Клятва на крови

1

Сижу на паре, стараясь вслушаться в то, что говорит наш препод, но мысли ускользают в бесконечность. Сегодня опоздала в университет, потому что пришлось ехать на автобусе. Обычно меня подвозит папа, но он не ночевал дома и я с вечера не могла ему дозвониться. Меня очень огорчает, что он в последнее время стал часто ночевать на работе.

После смерти мамы он взвалил на свои плечи не мало забот. Мамы не стало, когда мне было семь. Папа больше не заводил никаких отношений, он безумно любил маму и до последнего верил и делал все возможное, чтобы она поправилась, но болезнь взяла вверх и мама умерла от рака.

Папа загрузил себя работой, смог создать большую логистическую компанию.

Все свободное время, которого у него было и так не очень много он проводил со мной. Мы вместе выезжали на природу, иногда ездили на рыбалку. Папа даже научил меня стрелять из травматического пистолета, разумеется по банкам.

Сегодня почему-то я никак не могу сосредоточиться на учебе и сердце будто замерло в предвкушении чего-то. Я чувствую как меня обхватывает тревога и горло предательски начинает душить.

Рядом, как всегда, болтала Полина — моя верная подруга, которая умела видеть то, что я сама предпочитала игнорировать.

— Ева, — шепотом окликнула Полина, не отрывая глаз от доски, — ты заметила, как Кирилл постоянно на тебя пялится? Я правда не шучу. Он буквально следит за каждым твоим движением.

Я перевела взгляд на парня в заднем ряду — Кирилл. Да, он действительно бросал в мою сторону взгляды, которые могли бы выдать иного человека с потрохами. Но меня это не трогало.

— Пусть смотрит, — ответила я, чуть улыбнувшись. — Но я пока не готова ни к каким отношениям. Кирилл уже несколько раз приглашал меня на свидания, но каждый раз я находила всяческие отговорки, чтобы не оставаться с ним наедине. Несмотря на то, что он симпатичный парень, что-то меня в нем отталкивало. Может быть его напыщенность и самоуверенность?

Полина наклонилась ко мне ближе, озорно улыбаясь:

— Тогда я думаю, ты зря отказываешься. Он хороший. Да и постоянно пытается завоевать твое внимание.

Другие девочки из моей группы, наверное назвали бы меня глупой, за то, что упускаю такого парня, ведь Кирилл не просто обычный парень, а сын декана нашего факультета. Он никогда не был обделен женским вниманием. И девчонки то и дело пытались обратить на себя его внимание.

Я вздохнула, скользя взглядом по аудитории.

— Не сейчас, Полина. У меня куча дел, и вообще… я не уверена, что хочу в это ввязываться.

В этот момент зазвонил телефон. Экран показал незнакомый номер. Я с сомнением ответила.

— Алло?

С другой стороны послышался серьёзный, напряжённый голос.

— Это из больницы. Мы звоним сообщить, что ваш отец… он в реанимации. Произошёл серьёзный инцидент.

Всё вокруг застыло. Мое сердце бешено колотилось, а голос в трубке звучал как в тумане.

— Что? Что с ним?

— Мы сделали всё возможное. Пожалуйста, приезжайте как можно скорее.

Я бросила взгляд на Полину. Её глаза расширились от ужаса, но она молчала. Мои руки дрожали, и я поняла — сейчас ничего не будет иметь значения. Моя жизнь вот-вот изменится навсегда.

Я не помню, как оказалась у больницы. Не помню, как врачи с потухшими глазами сообщили, что всё уже решено за меня, за него, за нас. Папы больше нет.

Воспоминания о том звонке стирались, как будто мой мозг сам пытался защититься, отключая сознание.

День похорон слился для меня в одно серое, вязкое пятно. Казалось, что я плыву внутри собственного тела, слышу голоса, вижу людей, но всё происходит будто за стеклом. Мир продолжает жить, а моя реальность треснула пополам!

Люди подходили, кивали, говорили дежурные слова поддержки, но ни одно из них не касалось моей души. Все эти «держись», «он был сильным человеком», «он гордился бы тобой» звучали пусто. Папы больше нет — это единственное, что я слышала.

Я стою у могилы и рыдаю. Вижу как гроб засыпает землей. А у меня ощущение, будто сейчас земля уйдет из под ног.

Мне хочется бросится и лечь рядом с папой. Как же мне сейчас больно. Я падаю на сырую землю, слезы так сильно душат. Я не могу подавить их, я не могу сдержать свою истерику. Я не чувствую сердца, оно будто замерло.

Я осталась одна в этом большом мире. Папа с мамой ушли так рано. Они никогда не увидят как я закончу университет, как я выйду замуж, и еще не рожденных внуков . Мы больше не будем выезжать с папой на природу и проводить вместе время.

Как мне жить с этим? Я не верю что моего родного папы больше нет. Внутри меня все ноет и кричит. Этого не может быть! Почему это происходит со мной? Почему смерть забрала так рано моих родителей?

Я поднимаюсь с колен, оборачиваюсь назад и ищу взглядом Полину, мне сейчас невыносимо оставаться одной. Но в этот момент я натыкаюсь на взгляд черных глаз.

Этот мужчина, он стоит поодаль и смотрит прямо на меня. Его лицо было неподвижным и не отражало никаких эмоций.

Глаза словно вырезанные из самой ночи. Он смотрит не отводя глаз, не моргая. В них нет ни капли тепла — только холодная глубина, которая кажется бесконечной и непроницаемой. Будто этот взгляд может читать мои самые сокровенные мысли и видеть то, что я скрываю даже от себя самой.

Я смотрела на него, а он на меня и на секунду время остановилось и я перестала видеть все вокруг, кроме него.

В это мгновение мое сердце будто сново начало биться так громко и быстро, будто оно вот-вот вырвется из груди.

Я почувствовала как внутри меня все холодеет, и зарождается что-то темное и опасное . Оно как будто пронзило меня насквозь, вызывая страх и притяжение одновременно!

Дрожь пробежала по спине, но я не могла отвести глаз — словно заклятие удерживало меня в его безмолвной власти.

- Ева! Это был тихий голос Полины.

В этот момент я невольно всё же отвела взгляд от его черных глаз . Повернулась в её сторону, и в тот же момент вновь бросила взгляд туда, где стоял тот мужчина — но его уже не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вместо него стояла пустота, и холодок по коже напомнил, что это место стало каким-то чужим, наполненным невидимыми тенями. Я моргнула, словно пытаясь убедиться, что это не игра моего уставшего сознания.

Полина, заметив моё смятение, тихо спросила:

- Кто это? Но не смогла сказать ничего, лишь помотала головой рассеивая мысли.

- Ева, ты бледная. Держи, выпей. Она протянула мне бутылку воды.

Я только что осознала одно: этот взгляд, эта фигура с чёрными глазами не были случайностью. Что-то тёмное и непростое только что вошло в мою жизнь…

Дорогие читатели, это моя первая книга на Литнет! Очень хочется чтобы она вам понравилась. Я буду стараться. Прошу поддержать меня❤️Добавляйте книгу в избранные. Очень хочется узнать ваше мнение, пишите в комментариях как вам начало? В этой истории нас ждет много интересного и откровенного

2

Мы подъезжаем с Полиной к моему дому , она решила что не станет оставлять меня в таком горе одну и отвезет домой:

- Ева… Поехали ко мне, ну пожалуйста. Ты не должна сейчас быть одна. Тебе будет только хуже.

Я покачала головой. Слова застревали в горле, но решение внутри было чётким:

- Нет, Полин… Я должна вернуться сюда. Просто должна… — мой голос был хриплым, едва слышным, но я не сомневалась. Эти похороны длились целую вечность. Я настолько вымотана морально и физически, что у меня даже не осталось слез. Может это действие успокоительных, которые дала мне подруга. Кажется я никогда не плакала столько, как сегодня.

Полина до самого конца не отпускала мою руку, глаза её блестели от слёз, но она уважала мой выбор. Мы обнялись, и я вышла из машины. Идя к подъезду я крутила мысль: «Я теперь одна».

После похорон квартира встретила меня глухой тишиной. Той самой, от которой хочется закричать, потому что она давит, гулко стучит в висках и подчёркивает пустоту, в которую внезапно превратилась моя жизнь.

Кажется вот-вот мой папочка выйдет из кухни и скажет: «Доченька, ты как раз вовремя. Я купил твои любимые эклеры, идем скорее пить чай»

Я машинально сняла пальто, ботинки… прошла в комнату, словно в чужое пространство, в котором каждое движение отдавалось эхом одиночества.

Всё осталось, как и было: обувь у входа, аккуратно сложенные бумаги на столе, в его комнате -рубашка, небрежно перекинутая через спинку стула. А его… больше нет.

Подойдя к стулу, я дрожащими пальцами взяла папину рубашку. Серо-голубая, мягкая, ещё пахнущая им — запахом его парфюма, табака, лёгкого аромата кофе… и чем-то родным, тёплым, защищающим.

Я прижала её к лицу, ощущая, как внутри что-то ломается. Сердце сжалось. Сейчас я одна в пустой квартире и наедине со своими мыслями. От осознания, что мне нужно привыкать к одиночеству глаза опять начинают болеть. Слезы предательски срываются с моих глаз и опять жгут щеки.

В голове всплывали обрывки воспоминаний: его голос, его рука, как он смеялся, как пытался казаться сильным, даже когда был на грани.

— Папа… — шептала я сквозь слёзы, — зачем ты ушёл? Ты ведь обещал… Ты всегда обещал, что я не останусь одна…- Эта квартира кажется такой пустой без тебя.

Я легла на холодный полу, прижав к себе рубашку, плакала до тех пор, пока слёзы не иссякли, оставив лишь пустое, ломающее изнутри чувство. Я лежала и думала, как мне жить дальше и не заметила как провалилась в сон…

Просыпаюсь от громкого звука. Кто-то тарабанит в дверь так, будто сейчас ее выбьет.

Я медленно плетусь к двери и не понимаю, кому нужно приходить ко мне после похорон. Может это Полина?Странно, думаю она бы позвонила мне, если бы хотела зайти…

Открываю дверь и встречаюсь с теми самыми чёрными глазами. Мужчина смотрит на меня злым, тяжёлым взглядом несколько секунд, как будто сканирует насквозь, а потом без единого слова перешагивает порог и направляется вглубь квартиры.

Я ошеломлённо отпрыгиваю назад. Рот сам собой приоткрывается от его наглости — кто он вообще такой?

Тем временем он, не теряя ни секунды, начинает открывать двери одну за другой, заглядывая в каждую комнату, будто кого-то ищет…

Я нахожу в себе силы заговорить, хоть голос предательски дрожит от усталости и неожиданности:

— Что вам нужно? — Почему вы пришли? Вы хоть обувь снимите…

Он останавливается и медленно поворачивается ко мне. Лицо — резкое, словно высеченное из камня. Жесткие скулы, прямой нос, крепкий подбородок. Щетина оттеняет резкость черт. Ни единого лишнего движения, всё в нём — холодный контроль и внутренняя угроза.

Глаза… Чёрные, темнее ночи. В них нет ни капли сочувствия, только опасная настороженность и откровенная раздражённость, как у хищника, которого отвлекли от охоты.

— Почему не открывала? — голос низкий, хриплый, звучит угрожающе спокойно, словно предупреждение. — Я стучал достаточно долго. Ты здесь с кем-то?

Я заморгала, чувствуя, как внутри всё сжимается.

— Я одна… — прошептала я. — Здесь никого нет… Я вас не знаю. Кто вы? Почему…

Он не даёт договорить, перебивает, голос становится ещё более жёстким:

— Собирайся, — звучит как приказ, будто это само собой разумеется.

Я растерянно смотрю на него, пытаясь понять, что происходит. Его фигура занимает почти всё пространство прихожей — высокий, широкоплечий, серьёзный, грозный. Такой, к которому инстинктивно не хочется поворачиваться спиной. Он будто создан из металла и камня — холодный, тяжёлый, опасный.

— Вы… — голос предательски задрожал, — кто вы? Почему врываетесь ко мне домой? — Вы не имеете права… Это мой дом..

Он ухмыляется уголком губ, но в глазах только холод и раздражение:

— Девочка, не испытывай моё терпение, — его голос становится ниже, жестче, мат звучит спокойно, но зловеще, — либо я тебя, блядь, отсюда выволоку, хочешь ты того или нет.

Он делает шаг ближе, и я чувствую, как его энергия давит, заполняет пространство. Он большой, грозный, весь как сжатая пружина, готовая сорваться в любой момент.

Мои ноги будто налились свинцом. Грудь сдавила паника, но в голове вспыхивает единственная мысль:

надо бежать

.

Не раздумывая, я срываюсь с места, почти прыжком пересекаю коридор и влетаю в свою комнату. Дверь захлопывается за мной, и я мгновенно закрываю замок изнутри, пальцы дрожат, сердце колотится так, что кажется, оно вот-вот вырвется из груди.

Слышу его тяжёлые шаги за дверью. Он подходит вплотную, и от его голоса вибрирует воздух:

— Не доводи меня, — голос низкий, угрожающий, с хрипотцой, — если ты через минуту не откроешь эту чёртову дверь, я её сломаю. Мне, похуй — ты всё равно поедешь со мной.

Я прислоняюсь к двери, в груди всё колотится, мой страх смешивается с злостью и отчаянием. Голос срывается, но я заставляю себя заговорить с ним:

— Я выйду… если вы наконец скажете, кто вы такой.

Несколько секунд тишины. Слышу, как он тяжело выдыхает, будто пытается удержаться от вспышки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У тебя есть ровно тридцать секунд, — голос ровный, но за спокойствием сквозит раздражённый рык, — потом я тебя достану отсюда, даже если придётся выносить вместе с дверью. Хочешь знать кто я? Узнаешь. Но сначала — выходи…

Интересно, что будет дальше?

Добавь книгу в библиотеку, чтобы не потерять продолжение — самое захватывающее и горячее ещё впереди????

3

Я медленно отпираю дверь. Щелчок замка звучит слишком громко в этой напряжённой тишине. Приоткрываю её ровно настолько, чтобы увидеть его лицо.

Он стоит вплотную, высокий, устрашающий, тёмные глаза сверлят меня хищным взглядом, губы сжаты в тонкую линию. В его руке — стопка каких-то бумаг.Он молча протягивает их мне, и я, дрожа, беру листы, даже не осознавая, как пальцы хватают шершавую бумагу.

— Что это? — голос едва выходит, сухой, срывающийся.

Он смотрит прямо мне в глаза, не моргая, лицо остаётся таким же холодным и жёстким:

— Это воля твоего отца, — коротко отвечает он, будто бросает ледяной камень мне под ноги.

Я опускаю взгляд на бумаги, глаза скользят по строчкам. Завещание… договор… фамилия отца… моя фамилия… юридические печати… Всё выглядит слишком настоящим.

Сердце сжимается, внутри всё переворачивается.

— С завтрашнего дня ты моя жена, — продолжает он спокойно, как будто обсуждает список покупок, — так он решил. Всё оформлено. После его смерти — ты официально моя.

Я замираю, голова кружится, рука с бумагами дрожит. Холод пробегает по позвоночнику.

— Это какая-то шутка… — я качаю головой, голос дрожит, — я не буду вашей женой… Папа не мог… Он бы такого не сделал…

Я не могу в это поверить. Слезы начинают застилать мои глаз, капли брызгают из глаз и падают на бумаги.Я смотрю на них, пытаюсь разглядеть подлог, ошибку, но всё официально. Каждая строка — приговор. А его тяжёлый взгляд прожигает меня насквозь.

Я отступаю на шаг, прижимаю бумаги к груди, но он продолжает, не давая мне даже вдохнуть:

— Всё оформлено, всё по закону. Либо ты выходишь за меня — и компания остаётся тебе, либо завтра тебя, сука, найдут где-нибудь на обочине. И это — лучший вариант из возможных.

Слова начинают плыть перед глазами, буквы расплываются, как будто всё это сон… или кошмар, из которого невозможно выбраться…

— Вы врёте… — шепчу я, голос срывается, — это фальшивка… Он бы не сделал такого… он… он обещал, что я никогда не останусь одна…

Рука дрожит, я почти не могу удержать листы, ноги подкашиваются, но я цепляюсь за дверной косяк, пытаясь не упасть. Перед глазами всё плывёт — образ папы, его голос, как он смеялся… И теперь этот человек стоит здесь, с ледяным спокойствием, руша мой привычный мир.

Он наклоняется ближе, его лицо остаётся каменным, в глазах опасное, хищное спокойствие, от которого пробегает холод по коже.

— Открывай глаза, девочка, — голос глухой, с хрипотцой, а потом резко, жёстко: — твой батя всё это сам, блядь, устроил. Он знал, что ты одна ни хера не вытянешь. Здесь, без защиты, тебя порвут за пару дней.

Он делает шаг вперёд, давит всем своим видом. Высокий, сильный, лицо жёсткое, на губах скользит злая усмешка, но глаза остаются серьёзными, тяжёлыми, как у человека, который привык делать грязную работу сам.

- Я тебе объясню по-простому, — его голос понижает тон, и становится только страшнее, — хочешь ты этого или нет, с завтрашнего дня ты моя. Не испытывай моё терпение. За упёртость и истерики я не нянчусь. Я тебя, блядь, выволоку отсюда сам.

Я стою, не веря ни одному слову, но бумаги жгут руки, словно подтверждают: это правда. Каждый штамп, каждая подпись — ловушка, из которой выхода нет…

В голове крутится лишь одна мысль «я всё равно сбегу»!

Чёрт с этой защитой. Я не ребёнок, я справлюсь сама. Мне не нужен этот… опасный, холодный человек, навязывающий мне “безопасность” по своей извращённой логике.

Голова гудит, внутри всё клокочет от паники, злости, обиды, но я собираюсь. Медленно складываю бумаги, поднимаю взгляд на него.

- Мне нужно переодеться и собрать вещи, — говорю я глухо, едва справляясь с дрожью в голосе.

Он не отвечает сразу, смотрит, будто раздумывает — позволить или нет. Его взгляд тяжёлый, цепкий, как у хищника, изучающего жертву.

- Переодевайся, — коротко кивает он.Я поворачиваюсь, закрываю дверь — но не успеваю щёлкнуть замок рука резко толкает дверь обратно. Она с глухим стуком распахивается, и он становится в проёме, загораживая весь проход.

- Оставь дверь открытой, — голос низкий, глухой, но от него мороз по коже, — мне, некогда в догонялки с тобой играть.

Я замираю, пальцы сжимаются в кулаки, сердце бьётся где-то в горле. Его глаза сверкают злостью, лицо остаётся каменным.

- Ты что-то не поняла? — он делает шаг вперёд, воздух словно густеет от его близости, — Ты теперь под моей крышей. И запомни сразу: ни закрытых дверей, ни ёбаных тайных побегов. Захотела переодеться — делай это при мне. А стесняться поздно. Документы у тебя в руках. С завтрашнего дня — ты моя жена, хочешь ты этого или нет.

Я судорожно втягиваю воздух, пытаюсь сдержать дрожь, но он продолжает, голос становится ниже, опаснее:

— Или мы сейчас устраиваем спектакль, и я сам тебя раздеваю, чтоб до тебя дошло, кто здесь главный.

Он скользит взглядом по мне, цепляется за мою реакцию, будто ждёт, когда я сломаюсь. Я сжимаю губы, глотаю подступившие слёзы, но внутри только крепнет одно: я сбегу отсюда. Любой ценой. Он ещё пожалеет, что решил меня “запереть”...

Как вам начало? Очень интересно узнать ваше мнение. Пожалуйста поддержите и добавьте книгу в «Хочу читать»❤️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

4

Я медленно начинаю расстёгивать рубашку, чувствую, как его взгляд прожигает насквозь. Он не отводит глаз, стоит в дверях, словно бетонная стена, перекрывающая все пути к свободе. Внутри меня разгорается чувство, будто он сейчас накинется на меня, и я с трудом стараюсь выдавить из себя:

— Вы не могли бы отвернуться? — голос звучит хрипло, почти жалобно, но я стараюсь держаться.

Мужчина криво усмехается, глаза сверкают неприятной насмешкой.

— Не намерен, — бросает он, голос холодный, как сталь, но с той хищной ноткой, от которой внутри всё сжимается. — Привыкай. Стыдно тебе или нет — плевать.

Я отвожу взгляд, чувствуя, как по щекам расползается жар, но продолжаю снимать одежду, дрожащими руками переодеваюсь. Его взгляд будто касается кожи, скользит по каждой линии, словно ставит клеймо.

Собираю вещи быстро, кидаю в сумку самое необходимое — документы, телефон, деньги, пару вещей. Всё внутри пульсирует от мысли: я сбегу… обязательно сбегу…

***

Мы спускаемся вниз. Сердце колотится, голова шумит, но снаружи я пытаюсь оставаться спокойной. На улице уже темнеет, возле дома стоит огромный чёрный джип с тонированными стёклами.

Он открывает пассажирскую дверь, кивает:

— Садись.

Я опускаюсь на переднее сиденье, чувствуя, как кожа цепляется за кожаную обивку, руки дрожат, пальцы цепляются за ремень безопасности.

Он подаётся вперёд, протягивает руку, застёгивает ремень сам. Его костяшки скользят по моей груди, едва касаясь — лёгкое, почти случайное прикосновение… но меня будто током пронзает.

Тело предательски замирает, дыхание сбивается, горло пересыхает так, что кажется — говорить невозможно. Его пальцы ледяные, но от этого жара внутри становится только больше. Он чувствует это, я вижу, как угол его рта чуть дергается, появляется тёмная усмешка.

— Вот так, — его голос низкий, с хрипотцой, от которой пробегает дрожь…

Он закрывает дверь, обходит машину и садится за руль. Я цепляюсь за сумку, пальцы дрожат, мысли путаются — тело выдаёт слабость, но разум орёт:

Надо сбежать. Как угодно. Пока не стало поздно…

Мы едем по городу. За окном мелькают фонари, вспышки света скользят по моему лицу, по стеклу. Улицы размыты, словно всё вокруг — это чужой сон, из которого меня никто не собирается будить.

В машине стоит глухая, тяжёлая тишина. Ни он, ни я не произносим ни слова. Но внутри всё сжимается. Сердце стучит слишком громко, а в груди расползается липкое, противное чувство тревоги, которое невозможно заглушить.

Мы съезжаем с магистрали, оставляя город позади. Дорога петляет между частными домами, улицы всё пустыннее, дома — богаче. Мрачные особняки, чёрные заборы, камеры, шлагбаумы — чувствуется, здесь живут те, кто привык к деньгам… и к опасности.

Через несколько минут уже мы подъезжаем к массивным чёрным воротам. Камера следит за машиной, и ворота медленно разъезжаются в стороны. За ними раскрывается вид, от которого перехватывает дыхание, перед собой я вижу огромный дом…

Мамочки, этот дом слишком идеальный. Он больше похож на виллу из фильма, но вместо уюта здесь, как будто всё пропитано холодом и высокомерием! Наверное, подстать хозяину.

Мужчина паркует машину и глушит мотор. Поворачивает голову в мою сторону и несколько секунд сидит молча и просто смотрит, а потом его голос разрывает тишину:

— Выходи. Приехали. Вроде эти слова простые, но он их произносит таким приказным тоном, что внутри меня начинает подниматься негодование. Я цепенею, но пальцы сами тянутся к двери. Внутри всё сопротивляется — не хочу выходить, не хочу заходить в этот чужой, устрашающе красивый дом. Но выбора нет.

Я отстегиваю ремень безопасности, лишь бы он только не прикасался больше ко мне, сама открываю дверь, и выхожу, чувствуя, как ноги подкашиваются, а он уже обходит машину, бросает взгляд через плечо:

— Добро пожаловать домой, жена. И опять этот холодный сарказм и хищная усмешка, от которой бегут мурашки…

Мои дорогие, как вам начало? Добавляйте книгу в библиотеку, подписывайтесь и пишите комментарии — ваша поддержка для меня очень ценна!❤️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

5

Мы идем по направлению к дому. Его тяжёлые шаги слышны рядом, щебень поскрипывает под ногами, а сердце у меня всё никак не унимается. Этот дом давит, такой огромный, словно я подхожу к своей клетке.

И тут — громкий, хриплый лай разрывает вечернюю тишину.

Я вздрагиваю, резко оборачиваюсь и замираю: из-за угла, молнией, на меня несётся огромная чёрная собака. Это не собака, это монстр с массивными лапами и звериным оскалом. Успеваю только сжаться и закрыть глаза. Дыхание перехватывает паника, а ноги приросли к земле. Я не могу пошевелиться и только молчу...

Я с детства очень боюсь собак. Как-то я шла со школы, торопилась домой, и из соседнего двора выскочила такая же огромная собака. Я тогда также испугалась до оцепенения, стояла и не двигалась. Собака подбежала ко мне вплотную. У меня сразу выступили слезы, я думала что она вот-вот набросится на меня и разорвет. И вдруг, совсем рядом раздался спокойный, низкий голос:

— Эй, пошла отсюда.

Я подняла взгляд. На тротуаре стоял парень. Высокий, в тёмной одежде, черты лица тогда показались мне грубыми, даже пугающими. Но он не отводил глаз от собаки, медленно двинулся вперёд. Его голос был хриплым, спокойным, но с такой уверенностью, что даже эта бешеная псина попятилась назад. Собака, порычав, отступила и убежала.

Я тогда так и стояла — напуганная, с дрожащими коленями. Хотела сказать “спасибо”, но не успела, он заговорил первым:

— В следующий раз внимательней смотри по сторонам, принцесса. Не все будут рядом, чтобы тебя вытаскивать. — Он бросил эти слова и пошёл прочь, будто растворился.

Я выныриваю из этой вспышки воспоминаний и слышу голос:

— Альта, стоп. Я даже не заметила, когда он успел закрыть меня собой?

Собака, словно натянутая струна, тормозит в нескольких метрах от нас, тяжело дышит, оскал всё ещё на морде, но взгляд подчинённый, затравленный. Я слышу, как сердце стучит в ушах, пальцы дрожат, дыхание рвётся, будто я только что избежала смерти.

Мужчина оборачивается через плечо, его лицо спокойное, но в глазах скользит та самая опасная усмешка.

— Боишься? — тихо, почти насмешливо.

Я с трудом выдавливаю из себя слова:

— Она… она могла меня… — голос предательски дрожит.

Он хмыкает и делает шаг ко мне, нависая:

— Запомни, девочка, — его голос становится ниже, хриплый, с ледяным спокойствием, — если вдруг вздумаешь сбежать, по периметру ходит Альта. Она не любит незнакомцев. Особенно тех, кто бегает. Поняла?

Собака, словно подтверждая его слова, злобно рычит и облизывает зубы, не сводя с меня взгляда. Мне хочется закричать, но я лишь молчу и сжимаюсь сильнее. Всё внутри дрожит — от страха, от беспомощности, от осознания, что побег теперь — не просто риск… это почти самоубийство...

***

Я всё ещё чувствую дрожь после этой встречи с собакой, сердце стучит неровно, а ноги будто ватные. Мы заходим в дом, и я невольно начинаю осматриваться по сторонам. Всё здесь пропитано холостяцкой атмосферой — минимум лишнего, всё функционально, но каждая деталь дорогая, выверенная.

Я прохожу немного вперед и замираю в прихожей, мужчина равняется со мной, и слегка касаясь ладонью моего плеча, говорит :

— Пойдём, сразу покажу дом. Меня ударило будто током от его холодного голоса, но я нехотя иду за ним.

Мы проходим вглубь, на первом этаже огромная гостиная с камином, тёплая, совсем не такая холодная, как я ожидала.По центру — пушистый светло-бежевый ковёр, словно облако на полу. На нём стоит мягкий, объёмный диван, весь усыпан аккуратными подушками.

Я останавливаюсь, бросаю взгляд вокруг — дом выглядит будто с картинки из журнала, но всё расставлено так, что чувствуется порядок и дистанция.

Рядом — кухня и столовая. Большой обеденный стол из светлого дерева, мягкие стулья, кухня минималистичная.

Мы подходим к широкой лестнице, ступени такие же — из светлого дерева, с мягкими приглушёнными подсветками по бокам. Он делает шаг, останавливается, разворачивается ко мне, голос становится серьёзным, ледяным:

— Слева — моя половина дома. Спальня. Кабинет. Туда не заходить! Всё внутри сжимается от его тона. Но я киваю, не поднимая глаз.

Мы поднимаемся дальше, он ведёт меня направо. Заходим в комнату, она оказывется светлая, в нежных пастельных тонах. Здесь уютно, тепло, будто это совсем другой дом. Кремовые стены, воздушные шторы, мягкое покрывало с лёгким оттенком слоновой кости. В углу стоит небольшой комод, рядом — дверь, ведущая в отдельную ванную комнату.

Он говорит спокойно, почти без эмоций:

— Здесь всё твоё. Там — ванная. Если чего-то не хватает, скажешь, а теперь располагайся.

Стремительно шагает к выходу и захлопывает дверь. Я остаюсь стоять, слушая, как удаляются его шаги.

Озираюсь по сторонам и осознание приходит опять, дом очень красивый, но это не мой дом. Это не моя комната…не моя кровать… здесь все чужое. Я так и остаюсь стоять посреди комнаты, не в силах пошевелиться. Всё вокруг расплывается, а в голове — хаос.

Я не могу собрать мысли в кучу. Берусь за голову и закрываю глаза. Всё кажется нереальным, как будто это чужая жизнь, в которую меня забросили без предупреждения.

Я даже не знаю его имени. Кто он такой? Что происходит? Как это вообще возможно? Жених… бумаги… дом… собака… Его голос до сих пор звучит в ушах — холодный, властный, пугающий. Слезы опять подступают, раньше чем я успеваю их остановить. Горло сжимается, грудь словно стягивает невидимая петля. Горячие капли одна за другой катятся по щекам, размывают картинку перед глазами. Нет, я не верю, что это происходит со мной… это сон…я хочу уснуть и проснуться у себя в квартире...

Так и стою уставившись в одну точку. Отмираю только когда слышу звук снаружи.

Щелчок двери на первом этаже. Глухие тяжёлые шаги. Потом — хлопок входной двери. Я подхожу к окну, отодвигаю край шторы, затаив дыхание. Во дворе стоит тот самый чёрный джип, фары на мгновение вспыхивают, и он медленно выкатывается с территории.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он уехал?

Сердце будто замирает. Сначала накатывает облегчение — впервые за всё это время я остаюсь одна. Но вместе с облегчением приходит тревога — я здесь. В его доме. Одна. В неизвестности…

Драгоценные мои , как вам глава? добавляйте книгу в библиотеку, подписывайтесь и делитесь своими мыслями в комментариях — ваша поддержка для меня бесценна и вдохновляет писать дальше❤️

6

Я не знаю сколько времени так стою, как вкопанная, глядя в пустую стену, будто мозг завис. Не могу пошевелиться, не могу собрать мысли, всё внутри будто замерло.

Только спустя несколько минут я начинаю приходить в себя. Ноги подкашиваются, я машинально плетусь в ванную, закрываю за собой дверь и включаю воду.

Тёплые струи падают на плечи, стекают по коже, но расслабления не приносят. Голову кружит. Кажется, я просто пытаюсь смыть этот кошмар, но вода не может стереть того, что происходит.

Этот человек страшный. Эти глаза… они будто раздевают меня, проникают под кожу, пожирают изнутри. Его голос, этот холод, эта грубость…Я боюсь его.

Я моюсь долго, в голове то и дело всплывает его образ. Выхожу, кутаюсь в полотенце, потом медленно переодеваюсь в лёгкую шёлковую пижаму, тонкую, почти невесомую. Все движения медленные, и бессильные.

Ложусь на кровать, уставившись в потолок, но только в моей груди — пустота, а в горле ком.

Я долго не могу уснуть. Вспоминаю маму. Папу. Их голоса, их смех. Почему вы меня оставили? Почему жизнь, ты такая несправедливая ко мне?

- Папа… зачем ты так? Зачем ты пошёл на этот шаг? Почему ты подписал это завещание? Почему ты оставил меня с ним?

Я прислушиваюсь, в доме такая глухая тишина, и здесь я совершенно одна? Тело начинает расслабляться, медленно закрываю глаза и всё-таки проваливаюсь в сон.

***

Просыпаюсь от шума мотора. Слышу как машина подъезжает к дому. Мгновенно сажусь на кровати, а внутри меня уже начинает подниматься буря.

Он вернулся?

Подхожу к окну и замечаю, как знакомый чёрный джип останавливается у ворот. Грудь тяжело вздымается. Вот сейчас я намерена все ему высказать, я хочу расставить все точки над и, внутри меня все начинает гореть…

Слышу как входная дверь хлопает, резко выхожу из спальни и перехватываю его взглядом в коридоре.

Он выглядит очень усталым, будто не спал всю ночь, а во взгляде читается : «Я заранее устал от твоих вопросов», но ничего не говорит…

- Мне нужно домой, — начинаю я, голос дрожит, но я стою на своём. — Мне плевать на ваш договор, мне плевать на все эти бумаги. Я здесь оставаться не собираюсь.

Он подходит ближе, его взгляд такой ледяной.

— А мне плевать на твои “хочу”— и смотрит сверху вниз, подходя ко мне настолько близко, что я вынуждена поднять голову и посмотреть ему прямо в глаза. Дыхание тут же перехватывает. — Твой батя перед смертью заставил меня поклясться. Сказал: “Пока я мёртв — она твоя головная боль”. Вот и выполняю. Так что терпи, принцесса.

Я открываю рот, хочу возразить, но он продолжает, грубо:

— Домой? — усмехается. — А ты не поняла? Твой отец умер, не своей смертью. Его отравили. И как думаешь, кто следующий?

Я чувствую, как кровь стынет в жилах. Холод пронизывает до костей. Он притягивает меня за талию так близко, что моя грудь впечатывается в него, кожу от прикосновения начинает судорожно покалывать, грудь вздымается от возмущения. Я вытягиваюсь словно струна, чувствую как соски моментально твердеют под атласной рубашкой и трутся о ткань.

Он тут же невольно опускает похотливый взгляд вниз, опаляя меня. Его губы растягиваются в опасной, откровенной ухмылке, щеки сразу же вспыхнули и я перестала дышать.

Ева, что с тобой? Соберись…Я пытаюсь скинуть с себя этот морок, но его голос как назло становится еще тише, и от этого только страшнее:

— Если блять, ты сейчас уйдёшь, тебя найдут через день-два. В лучшем случае — мёртвой. В худшем — пожалеешь, что жива, принцесса!

Я задыхаюсь, не могу пошевелиться. В глазах его бушует огонь, но без намёка на сочувствие он произносит:

— Мне тоже это не надо. Я не романтик. Я не хотел жены. Но теперь ты — моя проблема. И хочешь ты этого или нет — выбора у тебя нет.

Он выпрямляется, даёт мне пару секунд осознать сказанное, а потом просто разворачивается и уходит, бросая коротко через плечо:

— Через полчаса спускайся к завтраку -не оборачиваясь.

Уходит, оставляя меня с пересохшим горлом, сбившимся дыханием и этим странным, предательским возбуждением. В голове — каша из страха, злости, желания сбежать… и чего-то ещё, от чего я сама себя не узнаю…

Как вам глава? пишите пожалуйста ваше мнение в комментари, я все буду читать.

Нашему герою серьезности и холодности не занимать. Но и девочка наша не промах!❤️Нас ждет история полная противостояния

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

7

Я иду в свою комнату, ноги будто ватные, внутри всё кипит неприятным, тяжелым чувством, словно меня раздавили, а потом оставили собирать осколки самой. В голове то и дело вспыхивают его слова:

«Твоего отца отравили.»

«Если ты уйдёшь — тебя убьют.»

Грудь сдавливает, дыхание сбивается. Захожу в комнату, подхожу к кровати, и просто падаю на неё. Сжимаю глаза, будто если не буду смотреть — всё это исчезнет, растворится, как дурной сон.

Лежу, чувствую, как дрожат руки. Мысли крутятся, одна за другой, душат изнутри.

Я не хочу спускаться к нему. К этому варвару. Его взгляд… эти хищные глаза… его слова, звучащие, как приговор. Он меня пугает, злит своим видом, выбивает из равновесия.

Я не пойду. Пусть ждёт. Пусть злится. Я устрою ему бойкот. Не дам ему ни слова, ни взгляда. Пусть знает, что я не из тех, кто так просто ломается. Но тут же понимаю — это глупо. Мне нужно узнать больше. Понять, как всё это вообще произошло. Кто он такой. Почему мой папа, мог поручить меня этому человеку.

Откуда он взялся? Почему я его никогда раньше не видела, если они были так близки?

Чем больше думаю — тем сильнее сердце колотится. В голове каша из страха, злости и желания раскопать правду. Мне нужно узнать кто он, что ему нужно? И главное — за что папа решил связать мою жизнь с этим хищником?

Я переодеваюсь, иду в ванную, умываюсь, стараясь привести себя в порядок. Смотрю на своё отражение — глаза покрасневшие, лицо уставшее, но я заставляю себя выглядеть хоть немного собранно.

Спускаюсь по лестнице, и слышу приглушённый женский голос снизу:

— Демьян Шамильевич, вам завтрак подать в кабинет?

Я замираю, сердце стучит быстрее. Вот оно — его имя. Демьян… Шамильевич…

— Подайте здесь, на две персоны, — слышу в ответ его голос, низкий, холодный, уверенный.

Я медленно подхожу ближе к кухне. Сердце всё ещё неприятно сжимается, но внутри уже просыпается любопытство. За плитой хлопочет женщина — лет шестидесяти, невысокая, с приятной, мягкой внешностью. На ней аккуратное светлое платье и фартук, волосы убраны, а седина едва заметна. У него есть домработница? Вчера этот дом мне показался таким пустым, не думала что что здесь есть кто-то кроме нас…

Как только я захожу, их взгляды сразу устремляются на меня.

Демьян смотрит так, будто уже всё видит насквозь. Его тяжёлый, хищный взгляд цепляет, но я стараюсь не показать, что дрожу внутри.

Женщина тут же улыбается добродушно, в её лице нет ничего устрашающего, наоборот — тепло:

— Садись, деточка, сейчас всё накрою, — говорит она ласково, махнув рукой к столу.

Я молча киваю, опускаюсь на стул, ощущая, как напряжение всё ещё держит меня в кулаке. Демьян по-прежнему стоит неподалёку, его взгляд не отпускает, но я делаю вид, что не замечаю. Внутри только одна мысль: Мне нужно узнать больше… кто он такой и почему меня втянули в эту игру? Мои мысли прерывает звонок его телефона.

Демьян медленно достаёт его из кармана брюк. Смотрит на экран, его взгляд остаётся каменным, будто там ничего интересного и ни одна мышца на лице не дрогнула.

Он проводит пальцем по экрану, подносит телефон к уху:

— Да, — его голос низкий, холодный, уверенный.— Я же сказал, не звони мне, — губы едва заметно скривились в раздражённой усмешке. — Я сам наберу.

— Нет, приезжать не надо. Я сегодня к тебе сам вечером заеду,- жестоко произносит и сбрасывает вызов. Поднимает взгляд на меня, а в нем читается его уже фирменная ухмылка. Я сижу, будто приклеенная к стулу, внутри снова всё переворачивается.

Ему звонила женщина? Кто она? Любовница? Кто-то из его прошлого? Почему от его слов так отчётливо веет угрозой?

Как вам глава? Поддержите пожалуйста, это моя первая книга на Литнет. Добавляйте книгу в свою библиотеку и отмечайте «мне нравится»❤️Следующая глава будет жарче. Кто ждет?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

8

Внутренний голос тут же отзывается:

— «Нет, Ева. Тебя это волновать не должно. Ты ему жена — только на бумаге. Его личная жизнь тебя не касается»

Женщина заканчивает накрывать на стол, и уходит. Я всё ещё не могу избавиться от неприятного кома в горле, стараюсь держать лицо нейтральным, но внутри всё сжимается.

Демьян опускается напротив, не торопясь, берёт вилку и смотрит на меня внимательно, изучающе, будто продолжает взвешивать, стоит ли вообще со мной говорить.

— Ешь, — его голос низкий, сухой, безапелляционный,— Здесь тебе никто не будет нянчиться.

— Я не хочу есть, - сжимая губы тихо произношу. А к горлу уже подступает тошнота, От его взгляда.

Он склоняет голову набок, хищная ухмылка скользит по губам:

— Ну придётся привыкать делать то, что не хочется.

— Я… Я хочу понять, кто ты. Почему я никогда тебя раньше не видела? Если ты был рядом с моим отцом… Почему он ни разу не говорил про тебя?

— Потому что твой отец не светил то, что не нужно было светить. И я — из этой части его жизни.

— Какая у него могла быть часть жизни, о которой я не знаю?-говорю нахмурившись

— Ты многого не знаешь. Ты слишком наивная для этого мира, а Владимир, был умным человеком и всегда разделял личное и бизнес. -он усмехается — криво

— Он мне всегда всё рассказывал… — шепчу я, но уже сама понимаю, что в моих словах слишком мало уверенности…

-И какой у него мог быть бизнес? О котором я ничего не знаю— продолжаю

Демьян откладывает вилку, скрещивает руки на груди и говорит: — Вот и повод начать узнавать. Папочка твой знал, что тебя найдут шакалы, если оставить одну. Поэтому — ты здесь. Привыкай.

Я стискиваю зубы, внутри всё клокочет — страх, злость, непонимание.

— Привыкать? — я резко поднимаю взгляд, голос звучит чуть хрипло, но злость в нём сильнее дрожи. — Привыкать к тому, что меня кто-то держит здесь, как вещь? Или к тому, что меня, оказывается, собирались “сожрать”, а я даже об этом не знала?

Мужчина замирает, в глазах вспыхивает опасный огонь, а уголки губ изгибаются в хищной усмешке. Он склоняет голову набок, чуть прищуривается, и его взгляд будто стягивает с меня последнюю защиту. Я ощущаю, как по спине пробегает холод, но отступать уже поздно.

— Привыкай к тому, что твоя жизнь больше не принадлежит тебе, — его голос по-прежнему низкий, спокойный, но в каждом слове звучит угроза. — И научись закрывать рот, когда не понимаешь, во что тебя втянули.

Я резко подаюсь вперёд, глаза сверкают, хоть внутри всё так дрожит:

— Ты зря тратишь время. Если ты думаешь, что я тут послушно сяду и стану ждать, пока ты решишь, как “распорядиться моей жизнью”… ты плохо знаешь “наивных девочек”.

Он приближается ко мне резко, стол между нами перестаёт быть хоть какой-то границей. Его высокая, тяжёлая фигура нависает, горячее дыхание обжигает кожу, а взгляд буквально прожигает насквозь. На губах скользит опасная, наглая ухмылка, тело напряжено до предела, как у хищника, готового к прыжку.

Я инстинктивно вскакиваю со стула, но он молниеносно сокращает расстояние, наваливается телом, вжимая меня в край стола так, что дыхание перехватывает. Его грудь прижимается к моей, между нами не остаётся ни миллиметра воздуха. Сердце будто останавливается от этой пугающе-порочной близости. Его рука резко и властно обхватывает мою шею, пальцы скользят по коже, крепко, но не больно — достаточно, чтобы я сразу, непроизвольно, приоткрыла рот от неожиданност.

Его тело словно выточено из камня, мышцы напряжены, а в движениях сквозит опасность. Но эта рука на шее… она держит меня крепко, но поглаживание кожи доводит до безумия, разливая горячую, предательскую волну, будто кто-то выливает по позвоночнику расплавленный металл. Я чувствую, как напрягаюсь от страха, возбуждения и паники одновременно. Слишком близко. Слишком интимно. Слишком опасно.

Он склоняется к моему уху, дыхание обжигает кожу, голос опускается в хриплый, глухой, угрожающий тон:

- Я , сука, не святой. Принцесса, если ты и дальше блять, будешь продолжать играть в остроумие, я могу забыть, что обещал твоему отцу держать себя в руках..

Я зажмуриваюсь, внутри всё сжимается, грудь тяжело вздымается, в теле пульсирует напряжение. Но я стою, не отводя взгляда, пусть слёзы уже предательски жгут глаза, а щеки начинают щипать от накопившегося кома боли и страха.

Его взгляд темнеет, он приближается ещё сильнее, зрачки расширены, его губы настолько близко, что я чувствую его дыхание на себе:

— Сразу после похорон на тебя началась охота, — его голос становится ещё ниже, глухой, от него бегут мурашки по спине, — те мрази, которые хотят отжать бизнес твоего отца, хотят убрать и тебя. Потому что знают — после твоей смерти всё автоматом перейдёт к ним.

Я начинаю дрожать. Его пальцы всё ещё на моей шее, но он плавно отстраняется, не давая мне ни секунды выдохнуть.

— Твой батя сам меня попросил заняться тобой, сам! — его голос становится жёстче, — потому что знал — одна ты здесь не вытянешь. Этот грёбаный бизнес сожрёт тебя, как котёнка. И мне плевать, хочешь ты этого или нет- чувствую как его голос становится мягче, но от этого не легче.

Слёзы жгут глаза, гордость рушится, а вместе с ней и моя выдержка. Я не выдерживаю, резко разворачиваюсь и сбегаю из кухни, сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот вырвется наружу.

Я влетаю в спальню, захлопываю за собой дверь, срываю замок и просто оседаю на пол, закрывая лицо ладонями. Слёзы сами катятся по щекам, их уже не остановить. Всё тело дрожит, внутри всё переворачивается, страх и отчаяние сдавливают горло.

Как он может так спокойно говорить о таких вещах? Как я вообще оказалась в этом аду? Папа… что ты натворил? Почему ты оставил меня одну среди этих хищников?

Следующая глава будет от Демьяна. Она будет не менее горячей, чем предыдущая, Прошу поддержите пожалуйста❤️ Книга бесплатная, добавляйте к себе в библиотеку. Очень интересно что думаете об этих героях!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

9. Демьян

Вижу, как она срывается с места и сбегает из кухни. Глаза на мокром месте, губы дрожат. Вся сама — тревожный комок, будто сейчас взорвётся и разрыдается.

А меня, сука только это бесить начинает.

Сказал же, блять, объяснил что к чему. Подробности эти ей знать не обязательно. Пусть лучше живёт и думает, что всё вокруг розовое и безопасное. В этом мире для таких как она, наивных мест не предусмотрено.

Сжимаю кулаки и пальцы хрустят.

Девчонка под кожу залезла. Глазами своими — как два омута вытаращилась. Взгляд — затравленного кролика, весь такой несчастный, дерзкий, и в то же время беспомощный. А запах… вкуснющий, он меня сбивает с толку. Такой легкий, цветочный… Невинный. Вот что бесит больше всего — эта её чистота. Нечем ей здесь дышать, в этом дерьмовом мире, полном уродов. И именно это притягивает. Но я думать об этом даже не собираюсь!

У меня было много разных женщин. Секс без обязательств меня всегда устраивал. Кинул деньги на цацки —и они довольны и мне никто мозги не ебет.

Я пообещал Вове, что женюсь на ней — для отвода глаз. Не больше. Мне нахрен не нужна никакая семья и серьёзные отношения — у меня есть шлюхи, которые готовы приехать по первому зову.

Внутри меня разливается гадкое чувство, она не такая как эти бляди. Она нежный невинный цветок. Милая принцесса. Но я, сука, не могу ее сделать своей, мне не нужны эти отношения…

А то, что она здесь, в моём доме — это формальность. Я не собираюсь с ней сюсюкаться. Папаша её хотел, чтоб я за ней смотрел — я смотрю.

Но ни капли больше. Ни сантиметра ближе.

Должен был её просто забрать — и держать рядом. Но чёрт бы побрал, эта маленькая сучка уже начинает задевать какие-то струны в моей душе .

С этими мыслями иду в кабинет. Дел сейчас выше крыши. Вовчик подкинул мне дохуя работы, даже после смерти. Сажусь за стол и сново открываю ту самую папку с документами. Завещание, договор, подписи, печати — всё готово и всё чисто.

В голове крутится «Она уже моя жена. По бумажкам. Юридически — чистейший расклад».

Вот только никто об этом ещё не знает. И именно это мне сейчас на руку.

Выдыхая через зубы, беру в руки телефон, пролистываю последние звонки. Элла. Нахера она мне названивает? Договорились же — не лезет, не трещит в трубку, не строит из себя “особенную”. Всё давно расставлено по местам: встречаемся — сбросил пар — разошлись. Но сейчас не до неё. Не до этих игр. Заеду к ней вечером, сброшу напряг.

Сейчас мне нужно разобраться, кто открыл охоту на девчонку. Эти суки думают, что Ева — лёгкая добыча. Что после смерти Вовы компания повисла в воздухе и можно подгрести всё под себя, убрать наследницу — и красиво жить.

Откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза, руками потираю лоб , Вовчик знал, что рано или поздно за ней придут. Он не зря вытащил меня из-под земли, заставил подписать этот договор, поклясться «на крови».

Воспоминания лезут в голову, тогда я только начинал лезть наверх. Молодой, злой, самоуверенный. Амбиции через край. Влез туда, куда не следовало. Заказали меня тогда быстро, потому что слишком много знал и слишком быстро рос.

Запомнил, как стоял за гаражами, в спину дул ледяной ветер, ребра сломаны, кровь изо рта капает. Эти долбаебы уже думали, что мне конец и я так думал, но тогда появился Вова. Спокойный, уверенный. Один против пятерых. Он не задавал лишних вопросов — просто снял всех подчистую.

А потом протянул мне руку и сказал:— Будешь должен, я умею ждать.

Я никогда не забывал про долг, но не думал что все может так обернуться…

А неделю назад Вова буквально, ввалился ко мне в офис без предупреждения. На лице — напряжение, глаза жёсткие, но за этой маской тревога сквозила. Такого я у него давно не видел. Сижу за столом, он кидает передо мной пачку бумаг — договора, завещание, всё чисто, юридически вылизано до запятой.

— Мне осталось недолго, Демьян. — Ты же знаешь, куда это катится, плохо дело,- сказал без лишних эмоций.

Я тогда охуел от этого заявления. Я не сразу понял, к чему он клонит, просматриваю бумаги, там её имя —

Ева Владимировна.

— Ты серьёзно? — поднимаю бровь. — Жениться на твоей дочке? Вовчик, ты чего несёшь? Я тебе , блядь, не свадебный агент.

—Ты мне должен, Демьян! Или ты забыл, как я тебя тогда вытянул? Счёт до сих пор не закрыт.

Я тогда заткнулся, потому что он был прав. Этот долг тянулся за мной как цепь…

Он продолжал:

— Я тебя знаю. Сейчас не о любви. Бумаги и фиктивный брак — для защиты. Я вижу, кто вокруг суетится. Они уже жопой чуют, что меня уберут. А Ева не сможет мою долю вынести…

—Ты думаешь, я буду сидеть с ней и нянькаться? — усмехаюсь зло, откидываясь на спинку кресла. — Я бизнесом занят, у меня поставки и дохуя планов.

Вова опускает глаза на бумаги, потом смотрит мне прямо в лицо, серьёзно.

— Она ни о чём не знает. И лучше бы не знала. Ты подпишешь. Если со мной что-то случится — ты женишься на ней. Не ради чувств, ради её безопасности. Бумаги начнут действовать сразу после моей смерти!

Я тогда сжал зубы. Всё это мне нахуй не нужно. Жена, обязательства, фиктивный брак. Да пошло оно всё. Но отказать ему я не мог.

И вот теперь его нет. А я тут, разгребаю за ним эту кашу. И девчонка — моя, сука, ноша. И теперь мне предстоит вычистить всё это дерьмо, найти, кто стоит за травлей, и подавить их, пока они не добрались до неё.

Открываю глаза, выдыхаю и набираю Рустама, проходит секунда и он поднимает трубку.

— Ни хрена себе, — протянул он с ленивой ухмылкой. — Демьян Шамильевич собственной персоной. Соскучился, что ли?

— Не льсти себе, — усмехнулся я. — У меня к тебе дело.

— А, ну если дело? Тогда выкладывай. —голос Рустама становится серьезнее, чувствует как я настроен…

— Нужно, чтобы ты узнал, как там дела у компании Стрельникова. Были ли у него сторонние проекты, какие доли, акции, кто из партнёров может мутить воду?

—Володю? — переспросил он. — Его же…ну… —тушуется он. —И вообще нахер тебе это надо?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Причину расскажу при встрече. Хочу знать, чем он занимался последние месяцы. Если есть кто-то, кто может на что-то претендовать — я должен знать это первым.

— Ладно, Шамильевич, всё понял, — Рустам выдохнул. — Копать глубоко?

— До самого дна, — ответил я. — Хочу знать всё. Если что-то скрывал — найди.

— Звучишь, как будто правда соскучился, — хмыкнул он, возвращая привычный тон. — Ладно, займусь. Жди новостей — и отключился...

До самого вечера я сижу в кабинете, уткнувшись в бумаги, переписки и звонки. Голова тяжёлая, но останавливаться не могу — сейчас не то время, чтобы расслабляться.

Не сразу замечаю, как за окном стемнело. Взглянув на часы, резко встаю и иду вниз. В доме тихо, Валентина хлопочет на кухне.

— Накройте на стол и покормите девочку, — говорю, проходя мимо. — Я сегодня буду поздно.

— Как скажете, Демьян Шамильевич, — кивает она, даже не задавая лишних вопросов.

Выхожу из дома, достаю из кармана телефон, пролистываю список контактов и набираю Эллу. Говорю ей что выезжаю. Надо потрахаться. Сбросить пар, и Элла как раз подходит. Она шлюха, которая без лишних вопросов, готова раздвинуть ноги по первому моему желанию.

Еду потрахаться, а в голову лезет Ева. Как она сбежала после завтрака, наверно сидела наверху в своей комнате и плакала. Сжимаю руль до скрипа. Не хочу думать о ней сейчас…

***

Захожу к Элле — она уже почти раздетая. Готовая. Не трачу время. Хватаю за волосы, гну её к дивану. Без разговоров. Достаю из кармана презерватив, быстро надеваю, даже не глядя на неё. Тут не про удовольствие, тут про выброс грязи из головы. Вгоняю в нее член до опора, она кричит извивается, но мне плевать. Двигаюсь грубо, быстро, вдалбливаясь в неё до предела. Для меня она — просто дырка, чтобы сбросить ярость.

