Я вижу тебя идеальной. Сводный для пышки

Глава 1. Пышка

Я заперлась в самой дальней кабинке женского туалета, прижав ладони к горящим векам. Сквозь тонкие стенки доносились голоса девушек, смех, шум воды из крана. Они не знали, что я здесь. Не видели, как я сбежала из аудитории, едва сдерживая рыдания.

– Эй, Алиса, может, тебе взять два стула? А то этот явно не рассчитан... Ну, ты понимаешь…

Голос Макса звенел в ушах, смешиваясь с хохотом одногруппников. Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Мое отражение в зеркале перед побегом было ужасным – заплаканное лицо, размазанная тушь, дрожащие губы. И это тело. Это проклятое тело, которое не влезало в новые стулья, которые поставили в аудитории. В модные джинсы, в нормальную жизнь.

Я достала телефон. Пальцы дрожали, когда я вбивала в поиск:

"Как похудеть на 10 кг за неделю"

"Жесткая диета без срывов"

"Таблетки для снижения веса"

Каждая статья казалась спасением. Каждая фотография "до и после" – обещанием, что однажды и я смогу...

– Алиса? Ты там?

Голос Кати заставил меня вздрогнуть. Я быстро вытерла лицо бумажным полотенцем.

– Все нормально. Я просто… Скоро выйду, – пробормотала я, но дверь кабинки уже приоткрылась.

Катя втиснулась ко мне, хлопнув дверью. Ее карие глаза сразу нашли мои красные, опухшие веки.

– Блин, ну и вид... – она вздохнула, доставая из сумки влажную салфетку. – А ну-ка, вытирай слезы! Ты же знаешь, Макс – придурок. Все это знают.

Я молча позволила ей вытереть мои щеки.

– Он просто... – голос Кати стал мягче. – Он не стоит твоих слез. Ни один мужик не стоит. Ясно тебе?

– Дело не в нем, – я сглотнула ком в горле. – А вот в этом.

Я провела руками по своему телу.

Катя нахмурилась, явно не соглашаясь.

– В чем «вот в этом»? Ты красивая, Аля! Очень-очень красивая.

Я отвернулась. Она не понимала. Не могла понять.

– Ладно, – Катя вздохнула, понимая, что слова не помогают. – Там внизу парень тебя ждет. У охраны. Говорит, передать тебе что-то важное хочет.

Я насторожилась.

– Какой парень?

– ХЗ. Высокий, в черной куртке. Глаза какие-то... необычные.

Сердце упало в пятки.

Ден.

– Я... я не знаю, кто это, – солгала я, чувствуя, как лицо горит.

Катя прищурилась.

– Ага, конечно. Ну ладно, иди разберись, что это там за незнакомец такой симпатичный. А потом поедем ко мне? Купим вина, посмотрим что-нибудь.

Я кивнула, стараясь не показывать панику. Последнее, чего я хотела – чтобы кто-то из университета узнал, что у меня появился сводный брат. Особенно такой... заметный.

– Спасибо, – прошептала я.

Катя обняла меня.

– Все будет хорошо, ладно? Ты сильная. И ты выше тупых шуточек Макса.

Когда она вышла, я еще минут пять сидела в кабинке, пытаясь успокоить дрожь в руках. На экране телефона все еще горели результаты поиска:

"Как быстро похудеть"

"Способы не чувствовать голод"

Я глубоко вдохнула и нажала "удалить историю".

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

1.2

Лестница казалась бесконечной. Каждый шаг ощущался так, будто я спускалась не с третьего этажа, а проваливалась куда-то глубоко, туда, где не было ни Макса, ни его мерзких шуток, ни этих новых стульев, которые оказались слишком узкими для меня.

Ни моей матери, которая внезапно подсунула мне такой подарочек в виде нежданных-негаданных отчима и его сыночка-переростка…

Я замедлила шаг, ловя отражение в зеркальных панелях коридора. На меня огромными заплаканными глазами серого цвета смотрела высокая девушка с округлыми плечами, в бесформенном свитере, который должен был скрывать все лишнее, но только подчеркивал, как я ненавижу собственное тело. Ужасный лохматый пучок русых волос на голове. Мешки под глазами из-за пролитых слез. Огромная и бесформенная…

– Ты же взрослая девушка, Алиска, – говорила мама, когда впервые привела в дом того самого мужчину. Своего нового «мужа».

Ее новый избранник оказался молчаливым мужчиной лет пятидесяти, с седыми висками и усталыми глазами. Но пришел он не один… За его спиной стоял он – высокий, с резкими скулами и узкими глазами, в которых читалось что-то слишком внимательное и насмешливое.

– Это Данил, мой сын, – представил его мамин новый мужчина. – Но все зовут его Ден.

Я тогда фыркнула.

– Потому что Данил – недостаточно круто для Москвича?

Ден даже не моргнул, ничуть не смутившись.

– Потому что Dan – мое настоящее имя. Мама была кореянкой. Но папа предпочитает имя Данил.

Мама поспешно увела всех на кухню, а я осталась стоять посреди гостиной, сжимая кулаки. В соседней комнате теперь будет жить чужой парень. Совершеннолетний, как и я – нам обоим уже за двадцать, но это не делало ситуацию нормальнее. Потому что мама сходу заявила, что Ден теперь мой сводный брат. А оно мне надо? Жила двадцать лет без братьев и дальше проживу!

– Он не задержится, – шептала мне мама позже, заявившись в комнату. – Ищет себе квартиру. Просто потерпи. Они ведь с Москвы к нам приехали. Еще не обустроились. Понимаешь?

Но терпеть было невозможно. Особенно когда он приходил с тренировки, весь мокрый от дождя и пота, сбрасывал куртку в прихожей, и я невольно замечала, как футболка прилипает к его торсу. И как он иногда смотрит на меня… Будто увидел какого-то пришельца!

Я резко встряхнулась, спускаясь на первый этаж. Не думай об этом. Не сейчас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

1.3

Холл университета был полон студентов. Кто-то смеялся, кто-то торопливо листал конспекты перед парами, кто-то целовался у стенда с расписанием. И посреди этого хаоса стоял он.

Ден.

В черной кожаной куртке, с мокрыми от дождя волосами, он казался инородным телом в этой толпе. Высокий, с резкими чертами лица – узкие темные, будто угли, глаза, острые скулы, губы, которые всегда казались чуть насмешливыми. На нем были простые черные джинсы и ботинки, но даже в этом он выглядел так, будто только что сошел с обложки журнала. Но самое раздражающее, что он сам будто и не замечал, как выглядит и какое внимание к себе привлекает. Всегда смотрел куда-то поверх голов пялящихся на него людей. Благо, рост ему это позволял…

Вот и сейчас. Рядом с ним кружились девушки. Одна бросила на него смелый взгляд, другая что-то шептала подруге. Но Ден не замечал их. Он листал ленту в телефоне, изредка поглядывая на часы. Небрежно прислонившись спиной к колонне.

А потом поднял глаза.

И увидел меня.

Его взгляд – холодный, оценивающий – скользнул по моему лицу, по моей растрепанной прическе, по свитеру, который я в спешке натянула на себя, убегая из аудитории.

Он сделал шаг вперед.

Я замерла.

Вокруг все еще шумели, смеялись, жили своей жизнью, не подозревая, что вот-вот случится что-то...

Что-то.

Ден приближался, не сводя с меня глаз.

Холл внезапно стал слишком тесным. Ден подходил ко мне, неспешно, словно давая время осознать его присутствие. Он всегда вел себя так со мной. Осторожно и до тошноты деликатно. Будто я была какой-то истеричкой, готовой в любой момент на него наорать. Хотелось, да… Но виноват-то в сложившейся ситуации не он. Я понимала. И все же…

Его пальцы сжимали пластиковый контейнер – мамин, я узнала его сразу.

– Зачем ты пришел? – мой голос прозвучал резче, чем я планировала. Я не хотела, чтобы кто-то видел нас вместе.

Ден остановился в шаге от меня. Его глаза – эти странные, чуть раскосые глаза – скользнули по моему лицу.

– Твоя мама просила передать. Ты забыла дома обед. А я как раз проходил мимо.

Он протянул контейнер. Через прозрачную крышку виднелись котлета, пюрешка, еще что-то. Домашнее. Жирное. Запретное.

В любой другой ситуации я бы спокойно отнеслась к маминой еде. Но не сегодня. Не после того, как макс выставил меня перед всеми на посмешище.

Я не взяла.

– Ты что, специально приперся сюда, чтобы все видели?

Ден не моргнул.

– Я приперся, потому что твоя мать волнуется. Ты не ешь.

– Это не твое дело! То, что наши родители теперь живут вместе не значит, что…

Мой взволнованный голос оборвался на полуслове. Где-то рядом захихикали. Я почувствовала, как по спине побежали мурашки. Потому что узнала этот смех.

Черт…

– О, пышечка без пирожков жить не может! Тебе мало одного сломанного стула, ты решила заказать еще еды, чтобы истребить всю популяцию несчастной четырехногой мебели?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

1.4

Голос Макса. Довольный, насмешливый.

Я не обернулась. Не дала ему удовольствия увидеть мое лицо.

Но Ден обернулся.

Медленно. Спокойно.

– Ты что-то сказал? – его голос был тихим, почти вежливым. И все же, его звучание изменилось. Стало непривычно твердым.

– А что, ты плохо расслышал? – Макс сделал шаг вперед, его друзья за спиной переглянулись. – Ты кто вообще? Больно дерзкий для курьера. Проблемы?

Воздух застыл вокруг, я ощутила это очень отчетливо. Вся внутренне похолодела. Видела, как пальцы Дена сжались в кулаки, но лицо оставалось невозмутимым.

– Проблемы, видимо, у тебя с языком. Слишком много болтаешь, когда тебя не спрашивают, – сказал он, как отрезал.

Макс заколебался. На секунду.

– Да ладно, парень, не кипятись. Это ж наша Алиска. Мы с ней всегда так шутим. Она же…

Я не стала дослушивать. Вырвала контейнер из рук Дена и бросилась к выходу, чувствуя на спине десятки липких взглядов. Их смех преследовал меня по коридору, смешиваясь со стуком сердца в висках.

Опозорена. Снова. И надо было ему тащить сюда этот чертов контейнер?

Толкнув кого-то плечом и услышав вслед возмущенное «эй!», я нашла ближайший мусорный бак у столовой. И со злостью выбросила в него еду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2. 800 калорий

Последние три дня я жила по новому графику: утренняя пробежка до рассвета, когда никто не мог увидеть мое запыхавшееся лицо и трясущиеся от усталости ноги. Два стакана воды вместо завтрака. Чай без сахара в обед. И вечерние ссоры с мамой.

– Алиса, ты совсем с ума сошла! – мама хлопнула ладонью по кухонному столу, когда я в очередной раз отодвинула тарелку с ужином, выдумав нелепую отговорку. – Посмотри на себя!

Я не смотрела. Я знала, что увижу – бледное лицо с синяками под глазами, дрожащие от бессилия руки. Но цифра на весах уже уменьшилась на два килограмма. Оно того стоило.

– Я в порядке, – сквозь зубы пробормотала я, вставая из-за стола. Голова закружилась, и я ухватилась за спинку стула.

– В порядке?! – мама вскочила, хватая меня за плечо. – Ты падаешь! Так же нельзя!

– Отстань! – я резко дернулась, и мир накренился. В глазах поплыли черные пятна.

В дверном проеме возникла тень. Ден.

Он стоял в спортивных шортах и мятой футболке, волосы взъерошены после душа. Капли воды еще скатывались по его шее, исчезая под тканью. Даже сейчас, весь растрепанный, он выглядел так, будто только что сошел с обложки журнала. Или с экрана телевизора, показывающего очередную популярную дораму. Ему определенно досталась бы главная роль. Черт…

– Все нормально? – его голос был спокойным, но глаза пробежались по моему лицу, будто сканируя.

Меня передернуло.

– Прекрасно! – я фальшиво улыбнулась. – Просто семейный ужин в нашем уютном, но очень уж тесном, гнездышке. Куда не пойду, всюду кто-то да решит прочитать мне нотацию.

Мама вздохнула:

– Она ничего не ест третий день...

– Я не ребенок! – резко оборвала я. – Мне не нужны няньки!

Ден молчал. Стоял. Смотрел.

Высокий и спокойный. Как морской шелест волн ночью.

И это бесило больше всего – его молчаливое наблюдение, будто я какой-то интересный экспонат в музее. Иногда так хочется… чтобы все просто оставили меня в покое!

– Все, мне нужно учиться, – я резко развернулась и пошла к своей комнате, чувствуя, как их взгляды жгут мне спину.

– Алиса... – начал было Ден.

Я хлопнула дверью. Ладно мама, но вот уж ему точно не следует лезть не в свое дело. Он мне никто!

В тишине комнаты наконец можно было перевести дух. Я прижалась лбом к прохладному стеклу окна, глядя на темнеющий двор. Где-то там, за углом, был спортзал, где тренировался Макс.

И если я смогу влезть в то черное платье...

Если цифра на весах станет меньше...

Тогда, может быть...

За стеной послышался мягкий шорох – Ден прошел в свою комнату.

Я зажмурилась.

Голод сводил желудок спазмами, но это было приятной болью. Болью, которая означала, что я на верном пути.

Комната была моей крепостью. Небольшая, но уютная, с потертым ковром цвета пыльной лаванды и гирляндами, которые я вешала еще в прошлом году и так и не сняла. Над столом – полка с книгами, аккуратно расставленными по цвету корешков. Я всегда любила порядок в вещах, даже если в голове его не было.

Я провела пальцами по корешкам, ощущая шершавость бумаги. "Гарри Поттер", "Убить пересмешника", "Гордость и предубеждение". Старые друзья, которые не смеялись над моим весом. На стене рядом – фотография десятилетней меня: худенькая девочка в спортивном купальнике, с золотой медалью по художественной гимнастике.

Я резко отвернулась. Это было давно, теперь все иначе.

Компьютер ждал, приглушенно светясь в полумраке. Я опустилась в кресло, которое скрипнуло под моим весом, и открыла страницу Макса.

Его лицо заполнило экран. Эти ямочки на щеках, когда он улыбался. Эти светлые волосы, которые он всегда так небрежно зачесывал назад. Последнее фото – он с футбольной командой после победы, обнимает какую-то хрупкую блондинку. Красивую. Стройную. С длинными ногами-спичками, которые выглядели шикарно даже в кроссовках, не на каблуках.

Мое сердце сжалось.

Я знала Макса с первого курса. Тогда я еще верила, что университет – это новый старт. Что здесь никто не будет помнить толстую Алиску из школы. Но потом... Потом был тот злополучный поход в кафе после пары, когда я заказала десерт после салата, а Макс усмехнулся: "Всего один кусок? Спросить у официанта, может они сразу вынесут тебе целый торт, а?".

И вместо того чтобы возмутиться… я засмеялась вместе со всеми. Не хотела показать, как мне стыдно и больно. Мне казалось, что так будет проще. Но теперь… Макс посчитал, что подобные шутки я воспринимаю нормально. И отыгрывался на мне, как только мог.

Я пролистала дальше. Вот он на пляже – рельефный пресс, загорелые плечи. Мои пальцы сами потянулись к животу, к мягким складкам под свитером.

– Когда похудеешь, – шептала я себе, – тогда он посмотрит на тебя по-другому.

На столе рядом лежал дневник питания – аккуратная таблица с калориями. 800 в день. Я могу выдержать. Должна была выдержать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

За окном стемнело. Где-то в квартире скрипнула дверь. Ден снова отправился на тренировку. Он постоянно пропадал на них. Не знаю, может он какой-то спортсмен? Не спрашивала.

Взгляд снова вернулся на фото Макса. Я автоматически натянула свитер пониже, хотя он не мог меня видеть.

На экране застыло его лицо. Я увеличила фото, рассматривая его глаза. Такие голубые. Такие холодные.

– Почему ты не видишь, какая я на самом деле? – прошептала я пустой комнате.

Но ответа не было. Только тиканье часов на стене и далекий звук льющейся воды – мама принимала душ.

Я закрыла вкладку и потянулась за тетрадью по литературе. Завтра нужно было сдавать эссе. Но перед глазами все еще стоял тот смех. Тот взгляд.

И мечта.

Всего несколько килограммов… и все изменится.

2.2

Аудитория №14 с высокими потолками и деревянными партами, на которых поколения студентов выцарапывали свои имена. Я обожала этот запах – старых книг, древесины и мела. Здесь, среди строк Пушкина и Бродского, я могла быть кем угодно. Худой, красивой, желанной. Здесь слова значили больше, чем тело.

Я перебирала конспект, пальцы скользили по знакомым строчкам. Но сосредоточиться было нелегко. Взгляд то и дело поднимался и скользил по аудитории.

– Опять его ищешь? – Катя ткнула ручкой в пустое место у окна, где обычно сидел Макс.

Я пожала плечами, делая вид, что не понимаю, о чем она.

– Боже, ну сколько можно! – Катя закатила глаза. – Он очередную дурочку на тренировке лапает, а ты тут по нему вздыхаешь.

– Я не вздыхаю, – я нарочито уткнулась в тетрадь.

– Ага, конечно. Гад он. Гад.

Катя наклонилась ко мне, понизив голос до шепота, но ее слова резали острее крика. Потому что я знала, что она права.

– Ты же сама видела, как он вчера в столовой пялился на первокурсницу! Да этот придурок каждую неделю новую...

Я перебила ее, сжимая ручку так, что пальцы побелели:

– Знаю. Я не слепая, Кать.

– Тогда в чем дело? – подруга схватила меня за запястье. – Почему ты...

– Потому что когда я похудею, все будет по-другому! – вырвалось у меня громче, чем я планировала. Несколько студентов обернулись. Я сжалась, понизив голос: – Он просто... Он не может воспринимать меня всерьез в таком теле.

Катя смотрела на меня, будто я говорила на иностранном языке. Ее пальцы разжались:

– Ты слышишь себя? Это же...

– Я знаю, как это звучит, – я перевела взгляд на свои колени, на растянутые джинсы. – Но, когда я была худышкой и спортсменкой, мальчики носили мне сумки. Сейчас они просят подвинуться, чтобы не касаться меня. Кать, мне нравится Макс, я ничего не могу с этим поделать.

Катя нахмурилась:

– Во-первых, ты прекрасна в любом весе. А во-вторых, даже если ты похудеешь...

– Тогда он увидит настоящую меня, – перебила я. – Ту, что внутри. А не это... – Я махнула рукой на свое тело.

Катя открыла рот, чтобы возразить, но в этот момент преподаватель вошел в аудиторию. Она только прошептала:

– Хороший человек видит душу сразу. А не ждет, пока ты упадешь до его стандартов.

Мое сердце остановилось, когда дверь аудитории распахнулась. Сначала я даже не поняла, что происходит – просто почувствовала, как воздух вокруг вдруг стал густым, тяжелым, словно перед грозой. Потом услышала голос старосты:

– Коллеги, у нас пополнение...

Я машинально подняла голову.

И увидела его.

Как? Что он здесь забыл?

Ден стоял в дверном проеме, залитый утренним светом из высоких окон. Он не улыбался, не нервничал – просто стоял, спокойный и невозмутимый, будто его появление в моей группе было самой естественной вещью на свете. Черная водолазка облегала его плечи, подчеркивая каждую мышцу. Его слегка раскосые глаза медленно скользнули по аудитории, и я почувствовала, как по спине побежали мурашки.

Боже, только не это.

Мои пальцы впились в край парты так сильно, что ногти оставили на дереве белые полосы. Он был слишком заметным. Слишком... Другим. Даже не глядя, я знала – половина девушек в аудитории уже рассматривает его с интересом.

Я резко опустила глаза в конспект, но буквы плясали перед глазами.

Он не должен быть здесь. Какого черта происходит?

– Данил Соколов, – староста слегка кивнул на «новенького». – Перевелся к нам с журфака МГУ. Да-да, для меня тоже загадка, как можно было променять МГУ на наш, кхм, прекрасный универ, – в аудитории послышались смешки. – Но кто мы такие, чтобы судить. Добро пожаловать, Ден. Пара скоро начнется.

Шепоток прошелся по рядам. Девушки за нами переглянулись.

– Погоди-ка, – прошептала Катя мне на ухо. – А это не тот парень, что вчера тебя искал?

Я сделала вид, что не слышу, уткнувшись в конспект так, будто там был расписан план моего спасения. Я блин

не хотела

, чтобы кто-то знал, что у меня – взрослой девушки – вдруг появился «братец». Тем более… такой.

Я так долго и изо всех сил старалась стать незаметной. Но из-за него… я получу слишком много нежелательного внимания. Не хотела, что теперь все начали обсуждать, как ненормально все то, что устроила моя мама.

– Садись куда хочешь, – махнул рукой староста.

Я чувствовала его взгляд.

Я чувствовала каждый его шаг. Слышала, как подошвы его кроссовок мягко шаркают по полу. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно на весь зал.

– Можно?

Его голос прозвучал прямо рядом со мной, и я вздрогнула. Горячая волна ударила в лицо.

Он обращается ко мне? Нафига?!

Я подняла голову и встретилась с его взглядом. Темные глаза смотрели на меня без улыбки, но с каким-то... пониманием?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Тут везде свободно, – выпалила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Он кивнул и прошел мимо, слегка задев меня рукой. Запах его одеколона – теплый, с оттенком кожи и чего-то древесного – на секунду окутал меня, и в груди что-то болезненно сжалось.

Он сел прямо за мной.

Теперь я чувствовала его присутствие каждой клеточкой тела. Слышала, как он перелистывает страницы, как дышит.

Катя толкнула меня локтем:

– Ничего себе новенький! – прошептала она. – Смотри-ка, он сел за тобой!

Я сделала вид, что не слышу, уткнувшись в конспект.

Почему он здесь?

Почему именно на моем факультете?

Почему именно в моей группе?

Да какого черта?!

Я резко развернулась на стуле, так что Катя вздрогнула. Ден сидел прямо за мной, спокойный, как будто его появление в моей группе было самой обычной вещью.

– Будь так добр объясниться! – прошипела я так тихо, чтобы не привлекать внимание всей аудитории, но с такой яростью, что мои губы дрожали.

2.3

Ден медленно поднял глаза от учебника, который уже успел положить на стол. В них не было ни смущения, ни злости, только привычная холодная рассудительность.

– Мне пришлось переехать сюда из-за отца. И ты это знаешь, – так же тихо ответил он.

Я сжала кулаки.

– И что, ты не мог выбрать другой университет?!

– Так совпало, – он пожал плечами, – что мы с тобой оба выбрали журфак. И учимся на одном курсе. У вас в городе нет другой альтернативы.

Я открыла рот, чтобы выпалить что-то резкое, но в этот момент Катя, которая до этого момента молча переводила взгляд с меня на Дена, неловко кашлянула.

– Эм... вы... знакомы?

Ден повернулся к ней, и его лицо впервые за этот разговор смягчилось.

– Данил. Но лучше просто Ден, – представился он. – Сводный брат Алисы.

Катя широко раскрыла глаза.

– ЧТО?!

Я закрыла лицо руками.

– Ден... – я сквозь пальцы бросила на него убийственный взгляд, – заткнись.

Но было уже поздно. Катя смотрела на меня так, будто я только что призналась, что тайно замужем за президентом.

– Ты... ты никогда не говорила, что у тебя есть брат!

– Потому что его НЕТ! – я протяжно застонала, но вовремя вспомнила, где нахожусь, и понизила голос до раздраженного шепота. – Он не мой брат. Он – сын человека, с которым моя мать почему-то решила связать свою жизнь. И все.

Ден ничего не ответил. Он просто смотрел на меня, и в его глазах читалось что-то... усталое.

Катя медленно откинулась на спинку стула, явно не зная, как реагировать.

– Ну... приятно познакомиться, – неуверенно пробормотала она.

Ден кивнул.

– Взаимно.

Я резко отвернулась, чувствуя, как щеки горят от ярости.

Вот и все. Теперь Катя знает. Скоро узнает вся группа. Потом весь факультет.

Прошло несколько пар, и я уже готова была провалиться сквозь землю. Каждая лекция превратилась в пытку – не из-за сложного материала, а из-за того, что творилось вокруг.

Девушки из группы, которые раньше даже не смотрели в мою сторону, теперь постоянно находили повод подойти к Дену.

– Ой, а можно посмотреть твой конспект? Ты так аккуратно пишешь!

– Ты же с журфака МГУ перевелся? А почему именно сюда?

– У тебя такой интересный разрез глаз... Ты метис?

И самое бесячее в том, что Ден вел себя так, будто не понимал, что они к нему клеятся. Отвечал вежливо, но без интереса, будто обсуждал погоду. И откуда в одном человеке столько спокойствия и безразличия?! Аж бесит!

– Да, я наполовину кореец.

– Да, перевелся по семейным обстоятельствам.

– Конспект? Пожалуйста.

Он даже не замечал, как девушки переглядываются, как одна из них нарочно "случайно" касается его руки.

Я стискивала зубы и утыкалась в тетрадь.

Ну и ладно. Пусть вешается на него хоть вся группа. Мне все равно.

Но когда прозвенел звонок на обед, и все начали собираться, я почувствовала, как кто-то встал рядом.

– Ты идешь в столовую?

Голос Дена. Спокойный. Будто между нами не было утренней перепалки.

Я даже не подняла голову.

– Нет.

– Тебе нужно поесть.

Мой желудок предательски заурчал. Я не ела уже нормально... сколько? Два дня? Три?

– Это не твое дело, – я встала, стараясь казаться безразличной. Но сердце почему-то забилось учащенно. Ладно-ладно, приятно же, когда кто-то проявляет к тебе заботу! Тем более, когда это не мама, а парень…

Ден не отступил.

– У тебя руки трясутся.

– Отстань!

Я чуть толкнула его плечом, проходя мимо. Он даже не пошатнулся – просто смотрел мне вслед, и в его глазах было что-то... разочарованное?

Пусть.

Я вышла в коридор, чувствуя, как ноги подкашиваются от слабости. Где-то вдали смеялись студенты, пахло едой из столовой.

Я сжала кулаки и пошла прочь.

Не сдамся.

Осталась последняя пара. Я стояла перед физруком, сжимая края свитера влажными ладонями. В глазах уже плясали черные точки, а ноги подкашивались так, будто я только что пробежала марафон. Совсем прогуливать было нельзя, но я понимала, что не пробегу и круга. Упаду и опозорюсь. Как всегда.

– Форму забыла? – Игорь Петрович скрестил руки на груди, медленно осматривая меня с ног до головы. Его взгляд задержался на моих дрожащих пальцах.

– Да... – я отвела глаза. – Оставила в стирке.

Он тяжело вздохнул, почесав щетинистый подбородок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ага, конечно. – Пауза. – Ладно, сегодня все равно футбол. Девчонки могут посидеть на скамейке, ну или порастягиваться. Но в следующий раз... – Он многозначительно поднял палец.

Я еле сдержала облегченный вздох и побрела к лавочке, щурясь на солнце. Пока не наступили холода, мы занимались на улице. Там, на самой нижней лавочке нашего небольшого стадиона, уже сидели Катя и... Юля.

Отлично.

Юля – местная сплетница, которая до сегодняшнего дня даже не замечала моего существования. Но стоило Дену появиться в нашей группе, как она тут же подсела к нам, бросая на меня любопытные взгляды.

Я села рядом с Катей, лишь сухо кивнув Юле.

– Ой, смотрите, выходят! – Юля захлопала в ладоши, когда на поле появились футболисты.

Я подняла глаза – и мир сузился до одной фигуры.

Макс.

Он шел впереди всех, как всегда. Солнце играло на его светлых волосах, собранных в небрежный хвостик. Обтягивающая футболка подчеркивала каждый рельеф его тела – широкие плечи, узкую талию, мощные бедра. Когда он разминался, перекидывая мяч с ноги на ногу, мышцы на его руках плавно перекатывались под кожей.

Ну как можно быть настолько соблазнительным?

– Боже, какой же он идеальный, – Юля прикусила губу, не сводя с него глаз. – Смотри, как он двигается...

Я молча кивнула, чувствуя, как сердце бешено колотится.

Макс поймал мой взгляд и подмигнул.

– Ой-ой-ой! – Юля толкнула меня локтем. – Кажется, кто-то сегодня в фаворе!

– Да брось, – я покраснела, но не смогла отвести глаз. Неужели он и правда… подмигнул

именно мне?

Я обернулась. Позади пафосно жевался жвачку Инга – я часто видела ее на фото в соцсетях у Макса. Значит, он подмигнул ей…

Он играл так легко, так грациозно. Когда он бежал, его тело напоминало дикого зверя – мощного, стремительного. А когда забивал гол и срывал футболку, обнажая рельефный пресс...

– Вам бы только глазеть, – фыркнула Катя, но сама не могла оторваться от зрелища.

Юля наклонилась ко мне, видимо, не сдержавшись:

– Слушай, а правда, что у тебя теперь сводный брат?

Мое сердце упало.

– Откуда ты...

– Ой, да все уже знают! – она махнула рукой. – Такой красавчик, говорит, из МГУ перевелся...

Я мысленно закатила глаза.

– Мы не особо общаемся. Он просто сын нового парня моей мамы, вот и все.

– Да ладно! – Юля фальшиво ахнула. – А я слышала, он тебе обед вчера приносил...

В этот момент Макс забил очередной гол, и визг девушек заглушил наш разговор. Я закрыла глаза, чувствуя, как голова кружится от голода и этих разговоров.

– Ой, смотрите! – Юля внезапно впилась ногтями мне в руку, указывая на край поля. Катя, все это время сидящая между нами, неуклюже вжалась в спинку сидений. Юля ее будто и не замечала.

Я подняла голову. И у меня перехватило дыхание.

Ден.

Он стоял перед физруком в черной спортивной форме, кивая на его слова. Его волосы были чуть влажными и зализанными назад, подчеркивая резкие скулы и узкие глаза. Даже отсюда было видно, как мышцы на его спине напрягаются под тонкой тканью майки.

Физрук свистнул в свисток, привлекая всеобщее внимание.

– Сегодня у нас смотрины! – его голос разнесся по полю. – Новенький играл за сборную МГУ. Если покажет себя – будет в команде.

2.4

Макс, стоявший в центре поля, медленно обвел взглядом Дена. Его губы растянулись в ухмылке.

– Ну что, кореец, покажешь нам класс?

Ден ничего не ответил. Прошел на поле, поправив повязку на запястье.

Игра началась.

С первых же секунд стало ясно – это не просто тренировка. Это дуэль.

Макс сразу взял инициативу. Он стремительно пронесся по полю, ловко обводя защитников. Но когда он попытался обыграть Дена...

Финт не сработал.

Ден словно прочитал его мысли. Резкий выпад влево, и мяч уже у его ног.

– Ого! А он хорош! – Катя схватила меня за руку.

Ден рванул вперед. Его бег был другим, не таким быстрым, как у Макса, но смертельно точным. Короткие рывки, резкие смены направления.

– Давай, Данил! – неожиданно закричала Юля.

Макс бросился в погоню. Его лицо исказила злость.

Ден уже заносил ногу для удара, когда...

Подсечка.

Макс врезался в него сзади, подставив ногу. Ден рухнул на газон, перекатившись через плечо.

– Эй! – физрук свистнул, но было уже поздно.

Ден вскочил одним движением. Его глаза горели холодным огнем. Он шагнул к Максу, и на мгновение мне показалось, что сейчас последует удар...

Но вместо этого Ден просто вытер ладонью щеку и отошел.

– Трус, – громко сказал Макс, чтобы слышали все.

Ден повернулся к нему.

– Еще раз скажешь подобное – пожалеешь, – его голос был тихим, но каждое слово резало как лезвие.

Тишину на поле разбавляло только тяжелое дыхание игроков. Макс и Ден стояли в метре друг от друга, и воздух между ними буквально искрил от напряжения.

– Думаешь, ты что-то доказал? – Макс оскалился, вытирая пот со лба. – Здесь моя команда. Мои правила.

Ден медленно выпрямился. Его голос был ледяным:

– Правила? Ты называешь подсечку сзади правилами?

– Выживают сильнейшие, кореец. – Макс намеренно растягивал слова, делая шаг вперед. – Или тебе в твоем МГУ не объясняли, как играют настоящие мужики?

Я видела, как скулы Дена напряглись. Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, но голос оставался ровным:

– Настоящие мужики бьют по мячу. Только трусы бьют по ногам.

Макс фальшиво рассмеялся, оглядываясь на своих друзей:

– Ой, слышали? Философ нашелся! Может, еще стихи прочтешь? Или что у вас там в моде – хокку?

– Хватит!

Физрук врезался между ними, разводя их в стороны.

– Вы у меня тут драться собрались или в футбол играть? – Его взгляд скользнул по Дену. – Ты в команде. Хорошо играешь.

Макс явно был этому очень удивлен. Вся спесь тут же слетела с его красивого лица.

– Вы что, серьезно? Этот...

– Заткнись, Соколов, – физрук даже не взглянул на него. – Команде нужны игроки твоего уровня, – кивнул он Дену. – С понедельника на тренировки.

Макс побагровел. Он швырнул капитанскую повязку на газон и пошел прочь, бормоча что-то под нос.

А Ден...

Ден стоял неподвижно. Только его глаза, темные и нечитаемые, на мгновение встретились с моими.

Я выскользнула из раздевалки и из универа, не дожидаясь даже Кати. Осенний ветер ударил в лицо, резкий и холодный, но я только глубже зарылась носом в тонкий шарф, ускоряя шаг.

Парк вокруг стадиона был почти пуст, лишь редкие прохожие спешили по своим делам, прячась от пронизывающего сентябрьского ветра. Желтые листья клена хрустели под ногами, цепляясь за подошвы ботинок. Где-то вдали гудела сирена скорой, а с другой стороны доносились обрывки смеха студентов, выходящих с пар.

Я свернула на узкую аллею, где было совсем безлюдно. Здесь фонари горели тускло, отбрасывая длинные тени от голых ветвей.

Идти домой со сводным братом? Нет уж.

Мысль о том, что придется плестись рядом с Деном по этим улицам, заставляла сердце биться чаще. Кто-то мог увидеть. Расспрашивать. Особенно после сегодняшнего. После того, как он влез в команду Макса.

Я резко дернула плечом, сбрасывая навязчивый лист, прилипший к куртке.

Он вообще понимает, во что ввязался? Теперь Макс будет задирать его так же, как и…

Ноги сами несли меня вперед, почти бегом. Мимо облезлых скамеек, мимо закрытого летнего кафе с перевернутыми стульями, мимо одинокого продавца шаурмы, зябко кутавшегося в куртку у своей будки.

Где-то за спиной, на стадионе, должно быть, еще шумели ребята. Макс наверняка злился, разбрасывал вещи по раздевалке. А Ден...

Ден.

Я резко остановилась, схватившись за ствол старой липы.

Почему-то вспомнилось, как сегодня все пялились на него. Шептались. "Смотри, азиат", "Чурка", "Китаец". А он просто стоял, принимая эти взгляды, будто давно привык.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Как я привыкла к "жирной" и "пышке".

В животе болезненно заурчало. Я стиснула зубы, заставляя себя идти дальше.

Нет. Мы не похожи. Он...

Внезапно в висках застучало. Перед глазами поплыли черные пятна. Я протянула руку к стене ближайшего дома, но пальцы лишь скользнули по холодному кирпичу.

Не сейчас...

Где-то рядом зазвенел трамвай. Чей-то смех. Гул голосов. Как в тумане.

А потом – только темнота.

Я даже не почувствовала, как падаю.

Последнее, что промелькнуло в сознании – странная, обжигающая мысль:

А что, если он единственный, кто действительно понимает?..

Глава 3. Перемирие

Сознание возвращалось медленно, как будто кто-то постепенно прибавлял громкость в наушниках. Сначала я почувствовала знакомый запах своего одеяла – мягкий, с оттенком стирального порошка. Потом услышала скрип карандаша по бумаге.

Я открыла глаза.

Комната была залита золотистым светом заходящего солнца. Лучи пробивались сквозь занавески, очерчивая силуэт Дена, сидящего в кресле у моей кровати.

Он склонился над большим скетчбуком, рисуя что-то с сосредоточенным видом. Закатный свет играл на его скулах, подчеркивая необычный разрез глаз. Небрежно спадающая на лоб черная челка то и дело падала на ресницы при каждом движении. Казалось, он полностью погружен в свой мир линий и теней.

Я никогда не видела его таким... увлеченным.

– Что... – голос предательски хрипло сорвался.

Ден поднял голову. Его глаза встретились с моими – темные, глубокие.

– Ты упала в обморок, – сказал он просто. – Я шел сзади и видел, как ты схватилась за стену.

Я попыталась приподняться на локтях, но мир тут же поплыл перед глазами.

– Не двигайся резко, – его рука непроизвольно потянулась ко мне, но остановилась в воздухе. – Ты не ела… сколько уже?

– Ты... ты следил за мной? – я с трудом сглотнула.

Ден откинулся в кресле, отложив блокнот.

– Я шел домой той же дорогой. Просто... держал дистанцию.

В его голосе не было упрека, только усталое понимание.

– Ты пыталась говорить в бессознательном состоянии, – продолжил он. – Что-то про Макса. Про то, что должна похудеть.

Я отвернулась к стене, чувствуя, как горячая волна стыда накатывает на меня.

– Мне не нужна твоя помощь.

Тишина.

Потом скрип кресла – Ден встал.

– Я разогрел бульон, – сказал он нейтрально. – Куриный. Без жира.

– Не хочу.

– Ты потеряла сознание от истощения, Алиса.

– Сказала, не хочу! – я резко повернулась к нему, и комната снова поплыла перед глазами.

Ден стоял у кровати, зажав в руках блокнот. Солнечный свет теперь падал на его лицо по-другому, высвечивая усталость вокруг глаз.

Ден не ушел. Вместо этого он с глухим вздохом опустился обратно в кресло, его пальцы сжали обложку скетчбука так, что костяшки побелели.

– В Москве у меня была подруга, – его голос прозвучал неожиданно твердо, без обычной отстраненности. – Лера.

Я замерла, чувствуя, как что-то холодное ползет по спине. То, каким голосом он назвал ее имя…

– Она тоже считала калории, – Ден поднял глаза, и в них горел какой-то странный огонь. – Тоже ненавидела свое тело. Тоже думала, что если сбросит еще пару килограммов – станет счастливой.

Он резко встал, подошел к окну, его силуэт четко вырисовывался на фоне заката.

– Мы познакомились в художественной школе. Она была... – он сделал паузу, подбирая слова, – самой талантливой из нас всех. Рисовала такие портреты, что преподаватели не могли подобрать слов.

Я невольно сжала край одеяла.

– А потом? – прошептала я.

Ден повернулся. Солнце окрасило его профиль в золотистые тона, но глаза оставались темными-темными.

– А потом она перестала есть. Сначала "все под контролем". Потом "не лезь не в свое дело!". Потом больница.

Он сделал шаг ко мне, и я впервые заметила, как дрожат его руки.

– Она умерла в марте.

Тишина повисла между нами, густая и тяжелая.

– Ты думаешь, я не понимаю? – Ден внезапно сел на край моей кровати, так близко, что я почувствовала запах его одеколона – древесины и чего-то горького, но приятного. – Думаешь, я не видел, как ты смотришь в зеркало? С какой ненавистью. Эти мешковатые бесформенные вещи. Взгляд в пол. Откуда у тебя вообще взялись такие мысли, Алиса? Ты же… ты красивая. Очень.

Он вернулся к креслу, но не сел. Просто стоял передо мной, высокий, собранный, с тем самым упрямым подбородком, который выдавал его характер даже сейчас.

– Тебе все это не нужно, – сказал он тихо, но так, что каждое слово отпечаталось у меня в сознании. Сердце вздрогнуло. От того,

как

он на меня смотрел. – Ты прекрасно выглядишь. Такая, какая есть.

Я открыла рот, чтобы возразить, но он продолжил:

– Но если уж тебе взбрело в голову, что что-то не так... – он тяжело вздохнул, – то худеть можно и безопасно. Не голодая.

Он сделал паузу, изучая мое лицо.

– Занимаясь спортом. Правильно питаясь. Без мучений и обмороков.

– И зачем тебе это? – прошептала я.

Ден пожал расслабленно плечами, но его глаза все еще выдавали его напряжение.

– Раз уж мне приходится здесь жить. Пока я здесь – могу помочь. Я немного в этом разбираюсь. И я понимаю, почему ты злишься. Но мы оба не виноваты в том, что родители сошлись. Я не собираюсь мешать тебе или быть навязчивым, если ты не примешь помощь. Но я правда… беспокоюсь о тебе, Алиса.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тишина.

Где-то за окном прокричала ворона. В коридоре тикали часы.

Я закрыла глаза.

– Хорошо, – выдохнула я.

Один короткий, простой ответ. Но он изменил все.

Ден кивнул – не улыбнулся, не обрадовался, просто принял мое решение.

– Тогда начинаем завтра, – сказал он и вышел, оставив дверь приоткрытой.

А я осталась лежать, глядя в потолок, и впервые за долгое время чувствовала не пустоту, а странное, тревожное облегчение.

3.2

С того дня между нами что-то изменилось. Не сразу, не в одночасье, но постепенно, как осенний свет, который с каждым днем становится мягче.

Впервые я заметила это на кухне, когда случайно застала Дена за готовкой.

Кухня была залита мягким светом закатного солнца, которое пробивалось сквозь занавески в горошек. Ароматы чеснока, зелени и чего-то аппетитно шипящего на сковороде витали в воздухе. Я застыла на пороге, наблюдая, как Ден ловко управляется у плиты. Его сильные руки уверенно нарезали овощи ровными ломтиками, а на лице читалась сосредоточенность.

– Присаживайся, – он не оторвался от разделочной доски, лишь кивнул в сторону стола. – Еще пять минут.

Я осторожно опустилась на стул, не сводя глаз с его движений. На столе уже стояла тарелка с овощами румяной куриной грудкой, политой каким-то соусом.

– Это что? – не удержалась я.

– Терьяки, – ответил он, наконец повернувшись ко мне. В руках он держал миску с салатом. – Домашний. Без лишнего сахара.

Он поставил передо мной тарелку, и мой желудок предательски заурчал. Ден усмехнулся:

– Долго еще будешь делать вид, что не голодна?

Я покраснела, но взяла вилку. Первый кусок буквально растаял во рту.

– Боже, это... – я зажмурилась от удовольствия.

– Вкусно? – в его голосе прозвучала нотка удовлетворения.

– Неожиданно, – призналась я, делая еще один укус. – Не думала, что ты умеешь готовить.

Ден сел напротив, откинув со лба прядь черных волос.

– В Москве жил один. Пришлось научиться, – он отхлебнул воды. – Хотя моя мама, наверное, пришла бы в ужас, увидев, как я режу лук.

– Почему?

– Она была шеф-поваром, – его глаза на мгновение смягчились. – В маленьком ресторанчике в Пусане. Говорила, что нарезка овощей – это медитация.

Я неожиданно представила его мать – наверное, такую же красивую, как он, с такими же выразительными черными глазами.

– Ты часто о ней говоришь, – заметила я.

Ден задумался, покручивая стакан в руках:

– Она умерла, когда мне было четырнадцать. Отец... твой отчим, – он сделал ударение на слове, – перевез меня в Москву. Пришлось привыкать.

В его голосе не было обиды, только легкая грусть. Я вдруг осознала, как мало знаю этого человека, который уже месяц жил в соседней комнате.

– А ты? – он перевел разговор. – Почему журфак?

Я поиграла вилкой в тарелке:

– Люблю тексты. Словом... – я запнулась, подбирая слова, – словом можно управлять эмоциями и чувствами. Мне нравится учиться читать между строк. Порой там скрыто… гораздо больше, чем на поверхности.

Ден улыбнулся. Впервые за этот вечер по-настоящему, отчего в уголках его глаз собрались мелкие морщинки.

– Значит, мы оба бежали от реальности, – он поднял стакан. – Ты – в слова и буквы. Я – в рисование.

– Не помнимою, что ты делаешь на журфаке, если твое место за мольбертом.

Ден пожал плечами.

– Мне нравится многое, не только рисование. Одно другому совсем не мешает. Готовить я тоже люблю, но становится поваром не планирую. Хотя… кто знает.

Мы замолчали, но тишина была приятной. За окном запели вечерние птицы, а на кухне пахло домашним ужином и чем-то еще – чем-то новым, едва уловимым. Может, пониманием. Или началом дружбы.

– Спасибо, – вдруг сказала я. – За ужин. И... за компанию.

Ден кивнул, его глаза блестели в свете кухонной лампы:

– Заходи еще. Буду рад приятному обществу.

Я улыбнулась в ответ, ловя себя на мысли, что впервые за долгое время чувствую себя... спокойной.

– Ты знаешь, – осторожно начала я, – это все еще кажется таким странным.

– Что именно? – Ден наконец оторвался от плиты, перекладывая овощи на тарелку.

– Ну... – я покрутила вилку в пальцах, – что мы теперь вроде как брат и сестра.

Он резко замер, его пальцы слегка сжали край тарелки.

– Мы не брат и сестра, – сказал он слишком четко. – Мы просто два взрослых человека, чьи родители решили пожениться.

В воздухе повисло напряжение. Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки от пылкости и упрямства его взгляда.

– Я не хотел, чтобы это прозвучало резко, – сказал он наконец, смягчая голос. – Просто... уж прости, но сестра мне совсем не нужна. Я вижу это иначе.

Я покрутила стакан в руках, наблюдая, как в нем играет свет.

– Да, но теперь мы живем под одной крышей. И люди будут считать нас... семьей.

Ден снова сел и откинулся на спинку стула, его глаза стали изучающими.

– А тебя это беспокоит?

Вопрос застал меня врасплох. Я отложила вилку, чувствуя, как тепло разливается по щекам.

– Не знаю. Просто странно. Вдруг кто-то в универе узнает, и...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– И что? – он приподнял бровь.

– И начнут задавать вопросы. Строить догадки.

Ден усмехнулся, но в его глазах не было насмешки.

– Люди всегда будут что-то говорить. Но это не делает их слова правдой. И ты слишком уж переживаешь на этот счет. Не все ли равно, что будут говорить?

Я задумалась, разглядывая узоры на скатерти.

– А тебя это не смущает?

– Меня смущает многое. Но не это.

Тишина снова опустилась между нами, но на этот раз она была более комфортной.

– Ты так и не рассказала о своем детстве, – напомнил Ден, разрушая молчание.

Я вздохнула, отодвигая тарелку.

– Что рассказывать? Обычное детство. До десяти лет – счастливое. Потом родители развелись, и... – я пожала плечами.

– И?

– И папа ушел. Сначала звонил, потом... реже. Сейчас мы видимся раз в год, если повезет.

Ден внимательно смотрел на меня, его глаза казались темнее обычного.

– Поэтому ты так злишься на моего отца.

Это не было вопросом.

– Я злюсь, потому что он здесь. А мой – нет.

Ден кивнул, как будто что-то понял.

– Жизнь – несправедливая штука.

– Оригинально, – я фыркнула, но без злости.

Он улыбнулся в ответ, и вдруг я осознала, как близко мы сейчас сидим. Как хорошо пахнет его одеколон – древесина и что-то пряное.

– Знаешь что? – Ден внезапно встал, взяв мою тарелку. – Давай договоримся.

– О чем?

– Мы не семья. Но мы можем быть... – он задумался, подбирая слово, – союзниками.

– Союзниками?

– Да. Два человека в одной лодке. Без лишних обязательств.

Я задумалась, наблюдая, как он моет посуду. Его спина была напряжена, плечи прямыми.

– Ладно, – согласилась я наконец. – Союзники.

Ден обернулся, и в его глазах появился тот самый огонек, который я начала узнавать.

– Тогда завтра в семь. Пробежка.

– Ты же шутишь, да?

– Союзнические обязательства, – он пожал плечами, вытирая руки.

Я закатила глаза, но где-то внутри зашевелилось что-то теплое и легкое. Я улыбнулась, пряча улыбку.

3.3

Бег давался тяжело. Первые дни я еле пробегала пятьсот метров, хватая ртом воздух, с колотящимся сердцем. Ден бежал рядом, не ускоряясь, не подгоняя.

– Нормально, – говорил он, когда я останавливалась, согнувшись пополам. – Для начала хватит. Но постарайся не останавливаться резко, а переходить на шаг.

– Это... не... нормально... – я еле выдавила из себя, чувствуя, как горят легкие.

Он протянул мне бутылку с водой.

– Лучше пятьсот метров, чем ноль.

И попробуй поспорь…

Утро только начиналось, а я уже чувствовала себя выжатой как лимон. Ноги дрожали, а сердце бешено колотилось в груди. Мы остановились на спортивной площадке во дворе. Ден, казалось, даже не вспотел, тогда как моя футболка прилипла к спине.

– Ты хорошо держалась, – он одобрительно кивнул, снимая майку и вытирая ею лицо.

Я невольно задержала взгляд на его торсе – рельефные мышцы живота, капли пота, скатывающиеся по крепкой груди... Отвернулась, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

– Где ты... – я сглотнула, стараясь говорить ровно, – где ты научился так играть в футбол? И вообще, откуда такая форма?

Ден подбросил футбольный мяч, который принес с собой, и поймал его одной рукой.

– В детстве жил в Корее. В нашем дворе футбол – как религия. А форма... – он пожал плечами, – привык. Мне всегда нравилось тренироваться.

Он легко подкинул мяч, ударил головой, потом коленом – движения точные, выверенные. Я наблюдала, завороженная.

– А ты? – он внезапно остановил мяч ногой. – Видно, что тело помнит спорт.

Я потянулась к колену, непроизвольный жест. И удивилась тому, как он заметил это сквозь литры пота, что стекали по мне.

– Художественная гимнастика. Восемь лет тренировок.

– Серьезно? – в его глазах вспыхнул интерес.

– Да. Даже на областные соревнования ездила. Пока... – я провела ладонью по колену, – пока не получила травму.

Ден молча сел рядом, его плечо почти касалось моего.

– Врачи дали полгода на восстановление. А потом... – я глубоко вдохнула, – потом папа ушел. И как-то все разом навалилось... А еще полгода почти не вставала с постели.

– И вес пошел вверх, – тихо закончил он.

Я кивнула, сжимая руки в кулаки.

– Сначала немного. Потом все больше. А когда попыталась вернуться в зал... – мой голос дрогнул, – тренер сказал, что с такими формами мне там не место. Да еще и при всех…

Тишина. Ден смотрел куда-то вдаль, его пальцы сжимали мяч так, что белели костяшки.

– Дурак, – наконец произнес он.

– Что?

– Твой тренер. Полный дурак. – Он повернулся ко мне, и в его глазах горел странный огонь. – Ты знаешь, сколько спортсменов после травм возвращаются?

Я пожала плечами. Возможно, он прав. Но тогда, когда на меня смотрели десятки худеньких девочек-гимнасток, а напротив стояла я, сама себе противная…

Солнце поднялось выше, осветив его лицо – упрямый подбородок, тонкие шрамы над бровью, решимость во взгляде.

– Так что, – Ден встал, протягивая мне руку, – начнем заново?

Я колебалась, глядя на его ладонь.

– Гимнастку из меня сделать решил?

– Без глупых тренеров, – он ухмыльнулся.

И я, к своему удивлению, взяла его руку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

3.4

Вечером мы все собрались в гостиной – мама, ее новый мужчина, я и Ден. По телевизору шел какой-то старый фильм, но я не следила за сюжетом.

Ден сидел в углу дивана, склонившись над своим блокнотом. Лампа бросала теплый свет на его лицо, подчеркивая сосредоточенную складку между бровями. Его пальцы быстро скользили по бумаге – уверенные, точные линии.

Я украдкой наблюдала за ним, пока не почувствовала его взгляд.

Он смотрел на меня. Не мимо, не скользнул взглядом мимолетно - прямо на меня. Глаза, обычно такие холодные, теперь горели каким-то странным внутренним светом.

И я...

Я почувствовала что-то. Что-то теплое и колючее одновременно, что заставило мое сердце бешено застучать.

И испугалась.

Резко отвернувшись к экрану, я сделала вид, что увлечена фильмом. Но щеки горели, а в голове стучало только одно:

"Нет. Этого не может быть. Этого не должно быть."

А когда я снова рискнула взглянуть в его сторону, он снова рисовал, будто ничего не произошло.

Только уголок его губ был чуть приподнят.

***

Комната тонула в синеватом сумраке, нарушаемом лишь слабым светом уличного фонаря за окном. Я стояла посреди комнаты, только что скинув джинсы и оставаясь лишь в тонком хлопковом лифе и трусиках, собираясь натянуть пижаму. Воздух был прохладным, и кожа покрылась мурашками. Хотелось поскорее оказаться под одеялом.

И вдруг – скрип двери. Я резко обернулась, инстинктивно скрестив руки на груди, прикрываясь. В дверном проеме, очерченный светом из коридора, стоял Ден.

Мы замерли. Он не извинился, не отступил. Его взгляд, обычно такой сдержанный и холодный, пылал в полумраке. И пылая… скользнул ниже.

Он не спешил, будто пытаясь запомнить каждый изгиб моего тела, каждую тень, ложившуюся на кожу. Этот взгляд был не оценивающим, как у других. Он был... голодным. Восхищенным. И в нем не было ни капли стыда.

На губах застыли слова – требование, чтобы он немедленно убирался из моей комнаты!

Но ни одно из них не сорвалось с губ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

3.5

Что-то во мне сломалось. Осторожность, страх, все те барьеры, что я выстраивала неделями. Мои руки, прикрывающие грудь, медленно, почти против моей воли, опустились вдоль тела. Я стояла перед ним обнаженная – не только физически, но и душевно. Прекрасная в своей уязвимости. Я видела, как сжались его кулаки, как напряглись мышцы челюсти.

Он сделал шаг вперед. Дверь тихо закрылась за его спиной, погрузив нас в почти полную темноту. Я слышала только его дыхание – тяжелое, ровное – и бешеный стук собственного сердца. Еще шаг. И еще. Он приближался, как хищник, но в его движениях не было угрозы, только неотвратимость.

И тогда я сама сделала шаг навстречу.

Это было все, что ему было нужно. Его руки вцепились в мои плечи, не больно, но уверенно, притягивая меня к себе. И наши губы встретились.

Этот поцелуй не имел ничего общего с нежностью. Это было землетрясение. Извержение вулкана. Все, что мы подавляли, все, в чем себе отказывали, вырвалось наружу в одном яростном, жадном соединении. Его губы были твердыми и требовательными. Язык вторгся в мой рот с властной нежностью, заставляя меня отвечать тем же. Я вцепилась пальцами в его волосы, чувствуя их шелковистую грубость, втягивая его запах – чистый, с оттенком мыла и чего-то неуловимого.

Мы рухнули на кровать, сплетясь в единый клубок безумства, губ и рук. Его вес на мне был не тяжестью, а спасением. Он оторвался от моих губ, и его рот принялся исследовать шею, ключицы, плечо. Каждое прикосновение его губ, каждое прикосновение языка обжигало, оставляя на коже невидимые следы, которые будут гореть еще долго.

– Алиса... – мое имя на его устах было молитвой и проклятием одновременно.

Его руки скользили по моим бокам, по животу, по бедрам, будто заново открывая каждую клеточку. Он не торопился. Он любовался. В темноте я чувствовала его взгляд на своей коже, горячий, почти физически. Его пальцы обвели контур груди, прежде чем ладонь накрыла ее, и он издал тихий, глубокий стон, почувствовав, как сосок набухает под его прикосновением.

Жар в груди опустился в самый низ живота. И тогда я окончательно сошла с ума.

– Ты прекрасна, – прошептал он, и в его голосе не было ни капли лжи. – Совершенна.

Его слова растаяли во мне, как сахар, смешиваясь с безумным желанием, которое пульсировало внизу живота. Я сама рвала с него одежду – его футболка полетела в угол, и мои ладони наконец ощутили горячую, гладкую кожу его спины, рельеф мышц, которые играли под моими пальцами. Я притянула его к себе, чувствуя, как его тело полностью прижимается к моему, и мы оба застонали от этого чувства.

Его губы снова нашли мои, и в этот раз поцелуй был медленнее, глубже, более осознанным, но от этого не менее страстным. Он был полон обещаний и той нежности, что прорывалась сквозь ярость. Я чувствовала его желание, твердое и настойчивое, у своего бедра, и само это осознание заставляло меня извиваться под ним, ища большего трения, большей близости.

***

Я проснулась, тяжело дыша. Перед глазами все еще стояли картины из сна, а внизу… мокро и горячо.

Сон… всего лишь сон.

Я закрыла лицо ладонями. И прошептала единственное, что могло коротко и ясно выразить мои чувства по поводу этого сна:

- Блядь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4. Гепарды на седативных

Утро было свежим, с легкой дымкой над асфальтом. Мы бежали размеренным темпом. Я старалась держать дыхание ровным, как учил Ден.

– Ну что, чемпионка, – он бросил мне лукавый взгляд, пробегая задом наперед, – сегодня мы летим как гепарды или как сонные черепахи?

– Как... гепарды... на... седативных... – выдавила я между вдохами, что вызвало у него искренний смех.

Он развернулся, подстроившись под мой темп.

– Главное – не скорость, а точка зрения. Ты уже бежишь лучше, чем те, кто валяется сейчас в кроватях.

Я хотела ответить, но в этот момент из-за поворота появилась знакомая компания. Макс, окруженный своей свитой, громко что-то обсуждал. Увидев нас, он замедлил шаг, лицо расплылось в едкой ухмылке. Мы с Деном были вынуждены остановиться тоже.

– Ну надо же, наша Алиса спортом занялась! – он театрально осмотрел мою спортивную форму. – Утренняя пробежка, а после сразу легкий завтрак из пары тортов?

Воздух вокруг словно загустел. Я почувствовала, как сжимается желудок. Но прежде, чем успела среагировать, Ден сделал полшага вперед.

– Удивительно, – произнес он спокойно, – как некоторые умудряются быть настолько предсказуемыми.

Макс нахмурился:

– Что тебе не нравится, узкоглазый?

– Просто наблюдение, – Ден слегка наклонил голову. – Ни одной оригинальной мысли за эти дни от тебя не услышал – стандартный набор тупых шуток про внешность. Ты всегда был таким тупым или это проклятие все капитанов футбольных команд? Ноги накачал, а на мозг забил.

Один из парней за спиной Макса сдавленно фыркнул.

– Ты вообще кто такой, чтобы... – начал Макс, но Ден его перебил:

– Тот, кто видит, когда перед ним настоящий спортсмен, – он кивнул в мою сторону, – а когда просто самовлюбленный клоун.

Тишина. Даже девушки в компании Макса замерли.

Туманное утро внезапно наполнилось электрическим напряжением. Макс не ушел. Вместо этого его лицо озарилось той самой ослепительной улыбкой, от которой у меня когда-то подкашивались ноги – белоснежной, чуть асимметричной, с едва заметной ямочкой на правой щеке.

– Эй, эй, подожди, – его голос стал мягким, как теплый мед, – ты что, правда думаешь, что я хотел тебя обидеть?

Он сделал шаг ко мне, и солнечный луч поймал его глаза – такие голубые, такие чистые. Как небо в мае.

– Мы же с тобой друзья, Алиска, – он игриво ткнул меня в плечо, как делал раньше, когда мы готовились к семинарам вместе. – Всегда так шутили. Разве нет?

Я почувствовала, как что-то теплое разливается по груди. Его взгляд был таким... искренним. Таким добродушным. И это так сильно контрастировало с тем, что он только что говорил. Но он… сейчас смотрел

на меня.

– Да... – я неуверенно кивнула. – Это просто... такая наша фишка.

За моей спиной Ден замер. Я не видела его лица, но ощутила, как изменилось пространство между нами – будто температура упала на несколько градусов.

– Вот видишь! – Макс раскинул руки, его куртка пахнула дорогим парфюмом и свежестью. – Идешь с нами? Первую пару отменили, собрались в "Кофе Хауз".

Он раскрыл объятия в явно театральном жесте, но сердце мое глупо екнуло. Взгляд скользнул к Дену. Он стоял, скрестив руки, лицо было каменным.

– Я... – я облизнула пересохшие губы. – Мы увидимся позже, да?

Ден лишь едва заметно кивнул, но в его глазах промелькнуло что-то, от чего в груди заныло.

– Конечно, – он сказал слишком ровно.

Макс уже обнимал меня за плечи, уводя к своей компании. Я шла, смеясь его шуткам, чувствуя, как бабочки бьются в животе. Но с каждым шагом тяжесть на душе росла – будто я оставила что-то важное там, на беговой дорожке, в том утреннем тумане.

А когда оглянулась, Дена уже не было видно, будто растворился в серой дымке.

Как и наше хрупкое, но уютное, утреннее перемирие.

***

Кофейня гудела от студенческих голосов, пахло свежей выпечкой и карамельным сиропом. Я сидела, сжимая в руках бумажный стаканчик с чаем, стараясь не смотреть на бургер передо мной. Сколько там калорий? Шестьсот? Семьсот?

Но когда Макс протянул мне лоток с картошкой фри со словами: "Ты же любишь с сырным соусом, да?" – я лишь кивнула и взяла одну, боясь отказаться. Он что… запомнил?

Макс сидел так близко, что его колено иногда касалось моего. От него пахло дорогим парфюмом и чем-то еще – свежим, мужским. Когда он наклонялся, чтобы что-то сказать мне на ухо, его дыхание обжигало кожу:

– Ну что, Алиска, давно мы так не болтали.

Я чувствовала, как краснею. Его голос – низкий, с легкой хрипотцой – будто обволакивал меня.

– Давно, – прошептала я в ответ, сжимая колени, чтобы они не дрожали.

Он улыбнулся той самой улыбкой, из-за которой я когда-то влюбилась в него. Белые зубы, ямочка на щеке...

– Кстати, – Макс внезапно переменился в лице, – этот твой... Ден. Он что, правда твой брат?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я поперхнулась чаем.

– Нет! То есть... – я замялась, – он сын... нового мужа моей мамы.

– Ага, – Макс обменялся взглядами с ребятами. – Ну, если он тебе надоест – скажи. Мы его... отвадим.

Он сказал это шутливо, но в его глазах промелькнуло что-то жесткое.

– Ой, да ладно тебе, – встряла Юля, перегибаясь через стол. – Он же такой классный! Алиса, а правда, что он из МГУ перевелся?

– У него кто-нибудь есть? – тут же подхватила другая девчонка.

Я почувствовала, как в груди защемило.

– Не знаю... – я потупилась, ковыряя вилкой салат.

– Вы серьезно? – фыркнул Макс. – Не заметили, как он от девчонок шарахается? И в раздевалке на парней странно косится. Может, он вообще...

Он не договорил, но ребята захихикали. Я резко подняла глаза:

– Что?

– Да ничего, – Макс небрежно махнул рукой, но его ухмылка говорила сама за себя.

Я вдруг представила Дена. Такого спокойного, такого... нормального рядом с их дешевыми намеками.

–

Он хороший человек

, – мои собственные слова звенели в ушах, вызывая удивленные взгляды за столом. Я тут же пожалела, что сказала это вслух.

– Ого, – Юля закатила глаза, обмакивая картошку в кетчуп. – Да у тебя к нему чувства, что ли?

– Да ну, – фыркнул Макс, прежде чем я успела ответить. – Она просто из вежливости. Хотя... – он прищурился, – может, он тебе нравится? Все-таки живете вместе, да? Ты только больше никому об этом не рассказывай, а то как-то это… ненормально.

Ненормально.

Ребята захихикали. Мой желудок сжался.

– Да нет же, – я заставила себя рассмеяться, но звук получился фальшивым. – Он мне как... как мебель. Жду не дождусь, когда он уже съедет.

Слова обожгли язык.

Как мебель.

– Ну не знаю, – Юля наклонилась вперед, ее голос стал сладким, как сироп. – Он же реально симпатичный. И умный, походу. Правда?

Я потянулась за стаканом, лишь бы занять дрожащие руки.

– Наверное...

– Симпатичный? Этот? – Скривился Влад. – Какие странные у тебя предпочтения, Юль. Дорам что ли пересмотрела?

Макс громко рассмеялся и обнял меня за плечи.

– Да ладно вам, видите же – ей неловко. Это нам смешно, а ей с ним под одной крышей жить приходится. А у него взгляд такой… жуткий. Как у маньяка какого-то.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Но вместо того, чтобы огрызнуться, я...

– Да уж, – я выдавила улыбку, подыгрывая им. – Страшно выходить из комнаты.

Слова повисли в воздухе, горькие и чужие. Макс довольно хлопнул меня по спине, а я уставилась в тарелку, чувствуя, как что-то теплое и важное внутри меня ломается.

"Прости"

– мысленно прошептала я Дену, зная, что он никогда этого не услышит.

Но я запомню. Ничего не поменялось. На первом курсе я позволила им глумиться надо мной, делая вид, что мне тоже весело и совсем не обидно. Теперь это происходит снова. И я ненавидела себя за эту чертову бесхарактерность!

4.2

Кофейня наполнилась гулом голосов, но в нашем углу вдруг повисло неловкое молчание. Юля, развалившись на плюшевом диване, игриво подкручивала на палец каштановый локон, ее глаза блестели от азарта.

– О, я придумала кое-что веселое! – она хлопнула в ладоши, заставив меня вздрогнуть. – Давай устроим двойное свидание? Я приведу Сережу с экономического, а ты... – она многозначительно приподняла бровь, – своего загадочного Дена. Для меня.

Макс, сидевший рядом, медленно отпил из стакана, его пальцы слегка постукивали по матовой поверхности стола.

– Сережа? – он фыркнул, откидываясь на спинку дивана. – Ну хоть предупреди беднягу, что его ждет вечер в компании какого-то зазнайки с журфака.

Его голос звучал насмешливо, но в глазах мелькнуло что-то острое.

Я сжала стакан в руках, чувствуя, как лед сталкивается со стеклом.

Скажи… Поставь их всех на место… Скажи им, чтобы прекратили высмеивать других! Ну же, Алиса!

Я не могу.

Какая же я слабохарактерная, самой от себя противно!

Если скажу, они снова начнут смеяться надо мной, а Макс… снова больше и не взглянет в мою сторону.

– Я... не уверена, что Ден согласится, – осторожно сказала я.

Юля закатила глаза:

– Ой, да ладно! Разве он может отказать такой милой «сестренке»? – Она игриво подмигнула.

Макс наблюдал за мной, его взгляд скользнул по моему лицу, будто ища слабое место.

– Может, ты просто ревнуешь? – неожиданно вставила Юля, ее губы растянулись в ухмылке. – Не хочешь делиться своим «братцем»?

Мои щеки вспыхнули.

– Не смеши! – я слишком резко махнула рукой. – Просто он... не любит такие вечеринки.

– Ах, вот как, – Макс медленно улыбнулся, его голос стал медовым. – Значит, он предпочитает... уединение?

В его тоне была какая-то грязная нотка, от которой у меня сжался желудок.

– Ладно, уговорила! – я вдруг выпалила, лишь бы прекратить этот разговор. – В пятницу, в «Бризе».

Юля пискнула от восторга, а Макс лишь приподнял бровь, его пальцы продолжали ритмично стучать по столу.

Я заставила себя улыбнуться, но где-то внутри уже сжималось от предчувствия.

"Он никогда не согласится. Да и я… хочу ли этого?"

***

Широкий подоконник в коридоре третьего этажа был нашим с Катей тайным убежищем. Я прижалась спиной к холодному стеклу, а ноги в кедах упирались в батарею, которая едва теплилась. За окном моросил осенний дождь, превращая двор в размытое акварельное пятно. Точно так же я ощущала сейчас и себя. Дерьмово. Облитой грязью.

Я не должна была поддаваться на их грязные шуточки. Как научиться не бояться чужого мнения и осуждения?

Катя сидела напротив, скрестив ноги, и методично разламывала круассан на крошечные кусочки.

– Ну и? – она подняла на меня глаза. – Ты ему уже сказала?

Я сжала колени руками, чувствуя, как под джинсами проступают мурашки.

– Нет.

– А что, боишься?

Я провела пальцем по запотевшему стеклу, оставляя кривой след.

Как же, блин, паршиво.

– Он не пойдет.

– А если пойдет?

Я резко подняла взгляд. Катя смотрела на меня с тем выражением, которое всегда появлялось, когда она знала больше, чем я хотела.

– Ты же сама говорила, что он тебе как мебель, – она нарочито медленно облизала пальцы. – Вот и отнесись к этому как к перестановке мебели.

– Это не... – я закусила губу. – Он не мебель. Я ненавижу себя за то, что это сказала.

Катя замерла с кусочком круассана на полпути ко рту. Это явно было именно то, что она хотела от меня услышать.

– О-о-о, – протянула она. – То есть как?

Я закрыла глаза, чувствуя, как в груди что-то болезненно сжимается.

– Он... – я обхватила себя за локти, – он готовил для меня. Бегал со мной по утрам. Никогда не смеялся, когда я падала. Но они все смеялись. И я боялась, что станут смеяться и надо мной. Ден… мы не друзья, но он этого не заслужил.

Катя молча положила остатки круассана на салфетку.

– А Макс?

Имя прозвучало как удар.

– Макс... – я почувствовала, как в горле встает ком. – Макс просто...

– Просто что?

– Просто Макс! – я почти крикнула, и тут же оглянулась, не услышал ли кто. – Я знаю, что он придурок! Но что я могу поделать, если схожу с ума от одного его вида? Я это не контролирую!

Катя вздохнула и подвинулась ближе. Ее колено уперлось в мое.

– Слушай, – она говорила тихо, но каждое слово било точно в цель. – Ты влюбилась в идею Макса. В капитана команды. В звезду группы. В того парня, который даже не замечал, что ты существует, пока не появился Ден.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дождь за окном усилился, капли застучали по стеклу, как будто пытались достучаться до меня.

– А Ден... – Катя наклонилась, чтобы поймать мой взгляд. – Ден увидел тебя сразу. Настоящую.

Я прижала ладони к глазам, чувствуя, как под ними накапливается что-то горячее и соленое.

– О чем ты говоришь? – я медленно и обреченно опустила руки. – Между мной и Деном ничего нет и быть не может! Это... это просто странно! Неправильно! Моя мама называет его моим братом!

Катя закатила глаза, но не стала спорить. Она вздохнула и откинулась на подоконник, скрестив руки.

– Ладно, ладно, – протянула она, сдаваясь. – Тогда вообще нет проблемы. Сходи на это дурацкое свидание с каким-то там Сережей. Пусть Макс увидит, что ты востребованная. Ты же этого хочешь?

Я сжала кулаки на коленях, чувствуя, как в груди поднимается знакомая волна сомнений.

– Да кому я нужна такая... – я провела руками по бокам.

Катя фыркнула так громко, что несколько студентов обернулись на нас.

– Ты не толстая, дурища, ты фигуристая! – она щелкнула меня по лбу. – Вообще-то, с такими данными в модельные агентства берут.

Я хотела возразить, но Катя не дала мне вставить ни слова:

– Серьезно, я не понимаю, чего ты так паришься. У тебя грудь, за которую девушки готовы продать душу, талия, которая есть даже при твоих "ужасных" боках, и попа, которой позавидует любая фитоняшка.

Я покраснела до корней волос.

– Кать...

– Нет, слушай! – она перебила, хватая меня за руки. – Этот Сережа будет от тебя без ума. А Макс пусть облизывается. Может, хоть так ты перестанешь зацикливаться на нем.

Звонок на пару прозвучал как спасение. Я быстро спрыгнула с подоконника, чувствуя, как горят щеки.

– Ладно, – пробормотала я. – Только ради того, чтобы ты отстала.

Катя торжествующе ухмыльнулась, поправляя рюкзак:

– Отлично. В пятницу, в "Бризе". И никаких отмазок!

Я кивнула, но внутри все сжималось от тревоги. Не только из-за свидания с незнакомым парнем.

А из-за того разговора с Деном, который мне теперь неизбежно предстоял.

4.3

Дождь только что прекратился, оставив после себя мокрый блеск на беговых дорожках и огромные лужи по краям стадиона. Мы с девчонками стояли кучкой, слушая физрука, который, размахивая свистком, объяснял планы на пару.

– Девушки, сегодня – бег по кругу! – он указал на размокшую дорожку. – Парни – тренировочный матч.

Катя тут же скривилась:

– Да вы что, там же болото!

Но физрук уже повернулся к ребятам, выстраивающимся в шеренгу.

– Капитаны – Максим и... – он окинул взглядом группу, – новый. Дэн, да?

Ден молча кивнул, стоя чуть в стороне. Даже в спортивной форме он выглядел не так, как все – собранный, сдержанный, будто готовый не к студенческой разминке, а к серьезному матчу.

Макс, напротив, уже расхаживал перед строем, похлопывая ребят по плечам.

– Выбирай, новичок, – он бросил мяч в Дена, тот поймал его одной рукой, даже не шелохнувшись.

Дождевые капли стекали по лицу Дена, когда он окинул взглядом команду.

– Козлов, – назвал он первым.

Макс фыркнул:

– О, серьезно? Моего лучшего защитника?

Ден не ответил, просто продолжил выбирать.

Мы с Катей и еще парой девчонок воспользовались тем, что физрук отошел поговорить с тренером, и устроились на трибунах.

– Ну, это будет жарко, – прошептала Катя, едва не потирая в нетерпении руки.

Я молча наблюдала, как команды делятся. Макс выбирал громко, с хлопками по спинам, подбадривая своих. Ден – молча, но каждое его слово было точным, будто он уже знал, кто как играет.

Когда очередь дошла до последних игроков, Макс вдруг обернулся к трибунам и подмигнул мне.

– Эй, новичок, – он громко сказал, – не забудь, что мы тут не только футболом занимаемся.

Его друзья засмеялись. Ден даже не поднял головы, просто бросил мяч на землю, готовясь к началу.

Атмосфера на поле была натянутой, как тетива. Даже физрук, вернувшись, почувствовал это и замедлил шаг.

