроль. — Я сниму тебя с должности! Марко займётся всем — мексиканцами, сделками, этой твоей шлюхой! Ты — позор семьи!

Я откинулся в кресле, скрестил руки на груди, усмехнулся шире — его ярость только забавляла, как лай чихуахуа.

Марко сидел напротив, молча, с этой своей фальшивой улыбочкой, пальцы барабанили по подлокотнику — подонок ждал, когда меня сольют, чтобы самому сесть на трон.

— Снимешь? — переспросил я лениво, растягивая слова, как жвачку. — А кто тогда будет пачкать руки, папочка? Ты? С твоей-то спиной, которая хрустит, как старая дверь? Или Марко, который только и умеет, что трахать твоих шлюх за спиной?

Марко дёрнулся в кресле, его улыбка сползла, глаза сузились — попал в точку, сукин сын. Отец вскочил, опрокинув стул, — грохот эхом разнесся по кабинету, — и ткнул в меня пальцем.

— Ах ты, мразь! — взревел он. — Ты — ошибка, Дамьен! Животное, которое я должен был пристрелить при рождении!

Я рассмеялся — громко, в голос, откидывая голову назад.

Охранники переглянулись, не зная, вмешиваться или нет. Марко побледнел, как мел, попал под раздачу.

— Ошибка? — выдохнул я, вставая медленно, нависая над столом, глаза в глаза с отцом. — А кто вырастил меня таким, Фрэнк? Ты, с твоими "уроками" — бить первым, не жалеть? Помнишь, как ты заставил меня пристрелить того малого в подвале? В десять лет? Это твоя заслуга, папаша.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Отец задохнулся от ярости, лицо посинело, он схватил со стола тяжёлую пепельницу — стеклянную, массивную — и швырнул в меня. Я увернулся легко, она разбилась о стену за спиной, осколки посыпались на пол.

— Хватит! — заорал Марко, вскакивая. — Дамьен, заткнись! Отец, успокойтесь! Мы же семья!

— Семья? — фыркнул я, поворачиваясь к нему, шагнув ближе — он отступил, наткнувшись на кресло. — Я же — ошибка, не так ли? Смешно, братец.

Отец рухнул обратно в кресло, хватаясь за сердце, дыхание хриплое — старый хрыч, на грани. Охранники ринулись к нему, но он отмахнулся:

— Вон! Все вон! И ты, Дамьен... убирайся! Но запомни: один неверный шаг — и ты в подвале гниешь!

Я пожал плечами, развернулся к двери, бросив через плечо:

— Как скажешь, Фрэнк. Но мексиканцы... они уже знают, кто здесь хозяин.

Дверь захлопнулась за мной.

Я шёл по коридору. Сердце стучало, как молот в кузнице, — адреналин кипел, требуя выхода.

Мне хотелось разбить всё вокруг: перевернуть столы в холле, разбить вазы. Разрушить, сломать, увидеть, как осколки летят, как кровь течёт — не моя, чужая. Это всегда помогало: боль других заглушала мою.

Мне должно быть насрать на неё, на эту Сару — просто шлюху, инструмент для мести, тело для использования. Я должен был плюнуть и забыть, как всегда.

Сколько их было?

Десятки, сотни — лица стирались, как пыль под ногами.

Но нет. Эта тварь засела в голове, как заноза.

Я остановился у окна, уставившись в дождь за стеклом — ливень хлестал по саду, как моя злость по венам.

Она лежит там, в моей комнате, в бессознании от моего удара.

Дура!

Плюнула в лицо — в моё лицо!

Никто не смел такого.

А мне... мне понравилось?

Эта искра в её глазах, эта ненависть. Не как у других, кто ломался от первого взгляда.

Я почувствовал... жалость?

Когда увидел, как она упала, хватаясь за голову, всхлипывая.

Жалость, блядь!

Слово-то какое мерзкое, как кисель в горле. Разве я жалел кого-то?

Отца?

Этот старый ублюдок заслуживает пули в лоб.

Марко?

Пусть сдохнет в своей зависти.

Женщин?

Они — мясо, развлечение, способ забыться. Пол не имеет значения — все одинаково хрупкие, все ломаются.

Но она... Сара.

Её шепот в ушах: "Ты не этого хочешь".

Чушь!

Я хочу именно этого — власти, боли, чтобы чувствовать себя живым.

А теперь?

Теперь я думаю о ней: как она свернулась на полу, голая, уязвимая, с синяками от моих рук.

Хочется вернуться, встряхнуть её, трахнуть снова — грубо, чтобы стереть эту жалость.

Или... нет.

Принести одежду?

Что за хуйня в голове?

Я ударил кулаком по стене — боль в костяшках взорвалась, но не помогла. Должно быть насрать!

Она — дочь врага, инструмент мести.

Живая — да, чтобы мучить, чтобы отец её страдал, зная, что я имею его принцессу.

Но почему тогда эта тяжесть в груди?

Как будто я сломал что-то своё, не чужое.

Я зарычал тихо, прислонившись лбом к холодному стеклу.

Разрушить всё — да, но начинать с неё?

Нет, она нужна.

Живая.

Чтобы мучить... или чтобы... чёрт, нет!

Никаких "или".

Я — Дамьен, зверь, как они говорят. И жалости нет места. Но мысли крутятся: её глаза, полные огня, её тело под моим — не сломленное, а... сопротивляющееся.

Мне хочется вернуться, увидеть, жива ли она, не слишком ли сильно ударил.

Блядь, что со мной?

Это слабость.

А слабость — смерть в нашем мире.

Я оттолкнулся от окна, шаги эхом по коридору — в комнату.

Убью эту жалость в себе, раздавлю её, как насекомое.

Но сердце стучит быстрее — не от злости, а от... чего-то другого.

Чёртова девка, что она со мной сделала?

Я зашёл в комнату и увидел, что она не дёрнулась. Всё ещё лежала на полу — свернувшаяся в комок, неподвижная.

Голая.

Кожа в синяках и царапинах — моих метках, — между бёдер блестела липкая грязь: моя сперма, её влага, следы крови от грубости.

Блядь.

Я замер в дверях, сердце сжалось — не от злости, а от этой чёртовой тяжести в груди. Она дышала — ровно, тихо, грудь вздымалась, — жива.

Хорошо.

Но вид её... сломанной, уязвимой... разъебал что-то внутри.

Чёрт, Дамьен, соберись. Это слабость. Ты её ударил — заслужила, сука плюнула в лицо.

Должно быть плевать.

Разрушь её дальше, трахни снова, пока не перестанет шевелиться.

Но... нет.

Почему рука тянется к ней?

Почему хочется... защитить?

Блядь, нет!

Шаги тяжёлые, подошёл ближе, опустился на корточки — осторожно, как будто она хрупкая ваза, которую сам же разбил. Руки легли под её спину и колени, нежно, почти боясь коснуться.

Она была лёгкой, тёплой, несмотря на холод пола, — поднял её медленно, прижимая к груди, чувствуя, как её голова безвольно упала мне на плечо.

Ненавижу это.

Ненавижу, что чувствую её тепло.

Должно быть насрать!

Уложил её на простыни — мягко, расправляя тело, как будто она принцесса, а не шлюха для мести.

Она не проснулась, веки дрогнули, но только. Я встал, рванул к прикроватной тумбочке — пачка салфеток, влажные, которые держу для... чёрт знает, для таких моментов?

Ругаясь сквозь зубы:

— Какого черта я это делаю? Я её трахнул, как животное, а теперь... нянька? Блядь, Дамьен, ты сдурел! — взял салфетку, смочил в ванной водой — быстро, вернулся.

Опустился на край кровати, раздвинул её ноги чуть — нежно, не грубо, — и начал вытирать.

Салфетка скользила по внутренней стороне бёдер, убирая липкую грязь: сперму, кровь, пот — медленно, аккуратно, чувствуя, как её кожа теплеет под пальцами.

Она такая мягкая... черт, почему это трогает?

Я её сломал, а теперь чищу?

Это не я.

Это слабость.

Но... не могу остановиться.

Её запах... её тепло... чёрт!

Закончил, бросил салфетки в корзину — взял одеяло, тяжёлое, шерстяное, накрыл её полностью, подоткнул края, как будто она ребёнок. Она шевельнулась во сне, вздохнула — и я замер, гладя её по волосам — нежно, пальцы запутались в прядях.

Что за бред?

Я её бью, трахаю, а теперь... ласкаю?

Ненавижу себя.

Но... красивая.

Живая. Моя.

— Спи, дура, — прошептал я, ругаясь тихо, — Я...чёрт, я сделал это. Ударил. Трахнул. Но ты жива. Заслужила. Но... не умирай.

Поднялся, отошёл к окну, кулак сжался — сердце разрывалось между зверем и... этим новым, чужим чувствам.

Я даже не знаю, кто я теперь.

Глава 22: Ненависть

«Я ухожу не потому, что слаба, а потому что стала сильнее твоей тьмы.»

Сара

Я проснулась от сильной головной боли — от удара Дамьена. Я снова и снова прокручивала в голове то, что случилось, и с каждым воспоминанием тревога росла.

Я обняла одеяло и перевернулась на бок. В кресле напротив сидел Марко. Я чуть приподнялась, плотнее прижав покрывало к груди — возможно, это он уложил меня на кровать. Его руки были расслаблены на подлокотнике, на нём — чёрный костюм, деловой вид.

— Вы? — спросила я.

— Очнулась, Сара? — тихо ответил он.

— Вроде… но что вы здесь делаете? — пробормотала я.

— Пришёл поговорить и ждал, когда ты очнёшься, — объяснил он.

— Долго ли пришлось ждать?

— Достаточно, — ответил он сразу и, как бы робко, добавил: — Сара, давай на «ты»?

Я кивнула. Он встал и подошёл ближе.

— Можно присесть? — он указал на край кровати. Я позволила. Он сел и внимательно посмотрел на меня. Я прижалась к изголовью, крепко держала одеяло, пытаясь скрыть наготу.

Неужели он видел меня такой, когда поднимал? — мелькнула мысль.

— Мне жаль, что мой брат так с тобой обошёлся, — начал он тихо.

В памяти опять всплыли кадры: как он напал, как я пыталась успокоить, просила, хотела обнять — и получила в ответ не пощады. Я плюнула ему в лицо, и дальше во тьме — провал.

— Ты не должна меня жалеть, Марко. Я справлюсь, — выдавила я, хотя сама едва верила этим словам.

— Нет, — тихо сказал он, — я просто хочу помочь тебе. Ты хорошая девушка, Сара. Хоть я и помню тебя смутно с детства, но за эти дни понял одно — ты не заслуживаешь того, как с тобой обошёлся мой брат.

Его слова прозвучали искренне, и я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Эти простые фразы значили больше, чем он мог представить.

Я была готова ухватиться за любую возможность освободиться — убежать от него, от этого монстра. Но верить… я уже не умела.

— И чем ты можешь мне помочь? — спросила я. — Насколько я вижу, все в этом доме его боятся.

Марко едва заметно усмехнулся и чуть наклонился ко мне. Его рука легла на моё колено — осторожно, будто он хотел поддержать, а не напугать.

Но моё тело всё равно напряглось. Я поймала его взгляд и, прижимая одеяло к себе, посмотрела прямо в глаза.

Марко почувствовал, как я напряглась, и сразу убрал руку, словно боялся спугнуть.

— Прости, — тихо сказал он. — Я не хотел тебя пугать.

Я кивнула, но не расслабилась. Тишина между нами стала вязкой.

— Ты права, — продолжил он. — Здесь все боятся Дамьена. Даже я.

Он усмехнулся.

— Но бояться — не значит подчиняться, — добавил он. —Я помогу тебе сбежать, Сар.

От этих слов по телу пробежала дрожь. Сердце заколотилось сильнее. Он… действительно собирается помочь? Это шанс — мой единственный шанс спастись от этого дьявола. Но неужели он говорит серьёзно?

— Что? — выдохнула я, не веря своим ушам. — Ты действительно хочешь помочь мне сбежать? А у тебя не будут из-за этого проблемы с братом?

— Плевать, — коротко ответил он. — Я никогда у него не спрашивал, что мне делать.

Я растерянно посмотрела на него. В его голосе не было ни тени сомнения, только твёрдость.

— И как… как ты собираешься это сделать? — спросила я осторожно.

— Я устрою встречу с твоим отцом. Скажу, что я лично передам тебя ему. Только рядом с ним ты будешь в безопасности.

— Что? — я покачала головой. — Марко, я… я не знаю этого человека.

Он посмотрел на меня серьёзно, почти с жалостью.

— Я знаю. Но если ты не уйдёшь к нему — не жди свободы. Дамьен найдёт тебя где угодно. Это единственный путь, Сара. Единственный, если ты хочешь выжить.

— Ты правда говоришь серьёзно? — переспросила я, не веря своим ушам. — Не попытка успокоить меня пустыми словами?

— Совершенно серьёзно, — Марко посмотрел мне в глаза так, что мне стало жарко. — Я не могу стереть то, что произошло, но могу дать тебе шанс уйти отсюда, пока ещё есть возможность. Поверь — это для тебя единственный шанс уехать живой и целой.

Я покачала головой, слова слипались в горле.

— А что если мой отец откажется? Что если он скажет «нет»?

— Тогда приду сам, — спокойно ответил он. — Я знаю, как попросить. И если понадобится — устрою подстраховку. Только не истери и не делай резких движений. Я попрошу о времени — ты будешь готова.

Я прижала одеяло к груди, пытаясь унять дрожь.

— Почему ты это делаешь? — спросила тихо, потому что мне казалось, что у каждого шага Марко есть своя цена.

Он тяжело вздохнул.

— Потому что, — сказал он наконец, — видя тебя вот так… я не могу больше смотреть, как это происходит. И потому что мне противно убирать за своим братом. Хочешь — называй это слабостью, хочешь — попыткой искупить… Я просто не хочу больше, чтобы кто-то ломал тебя.

В этот момент в дверь постучали, и в комнату вошла служанка с аккуратно сложенной стопкой одежды — простая белая блузка, чёрная юбка, тёплый пиджак. Она опустила вещи на стул у кровати

— Вам пора принять душ, мисс Сара, — сказала служанка, вежливо поклонившись, и тихо вышла из комнаты.

Марко поднялся с кровати.

— Подумай над моими словами, — произнёс он, выпрямляясь. — Я вернусь позже, и мы обсудим план действий. — Он слегка подмигнул, будто пытаясь разрядить атмосферу.

— Хорошо, — кивнула я. — Спасибо, Марко.

Он коротко кивнул в ответ и направился к двери. Когда за ним щёлкнул замок, я медленно поднялась, чувствуя, как от напряжения ломит голову. Всё происходящее казалось нереальным, но сейчас мне нужно было одно — смыть с себя его прикосновения, его запах, эту липкую память.

Я пошла в ванную и долго стояла под горячими струями воды, пока кожа не покраснела. Только тогда стало немного легче дышать.

После душа я надела чистую одежду, оставленную служанкой, и вышла обратно в комнату.

Служанка как раз заканчивала застилать постель.

— Где Дамьен? — спросила я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У него сейчас сеанс, — ответила она спокойно, поправляя подушку. — Скоро вернётся.

— Сеанс психотерапевта? — уточнила я.

— Да, мисс.

Я усмехнулась горько.

— Теперь понятно, почему он туда ходит, — пробормотала я, — хотя это можно было понять с самого начала.

Служанка никак не отреагировала — просто молча собрала постельное бельё и вышла, а я осталась одна, слушая, как дверь за ней мягко закрылась. В комнате пахло свежестью и его парфюмом. От этого запаха снова сжалось внутри.

От него мутило.

Я подошла к окну. За стеклом — двор, люди в чёрных костюмах, охрана. Всё под контролем. Ни малейшего шанса выйти незамеченной.

Но Марко… может ли он действительно сделать то, о чём говорил? Или просто испытывает моё доверие?

Внутри боролись страх и слабая, почти болезненная надежда.

Я прижала лоб к холодному стеклу. Снаружи ветер гонял сухие листья, и они царапали подоконник — точно так же, как тревога внутри меня.

Ещё немного, Сара. Держись.

В дверь постучали — тихо, но настойчиво. Я вздрогнула.

Кто это мог быть? Дамьен — вряд ли. Он бы не стал стучать.

Стук повторился.

— Кто там?! — крикнула я, чувствуя, как сердце болезненно сжалось.

Дверь медленно приоткрылась, и на пороге появился мужчина в строгом костюме. В руках — кожаная записная книжка, на переносице — очки в тонкой оправе. Я сразу узнала его.

Доктор Роберт.

Что он здесь делает?

Разве не должен быть сейчас с Дамьеном?

— Мисс Сара, прошу прощения, что беспокою, — начал он мягким, почти успокаивающим голосом. — Но мне нужно с вами кое-что обсудить. Если, конечно, вы не против.

Я оцепенела, не зная, что ответить. Но спустя несколько секунд кивнула. Он вошёл, закрыл за собой дверь и опустился в кресло, аккуратно положив записную книжку на колено.

— Присаживайтесь, — предложил он.

Я подошла к кровати и осторожно села на край, не сводя с него взгляда.

— Мисс Сара, — начал он, поправляя очки, — я доктор Роберт. Личный психиатр Дамьена. Возможно, вы уже слышали обо мне.

— Да, — кивнула я.

— Не возражаете, если будем на «ты»?

— Нет, не возражаю, — ответила я, пытаясь улыбнуться.

Доктор чуть заметно кивнул и продолжил:

— Я знаю, кто ты, Сара. Я наблюдаю за Дамьеном долгие годы, можно сказать, он вырос у меня на глазах, — он выдохнул, глядя в свои записи, будто вспоминая каждую деталь. — За всё это время я не встречал пациента сложнее. Я знаю его мышление, его привычки, его вспышки. Знаю, когда он лжёт, когда злится… и даже когда готов убить.

Я слушала, не понимая, к чему он клонит и зачем рассказывает мне всё это.

— Простите, доктор Роберт, но… что вы хотите этим сказать?

Он поднял на меня взгляд, в котором мелькнула усталость — и что-то похожее на любопытство.

— Мне кажется, Сара, это

ты

на него повлияла.

— Я? — переспросила я, не веря своим ушам.

Доктор Роберт чуть приподнял брови, будто ожидал именно такой реакции.

— Да, ты, — спокойно подтвердил он, закрывая блокнот. — И, возможно, сильнее, чем кто-либо до тебя.

Доктор Роберт чуть приподнял брови, как будто ожидал именно такой реакции.

— Он стал... другим. Не сразу, но заметно. Его гнев стал неуправляемым, вспышки — чаще, бессонница усилилась. И при этом — появляется вина. Раньше её не было вообще.

Я сжала ладони, не зная, радоваться этому или бояться.

— Вина? — переспросила я. — Он способен чувствовать такое?

— Видишь ли, — доктор задумчиво посмотрел на меня поверх очков, — большинство психопатов не осознают, что они причиняют боль. Дамьен — осознаёт. И делает это сознательно. В этом — и его болезнь, и его контроль. Но ты, — он сделал паузу, — ты нарушила этот контроль.

— Я? — выдохнула я, чувствуя, как внутри всё сжалось. — Я ничего не делала!

— Именно. Ты не делала. Ты сопротивлялась по-другому. Ты не кричала так, как другие. И это сломало привычную схему. Он не понимает, как тобой управлять. Ты не укладываешься в его систему страха. — Роберт говорил почти с восхищением, но голос его оставался ровным. — Для него ты стала ошибкой, которую он не может исправить.

Я опустила взгляд. В горле пересохло.

— И что теперь? Что это значит для меня?

— Что он будет ещё опаснее, — честно ответил доктор. — Когда человек теряет контроль, он ищет способ вернуть его любой ценой.

Моё сердце пропустило удар.

— Вы пришли, чтобы предупредить меня?

— Отчасти. — Роберт убрал очки и протёр переносицу. — Я наблюдаю за ним долгие годы. И впервые вижу, что его можно остановить не таблетками, не терапией, а... чувствами. Он не способен любить, но может зависеть. А зависимость, — он усмехнулся, — разрушает даже таких, как он.

— Вы хотите, чтобы я... что? Продолжала быть рядом?

— Нет, Сара, — он покачал головой. — Я хочу, чтобы ты выжила. И, если повезёт, помогла мне остановить его окончательно.

Я насторожилась.

— Остановить? Это как понимать?

— У каждого монстра есть предел, — сказал Роберт, глядя прямо в глаза. — Иногда он называется смертью.

Я замерла. Воздух стал тяжёлым.

— Вы хотите, чтобы я...

— Нет, — перебил он. — Я не прошу тебя убивать. Я прошу тебя дать мне возможность сделать свою работу. Но мне нужно твоё согласие, чтобы действовать изнутри. Ты рядом с ним, ты видишь то, чего я не вижу. И ты можешь освободить монстра, который находится внутри него. Убить этого монстра. И тогда я наконец-то выдохну с облегчением.

Я усмехнулась, не веря ни единому его слову.

— Серьёзно? — холодно произнесла я. — И как же, по-вашему, остановить этого монстра?

Доктор спокойно сложил руки на коленях.

— Очень просто, — сказал он, словно говорил о чём-то очевидном. — Твоё тепло. Это всё, что ему нужно. Я понял это во время сегодняшнего сеанса. Конечно, я рискую, рассказывая тебе это, но… я действительно хочу помочь своему пациенту.

Я горько усмехнулась.

— Помочь

ему

через

меня

? — покачала головой. — Глупо. Я не его лекарство. Я жертва. И я не собираюсь играть в ваши терапевтические эксперименты. Извините, доктор, но я отказываюсь.

Он выдохнул, будто ожидал именно этого.

— Я тебя понял, Сара, — тихо сказал он. — И принимаю твои решения.

Роберт поднялся, аккуратно захлопнул свой блокнот и на мгновение задержал взгляд на мне.

— Спасибо, что выслушала, — произнёс он спокойно и направился к двери.

Когда за ним закрылась дверь, я осталась сидеть в тишине, стиснув зубы так сильно, что заболела челюсть.

«Помочь пациенту...» — эхом прокатилось в голове, и меня передёрнуло.

Им всем нужно одно —

помочь ему

.

Сделать его «лучше». «Понять». «Оправдать».

Никто не говорит о том, что он ломает других, что он уничтожает всё, к чему прикасается.

Он чудовище. И никакое моё «тепло» не спасёт его.

Я встала, чувствуя, как злость прожигает меня изнутри.

Хотелось швырнуть что-нибудь в стену, закричать — чтобы разорвать этот липкий кокон жалости, в котором они его держат.

Они все одинаковы.

Марко со своими обещаниями.

Роберт со своими теориями.

Я не их проект.

И не инструмент.

И уж точно не лекарство для чудовища, которое само выбирает быть таким.

Моё «тепло» он забрал силой.

Разорвал, как тряпку, и теперь все хотят, чтобы я снова

отогревала

его?

Да чтоб они все сгорели вместе с ним.

Я подошла к зеркалу. В отражении — чужое лицо. Бледное, с покрасневшими глазами, с какой-то новой тенью во взгляде.

Когда-то я боялась его. Теперь — ненавижу.

Настоящей, холодной, осознанной ненавистью.

И, пожалуй, впервые поняла: именно она держит меня на ногах.

Я больше не хочу быть его слабостью.

Я хочу стать тем, чего он боится.

Если доктор прав, и монстра можно «убить», то я сделаю это — но не ради него.

Ради себя.

Пусть он почувствует, каково это — терять контроль, когда на другой стороне стоит не беспомощная жертва, а человек, который больше не боится.

