Запретный контракт

Глава 1. Первая встреча

В зеркале лифта отражалась девушка с аккуратно уложенными волосами и дрожащими руками. Кисть в тонкой кожаной папке выдала всё — она нервничала. Сегодня решался её шанс.

Высокий офисный этаж, стеклянные стены, строгие секретарши. Корпорация, о которой она слышала только в новостях.

И он — мужчина, с которым ей предстояло работать.

— Анна Морозова? — сухо уточнила ассистентка в белой блузке и без улыбки. — Директор ждёт вас.

У Анны пересохло в горле. Она сжала ремешок сумки, сделала вдох и вошла.

Кабинет был просторным и холодным, как будто сам воздух подчинялся хозяину. Панорамные окна, массивный стол из чёрного дерева, минимум деталей. Всё говорило: здесь нет места лишнему.

И мужчина за столом.

Он не поднялся, не протянул руку — только оторвал взгляд от папки и перевёл его на неё.

Серые глаза. Ледяные, спокойные, слишком внимательные.

— Садитесь, — коротко произнёс он, указывая на кресло напротив.

Анна опустилась, чувствуя, как ноги предательски подкашиваются.

— У вас резюме неплохое, — продолжил он, листая бумаги. Его голос был низким, с металлической интонацией. — Но меня не интересуют дипломы. Меня интересует, сможете ли вы работать в условиях, которые я диктую.

Он поднял взгляд. Секунду казалось, что его глаза прожигают насквозь.

— Здесь не принято жаловаться, — добавил он холодно. — Здесь работают. Чётко, быстро и без ошибок. Умеете держать удар?

Анна сглотнула, и слова застряли в горле. Ей хотелось кивнуть, сказать «да», но под его взглядом любая заготовленная фраза рассыпалась.

— Я… готова стараться, — всё же выдавила она.

Он склонил голову чуть набок, и на губах мелькнула тень усмешки. Но не тёплой — презрительно-холодной.

— «Стараться» — это не про меня. Либо вы делаете, либо вы уходите, — произнёс он жёстко. — Вы понимаете, Анна?

Она почувствовала, как внутри что-то вспыхнуло: смесь обиды и… странного возбуждения. С ним невозможно было спорить. Его слова звучали как приговор, но и как вызов.

— Понимаю, — твёрже ответила она.

Он откинулся в кресле, сплёл пальцы и снова взглянул на неё.

Взгляд был долгим, оценивающим, почти хищным. Как будто он уже решил, подходит ли она ему — не как ассистентка, а как женщина.

Анне пришлось отвести глаза, чтобы не выдать дрожь в груди.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Приступайте завтра. Моя секретарша даст вам список правил. Советую их не нарушать.

Его тон ясно дал понять: в этом офисе он — закон.

Она встала, кивнула и вышла из кабинета, но сердце колотилось так, будто она не на работу устроилась, а шагнула в клетку к хищнику.

И почему-то ей хотелось туда вернуться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2. Правила игры

Утро пахло полированным деревом и свежим кофе, и Анна вдруг поймала себя на мысли, что любит этот холодный этаж. Здесь всё было слишком правильно: чёткие линии, матовое стекло, глухие шаги по ковролину, тихие, как выстрел с глушителем. Она пришла на десять минут раньше, но ресепшн уже жил по своим законам.

— Морозова? — та же ассистентка, что вчера, подняла глаза от монитора. — Проходите. Я Вера. Пакет документов, пропуск, регламент. Подпись здесь и здесь.

Анна скользнула взглядом по папке. На обложке золотилось:

«Воронцов & Партнёры. Регламент работы ассистента исполнительного директора»

. Ни лишних букв. Ни улыбок.

— И ещё, — добавила Вера, подавая тонкий браслет с чипом. — Пропуск не снимайте на этаже. Телефон — беззвучный, уведомления включить. Если Директор пишет, у вас три минуты на реакцию. Максимум.

— Поняла, — Анна поймала свой голос, чтобы он не дрогнул.

Вера посмотрела поверх очков, оценивающе, как смотрят на ткань, прежде чем раскроить.

— Если не поняли — поймёте. Он вас позовёт. Комната ассистента — рядом с его кабинетом. Рабочее место настроено, пароль на почту в конверте. Добро пожаловать в клетку со стеклянными стенами.

Клетка.

Слово ударило точно. Анна улыбнулась краешком губ и прошла к своему месту: аккуратный стол, два монитора, минимализм, будто бы и правда ничего лишнего. На столе — белая коробка с гравировкой

A.M.

. Внутри — новый смартфон, зажим для волос, корпоративная ручка, набор тонких клейких закладок.

Под коробкой лежал лист с шапкой

«Правила»

. Чёрные буквы, ровные отступы. Она провела пальцем по первому пункту и прочла:

Время — валюта.

Время Директора — драгоценность. Экономьте его.

Уведомление.

Любая задержка, перенос, отклонение от плана — сообщается немедленно.

Конфиденциальность.

То, что вы слышите здесь, остаётся тут. Даже внутри компании.

Чистота коммуникаций.

Одно письмо — один смысл. Тема и дедлайн в первой строке.

Комфорт Директора.

Кофе — эспрессо без сахара, вода — без газа, комнатной температуры.

Дресс-код.

Тёмная гамма, лаконичный крой. Никаких отвлекающих деталей.

Границы.

Никаких личных вопросов, пока он не спросит первым.

Лояльность.

В споре с миром — вы на стороне Директора. Всегда.

Она перечитала пункт про лояльность и почувствовала странное тепло в груди. От идеи принадлежности? От желания кому-то —

ему

— быть полезной?

На мониторе вспыхнуло первое письмо: «Добро пожаловать. Согласуйте в 10:30 звонок с господином Кравцем. Подготовьте краткую справку на две страницы. В кабинет в 10:00. — Д. В.»

Подписано сухо — одно инициалы. Но под кожей, как под тонкой тканью, дрогнула струна.

Анна открыла CRM, схватила досье на Кравца: агрохолдинг, жёсткий переговорщик, суды, сделки. Уложилась в полчаса: вытащила главное, отметила риски, составила список вопросов. В 9:58 она уже стояла у его двери, мятный воздух кондиционера обдувал щёки.

Табличка на двери блеснула лаконично:

Д. Воронцов

.

Так его зовут.

Имя лёгко застучало у неё в висках, как такт метронома.

— Войдите, — откликнулся знакомый низкий голос, даже не дав ей постучать второй раз.

Он сидел так же — ровно, собранно. Рубашка безупречно белая, галстук — графитовый. Он взял у неё справку, прочитал, почти не двигаясь. Только взгляд скользил по строчкам, как лезвие по ткани.

— Слишком длинно, — сказал он спустя минуту. — Сжать на треть. Раздел «риски» поднять вверх. И объяснять мне очевидное — трата времени. Хочу видеть ваше мышление, а не пересказ базы.

— Поняла, — выдохнула Анна и уже потянулась забрать лист, но он не отдал.

— Ещё. — Он приподнял взгляд. — В пункте о конфиденциальности пропишите для себя девятый:

вы — моя тень

. Это означает: вы предупреждаете, вы зеркалите, вы предвосхищаете. Когда я кладу папку на стол — рядом должна лежать ручка. Когда я смотрю на экран — у меня перед глазами уже открыта нужная вкладка. Когда я делаю паузу — вы уже знаете, что скажу дальше. Это не романтика, Морозова. Это дисциплина.

Укол по имени — как холодная игла. Но под этой иглой кровь побежала быстрее.

— Я постараюсь.

— Не старайтесь. Делайте. У вас есть час, — отрезал он и вернул ей бумагу.

Час. Анна вышла из кабинета и побежала привычным теперь уже шагом: быстрым, тихим, решительным. Сжала текст до костей. Подняла риски вверх, добавила два сценария переговоров. В 10:00 ровно положила новую версию на его стол.

Он прочёл быстрее.

— Лучше, — сказал он наконец. — Перечитать ещё раз вечером, выкинуть воду. В 10:30 подключаете звонок. И ещё, Морозова…

Он поднялся, подошёл ближе, чем это принято на работе. Его запах был такой же — чистый, без парфюма, но ассоциирующийся с чем-то острым, как холодный металл. Он одним движением поправил ей бейдж, который сполз с лацкана.

— Бейдж — на уровне сердца, а не на талии, — ровно сказал он. Пальцы едва коснулись ткани у ключицы — и от этого едва ощутимого касания по её коже прошёл ток. Он увидел. И ничего не сделал.

— Работайте, — добавил он и вернулся на своё место.

В 10:29 она вывела на экран клиентов, проверила звук. Воронцов кивнул ей, и её рука сама, без лишних слов, нажала «подключить». Голос Кравца зазвучал в комнате хрипловато и уверенно. Анна делала пометки — коротко, кодом. Когда Воронцов поднял бровь на фразе про «сроки поставки», она уже добавляла в календарь потенциальный визит, отмечала контакт логистики, сверяла свободные окна.

В какой-то момент он протянул ей листок с одной строчкой: «Попроси проект договора у их юристов сегодня до 17:00». Она молча написала письмо, выверив тему —

«ДОГОВОР_Кравец: дедлайн сегодня 17:00»

— и отправила от имени общего ящика. Почти сразу пришёл автоответ, а затем — короткое «Получила» от юриста Кравца. Анна вписала это в заметки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Воронцов ни разу не сказал «спасибо». Но когда звонок закончился, он повернул к ней лист с её пометками, поставил галочку напротив каждого пункта и произнёс:

— Без ошибок.

Это два слова были теплее «спасибо».

— На 12:00 — совет директоров, — продолжил он. — Мне нужна презентация на семь слайдов: цифры, тенденции, риски. Никаких графиков ради графиков. Крупно и без суеты. У вас полтора часа.

Полтора часа.

Анна бы испугалась этого темпа вчера. Сегодня — в этом был азарт. Она работала, как стрелок на полигоне: выстрел, вдох, выстрел. К 11:58 презентация лежала в общем доступе. Она отправила ссылку, распечатала копию, проверила кликер, запасной — положила в кейс. Вода в бутылке — комнатной температуры. Он взял кейс, задержал взгляд на её лице на долю секунды.

— Учитесь держать паузы, когда говорите, — сказал он нехотя. — И не поджимайте губы, когда сомневаетесь. Это читается. Научитесь быть гладкой.

Гладкой. Слово почему-то вызывало у неё не только профессиональный смысл.

Одиннадцать часов сорок одна минута. Анна шагнула к кофемашине, налить себе капучино — ладони дрожали от концентрации. Рядом, будто из воздуха, возник мужчина из рекламы часов: высокий, тёмные волосы, пронзительно светлые глаза, лёгкая улыбка. Костюм — светлее, чем у Воронцова, и сидит как-то мягче, человечески.

— Позволите? — он наклонился и нажал правильную кнопку. — У этой машины странное меню.

— Спасибо, — Анна почувствовала, как улыбка рождается сама по себе.

— Илья, — мужчина протянул ладонь. — Илья Орлов. Партнёр.

Партнёр.

Слово упало в душу, как монетка в автомат: что-то там щёлкнуло и запомнилось.

— Анна, — ответила она. — Ассистент…

— Знаю, — он улыбнулся чуть шире. — Добро пожаловать в улей. Если что — спрашивайте. Даже если кажется, что спрашивать нельзя.

Он сказал это тихо, без вызова — как будто дарил ей запасной ключ. Его взгляд не был хищным. Он был тёплым. От этого тепла стало опасно уютно.

— Воронцов держит высокую планку, — добавил Илья, — но он редко ошибается в людях.

Слово «редко» прозвучало как комплимент ей, а не Воронцову. Анна кивнула и вернулась к столу, ловя себя на том, что распрямила плечи.

Партнёр

смотрел на неё не как на инструмент. И от этого контраста внутри появлялось эхо.

Совет директоров прошёл, как буря: гром — голоса, молнии — вопросы, смена слайдов — дождь. Анна держала дистанцию, следила за временем, вовремя протягивала нужный документ, ловила взгляд Воронцова и понимала, когда впереди резкий поворот. Он пару раз кивнул ей почти незаметно, и каждый такой кивок — как значок «уровень пройден».

После обеда Вера принесла на её стол узкую шкатулку.

— Расписание Директора в печатном виде, — сказала она. — И вот это — на случай форс-мажора.

В шкатулке лежали запасные наушники, мини-зарядка, пластыри, таблетки от головы, одноразовые салфетки, нитки с иглой.

— Это…

— Это то, что отличает хорошего ассистента от легенды, — сухо пояснила Вера. — Директор не должен знать, что вы всё это носите. Он просто не должен столкнуться с проблемой.

Анна закрыла шкатулку и уложила её в ящик. Мир обрёл ещё одну ось:

предвосхищать

.

К часу дня на её почту пришло письмо от неизвестного адреса:

«И.О.»

в подписи и две строки: «Ваши заметки по Кравцу были точны. Если понадобится помощь с аналитикой — пишите. — Илья». В теле письма — короткая шутка про «клетку со стеклом». Анна позволила себе улыбку и тут же спрятала её, как драгоценность.

Правила.

Она повторила их мысленно, как молитву.

В 16:05 Воронцов позвал её жестом.

— Садитесь. — Он перешёл на тон, в котором не было льда. Были факты. — Сейчас у вас будет много информации. Вы примете её спокойно.

Анна кивнула.

— В этой компании никто не злится на вас за ошибки, которых вы не совершали. Но в этой компании вас запомнят на одну ошибку дольше, чем вы думаете. Поэтому —

проверяйте всё

. Мои письма — тоже. Если я пропустил опечатку — исправьте. Если я — сказал лишнее — перечеркните красным и принесите на подпись ещё раз. Моя репутация — так же ваша, как ваша — моя. Понимаете?

— Да.

— Второе. Мы разговариваем коротко. Люди здесь любят длинные речи, потому что боятся ответственности. Мы не боимся. Если нужно «нет», вы пишете «нет». Если нужно «да», вы пишете «да». Без лестниц из слов.

— Поняла.

Он чуть наклонился вперёд, так, что его голос стал ниже и ближе.

— Третье. Я не задаю личных вопросов. Это не означает, что я не вижу. Я вижу. Но мы играем по правилам: вы — моя тень, я — ваша защита. Если кто-то перейдёт ваши границы — будь то клиент, партнёр или сотрудник — вы приходите ко мне. Не к Вере. Не к HR. Ко мне. Я разбираюсь быстро.

Она кивнула.

Защита.

Слово развернулось в груди, как плащ на ветру.

— И последнее на сегодня, — он провёл взглядом по её лицу и задержался на губах. — Не обижайтесь на мою холодность. Это не про вас. Это — способ держать систему под контролем. Иногда… — он на миг замолчал, будто примеряя слово, — иногда это лучший способ быть честным.

Он поднялся. Беседа закончилась.

— На сегодня всё? — спросила Анна, впервые позволив себе инициировать вопрос.

— На сегодня — нет. Останетесь до восьми, — ответил он. — Сводка по поставкам и протокол совета. Вера пришлёт шаблон. И… кофе.

— Эспрессо без сахара, — повторила она.

— Учитесь быстро, — не улыбнулся он, но в голосе промелькнул оттенок, который можно было принять за удовлетворение.

К восьми вечера этаж опустел. За стеклом мерцал ранний полумрак, но фонари города здесь не виднелись — окна выходили в световой двор. Фон — тёплый, без отвлекающих огней. Анна проверила протокол ещё раз, подвязала цифры, выгладила формулировки.

— Готово, — сказала она в дверях.

Воронцов взял папку, пролистал, поставил подпись. Графитовый штрих был идеален.

— Завтра в семь пятьдесят пять, — произнёс он. — Мы начнём раньше. И… Морозова?

— Да?

Он поднял на неё взгляд. В этот раз — без льда. Как будто в камне на миг проступила тёплая жила.

— Вы держите удар. Это редкость.

Она не ответила. Потому что любые слова казались лишними.

Анна вышла из кабинета, закрыла за собой дверь и опёрлась спиной о прохладное стекло. В телефоне мигнуло сообщение. Номер не сохранён.

«Если вы ещё в офисе — осторожнее с лифтом №3, он заедает. — Илья».

Она улыбнулась и поймала себя на том, что снова выпрямляет плечи.

Правила игры

начинали складываться в узор. В центре узора — холодный Воронцов. На краю — тёплый Орлов. И где-то между ними — она, учившаяся быть тенью и мечтавшая никому не принадлежать, кроме самой себе.

Но из всех правил было одно, которое Анна не решалась записать:

ей нравилась эта клетка

. Потому что в клетке было безопасно. И опасно одновременно.

Глава 3. Партнер

Утро в офисе началось с привычной тишины, нарушаемой лишь шелестом клавиш и редкими шагами по ковролину. Анна сидела за своим столом, проверяя расписание Воронцова на день: три встречи, два звонка, отчёт по логистике к 16:00. Всё по плану, всё под контролем. Но внутри неё что-то вибрировало, как натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Вчерашний взгляд Воронцова, его слова о "тени" и "защите", сообщение от Ильи — всё это кружилось в голове, как обрывки мелодии, которую она пока не могла сложить в песню.

На мониторе вспыхнуло письмо: Совещание в 10:00, зал 7. Подготовьте материалы по сделке с Кравцем. — Д.В.

Анна уже знала, что это значит: никаких лишних слов, только суть. Она открыла базу, сверила цифры, добавила сноску с последними данными по поставкам. В 9:50 она уже стояла у двери зала совещаний, держа в руках тонкую папку и планшет. Чёрный брючный костюм, волосы в низком пучке, бейдж ровно на уровне сердца — всё по правилам.

Зал 7 был меньше кабинета Воронцова, но не менее стерильным: стеклянный стол, кожаные кресла, проектор, готовый к запуску. Воронцов уже был там, стоял у окна, глядя на город. Его тёмный костюм сливался с утренним светом, делая его фигуру ещё более резкой, почти вырезанной из реальности. Он обернулся, едва она вошла, и кивнул, указывая на кресло рядом.

— Положите материалы. Проверьте проектор, — произнёс он, не отводя взгляда. Его голос был, как всегда, ровным, но в нём чувствовалась новая нота — будто он проверял её не только как ассистента, но и как женщину, способную выдержать его ритм.

Анна подключила планшет, вывела презентацию на экран, проверила звук. Всё работало идеально. Она хотела спросить, нужно ли что-то ещё, но Воронцов уже отвернулся к окну, и она проглотила вопрос. Предвосхищать. Она достала бутылку воды без газа, поставила её рядом с его местом, рядом — ручку и чистый блокнот. Он заметил, но ничего не сказал. Только уголок губ чуть дрогнул — тень одобрения.

Дверь зала открылась, и в помещение вошёл Илья Орлов. Анна замерла, невольно задержав дыхание. Он был одет в светло-серый костюм, рубашка без галстука, верхняя пуговица расстёгнута, открывая загорелую кожу у ключиц. Его улыбка была как солнечный луч в этом холодном офисе — тёплая, открытая, почти заразительная. Он посмотрел на Анну, и его глаза, голубые, с искрами смеха, задержались на ней чуть дольше, чем требовала вежливость.

— Доброе утро, Анна, — сказал он, и его голос был мягким, как бархат, в отличие от стального тона Воронцова. — И тебе, Дмитрий, доброе. Хотя ты, как всегда, выглядишь так, будто утро — это личное оскорбление.

Воронцов повернулся, и его бровь чуть приподнялась. Между мужчинами повисло напряжение — не враждебное, но ощутимое, как статическое электричество перед грозой.

— Илья, — коротко ответил Воронцов, не принимая шутку, но и не отбрасывая её. — Садись. Начинаем.

Анна заняла своё место в углу, готовая вести протокол. Но её взгляд невольно скользил между двумя мужчинами, сидящими напротив друг друга. Воронцов — холодный, собранный, как натянутая пружина, готовый к удару. Илья — расслабленный, с лёгкой улыбкой, но в его позе чувствовалась та же сила, только скрытая, как огонь под пеплом. Они были противоположностями, но в этой противоположности было что-то притягательное, почти магнетическое.

Совещание началось. Воронцов вёл его, как дирижёр: чёткие вопросы, короткие указания, никаких лишних движений. Он говорил о сделке с Кравцем, о сроках, о рисках. Илья дополнял, но его стиль был другим — он вплетал в речь лёгкие шутки, смягчал острые углы, задавал вопросы так, будто это была беседа за кофе, а не деловые переговоры. Анна записывала, но её пальцы иногда замирали, когда она ловила их взгляды. Воронцов смотрел на неё, когда хотел, чтобы она подала документ или уточнила данные. Илья — просто так, с теплом, которое заставляло её щёки гореть.

— Анна, — вдруг сказал Илья, прерывая обсуждение, — вы ведь уже изучили досье на Кравца. Что думаете о его последнем предложении по срокам?

Вопрос застал её врасплох. Воронцов поднял взгляд, но не вмешался, будто проверяя, как она справится. Анна сглотнула, чувствуя, как горло сжимается под их вниманием.

— Я… считаю, что его сроки слишком амбициозны, — начала она, стараясь держать голос ровным. — У нас нет гарантий, что их логистика выдержит такой темп. Предлагаю запросить у них график поставок и сравнить с нашими данными за прошлый квартал.

Илья улыбнулся шире, и его глаза блеснули.

— Отличный ход, Анна. Практично и без лишней воды. — Он повернулся к Воронцову. — Согласен?

Воронцов кивнул, но его взгляд был прикован к Анне. В нём не было тепла, но была интенсивность, от которой по её спине пробежали мурашки.

— Сделайте это, Морозова, — сказал он. — Письмо Кравцу отправите до конца дня. И добавьте пункт о штрафах за срыв.

Совещание продолжалось, но Анна чувствовала, как воздух в комнате густеет. Когда Илья подавал ей папку, его пальцы случайно коснулись её запястья — лёгкое, почти невесомое касание, но оно обожгло, как искра. Она подняла глаза и встретила его взгляд — тёплый, с намёком на что-то, что она не могла пока расшифровать. Воронцов заметил это. Его челюсть напряглась, но он ничего не сказал, только постучал ручкой по столу, возвращая всех к теме.

Когда совещание закончилось, Илья поднялся первым, поправил пиджак и шагнул к Анне.

— Отличная работа, — сказал он тихо, наклоняясь чуть ближе, чем требовалось. Его запах — лёгкий, с нотами цитруса и чего-то древесного — окутал её. — Если Воронцов будет слишком строг, дайте знать. Я умею его уравновешивать.

Анна улыбнулась, но её сердце заколотилось. Она хотела ответить, но Воронцов уже был рядом, его присутствие ощущалось, как тень над плечом.

— Илья, — его голос был холоднее обычного, — у тебя есть пять минут до следующей встречи. Не трать их.

Илья рассмеялся, но в его смехе чувствовалась искренняя лёгкость.

— Всегда в темпе, Дмитрий. Анна, увидимся. — Он подмигнул и вышел, оставив за собой шлейф тепла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Воронцов задержался. Он посмотрел на Анну, и его взгляд был острым, как лезвие.

— Письмо Кравцу. Сегодня, — повторил он, но в его тоне было что-то ещё. Не приказ, а предупреждение. — И держите дистанцию, Морозова. Это место не для игр.

Она кивнула, но внутри всё кипело. Дистанция? Между кем? Между ней и Ильёй? Или между ней и им самим? Она вышла из зала, чувствуя, как её кожа всё ещё хранит тепло от прикосновения Ильи и холод от взгляда Воронцова. Два полюса. Два магнита. И она — между ними, как стрелка компаса, которая не знает, куда указать.

К обеду Анна сидела за своим столом, дописывая письмо Кравцу. Она выверяла каждое слово, зная, что Воронцов проверит. Но её мысли путались. Илья. Его улыбка, его лёгкость, его касание. Воронцов. Его холод, его власть, его взгляд, который проникал под кожу. Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, но вместо этого представила, как Илья наклоняется к ней ближе, как его пальцы скользят по её запястью, а потом выше, к локтю, к плечу… И тут же — Воронцов, стоящий за её спиной, его дыхание у её шеи, его голос, приказывающий ей не двигаться…

— Морозова.

Она вздрогнула. Воронцов стоял у её стола, его тень упала на клавиатуру. Она не слышала, как он подошёл.

— Письмо готово? — спросил он, но его взгляд скользнул по её лицу, задержался на губах, потом вернулся к глазам.

— Да, — выдохнула она, открывая файл. — Хотите проверить?

Он кивнул и обошёл её стол, встав так близко, что она почувствовала тепло его тела. Он наклонился, читая текст на экране, и его рука легла на спинку её кресла, почти касаясь её плеча. Анна замерла, боясь даже дышать. Его запах — чистый, металлический, без намёка на парфюм — заполнил её лёгкие. Она сжала пальцы, чтобы не выдать дрожь.

— Хорошо, — наконец сказал он, но не отошёл. Его голос стал ниже, тише. — Вы учитесь быстро, Анна. Но… — он сделал паузу, и она почувствовала, как его взгляд касается её шеи, — не позволяйте отвлекаться.

— Я не… — начала она, но он прервал её, выпрямившись.

— Отправляйте. И принесите мне кофе. — Он ушёл, не обернувшись.

Анна выдохнула, только сейчас понимая, что всё это время не дышала. Она отправила письмо, встала и направилась к кофемашине. И, как по сценарию, там уже был Илья.

— Снова ты, — сказал он с улыбкой, нажимая кнопку на машине. — Кажется, мы с этой штукой теперь друзья.

Анна рассмеялась, и напряжение в груди немного ослабло.

— Спасибо за вчерашнее сообщение, — сказала она. — Лифт и правда заедал.

— Всегда рад помочь, — ответил он, и его глаза снова задержались на ней. — Как тебе работа с Воронцовым? Не слишком холодно в его тени?

Она хотела ответить что-то нейтральное, но его взгляд, тёплый и открытый, вытягивал из неё честность.

— Это… интенсивно, — призналась она. — Но я справляюсь.

— О, я не сомневаюсь, — сказал Илья, и его голос стал чуть ниже, интимнее. — Ты выглядишь как человек, который может справиться с чем угодно. Даже с ним.

Он шагнул ближе, подавая ей чашку кофе. Их пальцы соприкоснулись, и Анна почувствовала, как тепло от его руки растекается по её коже. Она подняла глаза, и на миг ей показалось, что он сейчас наклонится ещё ближе, что его губы окажутся у её виска, что…

— Анна, — голос Веры прозвучал как выстрел. — Директор ждёт кофе.

Илья отступил, но его улыбка не исчезла.

— Увидимся, — сказал он тихо и ушёл, оставив её с бешено колотящимся сердцем.

Анна вернулась в кабинет Воронцова, поставила эспрессо на его стол. Он не поднял взгляд от бумаг, но его пальцы, когда он взял чашку, были такими же точными, как и всё в нём. Она хотела уйти, но он вдруг сказал:

— Останьтесь.

Она замерла.

— На вечернем собрании будет Илья, — продолжил он, не глядя на неё. — Следите за ним. Он любит… отвлекать. А мне нужна ваша концентрация.

— Конечно, — ответила она, но её голос дрогнул.

Воронцов поднял глаза. В них была тьма, но не холодная — горячая, почти обжигающая.

— Вы понимаете, что я имею в виду, — сказал он, и это не было вопросом.

Анна кивнула, чувствуя, как её кожа горит под его взглядом. Она вышла из кабинета, но внутри всё пылало. Илья — тепло, лёгкость, искры. Воронцов — холод, контроль, магнетизм. Между ними искрило, но не только между ними. Искры были в ней, и она не знала, как их погасить. Или хотела ли она это сделать вообще.

Глава 4. Первые намёки

Анна закрыла за собой дверь кабинета Воронцова, чувствуя, как её пульс бьётся в висках, словно метроном, отсчитывающий ритм её смятения. Воздух в офисе был прохладным, но её кожа горела — от его взгляда, от слов, от того, как он сказал «концентрация», будто знал, что её мысли уже давно не подчиняются правилам. Илья, с его тёплой улыбкой и лёгким касанием, и Воронцов, с его холодной властью и взглядом, который, казалось, мог разрезать её на части, — они оба занимали слишком много места в её голове. Она вернулась к своему столу, пытаясь сосредоточиться на отчёте, но пальцы дрожали, когда она касалась клавиатуры.

На экране мигнуло новое письмо: "Вечернее собрание, 19:00, зал 4. Подготовьте сводку по логистике и протокол прошлого совета. — Д.В." Коротко, как всегда. Но в каждом его слове чувствовалась невидимая нить, которая тянула её к нему, заставляя гадать, где граница между профессиональным и личным.

Она открыла базу данных, начала выстраивать таблицы, но её мысли то и дело возвращались к сегодняшнему утру. К тому, как Илья коснулся её запястья, как его пальцы задержались на долю секунды дольше, чем нужно. К тому, как Воронцов стоял за её спиной, его дыхание почти касалось её шеи, когда он проверял письмо. Она сжала бёдра под столом, пытаясь унять тепло, которое поднималось изнутри, но это только усилило ощущение. Её тело предало её, реагируя на обоих мужчин с одинаковой силой, но по-разному: Илья разжигал в ней искры, Воронцов — пожар.

К пяти часам офис начал пустеть. Вера, проходя мимо, бросила короткое: «Не задерживайся, Анна. Вечером он в настроении». Анна не поняла, что именно имела в виду Вера — предупреждение или намёк, — но её слова только добавили масла в огонь. Она закончила сводку, распечатала протокол, проверила зал 4: проектор, вода, ручки, блокноты — всё на местах. Она была готова. Но готова ли она была к тому, что ждало её внутри?

В 18:55 Анна вошла в зал 4. Свет был мягким, приглушённым, стеклянные стены отражали блики от потолочных ламп, создавая иллюзию интимности. Воронцов уже был там, стоял у стола, листая бумаги. Его рубашка была всё такой же безупречной, но верхняя пуговица расстёгнута, открывая твёрдую линию ключиц. Он поднял взгляд, и Анна почувствовала, как её сердце пропустило удар. Его глаза были тёмными, почти чёрными в этом свете, и в них читалось что-то, что заставило её замереть.

— Положите материалы, — сказал он, указывая на стол. Его голос был ровным, но в нём чувствовалась скрытая энергия, как в натянутой тетиве.

Анна подошла, стараясь держать себя в руках. Она положила папку, но её пальцы дрогнули, и один листок соскользнул на пол. Она наклонилась, чтобы поднять его, и почувствовала, как Воронцов шагнул ближе. Его тень упала на неё, и, когда она выпрямилась, он был так близко, что она могла различить тонкие линии на его лице — лёгкую щетину, острый угол челюсти, едва заметную морщинку у виска.

— Осторожнее, Морозова, — произнёс он тихо, и его голос был как удар тока. — Вы поднимаете не только бумаги.

Она замерла, не зная, что ответить. Его взгляд скользнул по её губам, затем ниже, к шее, где пульс бился так сильно, что, казалось, он мог его увидеть. Он протянул руку, чтобы взять листок, и его пальцы слегка задели её запястье. Это было не случайное касание, как у Ильи, — это было намеренное, жёсткое, как будто он хотел оставить на её коже свой отпечаток. Анна вдохнула, пытаясь удержать равновесие, но её тело уже реагировало: тепло разлилось по низу живота, и она сжала бёдра, чтобы скрыть дрожь.

— Вы… проверяете меня? — вырвалось у неё, и она тут же пожалела о своих словах.

Воронцов чуть наклонил голову, и его губы изогнулись в едва заметной усмешке.

— А вы хотите, чтобы я вас проверял? — спросил он, и в его голосе было что-то тёмное, почти опасное. Он шагнул ещё ближе, и теперь между ними оставалось всего несколько сантиметров. Его запах — чистый, с лёгкой нотой металла — заполнил её лёгкие. Она чувствовала тепло его тела, его присутствие, как магнитное поле, которое тянуло её к нему.

Прежде чем она успела ответить, дверь зала открылась, и вошёл Илья.

— Надеюсь, я не прервал ничего важного, — сказал он с лёгкой улыбкой, но его глаза внимательно скользнули по ним обоим. Он был одет в тот же светло-серый костюм, но без пиджака, рукава рубашки закатаны, открывая крепкие предплечья. Его взгляд задержался на Анне, и в нём мелькнула искра — не ревность, но что-то близкое, как будто он знал, что только что вошёл в игру, правила которой ещё не ясны.

Воронцов отступил, но не сразу, словно подчёркивая, что это его выбор, а не реакция на Илью. Он вернулся к столу, взял папку и начал листать, будто ничего не произошло.

— Садись, — сказал он Илье, не поднимая глаз. — Начинаем.

Анна заняла своё место в углу, сжимая планшет так сильно, что костяшки побелели. Её тело всё ещё дрожало от близости Воронцова, от его слов, от того, как он смотрел на неё. Но теперь Илья был здесь, и его присутствие только усиливало напряжение. Она пыталась сосредоточиться на протоколе, но её взгляд то и дело возвращался к мужчинам. Воронцов говорил чётко, жёстко, его слова были как удары молотка, каждый на своём месте. Илья, напротив, был мягче, его голос тек, как вода, обволакивая, смягчая острые углы. Но в его тоне, в его взглядах, было что-то ещё — тонкая игра, как будто он знал, что делает, и наслаждался этим.

Когда обсуждение перешло к логистике, Илья повернулся к Анне.

— Анна, ваши заметки по поставкам, — сказал он, и его голос был тёплым, почти ласковым. — Не могли бы вы уточнить данные по последнему кварталу?

Она кивнула, открыла файл на планшете и начала говорить, стараясь не смотреть ему в глаза. Но его взгляд был магнитом, и она всё же подняла голову. Он смотрел на неё не как на ассистента, а как на женщину — с интересом, с теплом, с намёком на что-то большее. Его губы чуть изогнулись, и Анна почувствовала, как её щёки вспыхивают. Она закончила, но её голос дрогнул на последнем слове.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хорошо, — сказал Воронцов, и его тон был резким, как лезвие. Он повернулся к ней, и его взгляд был холодным, но под этим холодом горел огонь. — Добавьте в протокол, что мы требуем отчёт от поставщиков к завтрашнему утру. И проверьте, чтобы в нём были все цифры, а не только те, что они хотят показать.

— Да, — ответила она, чувствуя, как его слова бьют по её нервам, как будто он хотел вернуть её внимание к себе.

Совещание продолжалось, но воздух в комнате стал густым, почти осязаемым. Анна чувствовала, как взгляды обоих мужчин скользят по ней — Воронцов жёстко, как будто ставя невидимую метку, Илья мягко, как будто приглашая её в танец. Она пыталась писать, но её пальцы дрожали, и в какой-то момент ручка выскользнула из её руки и покатилась по столу.

Илья среагировал первым. Он наклонился, поймал ручку и протянул ей, его пальцы снова коснулись её руки — на этот раз дольше, теплее, почти ласкающе. Его большой палец скользнул по внутренней стороне её запястья, и Анна почувствовала, как её тело отвечает: кожа покрылась мурашками, а внизу живота разлилось тепло.

— Осторожно, Анна, — сказал он тихо, так, чтобы слышал только она.

Его слова были эхом Воронцова, но произнесены совсем иначе — с улыбкой, с теплом, с обещанием. Анна сглотнула, пытаясь найти ответ, но её горло пересохло. Она пробормотала «спасибо» и опустила глаза, чувствуя, как её лицо пылает.

Воронцов заметил. Его челюсть напряглась, и он постучал пальцами по столу — короткий, резкий звук, как сигнал.

— Достаточно, — сказал он, закрывая папку. — На сегодня всё. Морозова, протокол мне на почту через час. Илья, останься.

Илья кивнул, но его взгляд всё ещё был на Анне, когда она собирала свои вещи. Она вышла из зала, чувствуя, как её ноги дрожат. Дверь закрылась за ней, но она слышала их голоса — низкий, холодный тон Воронцова и мягкий, почти насмешливый — Ильи. Она не могла разобрать слов, но чувствовала, что разговор был не только о работе.

Анна вернулась к своему столу, но её мысли были в хаосе. Она открыла ноутбук, начала форматировать протокол, но буквы расплывались перед глазами. Её тело всё ещё помнило касание Ильи, его тёплые пальцы, его голос. И Воронцова — его близость, его взгляд, его власть. Она сжала бёдра, пытаясь унять пульсацию, которая не отпускала её. Это было слишком. Слишком интенсивно. Слишком опасно.

Она закончила протокол за сорок минут, отправила его Воронцову и встала, чтобы налить себе воды. Коридор был пуст, офис почти вымер. Только свет из зала 4 всё ещё горел. Она подошла к кофемашине, но её руки дрожали, и она пролила воду на столешницу. Проклиная себя, она потянулась за салфеткой, но чья-то рука опередила её.

— Позволь, — сказал Илья, появляясь из ниоткуда. Он взял салфетку, вытер лужицу, но его движения были медленными, почти нарочито. Он стоял слишком близко, и его запах — цитрус и дерево — снова окутал её.

— Спасибо, — выдохнула Анна, но её голос был хриплым.

— Ты выглядишь напряжённой, — сказал он, и его глаза скользнули по её лицу, задержались на губах. — Воронцов иногда перегибает. Если тебе нужно выдохнуть, скажи. Я знаю пару способов.

Его тон был лёгким, но в нём было что-то ещё — приглашение, намёк, обещание. Он шагнул ближе, и теперь между ними почти не осталось пространства. Его рука поднялась, и он поправил прядь волос, выбившуюся из её пучка. Его пальцы коснулись её виска, затем скользнули к шее, задержавшись там, где бился пульс. Анна замерла, её дыхание стало неровным. Она чувствовала тепло его руки, его близость, и её тело реагировало против её воли: соски напряглись под тонкой тканью блузки, а внизу живота всё сжалось от желания.

— Илья… — начала она, но её голос сорвался.

— Тише, — прошептал он, наклоняясь ближе. Его губы были так близко, что она чувствовала их тепло. — Просто дыши.

Он не поцеловал её, но его дыхание коснулось её губ, и это было почти так же интимно. Его рука скользнула по её шее, вниз, к ключице, и Анна почувствовала, как её кожа горит под его пальцами. Она хотела отстраниться, но её тело не слушалось. Она хотела его. Хотела его тепла, его лёгкости, его обещания.

Но затем она услышала шаги.

Илья отступил, но не сразу, его улыбка была всё такой же тёплой, но теперь в ней было что-то хищное. Анна обернулась и увидела Воронцова. Он стоял в дверях зала, его глаза были тёмными, как ночь, и в них горел огонь. Он смотрел не на Илью, а на неё.

— Морозова, — сказал он, и его голос был низким, почти угрожающим. — В мой кабинет. Сейчас.

Анна кивнула, её сердце колотилось так сильно, что она боялась, что он услышит. Она прошла мимо Ильи, чувствуя его взгляд на своей спине, и последовала за Воронцовым. Его шаги были быстрыми, уверенными, и она едва поспевала за ним.

В кабинете он закрыл дверь, и звук защёлки был как выстрел. Он повернулся к ней, и его взгляд был таким интенсивным, что она почувствовала себя обнажённой.

— Что это было? — спросил он, и его голос был холодным, но под этим холодом чувствовалась ярость.

— Ничего, — ответила она, но её голос дрожал. — Мы просто…

— Не лгите мне, — прервал он, шагнув ближе. Он был так близко, что она могла видеть, как напрягаются мышцы на его шее, как его грудь поднимается от глубокого вдоха. — Я сказал вам держать дистанцию. Вы не послушали.

— Я… — начала она, но он не дал ей договорить.

Он шагнул ещё ближе, и теперь между ними не осталось пространства. Его рука поднялась, и он коснулся её подбородка, заставляя её поднять лицо. Его пальцы были твёрдыми, но не грубыми, и от их прикосновения по её телу прошла волна жара.

— Вы моя тень, Анна, — сказал он тихо, но каждое слово было как удар. — Это значит, что вы принадлежите мне. Не ему.

Его большой палец скользнул по её нижней губе, и Анна задрожала. Она хотела отстраниться, сказать, что он не прав, что она никому не принадлежит, но её тело предало её. Она чувствовала, как её соски напрягаются, как тепло между бёдер становится почти невыносимым. Его взгляд скользнул вниз, и она знала, что он видит её реакцию — её дыхание, её румянец, её желание.

— Вы хотите его? — спросил он, и его голос был почти шёпотом, но в нём было столько силы, что она почувствовала себя пойманной.

— Нет, — выдохнула она, но это была ложь, и он знал это.

Он наклонился ближе, и его губы были так близко к её, что она чувствовала их тепло. Но он не поцеловал её. Вместо этого его рука скользнула по её талии, притягивая её к себе. Она ахнула, чувствуя твёрдость его тела, его силу, его контроль. Его пальцы сжали её бедро, и она почувствовала, как её колени подгибаются.

— Тогда докажите, — сказал он, и его голос был как приказ. — Докажите, что вы моя.

Анна не знала, что ответить. Её разум кричал, что это неправильно, что это опасно, но её тело хотело подчиниться. Она чувствовала его руку, его дыхание, его взгляд, и всё это было слишком — слишком сильно, слишком интенсивно. Она хотела его. Хотела его жёсткости, его контроля, его огня.

Но затем она вспомнила Илью. Его тепло, его улыбку, его лёгкость. И это воспоминание было как холодный душ, возвращающий её к реальности. Она отстранилась, её дыхание было неровным, её грудь поднималась и опускалась.

— Я… я не могу, — прошептала она. — Это слишком.

Воронцов смотрел на неё, и в его глазах было что-то новое — не гнев, не желание, а что-то глубже, почти уязвимое. Но он быстро спрятал это, его лицо снова стало холодным.

— Идите домой, Морозова, — сказал он, отступая. — И подумайте, чего вы хотите.

Она кивнула, не доверяя своему голосу, и вышла из кабинета. Её тело всё ещё дрожало, её кожа горела, а мысли были в хаосе. Илья. Воронцов. Два мужчины, два мира, два огня. И она, пойманная между ними, не знала, как выбраться из этого треугольника — или хотела ли она выбраться вообще.

Глава 5. Секретное предложение

Анна проснулась с чувством, будто её кожа всё ещё хранит отпечатки вчерашнего вечера. Воспоминания о Воронцове — его пальцах на её подбородке, его голосе, приказывающем доказать, что она «его» — смешивались с теплом Ильи, его лёгкой улыбкой и касанием, которое обещало что-то совсем иное. Она лежала в постели, глядя в потолок своей маленькой квартиры, и пыталась унять дрожь, которая поднималась из глубины её тела. Её пальцы невольно скользнули по шее, туда, где вчера касался Воронцов, и дальше, к ключице, где задержалась рука Ильи. Она закрыла глаза, и её дыхание стало глубже, когда образы обоих мужчин вспыхнули в её сознании: холодный огонь Воронцова и тёплое сияние Орлова. Она резко села, отбрасывая одеяло. Хватит. Ей нужно было собраться. Сегодня был ещё один день в офисе, ещё одна проверка её выдержки.

Утренний душ не помог. Вода стекала по её телу, но не смывала воспоминания. Она представляла, как Воронцов входит в ванную, его рубашка прилипает к коже от пара, его взгляд приковывает её к месту. Или Илья — с его улыбкой, с его лёгкостью, как он мог бы подойти, прижаться к ней сзади, его руки скользят по её мокрой коже… Анна выключила воду, сердито вытерлась полотенцем и надела строгий чёрный костюм. Она должна держать себя в руках. Это была работа. Только работа.

Но, стоя перед зеркалом, она заметила, как её соски напряглись под тонкой тканью блузки, и поняла, что её тело не согласно с её разумом.

Офис встретил её привычной стерильностью: стекло, металл, тишина. Анна прошла к своему столу, стараясь не смотреть в сторону кабинета Воронцова. Но его дверь была приоткрыта, и она уловила его силуэт — он стоял у окна, как всегда, собранный, как натянутая струна. Её сердце пропустило удар. Она быстро отвела взгляд и открыла почту. Новое письмо: “Встреча в 11:00, зал 3. Подготовьте отчёт по вчерашнему протоколу и добавьте комментарии по рискам. — Д.В.” Ни слова о вчера. Ни намёка. Но она чувствовала его присутствие, как тень, которая следовала за ней.

К 10:30 она закончила отчёт, распечатала его, проверила зал 3. Всё было идеально: вода, ручки, проектор. Она научилась предвосхищать. Но её мысли всё равно возвращались к тому моменту в кабинете Воронцова, к его голосу, к его руке на её талии. И к Илье, к его тёплым пальцам, к его шёпоту. Она сжала кулаки, пытаясь сосредоточиться.

В 10:55 она вошла в зал 3. Воронцов уже был там, сидел во главе стола, листая её отчёт. Его взгляд поднялся, когда она вошла, и на миг она почувствовала, как её кожа горит под его вниманием. Он ничего не сказал, только кивнул, указывая на кресло рядом.

— Садитесь, — произнёс он, и его голос был ровным, но в нём чувствовалась та же скрытая энергия, что вчера. — Хорошо справились с протоколом. Но риски можно расписать детальнее. Сделайте это к вечеру.

Анна кивнула, стараясь не смотреть ему в глаза. Её тело всё ещё помнило его близость, и она боялась, что он заметит её реакцию — учащённое дыхание, лёгкий румянец, который она не могла скрыть.

Дверь открылась, и вошёл Илья. Сегодня он был в тёмно-синем костюме, рубашка белая, без галстука, и его лёгкая небритость добавляла ему какой-то небрежной притягательности. Он улыбнулся Анне, и его глаза блеснули, как будто он знал, о чём она думала.

— Доброе утро, Анна, — сказал он, и его голос был тёплым, почти ласковым. — Дмитрий, ты, как всегда, начинаешь раньше времени.

Воронцов не ответил, только постучал ручкой по столу — короткий, резкий звук, который Анна уже научилась читать как предупреждение. Илья сел напротив, но его взгляд то и дело возвращался к ней. Она чувствовала это, как лёгкое прикосновение, и её кожа покрывалась мурашками.

Встреча началась. Воронцов вёл её с привычной жёсткостью, его вопросы были точными, как выстрелы. Илья, напротив, был мягче, его комментарии смягчали напряжение, но в его тоне была тонкая провокация, как будто он нарочно дразнил Воронцова. Анна записывала, стараясь сосредоточиться, но её мысли путались. Её взгляд невольно скользил по рукам Воронцова — сильным, с длинными пальцами, которые так уверенно держали ручку. И по Илье — его расслабленной позе, его улыбке, которая обещала что-то запретное.

Когда обсуждение закончилось, Воронцов закрыл папку и посмотрел на Анну.

— Останьтесь, — сказал он, и его тон не допускал возражений. — Есть ещё один вопрос.

Илья поднял бровь, но не стал спорить. Он встал, поправил пиджак и повернулся к Анне.

— Если что, я буду в своём кабинете, — сказал он тихо, и его взгляд задержался на ней чуть дольше, чем нужно. — Не позволяй ему быть слишком строгим.

Он вышел, и дверь закрылась с мягким щелчком. Анна почувствовала, как воздух в комнате сгустился. Она осталась наедине с Воронцовым, и его присутствие было почти осязаемым, как давление перед бурей.

Он встал, обошёл стол и остановился рядом с ней. Его тень упала на её лицо, и она невольно подняла глаза. Его взгляд был тёмным, интенсивным, и в нём было что-то, что заставило её сердце биться быстрее.

— Вы вчера ушли, не ответив, — сказал он тихо, и его голос был как шёлк, обёрнутый вокруг стали. — Чего вы хотите, Анна?

Она сглотнула, пытаясь найти слова, но её горло пересохло. Его близость была ошеломляющей — его запах, его тепло, его сила. Она чувствовала, как её тело реагирует: соски напряглись под блузкой, а между бёдер разлилось тепло, которое она не могла игнорировать.

— Я… не знаю, — прошептала она, и её голос был хриплым.

Он наклонился ближе, и его рука поднялась к её лицу. Его пальцы коснулись её щеки, лёгким, почти невесомым движением, но этого было достаточно, чтобы её кожа вспыхнула. Он провёл большим пальцем по её нижней губе, и Анна ахнула, чувствуя, как её тело дрожит от этого простого касания.

— Не лгите мне, — сказал он, и его голос стал ниже, глубже. — Я вижу, как вы смотрите на него. Как он смотрит на вас. Но я тоже вижу, как вы реагируете на меня.

Его рука скользнула вниз, к её шее, и его пальцы слегка сжали её кожу, не грубо, но достаточно, чтобы она почувствовала его контроль. Она закрыла глаза, её дыхание стало неровным. Она хотела отстраниться, сказать, что это неправильно, но её тело предало её. Она хотела его. Хотела его жёсткости, его власти, его огня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Дмитрий… — выдохнула она, и это было первое, что она назвала его по имени.

Его глаза потемнели, и он наклонился ещё ближе, так, что его губы были в сантиметре от её. Она чувствовала его дыхание, тёплое, ровное, и её губы приоткрылись, словно приглашая его. Но он не поцеловал её. Вместо этого его рука скользнула по её талии, притягивая её ближе. Она ахнула, чувствуя твёрдость его тела, его силу, его тепло. Его пальцы сжали её бедро, и она почувствовала, как её колени подгибаются.

— Вы моя, Анна, — прошептал он, и его голос был как приказ, как заклинание. — Но я не беру то, что мне не дают добровольно. Скажите, чего вы хотите.

Она не могла ответить. Её разум кричал, что это опасно, что это переходит все границы, но её тело хотело подчиниться. Она чувствовала его руку, его дыхание, его взгляд, и всё это было слишком — слишком сильно, слишком интенсивно. Она хотела его. Но она также вспомнила Илью — его тепло, его лёгкость, его обещание. И это воспоминание было как холодный ветер, возвращающий её к реальности.

Прежде чем она успела ответить, раздался стук в дверь. Воронцов отступил, его лицо снова стало холодным, непроницаемым. Он поправил рубашку и вернулся к столу.

— Войдите, — сказал он, и его голос был ровным, как будто ничего не произошло.

Дверь открылась, и вошёл Илья. Его взгляд скользнул по Анне, и она почувствовала, как её щёки вспыхивают. Он знал. Может, не всё, но достаточно. Его улыбка была всё такой же тёплой, но в ней появилась новая нота — что-то хищное, как будто он принимал вызов.

— Извини, Дмитрий, — сказал он, но его глаза были на Анне. — Забыл передать тебе обновлённые цифры по поставкам. Анна, ты не поможешь мне распечатать их?

Она кивнула, благодарная за возможность выйти из комнаты. Она прошла мимо Воронцова, чувствуя его взгляд на своей спине, и последовала за Ильёй. В коридоре он замедлил шаг, позволяя ей догнать его.

— Ты в порядке? — спросил он тихо, и его голос был мягким, но в нём чувствовалась искренняя забота. — Он не слишком давит?

Анна покачала головой, не доверяя своему голосу. Илья остановился, повернулся к ней и посмотрел ей в глаза. Его рука поднялась, и он коснулся её локтя, лёгким, почти невесомым движением. Но этого было достаточно, чтобы её кожа снова покрылась мурашками.

— Если тебе нужно выдохнуть, Анна, — сказал он, и его голос стал ниже, интимнее, — я здесь. Всегда.

Его пальцы скользнули по её руке, задержались на запястье, и Анна почувствовала, как её пульс бьётся под его прикосновением, как будто её сердце хотело выдать все её тайны. Илья наклонился ближе, и его губы были так близко к её уху, что она ощущала их тепло, лёгкое дыхание, от которого по её шее пробежали мурашки. Его запах — цитрус, смешанный с чем-то древесным и тёплым — окутывал её, заставляя забыть о стеклянных стенах офиса, о правилах, о Воронцове.

— Я вижу, как ты смотришь на него, — прошептал он, и его голос был низким, бархатным, с лёгкой хрипотцой, которая проникала под кожу. — Но я также вижу, как ты смотришь на меня. И я знаю, чего хочу.

Его рука скользнула по её талии, лёгким, почти дразнящим движением, пальцы прошлись по ткани её юбки, обрисовывая изгиб её бёдер. Анна ахнула, её тело реагировало против её воли: соски напряглись под тонкой блузкой, а между бёдер разлилось тепло, горячее, почти невыносимое. Её взгляд невольно скользнул вниз, к его брюкам, и она замерла, увидев явную выпуклость, натянувшую ткань. Его возбуждение было очевидным, твёрдым, и от этого зрелища её дыхание сбилось, а внизу живота всё сжалось. Она хотела отвести взгляд, но не могла — его желание, такое откровенное, завораживало её, как запретный плод.

— Илья… — начала она, но её голос сорвался, превратившись в хриплый шёпот.

Он улыбнулся, и его глаза блеснули — тёплые, но с хищным оттенком, как у мужчины, который знает, что его хотят. Он шагнул ещё ближе, и теперь их тела почти соприкасались. Внезапно он взял её за плечи и мягко, но уверенно развернул спиной к себе. Анна ахнула, когда почувствовала, как он прижимает её к себе, её ягодицы плотно прижались к его выпуклости, твёрдой и горячей даже через слои одежды. Она выдохнула стон, тихий, непроизвольный, и её щёки вспыхнули от стыда и желания. Его руки сжали её талию, удерживая её на месте, и она почувствовала, как его дыхание касается её шеи, горячее, неровное.

— Тише, — прошептал он, его губы почти касались её уха, и от этого её кожа покрылась мурашками. — Никто не должен услышать.

Анна замерла, её сердце колотилось так сильно, что она боялась, что его стук выдаст их. Стеклянные стены офиса были совсем рядом, и любой, кто пройдёт по коридору, мог увидеть их — её, прижатую к Илье, его руки на её бёдрах, его тело, так откровенно желающее её. Страх быть застигнутой смешался с возбуждением, и это чувство было почти невыносимым. Она сжала бёдра, пытаясь унять пульсацию между ног, но это только усилило ощущение. Его пальцы скользнули чуть ниже, к краю её юбки, и она почувствовала, как ткань слегка приподнялась, обнажая полоску кожи над чулками. Её дыхание стало прерывистым, и она уцепилась за его запястье, не то чтобы остановить, не то чтобы удержать.

— Илья… — выдохнула она снова, но это было больше мольба, чем протест.

— Подумай, Анна, — прошептал он, и его голос был как обещание, как соблазн. — Я не требую. Я предлагаю.

Его рука сжала её бедро, и он слегка прижался к ней сильнее, позволяя ей почувствовать всю силу его желания. Анна закусила губу, чтобы подавить ещё один стон, её тело дрожало, а разум кричал, что это безумие, что их могут застукать, что Воронцов может выйти из своего кабинета в любой момент. Но страх только подливал масла в огонь, делая её желание острее, почти болезненным. Она представила, как Воронцов входит, видит их, его холодный взгляд становится огненным, и эта мысль заставила её ахнуть ещё громче.

Илья почувствовал её реакцию, и его губы изогнулись в улыбке, которую она не видела, но ощущала. Он наклонился ещё ближе, его губы коснулись её шеи, лёгким, почти невесомым поцелуем, и Анна задрожала, её колени подогнулись. Но он удержал её, его руки были твёрдыми, но не грубыми, и в этом была его сила — в его способности балансировать на грани, дразнить, не переходя черту.

— Ты хочешь этого, — прошептал он, и его голос был как яд, сладкий и опасный. — Я чувствую.

Она хотела ответить, сказать, что это неправильно, что она не может, но её тело говорило за неё. Её ягодицы невольно прижались к нему сильнее, и он тихо выдохнул, его пальцы сжали её талию чуть крепче. Она чувствовала его возбуждение, его тепло, и её собственное желание становилось почти неконтролируемым. Но страх быть застигнутыми был как холодная игла, пронзающая её возбуждение. Она представила, как дверь открывается, как Вера или, хуже, Воронцов видит их, и её сердце сжалось от паники.

— Илья… нас могут… — прошептала она, её голос дрожал от смеси страха и желания.

Он тихо рассмеялся, и этот звук был как ласка.

— Тогда нам стоит быть осторожнее, — сказал он, но не отступил. Его рука скользнула чуть выше, к её рёбрам, пальцы остановились в миллиметре от её груди, и Анна почувствовала, как её соски напрягаются ещё сильнее, почти болезненно, под тонкой тканью. Она хотела, чтобы он коснулся её, но в то же время боялась этого. Боялась, что не сможет остановиться. Боялась, что кто-то войдёт.

Илья, словно почувствовав её внутреннюю борьбу, наконец отступил, но медленно, как будто давая ей время ощутить каждый сантиметр расстояния, которое возникало между ними. Его руки отпустили её талию, но его взгляд остался на ней — тёплый, хищный, полный обещания.

— Подумай, Анна, — сказал он снова, и его голос был мягким, но в нём чувствовалась сила. — Я не тороплю. Но я знаю, чего ты хочешь.

Он повернулся и ушёл, оставив её в коридоре, её дыхание было неровным, её кожа горела, а между бёдер пульсировало желание, которое она не могла игнорировать. Она прислонилась к стене, пытаясь собраться, но её тело всё ещё помнило его прикосновения, его выпуклость, его шёпот. И в этот момент она услышала шаги.

Воронцов стоял в конце коридора, его взгляд был тёмным, почти чёрным. Он не сказал ни слова, но она знала, что он видел достаточно. Его челюсть напряглась, и он повернулся, уходя в свой кабинет. Дверь закрылась с тихим щелчком, но этот звук был как удар.

Она откинулась на спинку кресла, её тело всё ещё дрожало, её мысли были в хаосе. Илья — его тепло, его соблазн, его лёгкость. Воронцов — его холод, его власть, его огонь. Они оба хотели её, и она чувствовала это в каждом их движении, в каждом взгляде. Но никто не говорил этого вслух. Это было подспудное напряжение, как электрический ток, который проходил через неё, заставляя её тело пылать.

Он отступил, оставив её в коридоре, её дыхание было неровным, её кожа горела. Она вернулась к своему столу, но её мысли были в хаосе. Воронцов — его жёсткость, его контроль, его огонь. Илья — его тепло, его лёгкость, его соблазн. Они оба хотели её, и она чувствовала это в каждом их взгляде, в каждом касании, в каждом слове. Но никто из них не говорил этого вслух. Это было подспудное напряжение, как электрический ток, который проходил через неё, заставляя её тело пылать.

Она открыла ноутбук, чтобы закончить отчёт, но её пальцы дрожали. Она закрыла глаза и попыталась выдохнуть, но образы обоих мужчин не отпускали её. Воронцов, прижимающий её к столу, его руки на её бёдрах, его губы у её шеи. Илья, ведущий её в свой кабинет, его пальцы расстёгивают её блузку, его дыхание на её коже. Она сжала бёдра, чувствуя, как желание становится почти болезненным.

Её телефон мигнул. Сообщение от Ильи: “Если захочешь кофе после работы — я знаю одно место. Без стеклянных стен.”

Через минуту пришло письмо от Воронцова: “Останьтесь после шести. Нужно обсудить риски. — Д.В.”

Анна откинулась на спинку кресла, её сердце колотилось. Два мужчины. Два предложения. Два огня. И она, пойманная между ними, не знала, как сделать выбор — или хотела ли она выбирать вообще.

Глава 6. Откровенный разговор

Часы показывали 17:50. Офис почти опустел, только редкие шаги Веры звучали где-то вдалеке. Анна поправила юбку, проверила бейдж — ровно на уровне сердца, как требовал Воронцов, — и встала, чтобы налить себе воды. Её ноги дрожали, и она прислонилась к кофемашине, пытаясь выровнять дыхание. Но даже вода не помогла — её тело было натянуто, как струна, готовая лопнуть от малейшего касания.

Она вернулась к столу, собрала папки и направилась к кабинету Воронцова. Её рука замерла перед дверью, сердце билось в горле. Она постучала — тихо, но уверенно, как он учил.

— Войдите, — раздался его голос, низкий, с металлической интонацией, которая заставила её кожу покрыться мурашками.

Анна вошла, и её взгляд сразу упал на Воронцова. Он стоял у стола, его рубашка была безупречной, но верхняя пуговица расстёгнута, открывая твёрдую линию шеи и намёк на мускулистую грудь. Его тёмные глаза смотрели на неё с такой интенсивностью, что она почувствовала себя обнажённой. Воронцов был не просто боссом — в нём была сила, которая подавляла и притягивала одновременно. Она знала, что за его холодной маской скрывается человек, который не терпит слабости, но иногда, в редкие моменты, его взгляд выдавал что-то человеческое — усталость, одиночество, желание, которое он тщательно скрывал. Это делало его ещё опаснее, ещё притягательнее.

— Садитесь, Морозова, — сказал он, указывая на кресло напротив. Его голос был ровным, но в нём чувствовалась скрытая энергия, как в натянутой тетиве. — Мы ждём ещё одного человека.

Анна кивнула, её пальцы сжали край юбки, когда она опустилась в кресло. Её взгляд невольно скользнул по его фигуре, по узким бёдрам, обтянутым тёмными брюками, и она заметила лёгкую выпуклость, намёк на его возбуждение, которое он не пытался скрыть. Она быстро отвела глаза, чувствуя, как её щёки вспыхивают, но её тело отреагировало мгновенно: пульсация между ног стала почти болезненной.

Дверь открылась, и вошёл Илья. Его присутствие было как тёплый ветер в холодной комнате. Он был в тёмно-синем костюме, без пиджака, рукава рубашки закатаны, открывая крепкие предплечья с лёгкой тенью волос. Его улыбка была мягкой, но глаза — голубые, с искрами — смотрели на Анну с откровенным интересом. Илья был полной противоположностью Воронцова: открытый, лёгкий, с лёгкой небритостью, которая придавала ему небрежную притягательность. Но за этой лёгкостью скрывалась глубина — Анна замечала, как он иногда замолкал, глядя в окно, как будто вспоминая что-то, чего не хотел говорить вслух. Его тепло было не просто игрой — он искренне заботился, но его желание было таким же сильным, как у Воронцова, просто выраженным иначе.

— Анна, — начал Воронцов, и его голос был низким, почти угрожающим, но с оттенком, который заставил её сердце биться быстрее. — Мы с Ильёй хотим поговорить. Откровенно.

Она сглотнула, её горло пересохло. Она хотела спросить, о чём, но слова застряли, потому что она уже знала. Их взгляды, их касания, их недосказанные слова — всё вело к этому моменту. Илья наклонился вперёд, его улыбка была тёплой, но в его глазах было что-то хищное, как будто он принимал вызов.

— Мы оба заметили, как ты реагируешь, — сказал он, и его голос был мягким, как ласка, но с твёрдой нотой. — На него. На меня. И мы знаем, что ты чувствуешь.

Анна замерла, её сердце колотилось так сильно, что она боялась, что они услышат. Она хотела возразить, сказать, что это неправда, но её тело говорило за неё: её щёки пылали, её дыхание было неровным, а соски, напряжённые под блузкой, выдавали её желание. Она сжала бёдра, пытаясь унять пульсацию, но это только усилило ощущение.

Воронцов встал и обошёл стол, остановившись рядом с ней. Его присутствие было ошеломляющим — его запах, чистый, с лёгкой нотой металла, его тепло, его сила. Он наклонился, его рука легла на спинку её кресла, и она почувствовала, как её кожа горит под его взглядом. Его пальцы коснулись её плеча, лёгким, но намеренным движением, и она ахнула, её тело задрожало.

— Мы не играем в игры, Анна, — сказал он, и его голос был как шёлк, обёрнутый вокруг стали. — Мы видим, чего ты хочешь. И мы хотим того же.

Илья поднялся и подошёл с другой стороны, его движения были мягкими, но уверенными. Он остановился так близко, что она чувствовала тепло его тела. Его рука коснулась её локтя, лёгким, почти дразнящим движением, и её кожа покрылась мурашками. Она взглянула на него, и её взгляд невольно скользнул вниз, к его брюкам, где выпуклость была ещё более очевидной, чем вчера. Её дыхание сбилось, и она быстро отвела глаза, но он заметил и улыбнулся, его глаза блеснули.

— Мы предлагаем контракт, — продолжил Илья, его голос был тёплым, но в нём чувствовалась сила. — Без обязательств. Только наслаждение. Только секрет.

Анна ахнула, её глаза расширились. Она посмотрела на Воронцова, затем на Илью, и её разум закружился. Они предлагали ей… это? Вместе? Она хотела сказать, что это безумие, что это невозможно, но её тело кричало обратное. Её взгляд снова скользнул к Воронцову, к его брюкам, где твёрдая выпуклость натягивала ткань, и она почувствовала, как её рот пересыхает. Она сжала кулаки, пытаясь удержать контроль, но её тело было против неё: между бёдер всё было влажно, готово, жаждуще.

— Вы… серьёзно? — выдохнула она, её голос дрожал от смеси страха и желания.

Воронцов наклонился ближе, его пальцы скользнули по её шее, задержались на пульсе, который бился под её кожей. Его прикосновение было жёстким, но не грубым, и от этого её тело задрожало ещё сильнее. Он развернул её кресло так, чтобы она оказалась спиной к нему, и внезапно прижался к ней, его твёрдость плотно прижалась к её ягодицам через ткань её юбки. Анна выдохнула стон, тихий, но откровенный, и её щёки вспыхнули от стыда. Она чувствовала его возбуждение, горячее и твёрдое, и это ощущение было почти невыносимым. Её руки вцепились в подлокотники, а её тело невольно подалось назад, прижимаясь к нему сильнее.

— Серьёзно, — прошептал он, его губы были так близко к её уху, что она чувствовала их тепло. — Но только если ты скажешь «да».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Илья наклонился ближе, его рука легла на её колено, и его пальцы медленно скользнули вверх, к краю её юбки. Его прикосновение было мягким, дразнящим, в отличие от жёсткости Воронцова, и этот контраст только усиливал её желание. Она ахнула, её дыхание стало неровным, и она почувствовала, как её бёдра невольно раздвигаются, приглашая его. Его пальцы коснулись края её чулок, и она закусила губу, чтобы подавить ещё один стон.

— Это будет наш секрет, Анна, — сказал Илья, его голос был как бархат, обволакивающий её. — Никто не узнает. Только мы трое.

Анна задрожала, её разум кричал, что это безумие, что она не может, что их могут застукать. Стеклянные стены кабинета были совсем рядом, и любой, кто остался в офисе, мог войти. Вера, другой сотрудник, случайный посетитель — мысль о том, что их увидят, была как холодная игла, пронзающая её возбуждение. Но этот страх только подливал масла в огонь, делая её желание острее, почти болезненным. Она чувствовала Воронцова за спиной, его твёрдость, его дыхание у её шеи. И Илью перед ней, его пальцы, которые дразнили, но не переходили границу.

— Я… — начала она, но её голос сорвался. Она хотела сказать «нет», но её тело кричало «да». Её соски были так напряжены, что она чувствовала их через ткань, а между бёдер всё было влажно, готово, жаждуще. Она боялась, что они услышат её стон, что кто-то войдёт, что всё это разрушит её карьеру, её жизнь. Но она также боялась, что, если скажет «нет», это желание будет преследовать её вечно.

В этот момент раздался стук в дверь. Воронцов отступил мгновенно, его лицо стало холодным, непроницаемым. Илья убрал руку, но его улыбка осталась, как будто он знал, что этот момент — только начало. Анна вскочила, поправляя юбку, её щёки пылали, а сердце колотилось. Она боялась посмотреть на дверь, боялась, что кто-то видел, что кто-то знает.

— Войдите, — сказал Воронцов, его голос был ровным, как будто ничего не произошло.

Вера вошла, её взгляд скользнул по комнате, и Анна почувствовала, как её желудок сжимается от паники. Но Вера только положила папку на стол и сказала:

— Данные по логистике. Вы просили.

— Спасибо, — ответил Воронцов, и его тон был холодным, профессиональным. — Свободны.

Вера кивнула и вышла, но её взгляд задержался на Анне на долю секунды дольше, чем нужно. Анна почувствовала, как её кожа покрывается холодным потом. *Она видела?*

Когда дверь закрылась, Воронцов повернулся к Анне, его глаза всё ещё горели, но теперь в них была тень усталости, как будто он боролся не только с ней, но и с самим собой.

— Это не место для таких разговоров, — сказал он, и его голос был тише, чем обычно. — Мы продолжим вне офиса. Сегодня, 20:00, кафе «Тень» на Кутузовском. Будьте там.

Илья кивнул, его улыбка была мягкой, но в его глазах было что-то серьёзное, почти уязвимое.

— Анна, — сказал он, и его голос был искренним, без привычной игривости. — Мы не хотим тебя пугать. Это твой выбор. Но… — он замолчал, как будто подбирая слова, — я не могу перестать думать о тебе. И он тоже.

Воронцов бросил на Илью быстрый взгляд, в котором мелькнула тень раздражения, но он не возразил. Анна почувствовала, как её сердце сжимается. Илья был открыт, его слова были как мост, который он строил к ней, несмотря на свою лёгкость. А Воронцов… в нём была глубина, которую он скрывал за своей холодностью. Она видела это в редкие моменты — в том, как он сжимал ручку, когда говорил о сделках, в том, как его взгляд задерживался на ней чуть дольше, чем нужно. Они оба были живыми, настоящими, и это делало её выбор ещё сложнее.

— Я… подумаю, — выдохнула она, её голос дрожал. Она встала, чувствуя, как её колени подгибаются, и направилась к двери. Их взгляды провожали её, и она знала, что они оба ждут её ответа.

Глава 7. Сомнения героини

Анна вышла из офиса в холод вечернего воздуха, её пальцы сжимали ремешок сумки так сильно, что костяшки побелели. Городской шум — гудки машин, шаги прохожих, далёкий гул метро — казался далёким, заглушённым её собственным сердцебиением. Она остановилась у светофора, глядя на красный сигнал, но её мысли были где-то между холодным взглядом Воронцова и тёплой улыбкой Ильи. Их предложение — контракт, без обязательств, только наслаждение, только секрет — было как граната, готовая взорвать всё, что она знала о себе.

Она вернулась домой, в свою маленькую квартиру на окраине города, где тишина была почти оглушительной после стеклянных стен офиса. Сумка упала на пол у двери, туфли остались в прихожей, а она прошла в ванную, не включая свет. Её пальцы дрожали, когда она повернула кран, и холодная вода ударила по ладоням, пытаясь остудить жар, который не покидал её тело. Она подняла глаза к зеркалу, и отражение встретило её чужим взглядом — женщина с растрёпанными волосами, с румянцем на щеках, с глазами, в которых смешались страх, стыд и что-то ещё, чего она не хотела называть.

Анна скинула блузку, юбку, оставшись в чёрном кружевном белье, которое выбрала утром, не признаваясь себе, что сделала это с мыслью о них. Она смотрела на своё отражение, на изгибы своего тела, на тени, которые падали на её кожу в тусклом свете лампы. Её пальцы скользнули по шее, туда, где касался Воронцов, его жёсткие, но точные прикосновения всё ещё горели на её коже. Затем по талии, где задержались пальцы Ильи, тёплые, дразнящие, обещающие. Она закрыла глаза, и её дыхание стало неровным, когда образы обоих мужчин вспыхнули в её сознании.

Это безумие,— подумала она, её внутренний голос был как шёпот в темноте. - Как я могу даже думать об этом?

Она отошла от зеркала, прошла в спальню и упала на кровать, не раздеваясь. Простыни были прохладными, но её тело пылало. Она лежала, глядя в потолок, и её мысли кружились, как мотыльки вокруг пламени. Воронцов — его холод, его власть, его взгляд, который проникал под кожу, как лезвие. Она представила его в этом самом кабинете, его руки, сжимающие её бёдра, его губы у её шеи, его голос, приказывающий ей не двигаться. Её пальцы невольно скользнули по животу, к краю кружевных трусиков, и она ахнула, чувствуя, как её тело отвечает на эту фантазию. Она представила его твёрдость, которую видела через ткань его брюк, как он прижимает её к столу, его дыхание горячее, неровное, его контроль, который рушится под её прикосновениями.

Нет, это неправильно, — её разум пытался сопротивляться, но её тело было против. Она сжала бёдра, пытаясь унять пульсацию, но это только усилило желание. Затем её мысли переключились на Илью — его тепло, его лёгкость, его улыбку, которая обещала свободу. Она представила его здесь, в её спальне, его руки, скользящие по её коже, его губы, целующие её медленно, дразняще, его пальцы, находящие все её чувствительные точки. Она представила, как он шепчет её имя, как его тело прижимается к ней, как его возбуждение, которое она видела вчера, становится её.

Но затем её фантазия сделала шаг дальше, и она задохнулась от собственной смелости. Она представила их обоих — Воронцова и Илью, вместе, в этой комнате. Воронцов, прижимающий её к стене, его руки жёсткие, требовательные, его губы на её шее. Илья, стоящий рядом, его пальцы мягко скользят по её бедру, его дыхание на её губах. Они оба, такие разные, но одинаково желающие её, делящие её, их руки, их взгляды, их тепло. Она ахнула, её пальцы сжали простыню, а её тело выгнулось от этой мысли. Её соски напряглись под кружевом, а между бёдер всё было влажно, готово, жаждуще.

Это безумие, — повторила она вслух, её голос дрожал в тишине комнаты. - Но почему я хочу?

Она села, обхватив себя руками, пытаясь унять дрожь. Страх накатил волной, холодной и тяжёлой. Что, если кто-то узнает? Офис — это стеклянные стены, где каждый взгляд, каждый шёпот может стать уликой. Вера, с её острым взглядом, уже смотрела на неё сегодня дольше, чем нужно. А если слухи дойдут до коллег? До руководства? Её репутация, её карьера, всё, ради чего она работала, может рухнуть в один момент. Скандал — это не просто слово, это конец. Её имя, её профессионализм, её будущее — всё будет разрушено. Она представила заголовки в корпоративной почте, шепотки за её спиной, осуждение в глазах тех, кто видел в ней только ассистентку.

Как я могу даже думать согласиться?— стыд накрыл её, как холодное одеяло. Она была воспитана в мире, где такие желания считались запретными. Хорошая девочка, отличница, профессионал — она не должна хотеть этого. Она должна быть выше, сильнее, чище. Но её тело не слушалось. Оно помнило прикосновения Воронцова, его твёрдость, его голос. Оно помнило тепло Ильи, его улыбку, его пальцы. И оно хотело их — обоих, вместе, без правил, без границ.

Она встала и снова подошла к зеркалу в ванной. Свет лампы был резким, и её отражение теперь казалось другим. Это была не та Анна, которая пришла на собеседование неделю назад, с аккуратным пучком и нервной улыбкой. Эта женщина смотрела на неё с вызовом, её глаза были темнее, её губы приоткрыты, её кожа горела румянцем. Она видела в зеркале женщину, которая изменилась — женщину, которая хотела, которая желала, которая боялась, но не могла остановиться. Её пальцы коснулись губ, и она представила, как Воронцов целует её, жёстко, требовательно, его зубы слегка прикусывают её нижнюю губу. Затем Илья, его поцелуй мягкий, дразнящий, его язык скользит по её коже, обещая больше.

Я не должна, — подумала она, но её пальцы скользнули вниз, к груди, где соски напряглись под кружевом. Она ахнула, её тело дрожало, и она закрыла глаза, позволяя фантазии взять верх. Она представила их в кафе «Тень», за столиком в углу, где свет приглушён, а их взгляды прожигают её насквозь. Воронцов, сидящий напротив, его тёмные глаза, полные холодного огня, его рука, небрежно лежащая на столе, но пальцы сжимают стакан так, будто он сдерживает себя. Илья рядом, его тёплая улыбка, его пальцы, слегка касающиеся её запястья, его шёпот, обещающий ночь без правил. Она видела, как они наклоняются ближе, их голоса смешиваются, их тепло окружает её, и её тело отвечает — жар между бёдер становится невыносимым, её дыхание сбивается, а кожа покрывается мурашками.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Фантазия оборвалась, как натянутая струна, и Анна резко открыла глаза, её грудь тяжело вздымалась. Она сидела на кровати, её пальцы всё ещё лежали на краю кружевных трусиков, и она убрала их, как будто обожглась. Реальность ворвалась холодным ветром: кафе «Тень» было не фантазией, а реальным местом, где через час её будут ждать двое мужчин с их опасным предложением. Она знала, что этот выбор изменит всё. Её пальцы дрожали, когда она взяла телефон, но не открыла сообщения. Вместо этого она бросила его на кровать, как будто он мог обжечь её. Она снова закрыла глаза, и её мысли закружились, возвращаясь к Воронцову и Илье, к их голосам, их взглядам, их прикосновениям.

Почему я хочу? — этот вопрос эхом отдавался в её голове, как обвинение. Она всегда была той, кто следует правилам: отличница в школе, лучшая на курсе в университете, идеальная ассистентка, которая предвосхищает, а не ошибается. Но теперь её тело и её желания ломали все эти рамки. Она чувствовала себя другой — женщиной, которая не просто подчиняется, но хочет, жаждет, требует. И это пугало её так же сильно, как возбуждало.

Её мысли вернулись к Воронцову. Она вспомнила, как он стоял за её спиной в его кабинете, его твёрдость, прижатая к её ягодицам, его дыхание, горячее и ровное, у её уха. Его голос, низкий, требовательный, говорил: «Только если ты скажешь ‘да’». В нём была сила, которая подавляла, но и защищала, как будто он мог взять на себя весь её страх, всю её вину, если она только позволит. Но за этой силой она видела тень чего-то ещё — усталости, одиночества, которое он скрывал за своей холодностью. Она вспомнила, как однажды, поздно вечером, он задержался в офисе, глядя в окно, его пальцы сжимали стакан с водой так сильно, что она думала, он разобьётся. Тогда она впервые заметила, что он не просто машина для приказов, а человек, который борется с чем-то внутри себя.

И Илья — его тепло, его лёгкость, его улыбка, которая была как солнечный свет в холодном офисе. Но в его глазах тоже была глубина, которую он скрывал за шутками. Она вспомнила, как он однажды упомянул, что приехал в город после тяжёлого развода, как его голос стал тише, когда он говорил о прошлом, которое оставил позади. Его касания были мягкими, дразнящими, но в них чувствовалась искренность, как будто он хотел не просто её тело, но её саму. Она представила его в кафе «Тень», его пальцы, переплетённые с её, его шёпот, обещающий ночь, полную тепла и свободы.

А затем её фантазия снова сделала шаг дальше, и она задохнулась от собственной смелости. Она представила их обоих — Воронцова и Илью, в одной комнате, без стеклянных стен, без страха быть застигнутыми. Воронцов, прижимающий её к стене, его руки жёсткие, требовательные, его губы на её шее, оставляющие горячие следы. Илья, стоящий рядом, его пальцы мягко скользят по её бедру, его дыхание на её губах, его улыбка, обещающая, что всё будет хорошо. Они оба, такие разные, но одинаково желающие её, делящие её, их руки, их взгляды, их тепло. Её пальцы невольно скользнули по животу, к краю кружевных трусиков, и она ахнула, чувствуя, как её тело отвечает на эту мысль. Её соски были так напряжены, что ткань белья казалась почти болезненной, а между бёдер всё было влажно, готово, жаждуще.

Как я могу хотеть этого? — стыд накатил волной, тяжёлой и холодной. Она была воспитана в мире, где такие желания считались запретными. Хорошая девочка не думает о двух мужчинах сразу. Хорошая девочка не позволяет себе таких фантазий. Но её тело не слушалось. Оно помнило прикосновения Воронцова, его твёрдость, его голос. Оно помнило тепло Ильи, его улыбку, его пальцы. И оно хотело их — обоих, вместе, без правил, без границ.

Страх пришёл следом, как тень за стыдом. Что, если кто-то узнает? Офис — это стеклянные стены, где каждый взгляд, каждый шёпот может стать уликой. Вера, с её острым взглядом, уже смотрела на неё сегодня дольше, чем нужно. Анна представила, как слухи расползаются по офису, как коллеги перешёптываются за её спиной, как её имя становится синонимом скандала. Её репутация, её карьера, всё, ради чего она работала, может рухнуть в один момент. Она видела заголовки в корпоративной почте, осуждение в глазах тех, кто видел в ней только ассистентку. А если это дойдёт до руководства? До других компаний? Её будущее, её имя, её жизнь — всё будет разрушено.

Она встала и снова подошла к зеркалу в ванной. Свет лампы был резким, и её отражение теперь казалось другим. Это была не та Анна, которая пришла на собеседование неделю назад, с аккуратным пучком и нервной улыбкой. Эта женщина смотрела на неё с вызовом, её глаза были темнее, её губы приоткрыты, её кожа горела румянцем. Она видела в зеркале женщину, которая изменилась — женщину, которая хотела, которая желала, которая боялась, но не могла остановиться. Её пальцы коснулись губ, и она представила, как Воронцов целует её, жёстко, требовательно, его зубы слегка прикусывают её нижнюю губу. Затем Илья, его поцелуй мягкий, дразнящий, его язык скользит по её коже, обещая больше. Она ахнула, её рука скользнула к груди, где соски напряглись под кружевом, и она почувствовала, как её тело дрожит от этой мысли.

Я не должна, — подумала она, но её пальцы скользнули ниже, к краю трусиков, и она ахнула, чувствуя, как её тело отвечает. Она была влажной, готовой, и это пугало её так же сильно, как возбуждало. Она убрала руку, как будто обожглась, и посмотрела на себя в зеркало. Её щёки пылали, её грудь поднималась и опускалась от неровного дыхания, её глаза были полны страха и желания.

Я не могу,— повторила она вслух, её голос дрожал в тишине квартиры. Но я хочу.

Она вернулась в спальню, легла на кровать и сжала простыню, пытаясь унять дрожь. Её телефон лежал на тумбочке, и она знала, что там ждут сообщения — от Ильи, с его теплом, и от Воронцова, с его холодом. Она знала, что в 20:00 ей придётся быть в кафе «Тень», где они будут ждать её ответа. Она представила их за столиком, Воронцова с его холодной интенсивностью, его пальцы, сжимающие стакан, его взгляд, который видит всё. Илью, с его тёплой улыбкой, его руку, небрежно лежащую на столе, его глаза, обещающие свободу. И она, между ними, с её страхом, её стыдом, её желанием.

Что я скажу? — подумала она, её пальцы вцепились в простыню. Если я скажу ‘да’, что будет со мной? Если я скажу ‘нет’, смогу ли я жить с этим?

Она закрыла глаза, и её фантазия снова взяла верх. Она представила кафе «Тень», приглушённый свет, угол, где никто не увидит. Воронцов, наклоняющийся к ней, его рука на её колене, его пальцы, сжимающие её бедро, его голос, шепчущий, что она принадлежит ему. Илья, сидящий рядом, его пальцы, переплетённые с её, его шёпот, обещающий ночь, полную тепла. Она представила, как они встают, ведут её куда-то, где нет стеклянных стен, где они могут быть только втроём. Её тело выгнулось на кровати, её дыхание стало неровным, и она закусила губу, чтобы подавить стон.

Это безумие, — подумала она в последний раз, но её тело уже сделало выбор. Она встала, подошла к шкафу и начала выбирать платье для кафе «Тень». Чёрное, облегающее, с глубоким вырезом — не для офиса, а для неё самой, для той женщины, которую она видела в зеркале. Она не знала, что скажет, но знала, что не сможет не пойти.

Глава 8. Условия контракта

Анна стояла перед зеркалом, поправляя чёрное платье, которое обтягивало её фигуру, подчёркивая изгибы бёдер и тонкую талию. Глубокий вырез открывал достаточно, чтобы привлечь внимание, но не переступал границу откровенности. Она выбрала его не для офиса, а для себя — для той женщины, которую видела в отражении, той, что была готова шагнуть в неизвестность. Её волосы, обычно собранные в строгий пучок, теперь струились по плечам мягкими волнами, а лёгкий макияж — тушь, подчёркивающая её тёмные глаза, и алая помада — делал её губы ещё более притягательными. Она посмотрела на себя в последний раз, её сердце колотилось, и она знала, что отступать уже поздно. Кафе «Тень» ждало её, и там, за столиком, будут Воронцов и Илья, с их предложением, которое перевернёт её жизнь.

Она вышла из квартиры, её каблуки стучали по асфальту, а холодный вечерний воздух бодрил, но не мог остудить жар, который горел внутри. В такси она сидела молча, глядя в окно, где мелькали огни города. Её мысли путались: страх, стыд, желание — всё смешалось в бурлящий коктейль. Она представляла их лица, их голоса, их взгляды, и её тело отвечало, несмотря на её попытки взять себя в руки. Её пальцы сжали сумочку, когда водитель объявил: «Кутузовский, кафе ‘Тень’».

Кафе оказалось уютным, с приглушённым светом и тёмными деревянными панелями, которые создавали иллюзию уединения. В углу играл джаз, мягкий и ненавязчивый, а запах свежесваренного кофе смешивался с нотами ванили и корицы. Анна заметила их сразу — Воронцов и Илья сидели за столиком в дальнем углу, где свет от лампы падал мягко, отбрасывая тени на их лица. Воронцов был в тёмной рубашке, без галстука, его твёрдая линия челюсти казалась ещё резче в этом свете. Илья, напротив, выглядел расслабленно: светло-серая рубашка, рукава закатаны, его улыбка была тёплой, но глаза горели. Они оба подняли взгляды, когда она вошла, и Анна почувствовала, как их внимание обволакивает её, как физическое прикосновение.

— Анна, — сказал Илья, вставая и отодвигая для неё стул. Его голос был мягким, но в нём чувствовалась искренняя радость. — Ты выглядишь… потрясающе.

Воронцов не сказал ничего, но его взгляд скользнул по ней — от её лица к вырезу платья, к бёдрам, обтянутым тканью, и обратно к её глазам. Его молчание было красноречивее слов, и Анна почувствовала, как её щёки вспыхивают.

— Спасибо, — пробормотала она, садясь. Её пальцы нервно теребили край сумочки, пока официант не принёс ей кофе — чёрный, без сахара, как она любила. Она сделала глоток, пытаясь собраться, но тепло кружки не могло унять дрожь в её руках.

Воронцов наклонился вперёд, его локти упёрлись в стол, и его взгляд был как лезвие — острый, но не ранящий.

— Мы рады, что вы пришли, Морозова, — сказал он, и его голос был низким, с той же металлической интонацией, которая заставляла её кожу покрываться мурашками. — Это значит, что вы готовы говорить.

Илья улыбнулся, его пальцы слегка коснулись её запястья, и это прикосновение было как искра, от которой её тело задрожало.

— Мы хотим, чтобы всё было ясно, Анна, — сказал он, его голос был тёплым, но серьёзным. — Никаких недомолвок. Никаких обязательств. Только то, что ты хочешь.

Анна сглотнула, её горло пересохло. Она посмотрела на них — Воронцов, с его холодной интенсивностью, и Илья, с его тёплой открытостью. Они были такими разными, но их желание было одинаковым, и оно обжигало её, как огонь.

— Расскажите… о контракте, — сказала она, её голос дрожал, но она заставила себя смотреть им в глаза. — Что это значит? Как это будет?

Воронцов постучал пальцами по столу — короткий, резкий звук, который она уже научилась читать как признак его нетерпения. Но его лицо оставалось непроницаемым.

— Контракт — это соглашение, — начал он, его голос был ровным, но в нём чувствовалась сила. — Мы не вмешиваемся в твою работу. Ты остаёшься моим ассистентом, выполняешь свои обязанности, как и прежде. Никаких изменений в офисе. Никто ничего не узнает.

— Но вне офиса… — продолжил Илья, и его улыбка стала чуть шире, но глаза оставались серьёзными. — Мы хотим тебя, Анна. И мы хотим, чтобы ты хотела нас. Без обязательств, без обещаний. Только удовольствие.

Анна почувствовала, как её щёки вспыхивают, а между бёдер разливается тепло. Она сжала кружку, чтобы скрыть дрожь в пальцах.

— Где… это будет происходить? — спросила она, её голос был едва слышен. Она боялась этого вопроса, но ещё больше боялась не знать ответа.

Илья наклонился ближе, его пальцы снова коснулись её запястья, и на этот раз он задержал их, его большой палец слегка погладил её кожу. Она ахнула, её тело отреагировало мгновенно: соски напряглись под платьем, а пульсация между ног стала почти болезненной.

— У нас есть место, — сказал он, его голос был низким, почти интимным. — Квартира в центре, недалеко отсюда. Никто не знает о ней. Это будет наш… угол. Только для нас троих.

Воронцов кивнул, его взгляд не отрывался от Анны.

— Там нет стеклянных стен, — добавил он, и в его голосе мелькнула тень иронии, но глаза горели. — Никто не войдёт. Никто не увидит.

Анна сглотнула, её разум кружился. Она представила эту квартиру — тёмные шторы, мягкий свет, большая кровать, где они втроём… Она закусила губу, чтобы подавить стон, который рвался из горла. Её фантазия была слишком яркой: Воронцов, прижимающий её к стене, его руки, жёсткие и требовательные, его губы на её шее. Илья, стоящий рядом, его пальцы, мягко скользящие по её бедру, его улыбка, обещающая свободу. Она почувствовала, как её тело дрожит, как её трусики становятся влажными, и она сжала бёдра, боясь, что они заметят её реакцию.

— А… что насчёт… — она замялась, её щёки пылали, — того, что мне нравится?

Илья улыбнулся, его глаза блеснули, и он наклонился ещё ближе, так, что она почувствовала тепло его дыхания.

— Расскажи нам, Анна, — сказал он, и его голос был как ласка. — Мы хотим знать. Всё.

Она сглотнула, её сердце колотилось. Она никогда не говорила о таких вещах вслух, но их взгляды, их близость, их желание делали её смелее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я… — начала она, её голос дрожал, — мне нравится, когда… есть контраст. Когда есть сила, но и нежность. Когда… — она замолчала, чувствуя, как её лицо горит, — когда я чувствую, что мной владеют, но в то же время заботятся.

Воронцов поднял бровь, и уголок его губ чуть дрогнул — редкий намёк на улыбку.

— Владение, — повторил он, и его голос был низким, почти угрожающим. — Это я могу.

Илья рассмеялся тихо, его пальцы сжали её запястье чуть сильнее, и она почувствовала, как её кожа покрывается мурашками.

— А я могу позаботиться, — сказал он, и его глаза были полны тепла, но в них мелькнула искра, которая обещала больше. — Мы найдём баланс, Анна. Для тебя.

Она ахнула, её дыхание стало неровным. Она представила это — Воронцов, с его жёсткостью, его контролем, его руками, сжимающими её бёдра, его голосом, приказывающим ей не двигаться. Илья, с его мягкостью, его лёгкими касаниями, его губами, целующими её медленно, дразняще. Она почувствовала, как её тело выгибается под их взглядами, как её соски напрягаются, как её трусики становятся ещё влажнее. Она боялась, что они заметят, но в то же время хотела, чтобы заметили.

— А… бытовые моменты? — спросила она, пытаясь вернуть разговор на твёрдую почву. — Как это будет? Когда? Как часто?

Воронцов наклонился ближе, его рука легла на стол, и его пальцы были так близко к её, что она чувствовала их тепло.

— Когда ты захочешь, — сказал он, и его голос был как приказ, но с оттенком, который заставил её сердце биться быстрее. — Мы не будем вмешиваться в твою жизнь. Ты приходишь, когда готова. Уходишь, когда хочешь. Никаких обязательств.

Илья кивнул, его рука всё ещё лежала на её запястье, и его большой палец медленно поглаживал её кожу, посылая волны жара по её телу.

— Мы будем договариваться, — сказал он. — Может быть, раз в неделю. Может быть, чаще. Это зависит от тебя. Мы не торопим.

Анна почувствовала, как её разум кружится. Она представила эту квартиру — тёмные шторы, мягкий свет, кровать, где они втроём. Она представила, как Воронцов прижимает её к стене, его руки сжимают её запястья, его губы находят её шею, его твёрдость прижимается к её ягодицам. Илья рядом, его пальцы скользят по её бедру, его губы целуют её медленно, его тепло обволакивает её. Она ахнула, её дыхание стало неровным, и она сжала бёдра, боясь, что её реакция слишком очевидна.

— А если… кто-то узнает? — спросила она, её голос был едва слышен. Страх, который мучил её всю ночь, вернулся, холодный и тяжёлый.

Воронцов посмотрел на неё, его взгляд был твёрдым, но в нём мелькнула тень чего-то человеческого — защиты, уверенности.

— Никто не узнает, — сказал он. — Мы позаботимся об этом. Это наш секрет.

Илья наклонился ближе, его рука скользнула по её запястью к её ладони, и он слегка сжал её пальцы.

— Мы не позволим этому выйти наружу, — сказал он, и его голос был искренним. — Ты можешь доверять нам, Анна.

Она посмотрела на них — Воронцов, с его холодной силой, его скрытой уязвимостью, и Илья, с его теплом, его искренностью. Они были такими разными, но их желание было одинаковым, и оно обжигало её. Она хотела их — обоих, их контраст, их огонь. Но страх всё ещё держал её, как холодная рука, сжимающая сердце.

— Мне… нужно подумать, — выдохнула она, её голос дрожал. — Это… слишком.

Воронцов кивнул, его взгляд не отпускал её.

— Подумай, — сказал он. — Но не слишком долго. Мы не любим ждать.

Илья улыбнулся, его пальцы сжали её ладонь ещё раз, прежде чем он отпустил её.

— Мы будем ждать, Анна, — сказал он тихо. — Но я надеюсь, ты скажешь «да».

Они встали, и Анна почувствовала, как воздух в кафе становится гуще. Воронцов оставил на столе несколько купюр, и они вышли, оставив её одну за столиком. Её тело всё ещё дрожало, её кожа горела, а между бёдер пульсировало желание, которое она не могла унять. Она сделала последний глоток кофе, но он не помог. Её мысли были в хаосе: Воронцов, Илья, их предложение, их квартира, их руки. Она знала, что этот контракт изменит всё, но она также знала, что не сможет просто уйти.

Она вышла из кафе, её каблуки стучали по асфальту, а её сердце колотилось. Она не знала, что скажет, но знала, что уже сделала шаг в их огонь.

Глава 9. Первая ночь

Анна вышла из кафе «Тень», её каблуки стучали по асфальту, а сердце колотилось так сильно, что его ритм заглушал шум вечернего города. Она не сказала «да» вслух, но её присутствие в кафе, её взгляд, её дрожащие пальцы, сжимающие сумочку, были ответом. Воронцов и Илья ждали её у чёрного внедорожника Ильи, припаркованного у обочины. Воронцов, как всегда, был собран, его тёмная рубашка подчёркивала резкие линии его фигуры, но в его глазах горел огонь, который она не могла игнорировать. Илья улыбался, его светло-серая рубашка была расстёгнута на верхнюю пуговицу, и его небрежная лёгкость контрастировала с холодной интенсивностью Воронцова.

— Поехали? — спросил Илья, его голос был тёплым, но с лёгкой хрипотцой, которая выдавала его возбуждение. Он открыл заднюю дверь машины для Анны, и она почувствовала, как её щёки вспыхивают.

— Да, — выдохнула она, её голос дрожал. Она села на заднее сиденье, её чёрное платье задралось чуть выше колен, обнажая полоску кожи над чулками. Воронцов сел рядом, его присутствие было как магнитное поле, заполняющее всё пространство. Илья занял место за рулём, и двигатель тихо заурчал, когда машина тронулась.

В салоне было темно, только свет уличных фонарей мелькал через тонированные стёкла. Анна чувствовала тепло Воронцова рядом, его запах — чистый, с нотами металла и дорогого одеколона — окутывал её. Он повернулся к ней, его рука легла на её колено, и она ахнула, её тело отреагировало мгновенно: соски напряглись под тонкой тканью платья, а между бёдер разлилось тепло.

— Ты выглядишь… слишком хорошо, чтобы сидеть так смирно, — сказал он, его голос был низким, почти угрожающим, но с оттенком, который заставил её сердце биться быстрее. Его пальцы медленно скользнули выше, к краю её платья, и она почувствовала, как её кожа покрывается мурашками.

— Дмитрий… — прошептала она, её голос сорвался, когда его рука поднялась ещё выше, к внутренней стороне её бедра. Его пальцы были твёрдыми, но движения — точными, дразнящими, как будто он исследовал её границы. Она сжала бёдра, пытаясь унять пульсацию, но это только усилило желание.

Илья бросил взгляд в зеркало заднего вида, его глаза блеснули.

— Эй, вы там, полегче, — сказал он с лёгким смешком, но его голос был хриплым. — У меня тут уже проблемы с концентрацией. Этот стояк не даёт мне нормально рулить.

Анна ахнула, её щёки вспыхнули от стыда и возбуждения. Она посмотрела на Илью в зеркале, и его улыбка была тёплой, но глаза горели. Воронцов наклонился ближе, его губы коснулись её уха, и она почувствовала, как его дыхание обжигает её кожу.

— Он шутит, но я серьёзно, — прошептал он, и его рука скользнула выше, к её груди. Его пальцы нашли её сосок через ткань платья, слегка сжали, и Анна выдохнула стон, тихий, но откровенный. Её тело выгнулось к нему, её дыхание стало неровным, а её трусики были уже влажными от желания.

— Тише, — сказал он, но его голос был полон желания, и его пальцы продолжали дразнить её сосок, круговыми движениями, которые заставляли её стонать громче. — Мы ещё не доехали.

Илья снова рассмеялся, его взгляд в зеркале был полон тепла и хищного интереса.

— Дмитрий, если ты продолжишь, я припаркуюсь прямо здесь, — сказал он, и его голос был игривым, но в нём чувствовалась напряжённость.

Анна закусила губу, её тело дрожало под прикосновениями Воронцова. Она боялась, что кто-то увидит — случайный прохожий, свет фар другой машины — но этот страх только усиливал её возбуждение. Её рука невольно легла на бедро Воронцова, и она почувствовала его твёрдость через ткань брюк. Он тихо выдохнул, и его пальцы сжали её грудь чуть сильнее, вызвав ещё один стон.

Машина остановилась у современного жилого комплекса в центре города. Илья выключил двигатель, и тишина в салоне стала почти осязаемой. Воронцов убрал руку, но его взгляд не отпускал её, обещая продолжение. Илья вышел, открыл дверь для Анны, и его рука коснулась её талии, помогая выбраться.

— Добро пожаловать, — сказал он, его улыбка была тёплой, но глаза горели. — Это мой маленький оазис.

Квартира Ильи оказалась на верхнем этаже, с панорамными окнами, открывающими вид на ночной город. Интерьер был стильным, но уютным: тёмно-серый диван с мягкими подушками, деревянный пол, покрытый пушистым ковром, книжные полки, уставленные томами по архитектуре и искусству, и низкий стеклянный столик с бутылкой красного вина и тремя бокалами. Приглушённый свет от торшера в углу создавал тёплую атмосферу, а лёгкий аромат сандала витал в воздухе. На стене висела абстрактная картина в тёплых тонах, добавляя нотку богемности. Квартира была отражением Ильи — тёплая, открытая, но с глубиной, которую не сразу заметишь.

Они сели на диван, Анна между ними, её платье задралось чуть выше, обнажая край чулок. Илья разлил вино, его движения были лёгкими, но точными, как будто он наслаждался каждым моментом. Он протянул ей бокал, его пальцы коснулись её, и она почувствовала, как тепло его кожи проходит через неё, как ток.

— За честность, — сказал он, поднимая бокал, и его глаза блеснули.

Воронцов поднял свой бокал, его взгляд был тёмным, но в нём мелькнула тень улыбки.

— За выбор, — добавил он, и его голос был как приказ, но с оттенком, который заставил её сердце биться быстрее.

Анна сделала глоток, вино было терпким, с нотами вишни и специй, и оно согрело её горло, но не могло унять дрожь в её теле. Она чувствовала их близость — Воронцов справа, его тепло, его сила, Илья слева, его лёгкость, его соблазн. Они молчали, но воздух между ними был заряжен, как перед грозой.

Илья наклонился первым, его рука легла на её талию, и он притянул её ближе. Его губы коснулись её, мягко, дразняще, и она ахнула, её тело подалось к нему. Его поцелуй был как тёплый ветер — лёгкий, но глубокий, его язык скользнул по её губам, исследуя, приглашая. Он целовал её медленно, смакуя каждый момент, его пальцы гладили её талию, и она чувствовала, как её кожа покрывается мурашками. Её руки невольно легли на его грудь, чувствуя твёрдость его мышц под рубашкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты такая сладкая, — прошептал он, отстраняясь, и его глаза горели. — Я мог бы делать это всю ночь.

Анна задохнулась, её дыхание было неровным, но прежде чем она успела ответить, Воронцов повернул её к себе, его рука сжала её подбородок, и его губы накрыли её. Его поцелуй был другим — жёстким, требовательным, как будто он заявлял права. Его язык вторгся в её рот, исследуя с силой, но без грубости, и она застонала, её тело выгнулось к нему. Его рука скользнула по её шее, к вырезу платья, и он слегка потянул ткань вниз, обнажая её плечо.

— Ты моя, — прошептал он, и его голос был как приказ, но в нём чувствовалось желание, которое он едва сдерживал.

Анна дрожала, её тело было между ними, их тепло обволакивало её. Илья наклонился к её шее, его губы коснулись её кожи, мягко, почти невесомо, и она застонала, её голова запрокинулась. Воронцов тем временем скользнул рукой к её груди, его пальцы нашли её сосок через тонкую ткань платья, и он слегка сжал, вызвав ещё один стон. Её тело выгнулось, её дыхание стало неровным, а между бёдер всё было влажно, готово, жаждуще.

— Ты такая чувствительная, — сказал Илья, его голос был хриплым, пропитанным желанием, которое он больше не скрывал. Он наклонился к её шее, его губы коснулись её кожи, мягко, почти невесомо, но затем его язык скользнул по её пульсирующей жилке, оставляя горячий, влажный след. Его дыхание было тёплым, с лёгкой ноткой вина, и оно обжигало её кожу, вызывая мурашки, которые пробежали от шеи до самых кончиков пальцев. Его рука легла на её бедро, пальцы медленно, почти лениво, прошлись по ткани её платья, поднимая его выше, дразняще обнажая полоску кожи над чёрными кружевными чулками. Он остановился у края чулок, его пальцы слегка надавили, но не перешли границу, как будто он наслаждался её ожиданием, её дрожью. — Я чувствую, как ты дрожишь, Анна, — прошептал он, его губы коснулись мочки её уха, и она ахнула, её тело невольно подалось к нему.

Воронцов смотрел на неё, его глаза были тёмными, почти чёрными, и в них горел огонь, который заставил её сердце биться быстрее, как будто оно хотело вырваться из груди. Он потянул её платье ниже, его пальцы были твёрдыми, но движения — точными, почти ритуальными. Ткань соскользнула с её плеч, обнажая её грудь, и прохладный воздух квартиры коснулся её кожи, заставив её соски напрячься ещё сильнее. Воронцов замер на мгновение, его взгляд скользнул по её обнажённой коже, и она почувствовала себя уязвимой, но желанной. Его пальцы нашли её правый сосок, теперь без ткани, и он слегка прищипнул его, мягко, но с достаточной силой, чтобы вызвать громкий стон. Анна закусила губу, её тело задрожало, и она почувствовала, как её трусики становятся ещё влажнее, пропитываясь её желанием. Его большой палец медленно обвёл её сосок, дразня круговыми движениями, и каждый круг посылал волны жара прямо к её низу живота, усиливая пульсацию между бёдер.

— Ты так реагируешь, — сказал Воронцов, его голос был низким, почти рычащим, но в нём чувствовалась сдерживаемая страсть. Его другая рука легла на её талию, сжимая её, как будто он хотел удержать её, удержать этот момент. Он наклонился ближе, его губы коснулись её ключицы, и он провёл языком по её коже, медленно, смакуя каждый сантиметр. Его поцелуй был жёстким, требовательным, но не грубым, как будто он исследовал её, пробуя её вкус. Анна выгнулась к нему, её стон стал громче, и она почувствовала, как её бёдра невольно раздвигаются, приглашая его ближе.

Илья, всё ещё целуя её шею, улыбнулся, его губы изогнулись у её кожи. Его рука скользнула выше, к внутренней стороне её бедра, и его пальцы слегка надавили, чувствуя тепло её кожи через тонкую ткань чулок. Он не торопился, его прикосновения были лёгкими, дразнящими, как будто он хотел растянуть её ожидание до предела.

— Ты такая мягкая, — прошептал он, его голос был как бархат, обволакивающий её. Его пальцы прошлись по краю её трусиков, едва касаясь, и она ахнула, её тело задрожало от этого лёгкого прикосновения. — Я мог бы касаться тебя вечно.

Анна была между ними, их тепло окружало её, их дыхание смешивалось с её стонами. Илья наклонился ниже, его губы нашли её левый сосок, и он слегка прикусил его, его язык закружился вокруг, мягко, но настойчиво. Она застонала, её голова запрокинулась, и её пальцы вцепились в подушки дивана, ища опору. Его ласки были нежными, почти игривыми, в отличие от жёсткости Воронцова, и этот контраст сводил её с ума. Воронцов тем временем продолжал дразнить её правый сосок, его пальцы сжимали его, то сильнее, то мягче, как будто он искал её пределы, её реакцию. Его другая рука скользнула по её спине, к её ягодицам, и он слегка сжал их, притягивая её ближе, так, что она почувствовала его твёрдость через брюки, горячую и требовательную.

— Ты такая красивая, когда сдаёшься, — сказал Воронцов, его голос был низким, и в нём чувствовалась тень уязвимости, как будто он сам удивлялся силе своего желания. Его губы вернулись к её шее, и он слегка прикусил её кожу, оставляя едва заметный след. Анна застонала громче, её тело выгнулось, и она почувствовала, как её трусики пропитываются её желанием, как её тело умоляет о большем.

Илья поднял голову, его глаза блеснули, и он наклонился к её губам, целуя её снова, мягко, но глубоко. Его язык скользнул в её рот, исследуя, дразня, и она ответила, её пальцы нашли его волосы, мягкие и чуть влажные от пота. Его рука скользнула по её бедру, к её трусикам, и он слегка нажал пальцами через ткань, чувствуя её влажность.

— Ты уже готова, — прошептал он, отстраняясь, и его улыбка была тёплой, но хищной. — Но я хочу, чтобы ты наслаждалась каждым моментом.

Анна задрожала, её стоны стали громче, и она почувствовала, как её тело открывается им, как её границы рушатся под их ласками. Воронцов потянул её платье ещё ниже, полностью обнажая её грудь, и его губы нашли её правый сосок, его язык закружился вокруг, жёстко, но с такой точностью, что она ахнула, её тело выгнулось к нему. Илья тем временем скользнул рукой под её трусики, его пальцы нашли её клитор, и он начал медленно, дразняще ласкать её, круговыми движениями, которые заставляли её стонать всё громче. Её бёдра раздвинулись шире, приглашая его, и она почувствовала, как её тело дрожит, как волна наслаждения накатывает всё ближе.

— Пожалуйста… — выдохнула она, её голос был хриплым, полным мольбы. Она не знала, чего просит — больше, меньше, остановиться, продолжать. Её разум был в тумане, её тело было их, и она не хотела, чтобы это заканчивалось.

Илья улыбнулся, его пальцы продолжали ласкать её, медленно, но настойчиво, и он наклонился, целуя её шею, его губы оставляли горячие следы. Воронцов поднял голову, его глаза были тёмными, полными желания, и он сжал её сосок чуть сильнее, вызвав ещё один громкий стон.

— Я не могу больше ждать, — сказал Воронцов, его голос был низким, почти рычащим. Он притянул её к себе, его руки сжали её бёдра, и он посадил её на свои колени, её платье задралось до талии. Она почувствовала его твёрдость через брюки, прижатую к её ягодицам, и застонала, её тело подалось к нему.

Илья встал перед ней, его рука коснулась её лица, и он наклонился, целуя её снова, мягко, но глубоко. Его пальцы скользнули по её щеке, к её губам, и он слегка нажал, открывая её рот.

— Попробуй, — прошептал он, и его голос был полон тепла, но с хищной ноткой. Он расстегнул брюки, и Анна ахнула, увидев его возбуждение, твёрдое и готовое. Она наклонилась, её губы коснулись его, и она взяла его в рот, медленно, исследуя. Илья тихо застонал, его рука легла на её волосы, но он не давил, позволяя ей задавать ритм.

Воронцов тем временем притянул её ближе, его руки сжали её ягодицы, и он вошёл в неё одним резким, но точным движением. Анна застонала, её голос заглушённый Ильёй, и её тело задрожало от интенсивности. Воронцов двигался медленно, но глубоко, его руки удерживали её, его дыхание было неровным у её шеи.

— Ты такая тесная, — прошептал он, и его голос был полон желания, которое он больше не сдерживал.

Илья смотрел на неё, его глаза горели, и он слегка направлял её голову, его пальцы нежно гладили её волосы. Анна чувствовала их обоих — Воронцова, заполняющего её, его жёсткость, его контроль, и Илью, его тепло, его мягкость. Их контраст был как огонь и вода, и она тонула в нём, её тело дрожало, её стоны становились громче, несмотря на её попытки их сдержать.

Они двигались в одном ритме, исследуя её границы, не грубо, а красиво, как будто каждый из них хотел узнать её, понять её. Воронцов ускорил темп, его руки сжали её бёдра, и она почувствовала, как волна наслаждения накатывает на неё. Илья наклонился, целуя её шею, его пальцы нашли её сосок и слегка сжали, усиливая её ощущения. Она задрожала, её тело выгнулось, и она достигла пика, её стоны эхом отдавались в комнате, смешиваясь с их тяжёлым дыханием.

Воронцов последовал за ней, его движения стали резче, и он тихо застонал, его руки сжали её талию. Илья тоже достиг кульминации, его пальцы вцепились в её волосы, но он был мягким, позволяя ей отстраниться, когда она была готова.

Они сидели на диване, тяжело дыша, их тела всё ещё были близко. Анна чувствовала тепло их кожи, их дыхание, их взгляды. Она была между ними, её платье всё ещё задрано, её кожа горела, но она чувствовала себя… свободной. Впервые за долгое время она не боялась, не стыдилась. Она была с ними, и это было правильно.

Илья улыбнулся, его рука коснулась её щеки, и он поцеловал её мягко, почти нежно.

— Ты невероятная, — прошептал он.

Воронцов посмотрел на неё, его взгляд был тёмным, но в нём мелькнула тень уязвимости.

— Это только начало, — сказал он, и его голос был низким, но в нём чувствовалась обещание.

Анна улыбнулась, её тело всё ещё дрожало, но её сердце было спокойно. Она сделала выбор, и теперь она знала, что не сможет вернуться назад.

Глава 10. Новые ощущения

Анна проснулась в чужой постели, её тело было окутано мягкими простынями, которые пахли сандалом и лёгким намёком на их одеколон — терпкий, металлический аромат Воронцова и свежий, с нотами цитруса, аромат Ильи. Свет утреннего солнца пробивался через тяжёлые тёмно-серые шторы, отбрасывая мягкие тени на её обнажённую кожу. Она лежала на широкой кровати в квартире Ильи, её чёрное платье, сброшенное ночью, валялось на полу рядом с его рубашкой и брюками Воронцова. Её тело всё ещё хранило тепло их прикосновений, их губ, их дыхания, и каждый нерв был натянут, как струна, готовая лопнуть от малейшего касания. Она чувствовала себя на грани восторга и паники — восторг от того, что она была желанна, что два мужчины хотели её, делили её, исследовали её границы, и паника от того, что это было реальностью, а не фантазией, и теперь она должна была с этим жить.

Её глаза скользнули по комнате. Квартира Ильи была уютной, но стильной: деревянный пол покрыт пушистым серым ковром, стены украшены абстрактными картинами в тёплых тонах, а на книжных полках стояли тома по архитектуре и искусству. Панорамные окна открывали вид на утренний город, где огни небоскрёбов ещё мерцали в предрассветной дымке. На прикроватной тумбочке стояла пустая бутылка красного вина, два бокала и один, всё ещё наполовину полный, — её. Она вспомнила, как они пили вино на диване, как их взгляды прожигали её, как их руки касались её, и её тело отреагировало мгновенно: соски напряглись, а между бёдер разлилось тепло, которое было почти болезненным.

Она повернулась на бок, её волосы рассыпались по подушке, и она заметила, что Воронцов уже встал. Его сторона кровати была холодной, простыня аккуратно заправлена, как будто он хотел стереть следы своего присутствия. Его холодность, его контроль были такими же, как в офисе, но она помнила, как этой ночью его руки сжимали её бёдра, как его губы, жёсткие и требовательные, оставляли следы на её коже. Она ахнула, её пальцы невольно скользнули по шее, туда, где он прикусил её, и она почувствовала лёгкую боль, которая смешалась с желанием.

Илья всё ещё был рядом. Он лежал на спине, его грудь медленно поднималась и опускалась, его светлые волосы были растрёпаны, а лицо расслаблено во сне. Его рука лежала на простыне, так близко к её бедру, что она чувствовала тепло его кожи. Она смотрела на него, на его загорелую кожу, на лёгкую тень щетины на его подбородке, и её тело задрожало, вспоминая его мягкие, дразнящие касания, его поцелуи, которые были как обещание свободы. Она хотела коснуться его, но боялась нарушить тишину, боялась, что это чувство — быть желанной сразу двумя — исчезнет, как сон.

Она села на кровати, натянув простыню на грудь, и её взгляд упал на зеркало в углу комнаты. Её отражение было другим: её щёки были румяными, её глаза тёмными, полными смятения и желания, её губы припухли от их поцелуев. Она видела женщину, которую одновременно хотели двое, женщину, которая впервые почувствовала себя не просто Анной, ассистенткой, а женщиной, чья кожа горела под их взглядами, чьё тело отвечало на их касания. Это ощущение было новым, пьянящим, как вино, которое они пили, но оно также пугало её — она не знала, как жить с этим дальше.

Дверь ванной открылась, и Воронцов вышел, уже одетый в тёмный костюм, его рубашка была безупречной, но верхняя пуговица расстёгнута, открывая твёрдую линию шеи. Его взгляд скользнул по ней, холодный, но с огнём, который она научилась читать. Он остановился у края кровати, его пальцы сжали ремень, и она заметила, как его челюсть напряглась, как будто он боролся с собой.

— Доброе утро, Морозова, — сказал он, его голос был низким, профессиональным, но в нём чувствовалась хрипотца, которая напомнила ей о его шёпоте ночью. — Я уезжаю. У меня встреча в девять.

Его холодность была как пощёчина, но она видела, как его взгляд задержался на её обнажённых плечах, на простыне, которая едва прикрывала её грудь. Она сглотнула, её сердце колотилось, и она почувствовала, как её соски напрягаются под его взглядом.

— Хорошо, — пробормотала она, её голос дрожал. Она хотела сказать что-то ещё, но слова застряли в горле. Его холодность пугала её, но она также чувствовала, как её тело отвечает, как её кожа горит под его взглядом.

Он кивнул, его взгляд был твёрдым, но в нём мелькнула тень чего-то человеческого — желания, которое он тщательно скрывал. Он повернулся и вышел, его шаги были резкими, как будто он хотел сбежать от неё, от себя, от того, что произошло. Дверь квартиры тихо закрылась, и тишина стала почти оглушительной.

Анна выдохнула, её пальцы сжали простыню, и она почувствовала, как её сердце сжимается. Воронцов был как буря — властный, требовательный, но его холодность оставляла её в смятении. Она хотела его, его силу, его контроль, но его уход, его дистанция делали её уязвимой, как будто она была не больше, чем часть их контракта.

— Ты в порядке? — голос Ильи был мягким, тёплым, как солнечный свет, проникающий через шторы. Он проснулся и теперь смотрел на неё, его голубые глаза были полны заботы, но в них мелькала тень того же желания, которое она видела ночью. Он сел на кровати, его рука легла на её бедро, лёгким, почти невесомым движением, и она ахнула, её тело отреагировало мгновенно: пульсация между бёдер стала сильнее, её кожа покрылась мурашками.

— Я… не знаю, — призналась она, её голос был хриплым, и она посмотрела на него, её глаза были полны смятения. — Это всё… слишком.

Илья улыбнулся, его пальцы скользнули по её бедру, к краю простыни, и он слегка потянул её, обнажая её кожу. Его прикосновение было мягким, дразнящим, в отличие от жёсткости Воронцова, и этот контраст был как огонь, разжигающий её желание.

— Ты была невероятна, — сказал он, его голос был низким, почти интимным, и он наклонился ближе, его губы коснулись её плеча, мягко, почти невесомо. — Я не могу перестать думать о тебе, Анна. О том, как ты дрожала, как ты стонала.

Её щёки вспыхнули, и она ахнула, её тело подалось к нему. Его губы спустились ниже, к её ключице, и он слегка прикусил её кожу, оставляя горячий след. Его рука скользнула по её талии, к её груди, и его пальцы нашли её сосок, теперь без ткани, и он слегка сжал его, дразняще, круговыми движениями. Анна застонала, её голос был громким, и она закусила губу, пытаясь сдержать себя, но её тело не слушалось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Илья… — прошептала она, её дыхание стало неровным, и она почувствовала, как её трусики, которые она надела ночью, становятся влажными. Его ласки были нежными, но настойчивыми, как будто он хотел узнать каждую её реакцию, каждую её грань.

Он поднял голову, его глаза блеснули, и он наклонился к её губам, целуя её медленно, глубоко, его язык скользнул в её рот, исследуя, дразня. Его поцелуй был как тёплый ветер, мягкий, но глубокий, и она ответила, её пальцы нашли его волосы, мягкие и чуть влажные от сна. Его рука скользнула ниже, к её бедру, и он слегка нажал, раздвигая её ноги, его пальцы коснулись края её трусиков, чувствуя её влажность.

— Ты уже готова, — прошептал он, отстраняясь, и его улыбка была тёплой, но хищной. — Но я хочу, чтобы ты наслаждалась каждым моментом.

Анна задрожала, её стоны стали громче, и она почувствовала, как её тело открывается ему, как её границы рушатся под его ласками. Его пальцы скользнули под её трусики, нашли её клитор и начали медленно, дразняще ласкать её, круговыми движениями, которые заставляли её стонать всё громче. Её бёдра раздвинулись шире, приглашая его, и она почувствовала, как волна наслаждения накатывает всё ближе.

— Пожалуйста… — выдохнула она, её голос был хриплым, полным мольбы. Она не знала, чего просит — больше, меньше, остановиться, продолжать. Её разум был в тумане, её тело было его, и она хотела, чтобы это длилось вечно.

Илья наклонился к её груди, его губы нашли её сосок, и он слегка прикусил его, его язык закружился вокруг, мягко, но настойчиво. Её тело выгнулось, её стоны стали громче, и она вцепилась в простыню, ища опору. Его ласки были как обещание, как свобода, которую он давал ей, и она чувствовала себя желанной, живой, свободной.

Но её мысли вернулись к Воронцову — его холодность, его взгляд, его твёрдость, которая заполняла её ночью. Она хотела его, его силу, его контроль, так же сильно, как она хотела тепла Ильи. И это был её внутренний разрыв — она нуждалась в них обоих, в их контрасте, в их огне. Но их контракт, их «только удовольствие», начинал трещать по швам. Воронцов ушёл холодно, как будто хотел напомнить ей, что это всего лишь соглашение, но его взгляд, его прикосновения говорили о чём-то большем. Илья, с его теплом, его уязвимостью, был здесь, но его ласки были не просто игрой — в них чувствовалась искренность, которая пугала её.

Она ахнула, её тело задрожало, и она почувствовала, как волна наслаждения накатывает всё ближе. Илья улыбнулся, его пальцы ускорили ритм, и он наклонился к её уху, его дыхание было горячим.

— Ты моя, Анна, — прошептал он, и его голос был полон тепла, но в нём чувствовалась тень собственничества, как у Воронцова. — Но я знаю, что ты думаешь о нём.

Её глаза расширились, её дыхание сбилось, и она почувствовала, как её сердце сжимается. Он знал. Он видел. И это было больше, чем контракт. Она хотела их обоих, но теперь она боялась, что это желание разрушит её, их, всё.

— Илья… — начала она, но её голос сорвался, и она достигла пика, её тело выгнулось, её стоны эхом отдавались в комнате. Он держал её, его рука гладила её волосы, его губы целовали её шею, мягко, успокаивающе, пока она приходила в себя.

Он отстранился, его глаза были полны тепла, но в них мелькнула тень грусти.

— Я останусь, пока ты не будешь готова уйти, — сказал он тихо. — Но ты должна знать, Анна. Это не просто игра. Не для меня.

Её сердце сжалось, и она поняла, что их контракт — их «только удовольствие» — никогда не был таким простым. Она нуждалась в них обоих, но теперь она чувствовала, что это чувство может стать её крахом.

Глава 11. Эротическая игра в офисе

Анна сидела за своим столом, её пальцы нервно теребили угол отчёта, который она должна была отправить до конца дня. Утро в офисе было обманчиво обычным: гул кофемашины, шуршание бумаг, щелчки клавиатур, шаги коллег за стеклянными стенами. Но её тело было натянуто, как струна, каждый нерв вибрировал от воспоминаний о ночи в квартире Ильи — жар прикосновений Воронцова, мягкость ласк Ильи, их контраст, который разжёг в ней огонь, не угасающий даже теперь. Её белая блузка, идеально выглаженная, и чёрная юбка-карандаш, обтягивающая бёдра, были её бронёй, но под этой строгостью бурлило желание, которое она не могла унять. Её бейдж висел ровно на уровне сердца, как требовал Воронцов, но её сердце колотилось так сильно, что она боялась, что его ритм выдаст её.

Она бросила взгляд на кабинет Воронцова. Дверь была приоткрыта, и она видела его силуэт — тёмный костюм, широкие плечи, пальцы, сжимающие ручку с такой силой, что костяшки побелели. Его взгляд был направлен на документы, но она чувствовала, что он знает о её присутствии, как хищник, чующий добычу. Её соски напряглись под кружевным лифчиком, и она сжала бёдра, пытаясь унять пульсацию между ног, которая не отпускала её с той ночи. Стеклянные стены офиса были как сцена, где каждый её жест, каждый её вздох мог стать уликой, и эта мысль была как холодная игла, пронзающая её возбуждение.

Илья появился в коридоре, его шаги были лёгкими, почти бесшумными, как будто он скользил, а не шёл. Его светло-серая рубашка была расстёгнута на верхнюю пуговицу, открывая загорелую кожу у ключиц, и его улыбка была тёплой, но глаза — голубые, с хищным блеском — выдавали его. Он остановился у её стола, якобы чтобы спросить о графике поставок, но его пальцы коснулись края её стола, так близко к её руке, что она почувствовала тепло его кожи.

— Анна, — сказал он, его голос был мягким, с лёгкой хрипотцой, которая напомнила ей о его шёпоте в ту ночь, когда его губы касались её шеи. — Ты сегодня какая-то… рассеянная. Нужна помощь?

Её щёки вспыхнули, и она сглотнула, пытаясь сохранить профессиональный вид. Она знала, что он дразнит её, что это часть их игры, но его близость, его запах — свежий, с нотами цитруса и древесины — заставляли её тело дрожать.

— Всё… в порядке, — пробормотала она, её голос дрожал. Она бросила взгляд на стеклянную дверь кабинета Воронцова, боясь, что он заметит. И он заметил. Его взгляд, тёмный и острый, как лезвие, встретился с её глазами через стекло, и она почувствовала, как её сердце пропускает удар.

Илья наклонился ближе, якобы чтобы взять папку с её стола, и его пальцы слегка коснулись её запястья, лёгким, дразнящим движением. Он оставил маленькую сложенную записку, спрятанную под папкой, и его большой палец слегка погладил её кожу, посылая волну жара по её телу.

— Прочитай, когда будешь одна, — прошептал он, так тихо, что только она могла услышать. Его глаза блеснули, и он отступил, но его улыбка осталась, обещающая продолжение.

Анна сжала ручку, её пальцы побелели, и она бросила взгляд на записку, боясь даже коснуться её. Она знала, что там — намёк, обещание, что-то, что разожжёт её ещё сильнее. Её кожа покрылась мурашками, и она почувствовала, как её трусики становятся влажными. Она боялась поднять глаза, боялась, что Вера, сидящая за соседним столом, или кто-то из коллег, проходящих по коридору, заметит её румянец, её неровное дыхание. Стеклянные стены были как ловушка, где каждый взгляд мог выдать их секрет, и этот риск был как адреналин, текущий по её венам, смешивающийся с её желанием.

Она украдкой развернула записку, её пальцы дрожали. В ней было всего несколько слов, написанных ровным почерком Ильи: **“Думаю о твоих стонах. Сегодня. 17:00. Тень.”** Её дыхание сбилось, и она сжала бёдра, чувствуя, как пульсация между ног становится почти болезненной. Она вспомнила его мягкие, дразнящие касания, его поцелуи, которые были как тёплый ветер, и её тело отреагировало мгновенно: соски напряглись так сильно, что ткань блузки казалась почти невыносимой.

В этот момент интерком ожил, и голос Воронцова, холодный и властный, разрезал её мысли:

— Морозова, в мой кабинет. С отчётом по поставкам. Сейчас.

Её сердце подпрыгнуло, и она встала, её ноги дрожали. Она поправила юбку, проверила, ровно ли висит бейдж, но её тело было далеко от порядка. Записка Ильи жгла её пальцы, и она спрятала её в ящик стола, боясь, что кто-то увидит. Она вошла в кабинет Воронцова, закрыв за собой дверь, и стеклянные стены тут же напомнили ей о риске. Любой, кто пройдёт по коридору — Вера, коллеги, случайный посетитель — мог увидеть их, и эта мысль была как холодный душ, но он только усиливал её возбуждение.

Воронцов стоял у стола, его тёмный костюм был безупречным, но верхняя пуговица рубашки расстёгнута, открывая твёрдую линию шеи. Его взгляд был тёмным, почти чёрным, и он смотрел на неё так, будто видел каждую её мысль, каждое её желание.

— Отчёт, — сказал он, указывая на стол, но его голос был ниже, чем обычно, с хрипотцой, которая выдавала его. — И закрой жалюзи.

Её сердце пропустило удар. Закрыть жалюзи в его кабинете было редкостью — это означало, что он хочет уединения, и эта мысль заставила её кожу покрыться мурашками. Она подошла к окну, её пальцы дрожали, когда она повернула рычаг, и жалюзи медленно опустились, отрезая их от стеклянного мира офиса. Полумрак окутал кабинет, и она почувствовала, как воздух становится гуще, как будто он был заряжен их желанием.

Она повернулась к нему, положила папку на стол, но её пальцы случайно задели его руку. Это было мимолётное касание, но оно обожгло её, как ток. Она замерла, её дыхание сбилось, и она почувствовала, как её соски напрягаются под блузкой. Воронцов заметил, его взгляд скользнул по её груди, и уголок его губ чуть дрогнул — редкий намёк на улыбку.

— Осторожнее, Морозова, — сказал он, его голос был низким, почти угрожающим, но в нём чувствовалась страсть. Он шагнул ближе, его рука коснулась её талии, лёгким, но намеренным движением. Его пальцы задержались на её бедре, чуть сжали, и она ахнула, её тело подалось к нему против её воли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Дмитрий… — прошептала она, её голос был хриплым, и она бросила взгляд на стеклянную дверь, боясь, что кто-то войдёт. Жалюзи скрывали их от окон, но дверь оставалась уязвимым местом, и эта мысль была как холодная игла, пронзающая её возбуждение. — Нас могут увидеть…

— Пусть попробуют, — сказал он, его губы были так близко к её уху, что она чувствовала их тепло. Его рука скользнула выше, к её рёбрам, и его пальцы нашли её сосок через ткань блузки. Он слегка сжал, дразняще, и она застонала, тихо, но достаточно, чтобы его глаза вспыхнули. — Ты знаешь правила, Анна. Никто не должен услышать.

Её тело дрожало, и она почувствовала, как её трусики становятся влажными. Его пальцы продолжали дразнить её сосок, круговыми движениями, которые были почти болезненными в своей точности. Она сжала кулаки, пытаясь удержать контроль, но её тело хотело большего. Она взглянула на стеклянную дверь, её сердце колотилось от страха и возбуждения, и эта смесь была как наркотик.

В этот момент дверь открылась, и Анна замерла, её дыхание остановилось. Это был Илья, с папкой в руках, его улыбка была профессиональной, но глаза горели. Он вошёл, закрыв дверь за собой, и её страх сменился новым всплеском желания. Они были здесь, оба, в стеклянной клетке, где каждый их жест был на виду, несмотря на жалюзи.

— Простите, Дмитрий Викторович, — сказал Илья, его голос был ровным, но в нём чувствовалась лёгкая насмешка. — Нужна ваша подпись на этом.

Он подошёл к столу, но его взгляд скользнул по Анне, по её румянцу, по её неровному дыханию. Он остановился рядом, якобы чтобы передать папку Воронцову, но его рука слегка коснулась её спины, лёгким, почти невесомым движением. Его пальцы прошлись по её позвоночнику, вниз, к краю юбки, и она ахнула, её тело задрожало.

— Анна, ты в порядке? — спросил он, его голос был тёплым, но с хищной ноткой. — Выглядишь… напряжённой.

Она сглотнула, её щёки пылали. Она хотела ответить, но её голос предал её, и она только кивнула, боясь, что любой звук выдаст её. Воронцов посмотрел на Илью, его взгляд был твёрдым, но в нём мелькнула тень раздражения. Он отступил на шаг, но его рука задержалась на её талии, как будто он не хотел отпускать.

— Подпишу позже, — сказал Воронцов, его голос был холодным, но глаза горели. — Оставь папку.

Илья кивнул, но не ушёл. Вместо этого он наклонился ближе к Анне, якобы чтобы положить папку на стол, и его пальцы снова коснулись её спины, теперь чуть ниже, у края юбки. Его прикосновение было мягким, дразнящим, в отличие от жёсткости Воронцова, и этот контраст сводил её с ума. Она почувствовала, как её тело отвечает, как её трусики становятся ещё влажнее, как её соски напрягаются под блузкой.

— Осторожнее, Илья, — сказал Воронцов, его голос был низким, с лёгкой угрозой, но в нём чувствовалась страсть. — Мы в офисе.

Илья улыбнулся, его глаза блеснули, и он прошептал, так тихо, что только Анна могла услышать:

— Это делает всё интереснее, правда?

Анна задрожала, её дыхание стало неровным, и она бросила взгляд на стеклянную дверь. Вера прошла по коридору, её шаги были быстрыми, но она не посмотрела в их сторону. Анна выдохнула, её страх смешался с возбуждением, и она почувствовала, как её тело умоляет о большем. Илья отступил, но его взгляд задержался на ней, обещающий продолжение в кафе «Тень» в 17:00. Воронцов тоже отступил, но его рука слегка сжала её талию, как последнее напоминание о его власти.

— Возвращайтесь к работе, Морозова, — сказал он, его голос был профессиональным, но глаза горели. — И не опаздывайте на следующую встречу.

Она кивнула, её ноги дрожали, когда она вышла из кабинета. Её тело было натянуто, как струна, её кожа горела, а между бёдер пульсировало желание, которое она не могла унять. Она вернулась к своему столу, её пальцы дрожали над клавиатурой, и она знала, что эта игра — их скрытые намёки, их случайные прикосновения, их риск — была игрой с огнём. Адреналин тек по её венам, смешиваясь с её желанием, и она чувствовала себя живой, желанной, но также напуганной тем, как далеко эта игра может зайти.

Глава 12. Ревность мужчин

Анна вошла в кафе «Тень» в 17:05, её сердце колотилось так сильно, что она чувствовала его ритм в горле. Записка Ильи — “Думаю о твоих стонах. Сегодня. 17:00. Тень.” — жгла её карман, как уголь, и весь день она не могла избавиться от воспоминаний о его мягких, дразнящих касаниях и властных прикосновениях Воронцова в его кабинете. Её белая блузка и чёрная юбка-карандаш, выбранные для офиса, были дополнены распущенными волосами, которые струились по плечам, и лёгким макияжем — тушь, подчёркивающая её тёмные глаза, и алая помада, делающая её губы ещё более притягательными. Она знала, что выглядит строго, но под этой бронёй её тело было натянуто, как струна, каждый нерв вибрировал от их игры — случайных прикосновений, мимолётных взглядов, риска быть пойманной. Кафе «Тень» с его приглушённым светом, тёмными деревянными панелями и ароматом свежесваренного кофе было их убежищем, но даже здесь она чувствовала себя на краю пропасти.

Илья уже ждал её за столиком в углу, где свет от лампы падал мягко, отбрасывая тени на его лицо. Его светло-серая рубашка была расстёгнута на верхнюю пуговицу, открывая загорелую кожу у ключиц, и его улыбка была тёплой, но глаза — голубые, с хищным блеском — выдавали его. Он встал, когда она подошла, и его рука слегка коснулась её талии, помогая сесть. Это было мимолётное прикосновение, но оно обожгло её, как искра, и она ахнула, её тело отреагировало мгновенно: соски напряглись под кружевным лифчиком, а между бёдер разлилось тепло, которое было почти болезненным.

— Ты опоздала, Анна, — сказал Илья, его голос был мягким, с лёгкой хрипотцой, которая напомнила ей о его шёпоте в ту ночь, когда его губы касались её шеи. — Я уже начал думать, что ты передумала.

Её щёки вспыхнули, и она сглотнула, пытаясь сохранить самообладание. Она знала, что он дразнит её, что это часть их игры, но его близость, его запах — свежий, с нотами цитруса и древесины — заставляли её тело дрожать.

— Я… задержалась в офисе, — пробормотала она, её голос дрожал, и она бросила взгляд на входную дверь кафе, боясь, что кто-то из коллег может войти. Их контракт был их секретом, но кафе «Тень» было публичным местом, и риск разоблачения был как холодная игла, пронзающая её возбуждение.

Илья наклонился ближе, его рука легла на её колено под столом, и его пальцы медленно скользнули по её коже, чуть выше края чулок. Его прикосновение было лёгким, дразнящим, как будто он хотел растянуть её ожидание до предела.

— Ты дрожишь, — прошептал он, его голос был так тих, что только она могла услышать. — Это из-за меня? Или из-за него?

Её дыхание сбилось, и она почувствовала, как её трусики становятся влажными. Его пальцы продолжали дразнить её, медленно поднимая юбку, и она сжала бёдра, пытаясь унять пульсацию, но это только усилило её желание. Она вспомнила его записку, его слова о её стонах, и её тело отреагировало, как будто он касался не только её кожи, но и её воспоминаний о той ночи, когда его пальцы ласкали её клитор, а его губы обещали свободу.

— Илья… — прошептала она, её голос был хриплым, и она бросила взгляд на вход, боясь, что кто-то увидит. Кафе было почти пустым, но официантка в углу или случайный посетитель могли заметить их, и эта мысль была как адреналин, текущий по её венам.

Он улыбнулся, его глаза блеснули, и он наклонился ещё ближе, его губы почти коснулись её уха.

— Я не могу перестать думать о тебе, Анна, — сказал он, его голос был тёплым, но с хищной ноткой. — О том, как ты стонала, как твоё тело отвечало мне.

Его пальцы скользнули выше, к внутренней стороне её бедра, и он слегка нажал, чувствуя тепло её кожи через тонкую ткань чулок. Она ахнула, её тело выгнулось к нему, и она закусила губу, пытаясь сдержать стон, который рвался из горла. Её соски напряглись так сильно, что ткань блузки казалась почти невыносимой, и она боялась, что он заметит, но хотела, чтобы заметил.

В этот момент дверь кафе открылась, и Анна замерла, её дыхание остановилось. Это был Воронцов. Его тёмный костюм подчёркивал его властную фигуру, верхняя пуговица рубашки была расстёгнута, открывая твёрдую линию шеи, и его взгляд — почти чёрный, острый, как лезвие — был прикован к ним. Он застал её с Ильёй в этом невинном, но заряженном моменте — его рука на её бедре, его близость, его шёпот. Анна почувствовала, как её сердце колотится, как страх быть пойманной смешивается с возбуждением, которое она не могла унять.

Воронцов подошёл к их столику, его шаги были резкими, и воздух вокруг него, казалось, потрескивал от напряжения. Его взгляд скользнул по Илье, по его руке, всё ещё лежащей на её бедре, и его челюсть напряглась, как будто он боролся с собой.

— Морозова, — сказал он, его голос был холодным, но в нём чувствовалась сталь, которая заставила её кожу покрыться мурашками. — Я не знал, что у тебя… внеплановые встречи.

Илья медленно убрал руку, его улыбка осталась, но в его глазах мелькнула тень раздражения, как будто он не хотел уступать. Он посмотрел на Воронцова, и воздух между ними сгустился, как перед грозой.

— Дмитрий, — сказал Илья, его голос был спокойным, но с лёгкой насмешкой. — Мы договорились без собственничества. Но похоже, правила рушатся.

Анна сглотнула, её щёки пылали, и она почувствовала, как её тело дрожит под их взглядами. Их ревность была как ток, проходящий через неё, и она не знала, боится она этого или хочет ещё больше. Воронцов сел за столик, его движения были точными, почти ритуальными, но его взгляд был прикован к ней, как будто он видел каждую её мысль, каждое её желание.

— Ты моя, — сказал он, его голос был низким, почти рычащим, и он наклонился ближе, его рука легла на её талию под столом, твёрдо, но не грубо. Его пальцы сжали её кожу, и она ахнула, её тело подалось к нему против её воли. — Не забывай это, Анна.

Её дыхание сбилось, и она почувствовала, как её трусики становятся ещё влажнее. Его рука скользнула выше, к её рёбрам, и его пальцы нашли её сосок через ткань блузки. Он слегка сжал, дразняще, круговыми движениями, которые были почти болезненными в своей точности. Она застонала, тихо, но достаточно, чтобы его глаза вспыхнули. Она бросила взгляд на Илью, боясь его реакции, но он смотрел на неё, его улыбка исчезла, и в его глазах мелькнула тень раздражения, смешанная с желанием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Дмитрий, — сказал Илья, его голос был спокойным, но в нём чувствовалась сталь. — Мы договорились делить. Но ты, похоже, забыл.

Воронцов посмотрел на него, его взгляд был твёрдым, но в нём мелькнула тень ярости.

— Я ничего не забыл, — сказал он, его голос был холодным, но глаза горели. — Но я не люблю, когда кто-то касается того, что моё.

Анна задрожала, её стоны стали громче, и она бросила взгляд на зал кафе. Официантка в углу чистила кофемашину, несколько посетителей сидели за дальними столиками, но никто не смотрел в их сторону. Но риск, что их заметят, был как холодный ток, смешивающийся с её возбуждением. Илья наклонился ближе, его рука легла на её колено, лёгким, дразнящим движением, и его пальцы скользнули по её коже, к внутренней стороне бедра.

— Она не только твоя, — сказал он, его голос был тёплым, но с хищной ноткой. — И ты это знаешь.

Его пальцы продолжали дразнить её, медленно поднимая юбку, и она ахнула, её тело выгнулось к нему. Воронцов тем временем сжал её сосок чуть сильнее, и она застонала, её голос был хриплым, полным мольбы. Их прикосновения были как симфония — Воронцов, с его жёсткостью, его властностью, его пальцами, которые требовали её, и Илья, с его мягкостью, его дразнящими касаниями, которые обещали свободу. Их ревность была как топливо, которое разжигало её желание, и она чувствовала себя желанной, как никогда прежде, но также напуганной тем, как далеко эта игра может зайти.

— Пожалуйста… — выдохнула она, её голос сорвался, и она сжала кулаки, пытаясь удержать контроль. Она боялась, что официантка или кто-то из посетителей заметит их, но страх только усиливал её возбуждение. Её тело было между ними, их тепло окружало её, их взгляды прожигали её, и она была центром их мира.

Воронцов наклонился ближе, его губы коснулись её шеи, жёстко, почти собственнически, и он слегка прикусил её кожу, оставляя едва заметный след.

— Ты моя, — повторил он, его голос был как приказ, но в нём чувствовалась страсть, которая делала его почти уязвимым. Его рука скользнула к её бедру, и он сжал его, притягивая её ближе, так, что она почувствовала его твёрдость через брюки, горячую и требовательную.

Илья смотрел на них, его улыбка исчезла, и в его глазах мелькнула тень раздражения. Он наклонился ближе, его губы коснулись её уха, и он прошептал:

— Мы договорились, Анна. Но я не хочу, чтобы он забрал тебя.

Его пальцы скользнули выше, к краю её трусиков, и он слегка нажал, чувствуя её влажность. Она ахнула, её тело задрожало, и она почувствовала, как волна наслаждения накатывает всё ближе. Их ревность, их прикосновения, их слова были как огонь, который сжигал её, и она не знала, хочет ли она остановить это или утонуть в нём.

— Хватит, — сказала она, её голос был хриплым, и она попыталась отстраниться, но их руки удержали её, их тепло окружало её. — Это… слишком.

Воронцов посмотрел на неё, его взгляд был тёмным, но в нём мелькнула тень уязвимости.

— Ты сделала выбор, Анна, — сказал он, его голос был низким, но в нём чувствовалась страсть. — И ты знаешь, что это значит.

Илья улыбнулся, но его улыбка была натянутой, и он убрал руку, но его взгляд задержался на ней.

— Правила рушатся, — сказал он тихо, его голос был тёплым, но с ноткой горечи. — Но я не сдамся.

Анна выдохнула, её тело дрожало, её кожа горела, а между бёдер пульсировало желание, которое она не могла унять. Она знала, что их контракт, их «только удовольствие», становится чем-то большим, и эта мысль пугала её так же сильно, как возбуждала. Атмосфера накалилась, как воздух перед грозой, и она чувствовала, что эта игра с огнём только начинается.

Глава 13. Первый кризис

Анна сидела за столиком в кафейни, её пальцы нервно сжимали край кофейной чашки, а сердце колотилось так сильно, что она чувствовала его ритм в горле. После сцены с Ильёй и Воронцовым, их ревности, их прикосновений, которые оставили её кожу горящей, она ушла из кафе под предлогом срочного звонка, но на самом деле ей нужно было сбежать — от них, от себя, от этого огня, который грозил поглотить её. Её белая блузка была слегка помята, чёрная юбка-карандаш обтягивала бёдра, а распущенные волосы струились по плечам, слегка растрёпанные от их рук. Её губы, всё ещё алые от помады, хранили тепло их поцелуев, а её тело — память об их касаниях: властных пальцев Воронцова, сжимающих её талию, и мягких, дразнящих прикосновений Ильи, которые обещали свободу. Но теперь, в одиночестве, она чувствовала, как что-то внутри неё рушится. Их контракт — «только удовольствие, без обязательств» — был простым на словах, но их взгляды, их ревность, их слова говорили о чём-то большем, и это пугало её до дрожи.

Кафе было почти пустым, только официантка за стойкой чистила кофемашину, а пара посетителей в дальнем углу шепталась за чашками эспрессо. Приглушённый свет ламп отбрасывал тени на тёмные деревянные панели, а аромат свежесваренного кофе смешивался с её собственным запахом — лёгким, цветочным, с ноткой пота, который выдавал её смятение. Она смотрела на свою чашку, но её мысли были в хаосе. Она вспоминала ночь в квартире Ильи — его мягкие губы на её шее, его пальцы, дразнящие её клитор, и Воронцова, его твёрдость, заполняющую её, его голос, шепчущий, что она принадлежит ему. Тогда это было пьяняще, как вино, но теперь она чувствовала, как их контракт трещит по швам. Это больше не было «только удовольствием». Это было чувство, которое она боялась назвать, но которое сжимало её грудь, как невидимая рука.

Её телефон мигнул — сообщение от Ильи: “Ты сбежала. Но я всё ещё чувствую тебя. Поговорим?” Его слова были тёплыми, почти уязвимыми, и они резанули её сердце. Через минуту пришло письмо от Воронцова: “Морозова, завтра в 9:00. Мой кабинет. Не опаздывайте. — Д.В.” Его тон был холодным, профессиональным, но она знала, что за этим скрывается — его желание, его ревность, его потребность владеть. Она сжала телефон, её пальцы дрожали, и она почувствовала, как её соски напрягаются под блузкой, как её трусики становятся влажными, несмотря на её попытки взять себя в руки. Их слова, их взгляды, их касания были как наркотик, и она боялась, что теряет контроль.

Она откинулась на спинку стула, её дыхание было неровным, и она закрыла глаза, пытаясь разобраться в своих чувствах. Её тело хотело их — Воронцова, с его жёсткостью, его контролем, его тёмными глазами, которые видели её насквозь, и Илью, с его теплом, его мягкими касаниями, его улыбкой, которая обещала свободу. Но её разум кричал, что это слишком опасно. Их ревность в кафе, слова Воронцова — “Ты моя” — и ответ Ильи — “Правила рушатся” — показали, что их контракт больше не работает. Они оба хотели её, но не только её тело — они хотели её чувства, её выбор, её сердце, и это пугало её больше всего. Она боялась, что, если продолжит, потеряет себя, растворится в их огне. Но мысль о том, чтобы остановиться, была ещё страшнее — она знала, что, сделав шаг назад, потеряет их обоих, и эта мысль была как нож, вонзающийся в её грудь.

Она вернулась в офис, её каблуки стучали по стеклянному полу, но каждый шаг был как борьба с собой. Офис был всё ещё жив: коллеги обсуждали проекты, Вера печатала что-то за соседним столом, а кофемашина гудела в углу. Но для Анны всё было пропитано их присутствием. Она бросила взгляд на кабинет Воронцова — он был там, за столом, его силуэт резкий на фоне вечернего света, и его взгляд, тёмный и острый, встретился с её глазами через стекло. Она почувствовала, как её кожа покрывается мурашками, как её тело отвечает, несмотря на её страх. Илья появился в коридоре, его шаги были лёгкими, но его глаза были серьёзными, когда он остановился у кофемашины, якобы чтобы налить себе кофе. Но она знала, что он смотрит на неё, что он ждёт её реакции, её выбора.

Она села за свой стол, её пальцы дрожали над клавиатурой, и она попыталась сосредоточиться на отчёте, но её мысли были в другом месте. Она вспомнила, как Воронцов прижимал её к себе в кафе, его пальцы, сжимающие её талию, его губы, прикусывающие её шею, его твёрдость, прижатую к её бедру. И Илью, его мягкие касания, его пальцы, дразнящие её кожу, его шёпот, который был как обещание. Её тело отреагировало мгновенно: соски напряглись, а между бёдер разлилось тепло, которое она не могла игнорировать. Она сжала бёдра, пытаясь унять пульсацию, но это только усилило её желание.

Она встала и направилась в дамскую комнату, её ноги дрожали. Зеркало отразило женщину, которую она едва узнавала: её щёки были румяными, её глаза тёмными, полными смятения и желания, её губы приоткрыты, как будто всё ещё хранили следы их поцелуев. Она коснулась своих губ, и её пальцы задрожали, когда она вспомнила, как Воронцов целовал её, жёстко, требовательно, как будто заявляя права, и Илью, его мягкий, дразнящий поцелуй, который был как приглашение. Её тело было натянуто, как струна, её кожа горела, и она знала, что теряет контроль.

Это больше не просто удовольствие, — подумала она, её внутренний голос был как шёпот в темноте. Она хотела их обоих — их контраст, их огонь, их желание. Но их ревность, их слова, их взгляды говорили о чём-то большем, о чём-то, что она не была готова принять. Она боялась, что, если продолжит, потеряет себя в этом огне, растворится в их страсти. Но мысль о том, чтобы остановиться, была невыносимой. Она знала, что, сделав шаг назад, потеряет их обоих — Воронцова, с его властностью, его силой, и Илью, с его теплом, его уязвимостью. И эта мысль была как буря, надвигающаяся на неё, готовая разорвать её на части.

Она вернулась к столу, её пальцы дрожали над клавиатурой, и она знала, что завтра в 9:00 ей придётся войти в кабинет Воронцова. Она представляла его руки, сжимающие её талию, его губы на её шее, его твёрдость, прижатую к её бедру. И Илью, который, возможно, найдёт способ быть рядом, его улыбку, его пальцы, дразнящие её кожу. Но теперь она чувствовала, что это больше не игра. Это был кризис, первый кризис, и она не знала, как с ним справиться. Если она сделает шаг назад, она потеряет их обоих. Если шагнёт вперёд — потеряет себя. И эта мысль, как грядущая буря, нависала над ней, обещая разрушение, но также и огонь, который она не могла погасить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 14. Разные подходы

Анна вошла в кабинет Воронцова в 9:03 утра, опоздав на три минуты, и её сердце колотилось так сильно, что она чувствовала его ритм в горле. Стеклянные стены офиса окружали её, как прозрачная клетка, где каждый её шаг, каждый её вздох мог стать уликой. Её белая блузка, идеально выглаженная, и чёрная юбка-карандаш, обтягивающая бёдра, были её бронёй, но под этой строгостью её тело было натянуто, как струна, каждый нерв вибрировал от воспоминаний о кафе «Тень» — властных прикосновений Воронцова, его слов «Ты моя», и мягких, дразнящих касаний Ильи, его шёпота «Правила рушатся». Их контракт — «только удовольствие» — трещал по швам, и она чувствовала, как её сердце разрывается между их огнём и её собственным страхом потерять себя. Записка Ильи всё ещё жгла её карман, а его сообщение — "Ты сбежала. Но я всё ещё чувствую тебя. Поговорим?”— эхом звучало в её голове, смешиваясь с холодным приказом Воронцова: “Морозова, завтра в 9:00. Мой кабинет. Не опаздывайте.”

Кабинет Воронцова был холодным, несмотря на утренний свет, пробивающийся через жалюзи, которые он не поднял после вчерашнего. Его тёмный костюм подчёркивал широкие плечи, верхняя пуговица рубашки была расстёгнута, открывая твёрдую линию шеи, и его взгляд — почти чёрный, острый, как лезвие — был прикован к ней. Он стоял у стола, его пальцы сжимали край столешницы, и она почувствовала, как воздух сгущается, как будто он был заряжен его властью, его желанием, его ревностью.

— Ты опоздала, Морозова, — сказал он, его голос был низким, холодным, но с хрипотцой, которая выдавала его. — Я сказал девять. Ты знаешь, что я требую дисциплины.

Её щёки вспыхнули, и она сглотнула, пытаясь сохранить самообладание.

— Простите, Дмитрий Викторович, — пробормотала она, её голос дрожал, и она бросила взгляд на стеклянную дверь, боясь, что кто-то войдёт. Вера, коллеги, случайный посетитель — риск разоблачения был как холодный ток, смешивающийся с её возбуждением. — Задержалась… с отчётом.

Он шагнул ближе, его движения были точными, почти ритуальными, и она почувствовала тепло его тела, его запах — терпкий, с нотами металла и дорогого одеколона. Его рука легла на её талию, твёрдо, но не грубо, и он притянул её к себе, так, что она почувствовала его твёрдость через брюки, прижатую к её бедру. Она ахнула, её соски напряглись под кружевным лифчиком, и она почувствовала, как её трусики становятся влажными.

— Без меня ты — никто, — сказал он, его голос был низким, почти рычащим, и его губы коснулись её уха, его дыхание обожгло её кожу. — Ты это понимаешь, Анна? Я даю тебе всё — работу, защиту, желание. Но я требую полной отдачи.

Её тело задрожало, и она застонала, тихо, но достаточно, чтобы его глаза вспыхнули. Его рука скользнула выше, к её рёбрам, и его пальцы нашли её сосок через ткань блузки. Он слегка сжал, дразняще, круговыми движениями, которые были почти болезненными в своей точности. Она сжала кулаки, пытаясь удержать контроль, но её тело подалось к нему, её дыхание стало неровным. Его слова, его властность, его требование полной отдачи были как цепи, которые пугали её, но также разжигали огонь, который она не могла погасить. Она вспомнила его в кафе «Тень», его слова «Ты моя», его губы, прикусывающие её шею, и её тело отреагировало, как будто он касался не только её кожи, но и её души.

— Дмитрий… — прошептала она, её голос был хриплым, и она бросила взгляд на стеклянную дверь, боясь, что кто-то увидит. Жалюзи скрывали их от окон, но дверь оставалась уязвимым местом, и эта мысль была как холодная игла, пронзающая её возбуждение. — Нас могут…

— Пусть попробуют, — сказал он, его губы спустились к её шее, и он слегка прикусил её кожу, оставляя едва заметный след. — Ты принадлежишь мне, Анна. И я не позволю тебе забыть это.

Её стоны стали громче, и она закусила губу, пытаясь сдержать их, но её тело не слушалось. Его пальцы продолжали дразнить её сосок, теперь сильнее, и она почувствовала, как её трусики пропитываются её желанием. Она хотела отстраниться, сказать, что это слишком, что она теряет контроль, но его власть, его тепло, его твёрдость, прижатая к её бедру, были как магнит, от которого она не могла оторваться.

Дверь в коридор открылась, и Анна замерла, её дыхание остановилось. Это был Илья, с папкой в руках, его улыбка была профессиональной, но глаза — голубые, с хищным блеском — выдавали его. Он вошёл, закрыв дверь за собой, и её страх сменился новым всплеском желания. Они были здесь, оба, в стеклянной клетке, где каждый их жест был на виду, несмотря на жалюзи. Атмосфера накалилась, как воздух перед грозой, и она чувствовала, как их взгляды прожигают её, как их ревность становится осязаемой.

— Простите, Дмитрий Викторович, — сказал Илья, его голос был ровным, но в нём чувствовалась лёгкая насмешка. — Нужна ваша подпись на этом.

Он подошёл к столу, но его взгляд скользнул по Анне, по её румянцу, по её неровному дыханию. Он остановился рядом, якобы чтобы передать папку Воронцову, но его рука слегка коснулась её спины, лёгким, почти невесомым движением. Его пальцы прошлись по её позвоночнику, вниз, к краю юбки, и она ахнула, её тело задрожало.

— Анна, — сказал он, его голос был тёплым, но с тенью раздражения, как будто он видел, что Воронцов снова заявляет права. — Будь собой. Не тенью.

Его слова были как глоток воздуха, как обещание свободы, но в них чувствовалась боль, как будто он знал, что она разрывается между ними. Его пальцы скользнули выше, к её талии, и он слегка нажал, дразняще, но не переходя границу. Его прикосновение было мягким, в отличие от жёсткости Воронцова, и этот контраст сводил её с ума. Она почувствовала, как её трусики становятся ещё влажнее, как её соски напрягаются под блузкой, и она боялась, что её стоны выдадут её.

Воронцов посмотрел на Илью, его взгляд был твёрдым, почти чёрным, и его челюсть напряглась, как будто он боролся с желанием что-то сказать.

— Илья, — сказал он, его голос был холодным, с лёгкой угрозой. — Ты знаешь правила. Она моя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Илья улыбнулся, но его улыбка была натянутой, и его глаза блеснули.

— Правила? — переспросил он, его голос был спокойным, но в нём чувствовалась сталь. — Мы договорились без собственничества, Дмитрий. Но похоже, ты хочешь всё изменить.

Анна задрожала, её дыхание стало неровным, и она бросила взгляд на стеклянную дверь. Вера прошла по коридору, её шаги были быстрыми, но она не посмотрела в их сторону. Анна выдохнула, её страх смешался с возбуждением, и она почувствовала, как её тело умоляет о большем. Их слова, их прикосновения, их ревность были как огонь, который сжигал её, и она разрывалась между двумя полюсами — контролем Воронцова, его требованием полной отдачи, и свободой Ильи, его призывом быть собой.

Воронцов шагнул ближе, его рука сжала её талию сильнее, и он притянул её к себе, его губы нашли её шею, жёстко, почти собственнически, и он слегка прикусил её кожу, вызвав громкий стон.

— Без меня ты — никто, — повторил он, его голос был как приказ, но в нём чувствовалась страсть, которая делала его почти уязвимым. Его рука скользнула к её бедру, и он сжал его, притягивая её ближе, так, что она почувствовала его твёрдость через брюки, горячую и требовательную.

Илья смотрел на них, его улыбка исчезла, и в его глазах мелькнула тень раздражения. Он наклонился ближе, его рука легла на её плечо, и его пальцы скользнули к её ключице, мягко, но настойчиво.

— Будь собой, Анна, — прошептал он, его голос был тёплым, но с ноткой горечи. — Не позволяй ему сделать тебя тенью.

Его пальцы скользнули ниже, к краю её блузки, и он слегка потянул ткань, обнажая полоску кожи над лифчиком. Его прикосновение было лёгким, дразнящим, как будто он хотел напомнить ей о свободе, которую он обещал. Она ахнула, её тело выгнулось, и она почувствовала, как волна наслаждения накатывает всё ближе. Их прикосновения были как симфония — Воронцов, с его жёсткостью, его контролем, его пальцами, которые требовали её, и Илья, с его мягкостью, его дразнящими касаниями, которые обещали освобождение.

— Пожалуйста… — выдохнула она, её голос сорвался, и она сжала кулаки, пытаясь удержать контроль. Она боялась, что кто-то войдёт, что их поймают, но страх только усиливал её возбуждение. Её тело было между ними, их тепло окружало её, их взгляды прожигали её, и она была центром их мира. Но внутри неё бушевал конфликт — продолжать или остановиться? Контроль Воронцова был как цепи, которые пугали её, но манили своей силой. Свобода Ильи была как воздух, который она хотела вдохнуть, но боялась, что он уведёт её слишком далеко.

— Хватит, — сказала она, её голос был хриплым, и она попыталась отстраниться, но их руки удержали её, их тепло окружало её. — Это… слишком.

Воронцов посмотрел на неё, его взгляд был тёмным, но в нём мелькнула тень уязвимости.

— Ты сделала выбор, Анна, — сказал он, его голос был низким, но в нём чувствовалась страсть. — И ты знаешь, что это значит.

Илья улыбнулся, но его улыбка была натянутой, и он убрал руку, но его взгляд задержался на ней.

— Я не хочу тебя терять, — сказал он тихо, его голос был тёплым, но с ноткой боли. — Но я не хочу, чтобы ты была тенью.

Анна выдохнула, её тело дрожало, её кожа горела, а между бёдер пульсировало желание, которое она не могла унять. Она знала, что их контракт, их «только удовольствие», становится чем-то большим, и эта мысль пугала её так же сильно, как возбуждала. Если она сделает шаг назад, она потеряет их обоих — их огонь, их страсть, их желание. Если шагнёт вперёд — потеряет себя, растворится в их контрасте, в их борьбе за неё. И эта мысль, как грядущая буря, нависала над ней, обещая разрушение, но также и огонь, который она не могла погасить.

Глава 15. Эмоциональная близость

Анна лежала в своей постели, уставившись в потолок, где тени от уличного фонаря танцевали, как призраки её собственных мыслей. Ночь после кризиса в офисе была бессонной — её тело всё ещё хранило тепло их прикосновений, их ревности, их слов, которые эхом отдавались в голове: «Ты моя» от Воронцова и «Будь собой» от Ильи. Её кожа горела от воспоминаний — властных пальцев Дмитрия, сжимающих её талию, и мягких, дразнящих касаний Ильи, которые обещали свободу. Но теперь, в тишине своей квартиры, где воздух был пропитан одиночеством, она чувствовала пустоту, которую их огонь заполнял, но не мог исцелить. Контракт был их якорем, но он трещал, и она разрывалась между контролем и свободой, между страхом потерять себя и страхом потерять их. Её пальцы невольно скользнули по шее, туда, где Дмитрий оставил лёгкий след от прикуса, и она ахнула, чувствуя, как тепло разливается по низу живота. Она хотела их — их тела, их страсть — но теперь она жаждала большего: их душ, их историй, их уязвимости. И эта жажда пугала её, потому что означала, что их связь выходит за рамки удовольствия.

Утро принесло письмо от Дмитрия — короткое, как всегда: **“Вечер. 20:00. Моя квартира. Не опаздывай. — Д.В.”** Его слова были приказом, но в них чувствовалась нотка, которой не было раньше — приглашение, замаскированное под контроль. Она ответила: **“Хорошо”**, и её пальцы дрожали, когда она нажала «отправить». Через час пришло сообщение от Ильи: **“Хочу поговорить. По-настоящему. Мой офис, 19:00? Я закажу ужин.”** Его тон был тёплым, открытым, и она почувствовала, как её сердце сжимается — он предлагал не просто встречу, а разговор, который мог изменить всё.

Сначала был Илья. Она пришла в его офис ровно в 19:00, её сердце колотилось, а тело было натянуто, как струна. Его кабинет был другим, чем у Воронцова — не холодный минимализм, а тёплый уют: деревянные полки с книгами по искусству, мягкий свет торшера, панорамные окна с видом на город, где огни мерцали, как звёзды. На столе стоял ужин — итальянская паста, бокалы с красным вином, свеча, чьё пламя отбрасывало золотистые блики на его лицо. Илья встал, когда она вошла, его светло-серая рубашка была расстёгнута на две пуговицы, открывая загорелую кожу у груди, и его улыбка была мягкой, но глаза — голубые, глубокие — были полны чего-то, что заставило её дыхание сбиться.

— Анна, — сказал он, его голос был низким, почти интимным, и он подошёл ближе, его рука коснулась её локтя, лёгким, успокаивающим движением. Его пальцы задержались на её коже, и она почувствовала, как мурашки пробегают по спине, как тепло разливается по телу. — Спасибо, что пришла. Я… не хотел пугать тебя вчера.

Она села за стол, её юбка задралась чуть выше колен, и она поправила её, но его взгляд скользнул по её ногам, и она почувствовала, как её соски напрягаются под блузкой. Он налил вино, его движения были плавными, почти ритуальными, и протянул бокал, его пальцы коснулись её, посылая искру по её руке.

— Я не боюсь, — солгала она, её голос дрожал, и она сделала глоток, вино было терпким, с нотами вишни и специй, и оно согрело её горло, но не могло унять дрожь. — Просто… это всё слишком быстро.

Илья сел напротив, его колено коснулось её под столом, и это мимолётное прикосновение было как обещание. Он смотрел на неё, его глаза были полны тепла, но в них мелькала глубина, которую она видела редко — тень прошлого, которая делала его не просто обаятельным партнёром, а человеком с историей.

— Я знаю, — сказал он тихо, его голос был как ласка, и он наклонился ближе, его рука легла на стол, так близко к её, что она чувствовала тепло его кожи. — За моей лёгкостью… есть вещи, которые я не рассказывал. Мечты, которые я похоронил.

Его слова были как дверь, открывающаяся в его душу, и она почувствовала, как её сердце сжимается. Она хотела коснуться его, утешить, но её пальцы дрожали, и она просто кивнула, её глаза были прикованы к его губам, припоминающим их поцелуи — мягкие, дразнящие, обещающие свободу.

— Когда я был моложе, — начал он, его голос стал ниже, почти шёпотом, и он сделал глоток вина, его горло дрогнуло, и она невольно представила, как её губы касаются его кожи там, где бьётся пульс. — Я мечтал о большем. Не о бизнесе, не о сделках. О путешествиях, о картинах, о жизни, где нет стеклянных стен. Я рисовал — знаешь, абстракт, эмоции на холсте. Но жизнь… она сломала меня. Развод, потеря друзей, которые выбрали карьеру. Я стал таким, как есть — лёгким, чтобы не сломаться снова.

Его слова были как признание, и она почувствовала, как её глаза увлажняются. Она протянула руку, её пальцы коснулись его, и это прикосновение было электрическим — его кожа была тёплой, чуть шершавой от щетины, и она почувствовала, как тепло разливается по её руке, по груди, к низу живота. Он перевернул ладонь, его большой палец погладил её запястье, медленно, почти гипнотически, и она ахнула, её тело отреагировало: соски напряглись, а между бёдер разлилось тепло, которое было почти болезненным.

— Илья… — прошептала она, её голос был хриплым, и она наклонилась ближе, её грудь коснулась края стола, и она почувствовала, как его взгляд скользит по её вырезу, по линии её ключиц. Его пальцы скользнули выше, к её предплечью, и он слегка сжал, его прикосновение было мягким, но настойчивым, как будто он хотел удержать её, не дать уйти.

— Ты даёшь мне надежду, Анна, — сказал он, его глаза были полны тепла, но в них мелькала уязвимость, которая делала его ещё притягательнее. — С тобой я чувствую, что могу быть собой. Не партнёром, не маской. Просто Ильёй, который мечтает о холстах и путешествиях.

Его слова тронули что-то глубокое в ней, и она почувствовала слёзы на глазах. Она наклонилась через стол, её губы коснулись его, мягко, почти робко, и его поцелуй был как ответ — тёплый, глубокий, его язык скользнул по её губам, исследуя, дразня, и она застонала, тихо, её пальцы вцепились в его рубашку. Его рука легла на её затылок, удерживая её, и он углубил поцелуй, его дыхание было горячим, с ноткой вина, и она почувствовала, как её тело тает, как её соски трутся о ткань блузки, посылая волны жара по телу. Его другая рука скользнула по её бедру под столом, лёгким, дразнящим движением, и он слегка нажал, чувствуя тепло её кожи через чулки. Она ахнула в его губы, её бёдра невольно раздвинулись, приглашая его ближе, и она почувствовала, как её трусики становятся влажными, пропитываясь её желанием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он отстранился, его глаза были полны огня, и он погладил её щёку, его большой палец скользнул по её нижней губе, и она почувствовала, как её тело дрожит от этого простого касания.

— Ты — то, чего мне не хватало, — прошептал он, его голос был хриплым, и он наклонился, целуя её шею, его губы оставляли горячие следы на её коже. Его язык скользнул по её пульсирующей жилке, и она застонала, её голова запрокинулась, её пальцы вцепились в его волосы. Его рука скользнула выше, к краю её юбки, и он слегка потянул ткань, обнажая полоску кожи над чулками, его пальцы прошлись по её бедру, медленно, почти гипнотически, и она почувствовала, как волна наслаждения накатывает всё ближе.

— Илья… — выдохнула она, её голос был мольбой, и она прижалась ближе, её грудь коснулась его, и она почувствовала, как его соски напрягаются под рубашкой, как его твёрдость прижимается к её бедру. Его ласки были нежными, чувственными, как будто он хотел не просто обладать ею, а познать её, каждую её грань, каждую её эмоцию. Его пальцы нашли край её трусиков, и он слегка нажал, чувствуя её влажность, и она ахнула, её тело выгнулось к нему, её стоны стали громче, эхом отзываясь в тихом кабинете.

Он отстранился, его дыхание было неровным, и он посмотрел на неё, его глаза были полны тепла, но в них мелькала глубина — боль прошлого, мечты о будущем, которые он делил с ней.

— С тобой я чувствую себя живым, — сказал он тихо, его пальцы гладили её руку, и она почувствовала слёзы на глазах. Он дал ей то, чего не хватало в её жизни — свободу быть собой, не тенью, не ассистенткой, а женщиной, полной эмоций и мечт.

Она ушла от него с тяжёлым сердцем, её тело всё ещё дрожало от его ласк, её кожа хранила тепло его губ, но её мысли были у Воронцова. Его квартира была в центре, в высоком здании с видом на город, и она пришла в 20:00 ровно, её каблуки стучали по мраморному полу холла. Дверь открылась, и он стоял там, в чёрной рубашке, расстёгнутой на две пуговицы, его тёмные волосы слегка растрёпаны, как будто он провёл рукой по ним в ожидании. Его взгляд был тёмным, почти чёрным, и он притянул её внутрь, его рука легла на её талию, твёрдо, но с такой интенсивностью, что она ахнула.

Квартира была его отражением — минималистичная, холодная: чёрный кожаный диван, стеклянный стол, панорамные окна с видом на ночной город, где огни мерцали, как далёкие звёзды. На столе стоял ужин — стейк, бокалы с виски, свеча, чьё пламя отбрасывало резкие тени на его лицо. Он не сказал ни слова, просто прижал её к стене, его губы нашли её, жёстко, требуяще, и она застонала, её тело подалось к нему. Его поцелуй был как буря — его язык вторгся в её рот, исследуя с силой, но без грубости, и она почувствовала, как её соски трутся о его грудь, посылая волны жара по телу.

— Ты моя, — прошептал он, отстраняясь, его дыхание было горячим на её коже, и его рука скользнула по её шее, к вырезу блузки. Его пальцы расстегнули верхнюю пуговицу, обнажая полоску кожи над лифчиком, и он провёл языком по её ключице, оставляя горячий след. Она ахнула, её тело выгнулось к нему, и она почувствовала, как её трусики становятся влажными. Его ласки были властными, чувственными, как будто он хотел не просто обладать ею, а сломать её барьеры, открыть её душу.

Они сели за стол, но его рука не отпускала её — она лежала на её бедре, его пальцы медленно гладили её кожу через ткань юбки, посылая мурашки по её телу. Он налил виски, его движения были точными, и протянул бокал, его взгляд не отрывался от её глаз.

— Расскажи мне о себе, — сказал он, его голос был низким, но в нём чувствовалась нотка, которой не было раньше — интерес, замаскированный под контроль. — Что ты прячешь за этой маской ассистентки?

Его слова были как ключ, открывающий замок, и она почувствовала, как её горло сжимается. Она сделала глоток виски, его жжение спустилось по горлу, согревая её изнутри, и она начала говорить — о детстве, о матери, которая учила её быть сильной, о отце, который ушёл, оставив пустоту, о работе, которая была её щитом от одиночества. Его пальцы гладили её бедро, медленно, почти гипнотически, и она чувствовала, как тепло разливается по телу, как её соски напрягаются под блузкой. Его прикосновение было властным, но в нём чувствовалась забота, как будто он хотел не просто услышать её, а понять.

— Я был предан, — сказал он внезапно, его голос стал ниже, почти шёпотом, и его пальцы замерли на её бедре, сжимая его чуть сильнее. — Женщина, которой я доверял, продала мою компанию конкурентам. Я потерял всё — друзей, репутацию, веру в людей. С тех пор я учусь держать удары. И я учу тебя.

Его слова были как удар, но в них чувствовалась уязвимость, которая делала его ближе. Она повернулась к нему, её рука легла на его грудь, чувствуя биение его сердца под рубашкой, и она наклонилась, целуя его шею, её губы оставляли мягкие следы на его коже. Он застонал, тихо, и его рука скользнула по её спине, к застёжке блузки, расстёгивая её медленно, пуговица за пуговицей. Ткань соскользнула с её плеч, обнажая лифчик, и он провёл пальцем по краю, его прикосновение было твёрдым, но чувственным, как будто он хотел запечатлеть её в своей памяти.

— Ты даёшь мне силу, Анна, — прошептал он, его губы нашли её грудь, и он слегка прикусил кожу над лифчиком, вызвав громкий стон. Его язык скользнул по её соску через кружево, дразня, и она выгнулась к нему, её пальцы вцепились в его волосы. Его ласки были жёсткими, но полными страсти, как будто он хотел не просто обладать ею, а защитить её, научить держать удары жизни. Его рука скользнула к её бедру, поднимая юбку, и его пальцы нашли край её трусиков, слегка надавливая, чувствуя её влажность. Она ахнула, её тело дрожало, и она почувствовала, как волна наслаждения накатывает всё ближе.

Он отстранился, его глаза были полны огня, и он посмотрел на неё, его пальцы гладили её щёку, и в этом жесте была нежность, которой она не ожидала от него.

— Ты — моя слабость, — сказал он тихо, его голос был хриплым, и он поцеловал её, глубоко, страстно, его язык исследовал её рот, как будто он хотел слиться с ней. Его рука скользнула под её трусики, его пальцы нашли её клитор и начали медленно ласкать, круговыми движениями, которые заставляли её стонать в его губы. Она чувствовала, как её тело тает, как её барьеры рушатся, и она знала, что он даёт ей то, чего не хватало в жизни — силу, чтобы держать удары, контроль, который был как щит, но и как объятия.

Она ушла от него с тяжёлым сердцем, её тело всё ещё дрожало от его ласк, её кожа хранила тепло его губ, но её мысли были полны смятения. Воронцов дал ей силу, но его контроль пугал её, как цепи, которые она хотела, но боялась носить. Илья дал ей свободу, но его глубина трогала что-то в ней, что она прятала даже от себя. Оба заполняли пустоты в её жизни — Воронцов, её одиночество силой и защитой, Илья, её мечты теплом и открытостью. Но она разрывалась между ними, и эта близость была как огонь, который согревал, но грозил сжечь.

Глава 16. Разоблачение на работе

Анна вошла в офис с тяжёлым сердцем, её каблуки стучали по стеклянному полу, эхом отзываясь в её голове, как удары судьбы. Утро после эмоциональной близости с Дмитрием и Ильёй было пропитано смятением — его слова «Без меня ты — никто» всё ещё жгли её, как клеймо, а Ильины «Будь собой» звучали как мантра, которую она не могла усвоить. Её тело хранило их следы: лёгкий след от прикуса на шее от Дмитрия, скрытый под высоким воротником блузки, и тепло его пальцев, которые ласкали её кожу, требуя полной отдачи; мягкие воспоминания о губах Ильи на её ключице, его пальцах, дразнящих её бедро, обещающих свободу. Она выбрала строгий наряд — белая блузка с длинными рукавами, чёрная юбка-карандаш, волосы в тугой пучок, — чтобы спрятаться за маской ассистентки, но её кожа была чувствительной, каждый шаг вызывал лёгкую дрожь, как будто их прикосновения ещё не угасли. Её бейдж висел ровно на уровне сердца, но сердце колотилось так сильно, что она боялась, что оно выдаст её — её тайну, её разрыв, её желание, которое больше не было «только удовольствием».

Офис встретил её привычным гулом: кофеварка шипела в углу, коллеги перешёптывались у принтера, Вера, с её острым взглядом, уже сидела за своим столом, печатая что-то с сосредоточенным видом. Но для Анны воздух был густым, пропитанным напряжением, как перед грозой. Она села за свой стол, её пальцы дрожали над клавиатурой, и она попыталась сосредоточиться на расписании дня — встреча в 10:00, отчёт к 14:00, — но её мысли возвращались к ним: к Дмитрию, его властным рукам, сжимающим её талию, его шёпоту, который был как приказ, разжигающий огонь в её низу живота; к Илье, его мягким пальцам, скользящим по её бедру, его дыханию на её коже, обещающему, что она может быть свободной. Её соски напряглись под блузкой, и она сжала бёдра, чувствуя, как тепло разливается между ног, пропитывая трусики. Она закусила губу, боясь, что её румянец выдаст её, но стеклянные стены офиса были безжалостны — они отражали всё, скрывая ничего.

Вера прошла мимо, её каблуки стучали ровно, и она бросила на Анну короткий взгляд — не враждебный, но оценивающий, как будто она видела больше, чем хотела показать. Анна улыбнулась, но её улыбка вышла натянутой, и Вера кивнула, но в её глазах мелькнуло что-то — любопытство? Подозрение? Анна почувствовала холодок по спине, но отогнала мысль. Это был офис, место работы, не их тайный мир. Она открыла почту, и первое письмо от Дмитрия — **“Подготовь материалы на встречу. И не отвлекайся.”** — заставило её кожу покрыться мурашками. Его слова были профессиональными, но она знала подтекст — его требование дисциплины, его контроль, который был как цепи, манящие и пугающие.

В 9:45 она встала, чтобы налить кофе, её движения были механическими, но внутри неё бушевала буря. Кофемашина была в общем зале, и она почувствовала взгляды коллег — Лена из бухгалтерии шепнула что-то своей соседке, их глаза скользнули по ней, и Анна замерла, её рука с чашкой дрогнула. Шепотки были тихими, но она уловила обрывки: «…она с ними слишком близко…», «…видела, как Орлов касался её…». Её сердце сжалось, и она почувствовала, как холодный пот стекает по спине. Это был первый треск — слух, рождённый из случайного жеста, из мимолётного взгляда, из их игры, которая вышла за рамки.

Она вернулась к столу, её кофе был горячим, но не мог согреть озноб, который сковал её. Она бросила взгляд на кабинет Дмитрия — он был там, его силуэт резкий на фоне окна, и его глаза встретились с её через стекло, тёмные, требовательные. Она почувствовала, как её тело отвечает, несмотря на страх: соски напряглись, тепло между бёдер стало почти невыносимым. Но теперь это желание было отравлено — слухи, шепотки, взгляды коллег были как яд, проникающий в их секрет.

В 10:00 началась встреча в зале 3. Анна вошла первой, разложила материалы — папки, планшет, вода без газа для Дмитрия, — её движения были точными, но внутри она была в панике. Коллеги стекались потоком: Вера, Лена, несколько менеджеров, и их взгляды скользили по ней, как ножи. Вера села напротив, её глаза были острыми, и она наклонилась к Лене, шепнув что-то, от чего та хихикнула, бросив взгляд на Анну. Анна почувствовала, как её щёки вспыхивают, и она сжала ручку, её пальцы побелели. Это был не просто шепот — это был слух, рождённый из случайного жеста: кто-то увидел, как Илья коснулся её запястья у стола, или как Дмитрий задержал её в кабинете дольше, чем нужно. Или, хуже, фото — размытое, снятое на телефон, где его рука лежит на её талии в лифте.

Дмитрий вошёл последним, его присутствие было как удар тока — он сел во главе стола, его взгляд скользнул по ней, властный, требующий, и она почувствовала, как её тело тает под ним. Он начал встречу, его голос был ровным, профессиональным, но когда он повернулся к ней за отчётом, его глаза задержались на её губах, и она вспомнила, как они прикусывали её шею ночью, как его пальцы сжимали её бедра. Её дыхание сбилось, и она почувствовала, как тепло разливается по низу живота, пропитывая трусики. Но Вера заметила — её бровь приподнялась, и она наклонилась к Лене снова, её шепот был тише, но Анна уловила: «…смотри, как она краснеет… с ним… и с Орловым…».

Слух начал распространяться, как пожар в сухой траве — Лена кивнула, её глаза блеснули любопытством, и она бросила взгляд на дверь, где Илья как раз проходил мимо, его шаги лёгкие, но он остановился, якобы чтобы взять кофе, но его глаза встретились с глазами Анны через стекло зала. Его улыбка была тёплой, но в ней мелькнула тень беспокойства, как будто он чувствовал, что что-то не так. Анна сжала бёдра, её тело отреагировало на его взгляд — пульсация между ног стала сильнее, её соски напряглись под блузкой, и она закусила губу, боясь, что её стоны выдадут её, даже в мыслях. Но Вера видела всё — её глаза сузились, и она шепнула Лене что-то, от чего та ахнула, прикрыв рот рукой.

Встреча тянулась, как вечность, Дмитрий говорил о поставках, его голос был холодным, но его нога под столом коснулась её колена — мимолётно, но намеренно, и она ахнула, тихо, но достаточно, чтобы Вера повернулась. Её взгляд был острым, как нож, и Анна почувствовала, как холодный пот стекает по спине. Риск был реальным — потеря карьеры, репутации, скандал, который мог разрушить всё. Она представила заголовки в корпоративной чате, шепотки за её спиной, осуждение в глазах тех, кто видел в ней только ассистентку. Её имя, её профессионализм, её будущее — всё могло рухнуть от случайного фото, от слуха, рождённого из ревности коллег. Она сжала ручку, её пальцы побелели, и она почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза, но она моргнула, удерживая их.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

После встречи она вышла в коридор, её ноги дрожали, и она направилась к дамской комнате, чтобы умыть лицо. Но Вера перехватила её у кофемашины, её улыбка была сладкой, но глаза — холодными.

— Анна, милая, — сказала она, её голос был тихим, но в нём чувствовалась яд. — Ты выглядишь… уставшей. Всё в порядке? С Директором и… Орловым?

Анна замерла, её сердце пропустило удар, и она почувствовала, как мир сжимается вокруг неё. Вера знала — или подозревала. Её слова были как удар, и Анна увидела, как слух распространяется: Лена шепнула кому-то у принтера, менеджер бросил взгляд на неё, и шепотки стали громче, как шорох листьев перед бурей. Она улыбнулась, но её улыбка вышла фальшивой, и она пробормотала:

— Всё… отлично. Просто много работы.

Вера кивнула, но её глаза сказали всё — она видела, она знает, и это только начало. Анна вошла в дамскую комнату, её руки дрожали, когда она повернула кран, и холодная вода ударила по лицу, но не могла смыть жар, который горел внутри. Она посмотрела в зеркало, её отражение было бледным, глаза красными, губы приоткрытыми, как будто в ожидании поцелуя. Она коснулась своих губ, и воспоминания нахлынули: Дмитрий, его жёсткий поцелуй, его пальцы, сжимающие её соски, его твёрдость, заполняющая её; Илья, его мягкий язык, скользящий по её коже, его пальцы, дразнящие её клитор. Её тело отреагировало: соски напряглись, тепло между бёдер стало невыносимым, и она сжала бёдра, чувствуя, как влага пропитывает трусики. Но теперь это желание было отравлено страхом — скандал мог разрушить всё: её работу, её репутацию, её жизнь. Она представила, как Дмитрий отстраняется, его холодность становится стеной, и Илья, его тепло гаснет, оставляя пустоту.

Она вышла из комнаты, её шаги были тяжёлыми, и она увидела, как слух распространяется: Лена шепнула менеджеру, он бросил взгляд на неё, и шепотки стали громче. Анна почувствовала, как мир рушится, как их тайна выходит на свет, и она знала, что это конец — или начало чего-то худшего. Её телефон мигнул — сообщение от Ильи: **“Слышал шепотки. Всё в порядке?”** А от Дмитрия: **“Встреча отменена. Жди указаний.”** Её сердце сжалось, и она поняла, что скандал уже начался, и он может уничтожить всё.

Глава 17. Ссора между мужчинами

Анна стояла у панорамного окна в квартире Ильи, её пальцы нервно теребили край шали, наброшенной на плечи, а взгляд рассеянно скользил по ночному городу, где огни небоскрёбов мерцали, как далёкие звёзды в холодной бездне. Время было поздним — за полночь, и воздух в комнате был густым от напряжения, пропитанного ароматом красного вина и их одеколонов: терпкий, металлический шлейф Дмитрия и свежий, с нотами цитруса, шлейф Ильи. Её тело всё ещё хранило тепло их прикосновений — властных пальцев Дмитрия, сжимающих её талию, и мягких, дразнящих касаний Ильи, которые обещали свободу. Но теперь, после эмоциональной близости с каждым из них, после их откровений, которые открыли трещины в их душах, она чувствовала себя на грани. Их контракт — «только удовольствие» — был как хрупкий лёд, по которому она шла, зная, что под ним бурлит океан чувств, готовый поглотить её. Сегодня они все трое были здесь, по приглашению Ильи — «просто поужинаем, поговорим», — но Анна знала, что это будет не просто ужин. Это будет столкновение.

Комната была уютной, но воздух накалялся: деревянные полки с книгами Ильи отбрасывали тени от торшера, мягкий свет падал на диван, где они только что сидели, бокалы с вином стояли на низком столике, их рубиновый отблеск смешивался с золотистым пламенем свечи. Анна выбрала простое чёрное платье, облегающее её фигуру, с глубоким вырезом, который подчёркивал изгибы груди, и она чувствовала, как их взгляды скользят по ней — Дмитрий, жадный, требовательный, Илья, тёплый, но настойчивый. Ужин прошёл в напряжённой тишине: паста остыла на тарелках, вино лилось в бокалы, но разговоры были отрывистыми, как выстрелы — о работе, о сделках, но под ними бурлило невысказанное. Анна чувствовала их ревность, как электрический ток в воздухе, и её тело отвечало: соски напряглись под тонкой тканью платья, тепло между бёдер стало невыносимым, и она сжимала бёдра, пытаясь унять пульсацию, которая не отпускала её с тех пор, как Дмитрий коснулся её талии под столом, а Илья «случайно» провёл пальцами по её руке.

— Анна, — сказал Дмитрий, его голос был низким, с металлической интонацией, которая заставила её кожу покрыться мурашками. Он стоял у окна, его тёмная рубашка была расстёгнута на две пуговицы, открывая твёрдую линию груди, и его взгляд был прикован к ней, как будто он видел каждую её мысль. — Ты молчишь весь вечер. Что-то не так?

Его слова были как приказ, и она почувствовала, как её тело тает под его взглядом — воспоминание о его пальцах, сжимающих её сосок, о его шёпоте «Без меня ты — никто», нахлынуло, разжигая огонь в низу живота. Она хотела ответить, но её голос предал её, и она только покачала головой, её щёки вспыхнули. Илья, сидевший на диване, его светло-серая рубашка закатана до локтей, открывая крепкие предплечья, наклонился вперёд, его голубые глаза были полны тепла, но в них мелькала тень беспокойства.

— Она устала, Дмитрий, — сказал Илья, его голос был мягким, но с ноткой вызова, и он встал, его шаги были лёгкими, когда он подошёл к ней. Его рука коснулась её плеча, лёгким, успокаивающим движением, и его пальцы задержались, слегка погладив её кожу через ткань платья. — От твоих… требований.

Анна ахнула, её тело отреагировало мгновенно: мурашки пробежали по спине, тепло его пальцев разошлось по груди, заставив соски напрячься, и она почувствовала, как влага пропитывает её трусики. Его прикосновение было как обещание свободы, контрастирующее с жёсткостью Дмитрия, и этот контраст был как огонь, разжигающий её желание. Но воздух между ними сгустился, как перед грозой, и она увидела, как Дмитрий повернулся, его челюсть напряглась, его глаза потемнели.

— Требований? — переспросил Дмитрий, его голос был холодным, но в нём чувствовалась ярость, которая заставила её сердце пропустить удар. Он шагнул ближе, его присутствие было как буря, и он остановился в шаге от Ильи, его взгляд скользнул по его руке, всё ещё лежащей на её плече. — Ты думаешь, что твоя… лёгкость лучше? Ты забираешь её у меня, Илья. Каждый раз, когда ты касаешься её, ты крадёшь то, что моё.

Его слова были как удар, и Анна замерла, её дыхание сбилось. Она почувствовала, как его ревность обжигает её, как его собственничество — «Ты моя» — эхом отзывается в её теле, разжигая огонь, который она не могла погасить. Илья медленно убрал руку, но его глаза блеснули, и он шагнул ближе, его тело напряглось, его улыбка исчезла, сменившись тенью раздражения.

— Забираю? — сказал Илья, его голос был спокойным, но в нём чувствовалась сталь, которая заставила Анну задрожать. — Ты душишь её, Дмитрий. Твоя дисциплина, твои правила — это клетка. Она не твоя собственность. Мы договорились делить, но ты хочешь всё для себя. Ты забираешь её свободу, а я даю ей воздух.

Атмосфера накалилась, как воздух перед взрывом, и Анна оказалась между двух огней — их взгляды, их слова, их ревность были как лезвия, режущие её душу. Она почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза, но её тело предало её: тепло между бёдер стало невыносимым, соски напряглись под платьем, и она сжала бёдра, пытаясь унять пульсацию. Дмитрий шагнул ближе к Илье, его кулаки сжались, и его голос стал ниже, почти рычащим.

— Свобода? — сказал он, его глаза потемнели, и он повернулся к Анне, его взгляд прожигал её насквозь. — Ты думаешь, она хочет твою свободу? Она хочет контроля, Илья. Она хочет, чтобы кто-то держал её, чтобы она не потерялась. Без меня она — никто. Я даю ей силу, а ты — иллюзию.

Илья рассмеялся, но его смех был горьким, и он шагнул к Анне, его рука коснулась её руки, лёгким, защитным движением, и его пальцы переплелись с её, посылая волну тепла по её телу.

— Иллюзию? — переспросил он, его голос был тёплым, но с ноткой боли. — Ты душишь её, Дмитрий. Твоя сила — это клетка. Она боится тебя, боится потерять себя в твоих правилах. Я даю ей быть собой, а ты хочешь сделать её тенью.

Анна задрожала, её слёзы покатились по щекам, и она почувствовала, как их слова разрезают её, как ножи. Она была между ними, их ревность была как огонь, сжигающий её, и она впервые поняла — это уже не контракт, не удовольствие. Это любовь. Любовь к Дмитрию, с его жёсткостью, его контролем, его тёмной силой, которая заполняла её пустоты. Любовь к Илье, с его теплом, его свободой, его глубиной, которая трогала её душу. Она любила их обоих, и эта любовь была как буря, раздирающая её на части.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хватит! — выкрикнула она, её голос сорвался, и она вырвала руку из пальцев Ильи, отступив на шаг. Её слёзы текли по щекам, и она почувствовала, как её тело дрожит, как её грудь вздымается от неровного дыхания. — Вы… вы оба… это не игра! Это… я люблю вас! Обоих!

Слова вырвались из неё, как крик, и тишина повисла в комнате, тяжёлая, как свинец. Дмитрий замер, его глаза расширились, и в них мелькнула тень уязвимости, как будто он не ожидал этого. Илья смотрел на неё, его губы приоткрылись, и в его глазах была смесь шока и тепла. Анна почувствовала, как её колени подгибаются, и она опустилась на диван, её платье задралось, обнажая бедро, но она не заметила. Её тело горело, её кожа была чувствительной, и она знала, что это правда — любовь, которая родилась из их огня, их контраста, их ревности. Но эта любовь была как яд, потому что она не могла выбрать, и она боялась, что потеряет их обоих.

Дмитрий шагнул к ней, его рука коснулась её щеки, стирая слёзы, и его прикосновение было твёрдым, но нежным, как будто он боялся сломать её.

— Анна… — прошептал он, его голос был хриплым, и он опустился на колени перед ней, его пальцы скользнули по её шее, к вырезу платья, и он слегка потянул ткань, обнажая её кожу. Его губы коснулись её ключицы, жёстко, но с такой страстью, что она ахнула, её тело выгнулось к нему. — Ты… моя.

Илья сел рядом, его рука легла на её бедро, лёгким, успокаивающим движением, и его пальцы скользнули по её коже, к краю платья, дразняще, но нежно. Его губы нашли её ухо, и он прошептал:

— Ты наша, Анна. И мы твои.

Их прикосновения были как спасение, как огонь, который согревал её, и она застонала, её слёзы смешались с их поцелуями. Дмитрий наклонился, его губы нашли её грудь, его язык скользнул по соску через ткань, дразня, и она выгнулась, её стоны стали громче. Илья тем временем поднял её платье, его пальцы нашли её трусики, и он слегка нажал, чувствуя её влажность, его ласки были мягкими, но настойчивыми, как будто он хотел исцелить её боль. Она была между ними, их любовь была как буря, и она знала, что это только начало — ссора, которая открыла их сердца, но также и трещины, которые могли разорвать их.

Глава 18. Выбор героини

Анна сидела на краю своей кровати, её ноги поджаты к груди, а руки обнимали колени, как будто она пыталась удержать себя от распада. Комната была погружена в полумрак — только луна, пробивающаяся через тонкие шторы, отбрасывала серебристые блики на её кожу, делая её бледной, почти призрачной. Часы на прикроватной тумбочке показывали два ночи, но сон не приходил — её тело было слишком живо, слишком чувствительно, каждое воспоминание о них было как прикосновение, которое она не могла стряхнуть. Её чёрное ночное платье, тонкое, как паутина, прилипало к коже от пота, и она чувствовала, как её соски напрягаются от лёгкого сквозняка, как будто даже воздух шептал о них — Дмитрии и Илье, двух мужчинах, которые стали её огнём и её бурей.

Она закрыла глаза, и их образы нахлынули, как волна, уносящая её в бездну. Сначала Дмитрий — его тёмные глаза, почти чёрные, которые смотрели на неё, как на собственность, которую он не отдаст. Она вспомнила его квартиру, его руки, сжимающие её талию с такой силой, что оставляли лёгкие следы, его губы, жёсткие и требовательные, прикусывающие её нижнюю губу, пока она не застонала в его рот. Его пальцы, скользнувшие под её блузку, нашли её сосок, сжали его, дразняще, круговыми движениями, которые посылали вспышки жара прямо к её низу живота. Она выгнулась к нему, её дыхание стало неровным, и она почувствовала, как его твёрдость прижимается к её бедру, горячая, настойчивая, обещающая заполнить её полностью. «Без меня ты — никто», — прошептал он тогда, его голос был как приказ, но в нём чувствовалась страсть, которая делала его уязвимым, и она любила эту уязвимость, эту силу, которая защищала её от мира. Её рука невольно скользнула по животу, к краю ночного платья, и она ахнула, чувствуя, как её трусики уже влажные от воспоминания, как её тело жаждет его контроля, его жёсткости, которая была как якорь в её хаосе.

Но затем пришёл Илья — его голубые глаза, полные тепла, как летнее небо, его улыбка, которая была как обещание свободы. Она вспомнила его кабинет, его пальцы, переплетающиеся с её, его губы, мягкие и дразнящие, скользящие по её шее, оставляющие горячие следы, которые таяли, как поцелуи ветра. Его рука, легшая на её бедро, гладила кожу медленно, почти гипнотически, поднимая платье, обнажая её ноги, и его пальцы нашли край её трусиков, слегка надавили, чувствуя её влажность, и она застонала, её тело выгнулось к нему, её соски напряглись под его взглядом. «Будь собой, не тенью», — прошептал он, его голос был как ласка, и его язык скользнул по её ключице, к вырезу платья, дразня её грудь, его дыхание горячее, неровное, обещающее, что с ним она может летать. Она любила эту свободу, эту нежность, которая трогала её душу, делая её живой, полной, желанной не только телом, но и сердцем.

Анна открыла глаза, её дыхание было неровным, и она почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза. Она не могла выбрать одного. Её сердце тянулось к ним обоим — к Дмитрию, с его тёмной силой, его контролем, который был как щит от мира, и к Илье, с его светлой свободой, его теплом, которое было как воздух для её души. Они заполняли её пустоты: Дмитрий учил её держать удары, Илья напоминал, что она достойна мечт. Но общество — этот жесткий, осуждающий мир — не примет их любовь втроём. Она представила шепотки коллег, заголовки в корпоративной почте, взгляды родителей, друзей, которые увидят в ней не женщину, а скандал. «Любовь втроём» — это слово было как клеймо, которое могло сжечь её репутацию, её карьеру, её имя. Она видела, как всё рушится: офис, где она была ассистенткой, квартира, где она была собой, жизнь, где она была свободной. Общество требовало выбора — одного, нормального, приемлемого, — но её сердце кричало: «Обоих».

Внутренний конфликт раздирал её, как нож, и она почувствовала, как слёзы текут по щекам, горячие, солёные. Уйти от обоих? Это было как смерть — пустота, где раньше был огонь, где раньше было желание, которое делало её живой. Она представила жизнь без них: холодные утра, одинокие вечера, работа, которая станет клеткой, а не вызовом. Без Дмитрия — без его силы, его защиты, его рук, сжимающих её бёдра, его шёпота, который был как приказ, разжигающий её страсть. Без Ильи — без его тепла, его поцелуев, его пальцев, дразнящих её кожу, его слов, которые были как свобода, полная и пьянящая. Уйти значило потерять себя — ту Анну, которая открылась им, которая почувствовала себя желанной, любимой, полной.

Но рискнуть? Это было как шаг в пропасть — любовь втроём, скандал, осуждение, которое могло уничтожить всё. Она представила их лица — Дмитрия, его холодный взгляд, полный боли, если она выберет Илью; Илью, его тёплую улыбку, которая погаснет, если она выберет Дмитрия. А если выбрать обоих? Общество отвернётся, офис станет адом, семья — стеной молчания. Она почувствовала, как её тело дрожит, как слёзы капают на ночное платье, пропитывая ткань. Её рука скользнула по груди, к соску, который напрягся от воспоминаний, и она ахнула, её пальцы сжали его, имитируя их касания — жёсткое сжатие Дмитрия, мягкий круговой массаж Ильи. Тепло разошлось по телу, к низу живота, и она застонала, её бёдра раздвинулись, приглашая воображаемых любовников. Она любила их — их тела, их души, их контраст, который делал её целой. Но выбор был пыткой: уйти — потерять их, рискнуть — потерять себя.

Она встала, её ноги дрожали, и подошла к зеркалу в углу комнаты. Её отражение было размытым в лунном свете: волосы растрёпаны, глаза красные от слёз, губы припухли, как после поцелуя. Она коснулась своих губ, и воспоминания нахлынули снова: Дмитрий, его язык, вторгающийся в её рот, требующий, владеющий; Илья, его губы, мягко скользящие по её нижней губе, дразнящие, обещающие. Её пальцы скользнули ниже, к шее, к ключице, где они оставляли следы, и она почувствовала, как её тело отвечает — тепло между бёдер стало невыносимым, влага пропитала трусики, и она сжала бёдра, чувствуя, как пульсация становится ритмичной, как сердцебиение. Она любила их, и эта любовь была как яд, сладкий и смертельный. Уйти — значит выжить, но без жизни. Рискнуть — значит жить, но на краю ножа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она вернулась в постель, её тело дрожало, и она знала, что завтра ей придётся сделать выбор. Но в глубине души она понимала: она не сможет выбрать одного. Её сердце принадлежало им обоим, и эта любовь втроём была её судьбой — скандальной, запретной, но настоящей. Общество могло осудить, мир мог отвернуться, но она чувствовала, что готова рискнуть — ради них, ради себя, ради огня, который они зажгли в ней. Но цена была высокой, и эта мысль, как грядущая буря, нависала над ней, обещая разрушение, но также и полёт.

Глава 19. Опасность для неё

Анна вошла в офис с ощущением, будто ступает по минному полю, где каждый шаг мог вызвать взрыв, разрывающий её мир на куски. Дождь хлестал по панорамным окнам, превращая утренний свет в серую пелену, и воздух в коридоре был тяжёлым, пропитанным запахом мокрого асфальта, кофе и чем-то горьким — предчувствием беды. Её тело, всё ещё чувствительное после ночей с ними, реагировало на малейшее движение: лёгкий след от прикуса Дмитрия на шее, скрытый под высоким воротником белой блузки, пульсировал, как напоминание о его жёстких губах, сжимавших её кожу, пока она не застонала, выгибаясь под ним; мягкие воспоминания о пальцах Ильи, скользивших по её бедру в его кабинете, оставляли фантомное тепло, которое разливалось по низу живота, заставляя её сжимать бёдра. Она выбрала строгий наряд — блузка с длинными рукавами, чёрная юбка-карандаш, облегающая бёдра, волосы в тугой пучок, — чтобы спрятаться за маской профессионалки, но под этой оболочкой её кожа была электризованной, каждый вдох вызывал лёгкую дрожь, как будто их ласки ещё не угасли, а только затаились, ожидая момента, чтобы вспыхнуть.

Офис гудел, как растревоженный улей: кофеварка шипела в углу, коллеги перешёптывались у принтера, их голоса были приглушёнными, но Анна уловила обрывки — «…она с ними…», «…видела фото…». Её сердце сжалось, и она почувствовала, как холодный пот стекает по спине, пропитывая блузку. Она села за свой стол, её пальцы дрожали над клавиатурой, и она открыла почту, надеясь на рутину, которая спасёт её от мыслей. Но первое письмо было от HR — **«Срочно: встреча в 11:00. Тема: конфиденциальная. Подготовьтесь к обсуждению вашего профессионального поведения.»** Её дыхание остановилось, и она перечитала строку, её глаза расширились от ужаса. Это было не просто приглашение — это был приговор, рождённый из слухов, которые она слышала вчера: шепотки о «слишком близких отношениях» с Директором Воронцовым и Партнёром Орловым, о случайном фото в лифте, где рука Дмитрия лежала на её талии, о взглядах Ильи, которые были слишком тёплыми для офиса, о её румянце во время встреч, который теперь казался уликой.

Слухи достигли верхушки — она знала это инстинктом, как женщина чует измену. Вера, с её острым языком, шепнула кому-то в бухгалтерии, Лена передала дальше, менеджер добавил свой штрих, и теперь это дошло до HR, до совета директоров, до тех, кто держал её карьеру на кончике пальца. Вопрос репутации встал остро, как нож у горла: она была ассистенткой, идеальной тенью, но теперь она была скандалом — женщиной, которая спит с боссом и партнёром, женщина, чья жизнь рушилась под весом осуждения. Её пальцы сжали край стола, костяшки побелели, и она почувствовала, как слёзы жгут глаза, но она моргнула, удерживая их. Она любила их — это осознание было как удар молнии, осветивший её душу, но теперь оно пугало, потому что любовь втроём была не просто словом, а бомбой, готовой взорвать её мир. Она представила увольнение: сухое письмо с формулировкой «нарушение этического кодекса», шепотки за спиной, резюме, которое никто не возьмёт, скандал, который дойдёт до семьи, до друзей, до неё самой, оставив её разбитой, одинокой, с сердцем, разорванным на троих.

Время тянулось, как патока, и в 10:55 она встала, её ноги дрожали, как у новорождённого оленёнка, и она поправила блузку, проверяя, ровно ли сидит бейдж — символ её роли, которая теперь казалась насмешкой. HR-отдел был на том же этаже, но путь казался вечностью: коллеги бросали взгляды, Вера улыбнулась уголком губ, её глаза были холодными, как лёд, Лена отвернулась, но её плечи дрогнули от сдерживаемого смеха, а менеджер у принтера замолчал, когда она прошла мимо, его взгляд скользнул по ней, полный любопытства и осуждения. Дверь в кабинет HR была открыта, и Анна вошла, её сердце колотилось, как барабан в груди, эхом отдаваясь в ушах. Женщина средних лет, с строгим костюмом цвета угля и глазами, полными профессиональной холодности, сидела за столом, перед ней лежала папка с её именем, а рядом — распечатка сообщений, фото из лифта, где рука Дмитрия обнимала её талию, и скриншоты шепотков в корпоративном чате.

— Анна Морозова, — сказала она, её голос был ровным, как поверхность озера перед бурей, но в нём чувствовалась сталь, которая заставила Анну сесть, её колени подогнулись. — Присаживайтесь. Мы получили… жалобы. О вашем поведении в офисе. Слухи о неуместных отношениях с Директором Воронцовым и Партнёром Орловым. Это серьёзно. Совет директоров обеспокоен вашей репутацией — и репутацией компании. Фото, сообщения, свидетельства коллег… это может привести к расследованию.

Слова ударили, как хлыст, и Анна почувствовала, как мир сжимается до размеров этой комнаты, где воздух стал тяжёлым, душным. Она представила, как всё рушится: увольнение с формулировкой «конфликт интересов», шепотки, которые превратят её в изгоя, резюме, которое никто не возьмёт, скандал, который дойдёт до семьи — матери, которая всегда учила её быть «приличной», до друзей, которые будут шептаться за спиной. Её репутация — то, ради чего она работала годами, то, что делало её сильной, независимой — была под ударом, и она почувствовала, как слёзы жгут глаза, как её горло сжимается. «Это… недоразумение», — прошептала она, её голос дрожал, как лист на ветру, но HR-женщина покачала головой, её глаза были холодными, как зимнее утро.

— Мы проведём внутреннее расследование. Но будьте готовы к последствиям. Увольнение — один из вариантов. Скандал может повредить всем, включая вас. Ваша карьера здесь под вопросом, Анна. И ваша репутация… в отрасли такие вещи не забываются.

Анна вышла из кабинета, её ноги подкашивались, и она прислонилась к стене в коридоре, её дыхание было неровным, слёзы текли по щекам, оставляя солёные дорожки на коже. Она любила их — Дмитрия, с его тёмной силой, которая заполняла её пустоты, и Илью, с его светлой свободой, которая трогала её душу. Но их любовь ставила её под удар — слухи, рождённые из случайных жестов, из их ревности, из их страсти, которая вышла за рамки. Она достала телефон, её пальцы дрожали, как осиновые листья, и написала им обоим: **“Слухи дошли до HR. Угрожают увольнением и скандалом. Это из-за нас. Я не знаю, что делать.”** Ответ пришёл мгновенно — от Ильи: **“Я приеду. Держись. Мы разберёмся.”** От Дмитрия: **“Мой кабинет. Сейчас. Не плачь.”** Его слова были как приказ, но в них чувствовалась забота, которая заставила её сердце сжаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она вошла в кабинет Дмитрия, её глаза были красными, слёзы высохли, оставив солёный след на коже, и он встал, его тёмный костюм был безупречным, но его взгляд был полон ярости и боли, смешанных в вихре, который заставил её дыхание сбиться. Он шагнул к ней, его руки сжали её плечи, твёрдо, защитно, и он прижал её к себе, его грудь была твёрдой под рубашкой, его сердце билось ровно, как якорь в её буре.

— Они не посмеют, — прошептал он, его голос был низким, почти рычащим, и его губы коснулись её лба, его дыхание было горячим на её коже, с ноткой виски и его одеколона. Его пальцы скользнули по её спине, к застёжке блузки, и он расстегнул её медленно, пуговица за пуговицей, обнажая её кожу, её лифчик, её уязвимость. Она ахнула, её тело выгнулось к нему, и она почувствовала, как его твёрдость прижимается к её бедру, горячая, настойчивая, обещающая заполнить её пустоту. Его губы нашли её шею, прикусили кожу там, где вчера оставил след, и она застонала, её слёзы смешались с его поцелуями, солёные, горячие. «Я защищу тебя», — прошептал он, его рука скользнула к её груди, сжав сосок через лифчик, дразняще, круговыми движениями, которые посылали вспышки жара по её телу, к низу живота, где влага уже пропитывала трусики. Его ласки были властными, чувственными, как будто он хотел не просто утешить её, а сломать барьеры страха, напомнить, что он — её щит, её сила.

Илья вошёл через минуту, его шаги были быстрыми, дверь закрылась с тихим щелчком, и он увидел их — Дмитрия, прижимающего её к себе, его губы на её шее, его пальцы на её груди. Его глаза потемнели, ревность мелькнула, как вспышка, но он шагнул ближе, его рука коснулась её руки, переплетая пальцы с её, посылая волну тепла по её телу, контрастирующую с жёсткостью Дмитрия.

— Мы поставили тебя под удар, — сказал он, его голос был тёплым, но полным вины, которая резала его, как нож, и он наклонился, целуя её плечо, мягко, успокаивающе, его губы оставляли лёгкие следы на её коже, как перья, дразнящие её нервы. Его пальцы скользнули по её бедру, поднимая юбку, и он слегка нажал, чувствуя тепло её кожи через чулки, его прикосновение было нежным, но настойчивым, как будто он хотел исцелить её боль лаской. Она застонала, её тело было между ними, их ласки — Дмитрий, жёсткий, требовательный, его пальцы, сжимающие её сосок, посылая вспышки удовольствия, смешанного с болью; Илья, мягкий, заботливый, его пальцы, скользящие по внутренней стороне бедра, дразня край трусиков, чувствуя её влажность, и она выгнулась, её стоны стали громче, эхом отзываясь в кабинете. Они поняли — их ревность, их страсть, их любовь поставили её под удар, и теперь они были её щитом, их руки, их губы, их тепло были её спасением, их ласки — как обещание, что они не дадут скандалу сломать её.

Анна почувствовала, как слёзы высыхают, как их тепло обволакивает её, и она знала, что скандал — это цена, которую они заплатят вместе. Их любовь втроём была её силой, и она была готова рискнуть — ради них, ради себя, ради огня, который они зажгли в ней. Но цена была высокой, и эта мысль, как тень скандала, нависала над ней, обещая бурю, но также и единство, которое могло выдержать любой шторм.

Глава 20. Решение

Анна стояла у окна своей квартиры, её пальцы сжимали подоконник так сильно, что костяшки побелели, а взгляд рассеянно скользил по ночному городу, где огни небоскрёбов мерцали, как далёкие звёзды, равнодушные к её буре. Дождь стучал по стеклу, капли стекали вниз, оставляя размытые дорожки, похожие на слёзы, которые она уже не проливала. Её тело было в полумраке комнаты, освещённой только настольной лампой, чей золотистый свет падал на её обнажённую кожу — она сбросила блузку и юбку, оставшись в тонком чёрном белье, которое обнимало её, как вторая кожа, подчёркивая изгибы груди и бёдер. Её волосы, обычно собранные в строгий пучок, теперь рассыпались по плечам, мягкие волны, которые она запустила пальцами в порыве отчаяния. Она чувствовала себя на грани — жертвой обстоятельств, которые она сама создала: их контракт, их страсть, их ревность, которая разожгла в ней любовь, но теперь грозила сжечь всё дотла. Слухи в офисе, угроза скандала, осуждение общества — всё это было как цепи, сковывающие её, но в глубине души она знала: она больше не хочет быть жертвой. Она хотела быть хозяйкой своей судьбы, даже если это значило принять любовь «не по правилам» — любовь к двоим, запретную, скандальную, но настоящую.

Её тело помнило их — каждое касание, каждый шёпот, каждый стон. Дмитрий — его тёмные глаза, которые смотрели на неё, как на сокровище, которое он не отдаст, его руки, сжимавшие её бёдра с такой силой, что оставляли лёгкие синяки, его губы, жёсткие и требовательные, прикусывающие её нижнюю губу, пока она не застонала в его рот, её тело выгибаясь к нему, как лук под тетивой. Его пальцы, скользнувшие под блузку, нашли её сосок, сжали его, дразняще, круговыми движениями, которые посылали вспышки жара по её венам, к низу живота, где влага уже пропитывала трусики, и она шептала его имя, умоляя о большем. Илья — его голубые глаза, полные тепла, как летнее море, его пальцы, переплетающиеся с её, его губы, мягкие и дразнящие, скользящие по её шее, оставляющие горячие следы, которые таяли, как поцелуи ветра. Его рука на её бедре, гладившая кожу медленно, почти гипнотически, поднимая платье, обнажая её ноги, и его пальцы, нашедшие край трусиков, слегка надавившие, чувствуя её влажность, и она выгнулась, её стоны стали громче, эхом отзываясь в его кабинете, где он шептал: «Будь собой, не тенью».

Она любила их — это было ясно, как дневной свет, и эта любовь была её силой, а не слабостью. Общество могло осудить, офис мог уволить, мир мог отвернуться, но она больше не будет прятаться. Она готова принять это — любовь «не по правилам», любовь втроём, которая была её выбором, её судьбой. Её пальцы скользнули по животу, к краю белья, и она ахнула, чувствуя, как её тело отвечает на воспоминания: соски напряглись, тепло между бёдер стало невыносимым, и она позволила себе прикоснуться, медленно, круговыми движениями, имитируя их ласки — жёсткое сжатие Дмитрия, мягкий массаж Ильи. Её дыхание стало неровным, стоны — тихими, и она почувствовала, как волна наслаждения накатывает, но она остановилась, её глаза открылись, полные решимости. Она не жертва. Она — женщина, которая выбирает свою любовь.

На следующий вечер она пригласила их обоих — в квартиру Ильи, где всё началось, где их тела впервые слились в ритме, который стал их симфонией. Дверь открылась, и они вошли вместе, их шаги синхронными, но воздух между ними был заряжен — ревность, вина, желание, смешанные в вихре, который заставил её сердце биться быстрее. Дмитрий был в тёмной рубашке, расстёгнутой на верхнюю пуговицу, его взгляд был тёмным, требовательным, но в нём мелькала тень беспокойства. Илья, в светлой рубашке, закатанной до локтей, его улыбка была тёплой, но глаза — глубокими, полными вопросов. Они сели на диван, бокалы с вином стояли на столике, свеча мерцала, отбрасывая золотистые блики на их лица, и Анна стояла перед ними, её чёрное платье обнимало фигуру, подчёркивая изгибы, которые они знали наизусть.

— Я люблю вас, — сказала она, её голос был тихим, но твёрдым, как скала, и слёзы блеснули в её глазах, но она не дала им упасть. — Обоих. Не одного. Я не могу выбрать, потому что вы — это я. Дмитрий, твоя сила, твоя защита, твои руки, которые держат меня, когда мир рушится. Илья, твоя свобода, твоё тепло, твои губы, которые учат меня дышать. Я люблю вас, и это не контракт. Это моя жизнь.

Её слова повисли в воздухе, как дым от свечи, и тишина была оглушительной. Дмитрий замер, его глаза расширились, и в них мелькнула тень уязвимости — он, всегда контролирующий, всегда требующий, теперь смотрел на неё, как на равную. Илья наклонился вперёд, его рука коснулась её руки, и его пальцы переплелись с её, посылая тепло по её телу.

— Анна… — прошептал Илья, его голос был хриплым, полным эмоций, и он встал, его тело коснулось её, его губы нашли её, мягко, глубоко, его язык скользнул по её губам, дразня, обещая. Она застонала в его рот, её пальцы вцепились в его рубашку, чувствуя твёрдость его груди, и она почувствовала, как его твёрдость прижимается к её бедру, горячая, настойчивая.

Дмитрий встал, его движения были резкими, но он шагнул к ней, его рука легла на её талию сзади, сжимая, властно, но нежно, и его губы коснулись её шеи, прикусывая кожу, оставляя след.

— Ты наша, — сказал он, его голос был низким, почти рычащим, и его пальцы скользнули по её боку, к краю платья, поднимая ткань, обнажая её бедро. Она ахнула, её тело выгнулось между ними, их тепло окружало её, их дыхание смешивалось с её стонами. Илья отстранился от её губ, его глаза горели, и он наклонился к её груди, его губы нашли вырез платья, его язык скользнул по коже над лифчиком, дразня сосок через ткань, мягко, круговыми движениями, которые посылали вспышки жара по её телу.

Дмитрий тем временем прижал её ближе, его рука скользнула под платье, к её трусикам, и его пальцы нашли её клитор, слегка надавили, чувствуя её влажность, и она застонала громче, её тело дрожало, её стоны эхом отдавались в комнате. Их ласки были как симфония — Илья, мягкий, дразнящий, его губы, целующие её грудь, его язык, обводящий сосок, заставляющий её выгибаться; Дмитрий, жёсткий, требовательный, его пальцы, проникающие в неё, медленно, но настойчиво, заполняя её, его дыхание на её шее, горячее, неровное. Она любила их, и эта любовь была её решением — открытым, смелым, «не по правилам». Общество могло осудить, скандал мог разразиться, но она была готова — ради них, ради себя, ради этой любви, которая была её жизнью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Они опустились на диван, их тела слились в ритме, который был их — Дмитрий, входящий в неё сзади, его руки сжимающие её бёдра, его стоны, низкие, рычащие; Илья перед ней, его губы на её груди, его пальцы в её волосах, его поцелуи, мягкие, глубокие. Она стонала, её тело выгибалось, её оргазм был как взрыв, волна, смывающая страх, и она знала, что выбрала — их, обоих, навсегда.

Глава 21. Финал

Анна стояла на балконе квартиры Ильи, её пальцы переплетались с пальцами Дмитрия слева и Ильи справа, а ветер с реки, прохладный и солёный, шевелил её волосы, развевая их, как флаг свободы, которую они завоевали ценой бури, ценой слёз, скандалов и ночей, когда мир казался враждебным, а их любовь — единственным светом в темноте. Было раннее утро, солнце только-только окрашивало небо в нежные розовые и золотистые тона, лучи пробивались сквозь облака, как пальцы, касающиеся кожи после долгой ночи, и город внизу просыпался медленно, равнодушный к их тайне, к их любви, которая расцвела вопреки всему — вопреки шепоткам коллег, которые превратились в открытое осуждение, вопреки письмам от HR с угрозами увольнения, вопреки холодному голосу матери по телефону: «Ты позоришь нас, Анна. Выбери одного или уйди от всех, иначе потеряешь всё». Прошло полгода с того дня, когда скандал в офисе достиг пика — фото в лифте, где рука Дмитрия лежала на её талии, её румянец на встречах, взгляды Ильи, слишком тёплые для профессионализма, — и всё это разлетелось по корпоративному чату, как искры от костра, поджигая реп утации. Общество — этот жесткий, судящий мир офиса, семьи, друзей — отвернулось: друзья шептали за спиной «Как она может? С двумя?», карьера висела на волоске — временный отпуск под предлогом «личных обстоятельств», но все знали правду, знали, что она — женщина, которая выбрала любовь втроём, скандальную, запретную, но настоящую. Но они выдержали — втроём, рука об руку, строя свой формат отношений, где любовь была не цепью, а крыльями, где ревность превратилась в страсть, а страсть — в единство.

Теперь офис был позади: Дмитрий ушёл в отставку с «Воронцов & Партнёры», купив долю и создав свою фирму, где Анна стала не ассистенткой, а партнёром — равной, с голосом, с властью, которую он дал ей не из жалости, а из любви, из желания видеть, как она расцветает, не в тени, а на свету. Илья присоединился, его лёгкость смягчила жёсткость Дмитрия, и их новая компания — «Тень & Свет» — росла, как их связь, вопреки осуждению: шепотки в кафе, взгляды соседей, письма от семьи, которые она не открывала, потому что знала — их любовь была их правдой, и ничто не могло её сломать. Общество могло шептаться — «Скандалисты», «Не по правилам», «Как они живут?» — но для них это было честно: их дом — квартира Ильи, расширенная Дмитрием, с балконом, где они стояли сейчас, — был их крепостью, где ночи были полны их тел, сплетённых в ритме, который был их симфонией, где утро начиналось с их дыхания, синхронизированного, как сердцебиение одного существа.

Сегодня было их первое «утро после бури» — после той ночи, когда они решили жить открыто, не для мира, а для себя, когда Анна, сжимая их руки, сказала: «Я люблю вас обоих, и это мой выбор». Ветер шептал по коже Анны, прохладный, но их тепло было жарче — Дмитрий слева, его тело, твёрдое, как скала, его рука, сжимающая её пальцы с той властной нежностью, которую он научился дозировать, его дыхание на её виске, горячее, с лёгкой щетиной, которая царапала кожу, посылая мурашки по шее; Илья справа, его тело, гибкое, как тростник, его пальцы, переплетённые с её, гладившие тыльную сторону ладони большим пальцем, медленно, почти гипнотически, его губы, касающиеся её уха, мягко, дразняще, его дыхание, свежее, с ноткой мяты от зубной пасты, обещающее полёт. Она повернулась к ним, её чёрное ночное платье, тонкое, как паутина, обнимало её фигуру, подчёркивая изгибы груди и бёдер, где соски напряглись от прохладного ветра и их взглядов, и она почувствовала, как тепло разливается по низу живота, как влага пропитывает трусики, делая их липкими, тяжёлыми.

— Мы сделали это, — прошептала она, её голос был тихим, но полным силы, как шепот океана перед штормом, и она повернулась к Дмитрию, её свободная рука коснулась его груди, чувствуя твёрдость мышц под рубашкой, которую он не успел застегнуть, её пальцы скользнули по открытой коже, обводя линию ключицы, где пульс бился ровно, но ускоренно от её касания. Его глаза потемнели, зрачки расширились, и он прижал её к себе, его руки сжали её талию, твёрдо, властно, но с нежностью, которая была их завоеванием — он научился доверять, делить, любить не только как хозяин, но и как равный, его пальцы прошлись по её спине, к краю платья, слегка потянув ткань, обнажая полоску кожи над ягодицами, и воздух коснулся её, прохладный, контрастируя с жаром его ладоней. Его губы нашли её, жёстко, требуяще, его язык вторгся в её рот, исследуя с силой, но без грубости, танцуя с её языком, посылая вспышки жара по венам, и она застонала в его рот, её тело выгнулось к нему, её соски трутся о его грудь через ткань, посылая электрические разряды прямо к центру желания, где пульсация стала ритмичной, как сердцебиение. Его рука скользнула ниже, к её бедру, сжав его, прижимая ближе, и она почувствовала его твёрдость, горячую, настойчивую, пульсирующую через брюки, обещающую заполнить её, прогнать воспоминания о страхе, о скандале, о потере.

Илья не отставал, его рука, переплетённая с её, потянула её к себе, и он прижался сзади, его тело, гибкое и тёплое, как летний бриз, обнял её, его губы коснулись её уха, его дыхание было горячим, с ноткой вина от вчерашнего ужина, и он прошептал: «Ты наша свобода, Анна. Мы выдержали бурю ради тебя». Его свободная рука легла на её живот, пальцы прошлись по ткани платья, медленно опускаясь к краю, где бедро встречалось с ягодицей, и он слегка сжал, его большой палец скользнул по коже, дразняще, круговыми движениями, посылая мурашки вверх, к груди, где соски уже стояли торчком, чувствительные, как оголённые нервы. Его губы спустились к её шее, мягко, почти невесомо, его язык обвёл пульсирующую жилку, оставляя влажный след, который остывал на ветру, контрастируя с жаром его дыхания, и она ахнула, её тело задрожало между ними, их тепло окружало её, как кокон, их дыхание смешивалось с её стонами, тихими, прерывистыми, эхом отзывающимися в утренней тишине балкона.

Дмитрий отстранился от её губ, его глаза горели, зрачки расширенные, как бездна, и он наклонился к её груди, его губы нашли вырез платья, его язык скользнул по коже над лифчиком, дразня сосок через тонкую ткань, мокрый и горячий, и он слегка прикусил, вызвав вспышку удовольствия, смешанного с лёгкой болью, которая была их любовью — не идеальной, но настоящей, его зубы оставили лёгкий след, который она почувствовала, как метку, как обещание. Его рука скользнула под платье спереди, пальцы нашли край трусиков, слегка надавили, чувствуя её влажность, и он прошептал, его голос был хриплым, полным страсти: «Ты выдержала всё — скандалы, осуждение, мою ревность. Теперь ты наша, навсегда». Его пальцы проникли глубже, медленно, дразняще, обводя клитор кругами, посылая волны жара по её телу, и она застонала громче, её голова запрокинулась на плечо Ильи, её пальцы вцепились в рубашку Дмитрия, чувствуя биение его сердца, ускоренное, как её собственное.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Илья, сзади, его рука гладила её живот, пальцы прошлись по коже, поднимая платье выше, обнажая её ягодицы, и он прижался ближе, его твёрдость коснулась её через брюки, горячая, пульсирующая, и он слегка двинулся, дразня, обещая. Его губы спустились к её плечу, его язык обвёл ключицу, оставляя влажный след, который ветер остудил, посылая мурашки по спине, и он прошептал, его дыхание было горячим на её коже: «Ты наша свобода, Анна. Мы потеряли офис, друзей, но обрели тебя — целиком, без масок». Его рука скользнула к её груди сзади, пальцы нашли сосок, свободный от платья, и он слегка сжал, мягко, круговыми движениями, контрастируя с жёсткостью Дмитрия, и она выгнулась, её стоны стали громче, прерывистыми, как музыка их любви, эхом отзывающаяся в утренней тишине балкона, где город внизу просыпался, не подозревая о их тайне.

Они опустились на пол балкона, на мягкий коврик, который Илья расстелил заранее, их тела сплелись в ритме, который был их — Дмитрий перед ней, его руки сжимали её бёдра, поднимая платье полностью, обнажая её, его губы на её груди, язык обводя сосок, мокрый и настойчивый, его твёрдость вошла в неё медленно, глубоко, заполняя её полностью, его движения были ритмичными, властными, но синхронизированными с Ильёй, который сзади, его руки гладили её спину, его губы целовали её шею, его пальцы дразнили её клитор, мягко, но настойчиво, посылая вспышки удовольствия, которые накатывали волнами. Она стонала, её тело дрожало, её оргазм был как взрыв, волна, смывающая воспоминания о скандале, о шепотках, о потере, и она закричала их имена, её слёзы смешались с потом, солёные, горячие, стекающие по щекам на их кожу. Они последовали за ней, Дмитрий, его стоны низкие, рычащие, как гром, его тепло заполнило её, его руки удерживали её, не давая упасть; Илья, его дыхание неровное, его шёпот «Любимая», полный тепла, его тело прижатое к её спине, его оргазм — как волна, мягкая, но мощная, оставляющая след тепла на её коже.

Они лежали втроём, их дыхание синхронизировалось, как сердцебиение одного существа, их руки переплетались, их губы касались её кожи — Дмитрий, целующий её плечо, его щетина царапающая, но ласковая; Илья, его пальцы гладившие её волосы, его губы на её виске, мягкие, успокаивающие. Общество могло осуждать — шепотки в кафе, взгляды соседей, письма от семьи, которые она не открывала, потому что знала — их любовь была их правдой, и ничто не могло её сломать. Не идеальная — с ревностью, с бурями, с компромиссами, где Дмитрий учил её держать удары, Илья напоминал о мечтах, а она была их центром, их огнём, их воздухом. Но настоящая, как их стоны, сливающиеся в симфонию, как их тела, сплетённые в ритме, который был их жизнью, их выбором, их вечностью. Анна улыбнулась, её слёзы высохли, и она знала: это их конец и их начало — любовь вопреки, любовь навсегда, где баланс найден втроём, где мир мог судить, но они были свободны.

Конец