Сжимаю за бедро, оставляю следы, ловлю её за горло, заставляю молчать. Всё раздражение, злость, желание забыть — вырывается с каждым толчком.

Кончаю резко, грубо, отстраняюсь первым. Элла остаётся валяться полуголая. Одеваюсь и выхожу хлопнув дверью. Но, сука, легче не становится. Внутри пусто. В голове принцесса и её зелёные заплаканные глаза...

Дорогие мои! Напряжение только нарастает. Добавь книгу в библиотеку, чтобы не пропустить тот момент, когда всё сорвётся с цепи.

Дальше будет больнее. Громче. Грязнее. И намного откровеннее????????????❤️

10

Весь день я просидела в комнате. Плакала, пока глаза не начали жечь, пока не стало больно даже просто смотреть в потолок. Слёзы будто высохли, но пустота осталась. Я даже не заметила, как уснула. Просто вырубилась прямо на кровати, свернувшись клубком.

Проснулась от стука в дверь. Резкий, но не грубый. С трудом поднимаюсь с кровати, ноги ватные, глаза опухшие. Подхожу к двери, открываю. За порогом стоит женщина — та самая, что утром готовила завтрак. Я её сразу узнала,она же улыбнулась мне, но во взгляде читается нотка сочувствия.

— Деточка, ты спала? Я тебя разбудила? — спрашивает она тихо. — Извини, пожалуйста, я ужин приготовила, спускайся на кухню.

— Нет, ничего страшного… Я и так уже много проспала. — Голос хриплый, сдавленный. — Я даже не знаю вашего имени…

— Меня зовут Валентина Петровна. Можешь звать меня тётя Валя. —улыбается тепло, немного устало.

— Хорошо, тётя Валя… Я сейчас приведу себя в порядок и спущусь. Она кивает в ответ и уходит, оставляя меня одну.

Иду в ванную. Смотрю на себя в зеркало. Выгляжу ужасно, лицо помятое, глаза опухшие, волосы спутавшиеся ото сна. Стыдно. Стыдно, что меня видели такой. Торопливо умываюсь и расчёсываю волосы. Глубоко вздыхаю, чтобы хоть как-то прийти в себя.

Спускаюсь вниз, и в нос тут же ударяет запах еды-теплый и домашний. Живот начинает предательски урчать и сжиматься от голода.

Подхожу к столу и сажусь. На меня смотрит тарелка аппетитного рагу. Запах просто невероятный. Пальцы дрожат, смотрю на накрытый стол, он накрыт всего на одну персону. Мысли путаются. В голове сразу же возникают вопросы —Я буду ужинать одна?! Он уехал? Интересно, куда? Может быть к той, которая звонила ему утром?

Мои мысли прерывает звук приближающихся шагов, в столовую заходит тётя Валя. В руках у неё поднос, на котором стоит чашка горячего чая и небольшой кусочек пирога. Она аккуратно ставит всё рядом со мной и заботливо поправляет уголок салфетки, будто я здесь давно и всё это часть привычного, семейного вечера.

— А… где он? — спрашиваю я осторожно, почти шёпотом. Глупо, но даже имя не могу произнести. Словно, если скажу вслух, станет ещё реальнее.

— Он уехал по делам, — говорит она, не спеша. Бывает, что поздно возвращается… Ты не волнуйся. Ешь спокойно.

По делам… Странное облегчение и разочарование смешиваются внутри. Хотела ли я, чтобы он был здесь? Сама не понимаю. С его тяжелым пугающим взглядом, напряжением, которое витает в воздухе каждый раз, когда он рядом.

— А он… он всегда такой? — спрашиваю я, перебирая пальцами край скатерти. Голос дрожит, но мне важно это услышать.

Тетя Валя задерживается у стола, не торопится уходить, смотрит на меня, как мать смотрит на ребёнка, уголки ее губ слегка вздернуты в подобие улыбки.

— Он… сложный, — произносит она тихо, опираясь рукой о спинку стула. — Но хороший. Просто у него своя правда. И он всегда знает, что делает.

— Хороший? — переспрашиваю с удивлением, не сдержав её. Перед глазами тут же всплывает, как он грубил, держал меня за шею, как увозил сюда, не спрашивая мнения.

Тетя Валя замечает мою реакцию, вздыхает.

— Я тут давно работаю, Евочка. Видела его разным… Поверь, он может быть жестким, может быть злым, если потребуется. Но плохого он тебе никогда сделает. Если ты здесь — значит, для этого есть смысл.

— Он человек слова, — продолжает она. — Если что-то решает — идёт до конца, и своих он не бросает.

— Ешь. Тебе силы нужны. И не бойся его раньше времени. —кивает она на тарелку и больше не произнося ни слова уходит…

Сижу за столом, ковыряю ложкой в тарелке, но аппетит уже пропал. Голод вроде бы и не ушёл, а еда комом стоит в горле. Внутри всё спуталось — раздражение, страх, непонимание… И странное, тепло от слов тёти Вали.

Он хороший… знает, что делает…

В голове это не укладывается. Ну как можно быть хорошим, когда забираешь человека без разрешения? Как можно заботиться, когда держишь рядом силой? Всё внутри кричит — это неправильно. А она говорит — не бойся его раньше времени. Вот как?

Тут же вспоминаю его взгляд, тяжёлый, властный. Его руки, сильные, грубые. Его голос, от которого хочется то спрятаться, то слушать дальше, пытаясь понять, что он за человек...

Драгоценные мои!❤️Ваша реакция — для меня лучшая награда. Пожалуйста не забывайте оценивать главы!

Так я понимаю, что трогаю нужные струны. И вижу, в каком ключе продолжать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

11. Демьян

Еду по пустым улицам ночного города направляясь к центру. Надо заехать в офис и забрать бумаги.

Еще и Рустам обещал подъехать, по телефону сказал, надо встретиться, добавил что есть для меня кое-что «вкусное».

Мы с Русом давние друзья. Нас много связывает. Он мне почти как брат. После того как я выпустился из детдома мы и познакомились. Он тогда начал тачки ремонтировать. Предложил и мне вместе с ним немного подзаработать, ну я и согласился. Работали вместе, нарабатывали клиентуру. Когда деньги появились, я сам захотел свой бизнес открыть, да и он тогда перешел на другую сторону закона. Столько лет прошло, а мы всё дружим. Сейчас вспоминаю те ночи в гараже, руки в мазуте, а разговоры — о будущем. Рус всегда был тем, кто не боялся рисковать, кто мог найти выход из любой ситуации…

Подъезжаю, захожу в офис и поднимаюсь на нужный этаж, Рус уже сидит и ждёт меня. Для него двери всегда открыты в любое время, тем более нам предстоит серьезный разговор.

Заходим в кабинет. Сажусь в кресло, он напротив.

— Ну что там у тебя? — спрашиваю, потягиваясь и кладя папку с бумагами на стол.

Рус усмехается и наклоняется вперёд:

— Это ты мне скажи. Зачем тебе понадобилась вся подноготная Стрельникова?

— Он потребовал вернуть долг, — начинаю жёстко, без лишних вступлений, челюсть тут же невольно сжимаю.

Рус щурится, явно не сразу врубаясь.

— Какой ещё долг?

— За то, что меня тогда спас, — уточняю, сцепив пальцы в замок. — Ты же помнишь, как всё было. Он тогда вытянул меня, когда меня хотели убрать…

— Ну и? — кивает, вспоминая, взгляд хмуреет

— Он попросил… — в этот момент я сам чувствую, как злюсь от абсурдности ситуации, — После его смерти, жениться на его дочери.

Секунда тишины.

Рус смотрит на меня, как будто я сейчас анекдот рассказал. Потом делает вид, что переваривает инфу… и всё, пошло-поехало:

— Погоди… — он начинает ржать, сгибается пополам, — Ты серьёзно?! Он что, на смертном одре блять, решил тебе не только жизнь, но и семейное счастье организовать?!

Я молчу, но у меня уже глаза начинают наливаться злостью.

— Охуеть, — Рус не унимается. — Слушай, ты ж всегда говорил, что штамп в паспорте — это для долбоёбов, а тут тебя, сука, просто выдали как презент!

— Не, я представляю эту свадьбу, — он дальше гнёт своё, — Ты стоишь такой весь серьёзный, галстук поправляешь… А где-то в углу Стрельников с небес ржёт: “Вот и вернул должок, сука”.

Он утирает слёзы со смеха, а я уже встаю из-за стола, стул отлетает назад.

— Хватит. Ещё слово — и я тебя сам на свадьбу в гипсе отправлю.

— Брат, да ладно тебе, — Рус поднимает обе руки вверх, но рожа лыбится так, что хочется двинуть. — Девка хоть симпотная ? Или может, там вообще ёбнутая?

Я сжимаю кулаки так, что суставы хрустят. Рус это видит, но, конечно останавливаться не собирается

— Хотя, — он продолжает с ехидной миной, — ты ж любишь острые ощущения. Тебя чуть не грохнули — женился. Может, тебя ещё раз подстрелить? Чтоб сразу внуков заделали?

— Рус, завали ебало, пока я реально не вышиб из тебя все шуточки.—мои нервы на пределе…

Рус наконец утихает, откидывается в кресле, но ухмылка с его рожи никуда не девается.

— А-а-а… — протягивает он, щурясь. — Так ты по этому поводу хотел, чтоб я на Стрельникова нарыл?

Я усаживаюсь обратно, достаю сигарету, прикуриваю и затягиваюсь. Говорю спокойно, но внутри всё кипит:

— Птичка донесла, что на Еву охота началась. Если её уберут — компанию раздербанят. Вова сказал, такие акулы крутятся, что падаль разлетится по карманам быстрее, чем похоронят.

Рус сразу меняется в лице, щурится, кивает… но через пару секунд ехидная улыбка возвращается.

— Ах, Еву… ну-ну…

Да бля, смотрит на меня, глаза сука, сверкают, довольный как кот чеширский, который сметану лизнул.

— Смотри, брат, не поплыви, — говорит с намёком. — А то ты у нас, вроде как, камень холодный… но если девка красивая, не удивлюсь, если сам не заметишь, как втянет тебя по самые бубенцы.

Я сжимаю челюсть, кулаками давлю на стол, и чувствую — из ушей уже реально дым валит. Рус, конечно, это видит, его только подзадоривает.

— Всё, всё, молчу, — он тут же поднимает руки, но рожа у него всё такая же довольная. — Без обид, брат. Просто уж больно история вкусная.

Тушу сигарету, выжидаю пару секунд и кидаю ему вопросительный взгляд.

— Ладно, хватит языком чесать. Что ты нарыл?

Рус сразу меняется в лице, настроение становится серьёзным, он откидывается в кресле и сцепляет пальцы в замок:

— Тут, брат, всё гораздо глубже, чем ты думаешь.

Я киваю, слушаю.

— Стрельников — это не единственный хозяин этой компании, — продолжает Рус. — Он всегда был лицом, на витрине, так сказать. Красиво играл роль успешного бизнесмена, но за кулисами стоят другие.

— Кто? — спрашиваю коротко.

— Совет акционеров, — хмыкает он. — И не просто акционеров, а ребят, которые грязью не брезгуют. Там всё завязано: и теневой капитал, и связи через офшоры, и даже криминальные цепочки.

Я сжимаю челюсть.

— Эти акционеры терпели Стрельникова, пока он контролировал всё. А теперь, когда он в гробу — начинается передел. И твоя Ева, — Рус специально выделяет это имя, косится на меня, — для них просто лишний кусок пазла. Она мешает.

— Они знают, что она унаследует всё?

— Знают, — отвечает Рус. — Но пока думают, что она просто испуганная девочка, которой легко манипулировать или убрать. Они не в курсе, что ты рядом. А когда узнают… начнётся настоящее веселье.

Я подкуриваю новую сигарету, затягиваюсь и медленно выпускаю дым, мысли мрачнеют.

— Есть конкретные имена? — спрашиваю.

— Пока выцепляю, — отвечает Рус. — Но один из них точно всплыл — Куликов. Старый шакал, давно вокруг Вовы крутился, ждал, когда тот ослабнет. Схемы мутил через подставные фирмы, налоговые дыры, отмыв бабки через западные счета… Там столько говна, что если начать копать — можно утонуть.

Я лишь киваю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Продолжай копать, — говорю жёстко. — Хочу знать всех, кто там прячется за акциями. Если кто-то дёрнется — я должен быть готов.

Рус усмехается, но голос уже серьёзный:

— Всё понял, брат. Все сделаю аккуратно. Но запомни: здесь не только бизнес, здесь блять, пахнет кровью.

— Ты же знаешь, я к этому привык…

12

Я лежу в постели, сна нет, а время уже за полночь, дом огромный, чужой и эта тишина , что даже собственные мысли слышно.

Слышу, как открывается входная дверь. Это он. поднимается по лестнице. Его шаги тяжёлые и медленные, они совсем близко. Я слышу как Демьян останавливается прямо у моей двери.

Стоит.Не заходит. А я чувствую его мощную ауру через дерево этой грёбаной двери, будто он прожигает меня взглядом.

А дальше, я слышу удаляющиеся шаги, он уходит. У меня внутри всё закипает. Сколько можно? Думает, что я буду тут молча сидеть и ждать здесь в заперти, пока он решит, что со мной делать?

Подрываюсь с кровати и несусь к двери, открываю и выхожу в коридор. Он уже почти на лестнице, но оборачивается, когда слышит, как я подхожу. Во мне просыпается такое негодование, что из меня только и вырывается:

— Чего ты ходишь, как привидение? — бросаю ему в спину. — Боишься зайти? Или просто привык из-за угла командовать?

Я вижу его глаза, они такие темные и холодные, он напрягается.

— Спать иди, — говорит грубо. — Или мне и засыпать тебя учить?

Я делаю шаг ближе, сердце начинает колотиться, но я не дам слабину.

— Учить? — усмехаюсь с вызовом. — Ты уже всему “научил”. Разрушил всю мою жизнь. Мою свободу. У меня была учёба, друзья, свои планы! А теперь что? Я заперта здесь, по твоей прихоти, как вещь?

Его лицо меняется. Становится еще злее, жестче, в глазах такое раздражение, скулы так сжаты, что я слышу их скрежет. Мужчина идёт прямо на меня, так уверенно и медленно, что мои ноги сами начинают отступать назад от его напора. Я отхожу, пятясь, ладони предательски дрожат, но я не отвожу взгляд.

Сердце колотится всё быстрее, он напирает, я делаю ещё шаг назад — и понимаю, дальше некуда. Позади стена. Демьян тут же нависает надо мной. Его тело почти касается моего. От него исходит опасность и какая-то необъяснимая сила.

Господи, он так близко, что его дыхание обжигает кожу. А в следующее мгновение мужчина делает, то что сбивает меня с толку.

Его рука резко сжимает моё запястье, он разворачивает меня лицом к стене и прижимается всем телом, держит меня так крепко, весь прижат — его грудь, его живот, его дыхание горячее и чересчур хищное. К моей попе плотно прижимается что-то твёрдое и горячее. Он возбужден.

Я дёргаюсь, вырываюсь, попой ерзаю.

— Что ты делаешь?! Отпусти.. — голос срывается на испуг.

Тело начинает сковывать страхом, сердце уже гремит в груди с такой силой, что я больше ничего не слышу. В голове каша, а в животе, нарастает странное, тяжёлое напряжение, всё сворачивается в тугой, пульсирующий узел. Но вместе с этим — страх. В трусиках начинает выделяться влага.

Я никогда не была так близко с мужчиной. Никто не касался меня так. Никто не прижимал меня к стене, не лишал пространства и воздуха…

Дёргаюсь ещё раз, но он не отпускает, наоборот, приближает ещё сильнее, его губы почти касаются моего уха, а голос обжигает кожу.

— Не дёргайся, принцесса— шепчет он хрипло, опасно. — Я бы на твоём месте вообще слова подбирал. Думаешь, можешь играть словами и оставаться нетронутой? Думаешь, я не вижу, как тебя трясёт?

Сердце заходится в бешенном ритме, а этот тугой узел сворачивается всё крепче и крепче. Тело наливается жаром, и я уже сама не понимаю, что страшнее — его близость или собственная реакция на это.

Я сжимаю губы, дрожу, но пытаюсь вырваться из его рук, страх пробирает до костей:

— Я… я ничего не боюсь… — выдыхаю…

Демьян усмехается, его дыхание горячее, пальцами одной руки всё ещё крепко держит запястье, а другой слегка поглаживает ягодицу:

— Врёшь, — его голос тяжелеет. — Боишься. И правильно. Я держусь из последних сил, принцесса… не проверяй, где моя грань.

Моё сердце стучит в висках, в животе всё сжимается от жара и страха. Я не понимаю, что он собирается сделать. Не понимаю, что хуже — его реакция… или моё собственное состояние. Он стоит так ещё пару секунд, тело прижато ко мне, пространство будто исчезает. И вдруг его пальцы отпускают запястье, он делает шаг назад, холодный воздух резко заполняет пространство между нами.

— Иди спать, — говорит он хрипло, и разворачивается

Я хватаю ртом воздух, пытаюсь зацепиться за какую-то реальность.

— Мне надо вернуться к учёбе, — срываюсь, голос слабый, дрожащий, но я всё-таки это выговариваю.

Он замирает, не оборачивается сразу, словно обдумывает мои слова.

Закусываю губу, понимаю как глупо это звучит… после всего, что только что произошло. После того, как я сама дрожу, как не могу собраться… и лезу с разговором про учёбу?

Он поворачивает голову, взгляд цепкий, насмешливый, но губы почти не шевелятся:

— Завтра поговорим об этом, — отвечает он глухо, хрипло, а потом уходит больше не оборачиваясь

Я так и стою прижавшись к стене еще несколько секунд, ноги не слушаются. Мне жарко. Очень жарко. Мне нужна разрядка. Нужно хоть как-то сбросить это бешенное напряжение, которое будто свело всё внутри тугим узлом.

Забегаю в комнату и направляюсь в душ, находу скидывая с себя одежду. Ткань липнет к разгорячённому телу, и каждый шаг только усиливает это безумие внутри.

Захожу в ванную, включаю воду. Тёплая струя тропического душа обрушивается на плечи, стекает по спине, пытаюсь смыть с себя этот жар, но не выходит.

Голова кружится. Чувствую на себе его руки, в носу стоит его запах. Боже-этот запах…смесь кожи, табака и парфюма…

Опускаю ладони на грудь, соски моментально твердеют, становясь особенно чувствительным, затем медленно двигаюсь к животу…ниже… к плоти, подбираюсь пальчиками к складочкам. Медленно раздвигаю их, касаюсь клитора и чувствую как он начинает бешено пульсировать. С губ сразу же срывается стон. Тело напряжено, а внутри живот стягивает все крепче. Влаги выделяется столько, что она начинает стекать по бедрам и смешивается с каплями воды .

Грудь тяжело вздымается, дыхание сбивается, мысли путаются. Я кружу пальчиками над клитором, отчаянно тереблю его, пытаясь достичь разрядки, но напряжение не уходит, а только становится сильнее. Я стону и выгибаюсь, мычу, совершаю еще пару круговых движений и после взрываюсь на мелкие кусочки.

В висках пульсирует , ноги подкашиваются, я зажмуриваю глаза, и всё, что вижу — Демьян, его холодный, тяжёлый взгляд и то, что он сделал со мной за несколько минут…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

13

Эту ночь я спала ужасно. Все время ворочалась и мысли не отпускали. Уже под утро отключилась, но сон был беспокойный.

А когда проснулась, чувствовала себя разбитой, глаза опухшие, под ними синеватые круги, вся помятая и уставшая.

Привожу себя в порядок и переодеваюсь в джинсы и футболку — особо выбирать нечего, я ведь не собиралась здесь задерживаться. Думала… что сбегу. Глупая наивность…

Спускаюсь на кухню. Слышу, как тихо гремит посуда. Демьян уже сидит за столом. Выглядит спокойным, даже слишком, но взгляд тяжелый . А меня это немного настораживает. На нем черная рубашка, верхние пуговицы расстегнуты, рукава закатаны так, что я вижу его сильные запястья.

Я чувствую, как внутри всё скручивается, вспоминаю вчерашний вечер, его руки, его тело так близко… и ту сцену в ванной, когда я пыталась забыться…

Сажусь за стол напротив, подальше от него, отвожу взгляд, стараюсь казаться невозмутимой, хотя пульс стучит во всю. Он смотрит на меня в упор, чуть усмехаясь, глаза хищные, с прищуром, как будто считывает меня насквозь.

—Как спалось?- его голос низкий, ленивый, но в нём что-то скользкое, предвкушающее.

—Нормально,-пожимаю плечами.

Он откланяется на спинку стула, вальяжно развалившись, но взгляд от меня не отрывает.

— Стены здесь тонкие, — проговаривает он, словно невзначай. — Очень тонкие.

Внутри меня что-то падает вниз, я застываю, дыхание тут же сбивается, а кровь моментально приливает к щекам — я чувствую, как краснею.

Он улыбается чуть шире, будто наслаждается тем, что видит мою реакцию.

— Интересно было слушать, как ты там… себя развлекала, — его голос становится ещё ниже, грубее, хриплый оттенок пробирает до костей. — Не думал, что ты такая смелая, принцесса.

Я чуть не поперхнулась воздухом, пытаюсь что-то сказать, но голос предательски дрожит.

— Я… я не…

Демьян медленно наклоняется вперед, локти опирает о стол, взгляд цепкий, липкий, не оставляет ни шанса сбежать.

— Что? Не делала? — его губы тронула насмешка, он явно испытывает меня. — Или думала, что если тихо, никто не услышит, как ты там… стонешь?

Я краснею ещё сильнее, всё горит, пальцы дрожат, ноги будто ватные. Я не знаю, куда девать взгляд, мне стыдно. Очень стыдно. Хочется провалить сквозь землю, раствориться, исчезнуть. Он все слышал…Как я пыталась сбросить напряжение, как ласкала себя.. Боже как же стыдно, как могла позволить себе это в его доме? Как смотреть ему в глаза после этого?

Я чувствую, как всё пылает — щеки, уши, шея, даже ладони дрожат. В животе тот же узел, пульсирующий, тугой. И самое страшное — я до сих пор чувствую влагу между ног. Моё тело меня предаёт.

Он играет мной. Он смотрит, как я краснею, дрожу, теряю контроль, и ему это нравится. И я боюсь… боюсь, что если он дотронется — я не смогу сопротивляться.

Эти порочные, мучительные мысли прерывает звонок его телефона. Демьян все также продолжает смотреть на меня в упор, и не отводя глаз достает из кармана мобильный, на экране я не успеваю разглядеть, кто звонит, он тут же отвечает, и подносит трубку к уху.

— Да, — коротко бросает он, голос всё такой же низкий, хриплый, спокойный, но в этой спокойности что-то ледяное.

Я замолкаю, не шевелюсь, только слышу его ответы, сам голос собеседника неразборчивый — слишком тихо, слова глушатся.

Демьян чуть хмурится, слушает, его взгляд всё ещё прикован ко мне, будто он держит под контролем сразу два разговора — по телефону и мысленно со мной.

— Подъезжай, — коротко бросает он спустя пару секунд.

Пауза. Он слушает, его скулы напрягаются, пальцы сжимают телефон крепче.

— Разберёмся, — холодно отвечает он, взгляд становится ещё тяжелее.

Я чувствую, как по коже пробегает мурашками страх, но я сижу, будто замороженная, не могу ни слова вымолвить. Мужчина заканчивает разговор, опускает телефон на стол, молчит пару секунд, изучая меня взглядом, будто читает, сколько я услышала и что успела понять…

Я больше не могу сидеть в этой тишине, она тянется как вечность, не могу ловить его взгляд, чувствовать, как стыд жжёт кожу. И чтобы хоть как-то перевести тему, чтобы сбежать от этих мыслей, резко выдыхаю:

— Мне надо поговорить с тобой… про учёбу.

— Сейчас не время возвращаться к учёбе, — говорит он спокойно, но голос не терпит возражений. — Неделю посидишь дома. Позанимаешься дистанционно.- он даже ни капли не удивился моему вопросу? Будто ждал его. Лишь слегка приподнял бровь, но взгляд был невозмутимы.

Я хочу открыть рот, возразить, но он не даёт мне и слова вставить.

— Мне нужно выяснить, кто на тебя открыл охоту, — продолжает он, и в глазах та самая опасная сосредоточенность. — Они ещё не знают, что ты теперь моя жена.

Слово “жена” звучит как приговор, меня тут же передёргивает, но я всё равно пытаюсь сопротивляться:

— Но… у меня дома остался компьютер. Все материалы там, мне его нужно забрать.

Он смотрит на меня так, будто я наивный ребёнок:

— Водитель всё привезёт. Не переживай.

Я закусываю губу, поднимаю глаза, стараюсь говорить спокойно, хотя внутри всё дрожит.

— Мне нужны вещи. Я могу съездить вместе с водителем. Быстро соберу…

Демьян хмурится, взгляд становится ещё тяжелее:

— Это не безопасно, — произносит он твёрдо. — Никаких поездок. Вещи и компьютер заберёт водитель.

Я слушаю его, и внутри всё закипает. Как же бесит эта его жесткость. Как пещерный человек. Сказал — значит так и будет. А я кто? Собачка, исполнять его приказы?

Меня наполняет ярость, она буквально распирает изнутри, горло сжимает, пальцы дрожат. Но я молчу. Я знаю — если сейчас вступлю с ним в спор, между нами и так искры летят, ещё немного — и всё вспыхнет. Я резко встаю из-за стола, стул скрипит о пол, его взгляд всё ещё следит за мной, но я не смотрю в его сторону. Надо отвлечься, занять себя хоть чем-то пока не привезли мои вещи…иду в зал, включаю телевизор, листаю каналы, но ничего не вижу — мысли всё равно уносят меня обратно. Злость кипит, но под ней — страх. И это сводит с ума сильнее всего, потому что могу только наблюдать, как моя привычная жизнь рушится дальше…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

14. Демьян

Спустился на кухню налить себе виски. Голова кипела не только после этого долбаного дня — разговоры, бумаги, Стрельников, этот гребаный долг. Но эта встреча в коридоре меня окончательно выбила из коле.

Она ждала меня, не спала, потом выбежала когда услышала как я пришел. Как она смотрела на меня. Как дрожала. Как сжималась под моими руками, и всё равно не уступила. И как, сука, я сам едва не сорвался. Я привык, сука, контролировать каждую ситуацию, каждый шаг, каждую реакцию. А с ней все идет к чертям, всё плавится, ломается, срывается с цепи.

Взял бутылку виски в баре, хотел подняться обратно в кабинет, чтобы продолжить заниматься работой, сбросить это напряжение, выбить из головы её лицо, её запах, её дрожь под ладонями…Но едва ступил на лестницу — снова пошёл к чёрту весь мой план. Стоны, это ее голос, узнал его сразу, мне даже не нужно было вслушиваться.

Хорошо, что кроме меня и её в доме сейчас никого нет. Охрана и Валентина спят в домике для работников на территории. Если бы кто-то услышал то, что слышал я…

Остановился возле ее двери, как вкопанный, меня моментально прошибло жаром, а пальцы крепче сжали бутылку . Ева, эта сучка бесячая. Эти стоны, они такие сладкие, приглушенные, я прекрасно понимал что она там делает. Глупая. Думала я не услышу? Блять, какие же они сексуальные. И я не сомневаюсь, она представляла меня, когда ласкала себя, когда стонала, когда текла и доводила себя до оргазма.

Но нет, я не должен её хотеть. Она, сука, моя обязанность. Головная боль, от которой нельзя откреститься. Не игрушка и не желание. Только, гребаный контракт. Только долг…

Я развернулся и пошел в кабинет, налил виски, и пил его большими глотками, чтобы остудить этот хаос внутри. Контроль. Только контроль. Эта девчонка — не моя слабость. Пока нет. Я должен разобраться с этим дерьмом…

***

Утром за завтраком она снова пыталась делать вид, что всё под контролем. Краснела, отводила глаза, губы дрожали, но упрямо сидела за столом, как ни в чём не бывало. Я её не трогал, может быть совсем немного…

Поднялся в кабинет, не прошло и получаса, как услышал, что за окном остановилась машина. Рус приехал быстро, как и обещал. Дверь открывается, он заходит в дом, пожимаем друг другу руки

— Ну, здорово, — говорит с привычной ухмылкой, кивает в сторону гостиной.

Ева заметила нас сразу и повернула голову , сидит на диване, поджав под себя ноги, волосы чуть скользнули с плеч, смотрит в телевизор.

Рус подходит к дивану, где она сидит и протягивает ей руку

— Ну, здравствуй, Ева, — голос с явным подтекстом, губы тронула насмешка. — Я Рустам. Слышал о тебе уже больше, чем должен был.

—Здравствуйте!- она колеблется и неохотно протягивает руку.

И тут во мне что-то перемкнуло. Вижу, как Рус чуть сжимает её ладонь, как смотрит на неё — слишком оценивающе, слишком свободно. Секунда — и я уже рядом. Какого хуя он это делает?

— Руки убери, — говорю ровно, но в голосе железо.

Рус усмехается, быстро отпускает ее руку, и поднимает обе ладони в примирительном жесте, будто сдаётся.

— Всё понял, брат, — качает головой, — Держу дистанцию.

Я смотрю на него в упор, давая понять — на этом тему закроем. Потом перевожу взгляд на Еву. Она затаилась, но глаза всё равно цепкие, настороженные.

— Пошли, — говорю Русу.

Захожу в кабинет, Рустам за мной.

закрывает дверь. Опускаюсь в кресло, он напротив, бросает на меня взгляд с прищуро.

—Слушай, а что на тебя нашло?- усмехается, сцепив пальцы в замок.— Она же тебе по договору жена, а ты тут уже территорию метишь, руки отдираешь…

Я не отвечаю сразу, наливаю себе виски, делаю глоток, чтобы сбить этот паршивый осадок, который остался после сцены в гостиной.

— Не твоё дело, — говорю спокойно, ставлю стакан на стол.

— Да ладно, не злись, — Рус ухмыляется, но голос становится чуть серьёзнее. — Просто наблюдение. Ты себя видел? Я тебя таким только после серьёзных драк видел, когда крышу у тебя сносило.

Я снова молчу, злюсь на себя больше, чем на него. Он, блять, прав, она — всего лишь обязательство. Бумага. Последняя воля её отца. Но с каждым её взглядом, с каждой реакцией это обязательство становится персональным адом.

Рус видит, что я не настроен развивать эту тему и переключается.

— Ладно, к делу. Накопал кое-что по нашему делу. Ситуация интересная…

Я прищуриваюсь, весь фокус тут же возвращается к сути. Всё остальное на потом.

— Говори конкретно, — бросаю.

Рус достаёт папку, кладёт её на стол, тут же раскрывает ее, начинает перебирать бумаги, фотографии, отчёты. Я смотрю внимательно, пиздец, здесь не просто слухи, здесь конкретика.

— Смотри сюда, — он тыкает пальцем в одну из распечаток. — Куликов, та еще паскуда давно мутит воду через свои конторы.

— Что конкретно?- говорю нахмурившис.

Рус скользит пальцем по документу, продолжает:

— Протаскивал “грязные” деньги. Обнал, откаты, левые сделки, фиктивные контракты — полный набор. Официально чист, по бумагам не подкопаешься, но следы есть. И, самое интересное… — он смотрит на меня с усмешкой, — сейчас этот гад готовится забрать контрольный пакет.

Я сжимаю стакан, внутри закипает всё.

— Это ещё не всё, — добавляет Рус, понижая голос. — Сливают инфу, что на Еву уже собирают компромат.

Я резко поднимаю голову:

— Что за херня?

— План простой и подлый: оформить её как “недееспособную”. Давление, якобы психическое состояние после смерти отца, нестабильность. Если прокатит — лишат доступа к управлению, её акции продадут по-тихому.

Я сжимаю кулак, так что кости хрустят:

— Эти мрази не знают, что она теперь под моей фамилией.

— Пока не знают, — кивает Рус. — Но это вопрос времени. Они в тени готовят документы, уже юристов подключили, действуют грамотно. Если ничего не предпринять — раздербанят компанию к чёртовой матери, а её втопчут в грязь. Я глубоко вдыхаю, заливая в себя остатки виски, в голове только одна мысль — эту игру я закончу на своих правилах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Пусть попробуют, — говорю сквозь зубы. — Эту девчонку они не тронут. Ни один. Сначала со мной справиться надо.

Рус ухмыляется, достаёт ещё бумаги:

— Вот за это я тебя и уважаю, брат. Готовь план, пока они не пошли в открытую. Времени мало.

На этом и заканчиваем наш разговор. Рус уходит, а я звоню своей охране и даю распоряжение, чтобы наведались в квартиру к Еве и привезли вещи…

15

Весь вечер я пыталась занять себя хоть чем-то — включала сериал, пролистывала ленту новостей, но мысли всё равно возвращались к Демьяну…

Этот дом давил стенами, слишком просторный, слишком холодный и слишком чужой. Я не могла сбежать, не могла вернуться к нормальной жизни… Пока…

Телефон наконец-то нашёлся среди моих вещей — Демьян его не забирал, просто я сама за него не бралась, дала себе немного времени отдохнуть от внешнего мира. Столько пропущенных, от Полины десять штук, и еще один знакомый номер, я морщусь, вспоминая — это один из партнёров папы, дядя Паша. Он пытался дозвониться несколько раз.

Сердце неприятно кольнуло — знали бы они, где я сейчас. Как всё завернулось. Телефон снова завибрировал. Полина. Я выдохнула, подняла трубку.

— Поля…

— Да ты издеваешься?! — с той стороны голос резкий, взволнованный. — Ты где пропала? Я к тебе домой ездила — пусто! Телефон твой глохнет! В универе тебя тоже нет! Ты вообще жива?

Опускаюсь на кровать, и нервно тереблю пальцами край футболки.

— Я… в порядке. Ну, насколько могу быть.

— Что значит “насколько могу быть”?! — Полина явно начинает нервничать ещё сильнее. — Что происходит? Я думала, тебя похитили ! Или…

— Никто меня не похищал, — перебиваю я, голос дрожит. — Просто… всё так быстро закрутилось.

— Ты с ума меня свела, — шипит она. — Я тебе и так, и так, а тут ещё этот… как его… из папиной компании, Павел, тоже звонил. Сказал, что до тебя не может достучаться. Я думала, что случилось что-то ужасное.

— Всё не так просто, Поля. Папа оставил завещание. И в нём…условие.

— Что? Какое условие? — перебивает она.

— Он обязал меня выйти замуж.— Всё по документам. Всё серьёзно. Мне пришлось… Он хотел меня обезопасить, а вышло…

— За кого?! — перебивает она. — Кто он? Он нормальный? Сколько ему? Как он выглядит? Он тебя не держит силой?

Я сжимаю губы, сердце снова пропускает удар.

— Его зовут Демьян. Он взрослый, очень жёсткий… сложный человек. Но выбора не было понимаешь?

— Так… а он… — Полина явно пытается вытащить из меня больше, — он хоть не какой-то псих? Не опасный?

Я отвожу взгляд на стену. Тяжело сказать. Он опасный. Но по-другому. И сам себе — моя самая большая угроза.

— Всё сложно, — тихо говорю. — Очень сложно.

Полина не унимается. Как я могу объяснить, что сама не понимаю, что со мной происходит? Что этот человек — мой “муж” — рушит мою голову одним взглядом? Что каждый его шаг рядом со мной выбивает почву из-под ног? Как признаться, что я не знаю, где страх, а где это глупое, предательское напряжение, которое сковывает живот, когда он рядом? Я не готова это обсуждать это сейчас ни с ней, ни с собой. Я слишком запуталась…

Я сжимаю телефон в руке, экран тухнет. Сил нет ни говорить, ни объяснять, ни придумывать оправдания. Мне нужно время…

Телефон в моей ладони снова загорается, номер знакомый — дядя Паша. Один из старых партнёров отца, он всегда держался рядом с нашей семьёй, вроде как “свой человек”. Я глубоко вдыхаю, собираюсь с мыслями и беру трубку:

— Алло?

— Ева, — голос строгий, но с ноткой беспокойства. — Ты где? Я места себе не нахожу, пытаюсь до тебя достучаться. Приезжал в университет, нашёл твою подругу, Полину, но она сама ничего не знает. Ты хоть понимаешь, как все на ушах стоят?

Я зажмуриваюсь, ощущение, будто узел под горлом затягивается ещё сильнее. Я уж точно сейчас не готова рассказывать правду, жаловаться, открывать всё, что происходит. Сама пока в этом болоте по уши, и не понимаю, как дышать.

— Всё в порядке, дядь Паш, — стараюсь говорить спокойно, ровно. — Я просто… уехала.

— Куда уехала? — перебивает он. — Ты хоть понимаешь, какая сейчас ситуация? Ты после смерти отца — одна из ключевых фигур в компании. Ты не можешь вот так исчезать!

Я сглатываю, совру красиво, без деталей:

— Я уехала к подруге. К её родителям, в деревню. Мне… нужно было выдохнуть, разобраться с головой. Всё это слишком навалилось - похороны, бумаги, люди, ответственность!

Пауза. Дядя Паша замолкает, будто оценивает, вру ли я. Я стараюсь дышать ровно.

— Ты точно в порядке? — наконец спрашивает он, и голос его звучит чуть мягче. — Если что — звони сразу, слышишь?

— Да, конечно, — киваю, хотя он меня не видит. — Мне просто правда нужно немного времени.

— Хорошо, но долго не пропадай, — говорит он уже более строго. — Держи меня в курсе, если что-то изменится. И подумай, Ева… ты не можешь бросать дела компании. Отец бы этого не хотел.

— Я понимаю, — выдыхаю я, хотя сама не понимаю вообще ничего.

Сбрасываю вызов, кладу телефон рядом. Сердце всё ещё колотится, головой понимаю, что лгать всегда тяжело, но по-другому пока нельзя.

После разговора с дядей Пашей внутри всё скрутилось, как будто кто-то взял и затянул узел в груди ещё крепче. Ложь липла к коже, будто грязь, которую срочно нужно смыть. Я иду в ванную быстрым шагом, не глядя по сторонам, закрываюсь, включаю воду. Горячие струи стекают по телу, но ни одна из них не способна смыть это противное чувство внутри. Всё скользкое, неприятное — враньё Полине, враньё дяде Паше, себе. Я быстро моюсь, наспех. Даже не получаю обычного облегчения от душа.

Слегка выжимаю и подсушиваю волосы, оборачиваюсь в полотенце и возвращаюсь в комнату, пытаясь хоть на секунду отключить голову.

Захожу и замираю. Прямо на моей кровати сидит Демьян. Такой спокойный, расслабленный, как будто это не моя личная территория, а его. Рядом с кроватью стоят пакеты и сумки.

Я едва делаю шаг, и его взгляд меня накрывает — тяжёлый, цепкий, словно прожигает сквозь кожу.

Я чувствую, как полотенце чуть сползает, как капли скатываются по коже, и от его взгляда становится жарче, чем от горячего душа. Он разглядывает меня долго, медленно, словно стягивает с меня ткань одним лишь взглядом. И этот взгляд… порочный, грязный, слишком откровенный, от него всё внутри дрожит.

— Привёзли твои вещи, — голос его хриплый, слишком спокойный. — Компьютер, одежду. Всё, что тебе нужно… пока ты здесь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я стою, как загнанная, и понимаю: он видит, как у меня перехватывает дыхание, как я цепляю полотенце, как по щекам разливается жар. И ему это нравится. Он тянет момент, словно смакуя моё смущение.

Я начинаю гореть, я злюсь на себя, но не могу это контролировать. Гулко сглатываю, дыхание сразу сбивается, лицо предательски горит огнём, от того как он смотрит на меня с этим коварным, ледяным спокойствием, зная, что я не могу скрыть смущение. И это его развлекает.

— Или ты хочешь ещё кое-что? — он склоняет голову набок, голос становится ленивым, скользким, как шелк. — Могу привезти… всё, чтобы тебе было легче… справляться.– последнее слово он тянет так, что у меня сердце заходится в бешеную пляску , и становится трудно дышать.

Он подходит ближе, медленно, и я чувствую, как тело уже выдало меня с потрохами — дыхание сбивается, внутри — жар, низ живота тянет, а про трусики я совсем молчу, они насквозь уже мокрые. Это ненормально. Я должна злиться. Должна сопротивляться. Но вместо этого… ноги предательски подкашиваются.

Демьян чуть наклоняется, его голос касается меня, как пальцы по коже:

— Расслабься, принцесса. Здесь безопасно… Но если тебе станет совсем… невыносимо — скажи. Я предусмотрительный. Всё устрою.

Я стою, обжигаемая стыдом, злостью… и этим странным, неприятно сладким жаром внутри, который только разрастается.

Он уходит, но всё тело будто дрожит, горит, колени подкашиваются, а мысли скачут, как бешеные. Нельзя… это ненормально… Но я уже вся пылаю — от стыда, от напряжения, от самой себя…

Дорогие, следующая глава будет жаркой! Кто ждёт????? Ставьте «+» в комментариях, так я буду понимать интересно ли вам читать историю Демьяна и Евы❤️

16

Я стою посреди комнаты, горящая с головы до пят, мысли путаются, как нитки в узле. Я даже не поблагодарила его… за вещи, за ноутбук. Не смогла вымолвить ни слова, злилась, кипела, смущалась… а по сути он ведь действительно привёз всё, что мне нужно. Это ужасно неловко — идти к нему после такого разговора, но совесть зудит сильнее страха.

Быстро достаю из пакетов вещи, начинаю раскладывать. Руки торопятся, потому что мысли уже уносят меня к нему. Переодеваюсь в невесомую шёлковую пижаму — коротенькие шорты, свободная рубашка, тонкая ткань приятно скользит по телу, но мне всё равно жарко — то ли от стыда, то ли от напряжения, что повисло между нами.

Смотрю на телефон — десять вечера. Интересно, он ещё дома? Или может опять уехал. Надо поблагодарить. Просто… быстро сказать “спасибо” и уйти. Выхожу из комнаты. В коридоре — тишина. Я осторожно ступаю по ковру, подхожу к его кабинету, рука сама ложится на холодную металлическую ручку.

Толкаю дверь, замираю на пороге. Кабинет. Тёмный, массивный стол, стопки бумаг, мягкий свет настольной лампы. Демьян сидит за столом. Как только я открываю дверь, он сразу поднимает глаза, цепляясь взглядом за меня, пронзая насквозь.

Тело покрывает мурашками, он смотрит медленно, внимательно, от его взгляда становится прохладно, будто ледяной воздух заполнил комнату.

— Что ты тут делаешь? — голос низкий, сдержанный, но в нём ледяной упрёк. — Я же сказал — сюда заходить нельзя.

Я ежусь, сжимаю пальцы, язык цепляется за нёбо, но всё же заставляю себя выговорить:

— Я… я пришла поблагодарить тебя… за вещи… за ноутбук.

Голос предательски дрожит, щеки снова заливает жаром. Стою перед ним в этой лёгкой пижаме, а он смотрит так, будто видит меня без неё. Демьян продолжает молча смотреть, и я уже не уверена — хорошо ли было сюда заходить вообще. Он не отвечает сразу. Просто встаёт. Медленно. Размеренно. Идёт ко мне, шаг за шагом, как хищник.

Я застываю на месте, горло пересыхает. Пижама кажется слишком лёгкой, слишком тонкой под его взглядом.

Он останавливается близко, настолько, что чувствую его запах — терпкий, чуть с табачным оттенком… Этот запах меня с ума сводит.

Его рука медленно поднимается, кончики пальцев едва касаются моего подбородка, и от этого невинного движения по позвоночнику пробегает ток.

— Ты знаешь, что делают с девочками, которые не слушаются? — его голос хриплый, низкий, тяжёлый, будто обволакивает меня, как ядовитый дым.

Я сглатываю, язык будто прилипает к нёбу. В груди будто кто-то бьёт кулаком изнутри. Я знаю, что должна отступить, но ноги приросли к полу.

— Демьян… я… — его имя срывается с губ. Первый раз. Оно звучит так интимно, будто я впустила его слишком глубоко, туда, куда нельзя.

Он замирает. Его лицо резко меняется. Взгляд темнеет, черты становятся грубее, словно он на грани. В нём вспыхивает что-то дикое, опасное.

Я понимаю, что творю. Как я выгляжу: волосы влажные, шёлк пижамы облегает кожу, ноги обнажены, дыхание сбивается… Я вся — один сплошной сигнал опасности и возбуждения, а он это чувствует и считывает каждую дрожь, каждый взгляд.

Его пальцы держат меня за подбородок, но этого едва-едва хватает, чтобы не раствориться в нём. В животе всё тянет предательским узлом, между бёдер становится влажно, так, что я чувствую собственное возбуждение, и это ещё больше смущает.

Он наклоняется, голос хриплый, опасный, проникает прямо под кожу.

— Ты играешь с огнём, принцесса… В следующий раз твоё “спасибо” может звучать иначе...

Я закусываю губу , внутри всё пульсирует, колени подкашиваются. Он смотрит на меня, будто уже раздел, будто владеет каждым кусочком моей слабости.

И вдруг его пальцы отпускают меня. Он делает шаг назад, но глаза по-прежнему цепляют, тянут будто силки.

— Беги отсюда, пока я не передумал, — его голос хриплый, уже едва сдержанный.

Я разворачиваюсь, сердце колотится так, что в ушах стоит гул. Ноги будто ватные, но я ухожу… хотя внутри всё горит, дрожит, пульсирует между ног, а его слова не дают покоя.

Выхожу из кабинета и будто обратно в холодный душ попадаю. Стены, коридор — всё размытое, как сквозь пар. Сердце колотится так, будто марафон пробежала. Господи… что это вообще было? Что он творит со мной?

Опираюсь о стену, пытаюсь отдышаться, но легче не становится. В животе тугой узел, ладони дрожат, а между ног — жара и предательская влага, от которой хочется провалиться под землю.

Я не должна так реагировать. Это… это неправильно. Он мне угрожает, он играет со мной, он — чужой, взрослый, опасный. Но моё тело плевать хотело на это. Оно пульсирует, дрожит, хочет… и от этого становится страшно. Страшно от того, что он видит мою слабость. Страшно, что я поддаюсь. Страшно, что мне это нравится.

Блин, я что, совсем поехала?

Никогда такого не было. Парни максимум за руку держали, я сама себя изучала, трогала, доводила до пика… Но это? Это что-то из другой вселенной. Тут сердце прыгает, мысли путаются, коленки ватные… и жар стекает вниз живота, оставляя мокрые следы стыда. Страшно потеряться рядом с ним. Растечься под его руками, под его властью, и забыть, кто я такая.

Надо собраться и взять себя в руки, не дрожать каждый раз, как он рядом. Да плевать, что его голос садит меня в лужу одним намёком. Я ещё докажу, что умею держать удар. Или хотя бы научусь…

***

Блять, держусь из последних сил. Только она вышла — а у меня башка кипит, как чайник, и член стоит каменный.

Пришла, сука, «спасибо» сказать. Поблагодарила, блять, а у меня теперь кровь кипит, стояк так давит, что джинсы трещат.

В этих шортиках, в этой прозрачной пижамке…Сама того не понимает — ходячая провокация. Блять, ну вот какого хуя она так выглядит? Маленькая, горячая, после душа, волосы ещё влажные, глаза огромные — как у потерявшегося котёнка. И вся эта невинность только сильнее сводит с ума.

Держусь из последних сил, потому как знаю, что нельзя. Она моя головная боль, моя ответственность, долги, бумажки, Стрельников, этот весь грёбаный цирк с акциями и акционерами. А в голове только одно — как бы прижать её к стене, как бы заставить стонать, чтобы выкрикивала мое имя. Послать нахуй эти правила, нахуй эти границы. Все к черту…

Вспоминаю, как увидел её впервые — на похоронах отца. Стоит — губы дрожат, глаза красные, мокрые, а в них — страх и злость вперемешку. Тогда я подумал, что девочка сломается. Такая маленькая, хрупкая, вся потерянная. Но ни хера. Эта мелкая упрямица смотрит так, что хочется выбить из неё это упрямство… по-взрослому.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Теперь смотрю — и понимаю: чем больше дёргается, тем сильнее меня к ней тянет. А она наверное и не замечает, как сама нарывается. С каждым шагом, с каждым взглядом, с каждым невинным словом. Блять, держусь, как могу. Потому что если ещё раз зайдёт сюда после душа, такая горячая, волосы мокрые, кожа светится, глаза честные, губы все покусанные — я могу не выдержать.

А когда она меня по имени выдохнула… Блять, как будто молотом по башке приложило. Так сладко и невинно мое имя еще никто не произносил, а она сказала и всё конец, нахрен. Сердце ёкнуло, дыхание сбилось, будто кто-то кувалдой в грудь зарядил. Хуже всего — я не уверен, что это она осознанно делает. Не понимает даже, что подкидывает дровишек в костёр.

А я тут держусь, как могу, кулаки сжал, чтобы не сорваться, а она меня по имени тянет — и всё, кровь вниз ушла, в штанах дубовый стояк.

Сорвусь. Разобью к чёртовой матери все эти рамки. Хреново, что она — не просто девочка, а целая, грёбаная проблема. Но чёрт, как же она манит…

Дорогие читатели. Как вам глава? Пока между героями много противоречий. Эти двое хотят друг друга, но пока еще голову не отключили❤️Поддержите пожалуйста книгу. Добавляйте в свою библиотеку, ставьте звездочки ⭐️Ваша поддержка самый ценный подарок для меня!

17

Спала плохо. Точнее, почти не спала вообще. Похоже, эта дурацкая ситуация в кабинете выбила меня из колеи сильнее, чем я себе призналась. В голове снова и снова крутятся его слова, его взгляд, как он подошёл… Чёрт, хватит, Ева, соберись.

Спускаюсь на кухню, тётя Валя уже накрыла стол, как всегда вовремя. Запах кофе и тостов хоть немного возвращает в реальность. Сажусь за стол, сил особо нет, но надо хоть что-то поесть.

— А где Демьян? — спрашиваю, стараясь сделать голос равнодушным.

Тётя Валя, не поднимая глаз, спокойно отвечает:

— Уже уехал. С утра весь на нервах, как всегда вообщем .

Я киваю, делаю вид, что ничего не значит для меня эта информация. Хотя внутри как будто что-то сжалось — странно, вроде сама не хотела его видеть, но ощущение пустоты после его ухода почему-то есть.

Побыстрее доедаю завтрак, поднимаюсь к себе в комнату, достаю ноутбук. Пора возвращаться к учёбе, хоть как-то отвлечься. На экране куча писем, пропущенные задания, сообщения от одногруппников — разбирать всё это сложно, когда мысли скачут, как бешеные.

Сижу, вчитываюсь, пытаюсь сосредоточиться, как вдруг телефон вибрирует. Смотрю на экран — незнакомый номер. Брови автоматически хмурятся, но я открываю СМС.

« На улицу можешь выходить. Альта, в вольере.»

Сердце тут же пропускает удар. Даже если бы номер был скрыт — я бы всё равно узнала, кто это. Демьян, его стиль и манера. Коротко и по делу.

Пальцы автоматически сжимают телефон крепче. Зачем он мне пишет? Почему не сказал лично? Или специально проверяет, как реагирую? Чёрт его знает.

Ладно, отгоняю от себя эти мысли и откладываю телефон, снова возвращаюсь к учебе. Много всего навалилось, а на улицу выйду позже…

***

За учебой просидела до обеда. Спина затекла, глаза ноют — как будто не учёба, а пытка какая-то. Дышать тяжело в этой комнате, всё давит. Решила выйти на улицу — раз уж мне разрешили, надо ловить момент, пока настроение у “господина мужа” не поменялось.

Спасибо, что хоть под замок не посадил, великодушный нашёлся. Внутри всё ещё клокочет злость — за эти его выходки, за давление, за то, как он смотрит… поддевает, играет, а я ведусь. Пора встряхнуться. Выйти, подышать.

Сад тихий, воздух свежий. Я иду дальше, за угол дома, и вдруг останавливаюсь. Глаза сами округляются — передо мной огромный бассейн, сверкает так, что хочется сразу же искупаться. Всё вокруг ухожено, чисто. Плетёная мебель, большие мягкие подушки, шезлонги, аккуратная беседка и все это скрыто от посторонних глаз. Красиво… Даже восхитительно. Всё выдержано, продумано до мелочей.

Но не забываю, где я и почему. Всё это уютное, красивое — клетка по-любому. Просто золотая, просто дорогая. А мне хочется домой. Опять накрывает тоска, такая тягучая, сдавливающая, как комок в горле. Перед глазами всплывает папин кабинет — книги, его любимая кожаная папка на столе, аромат кофе по утрам, привычный бардак на полках, за который я всегда его ругала… И он только усмехался, говорил, что творческие люди без хаоса не могут. И я смеялась. А теперь… Теперь там пусто. Папы больше нет. Дом, где всё родное, теперь — холодный, чужой. Его вещи, его запах, его голос — всё осталось там, как будто за стеклом.

А я — здесь. В этом чужом доме. С чужим человеком, который сводит меня с ума своей грубостью и контролем. Грудь сдавливает, хочется разрыдаться, но сдерживаюсь. Я делаю пару шагов к бассейну, трогаю воду пальцами — тёплая. Слишком тёплая, как будто специально подогрета, как и всё здесь — подстроено, рассчитано, продумано.

Я всё ещё водила пальцами по тёплой воде, когда за спиной раздались шаги. Воздух будто сразу стал тяжелее, кожа ощутила его присутствие, даже не оборачиваясь — знала, кто это.

— Привет, — знакомый низкий голос прозвучал слишком близко.

Я резко оборачиваюсь — и сердце предательски сбивается с ритма. Демьян стоит всего в паре шагов. Руки в карманах, спокойный, уверенный, как будто весь мир под его контролем. Чёрная футболка обтягивает грудь и плечи, чётко прорисовывает каждую линию мышц. Джинсы подчёркивают высокий рост, сильное, крепкое тело. Он чертовски красивый. Опасный, сдержанный, но красивый до наглости.

— Привет, — отвечаю не сразу, сглатываю, пытаясь держать себя в руках. — Ты… давно здесь?

— Достаточно, чтобы увидеть, как ты тут одна бродишь, — уголок его губ чуть дёрнулся, но глаза остались серьёзными. — Чем занималась весь день?

Я отвожу взгляд, стараясь звучать спокойно, хотя внутри всё мешается:

— Училась… за ноутбуком сидела. Спина затекла, и я вышла прогуляться, немного отдохнуть.

Он лишь смотрит на меня прищурившись, но ничего не говорит. Я молчу еще секунду, но потом решаю — хватит откладывать, нужно обязательно спросить у него про дела отца.

— Демьян… — голос предательски садится, я выдыхаю глубже, — я хотела спросить… Ты узнал, кто открыл охоту на меня?

Его лицо тут же становится другим — взгляд тяжелеет, губы сжимаются в тонкую линию. Тишина тянется пару секунд. Он словно взвешивает, что сказать.

— Пока нет, — наконец говорит, голос становится низким, жёстким. — Но я работаю над этим.

Я открываю рот, чтобы возразить, но он опережает:

— Не дергайся, принцесса. Пока ты здесь — никто тебя не тронет.

Его уверенность будто окутывает, но чувствую — внутри всё далеко не так спокойно, как он показывает… Я всё ещё стою у бассейна, сжимаю пальцы, не зная, что сказать, но он вдруг меняет тему резко, как всегда, будто щёлкнул пальцами:

— Пошли обедать, — голос спокойный, но в нём та самая приказная нотка, от которой внутри всё сжимается. — А то с голоду тут свалишься.

Я закатываю глаза, но язык прикусываю — спорить бесполезно. Да и правда, ела я последний раз ещё утром. Поворачиваюсь и иду к дому, чувствую, как он идёт позади меня, но не касается. Его шаги и его тяжёлое присутствие ощущаются кожей. Словно каждый мой нерв реагирует на него.

Заходим в дом, и сразу ощущаю свежесть прохлады — здесь тише и спокойнее. В столовой уже накрыт стол — тётя Валя аккуратно расставляет тарелки и приносит горячее. Воздух наполнился потрясающим ароматом: свежий борщ с хрустящим сметанным верхом, золотистая жареная курица с травами, пышный картофельный гарнир и свежие овощи, нарезанные так аккуратно, будто художник выкладывал палитру красок. Всё выглядит так, будто обычный семейный обед, но в моём положении это кажется чем-то странным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Спасибо, тётя Валя, — тихо говорю я, а она улыбается в ответ и незаметно уходит.

Демьян садится напротив, берёт вилку и не спеша начинает есть, а взгляд его прикован ко мне.

— Как учёба? — наконец спрашивает он. — Разобралась с тем, что пропустила?

— Стараюсь… но тяжело всё догнать сразу.- тихо отвечаю, ковыряясь в тарелке, медленно разделяя еду на кусочки.

На мгновение между нами воцаряется тишина, напряжённая и словно наполненная невысказанным. Я глубоко вздыхаю, набираюсь смелости и спрашиваю.

— Скажи, где вы с папой познакомились?

Демьян на секунду зависает, но потом отвечает спокойно.

— Давно это было… Он мне жизнь спас, — взгляд становится чуть жёстче, но голос ровный. — Без лишних слов, без вопросов. Просто появился, когда мне это было нужно.

Я молчу, всматриваюсь в его лицо, а он продолжает:

— Таких людей мало. Порядочных, надёжных. Твой отец был именно такой… С ним можно было идти хоть в огонь. Он всегда своё слово держал. И если говорил — «я за тебя», значит, был за тебя до конца.

Сердце внутри будто сжимается, я отвожу взгляд, кусаю губу, пытаюсь проглотить ком в горле. Он говорит о папе с таким уважением… даже мягче, чем обычно.

— Ты ему доверял? — шепчу я.

Демьян чуть кивает

— Как себе. Поэтому ты здесь, принцесса. Потому что обещал.

Тишина повисает между нами. Я понимаю — он редко так говорит, просто и по-человечески. Но за каждым его словом… что-то большее…

18. Демьян

Еду в ресторан. Вечер, город светится, будто праздник, но у меня внутри только злость и напряжение. После всех новостей про Еву башка гудит. Хочется выкурить сигарету за сигаретой, но держусь — привычка старая, никому ещё дым в лёгких не помог.

Рус должен подтянуться минут через десять. Он нашёл инфу по Стрельникову, по Куликову, по всему этому дерьму, что накрывает нас волной.

Кручу руль, смотрю на дорогу, но мысли всё о ней. Ева. Чёртова девчонка, из-за которой я сам себе, блять не хозяин. В голове её глаза, когда злится. Как губы поджимаются, когда пытается мне перечить. Как дрожит, когда я её загоняю в угол… И то, что она моя жена — по документам, но всё это куда глубже в башке сидит.

Поворачиваю к ресторану. Паркуюсь рядом, выхожу. Здесь встречаются те, кто решает вопросы. Тихое, уютное местечко — для тех, кто знает, как правильно делить деньги и территории.

Заходя внутрь, чувствую взгляд Руса — уже сидит, как дома, меню листает, но глаза бегают — оценил всю обстановку, как всегда.

Я подхожу, киваю, сажусь напротив. .

— Ну, ты вовремя, босс.- лыбится.

— Дел много, Рус. Ты давай, выкладывай, что накопал.-ухмыляюсь

Тут как раз и официантка к нам подходит — с неё Рус глаз не может свести. Я закатываю глаза.

— Ты рот прикрой, а то весь зал узнает, как тебе тяжело.

Рус ухмыляется.

— Ты посмотри, на ее формы…сиськи упругие, жопа аппетитная, губы будто специально под такие мысли сделаны. Я на таких не женюсь, сразу говорю. Ты, конечно, в кабалу залез, а я — не идиот. Для меня бабы — расходник. Посмеялся, потискал — и свободен.

— Угу. Сказать сука даже нечего. Я всегда за такую же тему был. Без обязательств, без всей этой херни. Трахнулись — и свободен. Но сейчас , яйца пухнут так, что я уже забыл когда трахался нормально. В голове только она, только ее хочу. Её глаза… Когда смотрит снизу вверх, будто вызов кидает, а сама дрожит. Рот, пухлые губы — как представлю их на своем члене, моментом сносит крышу.

Сломать. Показать, кто хозяин. А потом… потом гладить её, слушать, как стонет моё имя, как цепляется ногтями за спину, когда я двигаюсь внутри. Чёрт, я схожу с ума. И самое мерзкое — знаю, что не могу пока. Она не готова, слишком хрупкая. А я слишком… опасный.

Заметил, как Рус уставился, снова лыбится:

— Ты чё, завис? Глаза стеклянные, сразу видно — по бабам скучаешь.

— Завали.- скалюсь

Рус ржёт, откидывается на спинку стула.

— Ты конкретно влип, братан. Если б я так смотрел, давно бы уже всё кончилось, а ты тянешь. Ну-ну… твоя проблема.

Я только молчу, кулаки сжимаются сами собой. Бесит. Хочу сперму слить. Но в неё. Только в неё.

Рус наконец серьёзнеет, вынимает телефон, пальцем листает какие-то файлы.

— Ладно, к делу. Есть новости. Всё подтверждается — документы по ней мутят. Ходят слухи, что её признают неадекватной. Типа крышу сорвало после смерти отца, нестабильная, управления компанией не потянет. Потом её долю тихо сливают.

Я стискиваю зубы, кулаки напрягаются.

— Долбаебы. Чисто по учебнику. Давить через психушку, чтоб отжать бизнес.

— Кто готовит? — спрашиваю, хотя нутром чувствую — Куликов. Эта гнида суетится.

Рус кивает.

— Да, Куликов. Но напрямую не подкопаешься. Всё делают чужими руками. Уже наняты люди для давления — слежка, угрозы, и, скорее всего, готовят “несчастный случай”.

— Усиливаем охрану. Камеры, сигналки, всё. Никто к ней не подойдёт, ни на шаг.- выдыхаю, прищурив глаза.

Рус склоняет голову.

— Уже делаем, но я предлагаю сыграть жёстче, “подсветить” её. Пусть думают, что она лёгкая цель. Показываешь её в людных местах, делаешь вид, что охраны минимум. Мы организуем слежку за теми, кто проявится. Вытащим их из норы, отследим до самых яиц.

Я замираю на секунду. Мысль правильная, риск большой, но другого выхода нет.

— Согласен. Пусть думают, что я расслабил хватку. Я сам её буду сопровождать. Как только полезут — прижмём.

— Всё, понял. План рабочий.- кивает Рустам.

Мы переходим на другую тему, ужинаем. Рус перескакивает с темы на тему, обсуждаем новые поставки, сотрудников, кого-то из общего круга. А я сижу, киваю, слушаю вполуха, но мысли вертятся только об одном.

Ева.

Гребаная, чертовски красивая, не вовремя вставшая поперёк всего. Маленькая, злая, упёртая. Но как посмотрит… Тело ломит, мысли путаются.

Рус продолжает что-то про поставки — проверка грузов, сертификация, таможня, стандартная муть. Я киваю, поддерживаю разговор, но внутри всё крутится только вокруг одного:

Защитить её. Сломать всех, кто сунется.

Потому что она — теперь моя ответственность. И чёрт меня дери, ночью снова не усну. Снова эта картинка в голове — её губы, её глаза, её дрожащие колени Хочется сойти с ума…

Дорогие мои, как вам глава? Вижу много читают, но мало сохранений. Добавляйте пожалуйста книгу в библиотеку, для меня это главная поддержка и награда❤️ Следующая прода будет очень горячая, ждете?????

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

19.Демьян

Возвращаюсь домой за полночь, встреча затянулась. Захожу в дом — тихо, темно, только слабые очертания мебели вырисовываются в полумраке. Прохожу мимо кухни, как вдруг слышу лёгкое шуршание, и почти лоб в лоб сталкиваюсь с ней.

Стоит вся такая растерянная, волосы растрёпаные, на ней этот грёбаный халатик, что толком ничего не прикрывает. Сквозь ткань видно всё: тонкое тело, грудь под этой сорочкой — словно нарочно без лифа, лёгкая, полупрозрачная. Глаза испуганные, губы приоткрыты — чёрт, и даже просто от её вида у меня уже встаёт.

— Ой… я… просто воды хотела… — она сбивается, глаза бегают, щеки мгновенно заливает краска, это чувствуется даже в полумраке, — Я уже ухожу…

— Стой, куда пошла? — голос мой хриплый, сам слышу, как в нём тяжелеет каждое слово.

Подхожу ближе к ней. Пальцами цепляю за талию, чувствую, как под ладонью дрожит, как вся натянутая, как струна. Прижимаю её к столешнице, заглядываю в лицо. Она смотрит, как загнанный зверёк, губы дрожат, щёки пылают.

— Сильно пить хотела? — ухмыляюсь, а сам уже представляю, как её прямо тут, на этом чёртовом кухонном столе разложу .

Она молчит. Только глотает воздух, глаза бегают, грудь ходит вверх-вниз от дыхания. И всё. Меня больше ничего не держит.

Резко наклоняюсь, ловлю её губы своими, вжимаюсь жадно, сильно, почти до боли. Она дёргается, пытается оттолкнуть, ладонями врезает по моей груди, но я вплетаю пальцы в её волосы, слегка сжимаю, фиксируя затылок — всё, принцесса, поздно!

Проталкиваю язык глубже, нахожу её, слышу, как она срывается, дыхание сбивается, губы поддаются. Тепло, сладко, чёрт, я с ума схожу. Всё тело гудит, а внутри — дикая и рвущая жажда. Хочется войти в неё, затянуть к себе, сломать это расстояние между нами, но… сейчас не о себе думаю.

Подхватываю под бедра и сажаю на столешницу, вклиниваюсь между ног. Действую быстро и настойчиво, чтобы не успела опомниться… Развязываю пояс и снимаю с нее этот чертов халат — на ней теперь только эта блядская прозрачная сорочка, под которой видно всё: грудь твёрдая, соски набухли, живот дрожит, бёдра горячие.

— Блять, принцесса — только и выдыхаю, провожу ладонью по бедру выше, чувствую, как она дрожит. —Ты понятия не имеешь, что ты со мной творишь.

Она запрокидывает голову, губы приоткрыты, глаза блестят, щёки красные. Она сглатывает, пальчики вцепляются мне в футболку, дыхание сбивчивое, вся горит, дрожит — и это сносит мне голову.

Провожу ладонью под ночнушкой, ощущаю плоский живот, пальцы ползут выше, скользят по горячей коже, накрывают грудь. Большим пальцем медленно, с нажимом провожу по соску, чувствую, как он мгновенно твердеет под моей рукой. Слегка подкручиваю, прищипываю, тяну — она сразу выгибается, сладкий стон срывается с её губ.

Сука, какая же она отзывчивая…

— Вот так… — шепчу, наклоняясь к её уху, пальцы продолжают ласкать грудь, дыхание становится тяжелее. — Такая послушная, такая чувствительная… Чуть тронул — и ты уже таешь в моих руках.

Ладонью снова сжимаю грудь, чувствую, как она дрожит, вся горячая, пульсирует под пальцами.

— Не стесняйся, Ева… — голос срывается ниже, плотнее. — Ты вся такая хрупкая, такая маленькая … но такая жадная на ласку. Это ты для меня такая сладкая… моя девочка.

Я вижу, как она смущается, щёки пылают, ресницы дрожат, но её бедра сами раздвигаются чуть шире, приглашая меня к новым ласкам.

Губами накрываю её шею, оставляю мокрые поцелуи. Рука снова ныряет под ткань ночнушки, веду медленно, будто дразня…затем спускаюсь ниже по животу, двигаюсь к трусикам, прохожусь по резинке и ныряю под кружево. Ева тут же сдвигает ножки, вся сжалась, головой мотает, боится, её буквально трясет от страха. Я тут же останавливаюсь, но руку из ее трусиков не вынимаю…

— Расслабься, принцесса… — шепчу ей едва слышно, голос становится мягким, почти ласковым. — Я не сделаю тебе больно… Ты только доверься мне… откройся.

Она вскидывает на меня взгляд — такой растерянный, смущённый, но внутри блестит то самое предательское желание, которое она не может спрятать. Ножки опять чуть раздвигает, но расслабляется не полностью.

Пальцами другой руки обвожу её талию, медленно, успокаиваю, нежно прижимаю к себе. Губами продолжаю покрывать её шею поцелуями, лёгкими, осторожными, такими, что по ее коже моментально бегут мурашки.

— Я знаю, ты боишься… — шепчу ей на ухо, голос становится ниже, теплее, почти ласковый, — но я здесь… я рядом… держу тебя… Всё, что я хочу — чтобы ты почувствовала только одно… удовольствие.

Провожу кончиком носа по её щеке, ловлю её дрожащий взгляд, пальцами обвожу линию бедра, чувствую, как она медленно начинает расслабляться, дышит чаще.

— Ничего больше, слышишь? — тихо продолжаю, губами едва касаюсь её виска. — Только удовольствие… и никакого страха…

— Ты мне доверяешь? — спрашиваю почти шёпотом.

Она прикусывает губу, щёки красные, дыхание сбивчивое… Но кивает. Чуть заметно, еле-еле… Но я вижу — она готова. Готова наконец открыть мне то, что так долго прятала за страхами и стеснением.

Я продолжаю свой путь до ее сокровенного места, не останавливая ласки. Поглаживаю ее лоно, слегка задеваю разбухшие складочки и она невольно дергается, стесняется меня. Но я то знаю, что желание сильнее страха.

Блять, какая же она вся мокрая, горячая, готовая меня принять…Но сегодня я не буду трахать. Лишь только немного распалю её. Наш первый раз точно не здесь будет. Не на этой грёбаной кухне. Я мог бы. Она бы не сопротивлялась. Вся дрожит, вся такая вкусная, будто сама просит — возьми меня. Но, блядь, не могу. Не хочу её вот так. Не здесь, не сейчас, не грязно. Ева — не из тех и это не просто трах. Это не просто сбросить пар. Она — совсем другое.

Я хочу, чтобы она чувствовала себя желанной. Не вещью. Не телом. Не заложницей. А женщиной. Моей женщиной. Хочу, чтобы она сама захотела. Чтобы её голова не мешала телу. Чтобы, когда я в ней окажусь, она не боялась. Не жалела. Не дрожала от стыда, а только от удовольствия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Как только накрываю клитор средним пальцем, из ее приоткрытого сладкого ротика срывается стон. Блять, только от этого я уже могу кончить в штаны, как мальчишка.

Начинаю гладить её бугорок, аккуратно совершая круговые движения, и она тут же подается всем телом вперед. Вся влажная, под кожей у нее огонь. Моя Ева, моя девочка. Разгоряченная до предела. Дышит томно, а я продолжаю ласкать её, успокаивать, чувствую, как она расслабляется, ноги раздвигает еще шире, ей нравится. Погружаю палец внутрь нее, она тут же облизывает губу.

—Ахуеть, до чего же ты узкая . Так сжимаешь мой палец.- шепчу ей.

Стонет так громко, что блять, мне кажется, на улице слышно, хорошо что в доме мы одни...никто не должен слышать эти мучительные стоны кроме меня.

Она насаживается, бедрами двигает, вся напряженная такая, как первая затяжка после долгого голодания.

Я вынимаю палец, и она тут же закусывает губку от досады.

Нет милая, я еще не закончил и ты еще не кончила.

Совершаю еще несколько круговых движений и тем самым довожу ее до пика и она взрывается мощным оргазмом. Голову наклоняет вперед, и упирается лбом в мое плечо, сразу же обмякает, но я держу её.

Чувствую что конкретно подсел. Внутри так все перекручивает. Каждый ее взгляд, каждый стон — будто бензин в костёр. Она думает, я контролирую это?

Да мне давно башню снесло. Хотел держать дистанцию, хотел оставить ее в покое, хотел быть холодным, расчётливым… а по факту? Я бешусь сам от себя.

И похуй, что договор, похуй, что нельзя, что опасно. Сломаю эту стену, протащу через собственные страхи… но она будет моей. Не просто женой на бумажке. Моей по-настоящему. Каждым сантиметром тела, каждым стоном, каждым дрожащим взглядом. Сейчас только она.

Подхватываю ее размякшее, доверчивое тело и несу наверх. Она не сопротивляется, только прячет лицо у меня на груди, горячая щека касается моей кожи сквозь ткань футболки.

— Куда ты меня несёшь? — голос её слабый, с хрипотцой после стонов, будто только что ожила заново, но всё ещё вся в этом состоянии полублаженства.

Я не сразу отвечаю. Поднимаюсь по лестнице, слышу, как у неё сбивается дыхание от каждого моего шага, как её пальцы цепляются за мой плечевой шов, будто боится упасть — или наоборот, не хочет, чтобы я останавливался.

— Туда, где ты наконец выспишься, — говорю хрипло, сквозь напряжённые зубы.

Её ресницы дрожат, но она не отвечает. Только сильнее прижимается. И в эту минуту, чёрт возьми, я понимаю, что мне похуй, кто за ней охотится. Пусть хоть вся их шайка вповалку валится ко мне под порог. Я сожгу каждого, кто посмеет причинить ей боль. Потому что сейчас она в моих руках. И я не позволю никому, ни одной твари, это забрать…

Вхожу в комнату, аккуратно кладу её на постель. Она вздрагивает, поворачивается на бок и сворачивается калачиком, руки под щёку, она уже почти спит, веки тяжелеют, дыхание сбивается на медленные, ровные вдохи. Я приглаживаю её волосы, пальцами прохожусь по виску. Она чуть дёргается, приоткрывает сонные глаза.

— Куда ты меня принёс? — шепчет еле слышно.

Я наклоняюсь ближе, почти касаясь губами её уха

— В мою спальню, — отвечаю спокойно. — Спи, малыш. Я рядом.

Она слабо вздыхает. Всё. Её больше нет — она уже в мире, где нет боли, страха, угроз. А я — просто охраняю вход.

Ложусь рядом. Тихо, почти не касаясь, не хочу ее будить. Слышу, как она дышит — ровно, спокойно. Впервые за долгое время. Как будто всё, что было, наконец отпустило… хоть на пару часов. Понимаю — обратной дороги больше нет. Я, блядь, пытался держаться на расстоянии, боролся с собой, зубами цеплялся за последнюю каплю здравого смысла — но теперь плевать. Она моя и точка.

Хочу её всю. Телом, душой, страхами, слезами. Хочу, чтобы улыбалась только для меня, чтобы смотрела на меня, чтобы даже во сне знала — я рядом. И никто, сука, больше не тронет её. Она и так настрадалась, осталась без родителей, но я смогу…смогу быть для нее всем и другом и отцом и любимым, уверен я стану для нее всем.

И хоть весь этот ёбаный мир против неё встанет — похуй. Всех разнесу. Всех вырежу под корень, если посмеют даже подумать о ней. Всё, что у меня есть — к её ногам. Хоть сердце на блюде, хоть башку Куликова. Захочет — достану. Захочет — исчезну. Но если выберет остаться… я стану для неё всем, и никому, сука, никому не позволю даже косо на неё посмотреть…

Дорогие мои! Как вам глава? ???? Прошу вашей обратной связи❤️

Ваша реакция — моя опора и вдохновение. Именно она показывает, куда вести эту историю дальше.

20

Просыпаюсь медленно, будто из тумана выныриваю. Веки тяжелые, тело еще тяжелее.

Первое, что ощущаю — тепло. Его тепло…Он рядом…Его мощная рука перекинута через мою талию, тяжёлая, но совсем не давящая. Я даже не сразу понимаю, где нахожусь. Окидываю взглядом комнату, это не просто спальня—это его территория, здесь все пахнет им. Сдержанная, тяжёлая, с этим внутренним напряжением, которое не бросается в глаза, но ощущается каждой клеткой. Ни одной лишней вещи, ни одной детали, кричащей о комфорте. Всё выверено, но в этом и есть его суть — в контроле, холоде, силе…

Снова закрываю глаза, и сразу возвращаюсь во вчерашний вечер. Кухня…его губы…его руки…голос. Сердце тут же пропускает удар, горло сжимается.

Боже, что я наделала? Стыд захлёстывает волной, такой плотной и горячей, что даже под кожей становится жарко. Я ведь… Я не просто позволила. Я хотела этого сама. Я сама ему открылась. Я сама раздвинула ноги, впустила его в своё тело…Мне было страшно — не от него. Мне было страшно от себя. От той части, которая дрожала под его рукой, от той, что не хотела остановиться, от той, что сдалась.

Пытаюсь пошевелиться и незаметно выскользнуть из его объятий, не хочу его будить. Мне сейчас надо подумать. Надо подышать. Надо спрятаться, хоть куда-то, потому что внутри меня такой вихрь закручивается. Потому что он слишком близко, чертовски близко…

А может сделать вид, что ничего не было? Может это была ошибка?

Но тело тут же начинает предательски ныть, оно вспоминает его пальцы, вспоминает жар, вспоминает стоны, вырвавшиеся из меня, как будто я не могла дышать иначе…Вот как теперь смотреть ему в глаза?

И в этот момент чувствую — он шевелится. Демьян просыпается резко, будто даже во сне держит руку на пульсе. Я резко отворачиваюсь, зарываюсь лицом в подушку, щеки горят, как будто кто-то поднёс к ним раскалённое железо. Мне так стыдно до дрожи в пальцах, до комка в горле.

Он тянется ближе, склоняется к моему уху и шепчет:

— Доброе утро, принцесса, — голос хриплый, слегка насмешливый, но с этой тёплой интонацией, от которой у меня сбивается дыхание.

— Доброе… — бормочу, не поднимая головы, — …утро. Щёки вспыхивают ещё сильнее, сердце колотится, как будто я украла что-то. Прячусь, как ребёнок.

Он не отступает.

— Малыш, посмотри на меня.—его голос становится ниже и теплее.

Я не двигаюсь. Дышу часто. Он продолжает:

— Ева, тебе нечего стесняться. Ни меня. Ни себя. — Ты не должна прятаться… особенно от меня. У тебя чертовски сексуальное тело. И то, как оно откликается — это не стыдно. Это… прекрасно.

Я медленно поворачиваюсь. Наши глаза встречаются. И в его взгляде нет ни злости, ни насмешки.

Он смотрит на меня ещё пару секунд — взгляд тёплый, хищный, но уже не хлещет по коже, а будто обнимает. Медленно подается в перед и его губы едва касаясь целуют меня в уголок рта. Такой невинный жест, почти детский — но в нём что-то такое взрослое и заботливое.

Я замираю. Сердце предательски пропускает удар. Это не тот поцелуй, от которого теряют голову. Это намного хуже и глубже. Он срывает с меня последние попытки спрятаться, снова выводит туда, где страшно — в это близкое, тёплое, живое…

— Давай собирайся. Поедем позавтракаем.- произносит, смотря мне в глаза.

Я моргаю. Честно, не сразу понимаю, что он только что сказал.

— В смысле… Поедем? — я таращу на него глаза. — Я… я могу выходить?

Он усмехается, чуть наклоняет голову, голос с этой своей хрипотцой:

— Пока только со мной. Или с охраной. Но да, можешь.

А у меня в голове просто сбой системы. Я лежу, смотрю на него и не понимаю — это шутка? проверка? Или он реально это сказал?

А он уже встает с кровати, подходит шкафу, тянется за рубашкой и надевает её на голое тело, как будто ничего особенного не произошло. Как будто не обрушил сейчас мне на голову целую свободу. Ну, условную… но всё же…

***

Машина мягко катится по дороге, внутри тихо, только шум города за окнами и ровный гул мотора.

Я сижу, отвернувшись к стеклу, делаю вид, что смотрю на улицу, но на самом деле просто прячусь. От себя. От него. От мыслей, что вот так еду с Демьяном — после всего, что было.

Демьян молчит, но я чувствую, как украдкой поглядывает, будто проверяет мою реакцию, будто всё ещё не может поверить, что я здесь, рядом, в его машине, после всего… после вчерашнего.

Сердце колотится как ненормальное. Всё происходит слишком быстро. Всё, что я знала, всё, к чему привыкла — рассыпается. Я как в каком-то вихре, и он — мой эпицентр.

Машина плавно тормозит у входа.

Смотрю на здание, ресторан выглядит не как обычное кафе — больше как клуб для избранных. Фасад строгий, охрана на входе в чёрной форме. Внутри — элегантные приглушённые тона, массивные тёмные столы, мягкий свет ламп с золотистой окантовкой. Пространство — как в кино: сдержанное, но со вкусом, без лишнего пафоса, но всё говорит о деньгах, связях и влиянии. Это место для «своих», а я— явно не из них. Не знаю, как это ощущается снаружи, но внутри это чувство царапает: я будто не туда попала.

Демьян уверенно ведёт меня по залу. Его будто все здесь знают, кто-то даже кивает в приветственном жесте. А я — просто тень рядом с ним. И я чувствую — на нас смотрят. Не на него. На меня. Кто-то просто изучающе, кто-то — с холодом. С прищуром. Я вся напрягаюсь. Чувствую себя оголённой, будто меня вытащили на сцену без репетиции. А рядом — он. И от этого как будто ещё страшнее. Потому что с ним я не имею права бояться.

Мы садимся за столик в укромном углу. Он не даёт мне и шанса заглянуть в меню, просто говорит официанту пару коротких фраз, тот сразу кивает и уходит.

— Даже не предложишь мне выбрать? — говорю с улыбкой, поддразниваю.

— Я знаю, что тебе понравится, — отвечает спокойно и, как всегда, самоуверенно.

Молчу. И правда, я всё равно бы согласилась с его выбором, и это заведомо знаю.

Он смотрит на меня, а затем наклоняется чуть ближе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну что, как тебе место?

Я провожу взглядом по залу, замечаю людей — мужчины в костюмах, женщины как с обложек, всё сдержанно, дорого, продумано. Всё вокруг — его мир.

— Красиво. Очень… спокойно, — отвечаю и чуть пожимаю плечами. — Но немного не по себе. Словно не в своей тарелке.

Он усмехается. Наклоняется ближе, и в его глазах появляется тот самый блеск. Его блеск, опасный и завораживающий.

— Привыкай, принцесса, —говорит это так просто, без нажима. Но эти два слова врезаются под кожу, как гвозди.

Моё сердце пропускает удар. А он продолжает — мягко и тихо.

— Здесь ты не просто в своей тарелке…

Он подается еще ближе и губы почти касаются мочки уха.

— Ты — главное блюдо.

Я чуть не задохнулась. Губы пересохли, в голове помутнело. Жар по щекам, по шее, по груди. Внутри всё сжалось — и одновременно будто расцвело. Он соблазняет меня. Только одним взглядом, только словом, даже не касаясь…А я уже почти не сопротивляюсь.

Нам приносят завтрак. Всё выглядит просто роскошно.

Тарелка с нежнейшими яйцами- пашот, сверху — тёплый соус с лёгкой кислинкой, ломтики авокадо, обжаренный хрустящий хлеб. Рядом чашка кофе — аромат такой, что голова кружится. Смотрю на еду и чувствую, как внутри снова возвращается жизнь. Хочется забыть всё, что было, просто сесть, поесть, выпить этот идеальный кофе… рядом с ним.

Но идиллия длится недолго. Демьян достаёт телефон. Лицо сразу же меняется, будто по щёлчку. Вся мягкость, что была только что, испаряется за секунду.

Голос ровный, жёсткий.

— Да, Рус.

Он откидывается на спинку, взгляд уходит куда-то в сторону, словно полностью выныривает из нашего разговора.

Я не слышу, что говорит Рустам. Но вижу, как меняется лицо Демьяна. Челюсть сжата, пальцы сжимают вилку с такой силой, что сразу белеют, а взгляд стал колючим. Там что-то серьёзное. Очень.

— Значит, нашли, — только и говорит он, хрипло, почти сквозь зубы. Потом кивает — коротко, почти незаметно.

Глубоко вздыхает и продолжает:

— Выясни, связаны ли они с Куликовым.

Больше ни слова. Он заканчивает разговор и тут же кладёт телефон на стол экраном вниз. Смотрит прямо перед собой, как будто оценивает что-то невидимое. А у меня внутри холодок бежит от его молчания, и это молчание громче любых слов. Кто-то за нами следит?Он не скажет — не сейчас. Но я чувствую, всё совсем не в порядке…

— Прости, — голос всё ещё немного хриплый, но уже мягче. — Это по работе.— переводит он взгляд на меня.

Я молча киваю. Слишком хорошо вижу: это не просто «работа». Там что-то серьёзное. Он будто читает мои мысли.

— Всё под контролем. — Сказано так, будто точка. Как приказ своему мозгу не паниковать. Или мне?

Я беру чашку, отпиваю кофе, и только сейчас понимаю, что руки дрожат. Он это замечает.

— Чего занервничала, — говорит спокойно.

Я поднимаю взгляд на него, и вдруг вырывается:

— Потому что ты нервничаешь. А ты не из тех, кто нервничает по пустякам..

— Тебе ничего не угрожает, принцесса. Пока ты со мной — никто даже не приблизится, —он усмехается, кротко и без радости.

Он подаётся чуть ближе, и голос понижается:

— И вообще, я за тебя отвечаю. Помнишь?

Внутри всё сжимается. От его близости, от этого голоса, от взгляда, который будто прожигает. От слов «я за тебя отвечаю» хочется одновременно спрятаться и остаться в этом моменте навсегда. Но я киваю…

Дорогие мои❤️Эта история только начинает разгоняться. Если зацепило — не забудь оценить главу и добавить книгу в библиотеку❤️

Впереди очень горячо????

20.1 Демьян

Мы заезжаем на территорию дома, торможу.

Она молчит, смотрит в окно. Вроде спокойно, но я чувствую, как воздух наэлектризовался, в ней стопудово что-то кипит. Может, тоже всё это ощущает. Или просто переваривает то, как я чуть не сожрал её взглядом за столом в ресторане. Или всё сразу.

А у меня, пиздец какой жар сидит под кожей от новостей Руса…

— За вами работали наружники. Прямо пока вы сидели в ресторане. Есть фото. Машины, номера.

Я выдохнул через нос, сжал челюсть. Ненавижу, когда на мою женщину кто-то глаз кладёт. Тем более вот так — из-за угла, суки ахуевшие.

— След уходит на подставные фирмы. Через одну из них — Куликов. Точно он. Но всё сделано грамотно, напрямую не подкопаться.— говорит Рустам

Он не дурак. Если он говорит «грамотно», значит, завуалировано до усрачки. Но и я блять, не дурак тоже. Если они так хотят играть — поиграем. Только, я правила меняю... на свои. Нужно продолжать спектакль, играть в «Нормальную жизнь». Пусть думают, что расслаблены. Пусть думают, что мы не в курсе.

Хватит прятать её. Она должна быть на виду. Это и часть плана, и моя личная потребность. Пусть они видят, что она — не мишень. А наживка. Но под моей защитой.

Глушу мотор, но пока не выпускаю её.

— Завтра поедешь на учёбу, — бросаю как бы невзначай, глядя вперёд.

— Что?.. — поворачивается ко мне, в голосе шок, будто я предложил ей прыгнуть с парашютом без парашюта.

— Слышала, — повторяю спокойно. — Всё как ты хотела. Только…

Делаю паузу, поворачиваю голову и смотрю прямо в глаза.

— Пока — только со мной. Или с охраной. Без вариантов.

Она пару секунд хлопает ресницами, будто переваривает.

— Ты… ты это серьёзно сейчас?

— Я тебе не клоун, принцесса. С чего мне шутить? Я слово дал — ты не в клетке. Но и в мясорубку не пущу. Хочешь учиться — учись, хочешь чтобы было безопасно — делай, как я сказал.

Она кусает губу. Смотрит на меня, как будто пытается понять, шучу или нет. Но уже знает — я не шучу.

— Значит, завтра… ты сам отвезёшь?, —тенят слова

Киваю.

Хотела свободы? Добро пожаловать в мою. Теперь она подо мной. Пока — в переносном смысле. Но это вопрос времени. Под моей защитой. А значит — под моей властью. Полностью. Без права отката.

Она смотрит на меня — прищуренно, молча. Губу прикусила. Вижу как варится внутри.

Тянусь к ней. Не резким движением, но хватка уверенная. Фиксирую затылок, притягиваю к себе. Не целую сразу — просто дышу ей в губы. Хочу, чтоб прочувствовала, что я не играю, сейчас всё иначе, и через секунду вжимаюсь в нее. Не нежно, не аккуратно, а жадно! Прожигаю, вдавливаю, будто всю злость, желание, напряжение — в один поцелуй.

Чёрт, как же она отзывается. Мягкая, горячая, послушная. Она даже охнуть не успевает — растворяется. Тает, будто это то, чего она сама ждала.

Отрываюсь

— Блядь, как же ты вкусная… — выдыхаю в её кожу, сжимая одной рукой ее бедро.

Трахнуть бы ее прямо здесь и сейчас. Руки так и чешутся перекинуть ее через бедро и насадить на свой хуй. Вдалбливаться так, чтобы имя мое кричала в перемешку со стонами. Целовать так, чтобы ни один миллиметр ее кожи не пропустить. От этой мысли яйца вспухли, что аж ноют, давно нормально не ебался.

Надо остановиться. Дел в офисе дохуя, понимаю если сейчас не прекращу, то башкой точно двинусь. Надо быстрее ехать работать. А с ней надо медленно. Со вкусом. С наслаждением. Потому что когда в следующий раз трону — не отпущу до утра…

Отстраняюсь и руками руль сжимаю, до побелевших костяшек. Сам бешусь от того, что надо остановиться.

— Надо в офис ехать, принцесса. Дел по горло— говорю.

Смотрит на меня своими глазами, полными удивления, а потом резко открывает дверь и срывается с места. Бежит так, что пятки сверкают, вся такая на взводе, неудовлетворенная, с психами своими. Но я то знаю, как она течет от моих поцелуев, как возбуждается, как не хочет чтобы я останавливался…Ничего, принцесса, все будет, наверстаем упущенное . Оттрахаю так, что имя свое забудешь…

Мои дорогие, как вам книга? Добавляйте книгу в библиотеку, подписывайтесь и пишите комментарии — ваша поддержка для меня очень ценна!❤️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

21

Захлопываю за собой дверь так, что стекло звенит. Сердце всё ещё колотится, губы пульсируют — чёрт бы побрал этот его поцелуй. Возбудил, размазал меня по сиденью, а потом — «надо в офис, принцесса». Словно это неважно, что у меня внизу всё горит. Боже, как внутри всё дрожит. Как будто кинул спичку и ушёл, а ты тут как- нибудь сама справляйся и пожар туши…Психую и кулаки сжимаю, что ногти в кожу впиваются от злости.

Иду быстро, пытаюсь отдышаться, не думать, не чувствовать…

Захожу в дом и захлопываю дверь, будто всю свою ярость вкладываю. И вдруг слышу голос. Женский. Тонкий, звонкий и слишком уверенный.

— Милый, это ты?

Замираю.

— Демьян? — снова зовёт.

Я стою как вкопанная у лестницы. Ни вдохнуть, ни пошевелиться не могу.

И тут из гостиной выходит она. Высокая, ухоженная с идеальным макияжем и голосом девушка. Останавливается и смотрит на меня в упор с лёгким прищуром.

— Ты кто? — спрашивает.

Я не сразу нахожу слова.

— Я… я- Ева. Я здесь живу.

Её брови дергаются вверх.

— А где Демьян? Ты его сестра?

Я машинально качаю головой.

— А вы… кто?

Она улыбается, будто жалеет меня.

— Я Элла, мы с ним…ну ты понимаешь. Демьян у меня не был с позавчера. На звонки не отвечает, вот я и решила заехать — мало ли что случилось?

НЕ был у неё… с позавчера? То есть, пока я была тут — он был с ней? А может, как раз из-под неё и приехал?А потом — ко мне. Как-будто ничего, как-будто так и должно быть.

В голове гул, мысли скачут, как взбесившиеся мухи. Я просто стою, а у меня подкашиваются колени. Как будто облили холодной водой, но внутри всё наоборот — кипит.

Вчера он был со мной. На этой кухне. Его руки. Его дыхание. Мои стоны. Он прикасался ко мне так, будто с ума сходил.

А сегодня? Сегодня у него — “девушка” в гостиной. У которой голосок очень даже уверенный. А я кто? Новенькая? Временная? Очередная, с которой можно поиграть, пока старая не вернулась?

А что он, собственно, обещал тебе Ева? Тут же встревает в мой разговор с собой внутренний голос.

Не говорил, что я единственная. Не говорил, что он… мой. Просто смотрел. Просто трогал. Просто доводил меня до пика. Просто хотел. И я… позволила.

А может, так он делает со всеми? Может, это просто игра? Может, таких “принцесс”, как я, у него десятки?

Мне тут же становится тошно, ком подступает к горлу. Щеки горят, глаза сами собой наполняются слезами. Нет я не буду плакать. Только не при ней.

— Простите, — бросаю сквозь зубы, и разворачиваюсь, пока не сорвалась.

Лечу по лестнице, будто за мной гонятся. Залетаю в комнату и дверь захлопываю так, что звон в ушах.

Прислоняюсь к ней, а потом сползаю вниз, прямо на пол. Слёзы тут же брызгают из глаз. Не потому что слабая. Не потому что жертва, а потому что больно. Обидно до рвоты.

Ну что, Ева, слабоумная, снова вляпалась? Купилась на взгляд, на голос, на “принцесса”, на эти его грёбаные поцелуи, от которых всё внутри плавится.

Ты думала — ты особенная? Ты думала — он другой рядом с тобой? Какая же наивная…Стыд обжигает кожу. И боль — не от того, что он с кем-то был. А от того, как легко я в это вляпалась. Как быстро потеряла контроль над собой и как сильно сейчас хочу, чтоб он зашёл и сказал, что всё это — ошибка. Что она — не та, что он — мой…

Опускаюсь в кресло, как в яму. Мягкое, удобное, но не спасает ни от бешенства, ни от боли.

Беру в руки ноутбук, открываю, попытаюсь отвлечься от этого всего, взяться за учебу. Будто пару минут назад меня не опрокинули лицом в бетон.

Ладно, Ева, соберись. У тебя есть голова, мозги, амбиции. Не ты первая, не ты последняя. У тебя есть дела поважнее его и его “милых”.

Смотрю на текст, читаю предложение. Потом второе. Возвращаюсь к первому. Ничего не понимаю, мозг закипает, все плывет, как будто в голове вместо серого вещества — вода и в ней пузырьки злости.

Ничего не лезет. Ничего, кроме него. Его лица. Его рук. Его слов. Его поцелуя. А потом — этого “надо ехать в офис, принцесса”. Да пошёл ты со своим офисом, козел.

От злости ладони потеют, как будто я сейчас кого-то ударить собираюсь. В груди всё пульсирует. Жгёт. Словно что-то внутри — стиснуто в кулак и не отпускает.

—Нееет, он так просто из этого не выйдет. И если он решил поиграться, обломится. Не дождётся слёз, истерик и покорности. Не на ту напал. Подхожу к зеркалу. Смотрю на себя.

Красные глаза. Лицо злое, упрямое. Сейчас я уже не та испуганная девочка, что молчала, когда он командовал.

—Теперь он увидит другую Еву. И если думает, что я просто посижу и буду ждать, то он меня плохо знает. Очень плохо…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

21.1 Демьян

Сижу в офисе, разбираю бумаги — какая-то мелкая херня, контракты, счета, подписи. Всё нужное, но сейчас бесит, мысли всё равно не тут. Я даже не о Еве думаю сейчас, а о том, кто, сука, посмел залезть в моё.

Он, гнида, может и ушёл в тень, но шевелится. Делает чужими руками. Через подставные фирмы, по классике — как у крыс. И что самое противное — не один он такой, там вся система насквозь прогнившая.

Рус молодец. Вычислил эту гниду, след ведёт в логово. Выдыхаю, откидываюсь в кресле. Пора съездить навестить. Рустам адрес скинул, где Куликов обитает. В офисе на верхнем этаже, делает вид, будто весь такой легальный и чистенький.

Сажусь за руль. Руки на автомате все делают, машина сама везёт, а мыслями уже, как закапывать этого мудака буду.

Припарковался. Захожу. Охрана в холле — вся такая на пафосе, глаза не отрывают, будто не знают, кто я.

Лифт мягко поднимает вверх, а внутри уже всё чешется.

Выхожу и иду на ресепшен . Секретарша, блядь… классика жанра. Сиськи как будто сейчас из блузки вывалятся, а юбка, если наклонится, всё видно. Нафаршированная вся . Не удивлюсь, если это часть дресс-кода у Куликова, типа клиент пришёл, пусть глаз радуется.

— Я к Куликову, — коротко бросаю.

Она только привстает и кивает.

Захожу. Дверь закрывается за спиной. Куликов в кожаном кресле сидит за столом и разбирает какие-то бумаги. Спокойный, как будто я сюда с приветом зашёл.

— Демьян. Какой приятный сюрприз, — улыбается ублюдок. Даже зубы белые мерзко светятся.

— Для кого как, — отвечаю и не сажусь. Стою и смотрю на него сверху.

—А что, собственно случилось?- спрашивает, будто не понимает суть.

— Ты, я смотрю, умеешь устраивать сюрпризы. Даже за завтраком у меня шоу устроили. — Наружка. Твои люди пасут меня в ресторане, ту думаешь я слепой?

Он встает из-за стола и неспешно делает шаг к бару. Будто демонстративно спокоен, но я уже чувствую, что напрягся. Делает глоток и говорит:

— Не понимаю, о чём ты. Много кто следит. Времена у нас… нервные. Ты же знаешь, безопасность — дело серьёзное.

— Если ты хочешь обвинить меня в чём-то, Демьян, — продолжает, —Мне кажется, ты ищешь виноватых не там. И слишком увлёкся…

Я усмехаюсь уголком губ.

— Когда придёт время — сделаю это очень конкретно. А пока просто разговор.

— Конечно, — кивает. — Мы же цивилизованные люди.

— Насчёт цивилизованности я бы не спешил, — смотрю прямо в глаза. — Особенно когда речь заходит о девушке, которую ты решил прижать. Тебе ведь показалось, что она слабое звено, да?

Он молчит, будто не понял, но по глазам все вижу.

— А я помню тебя без охраны. Всё течёт, как говорится, — добавляю. — Раньше тебе было проще. Но сейчас ситуация изменилась.

— Забавно, — отвечает спокойно. Почти безэмоционально.

— Не очень. Особенно если учесть, что Ева — теперь совладелица. Вова оформил всё официально. Так что теперь она — не просто “дочка”, а человек с долей в общем бизнесе. А совладельцев, как ты знаешь, нельзя просто… убрать из кадра. Даже если очень хочется.

Тишина. Он делает ещё глоток. Взгляд становится стеклянным. А я смотрю не мигая.

— И мне жаль, что ты думаешь, будто тебе всё принадлежит, — говорю спокойно. — Но ничего. Мы разберёмся, кто кого контролирует.

Пауза. Он делает вид, что улыбается, но это не улыбка. Это — маска. Такая же, как у меня. Я разворачиваюсь. Иду к двери.

Прежде чем открыть, останавливаюсь. Оборачиваюсь через плечо:

— И да. Если хоть один из твоих ещё раз окажется рядом с Евой…Я это расценю как объявление войны.

Не отвечает. Выходит, понял...

Открываю дверь. Вываливаюсь из кабинета, чуть не снес ту надувную секретаршу, что всё ещё строит глазки. Нерв хлещет как ток. Внутри — будто взрыв медленно готовится. Тупо киплю. Говно это всё, а не цивилизованный разговор. Пиздит он. Я видел, как у него губа дёрнулась, когда я имя Евы упомянул. Знает, что палится. И всё равно играет в белого пушистого.

Спускаюсь по лестнице — не могу ждать лифта, слишком бешусь. Сука, думает, что может сделать вид, будто не при делах и я отстану, закрою глаза и проглочу…

Да хуй там. Я его насквозь вижу. И он это почувствовал и это был не разговор, а так тишине перед бойней. Вываливаюсь на улицу, в лицо дует тёплый ветер, а я весь как под кожей под напряжением. Руки чешутся — либо сигарету закурить, либо кому-нибудь по ебалу дать.

Сажусь в машину, стучу кулаком по рулю. Глубоко вдыхаю. Блять, ну и гнида. Дёргаю руль, разворачиваюсь, теперь надо к ней. Успокоить. Или разозлить. Или трахнуть. Сам не знаю. Проверить как она там. Просто увидеть, вдохнуть ее запах...

А то вся моя броня трескается, когда она рядом. А без неё — вообще ломает.

Даа Демьян Шамильевич, ты ебанулся. Сносишь крыши другим, а тут тебе малолетка и твоя башня загорелась. И ни хера уже не спасти…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

22. Демьян

Захожу в дом — весь на нервах. После этой поганой встречи с Куликовым всё внутри хлещет током. Настроение такое, что морду кому-нибудь разъебать хочется. Лучше бы сразу, чтоб не думать.

На пороге появляется Валентина, как из воздух.

— Здравствуй, Демьян.

— Здравствуйте, — выдыхаю сквозь зубы.

— Приезжала Элла… не дождалась тебя и уехала.

Пиздец. Вот сука. Что ей вообще надо было? Один раз была у меня — и что, теперь метит территорию Решила, что может заявиться в мой дом, к моей женщине, как будто я ей что-то должен?

Давал ей ровно то, что она хотела — бабки и повод закрыть рот. Ну или не закрывать — в её случае, наоборот, глубоко заглатывать, у неё это лучше всего получается. Больше она никто. Но сейчас, блядь, она влезла туда, куда ей не стоило. И самое поганое — попала в нужный момент.

Внутри всё сразу начинает зудеть. Понимаю, что сейчас будет жарко. Ева явно в курсе. И сейчас я, походу, сам себе могилу выкопаю. А самое сука, конченное, девочка моя думает что я весь из гнили. Что из одной постели в другую прыгаю. Что обманул её, что предал.

Поднимаюсь наверх, злость уже не просто внутри, а дымом из ушей валит.

Открываю дверь, она сидит в кресле, за компьютером. Вся холодная, напряженная. Лицо сосредоточено , а взгляд такой, как будто сейчас к херам здесь всё спалит.

Меня даже не замечает. Стою как мебель здесь.

— Привет, принцесса, — бросаю, пытаюсь мягко.

Молчание. Ни слова в ответ. Даже не смотрит на меня.

— Ева, может объяснишь, что случилось?

Тут медленно поднимает взгляд. Не гнев, не истерика. А то самое молчаливое: “Ну ты и долбаеб”.

— У Эллы спроси. Она приезжала. Искала тебя.

Глотаю воздух, как удар. Хочу тянуться к ней — взять за руку, просто притормозить это безумие.

— Не прикасайся ко мне.—жестко вскрикивает.

Всё. Снова этот холод. Стена.

Смотрю на неё, а внутри разнос. Хочу орать, швырнуть блять об стену что-то, кулаки сжимаю, но держу себя.

— Да. Я был у неё в тот день, когда тебя привёз в дом. Я был тогда на взводе. Всё бесило. Всё к хуям полетело, потому что появилась ты. Я пытался держаться подальше, пытался вычеркнуть тебя из головы, но сука, не смог. Понимаешь, она доступная, деньги закончились вот и прибежала, она ничего не значит для меня, и не значила никогда.

Она поднимает глаза, а них пламя бушует.

— Ну так и иди к своей шлюхе.–говорит спокойно, но будто ударом в грудь. Без крика. Без истерики.

А так только хуже. Потому что это не вспышка, это ебаный обрыв. Холодный, чёткий, как разрез по горлу.

— Не смей, блядь, так со мной разговаривать, — срываюсь. — Ты понятия не имеешь, что у меня в башке творится!

Она встаёт. Резко. И тут уже смотрит прямо, а в глазах ни капли жалости.

— А мне и не надо знать.— Я тебе не психотерапевт, и не зверушка, чтобы сидеть дома и ждать, пока ты нагуляешься.

Меня взрывает от её дерзости. Сука выебистая. Стоит тут, язвит, как будто я ей ничего не объяснил только что.

Подхожу резко. Она даже не успевает дернуться. Одной рукой за шею прихватываю, не сильно, просто чтобы почувствовала, что я рядом, что не сбежит от этого разговора. Она же это практикует, только волю дай. Второй — за талию. Прижимаю к себе плотно, так, что она чувствует, как у меня всё внутри блять кипит.

— Да ты вообще понимаешь, что со мной творишь, сучка?! — выдыхаю прямо ей в лицо.

—У меня от тебя мозг плавится с первого дня, и хуй стоит. — Я не умею, блядь, ни нежно, ни правильно. Меня, сука, не учили. — Я умею только ломать, рвать, держать, чтобы не проебать. — А ты — единственная, кто меня реально выбивает.

Она смотрит. Молчит. Глаза горят, но не от страха. От злости и от боли. Но я же вижу, ей не всё равно. Она просто так защищается — словами, холодом, отстранённостью. А у самой в груди, я уверен, всё пылает так же, как у меня.

— Отпусти, — тихо говорит, но голос твёрдый.

Не двигаюсь. Смотрю на неё, будто в последний раз.

Хочется трахнуть ее здесь, вцепиться, доказать, что она — моя. Что я её, блядь, даже думать о другой не могу. Так за яйца взяла, что не двинуться.

Она не смотрит на меня,но я то вижу в ее в глазах стекло. Но не хрупкость — защитное.

— Отпусти, — снова, тише, но уже с угрозой. Не умоляет, а предупреждает.

Я охуел, она опять за свое. Стою. Руки сами сжаты, будто держусь не за её тело, а за здравый смысл. А потом ослабеваю, на миллиметр отстраняюсь. Может, просто выдохнул не туда. Но она это сразу чувствует, Как зверёк, что знал, когда нужно рвануть.

Срывается. Резко. Почти оттолкнув меня плечом. И пока я стою, не веря, как быстро ускользнула, она уже дверь в ванной захлопнула.

Щелчок замка. Тишина. Только мои шаги в голове — будто по гвоздям.

— Уходи, — звучит глухо из-за двери.

— Или я уйду. — По-настоящему.

Ну все пиздец. Никаких слез. Только стена и холод.

Стою, а все тело дрожит от злости, от желания вломиться туда, вырвать её из этой грёбаной ванной, вцепиться и заставить поверить, что она — моя. Потому что, если сейчас сделаю шаг — сломаю всё. И её, и себя…

Разворачиваюсь. Вываливаюсь из комнаты, как из горящей клетки. Шаги гулкие, размашистые. Направляюсь в кабинет, челюсть сжата так, что хрустят зубы.

Захожу. Сажусь в кресло. Выдыхаю сквозь зубы. Все бурлит, как будто под кожей паяльник. Она, сука, даже не понимает, насколько глубоко в меня влезла. Как с первого дня нахуй стерла весь мой контроль.

Когда злится, так и хочется взять за волосы, вжать в стену и трахать, пока не заплачет от удовольствия. Пока не забудет своё имя. Пока не простонет его мне — только мне.

Думает, выставила меня, ультиматум поставила и всё? Хуй там. Хочешь войны, принцесса? Будет тебе война. Но в этом доме ты всё равно будешь моей. В этой постели. В этой жизни. И ты сама ещё будешь задыхаться от того, как сильно тебя ломает по мне…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

23

Этой ночью спала плохо. Нет, точнее почти не спала. Сначала ворочалась, потом пыталась убедить себя, что мне всё равно, потом снова злилась и так по кругу.

В голове всё крутился его голос: «Я не умею быть нежным… Меня не учили…».

Под утро, кажется, всё-таки отключилась. Проснулась рано — с каким-то туманом в голове и ощущением, будто меня всю ночь катали по неровной дороге. Душа царапается, тело ноет, настроение на уровне “пошли все к чёрту”.

Не хочу его видеть. Не хочу спускаться, не хочу делить с ним воздух, не говоря уже о завтраке или поездке в университет. Пусть сам едет куда хочет. А я как-нибудь сама доберусь.

Но потом беру себя в руки. Потому что гордая, чтобы показывать, как больно, и упрямая, чтобы позволить ему видеть, как я выгляжу после бессонной ночи.

Привожу себя в порядок, чуть завиваю волосы, делаю лёгкий макияж. Наспешно одеваюсь. Юбка по фигуре, легкая блузка. Смотрю в зеркало- выгляжу прекрасно, даже слишком. Не для него. Для себя.

Спускаюсь по лестнице, иду на запах еды. Желудок сразу же сжимается. Пахнет чем-то вкусным и домашним. Захожу в кухню — тётя Валя, как всегда, колдует у плиты. Демьяна здесь нет, а внутри расползается мысль

«Ура, маленькая победа

».