– Ну что, – он посмотрел на капитанов, – начинаем?

Свисток физрука разрезал влажный воздух, и мяч рванулся в игру.

Макс сразу же ринулся вперед, его кроссовки шлепали по мокрой траве, разбрызгивая грязь. Он ловко обыграл первого защитника, но, когда попытался пройти Дена, тот словно вырос перед ним, перехватив мяч одним четким движением.

– Ого! – Катя впилась ногтями мне в руку.

Ден даже не улыбнулся, просто развернулся и пошел в атаку. Его передача была настолько точной, что его нападающий даже замер на секунду от неожиданности, прежде чем ударить по воротам.

1:0 в пользу команды Дена.

Макс побагровел.

– Везунчик! – крикнул он, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

Следующие десять минут были настоящей битвой. Макс играл грубо – толкался, цеплялся, один раз даже наступил Дену на ногу, когда судья отвернулся. Но Ден будто не замечал этого, он просто продолжал играть, холодный и невозмутимый, как скала посреди шторма.

– Давай, Макс! – я вдруг крикнула, неожиданно для самой себя. И тут же покраснела.

Он обернулся, удивленно ухмыльнулся и послал мне воздушный поцелуй.

Ден в этот момент как раз получал пас. Его взгляд на секунду встретился с моим, и в его глазах я прочитала что-то… странное. Но чему он удивляется? Уже должен был давно заметить, что я втрескалась в Макса по уши! А он… я почти его не знаю, но…

И в этот момент Макс врезался в него сзади.

Ден упал на мокрую землю, перекатившись через плечо. Мгновение – и он уже был на ногах, его кулаки сжались...

Но вместо удара он просто вытер ладонью рот и отошел.

– Желтая карточка! – заорал физрук, подбегая к Максу. – Еще раз, и будешь удален!

Макс развел руками, делая невинное лицо, но в глазах у него плясали чертики.

Игра возобновилась.

Ден теперь играл еще жестче, еще точнее. Его передача – и 2:0. Потом красивый удар издалека – 3:0.

Когда прозвенел звонок с пары, Макс был весь в грязи и ярости. Он подошел к Дену, что-то прошипел ему в лицо.

Ден просто посмотрел на него сверху вниз (он был выше на полголовы) и отвернулся.

– Эй! – Макс схватил его за плечо.

В этот момент физрук снова свистнул:

– Все, хватит! На сегодня все! Свои эмоции будете показывать на поле!

Мы с девчонками спустились с трибун. Катя что-то болтала, но я не слушала.

Я смотрела, как Ден уходит один, его спина прямая, плечи напряжены.

А Макс, окруженный друзьями, громко хохотал, кидая в его сторону грязные взгляды.

***

Я стояла у главного входа, прислонившись к холодной стене. Осенний ветер трепал волосы, забираясь под воротник куртки, но я даже не думала идти внутрь. Здесь, в тени колонн, было удобнее – видно все подходы, но сама остаешься незамеченной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пальцы сами собой сжимали ремень рюкзака, перекручивая кожу. В голове крутилось одно и то же:

"Я не сделала ничего плохого. Просто поддержала того, кто уже давно мне нравится. Просто покричала за капитана. Это нормально. Совершенно нормально."

Но почему-то в груди было тяжело, будто я проглотила камень.

Опять.

Я закрыла глаза, и перед ними сразу всплыл момент, когда Ден обернулся на мой крик. Всего доля секунды – но в его взгляде было столько... чего? Разочарования? Упрека? Или просто усталости от всей этой ситуации?

"Он вообще не должен был так смотреть. Это всего лишь игра. Просто физра. Ничего личного."

Из-за угла послышались шаги. Я резко выпрямилась, сглатывая ком в горле. Но это были всего лишь какие-то первокурсники, смеющиеся над чем-то.

Я снова облокотилась о стену, теперь уже глядя себе под ноги.

"Может, вообще не стоило его ждать? Просто уйти. Он же сам ушел с поля, даже не взглянув в мою сторону..."

Но ноги будто приросли к месту.

Где-то вдали прозвенел звонок – последняя пара закончилась. Скоро коридоры наполнятся шумом, и тогда...

Я вдруг осознала, что не знаю, что скажу ему, когда он появится.

Извинюсь? За что? За то, что крикнула Максу? Но это же глупо.

Объяснюсь? Но какие могут быть объяснения?

"Просто скажи, что... что..."

Шаги. На этот раз другие – ровные, неспешные. Я подняла голову.

Ден шел по коридору один, его спортивная сумка висела через плечо. На лбу блестели капли воды – то ли от душа, то ли он просто умыл лицо.

Он еще не видел меня.

Я уже собралась развернуться и уйти, испугавшись, как вдруг заметила, что он хромает. Почти незаметно, но достаточно, чтобы я резко замерла на месте.

– Ден! – позвала я, прежде чем успела передумать.

Он остановился, медленно повернув голову. Его лицо было спокойным, но в глазах – та самая холодная отстраненность, от которой у меня сжалось сердце.

– Ты... – я сделала шаг вперед. Должна была извиниться. Даже за то, чего он не слышал, там, в кафе, но я чувствовала острую потребность сделать это. Но вместо этого сказала: – ты хромаешь.

Ден на секунду опустил взгляд, будто проверяя, действительно ли это заметно.

– Пустяки, – он пожал плечами. – Неудачно упал.

Я подошла ближе, не в силах скрыть беспокойство:

– Это из-за того подката Макса?

В его глазах что-то мелькнуло, но голос остался ровным:

– Я сказал, все в порядке.

Мы стояли в молчании, пока вокруг нас тек поток студентов, спешащих на выход. Дождь снова начинал накрапывать, и первые капли застучали по крыше.

– Пойдем домой? – наконец сказал Ден, кивнув в сторону выхода.

Я лишь кивнула в ответ.

Мы шли рядом, но между нами будто оставалась невидимая стена. И эта стена, внезапно, стала мне невыносима. Я украдкой поглядывала на его ногу – он действительно слегка прихрамывал, но старался этого не показывать.

– Ты хорошо играл, – наконец проронила я, ломая тишину.

Ден фыркнул:

– Не ожидал такого от тебя.

– Что?

– Комплимент после того, как ты так рьяно болела за противника.

Я почувствовала, как кровь приливает к лицу.

– Я просто...

– Неважно, – он мягко перебил меня. – Это всего лишь игра. Я понимаю.

– Это было глупо. Прости меня. Я должна была болеть за вас обоих, ведь ты мне… тоже не безразличен. Прости. Я вела себя, как дура. И бросать тебя на пробежке я тоже не должна была. Просто, я никогда не была особо популярной в группе, а тут… Иногда делаю, а потом очень сильно жалею.

Ден опустил на меня спокойный, полный понимания и благодарности, взгляд.

– Моя мама говорила, что, пока я молод, мне не нужно стесняться глупостей, которые я буду совершать. Это нормально. Учиться и получать опыт можно только совершая ошибки. Главное их осознать. Я тоже часто жалею о том, что сказал или сделал. И тогда вспоминаю ее слова.

Дождь усиливался, и Ден неожиданно снял свою ветровку, накинув мне на плечи.

– Ты промокнешь, – пробормотала я, но он лишь покачал головой.

– Я не таю от воды.

И все же мне было невероятно приятно. Никто еще не делал для меня подобного.

Мы прошли еще пару кварталов в тишине, но теперь она была уже не такой напряженной.

– Я мог бы приготовить тот суп, который тебе понравился, – вдруг предложил он. – Если, конечно, ты не против.

Я взглянула на него, удивленная. Его лицо было спокойным, без тени обиды или упрека.

– Я... я не против, – улыбнулась я.

И в этот момент мысль о двойном свидании с Юлей и Сережей показалась мне настолько чужой и нелепой, что я даже не решилась заикаться об этом.

Не сейчас.

Не когда между нами только-только снова стало... хорошо.

4.4

Дверь захлопнулась за нами, заглушая уличный шум. Квартира встретила нас теплой тишиной, пропитанной ароматом маминого жасминового чая, оставленного на столе. Ден прошел в гостиную, стараясь не наступать на правую ногу, но его скулы были плотно сжаты - он явно скрывал боль.

Я бросила рюкзак на кресло и шагнула к нему, преграждая путь в его комнату.

– Покажи.

– Не стоит внимания, – он попытался обойти меня, но я уперлась ладонью в его грудь.

Кожа под тонкой хлопковой футболкой оказалась горячей и слегка влажной. Мое дыхание перехватило, но я не отстранилась.

– Садись.

Мы замерли в этом противостоянии - его темные глаза, обычно такие непроницаемые, теперь горели странным огнем. Наконец он резко развернулся и опустился на диван, с силой выдохнув:

– Успокойся, я просто подвернул ногу.

Я опустилась перед ним на колени. Он не успел снять кроссовки. Мои пальцы дрожали, когда я начала расшнуровывать их.

– Я же видела, как он тебя подрезал, – прошептала я, снимая правый кроссовок. – Это было намеренно.

Ден не ответил.

Носок снимался тяжело. Я почувствовала, как его пальцы непроизвольно дернулись, когда ткань задела воспаленное место. А я не могла думать ни о чем другом, кроме как о том… что его нога оказалась удивительно... красивой. Узкая лодыжка, четкие сухожилия, выступающие под смуглой кожей. И прямо на сгибе - распухший, покрасневший сустав размером с грецкий орех.

Я задержала дыхание, осторожно проводя подушечками пальцев по горячей коже вокруг отека. Его мышцы напряглись под моим прикосновением, но он не издал ни звука.

– Болит? – голос сорвался на шепот.

Вместо ответа я почувствовала, как его ладонь легла поверх моих пальцев, прижимая их сильнее к воспаленному месту. Горячая, немного шершавая от тренировок кожа.

Я подняла голову.

Он сидел, чуть подавшись вперед, и его поза была неестественно напряженной. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь жалюзи, разрезал его лицо пополам - одна половина на свету, другая в тени. В темном зрачке, обращенном ко мне, пылало что-то незнакомое и тревожное.

Мои пальцы под его ладонью вдруг стали невероятно чувствительными. Я ощущала каждый его сустав, каждую выпуклость вен, пульсацию крови под кожей.

– Тебе... - он начал и резко оборвал, когда мой большой палец невольно провел вдоль его сухожилия.

Где-то на кухне капнула вода. Часы тикали. А мы застыли в этом странном положении. Он держал мою руку на своей голени, а я больше не могла отвести взгляд от его лица.

Вдруг он резко втянул воздух носом и отпустил мою руку.

– Лед, - сказал он хрипло. – Должно помочь.

Я вскочила так быстро, что закружилась голова, и почти побежала на кухню, спотыкаясь о собственные ноги.

Потому что в тот момент, когда он смотрел на меня таким взглядом - одновременно уязвимым и голодным - я вдруг осознала страшную вещь:

Я хотела прикоснуться к нему снова.

Не к больной ноге.

К нему.

Я вернулась в гостиную с пакетом льда, завернутым в тонкое кухонное полотенце. Ноги несли меня медленно, будто сквозь густую воду – каждое движение требовало усилий после того взгляда, что повис между нами несколько минут назад.

Ден сидел в той же позе, но теперь его руки были сцеплены на коленях так крепко, что костяшки побелели. Его взгляд сразу нашел меня в дверном проеме – темный, нечитаемый.

– Держи, – прошептала я, протягивая лед.

Наши пальцы соприкоснулись на мгновение дольше необходимого. Холод от пакета смешивался с жаром его кожи.

Я снова опустилась перед ним на колени, на этот раз стараясь не смотреть ему в лицо. Полотенце легло на опухший сустав, и он резко вдохнул через зубы.

– Сильно холодно?

– Нормально, – его голос звучал глухо.

Я прижала компресс ладонью, чувствуя, как лед постепенно тает под пальцами. Тишина в комнате стала густой, насыщенной всем тем, что мы не решались сказать.

И в этот момент ключ повернулся в замке.

Мы оба вздрогнули, как дети, застигнутые за шалостью. Дверь открылась, и в прихожей послышались шаги мамы.

– Дети, вы дома? – ее голос донесся из коридора.

Я застыла, словно вкопанная, с ладонью на ноге Дена. Он тоже не шевелился.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

4.5

Мама появилась в дверях гостиной с двумя пакетами из магазина. Ее взгляд скользнул по мне, стоящей на коленях между ног Дена. Затем по его босой ноге, по моей руке, все еще прижимающей компресс. Ее брови чуть приподнялись, но выражение лица осталось нейтральным.

– Что случилось? – спросила она, слишком сухо.

Я вскочила так резко, что пакет со льдом соскользнул на пол с глухим стуком.

– Ничего! То есть... Ден подвернул ногу на физре. Я просто... помогала.

Мои щеки горели, как раскаленные угли. Голос звучал неестественно высоко, а руки сами собой начали теребить край свитера.

Мама медленно кивнула, ее взгляд перешел на Дена.

– Серьезно?

Он лишь пожал плечами, лицо его было невозмутимым:

– Не особо. Алиса преувеличивает.

Мама задержала взгляд на нас еще на секунду – слишком долгую, слишком проницательную – затем улыбнулась какой-то странной, напряженной улыбкой.

– Хорошо. Тогда я пойду, разложу продукты. – Она сделала шаг назад, затем добавила уже из коридора: – Алиса, поможешь мне на кухне?

Это не было вопросом.

– Да, – прошептала я, не решаясь взглянуть на Дена. – Сейчас.

Мама ушла, оставив дверь в гостиную открытой. Я наклонилась, чтобы подобрать упавший пакет со льдом, и в этот момент его пальцы легли на мое запястье – быстро, почти незаметно.

– Спасибо, – тихо сказал он.

Я кивнула, не поднимая глаз, и выскользнула из комнаты, чувствуя, как его взгляд прожигает мне спину.

На кухне мама расставляла банки по полкам, ее движения были точными и резкими. Стеклянные емкости стучали друг о друга чуть громче, чем обычно.

– Закрой дверь, – бросила она через плечо. Голос звучал ровно, но в нем дрожала какая-то странная нота.

Я швырнула мокрый пакет со льдом в раковину и тихо притворила дверь. Я знала, что не сделала ничего плохого. Но почему-то тон мамы заставил снова чувствовать себя маленькой провинившейся девочкой.

– Что не так?

Мама медленно повернулась. Ее пальцы сжимали банку с солеными огурцами так, будто она хотела раздавить стекло.

– Объясни мне, что это было, – сказала она слишком спокойно. О, я прекрасно знала этот тон. И знала, что за ним последует. Осуждение. Всегда только осуждение. Всю мою гребанную жизнь.

В груди что-то горячее и колючее растеклось, подступая к горлу.

– Что "это"? – я скрестила руки на груди, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. – То, что я помогала человеку, который подвернул ногу?

– Человеку? – мама резко поставила банку на стол. – Алиса, он не просто человек для тебя. Ты должна понимать, то вы с ним…

– Кто? – голос мой начал дрожать, но не от страха – от ярости. – «Брат и сестра»? Ты сама-то понимаешь, насколько это ненормально? Называть двух взрослых и чужих друг друга людей братом и сестрой? Это твои извращенные представления о семье, которой мы никогда не были и не станем!

Мама побледнела.

– Я не ожидала, что ты... что между вами может быть что-то...

– Ничего нет! – я ударила кулаком по столешнице, и вилка со звоном упала на пол. – Но, если бы даже и было, это твоя вина!

Глаза мамы расширились. Она сделала шаг назад, будто я ударила ее по-настоящему.

– Алиса...

– Нет! – я задыхалась, но дело было не только в этом дурацком разговоре, в этих тошнотворных обвинениях. Здесь было все разом, целиком. Все ее осуждения – за мою любовь к отцу несмотря ни на что, за мой уход из спорта, за мой вес, отвратительную внешность, за отсутствие личной жизни и неуверенность в себе, которую она же во мне и посеяла. – Ты разрушила нашу семью, привела сюда чужих людей, умоляла принять их, подружиться с Деном, а теперь осуждаешь и обвиняешь в чем-то… настолько мерзком?

Мама вдруг показалась мне очень маленькой и уставшей. Ее губы дрожали, когда она прошептала:

– Я просто пыталась быть счастливой...

– Ну поздравляю! – Она снова делала это. Давила на жалость. Заставляла чувствовать меня виноватой и неправой Снова. Снова! – Ты счастлива.

– Ты злишься, но я желаю тебе только добра. То, что я сейчас увидела… ненормально. Теперь мы с отцом Дена вместе, а значит вы с ним – уж прости – но брат и сестра. Поэтому постарайся вести себя соответствующе.

– Я просто помогла ему! – Ахнула, едва не задыхаясь от обиды и отвращения. Она всерьез намекает на то, что мы, как брат и сестра…

– Иди, переодевайся, – сказала она сухим резким тоном, будто этого разговора не было. – Скоро ужин.

Я кивнула и вышла, осторожно прикрывая за собой дверь. Нет смысла что-то ей объяснять. Ведь – из-за ее слов или мнения окружающих – меня и саму посещали эти мысли, которые я пыталась отрицать, но…

Черт, как же это все сложно. Да и стоит ли переживать, если ничего нет?

Ведь нет же?

В коридоре было тихо. Дверь Дена была закрыта.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А в моей груди поселилось странное чувство – будто я только что солгала.

Но кому – маме или себе – я не была уверена.

Глава 5. В этом спектакле

Комната тонула в синеватом сумраке – я так и не включила свет, лишь экран ноутбука отбрасывал мерцающее свечение на стены. Курсовая работа была открыта уже третий час, но строчки расплывались перед глазами. Вместо этого я бесконечно скроллила чат группы, где вовсю обсуждали завтрашнее собрание и вчерашний матч.

"Ден реально зажег!"

"Макс просто не в форме был"

"Кто этот новенький вообще?"

Мои пальцы замерли над клавиатурой. Хотелось вписаться, сказать что-то... но что? Защищать Дена, который не заслужил плохого к себе отношения? Или Макса, в которого я была влюблена? Я закрыла чат и откинулась на подушку, уставившись в потолок.

За окном шелестели листья старого клена, его ветки постукивали о стекло, словно пытались что-то сказать. Сентябрьский ветер проникал в щели рамы, принося с собой запах опавшей листвы и городской пыли.

Что вообще происходит?

Я провела руками по лицу, чувствуя, как щеки горят. Воспоминания о сегодняшнем дне всплывали обрывками:

Ден, сжимающий мои пальцы на своей ноге...

Мамины глаза, полные осуждения...

Моя собственная злость на нее и непрошенный стыд...

Я сжала кулаки.

Он мне не брат. Не семья. Просто чужой человек, который теперь живет в соседней комнате.

Но почему тогда каждый его взгляд заставляет сердце биться чаще? Почему я помню, как пахнет его кожа после тренировки – соль и что-то древесное?

Телефон завибрировал – новое сообщение от Юли:

"Ну что, завтра в 7, не проспи! Сережа в предвкушении))"

Я закусила губу. Сережа... высокий парень с экономического, который всегда смотрел на меня с интересом, как мне иногда казалось. Может, это и правда выход? Отвлечься от Макса, который всегда был только недосягаемой мечтой? И от Дена, отношения с которым начинали быть все больше странными…

Открыла чат с Катей:

"Я все же пойду на это дурацкое свидание"

Три точки замигали почти мгновенно:

"Ты серьезно? После всего, что..."

Я прервала ее:

"Именно поэтому. Нужно все расставить по местам"

Легла на спину, закрыв глаза. Представила, как завтра Ден будет улыбаться Юле, наклоняется к ней, может быть, даже возьмет за руку...

В груди что-то болезненно сжалось, но я намеренно усилила эту картинку.

Пусть. Пусть у них все получится.

Может быть, тогда эти глупые мысли наконец оставят меня в покое.

Я потянулась к ноутбуку и твердо написала Юле:

"Мы будем"

Экран погас, оставив меня в полной темноте. Ветер за окном теперь казался зловещим, он шуршал листьями, как будто предупреждая о чем-то.

Но решение было принято.

Три негромких удара – ровно столько, чтобы меня услышали, но не подумали, что я нервничаю. Хотя нервничала. Ладони вспотели, а пальцы вцепились в подол свитера так, что суставы побелели. Я не заходила сюда с тех пор, как он переехал.

Дверь открылась не сразу. За ней послышался шорох, будто он что-то отодвинул, потом шаги. Медленные, чуть шаркающие. Сердце забилось чаще.

Когда дверь наконец приоткрылась, я замерла.

Комната... была не той.

Раньше здесь стояла стандартная мебель – кровать, шкаф, письменный стол, все бледно-бежевое, безликое. Теперь же пространство дышало им.

Слева – кровать, застеленная простым серым одеялом, но небрежно, будто он только что встал или, наоборот, повалился на нее. Над изголовьем – несколько листов бумаги, приколотых к стене. Рисунки. Не наброски, а законченные работы – черно-белые, резкие, как будто вырезанные из темноты души художника. Портреты. Улицы. Один – явно наш двор, но в каком-то странном ракурсе, будто увиденный сквозь дождь.

Прямо передо мной стол, заваленный карандашами, скетчбуками, чашкой с остывшим чаем. Рядом книга, раскрытая на середине, с загнутыми уголками страниц. Я машинально прочла название: "Тошнота" Сартра.

Но больше всего меня поразили стены. Они были... другими. Не теми безликими бежевыми, а будто ожившими. Одна почти полностью заклеена фотографиями, вырезками, билетами. Кино, концерты, музеи. Другая испещрена заметками, цитатами, написанными от руки. "Если ты не можешь изменить ситуацию – измени свое отношение к ней". "Иногда молчание – лучший ответ".

И запах. Не парфюм, не спрей, а просто он – легкий оттенок древесины, бумаги, чего-то теплого, домашнего. Запах Дена.

Я задержала взгляд на углу, где стояла гитара. Темная, чуть потертая у грифа. Я и не знала, что он играет.

А потом...

Потом я увидела его.

Ден позволили мне осмотреть комнату, а сам вернулся на кровать, облокотившись на подушки. На нем были простые черные спортивные штаны и белая футболка, слегка помятая, как будто он только что переоделся или, наоборот, провалялся в ней весь день. Одна нога согнута в колене, другая вытянута – и я сразу вспомнила, как вчера держала его голень в руках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он ни о чем не спрашивал, не делал вид, будто его застали врасплох. Просто смотрел на меня.

И в этом была какая-то... неприкрытая простота.

Лицо без обычной сдержанной маски – усталое, но спокойное. Глаза темные, чуть прищуренные, оценивающие меня так же, как я оценивала его комнату.

И в этот момент я поняла: он действительно сексуальный.

Черт.

Не как Макс – с его нарочитой позерской красотой, не как те парни из журналов, что старательно выставляют пресс и улыбку.

А вот так.

В своей простоте.

В том, как его футболка слегка задралась на животе, обнажая полоску кожи. В том, как пальцы лежат на колене – длинные, с тонкими шрамами (от чего? От рисования? От спорта?). В том, как он дышит – ровно, глубоко, будто даже мой неожиданный визит не вывел его из равновесия.

– Привет? – наконец произнес он. Голос был низким, чуть хрипловатым, будто он только что проснулся или долго молчал.

Я сглотнула.

Теперь нужно было сказать о свидании.

Но слова застряли в горле.

Потому что в этой комнате, среди его вещей, его рисунков, его запаха... все вдруг показалось глупым.

Ненужным.

Фальшивым.

Но именно поэтому я и должна была сделать это. Именно потому, что мне все больше хотелось стать частью этой комнаты. Его покоя и простого настоящего тепла.

А я до сих пор так и не могла понять, насколько нормально мое желание. Что, если мама права, и это дикость – смотреть вот так на своего названного сводного брата? Что, если насмешки одногруппников о наших с ним отношениях возникли не на пустом месте, и мои мысли и правда постыдные и запретные? Мы ведь живем вместе! Наши родители встречаются!

Я совсем запуталась.

Стояла на пороге, чувствуя, как пол подо мной становится слишком твердым, а воздух – слишком густым. Все в этой комнате кричало о нем, а я пришла говорить о... Юле.

– Можно войти? – спросила я, хотя уже была внутри.

Ден слегка приподнял бровь, но кивнул. Его взгляд скользнул по моему лицу, будто пытался прочитать ответ раньше вопроса.

Я сделала шаг вперед, потом еще один. Остановилась у его стола, чтобы было чем занять руки. Взяла карандаш, покрутила его в пальцах.

– Ты... переделал комнату, – пробормотала я, потому что нужно было начать с чего-то.

– Да, – он откинулся на подушки, слегка потянулся. Футболка приподнялась еще на пару сантиметров, обнажив упругий живот. Я резко перевела взгляд на стену с рисунками.

– Это ты все сам рисовал?

– Мм.

Тишина.

Карандаш чуть не выпали из пальцев.

– Слушай, я... – я глубоко вдохнула. – Мне нужно кое-что предложить.

Он наконец оторвался от подушки, сел ровнее. Ждал.

– Юля... – имя прозвучало неуклюже, как будто я говорила на чужом языке. – Она из нашей группы. Ты, наверное, не помнишь...

– Какая Юля? – его голос был ровным, но в глазах мелькнуло что-то холодное.

– Ну... высокая, каштановые волосы. Всегда в обтягивающих джинсах.

Он медленно моргнул.

– А, – сказал он так, будто вспомнил погоду двухнедельной давности. – Та, что пялилась на меня на физре.

– Да! – я слишком резко кивнула. – Она... она хочет с тобой познакомиться. Поближе.

Тишина.

Ден не шевелился. Только его пальцы слегка сжали край одеяла.

– И?

– И... – я сглотнула. – Мы договорились на двойное свидание. Завтра. В «Бризе».

Глупость слов ударила по мне сразу же, как они сорвались с языка. Двойное свидание. Как будто мы подростки, как будто это игра.

Ден не засмеялся. Не нахмурился. Просто смотрел на меня так, будто я только что сказала что-то на древнегреческом.

– Ты серьезно?

– Она очень хочет, – пробормотала я, ненавидя себя.

– А ты?

Я замерла.

– Не знаю. Не то, чтобы я часто ходила на свидания. Юля сама все это предложила, и я должна была спросить у тебя. Вдруг, тебе тоже… хочется узнать ее поближе.

Ден медленно откинулся назад, закинул руки за голову. Мышцы плеч напряглись под тонкой тканью футболки.

– Понятно, – сказал он.

Но ничего не было понятно.

– Так ты... хочешь пойти? – спросила я, уже зная, что это ошибка.

Он наклонил голову, изучая меня.

– А

тебе

это важно?

Сердце упало куда-то в живот.

– Нет. То есть... да. То есть... – перед глазами сейчас стоял интерьер Бриза. Только вот напротив себя я видела совсем не Сережу. А Дена. Черт. – Я не воспринимаю это, как что-то серьезное. Просто дружеские посиделки. Чтобы познакомиться поближе.

Ден ухмыльнулся, впервые за весь разговор. Но улыбка не дошла до глаз.

– Конечно. Ничего серьезного.

Он поднялся с кровати одним плавным движением, подошел ко мне. Остановился так близко, что я почувствовала тепло его кожи.

– Хорошо, – сказал он. – Я пойду с тобой.

– Правда? – я не ожидала, что он согласится.

– Правда, – он наклонился чуть ближе, и его дыхание коснулось моего виска. – Но только чтобы посмотреть, как далеко ты готова зайти в этом... спектакле.

Потом он отошел, оставив меня стоять среди его рисунков, его книг, его жизни. С мыслью, что я только что совершила огромную ошибку.

Но назад пути уже не было. Может, это и правда поможет мне разобраться, чего я на самом деле хочу? И как далеко готова зайти в этом…

спектакле.

5.2

Я стояла перед зеркалом в платье, которое не надевала больше года.

Черное, облегающее сверху, с чуть пышной юбкой, скрывающей живот, с открытыми плечами и молнией на спине – когда-то я купила его в надежде, что «когда-нибудь» похудею и смогу носить. Но сейчас оно сидело на мне именно так. Не так, как на худеньких девушках из журналов, без этих острых ключиц, без ребер, проступающих под тканью. Оно облегало мое тело – округлые бедра, мягкую линию талии, пышную грудь, которая не вписывалась в стандарты «хрупкости».

И... мне нравилось.

Я повернулась боком, провела ладонью по животу. Он не был плоским, никогда таким не был. Но платье не собиралось в складки, не топорщилось. Оно просто подчеркивало изгибы и формы. И я вдруг поймала себя на мысли, что не чувствую себя в нем ужасно или неловко.

Почему?

Я так долго ненавидела свое отражение. Так долго видела только недостатки – складки, растяжки, все то, что делало меня «неидеальной». А сейчас...

Сейчас я ловила себя на мысли, что мне нравится, как я выгляжу.

Я наклонилась к зеркалу, подвела глаза темным карандашом, накрасила губы – не нейтральным блеском, а ярко-красным. Цветом, который раньше казался мне «слишком смелым».

Может, дело не в весе?

Может, дело в том, что я наконец разрешила себе это?

Я закусила губу, поправляя прядь волос. Они сегодня лежали идеально – мягкие волны, чуть тронутые лаком, чтобы не растрепались.

И тут – стук в дверь.

– Алиса? – голос мамы. – Ты скоро? Я собираюсь уходить.

– Почти!

Я потянулась к молнии на спине, но не дотянулась. Пальцы скользнули по металлической змейке, так и не зацепив крошечный замочек. Гибкость явно не мое.

Черт.

Еще одна попытка – снова мимо. Я сдалась и развернулась к двери спиной.

– Мам, помоги!

Дверь приоткрылась.

Но вошла не мама.

Ден замер на пороге, его взгляд скользнул по моей спине, по не застегнутой молнии, по голой коже между лопатками.

– Ой, – я резко повернулась, пытаясь прикрыть спину рукой. – Я думала, это мама...

Он не ушел. Не засмеялся. Просто стоял, в своей обычной черной рубашке с расстегнутым воротом, и смотрел на меня так, будто видел впервые.

– Тебе помочь? – спросил он тихо.

Я замерла.

А потом кивнула.

Повернулась к нему спиной, сжав в руках собственные локти. Дыхание стало чуть глубже, чуть прерывистей. Я чувствовала, как воздух наполняет грудь, как шелк платья слегка трепещет на мне.

Он подошел ближе. Не вплотную, но достаточно, чтобы я ощутила тепло его тела через узкую полоску воздуха между нами.

– Не двигайся, – сказал он тихо.

Его пальцы коснулись моей спины случайно, едва скользнув по коже у основания шеи. Я вздрогнула.

– Холодные? – спросил он, и голос его был низким, чуть хрипловатым.

– Немного, – прошептала я.

Он не ответил. Только прижал ладонь к моей спине на секунду – широкую, теплую, шершавую от карандашей и спортивных снарядов. Согрел.

Потом осторожно подцепил молнию. Металл звякнул тихо, будто вздохнул.

Я чувствовала, как он тянет ее вверх медленно, сантиметр за сантиметром. Как его пальцы иногда касаются кожи – случайно, но от каждого прикосновения по спине бегут мурашки.

– Почти, – пробормотал он.

Его дыхание коснулось моего плеча – ровное, теплое. Я закрыла глаза.

Молния дошла до самого верха. Но он не убрал руку. Замер.

– Все? – спросила я, не оборачиваясь.

– Нет, – он провел большим пальцем вдоль шва, поправил складку ткани у самой шеи. – Теперь все.

Его рука медленно опустилась. Но прежде чем уйти, он – совсем чуть-чуть – провел кончиками пальцев по моему позвоночнику. Один легкий штрих.

Как художник, ставящий последний мазок.

Я обернулась. Он стоял так близко, что мне пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы встретиться с его взглядом.

– Спасибо, – сказала я.

Он молча кивнул. Но в его глазах было что-то новое – темное, глубокое, как ночь за окном.

И я поняла: он видит меня.

Не просто платье.

Не просто тело.

А меня.

Может, все дело в этом? То, как я смотрю на себя в зеркало теперь?

Я смотрю на себя тем взглядом… каким

он

смотрит на меня все чаще.

– Ты готова? – спросил Ден, прерывая наш затянувшийся зрительный контакт.

– Угу, – отозвалась. Я и правда готова.

Вот только… к чему именно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

5.3

Кафе "Бриз" встретило нас мягким светом латунных бра, отражающихся в полированных деревянных столешницах. В воздухе витал аромат свежемолотого кофе и ванили, смешиваясь с тонкими нотами дорогого парфюма от изысканно одетых посетителей. Из колонок лилась джазовая композиция - томный саксофон переплетался с нежным перебором контрабаса.

Я остановилась у входа, давая глазам привыкнуть к полумраку. Моя ладонь непроизвольно потянулась поправить прическу, когда я заметила Юлю. Она сидела у большого панорамного окна, и оживленно что-то рассказывала своему спутнику.

– Кажется, мы немного опоздали, - прошептала я Дену, чувствуя, как шелковая подкладка платья скользит по коже при каждом движении.

Он лишь кивнул, его взгляд скользнул по залу с привычной оценивающей внимательностью. В тусклом свете его профиль казался особенно четким - резкая линия скулы, тень от длинных ресниц.

Юля заметила нас первой.

– Алиса! Ден! Мы здесь! - ее голос прозвучал чуть громче, чем требовалось в этом утонченном месте. Она встала, демонстрируя свое облегающее платье персикового оттенка, идеально сочетающееся с карамельными бликами в ее каштановых волосах.

Сергей поднялся следом. Высокий, с безупречной осанкой, в черной рубашке и классических штанах. Его наряд отлично подходил к этому месту, но слегка… не подходил к нам, одетым чуть проще. Зато улыбка была безупречной - ровные белые зубы, ни капли наигранности.

– Ты прекрасно выглядишь, Алиса, - сказал он, целуя мне руку. Ого, как… старомодно. Я смутилась. Его губы лишь слегка коснулись кожи, но от этого прикосновения по спине пробежали мурашки.

Ден стоял чуть позади, его лицо оставалось невозмутимым, но я заметила, как напряглись мышцы его челюсти.

– Спасибо, - ответила я, чувствуя, как тепло разливается по щекам. - Ты тоже... Выглядишь прекрасно.

Сергей улыбнулся шире и подвинул мне стул с изящным жестом.

– Я взял на себя смелость заказать для нас бутылочку Совиньон Блан. Надеюсь, тебе нравится белое?

– Идеально, - ответила я, понятия не имея, нравится ли мне белое и опускаясь на стул. Деревянные ножки мягко скользнули по ковру, не издав ни звука.

Ден сел рядом со мной, напротив Юли. Его движения были плавными и четкими, будто его все это, в отличии от меня, абсолютно не смущало. Он положил салфетку на колени, поправил манжет, и только потом поднял взгляд.

– Ден, ты просто потрясающе выглядишь сегодня, - наклонилась к нему Юля, положив руку на его предплечье. И нарочито сжала руками декольте, демонстрируя себя Дену во всей… красе.

Он лишь слегка кивнул, делая вид, что не замечает ее руки на своей:

– Ты тоже.

Официант с безупречной выправкой подал нам меню в кожаных переплетах. Сергей тут же наклонился ко мне, стараясь кончиками пальцев задеть мои. Я незаметно сдвинула руку.

– Я могу порекомендовать утиную грудку с гранатовым соусом, - прошептал он. - Шеф-повар здесь готовит ее просто божественно.

Его дыхание было теплым и пахло легкой мятной ноткой. Я кивнула, стараясь сосредоточиться на меню, но буквы расплывались перед глазами. Что я вообще здесь делаю?

– Алиса предпочитает морепродукты, - вдруг сказал Ден, не поднимая глаз от своей карты вин.

Сергей удивленно поднял брови:

– Правда? Тогда тебе обязательно стоит попробовать тартар из тунца. Он здесь...

Но я уже не слушала. Мои пальцы сжали край скатерти, когда я почувствовала, как чья-то нога слегка коснулась моей под столом. Я подняла глаза - Ден спокойно изучал винное меню, его лицо было невозмутимым. Но его ботинок и колено все еще слегка касался моего.

В этот раз я не одернула ногу.

Сергей между тем заказал для нас ужин, обменявшись парой профессиональных реплик с сомелье. Юля смеялась, рассказывая какую-то историю из университетской жизни, но я с трудом могла сосредоточиться на ее словах.

– Алиса? – Сергей снова коснулся моей руки. Ну что за мания такая сразу касаться? – Ты с нами?

Я вздрогнула:

– Да, прости. Просто... атмосфера здесь такая расслабляющая.

Он улыбнулся, его карие глаза теплели в свете свечей, которые зажгли для нас на столе.

– Тогда я предлагаю первый тост. За новые знакомства.

Бокалы звонко встретились над центром стола. Вино оказалось прохладным, с нотками крыжовника и чего-то цветочного. Я сделала глоток, чувствуя, как жидкость освежает пересохшее горло.

– Тебе нравится? – спросил Сергей, наблюдая за моей реакцией. – Я был на виноградниках, где делают это вино. Территория просто огромная, потрясающее зрелище!

– Очень. Ты прекрасно разбираешься в винах.

– Это профессиональная деформация, - он улыбнулся. - Отец держит несколько виноградников в Крыму. Самых больших по территории в округе.

Юля ахнула:

– Боже, Сергей, ты мне об этом не рассказывал!

Но мое внимание привлекло движение рядом. Ден отставил свой бокал, едва пригубив. Его пальцы медленно выстукивали ритм по столешнице - тот самый, что он всегда отбивал, когда был чем-то недоволен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Что-то не так с вином? – спросила я.

Он поднял на меня взгляд:

– Нет. Просто предпочитаю красное.

Сергей тут же оживился:

– О, тогда тебе точно понравится Каберне, которое я заказал к основному блюду. У него...

Но я уже не слушала. Потому что под столом Ден снова коснулся моей ноги - на этот раз намеренно, твердо, как будто хотел сказать что-то, что нельзя было произнести вслух.

Свечи на столе догорали, отбрасывая трепещущие тени на столешницу. Юля уже третий раз за вечер поправляла прядь волос, скользя взглядом по золотым запонкам Сергея. Ее корпус теперь был повернут в его сторону.

– А ты часто ездишь на те ваши виноградники? – ее голос приобрел новую, медовую нотку.

Сергей важно откинулся на спинку стула, поправив манжет.

– Не только виноградники. Еще пара отелей – самых крупных, на первой линии - и яхт-клуб. В его порту можно увидеть самые красивые и большие судна. Скромное семейное дело.

Ден медленно поднес ко рту бокал с красным вином. Его губы чуть дрогнули, когда он отпил.

– Яхт-клуб, – повторил он задумчиво. – Интересно, а туда пускают лодки? Или там есть… что-то вроде линейки для измерения роста, как в парке аттракционов?

Я прикусила губу, чувствуя, как в груди зашевелилось что-то теплое и озорное. Ден намекал на то, что Сергей очень уж зациклено отмечает «размеры» своих владений. Но, судя по недоумевающим взглядам Сергея и Юли, они этого не поняли.

– Наверное, только самые маленькие, – сказала я, подхватывая игру. – Чтоб не смущать большие яхты своим скромным размером.

Сергей нахмурился, не уловив подтекста.

– У нас стоят исключительно люксовые модели. Никаких лодок.

– О боже, – Юля аж привстала. – А можно как-нибудь приехать в гости?

Ден поставил бокал, откинувшись на спинку стула.

– Только, если прилетишь на большом самолете, – сказал он наигранно серьезно. – Чтоб не нарушать гармонию.

Я фыркнула в салфетку. Сергей переводил взгляд между нами, его брови медленно ползли вверх.

– Вы... шутите?

– Ни в коем случае, – я сделала большие глаза. – Мы просто восхищены размахом.

– Да-да, – подхватил Ден. – Особенно яхт-клубом. И виноградниками, разумеется.

– А отель? Не забывай про отель. Он не для того вырос таким большим, чтобы про него забыли!

Я едва сдерживала смех. Возможно, это было глупо, но после всего излишнего пафоса начала вечера, эти наши глупые детские шутки были глотком свежего воздуха в душном помещении.

Юля между тем уже придвинулась к Сергею настолько близко, что ее грудь почти касалась его плеча.

– А ты часто там бываешь? На этих... яхтах?

Сергей оживился, наконец получив внимание, которого и ждал, рисуясь весь вечер.

– Каждые выходные. В прошлое воскресенье, например...

Но я уже не слушала. Потому что Ден под столом снова коснулся моей ноги – на этот раз легонько, как бы проверяя, все ли я еще в игре. И его пальцы… опустились на мое колено.

Я ответила ему тем же. И наши мизинцы совсем едва-едва соприкоснулись.

Наши взгляды встретились украдкой. И в его глазах я увидела то же самое: тихое, почти детское веселье, которое мы теперь делили только вдвоем.

5.4

Юля между тем уже разглядывала часы Сергея.

– О, это же Partech?

– Ты разбираешься? – он оживился еще больше.

– Немного, – она томно полуприкрыла ресницы. – Можешь показать поближе?

Сергей с готовностью стал отстегивать ремешок, а Ден наклонился ко мне, притворяясь, что поправляет салфетку.

– Кажется, нас больше никто не замечает, – прошептал он.

Я улыбнулась, чувствуя, как его дыхание касается моей щеки.

– Ужасно невежливо с их стороны.

– Чудовищно, – согласился он.

И в этот момент, когда Юля восхищенно ахала над часами, а Сергей самодовольно расписывал историю их приобретения, мы с Деном просто сидели и смотрели друг на друга – два заговорщика в море фальши.

Закончив ужин, Юля без конца трещала о том, что давно не бывала в парке аттракционов. А неподалеку как раз был самый большой в городе. Отделаться от нее было невозможно, и мы отправились туда.

Парк аттракционов встретил нас какофонией звуков – визгом тормозов каруселей, смехом, музыкой, перебиваемой объявлениями диктора. В воздухе витал сладкий запах сахарной ваты и жареного миндаля, смешанный с легкой горчинкой осенней листвы.

Фонари, украшенные гирляндами, бросали на асфальт теплые круги света. Мы шли по главной аллее, и наши тени то растягивались, то сжимались, будто играя в прятки.

– О, смотрите! – Юля схватила Дена за рукав, указывая на колесо обозрения. Его огни отражались в ее широко раскрытых глазах. – Давайте прокатимся!

Ден лишь слегка приподнял бровь, но ничего не ответил.

Сергей между тем шагнул ко мне ближе.

– А тебе нравятся аттракционы, Алиса? – спросил он, слегка наклоняясь, чтобы перекрыть шум вокруг.

– Некоторые, – ответила я, глядя, как впереди мелькает спина Дена.

Сергей улыбнулся, будто я сказала что-то очень загадочное.

– Я, например, терпеть не могу эти дешевые развлечения, – произнес он, кивая в сторону «американских горок», где визжали подростки. – Но иногда можно и снизойти.

Я еле сдержала вздох.

Мы подошли к колесу обозрения. Его кабинки, подвешенные на стальных тросах, медленно вращались в ночном небе, подсвеченные изнутри мягким желтым светом.

– Четыре билета! – Юля уже тянула Дена к кассе.

Он позволил ей взять себя под руку, но его взгляд скользнул ко мне. Вопрошающий, чуть насмешливый.

Сергей между тем купил билеты и галантно пропустил меня вперед.

– После вас.

Кабинка колеса обозрения оказалась тесной. Мы разместились – я и Сергей с одной стороны, Ден и Юля – с другой. Дверь захлопнулась, и с легким толчком мы начали подниматься.

Юля тут же прижалась к Дену, делая вид, что боится высоты.

– Ой, мне так страшно! – она схватила его за руку.

Он не отстранился, но и не ответил на прикосновение. Просто сидел, глядя в окно, где медленно разворачивалась панорама ночного города.

Сергей между тем повернулся ко мне.

– Ты сегодня просто ослепительна, – сказал он тихо. – Тебе стоит начать носить платья и в универе.

– Спасибо, – я улыбнулась, но тут же отвела взгляд в окно.

– Серьезно, – он наклонился ближе. – Это платье тебе невероятно идет. Я просто не могу перестать на тебя смотреть.

Его рука легла мне на талию, осторожно, но настойчиво. Пальцы слегка сжали шелк.

Я замерла.

А потом – плавно, незаметно – вывернулась из его хватки, сделав вид, что поправляю прядь волос.

– Ой, смотрите, вон наш университет! – я указала куда-то вдаль, лишь бы сгладить ситуацию.

Сергей, слегка разочарованный, повернулся к окну.

Но я почувствовала взгляд.

Ден.

Он сидел напротив, его лицо было в тени, но я видела, он заметил мой маневр.

И в уголке его губ дрогнула едва уловимая улыбка.

Кабинка медленно достигла вершины колеса и замерла, покачиваясь на ветру.

Город лежал перед нами – море огней, дрожащих в ночи.

Юля что-то говорила Дену, Сергей пытался завязать со мной новый разговор.

Но в этот момент, на самой высоте, мы с Деном просто смотрели друг на друга – два молчаливых сообщника в этой нелепой игре.

Кабинка колеса обозрения коснулась земли с тихим стуком. Дверь распахнулась, выпуская нас обратно в шумный парк. Юля тут же схватила Дена за руку, таща его в сторону ларька с сахарной ватой, а Сергей галантно предложил мне «осмотреть павильоны».

И тогда Ден, проходя мимо, наклонился ко мне так близко, что его губы едва коснулись моего уха:

– Сбежим?

Одно слово. Теплое, как его дыхание на моей коже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не ответила. Просто кивнула, чувствуя, как в груди загорается что-то озорное.

5.5

Мы дождались, пока Юля отвернется, выбирая цвет ваты, а Сергей заговорит с каким-то «важным знакомым», и шагнули в толпу.

– Быстро, – Ден схватил меня за руку, и мы нырнули между двумя палатками с сувенирами. Да начнется побег!

За углом, в узком проходе между аттракционами, мы остановились. Я прислонилась к стене, пытаясь отдышаться, а Ден стоял передо мной, заслоняя от возможных взглядов.

– За нами есть погоня? – прошептала я, задыхаясь.

– Мы же профессионалы. Хвостов за собой не оставляем.

Я фыркнула, и он ухмыльнулся. Впервые за весь вечер по-настоящему.

– Боже, этот Сергей, – я закатила глаза. – «Мои скромные виноградники».

– «Моя скромная яхта», – передразнил Ден, скорчив важную мину.

– «Мои скромные часы с камнями, добытыми на Марсе».

Мы рассмеялись одновременно. Ден прислонился к стене рядом, его плечо касалось моего.

– А Юля? – я подняла брови. – Она вообще решила, кто ей больше нравится?

– Кажется, она остановилась на варианте «оба, но если один богаче – то он».

Я захихикала, прикрывая рот ладонью. Ден смотрел на меня, и в его глазах было что-то теплое, почти нежное.

– Жалко их, правда? – сказал он.

– Ужасно. Может, вернемся?

– Ни за что.

Он вытащил из кармана две конфеты, видимо, стащил со стола, когда мы уходили.

– В награду за успешный побег.

Я взяла одну, наши пальцы соприкоснулись, и вдруг стало тихо. Несмотря на музыку, крики, грохот аттракционов.

– Спасибо, – прошептала я.

– За что?

– За то, что сбежал со мной. Да и вообще…

Он улыбнулся и развернул свою конфету.

– Всегда.

Тир оказался в дальнем уголке парка, залитом мерцающими гирляндами. Деревянные мишени с красно-белыми кругами выстроились в ряд, а за прилавком стоял усатый мужчина с закрученными в колечки усами.

– Ну что, попробуем? – Ден кивнул в сторону винтовок.

Я скрестила руки на груди:

– Ты уверен, что твое мужское эго переживет, если проиграешь?

Он лишь ухмыльнулся, доставая кошелек.

Выстрелы звучали глухо, но метко – раз, два, три. Каждая пуля находила цель, и продавец с каждым попаданием смотрел на Дена с возрастающим уважением.

– Молодой человек, да вы снайпер!

– Просто повезло, – Ден пожал плечами, но глаза его смеялись.

В награду он выбрал игрушку – мягкого медвежонка с розовыми лапками и глуповатой улыбкой.

– Для тебя, – он протянул его мне.

– Он страшилка, – я рассмеялась, но все равно взяла. От медведя пахло новой тканью и чем-то сладким, как в детстве. – Буду любить его из жалости.

Мы пошли дальше, неспешно бродя среди огней и смеха. Где-то играла музыка, что-то старомодное, под что так и хотелось кружиться.

– Ты знаешь, – сказал Ден, глядя куда-то вдаль, – я не понимаю, зачем люди едят сахарную вату.

– Это же традиция!

– Липкая. Неудобная.

– Зато сладкая.

Он покачал головой, но улыбка не сошла с его губ.

Мы вышли к фонтану – большому, круглому, с подсвеченной снизу водой. Струи били вверх, рассыпаясь на тысячи сверкающих капель, и падали обратно с тихим плеском.

Здесь было тише. Людей почти не было, только парочки вдалеке да старик, кормящий голубей.

Мы остановились у самой воды. Отражения огней дрожали на ее поверхности, как звезды, упавшие в черное зеркало.

– Алиса, – вдруг сказал Ден.

Я повернулась к нему.

Он смотрел на меня так, будто видел впервые. Или, наоборот, будто знал меня всю. Полностью. Лучше, чем я сама знала себя.

– Ты прекрасна.

Я засмеялась, смущенно отводя взгляд:

– Это из-за платья?

– Нет.

Он сделал шаг ближе.

– Ты была прекрасна и тогда, в первый день. Когда стояла в дверях и смотрела на меня, как на врага.

Я почувствовала, как щеки горят.

– Я была толстой и в обляпанной кетчупом футболке.

– Ты была собой.

Его пальцы осторожно коснулись моего лица. Легче, чем падающая капля фонтана. Провели по линии скулы, остановились у подбородка. Чуть приподняли лицо.

– Ты не должна быть «как все».

Я замерла.

– Почему?

– Потому что ты – это ты.

Он наклонился чуть ближе, и в его глазах было что-то такое, от чего перехватило дыхание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– И мне жаль, что ты этого не видишь. Но я вижу.

Вода за нами плескалась, огни мерцали, а мир сузился до этого мгновения – до его пальцев на моей коже, до тишины между словами, до медвежонка, которого я сжимала в руках так крепко, будто он мог исчезнуть.

– Ден...

– Ты особенная. Я никогда не видел никого прекраснее.

И в этот момент, под мерцание фонтана, под шепот ночного парка, я вдруг поверила.

Не его словам.

А тому, как он на меня смотрел.

Жаль, что он первым отвел взгляд. И отпустил мое лицо. Сразу стало холодно и пусто, и я сама испугалась этого чувства. Испугалась и в то же время… вдруг сильнее всего на свете захотела…

Чтобы он посмотрел на меня так же снова.

Глава 6. Хочу увидеть тебя

Мы вошли в квартиру, затаив дыхание. Прихожая пахла лавандовым средством и вчерашним кофе - мама опять забыла помыть кружку. Я прижала палец к губам, прислушиваясь: из родительской спальни доносился приглушенный храп отчима.

Ден снял ботинки с почти церемониальной медлительностью. Я наблюдала, как его длинные пальцы развязывают шнурки, замечая шрам на левой пятке - бледный полумесяц.

– Тише, – прошептал он, хотя я и так замерла.

Мы прокрались по коридору, минуя полосу лунного света из гостиной. В моей комнате пахло ванильным кремом и старой бумагой. Ден прошел следом. Остановился на пороге, изучая пространство - гирлянды над кроватью, разбросанные книги, старого мишку на подушке.

– Уютно. Особенно ночью, если включить только гирлянды, – прошептал он, тихо притворяя за собой дверь.

Я кивнула, внезапно осознавая, как много здесь личного. Его взгляд скользнул по открытой книге на тумбочке, по скомканному свитеру на стуле.

– Молния? – спросил он, и голос его звучал более хрипло, чем обычного.

Я медленно кивнула и повернулась спиной. Его пальцы нашли металлическую собачку - прикосновение было таким легким, что я вздрогнула. Молния расстегнулась с шепотом, обнажая спину.

– Холодно?

Я покачала головой, хотя мурашки бежали по коже. Все это было так странно и… интимно. Было страшно и немного неловко, но мне не хотелось, чтобы он уходил.

– Я... Я могу тебя нарисовать, Алиса, – предложил он вдруг. – Если хочешь, – и тут же поправил сам себя. – Я бы

хотел

тебя нарисовать.

Разум кричал, что это безумие. Но тело уже отвечало кивком.

Ден исчез в коридоре, а я осталась стоять с расстегнутым платьем, придерживая его на груди. Сердце колотилось так громко, что казалось, разбудит весь дом.

Он вернулся со скетчбуком. Дверь за ним закрылась с тихим щелчком.

– Ложись, – прошептал, указывая на кровать.

Я опустилась на одеяло, чувствуя, как шелк скользит по бедрам. Лунный свет струился через занавеску, рисуя узоры на моей коже.

– Замри, пожалуйста. Я сделаю набросок.

Карандаш в его руке заскользил по бумаге. Я наблюдала, как он работает - брови слегка сведены, губы плотно сжаты. Его взгляд перебегал с бумаги на меня, останавливаясь на открытом плече, на изгибе шеи, на моих руках, сжимающих ткань у груди.

– Это... неправильно, – вырвалось у меня будто бы против воли.

Он поднял глаза. Оранжевый свет гирлянд отражался в них, как пожар.

– Почему?

– Потому что... – Я не нашла слов. Из головы никак не шли слова мамы. И насмешки одногруппников.

Вперемешку со всем этим шел стыд.

Я не та, кого он должен рисовать. Недостаточно красива.

Ден отложил карандаш. И будто прочитал мои мысли.

– Ты прекрасна, Алиса. И в этом нет ничего плохого. Мы не делаем ничего

неправильного.

Разум кричал, что нужно встать, закрыться, прекратить это безумие. Но тело не слушалось - оно завороженно наблюдало, как он снова берется за карандаш, как его пальцы уверенно выводят линии.

Я чувствовала каждый его взгляд, будто физическое прикосновение. Грудь тяжело поднималась, пальцы впивались в шелк платья. Это было постыдно.

Но почему-то - совершенно естественно.

Карандаш в его руке двигался с гипнотической медлительностью, будто графит касался не бумаги… а кожи. Каждый штрих - невесомое прикосновение, каждый взгляд - поцелуй. Я лежала на боку, придерживая расстегнутое платье у груди, и чувствовала, как между ног пульсирует тепло в такт его дыханию.

– Ты можешь... отпустить ткань? - его голос был густым, как теплый мед.

Я замерла. Пальцы автоматически сжали шелк крепче.

– Я хочу нарисовать тебя полностью.

Лунный свет струился по моим бедрам, подчеркивая каждый изгиб. Я видела, как его зрачки расширяются в темноте, как кадык медленно скользит вверх-вниз, когда он сглатывает.

– Постепенно, – прошептал он. –Не спеши. Как будешь готова.

Первой упала на пол заколка - металлический звон прозвучал неприлично громко. Волны каштановых волос рассыпались по подушке. Ден задержал дыхание, карандаш замер в воздухе.

– Продолжай, – прошептал он.

Я чуть привстала и потянулась к ажурному краю на левом чулке. Шелковая лента медленно сползла по бедру, обнажая кожу, тут же покрывающуюся мурашками. Чулок соскользнул на пол с тихим шелестом.

Ден провел языком по пересохшим губам. Его карандаш задвигался быстрее, чувственнее.

Мои пальцы нашли застежку бюстгальтера. Кружевная чашечка ослабила хватку на груди. И тогда я решилась. Медленно стянула лиф с одной стороны вниз, вместе с шелком платья, позволяя Дену увидеть, как сосок полной груди набухает от прохладного воздуха. Сама ощущая, как лицо вспыхивает от смущения.

– Алиса, ты… прекрасна, – прошептал он, и бумага зашуршала под его дрожащей рукой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я закрыла глаза и села. Платье скользнуло к животу, обнажая и вторую грудь тоже. Отведя взгляд в сторону, чтобы не передумать, скользнула пальцами по талии, выше. Очертила ими основание тяжелой груди. Коснулась затвердевших сосков. И тихо выдохнула, чувствуя, как пульсирующее тепло опускается в низу живота.

Слыша, как сбивается дыхание Дена, встала на дрожащих ногах, стягивая платье с бедер. Пальцы одной руки скользнули к резинке трусиков в то время, как второй рукой я прикрывала живот, которого стеснялась. Шелк соскользнул по бедрам, оставив меня полностью обнаженной перед его голодным взглядом.

Он не прикоснулся ко мне. Не шелохнулся.

Но когда его глаза скользили по моим щиколоткам, я чувствовала, будто теплые ладони обнимают их. Когда он задержал взгляд на внутренней стороне бедер, между ног вспыхнуло настоящее пламя. А когда он поднял взгляд на мои губы, я ощущала его вкус на собственном языке. Будто он и правда меня поцеловал.

– Посмотри на себя, – попросил он хрипло, переворачивая скетчбук.

На бумаге я была… боже, я была богиней. Изгибы тела, тени, играющие на коже, чувственные губы. Но больше всего поражали глаза - они горели такой жизнью, такой страстью, что я не узнавала себя. Всего лишь набросок, быстрые чувственные линии. Но уже в этом было столько… красоты.

– Это... я?

– Это то, что чувствую я, – он отложил блокнот и впервые за вечер протянул ко мне руку. – Позволь мне показать...

Его пальцы остановились в сантиметре от моей кожи, дрожащие. Ждущие.

6.2

Его пальцы остановились в сантиметре от моей кожи, дрожащие. Ждущие.

Так близко, что я чувствовала их тепло, даже не соприкасаясь с кожей. В комнате внезапно стало тихо. Даже ночные звуки за окном притихли, будто сама вселенная затаила дыхание.

Я посмотрела в его глаза, они были темными, почти черными, с расширенными зрачками, в которых отражалась моя обнаженная фигура. И вдруг...

Щелчок.

Резкий, отчетливый, как замок, захлопнувшийся в глубине сознания.

Я резко отстранилась, прикрывая грудь рукой. Стыд смешался с желанием, и они боролись друг с другом на чаше весов.

– Ден, я... – мой голос дрожал, но слова вырывались твердо. – Это неправильно. Я не знаю. Я так запуталась.

Ден замер. Его рука все еще была протянута ко мне, пальцы слегка согнуты, будто застыли в момент, когда должны были коснуться.

– Алиса...

– Мы живем вместе, – прошептала я, подняв ткань с пола. И неловко натянула ее на себя, прикрываясь. – Наши родители... они же...

Я не договорила. Не нужно было.

Тень пробежала по его лицу – не злость, не разочарование. Скорее... понимание. Глубокая, почти болезненная ясность.

Он медленно опустил руку.

– Хорошо, – сказал он тихо.

Ни споров. Ни попыток переубедить. Просто... принятие.

Ден встал, скетчбук мягко хлопнул, закрываясь. Он не спеша положил карандаш на тумбочку, поправил манжет рубашки – жесты спокойные, почти механические.

Я осела на крвоать, прикрытая наполовину платьем, наполовину тенью, и смотрела, как он отходит к двери. Его силуэт в проеме казался вдруг больше, чем обычно.

– Ден... – имя сорвалось с губ само.

Он обернулся. В последний раз.

– Я знаю, – сказал он. – Наши родители спять в соседней комнате. И все очень сложно. А сегодня мы сделали все еще сложнее.

И вышел.

Дверь закрылась с тихим щелчком.

Я осталась одна, с дрожью в коленях, с жаром на щеках, с рисунком, оставшимся на кровати.

И с пониманием, что мы оба только что переступили какую-то грань...

Чтобы отступить в самый последний момент, испугавшись.

***

Солнечный свет струился сквозь занавески, рисуя на полу золотистые прямоугольники. Я сидела на краю кровати, держа в руках тот самый рисунок. Бумага была слегка помята у краев – видимо, я сжимала ее во сне.

Это просто вино, убеждала я себя в сотый раз, проводя пальцем по линиям. Ничего больше.

Просто вечер.

Интимная темнота.

Просто…

Но почему тогда сердце бешено колотилось при воспоминании о том, как его взгляд скользил по моей коже? Почему во рту пересыхало, когда я представляла его пальцы, замершие в сантиметре от меня?

Я резко отложила рисунок, больше не в силах смотреть на себя…

такую

.

В зеркале отражалась я – растрепанные волосы, следы подушки на щеке, синяки под глазами от бессонной ночи. Вчерашняя Алиса с распущенными волосами и чувственными, жаждущими поцелуя губами, казалась кем-то другим. Чужой.

Так не должно быть. Мы же сводные. Наши родители встречаются. Мы все живем в одном доме!

Но если закрыть глаза, то «сводный» – это только слово. А его дыхание на моей шее, его голос, просящий «позволь мне показать» – это было настоящим.

Я глубоко вдохнула и потянулась к шкафу. Рука сама нашла то, что искала – черный облегающий комбинезон, купленный год назад и ни разу не надетый.

В зеркале теперь стояла другая я – та, что с рисунка. Уверенная. Женственная. Прекрасная. Такая, какой он видит меня.

– Алиса! – мамин голос донесся из кухни. – Завтрак на столе!

– Сейчас! – крикнула я в ответ, ловя себя на мысли: а где Ден? Уже ушел?

Я нарочно медлила, делая макияж тщательнее обычного. Карандаш для глаз дрожал в пальцах. Если встретимся в коридоре – что скажу?

Но когда я наконец вышла, в квартире было тихо. Его кроссовки исчезли из прихожей, а на кухне мама одна разливала кофе.

– Ты сегодня... другая, – заметила она, оценивающе глядя на мой наряд.

– Просто решила поменять стиль, – я взяла яблоко со стола, избегая ее взгляда.

Яблоко хрустнуло под зубами, кисло-сладкий сок наполнил рот. Взгляд скользнул по кухонному столу и замер на пластиковом контейнере с прозрачной голубой крышкой. Аккуратно сложенные листья пекинской капусты, тонкие ломтики маринованной груши, щепотка кунжута сверху.

Бибимбап. Низкокалорийный вариант.

Я придвинула контейнер к себе, но не открыла, просто положила рядом с рюкзаком, чтобы взять с собой.

– Это Ден готовил? – спросила я, хотя знала ответ.

Мама, стоявшая у плиты, обернулась. В ее руках дымилась кружка с ароматным кофе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Да, встал раньше всех. Странный какой-то был, молчаливый. Даже больше, чем обычно. – Она прищурилась. – А ты почему в таком наряде? Вчерашнее свидание так вдохновило?

Я потрогала край контейнера, ощущая под пальцами прохладный пластик.

– Обычное свидание, – пробормотала я. – Ничего особенного.

– Сергей понравился?

– Он... воспитанный.

Мама села напротив, положила локти на стол.

– А Ден?

Я резко подняла глаза.

– При чем тут Ден?

– Ну, он же тоже был с вами, разве нет? Ему понравилась та девушка? Как там ее?..

Пальцы сами сжали контейнер чуть сильнее. В горле стало тесно – не от еды, а от нахлынувших воспоминаний. Его пальцы, скользящие по коже спины вместе с застежкой платья. Глубокий голос, шепчущий "позволь мне показать" в полумраке комнаты.

– Мы просто поужинали, а потом пошли на аттракционы, – сказала я, вставая.

Мама вздохнула, сделала глоток кофе.

– Главное, что тебе понравилось. Ты вся просто светишься! Влюбилась что ли? И платье новое, и... – Она потянулась, смахнула что-то с моего плеча. – Волосы как-то странно пахнут. Как будто бы шампунем Дена.

Я застыла. Боже, правда? Он меня все еще пахло

им.

– Просто... в ванной стояло. А мой закончился, – выдохнула я, хватая рюкзак.

Ключи, контейнер – все летело в сумку на автомате. Нужно было бежать.

– Алиса!

Я обернулась в дверном проеме. Мама смотрела на меня странно, не сердито, а как-то... понимающе.

– Нет ничего страшного в том, чтобы влюбиться. Тем более в твоем возрасте, – тихо сказала она. – Думаю, этот Сергей – хороший парень.

Я не ответила. Просто захлопнула дверь и прислонилась к косяку, чувствуя, как бешено колотится сердце.

В кармане комбинезона лежал тот самый рисунок. Я провела по нему пальцами, глядя на контейнер в рюкзаке.

Он ушел... но оставил обед.

И почему-то это значило гораздо больше, чем все слова, которые мы друг другу не сказали.

6.3

Аудитория гудела приглушенными голосами, пока преподаватель что-то монотонно бубнил у доски. Я сидела, уткнувшись в конспект, но буквы расплывались перед глазами. Вместо формул видела только одно – затылок Дена на первой парте. Его темные волосы, чуть вьющиеся на концах.

Юля сидела рядом с ним, слишком близко, ее локти то и дело касались его руки. Она что-то шептала ему на ухо, и он кивал, но его плечи были напряжены – я знала это напряжение.

– Ну что, как прошло вчера? – Катя толкнула меня локтем, пригнувшись к самой парте.

Я машинально перевернула страницу конспекта, хотя предыдущая была пустой.

– Нормально.

– Нормально – это как? – Катя прищурилась. – Сергей хоть поцеловал тебя? До дома проводил? Писал? Пригласил на новое свидание?

Мои пальцы сжали карандаш так, что он едва не треснул.

– Нет.

– А Ден?

– Кать! – я резко обернулась к ней, и преподаватель бросил недобрый взгляд в нашу сторону.

Катя замерла, ее глаза расширились. Она медленно откинулась на спинку стула, изучая мое лицо.

– Ого, – тихо сказала она. – Значит, все серьезно.

Я не ответила. Просто снова уставилась в конспект, но перед глазами снова встала вчерашняя ночь. Его пальцы, не касавшиеся меня, но будто обжигавшие на расстоянии. Голос, шепчущий "позволь мне показать". И я… хотела этого. Боже, как же сильно я этого хотела.

Хорошо, что не поддалась. Это бы… испортило все между нами. Сделало бы еще сложнее. Хотя, куда уже сложнее?

На первой парте Ден вдруг обернулся. Не к Юле, не к преподавателю – ко мне.

Наши взгляды встретились на секунду и тут же разошлись.

Но этого хватило, чтобы сердце забилось так громко, что, казалось, его слышно во всей аудитории.

– Ты не расскажешь, да? – Катя вздохнула, но в ее голосе не было обиды, только понимание.

Я покачала головой.

– Не сейчас, ладно?

Потому что как произнести вслух то, что даже в мыслях казалось запретным?

"Я разделась перед сводным братом. И хотела, чтобы он прикоснулся ко мне."

Нет. Эти слова останутся запертыми внутри.

Лекция закончилась, но я не спешила вставать. Пальцы медленно собирали ручки в пенал, будто это требовало всей моей концентрации. Катя, уже вставшая и закинувшая рюкзак на плечо, наклонилась ко мне:

– Я пойду займу очередь в столовой, ладно?

Я кивнула, не поднимая глаз.

Аудитория постепенно пустела. Ден ушел одним из первых, даже не оглянувшись. Макс копошился у задней парты, что-то неспешно складывая в сумку.

– О, Алиса! – звонкий голос заставил меня вздрогнуть.

Перед моей партой стояла Лера – подруга Макса, хрупкая блондинка в облегающем топе и джинсах, которые, казалось, были нарисованы на ней, до того ткань повторяла все изгибы идеального тела. Ее глаза скользнули по моему комбинезону, губы растянулись в улыбке.

– Как смело! – она сделала ударение на последнем слове, крутанув пальцем в мою сторону. – Все «добро» на показ, да? Бодипозитив и все такое. Современно!

Из-за ее спины раздался смешок. Макс подошел, закинув рюкзак на плечо.

– Ну, Лер, не грызи девчонку, – он ухмыльнулся, но в его глазах читалось то же насмешливое любопытство. – Мне нравится. Смело. Совсем не как раньше.

– Да я не грызу! – Лера фыркнула, толкнув его плечом. – Просто интересно, что вдохновило ее на такой... смелый поступок.

Мои пальцы сжали край стола. Голос, который прозвучал в ответ, казался чужим – легким, игривым, будто это говорил кто-то другой, не я:

– Просто решила немного… поэкспериментировать, – я даже фальшиво и иронично хихикнула. – Поспорила с Катей, вот и пришлось напялить на себя этот ужас. Больше с ней спорить не буду.

Слова обожгли меня изнутри, но Макс одобрительно хмыкнул, а Лера закатила глаза:

– Ну ты даешь!

Они ушли, переговариваясь, а я осталась сидеть, ощущая, как что-то внутри медленно умирает. Я не постояла за себя. Снова. Опять сделала вид, что их подколки меня не задеваюсь.

Рюкзак тяжело повис на плече, когда я встала. В туалете было пусто, только капающая из крана вода и мое отвратительное отражение в зеркале.

Комбинезон, который час назад казался мне красивым, теперь выглядел постыдным. Слишком облегающим. Слишком откровенным.

– Дура, – прошептала я своему отражению.

Из рюкзака я достала свитер – старый, огромный, мой надежный «доспех». Ткань пахла стиральным порошком и чем-то домашним.

Я натянула его поверх комбинезона, и мир будто сразу стал безопаснее. Гораздо проще дышать, когда тебя не видно. Когда никто не может оценить твои «недостатки».

Теперь зеркало показывало только девочку в мешковатом свитере. Ту самую Алису, которую все знали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Безопасную.

Невидимую.

Я глубоко вдохнула и вышла из туалета.

6.4

Столовая гудела вокруг меня. Смех, звон тарелок, запах пережаренного масла. Я замерла в дверях, пальцы судорожно сжимали контейнер. Мне казалось, что все смотрят на мой мешковатый свитер, на мое тело, которое даже сейчас, спрятанное под слоями ткани, чувствовалось слишком объемным, слишком... видимым.

Катя заметила меня первой. Она сидела рядом с Деном, оживленно что-то рассказывая, и он улыбался той легкой, непринужденной улыбкой, которая так не похожа на ту, что была вчера в полумраке моей комнаты.

– Аля! Иди к нам! – ее голос перекрыл шум столовой.

Я сделала шаг, потом еще один, чувствуя, какой пол подо мной неровный, будто я иду по палубе во время шторма. Я не смотрела на Дена, но краем глаза заметила, как его пальцы слегка сжали стакан, когда я подошла.

– Простите, что задержалась, – пробормотала я, плюхаясь на стул напротив Кати, чтобы не сидеть прямо перед ним.

– Ты где пропадала? Мы уже почти все съели! – Катя обвела меня взглядом, затем нахмурилась. – И что это за свитер? Ты же в таком классном комбинезоне была!

По спине пробежали мурашки.

Все смеялись за моей спиной.

– Замерзла, – выдохнула я, избегая взгляда Дена.

Он молча наблюдал за мной, его глаза скользили по моему свитеру, по моим пальцам, барабанившим по крышке контейнера.

– Нашла мой обед? – его голос звучал спокойно, будто вчерашнего действительно не было.

Я кивнула, наконец осмелившись взглянуть на него. Он улыбался – не насмешливо, а... тепло. Будто искренне радовался, что я взяла его обед.

– Сам сделал? – Катя наклонилась, пытаясь заглянуть в контейнер.

– Ага, – Ден откинулся на спинку стула. – Секретный рецепт моей мамы.

– О, так ты еще и готовить умеешь? – Катя засмеялась, подмигивая мне. – Братик-то у тебя заботливый, оказывается.

Я чуть не поперхнулась.

– Он не мой брат, – выпалила я и тут же пожалела, потому что Ден слегка приподнял бровь. Слишком бурная реакция.

– Ну, просто все говорят… – начала было Катя, но тут же осеклась. – Ладно, неважно. Ден, рассказывай, как ты научился так классно рисовать?

Он пожал плечами, но начал рассказывать. Что-то про художественную школу, про комиксы. Говорил легко, смеялся с Катей, и я не понимала, как он может быть таким... непринужденным.

Я молча ковыряла рис вилкой, изредка вставляя "ага" и "ну да". Мы с Деном будто играли в странную игру – оба делали вид, что все нормально, оба избегали прямых взглядов, но каждое его случайное слово казалось мне намеком.

– Алиса, ты вообще нас слушаешь? – Катя дернула меня за рукав.

– Что?

– Я спрашиваю, пойдешь с нами после пар в кино?

Я замерла.

– С нами? – перевела я взгляд с Кати на Дена.

– Ну да. Я, ты, Ден, может, еще кто-то...

– Я не смогу, – слишком быстро ответила я.

Ден ничего не сказал, просто отпил воды, но в его глазах промелькнуло что-то – разочарование? Понимание?

Катя надула губы.

– Ну и ладно. Ты вообще какая-то странная сегодня.

Я уставилась в тарелку.

– Просто устала.

Тишина за столом стала густой. Даже Катя замолчала.

Потом Ден встал.

– Мне пора, – сказал он, собирая вещи. – Нужно сдать кое-что преподу по матану.

– Ага, конечно, – Катя закатила глаза. – Беги, ботаник.

Он улыбнулся, кивнул ей, потом взгляд его скользнул по мне.

– Приятного аппетита, – тихо сказал он.

И ушел.

Я смотрела ему вслед, все еще сжимая вилку.

– Что с тобой? – Катя нахмурилась. – Вы что, поссорились?

– Нет, – я покачала головой. – Все нормально.

Думаю, она мне не поверила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7. Ты пожалеешь...

Прошло семь дней. Семь дней, за которые я успела забросить утренние пробежки, дважды опустошить ночной холодильник и снова натянуть на себя старые мешковатые свитера.

Ден исчезал. Не насовсем, его вещи все еще лежали в комнате напротив, пахнущее его шампунем полотенце все еще висело в ванной. Но он будто растворился в пространстве между университетом и неизвестными мне местами.

Вчера за ужином отчим небрежно бросил:

– Ден ищет квартиру. Взрослый парень, негоже ему вечно у нас ютиться.

Я тогда сделала вид, что не расслышала, уткнувшись в тарелку с гречкой. Но мама заметила, как мои пальцы сжали вилку.

– Что-то случилось между вами? – спросила она позже, когда мы мыли посуду.

– Нет. Просто... не о чем говорить.

Ложь горьким комком застряла в горле.

Я избегала его не потому, что нам не о чем говорить. А потому что стоило мне увидеть его в коридоре – в мятом свитере, с мокрыми после душа волосами – как в груди вспыхивало что-то горячее и колючее.

Ночью я доставала тот самый рисунок из-под подушки. Проводила пальцами по линиям, которые он нарисовал, думая о том, какие еще изгибы моего тела он запомнил.

Это было неправильно. Больно.

Но когда в четверг я случайно наткнулась на него в университетском дворе – он стоял и курил, глядя куда-то вдаль – мне вдруг до слез захотелось подойти. Просто сказать "привет". Просто...

Он обернулся первым.

Наши взгляды встретились на секунду, и я резко отвернулась, сделала вид, что не заметила. Ушла, сжимая книги у груди, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

Вечером того же дня я услышала, как он разговаривает по телефону в своей комнате:

– Да, через месяц. Деньги есть.

Дверь была приоткрыта. Я замерла, случайно подслушивая.

– Нет, все нормально. Просто пора.

Голос его звучал устало.

Я тогда украдкой заглянула в щель. Он сидел на кровати, склонившись, локти на коленях. В руке – тот самый скетчбук.

И вдруг – черт – он поднял голову. Увидел меня.

Мы замерли.

Я первая отпрянула, бросившись в свою комнату. Сердце стучало так, будто хотело вырваться.

С тех пор я стала обходить его дверь по широкой дуге.

Но по ночам, когда в квартире воцарялась тишина, я прикладывала ладонь к стене, что разделяла наши комнаты. И представляла, что он там, по ту сторону, делает то же самое.

Глупо.

Больно.

Но отказаться от этой маленькой, тайной связи было выше моих сил.

***

Лекция только что закончилась, и студенты неторопливо покидали аудиторию. Ден собирал свои конспекты в сумку, когда тень упала на его стол.

– Ну что, кореец, опять первый сдал работу? – Макс стоял, опираясь руками на его парту, ухмыляясь. Его друзья столпились сзади, переглядываясь.

Ден даже не поднял головы, просто продолжил складывать бумаги.

– Я не кореец.

– А, ну да, – Макс фыркнул, – наполовину. Как там твоя мама, кстати? Говорят, азиатки – отличные...

Ден резко вскинул голову. Его пальцы непроизвольно сжали край стола.

– Закончи мысль, – его голос был тихим, но в аудитории вдруг стало очень тихо.

Макс заколебался, но тут же вернул на лицо издевательскую усмешку.

– Ой, да ладно тебе, шутка же! – он оглянулся на своих приятелей, ища поддержки. – Просто интересно, в кого ты такой надоедливый. Слишком уж тебя в последнее время стало много. На футболе, на парах... С девчонками нашими. Знал бы ты свое место.

Ден медленно встал. Он был на голову выше Макса.

– Ты вообще понимаешь, как звучишь?

– Я? – Макс фальшиво удивился. – Это ты не понимаешь, где твое место, выскочка.

Воздух между ними наэлектризовался. Даже друзья Макса отступили на шаг. Я вся напряглась, вдруг ловя себя на мысли, что принимаю сторону Дена даже при том, что по уши влюблена в Макса. Мне впервые стало тошно от его заносчивости.

– Мое место? – Ден улыбнулся, но в глазах не было ни капли веселья. – На футболе – в стартовом составе. На парах – выше тебя в рейтинге. А что касается девчонок...

Он сделал паузу, и Макс невольно напрягся.

– ...это не твое дело.

Макс покраснел.

– Ты меня достал, – прошипел он. – Везде лезешь, везде первый. Но знай – я сделаю так, что ты пожалеешь.

Ден лишь пожал плечами, взвалил сумку на плечо.

– Пробуй.

И спокойно пошел к выходу, оставив Макса сжимать кулаки.

Но в дверях он обернулся:

– И, Макс?

– Что?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Если еще раз услышу хоть что-то про мою маму – пожалеешь ты.

– Ой да ладно, кто она вообще такая? Простая повариха из какого-то борделя в Пусане!

Ден замер.

Аудитория затаила дыхание. Мне стало нехорошо. Слезы сковали глотку. Как он… может?

Ден медленно обернулся. В его глазах было что-то, отчего даже приятели Макса инстинктивно отступили.

– Повтори, – тихо сказал Ден.

Макс, уже почувствовавший свою ошибку, но не способный отступить, выпрямился:

– Ты слышал прекрасно, уродец. Твоя мамаша...

Удар пришелся точно в челюсть. Резкий, четкий, с характерным хрустом. Макс отлетел к ряду парт, опрокинув стул.

– Сука! – завыл он, вытирая кровь с губ.

Ден стоял, сжимая кулаки, дыхание учащенное, но контролируемое.

Макс рванулся вперед. Его первый удар Ден ловко парировал предплечьем, но второй зацепил ребро.

Аудитория превратилась в арену.

Ден пропустил еще один удар, прежде чем поймал Макса в жесткий захват. Они рухнули на пол, перекатываясь между партами.

– Прекратите! – кто-то крикнул. Неужели, это была… я?

Но было уже поздно.

Ден оказался сверху, прижав Макса коленом. Его кулак завис в воздухе.

– Извинись, – прошипел он.

Макс, с разбитой губой и безумием в глазах, хрипло рассмеялся:

– За что? За правду?

Удар так и не опустился.

Из коридора донесся голос преподавателя. Ден резко встал, отряхнул рукава.

– Ты не стоишь даже этого, – бросил он, подбирая сумку.

Макс поднимался с пола, когда в аудиторию ворвался декан.

Но Ден уже выходил в коридор, вытирая окровавленные костяшки пальцев.

А за спиной оставался не просто побежденный соперник.

Остался человек, который теперь точно воспылал к Дену жгучей ненавистью.

– Уничтожу ублюдка…

Я выбежала в коридор, сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Ден уже почти скрылся за поворотом, его силуэт резко вырисовывался на фоне светлых стен.

– Ден! – мой голос сорвался, дрожа.

Он остановился, но не обернулся сразу. Плечи его были напряжены, кулаки сжаты. Я подбежала, схватила его за рукав, почувствовав под пальцами теплую ткань и что-то липкое – кровь.

– Ты идиот, – прошептала я, но злости не было. Только дрожь. И ужасное, всепоглощающее, волнение. За него.

Ден наконец повернулся. На его скуле уже проступал синяк, а костяшки пальцев были содраны в кровь. Он смотрел на меня, не моргнув, глаза темные, как ночь.

– Почему не осталась вытирать кровь Максу? – спросил он тихо.

Я фыркнула, достала из кармана салфетки и схватила его руку.

– Потому что он все это заслужил. Он… придурок, – пробормотала, осторожно вытирая его пальцы. Кровь размазывалась по коже, оставляя ржавые следы. – Он перегнул палку. Не воспринимай этой на свой счет.

Ден не отдернул руку, но и не помогал. Просто стоял, наблюдая, как я возилась с его ранами, сама особо не понимая, что нужно делать.

– Мне жаль, – добавила я, почти неслышно.

– За что? – он наклонился чуть ближе. – За то, что я его ударил? Или за то, что он сказал?

Я замерла. Салфетка застыла у него на костяшке.

– За все. Теперь у тебя могут быть проблемы.

Тишина. Где-то вдали смеялись студенты, звенел звонок на пару. Но здесь, в этом углу коридора, время будто остановилось.

– Что ты в нем нашла? – вдруг спросил Ден.

Я подняла глаза. Его лицо было близко, слишком близко. Я видела каждую ресницу, каждую царапину, оставленную дракой.

– Я… – голос предательски дрогнул. – Не знаю.

– Не знаешь?

– Чувства не объяснишь, Ден.

Он медленно выдохнул, его пальцы под моими слегка сжались.

– А у нас? – он говорил тихо, но каждое слово било прямо в сердце. – Не чувства? Не ври мне, Алиса. Будто ничего нет.

Мне стало больно. Не там, где можно приложить лед или забинтовать. Глубже.

– Это неправильно. Ты же знаешь, – прошептала я.

– Что?

– Мы… нас считают братом и сестрой.

– Мы ими не являемся.

– Но другие не поймут! – голос сорвался, я резко отняла руки. – Они осудят. Мама… Это… это ненормально.

Ден хмыкнул. В его глазах мелькнуло что-то горькое.

– Ты так и не стала отрицать, что чувствуешь что-то ко мне.

Я сжала окровавленную салфетку в кулаке.

– Потому что не хочу врать.

Он смотрел на меня долго и пронзительно. Будто нежно касался одним только взглядом. Потом медленно выпрямился, отступил на шаг.

– Мне достаточно того, что я услышал.

Одна фраза. Но в ней была целая вселенная боли и… надежды?

Он развернулся и пошел прочь, оставив меня стоять с окровавленными салфетками и комом в горле.

Я смотрела ему вслед, пока его силуэт не растворился в толпе.

А потом опустилась на скамейку у стены, спрятала лицо в ладонях и впервые за долгое время позволила себе тихо, по-настоящему заплакать.

7.2

Близились выходные и конец сентября. Юля позвала всех на выходные в свой загородный дом, отметить пережитый месяц учебы.

– Так ты все-таки поедешь? – Катя устроилась на диване, поджав под себя ноги, и уставилась на меня с таким видом, будто от моего ответа зависела судьба вселенной.

Я крутила в руках телефон, перечитывая сообщение от Юли: "Приезжайте все! Будет жарко!"

– Не знаю... – Я вздохнула, отложив телефон. – Может, просто останусь дома.

– О-бя-за-тель-но поедешь! Не оставишь же ты меня одну? А я точно поеду, у меня дома сейчас такой кавардак, родители опять лютуют… – Катя ткнула в меня пальцем, как будто это был неоспоримый аргумент. – Ты что, хочешь, чтобы Макс и его компания решили, что ты их боишься? Или что ты сидишь тут и грустишь из-за...

Она запнулась, но я и так поняла, о ком она.

– Я не грущу.

– Ага, конечно, – Катя закатила глаза. – Ты просто внезапно полюбила сидеть дома в одиночестве и пялиться в стену. Очень убедительно.

Я хотела ответить, но в этот момент дверь в прихожей скрипнула, и в комнату вошел Ден. Он был в черных спортивных штанах и серой футболке, слегка потрепанной на плечах. Видимо, только что вернулся с пробежки. Капли пота блестели на его шее, волосы были слегка влажными, а дыхание – ровным, но глубоким.

– Привет, – он кивнул нам обоим, проходя мимо.

Катя сразу оживилась.

– О, Ден! Привет! – Она улыбнулась ему так широко, что у нее засверкали все зубы. – Как пробежка?

Он остановился, повернулся к ней и слегка улыбнулся в ответ.

– Нормально. Погода отличная.

– Ага, еще и красиво, осень же! Кстати, ты слышал, Юля всех зовет на выходные в загородный дом?

Ден мельком взглянул на меня, потом снова на Катю.

– Слышал. Но я, наверное, не поеду.

– Ой, да ладно! – Катя даже привстала с дивана. – Ты же не будешь тут один сидеть?

– У меня дела, – он пожал плечами, но в его голосе не было раздражения. Скорее... легкая усталость.

Катя хотела что-то сказать еще, но Ден уже повернулся к двери.

– Ладно, я в душ. Увидимся.

– Угу! – Катя помахала ему вслед, а потом обернулась ко мне, и ее лицо внезапно стало серьезным.

Тишина.

Я нахмурилась.

– Что?

Катя прикусила губу, потом вздохнула и спросила тихо:

– Слушай... У тебя с ним правда ничего нет?

Я почувствовала, как кровь приливает к щекам.

– О чем ты?

– Не прикидывайся. – Катя скрестила руки. – Ты видела, как он на тебя смотрит? И как ты на него смотришь, когда думаешь, что никто не видит.

Я открыла рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле.

Катя наклонилась ближе.

– Я же не слепая, Аля. И я твоя подруга. Так что... скажи честно.

Я опустила глаза, сжала пальцы.

– Даже если бы и было... что-то... – я выдохнула, – это не имеет значения. Потому что ничего не может быть.

Катя долго смотрела на меня, потом медленно кивнула.

– Понятно. Общественное мнение и все такое.

Но в ее глазах читалось что-то еще – не осуждение, не недоумение. Скорее... печаль.

– Но если тебе больно... – она начала осторожно.

– Мне не больно, – я резко перебила ее. – Все в порядке.

Катя вздохнула, откинулась на спинку дивана и больше не стала настаивать. Не люблю, когда меня жалеют. Тем более, когда в собственных бедах я виновата сама. Это мои заморочки. Будь я хоть немного уверенней в себе, давно бы плюнула на чужое мнение и…

Взгляд невольно метнулся в сторону закрытой двери в ванную.

Я бы хотела стать такой. Но это не так просто, не просто щелкнуть пальцами и стать той, кем никогда не была.

В воздухе между нами повисло то, что я так отчаянно пыталась отрицать.

И от этого стало еще тяжелее дышать.

***

Ден внезапно решил тоже поехать в дом Юли, когда узнал, что еду я. Или Катя его уговорила. В последнее время я замечала, что они много общаются. Это задевало что-то внутри, но я старалась подавить это чувство, думая только о Максе, как и раньше.

Только вот как раньше уже не получалось. Может, я его… разлюбила? Нет, я конечно все еще считала его эталоном красоты. Но его поведение и злые усмешки… Теперь я замечала их. И они отталкивали.

Машина мягко покачивалась на разбитой проселочной дороге, солнце слепило в боковое окно, заливая салон золотистым светом позднего сентября. Я сидела сзади, прижавшись лбом к стеклу, и наблюдала, как за окном мелькают желтеющие поля, редкие перелески, крыши дачных домов.

А впереди...

Ден держал руль машины отца уверенно, пальцы лежали на нем расслабленно, но крепко. Он не суетился, не нервничал – просто вел машину, изредка поглядывая в зеркало заднего вида. Его профиль был четким на фоне окна: резкая линия скулы, чуть прищуренные от солнца глаза, губы, слегка поджатые в сосредоточенности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И Катя.

Она сидела рядом с ним, развалившись на переднем сиденье, то и дело поворачиваясь к нему, смеясь, трогая его за плечо.

– Ты вообще слушал, что я сказала? – она стукнула его по рукаву, и Ден на секунду оторвал взгляд от дороги.

– Конечно, – он ухмыльнулся. – Ты говорила, что Юля влюблена в Макса, но скрывает это, потому что он нравится еще половине факультета.

– Ой, да ладно тебе! – Катя закатила глаза, но тут же рассмеялась. – Я говорила, что она влюблена в тебя!

Ден фыркнул, переключил передачу.

– Ну, тогда она зря тратит время.

– Почему? – Катя наклонилась ближе, игриво прищурившись. – Ты что, уже кем-то занят?

Я замерла, невольно впиваясь взглядом в затылок Дена.

Он ничего не ответил. Просто слегка улыбнулся и потянулся к магнитоле, увеличивая громкость.

Музыка заполнила салон, но Катя не сдавалась.

– Ладно, не отвечай, – она откинулась на сиденье, но через минуту уже снова что-то рассказывала, активно жестикулируя.

Я сжала пальцы на коленях.

Почему это меня так бесит?

Они болтали о чем-то – о фильмах, о музыке, о дурацких университетских историях. Ден отвечал коротко, но Катя, кажется, была готова говорить за двоих. Она смеялась, касалась его руки, наклонялась, когда он что-то говорил...

А я сидела сзади, словно невидимка, и грызла себя изнутри.

Это же Катя. Моя подруга. Она просто общительная, всегда себя так ведет. И Ден... Ден вообще не мой.

Но почему-то каждый ее смех, каждый ее взгляд в его сторону резал меня, как нож.

Я закрыла глаза, притворившись, что сплю.

Но даже сквозь музыку я слышала, как они говорят.

И как он иногда смеется в ответ.

Тихо. Глухо.

Как будто ему и правда нравится, что она рядом.

И все это внезапно задевало меня гораздо сильнее, чем должно было. Особенно после того, что случилось прошлой ночью…

7.3

Прошлая ночь… Я не могла не думать о ней. Она ощущалась, будто была сном. Ночью мне приснился кошмар. Дом Юли. Я блуждала по нему совсем одна. И никому до меня не было дела. Я не могла найти выход.

Легкое прикосновение разбудило меня. Теплое, осторожное, пальцы едва коснулись моего плеча, словно боялись обжечься.

– Алиса...

Голос Дена прозвучал тише шепота – бархатный, с легкой хрипотцой недавнего сна. Я открыла глаза, еще не до конца понимая, где нахожусь. Комната не в доме Юли. Моя. Моя кровать. И Ден, сидит на краю, его лицо в полумраке кажется еще резче, еще ближе.

– Ты кричала во сне.

Я не ответила. Просто вдохнула его запах – чистый, с оттенком мыла и чего-то теплого, домашнего. Он не встал, не ушел, убедившись, что я в порядке. Его пальцы все еще лежали на моем плече, и это было... слишком.

– Останься. Пожалуйста.

Я не планировала это говорить. Слова сорвались сами, хриплые, чужие.

Ден замер. В темноте я видела, как его зрачки расширились, как напряглись мышцы челюсти.

– Ты уверена?

Я не была уверена ни в чем. Но кивнула.

Он лег рядом, осторожно, будто боялся спугнуть. Одеяло приподнялось, пропуская его, и тут же его тело прижалось ко мне – твердое, теплое, настоящее. Его руки обвили меня, сначала неуверенно, потом крепче, будто он хотел убедиться, что я не исчезну.

Я вжалась в него, забыв обо всем. О Максе. О Кате. О том, что это неправильно.

Его ладонь скользнула по моей спине, поднялась к шее, пальцы запутались в моих волосах. Дыхание участилось, стало горячим у моего виска.

– Я не должен... – он прошептал, но его губы уже касались моей кожи, сначала едва-едва, потом увереннее. –

Мы

не должны.

Я повернулась к нему, и в темноте наши взгляды встретились. В его глазах было столько... всего. Жажда. Борьба. Страх.

Я прикоснулась к его лицу, провела пальцами по скуле, по губам. Он замер, словно боялся пошевелиться.

А потом...

Потом он наклонился ближе. Замер, опалив лицо и губы горячим дыханием. И поцеловал.

Сначала нежно, осторожно. Просто прижал губы к моим, давая время отстраниться. Но я не отстранилась. Наоборот, потянулась к нему, чуть приоткрыла губы, почувствовала, как он теряет контроль.

Я нуждалась в этом. Так долго пыталась закрыться от очевидного. От того, что, вопреки голосу здравого смысла, я нуждалась. Все это время отчаянно нуждалась. В нем.

Его руки скользнули ниже, обхватили мои бедра, притянули ближе. Я тихо ахнула в его губы, когда крепкое тело вжалось в мое.

– Ден...

Он оторвался, тяжело дыша, лоб прижался к моему.

– Скажи остановиться.

Я не сказала.

Вместо этого я сама поцеловала его – жадно, безрассудно, пальцы впиваясь в его волосы. Он ответил тем же, поцелуй стал глубже, влажнее, его руки исследовали меня сквозь тонкую ткань ночной рубашки, оставляя на коже огненные следы.

Я не помню, как оказалась под ним. Только его вес, его тепло, его губы на моей шее, плече, груди...

И страх.

Страх от того, что я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Его рука скользнула мне под шею, пальцы запутались в волосах, притягивая ближе. Его губы были мягкими, но настойчивыми. Они двигались медленно, но уверенно, как будто он боялся упустить каждую секунду. Я чувствовала его вкус – легкую горчинку кофе, что он пил перед сном, что-то теплое, мужское.

Его вторая рука скользнула по моему боку, ладонь обжигала даже через ткань рубашки. Он касался меня так, будто хотел запомнить каждую линию моего тела – ребра, изгиб талии, бедро... Каждое прикосновение оставляло за собой дрожь, мурашки, которые бежали по коже, как искры.

Я вцепилась в его плечи, чувствуя под пальцами жесткие мышцы. Он был таким твердым, таким реальным...

Его губы соскользнули с моих, опустились на шею. Горячие, влажные поцелуи, от которых у меня перехватило дыхание.

– Ден... – я прошептала, но голос сорвался, когда его зубы слегка задели чувствительную кожу у ключицы.

Он приподнялся, его глаза в полумраке казались почти черными, зрачки расширены, губы слегка приоткрыты.

– Ты дрожишь, – он сказал это тихо, и его голос звучал хрипло, чужим.

Я не ответила. Просто сжала пальцы на его футболке.

Он не стал ждать. Снова наклонился, но теперь его поцелуй был другим – медленным, глубоким, таким, от которого кружилась голова. Его язык коснулся моего, и я застонала, чувствуя, как все внутри сжимается от желания.

Его руки скользнули под ночную рубашку, ладони оказались на обнаженной коже – горячие, шершавые от тренировок, но такие осторожные...

Я ахнула, когда его пальцы провели по моему животу, чуть ниже, к краю белья... Легкое, едва уловимое прикосновение, от которого по коже побежали мурашки и в низу живота закрутилось сладкое, горячее напряжение. Мы лежали в моей кровати, в полной темноте, нарушаемой лишь серебристыми лучами луны, пробивающимися сквозь щели в шторах. Я торопливо стянула с него футболку, мои пальцы дрожали, скользя по горячей, гладкой коже его спины, ощущая под ней каждую мышцу, каждый рельеф.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он нависал сверху, тяжело дыша, и смотрел на меня. Его глаза в полумраке казались бездонными, темными озерами, в которых тонуло все мое существо. В них не было насмешки, нетерпения или оценки. Только тихое, глубокое восхищение и та самая невысказанная страсть, что висела между нами все эти недели.

– Ты так прекрасна, – прошептал он, и его голос был низким, бархатным, как сама ночь.

Его пальцы снова тронулись в путь, скользя по моей коже чуть выше края трусиков, и я зажмурилась, чувствуя, как все внутри замирает в ожидании. Хотелось застонать, но я сдерживалась, боясь, что нас услышат.

Он не торопился. Каждое его прикосновение было осознанным, полным благоговения. Он водил кончиками пальцев по моему животу, бедрам, бокам, словно рисуя невидимую картину нашей близости.

Он наклонился и прикоснулся губами к тому месту, где только что были его пальцы. Его поцелуй был легким, как дуновение ветерка, но он обжег меня до глубины души. Он двигался выше, к моей груди. Тонкая ткань ночной рубашки показалась непроходимой преградой. Он взял край ткани пальцами и медленно, с невероятной нежностью, приподнял ее.

Прохладный ночной воздух коснулся обнаженной кожи, и я вздрогнула. Но его взгляд, полный такого чистого, такого искреннего восхищения, согрел меня лучше любого одеяла. Он смотрел на мою грудь, как на величайшее сокровище, и в его глазах не было ни капли пошлости или простого вожделения.

– Боже, Алиса... – он прошептал, и его дыхание обожгло мою кожу.

Он склонился и губами коснулся сначала одного соска, затем другого. Нежно, почти несмело, кончиком языка водя по нежной, набухшей коже. Потом его ладонь накрыла мою грудь, и большой палец принялся описывать медленные, волшебные круги вокруг соска. Ощущения были настолько острыми, настолько интенсивными, что у меня перехватило дыхание. Голова кружилась, в висках стучала кровь, а все тело будто превратилось в одно огромное нервное окончание, реагирующее на каждое его движение.

Мне хотелось его. Безумно, до потери рассудка, до боли. Я вцепилась пальцами в его волосы, прижимая его ближе к себе, и услышала его тихий, одобрительный стон. Он ответил мне тем же, его прикосновения стали увереннее, настойчивее, но все такими же нежными. Он ласкал, любил мое тело, заставляя меня чувствовать себя не просто желанной, а по-настоящему красивой. Сексуальной. Женственной. Такой, какая я есть – без прикрас, без стыда.

Его рука снова скользнула вниз, к краю моих трусиков, и на этот раз его пальцы осторожно проникли под ткань. Я замерла, глядя ему в глаза, и увидела в них то же безумие, что пылало и во мне.

И тут я задрожала по-настоящему.

Не от страха. Не от холода.

От осознания, что я готова потерять голову. Прямо сейчас.

Я хотела этого.

И он это почувствовал.

Но его руки вдруг замерли.

Потом медленно, очень медленно, он отстранился.

– Ты боишься.

– Нет… нет, Ден, я…

– Ничего. Мы не торопимся. Я хочу, чтобы ты была готова.

Его спокойный теперь тон отрезвил. И мне самой вдруг стало стыдно от того, что я только что была готова была

умолять

его, чтобы он продолжил. Но он, видимо, увидел в моих глазах что-то, чего я сама сейчас не осознавала. И все же… все же я была готова переступить эту грань.

– Спи, – прошептал он, опускаясь рядом и натягивая на меня одеяло. – Я буду здесь.

Я не стала спорить. Просто перевернулась к нему, прижалась головой к его груди, слушая, как бьется его сердце – так же быстро, как мое собственное.

Он обнял меня, его пальцы легонько водили по спине, успокаивая.

Я закрыла глаза, вдыхая его запах, обещая себе подумать об этом завтра. Больше невозможно отрицать очевидное. То, как меня тянет к нему. И то, какой красивой и желанной я чувствую себя рядом с ним.

Но сегодня он сам не позволил мне пересечь эту черту. И глупый мозг снова начал накручивать. А, что, если… он сам передумал? Сам понял, что больше не хочет меня? Увидел, какая я… неидеальная.

– Можно я... – я замялась, потом подняла на него глаза. – Можно я буду называть тебя Д

а

ном? Твоим настоящим корейским именем?

Он замер, потом мягко улыбнулся.

– Тебе можно все.

Я прижалась к нему крепче, усиленно пряча глупые мысли куда подальше. Я видела, как он смотрит на меня. Он видит меня особенной. Я должна верить ему.

И засыпала под звук его дыхания.

7.4

А сегодня мы оба снова делали вид, что ничего не было.

Я смотрела в окно машины, пока деревья мелькали за стеклом, а в голове крутились одни и те же мысли. Ден сидел за рулем, его профиль был невозмутим, пальцы спокойно лежали на руле. Как будто той ночи и не было. Как будто он не целовал меня так, что у меня до сих пор дрожали колени.

Он ждет ответа. Но какого? Ведь я тогда… готова была пойти до конца. Но в этот раз он оттолкнул меня.

Я сжала пальцы на коленях.

Тело помнило его прикосновения. Губы – вкус его поцелуев. А сердце помнило ту боль, когда он отстранился, почувствовав мою дрожь.

Должна ли я отказываться от своего счастья, от того, чего действительно жажду только потому, что кому-то это может показаться неправильным? Потому, что моя мама создала в своей голове образ счастливой семьи, сделав нас с Деном братом и сестрой? Но ведь это не так. Мы оба… чувствуем совсем другое.

Хотя, разве могу я говорить за него? Может, он вдруг понял, что я не нужна ему? И поделом. Я слишком долго сомневалась.

Но за себя… за себя быть уверенной я могу.

– Эй, Аля, ты вообще с нами? – Катя щелкнула пальцами перед моим лицом, заставив вздрогнуть.

– Что?

– Мы приехали! – она ткнула пальцем в лобовое стекло.

Я подняла глаза.

Дом Юли.

Он выглядел так, будто сошел с открытки про уютную загородную жизнь – деревянный, двухэтажный, с широким крыльцом и резными ставнями. Вокруг расстилался огромный двор, уже заполненный нашими одногруппниками. Кто-то разжигал костер в каменном очаге, кто-то таскал из дома стулья и пледы, а несколько человек возились с мангалом, раздувая угли для шашлыка.

Ден заглушил двигатель, и в салоне воцарилась тишина.

– Ну что, вылезаем? – Катя уже распахнула дверь, и в машину ворвался свежий, чуть терпкий воздух осени. С запахом опавших листьев, дыма и пропитанной дождями земли.

Я кивнула, но не спешила двигаться.

За окном мелькали знакомые лица. Макс с бутылкой пива в руке что-то громко рассказывал, окруженный смеющейся компанией. Юля в ярко-розовой куртке раздавала всем одноразовые тарелки. Так много людей. И ни один из них, кажется… больше не имел для меня значения. Стоило ли вообще сюда приезжать? Но Катя так хотела, чтобы я поехала.

– Алиса? – Ден обернулся ко мне. Его голос был тихим, только для меня.

Я кивнула, открывая дверь.

– Да. Я иду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8. Сыграй, Дан. Пожалуйста

Я вышла, не глядя на него, и направилась к толпе, где уже раздавались первые крики приветствий. Но даже когда я окунулась в шум, смех, запах жареного мяса, я чувствовала его взгляд у себя за спиной.

Тяжелый.

Горячий.

Как и тогда ночью.

Нам надо поговорить.

Как только мы подошли к костру, я почувствовала на себе тяжелый, оценивающий взгляд. Макс стоял чуть поодаль, опираясь на столб беседки, бутылка пива в его руке блестела в свете заката. Его голубые глаза, обычно насмешливые, сейчас были темными, почти нечитаемыми. Он медленно провел взглядом по мне, потом по Дену, который шел чуть позади, и тонкая усмешка тронула его губы.

– Ну наконец-то! – Он оттолкнулся от столба и широко шагнул к нам, нарочито громко, чтобы перекрыть общий гул. – Думал, вы вообще передумали!

Катя тут же закатила глаза, но ухмыльнулась:

– Да уж, потеряли бы такое сокровище, как ты, Макс. Как бы мы пережили?

Он фыркнул, но его внимание было приковано ко мне. Без лишних слов он ловко всунул мне в руки бутылку пива, холодную, покрытую каплями конденсата.

– Не против, если я за тобой поухаживаю? Наверняка, ты хочешь пить после дороги. Или налить тебе что-то другое?

Я автоматически взяла, но тут же почувствовала, как Ден за моей спиной слегка напрягся.

Макс, будто не замечая, уже раздавал закуски – миску с чипсами, нарезанный сыр, соусы в маленьких пластиковых стаканчиках.

– Бери, Кать, не стесняйся, – он подкинул ей пачку соленых палочек, которые она едва поймала. – А то Ден, видно, не собирается за вами ухаживать.

– Ой, да ладно тебе, – Катя рассмеялась, но бросила взгляд на Дена, будто проверяя его реакцию.

Тот молчал, руки в карманах, лицо невозмутимое.

Тут из толпы вынырнул рыжий Антон, один из дружков Макса, и с хохотом потянулся к чипсам у меня в руках:

– О, эти чипсы лучше спрятать, а то Алиса...

Он не договорил.

– Заткнись, – резко оборвал его Макс, и в его голосе прозвучало что-то новое – не привычная насмешка, а почти... защита?

Все замерли на секунду. Даже Антон, с чипсами на полпути ко рту, застыл с глупой улыбкой, явно растерянный.

– Чего? – пробормотал он.

– Сказал,

заткнись

, – Макс не повышал голоса, но его взгляд заставил Антона поспешно отступить. – Думай о том, что говоришь девушке.

Тишина повисла неловкой пеленой, но тут Юля, сверкая розовой курткой, ворвалась в круг:

– Так, хватит стоять! Кто за шашлык? Мясо уже маринуется, но дрова надо подкинуть!

Общее оживление вернулось. Кто-то засмеялся, кто-то потянулся к гитаре, стоявшей у стены беседки. Макс, уже снова улыбающийся, хлопнул Антона по плечу, будто ничего не было, и потянул его к мангалу:

– Пошли, поможешь угли раздувать.

Катя тут же пристроилась рядом со мной, шепнула на ухо:

– Видала? Макс тебя защитил. Может, в нем все-таки есть что-то человеческое?

Я не ответила. Потому что в этот момент почувствовала, как чей-то взгляд жжет мне спину.

Обернулась.

Ден стоял у края беседки, его темные глаза были прикованы ко мне.

И в них читалось что-то... опасное. Я смущенно протянула ему миску с чипсами, приглашая присоединиться к нам. И он молча подошел, к чипсам даже не притронувшись. Холод между нами ощущался почти физически. А я… я не хотела его ощущать.

— Дан, мы можем… — начала было я, решившись поговорить с ним. Специально назвав его настоящим именем. Но не успела договорить.

Громкий хохот Леры у костра перекрыл все:

– О боже, Сережа, ты серьезно принес маршмеллоу? Мы же не в детском лагере!

– А что? – Сережа, тот самый, с экономического, обиженно надул губы. – На костре самое то!

– Ладно, ладно, – Юля забрала у него пакет с зефирками. – Но палочки для него сам будешь искать. Все шампура заняты под шашлык.

Общий смех, шутки, крики – вечеринка набирала обороты.

А я стояла между двумя мирами.

Между смехом у костра.

И темным, горячим взглядом Дена, который все еще не отрывался от меня. Он отошел, так и не дав мне возможности с ним поговорить. И я осталась с бесконечно болтающей Катей.

Вечер разворачивался медленно и густо, как мед, заливая все вокруг теплым светом костра и негромким гулом голосов. Поначалу я чувствовала себя чужой на этом празднике, незваной гостьей в собственном теле. Стояла немного в стороне, прислонившись к прохладному дереву беседки, и наблюдала, как смеются, шутят, передают друг другу тарелки с дымящимся шашлыком.

Но Макс, казалось, взял на себя миссию не дать мне затеряться в тени. То и дело он оказывался рядом, вручал мне то кусок арбуза, то только что зажаренный кусочек мяса, настойчиво, но без давления вовлекая в общий круг. Его громкий смех, шутки, обращенные ко мне, заставляли отвечать улыбкой, хоть и натянутой. Он был центром притяжения, и, находясь рядом с ним, я поневоле оказывалась в лучах этого внимания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Постепенно скованность начала отступать, уступая место теплу, идущему от костра, и расслабленной атмосфере. Даже Ден, всегда такой сдержанный и отстраненный, казалось, немного растаял. Он сидел на бревне неподалеку, и я украдкой наблюдала за ним. Он не смеялся громко, но легкая улыбка тронула его губы, когда кто-то из парней из футбольной команды что-то оживленно рассказывал, размахивая руками. Юля подсела к нему, что-то говоря, и он кивал, внимательно слушая, изредка вставляя короткие фразы. Вид его спокойного, почти обыденного общения с другими был странным и новым. Он был частью этой картины, этого вечера, и от этого что-то щемящее и теплое шевельнулось у меня внутри.

Я откусила кусочек шашлыка, почувствовав аромат дыма и специй, и впервые за этот вечер по-настоящему расслабилась. Общая беседа, смех, голоса – все это сплелось в один уютный, живой клубок. Катя, сидя рядом, что-то весело комментировала, и я ловила себя на том, что смеюсь уже искренне, не заставляя себя. На мгновение показалось, что все сложное и запутанное осталось где-то далеко, за пределами этого двора, огненного круга и звезд, начинавших проступать в темнеющем небе.

Лес сгущался за спиной, живая, дышащая стена из теней и шепота. Воздух, еще теплый после солнечного дня, теперь был напоен сыроватым ароматом хвои, влажной земли и дыма, который стелился призрачными лентами, цепляясь за одежду и волосы. А в центре этого всего плясал костер. Не просто огонь, а живое существо, трескучее, алое, отбрасывающее на лица танцующие тени, делающие знакомые черты чужими и загадочными.

Именно в этой магической тишине, прерываемой лишь потрескиванием поленьев и сдержанным смехом, Юля вдруг хлопнула в ладоши.

– Так, стоп! Ден, я же помню, ты говорил, что здорово играешь! Где гитара? Сыграешь нам?

Общее внимание разом сместилось на него. Он сидел на бревне, слегка отстраненный, и тень от огня скользила по его скулам. Он отмахнулся, смущенная улыбка тронула его губы.

– Я такого не говорил. Моя игра на гитаре оставляет желать лучшего. Я только учусь.

– Да брось! – подхватили другие. – Давай, Ден! Ты просто скромничаешь!

Я молча улыбнулась, наблюдая за ним. Просто любовалась, и внутри поднялось такое острое, такое щемящее желание услышать его – не просто играющего, а играющего здесь, сейчас, для всех, но в каком-то смысле и для меня – что я не выдержала. Голос прозвучал тише, чем я ожидала. Но он услышал.

– Сыграй, Дан. Пожалуйста.

8.2

Ден поднял на меня взгляд. Огонь отразился в его темных глазах двумя золотыми искрами. Он замолчал на секунду, будто взвешивая что-то, а потом сдался. Легкий, почти незаметный кивок.

– Хорошо.

Гитару нашли быстро. Он настроил ее несколькими уверенными движениями, и первые же аккорды, чистые и глубокие, заставили всех замолчать. Он начал играть. Что-то негромкое, меланхоличное, со сложным, блуждающим ритмом. Его пальцы легко скользили по струнам, извлекая не просто ноты, а целые истории.

А потом он запел. Голос у него был неожиданно низким, немного хрипловатым, идеально ложащимся на тишину ночи и треск костра. Он пел о дорогах, о небе, о чем-то далеком и тоскливом. И он не смотрел в огонь или на звезды в этот момент.

Он смотрел на меня.

Это был не просто взгляд. Это был разговор. Признание. Флирт, опасный и сладкий. Каждое слово, каждый аккорд был обращен ко мне. Его глаза не отпускали меня, они держали в теплом, тесном плену, в котором таяли все страхи и сомнения. Мир сузился до размера костра, до звука его голоса, до этого немого диалога между нами. Я не могла отвести взгляд, чувствуя, как что-то горячее и щемящее разливается у меня в груди.

И именно в этот момент, когда я была полностью поглощена им, я почувствовала на своей руке легкое, почти невесомое прикосновение. Теплое. Настойчивое.

Я вздрогнула и обернулась. Рядом сидел Макс. Он смотрел не на Дена, а на меня. И в его глазах, обычно таких насмешливых, было что-то новое – мягкое, почти нежное. Его пальцы осторожно легли на мою руку, сжимавшую колено, и его большой палец нежно провел по моей коже. Потом его рука обвила мои плечи, легким, защищающим жестом, притягивая меня чуть ближе к себе.

Я замерла от неожиданности и растерянности. Что… происходит? Почему Макс вдруг… обнял меня? После столько месяцев насмешек и моей безответной любви к нему, он вдруг…

С одной стороны – голос Дена, его гитара, его пожирающий взгляд, который обещал что-то запретное и бесконечно желанное. С другой – тепло Макса, его внезапная, неожиданная ласка, его знакомый запах, который всегда заставлял мое сердце биться чаще.

Тот, кого я любила долго, но уже успела позабыть. И тот, любовь к которому вспыхнула совсем недавно, но была яркой и обжигающей вспышкой.

Я что, сплю?

Я сидела между ними, разрываясь на части. Музыка Дена обволакивала меня, а рука Макса держала, не отпуская. Внутри бушевала буря из стыда, желания, растерянности и какой-то дикой, первобытной радости от того, что я оказалась в центре этого невысказанного противостояния. Я не смотрела больше ни на кого, уставившись в огонь, чувствуя на себе вес обоих взглядов – жгучий, требовательный взгляд Дена и новый, незнакомый, но такой же настойчивый взгляд Макса.

И понятия не имела, что делать. Со мной такого никогда не случалось.

А музыка все лилась, сливаясь с шепотом леса, унося в ночь обещания, которые никто не решался произнести вслух.

Последний аккорд замер в воздухе, дрогнул и растворился в ночи, оставив после себя звенящую, оглушенную тишину. Казалось, даже лес на мгновение затаил дыхание. А потом грянули аплодисменты, крики «браво!», и завеса магии рухнула, разорванная грубой реальностью.

Но внутри меня все еще звенело. Звенело от его взгляда, от его голоса, который, казалось, навсегда выжег в моей памяти каждую ноту, каждую интонацию. И одновременно жгло место на руке, где еще секунду назад лежали пальцы Макса. Его прикосновение, нежное и неожиданное, оставило на коже невидимый, но пылающий след.

С каких пор? С каких пор Макс, всегда такой недосягаемый, свысока относящийся ко мне, стал смотреть на меня такими глазами? И касаться так, будто я хрустальная? От этой мысли голова шла кругом. Я должна была ликовать. Моя давняя, почти детская мечта, казалось, сбывалась. Но вместо радости в груди клубился тяжелый, непонятный комок вины. Вины перед кем? Перед самой собой? Перед ним? Перед Деном?

Я украдкой, почти жадно, повела глазами по толпе, ища его – Дена. Но его темной куртки и спокойного лица нигде не было видно. Он растворился, исчез, как и его музыка. Снова убежал от меня. И от этого исчезновения стало горько и пусто.

Юля, сияя, вскочила на ноги.

– Так, гитара была, колонки наготове! Включаем дискотеку! Кто со мной?

Общий вопль одобрения подхватил ее идею. Кто-то уже полез за колонкой, кто-то нашел плейлист на телефоне, и вот уже знакомый бит загремел по поляне, заглушая треск костра. Воздух снова загудел, началось всеобщее веселье.

Кто-то пустился в пляс, неуклюже раскидывая руки, кто-то орал в предложенную бутылку вместо микрофона, кто-то неумело бренчал на той самой гитаре, заставляя ее издавать жалобные, фальшивые звуки. Парень из команды Макса, разбежавшись, с хохотом перепрыгнул через догорающие угли костра, вызвав взрыв восхищения и новых безумств.

Я стояла посреди этого хаоса, чувствуя себя абсолютно потерянной. Этот шум, эта беззаботность – все это било по мне, как волна, от которой хочется спрятаться. Мне нужно было найти Катю. Ее трезвый взгляд, едкие комментарии – вот что мне нужно было сейчас, чтобы прийти в себя. Я вновь принялась вглядываться в мелькающие лица, в толпу у импровизированной танцплощадки, у стола с напитками.

И в этот момент, когда я была полностью дезориентирована и поглощена поисками, я почувствовала легкое прикосновение к своему плечу сзади.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Обернулась.

Макс. Он стоял совсем близко, и в его глазах, подсвеченных отблесками костра, плескалось что-то непривычно серьезное. Шум вечеринки, казалось, не касался его, образуя вокруг нас обоих невидимый кокон.

Он наклонился чуть ближе, и его голос прозвучал тихо, только для меня, едва перекрывая музыку:

– Здесь стало шумновато. Не хочешь прогуляться?

8.3

Сердце колотилось где-то в горле, громко, бестолково, заглушая даже отдаленный гул музыки. Это было сердце старой Алисы, той, которая любила яркий образ Макса. Но та Алиса, которой я стала сейчас… сомневалась.

– Да брось! Это же всего лишь прогулка. Мы не будем уходить слишком далеко, обещаю. А еще обещаю не кусаться, – Макс шутливо клацнул зубами. И я тихо рассмеялась, почувствовав себя каким-то параноиком. И правда, это ведь всего лишь прогулка с одногруппником. Не съест же он меня, в самом-то деле.

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и почувствовала, как его пальцы осторожно касаются моей руки, ведя меня за собой, прочь от огней, смеха и музыки – в объятия наступающей ночи.

Мы шли по узкой тропинке, огибавшей дом, по самой границе двух миров. Слева – яркий, шумный островок вечеринки, залитый светом фонарей и пламенем костра, где танцевали и кричали наши тени. Справа – непроглядная стена леса, густая, бархатная, дышащая тайной и прохладой. Воздух здесь был другим – пахло хвоей, влажной землей и чем-то горьковатым, ночным. Здесь мне нравилось больше.

Я шла рядом с Максом и чувствовала себя нелепой, неуклюжей куклой. Ноги заплетались о невидимые корни, руки не знали, куда деться. Казалось, все мое тело вдруг осознало себя и выступило против меня. Я ждала его привычной насмешки, колкости, взгляда, полного снисходительного веселья.

Но его не было. Макс шел спокойно, его плечо иногда почти касалось моего. Он говорил легко и непринужденно, о каких-то пустяках, о смешных случаях на парах, о планах на каникулы. Его голос звучал непривычно мягко, без обычной едкой нотки. Он словно не замечал моей скованности, моих спутанных мыслей. Он был другим. И это пугало еще сильнее.

Мы вышли на небольшую поляну, с которой открывался вид на освещенный дом, как будто на театральную сцену, где разыгрывалось веселье без нас. Звуки музыки долетали сюда приглушенными, обрывками мелодий и смеха.

– Красиво, – произнес Макс, останавливаясь. Он смотрел не на дом.

А на меня.

В его глазах отражались далекие огни, и в этом свете они казались почти незнакомыми, глубокими и серьезными.

Я была слишком растеряна и не выдержала. Вопрос, который сидел внутри меня занозой, вырвался наружу, тихо, почти испуганно:

– Макс... что... что на тебя сегодня нашло?

Он не ответил сразу. Повернулся ко мне полностью, и тень от высокой сосны легла на его лицо, скрывая выражение.

– Алиса... – он произнес мое имя так, будто пробовал его на вкус. – Я, наверное, всегда вел себя как последний придурок по отношению к тебе.

Я замерла, не в силах пошевелиться.

– Просто... – он вздохнул, провел рукой по волосам. – Ты давно мне нравилась. По-настоящему. А я... я как мальчишка в первом классе, который дергает за косички ту, что ему симпатична, потому что не знает, как еще привлечь внимание. Глупо, да?

Он улыбнулся смущенной, почти виноватой улыбкой, которую я никогда у него не видела.

Мир перевернулся с ног на голову. Все, во что я верила, на чем строила свои мысли о нем годами, рухнуло в одно мгновение. Он не смеялся надо мной. Он... я ему нравилась. Все его шутки, все его подколы – это была всего лишь неумелая, детская попытка скрыть свои чувства.

Только вот… мне это было уже не нужно.

И все же, я не могла реагировать на это равнодушно. Как отреагирует человек, когда старая недосягаемая любовь, почти мечта, вдруг придет к нему спустя много лет и признается в чувствах? Какими бы не были обстоятельства в настоящем, что-то из прошлого все равно разольется внутри теплом. А остальное – дело выбора. Стоит ли гнаться за прошлым, когда у тебя есть настоящее? Извечный вопрос.

Что-то горячее и сладкое хлынуло мне в грудь. Я смотрела на него, на этого нового, незнакомого Макса, который стоял передо мной без защитной маски хулигана и душки компании, и не могла вымолвить ни слова. Моя давняя мечта, моя большая и такая мучительная тайная любовь... она оказалась не такой уж и несбыточной.

Это льстило мне. Той, кто никогда не была избалованна мужским вниманием. И все же… я не верила ему.

Слова застряли у меня в горле, спутанные и несмелые. Я смотрела на него, на этого нового, незнакомого Макса, и внутри все переворачивалось в сомнениях и какой-то неловкости.

– Но... – я наконец выдохнула, – все эти шутки... «пышечка»... это же было так... жестоко.

Он покачал головой, и тень вины мелькнула в его глазах.

– Глупо. По-детски глупо. Я просто не знал, как еще подойти к тебе. Ты всегда казалась такой... недосягаемой. – Он произнес это так искренне, что сердце снова дрогнуло в сомнениях.

Он не стал развивать тему, не стал давить, чему я была только рада. Вместо этого он мягко улыбнулся и указал куда-то вверх, за мою спину.

– Смотри, какая луна. Почти полная.

Я машинально подняла голову, ища в разрывах крон бледный серп. И в этот момент его пальцы коснулись моей руки – сначала случайно, будто поправляя невидимую соринку на моем рукаве. Прикосновение было легким, быстрым, но от него по коже побежали мурашки.

Я опустила взгляд. Он не убрал руку. Его большой палец медленно, почти задумчиво, провел по моему запястью, ощущая пульс, который бешено стучал прямо под кожей. Это уже не было невинно. Это было... намеренно. Чувственно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Холодно? – прошептал он, его голос стал тише, гуще.

Я покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Его пальцы медленно переплелись с моими, ладонь оказалась теплой и твердой. Он шагнул ближе, сокращая и без того маленькое расстояние между нами. Теперь я чувствовала тепло его тела, легкий запах одеколона, смешанный с дымом костра.

В его глазах, в которых отражались далекие огни и крошечное отражение меня, читалась такая концентрация, такое внимание, будто кроме нас на всей поляне никого не было. Его вторая рука поднялась, и он осторожно, кончиками пальцев, отодвинул прядь волос, упавшую мне на лицо. Его прикосновение обожгло кожу у виска, оставив после себя дрожь.

Мир сузился до размеров этой поляны, до звука нашего дыхания, до точки соприкосновения наших рук. Он наклонился ко мне, медленно, давая мне время отстраниться. Его взгляд скользнул с моих глаз на губы.

И я мягко отстранилась, делая шаг назад. Это оказалось легче, чем я думала. Может, на физическом уровне я все еще и была очарована Максом – его внешность и харизмой. Но разум и душа в этом случае оказались солидарны. Даже, если он и правда изменился… изменилась и я тоже.

– Макс! Ау-у-у! Где ты, боец?

Громкий, веселый крик, взрыв хохота и треск веток – все это ворвалось в наш хрупкий кокон и разбило его вдребезги.

Я сделала еще шаг назад. На поляну, спотыкаясь и толкаясь, ввалилась ватага его друзей с бутылками пива и каким-то самодельным оружием для стрельбы по банкам.

– О! А мы тебя ищем! – один из них, качок Антон, хлопнул Макса по плечу, совершенно не замечая напряженной атмосферы. – Пошли, постреляем! Нашел тут арбалет старый!

Глава 9. Мечты сбываются?

Макс на секунду замер, его лицо исказила досада, но почти мгновенно он снова натянул привычную маску беззаботного весельчака. Он обернулся ко мне, и в его глазах уже не было той нежности, лишь легкая досада.

– Ну что, не желаешь испытать эту штуковину? – он произнес это так, будто ничего и не было. Будто тот почти-поцелуй был лишь игрой света и тени.

Я покачала головой.

– Я, наверное, лучше вернусь к дому. А вы развлекайтесь.

– Тогда я провожу тебя.

– Да брось, Макс, здесь же два шага, – запротестовали парни.

– Здесь и правда два шага, – согласилась я. – Оставайся, это должно быть… весело.

Не думаю, что друзья Макса сильно разочаровались моему уходу. А вот мне тут же стало легче.

Я стояла у края танцпола, сжимая в руке теплую банку с напитком, которую мне кто-то сунул, и пыталась заставить себя улыбаться. А сама думала. Без конца прокручивала в голове, что скажу Дану, когда найду его.

Музыка грохотала, огни мигали, тела вокруг двигались в такт, а внутри у меня была тихая, ледяная пустота.

Радуйся

, – приказывала я себе, глядя, как Макс в центре круга что-то рассказывает, жестикулируя, и все смеются. Ты так долго этого хотела. Чтобы он обратил на тебя внимание.

Но радости не было. Была лишь натянутая, искусственная оболочка, под которой копошилось что-то тяжелое и беспокойное. Каждое его прикосновение сейчас казалось чужим, каждое слово – заученной фальшивой фразой. А мысли, предательские, навязчивые мысли, все время возвращались к нему. К его тихому голосу у костра. К его гитаре. К его взгляду, который видел меня насквозь.

К Дану.

На душе скребли кошки. Мне нужно было найти Катю. Ее трезвый, едкий взгляд на вещи, ее поддержка – только это могло сейчас вытащить меня из этой трясины сомнений. Я отступила от шумной толпы, протискиваясь к дому.

Внутри было немногим тише. Где-то в гостиной все еще орали в караоке, но я прошла дальше, в глубь дома, в сторону кухни и маленькой кладовой, где, как я знала, часто можно было укрыться от общего гама.

И вот я уже подходила к полуоткрытой двери в кладовку, из-за которой доносились приглушенные голоса. Светильник на полке у двери отбрасывал глубокие тени. Я уже собралась было толкнуть дверь, чтобы спросить, не видели ли они Катю… как замерла на пороге.

Они стояли в узком проходе между стеллажами, заставленными банками с соленьями и старыми вещами. Катя. И Дан.

Она прижалась лбом к его груди, а его руки обнимали ее. Просто объятие, но мой разум, затуманенный ревностью и болью, отказался видеть детали. Я видела только одно: ее – мою лучшую подругу – в его объятиях. Его – того, чьи прикосновения еще несколько часов назад жгли мою кожу.

Весь мир рухнул в одно мгновение. Звуки вечеринки заглохли, превратившись в глухой, далекий гул. Я ощутила лишь оглушительный треск внутри себя – треск всех надежд, всех иллюзий, всей той хрупкой уверенности, что я пыталась построить за этот вечер.

Они не видели меня. Только что-то тихо говорили друг другу, и Катя вздрагивала плечами, будто плача или смеясь. Но для меня это не имело значения.

Я отшатнулась, как от раскаленного железа, и бесшумно отступила назад, в темноту коридора. Ноги сами понесли меня прочь, обратно к выходу, к оглушительному грохоту музыки.

Моя лучшая подруга и Ден. Вместе.

Я не злилась, ведь Дан никогда мне не принадлежал, я сама оттолкнула его. Но мне было горько от того, что я сама во всем виновата. В том, что поняла все слишком поздно. В том, что потеряла его. Но ведь та ночь… мне казалось, что тогда я ясно дала ему понять, что готова попробовать.

Ему будет лучше с Катей. От меня ему доставались только заморочки и боль, я не заслужила быть счастливой. А они – да.

Эти мысли отдавались в висках молоточками, выбивая все остальные мысли. Я вернулась на вечеринку, в самую гущу толпы, и теперь уже не пыталась улыбаться. Я просто стояла, глядя в одну точку, чувствуя, как внутри меня медленно и необратимо что-то ломается, оставляя после себя лишь холодный, безмолвный пепел.

Ты это заслужила.

Ко мне подошел Макс, протягивая еще одну банку с чем-то холодным и шипящим. Я взяла ее, и мои пальцы на мгновение встретились с его. Без колебаний, лишь бы заглушить гул в ушах, я поднесла ее к губам и осушила залпом. Горьковатая жидкость обожгла горло, но тепло, немедленно разлившееся по жилам, было желанным наркозом.

– Полегче, тусовщица, – он усмехнулся, но в его глазах читалось одобрение, даже вызов. Его рука легла на мою талию, властно и уверенно. Я скинула ее, теперь без колебаний, и Макс тут же примирительно вскинул руки вверх, будто сдаваясь.

– Эй, да я же ничего такого, Алиска! Пойдем, потанцуем. Сидеть грустить – не наш стиль. Не могу смотреть на то, как мои друзья скучают в одиночестве.

Танцы? Плевать, пусть будут танцы. Успокоюсь немного и придумаю, как отсюда уехать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

9.2

Макс завел меня в самый центр импровизированного танцпола, где тела сливались в единый пульсирующий организм под громкие биты. И тут, в хаосе огней и движения, я позволила себе наконец рассмотреть его.

Боже, он был красив. Красивый злобный подонок. Теперь я это видела. Или мои выводы слишком поспешны, и это тоже была очередная маска?

Его светлые волосы были слегка взъерошены, на лбу блестели капельки пота. Его голубые глаза, обычно насмешливые, сейчас сияли азартом и чем-то темным, соблазнительным. Он сбросил куртку, и сквозь тонкую ткань темной футболки проступали рельефы мышц на плечах и груди. Каждое его движение в танце было пластичным, уверенным, немного хищным. Он знал, что выглядит потрясающе, и наслаждался этим.

И мое тело, одурманенное алкоголем и горем, отзывалось на эту близость. На каждый его взгляд, бросаемый сверху вниз. На каждое случайное касание его руки на моей талии, бедре, спине. Мурашки бежали по коже, а в низу живота закручивалось теплое, сладкое напряжение. Он притягивал меня ближе в такт музыке, и я чувствовала тепло его тела, его запах – дорогой парфюм, смешанный с дымом и потом. Это было опьяняюще. Кажется, я немного перебрала.

Когда песня сменилась на что-то медленное, он не отпустил меня. Его руки обвили мою талию, притянув так близко, что наши тела почти слились. Я чувствовала каждый его вдох, каждое движение грудной клетки. Он наклонился, и его губы почти коснулись моего уха.

– Нравится песня? – его голос был низким, вибрирующим, только для меня.

Я могла только кивнуть, потеряв дар речи. Его пальцы легонько водили по моей спине, и каждый нерв в моем теле трепетал в ответ.

В конце концов, мы отступили к столу с напитками, чтобы перевести дух. Он ловко налил мне еще, наш бокалы звонко встретились.

– За нас, – сказал он. Я сделала совсем малюсенький глоток, едва намочив язык, но Макс настоял ан том, что «за нас» нужно пить нормально.

Мы болтали о пустяках – о музыке, о том, как кто-то неудачно прыгнул через костер, о планах на каникулы. Но подтекстом каждого слова, каждого взгляда был флирт. Открытый, горячий, опасный. Я делала вид, что не замечаю этого.

Он брал у меня из рук бокал, и его пальцы намеренно задерживались на моих. Он наклонялся, чтобы сказать что-то на ухо, и его губы почти касались моей кожи, посылая по спине разряды тока. Он поправлял мои волосы, и его взгляд скользил по моему лицу, шее, декольте – изучающий, владеющий, голодный.

– Ты сегодня просто огонь, – прошептал он, его рука снова нашла мою талию, большой палец принялся рисовать медленные круги на тонкой ткани моего платья. – Все парни тут с ума сходят от тебя.

Я знала, что это неправда. Знала, что это лишь его игра, его чары. Но в тот момент, с пылающими щеками и пустотой внутри, оставленной Деном, я так отчаянно хотела в это верить. Так хотела быть той, кем он меня видел – желанной, сексуальной.

И поэтому я лишь улыбнулась, пригубила напиток. Но чуть отстранилась, не позволяя его пальцам сжимать меня и дальше. Я все еще в своем уме, хоть и захмелела.

Кто-то громко крикнул: «А давайте в фанты!» – и общий вопль одобрения подхватил идею. Сдвинули столы, расстелили на полу пледы, сгребли в кучу пустые бутылки – чтобы крутить. Я опустилась на край самого дальнего пледа, поджав под себя ноги, чувствуя себя занозой в этом веселье. И тут они вошли.

Катя и Ден. Вместе.

Она что-то оживленно говорила, жестикулируя, а он шел рядом, молчаливый, но его плечо почти касалось ее плеча. Они уселись напротив, через круг, и Катя, поймав мой взгляд, весело помахала мне. У меня все сжалось внутри. Да, я сама твердила, что между мной и Деном ничего нет и быть не может. Но она могла бы... спросить? Или хотя бы не смотреть на меня сейчас с такой беззаботной улыбкой, будто ничего не произошло.

Макс плюхнулся рядом со мной, его бедро плотно прижалось к моему, и он обнял меня за плечи, громко объявив: «Мы команда!» Его дыхание пахло сладким коктейлем, а рука на моем плече была тяжелой, властной. И снова мне пришлось сделать вид, что я проверяю что-то в карманах, чтобы скинуть его руку. Черт. Пристал же.

Воздух в комнате был густым и сладким от запаха коктейлей, пота и хвои. Я чувствовала себя мягкой, ватной, как будто меня окутали теплым одеялом. Алкоголь сделал свое дело – тревоги отступили, уступив место легкому, беззаботному головокружению. Где-то там были Ден и Катя, но их образы расплывались, как и все остальное, теряя острые углы и причиняя меньше боли.

Круг смеха и криков сузился до размера крутящейся бутылки. Она показывала то на одного, то на другого, вызывая взрывы хохота. Кто-то изображал ручную змейку, проползая под столом, кто-то признавался в любви к соседке по парте из первого класса, с трудом отыскав номер в телефоне. Мир казался простым и веселым.

И вот стеклянное горлышко медленно замерло, указывая прямо на меня. Десятки глаз уставились с любопытством.

– Алиса! Правда или желание? – прокричал Антон, его глаза блестели от предвкушения.

Я смущенно улыбнулась.

– Желание, – выдохнула я, чувствуя, как Макс одобрительно пихает меня в плечо.

– Отлично! – Антон потер руки. – Тогда... подойди к Дену и... посиди у него на коленях! Скажи, что ты его кошечка!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Легкая дурнота, не от алкоголя, а от нелепости, прошлась по мне. Все захихикали, взгляды метнулись между мной и Деном. Он сидел неподвижно, его лицо в полумраке было невозмутимым, но я почувствовала, как напряглось его тело. Катя рядом с ним замерла с притворной улыбкой.

Я застыла в нерешительности, ватная расслабленность мгновенно испарилась, сменившись жаром стыда. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли. Как это невовремя и унизительно. Я не была против Дана, но вот так, снова, быть всеобщим посмешищем, изображая «кошечку»…

Я больше не хочу.

– Ой, да ладно, Антон, – вдруг раздался спокойный, насмешливый голос Макса. – Это же не по-пацански. Девчонку позорить. Давай я лучше.

Не дав никому опомниться, он с легкостью вскочил на ноги, с преувеличенно томным видом подошел к Антону и с серьезным видом уселся у него на коленях, обняв его за шею.

– Ну что, я твоя кошечка? – пропищал он комичным голосом, строя глазки ошарашенному Антону.

Взрыв хохота потряс комнату. Все покатывались со смеху, тыкая пальцами в покрасневшего Антона и корчащего рожи Макса. Напряжение растворилось в секунду, сменившись чистым, бесшабашным весельем. Даже Ден позволил себе легкую улыбку, качая головой.

Макс спрыгнул с колен Антона, отряхнулся с видом героя и вернулся на свое место, весело мне подмигнув.

– В следующий раз Антон будет осторожнее выбирать желания, – шепнул он мне на ухо, и его дыхание, теплое и спиртное, снова вернуло меня в состояние расслабленной эйфории.

Я улыбнулась, чувствуя благодарность и странное облегчение. Он поступил как настоящий джентльмен. Не позволил меня унизить, но и не устроил сцены. Он просто... разрядил ситуацию шуткой. На этот раз улыбка была искренней.

Вечеринка достигла своего пика – густая, липкая от жары и громкая. Но Макс создал вокруг нас свой собственный, тихий мирок. Он не тащил меня в темный угол, не сыпал пошлыми комплиментами. Вместо этого он взял мою руку и повел меня через толпу к большому панорамному окну, выходящему в сад.

– Смотри, – его голос был тихим, почти интимным, несмотря на грохот музыки. Он стоял сзади, так близко, что я чувствовала тепло его груди у своей спины. – Луна сегодня совершенно сумасшедшая.

И правда, в проеме окна висел огромный, почти неестественно яркий лунный серп, заливая серебристым светом спящий сад. Это было неожиданно и по-настоящему красиво. Я была благодарна ему, что он больше не пытается меня коснуться. Несмотря на обиду на Дана, мои чувства к нему никуда не делись в одночасье. И это было бы нечестно – сразу бросаться на шею первому встречному, лишь бы заглушить свою боль или просто отомстить. Я никогда так с ним не поступлю. А Максу я была благодарна, конечно, но… Я больше не была ослеплена его харизмой. Перед глазами, не смотря ни на что, все еще стояла та сцена, когда он оскорблял маму Дана. Это уже ничем не стереть.

– Знаешь, я всегда думал, что ты... лунная девочка, – прошептал он, и его губы коснулись моих волос. Легко, почти невесомо, и он тут же отстранился. Я снова напряглась. – Не солнечная, не яркая и кричащая. А вот такая... загадочная. Со своим светом.

Его слова, такие непохожие на его обычный стиль, обожгли меня изнутри. Он говорил тихо, только для меня, превращая оглушительную вечеринку в ничто. Его руки легли на мои плечи, большие пальцы нежно водили по коже у ключиц, и от каждого прикосновения по телу разливалась горячая, медленная волна.

Тогда я резко повернулась к нему, скидывая руки. И как можно мягче произнесла:

– Макс, я… благодарна тебе за сегодня. Но все эти касания… Не нужно. Пожалуйста.

Он тут же обезоруживающе вскинул руки, будто бы даже удивившись.

– Я и не думал, Алиска, ты чего! Ты же с тобой просто друзья. Друзья касаются друг друга, это нормально. Но, если тебе…

И в этот момент он сделал неловкое движение, и его бокал с остатками красного коктейля выскользнул из руки. Холодная, липкая жидкость разлилась по моему плечу и груди, заставив меня вздрогнуть и охнуть.

– О, черт! Прости, прости! – его лицо выражало искреннее смущение. – Я такой неуклюжий... Идиот.

Он схватил салфетки и начал промокать пятно, но оно только размазалось.

– Здесь, наверное, где-то есть ванная, – он посмотрел на меня, и в его глазах снова появился тот самый хищный блеск, но теперь прикрытый маской заботы. – На втором этаже. Пойдем, поищем? Я помогу тебе отчистить это.

– Лучше я сама…

– Разумеется, я просто помогу тебе найти комнату и выгнать оттуда… уединившихся, – он красноречиво выгнул брови. Ну да, тут он прав. Наверняка, парочки уже позанимали все комнаты наверху.

Его рука снова легла на мою спину, уже влажную от пролитого напитка, и повела меня от окна, от луны, вглубь дома.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж, и мир вечеринки остался где-то внизу, приглушенный, как шум за стеклом. В коридоре было тихо и полутемно, пахло старой древесиной и лавандой. Макс вел меня за собой, больше не пытаясь коснуться, за что я была ему благодарна.

– Вот, кажется, здесь, – он толкнул одну из дверей, и она с тихим скрипом открылась.

Комната была небольшой, похоже гостевая. Белая плитка ванной комнаты слепила под резким светом единственной лампы. И самое главное – она была свободна, никаких целующихся парочек. Повезло.

Вдруг обхватив меня за талию, Макс втолкнул меня внутрь.

И закрыл дверь на засов.

Щелчок прозвучал оглушительно громко в внезапной тишине. Она запер дверь не снаружи, а изнутри, сам оказавшись в ванной вместе со мной.

9.3

– Макс, дальше я справлюсь сама, – с нажимом произнесла, внутренне похолодев. Какого, блядь, хрена? Он же не собирается?..

– Тише-тише, – его голос стал ласковым, сладким, как сироп. – Я же только помогу. Доверься мне.

Его пальцы скользнули к застежке на спине моего платья – он почти обнимал меня в этой тесной комнате. Металлическая змейка зашелестела, расстегиваясь. Я замерла, парализованная страхом и неверием.

– Макс, нет... – прошептала я, но было уже поздно.

Он медленно, слишком медленно стянул молнию до самого низа. Шелк потерял натяжение, и платье ослабло на плечах. Прежде чем я успела среагировать, он грубо стащил бретели с плеч, и верхняя часть платья упала до талии, обнажив меня до пояса. Воздух холодно коснулся кожи, соски моментально затвердели – не от желания, а от шока и холода.

– Вот видишь, я помогаю, – прошептал он, и его голос стал низким, хриплым. Его глаза потемнели, зрачки расширились, дыхание стало тяжелым и прерывистым.

Я попыталась прикрыть грудь скрещенными руками, сердце колотилось так, что, казалось, вырвется из груди.

– Не прикрывайся, – он силой развел мои руки в стороны, прижав ладони к холодному кафелю по бокам от меня. Его тело вжалось в мое, не оставляя пространства для бегства. – Я же знаю, ты этого хочешь. Хватит притворяться, Алиска. Все эти твои взгляды... Ты давно этого ждала.

Его лицо приблизилось, и я почувствовала дыхание – горячее, с примесью алкоголя.

– Нет... – успела я выдохнуть, прежде чем его губы грубо прижались к моим.

Это не был поцелуй. Скорее нападение. Его губы были жесткими, влажными, он кусал и давил, заставляя мои губы разомкнуться. Я пыталась отстраниться, отвернуться, но он одной рукой схватил меня за затылок, впиваясь пальцами в волосы, сковывая движения. Другая рука скользнула между наших тел, к груди.

– Перестань... Хватит!.. – я пыталась вырваться, мои слова тонули в его упрямом поцелуе.

– Молчи, – он прошипел прямо в губы, его язык грубо вторгся в мой рот, властный и требовательный. Вкус был противно-сладкий от алкоголя. Меня начало тошнить.

Он оторвался на секунду, чтобы перевести дух, его глаза блестели мутным возбуждением.

– Может хватит уже притворяться? Кто еще, кроме меня, захочет тебя трахнуть? Радовалась бы.

И тогда его свободная рука грубо сжала мою обнаженную грудь. Не лаская, а именно сжимая, сминая плоть так сильно, что я вскрикнула от боли. Боль была острой, унизительной.

– Ага... вот ты какая, – он хрипло рассмеялся, продолжая свои грубые манипуляции, сопровождаемые тяжелым возбужденным дыханием. Его пальцы впивались в нежную кожу, щипали и тянули затвердевший, болезненно чувствительный сосок. – Сиськи-то у тебя что надо... Здоровенные... Я так и знал... Всегда на них пялился...

Его слова резали слух, унижали сильнее, чем прикосновения. Это было не желание, а какое-то больное животное обладание. Я зажмурилась, пытаясь отстраниться в своем сознании, но его вес, его сила, его запах были повсюду. Он снова попытался поцеловать меня, а его рука потянулась ниже, к поясу юбки, начиная задирать ее.

Инстинкт самосохранения, заглушенный шоком, наконец прорвался наружу. Я рванулась, пытаясь выскользнуть, оттолкнуть его, но он был сильнее меня.

– Куда ты, пышка? – он хрипло рассмеялся, и в следующее мгновение моя спина с силой ударилась о кафельную стену. Воздух вырвался из легких с болезненным хрипом. Прежде чем я смогла вдохнуть, он схватил мои запястья и с силой прижал их к стене над головой. Поза была унизительной и абсолютно обнажающей. Я была полностью открыта перед его голодным, мутным взглядом.

– Ну же, Алиска, – его дыхание, густое от алкоголя, обжигало щеку. – Я же нравлюсь тебе. Я так красиво ухаживал за тобой сегодня, а?

Одной рукой он продолжал сковывать мои руки, другой снова принялся за свою «ласку», если это можно было так назвать. Его пальцы сжимали мягкую ткань груди так, что по телу разливалась горячая волна боли. Он не просто касался – он сжимал, щипал, будто проверяя на прочность. Потом его губы обожгли кожу, а зубы сомкнулись на соске, оттягивая его, заставляя меня вскрикнуть.

– Перестань! – мой голос сорвался на крик, полный слез. – Макс, пожалуйста...

– И до кого ты там пытаешься докричаться? – он оторвался от груди, его лицо расплылось в ухмылке. В глазах не было ни капли того очарования, что когда-то сводило меня с ума – только плоское, самодовольное торжество. – Внизу слишком громко. А сюда, наверх, мои ребята никого не пустят. Я обо всем позаботился.

От осознания этого холодный ужас пополз по спине. Это не было чем-то спонтанным из-за алкоголя. Это была ловушка.

Я почувствовала твердый, настойчивый нажим в районе бедра. Он терся о меня своим возбуждением через штаны, его движения становились все более навязчивыми и резкими через слои ткани. Отвращение подкатило к горлу комом.

– Зачем... зачем ты это делаешь? – выдохнула я, и по щекам потекли предательские слезы. Я ненавидела себя за эту слабость, за эти слезы, но остановить их не могла.

Макс хмыкнул, его лицо исказила гримаса презрения.

– Уж точно не ради секса с тобой, – он сказал это с такой ледяной жестокостью, что мне показалось, будто сердце остановилось. – Лучше бы радовалась и наслаждалась выпавшим тебе шансом, Алиска. Кому еще захочется добровольно выебать жируху?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он грубо раздвинул мои ноги. Они больше не слушались, подкашиваясь от страха и отчаяния. Опоры не было, и я, не в силах устоять, медленно, как в кошмарном сне, сползла по холодной стене на скользкий кафельный пол.

Он не дал мне и секунды, чтобы собраться с мыслями. Его тяжелое тело тут же навалилось сверху, придавив к полу, лишив последних остатков воздуха и надежды. Мир сузился до его тяжелого дыхания, до запаха пота и алкоголя, до холодного кафеля под спиной и всепоглощающего, животного ужаса.

«Нет», – кричало что-то внутри. Но звук больше не сорвался с губ. Потому что это бессмысленно.

Его колено грубо раздвинуло бедра, зафиксировав меня на холодном полу. Мир сузился до его тяжелого дыхания, до жгучего стыда и всепоглощающего ужаса.

– Вот и славно, – прошипел он, и его пальцы, грубые и влажные, скользнули по внутренней стороне бедра.

Я зажмурилась, пытаясь сбежать в себя, но тело отказывалось подчиняться. Каждый нерв был натянут как струна. Макс резко дернул тонкое кружево трусиков в сторону, и треск порвавшейся ткани прозвучал как выстрел. Воздух холодно коснулся самой интимной части, и я непроизвольно вздрогнула.

– О, какая мокрая, – его голос был хриплым и насмешливым. – А говорила «нет».

Его большой палец нашел бугорок клитора и принялся водить по нему грубыми, неумелыми кругами. Давление было слишком сильным, почти болезненным, но вопреки моей воле, перевозбужденные нервные окончания начали отзываться тупой, навязчивой пульсацией. Волна жара разлилась по низу живота – предательская, густая и нежеланная.

– Нет... перестань...

Тело изменяло мне. Его палец, грубый и настойчивый, продолжал свои движения, и я с ужасом почувствовала, как внутри что-то сжимается и тут же разжимается, посылая волну чего-то, отдаленно похожего на удовольствие. Это было отвратительно. Мой разум кричал о посягательстве, а плоть – предательски оживала под прикосновением.

А потом, без предупреждения, он резко ввел один палец внутрь.

Мышцы инстинктивно сжались, пытаясь отвергнуть вторжение, я вскрикнула. Но его палец, упрямый и твердый, легко прошел внутрь. Боль от растяжения смешалась с внутренней дрожью, когда кончик его пальца надавил на переднюю стенку, где таилась заветная точка. Непроизвольный стон вырвался из губ. Не от удовольствия, скорее от неожиданности.

Прежде чем я смогла осознать это, он ввел второй палец.

Тело напряглось, но на этот раз не только от боли. Ощущение полноты, грубого растяжения и стыда стало почти невыносимым, но вместе с ним из глубины поднялась новая, постыдная волна. Его пальцы, двигаясь внутри с жестокой ритмичностью, теперь с каждым толчком задевали ту самую чувствительную зону, посылая к позвоночнику и в живот короткие, судорожные разряды. Таз непроизвольно мелко задрожал, я все еще безуспешно пыталась отстраниться.

Параллельно его другая рука выпустила мои руки и потянулась к ширинке. Я услышала зловещий шелест молнии, металлический лязг пряжки. Он чуть приподнялся с меня, чтобы вытащить свой член. Давление ослабло, но я была парализована от страха.

И тогда он задал тот самый вопрос. Его голос прозвучал прямо над моим ухом, сладострастно и издевательски, пока его пальцы все еще двигались внутри меня, создавая постыдные, влажные звуки.

– Ну что, Алиска, выбирай. Куда тебе больше нравится? – он слегка изменил угол, и его пальцы грубо нажали прямо на чувствительный пучок нервов, вынудив бедра непроизвольно дернуться, а меня плотно сжать зубы. – В эту дырочку? – его большой палец надавил на другой мой вход. – Или, может, в другую?

Его слова, эта чудовищная пародия на выбор, вонзились в мозг лезвием. Но именно они, эта последняя капля унижения, выдернули меня из ступора. Мои руки были свободны. А он был сосредоточен на себе, на своей ширинке.

Это был мой шанс. Единственный.

Мысль пронеслась со скоростью молнии. Шторка в ванной. Металлическая штанга, на которой она висела.

Собрав всю остаточную силу, все отчаяние в один комок, я рванулась и вытянула руку, потянувшись изо всех сил. И дернула гребанную шторку на себя.

Металлическая штанга, сорвавшись с креплений, вместе со шторкой и пластиковыми кольцами всей своей тяжестью обрушилась вниз.

Раздался глухой стук и короткий вскрик Макса, за которым последовал отборный мат. Штанга угодила ему прямо в голову и плечо. Конечно, это не отключило его, но дало мне то самое мгновение, чтобы выскользнуть из-под него, выпутаться из шторки, еще сильнее укрывая ею запутавшегося Макса.

Не думая, не оглядываясь, я откатилась, поднялась на подкашивающихся ногах. Руки дрожали, но действовали на автомате. Я дернула платье вверх, натягивая его на обнаженную, покрытую мурашками кожу. Шелк укрыл спасительно. Я даже не пыталась застегнуть его – лишь бы просто прикрыть наготу.

Я не обглядывалась, не проверяла, что с ним. Единственной мыслью была дверь. Вырваться. Сбежать.

Выскочила из ванной в темный коридор, и ноги сами понесли прочь от этого кошмара, оставив за спиной только звук собственного прерывистого дыхания и приглушенный мат из полуоткрытой двери.

Дыши, Алиса. Самого страшного не случилось. Ты вырвалась. Он не успел…

Но как же паршиво было и того, что он

успел

сделать.

9.4

Мне нужно было найти Дана. Только он. Сейчас только он. Плевать на все те глупости, что между нами происходят. Мне просто нужно уехать домой.

Я выскочила из ванной, сердце колотилось, вырываясь из груди. Наспех застегнула на спине гребанное платье. Коридор завернул, и я увидела его. Он стоял у окна в конце зала, один, его силуэт был напряженным и одиноким. Дан будто почувствовал мои торопливые шаги и обернулся. Его глаза, темные и глубокие, встретились с моими, и в них я прочитала все – боль, вопрос, разочарование. Он что, подумал, что я?..

– Дан... – я заговорила, без надежды, что он услышит, но кто-то вдруг убавил музыку. И не сразу я заметила повышенное к себе внимание. Мой голос дрогнул, полный слез и мольбы. – Увези меня, пожалуйста...

В этот момент дверь ванной с грохотом распахнулась. Вышел Макс. Он поправил одежду, его волосы были слегка растрепаны, а на губах играла наглая, торжествующая ухмылка. Чему бы ему радоваться? Он поймал мой взгляд, потом взгляд Дена, и его улыбка стала еще шире. Меня передернуло и затошнило от отвращения.

– Мы все, – его голос громко прозвучал в тишине коридора, привлекая внимание нескольких человек, вышедших из соседней комнаты. – Комната свободна. Кому-то еще надо потрахаться?

Его дружки, как по сигналу, начали улюлюкать, свистеть, хлопать друг друга по плечам.

– Молодец, Макс!

– Расколол орешек!

– Рассказывай подробности!

Макс с наслаждением впитывал их внимание, его глаза победно сверкали, глядя на Дена. Он прошел мимо меня, спускаясь вниз по лестнице.

Теперь все встало на свои месте. Он мстил. Мстил за ту драку, за свое унижение. И я была всего лишь разменной монетой в его игре. Орудием для нанесения удара. И даже проиграв, он нашел способ вывернуть все в свою пользу.

Дан стоял неподвижно. Он не смотрел на меня. Только на Макса. Его лицо было бледным и каменным, но я видела, как сжались его кулаки и дрогнула челюсть. Боль, которую я увидела в его глазах, была физической, почти осязаемой.

И в этот момент во мне что-то перещелкнуло. Вся ярость, все унижение, вся боль – все это слилось в одну белую, ослепляющую вспышку гнев.

Я не думала. Буквально слетела с лестницы вниз и с размаху, вложив в удар всю силу своего тела, всей своей души, вмазала Максу пощечину.

Звук удара ладони по щеке прозвучал на удивление громко, хлестко, как выстрел. Улюлюканье моментально стихло. Макс отшатнулся, прижал ладонь к раскрасневшейся щеке, и его глаза, широко раскрытые от неожиданности, впервые за вечер выразили не притворную страсть, не злорадство, а шок и ярость.

Я стояла перед ним, вся дрожа, с пылающей ладонью, и смотрела ублюдку прямо в глаза, больше не скрывая своей ненависти.

Внутри меня что-то сломалось. Не тихо и печально, как раньше, а громко, окончательно и бесповоротно. Та часть меня, что годами молчала, улыбалась сквозь слезы, проглатывала обиды и пряталась за спины других, вдруг выпрямилась во весь рост. Горячая волна ярости смыла весь страх, весь стыд, всю ту ложь, которой я сама себя кормила.

Я выпрямила спину и посмотрела Максу прямо в глаза. Мой голос, обычно тихий и дрожащий, прозвучал на удивление твердо и громко, будто и не мой вовсе:

– Ничего не было. Ты гребанный ублюдок! Ты пытался…

Слова застряли в горле обжигающим кислотой комом. Пытался изнасиловать? Заявить об этом вот так, при всех? Какое же гребанное унижение…

На его лице мелькнуло удивление, быстро сменившееся привычной насмешкой. Он фыркнул, делая вид, что мне просто неловко.

– Да ладно тебе отнекиваться, – он похабно усмехнулся, его взгляд скользнул по мне с ног до головы. – Все уже все поняли. Хочешь сказать, я не побывал в твоей сладкой киске?

Его дружки сдавленно захихикали. Но я не отвела взгляд.

– Хочешь сказать, – он сделал шаг ко мне, его лицо исказилось гримасой презрения, – что не ты только что стонала мне о том, что я гораздо лучше твоего гребанного китайца?

Это было последней каплей. Но не для меня. Для Дена.

Он двинулся с места так стремительно, что я едва успела моргнуть. Не крик, не рык – тихий, стремительный порыв ярости. Его кулак со всей силы врезался Максу в челюсть с глухим, костным хрустом.

Макс с грохотом рухнул на пол, захлебываясь матом и кровью. На секунду все замерли в шоке. А потом его дружки опомнились. Они набросились на Дена, как стая псов. Четверо против одного. Его скрутили, прижали к стене, кто-то держал за руки, кто-то за плечи.

Ден рвался, пытаясь вырваться, его лицо было искажено слепой яростью, он не смотрел на меня, только на Макса, который, потирая челюсть, медленно поднимался с пола.

Макс подошел к нему, его глаза блестели ликующим, животным злорадством. Он плюнул кровью на пол рядом с ногами Дена. И усмехнулся.

– В следующий раз, – прошипел он, его голос был хриплым от злобы, – ты трижды подумаешь, прежде чем переходить мне дорогу, узкоглазый.

И прежде, чем кто-либо успел понять его намерение, он резко, с силой пнул Дена по голени.

Раздался ужасный, сухой, щелкающий звук. Звук ломающейся кости.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ден не закричал. Он издал короткий, сдавленный стон, и все его тело обмякло в руках державших его людей. Лицо его побелело, глаза закатились от шока и невыносимой боли.

Я застыла на месте, не в силах пошевелиться, смотря на его неестественно выгнутую ногу. Мир сузился до этого ужасного звука и до его белого, искаженного страданием лица.

Я с криком ярости бросилась к Максу, но меня схватил со спины один из его дружком. Я видела, как то же самое случилось и с Катей, которая кричала что-то, но ее крик заглушал звон у меня в ушах.

А Макс лишь усмехнулся, повернулся и, плюнув еще раз, пошел прочь. Его друзья, отпустив Дена, поспешили за ним, как преданные псы.

Ден рухнул на пол, тихо застонав, и в комнате воцарилась оглушительная, леденящая тишина.

Глава 10. Поздно

Тишина в комнате была густой, тяжелой, как свинцовое одеяло. Я сидела на краю кровати, вцепившись пальцами в край матраса, и смотрела в одну точку на стене, где отслаивались обои. Слезы текли по щекам сами по себе, горячие и соленые, оставляя на коже липкие дорожки. Я даже не пыталась их смахнуть.

Прошло несколько дней. Несколько дней, за которые мой мир перевернулся с ног на голову и рассыпался в прах. Дан... с переломом. В больнице. Из-за меня. Из-за моей глупости, слепоты, моего жалкого, детского упрямства.

Из-за сраного Макса, который решил использовать меня, чтобы сделать ему больно.

Я закрыла глаза, и перед ними снова всплыло его лицо в ту секунду, когда Макс ломал ему ногу. Белое, искаженное невыносимой болью, но в глазах – не физическая мука. В глазах была тень предательства. И я не успела объяснить ему, что все совсем не так.

Как же я могла быть такой слепой?

Мысль билась в висках, как навязчивый, болезненный стук. Ведь тогда я… и подумать не могла, что Макс задумал сделать. У меня до сих пор в голове не укладывается, что он пытался...

А правда была в том, как мое сердце замирало при звуке шагов Дана в коридоре. В том, как тело отзывалось на его случайные прикосновения. В том, что его тихий, насмешливый взгляд значил для меня больше, чем все самые громкие комплименты мира.

Мои чувства к нему были настоящими. Горячими, как пламя, и такими же пугающими. А я... я испугалась. Испугалась этой силы, этого безумия. И спряталась за удобную, привычную иллюзию. За статус «сводных», который был всего лишь словами, но для меня стал железной стеной. Я сама построила эту стену, чтобы отгородиться от него. А он... он просто стоял по ту сторону и ждал. И, кажется, дождался своего.

Горькая, едкая волна стыда накатила с новой силой. Макс едва меня не…

Пока я и не представляла себе, что с этим делать. Не могла рассказать никому, даже Кате. Понимала, что нельзя оставлять Макса безнаказанным за то, что он сделал – не только за Дана. Но еще я понимала, что как только я приду с заявлением в полицию, начнутся разбирательства. И все сразу обо всем узнают.

Сохранить все в тайне, запереть это в себе, чтобы оно из года в год отравляло меня изнутри?

Или набраться смелости и заявить об этом во всеуслышание?

Мне нужна помощь. Одна я не справлюсь.

Но мысли пока были совсем о другом. Не о себе. О Дане.

Теперь он в больнице. И его отец, и моя мама... они скрывают от меня, в какой именно. Отвечают уклончиво, отводят глаза. «Не беспокойся, Алиса, все под контролем». «Он не хочет тебя видеть».

Последние слова резали больнее всего.

Он не хочет тебя видеть.

Конечно, не хочет. Почему он должен хотеть? Я позволила тому, кто сломал ему ногу, прикасаться к себе. Оказалась недостаточно сильной, чтобы защитить его. Я была слабой, глупой, трусливой.

Мне нужно было его найти. Объясниться. Упасть перед ним на колени и выложить все. Рассказать о каждом моменте, когда он заставлял мое сердце биться чаще. О каждой ночи, когда я прислушивалась к звукам из его комнаты. О той страсти, что пылала между нами и которую я так отчаянно, но безуспешно тушила.

Но теперь... теперь, наверное, было слишком поздно. Он никогда не простит меня за Макса. За мое «предательство». Потому что я и сама не уверена, смогу ли рассказать ему правду.

Я свернулась калачиком на кровати, уткнувшись лицом в подушку, которая уже пропиталась слезами. Отчаяние сжимало горло тугим узлом, не давая дышать. Я потеряла его. Даже не успев по-настоящему понять, что он у меня был. Пусть только в моих мечтах, в моих тайных фантазиях... но был.

А теперь осталась только эта душераздирающая, всепоглощающая пустота и горькое осознание того, что я сама все разрушила своим страхом и глупостью.

И тишина. Громкая, оглушительная тишина, в которой эхом отзывался хруст его кости и его тихий, сдавленный стон.

Я не могла уснуть. Комната душила меня. Я встала и, сама не отдавая себе отчета, зачем это делаю, выскользнула в коридор.

Его дверь была приоткрыта. Я замерла на пороге, вдыхая знакомый запах – графита, бумаги и чего-то неуловимого, что было просто им. Сердце бешено колотилось, словно я совершала преступление. А может, так оно и было. Я вошла.

Комната была пустой и неестественно чистой. Будто он не жил здесь, а лишь ночевал. На столе, под лампой с приглушенным светом, лежал его потрепанный скетчбук. Тот самый. Я потянулась к нему дрожащими пальцами, чувствуя, как что-то сжимается в груди.

И открыла его.

Мир перевернулся.

На первой же странице – я. Сижу на диване, поджав под себя ноги, в своем растянутом свитере. Я смотрю сериал, и на моем лице такая беззаботная, спокойная улыбка, какой я не видела у себя уже сто лет. Он уловил каждую мелочь – ямочку на щеке, непослушную прядь волос, упавшую на лоб.

Я листала дальше, и дыхание застревало в горле. Страница за страницей. Каждый лист, каждый сантиметр бумаги был посвящен мне.

Вот я хмурю брови над конспектом, закусив губу. Вот заливисто смеюсь, запрокинув голову, – он даже сумел передать звук того смеха, его заразительность. Вот бегу по парку, осенние листья кружатся вокруг, а на моем лице чистая, ничем не омраченная радость. Я выглядела... красивой. Счастливой. Живой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А потом... я обнаженная.

Не вульгарно, не пошло. А так... нежно. Он нарисовал меня лежащей на боку, освещенной лунным светом из окна. Линии моего тела – мягкие, округлые, неидеальные – были написаны с такой нежностью, таким благоговением, что по коже побежали мурашки. Он не скрыл ни одну мою складочку, ни одну родинку. Он превратил их в часть искусства. В его глазах я была не «пышкой». Я была богиней. Совершенной в своем несовершенстве.

Слезы хлынули ручьем, застилая глаза, падая на бумагу, размывая штрихи. Я видела себя его глазами. И впервые в жизни действительно поверила, что могу быть такой – желанной, прекрасной, достойной любви. Не той любви, что нужно заслужить диетами и борьбой за свое тело, а той, что дарят просто так, за то, что ты есть.

А я... я оттолкнула все это, боясь глупого осуждения.

Я захлопнула блокнот, прижимая его к груди, и тихо, безнадежно рыдала, сидя на его кровати, в его комнате, в его запахе.

И тут меня пронзила леденящая, отравляющая мысль. Новый блокнот. Тот, что он купит, когда вернется из больницы. В нем уже не будет моего лица. Там будет Катя. Ее смех, ее ямочки на щеках, ее стройное тело. Потому что я его потеряла. Сама, своими руками, своей глупостью и трусостью, оттолкнула единственного человека, который видел меня настоящую. И который, судя по этим рисункам, любил эту настоящую всем сердцем.

Я заслужила эту боль. Заслужила это одиночество. Но от осознания этого не становилось легче. Становилось только хуже.

10.2

Прошло две недели. Тихие, пустые, выцветшие недели. Я пыталась связаться с Деном несколько раз, даже разыскала в какой больнице он лежит. Но он ясно дал понять, что не хочет меня видеть. Я уважала его решение, и все же считала, что мы обязаны поговорить. Я должна перед ним объясниться. Но ему было нужно время. И я ждала. Но времени зря не теряла.

Спустя неделю я решилась и написала заявление на Макса. Пока оно рассматривалось, и я с замиранием сердца ждала, когда и сам Макс об этом узнает. А пока я избегала его, как только могла. Даже притворилась больной, пропуская пары. Просто не могла видеть его сейчас.

Но и дом больше не был домом. Он был склепом, где в каждой комнате витал его призрак.

И вот, вернувшись с пары, я увидела открытую дверь в его комнату. Мама и ее муж выносили оттуда коробки. Последние коробки. Комната стояла пустая, голая, как после бомбежки. Только на полу остались вмятины от ножек кровати и слабый след от скотча.

Сердце упало куда-то в ботинки. Я застыла на пороге, не в силах вымолвить ни слова.

Мама заметила меня. Ее лицо сморщилось в подобие виноватой улыбки.

– Алис, не пугайся. Дена выписали, все хорошо. Он уже подыскал себе хорошую квартиру неподалеку. Ему так будет удобнее.

Воздух застыл в легких.

– Почему... почему мне никто не сказал? – голос прозвучал хрипло, чужим.

Мама переглянулась с мужем, тот молча взял коробку и вышел, оставив нас наедине.

– Ну, знаешь... – мама замялась, протирая пыль с полки, которой там и так уже не было. – Мы думали, тебе будет... неприятно.

– Неприятно? – я сделала шаг вперед. – Мам, что на самом деле происходит?

Она вздохнула, перестала притворяться занятой.

– Алиса, дорогая... – она подошла ко мне, пытаясь взять за руку, но я отстранилась. Ее лицо стало серьезным. – Мы с твоим отчимом... мы видим, что между вами с Деном что-то происходит. Что-то... ненормальное. И он, слава богу, сам это понял, когда мы попросили его с тобой... В общем, он взрослый, умный мальчик. Выслушал нас, принял правильное решение и уехал. Чтобы не было... недопониманий.

Слово «ненормальное» повисло в воздухе, тяжелое и ядовитое. Внутри все перевернулось. Горечь, обида, ярость – все смешалось в один клубок. Но я не закричала. Не заплакала. Какая-то ледяная, абсолютная ясность накрыла меня с головой.

Я посмотрела маме прямо в глаза. Мой голос прозвучал на удивление тихо и четко, отчеканивая каждое слово:

– Вы можете думать что угодно. Вы можете находить это ненормальным, странным, неправильным. Это ваше право. Но то, что происходит или не происходит между мной и Деном,

наше

с ним дело.

Только наше

. Вы не имеете к этому никакого отношения. Мы не брат и сестра. Мы – два взрослых человека, которых вы свели под одной крышей. И мы не обязаны играть в счастливую семью, которую вы для себя придумали.

Мама отшатнулась, будто я ее ударила. Ее глаза расширились от непонимания и гнева.

– Как ты можешь так говорить?! Я твоя мать! Я желаю тебе только добра! Это… грех! Это мерзко!

– Нет! – мой голос впервые дрогнул, но я не опустила глаз. – Мерзко – это решать за нас. Мерзко – это лгать мне о том, что он не хочет меня видеть и запрещать контактировать со мной. Мерзко – это осуждать то, в чем вы даже не пытались разобраться.

– Да как ты смеешь со мной так разговаривать! – она закричала, ее лицо покраснело. – Пока ты живешь в моем доме...

– Я уже не живу в твоем доме, – перебила я ее. Спокойно. И осознанно. Она замолчала, раскрыв рот. – Я съезжаю.

Я развернулась и пошла в свою комнату. Руки не дрожали. Я действовала на автомате. Достала рюкзак, сложила в него самое необходимое – ноутбук, документы, несколько вещей. Все остальное сейчас казалось ненужным хламом.

Мама стояла в дверном проеме, она плакала и что-то кричала мне вслед, обвиняла, умоляла. Но я почти не слышала. В ушах звенела та самая ледяная тишина, что бывает после взрыва.

Я застегнула рюкзак, накинула куртку и прошла мимо нее, не глядя.

– Алиса! Вернись сию же минуту! Если ты уйдешь…

Я остановилась у входной двери и обернулась.

– Я позвоню, когда успокоюсь. И когда ты успокоишься. Но жить здесь я больше не могу.

Воздух на улице был холодным и свежим. Я закинула рюкзак на плечо и пошла в сторону универа, надеясь, что у Кати найдется для меня место на пару дней. В груди было пусто и страшно. Но впервые за долгое время – тихо и ясно. Стены, которые я сама же и выстроила, наконец рухнули. Осталась только выжженная земля. И с этой земли надо было начинать все заново.

Я ждала Катю у входа в университет, кутаясь в куртку от пронизывающего ветра. Внутри было странно спокойно. Пусто. Будто после долгой бури, когда все чувства уже выжжены дотла, остается лишь тихое, холодное решение.

Катя подбежала запыхавшаяся, с озабоченным лицом.

– Аля, боже, что случилось? Ты вся бледная! Тебе уже лучше? Поправилась?

– Ничего страшного, – мой голос прозвучал ровно, удивляя даже меня саму. – Если честно, я не болела. Просто кое-что случилось. И я хочу тебе об этом рассказать, но надо найти место поукромнее. Это… непросто. А еще я съехала от мамы. Могу я переночевать у тебя пару дней? Пока не найду комнату в общаге.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ее глаза округлились.

– Конечно! Без вопросов! Но... что произошло?

– Много чего, – я обещающе улыбнулась, и улыбка получилась не такой натянутой, как я боялась. – Но теперь все хорошо. Правда. По крайней мере, теперь я знаю, что с этим делать.

И это была правда. Впервые за долгое время я чувствовала, что поступаю правильно. Не удобно, не правильно в глазах других. В правильно

для себя.

Мы прошли в почти пустую аудиторию, чтобы укрыться от ветра. Я сняла рюкзак и села на стол, глядя в окно на серое небо. Катя молча сидела рядом, давая мне время.

– Кать... – я начала осторожно, подбирая слова. Сердце принялось глухо стучать, предвосхищая боль. – Как... как он? Ден? Ты же с ним общаешься?

Я приготовилась услышать «да». Увидеть ее смущенную улыбку, подтверждение моих самых страшных догадок. Что они вместе. Что он нашел утешение в ней, в моей лучшей подруге.

Но Катя посмотрела на меня с искренним недоумением.

– С Деном? Нет... С чего бы? Я не общалась с ним с того самого дня на вечеринке.

Теперь удивилась я.

– Но... я видела вас. В кладовке. Вы обнимались, и я подумала…

Лицо Кати сначала выразило полное непонимание, а потом на нем медленно проступил ужас. Она вскочила.

– О боже, Алиса... Ты что, подумала, что мы...? Нет! Нет-нет-нет!

Она схватила меня за руки, ее глаза стали мокрыми от надвигающихся слез.

– Я тогда поссорилась с отцом по телефону. Он опять нашел, к чему придраться. Я плакала... а Ден просто проходил мимо. Он увидел, что я расстроена, и... и просто обнял меня. Как друг. Он был очень зол на Макса, на всю ситуацию, но он просто поддержал меня. И все.

Мир замер. Стена, которую я выстроила в своей голове, рухнула. И за ней забрезжила новая надежда.

– Я не знала, – прошептала я, и голос мой наконец дрогнул. – Прости меня, пожалуйста. Расскажешь, что у тебя с отцом? Все наладилось?

– Да, это была простая глупость, – Катя сжала мои пальцы. – И мне так жаль, что ты так подумала. Ден... он вообще после того вечера ни с кем не общался. Просто замкнулся в себе.

Аудитория постепенно наполнялась шумом и гулом голосов. Я сидела у окна, смотря на серое небо, и старалась не обращать внимания на то, что происходило вокруг. Мои мысли были далеко. Где-то там, в пустой комнате с вмятинами от мебели на полу.

Рядом громко рассмеялись. Я обернулась. Макс обнимал за плечи Юлю, что-то нашептывая ей на ухо. Она смущенно хихикала, покраснев до корней волос, а в мою сторону он и не глянул. Раньше бы это кольнуло меня в самое сердце. Теперь – нет. Теперь мне было все равно. Я просто знала, что доведу то заявление до конца. Чем бы не закончилось разбирательство, он должен получить по заслугам. Надеюсь, что и Ден не оставит все это просто так.

Все начали рассаживаться, когда дверь в аудиторию открылась.

И вдруг в нее вошел… он.

10.3

Дан. Опираясь на костыль, двигаясь медленно и осторожно. Его лицо было сосредоточенным, взгляд устремлен в пол. Но когда он поднял голову, чтобы найти свободное место, наши глаза встретились.

Мир сузился до размеров этой точки. В его взгляде было все – боль, усталость, вопрос и та самая стена, которую я сама и возвела между нами. Мое сердце замерло, а затем забилось с такой силой, что стало трудно дышать. Я невольно привстала, намереваясь подойти к нему. Прямо сейчас.

И в этот момент раздался громкий, насмешливый голос Макса.

– О, смотрите кто к нам пожаловал! – он свистнул, привлекая всеобщее внимание. – Набор в футбольную команду, к сожалению, уже закончился. Жаль, а то мог бы и на костылях поучаствовать вместо конусов. Забавно бы смотрелось.

Несколько его прихлебателей сдавленно захихикали. Дан напрягся, выпрямляясь. Готовый вступить в новый бой. Его пальцы побелели на рукоятке костыля.

Но что-то во мне щелкнуло раньше. Та самая ледяная ярость, что копилась все эти недели, вдруг обрела голос. Я медленно, очень спокойно поднялась на ноги. Все взгляды тут же устремились на меня.

– Макс, – мой голос прозвучал на удивление ровно и громко, без тени дрожи. – Твое остроумие столь же убого, сколь и твои моральные принципы. Ума не приложу, как можно быть таким уродом.

Он обернулся ко мне, его наглая ухмылка не слетела с лица.

– Ой, Алиска, а ты чего разнылась? – он фальшиво надулся. – Что, до сих пор злишься, что я тебя трахнул и бросил? Извини, но ты сама напросилась.

Воздух в аудитории застыл. Я видела, как Дан резко остановился, его спина напряглась.

Но я не покраснела. Не смутилась. Только холодно улыбнулась.

Плевать. Пусть все знают, какой ублюдок он на самом деле. Мне нечего стыдиться того, что произошло. Не жертва виновата в поступке насильника, как это, увы, принято считать в обществе. Неприлично оделась, слишком вызывающе себя вела… Нет, блядь!

Никто.

Не имеет права.

Трогать женщину.

Без ее согласия.

– Интересно, про все ли свои мнимые сексуальные подвиги ты врешь так же нагло, как и про меня? – я сделала шаг вперед, глядя ему прямо в глаза. – Потому что в тот вечер вместо секса ты получил пинка под зад. Ты крутился вокруг меня весь вечер только, чтобы позлить Дена. Но ничего не вышло, и ты попытался взять меня силой. Думаешь, я стану об этом молчать, жалкий ты таракан, который не смог даже с девчонкой справиться? Я написала на тебя заявление. Надеюсь, ты получишь все, что заслужил.

По аудитории прошел шепот. Макс покраснел, его ухмылка наконец сползла с лица, сменившись злобной гримасой.

– Хватит отмазываться! Все видели, как мы вышли из ванной!

– Выходили многие. Но только ты один решил приписать себе то, чего не было, – парировала я. – Как обычно. Потому что по-другому самоутвердиться ты не умеешь. Как и стать капитаном команды честно. Не сломай ты Дену ногу, и он бы легко выиграл отбор. Потому что ты – жалкий скользкий и бесчестный.

Я перевела взгляд на Дена. Он смотрел на меня, и в его глазах читалось шокированное недоумение.

– И пока мы говорим о твоих «подвигах», – продолжала я, обращаясь к Максу, но глядя теперь на всех однокурсников, – мне интересно, ты всем рассказываешь, как трусливо сломал ногу человеку, когда его держали твои дружки? Знал, что один на один не справишься? Очень надеюсь, что Ден напишет на тебя заявление в полицию. Ты поступил низко. Как последний слизняк. И не заслуживаешь ни его молчания, ни чьего-либо уважения.

Аудитория замерла в гробовой тишине. Макс стоял, побагровев, его кулаки были сжаты. Он выглядел униженным и жалким. Юля осторожно отодвинулась от него.

Я не стала больше ничего говорить. Просто посмотрела на Дана долгим, полным раскаяния взглядом.

Прости меня, пожалуйста

. И развернулась, чтобы вернуться на свое место. Руки слегка дрожали, но внутри была невероятная, кристальная ясность и спокойствие. Я сказала все, что должна была сказать. Не для него, не для одногруппников, и даже не для Дана. Для себя.

И впервые за долгое время я почувствовала, что дышу полной грудью.

Тишина в аудитории была оглушительной. Я чувствовала на себе десятки взглядов – любопытных, осуждающих, восхищенных. Внутри все дрожало от адреналина, но я держалась, выпрямив спину и глядя прямо перед собой. На Катю, которая плакала, смотря на меня с ужасом и бесконечной жалостью. Жаль, что я не успела рассказать ей об этом лично. Но теперь и она знает. Знают и остальные девчонки, которые были в опасности рядом с этим ублюдком. Это главное.

Раньше, я бы умерла от стыда и поскорее убралась бы из аудитории, чтобы никто на меня не пялился. Но в этот раз я заставлю себя остаться. Мне нечего стыдиться.

Макс стоял, побагровев от ярости и унижения. Он искал слова для ответа, но нашел лишь злобный шепот:

– Ты пожалеешь об этом, жируха...

И тут за моей спиной раздался спокойный, холодный голос. Голос, от которого по коже побежали мурашки.

– Это правда?

Я обернулась. Ден стоял позади меня, опираясь на костыль. Он не смотрел на меня. Его взгляд, тяжелый и непробиваемый, был прикован к Максу. Он казался выше, массивнее, несмотря на травму. Казалось, сама аудитория затаила дыхание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Вопрос риторический. Знаешь, я думал, что относиться к тебе хуже уже некуда. Но я ошибался. Не думаю, что есть хоть какой-то смысл говорить тебе о том, насколько низко ты поступил с ней, – продолжил Ден, и его голос был тихим, но каждое слово резало, как лезвие. Я знала – он в бешенстве. – После того, как встану на ноги. Один на один. Честно.

Он сделал небольшую паузу, давая словам просочиться в сознание всех присутствующих. А потом его губы тронула легкая, почти незаметная усмешка.

– Хотя... против тебя я, пожалуй, справлюсь и с костылем. Уже ведь не раз разукрашивал твою физиономию. Привычка. И да, Алиса права, так легко ты не отделаешься, ты зашел слишком далеко.

Короткий но сильный удар костылем пришелся прямо по ноге Макса. А после – размашистый в живот. Так, что тот согнулся. Но, выпрямившись, он тут же выругался, намереваясь кинуться ан Дена в ответ. Но теперь уже его собственные дружки обхватили его со спины, видно, испугавшись, что и им достанется за содеянное.

– Да хорош уже, Макс. Оставь его…

– Реально перебор.

Макс трепыхался в их руках, но как-то не особо убедительно. Как лающая собака за забором, которая поджимает хвост едва хозяин открывает калитку.

По рядам прошел сдавленный смешок. Макс побледнел, затем снова побагровел. Он был полностью уничтожен. Неужели, он и правда думал, что ему все это просто сойдет с рук? Что мы будем молчать, дрожа от страха перед ним и его дружками?

Потом Ден перевел взгляд на меня. Всего на секунду. В его глазах не было ни благодарности, ни тепла. Была все та же ледяная стена, но в глубине, казалось, мелькнула искра... беспокойства? Или просто удивления? Он кивнул мне, коротко, почти незаметно, и развернулся. Стук его костыля по полу казался единственным звуком в оглушительной тишине. Он прошел к самой дальней парте и опустился на место, глядя в окно, будто ничего не произошло.

Чары спали. Аудитория взорвалась шепотом. Кто-то бросил Максу сочувствующий взгляд, но большинство смотрело на него с осуждением или даже с презрением. Его авторитет дал трещину, и он это чувствовал. Он швырнул на пол свою сумку и грубо толкнул плечом парня с первого ряда, выходя из аудитории, не дожидаясь начала пары.

Я медленно выдохнула и повернулась к доске. Руки все еще дрожали. Он защитил меня. Не встал рядом, не взял за руку, но встал за моей спиной, как страж, и сделал то, что делал всегда. Он дал мне понять, что я не одна в этой войне, даже если мы по разные стороны баррикад.

Катя молча и очень крепко обняла меня, прижав к себе. Кто-то еще из девчонок подошел сзади и обнял нас обоих. Я прикрыла глаза, обнимая подругу в ответ.

Глава 11. После пар, у выхода

Я едва досидела до конца пары. Слова лектора пролетали мимо ушей, превращаясь в белый шум. Все мое существо было сосредоточено на одном – на его присутствии в дальнем конце аудитории. На стуке его костыля, когда он поправлял ногу. На каждом его вздохе, который я, казалось, слышала сквозь гул голосов.

– Пойдем, – Катя тронула меня за локоть, когда прозвенел звонок.

– Я... я догоню тебя, – выдохнула я, не отрывая глаз от Дена, который с особой тщательностью собирал вещи в рюкзак.

Катя поняла. Она кивнула и ушла, бросив на меня взгляд, полный надежды и тревоги.

Аудитория опустела с поразительной скоростью. Остались только мы двое и гуляющий сквозняк из окна. Я медленно поднялась и пошла к нему. Он не смотрел на меня, продолжая возиться с замком на рюкзаке, будто тот был сложнейшим механизмом.

– Дан, – мой голос прозвучал хрипло, нарушая тишину. – Мы можем поговорить?

Он наконец поднял голову. Его глаза были пустыми, холодными, как зимнее небо. В них не было ни гнева, ни тепла. Лишь усталая отстраненность, которая ранила больнее любого крика.

– Говори, – он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Его костыль прислонился к парте, как немой свидетель нашей разбитой истории.

Мне потребовалась секунда, чтобы собраться с духом. Слова, которые я прокручивала в голове, вдруг разбежались.

– Я... я знаю, что ты не должен меня слушать. И не должен прощать. Но хотя бы выслушай, пожалуйста.

Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как дрожат колени.

– Я вела себя ужасно. Трусливо и глупо. Как ребенок, которому вбили в голову какую-то чушь про сводных и семью. Я боялась осуждения. Мамы, окружающих. Всю жизнь этого боялась, старалась стать как можно незаметнее, чтобы избежать насмешек по поводу моего веса. Но теперь я понимаю, что все это так не важно. Какая разница, что подумают другие, когда гораздо важнее, что происходило между мной и тобой. Я не сразу поняла, что это такое – такое случилось со мной впервые. Не сразу поняла, что влюбленность в Макса давно прошла, что он просто самовлюбленный мерзавец, который привлек меня только тем, что был полной противоположностью меня самой. Меня всю жизнь учили быть удобной для окружающих. Но именно ты помог мне сломать это и научиться думать о самой себе. Любить себя. Позволить себе… влюбиться по-настоящему. Это случилось давно, но я, как последняя трусиха боялась признать, что ты... что ты стал для меня дороже всего, Дан.

Голос дрогнул, но я продолжила, заставляя себя смотреть ему в глаза – в эти холодные, бездонные озера.

– Ты показал мне... меня. Настоящую. Такую, какой я никогда себя не видела. И эта девушка с твоих рисунков... она нашла в себе силы поставить на место Макса. Заступиться за себя в самый ужасный момент в моей жизни. Без тебя я бы никогда не смогла. Ты дал мне эту уверенность. Даже... даже сейчас, когда ты смотришь на меня так, будто я тебе чужая.

Слезы наконец вырвались наружу, тихие, неконтролируемые. Я не пыталась их смахнуть.

– Я не жду, что ты простишь меня. Но я хочу быть честной. Как ты всегда был честен со мной. Я люблю тебя, Дан. Правда. И я больше не хочу прятать эту любовь. Не хочу омрачать ее тем, что подумают другие. Я буду любить тебя, что бы ты ни ответил. Прости, но с этим я уже ничего не смогу сделать.

Я закончила, и в аудитории воцарилась тишина, прерываемая лишь моим прерывистым дыханием. Он молчал. Его лицо не дрогнуло. Он просто смотрел на меня, и я видела, как в его глазах что-то боролось – боль, гнев, а может быть, что-то еще.

Казалось, прошла целая вечность.

Он медленно перевел взгляд на мой огромный рюкзак, стоявший у ног.

– Куда это ты собралась? – его голос был ровным, без эмоций.

Я сглотнула ком в горле.

– Я... ушла из дома. От мамы. Больше не могу с ней жить. Думаю перебраться в общагу.

Он кивнул, как будто это было чем-то очевидным. Потом медленно, с усилием поднялся, опираясь на костыль. Он прошел мимо меня, не глядя, по направлению к выходу.

Мое сердце упало. Это был конец. Он просто уйдет.

Но в дверях он остановился, не оборачиваясь.

– После пар, – бросил он через плечо. – У выхода. Я буду ждать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

11.2

Дан вышел, оставив меня стоять одну в пустой аудитории с гулко отбивающим ритм сердцем и крошечной, дрожащей надеждой, теплившейся где-то глубоко внутри. Он не простил. Не сказал ничего в ответ. Но он дал шанс. Один единственный шанс. И я была готова за него ухватиться обеими руками.

Последняя пара тянулась мучительно долго. Я сидела у окна, уставившись не на экран проектора, а на пожелтевший клен за стеклом. Каждый опадающий лист казался отсчетом времени до той минуты, когда я смогу снова с ним заговорить.

На физре было особенно тяжело. Я видела его издалека. Он сидел на холодной скамейке у края поля, его костыль прислонен рядом. Его бывшая команда носилась по полю с мячом, крича, смеясь, а он был всего лишь молчаливым зрителем. Тренер подсел к нему, что-то говоря, хлопая его по плечу. На лице тренера было написано искреннее сожаление. Дан лишь кивал, его лицо было невозмутимым, но я видела, как напряглась его челюсть, как пальцы сжали край скамейки. Это зрелище причиняло физическую боль.

Мне было плевать на шепотки девочек из группы, которые теперь смотрели на меня с новым любопытством после утренней сцены. Плевать на косые взгляды и одобрительные подмигивания. Все это казалось таким мелким, таким незначительным по сравнению с тихим страданием на его лице и гулкой пустотой внутри меня.

И вот, наконец, прозвенел долгожданный звонок. Я схватила рюкзак и первой забежала в раздевалку. Почти бегом спускаясь по лестнице.

Он ждал. Как и обещал.

Стоял на крыльце главного входа, опираясь на костыль, и смотрел куда-то вдаль, на огненно-рыжие кроны деревьев. Его темные волосы были слегка растрепаны ветром, острые скулы подчеркивали строгий профиль. Даже в простой черной куртке и джинсах он выглядел... неотразимо. Таким настоящим. Таким своим. И таким далеким.

Я замедлила шаг, подходя к нему. Каждый шаг отдавался эхом в висках. Он услышал мои шаги и медленно повернул голову. Его темные глаза встретились с моими, и в них не было прежней ледяной стены. Была усталость. Осторожность. И бездонная, невысказанная грусть.

Мы остановились друг напротив друга. Тишина повисла между нами, густая и звонкая, наполненная всем, что было сказано и не сказано. Шум улицы, голоса студентов, уходящих домой – все это растворилось, оставив только нас двоих на этом крыльце, под холодным осенним солнцем.

Он не улыбнулся. Не сделал шаг навстречу. Он просто смотрел на меня, и в его взгляде был целый мир вопросов, сомнений и той боли, которую я ему причинила.

И я смотрела на него, вдыхая осенний воздух, пахнущий дымом и опавшими листьями, и понимала, что готова стоять так вечность, если в конце концов он протянет мне руку.

Вокруг царил привычный хаос конца учебного дня – смех, крики, гул голосов, звук хлопающих дверей и рюкзаков, накидываемых на плечи. Студенты сновали мимо нас, спеша по своим делам, но для меня они превратились в размытые, бесшумные тени. Весь мир сузился до него. До его темных глаз, в которых отражалось багряное осеннее небо и… нерешительность.

– Дан, я…

Но он не дал мне договорить.

Он резко, почти порывисто наклонился вперед, отбросив костыль, который с глухим стуком упал на бетон. Его рука обвила мою талию, притягивая к себе, а другая коснулась щеки. И, прежде чем я успела осознать происходящее, его губы нашли мои.

Мир взорвался в этом моменте.

Сердце, замершее на мгновение, вдруг забилось с такой силой, что заглушило все звуки вокруг. Его поцелуй обжег меня, как глоток горячего шоколада в стужу – сладкий, согревающий до самых кончиков пальцев, растекающийся по жилам блаженным теплом. Я замерла, а затем обняла в ответ, растворилась в его объятиях. Мои руки сами нашли его шею, пальцы впились в волосы у его затылка, притягивая ближе, еще ближе.

Впервые мне было плевать на то, что мои оголенные, как провода, чувства увидят посторонние. Пусть смотрят. Пусть весь мир видит. В счастье и любви нет ничего постыдного.

И он, кажется, почувствовал это. Я почувствовала, как его губы дрогнули в улыбке прямо у моих губ. Он проверял меня. Проверял, правда ли я больше не боюсь, не стыжусь, не прячусь. И, получив ответ в моем ответном поцелуе, он углубил его, обняв лицо руками.

Его поцелуй из нежного и вопрошающего превратился в страстный, властный, полный той самой тоски, что копилась в нас обоих все эти недели разлуки и недопонимания. Его язык коснулся моего, и я ответила ему с такой же жаждой. Мы дышали друг другом, вкушали друг друга, забыв обо всем на свете.

Ветер кружил вокруг нас, срывая с кленов золотые и багряные листья. Они танцевали в воздухе, цеплялись за наши волосы, за куртки, падали нам на плечи, как благословение. Я чувствовала их легкое прикосновение на своей коже, но это лишь добавляло волшебства происходящему.

Он был моим якорем. Моим спасением. Моей тихой гаванью. Его руки держали меня так крепко, так уверенно, будто больше никогда не отпустят. И я цеплялась за него, как за единственную твердь в бушующем океане, притягивая все отчаяннее, боясь, что это миг вот-вот закончится, что это всего лишь сон.

Но это был не сон. Это было реальнее всего, что я чувствовала за последнее время. Его дыхание, его запах, сердцебиение, совпадающее с моим…

Мы целовались, пока вокруг кипела жизнь, пока за нашими спинами кто-то свистел и улюлюкал, а кто-то замирал, улыбаясь. Мы целовались, словно пытались наверстать все упущенное время, все несказанные слова, все недосказанные признания в этом одном, бесконечном поцелуе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И мне не хотелось, чтобы это заканчивалось. Никогда.

Он отстранился первым, его дыхание было таким же сбитым, как и мое. Несколько секунд мы просто стояли, лоб в лоб, пытаясь перевести дух, пока мир медленно возвращался на свои места – звуки, краски, легкий ветерок, треплющий волосы.

Дан наклонился, подобрал костыль и ловко, привычным движением закинул мой тяжелый рюкзак себе на свободное плечо.

– Пойдем, – сказал он просто, и в его голосе не было ни тени прежней холодности. Только решимость.

Он сделал шаг, все еще держа меня за руку, и я пошла за ним, как за гипнотизером, не в силах и не желая сопротивляться.

– Куда? – спросила я, хотя сердце уже подсказывало ответ.

– Ко мне, – он не обернулся, но его пальцы сжали мои чуть крепче. – Если, конечно, не против.

В голове тут же всплыли лица наших родителей – мамы, полной осуждения, и его отца, молчаливого и неодобрительного.

– Наши родители... они ведь что-то сказали тебе, пока ты лежал в больнице? Ты поэтому не писал мне? – Тихо выдохнула я.

Он на мгновение замедлил шаг, и я увидела, как его скулы напряглись.

– Чего они только не говорили. Но в основном это были манипуляции и угрозы. Поэтому пришлось искать себе квартиру прямо из больницы, – он хмыкнул, будто сказал что-то веселое. – Но я не писал тебе не поэтому. Мне тоже нужно было время… чтобы все обдумать.

– И как? Обдумал?

– Как видишь. Мне плевать на их мнение, Алиса, если плевать и тебе. Я знаю, чего хочу. А ты?

Я улыбнулась, крепче сжав его ладонь.

– И я, – и весело кивнула на рюкзак на его плече, передразнив. –

Как видишь.

Его слова были простыми, но за ними стояла целая история – боль, обида, взросление и обретенная независимость. Он больше не был тем мальчиком, которого привезли в чужой дом. Он стал мужчиной, который сам строил свою жизнь. И я менялась вместе с ним.

Мы дошли до автобусной остановки. Минуты в автобусе казались вечностью. Я сидела у окна, а он – рядом, все так же не отпуская мою руку. Его ладонь была теплой, твердой, и это простое прикосновение говорило больше тысяч слов. Оно говорило: «Я здесь. Я с тобой. Я не отпущу». Я смотрела на наши сплетенные пальцы и чувствовала себя самой счастливой и самой защищенной женщиной на свете. Весь мир за окном плыл мимо, как смазанный акварельный рисунок, а мы были его единственным четким, настоящим центром.

Он привел меня в невысокий кирпичный дом где-то на тихой окраинной улице. Мы поднялись на второй этаж. Он выпустил мою руку, чтобы достать ключи. Металл звякнул в тишине подъезда.

Дверь открылась. Он переступил порог первым, отступил в сторону, пропуская меня, и зажег свет.

– Входи, – сказал он тихо. – Квартирка небольшая, конечно…

Я сделала шаг. И еще один. Порог был всего лишь полоской дерева под ногами, но в тот момент он казался границей между двумя вселенными. Прошлой – полной страхов, неопределенности и одиночества. И новой.

Я огляделась. Квартира была небольшой, но уютной. Простая мебель, книги в стопках на полу, еще нераспакованные коробки, несколько его рисунков на стенах. Пахло свежей краской, кофе и им. Его запах. Самый любимый запах ан свете.

– А мне нравится.

Он закинул мой рюкзак на стул у входа, обернулся ко мне и улыбнулся – по-настоящему, впервые за долгие недели. В его глазах не было больше ни боли, ни гнева. Только облегчение и тихая, спокойная уверенность.

– Добро пожаловать домой, Алиса, – прошептал он.

И эти простые слова прозвучали как самая прекрасная музыка. Это был не его дом. Это был

наш

дом. Наше убежище. Наше новое начало.

За окном закат догорал багровыми полосами, окрашивая комнату в теплые, глубокие тона. Тени сгущались, сливаясь в углах, и в этой полутьме Дан, мой Дан, казался еще более прекрасным и недосягаемым. Мы стояли друг напротив друга, и воздух между нами сгущался, наполняясь невысказанными словами и желанием, которое было таким же естественным, как дыхание.

Я знала, чего он хочет. Знала, чего хочу я. Это было больше, чем просто физическое влечение. Это была потребность души – соединиться, раствориться друг в друге, стереть все границы и боль последних недель. Но я также знала его. После всего, что случилось, после моих отказов и сомнений, он никогда не позволит себе сделать первый шаг. Он боялся снова напугать меня, снова получить отпор.

Поэтому это должна была быть я.

Сердце колотилось где-то в горле, но я сделала нерешительный шаг вперед. Потом еще один. Он не шевелился, лишь следил за мной своим темным, непроницаемым взглядом. Я почувствовала на своем лице его дыхание – теплое, ровное. Подняла руку и коснулась его щеки. Кожа под пальцами была горячей, мягкой.

Я поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к его губам. Сначала легко, почти несмело. Это был вопрос. Просьба. Признание.

Я хочу тебя, Дан. Всего. Полностью. Без остатка.

И он ответил.

Его реакция была мгновенной и огненной. Он отбросил костыль, который с глухим стуком упал на пол, и его руки вцепились в меня – одна в волосы на затылке, другая в поясницу, прижимая к себе так сильно, что у меня перехватило дыхание. Он оторвался от моих губ всего на дюйм, его глаза пылали в полумраке, и я увидела в них все – и боль, и тоску, и ту самую всепоглощающую страсть, что пожирала и меня тоже.

– Я так скучал, – прошептал он хрипло, и его голос был полон такой муки и желания, что по коже побежали мурашки. – Каждый раз смотреть на тебя без возможности прикоснуться… было пыткой.

И затем его губы снова нашли мои. Но теперь это был не вопрос. Это был захват. Властный, жадный, не оставляющий места для сомнений. Он приподнял меня, подхватив под бедра, и я ощутила, как мои ноги отрываются от пола. Он прижал меня спиной к стене, и прохлада обоев через тонкую ткань моей футболки контрастировала с жаром его тела.

11.3

Я обвила его шею руками, вцепилась в волосы, отвечая ему с той же яростью, той же жаждой. Наши поцелуи были не нежными с самого начала. Дикими. Жадными. Сумасшедшими. мы дышали друг другом, как будто пытались наверстать каждую потерянную секунду. Его язык был у меня во рту, зубы кусали губу, оттягивая, а руки скользили по моей спине, бедрам, задирая край футболки, и касание его пальцев на обнаженной коже заставляло меня вздрагивать, вспыхивать, и прижиматься к нему еще сильнее.

Я горела. Каждая клеточка моего тела кричала о нем. Я хотела его. Не просто секса. Я хотела принадлежать ему. Полностью. Без остатка. Чтобы он стал моим воздухом, моей кровью, моей жизнью. Чтобы он стер память о всех прикосновениях, что были до него, и оставил на мне только свои отметины.

– Дан... – я прошептала его имя, когда его губы спустились на мою шею, оставляя на коже горячие, влажные следы. – Я хочу тебя. Пожалуйста…

Он издал низкий, глубокий стон, похожий на рычание, и его руки стали еще увереннее, еще требовательнее. Он чуть приподнял вверх футболку, запустив под ткань руки, и его взгляд, полный благоговения и голода, скользнул по моему обнаженному телу в сгущающихся сумерках.

– Я уже твой, – прошептал он в ответ, и это было так… Словно клятва. Клятва, которую мы давали друг другу без слов, в тишине комнаты, под аккомпанемент нашего тяжелого дыхания и бешеного стука сердец.

Его губы не отпускали мои ни на секунду, пока его пальцы, уверенные и неторопливые, стягивали футболку через голову. Каждое легкое прикосновение к коже заставляло меня вздрагивать и глубже уходить в поцелуй, тихо постанывая и задыхаясь.

Я ответила ему тем же. Мои руки скользнули под его рубашку, ладони ощутили горячую, гладкую кожу его спины, рельеф напряженных сильных мышц. Он помог мне, сняв ее через голову, и на миг наши губы разъединились. Воздух в комнате показался прохладным на моей обнаженной коже, но его взгляд был горячим, как раскаленный уголь. Он смотрел на меня, на мою грудь, вздымающуюся в такт частому дыханию, и в его глазах было не просто желание, а благоговение. Художник, видящий воплотившийся идеал.

Он наклонился и прикоснулся губами к моему плечу, затем к ключице. Каждый поцелуй был медленным, влажным, оставляющим на коже невидимый след. Его пальцы рисовали контур моего бедра поверх джинсов, и я откинула голову назад, позволяя ему исследовать, открываясь для него. Он стягивал с меня джинсы.

Мои руки дрожали, когда я расстегивала его пояс, затем ширинку. Он не торопил меня, лишь тяжело дышал мне в шею, его губы не прекращали свою сладкую пытку. Когда я стянула с него джинсы, он шагнул из них, и теперь мы стояли друг напротив друга, разделенные лишь тонкой тканью белья.

Он обхватил мои ягодицы обеими руками, прижал к себе, и я ощутила его мощное, твердое желание. Его руки скользнули к застежке моего бюстгальтера. Щелчок прозвучал оглушительно громко в тишине комнаты. Ткань ослабла, и он медленно, с наслаждением стянул ее с моих плеч, сбрасывая на пол. Сначала одну чашечку, лаская кончиками пальцев кожу, покрывшуюся мурашками. Затем вторую, задевая торчащий от возбуждения сосок.

Его взгляд упал на мою грудь, и он замер на мгновение, словно завороженный.

– Боже, Алиса... – он прошептал, и его голос стал непривычно хриплым от желания. – Ты нереальна.

Он опустился на колени передо мной. Его руки обвили мои бедра, а губы прижались к моему животу, оставляя горячие, влажные поцелуи чуть выше линии трусиков. Я вцепилась пальцами в его волосы, не в силах сдержать стон. Его язык выписывал круги на моей коже, спускался ниже, к резинке. Он цеплялся за нее зубами, медленно стягивая вниз.

Когда я осталась полностью обнаженной перед ним, он отодвинулся назад, чтобы посмотреть на меня. Его глаза пылали. Он смотрел на меня так, будто видел не просто тело, а саму мою душу, обнаженную и трепещущую.

Я потянула его за руку, заставляя подняться.

– Теперь я, – прошептала я хрипло.

Я ладонью провела по его груди, чувствуя, как под кожей бешено бьется его сердце. Мой палец проследовал по линии пресса вниз, к тому, что так сильно его выдавало. Я провела по нему рукой через ткань, и он резко вдохнул, закрыв глаза. Его пальцы впились в мои плечи.

Больше невозможно было терпеть. Мы двигались к кровати, сплетясь в поцелуе, спотыкаясь о разбросанную одежду. Дан двигался медленно и осторожно, опираясь на мое плечо. Он опустил меня на край кровати, и я потянула его за собой. Он оказался надо мной, опираясь на локти, его тело прижалось к моему – горячее, твердое, идеально подходящее по изгибам.

Его губы были на моих, руки – на коже, и каждый нерв в моем теле пел от его прикосновений. Дрожал. Желал. Но где-то на задворках сознания, сквозь туман желания, пробивалась тревога. Я оторвалась от его поцелуя, дыхание сперло в груди.

– Твоя нога… – прошептала я, касаясь пальцами его щеки. – Тебе не больно?

Он приоткрыл глаза. В них бушевала буря, но он уловил мое беспокойство. Легкая улыбка тронула его влажные, набухшие от поцелуев, губы.

– Ходить – тяжело, – его голос был низким, хриплым от страсти. – Лежать… особенно с тобой… – он наклонился, чтобы снова поцеловать меня, но на этот раз нежно, почти невесомо, в уголок губ, – идеально.

И этого было достаточно. Тревога растаяла, уступая место новой, еще более мощной волне желания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он снова захватил мои губы, но теперь его поцелуй был другим – более медленным, более сладостным, более… искусным. Он словно хотел запечатлеть каждый миллиметр моих губ, каждый вздох. Его руки скользили по моим бедрам, к груди, и большие пальцы принялись выписывать медленные, волшебные круги вокруг сосков, заставляя их набухать и гореть под его прикосновениями. Я выгнулась под ним, тихо застонав, впиваясь пальцами в его спину. Оставляя красные дорожки от ногтей.

Я не могла просто лежать. Мне было нужно больше. Он был нужен мне весь. Целиком. Мои губы отправились в путешествие по его телу – по твердым мышцам груди, по шраму на плече, по горячей коже живота. Я чувствовала, как он вздрагивает под моими поцелуями, как сжимаются его мышцы, как прерывается дыхание. С каждым новым поцелуем он все увереннее не несдержаннее сжимал мою грудь, не сводя с нее горящий потемневший взгляд. Я добралась до резинки его боксеров и, заглянув ему в глаза за молчаливым разрешением, медленно стянула их.

Он был прекрасен. Совершенен. И весь мой. Его желание, твердое и напряженное, было ответом на мое собственное – влажное, пульсирующее и горящее желанием внизу живота.

Он перевернул меня на бок, прижав к себе спиной, и его руки обвили меня, одна легла на грудь, другая опустилась ниже, к самому центру моей жажды. Его пальцы нашли ту влажную, пульсирующую точку и принялись ласкать ее с такой точностью, с таким пониманием моего тела, что я ахнула, задохнувшись и прикусив губу, уткнувшись лицом в подушку. И чуть приподняла ногу, позволяя ему пойти дальше. Он прикрыл мне рот ладонью, заглушая звуки, но это лишь сделало ощущения еще более интенсивными, еще более запретными. И огонь разлился по всему телу, поднимаясь снизу-вверх волнами.

– Тише, – прошептал он мне на ухо, и его горячее дыхание обжигало. Его губы улыбнулись, коснувшись моей кожи. – Иначе соседи услышат, как нам здесь хорошо. И будут сильно завидовать.

Я рассмеялась, задыхаясь, и он присоединился ко мне, его грудь вибрировала у моей спины. Но его пальцы не останавливались, они двигались все быстрее, все настойчивее, доводя меня до самого края. И смех оборвался, обратившись новым стоном.

И тогда он остановился.

Прежде чем я успела застонать от разочарования, он перевернул меня на спину. Его тело оказалось надо мной, тяжелое и желанное. Его глаза в полумраке были темными, почти черными, полными той же невыносимой жажды, что пылала и во мне.

Он взял мою руку и поднес к своим губам, поцеловал внутреннюю сторону запястья, прямо над бьющимся пульсом.

– Ты позволишь мне? – его голос был едва слышным шепотом, но каждое слово отпечаталось у меня в душе.

– Пожалуйста…

Он медленно, невероятно медленно, направил головку к самому центру моего сводящего с ума возбуждения. Провел ей вверх-вниз, собирая влагу. И вошел легким толчем.

Мир перестал существовать.

Не было комнаты, не было боли прошлого, не было страха будущего. Было только это – совершенное, абсолютное соединение. Он заполнил меня собой, каждую клеточку, каждую мысль. Я ощутила его полностью внутри себя. Твердого, горячего, распирающего меня изнутри.

Он замер во мне, и в этой абсолютной, совершенной полноте мир обрел новый смысл. Я чувствовала его дыхание, учащенный стук его сердца, отдававшийся эхом в моей собственной груди. Наши взгляды были сплетены воедино, и в его темных глазах я читала то же благоговейное потрясение, что переполняло и меня.

И тогда он начал двигаться.

Не спеша, с невыносимой, сладкой медлительностью. Каждое движение было глубоким, чувственным, выверенным. Каждый толчок в меня был до карав наполнен искрами чувств. Он не просто входил и выходил – он исследовал, ощущал, любил каждую частичку моего тела изнутри. Его бедра двигались в ритме древнего, забытого танца, известного только нам двоим.

Я обвила его шею руками, притягивая его ближе, чтобы наши губы снова встретились. Наш поцелуй был влажным, горячим, полным того же неторопливого, томительного ритма, что задавали его бедра.

Одна его рука осталась подо мной, прижимая мое тело к его, а другая скользнула между наших покрывшихся испариной тел. Его большой палец нашел мой чувствительный клитор и принялся ласкать его – нежно, но удивительно точно, в такт его движениям. Двойная волна удовольствия накатила на меня, заставив выгнуться и тихо застонать ему в рот.

– Ты так прекрасна, – прошептал он, отрываясь от моих губ. Его дыхание обжигало шею. Губы опустились к тяжело вздымающейся груди, язык коснулся соска. – Я мог бы смотреть на тебя вечность.

Затем он обхватил сосок кубами и втянул в рот. Его язык кружил вокруг соска, ласкал, посасывал, и каждое прикосновение посылало новые разряды удовольствия прямиком в низ живота, смешиваясь с глубинными толчками внутри меня. Я вцепилась пальцами в его волосы, не в силах сдержать вздохов наслаждения.

Его движения стали чуть увереннее, чуть быстрее, но все так же невероятно нежными. Он входил в меня до самого конца, вбиваясь в самом конце, заполняя все мое существо. А затем он почти полностью выходил, заставляя меня желать нового толчка- быстрее, яростнее. Это была сладкая, изощренная пытка.

Я чувствовала, как внутри меня нарастает знакомое, горячее напряжение. Волны удовольствия становились все интенсивнее, все ближе друг к другу. Он чувствовал, как я сжимаю собой его член внутри себя. Его пальцы на моем клиторе стали более настойчивыми, а движения внутри ускорились. Стали короче, но чаще, жестче.

– Дан... я... – я пыталась предупредить его, но слова застряли в горле, превратившись в бессвязный лепет.

– Я знаю, – прошептал он хрипло, уткнувшись лицом мне в шею. – Я чувствую. Кончи для меня.

Его слова стали тем последним толчком, который был нужен. Оргазм накрыл меня с такой силой, что я закричала, впиваясь ногтями в его спину. Мир взорвался белым светом, и мое тело затрепетало вокруг его твердого члена в бесконечных, сладостных спазмах.

Он не останавливался, продолжая двигаться в мне, продлевая мою кульминацию, пока я не стала безвольной, размякшей и невесомой в его объятиях.

Только тогда его тело напряглось, он издал низкий, сдавленный стон, уткнувшись лицом в мое плечо, и я почувствовала, как его горячая волна накрывает меня изнутри.

Мы лежали так несколько минут, тяжело дыша, сплетенные воедино. Его вес на мне был не тяжестью, а самым желанным грузом на свете. Я гладила его спину, перебирала влажные после секса волосы. И чувствовала, как его все еще твердый член пульсирует внутри меня. А я… я все еще горю от одного его присутствия.

Потом он медленно поднялся на локтях, его взгляд был томным, полным глубокой нежности. Он мягко поцеловал меня в губы, в нос, в веки.

– Это было только начало, – прошептал он, и в его глазах заплясали озорные искорки. – Я слишком долго этого ждал. Мне мало… тебя.

Прежде чем я успела что-то ответить, он легко перевернул нас с ним. Теперь я оказалась сверху, сидя на нем, все еще чувствуя его внутри себя. Я ахнула от неожиданности и нового притока ощущений.

Он улыбнулся, его руки легли на мои бедра, готовясь направлять мои движения.

– Твоя очередь, – сказал он, и его голос звучал как самое сладкое искушение.

Я оказалась сверху, и мир перевернулся с ног на голову. Новый ракурс, новые ощущения. Он все еще был во мне, наполняя меня, и теперь я чувствовала его еще острее, еще глубже, в самой глубине. Мои руки уперлись в его грудь, ощущая под ладонями горячую, влажную кожу и бешеный стук его сердца.

Он смотрел на меня снизу вверх, его глаза были затемнены страстью, но в них читалось доверие и… вызов. Его руки лежали на моих бедрах, большие пальцы нежно проводили по коже, но не направляли меня. Он ждал. Ждал, что я сделаю первый шаг сама.

Я замерла на мгновение, ощущая головокружение от власти над его шикарным идеальным телом. Пульсация внутри меня была сладким, навязчивым ритмом, призывающим к движению. Я медленно, неуверенно приподнялась на коленях, чувствуя, как он почти полностью выходит из меня, оставляя мучительную пустоту. И так же медленно, заставляя его затаить дыхание, опустилась обратно, принимая его всю его длину.

Мы оба застонали в унисон. Дан вскинул голову и прикрыл глаза от наслаждения. Его пальцы впились в мои бедра, но он по-прежнему позволял мне вести эту игру.

Я начала двигаться. Сначала робко, ища ритм, двигаясь то вверх-вниз, то просто ерзая на его члене взад-вперед, сходя с ума от ощущений. Потом увереннее, находя ритм в синхронности нашего дыхания, в биении наших сердец. Мои руки скользнули с его груди на плечи. Волосы рассыпались вниз и кончики защекотали его шею. Моя полная грудь оказалась у его лица, и Дан несдержанно набросился на нее, покусывая и лаская сосок. Сжимая вторую грудь свободной рукой. Тяжело выдыхая желание мне на влажную кожу. Полутьма комнаты плясала перед моими закрытыми глазами, а единственной реальностью было его тело подо мной, внутри меня.

Он не выдержал. Его руки скользнули с моих бедер на талию, он приподнялся, чтобы сесть, и теперь мы были лицом к лицу. Его губы нашли мои в жадном, влажном поцелуе. Наши тела были прижаты друг к другу, его грудь терлась о мою, и каждое движение рождало новые искры.

– Ты… ты сводишь меня с ума, – прошептал он, разрывая поцелуй и прижимая лоб к моему.

Его дыхание было горячим и прерывистым. Он начал помогать мне, направляя мои движения, задавая более быстрый, более бешенный ритм. Его руки скользили по моей спине, вниз, к ягодицам, сжимая их, прижимая меня к себе еще плотнее с каждым толчком. Он едва не рычал, ускоряясь. Я больше не разбирала собственных стонов.

Я чувствовала, как внутри меня снова нарастает знакомое напряжение, еще более сильное, чем в первый раз. Он вдалбливался в меня, найдя ту самую точку, от которой по всему телу расходились пульсирующие волны тепла. Я больше не могла думать ни о чем другом, кроме того, как они усиливаются, становясь все интенсивнее. Теперь я контролировала это. Я могла ускориться, замедлиться, продлить это сладкое мучение. Я смотрела ему в глаза и видела, как он теряет контроль, как его веки дрожат, а губы приоткрываются в беззвучном стоне.

– Алиса… – это было предупреждение и мольба одновременно.

Но я была безжалостна. Я замедлила движения, почти остановилась, заставляя его стонать от желания. Он попытался ускорить меня, но я удержала его, положив руки ему на грудь.

– Нет, – прошептала я, игриво улыбнувшись. – Медленно.

Он застонал, но подчинился, откинув голову на подушку. Его глаза были закрыты, на лбу выступили капельки пота. Я вновь начала двигаться, томно, чувственно, наслаждаясь каждой секундой, каждым ощущением его внутри себя.

И когда я почувствовала, что он уже на грани, что его тело напряглось как струна, я, наконец, позволила себе отпустить себя. Я ускорилась, мои движения стали резче, отчаяннее. Влажные звуки, с которыми яростно сталкивались наши тела, усиливали возбуждение. Его пальцы впились в мои бедра, и он с силой стал входить в меня сам, приподнимая бедра, встречая каждое мое движение.

Второй оргазм накрыл меня с такой сокрушительной силой, что я закричала, падая на него, и чувствуя, как его собственное себя бушует внутри меня, горячее и бесконечное.

Мы рухнули на кровать, сплетенные воедино, тяжело дыша. Его руки обвили меня, прижимая к себе, а губы приникли к моему виску с влажными, прилившими к нему, волосами.

Никто не говорил ни слова. Не было нужды. Наше дыхание, постепенно выравнивающееся, и стук наших сердец говорили обо всем.

Глава 12. Я вижу СЕБЯ идеальной

Свет раннего утра робко пробивался сквозь щели в шторах, окрашивая комнату в мягкие, пастельные тона. Пылинки танцевали в золотых лучах, словно празднуя наше тихое, личное торжество. Я лежала, прижавшись щекой к его груди, и слушала. Слушала ровный, глубокий ритм его сердца под своей щекой. Слушала его спокойное дыхание. Слушала тишину, которая наконец-то перестала быть пугающей и одинокой, а стала умиротворяющей и полной.

Его рука лежала на моей спине, тяжелая и теплая, пальцы время от времени неосознанно проводили по моей коже, будто проверяя, что я все еще здесь, что это не сон.

Так закончилась наша история. Или началась? Сложно сказать, где проходит грань.

Мы не победили всех страшных драконов, как в книгах. Наши родители все еще не были в восторге от наших отношений. Мама звонила пару раз, ее голос в трубке звучал натянуто и озабоченно. Его отец хранил молчание. Но я ясно дала ей понять, что мои отношения ее не касаются, как не касаются и мои ее. Надеюсь, однажды она сможет это принять, и мы снова сможем общаться. А, если нет… теперь я знала, что моей вины в этом не будет. Я просто сделаю все, что в моих силах.

Мы не стали героями университетских сплетен. Макс тихо забрал документы и перевелся в другой универ, насколько я знаю. Но это не значит, что мы забыли о нем. Мое заявление приняли в работу, судебный процесс запущен. Дан поддержал меня и тоже написал на него заявление за сломанную ногу. Его родители пытались связаться с нами и остановить это. Угрожали. Но я настроена решительно. Некоторые вещи просто нельзя прощать. Никогда.

А остальные, потеряв к нам интерес, переключились на новые университетские скандалы.

Но мы победили самое главное – самих себя. Свои страхи. Свои предрассудки. Свое упрямое, глупое нежелание быть счастливыми.

Я осторожно приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него. Он спал. Длинные ресницы отбрасывали тени на его скулы, губы были слегка приоткрыты. На его лице не было ни капли той суровой замкнутости, что была там раньше. Только мир. И усталость – приятная, заслуженная.

Я знала, что впереди еще много всего. Нужно будет искать свою квартиру. Мне нужно будет налаживать отношения с мамой, как-то договариваться. Ему – окончательно оправиться от травмы и строить свою жизнь с нуля, без поддержки отца. Нас ждали сложные разговоры, компромиссы, возможно, даже новые ссоры.

Но сейчас, в лучах утреннего солнца, в тишине нашей комнаты, ничто из этого не имело значения. Потому что теперь мы были не «сводными братом и сестрой», не «ошибкой» или «скандалом». Мы были просто Алисой и Даном. Двумя взрослыми людьми, которые нашли друг друга вопреки всему. Которые выбрали друг друга. И которые теперь были дома. Вместе.

Я прикрыла глаза, и как наяву увидела все, что ждет нас впереди.

Я вижу нас через год. Мы в той самой маленькой квартире, которую сняли вместе. Выпускники. Для нас начинается новая жизнь. Утро. Солнечный луч будит меня, падая на лицо. Я просыпаюсь не от звонка будильника, а от его поцелуя в плечо. Он уже не спит, облокотившись на локоть, и смотрит на меня. «Доброе утро, жена», – шепчет он, и все мое существо наполняется теплом и нежностью. Мы не женаты, это наша шутка. Но от этого слова становится так сладко и спокойно внутри.

Я вижу нас через три года. Мы в парке. Он бежит рядом со мной, его дыхание ровное, нога больше не беспокоит. Мы оба вспотели, смеемся, и он внезапно хватает меня за талию, поднимает в воздух и кружит, а я визжу от восторга, вцепившись в его плечи. Больше не стесняясь себя. Чувствуя себя маленькой и хрупкой в его сильных руках. «Я тебя люблю, Алиса», – говорит он, запыхавшись, ставя меня на землю и прижимая лоб к моему. И в его глазах не страсть первой ночи, а что-то более глубокое, более вечное. Спокойная, зрелая уверенность в нас. Еще никогда мне не было так же хорошо и спокойно.

Я вижу нас через пять лет. Поздний вечер. Я сижу на полу, заваленная материалами для статей, а он – напротив, с планшетом в руках, дорисовывает иллюстрации для своей первой серьезной книги. Мы не разговариваем часами, просто работаем в тишине, изредка переглядываясь. И вдруг он откладывает планшет, подползает ко мне, забирает у меня из рук ноутбук и целует меня. Долго, нежно. Закрывая собой весь мой мир.

– Перерыв, – говорит он тихо, и в его голосе звучит не предложение, а мягкий, но непререкаемый приказ. – Ты слишком долго была в работе, – шепчет он, его губы снова почти касаются моих. – Я заскучал.

Он целует меня снов, уже совсем по-другому. Это не нежный, утренний поцелуй. А глубокий, властный, жаждущий поцелуй. Поцелуй, который говорит: «Я помню каждую клеточку твоего тела. Я знаю каждый твой вздох. Ты – только моя». Его руки скользят по моим бедрам, поднимаются под мою просторную домашнюю футболку. Они горячие и чуть шершавые, охватывают мою талию, и я вздрагиваю от прикосновения.

Он мягко, но настойчиво толкает меня назад, на мягкий ворс ковра. Я не сопротивляюсь. Конспекты, дедлайны, интервью - все это рассыпается вокруг. Существует только он. Его вес на мне, его губы, спускающиеся с моих губ на шею, его зубы, слегка задевающие чувствительную кожу у ключицы.

– Дан... ах! Работа... – пытаюсь я протестовать, но мой голос – всего лишь сдавленный стон.

– Сопротивление бесполезно, – он заглушает мои слова новым поцелуем, его язык властно требует ответа, и я отдаюсь ему вся, забыв обо всем на свете. Его рука скользит между нами, расстегивает молнию джинсов, и вот его пальцы уже на моей коже, и мир сужается до точки под его прикосновением, до его тяжелого дыхания в моих волосах и до безумного стука наших сердец, выбивающих один ритм на пыльном ковре, среди разбросанных бумаг и наших общих желаний.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я вижу нас через десять лет. Мы в другой стране, в маленьком домике у моря. Это наша очередная совместная поездка за границу. Ночь. Мы лежим на песке, укутавшись в одно одеяло, и смотрим на звезды. Его рука лежит у меня на животе, где уже шевелится новая жизнь. Он еще не знает. Я скажу ему завтра утром. А сейчас просто лежу и слушаю, как его сердце бьется в такт океанскому прибою, и знаю - это навсегда. Это счастье. Наше счастье, которое мы выстрадали, за которое боролись и которое теперь принадлежит только нам.

Я открыла глаза. Комната была залита утренним светом. Он спал, его лицо было спокойным. Я потянулась и нежно поцеловала его в щеку.

Он потянулся во сне, и его рука инстинктивно потянулась ко мне, даже в полусознательном состоянии ища моего тепла. Я улыбнулась, прижалась к его плечу и закрыла глаза.

История не закончилась. Она только началась. Теперь я знала, как написать ее правильно.

От автора:

История Алисы и Дана на этой прекрасной ноты завершена. Но впереди еще много других историй! И в одну из них я хочу вас пригласить. Моя новинка!

Лекарская лавка проклятой принцессы

Когда-то я была принцессой, чье прикосновение - проклятие. Любой мужчина, коснувшийся моей кожи, теряет голову от желания. Мой отец-король только и ждал момента, чтобы отдать меня замуж и решить проблему. Но я сбежала из дворца, не желая стать предметом чьей-то страсти, а не любви.

Теперь я просто травница в глухой деревне. Ношу перчатки и лгу о страшной болезни, чтобы никто меня не касался. Я построила себе новую жизнь, где нелегко, но зато спокойно и безопасно. Но все рушится, когда в мою лавку заходит он. Единственный, кто смотрит на меня... иначе. Единственный, чьего прикосновения я жажду и боюсь больше всего на свете.

Ищите новинку на моей страничке!

Конец