Я выпрямилась, провела рукой по волосам, выдохнула и посмотрела в окно.

Скоро он вернётся.

И если он думает, что всё будет, как прежде — пусть попробует.

На этот раз монстр встретит не мольбу.

А ответ.

От автора

Мои дорогие читатели, извиняюсь за задержку главы. Постараюсь исправиться. Буду благодарна, если вы проявите активность — это помогает писать быстрее и эффективнее. Поставьте звёздочку на главной странице книги и поддержите комментарием. Спасибо заранее ❤️????

Глава 23: Острие ножа

Дамьен не приходил в комнату вчера. Весь день я провела в тишине — еду приносили прямо в комнату, и никто не заглядывал. Даже Марко не появился.

Я ловила себя на том, что жду его — хоть на минуту, хоть одним взглядом. Хотелось сказать, что я согласна. Согласна бежать. Пусть даже к Сильвестору, если там моя мать — значит, мне нужно к нему.

Но одно не давало покоя. Доктор Роберт.

Он слишком настойчиво говорил, что хочет помочь Дамьену… и слишком странно выбрал для этого способ.

Я ходила по комнате, не в силах успокоиться. Все они казались мне какими-то… ненормальными.

Марко — заботливый, но какой-то подозрительно внимательный. Я хотела верить в его искренность, но внутри всё равно шевелилось сомнение.

А доктор Роберт… зачем он приходил? Сам? Или Дамьен его послал? Или у него своя игра?

Мне не нравится всё это. Совсем.

Я хочу знать правду. Что случилось в этой семье? Почему Дамьена лечит этот психолог с детства? Почему все ходят вокруг него на цыпочках и шепчут, что его стоит бояться?

Здесь явно происходит что-то, о чём мне не говорят.

К вечеру он всё-таки появился.

Марко так и не пришёл.

Дамьен вошёл без стука — как всегда, уверенно, в дорогом костюме. Не сказав ни слова, снял пиджак и кинул его мне.

Я машинально поймала ткань.

— Повесь, — коротко бросил он.

Я молча повесила пиджак, чувствуя, как напряжение снова возвращается.

Дамьен развалился в кресле, как король на троне, рубашка обтягивала широкую грудь, рукава закатаны до локтей, открывая мускулистые предплечья с проступающими венами. Он расслабил голову. Его глаза были закрыты.

Тишина давила. Я не шевелилась, сердце стучало в висках, но на этот раз страх смешался с чем-то другим — с той самой ненавистью, что жгла внутри после слов доктора. Я не буду его жертвой. Не сегодня.

— Подойди, — вдруг произнёс он хрипло. Голос низкий, командный, от которого по спине пробежали мурашки.

Я замерла. Хотела огрызнуться, сказать "нет", но ноги сами сделали шаг вперёд.

Ещё один.

Ещё.

Пока не оказалась прямо перед ним, так близко, что видела, как вздымается его грудь с каждым вдохом.

— Ближе, — прорычал он, и его рука молнией выстрелила вперёд, схватив меня за запястье. Рывок — и я оказалась между его ног, прижатая бёдрами к краю кресла. Его пальцы впились в кожу, не давая отстраниться.

— Расстегни пуговицы, — приказал он, не повышая голоса. — Медленно.

Мои руки дрожали, когда я потянулась к его рубашке.

Первая пуговица — пальцы скользнули по ткани, коснулись горячей кожи под ней. Он не шевельнулся, только дыхание стало чуть глубже.

Вторая пуговица — я видела, как проступают линии пресса, твёрдые, рельефные.

Третья — и рубашка распахнулась, обнажая грудь, покрытую шрамами от старых ран.

— Не останавливайся, малышка, — прошептал он, его свободная рука легла на мою голову, пальцы запутались в волосах, не тянут, но держат. Направляют. — Хочу чувствовать твои руки на себе. Каждую чёртову пуговицу.

— Почему вас не было так долго? — осмелилась я спросить.

Он чуть усмехнулся.

— Ты устроила мне допрос, милая? — глаза его сверкнули.

— Вовсе нет, — ответила я, расстёгивая последнюю пуговицу. Рубашка раскрылась, и я невольно замерла: его тело казалось мне оружием — мощным, угрожающим и одновременно манящим.

Дамьен наклонился чуть ближе.

— Опасно любопытствовать, Сара. Думаешь, я простил то, что ты плевала мне в лицо? Я не забываю.

Я сглотнула. Сердце колотилось так громко, будто его было слышно в тишине комнаты. Мне было страшно быть с ним откровенной, но в глубине знала: честность ему нравится.

— Я просто хотела вас убить, — сказала я ровно.

Он рассмеялся — коротко, без веселья.

— Убить? — переспросил он, глядя прямо в мои глаза. — Плевком?

— Если бы у меня было оружие, я бы вас убила, господин Дамьен. Поскольку его не было - я использовала то, что было. — Слова рвались, но я говорила спокойно.

Он провёл рукой по моим волосам, и прикосновение это было одновременно тёплым и холодным.

— Умница, — прохрипел он. — Вот твои мысли, Сара. Настоящие. Искренность тебе к лицу.

Я подняла голову, и в голосе моём прозвучала вся та ненависть, что копилась внутри.

— Я ненавижу вас всем сердцем. И ненавижу, что вы заставляете меня угождать вам. Я не шлюха. И никогда ею не была.

— Знаю, — тихо сказал он. Его пальцы в моих волосах замерли, не дёрнули, не отпустили, просто держали. — И это... заводит меня, Сара. Твоя ненависть. Она живая. Не как у других — они ломаются и ползают, умоляя о пощаде. А ты... ты бьёшь. Плюёшь. Хочешь убить. И чёрт, я бы дал тебе нож прямо сейчас, только чтобы увидеть, как ты попробуешь.

Я замерла, сердце колотилось так, что казалось, он слышит. Он наклонился ближе, дыхание обожгло мою щеку.

— Но ты не сделаешь этого, — прошептал он, большой палец скользнул по моей нижней губе, грубо, но не больно. — Потому что боишься меня. Или же просто не убивала никогда. Или же, ты уже привыкла ко мне, Сар.

Я дёрнулась, хотела отстраниться, но его хватка на затылке стала твёрже.

— Нет, — выдохнула я, голос дрожал, но я не отвела взгляд. — Потому что вы — трус. Бьёте тех, кто слабее. Защищаете свою клетку яростью. А я... я дождусь, когда вы сами сломаете себя.

Его усмешка стала шире, но в глазах мелькнуло что-то — растерянность? Боль?

Он резко рванул меня за волосы, притягивая лицо ближе к своему, так что наши губы почти соприкоснулись.

— Сломаю? — прорычал он, и его свободная рука легла на мою талию, пальцы впились в ткань блузки, сминая её. — Малышка, я уже сломан. С детства. И знаешь, кто виноват? Твой папаша. Он убил мою мать. Разорвал нашу семью, как тряпку. А теперь... теперь ты здесь. Чтобы я мог отыграться. На тебе. На твоём теле. На твоей ненависти.

Слова ударили, как пощёчина. Мать? Сильвестр?

Я чувствовала как он начинает злиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Твой отец погубил нашу семью! Мы потеряли очень много людей из-за твоего грёбаного отца, блядь! Понимаешь?! Я выполняю свою работу! Изнасилуя тебя, причиняя тебе боль, я изливаю так свою ненависть к нему, понимаешь, блядь! А ты… Ты его кровь! Ты чёртова кровь!! — взревел он вдруг, и его лицо исказилось в маске ярости — вены на шее вздулись, глаза полыхнули безумным огнём.

— Ты — его копия! Синие глаза, эти губы... Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу его рожу! И это сводит меня с ума, блядь!

Я даже не успела вдохнуть — его руки сжались на моих плечах, и он толкнул меня с такой силой, что мир перевернулся.

Я полетела назад, инстинктивно выставив руки, чтобы смягчить падение.

Ладони ударились о холодный паркет, колени прострелила боль, локти онемели от удара. Я упала на бок, волосы разметались по полу, тело сжалось в комок, защищаясь — руки перед лицом, колени подтянуты к груди.

Сердце колотилось в горле, слёзы жгли глаза, но я не закричала. Не сегодня.

Дамьен встал над мной, как тень смерти — грудь вздымалась тяжело. Он дышал, как бык, пот стекал по вискам, смешиваясь с яростью.

На миг мне показалось, он ударит снова — кулаком, ногой, чем угодно. Но вместо этого его рука метнулась к поясу брюк, пальцы ловко расстегнули скрытый карман на внутренней стороне.

Он выхватил нож одним движением, и воздух будто остыл от вида стали.

— Давай! — прорычал он.

Нож полетел вниз, звякнув о паркет в полуметре от моих рук — рукоять откатилась ближе, лезвие уставилось в меня.

— Убей меня, сука! Я позволяю! Вот оно, твоё оружие! Возьми и вонзи в сердце — прямо сюда! — Он ткнул кулаком в свою обнажённую грудь, над шрамами. — Сделай это! Освободи нас обоих! Покажи, что ты не его кровь, а настоящая тварь, как я!

Я замерла, уставившись на нож.

Пальцы дрожали, всего в сантиметре от рукояти. Сердце билось так, что рёбра болели.

В голове вихрь: "Возьми... убей... закончи это..."

Его глаза горели, он стоял надомной, не шелохнувшись, ожидая. Вызывая. Хотел, чтобы я сломалась — или доказала, что могу быть такой же.

— Давай, Сара! — заорал он, наклоняясь ближе, лицо в сантиметрах от моего. — Или ты трусиха? Дочь ублюдка, которая только и может, что плеваться и стонать подо мной?!

Я медленно подняла взгляд — на него. Мои пальцы дрогнули, но вместо того чтобы схватить рукоять, я оттолкнула лезвие ладонью в сторону, подальше.

— Нет, — прошептала я. — Я не стану убийцей. Как ты.

Его ярость на миг сломалась — глаза расширились, дыхание сбилось.

Он выпрямился, уставившись на меня, как будто я ударила сильнее ножа. Нож лежал между нами.

— Не станешь? Я заставлю тебя встать мной!! — он схватил меня за локоть, рывком поднимая с пола, пальцы впились в кожу так, что я зашипела от боли.

Я попыталась вырваться, но он был сильнее — в три раза, в десять.

Он сжал мои пальцы в кулак вокруг рукояти, заставляя сжать холодный металл. Мои суставы хрустнули под его давлением, но я не выпустила — не смогла.

— Вот так! Держи крепче, сука! — заорал он в лицо, голос эхом отразился от стен.

Его свободная рука легла поверх моей, прижимая нож к своей груди — прямо к тому месту, где билось сердце, под рельефными мышцами.

Лезвие упёрлось в кожу, острие слегка вмяло её, но пока не прокололо.

— Воткни! Давай, Сара! Убей меня! Освободи себя от этой хуйни! Ты же хотела, помнишь? Плевком, ножом — чем угодно!

Я тряслась всем телом, колени подгибались, но он держал меня, как марионетку. Руки дрожали неудержимо — мои пальцы белели вокруг рукояти, но я не могла нажать.

Не могла.

Сердце разрывалось от боли. Слёзы катились по щекам, горячие, солёные, капая на его руку.

— Я... не могу... — прошептала я, голос сломался на всхлипе. — Пожалуйста... Дамьен... не заставляй...

— ВОТКНИ, БЛЯДЬ!!! — взревел он громче, и его рука надавила сильнее — резко, безжалостно.

Острие прорвало кожу, тонкая струйка крови потекла по лезвию, окрашивая мою ладонь алым.

Он даже не поморщился — только глаза его сузились, зрачки расширились от адреналина.

Кровь капала на пол, между нами, но он не останавливался, давил дальше, заставляя лезвие войти глубже на сантиметр, на два.

— Чувствуешь? Это твоя месть! За всё! За мать! За боль! Делай это, или я сам заставлю тебя почувствовать, что такое настоящая кровь!

Боль в его голосе — не физическая, а та, что жила внутри — резала меня острее ножа. Мои руки тряслись так, что нож вибрировал у его груди, кровь текла быстрее, пачкая рубашку, пол, нас обоих.

Я зажмурилась, слёзы лились рекой, но пальцы разжались — нож выскользнул, упав с глухим стуком.

— Не могу... — всхлипнула я, оседая на колени в лужу его крови.

Он замер, глядя сверху вниз. Кровь сочилась из раны — неглубокой, но жгучей. Его грудь вздымалась, ярость угасала, сменяясь чем-то новым — шоком? Освобождением?

Он опустился на колени напротив, рука потянулась к моей щеке, пачкая её в крови.

— Почему... — хрипло выдохнул он. — Почему ты не сделала?

Я тяжело дышала от боли.

— Просто…не могу…— шепчу. — и вы тоже не сможете меня убить.

— Почему ты так уверена? — спросил он, голос низкий, как гром перед бурей, глаза впились в мои, полные безумия.

— Зная вас, вы бы давно это сделали.

Его рука метнулась к моему горлу — не сжимая, но угрожая, пальцы дрожали у кожи. Лицо в сантиметрах от моего, дыхание рваное, горячее.

— Ты... сука... — выдохнул он сквозь зубы, губы искривились в оскале. — Думаешь, я слабак? Что не разорву тебя голыми руками? Я убивал за меньше! За взгляд! За слово! А тебя... тебя я держу живой, потому что ты нужна мне чтобы использовать как вещь!

Я всхлипнула, слёзы жгли, но я вцепилась в его запястье — не отталкивая, а держа, пальцы скользкие от крови.

— Тогда сделай! — закричала я в ответ, голос сорвался на хрип, впервые не шепот, а вызов. — Убей меня, Дамьен! Разорви! Если я такая месть — закончи её! Но ты не можешь, правда? Потому что без меня... без моей ненависти... ты никто! Пустая оболочка! Я единственная, кто видит под этим дерьмом хоть что-то настоящее!

Его глаза расширились, зрачки — чёрные дыры. Он зарычал — животно, низко — и рванул меня ближе, наши губы почти соприкоснулись. Он боролся, я видела: хотел впиться в поцелуй, раздавить, слить нашу боль, но вместо этого толкнул меня.

— Заткнись! — взревел он, голос эхом ударил по стенам. Он схватил меня за волосы, рванул голову назад, обнажая шею. — Замолчи, Сара!

— Ты трус! Боишься почувствовать! Боишься, что я права. Но я права! Ты жалкий трус!

Он замер, дыхание сбилось, губы дёрнулись в сантиметре от моих — жар, пот, кровь. Его рука в волосах ослабла, другая легла на мою щеку — грубо, дрожаще, большой палец провёл по губам, будто пробуя.

Глаза — буря, полная огня и отчаяния. Ещё секунда — и он наклонился, но резко отстранился, рыча на себя, поднялся с пола и кулак врезался в стену, штукатурка посыпалась.

— Чёрт... тебя... — заорал он, и в следующую секунду его руки метнулись к рубашке — рванул её с себя одним яростным движением.

Он скрутил рубашку в комок и швырнул её в меня с такой силой, что она ударила по лицу, мокрой, тяжёлой от пота и крови, оставляя липкий след на щеке.

— Возьми сука! — взревел он, голос ломался от ярости, лицо искажённое, как у демона.

Он отвернулся и, прижав лоб к холодной стене, медленно выравнивал дыхание. Пытался взять себя в руки — я это чувствовала. Ему самому было не по себе; он, кажется, не до конца понимал, что делает и как с этим быть. Я видела это.

Я поднялась с пола, глядя на его широкую голую спину, и сжала в руке рубашку, пока память возвращала слова доктора Роберта: «Убить монстра».

Но монстра в нём не было. Сегодня он держался. Несмотря ни на что — он мог бы меня убить, но не сделал этого.

Они что-то недоговаривают о нём.

Здесь что-то не так.

Дамьен выровнял дыхание и, не спеша, опустился в кресло, откинув голову назад. Тишина повисла между нами.

— Ты уверен, что Сильвестор убил твою мать? — спросила я ровно, не отводя взгляда и не скрывая ненависти, что бурлила во мне.

Он ответил спокойно, не глядя на меня:

— Уверен. Я видел это сам.

— Что именно ты видел? — настаивала я.

— Заткнись. Уйди, если не хочешь, чтобы я ударил тебя.

Я вдруг смолчала, а потом, как будто отрезвев, спросила:

— Ты принимаешь какие-нибудь таблетки?

Он резко повернул голову ко мне.

— Откуда этот вопрос? — прохрипел он.

Я шагнула к креслу и остановилась напротив. Снова, тише, повторила:

— Ты принимаешь таблетки?

— Сара, ты в своём уме? — его голос стал громче, вспышка раздражения. — Что за допрос?

— Если принимаешь - перестань, — тихо сказала я и развернулась к двери в ванную. Громко захлопнула её за собой.

Глава 24: Предатели

Я стояла за дверью в ванной и тяжело дышала. Сегодня я действительно почувствовала, как он борется с собой. Несмотря на страх, мне удалось ответить ему.

Я сидела на краю ванны минут двадцать, чтобы не столкнуться с ним лицом к лицу, а затем всё-таки решилась выйти.

Он всё ещё сидел в кресле — голова откинута назад, глаза закрыты. Полуголый. Я наблюдала за напряжёнными мышцами и за кровью, что ещё не успела высохнуть.

Может, он такой потому что вокруг него одни предатели?

Нет.

Он садист, насильник. Я должна держаться от него подальше и принять помощь того, кто предлагает её.

— Почему ты спросила про таблетки? Откуда ты знаешь, что я принимаю таблетки? — спросил он, не оборачиваясь, с глазами, всё ещё закрытыми.

Неужели он действительно их принимает? — пронеслось в голове.

— Интуиция, — ответила я коротко.

— А что ещё подсказывает твою интуицию? — последовал тихий вопрос.

— Что они могут навредить тебе.

— Любые таблетки вредят, если их пить много и долго, — отрезал он.

— Да, — сделала шаг к нему я, — но некоторые могут навредить даже после одного приёма.

Он наконец открыл глаза и внимательно осмотрел меня с ног до головы.

— Я принимаю успокоительные, которые посоветовал Док, — признался он, — если я не буду их принимать, я… — он умолк, — в общем, ничего не случится.

— Тогда перестань их принимать. Посмотри, что будет, — сказала я, и в голосе моём не дрогнул ни страх, ни просьба, а только твёрдость.

— Какого чёрта я должен тебя слушать? — спросил он.

— С того, что… — я замялась, опуская голову, — я единственная, кто верит в тебя, Дамьен, — собрала в кулак последние силы и подняла взгляд. — И ты это прекрасно понимаешь.

Меня удивило, насколько смело это прозвучало. Я даже перешла на «ты» — знак того, что страх уходит.

Он на секунду застыл, лицо его выдало настоящее удивление. И вдруг на губы его рванул усмешка, и он чуть наклонил голову набок.

— Ты веришь в меня? — протянул он медленно. — Забавно. Обычно в меня верят только идиоты или те, кто ничего обо мне не знает.

Я не ответила. Он встал с кресла, шагнул ближе. Свет из лампы отражался на его коже, на следах крови, ещё не застывшей.

— Значит, ты решила стать моей спасительницей? — продолжал он, приближаясь. — Такой, знаешь, маленький лучик надежды в аду.

— Нет, — сказала я, стараясь держать голос ровным. — Я просто не хочу, чтобы ты снова сорвался.

Он остановился в полушаге от меня. Между нами остался воздух.

— Думаешь, я сорвусь? — тихо спросил он. — Думаешь, мне достаточно одной таблетки, чтобы стать чудовищем?

Я сглотнула, не отводя взгляда.

— Думаю, ты уже стоишь на краю.

Он усмехнулся снова, но улыбка вышла кривой.

— Знаешь, Сара, иногда мне кажется, что ты совсем не любишь свою жизнь, раз так тупо рискуешь. Ты не понимаешь, кто перед тобой стоит.

— Понимаю, — ответила я едва слышно. — Именно поэтому хочу уберечь себя.

Он замер. Несколько секунд просто смотрел, будто пытаясь прочитать по глазам — вру ли я. Потом глубоко выдохнул.

— Ты слишком наивна, — прошептал он. — Твои тупые сказки про доброту, про то, что я пожалею и отпущу, что я изменюсь… Это бывает только в сказках. Опустись на землю и думай своей тупой головой. Открой глаза шире.

Я сглотнула, но собрала в кулак свои силы и встретила его взгляд с достоинством.

— Если такое только в сказках, — сказала я тихо, — то пусть уж я буду наивной дурой, которая в это верит.

Он усмехнулся и ладонью провёл по моей щеке.

— Мне нравится твой настрой, малышка. Жаль только, что ты — дочка моего врага, и мне придётся снова и снова причинять тебе боль.

Я опустила глаза. Страх и боль пронзали грудь. Но в глубине появилась странная искра надежды.

— Раз уж ты так хочешь жить в этой сказке, — прошептал он неожиданно мягко, — то я покажу тебе её. Хочешь?

Он подёрнул мою подбородок пальцем, заставляя поднять голову.

— Я хочу показать тебе свою жизнь — ту сторону преступности, которую видишь только в тени. Хочешь? — переспросил он.

Я не верила своим ушам. Неужели это чудо — он собирается показать себя с другой стороны? Что если тогда насилие прекратится?

— Да, — кивнула я, и голос дрожал от сомнения и надежды. — Я хочу.

***

Марко

Отец сидел за своим столом, как всегда неподвижный и собранный, а доктор Роберт — напротив.

Дамьен был в своей комнате и, возможно, с Сарой, — мысль об этом подёргивала меня нервом.

— Присаживайся, Марко, — скомандовал отец, указывая стул рядом с Робертом.

Я сел, зная по опыту: снова речь пойдёт о Дамьене, и это раздражало сильнее обычного.

Всегда одно и то же: его достижения, его падения, хвалебные слова о том, какой он сильный, меткий, как быстро бегает и плавает — настоящий преступник. Сколько он заработал, какой доход приносит семье — как будто это всё мерило человеческой ценности.

Я устроился в кресле и приготовился слушать.

— У нас беда, Марко, — начал отец, и в тоне прозвучала холодная тревога.

— Что случилось? — спросил я.

— Роберт говорит, что Дамьен постепенно начинает вспоминать прошлое. И это началось после приступа.

Я нахмурился.

— После приступа? — пробормотал я. — Ты уверен? Он ведь уже давно принимает твои препараты, Роберт.

Доктор медленно кивнул, чуть откинувшись на спинку кресла.

— Да, но организм не может бесконечно подавлять память. Таблетки лишь временно сглаживали импульсы. Теперь всё возвращается. И, судя по его состоянию, это не просто фрагменты.

— Он что-то сказал? — спросил отец, барабаня пальцами по столу.

— Ничего конкретного, — ответил Роберт, — но в поведении появились вспышки. Он стал реже спать, больше молчать, задавать вопросы, которых раньше не было. Он

чувствует

, что не всё чисто.

Отец нахмурился ещё сильнее.

— Это плохо. Очень плохо. Если он вспомнит...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— То всем конец, — закончил я.

Отец перевёл взгляд на меня.

— Не утрируй, Марко. Но да — если Дамьен вспомнит, кто на самом деле стоял за вашей матерью, он пойдёт против нас.

Я ощутил, как внутри всё холодеет.

— Ты хочешь, чтобы я его остановил?

— Нет, — покачал он головой. — Пока нет. Нельзя действовать резко. Если он почувствует давление, он сорвётся.

Доктор тяжело вздохнул.

— Но времени мало. Сара уже начала задавать вопросы. Она видит, что с ним что-то не так. Если она подтолкнёт его — процесс ускорится. Эта девчонка очень опасна, — сказал Роберт тихо.

— От неё нужно поскорее избавиться, — хмыкнул отец. — Дамьен уделяет ей слишком много времени. Не удивлюсь, если вскоре застану сына целующимся с ней в углу.

— Вы что, хотите убить её? — спросил я, не скрывая возмущения.

— Нет, — ответил отец хладнокровно. — Убить — не вариант. Сильвестор уже угрожает: если мы не вернём ему дочь, он поднимет против нас весь Лондон. Будет война.

— Тогда правильно будет вернуть её Сильвестору — но взамен потребовать крупную сумму, — вставил доктор.

— Я уже назвал ему цифру, — сказал отец.

— И он согласился? — переспросил я.

— Да. Он готов заплатить за ту «неудобность», которую нам доставил. Мы должны передать Сару, и если обмен не состоится — мы избавимся от неё. Она слишком опасна для Дамьена.

Я был удивлён, что отец уже всё уладил. С первого дня у меня закрадывались подозрения: Сара начинает влиять на Дамьена. Я сам думал о том, чтобы отправить её прочь — или хуже.

— Когда будет обмен? — спросил я.

— Через три дня, — ответил отец. — Марко, ты должен сообщить Дамьену наши планы. Внуши ему всё, что нужно — пусть думает, что мы уже отомстили и потребовали крупную сумму.

Я кивнул.

— Я поговорю с ним, — ответил я.

— Нет, — перебил Роберт, — вызовите его к нам и сообщите всё здесь. Это будет правдоподобней. Ему не понравится, если он окажется вне разговора.

— Согласен, Роберт, — сказал отец и жестом приказал охране.

Охрана кивнула и тихо вышла в коридор — в ответ послышались шаги и, через мгновение, дверь кабинета приоткрылась.

В тени стоял Дамьен: брови сведены, губы плотно сжаты. Он вошёл, не спеша, посмотрел на каждого и остановился у окна, как будто считал расстояние до выхода.

— Садись, — сухо сказал отец, не поднимая головы от папки. — Нам нужно поговорить.

Дамьен сел на диван в углу, опустил подбородок и молча смотрел. Я чувствовал, как он сканирует комнату, как будто ищет ловушку.

Отец выдохнул сразу решив перейти к делу.

— Мы договорились с Сильвестором: он хочет вернуть дочь. Мы просим за это деньги — компенсацию за те неудобства, что он нам доставил. Обмен состоится через три дня на складе №17. Ты будешь присутствовать.

Он на мгновение растерялся: смотрел то на меня, то на Роберта, то на отца. Похоже, ему это не понравилось.

— В смысле? — отрезал он, голос подскочил. — «Неудобства»? Что это ещё за неудобства, если он убил твою жену, подонок?!

Отец поднял руку, чтобы заставить его замолчать.

— Мы похитили Сару, чтобы потребовать у Сильвестора крупную сумму, — спокойно пояснил он. — Разве не так?

— Какое, мать вашу, похитили?! — прорычал Дамьен. — Это я её нашёл, и я отомщу этому придурку за смерть матери! Мне не нужны его деньги — я хочу, чтобы он страдал долго! Вот она — МЕСТЬ, мать вашу!

— Дамьен, успокойся, — вмешался отец ровно, но твёрдо. — Всё, что он сделал, требует наказания, но это уже в прошлом. Передадим ему дочь - ты уже достаточно причинил ей боли. Думаю, этого хватит. Я договорился — и это не обсуждается.

Дамьен замолчал, гнев читался в каждом его движении, но он не встал: пытался выровнять дыхание, сдержать вспышку.

— Ты правильно сделал, Фрэнк, — неожиданно сказал он спустя мгновение. — Хорошо. Я передам ему Сару. Я и сам этого хотел. Через три дня я буду готов.

Он встал и направился к выходу. Как только дверь захлопнулась за ним, мы с отцом одновременно обернулись к Роберту.

— Он что-то задумал, — сказал Роберт. — Следите за ним. Если не возражаете, я тоже выйду.

Отец кивнул, и Роберт вышел.

— Марко, сделай всё, чтобы эта сделка состоялась и у нас не было проблем, — добавил отец.

— Я и так стараюсь, — ответил я, вскакивая. — Но твой сын неуправляемый.

Меня бесило, что отец всегда слушается Дамьена; что он будто пострадавший, что он — «ребёнок с отклонением». Какое ещё отклонение? Он здоров, и в здравом уме ведёт себя нечеловечески.

Я шёл по коридору и думал о том, как всё всегда разворачивается не в мою пользу. Как будто мир специально подстраивается под его прихоти: он кричит — и отец вздрагивает; он делает сцену — и все вокруг замолкают; он ломает границы — и никто не смеет упрекнуть.

Мне казалось, что я уже привык быть тенью, складным инструментом в чужих руках, но сегодня что-то внутри горело по-новому. Несправедливость раздражала, как заноза, вонзённая глубоко под кожу.

Он — фаворит. Он — монстр, и в этом его преимущество. За ним — история, шрам, трагедия, и это даёт ему карт-бланш.

За мной — пустота.

За мной — долгие годы доказательств того, что я не хуже, что я могу быть полезен, но всё, что я получаю взамен — кивок, холодный взгляд, поручения и папка с инструкциями.

Он ворует внимание, он ворует уважение, и никто не замечает, что это я держу на плаву их империи, что именно я делаю грязную работу, в то время как ему дозволено ломать.

Хочу не убить его, нет — хочу, чтобы он упал так низко, чтобы не осталось оправданий. Чтобы его титул сменился на что-то приземлённое и позорное. Чтобы он почувствовал ту пустоту, которую я ощущаю каждый раз, когда он проходит мимо и все смотрят только на него.

Зависть — это хитрая вещь. Она подменяет тепло на решимость.

Я знал, что это подло. Я знал, что это мерзко. И тем приятнее было ощущение власти над своими тёмными мыслями: они были мои.

Сара меня очень привлекла. Она мне очень понравилась в первый день. Этот испуг, невинный взгляд. В тот день, слыша, как она кричит, я дрочил в туалете. Как только крик прекратился, я увидел, как она истекает кровью, и, конечно, стало жалко, что это не сделал я.

Но ничего.

Придет моя очередь.

От автора:

Дорогие читатели, как вам глава?

Как вам Дамьен? Что думаете, сможет ли он показать себя с другой стороны?

А как вам Марко и его недобрые мысли? ???? Сама в шоке.

Мне очень интересно ваше мнение, пишите комментарии, поставьте звёздочку на страничке в профиле и подпишитесь на профиль. Ваша активность даёт мне сил выкладывать продолжение быстрее ❤️????буду очень благодарна ????????????❤️❤️❤️❤️❤️

Глава 25: Бассейн

Сара

На следующий вечер Дамьен всё-таки появился. Его долго не было, и когда он вошёл, я сразу почувствовала — в нём что-то изменилось.

Он стоял в дверях, в тени, и смотрел на меня — странно, пристально. Этот взгляд будто притягивал, заставлял забыть, как дышать.

Он сделал шаг вперёд, потом ещё один, и, не говоря ни слова, взял мою руку. Его пальцы были тёплыми и крепкими, но в этом прикосновении не было грубости — только какая-то сдержанная сила.

— Пойдём со мной, малышка, — произнёс он спокойно.

Он повёл меня из комнаты, не отпуская, и я послушно шла следом, спотыкаясь о собственные мысли. По лестнице мы спускались медленно: он держал меня за руку, и я едва успевала за его уверенным шагом.

— Куда ты меня ведёшь? — спросила я, чувствуя, как в животе растёт тревога.

— Хочу показать тебе ложь, в которую ты всё ещё веришь, — ответил он спокойно.

Мы шли по длинному коридору, где тусклый свет падал на стены, и каждый его шаг отдавался эхом.

В голове путались мысли: о Марко, который так и не пришёл; о нашем несостоявшемся разговоре; о побеге, который, казалось, таял вместе с моей надеждой. Может, он передумал? Может, я осталась одна?

Но рядом был он.

Мы остановились перед тяжёлой железной дверью, и он потянул за ручку с такой лёгкостью, будто она ничего не весила. Мы зашли внутрь, и я чуть не ахнула, увидев огромный бассейн. Помещение было гигантским, с высоким потолком. Вода в бассейне отражала свет, мерцая, как жидкое стекло, и я почувствовала, как моё дыхание сбилось.

Он отпустил мою руку. Дамьен подошёл к краю бассейна, его силуэт казался тёмным и мощным на фоне голубоватого сияния воды.

— Здесь я занимаюсь плаванием, — сказал он. — Тренируюсь каждый день.

Я шагнула вперёд и посмотрела в воду. Она была кристально чистой, но такой глубокой, что дно терялось в тёмной бездне. Моя кожа покрылась мурашками от одной мысли о том, каково это — погрузиться туда.

— Это здорово, — выдохнула я, искренне восхищённая его целеустремлённостью.

Дамьен повернулся ко мне, и его глаза снова поймали мои, заставляя моё сердце пропустить удар.

Он медленно снял рубашку, обнажая мускулистую грудь. Его движения неспешными, словно он наслаждался тем, как я невольно слежу за каждым его жестом.

Мои щёки вспыхнули, и я отвернулась, но не могла не видеть краем глаза, как он расстёгивает ремень, как его брюки соскользнули вниз, открывая сильные ноги. Он остался в одних тёмных плавках.

Я сглотнула, чувствуя, как горло пересохло. Он шагнул к краю бассейна, и его мышцы напряглись. Затем он оттолкнулся, и его тело, словно стрела, разрезало воздух.

Он вошёл в воду почти бесшумно, лишь лёгкий всплеск нарушил тишину. Вода сомкнулась над ним, и я замерла, глядя на круги, расходящиеся по поверхности. Моя кожа горела, а мысли путались: я боялась его, но в то же время не могла отвести взгляд.

Дамьен вынырнул, его мокрые волосы прилипли к лицу, а вода стекала по его плечам, подчёркивая каждый изгиб мышц. Он посмотрел на меня, и его губы тронула лёгкая улыбка.

— Хочешь попробовать? — спросил он, глядя на меня с лёгкой улыбкой.

— Нет, — покачала я головой. — Я… я не умею плавать… и… и у меня не получится так просто держаться на воде.

Он плавно подплыл ближе, останавливаясь прямо у бортика, где стояла я. Поднял голову, и его взгляд встретился с моим.

— Не бойся, — тихо сказал он. — Я рядом. Я не позволю тебе утонуть.

Я молчала, не в силах отвести глаза. Он был другим — спокойным, мягким. Его интонации звучали непривычно, словно он говорил не со мной, а с кем-то, кого давно не видел.

— Ну ладно, как хочешь, принцесса, — усмехнулся он.

Он ушёл в глубину длинным. Тело работало чётко: вытяжка, гребок, выдох в воду, разворот у бортика. Шум в ушах от волнения постепенно смешался с ритмом его плавания: плеск — тишина, плеск — тишина. Я ловила взглядом каждый всплеск.

Он шёл кролем, быстро, потом замедлялся и переходил на брасс.

Я подошла ближе к краю. Он нырнул и прошёл под водой половину дорожки; сквозь толщу видно было только силуэт и серебристую дорожку пузырьков.

Я задержала дыхание вместе с ним, сама не заметив. Когда он вынырнул, я выдохнула — и почувствовала, как легко ломается моя решимость.

Разулась и села на бортик. Осторожно опустила ступни — вода лизнула кожу холодом так резко, что я втянула воздух. Ещё чуть глубже. Вода сомкнулась вокруг щиколоток, и мелкая дрожь пробежала по ногам.

Я сжала пальцы рук на краю, чтобы не передумать, и стала смотреть, как круги от моих стоп расползаются по поверхности, встречаясь с кругами от его гребков.

Он сделал ещё пару дорожек и приблизился. Всплыл у моего бортика, задержался, выровняв дыхание. Вода стекала по его плечам, оставляя на коже узкие струйки. Он поднял голову — снизу вверх — и какое-то время просто смотрел. Спокойно, без нажима.

— Холодная? — спросил, кивая на мои ноги.

— Немного, — призналась я.

— Привыкнешь, — сказал он. — Вода сразу не пускает, но если перестать с ней спорить - держит.

Он оттолкнулся ладонью от бортика и ушёл в сторону, давая мне пространство. Я смотрела, как он разворачивается у тёмной линии на дне, как чётко работает корпус, как легко он режет гладь.

Мысли о Марко всплывали. Выполнит ли он свое обещание.

Я опустила ступни глубже, до икр. Холод уже не кусался — он просто был. Я подвигала пальцами ног в воде, и от этого почему-то захотелось улыбнуться: маленькое движение, которое принадлежит мне.

Он снова подплыл ближе и, опершись ладонями о край бассейна, замер рядом.

— Вода успокаивает меня, — сказал он после короткой паузы. — Здесь я чувствую себя… спокойно. Почти живым.

Я чуть улыбнулась.

— Я заметила, ты часто тренируешься. Ты увлекаешься спортом?

Он кивнул, не сводя с меня взгляда.

— Да. Я делаю то, что приносит пользу. Всё остальное — пустая трата времени.

— Это круто, — согласилась я. — Спорт - это сила, дисциплина… и, наверное, способ не сойти с ума.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он усмехнулся.

— Возможно. А ты? Чем-то занималась? — спросил он, и его взгляд скользнул по мне, неторопливо. — Похоже, занималась.

Я смутилась, опустила глаза, и пряди волос упали на лицо.

— Не особо, — тихо ответила я. — Иногда делала зарядку дома, просто для себя. Но мне всегда хотелось больше…

Он резко поднялся, упёршись руками в бортик, и одним движением сел рядом.

От неожиданности я вздрогнула.

С его тела стекали капли, оставляя влажные следы на плитке. От него исходило тепло, и даже воздух вокруг будто стал плотнее. Взгляд невольно скользнул по его плечам, сильным рукам, каплям, бегущим по груди.

— У тебя что, такое тело от природы? — вдруг спросил он, слегка прищурившись.

Я подняла глаза и встретилась с его взглядом.

— Ну… наверное, да.

Он усмехнулся.

— Изумительно, — сказал он тихо. — Такое женственное, мягкое…нежное.

Я сразу отвела взгляд. Странно было слышать от него подобное — от человека, который обычно говорил лишь холодом и приказами. Но сейчас в его голосе не было ни насмешки, ни грубости — только искренность. Может, действительно, вода умела смывать с него маску.

— Не верь тому, что я говорю, — добавил он вдруг, глядя на гладь воды. — Я просто создаю иллюзию. Иллюзию для женщин, которые до сих пор верят в сказки.

Я повернулась к нему. Сердце кольнуло. Было обидно, как будто он только что разрушил что-то хрупкое и тёплое, что едва успело зародиться.

Для него я, наверное, и правда просто тело. Временное. Неважное.

— Пусть это и иллюзия, — сказала я тихо, — но всё равно спасибо.

— За что спасибо? — он прищурился, наклоняя голову чуть вбок.

— За… хотя бы попытку сказать что-то доброе, — тихо ответила я, глядя в воду. — Даже если это ложь. Иногда и ложь звучит теплее правды.

Он усмехнулся, но уже не так резко, как обычно.

— Ты странная, — сказал он, глядя куда-то вперёд, где свет из воды отражался на стенах. — Другие на твоём месте давно бы рыдали или просили пощады.

— Может, я просто устала, — ответила я спокойно. — От страха, от постоянного ожидания, что станет хуже. У страха тоже есть предел.

Дамьен замолчал. Вода тихо звенела под потолком, капли стекали с его локтя на плитку, а я слышала, как он дышит.

— Знаешь, я тоже иногда устаю, — заговорил он, и я смотрела на него, пока он задумчиво смотрел в сторону. — Я устал от всего. Хочется просто уехать и никогда не возвращаться.

— А почему тогда не уезжаешь, если здесь так тяжело? — тихо спросила я.

Он отвёл взгляд на секунду, затем снова повернулся ко мне, в глазах — железная решимость.

— Я не могу. Мне нужно прикончить того, кто убил мою мать. Только тогда мне станет легче.

Эти слова резанули меня, как холодный нож. В голосе слышалась не гроза, а усталое приговорение судьбе — как будто он не выбирал, а исполнял долг.

— Ты уверен, что это совершил мой отец? — выплюнула я, хотя каждое произнесённое слово стоило мне огромного усилия.

Он молча кивнул, не отрывая взгляда.

— Я видел всё своими глазами, — тихо произнёс он. — Я злюсь, вспоминая это. Если не хочешь, чтобы я сорвался на тебя — не задавай таких вопросов.

Я кивнула, и во мне что-то сломалось и утихло одновременно.

— Хорошо. Как скажешь.

Он улыбнулся — медленно, почти непривычно для себя, обнажив ослепительно белые зубы. Затем он протянул руку и положил свою ладонь на мою.

Его пальцы были тёплые, тяжёлые, уверенные, но в этом касании не чувствовалось силы — только тихая растерянность, будто он сам не понимал, зачем делает это.

— Знаешь, — сказал он негромко, — я впервые встретил человека, который… верит в меня. — Он замолчал на секунду, глядя куда-то в сторону, будто боялся собственного признания. — И, честно говоря, это странно. Неожиданно. Но… я сомневаюсь, что это правда.

— Почему сомневаешься? — спросила я тихо, стараясь не пошевелиться.

Он перевёл взгляд на меня. В его глазах мелькнула усталость, смешанная с чем-то похожим на грусть.

— Потому что люди не верят в таких, как я, — сказал он глухо. — Они боятся. Или делают вид, что понимают. А потом бегут, когда видят, кто я есть на самом деле.

— Я не боюсь тебя. Я уже знаю, кто ты на самом деле. Поэтому я верю в тебя.

Он посмотрел на меня так, будто взвешивал каждое моё слово. Его пальцы чуть сильнее сжали мою руку, не больно, но настойчиво.

— И во что веришь ты? — спросил он.

Я вдохнула глубже.

— Что даже у тех, кто живёт во тьме, есть место для света. Просто его прячут.

Он замолчал. Несколько секунд — и только плеск воды, где-то в глубине бассейна. Потом он тихо рассмеялся, коротко, будто от неожиданности.

— Звучит красиво. Почти как молитва, — сказал он. — Только я не верю в спасение.

— Значит, я буду верить за тебя, — ответила я.

Он посмотрел на меня снова, уже по-другому — будто не узнавал, или не понимал, что чувствует. Его взгляд смягчился, почти потеплел.

— Ты глупая, — прошептал он. — Не понимаешь, во что ввязываешься.

— Возможно, — сказала я тихо. — Но глупость иногда помогает выжить.

Он чуть наклонился ближе, его дыхание коснулось моей щеки.

— Ты не знаешь, что со мной случается, когда во мне начинают верить, — прошептал он. — Я начинаю хотеть слишком многого.

Моё сердце пропустило удар.

— А чего ты хочешь сейчас? — спросила я едва слышно.

Он смотрел прямо, не мигая. В его зрачках отражалась дрожащая поверхность воды. Взгляд скользнул по моим губам, задержался на шее, потом вновь поднялся к глазам — и вдруг он отвёл взгляд, усмехнувшись уголком губ.

— Знаешь, я начал замечать сейчас то, чего раньше не видел в женщинах, — произнёс он негромко, поднимаясь. Следом он легко спрыгнул в воду, и капли брызнули в мою сторону. Через секунду он уже плыл.

Сегодня он был другим — странно откровенным, спокойным, человечным. Я могла говорить с ним без страха, почти свободно. Но в глубине души понимала: это временно. Всё в нём временно — его мягкость, уязвимость, спокойствие. И всё же мне хотелось верить, что таким он когда-то и был. Что не родился чудовищем, а стал им поневоле.

Теперь я видела это отчётливо — всё, что он делает, всё, как он себя ведёт, уходит корнями в его семью. Всё это насилие, холод и гнев — лишь отголоски той бездны, в которой он вырос. И, глядя на него, мне было больно. Не за себя — за него.

Немного поплавав, он снова подплыл к бортику, вынырнул, тяжело опираясь руками о край, и выбрался наружу. Вода стекала по его телу тонкими струйками, а он, не торопясь, сел рядом со мной. Откинул голову назад, закрыл глаза. Плечи расслабились, дыхание стало ровным.

Я смотрела на него с непонятным чувством. Он был умён — это чувствовалось во всём: в его словах, движениях, взгляде. Он не мог стать таким просто так. Кто-то когда-то изуродовал его душу, как ножом.

— Если бы я не была дочерью Сильвестра, ты бы отпустил меня? — спросила я тихо, с любопытством, но и с тревогой.

— Нет, — ответил он, не открывая глаз. — Я бы вообще тебя не похищал. — Он чуть усмехнулся. — Если ты думаешь, что нужна мне ради секса, ты глубоко ошибаешься. Таких у меня было много. Я имею ввиду шлюх.

Его слова прозвучали холодно, как удар.

— А ты… — я запнулась, — ты их тоже бьёшь?

Он резко рассмеялся, открыл глаза и повернул голову в мою сторону.

— Нет, я никого не бью, — сказал он с иронией. — Я добрый. Разве не очевидно, малышка? — его взгляд скользнул по мне.

Я отвернулась. Глупый вопрос. Конечно, бьёт. Конечно, он не добрый. Просто я снова ищу оправдания там, где их быть не может. Снова пытаюсь поверить в свою нелепую сказку — где монстр вдруг становится человеком.

Да, это глупо. Но как же хотелось верить. Хоть чуть-чуть. Хоть на мгновение.

— Ещё хочешь сказки? — вдруг спросил он, глядя прямо на меня.— Рассказать тебе?

Я глубоко вздохнула, чувствуя, как внутри всё сжалось.

— Лучше сказка, чем боль, — ответила я.

Он усмехнулся — тихо, коротко, и в следующую секунду его ладонь легла мне на плечо.

Я не успела понять, что происходит.

Резкий толчок — и мир перевернулся.

Холодная вода обрушилась на меня ледяным потоком, вырывая дыхание. Я захлебнулась, не успев даже крикнуть. Острая боль в груди от того, что лёгкие сжались, воздух исчез — осталась только паника. Я распахнула глаза — вокруг тьма, пузыри, мутное отражение света.

Я попыталась выбраться, но тело не слушалось. Одежда намокло и стало тяжёлым, руки не могли найти опору, ноги беспомощно били воду. Горло обожгло, и я закричала.

— Дамьен!.. — вырвалось у меня между всхлипами и водой, — помоги!..

Он стоял у бортика. Его силуэт смутно виднелся сквозь поверхность. Казалось, он просто смотрит, наблюдает, как я бьюсь в воде. В груди закипала паника, руки обжигала слабость.

— Помоги!.. — крик сорвался в кашель, вода снова захлестнула рот. Я начала погружаться.

На секунду мне показалось, что он не двинется вовсе. Что всё закончится именно так — быстро, бессмысленно, под его равнодушным взглядом.

И вдруг всплеск. Тяжёлый, резкий.

Он нырнул.

Всё произошло стремительно — сильные руки подхватили меня под плечи, рывком вытаскивая на поверхность. Я задыхалась, кашляла, вцепилась в него, как утопающий в спасательный круг.

— Дыши, — выдохнул он, подтягивая меня к бортику. — Я же сказал — дыши, Сара!

Он поставил меня на край, поддерживая под спину, а я всё ещё тряслась, глотая воздух, будто впервые научилась им пользоваться. Вода текла по лицу, волосы прилипли к коже.

Он уселся рядом со мной.

— Зачем ты это сделал?! — сорвалось с моих губ, голос дрожал. — Ты… ты мог меня убить!

Он молчал. Его дыхание было сбивчивым, как будто он тоже только что выбрался из глубины, хотя это я тонула.

Потом он провёл рукой по лицу, смахивая воду, и посмотрел на меня.

— Потому что ты сказала, что лучше сказка, чем боль, — тихо произнёс он. — Вот твоя сказка. Настоящая. Без розовых фильтров. Здесь боль — это реальность.

Я смотрела на него, не веря.

— Ты… больной, — выдохнула я.

Он усмехнулся.

— Может быть.

Я опустила взгляд. Колени дрожали, пальцы всё ещё сжимали его руку, хотя я сама этого не замечала.

Он заметил — и чуть улыбнулся, странно, устало.

— Видишь, — сказал он, глядя мне прямо в глаза, — ты всё равно держишься за меня.

Я резко отпустила его.

— Потому что ты меня толкнул! Потому что я не хочу умереть!

Он склонил голову набок, на мгновение замолк, а потом ответил:

— Именно поэтому я и сделал это. Чтобы ты вспомнила, что хочешь жить.

Он поднялся, выпрямился, глядя сверху вниз. Вода стекала по его телу, блестя в мягком свете.

— Не благодари, — сказал он холодно, — урок бесплатный.

Глава 26: Нежное тело

Дамьен

— Какие изменения произошли на этой неделе, Дамьен? — спокойно спросил Док, пристально глядя на меня поверх очков.

— Изменения? — я лениво вытянулся на диване, закинул руку за голову. — Наш последний сеанс был два дня назад. Что, так скучно живётся, что решили устроить продолжение цирка? Или это отец попросил?

— Какая разница, — отозвался он сухо. — У нас сеанс. Отвечай на вопросы.

Я усмехнулся. Конечно, знаю, чьих это рук дело.

Они все дрожат, боятся, что я не выполню приказ и не передам Сару.

Боятся — и правильно делают. Потому что я не собираюсь её отдавать.

— Ничего не изменилось, Док, — бросаю безразлично.

Он что-то черканул в блокноте.

— В прошлом сеансе ты говорил, что у тебя что-то меняется внутри. Готов объяснить, что именно?

Я замолчал. Задумался. Хотя, по правде говоря, я не умею задумываться — это не про меня. Но в этот раз… поймал себя на том, что начал.

Только делиться этим с ним? Нет. Этого он не получит.

— Я не думаю, что ты пришёл сюда, чтобы я раскрывал тебе то, что внутри, — произнёс я, глядя в потолок. — Это не твоя территория, Док.

— Ошибаешься, — спокойно ответил он, делая пометку в своём блокноте. — Это именно моя территория.

— А моя — заставлять людей замолкать, — ухмыльнулся я. — Особенно тех, кто копается там, где не просят.

Док вздохнул.

— Агрессия — это защита, Дамьен. От чего ты защищаешься сейчас?

Я повернул голову, уставился на него.

— От тебя. От всех вас. От тех, кто думает, что может меня понять.

— Ты боишься.

— Я не боюсь, — перебил я резко. — Я не умею бояться.

Он прищурился.

— Тогда почему ты сжимаешь кулаки каждый раз, когда я произношу её имя?

Я усмехнулся. Слишком громко.

— Ты, наверное, не замечал, Док, но я сжимаю кулаки, когда хочу кому-то сломать челюсть.

— Сара изменила тебя, — тихо сказал он. — Ты можешь отрицать сколько угодно, но ты уже не тот, кем был.

Я замер. В груди что-то кольнуло — раздражение, или, может быть, страх.

— Не неси чушь.

— Ты стал задумываться, — Док наклонился вперёд. — Раньше ты действовал. Без вопросов. Без колебаний. Теперь ты сомневаешься.

Я хмыкнул.

— Сомневаюсь лишь в одном: не слишком ли много ты говоришь, Док.

— Ты не убил её. Хотя мог. — Его голос стал мягче. — И думаешь о ней. Это не похоже на тебя, Дамьен.

Молчание.

— Она тебя ломает, — продолжил он, глядя прямо в глаза. — И чем сильнее ты сопротивляешься, тем глубже она проникает в тебя.

— Замолчи, — произнёс я тихо.

— Тебе нужно бояться того, что чувствуешь.

— Знаешь, Док, — сказал я, глядя на него, — иногда полезно помнить, что слова могут стоить жизни.

Он не шелохнулся, лишь закрыл блокнот.

— Тебе нужно избавиться от неё, — сказал Док, устало снимая очки. — Её присутствие опасно, Дамьен. Она лишит тебя рассудка. И, кажется, именно этого и добивается.

Я усмехнулся.

— Что ты, чёрт побери, несёшь? Мной невозможно управлять!

— У тебя был приступ из-за неё, — спокойно продолжил он. — Она пробирается в твою голову, и ты позволяешь. Она не дура, Дамьен. Она знает, куда бить.

— Это отец тебя послал, чтобы ты внушил мне этот бред?

— Нет, — Док покачал головой. — Я вижу тебя насквозь. Ты вырос на моих глазах. Я знаю о тебе всё.

Я замолчал.

В голове вспыхнул её голос:

«Я единственная, кто видит под этим дерьмом хоть что-то настоящее!»

Эти слова врезались глубоко.

Слишком глубоко.

И я ненавидел себя за то, что они до сих пор значили для меня больше, чем должны.

— В этот раз у тебя не получится внушить мне этот бред, Док, — сказал я холодно. — Я уважаю тебя, но не позволю тобой управлять.

Он тяжело выдохнул, поправил очки и встал.

— Ладно. — Его голос стал сухим. — Нужно сделать укол.

Он открыл кейс, доставая шприц и ампулу.

Эта процедура сопровождала меня уже много лет — чтобы я не превращался в зверя, чтобы “держать под контролем”, чтобы не было приступов.

«Не принимай таблетки…»

— всплыли её слова.

Я сжал кулаки.

— Я отказываюсь от укола, — произнёс я, поднимаясь с дивана.

Он обернулся — в глазах мелькнуло искреннее удивление.

— Нельзя, Дамьен. Без инъекции ты сорвёшься. У тебя будут приступы.

— У меня уже был приступ, — усмехнулся я. — Значит, твои поганые лекарства не работают.

Его взгляд стал жёстким.

Молчание повисло между нами.

— Значит, лекарства «поганые», — губы Дока дрогнули. — Но всякий раз, когда ты их бросал, мы считали трупы.

— Перестань пугать меня моими же тенями, — я шагнул ближе. — Сегодня укола не будет.

— Это не просьба, Дамьен, — он защёлкнул кейс, достал шприц и ампулу. — Это протокол. Твой отец…

— Не произноси его, — я перехватил взглядом иглу. — Ни одной буквы его имени.

— Хорошо, — сухо кивнул он. — Тогда произнесу факты. Без инъекции у тебя начинается гипервозбуждение, ты не спишь, нарастают импульсы. Последний раз ты держался сорок восемь часов, а потом проснулся в крови. Ты правда хочешь повторить?

— Я хочу помнить, — сказал я тихо. — А твои уколы стирают края. Сглаживают то, что мне нужно видеть острым.

Док поднял бровь.

— Видеть что? Её лицо? — он произнёс это почти спокойно, но я услышал нажим. — Она уже в твоей голове, и ты позволяешь.

— Заткни свой рот!

— Ты зависим не от препаратов, а от собственного контроля, — Док подался вперёд. — И именно его ты теряешь. Она не глупая, да. Она цепляется за твою эмпатию — за ту, которую ты всю жизнь давишь. Это опасно.

— Опасно — это когда ты тянешься ко мне с иглой, — я вырвал шприц у него из пальцев. — Что там? Говори.

Он застыл на долю секунды, потом вздохнул:

— Нейролептик. Бета-блокатор. Немного седативного. Чтобы «снять остроту», как ты выражаешься. Чтобы ты думал, а не резал.

— Ты хочешь, чтобы я думал так, как удобно вам, — я бросил шприц на стол, он прокатился и остановился у края. — Но сегодня будет по-моему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты озвереешь, Дамьен, и твоему отцу придётся запереть тебя в тюрьме, — сказал Док, нажимая крышку кейса. — Ты этого хочешь?

Я рванулся к нему, выхватил кейс и швырнул его в стену. Металл с глухим стуком ударился о штукатурку, по комнате пополз треск.

— МНЕ НАСРАТЬ, БЛЯДЬ! — вырвалось из меня с таким накалом, что голос едва не сорвалось. — Мне плевать! И мне плевать, что я вспомню! Я не мальчишка, чтобы кто-то за меня решал, блядь! Захочу — приму лекарства, не захочу — нет, твою мать!

Док хмуро молчал. Он видел такие вспышки раньше и знал, что отвечать бесполезно. Только тихо кивнул.

— Хорошо, — произнёс он наконец ровно, без лишних эмоций. — Как хочешь, Дамьен. Но помни: будет тяжело. И ты потеряешь контроль.

Я вышел из кабинета. Дверь захлопнулась за мной — как тюремная решётка.

Они правда думают, что я не понимаю? Что не вижу, как на меня смотрят.

Каждый из них — с тем же выражением: настороженность, страх, выученная осторожность.

Док делает вид, что помогает. А сам — наблюдает.

Записывает каждое слово, каждое движение.

Наверное, потом сидит с отцом и разбирает меня по пунктам, как лабораторную крысу:

«Вот здесь он повысил голос. Вот тут — раздражение. А здесь — признаки агрессии».

Смешно.

Им кажется, что уколы делают меня безопасным.

Что если вколоть туман — исчезнет волк.

Но волк — не в крови. Он в памяти.

И пока они ставят свои эксперименты, я наблюдаю за ними.

Они делают из меня дурака.

Смотрят с жалостью, с осторожностью, словно я вот-вот взорвусь.

Им даже не приходит в голову,

что я всё это вижу.

Вижу их страх. Вижу фальшь.

И молчу.

Потому что дурак — не я.

Дураки — они.

Думают, что могут держать монстра в прицеле и при этом спать спокойно.

Не понимают одного — если я действительно захочу, ни прицел, ни стены, ни их чёртови протоколы

не помогут.

Я просто жду.

Пусть думают, что я под контролем.

Пусть верят, что я послушный зверь.

Когда придёт время — я покажу им, кого они создали.

И чёрт побери… я не помню, что именно вспомнил тогда, во время приступа.

Что-то вспыхнуло — ярко, как вспышка молнии, — и исчезло.

Остался только след. Ощущение.

И теперь мне хочется снова войти в то состояние, снова сорваться туда, где боль и память сливаются в одно.

Хочу вспомнить этот день до конца. Чётко. Без тумана.

Но в голове всё расплывается, будто кто-то нарочно стирает контуры.

Я открыл дверь свой комнаты — и замер.

Сара сидела у зеркала, расчесывая волосы.

Тихо пела — почти шёпотом.

Её голос… он был прозрачным, чистым, мягким.

И чёрт возьми, я потерял себя, слушая её.

Мир будто остановился, сжался до одной точки — до неё.

Я стоял в дверях, не в силах пошевелиться.

Просто слушал. И тонул.

«Не гаси во мне огонь,

он горит, хоть я одна.

Даже если мой покой

прячут стены и тьма.

Я пою, пока дышу,

не прошу и не зову.

Только тень твоих шагов

всё ещё во мне живут.»

Я слушал и не мог понять, почему этот звук режет сильнее любого удара.

Что-то в груди дрогнуло — странное, чужое. Не ярость, не желание, не привычный голод, а ощущение, что меня вывернули наизнанку.

Её отражение в зеркале поймало мой взгляд.

Она не обернулась, но я видел — почувствовала, что я здесь.

Плечи напряглись, кисть замерла в воздухе, и в ту секунду между нами повисло молчание.

Я всё-таки шагнул внутрь.

Ноги будто сами не слушались.

Она сразу поднялась — движение резкое, настороженное.

На лице — страх, чистый и неподдельный.

Она была в ночном платье.

Розовом.

Цвете, который не имеет ничего общего с моим миром.

С моим сознанием. С тем, чем я стал.

Её тело...

Словно из другого измерения — белое, мягкое, живое.

Ни капли тьмы, ни капли холода.

Противоречие.

Каждая её черта — вызов всему, что есть во мне.

Чёрт…

В ней всё идёт наперекор мне.

Каждый её взгляд, дыхание, даже этот наивный цвет ткани — всё будто создано, чтобы разрушать мои границы.

Я шагнул ещё ближе, и воздух между нами стал густым.

Глаза мои жгли её — голодные, не те, что от уколов, а настоящие, те, что рвутся изнутри, когда память вспыхивает и гаснет одновременно.

Она отступила, спина упёрлась в трюмо.

Я не говорил.

Не мог.

Голоса не было.

Только дыхание — тяжёлое, рваное.

Я схватил её за талию — резко, пальцы впились в тонкую ткань ночнушки, скомкали её, приподняли.

Она ахнула — тихо, почти неслышно.

Я посадил её на трюму.

Зеркало за спиной треснуло от удара её спины.

Она вздрогнула.

Я не отпустил.

Правая рука поднялась — медленно, будто против воли.

Пальцы коснулись её щеки.

Кожа — как шёлк, тёплая, дрожащая.

Я провёл вниз.

По шее.

По ключице.

К груди.

Ткань была тонкой.

Слишком тонкой.

Я чувствовал всё: мягкость, упругость, тепло, биение сердца под ладонью.

Соски затвердели под пальцами — через ткань, но я чувствовал.

Блядь.

Я сжал.

Не сильно.

Но достаточно, чтобы она выдохнула — не крик, не стон, а что-то среднее, что-то живое.

Её глаза — огромные, мокрые — смотрели на меня.

Не отводили.

Не просили.

Просто смотрели.

Я наклонился.

Лицо к лицу.

Дыхание на дыхании.

— Ты... — вырвалось у меня, хрипло, как из-под земли.

Она не ответила.

Только губы дрогнули.

Я сжал её грудь сильнее.

Пальцы впились в ткань.

Хотел разорвать.

Хотел проглотить.

Хотел...

...чтобы она запела снова.

Прямо сейчас.

В мой рот.

В мою ярость.

В мою пустоту.

Моё дыхание вырывалось тяжёлыми клубами, будто я только что пробежал километры.

Я смотрел на неё — на эту нежность, которую никогда не замечал.

Раньше женщины были... просто телами.

Мясом.

Инструментом для секса. Не больше.

А тут — кожа, как молоко, едва заметные веснушки на ключице, тонкая жилка, бьющаяся под кожей шеи.

Я трогал её, как будто впервые.

Пальцы скользили по изгибу груди, по ребрам, по животу.

Блядь, что со мной?

Я схватил её за волосы — не грубо, но крепко.

Притянул к себе.

Нос уткнулся в пряди.

Понюхал.

Запах — чистый, тёплый, с ноткой мыла и чего-то... живого.

Женского

Я опустился ниже.

К шее.

Носом провёл по коже.

Вдохнул.

Она тяжело дышала — грудь поднималась, опускалась, соски тёрлись о ткань, о мою ладонь.

То ли от страха.

То ли... от чего-то ещё.

Я не понимал.

— Блядь...— вырвалось у меня, хрипло, злобно. — Почему ты такая...

Я сжал её волосы сильнее.

До боли.

До контроля.

— Раньше я... не видел этого... — прошептал я в её кожу. — Не чувствовал...

Мой лоб упёрся в её плечо.

— Ты... не как они...

Она не двигалась.

Только дышала.

Я хочу...

запомнить.

Каждую линию.

Каждый вдох.

Каждую дрожь.

Я посмотрел ей в глаза, тяжело дыша.

— Что это такое?.. — спросил я, не отводя взгляда от этих безумно чистых, притягательных глаз.

— Что? — тихо ответила она, не понимая.

Я медленно заправил прядь её волос за ухо. Провёл ладонью по её бедру, почти машинально.

— Почему ты такая?.. — прошептал я, вдыхая этот тёплый, странный аромат. — Почему ты вообще… такая?

— Какая? — едва слышно спросила она.

Я усмехнулся, почти зло, и ответ сорвался с губ хрипло, как дыхание после ранения:

— Женственная. — Я сжал зубы. — Ты ошибка природы, Сара?

— О чём ты, Дамьен?

Что-то оборвалось. Я резко отвернулся, гнев поднялся, как пламя.

— О тебе, твою мать! — рявкнул я и с силой ударил по трюму. Дерево застонало.

Она вздрогнула, но не отпрянула. Просто смотрела.

Я отступил, чувствуя, как внутри всё кипит, срывается с цепи.

— Я должен вколоть лекарства! — вырвалось из меня.

Сара медленно протянула руку и схватила моё запястье.

Не крепко — мягко. Как будто пыталась остановить не руку, а бурю внутри меня.

— Нет, — покачала она головой, её глаза блестели в тусклом свете. — Тебе не нужны лекарства, Дами.

И это короткое «Дами» ударило сильнее любого укола.

Только она называла меня так.

И сейчас, услышав это снова, я почувствовал, как треснула сталь внутри.

от автора:

Дорогие читатели, как вам глава?

Как вам мысли Дамьена?

Что будет дальше? Неужели он одержим?

Очень интересно о чем думаете вы. оставьте свое мнение в комментариях, и буду благодарна если оставите звезду вот здесь, на главной странице книги по ссылке:

❤️❤️Спасибо всем кто меня поддерживает ????❤️

Глава 27: Только моя

Сара

Я держала его за запястье, не отводя взгляда. Он вёл себя странно — словно боролся сам с собой. Я не знала, что с ним происходит, но догадывалась.

Кажется, я нащупала его слабые места. Ему нужно тепло — моё тепло.

Он этого не заслуживает. Он преступник. Кровавый убийца.

Но если я хочу выжить, если хочу уйти отсюда и не сойти с ума от боли, — мне придётся сделать этот шаг.

Я хочу, чтобы он снова стал человеком. Не чудовищем.

Пусть все скажут, что я глупа. Что невозможно вытащить свет из тьмы, но я всё равно попробую.

И кажется… он делает первый шаг. Он начинает чувствовать.

А это — уже знак.

— Ты не должен принимать эти лекарства, — повторила я тихо. — Тебе это не нужно, Дами.

Я нарочно использовала это имя — детское, забытое, — надеясь, что оно пробудит в нём хоть крупицу жалости. Напомнит, что когда-то я играла с ним. Что он был другим.

Он замер. На миг растерялся. А потом резко подошёл ближе, встал между моих ног. Зеркало за моей спиной дрогнуло.

— Почему ты так меня называешь? — шепчет он, заправляя прядь моих волос за ухо.

— Потому что мне хочется, — отвечаю я. — Ты же сам говорил, что я звала тебя так в детстве.

— Да, — кивнул он. — Только ты так называла. И только ты… любила. Не видела во мне монстра, как все остальные.

— Я и сейчас не вижу, — прошептала я. — Я не верю, что ты… чудовище.

Он схватил мою голову обеими руками. Его дыхание было тяжёлым, неровным — как у зверя, загнанного в угол и готового броситься.

Большой палец скользнул по моей нижней губе, и я невольно выдохнула.

Страх обжёг изнутри. В любую секунду он мог ударить. Или сделать нечто хуже. От него можно было ожидать всего.

Я всё ещё сжимала его запястье. Под кожей бился пульс, будто и он сам боролся с собой.

Он смотрел на меня, глаза тёмные, как безлунная ночь, и я видела, что он на грани.

И вдруг, без предупреждения, он наклонился.

Резко.

Ни слова.

Ни звука.

Только его губы на моей нижней губе.

Он взял её — не укусил, не впился, а

взял.

Мягко, но властно.

Потянул в себя.

Проглотил.

Я замерла.

Что он делает? Почему я не двигаюсь? Почему не отталкиваю?

Ни движения.

Ни ответа.

Только наблюдала.

Сердце колотилось в ушах — так громко, будто стучало прямо внутри черепа.

Потом — верхняя губа.

Он прижался к ней, приоткрыл рот, и я почувствовала его дыхание.

Он слишком близко. Слишком живой. Слишком настоящий. Это не может быть он. Не тот, кого я знаю.

Я вспомнила слова Алиши:

«Он никогда ни с кем не целуется.»

А он... целует.

И не просто целует.

Он входит.

Язык скользнул между моих губ.

Раздвинул их.

Нашёл мой язык.

Я должна остановить его. Должна. Но не могу. Моё тело будто не слушается.

Я не отвечала.

Просто позволяла.

Он двигался медленно, но глубоко.

Каждое движение будто вырывает из меня воздух. Я не знаю — это страх или что-то другое. Что-то, что страшнее самого страха.

Слюна — его, моя — смешалась, стекала по подбородку.

Он не стеснялся.

Не сдерживался.

Ему всё можно. А мне — только дышать. Смотреть. Терпеть. Или... чувствовать?

Губы — мокрые.

Зубы — лёгкий скрежет.

Язык — обвил мой, прижал, отпустил, снова прижал.

Я чувствовала вкус — его.

Не крови.

Не ярости.

Тепла.

И это тепло страшило меня сильнее, чем его жестокость. Потому что я не понимала, почему оно мне не отвратительно.

Он держал моё лицо — ладони тёплые, дрожащие.

Не сжимал.

Не давил.

Просил.

Я всё ещё не отвечала.

Но и не отстранялась.

Он оторвался на миг — дышал мне в губы.

Глаза в глаза.

— Черт... — выдохнул он. — у тебя очень сладкие губы.

И снова впился.

Глубже.

Мокрее.

Я почувствовала неожиданную мягкость с его стороны. Нежность — от него. От того, кто всегда приносил боль.

Он был осторожен, и я оцепенела, не смея ни пошевелиться, ни вдохнуть глубже.

Просто позволяла ему делать всё, что он хочет — боялась, что любое неверное движение разрушит это хрупкое, невозможное мгновение.

Его губы не отрывались от моих, всё глубже, всё влажнее, язык скользил, обволакивал, будто он хотел запомнить каждый миллиметр моего рта.

Я всё ещё не отвечала, но уже не могла остановить дрожь, которая бежала по коже.

Он не отпускал моего лица, ладони тёплые, но теперь одна из них соскользнула вниз, по шее, по ключице, и я почувствовала, как пальцы зацепили край ночнушки.

Он не оторвался.

Не прервал поцелуй.

Просто потянул ткань вверх, медленно, пока она не собралась у талии.

Я ахнула, в его рот.

Он проглотил звук.

Губы всё ещё на моих, язык всё ещё танцевал, а рука уже легла на голое бедро, кожа к коже.

Пальцы сжали, не сильно, но ощутимо, вдавили в мягкость.

Я вздрогнула.

Он не остановился.

Рука поднялась выше, по внутренней стороне бедра.

Я чувствовала каждый миллиметр его прикосновения, как электрический разряд.

Вторая рука скользнула под ночнушку, нашла грудь.

Сжала.

Легко.

Потом сильнее.

Сосок оказался между пальцами, он покрутил его, не отрываясь от поцелуя, не давая мне отдышаться.

Я задыхалась, в его рот, в его язык.

Он прижал меня ближе, бедро к бедру, и я почувствовала, как он твёрд, как он горит.

Но не грубо.

Не как раньше.

Я всё ещё не отвечала губами.

Но почувствовала, что он сдался — что он хочет меня. И тут же знала: взорваться он может в любой момент.

Он отстранился, тяжело дыша.

— Ты моя… — шепчет он, прерываясь от каждого вдоха, — и никто тебя у меня не отнимет.

Я не поняла до конца, что он имел в виду, но слова эти меня испугали.

— И я убью любого, кто хоть пальцем коснётся тебя, — прошипел он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дыхание мое участилось; я смотрела прямо ему в глаза. Он прижался лбом к моему лбу, его дыхание ложилось мне на губы. Страх усилился, как ледяной прилив.

Его сильная рука опёрлась мне на колено.

Неужели он стал одержим?Неужели я совершила глупость?

Он… разве это любовь?

Если да — значит он никогда меня не отпустит. Будет держать в цепи.

Сердце забилось ещё быстрее.

Я посмотрела в его глаза — и увидела не тепло.

Не нежность.

Одержимость.

Чистую.

Горячую.

Безумную.

Я поняла.

Я ошиблась.

Он не стал человеком.

Он просто переключился.

С ярости — на меня.

— Дами... — прошептала я, голос дрожал. — Ты... ты пугаешь меня.

Он не услышал.

Или не захотел.

— Ты моя, — повторил он твёрже. — Только моя!

Я попыталась отстраниться.

Легко.

Но он не дал.

Рука с колена сжалась.

Не больно.

Но не отпустит.

— Я не... — начала я, но он перебил.

— Ты не понимаешь. — Его голос — хрип. — Я чувствую тебя. Впервые. Ты — моя. Моя блядь! И будешь моей и в этой жизни и после смерти.

Я сглотнула.

— А если я не хочу быть твоей?

Он замер.

Глаза сузились.

— Ты уже моя.

Я почувствовала холод.

Он не отпустит.

Никогда.

Я сделала ошибку.

Дала ему тепло — и он сожрал его.

Теперь я — не человек.

Я — его.

Вещь.

Трофей.

Кровь.

Нужно поскорее свалить отсюда.

— Не пытайся сбежать от меня, — прошептал он, читая мои мысли. — Я найду тебя, даже если ты спрячешься хоть на краю света.

Его слова повисли в воздухе. Я замерла, сердце колотилось в груди, отдаваясь эхом в ушах.

"Я найду тебя, даже если ты спрячешься хоть на краю света."

Вдруг его руки, такие сильные, обхватили меня за талию. Резко, без предупреждения. Я ахнула, инстинктивно вцепившись в его плечи, чтобы не упасть. Он поднял меня на руки, как будто я ничего не весила. Мои ноги болтались в воздухе, ночнушка задралась ещё выше, обнажив бёдра полностью.

— Дамьен! — вырвалось у меня, голос дрожал от смеси страха и неожиданности.

Он не ответил. Только впился в мои губы снова, жадно, глубоко, с той же одержимостью, что горела в его глазах.

Поцелуй был мокрым, горячим, его язык ворвался в мой рот, требуя, завоёвывая. Я не сопротивлялась — не могла. Тело предавало, дрожало под его напором, но разум кричал: беги.

Пока он держал меня на руках, шагая к кровати, я чувствовала, как его сердце бьётся ровно под моей ладонью, прижатой к его груди.

Он подошёл к краю кровати и швырнул меня на матрас. Я подпрыгнула на мягком, волосы разметались по подушке, ночнушка задралась до груди, обнажив всё.

Я попыталась сесть, прикрыться руками, но он уже навис надо мной, коленом раздвигая мои ноги, прижимаясь всем телом.

— Ты моя, — прорычал он. — И я возьму тебя. Сейчас.

Его губы упали на мою шею, жадно целуя, покусывая кожу. Я задрожала — от страха, от холода, от того, как его дыхание обжигало.

Он наслаждался, медленно, смакуя каждое прикосновение. Руки скользнули по моим бокам, срывая ночнушку полностью, оставляя меня голой под ним.

Я не сопротивлялась. Позволяла. Боялась, что любое движение разожжёт в нём ярость, ту самую, что сменилась на эту безумную страсть.

Его язык провёл по моей ноге — от лодыжки вверх, медленно, влажно, оставляя след из поцелуев и слюны. По икре, по колену, по внутренней стороне бедра. Я вздрогнула, мышцы напряглись, но ноги не сомкнула. Он поднимался выше, губы касались кожи, язык кружил, пробовал на вкус.

— Дамьен... — прошептала я, голос сорвался.

Он не остановился. Поднялся к животу, язык скользнул по пупку, обвёл его, потом провёл дорожку вверх, между рёбер. Губы захватывали кожу, сосали, оставляя красные следы.

Он наслаждался — каждым вздохом, каждой дрожью.

Его руки держали мои бёдра, раздвигая шире, прижимая к матрасу. Я чувствовала его твёрдость между ног, но он не торопился. Медлил. Мучил.

Я дрожала сильнее, слёзы жгли глаза. Не от боли — от ужаса.

Он не отпустит.

Никогда.

Это не любовь.

Это клетка.

Но тело... тело позволяло.

Подчинялось.

Ждало следующего прикосновения.

Его губы поднялись к моей груди, язык обвёл сосок, потом второй, зубы слегка прикусили — не больно, но ощутимо. Я всхлипнула, слёзы катились по вискам, впитываясь в подушку. Он заметил. Поднял голову, глаза горели, как угли.

— Плачешь? — хрипло спросил он, проводя большим пальцем по моей щеке, размазывая влагу. — Хорошо. Плачь. Это значит, ты чувствуешь.

Я не ответила.

Только дрожала.

Его рука скользнула вниз, между ног, пальцы раздвинули складки, нашли влажность — не мою, его слюну, его власть. Он вошёл одним пальцем, медленно, глубоко. Я ахнула, выгнулась, но не оттолкнула. Слёзы текли сильнее.

— Видишь? — прошептал он, двигая пальцем внутри, второй присоединился, растягивая. — Ты уже мокрая. Для меня. Только для меня.

Я зажмурилась. Он вытащил пальцы, поднёс к моим губам. Я не открыла рот. Он надавил — я подчинилась. Вкусила себя на нём. Солёно. Горько. Его.

Он встал на колени между моих ног, расстегнул брюки. Член вырвался наружу — твёрдый, пульсирующий, венами набухший. Он обхватил его рукой, провёл головкой по клитору, внизу, размазывая предэякулят.

— Смотри на него, — приказал он. — Это он хочет тебя. Целиком. Глубже, чем кто-либо. Только он должен входить в тебя. Понимаешь?

Я кивнула, всхлипывая. Слёзы катились без остановки.

Он приставил головку к входу, медленно, не торопясь. Вошёл на сантиметр. Я напряглась. Он остановился.

— Расслабься, — прошептал, наклоняясь, целуя мои слёзы. — Я не причиню боли. Только удовольствие. Ты — моя. И я — твой.

Ещё сантиметр. Ещё. Я чувствовала, как он растягивает, заполняет. Не грубо — медленно.

Когда вошёл полностью, остановился. Дышал тяжело, лоб прижат к моему.

— Чувствуешь? — хрипел он. — Он внутри. Только он. Никто больше. Никогда.

Я всхлипнула громче. Он начал двигаться — медленно, глубоко, каждый толчок — как удар печатью. Мои бёдра дрожали, руки вцепились в простыню. Он целовал мои слёзы, шею, губы, не отрываясь, не давая отдышаться.

— Плачь, — шептал он, ускоряясь. — Плачь, пока я в тебе.

Я плакала.

Принимала.

Позволяла.

Потому что знала: сопротивление — только разожжёт. А он… он уже внутри. Не только телом. Душой. Кровью. Одержимостью.

Он двигался ровно, глубоко, будто вбивал в меня каждый удар своего сердца.

— Скажи это, — прошептал он, не останавливаясь. — Скажи, что ты моя.

Я открыла рот, но вырвался только всхлип. Он замедлился, почти вышел, оставил лишь головку внутри — и замер. Глаза в глаза. Одержимость горела ярче, чем когда-либо.

— Скажи.

— Я… твоя, — прошептала я, голос дрожал, слёзы катились по вискам. — Твоя.

Он вошёл снова — резко, до конца. Я ахнула, выгнулась. Он прижал меня к матрасу, руки сжали мои запястья над головой, одна ладонь — обе кисти. Двигался быстрее. Глубже. Тяжелее.

— Ещё раз, — прорычал он. — Громче.

— Твоя! — вырвалось у меня, слёзы смешались с потом. — Только твоя…

Он зарычал, низко, животно, и ускорился. Каждый толчок — как удар молота. Я чувствовала, как он набухает внутри, как пульсирует, как требует. Его губы нашли мою шею, зубы впились в кожу — не до крови, но метка останется. Навсегда.

— Никто… — хрипел он, вбиваясь глубже. — Никто не войдёт… сюда… кроме меня…

Я кивала.

Тело дрожало, но не от страха — от перегрузки. Он чувствовал. Знал. Ускорился ещё. Ещё. Ещё.

— Кончи для меня, — приказал он, голос сорвался. — Сейчас. Пока я в тебе.

Я не хотела.

Не могла.

Но тело предало — сжалось вокруг него, судорога прошла по животу, бёдрам, груди. Я закричала — не от боли, не от удовольствия, от всего сразу. Он зарычал в ответ, вошёл в последний раз — глубоко, до упора, и замер. Пульсировал. Изливался. Заполнял.

Я чувствовала каждый толчок внутри. Каждую каплю. Его.

Он не вышел. Оставался. Дышал мне в шею. Руки отпустили запястья, обняли — крепко, почти до боли.

— Сара, — прошептал он мое имя.

Я лежала под ним. Плакала тихо. Не сопротивлялась. Не могла. Не хотела.

Он поцеловал мои слёзы. Потом губы. Медленно. Нежно. Как будто только что не выжег во мне своё имя.

— Я могу тебе доверять? — вдруг прошептал он мне в ухо.

Я не сразу поняла, что он имел в виду, но в груди забилось любопытство.

— Да, — ответила я коротко.

— Тогда ответь на мой вопрос.

— Хорошо.

— Ты уйдёшь от меня к своему отцу? — спросил он.

Вопрос застал меня врасплох. Ответ казался очевидным.

— Да, уйду, — честно ответила я.

Он слегка отстранился; взгляд потемнел.

— Уйдёшь?

— Уйду, — повторила я.

И резко — пощёчина.

Удар был такой сильный, что голова повернулась в сторону; щека горела, слёзы сами покатились по лицу.

— Уйдёшь? — повторил он.

Я сжимала челюсть, держась за раскалённую щёку, и повернулась к нему, чтобы увидеть его глаза.

— Не уйду, — солгала я.

— Вот и умница, — сказал он, схватив меня за челюсть. — Запомни, Сара: если попытаешься обмануть меня и сбежать, я превращу твою жизнь в ад. То, что происходит с тобой сейчас, покажется тебе раем.

Сердце застучало чаще; дыхание сбилось. Его слова были как предсмертный гром — он чувствовал, что я собираюсь убежать. Он знал. И теперь угрожал. Страх растаял некуда — он стал острее, холоднее, и мне вдруг показалось, что выхода нет.

Глава 28: Чужой запах

Я открыла глаза и увидела, как Дамьен, стоя перед зеркалом, поправляет воротник белой рубашки. Он был уже полностью одет. За окном светило утреннее солнце — я поняла, что он, скорее всего, успел пробежаться, принять душ и теперь заканчивает свой привычный утренний ритуал.

Он надел жилет, застегнул несколько пуговиц — ткань чётко очертила его талию, широкие плечи, прямую осанку. Затем начал закатывать рукава, и его взгляд встретился с моим отражением.

Я слегка приподнялась, прикрывая тело одеялом.

— Проснулась, малышка, — сказал он с лёгкой улыбкой, подошёл ближе и поцеловал меня в лоб. — Ты, как всегда, прекрасна.

Он был спокоен, почти расслаблен.

— Ты… куда-то собрался? — осторожно спросила я.

— Конечно. Много работы. Вернусь поздно, — подмигнул он, снова повернувшись к зеркалу. Побрызгал на себя парфюм, привычным движением засунул оружие за пояс, схватил пиджак. Уже на пороге я окликнула его:

— Дамьен!

Он остановился и обернулся.

— Что?

— Можно я выйду во двор? Мне… тоскливо.

Он усмехнулся.

— Во двор — можно. За ворота — нельзя. — И, не дожидаясь ответа, вышел.

Я выдохнула, чувствуя лёгкое облегчение.

Если во двор можно — значит, есть шанс.

Марко не появлялся уже как два дня, и мне нужно было с ним поговорить.

Я быстро оделась, тихо вышла из комнаты. В доме стояла утренняя тишина: где-то посуда звякала в зале — служанки накрывали стол.

Я прошла мимо них, мимо дворецкого, который странно на меня посмотрел, но промолчал.

Наверное, Дамьен предупредил их.

Дворецкий почтительно открыл передо мной дверь, и я, кивнув, вышла в сад.

Свежий осенний воздух ударил в лицо — холодный, влажный, живой.

Я вдохнула глубоко, до боли в груди. Впервые за долгое время мне показалось, что я дышу по-настоящему.

Сад был вымыт светом: блеклое солнце, туманная полоска над газоном, тонкий иней по краям плитки.

Я остановилась у клумбы. Поздние розы держались из последних сил: прозрачные лепестки, влажные от росы, и острые шипы — как память. Я коснулась одного шипа подушечкой пальца, чтобы убедиться, что всё это действительно происходит со мной, не сон.

Я ещё вдохнула — пахло холодной землёй, мокрой листвой и далёким дымом. Пахло улицей. Пахло миром по ту сторону стен.

Села на каменную кромку фонтана. Вода шептала себе что-то. Я зачерпнула ладонью и провела по шее, по скулам — холод сбил остатки ночи, прояснил голову.

Пять минут, сказала я себе. Всего пять.

Пять минут дышать как хочу. Сидеть как хочу. Молчать как хочу.

Я запрокинула голову, закрыла глаза и позволила солнцу лечь на веки. Внутри стало тихо. Даже страх отступил на шаг — не исчез, нет, просто попятился.

— Вижу, тебе хорошо, — услышала я знакомый голос и открыла глаза. Передо мной стоял Марко.

Я быстро поднялась, поправила юбку.

— Привет, — тихо сказала я.

Он скрестил руки на груди, взгляд цепкий, внимательный.

— Странно, что мой брат позволил тебе выйти.

Я слабо улыбнулась.

— Видимо, не всё так ужасно, как кажется.

На нём была тёмная куртка, подчёркивающая силу плеч и рук. Он сунул ладони в карманы и сделал шаг ко мне.

— Здесь холодно. Почему ты так вышла?

Я опустила взгляд, оглядела себя — тонкая блузка, лёгкая юбка, ничего тёплого.

— Я… просто не подумала.

Он усмехнулся и, не говоря ни слова, начал стягивать куртку.

— Не нужно, правда, — сказала я, поспешно качая головой. — Мне не холодно.

— Нельзя мерзнуть, — спокойно ответил он.

Марко подошёл ближе и накинул куртку мне на плечи. Она была великовата, почти укутала меня целиком, но в тот же миг стало тепло.

Ткань пахла им — парфюмом, табаком.

— Спасибо, — улыбнулась я, пряча руки в рукава.

Он сел на край фонтана, и я, немного поколебавшись, присела рядом.

Вода тихо журчала.

— Надеюсь, мой брат больше не причинил тебе боль? — спросил Марко, не глядя прямо, но голос его был серьёзен.

Я покачала головой.

— Это неважно. Главное — то, что ты обещал помочь… всё ещё в силе?

Он повернулся ко мне, его взгляд стал твёрдым.

— Конечно, в силе, — ответил он. — Я сказал, что вытащу тебя отсюда — значит, вытащу. Просто у нас…

Он замолчал, протянул руку — будто невзначай, ладонь легла мне на колено, чуть выше края юбки. Пальцы сжали ткань, потом кожу. Тепло. Слишком близко. Я замерла, внутри всё сжалось, но улыбку держала.

— Марко… — тихо сказала я, не двигаясь.

— Что? — он не убрал руку. — Ты дрожишь. Холодно всё-таки.

— Нет, — я покачала головой, стараясь не отстраниться резко. — Просто… я не привыкла. Прости.

Он убрал ладонь, но медленно, будто нехотя. Пальцы скользнули по бедру, оставляя след, как от горячего утюга. Я сглотнула, глядя в сторону фонтана. Вода всё так же шептала. Теперь — громче.

Марко достал из внутреннего кармана пачку сигарет, щёлкнул зажигалкой. Пламя вспыхнуло, осветило его лицо — острые скулы, тень под глазами. Он затянулся, выпустил дым в сторону, но ветер подхватил и принёс мне — табак, кожа, его запах.

— Он не должен был так с тобой, — сказал он, глядя на дым. — Я знаю Дамьена. Когда он вцепляется… не отпускает. Но я не он.

Я молчала. Смотрела, как сигарета тлеет между его пальцев.

— Я помогу, — повторил он, повернулся ко мне. — Но тебе нужно доверять. Полностью. Без оглядки.

Я кивнула.

Он снова затянулся.

Дым поднялся между нами.

— Отец уже договорился о встрече с Сильвестором. Сказал, что это должно было случиться через три дня, это будет завтра, — сообщил он.

— Что? — удивилась я. — Значит, состоится обмен?

— Да, — кивнул он. — Обмен на деньги - компенсация за моральный и физический ущерб нашей семье.

— Получается, завтра я буду свободной? — я едва верила своим ушам.

— Да. Твой отец согласился, поэтому завтра он придёт на назначенное место. Но…

Он замолчал.

— Что «но»? — спросила я, тревожно приподнимая голос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Проблема в том, отдаст ли тебя Дамьен. — Он тяжело вздохнул. — Вот что меня беспокоит.

Я вспомнила те его слова: «Ты моя» — он говорил это мне вчера. Теперь всё встало на свои места: он не собирается ни с кем делиться. Он не отпустит. Сердце сжалось.

— Он меня не отдаст, — прошептала я. — Он говорил это.

— Я знаю. Именно поэтому обмен может привести к войне. Тебе придётся действовать самой. Что бы ни случилось, ты должна бежать из склада в тот момент, когда начнётся перестрелка. Мой человек заберёт тебя — он будет ждать в стороне, в сером BMW. Как только выбежишь из склада — ты его увидишь.

— Серый BMW, — повторила я, будто вбивая слова в память. — А номер? Как я пойму, что это твой человек?

Марко выдохнул дым, тлеющий кончик сигареты отразился в его глазах.

— Номер не нужен. Он будет стоять у третьего фонаря от входа, фары выключены, но двигатель работает. Как только услышишь выстрелы — беги. Не оглядывайся. Не жди, пока кто-то откроет дверь. Просто выбеги при первой возможности.

Я сжала пальцы на куртке, ткань скрипнула.

— А если Дамьен меня схватит раньше?

— Не схватит. Я буду рядом. Отвлеку. — Он затянулся ещё раз, потом бросил окурок в фонтан. Вода шипнула, сигарета утонула. — Главное - не медли. Как только начнётся, беги. Даже если я упаду. Даже если он крикнет твоё имя.

Я посмотрела на свои руки. Пальцы дрожали.

— А если я не успею добежать до машины?

Марко наклонился ближе, голос стал тише, почти шёпотом:

— Тогда я сам приеду за тобой. Найду тебя и спрячу от них, — он взял мою ладонь - не как прикосновение, а как рукопожатие. Крепко. Холодно.

— Доверься мне. Один раз. И всё.

Я не отдернула руку. Пусть. Пусть думает, что я доверяю. Главное - выбраться.

— Спасибо, — прошептала я.

— Ты главное держись, — тихо сказал Марко. — Я всегда рядом. Если понадобится помощь - можешь прийти ко мне в любое время.

— Я не знаю, как тебя отблагодарить, Марко, — произнесла я искренне.

— Пустяки, — он слегка сжал мою руку, теплее, чем следовало бы. — Главное, чтобы на твоём лице снова появилась улыбка.

Я улыбнулась. Пусть и слабо, но по-настоящему.

Я понимала, кто он — такой же преступник, как и Дамьен, — но у меня не было выбора. Либо я приму помощь, либо останусь одна.

К тому же Марко всё это время был ко мне добр, спокоен, терпелив. Ему я доверяла куда больше, чем его брату.

— Если хочешь, — сказал он, вставая, — можем немного прогуляться по двору. А ещё я покажу тебе нашу старую библиотеку.

— Правда? — я оживилась. — Я хочу.

— Тогда пошли, — улыбнулся он и потянул меня за руку. Я поднялась, чувствуя, как его пальцы всё ещё держат мою ладонь.

Мы пошли вдоль аллеи, ведущей в заднюю часть двора.

Марко показывал мне статуи, стоявшие между кустами роз, и вполголоса рассказывал истории о предках, будто делился чем-то личным, сокровенным. Я слушала, не перебивая, с интересом вглядываясь в выветренные лица каменных фигур.

Мы шли по гравию, рука в руке, будто это было естественно. Марко не отпускал. Пальцы его были тёплыми. Я не вырывалась. Пока.

— Вот эта, — он кивнул на мраморную женщину с опущенными глазами, — бабушка Лючия. Говорят, она отравила мужа за измену. Яд в вине, медленно, три дня. Он умирал красиво, — усмехнулся он. — Дамьен любит эту историю. Говорит, «любовь должна быть смертельной».

Я сглотнула. Статуя смотрела на меня пустыми глазами. Ветер шевелил листья у её ног.

— А эта, — Марко подвёл меня к следующей, мужчина с пистолетом в руке, — дед. Убил семерых в одном баре. За то, что не налили. Семья гордится.

Я молчала. Статуи стояли в ряд, как надгробия. История семьи — кровь, яд, пули. Я шла среди них, и мне казалось, что они смотрят. Судят.

— Ты боишься? — спросил он, не глядя на меня.

— Немного, — честно ответила я.

Он остановился. Повернулся. Рука всё ещё держала мою.

— Не надо. Я не он. Я не причиню тебе боли.

Я посмотрела в его глаза. Глубокие. В них было что-то… другое.

Я замерла. Он наклонился ближе. Дыхание коснулось моей щеки.

— Ты красивая, когда боишься, — прошептал он. — Но ещё красивее, когда улыбаешься.

Я улыбнулась. Притворно. Он поверил.

— Пошли в библиотеку, — сказал он и потянул меня дальше.

Мы обошли фонтан, прошли под аркой из плюща. Дверь в старое крыло была приоткрыта. Он толкнул её ногой. Внутри пахло пылью, кожей, старым деревом. Высокие стеллажи, лестницы, книги в кожаных переплётах. Свет падал через витражи — красный, синий, золотой.

— Здесь тихо, — сказал он, отпуская мою руку. — Никто не ходит. Даже он.

Я прошла вперёд, провела пальцами по корешкам. Пыль взлетела в луче света.

— Ты любишь читать? — спросил он.

— Раньше любила, — ответила я. — Теперь… не знаю.

Он подошёл сзади. Не касался. Но я чувствовала его тепло.

— Я могу приносить тебе книги. Какие захочешь. Только скажи.

Я обернулась. Он стоял близко. Слишком.

— Марко…

— Что?

— Спасибо. За всё.

Он кивнул. Потом вдруг взял книгу с полки, открыл, показал мне страницу.

— Вот. «Любовь — это клетка, в которой поёт только один». Дамьен выучил это наизусть.

Я посмотрела на строку. Потом на него.

— Не очень интересно, — сказала я.

Он закрыл книгу. Положил обратно.

Я провела пальцами по корешкам — кожа потрескалась, золотые буквы стёрлись. Одна книга выдалась вперёд, словно сама просилась в руки. Я вытащила её. Тяжёлая, в тёмно-зелёной коже, без названия.

— Эта что? — спросила я, не оборачиваясь.

Марко подошёл ближе. Его дыхание коснулось моего затылка.

— Дневник. Прапрабабушки. Она вела его, пока не сошла с ума. Писала о любви, о крови, о том, как вырезать сердце, чтобы оно не болело.

Я открыла. Страницы пожелтели, чернила выцвели, но почерк был чёткий, почти детский.

«Если он уйдёт — убей его. Если останется — убей себя. Третьего не дано».

Я захлопнула книгу. Сердце стукнуло.

— Ты её читал? — тихо спросила.

— Да, — сказал он, беря дневник из моих рук и кладя обратно на полку. — Какая-то бессмыслица. Она была сумасшедшей. Покончила с собой из-за прадеда.

Он усмехнулся.

Я нахмурилась.

Для него это — просто история. Для меня же — боль, которая чувствуется даже сквозь страницы. Возможно, той женщине действительно было тяжело, когда она писала эти строки. Но никто ей не сочувствовал. Никогда.

Я подошла к другой полке, провела пальцем по корешкам книг. Марко стоял позади — слишком близко. Я чувствовала его дыхание на затылке. Он начал показывать мне другие книги, рассказывать что-то, смеяться… но стоял всё ближе, как будто нарочно сокращал расстояние.

Я не сразу поняла, что перестала слушать его слова. Всё внимание поглотило чувство тревоги.

— Давай выйдем, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Я немного устала. Думаю, мне пора в комнату. Дамьену это может не понравиться.

Он замер на секунду, потом кивнул.

— Как хочешь, Сара. — Он аккуратно положил книгу на место и открыл передо мной дверь.

Мы вышли из библиотеки и направились к дому. Я сразу сняла куртку и протянула ему.

— Спасибо, что уделил мне время. Было интересно, — сказала я, заставляя себя улыбнуться.

— Пустяки, — ответил он, принимая куртку. — Я всегда рад помочь. Если что-то понадобится — зови, я буду у себя.

— Да… пока, — кивнула я и быстро направилась к лестнице.

Поднимаясь по ступенькам, я чувствовала, как напряжение медленно спадает, но где-то внутри всё ещё дрожит.

Что-то в его взгляде было не так.

***

Дамьена не было весь день.

Однажды в комнату заглянула Агнес — проверить, как я. Она даже пригласила меня поужинать за общим столом, пока его нет. Мы немного поговорили, и я впервые почувствовала, что рядом с кем-то можно просто… быть. Без страха.

Но как только я вернулась в комнату и закрыла за собой дверь, она тут же снова распахнулась.

На пороге стоял он.

Дамьен.

Первым делом я посмотрела на его лицо — спокойное, расслабленное. Он был в настроении, и от этого внутри стало чуть легче.

Он вошёл, не говоря ни слова, бросил пиджак на кресло и начал приближаться. Я невольно напряглась.

Его аромат — терпкий, узнаваемый — быстро заполнил комнату. От него будто исходила волна тепла и угрозы одновременно.

Он остановился прямо передо мной. Высокий, сильный. Несколько секунд просто смотрел, а потом медленно поднял руку и заправил прядь моих волос за ухо.

— Как ты, малышка? — спросил он своим низким, бархатным голосом.

Хороший знак. Значит, он спокоен.

— Отлично, — кивнула я, стараясь не выдать волнения.

— Прогулялась?

— Да, — выдавила улыбку.

Он чуть улыбнулся в ответ, шагнул ближе и наклонился. Его дыхание коснулось моей шеи, горячее, глубокое, — и он замер.

Нос почти касался кожи за ухом.

Я почувствовала, как каждая клеточка тела сжалась, будто предчувствуя что-то.

Время застыло — между вдохом и выдохом, между страхом и чем-то иным, чего я не хотела признавать.

Вдох.

Ещё один, глубже.

И вдруг, как будто его ударили, он отстранился. Глаза сузились.

— Что это? — спросил он резко.

— Что? — я сделала шаг назад, но он поймал меня за запястье.

Он наклонился снова, теперь уже к воротнику, к плечу. Нюхал, как зверь.

— Блядь! — выругался он, резко отстраняясь. — Ты пахнешь отвратительно!

Он снова втянул воздух возле моей шеи, и я похолодела от страха.

Боже…

Он злится. По-настоящему.

— Я у тебя спрашиваю, что это?! — рявкнул он, голос сорвался на рычание. Я вздрогнула, попятилась, но он не дал уйти.

— Я… я не понимаю, о чём ты, Дамьен, — прошептала я, чувствуя, как дыхание сбивается, а сердце бьётся быстрее.

— Это не твой запах, чёрт возьми! — он схватил меня за челюсть, заставляя смотреть в глаза. Его пальцы сжали кожу больно, властно. — Что это значит? Почему ты пахнешь чужим мужчиной?!

Я вздрогнула, как от удара. Глаза расширились, сердце колотилось так, что казалось, выскочит из груди. Его пальцы впились в мою челюсть, не до крови, но до боли. Лицо — в сантиметрах от моего, глаза горели, как угли.

— Дамьен… — голос сорвался, дрожал. — Это… просто…

— Молчи! — рявкнул он, и я зажмурилась. — Ты воняешь им! Марко! Его табак! Его парфюм! На моей женщине!

Я попыталась вывернуться, но он держал крепко.

— Он… он дал куртку! Холодно было! Я…

— Куртку?! — он рассмеялся, коротко, зло. — Ты носила его дерьмо на себе?!

Рука взлетела к вороту моей блузки. Ткань затрещала — он рванул вниз, пуговицы разлетелись по полу, как пули. Блузка разошлась, обнажив лифчик. Я ахнула, инстинктивно прикрылась руками.

— Не смей! — он оттолкнул мои руки. — Ты не должна так пахнуть! Никогда!

Я дрожала. Слёзы жгли глаза.

— Дамьен, пожалуйста…

— Заткнись! — он схватил юбку за талию, рванул. Ткань порвалась с хрустом, упала к ногам. Я осталась в белье, дрожащая, голая под его взглядом.

— Ты моя! — прорычал он. — Только моя!

Я всхлипнула. Он схватил меня за волосы — грубо, пальцы впились в корни. Боль прострелила кожу головы. Я вскрикнула, но он уже тянул меня в ванную.

— Идём! — голос ледяной. — Смоешь его дерьмо. Весь. Сейчас.

Я споткнулась, но он не дал упасть. Втащил в ванную, толкнул к раковине. Включил воду — холодную, ледяную. Я ахнула, когда струя ударила по рукам.

— Снимай остальное, — приказал он. — Или я сам.

Я дрожала. Сняла лифчик. Трусики. Всё упало на пол. Он смотрел. Глаза — чёрные.

— Под душ, — сказал он.

Я вошла. Вода обожгла холодом. Он стоял и смотрел на мое тело.

— Мой её, — бросил он, кивнув на полку. — Смой с себя всё!!

Я взяла гель. Руки дрожали. Натирала кожу, волосы, шею, грудь — везде, где он нюхал. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с водой.

Он смотрел.

Не двигался.

Только глаза горели.

— Ещё, — сказал он. — Пока не исчезнет это дерьмо с тебя!

Я мыла.

Снова.

Снова.

Пока кожа не покраснела.

Пока не запахла только им.

Он выключил воду.

Бросил полотенце.

— Вытирайся.

Я дрожащими руками вытерлась и поспешно укуталась в полотенце. Сердце билось тревожно.

Он подошёл ближе, схватил меня за руку и притянул к себе. Его лицо оказалось совсем рядом. Он вдохнул — резко, шумно, как зверь, почуявший кровь.

— Чёрт! — прорычал он, и в следующую секунду толкнул меня так, что я ударилась о край раковины, а потом упала на холодный кафель. Воздух вырвался из груди.

— Ты, сука, всё ещё пахнешь им! — закричал он, нависая сверху, и в его голосе уже не было человека — только ревность, боль и ярость, сплетённые в одно.

От автора:

Дорогие читатели, как вам глава?

Что думаете по поводу происходящего?

Извинясь за задержку главы, я была немного занята. Буду благодарна за ваш отзыв и звезду на главной странице книги.❤️❤️ Вот по этой ссылке: ????

Глава 29: Горячая вода

Он резко заставил меня встать, сжав локоть так, что кожа вспыхнула болью. Потянул ближе, его взгляд впился прямо в мои глаза — холодный, мрачный, без намёка на жалость.

— Ты не выйдешь отсюда, пока не смоешь с себя всю эту хрень! — рявкнул он.

Он толкнул меня к душевой кабине, сорвал полотенце с плеч. Воздух обжёг оголённую кожу, но уже в следующую секунду он включил воду. Горячие брызги ударили по кафелю, пар мгновенно наполнил пространство.

— Давай! — бросил он, почти рыча.

Он толкнул меня обратно в душевую кабинку, дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной. Я вцепилась в стену, пальцы скользили по мокрой плитке

— Под струю! — рявкнул он, поворачивая кран до упора.

Вода хлынула — сначала ледяная, потом резко обжигающая. Я вскрикнула, отшатнулась, но он схватил меня за плечи и прижал спиной к стене.

— Стой! — прорычал он. — Мой!

Горячая струя била по коже, обжигала, оставляла красные полосы. Я задыхалась, слёзы текли вперемешку с водой.

— Дамьен… больно… — выдохнула я, пытаясь прикрыться руками.

— Больно?! — он схватил гель, выдавил на ладонь, начал тереть меня сам. Жёстко. Безжалостно. По шее, по груди, по животу. — А мне больно, когда ты воняешь им!

Я всхлипывала. Кожа горела.

— Пожалуйста… я… я не хотела…

— Что «не хотела»?! — он схватил меня за волосы, откинул голову назад, вода заливала лицо. — Одела его куртку?!

— У меня… не было… ничего… — голос дрожал, прерывался.

— Значит, ничего не было?! — прорычал он, так что я вздрогнула. — НИЧЕГО НЕ БЫЛО, БЛЯДЬ!!

Он рванул меня за локоть, выволок из кабинки. Вода стекала по ногам, оставляя лужи на кафеле. Я дрожала, кожа горела, волосы липли к лицу.

— НИЧЕГО НЕ БЫЛО?! — заорал он, толкая меня в спальню.

Я споткнулась, упала на колени. Он не дал встать. Схватил за руку, потащил к шкафу. Распахнул дверцы — с треском.

— А ЭТО ПО-ТВОЕМУ ЧТО, БЛЯДЬ?! — выкрикнул он, выхватывая свои вещи.

Рубашки. Свитера. Куртки. Всё полетело на пол.

— Это моё! — он швырнул чёрный свитер мне в лицо. — Это моё! — пиджак ударил по плечу. — Это моё! — куртка упала к ногам.

Я сидела на полу, среди кучи одежды. Дрожала. Слёзы текли.

— Ты носила ЕГО! — он схватил свою белую рубашку, разорвал — пуговицы разлетелись. — А это моё! Ты должна пахнуть только мной!

Я всхлипнула.

— Дамьен…прошу хватит…

— Хватит?! — он схватил меня за волосы, рывком притянул к себе. Его глаза вспыхнули тьмой, голос сорвался на рычание. — Ты до сих пор не поняла, что значит слово

«моя»

?

Я покачала головой, дрожа от страха. Сердце билось так громко, что казалось — он слышит его под кожей.

— Это значит дышать мной, — выдохнул он, сжимая пальцы сильнее. — Понимаешь? Ты не имеешь права носить чужие вещи.

Я всхлипнула, вытерла слёзы тыльной стороной ладони и дрожащими пальцами подхватила его рубашку на полу, прикрывая себя.

Он наклонился ближе, почти касаясь лбом моего.

— Ты не имеешь права, слышишь? — повторил он тихо, но с такой сталью в голосе, что каждое слово прожигало воздух между нами.

— А что мне делать, если… если у меня нет одежды? — прошептала я, голос дрогнул, но я всё же подняла на него глаза.

Он замер. Глаза сузились.

— Нет одежды? — переспросил он, медленно, будто пробовал слова на вкус.

Я кивнула.

— У меня… ничего своего. Только то, что мне дают.

Он выдохнул. Резко. Потом рассмеялся — коротко, без юмора.

— Хочешь сказать что это моя вина? — он присел на корточки, лицом к лицу.

Я кивнула. Несмотря на страх, заставила себя заговорить — тихо, но честно:

— Думаю, да. Ты же… ты же силой увёз меня из квартиры. Все мои вещи остались там.

Он усмехнулся, потом вдруг рассмеялся — коротко, нервно.

— Значит, это я виноват? — проговорил он, всё ещё улыбаясь. — Что ж, может, ты и права. Наверное, виноват в том, что не купил тебе ничего. Признаю.

Но смех мгновенно оборвался. Он резко схватил меня за челюсть, заставив поднять голову. Его пальцы впились в кожу, а взгляд потемнел.

— Но даже тогда, — произнёс он глухо, — ты не имеешь права надевать чужое. Даже если этот «чужой» — мой брат.

Он держал моё лицо в ладони, большой палец гладил скулу — почти нежно.

— Ладно, — сказал он тихо, почти ласково. — Я куплю тебе всё. Завтра. Любое платье. Любые духи.

Я кивнула. Надежда мелькнула, как искра.

— Спасибо… — прошептала я.

Он улыбнулся. Глаза потемнели.

— Но сегодня… — голос упал до шёпота. — Сегодня ты заслужила наказание.

Искра погасла.

Рука взлетела. Удар по щеке — резкий, звонкий. Голова откинулась, щека вспыхнула огнём. Я ахнула, упала на бок, в кучу одежды.

— ВСТАВАЙ! — рявкнул он.

Я попыталась. Он схватил за локоть, рванул вверх. Боль прострелила кожу. Я вскрикнула.

— В ванную! — он тащил меня, я спотыкалась, босые ноги скользили по лужам.

Дверь в ванную распахнулась. Он втолкнул меня внутрь, я ударилась о стену.

— Под душ! — крикнул он, включая воду.

Ледяная струя хлестнула по спине. Я закричала, попыталась отползти. Он схватил за плечи, прижал к плитке.

— Мой! — прорычал он, выдавливая гель прямо на мою кожу.

Тёр. Жёстко. По спине, по рукам, по груди. Пальцы впивались, оставляли синяки.

— Дамьен… — всхлипывала я. — Больно…

— Больно?! — он рванул кран — вода стала почти кипятком. Я закричала, кожа покраснела, обожглась.

Он схватил мочалку, тёр ею — грубо, до крови.

— Это за его запах! — кричал он. — Это за то, что ты позволила!

Я вырывалась. Он держал.

— Пожалуйста… — рыдала я.

Он выключил воду. Тишина. Только капли.

Я дрожала. Кожа в красных полосах. Синяки на плечах.

Он стоял передо мной, молча, тяжело дыша.

Его взгляд скользил по телу, по каплям воды, что стекали по коже, будто он рассматривал не человека — своё творение.

Я обняла себя руками, пытаясь хоть как-то укрыться, но стыд и боль прожигали сильнее, чем холод.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он упёрся ладонью в стекло кабинки, навис надо мной, и я почувствовала, как воздух между нами стал вязким, непереносимым.

— Ты сама вынуждаешь меня это делать, — произнёс он хрипло, не отводя взгляда.

Я не смогла поднять голову. Только тихо всхлипнула, чувствуя, как по щеке стекают горячие слёзы, смешиваясь с водой.

— Я сама… — прошептала я, голос сорвался, едва слышный. — Я не хотела…

Он молчал. Только капли.

Потом шагнул ближе. Рука поднялась — я вздрогнула, зажмурилась. Но он не ударил. Пальцы коснулись моей щеки, где ещё горел след от удара.

— Смотри на меня, — сказал он тихо.

Я подняла глаза.

Его взгляд — не ярость. Что-то другое. Тяжёлое.

— Ты думаешь, я хочу этого? — голос хрипел. — Думаешь, мне нравится видеть тебя такой?

Я молчала.

Он провёл пальцем по моей ключице — там, где кожа покраснела.

— Я не могу… — он сглотнул. — Не могу, когда ты пахнешь им. Когда он касается тебя. Даже через куртку.

Я дрожала.

— Я не позволяла… — прошептала я. — Он просто…

— Знаю, — перебил он. — Знаю, что он дал. Знаю, что ты замёрзла. Но я… — он ударил кулаком по стеклу. Я вздрогнула. — Я не могу контролировать это, блядь!!

Он выдохнул, тяжело, будто выталкивал из груди весь этот огонь. Потом взял полотенце — толстое, белое, ещё тёплое от батареи — и шагнул ко мне.

— Подними руки, — сказал он тихо, но не приказал.

Я подняла. Дрожала.

Он начал с плеч. Полотенце мягко обхватило кожу, впитывая капли. Двигался медленно, будто впервые видел меня такой — голой, красной.

Сначала плечи. Пальцы под полотенцем скользнули по синякам, которые сам оставил. Он не извинялся, но задержался на каждом.

Потом грудь. Полотенце обвилось вокруг, прижало, вытерло воду между грудей. Я вздрогнула — не от холода, от его прикосновения. Он не смотрел в глаза. Смотрел на тело.

— Дыши, — прошептал он.

Я вдохнула.

Он опустился ниже. Живот. Полотенце скользнуло по пупку, по рёбрам, по красным полосам от горячей воды.

Бёдра. Он присел. Полотенце обхватило одно бедро, потом второе. Медленно. Внутри бёдер — особенно. Я зажмурилась.

— Ноги расставь пошире, — сказал он.

Я расставила.

Полотенце прошло между. Не грубо. Не нежно. Просто — вытирало. Всё.

Потом икры. Лодыжки. Пальцы ног.

Он встал. Вытер мне лицо. Щёки. Слёзы. Губы. Волосы.

— Всё, — сказал он. — Чистая.

Я стояла. Дрожала.

Он вышел из ванной. Вернулся с чёрной футболкой — своей. Простой, мягкой, пахнущей им.

— Руки вверх.

Я подняла.

Он надел футболку на меня. Она упала до середины бёдер. Рукава — до локтей.

— Идём, — сказал он.

Взял за руку. Вывел из ванной.

Я шла. Босая. В его футболке.

Он подвёл к кровати.

— Ложись.

Я легла, сразу натянув одеяло до подбородка, будто ткань могла защитить меня от всего, что происходило. Вещи всё ещё валялись по комнате.

Через несколько минут после того, как Дамьен вышел, дверь тихо открылась. Вошла служанка.

Она молча начала собирать одежду с пола, аккуратно. Я затаила дыхание, не решаясь даже пошевелиться.

Она бросила на меня короткий взгляд — странный, настороженный. И я поняла, что доставляю ей неудобство просто тем, что лежу.

Но если я встану, если попробую помочь — получу за это. А мне не нужна новая причина для его злости.

Терпеть. Ещё один день. Завтра всё закончится.

Я повторяла это про себя, как молитву.

Марко сказал, что поможет. Значит, поможет.

Но где-то глубоко внутри шевелилось сомнение. Что, если он не придёт? Что, если никто не придёт?

В груди нарастало беспокойство.

Тело ныло, каждая мышца отзывалась болью. Я удивлялась, как вообще могу дышать после всего.

Ненавижу его.

Когда дверь ванной открылась, я сразу поняла, что он вернулся. Волосы влажные, на бёдрах — полотенце.

— Уйди, — бросил он ей.

Она замерла, поклонилась и исчезла. Дверь тихо щёлкнула.

Он одевался, а я старательно отворачивалась, укутываясь в одеяло до подбородка.

Кровать подо мной чуть прогнулась — он лег рядом. Через секунду его крепкая рука легла мне на талию. Его губы скользнули к шее.

— Я знаю, о чём ты думаешь, Сара, — прошептал он.

Я напряглась.

Нет. Он не может знать. Не может.

— Я не идиот, — продолжил он, ещё ближе, — я умею читать людей, понимаешь?

Он притянул меня к себе, настолько плотно, что я почувствовала его дыхание у уха, тепло кожи, напряжённость тела.

— Я знаю, что пытается сделать мой брат, — произнёс он тихо, почти ласково, и поцеловал меня в шею. — Даже не думай об этом. Слышишь? Это очень плохая идея.

Слёзы сами покатились по щеке.

Боже. Неужели всё провалилось? Как он узнал?

— Я даже прошу тебя не думать, — продолжал он тем же мягким, но жутко спокойным голосом. — Просто делай всё, что я прикажу. Ты должна доверять мне. Быть со мной. Иначе очень сильно пожалеешь.

Его ладонь скользнула вниз, по бедру, заставив меня вздрогнуть.

— Я всего лишь хочу защитить тебя… от себя, — прошептал он нежно. — Сделай так, чтобы я не злился, Сара. Будь мне верна — и ты не пострадаешь.

Я не двигаюсь. Дышать — тише. Ровно.

Пусть он слышит не сердце, а пустоту.

Не спорь. Не дергайся. Не думай — делай вид, что не думаешь.

Я слышу собственные мысли его голосом и от этого хочется закричать. Но я молчу.

Он знает.

Знает, или просто блефует? Он всегда чувствует запахи. Он нюхом берёт след, как зверь. Я сама дала ему повод — куртка, чужой табак, тепло другого плеча.

Глупая. Невнимательная.

Марко сказал «серый BMW» — в стороне, ближе к погрузочным воротам. Марко сказал «когда начнётся шум — беги». Марко сказал «вытащу».

А если он тоже лжёт?

У каждого здесь своя арифметика. У Дамьена — власть. У Марко — долг. А у меня? У меня — дыхание. Три вдоха. Три выдоха.

Его ладонь скользит ниже, и тело предательски дрожит. Не от желания — от усталости, боли и памяти.

Не давай ему эту дрожь. Пусть думает, что это покорность. Пусть думает, что ты «поняла». Сыграй.

—

Будь мне верна, и ты не пострадаешь.

Верность?

Верность — это я, лежащая тихо, потому что завтра мне нужно быть живой. Верность — моим ногам, которые должны бежать. Моему рту, который должен молчать. Моим глазам, которые должны увидеть серую машину.

Верность — не ему. Себе.

Его дыхание у уха становится ровнее. Он успокаивается. Значит, я правильно молчу. Значит, он верит, что разбил меня по швам и собрал по-своему.

Пусть верит. Пусть заснёт рядом,

Слёзы сами находят путь по коже к подушке. Я не шмыгаю, не всхлипываю — просто отпускаю их вниз, чтобы соль смыла запах страха.

Стираю следы, как он вытирал с меня воду — методично, без жалости.

Завтра. Держись до завтра.

Если он знает про Марко — он усилит охрану. Если усилит — будет шумнее. Если будет шумнее — и шансы выраcтут, и цена.

Готова ли я платить?

Да. Всем, кроме себя.

Он двигается ближе, теплее, и я заставляю себя дышать ему в такт — чтобы убаюкать чудовище.

Спи. Спи, Дамьен. Спи, моя клетка.

Он шепчет моё имя; его рука лежит там, где кончается футболка, и я киваю — не потому что согласна, а потому что

пусть думает

.

Пусть думает, что завтра я останусь.

А завтра я побегу.

Глава 30: Грязные мысли

Марко

Я сидел у себя в комнате и слышал, как Дамьен рычал на неё — голос доносился даже сквозь стены. Он злился. Орал из-за какой-то ерунды — из-за моей куртки.

Да, я дал её ей специально. Хотел, чтобы запах остался, чтобы он почуял табак — ведь Дамьен не курит. Сара тоже. Очевидно, он сразу подумает на меня.

Он всегда замечает такие детали.

Всегда.

Мне просто было интересно — действительно ли он запал на неё так, как говорил доктор Роберт.

Судя по тому, как срывался его голос — да, запал. И сильно.

Я слушал, и меня это почему-то заводило.

Её крик…

Глухой, рвущийся. От него внутри всё сжалось, и я почувствовал, как накатывает знакомое, животное возбуждение.

Я выругался тихо, пытаясь сбросить напряжение, потом достал флешку из кармана, которую недавно забрал из его сейфа.

Самое время посмотреть.

Подошёл к телевизору, вставил флешку, уселся в кресло. Экран ожил.

На записи — как ставят камеры.

Угол, другой…

Я перемотал. До того самого момента.

Кадр дрогнул, изображение прорезалось — и я увидел их.

Я раздвинул ноги, расстегнул штаны, и рука сама потянулась вниз, обхватив твердый член.

Экран мерцал, показывая ту самую комнату — в клубе, где Дамьен потерял контроль. Видео было четким, камеры расставлены идеально.

Сара лежала на полу, глаза полные слез. Дамьен нависал над ней, как зверь, его руки сжимали ее бедра так сильно, что кожа побелела. Он сорвал с нее белье рывком, ткань порвалась с треском, и она вскрикнула — тот самый крик, который я слышал сквозь стену и который сейчас эхом отдавался в моей голове.

Я начал медленно водить рукой вверх-вниз, чувствуя, как вена на члене пульсирует в такт сердцебиению.

На экране Дамьен вошел в нее одним толчком, грубо, без подготовки, и Сара выгнулась, закричав от боли. "Нет, пожалуйста..." — шептала она, но он не слушал, вбиваясь глубже, быстрее, его бедра шлепали о ее кожу с мокрым звуком.

Мои движения ускорились. Я представлял себя на его месте — нет, лучше: я бы смотрел, как он это делает, а потом взял бы ее сам, пропитанную девственной кровью.

Член стоял колом, головка блестела от предэякулята, и я сжал его сильнее, имитируя ее тесноту.

Дамьен продолжал трахать её. Она кричала. Её тело тряслось. Она кричала, но в конце уже с хриплым стоном, который мог сойти за удовольствие.

Я дрочил яростно теперь, яйца поджались, сперма подкатывала.

— Да, Сара, кричи для меня, — пробормотал я, глаза прикованы к экрану, где Дамьен кончал внутрь нее, рыча от оргазма, а она обмякла, дрожа. Мой собственный оргазм накрыл волной — горячие струи выплеснулись на руку, на штаны, на пол. Я откинулся в кресле, тяжело дыша, но член все еще подрагивал, требуя больше.

Чёрт.

Я выключил экран, сорвал с себя штаны и бросил их в сторону, потом кинулся в ванную. Нужно было прийти в чувство.

Дамьен — мой брат, а Сара для него — никто. Ни жена, ни подруга. Значит, я могу ею распоряжаться. И я это сделаю. Иначе я не выдержу.

Я встал под горячую струю, вода смыла с тело остатки спермы и стыда, но внутри всё ещё пылало.

Вдруг кто-то постучал в дверь.

— Что? — отозвался я.

— Выйди оттуда, — донёсся голос брата. Я понял, зачем он пришёл: допрашивать, выяснять.

— Подожди, сейчас выйду, — крикнул я, выключая воду.

Я вытерся полотенцем, накинул халат и вышел.

Дамьен ходил по комнате, еле сдерживаясь; дыхание его было тяжёлым, рывковым.

— Что случилось? Почему так поздно? — спросил я, подходя к шкафу.

Он тут же подошёл ко мне, ухватил за воротник халата, развернул к себе лицом и ударил кулаком так, что я пошатнулся, но не упал.

— Хочется убить тебя, мразь!! — прокричал он.

Я смахнул кровь с губ и спокойно посмотрел на него.

— Ты чего, брат? В чём виноват? — спросил я, будто ничего не происходило.

Он сжал воротник ещё сильнее; мне пришлось задирать голову, чтобы встретиться с его взглядом. Он был выше меня.

— Ещё раз повернёшься вокруг Сары - я не стану смотреть на то, что ты мой брат, понял? — рявкнул он. — Если бы на твоём месте был другой, я бы его разорвал! Я уничтожу тебя!

— Успокойся, брат, — сказал я тихо, ласково. — Ты же знаешь, я не трогаю твоё. Пока ты не разрешишь.

Он замер. На долю секунды. Потом ударил ещё раз — в живот, кулак врезался под рёбра, выбивая воздух. Я согнулся, но не упал. Руки инстинктивно сжали живот, но я всё равно рассмеялся. Хрипло, сквозь боль.

— Я не разрешаю тебе даже смотреть на неё, ты меня понял?! — зарычал он.

— А почему? Она же наш враг, а это значит, мы можем её трахать по очереди, не так ли?

Дамьен схватил меня за горло, прижал к стене. Его дыхание обжигало лицо. Я чувствовал, как его пальцы дрожат — не от слабости, а от ярости, которую он едва сдерживал.

— Ты, сука, Марко, — прошипел он, и глаза его сверкнули. — Это было в прошлом. Отныне даже таких мыслей у тебя быть не должно. Нас нет — понял? Для неё есть только я. Она — моя. Запомни это навсегда.

Я хмыкнул, чувствуя, как его пальцы впиваются в кожу. Горло сдавило, но я не сопротивлялся — только смотрел в его глаза, в которых полыхал настоящий пожар.

— Твоя? — переспросил я, голос хрипел, но я всё равно ухмылялся. — А она знает? Ты ей сказал? Или она просто боится сказать «нет», потому что ты её ломаешь каждый раз, когда входишь в неё без спроса?

Дамьен сильнее сжал мне горло. Я захрипел, но не отводил взгляда.

— Заткнись! — выкрикнул он и врезал головой в стену так, что всё закружилось; я рухнул на пол. — Это моё дело! МОЁ! А ты, сука, не вмешивайся. Не заставляй меня убить собственного брата!

Я ухватился за голову и перевёл дух. Сейчас — шанс посадить его, и я это сделаю.

Я усмехнулся, ощущая вкус крови во рту.

— Брат, — сказал я, улыбаясь снизу вверх, — ты правда думаешь, что она полюбит тебя?

Ты же сам понимаешь, что для всех ты - монстр. Чудовище, преступник, больной психопат.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дамьен замер на долю секунды, глаза расширились, как у дикого зверя, которому ткнули в самую больную точку. Потом всё взорвалось.

— Что ты сказал, мразь?! — рявкнул он, и его кулак врезался мне в челюсть с такой силой, что голова ударилась о пол. Второй удар — в висок. Третий — в рёбра. Я даже не успел прикрыться.

Он навис надо мной, как тень, и бил. Кулаки летели один за другим: в лицо, в грудь, в живот. Кровь брызнула из носа, губа лопнула, зубы скрипнули. Я пытался отползти, но он схватил меня за волосы и ударил лицом об пол. Раз. Два. Три.

— Ты... ничего... не знаешь... о ней! — рычал он между ударами, голос срывался на хрип. — Если она меня не полюбит, я заставлю ее полюбить!

Я уже не отвечал. Только хрипел, кашлял кровью. Мир кружился. Боль была везде. В голове гудело, как в колоколе.

Дверь с треском распахнулась. В комнату ворвалась охрана: четверо здоровых мужиков в чёрных костюмах, лица каменные. За ними — отец. В халате, волосы растрёпаны, глаза — сталь.

— ДАМЬЕН! — прогремел он. — СТОЙ!

Но Дамьен не слышал. Он всё бил. Ещё один удар — и я почувствовал, как что-то хрустнуло в рёбрах. Ещё один — и кровь залила глаза.

— ХВАТАЙТЕ ЕГО! — крикнул отец.

Двое охранников бросились к Дамьену. Он рычал, отбивался, как бешеный пёс. Третий схватил за руку, четвёртый — за пояс. Они оттащили его назад, но он всё рвался ко мне, глаза безумные, лицо перекошено.

— Я УБЬЮ ЕГО! — орал он. — ОТПУСТИТЕ! УБЬЮ!!

Я лежал на полу, не двигаясь. Кровь текла изо рта, носа, уха. Всё болело. Но я слышал. Всё слышал.

Отец подошёл, присел рядом. Проверил пульс. Посмотрел на Дамьена.

— Уберите его, — сказал он охранникам. — В подвал. В тюрьму. Пока не остынет.

Дамьена выволокли. Он всё кричал. Голос эхом отдавался по коридору.

Отец посмотрел на меня и наклонился ближе.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я кивнул.

— Вызовите врача! — крикнул он в коридор. Затем, глядя мне в лицо, спокойно и пристально спросил: — Что здесь произошло?

— Он снова звереет, — выдавил я сквозь зубы. — Его нельзя выпускать. Он опасен, отец.

Он провёл ладонью по моему лбу; на лице его застыла тихая тревога.

— Я знаю, что с ним что-то не в порядке, — сказал он ровно. — Не нервничай. Скоро придёт врач.

Я сплюнул кровь на пол, чувствуя, как она тёплой струйкой стекает по подбородку. Глаза заплыли, но я видел отца — его лицо, напряжённое, но спокойное. Он всегда был таким. Холодным, как лёд.

— Отец... — прохрипел я, с трудом поднимая голову. — Он... он просто набросился. Без причины. Я вышел из душа, а он... ворвался. Сразу ударил. Я даже не успел ничего сказать.

Отец нахмурился. Его рука всё ещё лежала на моём лбу.

— Он кричал про Сару, — продолжил я. — Что я... что я её трогаю. Но я не трогал! Клянусь, отец. Я просто... дал ей куртку. Потому что холодно. А он... он сошёл с ума. Сказал, что убьёт меня. Что я не брат.

Я сделал паузу, кашлянул кровью. Глаза наполнились слезами.

— Он не в себе, отец. Он... он больной. Ты видел. Он не остановился. Даже когда ты крикнул. Он бы убил меня. Своего брата. Из-за неё. Из-за девчонки.

Отец молчал. Смотрел на меня. Потом — на дверь, за которой всё ещё слышался приглушённый рёв Дамьена.

— Он не может править, — выдохнул я. — Не с таким... с таким безумием. Он опасен. Для всех. Для семьи. Для дела. Если он сорвётся на улице... если на встрече... если на переговорах... Он уничтожит всё. Нас. Тебя. Меня.

Я схватил его за руку. Сжал. Кровь текла по пальцам.

— Отдай его в психушку, отец. Пожалуйста. Пока не поздно. Он не человек. Он... он зверь. А зверя нужно в клетку. На цепь. Навсегда.

Отец медленно кивнул.

— Я подумаю, — сказал он.

Но я видел — он уже решил.

Я откинулся на пол.

Закрыл глаза.

Улыбнулся сквозь кровь.

Дамьен...

Ты сам себя похоронил.

***

Дамьен

Меня снова заперли — как всегда. Те же стены, тот же холодный металл, тот же запах сырости и злости.

Я зверею. С каждым часом всё сильнее. Теряю контроль.

Схватился за прутья — они дрогнули, но не поддались.

Тюрьма построена на совесть: прочно, надёжно, чтобы я не смог вырваться.

Чтобы зверь внутри меня оставался здесь.

Я врезал кулаком в бетонную стену — раз, два, три. Кожа на костяшках лопнула, кровь тонкой струйкой побежала по запястью, но я не чувствовал боли. Только гул в голове. Гул, который заглушал всё.

Марко.

Сара.

Отец.

Имена крутились в черепе, как пули в барабане. Я сжал челюсти так сильно, что зубы скрипнули. Грудь вздымалась, будто я только что пробежал марафон. Или убил кого-то.

— Сука... — прошептал я, прислонившись лбом к холодной стали. — Сука... сука... сука...

Голос сорвался. Я заорал. Громко. До хрипоты. До того, что в горле стало мокро — не от слёз, а от крови. Я бил кулаком по стене, пока кость не хрустнула. Пока кровь не залила пол. Пока пальцы не онемели.

Она не полюбит тебя.

Ты монстр.

Ты псих.

Слова Марко врезались в мозг, как ножи. Я схватился за голову, вцепился в волосы.

Она будет кричать.

Моё имя.

Только моё.

Я упал на колени. Дрожь прошла по телу. Руки тряслись. Глаза горели. Я видел её — Сара. На коленях. В слезах. С разорванной блузкой. С моим членом во рту. С моим именем на губах.

Ты заставишь её полюбить.

Любой ценой.

Я встал. Шатаясь. Прижался грудью к прутьям. Дышал тяжело. Глаза — в темноту коридора.

Я закрыл глаза.

Улыбнулся.

Я видел её.

Сару.

Она стояла передо мной — такая, как прежде: живая, теплая, с мягкой улыбкой. Ветер играл с её волосами, щекоча щёки. Она подошла ближе и обняла меня.

Я вдохнул её запах — знакомый, любимый, единственный.

— Я всегда рядом, — прошептала она своим нежным голосом, — я не оставлю тебя, Дами…

Я коснулся её лица, стёр слёзы с щёк. Но слёзы не остановились — наоборот, стали гуще, темнее… превратились в кровь.

— Нет… нет, Сара! — закричал я, — НЕТ!!

Она отступала. Всё дальше.

— Стой! — рванулся я к прутьям, треснув кулаками по металлу. — СТОЙ, Я СКАЗАЛ!!

Она обернулась. Её глаза — полные боли и ужаса.

— Ты монстр, — прошептала она, кровь текла по её щекам, — посмотри, во что ты меня превращаешь.

Она плакала.

— Я не хочу быть с таким, как ты. Ты больной, Дамьен.

Я ударил по прутьям снова, металл впился в ладони, но я не чувствовал боли — только её слова.

— НЕТ! — закричал я, голос сорвался на звериный рык. — ТЫ НЕ УЙДЁШЬ!

Он эхом отозвался от стен.

— ТЫ МОЯ!

Её лицо — такое же, как в тот первый раз, когда я увидел её. Чистое. Невинное. А теперь — разбитое. Моими руками.

— Я не монстр, — прохрипел я, прижимаясь лбом к прутьям. — Я... я тебя спасаю. От них. От всех. Марко причинит тебе боли. Ты не понимаешь...

Она отступила ещё шаг. Кровь текла по её щекам, как красные слёзы.

— Ты лжёшь, — прошептала она. — Ты не спасаешь. Ты ломаешь. Ты... ты убиваешь меня. Каждый раз. Когда кричишь. Когда...

— ЗАМОЛЧИ! — я ударил кулаком по стене. Кость хрустнула. Боль пронзила руку, но я не остановился.

Она покачала головой. Её глаза — пустые. Мёртвые.

— Я верила в тебя с самого начала, не смотря на всю боль.

Я схватился за прутья. Пальцы побелели. Кровь текла по рукам.

— Я изменюсь, — выдохнул я. — Клянусь. Я... я отпущу тебя. Если ты скажешь, что любишь. Просто скажи. Скажи что моя и всегда будешь моей! Скажи что ты веришь в меня!!

Она молчала.

Потом — улыбнулась. Холодно.

— Я никогда не скажу.

Никогда.

И исчезла.

Как дым.

Я остался один.

В темноте.

В крови.

В тишине.

— ВЕРНИСЬ! — кричал я ударив по прутьям, — САРА!!!

Я бил прутья, пока ладони не превратились в мясо, пока кровь не стекала по запястьям и не капала на бетон тёмными каплями. Голос сорвался окончательно — остался только хрип, как у раненого зверя, который знает, что клетка не откроется.

Она ушла.

Она ушла навсегда.

Я упал спиной к стене, ноги разъехались по скользкому полу. Грудь вздымалась рваными толчками. В голове — пустота, но не тишина. Там гудело. Гудело её имя.

Сара.

Сара.

Сара.

Я закрыл глаза.

Ты верила в меня.

С самого начала.

Я сжал голову руками. Пальцы впились в кожу.

Я изменюсь.

Я стану другим.

Я отпущу её.

Я…

Ложь.

Всё ложь.

Я не могу отпустить.

Я не умею.

Я не знаю, как жить без неё.

Без её криков.

Без её страха.

Без её тела подо мной.

Я встал.

Шатаясь.

Подошёл к прутьям.

Прижался лицом.

Холод металла обжёг кожу.

— Сара, я не отпущу тебя, никогда, — прошептал я. — Даже если придётся сжечь этот дом. Даже если придётся убить их всех. Даже если придётся... убить себя.

Я закрыл глаза.

Улыбнулся.

Они не смогут увезти тебя от меня.

Я найду.

И тогда будет намного хуже.

От автора:

Дорогие читатели, как вам глава?

Что думаете по поводу происходящего?

Как вам поступок Марко?

Скорее оставьте свое мнение в комментариях, мне очень интересно о чем думаете вы.❤️❤️????

Глава 31: Отчаяние

Сара

Я резко очнулась от странного шума — будто кто-то кричал.

Сердце стукнуло о рёбра, дыхание сбилось. Я повернулась — рядом было пусто.

Дамьена не было.

Я прислушалась. Голоса. Глухие, мужские, срывающиеся на крик.

И среди них — мой. Его.

«Сара!»

Я не поняла, сон это или реальность, но тревога сдавила грудь.

Сбросив одеяло, я поднялась, машинально поправила на себе его футболку — широкую, пахнущую им, — и подошла к двери.

Где он? Он же лежал рядом. Я помню. Он засыпал, обнимал меня.

Теперь — тишина, нарушаемая глухими ударами снизу.

Я приоткрыла дверь. Послышался рык. Кто-то кричал, кто-то спорил… а потом всё стихло на долю секунды, чтобы снова сорваться в ярость.

Я вздрогнула, поспешно закрыла дверь, прижалась к ней спиной.

Боже… не дай ему увидеть, что я слышала это. Не дай ему войти.

Боль в руке снова дала о себе знать — та самая, от его пальцев, от хватки. Всё тело ныло, каждое движение отдавало в кости.

Я подошла к кровати и легла, стараясь не думать.

Но тишина не вернулась.

Снова — звук.

Громкий, отчаянный, будто кто-то бьёт по стенам.

— Сара! — донеслось снизу.

Я вскочила. Сердце заколотилось так, что стало трудно дышать.

— Дамьен?.. — шепнула я, но ответа не последовало.

Я поднялась, распахнула дверь и шагнула в коридор. Голос звал снова.

Я побежала к лестнице.

Шаг. Ещё один.

Лестница вниз казалась бесконечной. Воздух холодел с каждым метром, и где-то внизу всё громче раздавались удары — тяжёлые, ритмичные, как будто кто-то бил кулаками по железу.

Металл звенел, вибрировал, гул поднимался вверх по ступеням и бил прямо в грудь.

Я остановилась, вцепилась в перила, чувствуя, как кровь стынет.

Это был он.

Дамьен.

И он звал меня.

Дверь в подвал была приоткрыта.

Изнутри на пол падала узкая полоса света.

Я толкнула дверь и начала медленно спускаться. Он звал меня отсюда — но теперь всё стихло. Пустые камеры тянулись вдоль коридора; никого. Я ускорила шаг и замерла посередине, заметив его.

Он ходил по камере взад-вперёд, нервничал. Свет из коридора висел на нём пятнами: мышцы стянуты, серая футболка пропитана кровью. Он упёрся ладонями в стену, пытался выровнять дыхание.

Почему его заперли здесь? Сын главаря мафии — и вот так, как зверя за решёткой.

Он повернул голову и увидел меня. Я вздрогнула, но не отступила.

Он сразу подошёл к прутьям и вцепился в них. Я увидела его руки — разбитые, в ссадинах; по стене размазаны кровавые следы. Сердце больно сжалось.

— Ты вернулась? — спросил он хрипло.

Я шагнула ближе.

— Дамьен, что с тобой? — тревога сорвалась в голосе.

— Сара… — прошептал он. — Я знал, что ты вернёшься.

— Я и не уходила, — сказала я, подойдя ещё ближе.

Меня отделяли от него два шага. Я сделала половину — и в этот миг он рванулся вперёд. Прутья лязгнули, как удар.

Его рука просунулась между прутьями, и схватила меня за запястье. Я ахнула — хватка была железной.

— Сара... — выдохнул он, голос дрожал, будто он держался на последнем нерве

Он притянул меня к себе. Я не сопротивлялась — ноги сами сделали шаг. Ещё один. Пока я не оказалась вплотную к прутьям.

Его ладонь поднялась к моему лицу. Пальцы дрожали. Он провёл по щеке — медленно, осторожно, будто боялся, что я рассыплюсь.

Кровь с его руки оставила тёплый след на моей коже.

Я вздрогнула.

Не от боли.

От ужаса.

От того, как он смотрел.

Глаза — красные, влажные, безумные.

Но в них было что-то ещё.

Что-то, чего я никогда не видела.

Отчаяние.

— Ты... ты пришла... — повторял он.

Его большой палец скользнул по моей нижней губе. Медленно. Нежно.

Я замерла.

Сердце колотилось.

Боль в руке от его хватки.

Боль в груди — от того, что я видела.

— Дамьен... — прошептала я, голос дрожал. — Почему ты здесь?

Он не ответил.

Только смотрел.

И гладил мою щеку.

— Не уходи, — выдохнул он. — Останься.

Я не знала, что сказать.

Не знала, что чувствовать.

Только стояла.

И позволяла ему держать меня.

Через прутья.

Я положила ладонь на его руку, всё ещё сжимающую мои щеки, и осторожно опустила её вниз. Сердце болезненно кольнуло, когда я увидела, что он сделал с собой. Его ладони — разбитые, в глубоких ссадинах, покрытые запёкшейся кровью, кожа местами содрана до живого.

— Боже… Дамьен, что ты с собой сделал? — прошептала я, не в силах отвести взгляд от его изуродованных рук.

— Неважно, — выдохнул он.

Вторая рука просунулась между прутьями, силой обвила мою талию — и рванула.

Резко.

Я ахнула — прутья впились в рёбра, в грудь. Больно. Очень больно. Металл холодный, жёсткий, врезался в кожу. Я попыталась отстраниться, но он держал. Крепко.

— Дамьен... — выдохнула я, голос дрогнул. — Мне... мне больно.

Он не слышал.

Или не хотел.

Он вдохнул запах моих волос — глубоко. Потом поднял глаза, встретился со мной взглядом.

— Не уходи, — прошептал он, прижимая меня ближе. — Только не уходи…

Я смотрела на него.

На кровь, запёкшуюся у губ.

На дрожь в руках, которые держали меня так, будто без этого он развалится на куски.

На глаза — безумные.

И внутри меня… что-то сломалось.

Не страх.

Не ненависть.

Жалость.

Он не выглядел как монстр.

Сейчас — нет.

Он был просто человеком, которого никто и никогда не научил быть другим.

Человеком, который путает боль с любовью.

Который держит, потому что не умеет отпускать.

И от этого — страшнее всего.

Я подняла руку. Медленно, будто боялась, что одно неверное движение — и он снова сорвётся.

Пальцы дрожали. Но я всё же коснулась его щеки.

Тёплая, влажная кожа.

Подушечками пальцев я ощутила пульс — резкий, неравномерный. Он замер. Даже дышать перестал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сара… — выдохнул он, и в его голосе впервые не было угрозы.

Только просьба.

Я не ответила.

Только гладила

По щеке.

По скуле.

По крови.

Он закрыл глаза.

Прижался к моей ладони.

Как котёнок.

Как раненый зверь.

— Я здесь, — прошептала я.

Не знаю, зачем.

Просто... сказала.

Он открыл глаза.

Посмотрел на меня.

— Ты не должна уйти от меня, — произнёс он. — Завтра они передадут тебя твоему отцу. Если не хочешь проблем — откажись. Скажи, что останешься со мной.

Я услышала, как его дыхание сбилось, стало неровным.

— Я знаю, почему они заперли меня здесь, — продолжил он. — Они понимают, что я не отдам тебя никому.

Я смотрела на его лицо — усталое, осунувшееся, с тенью безумия в глазах.

Часть меня понимала: запереть его — это правильно. Это шанс спастись.

Но что-то внутри болезненно кольнуло.

Жалость? Страх? Или то самое чувство, от которого я клялась избавиться?

Он опустил голову, лбом упёрся в холодный металл и замер. Потом взял мою руку и прижал к своей груди.

Я почувствовала, как быстро, отчаянно бьётся его сердце.

Стук за стуком.

Тёплая кожа под пальцами.

Дыхание горячее, сбивчивое.

— Доверься мне, — прошептал он, не открывая глаз. — Я хочу защитить тебя… от себя.

Я знала, что не должна ему верить. Не должна чувствовать жалость.

Он — чудовище, мой мучитель, человек, который отнял у меня всё.

Но… я стояла и не отдёргивала руку.

Я чувствовала его тепло, слышала, как сердце бьётся под ладонью, и не могла заставить себя уйти.

Боже, я действительно сумасшедшая.

Очнись, Сара. Он причинил тебе боль. Он разрушил тебя.

Но я стояла, прижатая к прутьям, и не могла оторваться.

— Дамьен, ты… ты же понимаешь, что… — я сглотнула, чувствуя, как пересохло в горле, — они уже всё решили. Меня передадут отцу. Я тут ничего не решаю.

— Решаешь, блядь! — взорвался он. Его рука резко сжала мою талию, металл врезался в кожу, и я ахнула от боли. — Если я сказал, значит, так и будет! Ты должна делать всё, что я прикажу!

Я попыталась вырваться, но он держал крепче. Его пальцы будто впивались в кости.

— Дамьен, прошу… пусти, — выдохнула я, голос сорвался.

Он не слышал. Его дыхание стало тяжёлым, яростным; мышцы натянулись, как канаты.

Металл давил на грудь, кожа саднило, боль расползалась всё глубже.

Я зажмурилась, зубы стиснулись, из груди вырвался сдавленный стон.

Он поднял мою голову, пальцы впились в подбородок, кровь с его руки мазнула по моей коже. Глаза его горели, но теперь в них было не отчаяние, а что-то другое.

Ярость.

— Ты не уйдёшь, — прорычал он. — Не к нему. Не к никому.

Я задрожала.

— Дамьен... — прошептала я. — Ты... ты делаешь мне больно.

Он притянул меня ещё ближе. Прутья врезались глубже. Я ахнула, слёзы жгли глаза.

— Сара, — прошептал он, губы почти коснулись моих через металл. — Если ты уйдёшь... я найду тебя. Выжгу всё. Убью его. Убью их всех.

Я сглотнула.

Сердце колотилось.

Я вытерла слёзы и осторожно взяла его огромную, раненую ладонь. Пальцы были пропитаны кровью, но я прижала её к своей щеке — нежно, как можно нежнее в этой ситуации.

— Дамьен, — прошептала я, голос дрожал, но я старалась сделать его мягким. — Ты… ты понимаешь, что силой заставляешь меня остаться.

Он следил за мной, грудь его вздымалась рывками. Я медленно вдохнула, пытаясь придать себе храбрости.

— Ты использовал меня, изнасиловал… — продолжила я, проводя его пальцами по своей щеке, по шее, к ключице. — Несмотря ни на что, я поверила тебе. Прошу… отпусти меня. Позволь уйти.

Хватка немного ослабла. Металл прутьев всё ещё врезался в кожу, но уже не так крепко. Он закрыл глаза; дрожь в теле стала слабее — почти ушла.

— Никогда… — выдохнул он.

Я закрыла глаза и сглотнула. Отступила на шаг, когда он полностью ослабил хватку.

— Мне очень жаль, — прошептала я и отступила ещё. — Но я уйду.

Он рявкнул: — Ты не посмеешь ослушаться меня!

Слёзы катились по щекам, сердце колотилось.

— Прости… — шепнула я и продолжила отступать.

— Сара, вернись! — закричал он. — Это плохая идея! Я всё равно найду тебя!

Я покачала головой и отступала, пока длина коридора позволяла.

— Если я останусь, — сказала я тихо, — я совершу ошибку. Я не смогу жить так.

Он ударил по металлу, прутья зазвенели; рывок заставил меня вздрогнуть.

— Я превращу твою жизнь в ад, Сара! — закричал он. — От меня тебе не спастись!

Его слова били по самой раненой части меня. Я знала: если не побегу сейчас, второго шанса не будет. Вытерла слёзы, села на секундочку, собрала силы — и побежала коридором.

— САРА! — раздалось позади. Я не обернулась, лишь ускорила шаги.

— Я НАЙДУ ТЕБЯ! — кричал он. — Ты не спрячешься от меня, сука!!

Я поднялась по лестнице, закрыла дверь в подвал и, как только защёлкнул замок, рухнула на пол у двери, зарыдала от ужаса и собственной беспомощности.

Его голос ещё и ещё раз звенел в ушах:

«Сара! Сара!»

Боже. Что мне делать?

Я обхватила голову руками.

Воздуха не хватало.

Сердце билось слишком быстро, словно пыталось вырваться наружу.

Я не могла остановить дрожь.

Каждый его крик, каждое “Сара!” отдавалось внутри, будто он не кричал из подвала — а из самой моей головы.

Я закрыла уши, но его голос всё равно звучал.

«Ты не спрячешься. Я найду тебя.»

— Замолчи… пожалуйста… — прошептала я, сжимая виски.

Слёзы текли без остановки, смешивались с потом и солёным привкусом ужаса.

Тело ломило — плечи, руки, живот, всё болело после каждого его прикосновения. Даже кожа, где он не касался, пульсировала болью.

Я чувствовала себя пустой.

Опустошённой.

Я хотела крикнуть, позвать на помощь… но кому?

Никто не придёт. Никто не спасёт.

В этом доме спасения нет.

Я подтянула колени к груди, обняла их и уткнулась лицом.

Тихие рыдания вырывались сами. Сначала тихо, потом громче.

Меня трясло. Казалось, сердце сейчас остановится.

— Всё хорошо… — шептала я сама себе, как ребёнку, — всё хорошо… всё кончится…

Но голос дрожал, и я не верила себе.

Глава 32: Попытка сбежать

Я сидела в машине; рядом — Марко. Сейчас должна была состояться встреча с человеком, которого считали моим отцом. Я не знала, как всё пройдёт. Марко уверял, что он — опасный человек, и я должна следовать его плану.

Я обернулась на Марко; он смотрел на меня. Синяки на его лице — свежие, жуткие — подтвердили то, о чём я догадывалась: это сделал Дамьен. Сердце сжалось.

Страх сидел во мне глубоко. А что, если Дамьен действительно меня найдёт? А что, если Марко обманывает? Доверия к нему у меня почти не было.

Марко мягко положил руку мне на запястье и сжал.

— Ты всё поняла? — спросил он.

Я кивнула.

— Не бойся, — добавил он, заметив моё напряжение. — Я чувствую, что ты нервничаешь.

— Нет, — я качнула головой, стараясь выдать ровный голос, — я в порядке.

— Не переживай. Делай по плану, и я обещаю: ты сможешь жить спокойно. Дамьен тебя не найдёт.

Я кивнула снова, но внутри всё тряслось.

— Твой отец продаст тебя, как только получит — добавил Марко тихо. — В мафиозных делах «испорченная» женщина не нужна. Он отдаст тебя какому-то старику. Поэтому, мы должны следовать плану. Ты должна слушаться меня.

Я никому здесь не доверяла и не знала, что правильнее. Идти за Дамьеном — точно нет.

Оставаться с ним — значит жить с психопатом. Предложение Марко звучало заманчиво, но вызывало сомнения. А Сильвестора я даже не знала.

Машина замедлила ход и свернула на узкую гравийную дорогу, ведущую к заброшенному складу на окраине города. Фары выхватили из темноты ржавые ворота, два чёрных внедорожника и несколько силуэтов в длинных пальто.

Водитель заехал на территорию склада, и наша машина остановилась у самой двери. Значит, Марко собирался, чтобы я выбежала именно через неё. Все, кто меня охранял, вышли из машин и заняли позиции, приготовившись встретить «гостей» — то есть врагов. Мне стало не по себе: напряжение росло с каждой секундой.

В ушах звенел голос Дамьена: «Я найду тебя, Сара!» — и слёзы сами потекли по щекам; я быстро вытерла их рукавом. Марко наклонился ко мне и шёпотом сказал:

— Если начнётся перестрелка — беги через эту дверь.

— Поняла, — ответила я, хотя внутри всё дрожало.

Почему здесь должна начаться перестрелка?

Мне не позволили выйти из машины. Я увидела Фрэнка, который давал указания своим людям.

Люди Фрэнка заняли позиции вдоль стен и за старыми контейнерами: тени в полумраке, стволы автоматов поблёскивали тускло. Марко вышел из машины.

С другой стороны склада раздался тяжёлый лязг ворот. Они открылись медленно, будто нехотя, впуская внутрь поток холодного воздуха и запах мокрой земли.

Сначала вошли двое — широкоплечие, в чёрных плащах, автоматы наизготовку. Потом ещё четверо. Потом ещё. Их было больше десятка, и каждый шаг отдавался эхом по бетонному полу.

Впереди шёл он.

Высокий, но не громоздкий. Седые виски, пальто расстёгнуто, под ним — костюм, слишком дорогой для такого места. Руки в карманах, походка спокойная, будто он не на встречу с врагами пришёл, а на деловой ужин.

Сильвестор.

Фрэнк вышел навстречу. Они остановились в центре склада — под единственной лампой, тусклый свет которой падал сверху, вырезая их тени на бетонном полу.

Я не слышала, о чём они говорили, но по их движениям было ясно: разговор шёл напряжённый. Фрэнк говорил резко, Сильвестор — холодно и сдержанно. Охрана держалась настороже, контролируя периметр и следя за машиной, в которой я сидела. Рядом с дверью стоял Марко — неподвижный, сосредоточенный.

Внезапно один из людей Сильвестора — тот, что стоял ближе всех к дверям, — сделал шаг вперёд и кивнул своим. Двое из них повернулись к внедорожникам и открыли багажники. Оттуда они вытащили тяжёлые чёрные сумки, по две на каждого. Сумки шлёпнулись на бетон с глухим стуком, и молнии заскользили, открывая пачки денег. Доллары, аккуратно перевязанные резинками, стопки толщиной в кулак. Миллионы. Я видела это даже из машины.

Фрэнк оглядел сумки, провёл рукой по одной из пачек, будто проверяя на подлинность, и удовлетворённо кивнул. Его губы шевельнулись — что-то сказал Сильвестору, тот лишь усмехнулся уголком рта. Потом отец повернулся к нашей машине и махнул рукой.

Дверь рядом со мной резко распахнулась. Я не успела даже понять, что происходит — чья-то рука грубо схватила меня за локоть и выдернула из машины.

Меня повели вперёд, не давая сопротивляться. Пальцы охранника врезались в кожу, шаг за шагом приближая к центру склада. И вот — я оказалась перед ними.

Фрэнк стоял рядом с мужчиной с холодными, пронзительно-синими глазами. Стоило мне всмотреться — и дыхание перехватило. Я знала его.

Мои глаза расширились. Этот человек… он приходил к нам домой. Представлялся знакомым мамы. Всегда вежливый, внимательный, приносил нам подарки. Тогда я спрашивала, кто он такой, и мама отвечала: «Просто друг».

Нет.

Не может быть.

Значит, всё это время он приходил увидеть нас с ней?

— Вот твоя дочь, целая и невредимая, Сильвестор, — произнёс Фрэнк.

Сильвестор перевёл взгляд с него на меня. Его глаза — те самые, когда-то тёплые, — теперь были ледяными, оценивающими. Он выглядел безупречно: высокий, в идеально сидящем костюме, спокойный и опасный одновременно.

— Сара, — произнёс он тихо, но голос эхом разнёсся по складу. — Иди сюда.

Я застыла. Сердце билось так громко, что я была уверена — они все слышат. Фрэнк резко подтолкнул меня вперёд, пальцы впились в локоть до боли.

— Она твоя, — буркнул он. — Как договаривались.

Сильвестор кивнул, не отрывая взгляда от моего лица.

— Я знаю, что натворил твой сын с моей дочерью, — сказал он ровно. — И я это просто так не оставлю, Фрэнк. Вы все заплатите.

— Ты не лучше, Сильвестр, — ответил Фрэнк с хриплой усмешкой. — Это тебе за мою жену.

— Я не виноват в её смерти.

— Но у вас ведь была связь, — Фрэнк ухмыльнулся. — Так что мой сын просто уравнял счёт. Теперь мы квиты.

Сильвестр не ответил. Только шагнул ближе. Протянул руку — медленно, будто собирался коснуться моей щеки. Я инстинктивно отшатнулась, но охранник Фрэнка сжал плечо ещё сильнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не бойся, Сара, — произнёс Сильвестор мягко. — Ты будешь в безопасности. Пойдём со мной.

Фрэнк разжал пальцы, и я сделала шаг назад, но не к Сильвестору — в сторону. Марко стоял у машины, его глаза встретились с моими.

Сильвестор кивнул своим людям.

— Забирайте её.

Один из телохранителей Сильвестора шагнул ко мне, но в этот момент...

БАХ!

Выстрел разорвал тишину, как гром. Пуля врезалась в плечо телохранителя Сильвестора, стоявшего ближе всех у ворот. Кровь брызнула на бетон, мужчина заорал, схватился за рану и повалился на колени. Его автомат выпал, лязгнув о пол.

— Предатели! — заревел Сильвестор, выхватывая пистолет из-под пальто.

И тут начался ад.

Автоматные очереди загремели со всех сторон. Люди Фрэнка открыли огонь из-за контейнеров, пули рикошетили от металла, выбивая искры. Телохранители Сильвестора ответили — стволы вспыхивали в полумраке, как молнии. Кто-то закричал, тело упало с глухим ударом.

Я не думала. Инстинкт сработал сам: я рухнула на пол, ударившись коленями о бетон, боль пронзила, но я поползла, упираясь локтями, прямо под машину. Пули свистели над головой, одна врезалась в пол рядом, выбив крошку. Я вжалась в тень под кузовом, сердце готово было выскочить, руки дрожали, царапая пол. Сквозь просвет между колёсами я видела ноги — бегущие, падающие. Марко нырнул за другую машину, отстреливаясь. Фрэнк орал приказы, Сильвестор укрылся за углом, его лицо исказилось яростью.

"Беги через дверь", — эхом отозвался голос Марко в голове. Но как? Вокруг — хаос, крики, кровь. Я зажмурилась, молясь, чтобы это кончилось. Или чтобы я проснулась.

Я не знала как действовать. Идти с ними, или же убежать. Никто из них не вызывал у меня доверия.

Пули визжали впиваясь в металл и бетон. Под машиной пахло маслом, пылью и моей собственной кровью — я разбила колени, но не чувствовала боли. Только страх заполнял всё внутри.

Где-то рядом взорвался выстрел — кто-то крикнул. Я открыла глаза. Сквозь щель между колёсами видела: Марко отстреливается, прижимаясь к другой машине, его лицо в крови, но он жив. Сильвестор кричит своим, указывая на сумки с деньгами. Никто не смотрит на меня.

Сейчас.

Я вжалась животом в пол, поползла. Локти горели, ладони скользили по полу. Дверь — метрах в пяти. Открытая.

Ещё рывок. Пуля ударила в кузов над головой — металл вздрогнул. Я не остановилась. Выскользнула из-под машины, как тень, пригибаясь, побежала. Ноги подкашивались, но я бежала. Дверь. Холодный воздух ударил в лицо, дождь хлестнул по щекам.

Снаружи — тьма. Гравийная дорога, ржавые ворота, два внедорожника, дымящиеся фарами. И в стороне, почти в кустах, серая машина. Без света. Дверь приоткрыта. Кто-то внутри? Ждёт?

Я застыла на месте. Марко говорил, что нужно садиться в эту машину, — но я ему не доверяла. Что, если это ловушка? Если всё это — очередная игра, и стоит мне сделать шаг внутрь, как выхода уже не будет?

Нет.

Я развернулась и сорвалась с места, бросившись в сторону леса.

Ноги вязли в грязи, ветки хлестали по лицу, царапая кожу. Дождь лил как из ведра, промочил мгновенно — мой свитер и юбка прилипли к телу, волосы липли к щекам. Я не оглядывалась. Только вперёд. В темноту. В чащу. Где нет людей, нет выстрелов.

Сердце колотилось в ушах громче, чем перестрелка позади. Я споткнулась о корень, упала, ладони врезались в мокрую землю. Поднялась. Бежала дальше. Лес глотал меня.

Только бы не нашли. Только бы не нашли.

Где-то далеко раздался ещё один выстрел. Потом тишина. Только дождь. И моё дыхание — хриплое, рваное, живое.

Я бежала, не чувствуя ног, не чувствуя холода, только биение крови в висках и хруст веток под ботинками. Лес был густым, мокрым, пахнущим прелой листвой и дождём. Света не было — только редкие проблески луны сквозь тучи.

И вдруг — рука.

Твёрдая, как сталь, обхватила меня сзади за талию. Вторая ладонь легла на рот — грубая, пахнущая табаком и порохом. Я дёрнулась, попыталась закричать, но звук утонул в ладони. Тело прижало к стволу дерева, спиной к коре, мокрой и холодной.

— Тихо, — прошептал голос у самого уха. — Пойдёшь со мной. Не дёргайся.

Я замерла. Страх — не просто страх, а чёрная волна, залившая всё внутри. Лёгкие сжало, дыхание стало рваным, прерывистым. Я не знала этого голоса. Не Марко. Не Сильвестр. Не Фрэнк. Кто-то другой.

Он прижал меня сильнее. Пальцы на губах сжались — я едва могла дышать через нос.

— Если закричишь — прирежу, — шепнул он. — Поняла?

Я кивнула. Едва. Слёзы жгли глаза, смешиваясь с дождём.

Он отнял руку от рта, но тут же схватил за запястье — больно, до хруста. Повернул меня лицом к себе. В темноте я видела только силуэт: высокий, в тёмной куртке, капюшон, лицо в тени. Глаза — два тусклых блика.

— Двигайся, — сказал он и потащил меня вглубь леса, в сторону, противоположную складу.

Я не сопротивлялась. Ноги шли сами. Голова кружилась. Кто он? Чей? Дамьен? Сильвестор? Или кто-то третий?

Лес смыкался вокруг. А я шла — в неизвестность, в чьи-то чужие руки, с сердцем, готовым разорваться от ужаса.

Он тянул меня за запястье, пальцы врезались в кожу, и я едва поспевала за его широкими шагами. Мокрые ветки цеплялись за одежду, рвали ткань. Я не видела тропы — только тьму и его спину впереди.

Вдруг — резкий, громкий выстрел.

Мужчина дёрнулся, как от удара током. Его хватка ослабла. Он сделал шаг, другой — и рухнул лицом в грязь. Кровь хлынула из шеи, тёмная, блестящая под лунным проблеском. Тело конвульсивно дёрнулось и замерло.

Я стояла, парализованная. Глаза расширились, рот открылся в беззвучном крике. Он мёртв. Прямо передо мной.

Новый страх — острый, как нож - пронзил грудь. Я развернулась и побежала. Не думая. Не оглядываясь. Ветер бил в лицо, слёзы смешивались с дождём. Ноги скользили по мху, но я бежала.

Боже помоги…

Шаги. Быстрые. За спиной.

— Стой! — крикнул голос. Мужской. Грубый. Не тот, что был раньше.

Я не остановилась. Бежала быстрее, сердце колотилось. Ветка хлестнула по щеке — больно, но не важно. Только бы уйти. Только бы...

Рука схватила за плечо. Вторая — за рот. Я упёрлась, попыталась вырваться, но он был сильнее. Прижал к себе.

— Тихо, Сара, — прошептал он у уха. Голос был... знакомым? Нет. Не Марко. — Я не враг. Дыши.

Я дёргалась, но он держал крепко. Он потащил меня назад, сквозь кусты, в сторону, где лес редел. Я пыталась кричать, но ладонь заглушала всё.

— Внедорожник там, — сказал он тихо. — Если хочешь жить — иди со мной. Сейчас.

Мы вышли на гравий. Дверь открыта. Он втолкнул меня на заднее сиденье, захлопнул. Сам сел за руль. Мотор взревел. Фары не включил — только тьма и дождь.

Машина рванула вперёд, визжа шинами по грязи. Меня бросило назад — я вжалась в сиденье, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Воздух дрожал от шума мотора. Дверь — заблокирована.

Я попыталась разглядеть лицо водителя в зеркале — но увидела только тёмный силуэт.

— Кто ты? — выдохнула я, едва различая собственный голос.

— Меня прислал твой отец. Не волнуйся, ты в безопасности, — ответил он спокойно.

Безопасности?

Я горько усмехнулась про себя. Какое ещё «в безопасности»?

Внедорожник выехал на дорогу, фары резали тьму. Всё вокруг было мокрым, скользким, будто само небо хотело меня утопить. Я чувствовала, как вода стекает по волосам на плечи, как холод пробирает под одежду.

В голове снова всплыло лицо Дамьена.

Если бы он был здесь… Я бы не успела и шагу сделать. Он бы поймал меня.

Он всегда находит.

Он не отпустит меня просто так. Никогда.

Я сжала руки на груди, пытаясь согреться, но дрожь не проходила — не только от холода. Я не знала, кто сидит за рулём. Не знала, куда он меня везёт. И, может быть, хуже всего было то, что я не знала,

кто мой отец

… и чего он хочет от меня.

А может, я просто еду к новой клетке. Только с другими решётками.

От автора:

Дорогие читатели,

на этом моменте я решила завершить первую часть истории.

Продолжение выйдет во второй — и, поверьте, расслабляться рано. Дальше всё станет только

жестче, темнее и эмоциональнее.

Наш главный герой теперь зол. Очень зол.

Его внутренний зверь вырывается наружу, и впереди — сцены, где страсть и ярость сплетутся во что-то по-настоящему опасное.

Как вы уже поняли,

Дамьен

просто так это не оставит. Он предупреждал Сару — не уходи. И теперь за ней охотится не только он… ведь в спину дышит

Марко

.

В этой части я хотела показать, как неожиданно для самого себя Дамьен становится одержим Сарой. Ему слишком понравился её свет, её нежность — то, чего он никогда прежде не знал и не мог получить.

Я знаю, у вас остались десятки вопросов.

Кто такой доктор Роберт? Кто Сильвестр?

Что случилось в их прошлом?

Почему Дамьен ничего не помнит?

Кто на самом деле виноват в смерти его матери?

Ответы — во второй части. И поверьте, они будут шокирующими.

Во второй книге я покажу, насколько опасна эта одержимость. Насколько человек способен сойти с ума, когда теряет контроль. И как его жестокость и тьма проявят себя по-новому.

Саре будет тяжело. Очень. Но у неё есть оружие —

она сама.

Ей предстоит найти в себе силу, чтобы усмирить зверя внутри Дамьена и зажечь в нём свет, способный погасить тьму.

???? Буду безмерно благодарна за ваши отзывы, комментарии и звёзды под книгой — именно по ним я понимаю, что вы ждёте продолжения!

Пишите, делитесь впечатлениями — завалите меня своей активностью ❤️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец