Когда ночь крадет солнце. Из книги Когда был первый секс

1. Князь сам гнался

Один.

Колокольчики звонко разгоняли сгустившуюся тишину. Сегодня утром было слишком мало посетителей, и мадам Лин начинала злиться. Я улыбнулась очередному клиенту, который увлеченно рассказывал о своем походе в людской мир и даже изобразила искреннее удивление. Мужчина раскраснелся, его взгляд то и дело скользил по мне, разве что не пожирая, и я послушно приосанилась, позволяя ему разглядеть все получше.

Нас и одевали так, что хотелось раздеть: тонкие ткани, глубокие декольте, разрезы до самого бедра, чтобы при каждом шаге обнажалось больше. Чайный дом вообще не отличался приличиями, а его работника — любовью к себе, раз оставались здесь. Миниатюрная эльфийка в бесплотных попытках сбежать от семьи попалась здесь на воровстве и осталась привязана; сирена с нежным глубоким голосом намеренно использовала встречных ради роскоши в виде золота и тряпок; человеческая девчонка, которую ненавидели все, просто искала экзотики и новых ощущений, раз вообще оказалась в нашем мире. И венец — сгоревший в пепел в куче цепей.

— Ты сегодня сверкаешь, — мужчина восторженно опустил ладонь мне на колено, скользя выше по обнаженной коже бедра, и я послушно качнула головой, отчего цепочки игриво звякнули. Его пульс участился, стоило мне провести кончиками ногтей по предплечью клиента. Вздрогнул,

чертов извращенец

. — А ты у нас?..

— Ещё чаю, господин? — мой голос прозвучал идеально, мелодично и звонко. Как всегда отрепетированно. Путник кивнул, не отрывая глаз от моих губ. Часть помады осталась на нарочно белоснежной чашке, окрасив край в ярко-красный, и я просто улыбнулась, чтобы владелица чайной ничего не заметила. — Скажите, — придерживая горячий чайник за самое дно, я подалась вперед и понизила голос, — вы же не умеете… плавать, правда?

Мужчина побледнел, отдернул свои потные ладони в считанные секунду. Я знала этот страх — он уже тонул в моих снах. Не только в озере — в крови. Рука с кувшином кипятка дрогнула, когда я изобразила испуг, и гость ничего не заметил. Этот не замечал никогда.

Налить ему на колени? Посмотреть, как закричит?

Или вернуть ему его касание, опалив кожу до самого

мяса

? Но вместо этого я улыбнулась и налила чай.

Я знала этот взгляд. Завтра он вернется, чтобы попросить моей руки, послезавтра исчезнет в водах озера с камнем на шее. Или не исчезнет. Иногда их находили в камышах с перерезанным горлом. Иногда — просто пустые лодки. Но завтра он снова войдёт в эту дверь. С тем же страхом. С той же глупой улыбкой.

Я бросила быстрый взгляд через плечо, на секунду увидев свое отражение — с блестящими на солнце крупными локонами и кучей украшений. Тонкие золотые нити сверкали на солнце в волосах в тон глазам, которые казались теперь просто выжженными останками души.

Сумасшедшая

, — прошептало отражение, и мельком я увидела, как сгораю. Миг — и видение растаяло.

— Птичка, — раздался за спиной голос хозяйки. Женщина стояла в дверях, её пальцы, украшенные перстнями с ядом, сжимали массивный веер перьями. Я повернулась к ней, медленно, как змея под гипнозом флейты. Её наштукатуренное лицо дрогнуло — старуха всегда боялась моих глаз. — Не задерживай гостей.

К полудню чайный дом наполнился смехом. Мужчины. Всегда мужчины. Их пальцы липли к моим запястьям, как пиявки, и я послушно улыбалась на каждый сальный взгляд. Один схватил за талию, прошептал что-то о «жаркой красоте огня». Я наклонилась, будто поправляя шпильку в его седых волосах, и прошептала в ухо:

— Хотите сгореть заживо, господин?

Он рассмеялся, со всей силы шлепая меня по ягодице и пачкая своими грязными руками тонкое золотистое платье. В прошлый раз именно этот мужчина сбежал первым. Крошками и медом испачкал стол, платье, меня, в притворном приступе неловкости разбил чашку. И через еще один глоток — фарфор на полу, разбитые в мелкие осколки.

— Птичка! — хозяйка ударила веером по ладони, и перстни звякнули, словно кандалы. — Опять играешься?

— Это не я! — весело отозвалась я, выскальзывая от гостя подальше и направляясь к дальнему столику у окна, где молодой парень смущенно краснел, не отрывая от меня взгляд. — Заскучали?

Он весь пропах человеком, собственным потом и этим чертовым ароматом предвкушения. Такие были самыми мерзкими посетителями: изображали святую невинность, отчаянно краснели, делали вид, что чем-то отличались от прочего сброда, но всегда были самыми привередливыми. Их глаза всегда расширялись одинаково — от страха или похоти.

— Одиночество — дорогая приправа, господин, — лениво протянула я, присаживаясь напротив. Носок туфли плавно скользнул по лодыжке юного волка, и он шумно сглотнул, тут же подхватывая чашку. — Ваш любимый с полынью?

— В т-твоем присутствии, — осмелившись поднять взгляд наконец-то к моему лицу, промямлил он, — д-даже яд…

Я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Несколько минут назад я лично налила ему чай, добавив каплю ночного корня — яда, от которого смертные видят свои самые темные страхи, а нелюди не могут спать еще несколько ночей. В прошлый раз он почти исполосовал мадам Лин в приступе ярости, когда та просила у него дополнительной компенсации за исполосованное когтями тело нашей человечки, до этого — пытался наложить свои вонючие мокрым мехом лапы на меня. Ошибся разрядом.

— Или вы предпочитаете… что-то покрепче? — игриво смеялась сирена, сидя на коленях у очередного мужчины, и их громкий разговор вместе с остальным миром стихли. Сидящая рядом эльфийка с белоснежными волосами грустно взглянула в окно. Глупая. От себя не убежишь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я почувствовала это раньше, чем обернулась: воздух стал гуще, запах ладана и гниющих роз сменился ароматом дождя, смывающего грязь с мостовой.

Он

вошел, когда тени от витражей уже впивались в пол когтями кроваво-красных бликов. В моих мыслях их заменяли кровь или пепел, который ветер развеял бы в одно мгновение над огромным озером, увитом цветущими розовыми лотосами. Колокольчики не зазвенели, для меня они не звенели уже очень давно — отсчитывали время, которое осталось до заката.

Я нарочно замедлила шаг, чтобы золотые подвески браслета на лодыжке игриво зазвенели, и что-то внутри опасливо сжалось. Мадам Лин уже не следила за мной, она забыла, казалось, обо всех, найдя себе на вечер демона с неуемной энергией, но я как всегда расправила плечи и откинула волосы назад под внимательный взгляд вошедшего.

— Прекрасный господин, что желаете? — голос прозвучал мягко и ласково, хотя в мыслях было только желание тут избавиться от этого гостя. Спалить его простенький плащ из грубой шерсти, кинжал с его же пояса вонзить в грудь, ровно между ребер, чтобы было больнее. Провернуть лезвие, оставив его

там

навсегда.

— Мне советовали ваш чай, — он улыбнулся, и что-то дрогнуло у меня под ребрами. Он стоял, заслонив собой дверной проём, и я вдруг осознала, как давно не видела здесь людей, не размазанных по стульям жирным пятном похоти. — Составите компанию?

Улыбка, намертво прилипшая к губам, наконец погасла. Я поморщилась, стараясь чтобы никто этого не видел, и лишь огромной силой воли заставила пламя, запутавшееся в волосах, потухнуть. К столику у окна мужчина не сел — упал, опираясь о мягкую спинку, снял перчатки, такие же потертые, как и весь его вид, и долго смотрел в широкое окно на водную гладь, пока я не вернулась к нему с заставленным деревянным подносом.

— Вы… — начал он, пока я наливала чай, старательно избегая смотреть в его ярко-голубые глаза. Слишком наивный, мог бы умереть в первом же переулке. — …похожи на ту, что мне снилась.

— Сны здесь продаются за серебро, господин, — тихо рассмеялась я, бросив короткий взгляд на вмиг озадачившегося гостя. Мята. Белая чемерица. Жасмин. Аромат трав плавно разливался вокруг нас, стоило мне подхватить чайник, привычно легко наклоняя его. — Хотите забыть? Или… запомнить навсегда?

Капля кипятка упала мне на запястье — я даже не моргнула, но мужчина обеспокоенно взял мою ладонь, рассматривая идеально белую кожу без единого следа. Кипятком огонь не сжечь, разве что погасить — кровью, забвением. Я слишком давно перестала обращать на это внимание. Его пальцы оказались удивительно тёплыми. Живыми. Лучше бы были ледяным.

— Вы обожглись, — прошептал мужчина, и его губы коснулись мнимого места ожога.

Кожа вспыхнула пламенем, стоило ненадолго отвлечься. Где-то упала чашка. Где-то наверху закричала мадам Лин, оповещая всех о качестве своего любовника. Но я слышала только стук собственного сердца, глухой, как удары кирки о камень в глубине шахты. Еще несколько…

— О, так вы согласны? — я закусила губу, наигранно смущенно поправляя прядь волос за ухо, и тихо рассмеялась, но он прижал мою ладонь к своей щеке. Шрам. Глубокий, старый, пересекающий скулу, который я бы сделал глубже. — Хотите остаться здесь или…

— Когда мне было восемь, я упал в колодец, — сказал он, и его дыхание смешалось с запахом жасмина. Мужчина опустил руку, делая большой глоток чая, пока я рисовала на гладкой поверхности стола непонятные фигуры. — Там, в темноте… я видел крылья. Огненные. Как у вас.

В его движениях не было привычной хищной грации — только неуклюжая человеческая решимость. Его рука коснулась моих волос, запутавшихся в золотой цепочке на шее, и я возненавидела эти кандалы больше, чем его самого. Мадам Лин сказала бы, что раз я огонь, то должна блистать, а я бы самолично нацепила на нее всю эту сбрую и толкнула в озеро.

— Мы сможем увидеться завтра? — наконец произнес он то, чего я больше всего ждала. Я улыбнулась, повернувшись к мужчине, и щелкнула ногтями по пряжке его ремня, закусив губу особенно сильно. Кровь — горячая, солёная — немного отрезвила. — Я остановился в…

—

Здесь

, — тут же перебила его я, расстегивая верхнюю пуговицу на груди и с мрачным удовлетворением предвкушая, что это завтра для кого-то уже не наступит. — Проводите, господин?

Два.

Его губы коснулись ключиц неуверенно, медленно, словно это был первый раз, когда он с кем-то в постели. Слишком мягко. Слишком бережно. Я впилась ногтями в шелковую простыню, едва сдерживая приступ гнева и отвращения. Еще секунда, две, пять, десять — чертовски унылая и бесполезная пытка, чтобы вспомнить хотя бы часть прошлых эмоций. Мой тихий рык нарушил тишину вместе с его потяжелевшим дыханием.

— Твоя кожа... — он улыбнулся, отстраняясь, и мне невероятных усилий стоило изобразить неравнодушный взгляд, — ...пахнет дымом после пожара.

Я резко перевернулась, придавив его плечи к матрасу. Золотые цепи на балдахине зазвенели, как кандалы, и я нервно повела плечами. Такие же —

от меня

— тускло поблескивали в тусклом свете свечей с ароматом чего-то приторного удушливого.

— А вы любите игры с огнем, — тихо заметила я, склоняясь к мужчине и обнаженной грудью касаясь его распахнутой рубахи из грубого полотна. — Не боитесь обжечься, господин?

Он положил ладони мне на талию с неуместно наивной нежностью, пальцы скользнули по ребрам, между которыми уже не один раз оказывался его меч. Кинжал с рубиновой инкрустацией, заржавевший меч, обычный нож, чья рукоять была обмотана тканью. И идеально светлая кожа мастерски прятала это от всех, кроме меня.

Когда он случайно прикусил мою губу в порыве неумелой страсти, металлический привкус окрасил его взгляд испугом. Кровь. Всегда кровь. Единственное, что не приелось за эти вечные повторы.

— Прости, — он застонал не от боли, он не знал, что

такое

боль. — Ты слишком...

— Ночь заканчивается, — вырвалось раньше, чем я успела обжечь его пламенем, сжигающим изнутри. Оно лишь остаточными искрами вспыхнуло в волосах, осветив темное помещение.

Я отпрянула резко, даже не ощутив холода. При желании я и сама могла сжечь его вместе с этим проклятым местом, но это было бы слишком просто. Нужно было дождаться. Он улыбнулся, этот идиот, обхватив моё лицо руками.

— Прекрасная, — сбивчиво прошептал он, запрокидывая голову с хриплым стоном.

Мои ногти оставляли на его груди ровные краснеющие царапины, пока я расстегивала его брюки, мелко подрагивая. Тело помнило больше, чем хотелось бы. Жалко, душу

не получалось

сжечь. Он придержал меня за бедра, когда я приподнялась, насаживаясь на его возбужденный член, вовсю истекающий прозрачной смазкой. Все тот же наивный юнец. Влюбленный, глупый,

практически

мертвый.

Его руки всё так же нежно скользили по моим бедрам, помогая двигаться. Слишком тепло. Слишком близко. Я практически умирала от этого удушья, но задыхалась тихими стонами от ощущения заполненности. Последний раз с ним был слишком давно, чтобы забыть. Его движения были размеренными, словно я могла сломаться больше, и мне первой пришлось податься ближе, скользя кончиком языка по его нижней губе и вовлекая в поцелуй.

Он осмелел. Каждый раз, стоило ему попытаться оторваться и заговорить, я нарочно ломала ритм, он уверенно сжимал мои ягодицы, не давая отклониться. Кровь постепенно разгоралась, и я на короткие мгновения даже почти помнила, зачем начала эту игру без победителя.

Мужчина опрокинул меня на холодный шелк внезапно, заставив вскрикнуть, подаваясь бедрами вплотную к нему. Член выскользнул, оставив после себя гнетущее ощущение пустоты, и я нетерпеливо поерзала, отодвигая от лица подушку с ароматом чужих духов. Его пальцы сплелись с моими, пригвоздив к постели, а губы коснулись раковины уха:

— Я ведь не спросил, чего

ты

хочешь.

Тело предательски выгнулось, когда он вошел глубже, перед этим скользнув по влажным складкам. Именно так, чтобы я захлебнулась в собственном возбуждении. Наконец-то нежность отступила: он стал тем, кем были все, приходящие в чайную. Он все сильнее вдавливал меня в постель, уверенно удерживая за бедра, и только каждое предательски ласковое касание заставляло ненавидеть сильнее. Будто это любовь на прекрасном острове, а не в гниющем сердце Иного мира.

— Прошу, — прошипела я, чувствуя, как желание сжимает свои кровавые когти глубоко внутри. Предательски ярко, словно я этого ждала. — Еще… немного…

— Знаю, — он кончил со стоном, впившись губами мне в изгиб шеи, и мир на миг вспыхнул алой вспышкой боли, смешанной с давно позабытым жаром. Сердце забилось быстрее в такт его сбитому дыханию.

Когда догорели свечи и дым от них рассеялся, он лежал на спине, грудь в покрасневших царапинах, но с той же дурацкой улыбкой. Его рука потянулась ко мне, но я встала, подбирая с пола скинутой платье. Тонкая ткань была холоднее моей кожи, которую огонь больше не грел. Предательница, — намекало тело, и я невольно улыбнулась. Мы

оба

.

— Завтра, — хрипло сказал он, и я равнодушно заглянула в голубые глаза. Платье застегивалось привычно ловко. Еще несколько пуговиц. Одна, две... И я засмеялась. Громко, звонко.

Предвкушающе

. — Ты скажешь мне своё имя?

— Убей его сейчас — и я дам тебе то, что хочешь, — вместо ответа едва слышно прошептала я, когда в самый нужный момент особо сильный порыв ветра распахнул окно комнаты.

Черная тень скользнула ко мне, могильным холодом обдав кожу бедра, и я тихо вышла, не желая потом отмываться от крови. Грядущее зрелище будоражило настолько, что впервые за бесконечный день я довольно улыбнулась.

Завтра

для него будет особенным.

Прекрасный тихий рассвет нового дня застал меня на краю озера, где вода сливалась с небом в нежнейшей гамме розовых, голубых и сиреневых оттенков. Я вытянулась на мокрой от росы траве, с удовольствием потягиваясь и ощущая, как влажная белая ткань платья приятно холодила от внутреннего жара, облепляя тело как вторая полупрозрачная кожа. Каждое утро здесь пожирало надежды быстрее, чем драконы — золото.

Ветер приносил обрывки голосов из чайного дома, смешанные с тихим шелестом листьев:

— …сбежал через подземелья…

— …князь сам гнался…

— …говорят, видели, как он нырнул в озеро с…

Три.

Колокольчики навсегда замолкли, когда вошедший высокий гость сорвал их одним грубым рывком. Я едва не засмеялась, сжав пальцы в кулак так сильно, что ногти до крови впились в ладонь. Боль, тупая и пульсирующая, исчезла, стоило мне расслабить руку, и раны исчезли в тот же миг. Прекрасная способность для столь мерзкого места и жизни.

Сидящий рядом полукровка, чьи губы были испачканы кровью недавней жертвы, уже задрал и без того короткий подол платья, своими дурацкими костями изорвав тонкую ткань. Его взгляд не отрывался от моих губ, пока я лениво рассказывала о мелочах, старательно думая о том, куда хочу запихнуть его же когти в этот раз.

— Надеюсь, твоя кровь такая же вкусная, — шумно выдохнул мужчина, придвигаясь ближе. Коготь прошелся по моим ключицам, плавным движением скользя ниже и разрывая шелк, натянутый на груди. — И что же у нас тут прячется, красотка? — Улыбка гостя стала хищной, когда я прикрыла ладонью обнажившуюся кожу, взглянув из-под опущенных ресниц.

Его

тяжелый взгляд я бы узнала из тысячи других. Мурашки пробежали по коже стройными рядами, когда тяжелая ладонь опустилась мне на плечо. Взгляд — ледяной, как озеро в декабре, — скользнул по залу, и даже мадам Лин замерла, прижав веер к губам. Птичку отдали на растерзание под всеобщее молчание. Я нарочно отвернулась, поправляя чашку перед гостем, и тот даже не сразу почувствовал неладное.

— Ты сегодня обслуживаешь меня, —

тот самый

голос звучал как удар хлыста. Ладонь в черной перчатке впилась в мое запястье, выворачивая руку так, что золотые браслеты уныло звякнули друг о друга, и я резко повернула голову, встречаясь глазами с его ядовито-фиолетовым взглядом. Кислота, растворяющая других, — не взгляд.

— Я уже занята, господин, — мелодично отозвалась я, наигранно испуганно округляя глаза, но он точно заметил вспыхнувший в моем взгляде огонь. Пальцы на запястье сжались сильнее, пронзая болью до самых костей.

— Теперь нет, — ледяной холод, тщательно спрятанный за нетерпением.

Тяжелый золотой браслет с массивными камнями упал к ногам мадам Лин, звеня, как похоронный колокол. Старуха даже не пискнула, лишь кивнула, пряча глаза, и я искренне пожелала ей сгореть вслед за последним пером с ее веера. Он потащил меня по лестнице, не обращая внимания на то, как я царапаю ему шею свободной рукой, и нарочно выбрал самую унизительную комнату — с грубо сделанными металлическими решетками на окнах, окрашенных плешивой золотой краской.

Мужчина спихнул меня на пол грубее обычного, с глухим стуком закрывая дверь, и его пальцы тут же рванули остатки платья вниз, оставляя меня только в ворохе чертовых украшений. У мадам Лин определенно не было чувства вкуса: золотую птицу запихнуть в золотые кандалы. Он не обращал внимания на такие мелочи: его ледяные пальцы уже впились в мои бедра, легко приподнимая, и я затаила дыхание от нетерпения, охотно подчиняясь.

— Ты должна приходить ко мне, — прошипел он, впиваясь зубами в шею так, что я вскрикнула, обнимая его ногами, когда мужчина со всей силы вжал меня в холодную стену. — Дрожать, — его губы обожгли шею, но не зубами — языком, медленно скользящим к декольте, оставляя мокрый след, который тут же леденел на коже, — умолять, кричать.

Его ладонь скользнула между ног, грубые пальцы в перстнях втиснулись в меня без лишних прелюдий, растирая влагу по подрагивающим стенкам внутри. Я вцепилась в его плечи, выгибаясь навстречу, но он отстранился, заставляя рычать от разочарования.

— Соскучился, — мой голос звучал довольно и тихо, но я знала, что он все слышал. — Ваша светлость снова тоскует?

— И как компенсируешь? — мужчина усмехнулся и до лиловых отметин впился пальцами мне в ягодицу, другой рукой расстегивая пряжку ремня.

Один вид его члена, испещренного крупными венами, заставил довольно прищуриться и облизнуться. Не человеческий. Не демонический. Чужой.

— А нужно? — завороженно отозвалась я.

Он провёл головкой по моему животу, оставляя липкую дорожку, и я застонала, чувствуя, как пламя под кожей ответило жаром. Тут же проступил рисунок вен, в темноте светящихся золотистым пламенем, и его ядовитый взгляд восхищенно загорелся. Он всегда горел, даже когда я не пыталась сжечь.

Когда он вошёл, мир распался на осколки. Его холод заполнял, растягивал до предела, пока мои стоны перерастали в громкие всхлипы. Ему всегда было мало, и эта жадность постепенно поглощала и меня. Каждое движение было расчетливым унижением: он вытаскивал почти полностью, заставляя дрожать от пустоты, затем вгонял член обратно, выворачивая тело наизнанку от яркого удовольствия. Огонь от моих касаний трепетал на его коже, потухая почти сразу — свой жар он отдавал мне, а не ему.

— Кричи,

птичка

, — приказал он, сжимая горло так, что в висках застучало. — Ты мне должна.

Я впилась ногтями ему в спину, чувствуя, как под кожей вспыхивает пламя. Дым пополз по комнате, но мужчина лишь рассмеялся — низко, животно — и вдавил меня в неровную штукатурку сильнее. С очередным толчком он накрыл мои губы своими, глуша громкие стоны поцелуем. Ледяные пальцы скользнули между ног, грубо растирая клитор, пока я не закричала, ненавидя себя за предательство тела.

Его зубы впились в плечо, разрывая кожу до ноющей боли. Я завыла, чувствуя, как оргазм вырывается наружу вместе с кровью — горячая волна стыда смешалась с потоком его семени, заполняющего меня до влажного хлюпанья. Он не останавливался, вгоняя член глубже с каждым толчком, пока стена не начала осыпаться под нашим весом.

Мужчина отошёл, поправляя манжеты, расшитые золотыми нитями, и я невольно закатила глаза.

Позер

. Его светлость, потерявший “светлость” где-то не в этой реальности. На его плечах и груди дымились отпечатки моих ладоней, когда он застегивал рубашку под моим горящим взглядом. Я небрежно поправила волосы, медленно подходя ближе. Вырвать бы эти чертовы пуговицы, впиться ногтями ему в плечи, оставляя свои отметины.

— Дарион, — я понизила голос, накрывая его ладонь своей, и голой грудью прильнула к мужчине. Соски приятно заныли от холода шелка, но широкая ладонь предостерегающе сжала мою ягодицу. — В следующем кошмаре

твоя

очередь умолять.

2. Дворняги любят грызть кости

Один.

В кровати я просто лениво потянулась — вскакивать в страхе передумала еще очень и очень давно. Яркое солнце слепило, его лучи не согревали, но это было намного лучше кошмара. Крики, слезы, попытки изменить то, что меняться не желало.

Исход

был тем же: потолок с трещинами в форме паучьих лап, золотые цепи на балдахине, нелепо яркий свет, пробивающийся сквозь идеально чистые витражи. Я всегда была привередлива к мелочам, пока не перестала замечать их окончательно.

Нежданный подарок был далеко не тем, что я ожидала.

Всего лишь

платье. Короткое. Воздушное, как крылья стрекозы перед тем, как их оторвать. Шифон из цитриновой крошки струился между пальцев, холодный и скользкий — точно камни на дне озера, где мне разок удалось побывать; на воротнике —

его

герб: переплетенные змеи с рубиновыми глазами. Только он один знал, что я любила белый, и всегда выбирал все, кроме него.

— Откуда?! — эльфийка замерла на пороге, бледные пальцы впились в косяк. Её глаза — два озера чистой зависти — скользнули по мне, и она зашла внутрь бесцеремонно нагло. Как всегда. — Это... новое?

Я оттолкнула ее руку, когда девушка потянулась к рукаву, и резко развернулась, заметив, как Амелия нервно отпрянула от моих волос. Наверняка и в треснувшем зеркале отразился ее страх, когда тусклые искры предостерегающе блеснули в разноцветных тенях комнаты. Легкая юбка качнулась, сверкнув им в такт.

—

Бла-жен-на-я,

— тихое предупреждение прозвучало слишком легко — шаг ближе к эльфийке, и я ощутила дрожь в её дыхании. — Хочешь одолжить?

Она отпрянула, будто обожглась, еще до того, как я коснулась ее. Глупая девчонка с манией величия, мечтающая найти себе даже не принца — короля.

Король

был занят собственной одержимостью и сгорал от своих же страстей. Она не выдержала бы и дня.

Мои шаги эхом отражались от каменных стен, пока я спускалась по извилистым улочкам города. Красные фонари, капли крови на чёрном шёлке идеально резных крыш, скрипуче покачивались над головой. Я остановилась у края канала всего на мгновение — в обсидианово черной воде отразилась та же тьма, сверкнув золотыми глазами. Нефритовые статуэтки, идеально вытесанные из безжизненно холодного камня, смотрели осуждающе. Эти вездесущие немые свидетели чужих секретов и грехов молчали, затаившись в удушливом дыму благовоний и человеческой вони.

До появления людей было проще:

блаженные

не вели войн за территории,

высшие

не вмешивались в дела иных рас, а

проклятые

так отчаянно искали

стихийных

, что сами истребили почти всех. Люди испортили Иномирье задолго до своего появления здесь и продолжали методично извращать то, что не принадлежало им. Их храм возвышался в центре столицы, а золотые иероглифы на табличках казались насмешкой над забытым смыслом.

Рынок кишел смертными: торговцы с липкими пальцами, солдаты с тусклыми мечами, женщины, чьи глаза горели страхом. Они желали вырваться отсюда так сильно, что готовы были отдать все ради эфемерной роскоши. Они не знали главного — мир ломал их так быстро, что глупые надежды таяли с каждой новой смертью из-за отравления магической эссенцией. Даже воздух был против чужаков.

Портниха встретила меня румянцем и скомканным приветствием, а ее мастерская — ароматами дорогих тканей и лавандой. Я погладила массивный отрез черного бархата, старательно разглаживая мелкий ворс, и позволила ей разглядеть чешуйчатых на шее. Юная фея с исколотыми иголками руками и ярким взглядом зеленых глаз не стала исключением. Ее интерес, впрочем, был не так плох: обычное любопытство с долей глупого восхищения искусной работой.

— Шелли, я соскучилась! — капризно бросила я, поманив девушку к себе. За синей шторой шевелилась тень — чьё-то сбитое дыхание. — И хочу что-то новое.

— Я... я сейчас... — девушка уронила ножницы, изогнувшись в поклоне, будто увидела

его

лично.

— Не спеши, — пальцы сами скользнули к ее запястью, и я рассмеялась, чувствуя, как под кожей застучала кровь. Фея коротко кивнула, с благодарностью заглянув мне в глаза, когда увидела, что все мелкие царапины исчезли. Маленький бонус для

постоянного

клиента. — У тебя гость.

Штора дрогнула в нетерпении. Мужчина выглянул лишь на мгновение — его глаза, тёмные как бездна, сверкнули любопытством, а на скулах проступили размытые символы, отливающие синим. Я стащила с плеча феи мерную ленту и распахнула штору слишком резко — он замер. Запах сосновой смолы и пота окутал так удушливо, что на очередной заинтересованный взгляд я нарочно улыбнулась. Отвела взгляд в притворной задумчивости и подошла настолько медленно, чтобы он успел рассмотреть лучше то, что будет проклинать этим же днем.

— Позвольте, господин, — я понизила голос, обвивая лентой его талию, и тихо засмеялась, когда меня прижали ближе. Его сердце билось учащенно

медленно

. Не то сердце, не тот подопытный. — Ищите что-то особенное?

— Нашел. Вас, — хриплый рык пронзил повисшую тишину, заставив только неискренне удивиться. — Когда закончите… — Он оказался более жадным, чем я ожидала: ладонь мужчины уверенно опустилась мне на поясницу и медленно поползла вниз. Я только довольно прищурилась, прогибаясь, и отстранилась ровно в тот момент, когда его пальцы сжались на ягодице. — Я куплю вам любое платье, когда медленно порву это.

— Не дышите, — выдохнула я, наклоняясь так, что губы почти коснулись его ключицы. Глаза расширились, когда мужчина вновь потянулся ко мне, и я тихо рассмеялась, скользнув ногтями по его груди и назвав смущенной фее результат. — А то ошибусь, и мы с вами…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Бёдра... нужно измерить... — её голос прозвучал относительно спокойно, но девушка была заметно озадачена и смущена, когда я опустилась ниже, чтобы исполнить ее просьбу.

Темный взгляд уперся в меня так увлеченно, что я не смогла не улыбнуться — хотя бы в себе я могла не сомневаться. Демоны всегда были крайне любопытны, как и все проклятые, вот только самоконтроля и дальновидности им явно не хватало. Возможно, у него был бы шанс получить что-то большее: малышке Мишель он нравился, и на следующий день он сам пригласил бы ее на прогулку, если бы не мое вмешательство, которое совершенно не имело смысла — только желание немного развлечься.

— Я хочу что-то темное, — ресницы дрогнули, скрывая мой довольный взгляд. Поднимаясь, я нарочно провела кончиками пальцев по выпуклости его брюк, и улыбнулась так, как научилась за долгие дни — идеально мягко и невинно. — К вашим глазам.

Мужчина почти коснулся меня вновь, но напряженно замер, стоило мне зацепить его ладонь волосами: его кадык дернулся, дыхание стало тяжелым, и запах серы — его животного страха — резко заполнил помещение. Портниха уронила булавки, когда максимально торжественно я вручила ей ленту в руки, задев руку своей. Рубины в глазах змеев зловеще уставились на нее, я холодно усмехнулась, просто пожимая плечами и склоняясь к фее так близко, что та на мгновение перестала дышать.

Поздно,

милая

. В прошлый раз он представил ее семье на ужине — в качестве главного блюда, о чем милостивый Князь рассказал мне в порыве скуки. И ровно через несколько часов, если их встреча состоится, этот наивный демон с незаживающим ожогом погибнет от руки

короля,

который никогда не дарил то, что хотелось.

Два.

Колокольчики за спиной вздрогнули, когда он вошёл, притащив за собой шлейф железа и медвяной горечи. Я оторвала взгляд от чашки, которую методично гипнотизировала уже несколько минут под нервные взгляды мадам Лин. С утра ее веер пал смертью глупцов, шлепнув меня по плечу. Она уверяла, что это случайность, и я охотно поверила, совершенно

случайно

не сдержавшись.

Он смотрел на меня непроницаемо холодно, но судя по рвано вздымающейся груди и суженным зрачкам, мужчина был явно не в духе. Он скинул плащ, и я завороженно уставилась на местами присохшую к его телу рубашку, наблюдая, как кровь на ее рукавах медленно чернеет на воздухе. И без того темная ткань казалась еще мрачнее при свете дня.

— Его светлость снова купается в крови невинных жертв? — протянула я, облизывая пальцы от гранатового сиропа и довольно щурясь. — Или жертвы

сами

хотели оставить на вас свой след?

Он уселся рядом, раздвинув колени так, что одно коснулось моего бедра. Я вздрогнула, заметив на коже алый след, и почти рассмеялась, когда перчатка шлепнулась на стол, выпуская на дерево каплю алого. Гранат показался вмиг потускневшим подобие того оттенка, что я ждала. Сердце определенно дрогнуло и подтаяло от осознания того, что судный час прошел.

— Твой щенок, — он провёл языком по верхней губе, оставляя на ней кровавый отблеск, — оказался слаще, чем я ожидал.

Я рассмеялась, небрежно тряхнув волосами, и словно нехотя повернулась к мужчине лицом. Пламя в них отозвалось всполохом, осветив на миг его скулы — достаточно, чтобы заметить царапину под левым глазом и оставшуюся злость где-то на дне ядовитых глаз. В этот раз она были едва различимы за тем холодом и азартом, что он намеренно хотел мне показать.

— Неужто кусался? — я закусила губу, нарочно удивленно подаваясь вперед, и практически утыкаясь носом мужчине в шею. Он пах иначе — усталостью, кровью и даже страхом. — А я предупреждала: дворняги любят грызть кости.

Его рука молнией впилась мне в шею, и я не успела даже вскрикнуть. Стоило немного подождать, и все бы ненадолго закончилось. Я сходила бы за новыми духами, которые он так ненавидел, а вечером не смогла бы сбежать от него. Холодные пальцы скользнули к боку, впиваясь в ребра, но я лишь прижалась ближе, наблюдая, как искры с моих ресниц падают на его манжеты. Горелая кровь воняла похуже людей.

Три.

Его замок напоминал склеп, разве что был обставлен более роскошно: мраморные полы с прожилками серебра, витражи с сюжетами забытых войн и мрачные тени слуг на каждом углу. Кабинет был единственным местом, которое раздражало меньше остальных. Впрочем, больше я никогда не видела, оставаясь всегда взаперти в его спальне на бесконечные дни и ночи. Он был слишком жаден для того, кого впереди ждала вечность.

Я медленно скользила пальцами по корешку “Хроник падших королевств”, вычерчивая каждую золоченую букву. Красивое дорогое издание, которое я

уже

читала сотни раз. Чиновник у княжеского стола напоминал загнанного зверька — его перо царапало пергамент, оставляя кляксы в такт нервным подергиванием века.

Князь, полулёжа в кресле из чёрного дерева, перебирал письма, вскрывая каждое так, словно это было горло его личного врага. Лезвие мигнуло мне в такт, будто подмигивая. Я нарочно громко скинула туфли на пол, вытягиваясь на узкой софе, и знакомый холодный взгляд охотно отвлекся на меня. Ожидаемо просто. Все его внимание переключилось на меня так сильно, что я смогла только предвкушающе улыбнуться.

— …ваши квоты на эссенцию нарушают все договоры с Гильдией алхимиков, — голос посетителя дрожит, будто его глупый гнев, смешанный с доброй порцией страха, может на что-то повлиять. — После инцидента с плавильней…

С громким шорохом я оторвала первую страницу, разрывая пергамент на мелкие клочки. Они тлели прямо в моих руках, медленно обугливаясь от самого края до сердцевины, пока мое сердце билось ровно, словно не оно сгорело первым вместе с остатками чего-то далекого. Чиновник недовольно покосился на меня, поджав губы, но опасливо промолчал.

Здесь

никто не мог навредить мне больше, чем позволил бы многоуважаемый господин Дарион.

— Хотите переложить вину на меня? — его голос звучал холодно и равнодушно, но яростный взгляд прожигал меня насквозь. — Я предоставляю вам ресурсы, а вы

должны

обеспечивать порядок. — Я нарочно перекинула волосы на грудь, позволяя увидеть обнаженную спину. — Это всё, что вам нужно знать.

— Но… но это нарушает все договоренности! — седоволосый фейри подскочил, ударив ладонями о стол, и тут же замолк. Как рыба, выброшенная на берег, он открывал рот, пока в камин улетела красочная иллюстрация битвы, а затем — сама золоченая обложка. — Это был единственный экземпляр! Наша Коллегия едва нашла его!

Его рука вцепилась в мое запястье, сильно сжимая, и я лениво откинулась на декоративную твердую подушку, притворно испуганно округлив глаза. Князь встал плавно, практически бесшумно, и хватка визитера ослабла настолько, что я могла бы с легкостью освободиться, но нарушать его план было себе дороже. Господин алхимик точно не хотел вернуться домой.

— Вы трогаете то, что принадлежит мне, —

король

не угрожал, даже не выдал своей злости, но кабинет медленно наполнялся могильным холодом с каждой секундой. — Увижу еще раз…

Алхимик задохнулся, пытаясь пятиться к двери, но тени у стен сомкнулись вокруг него. Неровными всполохами они окутывали его, пока не растаяли вместе с пронзительным криком. Князь перехватил мое запястье, своими грубыми касаниями пытаясь стереть

чужое

прикосновение, и склонился, целуя в центр ладонь. Камин погас так же резко, как я дернулась, пытаясь отстраниться. Мороз проникал под кожу слишком стремительно.

Он отпустил мою руку нехотя, и устало опустился на край софы, прикрывая глаза. Если бы это была

не я

, то его мучения завершились бы на несколько мучительных минут раньше, но воплощать эту роскошь не хотелось. Одиночество в этом мрачном месте давило сильнее, чем плотно зашнурованное платье.

— Ты предпочла бы умереть, — мужчина шумно выдохнул, когда я устроилась у него на коленях, и уткнулся мне в изгиб шеи. Ледяные пальцы на миг сжались на горле, но только развязали ленту сзади. Кровь гулко стучала в висках от глупой надежды. — Каждый раз ненавидишь меня, — его язык обжег кожу, а зубы сомкнулись ровно настолько, чтобы заставить сердце пропустить удар, — но так доверчиво…

— Утром будет легче. Ты снова проснешься, сорвешь злость на том дураке, который постоянно называет меня

госпожой

, — горло сдавило так сильно, что голос сорвался, но слушать было сложнее. Видеть его таким было неправильно — слишком искренне для существа, которое превращало в кошмар все, чего касалось. — Или мой

дорогой правитель желает этого?

Он усмехнулся, разогнав толпу мурашек по моей коже, и резко вскинул голову, сталкиваясь с моим взглядом. Глаза вспыхнули едким пламенем, отразив моё лицо — разгоряченное, с лихорадочным румянцем, словно я действительно хотела услышать его ответ. Сердце мужчины билось ровно, в такт мерзкому тиканью на фоне, которое неизбежно отсчитывало отведенные крохи. Когда широкая ладонь похолодила кожу бедра, я тихо вскрикнула — он впился пальцами так сильно, что хотелось возмутиться. Сил не нашлось: Дарион сделал это не от страсти, а от злости на собственную слабость, которую все же обнажил передо мной.

— Заткнись, — резко бросил он, наблюдая за тем, как я опустилась перед ним и скользнула ладонью под рубашку. Он дрогнул, маска напускного равнодушия постепенно трещала вслед за вскипающей в нем злости. Победу одержала я хотя бы в этот раз: мужчина поддался, потянув ворот платья вниз, но остановился. — Хоть на минуту.

— Даже не дашь помечтать? — я шумно выдохнула, тяжелый бархат с грубой подкладкой съехал с груди, царапнув кожу.

Тишина впитала стук сердца, массивные часы на стене должны были вот-вот пробить

полночь

, и только внимание Дариона не давало мне рассыпаться сотней дурацких чувств. Он первый отвел взгляд, перед этим разглядывая мое лицо как будто в последний раз. Что-то отчаянное было в каждом его движении — мужчина вдруг слишком нежно прижал ладонь к моей щеке, словно хотел хоть немного согреться.

— Завтра, — прошептал он, и это прозвучало странно — не угроза, не обещание. Просто констатация факта, от которого я так и не могла сбежать.

Я накрыла его руку своей, когда эти проклятые часы забили полночь.

Один.

Слезы непроизвольно текли с самого рассвета, и остановить их, казалось, могло только чудо. Но увы — случались только бесконечно злорадные лица. Дверь я нарочно захлопнула так сильно, что замок заело. Мадам Лин ворчала что-то о неблагодарной девице, и она даже не представляла, насколько сильно ошибалась. Девица была благодарной —

очень

благодарной. Она искренне хотела засунуть этот чертов веер поглубже ей в глотку и сжечь до того, как кто-то помешает.

Только к вечеру, когда в моем организме, казалось, лимит воды был исчерпан, я смогла взглянуть на свое отражение. Зеркало разбилось до того, как я тихо всхлипнула, сползая по стене на деревянный пол. В осколках золотое пламя мелькало яркими всполохами и тут же тухло.

3. Еще целых три часа быть дурой

Два.

— А вы у нас?.. — я лишь мельком скользнула по нему взглядом, но мужчина уже вовсю разглядывал меня.

Голубые

глаза удивленно замерли где-то в районе глубокого выреза на груди, но взметнулись вверх, когда я тихо рассмеялась. — Смотреть за золото, милый путник!

— Мне советовали ваш чай, — он улыбнулся, я с удивительной легкостью могла смотреть прямо на него. Он стоял, заслонив собой дверной проём, и я вдруг осознала, как эфемерно было то чувство, с которым я ждала его в первый раз после начала конца. Ничем не лучше наивного мальчишки. — Составите компанию?

К столику у окна мужчина не сел — упал, опираясь о мягкую спинку, снял перчатки, такие же потертые, как и весь его вид, и долго смотрел в широкое окно на водную гладь, пока я не вернулась к нему с заставленным деревянным подносом.

Сюжет

был прост, понятен и неизбежен.

— Вы… — начал он, пока я наливала чай, старательно изображая заинтересованность. Мужчина не мог отвести взгляд от моих волос, переливающихся на ярком солнце. Отчаянно промелькнула мысль, что смотрят

не так

. — …похожи на ту, что мне снилась.

В этот раз пахло апельсином, терпкими листьями смородины и легкой ноткой розмарина. Все то, что

он

любил в нашу первую встречу. Мужчина осторожно заправил мне за ухо выбившуюся прядь, скользнув кончиками пальцев по щеке. В голубых глазах вспыхнуло что-то теплое, живое, и в этот раз я решила подыграть чуть дольше.

— И вы запомнили, — удивление прозвучало крайне убедительно, сама почти поверила. Я подалась вперед, щурясь от солнечных лучей, и чуть не коснулась губами его щеки. Щетинистой, загорелой. Уже не той. — Расскажете? Или мне угадать?

— Вы читали, — прошептал он, когда я удобно устроила подбородок у него на плече и лениво прикрыла глаза. Его сердце учащенно забилось, лучше любых слов рассказывая историю. — Не помню, что именно, но тот голос…

Где-то упала чашка. Где-то наверху закричала мадам Лин, оповещая всех о качестве своего любовника. Мой гость шумно отхлебнул горячего напитка, и его ладонь устроилась у меня на талии на секунду позже, чем чашка звякнула о стол. Я осторожно сжала его предплечье, наигранно смущенно наконец заглядывая в глаза, но мужчина прижал мою ладонь к своей щеке.

— Когда мне было восемь, я упал в колодец, — сказал он, и его дыхание смешалось с запахом апельсина. — Там, в темноте…

Очередной звон колокольчиков принес вместе со скрипом двери знакомый холод ночи. Я улыбнулась, ощутив, как кровь по венам побежала как-то особенно быстро, и прильнула ближе к преследующему меня кошмару, который улыбнулся как-то неловко и неверяще, но не отстранился.

— Здесь нет книг, но я могу рассказать одну

давнюю

историю, — я щелкнула ногтями по пряжке его ремня, закусив губу особенно сильно, когда пронзительный взгляд уперся мне в спину, прикрытую только тонким алым шелком. — Вы ведь не откажете мне? Это было буквально вчера и целую вечность назад.

Золотые росчерки вен плавно расползались под кожей от одной мысли о том, что господин князь жадно вслушивался в каждое мое слово. Сквозь шум и голоса, поглощающие чайную, Дарион видел

только меня

.

Все началось до простого банально — семья, погрязшая в долгах, потерянная высшая, но мы ведь начали не о грустном?

За несколько дней до прихода того самого

героя

, в чайный дом “Жемчужный лотос” пришла та, что искала самого людного места из всех возможных. Она не хотела быть обманутой фальшивой семьей и была глубоко ранена уже даже тогда бывшим женихом, желающим нажиться на золотой птице. Клетка тянулась за ней так долго, что в один прекрасно ужасный день треснула — огонь выжег остатки.

Возможно, вера в исцеляющую силу любви еще тлела где-то в наивном сердце — иначе это была бы просто очередная глупость, которая

обязана

была случиться. Впрочем, все было именно так. Герой, чье имя стало запретным по истечении нескольких дней, влюбился в нее с первого взгляда, и девушка сама согласилась проводить его в обитель духов.

Сон длился прекрасно: он был обходителен, заботлив, специально выбирал красивые маршруты, чтобы ее впечатлить, и вечерами неотрывно смотрел на то, как огонь в ее взгляде горел ярче пламени костра. На то и герой — искренний, внимательный, отважный.

— Вы там бывали? — мужчина улыбнулся, когда я ненадолго замолкла, и накрыл мои плечи своим плащом.

Грубая шерсть колола оголенные участки кожи, но сильнее будоражил холодный взгляд ядовито-фиолетовых глаз. Он пробирался под тонкое платье, сжигая своим льдом алую ткань, и чего-то

ждал

.

— Хотите продолжить

сами

? — не голос, тихий шелест, когда я расправила плечи. — Вы ведь знаете, что герои не так просты?

Переход на юг потребовал всего лишь посещения врат и парочки самоцветов, которые разлетелись разноцветной пылью за считанные секунды. В каком-то прибрежном городе всегда было жарко. Солнце нещадно палило до самой ночи, но это было одно из самых прекрасных мест, где девушка была. На удивление, было много зелени, фруктов, узких аллей с мощеными дорожками — практически райское место для тех, кто привык быть в пути. И тех, кто искал что-то важное.

Мечты и влюбленность разбились вместе с той большой вазой из хрусталя, где до этого стояли розы. Герой, оказавшийся гнусным предателем, следующим же утром привел в скромный гостиничный номер ангельского вида девчонку, гордо объявив ее своей невестой. В номере пахло апельсиновой цедрой, и вмиг этот аромат стал таким противным, что стало трудно дышать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Прости, — сказал он, влюбленно глядя на

чужую,

которая смущенно краснела. — Я понял, что это судьба, когда увидел Лилию.

Все произошло стремительно быстро — в опустевшем зале тени сгустились так сильно, что помещение опустело, брошенный веер сиротливо лежал на стойке у входа, а я оказалась сидящей на столе прямо напротив господина князя, что занял мое место за столом.

— Продолжай, — очередной приказ, способный испугать непосвященных в его тайны, что и произошло.

Герой

, не знающий своей судьбы, попытался подняться, но тьма Дариона удержала его. — Хочешь обесценить ее старания?

— Любовь прекрасна, пока не закончится, — поерзав на прохладной поверхности, я скользнула взглядом по неслучайному путнику, который уже пожалел о своей компании. —

Вам

это, конечно, не понять, — привычно идеально улыбнулась я, утонув в прожигающем до самых костей взгляде князя. — Мы разве не закончили? Все так же, как и всегда.

Девчонка была невинна и прекрасна, что ее свет ослеплял. То ли она специально притворялась настолько благостной и нежной, то ли ей жизнь никогда не подкидывала неожиданных карт судьбы, но

она

тут же пересмотрела свою позицию по отношению к таким экземплярам. Не благие —

блаженные

, способные превратить воду в яд, а надежды — в мрачную бездну.

Новый рассвет горел на пепелище чувств, которые так и не смогли стать чем-то большим, но выжгли все под самый корень. Нестерпимая боль пылала внутри вместе с золотым огнем, который в то утро был более тусклым, чем южное солнце. Все в мире было жарче, теплее,

живее

, чем та потерянная душа, не готовая к новым потрясениям после прошлых оков.

Свое обещание она исполнила, до последнего желая закончить все как можно скорее. Вот только

скорее

— не сказка, чтобы закончиться быстро. Духи радушно приняли гостью, греясь в ее пламени, пока смущенная фея прижималась ближе к путнику, который то и дело смотрел на то, что потерял. Наверное, он понимал, что совершил ошибку, но не мог понять, какую. Обидел не ту или пожалел о своем выборе?

— Я была там, — голос сорвался, когда Дарион расстегнул тонкий кожаный ремешок, снимая с меня туфлю. Я закусила губу, сдерживая непрошенный стон от его уверенного касания, и заставила себя заглянуть в голубые глаза своего немногоcловного слушателя. — Мед и пиво не предлагали, представляешь?

— Одетт, — тихий рык заставил шумно выдохнуть. Острые клыки впились в тонкую кожу на внутренней стороне бедра, отчего я вскрикнула, сжав в пальцах короткие темные пряди. Сердце замерло, но уже в следующую секунду сорвалось новым ритмом, который заглушил даже голос человека, который до этого напряженно молчал:

— Ей больно, не видишь?! Что ты!..

Буквально на днях и одновременно в далеком прошлом все было также. Счастливые влюбленные должны были попрощаться со своим проводником: герой отчаянно размышлял о чем-то, его

невеста

— шарахалась от золотого огня, словно тот пытался ее сжечь. Возможно, это было бы неплохим началом новой жизни, но она

еще не опустилась

до такого способа решения проблем. Тогда она все еще бежала от мира вокруг, но в лабиринте долгих дней и бесконечных сомнений оказывалась в той же клетке наедине с собой.

Тьма

с омутами гнева настигла их в порту, где воняло рыбой и специями. В оглушающем шуме никто не услышал небольшую сцену — переулок наполнился громким криком героя, который погиб от своего же предназначения. Меч из темного серебра вонзился в него одним уверенным ударом —

блаженная

только сдавленно зашептала молитвы.

— Она уйдёт со мной, — голос голубоглазого дрогнул, выдав страх смешанный с наивной бравадой. Его ладонь дрожала на рукояти меча, когда я лениво перевела на него взгляд. А ведь надо было просто подождать —

его

принцесса

нашлась бы уже следующим утром. Тихая, скромная и потрясающе светлая.

— Ты думаешь, она захочет? — Его светлость даже без светлости умел ослеплять: он улыбнулся так ярко, что даже я испуганно замерла. Тени за его спиной сомкнулись в подобие крыльев. — Спроси.

Мужчина обернулся ко мне, и я увидела всё: дрожь в веках, каплю пота на виске, предательскую дрожь губ. Он верил в сказку, где герой спасал свою избранницу, а злодей погибал, оставшись ни с чем. Именно этим большинство людей и грешили: их скромные идеалы не всегда работали так, как им хотелось.

—

Бе-ги

, — тихий шепот привлек внимание неудачливого героя, который упрямо не хотел следовать совету. Сжимал кулаки, гневно сверкал голубыми глазами, но слишком настороженно оглядывался по сторонам. — Последний шанс, господин.

Я невольно закатила глаза, когда излишне взбудораженный

король

поднялся. Вальяжно, лениво, словно под ним был тот позолоченный трон, а не видавший лучшие времена деревянный стул с потускневшей обивкой. Его взгляд тут же метнулся ко мне — тьма последовала за ним, загораживая меня от чужого внимания.

— Ты сердишься, — хриплый голос прозвучал сигналом бедствия, который я проигнорировала.

А вот бедствие неотвратимо подступало — встало так близко, что мне пришлось шире развести бедра, и упрямым взглядом едких глаз уставилось на мои искусанные губы. Где-то на грани сознания я все же уловила скрип входной двери и торопливые шаги. Мрачная буря лучилась довольством.

— Сержусь? — выгнув бровь, я небрежно качнула головой, позволяя волосам рассыпаться по спине. Дарион напрягся, когда обсидиановая шпилька покатилась по полу с громким стуком, и сжал мои бока так сильно, что ребра почти хрустнули. — А смысл? В прошлый раз.... о, да ты же не запомнишь.

— Помню, как сбегаешь, — прошипел мужчина, проводя языком по вене на шее. Клыки скользнули к ключице, оставляя кровавую россыпь после каждого укуса, и я впилась ногтями в широкие плечи, когда испачканные в моей же крови губы накрыли сосок сквозь тонкий шелк платья. — Каждый раз доводишь, — я вскрикнула, когда Дарион рванул ворот вниз, разрывая до самого пояса, и лопатками прижалась к холодной поверхности стола, — а сама течешь от одной мысли…

Мужчина потянул меня к краю столешницы резко, словно прочитал мысли, — жадность во взгляде сменялась холодом, желанием, ревностью так быстро, что вскоре я поддалась. Платье повисло на талии истерзанным флагом проигравшего, обнажая все, что

он

пытался доказать, — россыпь мелкий синяков чередовалась со следами укусов, покрытых подсохшей кровью. В чем-то он был прав — часть меня

уже

принадлежала ему.

Вздох сорвался в хриплый стон, когда мужчина сразу же ускорился, резко проникнув в меня с мокрым хлюпающим звуком. Дарион хрипел, вгоняя плоть до упора, пока я отчаянно цеплялась за его предплечья. Его было слишком много: шея горела от укусов, капли крови смешивались с выступающим от собственного жара потом, и когда мужчина впился зубами в сосок, я сдалась окончательно. Розовая ареола уже распухла под грубыми касаниями и ныла так сильно, что в какой-то момент ноющая боль сменилась знакомой тяжестью. Тяжелым, тягучим,

поглощающим

мраком, от которого кровь сильнее стучала в висках.

— Горячая… мокрая… — сбивчиво шептал он мне в губы в такт толчкам, когда я поднялась, цепляясь за его плечи, — невозможная… — холодная ладонь шлепнула по клитору особенно сильно, заставив задрожать и вскрикнуть. — Не забывай,

кому принадлежишь.

Мужчина впился в мои губы так резко, что я захлебнулась очередным стоном и даже не стала сопротивляться, когда он внезапно вытащил член — багровый, блестящий от выделений — и скользнул им ниже, проникая без предупреждения

.

Дарион сегодня был особо безжалостен: не обращал внимания на крики, пока его горячий член растягивал задний проход, но целовал настолько отчаянно, что я сдалась первой. Впилась в его нижнюю губу до крови, ощущая знакомый металлический привкус, и тихо всхлипнула, когда вязкое тепло наполнило изнутри.

— Одетт? — хриплый рык прозвучал слишком близко. Слишком

искренне

.

Я лениво взглянула на мужчину из-под опущенных ресниц, не сумев разглядеть лица, и уткнулась носом ему в шею. Тьма поглотила одним укусом — я слышала, как он звал меня, злился и прижимал к себе настолько сильно, словно это что-то значило.

Три

.

Холод въедался в кости неумолимо быстро — его цепкие лапы уже отобрали последние крохи тепла и стремительно тянулись к сердцу. Кто-то накрыл меня тяжелым мехом — шерсть впилась в потную кожу, заставив застонать. Сквозь липкую пелену бреда пробивались прикосновения — навязчивые, властные, обволакивающие, но невыплаканные слезы так сильно застилали глаза, что разглядеть что-то не удавалось.

— Тише... я с тобой, — голос низкий, сдавленный, будто говорящий сам боялся разбудить что-то. Чьи-то пальцы впились в мои запястья, прижимая к подушкам, а колени сомкнулись вокруг моих бедер, не оставляя шанса вырваться. — Ты в безопасности.

Я дернулась, пытаясь сбросить одеяло, пропитанное незнакомым горьким запахом, но тяжелая ладонь легла мне на грудь, удерживая мех. Сухожилия на бледной руке напряглись, как тетива, но прикосновение осталось нежным.

— Не... — я задохнулась в такт нервному биению сердца. Его дыхание учащалось с каждым моим движением и замирало, когда я обессилено затихала, забыв, как дышать.

— Дыши. — Губы скользнули по мокрым волосам, задержались на раковине уха. Я чувствовала, как пульсирует вена на его шее, прижатой к моему виску. — Я здесь, с тобой.

Я попыталась открыть глаза, но веки слиплись. В ушах звенело, в горле першило от криков, которые так и не вырвались наружу. Рука под одеялом обвила талию, большой палец врезался в нижнее ребро, заставив вскрикнуть и дернуться в безуспешной попытке вырваться.

— Доверься мне.

Хоть раз

. — Он? Нет, не мог. Его руки никогда не дрожали. Его голос не ломался на полутонах.

— Холодно... — выдохнула я, и тут же его рука поползла вверх, к груди. Большой палец провел по соску — слишком медленно, слишком осознанно. Я закусила губу, подавив всхлип. Боль смешалась с чем-то сладким и тягучим внизу живота. Он замер, будто ждал разрешения.

Тело отвечало по-предательски подло — жар разливался там, где наши ноги соприкасались, кожу под каждым его касанием пронзало сотнями ледяных игл, пока дрожь постепенно перерастала во что-то большее. Пугающее. Я почувствовала, как что-то твёрдое и горячее прижалось к пояснице, но он отстранил бёдра, подавшись вперед, чтобы грудь прижалась к моей спине.

— Знаю, — шёпот повторялся как заклинание. Я со всей силы дернула запястье, но хватка только усилилась. Захотелось перестать дышать окончательно. — Тише, прошу тебя. Я рядом. Чувствуешь?

Когда я застонала, он рвано выдохнул мне в шею, вжимая в себя особенно сильно. Пальцы вцепились в простыню рядом с моей головой, судорожно сжали ткань; челюсть уперлась в мокрое от пота плечо, сдерживая дрожь. Боялся?..

— Умоляю... перестань дёргаться. — Его зубы впились в собственное запястье, заглушая рычание. Рука легла под грудь, словно он хотел проверить сердцебиение. — Спи, — приказ прозвучал бессильно отчаянно. Ладонь закрыла мне глаза, грубо, почти болезненно. — Я... не трону. Обещаю

Тьма накрыла снова вместе с резкими касаниями дрожащих пальцев к волосам. Они грубо разбирали спутанные мокрые пряди, словно никогда не делали этого, и я потеряла момент, когда сдалась. Чей-то отчаянный шепот и бешеный ритм сердца тонули вместе со мной. Последнее, что я почувствовала — влажные губы на затылке и холодное дыхание на коже.

Небо озарялось золотисто-алыми всполохами, когда я открыла глаза в следующий раз. Высокие окна были распахнуты, впуская прохладный вечерний воздух с ароматами чего-то приторно сладкого, и я зарылась лицо в подушку, завыв от бессилия. Постель пахла

тем самым

: стиранным льном и мужским потом, въевшимся в швы. Рубашка скользила по коже, слишком большая, с закатанными рукавами. Чужие руки застегнули её до горла, спрятав синяки. Предательски аккуратно. Тело — чистое, вымытое.

Кто-то

так старательно стирал следы.

Лекарь, старый, с морщинистым лицом и внимательными глазами, встрепенулся, когда я с трудом приподнялась на локтях, сжимая в пальцах белую шкуру. Он взволнованно оглядел меня, поклонился и поднял с низкого столика стакан с воняющей болотной тиной серой жидкостью.

— Уйдите, — прошептала я, но голос прозвучал хрипло, будто я кричала всю ночь. Может, так оно и было. Наверняка позорно ревела, кричала — как в самый первый раз. И на его глазах.

— Госпожа, его светлость приказал…

— Госпожой назовете ту дуру, которая

его

выберет! — крик прозвучал истерично, надломлено, ровно так, как никто не ожидал — служанка попятилась к двери, седой оборотень с отравой в руках пролил ее на ковер. — Вон! Живо!

Подушка полетела криво, попав в дверной косяк, — перья взметнулись белым вихрем, осев на позолоте, и я осталась одна в то же мгновение. Подтянула колени к груди, утыкаясь в них лбом и замерла, отсчитывая секунды вместе с часами на стене. Горло сжалось — слез не было, только сухая дрожь. В спальне пахло

им

— лихорадочным холодом, жадностью и чем-то удушающе металлическим. Темный плащ с золотой вышивкой все еще валялся у камина, смятый, будто брошенный в спешке.

— Госпожа, простите… — спустя несколько минут служанка робко постучала в массивную дверь, но не осмелилась войти. Ее голос звучал испуганно, но почтительно — будто это не я орала, как сумасшедшая. — Прикажете подать ванну?

Я спряталась с головой под меховое укрытие, и тихо завыла. Лучше бы не просыпалась.

Еще целых три часа быть дурой

для них

.

4. Убийца это... кто-то один?

Один.

Мой

исход

был тем же: потолок с трещинами в форме паучьих лап, золотые цепи на балдахине, нелепо яркий свет, пробивающийся сквозь идеально чистые витражи. Это не было началом, но стало концом в тот злополучный день, когда я снова проснулась в своей комнате в чайном доме. Произошедшее казалось сном — вариацией на тему кошмара, который был когда-то давно, но в другом антураже. Изменились действующие лица.

В первый раз я хотела все исправить, посчитав сон неплохим знаком судьбы. Послушно терпела посетителей, которые вызывали тогда только легкое отвращение, дождалась того самого голубоглазого героя, который

должен был

что-то изменить. И во второй раз познакомилась с его новой любовью, в чьих ясных оленьих глазах плескался страх при каждом взгляде на меня. Она шептала молитвы так же испуганно, пока

тьма,

сверкающая в темном переулке своими ядовито фиолетовыми глазами, смотрела на меня пронзительно яростно.

Новое утро показалось насмешкой — теорию

знаков

я похоронила в тот же день. Слишком наивно, глупо. Бессмысленно. Попытка встретиться с

отважным

героем тоже провалилась — он уже был с белокурым ангелом, смотрящим на него влюбленными глазами. Она смотрела на нас с каким-то тревожным ужасом, хотя ничего излишне откровенного не произошло, он просто взял меня за руку в попытке утешить.

— Ты можешь… больше не приходить? — позже сказала она, выловив меня на выходе из таверны, где они остановились. — Он тот самый! Я так счастлива, понимаешь?

Впервые я ощутила желание избавиться от кого-то лично, и практически исполнила его — тем же вечером в своей комнате я обнаружила затупленный кинжал, покрытый засыхающей кровью, и золотистую ленту с рисунком из вышитых роз. Кто-то сделал мне настолько

щедрый

подарок, что во сне этот самый ангел кричал что-то на древнем языке. Проклятия — позже расскажет мне

даритель

. Я почему-то знала.

Утро после этого я запомнила так ярко, что, казалось, никогда не смогла бы забыть, — ревела так сильно, что вскоре провалилась в тяжелый сон, пока чья-то ледяная ладонь рваными движениями гладила меня по спине. Последующие дни стали первым испытанием, которое я стойко выдержала: герой не смог растопить мое сердце, как раньше, его

блаженная

благоверная не вызывала неприязни.

Тьма

в этот раз была милостива — кинжал с рубиновой инкрустацией, с которым герой не расставался, вошел мне ровно в сердце. На целый день ад прекратился.

— Чертова старуха! Еще хоть раз!.. — голос Трины из нежного яда превратился в злобный клекот. Она со всей силы кинула камень в озеро, идеальные розовые лотосы покачнулись от водной ряби, а я только усмехнулась. — Ты вообще слышала ее? Старая тварь, — раскрасневшаяся от злости сирена плюхнулась на влажную от росы траву рядом со мной. — Мало того, что она отбирает наши деньги, но мужчин?!

— Он не заплатил бы, — я равнодушно пожала плечами, брюнетка недовольно нахмурилась. — Да и любовник из него так себе. Зачем тратить время?

Зеленые глаза предвкушающе сверкнули, сирена подалась ко мне так близко, что ее волосы защекотали мне шею. Я отмахнулась от темных прядей, но от расспросов — не смогла. Рассмеялась, когда Трина угрожающе сложила руки на груди, и наигранно невинно опустила ресницы.

— Уже

была

с ним? — отвращение в смеси с завистью, приправленное живым любопытством. — Вот лиса! А я его неделю… — С притворным испугом я пихнула ее в плечо. Трина еще пару секунд смотрела на меня обиженно строго, а затем громко рассмеялась.

— Я ненавижу бедных. И людей, — немного успокоившись, наконец отозвалась я. Волосы ненадолго озарились золотой вспышкой, опаляя траву, и сирена отодвинулась подальше. Я перевела взгляд на нее, и девушка опасливо вздрогнула. Ее я ненавидела не меньше остальных.

Тот самый клиент, которого она так хотела привлечь, всегда выбирал не ее. Он любил блондинок. Светлых, невинных, блаженных, вот только место, где он их искал, всегда было не тем. Я прикрыла согнутой в локте рукой глаза — солнце слепило

хуже, чем обычно

.

Два.

Девчонка с россыпью ярких веснушек на загорелом лице опасливо косилась на меня, но уходить не спешила. Я с головой опустилась в горячую воду, стараясь не дышать как можно дольше. Постепенно мир снаружи затухал — я почти поверила, что осталась одна, и больше никто не нарушить хрупкую тишину вокруг.

— Госпожа, — звонкий голос заставил меня резко вынырнуть. Я отчаянно хватала ртом воздух, пока девочнка гремела стеклянными пузырьками. Пальцы дрожали от едва сдерживаемой злости. — Вы очень долго…

К сожалению, я помнила их все. Красный тошнотворно пах розами, желтый — приторно сладким липовым медом, а прозрачный с золотистой жидкостью внутри, который она и выбрала, — чем-то свежим, с лимонной кислинкой.

— Я долго

что

? — наверняка я выглядела жалко — прилипшие к лицу волосы, злобно горящий взгляд и дрожащие пальцы, сжимающие широкий край ванны. Она видела меня такой каждый раз. И все равно боялась. — Прекрати шуметь. Голова раскалывается.

Тело двигалось с огромным трудом, словно одеревеневшее от долгого бездействия, но упрямство победило. Сложив руки на краю ванны, я уперлась подбородком в переплетенные пальцы и скользнула взглядом по служанке. Молодая, наивная,

проклятая

. Она так сильно боялась хозяина замка, что готова была исполнить любую прихоть: терпеть выходки случайной гостьи, называть эту ненормальную госпожой, улыбаться, слушая колкости.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Каждый раз, когда меня здесь запирают, — девчонка удивленно уставилась на меня, замерев на месте от тихого шепота, — вы все вежливы, обходительны… — Я невольно вздохнула, прикрывая глаза и покусывая губу до крови. — Это же его приказ, да? Хотя…

— Вы несчастны? — ее вопрос огорошил настолько, что я рассмеялась, отчаянно цепляясь пальцами за бортик ванны, и вновь скользнула в воду под слоем пушистой пены. — Господин так заботится о Вас! Уверена, что он Вас…

Я задохнулась — водой с мыльным привкусом, собственным смехом и чужой наивностью — и неловкими движениями убрала с лица прилипшие светлые пряди, пытаясь отдышаться. Неприятно саднило прикушенную до крови губу, щипало глаза, но больше всего ударило по самолюбию то, что я услышала. Девчонка говорила так искренне, что, возможно, я бы ей поверила. Когда-то давно и совсем ненадолго. В тот момент, когда тьма избавляла меня от страданий в прибрежном городе с голубыми крышами.

— Ну что ты, конечно

счастлива! — голос так и лучился непрошенным весельем, и рыжеволосая демоница сразу же приободрилась. Она наверняка хотела сказать, что так и должно быть, но осеклась, заметив мой хищный взгляд. — Он так сильно любит

себя

, — я представляла его лицо, искаженное злостью, уже видела, как эта самая девица с криком сбегала хлопнув дверью ванной, и искры сами загорались на влажной коже, — что если я сожгу тебя живьем, он сделает вид, что ничего не заметил.

Проверим

?

Дождь стучал в витражные окна княжеского кабинета, превращая комнату в аквариум с переливами серого и синего, пока я отчаянно пыталась найти себе занятие. Зеркало в резной раме из красного дерева показывало то, что я видела каждый раз и не видела никогда: идеально уложенные волосы, довольный взгляд золотых глаз и отчаянная безысходность, спрятанная за отрепетированной улыбкой.

— Тебе все равно не идет, — он не поднял глаз от писем, но перо замерло над чернилами. Мужчина разве что не скрипнул зубами, когда я в очередной раз наигранно вздохнула, щелкнув ногтями по жемчужному колье. Роскошный ошейник для мрачной клетки. — Могла бы выбрать что-то другое.

Его пальцы так сильно сжали перо, что костяшки побелели, когда я нарочно склонилась ближе к мужчине, стащив виноградину с широкого блюда на краю стола. Полупрозрачная ткань рукава с тихим шорохом скользнула по его плечу — мужчина дернулся, будто обжегся, и крупная клякса тут же впиталась в плотный лист бумаги.

—

Одетт,

— приказ прозвучал устало, почти без интонации, но через мгновение смятый лист полетел на ковер, а перо уныло стукнулось о паркет. Я нарочно медлила, пока мужчина не рыкнул — глухо, сдавленно:

— Подойди.

Его руки обвили мою талию, прижимая спиной к широкой груди, до того, как я успела что-то осознать. Ледяные пальцы впились в запястье так сильно, что я вскрикнула, но сразу же пораженно затихла. Князь склонился и губами обхватил пузатую ягоду, которую я все еще держала. Его язык скользнул по виноградине, и я вздрогнула, когда ощутила, как его клыки едва царапают кожу. Крупная капля сока потекла по нашим пальцам, пачкая рукав.

— Молчи, — хриплый шепот заставил вздрогнуть, но мужчина не обратил на это внимания, открывая папку с документами свободной рукой. — И не дергайся.

Я попыталась обернуться, но его локоть мягко уперся мне в плечо, фиксируя на месте. В дверь постучали в тот самый момент, когда я особенно сильно дернула пойманной рукой и зашипела от боли. Его хватка усилилась настолько, что кости должны были вот-вот треснуть.

— Войдите, — равнодушно прозвучал глубокий голос мужчины.

Его помощник протиснулся в кабинет тихо — иногда мне казалось, что Дарион специально выбирал таких. Тихих, спокойных, бесящих так сильно, что хотелось на них срывать злость каждый раз, когда

сам король

этого чертового царства притаскивал меня лично. Взгляд оборотня опасливо скользнул по мне, и парень поклонился, словно не увидел ничего предосудительного.

Госпоже

никто не собирался помогать, и она устало прикрыла глаза, откидываясь на грудь мужчины, укравшего часть ее тепла.

Она

искренне мечтала лишить и его чего-то важного, но не видела смысла, — господин князь, казалось, не дорожил вообще ничем, кроме самого себя.

Дарион отвечал односложно, пока его пальцы уверенно рисовали круги на моем боку. Его взгляд обжигал своим холодом так часто, что постепенно я практически смирилась со своим положением. Откинула голову ему на плечо, прикрыв глаза, пока мужчина с каждым кругом пальцев по тонкой ткани спускался все ниже.

— Вам просили передать приглашения, — тем же ровным голосом продолжал помощник и даже не дрогнул, когда я закусила губу, пытаясь сдержать стон.

Обжигающе

холодно. — И касательно Гильдии Вы просили…

— Разберись сам, — неожиданно зло бросил мужчина, скользнув по внутренней стороне бедра, но не откинув подола платья. Я невольно впилась ногтями в его предплечье, разрывая выпустившимися когтями темную манжету. — Они таскаются ни с чем каждую неделю. — Его грудь вздымалась все тяжелее с каждой секундой. — Пустишь ко мне еще раз — отправишься вслед за ними.

— Слушаюсь, — тихий шелест, громкий хлопок двери — и я почти подскочила на месте, когда губы Дариона коснулись изгиба шеи.

Мужчина шумно выдохнул, и его клыки тут же впились в плечо, — я зашипела, когда крупная капля крови потекла к груди, но тело предательски подалось назад. Его ладонь скользнула к горлу, длинные пальцы рванули колье так сильно, что жемчужины покатились на пол через мгновение, а холодные пальцы сомкнулись на шее, сжимая ее до синяков.

— Не сегодня,

госпожа

, — шумно выдохнул Дарион, когда я вскрикнула, не давая ему оторваться и безуспешно цепляясь за короткие волосы. Если бы он не смог остановиться, то это бы стало лучшим

завершением. — Вас ждет особенный гость.

Три.

Мои крики слышали все в замке, но старательно делали вид, что ничего не произошло. Многоуважаемый князь мерил шагами коридор напротив своей же спальни, прислуга испуганно наблюдала его в ужасном настроении, а я пыталась избавиться от тяжелого золотого браслета на запястье уже второй день. Он не плавился, не царапался даже когтями, только сжимался так сильно, что я бессильно выла каждый раз, когда видела довольный блеск фиолетовый глаз.

— Сколько можно бегать? — процедил Дарион, стукнув по двери так сильно, что даже та испуганно задрожала. —

Одетт.

— С каждой минутой он злился все сильнее, и я отчаянно надеялась попасться ему под ледяную руку. В конце концов дверь с жалобным скрипом поддалась, увеличив все шансы. — Выметайся из моей спальни или…

— Сожрешь? — я со злости ткнула ногтем в грудь мужчины, и он тут же перехватил мою руку за запястье, прикусывая его особенно сильно. — Бездушный кровопийца, — я обреченно зашипела — боль была ничем в сравнении с той яростью, что шипела в кислотно ярких глазах.

Мужчина с трудом сдерживался: губы сжались в узкую линию, его рука, держащая меня, дрогнула, и я подалась нарочно подалась ближе, с надеждой заглядывая в глаза напротив. Он впился в мою шею зубами прежде, чем я успела выдохнуть очередное оскорбление. Холодные пальцы впились мне в бедра со всей силы, заставив застонать от боли, — он наконец-то поддался, позволив собственной тьме поглотить остатки терпения.

— Избалованная, капризная девчонка, — хриплый голос прозвучал угрозой, которую вот-вот были готовы исполнить. Дарион подтолкнул меня в сторону зеркала, дернув за полу рубашки так сильно, что пуговицы полетели на пол. — Два дня. — Браслет на запястье вдруг ожил, золотые змеи с рубиновыми глазами зашевелились, сжимаясь до хруста костей, и я замолкла в ожидании конца. — Два дня ты издеваешься надо мной, заставляешь бегать за собой. Чего ты добиваешься?

— Ты знаешь, — я сама не заметила, как улыбнулась, — мужчина застыл, сжав кулаки и перестав дышать. — Дар, пожалуйста. Ты же знаешь,

что

я хочу.

Рубашка охотно соскользнула на пол, когда я плавно повела плечами под пристальным взглядом князя. Его ладонь потянулась ко мне, но замерла на полпути — мужчина отчаянно боролся с собой, но проиграл, когда я прижалась к нему, укладывая тяжелые ладони себе на бедра. Синяки со вчерашней ночи еще не сошли — никогда не сходили сами до нового начала, и Дарион никогда не скупился на новые.

Его тихий рык смешался с моим тихим смехом, ледяные ладони как-то рвано и неуверенно скользнули по спине, сжали ягодицы. Его было слишком много — каждое касание заставляло прижиматься ближе, выгибаясь навстречу грубой ласке, и в какой-то момент я уперлась ладонью в грудь мужчины в отчаянной попытке сбежать.

— Заткнись, — холод пронзил особенно остро, когда мужчина отстранился, злобно сверкнув глазами. — Думаешь, я всегда буду терпеть тебя?

Он не смотрел мне в глаза, старательно избегая вообще поднимать взгляд выше уровня ключиц, но сглатывал так шумно, что я с трудом сдерживала смех. Мужчина и есть мужчина, упрямец и позер, — несмотря на наши постоянные ссоры он всегда возвращался, а я поддавалась. Избалованная девчонка и такой же избалованный король. Он грубо смял в ладонях легкую ткань черного платья, помогая мне надеть его через голову.

— Дар, — максимально ласково шепнула я, попытавшись погладить его по щеке, но князь перебил меня первым, оттолкнув руку:

— Сейчас ты заткнешься, — он вернул себе привычную холодность не сразу, но голос зазвучал мателлически уверенно, стоило ему повернуть меня спиной к себе, чтобы затянуть шнуровку сзади, — и весь вечер будешь вести себя идеально. Молчать, улыбаться и не быть собой.

— И вы вознаградите меня, Ваша светлость? — неожиданно взволнованно выдала я, оглядев осточертевший интерьер спальни, — дорогая темная клетка ответила молчанием.

Мужчина окаменел, а после слишком бережно обнял поперек талии и сжал так крепко, что на глазах выступили слезы. Мы поняли правила игры слишком давно — никакого выхода у меня и не было, а он ничего не мог с этим поделать.

Он и не должен был.

Я улыбнулась, ощутив как гулко забилось сердце мужчины, и поспешно прикрыла глаза. Побыть идеальной казалось так просто в сравнении с остальным адом.

К приходу гостя все было готово довольно быстро, и представление началось почти сразу же — хозяин дома в дорогих тканях с золотым шитьем вальяжно сидел во главе стола; сидя на широком подлокотнике его стула, я старательно изображала дружелюбие, но улыбка вот-вот норовила превратиться в звериный оскал; растерянный человек с чистыми как небо голубыми глазами то и дело переглядывался с нежным цветком.

— Ваша светлость, здесь так красиво! — взволнованно выдала Лилия, посмотрев почему-то именно на меня и не заметив насмешливого взгляда князя. Я мельком взглянула на него, равнодушно отвернувшись от девчонки. — Просторно, а какой сад!...

— Вы пришли обсудить интерьер? — тут же холодно отозвался Дарион, утягивая меня на свои колени. Убийственно жадный взгляд впился мне в изгиб шеи, где красовались его укусы, ярко выделяющиеся на фоне светлой кожи. — Ради этого я должен был оторваться от своих планов?

Планы

царапнули его щеку в то же мгновение, и мужчина с невероятной легкостью перехватил мою ладонь, крепко сжимая.

— В обитель духов можно попасть только с Вашего разрешения, — уверенно произнес герой, только с каким-то странным благоговением переводя взгляд с мужчины на меня. — Прошу Вас заключить контракт, и вскоре…

Он выглядел взволнованным, совсем мальчишкой в сравнении с ледяной глыбой уверенности, которую я отчаянно не понимала. Доказывать что-то себе он мог и самостоятельно, а вот со мной все было намного более запущено — как и в самом начале, мне от него ничего не было нужно.

— А вам есть что предложить? — мою улыбку с трудом скрыл бокал вина, но голос прозвучал именно так, как надо, — парочка любовников настороженно обменялась взглядами. Дарион усмехнулся, по-хозяйски нагло положив ладонь мне на бедро, но я лишь небрежно отмахнулась. Он сам начал представление. — Ваше оружие, жизнь? Или это милое создание?

Девушка выронила вилку, князь с долей удивления покосился на меня, а голубоглазый гость решительно поднялся. Он поклонился, доставая из-за пояса тот самый кинжал. Рубин угрожающе сверкнул в ярком свете магических кристаллов — фиолетовые глаза вторили ему, загораясь такой злостью, что милая гостья вздрогнула.

Я лениво покачала бокал в ладони — в ту же секунду Дарион наклонил его сильнее, делая большой глоток в том месте, где остался след от моей помады. Он уложил ладонь мне на поясницу, своим холодом разгоняя мурашки по почти обнаженной спине, и брезгливо уставился на человека.

— Предлагаете свою жизнь? Смело, — князь усмехнулся, неотрывно смотря на меня, и на секунду в этом взгляде загорелось столько чувств, что я поспешила отвести взгляд. — И бесполезно.

— Слышали, что не все возвращаются, и все равно? — удивление в моем голосе прозвучало настолько искренне, что сам хозяин вечера заметно повеселел. В этот раз его игра была крайне проста. — Может, не стоит? Они ведь погибнут, — не менее взволнованно зашептала я на ухо Дариона, покосившись на гостей.

— Раз

госпожа

так желает, — мужчина усмехнулся, одобрительно целуя меня в запястье, и в следующую секунду его голодный взгляд, полный мрачного веселья и плохо сдерживаемой злости вернулся к гостям. Зрачки по-звериному хищно сузились, и я ощутила, как пальцы впились в мой бок так сильно, что шов жалобно затрещал. — Сыграем. Найдите убийцу, и я не смогу отказать.

— Ваша светлость! — просительно выдала девчонка и замолкла, когда герой ее остановил:

— Я согласен.

Я поставила бокал на стол и поудобнее устроилась в кольце сильных рук, с удовольствием ловя на себе отчасти завистливый взгляд блондинки, и расслабленно прикрыла глаза. Все это могло бы принадлежать ей — светлость, замок, та дурацкая темная спальня, — я бы сожгла все сразу.

Все остановилось до того, как ночь закончилась. Первым замерло время, когда обычный проклятый обрел высшую кровь, но потерял свою жизнь. Всё вокруг тоже встало на паузу, продлившуюся не один десяток лет, а потом преобразилось так резко, что легче было научиться всему заново, чем по крупицам собирать остатки прошлого.

Он сделал все, чтобы найти способ выжить, пока не заметил, что обещанная вечность однажды прервется, и всячески старался помешать людям ворваться в Иной мир, но только в конце понял, что не смог. Что-то неуловимое было против, и неотвратимо нарушало все планы, пока наконец не появилась мимолетная надежда.

Бессмертная птица промелькнула на горизонте отчаянным пламенем и сгорела, так и не дав тепла тому, кто ждал больше всего. Он не искал ее намеренно, но потерял покой, когда понял, что ее сердце могло стать ключом к той жизни, которую он хотел воплотить.

Она никогда не останавливалась — летела, бежала, шла, а иногда и вовсе обессиленно тащилась, но так уверенно, что в какой-то момент стала чем-то новым в постоянной тьме. Постепенно птица и сама тонула во мраке — прожигала насквозь то, что хотела забыть, пока не ослабла настолько, что ее смогли поймать.

— Господин, — герой вернулся на свое место, скрипнув стулом, пока я выводила непонятные рисунки на груди князя под его тихий голос. Глаза то и дело закрывались сами, и Дарион посильнее сжимал пальцы на моем боку, мешая провалиться в дремоту. — Убийца это... кто-то один?

— Мы не закончили, — резко перебил его мужчина, на мгновение касаясь губами моего виска. Как-то

слишком

нежно. Наигранно.— Или ваша жизнь более ценный залог?

Огонь так сильно боялся темноты, что никогда не смотрел назад и следовал в самые глубины собственного ада из обещаний и ложных надежд. Птица ломала крылья раз за разом, пытаясь получить тепло в ответ, но сама не заметила, как стала той самой тьмой.

Спасти ее казалось интересной игрой, которая могла бы хоть немного развеять скуку, и первый раунд увенчался успехом — пламя дрогнуло, так ничего не поняв. Так повторялось до тех пор, пока оно не начало пожирать само себя, и тьма не изменила правила: спасение стало смертью, свидетели — соучастниками и убийцами, а игра — экспериментом над ее силой духа.

Она погибала не всегда — ждала конца так отчаянно, что готова была сама нырнуть в тот мрак, что следовал за ней в тени, и в конце концов перестала бежать. Наверное, она умерла бы, так и не взлетев, пока самостоятельно не решила избавиться от крыльев, — легче не стало,

тьма

никуда не ушла — ей стало легче поймать ее огонь.

— Думаешь, догонит? — я едва слышно выдохнула, закусывая губу до крови, но мужчина тут же скользнул по ней большим пальцем, мешая ощутить металлический привкус. — Совсем без шансов?

— Птица, — спустя время заявил герой, и даже я обернулась, чтобы увидеть его лицо в тот момент. Дарион закрыл мои глаза ладонью, заставив улыбнуться. На секунду показалось, что он всегда был на моей стороне, — даже когда я была не там. — Она с самого начала могла быть умнее и не попадаться.

— Ты прекрасно выглядишь, — негромко прошептал Дарион, по особенному мягко целуя меня в макушку и поглаживая по волосам. — Не порти платье, подожди в коридоре.

5. Я не собираюсь тебя отогревать

Один.

К полудню чайный дом наполнился смехом. Мужчины. Всегда мужчины. Обычно их пальцы липли к моим запястьям, как пиявки, но сегодня меня не касался никто. Один завсегдатай схватил за талию, прошептал что-то о «жаркой красоте огня» — отделался ожогом, паленым рукавом рубашки и животным страхом в глазах. Я наклонилась, будто поправляя шпильку в его седых волосах, и прошептала в ухо:

— Еще раз тронешь — спалю до костей.

В следующую секунда его чашка упала, разлив кипяток на колени, — фарфор на полу, разбитые в мелкие осколки, громкий крик и недовольство, смешанное с гневом. Моя маленькая цель была выполнена — кандидатов на потрогать редкий вид тут же убавилось.

— Ты что творишь?! — хозяйка ударила веером по ладони, и перстни уныло звякнули. Я обернулась к ней, довольно улыбаясь, и просто пожала плечами. С

победителями

не спорят — даже в такой маленькой забаве. — Хочешь лишиться работы?

— А вы — жизни? — весело отозвалась я, выскальзывая от гостя подальше и направляясь к дальнему столику у окна, где молодой парень смущенно краснел, не отрывая от меня взгляд.

Он весь пропах человеком, собственным потом и ожиданием. Его глаза предвкушающе расширились, когда я провела ногтями по его предплечью, опустившись рядом, словно ничего не произошло у него на глазах минуту назад. Учиться на чужих ошибках не так интересно, как на своих?

— Такой прекрасный господин грустит? — лениво протянула я. Носок туфли плавно скользнул по лодыжке юного волка, и он шумно сглотнул, тут же подхватывая чашку. — Хотите, угощу вас чем-то новым?

— В т-твоем присутствии, — осмелившись поднять взгляд наконец-то к моему лицу, промямлил он, — д-даже яд…

Я довольно улыбнулась — с ресниц сорвались яркие искры, падая на белоснежную скатерть. Парень оказался смелее своего предшественника — попытался взять меня за руку, но не решился. Вздрогнул, когда зазвенели предатели-колокольчики, и я ускользнула от него еще до того, как увидела лица вошедших. Наверняка горе-любовник и сам догадался, что с ним творилось что-то не то — через несколько минут он схватится за горло, зашипит от пронизывающей тело боли и затихнет.

Пока я старательно делала вид, что протираю чашки, спрятавшись за полупрозрачной ширмой, зал все еще не утихал. Солнечный день всегда радовал ненасытную мадам Лин толпой клиентов, любящих спрятаться от самого пекла, и смог удивить даже меня.

Он

пришел раньше обычного — потрепанный путешествием вид, горящий надеждой взгляд. И спутник с алыми волосами в вонюче человеческой одежде.

Любопытство оказалось сильнее, наваждение —

прекраснее

: яркие пряди, отливающие огненно-красными и рыжими всполохами на солнце, мятая рубашка из противно человеческого материала, смех, заставляющий дрожать стаканы на полках. Ифрит уселся на барную стойку, не обращая внимания на возмущенный взгляд мадам Лин, и щелкнул пальцами. Пламя свечи вытянулось к нему, приняв форму танцующей женщины.

— Видали? — он подмигнул эльфийке, поманив ее к себе, и малышка Амелия тут же подошла, расстегнув верхние пуговицы на полупрозрачной блузке. Еще бы, алмаз в такой болотной грязи. — Это Шахина, принцесса истлевшей страны. Сожгла три королевства, прежде чем поняла, что любовь жарче пепла.

Девушка засмеялась и покраснела так, словно ей прямо сейчас признались в любви, и я закусила губу, не в силах оторваться от любопытной картины —

воровка

сердец и чужих кошельков попалась в ловушку, которую сама же и придумала. Его глаза — янтарные, с вертикальными зрачками, как у хищника — скользнули по её декольте, и полыхнули ярким интересом. По закону он должен был утащить ее наверх, чтобы все наслаждались криками бедняжки.

— А ты... — он сорвал с её плеча шёлковый шарф, поднес к пламени, которое охотно скользнуло к ткани само — та стремительно таяла, превращаясь в золотистую пыль и разлетаясь в воздухе. — ...пахнешь страхом. Сладким, как мёд на лезвии ножа.

Я улучила момент, когда блондинка прижалась ближе к загадочному пришельцу под смущенный взгляд героя, и тихо прошла мимо, придерживая поднос с чистой посудой. Голос ифрита настиг даже в другом конце зала — все, кто был в чайной, стали его невольными слушателями — слишком громкий мужчина не оставлял шансов:

— Когда-то я носил цепи из вулканического обсидиана, — он потянул майку вверх, показав шрам на загорелой груди. Кожа вокруг него зарубцевалась неровно, будто рану постоянно обновляли. Эльфийка замерла, вздрогнув, а я почему-то захотела рассмеяться. Тоже мне достижение — попасться в плен. — Мой хозяин любил слушать, как я кричу, когда раскалённый камень вплавляется в рёбра. Но однажды...

Он щелкнул языком, и пламя на его ладони взорвалось фейерверком. Гости ахнули, Амелия восхищенно прижала ладони к груди, и даже я замерла, когда искры сложились в картину: ночь, горящая крепость, силуэты бегущих людей. Я была просто

обязана

повторить это прекрасно ужасное действо.

— ...я растопил его кости прямо в доспехах. Слышали когда-нибудь, как плавится сталь с примесью человеческого мяса? — он закрыл глаза, поморщившись слишком болезненно для того, так легко об этом рассказывал.

— И воняет паленой гнилью, — выдохнула я в гуле бурных обсуждений, оставив свою ношу в конце стойки.

Наши взгляды встретились в тот момент, когда я хотела ускользнуть пораньше, — его зрачки резко сузились, став тонкими щелями в море расплавленного золота. Пламя свечей потухло, а вместо него загорелись руны на его запястьях и груди. Несчастный герой хотел было остановить своего спутника, но тот явно оказался сильнее простого человека.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты?! Здесь?.. — до этого громкий голос потерял браваду, став хриплым, словно он десятилетия не пил воды. Я поспешила опустить взгляд, не желая ввязываться в игры высшего — себе дороже связываться с таким. — Прекрасное горячее солнце потерялось в такой грязи?

Воздух затрещал от его прикосновения. Пальцы скользнули мимо талии, оставляя дымный след на шёлке.

— Я искал тебя, когда спалил пустыню дотла. Звал, когда плавил горы в стекло, — он наклонился, и его губы почти коснулись моей шеи. Прядь волос ярко вспыхнула сама собой, отвечая на чужой огонь, и мужчина восхищенно выдохнул. — Ты смеёшься, а в твоих жилах, — обжигающе горячие губы коснулись моего виска прежде, чем я осознала, что и сама смотрела на него так пристально, будто от этого зависела жизнь, — течет жидкий огонь.

Я засмеялась — звонко, наигранно, как учила мадам Лин для трудных клиентов, и он окончательно растворился в собственной тьме — голод и жажда во взгляде сменялись восторгом, восторг — диким желанием, и я поспешила отвести взгляд. Еще столетия назад они охраняли покой преисподней, до этого богами царили в людских мирах — для них какая-то мелкая птица была даже не соперником — пеплом.

В кой-то веки человек оказался полезным: он окликнул ифрита до того, как тот действительно смог меня поймать, и я все же спаслась от навязчивого внимания, ускользнув за ширму.

— Вы путаете меня с кем-то, господин, — небрежно отозвалась я, — Я всего лишь разношу чай.

Два.

Ифрит не сдавался второй день подряд: он словно прирос к своему месту у окна, наблюдая за каждым моим движением. Когда я проходила мимо, его пальцы едва заметно подрагивали, будто он боролся с желанием схватить меня, и периодически мужчина ему поддавался — он цепко держал мою руку, стараясь заглянуть в глаза, пока я мечтала раствориться пылью и исчезнуть.

— Побудь со мной, — его голос звучал хрипло, почти умоляюще. Я скользнула взглядом по рисункам на его груди, приоткрытой в вырезе майки, и

почти

захотела спросить, что они значили. — Ну же, красавица, сколько можно убегать? Я всю жизнь искал тебя, а ты…

— Господин, — я улыбнулась нарочно мягко, и скользнула кончиками пальцев по щеке вмиг оживившегося ифрита, — во-о-он туда, — прядь волос скользнула ему на плечо, когда я склонилась и качнула головой в сторону стойки у входа, — платите золотом — и ищите меня наверху, как только решитесь.

— Любовь не купишь, мое жаркое солнце. А если ты хочешь золото… — Я отшатнулась в ту же секунду, как он губами коснулся моего запястья. Изобразить испуг оказалось слишком просто — мужчина действительно пугал тем голодом, с которым смотрел на меня. — Когда ты согласишься стать

моей

…

Как оказалось, залетный господин пугал не только меня: он так яростно прожигал взглядами тех, с кем я разговаривала, что постепенно зал опустел еще до того, как небо окрасилось алым. Мадам Лин то и дело поджимала губы, но молчала — нарушитель спокойствия платил слишком щедро, чтобы выгонять его, да и не наносил ощутимого вреда. И впервые за очень долгое время я сама захотела оказаться в той мрачной спальне, где могла хотя бы запереться, выгнав ее владельца.

— Серьезно? — прорычал ифрит какому-то парню за дальним столом, когда тот уставился на мою открытую спину, уже позвякивая монетами в потной ладони. Торговец шелком, который всегда только смотрел. В прошлый раз он… сгорел? — Хочешь этой мелочью что-то изменить?

Его ревность была почти осязаемой, тяжёлой, как раскаленный воздух пустыни — он хотел выжечь здесь все, чтобы наконец добиться желаемого, вот только

желаемая

хотела совсем другого — не его и даже не кого-то иного. Я мельком взглянула на ифрита через плечо, когда тот плюхнулся обратно на свое излюбленное за пару дней осады место, и с трудом смогла оторвать взгляд. Слишком притягательный, зараза.

К ночи, когда наконец филиал ада на этой грешной земле закрылся, поклонник обнаружился расхаживающим по широким ступеням у входа. Он как-то подозрительно потерянно смотрел на озерную гладь, но сразу же оживился, увидев меня.

— Пришла подарить мне прощальный поцелуй или украсть мое сердце окончательно? — спросил он тихо, и я только усмехнулась, наигранно небрежно поправила ворот его мятой рубашки. Мой взгляд приковал узор на его шее, и я невольно скользнула по нему ногтями, оставив вмиг покрасневшие полосы. — Почему? Что я сделал не так?

Красно-рыжее пламя в чужих волосах гипнотизировало — я несдержанно потянулась к коротким прядям рукой, невольно подавшись ближе, и мужчина тут же притянул меня к себе так близко, что я ненадолго задохнулась чужим жаром. Внутри всколыхнулось забытое тепло, все сильнее охватывающее тело, — тревожный знак даже для такой, как я.

— Ну что вы! Прекрасный господин всё сделал правильно, — я старалась сделать все, чтобы голос прозвучал ровно и ласково, но мужчина так пронзительно заглянул мне в глаза, что я пожалела о том, что вообще поддалась любопытству. Большого труда стоило не дернуться — одно неправильное движение могло испортить все. — Просто... не для меня.

Пока люди верили, что любят сердцем, а не холодным расчетом, смешанным со вспышками эмоций,

высшие

любили магией. Иногда хватало одного взгляда, чтобы эта предательница определила всю последующую жизнь — а иногда и почти вечность, учитывая обитателей Иного мира. Порой тяга была настолько сильной, болезненной, что становилась важнее самого себя. Чем-то нужным. Вот только эта самая

нужность

была мало кому нужна.

— Не господин, кроха, — прошептал он, и горячее дыхание опалило мои губы, — просто Элиас.

Мои ресницы дрогнули, роняя искры ему на грудь. Он поймал одну из них, раздавив между пальцами — воздух вспыхнул ароматом жженого миндаля.

Слишком близко

. Отчаянно, торопливо, но нежно мужчина все-таки накрыл мои губы своими — я сама потянулась к нему, с тихим стоном впиваясь ногтями в рубашку на его груди. Треснула ткань, ифрит зарычал в поцелуй, и сердце забилось так отчаянно, словно хотело самолично отдаться ему.

— Перестаньте, — я задохнулась, когда его язык обжег мочку уха, а ладонь поднырнула под разрез на ребрах, почти касаясь груди. Кожа под его прикосновениями загоралась румянцем, и с каждой секундой я начинала ненавидеть его все сильнее. А заодно — себя. — Или господин решил воспользоваться покупкой?

— Какая же ты упертая. — Его зубы впились в основание шеи, и я вскрикнула, цепляясь за широкие плечи. Рубашка под моими пальцами обуглилась, обнажая шрамы и рисунки, горящие все ярче. — Чувствуешь? Мы созданы, чтобы быть вместе. Куда я без своего солнца?

В ад — хотела сказать я, но не смогла. Собственный огонь готов был и сам вот-вот вырваться, отвечая на зов чего-то более древнего, чем мы оба.

— Уходите, — я оторвалась, чтобы перевести дух, но он перехватил мой шепот, целуя уголок губ. — Через пару дней вы исчезнете, так зачем заставлять бедную девушку страдать?

— Я всегда буду рядом, — перебил мужчина, прижимая мою ладонь к своей груди, где сердце билось в такт треску огня. Моя рука дрожала так сильно, что он невольно улыбнулся, а мне захотелось завыть от собственной беспомощности. — Ты слышишь? Оно стучит только для тебя. Сотни лет... тысячи рассветов... и никого, кроме тебя.

Он поднял мою руку к губам, целуя каждый палец. В золотых глазах светилось так много тепла и нежности, что сердце заныло до жгучей боли. Я огляделась в поисках хотя бы чего-то — человека, завистливой девчонки, тьмы, которые могли бы спасти, но была одна.

Ифрит ослабил хватку, скользнул ладонью по моей спине, словно хотел успокоить, и все время смотрел. Пожирал глазами, будто бы видел что-то прекрасное, а не капризную девчонку, мечтающую просто закончить все это. Я резко качнула головой, волосы опалили спину, — предатели сверкали так сильно, что искры от них опадали на землю без остановки.

— Я не уйду, — заботливо ядовито искушал мужчина, едва касаясь губами моего виска. — Я буду ждать тебя сто лет, тысячу, пока пепел не покроет континенты. Но теперь... позволь мне просто любить тебя. — Я вырвала руку из его хватки, но тот только улыбнулся. Я чувствовала, что он понял то, что я так отчаянно не хотела признать. — Сегодня, завтра…

Всегда

, мое жаркое солнце.

Я никогда не была особо умной, но полной дурой казалась себе уже далеко не в первый раз — сама попалась в плен его золотых глаз, когда резко вскинула голову, и только из последних сил смогла не поддаться.

Курица

— не птица. Тьма с ядовитым взглядом почему-то желала мою скромную персону, и его холодного интереса было более чем достаточно, чтобы не думать о глупом сердце.

— Здесь красиво, правда? — мечтательно произнесла я, кивнув на ровную озерную гладь. Мужчина кивнул, на мгновение отрывая взгляд от моих губ, и безумная мысль проскочила так неожиданно, что стало немного легче. — Если

так

любите меня, господин, — я улыбнулась, скользнув ногтями по его щеке, — утопитесь. Я уже ненавижу вас. И не хочу видеть. Ни-ког-да.

Взбудораженный ифрит выхаживал под моими окнами уже не первый час, стоило мне наконец вырваться в миг его замешательства, и прогнать его лично мне хотелось настолько, что я уже была готова высунуться наружу и устроить громкий скандал. Останавливало одно — проще было выцарапать себе глаза, чем взглянуть на него.

Хотя бы еще раз

.

Тьма в подозрительно светлой для нее рубашке появилась внезапно. Мужчина прижал меня к стене гардеробной: его дыхание обжигало изгиб шеи, ледяные пальцы сжались на горле, — я невольно улыбнулась, самостоятельно попадая в ловушку. Его ладонь уперлась в деревянную панель сбоку от моей головы, а тело ответило слишком охотно — прогнулось в пояснице, прижимаясь к прохладной груди, и разгнало вмиг разгорячившуюся кровь по венам.

— Ты не меняешься, — его голос сорвался на хрип, когда взгляд фиолетовых глаз упал на тяжело вздымающуюся грудь. Я нарочно потянула пояс халата вниз, чтобы тот распахнулся шире, и мужчина усилил хватку на шее — обжигающе холодно, слишком сильно. — Очередной мальчишка под твоим окном.

— Окно мое, — небрежно усмехнулась я, приподнимая лицо мужчины за подбородок и довольно щурясь, — а мальчишка… Думаешь, это имеет хоть какой-то смысл?

Ноготь плавно скользнул по его нижней губе, и в какой-то миг дышать стало легче — мужчина впился пальцами мне в бок, и в его обычно холодном взгляде в этот раз сверкали молнии. Князь напрягся, вжал меня в себя так плотно, что кожа от его касания заныла, и всего на мгновение его пальцы дрогнули.

— Я мог бы заставить, — шепот сорвался, когда его зубы впились в палец, а я потянулась к поясу его брюк, плавно скользя ладонью ниже, к внушительно выпуклости. — Должен был. — Тени сгустились, когда мужчина отстранился — они то обретали очертания, то сливались в единую непроглядную тьму.

— Заставь, — предвкушающе тихо отозвалась я, медленно приближаясь к помрачневшему мужчине, — заткнись наконец и заставь замолчать.

В темноте я видела только его горящий взгляд и нарочно позволила распахнутому халату соскользнуть вниз. Князь рвано выдохнул — подхватил на руки, прижав груди, и мстительно впился зубами в плечо. Его злость заполнила все вокруг — шелковое покрывало, куда он меня скинул, оказалось ледяным, а касание сухих губ к небольшое ране заставило мелко задрожать.

— Я не собираюсь тебя отогревать, — прошипел он, накидывая мне на плечи плед из грубой шерсти, и я потянулась к запястью мужчины, осторожно поглаживая. — Не унижай нас обоих.

— Дарион. — Его дыхание прервалось, мое замерло следом. На мгновение показалось, что князь обернется — я уже видела, как его губы сомкнутся на моей шее, сильные руки прижмут к себе так крепко, что захрустят ребра. — Останься.

Вспыхнувший жар приятно охватил тело — неуверенное золотое пламя запуталось в волосах, само потянулось к мужчине, и исчезло так же резко. Когда мои пальцы скользнули к прохладной ладони, переплетаясь с его, Дарион только резко выдернул руку, брезгливо встряхнув. Злость на мгновение обожгла изнутри — почему-то приказывать мог только этот чертов

проклятый

.

Я равнодушно пожала плечами, откидываясь в ворох мягких подушек, и с головой накрылась одеялом, чтобы все вокруг погрузилось во мрак. Многоуважаемый князь наконец-то наигрался, я отвлеклась от навязчивых мыслей, — все показалось настолько простым и понятным, что я облегченно выдохнула, позволив сну подступить ближе.

— Ты ужасная, — раздался на грани слышимости тихий сбивчивый шепот, который показался мне собственной фантазией, но кровать уныло скрипнула, когда мужчина лег рядом. — Готова спалить все вокруг, а меня хочешь заморозить.

Он резко впечатал меня в своё тело, едва слышно выругался, когда мои пальцы сжали край подушки. Я попыталась обернуться, но князь тут же уткнулся носом мне в изгиб шеи, холодные губы коснулись места, где пульс бился чаще всего.

— Спи уже, — процедил Дарион, слишком аккуратно скользнув сухими губами по тонкой коже за ухом. — И прекрати… вертеться.

Я тихо фыркнула и под бешеное биение собственного сердца попыталась сделать вид, что ничего не заметила. Что не было того напористого дурака, расхаживающего под окнами, что я все еще ничего не чувствовала и что в глазах самой тьмы я ненадолго не увидела то, чего больше всего боялась.

6. Утопиться должны были вы

Три.

Утро оказалось поистине блистательным и слишком ранним: в ярких лучах золото сверкало так, что мне пришлось усомниться в собственной адекватности. О себе я была намного более высокого мнения — все-таки не сорока,

почти

не курица — феникс, вот только рассматривала неожиданное подношения не хуже обычной вороны. Все было завалено так основательно, что я едва протиснулась в скромную гардеробную, где оказалось намного больше вещей, чем было до этого.

Решение избавиться от нежданного богатства пришло сразу, тем более что все это имело столько же смысла, сколько и мои попытки что-то поначалу изменить — ледники севера расплавились бы скорее, чем что-то изменилось. Первая пара шкатулок с украшениями полетела красиво, но недалеко, ворох платьев вообще повис на перилах веранды, цветастым пятном скрашивая унылое розоватое небо.

— Ты вообще нормальная?! — мадам Лин образовалось в дверях с оскалом разгневанной фурии. Она схватила меня за руку, когда я потянулась к хрустальной шкатулке — та с громким звоном полетела на пол, извергнув из себя кучу колец. — Ты понимаешь,

сколько

это стоит? Или последние мозги вытра…

Её пальцы впились в моё запястье, оставляя красные полосы. Я медленно перевела взгляд с разгневанной женщины на кольца: золотое с крупным топазом закатилось под стол; одно из них — с рубином размером с голубиное яйцо — застряло в щели между половицами, подмигивая мне кровавым бликом. Злость, сменившаяся странной веселостью, сверкнула в моем взгляде в ответ.

— Видимо, дороже меня? — улыбнулась я, чувствуя, как пламя под рёбрами оживленно вспыхнуло. Тщательно наштукатуренное лицо дрогнуло —

всеми любимая

старая карга почувствовала подвох, но резко кивнула.

— Точно дороже твоей жизни, идиотка! — истеричный визг сорвался, когда пламя с моих мальцев скользнуло по рукаву женщины, плавно забираясь все выше. — Как он вообще додумался дарить

такое

…

тебе

?!

Женщина опустила руку, будто обожглась, — наверняка она бы не забыла, как сгорала сотни раз, если бы могла хоть что-то помнить. Убогим все же везло. Ее лицо стало цвета заплесневелого пергамента, напомаженные алым губы скривились, стараясь за высокомерием скрыть страх.

— Это подарок от него, ты, тупая подстилка! — зашипела она, тыча пальцем в окно, словно я должна была пойти и поблагодарить лично. Слишком много чести для того, кто не посмел явиться лично. — Ты думаешь, можно просто…

— Можно, — перебила я, поднимая с пола кинжал в нефритовых ножнах — видимо, тоже часть

щедрости

моего тайного поклонника. Лезвие блеснуло, отражая расширенные зрачки хозяйки чайной, и я нарочно ласково скользнула кончиками пальцев по острому краю.

Слишком

острому, что даже пара капель крови тут же скользнула по стали. — Особенно если добавить к костру жирную жабу.

Мадам Лин отпрыгнула, споткнувшись о рассыпанные жемчуга. Её шёлковый халат зацепился за дверной косяк, обнажив ногу в синих прожилках — признак давнего проклятия. Я только фыркнула, не удивившись, — с ее характером это было даже милосердием, а не наказанием.

— Ты… т-ты не с-смеешь! — ее голос задрожал, срываясь на крик, но в глазах вспыхнуло что-то знакомое — страх, приправленный ненавистью. Я медленно шагнула ближе, пнув подальше рассыпавшийся жемчуг. — Он убьёт тебя за такое неуважение!

В лезвии отразился мой довольный взгляд лишь на секунду, в следующую оно уже воткнулось в дверь в жалких крохах от головы женщины.

— Уважал бы — принес лично, — я недовольно фыркнула, сжимая пальцы на шее

бедной

женщины. — А пока… передайте своему благодетелю, что следующий подарок я засуну ему в глотку. Вместе с вашим пеплом.

Пламя поглотило ее за считанные мгновения — золотыми змеями обвило с головы до ног, даже не дав закричать. Женщина в первобытном ужасе распахнула глаза в отчаянной попытке вдохнуть, но я сильнее сжала пальцы, позволив удлиннившимися когтям войти в плоть. Финал был прекрасен: в тишине пепел осыпался на пол, усеянный белоснежным жемчугом, и я брезгливо вытерла руки об отрез светлого бархата.

Все было по-настоящему идеально: новые туфли — белые, расшитые мелкими жемчужинами — щегольски щелкали по мраморным ступеням; платье из подозрительно прохладной ткани подошло слишком идеально, чтобы быть подарком незнакомца, и я в последний раз качнула головой, позволяя длинной косе скользнуть по обнаженной коже спины. Угрожающе радушно звякнули серьги-капли расплавленного янтаря. Даже ненавистные подарки оказались к лицу, если не задумываться,

чьи

пальцы их выбирали.

Впрочем, все мысли напрочь выбило, стоило мне выйти на крыльцо чайной. Озеро

исчезло

.

Там, где вчера плескалась вода, зияла черная пустошь — обгоревшие стебли лотосов торчали из трещин в земле, как подпаленные кости великана, а воздух пах гарью и бергамотом. Ифрит, развалившийся на обугленных ступенях, лениво махнул рукой. Из трещин в дне бывшего озера вырвались языки пламени, сложившись в мимолётные узоры: танцующие драконы, птицы с огненными перьями, — все они тянулись ко мне, рассыпаясь искрами у самых ног.

—

Khyra’vyss dûl-morashkar en’lyrra*,

— мужчина приподнял голову, ярко улыбаясь, и я замерла, до побелевших костяшек впиваясь в поручень лестницы. — Ты снова ярче солнца, кроха.

На мгновение мир окрасился алым: рыжие волосы сияли жарче, чем вчера, распахнутый халат из огненного-красного шёлка обнажал исполосованный золотыми рунами загорелый торс. Свободные брюки на восточный манер с россыпью золотых узоров сидели ниже, чем стоило бы. Возможно, именно в моем роду однажды затесалась сорока — я шумно сглотнула, когда взгляд наткнулся на золотую змею, обвивающую его запястье.

Что-то слишком знакомое и чужое

. Рубиновые глаза угрожающе уставились на меня, приводя в чувство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты просила воды — я подарил тебе пустыню. Гораздо честнее, не находишь? — голос ифрита звучал хрипло, почти взволнованно.

Он ловко щелкнул пальцами — немой приказ, секунда, и пламя у его ног вытянулось в тонкую струйку, закрутившуюся вокруг моих лодыжек. Жар медленно скользил по коже, впитываясь в нее и постепенно затихая.

— Утопиться должны были вы, а не озеро, — я мстительно наступила на тлеющие искры под ногами, чувствуя, как те покорно рассыпались в ничто. С чужими надеждами, увы, все было сложнее. — И этот ваш… маскарад. Господин так сильно хочет понравиться?

— Понравиться, йа нур**? — мужчина горящим взглядом уставился на меня и резко поднялся. — Я хочу поглотить тебя целиком.

В два шага ифрит сократил расстояние, выцепил кончик длинной косы, перетянутой золотой лентой, и ловко перехватил мою руку, когда я попыталась высвободить волосы. Его ладонь легла на поясницу, вдавливая в себя. Глупое сердце вновь застучало слишком отзывчиво — эмоции хотелось оставить на другой раз, и огромным усилием это отчасти удалось. Я тихо хмыкнула, с тоской взглянув на погибшие лотосы, — для всей грязи они были слишком красивыми.

— Я выжег каждую каплю, каждую тину, каждую проклятую лилию, что смела отражать твое лицо. — Губы мягко скользнули по костяшкам пальцев, вызвав в груди непрошенную волну жара. — Теперь только я вижу тебя настоящую.

— Сначала озеро, — я закусила губу, нарочно понизив голос, и мужчина предвкушающе замер, — затем пол-царства, чтобы просто сделать комплимент. А дальше…

— Полмира, красавица, — Элиас рассмеялся, и от смеха задрожали цепочки на его груди. Одна особенно длинная скользнула по моим ключицам, опаляя кожу. — Но ради твоего «никогда» готов спалить остальное.

Его пальцы нашли разрез на платье, скользнули вверх по бедру. Огонь лился за ними, не прожигая ткань, а подсвечивая ее каким-то перламутровым блеском — я даже забыла огрызнуться, просто представив, за какие баснословные суммы такое можно было достать.

— Носишь мои подарки, — прошептал он, скользнув ладонью к ребрам, и опустил взгляд к вырезу на груди, в котором поблескивал янтарный кулон. Вот только та мелкая капелька на тонкой цепочке явно была не тем, что можно было так жадно разглядывать. — Значит, признаешь — я угадал вкус?

— Признаю, — я подалась вперед, опаляя дыханием шею мужчины, и сама оказалась в дураках — он как-то слишком легко приподнял меня, усаживая на лакированные перила, и уперся ладонями по сторонам от моих бедер. — Вы слишком заигрались с несчастной девушкой. Вдруг она вам поверит?

Он смотрел на меня слишком внимательно, словно вот-вот я могла рассыпаться пеплом. В теории, конечно же могла — вот только что-то пакостное так и подталкивало немного подыграть. Он все равно должен был исчезнуть уже следующим утром, а я все еще была слишком воодушевлена недавно смытой с рук кровью. Мужчина оказался ничуть не умнее, подавшись ближе ко мне.

— Скажи

нет

, — прошептал ифрит, прижав лоб к моему, и в янтарных глазах заплясали отражения нашего общего огня. — И я отступлю.

— А если я скажу

да

? — я подняла бровь, чувствуя, как сердце колотится в груди, немым укором припоминая, что когда-то и я сама тянулась к кому-то, чье имя вычеркнула из жизни.

— Тогда я заберу тебя прямо сейчас, — бархатный голос голос был полон обещания. В его прикосновениях не было ледяной расчетливости — только чистая, безумная жажда, как будто тысячу лет он копил этот жар, чтобы сейчас вдохнуть его мне в губы.

Колокольчик над дверью чайной уныло звякнул как раз в тот момент, что я ждала. Малышка Амелия в это время всегда выходила посмотреть на рассвет, словно он мог принести что-то новое. Хотя для нее, возможно, так и было. Не зря же она в свое время так сильно старалась избавиться от связи со своим блаженным прошлым.

Мы обернулись синхронно — я более чем довольно улыбнулась девушке, приветливо кивнув, а мужчина напряженно поджал губы, позволяя мне соскользнуть со своего места. Спешить было некуда, и я неспешно расправила несуществующие складки на платье.

— Доброе утро! — весело отозвалась я, помахав ей рукой, и кивнула в сторону усеянной золотом травы под окнами своей комнаты. — Нас озолотили — выбирай, что хочешь!

Мужчина рассмеялся — тихо, опасно, предвкушающе, но последовал за мной без лишних вопросов. Наступила моя очередь сделать подарок господину, который так сильно хотел заполучить то, что никогда не должно было ему принадлежать. Представление обещало быть интересным — не зря же он постарался нарядиться во что-то получше человеческих обносков.

— Смотри, — кивнула я на торговца фруктами, который уговаривал молодую девушку из цветочной лавки на ужин. Его просящий вид и раскрасневшиеся щеки заставили только усмехнуться. — Его яблоко упадёт… — Я прижалась к боку ифрита, позволив тому обнять меня за талию, и скользнула ногтями по кольцам золотой змеи на его запястье. Три, два… — Сейчас.

Плод грохнулся о мостовую, покатился к старухе в рваной шали. Та подобрала его, озираясь, как вор, и сунула в корзину. Мужчина наверняка непонимающе уставился на меня, но я уже кивнула ему на новый акт этой сцены — с террасы небольшого ресторан, где мы остановились, вид был самый лучший,

проверенный

.

— Вон там, у фонтана, мальчишка в зеленом плаще, — я небрежно махнула рукой в нужную сторону, даже не смотря туда, и не удержалась — стащила дольку темного шоколада, — он уронит кошелек через пять шагов. А какой-то оборванец из переулка за лавкой аптекаря его украдет.

Монеты звякнули о землю слишком знакомо — не одну сотню раз я слышала этот звук, чтобы позабыть. Крик того самого растяпы потонул в гуле рыночной площади, а пальцы на моем боку сжались сильнее. Я взглянула на мужчину фирменным женским взглядом и тактично промолчала — все было так, как он видел. И в точности как я говорила.

— Будто ты сама это подстроила, — он склонился ко мне, мягко целуя за ухом, и порывистых выдох обжег шею. Даже не ожог, а медленная пытка нежностью, и мне не захотелось вырываться. — И вся вечность такая?

— Ну почему? — я поморщилась не столько от его слов, сколько от горького кофе — даже в напитках люди предпочитали какую-то мерзость. — Иногда бывают кошмары. А иногда… Красиво горит.

Красиво

прозвучало бы настоящим оскорблением того, что я увидела мгновением позже. В алых волосах мужчины запутались закатные отблески, зрачки сузились настолько, что расплавленное золото заполнило всю радужку — наваждение отчаянно не хотело исчезать, впиваясь острыми когтями в память.

— Тогда

запомни

меня, — прошептал ифрит, и губы коснулись моей шеи даже не обжигая. — Чтобы ты знала, как оно — желать меня мёртвым. И всё равно оставить в живых.

Медленно, словно боясь спугнуть меня, мужчина прошелся кончиками пальцев вдоль позвоночника, заставив вздрогнуть, и я тихо рыкнула, подаваясь ближе к нему. Позволила себе немного подыграть исчезающему в полночь наваждению — не зря же бедный господин так старательно делал вид, что ему была интересна моя преисподняя.

— Так вы готовы исполнить мое маленькое желание? — от звонкой радости в моем голосе он только усмехнулся и дернул за кончик косы. Мстительный дурак.

Я позволила руке дрогнуть, позволила пальцам вцепиться в его волосы, — мужчина тут же утянул меня в очередной обжигающий поцелуй.

Пусть забудется также красиво.

Тьма пришла в последний час, забрав последние крохи тепла. Страх должен был помогать выжить, но чем больше его было вокруг, тем больше

выжить

казалось дешевым обещанием последнего лжеца. Очередной мрачный коридор сменялся галереей с высокими окнами, испуганные взгляды прислуги — тусклым светом кристаллов на стенах, а ледяные пальцы, сжимающие мое запястье до хруста кости, оставались все теми же.

— Серьезно? — голос прозвучал устало, вымученно, и это было именно так. Тащиться следом за мужчиной, чьи шаги элементарно были шире, оказалось мучительно. — Думаешь, я останусь

здесь

?

Хватка усилилась: Дарион что-то хрипло прошипел, оглянувшись на меня на секунду, и втолкнул в комнату так резко, что я пожалела, что это оказалась всего лишь комната. Если бы за резной дверью оказался обрыв или хотя бы бассейн с ядом, я бы была более благодарна — не пришлось бы терпеть чужую компанию еще какое-то время.

Новая темница оказалась не лучше прошлой — светлый интерьер, позолоченные рамы, неприметная дверь в самом углу комнаты — черное пятно, которого определенно не должно было быть. Наигранное любопытство не помогло крыть и капли отвращение к этому месту, но попытка выдернуть руку оказалась успешной, и я зашипела от боли, рассматривая уже потемневшие синяки.

— Останетесь,

моя

светлость

, — тихо произнес мужчина, распахивая окно, и шторы тут же ожили — как языки белого пламени, желающие его поглотить, они испуганно встрепенулись. — Будешь молчать, улыбаться. Утром завтрак…

— Подавишься сам, — в тон ему прохрипела я, с трудом сглатывая.

Странная жажда подступала все острее с каждой минутой. Хотелось вырвать ему сердце, если таковое вообще имелось, и сжечь как можно скорее, но ни пламя, ни привычный жар не просыпались с того самого мгновения, как короткий кинжал с кривым лезвием вонзили в районе собственного. Оно не то чтобы билось — умирало, постепенно остывая.

Пальцы сами полезли к горлу, нащупывая следы от зелья, окрасившего вены в черные линии, — кожа горела там, где его ногти впивались, заставляя глотать горькую отраву из кубка с острым краем. Князь оказался рядом раньше, чем я успела моргнуть. Ледяные пальцы впились в челюсть, задирая лицо к свету. В его зрачках, суженых до едва различимых нитей в кислотно фиолетовом яде, поселилась пламя, которые никогда не должно было

ему

принадлежать.

— Не трогай, — хрип потонул в его губах, на мгновение прижавшихся к моим. Мужчина только хмыкнул, скользнув пальцами к горлу и сжав его так, что в глазах поплыли темные пятна. — Когда ты наконец…

Я потянулась рукой назад, к зеркальному столику, где стояло

слишком

много флаконов для нежилой комнаты, — первый упал на пол с громким звоном, второй я едва сумела подцепить, но руки задрожали так сильно, что он последовал вслед за собратом. На третий раз каким-то невероятным чудом мне удалось сжать в ладони холодный хрусталь, который рассыпался осколками уже через мгновение.

— Уже обживаешься, — его голосом можно было смело пугать особо впечатлительных — я только стряхнула осколки, окрашенные золотой кровью. — Чем быстрее перестанешь играть жертву, — мужчина отпустил меня, когда мои ногти впились ему в кожу до кровавых царапин, и обернулся только у выхода, — тем быстрее смиришься.

Четвертый полетел удачнее — ударился в считанных миллиметрах от его виска, осколки мазнули по щеке Дариона, и тот только сильнее сжал ручку двери. Темная капля стекла по щеке так медленно, что мне почти стало его жаль, но себя — жальче. Рана ниже груди отчаянно жглась, тянущая боль от нее постепенно парализовывала как тело, так и собственные чувства — вспыхнувшая ярость дотлевала со скоростью света.

— Сдохни поскорее, — я прижала ладонь сквозь ткань платья к рубцу — сердце гулко стучало, отчаянно желая пробить ребра. Удушливый запах роз выедал легкие, ком в горле мешал даже говорить — отчаяние на общем фоне показалось вполне терпимым. — И не приближайся ко мне. Никогда.

*Звезда, что пленила пепел моих рассветов.

**О свет

7. Не забудь сказать «Ваша светлость»

Два.

Новый круг не прекратил ад — светлый интерьер, позолоченные рамы, неприметная дверь в самом углу комнаты — черное пятно, которого определенно не должно было быть. За окнами было темно, словно ничего не изменилось, но боль ушла, оставив после себя только отголоски в кошмарах. В них закатное небо сменялось настолько мрачной и гнетущей тишиной ночи, что я забывала, как дышать.

— …еще не проснулась? — тихий шелест, приглушенный порывом ветра.

— Ты первая. Не забудь сказать «Ваша светлость»… — скрип двери, вторящий нервному шепоту.

— Тс-с! Она услышит!

Дверь скрипнула вновь, осторожные шаги проскользнувшей внутрь служанки раздались совсем близко, и я уткнулась носом в подушку, только бы не чувствовать витающий вокруг металлический аромат. Тело помнило все слишком ярко: горькую отраву с ароматом гниющей тины, кривое лезвие кинжала в черной крови, собственная рана от которого не заживала. Едкий взгляд прожигал насквозь до последнего мгновения — словно

он

действительно чего-то еще мог бояться.

Запах бергамота ударил в нос, вызывая тошноту, — рыжая девчонка спешно поклонилась, с грохотом поставив поднос на низкий столик у кровати. Тот же чай, те же лица. Я не пошевелилась: сквозь ресницы наблюдала, как девчонка ежилась, переминаясь с ноги на ногу. Тень за дверью — старшая горничная — жестом приказал ей быть смелее.

— Умирать буду медленнее, если ты продолжишь пялиться? — одеяло скользнуло на пол, обнажив спину, и вечерний холод тут же опасливо пробрался под тонкую рубашку. Слишком большую.

Чужую.

Девчонка замерла, взглянула на меня непонимающе, и опасливо опустила глаза, когда я лениво накрутила прядь волос на палец. Она показалась безжизненной змеей — не золотилась искрами, даже ощущалась чужой. Тяжелой. Сердце вторило, едва ощутимо отбивая неровный ритм.

— Доброе утро, Ваша светлость, — голос сорвался на фальцет. Я усмехнулась, прикрывая глаза. Многоуважаемый князь придумал прекрасное развлечение. Целая антология бреда. — П-простите,

госпожа

…

Господин

велел… — рыжие локоны скрыли лицо, но опасение в голосе не удалось спрятать.

— Заткнуться и убрать руки подальше, милая, — произнесла я мягко, когда проклятая потянулась к упавшему на пол краю одеяла. — И не портить

ночь

своей тупостью. Или глаза нужны для украшения?

Полукровка постарше, до этого нервно выхаживающая за дверью, постучала так спешно, словно мир сгорал. Я слышала ее торопливые шаги, тихий скрип двери, которую она все время пыталась открыть, но отчаянно пыталась выказать гостье должное уважение. А

гостье

нужно было просто тихо сдохнуть.

— Бери подружку, и проваливайте к черту, — проклятая уже отступила на несколько шагов, когда я просто села в кровати, с трудом свесив ноги. — Бе-си-те.

Взгляд невольно упал на поднос на низком столике — варенье с лепестками роз, фарфоровая чашка из уже ненавистного мне сервиза, нож для масла с рукоятью из слоновой кости. Полетело на пол красиво, запачкав светлый ковер, — длинный ворс окрасился в розово-грязные разводы, нож практически задел мою ногу и уныло упал в жалких крохах рядом.

— Госпожа, Вы могли пораниться! — взволнованно прошелестела рыжая, и я невольно улыбнулась, представив, что это случилось. Бедная девчонка даже не догадалась, насколько была права в своем испуге.

Боль пришла позже —

всегда

позже, но уже не так остро, как до этого. В зеркале отражалось привычное совершенство: на светлой коже ни единой царапины, только взгляд потух, из расплавленного золота превратившись в подобие той жалкой позолоты на лепнине потолка. Тело каждый раз стирало все следы, пока сознание пыталось помнить все то, что стоило бы выжечь навсегда.

Не двигайся. Я здесь, с тобой.

Ледяное дыхание в волосах. Сухие губы на шее. Чужие пальцы, до боли сжимающие бедро.

Туман, сотканный из теней, пропитался хриплым шепотом, затихающим и вновь заставляющим прислушаться с каждым разом все внимательнее. Кровь, залившая темное лезвие, стекала на пол, смешивая черноту ночи с золотым сиянием. Сердце, бьющееся с трудом из-за горькой отравы, прожигало что-то посильнее боли.

Я вцепилась в подушку, пока не лопнул шов — перья закружились в воздухе, уныло опав на многострадальный ковер. Они бы красиво горели, особенно на фоне бессмысленной роскоши, которую никто не просил. Широкий балкон показался единственным честным местом — холодный ветер трепал волосы, а тени вокруг приветливо ползли ко мне, не пытаясь играть в благодушие.

Пустота внутри соперничала только с голодом, который не утолить едой, и я бесшумно спрыгнула с широких перил на пол. Изменилось одно — не становилось легче. Не забывалось то, что раньше я бы даже и не заметила. Дверь опасливо скрипнула ровно в тот момент, когда глупая мысль о том, что

человек

был бы компанией получше, показалась слишком привлекательной. И бессмысленной.

— Принесла воды, госпожа, — заботливый голос с ноткой испуга.

Я почти не разозлилась — равнодушно прошла мимо девчонки задев ту плечом, и брезгливо отряхнула рукав халата, словно это не я была самой прокаженной в этой комнате. Ее лицо было знакомым: круглое, с веснушками, глаза как у затравленного зайца. Она всегда пыталась быть доброй ко мне и всегда страдала сильнее остальных.

За инициативность

.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Отравишь кого-то другого, — кресло у незажженного камина скрипнуло под стать моему хриплому голосу.

— Н-но князь велел…

— Правда? Это ведь совсем другое дело! — я тихо рассмеялась, с живым интересом заглянув ей прямо в глаза. — А если он велит утопиться? Пойдешь первая?

Стекло разбилось в такт хлопку двери.

Что-то также разбилось внутри, когда пламя в груди вспыхнуло в последний раз. В ярком взгляде беспокойство сменилось голодом. Острая боль превратилась в уродливый рубец, не желающий заживать. Кричать не было сил. И смысла. Только кто-то шептал что-то непонятное, словно желал хоть немного сгладить поселившийся внутри мрак. Увы

—

безуспешно.

Сам хозяин преисподней появился перед рассветом в самый неподходящий момент — с ним любой был именно таким. Со всей дури хлопнул дверью, мрачной тенью приблизился ко мне, замер выжидающе. Одним взглядом точно прожег бы во мне не одну дыру, если бы мог. Я не шевельнулась, продолжая грызть абрикос, — сладкая мякоть отдавала горечью.

— Ты не ела, — усталый упрек, такой же взгляд — я тихо фыркнула. Будто бы не из-за него.

— Блестящее наблюдение, Ваша светлость, — я лениво потянулась и заставила себя улыбнуться. Одна только ярость, полыхнувшая в холодном взгляде, окупила все страдания. — Теперь о птичках. Говорят, если их не кормить, они умирают. Ужасно неудобно, правда?

Мужчина приблизился опасно плавно — настоящий хищник, загоняющий добычу. Вот только добыча прекрасно знала о своей судьбе и даже желала, чтобы все наконец сбылось. Клетка захлопнулась в тот момент, когда он оперся ладонями в спинку кресла.

— Это не смешно, — отрывисто процедил Дарион, заставив меня сложить руки на груди и максимально невинно похлопать ресницами.

— А вы подумайте лучше, — я понизила голос, слегка подавшись вперед, и скользнула ногтями по щеке мужчины. Он заметно напрягся, не оценив внезапного порыва. — Или у вампиров нет чувства юмора? Променяли его на титул? Или… на меня?

Черное дерево треснуло. Я победно улыбнулась, ощутив, как особенно болезненно сжалось сердце, — глупая мышца еще пыталась прийти в норму после произошедшего. Точнее, окончательно окаменеть и заткнуться.

— Хватит, — чужая злость ненадолго оглушила.

— Хватит? — настойчивое желание превратить его жизнь во что-то невыносимое всколыхнулось с новой силой. Мужчина резко отстранился, откинув мою руку. — Ваше сиятельство злится? — изобразить удивление было просто — опустить взгляд, неловко заправить за ухо прядь волос. Я потянула его за рукав подозрительно

светлой

рубашки. — Точно, забыла! Шутить ведь можно, когда наш бессмертный кусок льда приковывает меня к кровати? Или когда…

Меня закинули на плечо, не дав договорить, и также грубо скинули на край смятой постели. Мужчина перехватил мои запястья — сосредоточенно уставился на черный рисунок вен, едва слышно ругаясь, и уперся коленом в постель, заставив раздвинуть бедра шире. Я не знала, видел ли он то, что хотел, но определенно знал, что делал. Его присутствия было слишком много.

— Хочешь, чтобы я ушёл? — княжеский голос мог смело гасить даже лесные пожары — повезло, что во мне больше ничего не осталось. — Думаешь, сбежишь и все будет так просто?

— Вы так внимательны,

господин

, — практически смущенно улыбнулась я и закусила губу, поймав ядовитый взгляд. — Читаете мысли, стараетесь выглядеть

иначе

… И все ради чего? Своего тщеславия?

Он сам освободил мои руки, холодные пальцы сжали подбородок до боли приятно, но что-то неуловимое изменилось. Я шумно сглотнула, когда в комнате резко потемнело, но осталась на месте — любопытство победило даже голод.

— Почему? — взгляд Дариона остановился на моих губах, большой палец уверенно скользнул по нижней в его излюбленном жесте, но сам мужчина напрягся. — Наказываешь себя, чтобы досадить мне?

Я скользнула взглядом по чистой спальне, которую навязчивые идиотки убрали так идеально, будто никто здесь не жил. Если бы я оказалась здесь в самом начале, то наверняка была бы счастлива. Не пришлось бы прятаться на виду в отвратительном болоте, слушать болтовню недалеких посетителей. А если бы еще и без

него

… Точно райский курорт.

— Перестань, — тихий шепот, лед в котором трескался оглушительно громко, заставил вскрикнуть от неожиданности. — Не ты одна…

— Жертва? — вырвалось еще до того, как я успела осознать. — Наш безукоризненный правитель страдает? О, я знаю! Прикажете…

Поцелуй обжег. Холодный, сухой, — наказание и мольба в одном движении. Я зачем-то обняла мужчину за шею, впившись ногтями в тонкую рубашку, и слишком доверчиво прикрыла глаза. На мгновение показалось, что затих голод. Что сердце пришло в норму. Что это просто очередной повтор тех бесконечных дней, когда я сама хозяйничала в его спальне. Что он наиграется и уйдет.

— Ты… — он нетерпеливо рыкнул, клыки царапнули мне губу до крови — видимо, теперь такая

мелочь

могла его остановить.

— Я, — металлический привкус немного отрезвил, и сил нашлось на призрачную шанс спастись: я толкнула мужчину в грудь. — Я устала. Устала от ваших игр. От этих… — Ткнула пальцем в следы от укусов на своей шее, которые противно ныли. — От вечного “почти”. Ты хочешь крови — пей. Хочешь меня — возьми. Но хватит притворяться, что тебе важно, жива я или…

Он зажал мне рот ладонью — глаза загорелись лиловым адом, который был похож на мой собственный. Обжигающий, одинокий, бесконечный, — он пожирал все, включая душу, которой вроде как и не должно было быть. У каждого из нас. Показалось, что мне почти жаль этого чертового истукана, —

просто показалось

. Просто…

— Никогда, — шепот обжег сильнее любого огня. И льда. —

Никогда

не говори этого.

Настоящий ад начался совсем скоро: его зубы впились в старый укус на шее, но боли больше не было. Чужая жадность сменялась собственным голодом, который еще сильнее терзал изнутри. Он пил долго, словно впервые за слишком долгое время — скучал по давно забытому чувству. Рука на моем плече сжималась все крепче, но каждый раз опасливо замирала, стоило мне тихо зашипеть.

— Удовлетворены, Ваша светлость? — я провела пальцами по шее, собирая крупные капли и ими же прочертила след на вороте его рубашки. — Или наконец добьете?

Он встал, поправил манжеты. Маска снова на месте — холодный князь, повелитель теней, не дрогнувший даже тогда, когда ад горел у его ног. Даже с учетом того, что это

не он

его сжигал.

— Еду принесут через час, — отстраненно бросил мужчина, но я довольно улыбнулась — ярость в его взгляде сменилась чем-то мучительно тягучим. Ожиданием?

Надеждой?

— Еще одно выступление — буду кормить с рук.

Три.

Он догнал на меня уже на лестнице: пальцы впились в талию так, что шелк платья заскрипел, но исключительно из собственного упрямства устоял. Тихая музыка и смех из зала прозвучали той еще насмешкой: пока кто-то веселился, кто-то был вынужден терпеть невыносимого и совершенно бездушного проклятого.

— Одетт, — низкий голос прозвучал почти угрожающе, даже проходящий мимо слуга с жалостью покосился на меня. — Если сегодня ты...

— Знаю-знаю… Улыбаться буду, — я лениво пожала плечами, Дарион даже вздрогнул. В ярких глазах полыхнул знакомый гнев. Я тоже могла играть в его игры. На равных. — Любить вряд ли, но вам ведь это и не нужно, верно?

Мужчина в два шага оказался так близко ко мне, что я даже уронила веер. Его рукоятка, украшенная рубинами, уныло звякнула о мраморную плиту, и мигнула угрожающе алым в нарочно ярком свете кристаллов. Тоже мне, дурацкая побрякушка — нашла кому угрожать.

— Если сегодня ты снова назовешь меня "ваша светлость" при чужих… — тихо процедил мужчина, почти касаясь губами моих.

— Снова ничего не сделаете? — я прищурилась, скользнув ногтями по его губам, и даже позволила мужчине вжать мою несчастную тушку в себя. Слишком уверенно, чтобы это было случайным порывом.

— Нет. — Его рука вцепилась в мои волосы у затылка, запрокидывая голову. Губы обожгли шею, оставляя не поцелуй, а клеймо. Обжигающе холодное, что даже голод смиренно затих где-то в груди. — Привяжу к

нашей

кровати и заставлю повторять мое имя, пока не забудешь все титулы.

Сердце ёкнуло, ударившись о ребра, но я уже рассмеялась, чтобы что-то большее не заставило сбежать. Взгляд скользнул по идеальному наряду мужчины, пальцы сами потянулись погладить серебряное шитье на вороте рубашки — дурацкая мысль о том, что все это было ради

меня

, немного смутила. Видимо, долгие дни наедине все же чему-то научили.

— Наш бедный правитель, — почти сочувственно. Он накрыл мою руку своей, напряженно выдохнул, опалив открытую шею дыханием, но даже не отстранился. Я положила ладони на широкие плечи, сжав их со всей силы. — Дожигаете остатки своей души, терпите избалованную девчонку…

Тишина

.

Секунда, две —

целая вечность

.

Его дыхание стало прерывистым — мое сбилось в ответ, сначала исчезнув полностью, а затем опалив легкие чем-то кислотно едким. Где-то внизу лопнул бокал, зашипело шампанское. Я открыла рот, но мужчина перебил, прижимая лоб к моему:

— У меня есть больше, чем ты думаешь, — шепот разорвал кожу иглами инея. Если бы раньше я вздрогнула, то в этот раз холод почти согрел.

Мы замерли: где-то зазвучал вальс, я усмехнулась, уперевшись ладонями мужчине в грудь, а он… Он медленно опустился на одно колено, поднимая подол моего платья. Губы коснулись внутренней стороны бедра — поцелуй оказался излишне осторожным для этого чертового проклятого, который еще днем лично практически убил того жирного ублюдка, назвавшего меня прекрасным украшением кабинета.

— Даже сердце.

Было

, — хриплый шепот вслед за его губами скользнул выше, заставив завороженно затихнуть. — Можешь бесконечно ненавидеть меня…

— Это слишком… долго, — голос сорвался в тихий стон, его зубы впились в бедро ровно настолько, чтобы оставить след. Когда он поднялся, в глазах плавали осколки сломанной гордыни.

— Всегда, — мужчина поднялся так резко, что я не успела даже возразить. — Будешь уничтожать замок, меня, — он развернул меня спиной к себе, прижавшись губами к оголенному плечу, и я сама подалась назад, позволив себя обнять на короткий миг. Что-то чужое в груди тянуло к нему так сильно, что было сложно удержаться. — И себя,

мое глупое сердце

.

Наваждение растворилось в тот момент, когда он увел меня в зал. Я изобразила максимально уверенную улыбку, расправила плечи и уже издалека заприметила парочку тех, на кого в этот раз было совершенно наплевать. Хотелось только скрыться от всеобщего внимания или раствориться в толпе.

— Это большая честь, Ваша светлость, — я потянула мужчину за рукав, тут же повиснув на его шее под заинтересованные взгляды гостей. От одного его злобного взгляда захотелось рассмеяться. — Помню, милый. Наша кровать, ты, я — и никаких титулов.

8. Не будь навязчив, не отдаляйся

Один

.

Солнечный свет лизал мраморные плиты террасы, будто пытался стереть следы ночи. Я щурилась, перебирая стебли пионов — алые, как загустевшая кровь, они шипели под ножницами, будто предупреждали: “Не трогай, не рви, иначе испачкаешься в нашей крови”. Но я-то знала — кровь это совсем не проблема, если ее вовремя отмыть.

— Ваша светлость, — служанка опасливо замерла у розового куста, будто боялась, что цветы её сожрут. Я нарочно внимательно взглянула на девчонку и улыбнулась. Сожрут все. Даже те, у кого нет зубов. — Господин велел…

— А госпожа занята, — перебила я, вонзая лезвие в мясистый стебель. Сок брызнул на руки, оставляя яркие пятна. — Ты у нас… Кто?

— Алиса, — тихо, но уверенно. В зеленых глазах ни капли страха — только легкое опасение и интерес. Еще бы — та самая растрепанная девица первая начала разговор. И даже не стала ругаться.

— Представь, — лепестки осыпались на землю, когда очередной цветок оказался у меня в руках, — что у тебя есть

все

. Вся эта роскошь, — я небрежно махнула рукой в сторону замка заляпанной рукой, — мнимая безопасность, а то, что хочется…

Слова застряли комом в горле, но малышка Алиса только задумчиво взглянула на меня — все поняла, нервно подергивая кончик косы. Вчерашние синяки под глазами выдавали бессонную для нее ночь — должно быть, опять подслушивала споры в восточном крыле. Или всю ночь готовила ту чертову комнату.

— П… п-попросила бы Вашу светлость о помощи?

— Нечестно! — я засмеялась неожиданно звонко и ткнула в неё стеблем, оставляя жёлтое пятно на темном платье. — Ты должна полагаться только на хитрость. Ну, например… — Сорвала ленту с волос, привязывая к пострадавшему кусту, чтобы ветер трепал алый шёлк. — Оставляешь ложный след. Потом…

Она вдруг схватила мою руку — дерзость, за которую можно лишиться пальцев, но сегодня мне хватило жертв в виде пышного букета. Алые лепестки, словно кровь, нежный аромат, окутывающий все вокруг, — прекрасная взятка для собственной совести.

— Если мне стало бы невыносимо, — зашептала девчонка, опасливо оглядываясь вокруг и близко склоняясь к моему уху, — то заставила бы себя выгнать. Ну, знаете… Не будь навязчив, не отдаляйся… Только наоборот.

Я тихо фыркнула, потянув ее за косу, и высвободила руку. Сад пах предательски сладко — жасмин, магнолии, кустовые розы. И маленькая тайна, которая развеселила настолько, что захотелось ей последовать.

Уже представляла, как многоуважаемый князь непременно обрадуется небольшому подарку: он ненавидел алый цвет и все живое. Наверное, поэтому и мирился со мной — что-то внутри давно истлело, смешавшись пеплом с золотой кровью.

— Эй, ты! — голос прозвучал как удар хлыстом. — Прислуга?

Чиновник в парчовом халате преградил путь, важно раздувая ноздри, будто побаловался чем-то спиртным накануне — слишком довольно поблескивали свинячьи глазки на жирном лице. Он вспомнился сразу: в прошлые разы он требовал, чтобы я “развлекала” его гостей. Тогда я подожгла ему бороду, а затем — его дружков.

— Ты чего тут шляешься? — Жирные пальцы впились в мое запястье, заставляя пионы дрогнуть. — Веди к хозяину, у меня доклад!

Идеальная мишень

.

Предвкушающе посыпались лепестки на мраморную дорожку, а я нарочно покладисто опустила взгляд, кивая в сторону террасы. Очень повезло, что за скромной ношей не было видно ожерелье с гербом, а этот дурак не разбирался в ценах на женские платья.

— Господин занят, не велел… беспокоить, — с трудом сдержала смех, послушно цокая каблуками в такт торопливых шагов гостя, который точно боялся опоздать. И делал именно это.

— Не велел? — он фыркнул, выпятив живот и сжав в пальцах потрепанный пояс. — Да я ему налоговые отчеты принес! Ты хоть знаешь, кто я?

— У-уважаемый господин… — я закусила губу, изображая испуг, и краем глаза заметила Алису, замершую у фонтана — едва заметно подмигнула.

Не мешай.

Девчонка несмело улыбнулась.

— “Уважаемый”?! — он захохотал, дернув меня за руку особенно сильно. — Ты даже титулов не знаешь! Я — главный сборщик податей провинции! Меня сам князь…

— …трижды пытался казнить за взятки, — мягко перебила я, утыкаясь носом в пионы. Еще чуть-чуть — и я не сдержусь. — Но ваша способность вылизывать сапоги спасает каждый раз. Как мило.

Тень промелькнула за его спиной и потянулась к моей, кружась вокруг и обвивая лодыжку. Ласково, словно, не окова, а просто ночная тьма, способная скрыть все, что стоит спрятать — и показать. Толстяк замер, ладонь застыла на полпути к моей щеке. В груди полыхнуло что-то опасно знакомое, и мужик словно задохнулся собственной злостью. Побагровел на глазах.

А в прошлый раз — почернел

. Было эффектнее.

— Ты… ты! — сипло, словно он действительно задыхался. — Я тебя в казармы отправлю, шлю…

— Ой, — я прижала ладонь к груди, следя за тем, как мрачная фигура движется в нашу сторону. — А там ваши сыновья служат, верно? Говорят, они так скучают по папочке… Особенно после того, как вы их матушку в долговую яму пропи… продали.

Он

показался на террасе немногим позже: взгляд потемнел, став из знакомого едкого подозрительно напряженным; солнце выбелило его черные одежды до сизого пепла. Отвела взгляд до того, как утонула в ужасном наваждении, и сладко улыбнулась чиновнику, нарочито громко продолжая:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Простите, Ваша светлость! Сейчас провожу господина… — тот самый грубо откинул мою руку, мгновенно теряя былое бахвальство, — сборщика. Он так рвется вас видеть…

Когда князь медленно приблизился, лениво наблюдая за шоу, я уже изобразила подобие раскаяния. Чиновник, предчувствуя что-то нехорошее, шарахнулся назад, но я ловко подставила ногу — он грохнулся на колени, чертыхаясь, а я тут же подошла поближе к мужчине, прижавшись к его боку.

— Вставайте, — Дарион остановился в шаге, холодный взгляд скользнул по мне, но в нем сверкнуло удивление — возможно, малышка Алиса в чем-то права. — Вы же…

уважаемый

гость.

— Эта тварь! Она…

— Моя жена, — Дарион подхватил мою руку, пальцы холодные, но не сжимающие. Его губы коснулись костяшек — формально, как по протоколу. — Разве вы не поздравили нас на свадьбе?

Я улыбнулась, ощутив на спине его ладонь. Одновременно успокаивающе и пугающе близко к тому, чтобы поддаться холоду, сковавшему вслед за касанием. Пальцы сами потянулись к украшению на шее — нить жемчуга с небольшой подвеской в виде герба. Того самого, что украшал ворота в замок, одежду многоуважаемого правителя. Бумаги, которые лежали в кармане незадачливого гостя. И, к собственному сожалению, меня.

— Даже так? — голос прозвучал предвкушающе тихо. Я опустила ресницы, послушно позволяя себя обнять. Но цветы прижала крепче, чем хотела. — Ты же знаешь, я обожаю гостей… — взгляд скользнул по раскрасневшемуся мужику, который небрежно отряхивал одежду, — …так мило вмешиваются в

нашу

жизнь.

Дарион даже не улыбнулся, но явно хотел этого — уголки губ дрогнули. Его большой палец провел по моей ладони — предупреждение. Невольно захотелось спросить, кому, но голос подал сборщик. Не столько налогов, сколько грязных сплетен и развлечений.

— Ваша… супруга… — пробормотал он, пятясь к кустам. — Чудовище…

— Вы куда? — наигранно обиженно, чтобы князь наконец усмехнулся. Напугал пришедшего эффективнее, чем я. — Вы же хотели пожаловаться? Может, на налоги? Или… — я прищурилась, сжимая прохладную ладонь уверенней, — …на качество борделей в вашем районе? Говорят, там так скучно, что даже крысы сбежали.

Князь сжал мою талию, пресекая дальнейшие слова. Его дыхание обожгло шею:

— Одетт.

Не “хватит”, не “заткнись”. Даже не его любимое “молчи и улыбайся”. Что-то внутри сжалось, резанув странным чувством… удовлетворения? Чертов проклятый со своими фокусами.

Которых я иногда ждала так сильно, что никогда бы не призналась. Самой себе — особенно.

— Я ведь его проводила, — я обернулась, касаясь губами его щеки и замирая так ненадолго. — Ты же сам просил быть… гостеприимнее.

Два.

Шелковые, бархатные, расшитые золотыми нитями… Смешались кони, люди. В смысле, подушки и мои волосы, рассыпанные по ним неровными прядями — все в хаосе, будто ураган пронесся через мою жизнь, оставив только эту мягкую могилу. Голод давно превратился в фоновый шум, жажда — в отголоски чего-то нарочно забытого. Хотелось просто раствориться под угасающими лучами солнца и больше не двигаться, но пальцы вяло перебирали бахрому подушки

.

“Ваша светлость, позвольте…” — голос служанки растворился в щебетании птиц. Я прикрыла глаза, позволяя легкой дремоте поглотить беспокойное сознание. Пусть думают, что я сплю. Пусть все сгорит. А я хорошенько подумаю о том, что сделать, чтобы… Чуть позже.

Тепло.

Первое, что ощутила сквозь дремоту — тепло, плывущее по коже волнами, будто кто-то разлил по венам огонь.

— Проснись, звезда моя.

Подушки под щекой пахли дымом и сухими травами, но что-то новое, жгучее и настойчивое, вилось вокруг. Я потянулась, не открывая глаз, и тут же замерла — чьи-то пальцы скользнули по изгибу талии, обжигающе нежные даже через платье.

— Моя жаркая девочка, — голос прокатился по спине искрами, заставляя мурашки пробежать ниже лопаток. Губы коснулись виска — едва ощутимо, словно боялись разбудить. — Прекраснее, чем в моих снах.

Что-то глубоко внутри отчаянно кричало больше никогда не открывать глаза. Я притворилась глубже погруженной в сон, но веки дрогнули — сквозь ресницы мелькнуло рыжее зарево. Чужое дыхание обожгло шею, когда он склонился ниже, целуя ключицу. Горячая ладонь прижалась к животу, переворачивая на спину, — жар просочился до костей, заставив пальцы непроизвольно вцепиться в подушку.

— Не ври, — он засмеялся тихо, уловив мой вдох. Зубы легонько сжали мочку уха, заставив затаить дыхание. — Твоё сердце бьётся как у пойманной птицы…

Пальцы поползли вверх, выписывая круги под рёбрами, и я не смогла сдержать дрожь. Его смех стал глубже, бархатистей — он знал, что выигрывает, а я помнила, что забыла

его

. Шрамы на груди, те предательски ласковые ноты в голосе.

— Проснись, красавица, — губы скользнули по веку, заставив наконец открыть глаза. — Я устал пересчитывать твои ресницы.

Янтарь. Расплавленный, бездонный, с трещинками золотой магмы в радужках. Его лицо висело над моим так близко, что рыжие ресницы сливались в огненный ореол. Я подцепила руку ифрита за запястья, отдергивая от себя, и приподнялась на локтях, недовольно прищурившись.

Чертов высший. Дурацкая магия. Ужасное совпадение.

— Уходи, — голос прозвучал лениво, и я тут же упала обратно, обессилено прикрывая глаза. — Чужакам сюда нельзя. А княгиня не в духе и готова отправить нарушителя на смерть.

Его рука скользнула под колено, сгибая ногу и открывая доступ к внутренней стороне бедра. Губы шли следом — поцелуи, похожие на опаляющие капли воска. Я закинула голову назад, подавляя стон, но мужчина поймал звук раньше, чем он успел сорваться.

— Незнакомцы не целуют спящих, — выдохнула я, но пальцы сами потянулись к его плечам — то ли отталкивая, то ли желая притянуть ближе. От каждого прикосновения искры падали на подушки, прожигая дыры в шелке.

— Знакомцы — тоже, — он прикусил мою нижнюю губу, наполняя рот вкусом обожженного мёда. Ладонь плавно скользнула по лодыжке — не сжимая, изучая как будто заново.

Спасение пришло нежданно, но как раз в тот момент, когда я почти убедила себя, что руки — не те. Тени сгустились, заставив ифрита отвлечься, а я поспешно выскользнула из беседки, поправляя платье и старательно игнорируя растерянного мужчину. Сердце отчаянно билось, просясь обратно, — туда, где мне обещали все, что я захочу.

И я не хотела. Убеждала себя так сильно, что практически поверила.

Представляла, как загорится фиолетовый взгляд, если я исчезну. Как сам князь лично найдет меня снова — всегда находил, даже когда я сама терялась во всех смыслах. Пальцы дрогнули, собственное пламя болезненно опалило изнутри — если не смотреть на видение, оно же исчезнет.

— Я научусь, — голос мужчины сорвался. Он медленно поднялся, сжимая кулаки до побелевших костяшек, и я вдруг поняла — он действительно верил. — Холоду. Тихости. Чему угодно. Только…

В какую-то иллюзию, которой я не являюсь. В то, что я действительно должна была

поверить ему

. В то, что он не забудет все уже совсем скоро.

— Учитесь, — я сама не заметила, как пальцы потянулись ключицам, повторяя следы его поцелуев. Выходило плохо — не касания, а мелкая дрожь. — Я-то здесь причем?

— Одно жаркое солнце больше не будет делать вид, что не знает меня, — обещание, просьба. Столько тепла в голосе. Что угодно,

только не признание

— пожалела, что спросила, и уверенно мотнула головой, отгоняя дурацкие мысли.

Служанка вынырнула из розовых кустов ровно в тот момент, когда мужчина потянулся ко мне. Он устало выдохнул, рассыпаясь искрами до того, как нас застали, а я порывисто обняла блондинку за плечи, явно напугав ее странным порывом. Девушка пахла ромашкой и дешевым мылом — сегодня на ее запястье красовался новый браслет из травинок, а кожа рук покраснела от работы. Именно то, что нужно.

Ее болтовня о пирогах и свежих сплетнях по дороге к себе казалась мгновением практически тишины в этом бесконечном аду, где с каждым днем все казалось все более и более лживым.

— Госпожа, — служанка внезапно остановилась, осторожно потянув меня за подол платья. Запомнила, что я не такое чудовище, каким иногда казалась? — А если…

— Что? — я повернулась к ней, но не смогла скрыть растерянный взгляд в никуда.

— Если бы вы могли выбрать… — она смущенно уставилась себе под ноги, и я не удержалась, погладив ее по плечу.

— Я бы попросила гранатовый сок. И новое платье. Зелёное.

Её смех эхом разнесся по коридору, а я сползла по стене, едва зайдя в комнату, — хотелось хорошенько отскоблить кожу. До мяса. В идеале — до костей.

Ночью, через несколько бесконечных часов, когда совершенно безумная мысль созрела, а я нет — рука сама потянулась к ручке двери в его спальню. Холодная бронза, узоры в виде спиралей, врезавшиеся в ладонь. Не одна сотня дней, а я еще никогда сама не заходила сюда

"

Он

не спит

", — шепнули тени, обвивая запястье. "

Он

сожрёт тебя живьём

".

Огонь в камине трещал, выписывая тени на стенах узорами из забытых кошмаров — тех самых, что каждую ночь мы оба видели, но тщательно скрывали. Дарион обнаружился у камина: сидел прямо на полу, обнаженный по пояс, локтями опершись о колени. Он не шевелился, даже когда дверь скрипнула, лишь пальцы слегка сжали взлохмаченные волосы.

— Ты не спишь, — сказала я, останавливаясь на пороге.

— А ты не льешь вино на гобелены, — он повернул голову, и в глазах мелькнуло что-то хрупкое, прежде чем исчезло под маской. — Что-то изменилось?

Он замер, когда я опустилась рядом, прижавшись спиной к его груди. Тепло кожи смешалось с запахом дыма и снега — тем ароматом, что всегда витал в его спальне, будто здесь вечно стояла зима. Сама не заметила, как улыбнулась: сотни раз называла эту самую комнату склепом, и сама вошла к мертвецу. Только мертвец любил нечестные игры — все еще дышал.

— Подумала, что ничего о тебе не знаю, — прошептала я, беря его руку и прижимая ладонь к своему животу. Его пальцы дрогнули, мужчина напрягся, но я не позволила отстраниться. — Как прошел твой день?

Он молчал так долго, что я уже решила — принял просьбу за насмешку и в излюбленно холодной манере выгонит. Либо сделает так, что я сама захочу сбежать. Но его тихий голос почти напугал:

— В пятом часу ко мне ворвался советник. Требовал казнить садовника за то, что розы в северном крыле... — губы коснулись макушки, — «оскорбляют эстетику устава».

— И? — я провела ногтями по его предплечью, следя, как мурашки бегут по коже.

— Велел ему самому пересадить все кусты. Босиком. В грязи. — Грудь вздрогнула подо мной от приглушенного смеха. — К полудню он вернулся, умоляя простить глупость. Твои розы не пострадали.

Я рассмеялась, и звук получился странно легким, будто из другого времени. Задолго до нашего знакомства. Дарион обнял меня крепче, подбородок уперся в плечо — так близко, что он постепенно расслабился, а я доверчиво прикрыла глаза. Словно так и было задумано.

— Потом был совет. Граф Эрвин три часа говорил о налогах на перья павлинов. — Его пальцы сплелись с моими, прижимая ладонь уже ниже груди. Сердце билось ровно, как часы на стене.

В такт его

. — Я... прервал его на середине. Сказал, что если он произнесет слово «павлин» еще раз, зашью ему рот.

— Жестоко, — я прижалась щекой к его, невольно улыбаясь. Мужчина

согревал

: дыханием, прикосновениями, которые предательски не были противны или безразличны. — Ты же знаешь, он заикается от страха.

— Пусть учится, — насмешливый шепот на грани слышимости. Его рука скользнула под халат, пересчитывая ребра. Не по-хозяйски, а осторожно, будто боясь разбить. — После обеда нашел в библиотеке твои... рисунки. С вечера ждал тебя. Только ты никогда не приходишь.

Мужчина понятливо усмехнулся, когда я отстранилась в попытке скрыть невольную дрожь. Собственная идея показалась ловушкой — чужая искренность оказалась удивительно приятной, даже промелькнула глупая мысль, что если бы все так и началось…

— Ты мог просто позвать, — просто отозвалась я до того, как это самое “если” всплыло.

Я развернулась, устроившись лицом к нему, — широкие ладони тут же устроились на моих бедрах. Также непрошенно осторожно и мягко, словно не было тех бесконечных ночей, после которых все тело было покрыто его отметинами и собственной кровью.

— И услышать «Ваша светлость, катитесь к черту»? — мужчина фыркнул, и только его губы дрогнули в подобии улыбки. — Нет уж.

Пальцы сами потянулись к его щеке: Дарион прикрыл глаза, обнажив то, что так тщательно скрывал за своей холодностью, — усталость. Бесконечная, всепоглощающая. Он молчал, когда я забралась к нему на колени, когда пригладила короткие волосы, невольно подавшись ближе. Молчал, когда я сама потянулась его поцеловать, — невесомо, в уголок губ.

Спустя долгие пару минут мужчина неожиданно заговорил о том, что я никогда не спросила бы. Поиски того, что может прервать безумие вокруг нас. Долгие ночи, когда я раздражала его так сильно, что он сам был готов все разрушить. Между поцелуями его тихий смех казался слишком знакомым — рассказ обо мне был безумнее всего.

— Ты... красивый, — вдруг вырвалось у меня, когда под конец мужчина уткнулся лбом мне в плечо, пряча улыбку.

Он отстранился также внезапно — погладил по щеке, вынуждая своей открытостью прижаться к своей ладони. В глазах — недоверие, отблески огня из камина и что-то новое, до боли щемящее в груди.

Та самая

связь

.

Его

глупая надежда.

Мое

отражение.

— Повтори, — прошептал он, и голос дрожал.

Он втянул воздух, будто его ударили. Потом притянул меня к себе так близко, что вздрогнула уже я — рассмеялась, но послушно обняла за шею. Холодный и опасный, князь казался просто мужчиной, который успокоился. Либо решил подыграть избалованной девчонке. Как и каждый раз.

— Ты ужасно красивый, когда улыбаешься, — также мягко и негромко в считанных миллиметрах от его губ. — Дар, — я прикрыла глаза, подаваясь еще ближе. Хотя казалось — некуда, но прохладная ладонь уже устроилась между лопаток, не давая мне и шанса сбежать. — Твой голос — тоже… Особенно когда ты не пытаешься играть в глыбу льда.

Его смех был хриплым, сдавленным, но более чем искренним. Я затихла, закусив губу, и позволила уронить себя на пушистый ковер на полу. Показалось удивительно наивным сунуться сюда. И еще более наивным — остаться добровольно.

— Перестань, — Дарион опустился рядом, утягивая к себе на грудь и ласково перебирая мои спутанные волосы. Чуть не заурчала от удовольствия, когда пальцы спустились к затылку. — Или я...

— Выгонишь?

— Поверю, — серьёзно ответил он, и в этих словах была бездна.

Моя личная

, которая вырвалась наружу вместе с чем-то позабытым. Я поцеловала его первой — медленно, осторожно, чувствуя, как дрожат губы. Он ответил так же. В ту же секунду я еще сильнее возненавидела этого мужчину вместе со всеми его уловками. А заодно и себя — за то, что не смогла отказать.

Три.

Утро застало нас самым жестоким образом: его рука на моей талии, моя ладонь на его груди. Я проснулась от того, что мужчина чертил давно позабытые руны на моей спине. Тепло. Защита. Что-то древнее. В жизни бы не поверила, что он мог быть таким, если бы не видела лично.

— Не уходи, — сказал Дарион, не открывая глаз. Голос хриплый от сна, но все тот же раздражающе искренний. — Сегодня... сегодня можешь всё. Сожги тронный зал. Утопи советников в фонтане. Только... — Мягкий поцелуй обжег висок, и я невольно придвинулась ближе. —

Останься

.

— Скучно… Это уже было, — кончиками ногтей медленно скользнула по груди мужчины — нарочно медленно и едва ощутимо. Без следов. Почти неловко — как собственные мысли. — Хочу украсть твою печать. И... — я затаила дыхание, поднимая взгляд на мужчину и замирая от одного только взгляда. Нового — яркого, но не обжигающего злостью как раньше. — Узнать, как пахнет твоя подушка днём.

Он рассмеялся — звонко, неожиданно молодо, словно груз долгих дней его совершенно не беспокоил. Словно не было кошмаров и бессонных ночей.

— Тогда завтрак здесь, — мужчина потянул меня к себе на грудь, когда я попыталась подняться, и коснулся губами щеки. Невесомо, легко — словно и не поцелуй вовсе. — А печать спрятана в третьем ящике стола. Не благодари.

Я лениво отмахнулась от его рук, утыкаясь лбом в плечо. Зажмурилась до звездочек перед глазами, закусила губу до крови — наваждение не исчезло. Дарион — тоже. Его взгляд прожигал чуть менее раздражающе, чем обычно.

Чертов проклятый.

Тупая высшая.

9. Пока твоя любовница играет в хозяйку

Мастерски я могла только бежать и бить посуду — в этот раз разбилось что-то более хрупкое, а бежать — некуда. Причем раскололось так сильно, что уже было просто непонятно, чем это было изначально. Да и было ли — тот еще вопрос.

К лучшему.

К началу?

Вечером я уже занесла руку, чтобы постучать, когда из-за двери его кабинета донесся грохот опрокидываемой мебели. Интерес победил все — нечасто в нашем болоте было что-то любопытное, а из любопытных ушей только мои.

—…достаточно крови, чтобы заполнить озеро! — чужой голос, хриплый от ярости, заставил меня прижаться к холодной древесине поближе. Точно что-то новое. — Ты окончательно рехнулся! Она должна была стать ключом, а не…

Дарион ответил так тихо, что ничего не удалось разобрать. Хотелось войти внутрь и не придумывать себе сложностей, но я только склонилась, заглядывая в замочную скважину. Сердце ударило под рёбра с такой силой, что я машинально схватилась за горло. Сквозь щель в дверях пробивался дрожащий свет свечей, выхватывая из темноты клочья теней — одна из них, высокая и угловатая, резко махнула рукой.

— Хватит?! — незнакомец засмеялся, и я вмиг узнала его. Тот самый отвратительный советник, каждый раз брезгливо смотрящий на меня. Иногда — с завистью, но к чему? — Ты сам видишь, что происходит! Пока твоя любовница играет в хозяйку…

Стекло бокала разбилось о стену с мелодичным звоном. Я замерла, практически не дыша, — не злилась, не боялась. Ждала и с каким-то восторгом понимала, что нашла еще одну отгадку к тому, зачем я вообще нужна была многоуважаемомы правителю. Конечно, после

той самой

роли любовницы.

— Моё терпение — не бездонный колодец, Вейлор, — Дарион заговорил сквозь зубы, и каждый слог звучал все более отрывисто и резко. — Ты получишь сердце феникса, когда я…

Губы онемели. Пальцы впились в косяк так, что заноза вошла под ноготь, но боль не пробилась сквозь гул в ушах. Я сжала горло сильнее, чтобы не засмеяться, — выходило все хуже и хуже. От чего бежала, то и нашла. Не в первый раз. Не во второй. Даже не в пятый. Черт. Все та же идиотка спустя долгие годы.

Сердце феникса. Ключ. Идеально просто и знакомо — хотя бы не товар.

Не уходи. Я здесь. Ты в безопасности. Твои розы.

Еще одно выступление, значит?

Изнутри донесся стук каблуков — Вейлор шагал взад-вперед, его тень металась по стене как загнанный зверь. Мерзкий старикан решил сыграть главную роль раньше самой

актрисы

?

— Три века поисков! Три века и твой поганый характер! И теперь, когда она у тебя в постели, ты вдруг… — голос оборвался с булькающим звуком.

Я прикрыла глаза, представляя, как длинные пальцы Дариона сжимают горло собеседника. Именно так он поступал с теми, кто смел повышать на меня голос. А повышали многие — каждый раз старалась сделать так, чтобы таких идиотов было больше. Чтобы никто не заскучал.

— Она не знает, — прозвучало так близко, что я отпрянула от двери. Уже знала. Прекрасно знала. Причем еще задолго до того, как услышала. — И не узнает. Пока я дышу.

Стеклянный осколок хрустнул под сапогом. Вейлор закашлял, его слова вырывались прерывисто:

— Ты… сам избаловал ее. Слышал новости? Люди не планируют возвращаться к себе, заселяют окраины… — Пауза. Тяжелый вздох. — Они требуют жертву. Или ты забыл, чем платишь за свою игру в…

Удар. Глухой стон. Что-то тяжелое рухнуло на пол. Я расправила несуществующие складки на платье, готовясь к своему выходу. Еще немного подождать. Совсем немного.

— Повтори, — Дарион произнес это спокойно, но воздух за дверью словно сгустился. Я знала это состояние — когда мороз покрывает кожу раньше, чем успеваешь понять, что он рядом. — Скажи, за что я плачу.

Я отшатнулась, когда дверь дрогнула под ударом. Спиной наткнулась на что-то твёрдое — горгулья на постаменте вонзилась когтями в плечо. Боль наконец прорвалась сквозь оцепенение, и я судорожно вдохнула, понимая, что не дышала все это время. Самое

интересное

, как всегда, осталось тайной.

Из кабинета донеслось шипение, громкие хрипы. Торопливые шаги, стук трости по паркету. Я скрылась за углом длинного коридора до того, как дверь распахнулась, и нарочно спокойно прошла обратно к кабинету. Никто не видел меня, я — не слышала ничего. До ужасного простой расклад.

— А вот и наша бедняжка, — просипел советник, обернувшись на стук моих каблуков. Его улыбка выглядела слишком глупо, особенно с разбитой губой. А вот моя заставила его чертыхнуться. — Что, жмут туфли? И уже побежишь жаловаться своему князьку?

Никогда не любила ссоры, пока не поняла, что для некоторых они были тем самым языком — легким для понимания и практически родным. Пожилой волк оказался именно таким, а я была в том самом настроении, чтобы нагло этим воспользоваться.

— Он отрежет тебе язык за эти слова, — я прижала ладони к груди, нарочно испуганно кивнув в сторону кабинета, и медленно приблизилась к мужчине. — Но сначала, — кончики пальцев смахнули несуществующую пыль с плеча, прядь волос, золотясь в полумраке, полыхнула искрами, — я вырву твои глаза.

Вейлор захохотал, пытаясь схватить меня за руку, но я уже потянула за металлическую ручку, стараясь изобразить обиженное выражение лица. Идеально умело, что сама почти поверила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мило. Прямо как он, — раздалось за спиной. Дрожаще. Не от злости. — Но мы-то знаем правду, да? Ты всего лишь очередная игрушка.

Вейлор скрылся в полумраке коридора, оставив после себя шлейф прогорклого запаха страха. Не посмел тронуть. Никто в здравом уме не посмел бы — я и сама

была

одним из местных чудовищ.

Дверь захлопнулась за спиной с глухим стуком. Я вдохнула глубже, впуская в лёгкие терпкий аромат разрухи — пыль, чернила и что-то металлическое, будто в воздухе висели невидимые лезвия. Совершенно случайно зацепила локтем вазу с ирисами — синие лепестки закружились в воздухе, медленно опадая в осколки.

— Я не звал слуг, — угрожающе холодно произнес мужчина, когда осколок хрустнул под моим каблуком.

— А я и не прислуга, — сама не заметила, как улыбнулась, и уже спокойно, не скрываясь, подошла к нему, обнимая за шею. Ни одного лишнего взгляда или движения —

он ведь платил

за это тоже. — Или мне стоило надеть кружевной фартук?

Его смех прозвучал хрипло. Пальцы запутались в моих волосах, будто искали там ответы на незаданные вопросы. Я позволила притянуть себя ближе, уткнувшись носом в воротник. Пахло дымом, слишком ярко и остро, словно мужчина только что вышел из самого пекла — он сжег все бумаги после ссоры.

— Если

только его

, — его губы коснулись виска, пока я с трудом сдерживалась, чтобы не поддаться его игре. Слишком тепло оказалось рядом с хладнокровным чудовищем, которые изредка притворялось прирученным. — И то — до первого взгляда, сердце мое.

— Скучал? — я попыталась отстраниться, уперевшись ладонями мужчине в грудь, но он только поднял меня на руки, прижав к себе. Раньше просто закидывал на плечо, совершенно не думая обо мне и окружающих. — Без меня тут так… тихо.

— Невыносимо тихо, — поразительно искренне, негромко. Будто скажи он это в открытую, что-то могло бы измениться. — Где была?

— Почти разбогатела, — я грустно вздохнула, поглаживая мужчину по щеке и прижимаясь ближе, когда он опустил меня на край стола. — Хотела продать твою печать какому-то индюку из Казначейства. Он обещал горы золота и стать женой его сына, когда ты меня выгонишь.

Дарион неожиданно поймал мою руку, прижавшись лбом к центру ладони, и так сильно сжал пальцы на боку, что я опасливо замолчала. После недавней ссоры он явно еще не пришел в себя: тяжело дышал, во взгляде ядовито-фиолетовых еще плескался гнев. Он очень старался скрыть то, что я не должна была знать.

Ради меня? Еще более наивный дурак, чем я.

— Зачем золото, если ты со мной? — он усмехнулся, горячим шепотом опаляя кожу предплечья, и тут же поцелуями скользя выше, к кончикам пальцев. Слишком знакомые слова. Слишком старая игра. — И это скорее

ты

вышвырнешь меня отсюда.

Осторожно убрав руку, я потянулась к его губам. Медленно, неторопливо, чтобы он замолчал, а я окончательно убедилась в правильности своего решения. Игра была не только его — нашей. И в этот момент она показалась мне пройденной

до самого конца

. Оставалось оплатить свою часть развлечения.

Скрыться в комнате оказалось просто: мужчина достаточно успокоился, чтобы под предлогом приведения дел в порядок ненадолго меня отпустить, а вполне здравая мысль покончить хотя бы с одной проблемой грела душу с невыносимой силой. И если сам князь не соврал о том, что хоть что-то можно изменить даже при зацикленности этих знойных летних дней… Я была готова на что угодно, если оно того стоило.

Кровь стекала по ребрам горячими ручьями, смешиваясь с золотым сиянием, пробивающимся сквозь разорванную плоть. Пальцы дрожали, скользя по краям раны — липко, больно, невыносимо. Но нужно было глубже. Всего на миг, чтобы больше ничего не держало. И ничего не болело.

— Это ведь… тебя… хотят, — прошептала я себе под нос, вонзая лезвие под ребра на счет “три”. Не третье три, но уверенное и нужное. Еще немного. Чуть глубже.

Найденный в княжеских покоях кинжал оказался достаточно острым, чтобы было не так больно. “Больно” вообще казалось подобием чувства. Чем-то выдуманным, далеким. И лишь немного реальным, когда сталь с тихим скрежетом уперлась в то самое желаемое.

Со стороны это наверняка выглядело жутко: кровь, хоть и не алая, но самая настоящая, испачкала постель. Я заранее позаботилась о том, чтобы не испачкать волосы, сняла платье — главный приз для Его светлости должен был быть вручен максимально торжественно.

Пальцы наткнулись на гладкую поверхность —

сердце

. Горячее, раскаленное. Даже не орган — шар, переполненный магией и глупыми надеждами. То самое, которое так много фейри хотели заполучить, чтобы увеличить силы, прожить вечно. То, которое люди так искали — целая возможность, чтобы не возвращаться в свой мир и стать частью нашего. Опутанное паутиной темной магии.

Большая редкость для всех, кроме фениксов, которые сами сжигают его, перерождаясь. И эта самая редкость — прямо в моих руках. Сверкающая, манящая и такая нужная князю, чтобы проверить очередную безумную теорию. Я облегченно вздохнула, бросая сердце в подушки, — выглядеть красиво показалось совершенно пустяковой задачей.

Он задержался — пришел так поздно, что я уже почти уснула, помяв шелковое платье. А ведь все должно было быть идеально — тот самый чернильно синий, крупные локоны в искуственном беспорядке. По столь важному поводу я даже стащила то самое дорогущее колье с аметистами. Ну как стащила — фактически я была хозяйкой всего этого вшивого места и не только его.

— Ты… — он замер в дверях, и я нарочно потянулась, раскинувшись на постели. Взгляд скользнул по приоткрытой в глубоком вырезе груди, по ленте, едва прикрывающей бедро. Именно так, как я и хотела. — Хочешь, чтобы я тебя отсюда больше не выпустил?

— А сможешь? — я улыбнулась, приподнимаясь на локтях, позволяя тонким лямкам соскользнуть с плеч, обнажая еще больше. — Я ведь даже с подарком. — Мужчина шумно выдохнул, приближаясь, — та самая лента сиротливо упала на пол от одного его резкого рывка. — Подумала, что нужно немного… разнообразия.

Я сдвинула декоративную подушку настолько небрежно, словно это не мое сердце было там, а какая-то резная фигурка. Замерла, прикусив губу, и с трудом удержалась от того, чтобы не засмеяться. Все-таки это особый день для нас обоих — нужно было быть той самой ненастоящей, чтобы вышло красиво.

— Одетт, — очередной бессильный приказ — признание его поражения. Холодные ладони впились в запястья, прижимая их над головой. — Ты могла умереть! — губы обожгли шею, зубы задели ее изгиб, царапая до крови. — Дура! Как ты…

Ругательства таяли в поцелуях, пальцы дрожали, ощупывая ребра — искал раны, которых не было.

Бедный король

не знал, что не всем нужно сердце, чтобы жить. Кому-то оно было предназначено как раз для смерти. Красивой, пламенной и возрождающей. Бессмысленной с учетом того, что ничего нового не появится.

Я прикрыла глаза, чтобы не видеть его, но Дарион никуда не планировал уходить: утянул меня к себе на колени, прижимая к груди так крепко, что ребра действительно затрещали. Мое терпение тоже.

— Ты могла умереть! — снова надтреснуто, словно он забыл все слова. Я вот

почти

забыла — его имя, голос, взгляд. Он прижал мою ладонь к своей груди, где под кожей билось что-то неровное, человеческое. — Это… Это же твое…

Полночь приближалась звенящей тишиной, но часы начали бить ровно в тот момент, когда я все-таки решилась напоследок взглянуть страху в лицо. Это бы ничего не изменило, но ведь главное —

идеально

. Торжественно. Значит, нужно улыбнуться и немного помолчать, как он любит.

На шестой удар я все испортила. Испуганно вцепилась ногтями в его рубашку.

На седьмой — позволила себя поцеловать, путаясь пальцами в его волосах.

На десятый — тихо всхлипнула, мелко подрагивая и осторожно отстраняясь.

На одиннадцатый,

предпоследний

, мой тихий шепот:

— Храните лучше, чем я, Ваша светлость.

И — двенадцать. Наконец-то.

— Чертово солнце, я… — выдохнул он, и слова рассыпались пеплом, как и все вокруг. — Никогда… Никогда больше.

Только тьма. Долгожданная, спокойная и такая желанная.

Ведь больше

никогда.

10. Я люблю, когда мои женщины оставляют следы

Один.

Потолок с трещинами в форме паучьих лап, золотые цепи на балдахине, нелепо яркий свет, пробивающийся сквозь идеально чистые витражи. Я не сразу открыла глаза снова, боясь понять, что это все сон. Впрочем, хоть что-то изменилось — я наконец осталась совсем одна и вполне довольная. Оставалось увидеть, изменилось ли что-то.

Город встретил запахом жареных каштанов и криками разносчиков. Прятаться было не от кого — кому надо, нашел бы и так, а потом пожалел бы, если бы успел. Зато наконец-то отпустило тянущее предчувствие неизбежного. Первый раз за три цикла —

настоящая

свобода. Даже воздух казался другим: густой, как вино, пропитанный дымом и человеческой суетой.

— Пять медяков за гадание, красавица! — старуха в цветастой шали схватила меня за рукав, тыча костлявым пальцем в карты. — Увидишь суженого, врагов…

— Уже вижу, — я довольно улыбнулась, сунув ей золотой браслет, и скрылась в толпе от ее удивленного взгляда

Суженый

в потрепанном плаще как раз выходил из оружейной лавки, грустно смотря на свой проржавевший кинжал. Человек, совершенно обычный, простой, понятный. Шрам на скуле. Голубые глаза.

Те самые

голубые глаза, что мелькали в обрывках памяти между долгими ночами.

— Эй, красотка! — кто-то схватил за плечо, когда я почти придумала, что делать дальше. Положением нагло воспользовался полукровка-эльф с ярким ароматом перегара. — Ты откуда, еще и в шелках? Сбежала от мужа?

Изобразить скромную и невинную было просто, но неинтересно. Я улыбнулась, позволяя глазам вспыхнуть золотом, и сама шагнула к нежданному кавалеру поближе. Он только довольно усмехнулся, оценивая добычу.

— От очень богатого и уже мертвого, — отозвалась мягко, скидывая с плеча чужую руку и довольно щурясь. — Ищу нового. Повыносливее. Посоветуешь?

Незнакомец шумно сглотнул, бурча что-то про ненормальную девицу, и я почти расстроилась — слишком просто.

Нужный мне человек обнаружился совсем рядом — стоял у прилавка с яблоками, перекидываясь шутками с продавцом. Человек нашел человека. Удивительно, но с виду они даже не выдавали своей неприязни. Торговец наверняка хотел денег, а вот

суженый

… Был просто тем, кто ничего не знал об Ином мире и его обитателях. И даже о своих соплеменниках в нем.

— Вы… — он застыл, когда я остановилась рядом, и взглянул так восхищенно, что ничего внутри не екнуло. Нечему. И незачем. — …похожи на ту, что мне снилась. Мы встречались?

— В прошлой жизни, — ложь родилась сама. Я улыбнулась так, как многоуважаемый

правитель

не любил — идеально наигранно. — Вы обещали меня угостить. Еще не поздно.

Он рассмеялся — звонко, по-детски, и протянул румяный плод.

— Тогда возьмите долг, — он замер, когда мои пальцы коснулись его ладони, но взгляд не отвел. Изучал. — Я — Арон.

Человек

. Настоящий, тёплый, без привкуса магии. Когда-то давно он был мне вполне симпатичен — слишком давно, чтобы это было правдой. Слишком давно, чтобы я сама нашла его и решила добровольно помочь. Исключительно от скуки и своего прекрасного характера.

Он кивнул куда-то в сторону садов, и я молча последовала за ним. Яблоко оказалось приторно сладким, а взгляд человека — знакомо влюбленным. Я старательно делала вид, что ничего не замечаю, а он скромно молчал. Это

мы

уже проходили — на следующий день он должен был встретить свою блаженную, а я спокойно жить дальше. Точнее, в этот раз спокойно.

Просто, понятно и предсказуемо.

К вечеру в небольшой комнате постоялого двора в тусклом свете свечей человек внимательно смотрел на карту, по которой я лениво водила ногтем. Он слушал так внимательно, что это показалось забавным. Он явно пробыл в нашем скромном нечеловеческом не меньше года, судя по его рассказам, но я оказалась первой, кто смог рассказать ему что-то важное.

— Не советую соваться к

проклятым

, — я нарочно понизила голос, отчего человек подался ближе. Его дыхание опалило мне висок, щеки заметно раскраснелись не только от выпитого.

Мальчишка.

— Оборотни злые, прекрасный господин, и загрызут вас, если косо посмотрите на их уши. Драугры… Слишком скучные и чопорные. А вампиры, — несдержанно фыркнула, заправив за ухо золотую прядь, упавшую на пергамент, — сожрут все, что движется. А что не движется…

Голубоглазый улыбнулся, мимолетно погладив меня по щеке, и я тихо засмеялась. Неужели он когда-то мне

нравился

? Простой как медяк, наивно-добрый, этот взгляд из разряда “я буду джентльменом для прекрасной дамы”. Наверное, я и сама была такой когда-то давно. Так давно, что забыла.

— А вот тут, — я оперлась локтями о стол, игнорируя очередной взгляд, — та самая обитель. Духи, возможно, кто-то из

стихийных

. — Человек непонимающе уставился на меня — на секунду полыхнула ярость.

Не тот.

Уже давно не тот. — Дриады, милый путник. Водяные, сирены, русалки. Там ведь Священный лес, куда людям путь… заказан. Кроме вас.

— Источник тоже? — он наклонился, и в голубых глазах отразились языки пламени свечи. — Вы действительно можете провести меня туда? Даже без разрешения…

Я кивнуло до того, как он договорил, и провела ногтем по береговой линии. Море с запада омывало те самые берега с золотистым песком и давними воспоминаниями.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Если вы переживете дорогу, — наигранно безразлично пожала плечами, проводя ладонью над тонким пламенем. Оно послушно потянулось ко мне, лизнув ладонь. — И не будете лезть в дела

благих

. Эльфы не любят, когда в их святыне кто-то есть. А феи кусаются.

— Вы все равно их всех приручите, — он улыбнулся, и я внезапно поняла, почему люди верят в ангелов. Ни капли расчета и сплошное доверие. — Говорят, фейри умеют…

— Она умеет куда

больше

, — голос прозвучал у самого уха, заставив меня вздрогнуть. Ифрит облокотился о наш стол, поджигая край карты и загораживая меня от человека. — Я скучал, красавица. Все бессонные ночи стоило того, чтобы ты пришла сама.

Ифрит выглядел как всегда самоуверенно

прекрасно

. Горящий взгляд, ярко-алые волосы в совершенно беспорядке, словно он только встал из постели, а не пришел откуда-то… Точно питейного. И определенно с наличием женщин — противный аромат духов от его одежды заставил резко подскочить.

— Успокойся, малец, — недовольно бросил он, заметив, что человек настороженно потянулся к оружию. — Это ее я искал, — мужчина погладил меня по ушибленному бедру, прижимаясь со спины. Сопротивляться резко расхотелось, но и того невыносимого притяжения…

Не было

. — Та самая прекрасная звезда, которая тебе точно не по зубам. Да и со мной… Кусается.

В ответ на мой недовольный взгляд ифрит просто пожал плечами, словно заранее все знал, а я потянулась к ножу для фруктов, пока про меня на мгновение забыли. Человек смущенно доказывал, что ничего

такого

даже не планировал, отвлекая мужчину за спиной, и я тут же вонзила тонкое лезвие ему в ладонь, пригвоздив к столу.

— Только если прекрасный господин распускает руки.

Ифрит рассмеялся, выдернув клинок — рана затянулась, не оставив и следа, а вот на мне следы остались. Он легко подхватил меня на руки, сжимая пальцы на бедрах так сильно, что его огонь золотыми змейками пополз по коже. Старинные руны, золотые птицы, следы его пальцев — картины сменялись одна за другой.

— Просто

моя

госпожа слишком соблазнительная, — поцелуй обжег висок, и человек смущенно опустил взгляд. — Сокровище забираю, малец. До утра, — я обиженно уставилась на ифрита, на что тот только улыбнулся. Нагло, довольно. Очень красиво. Жаркое дыхание обожгло чувствительную кожу за ухом. — И навсегда, кроха.

Соседняя комната оказалась приличнее, чем та, где мы были с человеком. Кремовые стены, мягкая кровать, даже вид из окна открывался на огромный сад, а не стену здания напротив. Но

самым прекрасным

было то, что я осталась одна. Назойливый ифрит исчез практически сразу же, как я начала возмущаться.

Долгожданная тишина встретила как старый друг — окутала спокойствием и ничего не просила. Я долго отмокала в горячей воде, ленивой кошкой валялась на кровати, и не сильно удивилась, когда дверь открылась без стука. Ароматы пряностей и чего-то сладкого тут же заполнили все вокруг в то же мгновение, а я внезапно поняла, что совсем не против его компании. Терять было нечего. В прямом смысле нечего. Осталось просто тело и врожденная вредность.

Янтарный взгляд впился в меня в ту же минуту, как я поднялась, лениво потягиваясь и совершенно не стесняясь пристального внимания. Ифрит замер на пороге, а после захлопнул несчастную дверь так резко, что дрогнула скромная люстра. В руках — глиняная миска с дымящимися финиками и бутылка вина, в глазах — яркий огонь, способный сжечь.

— Подумал, что ты захочешь что-нибудь, — мужчина шумно выдохнул, на мгновение прикрыв глаза ладонью. — Но, кажется, голоден тут я, йа нур.

Он опустился на край кровати, и я ловко выцепила вино, делая большой глоток прямо из горла под тихий смех мужчины. Наверняка ждал чего-то другого, но только качнул головой. Весь его вид говорил о том, что ифрит явно пришел не просто так — поиздеваться? Не дать мне общаться с человеком дальше?

— Если господин решил…

— Кусай, моя маленькая, — финик коснулся губ, липкий от мёда и чужого взгляда. Пламя в янтарных глазах вспыхнуло ярче, и я послушно откусила сладкую мякоть, совершенно не обращая внимания на то, как золотистая капля упала на ключицы и медленно поползла вниз. Только мстительно прикусила его пальцы. — Я люблю, когда мои женщины оставляют следы.

Бутылка звякнула о паркет, и я резко подалась ближе к мужчине, притворно обиженно щурясь. Значит, поиздеваться.

— Какой занятой господин, — вздохнула так грустно, как только могла, и нарочно ласково пригладила взъерошенные волосы ифрита. Рыжие пряди на миг заискрились. Почти как мои. — И после всех этих несчастных вы нашли время на меня?

Он поймал мою кисть, прижимая ладонь к своим губам. Смотрел так внимательно, будто пытался понять, игра ли это. Хотя скорее просто придумывал очередную красивую ложь.

— Других нет, — непривычно серьезно, уверенно. Наверняка тренировался на своих нежных поклонницах. Я невольно закусила губу, чтобы не выдать себя. — До тебя — никого. После тебя — никого. Даже если ты вечно будешь звать господином.

— Врете! Прямо в глаза! — я вырвала ладонь, скрестив руки на груди. Даже сама поверила, что обиделась, и немного расстроилась — помогло выпитое за ужином вино в большом количестве. — Пахнете женскими духами…

Элиас рассмеялся, перехватывая мой подбородок. Большой палец провел по моей нижней губе, размазывая остатки меда. Тело отреагировало мгновенно: чужой огонь проник под кожу, разгоняя кровь, низ живота наполнился тягучей тяжестью. Я скользнула кончиком языка по подушечке пальца исключительно из вредности —

пусть мучается

. Пусть терпит то же, что

и я.

— Потому что искал

тебя

, — жаркий шепот опалил губы через мгновение, а горячие ладони прошлись по спине, расстегивая застежку лифа. Кружево скользнуло вниз под пламенным взглядом. — Ты же чувствуешь это, кроха — прошептал он, не отрываясь. Глаза горели как угли, все сильнее напоминая мои. — Постоянно снишься мне, затмеваешь…

Глупая шутка судьбы

. И он, и я. И…

Слёзы упали на его руку раньше, чем я хоть что-то поняла. Мужчина замер, я равнодушно протерла глаза от дурацкой воды. Выпила, доверилась магии, сама знала, во что вляпаюсь. И вляпалась — болото затягивало, близость

пары

— еще хуже. Я фыркнула, падая в подушки, и небрежно махнула рукой, словно ничего не случилось.

— Господин… — протянула лениво, поманив мужчину к себе.

— Госпожа, — жаркий шепот прямо в кожу, в поцелуй. Чуть выше ключиц, где кожа тут же загорелась. — Моя сладкая, — язык скользнул между грудей, собирая застывшую каплю меда и тут же переключаясь на соски, по очереди заставляя каждый заныть от еще большего желания, — моя прекрасная

госпожа

.

Я впилась ногтями мужчине в плечи, едва сдерживая стон. Тело горело от каждого нового касания, плавилось, когда тихий смех жаркой волной прокатился по коже, заставив мелко задрожать от предвкушения. Предавало хозяйку, желая полностью забыться.

— Господин... — голос прозвучал чужим, сдавленным, и потонул в нетерпеливом поцелуе, когда мужчина навис сверху. — Пожалуйста, больше…

Широкие ладони по-хозяйски заскользили по бедрам, раздвигая их и стягивая остатки белья. Губы опускались ниже, оставляя золотые ожоги на ребрах, животе, напряженно подрагивающих предплечьях. Я вскрикнула, когда мужчина довольно усмехнулся, опаляя дыханием влажные складки.

— Элиас, красавица, — поправил он, не отрываясь, но взгляд горел по-хищному ярко. — Или я остановлюсь.

Проклятый шантажист.

— Эли... — не договорила. Всхлипнула, нетерпеливо приподнимая бедра и сжала в изголовье кровати белоснежную простыню, опаленную искрами.

Телу легко. Тепло. Выжигающе жарко.

Сначала — медленно и широко, от истекающего смазкой входа и постепенно выше. Туда, где все уже покалывает от желания и распирает от прилившей крови. Кругами, отчего я кусаю губы в безуспешной попытке подавить очередной стон. Затем — чуть сильнее. Языком по клитору, изнывающему от чужих касаний и собственного возбуждения — заставляя выгибаться от каждого касания.

— Видишь, — прошептал он, отрываясь

так не вовремя

. Взгляд — вызов, насмешка, голод. Огонь, к которому тянет так сильно, что я была готова почти умолять. — Ты помнишь меня, — Элиас усмехнулся, опуская тяжелую ладонь на внутреннюю сторону бедра с ощутимым шлепком. Достаточно больно, чтобы я послушно развела бедра шире. Так, чтобы я

действительно

умоляла. — И больше не забудешь.

— Войди... — все оскорбления вылетели, слова последовали туда же. Даже закрывая глаза я все еще четко видела довольный взгляд янтарных глаз. И дикое желание, полностью идентичное моему. — Элиас, я…

— Нет, — тут же отозвался мужчина, удерживая меня на месте. — Сегодня — только ты.

— Эгоист, — зарычала, кусая нижнюю губу, и голос сорвался в протяжный стон, когда язык скользнул внутрь, тут же сменяясь пальцами.

Они с влажным хлюпаньем огладили чувствительные стенки, прижались к передней, медленно растирая до мелкой дрожи. Слишком неторопливо, почти ласково, отчего легкий удар языком по налившемуся клитору показался чем-то слишком долгожданным. Ногти соскользнули с простыни, царапнув собственную ладонь, и тело послушно выгнулось от горячего касания. Просто химия. Просто обмен энергией. Просто магия.

Просто этот чертов… Элиас был прав.

Помнила

.

Стук крови в висках оглушил, когда я упала спиной на смятую постель и тут же оказалась в руках мужчины. Он улыбнулся, утянув меня к себе под бок, и рука скользнула между моих бёдер снова.

— Ты дрожишь, — я шумно выдохнула, вцепившись до крови в его предплечье — пальцы внутри двигались все так же медленно. — Здесь... — большой раскрыл влажные складки, неторопливо их раздвигая, — ...и здесь, — поцелуй обжег покусанные губы, наполняя тело новой волной тепла.

— Не...

— Знаю, — он ускорил движения, другой рукой придерживая меня за поясницу. Тяжело, властно, горячо настолько, что в следующую секунду перед глазами действительно вспыхнули звезды.

Та самая магия. Даже отчасти моя.

— Ещё? — приглушенно спросил мужчина, когда я наконец смогла открыть глаза. И слегка отстраниться, перекатившись на спину.

Сбитое дыхание было слишком шумным в наступившей тишине — только стук чужого сердца рядом пытался с ним соперничать.

— Доволен, извращенец? — я мстительно ткнула ифрита локтем в бок. Он рассмеялся, выловив мою ладонь, и сжал ее так крепко, что последние силы сопротивляться пропали.

— Это был первый акт, красавица, — мужчина лег ближе ко мне, небрежно махнув рукой, и свечи погасли, оставив только сияние его глаз. И бесконечно завораживающие руны на груди. — А сейчас спи.

— Ты... не закончил, — не узнала свой голос — хриплый, обиженный. Я прижалась к горячему телу так близко, что собственное уже совсем не противилось — искало тепла. Чужого, стирающего все.

— Завтра, — рассмеялся он, и последнее, что помнила — его рука, рисующая круги на спине, и мягкий шепот:

— Спи, моя девочка. Я согрею.

11. Горжусь вами, господин

Два.

Рассвет за окном был слишком ярок для похмелья. Солнечные лучи, словно золотые иглы, впивались в веки, заставляя морщиться от боли, которая пульсировала не только в висках, но и где-то под рёбрами — будто кто-то заполнил пустоту внутри раскаленным углем. Вчера было

проще

: человек подливал вино, я смеялась над его историями, а вот дальше…

Что-то было не так. Чужое присутствие выдавало буквально все: низ живота ныл приятной тяжестью, о продолжении общения кричала смятая кровать, аромат чего-то жгуче-пряного обещал нечто пугающее. Шум воды в ванной, хриплый голос, наполненный каким-то запредельным довольством.

— …аштар венн’ор, йа нур*… — доносилось сквозь дверь. Поняла сразу — не человек.

Я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Йа нур. “О свет”. Ифрит пел о свете? Иронично для существа из преисподней. Нелепо. Невыносимо.

Прекрасно.

Ванная распахнулась прежде, чем я успела натянуть хотя бы простыню. Застыла, как была, и больше не смогла отвести взгляд от мужчины, затаив дыхание. Он нарочно замер, опершись о косяк, и я поняла — этот позерский жест отрепетирован перед зеркалом. Вот только мысли были совсем о другом.

Высоком, жарком.

Моем

— подсказала собственная магия. Чертова предательница перед лицом…

Стало не до лица, когда я взглянула на него вновь сквозь опущенные ресницы. Влажные рыжие пряди падали на плечи ручьями расплавленной меди — длиннее, чем вчера, и ярче. Капли воды скатывались по рельефному прессу, исчезая в линии бедер, обтянутых белым полотенцем. Так низко, что невольно захотелось…

Мужчина улыбнулся, когда я поспешно прикрыла глаза, пытаясь притвориться спящей. Чувствовала, что он все знает, и от этого боялась еще больше. Да и как

боялась

— почти ждала.

— Проснись, красавица. Утро слишком прекрасно, чтобы спать, — горячие пальцы коснулись виска, отодвигая прядь волос. Я притворно застонала, зарываясь лицом в подушку, но он только рассмеялся. — Или тебе нравится, когда я бужу вот так?

Его ладонь скользнула ниже, обжигая кожу на пояснице, затем — на бедре, где уже послушно проступали золотые узоры. Те самые, оставленные им прошлой ночью. Тело предательски выгнулось навстречу прикосновению, прежде чем я успела себя остановить. Тепло,

то самое.

— Отстань, — буркнула в подушку, сжимая веки сильнее. Голова гудела — то ли от вчерашнего вина, то ли от его магии. — Уходи.

— Твой приказ,

моя госпожа

? — он шумно вздохнул, но пальцы не убрал. Наоборот — поцелуи прошлись вдоль линии позвоночника. Все ниже, медленнее. — Жаль, тогда не услышу, как ты умоляешь продолжить, войти в тебя… — голос стал более искушающим, как поцелуй у самого края поясницы. — А дальше — не останавливаться…

Я напряженно молчала, стараясь не двигаться. Не чувствовать его касаний, не реагировать на эту провокацию.

Все просто

: вдохнуть глубже, затем — медленный выдох, повторить несколько раз, пока не поверишь, чтобы через минуту резко подскочить, отчаянно пытаясь скрыться от очередного прикосновения.

— Ты воспользовался мной! — вырвалось само и совсем не к месту. Ярость внутри всколыхнулась знакомо обжигающе — собственное пламя явно было против сопротивления, но упрямее все равно была я сама. — Я была пьяна, а ты…

Он замер, сев на край постели. Как статуя — опасный, красивый, готовый в любую секунду уничтожить все вокруг, включая меня. Потом рассмеялся — низко, беззвучно, но глаза выдавали все. Злость. Моя, его. Дикая и поразительно сильная. И мои отметины на нем — плечи, руки, — все исцарапано в кровь. Оставил специально.

—

Ты

требовала продолжения.

Ты

умоляла. — Элиас скинул полотенце, не стесняясь наготы, и начал натягивать штаны. Руки дрожали — едва заметно, но я поймала этот жест. — Или

тебе

нужно, чтобы я извинился за то, что не дал тебе сбежать к этому… смертному?

Слово «смертный» прозвучало с такой ядовитой нежностью, что я невольно сглотнула. Он подошёл вплотную, обдавая жаром и за лодыжку притягивая меня ближе. Пальцы впились в кожу так сильно, что прожгли бы до кости, если бы я не была высшей.

— Ты… — возмущенно начала я, но он перебил поцелуем — жёстким, обжигающим, с привкусом пепла и странной горечи. Словно пожалел о содеянном.

— Ты злишься, потому что я не стал тебя трахать, — прошептал он в губы, нехотя отстраняясь. Тяжелое дыхание обжигало, но вздрогнуть заставил пронизывающий холод, когда мужчина отстранился. — Потому что я заставил тебя чувствовать. Потому что ты до сих пор дрожишь, когда я…

Я резко села, не дав ему договорить — звук пощёчины разорвал повисшую тишину поразительно звонко. Раньше бы испугалась, но отсутствие сердца давало преимущества: нет боли, нет страха, разве что инстинкты более древние, чем мир. А вот в его глазах читалось такое изумление, будто я ударила его в самое сердце.

— Доволен? Воспользовался покупкой? — зашипела, поднимаясь и даже не думая прикрываться. Пламя в волосах полыхало все сильнее с каждой секундой, как и обида. Глупая, совершенно дурацкая. —

Горжусь

вами, господин.

Мужчина больше не смотрел на меня, спешно натягивая рубашку. Ругался на своем древнем наречии, не с первого раза застегивал пуговицы, нервно чертыхаясь.

— Одевайся, — его голос прозвучал обреченно и холодно. Ифрит кивнул на стопку вещей на столе у окна, мастерски избегая смотреть на меня. — Через полчаса уходим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я никуда с тобой…

— Не со мной, — он усмехнулся, останавливаясь у выхода. Не обернулся, не начал привычно заигрывать. Замер, словно хотел сказать что-то иное. —

Мы

ведем щенка к источнику.

Переход через храм напрямую казался самым простым путем, тем более по нему когда-то давно я и вела того же самого человека. Вот только эту идею отвергли сразу: ифрит заявил, что так меня сразу найдут, что не входило в его планы, а человек не смог отказать. Обсуждение закончилось, так и не начавшись, а меня просто перекинули через плечо, грубо шлепнув по ягодице.

В храме перехода мои возмущения также никто не стал слушать — ифрит просто докинул в чашу еще несколько кристаллов, обозначив мое несчастное тело грузом. Ценным, как потом сам добавил. Но стал обращаться действительно бережнее, когда пейзаж вокруг изменился. Ничего особенно — скромный и одновременно роскошный эльфийский город, спрятанный в ущелье. Человек выдвинулся первым, восхищенно оглядываясь.

Милый мальчишка

.

Лунный мост, ведущий к населенной части леса, трещал под ногами, как кости старика. Я нарочно шла последней, наблюдая, как Арон нервно теребит рукоять меча, а ифрит рассказывает ему правила в десятый раз. Не принимать из чужих рук пищу, напитки, не соваться в одиночку в темные переулки. Не плутать в лесу. Лично я бы добавила еще одно — не связываться с подозрительными личностями. И в особенности огненными.

— Ты уверена, что это безопасно? — Арон обернулся, и я поймала его взгляд — голубой, чистый, человеческий. Слишком человеческий. Даже позволила ему взять себя за руку на мгновение. — Это ведь лес, а ты…

Элиас вклинился между нами, бросив руку мне на плечо. Кончики пальцев скользнули по изгибу шеи, плавно поднимаясь выше и опаляя кожу жаром — отмечал территорию своей магией, рисуя что-то непонятное.

— Альтернатива — пройти через болота, где наш

милостивый

правитель сожрет тебя, — он щелкнул языком, поджигая пролетавшую стрекозу и насмешливо смотря на испуганного человека. — Пожалей хотя бы красавицу. Разве она заслужила смерть?

Я стряхнула его руку, ускорив шаг и не желая слушать дальнейший бред. Красавица прекрасно пережила бы и смерть, и обоих спутников, и правителя. Вообще что угодно — чисто из собственного упрямства и желания доказать себе, что она не такая слабая. И никогда такой не была.

Каждый шаг заставлял кожу зудеть, будто тысячи невидимых глаз следили за нами, а стук каблуков скорее начинал раздражать, нарочно привлекая внимание того что скрывалось вокруг. Ветви деревьев по сторонам шевелились подозрительно неестественно, листья шептались на забытом языке, но нечто более сознательное боялось. Оно следило сотней светящихся глаз, но отступало, стоило взглянуть в ответ.

— Не отставай, кроха, — Элиас погладил меня по волосам, дернув за длинную прядь, когда я замедлилась у резной колонны. На ней цвели ночные орхидеи, пахнущие самой

тьмой

. — Здесь любят красть красивых дурочек.

— А вам-то что, господин? — буркнула я, но невольно прижалась к нему, когда тень скользнула по мосту. —

Не-на-ви-жу.

Он рассмеялся, обняв за талию, и повел вперед, иногда оглядываясь на человека. Жар чужого тела отгонял не только холод, но и моего милого путника, который то и дело краснел, не осмеливаясь подойти до самого входа в город.

— Ты — с ним, — мужчина подтолкнул меня в спину в сторону зазевавшегося Арона и на мгновение в его взгляде мелькнуло нечто новое. — Пока я найду, где переждать пару часов, — его взгляд скользнул к человеку, который уже протянул мне свою ладонь, — развлекайтесь. Аккуратнее с местными деликатесами, малец. Упустишь мою звезду — будешь искать сам.

Местный страж улыбнулся, заметив мой пристальный взгляд и отсутствие мужчины рядом, и я почти ускользнула от человека в надежде скрасить время в новой компании. Вполне себе симпатичной и многообещающей. Вот только мой милый голубоглазый путник воспринял инструкцию слишком буквально — сжал мою ладонь в своей, влажной и слегка дрожащей, и повел в толпу.

— Смотри! — он кивнул в сторону витрины, где стеклянные шары загадочно серебрились мирами внутри. Горы, лесы, озера — и восхищенный человеческий взгляд в отражении каждого. — Как они...

— Вкладывают

душу

в каждую безделушку, — я улыбнулась, прижавшись грудью к спине Арона, который напрягся, но не отстранился. — Чаще всего человеческую, — продавец-эльф с рогами оленя недобро уставился на меня, но клиент все понял и понятливо мне кивнул. Вздрогнул только точь в точь как испуганный заяц. — Это не для вас, прекрасный господин. Пойдём.

С очередной арки я сорвала цветок, таинственно мерцающий даже при свете дня, и уже искала, где бы спрятаться от всеобщего празднования, но человек отвлек. Арон что-то говорил о пугающих глазах некоторых эльфов — белесых и жадных, но его голос тонул в гомоне и чужом смехе. Даже не стала отмахиваться — конечно, милый путник привлекал слишком много внимания для хищных существ, которых останавливало разве что

мое

присутствие. Вот только это пугало уже меня.

— Может... — он внезапно вышел вперед, загораживая мне путь. В глазах — безоблачное небо, поражающее простотой. Кивнул в сторону небольшой площади, где танцевали пары. — Давай тоже?

— Правда? — я нарочно подалась ближе, тихо рассмеявшись, и скромно опустила взгляд, когда мальчишка кивнул. Наверняка его фея делала почти также — мило, невинно, без всякого дурного умысла. — А вы научите?

Его губы дрогнули, вопрос утонул в реве толпы, а я уже оказалась в чужих объятиях. Чертов высший прижал меня к себе так крепко, будто боялся поверить, что я не ушла. Я бы скорее боялась любопытных взглядов толпы. Слишком уж воодушевленными они казались на нечто более мрачное, чем простое празднование. Особенно стражи, пожирающие глазами нашу компанию.

— Планы меняются. Местный лорд хотел увидеть нашего смельчака, — ифрит прижался губами к моему виску, и прикрыл глаза, жадно вдыхая. Я почти возмутилась, но в какой-то момент с удивлением поняла — он просто спрятал меня от лишнего внимания. — А ты моя на пару часов.

— Это будет безумно дорого, господин, — я тихо рассмеялась под непонимающий взгляд Арона, но тот, для кого было предназначено, все понял.

— Но нам ведь в… — удивленно обернулся человек, когда широкая ладонь устроилась у меня на бедре. Там, где разрез легкой юбки обнажал больше, чем было прилично.

— Не заставляй ждать, — мужчина только рассмеялся, когда я, закусив губу, пихнула его в бок. — До перехода пара часов. И это твоя вина, малец. Ты ведь у нас см… — он замолк, заметив мой недовольный взгляд, и знакомый огонь пробежал по коже словно утешая, — человек.

Время тянулось бесконечно. Смешно, учитывая мое бедственное положение, но я впервые хотела, чтобы быстрее наступила ночь, затем — еще одна. Я бы проверила моих несчастных доходяг: наивную жертву вора, наглого торговца мясом и запретными ядами. Проснулась бы в той самой постели и долго любовалась бы на витражное окно.

У очередного прилавка с зеркалами я невольно замерла, заставив мужчину напрячься. Он по ужасно вредной привычке устроил ладони у меня на талии, закрывая от толпы, но только сам попал в ловушку похуже. В зеркалах отразилась незнакомка — те же золотые глаза, вот только волосы…

Чужие.

Как и узор на шее, противно переливающийся магией.

Чужой

.

Снова

чужой.

— Ты?! — я задохнулась от возмущения, вырываясь из объятий, и впилась ногтями в ладонь. Легкая боль не отрезвила, но уняла непрошенную дрожь. — Ты… ты что, отметил меня как скотину?!

Он рассмеялся, увлекая меня подальше от любопытных взглядов в узкий переулок. Прислонился к стене, пока я беспокойно металась вокруг, и улыбался. Ярко и издевательски довольно. Руки скрещены на груди, выражение лица — торжествующе-нежное, как будто он получил ценный приз в соревновании на тупость и безумно ему рад.

— Это защита, глупышка, — мужчина щелкнул пальцами, и на его запястье вспыхнула идентичная метка. — Теперь тебя не найдут твои воздыхатели. А волосы… — он поймал прядь, поднес к губам. Картинно. Глупо. — Цвет подходит больше. Как кровь на снегу.

Рука сама потянулась к отметине: сначала — едва ощутимо, подушечками пальцев, чтобы убедиться, что это просто привиделось. Затем — ногтями, медленно, до тупой саднящей боли в попытке стереть как краску. В висках пульсировало от подступающего ужаса, а автор этого ужасного творения просто замер. Молчал, напряженно следил за тем, как я бледнею все больше.

И снова молчал

.

— Но вы ведь уже здесь, господин — я подалась ближе, стараясь изо всех сил не сорваться. Заученно улыбнулась, заглядывая в янтарные глаза. — Значит, никто больше… — Впервые за всё время я увидела в его глазах страх. Человеческий.

— Это временно, — его голос прозвучал глухо, но крайне решительно. Горячая ладонь опустилась мне на лопатки, несмело поглаживая и привлекая ближе. — Ты же можешь немного побыть послушной, звезда моя?

Отшатнулась в то же мгновение, грубо скинув чужую руку и нарочно опалила рукав рубашки. Я закусила губу, едва сдерживаясь, чтобы не поджечь его заживо прямо здесь, но глаза уже застилали предательские слезы. Словно у меня хотели забрать все немногое, что осталось. Даже временно, даже ради мнимой защиты…

Сейчас ты заткнешься.

Будешь вести себя идеально.

Ты мне должна.

— Молчать, улыбаться и не быть собой? — вырвалось еще до того, как я осознала, что все еще помню те дурацкие слова. Мужчина даже почти перестал дышать — в глазах полыхнул гнев, причину которого я не поняла. И не хотела.

Еще один. Просто еще один.

Вдох, выдох, отвлечься на шум улиц. Просто…

Ничерта не просто.

— Не… не заслуживаю этого, — шепот вышел сбивчивым и тихим на фоне музыки и уличных гуляний. — Я не хочу. Пожалуйста, — мужчина медленно приблизился, его ладонь уже скользнула по волосам, разбирая спутанные вишневые пряди.

Не мои

. — Сотри. Сейчас. Я не…

— А я не заслужил тебя, — серьезно, слишком близко. Ифрит склонился, прижимаясь лбом к моему и устало прикрыл глаза. А я не могла оторвать взгляд от его ресниц. Красивый предатель.

— Потому что…

— Потому что я твой, — на мгновение его губы коснулись моих, заставив дернуться от испуга. Я уже занесла руку, чтобы ударить его, но мужчина уже отстранился, не спуская с меня взгляд. — Умирать не собираюсь, даже если попросишь. Терпи, кроха.

Человек застал нас у фонтана. Чертов высший дремал, уложив голову мне на бедра, а я мысленно продолжала упрекать его за самоуправство, которое не могла изменить. С пальцев срывались искры, когда я мстительно тянула короткие алые пряди — мужчина улыбался, но просыпаться не планировал.

— Можем отправляться? — человек понятливо понизил голос, когда я предупреждающе приложила палец к своим губам.

— Да, — прошептала я, кивая в сторону небольшой таверны с многообещающей вывеской в виде феи. Еда, напитки, увеселения… Самое то для нашего милого путника. — Скоро. Иди поешь, пока он…

Арон кивнул, не понимая, что произошло в его отсутствие, и послушно подчинился. Я смотрела ему вслед так долго, что сама перестала понимать, почему еще не ушла. Устала сбегать? Притворилась послушной?

Мужчина во сне застонал, и я положила ладонь ему на плечо, невесомо поглаживая. Очередной дурак.

*

В пламени ночи ты — мой свет

12. Семь лет и один рассвет до твоего пути домой

Лесной воздух обжигал легкие самой настоящей безнадегой — целая чаща хищных растений, нарочно ровная дорога, то и дело путающая на поворотах. Идеальный вид, поражающий кровожадностью. Каждый шаг по скрипучему мху отдавался в висках тупой болью, будто деревья шептали проклятия вслед. Все чаще ловила себя на мысли, что

будто

было далеко не будто. Всех манил милый человеческий путник.

Компания для прогулки тоже — не восторг. Арон медленно шёл впереди, наивно насвистывая и уже обливаясь потом, а я ловила себя на том, что считаю трещины на его походном рюкзаке. Тридцать семь. Тридцать восемь. И в сотый раз разодрать в кровь отметину на шее в бесплотной попытке ее содрать.

Ифрит шёл сзади. Знала, не оборачиваясь — кожу обжигало от его пристального взгляда, но он держал дистанцию ровно в семь шагов — отследила в первый же час пути. Семь шагов между его желанием приблизиться и страхом сделать лишнее движение. И целая бесконечность до мнимой свободы.

“

Не оборачивайся

”, — приказала себе, когда ветка хлестнула по щиколотке. Но тело ослушалось — совсем не так, как в нашу первую встречу. Я наконец осмелилась хотя бы раз посмотреть на него вопреки собственной обиде. Даже после того, как тот опустошил несколько сокровищниц, чтобы… Купить, наверное. Покупали все — а этот даже воспользовался.

— Устал, милый? — я догнала человека, коснувшись его локтя. Он вздрогнул, будто ждал какое-то чудовище, и кивнул, смущенно опуская взгляд. — Хочешь сделать привал?

— Нет, я… — он кашлянул, поправляя рюкзак. — Просто нога затекла.

Врунишка. Такого и волки загрызут, не то что эльфы с их ужасными обычаями. Его руки дрожали, а воротник рубахи промок от пота. Но я сделала вид, что поверила, и подошла к мужчине, который замер у поворота тропы, старательно делая вид, что ничего не видел.

— Прекрасный господин! — позвала я сладким голосом, нарочно растягивая слова. Так, чтобы разозлить. — Наш путник умирает от вашей спешки. Неужели вы хотите, чтобы он испустил дух прямо здесь?

Не отказал. Грубо подтолкнул человека в сторону нужного поворота, проводил взглядом меня, и слишком красноречиво промолчал, когда я замедлилась, дожидаясь его. Мужчина казался напряженным — словно боялся нарушить то хрупкое равновесие, которое я великодушно предпочла соблюдать.

Ночь опустилась внезапно, но уверенно, покрыв все долгожданной тьмой и прохладой. Арон храпел под деревом, а мы молчали, стараясь не пересекаться даже взглядами. Ифрит подкидывал в костер ветки, ломая их с громким хрустом, я уныло смотрела на пламя костра, которое рвалось ввысь с отчаянием пойманной птицы.

— Вы слишком тихий, — я перевернулась на спину, лениво накручивая на палец прядь волос не в силах оторвать от нее взгляд. Даже если я и не хотела этого признавать, с новым цветом вышло и правда красиво. В его духе. — Или я перестала нравиться?

Он не ответил. Только бросил жаркий взгляд, как в прошлую ночь. Кровь ударила в виски, воспоминания охотно предстали перед глазами: его губы на внутренней стороне бедра, пальцы, впивающиеся в бёдра. Он не закончил тогда. Намеренно.

— Раньше ты не стеснялся брать то, что хочешь, — голос прозвучал грустно, но я уже потянулась к застежке на коротком топе, нарочно медленно распутывая ленты под пристальным взглядом. — Или, может, разлюбил?

— Прекрати.

— Не переживайте, господин, я не обижусь, — улыбнуться не вышло, и я впервые за вечер испугалась. Не его — себя. Потому что знала, что следующая фраза будет последней каплей. — Сердца больше нет, а значит, вы мне его не разобьете.

Он просто усмехнулся, отводя взгляд. Вот только я успела заметить, как в немом шепоте дрогнули губы, и сразу же все поняла. Знал. С самого начала все знал.

— Ты думаешь, это смешно? — он заговорил негромко, но каждое слово прожигало воздух с невероятной яростью. — Играешь с чужими судьбами, а когда дело касается

твоей

— бежишь. Прячешься за теми, кого не любишь, как…

Костёр вздрогнул, осветив моё лицо, и мужчина замолк. Помрачнел в считанные секунды, поняв, что сболтнул лишнего и испортил своей образ беззаботного влюбленного дурака. Резко расхотелось продолжать игру в перемирие.

— А ты у нас святой! — обида в голосе проскользнула слишком остро, и я резко подскочила, нервно одергивая юбку. — Ставишь… клеймо, — я потупила взгляд, неловко запнувшись, — не спросив разрешения! Получил новое имя в свой список? — Ткань предупреждающе треснула. Я сжала ее еще сильнее. — Ах да, мое ты даже не спросил!

Когда человек заворочался, я затихла. Не ради него и не ради себя — горло сдавило так сильно, что на мгновение стало трудно дышать.

— Ладно, давай проще. Ты хотя бы раз спросил, нужен ли мне? — я скинула туфли, осточертевшие за день, и не стала ждать ответ. Бежать, сказал он? Пожалуйста. — Вечно боишься и… Да и неважно.

Тропа услужливо повернула куда-то в чащу, когда я прошла мимо костра, утешающе лизнувшего лодыжку. Опоздал, милый. Лес, полный неведомых чудищ казался чем-то более приветливым, нежели компания стража преисподней. Да и стража? Труса, заигравшегося в могущество.

Родник встретил тишиной — жалкая лужица ледяной воды среди могучих деревьев с массивными корнями. Кровь медленно стекала с ладони на мох, заставляя тот цвести мелкими розоватыми цветами. Идеально, чтобы сдохнуть в одиночестве, и слишком мелко, чтобы утопиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Извиняться не собираюсь. Но ты права, — голос прозвучал тихо в отличии от шагов — ифрит словно предупреждал меня о своем приближении, нарочно ломая ветви, но замер рядом мрачной тенью. — Я не спросил. И не стал бы.

Он остановился рядом, плечом опираясь о дерево, скрывающее меня. Руки в карманах, взгляд в никуда — будто случайно забрел сюда. Только глаза горели так ярко, что все выдавали. Искал, хотя никто не просил.

— Думал, будешь благодарна. Наконец успокоишься, — уголок его губ дернулся в подобии улыбки, но глаза оставались тёмными, как расплавленное золото в тени. — Глупо, да, звезда моя?

Цветы исчезли так же внезапно, как и появились. Те еще кровопийцы. Расчетливые и прожорливые.

— Знаешь, что самое смешное? — я обхватила колени, чувствуя, что все еще не пришла в себя. — Он… — чужое имя застряло в горле комом.

Значит, и не нужно

.

— Зря. Если бы ты спросил…

Тряхнув головой, невольно взглянула на мужчину рядом — та же самая непрошибаемая уверенность в себе, прямая спина. Далеко не рыцарь и точно не джентльмен.

— Я бы согласилась, — произнесла я так тихо, как могла, в глупой надежде, что он не услышит.

Мужчина вздрогнул, я медленно поднялась. В той же зловещей тишине умыла лицо водой, смыла с ладони засохшую кровь. Он не двигался, пока я поправляла одежду, но ушел первым, напряженный и определенно озадаченный.

Утром костер медленно догорал, когда человек проснулся и испуганно начал метаться от каждого шороха.

— Здесь что-то… — неуверенно пробормотал он, опасливо оглядываясь под мой тихий смех, — глаза в кустах…

— Волки, — солгал Элиас, равнодушно пожимая плечами. — Уже ушли.

Лес расступился перед нами с покорностью слуги, открывая путь из светящегося мха к обители. Той самой, что сводила с ума смертных и отбирал чужое бессмертие по щелчку пальцев. Воздух звенел тысячами хрустальных колокольчиков, но Арон не слышал — его голубые глаза жадно впитывали переливы сияющего портала. Я улыбнулась, вспомнив давно забытое чувство. Почти как вернуться домой, которого нет.

— Здесь… — человек обернулся, и в его восторженном взгляде я прочла ту же радость, что и в прошлые разы. Только обычно его взгляд тут же притягивался к белокурой фее. — Это же…

— Смертельная ловушка, — ифрит обреченно вздохнул и грубо толкнул его в спину, заставив сделать первый шаг на зыбкую тропу. — Шагай, малец. Твоя мечта ближе, чем кажется.

Своды из сплетенных ветвей сомкнулись за нами с тихим шелестом. Духи материализовались постепенно — сначала как блики на периферии зрения, потом обретая формы. Девушки с крыльями стрекозы, юноши с ветвистыми рогами. Парящие в воздухе цветы, огоньки. Их смех звенел серебряными иглами, впиваясь в кожу, но во взгляде каждого читалась настоящая жажда. Крови, жизни, мяса. Новостей.

Арон замер, пораженный и прекрасный в своей простоте, но ифрит лишь усмехнулся, поджигая пролетавшую мимо фею. Та взвизгнула, рассыпавшись искрами, но другие лишь засмеялись громче — стервозные, высокомерные, честные с собой.

— Не трогай их, — прошептала я, хватая мужчину за запястье, и заторможенно осознавая, что натворила. Не хотела, но ничуть не пожалела — и вот об этом уже начала сожалеть. — Они не простят.

— А ты простишь? — он наклонился, чтобы его слова услышала только я. Губы коснулись уха, оставляя ожог, а широкая ладонь на считанные мгновения опустилась мне на бедро. — Или уже простила?

Врата приняли нас с человеком по-разному. Арон вскрикнул, когда кристальный пол под ногами ожил, превратившись в поле маков, а я задохнулась от сотни прикосновений. Холодных, невесомых, щекочущих сознание. Духи вились вокруг, переливаясь как северное сияние, и влекли дальше. Как в самый первый раз.

— Феникс! Феникс снова здесь! — запели они, сплетаясь в хоровод. — Наше золотое пламя, тебя не было так долго! Заскучала? Решила остаться? Хочешь танцевать? — Один, с крыльями из инея, коснулся моего виска, словно проверяя, реальна ли я. — Решила вернуть сердце?

— Привела гостя, — предельно ласково ответила я, и толпа духов взвизгнула от восторга. — Во-о-он тот милый мальчишка, — уже чуть тише, по большому секрету.

Арон побледнел, не понимая происходящего, но крылатые уже тащили его к источнику — зеркальной луже, в которой плавали созвездия и несбывшиеся мечты сотни таких же дураков с большой решимостью. Я взглянула на человека с долей грусти, помахала ему нарочно приветливо и мысленно уже была готова попрощаться.

— Ты точно скучала! — со звонким переливом маленькая бабочка опустилась мне на плечо. — Принесла нам столько новостей! Признавайся, старалась!

— А ведь правитель сжег уже три королевства в поисках… — послышалось совсем рядом.

— Говорят,

княгиня

исчезла… — увлеченно вторил девичий голос. — Как думаете, он ее убьет?

Я лениво отмахнулась от сплетников, выискивая взглядом мужчину, который не спешил приближаться к шумной стайке. Янтарный взгляд скользнул по мне изучающе, отчасти ревниво, а я просто пожала плечами — нет, не простила. Не из-за чего-то эфемерно банального. А потому что он был прав.

— О, это же старый трюк демонов! — женщина в венке из черных роз оказалась рядом стремительно быстро. Старшая и самая упрямая из всех. — Привязал душу к своей. — Ифрит нахмурился, заметив мое замешательство. — Если умрёшь — он получит твою силу. Если полюбишь… — дух замер, потом рассмеялся нарочно громко. — Хотя тебе ли не знать, феникс? Вы же питаетесь сердцами влюбленных. А ты еще и разбрасываешься своим, драгоценный огонь.

Где-то на периферии сознания зазвучал голос Арона — прерывистый, испуганный. Он стоял у источника, дрожащими руками сжимая кристальный кубок, который протягивал ему старец с лицом, словно вырезанным из коры дерева. Местный хозяин, самый главный врун и тот, кто больше всего любил играть. Ставкой, конечно, всегда была жизнь, а победителем — только он.

— Я хочу вернуться домой, — слова человека тонули в гомоне прекрасных созданий, и я невольно подошла ближе. — Готов отдать… Что вы хотите? Жизнь? Золото?

Старец улыбнулся, обнажив острые клыки, вода в источнике забурлила кровавыми пузырями — пройдоха раздумывал над предложением, пока я едва сдерживалась, чтобы не обернуться.

Хотя бы еще раз

. Совсем на мгновение, когда мужчина уже подошел так близко, что я запросто могу откинуться ему на грудь и ненадолго довериться.

— Можешь надолго, — перебил Элиас, а я невольно рассмеялась. Ляпнула вслух? Или он прочел мысли? С него станется. Его пальцы впились мне в плечи, когда я отступила в эту ловушку под насмешливые взгляды местных обитателей. — Даже

навсегда

, Одетт.

Хохот фейри взметнулся к сводам, я удивленно уставилась в глаза мужчины, развернувшись в его руках, а сам ифрит тяжело вздохнул, изобразив почти искреннее страдание.

— Красавица, ты правда думала, что я не узнаю имя своей пары? — он усмехнулся, поправляя выбившуюся прядь волос мне за спину, и понятливо усмехнулся, стоило мне ударить его в плечо. — В первый же день выкупил его дороже, чем вся ваша столица.

— Просто спросить… — я фыркнула, подаваясь ближе и предвкушающе щурясь, когда мужчина перебил:

— Просто — не в твоем случае. Забыла, как зовешь господином и тут же дерзишь?

Где-то раздался всплеск. Арон упал на колени, выронив кубок, закашлялся, сплевывая алую кровь. Бедный человек добровольно шагнул в пасть чего-то более страшного, чем смерть, совсем не боясь последствий. Хозяин обители довольно потирал ладони, совершенно забыв о других. Только мельком кинул на нас предостерегающий взгляд.

— Семь лет твоей жизни, дорогой гость, — громогласно объявил он, когда человек поднялся. — Семь лет и один рассвет до твоего пути домой.

Три.

Таверна гудела, как растревоженный улей, но привычного беспокойства я не испытывала. Всего один день, и даже лучше — один вечер, несколько часов, и я буду свободна снова. Сбегу так далеко, что никто не посмеет приблизиться. Человек встретит свою блаженную пассию. Чужие следы на мне наконец-то исчезнут, а я больше никогда не позволю им появиться… Попытаюсь точно.

Вот только тревожное предчувствие не отступало. Милый путник совсем некстати решил познакомить нас со своим другом, знакомым лорда.

Просто путешественник

с долгой историей — как описал его человек. Друг лорда, некто умудренный опытом. Я уже представляла пропахшего потом и дымом костров старика в потрепанной одежде, но все оказалось намного сложнее.

Арон первым заметил мое приближение — вскочил, почти опрокинув кресло, и активно замахал. Его голубые глаза округлились, губы беззвучно сложили мое имя. Милый, наивный мальчишка, которого я когда-то даже была готова полюбить. Целую вечность и почти три года назад.

— Вы... вы прекрасны, — прошептал он, и в его взгляде вспыхнуло что-то болезненно знакомое. То самое обожание, с которым он смотрел на свою фею в прошлых циклах.

Ифрит не повернулся — бросил на меня короткий взгляд, полный мрачного обещания. Только костяшки пальцев, сжимающие кубок с вином, побелели на доли секунды. С самого выхода из обители он старательно метался между болезненной одержимостью и попытками не довести меня снова. И в общем-то оба варианта пугали одинаково сильно.

Друг

оказался вдруг… и не друг, и не враг. Тьма с ядовито-фиолетовыми глазами, которые прожигали меня знакомым холодом. А ведь обещал —

никогда больше

.

Я все же удержалась от дикого желания смыться прямо сейчас исключительно из дикого желания узнать, чем закончится вечер. Терять ведь нечего? Под пристальным взглядом трех пар глаз я подошла к человеку, нарочно ласково приглаживая его волосы.

— Милый, — я понизила голос ровно настолько, чтобы слышали только присутствующие чудища. — Я знаю, что ты у нас отчаянный

герой

…

— Отметина на шее болезненно полыхнула алым огнем. — Но зачем ты притащил сюда

правителя

?

Князь откинулся на спинку плетеного кресла, не отрывая взгляда от меня. От подступающего холода сразу стало понятно, что он понял все. И заметил — тоже. И волосы, и чужой след. И

защитника

, который защищал разве что самого себя. Повезло, что временного. Повезло, что именно сейчас — за несколько часов до конца.

— Садись, Одетт.

Давно и недавно забытый голос — жгучая холодом интонация, которую он использовал в отношении тех, кого ждала судьба короткая и до жути печальная. Меня отчасти тоже — ведь не "супруга", не "любовница". Мое имя на

его

языке звучало как проклятие и молитва одновременно.

— Мы ждем еще гостей? — я улыбнулась Арону, который отрицательно мотнул головой как хороший мальчик. Понятливо, молчаливо и идеально послушно. — Думала, будет…

Как-то неправильно.

Не так.

— Садись, — повторил Дарион, перебивая. Его рука легла мне на талию, впиваясь пальцами в обнаженный бок особенно безжалостно.

Привычная ненависть не проснулась, но собственная магия вспыхнула в ответ в немой ярости — как всегда, брал, что хотел, присваивал, что считал нужным. Не спрашивал, чего хотела я. Такой же, как и остальные. И еще один собственник, желающий доказать себе и другим… Вот только что?

— Ну что вы, Ваша светлость… Просто признайтесь, что скучали, — я вздохнула наигранно тоскливо, старательно избегая смотреть мужчине в глаза — просто склонилась, почти касаясь его губ своими. — Или мне вас развлечь?

Он ответил поцелуем. Грубым, голодным, с привкусом граната и гнева. Прохладная ладонь под юбкой тут же сжала бедро так сильно, что я невольно застонала. Подалась ближе, мгновенно задыхаясь от вспыхнувших воспоминаний и привычного холода.

Как в самом начале

. Он всегда думал только о себе, а я почему-то позволяла. И если на миг закрыть глаза…

Человек что-то испуганно воскликнул, когда стол задрожал — ифрит поставил свой кубок с таким напором, что несчастная мебель едва устояла. Шею обожгло острой болью, но отстраниться мне не дали — Дарион прижал меня к себе плотнее, укус обжег изгиб шеи.

— Я... не понимаю, — человек озадаченно запнулся. — Вы же говорили, что просто путешествуете, — мальчишка недоуменно и даже немного обиженно повернулся к князю. Я закусила губу в отчаянной попытке не засмеяться. — Вы... вы знакомы?

— Совсем немного, дорогой, — человек вздрогнул от моего тихого смеха, и даже удивленный князь дал шанс выбраться из его крепкой хватки. — Вот

этот

, — я ткнула длинным ногтем в сторону князя, предусмотрительно отойдя от него на шаг, — заставлял всех придворных и слуг называть меня госпожой. Думала, отдам ему сердце, а он исчезнет.

Арон шумно сглотнул, я просто пожала плечами и шустро шлепнула ифрита по руке, когда тот ко мне потянулся. Во взгляде янтарных глаз полыхнула знакомая злость — глупая ревность или желание отобрать игрушку разбираться не стала.

— А наш

прекрасный господин

, — голос прозвучал ровно и даже равнодушно, а улыбка вышла идеально наигранной, — просто любит соблазнять невинных жертв. Представляешь, Арон? — Я прижала ладони к груди, неотрывно смотря в глаза ифрита. Даже вздрогнула от его ярости для полноты картины. — Использовал бедную девушку, пытался соблазнить, подкупить… Но ради чего?

Пустота на месте сердце сжалась скорее рефлекторно, чем действительно. Глупая привычка тела, как и попадаться тем, кто всегда хотел от меня что-то,

кроме

меня самой. Что много лет назад, когда я впервые поверила кому-то, что при встрече с тем самым человеком, который теперь просто напряженно молчал.

— Разберетесь тут сами, уважаемые господа? — мягко, ласково, так, чтобы человек окончательно запутался, а его спутники разозлились сильнее.

Официантка подошла вовремя — пока она ставила на стол тарелки с чем-то горячим и приятно пахнущим, я поспешила исчезнуть в толпе наемников и их распутных спутниц, спешащих к выходу.

В первый раз — доверилась тому, кто почти продал меня богачу ради сундука золота. Богач сгорел, несостоявшийся жених — уродливо обуглился следующим.

Во второй — поверила в дружбу, результатом которой стала смерть. Моя собственная. Далеко не первая. Увы, даже без проклятья феникс был фениксом — бессмертная тварь с кровожадным нравом.

В… Далеко не первый и последний — поверила этому голубоглазому человеку, который совсем скоро влюбился в другую. Не извинился, не попытался оправдаться. Впрочем, тогда мне уже не надо это было.

Больше верить не хотелось. Ни верить, ни любить, ни думать обо всем этом.

И нечего терять, да?

13. Эта девчонка приручила проклятого

Один.

Все то же: потолок с трещинами в форме паучьих лап, золотые цепи на балдахине, нелепо яркий свет, пробивающийся сквозь идеально чистые витражи. Зато отражение — прежнее. Золотистые пряди, чистая кожа без отметин, даже взгляд почти живой, если не помнить о некоторых особенностях. “

Ты сама виновата

”, — напомнило отражение, но на него в этот раз было особенно наплевать.

Сердце не вернулось, фея не пришла. Почти победа, если не учитывать мелочей. И почти свобода, если мне хватит удачи навестить старого

друга

.

— Серьезно? — раздался знакомый голос из-за двери, и я опасливо замерла. Совсем не по плану. — Забыл, как

твоя

женщина оказалась в моей постели? И с каких пор она…

К стене я прошла неслышно — даже не дышала и совсем забыла про туфли. Не хватало показать многоуважаемому правителю, что я еще здесь. Да и его спутник больше не внушал доверия.

— Ты сам отдал ее мне, светлость, — перебил ифрит, не скрывая самодовольной насмешки. Точь в точь как когда злился. — "Присмотри за ней, пока я разбираюсь с проклятием".

Присмотрел.

Присмотрел так, что...

— Что забыл вернуть? — Дарион закончил за него. Его смех прозвучал ледяными осколками. — Удобная позиция.

Перевести дыхание мне не удалось — дверь распахнулась ровно в тот момент, когда я уже высунулась из окна. Две пары глаз с плохо скрытой злостью вспыхнули, но впервые за долгое время безуспешно.

Птица

стремительно взмыла в небо, оставив в опустевшей комнате только обгоревший от пламени подоконник и атласные туфли.

Дом советника оказалось найти слишком просто — квартал для богачей, массивная ограда и совершенно безвкусный сад. И кто только мог придумать сажать эти безвкусные розы? Белые, как снег, на фоне огненно-красных лилий, и совершенно бесполезные, так как ароматы крови и волчьей шерсти витали слишком явно. Дворцовый вдруг показался почти приличным.

Дом пустовал, но подземный этаж с парой камер встретил невероятно приветливо. Пожилой волк в компании сородичей с чересчур мрачными лицами что-то тихо обсуждал, но резко замолк, стоило мне почти бесшумно приблизиться. Тусклый свет факелов едва освещал стены, покрытые пятнами крови, но сгорбленную фигуру пленника на коленях заметила даже я. Очень кстати.

—

Она не при-шла!

— радостно выдала я, порывисто обнимая мужчину за плечи под его неприязненный взгляд. Он напрягся, не решаясь тронуть меня. — Человек выжил, блаженная не пришла, — я улыбнулась, тут же отстраняясь и с непривычной веселостью оглядываясь по сторонам. Мужчина замер, нахмурившись. — Ты же помнишь меня, Лойд?

Искры в волосах осыпались на окровавленный пол, осветив на миг все вокруг слишком ярко — я небрежно рассмеялась, довольная своей выходкой, а вот скромная часть стаи разве что не оскалилась. Ну конечно, не так часто к ним приходят чужие любовницы, как милостиво выразился сам господин.

— Во дворце закончились развлечения,

госпожа

? — процедил Вейлор сквозь зубы и даже смело протянул руку, чтобы схватить меня за запястье, но в нерешитవльности остановился. Наверняка засмущался того пламени, что ласково потянулось ко мне от факелов. — Или мальчишке хватило мозгов тебя выгнать сразу?

— Ты же знаешь, что происходит каждый раз? — я подошла ближе к пленнику, когда тот застонал и склонилась, рассматривая спутанные волосы и тяжелые раны на обнаженной груди. —

Герой

приходит, чтобы найти меня, — советник поджал губы, когда я обернулась к нему, предупреждающе прищурившись, — я соглашаюсь пойти с ним. А на следующий день он приводит свою

блаженную

подружку.

Мужчина помолчал, глядя на меня с неприкрытой неприязнью. Его руки слегка дрожали, но он старался это скрыть, периодически поправляя галстук. Вот только взгляд выдавал, что бедный волк ничего не знал.

— Наш прекрасный

король

обожает последний акт этого спектакля, — равнодушно продолжила я, скользнув кончиками пальцев по

щеке раненого. Тот дернулся, зашипел от боли, когда золотой огонь пополз по его коже, но даже не открыл глаза. — Он лично убивает всех: героя, затем — его прекрасную невесту. А я иногда выживаю, когда ему становится особенно скучно. К нашему

общему

сожалению.

Вейлор побледнел, несдержанно выругавшись, но моя рука сама потянулась к груди пленника. Сначала — прямая линия, там, где сердце уже едва билось. Несколько завитков, образующих руну настолько древнюю, что даже невольные зрители небольшого ритуала затихли. И совершенно никаких мук совести — просто маленькая попытка отыграться ради собственной безопасности.

— Ты что творишь, ненормальная?! — прошипел Лойд, пока я завороженно выводила новые символы под тихий стон подопытного. — Как ты посмела?! Он ведь…

— Шпион? Знаю-знаю, — я улыбнулась, в наступившей тишине стараясь сосредоточиться. Слишком давно не думала о том, как контролировать собственную магию. А без сердца так и вовсе никогда. — Ты все равно почти убил его. А я — могу помочь, дорогой. В обмен на…

Последний штрих вышел неуверенным, но верным: метка на груди мужчины загорелась золотом так ярко, что даже я прикрыла глаза. Наблюдатели вряд ли оценили драматичность момента, а один из них приблизился, резко схватив меня за плечо. Бедный отчаянный мальчишка даже не знал, что сам потянулся к чудовищу, способному подчинить себе и его судьбу заодно.

— Он связан с сердцем, — неуверенно выдал Лойд спустя долгую минуту молчания и тягостных размышлений. — Связался с людьми, чтобы открыть им доступ к

нам

. Попался на попытке убить моего сына. В прошлый раз сгорел по твоей вине до выяснения подробностей. — Оборотень хмурился так сильно, что явно прибавил себе морщин за короткий срок, а я с интересом уставилась на оборотня, впервые, наверное, не испытывая к нему пустой злости. — Если заговорит…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я повела плечом, сбрасывая чужую ладонь, и приблизилась к советнику нарочно медленно. Думала — пыталась думать, чего будет стоить еще одна афера без явной выгоды, как скоро я опять попадусь в очередную дурацкую ловушку судьбы. Ровно три шага босиком по холодному полу до окончательного решения.

— Милый, — я взглянула на скованного мужчину через плечо, и он послушно вздрогнул от плохо сдерживаемой ярости — как и я в свое время. — Сейчас ты будешь хорошим мальчиком и расскажешь этому

уважаемому

господину то, что он попросит.

Дом советника оказался менее роскошным, чем я ожидала, но был вполне сносным убежищем на короткое время. Вот только чай оказался слишком горьким, а слуги — навязчивыми. Долговязый парнишка уже несколько минут плохо скрывал свои взгляды мне в вырез платья, а черноволосая демоница старательно добавляла яд в чашку, когда думала, что я не вижу. Видела. И пила с удвоенным удовольствием.

Практически полное уединение нарушилось скоро: Лойд уверенно прошел в гостинную, садясь в кресло напротив, и посмотрел на меня с таким презрением, что захотелось взбесить его еще больше. Вот только интерес поболтать с новым лицом в моем окружении оказался сильнее — его как раз подтолкнули в спину уже знакомые м

о

лодцы, заставив упасть на колени перед нами.

— Одна твоя шутка… — глубокомысленно выдал советник, увидев, как вспыхнул мой взгляд. Не просто любопытством — целой жаждой узнать то, что мне не предназначалось. — Не думай, что княжеской игрушке здесь…

Я лениво отмахнулась от старика, садясь на пушистый ковер прямо напротив плененного мужчины, и щелкнула пальцами. Пламя в камине взметнулось вверх, вырисовывая силуэт человека с отрубленной головой. Советник с явным трудом заставил себя промолчать, а я довольно улыбнулась.

— Мой мальчик готов начать? — нарочно мягко прошептала я, подаваясь вперед и кончиками пальцев касаясь тугой веревки на его запястьях. — Все в подробностях, дорогой. И особенно — про сердце. Не зря же я отдала его.

Я отвлеклась всего на мгновение — прикрыла глаза под возмущенный вскрик Вейлора, а бывший раненый уже сжимал мою шею так сильно, что стало трудно дышать. Чужая ненависть и ярость ощущались слишком явно, чтобы быть просто угрозой. Меня явно планировали убить быстро и мучительно.

— Тварь, — рычаще прохрипел мужчина, а я как последняя дура послушно не стала спорить. Расслабилась, позволяя ему ощутить ответную волну боли и сжать мое горло сильнее.

В последний момент, когда рука дрогнула, а я поняла, что больше не выдержу, я все же рискнула посмотреть на счастливо спасенного. Серые глаза горели подозрительно красиво — ярость, смешанная с отчаянием и чем-то знакомым. Ах да,

безысходность

.

Я с самого начала не пыталась подняться, а просто притворялась спящей до самого конца. Жесткая постель совсем не манила задержаться на ней подольше, но вот мужчина, расхаживающий из угла в угол, был вполне любопытным явлением. Его лицо выражало смесь ярости и презрения, но вот

тело

… Я даже улыбнулась — он держался легко, словно привык к движению: прямая спина, расправленные плечи, лёгкий шаг. Мышцы не выпирали буграми, но угадывались под кожей — точно хищник перед охотой.

Он что-то бормотал себе под нос, и в его голосе слышались ядовитые нотки. Я сделала вид, что всё ещё сплю, надеясь уловить хоть намёк на его мысли.

— Идиотка… — не голос, шипение. Настолько злобное, что даже яд показался всего лишь сахаром. — Думает, что может управлять мной… —

Совершенно верно.

— Чуть не сдохла…

Я потянулась наигранно лениво, позволив тонкому одеялу соскользнуть с бедра, и незнакомец послушно замер, напрягаясь от одного моего вида. Даже стало немного обидно — такой реакции я не видела очень давно, хотя в себе была более чем уверена.

— О, наконец-то соизволила очнуться! — процедил он сквозь зубы. — Ты, должно быть, считаешь себя всесильной? Пытаешься тратить мое время на эти глупые выходки?

Я приподнялась на локте, небрежно откинув прядь волос, и окинула его ленивым взглядом. Да, хорош, вот только характер далеко не сказочный — всегда находила именно… таких. Словно магнитом их ко мне тянуло, что ли? Хотя

их

больше не было. И не должно было быть.

— Не бойся, милый, я не умру так просто, — ответила я с нарочитой небрежностью, но ладонь сама потянулась к горлу. — А ты пока что только ругаешься. Разве это подобает благородному

стражу

?

Его лицо исказилось от ярости, но мужчина сдержался — лишь крепче сжал кулаки, а я поманила его к себе, утягивая на постель и усаживаясь на узкие бедра верхом.

Бедняга

. Даже не смог изобразить сопротивление из-за моей прекрасной руны на его груди.

— Стражу? — более хрипло и резко, но ладони уже потянулись ко мне, до боли сжимаясь на талии. Слишком честно для того, кто так недоволен моей скромной персоной. — Ты хоть знаешь, что это значит?

— Знаю все, дорогой… — я закусила губу, нарочно ерзая и ногтями подцепляя пояс его брюк. Очередной уничижительный взгляд, тихий рык — именно так, как надо. — А ты у нас?..

Он молчал так долго, что странный азарт захватил меня окончательно: я съехала ниже, нетерпеливо расстегивая молнию на брюках, ладонь тут же удобно устроилась на ощутимой выпуклости под бельем. Ненависть — прекрасное чувство.

Для начала

.

— Ксандр, — ответил мужчина коротко, не глядя на меня, но его голос сорвался. Будто бы это все объясняло.

Дверь скрипнула в самый неподходящий момент: господин советник с немым укором уставился на вполне

многообещающую

сцену. Чужие пальцы в моих волосах, мои губы, медленными поцелуями скользящие по уже поднявшемуся члену. Я успела только бросить недовольный взгляд на вошедшего, как тот понятливо испарился, а мой новый

друг

этого даже не заметил.

Сероглазый красавец прикрыл глаза, напористо потянув за золотые пряди, и я послушно обхватила губами крупную головку под его тихий стон. Прекрасно отзывчиво, идеально уместно и ровно так, как задумано.

Исключительно

для поддержания образа и самое то, чтобы отвлечься.

Вейлор нашелся позже во внутреннем дворе, куда я гордо заявилась одна, заранее вымучив признание из теперь уже моего пленника. Оборотень потирал виски и нахмурился еще сильнее, когда я присела на кованую скамью рядом с ним. Тот еще образец понимания и прощения — сверлил нечитаемым взглядом несколько минут, пока я собиралась мыслями, и почти скрипнул зубами, когда наконец заговорила, тщательно продумывая каждое слово.

— Помнишь детские сказки про полукровок, которых сослали из Иномирья? — голос прозвучал более оптимистично, чем я ожидала. Словно наша небольшая беседа могла что-то изменить. Совершенно глупо и наивно. — Следят за порядком, ненавидят всех и вся. Снобы, напыщенные придурки и прочие утырки с манией величия. — Оборотень заторможенно кивнул, смотря куда-то вдаль. — Думают, если мы смешаемся с людьми, то быстрее вымрем. Хотя я бы сказала, то деградируем, если уже не успели.

Я замолкла, накручивая на палец золотистую прядь, и попыталась собрать картину в голове воедино. Все еще не могла уловить самого главного, хотя последний час отчаянно допытывала нового друга всеми доступными методами. Точнее, просто старательно улыбалась и доводила наигранной вежливостью, а Ксандр не мог отказать на правах моего приобретения.

— В общем, идеально просто — красивая месть чужими руками, — более медленно прошептала я, почему-то боясь повысить голос еще хоть немного. — Единственное… — Самое страшное, потому что я ничерта не поняла. — Нет, не так. Знаешь, это слишком глупо. Тем более зачем ему твой сын? Не из ненависти же убивать того…

— А сердце? — Вейлор кашлянул, перебивая меня, но во взгляде оборотня промелькнула сталь. Задела за больное.

— Секрет. Ты хотел его первым.

Мужчина подскочил, возмущенно уставившись на меня, но его гнев быстро поутих — признал свою вину? Решил не лезть в чужие войны? Боялся соперничества? В конце концов это у меня была небольшая страховка.

— Ты... — прорычал он как оскорбление, приближаясь, — думаешь, мне нравится эта бесовщина?! Почти три года твоих выходок! Три года с этим поганым проклятым на троне! Три...

— А это измена, — я испуганно прижала ладони к груди, но долго не выдержала — рассмеялась почти искренне, и мельком заметила фигуру Ксандра в коридоре особняка. — Хочешь умереть из-за такой ерунды?

— Хочу все закончить и уйти на покой, — не менее агрессивно выдал он, падая обратно на скамью и откидываясь на спинку. — Давай, сожги тут все. Быстрее начнём...

— Лойд, — я глубоко вдохнула, пытаясь найти в себе хоть каплю сострадания к самой себе, — если бы не этот идиот и его дружки, — голос стал тише, хотя наверняка наш невольный слушатель все прекрасно понимал, — мы бы даже не были знакомы: я — мертва, ты — почтенный господин.

Оборотень явно понял, к чему я клоню, но не решался продолжить. Буравил взглядом посыпанную мелким гравием тропу к дому, теребил манжету рубашки, иногда недобро косился на меня — целая вечность ожидания перед тем, как он сдержанно кивнул, а затем небрежно махнул рукой.

— Дарион не смог, — прошелестел он, заставив меня вздрогнуть от одного только имени. Хотя далеко не мне стоило о нем переживать. Да и вообще — выкинуть из головы и забыть навсегда. У многоуважаемого князя уже был компаньон и возможность найти сотню других грелок в постель. — А глупой девице...

— Ей уже надоело, — я тихо засмеялась, но тут же прикусила губу в отчаянной попытке не пролить подступающие слезы. — Даже для глупой — слишком.

Ксандр приблизился к нам совершенно бесшумно и незаметно — остановился за моей спиной, злобно сверкая глазами. Явно представлял, как убьёт меня, а перед этим заставит снять руну послушания. Я расправила несуществующие складки на золотой ткани и медленно поднялась, потягиваясь. Тело ломило, хотелось уснуть как можно скорее в укромном месте, где никто не посмеет меня тронуть — определенно не в доме господина советника, так как прятаться прямо под носом приближающейся угрозы я стала бы именно так. В месте, где только враги, а значит, слишком очевидном.

— Ты сказала, фея не пришла, — подал голос Ксандр, сложив руки на груди и изучающе оглядываясь по сторонам — наверняка в вечном поиске мнимой угрозы. — Так всегда?

— Если бы, милый, — я поманила мужчину к себе, устало улыбнувшись. — Она приходит всегда. — Ксандр брезгливо поморщился, когда я уложила его ладонь себе на бок, но промолчал. — Даже в кошмарах проклинает меня и все сущее.

Вейлор побледнел, я затаила дыхание от неожиданной догадки, а Ксандр только закатил глаза, пытаясь отстраниться. Не позволила — накрыла его руку своей и мелко вздрогнула. Дыхание сбилось от одного только упоминания кошмара, но искаженное гневом лицо уже всплыло в памяти и не отпускало. Та самая блаженная действительно в одну из первых встреч была... иной.

— А если... — вырвалось еще до того, как я смогла прийти в себя. — Она...

— Признаешь, что самой не хватило мозгов заметить очевидное? — насмешливый шепот прямо над ухом, следом — горячее дыхание в моих волосах и неприязненный взгляд Вейлора.

Тишина повисло оглушающе неуместно. Только ветер шелестел в кронах деревьев в такт тяжелым раздумьям советника и моим попыткам не умертвить мужчину за спиной в то же мгновение. Высокомерный выскочка же наслаждался — выжил, но с каждой секундой это казалось все более временной мерой.

— Дам зелье, чтобы скрылась, — с явной неохотой отозвался советник, кивнув кому-то из слуг у особняка, а затем уставился на нас. — И этого извращенца. Если дело в

благой

и ты можешь что-то вне... постели…

— Старик, ты серьезно поверишь

ей

? — холодный взгляд серых глаз уперся в меня, и я несдержанно пихнула Ксандра локтем в бок — сильно и от души. Чтобы эта глыба язвительности даже не подала виду. — Это же просто тупая кукла в вульгарном тряпье.

Вейлор усмехнулся, даже его взгляд на секунду стал более дружелюбным, чем обычно, но наваждение быстро исчезло. Оборотень направился в дом первым, но обернулся у лестницы на террасу, и я поспешила вслед за ним.

— Эта девчонка приручила

проклятого

, — неприязненно выдал Лойд, недобро покосившись на меня. Еще бы — испортила ему планы ради собственной шкуры. — И

твоя

хозяйка. Хотя бы изобрази… уважение.

Я фыркнула, нырнув в узкий коридор первой, но знала, что господин

страж

последует за мной уже через мгновение. В чем-то оборотень был прав — хозяйкой была, даже имела полную власть над подтянутым красавчиком. Вот только радости это не доставляло.

Обоим.

14. Виды здесь дрянные, да и местные так себе

Два.

Раннее утро, переход туда, где я была так давно, что не могла вспомнить — настоящая

иллюзия

конца, особенно если знать, что тот самый конец мог наступить в последний момент. Мой невольный спутник отсутствие энтузиазма полностью разделял и крайне активно его появлению препятствовал своим хмурым видом: стоял неподалеку, скрестив руки на груди, и наблюдал за мной с неподдельно искренним презрением.

— Ты собираешься сидеть тут до темноты? — его голос прозвучал резко, нарушив хрупкую идиллию, а я невольно улыбнулась — грозный страж

боялся

темноты

?

— Какая честь! Такой благородный господин беспокоится обо мне! — я рассмеялась, скосив взгляд на мужчину, на что он только поджал губы. Злился и ничего не мог сделать. — Но выбора нет, милый. Либо ты здесь со мной, либо та чудесная темница.

— Заткнись, — тот же недовольный тон, прожигающий спину взгляд.

За спиной послышался тяжелый вздох, так сильно напоминающий мой в те темные вечера, когда никто не видел и не слышал этого. А впереди — море. Бескрайнее, лазурное, таящее в себе больше секретов, чем порой хотелось знать. Соленый ветер, мерный шум волн, с тихим грохотом разбивающихся о камни.

— Ты еще б

о

льшая идиотка, чем я думал, — очередное обвинение тем самым тоном знатного господина. Гордого, свободного. — Притащила меня сюда, чтобы развлекаться?

Мой прекрасный Ксандр расхаживал кругами несколько минут, даже не скрывая раздражения: плечи напряжены, пальцы то и дело сжимались в кулаки, словно он мысленно уже придушил меня. На мгновение он показался глупее меня самой — упустил шанс, который больше не повторится.

— Именно, дорогой, — порыв ветра заглушил мой тихий смех. — Будешь делать вид, что любишь меня больше жизни, а я…

— Если ты сейчас же не скажешь, зачем

мы

здесь…

— Что? — я обернулась, приподняв бровь, и спрыгнула на песок. — Убьешь меня? — В серых глазах уже настоящая гроза, так греющая душу. — Это слишком скучно даже для тебя.

На главной торговой улице Ксандр шёл рядом, небрежно сунув руки в карманы. Его взгляд скользил по прохожим с ленивым любопытством, будто ни один из них не заслуживал его внимания надолго. Все больше мне начинало казаться, что полукровке и вовсе никто не был хотя бы ровней — самоуверенный

мальчишка

в теле взрослого мужчины отчаянно видел врагов во всех, кроме себя самого.

Я замерла у витрины ювелирной лавки, разглядывая кольца с фальшивыми изумрудами, когда заметила ту самую парочку неразлучников в считанных шагах. В груди что-то рефлекторно сжалось, и я потянула мужчину за руку поближе, старательно изображая искреннюю влюбленность — не зря же терпела его общество уже который день. Пришло время отрабатывать.

— Дорогой, — протянула я нарочно капризно, буквально повиснув на его шее. — Слушай и не пялься. Вон там двое, — лениво махнула рукой в нужную сторону, и потянулась к губам Ксандра, мягко целуя несмотря на ярое недовольство. — Подойди, заговори с ними. Ты же у нас мастер…

очарования

.

— И что мне им сказать? — в его тоне сквозила насмешка, а попытка отстраниться от меня ничего не принесла — я нарочно прижалась ближе, скромно опуская взгляд. — «Добрый день, я заберу ваши души»? Или «Моя хозяйка считает вас забавными»?

— Девчонка поверит, она не особо умная, — я мелко закивала, довольно улыбаясь, когда его губы дрогнули, будто он хотел ответить, — только не хозяйка, милый. Как насчет…

любимая

женщина?

Со смехом я отстранилась от мужчины до того, как он взглянул на меня максимально уничижительно — так, словно я была виновницей всех его бед и последней тварью. Он ушел тихо, почти незаметно, а я уставилась в витрину с крайне озадаченным видом: кто же так обидел бедного мужчину? И чем? Глупая мысль о том, что я самовольно забрала его свободу, тут же была послана подальше — сам виноват, что попался под руку.

Пока я старательно делала вид, что очередное безвкусное колье с мутными стекляшками настоящий шедевр, Ксандр уже оказался рядом с парочкой и выронил карманные часы, которые до этого я позаимствовала у господина советника. Для продажи с целью личного обогащения — совершенно не для наглых полукровок.

Хотя…

— Господин, вы обронили! — воскликнул

милый путник,

потянув мужчину за рукав, когда тот небрежно прошел мимо, а я тихо фыркнула. Наивный.

Человек

.

Я прошла к соседней витрине, лениво скользя взглядом по не менее аляпистому платью из дешевого шелка. Все больше и больше закрадывались сомнения, что местные точно сошли с ума — столичные цены тактично молчали в стороне в сравнении с тем, что я видела сейчас. С грустью вспомнила целый гардероб в княжеском замке, но быстро одернула себя. Дурацкое место, дурацкие вещи. И

он

тоже.

В отражении сероглазый красавец вполне дружелюбно беседовал с феей. Мой милый Арон заинтересованно внимал им. Почти случайное совпадение и почти полная идиллия. Вот только

блаженная

очень некстати повернулась в мою сторону, выдав себя — неподдельный страх в оленьих глазах и мягкая улыбка на губах.

Слишком сладкая

.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — донёсся до меня голос человека, и я подошла на пару шагов ближе. — Мы собирались в обитель только завтра. — Идея до ужаса хороша, милый. Как и все вокруг. — Говорят, переход не сразу возможен для

смертных

.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Больших сил стоило не рассмеяться. Очевидно, человек был не один — он всегда был прекрасной ловушкой, так как все его дороги были ко мне. Ужасная закономерность, в которой не было победителей. Только проигравшие, идиоты и глупая птица.

— Вы ведь здесь один? — нежно произнесла блаженная, стараясь изобразить то самое смущение, которое так любили мужчины. — А вы проводите нас лично? — Кротко, мило, почти невинно даже для такого кровожадного существа, как она. — Вместе… Так ведь безопаснее.

Отлично

.

— С супругой, — прозвучало в ответ вполне миролюбиво. Что ж, кроме внешности, нашлись еще и актерские данные. — Как раз ищу. Потерялась среди безделушек с моим кошельком.

Не смогла не улыбнуться — фея с долей разочарования взяла человека под руку, а тот только понимающе кивнул. Я улыбнулась, с трудом представляя себе такую простую проблему как отсутствие денег, но милый Арон наверняка знал об этой напасти не понаслышке — слишком грустно спрятал руку в карман и сжал остатки монет.

Невеста

— дело дорогое. Особенно та, что влюбляет в себя безоговорочно.

Бедный мальчишка, поверивший в любовь.

Пока засланный мной полукровка успешно выполнял свою роль, я уже надеялась хоть немного отвлечься, но мир агрессивно выступил против — ноги стерла в первый час прогулки, заблудилась в узких переулках, желая скрыться от гуляющей толпы. В попытке выйти на главную улицу — ошиблась еще больше, оказавшись на мощеной набережной.

Вот только ошиблась не местом — компанией, временем.

Существованием

.

Он

сидел на каменных ступенях, мрачно смотря вперед и совершенно не реагируя на звук моих шагов. Завораживающе красиво, даже если я не хотела этого признавать, и ужасно опасно. Волосы, отливающие рыжиной в тусклом свете фонарей, рассыпались по плечам, закрывая лицо. Рядом валялась пустая бутылка из темного стекла — судя по яркому запаху, не местного разлива.

Я разулась за несколько шагов до лестницы и хотела было уйти вдоль очередной безликой улицы, но Элиас обернулся. Не вовремя, как и всегда. Впрочем,

не вовремя

— было его коронным приемом. Появился, когда его не ждали. Выдумал совершенно некстати свою любовь. Заставил сомневаться, действительно ли

выдумал

.

— Ты потерялась? — его голос звучал хрипло, с лёгкой насмешкой, но без агрессии. Пьян, но не до беспамятства.

Усталый. Мрачный. До боли знакомый.

Мой

— чего я никогда не признала бы.

Он просто смотрел на меня — тяжело, мутно, будто сквозь пелену. И всё же во взгляде было что-то хорошо знакомое: та самая тьма, которая когда-то поглотила меня целиком. Пришлось опустить взгляд до того, как он заметит, что образ скромной горожанки был просто иллюзией.

— П-простите, — голос послушно дрогнул, и я сильнее сжала ремешки туфель в руке. Нарочно, чтобы он видел дрожь в пальцах. — Просто гуляла и… заблудилась. Новый город, все такое чужое…

Я осторожно приблизилась и села рядом, чувствуя, как внутри все скручивается в тугой узел. Не страх — нет. Что-то другое. То, что ни за что не должно быть заметно. Забыла бы, если бы только могла, а собственный огонь не отозвался на близость мужчины. Еще один предатель в моей долгой истории.

— Тут всего с десяток улиц по прямой, — Элиас хмыкнул, но в его взгляде промелькнуло что-то хищное. — Здесь — не лучший район для таких, как ты. — Он подался вперёд, и я почувствовала знакомый жар. Тот самый, что казался единственно правильным сейчас. — Или красавица ищет приключений?

В янтарных глазах промелькнула странная горечь, когда я несмело улыбнулась в отчаянной попытке выглядеть как можно безобиднее. Собственная злость полыхнула остро, обжигающе, но поразительно быстро —

красавица

, значит.

— Ну что вы! — я неловко рассмеялась, поставив туфли рядом, и немного нервно поправила волосы. — Я здесь впервые. Мы с мужем решили провести отпуск… — я осеклась, будто сказала лишнее, а он мог все сразу понять. Одним касанием, одним пристальным взглядом. — То есть… мы здесь проездом.

Невысказанное “прошу” и “пойми все”.

А

внешне только легкая улыбка и шум ветра.

— И что, любит тебя? — насмешливо, горько, даже почти обиженно, словно мужчина был против того, что незнакомка могла кому-то принадлежать. — Бросил одну, а ты ждешь?

— Скоро вернется.

Тишина пахла перегаром и чужим разочарованием и прервалась так же неожиданно. Мгновение — расстояние между нами сократилось до опаляющего дыхания на губах. Один злой взгляд янтарных глаз — я перестала дышать, испуганно замерев. Ифрит усмехнулся, и в этом смехе мне почудилась плохо скрываемая обида.

— Виды здесь дрянные, да и местные так себе, — его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на губах дольше положенного для совершенно

чужих

. — А ты так похожа на…

— Кого?

Я не вздрогнула только благодаря собственному упрямству — вопросительно взглянула на ифрита из-под опущенных ресниц, шумно выдохнула, будто его близость будила во мне что-то запретное. Словно эта встреча действительно была просто случайным стечением обстоятельств, а не глупыми играми судьбы.

— Не смей, — выдохнул он и вдруг схватил меня за запястье. Не грубо, но так, что пульс под его пальцами застучал, как пойманная птица, а волосы чуть не вспыхнули золотыми искрами от близости.

Не могла врать себе — тянуло. До предельного опасно.

— Отпустите, — испуганный шепот, безуспешная попытка отстраниться, но его губы уже касаются моих. Легко, почти ласково. Так, чтобы дать мне иллюзию выбора. — Господин, что вы…

— Почему? — он наклонился ближе, и я уловила запах вина и сандала. Точнее, опасности и самой глупой на свете ошибки.

Его.

— Боишься?

— Нет. Просто… — я рассмеялась, прикрыв глаза, но не отстранилась. — Не люблю, когда ко мне прикасаются без разрешения.

— А если я попрошу?

Пальцы на запястье сжались сильнее, чем когда-либо — предупреждение, неприкрытое желание во взгляде.

Мое

ответное — остаться, смешанное со страхом быть найденной и остаться потерянной. Я замерла, чувствуя, как кровь приливает к щекам, а жажда быть искренней хотя бы в чужом облике нарастает.

Всего один раз.

Он — не узнает. Я — запомню.

— Тогда… — я закусила губу, старательно растягивая слово, чтобы голос не сорвался. Пусть думает, что я сомневаюсь. Что думаю о муже и пытаюсь остаться той самой правильной дурой. — Попробуйте, но…

Элиас рыкнул — низкий, животный звук, от которого у меня по спине пробежала дрожь, а тело предательски подалось ближе к мужчине. Я впилась пальцами в его плечи, чувствуя, как ткань рубашки натягивается, а чужое дыхание тяжелеет. Поцелуй — требовательный, жадный, словно очередная пытка на протяжении долгих лет.

Та самая

, на которую я пошла добровольно, а он потерял контроль. Чужие губы впивались в мои, язык проникал глубже, исследуя, подчиняя. Заставляя ответить и с ужасом понять, что часть меня всегда молила о большем. Чтобы ладони на талии сжались крепче, а его злость утихла, оставив только огонь, искрящийся в его взгляде.

— Вот он! — раздался обрадованный голос Арона, который, судя по звуку шагов, приближался к нам не один. — Эй, дружище, мы тебя совсем потеряли! Думали, вернулся в комнату, но…

Ифрит не ответил, я не решила отстраниться — словно так и должно было быть. Он слегка прикусил мою губу — не больно, но достаточно ощутимо, чтобы по телу пробежала волна острого желания. Отчасти — даже страха. Не быть пойманной, не быть застуканной кем-то в момент слабости. Быть

его

.

— Лира, он к тебе пристает? — легкая насмешка в голосе Ксандра другим показалась беспокойством. Еще бы, полукровка практиковался с самого полудня быть послушным

мужем

не ради того, чтобы застать меня с другим. — Здесь небезопасно. Ты знала это, и все равно пошла одна?

Ифрит скользнул по мне нечитаемым взглядом лишь на мгновение, после чего тут же плавно поднялся, предлагая мне раскрытую ладонь. Во взгляде — хмельная тоска, гнев, разочарование. Увы,

дорогой

, ты не ошибся, только не понял этого.

Но я уже послушно встала, подходя к Ксандру с наигранно смущенным взглядом в мостовую.

— Сам виноват, что девчонка от тебя сбежала, — произнес Элиас, глядя мне вслед, и хлопнул человека по плечу, кивая ему куда-то в сторону оживленных улиц. — Идем, малец. Твоя ненаглядная заждалась своего блудного любовника.

Арон покраснел, я закусила губу, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Все оказалось до смешного просто — еще одна встреча, одна безумно долгая ночь и невыносимый сероглазый мужчина, чья ненависть не смогла стереть горячих касаний.

Никто бы не смог. Даже я сама.

Три.

Мой дорогой страж

пошел первым на встречу с новыми

друзьями

, а я нарочно задержалась в тесном номере подольше, старательно разглядывая свое отражение. Советник не обманул — зеленоглазая брюнетка выглядела крайне убедительно. Крайне удачная иллюзия с россыпью мелких веснушек на загорелой коже и пустым взглядом, ожидающим скорую бурю.

Отчасти — знающим и пророческим, потому что крики на улице раздались в тот момент, когда я вышла из нашей полуразвалившейся гостинцы. Толпа то замирала, то спешила разбежаться по сторонам, давая больше поводов для самых плохих догадок.

— Не вздумай… — приказала я Ксандру еще утром, пока он злобно наблюдал за тем, как я лениво валялась в постели.

— …устроить сцену? — тогда он усмехнулся, а голос звучал почти ласково. — Как скажешь,

хозяйка

.

Наши взгляды встретились всего на секунду, когда я увидела высокий силуэт посреди улицы с довольной улыбкой и окровавленным кинжалом в руке. Кинжал был тем самым — тронутый ржавчиной и украшенный рубином, слишком дорогим для такого просто изделия. В глазах полукровки — ни раскаяния, ни страха. Только ледяное: «

Теперь довольна?

».

Человек лежал на земле,

блаженная

из последних сил старалась ему помочь, пока сама не истратила последние силы. Я замерла, не в силах двинуться, и поняла, что не могу выдавить и звука — горло предательски сдавило, а отчаяние, перерастающее в ярость, постепенно начало разрушать то, что меня скрывало.

Он не имел права.

Толпа, спешащая подальше от места преступления, теперь сторонилась и меня — боялась огня, который все ярче прорисовывал рисунок вен и возвращал истинный вид. Первый шаг дался с большим трудом, последующие — с нарастающим страхом. Ксандр больше не смотрел на меня, что разозлило только больше. Самоуверенный наглец наслаждался разрушенными надеждами.

Мир замер мгновением позже — я врезалась в чье-то плечо и пропала, просто подняв взгляд. Янтарный взгляд ифрита загорелся похлеще лесного пожара. Тот самый, что преследовал меня в кошмарах и не давал забыть о стечении совершенно глупых обстоятельств, связавших нас с первой встречи.

— Ты… — начал он, и в голосе прозвучало что-то, от чего внутри всё сжалось.

Понял. Он все понял.

Я тоже.

15. Все триста пятьдесят три раза

Я рванулась вперёд, но его пальцы железными тисками сомкнулись на моём локте. Мужчина даже не дрогнул, когда я попыталась вырваться — чуть наклонил голову, разглядывая меня с этим своим проклятым спокойствием, от которого внутри все закипало с удвоенной силой. Совсем не вовремя, учитывая некоторые

обстоятельства

и мое состояние.

— Отпусти, — прошипела, дергаясь сильнее, но очередная бесплотная попытка ничего не изменила. Снова — обжигающий уверенностью взгляд. Снова — моя неудача. — Исчезни наконец! Хватит! Кто просил тебя вмешиваться?!

Запущенный дикий пляж встретил тошнотворным ароматом соли и безысходности. Песок хрустел под ногами, ветер рвал волосы, а где-то за спиной всё ещё слышались крики — будто эхо того кошмара, что остался на площади, беспокойно следующее за мной мрачной тенью. Мой голос был тихим и надломленным — тем самым результатом трагедии, чужой и собственной одновременно.

— Ты и твое упрямство, звезда моя, — он притянул меня ближе, почти впечатал в своё тело, и я почувствовала, как чужое тепло пробивается сквозь ледяную корку гнева мелкой дрожью во всем теле.

Очень некстати

. — Ты сейчас упадешь, если не успокоишься.

Захотелось рассмеяться, но смех застрял в горле вместе с невысказанной обидой. Все до сложного просто: хотела просто поговорить, узнать чуть больше, чем стоило, а по итогу получился отрицательный результат: минус две жизни, мое спокойствие и желание продолжать этот чертов день.

— О, конечно! Я же должна визжать от радости, что такой прекрасный господин бегает за мной! — я фыркнула, скидывая с себя чужие руки, и тут же отступая. В янтарных глазах мгновением полыхнула знакомая злость. — Что дальше? Будешь ждать благодарности? Просто наблюдать? Как в тот раз, когда этот чёртов

проклятый

…

— Не сравнивай, — ифрит оборвал меня, и в его тоне проскользнуло что-то тёмное, почти угрожающее —вот только скорый бесконечный финал пугал больше, чем его эмоции. — Не смей. Я не он.

Песок забился в туфли почти сразу, каблук потонул в нем мгновением позже, заставив пошатнуться — еще один предатель и неудобство. Тут же за спиной раздался голос Ксандра — холодный, насмешливый, будто он наблюдал за представлением из первого ряда. Удивительно вовремя для того, кому стоило бы первым исчезнуть и никогда больше не появляться.

— Ну что,

хозяйка

? — его голос сочился ядом, но серые глаза сверкали лихорадочно радостно. Ну конечно — поистине благородно насмехаться над другими, когда понимаешь тщетность своего положения. — Доигралась? Ты

сама

это начала,

сама

решила разыграть партию, но не готова расплачиваться за это?

Я невольно усмехнулась, медленно подходя к полукровке и с каким-то затаенным удовольствием замечая, что он и сам не слишком спокоен. Бедный мальчишка растерял свою самоуверенность? Решил, что есть что-то пострашнее меня?

— Расплачиваться?! — всего за краткий миг я успокоилась и разозлилась вновь —

знакомое чувство безысходности тисками сжало виски до острой боли. — Ты убил

человека

! — голос сорвался на хрип, а полукровка только сложил руки на груди, совершенно не стесняясь уже подсохшей крови на них. — Просто взял и…

— То есть тебя волновал только он? Я же говорил, что ты дура. — Ксандр шагнул ближе, и в серых глазах не было ни тени раскаяния. — Еще признайся, что это просто ревность.

Элиас тихо рыкнул — низкий, предупреждающий звук, от которого по спине пробежали мурашки, а что-то в груди опасливо сжалось, предвещая скорую бурю. Ифрит посмотрел на меня долгим, пристальным взглядом, и в его глазах я прочла то, что боялась прочесть:

желание

.

И обязательно чей-то конец.

Если бы — мой.

—

Закрой. Свой. Поганый. Рот,

— предупреждение от легендарного хранителя преисподней прозвучало удивительно холодно — точно последнее перед тем, как избавиться от очередной проблемы. Следом — шаг ко мне, та же крепкая хватка, легкий поцелуй в растрепанные волосы на макушке, почти обещание, словно весь мир менее важен, чем я:

— Не надо, кроха. Не трать силы на него. Он не стоит того.

— Даже так? Какая жалость! А она

стоит

? — Ксандр произнес это тихо, почти ласково, но от этого стало только хуже. Я запретила себе отводить от него взгляд, чем только сильнее раззадорила. — Ты могла включить мозги хоть раз. Ах да, забыл, ты у нас прекрасное украшение спальни, хозяйка! Работа

головой

в этот список не входит, — полукровка небрежно спрятал руки в карманы, торжествующе ухмыляясь. — Ты не умеешь выбирать, не умеешь думать дальше, чем на шаг. Ты просто бросаешься в огонь, а потом удивляешься, почему все вокруг горят.

— Замолчи! — Элиас резко развернул меня к себе, и я увидела в его взгляде плохо скрытую ярость. Темную, древнюю настолько, что мне и самой почти стало страшно, но чужой огонь только согревающе скользнул вслед за касанием. — Ты уже достаточно сказал.

— Что, настолько хорошо кричит по ночам? Или предоставляет особые услуги? — Ксандр рассмеялся, но смех зазвучал пусто. — Знаешь, еще не успел опробовать. Может, расскажешь сам?

Я замерла, не в силах пошевелиться, и даже забыла обо всех обидах — сердце ифрита забилось быстрее, а руны на груди вспыхнули, даже через одежду позволяя разглядеть их очертания. До безумия

красиво

. Даже когда страшно. Особенно — мне самой.

— Ради девчонки позоришься, изображаешь идиота под стать ей. Всегда рядом, всегда готов исправить ее ошибки… — насмешливо продолжал сероглазый, прекрасно зная, что его слова предназначены даже не ифриту, а мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мой тихий смех озадачил обоих — даже всех троих, включая меня саму. Сначала негромкий, а затем отчаянный, он перерос в тихий всхлип, хотя слез не было. Наверняка уже давно выплакала последние в очередную бессонную ночь, по которая была уже настоящим экспертом.

— Зачем нужно было трогать волчонка? — я устало вздохнула, пытаясь осмыслить принятое решение. Не допрос — попытка собрать воедино разрушенную картину.

— Чтобы его папаша привел к правителю, — ответ мгновенный. И поразительно лживый, о чем мы оба знали.

Еще минута.

— Зачем нужно было трогать волчонка?

— А так непонятно? Дура. Его папаша должен был привести к

проклятому

, — злобно процедил Ксандр, а рука ифрита плавно скользнула по моей спине, опаляя непрошенным теплом. — А тот отдал твое сердце. В обмен на снятие проклятия. Не знала,

хозяйка

? Твой дорогой супруг связал свою жизнь с твоей, но не удосужился рассказать о причине?

Шелест волн заглушил мысли, мягкий поцелуй коснулся виска в попытке стереть все, что меня мучило, но это должна была сделать я сама. Я качнула головой, позволяя волосам небрежно рассыпаться по плечам, частично скрывая лицо, и внимательно взглянула в янтарные глаза мужчины, готового за меня сделать то, что не должен был.

Никогда не должен.

— Далеко впереди остров, видишь? — Ксандр медленно кивнул, и в его взгляде что‑то изменилось. Несмотря на свою дурацкую браваду —

боялся

. — Ты идешь туда,

милый

, — я взглянула на полукровку через плечо подозрительно осмысленно. Словно впервые за очень долгий срок была уверена.

— Будет очень холодно, но не бойся — совсем скоро ты не почувствуешь этого.

Не словно, конечно.

Он сам упустил свой шанс.

— Сначала — паника, попытки удержать в легких оставшийся воздух, — сама не заметила, как улыбнулась, и повернулась в руках ифрита, плотно прижимаясь спиной к его груди. — Но с первым вдохом ты обо всем забудешь, — золотые искры сорвались с волос, падая в белый песок, а сероглазый красавец заметно напрягся. — Останешься только ты,

дорогой

, жгучая боль в легких и полная темнота. Это очень просто, поверь. Ты ведь меня не разочаруешь?

Широкая ладонь ифрита опустилась мне на глаза в тот момент, когда полукровка шагнул в сторону воды. Я слышала, как Ксандр метался между насмешками и проклятиями в мой адрес, но постепенно его голос стихал, а горячие объятия, не дающие мне вырваться, становились слабее.

Успокоиться удалось не сразу — спокойствием вообще вряд ли можно чувство опустошения, внезапно окутавшее тело и сознание. Словно собственный огонь все выжег.

Все оказалось легче. Хоть когда-то.

Страж не разочаровал — больше он сможет вернуться. Прекрасно и послушно хоть когда-то.

— Господин, — я в последний раз взглянула в сторону моря, шумно сглотнув, и из последних сил изобразила улыбку, — выпьем?

Номер в гостинице оказался действительно роскошным: отдельная спальня, ванная, небольшая гостиная. Чуть позже запыханная девчонка в белом фартуке даже принесла немного еды и чего-то крепкого в стеклянном графине. Желудок сжался от одного запаха, и я поспешно сбежала под предлогом умыться. Совершенно дурацкая и бесполезная идея, как и все вокруг.

Дверная ручка скрипнула через несколько минут дважды: в первый раз — уверенно, резко, словно ифрит хотел вырвать ее, но не решился в последний момент; во второй, через пару секунд, — коротко и обреченно опасливо. Я невольно вздрогнула, медленно сползая вниз по стене, но промолчала. Раз не вошел — передумал, а мне не хотелось лишний раз объясняться.

— Эй, кроха, жива? — голос мужчины прозвучал навязчиво тепло. — Ты голодна. Ты вымотана. Ты… — он замолк, подбирая слова, и наверняка думал о чем-то не сильно оптимистичном.

Как и я.

А потому тишина показалась оглушающей.

— Отдохни пока, я… скоро вернусь.

— Сегодня? — я попыталась подняться, но не нашла в себе сил двинуть даже пальцем. Только крепче обняла колени, утыкаясь в них лицом.

— Всегда, — просто сказал он, понизив голос. И наверняка улыбнулся — по крайней мере, хотелось в это верить. Особенно сейчас. — Только не сбегай. Ладно, красавица?

Кровать была достаточно большой, чтобы ифрит позже лег рядом, и я нарочно устроилась ближе к краю, чтобы он понял намек. Но намекать, как позже оказалось, было некому — выпила я все в одиночку, уснула также. Обида на весь мир тщательно перемешалась с усталостью, и осела в груди на пустующем месте.

Он вернулся ближе к ночи, когда за окном окончательно стемнело. Я вынырнула из болезненной дремоты и стала ждать, хотя все больше хотела первой пойти на контакт. Просто так — без причины и лишних сложностей.

Так, как никогда еще не делала

.

Мужчина в гостиной затих совсем скоро — побродил из угла в угол, иногда вздыхая, но ко мне войти не захотел или побрезговал. Я бы и сама не захотела связываться с тем, кто действительно рушил вокруг все, что видел. Вот только у нас двоих выбора не оставалось — он был частью моей жизни, как и я — его. Рано или поздно я должна была это признать. Даже если выбирала то самое

поздно

, граничащее с

никогда

.

Он спал в кресле — вытянул ноги, замерев в явно неудобной позе, и постоянно хмурился, будто видел кошмар. Я остановилась напротив, уже почти коснулась чужой руки, но вовремя себя одернула и опустилась на ковер. Странная легкость в теле сменилась оцепенением, невысказанные слова застряли в горле — в самый последний момент я испугалась так сильно, что с трудом заставила себя не бежать хотя бы сейчас.

Всего лишь четверть часа до конца. Никто не узнает.

— Ненавижу эту чайную. Пришла туда, чтобы спрятаться на виду от очередного придурка, желающего поживиться редкой игрушкой, а в итоге… — выдохнула так тихо, что сама едва услышала свой голос. — В общем, думала, что стою дороже, пока не оказалась там.

Рассмеяться не вышло, даже если бы я очень захотела. Нельзя было позволить ифриту проснуться — признаваться ему бодрствующему в чем-то личном казалось еще более диким, чем тонуть в собственных мыслях.

— Я даже никогда не... Они все такие противные, — я провела ладонью по длинному ворсу ковра, нарочно опуская взгляд и невольно морщась. — Старые, молодые… Улыбаются, будто ты какое-то чудо, а внутри только грязь и похоть. — Стыдиться и правда было нечего — только убедить себя в этом казалось тем еще испытанием. — Ни с кем из них не… Не спала.

Мужчина дышал ровно, но выглядел уставшим. Еще бы — сначала ходить с человеком в далекий путь ради того, чтобы найти меня, а затем — пытаться сделать так чтобы наше время не закончилось раньше положенного.

Страшно. Безумно страшно.

И красиво

.

— Я и с

ним

не хотела быть, но кто станет спрашивать товар? — я закрыла лицо ладонями, зажмурившись до звезд перед глазами. — Сначала Дарион просто убивал

человека

с его пассией, потом — взялся меня. Не знаю — хотел убрать свидетеля или просто забрать сердце, но это все переросло во что-то неправильное. Даже не представляешь, как это... Ужасно. Кошмар, от которого не можешь проснуться.

Чужое имя далось с трудом, потому что на самом деле таким не являлось. Ни чужим, ни кошмаром.

Еще всего пять минут. Надо успеть.

— Мы оба все помнили. Каждый раз — ссоры, крики, попытки доказать, что это просто какой-то бред. Все триста пятьдесят три раза. — Воспоминания пришли с болью и тревожной тоской.

Как и должно быть.

— Только

он

, кажется, заигрался… Решил, что я могу остаться рядом, но не смог удержать. А потом появился ты.

Я усмехнулась, медленно поднимаясь и поправляя сползающую с плеча лямку сорочки. Алой, шелковой, с тонкой вышивкой золотыми нитями. Наверняка ифрит старался выбрать то, что мне понравится. И даже угадал.

— И я поняла, что устала. Не хочу больше просыпаться. Не хочу засыпать, — выдохнула и склонилась к мужчине всего на секунду. — А если я признаюсь, что ты мне нужен… — Едва ощутимо коснулась губами его, задержав дыхание. Не проснулся — только едва заметно дрогнули длинные пальцы.

Боги. Не проснулся.

— А ты уже моя самая желанная и вредная привычка, — немой шепот, тупая боль там, где было сердце. Что-то горячее внутри послушно лизнуло ребра и тут же затихло. — Понимаешь, мое прекрасное солнце?

Элиас мирно спал, но уже меньше хмурился. Либо притворялся спящим так талантливо, что я ему поверила и решила больше не испытывать судьбу. Просто вернулась в спальню так тихо, как могла, и позволила глупым слезам заливать подушку оставшиеся мгновения.

Больше действительно не могла.

Один.

Потолок, цепи, чертов витраж. Ничего нового, ничего важного, ничего… Я подскочила так резко, что голова закружилась, а все вокруг резко потеряло смысл — в груди глухо билось что-то горящее. Не метафорично — буквально. Тяжёлое.

Чужое. Знакомое

. Оно обжигало рёбра изнутри, проникало в кровь, вырисовывая на теле золотистые узоры. Тонкие, едва заметные. Поразительно согревающие.

— Элиас… — имя сорвалось само, пока я пыталась выровнять дыхание, прижимая ладонь к груди и вслушиваясь в мерный стук.

Сердце

. — Ты не… Какой же ты идиот…

Нет, не сердце —

его

магия, пульсирующая в такт чужому дыханию.

Его

дыханию. Я впилась ногтями себе в шею, и боль немного отрезвила, но все равно не дала полностью прийти в себя. Слишком остро ощущалось позабытое чувство целостности — словно нечто разбитое собрали воедино, заменив недостающие осколки чем-то новым. Более правильным.

Его голос донесся снизу — тот самый спокойный тон с долей насмешки на фоне беспокойных возгласов и недовольного ворчания старухи. Я выскочила в коридор босиком в то же мгновение, следуя странному порыву увидеть его. Увидеть, услышать, убедиться, что

хотя бы сейчас

это не очередной кошмар.

— ...лучше следите за собой, — недовольно, немного нервно. Словно он ждал.

Тоже ждал.

Я замерла на лестнице, вцепившись в перила, и слишком поздно осознала, что натворила. Растрепанная, в одном белье и с нездорово горящим взглядом, следила за тем, как ифрит неприязненно косится на мадам Лин, а ее извечный веер, уже спаленный, валяется на полу.

Живой. Целый.

Мой.

— Ты... — голос сломался, когда я остановилась на последней ступеньке — тот самый небольшой рубеж, который переступать было особенно страшно. Словно шаг в бездну, которая больше не отпустит. — Зачем ты…

Мужчина медленно обернулся. Янтарные глаза расширились — впервые за всё время я увидела в них настоящий шок. Мои пальцы впились в перила сильнее, и запах жженого дерева постепенно стал более явным. Собственная магия рвалась к ифриту со страшной силой, а тяжесть в груди только послушно поддакивала.

Чертовы предатели под стать мне

.

— Одетт, ты... — он шагнул вперёд, и я тут же притянула мужчину ближе, цепляясь за ворот расстегнутой рубашки. Ткань треснула, опалилась, ногти неловко скользнули по вышитому узору, разрывая золотистые нити. Чужие пальцы обожгли кожу на талии.

Элиас шумно выдохнул, но я уже подалась ближе, больше не планируя отпускать. Поцелуй получился мокрым, неловким, с привкусом слез и невысказанных страхов — и вместе с тем подозрительно нужным. Правильным. Мужчина застонал, схватив меня за бедра, и легко подхватил на руки. Мои ноги обвили его талию, а он предупреждающе покосился на сонных посетителей, рискнувших прийти сюда в такое раннее время.

— Ты отдал... — я задыхалась, целуя его лицо и старательно избегая смотреть в глаза. Губы, щеки, веки, нахмуренный лоб. Такой пораженный, горячий.

Полностью мой

. — Ты хоть понимаешь?.. — И снова, также отчаянно и порывисто, что мужчина усмехнулся, а его пальцы на моих ягодицах сжались сильнее. — Это же часть тебя, дурак!

— Молчи, — прошипел он, но руки дрожали. — И где... черт возьми, где одежда?

Я сама не заметила, как улыбнулась — больше не было ничего, кроме учащенного биения в груди и чужих касаний.

Не чужих

. Больше не чужих, конечно. Думать об одежде казалось и вовсе почти преступлением, да и стоило ли? Ифрит и так загородил меня собой от любопытных взглядов. а его собственный был невероятно желанным.

— Неважно. Все неважно, — прошептала я, с очередным поцелуем впиваясь зубами в его нижнюю губу. — Пятая дверь налево. Сейчас. Пожалуйста.

Он зарычал, но послушался. Лестница скрипела под тяжёлыми шагами, горячие касания не давали ни на мгновение отвлечься. Все тело послушно горело в ответ: его губы на шее — легкий укус чуть выше ключиц, мягкий поцелуй выше, у самого изгиба, отчего я не смогла сдержать стон. Ладонь под бедром — алое пламя, послушно перетекающее на мою кожу и смешивающееся с золотистым узором вен. Эта проклятая пульсация в груди.

— Идиот, — я всхлипнула, когда он пнул дверь ногой, и поймала на себе горящий взгляд. Не первый, не последний. Тот самый. — Самый настоящий идиот...

Комната встретила нас холодом и смятой постелью, на которую меня опустили вполне осторожно, несмотря на ответное желание и неприкрытую жадность во взгляде. Его пальцы впились в мои волосы, резко запрокинули голову назад. Я вскрикнула — не от боли, а от острого, пронзительного возбуждения, которое прошило тело насквозь.

— Одетт, тише. Прошу тебя, успокойся, — он попытался поймать мои запястья, но я уже впилась ногтями в широкие плечи. Нетерпеливый поцелуй тут же обжег открытое горло, затем — чувствительную кожу за ухом. — Звезда моя, остановись…

И это он просил остановиться?

Я не ответила — только выдохнула прерывисто, чувствуя, как его свободная рука скользит по ребрам вниз, к бедру. Горячая ладонь со шлепком опустилась на ягодицу, оставляя жгучий след, и я потянулась к мужчине сама. Кончиками пальцев медленно прошлась по обнаженной в вырезе рубашки груди, скользнула к поясу брюк, расстегивая. Он застонал мне в кожу, заметно напрягся, но не стал мешать.

— Если не перестанешь сейчас... — его голос звучал хрипло, почти умоляюще.

Вот только в наглую ложь мы

оба

не поверили. Он хотел

сам

, жар в

моей

груди ответно полыхал все сильнее, и в следующее мгновение мужчина уже сорвал с меня остатки белья, а его зубы впивались в шею. Больно. Сладостно. Настояще.

— То что? — я закусила губу в отчаянной попытке сдержать стон, и обиженно всхлипнула, когда Элиас отстранился. — Накажешь? Отнимешь подарок?

Он старательно пытался сдерживаться, сбивчиво шептал что-то о том, что мне нужно собраться, и даже перенес в ванную, стойко выдержав мой очередной прилив благодарности. Только вот не сумел скрыть собственного желания — зрачки сузились, расплавленное золото во взгляде вспыхнуло ярче. То малое, что я позволила себе заметить.

— Сиди смирно, кроха, — приказал он, когда вода хлынула из крана, а пар заполнил небольшую комнату. — Я же не железный, — тихое признание заглушил мой такой же тихий смех, и я потянула мужчину к себе, мгновенно обнимая за шею. Чужое дыхание опалило губы, и горячая вода тут же показалась ледяной в равнении с ним. — И не остановлюсь, если ты…

Он рухнул сверху, пригвоздив меня к эмалированному дну широкой ванны, и я несдержанно застонала, ощутив опасную близость. Его мокрые волосы прилипли к лицу, делая взгляд мужчины еще опаснее, а намерения — более явными. Я коснулась губами виска, чувствуя чужое возбуждение через мокрые штаны, и шумно выдохнула.

— Ты играешь с огнём, красавица, — прошипел он, но бёдра уже прижались к моим.

— Только с тобой, — тихий шепот в чужие губы, шум воды и стук сердца где-то в горле. — Ты ведь

мой

, господин.

Вода хлестнула через край, и наконец Элиас сорвался. Его губы захватили мои в яростном поцелуе. Руки сжали грудь до боли приятно и остро, спустились ниже, закинув мои ноги на себя. Магия несдержанно отозвалась в ответ — отчасти моя, отчасти его. Границы стерлись с новым поцелуем и моим прерывистым дыханием.

— Ты... не сбежишь... — жаркий шепот между поцелуями, его пальцы — во мне. Резко, неожиданно, правильно и нужно настолько, что я вскрикнула и только прижалась плотнее. — Больше... никогда...

— Да, — соврала я, зная, что это правда.

Он понял

. Сразу и без лишних слов. Улыбнулся так тепло, что на мгновение я потерялась в новом ощущении. — Если... если ты не остановишься...

Он вошёл резко, одним нетерпеливо грубым движением проникая на всю длину и заставляя мелко задрожать и впиться ногтями в спину. Наверняка это было больно, но мысли путались до того, как я хотела об этом подумать. Было

идеально

. Слишком тесно. Жарко. До жгущей рези в груди необходимо.

— Ещё… — прошептала я, сама не зная, о чём прошу.

— Что «ещё»? — он замедлился, почти вышел, заставляя меня всхлипнуть от разочарования. — Говори чётко.

— Хочу… хочу сильнее… — слова вырывались сами, без стыда, без оглядки. — Пожалуйста…

С каждым новым толчком тело отзывалось все сильнее, послушно выгибаясь от каждого касания и даже собственного вдоха. Поцелуй обжег плечо, горячая ладонь накрыла грудь, лениво поглаживая затвердевший сосок, и, когда собственное возбуждение достигло точки невозврата, я невольно застонала прямо в поцелуй.

Он не остановился — продолжал двигаться, пока я рассыпалась в его руках, пока мир вокруг тонул в чужом огне и моем удовольствии. Мужчина замер, стоило мне сжаться особенно сильно от новой вспышки искр перед глазами — глубоко внутри, позволяя ощутить, как горячее тепло разливается во мне и заполняет до предела.

Пар осел на коже каплями. Элиас выдохнул — протяжно, с дрожью — и на мгновение прижался лбом к моему плечу, тяжело дыша. Я гладила его мокрые волосы, чувствуя, как жар в груди пульсирует в унисон его сердцу. Невыносимое притяжение затихало постепенно и крайне неохотно, позволив осознать, что я ни о чем не жалела.

Быть

его

оказалось слишком приятно.

— Нам нужно… — пробормотал он наконец, мягкими поцелуями скользя по моей груди.

— Останься, — тут же перебила я, сжимая в пальцах алые пряди. Ласково, осторожно, боясь прогнать то теплое наваждение, которое дарила близость мужчины. — Я не уйду, и ты — тоже.

Ифрит замер, долго смотрел мне в глаза, пытаясь найти подвох, пока вода из открытого крана уже вовсю лилась на пол. Мир сузился до стука чужого сердца и молчаливого понимания, что что-то между нами окончательно изменилось.

— Элиас, — я закусила губу, неуверенно скользнув кончиками пальцев по его щеке. Мужчина дрогнул, но уголки губ приподнялись в едва заметной улыбке. — Я…

Пауза. Тишина, наполненная страхом, затаенной надеждой и признанием вынужденной слабости. Его ласковый взгляд. Мягкий поцелуй в искусанные губы.

— Кроха, ты…

До безумия страшно. А если он не спал? Если слышал?

— Я... тоже чувствую… Нашу связь. Уже давно, — максимально мягко и честно. С закрытыми глазами, чтобы он не заметил, что я вот-вот признаюсь ему.

Снова.

— А недавно поняла, что и я — твоя.

Имеет ли это еще хоть какой-то смысл?

— С самого начала, — выдохнула я, окончательно признавая поражение, — мой любимый.

16. Умерла в тот же день

Мир не рухнул больше, чем я ожидала. Он в целом не спешил разваливаться на куски, и даже собирался каким-то новым и подозрительно странным образом. Далеко не так, чтобы забыть обо всех проблемах, но достаточно для того, чтобы ифрит назойливо прилип ко мне, а я не стала его отталкивать. Это было слишком приятно. Тепло.

Позабыто

спокойно.

Его пальцы — горячие, уверенные. Почти вездесущие — скользили по моим волосам, согревали открытую кожу на лопатках, словно нарочно проверяя, действительно ли это не сон. Толпа на центральной улице ничуть не смущала мужчину, и постепенно стала неважна и мне. Даже если снова кто-то станет жертвой мелкого вора, даже если тот худощавый торговец с сальным взглядом снова получит пощечину от жены. Они не менялись.

Не изменились и сейчас.

— Зачем? — тихо прошептал Элиас мне на ухо, горячо выдыхая и прижимая к стене за углом очередной лавки. Опять. И вечное почему, зачем. Только это не вызвало раздражения — только легкую гордость за собственное наследие. — Ну же, красавица, признавайся.

А ведь все было до смешного просто. Перед уходом из чайной, когда он своей твердой уверенностью — и не только ею — соблазнял меня остаться, я все же воспользовалась небольшим преимуществом крови — излечила его шрамы. Точнее, нагло воспользовалась положением и чувствами мужчины, позволив себе хорошенько им полюбоваться. Было чем. Было когда.

И самое главное — кем.

Тем самым. Своим.

— Потому что... — я улыбнулась, кончиками пальцев скользя по его щеке и нарочно растягивая слова, — ...мой прекрасный господин заслуживает быть целым.

Он вздрогнул, пальцы впились в мои волосы, оттянув голову назад и открыв шею. Как-то слишком жадно для того, кто спешил. И слишком медленно для привычного себя.

— Повтори, — рычащий шепот на коже, легкий укус в изгиб шеи. Совершенно правильно, и я даже не решилась поспорить с телом — только послушно подалась ближе. Провела кончиками пальцев по его груди, чувствуя, как под тканью рубашки напрягаются мышцы.

— Мой дорогой, — мой шепот стал еще тише, едва различимым шелестом на фоне шумной улицы в считанных шагах, а чужие пальцы сильнее сжались на талии. — Ненаглядный, — тихий стон потонул в коротком поцелуе. Просто касание его губ к моим, кричащее о чем-то большем. — Мой… Стойте, господин, нам надо…

Тяжелая ладонь опустилась на поясницу, окончательно намекая, что мне больше не сбежать и никак не отвертеться. Совершенно дурная привычка, о которой я в этот раз не пожалела — она казалась чем-то большим, чем любые слова. Чем-то честным.

—

Ещё

.

— Любимый. И мой, — выдохнула я, но почти сразу же негромко рассмеялась, заметив, как довольно сверкнул янтарный взгляд. Тот самый, предназначенный только мне — чем-то большим, чем чувства и обещания.

— Не смейся, кроха, — Элиас просто пожал плечами, совершенно не обидевшись. На мгновение стал слишком серьезным, а чужой огонь скользнул мне под кожу, когда он просто подхватил меня на руки. — Я тысячу лет ждал, чтобы кто-то назвал меня своим.

Опустил только у входа в тот самый замок, где стража почтительно поклонилась под мой недоуменный взгляд, а служанка, рыжая демоница с испуганным взглядом, опасливо опустила голову. “Ваша светлость, мы Вас ждали”, говорила вся театральная постановка, но витающее вокруг напряжение не дало даже посмеяться. Слишком ожидаемо и неожиданно одновременно. Будто меня действительно

ждали

.

— Здесь всё такое… мёртвое, — прошептал ифрит, прижимаясь губами к моему виску. Мы шли по каменным галереям замка, и его голос звучал приглушенно, почти интимно. Навязчивая прислуга только косилась, но не спешила подходить. — Дрожишь, звезда моя. Холодно?

— От тебя жарко, как от печи, — фыркнула я, но не отстранилась. Наоборот, придвинулась ближе, чувствуя, как его ладонь ложится на мою талию. Не прижимая к себе — просто поддерживая и заставляя огонь в груди послушно опалить ребра. — Если ты меня еще раз…

— Иначе что? — он усмехнулся, наклоняясь к моему уху. Губы коснулись мочки, задержались на миг, выжигая след горячим дыханием. Я невольно выгнулась, и он тут же скользнул ладонью вниз по позвоночнику, прижимая ближе — так, что рёбра заныли от соприкосновения с его грудью. — Ударишь? Или, может, наконец признаешь, что ждешь, когда мы запремся в комнате, и я не выпущу тебя целую неделю?

— А если не захочу? — я приподняла бровь, но уголки губ дрогнули в улыбке. Чувствовал, что не отказываю и нагло пользовался своим положением. До безумия наглый.

Мужчина замер за несколько шагов от княжеского кабинета. Прижал меня к себе так крепко, что ребра уже вот-вот должны были треснуть, а дыхание затихнуть. Взглянул пронзительно, будто видел меня насквозь, и прижался губами к виску, жадно вдыхая под собственный тихий шепот на древнем языке.

— Я согласна, господин, — нарочно лениво, почти равнодушно, хотя мы оба знали, что это больше не может быть так. — Только если будете убедительны. Сможете… повторить?

Чертова магия. До ужаса мешающая связь. Тепло — правильное, согревающее, отчего тело послушно не стало противиться, желая подольше греться рядом со своим мужчиной. И суровая реальность, в которой ему нужно было уйти. Человек ждал. Наш многоуважаемый

король

— тоже.

Кабинет совершенно не изменился, как и дорога к нему. Я знала это место слишком хорошо, чтобы ошибиться: темная ковровая дорожка заглушает шаги, слуги вообще стараются обходить это место стороной, а помощники, парочка самоубийц, заходят только по особенно важным вопросам. А вот отчаянной, не боящейся смерти, была я.

Всегда

я.

Каждый раз

, когда приходила сюда.

В каждую нашу встречу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я скользнула в кабинет князя без стука — привилегия, купленная слезами и кровью. Дарион сидел за столом, заваленным свитками и картами, и даже не поднял взгляда, когда я переступила порог, мелко подрагивая. Лишь уголок губ дрогнул — едва заметно, как тень улыбки, которую он показывал разве что в исключительные моменты.

— Замерзла? — его голос звучал ровно, но я уловила теплоту в интонации. Ту самую, которую он показывал в редкие моменты наедине, и тут же сменял еще большим холодом и болью. Не всегда осязаемыми, но совершенно знакомыми.

Я не ответила — голос наверняка бы дрогнул, выдав то море вопросов и отгадок, которые я не хотела знать. Вместо этого медленно прошла вперед и опустилась на колени мужчины под его напряженный взгляд. Прожигающий, отчасти злой и совершенно непонимающий. Он даже не вздрогнул — только пальцы сжали подлокотники кресла до побелевших костяшек.

— Ну вот, — пальцы сами потянулись поправить ворот его рубашки. Светлой, словно это я сама ее выбирала. И будто он старался ради меня. Ткань была грубоватой под моими пальцами, но я нарочно замедлилась у края, касаясь кожи на шее. — Теперь ты точно не сможешь сосредоточиться.

— Одетт… — в его тоне прозвучало предупреждение, но я уже потянулась к перу, лежащему рядом с недописанным указом.

Нарочно поерзала, удобнее устраиваясь, пробежалась взглядом по ряду ровных строк. Даже почерк — вычурный, идеально ровный. Таким разве что подписывать смертные приговоры. Или писать письма той, кто никогда не ответит. Чтобы помнила и никогда не забывала, даже если очень захочет.

— Что тут у нас? «Всем купцам из Восточного леса предъявлять разрешение на ввоз…» — я закусила губу, перечеркивая самую первую строчку несколько раз. — Это те, которые перевозят подделки камней? Или тот дешевый шелк, линяющий от капли воды?

Зачем-то задумчиво покосилась на удивленного мужчину и тут же вернулась к листу бумаги, выводя первые слоги. Чтобы не видеть тот самый блеск в ядовито-фиолетовом взгляде. Чтобы не травить душу больше, чем уже успела.

Ждал

. Он точно ждал. Поняла еще до того, как спросила, а он ответил. В груди предательски закололо.

— Прекрати, — Дарион устроил ладони у меня на бедрах и потянулся ближе, упираясь лбом в плечо. Слишком противоречиво для того, кто всегда старательно играл в глыбу льда. — Это официальный…

Я провела пальцем по его руке, следуя за линией вен, и нарочно замедлилась у запястья, где пульс бился чаще. Он замер, но не отстранился.

— Это официальный документ, — повторил он, но голос дрогнул, когда я накрыла его ладонь своей. — Будешь переписывать сама, если испортишь.

— Тогда проверьте сами, господин, — голос осип слишком резко. Чужое дыхание коснулось моей щеки, и я почувствовала, как внутри всё сжимается от знакомого жара, а ощущение неизбежного окатывает ледяной волной. — Или мне, Вашей супруге, нужно было спросить разрешения?

Хватило всего пары секунд, чтобы он прочел написанное мной. Мужчина замер. В глазах мелькнуло что‑то опасное, почти хищное, и я попыталась встать, мгновенно пожалев о том, что вообще решила прийти. Сама не знала, зачем. Точнее, боялась признаться, но понимала, что устала просто бежать после всей непрошенной правды буквально вчера.

— Если я признаюсь, ты останешься? — тихо спросил он, крепче стискивая пальцы. До синяков, до легкой боли. — Или опять сделаешь вид, что ничего не происходит? — тот самый ледяной тон, пробирающий до костей, после того, как я нарочно не отреагировала. — Капризная, вредная девчонка… Думаешь, я всегда буду за тобой бегать?

Мужчина поднял упавшее на стол перо, небрежно что-то нацарапав, перехватил меня поперек талии и шумно выдохнул, легко прикусывая обнаженное плечо. Выступившие клыки царапнули до крови, а после вонзились в плоть. Я вскрикнула от неожиданности, закусив губу, и уже через считанные мгновения расслабилась, зарываясь пальцами в короткие черные пряди в ожидании большего. Кожа горела в месте укуса, но жар быстро сменился обжигающей тяжестью, растекающейся по всему телу.

Я бы не ждала. Но забыла, что должна ненавидеть тебя

— неровным, угловатым почерком той, что никогда не старалась его исправить.

Каждый чертов день

— тот самый смертный приговор, подписанный его рукой.

Два.

Дурное предчувствие не отпускало с самого утра: раздражали все, кого я видела, раскалывалась голова от мыслей о неправильности происходящего, а ни одно из знакомых мест в замке и его окрестностях не давало ощущения спокойствия. Даже собственная магия постепенно сходила с ума, сумев прожечь платье и опалить все, чего я касалась. Тело все больше откликалось на неведомую угрозу извне и наконец сдалось.

Из всех птиц фениксы были одними из самых крупных. Меньше человека, даже мелкой меня, но намного больше тех, что обитали в наших далеких далях, а потому, опустившись на край княжеского стола, крыльями я задела абсолютно все: от скопившихся бумаг до чернильниц и свернутых карт. Хвост с длинными перьями переливался особенно ярко в солнечных лучах. От золотого до пурпурного, от лилового до ядовито-лазурного, от алого до практически белоснежного.

Дарион подошёл ближе, протягивая руку, и весь его вид выражал удивленное восхищение. Холодный блеск глаз сменился чем-то живым еще вчера, а теперь потеплел настолько, что стал напоминать те мелкие гелиотропы, которые любили выращивать люди. Я колебалась лишь миг, потом опустилась на его ладонь — когти впились в кожу, но он даже не вздрогнул.

Еще бы посмел — такую редкость видели далеко не все живущие и мертвые. А те, кто увидеть хотел, отдали бы жизнь, чтобы прикоснуться к живой легенде. Исцеляющее пламя, вечная жизнь и прочие сказки для наивных дураков. На деле же — та еще кровожадная тварь, родившаяся из души древнего демона, и питающаяся сердцами других.

— Какая красавица… — прошептал мужчина, проводя пальцами по моему крылу. Изучающе, осторожно, словно я могла куда-то деться. — Почему ты скрывала?

—

Потому что ты не спрашивал

, — мысленно отозвалась я, зная, что он поймёт, и подставилась под очередное касание.

Дверь распахнулась неотвратимо громко. Петли скрипнули, само дубовое полотно ударилось о стену, так сильно его толкнули, а запыханный

человек

показался на пороге почти в тот же миг. В голубых глазах, обычно безмятежных и донельзя наивных, плескалась такая злость, что я невольно прониклась к нему пониманием. Знаем-знаем,

милый

, мир жесток.

— Здесь чудовище! — Арон отшатнулся, прижимая руку к груди, а вторую ладонь опустил на рукоять кинжала. Рубин в рукояти сверкнул предупреждающе, но неубедительно. — Это что за…

— Феникс, — тихо произнёс Элиас, зашедший следом, и в его голосе прозвучало нечто, похожее на восхищение. Он медленно перевел взгляд с меня на князя, затем обратно. В его горящем взгляде — ни тени страха, только восхищение, смешанное с чем-то темным, собственническим. — Никогда не видел её такой.

Я издала тихий звук, похожий на трель, и осторожно опустилась на стол, сделав несколько шагов к краю. Поближе к глупому человеку, поближе к

тому самому

, что смотрел на меня горящим янтарным взглядом. Веки расслаблены, зрачки расширены, на губах легкая улыбка. Бумага под лапами тлела, но не сгорала дотла. Впрочем, о таких мелочах все забыли.

— Это… это она?! — милый путник шагнул вперёд, но ифрит резко остановил его, дернув за плечо. — Ты сказал, здесь будут ответы, а не эта…

— Не подходи, — предупредил он, все еще не отрывая от меня глаз. Только подливал в огонь чего-то опасного, вынуждая нарочно распушить хвост. — Она не любит, когда её пугают.

Зато любит, когда ей восхищаются. Когда смотрят как на что-то исключительно опасное. Когда боятся упустить из виду.

— Да я вообще ничего не понимаю! — Арон нахмурился, повысив голос практически до крика, и я невольно ощетинилась. — Моя Лилия мертва, этот дурацкий день опять… А мы тут… — Его страх раздражал, как назойливая муха. Липкий и слишком яркий для той, кто привык жить с ним. — Мы тут любуемся какой‑то птицей?! Серьезно?! Да она сейчас сожжет здесь все!

— «Какой‑то птицей»? — ифрит усмехнулся, но в его взгляде промелькнула угроза. — Поуважительнее с княгиней, малец. Или хочешь отправиться к благоверной?

Я перелетела на плечо Элиаса, чувствуя, как его пальцы осторожно касаются моих перьев. Клюв случайно коснулся мочки уха. Он вздрогнул, а я повторила — нежно, почти поцелуем. Его рука тут же сжалась на моём крыле, удерживая ближе, и я поняла: он хочет не птицу, а то, что скрыто под перьями. Тепло приятно окутало, заставив затихнуть. Главная роль была сыграна одним только видом, а потому я могла хоть немного расслабиться. Хотя бы на мгновение. Здесь. Сейчас. Где никто не тронет, кроме меня самой.

— Ты… ты можешь говорить? — спросил милый путник, глядя на меня с ужасом и любопытством. Наивный мальчишка.

Все равно наивный.

Лез, куда не надо. Надеялся на чудо? Воскрешение любимой?

Нечто похожее на смех вырвалось совершенно случайно. Конечно, могла. Все могла, если хотела, да и если не хотела — тоже. Но зачем? Слова были лишними, когда все и так понимали, что происходит.

— А есть смысл разговаривать с жалким смертным? — Дарион усмехнулся, сжимая край столешницы. Опасно, холодно. Словно вот-вот грянет буря пострашнее той, что много лет назад разрушила целый город эльфов. — Который раскрывает рот, когда его не просят.

Тени постепенно сгущались. Они то подступали к человеку вплотную, то тянулись к ифриту, сразу же трусливо сбегая от искр, осыпающихся с моих перьев. Стало холоднее несмотря на жаркий летний день, и постепенно кабинет погрузился в знакомый полумрак. Из всех, кто его видел, выжили немногие — я да этот неправильный

проклятый

, который в свое время убил прошлого владельца мрака и подчинил его

питомцев

себе.

— Чего?! — Арон сжал кулаки, раскрасневшись до состояния спелого томата. Словно готов взорваться от любой мелочи. — Ты… Вы должны мне все объяснить! — уверенный взгляд человека вмиг стал испуганным, когда он увидел правителя в его привычном состоянии. Зол на весь мир, хладнокровен, безжалостен. — Что, моя жизнь — это чья-то шутка?!

— Для начала заткнешься, идиот, — ифрит наклонил голову, глядя на юношу с холодным сочувствием. — Сядь, послушай, что скажут. Включи мозг на несколько минут, пока не сдох. Не думаю, что кроха, — я ткнулась клювом в ладонь мужчины, довольно переступая с лапы на лапу, — хочет смотреть на твой труп.

Я гордо выпрямилась, расправив крылья — огонь вспыхнул ярче, отразившись в глазах присутствующих целым спектром эмоций. Страх, удивление, что-то невысказанное, яркое. Почти запретное.

— Ладно. Ладно. Черт… Ладно, — человек отступил, подняв руки, и устало упал в резное кресло. — Допустим… Допустим, я не сошел с ума. Но день начался сначала,

она

не вернулась… Но я помню — должна!

Дарион вздохнул, и на мгновение его лицо стало усталым, почти человечным. Ну конечно — возиться с ничего не знающими, а еще и дураками, так себе развлечение. Как наполнять бездонный колодец или искать смысл в жизни людей.

— Ну да, ты же у нас святой. Жертва, мученик — кто угодно, чтобы оправдать слабость. Легенды знаешь? — князь насмешливо фыркнул, заставив меня удивленно уставиться на него. Что-то новое. Почти интересное. — Мир… как вы нас зовете? Нечисть? Фейри? Изгнал тех, кто хотел пробудить забытых богов, а те захотели отомстить. Вами,

смертными

, — пренебрежительно, резко. Человек озадаченно мотнул головой и не смог ничего ответить. — Заселили столицу, окраины, а теперь хотят ее сердце, — он кивнул в мою сторону, ожидая какой-то реакции, но не добился ничего.

Я уже знала.

Целых три дня — целую вечность.

Знала и раньше, что рано или поздно, где бы я ни была, меня настигнет эта учесть. Фениксы не рождались просто так, не возникали из ничего и ниоткуда — они всегда были предвестниками. Изменений, войн, новых эпох. Моя же участь была проста — отдать сердце, стать ключом к проклятию, о котором никто ничего не знал. Даже

мой дорогой

Ксандр не сумел ответить на этот вопрос. Только загадочно обронил, что мое сердце особенное для таких, как он.

— Они нарушили баланс, убили стража. Подослали пустышек по типу твоей… пассии. Породили… — князь замолк с нечитаемым выражением лица. Его взгляд прожигал то зашуганного собственными сомнениями человека, то меня, спокойно сидящую на плече Элиаса. — Не совсем проклятье. Петлю. Со дня смерти стража и до дня, когда его сила исчезла.

— А эта кроха, кажется, ее унаследовала, — добавил ифрит, внимательно смотря на меня. Дарион задумчиво замер, на секунду прикрыв глаза. — Умерла в тот же день. Попала в бесконечный ад. Утянула меня за собой. И вот этого снежного короля тоже.

Возмутиться не дал голубоглазый мальчишка. Я склонила голову, наблюдая, а он закрыл лицо руками, согнулся, уперев локти в колени — даже не мученик, страдалец. Неопытный неофит в мире боли, разочарований и тайн, которые лучше не знать. Его страх был настоящим, его отчаяние — искренним. Но мир не был обязан его жалеть.

Как не жалел меня.

— И вы… вы просто ждали? — голос Арона дрогнул. — Пока она поймет? Пока все умрут? Или что, спалит все?

— Это ее выбор,

человек

, — тихо сказал Дарион. — Чем дольше она не знала, тем больше времени…

Я с ним.

То, что он никогда не скажет, а я не смогу спросить. Хрупкое перемирие, наполненное бесконечным голодом и притяжением.

Арон вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью, через минуту. Понял, что ничего не добьется? Никто не должен был ему помогать. Не нашел сочувствия и жалости? Все теряли что-то важное. Даже те мелкие пешки судьбы, которые не помнили ничего дольше установленного срока.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тихим треском огненных всполохов на мне. Я сдалась первой — пролетела пару кругов под потолком, попутно заставив тлеть массивные книги в твердых переплетах, и вернулась на опустевшую столешницу. Дарион стряхнул пепел на пол и тут же потянулся ко мне. Рефлекторно подалась ближе, чувствуя, как слабое тепло его кожи смешивается с моим огнём.

— Вернись, — просьба, не приказ. Негромко, даже немного неуверенно для того, кто мог одним только присутствием разобраться с толпой возмущенных советников и довести человека до панического ужаса меньше чем за минуту. —

Пожалуйста, Одетт.

Ад

ненадолго показался почти терпимым. Я даже прикрыла глаза, позволяя магии отступить, и затаила дыхание, не желая столкнуться с тем, что скрывалось за этим самым “

пожалуйста

”.

Неизбежность смотрела на меня своими фиолетовыми глазами и опаляла янтарем со спины. Слишком честно.

Даже для чудовища.

17. Потому что это не имеет смысла

Я ощутила, как жар отступает, оставляя кожу голой и уязвимой. Перья растаяли, огонь угас — и вот я уже не птица, а просто женщина, обнаженная на краю стола, под взглядами двух мужчин, каждый из которых не планировал отступать. Вот только страшнее всего было открыть глаза и понять, что путь назад постепенно все больше и больше отрывается от меня. Впрочем, это я

сама

решила закрыть все нерешенные вопросы.

Захотелось поскорее перевести тему, намекнуть, что милого путника хорошо бы вернуть и привести в чувство, а лучше стереть память и насильно отправить в его хрупкий человеческий мир, но горло сдавило. Я наигранно лениво взглянула в окно, словно меня волновали только рваные облака в отвратительно ясной синеве, и почти приготовилась к объяснениями под внимательный взгляд ядовито-настороженного взгляда.

— Она скучала, — голос Элиаса прорезал тишину, низкий, с хрипотцой, от которой по позвоночнику пробежала дрожь, и я невольно подвинулась ближе к дальнему краю стола, чтобы откинуться к нему на грудь.

Дарион замер, я закатила глаза и только небрежно махнула рукой, когда горячие ладони скользнули по моим плечам вниз. Медленно, успокаивающе по задумке и заставляюще тело послушно отзываться. Одна опустилась на призывно качнувшуюся грудь, сжимая ее несильно, но уверенно настолько, что на мгновение я прикрыла глаза, с трудом сдерживая стон.

— Что? — прозвучало резко, холодно настолько, что я вспомнила нашу первую встречу в той самой подворотне. Только тогда

милостивый

правитель сделал все быстро: кинжал в сердце человека, с феей… Забыла.

Память услужливо стерла все ненужное еще давно, а в уже в следующий момент я задохнулась от возмущения, резко выпрямляясь.

— Она скучала, — повторил ифрит, смотря мне в глаза и просто пожимая плечами. Наверняка думал, что это прекрасный способ заставить меня страдать. — Каждый день. Каждую ночь. Ты думаешь, она улыбалась мне, потому что я лучше тебя? — В фиолетовом взгляде вспыхнула злость, но быстро переросла в подобие странного понимания. — Нет. Потому что я был рядом. Потому что ты — нет.

— Не лезь! — выдала я громче, чем планировала, и голос сорвался. Едва заметно дрогнул, а пальцы сжали край массивной столешницы с тихим скрипом — ногтями нарочно оставила полосы на лаке. — Тебя кто-то просил встревать?! Думаешь, сейчас важно

это

?

Дарион медленно приблизился, судя по шагам. Знакомо тяжелым и неотвратимым, как и непрошенная откровенность огненного дурака. Теперь между нами — всего шаг. Его взгляд — леденящий до костей, изучающий, говорящий, что сейчас

то самое

время. Вот только издеваться надо мной или побыть честным?

— А что? Правда же, красавица, — Элиас улыбнулся, но в глазах горел вызов. — Ты три дня обижалась в какой‑то дыре, а теперь сидишь тут и делаешь вид, что тебе всё равно.

— Именно так! Представляешь, как

просто

? — я сама не заметила, как подалась ближе к нему, недовольно щурясь. — Потому что если бы не эта

дыра

, мой дорогой, то вы оба продолжили из меня делать дуру!

Дарион не отвел взгляда. Ни когда искры с меня упали на деревянную столешницу, ни когда я качнула головой, позволяя волосам скрыть лицо хотя бы частично. Ифрит же… он улыбнулся — так, как улыбаются хищники, увидев добычу, которая наконец перестала бежать и оказалась в западне.

— Твое сердце рассыпалось вчера на рассвете. Тот…

спутник

не выжил. Разочарована? Можешь признаться, — князь понизил голос, и этот его низкий, тягучий, с металлическим отблеском приказа тон заставил меня обернуться. И тут же — захотеть прикрыться хоть чем-то. — На севере начали находить трупы. Растерзанные, разорванные на части, что приходится собирать по кускам не только историю их пропажи. Хранитель обители обещал заявиться, потому что их клетка разрушена. А знаешь, почему?

Я не ответила. Замерла, вздрогнув от легкого поцелуя в висок и широкой ладони на лодыжке. Пальцы сжались так сильно, словно целью было не привлечь мое внимание, а раздавить. Защитник за спиной молчал, только подливая масла в огонь пылающей обиды.

Знал, все знал,

предатель

. И все равно ничего не делал.

— Еще, Одетт? — хриплый рык перерос в нечто более угрожающее. Темное настолько, что лучше бы я никогда не видела и не слышала. — Людской квартал вырезают пачками, и эти идиоты таскаются к воротам

каждый

чертов день. Эльфийский лес сожрал половину горожан, пока ты развлекалась. И ты действительно дура, если…

Подступивший комом к горлу ужас не спешил растворяться, даже обычно холодные тени, скользнувшие ко мне от испуга, затрепетали слишком нервно.

Боялись

. Понимали, что их нынешний хозяин может разорвать их все при одном лишь желании. Как и меня — только меня это не пугало. Пугала только боль в груди, где что-то тяжелое и пылающее угрожало обуглить ребра.

— Ты! Ты сам… — слова дались с трудом, словно я не разговаривала как минимум сотню лет, и голос стал больше походить на шипение. — Ты хотя бы помнишь,

кто

втянул меня в это?! Или считаешь себя умнее всех? — Золотое пламя нетерпеливо поползло к Дариону, который тут же отдернул руку, невольно поморщившись. Конечно,

больно

. Как и должно быть. — Убил того эльфийского дурака, который мирно доживал свои века на троне, и забрал его кровь. И что, заигрался? Решил, что тебе этого мало и пора поохотиться на редкую зверушку?

Пол неприятно похолодил ступни, но именно он волновал меньше всего. Как и отсутствие одежды, как и чужая злость, как и внимательный янтарный взгляд мне в спину. Огненные всполохи оседали на пол все чаще, и всего один шаг потребовался, чтобы приблизиться к тому, кто был всему виной. По крайней мере, в моей недолгой истории.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Надеюсь, ты наигрался достаточно? — ноготь уперся Дариону в грудь, и я все же нашла в себе силы поднять взгляд, несмотря на нахлынувшие эмоции. Чужие, собственные, но все — ненужные и неправильные. — Все сказал? Доволен? Ну?!

Его глаза потемнели настолько, что стали почти полностью черными, но к ярости добавилось что-то новое. Боль? Страх? Совершенно наплевать. И на него, и на его чувства. И даже на то, как мужчина потянулся ко мне, так и не коснувшись — я бы скорее сожгла его, чем позволила.

Только злые слезы уже застилали глаза — они лились безостановочно, обжигая щеки, капая на обнаженную грудь и превращая мир вокруг в нечто еще более мерзкое.

Слабое.

— Сядь, — голос Элиаса прорвался сквозь пелену боли, мягкий, но непреклонный. — Просто сядь, красавица. Давай я помогу.

Он подвёл меня к креслу, и я рухнула в него, словно из меня выдернули все кости. Тело дрожало, кожа горела от стыда и ярости. Кто был виноват, что я сама решила прийти сюда? Как будто ничего не знала. Вечные обвинения, приказы и мрачный взгляд в спину, который я старалась игнорировать и сейчас.

— Все хорошо. Я в порядке, — прошептала, закрывая лицо руками и пытаясь выровнять хотя бы дыхание. Выходило ровным счетом никак. Голос ломался, волосы липли к влажным щекам. — Просто…

Но никто не ушёл.

Элиас медленно опустился на колени передо мной, его ладони легли мне на бедра, давая понять, что он рядом. Тёплые, уверенные — не попытка удержать, а напомнить, что не только я выбрала его, но и он меня. Я попыталась оттолкнуть, но мужчина лишь уперся лбом чуть ниже собственных рук, тихо, почти беззвучно выдохнув:

— Кроха, ну куда ты…

Дарион шагнул ближе. Я вздрогнула, инстинктивно попыталась отодвинуться, но ифрит не позволил. Перехватил запястье, медленно растирая тонкую кожу и позволяя золотому узору вен проявиться.

— Не надо, — голос князя звучал глухо, но твердо. Даже не повернулась. — Она устала.

— А ты, значит, знаешь, что ей надо? — Элиас резко поднял голову, янтарный взгляд вспыхнул. — Довел красавицу до слез, а теперь…

— Я не… — Дарион запнулся. — Я не хотел.

Я усмехнулась, но тут же закусила губу. Смеяться точно не время. Особенно в тот момент, когда поцелуй обжег дрогнувшее колено. Нежно. Почти целомудренно. Но от этого прикосновения по позвоночнику пробежала волна мурашек. Пальцы потянули ифрита за растрепанные волосы — слишком много “хватит” до “не уходи”, где я застряла где-то посередине. Но он удержал, раздвигая мои ноги шире и прижимаясь щекой к внутренней стороне бедра.

— Тише, тише. Дыши. Медленно, спокойно, — шептал он, целуя кожу чуть выше. — Я просто хочу, чтобы ты почувствовала… что ты не одна. Всё будет хорошо, звезда моя,

обещаю

. Ты у меня такая храбрая, такая сильная…

Дарион за его спиной скрипнул зубами, остановившись в шаге от нас. Я видела это краем глаза — его пальцы сжимались и разжимались, будто он боролся с желанием разорвать ифрита на части. Но молчал. Стоял, как изваяние, лишь грудь вздымалась чаще, чем следовало.

Чертов проклятый,

чей взгляд не отрывался от меня. От того, как ладони Элиаса медленно скользили вверх по моим бедрам, как пальцы едва касались чувствительной кожи, заставляя меня вздрагивать и все с большим трудом сдерживать желание поддаться.

— Ты слишком напряжена, — голос Дариона звучал низко, гипнотически. Издевательски неравнодушно. — Расслабься.

— Не могу, — я мотнула головой, но тут же закусила губу, потому что ифрит провёл языком по разгоряченной коже выше, еще выше…

Почти

. — Не…

— Можешь, — он улыбнулся, глядя мне в глаза и игнорируя присутствие зрителя. — Ты все можешь, моя жаркая девочка. Я рядом, видишь?

Его пальцы наконец скользнули ко входу — легко, почти неощутимо. Я вскрикнула, выгибаясь, и тело послушно подалось ближе. Затем — всего один вдох, и первый осторожный толчок внутрь — легкий, почти нерешительный. Он не торопился, будто знал, что любое резкое движение заставит меня сбежать.

— Тише, маленькая, — прошептал Элиас, не скрывая жадности во взгляде. Его ладонь легла на её живот, удерживая на месте. — Я знаю, где тебе приятно. Доверься.

И он действительно знал.

Каждое движение — медленное, дразнящее, заставляющее сердце застучать громче уже не от злости. Я зажмурилась, позволяя разуму ненадолго замолчать, пока тело отчаянно предавало: мышцы сжимались вокруг его пальцев, приглашая глубже, требуя больше, а тихие всхлипы все чаще срывались в протяжные стоны.

Элиас почувствовал это — его движения стали увереннее, и свободная ладонь опустилась на колено. Погладила его, спускаясь ниже, и за лодыжку потянула ногу к широкому плечу, уложив сверху. И я наконец сдалась, позволив себе взглянуть в глаза князя, все еще стоящего здесь. Тот лишь едва заметно улыбнулся, уловив мое внимание.

— Элиас… — прошептала я, закусывая губу. Тепло, влажность, давление — всё сливалось в один пульсирующий поток. — Хватит… я не… Пожалуйста…

— Что «пожалуйста», йа нур? — он на мгновение отстранился, поднимая на меня горящий взгляд. — Скажи, и я всё сделаю.

Только скажи

.

— Я… не знаю… — мой голос дрогнул, я сама нетерпеливо поерзала под хриплый рык Дариона, но взгляда от янтарных глаз не отвела. Просто не могла — тянуло утонуть в этом жаре так сильно, что я уже забыла все, что было до.

— Не прячься, красавица. Просто смотри, — поцелуй в бедро заставил вздрогнуть, послушно кивая. В этот момент всё смешалось — стыд, желание, отчаяние. — Вот так, еще немного.

Горячие пальцы Элиаса вышли, оставив ощущение пустоты, от которого я невольно дернулась. Но вместо этого почувствовала тепло его языка — медленного, настойчивого. Сначала — только кончиком, скользящим по самым краям, дразняще, почти насмешливо. Я шумно выдохнула, пытаясь сдержать стон, но он всё равно вырвался — тихий, дрожащий, только подстегивающий наглого высшего.

— Пожалуйста… — надломлено, почти умоляюще. Хотя я все еще не могла выбрать: остановиться или продолжить. Но его взгляд… он топил меня, как огонь, от которого я так долго бежала. — Я не могу… это слишком…

Я задыхалась, всхлипывала, пыталась что‑то сказать, но слова растворялись в стонах. Каждое прикосновение отзывалось вспышкой жара в животе, заставляло сжимать пальцы на подлокотниках кресла. Внезапно он погрузил язык глубже — плавное, уверенное проникновение, сопровождаемое тихим, влажным звуком, от которого стыд смешался с нарастающим возбуждением.

— Можешь, — он ускорил ритм, его движения стали увереннее. — Кончи для меня.

Сейчас

.

И я сдалась. Тело содрогнулось в судороге, я вскрикнула, вцепившись в алые пряди, потянув их на себя. Элиас продолжал ласкать меня — медленно, нежно, пока волны оргазма не начали стихать, оставляя после себя лишь дрожь и липкую влагу на его пальцах.

— Вот и всё, красавица, — мужчина поднялся, нависая сверху, поглаживая по волосам и шепча что-то неразборчивое, сбивчивое. — Ты молодец. Ты такая молодец, моя хорошая. Лучше? Больше не боишься?

Я прикрыла глаза, коротко кивнув, и только едва заметно дрогнула, когда он отстранился, а прохладные ладони скользнули по разгоряченному телу, поднимая с кресла и прижимая к груди. Сердце князя билось слишком быстро, и я ненадолго позволила себе расслабиться. Всего на секунду, пока жар не утихнет.

Ночной город встретил меня крайне дружелюбно — самое то, чтобы проветриться и затеряться в толпе. Дружелюбным вообще казалось все, что было не в замке, включая всех его обитателей. Даже пронизывающий холодом ветер был более желанным явлением, чем князь, шагающий позади с тем самым мрачным видом, который буквально кричал, что я больше от него никуда не денусь.

Он вообще не отходил от меня ни на шаг, все больше раздражая, — разогнал прислугу, сам помог привести себя в относительно приличный вид и в конце негромко добавил, что хотел бы побыть со мной дольше.

Хотел бы

.

Не приказал — признался, старательно отводя взгляд и делая вид, что для него это ничего не значит. Только актером оказался не лучше меня.

— Не сбегай. Тут слишком людно, — прозвучал его голос над самым ухом, когда я ненадолго замедлилась, провожая унылым взглядом подвыпившего завсегдатая местной пивной. Обычно он терял кошелек по пути домой, а потом получал от жены пару ласковых. — А ты все еще дрожишь.

— Благодаря вам, Ваша светлость, — я фыркнула, складывая руки на груди и оборачиваясь к мужчине. Дарион поморщился, и на мгновение мне стало легче. Настолько, что уголки губ приподнялись в едва заметной улыбке. — Или мы еще что-то забыли обсудить?

Дарион помолчал, потом заговорил — медленно, будто взвешивая каждое слово, а я начала понимать, что зря спросила:

— После твоего ухода было три заседания совета. Дважды поднимали вопрос о внешней политике. Один раз — о налогах. Четырежды — о том, что я не могу править вечно, — стальные нотки стали более отчетливы. — Что если я умру завтра, некому будет занять трон. Что я должен… — он запнулся, но продолжил: — …хотя бы жениться.

Я слушала, не перебивая. Его голос звучал ровно, но в нём было что‑то, что резало слух — не злость, не горечь, а что‑то глубже. Нечто, похожее на смирение, которое было лишним. Не подходило ни мне, ни ему —

чудовищам

вообще не положены были чувства. А вот слиться с толпой точно таких же — вполне, что я и сделала, нарочно проходя мимо ювелирной лавки и сворачивая в сторону самой активной “ночной улицы”. Питейные, бордели, парочка замызганных постоялых дворов, больше похожих на притоны.

— И? — почти равнодушно, не оборачиваясь, пока легкую дрожь в голосе мог скрыть гомон очередной проходящей мимо компании. — Что решил?

— Ничего нового, — прозвучало в ответ неприкрыто устало, а рука мужчины опустилась мне на талию, притягивая ближе к себе и подальше от любопытных взглядов. Главное поверить в это

самой

.

— Потому что не хочешь? — я рассмеялась, увидев, как серьезно взглянул на меня Дарион, но послушно прижалась к его боку. Не простила — хотела вспомнить, почему вообще терпела его. — Или не можешь?

— Потому что это не имеет смысла, — сдался он как-то слишком просто. Слишком

честно

, а оттого и пугающе.

— Почему? — совершенно глупый вопрос, ответ на который я не хотела знать, но он ожидаемо прозвучал:

— Потому что я уже женат. На тебе, сердце мое.

Он не дал уйти. Не сдержался. Его губы коснулись моих — жадно, нетерпеливо, как будто Дарион действительно скучал. Ладони уже заскользили по спине, замерли чуть выше поясницы, выжидая ответной реакции, но вышло совсем иначе. Я вздрогнула, ощутив то самое притяжение, что появилось после его странного ритуала, и резко отступила на пару шагов.

— Не смей! — вскрикнула еще до того, как поняла, что испугалась. До дрожи, почти до слез. До осознания, что

хотела

поддаться.

Кто-то врезался в меня плечом, выругавшись, и тут же исчез от холодного княжеского взгляда, а я решила воспользоваться паузой, чтобы слиться с другими. Щеки горели, губы все еще помнили чужое касание, заставив коснуться их кончиками пальцев. Спиной все еще ощущала на себе вмиг оледеневший взгляд, но понимала, что за всей этой резкостью пряталось что-то более опасное, чем правда. Что не могу иначе. Ровно как и он, все равно последующий за мной вновь.

Соврать всем вокруг было проще, чем себе. Меня тянуло к нему еще задолго до той ужасной ночи. Почти также, как к огненному дураку, нарушившему мою спокойную жизнь. Нет. Не после ритуала. С того дня, как впервые в едком взгляде промелькнуло что-то более теплое, чем вечные льды.

Золотистая бабочка пролетела мимо пьяной компании, которая опасливо покосилась на меня, но не посмела приблизиться — слишком агрессивный горящий взгляд, слишком дорогое платье. Дух покружил надо мной, после чего опустился на раскрытую ладонь, активно помахивая крыльями, с которых осыпалась и тут же таяла сверкающая пыльца. Очень кстати, чтобы отвлечься.

— Огонек! Огонек! — пакостливо довольно шелестел мелкий негодник, который явно недавно полакомился кровью невинных дураков, любящих красоту. — Ты должна прийти к нам! Мы соскучились! Мы так ждем!

— Новых сплетен? — я тихо засмеялась, почти сразу затихнув. Виски прострелило, накатила такая сильная усталость, что на ногах удалось удержаться с большим трудом.

Я огляделась по сторонам в поисках тихого места, и мотылек понял это почти сразу же. Взлетел, зависнув в воздухе на мгновение, чтобы я поняла его намерение, и послушно пошла следом. Вокруг — слишком много людей, нечисти, чтобы показывать свою слабость. Да и самой себе признаваться в таком? Смешно и наивно. Особенно учитывая то, что я уже успела связаться с тем, кто больше не отстанет. Он просто давал мне время прийти в себя, прекрасно зная, что я больше не исчезну.

Не смогу

. Наверное, даже если все-таки умру.

— Мы так ждем тебя, феникс! Очень ждем! — продолжал низший, направляясь к одной из самых темных улиц в конце квартала. — Ты должна нам все рассказать! Ты забрала его сердце и отвергла! А он любит тебя, наше золотое пламя! А ты? Ты любишь его?

Его крылья мерцали так ярко, что приходилось прищуриваться — будто крошечные звёзды падали с неба и теперь танцевали перед глазами. Я шла за ним, почти не замечая, как узкие переулки сменяются глухими тупиками, а шум города растворяется в вязкой тишине. Воздух становился гуще, пропитанный запахом сырости и чего‑то сладковато‑металлического, словно здесь давно не проливалась простая вода, а только кровь.

— Ну и куда ты меня ведёшь? — спросила я, но ответ потонул в шелесте крыльев. — Это уже… слишком. Я устала, понимаешь?

Поворот. Ещё один. Узкий проход между двумя полуразвалившимися зданиями, где даже луна не могла пробиться сквозь сплетение труб и проводов. Бабочка замерла в воздухе, развернулась ко мне, и её крылья вспыхнули ярче — не золотистым, а багровым, как тлеющие угли.

— Вот и всё, — прошелестел голос, но уже не один, а множеством, слившихся в единый шёпот. — Ты пришла.

Улица оборвалась внезапно, позволив духу меня проигнорировать — словно кто‑то невидимый взял и отрезал её ножом. Впереди оказалась лишь глухая стена, поросшая мхом, и ни единого фонаря. Но мотылек не остановился. Он завис перед стеной, а затем — просто исчез в камне. Растворился в считанные секунды, пустив по вполне качественной иллюзии рябь, призывающую следовать дальше.

Я замерла, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Неизвестность пугала бы меньше, чем возможная встреча с теми, кто был не просто так отрезан от мира. Духи — красивые, кровожадные твари, полные злобы и внешней красоты — вообще не отличались доброжелательностью. Гостей любили: на ужин, на обед, реже — на завтрак, поэтому их приглашение казалось… Неправильным. Будто они знали, что мне нужно скрыться.

— Кто здесь? — голос прозвучал тише, чем хотелось бы. Отчасти даже неуверенно, что только подтвердило догадку — все специально.

Тишина. Густая, давящая, слишком идеальная, чтобы быть настоящей. Только моё дыхание, слишком громкое в этой пустоте, и медленные шаги говорили о присутствии хоть кого-то. Рука коснулась стены — и та поддалась, словно была сделана из тумана. Я втянула воздух сквозь зубы, но отступать не стала. Если это ловушка — пусть. Лучше знать врага в лицо, чем гадать, откуда ударят. Да и враг ли это?

За стеной оказался сад. Но не тот, что радует глаз. Здесь всё было… искаженным. Деревья с чёрными, скрученными стволами тянули ветви к небу, будто пытались вырваться из земли. Цветы — бледные, почти прозрачные — источали слабый свет, но он не согревал, а лишь подчеркивает мрачность места. Совсем не обитель. Скорее, выжженная версия.

А в центре сада —

он.

Затаился в тени, но показал свое высеченное из коры лицо ровно в тот момент, когда я замерла в центре круга из вытоптанной травы.

Хранитель обители духов стоял неподвижно, словно высеченная из камня статуя. Его плащ сливался с тенями, а глаза… они не были человеческими. Две бездонные пропасти, в которых тонули и догорали отблески чужих надежд.

— Наконец‑то! — его голос прокатился по саду, как раскат далекого грома. Неотвратимый и настигающий в любом месте. — Я ждал тебя, феникс.

Мы

ждали.

18. То, что должно случаться с предателями

Сплетенные из полусгнивших корней фигуры подступали медленно, почти вальяжно, будто это была простая прогулка по берегу моря. Неслышные шаги, едва различимый шелест стройного хора голосов вокруг — целое представление на арене, а не встреча с давними друзьями. Да и даже не друзьями: они не трогали меня, я — их, но мы все прекрасно знали, что хрупкий баланс может быть нарушен. Например, как сейчас.

Обычно воздушные легкие фигуры не отступали, как обычно, и не суетились радостно вокруг. Они вытягивались, принимая очертания чего-то дикого — высоких, тонких, с глазами, похожими на расколотые опалы. Я замерла, оглядываясь по сторонам, но не чувствовала совершенно ничего. Ни страха, ни опасности, хотя понимала, что сцена

специально

была создана для чего-то ритуально-кровавого.

— Не сопротивляйся, — произнёс один из них, когда я попыталась отступить, и его голос был как скрежет металла по стеклу — противен до острой рези в висках. — Это не больно. Почти.

Воздух сгустился, давя на плечи, словно не хотел отпускать. Заскрипели ветви полусгнивших деревьев под навязчивый шепот духов вокруг. Тех, что потрусливее, чтобы лично попытаться приблизиться. Ведь

убивать

— не дурачиться. Знала по опыту. С каждой стороны.

— Ты пришла сама, — продолжил хранитель, облегченно вздохнув. — Это хорошо. Значит, не придется ломать крылья.

— Я не… — начала я, но он уже шагнул вперёд, и его пальцы, холодные и острые, схватили меня за запястье. Сжали так сильно, что самое время было закричать, но не нашлось сил.

Магия таяла, все больше давая понять, что ее забирал сам сад — воздухом, своим гнилостным дыханием. Я попыталась сосредоточиться, но даже собственный огонь затих, свернувшись в груди тяжелым грузом.

— Ничего не бойся.

Тебе не привыкать

. Это будет быстро, — прошептал главный

затейник

, наклоняясь ближе, и заставляя вздрогнуть от его могильного дыхания. — То, что должно случаться с

предателями

, готовилось только ради тебя. Но не бойся, огонек, — ты ведь уже не жива. Очень, очень давно.

Тень метнулась ко мне, и в тот же миг острая боль пронзила грудь. Я не смогла даже вскрикнуть — испуганно опустила взгляд, рассматривая лезвие, торчащие острием между ребер, и сама не заметила, как улыбнулась. Глупо,

совершенно глупо

, но уже не так больно. Даже когда оно сильнее вошло в плоть, разрывая мышцы. Даже когда поняла, что это и не клинок вовсе медленно провернули внутри — что‑то холодное и острое — не металл, не кость, а нечто иное, сотканное из тьмы.

— Нет… — выдохнула я, пытаясь выдернуть руку, но хватка только усилилась, а ветвистые лапы упали на плечи, не позволяя отстраниться. — Не надо…

Грязные когти впивались все сильнее, пока я не сдалась окончательно, практически упав на колени и с трудом сумев не провалиться в такое долгожданное забытье.

Еще немного

. Совсем немного. Потерпеть, дождаться, пока этот дурацкий огонь внутри проснется, хотя бы немного залечит рану, щедро окрапляющую кровью пожухлую траву.

Совсем чуть-чуть

.

Совсем…

Не бояться больше, чем сейчас. Не дать понять духам, что мне есть что терять.

Хотя бы иллюзию

этого забытого чувства.

Вот только обычно золотая кровь, стекающая из раны на груди, постепенно становилась все чернее. Мир вокруг мутился, и я уже была не уверена в том, что вижу, но происходило… То, что рано или поздно должно было случиться — господа не побрезговали грязной игрой, решив отравить бедную птицу. Рассмеяться не вышло: из груди вырвался хриплый стон, едва различимый на фоне всеобщего волнения.

Хранитель склонился надо мной, его пальцы сжали подбородок, заставляя поднять голову. Глаза — два бездонных омута — впились в мои, словно искали что‑то. На мгновение стало не больно. Обидно. Обидно настолько, что по щекам потекли горячие слезы, которые я не сумела сдержать. Я бы хотела видеть не их.

Не этот сброд

.

— Сердце… — прошептал он, и в его голосе прозвучало недоумение. Коготь царапнул щеку, покрытый сухой корой палец размазал выступившие капли по коже, недоверчиво повертев мое лицо. — Оно… снова с тобой?

Я не поняла, о чём он. Боль застилала разум, слезы — глаза, но сквозь пелену увидела, как он отдернул руку, будто обжегся. Вытер руки о свой плащ из гниющего мха, опустился напротив, жестом приказав кому-то позади отойти. Тут же из груди вышло залитое чернотой лезвие, заставив обессилено закрыть глаза.

Не смей

— далекий голос разума.

Еще немного

— цепкие лапы смерти, ее злобный клекот.

Хватит

— боль, зовущая раствориться в ней.

И никаких собственных мыслей.

— Невозможно, — прошептал он снова. — Ты не должна… не можешь…

Мои пальцы царапали землю, пытаясь найти опору, но всё скользило, уходило из‑под рук. Голоса стихли, тишина опустилась также неотвратимо тяжко. Такая плотная, что можно было услышать, как бьётся моё сердце. Медленно. Тяжело. Словно утешая, что его даритель все еще рядом.

— Посмотри на неё, — удивленный женский шепот где-то совсем рядом, холодные пальцы на затылке, перебирающие волосы. Медленно, осторожно — мерзко настолько, что я зашипела, дернувшись. — Оно бьётся. Оно… целое.

Молчание, сотня взглядов, иглами впивающиеся в кожу. Странное тепло внутри — едва ощутимое, слабое. Все еще живое. Точнее,

пока что

.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты уверен? — спросил кто‑то, и в его тоне сквозило недоверие.

— Да.

— Значит, она… — начал один, но другой резко оборвал его:

— Молчи. Не произноси это вслух.

Они переглянулись. Я не видела их лиц, но чувствовала, как их уверенность дрогнула. Поднять голову не вышло — тело отказывалось подчиняться. Всё, что я могла, — слушать их все более далекие голоса, чувствуя, как холод ползет по позвоночнику, а темнота постепенно окутывает все вокруг. Так просто. Особенно зная, что начинается что-то пострашнее.

Но что именно начинается — я не знала.

И, возможно, не хотела знать.

Три.

Я очнулась от холода. Не того, что пробирает до костей на зимнем ветру, а другого — вязкого, будто пропитанного тишиной и плесенью. Открыла глаза — и тут же зажмурилась: свет пробивался сквозь узкие щели в ставнях, выхватывая из полумрака очертания каменной кладки. Стены давили. Потолок нависал так низко, что казалось, вот‑вот рухнет на меня.

Если бы

. Не пришлось бы мучиться.

Пальцы мелко подрагивали, стоило мне попытаться поднять руку, чтобы коснуться раны на груди. Вот только не было даже рубца — все идеально, словно ничего не произошло. На коже блестели капли пота, но холод не уходил. Он сидел внутри, в костях, в крови, в том месте, где еще вчера пульсировала боль.

— Проснулась, — прошелестел голос.

Я не вздрогнула. Даже не повернула головы. Знала, что они здесь. Всегда здесь. И это не было поводом продолжать валяться мертвым грузом. Почти мертвым, но все еще не совсем живым.

— Конечно, проснулась, — ответил другой, более высокий, почти звенящий. — Она же не мертва. Пока.

Смех. Тихий, как шелест сухих листьев.

Матрас под спиной скрипел и проседал, словно был сделан из спрессованных теней. Комната… если это можно назвать комнатой… напоминала каменную нишу. Ни окон, ни дверей — только неровные стены, покрытые мхом, и тусклый свет, сочащийся откуда‑то сверху, будто сквозь толщу воды. Совсем не обитель, скорее, что-то забытое.

— Где я? — голос звучал хрипло, будто я кричала всю ночь.

Один из них скользнул ближе. Мужчина? Женщина? Не разобрать. Черты лица менялись, как отражения в кривом зеркале: то нос заострялся, то губы растягивались в усмешке, то глаза становились вертикальными, как у кошки. Как всегда — ничего нормального.

— В доме, что ждал тебя, — он склонил голову, и его волосы, похожие на дым, колыхнулись. — Ты должна отдохнуть. Мы спасли тебя. Или ты действительно хотела умереть там?

— Спасение… — я усмехнулась, но смех вышел больше похожим на кашель. — Так вы это называете? Разорвать на части, чтобы потом

что

? Добить побольнее?

Дух улыбнулся — слишком широко, с намёком на клыки, но не ответил. Только отступил, растворяясь в тени. Дверь за ним закрылась беззвучно, тишина ненадолго поглотила даже собственные мысли, но передышка была слишком недолгой. Тягучей, надломленной, предвещающей скорую бурю.

Секунда, две, три.

Снова.

Тихий шелест вокруг, мой шумный вздох, проклятия в адрес хозяев всего запустения. Потом — шепот. Многоголосый, как рой насекомых.

— Она не понимает, — колокольный смех. Высокомерный, наглый, пустой.

— Не может понять, — не менее ядовито. С четким осознанием того, что я еще не пришла в себя полностью.

— Сердце… — прошелестело в общем гуле, заставив действительно испугаться. Больше, чем смерти. Больше, чем неизвестности. — …оно всё ещё с ней.

Чужое, но ее

. Обжигающее.

Конечно со мной. Мне добровольно отдали часть вечности, не спросив разрешения. Чтобы привязать. Чтобы доказать, что так должно быть. Что я и сама отчасти этого хотела.

— …или не переродилось, — возразил другой, но услышала я только обрывок фразы, так как сосредоточилась на том, чтобы подняться. Успешно. Шатко, но для начала неплохо. — Оно просто… изменилось.

— И теперь

это

— ключ.

— Или ловушка.

Разрушенный замок оказался ничем не лучше клетки, из которой я поспешила сбежать при первой возможности. Серые заплесневелые стены, разбитые витражи, бесконечный туман и холод, пробирающий до костей. Заброшенный сад, полный той же самой дряни, что все еще слишком ярко был перед глазами: черные деревья без листьев, небо, затянутое тучами.

О местонахождении догадалась почти сразу — Ноктис. Тот самый легендарный город на границе с миром живых, о которых я слышала так давно, что вспомнила только чудом. Самое то для существа, которое еще не определилось, чего хочет больше — покоя, бесконечно долгих дней. Но точно я знала одно — присутствие духов казалось все более назойливым. Будто я была занятным экземпляром для изучения. Без моего согласия и разрешения.

Спящая магия только лениво ворочалась изнутри, хоть немного скрашивая унылую обстановку — алые искры сыпались с ресниц, узорами тлели на коже, напоминая о том, что где-то там меня ждет один огненный наглец. Наверняка злится и обязательно выскажет мне за излишнее любопытство.

— Хватит за мной таскаться. Мы и так в чьей-то больной фантазии, — я отмахнулась от мотылька, отчаянно близко подлетающего ко мне. — Вы же в курсе, что полукровки меня растерзают, когда увидят? — На секунду даже захотела поджечь его, но вовремя удержалась — тратить остатки сил на такую ерунду казалось глупо. — Или

это

вам нужно?

— Нам? — дух рассмеялся, и его смех был похож на звон разбитого стекла. Белесые взгляды провожающих впились в кожу, заставив ненадолго замереть. — Нам нужно, чтобы ты выжила, огонек. Пока.

— Пока

что

? — тихо прошептала, скользнув кончиками пальцев по кривым воротам у выхода.

Впереди показались крыши домов, обвитые плющом стены. Мрак — полный, беспросветный, отчаянный настолько, что ненадолго мне стало почти жаль местных обитателей. И такие же тени скользили по улице. Безликие, слишком спокойные, озлобленные — совсем как люди, отравленные частицами магии в столице и понявшие, что это неотвратимо.

— Пока не придут за тобой, — ворон опустился на мое плечо почти бесшумно, словно наслаждаясь моим удивлением. Впрочем, я и сама была отчасти шокирована — слишком давно не испытывала подобного.

Почти три человеческих года. Ничтожно мало для бессмертных существ, поразительно долго — для смертных, чей день жизни ценен в связи с угасанием и болезнями. Причем наверняка не только в Ином мире, но и в их, обывательски диком.

— Кто? — вырвалось само, совсем не к месту, особенно с учетом того, что в тот же момент я ускорила шаг, бессовестно нагло расталкивая немногочисленных прохожих.

Она

мелькнула в толпе неотвратимо ярко. Неправильно, непрошено, совершенно не к месту.

Светлые волосы, олений затравленный взгляд, эти хрупкие крылья, переливающиеся даже без солнечного света.

Человека

рядом не было, как я ни старалась его найти, и несмотря на сильную неприязнь к девчонке, я все-таки ухватила ее за запястье, резко потянув в сторону ближайшей лавки. Вывеска с изображением кости жалобно поскрипывала, угрожая одним только обозначением, но большей опасностью была фея, которая почему-то пошла за мной.

— Это все из-за тебя! — прошипела я, как только дверь за ее спиной скрипнула, а торговец скрылся за занавесом, завидев огненные всполохи на мне. — Ты и твое идиотское проклятье! И ради чего? Ради человека! Смертного!

— Я тебя даже не знаю, — обиженно выдала блондинка, сверкнув недовольством во взгляде, но опасливо замерла. Знала, кто сильнее. И совершенно точно

знала

, что от нее хотели. — Сумасшедшая… Откуда ты…

Половицы скрипнули со стороны прилавка, и любопытная пара глаз уставилась на зашуганную фею и злую меня. Пернатый дух сидел под потолком на пыльном шкафу, не вмешиваясь, и повисшая тишина показалась какой-то слишком неправильной. Зловещей. Той самой, после которой следует что-то нехорошее — как минимум.

— Ты вообще не могла

умереть

! — задумчиво прошептала фея, чью руку я все еще не могла отпустить. Сдалась? Удивительно быстро, будто это было частью плана. — Исчезнуть? Возможно, исчезнуть… Забыть? — А я… все еще сжимала пальцы до боли, впиваясь в ее плоть ногтями с такой силой, что уже ощущала легкий сладковато-металлический запах. —

Он

не говорил, что ты…

Боль в груди пронзила в самый неподходящий момент, заставив испуганно вскрикнуть. Огонь полыхнул ярко, обжигающе горячо — как обычно, но слишком остро для ослабшего и отравленного тела. Девчонка отшатнулась, помедлила немного, но зачем-то потянулась ко мне.

— Тише ты, — усталый вздох, прохладная ладонь у меня на лбу, и силуэты постепенно обрели былую четкость. — Боги, как ты вообще существуешь? Будто собирали по перьям. И как-то… неправильно.

Неприязнь к девчонке оказалась взаимной и крайне сильной. Не те брошенные украдкой взгляды от нее, да и далеко не та насмешливая легкость, с которой я их принимала. Словно все, что было в наши недолгие встречи, случилось совершенно случайно и не в этой реальности. Маленькая мисс

не-мешай-нам

только вздохнула, прошептав что-то о более тихом месте.

А я… позволила ей показать путь. Идти все равно было некуда — мрачный город казался однообразным, скучным. Опасным, словно за следующим поворотом мог ждать мой последний вздох. Только девчонка чувствовала себя более менее уверенно — даже не дрожала, изображая испуганную лань. Она просто недовольно вела меня куда-то сквозь туман, пока я старалась игнорировать любопытные взгляды прохожих.

— А ведь

она

забрала у тебя того… — голос хранителя раздался тихим шелестом совсем рядом. Как ветер, свистящий где-то рядом, только более мрачный и скрежещущий. — Как ты его зовешь? Смертный? Суженый? Путник? Скучаешь, огненная?

Я не ответила. Просто усмехнулась, нарочно поправив волосы, когда ощутила на себе очередной приступ массового внимания, и расправила плечи. Если уж духи, включая их низших представителей, смогли здесь находиться, значит, могла и я. Слабость — явление временное, даже раздражающая фея — тоже.

— Ну же, не отставай! — звонко окрикнула блондинка, оглянувшись на меня с явным недовольством. — Я не нанималась возиться с диким зверьем! Чем быстрее ты отсюда исчезнешь, тем…

— Ну что ты, дорогуша, — кто-то за спиной фыркнул, заставив девчонку застыть, а меня вздрогнуть — тяжелая ладонь опустилась на плечо, небрежно смахивая с него несуществующую пыль. — Ее сиятельство всегда желанный гость. Принесла настоящий подарок от наших

друзей

. Надо встретить ее достойно.

Ворон, летящий над головой, разразился чем-то большим, чем просто карканье. Вопль, полный того самого ужаса и благоговения, от которых вмиг стало не страшно — противно. Огонь в груди замер, словно напрягся перед неизвестностью, а я поняла, что совершенно не готова умирать.

19. Взамен всего лишь на птицу

— Вообще-то я его любила, — подала голос фея, смотря на того, кто стоял за моей спиной, а затем — на меня. Пронзительно искренне, чтобы я не могла не поверить. — Сама знаешь,

истинность

— ужасная пытка, да? Только не ты одна пострадала из-за нее.

— Ты просто скучала,

цветочек

, и немного заигралась с человеческим мальчишкой, — усмешка настолько едкая, словно говорящий знал,

о чем

мы говорили. Так, что по спине пробежали мурашки, и я сразу поняла, кто решил скрасить наш досуг. — А потом создавала бездушных кукол, за которыми

она

, — мужчина взъерошил мои волосы на макушке, — должна была гоняться. Но эта дура

совершенно случайно

решила развлечься с проклятым. Да, милая?

Уже мне. Даже интонация изменилась — из слегка ироничной стала тягучей, как яд. Будто полукровка действительно ненавидел меня больше, чем я его. Он шагнул вперед, спрятал руки в карманы, лениво скользнул взглядом по мрачным окрестностям. Совершенно отвратительный экземпляр из всех, что могли быть.

— Не ревнуй, дорогой, — смех вышел поразительно звонким для гнетущей атмосферы, но Ксандр дернулся от прозвища, а я нарочно подошла ближе к нему, кончиками пальцев скользя по его груди. — Ты ведь так ждал меня… Притворился мертвым, обманул нашего прекрасного

правителя

, а теперь боишься бедную девушку?

— Она… — малышка Лилия пораженно вскрикнула, когда руна на груди мужчины засветилась ровным золотым цветом, и отшатнулась, врезавшись спиной в угол дома. — Как ты… Она тебя… Серьезно,

ты

попался?.. Ей?!

— Заткнись! — оборвал сероглазый, вместе с моим радостным:

— Без шансов.

Ворон улетел совершенно незаметно. Господа отравители вообще исчезли стремительно и единодушно, когда что-то вокруг начало меняться. Город словно поглощал все инородное, постепенно все больше и больше пронизывая обжигающим холодом даже меня. Огонь в груди послушно вспыхнул, согревая, но и он не был способен окончательно разрушить дурацкое наваждение.

— Вперед, красавчик, — я вздрогнула, но голос прозвучал слишком ровно, что несказанно обрадовало. Еще только перед этой парочкой показывать свои слабости. Не дождутся. — Веди, куда хотел, пока ты не повторил свой чудесный заплыв. И расскажи, что от меня надо. Или мы с

подружкой

заставим тебя.

Фея фыркнула, прижав ладонь к губам, но я успела заметить ее улыбку. И что

милый путник

в ней только нашел? Ах да, любовь всей жизни. Свет, красоту. И вот это вот кровожадный взгляд, который обычно тщательно маскировался под невинно-ласковый.

—

Если бы ты не

… Черт, — сероглазый скрипнул зубами от недовольства, но послушно повернулся в сторону узкой мощеной дорожки вглубь квартала, и пошел первым. Его ярость была ощутима — горькая, отчаянная, такая яркая, что это почти взбодрило. — Никогда не видел более невыносимой женщины. Тебя хоть за что-то можно любить?

— Кто бы говорил, — блондинка обняла себя за плечи, когда мы вышли к площади, и опасливо покосилась на меня. На секунду, всего на мгновение мне показалось, что она хотела сказать что-то большее.

— Разве что… — глухо прозвучало в ответ на грани слышимости, и я старательно сделала вид, что не слышала и вовсе.

Город менялся так стремительно, что постепенно я перестала слышать голоса назойливой парочки. Каменные рёбра домов вздымались и опадали, будто под кожей у них бился чужой пульс. Мостовая под ногами то твердела, то размягчалась, словно пыталась запомнить каждый шаг — и удержать.

— Огненная, берегись их, — тихое предупреждение от девчонки, которое я едва расслышала за шелестом теней, которые тянулись ко мне с поразительной уверенностью. — Они не подавятся даже перьями.

Улицы начали

скручиваться

. Изворачиваться, поглощать тех, кто просто шел по ним, окропляя кровью холодные камни.

Сначала я подумала, что это иллюзия — туман, игра света, усталость. Действие яда, который наверняка еще не полностью исчез. Но потом увидела, как мостовая изгибается, как дома наклоняются друг к другу, образуя арки, а затем — туннели. Каменные стены смыкались, оставляя лишь узкие проходы, и каждый раз, когда я пыталась свернуть, путь оказывался перекрыт.

— Живее, — приказ от Ксандра, который ускорил шаг, когда вдали раздались крики. — Город не любит медлительных.

Я сжала кулаки, когда одна из стен

прогнулась

, словно требуя внимания. И мне не удалось отказать этому чудовищу. Камни под пальцами оказались тёплыми. Живыми. Даже живыми

вдвойне

— они были покрыты липкой кровью очередных жертв.

— Он

жив

, — прошептала я.

— Конечно. Поживее всех нас, — полукровка наконец обернулся, и я увидела его лицо — наполовину человеческое, наполовину звериное, с глазами, в которых плясали чужие огни. — Слушай,

птичка

. Слушай внимательно. Пока еще можешь.

Страх подступал слишком близко. Каждый шаг приближал меня к той самой точке невозврата, когда выбора не было, кроме как бежать. Из этого лабиринта. Из холодных лап смерти, которые уже тянулись к шее все более и более явно. Подальше от того, что напоминало о плохом. И особенно — от того солнечного тепла изнутри, что согревало, несмотря на хаос.

— Слушай. Быстрее, пока мы не… Боги, запомни все, — шёпот феи заставил вздрогнуть, и она шагнула ближе, почти касаясь меня плечом. — Он ведет. Город, мир. Зови, как хочешь, но… — Я оступилась, неудачно подвернув ногу на очередном камне, и злобно уставилась на Лилию, которая сделала вид, что не заметила этого. — Не оборачивайся. Никогда. Даже если услышишь кого-то…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она боялась. Только я до сих пор не понимала — кого, чего, зачем. Просто кивнула как-то легко, не придав значения словам.

Лабиринт менялся с каждым шагом. То узкий коридор внезапно расширялся в зал с колоннами, покрытыми резными лицами, которые следили за мной пустыми глазницами. То лестница вела вверх, но через несколько ступеней обрывалась в пустоту, и приходилось прыгать, хватаясь за выступы, которые тут же осыпались под пальцами.

— Оно забирает волю. К жизни, к сопротивлению…— продолжила она, когда Ксандр значительно вышел вперед. полностью игнорируя наше присутствие. — Не отдавай сердце, огненная. Ни сердце, ни разум. Даже если…

Впереди показался собор. Обугленный, черный, острыми шпилями рвущийся вверх так яростно, словно хотел проколоть эту серую массу облаков — да и облаков ли — насмерть. Сероглазый замер на его ступенях, фея схватила меня за руку, резко потянув на себя, будто хотела просто обнять. В наступившей тревожной тишине был едва слышен ее сбивчивый шепот:

— Даже если это ради того, кто тебе дорог.

Никогда.

Запомни. Не отдавай ничего, что может навредить тебе. Просто — выживи.

Я невольно усмехнулась, а она отскочила от меня ровно в тот момент, когда Ксандр обернулся. Его облик все больше искажался, словно не зная, кем хочет предстать по итогу — человек, зверь, страж, искаженный чем-то более темным, чем я пыталась представить. Тепло в груди опасливо сжалось, когда скрипнули ржавые петли железных ворот. Блондинка замедлила шаг, я — нарочно ускорилась, в пару шагов оказавшись рядом с мужчиной.

— Туда, — сказал полукровка, небрежно качнув головой. Он больше не насмехался. Притих, как будто ждал избавления. Но от кого — узнать не решилась.

— Зачем?

— Потому что это конец, — он накрыл метку на груди ладонью, неприязненно поморщившись. — Или начало. Решать

тебе

.

Конечно мне. Он все еще был связан со мной из-за моей глупости. исполнил бы все — любую мелочь, любое ужасное желание, вот только мне это было не нужно. Хотелось бы и вовсе избавиться от нашей связи, но способ был лишь один. И наверняка мы оба знали об этом.

Я шагнула внутрь, не сумев противостоять любопытству и тому странному спокойствию, что охватило слишком неправильно и плотно. Как будто даже среди этой ночи еще живет и греет солнце. Будто что-то нужно, важное — совсем рядом. Будто

другого

пути — нет.

Впрочем, его и не было.

Никогда

, судя по всему безумия вокруг.

Двери за спиной захлопнулись. Неотвратимо громко. Зловеще. Стены

сомкнулись

следом, окропив все вокруг алым светом. Словно оживший кошмар, в котором гибло все, что было вокруг, но с одной только разницей — жизни здесь не было. Ни до, ни после — ни когда-либо вообще.

Догадка пронзила слишком резко — собор оказался не зданием.

Он был

пастью

.

Одиночество настигло неожиданно. Малышка Лилия и вовсе не рискнула войти. Ксандр исчез так внезапно, что я даже не успела осознать: только что он был здесь — и вот его уже нет. Лишь ощущение чужого присутствия — холодного, насмешливого — скользило по коже, все сильнее

— Сюда, — раздался голос хранителя духов. Он не шёл рядом, но его гнилостное дыхание нещадно преследовало с каждым шагом все увереннее — он был везде: в тенях, в скрипе камня, в шепоте, который то нарастал, то затихал. — Ты ведь хочешь знать,

зачем

тебя привели?

Я не ответила. Просто пошла вперед, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. Боль помогала не потерять себя в этом лабиринте из резных колонн и арок, где каждая тень казалась живой. Приглушенная, тупая, едва ощутимая — знакомая настолько, что становилось легче. Больнее. Опустошеннее, будто на любое чувство расходовались последние силы.

— Готова, маленькая птичка? — шепот на ухо, дрожь по спине. — Не бойся, это будет

весело

.

Из‑за массивной арки впереди донеслись голоса. Сердце забилось быстрее, ощутив присутствие чего-то близкого. Важного. Знакомого даже не голосом — присутствием, существованием,

голодом

. Я сжала пальцы на горле так сильно, как могла, чтобы заглушить тихий всхлип — несмотря на мою резкость,

он

был здесь.

Голос — низкий, раскатистый, с металлическими нотками — я узнала мгновенно.

Дарион

. Злой, холодный, безжалостный. Сама не заметила, как улыбнулась — он был рядом. Даже если готов был убить нечто темное, обитающее в зале.

Даже если — меня

. Второй — насмешливый, тягучий, словно мёд, смешанный с ядом. Наверняка местный властитель.

Я замерла, прижалась к стене, чувствуя, как холод проникает сквозь тонкую ткань платья, и старалась даже не дышать. Совсем немного подождать, всего лишь дождаться, пока разговор затихнет, а затем… Он будет рядом. Я обязательно оттолкну его, а он — не позволит этого. Неумело любяще, грубовато — так, как никогда не признается, но постарается показать.

— Ты дал слово, князь, — голос существа звучал надменно лениво, с едва уловимой издевкой. — Сердце феникса взамен на силу и жизнь.

Ты

забрал силы предшественника,

ты

унаследовал его власть,

ты

выжил. — Восторг в голосе говорящего все больше пугал. Он радовался тому, что рушился мир тех, кто его изгнал, но… Делал это слишком яростно. — Ты получил свое, проклятый. Взамен всего лишь на птицу.

— Ты не говорил, что это будет

она

, — в голосе Дариона звенела сталь. Та самая, которой так боялись окружающие. — Никто не предупредил, что это…

— Наш ледяной король влюбился? Ах, какая жалость! — тьма постепенно окутала зал. Смехом, яростью. Чем-то приторно предательским и знакомым. — Но чувства — скверная штука, не находишь? Они искажают договорённости, делают их хрупкими.

Я осторожно выглянула из‑за колонны, решив воспользоваться тем, что дух затих, и больше не смогла отвести взгляда. В центре зала, залитого призрачным светом —

его

темный силуэт. Горящий каким-то незнакомым огнём взгляд, прямая спина. Вокруг — туман, нечто эфемерное, почти неосязаемое — тень с глазами‑опалами, мерцающими в полумраке.

— Ты изменишь условие. Не феникс, не птица. Все, что принадлежит мне.

Все, что не она,

— Дарион шагнул вперед, загораживая собой пространство, где, казалось, могла бы стоять я. Сердце предательски сжалось от невысказанных слов. Если бы я успела…

Но я не успевала никогда. Потому что не хотела. Потому что предпочитала уходить от правды. Необходимой, но всегда такой

неудобной

.

— Видимо, забыл,

незваный

гость? Она сама отдала тебе то, что нужно, — существо загрохотало громовыми раскатами — нечто, похожее на смех и одновременно треск рассыпающегося стекла. — Признавайся, где спрятал. Куда потратил. Почему не пришел сразу. Или…

Дарион не ответил. Только плечи напряглись, а пальцы сжались в кулаки. Я хотела шагнуть вперёд, но ноги словно приросли к полу. Он был так близко, что все внутри уже не просто тянуло — кричало, чтобы я оказалась рядом. Чтобы больше не плутала одна в этом потерянном мире.

Чтобы если и умирать,

действительно умирать

, то хотя бы с ним.

— Ты обещал, — продолжил туман, и в его голосе зазвучала угроза. Он заклубился, обретая человеческие очертания с громким шипением. — Ты клялся. Теперь отдай то, что принадлежит мне.

Не человек. Не призрак. Что-то большее. Высокое, стройное, красивое —

слишком

красивое, чтобы быть настоящим. Гладкое лицо, без возраста, с глазами, в которых мерцали опалы, будто в них заключены тысячи сожженных миров.

— Можешь забрать обратно, — Дарион резко развернулся, и его взгляд скользнул по арке, за которой я пряталась. — Все…

Всего секунда. Короткое мгновение, за которое я поняла, что действительно скучала и ждала этой встречи. Жалела, что в последний момент испугалась самой себя. В его глазах вспыхнуло что‑то тёплое, почти умоляющее — «

Не выходи

». Обещание, безмолвное, но уверенное — «

Ты не умрешь

». И невысказанное — «

Даже если не будет меня

».

— Все, кроме нее.

Сердце замерло не от страха, а от тоски — такой острой, что казалось, будто в груди кусок раскаленного угля, готовый превратиться в пепел. Если уже не превратился после всего произошедшего. Чертов проклятый улыбнулся — поняла, не увидела. А я,

дура

, стояла здесь, прячась, как будто это могло что-то изменить.

Все равно с рассветом все началось бы снова. До боли знакомые лица, места. Все та же безысходность, обрекающая каждый раз заново проживать злосчастные летние дни.

Я хотела послушаться, затихнуть, попытаться уйти, но не смогла. Просто на мгновение прикрыла глаза, позволяя знакомому огню скользнуть по коже легким утешением. Бесполезным, призрачным, но слишком нужным, чтобы сделать шаг вперед. Ничего ведь не закончится сейчас? А если закончится — будет покой.

— О, какая прелесть! — голос тьмы вдруг стал мягким, почти ласковым, будто хищник, который нашел долгожданную жертву. — Наконец, подоспели наши милые зрители. Смотри, проклятый, какая прекрасная госпожа!

Тишину прорезал радостный смех. Существо потянулось ко мне, долговязым силуэтом останавливаясь рядом, кланяясь нарочно галантно и предлагая раскрытую ладонь.

— Маленькая огненная девочка. Ты ведь слышала

всё

, да? — огорченный вздох заставил настороженно замереть на месте. — Старик привел тебя идеально вовремя, верно? Бедная, бедная птичка… Но ты ведь с подарком, верно?

Вложить ладонь в его оказалось несложно, даже не дрогнули пальцы, которые тут же крепко сжало что-то обволакивающе липкое. Сложнее оказалось последовать за тьмой, которая только веселилась как сумасшедший шут. Тело вмиг показалось слишком тяжелым для живого существа, а осколки разбитых витражей впивались в голые ступни все сильнее с каждым шагом.

Только

останавливаться

было нельзя.

Потому что он был здесь. Потому что он был жив. Потому что он был моим. И сверлил этим своим недовольным взглядом, будто я сотворила очередную глупость.

Хотя бы в этот раз был прав — это было

глупо

.

То, что хотела сделать. Точнее, что должна, чтобы закончить бесконечный круг “должна” и “обязана”. И ради двух дураков, один из которых вот-вот готов был оставить меня одну.

— Любимица духов, каково быть преданной дважды? — голос прозвучал не из одного места. Он был повсюду: в камне, в тенях, в воздухе, который вдруг стал густым, как смола. — Эти трусы предпочли разрушить собственный дом, чтобы поскорее избавить от тебя, пока твой мальчишка не осмеливался. Но я более

милосерден

. Я не причиню тебе боли. Пока что.

Оно улыбнулось нежно, почти ласково, когда я попыталась вырвать ладонь, но отпустило, позволив тут же оказаться в руках мужчины. Его сердце билось быстрее, чем должно было, в фиолетовых глазах — застывшая злость, разъедающая саму себя.

— Девочка, ты ведь знаешь, что он не спасёт тебя? — насмешливый шепот потонул в хриплом рыке Дариона, когда он прижал меня к себе так сильно, что стало тяжело дышать. — И все еще хочешь быть ближе к нему? Несмотря на ложь?

Я замерла, не пытаясь отстраниться, даже когда от объятий хрустнули ребра, и хватка немного ослабла. Только лениво посмотрела через плечо на размытый силуэт. Он знал, что все равно получит свое. Читал в моем взгляде, в решимости, которая родилась совершенно спонтанно.

— Ты всегда такой герой, — прошептала я, проводя кончиками пальцев по щеке Дариона, отчего тот вздрогнул, но взгляд мгновенно потеплел. — Даже когда надо просто

сказать правду

.

Он попытался оттолкнуть меня. Резко, грубо, как будто я была врагом, но в последний момент буквально впечатал в себя, словно хотел спрятать от всего вокруг. Тяжело выдохнул, сжал пальцы на боках и прижался губами к моим. Не поцелуй и не просьба — самая настоящая мольба не быть здесь и остаться рядом одновременно.

— Уйди, — прохрипел он, проводя подрагивающей ладонью по моей спине. Согревал, чертов проклятый. Даже если не был огнем. — Уйди, пока я…

Смех за спиной прозвучал истерически звонко —

оно

ждало неизбежного. И понимало больше, чем бесконечно наивный князь, который никогда не хотел отпускать меня.

— Я не должна была отталкивать. Простите, Ваша светлость? Первый и последний раз.

Обещаю

, — я улыбнулась, прижав ладонь к его груди, ощущая под тканью бешеный ритм его сердца. Пальцы невольно сжались, впиваясь в ткань. — Зря разозлилась, а потом поняла, что скучаю.

Сначала — невесомо и осторожно, словно вспоминая ощущения. Но уже в следующее мгновение всё изменилось. Мои губы прижались крепче, требовательнее, язык скользнул по его нижней, прося разрешения продолжить. Дарион замер на миг — и тут же ответил, с хриплым выдохом прижимая меня к себе так, что кости затрещали.

Я впилась пальцами в его плечи, чувствуя, как под ладонями перекатываются напряженные мышцы. Его руки скользнули вниз, сжимая талию, притягивая ещё ближе, пока между нами не осталось ни дюйма пространства. Поцелуй стал жадным, почти отчаянным — как последний глоток воздуха перед падением в бездну.

— Ненавижу, но все равно… — выдохнула я между рваными вдохами, прижимаясь лбом к его щеке. Его дыхание обжигало кожу, смешиваясь с моим. — Дар, ты очень красивый. Когда злишься, когда делаешь вид, что тебе все равно.

Мои пальцы дрожали, когда я медленно провела ими по его груди, нарочито медленно расстегивая верхние пуговицы рубашки. Кожа под тканью горела, а рана на груди пульсировала в такт нашему общему безумию. Он вздрогнул, когда искры от моих касаний упали на нее, опаляя рваные края, но не отстранился. Наоборот — его руки сжали мои бедра с такой силой, что завтра наверняка остались бы синяки.

— Знаешь, что самое страшное? — мой голос звучал низко, почти непристойно, когда я трудом оторвалась от него. — Конечно знаешь. Только не говори, хорошо? Я сама, — я улыбнулась, чувствуя, как внутри всё сжимается от этой грубой, необузданной жажды.

Взаимной

. — Тебя. Даже сейчас.

Тишина. Тепло — правильное, свое, его.

И вдруг — смех. Тот самый. Холодный. Ядовитый. Смешанный с мёдом и пеплом.

— Как трогательно, — прошелестел хор голосов, и сотканные из тьмы когти подцепили прядь моих волос, несильно дергая. — Слабость. Глупость. Но, к сожалению, сделка есть сделка, мои дорогие. Намиловались?

— Так не должно быть, но… — я качнула головой, прогоняя неприятное ощущение чужого присутствия и заглянула в глаза того, кто ничего не понимал, но не мог не послушать моего приказа. Единственного и, наверное, последнего. — Закрой глаза.

Не двигайся

.

Не слушай.

Все хорошо.

Будет

хорошо. Обещаю.

— Не сейчас. Не смей.

Понял

. Слишком не вовремя.

— А когда? После того, как мой

любимый

супруг решит оставить меня одну? — пальцы поправили ворот его рубашки как-то слишком нежно. Нарочно медленно, ласково, как и всегда, когда я нервничала, — в тон голосу. — Не знал? А я ведь и не планировала, но люблю тебя сильнее, чем должна, — я рассмеялась, заметив удивление во взгляде мужчины, но тут же затихла, мягко отстраняясь.

— Одетт, — выдох, который я едва услышала за хохот, обуявшим все вокруг. — Если посмеешь, убью тебя сам.

Я усмехнулась, но горло сдавило от невыплаканных слез, а Дарион замер, прикованный к месту остатком моих сил. Смотрел так пристально, что захотелось обратно к нему. Даже в тот мрачный замок, только бы все закончилось.

— В следующий раз — обязательно, — я поправила волосы, нарочно медля, и с легкой грустью поняла, что они больше не были тем живым золотом, как прежде. — Только ты, мой дорогой.

Существо уже замерло рядом, приобняв меня за плечи, как старого друга. Его красивое лицо исказилось отблеском понимания, и стало заметно холоднее, словно воздух реагировал на его эмоции. От удушающей духоты — до леденящего душу спокойствия.

— Попрощалась, девочка? Так просто — без сожалений? — прошептало оно, вынудив согласно кивнуть, и повело в сторону обломков того, что могло быть как троном, так и алтарем. Но сейчас это просто было сочащимися черной кровью кусками камня. — Ну-ну, не будь столь мрачной. Я буду нежным. Ты же моя

дорогая

гостья. Глупая, наивная девочка.

И оно прикоснулось к моему лицу. Холодные пальцы, тлеющая бездна во взгляде, голос — слишком нежный для того, что должно было хладнокровно вырвать остатки жизни из моей груди.

— Ты была бы прекрасным солнцем, — чужой шепот прокатился по коже волной мурашек, торопливой и осторожной одновременно.

— А ты — ужасным богом, — я сама не заметила, как улыбнулась, и нарочно нарушила все то, о чем рассказывала малышка-фея.

Точнее, сделала ровно так, как и она в свое время: обернулась, на мгновение скользнув взглядом по князю, который уже почти рванулся ко мне, но я просто покачала головой. Мы оба не были свободны так давно, что если хоть один мог стать таким…

Сотня невысказанных обид. Слов, которые, я никогда бы не решилась произнести. К примеру — ты должен жить,

многоуважаемый правитель,

иначе некому будет терпеть твои заседания с советниками. Или — я больше боюсь за тебя, чем боли.

— Спи, маленькая пташка, — голос затихал, а когтистая лапа уже вовсю разрывала кожу меж ребер, желая добраться до сердца. —

Спи спокойно

. Больше не нужно бороться. Больше не нужно любить. Больше…

Это не было больно. Не было страшно. Кровь все еще была отравлена, тело постепенно слабело без магии, а оболочка — просто груда костей, обтянутая кожей, — не стоила того, чтобы за нее бороться. Фениксы воскресают. Рано или поздно сменяются, знаменуя начало или конец, — просто расходный материал жестокого мира.

И я закрыла глаза, ощутив, как

мой собственный

конец, наконец настает.

Последнее, что услышала —

его

крик. Длинный. Разрывающий. Как будто сам мир ломался.

На самом деле — не больше, чем обычно.

20. Согласен, упыри горят не так эффектно

Я не могла пошевелиться. Точнее — не хотела. Лениво прокручивала в голове то немногое, что знала о смерти своих сородичей: огонь гаснет, плоть рассыпается, а душа остается на краю, между мирами, чтобы однажды обрести новую жизнь. Вот только души у меня не было с тех пор, как я сама отдала ее вместе с сердцем, а

огонь

— был.

Он медленно растекался по телу, позволяя сначала просто понять, что оно существует. Легкое, пустое, будто его собрали по частям, обновив особенно пострадавшие, но забыли напомнить, что оно живо. Ни боли, ни тяжести, ни усталости — ничего, что напоминало бы о смерти. Только знакомый аромат дыма и чего-то морозного, едва ощутимый, почти выдуманный, но сердце сжалось.

Здесь.

Где боялась быть, но пряталась каждый раз, когда хотела отдохнуть.

Черные стены, кровать с тяжелым балдахином. Только теперь всё казалось… чище. Ярче. Как будто кто-то убрал пыль с мира. Серые шторы, чуть приподнятые ветром, колыхались, будто дышали. Сквозь них пробивался первый свет утра — не теплый, не золотой, а серебристо-холодный, как лезвие.

Ад

наверняка и должен был быть таким. Долгожданным, тихим, где ты существуешь, но ничего не можешь изменить.

Тело не сопротивлялось, когда я попыталась подняться — медленно, будто могла рассыпаться от любого неосторожного движения. Отражение из зеркала в широкой раме, которое я часто разбивала, даже сумело улыбнуться. Абсолютно здоровое, сияющее даже в полумраке копной золотых волос и слишком живым взглядом.

— И правда дура, да? — прошептала я сама себе, накидывая на плечи первую попавшуюся рубашку из шкафа и закатывая длинные рукава. — Опять не получилось умереть? Или вышло слишком удачно?

И тут меня накрыло.

Не боль, не страх — тошнота.

Острая, внезапная, как удар. Я схватилась за открытую дверцу, зажмурившись до звезд перед глазами, но её уже не было. Только спазм в горле, металлический привкус, и запах —

его

запах, Дариона, который моментально успокоил. Словно ничего и не было — просто наваждение одной глупой птицы.

Но если он жив

…

Я бы смирилась. Даже пожелала бы ему счастья искренне и открыто.

Тишина давила. Не просто отсутствие звуков — она была живой. Тяжёлая, вязкая, как смола. Как та тьма, что поглотила словно много веков назад и одновременно — совсем недавно. Я чувствовала, как она обволакивает кожу, проникает в уши, давит на грудь. Страх следовал за ней верным спутником: легкость сменялась едва ощутимой слабостью и тревогой.

Крики раздались в тот момент, когда я подошла к балкону. Холодный воздух ворвался внутрь вместе с ощущением чего-то неизбежного, обжег кожу, но я не дрогнула. Заставила себя пройти вперед и застыла, оперевшись ладонями о каменные перила. Ребра изнутри опалило ласковой волной тепла, но я уже не обращала на это внимания.

Внизу — хаос, самый

настоящий

ад, глядя на который я улыбнулась.

Двор замка был охвачен огнем, статуи разрушены, а вековые деревья догорали, превращаясь в обугленные обрубки. Часть стен и вовсе словно растаяла от жара алого пламени, которое бушевало все сильнее.

И посреди этого —

они

.

Князь стоял, сцепив руки за спиной в замок. Черная рубашка порвана и обуглена, на груди — свежие ожоги, кровь сочилась из рассечённой брови, черными дорожками стекая по лицу. Он не защищался. Просто стоял, смотрел вперед, как будто ждал, когда огонь доберется до сердца.

А Элиас… Я забыла, как дышать, хотя все еще только вспоминала, каково это. Он

сиял

. Не метафорически. Так ярко, что непривыкшему взгляду было трудно вынести, а оторваться — невозможно. Его кожа горела, как раскалённый металл, глаза — два расплавленных топаза. Действительно ифрит. Легендарный страж преисподней и тот, кого так боялись и боготворили с древних времен.

Тот, кто

никогда

не причинял вреда обычной птице. Потому что не мог, несмотря на всю свою силу.

— Ты дал

ей

умереть! — громкий рык сотряс все вокруг, и каждый слог разрезал воздух новой волной пламени. — Ты просто стоял и смотрел, как разрывают мою жизнь. Такой больной ублюдок вообще не должен был…

Дарион не ответил и даже не двинулся. Только болезненная пустота в глазах на мгновение сверкнула более ярко, чем обычно.

— Она не могла спокойно жить, пока

ты

не был рядом. Потому что любила. Слабака, который не сумел защитить

мою

женщину. — Элиас шагнул вперёд, и земля под ним потрескалась. — Выжил? Счастлив? Получил, что заслуживаешь?

— Это ее не вернет, — задушено прошептал темноволосый мученик, когда пальцы ифрита сомкнулись на его шее. Наверняка до боли, до мяса. Или хуже — до кости, чтобы спалить все, начиная с них.

Слишком красиво и кровожадно — так, как поступила бы и я. Но уже не сейчас, а в той, другой жизни.

В этой же я подалась вперед, едва сдерживая рвущийся наружу ужас, и заставила себя улыбнуться. Несмотря на витающий даже в воздухе гнев, было спокойно. Тепло. Так, словно я вернулась домой после долгой и мучительной дороги.

Мы и так дома

— подсказало что-то против воли, но сразу же затихло, а мое сердце забилось быстрее, потому что меня наконец заметили. И было уже не до выяснение всех условий собственного существования.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Элиас почувствовал меня первым — резко повернул голову в мою сторону, отпустил шипящего от обжигающей боли князя. Янтарный взгляд загорелся так ярко, что я невольно вспомнила нашу первую встречу. Неправильную, но неизбежную.

— Я скучала, прекрасный господин, — вырвалось само, против воли, и я тихо рассмеялась, наблюдая за тем, как медленно мужчина подошел ближе. Такой шокированный, испуганный. Наверное, впервые за все время нашего знакомства. — И если вы меня сейчас же не обнимете…

Договорить не успела. Подумать о том, что происходит — тоже. Просто в следующее мгновение оказалась сидящей на широких перилах в объятиях одного невозможно горячего высшего. Широкая ладонь раздвинула полы расстегнутой рубашки, остановилась под грудью, где во мне все еще билась часть его души. Касание — слишком нежное, ласковое, будто я в любой момент могу исчезнуть, тогда как во взгляде — самый настоящий пожар.

— Жива, — прошептал Элиас, прижимаясь лбом к моему, и я ощутила, как сильно бьется его сердце. Вот-вот вырвется, а голос — сорвется. Из-за меня. Даже нет так —

для меня

. — Моя единственная. Родная.

Живая.

Мягкий поцелуй обжег щеку, более настойчивый, последовавший за легким укусом, — изгиб шеи. Его пальцы медленно,

мучительно медленно

провели по моей спине, оставляя огненный след, будто не просто касались — искали. Тепло проникло под кожу неконтролируемо ярко, и я всхлипнула от облегчения, когда ладонь опустилась на поясницу, прижимая ближе к чужой груди.

Наконец-то

— долгожданно и как-то по-родному. Горячо настолько, что мы оба могли сгореть.

— Моя маленькая, любимая, помню, как ты пахнешь, — жаркий шепот прямо в кожу, следом — мой громкий стон и улыбка невыносимого прекрасного высшего. — Как дышишь. — Мужчина провел тыльной стороной пальцев по внутренней стороне моего бедра, не переходя границу, но заставляя меня впиться ногтями в его плечи. — Как стонешь, когда я касаюсь тебя

здесь

.

Я закрыла глаза, позволяя себе раствориться в этом мгновении — в тепле, в запахе дыма и металла, в том, как его пальцы впивались в мою талию, чтобы не дать исчезнуть или упасть. Только он не знал одного — я уже давно утонула в этой нелепой связи, которые люди звали судьбой.

— Не трогай, красавица, — вдруг прохрипел Элиас, когда я скользнула кончиками пальцев по его щеке, но не оттолкнул. Наоборот — притянул ближе, впившись пальцами мне в бёдра. — Не сейчас. Я могу сжечь.

— Все, что захочешь, господин, — я прикусила его нижнюю губу, несильно — просто чтобы почувствовать, как он замирает. Его дыхание сбилось, янтарный взгляд голодно полыхнул. — Мой любимый, прекрасный, — я улыбнулась, чуть повернув голову, чтобы уйти от поцелуя, и довольно прищурилась. — Или забыл, что привязал бедную девушку так сильно, что она вернулась к тебе даже после смерти?

Ифрит застонал — низко, хрипло, как зверь, и в следующий миг пальцы на бедре сжались так, что я почти вскрикнула, но что-то внутри приказало не двигаться. Остаться так, позволить все, что так хочется. Просто позволить себе перечеркнуть остатки глупой гордыни и наконец просто дать шанс на что-то, кроме страха. Особенно когда горячий, как печь, мужчина сходил с ума, как и я сама.

— Вот здесь… — прошептал Элиас, прижимая мою ладонь к своей груди и не отрывая от меня взгляда. — Сгорала часть меня, пока моя хрупкая девочка была далеко.

— А теперь?

Большой палец выводил круги на моем запястье предательски осторожно, заставляя доверчиво расслабиться. Кто-то наглый слишком хорошо чувствовал меня, чтобы этим не воспользоваться, а я охотно позволяла.

— Теперь ты

здесь

, — выдохнул он, и в его глазах вспыхнуло пламя, отразившееся в моих зрачках. — Не отпущу ни на шаг, поняла?

Дверь скрипнула в тот момент, когда я уткнулась носом мужчине в шею, согласно качнув головой. Он напрягся, но тут же прижался губами к моим волосам, перебирая их слишком ласково для того, кто мог убить бессмертного. А сам бессмертный, раненый и разбитый, медленно приблизился к нам, останавливаясь в шаге. Его ладонь накрыла мое плечо под тихий рык огненного защитника — осторожно, но уверенно.

— Не надо убивать его. Лучше будь со мной, — я закусила губу, настороженно взглянув на Элиаса, который стиснул меня сильнее, и невольно улыбнулась. Точно дурак. Огненный и абсолютно мой. — Я твоя, помнишь? С тобой, рядом.

Обычно невыносимо холодный взгляд фиолетовых глаз скользнул по мне болезненно-нежно — непробиваемо холодный князь молчал и

боялся

, что я оттолкну его. Его прохладное касание было большим: сожалением, граничащим с признанием, любовью, плохо замаскированной под обжигающий холод. Бесконечным ожиданием с полной готовностью принять мой отказ.

— А теперь, Ваша светлость, пора лечиться, — я тихо вздохнула, прикрыв глаза, и сама потянулась к Дариону, позволив ему сжать мою ладонь в своей под недовольный янтарный взгляд. — Второй раз я не собираюсь умирать за вас.

Перемирие, если это вообще можно было так назвать, наступило путем взаимной ненависти, злобы и сотни обеспокоенных взглядов в мою сторону, пока я решила поиграть в благородство. Свое обещание Элиас явно планировал сдерживать чуть ли не до скончания веков, что даже не скрывал, с трудом согласившись смыть с себя запах гари и жажды убийства.

— Только ради тебя, кроха, — неохотно прошептал он между поцелуями, почувствовав, что я напряглась. Всего лишь мимолетная слабость непривыкшего тела — и неподдельное беспокойство в ответ. — Если она исчезнет, — уже князю, который только резко кивнул, — будешь гореть в аду.

Перед тем, как провалиться в очередное забытье, я все же сумела найти в себе силы взглянуть в глаза Дариона и признаться себе, что боюсь. Не из стеснения, не из страха, даже не из-за странного чувства

правильности

, которое тянуло к нему так сильно, что я едва могла его контролировать.

Потому что решила побыть честной. Без причины, без повода — просто потому что была

здесь

.

И с собой, и с ним, и с ифритом, который согревал своим теплом, не находясь рядом. Пыталась сделать то, что не смог наш могущественный правитель — хотя бы ненадолго отпустить все, что мешало, и наконец признать реальность. А она была все той же: впереди — все те же дни, до тошноты повторяющиеся уже не первую сотню раз, прямо сейчас — что-то слишком хрупкое, чтобы иметь название.

Просто шанс. Для меня —

особенно

.

— Останься со мной. Знаю же, что хочешь, — я улыбнулась, довольно потягиваясь на широкой кровати, и уткнулась носом в подушку. Наигранно равнодушно взглянула на замершего мужчину и поманила его к себе. — Все равно не сможешь отказать, мой дорогой. Это приказ.

Покой пришел с первым же касанием. Тяжелая ладонь опустилась на оголенное бедро, слишком осторожно скользнула выше, подтягивая к себе. Сердце мужчины билось гулко, спокойно, но мы оба знали, что в любую секунду это могло измениться. Он явно сдерживался, не желая спугнуть. Хотелось сказать, что я не рассыплюсь, что не злюсь и даже не думала обижаться, но глупое тело решило иначе.

Ты устала

— легкое тепло в груди. Едва ощутимое, как солнечный луч на коже в особенно жаркий день. Тихий голос Дариона, шепчущий что-то благодарное, почти нежное. И наверняка — просто сон. Он так не может. Его руки никогда не дрожали. Его голос не ломался на полутонах.

Разве что один раз.

Из-за меня.

Дверь скрипнула несколько раз. В первый — кто-то из прислуги опасливо заглянул внутрь, пролепетав что-то про встречу с послом из северных земель, но тут же вылетел в коридор — князь выбрал меня, оставшись рядом. Во второй — Элиас. Заглянул, но не решился войти — просто остался где-то поблизости. Чувствовала его даже в полудреме и тут же успокаивалась.

Третий стал последним. Я сама. Словно через долгие-долгие дни пришла в себя в каком-то странном, почти ужасающем спокойствии. Нарочно заглянула в соседнюю комнату —

мою

, которую так старательно ругала, — и старательно привела себя в порядок. Даже с каким-то удовольствием порассматривала ворох украшений, так и не надев ни одного.

Звон чего-то разбитого раздался из ближайшей гостинной. Затем — тишина и приглушенные голоса, из-за которых я нарочно замедлила шаг, стараясь не стучать каблуками по паркету. Знала, что подслушивать не самое лучшее увлечение, но имела полное право. Вообще все больше создавалось ощущение, что теперь я могу все — мне простят любую выходку, исполнят любой каприз. Лишь бы

была

.

Разглядеть удалось немногое: зажженный камин, отблески огня в осколках на полу и два силуэта, едва различимых в полумраке. Только какие-то слишком побитые и неряшливые. Я осторожно приоткрыла дверь чуть шире, затаив дыхание, и удача была на моей стороне. Никто не заметил.

— Ты почти сжёг весь двор, — Дарион. С рассеченной губой и почти живым взглядом. Даже усмехнулся, что делал слишком редко. — Один из флигелей рухнул. Стены собирать уже не по камням. По осколкам. Ты вообще понимаешь, сколько времени займёт восстановление?

Тишина. Молчание. Бокал звякнул о стол, а я невольно улыбнулась. Почти дружеский вечер, если не думать о том, что не застала. Наверняка зрелищно. Два хищника с претензиями на… Территорию? Или несчастную девушку?

— Согласен,

упыри

горят не так эффектно, — рыжее пламя в волосах ифрита полыхнуло, осветив его лицо. На мгновение, но достаточное, чтобы увидеть порез на скуле. — Можем проверить, пока красавица спит.

Только треск огня и множество опасений. Что красавица будет недовольна.

— И это говорит тот, кто тысячелетия был в плену

смертных

? — спокойно, почти холодно, но уже не так безжизненно, как утром. — Не удивлен, что тебя связали контрактом. Слишком глуп и хаотичен. — Пауза. Не напряженная, скорее,

понимающая

. — Зато теперь ты волен уйти. Никто не держит. Пустыни, преисподнии, кратеры вулканов на западе — вперед.

— Могу. Но я здесь.

— Ради неё, — фиолетовые глаза ярко сверкнули, а в голосе

правителя

— непрошибаемая уверенность.

А ведь стоило просто… не отталкивать и сразу столько внимания.

— Ради неё, — тепло в голосе заставило улыбнуться. И я тут. Ради него. Ради обоих. И себя в первую очередь. — И ты тоже здесь.

— Это мой дом.

— Но ты тоже можешь уйти, светлость, — Элиас тихо рассмеялся, сделав глоток прямо из резного графина. — Продай земли, найди преемника. Уезжай из столицу. Женись на принцессе, если так нравится играть в великого короля. Забудь, что

она

была.

Опять — молчание, только уже некомфортное для меня.

Ответ я знать не хотела. Знала, что он будет не тем, что меня расстроит. Скорее,

наоборот.

Даст надежду, когда ничего еще не решено. Когда я не знаю ни новых правил игры, ни того, чудотворца, что выдернул меня оттуда, где нет ничего, кроме вечного покоя.

Потому что это тоже имело цель.

И цену

.

— Одетт три года звала меня “Ваша светлость” даже в постели, — Дарион откинулся на спинку кресла и скосил взгляд в сторону двери. Улыбнулся, наверняка заметив, что я сжала медную ручку так сильно, что та дернулась. — Ты, огненный, довольствуешься “господином”. И знаешь, что самое забавное? Когда она произносит это… Будто не обращается, а соблазняет.

21. Светишься, даже когда плачешь

Поначалу улыбаться было легко. Просто расслабиться, раствориться в мимолетном ощущении теплоты, чтобы хоть недолго не думать о том, что будет дальше. Не было ни опостылевшей чайной, ни назойливого внимания духов, которые и вовсе будто исчезли из этого мира. Вот только кошмары не ушли. Они пожирали разум каждую ночь все назойливее, стирая все то спокойное, что я едва успевала ощутить.

В очередную лунную ночь, когда тело ломило от подступающего ужаса и сильнее прижималось к горячему мужчине рядом, порыв ветра распахнул плотно запертое окно. Элиас не дрогнул — спал все также крепко, прижимая меня к себе даже во сне, а я… Не испугалась, нет. Разве что совсем немного. Считать дни я перестала, не желая больше зависеть от чертового проклятья.

Если оно было тем хрупким условием жизни — тем более.

Лунный свет моргнул, или мне это просто показалось из-за очередного приступа головокружения. Но порыв ветра живым существом, его дыханием, медленно скользнул ко мне, заставив вздрогнуть и осторожно выбраться из кольца рук. Ифрит только сжал в пальцах тонкую простыню, нахмурившись, и я ускользнула в ванную незамеченной.

— Ох, крошка-крошка, — шелест отразился от стен тихим эхом и хором стройных голосов. — Ты не рада? А я ведь так скучал по такой отчаянной

пташке

! Так смело предложить свою жизнь! И ради кого, дорогая? — Я заперла дверь на защелку, позволив себе побыть слабой всего секунду. Спрятаться. Прикрыть глаза. Потому что узнала говорящего. — Ты же помнишь, с тобой я буду нежен.

— Зачем? — голос сорвался в сиплый шепот. — Почему

сейчас

?

Горло сдавило. Я прижалась спиной к холодной стене, осматриваясь по сторонам, и прикусила ребро ладони, чтобы не закричать, когда ощутила легкое, почти призрачное касание могильного холода к плечу.

— Ну-ну, милая… Тише, — обиженно отозвалась пустота, скользя по коже вниз — к ладони, словно хотела вновь повести за собой. — Все долги погашены. Даже тебя — представляешь, тебя! — выторговали ценой целого мира. Вот только…

моего

.

Спорить не захотелось — я шагнула к зеркалу, опасливо замерев, и собственное отражение повторило этот жест. Чуть более спокойно. Словно

ждало

и знало, что пришло время.

— Те чертовы пре… духи и горожане, — я осеклась, но заставила себя собраться. Не то чтобы меня это волновало — только хотелось верить, что по заслугам получили достойные представители. — Мертвы?

И в этот момент оно появилось. Сначала — в зеркале. Дымчатая тень с плывущими рябью очертаниями человека, который радостно кивал. Неестественно высокого, вытянутого, как если бы скелет растянули, подвесив за конечности. Хотя рядом — никого. Я выдохнула, но тут же напряглась еще больше — властитель пограничного мира смеялся.

— И раз уж ты у нас

особенная

, то я сделаю прощальный подарок, девочка, — растягивая слова, продолжил нежданный гость, и каждое его слово звучало оскорблением, смешанным с чем-то ярким. Восхищением? Радостью? Впрочем, было не до мелочей. Было оно. И я.

Снова

. — Особая сделка — только ради тебя и всех несчастных, что пришлось похоронить на твоем пепелище. С одним условием.

— Не они, — вырвалось еще до того, как я успела понять. И голос даже не дрогнул. Только огонь внутри согласно вспыхнул сильнее. — Не я. Я устала терять. И так ничего…

Отражение улыбнулось. Опасно нежно, доверчиво, а мрачный силуэт рядом погладил его по волосам, как ребенка. Неразумного, наивного, который уже успел влипнуть неприятности и пришел повиниться.

— Осталось. Останется. А если будешь послушной, то и вовсе — будешь

свободна

, — вкрадчиво прозвучало в ответ и когтистые пальцы приподняли лицо девушки в зеркале, но не ранили. Только скользнули по щеке, не оставляя следов. — Время продолжит ход, твой кровожадный мир закроет двери для всех извне…

Тишина. Смех. Искры сорвались с волос, когда я нервно накрутила прядь на палец. Мое недоверие наверняка было заметно с первого взгляда. И отчасти —

перемирие

между нами. Вынужденное, но почти священное для вторженца.

— Ведь моего больше нет. И больше не будет, — грустно добавила тень. — Если одна смелая девочка вынесет то, чего

боится

больше всего. Всего раз. — Я невольно вздрогнула, стараясь не думать о том, что могло скрываться за оговоркой. — Без боли, смертей… Ты получишь все, дорогая.

Всего лишь “да”.

“Всего лишь” оказалось не всего лишь, но сердце сжалось, когда я заторможено кивнула через несколько долгих минут. Знала, что не стоит. Знала, что это принесет только большие проблемы. И что это, возможно, единственный шанс, который прекратит бесконечный круговорот дней в подобие относительно спокойной жизни.

По крайней мере,

возможно

.

Существо склонилось в шутливом поклоне, когда я снова взглянула в зеркало, и растворилось под тихий шёпот теней. Я не ждала, что оно ответит на мои вопросы — фейри были мастерами игры. Способны так красочно и притягательно описать даже настоящие муки, что на них хотелось пойти добровольно.

Моей оказалась неизвестность.

Жгучая до рези в груди и заставляющая содрогнуться. Мне ведь обещали —

без смертей

. Но были вещи и намного хуже, думать о которых я себе запретила. Просто прислонилась к ближайшей стене, сползая вниз и обнимая колени. В глазах потемнело.

От страха

. Конечно, от страха. Но я обязательно вернусь в кровать, где меня заставят все забыть. И кошмары, и все дурацкие условности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чьи-то тихие голоса пробивались будто сквозь толщу воды. Тягуче медленно, неразличимо, словно не хотели, чтобы я поняла, что происходит. Раньше это заставило бы нервничать, но тяжелая ладонь опустилась на плечо, напоминая, что я не одна. И хотя прикосновение было грубым, отстраниться не захотелось.

— …устала, — сумела разобрать знакомый голос. — Позже. Не сегодня.

Я лежала на чём-то твёрдом, но теплом. Потянулась рукой — ткань. Грубый лен, пахнущий невыносимо приятной прохладой. И… колени. Чьи-то сильные, неподвижные колени, на которых было так удобно дремать. Я нарочно лениво приоткрыла глаза и на мгновение замерла, утонув в наваждении.

Обычно ядовито-фиолетовый, холодный, как лёд, взгляд был теплым и немного настороженным. Многоуважаемый князь, убивающий неугодных толпами, сидел, не шевелясь, будто боялся разбудить меня. Почти идиллия, незнакомая нам: на коленях — я, руках — книга в тонкой обложке. Мужчина читал. И читал явно давно. Уголки губ подрагивали, когда он переворачивал страницу и не отводил взгляда от текста, но я чувствовала — знал, что я смотрю.

— Ты опять уснула, — сказал Дарион тихо, не глядя. — В середине третьего предложения. Всегда знал, что ты не в восторге от человеческого… творчества.

— Потому что приятнее слушать твой голос, чем эту ерунду, — я закусила губу, царапнув корешок книги, и пальцы на моем плече сжались сильнее. — Хуже только те бесконечные отчеты о пропавших в эльфийских лесах. Ушастые сами заманивают туда дураков, а ты мучаешься.

Мужчина усмехнулся. Только уголком губ — непривычным для него, почти невидимым движением, но

живым

. Я знала, что он сейчас вспоминает. О чем думает. Что он хочет спросить. Но Дарион не стал, а убрал книгу и положил руку мне на лоб, проверяя температуру.

— Ты горишь, — настороженно выдал он, но я уже улыбнулась, отвлекая его от беспокойства.

Нарочно провела пальцами по его запястью, ощущая, как под кожей бьётся пульс. Слишком ровный. Слишком спокойный. Будто Дарион не замечал, как моя ладонь медленно скользит выше, к сгибу локтя.

— А что, Ваша светлость, забыли, кого выбрали?

Сами

, без разрешения. — прищурившись, я наигранно небрежно смахнула с плеча тонкую лямку, заметив, как потемнел до этого изучающий взгляд. Специально, чтобы видел и не мог сдержаться. — Нашли самый болезненный способ и…

— Так было нужно, — и ни капли раскаяния. Только прохладные касания как-то слишком умиротворяюще прошлись по ключицам, плавно спускаясь ниже. — Ты бледная. И дрожишь.

— Просто скучала. Очень сильно, — я засмеялась, но смех вышел слабым, как шелест. Только огонь внутри ласково лизнул ребра. Предупреждающе тихо и осторожно.

Пугающе

. — Лучше поторопись и займись мной, дорогой. Пока не передумала.

Он кивнул. Слишком медленно. Слишком

осознанно

.

Я сама потянулась к ленте на боку и развязывала ее одним резким движением. Тело послушно отозвалось, золотым узором вен скользя по коже, а мой — давно уже мой, что я едва могла признать — мужчина поддался. И совершенно никакой правды о том, что я все сильнее и сильнее начинала бояться самой себя — особенного того острого желания быть рядом, когда мне становилось легче.

Но что‑то было

не так

. Едва уловимо. Почти незаметно для всех, кроме меня, потому что о ночном визитере я не рассказала никому. Особенно двум ненормальным, которые могли испортить то хрупкое равновесие, что наконец появилось. Без драк, без ссор хотя бы при мне, но с тем накалом, что любая сталь уже бы треснула. Они же… держались. Пока что.

А я не могла. Голос бога павшего мира преследовал, неустанно напоминая о скорой буре, которая все не наступала, но неотвратимо должна была прийти. Да и боялась я многого. Даже слишком многого для бессмертного существа, чьи слезы разъедали плоть более слабых. Только продолжала притворяться, что это не так. Я же

выжила

, хоть и не должна была.

— Хочу, чтобы наступило завтра, — я поерзала на бедрах Элиаса, который вальяжно развалился в подушках на моем любимом месте, и качнула головой, позволяя волосам рассыпаться по плечам, чтобы скрыть все следы его недавнего приступа жадности. — Я попрошу тебя сломать замок в спальне, чтобы мы не могли выйти, а ты…

— Не откажу, кроха, — янтарный взгляд загорелся вновь, и я улыбнулась, не пытаясь прикрыться. Платье болталось на талии, снятое не до конца, и наглый ифрит этим пользовался, скользя ладонью по обнаженной спине и нарочно соблазняя вновь. — Особенно если ты будешь умолять также сладко, как…

— Элиас! — возмущение превратилось в стон вместе с очередным прикосновением — к внутренней стороне бедра, где буквально несколько минут назад чужой огонь не согревал, а заставлял тело пылать от жажды.

Мужчина улыбнулся как-то слишком довольно.

Понимающе

— так, как они оба делали это все чаще, но вдуматься в это я не успела. Он сильнее сжал пальцы, не давая отстраниться, и свободной ладонью прошелся от ключиц до живота, заставляя тело реагировать по-новому, и просто положил руку сверху.

Всего на секунду.

Всего лишь

…

— Что ты делаешь? — прошептала я, но вопрос был не к нему. К себе. К этому странному теплу, которое растекалось ниже, сворачиваясь в тугой узел.

Огонь внутри отозвался на прикосновение послушно и странно. Будто в темноте зажгли свечу. Я замерла, прислушиваясь к ощущениям, и даже затаила дыхание.

Ничего

. Только тишина. Ни боли, ни страха, ни пустоты. Будто внутри меня что‑то шевельнулось вместе с этим крохотным пламенем.

— Ничего, — довольно подтвердил Элиас мои мысли. — Просто держу свое самое ценное сокровище.

“С

лишком хорошо

”, — хотела сказать я, но вместо этого закрыла глаза.

— Ты просто устала, красавица, — привычно легко отозвался ифрит, вмиг растеряв веселость, когда я повторила его жест, прижав ладонь к животу. — Можешь смело признаться, что сложно оставаться такой горячей.

Я уже не слушала. Не дышала, только пальцы едва заметно дрогнули, заставив тело сделать то же самое. Подняться вышло с трудом, убедить себя, что это просто глупое наваждение — еще хуже. Сердце забилось так быстро, что я почти была готова засмеяться от собственной глупости. Просто тело не отошло от смерти. Просто показалось.

Ведь

ничего

не изменилось.

Такая же худая. Кожа — гладкая, без шрамов. Всегда без шрамов, как бы не был жесток мир. Усталость — тоже ерунда по сравнению с тем, что я пережила. Сонливость — вообще мой верный друг. Да и чай, который слуги приносили, всегда пах также тошнотворно — цитрусами и чем-то невыносимо горьким.

Вот только тепло не исчезло. Как будто что-то внутри хотело коснуться в ответ. Мягко. Тихо. В попытке

утешить.

— Кроха? — Элиас не удивился. Только во взгляде всколыхнулась какая-то особенная нежность, а сам мужчина тут же оказался рядом, придерживая за талию и накрывая мою ладонь своей.

И снова. Только теперь —

радость.

Не моя

.

— Не может… Невозможно, — голос прозвучал полузадушенно, а мир вокруг дрогнул, искажаясь от подступающих слез. — Уйди! Не трогай!

Я попыталась оттолкнуть мужчину, но оказалась так крепко прижата к груди, что от злости вцепилась ногтями в его предплечья. Нарочно больно, до крови и собственной слепой ярости, потому что ифрит только ласково погладил по спине.

— Догадалась, — тихо произнёс он, а в янтарном взгляде сверкнуло понимание, смешанное с обжигающе неуместной заботой. Как будто я должна была быть счастлива. — Тише, моя маленькая. Я…

— Ты знал! — я вскрикнула, тихо засмеявшись, и тут же горло сдавило. От обиды, от предательства. От самой себя. — Ты знал и молчал… Он тоже?

Я хотела практически завыть от безысходности и этого чертового

ощущения

, но вместо этого — слёзы. Горячие, злые, бесполезные. Кровь шумела в висках так сильно, что я не услышала шагов, но тут же ощутила чужое присутствие. Дарион застыл в паре шагов от нас, скользнул по мне обеспокоенным взглядом, а затем переглянулся с огненным предателем.

Поняла сразу, что знали

оба. Проклятый

, который обрел высшую кровь по случайности и не мог… с самого начала.

Демон

, который был создан разрушать, а не создавать. Сердце в груди грозило выскочить от подступающей паники и эха далекого смеха моей убийцы — птица снова вляпалась по самые крылья. Только больше не могла уйти, потому что проблема была

в ней

.

— Я не хочу этого, — прошептала я, жмурясь до звезд перед глазами и утыкаясь носом в шею ифрита. — Не хочу! Это даже не смешно! Просто… ошибка.

Они молчали. Только смотрели — один с тревогой, другой с чем‑то, похожим на счастье, но холод уже пробирал до костей, сковывая тело все больше. Словно специально, чтобы я не могла двинуться.

— Это не шутка, — наконец произнес князь, делая осторожный шаг вперед. — И не наказание, родная, — его голос прозвучал так заботливо, что резко стало тошно — будто уговаривал дикого зверя добровольно войти в клетку. — Просто одно беспокойное сердце снова выбрало тебя, даже когда ты сама от него отказалась.

Тишина повисла похоронным саваном. Затем — осторожное касание Дариона к моим волосам. Он собрал их у основания, перекладывая на грудь, и прижался губами к моему дрожащему плечу. Слишком нежно, слишком осторожно для самого себя. Как никогда не делал. Моё сердце забилось так громко, что, казалось, он слышит его удары. Или чувствует, как вибрирует кожа под его пальцами.

— Вы… вы… — слова застряли в горле, но я позволила касаться себя. Боль в груди отступала после каждого прикосновения,

вынуждая

быть послушной. — Вы знали с самого начала?

— Не с самого, — тихо ответил ифрит, погладив меня по щеке. — Но достаточно давно.

— И молчали.

— Ждали, когда ты сама поймёшь, — Дарион зарылся носом в растрепанные волосы у меня на макушке и глубоко вдохнул. — Потому что если бы мы сказали раньше, ты бы…

— Уничтожила это, — закончила я за него, но голос дрогнул. Плаксиво, испуганно, будто я снова оказалась в самом начале бессчетных несчастий. — Да, уничтожила бы.

Но потом —

снова

это ощущение. Нечто внутри меня шевельнулось, как рыбка в воде. Как легкая рябь на водной глади от упавшей капли. Незаметно, но достаточно ласково, чтобы я всхлипнула, испуганно замерев.

— И что с тобой делать, кроха? Светишься, даже когда плачешь, — Элиас приподнял мое лицо за подбородок, с легкой улыбкой стараясь заглянуть в глаза, но я тут же отвернулась. Нарочно уставилась на мелкий гравий, рассыпанный по узкой садовой дорожке. — Успокоилась? Лучше?

— Нет… — опустошение накатило внезапно, но остро. Будто грудь проткнули клинком и провернули его хорошенько. — Хочу пить. Только не тот противный чай. Он горький.

Горше было только осознание, что меня обдурили все вокруг: природа, властитель уже мертвого мира и те, кому я только начала доверять. Впрочем, виновник был только один — я сама. Потому что получила то, что считала самым опасным.

Привязанность.

Радовало одно — меня не обманули. И самым честным оказалось то, что должно было стереть все вокруг. Только это не отменило бессонной ночи, наполненной слезами и сильными руками, не отпускающими меня сотворить отчаянную глупость.

Новый рассвет наступил в тот самый момент, когда пошел дождь. Не тот легкий, весенний, а целый водопад — словно небо копило воду с первого искаженного дня и было со мной полностью солидарно. Комната оказалась той же, где я и заснула, потеряв последние силы. Светлая, до ужаса просторная и

чужая

. Как и я сама.

Заново начались невыносимо тяжелые дни. Снаружи — солнце, птицы, сад. Внутри — хаос и постоянный присмотр под предлогом заботы. Иногда я ловила себя на том, что прислушиваюсь к собственному телу — к ритму сердца, к дыханию, к тому, как пульсирует кровь в венах. Потому что каждый раз, когда я злилась, когда руки сжимались в кулаки, когда в голове всплывали мысли, что надо

что-то

сделать, огонь внутри замирал.

Не исчезал окончательно, а… затихал. Как будто

ждал

.

Но никогда не дожидался и сдался быстрее менее, когда тело ослабло от частых срывов. Просто в какой-то момент появилось ощущение, что мне нужно

увидеть

себя и убедиться, что от того, чем я была, осталось хоть что-то. Даже если злость или ненависть. Даже если это испортит все еще больше.

Я не хотела этого признавать, но отражение светилось. Волосы, как расплавленное золото. Кожа мягко мерцала в солнечных лучах. Даже взгляд — живой. Будто

оно

поддерживало, прекрасно зная, что я не могу принять это глупое стечение обстоятельств. Но тепло не сопротивлялось.

Просто

попросило

— “хоть раз”, “пожалуйста”, “ты — мой мир” — не отказываться, не дрожать от одной мысли. Просто увидеть и понять, что мне ничего не угрожает. Что от

меня

ничего не нужно. Просто

быть

.

Дверь открылась в тот момент, когда я, как последняя дура, поддалась. Дарион вошёл без стука. Остановился на пороге, увидев мое лицо. Я застыла, позволяя себе сосредоточиться и немного расслабиться. Потому что рядом был тот, кто не позволил бы мне навредить. И увидела. Даже не глазами —

сердцем

, которое билось так сильно, словно хотело сжечь само себя.

Просто… свет. Ощущение легкого прикосновения к щеке, волосам. К ладони, которую я тут же сжала в кулак от острой боли в груди.

Он

— не оно, не существо — любил. Без надежды на что-то взамен. Без страха и условий, словно чудом здесь была только я. Безумная женщина с горящим болью взглядом и полной неразберихой в остатках души.

— Одетт? — негромко позвал мужчина и медленно подошел ближе, обнимая меня со спины.

— Он… — я запнулась, не решаясь произнести это вслух. — Он

жив

.

Только посмотрела на брюнета, и в глазах застыли слёзы. Ладонь князя медленно скользнула по моему бедру, расправляя сбившийся подол короткого платья. Поцелуй обжег висок, заставив немного прийти в себя. Обида в этот момент не стерлась, но стала… тусклее.

— Даже если ты будешь злиться вечно, я не позволю вам пострадать, — прошептал князь, осторожно касаясь моего живота, и голос его дрогнул. — Ни тебе, ни ему, моя маленькая, — Дарион улыбнулся, помолчал несколько бесконечно долгих секунд и затем тихо добавил, опалив шею своим дыханием:

— И тот вспыльчивый идиот — тоже.

— Ему? — я накрыла его ладонь своей, переплетая пальцы и откинула голову мужчине на плечо. Впервые за долгое время — без страха, замаскированного под смех и попытки все отрицать. Было

тепло

. Странно и чуждо, но неправильно настолько, что я позволила себе на мгновение не отрицать то хрупкое “а что если”. — Ты уже решил, что это мальчик?

Тепло внутри замерло. Потом — медленно, как солнце, поднимающееся за горизонтом, растеклось по телу, отчего то стало слишком легким. Как молчаливое согласие. Глаза Дариона расширились. На мгновение — всего на мгновение — маска холодной сдержанности оттаяла, и я увидела в его взгляде то, чего никогда не видела раньше.

Радость.

Чистую, безоговорочную радость.

— Он чувствует… меня? — восхищенный шепот и неподдельное удивление во взгляде. Словно этот безжалостный кровопийца боится потревожить момент. — Звезда моя. И мой…

Я хотела отпрянуть, но не смогла. Только тихо рассмеялась, прикрывая глаза и поворачиваясь в руках мужчины так, чтобы сбить хоть немного весь этот ошарашенный антураж с жестокого правителя. Не хватало, чтобы он сиял ярче меня. Да и я сама не была готова признать, что что-то почувствовала. Потому что не согласилась. Просто взяла паузу. Подумать.

— Назовешь наследником… — прошептала ему в губы, прижимаясь как можно ближе, но договорить не успела. Жадный поцелуй заставил застонать от голода до этого невозможного

проклятого

, а тяжелая ладонь на пояснице — довериться. Раствориться.

— Сыном, — добавил он чуть позже, с трудом отрываясь от меня. — От моей невыносимой, — Дарион вздохнул наигранно тяжело, и нарочно понизил голос, — и до безумия любимой женщины.

22. Стоило бы задуматься, сын

Хаос, царивший в замке, начался еще пару дней назад с маленькой искры. Точнее, с огненной демоницы, которая проникла в отцовский кабинет и воспользовалась его печатью, чтобы отправить приглашение тем, кого точно не ждали. По крайней мере, остальные обитатели этого места. А вот сама виновница сияла от радости. Еще бы, устроила целый ворох проблем, совсем не думая о последствиях и прекрасно зная, что ничего за это не будет.

Дольше всех упиралась я, не желая видеть посторонних, и долгие уговоры не подействовали ни за день, ни в утро того самого судного дня. Что особенного было в чопорной эльфийской чете, знать не хотелось, да и давняя обида на их соплеменников мешала трезво мыслить. А еще — мешало спокойствие, приятно окутывающее несмотря на суету вокруг.

И еще тепло. Тяжесть. Ритмичное биение сердца под щекой. Я притворялась спящей, впитывая запах сандала и пепла, смешавшийся на чьей-то коже. Пальцы — то ли Дариона, то ли Элиаса — медленно перебирали мои волосы, распутывая длинные пряди. Моя любимая игра, в которой я всегда получала то, что хотела.

— Красавица, ты все равно не спрячешься. Это просто ужин. Просто формальность, — повторил Элиас уже в который раз. Его рука скользнула под одеяло, ладонь легла на мою поясницу, заставляя прогнуться и прижаться ближе. — И ты в любом случае согласишься.

Пальцы впились в ягодицу, вырвав тихий стон, и мужчина довольно улыбнулся. Как и лениво наблюдающий правитель, который медленно поднялся, но не ушел. Только потянул одеяло в сторону, чтобы то обнажило мою спину. Воздух тут же ласково обнял голую кожу, но через мгновение его сменило жгучее тепло — Элиас прижался губами к позвоночнику.

— Совсем как тогда в пещере инея. Помнишь, светлость? — и снова тем самым тоном, заставляющим послушно замереть. — Одна прекрасная госпожа сначала упрямилась, а затем…

— Не надо! — протест прозвучал неубедительно, а Дарион усмехнулся, коротко кивнув, и поманил к себе. Без лишних слов и шансов на сопротивление — и я поддалась, потянув пояс его домашних штанов вниз и прогибаясь в пояснице как можно ниже.

Они

оба

знали. Чёрт возьми, оба прекрасно знали. Моё сердце колотилось как бешеное, а между ног уже пульсировало влажное предательство. Тело помнило. Ту самую неделю неделю на севере, когда мы так ничего и не увидели, кроме подземного города местных драугров и шикарных купален со стенами, покрытыми тонким слоем льда.

— Она всегда просит. Да, моя ненасытная? — тем самым холодным тоном настоящего правителя, от которого побежали мурашки по спине. Я только коротко кивнула, нетерпеливо обхватывая член у основания — толстый, тяжёлый, с набухшей головкой, уже влажной от предвкушения.

Прямо как я

. — Хочешь?

Риторический вопрос. Совершенно глупый. Особенно когда в фиолетовом взгляде голод не меньше моего, а его обладатель — в предвкушении. Я не сдержала стон, когда горячая ладонь ифрита вдруг шлепнула по ягодице, и мелко закивала.

— Правила помнишь, кроха? Руками — нет, — Элиас щелкнул языком, повторяя удар, но я уже не слушала. — Только рот. Только язык. Только ты.

Облизнула губы, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от горячих пальцев, сжимающих соски до легкой боли, и Дарион провёл головкой по моей нижней — медленно, мучительно. Как

приказ

, который невозможно не исполнить.

Сначала — только кончик. Медленно скользнуть языком по уздечке, послушно поднять взгляд, чтобы увидеть потемневшие от желания глаза мужчины. Он тут же толкнулся вперёд — резко, но не грубо. Затем, почти сразу же — глубже, до самого горла.

— Посмотри на неё, — ифрит рассмеялся, напористо проникая в меня пальцами и тут же доставая их, чтобы скользнуть выше, к тугому колечку мышц. — Такая капризная, а уже вся течет. — Его палец резко вошел внутрь, растягивая также нетерпеливо. Словно это не он вчера… — А здесь... о, здесь совсем тесно.

Я взвыла на члене Дариона, но князь придержал мою голову, глубже заходя в горло, уже охотно принимающее и расслабленное даже без подсказки. Как тогда в тронном зале, когда он…

учил

, а я старательно изображала скромность и послушание.

— Жадная, — прошептал он, сжимая мои волосы в кулаке и уже полностью контролируя темп. — Хочешь больше? Тогда дыши носом. И не останавливайся.

Тихий шорох за спиной я не услышала. Только застонала, когда ощутила прикосновение чего-то прохладного к тому месту, где только что был палец ифрита, и без лишних слов развела колени шире. Чувствовала, что так надо. Будет хорошо —

слишком

хорошо. Только поддаться и довериться.

— Наказание, девочка моя, — вкрадчивый шепот Элиаса горячей волной прошелся по коже, и тут же укус обжег плечо. — Ты же любишь игры? И специально провоцируешь.

Дарион приподнял бровь, медленно вытаскивая член. Слюна растянулась нитью между его головкой и моими губами, но тут же вошел обратно. Сразу — на всю длину, заставив задрожать.

— Ты серьёзно?

— Помнишь, как

она

выпрашивала их на источниках? — насмешливо, резко, но я уже догадалась. То, что приняла за безделушку, но мужчины поняли сразу. Переглянулись красноречиво, а я… — Думаю, три... нет, четыре. Чтобы запомнила.

Первый шар вошел легко, холодный нефрит приятно обжигал стенки, растягивая их с легкой, но до слез приятной болью. Даже не болью —

наполненностью

, которой сейчас так не хватало, когда я уже была почти на пределе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Второй — чуть больше.

К третьему я застонала и даже подалась навстречу сама.

— Четвертый, маленькая, — прошептал Элиас, сначала проводя прохладным нефритом по истекающему смазкой входу, а затем медленно погружая его внутрь. — Если выронишь — накажу.

Цепочка осталась между ягодиц. Короткая, прохладная, за которую мужчина тут же слабо потянул, заставив то, что было внутри, двинуться. Я хотела закричать, но вырвался только тихий хрип, а член в горле напрягся еще сильнее, заставив сжаться. Дарион запрокинул голову, кончая с хриплым рыком в тот момент, когда ифрит вошел в меня одним резким толчком.

И я не выдержала, чувствуя, как волна накрывает с головой. Тело — слишком легкое, отзывчивое,

наполненное

— послушно полыхнуло огнем, доверчиво замирая. В наступившей тишине слышалось только дыхание, горячее и сбитое.

— Госпожа… Ваша светлость! — стук в дверь и взволнованный женский голос не заставили даже вздрогнуть, а только лениво уложить голову князю на бедро. Горячая ладонь Элиаса тут же скользнула по лодыжке вверх. — Молодая госпожа исчезла! Комната пустая и… обгорела…

Дарион взглянул на меня расслабленно, изучающе, словно новость должна была напугать меня. Или хотя бы разозлить, но покой разлился по венам слишком настойчиво, чтобы отпускать. Как первоклассное успокоительное, только бесконечное и самое действенное.

— А если ты скажешь, что он, — я прищурилась, потянувшись рукой к огненно-алым волосам ифрита, на что тот улыбнулся и подался ближе, — меня украл? Я не…

— Хочешь, сердце мое, и пойдешь — оборвал князь. — И не вздумай

вытащить

.

Я хотела рассмеяться от его уверенности, но только застонала, когда ладонь мужчины опустилась на грудь и большой палец нарочно невесомо скользнул по твердому соску. Пришлось кивнуть.

Убедили.

Причем убедили настолько уверенно, что я первой сбежала в ванную и нарочно выбрала новое платье, облегающее как вторая кожа — чтобы смотрели и видели, кого получили. Даже нацепила несколько украшений, которые почти никогда не любила.

Беглянка нашлась в саду. Забрела в самую дальнюю его часть и металась из угла в угол вдоль розовых кустов. Алые волосы искрились, опаляя траву, а в глазах стоял настоящий ужас — еще бы, она сделала все, чтобы состоялась встреча с семьей ее жениха. Потому что все остальные не спешили — ждали, чтобы малышка-демоница поняла, стоит ли оно того.

— Милая, так нельзя, — я прошла мимо девушки, скидывая туфли, и устроилась на мраморном бордюре фонтана. Спокойно, словно ничего не произошло, чтобы пташка пришла в клетку сама. — Если у нас еще раз что-то сгорит, то придут те противные архитекторы. А ты знаешь, что я их терпеть не могу. Они воняют псиной.

Прохладная вода слишком ярко контрастировала с все еще горящей кожей, заставив улыбнуться и зажмуриться от яркого солнца. Ариана только фыркнула, но села рядом. Опустила голову мне на плечо, как любила в детстве, и тут же обиженно надула губы, стоило мне провести рукой по ее волосам.

— Да-да, а ты у нас всегда такая правильная, — тот же самый упрек в голосе, смешанный с насмешкой. Тон — как у отца, а вот взгляд исключительно мой, обвиняющий. Она замолкла на секунду, теребя подол платья, а затем взволнованно зашептала:

— Я же знаю, что вы

их

… Недолюбливаете. Но я не хочу, чтобы что-то случилось. Ну, ты понимаешь.

Я не ответила, услышав вдалеке шаги. Только качнула головой, отчего цепочки в волосах предупреждающе звякнули, и накрыла ладонь демоницы своей, кивая в сторону террасы. Она взглянула на меня неуверенно, но кивнула. И эта тишина была важнее любых обещаний.

— Рой, ты не мог найти кого-то попроще? — недовольный мужской голос раздался совсем близко, когда мы почти пришли. — Или хотя бы предупредить, что связан с

его

дочерью? — Ариана дернула меня за руку, прося замедлить шаг. — Теперь любая ошибка может стоить не только твоей жизни. Но и нашего положения.

И не только их жизней, титулов и богатств.

Абсолютно всего.

— Отстань от ребенка. Он уже зашёл слишком далеко, — ответила женщина, холодно, но с ноткой паники. — Просто будем вежливы. А ты, дорогой, — она понизила голос до свистящего шепота, — и рта не раскроешь, если речь зайдет о том пожаре в Вельдаре.

Демоница вопросительно взглянула на меня, заметив, как дрогнула моя рука, но промолчала. Казалось, она поняла больше, чем стоило бы, но не стала нарушать молчание.

— Если этот про… — злобно продолжил мужчина, но явно осекся под взглядом жены, и заговорил тише, — Его сиятельство —

лучше?

— уничтожает города, просто потому что кто-то не так смотрит на его супругу… Стоило бы задуматься, сын.

Огонь на коже вспыхнул особенно яростно, и сдержаться я даже не подумала.

Просто. Не так смотрит.

Здесь, в моем доме, только последний идиот мог посметь сказать такое. Потому что эльфийская столица сгорела по вине самих ушастых, которые решили, что молодой феникс это прекрасная жертва для цветения их

особых

деревьев, но не учли одного — он был сыном Дариона. И моим. И того огненного дурака, который любил его не меньше.

— Вы уже здесь! — я улыбнулась, выскользнув из арки в тот момент, когда мадам что-то зашипела, но вовремя затихла и смогла только заторможенно кивнуть. — Надеюсь, дорога была не слишком утомительной?

— Да, Ваша светлость, — ответил отец паренька, и в его голосе зазвучала нотка надежды. Может, она всё-таки нормальная? Может, это просто маскарад?

Жаль, не могла ответить правду, чтобы не испортить образ радушной хозяйки.

Женщина в бриллиантах сжала губы, когда я подхватила ее под руку и повела вперед, старательно изображая радость. Она все сильнее сжимала в руках кружевной веер, отчего то вот-вот должен был треснуть. Малышка Ариана прикрыла губы ладонью, чтобы не засмеяться, но явно была довольна произведенным эффектом.

— Вы ведь издалека? — спросила я уже мягче, почти ласково. — С запада, если не ошибаюсь? Там потрясающие фрукты. Особенно гранаты и финики.

Нечитаемый взгляд гостьи скользнул по моему легкому платью с глубоким вырезом на бедре, но женщине хватило ума промолчать. Ее выдал только взгляд. Я видела, что она хочет сказать что-то о приличиях. Но не сказала. Потому что увидела впереди ожидающих нас мужчин и резко побледнела.

— Вам бы точно не помешало солнце,

госпожа

, — шепот прозвучал тихо, почти нежно. — Надеюсь, ваш сын покрепче здоровьем. Иначе это будет печальной историей.

— Мам! Хватит пугать их! — демоница потянула своего жениха к себе поближе, возмущенно уставившись на меня, чем вызвала улыбку. Наивная. Сильная, умная, но

слишком

наивная порой. Даже не дала разглядеть хорошенько бедного паренька. — Мы прогуляемся, ладно?

— Если обидит…

— Знаю. Ты расстроишься, а отец казнит их всех вместо обеда, — и ни капли обиды в голосе. Только вредность, как отражение моей собственной. — Мы пошли?

Я кивнула. Отпустила руку женщины, позволив пламени опалить кожу там, где меня коснулись, и медленно поднялась по ступеням, тут же оказываясь в кольце рук. На облегченный вздох позади уже не обратила внимания. Элиас недовольно взглянул на пару высших, ласково — на меня, а затем обернулся, победно усмехаясь. “

Красавица справилась

”, — означало его поведение.

Дарион просто пожал плечами, словно не произошло ничего необычного, а Рейган,

мой, тот самый

, ради которого его отец уничтожили город, улыбнулся. Едва заметно, уголками губ. Потому что не сомневался во мне. Любил. Сильно, чисто, с самого детства. Словно я заслуживала этого.

Мы никогда не говорили о том, почему постепенно исчезли люди, куда делся голубоглазый путник, понявший о проклятии слишком многое. Они не знали о сделке, которая все еще снилась мне в самых страшных кошмарах. Но я почему-то была уверена, что мужья —

оба

, официально, со всеми отметинами на теле и пафосными церемониями — все понимали и просто пытались принять. И все еще оставалась одна глупая птица, которая все равно боялась. Только сильнее — уже не только за себя, хоть и пыталась это отрицать.

Потому что любила.

Слишком сильно для птицы.

Конец