— Доброе утро, — говорю, стараясь улыбнуться.

— Доброе, дочка, — отвечает она ласково, не оборачиваясь.

— Как спала? — спрашивает тетя Валя, ставя на стол ароматные блины.

Сажусь за стол. Вижу, как горячий пар поднимается от чашек. Всё так уютно и тепло, но не так как у меня внутри.

— Не очень, — честно отвечаю. — Но сегодня в университете полно дел, нужно быть бодрой.

— Вот тебе, Евочка, — тётя Валя ставит передо мной кофе. — Для бодрости духа.

Беру чашку в руки. Грею пальцы о керамику. Она такая добрая, настоящая… Как мама. Как давно я не чувствовала маминой заботы, как давно не ощущала маминых рук…Чувствую как ком поднимается к горлу. Глаза начинает щипать …

не сейчас Ева. Не смей. Ты сильная…

В мои мысли врывается звук тяжелых шагов. Я уже знаю этот ритм. Это он.

— Доброе утро, — слышу его голос.

Я делаю глоток кофе, стараясь не смотреть на него. Хотя чувствую как он пристально смотрит. Наверняка думает, как бы меня снова выбить из равновесия.

— Доброе.—вместе с тётей Валей отвечаем в унисон.

Он садится рядом. Причём не просто рядом, а так близко, что его колено касается моего. Я вздрагиваю. Внутри будто ток проходит, но я стараюсь делать вид что мне все равно. Ну и пусть сидит. Главное — не смотреть. Не дышать глубже. Не выдать себя.

Беру блинчик, машинально макая его в варенье. Еда чуть помогает отвлечься. Почти отвлечься, пока его теплая большая рука не касается моего бедра. Под столом. Он действует тихо и уверенно, как будто так и надо.

—Как спала.—спрашивает Демьян ровным голосом.

— Нормально.—стараюсь отвечать спокойно, даже без эмоций.

Пальцы ложатся чуть выше колена, я тут же внутри оживаю, но виду не подаю.

Только не при тёте Вале. Ты совсем рехнулся, Демьян?!

Ладонь медленно движется вверх, и я чувствую как ткань юбки слегка приподнимается, и от этой наглой уверенности у меня срывает тормоза.

В животе моментально все сжимается, в груди поднимается жар, а киска моментально начинает пульсировать от возбуждения.

От осознания того, что он со мной делает и что мы не одни, лицо тут же заливает краской. Внутри все клокочет, нет такого не будет. Пусть мечтает дальше или трахает своих «милых»…

Я резко сжимаю бедра, будто это поможет. Стискиваю зубы, поворачиваю голову и смотрю на тётю Валю, которая, как назло или к счастью, занята у плиты и не поворачивается.

А Демьян будто читает мои мысли. Он наклоняется ко мне медленно, почти не касаясь. Я чувствую его горячие дыхание на коже уха.

— Продолжай стоять на своём, принцесса. Играй дальше в недоступную. Я сделаю так, что ты сама придешь и будешь умолять тебя трахнуть. А трахать я тебя буду так, что ты забудешь, как злишься.

Мин будто рушится. Голова идет кругом, а я чуть не роняю чашку, потому что внутри меня что-то взрывается как от ядерного удара.

Нет.Нет. Я не сдамся. Самовлюблённый, наглый, соблазнительный ублюдок. Думает, что может так просто взять и сломать меня? Пусть мечтает. Пусть трахает своих шлюх.

Он медленно отстраняется, с этим своим хищным уверенным выражением. Встаёт и бросает:

— Жду тебя в машине, — уходит, оставляя за собой такое адское напряжение, его запах и пекло между ног. Я сижу, не двигаясь. Даже не моргаю.

А тётя Валя, не поворачиваясь:

— Тебе, Евочка, ещё налить кофе?

— Да, — выдыхаю. — Лучше двойной…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

23.1 Демьян

Иду к машине. Каждый шаг, сука, как удар по мозгам.

Сажусь. Завожу. Мотор рычит, как будто чувствует, что я еле сдерживаюсь. На секунду закрываю глаза — пытаюсь собраться, все без толку.

Она выходит. Вижу её сквозь лобовое стекло, как идёт медленно, жопой крутит, знает, что я сейчас охуею от одного её вида.

Юбка— не юбка, а блять, жирный намёк. Стоит чихнуть и все увидят её белье. А эта блузка… прозрачная, будто специально на зло. Грудь обтянута, как подарочная упаковка — прямо “развяжи и еби”.

В какой, нахуй, университет она так вырядилась? Минимум на кастинг в порно.

Внутри разливается чувство ревности…Сука, специально, знаю её. Хочет, чтобы я сорвался. И я сорвусь. Устраивать скандал не буду. Нахер мне её ещё больше накалять. И так вся на взводе. А я… я уже на пределе. Челюсть сжата. Кулаки зудят. Хочется рвануть.

Молча садится в машину, пристегивается. Движения механические, даже не смотрит в мою сторону. Знаю эту игру «Мне плевать. Я выше этого». И тебя, принцесса тоже знаю.

Выезжаю. Всю дорогу молчим. Атмосфера в салоне такая, что можно резать ножом. Каждый её вдох как вызов. Каждое её молчание, как плевок.

Подъезжаю к университету. Как только паркуюсь, она сразу же дёргает ручку. Хуй там, блокирую двери.

— Демьян, выпусти, — резко поворачивается ко мне, губы сжаты в тонкую линию.

Поворачиваю голову. Медленно. И смотрю ей прямо в глаза.

— Если увижу хоть одного сосунка рядом с тобой— костей не соберёт.

— Что?- щурится, не понимает.

— Ты слышала, — говорю ровно, — и в этом будешь виновата ты.

Её глаза округляются, и только сейчас до неё начинает долетать, что это не шутка. А правило жизни с таким, как я.

Смотрю на неё, а в мыслях она скачет на мне, прямо в машине, на этой чёртовой парковке. Потому что так, как она выглядит сейчас — это не для чужих глаз. Это моё, сука. И только моё.

Протягиваю руку, хватаю за запястье. Резко дёргаю на себя. Она не ожидает и почти падает на меня. Второй рукой собираю волосы в ладонь и наматываю на кулак, тяну, чтобы голова откинулась назад. Её глаза встречаются с моими.

— Вырядилась как течная сучка, кого там соблазнить пытаешься?

Глаза расширены. Рот приоткрыт, и ведь сама знает, что уже мокрая, и я уверен. Вся такая “гордая”, а на самом деле внутри плывёт, как сливочное масло на сковородке.

Не выдерживаю. Жестко вжимаюсь в её губы, слегка кусаю. Не целую, а захватываю. Вламываюсь. Беру без разрешения.

Она бьёт кулаками по груди, вырывается, но я только сильнее прижимаю. Сучка, знала, что закончится вот так. Не отпущу. Не дам отстраниться.

Держу крепко. Рука, как железо на её затылке. И она ломается. Секунда и губы раскрываются. Она перестаёт дёргаться. Вцепляется в рубашку, ногти в кожу. Язык впускает меня, как будто сама просит: “ещё”. Начинает отвечать.

Жадно трахаю ее языком, вкладывая всю ярость.

Резко прерываю поцелуй. Она тяжело дышит, губы приоткрыты, помада размазана. Выглядит так, будто я её уже трахнул.

Поправляет одежду, юбка задралась и видно кружевные трусики. Волосы сбились. Глаза затуманенные.

Сексуальнее не бывает.

Молча выходит из машины, даже не смотрит на меня.

А я остаюсь. Смотрю, как идет покачивая бедрами. И внутри пульсирует одна мысль:

Играй дальше, принцесса. Будь гордой, но ты уже моя. А совсем скоро я тебя добью. Глубоко, медленно и грязно...

Любимые мои❤️

Страсти накаляются. Демьян почти сорвался.

Если вас зацепила эта глава — поставьте оценку и добавьте книгу в библиотеку.

Ваша реакция — для меня лучшая награда????????????

Так я понимаю, в каком ключе продолжать… и насколько далеко можно зайти

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

24

Лектор что-то говорит про международное корпоративное право, на деле же я думаю совсем не об этом, а о том, как меня полчаса назад в машине схватили и поцеловали так, будто я его собственность. Тело до сих пор помнит его жесткость. В груди до сих пор что-то дрожит. В запястье — память о его хватке. Затылок до сих пор тянет, губы пульсируют.

Все внутри как после урагана. Пальцы мнут край листа в тетради. Линии расплываются перед глазами. Он точно ненормальный. Он не просто поцеловал, он примял, придвинул и сказал: «Если я увижу тебя с кем-то, костей не соберёт».

Он просто берет и делает, потому что хочет!

А я?

А я сначала дёргаюсь, сопротивляюсь, а потом сама, чёрт побери, сама целую в ответ, как последняя зависимая от него идиотка.

Поплыла, дурочка.

Мозг орет- «беги», а тело- «может останемся, а»?

Ненавижу. Ненавижу. Да, я нарядилась. Да, хотела чтобы увидел и пожалел. Но это не значит, что он может врываться в мое личное пространство и вести себя как чертов хозяин.

Всё раздражает: голос лектора, скрежет ручек, даже свет, который падает через окно и бьёт в глаза. Бесит.

И он тоже бесит и его самоуверенность.

Бесит, что он так на меня влияет.

Бесит, что я хочу, чтобы он снова…

Щека до сих пор будто горит от его прикосновений. А самое ужасное я не могу перестать думать об этом. Сердце стучит быстрее. В груди тяжело. Ноги — как ваты. Ева, соберись. Это не влюблённость. Это гормональная паника.

— Ты тут? — шепчет Полина сбоку, глядя на меня внимательно.

— Что?—дёргаюсь, будто проснулась

— Ты такая напряжённая, что аж воздух вокруг гудит. Что с тобой?

— Просто задумалась.—отвечаю, делая глубокий вдох.

— О нём? Что у вас происходит?

Я медленно моргаю. Взгляд упирается в доску, но я уже не здесь.

— У нас всё сложно, — выдыхаю наконец. — Непонятные отношения. Всё было нормально. Мы начали… ну, потихоньку сближаться. Он даже был мягче.

Полина молчит, слушает внимательно.

— А потом, — продолжаю, — в его дом пришла одна... не называю имени. —Сказала, что она его девушка.

Полина нахмурилась.

— Серьёзно?

— Она сказала это спокойно, с таким видом, будто пришла к себе домой. А я… стояла и чувствовала себя полной дурой, а потом убежала в комнату.

Я проглатываю горький ком.

— Он сказал, что она ничего не значит. Что просто..Но, чёрт, Полин…

Я качаю головой.

— Я не знаю, верю ли я ему. Или себе. Или вообще кому-нибудь.

— А ты что чувствуешь к нему? — тихо спрашивает Полина.

Я опускаю глаза.

— Меня тянет к нему. До боли. Понимаешь? Он смотрит — и у меня сердце замирает. Он рядом — и весь воздух будто выжигается.

— Но?

— Но он жесткий. Очень. Иногда я его просто боюсь.— И я не знаю, — шепчу, — то ли мне нужно убегать от него как можно дальше…

— То ли ты хочешь, чтобы он тебя поймал? — заканчивает она за меня.

Я снова смотрю в доску, но ничего не вижу. Ничего, кроме того, как он смотрел на меня в машине. Как дёрнул на себя. Как поцеловал, не спрашивая, будто я уже его.

После отменённой пары я вышла из университета — хотелось просто пройтись, остаться наедине с собой. Разговор с Полиной немного отпустил, но ненадолго. Демьян всё ещё крутился в голове. Его голос, его прикосновения, его вечное “ты со мной”. Господи, будто я игрушка. Имя у меня вообще есть? Или сразу клеймо?

Спустилась по ступенькам и в этот момент услышала:

—Ева!

Я обернулась и увидела дядю Пашу. У меня в груди что-то кольнуло. Он стоит в метре от меня, в сером костюме, с той самой фирменной полуулыбкой, которую я помнила с детства. Вечно спокойный, вежливый. Свой. Но сейчас… мне будто не хочется его видеть.

—Вот это удача, — говорит он, подходя ближе. — Еле нашёл тебя.

— А вы меня искали?-я немного напряглась.

— Конечно, — с “беспокойством” в голосе отвечает. — Я же тебе звонил. Раз десять. Полину нашёл, она и сама не знала, где ты. Все на ушах стоят. Ева, ты ведь понимаешь, какая ситуация сейчас?

Я киваю, пытаясь сохранить вежливость, но внутри всё уже сжималось в пружину.

— Да, понимаю… Простите. Просто всё как-то навалилось, я решила немного исчезнуть. Прийти в себя.

Он кивает в ответ, глядя на меня с одобрением, но я то чувствую, что не верит.

— Где ты была всё это время?

— У подруги. Уехала к ней, — соврала спокойно. — Нужно было выдохнуть.

— А сейчас где живёшь?

Я чуть дёрнулась. Его вопрос прозвучал слишком…в лоб.

—Пока у знакомых.—отвечаю уклончиво. Совершенно не хочется говорить, что я сейчас живу у Демьяна.

Дядя Паша кивает.

— А правда, что ты сейчас у Демьяна?

— А это кого-то волнует?— я напрягалась еще сильнее.

— Просто спрашиваю. Я ведь всё-таки был другом твоего отца. Хочу знать, с кем ты. Насколько ты… в безопасности.— усмехается.

— Со мной всё в порядке, — отрезаю чуть жестче, не нравится мне этот разговор. — Демьян помогает мне.

— Помогает… — повторяет он и задумчиво смотрит куда-то в сторону. — А вы с ним… вместе?

Молчу пару секунд. Даже не знаю что ответить. Дядя Паша уже лезет совсем не в свое дело.

— Это не совсем ваше дело, — пытаюсь произнести ровно. — Но если вы так хотите знать, он меня просто поддерживает и я ему благодарна за это.

—И что, ты ему доверяешь?—чувствую как внутри растекается неприятное ощущение, будто из меня выуживают информацию.

— Сложный вопрос, — говорю, глядя ему прямо в глаза. — Но пока он рядом — мне ничего не угрожает. А это главное, правда?

— Конечно, милая. Главное — чтобы ты была в безопасности.—он подходит ближе, кладет свою ладонь мне на плечо и слишком вежливо улыбается.

— Если что-то случится обязательно звони мне. Не держи всё в себе. Я рядом, помни это Ева.

— Помню, — киваю я, но внутри всё сжимается в комок.

После нашего разговора, дядя Паша вежливо попрощался со мной и уехал. Но стоило его машине скрыться за поворотом, как внутри меня начало расползаться это неприятное, липкое чувство. Будто в воздухе повисла буря, она ещё не ударила, но уже затаилась где-то у горизонта. И виной тому, точно не Демьян.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Каждый его вопрос, каждая фраза дяди Паши, как будто с двойным дном. Вроде бы интересуется. Вроде бы беспокоится, но проверяет, на месте ли я. Кто рядом, под чьим контролем.

Может он тоже был папиным должником? Я сжимаю плечи и иду по тротуару быстрее. Сердце стучит, голова гудит.

Подхожу к машине, меня встречает водитель Демьяна. Он тут же открывает заднюю дверь, сажусь и машина медленно трогается.

А я еду в дом, который вроде как стал для меня временным «убежищем». Но всё внутри как–будто протестует. Ощущение такое, что я в каком-то театре, где все играют, но я не знаю, какой у меня текст.

Сначала Демьян со своей одержимостью, силой и властными касаниями. Теперь дядя Паша со своими вопросами. Что он хотел? Зачем так выспрашивал?Папа доверял ему? Может, Паша тоже что-то должен был отцу? Может, наоборот — хотел, чтобы он исчез?

Машина едет тихо, а у меня внутри шум, как будто под кожей что-то нехорошее зудит. Я не знаю, кому можно верить, но отчётливо понимаю, что за мной следят не только те, кто хочет меня защитить…

Я даже не слышу, как машина подъезжает к дому. Все что мне сейчас хочется—принять душ. Смыть с себя весь день, весь этот мерзкий осадок, что остался после разговора с дядей Пашей.

Захожу в дом, нет ни звука, ни шагов. Демьяна нет, только тётя Валя выходит ко мне из кухни в фартуке и вечной теплотой в глазах.

— О, Евочка, ты пришла. Голодная? Тебя покормить?

Я киваю.

— Да… Только я сначала душ приму и переоденусь. Потом спущусь.

— Хорошо, милая, — улыбается она. — Я тебя жду.

Поднимаюсь в комнату, закрываю дверь. Хочется просто… смыть всё это к чёрту.

Стягиваю одежду, одну деталь за другой , будто пытаюсь скинуть и воспоминания, и тревогу, и всё, что засело под кожей. Захожу в кабинку и закрываю створки.

Включаю воду, она обрушивается горячими струями на плечи, по позвоночнику, по бёдрам, я невольно закрываю глаза. Сейчас я хочу отключить все мысли, не думать, не анализировать. Просто отключить мозг… но не выходит. В голову врезается сцена в машине снова и снова. По телу снова пробегает дрожь. От ярости? От возбуждения? Да хрен его знает.

Заканчиваю мыться, выхожу, тянусь за полотенцем…и тут слышу хлопок двери.

Я резко оборачиваюсь и вижу Демьяна. Он стоит прямо в дверях в черном костюме. Его глаза мгновенно темнеют, желваки ходят, тяжело дышит.

Он стоит и рассматривает меня, глазами пожирает.И этого достаточно, чтобы у меня внутри перехватило дыхание.

Осознаю, что стою перед ним совсем голая. На автомате хватаю полотенце с крючка и оборачиваюсь.

— Выйди, ты не имеешь права— говорю резко.

Он молчит. Только ближе подходит. Я даже не успеваю отступить, как его тело оказывается вплотную. Демьян одной рукой берет за талию, а другая рука медленно ложится на спину вдоль позвоночника. Каждое движение- точное, уверенное, будто знает, где я дрожу сильнее всего .

Его захват настолько сильный, что я не могу пошевелиться, мои ноги буквально приросли к плитке. Сердце стучит где-то в горле. Чувство такое, будто весь мир сейчас остановился.

Он склоняется и выдыхает мне в шею:

— Я имею всё, что захочу, принцесса.

Меня трясёт. Жар нарастает волной, будто кипятком облили. Внутри все вибрирует так, что уже невозможно отрицать. Губы приоткрываются , но разум все еще борется, не сдается. От этой фразы меня всю вскидывает и я почти кричу:

— Ну давай. Возьми. Ты же иначе не умеешь, — вырывается из меня. — Только силой. Это всё, что у тебя есть.

Он замирает, я вижу, как напрягается. Глаза становятся чернее черного, как будто всё светлое в нём испарилось. Он сейчас злой. Это страшно и почему-то волнительно до дрожи.

— Что блять? Ты совсем охренела, — рявкает он.

— Не разговаривай так со мной.— выпаливаю так, что не узнаю свой голос.

Я сама не своя, вся в напряжении, меня колотит от злости.

А потом — резкий взрыв, он делает то, чего я совсем не могла ожидать.

Демьян отшатывается и с размаху бьёт кулаком в зеркало. Стекло моментально трескается, идёт паутиной от цента, как будто это не зеркало, а я разлетелась на мелкие кусочки.

Он уходит, хлопая дверью так, что створки душевой дрожат. А я так и стою в ванной, в собственных мыслях, которые невозможно удержать. Грудь вздымается от бешеного дыхания, кожа горит, губы пересохли. И я даже сама не понимаю от чего сильнее дрожу. От злости, от желания или от страха.

Черт, что со мной?

Почему он так легко выводит меня из себя? Почему так будоражит? Почему так трогают его прикосновения, пробираются глубоко под кожу. В сердце. В голову… И почему я… почему я всё ещё надеюсь, что он вернётся?

Смотрю вокруг, на всю эту картину: разбитое зеркало, след от его кулака. И в этот момент меня накрывает не злость, не страх , а мысль «Наверное сильно поранился».

Представляю как он там, как злится. Хочу подойти, взять за руку и посмотреть сильно ли разбита. Злюсь на себя за эту мысль.

Хватит, Ева. Он не слабый, справится. Сам виноват.

Но я не могу перестать думать о его руке. И, возможно, даже больше — о нём самом…

25

На обед я так и не спустилась. До самого вечера просидела в комнате полулежа на кровати и глядя в одну точку.

Голова гудела от мыслей, от чувств и бессилия. Я так и не смогла отвлечься от произошедшего. За окном стемнело, а живот начал урчать протестующим звуком, вспомнила, я ведь сегодня только завтракала. Тетя Валя наверное уже ушла отдыхать.

Спускаюсь на кухню с минимальной надеждой, что я буду одна. Но свет на кухне горит, значит он там.

Сидит за столом, спиной ко мне. Рубашка расстёгнута на пару пуговиц, волосы чуть растрёпаны, на столе стоит стакан с виски.

Взгляд падает на правую руку, перемотанную белым бинтом. Сердце сжимается. Хочется подойти, прикоснуться, посмотреть большая ли рана. Узнать больно ли ему. Но я не сделаю этого. Потому что, боюсь. Боюсь его реакции, его жесткости. Боюсь, что обратного пути не будет.

Я останавливаюсь в дверях. Он не оборачивается, но я чувствую, он знает, что я здесь. Внутри все замирает.

—Проголодалась?—спрашивает ровно, все также глядя вперед.

Я медленно делаю шаг в кухню, будто проверяя, не набросится ли он на меня снова, как в ванной.

— А если да? Будешь снова брать силой или дашь поесть?—шиплю.

Он чуть поворачивает голову и выгибает бровь.

— Принцесса, ты хочешь, чтобы я продолжил?

Сердце делает лишний удар. Я делаю вид, что не слышала, но внутри раздается хлопок по внутренней стенке груди. Резкий и слишком интимный.

— Ты думаешь, что мне это нравится, — парирую я, и сама же ощущаю, как голос становится ниже, тон — плотнее.

— Я не думаю. Я вижу.— Он делает глоток виски, не отводя взгляда.

— Видишь только то, что хочешь.

— Возможно. Но твои щеки краснеют каждый раз, когда я подхожу ближе.

Я же ладонью трогаю лицо, но сразу же одергиваю себя

— Это злость.- шиплю.

— Это возбуждение.

Внутри всё вскипает. Я чувствую, как по шее бегут мурашки, но не подаю вида. Руки скрещиваются на груди сами собой будто встаю в оборону.

— Упрямство — не спасёт, когда твоё тело всё равно каждый раз меня выбирает.— Или ты думаешь, я не замечаю, как ты дрожишь, когда я рядом? И я уверен, твоя киска увлажняется, когда я прикасаюсь к тебе

Я хочу закричать. Или бросить в него чем-нибудь. Я не хочу признавать, что он прав.

Он медленно встает и подходит ко мне вплотную. Каждое его движение — будто намеренное издевательство. Он так близко, что я чувствую жар его тела. В нос бьет запах его парфюма, ноги не держат, голова кружится, кажется я вот-вот упаду.

— Прекрати, — шепчу. Даже не уверена, что он услышал, голос подводит.

— Скажи мне честно, — он склоняется, и его губы почти касаются моих. — Ты хочешь, чтобы я ушёл?

Я задерживаю дыхание. Не могу смотреть ему в глаза. Он знает, что я не скажу «да». И я тоже это знаю. Я не могу вымолвить ни одного слова.

Он выпрямляется.

— Слишком просто сдаться. Да, принцесса? Ты хочешь борьбы. И ты ее получишь.

Он возвращается к столу, будто всё под контролем, берет стакан и уходя из кухни, оборачивается.

— Ешь, принцесса. А то начнёшь дрожать не только от злости.

А я стою посреди кухни злая, разгоряченная. Внутри всё клокочет, как будто меня изнутри сжимает огненная спираль. Хочется швырнуть в него тарелку. Или поцеловать. Или разрыдаться…

Я сама не понимаю, что именно горит — гордость или влечение. Каждой клеткой ощущаю, что он опять вывел меня из равновесия…

Любимые мои, вы чувствуете????? Натянуто до предела. Демьян почти сорвался. Дальше — ещё горячее. Ещё опаснее.

Оцените главу и добавьте книгу в библиотеку — именно ваша реакция помогает мне идти глубже и точнее в эту историю.❤️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

26. Демьян

Иду по коридору, сука, весь на взводе. Хребет горит от бешенства, от желания. От нее. Всю душу сука, вымотала мне. Все мозги вытрахала.

Ведет себя, как ебаная принцесса. Не зря ее так назвал. «Выйди…не трогай…пусти». Хуй тебя куда отпущу.

Юра , мой водитель скинул фото Евы с этим упырем Пашей. Стоят возле машины, о чем-то разговаривают. Сразу замечаю, что моя девочка напряжена. Значит разговор ей не по вкусу пришелся.

Что ему блять надо от нее? Что вынюхивает?

Пересекались как-то с ним, Вова нас и познакомил. Этот Паша никогда мне не нравился, скользкий тип. Улыбка неискренняя, слишком он гладкий. Знаю что с Вовой работал. Сидел на документах по безопасности, и вроде у него еще когда-то было небольшое охранное агентство.

В обед, я как раз пришел к Еве в комнату чтобы расспросить о чем трепались они с Пашей. Услышал, звук воды из ванной. Зашел туда, не сдержался. Да, хотел трахнуть ее. Но сначала расспросить.

Когда увидел ее голую, блять всё. Мозг встал колом. Хуй среагировал быстрее, чем голова.

Ну как тут можно стоять и просто смотреть на нее. Вся такая розовая, распаренная, как запретный плод.

Когда увидел, как по ее голой спине стекали капли воды, я сразу представил она подо мной, выгнувшись, захлёбывается от звуков, которых сама же боится. Ходячая провокация. Пальцы уже легли на талию, губы рванули к шее.

Гребанная сучка.

После того как сказала, что я могу только силой брать, во мне что-то щелкнуло. Сама дрожит от моих прикосновений, но сука, стоит сделать мне шаг, орет что я монстр. Вот я и озверел. Сорвался. Хуйнул кулаком в зеркало. Направил всю ярость, которую она во мне пробудила- туда.

Маленький, упрямый ангел, как же она меня вынуждает быть жестким с ней. Она, сука специально меня так выводит, не может не знать как действует на меня. Стояла передо мной, мокрая, горячая беззащитная и все равно огрызалась.

Вышел от нее, такой охуевший, такой бешеный, что забыл зачем пришел к ней. Спустился вниз, перебинтовал руку. Так, мелкая царапина, боль приятная. Отрезвляет и напоминает: ты на грани, Демьян. Ты либо соблазнишь её, либо сам сломаешься.

Она даже не понимает, что я хуй отступлю.

Я блять видел, как она смотрела на меня потом, на кухне. Бровки свела, губку свою пухлую выпятила, но пыталась делать вид, что все равно. Пыталась быть сильной. Холодной. А сама глаз не могла отвести от моей руки. Как будто хотела взять мою ладонь, прикоснуться, пожалеть. Я это видел, чувствовал каждой сука, клеткой.

Так кого она пытается наебать? Меня или себя?

Она хочет меня, и это желание ее бесит. А меня еще больше возбуждает. Потому что это уже не просто страсть, это гребаная война…

Захожу в кабинет и набираю Руса .

— Чё ты так поздно вспомнил, что я существую ?—Или опять твоя принцесса мозги греет?—голос Рустама ленивый, но уже с ухмылкой.

— Юра сфоткал её сегодня у универа.

—Ага, и?

—Стояли с Красовским о чем-то пиздели. Она на фотке вся напряжена, как–будто не рада ему .—выдаю сразу.

—Красовский, это который “на все руки мастер”, который у Вовы с безопасностью крутился?

—Да, блять.—рявкаю.

—Скользкий уебок. У него глаза как у крысы в ловушке.—И хули он хотел? —выдает.

—Не знаю.—отвечаю, потирая лоб. Не скажу же ему, что зашел к ней за ответами, а вышел с ебучим стояком и что она не дала мне.

—Не сказала?—спрашивает Рус.

Молчу. А он сука, все продолжает.

— Слушай, а может, это он к ней клинья подбивает? — усмехается. — Ты не думал, что девчонка может быть полезной для него?

—Он ее блять, не тронет. Дышать к ней не будет.—стараюсь говорить ровным тоном, но нихуя не получается , внутри меня уже закипает такая злость, что я готов всех поубивать.

—О-о-о, у кого-то ревность проснулась. Да ты, как я посмотрю на взводе. Че, не дает тебе твоя принцесса?.—ржет.

—Отъебись. Я тебя для дела набрал, понял?—выдаю, а у самого уже челюсть сжимается.

— Да понял я, понял. Просто со стороны ты выглядишь как уебан влюблённый. Прям хочешь, чтобы она на коленках стояла и отчитывалась, с кем дышала, кому улыбнулась, да?—Трахни уже ее хорошенечко и растает твоя недотрога.—продолжает.

Такой интересный, как будто я блять, этого не хочу.

—А ты я смотрю так и выпрашиваешь, чтобы я тебе по роже въебал?—язвлю, а из ушей дым так и валит .

— Ага, ага. Ну ладно, ладно. Всё. Пробью его. Только, брат, ты голову не проеби. Если Красовский вылез из тени — значит, кто-то его подвинул.

— Я утром к тебе заеду. Узнай, с кем он сейчас работает.

Рустам отключается первым. Я сжимаю телефон в руке. А внутри всё бурлит после разговора. Сука, как последний долбаеб ведусь на его шутки. Внутри все кипит, надо сбросить напряг. Тут либо потрахаться, либо спорт, но с первым я точно пролетаю, значит выход только один. Спускаюсь вниз, на цокольный этаж, там у меня зал. Специально обустроил для себя: боксерская груша, штанги, ковры, железо. Здесь я могу рвать и метать, бить, не думая. Могу быть собой, без масок, без этих грёбаных сдерживающих тормозов.

Сбрасываю рубашку, разминаю плечи. Перематываю руку заново — бинт уже подсох, кровь выступила на углу ладони, но мне похуй. Подхожу к груше. Наношу удар за ударом. Бью мощно, со всей яростью .

Словно это всё её глаза. Её голос. Её запах, что всё ещё на моих пальцах. Её, стоящую передо мной мокрую, нежную, но упрямую до зубного скрежета.

Да блять, сколько можно уже? От этого становится хуже. С каждым ударом перед глазами — она. Не исчезает. Как будто врезалась в меня под кожу. Каждая грёбаная деталь в её лице доводит до безумия. И даже то, как она потом смотрела на мою руку — мать её, это убивало больше, чем все её слова. Подойти, схватить её, прижать к стене и вложить в поцелуй всё, что накопилось. Чтобы, сука, не смела сомневаться.

Мысли крутятся, еще и эта командировка. Помощник звонил, сказал поставка сорвалась, груз на границе встал. Надо ехать решать. Должен был ехать через месяц, но сроки сдвинулись. Надо выезжать рано утром. Но блять, как же не хочу оставлять ее тут. Хочу быть всегда рядом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я уже дал распоряжение, усилил охрану, мои ребята всегда на связи . Персонал всегда подбираю лично, и они знают, если будет хоть один проеб, бошку снесу сразу.

Может оно и к лучшем, остыну. Работой займусь. Голову почищу. И она трахать мозги не будет. Не будет шляться перед глазами в своих коротких юбочках и играть в недотрогу.

Пусть тоже остынет…

Заканчиваю тренировку. Подходу к зеркалу, смотрю. Лицо в поту. Рука пульсирует. А в голове всё равно — она...

Дорогие мои❤️Оцените главу, если она оставила след. И не забудьте добавить книгу в библиотеку.

Ваша реакция — моя опора и вдохновение. Именно она показывает, куда вести эту историю дальше.

27

Утром просыпаюсь с хорошим настроением. Впервые за несколько дней чувствую, что могу дышать. Сама удивляюсь — неужели возможно? Неужели гул моих мыслей затих, а боль припряталась в угол?

Потягиваюсь в кровати, нежусь. Хочется начать день медленно и красиво. Привести себя в порядок, собрать волосы, подобрать одежду под настроение.

Сегодня хочется что-то светлое. Мягкое, как это утро. Умываюсь, собираюсь и спускаюсь вниз. В нос сразу ударяет аромат кофе и ещё чего-то вкусного.

Заглядываю на кухню, а здесь уже накрыто. Всё как я люблю — красиво, с заботой. У тети Вали золотые руки. И похоже сегодня я завтракаю одна. Ну хоть позавтракаю спокойно, без его испепеляющих глаз и этой близости.

Оборачиваюсь к тёте Вале, она как всегда, орудует у плиты:

— Доброе утро, — говорю, улыбаясь. — Какой запах… Что вы сегодня наколдовали?

— Доброе, Евочка, — улыбается она в ответ. — Сырники. И кофе тебе свежий приготовила.

Расправляю плечи и сажусь за стол. Спокойно поем и поеду в университет.

— Присоединяйтесь ко мне, — говорю и сама удивляюсь, как легко вырываются эти слова. Хочется видеть рядом с собой кого-то родного, вот чего мне так не хватает.

Тётя Валя улыбается, наливает себе чай и садится рядом.

— Ну хорошо, составлю тебе компанию.

Я смотрю на неё и невольно улыбаюсь , она такая спокойная уютная женщина, пахнет добротой и яблочным пирогом.

Молчим немного, едим. И тут меня накрывает. Хочется задать вопрос, который давно сидел внутри, царапался когтями и не давал покоя.

— А как вы познакомились с Демьяном?

Тётя Валя отставляет чашку, глаза у неё становятся теплее, мягче, словно вспоминает что-то далёкое и хорошее.

— Ох, деточка, я работаю у него уже много лет… Я его знаю ещё с детского дома. Я там была поваром. Он был упрямым и замкнутым мальчиком… но такой светлым внутри. Часто ко мне на кухню прибегал, помогать хотел. Я его так полюбила, как своего. Иногда мне даже разрешали забирать его на выходные к себе домой.

— А почему вы его не… ну, не усыновили? — спрашиваю, хотя понимаю что наверное, глупо это прозвучало.

— Не могла, — качает она головой. — Положение у меня было тяжёлое. Муж умер, я одна осталась.

А он… он с детства говорил: «Я вырасту, буду много работать, и тебя заберу».

—Так и вышло. Он вырос, устроился. Потом пришёл ко мне и говорит: «Переезжайте ко мне». Я, конечно, уперлась — как это, он меня содержать будет? Он тогда рассмеялся и сказал: «Значит, будешь у меня помощницей по дому. Чтобы тебе спокойно было». —Вот я и пошла к нему. Он сдержал слово, деточка. Я ни в чём не нуждаюсь. Благодаря ему.—заключает, смотря мне в глаза.

Я сижу, грею руки о чашку и думаю, как же многое я он нем не знаю. Вижу его только снаружи, холодного и детского . А за всем этим ведь что-то есть. Что-то такое… от чего у меня сейчас дико щемит сердце.

— Он в жизни настрадался, — продолжает тётя Валя. — Мама умерла при родах. Папа сначала пытался растить, а потом… запил. Надломился. Вот Демьяна и отправили в детдом. А там, ты сама понимаешь… — она качает головой. — Дедовщина, каждый сам за себя. Вот и закалился. Характер у него, конечно не сахар, но сердце у него доброе. Только прячет глубоко.

Я сглатываю ком, который подкатывает.

— Знаете… в чём-то мы с ним похожи. У меня тоже родителей нет. Мама умерла от болезни, я была совсем маленькой…А папа…—договорить не получается, меня начинает трясти. В носу тут же начинает щипать. Глаза наполняются слезами, а губы дрожат.

Тётя Валя обходит стол, обнимает меня, прижимая к себе.

— Ну что ты, Евочка. Твои родители бы не хотели, чтобы ты так плакала. Это боль, с которой не смириться, но жить придётся. Всё будет хорошо. Ты сильная, я это вижу.

Мы допиваем чай в тишине. Я тихо выдыхаю, собираю себя обратно по кусочкам, потому что в голове уже не свежесть, а куча мыслей.

— Спасибо вам.—благодарю её, целую в щёку.

Выхожу из дома. Водитель уже ждёт меня у машины. Сажусь и он заводит двигатель и начинает путь. Впереди — обычный день, а внутри — нет. Внутри всё, как будто впервые. Как будто сегодня я посмотрела на него другими глазами…

А в голове всё тот же вопрос, который я задавала себе уже тысячу раз: что с ним не так? Почему он такой колючий? Он как оголённый провод, дотронься — и убьёт. Холодный и резкий. Иногда, что-то мелькает все же в его взгляде, что-то такое редкое и почти неуловимое. И то как он называет меня

принцессой,

всю душу на изнанку выворачивает.

Я начинаю думать, что он не всегда был таким. Что же его так сломало?

Может, доверился — и его предали? Может, любил — и его сожгли? Может это все из детского дома тянется?

А может, он и правда чудовище? А может, просто человек, которому очень больно быть человеком?

Любимые мои❤️

Спасибо, что читаете. Для меня это не просто история — это сердце на бумаге.

Если глава отозвалась — оставьте оценку или комментарий. Ваша обратная связь — как дыхание для этой книги. Так я чувствую вас и пишу дальше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

28

Полина сидит напротив, щурится от солнца и греет ладони об картонный стаканчик. Я потягиваю кофе, немного горчит, зато бодрит. Голова уже гудит от лекций, и мыслей, которые крутятся после утреннего разговора с тетей Валей.

Выныриваю из мыслей и смотрю на Полину, и с ней как-то легче. Она мой якорь. Своенравная, иногда язвительная, но приземляет меня.

—Ты сегодня слишком задумчивая, Демьян опять что-то выкинул?–фыркает, разглядывая меня поверх крышки стакана.

— Нет. Наоборот. Утро было… нормальное– Я отрицательно мотаю головой, не хочу вдаваться в подробности.

— Ага. Так «нормально», что ты третий раз мешаешь пенку в кофе, хотя её уже не осталось.

Я опускаю взгляд. И правда — размазываю пену по стенкам, как будто пытаюсь найти в ней ответы.

— Просто задумалась, — говорю. Мысли душат, как плотная вата, но я стараюсь не подавать виду. Хочу сама переварить то, что сказала мне тетя Валя.

Отвожу взгляд в сторону и вижу, как в нашу сторону движется Кирилл. Чуть растрёпанный, как всегда безумно уверенный в себе, с теми самыми глазами, в которых все девчонки тонут, а он — этим только питается.

— Вот вы где. А я думал, уже сбежали с каким-нибудь аспирантом. Привет, красавицы.

— А ты чего, бродишь?— бурчит Полина, отпивая.

— Проверяю, не сбежала ли ты к парням с медфака, — парирует он и тут же переключается на меня:

— Слушай, Ева, я, кстати, хотел сказать… В пятницу у меня дома будет небольшая вечеринка...–делает паузу, приглаживая свои идеально уложеные волосы—Ну, как вечеринка… Небольшая встреча людей с хорошим вкусом.

Он говорит это легко, будто между прочим. Но в глазах — сверкает. Проверяет, как я отреагирую?

— Ага, — хмыкает Полина. — То есть бассейн, бармен и толпа твоих друзей на черных джипах?

— О, ты меня понимаешь, — он подмигивает и довольно улыбается, делая глоток. Потом разворачивается ко мне.

— Ева, ты же придёшь?

Я моргаю , не понимая сразу что вопрос адресован мне. Хочу сразу сказать «нет», но Кирилл на меня смотрит так, будто отказ он сразу же посчитает за вызов.

Где-то в глубине меня моментально вспыхивает образ. Его тяжёлый взгляд, сжатая челюсть, голос, почти беззвучный:

«— Если увижу хоть одного сосунка рядом с тобой— костей не соберёт».

Сжимаю губы. Он же мне никто, правда? Не мой парень, он муж и то, только на бумаге. Просто человек, который умеет приказывать так, что под кожей дрожь.

«Ну и пошёл ты», — думаю, глядя куда-то в сторону.

Я свободна. Я могу делать, что хочу. Хоть на вечеринку к Кирилу поехать.

Но говорю:

— Я подумаю.

— Ева, если ты придёшь — я обещаю, у тебя будет лучший вечер за последние полгода.–не унимается Кирилл, смотря мне прямо в глаза.

— Я подумаю, — повторяю спокойнее.

Но внутри ураган. Потому что я знаю: если я туда приду, Демьян узнает. Он узнаёт всё. И мне почему-то не всё равно. И именно это бесит сильнее всего.

Возвращаюсь домой после занятий, чувствую себя будто в какой-то временной капсуле, где всё кажется привычным, но в то же время надломленным — лестница, по которой я поднимаюсь, скрипит так же, как всегда, тётя Валя, встречающая в прихожей, с тем же добрым лицом, тянется с предложением поесть…а внутри ощущение, будто сердце замерло в ожидании.

Мы с ней снова вдвоём, если не считать эту вечную тень охраны, всегда где-то за стенкой, охраняющие чужую жизнь, к которой я вроде бы тоже принадлежу, но как будто по ошибке.

После обеда уже привычный ритуал: поднимаюсь в комнату, запираю дверь, бросаюсь в кресло перед ноутбуком. Меня ждёт курсовая. Сдача на носу, всё на грани дедлайна — но ни одна мысль не складывается в предложение, ни один абзац не рождается без боли, потому что голова забита не темами, не источниками… а им.

Печатаю, удаляю, снова печатаю. В голове каша, мысли скачут. Что за тема у курсовой, зачем она вообще — уже неважно. Просто заполняю пустоту чем-то.

Выпрямляюсь и растираю пальцами шею. Напряжение гудит где-то в мышцах, словно они тоже устали. Смотрю на часы — пол одиннадцатого.

Темно, ночь вступила в свои права. Поворачиваюсь к окну, отодвигаю штору и выхожу на балкон. Его машины нет.

Где он? Может, не приедет сегодня? Может, остался у своей этой… милой? Красивой и ухоженной? Может, он снова солгал?

Не хочу думать об этом. Но всё равно думаю.

И внутри всё скручивается в какой-то мерзкий узел — не ревность даже, а какая-то странная смесь униженной гордости, боли и тупой, наивной надежды.

А вдруг он просто задержался?

А вдруг на работе?

А вдруг тогда и правда сказал правду?

Но почему же всё внутри крутится только вокруг одного — где он сейчас? С кем он? Думает ли обо мне?

Он же сам запретил мне даже близко подходить к другим. А сам? Свободен как ветер.

Может делать, что хочет, с кем хочет, где хочет, и даже не считает нужным объясняться.

Как будто я — вещь.

Как будто меня просто поставили на полку, и я должна там стоять и ждать, пока им удобно будет снова взять.

Интересно, если бы я согласилась поехать на вечеринку с Кириллом… Он бы правда взбесился?

Или просто сделал вид, что ему плевать? Не знаю, чего я больше боюсь — его ярости или его равнодушия.

И ведь я ему — никто. Он мне тоже. Абсолютно И формально. Никаких обещаний, никаких обязательств. Но эта тишина, эта пауза, эта пустота без него — сводит с ума. Наверное, надо просто лечь спать и выкинуть это из головы. Завтра новый день.

Дорогие мои!

Иногда история будто пишет себя. Но без вас она — тишина. Если вам не всё равно — не молчите. Оцените главу. Добавьте в библиотеку. Напишите, что чувствуете. Каждый отклик — как огонёк в темноте. Именно он ведёт меня дальше❤️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

29

Эту ночь я почти не спала. Впрочем, как и следующие четыре.

Сначала просто лежала с открытыми глазами, смотрела в потолок, пытаясь убедить себя, что мне всё равно.

Что, ну подумаешь, не приехал. Бывает.

Мало ли у него дел. Он же взрослый человек, у него бизнес, связи, враги, любовницы — у кого из них нет срочных дел ночью? А потом, ближе к рассвету, начинались вот эти истеричные качели — от ледяной злости к глухой и щемящей тоске.

С одной стороны – «Да пошел он. Кто он такой вообще, чтобы я сидела и у окна его ждала».

А с другой – «Где ты, черт побери, хоть слово напиши».

И в голове крутилась его фраза: “увижу рядом кого-то — костей не соберет.” А сам исчез. Пропал. Растворился. Ни смс, ни звонка. Ни звука.

В один из дней я просто не выдержала от распирающего любопытства и спросила тетю Валю, где он. На что она ответила, что он уехал в командировку. Она несколько раз спрашивала, все ли в порядке, я кивала, улыбалась уходила в комнату и запирала дверь. Только вот от самой себя не убежишь. Сон стал клочковатым, тревожным. Просыпалась по три-четыре раза за ночь — то от мельчайшего скрипа, то просто от слишком громкой тишины. Словно дом, в котором он раньше был — дышал, а теперь — вымер.

Приближалась пятница, и я даже не пыталась уже делать вид, что не жду. Не строила из себя гордую, не смотрела на телефон «случайно», не прислушивалась к шуму за окном . Просто жила на автопилоте — ела, когда живот начинал сводить от голода и училась по инерции.

Полина, к моему удивлению, всё же уговорила меня пойти на вечеринку к Кириллу. Я сначала колебалась — но потом внутри что-то щёлкнуло. Так на него разозлилась, и на весь этот цирк, в котором я — как будто кукла, которой только приказывают, двигают, запрещают, но не объясняют ничего.

«А пошёл он, — подумала я. — Пусть не думает, что только ему всё можно. Он захотел — исчез. А я должна ждать, смотреть в окно и гадать, жив он там или на своей “милой” завис? Да не дождётся».

И вот — пятница. Мы с Полиной договорились встретиться у Кирилла в шесть. Я открываю шкаф и достаю своё любимое чёрное платье. Узкое, по фигуре, с открытыми плечами. Сегодня, я не девочка для заточения. Волосы слегка завила и оставила распущенными. Туфли — шпилька. Высокая, уверенная и шумная. На губах алый цвет, и плевать уже что он подумает, что скажет, что прикажет. Он меня тут оставил? Ну и отлично.

Выхожу из дома, иду уверенно, будто не на вечеринку, а на подиум. Возле машины уже стоит Юрий. Спокойный, как скала. Только вот внутри у меня всё нарастает, как вулкан перед извержением.

Подхожу к двери. Юрий также не двигается. Стоит как вкопанный.

— Вы остаетесь дома, — говорит спокойно, даже не глядя на меня.

— Что? — в голосе даже не удивление. Скорее — в голове звенит один длинный, раздражённый мат. — Почему?

— Демьян Шамильевич приказал.

Меня будто в лицо ударили. Он… приказывал? А сам где? А мне что теперь — под замком сидеть, пока его высочество решит вернуться?

— Сейчас его здесь нет, — говорю спокойно, чувствуя, как начинает трясти. — Поэтому поехали.

Но Юрий и глазом не моргнул:

— Мне моя голова дороже, чем ваши капризы. Поэтому идите в дом.

Я стою, а из ушей, кажется, дым уже валит. Кулаки сжаты так, что ногти врезаются в ладони. Хочется орать и швырнуть туфлей. Выломать эту чёртову дверь и самой поехать туда. Нет, это уже дело принципа .

Он опять всё за меня решил. Словно я не человек, а собственность. Словно «оставить» — это команда, а не поступок. А теперь ещё и «не выходить». Да пошёл ты, Демьян.

Достаю телефон. Намереваясь позвонить ему и высказать, что сейчас внутри так бурлит. Пальцы дрожат, но я нажимаю на его номер.

Гудки тянутся медленно, как назло. Один… второй… третий… Я уже думаю сбросить, но он всё-таки берёт трубку.

— Привет, принцесса. Так соскучилась, что решила позвонить?

Сердце будто проваливается. Как будто я — правда просто соскучилась. И всё это время я не ждала, не сгорала от тревоги, не сходила с ума от неизвестности. А ему хоть бы хны, он говорит так мягко, будто ни в чём не бывало.

— Я хотела спросить, — начинаю, голос дрожит, но я стараюсь держаться, — какого чёрта я не могу поехать к друзьям на вечеринку?

— Потому что это я сказал Юре, чтобы тебя не вез, — спокойно отвечает. — Ты себя в зеркало видела? В чём ты собралась ехать? Ты в своём уме, блядь? Я тебя предупреждал. Хватит делать вид, что не поняла, кого ты злишь.

У меня перехватывает дыхание.

— Ты… кто ты вообще такой, чтобы указывать мне, куда я могу ехать, а куда нет? Ты мне никто! Никто, чтобы решать за меня!

— Я твой муж, Ева. И я решаю, поедешь ты или нет.– выдает он уже громче, и я слышу как он начинает закипать.

Я взрываюсь.

—Ты сам уехал, Демьян! Ни слова не сказал! Просто исчез! Ты обращаешься со мной, как с безвольной куклой. Дёргаешь за нитки как тебе удобно! Сегодня ты здесь, а завтра уезжаешь не сказав ни слова. Я даже не знала, где ты и жив ли ты вообще.

Я резко вдыхаю, делаю паузу, а потом бросаю с ядом:

—А, или может, ты просто был не один? —мой голос уже сел от крика, а я сжимаю телефон в руке все крепче.

Демьян молчит, слушает, а после выдает с усмешкой:

— Вот оно что. Наша принцесса оказалась ревнивой.

Да он издевается. А меня это еще сильнее раздражает. Вот же козел похотливый.

— Не утруждайся объяснениями, мне это не интересно. —выплёвываю сквозь зубы. — Я тебя не собственница, можешь делать что хочешь!

— Сегодня в десять прилетаю. Приеду — поговорим.

Слышу, как он выдыхает. Но мне уже всё равно. Он не бросает. Но я сама нажимаю «завершить».

А потом замираю. Потому что руки дрожат.

Потому что хочется плакать, но я не позволю. Потому что всё внутри ноет. И потому что он всё равно приедет. А я всё ещё не знаю, где он был все это время и кто мы друг другу. И от этого больно…

Срываюсь с места и бегу в дом. Сердце колотится где-то в горле, а дыхание сбивается, как будто кто-то держит меня за глотку. Поднимаюсь по лестнице, спотыкаясь о собственные ноги, влетаю в комнату и резко захлопываю за собой дверь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Слёзы не идут — слишком много злости, чтобы плакать. В голове этот его уверенный холодный голос.

«Ты себя видела? В чём ты собралась ехать?»

Он знал во что я одета? Но как? Разве Юра успел ему сказать?

Я невольно поднимаю взгляд на угол потолка. Может он наблюдал за мной? Может тут есть камеры? Живот сжимается от отвращения и страха. Я резко сажусь на кровати и оглядываю комнату.

Я ведь чувствовала, что он всё контролирует, но не до такой же степени?

Это уже не просто контроль. Это… блин надзор. Меня охватывает дрожь. Я поджимаю ноги, вжимаясь в спинку кровати. Внутри снова поднимается злость.

Неужели он действительно считает, что имеет на это право?

— Я тебе не вещь, — шепчу в темноту. — Не вещь…

Но сама не верю. Потому что то, как он говорит — будто верит, что я принадлежу ему. Без права на выбор. На голос и на свою жизнь.

А я…Я даже не уверена, смогу ли вырваться.

Ну что, дорогие! Страсти накаляются! ❤️‍???? Впереди вас ждут очень жаркие главы.

Кто ждёт — ставьте «+» в комментариях, так я буду видеть, сколько нас на одной волне.

А ещё — добавляйте роман в библиотеку, чтобы не потерять продолжение. Каждое ваше слово для меня — топливо писать дальше. Спасибо, что вы рядом. Всё самое острое — ещё впереди.

30

Просыпаюсь от холода. Платье сбилось, руки замёрзли, а ноги вообще оголились. Уснула, не переодевшись, просто вырубилась, перегорев от мыслей.

Приподнимаюсь, облокотившись на спинку кровати и включаю ночник. Беру в руки телефон и смотрю на время. Уже почти двенадцать. Значит, он уже должен был приехать.

Я встаю с кровати, ноги касаются пола, и в животе тут же сжимается что-то нехорошее и нервное. Подхожу к окну и вижу, что его машина стоит у ворот. Он здесь.

Во мне вихрем поднимается тревога и нарастает злость. Он ведь так и не сказал где был. Сказал, приедет и поговорим.

И вот она — знакомая дрожь под рёбрами. Мне нужно с ним поговорить. Нужно все выяснить. Я не могу жить в этом подвешенном состоянии, в котором каждый его шаг — это угроза.

Я не хочу больше ждать. Не хочу гадать, где он был и с кем. Я выхожу из комнаты и иду к нему, сама не понимая, чего добиваюсь. Хотела спать — теперь и это прошло. Ноги сами несут. Сердце долбит как не в себя.

Захожу в его комнату, но в ней никого. Только звук воды доносится из ванной. Он там.

Я замолкаю и на секунду жалею, что пришла. Нет, я не готова. Может, подождать до утра? Дать себе время выдохнуть?

Разворачиваюсь, уже делаю шаг назад, как вдруг дверь ванной резко распахивается. Я вздрагиваю и останавливаюсь. Назад пути нет.

Демьян выходит из ванной. Мокрый, голый, чёрт бы его побрал. Волосы влажные, растрёпанные. На бёдрах небрежно наброшенное полотенце, как будто держится из последних сил. А по телу — вода, стекает по шее, по ключицам, по рельефным мышцам живота. Всё в нём сплошной вызов. Как будто он не человек, а чья-то фантазия, вырванная из головы.

Я замираю, просто стою и пялюсь .

Я чувствую, как всё внутри будто вскипает от его вида.

Моё сердце бешено колотится, щеки полыхают. Я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, не могу моргнуть и перестать смотреть тоже.

Перевожу взгляд на лицо, только чтобы не смотреть на это идеально выточенное тело. Он выглядит уставшим, взгляд отрешенный и тени под глазами.

— Ну надо же, вернулся. И как, удалась поездка? Или свидание затянулось?–выплевываю, а внутри всю подкидывает. От злости или от того, как он выглядит — не пойму.

Он медленно подходит, но так, что я чувствую, как напрягается всё внутри. Останавливается слишком близко.

— Сейчас не время для твоих показательных выступлений, принцесса.— глухо говорит он, не повышая голос, но в его тоне столько усталости и раздражения, что я на миг теряю почву под ногами.

Демьян делает шаг ко мне и я инстинктивно отступаю, но не успеваю. Его рука ложится на мой подбородок — не грубо, но уверенно. Поднимает моё лицо так, что его темные глаза встречаются с моими.

— Ну же Ева, хочешь знать, где я был? — его голос становится ниже, жёстче. — Один или нет?

Я не отвечаю, только сглатываю. Смотрю на него, поджав губы, а внутри все уже сжалось от напряжения.

— Я был в командировке, –продолжает.

Замолкает на секунду

— А по поводу «не один»… — угол его губ поднимается, но это не улыбка, а что-то опасное, насмешливое, хищное. — Если бы я был там не один, то ты бы уже громко стонала подо мной, а не скандалила.

Он говорит это так тихо, почти шепотом. Но каждое слово будто удар током. Я ловлю воздух губами. Щеки пылают. В груди всё обрывается.

Он всё ещё держит меня за подбородок, всё ещё смотрит в глаза, и мне вдруг становится тяжело дышать — от желания, злости, обиды, всего сразу.

Мне хочется выплюнуть что-то ещё — ехидное, острое, обидное до боли — но в горле встаёт ком, язык прилипает к нёбу, и всё, что я успеваю, это вдохнуть — резко, срываясь, — прежде чем он уже здесь…

Как дела, Любимые❤️‍????Как вам начало этой горячей сцены? Пишите ваши мысли в комментарии. А пока я буду писать продолжение для вас???????????? Впереди вас ждет длинная глава!

Нажимайте «мне нравится» и добавляйте книгу в библиотеку! Это будет лучшая поддержка от вас для меня, книга будет оставаться бесплатной ❤️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

30.1

Он будто срывается с цепи. Его рот накрывает мой в поцелуе, от которого всё внутри будто взрывается. Его губы горячие, настойчивые, требовательные. Как будто он хочет не просто поцеловать, а выпить меня до дна, стереть границы между нами. Я тону в этом поцелуе, сбиваюсь с дыхания, а руки уже вцепились в его плечи, ногти царапают кожу.

Он сжимает мою талию, притягивает ближе, впечатывая в себя — я чувствую каждый рельеф его тела, как оно дышит, пульсирует, горит вместе со мной. У него всё дрожит от сдерживаемой ярости и желания. В его движениях нет нежности — только голод, необузданный, мужской, без намёка на пощаду. И мне стыдно признаться, но я хочу именно этого.

Я чувствую, как его рука скользит по моей спине, вниз, к бёдрам — крепко, властно, будто проверяет, чья я. И в эту секунду я забываю, зачем пришла и зачем злилась. Всё стирается, остаётся только он.

— Демьян… — вырывается у меня, едва слышно, но он слышит.

Он продолжает эту сладкую пытку, его губы на моих, а наши языки и зубы сталкиваются.

Мои ноги подкашиваются, я почти теряю равновесие, но он тут же подхватывает меня под бедра — так резко, что воздух вырывается из груди. Поднимает, сжимает и несёт, будто я ничего не вешу. Я цепляюсь за его плечи, чувствую, как полотенце соскальзывает и падает где-то по дороге, и у меня в голове будто хлопок. Он совершенно голый.

Демьян укладывает меня на кровать, нависая сверху. Его глаза снова встречаются с моими, они такие дикие, таких я никогда не видела. Его дыхание тяжёлое и горячее. Он проводит костяшками по моей щеке, потом спускается ниже на шею, затем очерчивает пальцами мою вздымающую грудь.

Его пальцы продолжают спускаться ниже к животу, а дальше он задирает подол моего платья до пупка и смотрит вниз на мои трусики. Я тоже опускаю взгляд и сглатываю, видя на сколько он возбужден. Меня охватывает тревога, он ведь не поместится во мне, он меня порвет.

Мы оба поднимем взгляд , и его глаза встречаются с моими. Они такие черные, в них нет ни одного просвета.

—Я с ума схожу от тебя, слышишь? –шепчет он мне в губы. —От того как ты злишься, от того как дышишь, и как дрожишь, от того, как твое тело тянется ко мне даже когда ты ненавидишь.

Я не могу ответить. Только выгибаюсь под ним, пульс стучит в висках, внизу живота сводит от напряжения. Всё тело пылает, как в лихорадке. Я инстинктивно сдвигаю бедра от страха, как будто пытаюсь защититься. Руки сразу же ложатся на его твердую грудь. Я хочу оттолкнуть его, и он это чувствует , замирает надо мной, опираясь руками по бокам. Смотрит мне в лицо, а на нем сдержанная ярость. Не ко мне, к себе. К этому желанию, которое его раздирает.

В эти секунды молчания — слышно, как в ушах гудит кровь.

— Что такое? Уже не такая резвая. — выдает он хрипло с усмешкой, но это почти не звучит как вопрос. Больше как вызов.

—Я боюсь,— говорю медленно.

—Меня?—произносит он, выгибая бровь .

Я отвожу взгляд, потому что мне становится стыдно. Мои щеки пылают от мысли, что я не опытна. Я ведь совсем ничего не умею. У него было столько женщин, но у меня не было ни одного парня с которым бы я занималась этим.

—П…понимаешь, я никогда не была с мужчиной.—выдаю я, почти заикаясь, а мои пальцы дрожат на его груди.

Он накрывает мое лицо ладонью и поворачивает так, чтобы мы смотрели друг другу в глаза.

—Я это уже понял, Ева. И не вздумай стыдиться этого. —произносит он, его уголки губ слегка подрагивают.—Ни одного, блять, чужого касания. Это самое чистое и охуенное, что я видел.—заключает он, не отрывая взгляда.

Он снова впивается в мои губы жадным поцелуем. Его рука, которая удерживала мое лицо несколько секунд назад спускается вниз по боку к талии, а затем к бедрам и пробирается к кромке моих кружевных трусиков. Он стягивает их с меня одним рывком, что я даже не успеваю ахнуть.

Следом он приподнимается и стягивает мое платье через голову, я поддаюсь. Я это делаю под его хищным взглядом и сейчас мы оба обнаженные в его постели. Оба уязвимые… И я понимаю одно... назад пути нет…

Дорогие мои! ❤️Если читаете эту главу — значит, вы дошли вместе с героями до их первой, по-настоящему откровенной близости. До того момента, когда Демьян впервые отпустил контроль, а Ева доверилась. Эта глава для меня была особенной. Потому что это не просто сцена — это вершина напряжения, страха, желания и внутренней ломки.Если глава зацепила , поставь «мне нравится» книге и оставь пару слов в комментариях.

Это лучшая награда для меня.

Добаваляй роман в библиотеку чтобы не потерять— дальше будет только жарче.????????????

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

30.2

Он снова нависает надо мной , начиная свой путь сначала. Целует меня в губы, но так коротко, что я начинаю хныкать, когда он разрывает поцелуй. Мне мало его. И я хочу большего.

—Подожди принцесса, тебя нужно немного расслабить.—говорит, не останавливаясь.

Он спускается ниже зацеловывая мою шею, пробираясь к груди. Склоняясь над ней, он всасывает в рот сосок и это заставляет меня застонать и выгнуться на встречу его губам. Он начинает посасывать и прикусывать его с такой силой, что я задерживаю дыхание.

В ушах бешено бьет пульс, а внизу живота стягивает тугим узлом, и я чувствую как из меня выделяются соки, киска становится влажной. Он накрывает ее рукой и клитор начинает пульсировать. Проводя большим пальцем по моим складочкам, он раздвигает их и начинает размазывать мою влагу по всей киске. Мне хочется извиваться под ним, потому что это пытка. Он прижимает палец к моему входу и толкает в меня. Это заставляет меня вскрикнуть, но он не останавливается. Сгибая палец, он двигает им и я вся сжимаюсь от удовольствия, а затем вынимает и снова вводит его в меня лишь на половину.

Мне становится так душно, что тело покрывается испаринами. Чувствуя, что внутри меня нарастает жар и оргазм уже близок, я поднимаю бедра навстречу его пальцу, желая достичь разрядки, но он лишь снова вынимает его из меня, так и не давая мне кончить. Меня начинает трясти от не полученного оргазма.

—Не спеши, принцесса. Ты кончишь, но не так.–произносит он, тихим мягким голосом.

Он устраивается между моих ног и смотрит на меня снизу вверх:

—Я хочу чтобы ты кончила на мой язык,—с этими словами он закидывает мои ноги к себе на плечи. Его большие руки уже обхватывают мои бедра, а язык тянется к моему лону.

Я начинаю стонать от первого прикосновения его языка. Он такой горячий, но до боли приятный. Он ласкает меня самым необузданным образом. Облизывает и целует мои складки, дразнит меня, но не задевая клитор. Я приподнимаюсь и выгибаю шею так, чтобы видеть его голову у меня между ног.

Он заставляет мое тело дрожать, и в эту минуту мне хочется разрыдаться от мук, которые я испытываю. Я хнычу и извиваюсь, желая чтобы он наконец закончил начатое.

—Блять, ты такая вкусная, Ева. —говорит он, смотря на меня снизу вверх и опаляя дыханием мое лоно.

—П..пожалуйста–говорю я, не зная чего прошу.

Его рот проникает в мою киску, а мои руки ложатся на его голову. Я зарываюсь пальцами в его волосы и тяну за пряди , когда он бьет языком по клитору с бешеной силой. Я уже искусала свои губы и чувствую привкус крови на языке. Мои бедра дрожат, и я откидываю голову на подушку когда он истязает меня языком доводя до оргазма. Дыхание сбилось, ресницы трепещут, а в груди бешено стучит сердце. Я разлепляю свои веки и перевожу взгляд на него.

Демьян снова склоняется надо мной и целует, давая почувствовать мой вкус на его губах. От осознания это порочного действия, моя киска снова сжимается и по телу снова разливается жар.

Он проскальзывает рукой между нашими телами, и трется своим членом о мои створки, слегка поглаживая их.

—Сейчас будет немного больно, малыш. Постарайся расслабиться и впустить меня, хорошо?— говорит он, а затем целует в губы.

Я не произношу ни единого звука, а только киваю. Не успевая моргнуть, он толкается меня так резко, что в глазах все начинает темнеть.

Боль вспыхивает мгновенно. Я резко втягиваю воздух сквозь зубы, сжимаюсь от пронзившего ощущения, будто лопнуло что-то тонкое, что было спрятано глубоко и бережно. Всё тело кричит, пульсирует , каждый нерв дрожит, словно оголённый.

Грудь судорожно вздымается, пальцы вцепляются в его плечи, и я даже не понимаю — держу ли его, чтобы не упасть в эту пылающую боль, или отталкиваю, как от раскалённого металла.

Мои глаза наполняются слезами. Они не катятся по щекам, просто стоят, горячие на грани. Я моргаю, но одна всё-таки срывается и бежит вниз, по скуле, оставляя за собой влажную дорожку.

Демьян это видит и замирает. Он больше не двигается во мне, дает привыкнуть к этому распирающему изнутри чувству. Его лицо слегка меняется, взгляд уже не такой хищный, я едва улавливаю в нем что-то щемящее . Он медленно касается языком моей щеки, собирая скатившуюся слезу.

—Больно,–тихо произношу.

—Знаю, малыш.–выдыхает он глухо, срывающимся голосом, будто сам не до конца знает, как сдержать этот вулкан внутри.— Это твой первый раз. Я с тобой, я аккуратно. Я не дам тебе ни капли боли больше, чем ты сможешь выдержать.

Он касается лбом моего, дыхание горячее, будто у него самого всё горит внутри. Моё тело будто расколото на части — одна плачет от боли, другая сгорает от жара, а третья — уже распахнута и просит большего. И где-то в этом всём — я. Испуганная, храбрая, впервые по-настоящему живая.

Я вздрагиваю под ним и снова издаю стон, когда он накрывает большим пальцем мой клитор и слегка потирает его. От этого боль немного утихает и Демьян снова начинает медленно двигаться, будто пробует меня на вкус, смакуя каждую деталь.

Он изучает, как звучит мой стон, когда входит чуть глубже, чуть увереннее. Движения неторопливые, как затяжной удар током, как волна, накатывающая жаром от копчика до самой макушки. Всё внутри меня пульсирует, туго натянуто, будто сейчас сорвётся.

Я почти не дышу. Ловлю воздух ртом, как после бега. Боль отступает, превращаясь в тугое, но терпимое напряжение, переходящее в странное тепло. Тело стонет, кожа будто под током. Хватаюсь за его плечи, будто за якорь, будто если отпущу — исчезну, утону в этой безумной чувственности. Он входит всё глубже, смелее, напористее, с каждым толчком, как будто вбивает в меня не только себя — но и клятву, что теперь я его.

—Какая же ты тесная, принцесса.—рычит он мне в губы, голос низкий, густой от напряжения. —Эта киска только для меня. Моя слышишь? Только моя.

С этими словами его движения становятся ещё мощнее, стремительнее, и вместе с ними нарастает бешеный вихрь страсти внутри меня. Сердце бьётся так громко, что кажется, сейчас его слышат все вокруг, каждая клетка моего тела пылает и вибрирует. Тело поддаётся этому неукротимому приливу, а разум уносится далеко за пределы боли и страха, растворяясь в жаре, который захватывает нас обоих.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И в следующую секунду всё взрывается — тело выгибается в дугу, крик срывается с губ, жар прорывается наружу волнами оргазма от головы до кончиков пальцев. Меня накрывает мощной волной, сметая всё, что было до этого: боль, страх, остатки мыслей. Он заполняет меня до конца, делает последний толчок, а потом резко выходит и кончает мне на живот. Падая на кровать, он притягивает меня к себе. Делает это так нежно, что на миг кажется, все сгорает в нас — и страх, и боль, и сомнение. Остаётся только он и я, словно больше нет никого в этом мире.

Любимые мои! ❤️Спасибо за то, что читаете. Не стесняйтесь писать комментарии и рассуждения по поводу книги. Для меня это очень ценно. Не забывайте пожалуйста добавлять книгу в библиотеку и ставить «мне нравится» . Так я буду понимать, на сколько вам откликается сюжет❤️‍????Дальше будет только интересней????????????

31. Демьян

Лежу в потолок пялюсь. Хоть убей не могу отпустить, до сих пор руки дрожат. Она тихо рядом сопит, как кошка, вся такая тёплая, сонная, с дыханием ровным, губами приоткрытыми, ресницы дрожат во сне, будто видит что-то сладкое. И я, сука могу только молиться, что там я.

А у меня в голове — взрывной гул, как после выстрела. Её запах всё ещё на коже, под ногтями. Вкус на языке. С ума сойти можно. Моя гребаная принцесса, моя Ева.

Та самая, из-за которой я потерял контроль, разум и, кажется, сердце. Я держал себя в руках. Сколько мог. Смотрел на неё — нежную, упрямую, занозистую, — и хотел. Долго. До боли в паху. До того, что начинал злиться. На неё. На себя. На всё.

И она хотела, но сопротивлялась своим чувствам. Такая вся чистая, нетронутая. И я знал это с самого начала, не потому что она говорила «нет», потому что я знаю о ней всё. Я это даже чувствовал до того, как мои люди проверили. Не нужно было досье, чтобы увидеть: у неё не было мужчин. Ни одного.Я её первый. И, блять, единственный — если хоть кто-то сунется, я его вырежу на месте.

Пока был в командировке думал остыну немного, переключусь на работу. Но каждую, сука минуту думал о ней. Просматривал камеры, интересовался, что делает пока меня нет. Но когда увидел, как она выходит из комнаты. Короткое платье, нафуфыренная, волосы уложены, и эта блядская красная помада на губах. Какого хуя? Сучка, и знала что мне доложат, но все равно решила меня выбесить.

Тут же написал Юре, что она никуда не едет. Пока меня нет — она вообще никуда не двинется.

Она тогда позвонила, кричала в трубку, что будто я кинул её. Ревновала моя девочка. Специально не звонил, хотел чтобы и она немного в себя пришла, успокоилась. Сказал приеду поговорим.

А вечером пришла в мою комнату и смотрела на меня так, будто поверила. Будто не боится меня. Смотрела, как будто хочет меня не меньше, чем я её. И все по пизде пошло, тормоза окончательно сгорели. И она позволила.

Я трахнул её. Я не мог быть с ней жестким , не в ее первый раз. Она смотрела на меня с широко открытыми глазами, со слезами, но не от страха, а сука, от чувства. От чувства, которого я давно не видел, не помнил, как оно вообще выглядит.

Так нежно, еще никого не трахал. Хотел чтобы она запомнила, чья она. Не давил, трахал ее медленно, терпеливо, будто боялся ее испугать. И это пиздец какое странное ощущение. Потому что я не нежный. Не ласковый. И точно не тот, кто щадит. Но я хотел, чтобы она навсегда запомнила этот момент. Что я был ее первым, и теперь я последний!

Как только её тело обмякло в моих руках, когда она вся такая разгорячённая, тёплая, с дыханием, сбившимся в рваный ритм, уткнулась мне в грудь — я почувствовал, как сносит крышу по второму кругу. Хотелось не отпускать, вдавить обратно в постель, пока не будет кричать моё имя хрипло, срываясь на стон. Но я поднял её на руки и понес в душ.

— Ты…— прошептала она слабым голосом, чуть приоткрыв глаза.

— В душ, принцесса. Надо смыть с тебя всё, кроме меня.

Она только уткнулась мне в шею и кивнула. Ева едва стояла на ногах, хрупкая, дрожащая, разгорячённая, будто пьяная от меня. Поставил под воду, и как только она вся намокла, когда кожа её заблестела под струями я чуть не сорвался. Всё обострилось. Капли стекали по её телу, делая его ещё более чертовски соблазнительным. Я зажал челюсть, блять, опять возбудился, и я хотел — хотел её снова. Я обхватил ее руками и прижал сильнее . Она это почувствовала и легонько выгнулась. Пальцы скользили по её животу, по бёдрам и нырнули между складок. Охуеть, её киска молила чтобы я ее трахнул. С нее уже во всю капало. Когда я шлепнул пальцем по клитору, она застонала и пошатнулась.

Повернулась, глянула на меня через плечо, глаза полусонные, губы приоткрытые.

— Демьян… — еле слышно.

— Что? — хриплю, держу её за талию, и одновременно прижимаясь членом к ее влажной дырочке.

— Я не смогу… — она вздохнула, будто умоляла.

— Сможешь, и буду трахать тебя до тех пор, пока ты не разучишься ходить. Но не сегодня. Сегодня я уже и так был сдержан.

Пиздец как хотел сорваться, но сам понимал что ей будет больно. И только это меня остановило.

Я намылил каждый сантиметр ее тела, затем смыл пену. Обернув полотенцем, я подхватил ее на руки и отнес в постель.

Она быстро уснула. Моя. Она теперь вся моя. И пусть хоть пикнет, что передумала я вытрахаю из нее все протесты.

Провёл пальцем по ключице — блядь, у меня член опять встал. Просто от прикосновения.

Я раньше не верил, что можно так сойти с катушек. Что можно хотеть кого-то настолько, что кровь стучит в висках от одной мысли о ней. Что можно трахнуть — и не насытиться, а наоборот, заголодать ещё сильнее. Это уже не страсть. Это какая-то зависимость. Я будто стал мягким.

Я в душе пальцы между ног запустил, а трахать не стал. Сам от себя в ахуе. Я же никогда не останавливался. Похуй было, может баба или нет, только о себе думал. А тут — сдержался. Потому что она. Потому что первый раз. Обратно в душ хочу. Но не сейчас, натрахаемся еще. Уткнулся лицом ей в живот, закрыл глаза, вдыхая её запах. Карамельный, такой теплый, манящий. От этого чертого запаха я становлюсь животным.

— Моя, — шепчу ей в кожу. — Ты даже не понимаешь, принцесса, что теперь тебе деваться некуда.

Проклятая девчонка с упрямыми глазами. Ева. Сама не понимает, во что ввязалась.

И мне страшно. Первый раз за долгое время. Потому что вдруг она действительно передумает. Вдруг испугается того, кто рядом с ней. Вдруг оттолкнёт, а я… А я уже не знаю, смогу ли без нее, но она об этом пока не узнает…

Дорогие мои❤️Как вам глава от Демьяна?Если вам нравится то, что вы читаете, не забудьте добавить книгу, оценить главу и оставить комментарий. Ваши отклики для меня — как лучики света в процессе.Они вдохновляют, направляют и греют.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

32

Я просыпаюсь медленно, будто выныриваю из тёплого, вязкого меда, сквозь который пробивается первый розоватый свет нового дня. За окном рассвет ещё только начинает лениво разливать по небу, чуть дрожащая, тонкая полоска , как свежий шрам на небе.

В теле чувствуется странная тяжесть, будто меня окутало что-то твердое. Ощущаю кожей, позади лежит он. Его тело горячее, тяжёлое, плотно прижато к моему. Рука заброшена мне на талию, словно якорь. Он ровно дышит, спит. И даже во сне не отпускает меня.

Медленно поворачиваю голову. Глаза жгут. Господи… Вчера был наш первый раз. Я отдалась ему. Не просто позволила, не просто сдалась, я сама его умоляла. Сама цеплялась за него, жадно, безумно, срываясь, теряя остатки контроля. Я хотела его, черт бы меня побрал. Хотела так, как не хотела никого и никогда.

А теперь… что? Что теперь будет? Может, мы оба сделаем вид, что ничего не произошло? Что это просто случайность. Ошибка. Сон.

Сердце глухо колотится в груди, и чем дольше я лежу, тем сильнее ощущаю, как всё внутри меня будто разрывается на части. Мне хочется исчезнуть, куда-то спрятаться. Закрываю глаза и прижимаюсь лбом к подушке, сжав зубы, как будто этим могу удержать слёзы, которые подступают изнутри, обжигая горло. Всё тело заливает странный, мучительный контраст — ледяной стыд и обжигающий жар.

Я нарушила свои же обещания. Столько раз твердила себе: «не поддамся, не откроюсь, не позволю». А теперь лежу под ним, с его запахом на коже, с его поцелуями, как ожогами на груди. Меня разъедает боль, такая плотная и острая, как комок колючей проволоки. Мне стыдно. До дрожи. До злости. До слез.

Я тихо сдвигаю его руку со своей талии, словно боюсь спугнуть зверя. Он не просыпается. Его дыхание ровное и глубокое.

Украдкой, ощущая в этот момент себя воровкой, шарю в темноте рукой у кровати, где-то там должно быть моё платье. Нащупываю холодную ткань, натягиваю прямо на голое тело, не утруждая себя бельем — трусики всё равно не найду. Их как будто и не было. Остались только его прикосновения, запечатлённые в каждой клетке, горящие следы от его рук, от его взгляда, от его языка. Я всё ещё чувствую, как он был во мне. И это сводит с ума. Трясу головой, пытаясь вынырнуть из этого сладкого морока.

Медленно подойдя к двери на цыпочках, цепляюсь за ручку двери и тяну ее вниз, почти открываю, как вдруг слышу голос позади меня.

—Куда собралась?

Я вздрагиваю. Его голос, хриплый от сна, но всё такой же командный, цепляется за меня, как стальной крюк. Я медленно оборачиваюсь. Он не встал, просто приоткрыл глаза, лежит, опираясь на локоть. Только пронизывает взглядом.

— К себе в комнату, — отвечаю и понимаю, как предательски дрожит голос.

— Твоя комната здесь.

Мне становится ещё холоднее от его спокойного голоса.

— Но мне нужно…—не успеваю договорить, как он резко откидывает простыню, встаёт и идёт ко мне, обнажённый, уверенный, как сама тьма. Я отступаю на шаг назад, дыхание тут же сбивается. Он подходит так близко, что я чувствую жар его тела.

— Сейчас четыре утра. Иди в постель. Или ты хочешь, чтобы я тебя сам уложил?

— Демьян… — выдавливаю из себя, но не успеваю договорить.

— Принцесса, хочешь, чтобы я тебя каждую ночь силой возвращал? — перебивает он, его голос становится чуть ниже, хриплее. — Любишь по-жёсткому, так скажи–я устрою.

Он не орёт. Не давит. Но от этой тихой угрозы, от этого полушепота у меня слабеют колени. Он не просит — он приказывает. И внутри всё пульсирует. Противно, предательски.

Сжав кулаки молча иду обратно к кровати не в силах бросить вызов. Я злюсь на него — за его тон, за его властность, за то, что делает из меня чертову марионетку. И на себя — за то, как моё тело реагирует. Как во мне всё сжимается, но не от страха, а от странного, стыдного возбуждения.

Снимаю платье, медленно. Не оборачиваясь. Даже не знаю, зачем это делаю так — может, потому что не могу выдержать его взгляда. Или просто не хочу, чтобы он видел, как мне стыдно, и как я дрожу.

Ложусь на кровать и заматываюсь в простыню как в броню. Закрываю глаза и замираю, пытаясь перевести дыхание и утихомирить, ту бурю, что бушует внутри меня.

Я слышу, как он двигается, матрас прогибается под его весом. Демьян предвигается ко мне, так что я чувствую как в попу упирается его уже возбужденный член. Обнимая меня за талию, он притягивает еще ближе, так что я впечатываюсь в него

— Чувствуешь, что ты со мной делаешь?—произносит он, шепотом возле моего уха.

Я не отвечаю. Не двигаюсь, делаю вид будто сплю. Потому что боюсь, что он сорвется. Кажется я во-вот задохнусь от этой близости. Я не могу. Не сейчас.

И он как будто понимает меня, считывает каждый мой выдох и каждую мысль.

Он молчит несколько долгих секунд. Потом чуть сильнее прижимает меня к себе и говорит:

— Спи,—произносит глухо. И мне кажется, что в этом слове — не просто приказ. Там усталость. Желание. Гнев. И то странное, пугающее чувство, которое я не могу пока назвать…

Любимые мои❤️Если вам зашло — добавляйте книгу в библиотеку, ставьте оценки главам и оставляйте комментарии. Я читаю каждое слово. Это не просто цифры — это то, что даёт мне силы писать дальше. Ваши реакции помогают понять, куда вести историю, что трогает, что цепляет????????????

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

33

Просыпаюсь в пустой кровати. Свет мягко льется сквозь шторы, играя бликами на полу, но в этой тишине что-то не так. Рука нащупывает пустоту рядом — простынь холодная, значит он ушел давно. Приподнимаюсь и смотрю на часы. Девять утра.

Откидываюсь на изголовье кровати. В теле всё ломит — но не от боли, а от странного сладкого жжения, как будто каждая клеточка помнит, как он целовал меня, как водил пальцами по коже, будто вырисовывал на ней собственные узоры.

Стоит только прикрыть глаза — и будто всё повторяется: его губы, горячее дыхание у шеи, ладони, что держали меня крепко, как будто боялись потерять.

И вот от одного только воспоминания внизу живота загорается огонь, медленно, лениво, как тлеющий уголёк — пульсирующий, зовущий. Я сжимаю бёдра, пытаясь подавить это желание, но оно сильнее меня. Киска пульсирует, как и сердце в груди, и мне становится стыдно от самой себя.

Я медленно встаю, иду в ванную и включаю воду. Делаю погорячее, будто надеясь, что смою с себя остатки ночи и приведу в порядок мысли. Долго стою под струями, словно надеюсь, что они смоют не только его запах с моей кожи, но и всё то, что он поселил внутри меня за эту единственную ночь.

Выхожу из ванной, переодеваюсь и направляюсь на кухню. Ступаю босиком, ноги ещё немного подгибаются — тело как будто всё ещё помнит, как он держал меня, как двигался во мне, как будто в каждую мышцу вписано его имя. Вниз, на кухню, я почти сползаю, не идя, а будто скатываясь в этом тумане из остывшего желания и глупой надежды, что он всё ещё где-то рядом.

На кухне пахнет кофе и жареными тостами.

— Доброе утро, Евочка, — говорит тётя Валя, даже не поворачиваясь, переворачивая что-то на сковороде.

— Доброе, — отвечаю с натянутой улыбкой и сажусь за стол.

Для меня уже стоит чашка с горячим крепким кофе, я обхватываю ее руками и вдыхаю превосходный аромат. Делаю обжигающий глоток, надеясь, что горечь от кофе вытеснит другую, ту, что поднимается из груди — липкую, тихую, но уже ползущую по горлу.

Тётя Валя ставит передо мной завтрак — я даже не вникаю, что именно. Просто ем — потому что так надо, потому что желудок скручивает от пустоты. Но сильнее — скручивает от того, что он ушёл. Молча. Ни единого слова не сказал.

—С тобой всё хорошо, девочка? — спрашивает она, вытирая руки о полотенце.

Я просто киваю, не поднимая глаз. Потому что если встречу её добрый, тёплый взгляд — сломаюсь. А я не хочу. Сегодня нет. Сегодня я хочу быть сильной. Или хотя бы казаться.

Покончив с завтраком, я направляюсь в гостиную, сажусь за компьютер и открываю курсовую.

Пытаюсь читать абзац за абзацем, но в голове всё всплывает одно и то же. Вот он целует мою грудь, проводит языком вдоль шва под ребрами, и я замираю, прикусывая губу. Вот он тянет меня на себя, обхватывая за бёдра, и шепчет на ухо что-то грязное, от чего у меня сносит крышу.

Соски снова напрягаются, ладони становятся влажными, дыхание сбивается, и это так сейчас неуместно. Да боже мой. Как же я вообще должна жить после этого нормально, вот как не думать сейчас об этом?

Перевожу взгляд на телефон и он загорается издавая звук входящего сообщения.

Открываю и тут же задерживаю дыхание. Это от него.

«В нашей комнате на комоде стоят пакеты. Надень это, когда мы пойдем сегодня на ужин. Мы будем не одни. Будь готова в 6. Я заеду за тобой.»

Слово “наша” будто бьет по вискам . Я кладу компьютер в сторону и не в силах сопротивляться, почти бегу обратно в комнату. Как я вообще не заметила эти пакеты утром? Наверное, была слишком занята мыслями о том, как бы ускользнуть от реальности.

Один из пакетов — матовый, с черной лентой. Внутри — платье. Оно такое, от которого перехватывает дыхание. Плотная ткань, будто созданная, чтобы обтянуть моё тело и превратить меня в оружие массового поражения.

Оно — дерзкое, черное, с вырезом на спине и тонкими бретельками. А под ним — белье. Настоящая роскошь: полупрозрачное, кружевное, с оттенком вина.

Я провожу пальцами по трусикам и вдруг замираю — внутри что-то твердое. Маленький элемент, встроенный между слоями. Это для меня? Смущение мгновенно разливается по щекам. Господи, что он задумал?

Во втором пакете — туфли. Черные, лакированные, на убийственной шпильке, такие, в которых невозможно убежать — только шагать с осознанием, что на тебя смотрят.

Он всё предусмотрел. Каждый миллиметр. Каждый элемент — выбор не случайный. Он собирает меня, как шахматную фигуру, расставляет по доске.

Оставшуюся часть дня я даже не притворяюсь, что учусь. Делаю макияж. Подбираю серёжки. Волосы укладываю лёгкими волнами. Смотрю в зеркало — и вижу женщину, а не девочку. Женщину, которую выбрал он. Которую ласкал этой ночью, которую мучал и доводил до оргазма. И пусть внутри всё ещё бушует буря, смесь неуверенности, злости на себя, стыда и вожделения — я всё равно собираюсь.

Потому что хочу. Потому что уже сдалась. Потому что нет ничего страшнее мысли, что он перестанет смотреть на меня так. К шести я буду готова. И увижу, что еще он задумал...

Любимые мои❤️ Как думаете, Демьян забыл, про то как Ева хотела сбежать из комнаты утром? Или все-таки хочет наказать свою девочку? В следующей главе мы обязательно это узнаем.????????????

Если вам откликается история, если вы пережили хоть один момент вместе с героями —оставьте след: оценку, комментарий, добавьте в библиотеку. Я замечаю каждое ваше прикосновение к тексту. И оно всегда — как поддержка за руку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

34

Демьян забирает меня ровно в шесть. Он всегда пунктуален, как хищник, высчитывающий шаги своей добычи.

Я выхожу к воротам, он стоит у машины, в чёрной рубашке, чуть закатанными рукавами. На лице — та самая полуулыбка, от которой хочется и ударить, и поцеловать одновременно. Открывает дверь сам — галантный ублюдок. А как доброе утро пожелать или поздороваться так, не его метод.

— Охуенно выглядишь, принцесса, — хмыкает, скользнув по мне взглядом, в котором ни капли сдержанности.

— Спасибо, — бросаю в ответ, — можно было бы и без этих грязных выражений.

Смотрю на него и сдерживаю острое желание уколоть, и съязвить, как всегда. Потому что при нём язык сам просится в бой.

Мы садимся в машину. Он ведёт, как и всё — уверенно, быстро, не оставляя мне шанса контролировать хоть что-то.

— Сегодня ужин с моим партнёром, — говорит на ходу. — Он будет с женой. Никаких выходок, Ева. И никаких побегов. Ты знаешь, я всё равно поймаю, и ты пожалеешь.

Говорит он, а у меня уже бурлит все от злости. От его приказного тона.

— Ты всегда такой? — поворачиваюсь к нему. — Сколько мне еще играть роль марионетки, пока ты дёргаешь за ниточки?

Он скользит по мне взглядом, но ничего не говорит.

— Я и так не собиралась сбегать, — говорю тише. — Но перестань мне приказывать. Я не игрушка.

Он молчит. Только пальцы на руле напрягаются, и я вижу, как сжимается челюсть. И всё равно — не отвечает.

А внутри меня во всю горит это раздражение, злость, стыд и ненависть. Почему он всегда так — через силу, через приказ? Почему я должна изображать из себя даму, сидеть за столом с его партнёром и его женой, когда я даже не знаю их . Я не знаю о чем с ними говорить? Как себя вести? Я не из этого мира. И он это знает. Меня начинает одолевать синдром самозванца.

Он резко жмет на газ и машина начинает плавно ускоряться. В салоне — тишина, но она не спокойная, а та, что звенит в ушах. Глухая, натянутая, как струна. Я отворачиваюсь к окну, сжимаю пальцы в кулак. Воздух густой, как перед грозой.

— Что он спрашивал? — вдруг его голос разрезает напряжение.

Я поворачиваюсь медленно, не сразу понимая.

— Кто? — почти шепчу, будто боюсь ответа.

Он даже не смотрит на меня, только вперёд, но его лицо становится резким, словно выточенным из камня.

— Паша, — коротко бросает. — Что он хотел, что спрашивал?

— Говорил что беспокоился, спрашивал куда я пропала, где живу и с кем.—отвечаю тихо. Не понимаю, зачем он это спрашивает.

— Давил? — голос становится чуть ниже. Тяжелее.

—Немного. А что? —пожимаю плечами.

— Не подпускай его близко, Ева — говорит резко. — Он не тот, за кого себя выдаёт.

—Ты сейчас ревнуешь или предупреждаешь?—поворачиваюсь к нему, и смотрю с вызовом. Будто сейчас начинается какая-то игра между нами.

Он бросает на меня короткий взгляд, и в этом взгляде читается всё. Подавленный гнев. Боль. Страх. Одержимость.

От этого взгляда мне становится совсем не по себе. Я сглатываю. А что если дядя Паша действительно опасен?! Демьян не из тех кто говорит что-то, просто так.

— Я защищаю, — резко отвечает. — А заодно напоминаю: если кто-то лезет к тебе — говори мне.

— Даже если это “друг семьи”? — мой голос колется, как лёд.

Он сжимает челюсть. И говорит:

— Особенно если это “друг семьи”.

Он молчит после этого, но я чувствую, как в нём всё кипит.

Демьян не умеет выражать заботу словами. Он давит, злится, рвётся контролировать. Но я знаю одно, он предостерегает и хочет обезопасить меня…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

35

Оставшуюся дорогу мы едем молча. Мысли уносят меня куда-то далеко, что я даже не замечаю как мы подъезжаем. Машина плавно сворачивает к огромному особняку со стеклянным фасадом и золотистыми буквами на вывеске.

Я успеваю заметить название — дорогое, звучное, одно из тех, куда простые люди просто не зайдут. Нас встречает швейцар, и один взгляд на Демьяна — и нас тут же приглашают внутрь.

Широкий вестибюль облит мягким светом, пол сверкает мрамором, отовсюду тянется аромат духов, дорогого вина и мяса на углях. Высокие потолки, приглушённая музыка, белоснежные скатерти, хрусталь, золото в оформлении. Всё идеально выверено.

Официант с серьёзным лицом ведёт нас к угловому столику у огромной витражной стены. Вид на город отсюда просто потрясающий. Огни, движение, вечерняя жизнь- это всё внизу, а мы будто над всем этим. И это так красиво.

Официант отодвигает мне стул, и я сажусь, ощущая, как ткань платья скользит по коже. Украдкой поглядываю на Демьяна, он спокойно садится рядом, как ни в чём не бывало, параллельно листает что-то в телефоне. На его лице сейчас ледяное спокойствие. Он не смотрит на меня, но я знаю, всё видит и чувствует.

Проходит всего пара минут — и к нашему столику подходят мужчина и женщина. Мужчина высокий, подтянутый, в дорогом костюме, сдержанная уверенность в каждом движении. Женщина — в узком чёрном платье, с серьгами, сверкающими при каждом наклоне головы. Ее губы вишнёвые, и пахнет от нее дорого и тепло, смесь ванили, немного кожи, и что-то тонкое, похожее на жасмин. Удивительно уютный аромат, он окутывает и мне невольно хочется расслабиться.

— Станислав, Ольга, — ровно говорит Демьян, вставая. — Познакомьтесь, это Ева. Моя жена.

Моя. Слово цепляет за кожу. Как клеймо. Они улыбаются — сдержанно, вежливо. Я отвечаю кивком, пытаясь выглядеть спокойно.

— Очень приятно, Ева, — первой заговорила женщина. Голос — мягкий, с лёгкой хрипотцой, будто она много смеётся. — Я так рада, что Демьян наконец нас познакомил. Мы уже думали, он женат на своей работе. —продолжает она, подмигивая.

— Очень рада знакомству, — говорю, и правда немного расслабляюсь. Ольга располагает. В её взгляде нет зависти, осуждения или попытки продемонстрировать превосходство. И мне хочется ей улыбаться.

Пока мужчины обсуждают рабочие дела, мы с Ольгой неспешно беседуем на отвлечённые темы.

— А вы на каком факультете учитесь, Ева? — спрашивает Ольга, будто по-дружески, легко.

— Международное право, — отвечаю, ставя бокал, ощущая, как прохладное стекло касается подушечек пальцев. Это немного отрезвляет.

— Интересно — говорит Ольга. — Значит, умеете избегать конфликты?

— Иногда проще выйти из игры, чем тратить время на бесполезные ходы.—отвечаю спокойно, глаза не поднимаю, но на себе уже чувствую его прожигающий взгляд .

Он наклоняется ко мне чуть ближе, не отводя взгляда. Кажется, его голос слышен только мне:

— Или сдаться?—Его дыхание касается мочки уха, и по позвоночнику прокатывается волна.

— Не каждый выход — поражение. Иногда это просто выбор.—пытаюсь ответить ровно, чуть закусываю губу сдерживая свою реакцию .

— Ты не похожа на ту, кто сдаётся, — шепчет он с тихой усмешкой. — Скорее — на ту, кто сбегает. Особенно после ночи. —продолжает он шептать мне на ухо.

Жар ползёт вверх по шее. Я поворачиваю голову в его сторону и смотрю прямо в глаза. Там — всё: упрёк, вызов, воспоминание. Будто сейчас в этой игре только я и он. Будто больше никого нет рядом. Ни Ольги и Станислава, ни души.

— Бывает, устаёшь от правил, навязанных другими, — Хочется выбрать себя. –произношу, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хоть внутри уже паника и злость.

Он улыбается краешком губ, а затем склоняется ближе, почти касаясь губами моей щеки.

— А я не отпускаю то, что моё. Даже если оно вдруг решило, что может сбежать.

Мои пальцы чуть сильнее сжимают ножку бокала. Его слова обжигают не хуже алкоголя.

— В некоторых играх можно потерять больше, чем выиграть, — говорю, чувствуя, как предательски дрожит сердце.

Он не моргает. Просто смотрит. Как будто уже знает, как и чем это закончится.

— Я не против риска, — медленно отвечает. — Особенно, если награда стоит того.

Я моргаю, взгляд рвётся от его глаз, но не выходит. Словно вся я — в ловушке. Добровольной.

— Главное — не переоценить себя.—я пытаюсь дышать, но дыхание само собой задерживается, будто я под водой.

Он усмехается.

— Я давно уже все оценил, принцесса. Каждую твою слабость. Каждый взгляд и каждую попытку спрятаться.

Пауза. И тихо, почти неприлично, только мне:

— И как ты стонешь подо мной, когда теряешь контроль тоже оценил.

Он выпрямляется, а мои щёки вспыхивают. Но уже поздно — он видел. Почувствовал. Мне кажется, даже вино в бокале дрожит вместе со мной.

Ольга сдержанно улыбается, переглядываясь с мужем. Я чувствую, как на мне горит взгляд Демьяна. Осторожный, ленивый — только на первый взгляд. Но под ним стальные клещи. И я сама, как будто сижу на иголках.

Мужчины продолжают обсуждать работу, поставки, какие-то заявки, сметы… Я будто слышу их сквозь вату.

Украдкой смотрю на Демьяна, он медленно откидывается назад, будто даёт мне пространство, параллельно смотрит что-то в телефоне .

Я беру бокал, думаю выпить, чтобы не выглядеть слишком напряженной. Подношу его к губам, делаю глоток — и в этот момент меня будто ударяет током. Я резко поперхнулась, не сдержавшись. Губы чуть соскальзывают по краю бокала. Вино обжигает, я кашляю в салфетку, пряча панику. Я дышу носом, а мои щёки приобретают красный оттенок.

— Извините, — сиплю и отводя взгляд от пары, которая тут же повернулась ко мне.

— Всё хорошо?—говорит Ольга с обеспокоенной улыбкой.

— Да-да, — выдавливаю, всё ещё прокашливаясь. — Просто неудачный глоток…

Но дело, конечно, не в глотке. Это он. Он включил их за этим проклятым столом.

Трусики дрожат, а мне от этого становится так жарко, будто я сейчас сгорю. У меня начинает навязчиво пульсировать между ног. Трусики бьют по самому центу, точно в цель. Там, где всё самое уязвимое и жаждущее. А живот сладко сводит от спазма. Я ощущаю каждую пульсацию, как будто всё внимание моего тела — сосредоточено между ног. Хватаюсь за столешницу и пытаюсь дышать ровно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Демьян даже не смотрит на меня, вот же сволочь. Сидит расслабленно, спокоен как удав. Беседует с партнёром, такой весь деловой. Но он знает что делает, скотина.

Ерзаю на стуле в надежде, что это сможет мне помочь. Моё лицо всё ещё горит и я делаю вид, что вытираю губы салфеткой — на самом деле просто прячусь. Пытаюсь спрятать всё: дыхание, дрожь в пальцах, и это бешенство внутри.

Он наклоняется ко мне ближе. Медленно, будто просто хочет уточнить, чего мне налить. Тёплое дыхание щекочет ухо. Но я знаю, что сейчас будет.

— Это за утро, — шепчет почти не дыша.— За то, что решила сбежать.

Я всхлипываю, чуть слышно. Не от боли. От того, как сильно пульсирует внутри. Будто там ток — нет, не ток, вибрации, как барабанная дробь, разносится по всему телу. Я безумно хочу кончить. Мне нужно кончить.

Я прикрываю глаза и пытаюсь свести бедра. И Демьян это видит :

— Не вздумай кончать, принцесса . Будешь умницей и я трахну тебя в машине, по дороге домой.

Он понижает мощность. И это хуже пытки. Как будто тебя подносят к краю, а потом оттаскивают обратно. Как будто языком коснулись самой чувствительной точки — и тут же убрали.

Мои соски твердеют под тканью платья. В груди щемит. Дыхание рваное. А из киски капает мое возбуждение. Это невозможно, порочно, но так сладко. Но я должна сидеть с прямой спиной, держать вилку, улыбаться.

Я не могу. Хочу его здесь и сейчас. Под столом и на столе. Мне хочется наплевать на все, встать и уйти. Но я не могу пошевелиться. Мое тело содрогается изнутри, а сердце колотится.

Я стискиваю салфетку. Зарываюсь ногтями в колени

— Всё хорошо? — Ольга смотрит на меня слишком внимательно.

— У вас щёки совсем красные, — добавляет её муж.

— Д…да, просто… очень вкусное вино, — выдыхаю.

Всё, что я могу — не сорваться и не стонать прямо за столом. Господи, я ведь выпила всего один бокал. Один. И даже не допила. А ощущение такое, будто я пьяна не от алкоголя, а от него. От того, что он делает со мной. Внутри всё дрожит, я с трудом сглатываю. Вино давно перестало быть вкусным.

Я машинально ставлю бокал на стол — и ловлю на себе его взгляд. А в глазах чертики прыгают, самые настоящие. Я почти слышу, как они смеются, пляшут у него в зрачках, ликуют — как будто подыгрывают этой пытке.

Он наслаждается моими муками. Ему нравится доводить. Боже, какой же он садист. Мое желание. И вот он чуть приподнимает бровь. И на его лице читается —«Справишься?» .

Он опять нажимает что-то в телефоне и вибрации снова усиливаются. Но этого достаточно, чтобы я вся сжалась. Пульс гремит в ушах, а между ног жарко, как в аду. Я отвожу взгляд, чтобы собраться. Он наклоняется за бокалом воды — и я чувствую, как его нога касается моей под столом. По мне пробегает ток, даже в пятках ощущается. Я его убью. Или он меня. Но, чёрт возьми, мне уже всё равно — лишь бы прямо сейчас он дотронулся ещё раз.

Я выныриваю из своих навязчивых мыслей, потому что чувствую как воздухе что-то меняется. Будто в плотно запертую комнату вошёл чужак.

Я не вижу его, но чувствую. Так чувствуют, когда на тебя смотрит хищник из темноты: невидимый, но осязаемый каждой клеткой. Я чувствую это затылком. Лопатками. Пронзительно ясно.

Я поднимаю глаза и оборачиваюсь, скользнув взглядом по залу, ищу этот чужой взгляд.

Скользя по лицам, я ощущаю как все внутри меня начинает сжиматься. Я не вижу кто за мной наблюдает, он либо отвернулся либо спрятался.

Я снова делаю глоток вина. Хочу вернуться в тело в этот вечер, в флирт. Но ощущение чужого взгляда — как заноза под кожей. Незаметная, но не отпускающая.

И даже рядом с Демьяном, в его тени, в его власти — я чувствую себя на линии огня…

Дорогие мои!Ваша реакция — мой главный ориентир. Ставьте ❤, добавляйте в библиотеку и не стесняйтесь писать, что думаете!

36

Чувство, что за мной кто-то наблюдает куда-то исчезло. Может, мне и показалось. Может, просто сквозняк в голове от вина и от его игры. Но осадок остался — как еле уловимый запах чужих духов на собственной одежде, будто кто-то задержал взгляд дольше, чем позволено.

Ужин тянется. А я уже почти ничего не слышу. Слова мужчин проходят мимо, как гул телевизора в соседней комнате. Я смеюсь, когда смеются все, ковыряюсь в тарелке и делаю вид, что ем, хотя у меня перехвачено горло.

Ольга что-то рассказывает, и нам подают десерт. Я внутри себя благодарна ей, за то что не накинулась на меня, а наоборот разрядила обстановку. И одновременно ненавижу всех, кто сидит за этим столом — потому что я не могу кончить. Потому что он не даёт.

Он всё это время абсолютно спокоен. Как будто и не держит меня на грани. Вибрации то нарастают, то затихают. Мучительно. До безумия. Он держит меня на поводке, как дрессированную игрушку. И я не знаю, кого мне больше хочется — его или свободы от него.

Я молилась чтобы этот ужин прекратился. И наконец, он заканчивается. Ольга улыбается, мы обмениваемся вежливыми фразами, звучат благодарности, рукопожатия. Я уже ничего не чувствую — кроме стука крови в висках и влажности между ног.

Боже, только бы уйти. Только бы остаться наедине.

Мы выходим из ресторана. Иду к машине будто в тумане. Воздух на улице свежий, но он не охлаждает. Наоборот — всё внутри только сильнее горит. В голове мутно от одного бокала, внизу живота — электрический вихрь, пульсирующий прямо между ног. Он не выключил, он усилил.

Я стараюсь идти ровно, но это чертовски сложно, когда каждый шаг отдаётся пульсацией во мне.

Моя киска умоляет о продолжении, бёдра наливаются тяжестью, дыхание — короткое, прерывистое. Я кусаю губу, чтобы не застонать вслух.

Демьян идет рядом. Я поворачиваюсь и смотрю на него. В его глазах — хищная, выжидающая искра, и губы чуть дёргаются в усмешке. Он не торопится. Он кайфует, пока я медленно схожу с ума.

Мы доходим до машины. Он открывает передо мной дверь и я почти падаю в кресло, потому что ноги дрожат, не держат. Он закрывает дверь. Обходит и садится за руль.

Поворачивает ключ и машина тут же срывается с места. Салон наполняет низкое рычание двигателя, окна дрожат от скорости, от напряжения, от этой безумной, мучительной игры, в которой я давно потеряла счёт раундам. Шины визжат на асфальте, машина как зверь, и я, вжавшись в кресло, чувствую, как вместе с этой скоростью летит моё самообладание.

Демьян спокоен, ведет машину одной рукой, а другой вытаскивает телефон. И я осознаю, либо он сейчас сделает мощность на максимум и даст наконец сладко кончить или отключит их и этим погубит меня. Он делает два коротких касания и выключает эти чертовы трусики. Господи, ну что еще можно было ожидать от этого монстра. Я сцепляю зубы так, что они начинают скрипеть, внутри меня проснулась такая жадность, что аж сводит живот.

Я отворачиваюсь к окну и поджимаю губы, пытаясь не застонать в голос, потому что внутри всё ноет, всё хочет, всё требует продолжения. Мое белье промокло насквозь, и я чувствую что подо мной буквально образовалась лужа влаги.

Он молчит. Я свожу бедра так сильно, что чувствую как каждая моя мышца напрягается. Моя грудь горит от желания, а киска уже болит от этих мук. Мое тело кричит «Продолжи, коснись. Сделай хоть что-нибудь»!

Я так злюсь. До бешенства. До дрожи. Потому что он играет со мной, чертов манипулятор. Садист. Сводит меня с ума и наслаждается этим, скотина. А я, как идиотка на все это ведусь.

Я смотрю в окно и пытаюсь собрать хоть какие-то кусочки самообладания и гордости воедино. Хотя какие там кусочки. Там крупинки. Он стер все в порошок.

Я вздрагиваю , чувствуя как что-то теплое касается моего бедра. Это он положил руку. Поворачиваюсь к нему, но он всё также спокоен, глаза смотрят на дорогу, а в уголках губ все та же усмешка. Он знает, что делает. Он чувствует мою дрожь. И это только раззадоривает его.

Пальцы начинают двигаться вверх, под платье, медленно, почти мучительно, с такой хищной, расчетливой неспешностью, что внутри меня всё взрывается с новой силой, и это ожидание становится пыткой, а я сама её безвольной жертвой. Он тянет момент, словно специально смакует мою дрожь, мои подрагивающие колени, моё дыхание, ставшее обрывистым, словно я задыхаюсь — от него, от себя, от этой неприличной, сладкой власти, которую он забрал у меня без спроса.

Его пальцы скользят по краю трусиков и слегка отводит их в сторону одним движением. Я чувствую, как воздух касается меня между ног — и тут же вздрагиваю, от его прикосновения. Его пальцы горячие, они скользят вверх и вниз.

—Да.—вздыхаю я, но он останавливается и держит пальцы на месте, в очередной раз испытывая мое тело. Я начинаю покачивать бедрами на сидении и тереться о них. Мое тело ноет и безжалостно жаждет разрядки.

Он издает звериный рык, когда кончик его среднего пальца погружается в меня. Я не могу сдержать стон, он глухой, из горла , будто сорвавшийся с самой глубины нутра. Невольно закусываю губу и зажмуриваю глаза от удовольствия.

—Давай, принцесса. Я хочу послушать как ты стонешь.—говорит он, продолжая одной рукой вести машину а другой трахать меня.

Мне безумно хочется большего, мне хочется кричать, но из меня выходят только бессвязные звуки и стоны, он столько времени терзал меня за ужином, что я уже просто без сил.

Он снова вынимает палец до самого кончика, и я хныкаю от ощущения нехватки. А дальше вводит в меня уже два и снова трахает ими. Моя киска сжимается вокруг его пальцев, боль внутри меня слегка отрезвляет и напоминает нашу прошлую ночь. Я опускаю голову на бок, а мое сердце бешено колотится.

—П-пожалуста. —мои руки сжаты в кулаки и я начинаю задыхаться.

—Скажи принцесса , чего ты хочешь?—выдыхает он, и в его голосе ни капли жалости.

Я чувствую как все нарастает. И я боюсь только одного, что он уберет руку. И прервет этот сладкий момент.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Пожалуйста, Демьян, я хочу... —говорю я.

— Продолжай, принцесса. Скажи это,—произносит он сглатывая и продолжая меня медленно поднимать ввысь.

— Я хочу…кончить, —произношу на выдохе.

Мои соски трутся о кружево бюстгальтера, будто прорежут его. Спина выгибается на сидении. Дыхание рвется клочьями, а стоны уже не заглушить. Он ускоряет движение, и я только сильнее развожу ноги. Хватаюсь за его плечо, как будто это даст мне опору, как будто я не разваливаюсь прямо сейчас, не разлетаюсь на части. Внутри — крик, как электрический разряд, будто всё тело прожгло током от самой промежности до макушки. Несколько круговых движений, я закрываю глаза и мое тело взлетает, когда оргазм захватывает меня…

37

Я ещё не пришла в себя после сокрушительной разрядки. Волны будто расходятся по телу — медленно, мучительно приятно, как будто меня разорвало на части, а потом склеило заново. Грудь вздымается, а сердце стучит как будто сейчас выпрыгнет. Я почти забыла, где мы. Открываю глаза, поворачиваю голову и смотрю на Демьяна.

Лицо каменное, будто всё, что только что случилось, не тронуло его ни на каплю. Ни одной тени мягкости, ни доли тепла. Только жесткость. Желваки ходят, глаза прищурены. Грудь вздымается от дыхания.

— Выходи, живо.— резко бросает он.

— Ч-что? —произношу и моргаю, голос звучит как-то глупо.

Не сразу понимаю что происходит, моя попа будто приклеивается к сидению и я так и сижу не двигаясь, пока он открывает дверь и выходит. Громко хлопает , обходит машину, и уже открывает мою дверь.

— Давай. — в голосе раздражение. Напряжение. Как будто он еле сдерживается. Но не кричит.

Я подчиняюсь — выхожу. Ноги дрожат, воздух обжигает кожу, я всё ещё чувствую его внутри. У меня нарастает холодная тревога и сковывывает грудь.

—Куда мы?–спрашиваю я, а голос срывается на хрип.

Но он непреклонен. Молчит, как рыба об лёд . Почему мы выходим из машины? Почему он ничего не говорит, не объясняет ничего?

Его молчание громче любых слов, и я начинаю догадываться, что он задумал что-то ужасное. Он хочет оставить меня здесь посреди трассы? Одну и без защиты?

Сердце сжимается, дыхание сбивается — я пытаюсь найти в нём хоть малейший знак, но вижу только холод и решимость. Страх крепчает с каждой секундой, пока он не хватает меня за руку и тащит за собой, словно будто бы я уже не могу сопротивляться.

Он подводит меня к капоту машины и разворачивает к себе. Его ладонь сжимает мою шею. Не больно, но ощутимо. Так, чтобы я сразу понимала, что сбежать мне не дадут. Я же просто не смогу пошевелиться .

Его глаза встречаются с моими, а дальше я даже не успеваю толком понять, что происходит — всё слишком быстро и слишком сильно.

Он целует меня — не так, как раньше. Не просто требовательно, а как будто у него нет больше ни тормозов, ни сдержек.

Он врывается в меня губами, как будто мстит за то, что я была от него далеко, за каждую попытку сбежать, за каждую наглую фразу, за каждый взгляд, в котором он видел вызов.

— Демьян… — шепчу, но звучит это как воздух, а не как слово.

Он ничего не отвечает. Его губы на моих, язык как кнут, а руки — крепкие, властные, будто я не человек, а его вещь, которую он намерен взять здесь и сейчас, и мне остаётся только либо подчиниться, либо погибнуть в этом напоре.

Он резко разрывает поцелуй и разворачивает меня к капоту, будто безвольную куклу.

Одно резкое движение — и я уже согнута. Горячий капот жжёт ладони, но я не отстраняюсь — ни на миллиметр. Не могу. Не хочу.

Внутри всё горит, и он это знает. Он стоит сзади, дышит мне в затылок, натягивая мои волосы на кулак, как будто хочет вплести в них всю свою ярость.

Я только дышу. Мне не хватает воздуха, и всё внутри скручивается в узел. От желания, от страха, от дикого пульсирующего жара внизу живота, который снова разгорается и не даёт думать.

Он задирает подол моего платья, движения резкие, уверенные, будто он не просто хочет меня, а решает сломать и подчинить.

Он срывает мои трусики вниз одним движением и я сразу чувствую, как ветер касается моей уже ноющей киски.

— Расставь ноги, Ева, — его голос звучит низко, жёстко, как команда, за которой не бывает отказа.

Он не кричит. Ни слова громче обычного. Но в этой тишине его голос режет, как стекло — остро, точно, без права ослушаться. Всё от этого внутри сжимается . И я будто не я, вдруг слушаюсь. Ноги сами разъезжаются по гравию, колени подгибаются, я уже еле стою. Словно он управляет мной одним только тоном.

Сердце будто падает вниз. Щёки горят. Мы посреди дороги. Никого нет, но сам факт пугает и возбуждает одновременно. Мне стыдно. Я боюсь. Но не останавливаюсь.

Он стоит позади и молчит несколько секунд, рассматривая меня . Я резко вздрагиваю, когда он проводит ладонью по внутренней стороне бедра и подбирается к моей киске. Раздвигая двумя пальцами мои складочки он делает пару круговых движений вокруг клитора. Я тут же начинаю покачивать бедрами из стороны в сторону, мне так невыносимо и я совсем не хочу, чтобы он останавливал эти ласки. Он проникает в меня двумя пальцами и сгибает их, я крепко сжимаю их внутри, а с моих приоткрытых губ срывается тихий стон.

— Моя маленькая принцесса, стала мокрой шлюшкой?—наклоняется он и шепчет мне в ухо.

Но я не отвечаю на его грязные слова. От его похабных слов во мне все больше разгорается этот дикарский, необузданный огонь.

Он слегка прикусывает мочку моего уха и тут же зализывает место укуса. Мое тело уже изнемогает, мне хочется выпрямится и развернутся к нему. Я хочу поцеловать его и видеть его черные горящие глаза . И как только я пытаюсь это сделать, он тут же шлепает меня по попке и я чувствую, как кожу моментально начинает щипать от боли. От приятной боли.

— Не двигайся.— произносит он, все с той же сталью в голосе.

А у меня от этого все скручивается. Мои руки и ноги уже затекли, но я всё равно продолжаю играть в его мучительные игры.

Я слышу звук расстегивающейся ширинки позади. Пальцы сжимают мои бедра. Он приставляет головку ко входу и слегка поглаживает половые губки смоченные моими соками. Я закусываю и без того уже измученные губы от предвкушения.

Я жажду его в себе. Я хочу его так, будто без него не умею дышать , как будто он единственное, что может заполнить эту невыносимую пустоту внутри.

Уже сама оттопыриваю попку назад, желая поскорее насадиться на его горячий член.

Демьян входит резко, так глубоко и сильно, что я буквально теряю опору под ногами — вскрикиваю и ударяю кулаком о горячий капот.

Он сразу начинает двигаться во мне с такой яростью, что каждый его толчок отзывается во мне взрывами, волнами, поднимающимися всё выше и выше. Он дышит тяжело, срывается на глухое рычание прямо у моего уха, и его рука скользит под моё тело, находит пульсирующий клитор. Пальцы двигаются быстро, резко, и я не могу сдержать стон — протяжный, сорвавшийся с губ, как будто он вырвал его из меня вместе с дыханием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Толчки становятся быстрее, он держит меня крепко, не даёт двинуться ни на сантиметр, и я уже не соображаю ничего — только чувствую, как напряжение внутри сжимается, как растёт это дикое, горячее безумие, которое накрывает с головой.

— Кончи для меня, девочка — приказывает он хрипло, и его голос сам заставляет моё тело взорваться.

Я стону громко, не стесняясь, срываюсь на крик, когда оргазм накатывает так мощно, что меня захлёстывает с ног до головы. Всё тело дрожит, колени подгибаются, а он продолжает двигаться, загоняя меня в эту сладкую бездну ещё глубже, пока я не обмякаю в его руках, не способная даже дышать без него.…

38

Я сижу рядом с ним в машине, уткнувшись лбом в стекло. Веки тяжелые, тело обмякло. Каждый нерв, каждая клеточка будто напоена чем-то горячим, сладким и тягучим. Это уже не просто усталость — это истощение, блаженное, глубокое, почти животное.Он несколько раз довел меня до оргазма. Я не знала, что так бывает.

Машина мягко покачивается на поворотах, и я больше не в силах держаться. Меня затягивает куда-то, в пустоту. Уносит прочь от улицы, света фар, от собственных мыслей.

Я будто тону, а он — единственное, за что держусь. Его рука на моем бедре. Я слышу, как он что-то говорит. Но не разбираю слов. Только тон. Глухой. Уверенный.

Сон ворует меня. Сквозь дрему ощущаю какие-то движения. Машина останавливается. Слышу щелчок дверцы. Потом — чужой воздух, прохладный, ночной. Я пытаюсь прийти в себя, но ощущаю горячее дыхание над ухом :

— Тихо, принцесса — шепчет он.

И я уже в его руках. Подхватывает легко, как будто я пушинка. Моё лицо утыкается в его плечо, пальцы непроизвольно цепляются за ткань рубашки. Я вдыхаю его запах , такой родной, терпкий.

Сквозь дрему я слышу его шаги. Где-то скрипит дверь. Потом — мягкий пол.

Демьян укладывает меня на постель. Гладит по волосам и я расслабляюсь.

—Спи. —шепчет он тихо, и я снова проваливаюсь в глубокий сон.

***

Просыпаюсь от жажды. Горло дерёт так, будто я не пила неделю. Всё тело ломит — в каждой мышце живёт память о нём.

Откидываю одеяло и обнаруживаю, что я совсем голая. Он меня раздел. Я ощущала его рядом, но теперь в комнате никого.

Я поднимаюсь, чувствуя, как ноги всё ещё подкашиваются от усталости, мучительная жажда сушит горло изнутри, я беру с тумбочки графин и прикладываюсь, не заботясь о приличиях, позволяя прохладной жидкости стекать по пересохшему горлу, словно спасительной рекой после долгого зноя.

По коже тут же пробегают мурашки — от резкого контраста, от воспоминаний, от всего, что со мной было за этот день, за эту ночь.

Я медленно поворачиваю голову к окну, будто что-то внутри подсказывает, что ночь — не такая, как обычно.

И правда — за стеклом всё кажется мутным, тёплым, будто воздух заволнован, как перед грозой, и даже тишина какая-то слишком настороженная.

У калитки стоит его машина, как обычно — чёрная, будто тень.

Но рядом с ней — другая. Чужая. Незнакомая. Мелькает мысль, какие гости могут быть в такое время?

Я осторожно выхожу из комнаты и, босая, почти неслышно ступая по полу, спускаюсь вниз, не включая свет, будто сама становлюсь тенью в этом большом доме, наполненном тайнами и скрытым напряжением.

На полпути останавливаюсь, вжавшись в перила, потому что снизу доносится звук мужских голосов.

Я замираю, прислушиваясь, словно от того, что услышу, зависит нечто большее, чем просто чьё-то мнение. Словно сейчас — произнесут моё имя.

— …Пока она на виду — Куликов шевелится, — говорит Демьян, его голос низкий, с хрипотцой, как будто всё сказанное он выкуривает вместе с воздухом. — Он верит, что девчонка уязвима. Думает, что может дотянуться. И это наш единственный шанс. Но она не должна знать.

Я не двигаюсь, не дышу. Внутри всё стягивает, как будто холодной верёвкой по сердцу. Девчонка. Уязвима. Не должна знать. Он говорил обо мне, как о предмете, как о пешке на чёртовой шахматной доске, на которой я даже не знаю правил. Не должна знать — потому что я, видимо, слишком тупая, слишком наивная, слишком ему ненужная, чтобы иметь право знать, что мной играют.

— А потом чё? — голос Рустама колючий, он будто режет этим «чё» по самому живому. — Отпустишь её? Сделаешь вид, что не трахнул ей мозги? Ты сам посмотри на неё, блядь. Ей в наш мир нельзя. Она даже не понимает, куда залезла.

Каждое слово вонзается, будто нож. Я знала. Я чувствовала. Он лгал мне. Лгал, когда обещал, что не причинит боль. Лгал, когда смотрел в глаза и говорил, что я в безопасности. Он вытащил меня из одного ада — чтобы кинуть в другой. Чтобы использовать. Ради своих игр, своего плана. Я для него всего лишь приманка. От осознания всех этих слов глаза начинает щипать от непрошеных слез, а сердце сейчас где-то в пятках. Но я продолжаю стоять и слушать.

— Может, ты и прав, Рус, — глухо тянет Демьян, и в его голосе что-то ломается, но почти незаметно, — не для неё всё это. Не для неё я. Она вообще с другой планеты. Дура, упрямая, но чистая. Не такая, как мы.

Вот и всё. Вот и правда. Он не для меня. А я — не для него. Он уже всё решил. Он не борется, не выбирает меня, не хочет сохранить, он уже просто поставил точку. Я — с другой планеты. Да, конечно. Потому что не знаю, как это — убивать. Потому что хочу любви, а не войны. Потому что мечтала, что он тот, кто спасёт, а не тот, кто толкает в пропасть.

— Да, брат, переклинило тебя, — перебивает Рустам.—Хуйня всё это. Отношения, нежности, бабские страдания. Никогда не поведусь на это. Мне оно нахер не надо — связываться, тянуть кого-то, спасать. Мы другим мазаны. Нас либо в гроб, либо в тюрьму. А не в ЗАГС с розами.

И они оба так живут. Без любви. Без сердца. Без веры. Стало вдруг так страшно, так мерзко, будто весь воздух в доме пропах ложью.

Пауза. Потом Рустам снова заговорил, уже тише, но с тем же напором.

— И ещё. За вами сегодня опять следили. Недалеко от вашего столика сидел их человек. Куликов ожил, чует, что мы близко. У него остались люди. Не сдается, гаденыш. И ты зря расслабился.

Куликов всё ещё рядом. А я — снова мишень. Демьян вывел меня туда специально. Знал, что опасно. Знал — и сдал. Подставил. Хотел не спасти, а добиться своего. Хотел результата, а не меня.Слёзы катятся по щекам, но я даже не вытираю. Ну и пусть текут. Я человек, а не кукла. И мне тоже больно.

— Я не расслаблялся.—рявкает Демьян.

— Расслабился, брат. Ты думаешь, если трахнул её пару раз — то держишь под контролем?—Да ты уже в ней утонул.

Сжимаю зубы до боли. Всё трясёт. Переспал — и считай, захватил. Для них всё до отвращения просто. Боль — как вычет, страсть — рычаг. А я? Я вообще человек, или только часть его схемы?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да не пизди, — сквозь зубы, кидает Демьян.

Он уже на взводе.

— Не пизжу, слушай дальше. — Я достал медкарту Вовы. Закрытую. Ту, что никто не должен был видеть. Там чёрным по белому написано: вскрытие с анализами не сходится. Показания токсикологии противоречат протоколу. Это не был несчастный случай, Демьян. Ему помогли. Помогли откинуться с точностью процентов в восемьдесят. Остальные — статистика.

Я прижимаю ладонь ко рту — чтобы не заорать от боли. Мир рвётся, как плёнка. Папа. Его смерть. Я столько раз возвращалась в ту боль, пыталась всё объяснить. А теперь… теперь это не просто догадки. Его убили. Его просто убрали. Как и меня могли бы…

Родные мои❤️‍????Буду счастлива видеть вас среди подписчиков. Добавьте книгу в избранное, и мы пройдём эту историю вместе.

39

Я не помню, как вернулась в комнату. Не помню, как села на кровать. В голове сейчас только белый шум. В груди -пустота. Пустота, после которой уже ничего не хочется.

Господи. Они убили папу. Он использовал меня. Боль разрывает на части. И я не знаю, что из этого больнее. На секунду даже дышать становится страшно. Я слышу только собственное сердце — и то, как будто издалека.

Мне хочется сдёрнуть с себя кожу — ту, в которой жила всё это время, ничего не зная. Хочется стереть себя — вместе со всеми нашими ужинами, с его прикосновениями, с его голосом у меня в голове. Демьян знал. Знал всё. И молчал, предатель.

Не могу больше здесь находиться. Ни в этой комнате. Ни в этом доме. Слезы душат, и я всхлипывая задыхаюсь.

Подрываюсь с кровати и иду к шкафу . Распахиваю дверцы, вытаскиваю первую попавшуюся одежду не глядя, сейчас мне все равно.

Трясущимися руками натягиваю джинсы, футболку. Делаю всё быстро, машинально. Как будто если ускорюсь — убегу от всего этого. От него. От себя. От правды.

Но не успеваю.

Слышу как распахивается дверь. Сердце ухает вниз, но я не оборачиваюсь. Слышу как он двигается, его шаги резкие, миг и он уже возле меня.

— Что ты слышала?

Я не отвечаю сразу. Поднимаю глаза, медленно. И смотрю прямо на него. Не на человека. На монстра.

— Достаточно, — отвечаю, пытаясь проглотить слезы . — Чтобы понять, кем я была для тебя всё это время.

Он не двигается. Только смотрит. В его взгляде нет ни тени раскаяния, ни намёка на сожаление, впрочем чего я ожидала. Все как и всегда.

— Ева… — его голос глухой, срывается, но я слышу в нем какую-то боль.

Слёзы сами катятся по щекам. Я даже не вытираю их. Просто стою, сжав зубы, сжав кулаки, сжав себя изнутри, чтобы не развалиться окончательно.

— Ты знал, — говорю я тихо, оседая на кровать . — Ты всё знал. И про папу…

Он стоит и молчит. И его молчание, как и всегда громче любого признания.

А я уже ничего не вижу . Его лицо плывет. Глаза мои налиты слезами, дыхание рвётся из груди.

— Ты и не собирался мне это говорить, — повторяю, закрывая лицо руками. — Что его убили. Что я… — голос ломается. — Что ты все это время использовал меня как приманку. А я то, дура думала, что это свидания. Думала, ты рядом, потому что хочешь быть рядом…

— Послушай меня. Да я знал. Так было нужно, но потом все изменилось. Я не мог по-другому. Эту сволочь нужно было достать, он не успокоится пока всех не уберет. —он делает шаг вперёд, и оказывается слишком близко .—Я думал, что защищаю тебя. Я делал это, ради твоей же безопасности.

— Нет! — Я отшатываюсь. — Не смей ко мне приближаться.—крик вырывается из меня, как удар.

Я вижу, как он сжимает кулаки. Как будто борется с собой. А у меня внутри всё уже разорвано. Он смотрит мне в глаза, и в них — не оправдание, а безысходность.

—Если бы я отпустил тебя — он бы добрался первым. Я не мог позволить этому случиться.

— Но это не отменяет того, что ты мне врал. С самого начала. Всё это время, Демьян.

— Это не так! — шепчет он.

— Это именно так! — режу, как ножом.—Всё было не ради меня. Всё — ради них. Чтобы они увидели. Чтобы я привлекла внимание. Ты просто… ты просто использовал меня, как конфетку, чтобы заманить в ловушку.

Он хочет что-то сказать. Но я не даю.

— А я… — голос дрожит. — А я ведь… думала. Думала, что ты хочешь быть со мной. Что ты заботишься. Что рядом с тобой мне безопасно…

Он все также молчит…

Ведь у меня никогда не было ничего похожего. Ни с кем. Никогда. Ни один мужчина не зажигал меня так, не сбивал с ног, не стирал мне голову до состояния горячего тумана. Ни один не вызывал столько боли, ярости… и желания. Я реву, не от жалости, а от боли, от предательства, от того, что мои чувства оказались лишь частью чьей-то жёсткой игры.

— Я не хочу быть чьей-то приманкой, Демьян. Я хочу быть человеком. Хочу любить и быть любимой, а не быть пешкой в твоих войнах., — кричу ему в лицо.

Он отворачивается. А я смотрю на него и понимаю, что внутри уже нет ничего живого. Только пепел. Только холод.

— Я не могу здесь оставаться, — шепчу. — Я хочу домой.

И встаю. Ноги подкашиваются, но я стою. Пусть шатаюсь. Пусть умираю внутри. Но стою. Прямо сейчас. Пока ещё могу уйти сама и пока не стала тенью самой себя.

Он вдруг поднимает голову, резко, будто пощечину получил, произносит:

— Ты не понимаешь. В квартире небезопасно. Я не могу и не хочу так рисковать.

Говорит это, как приговор. Будто у нас тут не разговор, а протокол. Как будто риск — это всё, что он видит. Риск, но никаких чувств. И долг.

— А твоя воля больше не имеет власти надо мной, Демьян, — произношу я.

И от этих слов становится страшно. Потому что я сама не знаю — куда иду. Знаю только, откуда ухожу. Из лжи. Из боли. Из его мира, в котором для чувств нет места, только долг и расчет.

Но он больше не спорит.

Вещи я так и собираю почти в слепую. Всё подряд, что попадается под руку. Мне неважно, что с собой. Главное — уйти отсюда. Уйти из этой комнаты, из этого чертого дома.

С каждой сложенной вещью будто сдираю с себя куски воспоминаний и иллюзий.

Я чувствую спиной его взгляд, но не поднимаю глаз. Не хочу видеть. Не хочу знать, что у него в голове. Он получил своё. А я в одночасье потеряла будто бы всё.

Молча выхожу из комнаты, а он следом идет.

Когда мы садимся в машину, руки у меня дрожат так сильно, что я с трудом пристёгиваюсь. Он замечает это, но ничего не говорит.

Заводит двигатель и машина трогается с места. Мы молчим, я поворачиваю голову к окну, но не вижу за ним ничего — только собственное отражение. Потускневшее и заплаканное.

Меня начинает трясти. Не от холода — оттого, что внутри всё клокочет, выворачивает. Та самая дрожь, которую уже не остановить. Как будто мои же мысли раздирают меня на части, не давая вздохнуть.

Господи, как это всё отвратительно. Где-то внутри уже просыпается та самая — моя внутренняя пожирательница нервов, та ещё змея. Уде в самоедстве мне равных нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Словно внутри меня живут две — одна, дикая и обезумевшая от боли, вопит: «Беги, Ева ты была для него просто пешкой в его грязной игре!»

А вторая, надломленная и до противного живая, едва слышно тянет: «А если хоть что-то было настоящим?..»

Я вспоминаю, как он смотрел , не хладнокровно, а почти растерянно. Как сжал кулаки, словно удерживал что-то внутри. Как сказал «Это не так» — хрипло, с надрывом. А я… я ведь даже не дала ему договорить. Просто решила, что знаю истину.

Но вдруг я ошиблась? Вдруг всё не так однозначно?

Слёзы снова подступают. Не от жалости к нему — от ярости к себе. Какая же дура ты, Ева!

Я думала, он будет уговаривать. Думала, остановит. Закричит, схватит за руку, скажет, что нельзя. Что опасно. Что я ему нужна, что он любит меня и никогда не отпустит. Но он просто везёт меня домой. Как будто сам понял, дальше «нас» уже не будет.

В голове тут же всплывают его слова, сказанные Рустаму, что я не для него и мы из разных миров. Он уже понимал, что мы после всего этого расстанемся...

Любимые мои! ❤️Сейчас у нашей Евы будет очень непростой период. Подписывайтесь, чтобы не пропустить продолжение, и добавляйте книгу в избранное — ваша поддержка вдохновляет меня писать дальше!

40

Как только машина остановилась у моего подъезда, я схватила сумку и буквально вылетела наружу, даже не взглянув на него. Не хотела ничего слышать и чтобы он видел мои глаза тоже не хотела. За всю дорогу мы не проронили ни слова.

Я бежала к подъезду так быстро, что дыхание сбилось, в груди кололо, а в горле стоял привкус адреналина и обиды. Лифт, конечно же, не работал, как назло. Пришлось идти по лестнице, держась за перила, будто за единственное, что не даст мне разорваться на куски.

Дверь квартиры щёлкает замком, я переступаю порог и снова как волной накрывает . Слёзы хлынули сразу, горячие, солёные, жгучие. Щёки запекло, а в горле встал ком. Иду по коридору, цепляясь пальцами за стены, как будто могу выцарапать из них хоть каплю опоры.

На кухне руки сами тянутся к верхней полке. Беру бутылку коньяка, еще папину. Провожу пальцем по стеклу и тут же плачу сильнее.

— Папочка… — губы дрожат, голос срывается. — Как же мне тебя не хватает…

Боль сжимает грудь, как стальной капкан. Кажется, сердце само ищет, за что бы зацепиться, лишь бы не упасть в пустоту.

Крепкий алкоголь я никогда не любила, но сейчас кажется, что только он сможет выжечь эту обиду, расплавить то, что рвёт меня изнутри. Наливаю на четверть стакана и залпом выпиваю. Горло тут же обжигает, глаза слезятся ещё сильнее, и я закашливаюсь, уткнувшись ладонями в стол.

Сажусь и смотрю в пустоту. Минут тридцать сижу так, слушая, как в трубах течет вода и звук телевизора у соседей, а в голове всплывают его руки, его губы, его горячая кожа. Сегодняшняя вечер был слишком настоящий, слишком дикий, чтобы его вычеркнуть. По телу моментально пробегает дрожь.

Какая-то невидимая сила тянет к окну. Осторожно раздвигаю штору и смотрю вниз. Сердце сразу ухает вниз. Под моими окнами стоит его машина. Сквозь темноту я вижу только два тусклых луча фар, режущие ночь.

Он не уехал. Но почему?

Чего ждёт? Что я выбегу? Что снова подойду, опущу глаза, соглашусь на всё, что он захочет?

В груди поднимается вязкая злость. Дёргаю штору так резко, что ткань возмущённо шуршит. Иду в ванную, открываю горячую воду. Пар обволакивает, липнет к коже. Я стою под струями, пытаясь смыть с себя всё — его запах, его прикосновения, его власть надо мной. Но чем горячее вода, тем яснее понимаю: это не смывается.

Вытираюсь наспех, натягиваю старую футболку и иду в спальню. Кровать холодная, но пахнет домом. Ложусь, натягиваю одеяло до носа, зажмуриваюсь. Надо лечь спать. Завтра новый день…

Утро приходит слишком рано, как будто специально, чтобы напомнить про новый день, а мне внутри так пусто, будто я давно умерла. Ночью так и не поспала нормально.

Открыв глаза сразу чувствую этот холодок в груди, который сжимается и не отпускает. Губы сухие, дыхание неровное. Встаю с постели, ноги словно ватные, а голова гудит, как будто внутри шторм.

Двигаюсь как во сне: руки вытягиваются за одеждой, ноги находят тапочки. Всё происходит автоматически, будто меня управляет кто-то другой. В зеркало смотрю бегло лицо помятое, и чуть бледное, в глазах нет живого блеска , нет надежды или хотя бы злости. Просто пустая оболочка, которая ходит, но совсем не живёт.

Захожу на кухню, на столе так и стоит бутылка коньяка, вчера даже не было сил убрать. При виде неЕ меня сразу начинает передергивать. «Глупая Ева, хотела напиться»—говорю я про себя.

Кофе не хочется, и я даже не пытаюсь варить его. Так и выхожу с кухни ничего не позавтракав.

Собираю сумку, проверяю, есть ли все тетради. Опускаю голову — волосы растрёпаны, небрежно собраны в хвост. Не до того, чтобы приводить себя в порядок. На лице нет макияжа, потому что сегодня я не должна никому казаться лучше, чем есть.

Выходя из дома, привычно оглядываюсь на стоянку. Там, где вчера стояла его машина, теперь пусто. Каждый раз, когда я поворачиваю за угол, кажется, что сейчас из откуда-то не возьмись вынырнет знакомый силуэт . Чёрная машина, знакомый рев двигателя. Но нет. Только пустота и тихий шорох ветра, что крутит опавшие листья.

В университете всё как будто на паузе. Преподаватели говорят, одногруппники шутят, но я словно в пузыре — слышу, но не слышу, вижу, но не вижу. Конспекты не пишутся, листы тетради остаются белыми, потому что слова не запоминаются, а мысли ускользают. А каждое задание превращается в гору, на которую не хватает сил подняться.

Пытаюсь заставить себя работать, но внутри только раздражение — на себя, на всё вокруг. Почему я такая слабая? Почему не могу забыть? Почему он не звонит, не пишет? Тишина давит так сильно, что становится больно дышать. Иногда ловлю себя на том, что рассматриваю телефон, надеясь увидеть хоть одну строчку от него — пусто.

Дни сливаются в один длинный, тусклый поток. Одни и те же улицы, одни и те же мысли, одно и то же чувство: одиночество и ожидание. Иногда кажется, что я схожу с ума — как будто внутри меня двое: одна хочет забыть, сбежать, порвать с этим всем; другая — цепляется за каждый его шорох, каждое слово, каждую ложь, в которой была запутана. Может я себя жалею, но никак не могу его отпустить.

Пытаюсь сделать записи, но строчки получаются кривыми и бессмысленными. Рука пишет, а голова не слушает. Иногда ловлю себя на том, что просто смотрю в окно и думаю о том, как всё могло быть иначе. Если бы я и дальше думала, что ему нужна? Как он меня отпустил? И как я могла не позволить себе быть лишь чьей-то марионеткой?

Дни проходят медленно, как густой мёд, липкий и тяжёлый. Каждый вечер я возвращаюсь домой и пытаюсь собрать себя по кусочкам. Иногда ложусь на кровать и просто смотрю в потолок, думая, как же так получилось, что я одна посреди этого огромного, холодного мира. Полине я так и не осмелилась рассказать , что произошло между мной и Демьяном в тот вечер. Сказала лишь, что я снова живу дома и все хорошо. У меня сейчас совсем нет желания окунаться снова в тот день. Знаю, что Полина всегда готова меня выслушать и помочь, но мне почему-то хочется пережить эту боль в себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Время кажется остановившимся, и я начинаю злиться — на себя, на него, на весь этот мир, который не даёт ни передышки, ни спасения. Иногда хочется закричать, но голос тонет где-то внутри.

Иногда вечером, возвращаясь домой, я задерживаюсь у окна — смотрю в темноту улицы и ищу знакомые очертания. Но машина не появляется, и я ощущаю, как холод пробирает до костей. Сердце сжимается в тугой узел, и слёзы сами текут по щекам, хотя я уже научилась скрывать их днем.

Неделя проходит, а вместе с ней уходят последние надежды, растворяясь в тишине. Я начинаю ненавидеть эту пустоту, ненавидеть себя за слабость, ненавидеть тот дом, что теперь кажется тюрьмой, и ненавидеть его — за то, что ушёл и оставил меня одну с этим разбитым миром...

41

Я медленно шагаю по длинному коридору университета, в сумке тяжесть тетрадей и учебников, которые с каждым днём кажутся всё более непосильным грузом, а в голове гудит пустота — будто кто-то выключил свет и оставил меня в темноте. Вокруг шум и суета. Студенты спешат на пары, разговаривают, смеются, кто-то говорит громко, кто-то тихо, кто-то торопится на встречу, кто-то только что вышел из аудитории. Весь этот мир кажется мне чужим, словно я смотрю на него сквозь мутное стекло, слышу голоса, но не могу до них дотянуться.

Время будто растягивается, каждый шаг — как преодоление невидимой преграды, а мысли путаются и сбиваются в клубок, из которого нет выхода. Я стараюсь поймать нить, за которую можно было бы ухватиться, но она ускользает. Внезапно слышу знакомый голос — мягкий, тёплый, словно лучик солнца в пасмурный день. Это Полинка, моя лучшая подруга, которая всегда рядом, как сестра, несмотря ни на что.

Она подходит ко мне легко и спокойно, с той своей доброй улыбкой, которая кажется такой настоящей и не притворной. В ней нет ни капли надменности или лжи, нет ничего, что могло бы меня испугать или заставить почувствовать себя хуже. Она просто — рядом. Полина никогда не задает лишних вопросов и не давит лишними советами.

— Ева, — она подходит ко мне и берёт меня за руку, — ты совсем сникла, я смотрю. Последнее время такая замкнутая, глаза усталые. Ходишь, как тень. Что с тобой происходит? Демьян тебя обидел?

— Столько всего навалилось, — говорю тихо, — не хочу обременять тебя… да и не хочется окунаться в это снова.

Она пару секунд молчит, а потом обнимает меня, а в этих объятиях будто говорит: ладно, я рядом, даже если молчишь.

А мне разрыдаться хочется. Слезы опять наполняют глаза глаза. И я начинаю часто моргать, лишь бы не расплакаться. Никто здесь не должен видеть мои слезы.

Через пару минут к нам подходят две другие девчонки из нашей группы — Катя и Марина. Они обе очень разговорчивые и позитивные, но не навязчивые.

— Слушай, — говорит Катя, — тут девчонки из соседней группы собираются в клуб пойти вечером, все уже договорились, так что мы тоже решили присоединиться.

— Ты идёшь? — спрашивает Марина, глядя прямо на меня.

Я опускаю глаза. Внутри всё мутно, но голос Полины мягкий и тёплый:

— Ева, может, тебе правда стоит отвлечься? Ты же не выходишь никуда почти.

— Да я не знаю… — я теряюсь, смотрю в свои руки, — Не уверена, что мне сейчас вообще до клубов.

Катя подмигивает и шутит:

— Ну, мы не на дискотеку 80-х идём, а просто немного потанцевать, музыку послушать, поговорить по душам.

— Да и вообще, — добавляет Марина, — там и парней нормальных полно, можно познакомиться, если хочется.

Полина берёт меня за руку и чуть пожимает, как будто передаёт всю свою уверенность.

— Слушай, ты же не хочешь всё время сидеть дома и переживать. Может, хотя бы один вечер забудешь обо всём?—говорит тихо.

— А если там будет слишком шумно? Или я почувствую себя ещё хуже? — я говорю почти не слышно, будто самой себе.

— Тогда мы тебя не бросим, — подмигивает Поля. — Будем рядом, не дадим скучать и переживать.

— Может, правда стоит попробовать, — я вздыхаю и чуть улыбаюсь.

После разговора мы идем на пару, но мысли уже не о конспектах и не о том, что говорит преподаватель.

В голове тихо тикает ожидание вечера, и от этого внутри смешивается что-то тревожное и лёгкое, как будто я на качелях — то вверх, то вниз. То ли это от того что нервная система моя уже не выдерживает, то ли предчувствие, будто что-то должно произойти.

После пар мы выходим из корпуса вместе, солнце уже клонится к закату, в воздухе тянет холодком. Я закутываюсь в шарф и поправляю сумку на плече.

— Значит, договорились, — Полина ловит мой взгляд. — Я сейчас к себе, возьму платье, каблуки… да вообще всё, что надо, и приеду к тебе.

— Хорошо, — улыбаюсь чуть теплее, чем утром. — Будем у меня красоту наводить.

— Ага, сделаем всё как положено: волосы, макияж, эти твои присоски для объёма губ…

— Вакуумные пытки, — криво усмехаюсь я.

— Красота требует жертв, — без тени иронии заявляет она, — а потом мы с тобой выйдем так, что у половины клуба челюсть отвиснет, — она многозначительно поднимает брови и смеётся.

— И что мне с этой отвисшей челюстью делать? — фыркаю я.

— Игнорировать. Мы же идём не за челюстями, а за атмосферой, — Поля поправляет волосы, словно уже мысленно примеряет на себя вечерний образ. — Музыка, танцы, женская магия… и никакой кислой мины—слегка кривит она свое лицо.

Я качаю головой, но внутри что-то дрогнуло. Не уверенность — скорее, слабая искра любопытства, перемешанная с лёгким страхом. Давненько я не была в местах, где люди приходят просто наслаждаться моментом, а не разбирать свои проблемы под микроскопом.

— Ладно, — вздыхаю я. — Но если через час мне захочется домой, мы уходим.

— Через два, — моментально парирует она. — Хотя бы дай вечеру шанс.

Мы уже выходим из корпуса, холодный воздух бьёт в лицо, и я чуть плотнее кутаюсь в шарф. Поля идёт рядом, что-то рассказывает про Катю и Марину, про то, что те уже спорят, какие туфли лучше подойдут к их платьям. Её голос тёплый, и с каждым шагом моя внутренняя тяжесть будто немного тает.

На прощание у крыльца она машет рукой:

— Всё, я за платьем — и к тебе. Готовь присоски, в этот раз мы тебя сделаем конфеткой.

Я улыбаюсь краешком губ. Может, и правда стоит попробовать перестать быть тенью хотя бы на один вечер?

Я иду по тротуару, тёплый вечерний воздух пахнет прелыми листьями и дымком от чьего-то мангала в соседнем дворе. Асфальт ещё хранит дневное тепло, а лёгкий ветер шевелит ветки деревьев над головой, с которых тихо срываются сухие золотистые листья.

Сумка слегка оттягивает плечо, а в голове вперемешку — Полинины шутки, план на вечер и тот липкий осадок от этой недели тишины.

Внутри просыпается какое-то странное ощущение, будто кто-то идёт за мной. Не просто прохожие, а именно следит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я невольно замедляю шаг. Слышу позади размеренные шаги, но они быстро смешиваются с другими звуками: чей-то смех вдалеке, гул машин на проспекте, лай собаки за углом.

Делаю вид, что поправляю ремешок сумки, и украдкой бросаю взгляд через плечо. Позади — мужчина в серой худи, но он сворачивает в соседний двор. Дальше — только девушка в наушниках и пара ребят у ларька. Ничего подозрительного.

«Показалось», — говорю себе, но сердце всё равно бьётся быстрее, а шаги становятся чуть короче и быстрее. Я иду, стараясь не оборачиваться, но теперь смотрю в отражения витрин и припаркованных машин, выискивая в них чужие силуэты. Внутри что-то скребется.

Когда добираюсь до своего подъезда и захлопываю за собой дверь, странное чувство не исчезает. Оно словно спряталось где-то под кожей, напоминая о себе тихим холодком в груди.

42

В квартире тепло и пахнет свежесваренным кофе. Я сварила себе кружечку, чтобы хоть немного встрепенуться, но допить её еще не успела. Стою в ванной, под шум воды смываю с себя весь этот день, липкий осадок мыслей и усталости. Горячие струи стекают по спине, и мне кажется, что можно было бы так стоять вечно, лишь бы не думать о том, что за окном вечер, и что меня ждёт шумный клуб, где все будут смеяться и танцевать.

Выхожу, закутавшись в полотенце, волосы в тюрбан закрутила. Открываю дверцу шкафа, и начинаю перебирать вешалки. Взглядом окинув свой скучненький гардероб понимаю, что всё что у меня есть либо слишком повседневное, либо не для клуба. Старые джинсы, свитера, пара платьев, которые уже успели мне надоесть. Моя фантазия заканчивается на чёрной футболке и брюках, но ведь Полина меня за это прибьёт.

Мои модные раздумья у мини-шкафа прерывает звонок в дверь. Открываю, в дверях стоит Полинка, как всегда с сияющей улыбкой и сумкой, из которой можно достать, кажется, всё что угодно.

Она влетает в квартиру, бросает взгляд на мои жалкие попытки что-то выбрать и фыркает:

— Так, это что? Ты в этом собралась? — тянет она, держа за край футболку, которую я уже достала.

— Ну… а что? — виновато смотрю на неё.

— Что-что… Ритуал отпевания гардероба — Она ставит сумку на стул, начинает в ней рыться. — Я знала! Честно, я вот как чувствовала, что ты опять будешь стоять в растерянности, поэтому приготовила тебе кое-что.

Она достаёт из сумки короткую юбку шоколадного цвета, мягкую, с лёгким блеском, и молочную блузку с тонкими завязками у воротника.

— Купила их месяц назад, но так и не надела. И знаешь, когда шла сюда, сразу подумала: вот это — твоё.

Я провожу пальцами по ткани — приятная на ощупь, как будто создана для того, чтобы к ней тянулись руки.

— Поля, ну… это же совсем не мой стиль.

— Сегодня будет твой, — подмигивает она. — Ты просто надень, а остальное я сделаю сама.

Пока я переодеваюсь, она раскладывает на столике косметику, бигуди, утюжок, какие-то свои чудо-баночки. Когда выхожу, Полина хлопает в ладоши:

— Вот! Уже лучше. А теперь садись.

Пока я переодеваюсь, она раскладывает на столике косметику, бигуди, утюжок, какие-то свои чудо-баночки. Когда выхожу, Полинка хлопает в ладоши:

— Вот! Уже лучше. А теперь садись.

Она начинает колдовать над моими волосами, ловко завивает их в мягкие, объёмные локоны. Запах её лака смешивается с ароматом моего шампуня.

— Видишь? — говорит она, — ты уже улыбаешься.

— Это потому что ты меня смешишь.

— Нет, это потому что ты понимаешь, что будешь сегодня королевой танцпола.

Себе Полина делает макияж быстрее — ей много не нужно: лёгкий тон, стрелки, блеск на губах. Волосы у неё и так шикарные — густые, блестящие, и она просто оставляет их распущенными.

— Готово, — объявляет она, убирая последние кисточки в косметичку. — И знаешь что? Ты выглядишь так, что если кто-то сегодня и не заметит тебя, значит, он просто слепой.

— Слепой или глухой, — фыркаю я. — Потому что Полина будет кричать на весь клуб: «Смотрите на Еву!»

— Ну да, зачем прятать такую красоту? — смеётся она, уже доставая телефон, чтобы вызвать такси.

Мы быстро берём сумочки, проверяем телефоны, и вот уже выходим из квартиры. На улице тёплый вечер, свет фонарей мягко ложится на асфальт, а в воздухе — запах осенних листьев и далёкой музыки.

Полинка идёт рядом, что-то весело рассказывает, а я вдруг ловлю себя на том, что давно так легко не дышала. И пусть я ещё не знаю, к чему приведёт этот вечер, но впервые за долгое время мне на миг кажется, что я могу хоть немного забыть о боли, которая всё это время жила внутри.

И вот мы уже едем в такси. Тёплый свет приборной панели мягко освещает наши лица. Полина рассказывает как она утроилась на подработку и я невольно улыбаюсь, хотя внутри поднимается странное чувство, будто тянет тяжесть. Весь этот вечер — как глоток свежего воздуха, маленькая передышка, где я могу забыть хотя бы на пару часов про всё, что происходит в голове.

Но что-то всё равно не даёт мне полностью расслабиться. На заднем сидении время от времени мелькает странное ощущение — будто кто-то невидимый наблюдает за нами. Мне кажется, что в отражениях окон загораются чужие глаза, а в каждом повороте улицы — неожиданный силуэт.

Полина смеётся, рассказывая про полюбившуюся новую песню, которая как раз сейчас играет по радио в такси, а я всё чаще отвлекаюсь, пристально глядя на проносящиеся мимо огни города. Как будто сама улица шепчет: «Будь осторожна».

Такси плавно сворачивает с главной улицы и начинает движение в сторону менее оживлённого района. Мои пальцы непроизвольно сжимаются в кулак, сердце начинает биться чуть быстрее.

«Не думай об этом, — пытаюсь я убедить себя. — Всё под контролем. Это просто паранойя и ты устала».

Но в глубине души понимаю — сегодня эта ночь будет особенной. И никакие смех и разговоры с Полиной не смогут заглушить того, что уже идёт навстречу.

Такси останавливается у заведения, и я вместе с Полиной собираюсь выходить. Но за мгновение до того, как открыть дверь, в зеркале заднего вида мелькает чья-то тень.

Сердце ёкает, а воздух сразу сгущается...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

43

Мы с Полиной переступаем порог клуба, и будто попадаем в другой мир. Пульсирующая музыка заполняет всё пространство вокруг, низкие басы отдают вибрациями в груди, а разноцветные огни неровно мелькают, создавая ощущение, будто мы плывём в море из звуков и света.

Воздух здесь густой, тёплый, пропитан запахом духов, пота, алкоголя и сладких коктейлей, смешивающихся в причудливую клубную эссенцию.

Люди двигаются в такт музыке, кто-то смеётся, кто-то уже напился и болтает громко, а кто-то, как мы с Полиной, лишь старается раствориться в этом потоке, не привлекая лишнего внимания.

За барной стойкой уже сидят Марина и Катя, они начинают махать руками, когда нас замечают. Мы проходим к бару и заказываем по «Маргарите» . Прохладный бокал приятно охлаждает мои ладони, в то время как я пытаюсь собраться с мыслями и расслабиться хоть немного.

Разговор начинается легко, без напряжения, девочки смеются, обсуждают предстоящие планы, музыку, преподавателей. Полинка , как всегда, ловко подбирает слова и рассказывает смешные истории, чтобы развеселить меня.

Тут она тихо наклоняется ко мне и шепчет на ухо, чтобы никто не услышал:

— Ева, смотри туда — на тебя всё время какой-то мужик пялится.

Сердце сразу же замирает.

Я сразу же поворачиваю голову и замечаю фигуру, которую сразу узнаю — это Рустам.

Он сидит высоко на верхнем ярусе, за столиком с каким-то мужчиной, и его взгляд словно прожектор сканирует зал. Его чёрные глаза цепляются за меня, и на секунду мы встречаемся взглядами, будто невысказанное напряжение висит в воздухе.

— Ты его знаешь? —спрашивает Полина .

— Это друг Демьяна.—шепчу ей на ухо.

Полина прищуривается, поворачивает голову чуть в сторону, будто рассматривает витрину с драгоценностями, и протягивает с нарочитой важностью:

— Друг… ммм. А я-то думаю, откуда у Демьяна такие манеры «молчаливого самца». Видимо, вот оттуда, с верхнего яруса, они у него и экспортируются.

Я украдкой снова бросаю взгляд на Рустама. Он сидит, откинувшись на спинку кресла, и его тёмные глаза действительно прожигают тем же напором, что и прожектор в упор, медленно, но пристально сканируя зал. И да, он смотрит на меня. Не просто случайно глянул, а именно держит взгляд.

— Видишь? — Полина наклоняется ближе, почти касается губами моего уха. — Тебе уже не кажется, что показалось? Это взгляд из серии «я всё про тебя знаю» и «я за тобой слежу ». И знаешь, что самое неприятное? Обычно оба варианта плохо заканчиваются.

— Ты можешь хотя бы на пять минут не драматизировать? — шепчу я, чувствуя, как внутри становится всё напряжённее.

— Это не драма, это новый уровень познаний, — отрезает Полина и, сделав глоток маргариты, добавляет с самым невинным видом: — Хотя… если он и правда друг Демьяна, то у тебя, Ева, скоро соберётся полный альбом «Опасные связи».

— Очень смешно.— тихо смеюсь, но в горле сухо.

— А я и не шутила, — она лукаво улыбается и снова смотрит в сторону верхнего яруса. — Ладно, давай притворимся, что мы ничего не заметили. Это, кстати, лучший способ.

Я делаю вид, что изучаю меню бара, но чувствую, как спина неприятно горит под чужим взглядом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

44

В клубе очень жарко и я уже собираюсь сказать Полине, что хочу выйти подышать свежим воздухом, как к нам подходят двое молодых парней . Оба в джинсах и футболках, с красными от алкоголя глазами и походкой в развалочку .

Один — пониже, с татуировкой на шее, другой — выше и явно уже прилично навеселе. Они останавливаются рядом и переглядываются.

— Девчонки, давайте по коктейлю, за наш счёт, — у того, что выше, улыбка из разряда «ну вы же не откажете».

— Спасибо, но мы уже заказали, — спокойно отвечает Полина и разворачивается обратно к бару.

— Ну, один-то можно. Или боитесь, что с вами что-то случится? — голос второго становится более наглым, он делает шаг ближе, и я уже чувствую запах алкоголя вперемешку с дешёвыми духами. От этого запаха хочется поморщить нос.

— Мы не боимся, мы просто не хотим, — говорю я и пытаюсь разрядить ситуацию улыбкой, но они не улавливают.

— Да ладно, не ломайтесь, — тот, что с татуировкой, уже открыто сканирует Полину с ног до головы. — Мы же нормально предлагаем. Развлечёмся, потанцуем, а потом можем и поближе познакомиться — он вытягивает руку и хватает Полину за локоть, как будто она сюда уже с ним и пришла.

Полина дёргается, но он держит крепко.

—Отвали,— громко рявкает она.

—Да че ты? Не обидим,— слегка покачивается татуированный.

Мы не успеваем ничего сделать, как в этот момент, будто из ниоткуда, рядом оказывается Рустам. Он двигается быстро, без лишних слов, и просто становится между нами и этими двумя.

Высокий, плечистый как скала, с таким выражением лица, будто перед ним не два подвыпивших парня, а пара мух, мешающих обедать.

— Руки убрал от нее, — его голос низкий, без лишних интонаций, но от этого только страшнее.

— Ты кто, бля? — ухмыляется высокий.

— Последний, кого ты увидишь, если не уберёшь руки, — Рустам даже не повышает голоса, но в его тоне есть что-то ледяное, что мгновенно сбивает пьяный кураж. — Или хочешь, чтобы тебя прокатили отсюда с мигалками?

Я вижу как тот второй, толкает в бок первого и что-то шепчет ему на ухо. Парень с татуировкой моментально меняется в лице, он медленно отпускает локоть Полины и спешит ретироваться . Второй пытается что-то пробормотать, но мне слышится только: « не правильно поняли» , в это время Рустам делает еще шаг вперёд, и оба, переглянувшись, начинают пятиться.

— Съебались, — бросает он им в спину, и те, спотыкаясь, быстрым шагом уходят в толпу.

Я стою, всё ещё держа бокал, но пальцы сжаты так, что стекло чуть не трещит. Полина же молчит, это на нее совсем не похоже, но её глаза говорят больше слов — смесь злости, благодарности и какого-то едкого раздражения.

— Спасибо, —наконец выдыхает она, глядя на Рустама.

Он переводит свой взгляд на нее и будто каменеет превращаясь в монолит. Его лицо темнеет, это даже видно в приглушенном свете софитов, словно на него упала тень от грозовой тучи. Скулы режут пространство, как лезвия, губы сжаты в тонкую, злую линию.

— Нормально одеваться не пробовала? — его голос низкий, с хрипотцой, тянет слова так, будто смакуя каждую обиду.

— Ччто ты себе позволяешь?! — Полина вспыхивает, грудь тяжело вздымается, пальцы сжимаются в кулаки.

— Позволяю сказать правду, — он чуть наклоняется, взгляд цепляется за её вырез и задерживается там неприлично долго. — Соски просвечиваются, и ты всем видом показываешь , как тебе хочется, чтобы тебя трахнули. Разоделась, как шлюха, а играешь невинную.

Полина вскипает мгновенно. Щёки заливает краска, дыхание сбивается.

— Да пошёл ты!.. — она делает шаг к нему, почти в упор, будто нос задирает и показывает, что не боится . — Ты кто вообще, чтобы мне такое говорить?!

Мамочки, да между ними такой накал, что сейчас искры полетят.

И мне страшно, и в то же время я не могу отвести глаз. Полина кипит, готова вцепиться ему в лицо, а Рустам будто нарочно подливает масла в огонь. Его взгляд такой наглый и холодный, что я сама чувствую, как по коже пробегает дрожь.

Чёрт, зачем он это говорит? Зачем так её провоцирует?

Я понимаю, что он только что защитил нас от этих двоих придурков, и должна была бы почувствовать облегчение… Но вместо этого у меня ком в горле. Слишком уж он другой — слишком опасный.

Я смотрю, как Полина кипит от злости, и думаю — а ведь я не удивлюсь, если через минуту она хлопнет его пощёчиной. Но больше всего пугает другое: он явно наслаждается её вспышкой, будто ждал этого.

Дорогие мои! Стала реже грузить главы, потому что как-то все навалилось, не успевала писать. Но буду стараться войти в строй, так что не теряйте меня пожалуйста ❤️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

45

Я смотрю на Полину — у неё глаза сверкают, губы дрожат от ярости. Ещё чуть-чуть — и она врежет Рустаму. А он стоит, ухмыляется, будто специально тянет её за ниточки, наслаждается. Секунда — и всё это превратится в скандал, который мы уже не сможем свернуть назад.

У меня внутри что-то щёлкает.

Я понимаю — пора ставить точку. Если я дам им сцепиться дальше, это закончится плохо. Не только для Полины. Для меня тоже. Я слишком хорошо знаю, как эти мужчины умеют ломать — и как втягивают в своё безумие тех, кто рядом.

— Поля, — тихо говорю, но в голосе неожиданно для себя чувствую твёрдость. — Я хочу домой.

Она оборачивается ко мне резко, будто не сразу понимает, о чём я. Но вид у неё такой, словно я вытащила её из транса. Секунду назад она готова была грызться с ним, а теперь смотрит на меня и сжимает губы.

Внутри меня бьётся одно: надо увести её. Остановить это . Пока всё не зашло слишком далеко.

— Полин , поехали домой, — говорю твёрже, чем вначале.

Полина закусывает губу, оглядывается на меня и нехотя кивает. Она ещё кипит от перепалки, но понимает, что спор пора гасить.

Рустам поворачивается на меня, и хмурится.

—Я отвезу вас.

— Не надо, — отрезаю быстрее, чем успеваю подумать. — Мы сами вызовем такси, — добавляю я, будто ставлю точку.

Не хочу ни с кем больше связываться, ни с ним ни с его дружком.

Я поднимаю взгляд на него, а там нет ни намека на усмешку. Только холодный, властный прищур.

В этом взгляде что-то такое, от чего кожа покрывается мурашками. Словно он не просто мужчина, а стена, через которую не пробиться. Тяжёлый, мрачный, неумолимый. Его глаза — сталь, и в них читается одно: решения он не меняет.

—Вы обе поедите со мной. Не обсуждается.

Полина открывает рот, чтобы возразить, но Рустам кидает на неё такой взгляд, что она мгновенно замолкает.

— Тебе повезло, что Демьян занят, — бросает он уже тише, но так, что внутри всё обрывается. — Иначе ты бы сейчас объясняла ему, почему решила рисковать своей жизнью ради упрямства.

Становится трудно дышать, будто воздух вокруг сгустился. Мне даже не нужно слышать его слов, чтобы понять — спорить бессмысленно. Внутри всё сжимается, и я ловлю себя на том, что уже не спорю, а просто жду его следующего движения.

И это выводит меня из себя ещё больше. Какого чёрта я подчиняюсь? Ему? Другу того, кто сам так же привык ломать меня через колено? Конечно, Рустам — один из них. Серьезный, сильный, упрямый. Конечно, он будет держать сторону Демьяна. Конечно, он знал об их игре за моей спиной.

Я должна бы ненавидеть его. Кричать, упираться, плевать на этот ледяной прищур. Но вместо этого в груди разливается странное, противное облегчение. Потому что с ним почему-то исчезает хаос вокруг. Будто он одним взглядом отсекает всё лишнее, оставляя только чёткую линию — так будет, и точка.

И в этом есть что-то страшное. Я могу злиться, могу презирать — но внутри себя понимаю: рядом с такими как они не страшно. И это пугает меня ещё сильнее...

***

Мы с Полиной сидим сзади, в салоне машины воцарилась тишина, такая густая, что слышно, как шуршит ремень безопасности под руками. Я сжимаю сумку на коленях, пальцы непроизвольно стягивают ткань, пытаясь хоть как-то выпустить напряжение.

Полина молчит рядом, глаза иногда скользят в сторону окна, иногда на меня — она сама погружена в свои мысли, но явно ощущает, что сейчас лучше не вмешиваться.

Рустам ведёт машину тихо и уверенно, руки на руле почти неподвижны, а плечи кажутся скалой, на которую невозможно давить. Его спина ровная, взгляд скользит по дороге, но я чувствую, что он видит не только дорогу, а всё, что происходит вокруг. Тишина в салоне давит, но вместе с этим даёт странное чувство безопасности — как будто сейчас никто и ничто не может нам помешать.

Я мысленно ворчу на себя за то, что позволила этой ситуации развиться, злость на Демьяна прорывается через мысли: как он мог оставить меня так, заставить чувствовать себя такой уязвимой? И в то же время, странно и противоречиво, я ощущаю облегчение, что Рустам контролирует ситуацию. Его холодная решимость, почти устрашающее спокойствие — это единственное, что даёт мне возможность перестать бояться на мгновение.

Полина тихо вздыхает, и я понимаю: она тоже чувствует это напряжение, но больше доверяет моему сдержанному присутствию, чем моему голосу. Я перевожу взгляд на окно, улица мчится мимо, а мысли всё ещё бурлят: злость, страх, облегчение, странная благодарность. Машина идёт ровно, тихо, уверенно. И пока Рустам рядом, я хотя бы могу позволить себе на мгновение отпустить контроль, который так крепко держала на себе. Будто эти чувства и вся эта ситуация - какая-то ниточка, которая все еще объединяет нас с Демьяном.

Вдруг звонок телефона Рустама разрывает тишину. Экран загорается, и он нажимает кнопку, снимая трубку. Его голос ровный, тихий, но настороженный.

—Да, она со мной.

Я прислушиваюсь. Он говорит что-то коротко, сдержанно, будто обсуждает важное дело. Полина слегка приподнимается, пытаясь уловить хоть что-то, но я понимаю, что это не обычный разговор.

— Отлично, — раздался его голос.

Я сжимаю ремень сумки, пытаясь уловить, кто на другом конце линии, но ничего не слышно. Сердце бешено стало колотиться, а мысли начали путаться, и только через мгновение я понимаю, что это Демьян.

— Ну это друг, уже твои бойцы проебались. Вот потом с них и спросишь, по всей строгости...И не только с них—усмехается Рустам, переводя взгляд через зеркало заднего вида на меня .

Дальше Рус просто слушал молча, его плечи были напряжены, лицо было каменным, а взгляд — ледяным и беспощадным. Он повесил трубку и медленно перевёл взгляд на меня. В этом взгляде не было ни улыбки, ни эмоций, только полная решимость и контроль.

Я тихо сжимаю руки в коленях, глотая комок, пытаясь сохранить вид спокойствия, но внутри меня буря. Я знаю, что разговор Рустама и Демьяна на другом конце линии уже определяет, что будет дальше...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

46.Демьян

Сижу в машине, уставший до чертиков, мысли рвут голову так, будто я попал в мясорубку, где вместо ножей — злость и бешеная ревность.

Да, ревную её. Только выехал из офиса после проваленной поставки, каждый нерв дрожит от раздражения, а тут звонок от Рустама, и всё снова взрывается: «Встретил её в клубе».

Какого хуя, а? Я буквально только уехал, а она уже рванула и по кабакам шляется. Руки чешутся выпороть сучку.

Сжимаю руль так, что кости пальцев скрипят, но это нифига не помогает. В голове — только одна мысль: «Какие мудаки у меня охраняют? »

Идиоты, должны были держать её под присмотром и докладывать, и теперь они проебались, и из-за этого она может быть в опасности, и черт меня дери, я это терпеть не могу. Кроет от того, что привык контролировать всё.

Но даже злость не заглушает холодную логику, которая всегда работает в таких ситуациях: Ева — не из моего мира, никогда не была и не будет. Она девочка, как хрупкий цветок, который вытащили в бурю, в бойню, где каждый второй хочет куснуть, ударить, использовать. Она не умеет защищаться, и это меня убивает больше, чем сама ситуация.

Я могу ломать людей, могу приучить к жестокости, могу держать через силу, но с ней — нет, не получится, и именно поэтому я отпустил её в тот вечер, когда она сказала, что хочет домой.

В голове всплывает наш последний разговор. Обиделась, расплакалась. Кричала, что использовал её.

Пытался объяснить что контролирую ситуацию и так нужно, но она же упертая. Нутро раздирает мысль, что отпустил девчонку. Охране приказал, чтобы каждый ее шаг докладывали, и тут бардак устроили.

Все как в огне горит, и ревность, и злость, и желание разорвать всех на куски, кто осмелился нарушить правила. Моя голова работает как машина, анализируя ситуацию: кто ответит за промах, какого не доложили, что она пошла в клуб, где ей могут навредить и еще хуже .

И пока я рву себя изнутри, понимаю ещё одну вещь: кому-то нужно было, чтобы поставку сорвали. Кто-то вмешался, разорвал всю цепочку, и теперь я не могу вырваться обратно, чтобы лично разобраться — каждый шаг, каждая минута на счету, а концы уходят в никуда, словно в черную дыру.

Не могу понять, кто сука такой бессмертный, а? Что за крыса завелась у меня и решилась на такую дерзость? Найду эту мразь и ответит за всё.

Неприятное чувство зарождается внутри, будто осознаю что вся эта хуйня с поставкой обыграна так, и кому-то выгодно, чтобы меня в городе не было.

Звоню Рустаму — и слышу в его голосе спокойствие, которое выбешивает меня и выводит из себя ещё больше. Спокойствие, которое должно принадлежать мне, которое должно быть моим оружием, но сейчас оно на его стороне, потому что он контролирует ситуацию с Евой. Я отдаю команду через трубку отвезти её домой.

И я знаю, что он подставит плечо, когда нужно будет. Уверен в нем, как в себе. Рус не из тех, кто предаст. Эта дружба проверена временем. Много чего было, но мы всегда держались друг друга. Баб никогда не делили.

Еду по ночной трассе, а мысли возвращаются к ней. Каждую минуту о ней думаю. Чёрт возьми, эта девчонка врезалась мне в мозг.

Её кожа — нежная, как фарфор, изгибы — соблазнительные, взгляд — полный вызова и непокорности, а в то же время такой уязвимый, будто она понимает, что сила рядом — моя.

Соскучился по ней. Соскучился по её голосу, по запаху, по теплу, которое она оставляет даже на расстоянии. И эта девочка — не просто похоть, а дикая, всепоглощающая потребность держать её, ощущать, что она моя, хотя она даже не догадывается. Каждый шаг, который она делает без меня — удар по моему контролю.

Вспоминаю, как она огрызалась на меня, как пыталась показать, что сильная. И именно в этот момент я хочу её сильнее всего. Пиздец как изголодался. Не виделись неделю, а меня всего изнутри подкидывает. Хочу почувствовать её в своей хватке, заставить замолчать этот вызов, который она бросает своим телом, взглядом, каждым движением.

Каждая секунда без неё только подогревает огонь. Ревность к её движениям, к её свободе — убивает меня. Но меня уже не остановить, потому что эта строптивая принцесса нужна мне как воздух.

И ни один мудак не пройдёт мимо, никто не коснётся её, пока я жив, и пока у меня есть хоть одна жила для контроля…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

47

Сижу на краю дивана, держа в руках пульт от телевизора и бездумно щелкаю каналы, будто ищу что-то, что сможет заглушить шум в голове, но телевизор только усиливает пустоту, потому что картинка мелькает, а мысли не отпускают, и снова всплывает вчерашний клуб, Рустам с его ледяным спокойствием, Полина с глазами, сверкающими злостью, и всё это накатывает, как волна, от которой невозможно уклониться.

Рустам отвез меня домой, а потом и Полину, и я даже тогда не смогла полностью понять, что происходит. Вчера она так и не перезвонила мне. Конечно, я не думаю что Рустам мог навредить ей, но ее телефон весь вечер был отключен. Но всё же как-то тревожно за подругу.

Телефон, лежащий на подлокотнике зазвонил . Я вздрагиваю и машинально поднимаю трубку.

— Ева Владимировна, добрый день! — голос незнакомый и строгий, но ровный. — Это Антон Владиславович, помощник вашего отца.

—Добрый день!—произношу кротко, интересно что ему надо от меня?

—Понимаете, в связи с тем, что после его..мгм…—он прочищает горло, —смерти доля компании перешла вам, необходимо подъехать в офис и подписать ряд очень важных для компании документов.

— Каких документов конкретно? — спрашиваю я, стараясь скрыть дрожь в голосе, хотя сердце уже начинает колотиться, будто я стою на старте к чему-то непредсказуемому.

— Это, Ева Владимировна , — Антон Владиславович делает паузу, будто подбирает слова, которые не должны звучать пугающе, но всё равно звучат как-то тяжело,—страховые полисы на крупные партии, а также ряд распоряжений, которые требуют вашей подписи для легитимизации сделанных операций и контроля над ключевыми поставками.

Я чуть сжимаю пульт, стараясь удержаться на диване, но внутри уже поднимается буря. В мыслях уже крутятся как карусель слова Демьяна, который все время твердил про опасность и эти его дела за моей спиной тоже вспоминаю.

Дикарь чертов, он ведь говорил что сам все решит. А теперь мне что делать? Так, ну звонить я ему точно не собираюсь. Придется ехать в офис.

—Понимаю, я подъеду.—говорю ровно.

—Как можно скорее, Ева Владимировна. Без вашей подписи многие операции могут заморозить, а это может повлечь за собой серьезные убытки и нарушение договоров с ключевыми клиентами.

Закончив разговор с помощником папы, я кидаю взгляд на окно, на улицу, где утро только начинает расползаться по городским улицам. Мысли сменяются одна за другой, напряжение внутри не отпускает, и я про себя повторяю: «Я поеду в офис, потому что это важно, потому что я наследница, и потому что от этого зависит будущее компании».

Теперь я одна. И мне нужно идти дальше, а весь вчерашний хаос не должен влиять на сегодняшние решения, но всё равно, даже с этим пониманием, внутри меня бурлит злость, недоверие, страх и одновременно ответственность, которая висит на плечах, как груз.

Телефон звонит снова, и это уже Полина. Сердце дергается, как зацепившись за острый край тревоги.

Мозг подкидывает разные варианты и я сразу боюсь худшего: вчерашний вечер, клуб, разговор Рустама с Демьяном… Почему она не отвечала на звонки? Почему я не могла связаться с ней после того, как он отвез меня домой? — И тут слышу её голос, и он… странный. Слишком ровный, слишком спокойный, будто она пытается скрыть что-то.

— Ев, привет — начинает она, и я сразу чувствую напряжение в её словах, — всё в порядке, не переживай, я добралась домой… всё нормально.

— Ты добралась домой? — я почти выпаливаю, не в силах сдержать волну, которая накатывает, — Полина, я тебе звонила вчера, кучу раз. У тебя телефон был выключен, я места себе не находила!

— Да, прости, — отвечает она слишком быстро, будто заранее готовилась, — у меня просто батарея села, и… ну, сама понимаешь, поздно, сил уже не было зарядить вчера, я просто легла спать.

Она говорит это так сухо. Зная Полину у меня даже не то что недоверие просыпается, а вот прям тревожно за нее. Как будто слова правдивы, но между строк что-то прячется.

— А Рустам? — я делаю паузу, и сама слышу, как в моём голосе звучит настороженность, — он нормально довёз тебя?

На секунду тишина, будто связь пропала. Потом её голос возвращается, но в нём сквозит натянутость:

— Да, всё нормально. Довёз. — И точка. Сухо. Ровно. Никаких лишних деталей, никакой эмоции.

Я морщу лоб, прикусываю губу и чувствую, как сердце сжимается сильнее: нет, что-то здесь не так. Полина никогда не умела молчать. Обычно она сразу вываливает всё: и как кто-то наступил на ногу в клубе, и как официант посмотрел косо, и как ей не понравилось, что музыка орёт слишком громко. А сейчас — будто выключили её эмоциональность. Что же между ними произошло?

— Полин, ты уверена, что всё в порядке? — я стараюсь звучать мягче, но внутри уже расползается беспокойство.

— Да, Ева. — Она обрывает меня быстро, — всё в порядке, правда. Нечего волноваться.

Не продолжаю развивать этот разговор. Решаю не навязываться, несмотря на то, что скребет внутри.

Между ними что-то точно произошло и я это чувствую кожей, но почему Поля скрывает?

Дорогие мои! Прошу прощения, за то что так редко выходят главы . Постараюсь вас не разочаровывать❤️Бывают такие моменты, когда много не успеваешь.

Будет еще прода

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

48

Такси мягко притормаживает у широких ступеней, ведущих к зданию. Я смотрю на знакомый фасад и чувствую, как всё внутри сжимается в узел.

Это офис моего отца. Огромный, стеклянный, строгий — его гордость.

Сколько раз я приезжала сюда в детстве? Сколько раз поднималась в его кабинет, чтобы просто посидеть напротив, пока он подписывал бумаги?

Я помню, как отец всегда казался частью этого здания: уверенный, собранный, жёстки и серьезный на работе, но справедливый. Сейчас оно стоит передо мной чужим — холодным, пустым, недобрым каким-то.

Я выхожу из машины, ветер касается лица. Тот самый ветер, который гуляет между высотками, заставляет меня вздрогнуть. Стеклянные двери открываются автоматически и я шагaю внутрь.

В холле пахнет кофе, свежим пластиком и дорогими духами. Полы отполированы до блеска, мрамор отражает каблуки, будто дразнит. Люди ходят быстро, сосредоточенно: кто-то говорит по телефону, кто-то спешит с папками. Несколько сотрудников бросают на меня взгляды: вежливые, но сухие. Я чувствую, что меня узнают, и внутри поднимается странное напряжение — часть интереса, часть холодного любопытства.

Я иду к стойке, держу спину прямой, как струна. Там появляется Антон Владиславович — заместитель папы. Вид у него вроде располагает, но улыбка искусственно натянута, а голос спешащий, без тепла.

— Ева Владимировна, рад вас видеть. Всё готово.

Я киваю, стараясь изобразить уверенность, хотя ладони уже влажные.

Антон ведёт меня к лифту. Серебристые двери открываются бесшумно. Я вхожу, и кабина медленно двигается вверх. С каждым этажом напряжение внутри растёт. Мы оба молчим.

Нужный этаж. Двери расходятся. Я делаю шаг и замираю.

Прямо напротив лифта стоит мужчина. Высокий, широкоплечий, костюм сидит идеально, но это не костюм пугает. Его взгляд… холодный, стеклянный, хищный. Он смотрит не на человека, а на объект. И объект-это я.

Узнаю его не сразу, но подсознание подкидывает воспоминания из детства. Это папин партнер. Куликов кажется, его фамилия.

Сердце бьётся, дыхание замирает. Кажется, всё вокруг притихло. Каблуки сотрудников в коридоре перестают быть слышны.

Он чуть наклоняет голову.

— Здравствуйте.

Вроде обычное слово. Но произнесено так, что это звучит не как приветствие, а как предупреждение. Я машинально киваю, горло настолько сухое, что ответить даже не могу.

Антон выходит из лифта, словно становится между мной и этим человеком.

— Вы как всегда, неожиданно, — его голос резко обрывает дрожь внутри меня, больше он ничего ему не говорит, а лишь кивает.

Куликов. Значит, это он. Этот человек, точно работал с папой, и я не ошиблась, с ним у отца были какие-то споры. Папа, конечно работу обсуждать дома не любил, но пару раз я слышала его разговоры по телефону. Из них я как раз и поняла что между ними далеко не было дружбы.

Он слегка улыбается, и эта улыбка ещё страшнее взгляда. Такой хищный и расчетливый оскал, будто он знает правила игры, которые знаю только он. Его глаза возвращаются ко мне, пристальные и решительные.

Я делаю шаг в сторону, колени подкашиваются. Антон слегка касается моего локотя, будто придерживает и чувствует мое напряжение, он слегка направляет в коридор.

Я молчу. Мне становится страшно. Не от слов, а от его молчания, от того, как обычное «здравствуйте» становится угрозой.

Мы заходим в кабинет папы. Дверь за мной закрывается, и мир будто оживает заново.

На столе аккуратно разложены папки. Бумаги. Ручка в дорогом футляре, все это напоминает мне об отце. Я сжимаюсь от этих воспоминаний. Мне на миг становится холодно.

Антон садится напротив:

— Это документы, которые необходимо подписать. Ваша подпись сохранит стабильность компании.

Я беру стопку. Листы хрустят под пальцами, пахнут типографией. Первые страницы — формальные бумаги: страховые полисы, соглашения. Но дальше текст становится запутанным: юридические термины, аббревиатуры, слова, которые не складываются в понятную картину.

— Вот здесь и здесь еще нужно подписать, — говорит Антон, указывая пальцем.

Я читаю, внимательно вникая: «Переуступка прав… Консолидация доли… Сторонний участник…» Слова знакомы, но комбинация настораживает.

— Что именно я подписываю? — спрашиваю я.

Я наклоняюсь ближе, смотрю на документы и буквы уже плывут перед глазами. Я уже не соображаю.

— Всё стандартно, Ева Владимировна. Компания консолидирует активы, чтобы избежать давления конкурентов. — Он говорит слишком быстро, давит, заставляет торопиться.

—Всего пара подписей, уверяю вас это стандартная процедура, ничего особенного. —диктует. Я вижу как дрожит его рука, которой он указывает на бумаги.

— Поймите, компания не может ждать, а ваши доли… они должны быть закреплены юридически.

Он говорит «юридически», но звучит так, словно сам себе не верит. В его голосе дребезжит металл, а в лице проступает что-то похожее на страх.

Я вжимаюсь глубже в кресло. Чувствую: он не просто нервничает, он срывается.

Я откладываю ручку. Не могу сейчас ничего подписывать. Такое ощущение здесь какой-то подвох. Рука сама не поднимается это подписать.

— Я не могу сейчас подписать. Мне нужно разобраться.

Антон напрягается, в его глазах мелькает даже нервозность:

— Ева Владимировна, это срочно, понимаете ? Без вашей подписи мы рискуем потерять поставки. Ущерб будет огромный. Ваш отец всегда действовал решительно.

— Мой отец разбирался в этом. Я — нет. Я возьму копии домой, и только после того, как всё прочитаю, приму решение.

Мы молчим. Антон смотрит на меня, будто на упрямого ребёнка, потом кивает слишком резко. Чувство у меня такое, как будто все пошло не по его плану. Вынимает из кармана телефон и начинает что-то быстро набирать.

— Как хотите. Но прошу вас не тянуть.—старается выровнять голос, но я то вижу что он нервничает. Антон улыбается, но улыбка у него какая-то деревянная, неестественная. Чувство будто это даже не он пытается меня заставить, а будто его самого прижали к стене.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И от этого по спине пробегает снова холод…

Дорогие мои! Прода вышла. Знаю, томила вас долго. Дайте пожалуйста реакцию на книгу, пишите комменты, а то в них совсем глухо. Книга для вас бесплатная❤️

49

Лифт спускается слишком медленно. Я вижу, как цифры этажей меняются одна за другой, и каждая секунда будто растягивается, вязкая и липкая, как смола. В груди колотится сердце, я стараюсь дышать ровно, но мысли перескакивают с одного на другое.

В голове крутятся шестеренки. Взгляд помощника отца не оставляет в покое, его давление на меня. Все как-то очень странно. Он так настойчиво торопил меня подписать бумаги, а когда я отказалась — его лицо изменилось. Как будто из него вылили всю кровь. Он побледнел, губы сжались в узкую злую линию, а глаза застыли холодными, словно он видел не меня, а проблему, которую нужно срочно убрать.

Что это было? Испуг? Злость? Или и то и другое?

Двери лифта открываются, я выхожу в холл.

Просторный, блестящий, всё как обычно — мраморный пол отражает свет, сотрудники проходят мимо с папками и кофе. Но всё кажется нереальным, как в кривом зеркале. Я не ощущаю себя частью этой картины. Я будто гость в чужом доме.

Достаю телефон, вызываю такси. Экран дрожит в моих пальцах. «Пять минут ожидания». Хорошо. Всего пять минут. Я справлюсь.

Выходя из здания, я вдыхаю холодный воздух. Сразу легче, будто лёгкие оживают. На ступенях задерживаюсь, смотрю на дорогу. Машины проносятся, кто-то сигналит, ветер играет волосами. Всё обычное. Только внутри меня всё не так.

Я чувствую на себе взгляд, он обжигает мне спину, заставляя обернуться.

Мужчина стоит чуть в стороне, у колонны, с сигаретой в пальцах. Дым поднимается ленивой струйкой. Спокойный, собранный. Этот неприятный тип Куликов.

Наши глаза встречаются. У него взгляд хищника, холодный, пристальный. Не взгляд делового партнёра. Не взгляд человека. Взгляд того, кто привык решать чужие судьбы.

Он затягивается, выдыхает дым. Улыбка трогает уголки губ, но в ней нет тепла. Это улыбка, которой зверь играет с жертвой.

– Вы напоминаете отца, – произносит он негромко, но отчётливо. – Он тоже думал, что у него есть время.

Слова падают в меня, как камни в воду. Сердце срывается в бешеный ритм.

Я не отвечаю. Не могу. Просто смотрю на него, пока во дворе не притормаживает моё такси. Почти бегом сажусь внутрь, закрываю дверь.

– Куда едем? – спрашивает водитель, но я слышу его, как сквозь толщу воды.

– Адрес… – выдыхаю и называю свой.

Вообще, я хотела поехать после офиса к Полине. Но после таких событий мне хочется мигом вернуться домой.

Машина трогается.

Я прижимаюсь к стеклу, пытаясь отдышаться. Но внутри только холод и липкая дрожь. Эти слова… «Он тоже думал, что у него есть время». Что он имел в виду?

Я крепче прижимаю к себе папку, которую унесла. Я перечитаю её. Каждую букву. Я должна понять, что скрыто за этими строчками.

Такси едет, город проносится за окнами. А я будто в аквариуме, отрезана от всех. Внутри мыслей слишком много, они шумят и мешают дышать. Помню, как папа всегда говорил: «Никогда не подписывай того, чего не понимаешь. Даже если тебя торопят. Особенно если торопят». Его слова звенят в ушах, и от этого становится чуть спокойнее. Он был всегда собранный и знал что делает.

Такси останавливается. Я расплачиваюсь, поднимаюсь к дому. Лестница кажется длиннее обычного. Я сжимаю папку, как щит. Ключ поворачивается в замке слишком громко.

В квартире темно и тихо.

Но стоит мне сделать шаг внутрь и сразу чувствую — что-то не так. Воздух будто другой. Тяжёлый. Слишком тягучая тишина.

Закрываю дверь, снимаю пальто и вешаю на вешалку. Сердце стучит в горле. Я прислушиваюсь. Слышу едва уловимый шорох где-то в глубине квартиры. Я осторожно шагаю вперёд, взгляд цепляется за каждую тень. И в какой-то момент я вижу силуэт.

Это он. И я меньше всего ожидала увидеть здесь этого человека…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

50

Демьян.

Он сидит в кресле у окна, в темноте, без света, и только отблеск фонарей с улицы падает на его лицо, делая его ещё резче, ещё мрачнее, чем обычно. Выглядит так, будто он хозяин , будто это его дом, его пространство.

В моей голове уже жужжат мысли как назойливые осы, от которых не отмахнуться.

Зачем он пришел, ведь он так легко меня отпустил?

Почему не приходил раньше?

Я замираю у двери, как будто вбита в пол.

– Ты… – слова застревают в горле, и я сглатываю, – какого чёрта ты тут делаешь?

Он не спешит отвечать. Молчит. Его глаза изучают меня. Холодные, тёмные, прожигающие. Я уже ненавижу это чувство, будто он видит меня насквозь. Так было и раньше, я помню этот взгляд.

— Ты поздно, — его голос звучит низко, жёстко, без приветствия, без мягкости, и у меня в животе всё сжимается, хотя я ненавижу себя за эту реакцию.

—Зачем ты пришел?–слова слетают резко, с вызовом, но он даже не шелохнётся, только смотрит так, что ноги уже подкашиваются.

— Вопросы задаю я, принцесса, — произносит он и откидывается на спинку кресла, сцепив руки в замок. — Что ты подписала? Кто был в офисе?

Я замираю. Кровь стучит в висках.

— Ты следил за мной? — выдыхаю я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, хотя внутри всё дрожит.

— Ты сама не понимаешь, во что вляпалась.

— Ты не имел права! — я чувствую, как гнев прорывается наружу, потому что вся эта его уверенность, эта власть, которой он будто наслаждается, разрывает меня изнутри. Да как он смеет?— Это мое дело! Ты меня отпустил, так зачем ты пришел?

– Проверяю, не забыла ли моя принцесса, что она всё ещё под моей защитой.

– Прекрати. Ты потерял право говорить так.– Я резко кладу папку с бумагами на тумбу у двери, будто это щит, который я не хочу больше держать. – Ты знал. Всё это время. Ты знал, что моего отца убили.

Слова вырываются резкими кусками, я почти кричу, но не могу остановиться. Всё, что копилось, прорывается наружу.

Это моя самая главная обида. Обида на него, он просто скрыл. Не сказал, хотя видел как я убивалась после его смерти.

– А потом… потом ты просто позволил мне уйти! Даже не остановил. Даже не попытался объяснить! – я делаю шаг вперёд, и голос срывается. – Недели тишины, Демьян. Ни одного звонка. Ни единого. И вот ты сидишь здесь, будто имеешь право.

Он слушает. Ни единого дёрганья, ни тени смущения. Только глаза становятся ещё жёстче. И от этого внутри всё клокочет.

— Закончила истерику? – он произносит спокойно, но я слышу сталь под кожей слов.

Я смеюсь нервно, мне горько.

– Ты даже не пытаешься оправдаться.

– Потому что не считаю нужным. – Он встаёт. Двигается так же, как всегда — спокойно, размеренно, с этим пугающим хищным спокойствием. Подходит ближе, и я отступаю на шаг. – Я делал то, что должен был. И я должен довести дело до конца.

– Используя меня? – я почти шиплю. – Как наживку?

– Я бы сделал это снова, – его голос становится твёрже. – Потому что результатом было то, что ты жива.

Я не выдерживаю и отталкиваю его грудь ладонью.

– Я ненавижу тебя за это.

Он ловит мою руку, удерживает её, не давая отдёрнуть. Его пальцы сильные, слишком крепкие.

– Ненавидь, – говорит он тихо, но с такой уверенностью, что внутри у меня всё рушится. – Ненавидь сколько угодно. Но не ври себе, будто не хочешь меня.

—Ты больной, я не хочу тебя. –я сглатываю, в ушах стучит, а щеки уже пылают от этой близости.

Я рву руку, но он не отпускает. Глаза у него такие темные, и в них появляется то, что пугает меня сильнее всего — не злость даже, а какая-то фанатичная решимость.

— Хочешь я докажу тебе обратное, принцесса?– он склоняется ближе, так что я ощущаю тепло его дыхания.

Я лишь молчу, просто не могу уже пошевелиться.

— Если твои трусики мокрые, — его голос низкий, густой, как шёлк, скользящий по коже, — значит, ты не можешь отрицать то, что чувствуешь…

Я резко отдергиваюсь, стараясь сохранить хоть какой-то контроль, но его глаза уже выжигают все защиты. Внутри меня вспыхивает одновременно гнев и жгучее желание, как если бы разум сражался с телом, а тело шептало «сдайся».

— Т…ты думаешь, можешь… — но слова тонут, когда он делает шаг ближе, и расстояние между нами исчезает. Его дыхание холодное и одновременно горящее, прикосновения к коже — молчаливые команды, заставляющие тело откликаться, даже когда мозг противится.

— Ты слишком упрямая для своей же пользы, — его голос низкий, густой, он звучит так, будто проникает прямо в грудь. — И я люблю это...

Дорогие мои, давно не писала. Просто не могла. Дайте пожалуйста ответочку, что вы здесь и читаете❤️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

51

Он делает всего лишь один крошечный шаг и воздух между нами будто сгущается, становится тяжелым, густым, электрическим.

Я чувствую, как его тень ложится на мою кожу, и всё внутри будто отзывается на это движение, предательски, против воли.

— Ну так что, проверим? — слышу низкий, густой голос, и он близко, слишком близко. Его взгляд давит на меня, как если бы он мог читать все мои тайны.

Я пытаюсь выпрямиться, прогоняю дрожь:

— Я… — начинаю, но слова тонут, потому что он наклоняется и целует меня. Сначала мягко, почти осторожно, потом всё сильнее, и я ощущаю, как мои стены рушатся сами собой.

Я отскакиваю, пытаюсь найти дыхание, но он не даёт. Его руки на моих плечах, и вот они уже на талии — он держит, не давая отступить, и в этом молчании есть всё: его властность, притяжение, неприкрытая страсть.

Я хочу его. Я вру себе. И если я совру и ему, значит я уже проиграла.

— Ты даже не пытаешься сопротивляться, — шепчет он, и в голосе слышна усмешка, будто он читает каждую мою мысль. — Мне это нравится.

И снова он целует меня. И мне становится нечем дышать. Этот поцелуй — резкий, горячий, совсем не нежный. Но я не могу остановить.

У меня подкашиваются колени, пальцы судорожно цепляются за его рубашку.

Он пахнет чем-то до безумия притягательным-моим!

Мозг ещё пытается возразить, шепчет, что это ошибка. Но тело не слушается.

Его руки скользят по мне, нахально, уверенно. Под тканью блузки кожа вспыхивает, как будто к ней прикасаются огнём.

Не успеваю опомниться от этого сладкого наваждения, как мужчина уже рвёт пуговицы на блузке, пальцы его уверенно скользят по ткани, оставляя следы тепла на коже, и я ощущаю, как всё внутри дрожит, будто готово взорваться, каждое движение — удар по моему самоконтролю.

Он распахивает мою блузку, и ткань падает на пол, обнажая кожу, по которой его взгляд скользит с жадностью, смешанной с удивительной нежностью, словно он одновременно хочет обладать и беречь.

Под этим взглядом у меня совсем нет стеснения. Грудь вздымается сама собой, дышу глубоко, как после километрового марафона и я ощущаю, как каждая дрожь пробегает по телу.

Я чувствую, как предательство разума сменяется трепетом, а желание, которое я так тщательно скрывала и себя обманывала , вырывается наружу, заставляя меня тянуться к нему, словно тело само выбирает, кому оно принадлежит.

—Охуенная. –рычит он в мои губы.

От этого ругательства низ живота скручивает тугим узлом.

Мои соски уже твердые как пики, и я чувствую боль, от того что он сжимает мою грудь и одновременно нескончаемое удовольствие.

Руками цепляюсь за его плечи, чувствуя каждую мышцу под пальцами, каждый рывок его силы, каждый сантиметр его тепла. Он не отстраняется, наоборот, отвечает на моё прикосновение.

Он отпускает мою грудь, но только чтобы расстегнуть мои брюки. Его руки уверенно скользят к змейке , и я замираю, ощущая, как внутри всё напрягается, каждое движение кажется одновременно запретным и необходимым. Он медленно расстёгивает замок, а холодный металл противостоит теплу кожи, и это сочетание возбуждения и запрета сводит с ума.

—Давай поиграем , принцесса!?—шепчет он, не отрываясь от моих губ.

Я слегка подаюсь назад, в непонимании что он задумал. Демьян не дает мне отстраниться.

Он шлепает по моей мокрой киске и из меня вырывается глухой стон.

—Я буду задавать тебе вопросы, и если ты на них ответишь, получишь разрядку. А если нет, я остановлюсь!

Он вводит палец в меня , и я закусываю губу от удовольствия. Я хочу большего и поэтому киваю.

— Зачем ты ездила в офис? —он вынимает палец и проводит им по клитору, а затем снова вводит его внутрь.

—М..мне позвонил помощник отца, сказал что я должна приехать в офис подписать какие-то бумаги.

Я начинаю раскачивать бедрами, потому что мне не хватает его ласк, они мне необходимы как воздух . Стискивая его рубашку в своих руках, я надеюсь на его милосердие.

—Какие бумаги? Ты что-то подписывала? — говорит он, добавляя второй палец.

Я кусаю губу до крови и зажмуриваю глаза от этих распирающих ощущений внутри меня. Боль слегка чувствуется, но она безумно приятная.

Дыхание сбилось, грудь подскакивает сама собой, а тело будто сгорает изнутри. Я хочу большего, но он перестает двигаться и я распахиваю глаза.

— Что я тебе говорил?–улыбается мне в губы.— Давай же помоги себе девочка.

—Я еще не разобралась, поэтому ничего не подписала.

Он наклоняется ближе, губы скользят по шее, дыхание горячее и пряное. Каждое движение, каждое прикосновение — игра, в которой нет правил, кроме одного: я уже не могу остановиться. Тело отвечает само, оно предало мой разум, и я позволяю себе раствориться в этом чувстве, хотя разум шепчет, что это безумие.

Он двигает пальцами внутри меня, кружит над клитором, возводя меня все выше и выше.

Я зарываюсь пальцами в его волосы и тяну его голову к груди. Мне хочется еще больше прикосновений.

Я задыхаюсь, словно не видела его никогда раньше, словно всё, что было до этого, растворилось, и осталась только его близость, его прикосновения. Только я и он...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

52

Он испытал меня. Довел до иступления. До того самого безумия — до той черты, где невозможно думать, где всё внутри будто вспыхивает, ломая остатки воли. Я уже не понимаю, что происходит — только чувствую, как теряю себя в нём, в этом вихре, где нет ни конца, ни начала.

Подхватил меня под бёдра и поднял, будто я ничего не вешу. Я только успела вдохнуть, а он уже прижимает меня к себе — крепко, уверенно, как будто всегда имел на это право. Целует кротко.

—Если ты думаешь, что игра закончена, то ты очень ошибаешься, Ева!– его голос режет воздух, низкий, властный, будто приговор.

Он смотрит на меня с такой одержимостью, что у меня перехватывает дыхание. В этом взгляде — вызов, жажда и то самое опасное, от чего хочется одновременно отступить и шагнуть ближе.

— Тогда скажи, — шепчу я, почти не узнавая свой голос, — чего ты хочешь?

— Чтобы ты перестала прятаться и убегать, — отвечает он, чуть сжимая мои бёдра, и я вздрагиваю. — Чтобы перестала делать вид, что тебе всё это безразлично.

Я пытаюсь вырваться. Не хочу чтобы думал, будто легко ему досталась и забыла про его игры, но он только усмехается — тихо, почти ласково, и это сводит с ума сильнее, чем грубость.

— Пусти, — прошу я.

— Поздно малыш, — шепчет он, и в этот миг между нами словно что-то ломается.

Он укладывает меня на кровать. Не теряя ни секунды, его руки обвивают меня так, будто удерживают от падения не только тело, но и весь мой мир. Я застываю, ощущая его тепло и силу, которые одновременно пугают и притягивают.

Он целует меня, и в поцелуе наши языки сталкиваются, переплетаются, играют друг с другом. Я замолкаю, потому что уже не могу контролировать реакцию, мое тело откликается на каждое движение, каждый жест, каждую паузу, словно я жила только для этого момента.

Я тянусь руками к его рубашке, пальцы дрожат, но уверенно, и без того, чтобы смотреть ему в глаза, начинаю расстёгивать пуговицы одну за другой. Каждая с треском рвёт паутину напряжения между нами, каждая маленькая свобода ткани заставляет сердце колотиться быстрее. Я хочу ощутить его обнаженную кожу в своих руках. Хочу вдыхать аромат, целовать его.

Руки во всю блуждают по телу. Вырисовывает узоры на груди, перемещаясь ниже к ребрам.

— Моя девочка изголодалась.

Слова словно искры: раздражают и манят одновременно. А после, я слышу как молния на брюках спускается, и с этим звуком будто рушится последний барьер между нами. Киска подает сигналы о капитуляции, пульсируя и выделяя столько влаги, сколько не было у меня никогда.

Я слегка вздрагиваю, ощущая, как напряжение внутри меня накаляется ещё сильнее. Его руки теперь целиком исследуют меня, осторожно и одновременно жадно, каждая ладонь, каждый скользящий жест будто пишет свои правила на моей коже.

Он освобождает свой член и проводит по складочкам размазывая мое удовольствие.

Стону в его губы так, что сама удивляюсь будто это почти не моя реакция, а тело уже давно не мое, оно снова предало меня и выбрало его.

Демьян чувствует всё, каждое движение, каждое колебание дыхания, и это делает его ещё дерзче, ещё ближе.

—Пожалуйста, Демьян!–я молю его. Это не просьба, это признание того, что я сама его хочу.

Не отвечает словами. Его ответ в движениях. Он приставляет головку ко входу и одним резким толчком проникает в меня.

Ноющее чувство внизу живота возвращается с удвоенной силой — ведь последний раз мы занимались сексом несколько недель назад, а теперь всё это оживает снова, будто время не имело значения.

Он толкается в меня снова и снова, все ближе стремясь к оргазму. Я чувствую как он ударяет в ту самую точку внутри меня, от чего я растекаюсь, и кусаю его за плечо.

Мы достигаем оргазма одновременно, сперма наполняет мою киску, а мое наслаждение накрывает волнами одна за другой.

Оба задыхаемся, пот течёт по телу. Но я не хочу чтобы этот момент исчезал.

Я больше не хочу себе врать что его не люблю. Не хочу обманывать саму себя, не хочу отрицать то, что всё внутри меня горит и тянется к нему, будто я всегда знала, что это именно он. И в этой жаркой, беспощадной близости я сдаюсь, позволяя себе быть настоящей, без масок и без страхов — просто быть с ним, здесь и сейчас…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

53

Я лежу на его плече, слушаю, как ровно бьётся его сердце. Оно глухо отдаётся у меня в груди — будто мое собственное.

Его ладонь медленно скользит вдоль позвоночника, чуть нажимая, будто изучает каждый изгиб. От этих движений по коже бегут мурашки, я то невольно вздрагиваю, то глубже вдыхаю, пытаясь удержать себя в реальности.

Каждая клетка тела отзывается на его прикосновения, и хочется просто лежать так вечно — без слов, без мыслей, без всего.

Мы молчим, но это молчание совсем не тягостное. Оно наполнено чем-то тёплым, живым.

Столько времени мы не виделись, и вот он — рядом. Сам пришёл. Как всегда такой уверенный, спокойный, будто всё под его контролем.

А я… я не ожидала. Сколько бы ни прятала свои чувства, при виде его они взорвались во мне, как будто и не было этих недель разлуки, будто всё это время я просто ждала именно этого — его, нас.

Я пытаюсь дышать ровно, не смотреть на него, чтобы не сорваться снова. Но мысли путаются.

Он это замечает. Конечно, замечает.

—Ты слишком громко думаешь, Ева, — его голос тихий, хриплый. — Скажи, что в твоей голове?

Я поднимаю взгляд, встречаюсь с его глазами.

—Я видела папиного партнера, Куликова, — наконец выдыхаю. — Там в офисе.

Он замирает, но не перебивает. Его пальцы всё ещё движутся по моей спине, будто дают мне смелость говорить дальше.

—А когда я выходила из здания, он сказал… странные вещи. Не прямо, но… как-то двусмысленно намекнул, что я как мой отец. Вроде фраза была обычная, но звучала как угроза . И ещё этот Антон… папин помощник. Он… заставлял меня подписать какие-то документы. Говорил, что всё в порядке, просто формальности. Но… я почувствовала, что что-то не так. —Я начала читать, он торопил, но я не подписала. Взяла папку домой, чтобы изучить. Хочу показать тебе.–говорю запинаясь.

Говорю это тихо, почти шёпотом, боясь разрушить этот хрупкий момент между нами. Этот нежное, сладкое мгновение откровенности.

Демьян слегка напрягается, его грудь приподнимается, а глаза темнеют, как будто в них вспыхивает что-то опасное.

—Ты сделала правильно. — его голос низкий, жёсткий. — Эта гнида был замешан в делах против твоего отца. И не только в них. Я уверен он причастен и к его смерти. Только доказательств не так много…

—Да. И я не удивлюсь, если этот Антон тоже в этом замешан.–продолжает.

Я опускаю глаза, сжимаю простыню в пальцах.

Он вдруг прижимает ладонь к моей щеке, заставляя снова посмотреть на него.

— И больше ты не ездишь в офис сама. Поняла?— Голос его твёрдый, а между бровей появляется складка, от того что он хмурится.

Я только киваю. Внутри всё дрожит — не от страха, скорее от того, как он смотрит.

—Демьян… — начинаю, но он не даёт договорить.

Он наклоняется и коротко целует — резко, словно ставит точку.

—Я серьезно, принцесса. Пока я не разобрался ты не лезешь в дело отца. Потом можешь делать, что хочешь.

Я сглатываю. Мне становится страшно, и Демьян читает это в моих глазах.

—Тебе нечего бояться. Я не уеду и тебя хер куда теперь пущу. Всё…набегалась по клубам уже.

В голове моментально всплывает воспоминание. Я с Полиной в клубе. А потом вспышки воспоминаний, я вижу Рустама , потом он отвозит нас домой. Конечно, это он рассказал Демьяну о том, что мы были там. Или за нами следили его люди?

— Буду трахать тебя столько, чтобы даже в мыслях не было задницей перед кем-то крутить.– мрачнеет.

А я прячу лицо на его груди. Улыбаюсь. Значит он ревновал.

Демьян, который жесткий и черствый меня ревновал. Этот мужчина не перестает меня удивлять.

Поднимаю глаза, а он смотрит на меня так, что внутри всё опять сжимается — не от страха уже, как было раньше, а от какой-то тяжёлой, тёплой уверенности, которую он носит в себе как броню. Голос у него тихий, низкий, сексуальный, но в каждом слове слышна сталь, и это не угрозы — это обещание, от которого хочется и бежать, и прильнуть одновременно.

Не хочу прерывать этот момент откровения.

— Где ты был все это время, Демьян?–из меня вырывается этот вопрос, тихий, но упрямый. Я смелею, я хочу заявить на него права. Хочу знать.

—В командировке, — отвечает он. — Кто-то сорвал большую поставку, пришлось разбираться. —Такое ощущение, что кому-то это было на руку.

Я молчу, но начинаю потихоньку понимать. А что если это связано со мной? Может они хотели, чтобы Демьян отсутствовал специально в тот самый момент, когда я поеду в офис?

В груди замирает сердце, мне снова становится не по себе. Значит пока его не было в городе они надеялись, что я подпишу эти чертовы бумаги?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

54

После пар я выхожу из университета. Небо уже темное, фонари отражаются в лужах, воздух пахнет холодом и сыростью.

Я обматываю шарф, иду к остановке, ловлю себя на мысли, что всё ещё думаю о нём.

Несмотря на то что Демьян пришёл… и у нас был секс, я всё же не готова снова переезжать к нему.

Он приезжал ко мне вчера. Между нами снова всё вспыхнуло так, будто не было этой паузы, ни ссор, ни обид. Он доводил меня до иступления, снова и снова, пока я не забывала, где нахожусь и кто я.

Провели вместе весь день, будто стараясь наверстать потерянное время. Но всё равно — я не готова возвращаться к нему. Пока нет. Мне нужно ещё немного… чтобы разобраться в себе и в нём.

Может, это глупо. Или странно. Но он услышал меня.

Понял, что мне нужно время. Чтобы принять. Чтобы простить.

В груди снова поднимается ком — тяжёлый, как воспоминание нашей разлуки.

Не хочу думать об этом.

Не всё можно вычеркнуть вот так сразу.

Я стою на остановке, в телефоне время — почти семь. Пары сегодня были во вторую смену. Темно, ветер подхватывает опавшие листья и кружит у ног.

Сказала Демьяну, что доеду сама. Но автобуса всё нет. И нет.

Я уже открываю приложение, чтобы вызвать такси, когда вдруг слышу:

— Ева.

Поднимаю голову. У обочины стоит машина. Внутри — дядя Паша.

— Сегодня пары поздно кончились? — улыбается. — Садись, подвезу.

— Здравствуйте… а вы как здесь?

— Да так, — отвечает легко. — К знакомому заезжал. Он тут недалеко живёт. Еду, смотрю — ты стоишь. Подумал, чего мерзнешь. Садись, я тебя довезу.

Я колеблюсь, но снаружи холодно, да и вроде знакомый человек. Сажусь.

Дверь мягко закрывается, машина трогается.

— Сегодня пары поздно закончились, — объясняю. — Автобус долго не ехал. Уже хотела такси вызывать, а тут вы.

— Как твои дела? — спрашивает он, не отрывая взгляда от дороги. — Слышал, ты была в офисе у отца!

— Да, — киваю. — Хотела посмотреть, как там обстоят дела.–отвечаю.

Не хочу рассказать о том, что меня вызывали подписывать какие-то странные бумаги. Чувствую от него будет слишком много вопросов. А мне это совсем не нужно.

Демьян тогда забрал эту папку и сказал, что сам разберется.

Мы едем, разговариваем о чём-то пустом, но внутри у меня странное чувство.

Что-то не так.

Фары скользят по обочине, за окном мелькают редкие дома, потом — темнота.

Я смотрю на указатель.

И понимаю: мы едем не туда.

— Куда мы едем? — спрашиваю.

Он молчит. Руки на руле — крепкие, неподвижные.

В темноте нащупываю ручку, но она не поддается. Он заблокировал двери. Но когда? Я даже не услышала щелчок.

— Дядя Паша, — голос дрожит. — Куда вы меня везёте?Тишина. Только шум мотора. Он даже не смотрит на меня, не поворачивает головы. Будто не слышит меня.

От этого становится по-настоящему страшно — тихий, знакомый человек вдруг кажется чужим. В салоне душно, воздух будто застыл, и я ловлю себя на мысли, что боюсь дышать громко.

В голове вспыхивает тысяча мыслей — одна страшнее другой. Что он делает? Зачем молчит? Может, хочет припугнуть… или отвезти куда-то? Но куда? Сердце бешено колотится, ладони липкие.

Я вспоминаю, как Демьян говорил, что никому нельзя доверять, особенно людям из компании отца.

И вдруг холодная мысль пронзает: а если он не просто везёт меня? А если… он собирается избавиться от меня? Как от помехи?

— Остановите машину. — Я тянусь к ремню. — Слышите? Остановите! Выпустите меня!

Он не реагирует. Будто не слышит.

Он давит на газ и машина все больше ускоряется. Тело становится ватным, а ладони дрожат так сильно, что я сжимаю их в кулаки, чтобы хоть как-то удержаться. Машина едет всё быстрее, а я уже не знаю, что страшнее — его молчание или то, куда он меня везёт.

С этим надо что-то делать.

Думай Ева!

Я аккуратно медленно открываю сумку, ищу телефон. Пальцы дрожат. Сердце колотится где-то в горле. Нужно позвонить Демьяну. Сейчас же. Стараюсь все делать медленно, чтобы мой похититель не увидел. Между мной и боковой дверью держу в руке телефон. Я успеваю ввести пароль, но он резко наклоняется , вытягивает руку и вырывает телефон из моих пальцев.

Щёлк — и экранный свет исчезает в темноте за окном.

— Что вы делаете?! — кричу я, но голос предательски срывается.

Он не отвечает. Только сильнее сжимает руль. Я ощущаю, как по спине ползёт ледяной пот. Мне не просто страшно, это не то слово. Это животный ужас, липкий и холодный, как мокрая тряпка на лице. Он будто проникает в каждую клетку, не даёт дышать.

Не может быть… это же дядя Паша. Папин друг. Значит он тоже во всем этом замешан.

Свет фар выхватывает из тьмы знак. Мы на выезде из города.

— Вы… вы хотите меня убить? — выдыхаю я, не узнавая свой голос. — Зачем я вам?!

Он не отвечает. Лицо в полутьме — чужое. Я дёргаю ремень, пытаюсь расстегнуть застёжку — не получается. Металл не поддаётся. Руки мокрые, дрожат.

Дорога петляет. Свет фар смазывается. Мир начинает плыть. Воздуха не хватает. В ушах звон.

Последнее, что успеваю почувствавать — это укол. А дальше тьма обрушивается…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

55

Сознание возвращается рывками.

Сначала — тишина, такая плотная, что в ней ничего не слышно. Потом — боль. Глухая, пульсирующая, будто кто-то стянул голову железным обручем.

Глоток воздуха дается с трудом, и резкий вкус металла во рту, будто кровь, будто страх сам поднимается изнутри, заполняя грудь тяжестью.

Мир вокруг плывёт, звуки глохнут, и кажется, что воздух становится вязким, как перед грозой.

Каждая клетка тела помнит: рядом опасность, от которой невозможно спрятаться. Голову будто сдавливают изнутри.

Я морщусь, пробую пошевелиться — и тут же понимаю, что не могу, руки связаны за спиной, туго. Ноги — тоже. Запястья горят, будто их обмотали проволокой. Каждый дёрг — и кожа рвётся, жжёт, словно туда впиваются раскалённые иглы. Я пытаюсь немного пошевелить руками — бесполезно. Верёвка врезается в кожу до крови.

Боль нарастает, становится тупой, вязкой, отдаёт в плечи. Хочется выть, но я кусаю губу до крови, чтобы не издать ни звука.

Матрас подо мной влажный, пахнет сыростью и железом.

Я открываю глаза. Поднимаю их медленно .В помещении полутемно, пытаюсь сразу же повернуться на спину, чтобы оценить всю обстановку этой комнаты. Первое что вижу это окно под потолком, откуда пробивается тусклый свет.

Я не понимаю, где я. Что это за место.

Паника поднимается медленно, липко. Я вдыхаю глубже, чтобы не сорваться, но сердце уже бьётся где-то в горле.

В полутьме видно только кусок стены и железную дверь.

Где я?

Что произошло?

Последнее, что помню — машина дяди Паши. Его неподвижное лицо, дорога за окном, и внезапный укол в шею. Потом — темнота.

Что он сделал?

Что мне вколол?

Сколько времени прошло?

Тело ломит, будто я меня ногами били. В горле першит, язык прилипает к нёбу. Пить. Хочется просто пить.

От моего самочувствия, отвлекает какой-то шорох за дверью и мужские голоса.

Приглушённые, но различимые. Я сразу замираю, задерживаю дыхание. Прислушиваюсь.

— Мы, блядь, и так затянули с ней, — говорит низкий. — Сколько можно возиться?

Я замираю. Голос… знакомый, но не могу понять, чей.

Ответ второго — ниже, тише, будто за что-то оправдывается:

— Может, пока не стоит ?! — отвечает другой. Я узнаю этот тембр. Это Паша. —Припугнем ее, она подпишет, — его голос , кажется дрожит. И я четко понимаю он боится второго.

— Ты охуел, Паша? Тоже был уверен, как тогда с ее папашей? Все пришлось, как всегда за тебя делать!

—Она по-любому подпишет. Я сказал — сегодня. — второй говорит более озлобленно, жестче. — Никаких больше отсрочек.–голос знакомый, но не могу понять кто же это говорит Паше .

У меня по спине ползёт холод.

Они говорят обо мне и о папе. Я не знаю, как, но знаю это точно.

— А если она упрётся? — Паша шепчет, будто боится этого второго.

— Ты сам видел, что значит, когда я беру дело в свои руки? Мы хер кого не жалели. Сначала подпись, потом труп. Всё, Паша! По‑другому быть не может.

—Я думал…–говорит Паша, но не заканчивает.

— Думай меньше, делай больше, — режет ответ. — Сначала подпишет и без лишнего блядь шума.

Я ощущаю, как внутри меня поднимается паника, сердце стучит так громко, что кажется — они её услышат.

Демьян…

Он ведь не знает, где я. Но я надеюсь — он будет искать. Он не умеет отпускать. Даже если злится, даже если молчит — он всё равно найдёт.

Он ни разу не сказал, что любит… но я это чувствовала. В каждом его прикосновении, в том, как смотрел, когда думал, что я не вижу.

Я очень хочу чтобы он нашёл меня . Он просто должен.

Глаза наливаются слезами. Я стискиваю зубы, чтобы не заплакать, но они сами катятся по вискам — горячие, злые.

Нельзя плакать.

Нельзя показывать этим уродам страх. Я же уверена что они сейчас зайдут сюда. А потом убьют меня.

И если мой Демьян ищет — я должна держаться. Я верю. Только бы продержаться ещё немного.

— А Демьян, если попытается вмешаться? — снова Паша.

Сердце ухает в пятки. Они говорят о нем и я перестаю дышать.

— Ублюдок? — тот второй, голос хриплый, с усмешкой. — Он даже не догадывается, где она. Никто не догадается. Ни он, ни кто ещё. Этот склад — как черная дыра. Всё забыли. Никто не полезет.

— А активы? — Паша неуверенно. — Если…

— Если закончим с ней, всё пойдёт ко мне, — спокойно, без эмоций. — Никто не оспорит. Всё, что осталось от отца, моё. Но она перед смертью должна подписать все бумаги.

Я чувствую, как внутри меня всё сжимается, ком в груди, горло горит, будто влили кипяток.

Мой Демьян… а если он не придёт. Он ведь не знает. Я… я сама не знаю, где я. Сообщить ему никак…

Страх накрывает волной, такой сильной, что кажется, будто дыхание замирает.

Я не могу двинуться, не могу кричать. Я боюсь, не могу даже плакать.

Если дам волю эмоциям они придут за мной быстрее. Поэтому только слушаю, пытаясь запомнить всё, каждое слово.

В потоке мыслей осознаю, что первый голос… это Куликов. Человек, который был в офисе, это он все затеял. Он открыл на меня охоту, а Паша с ним заодно.

И теперь они рядом, буквально за стеной.

Я думаю сейчас только про Демьяна. Он не знает. Не знает, где я, а может и не ищет, не подозревает. Я не могу ему сообщить. Не могу сбежать .

Внутри меня паника и ужас.

Страх, что меня убьют, переполняет всё.

Я лежу, замерев, и понимаю, что пока я здесь, никто меня не спасёт. И это ощущение безысходности давит на грудь, сжимает сердце...

Дорогие мои❤️Обновила обложку. Знаю, часто пропадаю, но надеюсь вы еще читаете эту книгу! Если вам не трудно, поставьте пожалуйста ⭐️ или оцените эту главу, так я буду понимать сколько вас читает меня!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

56

Слышу какой-то скрежет, будто металл о металл. Это ключ входит в замок и проворачивается с сухим щелчком.

Сердце срывается с места, начинает грохотать в ушах так, что я почти не слышу ничего вокруг.

Кажется, оно выскочит из груди и прорвётся сквозь кожу. Воздуха не хватает, дыхание рвётся, будто я уже задыхаюсь изнутри.

Я зажмуриваюсь так что глаза болят, сжимаю зубы, чтобы не закричать. Я боюсь этого звука, боюсь своей реакции.

Мир сужается до одного звука — скрипучего поворота ручки.

Дверь медленно открывается, воздух внутри дрожит, как перед грозой.

Скрип.

Я чувствую, как тень падает на меня, и в тот же миг — резкий свет прожигает веки.

Кто-то из мужчин щёлкнул выключателем.

Я не открываю глаза. Я просто не могу . Свет обжигает даже сквозь ресницы, как нож по коже.

Страх накатывает волной . Он липкий, животный, холодный.

Он подступает к горлу, перекрывает дыхание, и кажется, что если я сделаю хоть одно движение — умру прямо сейчас.

Я слышу, как он делает шаг. Второй. Его обувь шуршит по бетону.

И потом, голос. Низкий, спокойный, скользкий, как масло на холодной стали:

— Проснулась, красавица?–я вздрагиваю от осознания , чей это устрашающий голос.

Куликова.

Я медленно открываю глаза и вижу его — этого ужасного человека. Человека, который собирается меня убить.

Его лицо такое жестокое, что кажется, можно умереть от одного взгляда. Глаза холодные, как лёд, губы плотно сжаты, каждая черта словно выточена для того, чтобы пугать, унижать, подавлять.

В руках он держит папку, с теми самыми документами.

Смотрю на неё, потом снова на его лицо, и дрожь пробегает по всему телу.

— Вы меня всё равно убьёте… — вырывается шёпот, слабый, почти не слышный, но я не могу его сдержать.

— Ты умная девочка, — говорит он спокойно, будто раздавливает муху. — Я тебя и так убью. Сама подумай, зачем мне свидетели?—он присаживается на корточки передо мной. И смотрит прямо в мои глаза.

Эти слова падают на меня, как молот. Горло сжимается, воздух в легких становится тонким и водянистым. Я чувствую, как по шее бегут холодные капли пота. Ноги дрожат, но веревки держат.

— Но сначала подпишешь эти бумаги, — добавляет он, и в голосе слышится презрение, как будто это всего лишь формальность перед финалом.

Мне нужно выиграть время. Дышать меньше, думать больше. Голос дрожит, но я заставляю его быть ровным. И я делаю шаг, который мне казнью кажется и спасением одновременно — задаю самый нелепо тяжёлый вопрос, тот, что крошит меня изнутри и который я готова была не слышать до последнего.

Голос трясётся, как струна на ветру, но слова вырываются наружу, потому что иначе я просто сойду с ума:

— Скажите…Это вы убили моего отца?

Тишина. Пауза тянется бесконечно — в ней слышно только, как у меня в ушах звенит кровь. Я уже вижу то, что боюсь увидеть: его глаза, губы, щёки, все те мелкие морщины, которые так удобно читать, когда человек лжёт. Но он не лжёт. Он улыбается. Улыбка у него холодная, как край ножа.

— Твой папаша дохуя мешал мне, вот и пришлось его подвинуть.— говорит он медленно, будто переваривает каждое слово.

Эти слова взрывают меня. В горле лопается что‑то живое: внутри — рев, который не выходит наружу, только слёзы собираются огромными мокрыми тяжёлыми каплями на краю ресниц, но не падают.

Время проваливается: вспышки — отец у нас дома, его руки, держащие чашку кофе, его смех, тот шрам у брови, который я целовала в детстве.

А потом его отсутствие, пустота, которую кто‑то аккуратно заполнил смертельной хладнокровной фразой.

—Как? Как вы его убили? Я хочу знать.

— Не составило труда, — отвечает он ровно, как если бы говорил о поставке товара, а не о жизни человека. Его лицо не меняется, и в этой неподвижности самая страшная жестокость.

Я слышу себя, как вдалеке: — Как именно? Что вы ему вкололи?— но слова тонут в бульканье мыслей, в которой только одно: как могли так просто… как можно было убрать его и остаться безнаказанным?

Он опирается локтем о колено, смотрит на меня и медленно произносит, как будто читает инструкцию:

— Вариантов тысячи, девочка. У нас есть врачи, которые очень любят деньги. Можно сделать так, чтобы сердце остановилось — и врачи скажут «инфаркт». Все в этой жизни решают деньги, анализы ничего не покажут — и вскрытие закроют.–хищно улыбается он.

Сердце моё как будто бьётся сквозь кожу — так больно, так не по‑человечески. Я пытаюсь запомнить интонацию, каждое его слово. Это — улика, и я прячу её в голове.

Мир сжимается до чёрной точки в груди. Внутри — лед и огонь одновременно: ненависть, бессилие, дикая, холодная решимость.

Я хочу закричать, хочу рвать связки, хочу хоть крикнуть имя моего любимого! Чтобы он почувствовал, услышал, пришёл. Но голос не идёт. В горле стоит такой колючий ком, от которого уже не избавиться…

Я не могу больше смотреть в глаза этому чудовищу. Ужасному человеку, который убил моего отца. Мне больно. Больно от этой горькой правды. Она расколола меня на куски. На до и после. Смотрю на стену и не могу произнести ни слова.

Из мыслей меня вырывает громкий хлопок и я тут же вздрагиваю.

Звук такой резкий, будто выстрел, он отдаётся прямо в груди, в висках. Сердце снова начинает колотиться, как сумасшедшее.

Замираю вжимаясь в стену, стараясь не дышать. Зажмуриваю глаза. Каждая клетка тела будто орёт: не двигайся.

А потом я вижу, как Куликов достает пистолет из пояса брюк и поворачивается ко мне. Одним движением он поднимает указательный палец к губам медленно, как будто рисует команду в воздухе. И это приказ, за невыпонение которого я могу поплатиться жизнью…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

57

Дверь распахивается с таким звуком, будто кто-то со всей силы ударил молотком по железу. Звонкий, сухой, до мурашек по позвоночнику.

Я вздрагиваю всем телом, глаза сами зажмуриваются, будто от этого можно спрятаться, но в следующее же мгновение их распахиваю, потому что чувствую, как что-то холодное, твёрдое, с металлическим запахом упирается мне в макушку.

И даже не нужно смотреть, чтобы понять — это пистолет. Тот самый, который минуту назад доставал Куликов.

Но то, что я вижу, заставляет дыхание перехватить: сначала в проёме появляется рука, крепкая, с зажимающими оружие пальцами, и я не узнаю её сразу. Эта хватка, это движение, как будто мир сжимается в одну точку.

Рука обхватывает пистолет так, что каждая жилка на предплечье натянута, как струна, пальцы сжаты до побелевших костяшек, и от этого простого жеста внутри всё срывается.

Человек за дверью, а я чувствую, как вместе с ним в комнату ворвался воздух, тяжёлый, живой, почти осязаемый. Мир снова становится реальным — не кошмаром, не пленом, а чем-то, где у меня ещё есть шанс дышать.

В комнату врывается мужчина, которого я не знаю, и в тот же миг всё вокруг опять как будто перестаёт существовать. При виде его ощущение такое складывается, что меня не спасут, потому что вид у мужчины страшный. Не сама внешность устрашает. Он симпатичен. Высокий, с чёрными, как ночь волосами, чётко очерченные скулы, кожа смуглая, но самое страшное в нём не лицо и не рост, а какая-то внутренняя плотность, энергетика!

Как будто он занимает не просто воздух в комнате, а уже половину её души, и от этого становится не по себе; одет он просто- тёмная куртка, джинсы, но в его походке никакой небрежности, только холодная уверенность, и взгляд этот, направленный на Куликова, режет сильнее любого ножа.

Всё происходит в долю секунды.

Он влетает в комнату, замечает меня лежащую, а затем его глаза резко перемещаются на пистолет в руках Куликова. Он сразу ориентируется — и я чувствую, как мир ускоряется и замирает одновременно, будто кто-то переключил киноплёнку на перемотку.

— Убери ствол, иначе выстрелю в неё, — тянет Куликов, голос у него хриплый, уже не такой спокойный, как прежде, а в ответ мужчина, не моргнув, не отводя оружия, холодно так, ровно и коротко отвечает:

— Бошку я прострелю тебе быстрее, чем ты нажмёшь на курок.

Он стоит, как статуя, пистолет наведен прямо на Куликова. Секунды растягиваются, я часто моргаю, потому что не знаю, куда смотреть: на его руку, на ствол или на лицо Куликова.

Неизвестный держит оружие ровно, но потом, совсем медленно, будто намеренно тянет ситуацию, сдвигает ладони, показывает, что сдаётся.

—Кинь его на пол, и пни ко мне,–чеканит Куликов.

—Тихо, тихо. Не порань девочку.—скалится неизвестный, но опускает орудие и пинает его на середину комнаты.

А меня трусит так, что сердце выпрыгивает. Сейчас моя жизнь может закончится. Мне страшно. Мне очень страшно. Потому что от любого движения, это чудовище может выстрелить в меня.

И в этот же миг разворачивается сцена, от которой у меня в груди всё заклинивает.

Я зажмуриваюсь, потому что звук выстрела вонзает себя прямо в барабанные перепонки, и на мгновение мне кажется, что пламя от гильзы подпалило ресницы. Руки тянутся к рту, но они связаны, и я не могу крикнуть, только держу глаза закрытыми и мечусь в себе не в силах понять, попал ли он в меня.

Сердце колотится как сумасшедшее, а уже через долю секунды по моим щекам катится солёная струйка страха и облегчения одновременно, потому что теплое, тяжёлое, шумное тело падает прямо на меня и придавливает к матрасу.

Я не могу закричать, не могу произнести ни звука. В этом ударе я впервые слышу не только рикошет мысли «это конец», но и звук чужой, тяжёлой жизни, которая падает рядом.

Сначала я думаю, что пуля — моя, что мне конец, что это уже финал.

Но незнакомец, двигаясь с механической быстротой, как будто привык к таким движениям, срывает с меня упавшего Куликова и трясёт его, чтобы удостовериться, жив ли.

Руки мужчины вонзаются под плечи Куликова, он оттаскивает его с меня, и от соприкосновения влажной, горячей крови с моим лицом у меня пробегает лед, но одновременно в лёгких становится чуть свободнее дышать меньше давления, меньше чужого веса, и я, мокрая и дрожащая, впервые могу сделать глубокий вдох, потому что пуля попала не в меня, а в того, кто столько грозился, что «убьёт».

Я поднимаю глаза и понимаю, что окно под потолком разбито. Значит стреляли откуда-то снаружи. Я снова закрываю глаза.

Воздух в комнате теперь пахнет порохом и чем-то ещё — металлом, железом, человеческим страхом. Мужчина, который вошёл, всё ещё держит пистолет, но руки его уже не дрожат, и в его глазах нет триумфа, есть только работа. Он выталкивает Куликова в сторону и его тень движется на меня.

Я открываю глаза и первое, что я вижу –нож в руках мужчины.

Он хочет убить?

Я смотрю как завороженная и не могу пошевелиться. Я не чувствую ни рук, ни ног.

Будто тело перестало принадлежать мне. В груди всё сжимается до боли, как будто кто-то сжал сердце ледяной ладонью и не отпускает. Воздух становится густым, тяжёлым, я не могу им дышать. Мир будто замер, только лезвие ножа блестит в свете лампы, и этот блеск режет мне глаза. Я слышу собственное дыхание короткое, рваное, отчаянное. И понимаю, что если он сейчас сделает хоть шаг, я даже не смогу закричать…

Дорогие мои! Вижу что читаете.

Маленькая просьба, поставить на главы звездочки если вам нравится, или любой смайлик в комментариях ❤️Так у меня будет шанс продвинуть книгу, она бесплатная. Вам не сложно, а мне очень приятно ????

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

58

— Только прикоснись, Рам. Знаешь, что будет… — слышу голос, и он пронзает меня насквозь, будто молния. Сердце замирает, грудь сжимается до кола. Я резко распахиваю глаза, и тут же вижу его.

Демьяна.

Мой Демьян рядом. В руках его пистолет.

Взгляд острый, полный той железной решимости, что всегда пугала меня и одновременно притягивала.

Я не сразу понимаю, что произошло. Только ощущаю, как напряжение в теле вдруг превращается в дрожь, в адреналин, который смешался с ужасом и облегчением.

Это он стрелял с улицы? Мои мысли скачут, сердце грохочет так, что кажется, будто выскочит из груди.

Я ощущаю каждую клетку тела, каждое мгновение, будто мир сужается до одного дыхания, до одного его взгляда.

Я не могу вымолвить ни слова, язык будто прирос к небу. В голове сплошная каша, мысли скачут и натыкаются друг на друга.

Сердце будто рвется наружу, а потом с бешеной скоростью вбивается обратно, не давая ни секунды передышки.

Он меня спас… и внезапно осознаю, что этот Рам был всего лишь «отвлекающим маневром».

Волна облегчения тут же накатывает одновременно с дрожью.

Смотрю на него, не мигая, будто боюсь, что если моргну он исчезнет.

Движения резкие и как всегда уверенные. Он забирает нож у незнакомца и без слов, быстро, сжав челюсти, начинает разрезать верёвки.

Сталь шуршит о ткань, кожа на запястьях ноет от боли, но мне всё равно.

— Сейчас, принцесса, — тихо, почти шепотом произносит он, и наши глаза встречаются .

Этот голос будто возвращает меня в реальность, отрезает от ужаса, который ещё гудит внутри.

Я смотрю прямо в его тёмные и такие холодные глаза, но где-то в глубине них мелькает то, от чего у меня перехватывает дыхание.

Я вижу в них боль. И это настоящая боль, не показная.

По щеке скатывается слеза. Как бы ни старалась держаться, но все чувства выходят сами наружу . Страх, облегчение, шок, то, что я пыталась задавить. Все вперемежку .

Губы дрожат, руки сводит от слабости, и я вдруг понимаю: я жива.

Только потому что он пришёл. Мой любимый.

Демьян тут же опускается рядом, его ладони такие горячие и сильные. Они почти сразу находят моё лицо, блуждают по плечам, рукам, спускаются до талии.

Он даже не не стесняется напарника, осматривает меня.

Смотрит на меня так, будто боится, что я исчезну прямо у него на глазах.

— Он тебя тронул? — голос низкий, сдержанный, но в нём слышится ярость, едва прикрытая тонкой оболочкой самоконтроля.

Я только качаю головой. Слова застревают где-то в горле, язык будто не слушается. Горячие слёзы снова подступают, и я отвожу взгляд, чтобы он их не видел.

Потираю запястья, они ноют от боли. Следы останутся надолго, как напоминание о той грани между жизнью и смертью, на которой я только что стояла.

Он пришёл за мной.

Он действительно пришёл.

Эта мысль никак не укладывается в голове. Как будто я всё ещё сплю, и вот-вот проснусь в том холодном мраке, где стены пахнут сыростью и страхом.

Но нет. Он здесь. Мой Демьян. Он реальный.

Он спас меня.

Но как?.. Как он меня нашёл?

Я слышу свой собственный сбивчивый вдох, а в груди будто пустота и шторм одновременно. В ушах ещё звенит эхо их слов: он не найдёт… он не узнает… этот склад заброшен…

Я ведь сама верила, что никто не придёт. Никто не знает, где я.

А он пришёл.

Как будто чувствовал. Как будто слышал, как я зову его без слов.

Демьян подхватывает меня на руки, будто я ничего не вешу.

Его шаги быстрые, решительные, гулко отдающиеся по бетонному полу.

Я теснее прижимаюсь к нему, не чувствуя почти ничего. Ни холода, ни боли, только какой‑то гул внутри, будто весь мир вибрирует от пережитого ужаса.

Пока он несёт меня через ангар, верчу головой по сторонам, пытаюсь рассмотреть, где я была всё это время.

Всё вокруг будто из кошмара. Груды ржавого железа, старые коробки, пыльные ящики, какие‑то тряпки, валяющиеся у стены.

Пахнет смесью металла, сырости и крови.

Мы поворачиваем за угол, и взгляд сам натыкается на то, что я не хочу видеть.

Это тело Паши.

Он лежит на полу, неподвижный. Но я вижу лужу крови под его головой, тёмную, густую, почти чёрную.

Выстрел был точным. Прямо в голову.

— Не смотри, — резко отрезает Демьян.

Я машинально слушаюсь и сжимаю веки, но мозг словно против меня. Я уже увидела. И развидеть не смогу. Этот ужас врежется в мою память надолго.

Меня начинает тошнить, волна отвращения и страха накатывает одновременно.

Закрыв глаза ещё крепче, пытаюсь спрятаться в темноте. Утыкаюсь носом в его шею, вдыхая его запах. Теплый, живой, реальный.

Тьма медленно поднимается изнутри, обволакивает всё тело. Дрожь пробегает по костям, дыхание сбивается. Мир вокруг растворяется в черноту.

Тело теряет вес, и меня словно уносит в какую-то пустоту. Всё боли, ужасы, страх- всё это смешивается в одно, и я понимаю, что не могу бороться.

Где-то вдалеке, сквозь вязкую темноту, до меня пробивается его голос:

— Ева…

Его голос глухой, будто сквозь воду, но все равно такой родной.

—Блять… в скорую живо!

Хочется ответить, открыть глаза, сказать, что я здесь… но тело не слушается. Всё вокруг будто расплывается, а звуки то затихают, то снова вспыхивают где-то над головой.

Последнее что ощущаю, его теплые руки на моих щеках и это странное, тихое чувство безопасности, которое пробивается сквозь весь ужас.

Я исчезаю в тьме…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

59

Открываю глаза. Состояние такое, будто меня сильно укачало после долгой дороги по серпантину. Всё плывёт, всё будто качается перед глазами.

Тошнит.

Тело ватное, руки не слушаются. Первое, что я понимаю- страшно хочется пить.

В горле сухо, как если бы я глотала песок. Даже попытка сделать вдох отдаётся болью.

Я моргаю несколько раз, пытаясь сфокусироваться, и вижу над собой белый потолок. Белый, ровный потолок.

А потом мягкий свет и тихий писк приборов сбоку.

Я в больнице?

Осматриваю себя. Под тонким одеялом больничная пижама, на руке катетер, тянется трубка к капельнице. Голова гудит, тело ломит.

Что со мной?

Последнее что помню, как Демьян нес меня на руках и мне стало плохо.

Пока восстанавливаю последние события в моей голове, дверь в палату тихонько открывается и заходит Демьян.

— Девочка моя… очнулась, — произносит он почти шёпотом, с тем тёплым надрывом, от которого у меня внутри всё сжимается.

Он подходит тихими медленными шагами, будто боится спугнуть меня или собственное облегчение.

Садится рядом на стул, и на мгновение просто смотрит.

Осторожно, как будто я хрустальная. Его ладонь тёплая, чуть грубая, но держит меня бережно. Пальцы переплетает с моими.

Вот так просто, так естественно, будто мы всегда были вот так, вместе.

Он сжимает чуть крепче, потом подносит мою руку к губам и целует каждый пальчик. Медленно, один за другим.

От его дыхания по коже бегут мурашки. Горло снова перехватывает . От слёз, от облегчения, от всего сразу.

Я смотрю на него, но мне становится тревожно.

Тревожно от его вида. Он совсем не радостный.

Вид уставший. В уголках глаз появились заметные морщинки. Брови сведены к переносице. Глаза черные, строгие.

В них нет и капли радости.

—Демьян, что со мной?- спрашиваю, закашливаясь от сухости.

—Как себя чувствуешь, принцесса? Ты меня очень напугала.

—Очень хочется пить и кружится голова.–я снова сглатываю.

Он поворачивается в пол-оборота и наливает воды в стакан из графина, стоящего на тумбе возле больничной кровати.

Все происходит как в какой-то драме.

Подаёт мне стакан, придерживая ладонью, чтобы я не уронила.

Вода ледяная, будто из горного ручья. Мгновенно оживляет горло, но вместе с тем я ощущаю, как каждая клеточка внутри откликается болью.

— Медленно, — говорит он, глядя на меня пристально.— Ты еще слаба.

Пью жадно. Мир постепенно проясняется, но всё вокруг всё ещё будто в тумане.

Голова кружится, и я машинально хватаюсь за его руку.

Демьян тут же сжимает мои пальцы, не давая упасть обратно на подушку.

—Что со мной?-мне уже тревожно от его вида.

Он молчит несколько секунд, но они тянутся для меня вечность.

—У меня есть две новости. Одна хорошая, другая –не совсем.

Мы смотрим друг другу в глаза, и я не могу понять, что с ним происходит.

Его взгляд тяжёлый, но в нём что-то новое, что я раньше не видела. Я чувствую, как внутри ёкает сердце, всё смешалось — и тревога, и какое-то странное тепло.

Он медленно придвигается ближе. Его рука лёгкая, но твёрдая. Он кладёт ее мне на живот и я вздрагиваю, ощущая каждый дюйм его прикосновения.

—Что… что происходит в конце концов? — спрашиваю, стараясь не дрожать, но голос предательски дрожит.

Вроде и смотрит на меня спокойно, но глаза его изменились, стали мягче и уголки его губ дрогнули .

—У нас будет ребенок, Ева.

Моргаю, пытаясь осознать сказанное, но сердце не дает опомниться и чуть не выскакивает из груди, воздух в легких будто пропадает.

Демьян наклоняется, обхватывает мое лицо ладонями и целует меня.

И это не просто поцелуй. Он забирает у меня дыхание.

Из меня будто весь воздух вытащили.

Ммм…Поцелуй такой сладкий, что я тут же осознаю как соскучилась по его губам.

Он целует быстро, но коротко, а мне его чертовски мало. Всегда мало.

—Я беременна? Но я ведь ничего не почувствовала!

Рука тут же тянется к животу. Демьян делает тоже самое, от чего у меня в миг перекрывает кислород. Его рука на моей и мы оба держимся за мой животик, который еще пока даже не виден.

В голове сразу столько мыслей.

Какой срок? И кто у нас будет? Мальчик или девочка?

А на кого он будет похож?

Мысли скачут с одной на другую, собраться никак не получается.

—Тебе придется побыть в больнице, малыш. Тебя понаблюдает врач. — говорит это таким голосом, будто успокаивает меня.

—Зачем в больнице? Что-то с нашим ребенком, Демьян?—я сглатываю и напрягаюсь.

—Ничего такого, ты пережила сильный стресс и поэтому временно побудешь тут, тебя подлатают, покапают и поедешь домой .–он говорит своим обычным голосом, но в нем я все равно чувствую тревогу. Хоть он и пытается смягчиться.

Нужно поговорить с врачом. Может Демьян мне что-то не договаривает или не хочет меня расстраивать?

Понимаю, что не хочу лежать в больнице. Я хочу домой. С ним.

Молчу, но он все моментально читает в моих глазах .

—Это не обсуждается, принцесса. Ты остаёшься тут, пока врач не скажет, что ты в порядке. Ты и наш ребёнок.– выдыхает, чуть смягчаясь.

Наш немой поединок взглядов обрывается в ту же секунду, когда дверь в палату тихо, но уверенно отъезжает в сторону.

В палату вбегает Полина с какими-то пакетами. Она будто всю дорогу от дома сюда неслась. Вся запыхалась , дышит рвано.

Она подбегает к кровати присаживается на край и тут же стискивает меня в своих объятиях так, что мне дышать трудно.

А потом отодвигается и осматривает меня с ног до головы, проверяет в порядке ли я.

—Боже, Ева! Как я испугалась за тебя.–говорит запыхавшимся голосом.

Рядом с нами поднимается Демьян. Он смотрит на Полину, таким взглядом, что любой другой человек бы давно сделал шаг назад.

Полина сглатывает, но не двигается. Он явно не доволен тем, что Поля меня дергает, но не говорит.

—Я вас оставлю. Мне нужно зайти к твоему доктору.– говорит он и уходит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы только смотрим ему в след, и когда дверь за ним закрывается я рассказываю Полине обо всем , что со мной произошло.

И о том что меня похитили и о том как меня спас Демьян.

Поля слушает, не перебивая, только иногда зажимает рот ладонью от шока .

Оказывается, она звонила мне десятки раз. И пока я была без сознания, Демьян сообщил ей, что я в больнице, и она сорвалась и приехала. Она держит мою руку обеими ладонями, как будто боится, что я исчезну ещё раз…

Любимые мои❤️

Спасибо, что читаете. Для меня это не просто история это сердце на бумаге. История БЕСПЛАТНАЯ.

Пожалуйста, оставьте оценку или комментарий. Ваша обратная связь для меня очень важна! Буду радовать вас также бесплатными книгами!

60

Почти две недели в больнице пролетели странно.

Не то чтобы быстро… но как будто всё было в тумане. Я просыпалась, ела то, что приносила Полина, смотрела в потолок, иногда плакала без причины, потом смеялась, потому что слёзы казались чем-то нелепым.

Организм перезагружался, как старый телефон, который наконец-то подключили к зарядке.

Видимо это на меня повлиял так стресс или то что я беременна не знаю. Но отмечаю то, что я стала очень плаксивой и спать стала больше.

Полина как родная сестра заботилась обо мне. Для меня это так ценно, ведь у меня нет подруги ближе чем она.

Демьян приходил каждый день. Иногда рано утром, пока я ещё дремала.

Иногда поздно вечером. Он тихо сидел на кресле с какими-то бумагами или что-то печатал в телефоне, чтобы меня не разбудить.

Иногда просто сидел рядом, иногда держал меня за руку, говорил короткими фразами но я чувствовала, как внутри него что-то гудит, как мотор на пределе.

Он будто не хотел показывать, что волнуется, но я видела.

Как он смотрел, будто проверял, всё ли со мной в порядке. Как целовал, но с осторожностью.

Как вздыхал, когда думал, что я не слышу.

Как сжимал мою руку чуть сильнее, чем нужно.

Он переживал. Внутри себя. По-мужски. Уже потом рассказал как все было на самом деле. Как его люди выслеживали Пашу и Куликова.

— Мне нужно было это сделать, принцесса, — сказал он, и в слове слышалось фирменное «я не мог иначе».

— Это был единственный шанс схватить его за задницу. Я предполагал, что Куликов может тебя удержать, но не думал что это произойдет так быстро и у меня под носом .

—Я звонил тебе кучу раз, приехал тогда в универ, но тебя и след простыл. Я знал все места, в которые он тебя мог повести. Этот ангар я тоже знал. — Вова раньше складировал там старые материалы с фирмы. Он давно стоял пустой, про него все забыли. Но я чувствовал, что этот уебок выберет именно его.

Демьян тогда вдруг резко опустился передо мной на одно колено, будто силы сами из него вытекли. Он медленно положил ладони мне на талию и уткнулся лицом прямо в мой живот. Тёплое дыхание коснулось кожи сквозь больничную рубашку, и у меня внутри всё сжалось так, будто сердце перевернулось .

—Прости меня, девочка. Я виноват перед тобой. Не смог вовремя приехать, не смог защитить.—голос его был глухой, сорванный.

Он сказал это так, будто винит себя, хотя это было нелепо.

Я смотрела на него и понимала, что он уже тогда, когда я была без сознания, жил на одном адреналине.

Его люди выслеживали Куликова, собирали информацию, ждали момента. Всё было готово заранее. Он просто ждал, когда тот откроется. Но не смог вовремя отреагировать. Я тогда не понимала почему он так сказал.

Момент оказался слишком страшным для меня.

Для него — тоже. Я это видела.

И о том, почему я здесь я тоже потом узнала. Мне рассказал врач. Воспоминания меня будоражат до сих пор:

—Вы получили сильный стресс. Но… это не единственная причина, по которой вы потеряли сознание.—протянул Вадим Петрович, мой доктор.

Я тогда нахмурилась, не понимая.

И он сказал то, что до сих пор не укладывается у меня в голове:

—Вам ввели снотворное. Довольно сильное. Организм отреагировал резким падением давления, и это спровоцировало угрозу выкидыша. Но мы стабилизировали ситуацию. Сейчас малышу ничего не угрожает.

В какой-то момент я перестала дышать. Он ещё что-то говорил… про препараты, про то, что сейчас всё в порядке, что динамика хорошая, нужно наблюдение. Но я уже не слышала.

Голова гудела.

Живот будто сжался в узел.

И только одна мысль: я могла потерять ребёнка.

Я… даже не успела толком понять, что я беременна. Не успела почувствовать. Не успела испугаться. И уже могла потерять...

Поэтому Демьян чувствовал свою вину. Потому что я могла потерять ребенка. Нашего ребенка.

Когда я вернулась в палату, Демьян сидел на стуле, уткнувшись в телефон, но как только увидел меня, сразу напрягся. Я увидела, как он сжал челюсть. Он понял, что что-то не так по моему виду.

—Что сказал этот врач? — он всегда всех врачей называл либо «эта медсестра», либо «этот мудила в халате», даже если это был профессор.

Я опустилась на кровать, пытаясь собрать дыхание.

—Мне… мне сказали, что мне ввели снотворное, когда меня похитили. И… из-за этого была угроза. Нашему ребёнку.

Я даже не успела закончить фразу — он уже подался ко мне ближе.

— Почему ты мне не сказал? Ты же знал, Демьян.

Я смотрела на него и чувствовала, как во мне поднимается странная смесь обиды, благодарности, страха и облегчения. И эта смесь была ОХ какой гремучей…

Он видел это. А сам медленно выдохнул, будто пытаясь сдержать то, что рвётся наружу.

—Потому что ты и так была на грани. Я видел, как ты приходишь в себя по кусочкам. Мне не нужно было грузить тебя этим. Важно было только одно — что сейчас с тобой и ребенком всё в порядке.

Он не отводил взгляд, а наоборот сделал шаг ко мне. Он не считал себя виноватым в том, что скрыл от меня. Он сделал это намерено.

Демьян сел на край больничной койки, его рука коснулась моей щеки. Проводя большим пальцем по нижней губе он тихо сказал:

—Я думал, что потеряю вас обоих, — И я больше никогда не хочу так думать.

Я сглотнула и закрыла глаза.

Положила голову ему на плечо. Он осторожно обнял меня. Рукой прикоснулся к моей щеке и я повернула голову.

Впервые за две недели я почувствовала, что мне ничего не угрожает… В его глазах был страх, страх за меня.

И хоть мы никогда не говорили друг другу слова любви, в этот миг я ощутила ту самую любовь.

Ведь если любишь, слова не нужны.

Я потянулась к его губам и едва они коснулись его, Демьян будто выдохнул внутрь меня весь свой накопленный ужас за эти дни. Его ладонь легла на затылок, пальцы коснулись волос, не позволяя мне отступить, но и не сжимая… просто удерживая, как что-то бесценное, что наконец вернули обратно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Поцелуй вышел неровным, чуть дрожащим. Его дыхание горячее, сбившееся, словно он бежал сюда от самой смерти.

Мои губы мягко раздвинулись, впуская его, и в тот миг я почувствовала, как все мои страхи тают, растворяются, как вода под солнцем.

Он целовал так, будто боялся причинить боль, будто я была маленькой фарфоровой куклой, склеенной по швам после падения.

Его язык осторожно коснулся моего, и от этого у меня внутри что-то вспыхнуло тихим светом.

Я прижалась к нему сильнее, обхватывая его за шею, и Демьян выдохнул мое имя почти неслышно, как будто молитву.

Поцелуй стал глубже, увереннее. Он втянул мою нижнюю губу и прикусил зубами, коротко, почти невесомо, но достаточно, чтобы меня накрыло волной тепла внизу живота .

Но ведь так не целуют, если не любят. Так целуют, когда находят то, что боялись потерять навсегда…

Мои дорогие, вижу что читаете! Очень благодарна вам за то, что вы со мной.

Наша книга потихоньку движется к завершению. Обязательно будет ЭПИЛОГ!

Книга БЕСПЛАТНАЯ!

Пожалуйста, добавляйте книгу в избранные, ставьте звездочки на главы или оставьте комментарии. Для вас это не сложно, но благодаря этому я буду видеть что вам нужно мое творчество ❤️

61

Сегодня первый день, как я дома.

Сразу намного легче дышать стало , хотя внутри ещё остаётся какой‑то тяжёлый осадок после всего, что произошло.

Тетя Валя, как всегда, разложила на столе разные блюда, всё красиво и вкусно пахнет, и я понимаю, что она готовила это с заботой. Все к чему она прикасается, невозможно вкусно.

—Садись, Евочка, я приготовила. Тебе полезно, а малышу тоже, — улыбается и я вижу, как её глаза светятся теплом.

—Совсем исхудала, — добавляет, кивая на меня, и я понимаю, что она переживает за меня.

Демьян уехал по делам, хотя сам не хотел, было понятно по одному его виду, что он хочет остаться рядом, следить, чтобы со мной всё было в порядке, но пришлось.

А меня сегодня обещала навестить Полинка, и я жду её, потому что последние несколько дней она сама не своя, и мне тревожно за неё, как за подругу.

Пока я лежала в больнице, у нас уже началась практика, и я всё время думала о том, что сегодня обязательно расспрошу Полину, что с ней произошло.

Она должна была пойти на практику в какую‑то крупную компанию, и мне интересно, может там что-то произошло, что её так выбило из колеи, и я не хочу оставлять это без внимания.

Полина приехала, и мы сели пить чай.

Я вижу, как ее одолевает непонятная мне тревога. Сердце сразу же сжалось за подругу.

Она села напротив и начала рассказывать, что пришла на практику помощником, но секретарь босса ушла в декрет, и другого пока не нашли, поэтому её временно поставили на должность секретаря.

Я слушала и понимала, как ей тяжело, как волнуется, потому что это совсем новая работа, и всё вокруг такое чужое и серьёзное, а она ещё и сама боится делать ошибки.

Она добавила, что самого босса пока не видела, но все вокруг говорят, что он настоящий деспот, требовательный и жесткий, такого монстра ещё поискать надо, и когда она это произнесла, я увидела, как у неё плечи подрагивают, губы сжаты, а глаза бегают по комнате, словно ищет спасение.

Мне стало ясно, что ей по-настоящему страшно, я подбадривала её, но сначала просто слушала, впитывала каждое слово .

Мы сидим, болтаем, потом постепенно переводим тему на её маму и брата. Я ведь их знаю.

Знаю какая у Полины замечательная мама, как она заботится о семье, и как её братишка, которому десять лет, растет добрым и внимательным мальчиком.

Слушаю её и улыбаюсь про себя, потому что вижу, как Полина переживает за всех, а у неё в глазах мягкость и тепло, когда говорит о семье.

Мне приятно просто быть рядом и слышать, как она рассказывает, потому что эти обычные разговоры о жизни, о родных, о разных мелочах, которые мы иногда принимаем как должное, сейчас кажутся такими важными и настоящими.

Словно в этот момент можно просто дышать и не думать о страхе, и о том, что было в последние дни.

Неожиданно я слышу, как щёлкает замок и скрипит входная дверь, на кухню заходят Демьян и Рустам.

Краем глаза замечаю, как Полина напрягается. Её плечи подрагивают, губы сжаты, глаза настороженные, будто она пытается понять, что делать, чтобы не попасть в неприятности.

Я вижу, как внутри неё всё дрожит, словно она боится Рустама. Хотя я думаю, что на самом деле боится той искры напряжения между ними, которая висит в воздухе.

Последний раз, когда они виделись в клубе, между ними летели только искры, смесь раздражения и скрытого интереса, и вот сейчас эта искра снова вспыхнула, только сильнее, и её невозможно не почувствовать. А после того, как Рустам отвёз нас домой она и вовсе пропала на пол дня.

Полина взволнована, её взгляд то встречается с Рустамом, то спешит уйти к столу, но она не может отвести глаза.

Их взгляды словно сталкиваются, и воздух между ними кажется плотным, напряжённым.

—Привет, — говорит Рустам , с лёгкой иронией в голосе, но я слышу уверенность, как будто он привык быть в центре событий и даже этот невесомый тон не скрывает его контроля над ситуацией. Его взгляд устремлен только на Полину.

Демьян уже подходит ко мне, кладёт руку на талию, наклоняется и шепчет так тихо, что слышу только я:

—Мы поднимемся наверх в кабинет, кое-какие дела порешаем. А вечером ты вся моя, принцесса. Ты мне и так дохера ночей должна.

Его голос скользит по коже, будто кто-то чертит горячей линией там, где даже воздух боится дотронуться.

Его ладонь на талии держит меня так уверенно, что у меня на секунду пропадает собственная опора, как будто он забрал её вместе с дыханием.

Внизу живота что-то сворачивается в плотный, пульсирующий узел, реагируя на каждое его слово.

Колени становятся чуть менее надежными, сердце сбивается с ритма, а мысли рассыпаются, как бусины под ногами.

И самое раздражающее — я знаю, что он чувствует это во мне. Чувствует, как меня накрывает от его голоса, от его близости, от этой хищной уверенности «ты моя»…

Ну что, кто за то чтобы следующая глава была жаркой? Ставьте «????» в комментарии, если да!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

62

К вечеру Полина и Рустам разъехались, и в гостиной стало тихо.

Камин тихо потрескивает, огонь мягко ползёт по стенам, бросая тёплые тени. Я сижу рядом, греюсь, хотя на самом деле мне совсем не холодно.

Мне тепло от самой себя и от того, что здесь, в этой тишине, я могу позволить себе быть с мыслями о нём. О нас.

Я вспоминаю его прикосновения, его взгляд, как он держал меня тогда, когда всё вокруг рушилось.

И от этих воспоминаний внутри что-то ёрзает, живот сжимается, дыхание чуть учащается, и я понимаю, как сильно я соскучилась, как хочу его рядом.

Демьян ещё в кабинете, он не закончил свои дела, а я поднимаюсь по лестнице.

Пол под ногами чуть скрипит, я медленно тянусь к ручке двери, нажимаю и она легко поддаётся, будто сама впускает меня внутрь.

Вхожу в кабинет. Ощущение странное, раньше он мне говорил, что сюда заходить нельзя, а теперь я понимаю, что нет в этом доме уголка, куда не касалась бы моя рука.

Всё вокруг кажется знакомым и в то же время чужим, как будто я постепенно вхожу в его мир, который когда-то был только его.

Демьян сидит за столом, расслабленный, всё время что-то пишет, подписывает документы, копается в бумагах.

Смотрю на него и понимаю, как это чертовски привлекательно. Ощущаю, что хочется к нему притянуться. Он такой сосредоточенный, и вместе с тем какой-то родной и манящий, будто каждый его жест тянет меня ближе.

— Иди сюда, — говорит он своим низким томным голосом.

Я ловлю дрожь по телу, мурашки бегут от шеи до кончиков пальцев, пульс учащается.

Ничего не могу с собой поделать, сердце стучит быстрее, а дыхание вдруг становится прерывистым.

Даже просто слушать и смотреть на него уже невозможно. Невозможно, спокойно оставаться на месте.

Я иду к нему медленно, будто дразня, виляю бедрами, тяну каждую секунду, наслаждаясь этим моментом.

Обхожу стол и подхожу совсем близко, сердце колотится, дыхание чуть сбивается. Но я даже не успеваю ахнуть, как он протягивает руку и обхватывает мое запястье. Осторожно, не больно. И усаживает меня к себе на колени.

Мои коленки оказываются по обе стороны его бедер, и я ощущаю каждый его жест. Его безумное возбуждение. От этого начинаю ерзать сидя на нем.

Мы так близко, что я начинаю прерывисто дышать, ощущение от этой близости просто разрывает меня изнутри. Будто воздуха не хватает в его кабинете.

Ловлю его хищный взгляд и теряюсь, понимая, что хочется его и ничего с этим поделать нельзя. Внутри меня что-то вздрагивает от одних его прикосновений.

Каждое движение руки, каждый легкий толчок бедром и сердце колотится, дыхание перехватывает .

Тело будто расплавляется изнутри, живот сжимается, становится жарко и влажно, а разум одновременно с этим совсем теряет контроль.

Я медленно прохожусь ладошками по его плечам. А его руки уже скользят под ткань моей футболки и ложатся на грудь. Слегка сжимают чашечку бюста. И от этого действия прошибает разряд.

—Демьян… — хмыкаю я, но он уже вовсю целует мою шею, будто оставляет свои метки.

— Мудила в халате сказал, что уже можно, — слышу его голос и в тот же миг другая рука сжимает мою ягодицу.

Мысли начинают скакать в голове как жужащие осы .

А если я поправлюсь за беременность, будет ли он на меня так же смотреть? Хотеть меня так же сильно? А вдруг всё изменится?

Боже, осекаюсь и веду головой, будто хочу скинуть с себя эти навязчивые думы. Я такая глупая становлюсь из-за беременности.

Слегка отстраняюсь, пытаясь взять паузу, хотя внутри всё бурлит и горит.

—В чем дело, принцесса ? Что в твоей голове? — спрашивает он, не отводя взгляд.

—Тетя Валя может зайти, — выдавливаю я, хотя вру, совсем не о том думаю.

—Ты же знаешь, что она не зайдет сюда, если не позову — хмурится и смотрит прямо в глаза. — Так какого ты ломаешься?

В тот момент его ладонь ныряет под резинку шорт, проходится по ткани трусиков и я невольно издаю тихий стон. Ведь он знает, что они уже насквозь промокли. Дразнит меня. Гладит. Но я хочу большего.

—Течешь уже.—констатирует усмехаясь.

Сердце бешено колотится от этих пошлых слов, дыхание сбивается, а разум словно перестаёт существовать, остаются только его руки и то, как они действуют на меня.

Поясница упирается в холодный край деревянного стола, и этот контраст с горячими руками Демьяна заставляет меня почти задыхаться.

Каждое прикосновение как удар электричества по всему телу, внутри всё сжимается снова и разгорается.

Он уже ныряет под край моих кружевных трусиков и касается лона. Я невольно сглатываю не в силах сдержать тихий стон, ощущая как стеночки сжимаются от его прикосновений к сокровенному месту.

—Так что в твоей голове, милая? —тянет он и делает круговое движение пальцами .

Стон снова вырывается из моего горла и я закусываю губу.

—Ты…Просто… Думала о нас…О том что все будет хорошо…—выдавливаю я, глотая комок внутри.

Слегка отстраняюсь и смотрю вниз на свой пока еще плоский живот. И тут происходит то, что я не могла даже представить.

Демьян наклоняется ближе, носом почти касается щеки так, что я ощущаю его дыхание.

—Пиздеть ты так и не научилась, малыш? —Думаешь, перестану тебя хотеть?

Он читает мои мысли? Но как?

Его рука все еще в моих трусиках. Пальцы медленно кружат над клитором. Это пытка. А пальцы его оружие.

Я зажмуриваюсь, чувствуя, как волны тепла и возбуждения медленно поднимаются снизу вверх, от таза до груди, скручивая внутренности, заставляя тело дрожать.

—Нет, — выпаливаю я, хотя внутри всё горит, живот сжимается. — Просто… мне страшно, что… я могу измениться… и… ты… — голоса не хватает, слова путаются.

—Ах…—и больше ничего не могу произнести.

Каждое движение пальцев — как электрический разряд, пронизывающий всё тело, заставляющий мышцы непроизвольно напрягаться и расслабляться, а разум становится тусклым фоном, будто существует только его прикосновение и ощущение близости. Спина выгибается в дугу, а холодное дерево врезается в кожу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

—Прекрати, думать херню, — говорит он строго, накрывая мой живот ладонью. — Хочу тебя до одури.

С этими словами он вгрызается в мои губы так сильно. Будто бьет по ним.

Он не просто целует, он вгрызается, словно хочет выжечь меня этим поцелуем, смешивая боль с наслаждением.

Его рот горячий, как пламя, движения губ решительные, уверенные, будто он маркирует меня своей страстью.

Каждое движение языка острое, тянущее, одновременно нежное и жесткое, оно заставляет меня сжиматься всем телом, дрожать и прижиматься к нему сильнее.

Я ощущаю, как пальцы невольно цепляются за его плечи, грудь прижимается к нему. Мысли полностью исчезают в этом мареве эмоций , оставляя только это дикое, сладкое ощущение.

—Хочу тебя в спальне.—шепчет он прямо в губы.

Он поднимается, подхватывает под ягодицы и идет. Всё вокруг исчезает. Он несет меня в комнату так и не отрываясь от моих губ.

Ловлю запах его кожи, слышу стук сердца, чувствую ритм его шагов, и это будто музыка, под которую я теряю контроль над собой.

В груди лопается напряжение, живот сжимается от возбуждения, из меня выделяется еще больше влаги и всё моё тело реагирует только на него, на его руки, на его силу, на его прикосновения…

Дорогие друзья, ваша поддержка бесценна! ????

Если вам не трудно, оставьте

комментарий,

мне будет приятно, а книга станет ближе к новым читателям. Книга БЕСПЛАТНАЯ!❤️

Эпилог 1

Просыпаюсь от детского плача.

Сначала не соображаю, где я. Потом доходит — дома.

Ратмир орёт так, будто ему жизнь уже должна по расписанию . Мелкий, а уже командует всеми. Весь в мамку. Характером свой показывает .

Голос с хрипотцой, будто специально, чтобы никто не посмел подойти. А вот это уже в папку.

Поворачиваюсь на бок, Евы нет.

Кровать холодная, простыня смята, подушка на полу.

Слышу из соседней комнаты её тихий голос. Убаюкивает нашего сына.

Говорит с ним вполголоса, шепчет что-то ласковое. Поднимаюсь, прислушиваюсь будто впервые вообще слышу ее голос. Он как музыка.

Чёрт, я готов слушать это всю жизнь.

Подхожу к двери, чуть приоткрываю.

Жена стоит у кроватки и качает сына. Ратмир кулачки поджимает как боксер, носик морщит, сопит сердито. Маленький кусочек нас.

Мой сын.

От этих двух слов внутри всё переворачивается. Никогда не думал, что это может тронуть так.

Я ведь всегда думал, что дети- это не моё. Думал, что не создан для этого. Пока не встретил её.

Мне всегда было проще решать, ломать, защищать, но не вот это. Не держать крошечное существо, которое на меня даже смотреть ещё толком не умеет.

А потом, когда врач сказал, что она беременна…Когда она лежала беспомощная в больнице. Блять, я не мог тогда ей сказать об угрозе.

Боялся, что не простит за то, что не успел тогда. Боялся, что потеряю её и сына.

Когда увидел её лицо — испуганное, растерянное, но с каким-то светом в глазах… Мне тогда в сердце будто кто-то нож всадил .

Екнуло. Проняло. Сильно. И я понял всё, пропал. Хер я теперь смогу без них двоих.

Смотрю на Ратмира. Чуть расслабляется, когда жена укачивает, но умеет хмуриться, как я.

Когда впервые взял его на руки в роддоме, ладони так тряслись, как будто не мои. Он был тогда такой синий и сморщенный. Маленький тёплый комок, который даже голову держать не мог. А сейчас ему пять месяцев и этот мелкий уже бурчит, взглядом сверлит, как будто спрашивает, кто тут главный.

Щёки круглые, губы пухлые как у Евы, глаза — мои, темные, серьёзные, будто всё понимает.

Кулачок вечно у щеки, нос смешно морщится, когда зевает.

И я ловлю себя на том, что не могу оторваться от этого зрелища.

Жена стоит в халате укачивает малого. Волосы растрёпанные после сна, халат сполз с плеча и грудь чуть видна. От этого ее вида уже член в штанах дергается. Башню срывает.

Мать моего сына, любимая женщина, та без которой я уже не существую … Чёрт, ничего не поменялось — я всё ещё хочу её до безумия.

Её кожа, запах, эти глаза, в которых я тону, как придурок.

Подхожу ближе, обнимаю сзади. Зарываюсь носом в шею, целую.

Она вздрагивает, тихо выдыхает, будто всё ещё не привыкла к тому, как я к ней прикасаюсь.

От неё пахнет чем-то домашним — молоком, кожей, сном. И от этого крышу срывает сильнее, чем от любого парфюма.

Я всегда сходил с ума от ее запаха.

Не духи, не кремы, а именно ее натуральный аромат . Её кожа после сна, чуть тёплая, с этой едва уловимой сладостью.

Запах женщины, которой я касаюсь, которую трахаю, той которая теперь носит мою фамилию.

Вдыхаю глубже, будто хочу пропитать им себя до костей. Этот запах - мой наркотик. А наркоманов бывших не бывает.

Да кого я наебываю. Я уже пойман навсегда. И меня уже ничего не спасет , кроме нее.

Пальцы сами находят край халата, приподнимают ткань, ладони ложатся на бедра. Сжимаю плоть в руках.

— Демьян… — шепчет, пытается выдохнуть хоть что-то, но у неё не выходит.

— Что? — прикусываю кожу у ключицы. — Я соскучился.

А она напрягается.

— Ты с ума сошёл, Ратмир же…

— Засыпает, — шепчу в ответ. — Не мешай.

Отстраняюсь, обхожу жену и забираю у нее из рук сына.

— Иди в кровать, — шепчу.— Я сейчас приду.

— Он уже почти успокоился, — улыбается она.

Аккуратно укладываю Ратмира в кроватку. Он чуть похныкивает, но успокаивается. Поправляю одеяло, смотрю на его лицо — нос, щёки, эти кулачки, всё такое моё. Маленький мужик.

Он ещё мелкий, а уже с характером, с этим упорством и капризным сердитым кряхтением. И чёрт возьми, теперь эти двое — смысл моей жизни, и без них я не смогу дышать…

Дорогие мои❤️Не расходимся, нас ждет еще второй эпилог! Очень жаркий и горячий. ????А пока я пишу, оцените главу и поставьте «➕» в комментарии, кто ждёт?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпилог 2

С тихим удовлетворением возвращаюсь в спальню. Дверь за мной мягко щёлкает, и тишина будто стягивается вокруг нас, делая комнату чужой для всего остального мира.

Ева стоит у окна, повернувшись ко мне боком, и я замираю на секунду, потому что зрелище — сука, убийственное.

Свет из окна ложится на неё мягко, подчеркивает линию шеи, ключицы, этот ебучий халат, который держится на ней на одном честном слове.

Тонкая ткань обтягивает грудь, проступают контуры сосков, чуть приподнятых от прохладного воздуха.

Бёдра под тканью будто выточенные, особенно выражены когда она делает малейшее движение.

Волосы растрёпаны, падают на плечи, как будто специально, чтобы я не выдержал. А я и не выдерживаю, внутри всё рвётся вперёд.

Пока она смотрит в окно, я смотрю только на неё, и в голове одно- сорвать с неё этот чёртов халат, услышать треск ткани, почувствовать под ладонями голую кожу -мою, горячую, мягкую, пахнущую ей.

Я хочу открыть её заново, как будто не делал этого тысячу раз.

Хочу жадно, до боли так, что член уже налитый.

Она поворачивается ко мне и одаривает своей милой улыбкой.

—Успокоился?— тихо спрашивает.

—Да! —отвечаю, проходя к ней шаг за шагом.—А вот я нет.

Она сглатывает. Чёрт, эта мелочь, всего лишь звук, а у меня снова кровь в паху кипит.

— Демьян… — начинает она, но голос дрожит.

— Что «Демьян»? — я подхожу вплотную, ставлю ладони по обе стороны от её бёдер, загоняя её спиной к стеклу. — Ты думаешь, я теперь усну? —оскаливаюсь.

Носом провожу вдоль её шеи, медленно, чтобы она весь путь чувствовала. Врезаюсь в нее бедрами, чтобы почувствовала как заведен.

— Демьян… у меня те самые дни.—шепчет, пряча глаза.

— Не понял.— напрягаюсь, моргаю медленно.—Они же недавно у тебя были?

Она фыркает, щёки вспыхивают.

— Да нет. В смысле… опасные дни.—и ладонь сама невольно падает на живот.

Я замираю ровно на секунду. Ровно настолько, чтобы почувствовать, как кровь в паху превращается уже в кипяток. Опасные? А мне от одного этого слова крышу сносит еще сильнее.

Я не против. Да кого я вообще пытаюсь обмануть — я пиздец как за. Хочу и её. И то, что может от нас появиться.

Склоняюсь над женой, почти касаясь её губами, но не целуя — мучая.

— Если ты думаешь, что я откажусь от шанса ещё раз сделать тебя беременной… особенно в такие дни…—то, малыш, ты плохо меня знаешь.

—Хочу маленькую принцессу.—шепчу в её губы.—Точно такую же упрямую. С твоими глазами. С твоей улыбкой, от которой у меня мозги выгорают.

Ева наотрез отказалась няню для Ратмира нанимать, кроме Валентины никого близко к сыну не хочет подпускать. Только она помогает. Сидит с Ратмиром как с родным внуком. Всю себя ему отдает, каждый день с нами. Считай родная бабушка есть.

Жена сама уже на взводе, подставляет свои сочные губки для поцелуя . Я и срываюсь. Целую жадно, будто сожрать ее хочу.

Подхватываю под бедра и усаживаю на подоконник, устраиваясь между ее разведенных ног.

На спех развязываю пояс этого блядского халата. Раздеваю ее, не отрываясь от губ.

Руками прохожусь по груди. Беру сосок, прокручиваю между пальцами, пуская на ее коже табун мурашек.

Она стонет. И этот стон, для меня как песня. Каждый звук бьёт по нервам, возбуждает сильнее любого прикосновения, заставляет кровь в венах закипать, а яйца распухать.

Пальцами исследую ее тело, поглаживаю. Опускаюсь на живот и он начинает подрагивать.

Моя девочка не хочет останавливаться, ее тело просит большего.

Продолжаю пытать ее прикосновениями. И она уже задыхается. Дышит рвано, пальцами хватается за мои предплечья.

Опускаю руку на киску и отодвигаю край ее уже влажных кружевных трусиков. Член давно стоит по стойке смирно и готов сам выпрыгнуть из боксеров.

Проникаю пальцами внутрь нее и она уже тянет меня на себя. Ее губы ищут мои. И кто я такой, чтобы не дать ей это.

Припадаю к ее губам, вылизываю изнутри. Добавляю палец, тем самым растягивая . Загибаю их, дразню, довожу ее, и вижу что она вот—вот достигнет разрядки.

Ева трясется, выкрикивает мое имя. Ее бедра дрожат и раскрываются шире для меня.

Вынимаю пальцы и заменяю их членом. Каждый мой толчок приближает нас к оргазму. Она кусает меня за плечо, тянет за волосы, царапается—и это все что мне нравится.

Посылаю ее за грань и она кончает первой. Следом уже я, наполняю своей спермой ее киску.

Мы оба задыхаемся , тела липнут друг другу. Стекло запотело.

—Люблю тебя,—шепчет она, утыкаясь мне в шею.

—Люблю, принцесса.—бормочу ей в волосы.

Несу жену в кровать, там и расслабляемся.

Впервые за столько лет, чувствую себя счастливым. И я готов весь мир поставить на колени ради них. Ради неё. За каждую улыбку, каждый вздох, каждое «люблю». Всё, что было до этого, меркнет, теперь есть только мы трое, и я понимаю, чего хочу.

Лишь они, и ради них я готов на всё…

Любимые мои❤️Вот и подошло написание книги к концу! Буду очень благодарна за ваши комментарии и звездочки.

Напишите пожалуйста в комментариях , хотели бы книгу про Полину и Рустама?✍️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец