Чекни сердце

Глава 1

Лера

Будильник прозвонил в 6:15. Лера открыла глаза и пару секунд просто лежала, уставившись в потолок, пока не вернулась реальность. Первый день в университете. Она поступила сама без денег и без связей. Только с оценками, олимпиадами и жутким упрямством. Ради золотой медали Лера весь 11 класс практически не выходила из дома, на репетиторов денег ни у нее, ни тем более у матери не было, приходилось просить помощи у учителей, благо все понимаю ее ситуацию и шли навстречу.

Сквозь стенку доносились чьи-то голоса — мужской и мамин. Громкие, пьяные, будто ещё не ночь прошла, а всё ещё пятничный вечер.

Лера встала, на цыпочках пробралась на кухню. Тихо включила чайник, достала свою единственную белую рубашку — вчера гладила её почти до ночи, чтобы выглядела хоть немного «как у людей».

В зале, на продавленном диване, спала её мама — в майке, с размазанной тушью под глазами. На полу валялась пустая бутылка и чьи-то кроссовки.

— Мам, я пошла.

— Чё?.. — мама не открыла глаза. — Воскресенье же…

— Сегодня понедельник, — тихо сказала Лера. — Первый день учёбы.

— Ааа... ну и чё ты орёшь-то… — пробормотала она и перевернулась к стене.

Лера стояла с рюкзаком в коридоре, держа в руках яблоко и термос с кофе. Старалась не чувствовать. Не вдыхать запах дешёвого алкоголя. Не думать о пустом холодильнике. О том, что в её "доме" уже пять лет не бывает тишины и покоя.

Сегодня — другой день. У неё — стипендия, новый блокнот и список литературы. У неё — шанс вырваться.

Она вышла на улицу, вдохнула утренний воздух. И только тогда позволила себе улыбнуться.

— Ты справишься, — шепнула она себе.

Лера не знала, что дальше будет непросто. Что одиночество на парах больнее, чем одиночество дома. Но она шла вперёд, потому что назад — просто некуда.

Первый день в университете оказался громким, людным и пугающе красивым. Лера чувствовала себя будто в кино, где она — статист. Повсюду блестели телефоны, звучал смех, а девчонки в брендовых кедах и парни с дорогими рюкзаками будто знали друг друга с рождения.Она же сидела на краю аудитории, рядом с розеткой. Своё старенькое зарядное она носила с собой — телефон держал батарею хуже, чем мамина трезвость.

— Привет. Тут свободно? — раздался голос сбоку.

Лера подняла глаза. Перед ней стояла девушка — яркая, с собранными в небрежный хвост рыжими волосами и кофейным стаканом в руках. Куртка явно не из масс-маркета, но лицо — без грамма высокомерия.

— Да, конечно, — кивнула Лера.

Девушка села, поставила свой кофе на стол и повернулась к ней:

— Я Вера. Первый курс, медиакоммуникации.

— Лера. Журналистика.

— Круто. У вас, говорят, сильный поток. И вообще — журналисты самые настоящие. Я всё время вами восхищаюсь, — улыбнулась Вера искренне.

Лера чуть покраснела. Вера была слишко добрая и открытая. Такие обычно не обращали внимания на девочек в поношенных джинсах и кроссовках с промокшей подошвой.

— А ты откуда приехала?

— Отсюда. Ну, из соседнего района, — коротко сказала Лера. — На метро.

Вера кивнула. Без неловких уточнений.

— Знаешь, ты мне сразу понравилась. У тебя взгляд — такой... как будто ты всё видишь. Даже то, что другие прячут.

Лера вдруг не знала, что сказать. Она не привыкла, что кто-то видит в ней что-то хорошее, тем более — с первого взгляда.

— У меня идея, — сказала Вера, вытаскивая телефон. — Если у тебя когда-нибудь будет плохой день — пиши. Или звони. Я люблю поболтать и выслушать.

Лера вдруг улыбнулась. Настоящей, редкой улыбкой, которая появлялась только в безопасности.

— Хорошо. Спасибо.

А Вера добавила легко:

— Все великие истории начинаются с «Привет». Это — наша.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2

Никита

На задней парковке университета утро было тихим — насколько это возможно среди ревущих двигателей.

Матово-чёрный Mercedes и графитовый BMW стояли бок о бок, словно на выставке. Возле капота Никита крутил ключи на пальце, прислонившись к машине, в тёмных очках и с тем выражением лица, которое давно раздражало преподавателей, но почему-то сводило с ума половину факультета.

Из соседней машины вышел Андрей — высокий, ухоженный, в белой рубашке и с улыбкой человека, у которого всегда всё получается.

— Ну, что, Ник, снова в бой? — протянул он, кидая взгляд на вход в главный корпус.

— Ты глянь только, сколько первокурсниц, — сказал Никита, не пряча ухмылки.

— Глаза разбегаются. Такое ощущение, будто конкурс красоты объявили.

В этот момент Никита почуствовал, как в него влетело чье-то тело. Лера спотыкнулась о камешек и потеряла равновесие, уцепившись за руки рядом стоящего парня.

— Смотри, куда идешь, заморашка, - сказал, глядя на Леру.

Та стояла открыв рот, ей на секунду показалось, что она забыла все слова.

— Хамло, если у тебя дорогая тачки и шмотки- это не значит, что можно унижать людей.

— Лера, что случилось? Кто это? — спросила подбежавшая Вера.

— Никто. Пойдем.

Девушки пошли в сторону парка, решили отметить первый день учебы прогулкой и мороженым, Вера сама предложила, потому что понимала, что в кафе Лера не пойдет, ей сразу она понравилась: не было напыщенность и высокомерия, а наоборот искренность и прямота.

— Вот это да, — рассмеялся Андрей. — Ловко она тебя на место поставила.

— Это что такое было вообще , — сказал Никита грубо. — Как ее вообще взяли в такой престижный вуз?

— Может она в постели такие трюки показывает и поэтому подумали, что нужно точно брать , — веселился Андрей.

Никита ухмыльнулся:

— Думаешь у такой, как она вообще когда-то был парень? Я уверен, что она целка.

— Ник, а давай как в старые добрые времена? Спорим, что она тебе не даст?

— Ты серьезно? Да она уже через месяц раздвинет ноги и будет кричать, как сильно любит меня.

— Окей, тогда давай поспорим что через месяц ты переспишь с ней, только нужны доказательства.

— Легко, ты видел ее одежду, да она за новую уже даст, — рассмеялся Ник.

Он посмотрел в спину удаляющейся фигуре, тогда он еще не знал, что это будет не просто игра. Что эта девочка с уставшими глазами и термосом в рюкзаке научит его стыдиться самого себя.

Но пока он только ухмыльнулся:

— Игра началась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3

Столовая гудела, как улей. Металлический лоток скользил по поручню, тарелки звенели, кто-то за соседним столиком ржал над мемами, у кого-то упал йогурт.

Лера стояла в очереди за своим вечным «комплексом №3»: гречка, котлета, чай в пластиковом стакане- это все, на что хватало денег. И то не всегда. На карточке оставалось чуть больше ста рублей — а до зарплаты ещё неделя. Зато была тетрадь, доученная глава по теории информации и редкое ощущение, что она держит себя в руках.

— Привет, — раздался над ухом бархатный голос.

Лера вздрогнула и обернулась. Рядом стоял Никита, одет безукоризненно: парфюм дорогой, улыбка — из тех, что чаще встречаются в кино, чем в жизни. Он держал кофе, в другой руке — круассан и, кажется, своё обаяние, как оружие.

— Ты вроде Лера, да? С журналистики?

Она прищурилась.

— А ты вроде из тех, кто не здоровается с такими, как я.

Никита удивлённо вскинул брови. Он привык, что его шарм действует с первых секунд — максимум со вторых. Но сейчас... будто врезался в стекло.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что ты — Никита с третьего курса, — спокойно ответила она. — Mercedes на парковке, часы, которые стоят больше моего года жизни, и манера смотреть, как будто уже купил. Ты ведь сам сказал, что я замарашка.

Он немного опешил. Лера взяла свой поднос, не дожидаясь ответа, пошла мимо него. Но, не обернувшись, добавила:

— Я не для спора, Никита. Так что, если хочешь поиграть — выбери кого-то, кто сам согласен быть игрушкой.

И ушла. А он остался стоять в шумной столовой — растерянный, всё ещё держа свой круассан. На лице — ни следа привычной усмешки.

— Что с лицом? — Андрей догнал Никиту у выхода из столовой, откусив огромный кусок бургера.

Никита молча швырнул круассан в урну.

— Она послала меня спокойно и холодно. Словно я вовсе не интересен ей.

Андрей хохотнул.

— Ну, поздравляю. Видимо, твоя замарашка иммунитет выработала. Или ей просто неинтересны красавчики.

— Нет, — протянул Никита, задумчиво глядя в сторону, куда ушла Николь. — Она не такая. Она... слишком умная, чтобы поддаться сразу. Значит, придётся иначе.

— Ты не умеешь проигрывать, брат, — с усмешкой покачал головой Андрей.

— Потому что не проигрываю, — спокойно ответил Никита. — Просто некоторые игры — дольше, чем одна сцена в столовой.

Он задумался. Лера— не такая, как остальные, не в смысле пафосного клише. В ней не было демонстративной неприязни — только ясная, твёрдая защита. Как стена, которую кто-то строит с детства, кирпич за кирпичом. И это только подогревало интерес. Она — как запертая книга, и теперь он хотел читать.

Никита достал телефон и открыл список факультетских мероприятий. Где-то они точно пересекутся. И в следующий раз он подойдёт иначе — без кофе и улыбок. Без намёков предложит помощь или подвезет до дома. Ведь игра только началась.

На следующий день Никита решил попытать свое счастье в библиотеке.

— Библиотека, Никита. Серьёзно? — Андрей шёл чуть позади и с трудом сдерживал смех. — Это ты называешь тактикой? Или у тебя просто Wi-Fi закончился?

— Знаешь, — протянул Никита, не оглядываясь, — иногда, чтобы поймать лису, надо надеть шапку егеря.

— Шапку кого?

— Неважно.

— Просто скажи, что хочешь снова облажаться — только теперь тихо, среди книг, — фыркнул второй друг, Тимур, появившийся с банкой энергетика.

— Слушай, у меня дома тоже библиотека. Три манги и буклет из доставки суши. Там шансов больше.

— Это не попытка, — отрезал Никита. — Это разведка.

Они вошли в зал. Библиотека университета была просторной, пахла бумагой, старым деревом и чем-то сладким — может, карамельной жвачкой у кого-то из первокурсников.

Лера сидела у окна в наушниках с блокнотом и стопкой книг. Писала быстро, почти не поднимая глаз. В ушах наверняка что-то тяжёлое — или наоборот, классика. Кто её поймёт, эту загадочную девушку.

— Подходим? — шепнул Андрей, будто это была операция по захвату крепости.

— Нет, — Никита резко остановился. — Вы — к принтеру. Я — к знаниям.

— Он начинает меняться, — простонал Тимур. — Брат, не оставляй нас. Ещё немного — и ты начнёшь читать Чехова по собственной инициативе.

Но Никита уже уверенно направлялся к столу рядом с Лерой. Схватил первую попавшуюся книгу. "Журналистика в цифровую эпоху". Отлично, даже звучит умно.

Он бросил взгляд на Леру — та уже заметила его краем глаза, но сделала вид, что нет.

— Привет ещё раз, — спокойно сказал он, открывая книгу наоборот.

— Ты снова не туда сел, — тихо отозвалась она, не поднимая головы. — Библиотека — это для тех, кто умеет читать, а не притворяться.

Никита улыбнулся.

— Я тренируюсь. Вдруг втянусь.

— Ты же не умеешь делать что-то без скрытого мотива, — наконец, она подняла взгляд. — Или у тебя просто коллекция девушек по факультетам?

— Пока не полная. Но ты могла бы стать последней, — подмигнул он.

— А ты — первым, кого я ударю словарём по голове, — спокойно сказала она и вернулась к записям.

А в это время за шкафом, прячась между «Методическими пособиями» и каким-то явно забытым талмудом по социологии, Андрей шептал Тимуру:

— Он сгорает. Прямо на глазах. Боги, это прекрасно.

— Ставлю сотку, что через неделю он реально начнёт читать, — кивнул Тимур. — Причём по теме. И без картинок.

Никита, уходя с книгой под мышкой, шепнул сам себе:

— Ну ничего. Ты еще станешь моей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4

Первая учебная неделя пролетала незаметно: пары, конскпеты, домашние задания, работа. Лера приходила домой без задних ног и тут же засыпала, не обращая внимание на сабантуй на кухне. Сегодняшний день был долгий. Пара по теории информации, потом библиотека, потом смена в кафе на углу. Спина гудела, ноги ныли от кроссовок, в которых она бегала шесть часов без перерыва, разнося заказы и улыбаясь клиентам, будто у неё за плечами — не усталость, а крылья.

Лера шла по тёмному двору, в руках — маленький пакет с хлебом и самым дешёвым творогом. Завтра с утра лекция. И нужно успеть что-то перекусить. Главное — тишина. Главное — чтоб мама не...

Дверь квартиры приоткрыта. Сердце упало. Она вошла — в прихожей пахло перегаром и дешевыми духами. С кухни доносился смех. Мужской. Потом — хриплый голос матери:

— Лерусяяяя, иди познакомься с дядей Валерой! Такой душка!

Лера замерла. Из-за стола поднялся мужчина лет сорока пяти, в майке и с грязными ногтями. Сначала он просто посмотрел. Потом — подошёл ближе. Рука потянулась к её плечу.

— Какая ты у тебя выросла… прямо модель...

Она резко отшатнулась.

— Не трогайте меня! — выдохнула, чувствуя, как в груди поднимается волна паники.

— Ну что ты, не злись, — пробормотала мать с затуманенными глазами. — Валера ж пошутил...

— Пошёл вон! — сдавленно крикнула Лера. — Из моей квартиры. Сейчас же.

Мужик фыркнул, но отступил. А она, дрожа, схватила куртку и выбежала на лестничную клетку, закрыв за собой дверь. Пальцы дрожали, пока набирала номер Веры.

— Лера? — голос подруги был спокойным, как всегда. — Что случилось?

— Привет… слушай, это очень тупо, но… мама уехала к подруге, а я забыла ключи. Можно я переночую у тебя?

— Конечно! Что за глупости? Ты где? Я сейчас такси вызову, — Вера сразу всё поняла. Не стала расспрашивать. Не стала давить.

— Я сама доеду, — прошептала Лера. — Просто… спасибо.

— Всегда, слышишь? Всегда.

Двадцать минут спустя Лерауже сидела в тёплой, светлой кухне у Веры. Её волосы были мокрыми — Вера протянула ей полотенце и сказала:

— Пижаму я тебе уже положила. А завтра утром — блинчики с клубникой. Можешь не спорить.

Лера кивнула и с трудом сдержала слёзы. В последние дни она практически не ела.

Иногда не надо спрашивать, чтобы всё понять. Иногда достаточно просто — пустить в дом.

Было уже за полночь. Вера выключила свет в кухне, оставив лишь мягкий свет от лампы над раковиной. На столе остывал чай, в воздухе — запах лаванды от подушки, которую Николь сжала в руках.

— Я могу тебе доверять? — тихо спросила Лера, не поднимая глаз.

— Да,я могила,— так же тихо ответила Вера.

Была тишина. Настоящая. Не та, которая давит, а та, в которой можно дышать.

— Папа умер пять лет назад, — начала Лера, глядя на чашку. — Инфаркт. Внезапно. Он был мой... якорь, моя стабильность. С ним всё было просто: еда в холодильнике, чистое постельное бельё, защита. С ним был дом.

Голос немного дрогнул, но она продолжила:

— После похорон мама будто исчезла. Физически — она рядом, но её нет. Только бутылки. Только тень. Сначала она просто грустила. Потом перестала просыпаться трезвой. А потом... пошли эти... мужчины.

Вера смотрела на неё, не перебивая.

— Я пыталась говорить с ней. Кричала, плакала. Потом — просто перестала. Один из них как-то залез ко мне в комнату ночью. Я закрыла дверь шкафом. А утром она обвинила меня, что я всё придумала. Что «я его соблазнила взглядом». Мне было шестнадцать.

Вера закрыла глаза. От бессилия.

— С тех пор я не жду ничего: ни заботы, ни поддержки. Я работаю официанткой — чтобы хоть как-то жить. Мама забирает мою зарплату, если видит. Ей же тоже "нужно на жизнь". А я... я просто стараюсь быть невидимой. И сильной. Потому что если сломаюсь — всё. Никому это не надо.

Она резко провела рукой по лицу, стирая слёзы.

— Только, пожалуйста, не жалей меня. Ненавижу, когда жалеют. Просто... ты спросила. А я устала делать вид, что всё хорошо.

Вера потянулась через стол и взяла её за руку. Крепко. Без слов.

— Я тебя не жалею. Я тобой восхищаюсь, — тихо сказала она. — Но с этого момента ты — не одна. Обещаю.

И в этой кухне, где пахло мятным чаем и ночной тишиной, впервые за долгое время Лера почувствовала не жалость. А плечо рядом.

Тишина в комнате казалась чуть легче, словно тяжесть, что висела в воздухе, начала спадать. Николь глубоко вдохнула и посмотрела на Веруню, которая всё ещё держала её руку.

— Ты не должна оставаться одна, — сказала Вера, голос мягкий и уверенный. — Если хочешь, можешь пожить у меня. Пока не найдёшь своё место. Пока не станет легче. Родители купили эту квартиру мне на совершеннолетие, они хорошие, поэтому точно не будут против, если со мной будет жить подруга. Вместе ведь веселее, да?

Лера на мгновение замолчала. В голове пронеслись мысли о квартире, где каждый угол напоминал о том, что дома ей неуютно. О маме, которая могла вернуться в любой момент с новыми мужчинами. О холодных ночах в одиночестве.

— Я... не хочу быть обузой, — тихо сказала она. — И вообще, это слишком...

— Не обуза, — улыбнулась Вера. — Мне одной тут порой бывает так скучно, а вдвоем мы сможем болтать обо всем на свете, молчать, если нужно, поддерживать друг друга в любовных делах.

Лера посмотрела на подругу. В её глазах было тепло, которого так долго не хватало. Тёплый свет надежды, который не нужно было прятать.

— Дай мне подумать, — прошептала она.

— Конечно. Ты в любой момент можешь сказать «да» или «нет». Без давления. Только знай — дверь открыта.

Вера улыбнулась так, будто обещала больше, чем просто крышу над головой. Она обещала новую жизнь — маленький островок спокойствия в бушующем море.

На следующий день Лера стояла у двери своей квартиры, держа в руках пару сумок. Внутри было пусто — и как будто в этом пустом пространстве тоже чувствовалась тяжесть. Она глубоко вдохнула, обернулась и на мгновение взглянула на окна соседних домов, где уже жила чья-то обычная, тихая жизнь.

— Я еду к тебе, — прошептала она самой себе.

По пути к Вере сердце билось как будто в такт — смешанные чувства: страх, облегчение, даже что-то вроде маленькой надежды.

Вера встретила её у подъезда с широкой улыбкой и без лишних слов взяла сумки.

— Добро пожаловать домой, — сказала она, открывая дверь.

В квартире было светло и уютно — книги на полках, свежие цветы на столе, уютные пледы. Николь впервые за долгое время почувствовала, что здесь можно просто дышать.

— Спасибо, — тихо сказала она, опуская сумки на пол.

— Всё будет хорошо, — улыбнулась Вера и провела Леру в комнату, которую подготовила для неё.

В тот вечер Лера впервые позволила себе не думать о вчерашних страхах. Здесь, в этом новом доме, где её не ждали с упрёками и не боялись, она могла начать строить свою жизнь заново.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5

— Прикинь, — Андрей развалился на лавке у фонтана, откинувшись как будто жизнь его уже ударила раз пять за день. — Эта Вера — она вообще без тормозов. Я к ней подошел и предложил сходить куда-нибудь , без пошлости, по-человечески — а она мне:

«

Ты просто хочешь меня как трофей. Пока, Андрей».

— Ха! — Никита фыркает в стакан с холодным латте. — Так тебе и надо. Нашёл, блин, альфу. Думал, покоришь ее походом в рестик? Она не Лера. Вера в таких местах была не один раз.

— Да она будто из бетона. Ни лайков, ни флирта, ни намёков. Сухо, чётко, по фактам. Я такой: «Ну хоть кофейку» — а она:

«

У меня аллергия на мужской понт»

.

Представляешь?

— Да ты попал. — Никита криво улыбается. — Мне даже жалко чуть. Совсем чуть.

Андрей закатывает глаза, смотрит на него прищуром.

— Ладно, смеши. А ты-то сам как? Замарашка-отличница тебя всё ещё мурыжит? Или уже перешли к практическим занятиям?

Никита дернулся бровью, сделал вид, что пьёт.

— Я думаю, как еще можно расположить ее к себе. Там похоже не про «переспать» — там, походу, чувства.

— Чувства? — Андрей чуть не поперхнулся. — Ну тогда спроси у ее подружки, что она любит. Потом мур-амур и она твоя.

— Ага. — Никита смотрит в сторону, чуть-чуть, чтобы спрятать усмешку. — Еще с родителями сейчас напряженные отношения, хотят на этих выходных познакомить меня с дочкой друзей.

— Ахаха, ну ты попал, конечно. Скажи, что у тебя уже есть девушка. Ты ее до безумия любишь.А лучше, что хочешь жениться , — сказал Андрей. — Попроси кого-нибудь из подружек сыграть твою невестку. Любая потечет и будет прыгать на задних лапках.

— Ты вообще помнишь моих "подруг"? Родители ни за что не поверят, что я на ком-то из них хочу жениться. — Никита вздохнул.

Андрей посмотрел на меня , говоря глазами "ты знаешь, кого я имею в виду".

— Ты прикалываешься ?

— Нет, — Андрей ржёт, хлопает его по плечу. — Вот насчет такой тихой скромницы они точно поверят. Ты главное скажи, что она на твои бабки не претендует. Это план - подойди к ней и предложи сыграть на вечер пару. Ты видел ее одежду ? В ее случае деньги не будут лишними. А ты как раз сблизишься с ней, напоешь ей красивые песни. Снимешь пробку и от родителей отделаешься. Чтобы ты делал без такого умного меня?

Никита задумался. А это ведь правда рабочий план-капкан. Осталось только поговорить с Лерой. Быть максимально обходительным, вежливым до тошноты. Он любил родителей, но она слишком сильно пеклись о его личной жизни. Говорили, что он не может остепениться. Ему только 21, какие серьезные отношения. Его родители поженились в 18, всю жизнь вместе. И на каждом семейном празднике он слушал это.

— Знаешь что? — Никита кивает. — Я попробую.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6

Лера медленно шла по пустой улице, ощущая на себе холодный ветер и усталость после долгой смены в кафе. Вечернее небо уже опустилось, город окутывался мягким светом фонарей, но пустынность улиц заставляла её насторожиться. В голове билась усталая мысль: «Ещё немного — и я дома».

Её шаги эхом отдавались по тротуару, пока вдруг из-за угла показались двое парней. Они шли уверенно, переговариваясь и глядя в её сторону. Лера почувствовала, как холодок прошёл по спине — уличные истории, о которых она слышала, мгновенно всплыли в памяти. Её сердце начало биться быстрее.

— Куда ты так одна идёшь, красотка? — прозвучал голос из тени. Один из парней, чуть впереди, скользнул взглядом по ней, и в его ухмылке было что-то угрожающее.

Лера пыталась ускорить шаг, но парни быстро перегородили ей путь, перехватив дорогу.

— Расслабься, мы просто хотим познакомиться, — другой парень подкатил ближе, и в его глазах мелькнула усмешка.

Сердце колотилось громко, а пальцы сжали сумку чуть крепче. Лера стояла, пытаясь понять, как уйти от них без конфликта, но страх крепко сжимал горло.

В этот момент из темноты вышел Никита — высокий, уверенный, с холодным взглядом, который сразу заставил атмосферу поменяться.

— Всё нормально, ребята? — его голос прозвучал спокойно, но в нем не было места сомнениям.

Парни обернулись и встретили взгляд, полный вызова.

— Расслабься, парень, — усмехнулся один из них. — Мы просто хотели развлечься.

— В таком случае, — Никита сделал шаг вперёд, — вам стоит найти другое место для своих развлечений. Здесь она — не ваша добыча.

Мгновение длилось как вечность. Парни обменялись взглядами, осознавая, что тягаться с Никитой не стоит, и, с издевательским смехом, отступили в темноту.

Лера, всё ещё напряжённая, ощутила, как напряжение спадает. Она глубоко вдохнула и обернулась к Никите.

— Спасибо тебе... — голос чуть дрогнул от неожиданной благодарности.

Никита улыбнулся, в его глазах мелькнула искра доброты и лёгкого флирта.

— Всегда готов к подвигам ради тебя, — подмигнул он девушке.

Они пошли вместе по улице. Лера почувствовала необычное спокойствие — рядом с Никитой она была словно защищена невидимой бронёй.

— Я провожу тебя до дома, вдруг кто еще пристанет, — сказал он, глядя на неё.

— Хорошо, — ответила Лера, стараясь сохранить ровный голос, — здесь не так далеко.

Дорога казалась короткой, хотя каждый шаг отзывался в душе разными мыслями — от неожиданной тревоги к растущему чувству доверия.

— Кстати, — Никита остановился возле её дома и посмотрел прямо в глаза, — в качестве благодарности я хочу пригласить тебя на свидание. Как тебе идея?

Лера растерялась на мгновение. Она никогда не ожидала такого предложения от парня вроде него — уверенного, популярного, привыкшего добиваться своего.

— Никит, я тебе очень благодарна за помощь, но мы с тобой из разных миров. Посмотри на меня внимательно, а затем на себя, — начала она, но Никита мягко улыбнулся и перебил:

— Думаешь, что мне нравятся только силиконовые куклы ?

Сердце застучало сильнее. Внутри всё сопротивлялось — страхи, сомнения, горечь прошлого — но рядом стоял человек, который внезапно стал опорой.

— Поверь, мне хватает трудностей в жизни, — прошептала Николь.

— А если ты мне правда понравилась, ты не думала про такой исход событий ?

— Понравилась,потому что отшила тебя и сказала, какой ты хам ?

Никита громко рассмеялся. С виду такая скромная и тихая девушка , но теперь он еще сильнее убедился, что у нее есть очень острые зубки. Он никогда не бегал за девушки, обычно стоило ему сводить в ресторан или раскошелиться на букет. Девушки готовы были отдасться в первый же вечер.

— Ты милая, когда злишься. Похожа на кролика из мультика. Так что насчет свидания?

— Хорошо, но мы просто погуляем в парке. Без понтов и пафоса.

—Тогда в семь завтра, — сказал Никита, протягивая руку для прощального жеста.

Она взяла её, чувствуя тепло и уверенность, которая так долго была ей чужда.

— Спокойной ночи, Лера.

— Спокойной, Никита.

И, закрыв дверь за собой, Лера впервые за долгое время почувствовала, что ночь может принести не только страх, но и надежду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7

Лера сидела за кухонным столом в уютной квартире Веры, чувствуя, как напряжение постепенно уходит. Вера бегала по комнате, пытаясь помочь ей подготовиться к завтрашнему свиданию с Никитой — тому самому Никите, который вчера так неожиданно спас её на улице.

— Ты просто должна выглядеть уверенно, — улыбаясь, говорила Вера, размахивая яркой помадой, — забудь про все эти страхи и просто будь собой.

Лера смотрела на себя в зеркало. Она не была привыкшей к таким переменам — аккуратный макияж, красивая одежда, аккуратные волосы. Всё это казалось чуждым и немного страшным, но с Верой рядом всё казалось возможным.

— Он практичеки заставил меня идти на это свидание,— возмутилась Лера. — Не понимаю, зачем ему это все. Я уверена, что ему нравятся модели с ногами от ушей, чтобы сиськи было видно за километр.

Вера начала смеяться в голос.

— Может он понял, что с такими моделями у него никогда не будет серьезных отношений? Ладно, просто сходи на разведку. Никто тебя не съест. Вкусно поешь и хорошо проведешь время.

— Мы идем в парк гулять.

— Чегооо? Он что зажал для тебя поход в ресторан? Вот жлоб. Так, отменяй свидание.

— Вера, успокойся. Это я предложила, не хочу себя чувствовать совсем нищенкой в приличном месте. Плюс вдруг он захочет разделить счет.

— Тогда мы разделим его яйца, — сквозь смех заявила подруга. — Хорошо, твоя взяла. Но ты мне пиши все.

— Да, мамочка,— улыбнулась Лера, показывая язык.

В этот момент зазвонил телефон. Лера вздохнула, зная, кто будет на том конце провода.

— Алло? — ответила она, стараясь не показывать усталости.

— Лера, ты где? — голос матери был хриплым и громким, с явным запахом выпитого.

— Мама, я у подруги, — осторожно сказала Николь.

— Ну так купи мне выписку из аптеки и что-нибудь поесть! Я голодная и мне плохо! — требовательно потребовала мать.

Лера почувствовала, как внутри всё сжалось. Это был старый сценарий: мать, погружённая в проблемы с алкоголем, требовала помощи, не думая о том, как это влияет на Леру.

— Мама, я сейчас не могу, — попыталась объяснить она. — Завтра обязательно всё куплю.

— Завтра? А сейчас что? — мать закричала. — Ты что, забыла, кто тебя кормил? Ты обязана!

Звонок прервался, а Лера осталась стоять с телефоном в руке, сжимая его крепко.

— Всё в порядке? — с тревогой спросила Вера, подходя к ней и обнимая за плечи.

— Это снова началось, — тихо ответила Лера. — Она требует, угрожает… Я так устала от этого всего.

— Ты не одна, — твердо сказала Вера. — Мы вместе с этим справимся. Можешь у меня хоть все пять лет. А пока — давай сосредоточимся на тебе и на том, что впереди.

Лера кивнула, чувствуя, как поддержка Веры даёт ей силы. Впервые за долгое время она почувствовала, что у неё есть кто-то, кто действительно рядом и готов помочь.

Вера принесла чашку горячего чая, и они вдвоём сели за стол.

— Ты сильнее, чем думаешь, — улыбнулась Вера. — А завтра — новый день. Новый шанс.

Лера улыбнулась в ответ, впервые ощущая, что может поверить в себя и в своё будущее.

День, который казался бесконечным, наконец подошёл к концу. Лера шла по улице, чувствуя усталость в каждом шаге — после учёбы и смены в кафе силы почти иссякли. Но сейчас в её сердце горела лёгкая искорка ожидания — скоро она встретится с Никитой.

Они договорились встретиться у входа в городской парк — место, которое всегда казалось Лере немного сказочным, даже в обычные дни. Тёплый вечерний воздух наполнял лёгкой прохладой, и огни фонарей мягко освещали дорожки, оставляя за собой длинные тени.

Никита уже ждал её у кассы, улыбаясь так, будто этот вечер был для него самым важным. Он был одет просто — джинсы и куртка, но уверенность в его взгляде заставляла Николь немного расслабиться.

— Привет, — сказал он, протягивая руку. — Ты как?

— Привет, — ответила Лера, чуть улыбнувшись и пожав его руку. — Уставшая, но рада тебя видеть.

Они пошли по аллее, разговаривая о простых вещах — о погоде, учёбе, музыке. Лера заметила, что с каждым шагом её тревога уходит, уступая место лёгкому волнению и радости.

— Хочешь сахарную вату? — вдруг спросил Никита, останавливаясь возле яркого прилавка с разноцветными сладостями.

— Конечно! — Лера засмеялась, вспомнив детство.

Никита купил огромный розовый шар, и они вместе делили его, облизывая липкие пальцы и смеясь над тем, как это напоминает им беззаботные дни.

— Помнишь, как в детстве мы мечтали о таких вечерах? — спросил Никита, глядя в её глаза.

— Тогда казалось, что мир такой огромный, и все возможности — впереди, — ответила Лера , чувствуя, как сердце бьётся быстрее.

Потом он повёл её к аттракционам. Первая была карусель — светящаяся, с музыкой, которая навевала лёгкую ностальгию. Они сели рядом, и Лера ощутила, как ветер играет в её волосах, а в душе просыпается детская радость.

— Ты такая настоящая, — прошептал Никита, когда они катились на колесе обозрения. — Без масок и прикрас.

Она посмотрела на него, и глаза её наполнились светом.

— Я давно не чувствовала себя такой живой, спасибо — призналась Николь.

После парка они направились в маленькое кафе, уютное и тёплое. Девушка сначала упиралась, но Никита настоял и дал, понять, что голодной ее домой не отпустит За столиком с мягким светом и ароматом свежего кофе Лера почувствовала, что этот вечер — начало чего-то нового и важного.

Они говорили до позднего вечера — о мечтах, страхах и надеждах. Лера поняла, что рядом с Никитой можно быть собой и не бояться быть уязвимой. Но полностью она доверять не готова. Червячок сомнения все еще терзал ее. Она думала о том, что у такой пары, как они нет будущего. Его семья никогда не примет нищенку.

Когда вечер начал сгущаться, и фонари зажглись по обеим сторонам улицы, Никита проводил Леру к её дому. Они шли медленно, не спеша, наслаждаясь последними минутами вместе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сегодня был отличный вечер, — тихо сказал он, глядя ей в глаза.

Лера улыбнулась, чувствую, как сердце застучало сильнее.

— Да, я тоже давно не испытывала ничего подобного.

Никита остановился, осторожно взял её за руку и посмотрел в лицо.

— Можно поцеловать? — спросил он тихо.

Лера ничего не ответила, приподнялась на носочках и чмокнула его в щечку. Никита улыбнулся мягко.

— Надеюсь, что захочешь сходить со мной еще куда-нибудь?

— Я подумаю,— кокетливо улыбнулась Лера и пошла в сторону подъезда.

Дверь подъезда закрылась, а Никита все еще стоял и смотрел в след девушке. Она такая светлая и чистая, да бывает дерзкой. Как предложить ей притвориться его девушкой. А еще и этот спор.

— Блять,— выругался он. — Откуда ты взялась на мою голову?

Глава 8

Утро началось тихо. Лера пыталась привыкнуть к этому спокойствую. На кухне гудел чайник, пахло чем-то вкусным, а она полусонная, села на край дивана, зевнула и уткнулась лицом в подушку.

— Подъём, золото, — раздался бодрый голос Веры с кухни. — Как прошло вчерашнее свидание?

— Хорошо, — буркнула Лера, не поднимая головы. — Но я точно знаю, что я не из его круга.

— Девочка моя, если мужчине нравится девушка, то ему плевать на круг, квадрат и ромб,— весело ответила Вера.

Лера засмеялась, но тут же вскочила — уведомление мигнуло на экране. "Я выехал. Буду минут через десять. Никита."

— Это что еще такое? — воскликнула она, резко включая панику. — Откуда столько инициативы к моей скромной персоне? Я даже волосы не досушила!

— Не парься, — сказала Вера, закидывая в рюкзак тетради. — Я с тобой выйду. Типа мы просто вместе живём. Он не станет спрашивать. Мужики не спрашивают, если ты не начинаешь лекцию.

— Мне стрёмно.

— Тебе всё стрёмно. А потом ты будешь с ним гулять под ручку со счастливой моськой. Идём.

Через пару минут они уже стояли у подъезда. Никита подъехал, опустил стекло и, немного удивлённо глянув на них обеих, сказал:

— Доброе утро. Вам обеим в универ?

— Ага, — ответила Вера бодро. — Мы как сиамские близняшки: учимся, тусим, переживаем кризис молодости синхронно.

Лера стояла в нерешительности, как будто машина вдруг стала территорией, на которую она не имеет права.

— Поехали уже, — прошептала Вера и толкнула её локтем.

— Ладно, — сдалась Лера и забралась на заднее сиденье.

Всю дорогу Никита особо не болтал — только музыку тихую включил, какую-то старую инди-группу, от которой пахло 2019 годом и первыми поцелуями на школьных дискотеках. Вера с ним болтала легко, как будто они уже тысячу лет знакомы, а Лера просто сидела, разглядывая заиндевевшее стекло и гадая, почему всё это кажется нереальным.

Когда они подъехали к универу, Вера выскочила первой:

— Спасибо за доставку, Никита. Ну всё, Лера, не затупи. Он тебе нравится — признай уже.

Лера округлила глаза:

— Вера!

Но та уже убежала.

Никита повернулся, смотрел через зеркало.

— Всё ок?

— Да, — тихо ответила Лера. — Спасибо, что подвёз.

— Всегда пожалуйста.

Он улыбнулся, открыл ей дверь. И они вместе зашли в универ. Лера чувствовала на себе любопытные взгляды девчонок, которые готовы были выдрать ей головы и расцарапать глаза. Конечно, это же Никита. А они думала о том, что такой парень может делать с такой замарашкой-нищенкой, как она.

После пары, на которой Лера почти ничего не поняла, а просто тупо рисовала квадратики в тетради, она пошла в столовку. Народу было как на рок-концерте, воздух пах борщом и оладьями. Она заняла место у окна и вяло листала телефон, пока кто-то не поставил перед ней поднос с едой.

Куриная грудка, пюре, салат, сок. Всё тёплое. Всё аппетитное. Всё не её.

Она подняла глаза. Перед ней стоял Никита.

— Я подумал, ты голодная. — Он сел рядом, будто так и надо.

Лера зависла.

— Эм… спасибо. Но зачем? — она смотрела на еду, как на договор с подводными пунктами.

— Просто. Потому что хотел.

— Жалеешь меня? — спросила она, сверкая злым взглядом. — А я не хочу, чтобы мне из жалости покупали еду, отвозили в универ. Ты волонтером устроился?

Никита слегка нахмурился. Посмотрел на неё серьёзно, без улыбки:

—Лер, послушай. Я тебе ничего не покупаю из жалости. Я просто вижу — ты уставшая, ты пашешь с утра до ночи, и я… — он вздохнул. — Хочу, чтобы хотя бы в обед ты не думала о том, где взять сто рублей.

Она смотрела на него, и внутри будто всё сжалось. Потому что это не понт, не игра. Он действительно хотел сделать ей приятно. Просто так.

— Ты странный, — прошептала она, чуть улыбаясь. — Но… спасибо. Честно.

— Не странный, — сказал он, пододвигая к ней сок. — Просто мне на тебя не все равно.

И замолчал. А она просто сидела, ела — с осторожностью, с благодарностью, с каким-то новым, тёплым чувством внутри.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9

Никита

Если честно — я сам не понял, как это всё случилось. Ну типа, да, сначала была просто шутка. Дурацкий спор с Андреем, как обычно: «слабо не влюбиться, а просто сломать шаблон отличнице». Ну, я ж знал, как это делается. Всё по старой схеме — комплимент, взгляд, немного харизмы и уверенности. Умею, могу, практиковал.

Но, чёрт… Лера? Она была совсем из другой вселенной.

После того вечера в парке я ехал домой и тупо молчал весь путь, хотя обычно врубаю музон, сигу — и по кайфу. А тут — полная тишина в тачке и, главное, в голове. Потому что в голове крутилось одно: её глаза, когда я купил ей эту дурацкую розовую вату.

Ну, что такого? Просто сахарная вата. 150 рублей, чуть меньше ладони, липкая фигня. А она радовалась — будто я ей миллион подарил.

Смеялась. Честно. Не наиграно. Глаза блестят, губы в сахаре, и она не прячется, не строит из себя недотрогу или «богиню». Просто радуется. Как ребёнок. Как будто этот вечер — реально лучший в её жизни. И я такой сижу рядом, и мне становится неловко. Потому что я-то... не собирался дарить "лучший вечер".

Я собирался — поиграть.

А потом, когда мы гуляли по аллеям и она рассказывала про свою учёбу, про то, как хочет пойти на стажировку, как переживает за зачёт по философии… Я ловил себя на мысли, что впервые слушаю. Не «делаю вид», не «киваю, чтобы было удобно», а реально слушаю. И мне интересно.

А у неё глаза горят. Она прям верит, что это важно, что у неё всё получится. И в этот момент у меня внутри что-то хрустнуло.

Потому что рядом со мной обычно были совсем другие — те, кто фыркают в ресторанах, когда официант приносит не ту воду. Те, кто жалуются, что на сумке логотип не того размера. Те, кто делают фото еды, но не едят, потому что «держат фигуру». Девушки, которые знают, кто я и зачем им быть рядом со мной. Всё всегда по скрипту.

А Лера не знала, кто я на самом деле. Не знала, что я с Андреем спорил. Не знала, что это было игрой. Да, она предположила тогда в столовой и библиотеке, высказала ему свои догадки в лицо.

И, чёрт, чем дольше я с ней был, тем меньше мне хотелось, чтобы она узнала.

Когда мы подошли к её подъезду, она на секунду замешкалась. Я хотел поцеловать ее. А она сама поцеловала меня. Правда в щечку. Блять, как будто нам по 14. Тогда я точно понял, что у нее никого никогда не было. Я могу стать первым.

И вот я стою у машины, смотрю, как она уходит, и у меня внутри всё сжимается.

Потому что я понял: эта девочка — не про "трофеи", не про "победу", не про списки и галочки.

Она — про настоящее. Про что-то очень светлое, что я сам давно потерял в себе.

И мне стало тошно. От себя. От Андрея. От этого тупого спора. От всей той чуши, что мы называем "игрой". Потому что я вдруг отчётливо понял — если я продолжу эту игру, я просто её сломаю окончательно . А она не заслужила.

Она заслужила, чтобы кто-то заботился. Чтобы её кто-то поддерживал. Чтобы рядом был не тот, кто «затащил» ради пари, а тот, кто будет сидеть с ней на экзамене, носить ей кофе, когда у неё сессия, и просто… держать её за руку, когда всё рушится.

А я? А я был мудаком, который начал всё это не с того.

И вот теперь я в полном раздрае. Потому что впервые за долгое время мне хочется ни секса, ни фоток, ни понтов. Мне хочется, чтобы она улыбалась из-за меня. Чтобы её глаза светились — и не потому, что я "крутой", а потому что я рядом.

Ну и кто тут теперь из нас дурак?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10

Кафе почти опустело. Столы были вытерты, посуда убрана, чайники убраны в шкафчики. Лера стояла за стойкой, растирая пальцами ноющую переносицу. День выдался тяжёлым. Впрочем, какой день не тяжёлый?

— Лера, — позвал знакомый голос у входа.

Она подняла голову. Никита. На этот раз — в тёмной рубашке, пальто, с рассеянной тенью усталости в глазах. Он прошёл внутрь, не дожидаясь приглашения, и остановился напротив.

— Ты чего тут? — спросила она сухо.

— Можно пять минут? Мне нужно поговорить с тобой. Важно.

— Только если ты не будешь снова покупать мне еду и жалеть, как сироту на паперти.

Он вздохнул. Неловко. И даже, кажется, смущённо.

— Нет.

— Тогда говори.

— Мне нужна твоя помощь. Мне нужно, чтобы ты сыграла мою девушку за ужином перед родителями.

Она выпрямилась. Лицо застыло.

— Что? У тебя что температура?

— Слушай… Я объясню. Мне не просто так это пришло в голову. У нас семейный ужин в субботу. Родители вечно цепляются ко мне, что я всё ещё один, что со мной "никто не может ужиться". Им важно увидеть, что я с кем-то серьёзным. Умной. Спокойной. Нормальной. Тебя они точно не станут ковырять, ты… идеальна для этой роли.

— Ты хочешь… купить меня? — медленно произнесла Лера, сжимая кулаки.

— Нет! — резко сказал Никита. — Не купить. Я заплачу тебе, да. Но не за то, чтобы ты "была со мной". За игру. Это роль. И тебе, я уверен, не помешают деньги. Скажи честно — ты сама говорила, что работаешь до ночи, учишься, едва держишься. Я не дурак. Я вижу, что тебе тяжело.

Лера молчала. В её взгляде полыхал огонь — смесь унижения и боли.

— Ты думаешь, если я устаю — значит, мной можно торговать? Типа заплачу ей, чтобы она смогла покупать себе потом обед в столовке?

— Нет, — сказал он твёрдо. — Я думаю, ты живёшь не в самых лучших условиях. Я думаю, что ты

н

е виновата, что мир с тобой обошёлся жёстко. Я думаю, ты просто оказалась одна. И я… могу помочь.

— За спектакль?

— За день. Всего один вечер. Просто быть рядом. Ты умна, красива, выдержанная. Родителям ты понравишься. Мы никому не будем врать — просто сыграем. А потом ты получишь деньги и пойдёшь дальше. Я не буду к тебе лезть. Никаких требований. Только роль.

Лера села. Словно силы ушли. Она прижала пальцы к вискам. Посмотрела на него. Долго, будто что-то проверяла. Или прощалась с чем-то.

— Хорошо, — сказала тихо. — Я согласна.

— Правда?

— Но. — Она подняла палец. — Никаких прикосновений без моего согласия. Никаких поцелуев. Никаких намёков на постель. Ты просто парень, я просто девушка. Мы вместе —

в твоей фантазии. И только на этот вечер.

— Согласен, — кивнул Никита. — Ты спасёшь мне задницу.

— А ты, Никита, сейчас просто подтвердил всё, что я думала. Ты не такой добрый, как пытаешься казаться. Ты — практичный.

— Может быть, — вздохнул он. — Но я никогда не считал тебя слабой. Никогда не относился к тебе, как … к игрушке. Просто сейчас мы оба получим то, что нам нужно. Деньги тебе, спокойствие мне.

Она встала, подошла к нему ближе.

— Только одно помни: даже если я играю твою девушку, я остаюсь собой. Никто меня не "берёт в аренду". Я выбираю — сама.

Он не стал спорить. Только тихо сказал:

— Именно поэтому я выбрал тебя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11

Дом родителей Никиты стоял в тихом пригороде — аккуратный, светлый, с резным крыльцом и ухоженным садом. Казалось, здесь всё говорило о порядке, стабильности и богатой жизни.

Лера поправила ворот рубашки и выдохнула.

— Ну что, пошли в эту... комедию? Узнаем, насколько я хорошая актриса.

Никита посмотрел на неё тепло, но с оттенком тревоги.

— Не переживай. Просто ужин. Ты справишься.

Она только кивнула.

Мать Никиты — Алла Сергеевна — была женщиной элегантной, с безупречной укладкой и взглядом, в котором одновременно плескалась учтивость и скрытая проверка. Отец — Владимир Михайлович — выглядел спокойнее, но немногословен. Их встреча была тёплой, натянутой ровно настолько, чтобы все улыбались, но каждый чувствовал: это сцена.

— Мама, папа, познакомьтесь, Лера — моя девушка.

— Проходите, не стесняйтесь, — Алла Сергеевна повела их в гостиную. — У нас всё просто, по-семейному.

На столе уже стояли салаты, горячее, бокалы. Разговор шёл о погоде, работе, путешествиях, университетах — всё, что не требовало погружения в душу.

— Валерия, — вдруг спросил Владимир Михайлович, кладя вилку, — а чем занимаются твои родители?

Лера замерла. Вилка в руке зависла. Лицо на мгновение стало пустым. Как застывшая маска. Сказать правду или придумать красивую сказку ?

Никита тут же заметил это. Его ладонь накрыла её руку под столом, нежно сжал.

Она чуть обернулась к нему. Затем, откашлявшись, тихо сказала:

— Мой папа был следователем. Очень честный, принципиальный. Пять лет назад… его ранили во время задержания. Он умер в больнице через несколько дней. Мне было тринадцать.

В комнате повисла пауза. Никита держал её крепче. Только его тепло не давало ей провалиться в те воспоминания.

— Мама… сломалась. Начала пить. Сначала по чуть-чуть, а затем у нас стали гостить сомнительные мужчины и женщины. Сейчас работает продавцом в продуктовом. Мы живём в старой хрущёвке. С пятнадцати я работаю. Сначала где придётся — уборка, флаеры, потом кафе. Учёбу вытягиваю как могу. Приходилось и маму подменять на работе, а чаще всего и обеспечивать нас двоих продуктами и вещами. Родители отца не приняли ни маму, ни меня. А ее давно умерли. Поэтому помощи ждать было не от кого.

Она не смотрела ни на кого. Просто говорила. Сухо, ровно. Как будто читала чужую биографию.

— Я... не из богатой семьи, — закончила она и, наконец, подняла глаза.

Тишина. Потом тихо кашлянул отец Никиты и сказал:

— Спасибо, что поделилась. Это… очень непросто.

Алла Сергеевна лишь кивнула и отпила вина.

Никита смотрел на Леру и чувствовал, как в нём что-то сжимается. Её сила, её стойкость — теперь он видел их не как броню, а как выживание. Всё, что она пережила, не озлобило её. И он вдруг понял: он не играл в отношения. Она нравилась ему

.

Только он не признавался себе.

После ужина Алла Сергеевна попросила сына задержаться на кухне.

— Сын, можно тебя на минутку?

Лера осталась одна в гостиной, а Никита вошёл в просторную кухню, где его мать закурила — впервые за весь вечер, что говорило о настоящем напряжении.

— Слушай, — начала она, — я вижу, что она милая. Очень достойная. Но, Никита… ты уверен?

— В чём? — жёстко спросил он.

— Она хорошая девочка. Я это вижу. Но… не твоя. Разные миры, разные дороги. Ты вырос в семье, где всё стабильно. А у неё — всё как на минном поле. Ты готов жить с её болью? Она привыкла бороться. Я не говорю, что она с тобой из-за денег. Она пережила столько боли, что тебе придется отогревать ее каждый день. Как воробушка.

Он молчал.

— Подумай. Это не обвинение. Просто совет. Не играй в спасателя, если сам не готов тонуть с ней.

Никита ничего не ответил. Только кивнул и вышел.

— Прогуляемся? — предложил он, когда они вышли за калитку.

Лера пожала плечами.

— Можно. Только не молчи весь путь, как сейчас за столом. А то я подумаю, что ты тоже считаешь нас из разных миров.

Он посмотрел на неё в полумраке фонаря. Ветер тронул её волосы, и одна тонкая прядь упала на щёку. Он медленно протянул руку, чтобы убрать её — и в этот момент она резко зажмурилась и прикрыла голову руками, словно от удара.

— Стой, — прошептал он, отшатнувшись. — Лер… она тебя била?

Лера медленно открыла глаза. И в них было столько стыда, боли и детского страха, что у него внутри всё оборвалось.

— Иногда… — прошептала она. — Когда напивалась. Я тогда просто пыталась убежать. Или пряталась в ванной. Но больше всего боялась не боли. А тишины после.

Слёзы начали скатываться по её щекам.

Никита не стал ничего говорить. Он просто обнял её. Осторожно. Без давления. Как будто боялся сломать её, даже прикасаясь.

— Всё. Всё хорошо, — шептал он. — Я рядом. Ты не виновата. Ты — самая сильная девочка на этой планете. Никто не имеет права был так с тобой поступать. Никогда.

Она уткнулась носом ему в грудь. Рыдала тихо, беззвучно, судорожно цепляясь за его пальто.

— Лера, ты заслуживаешь, чтобы тебя любили. Без условий. Не за роль. Не за стойкость. Просто тебя.

Он отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Я не могу больше притворяться. Ты мне нравишься по-настоящему.

Она всхлипнула, закрыв лицо ладонями.

— Пообещай мне кое-что.

— Конечно.

— Ты не сделаешь мне больно. Если я доверюсь тебе. Если открою свое сердце, которое и так все в ранах.

— Я обещаю тебе, Лера, я буду беречь твое сердце.

Она подняла на него свои глаза. Никита обхватил ее лицо своими руками и поцеловал. Нежно, трепетно. Губы у нее были пухлые, от нее пахло чем-то сладким. Она целовалась робко и неумело.

— Ты пахнешь чем-то сладким и манящим, — сказала он ей.

— Вера подарила духи, — улыбнулась Лера.

Он прижал ее к себе крепко, пытаясь надышаться этим приятным запахом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12

Университетский двор был оживлён. Студенты кучковались у лавочек, обсуждая пары, любовь и жизнь. Никита стоял у фонтана с пластиковым стаканом кофе, глядя, как струя воды лениво переливается под солнцем. Он ждал друга.

Через пару минут показался Андрей — в чёрной футболке, с наушниками на шее и привычной ухмылкой на лице. Подошёл ближе, хлопнул Никиту по плечу:

— Ну чё, ты звал — я пришёл. —Признаёшь, что я был прав? Или наоборот?

— Андрюх, — Никита посмотрел на него без привычного пафоса, — я снимаюсь со спора.

Андрей застыл.

— Ты чего, серьёзно?

— Абсолютно. Я больше в этом не участвую.

— Э-э… подожди. Ты же говорил, что почти всё идёт по плану. Она тебе верит, ты с ней почти всё время. Осталось чуть-чуть, и…

— Вот именно. — Никита перебил. Голос был ровный, без эмоций, но в нём звучала сталь. — Осталось «чуть-чуть», и я бы её сломал. А я не хочу.

— Так, стоп, — Андрей нахмурился. — Ты сейчас говоришь, что...

— Да, — тихо сказал Никита. — Мне нравится Лера. И не как «вызов», не как «приз», а по-настоящему. И она не должна быть ничьей ставкой. Тем более моей.

Андрей склонил голову, глядя на него с прищуром:

— Ты влюбился?

Никита чуть усмехнулся:

— Наверное. Или, по крайней мере, впервые начал смотреть на кого-то не с позиций — «а чего я добьюсь», а — «как бы ей не навредить».

Андрей засунул руки в карманы и на пару секунд замолчал. Потом, качнув головой, буркнул:

— Не думал, что ты так сильно втянулся.

— Я и сам не думал, — признался Никита. — Но ты не видел, как она рассказывает о своей семье. Как она держится. Как улыбается, когда ей просто покупаешь булочку после тяжёлой смены. Ей никто ничего не дарил просто так. И я не хочу быть тем, кто снова обманет.

Андрей хмыкнул:

— Слушай, ну, спор есть спор, но я тебя понял. Если ты по-настоящему... ну, ладно.. Это твоё дело. Только, брат, ты сам себе яму роешь.

— Лучше уж я в «яме» с честью, чем на вершине на лжи, — ответил Никита.

— Окей, — Андрей кивнул, отступая на шаг. — Только если она узнает про спор — ты будешь в жопе.

— Она не узнает. Я всё заканчиваю. По-честному.

— Ну, ты и романтик, — усмехнулся Андрей, уже поворачиваясь, чтобы уйти. — Ладно, давай, герой. Надеюсь, оно того стоит.

Никита смотрел, как друг уходит в сторону корпуса, а потом выдохнул. Всё. Теперь всё по-настоящему.

Он направился через дорогу — в маленькое кафе напротив универа, где пахло ванилью и свежим хлебом.

— Два круассана, пожалуйста. И капучино. Один — с шоколадом. Второй — с миндалём, — сказал он девушке за прилавком.

Она заслуживает хорошего утра. Хорошей заботы. И того, чтобы хотя бы один человек в её жизни не играл.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 13

Лера открыла дверь Вере, не ожидая увидеть его — Никиту — с двумя стаканами кофе и маленьким пакетом в руках. Он выглядел не так, как всегда: без дерзкой усмешки, без ироничных комментариев. Просто… спокойно. Даже чуть взволнованно.

— Привет, — сказал он, протягивая ей кофе. — Я подумал, что ты, возможно, не успела позавтракать.

— Никита… — Лера замерла в дверях, глядя на него настороженно. — Ты зачем пришёл?

— Соскучился.

Она молча взяла стакан. Их пальцы соприкоснулись на секунду — тепло. Слишком честное. Слишком живое.

— Можно я скажу? — спросил он.

— Говори.

Он выдохнул:

— Мне нравится, какая ты. Не внешне — хотя, если честно, ты очень красивая. А вот… внутри. Я не знаю, как ты вообще выдержала всё это. Работу, универ, дом, где тебе не дают дышать. Ты каждый день как будто идёшь против ветра, а всё равно улыбаешься. И я не могу больше делать вид, что ты мне не безразлична.

Лера опустила взгляд. Губы дрогнули. Её пальцы крепче сжали стакан.

— Я восхищаюсь тобой, — продолжил он. — И я хочу с тобой сходить на свидание. По-настоящему. Куда угодно. Хочешь — на прогулку, в кино, в парк. Хочешь — хоть на каток или в книжный.

Лера чуть улыбнулась — робко, неуверенно:

— Знаешь… я много лет не была в театре.

— В театр?

Она кивнула:

— Последний раз мне было одиннадцать. Тогда папа ещё был с нами. Мы смотрели «Щелкунчика». Я очень хотела однажды вернуться. Но потом… всё как-то не до того.

Никита задумчиво кивнул. Потом спросил осторожно:

— А если мы… пошли бы вместе? В театр. Вечером. Только ты и я.

— У меня… даже идти не в чем, — прошептала она, чуть улыбнувшись, как будто заранее извиняясь за свою честность.

Никита не ответил сразу. Он просто посмотрел на неё так, будто всё понял.

— Разреши мне позаботиться об этом. Один вечер — не как подачка, а как приглашение.

Лера немного смутилась, но кивнула:

— Хорошо. Один вечер.

Через час Никита сидел в машине с телефоном. Он уже нашёл хорошие билеты в камерный театр — небольшой зал, уютная атмосфера, спектакль по Чехову. Всё, как она говорила — со вкусом, но без помпезности.

Он позвонил Вере.

— Слушай, мне нужна твоя помощь. Я хочу прислать кое-что Лере. Платье. На вечер.

— Ты серьёзно? — удивилась Вера.

— Более чем.

Она пообщала встретить курьера и передать платье Лере, а он тут же отправил заказ: небольшое чёрное платье в винтажном стиле. С доставкой вечером, за день до спектакля. Он даже добавил в коробку маленькую записку: «Ты красивая всегда. Но завтра я хочу, чтобы ты чувствовала себя такой.

Потому что ты заслуживаешь того, чтобы быть не только сильной, но и счастливой.»

Он посмотрел на сообщение перед отправкой — и улыбнулся. Впервые за долгое время он не чувствовал себя притворщиком. Он просто был собой.

И это было больше, чем просто свидание. Это был шанс — для неё поверить. А для него — начать по-настоящему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 14

Лера вернулась домой поздно. День был тяжёлый — учёба, смена в кафе, усталость в теле. Она бросила рюкзак у двери и уже собиралась пойти в душ, как вдруг услышала:

— Лерааа! — позвала Вера из комнаты. — Иди сюда. Курьер для тебя принес кое-что.

Лера прошла на кухню и увидела на столе большую белую коробку с чёрной лентой. Аккуратно завязанной, с карточкой, прикреплённой к банту.

Она осторожно развязала ленту, сердце стучало. Внутри — шелест упаковочной бумаги, и… платье. Настоящее. Чёрное, элегантное, с лёгким винтажным шиком: узкий лиф с открытыми плечами, тонкие бретели, изящная линия декольте, мягкая струящаяся юбка до середины икры. Ткань — матовый шёлк с лёгким бархатным отблеском. Простое, но изысканное. Оно пахло новизной и чем-то… важным. Как будто оно принадлежало вечеру, который будет не как все.

На дне коробки — маленький конверт с запиской. «Ты красивая всегда. Но завтра я хочу, чтобы ты чувствовала себя такой. Потому что ты заслуживаешь быть не только сильной —но и любимой».

Лера молчала. Её горло сжалось. Она провела рукой по платью — будто боясь, что оно исчезнет. Вера подошла, посмотрела на неё, на платье — и только сказала:

— Завтра я сделаю тебе укладку. У меня есть туфли, которые подойдут идеально. Ты должна сиять.

Лера посмотрела на неё с благодарностью, но голос предательски дрогнул:

— Вера… Я боюсь. Вдруг это всего лишь хорошо продуманная игра или спор.

— Бояться — нормально. А вот не дать себе попробовать — обидно.— ответила подруга.

На следующий вечер в комнате пахло лаком, муссом для волос и лёгким парфюмом, который Вера одолжила Лере «для случая». Волосы Леры были уложены в мягкие волны, несколько прядей спереди чуть обрамляли лицо. Макияж — почти невидимый: немного сияния, акцент на глаза, лёгкий оттенок на губах.

— Боже… — выдохнула Вера, когда Лера надела платье. — Ты просто... принцесса.

— Надеюсь, я не выгляжу смешно, — тихо сказала девушка, стоя перед зеркалом.

— Ты выглядишь как та, в которую легко влюбиться. И знаешь что? Он уже влюблён. Я уверена в этом.

Лера натянула туфли — чёрные, лаковые, на среднем каблуке, чуть ретро. Чуть неловко прошлась. Но платье двигалось за ней, будто она танцевала.

Зазвонил домофон. Никита.

Он стоял у подъезда, в строгом, но неофициальном костюме. Рубашка, пальто, аккуратно уложенные волосы. Но как только дверь открылась — он застыл. Николь стояла перед ним в своём платье, слегка смущённая, с румянцем на щеках. Она не знала, куда деть руки. Он — не знал, как говорить.

— Ты... — он сглотнул, не отрывая от неё взгляда. — Ты невероятная. Тебе очень идет это платье. Я же угадал с размером?

Лера чуть опустила глаза.

Он подошёл ближе, аккуратно взял её руку — и поцеловал её, как в старых фильмах. Осторожно, с уважением. Так, как целуют не просто руку — а её душу.

Она замерла. Внутри — что-то щёлкнуло. От тепла его губ, от его взгляда, от искренности в жесте — в глазах выступили слёзы.

— Прости… — прошептала она, отворачиваясь. — Я не… не хотела.

Он легко поднёс руку и смахнул подушечкой пальца слезу с её щеки.

— Не извиняйся, — сказал он мягко. — Ты имеешь право чувствовать. А я рядом, чтобы ты не боялась.

Он склонился и поцеловал её в щёку — не страстно, не напоказ. А с нежностью, почти трепетом. И в этот момент Николь поняла: это не был вечер по сценарию. Это был их вечер. И всё происходящее — впервые настоящее. Она заслуживает настоящего счастья и спокойной жизни. Ей хотелось верить, что это не сказка, а реальная история любви со счастливым концом. Но червячок внутри все равно не давал до конца в это поверить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 15

Выходя из театра, Лера чуть поёжилась — вечерний воздух был прохладным, но приятным, особенно после тёплого, почти душного зала. Они прошли мимо шумной толпы у входа, обменялись короткими взглядами и как-то молча договорились — гулять дальше.

Никита предложил:

— Пройдёмся немного? Не хочу, чтобы вечер так просто заканчивался.

Лера кивнула, и они пошли — без конкретного направления, просто вдоль улиц, под уличными фонарями, мимо витрин, где манекены позировали в вечной заморозке, и мимо редких прохожих, которые будто растворялись в темноте.

— Как тебе спектакль? — спросил он спустя пару минут тишины.

— Неожиданный. Тонкий. — она усмехнулась. — Актриса в главной роли будто списана с моей соседки по площадке.

— В хорошем смысле?

— Скорее… в выразительном, — Лера прищурилась. — Хотя, думаю, у неё тоже была когда-то любовь. Просто не сложилось. Или она испугалась.

— Как думаешь, больше людей убегают от любви, чем за неё борются?

— Однозначно, — сказала Лера почти без раздумий. — Потому что бороться страшно. Особенно, если уже привык быть один.

Он остановился. Посмотрел на неё.

— А ты всё ещё борешься? Или уже бежишь?

Лера посмотрела на него чуть растерянно. Сердце — бух. Словно упало где-то в живот. Она чуть улыбнулась:

— Я пошла с тобой в театр сегодня. Это больше, чем я позволяла себе за долгое время. Так что, видимо… пока не бегу.

— Тогда я тоже не побегу, — тихо ответил он. — Обещаю.

И они снова пошли. На этот раз — ближе друг к другу. Плечом к плечу. Её пальцы случайно коснулись его руки — и он мягко переплёл их с её. Так просто. Так уверенно. Так, как будто их руки всегда были созданы, чтобы вот так касаться.

Они свернули во двор с огоньками — там было маленькое кафе, почти незаметное с улицы, но внутри горел мягкий свет, и пахло корицей, кофе и ванильным сиропом. Лера почувствовала, как вдруг захотелось тепла — не только физического. Тепла, в котором можно раствориться.

— Зайдём? — предложил он.

— Только если возьмём что-то с собой, — подмигнула она. — Я уже почти Золушка, знаешь ли.

Но они всё-таки остались. Потому что на фоне всего вечера кафе казалось как финальный штрих — слишком уютным, чтобы просто пройти мимо.

Им подали два капучино в кружках, которые явно были не из одного набора. Лера получила кружку с нарисованным кактусом и надписью

"не трогай — уколю"

. Она хихикнула.

— Подходит?

— Даже слишком, — кивнула она, прищурив глаза.

Они болтали обо всём и ни о чём. Смех, тепло, запах кофе и чуть подтаявшая розовая зефирка в её чашке. Лера в какой-то момент откинулась на спинку. Никита снял пальто, и она снова отметила, как естественно он выглядит — без напыщенности , но с каким-то внутренним стилем. Он снял часы, положил рядом с телефоном, вздохнул.

— Никогда не думал, что простой вечер может казаться... важным. А у тебя бывает такое — момент, когда ты вдруг чувствуешь, что всё становится по-другому?

Лера смотрела в чашку.

— Бывает. Но я часто сама себе это запрещаю. Мол, не привыкай. Не радуйся раньше времени.

Он молча смотрел на неё. Не давил. Не перебивал.

— Но сейчас, — продолжила она, — мне хочется, чтобы этот вечер остался со мной надолго. Знаешь, как плёнка на старом фотоаппарате. Чтобы запомнился не только вкус, запахи, а чувство — что ты на месте.

Он слегка подался вперёд.

— Ты и есть на месте, Лера. Ты — именно там, где должна быть. И я рад, что это место — рядом со мной.

Они говорили ещё долго. О всяком: о детстве, любимых песнях, неловких историях, мечтах. Всё было легко. Без напряжения. Он смеялся, она закатывала глаза, он кивал, она подкладывала прядь за ухо.

В какой-то момент Лера засмеялась и сказала:

— Я уже не помню, когда так болел живот от смеха. Ты что, специально это репетировал?

— Ага. Полгода в кружке импровизации, чтобы произвести впечатление на тебя, — подмигнул он.

Когда они вышли, было почти полночь. Улица опустела, только где-то вдалеке лаяла собака. Воздух стал свежим, и Лера поёжилась.

Он молча снял с себя пальто и накинул ей на плечи. Она прижала его к себе, будто в этом жесте было что-то большее, чем просто забота.

Подъезд. Тот самый момент, когда что-то должно произойти — или не произойти. И ты не знаешь, что делать с руками, куда смотреть и как правильно дышать.

Он стоял рядом, глядя на неё.

— Мне не хочется, чтобы вечер заканчивался, — сказал он, чуть ближе, мягко.

— Мне тоже. Но, кажется, самое важное уже случилось.

— Что именно?

— Я... перестала бояться.

Он протянул руку и чуть коснулся её щеки. Она закрыла глаза. Дышать стало немного труднее. Но не от страха — от того, что всё вдруг стало по-настоящему.

Он подошёл ближе. Не резко. Словно проверяя — можно ли. Она не отступила. И тогда он коснулся её губ сначала еле-еле, будто спрашивая разрешения. А потом — чуть увереннее. Это не был «киношный» поцелуй. Без громкой музыки или фейерверков. Но он был тёплым, глубоким и добрым. Таким, после которого сердце не вырывается из груди, а наоборот — замирает. Потому что в этом поцелуе было всё: и нежность, и уважение, и «я рядом, не бойся».

Когда он отстранился, она смотрела на него и будто не могла понять — это точно с ней?

— Спасибо, что была сегодня. Такой. Настоящей. — прошептал он.

— А ты… ты такой, что с тобой хочется быть собой.

Они простояли ещё пару секунд, просто смотря друг на друга.

— До завтра? — спросил он.

— До завтра, — улыбнулась она. — И, может, ещё дольше.

Он помахал ей и отошёл, а Лера, стоя у двери, коснулась пальцами губ. Платье чуть шуршало, и внутри было чувство… будто началась новая глава. Тихо. Но точно — настоящая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16

Утро было как из клипа — яркое солнце, музыка из телефона, запах кофе. Лера стояла у зеркала, пыталась приручить свои волосы и не выглядеть как человек, который не спал полночи от нервов. Вера уже на взводе, бегала по комнате в поисках туши и говорила:

— Господи, Лер, ты понимаешь, что он реально приезжает за нами? За нами! Какой мужчина с утренним терпением вообще существует?

— Не знаю, может он просто очень воспитанный, — буркнула Лера, закручивая волосы в нечто, что должно было быть «небрежным пучком».

— Или влюблён, — подмигнула Вера.

— Вера…

— Лааадно, молчу.

Зазвонил телефон.

Никита:

«Я во дворе. Не спешите, жду.»

Через пару минут они уже бежали по лестнице, Лера всё время поправляла куртку, будто от этого зависел её первый балл в зачетке.

У подъезда стоял его чёрный автомобиль, чистый до блеска. Никита вышел из машины, обошёл капот и… открыл перед Лерой дверь.

— Доброе утро, — сказал он с такой улыбкой, от которой можно было растопить лёд в сердце. — Как настроение, леди?

— Лучше некуда, — прошептала она, но улыбнулась.

Он чуть наклонился и поцеловал её в губы. Быстро, но тепло. Как будто они давно вместе. Вера хихикнула, забралась на заднее сиденье и прошептала:

— Угу, я тут третий лишний, ничего, я привыкну.

Они ехали с музыкой, шутками, и Лера смотрела в окно, как будто весь город вдруг стал мягче. Когда они подъехали к корпусу универа, Никита снова открыл ей дверь, подал руку. Она взяла её и соскочила с сиденья. Пальцы обняли её чуть крепче, чем надо — но именно так, как хотелось.

— Ты будешь сегодня крутая, я в тебя верю, — сказал он и снова поцеловал — уже медленнее. Её щёки вспыхнули.

Но этот момент оказался не только их.

Чуть поодаль, у парадного входа, стояли Андрей и Арина. Андрей — с красными глазами, в капюшоне и со стаканом кофе, явно отголоски бурной ночи. Арина — эффектная, как всегда, в обтягивающем и с ухмылкой на пол-лица.

— Смотри-ка, — протянула она, чуть сузив глаза. — И всё-таки ты был прав, он затащил её в постель.

— Я этого не говорил, — пробормотал Андрей, но не очень убедительно.

— А что ты говорил? — прищурилась Арина, подойдя ближе.

Андрей зевнул, сделал глоток кофе и без особого фильтра выдал:

— Мы с Никитой, ну... типа, в прикол спорили. Как быстро он уломает Лерку. Ну он же любит челленджи. А потом, типа, что-то у него там щёлкнуло. Он начал её по-настоящему жалеть или что-то типа того. — Он пожал плечами. — Теперь вот, видимо, любовь. Или он играет до конца.

Арина замерла на месте.

— Подожди… вы реально спорили? — её голос был почти ледяным.

— Ну блин, это был азарт. Тогда она была такая тихая, зашуганная, ты бы видела. Никита, типа, сказал, что может за месяц её влюбить и затащить в кровать.

— А она? — спросила Арина.

— А она повелась, походу. Ну, либо он сам вляпался, — фыркнул Андрей. — Его фиг поймёшь. Когда он хочет — играет идеально.

Арина сделала шаг назад. Её сердце сжалось от злости. Она давно хотела чего-то большего от Никиты, чем просто «по ночам, когда удобно». Но он — всегда держал её на расстоянии.

А тут — эта Лера. Смешная, вечно смущённая, в серых свитерах. И вдруг — он возит её, целует, смотрит, как будто она — центр его мира.

Арина облизала губы и посмотрела в сторону Леры, которая как раз смеялась над чем-то, что сказал Никита, пока тот держал ей рюкзак.

— Интересно… — сказала она себе под нос. — Если это всё правда — значит, у меня есть шанс его вернуть. Особенно если Лера узнает, на что он поставил.

Она улыбнулась. Но улыбка эта была не радостная. В ней была стратегия.

Игра началась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 17

Никита

Я ненавидел утро. Но не это.

Лера в моей машине, слегка поправляет волосы, щурится от солнца, а Вера сзади что-то болтает про новую преподшу. А я сижу за рулём, будто в каком-то фильме, где я не мажор, а просто парень, которому хочется каждую минуту быть рядом с ней. Потому что когда она рядом — внутри как-то спокойно.

— Приехали, красавицы, — говорю, ставя на паркинг.

Вера выскакивает первой, и я, конечно, иду открывать дверь Лере. Она улыбается, будто это что-то странное и непривычное, но для меня это уже почти ритуал. Беру её за руку, и мир становится ярче.

Я склоняюсь и целую её. Быстро, но по-настоящему. И всё равно чувствую, как у неё перехватывает дыхание.

— Удачи тебе. Встретимся позже — шепчу. Она кивает, краснеет. И я почти забываю, что находимся в универе, посреди кучи народа.

Но тут…

— Никита! — голос режет слух, как ледяная вода по коже. Я оборачиваюсь. Арина.

Чёрт.

— Сейчас вернусь, — говорю Лере и отхожу в сторону. Арина уже стоит слишком близко. Типа случайно. Как всегда.

— Давненько не виделись, — мурлычет она, будто мы расстались вчера и это важно. — Когда увидимся ещё, а?

— У меня девушка, Арина, — спокойно говорю. — Всё изменилось.

— Да ну? — Она делает шаг ближе, гладя ногтем ремешок своей сумки. — Та самая… скромная отличница? Лера?

Молчу. И зря.

Она криво улыбается и бросает:

— Та, на которую ты поспорил?

Сердце дёргается. На миг кровь перестаёт бежать.

— Что ты сейчас сказала? — холодно спрашиваю.

— Ну ты же помнишь… «за месяц», «влюбить» — всё как ты умеешь, Ник. — Она скрещивает руки. — Вдруг она узнает про твой план? Как думаешь, она простит?

Я делаю шаг вперёд. Не грубо, но достаточно, чтобы она почувствовала границу.

— Слушай сюда. Если ты хоть словом, хоть полусловом об этом намекнёшь — я тебе клянусь, Арина, ты об этом пожалеешь. Не подходи к ней. Просто забудь. Это не игра. Уже нет.

— А раньше была? — Ярость в её голосе. — Значит, теперь чувства, да? А я что была? Дыркой по расписанию?

— Не смей. — Я смотрю ей в глаза. — Всё, что было — в прошлом. И не тебе судить. Не смей трогать Леру.

Разворачиваюсь. Всё внутри кипит. Иду к Андрею, который стоит со стаканом кофе и вид делает, будто мирно общается с деревьями. Как ни в чём не бывало.

— Эй, — подхожу. — У меня к тебе вопрос.

Он поворачивается, глаза красные, губы сухие.

— Слушай… если это про Арину — она сама ко мне подошла. Я ничего не говорил специально. Просто… проболтался, — сразу выдаёт он.

— Какого хрена ты вообще кому-то об этом сказал? — злюсь. Голос тихий, но зубы сжаты. — Это не была история для тусовки. Это был тупой спор. Давно. И он закончился.

— Я вчера тусил. Похмелье. Голова трещит. Я и не помню, что именно брякнул. Она вывела. Прости, Ник… — Он виновато смотрит вниз. — Правда. Я не хотел. Я даже не думал, что она…

— Она может разрушить всё, — перебиваю я. — А я не позволю.

Он кивает. Я уже не слушаю. Голова гудит. Внутри тяжело. Потому что в этом дурацком споре было всё настолько не так. Я тогда просто дурак, который хотел доказать себе, что может кого угодно «раскусить». А потом увидел в Лере не объект, а целый мир.

И теперь этот мир под угрозой.

Но я не дам его разрушить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18

— Лер, Никита сегодня заедет за нами? — кричала из ванной Вера.

— Вера, — улыбаюсь я, — ты быстро привыкла к хорошему.

— Ой, все, — закатывает она глаза. — Я просто хочу в дождь прыгнуть в машину и в тепле доехать до храма знаний.

— Обещал приехать. Он пригласил меня сегодня остаться у него.

— Ты белье купила?

— Вера, — шикаю я на нее.

— Что? Вы вместе уже две недели. Для мужчин это огромная дата, между прочим.

— Мне нравится Никита, но, блин, я не знаю, готова ли к такому шагу. У меня никого не было.

— Если он в тебя влюблен, то не будет торопить. Да и к тому же при правильной обстановке ты расслабишься и сама захочешь пойти дальше.

— Ладно, поговорю с ним сегодня.

Мы выходим из подъезда. Машина Никиты уже стоит рядом, а сам он смотрит, как работают дворники на машине. Пулей влетает в машину.

— Привет, Ник.— говорит Вера.

— Привет, — здороваюсь с ним, следом целуя его нежно в губы.

— Привет, — отвечает он мне в губы. — У тебя сколько сегодня пар?

— Три, но мне нужно еще съездить в одно место.

— Какое?

— Это сюрприз

— Так-так, хорошо. Тебя отвезти или завтра позже?

— Я тебе напишу, ок?

Никита улыбается так по-мальчишески и смотрит на дорогу. Мы с Верой поедем сегодня в магазин нижнего ее знакомой. Даже если я не буду готова в моменте, хочу, чтобы было красивое белье. У меня до этого были спортивные топики, купленные на рынке. На что хватало денег. А теперь мне неловко от того, что Вера уговорила меня принять от нее в подарок такое дорогое белье. О Боже.

До универа мы доехали быстро, учитывая дождь и пробки. Поцеловал и обняв Никиту на прощание, мы с Верой побежали на пары.

В обед мы вызвали такси и поехали в магазин.

— Вера, дорогая, приветик. Как ты?

— Ой, я как всегда замечательно. Я тебе писала про свою подругу. Алина, познакомься, это Лера. Нам нужно для нее подобрать такое белье, чтобы у ее парня тут же встал член, а челюсть отпала.

— Ха-ха-ха, мне уже это нравится. Приятно познакомиться. Чай, кофе или колу будете?

— Гулять так гулять,— ответила Вера, — давай колу.

В магазине мы провели часа полтора. Я примерила огромное количество белья. Сначала мне было неловко. А потом я увидела, что могу быть такой красивой, желанной и сексуальной. С каждым новым комплектом я представляла, какие будут глаза у Никиты, когда он все это увидит. Останились мы в итоге на розовом с кружевами. Красный посчитали слишком уж ярким и кричащим для первого раза.

Никите я написала, что освободилась и еду к нему. Он предложил приехать и забрать, но я отказалась.

Вызвав такси и доехав до нужного дома, начала переживать. Сердце стучала так, что я могла его услышать даже сквозь шум дождя. Ладошки вспотели, во рту пересохло. Я поднялась на нужный этаж и позвонила в дверь. Спустя несколько секунду я увидела Никиту, который стоял передо мной без футболки. В одних домашних шортах. Тело у него было сложено прекрасно, хотелось потрогать каждый миллиметр пресса, широких плеч и рук.

— Привет еще раз, — почти шепотом произнесла я.

— Я заждался тебя. Приготовил нам пасту. Проходи.

— Ты умеешь готовить? — удивилась я.

— Я живу один уже три года. Доставку, конечно, тоже заказываю, но любовь к готовке мне привила мама.

— Ого, — только и могу сказать я.

— Мой руки и идем ужинать.

Я вернулась на кухню и увидела, что свет был приглушен. На столе стояли свечи, паста и бокалы с вином.

— Ммм, выглядит аппетитно. Я с обеда ничего не ела.

Мы начали ужинать, Никита рассказал, что ему предложили небольшую онлайн подработку - создание сайтов.

— Поделишься, куда ты сегодня ездила?

— Чуть позже, — ответила я и сделала глоток вина. — Никит, это все романтично и мило. Мне приятно.

— Так, сейчас ты должна сказать: "Никита, мне приятно, НО"

— Кхм, я понимаю для чего этот ужин и ночевка. Я... У меня никого не было и мне страшно.

— Лер, — взял он мою руку в свою. — Если ты думаешь, что я весь такой хороший все это сделал только ради секса, то я поражен болью и обидой в самое сердце.

Никита театрально закатил глаза и откинул голову. Я не могла сдержать улыбку.

— Я очень хочу тебя. Ты не представляешь, насколько. Но я умею держать себя в руках. Я захотел провести с тобой вечер. Посмотреть фильм. Захотел проснуться с тобой в обнимку.

— Ты оказывается романтик.

— Сам в шоке, — смеется он.

Мы продолжаем ужинать, пьем вино, мило болтаем. В какой-то момент я осознаю, что выпила уже два бокала вина. Моя голова затуманена. И мне хочется показать Никите то, ради чего я ездила в магазин.

— Никит, я сегодня была в магазине.

— Да? Что купила?

— Белье.

И я вижу, как он сглатывает слюну. Как шевелится его кадык. А глаза становятся темными.

— Смотреть можно, а трогать нельзя? — улыбается он.

— Как в музее, — улыбаюсь в ответ ему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 19

Я встала из-за стола, сердце бешено колотилось в груди.

— Подожди минутку, — сказала я тихо и скрылась в ванной.

Пока я переодевалась, в голове крутилась одна мысль:

Я действительно готова?

И, несмотря на волнение, ответ внутри звучал ясно —

да

.

Я посмотрела на себя в зеркало. Новый комплект розового кружева сидел идеально. Он был таким нежным, романтичным, и я вдруг увидела себя — не девочку, а девушку, которая готова сделать шаг, потому что ей доверяют и она тоже доверяет.

Я вышла из ванной. Свет из кухни падал мягкими полосами на его спину. Он стоял у окна, облокотившись на подоконник, и о чём-то задумался. Услышав шаги, обернулся.

На секунду — тишина. Только стук дождя по стеклу. Его взгляд встретился с моим, и в нём не было ни тени насмешки, ни жадности — только восхищение.

— Лера… — выдохнул он.

Я чуть улыбнулась.

— Смотреть можно, но трогать нельзя, помнишь?

Он медленно подошёл, не сводя с меня взгляда.

— Я запомню это навсегда, — сказал он тихо, коснувшись пальцами моего лица. Его прикосновение было тёплым, ласковым, почти невесомым.

Он наклонился, поцеловал меня в уголок губ, потом в щёку, потом ещё ближе — к уху, к шее. Я чувствовала, как с каждой секундой внутри таяло напряжение. Его руки обнимали мягко, уверенно, и в какой-то момент он поднял меня на руки.

— Ты лёгкая, как перышко, — сказал он с улыбкой и понёс меня в комнату.

Там был полумрак, пахло лавандой и свежим постельным бельём. Он опустил меня на кровать, сел рядом, провёл рукой по моим волосам, по плечу, скользнул вниз — и начал целовать ключицы, грудь, всё делая медленно, будто боялся спугнуть. Я чувствовала, как моё тело откликается, как волнение превращается в доверие.

Я прикасалась к его спине, к плечам — впервые по-настоящему, с трепетом, будто запоминая. Он был настоящий, родной.

— Всё хорошо? — спросил он, глядя мне в глаза.

— Да, — прошептала я. — Продолжай.

Он снял лифчик, поцеловал меня вновь, глубже и дольше. Я чувствовала, как дрожу — не от страха, а от силы момента. Мы были одни в этом мире, только он и я.

Когда он приподнял край моих трусиков и стал ласкать меня, всё было не спешно, бережно. Он знал, что делает, но больше всего я чувствовала — он не торопит. Он чувствует меня.

Когда он надел презерватив, ещё раз посмотрел:

— Ты уверена? Это важно.

Я кивнула.

— Да. Я хочу этого. С тобой.

И когда он медленно вошёл, я вздрогнула. Было непривычно, больно — я стиснула зубы, выдохнула, и он сразу остановился.

— Прости… — тихо сказал он, целуя меня в щёку, в губы, слизал слезы из уголка глаз. — Я здесь. Всё хорошо. Дыши. Только дыши.

Я кивнула, держась за его плечи, чувствуя, как боль уходит. Вместо неё приходит что-то другое — лёгкое, как нежный свет внутри.

Он двигался осторожно, будто мы танцевали. Он гладил моё лицо, целовал шею, шептал что-то ласковое, и я поняла — я не одна в этом моменте. Нас двое. Мы делим это. Это — наше.

И когда всё закончилось, он обнял меня крепко, прижал к себе и прошептал в волосы:

— Я люблю тебя, Лера.

И я улыбнулась сквозь слёзы и счастье.Потому что в этот момент знала — я тоже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 20

Я проснулась от тишины. Ни шума города, ни голосов соседей, только лёгкое шуршание дождя за окном и ровное дыхание рядом. Первое, что я почувствовала — тепло. Оно исходило от тела Никиты, прижавшегося ко мне.

Мои ноги были спутаны с его, ладонь лежала у него на груди, и я могла почувствовать, как под ней стучит его сердце. Я не помнила, в какой момент мы уснули. Просто помню, что после… мы долго лежали рядом, не говоря ни слова, только дышали в унисон. Тогда мне казалось, что если я скажу хоть слово, всё исчезнет — как сон, как мыльный пузырь.

Но вот — утро. И он всё ещё здесь. Я — тоже. И внутри не пусто, не страшно, не неловко. Внутри тихо, спокойно. Так, как должно быть.

Я осторожно подняла голову. Никита спал на спине, с одной рукой под подушкой, с другой — обнимал меня. Его лицо выглядело совсем другим, когда он спал. Мягким, даже немного мальчишеским. Я смотрела на него и ловила себя на том, что не могу насытиться этим моментом. Хотелось остановить время. Просто лежать вот так. Всю жизнь, если бы можно было.

Я чуть повернулась и сдержала тихий выдох — всё-таки было немного больно. Но не так, чтобы пожалеть. Наоборот — это была та боль, которая напоминает, что что-то в тебе изменилось. Что ты прошла через что-то новое.

— Ты ерзаешь, — вдруг сказал он сонным голосом, даже не открывая глаз. — Ты всегда такая активная с утра?

— Я просто… — начала я, но он открыл глаза, повернул голову и посмотрел на меня. Улыбнулся.

— Доброе утро, — сказал он, и в его голосе было столько нежности, что я чуть не расплакалась.

— Доброе. — Я снова уткнулась в его плечо.

— Как ты? — Он провёл пальцем по моей руке, нежно, почти лениво. — Только честно.

Я помолчала. Закрыла глаза и вздохнула.

— Странно. Ново. Чуть ноет… — я рассмеялась, — но вообще-то, очень хорошо.

Он развернулся ко мне полностью, опираясь на локоть.

— Лер, ты не обязана быть храброй. Если тебе хоть немного некомфортно — скажи. Мне важно.

Я открыла глаза и посмотрела на него.

— Мне хорошо. Правда. Я не жалею. Ни секунды. Просто внутри... много всего. Это не просто ночь. Это будто новый этап.

Он кивнул, серьёзно, внимательно. Будто слушал не слова, а саму меня.

— Ты даже не представляешь, как я рад это слышать. Я боялся, что ты с утра проснёшься и скажешь: "Ой, всё, было ошибкой".

— Хм, ну я вообще-то думала сначала, что ты — ошибка. Помнишь, когда мы только познакомились? Слишком красивый, слишком уверенный. И вот, пожалуйста. — Я махнула рукой, указывая на кровать.

— Ага, привёл тебя в храм своей готовки и добрался до самого святого. — Он фальшиво вздохнул. — Мужская мечта.

Я ударила его подушкой. Он заулыбался и перехватил меня, притянул к себе, снова обнял. Мы замерли. Я чувствовала, как его рука снова скользит по моей спине — не с желанием, а с привычной нежностью. Будто так должно быть.

— А ты всегда такой? — тихо спросила я. — Заботливый. Нежный.

— Нет, — ответил он, не задумываясь. — Я вообще не знал, что умею быть таким. Но с тобой… я хочу быть лучше.

Я уткнулась лбом в его грудь. Он был рядом — и это было настоящим счастьем.

— Это... изменит нас? — спросила я. — Теперь всё будет по-другому? По-взрослому?

Он притих. Потом сказал:

— Думаю, да. Но не в плохом смысле. Ты сможешь ночевать у меня, когда захочешь. И если честно — я влюбляюсь в тебя сильнее с каждым днём.

Я замерла. Пальцы сжались на его плече. Он чувствовал это и смотрел на меня.

— Лер, я люблю тебя, — сказал он, глядя прямо в глаза. — Не потому что ты провела со мной ночь. А потому что я вижу, какая ты нереальная.

Я не сразу смогла ответить. Слишком много эмоций нахлынуло. В горле стоял ком, но внутри всё ликовало. Я улыбнулась — не вымученно, а откуда-то из самой глубины души.

— Я тоже тебя люблю, Ник.

Он поцеловал меня в губы нежно и аккуратно, снова притянул ближе.

— У нас ещё будет миллион утр, — сказал он. — С завтраками, простынями, сонными поцелуями и… не всегда всё будет идеально. Но я обещаю — я буду с тобой. Всегда.

И я знала, что это не просто слова.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 21

Проклятая перемена. Те самые пятнадцать минут между парами, когда вся толпа людей в коридоре превращается в хаос — кто-то спешит, кто-то болтает, кто-то толкает плечом. Я стоял у автомата с кофе и не думал ни о чём. Ну, почти. В голове крутились остатки утреннего разговора с Лерой — как она в полусне положила ладонь мне на грудь и пробормотала "тебя слишком много в моей голове".

Это было чертовски приятно.

Я сделал глоток — обжёгся. Классика. Уже собирался идти обратно в аудиторию, как кто-то встал рядом. Запах духов — сладкий, терпкий, узнаваемый. Холод пробежал по позвоночнику.

— Никита, привет.

Арина.Вот дерьмо.

Я обернулся. Она стояла с тем самой приподнятой бровью, будто весь мир — её сцена. Чёрное пальто, волосы собраны, губы накрашены, как всегда — слишком. Та же девочка из прошлой жизни, с которой было "просто разок", но за которой всегда тянулся хвост.

— Не сейчас, Арина.

— А вот сейчас, Никита, — её голос был мягкий, почти ласковый. — Я обещаю, это займёт меньше минуты.

Я не хотел этого разговора. Я не хотел

её

.

— Говори. Хотя мы в прошлый раз все обсудили уже.

Арина поправила ремешок сумки и опёрлась плечом о стену. Взгляд — хищный. Голос — слишком спокойный.

— Ты ведь еще не сказал ей, да? О споре?

Холод пробежал по телу. Сердце застучало громче.

— Что ты хочешь?

Она усмехнулась.

— Ты не изменился. Всё такой же: уверенный, красивый и, самое главное, самоуверенный. Думаешь, что ты всё контролируешь? Так вот. Либо ты возвращаешься ко мне, либо завтра вся группа, весь факультет и твоя милая Лера — узнают, как ты подбивал на неё клинья забавы ради.

Я смотрел на неё молча. Словно не слышал. Мозг отказывался принимать то, что слышали уши. Но потом голос внутри вспыхнул:

"Сделай что-нибудь. Сейчас."

— Ты больная. — Голос дрожал, но я его сдержал. — Это было в начале года. И это не был настоящий спор. И уж точно — не всерьёз. Я тогда даже не знал её.

— Это не важно, — она пожала плечами. — Факт остаётся фактом. Ты сделал ставку на девушку, в которую потом влюбился. Красиво, правда? Почти как в кино. Вот только в кино героиня потом узнаёт всё в самый неподходящий момент.

— Я Леру люблю, — выпалил я, не выдержав. — И если ты попытаешься ей навредить... я тебя сотру. Не физически — я не мудак. Но поверь, ты пожалеешь. Я не дам тебе уничтожить её.

Арина подошла ближе. Теперь между нами было буквально десять сантиметров. Она говорила почти шёпотом.

— Поздно. Мы с ней уже почти подруги. Театральный кружок, Никита. Она записалась, а я там ведущая. Мы уже вместе репетировали. Она классная, смешная, наивная. Доверчивая. Знаешь, как легко ей рассказать «маленький секрет»?

У меня перехватило дыхание. В висках застучало.

— Не смей.

Она отступила назад и снова улыбнулась, будто это всё — безобидная шутка.

— Мне бы не пришлось идти на это, если бы ты не начал играть в любовь. Знаешь, Никита, ты не первый, кто думает, что может влюбиться в "простую девочку" и жить, как в фильме. Только вот у тебя за плечами прошлое. И я — его часть.

— Мы с тобой не были чем-то настоящим. Ни на секунду. — Я сжал кулаки. — И не ты решаешь, чем мне жить. А тем более — не трогай её. Если ты хоть слово скажешь ей в кружке... Я сам лично расскажу Лере про спор. И добавлю, кто ты есть.

Арина замерла.

— Сам?

— Сам. Потому что я хотя бы буду честным. А не змеёй, которая шипит за спиной.

Она посмотрела на меня как на незнакомца. Впервые — без своего сучьей надменности. Лёгкая дрожь прошла по её губам. Видимо, она не ожидала, что я выберу правду. Даже если она может разрушить всё.

— Ты правда в неё влюблён? — спросила она тихо.

— Больше, чем когда-либо в кого-либо.

Арина развернулась, больше ничего не сказав. Просто пошла по коридору. С каждым её шагом я чувствовал, как в груди стягивает боль.

Я остался стоять, глядя на обёртку от стаканчика кофе, сжатую в руке. Голова гудела.

Я знал, что должен сказать Лере. Сам. И как можно скорее. До того, как эта змея сделает это за меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 22

— …и ты правда его не целуешь первой? — Арина посмотрела на меня с таким выражением, будто я только что призналась, что никогда не ела мороженое.

— Ну, не знаю, — я пожала плечами. — Мне кажется, он сам должен. Я просто люблю, когда всё… естественно?

— Естественно — это когда ты хочешь и делаешь, а не ждёшь, пока планеты выстроятся, — она засмеялась. У неё звонкий, заразительный смех. Лёгкий. Немного колкий, но не злобный.

Мы сидели в фойе театрального кружка. Перерыв между сценами. Девчонки ушли на кофе, а мы остались вдвоём. Арина оказалась не той, какой я себе её представляла. Не высокомерной, не стервозной. С ней легко. Она острит, знает толк в макияже и обожает старое французское кино.

— Ну хорошо, — протянула я, — а ты всегда целуешь первой?

— Если хочется — да. Я вообще за то, чтобы девушка тоже брала инициативу. Мы же не в девятнадцатом веке.

— Ты точно где-то училась быть такой уверенной? — спросила я, усмехнувшись.

— Жизнь — лучший преподаватель, детка, — подмигнула она.

Мне было с ней интересно. Арина будто открывала во мне части, о которых я раньше не думала: как я хочу выглядеть, как говорить, как чувствовать себя увереннее. Она подбирала слова так, будто знала, как звучать одновременно дерзко и женственно.

— А ты с Никитой давно? — вдруг спросила она, как бы невзначай.

— Почти месяц, — ответила я и почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Не знаю почему — может, просто от неожиданности. — Он… хороший. Очень.

— Да, — мягко кивнула Арина. — Он… умеет быть разным. Главное — не давай ему слишком много свободы. Такие, как он, умеют играть.

Я слегка нахмурилась.

— В смысле?

— Просто совет. Не потому что что-то знаю, а потому что видела таких, как он. — Она улыбнулась, будто сгладила всё, что только что сказала. — Но может, ты его как раз и приручила. Кстати, я недавно посмотрела классный фильм про любовь. Да, я и такие люблю. — видя мое удивленное выражение лица, сказала Арина. — Так вот, там парень поспорил с другом, что влюбит в себя неприметную девушку, а в итоге сам влюбился. Она, конечно, потом узнала все. Ну, а конец, я не буду спойлерить, вдргу ты захочешь посмотреть.

"Приручила". Мне не нравилось это слово. Никита не животное. Но я кивнула, не желая спорить.

— Можно глянуть. Мы с Никитой как раз собирались на днях посмотреть кино.

Когда репетиция закончилась, мы с Ариной тепло попрощались. Она даже обняла меня — легко, по-женски. Удивительно, как быстро можно сойтись с человеком. Или… подумала я, может, слишком быстро?

Дома было тихо. Вернее, сначала — пока я не открыла дверь. На кухне кто-то смеялся. Я застыла.

— Лера! — Вера появилась в коридоре с чайником в руках. — Заходи, у нас гости!

Я прошла в кухню, и увидела мужчину с пронзительными глазами и женщину с мягкой улыбкой. Они были в домашней одежде, за столом — пирог, чай, вазочка с малиной.

— Это мои родители, — сказала Вера с улыбкой. — Мама, папа — это Лера, моя соседка и подруга.

— Лерочка, — сказала мама Веры и поднялась, — мы так рады с тобой познакомиться! Вера о тебе много рассказывала. Садись к нам.

— Приятно познакомиться, — я едва успела выговорить, как оказалась в объятиях её мамы. Тёплые, уютные. Они были настоящими.

Мы пили чай, болтали, смеялись. Папа Веры рассказывал истории из своей молодости, мама — про то, как Вера в детстве устраивала “спектакли” из лего-фигурок.

— Мы хотим вас с Верой пригласить на выходные к нам на дачу, — вдруг сказала её мама. — Там лес, озеро, банька. Девчонки, отвлечётесь от суеты.

— Конечно! — засмеялась Вера. — Я за!

— Я… — я чуть замялась, — если это удобно, то я с радостью. Спасибо.

— Конечно, удобно! Ты теперь почти как вторая дочка, — сказала мама Веры, погладила меня по плечу. И в этот момент я почему-то чуть не задохнулась.

После их ухода я закрыла дверь, пошла в комнату, медленно опустилась на пол у кровати и зарылась лицом в ладони. И заплакала. Потому что я впервые за долгое время почувствовала, как это — когда тебя принимают просто так. Без условий. Без упрёков. Без скандалов.

Я вспомнила свою маму. Вечные бутылки. Чужие мужики на кухне. Хлопанье дверей. Её фразу:

"Ну ты же взрослая, сама разберёшься"

, когда я боялась остаться дома одна. Мне не хватало мамы. Настоящей. Той, что будет звать на пироги и пригревать ладонью. А не той, которая забывала, сколько мне лет и с кем я вообще живу. Я рыдала в тишине. Не потому что мне было плохо. А потому что я впервые за долгое время увидела, как бывает по-другому.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 23

Никита

Пятница, вечер. Она у меня. На ней моя старая, вытянутая футболка, которая почему-то на ней выглядит в сто раз лучше, чем на мне. Волосы в пучке, в одной руке — чашка с чаем, в другой — миска с попкорном. Я почти не слышу, что она говорит, потому что просто смотрю. Смотрю, как она двигается, улыбается, шутит. И думаю:

что я вообще сделал, чтобы заслужить её?

— Слушай, — Лера плюхается рядом и закидывает ноги мне на колени. — А давай посмотрим тот фильм, про который Арина говорила?

— Какой?

— Ну, где про парня, который поспорил, что влюбит в себя девушку. А потом — бац — сам влюбился. Классика жанра. Арина говорила, что он «душераздирающий».

Я чуть не поперхнулся чаем.

— Арина советовала? — спрашиваю, стараясь не выдать голосом ничего лишнего.

— Ага. Мы на днях после кружка болтали. Она вроде несколько раз его смотрела. Говорит — жизненно.

Я едва заметно сглотнул.

— Ну… давай.

Она устроилась ближе, прижалась ко мне, уткнулась носом в шею. А я почувствовал, как внутри всё сжимается. Фильм начинается. Сначала всё лайтово. Типичный кампус, парень — самовлюблённый красавчик, друзья — идиоты, спор на девушку: "За месяц она в тебя влюбится". Всё как в старом добром "Как отделаться от парня за 10 дней", только наоборот.

Ха-ха, смешно. Вот только в отличие от него, я действительно поспорил. И девушка была не вымышленная, а настоящая. Сидящая прямо сейчас у меня на коленях.

Она смеётся над диалогами. Тянется за попкорном. Иногда целует меня в щёку. И каждый её поцелуй — как нож. Потому что с каждой минутой я чувствую, как история на экране всё ближе ко мне.

Парень из фильма влюбляется. По-настоящему. Отказывается от спора, но не успевает рассказать. Девушка узнаёт. И уходит.

На экране она плачет. Он бежит за ней, под дождём, кричит, объясняет. А она молчит. Смотрит сквозь него. Потом просто разворачивается и уходит. Финальные титры. Музыка. Я сижу, как вкопанный.

— Блин… — говорит Лера, вздыхая. — Концовка не банальная.

— Ммм, — только и выдавливаю я.

Она поворачивается ко мне, берёт за руку.

— А ты бы простила ? — спрашиваю, будто просто интересуюсь её мнением. На самом деле, внутри — паника. Слишком реальный вопрос. Слишком лично.

Она думает секунду. Потом медленно говорит:

— Нет. Я бы не смогла тоже. Это… подло. Спорить на человека. На чувства. Это будто ты не воспринимаешь человека как живого, а как задачу, как игру. Даже если он потом влюбился по-настоящему — это не отменяет начала.

Она замолкает, а у меня внутри всё рушится. Она не простила бы. Никогда. Я чувствую, как поднимается волна. Не страха даже, а ужаса. Потому что я знаю: если она узнает — это конец

.

Не скандал. Не ссора. А прощание. И я решаю. Я не скажу. Никогда. Потому что то, что началось как глупый спор, стало самым настоящим, самым искренним в моей жизни. И если нужно — я сгорю с этим секретом. Но её я не потеряю.

— Ты чего такой серьёзный? — спрашивает она, заглядывая мне в глаза. — Не понравился фильм?

— Просто задумался, — отвечаю, вытягивая губы в неуверенную улыбку. — Тема жёсткая.

Она улыбается, наклоняется и целует меня. Медленно. Без слов. С доверием. С теплом. Так целуют когда любят. Я обнимаю её, крепко, как будто это может меня спасти. Мы снова целуемся. Долго. Лера садится на меня, тёплая, родная, моя. Её пальцы перебирают мои волосы, она гладит мои щеки. Я чувствую, как её дыхание становится прерывистым. И хочу остановить время. Чтобы ничего не менялось. Никогда. Мы ложимся под плед. Она прижимается ко мне, уткнувшись в грудь.

— Спасибо за вечер, Ник. Я тебя… — она не заканчивает, просто замирает.

Но я знаю, что она хотела сказать. И от этого только страшнее.

— Я тоже тебя люблю, Лер.

Так мы и засыпаем в обнимку, еще не догадываясь, как скоро наступит конец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 24

Мы ехали на дачу. Вот прям как в кино: плед, еда в контейнерах, блютус-колонка, и Вера, которая на переднем сидении поёт под Шакиру, а её отец терпеливо подпевает, хотя явно мечтает просто ехать в тишине. Я сижу сзади с Никитой, прижавшись к нему плечом. Вера спросила у родителей, могу лия взять своего парня. Они сказали, что мужские руки всегда пригодятся. Его рука у меня на колене, пальцы медленно рисуют круги, и это так…

мило

. По-другому не скажешь.

— Чур я первая в гамак, — говорит Вера, оборачиваясь ко мне. — Если там пауки, будешь вытаскивать меня.

— Спасибо за доверие, — хмыкаю я.

— Ты с виду спокойная, но в тебе сидит тайный ниндзя. Я уверена.

Мы смеёмся. Всё как-то легко. Слишком легко. В машине пахнет кофе из термоса и яблочным пирогом ее мамы. Никита иногда целует меня в висок. В такие моменты я ловлю себя на мысли: вот оно — настоящее. Без тревоги, без «а что если». Просто…

есть я, есть он, и мы едем в лес, чтобы дышать воздухом и не думать о зачетах и экзаменах.

Дача — это сказка. Вот честно. Я в жизни столько воздуха не вдыхала за один раз. Там деревья — как в сказках, высокие, сосны уходят в небо. Домик — деревянный, с крыльцом и скрипящей дверью. Пахнет хвоей, дымом, дождем.

— Заходите, располагайтесь, — говорит мама Веры. — Вера с Лерой — в комнату на втором этаже. Никита — на первом, в гостевой.

Мы заходим в дом, снимаем обувь, и я понимаю, что у меня будто внутри щёлкает. Здесь… тепло. Не от батарей, а от самой атмосферы. Всё — настоящее. Мебель, запахи, фотографии в рамках, смешные таблички на стенах типа «чай — это обнимашки в кружке».

Когда мы поднимаемся наверх, Вера бросает сумку на кровать и включает музыку с колонкой.

— Ты хоть раз была на даче ? — спрашивает она.

Я не отвечаю сразу. Просто усаживаюсь у окна и смотрю на лес. Всё зелёное, чуть пасмурное, но такое живое.

— Нет, — говорю тихо. — У меня даже дачи никогда не было. Мы максимум ездили на рынок.

— Ну считай, теперь есть, — улыбается она и обнимает меня за плечи. — Мои родители тебя уже удочерили, даже если ты не в курсе.

Вечером Никита и папа Веры топят баню. Мы сидим на крыльце с чаем и мёдом, в пледах, с красными щеками и дурацкими анекдотами. Я смеюсь — искренне. Никита рассказывает, как в детстве пытался вылить воду на соседей из ведра с балкона, а в итоге окатил свою бабушку. Я умираю от смеха. Он смотрит на меня так, будто я — центр этого леса, и ему ничего больше не надо.

Когда мы идём в баню, всё становится почти сказочным. Пар, горячие доски, берёзовый веник — и я, впервые в жизни, понимаю, что такое «отпустить». Вера парит меня, мы дурачимся, делаем фото на телефон, говорим о мальчиках, и я ловлю себя на том, что не думаю ни о чём плохом. Просто живу. Здесь. Сейчас.

После — вылетаем на улицу и прямо в озеро. Я визжу. Холодно, капец. Но кайф. А потом Никита заворачивает меня в полотенце и греет, пока мы не остываем.

Позже, ближе к ночи, я спускаюсь на кухню за водой. Мама Веры сидит у стола с бокалом вина, читает что-то на планшете. Увидев меня, улыбается.

— Не спится?

— Пить захотелось, — шепчу я.

— Садись ко мне. Я всё равно не могу оторваться от этого любовного романа.

Я сажусь. Она наливает мне чай, молча. Потом смотрит на меня очень мягко.

— Лера, — говорит она, — я хотела сказать: ты чудесная девочка. Я рада, что ты есть в жизни Веры. Она никогда не дружила с кем-то так по-настоящему.

Я чувствую, как что-то внутри дрожит.

— Спасибо, — говорю я. — Мне с Верой повезло.

— И тебе здесь всегда будут рады. Это дом — не только для нас. А для всех, кому нужно тепло. Понимаешь?

Я киваю. И резко встаю.

— Я… пойду. Спасибо за чай.

Поднимаюсь в комнату, ложусь в постель, тянусь к телефону. Никита прислал:

«Спишь?»

«Нет. Думаю о тебе», — отвечаю.

«Ты в порядке?»

«Да. Просто впервые чувствую себя дома. И почему-то от этого плакать хочется»

Он не пишет ничего сразу. А потом:

«Ты заслуживаешь дом. Любой. Хоть наш. Когда-нибудь»

И я снова закрываю глаза. С комом в горле.Потому что больно, когда тебе тепло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 25

Утро после дачи было сонным и спокойным. Вера с головой закуталась в одеяло, как сушёный перчик в буррито, и тихо бормотала:

— Если я не встану, мир меня простит, да?

— Мир — может быть. А твой желудок — вряд ли, — я, как героиня боевика, уже мысленно строила план экспедиции на кухню.

— Лера… — простонала она. — Принеси мне что-нибудь вкусное, и я официально назову тебя своей героиней.

— А наградой будет что?

— Почётная медаль «Лучший поставщик бутербродов» и право лежать рядом с великой мной.

Я театрально закатила глаза, но спустилась. На кухне пахло свежесваренным кофе и чем-то домашним — то ли пирогом, то ли хлебом. Вернулась я уже с тарелкой бутербродов, овощами и двумя яблоками, поставив всё на кровать.

— Мадам, ваш завтрак, — поклонилась я.

— О, боже, — Вера вцепилась в бутерброд. — Вот это я понимаю, дружба.

Включили сериал про Джеффри Дамера. Мелькнули первые кадры, и Вера с философским видом сказала:

— Вот что может быть лучше воскресного утра, чем смотреть про маньяка. Нам с тобой пора в клуб любителей тру-крайма.

— Только без практических заданий, ладно? — фыркнула я.

— Ну ты зануда, — подмигнула она. — Хотя, думаю, мы те самые девчонки, которые могут на свидание сходить в морг и радоваться.

— Ты описала мою мечту, — сказала я, и мы хором засмеялись так, что чуть не подавились бутербродами.

В какой-то момент Вера, глядя в телефон, вдруг сказала:

— Представь себе… Андрей, друг Никиты, всё ещё пытается меня пригласить куда-то. Уже несколько недель.

— Упорный, — заметила я. — И?

— Думаю, соглашусь. Посмотрим, что за фрукт.

— Вера! — я хлопнула в ладоши. — Я же говорила, он нормальный.

— Не забегай вперёд, Лера. Может, у него коллекция чучел дома.

— Главное, чтобы не людей, — подколола я.

Она фыркнула, но улыбнулась.

— Ладно, а у тебя как с Никитой?

Я почувствовала, как внутри что-то расправляется, как тёплый плед.

— Если честно… я успела его полюбить.

Вера подняла брови.

— А он? Признавался тебе в любви?

— Признавался. Во время… — я замялась. — Нашего первого раза. И потом каждый день.

— Это слишком мило, — сказала она, притворно морщась. — Меня от вашей сахарности скоро стошнит.

— Держись, это надолго. Я буду приносить тебе тазик.

Через пару серий Вера, закинув ноги мне на колени, вдруг вспомнила:

— Кстати! Когда ждать премьеру твоего спектакля в театральном кружке? Я уже планирую стоять у выхода и брать у тебя автограф.

— За деньги, надеюсь? — подколола я. — Хотя, мы пока репетируем. Арина, которая ведёт кружок, много нового придумала.

— Арина? — Вера вытянулась. — Ага… и что это за Арина такая?

— Очень крутая. Родители — актёры. Мы с ней с первой репетиции подружились.

— Я ревную, — заявила она, поджав губы.

Я рассмеялась и обняла её за плечи:

— Моё сердце принадлежит только тебе, мадам.

— Ну вот, — удовлетворённо сказала она. — Так-то лучше.

Весь день мы провели в этом уютном коконе: пили какао, спорили, какая серия у Дамера жёстче, и делали глупые ставки — кто из нас первой закричит от мерзости на экране. Я проиграла, потому что в одной сцене у меня натурально вырвалось «Фу!» так громко, что Вера чуть не пролила какао на себя.

Под вечер мы устроили мини-спа: маски на лицо, плед, музыка из плейлиста «Осень и тыквенный латте». Вера лежала с маской на лице и вещала:

— Мы с тобой, Лера, идеальный дуэт. Если вдруг решим пойти в журналистику, у нас будет подкаст «Маньяки и макияж».

— Или «Трупы и бутерброды», — добавила я.

— Гениально.

И мы снова смеялись, пока в комнате сгущались сумерки, а за окном по стеклу тихо барабанил дождь. Было ощущение, что весь мир сейчас существует только для нас — двух девчонок, которые нашли друг в друге дом.

Когда за окном уже окончательно стемнело, Вера вдруг села на кровати, как будто её кто-то включил кнопкой:

— Всё. Мы идём гулять.

— Ты в курсе, что дождь? — я показала на стекло, по которому стекали ленивые капли.

— Тем более! У меня есть зонт с утятами. Мы должны дать ему шанс проявить себя.

Я хмыкнула, но через пять минут мы уже шлёпали по мокрому асфальту в кроссовках и толстовках, под этим смешным жёлтым зонтом, который был рассчитан максимум на одного человека, так что половину времени нас всё равно обдавало дождём.

Вера шла и жестикулировала, рассказывая, как в детстве пыталась сварить кашу в чайнике, и в итоге её мама ещё неделю чистила запах «кулинарного преступления» из кухни. Я в ответ призналась, что однажды забыла про пельмени на плите и ушла в ванну… вернулась, когда квартира уже пахла чем-то подозрительно карамельным.

— Мы с тобой — кулинарная угроза обществу, — сделала вывод Вера.

— Зато честная, — поправила я.

На обратном пути мы зашли в круглосуточный магазин за шоколадом, а кассирша посмотрела на нас и сказала:

— Девчонки, у вас вид, будто вы только что спасли мир.

Мы с Верой синхронно ответили:

— Так и есть.

Дома, промокшие, но довольные, мы переоделись в пижамы, сварили какао и устроились у окна, слушая, как дождь барабанит по подоконнику.

Я достала телефон. Никита написал: «Как твой день?»

Я улыбнулась и ответила: «Вера заставила меня гулять под дождём, мы чуть не утонули в луже, купили шоколад. А ещё смотрели про маньяка. Романтика»

Он сразу прислал: «С тобой даже маньяки — романтика»

Я закатила глаза, но улыбка сама собой расползлась по лицу. «А ты?» — спросила я.

«Думал о тебе. И скучал»

— Никита? — Вера, заглянув через плечо, хитро прищурилась. — Передай ему, что если он ещё раз назовёт тебя романтичной, я устрою ему тест на уровень сахара.

— Скажу, что это угроза от будущей свахи, — парировала я.

Она рассмеялась, а я снова вернулась к экрану телефона.

«Скоро увидимся. Я хочу, чтобы ты снова чувствовала себя дома. Со мной» — написал он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не ответила сразу. Просто смотрела на это сообщение и думала, что, возможно, впервые в жизни у меня есть всё, что нужно: верная подруга, парень, с которым спокойно, и этот вечер, где дождь за окном не про грусть, а про уют.

Мы допили какао, а Вера зевнула и пробормотала:

— Чудесный был день. Спасибо, Лер.

И я запомнила этот день, как один из лучших в моей жизни. Даже запах шоколада на кухне и то, как утята на зонте улыбались нам, когда мы шли по мокрой улице. Жизнь начала налаживаться с правильными людььми рядом. Меня отогрели, как бездомного котенка. И теперь я нежилась на кроватке, сладко мурлыкая.

Глава 26

Прошло две недели.

Жизнь, казалось, вернулась в тихое русло: утренние пробежки до университета, звонки от Никиты, посиделки с Верой, и репетиции — бесконечные, шумные, изматывающие, но такие живые.

В обед мы с Ариной, как обычно, гоняли сцену, где моя героиня должна была кричать в лицо партнёру, обвиняя его в предательстве. Получалось у меня слишком уж правдоподобно — даже Арина пару раз удивлённо прищурилась, а потом тихо усмехнулась:

— Ты сейчас играешь так, будто в зале зрители, эмоции настоящие.

— Может, и так, — пожала я плечами, отводя взгляд.

После очередного прогона Арина крикнула «Пятиминутка!» и подошла ко мне:

— Лер, а давай после репетиции в кафе? Я угощаю. Пирожное, кофе… поболтаем.

Я чуть замялась:

— Ненадолго, ладно? Никита будет ждать.

— Конечно, — улыбнулась она, но взгляд у неё был какой-то… слишком пристальный, будто она уже знала, что разговор затянется.

После репетиции мы вышли в промозглый вечер. Осень уже уверенно заявила о себе: воздух пах мокрыми листьями и дымом из чьих-то печек. В маленьком кафе у угла улицы было тепло, пахло свежим кофе и медом.

Мы устроились у окна, заказав два капучино и огромный кусок медовика на двоих.

Арина медленно размешивала сахар, потом подняла глаза:

— Лер… а если бы ты знала, что твою подругу обманывают близкие, ты бы сказала ей?

Я удивлённо приподняла бровь:

— Смотря насчёт чего обманывают.

— Это тебе решать… — она сделала глоток кофе, потом тихо добавила: — Я и Никита… до тебя мы были вместе. Точнее… просто спали. Без обязательств.

Я замерла, будто меня облили ледяной водой.

— И когда появилась я…?

— Он перестал ко мне приезжать, — сказала она, отводя взгляд.

В груди что-то неприятно сжалось.

— Почему… ни ты, ни он не сказали?

Арина вздохнула:

— Потому что я сама узнала недавно… от Андрея. Они с Никитой поспорили на тебя. Что он переспит с тобой за месяц.

Слова резанули слух так сильно, что я даже не сразу поняла, как перестала дышать. Внутри поднялась волна — горячая, жгучая, я хотела опрокинуть чашку, разбить тарелку, закричать, что это ложь.

Арина продолжала, медленно, будто боялась, что я сейчас сорвусь:

— Я не могла не рассказать… ты слишком хорошая. Может, ему потом просто стало тебя жалко. Ведь мама у тебя… — она на секунду замялась, — пьёт. А отец умер.

В голове зазвенело, как от удара. Я почувствовала, как под пальцами холодеет керамика чашки. Слова будто не доходили — они просто висели в воздухе, тяжёлые, липкие.

Я встала. Стул противно заскрипел по полу.

— Лера, подожди… — тихо сказала она.

Но я уже шла к выходу, не оборачиваясь. Снаружи было темно, дождь стучал по мостовой, и каждую каплю я ощущала, как укол в кожу. Внутри всё кипело — злость, обида, боль, и ещё какое-то мерзкое чувство, что всё вокруг пошатнулось.

Никита.

Арина.

Спор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 27

Лера вылетела из кафе, будто из душного, наполненного ядом аквариума. Слёзы застилали глаза, мир расплывался, превращаясь в водяную акварель, где не было ни людей, ни домов — только ливень, падающий стеной. Казалось, небо решило вылить на неё всё, что копило неделями: боль, обиду, холод. Капли били по лицу, проникая в волосы, стекали за воротник, но Лера этого не замечала. Сердце гулко колотилось в груди, рвясь наружу, каждая мысль звенела:

"Как он мог? Как они могли?"

Она шла, не разбирая дороги, пока не оказалась у родного подъезда.

Дверь квартиры распахнулась, и в проёме возникла Вера — тёплая, встревоженная, родная.

— Лера?! Да ты же вся мокрая! Что случилось?

Лера всхлипнула, и сдерживавшийся внутри крик прорвался наружу. Она рухнула в объятия подруги, рыдая в голос:

— Это был спор… Они с Андреем… поспорили на меня… — её трясло, слова захлёбывались слезами. — А Никита… он был с Ариной… до меня…

Губы дрожали, дыхание сбивалось, мокрая одежда холодила кожу. Вера крепче прижала её к себе, чувствуя, как подруга буквально обмякает в руках.

— Всё, пойдём, — тихо сказала она и почти силой увела Леру в ванную.

Горячая вода зашумела в душе, обволакивая паром. Вера помогла ей стянуть липкие от дождя вещи, завернула в полотенце. Но, коснувшись ладонью её лба, нахмурилась:

— У тебя жар!

Она пулей вылетела из ванной, через секунду вернулась с аптечкой и градусником. Цифры на дисплее подтвердили — почти тридцать девять.

— Так, всё, никаких разговоров, — мягко, но решительно сказала Вера, усаживая подругу на кровать. — Выпей.

Лера послушно проглотила таблетки, а Вера, присев рядом, погладила её по голове, словно успокаивала ребёнка после кошмара.

Телефон на тумбочке не замолкал — звонок за звонком. Вера взяла его в руки, и на экране вспыхнуло имя «Никита».

Она вышла на кухню и, не давая Лере слышать разговор, нажала «принять».

— Алло? Лера, ты где?! Я уже несколько часов… — голос Никиты звучал взволнованно, но Веру это только разозлило.

— Слушай сюда, — перебила она холодно. — Ты и твой дружок — конченные ублюдки, раз решили поспорить на девушку. Это самое мерзкое, самое низкое, что можно придумать. Из-за тебя у Леры температура почти сорок. Так что катись к чёрту.

— Подожди, это не так! Я… — начал он, но Вера уже нажала «сбросить».

Три дня Лера пролежала в горячке. Температура упорно держалась, несмотря на таблетки. Вера, не доверяя случаям, позвонила маме, которая хоть и гинеколог, но всё же врач. Та прислала своего знакомого терапевта.

Врач, проверив Леру, покачал головой:

— Болезнь — это не только дождь. Тут сильный стресс. Организм просто сдался. Ей нужно отдыхать, спать и питаться качественно.

На третий день, когда жар наконец спал, Лера решилась встать. Она умылась, глядя в зеркало на бледное, осунувшееся лицо, и тихо прошептала:

— Я как будто постарела лет на десять.

На кухне пахло чем-то домашним и тёплым. Вера стояла у плиты, помешивая суп, и, увидев Леру, улыбнулась:

— О, живая. Иди, садись.

— Физически легче… — Лера опустилась на стул. — А морально я умерла.

Вера поставила перед ней тарелку и, садясь напротив, тихо сказала:

— В тот день, когда всё случилось, он звонил. Я… не выдержала и всё ему высказала.

— Спасибо, — Лера слабо улыбнулась. — Я бы сама не смогла. И видеть его… не хочу.

— Он потом писал мне, — Вера отвела взгляд. — Спрашивал, как ты. Говорил, что любит. Что хочет объяснить все.

Лера опустила голову, и слёзы снова начали катиться по щекам.

— Я так хотела верить… что такой, как он, может полюбить такую, как я. Что меня вообще можно полюбить. Я отдала ему первый поцелуй… первый раз… и сердце. А он… — голос сорвался в тихий всхлип. — Так больно…

Вера подошла, обняла её сзади, прижимая к себе, и ласково зашептала в макушку:

— Лерочка… ты самая лучшая. Я рядом. И я не дам тебе утонуть в этом. Станет легче. Обещаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 28

Двор был погружён в вечернюю тишину, только редкие капли дождя ещё постукивали по железной крыше подъезда. Лера сидела на диване, завернувшись в плед, когда вдруг услышала звонок домофона. Она вздрогнула — сердце рванулось в горло. Вера, которая как раз раскладывала кружки на стол, бросила на неё быстрый взгляд.

— Ты ждёшь кого-то? — спросила она, нахмурившись.

Лера лишь покачала головой.

Звонок повторился. Упрямый, настойчивый.

Вера подошла к домофону, нажала кнопку:

— Алло?

— Это Никита, — донёсся снизу хрипловатый голос.

У Леры всё внутри сжалось, будто её окунули в ледяную воду. Она вжалась в спинку дивана, плед задрожал в руках.

— Убирайся, — резко бросила Вера в трубку. — Ей не нужен твой цирк.

— Пожалуйста, — его голос дрогнул. — Мне нужно поговорить. Хоть минуту.

— Минуту? Ты уже испоганил ей месяцы жизни! — сорвалась Вера, но почувствовала, как Лера тихо прошептала:

— Пусти.

Вера обернулась — и впервые увидела в глазах подруги не только боль, но и твёрдое желание.

— Ты уверена?

— Да. Я должна это услышать. Иначе не смогу жить дальше.

Минутой позже в дверь постучали.

Никита стоял на пороге промокший, с взъерошенными волосами и каким-то диким выражением лица. Казалось, он не спал и не ел все эти дни. Увидев Леру, он рванулся вперёд, но Вера выставила руку:

— Ещё шаг — и я сама вышвырну тебя.

Лера коснулась её руки:

— Всё в порядке. Пусть.

Они прошли на кухню. Лера села за стол, спрятав руки под столешницу, чтобы он не видел, как они дрожат. Никита остался стоять. Несколько секунд их глаза метались друг по другу, как искры в грозовом небе.

— Лера… — его голос сорвался. — Я знаю, как всё это выглядело. Я знаю, как больно тебе. Но ты должна выслушать меня.

— Должна? — горько усмехнулась она. — Я должна была быть игрушкой для вас с Андреем, вот кем.

— Нет! — он резко качнул головой, шагнул ближе. — Это была глупость! Дурацкий спор, да! Но в тот момент, когда всё началось, я уже… — он сбился, губы дрогнули. — Я уже чувствовал к тебе совсем другое.

— Чувствовал? — её голос сорвался в крик. — Ты понимал, что я влюбляюсь в тебя! Что я верю тебе каждой клеткой! И всё равно продолжал этот… фарс?!

Никита закрыл лицо руками, будто хотел стереть с себя прошлое.

— Я идиот. Но это не было игрой для меня! Не потом. Каждая встреча, каждый твой взгляд… я клялся себе, что расскажу всё. Но боялся потерять тебя.

— Потерять?! — Лера вскочила, слёзы брызнули из глаз. — Да у тебя никогда и не было меня! Всё, что у нас было, всё, что я считала настоящим… оказалось грязным пари!

Он подошёл ближе, схватил её за руки — горячо, отчаянно.

— Нет! Это не так! Лера, клянусь… всё, что между нами, всё — настоящее. Я люблю тебя.

Она попыталась вырваться, но он держал крепко. Вера за дверью напряглась, но не вмешалась — понимала, что сейчас всё решается.

— Любишь? — её голос стал тише, но колючее. — Ты так любишь, что готов был поставить на кон мои чувства? Ты спал с Ариной, но не сказал мне об этом! Я выглядела полной дурой!

Никита осел на стул, руки дрожали.

— Это было раньше… до тебя. Я был пустым. Я не верил, что могу быть с кем-то серьёзно. А ты… ты всё изменила. Но я оказался слишком трусливым и слабым, чтобы сразу признаться.

Тишина повисла между ними, наполненная только её тяжёлым дыханием.

Лера села обратно, прикрыла лицо ладонями.

— Я больше не знаю, кто ты. Не знаю, можно ли хоть одному твоему слову верить.

Никита потянулся к ней, но замер в сантиметре.

— Я понимаю, что не заслужил прощения. Но прошу — дай мне шанс это доказать. Я готов на всё.

Она опустила руки, посмотрела ему в глаза — и впервые увидела в них не самоуверенность, к которой привыкла, а настоящую боль. Настоящую вину.

— Я… не могу, — выдохнула она. — Мне слишком больно.Ты ведь знал про всю мою ситуацию с родителями, знал, что мама пьет. Как я жила эти годы, как тяжело мне доверять. Я еще в самом начале тебе говорила, что если это спор -— не нужно говорить слова о любви. Я отдала себе все свои первые разы. Я отдала тебе свое сердце, а ты его разбил на тысячу мелких осколков. Я уверена, что твоя бывшая уже всему универу рассказала про этот долбанный спор, смакуя каждую деталь.

И тогда он впервые за всё время не стал спорить. Он просто опустил голову и прошептал:

— Прости меня, Лер, прости. Я обещаю тебе, что ты не услышишь в универе ни одного ужасного слова о себе. Я разберусь со всеми. Буду ждать от тебя даже банальной точки в сообщении — это будет означать, что ты готова дать шанс.

Вера зашла в кухню, сжав губы в тонкую линию.

— Твоя минута давно вышла. Убирайся.

Никита поднялся, ещё раз посмотрел на Леру. В его взгляде было столько невыносимой нежности и боли, что Лера снова ощутила, как внутри что-то рвётся на части.

Когда дверь за ним закрылась, она уткнулась в плечо Веры и, всхлипывая, прошептала:

— Почему, Вер… почему я всё равно хочу верить ему? Хочу вновь упасть в его объятия?

Вера обняла её, гладя по волосам.

— Потому что ты любишь, дурочка. А любовь — это самая жестокая болезнь. Я твоя подруга и не буду осуждать тебя. Если ты правда веришь его словам и в его чувства — найди в себе силы простить. Если ты чувствуешь, что с ним ты будешь любимой и счастливой. Я, конечно, тут накинулась на него. Но он выглядит хреново, уж точно не как человек, который рад тому, что ты узнала про спор. А как тот, кто потерял любимую. Дружок-пирожок его тот еще козел. Я ему тоже все выскажу.

— Вер, спасибо, я бы не справилась без тебя.

— А разве я могла поступить по-другому? Пошли пить чай, я заказала нам эклеры.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 29

Лера шла по университетскому коридору вместе с Верой. Утро было прохладным, и лёгкий ветер колыхал волосы, оставляя на щеках ощущение свежести. Сердце Леры билося быстрее обычного — не от волнения перед парами, а от того, что ей предстояло услышать правду. Её мысли метались: «Что он скажет? Сможет ли это изменить что-то?»

Вдруг телефон Веры завибрировал. Она взглянула на экран, и на лице появилось лёгкое удивление.

— Это Никита, — тихо сказала она. — Он только что звонил.

— Что он хотел? — спросила Лера, ощущая, как внутри поднимается лёгкая дрожь.

— Он… попросил Андрея рассказать тебе всё. Сказал, что этот спор ничего не значит, что у него к тебе серьёзные чувства. Он уже давно говорил об этом Андрею.

Лера замерла. Сердце будто замерло на мгновение, а затем ритмично застучало сильнее. Она не знала, что ожидать: правда могла ранить, а могла дать надежду.

Именно в этот момент к ним подошёл Андрей. Он держал рюкзак на одном плече и выглядел так, словно готовился к тяжёлому разговору. Лера замерла, Вера сжала её руку и встала чуть вперёд, готовая защищать подругу.

— Лера, — начал Андрей, словно собирая слова по кусочкам, — я… я должен сказать правду. Мы с Никитой… мы поспорили на то, что он переспит с тобой за месяц. Я знаю, это мерзко звучит, но… Никита всё очень быстро отменил. Он сказал мне честно — у него к тебе чувства. Он любит тебя по-настоящему.

Лера стояла, молчала, сжимая рюкзак в руках. Словно замерла между прошлым и настоящим. В её голове роились противоречивые мысли: обида, боль, и одновременно… слабое, едва уловимое тепло надежды.

Вера не выдержала молчания. Её глаза сверкнули, голос дрожал от эмоций:

— Ты мудак! — рявкнула она. — И ты — урод, как и твой друг! Ты звал меня на свидания, а сам спорил со своим другом на Леру, на её чувства! Ты понимаешь, что это низко? Как можно так вести себя с людьми?! Как мужчина вообще может себя так вести?

Андрей подавился, пытаясь что-то сказать, но слова застряли в горле. Его лицо побледнело, он нервно сглотнул.

— Хватит, — Вера подняла руку. — Не подходи ко мне и к Лере больше. И передай Никите, чтобы не трогал Леру. Хватит с неё всего этого. Вы повеселились, хоть и не долго, а ей собирать свое сердце по кусочкам.

Андрей замялся, но после короткой паузы сказал тихо, почти себе под нос:

— Лера… если ты тоже любишь Никиту… пусть у вас всё будет хорошо, когда сможешь его простить. Я… я верю, что вы можете быть вместе и счастливы. Арина… она завидовала тебе, поэтому всё это сказала. Никита правда любит тебя. Он сейчас страдает не меньше тебя. Вер, прости меня, мне правда жаль, ты мне тоже нравишься по-настоящему. Если ты захочешь со мной увидеться или даже напишешь банальное "привет", я буду рад.

— Спасибо за столько искренний и душещипательный диалог. Я не связываюсь с особями мужского пола, которые позволяют себе спорить на людей. Можешь забыть меня.

— Прости. У меня совсем нет шанса?

Вера ничего не ответила. Лишь отвернулась в сторону, Андрей воспринял это не как отказ, а как паузу в их еще не начавшихся отношениях.

Лера едва слышно выдохнула. Сердце сжалось, а затем почувствовала странное облегчение — правда была услышана, её внутренний барьер начал таять. Андрей медленно повернулся и отошёл, оставив её с Верой. Вера, глядя на подругу, мягко сжала её руку:

— Лерочка… теперь всё на твоих руках. Ты сама решаешь. Я поддержу тебя в любом случае. Если ты считаешь, что Никита достоин второго шанса, то окей. Если нет — тоже окей.

— А ты сможешь дать второй шанс Андрею?

— Он мне нравится, да, но его поступок...как будто я выбрала вкусный кусок мяса, а потом он оказался протухшим.

Лера улыбнулась:

— Ну у тебя и сравнения. Я тоже поддержу любимое твое решение. Нам нужно выбрать, готовы ли мы вновь доверить свои сердца им и быть счастливыми. Или забыть их, переболеть и тоже быть счастливыми, но уже гораздо позже.

Лера на минуту вспомнила Никиту: его глаза, полные искренности, заботы и тепла. Она понимала: впереди будет непросто, но впервые за долгое время внутри неё пробудилась настоящая надежда.

— Я… я хочу попробовать ему верить, но мне пока тяжело и больно, — тихо сказала Лера, словно сама себе.

Вера улыбнулась, прижимая подругу к себе:

— Всё будет хорошо. Дай себе и ему время.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 30

Никита стоял у дома Арины, ощущая, как напряжение в груди сжимает его сердце в стальной кулак. Ветер колыхал волосы, но он не замечал его, не замечал прохожих, машин, света, отражающегося в мокром асфальте. Все вокруг слилось в один серый, тусклый фон — и только она, Арина, должна была появиться, чтобы это противоречивое, горько-сладкое ожидание завершилось.

Он пробовал звонить, писать, оставлять сообщения — всё было тщетно. И чем дольше он ждал, тем сильнее росло ощущение безысходности, словно часы и минуты превращались в громоздкие камни, давящие на плечи. Сердце колотилось так, что казалось, его ритм слышен всему миру, и Никита боялся, что он сорвётся, потеряет контроль.

И вот, наконец, дверь открылась, и Арина вышла из подъезда. Она была как всегда уверена, излучала холодную самодовольную улыбку, на которой Никита внутренне сжал кулаки.

— Ах, Никита… я знала, что ты вернёшься к мне, — ехидно произнесла она, шагнув на тротуар.

Никита сделал шаг вперёд. Каждый его мускул был натянут, каждое дыхание — тяжелое и медленное. Его голос звучал низко, ровно, но за ним ощущалась кипящая внутри буря:

— Арина… мне жаль тебя. Но никто никогда не сможет полюбить тебя так, как я люблю Леру. — Он сделал паузу, глядя прямо в её глаза, словно хотел прожечь их взглядом. — Ты забыла одно. Ты забыла, что когда-то присылала мне свои фото… ню. Интернет не забывает. Я ведь могу быть жестоким мальчиком, правда?

Её уверенность, её привычная наглость мгновенно треснули. Она открыла рот, но слова застряли, и только шок отразился на лице.

— Ты шутишь… — выдохнула она, не веря своим ушам. — Ты не можешь…

Никита шагнул ближе, голос стал ещё холоднее, с тонкой искоркой сарказма:

— Случайность? Взломали меня, случайно всё попало в чужие руки. Такое бывает. — Он позволил себе легкую иронию, но это было ледяное, почти болезненное «шутливое» замечание, которое обжигало её слух.

Арина запаниковала. Сначала это был шок. Потом — ужас. Она тут же схватила свой телефон и начала проверять чаты. В группах универа не было ни одного уведомления о ее фотографиях.Никита молча наблюдал, словно вглядываясь в отражение её души, обнажённое и беззащитное, и внутри него смешались облегчение и холодная горечь.

Он видел, как все её хитрые планы и дерзкие игры превращаются в пустоту. Но это не радость. Это — чистая справедливость, неизбежная, беспощадная.

— Я бы мог так поступить, но я не конченная мразь. Лера никогда не простит мне такую низость, да и я себе тоже. Я не буду опускаться до мести девушке, с которой когда-то спал, но ты подойдешь к Лере и извинишься. С себя я ответственность не снимаю, виноват во всем только я. Но ты поступила как сука, зная все.

— Никита… — слова дрожали, но их никто не слушал, кроме него.

Он медленно повернулся и, не произнеся ни слова больше, ушёл прочь. Каждый шаг был осознанным, каждый вдох — борьбой с внутренней бурей. Он не чувствовал злобы, не ощущал триумфа. Только ясность. Только понимание того, что он сделал всё возможное, чтобы расставить точки, очистить своё сердце и защитить Леру.

Он проходил мимо людей, машин, фонарей, а внутри был свет, горящий ярче, чем всё внешнее: свет Леры, её улыбки, её голоса, её взгляда. Для неё он жил. Для неё он оставлял прошлое позади. Никита знал, что с каждым шагом к нему возвращается спокойствие. Он не оглядывался.

В его голове звучали слова, которые он произнёс Арины: никто не полюбит её так, как я люблю Леру. Это не была угроза — это была правда. Любовь, сильная и искренняя, которая оставляла все игры и интриги позади. Любовь, ради которой стоило пройти через всё: обман, предательство, недоверие. Любовь, ради которой он был готов забыть страх и боль.

Он вышел на пустую улицу и впервые за долгие часы почувствовал, что может дышать свободно. Ветер больше не давил, солнце не жгло глаза — всё вокруг было частью новой главы его жизни, главы, где место есть только для одного: Леры, её счастья и их будущего вместе.

И когда он шёл прочь, он знал, что Арина будет плакать ещё долго, крича и рыдая, а он не вернется. Он уже никогда не вернётся к прошлым играм.

Он чувствовал, как сердце его успокаивается, а разум начинает работать в ритме, который не тревожит больше. Никита впервые за долгое время позволил себе улыбнуться — не широко, тихо, но искренне. Потому что впереди была Лера. И это было всё, что имело значение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 31

Никита стоял на парковке возле университета, ощущая, как сердце колотится так, будто его слышат все студенты, выходящие после пар. Он ждал. Вглядывался в двери, в лица, ища только одну — её.

Когда дверь наконец распахнулась, и в потоке студентов появилась Лера, он почти потерял дыхание. Она была в светлом пальто, волосы чуть растрёпаны, в руках книги. Глаза её были усталые, но такие родные. Никита вдруг понял: всё вокруг потеряло смысл — только она.

Он вышел из машины и сделал шаг вперёд, потом второй. Горло пересохло, но он заставил себя заговорить.

— Лера… — голос дрогнул, и он едва не сжал кулаки, чтобы не сорваться. — Можно… поговорить с тобой?

Она остановилась. Рядом была Вера, и её взгляд был тяжёлым, колючим, словно острым ножом скользнул по его душе. Но Никита не отводил глаз от Леры.

— Я… хотел пригласить тебя в кафе, — осторожно добавил он, будто боялся, что одно лишнее слово разрушит хрупкую возможность.

Лера перевела дыхание и покачала головой.

— Нет. Если и говорить, то… в парке. — Она на секунду встретилась с ним взглядом, и в её глазах мелькнула тень воспоминания. — В том, где было наше первое свидание.

Эти слова обожгли Никиту. Он кивнул, не смея улыбнуться, только внутри у него что-то дрогнуло и наполнилось теплом.

Они шли по аллее, и каждое движение давалось Никите с трудом. Он боялся идти слишком близко, боялся случайного касания. Воздух был свежим, звенящим, и казалось, каждая ветка, каждая воробьиная трель лишь подчёркивает тишину между ними.

Наконец, Никита осмелился заговорить. Его голос был тише, чем обычно:

— Скажи… ты сможешь когда-нибудь простить меня?

Лера остановилась. Ветер чуть тронул её волосы, и она медленно вдохнула.

— Я не знаю, Никита, — её голос был тихим, но резал его изнутри. — Мне очень тяжело. Я разговаривала с Верой… она сказала, что мне стоит обратиться к психологу. Потому что… вся эта ситуация с мамой… она отпечатывается на мне, на жизни, на отношениях. Я часто думаю, что меня вообще не за что любить. Поэтому, когда я узнала про ваш спор, это будто подтвердило мои страхи. Что я недостойна любви. Что всё это было ради шутки.

Она сжала губы, чтобы не разрыдаться, и посмотрела в сторону, будто боялась встретиться с его глазами.

— Я не понимаю, как ты мог так поступить. Как мог на меня спорить… — её голос дрогнул.

Никита резко вдохнул, будто от боли, и сделал шаг ближе. Осторожно, боясь спугнуть, он протянул руку и взял её ладонь в свою. Его пальцы дрожали.

— Лера… — он мягко повернул её к себе, и глаза его блестели от сдержанных слёз. — Ты самая красивая. Самая милая. Добрая, умная и чудесная девушка, которую я только встречал. Тебя можно любить только за то, что ты просто есть. У меня не было ни единого шанса устоять.

Он выдохнул и тихо, с горечью улыбнулся:

— Я такой дурак. Да, вначале это был спор. Я не оправдываюсь. Но потом… мы пошли гулять. Помнишь? Ты радовалась простой сахарной вате, словно это было самое большое чудо. И я тогда понял, что готов на всё, лишь бы ты всегда вот так улыбалась.

Её глаза дрогнули. Она слушала.

— Потом… я хотел признаться. Честно. Но мы смотрели тот фильм… про спор парня на любовь девушки. И ты тогда сказала… что никогда бы не простила. — Никита тяжело сглотнул. — И мне стало страшно. Страшно, что я потеряю тебя навсегда. Поэтому я молчал.

Тишина повисла между ними. Лера опустила взгляд, пальцы её чуть дрожали в его руках. Но она не отняла ладонь.

Никита продолжил, его голос был хриплым, но искренним:

— Если у меня есть хоть маленький шанс… хоть крошечная возможность, что мы будем вместе… я сделаю для этого всё. Я никогда больше не обижу тебя. Никогда.

Лера медленно подняла взгляд. В её глазах было столько боли и сомнений, но и что-то ещё — крошечная искра надежды.

— Помнишь я тогда после ужина с твоими родителями просила лишь не разбивать мне сердце? Беречь меня и не делать больно. Ты обещал. Но в итоге ты сделал мне очень больно.

— Лер,— Никита почти шепотом позвал ее. — Один крошечный шанс, если ты сможешь простить меня.

В этот момент Никита вдруг заметил знакомый вагончик. Тот самый, где когда-то он купил ей сахарную вату. В груди что-то дрогнуло, и он, не говоря ни слова, отошёл к продавцу. Вернулся через минуту с пушистым облаком сладкой ваты в руках.

Он протянул её Лере, и на секунду сердце замерло.

Она взяла ватную палочку, посмотрела на неё, а потом — на него. И впервые за долгое время уголки её губ дрогнули в улыбке. Та самой, от которой когда-то у него перехватило дыхание.

И Никита понял: надежда ещё жива.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 32

Несколько дней подряд Никита буквально засыпал Леру цветами. Каждый раз она открывала дверь квартиры, где временно жила у Веры, и там стояла коробка с пестрыми букетами: розы, тюльпаны, герберы. Каждый раз она закатывала глаза.

— Честно, — смеясь, говорила Вера, — ну можно было и еды заказать. Цветы красивые, конечно, но желудок тоже любит внимание. Ты ему намекни, что мы хотим вкусный ужин.

— Ага, из дорогого ресторана, где ужин будет равен моей годовой зарплате, — хохотала Вера.

Лера отмахивалась, но внутри было приятно. И страшно. Страшно доверять снова. Она понимала, что сердце дрожит на каждом шагу, и любая мелочь могла его сломать.

Несколько дней подряд ей звонила мать, но Лера не брала трубку. Была уверена, чтоона снова пьяная или ей нужны деньги на выпивку. Но понимала: пора заехать домой и забрать оставшиеся вещи. Даже новые подаренные вещи и те, что дала Вера, не заменят того, что осталось в квартире матери. Она должна была забрать все. Тем более Вера сказала, что Лера может жить здесь хоть пять лет, если нужно и что место в шкафах есть.

Лера решила позвать с собой забрать вещи Никиту. И это была своего рода проверка для него, сможет ли он остаться рядом, когда столкнется с ее прошлым, с грязью и с тем, что она давно пыталась забыть.

Лера решила не мешкать и тут же написала Никите:

«Мне нужно заехать домой и забрать вещи. Ты поедешь со мной?»

«Конечно, — ответил он мгновенно. — Скажешь, когда заехать»

« Через два часа.»

Когда Лера вышла из подъезда, Никита уже ждал у машины. Он подошел и поцеловал её в щечку. Она почувствовала тепло, осторожность — он не давил, не обнимал слишком сильно, но она знала: внутри у него буря желаний.

— Всё будет хорошо, — сказал он, бережно держа её за руку, — я с тобой. Поехали?

Лера кивнула. Всю дорогу она гнала от себя тревожные мысли, слушая плейлист Никиту, разговаривать ей сейчас не хотелось, и он это понимал.

Когда они приехали к старому дому Леры. Она сжалась, сердце колотилось, и Никита заметил это. Он крепче взял её за руку, и в ней появилось спокойствие.

Они поднялись на этаж. Лера открыла дверь ключом — и в нос сразу ударил запах алкоголя, смешанный с духотой и старой пылью. За то время, что ее здесь не было — квартира превратилась в кабак. В воздухе витал табачный дым, полы были все грязные и липкие. Было четкое ощущение, что мать не открывала ни разу окна, чтобы проверить.

Из комнаты вышел мужик в грязной майке и потных спортивках:

— А это чё за цыпа? Если хочешь бухнуть, то скидывайся.

Лере стало стыдно. Но тут появилась мать, пьяная, глаза красные:

— Ах, пришла любимая дочка. Где была все это время ? По хуям каталась? Вижу, что нашла себе богатого, но что вернулась сюда то, не насосала еще на жизнь богатую? Ты смотри, парень, она б/у, наследственность плохая. Шлюхи ведь никому не нужны, я права? Хотя, если ты сюда приехал — значит хорошо ртом работает.

В глазах Леры встали слёзы. Она пожалела, что привела Никиту.

Но Никита сжал её руку и посмотрел прямо на женщину.

— Шлюха и мразь тут только ты. Променяла родную дочь на бутылку.Тебе похер, как она жила эти недели. Как она работала в шестнадцать-семнадцать лет, хотя должна была наслаждаться жизнью, а не обеспечивать тебя и себя.

— Защитник нашёлся тоже мне. Если такой благородный и добрый, то подкинь денег на бутылку.

Никита достал кошелёк и кинул на пол пятитысячную купюру.

— Подавись, но больше даже блять не смей звонить и писать Лере. У тебя больше нет дочери, хотя думаю, что последние пять лет для тебя ее и не существовало. Пошли, Лер, заберем твои вещи.

Он взял Леру за руку и повёл в комнату, как будто точно знал, куда нужно идти. Она чуть успокоилась, почувствовав силу и заботу Никиты. Они вошли в комнату, открыли чемодан, собрали вещи. Никита спаршивал, все ли она забарал, а в конце сказал:

— Никогда не позволю тебе вернуться сюда.

К машине они спустились молча. Лера стояла и смотрела в окна своей квартиры, но никто, конечно, не выглянул. Потому что родной матери было абсолютно похер, где она и что с ней, куда она уезжает. Как только они погрузили вещи в машину, слёзы покатились из глаз.

— Мне так стыдно… — всхлипнула она. — Ты увидел, как я жила, как это грязно и мерзко. Ты теперь понимаешь, что я тебе не пара? Ты был прав тогда, когда в нашу первую встречу назвал меня замарашкой и нищенкой. Я просто не понимаю, за что? Разве может родная мать так говорить своей дочери? Твои родители небось тебе каждый раз говорят, чтобы ты не вздумал связываться с такой, как я, что у меня наследственность ужасная. Как меня можно любить, если родная мать меня не любит?

Лера начала рыдать в голос, Никита обхватил её лицо руками, стирая слёзы:

— Лерочка, милая моя, любимая, я люблю тебя. Ты самая прекрасная девушка на свете. Таких, как ты больше нет, я сам себя ненавижу за тот спор. Мне наплевать на твою семью, слышишь? Мы построим свою, купим дом, посадим дерево, родим прекрасных детей. Ты не выбирала мать, хотя матерью эту женщину нельзя назвать. Это все не твоя вина. Я буду беречь тебя, слышишь? И никогда тебя не обижу, я сделаю тебя самой счастливой. А мои родители спрашивают про тебя постоянно, говорят, чтобы мы приезжали в гости. Я сказал им, что обидел тебя. Так мама мне облеуху да, представляешь?

В этот момент Лера улыбнулась сквозь слёзы.

— Они сказали мне, чтобы без тебя в гости к ним даже и нос не показывал. Лер, нам мне еще один шанс, нам шанс на счастливое будущее. Я сделаю всё, что ты хочешь. Только не бросай меня. Я хочу быть твоим надёжным плечом, твоим тылом. Чтобы в любой ситуации ты могла сказать: « А вы знаете, кто мой муж? Он сейчас придет и вам всем пизда!».

Лера не могла сдержать смех.

— Ты забегаешь далеко вперед. Муж, дети, семья.

— Лер, я с тобой хочу все это построить. Хочу жить с тобой, каждый день приходить с работы, обнимать тебя и целовать. Вместе путешествовать. Я готов хоть сейчас пойти в ЗАГС. Вот так сильно я люблю тебя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А затем он осторожно поцеловал её в уголок губ, и Лера замерла. Затем чуть приоткрыла рот, и Никита углубил поцелуй, обняв её за талию. И в этом поцелуе было столько тепла, любви и искренности. Лера обвила руками шею Никиты, боясь, что между ними слишком много расстояния. Что она получит недостаточно той любви, что он готов ей дарит.

Когда они оторвались, он обнял её, поцеловал макушку и сказал:

— Обещаю, Лер, больше никаких слёз из-за меня. Только если от радости. Ты не пожалеешь.

— А насчет ЗАГСа ты серьезно?— спросила она, щурясь.

— А ты согласна?

— Думаю, что пока еще рано. Но пожить с тобой я была хотела.

— Лера, Лерочка,— прошептал он ей в губы. — Надо тогда забрать оставшиеся вещи у Веры.

— Она будет в шоке, хотя...Она говорила, что лучше бы ты вместо цветов ужин заказал. Думаю, что за еду она отпустит меня, — засмеялась девушка.

— Хорошо. Сделаем обмен. Поехали тогда скорее в ресторан.

Лера закивала. Ей не верилось до сих пор, что ее могут вот так любить, что Никита готов даже жениться на ней. А для него это серьёзный шаг. Она знала точно, что Вера будет только счастлива за нее. Сначала она, конечно, пригрозит Никите, а потом как фея крестная отправит их наслаждаться обществом друг друга.

Глава 33

– Лер, ты точно в этом уверена? Я тебя не отговариваю, но слишком все быстро. Еще совсем недавно ты узнала про спор, а теперь вы будете жить вместе. Если что – моя квартира всегда в твоем распоряжении.

– Вера, спасибо тебе большое за все. Я хочу попробовать. Никита доказал мне, что ему можно дать второй шанс. А как у тебя с Андрем? Поговорила?

– О чем мне с ним говорить? Он после той встречи и носа не казал. Только иногда отправляет курьеров с вкусняшками, когда видит мои сторис с намекали на плохое настроение.

– Может стоит еще раз поговорить и дать ему тоже шанс? Знаю, что он поступил гадко, но ты ему правда нравишься. Никита сказал, что он постоянно через него спрашивает про тебя, что мол Лера твоя точно должна знать, как там Вера.

– Мило. Не знаю, честно, может быть, я соберусь мысленно и поговорю с ним в ближайшее время.

– Я буду ждать новостей. Все, собрала остатки своих пожитков.

– Я буду скучать, Лер, без тебя тут будет пусто и одиноко.

– Ну, вот будет повод позвать Андрея, – улыбнулась я. – Ты можешь приходить к нам в гости, Никита сам предложил.

– Ну, раз сам Никита, – рассмеялась подруга.– Сейчас придет и заберет тебя в свое логово.

– Вер, мы будем на учёбе видеться каждый день.

В этот момент в квартиру зашёл Никита, с довольной, как у кота улыбкой он взял остатки моих вещей и понёс в машину.

– Ну, что вы тут потоп устраиваете? Лера же не на луну улетает, будете видеться. И, Вер, я не имею тебя право просить, но...Андрей херню сделал, да, но он влюбился в тебя и сейчас страдает. Если у тебя есть у нему чувства – поговори с ним, не траться время на догонялки.

– Так, умник, иди уже отсюда. Сначала подругу мою забирает к себе в берлогу, а теперь еще будет меня учить жизни.

Никита ничего не ответив, а лишь улбынулся, как бы намекая, что он все понял.

С Верой мы долго прощались, как будто и я правда улетаю на луну или в другую страну, она обещала заехать через пару дней в гости. Проверить, что меня никто не обижает. Она не видела, в каких условиях я росла, а Никита видел все своими глазами. И я точно знаю, что он не позволит себе обидеть меня.

Разобрав часть своих вещей, я обесиленная упала на кровать. Приятные хлопоты, которые доставляют удовольствие. Вещей у моего мужчины хоть и много, но он полностью освободил целый шкаф, сказав, что мы будем пополнять его обновками.

– Лера, что будешь на ужин? – спросил он, подходя ко мне. – Тебе плохо?

– А? Нет, я просто устала немного. – ответила я, приподнимаясь на локтях. – А что ты хочешь, чтобы я приготовила?

– Я закажу доставку, ты устала. И я нормально отношусь к тому, что девушка не готовит и не убирается, для этого есть клининг и доставка. Все по твоему желанию. Хочешь, мы будем готовить вместе?

– О, – только и смогла произнести. – Меня мама иногда могла ударить, если не было приготовлено поесть, причём ей было не важно, что продуктов нет и денег на них тоже.

Никита сел на кровать, взял меня за руку и поцеловал ее. По телу пошли мурашки, как это приятно. Он это почувствовал и улыбнулся.

– Моя мама не всегда готовила сама, – сказал он, глядя в глаза. – А отец научил меня уважать и любить женщину за то, что она есть. Всегда мне повторял, что для бытовых дел есть домработница, повар и различные сервисы. А если ты выбираешь себе женщину из этой позиции, то тебе нужна мамочка или обслуга.

– У тебя замечательные родители, – глотая слезу, произнесла едва слышно я.

– Я рассказал им, что теперь мы живём вместе. Чтобы пустили на порог родного сына. Съездим к ним на выходных?

Я засмеялась сквозь пелену на глазах и начала кивать, как болванчик.

– Да, конечно, но мне так неловко. Не хочу себя чувствовать нищенкой и сиротой, которой нужно помогать. Это виглядит так жалко, я не собачка бездомная. Хотя, да, я бездомная собачка...

Никита притянул меня к себе и крепко обнял. А затем мы вместе легли на кровать. Он гладил меня по голове и спине, сжимая ещё крепче.

– Ты самая прекрасная девушка на земле, Лер. Я люблю тебя. Ты не сирота, у тебя есть я и Вера. Можем завести котёнка или щенка, что скажешь?

Я начала рыдать ещё сильнее. Наверное, все, что я сдерживала годами внутри – вываливаюсь наружу. Я забыла, что такое тепло, ласка и любовь.

– Прости, я так хочу отогреться и понимаю, что ты не должен этим заниматься. Я бы очень хотела завести котёнка, но давай возьмём из приюта? Чтобы дать еще одному живому существу шанс на прекрасную жизнь в любви.

– Как ты скажешь, так оно и будет. Лер, это нормально, что я хочу оберегать тебя и хочу, чтобы твой панцирь понемногу сошёл. Обещаю, что я буду твоим платочком всегда.

Я приподняла голову. Уверена, что выглядела я просто ужасно, тушь небось растеклась вся, зато я видела, с какими глаза на меня смотрит Никита. Они были полны любви.

– И я тебя очень люблю, Никит, – сказала я.

– Хух, я думала, что уже не услышу этого.

Он поцеловал меня в щёку, затем акуратно в нос, а потом нашёл мои губы. Я как будто порхала словно бабочка. Он целовал меня медленно, не переходя грань, понимая, что для близости еще пока рано. Кто бы мог подумать, каким романтичным и заботливым окажется Никита. Этот напыщенный индюк, как я думала в нашу первую встречу.

– У нас все будет хорошо, слышишь? – говорит он, всё ещё держа меня в кольце своих рук.

– Угу. А хочешь я испеку чизкейк для твоих родителей?

– Вау, я узнаю новые грани тебя. Думаю, что они будут рад. Папа так вообще сладкоежка, поэтому чтобы оставаться форме – мама следит за его питанием. Я тоже люблю, кстати, сладкое. Тортики, там, например, чизйкейки.

– Намёк понят, я сделаю тестовый вариант нам, а затем уже испеку им.

– Хорошо, я полностью в твоём распоряжении. Можешь эксплуатировать меня по полной, – смеется Никита.

– О, значит я могу командовать, а ты будешь все делать? – щуря глаза, уточняю у него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Как ты скажешь, так оно и будет, любимая.

Я вновь уткнулась ему в грудь, потому что слёзы подступали с новой силой. Любимая. Я растекалась от такой теплоты. И пусть сейчас все сладко-приторно-ванильно, а потом мы уже не будем такими милыми котиками, я хотела насладиться этими моментами начала отношений и совместного быта по полной. Хотелось вместе готовить, смотреть фильмы, обниматься, целоваться, заниматься любовью, ездить с друзьями на природу, гулять по городу. Мне хотелось, чтобы светлые воспоминания с Никитой перекрыли все эти годы темноты и ада. Хотелось забыть мать и ее дружков, насмешки в школе, косые взгляды. Хотелось просто быть любимой.

Глава 34

Лера

Утро началось с лёгкого волнения, будто внутри меня щекотал крошечный живой комочек — смесь тревоги и радости. Сегодня я должна была встретиться с родителями Никиты уже в качестве настоящей девушки, а не фиктивной, и это казалось чем-то волнительным. Всё в моём организме было напряжено: даже волосы, казалось, стояли торчком, чувствуя, насколько я нервничаю.

Я сидела на кухне в футболке Никиты, которая была мне слишком велика, и обнимала кружку с чаем. Пар поднимался лёгкими струйками, пахло мятой и лимоном, но даже эти запахи не могли полностью успокоить моё волнение.

— Ты выглядишь так, словно идёшь на экзамен, — сказал Никита, подходя ко мне сзади и кладя ладони на плечи. Его прикосновение было как спасательный круг, тёплый, надёжный. — А это всего лишь мои родители.

— «Всего лишь»? — я повернулась к нему, слегка приподняв брови. — Ты понимаешь, что для меня это не просто визит? Они ведь будут меня рассматривать под микроскопом!

— Они будут тебя обнимать, кормить и любить. Поверь, Лер, мои мама и папа — это не жюри на конкурсе красоты. Они такие, что даже курьера могут накормить ужином и усадить за стол.

Я выдохнула, чуть-чуть успокаиваясь. Но тревога всё равно не отпускала. Чтобы справиться с ней, я решила отвлечься на дело: нужно было доделать чизкейк, который я задумала ещё вчера. Кокосовый — нежный, с лёгкой сладостью и ароматом тропиков.

— Я займусь чизкейком, — сказала я, поднимаясь и поправляя волосы. — А ты можешь помочь мне с формой?

— Слушаюсь, шеф, — с улыбкой ответил Никита.

Мы вместе достали форму, застелили дно пергаментом, растопили масло для основы из печенья. Я чувствовала себя хозяйкой, хотя и знала, что Никита мог бы легко заказать любой десерт в ресторане. Но он поддерживал мою идею, а его уважение к моим мелким инициативам грело сильнее, чем чай.

Я тщательно взбивала сливочный сыр, добавляла кокосовую стружку, сахарную пудру, яйца. Каждое движение миксера помогало выплеснуть немного нервозности наружу. Никита стоял рядом и то и дело «случайно» зачерпывал пальцем крем, чтобы попробовать.

— Сладкоежка, — фыркнула я.

— Я тестирую, — оправдывался он, но глаза сияли от счастья.

Когда чизкейк отправился в духовку, кухня наполнилась нежным запахом кокоса. Я впервые за долгое время почувствовала, что могу подарить людям что-то хорошее, красивое и вкусное. Не через деньги, которых у меня не было, а через свои руки и старания.

Мы выехали днём, солнце уже мягко золотило улицы. Никита держал меня за руку, пока вёл машину, словно хотел всё время напоминать: «Я рядом, не бойся». Я старалась дышать ровно, хотя сердце билось так, будто я бежала марафон.

— Ты думаешь, что все пройдёт хорошо? — спросила я тихо.

— Лера, они уже тебя любят. Потому что ты делаешь меня счастливым. Для них это важнее всего.

Я опустила взгляд на свои ладони, сложенные на коленях, и почувствовала тепло от его слов. «Счастье». Это слово всегда казалось мне далёким, чужим, а теперь я слышала его от человека, который держал меня так крепко, будто никогда не отпустит.

Дверь распахнулась почти сразу, и перед нами стояла Алла — мама Никиты. Она буквально ворвалась в моё пространство, заключив меня в объятия, такие крепкие, что у меня перехватило дыхание.

— Какая ты красавица! — воскликнула она, оглядывая меня с головы до ног так, будто я была её дочерью, которую она давно ждала. — Ну наконец-то! Мы заждались!

Я почувствовала, как к горлу подступает ком. Улыбнулась, стараясь не расплакаться от этой простоты и искренности.

Следом появился отец Никиты —Владимир. Он пожал мне руку, но потом тоже прижал к себе, как будто мы знакомы сто лет.

— Добро пожаловать в семью, Лерочка, — сказал он спокойно.

Я не знала, что ответить. «Спасибо» казалось слишком простым словом для того, что я ощущала внутри.

Мы зашли в дом. Там пахло жареным мясом, специями и домашним уютом. Внутри всё было таким настоящим: фотографии на стенах, запах дерева, книги на полках. Я почувствовала, как напряжение постепенно сходит, уступая место тихому теплу.

— Лера, — вдруг сказала мама Никиты, хитро прищурившись. — Если этот оболтус хоть раз тебя обидит, знай: ты сразу жалуешься мне. Я ему такую взбучку устрою, что мало не покажется.

Я рассмеялась, но смущение всё равно мелькнуло. Никита закатил глаза, но улыбнулся.

— Мам…

— Что «мам»? — перебила она. — Я серьёзно!

Мы все рассмеялись, и напряжение окончательно ушло.

На столе стояло множество блюд — запечённая утка с яблоками, картофельное пюре, салаты, домашние соленья. Я принесла чизкейк и поставила на край стола.

— Это я испекла, — сказала я тихо.

— Правда? — глаза отца Никиты загорелись. — Тогда я начну ужин с десерта!

Все засмеялись. Никита подлил мне вина, мы чокнулись бокалами, и ужин начался. Разговоры текли легко. Я ловила себя на том, что впервые за много лет не чувствую себя чужой за чужим столом.

Когда пришла очередь десерта, отец Никиты попробовал кусочек и театрально закатил глаза.

— Всё! Я никому не дам. Это моё! — сказал он, прикрывая тарелку руками. — Никита, говори всем, что у тебя девушка готовит лучшие тортики в мире.

Я рассмеялась и покраснела.

— Лерочка, а где ты училась так печь? — спросила мама.

Я опустила взгляд.

— Нигде… По рецептам в интернете. У меня не было денег на подарки, поэтому я часто пекла что-то сама. Иногда даже вязала вещи руками… Однажды сумку связала для одноклассницы.

Мама Никиты всплеснула руками.

— Так у тебя золотые руки! Почему бы тебе не заняться этим серьёзнее? Десерты на заказ, аксессуары… Я помогу найти клиентов.

Я смутилась ещё сильнее, сердце заколотилось. Никита, конечно, поддержал:

— Отличная идея, мам. Лера, ты ведь действительно можешь!

Я пожала плечами, улыбаясь неловко, но внутри разгоралось маленькое пламя надежды. Может, действительно у меня что-то получится?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда мы вышли из тёплого дома родителей Никиты, воздух показался свежим и прохладным, будто смыл с нас усталость дня. Я всё ещё чувствовала лёгкое головокружение — то ли от вина, то ли от эмоций. Внутри жила странная лёгкость, перемешанная с благодарностью.

Я сжала в руках маленький контейнер: мама Никиты настояла, чтобы мы взяли с собой остатки ужина. «Чтобы дети не голодали», — сказала она с улыбкой, и я почти расплакалась от этого простого жеста. Никита подхватил сумку с едой, а я держала контейнер, будто это была реликвия.

— Ну как тебе мои родители? — спросил он, открывая машину. — В тот раз они уже знают, что у нас с тобой все по-настоящему, что я люблю тебя.

Я посмотрела на него и улыбнулась, чувствуя, как уголки губ предательски дрожат.

— Они… невероятные. Такие добрые. Я даже не ожидала. Я боялась, что они будут на меня смотреть как на кого-то чужого.

Никита положил ладонь мне на щёку.

— Лер, для них чужих не бывает. Особенно если это человек, которого я люблю.

Я почувствовала, как сердце сжалось и тут же расправилось, будто птица, впервые расправившая крылья.

Мы сели в машину, но, проехав пару кварталов, Никита вдруг остановил её у обочины и выключил двигатель.

— Что случилось? — удивилась я.

Он повернулся ко мне и мягко улыбнулся.

— Я подумал: зачем нам сейчас ехать домой? Вечер такой красивый. Давай оставим машину здесь и пройдёмся пешком. Ты ведь любишь гулять?

Я засмеялась, чувствуя, как с плеч спадает усталость.

— Люблю. Особенно по ночному городу.

Мы вышли из машины и пошли по освещённым улицам.

Город вечером был совсем другим, чем днём. Лампы фонарей отбрасывали мягкое золотое сияние, воздух наполнялся запахом кофе из открытых круглосуточных кофеен и сладковатым дымом от уличных каштанов. Дома выглядели уютнее, окна сверкали, словно внутри каждой квартиры жила своя маленькая вселенная.

Я шла рядом с Никитой, и наши руки переплетались так, будто мы были одним целым. Иногда он слегка сжимал мою ладонь — и я чувствовала в этом сжатии всё: и уверенность, и защиту, и бесконечную нежность.

— Ты заметила, как мама сразу нашла с тобой общий язык? — сказал он, усмехаясь. — Мне кажется, она уже строит планы насчёт внуков.

— Никита! — я толкнула его в бок, краснея до кончиков ушей. — Мы знакомы всего ничего, а она уже…

— Это она. Мамина натура — всё планировать наперёд. Но поверь, ей ты понравилась сразу. Я видел, как она смотрела на тебя.

Я опустила глаза, чтобы скрыть смущение.

— Мне… давно никто так не смотрел. С добротой, без осуждения.

Никита остановился и развернул меня к себе. Его глаза светились в свете фонаря, в них было столько тепла, что я невольно замерла.

— Запомни, Лер: теперь это всегда будет так. Ты больше никогда не будешь одна. У тебя есть я. И моя семья тоже теперь твоя.

У меня защипало глаза. Я прижалась к нему, и он крепко обнял меня, словно хотел укрыть от всех бурь мира.

Мы шли дальше, то и дело останавливаясь у витрин или уличных музыкантов. Один парень играл на скрипке тихую мелодию, и я замерла, слушая. Музыка словно проникала в самую душу.

— Помнишь, я говорил, что хочу, чтобы твой панцирь постепенно исчез? — шепнул Никита, когда скрипач закончил и мы пошли дальше. — Кажется, сегодня он стал чуть тоньше.

Я улыбнулась сквозь лёгкие слёзы.

— Возможно. Но я всё ещё боюсь. Вдруг я не справлюсь? Вдруг я не смогу быть такой, какой ты заслуживаешь?

Он остановился и снова взял меня за руки.

— Лерочка, перестань. Это я тебя не заслуживаю. Мне не нужна «идеальная» ты. Мне нужна настоящая. С твоими слезами, смехом, упрямством и кокосовыми чизкейками.

Я рассмеялась сквозь слёзы.

— С кокосовыми чизкейками?

— Именно, — кивнул он. — Папа теперь точно станет твоим фанатом. Думаю, он будет ходить к нам домой только ради твоих десертов.

— Тогда нужно будет научиться печь чаще, — ответила я, чувствуя, как смущение сменяется тёплым азартом.

Мы вышли к набережной. Река блестела в свете фонарей, отражая огни города. Вода текла спокойно, и этот покой передавался нам. Мы остановились у перил, глядя на мягкие волны.

Никита обнял меня сзади, прижимая к себе. Его подбородок лёг на моё плечо.

— Знаешь, о чём я думаю? — спросил он тихо.

— О чём?

— О том, что когда-нибудь мы будем гулять здесь с ребёнком. Ты будешь держать его за руку, а я понесу плед и твой контейнер с выпечкой.

Я замерла. Эти слова были одновременно пугающими и обнадёживающими. Я не знала, готова ли к такому будущему, но внутри что-то дрогнуло — тёплое, светлое.

Я повернулась к нему и посмотрела в глаза.

— Ты слишком далеко заглядываешь, Никита.

— Может быть, — он улыбнулся. — Но мне приятно мечтать.

Я коснулась его губ своими. Поцелуй был мягким, тёплым, словно подтверждение того, что всё это не сон.

Когда мы дошли до дома, было уже поздно. Мы поднимались по лестнице, смеясь над какой-то глупой шуткой Никиты. Смех звучал легко, как давно забытая мелодия.

Я почувствовала усталость, но это была счастливая усталость. Та, после которой хочется укрыться пледом и заснуть, зная, что рядом человек, который всегда будет держать твою руку.

Мы вошли в квартиру. Никита поставил контейнер с едой на кухню, а я сняла куртку и опустилась на диван.

— Ну что, мисс Кокосовый Чизкейк, — сказал он, садясь рядом. — Ты справилась на отлично.

— Думаешь? — спросила я, укладывая голову ему на плечо.

— Уверен. И теперь я думаю, что тебе пора поверить в себя чуть больше.

Я улыбнулась и закрыла глаза. Его рука обняла меня, и я почувствовала: да, впервые в жизни я действительно дома.

Глава 35

Лера

Проснулась я раньше Никиты. Сквозь шторы пробивался мягкий утренний свет, и всё вокруг казалось спокойным. На прикроватной тумбочке стоял контейнер, который мы привезли от его родителей, — мамин борщ и пироги. Я улыбнулась, потому что даже этот маленький жест значил для меня больше, чем все подарки мира.

Я тихо поднялась, стараясь не разбудить Никиту. На кухне я поставила чайник и присела за стол, открыв блокнот. Давно я вела в нём заметки — иногда записывала рецепты, иногда просто мысли. Вчерашний вечер не выходил у меня из головы.

«Почему бы тебе не заняться этим серьёзнее?» — сказала мама Никиты. Я слышала эти слова снова и снова, и сердце моё то сжималось от страха, то раздувалось от надежды.

Я умела печь, вязать, придумывать что-то своими руками. Но могла ли я рискнуть и вынести это на суд других людей? Вдруг они засмеют? Вдруг скажут, что всё это несерьёзно?

— О чём думаешь так рано? — услышала я сонный голос Никиты.

Я подняла голову: он стоял в дверях, растрёпанный, в футболке, но всё равно выглядел так, что сердце замирало.

— Да так… — я смущённо улыбнулась. — Вчера твоя мама сказала… про заказы. Я думаю, а смогу ли я?

Он подошёл, сел рядом и взял мои руки в свои.

— Конечно, сможешь. Ты видела, как папа твой чизкейк нахваливал? А это человек, который всю жизнь считал, что лучший десерт — это медовик мамы. Ты сумела его переубедить с первого куска.

Я рассмеялась, но тревога всё равно не уходила.

— Одно дело — угостить близких. А другое — делать это для чужих людей, за деньги. Вдруг я облажаюсь?

Никита посмотрел серьёзно:

— Лера, а если ты не попробуешь, то никогда не узнаешь. Ты заслуживаешь того, чтобы поверить в себя. И если будет страшно — я рядом. Будем вместе печь, вместе учиться. Хочешь, я стану твоим первым клиентом?

Я не удержалась и рассмеялась, хотя в горле всё равно стоял ком.

— С тебя какие деньги, Никит?

— Настоящие. Я заплачу, а ты мне сделаешь торт. Чтобы почувствовала, как это работает.

И вдруг мысль перестала казаться такой невозможной.

В тот же день я встретилась с Верой в университете. Мы сидели на задней парте после лекции, и я, смущаясь, рассказала ей о вчерашнем ужине и о том, что предложила мама Никиты.

— Лер, это гениально! — глаза Веры загорелись. — Ты всегда умела делать руками такие классные штуки. Помнишь, как ты шарф мне связала, когда я болела?

Я покраснела.

— Да это ерунда была…

— Никакая не ерунда! — перебила она. — Ты вкладываешь душу в каждую мелочь. И если ты начнёшь это делать на заказ, у тебя будет очередь клиентов. Я первая в списке, если что.

Я засмеялась, но внутри что-то дрогнуло. Две поддержки за один день — может, это и знак?

Вечером Никита предложил:

— Давай попробуем. Просто сделаем маленький торт, а я сфотографирую. У меня знакомый может помочь выложить в соцсети, просто ради интереса.

Я сначала замялась, но потом согласилась. Мы вместе купили продукты, и я, волнуясь, принялась за работу. На этот раз это был шоколадный торт с вишнёвым конфи. Никита активно помогал: то посуду мыл, то ягоды перебирал, то пытался тайком «украсть» ложку крема.

— Ты будешь самым надоедливым помощником на свете, — ворчала я, но улыбка не сходила с лица.

Когда торт был готов, он выглядел потрясающе. Я сама не верила, что это сделали мои руки. Никита сделал десятки снимков: при свете лампы, на фоне окна, даже с моими руками в кадре.

— Всё, Лер, — сказал он, довольный результатом. — Теперь это увидят люди.

— А если никому не понравится? — прошептала я.

Он обнял меня за талию.

— Тогда будем есть сами. Но я уверен, что понравится.

Ночью я долго не могла уснуть. Лежала рядом с Никитой и смотрела в потолок. В голове были мысли: что если у меня не получится? Что если я разочарую всех?

И тут я вспомнила лицо его отца, который закрывал руками тарелку с моим чизкейком и говорил: «Не отдам никому». Вспомнила маму Никиты, которая сияла от идеи помочь. Вспомнила Веру, которая всегда верила в меня даже тогда, когда я сама этого не делала.

Может, пора действительно попробовать?

Я повернулась к Никите и уткнулась в его плечо. Он, не просыпаясь, обнял меня и прижал к себе. И в этот момент я поняла: даже если ничего не получится, я не останусь одна.

Утро началось с неожиданного звонка. Я сидела на кухне, лениво размешивая ложкой овсянку, когда телефон завибрировал. На экране высветилось имя — «Марина». Это мама Никиты.

— Алло? — осторожно ответила я.

— Лерочка, доброе утро! — голос её звучал так радостно, что я невольно улыбнулась. — Ты не поверишь, но я уже успела рассказать о твоём чизкейке своим подругам. И одна из них попросила твой номер. У неё скоро день рождения мужа, и она хочет заказать торт.

Я чуть не уронила ложку.

— Что?.. Настоящий заказ? — спросила я, не веря своим ушам.

— Ага! — засмеялась Марина. — Так что готовься. Я дала ей твой номер, она позвонит.

Я поблагодарила и положила трубку, но руки всё ещё дрожали. «Настоящий заказ». Это было словно шаг в неизвестность.

Через полчаса телефон снова зазвонил.

— Здравствуйте, меня зовут Светлана, — сказала приятная женская интонация. — Мне рассказали, что вы замечательно печёте торты. Хотела бы заказать к субботе большой шоколадный с клубничной начинкой, человек на десять. Сможете?

Я сжала телефон, как спасательный круг.

— С-смогу, — выдохнула я, хотя сердце колотилось, будто я согласилась прыгнуть с парашютом.

Когда Никита вернулся из универа, я почти бегала по квартире. На столе лежали кулинарные книги, ноутбук был открыт на десятках рецептов. Я писала заметки в блокноте, чертила схемы декора, и волосы растрепались так, будто я только что пережила бурю.

— Лер, что случилось? — удивился Никита, снимая пальто.

Я резко подняла голову:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У меня заказ! Настоящий заказ, понимаешь? Я должна испечь торт на десять человек, и всё должно быть идеально. А вдруг я всё испорчу?

Никита рассмеялся и подошёл ближе.

— Вот оно что. Ну, во-первых, ты всё сможешь. А во-вторых, я твой помощник.

— Ты? — я недоверчиво прищурилась.

— Да, я! — он гордо расправил плечи. — Помогу не мешать. Ну ладно, хотя бы посуду помою и продукты привезу.

Я не выдержала и рассмеялась, а напряжение чуть ослабло.

— Ладно, посмотрим. Но обещай, что если я провалюсь, ты всё равно будешь со мной.

Он серьёзно посмотрел на меня:

— Лера, даже если ты испечёшь угольный кирпич, я буду с тобой.

И я поверила.

Следующие дни были наполнены суетой. Мы ездили по магазинам, искали хороший шоколад, свежие сливки. Никита помогал носить тяжёлые пакеты, а я часами вымеряла пропорции и тренировалась на маленьких порциях.

Кухня превратилась в поле боя: мука в воздухе, капли крема на столе, гора грязной посуды в раковине. Но внутри я чувствовала азарт, которого раньше не знала.

— Никита, попробуй! — протянула я ему ложку с кремом.

Он закатил глаза от удовольствия.

— Всё, я официально твой дегустатор. Надо мне зарплату платить.

— Какую ещё зарплату? — рассмеялась я.

— Поцелуями, — подмигнул он.

Я смутилась, но всё равно наклонилась и чмокнула его в щёку.

Наступила суббота. Я встала ещё до рассвета и сразу пошла на кухню. Никита тоже поднялся, хотя обычно в выходные он спал подольше.

— Ты уверена, что хочешь всё делать сама? — спросил он, когда я уже раскатывала тесто.

— Да. Но ты будь рядом. Мне спокойнее, когда ты рядом.

Он улыбнулся и сел за стол, открыв ноутбук.

— Я буду работать здесь.

Часы летели незаметно. Слои выпекались, крем взбивался, кухня наполнялась ароматом шоколада. К середине дня торт был готов. Я украсила его вишнёвым муссом и стружкой шоколада, и он выглядел… великолепно.

— Лер, это шедевр, — сказал Никита, снимая фото. — Смотри, это похоже на картинку из журнала.

Я смотрела на торт и не верила, что сделала его своими руками.

Вечером Светлана приехала за заказом. Я дрожала, когда она вошла в квартиру. Она была высокой женщиной с мягкими глазами. Увидев торт, она улыбнулась:

— О, какой красавец! — воскликнула она. — Спасибо вам огромное.

Я попыталась скромно улыбнуться, но сердце едва не выпрыгивало. Никита помог донести коробку до её машины. Когда она уехала, я рухнула на диван.

— Всё. Теперь останется только ждать отзывов, — прошептала я.

Никита сел рядом и обнял меня.

— Ты сделала это. Независимо от того, что скажет Светлана, ты уже большая молодец. Я тебя люблю, моя фея.

— И я тебя, Никит, очень люблю. Спасибо, что поддерживаешь.

Я опять почувствовала, как слёзы подступили.

— Прости, я последнее время много плачу.

— Лер, все хорошо. Я прочитал в книге по психологии, что ты долгое время не могла расслабиться и не чувствовала себя защищенной, а теперь ты в безопасности, твой мозг это осознаёт.

— Ого, какие умные книжки ради меня читаешь!

— Я готов ради тебя на всё: читать книги, быть жилеткой, быть твой тылом, плечом, водителем, любовником.

Слёзы катились по щекам, а я обняла его лицо своими маленькими ладошками и поцеловала в губы со всей своей любовью и благодарностью. Внутри все сжималось от счастья. Усталось давала о себе знать, поэтому мы легли спать, как обычно в обнимку.

На следующий день Светлана написала сообщение:

«Лера, торт был потрясающий! Муж и гости в восторге. Все спрашивали, где я заказала. Я обязательно дам им ваш номер!»

Я перечитывала эти строки снова и снова, не веря глазам. Слёзы катились по щекам, но это были слёзы радости.

— Никит… — я показала ему сообщение.

Он улыбнулся и прижал меня к себе.

— Я же говорил. Вот оно, начало.

И в этот момент я впервые почувствовала, что у меня есть шанс построить свою жизнь. Не только рядом с Никитой, но и для самой себя.

Глава 36

Через неделю после первого торта телефон Леры не умолкал. Подруги Светланы, коллеги её мужа, соседки по даче — все хотели попробовать «тот самый шоколадный торт».

— Лерочка, у вас талант! — писала одна женщина. — Сможете сделать чизкейк с ягодами к воскресенью?

— А можно капкейки на детский праздник? — просил кто-то другой.

Лера сидела с телефоном и не верила глазам. Её скромное хобби вдруг превратилось в маленький бизнес.

— Никит, это что вообще такое? — она протянула ему смартфон.

Он посмотрел на переписку и расплылся в улыбке.

— Это называется успех, любимая.

Она смутилась, но в глубине души почувствовала: да, это именно успех. А от его "любимая" она растекалась, как мороженое по асфальту.

Квартира Никиты постепенно менялась. Кухня теперь жила по своим законам: коробки для капкейков на шкафу, огромные банки с кремом в холодильнике, мука и сахар занимали целые полки.

Никита шутил:

— У меня ощущение, что я живу в маленькой кондитерской. Скоро придётся платить, чтобы попасть на кухню.

Лера смеялась, но к вечеру падала от усталости. Иногда она готовила до самой ночи, украшая торты ягодами и рисуя узоры кремом.

Однажды, за день до важного заказа, у неё не получился бисквит. Корж пригорел, и кухня наполнилась запахом гари.

— Всё! — воскликнула Лера, швырнув лопатку в раковину. — Я всё испортила. Они будут смеяться, скажут, что я самозванка! И что их праздник испорчен из-за меня.

Никита подошёл, выключил плиту и развернул её к себе.

— Лер, это всего лишь один бисквит. У тебя получится другой. А даже если нет — я сам отвезу клиентам торт из магазина и скажу, что это сюрприз. Но ты справишься.

Её глаза наполнились слезами.

— Почему ты так веришь в меня?

Он крепко обнял её.

— Потому что я видел, как ты светишься, когда печёшь. Ты не просто делаешь торты — ты вкладываешь в них душу. Ты нашла своё дело. А кто будет поддерживать свою женщину, если не любимый мужчина? Я ведь любимый, а? А ну признавайся?!

Никита начал её щекотить и обнимать. Лера громко смеялась и уворачивалась, но кольцо из рук любимого мужчины было слишком сильным. Она не могла уже дышать от смеха.

— Ты самый любимый мужчина, — на выдохе сказала она и поцеловала Никиту.

Ей нужна были эти слова от него и его поддержка. Она привыкла надеяться только на себя, бороться до конца, но сейчас она могла позволить себе быть слабой девушкой, покапризничать. Потому что знала, что ей никто не скажет "хули ты ноешь тут", а заботливо обнимут, поцелуют и скажут, как сильно любят. Лера заново испекла бисквит, и он получился идеальным.

Мама Никиты, Алла, почти каждый день звонила Лере.

— Ну что, кондитер, как дела? — спрашивала она.

— Устала немного, но всё хорошо, — отвечала Лера.

— Я горжусь тобой, моя девочка. И помни: если Никита вдруг решит тебя обидеть, сразу звони мне. Я ему устрою!

Лера смеялась, хотя в груди становилось тепло. Никита только качал головой:

— Мам, да я тебя боюсь больше, чем папу.

Отец Никиты тоже не отставал. Однажды, во время семейного ужина, он сказал:

— Лера, твои чизкейки — это преступление против фигуры. Но я готов сидеть в тюрьме!

Все засмеялись, а Лера покраснела от смущения.

Однажды вечером, когда они с Никитой пили чай, он вдруг сказал:

— А почему бы тебе не придумать название для своих сладостей? Типа бренда.

Лера задумалась.

— Бренда? Это слишком серьёзно…

— А у тебя уже серьёзно. Посмотри на холодильник: он забит заказами. Люди должны знать, что они покупают не просто торт, а «тот самый торт от Леры».

Она улыбнулась.

— Может, «Сладкая душа»?

— Подходит идеально, — кивнул Никита. — Потому что в каждое пирожное ты вкладываешь именно душу.

В конце напряжённой недели Никита предложил:

— Давай оставим кухню в покое и просто выйдем в город.

Они пошли пешком по вечерним улицам. Лера впервые за долгое время чувствовала лёгкость. Воздух пах весной, фонари светили мягким золотым светом.

— Знаешь, — сказала она, взяв Никиту за руку, — я всегда думала, что буду жить в тени. Что у меня нет будущего. А сейчас… Я начинаю верить, что всё может быть иначе.

Он сжал её пальцы.

— Потому что у тебя всегда было будущее. Просто раньше тебе никто не говорил это и не поддерживал.

Она посмотрела на него и улыбнулась.

— Спасибо. Я всё ещё иногда чувствую нищенкой, которой даже не хватало денег на обед. Знаешь, наверное, так быстро и легко я не забуду тот ад с мамой, но я стараюсь. Может быть, я хочу брать больше заказов из-за денег, чтобы не зависеть ни от кого, чтобы у меня всегда были деньги "на обед".

Никита прижал её к себе так сильно, что казалось — будто сейчас сломаются кости.

— Маленькая, мне очень жаль, что ты всё это пережила. Я бы хотел забрать эту боль у тебя. Обещаю, что у нас с тобой всё будет прекрасно. Да моя мама убьёт меня раньше, чем я попытаюсь даже подумать о том, чтобы обидеть тебя.

— Тебе с ними очень повезло. Я часто скучаю по папе. Если бы он был жив — жизнь сложилась бы куда лучше. Мама как будто любила его больше, чем меня.

— Лер, мои начинали бизнес с нуля. У них не было ни поддержки от близких, ни денег. Поэтому они как никто знают цену деньгам и отношениям. Они же хотели меня женить, чтобы я образумился.

— И как? Образумился?

— Вот как женюсь — узнаем.

— Хорошо.

Лера пошла в сторону дома, но не успев сделать и шаг — почувствовала, как сильные руки обнимают её со спины.

— Давай поженимся? Я буду хорошим мужем и отцом.

— Никит, — говорит она, поворачиваясь к нему лицом. — Это серьезный шаг, мы только недавно дали друг другу шанс.

— Я точно знаю, что не полюблю никого другого. Смысл ждать? Я хочу с тобой засыпаться и просыпаться каждый день, гулять по набережной, готовить вместе и есть завтраки, обеды и ужины. Хочу приходить домой и падать в твои объятия и наших детей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Колечка же пока нет...

— Будет! Если дело только в кольце — оно будет.

— Ну...вот тогда и поговорим, — лукаво улыбнусь девушка. — Твои родители будут в шоке.

— Я с ними уже поговорил, сказал, что хочу сделать тебе предложение.

— Боже, Никита! Мне теперь страшно ехать к ним в гости!

— Зря переживаешь, маленькая, они были только рады. Сказали, что будут ждать внуков.

— Боже, — закрыла она лицо ладоньями. — Я не хочу так быстро.

— Лер, посмотри на меня. Никто тебя никуда не торопит. Дети — это замечательно, но решать только тебе, сколько и когда. Это ты будешь вынашивать и рожать. Я не буду давить на тебя в этом вопросе, и буду пресекать разговоры со стороны, даже от родителей.

— Спасибо. Хочется немного пожить для себя. Я ведь даже не была нигде толком, не видела мир.

— Будем путешествовать. Куда бы ты хотела в первую очередь?

— В Италию в город Бари. Папа мечтал туда свозить меня, но не успел.

— Хорошо, поедем в свадебное путешествие туда. Пойдем домой, а то уже прохладно.

Они взявшись за руки, пошагали в сторону дома. Лера не могла осознать факт того, что Никита правда видит в ней жену и маму их будущих детей. Ей нужно было переспать со всеми этими мыслями ночь.

Глава 37

Квартира Никиты и Леры уже успела стать настоящей мини-кондитерской. На столе — коробки для заказов, в холодильнике — кремы и ягоды, а в духовке всё ещё пахло ванилью и шоколадом. Но именно в этот вечер Лера решила отложить все дела и посвятить время подруге.

Она с самого утра ждала Веру. Хотелось по-настоящему девичьего вечера: поболтать, посмеяться, поделиться новостями и, конечно, устроить маленькую дегустацию новых десертов.

Когда в дверь позвонили, Лера уже улыбалась. Она распахнула её и крепко обняла подругу.

— Вера! — воскликнула она. — Как же я соскучилась!

— А я-то как! — улыбнулась Вера, входя в квартиру. — У тебя тут пахнет так, что я готова забыть про ужин. Ты меня решила откормить, да?

Лера рассмеялась.

— Ну конечно! Кто ещё, если не ты, должна первой пробовать мои эксперименты?

Они прошли на кухню. Там уже был накрыт небольшой столик: чайник, кружки, тарелка с клубничными тарталетками и аккуратными мини-чизкейками.

— Вот это сервис! — восхитилась Вера, садясь. — Лер, ну ты просто волшебница.

— Не преувеличивай, — смутилась Лера. — Это всё так, мелочи.

— Для тебя, может, мелочи, а для меня… — Вера взяла тарталетку и откусила кусочек. Её глаза сразу загорелись. — Ммм… всё, я официально заявляю: ты — мой личный поставщик счастья. Я буду приходить к тебе каждый день за десертами или вызывать курьера!

Они обе засмеялись.

Лера смотрела на подругу с теплом. Вера всегда умела поднять настроение, даже если день был тяжёлым. Но сегодня в её глазах мелькала какая-то особая искорка, словно она хотела что-то рассказать, но пока держала в себе.

Они пили чай, перебрасывались шутками и обсуждали мелочи. Лера рассказала, как Никита поддерживает её во всех начинаниях, как его мама звонит почти каждый день, а отец делает комплименты её десертам. Вера слушала внимательно, улыбалась, но время от времени кусала губу — будто внутри копились слова.

И вот, когда разговор немного затих, Лера осторожно спросила:

— Вер, а как у тебя дела с Андреем?

Вера замерла, поставила кружку на стол, провела пальцами по ручке и тихо вздохнула.

— Знаешь… — она посмотрела прямо на Леру. — Я, наверное, дура.

— С чего это вдруг? — удивилась Лера.

— С того, что дала шанс Андрею, — сказала Вера и чуть улыбнулась, но в улыбке было больше растерянности, чем радости.

Лера широко раскрыла глаза.

— Подожди. После всего? После того, что ты узнала про спор между ним и Никитой? Ты молодец, что решила дать ему шанс.

Вера кивнула.

— Да. Я сначала была в ярости. Но потом… он такой несчастный был. Я не выдержала.

— И что ты сделала?

Вера вздохнула глубже, словно решалась на признание:

— Позвонила ему. Сказала, что готова встретиться. В парке, рядом с моим домом.

Лера замерла с кружкой в руках.

— Ну и?..

Глаза Веры загорелись. Она уже не могла сдерживать улыбку.

— Ты не представляешь, Лер, — начала Вера, сделав ещё глоток чая, — когда я увидела его с хризантемами, я даже растерялась. Я ведь всегда говорила, что ненавижу эти стандартные розы. Они для всех. А хризантемы — мои. У мамы в саду они всегда цвели, я с детства к ним привыкла.

Она улыбнулась и, чуть прищурив глаза, словно снова переносилась мыслями в тот парк.

— Он стоял такой растерянный, и этот огромный букет чуть ли не больше него самого. Я иду к нему, а он весь на нервах. Первым делом сказал: «Вера, я идиот. Но дай мне шанс доказать, что я могу быть другим».

Лера слушала, затаив дыхание.

— А дальше? — спросила она тихо.

— Мы сели на лавочку. Он говорил быстро, сбивчиво, будто боялся, что я уйду в любую секунду. Сказал, что ему стыдно за тот спор с Никитой, что это было глупо и подло. «Я правда тогда был дурак, — сказал он. — Но ты… ты врезалась в мою жизнь так, что я теперь без тебя не могу».

Вера чуть смутилась, но глаза её светились.

— Представляешь, я смотрю на него и не вижу привычного самоуверенного Андрея, который привык строить из себя мачо. Передо мной сидел парень с настоящей болью в глазах.

Лера кивнула.

— И ты растаяла.

— Да, — призналась Вера. — Когда он начал говорить, что мечтает строить со мной серьёзные отношения, что он готов меняться ради меня, я вдруг… поверила. А когда увидела его глаза, я не выдержала и чмокнула.

Она смущённо засмеялась.

— И что он? — не выдержала Лера, наклонившись ближе.

— Он так на меня посмотрел… будто я для него всё на свете. Обнял за талию и поцеловал. Сначала осторожно, а потом… будто все сдерживаемые чувства прорвались.

Лера прикрыла рот ладонью.

— О боже, Вер! Это звучит как сцена из фильма.

— Ага. Только это было со мной, понимаешь? Я чувствовала, что это не игра, не спор, не случайность. Он реально меня хочет. И не только… — Вера покраснела. — Он сказал, что хочет вместе планировать будущее. Что устал от пустых романов.

— И ты ему поверила? — мягко спросила Лера.

— Знаешь… да. Я не знаю, дура я или нет, но когда он держал меня за руки и говорил это, у меня не было ни одного сомнения.

Лера посмотрела на подругу с теплом.

— Верочка, я так рада за тебя. Ты заслуживаешь того, чтобы тебя любили по-настоящему.

Вера вздохнула и улыбнулась.

— Спасибо. Только ты понимаешь, как я боюсь снова обжечься. Но… сердце ведь не спросишь, да?

Лера взяла её ладонь.

— Главное — что он старается. А дальше всё зависит от вас двоих.

Они снова рассмеялись, и в этот момент кухня наполнилась таким светом, что казалось — даже лампы стали ярче.

Вера взяла ещё одну тарталетку, задумчиво откусила кусочек и, улыбнувшись уголками губ, продолжила:

— После того поцелуя мы оба замолчали. Знаешь, Лер, это было так странно… Сидим на лавочке, люди вокруг гуляют, дети смеются, а у меня внутри всё перевернулось. И тишина между нами не была неловкой. Она была… правильной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лера улыбнулась, подперев щёку ладонью.

— Ты влюбилась, подруга. Я вижу это.

Вера хмыкнула, но не спорила.

— Потом он предложил пройтись по парку. Мы пошли, и он всю дорогу держал меня за руку. Так крепко, будто боялся, что я исчезну. И при этом был таким внимательным: спрашивал, не холодно ли мне, не устала ли я.

— И что, не холодно? — шутливо спросила Лера.

— Да мне хоть снегопадом в лицо, я бы всё равно шла рядом, — засмеялась Вера. — Понимаешь, у меня внутри было тепло.

Она ненадолго замолчала, будто собираясь с мыслями.

— В какой-то момент он сказал: «Я понимаю, что у меня нет права требовать твоего доверия сразу. Но я хочу его заслужить. Я не спешу.».

Лера приподняла брови.

— Вот это серьёзно.

— Да. Я даже пошутила, мол, «сколько ждать собрался?» А он посмотрел так… — Вера улыбнулась и чуть смутилась. — Сказал: «Хоть всю жизнь. Лишь бы в конце концов быть рядом с тобой».

Лера тихо ахнула.

— Вер… это же такие слова…

— Я знаю, — кивнула Вера. — И главное — я почувствовала, что он не играет. Он был настоящим. Не тем Андреем, который когда-то спорил с Никитой, а другим — взрослым, честным.

Она закусила губу, словно пытаясь скрыть радость, но глаза выдавали её с головой.

— А потом он проводил меня домой. Мы остановились у подъезда, и он сказал: «Я не буду давить. Ты сама решишь, хочешь ли ты продолжения. Но знай: я уже выбрал тебя».

Лера приложила ладонь к груди.

— Господи, Вер, да у меня мурашки по коже.

Вера засмеялась, но в её голосе звучала нежность.

— Вот и я так же. Мы простились. И да, он снова поцеловал меня. Но уже спокойно, мягко. Как будто обещал, что не исчезнет.

Лера обняла подругу через стол.

— Я так счастлива за тебя. Честно. Ты столько раз разочаровывалась, а теперь, может, всё действительно по-настоящему.

Вера вздохнула.

— Я тоже надеюсь.

И обе девушки засмеялись, глядя друг на друга так, будто делились этим счастьем на двоих.

Глава 38

Дом был наполнен уютом. После шумного и утомительного дня Никита и Лера вернулись к себе, к тому месту, где казалось, время замедлялось. Лёгкий запах ужина — жареных овощей и свежего хлеба — смешивался с ароматом свечей, которые Никита расставил по комнате, чтобы создать спокойную атмосферу.

Лера, снимая пальто, глубоко вздохнула. Плечи опустились, и усталость, накопившаяся за день, словно стекла с неё.

— Никита, — сказала она тихо, улыбаясь, — как же здорово, что мы дома.

Он подошёл сзади и обнял её за талию, прижимая к себе. Его руки согревали, а дыхание на шее делало её тело легче, расслабленнее.

— Да, наконец-то можно просто быть вместе, — ответил он, касаясь губами её волос. — Без дел, без звонков, без спешки.

Они пошли на кухню. Никита включил плиту, проверил кастрюли, а Лера помогала нарезать овощи. Иногда их руки соприкасались — лёгкое прикосновение, и оба улыбались, но никто не говорил лишнего. Слова были не нужны.

— Давай сегодня просто поужинаем, — предложил Никита, накрывая на стол. — Без разговоров о работе.

Лера кивнула, села за стол и вздохнула, закрыв глаза на мгновение. Её день был долгим и тяжелым, и сейчас хотелось просто расслабиться.

— Никита… — начала она робко. — Могу я попросить тебя о чем-то… необычном?

Он посмотрел на неё, поднимая бровь.

— Конечно, — мягко сказал он. — Всё, что хочешь.

Лера покраснела и опустила глаза:

— М… может быть, ты сделаешь мне массаж спины и плеч? Я… я так устала.

Никита улыбнулся, понимая, как много доверия она проявляет, прося об этом.

— Конечно, Лера, — сказал он тихо, — иди на диван, я достану крем.

Она послушно села, слегка сжимая плечи, и закрыла глаза. Никита взял баночку с мягким кремом, растёр его в руках, чтобы согреть, и сел за диван. Начал аккуратно, с мягкой уверенности, массируя её ступни. Каждое движение было внимательным, словно он считывал каждую её реакцию.

— Как ощущения? — спросил он, слегка улыбаясь.

— Ммм… отлично… — прошептала Лера, расслабляясь. Его руки скользили по её ногам, постепенно поднимаясь к ягодицам и спине.

Она почувствовала, как тело расслабляется всё больше. Каждое прикосновение было нежным, но уверенным. Никита работал медленно, не торопясь, чтобы она могла полностью отпустить напряжение.

— Никита… — тихо сказала Лера, чувствуя, как мышцы спины, казавшиеся каменными, постепенно становятся мягкими. — Это так приятно…

Он улыбнулся, продолжая массаж. Его ладони скользили по её плечам, спине, аккуратно разминая затёкшие мышцы. Он делал это не спеша, внимая каждому её вздоху, каждой реакции.

Лера закрыла глаза, слегка застонала от удовольствия и облегчения — не от боли, а от того, как тело наконец расслабилось. Она почувствовала тепло его рук, заботу, мягкость прикосновений, и сердце забилось сильнее.

Никита переключился на голову, аккуратно массируя виски и шею, приглаживая волосы Леры, словно оберегая её. Она чувствовала, как напряжение полностью покидает её тело, а вместе с ним — и остатки стресса дня.

— Лера, — тихо сказал он, — можешь перевернуться на спину? Хочу массировать переднюю часть, чтобы всё тело полностью расслабилось.

Она слегка кивнула и осторожно легла на диван, лицом вверх. Никита улыбнулся и снова нежно коснулся её рук, живота и плеч, заботливо и мягко, чтобы Лера почувствовала себя в безопасности. Она тяжело дышала, глаза сияли, когда смотрела на него.

Он аккуратно массировал её живот, затем грудь — сексуально, чтобы каждое движение рождало мурашки по всей коже. Лера чувствовала доверие и любовь, которая исходила от Никиты, и сердце её наполнялось счастьем. Никита мягко рассмеялся и продолжил массаж, теперь уделяя внимание её голове и вискам. Лера наслаждалась каждым движением, каждый вздох делал её расслабленнее, сердце бьётся ровно, спокойно.

— Мне нравится, когда ты так заботишься обо мне, — сказала Лера тихо, чуть улыбаясь. — Чувствую, что могу полностью отпустить всё напряжение.

Никита улыбнулся и коснулся её волос, аккуратно проводя пальцами по прядям. Он наклонился и поцеловал её лоб, а потом щёку, вызывая у Леры лёгкий смешок. Она слегка приподняла голову и посмотрела на него глазами, полными доверия и нежности.

— Ты такой внимательный, — прошептала она. — Мне от этого тепло на душе. Я знаю, что после это ситуации у нас не было близости, а для тебя это важно. Я...я просто не была готова, а теперь...Боже, как глупо звучит. Но я хочу тебя, Никит.

— Я тоже безумно сильно хочу тебя, Лер.

Он аккуратно поддел края её майки, а затем и вовсе снял ее. Затем избавился от одежды сам, продолжая доставлять массажем удовольствие Лере. Он видел, как она плыла, какие у неё были масляные глаза. Обхватив лицо своей любимой одной рукой, он плавно переместился на затылок и аккуратно коснулся её губ своими. Будто боясь спугнуть их хрупкое счастье. И как только Лера ответила на поцелуй — он жадно впился. Как будто весь день не пил воду, а теперь дорвался. Остатки одежды полетели на пол, а затем Никита достал из шкафчика защиту, раскатал её по возбуждённому члену и медленно вошёл в девушку.

Были и стоны, и признания в любви, и горячие поцелуи. Никите хотелось вложить в эту близость всю любовь, заботу и искренность. Он шептал, как она ему дорога, просил прощение в очередной раз. А Лера тяжело дыша ответила ему после:

— Я люблю тебя, мой хороший, и давно простила. Ты только больше не обижай меня.

— Никогда, слышишь, никогда, Лер, — сказал он, целуя её руку.

Тело вмиг покрылось мурашками. Этот жест намного интимнее, чем сам секс. Ведь многие мужчины стесняются целовать руки своей женщине, говоря, что они не подкаблучники и вообще это не по-мужски.

Но Никита был уверен, что "не по-мужски" — это когда твоя любимая чувствует себя не нужной, когда ей не дают заботу, внимание, ласки. Ведь любить — это отдавать намного больше, чем брать. Ему нравилось, как Лера всё ещё смущалась иногда, когда он говорил ей признания в том, что она самая желанная и любимая, когда целовал её при родителях.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Чувствую себя как в облаке, — тихо сказала Лера, улыбаясь и наблюдая за Никитой. — Мне так хорошо…

— Рад это слышать, — ответил он, продолжая целовать её пальцы. — Главное, чтобы ты чувствовала себя спокойно и расслабленно.

— Никита… спасибо, — сказала Лера тихо. — Я чувствую себя… по-настоящему счастливой.

Он улыбнулся и снова коснулся её лица, нежно проводя ладонью по щеке. Затем наклонился и поцеловал её в висок.

— Я хочу, чтобы каждыйдень нашей семейной жизний был похожим на этот.

Лера слегка улыбнулась, чувствуя, как сердце наполняется теплом.

Они разговаривали тихо, делились мыслями о прошедшем дне, о мелочах, которые делали их счастливыми. Каждое прикосновение сопровождалось нежной улыбкой, каждый взгляд был полон заботы.

— Я люблю тебя, — прошептала Лера.

— Я тебя сильнее, родная, — ответил Никита.

Они лежали рядом, он держал её за руки, она прижималась к нему, чувствуя тепло, заботу и спокойствие. Их разговоры становились всё тише, дыхание ровное, а сердце — полным, спокойным.

В этом моменте не было ничего, кроме них двоих, их доверия, их близости. Каждое прикосновение, каждое движение, каждый взгляд делали их счастливыми. Никита и Лера наслаждались этим вечером, ощущением друг друга и того, что рядом есть человек, которому можно доверять полностью.

Глава 39

Лера проснулась слишком рано — не от звонка будильника, а от странной ноющей боли внизу живота. Сначала решила, что просто неловко повернулась во сне, и попыталась сменить позу. Но боль не уходила, наоборот — будто кто-то туго сжал её изнутри.

Комната была ещё полутёмной; сквозь занавески пробивался первый рассветный свет. Никита спал рядом на боку, дышал спокойно, не подозревая, что рядом уже начинается утро.

Лера осторожно села на кровати, прислушиваясь к себе. Мысль была самая обыденная:

наверное, начались эти дни… вот и тянет живот

. Она потянулась к прикроватной тумбочке за телефоном, чтобы проверить время — было всего пять утра.

Она медленно спустила ноги на пол, стараясь не разбудить Никиту, но стоило ей встать, как боль резанула так резко и глубоко, что дыхание перехватило. Мир на мгновение поплыл перед глазами. Лера сделала шаг — и рухнула на колени рядом с кроватью, ухватившись за простыню.

— Ах… — вырвался у неё стон, больше похожий на шёпот, но в тишине комнаты прозвучал глухо и отчётливо.

Она попыталась подняться, но новая волна боли прокатилась от низа живота вверх, и Лера, дрожа, опустилась на пол, подтянув колени к груди.

— Никита… — позвала она еле слышно, но ответа не было: он спал.

Через секунду из-под локтя выскользнула телефонная зарядка и с глухим звуком ударилась о пол. Этот звук и приглушённый стон разбудили Никиту.

Он рывком сел на кровати, огляделся и увидел Леру на полу. Сердце у него подпрыгнуло к горлу.

— Лера! — позвал он, уже срываясь с постели. — Что случилось?!

Он оказался рядом за секунды, опустился на колени напротив неё. Она сидела, прижавшись щекой к краю кровати, бледная, со сжатыми губами.

— Я… не могу встать… — прошептала она, в голосе дрожали и боль, и страх. — Будто режет внизу живота…

Никита почувствовал, как ладони похолодели. Он провёл рукой по её щеке — кожа была влажной и прохладной.

— Слышишь меня? — мягко, но твёрдо сказал он. — Сейчас разберёмся. Сможешь сама дойти до машины или лучше вызвать скорую?

Лера покачала головой, зажмурилась от очередного спазма.

— Не оставляй меня… Отвези сам… пожалуйста… Прости, что я тебе столько проблем доставляю…

— Тсс, — перебил он, стараясь говорить спокойно, хотя сам внутри был на грани паники. — Никаких извинений. Нет ничего важнее тебя, слышишь? Сейчас я тебе помогу.

Он быстро поднялся, вытащил из комода мягкие леггинсы и свободную футболку. Вернувшись к ней, аккуратно помог ей переодеться, поддерживая, чтобы она не потеряла равновесие. Потом мягко собрал её волосы в высокий хвост — не для красоты, а чтобы ничего не мешало и не липло к лицу.

— Держись за меня, ладно? — попросил он.

— Я боюсь… — тихо призналась Лера.

— Я с тобой. Всё будет хорошо, — сказал Никита и, не дожидаясь ответа, подхватил её на руки.

Он поднял её легко, но чувствовал, как она невольно вздрогнула от боли при каждом его шаге. Старался идти плавно, почти неслышно ступая по коридору.

На улице стоял тихий предрассветный холод. Никита посадил Леру на переднее сиденье машины, застегнул ремень, накрыл её пледом, который на всякий случай всегда лежал в багажнике.

— Дыши ровно, хорошо? — попросил он, заводя двигатель.

Она кивнула и закрыла глаза, сжимая пальцы в кулаки.

Дорога до ближайшей платной круглосуточной клиники заняла меньше десяти минут, но для них обоих эти десять минут тянулись вечностью. Никита то и дело поглядывал на неё, не отрывая рук от руля. Лера старалась глубоко дышать, но боль всё равно накатывала волнами, и каждый раз она чуть-чуть прикусывала губу, чтобы не застонать громко.

— Мы почти приехали, потерпи ещё чуть-чуть, — говорил он всякий раз, когда замечал, как она морщится.

У входа в клинику Никита едва не бросился за помощью.

— Помогите, девушке плохо, сильные боли внизу живота! — обратился он к администратору у стойки.

Дежурная медсестра быстро перекликнулась с санитаром; через минуту рядом уже была каталка. Леру аккуратно усадили и увезли в сторону кабинета УЗИ.

Никита остался у стойки.

— Скажите, только… только скажите, что с ней всё будет нормально, — выдохнул он, чувствуя, что голос срывается.

Администратор посмотрела на него с привычно-деловой вежливостью:

— Сейчас её посмотрят. Если потребуется оставить в стационаре, предупреждаю сразу — лечение у нас платное, сумма может быть значительной.

Никита нахмурился, сжал кулаки, но сдержался.

— Мне плевать на деньги. Главное — чтобы ей помогли.

Он опустился на стул в коридоре. Колени подрагивали, ладони были холодные. Часы на стене тикали мучительно медленно.

Прошёл почти час, когда наконец дверь кабинета открылась, и вышел врач-гинеколог в белом халате.

— Вы Никита? — уточнил он.

Никита вскочил.

— Да! Что с ней?

— Мы дали ей обезболивающее, сейчас боль утихла. Мы перевели её в палату для наблюдения. Можете пройти к ней.

Никита поблагодарил врача и почти бегом направился по коридору.

Лера лежала на белой больничной простыне, усталая и бледная, но уже без того страдальческого выражения, что было утром. Увидев Никиту, попыталась улыбнуться.

Он сел на стул рядом, осторожно взял её ладонь в свои пальцы и поцеловал её.

— Как ты? — спросил он тихо. — Я чуть с ума не сошёл, пока ждал в коридоре. Что сказали врачи?

Лера долго молчала, будто собиралась с духом. Потом уголки губ дрогнули, глаза наполнились слезами.

— У меня… киста на яичнике, — сказала она шёпотом. — Либо лечить таблетками, либо придётся делать операцию, если не пройдёт. И ещё… врач сказал, что есть риск… что я не смогу иметь детей.

Она отвернулась к стене, слёзы скатились по щеке.

Никита сжал её руку крепче, наклонился ближе:

— Эй, посмотри на меня. Мы с этим справимся. Всё сделаем, что нужно — лекарства, лечение, операция, если придётся. Ты не одна, слышишь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лера всхлипнула:

— Прости, что втянула тебя во всё это…

— Хватит извиняться, — перебил он мягко, поцеловав её ладонь. — Ты не должна ни за что извиняться. Главное — ты со мной, и я с тобой.

Они сидели молча, держась за руки. За окнами серело утро, а в этой палате на двоих было своё тихое пространство — полное тревоги, но и взаимной поддержки.

Лера лежала тихо, с полузакрытыми глазами, будто боялась лишним движением спугнуть внезапную передышку от боли. Обезболивающее подействовало, но в теле оставалась усталость — такая, что хотелось просто лежать и слушать, как кто-то рядом дышит.

Никита всё это время сидел рядом, не отпуская её руки. Он словно боялся, что если выпустит, она снова исчезнет в этой боли.

За окном светало; солнечные лучи пробирались через жалюзи тонкими полосами и ложились на их переплетённые пальцы. Никита поймал себя на том, что эти полосы света успокаивают его — как будто утро пришло и уже поэтому всё не так страшно.

— Ты не замёрзла? — наконец спросил он тихо.

— Нет… — ответила Лера устало, но с благодарностью. — Просто чувствую себя выжатой.

— Это нормально. Главное, что боль утихла.

Она кивнула и немного сильнее сжала его пальцы.

— Никит… — позвала она спустя пару минут молчания.

— М-м?

— Ты правда не злишься на меня за то, что я тебя так рано разбудила, заставила ехать сюда?

Никита качнул головой и даже усмехнулся, хотя в улыбке чувствовалась усталость:

— Ты серьёзно? Если бы нужно было — я бы и босиком бежал с тобой хоть через весь город. Забудь про эти «извини» и «прости».

Лера улыбнулась уголком губ.

— Просто я не привыкла чувствовать себя слабой… Мне трудно принимать помощь.

— А мне трудно видеть, как тебе больно, — ответил он мягко. — Так что давай каждый будет делать то, что умеет: ты — бороться, а я — быть рядом и помогать.

Она не стала отвечать — просто кивнула и снова закрыла глаза.

Через несколько минут в палату заглянула медсестра и пригласила Никиту к врачу. Он осторожно высвободил руку из ладони Леры, поправил ей плед и пошёл по коридору.

Кабинет врача пах чистотой и чем-то аптечным. Гинеколог — невысокий мужчина лет сорока с усталым, но внимательным взглядом — кивнул Никите, предлагая присесть.

— Состояние вашей девушки стабильное. Мы обнаружили кисту на правом яичнике. Пока она неопасна, но требует наблюдения, — сказал он спокойным, деловым тоном. — Мы начнём курс противовоспалительных и гормональных препаратов, посмотрим динамику.

— А операция? — быстро спросил Никита.

— Пока рано говорить об этом. В некоторых случаях кисты рассасываются на фоне терапии. Но мы предупредили её о возможном исходе, чтобы она была готова.

Никита кивнул, сжав кулаки на коленях.

— Она… она боится, что не сможет иметь детей.

Врач вздохнул:

— Я понимаю её страх. Но сейчас нет оснований говорить о бесплодии. Очень многое зависит от того, как организм отреагирует на лечение. Главное — не откладывать и соблюдать назначения.

Никита поднялся:

— Мы сделаем всё, что нужно. Спасибо.

Вернувшись в палату, он заметил, что Лера не спит — просто смотрит в окно. Увидев его, она чуть-чуть улыбнулась.

— Ну что сказали? — спросила она, будто собираясь услышать приговор.

Никита сел обратно на стул, положил её ладонь себе на колено.

— Сказали, что будем лечиться таблетками. Будем наблюдать. Не всё так страшно, как кажется.

Лера всмотрелась в его лицо:

— Ты точно ничего не скрываешь?

— Точно, — уверенно ответил он. — Я говорил с врачом: у нас хорошие шансы справиться без операции. Просто нужно время и дисциплина.

Она выдохнула с облегчением, но на глазах всё равно выступили слёзы.

— А если не получится?..

Никита взял её лицо в ладони, осторожно коснулся лба своим лбом:

— Тогда будем решать дальше. Главное — ты не одна в этой истории. Мы вместе.

Эти слова подействовали сильнее любого лекарства. Лера обняла его за шею и уткнулась лбом ему в плечо, позволив себе заплакать — уже не от боли, а от того, что рядом кто-то держит её, не отстраняясь.

В палате стало тише; слышно было только, как за стеной гудят аппараты и шаркают тапочки медсестры. Никита не отходил от Леры — поправлял плед, подавал воду, просто сидел рядом.

Когда пришла медсестра с таблетками и термометром, он помог Лере сесть, поддерживая за плечи.

— Спасибо, — сказала Лера медсестре и потом тихо добавила уже Никите: — Я никогда бы не подумала, что простое «держать за руку» может так успокаивать.

Никита улыбнулся:

— Мне легче, когда я могу хоть что-то сделать для тебя.

День медленно тянулся к полудню. Лера задремала, а Никита всё сидел у её кровати, размышляя о том, как всё изменилось за несколько часов. Ещё вечером они смеялись дома, а сейчас он слушает размеренное её дыхание в больничной палате и молится, чтобы таблетки подействовали.

В тот момент он понял, что слова «здоровье — главное» больше не звучат общим местом: они стали его личной истиной.

Глава 40

Серое утро медленно просачивалось сквозь жалюзи, полосами ложась на белые простыни. В коридоре слышался приглушённый стук колёс тележки, шёпот медсестёр, а в палате стояла почти полная тишина — только редкие вздохи Леры и ровное дыхание Никиты, который заснул, уронив голову на край её кровати.

Лера проснулась первой. От обезболивающего её голова была чуть тяжёлой, но боли, той острой и режущей, уже не было — осталась тупая тянущая слабость. Она осторожно повернула голову и увидела Никиту: локоть на краю матраса, ладонь всё ещё держит её пальцы, щекой уткнулся в сложенный плед. Он даже во сне не отпустил её руку.

Лера какое-то время просто смотрела на него — на взъерошенные волосы, на уставшее лицо с тенью щетины. В груди сжалось от чего-то тёплого и щемящего: ей никогда раньше не доводилось видеть, как кто-то вот так сидит возле неё всю ночь, не уходя, не жалуясь.

В палату вошла медсестра, мягко улыбнулась, заметив Никиту, и тихо сказала:

— Не будите его пока. Пусть отдохнёт.

— Хорошо… — шёпотом ответила Лера.

Медсестра измерила давление, температуру, оставила на тумбочке стакан с таблетками и вышла. Через несколько минут дверь открылась снова — на этот раз вошёл врач с планшетом в руках.

Никита проснулся от скрипа двери, распрямился, провёл ладонью по лицу. Его взгляд сразу метнулся к врачу.

— Ну? — в его голосе было слишком много тревоги.

Врач посмотрел то на Леру, то на него и сказал ровным тоном:

— Анализы пришли. Пока ситуация стабильная. Киста большая, посмотрим, как среагирует на препараты. Операции в ближайшее время, может, не потребуется. Будем лечить медикаментозно и наблюдать динамику.

Лера не сразу поверила услышанному, будто не до конца поняла слова.

— То есть… резать не будут? — спросила она тихо, и голос дрогнул.

— Пока, нет, — мягко кивнул врач. — Но придётся строго соблюдать назначения: курс гормональных препаратов, контроль УЗИ через две недели. Главное — не бросать лечение и беречь себя.

Когда за врачом закрылась дверь, Лера прикрыла лицо ладонями. Её плечи дрогнули — сначала от сдержанного всхлипа, а потом слёзы покатились сами, бесшумно. Это были не слёзы боли, а облегчения.

Никита сел ближе, обнял её осторожно, словно боялся причинить боль.

— Эй… — шепнул он ей в волосы. — Слышишь? Мы справимся. Это только начало, но мы вместе пройдём этот путь.

Она прижалась лбом к его плечу.

— Я так боялась, что сегодня… что уже сегодня всё решится без меня… — голос её прерывался. — А теперь… я даже не знаю, радоваться или бояться дальше.

— Радоваться тому, что есть шанс. Бояться всегда успеем, — ответил он спокойно. — У нас есть время бороться, а значит, есть надежда.

Лера подняла взгляд на него — глаза красные, но уже с улыбкой сквозь слёзы.

— Ты правда не жалеешь, что всё это на тебя свалилось?

Никита чуть улыбнулся, смахнул большим пальцем слезу с её щеки.

— Если честно, я жалею только об одном: что не могу забрать твою боль себе. Всё остальное — не страшно.

Эти слова прозвучали просто, и от этого Лере стало ещё теплее и больнее одновременно. Она потянулась и крепче сжала его руку, будто проверяя, что он действительно рядом и не исчезнет.

Сквозь жалюзи пробился первый золотистый луч солнца и лёг на их переплетённые пальцы. Лера посмотрела на это пятно света и вдруг почувствовала, что в груди становится чуть легче дышать.

— Спасибо, — сказала она едва слышно.

— За что?

— За то, что ты тут.

Он ничего не ответил — только улыбнулся ей и сжал её руку чуть крепче, чем обычно.

В этот момент в палате было тихо, но эта тишина уже не пугала: в ней было место и для страха, и для надежды — для них двоих.

Ночь в больнице всегда приходит незаметно: сначала тускнеет дневной свет за окном, потом гасятся лампы в коридоре, и остаётся только жёлтый полумрак дежурных светильников под потолком. Всё вокруг словно замирает — слышно лишь, как где-то далеко гудит лифт и кто-то из медсестёр перекатывает тележку с лекарствами.

Лера не спала. Боль к вечеру вернулась лёгкой тянущей нотой — не резкая, но постоянная, и из-за неё сон ускользал, как вода сквозь пальцы. Она лежала на боку, глядя в окно, где за стеклом висела чёрная ночь с редкими огоньками фонарей.

Никита устроился на стуле у её кровати. Он сказал, что просто посидит рядом, пока она не заснёт, но прошёл уже час, а они оба молчали. Он сидел, подперев щёку рукой, и казался уставшим, но бодрствовал — взгляд всё время был направлен на неё, словно проверял, всё ли с ней в порядке.

— Ты не спишь? — наконец шепнула Лера, не поворачиваясь.

— Нет, — ответил он так же тихо. — А ты?

— Не получается.

Она сделала паузу, потом тихо добавила:

— Болит снова… но уже терпимо.

Он встал, поправил ей плед, осторожно провёл ладонью по её волосам.

— Потерпи чуть-чуть. Если станет хуже — позовём сестру.

Лера кивнула. Несколько секунд в палате снова царила тишина, пока она не выдохнула то, что крутила весь день:

— Никит… ты не уйдёшь от меня?

Он чуть удивился вопросу:

— Куда мне уходить?

— Ну… — она всё-таки повернула к нему голову. — Я вижу, как тебе тяжело. Врач сказал, что лечение долгое, что всё может быть не так просто. Может, ты… устанешь.

Он опустил взгляд, будто подбирая слова, потом сел на край кровати, чтобы быть ближе.

— Слушай, — сказал негромко, но уверенно. — Мне страшно только за тебя, не за себя. Не за то, что придётся сидеть в очередях или ночевать на этих стульях. Я боюсь, что тебе будет больно. Но уйти из-за этого — даже мыслей таких нет.

Лера отвела глаза к потолку.

— Просто… раньше, когда у меня были проблемы со здоровьем, мать забивала на меня. Потому что я была для нёё обузой, плюс ей было тяжело воткнуть меня в своей расписание пьянок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Никита замолчал на мгновение, а потом протянул руку и накрыл её ладонь своей.

— Я не она. И ты не обуза. Я здесь, потому что хочу быть здесь.

Она улыбнулась слабой, благодарной улыбкой и чуть крепче сжала его пальцы.

— Спасибо… что не жалеешь, — сказала Лера едва слышно.

Они сидели так — руки переплетены, глаза привыкли к полумраку, дыхание стало ровнее. Где-то в коридоре щёлкнула дверь — дежурная медсестра проверяла палаты, но им казалось, что весь мир сузился до этого маленького пространства между двумя стульями и кроватью.

— Попробуй заснуть, — шепнул Никита. — Завтра будет легче.

— А ты?

— Я останусь.

Лера закрыла глаза, чувствуя, как его большой палец медленно поглаживает её ладонь — этот ритм был спокойным и убаюкивающим.

Через некоторое время дыхание её стало ровным. Никита всё ещё сидел, наблюдая за её лицом — таким уставшим и в то же время удивительно спокойным во сне. Он едва заметно наклонился и прошептал:

— Мы справимся. Обещаю.

На улице за окном гудели редкие машины, а в палате стало тихо-тихо. Тишина уже не казалась холодной — она была как укрытие от всех тревог.

Глава 41

После той ночи в клинике дни слились для Леры в почти одинаковый ритм: таблетки по расписанию, лёгкая еда по списку, который написал врач, тёплые свитера и тетрадь с записями температуры и самочувствия.

Никита словно переключился на новый режим — вставал вместе с ней, готовил овсянку с бананом и следил, чтобы она не забывала выпить лекарства.

Иногда ему хотелось пошутить, но шутки не выходили — оставались только короткие улыбки и фразы вроде:

— «У тебя сегодня нет температуры? Давай проверим…»

— «Поела? Таблетку после еды — не забудь».

Лера сначала чувствовала себя неловко под его вниманием, но постепенно привыкла: забота перестала казаться жалостью, стала чем-то естественным — как дыхание.

УЗИ они делали раз в две недели. Каждая поездка в клинику была для неё как экзамен: хотелось верить, что всё уменьшается, что организм отзывается на лечение.

Первая контрольная неделя принесла осторожный оптимизм — врач сказал: «Есть положительная динамика». Они вернулись домой почти счастливыми: Никита по дороге купил им по горячему какао и впервые за много дней они смеялись в машине.

Вторая неделя прошла спокойнее. Лера даже начала понемногу работать из дома, чтобы отвлечься, — но усталость приходила быстро.

По вечерам Никита приносил из магазина ягоды и делал морсы вместо чая, а Лера училась печь простое овсяное печенье, чтобы чувствовать, что тоже что-то может делать для них обоих.

На третьей неделе тревога вернулась. Боли иногда напоминали о себе, особенно в холодные вечера.

Лера не хотела показывать Никите, что ей больно — сжимала зубы и отворачивалась к окну. Но он всё равно замечал:

— «Опять тянет? Давай я согрею грелку».

Они сидели вечерами рядом на диване, смотрели кино без звука, а за окном снег ложился тонкими слоями на ветки деревьев — февраль тихо входил в город.

Перед следующим приёмом Лера всё утро была напряжённая.

— Мне кажется, я что-то не так делала, — призналась она, пока они ехали в клинику. — Может, надо было пить больше воды, меньше кофе...

Никита бросил на неё быстрый взгляд с дороги:

— Ты делала всё возможное. Не ищи в себе вины там, где её нет.

Кабинет, куда она вошла через полчаса ожидания, пах антисептиком и тихой усталостью больничных коридоров. Лера лежала на кушетке, чувствуя, как холодный гель ложится на кожу живота. Монитор рядом мерцал чёрно-белыми пятнами.

Врач долго всматривался в экран, молчал, слегка щурился, водя датчиком по коже.

Она попыталась уловить хоть намёк на эмоции на его лице, но не смогла — это молчание становилось тяжелее любой фразы.

Когда обследование закончилось, врач стер гель с датчика и сказал спокойно, почти сухо:

— К сожалению, за месяц существенной динамики нет. Размер кисты остаётся прежним.

Лера почувствовала, как изнутри всё обмерло. Она кивнула, надеясь, что это ещё не окончательный приговор, но врач добавил:

— Мы можем продолжать терапию, но обычно в таких случаях рекомендовано оперативное вмешательство. Чем раньше, тем лучше результат. Киста, может быть, эндометриоидной, её можно удалить с помощью лапароскопии.

Эти слова упали на неё как ледяная вода.Он ещё что-то говорил про план операции, анализы, подготовку, — но она уже не слышала. Голос врача стал далёким гулом.

Выйдя из кабинета, она остановилась прямо посреди коридора, прижав к груди сумку. Воздух показался ей слишком густым, а шум шагов и телефонных звонков — далёким, будто она смотрела на всё через стекло.

У стены, на стуле, ждал Никита. Он поднялся, заметив её, и сразу понял по её лицу — новостей, которых они ждали, нет. Она ничего не сказала — только подошла ближе, а он сделал два шага навстречу и крепко обнял её.

Она позволила себе на секунду спрятать лицо у него на плече — без слов было ясно всё: и усталость, и страх, и то, что весь их месяц надежды сейчас рухнул одним предложением врача.

Они шли к машине молча. Лера чувствовала, как пальцы Никиты крепко сжимают её ладонь — не больно, но так, будто он не даст ей исчезнуть.

На улице уже начинал идти мелкий снег, асфальт поблёскивал тонкой коркой льда. Никита помог ей сесть на переднее сиденье, закрыл дверь, обошёл машину и сел за руль.

В салоне пахло тёплым воздухом печки и чем-то знакомым — корицей от пакетика с булочками, что он купил утром. Двигатель загудел, и они тронулись в сторону дома.

Никита хотел что-то сказать, но слова застряли. Он посмотрел на Леру — она сидела, уставившись в тёмное стекло, с лицом неподвижным, словно высеченным из камня.

Минут пять в машине стояла тишина. Только щётки стеклоочистителя скрипели по стеклу.

— Лер… — наконец тихо произнёс Никита, — хочешь, я остановлюсь?

Она не повернула головы.

— Не надо. Едь.

Голос был ровный, чужой.

Никита снова замолчал, а потом сказал мягче:

— Я знаю, что сейчас кажется, будто земля ушла из-под ног… Но мы пройдём это. Не ты одна с этой новостью. Всё обязательно будет хорошо.И детки у нас будут, если ты захочешь в будущем.

Она всё так же смотрела в окно и молчала. Только когда машина остановилась у светофора, заметил, как дрогнули её пальцы на коленях.

— Я просто устала надеяться, — сказала она вдруг глухо. — Месяц терпеть эти таблетки, эти правила, скачки в настроении, странные предпочтения в еде… а теперь — всё равно нож.

Никита хотел было возразить, но понял: сейчас не время объяснять про необходимость операции. Он протянул руку и накрыл её ладонь своей.

— Я с тобой, — произнёс он тихо. — И я тебя очень сильно люблю. Ты у меня очень храбрая.

Лера кивнула, но глаза её оставались холодными.

Дома она первым делом сняла пальто и прошла на кухню, будто ища, чем заняться. Никита последовал за ней.

— Не нужно готовить, — сказал он. — Я что-нибудь закажу.

— Нет, я… хочу занять руки, — ответила она, доставая кружки для чая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он подошёл ближе, аккуратно взял у неё из рук кружку и поставил на стол.

— Сейчас не время всё держать в себе. Ты можешь хотя бы дома не притворяться сильной.

Лера закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Если я начну говорить… я заплачу.

— Заплачь. Это нормально, — ответил он.

Секунда тишины — и слёзы всё же прорвались. Сначала тихо, потом сильнее; она уткнулась лбом ему в грудь, пальцы вцепились в рукав его свитера.

Никита обнял её, держал долго, не пытаясь успокаивать словами.

Когда слёзы иссякли, Лера шепнула:

— Я так устала от больниц. От того, что моё тело как будто не моё…

— Поэтому мы уедем на пару дней, — вдруг сказал Никита.

Она отстранилась и удивлённо посмотрела на него:

— Куда?

— Я найду хороший домик за городом. Тишина, снег, сосны. Просто мы вдвоём. До операции есть ещё время. Ты должна перед этим хоть немного выдохнуть.

На лице Леры впервые за день мелькнуло что-то похожее на лёгкую улыбку, почти невидимую.

— Ты сумасшедший, — сказала она устало, но без осуждения.

— Возможно, — улыбнулся он. — Но ты мне нужна не только сильная и терпеливая, ты мне нужна живая и отдохнувшая.

Позже, когда Лера уже уснула, Никита сидел на диване с ноутбуком. Он перебирал фотографии уютных деревянных домиков на берегу озера, читал отзывы про печку, про вид из окна на лес. Выбрал тот, что казался особенно тёплым и тихим, и забронировал его на выходные.

Сохранив подтверждение, он закрыл ноутбук и ещё долго сидел в темноте, прислушиваясь к её дыханию из спальни.

Ему хотелось повернуть время назад, избавить её от всего этого — но он мог лишь быть рядом.

Он пообещал себе: эти несколько дней за городом должны подарить ей хоть кусочек нормальной жизни, пусть даже перед больницей.

Глава 42

Выезжали рано утром, когда город ещё только просыпался: редкие автобусы на остановках, тонкий пар от тёплых труб над домами и свет фонарей, бледнеющий в рассвете.

Лера сидела рядом в пуховике, завернувшись в шарф, и впервые за много дней выглядела спокойной, почти умиротворённой — будто сам факт дороги давал передышку.

— Замёрзла? — спросил Никита.

— Нет, — ответила она тихо. — Мне нравится ехать вот так рано… Город ещё спит.

Он улыбнулся и включил тихую музыку — лёгкую, без слов, чтобы не мешала тишине между ними.

За окнами мелькали серые кварталы, потом низкие склады, потом редкие деревья с тонким инеем на ветках. Через полчаса они уже выехали на трассу — дорога тянулась вперёд лентой асфальта, а по обе стороны стоял лес.

— Помнишь, ты летом хотела выбраться к озеру? — напомнил Никита.

— Помню, — улыбнулась Лера уголком губ. — Тогда всё время что-то мешало… работа, дела.

— Вот и поедем туда. Только теперь — зимой.

Она посмотрела на него долгим взглядом:

— Спасибо, что придумал всё это.

— Это не подвиг, — ответил он легко. — Просто хочется, чтобы ты хоть немного вдохнула лесного воздуха, а не больничного.

Они ехали молча ещё какое-то время, слушая, как шины шуршат по снегу.

Лера наблюдала, как редкие лучи зимнего солнца пробиваются сквозь ветви сосен, и впервые за несколько недель почувствовала что-то похожее на лёгкость.

Домик оказался именно таким, каким Никита хотел его видеть: деревянные стены медового цвета, большие окна с видом на заснеженные ели и тонкая дорожка к замёрзшему озеру.

Хозяин домика передал ключи, пожелал им хороших выходных и уехал на снегоходе.

Когда за ним закрылась дверь, в доме воцарилась удивительная тишина.

Лера прошлась по комнате: потрогала гладкие бревенчатые стены, заглянула в камин — в нём уже лежали сухие поленья.

— Красиво, — сказала она. — И пахнет деревом.

— А ещё у нас есть мангал на террасе, — с гордостью сообщил Никита. — Так что шашлыки будут настоящие.

Она улыбнулась по-настоящему, без усталости и натянутой улыбки:

— Давненько я не была на шашлыках зимой.

Никита зажёг камин, и огонь зашуршал в поленьях, наполняя домик теплом и тихим потрескиванием.

Они поужинали простым ужином, который привезли с собой: горячий суп в термосе и тёплый хлеб.

Потом Никита предложил выйти на террасу — просто постоять под звёздами.

Снег скрипел под ногами, воздух был свежий и пах дымом от камина. Небо над озером казалось низким, звёзды сверкали особенно ярко.

— Смотри, как тихо, — сказала Лера, вдыхая морозный воздух. — Даже не верится, что в часе езды город со всей своей суетой.

— Тут всё кажется другим, — ответил Никита.

Они стояли рядом, плечом к плечу, молчали и смотрели на замёрзшее озеро, где под снегом угадывались тёмные трещинки льда.

В какой-то момент Лера тихо добавила:

— Знаешь… я боялась, что после новости про операцию больше не смогу радоваться чему-то. А сейчас мне хорошо.

Никита повернулся к ней и сказал:

— Значит, мы уже победили одну часть этой болезни.

Она не ответила — просто сжала его руку в своей перчатке.

На следующий день они с утра нарезали мясо, развели огонь в мангале на террасе.Лера смеялась, когда снег таял на крышке мангала и шипел на углях.

Когда шашлык подрумянился, Никита положил его на тарелку и торжественно сказал:

— Официально заявляю: это лучший кулинарный эксперимент зимы.

Лера рассмеялась и ответила:

— Даже если бы он подгорел, я бы сказала, что это лучший шашлык в мире.

После еды они вернулись в домик, сели у камина с чашками горячего чая. Пламя отражалось в их лицах, и тишина стала особенно мягкой.

— Никит, — сказала вдруг Лера, глядя на огонь, — я иногда думаю: может, я сама виновата… что не заметила раньше, что не следила за собой.

Он отрицательно покачал головой:

— Не смей так думать. Болезнь — это не вина человека. Ты не выбираешь болеть или нет, просто так случается.

— Но ведь придётся... операция… — её голос дрогнул. — Я боюсь не только боли, я боюсь проснуться другой.

— Ты не станешь другой, — сказал он спокойно. — Ты останешься собой. А я буду ждать прямо за дверью операционной.

Она посмотрела на него долгим взглядом — в нём смешались благодарность и страх.

— Спасибо, что ты есть, — прошептала она.

Никита только слегка сжал её руку, не находя слов, но это сжатие говорило больше, чем любые речи.

Поздно вечером Лера уснула прямо на диване, закутавшись в плед. Никита подбросил в камин пару поленьев, укрыл её теплее и сел рядом.

Он смотрел на её спящее лицо и понимал, что за эти несколько дней она впервые позволила себе расслабиться.

Ветер за окном гнал снежинки по стеклу, огонь в камине освещал комнату мягким золотистым светом, и на какое-то мгновение всё вокруг показалось таким мирным, что трудно было поверить в предстоящую больницу и операцию

Проснулись поздно — солнце уже пробивалось сквозь занавески и отражалось на снежных сугробах за окном. Лера лежала, не открывая глаз, чувствуя, как пахнет дымком от камина и соснами с улицы.

— Ещё пять минут, — пробормотала она, когда Никита коснулся её плеча

.

— Можно и десять, — улыбнулся он. — Мы не спешим.

Она всё-таки открыла глаза.

— Я даже спала без снов, — сказала она. — Такое чувство… будто голова отдохнула.

Никита подал ей чашку тёплого какао, которое сварил на плите.

— Хотел, чтобы утро у тебя началось с чего-то сладкого.

Лера села на кровати, натянула на плечи плед и сделала глоток.

— Я не помню, когда в последний раз было так спокойно, — произнесла она.

Они завтракали у окна: творог с мёдом, тёплый хлеб и остатки вчерашнего шашлыка — смешной, но уютный набор.

Собрав вещи, Лера задержалась на пороге.

— Как будто жалко уезжать, — сказала она, оглядывая тёплый деревянный дом. — Здесь было похоже на маленький отпуск от всего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мы ещё вернёмся, — пообещал Никита. — Но теперь ты должна вернуться к лечению.

Лера кивнула, но в её взгляде промелькнула тень: мысль о больнице вновь напомнила о себе.

Никита взял её за руку:

— Этот домик останется нашим местом силы. Чтобы помнить: у нас есть не только больницы и анализы, но и вот такие дни.

По дороге в город Лера молчала — смотрела на лес, редкие деревни, на белые поля. Её мысли уже возвращались к предстоящей операции, и плечи снова невольно напряглись.

Никита заметил это.

— Слушай, — сказал он, не отрывая взгляда от дороги, — я знаю, что ты снова думаешь о больнице. Но мы пройдём через это так же, как прошли лечение за этот месяц. Шаг за шагом.

— Знаю… просто страшно, — призналась она. — Страшно оказаться под наркозом и не знать, что будет дальше.

— Будет дальше жизнь, — ответил он твёрдо. — И мы будем её строить, даже если придётся пройти через это испытание.

Квартира встретила их привычной тишиной. Лера разложила сумки и вдруг сказала:

— Здесь пахнет иначе после леса.

— Значит, у нас теперь есть с чем сравнивать, — подмигнул Никита. — Будем чаще уезжать туда.

Вечером они сидели на кухне за чаем. Лера достала из сумки маленькую шишку, которую подобрала на тропинке к озеру, и поставила её на полку.

— Пусть будет напоминанием, — сказала она. — О том, что можно дышать спокойно даже тогда, когда страшно.

Через два дня они снова пришли к врачу. Лера старалась держаться уверенно, но Никита чувствовал, как она крепче обычного сжимает его руку.

Врач просмотрел свежие анализы и УЗИ, серьёзно кивнул:

— Киста не уменьшилась. Медикаментозное лечение не дало результата. Мы будем планировать лапароскопическую операцию на конец следующей недели.

Слова врача звучали чётко, но Лера словно услышала их через толстое стекло — они не доходили сразу. Она просто кивнула и молча вышла в коридор.

Никита догнал её у окна. Она стояла, глядя куда-то в снег на парковке, со стеклянным взглядом.

— Лер… — тихо позвал он и коснулся её плеча.

Она повернула к нему лицо — бледное, с чуть дрожащими губами, но без слёз.

— Всё будет хорошо, — сказал он твёрдо и обнял её. — Мы знали, что может так быть. Главное, что теперь мы знаем, что делать.

Она прижалась к нему и выдохнула, будто из неё вышел весь воздух.

— Мне так страшно, Никит… — наконец сказала она шёпотом.

— Мне тоже страшно за тебя, — честно признался он, гладя её по волосам. — Но я буду рядом с тобой.

Они так и стояли в коридоре — двое среди чужих спешащих людей, обнявшись и молча согревая друг друга.

Вечером Лера долго молчала, сидя на диване в пледе. Никита присел рядом, взял её руку.

— Помнишь домик у озера? — спросил он. — Я тогда пообещал, что у нас будет ещё много таких мест и дней. Операция не отменяет этого. Мы просто сделаем паузу, а потом вернёмся к жизни.

Лера посмотрела на него — взгляд усталый, но уже без стеклянного оцепенения.

— Давай хотя бы пока будем думать о том, что после операции снова поедем туда.

— Договорились, — улыбнулся Никита. — Это будет наша цель после больницы.

Лера слабо улыбнулась в ответ.

Следующие дни прошли в анализах, справках, звонках. Никита всё время сопровождал её, даже если просто сидел с ней в очереди. По вечерам они старались отвлечься — смотрели старые фильмы, готовили простые блюда.

На подоконнике в баночке с водой стояла та самая шишка с озера — и каждый раз, когда Лера на неё смотрела, вспоминала зимнее утро у камина и ощущение покоя.

Накануне операции Никита настоял, чтобы они рано легли спать. Лера долго вертелась, потом тихо сказала:

— Спасибо, что ты рядом.

— Я не знаю другого места, где мне нужно быть, — ответил он. — Спи. Завтра мы всё преодолеем вдвоём.

Она закрыла глаза, и он ещё долго слушал её дыхание, пока сам не уснул.

Глава 43

Проснулась она не от будильника — от тишины. Такая тишина бывает только перед чем-то важным, как будто воздух сам боится пошевелиться. За окном стоял серый рассвет — не светлый и не тёмный, какой бывает зимой перед снегом. В комнате пахло утренним воздухом и вчерашним чаем, оставшимся в чашке на столе.

Никита уже не спал. Он сидел на краю кровати, тихо застёгивал куртку, стараясь не шуметь.

Когда она пошевелилась, он обернулся.

— Прости, разбудил?

— Нет… — Лера улыбнулась слабо. — Всё равно не спала.

Она села, натянула на плечи халат, посмотрела на часы. Было шесть пятнадцать. Всё было слишком обыкновенным для такого утра: электрический чайник, который надо включить, тёплый пол под ногами, остывший воздух комнаты. И только внутри всё гудело, как натянутая струна.

Пока Никита ставил чайник, она сидела на краю кровати, глядя на занавеску, за которой серел мир. «Сегодня. Уже сегодня. Это не где-то далеко, не потом. Сегодня». Мысль повторялась, как короткий звук, не дающий покоя.

Она медленно собиралась — одевалась как будто на обычную прогулку: джинсы, толстовка, шарф.

Каждое движение давалось странно осознанно — как будто тело вдруг стало отдельным от неё, выполняющим инструкции.

Никита поставил перед ней чашку — какао, как в тот раз в домике.

— Давай хоть пару глотков.

— Нельзя ничего есть, — ответила Лера.

— Прости, я волнуюсь.

Она кивнула, взяла Никиту за руку и улыбнулась.

Они почти не говорили. В квартире стояла особенная тишина — не пустая, а густая, вязкая. Время будто двигалось по ней медленно, как через туман. На подоконнике стояла шишка из домика — тёмная, сухая, простая. Она глянула на неё и вдруг ощутила, как по телу прошла волна тепла — мимолётная, но настоящая.

Никита заметил взгляд.

— Возьмём с собой? — спросил он.

— Нет… пусть ждёт. Мы вернёмся к ней.

Когда они вышли, город только начинал просыпаться. Асфальт был влажным, машины на стоянке — припорошены снегом, воздух холодный, но чистый. Лера натянула капюшон, спрятала руки в карманы. Никита шёл рядом, чуть впереди, не отпуская её из поля зрения.

В машине пахло кофе из термокружки и холодным металлом руля. Музыку Никиту не включал. Только звук двигателя и шорох шин по утренней дороге.

— Ты не волнуйся, — тихо сказал он. — Всё пойдёт как нужно. Я прочитал про врача, который будет делать операцию — у него двадцать лет стажа.

— Я стараюсь, — ответила Лера. — Но тело всё равно дрожит.

Он кивнул. Некоторое время ехали молча. За окном тянулись дома, вывески, первые автобусы. Всё казалось слишком обычным, чтобы быть днём операции. Всё вокруг жило — кто-то шёл на работу, кто-то выгуливал собаку, кто-то нес пакеты из пекарни. А у них впереди была больница.

Лера смотрела на проходящие мимо окна, как на отдельный фильм — будто это не с ней. Она ловила себя на том, что считает фонари, потом вывески, потом номера машин. Как будто если сосчитать до чего-то — страх уменьшится.

В одном из зеркал она увидела своё отражение — глаза чуть красные, губы сухие. «Не плачь, — сказала себе мысленно. — Ещё рано для слёз. Пусть всё пройдёт, потом можно будет».

Они остановились у светофора.На тротуаре стояла девушка с букетом белых цветов —, видно, кого-то встречала. Этот случайный кадр застрял у Леры в голове, как будто стал символом чего-то далёкого, непостижимого — нормальной жизни.

— Хочешь, после всего купим тебе такие же? — сказал Никита, заметив, куда она смотрит.

Она улыбнулась, не отвечая.

Больница показалась внезапно — серое здание на углу, ровные ряды окон, флаги у входа.

На парковке лежал снег, утрамбованный машинами. Никита выключил двигатель.

Некоторое время они сидели, не двигаясь.

— Лер…

— Знаю, — сказала она. — Надо идти.

Он кивнул, но не открывал дверь.В салоне было тепло, стекло слегка запотело. Между ними повисло мгновение, когда можно было просто остаться — не идти, не говорить, не думать. Но время, упрямое и безжалостное, подталкивало.

Она вздохнула, открыла дверь. Холодный воздух ворвался внутрь, сразу напомнив, что день начался.

На входе — запах хлорки, шаги, эхо. Белые стены, блестящий пол, равнодушный свет ламп.

Лера почувствовала, как внутри всё сжалось. Её пальцы невольно потянулись к руке Никиты, и он сразу ответил — сжал, крепко, без слов.

Регистратура, бумажки, подписи. Слова казались отрывочными: «паспорт», «операция», «палата», «вещи». Всё как будто происходило не с ней. Мир превратился в набор звуков и лиц.

Медсестра провела их по длинному коридору. В конце — дверь с табличкой «Хирургическое отделение». Запах здесь был другой — резкий, больничный, холодный.

— Вам сюда, — сказала медсестра. — Дальше — подготовка, нужно переодеться.

Она кивнула, будто слышала через стекло.

Никита остановился у двери.

— Я подожду здесь.

— Знаю.

Она смотрела на него, пытаясь запомнить каждую черту лица. Странно, но именно в этот момент ей захотелось улыбнуться.

— Не смей волноваться больше меня, ладно?

— Поздно, — ответил он, и в уголках его глаз мелькнула боль. — Я тебя очень сильно люблю, малышка, всё будет хорошо. Я буду рядом, когда ты проснёшься.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она вошла в палату. Дверь закрылась тихо, но для Никиты этот звук прозвучал слишком громко.

Он остался в коридоре — один, среди белых стен и гулких шагов медперсонала. Сел на скамейку, сцепил руки. Ему казалось, что всё пространство больницы держится на одном дыхании — и если он вдохнёт слишком глубоко, всё рухнет. А за дверью, где была Лера, начался другой отсчёт времени.

Палата была почти пустой: две кровати, белые стены и окно, выходящее на двор, где серый снег слежался в комки. На подоконнике стояла кружка с водой, и в воде плавала полоска света от лампы — зыбкая, будто дышащая.

Лера сидела на кровати, скрестив руки на коленях. На ней был лёгкий халат, и от прикосновения ткани к коже становилось прохладно. Она слышала, как за стеной кто-то разговаривает, смеётся, открывает шкафы, — обычная больничная жизнь, но ей казалось, что всё это происходит где-то далеко.

Она смотрела на окно: снег шёл лениво, крупными хлопьями, словно время там, за стеклом, текло медленнее. Внутри — другое время: резкое, звенящее. Оно не тянулось и не бежало, оно стояло.

Через некоторое время дверь приоткрылась, и вошёл Никита.

— Тебя пустили? Ах, здесь же платная больница.

— На минуту, — ответил он. — Сказали, что скоро позовут. Я уговорил врача, сказал, что не могу оставить свою любимую без объятий и поцелуя.

Он сел рядом, молчание легло между ними, плотное, но не холодное. Они просто сидели, слушая гул за стеной, где ходили медсёстры, перекатывались колёса каталок, щёлкали замки дверей. Никита медленно положил свою ладонь на плечо Леры, а затем крепко обнял её.

— У нас обязательно будет семья, у нас будут детки.

— Никит...

— Подожди, я хочу, чтобы ты знала — не важно, сама ты родишь или нет. Я тебя не брошу. Мы пройдём всё это вместе.

— Я тоже тебя люблю, — ответила Лера сквозь слёзы.

Он взял её руку. Пальцы были холодные, но он не отпустил.

— Ты моя семья, Лер.

Она кивнула. Где-то внутри у неё вспыхнуло воспоминание: лес, домик, шишка на подоконнике, запах дыма. «Вот бы сейчас туда. Хотя бы на минуту. Просто вдохнуть тот воздух», — подумала она.

— Никит…

— М?

— Если вдруг я что-то забуду после… напомни мне, как пахнет зима у озера.

Он улыбнулся — быстро, едва заметно, и глаза блеснули от влаги.

— Обещаю.

Дверь снова открылась. Медсестра позвала её по имени. Голос был обычный, без оттенков, но от этого внутри всё оборвалось.

— Уже?

— Уже.

Она встала. Никита поднялся вместе с ней.Несколько секунд они стояли напротив друг друга, не зная, что сказать.Слова в такие минуты теряют смысл. Он только провёл пальцами по её плечу — лёгкое движение, почти касание.

— Я буду здесь.

— Знаю, — сказала она. — Не уходи далеко.

Она пошла за медсестрой. Коридор тянулся длинной, почти бесконечной лентой. Стены, одинаковые двери, редкие лампы — всё казалось нарисованным, будто в снах, где пространство повторяется. Каждый шаг отдавался гулом в голове. Она старалась не думать, но мысли сами всплывали:

«Сколько ещё шагов? Что будет потом? Смогу ли снова увидеть снег? Никиту? Себя?»

Она шла, и с каждым шагом мир становился тише. Шорох халата, стук каблуков медсестры, шипение воздуха в батареях — всё словно приглушалось.

В какой-то момент Лера подумала, что боится не боли — боится исчезновения. Того мгновения, когда ты перестаёшь быть. И никому не успеваешь ничего сказать.

— Сюда, — сказала медсестра. — Ложитесь.

Она послушно кивнула.

Дальше всё происходило в замедлении. Голоса — отрывочные, спокойные, будто звучали из-под воды.

Белый потолок над ней — ровный, бесстрастный. Чьи-то руки поправляют капельницу, кто-то говорит что-то о дыхании, о расслаблении.

И вдруг всё вокруг стало зыбким, как если бы время отступило. Свет на потолке дрогнул, превратился в длинную полосу. Она закрыла глаза, и в последнюю секунду, прежде чем раствориться в темноте, подумала: «Главное — не забыть это чувство. Как Никита держал за руку. Как пах снег. Как тихо бывает утром». Мир уплыл.

Поначалу не было ни света, ни звука — только слабое ощущение, что где-то рядом движется воздух.

Он не имел запаха, не имел температуры. И лишь потом, медленно, как через слой воды, в сознание пробрался гул — ровный, отдалённый, будто где-то работал мотор.

Лера попыталась понять, где она. Сначала — темнота. Потом — тень. Потом — свет, бледный, расплывчатый. И вместе со светом пришло чувство веса. Она чувствовала своё тело, но не могла им владеть. Руки казались чужими, дыхание — неровным, а глаза открывались с трудом.

«Я… здесь?» — мысль была сухой, хрупкой.

Всё вокруг было белым: потолок, занавес, подушка. Где-то рядом кто-то двигался, шуршал бумагой. Голоса звучали приглушённо, будто далеко.

Потом — знакомое имя.

— …Лера, слышишь? Всё хорошо.

Никита.

Это имя вспыхнуло где-то внутри, как свет во тьме. Она попыталась повернуть голову, не смогла.

Только губы чуть дрогнули.

— Я здесь, — сказал он тихо, и в этих двух словах было всё: тревога, облегчение, нежность.

Мир понемногу становился реальнее. Воздух пах чем-то стерильным, резким, но под этим запахом угадывался ещё один — его духи, знакомые, домашние. Это было единственное, что помогало не утонуть в сером пространстве.

Она снова попыталась вдохнуть глубже. Грудь болезненно отозвалась. «Значит, я жива», — мелькнула мысль.

Никита сидел рядом. Он почти не двигался, боялся потревожить. Лера слышала, как он время от времени вздыхает, как пальцы нервно перебирают край одеяла.

Она открыла глаза окончательно. Свет ударил, но потом смягчился. Перед ней — его лицо. Уставшее, с тенями под глазами, но живое. Он улыбнулся — чуть-чуть, будто боялся, что улыбка сломается.

— Всё позади, — сказал он. — Ты мой герой, любимая.

Она хотела ответить, но слова не слушались. Лишь кивнула.

И вдруг в памяти всплыло всё — дорога, домик, снег, шишка на подоконнике. Картины мелькали одна за другой, как короткие вспышки: запах дыма, смех, трещание камина. Эти образы возвращали дыхание.

Позже, когда Лера уже смогла попить воды и поесть немного , в палате стало тише. За окном медленно падал снег — крупными хлопьями, лениво. На тумбочке стояла пластиковая бутылка с водой, а рядом — маленькая сосновая ветка. Никита принёс её с улицы.

— Нашёл возле парковки, — сказал он. — Чтобы не забывала запах.

Она долго смотрела на ветку. Смола блестела на иголках, и запах действительно напоминал тот домик.

Иногда приходила медсестра, спрашивала, не кружится ли голова. Лера отвечала коротко, вежливо, и снова погружалась в молчание. Никита оставался рядом, читал что-то на телефоне, потом просто сидел, глядя в окно.

Между ними не нужно было слов. Тишина теперь не была пустой — в ней дышала жизнь.

Поздно вечером, когда свет в коридоре стал мягче, Лера вдруг заговорила:

— Никит…

Он поднял голову.

— Я думала, что будет иначе. Что после… я не почувствую ничего.

— А чувствуешь? Больно? Давай позову медсестру?

— Спасибо.

Он взял её за руку, а затем вышел в коридор, чтобы попросить медсестру сделать обезбол Лере.

После укола глаза Леры сами закрылись. Сон подкрался мягко, без страха. Перед тем как провалиться в него, она услышала его шёпот:

— Отдыхай. Я буду здесь с тобой.

И в этой простой фразе было всё, чего она ждала.

Снаружи шёл снег, медленно и спокойно. А внутри палаты стояла горькая тишина — не мёртвая, а честная, как перед новым началом.

Глава 44

Леру выписывали ранним утром. В коридоре пахло мокрыми перчатками, кофе и чистыми простынями. Медсёстры ходили туда-сюда, кто-то возил каталку, кто-то шуршал бумагами у поста. Всё это казалось Лере чужим — будто она уже наполовину вышла из этого мира, но тело всё ещё оставалось здесь, среди белых стен.

Никита пришёл за ней чуть раньше, чем назначено. Он стоял у окна, облокотившись на подоконник, и, когда её вывели из палаты, выпрямился — мгновенно, будто всё это время стоял наготове. В руках — шарф, перчатки, аккуратно сложенное пальто.

— Готова? — спросил он тихо.

— Наверное, — ответила Лера, улыбаясь устало, но искренне.

Он помог ей надеть пальто, застегнул пуговицы сам — медленно, не спеша, словно боялся задеть. Каждое движение было осторожным, почти церемониальным. Когда завязывал шарф, его пальцы на секунду задержались у её шеи — и она ощутила, как тепло от этого прикосновения разливается по телу.

— Давай, я возьму сумку. — Он подхватил лёгкий пакет с её вещами. — Осторожно, здесь порог.

На улице стояла зима — настоящая, заснеженная . Воздух был прозрачным и колючим, снег скрипел под ногами. После трехдневного больничного воздуха Лера вдохнула глубже и едва не закашлялась — лёгкие будто не привыкли к свободе. Никита сразу положил руку ей на спину.

— Не спеши, — сказал он. — Аккуратно.

Они шли медленно, как будто учились ходить заново. Машины на стоянке стояли, укутанные снегом, редкие прохожие спешили, не глядя по сторонам. Никита открыл дверь машины, помог сесть, аккуратно пристегнул ремень.

— Удобно?

— Да, — кивнула Лера. — Так непривычно шумно.

Он улыбнулся:

— Это просто жизнь, — сказал. — Она шумная, особенно после больницы.

Дорога домой прошла тихо. Музыку Никита снова не включал — только мягкое урчание двигателя и редкое шипение шин по снегу. Лера смотрела в окно, на застывшие деревья, на вывески аптек и кафе, на прохожих в шарфах. Всё казалось немного нереальным — как будто мир остался прежним, но стал смотреть на неё издалека.

Иногда она ловила себя на том, что считает перекрёстки. Это помогало не думать о слабости, о швах, о том, как легко теперь устаёт тело. Никита замечал это, но не говорил ничего. Он просто ехал, иногда касаясь её руки на подлокотнике — коротко, успокаивающе.

Когда они подъехали к дому, он первым вышел, обошёл машину, помог ей выбраться. Воздух был хрустящий, от мороза дыхание превращалось в пар. Лера подняла глаза на окна их квартиры — и вдруг почувствовала, как к горлу подступает что-то горячее. Дом. Их дом. Всё это время он ждал — с тихими стенами, с привычным запахом, с шишкой на подоконнике.

Никита открыл дверь, придерживая её локоть. В прихожей было полутемно, тихо, пахло тем самым — теплом, пылью, их жизнью.

— Проходи, — сказал он. — Осторожно.

Она шагнула внутрь и замерла. Всё было на месте: кресло у окна, чайник на столе, шишка в том же углу. Только время будто сдвинулось — как будто они уехали на очень долго, а не на несколько дней.

— Садись, — Никита снял с неё пальто, поставил чайник. — Я сейчас всё сделаю.

Он двигался по квартире так, будто боялся спугнуть воздух. Поставил кружку, достал из холодильника заранее приготовленный бульон. Лера сидела на диване, смотрела, как он разливает суп по тарелке, как проверяет, не слишком ли горячо.

— Вот, попробуй. Только не спеши, ладно?

Она взяла ложку, вдохнула запах — домашний, мягкий. Первый глоток показался почти волшебным — простой вкус, но такой живой, как будто в нём было само ощущение дома.

— Вкусно, — сказала она тихо.

Никита улыбнулся:

— Рад. Я даже не ел с утра, всё проверял, чтобы тут чисто было, чтобы тебе не пришлось ничего делать.

— Ты и так сделал больше, чем я могла просить.

Он покачал головой:

— Лер, тебе сейчас нужно только отдыхать и беречь себя.

После еды она устала. Никита помог дойти до спальни, поправил подушки, укрыл одеялом. Потом — тёплая грелка к ногам, чашка воды на тумбочке. Он присел рядом, погладил по волосам.

— Спи. Я рядом.

— Не уходи.

— Не уйду, — шепнул он. — Никогда.

Лера заснула быстро — так бывает, когда рядом кто-то дышит спокойно. Ей снился снег за окном и свет в домике, где пахло дымом и сосной.

Когда она проснулась, было уже под вечер. Из кухни доносился тихий стук посуды, запах жареных яблок и корицы. В комнате горела лампа — тёплая, янтарная. Никита стоял у плиты, в фартуке, с закатанными рукавами.

— Проснулась? — обернулся он. — Как себя чувствуешь?

— Лучше. А что ты там делаешь?

— Шарлотку, — сказал он просто. — С яблоками. Ты же её любишь.

Она засмеялась — тихо, как будто боялась, что смех спугнёт этот уют.

— Ты же не умеешь печь.

— Теперь умею, — ответил он и улыбнулся, чуть смущённо. — Интернет помогает.

Когда шарлотка была готова, он нарезал кусочек, остудил и принёс ей. Тесто было мягкое, тёплое, пахло домом. Лера ела медленно, глядя на него, и думала, что, может, в этом и есть настоящее счастье — не громкое, не праздничное, а такое, где тебе просто спокойно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Никита потом помог ей вымыть голову. Он постелил полотенце, подставил таз с тёплой водой, всё делал бережно, будто трогал фарфор. Лера закрыла глаза — струи тёплой воды текли по волосам, по коже, и вместе с ними уходила боль, тревога, больничный запах.

— Так хорошо, — сказала она едва слышно.

— Знаю. Я специально воду проверял три раза.

Он высушил волосы мягким полотенцем, потом феном, аккуратно расчёсывая пряди пальцами. Это было почти интимнее поцелуя — молчаливая забота, в которой не нужно слов.

Позже они сидели на диване, укрывшись одним пледом. В окне кружился снег, город мерцал фонарями. На подоконнике стояла кружка с чаем и та самая шишка. Никита обнял её за плечи, прижал ближе.

— Знаешь, я каждый день, пока ты была там, представлял этот момент. Как мы просто сидим вот так. Без капельниц, без белых стен.

— И как представлял?

— Почти так же, только ты улыбаешься чуть шире.

Она улыбнулась.

— Вот так? ЫЫЫ

— Теперь — да, — засмеялся Никита.

Они долго сидели молча. Иногда он поправлял ей плед, иногда она клала голову ему на плечо. Телевизор был выключен. В квартире стоял только звук их дыхания.

Ближе к ночи Никита достал с балкона небольшую ёлочную гирлянду — повесил её на окно, и разноцветные огоньки мягко отражались в стекле.

— Зачем? — спросила Лера.

— Чтобы напоминало, что впереди — праздник. Чтобы зима была с запахом не больницы, а с запахом дома.

Она кивнула. В этих огоньках было что-то почти детское — обещание того, что всё действительно будет хорошо.

Перед сном Никита принёс ей таблетки, помог лечь, поцеловал в лоб.

— Завтра приедут родители, — сказал он. — Мама с отцом. Они хотели помочь, еду привезут. Я сначала сомневался, но… думаю, тебе будет приятно.

— Конечно, — ответила Лера. — Я буду рада.

Он улыбнулся, потушил свет.

Ночь была тихой, спокойной. Только снег за окном падал не переставая, как будто засыпал следы тех дней, что остались позади.

Никита встал рано, чтобы успеть всё приготовить к приезду родителей. Лера проснулась от звука посуды — негромкого, аккуратного. Она услышала, как хлопнула дверца холодильника, как он шепотом ругнулся на чайник, который опять не включился с первого раза, и невольно улыбнулась.

Он заглянул в спальню, заметив, что она открыла глаза.

— Доброе утро, — сказал он. — Прости, разбудил?

— Нет, — она приподнялась на подушках. — Мне даже приятно, когда слышу, как ты что-то делаешь. Живое утро.

Он подошёл, сел рядом, пригладил её волосы.

— Я сейчас завтрак сделаю. Потом мама с отцом приедут — они уже в пути. Мама сказала, что везёт «чуть-чуть еды».

Лера засмеялась:

— «Чуть-чуть» — это как у всех мам.

— Именно. Поэтому я заранее расчистил половину холодильника.

Он помог ей встать, дойти до кухни. На столе уже стояли две тарелки с овсянкой, аккуратно нарезанные яблоки и чай в прозрачных кружках. Всё выглядело просто, но в этом «просто» чувствовалась его забота.

— Тебе с молоком? — спросил он.

— Немного, — кивнула Лера.

Они ели медленно, за окном кружился снег. В какой-то момент Никита просто смотрел на неё — спокойно, без слов. Его взгляд был полон благодарности: она здесь, рядом, дышит, улыбается. Этого было достаточно, чтобы весь мир снова сложился правильно.

Родители приехали ближе к полудню. Снег всё ещё падал, и, когда Никита открыл дверь, на пороге стояла его мама — небольшая, энергичная женщина в длинном пуховике, с красным шарфом и огромными пакетами в руках. Рядом — отец, высокий, спокойный, с тем же внимательным взглядом, что и у сына.

— Здравствуйте, мои дорогие, — сказала она с порога. — Ну, как вы тут? Мы, как всегда, немного опоздали.

Никита взял пакеты, закатил глаза:

— Мама, ты сказала «немного еды». Это — немало, это стратегический запас.

— Так ведь зима, — ответила она невозмутимо. — И потом, Лере нужно хорошее питание.

Она сняла перчатки, подошла к Лере и осторожно обняла её.

— Как ты, милая?

— Лучше. Спасибо, что приехали.

— Ну конечно, приехали. А как иначе? — Мама улыбнулась. — Мы вот с отцом по дороге заехали к знакомой, она передала свои компоты и варенье. Всё домашнее, без химии.

Лера засмеялась, почувствовав, как внутри становится теплее. Это была та простая, безусловная забота, которая наполняет пространство теплом, даже если ничего особенного не происходит.

Мама сразу перешла в «режим хозяйки»: разложила пакеты, открыла холодильник, начала раскладывать контейнеры. В кухне появлялись всё новые запахи — тушёные овощи, мясо, пироги, банки с вареньем.

— Вот это супчик, вот котлетки, вот запеканка, — перечисляла она. — И не спорь, Никита, я всё рассчитала: на неделю хватит.

Отец тем временем помог Никите переставить стол ближе к окну, чтобы всем было удобнее. Лера сидела на диване, укутанная в плед, и наблюдала, как они вместе двигаются по квартире — спокойно, уверенно, будто этот дом всегда был и их тоже.

— Твоя мама — чудо, — сказала она тихо, когда та вышла в ванную вымыть руки.

— Да, — улыбнулся Никита. — Но не давай ей слышать это слишком часто — зазнается.

Она улыбнулась, а потом добавила, чуть тише:

— Мне так приятно видеть, как вы все вместе.

Он посмотрел на неё внимательно, как будто хотел запомнить каждое слово.

К вечеру квартира наполнилась запахом еды и тихими разговорами. На столе стояли тарелки с горячим супом, салаты, хлеб, соленья. Никита поставил свечу — не для праздника, просто чтобы было теплее.

Они сидели все четверо. Мама рассказывала смешные истории про детство Никиты, отец кивал, иногда вставлял комментарии. Лера слушала, улыбалась. Иногда ловила себя на том, что просто смотрит — на их лица, на свет, на то, как мама поправляет скатерть, как Никита наливает чай. Всё это казалось чем-то очень хрупким и важным.

— Как тебе еда? — спросила мама.

— Вкусно. Всё. Но главное — с какой любовью вы всё это привезли.

— Так ведь это естественно, — ответила мама. — Ты теперь часть семьи.

На этих словах Лера замерла на секунду. Сердце как будто щёлкнуло — мягко, но ощутимо. Она посмотрела на Никиту, потом на его родителей.

— Можно я скажу кое-что? — тихо произнесла она.

— Конечно, — ответил отец.

Она положила ложку, чуть наклонилась вперёд.

— Спасибо вам. Всем. Я, наверное, не умею красиво говорить… но за эти дни я поняла, как сильно вы меня окружили теплом. Я никогда раньше не чувствовала такой заботы. — Она сделала паузу, голос чуть дрогнул. — Мне казалось, что я привыкла быть сильной, что справлюсь со всем сама. А оказалось… что рядом с вами можно просто быть. Не обороняться и не бояться.

Мама Никиты посмотрела на неё внимательно, глаза заблестели.

— Лерочка, — сказала она тихо, — мы тебя очень любим. И не потому, что ты — «Никитина девушка» или потому что тебе нужно помочь. А просто потому что ты — хорошая. Родная уже.

Она накрыла ладонь Леры своей рукой — тёплой, уверенной.

— Ты нам как дочка.

Лера кивнула, не в силах сдержать слёзы. Никита потянулся, обнял её за плечи, прижал к себе.

— Слышишь? — прошептал. — Я ведь говорил, что они тебя полюбят.

— Я и сама их полюбила, — выдохнула она.

Мама улыбнулась, налила всем по кружке чая.

— Вот и хорошо. А теперь пейте, пока не остыл. У нас в семье так: если чай горячий — значит, всё в порядке.

Они сидели за столом долго. Время как будто растянулось — мягкое, спокойное. За окном всё так же падал снег, редкий, ленивый. Никита иногда поглядывал на Леру — на то, как она улыбается, как пальцы легко касаются чашки, как отражается в стекле свет свечи.

Когда родители начали собираться домой, мама снова попыталась оставить ещё пару контейнеров «на завтра», Никита смеялся, отец помогал застегнуть ей куртку.

— Мы заедем через пару дней, — сказала она. — Проверим, как вы тут.

— Конечно, — ответил Никита. — Только без грузовика еды.

— Никаких обещаний, — ответила мама с улыбкой.

Когда дверь за ними закрылась, в квартире стало тихо. Но эта тишина была не пустая, а уютная — тёплая, наполненная запахом еды и шорохом снега за окном.

Лера стояла у окна, смотрела на улицу. Никита подошёл сзади, обнял, прижал к себе. Она почувствовала, как его дыхание касается её волос.

— Всё хорошо, — сказал он тихо. — Всё будет хорошо.

— Я знаю.

Он коснулся губами её макушки, прошептал:

— Ты — лучшее, что было в моей жизни.

Она закрыла глаза. Внутри стало тихо, как перед снегом — только теперь это была не тревожная, а счастливая тишина.

Глава 45

Снег за окном падал лениво — такими крупными хлопьями, будто у неба сегодня выходной. Лера сидела на диване в тёплых носках, завёрнутая в плед, и слушала, как на кухне гремит посуда — Никита, как обычно, «аккуратно готовил».

— Я просто перемешал! — крикнул он из кухни.

— Если «просто перемешал» звучит как звук падающего шкафа — то да, верю! — ответила Лера, смеясь.

В дверь позвонили.

— О, гости прибыли, — Никита вытер руки о полотенце. — Моя кулинарная миссия временно приостановлена.

На пороге стояла Вера — в ярком пуховике, с красными щеками и пакетами, будто она зашла не в гости, а открывать филиал кондитерской. За ней — Андрей, с фирменной ухмылкой и коробкой в руках.

— Привет, пациенточка моя любимая! — Вера сразу кинулась к Лере. — Как ты, крошка? Я соскучилась!

— Вера, ты как всегда — буря, ураган и поставщик сахара, — Лера обняла подругу, чуть улыбаясь. — Что это у тебя, сладостей на роту?

— Не на роту, а на экстренную терапию. — Вера выставила пакеты на стол. — Тут меренги, эклеры, чизкейки, и, внимание… маршмэллоу с карамелью. Чтобы у тебя настроение взлетело выше температуры духовки! Пока ты не можешь готовить сама — за это за тебя сделает лучшая кондитерская в городе!

— Она после твоего списка взлетит вместе с сахаром в крови, — усмехнулся Никита. — Андрей, спасай, идём на кухню, пока девчонки не устроили сладкую революцию.

— Уже бегу, шеф, — отозвался Андрей.

Парни скрылись на кухне. Вера сразу плюхнулась рядом с Лерой, скинув пуховик, и вытянула ноги.

— Ну что, красавица, рассказывай. Как ты себя чувствуешь?

Лера замялась, потом тихо ответила:

— Лучше. Но… — она посмотрела в окно, где снег медленно оседал на стекло. — Иногда накатывает. Знаешь, я стараюсь не думать, но внутри всё равно сидит страх.

— Страх чего?

— Что всё это… оставит след. Что потом я не смогу стать мамой. Врачи сказали, что год нельзя беременеть. И я всё понимаю, правда, но где-то глубоко… страшно.

Вера на секунду притихла, потом взяла её за руку.

— Лер, ты вообще слышишь себя? Ты только что выкарабкалась, всё идёт к лучшему. И даже если врачи сказали «год» — это просто пауза, не приговор. Вы с Никитой ещё заделаете бейбиков — и не одного даже! А я буду приезжать и нянчиться, баловать.

Лера рассмеялась сквозь слёзы:

— Ты как мама, клянусь. «Заделаете бейбиков»…

— А как иначе? — Вера улыбнулась. — Я вообще считаю, что у вас должны быть двойняшки. Одинаковые, с его глазами и твоей улыбкой.

— Ты фантазёрка, — сказала Лера, но на душе стало теплее.

Они на минуту замолчали. Потом Лера повернулась к ней, чуть лукаво:

— Ладно, хватит про меня. А вы с Андреем как? Вы там что, ссориться перестали? Я даже соскучилась по твоим драмам из серии «он опять не вынес мусор».

Вера закатила глаза.

— Да ну тебя.

— Что «да ну тебя»? — Лера вскинула брови. — Ты что-то скрываешь.

— Может, и скрываю.

— Говори, живо!

Вера улыбнулась, опустила взгляд, потом вытянула руку и показала безымянный палец. На нём блестело кольцо — простое, тонкое, но сияющее.

Лера на секунду просто застыла. Потом выдохнула:

— Чтоооо?!

Она вскочила, обняла подругу, едва не сбив кружку со стола.

— Ты серьёзно?! Когда?! Почему я узнаю об этом последней?!

— Потому что ты лежала в больнице, дурочка! — смеясь, ответила Вера. — Я не хотела нагружать тебя, пока тебе было тяжело.

— Нагружать?! Это же радость! — Лера снова обняла её. — Я бы с радостью попищала в палате на весь этаж!

Обе рассмеялись.

— Скажи честно, — спросила Вера, когда дыхание вернулось. — Не рано?

Лера задумалась.

— Может, и рано. Но с ним как-то спокойно, понимаешь? Как будто мы давно вместе, просто бумажки ещё нет. Я рада, что тогда послушала тебя и Никиту, иначе сейчас не была бы так счастлива и любима. Ты знаешь, какой он нежный и заботливый? Такого надо сразу брать!

— Главное, что вы есть друг у друга. И я так счастлива за вас, правда.

Из кухни донёсся голос Андрея:

— Эй, а чего вы там ржёте? Мы тут суши без вас все слопаем!

— Мы тут новости обсуждаем! — крикнула Вера.

Обе, смеясь, поднялись и пошли на кухню.

На кухне пахло свежим чаем и корицей. Андрей стоял у плиты с повязкой на голове, как шеф-повар в комедийном сериале, а Никита, вооружённый ножом, делал вид, что всё под контролем.

— Ну наконец-то! — Андрей повернулся к Вере. — Призналась, да?

— А ты откуда знаешь, что призналась? — подозрительно спросила Лера.

— У него интуиция, — Вера хмыкнула. — Или просто подслушивал.

Андрей изобразил обиду:

— Я, между прочим, джентльмен. Но да, догадался по визгу.

Никита удивлённо посмотрел на всех:

— Эй, кто визжал, и почему я не в курсе?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вера хитро улыбнулась и просто подняла руку с кольцом.

— Ого! — Никита выдохнул, потом засмеялся. — Серьёзно?! Да вы… молодцы!

Он обнял Андрея, потом Веру, потом повернулся к Лере, прижал её к себе и тихо сказал:

— Вот это новости.

Она кивнула, всё ещё улыбаясь.

— Ты не расстроилась? — шепнул он, чуть отстранившись. — Что они раньше нас поженятся?

— Что? — она взглянула на него и тихо рассмеялась. — Никит, ты серьёзно? Я счастлива за них. Пусть у всех будет своё время.

Он только кивнул, пряча улыбку. Она не знала — в его рюкзаке уже неделю лежало маленькое кольцо, спрятанное в коробке из бархата. Он хотел сделать всё правильно. И теперь понимал — момент скоро наступит.

Они все сели за стол. Андрей налил чай, Вера достала сладости. Разговоры лились легко — про кино, про отпуск, про забавные истории. Лера смеялась больше, чем за последние месяцы. Никита смотрел на неё — как она жмурится от смеха, как в уголках глаз появляются тёплые морщинки, и думал:

вот она, жизнь

. Простая, настоящая, без драм.

Глава 46

Прошёл почти месяц с момента, как Леру прооперировали. Месяц — вроде немного, а будто целая жизнь.

Если раньше дни сливались, как одинаковые страницы календаря — утро, учёба, тренировка, сон — то теперь у меня появилось что-то вроде смысла. Нет, не так. Появился кто-то.

И теперь, когда она сидит на кухне в моём свитере — рукава чуть длиннее, чем нужно, — режет мандарины и подпевает “Снежинку” из старого мультфильма, я ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы это “всегда” стало настоящим “навсегда”.

Да, я, Никита Панкратов, человек, который в 20 лет не мог определиться даже с пиццей на ужин, купил кольцо. Настоящее. С камешком, который блестит, как глаза Леры, когда она смеётся.

Лежит теперь в шкафу, в коробке от наушников — надёжнее места не придумал. Через два дня Новый год. И я, кажется, впервые в жизни волнуюсь сильнее, чем перед экзаменом на вождение.

Сегодня мы решили поехать за продуктами. Типа просто — “новогодний шопинг”. На деле — настоящая контрольная закупка.

— Так, — Лера уверенно чекала по списку в телефоне, — картошка, майонез, яйца, курица, горошек… Мы делаем оливье, правильно?

— Конечно. Классика. Без него праздник отменяется, — я кивнул. — Только, может, не тазик, как у моей мамы?

— Ну… — она посмотрела на меня, прищурившись. — Сколько нас будет?

— Мои родители, мы, может, Андрей с Верой заскочат. Так что минимум восемь порций. — Значит, тазик. — Она улыбнулась победно.

— Я сдаюсь, — поднял руки я. — Только если ты пообещаешь не снимать сторис, как я режу колбасу в форме сердца.

— Нет, ну теперь точно сниму, — засмеялась она.

Я закатил глаза:

— Знаешь, я теперь боюсь, что из-за твоих сторис мне начнут писать: “повар, а что есть в меню?”

— А что? Будет фан-клуб, — хихикнула она и ткнула меня в бок.

Мы стояли у витрины с фруктами. В магазине пахло елью и апельсинами — продавцы включили новогодний плейлист, и где-то вдалеке “Last Christmas” вплелась в гул тележек. Лера выбрала сетку мандаринов, прижала к груди:

— Вот без этого Новый год не начинается.

— Ещё без шампанского и “Иронии судьбы”.

— И без твоего оливье, — добавила она и посмотрела на меня тем самым взглядом, от которого у меня всё внутри просто сжимается.

Я поймал себя на том, что улыбаюсь, как идиот, и просто кивнул.

Пока мы катили тележку по проходам, она болтала без остановки — про то, что у Вериной мамы уже наряжена ёлка, про то, что снег в этом году “неправильный”, потому что мокрый, и про то, что “если не купить зефир, Новый год официально отменяется”.

— А ты что будешь загадывать в полночь? — спросила она, заглядывая мне в глаза.

Я чуть не поперхнулся воздухом.

Что загадывать?

То самое, что лежит у меня в шкафу в коробке.

То, что я даже во сне боюсь уронить, когда представляю, как достану его из кармана.

— Эээ… ну, — почесал затылок. — Чтобы ты всегда была рядом.

— О, романтик, — она рассмеялась, но щеки порозовели. — Тогда я загадаю, чтобы у нас была уютная квартира с огромной кроватью и собакой.

— Почему именно с собакой?

— Потому что коты у тебя уже есть в лице Андрея и Веры, — сказала она с самым серьёзным видом. — Хотя они больше похожи на кроликов.

— Ах вот как, — фыркнул я, наклоняясь ближе. — А кто тогда ты?

— Я? Я — твоё счастье и любовь всей твоей жизни.

Я засмеялся и, пока никто не видел, быстро поцеловал её в висок. Она чуть дёрнулась, но не отстранилась. Только улыбнулась, глядя вперёд, будто ничего не произошло. А я млел от счастья, осознавая, как Лера расцвела со мной, как она раскрылась. Раньше она боялась высказывать своё мнение, шутить и громко смеяться, проявлять тактильность и любовь. Боялась, что я могу сделать ей больно и разбить сердце. А я старался каждый раз напоминать ей о том, как сильно её люблю.

Кассирша пробивала покупки, а я всё время украдкой смотрел на Леру. Она стояла, поправляя волосы, что-то напевала себе под нос — лёгкая, смешная, как всегда. И я ловил себя на мысли, что вот оно — то самое “настоящее”. Без бабочек в животе, без киношных диалогов. Просто девушка, которая ждёт, пока пробьют картошку. И от которой у тебя замирает сердце.

Когда вышли на улицу, снег валил уже стеной — огромные хлопья садились ей на ресницы, таяли на губах. Она подняла лицо к небу, раскинула руки:

— Никит, смотри! Как в детстве!

— Ага, только не промокни, — засмеялся я.

Она фыркнула:

— Ты вообще когда-нибудь был ребёнком?

— Был. Но, в отличие от тебя, не кидался снегом в прохожих.

— Это было

один раз

! — воскликнула она и уже через секунду шлёпнула снежком мне в плечо.

— Всё, война объявлена, — сказал я и слепил ответный.

Мы стояли прямо посреди улицы, смеялись, как идиоты, пока мимо шли взрослые, спешащие домой с покупками. Лере было всё равно. Она сияла — красные щёки, волосы в снегу, глаза блестят. И я поймал себя на том, что хочу, чтобы этот кадр остался в памяти навсегда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дома начался хаос — приятный, праздничный. Музыка, запах корицы и апельсинов, на кухне творилось что-то между “битвой кулинаров” и “битвой за выживание”.

— Осторожно, нож острый! — крикнул я.

— Это ты мне говоришь? — Лера стояла с ложкой, перемешивая майонез с огурцами. — У тебя на прошлой неделе кетчуп взорвался прямо на потолке.

— Это был научный эксперимент, — возразил я. — Проверка давления в пластике.

— Проверка твоего терпения, — фыркнула она. — Ладно, поварёнок, иди ставь чайник.

— Слушаюсь, шеф.

Пока она отвернулась, я подошёл сзади, обнял за талию. Она замерла на секунду, потом расслабилась и прислонилась спиной к моей груди.

— Так хорошо, — прошептала она. — Я не думала, что смогу снова чувствовать себя спокойно. Я люблю тебя, Ник.

— И я тебя, — улыбнулся я.

Я поцеловал её в висок — почти незаметно, чтобы не разрушить момент. За окном падал снег, а в комнате пахло чем-то очень простым и очень домашним.

Вечером я встретился с Андреем у подъезда. Он приехал “на пять минут”, но я-то знал — пришёл, чтобы вытащить из меня, что за сюрприз я готовлю.

— Ну, что, — он подмигнул, — как там кольцо? Всё ещё прячешь в шкафу?

— Ага. Только я теперь боюсь, что Лера случайно найдёт его, когда ищет носки.

— Тогда спрячь у меня, — засмеялся он. — Я, если что, забуду, где лежит.

— Спасибо, но мне и так хватает риска, — фыркнул я. — Родителей уже предупредил, что будет сюрприз.

— И как они?

— Мама расплылась в улыбке и сказала: “Главное — не делай это под бой курантов с полным ртом салата”.

— Мудрая женщина, — кивнул Андрей. — А ты придумал, как именно?

— Вот тут проблема, — признался я. — Хотел сделать это под ёлкой, дома, когда все вместе. А теперь думаю… может, на улице, под снегом? Чтобы как в кино.

— Только не забудь перчатки, герой. И не урони кольцо в сугроб, — засмеялся Андрей. — А вообще, чувак, всё у тебя получится. Лера — не та, кто смотрит на пафос и роскошь. Она оценит, если это будет по-настоящему.

Я кивнул. Он был прав. Всё, что между нами с ней — было настоящим.

На следующий день мы с Лерой наряжали ёлку. Она включила старую музыку — “ABBA”, “Wham!”, “Звери”. В комнате пахло еловой смолой, свечами и мандаринами. Лера залезла на стул, пытаясь повесить звезду.

— Осторожно, ты сейчас упадёшь! — сказал я, придерживая её за талию.

— Не упаду, я гибкая, — ответила она.

— Да-да, особенно когда спотыкаешься о тапки, — хмыкнул я.

— Ой, всё! — она дразняще покачала звезду в руке. — Хочешь сам повесить?

— Нет уж. Если я полезу, потолок пострадает.

Она засмеялась, поставила звезду на верхушку и спрыгнула, прямо в мои руки.

— Так лучше, — сказал я, глядя на неё сверху вниз.

— Ты что, меня ловил специально, да? — лукаво прищурилась она.

— Конечно. Репетирую момент, когда ты скажешь “да”.

— Что? — она нахмурилась.

— Ничего, — быстро улыбнулся я.

Она закатила глаза:

— Странный ты, Никита.

— Зато твой, — ответил я и поцеловал её в кончик носа, а затем в губы.

Вечером, когда она уснула на диване, я достал кольцо. Маленькая коробочка, бархатная, синяя. Внутри — то, ради чего у меня дрожали руки уже неделю.

Я смотрел на неё — спящую, с чуть растрёпанными волосами, с рукой, упавшей на подушку, — и думал, что если не сейчас, то когда?

Через два дня Новый год. И я готов начать с ней новую жизнь.

31 декабря.

Утро.

В квартире пахло кофе, мандаринами и какой-то тревогой, которая сидела у меня в груди и не уходила с самого рассвета. Обычно я в Новый год расслаблен — фильмы, еда, друзья, традиционный спор “что лучше — “Ирония судьбы” или “Гарри Поттер”. А сегодня... я проснулся с чувством, будто должен сдать экзамен всей жизни.

Кольцо лежало там же — в коробке. Я проверил уже раза три, не шучу.

Лера ходила по квартире в пижаме с пингвинами, волосы собраны кое-как, но от неё веяло тем самым спокойствием, которого мне не хватало. Она напевала “В лесу родилась ёлочка” и рассортировывала подарки под ёлкой.

— Так, это твоим родителям, — сказала она, показывая мне аккуратно упакованную коробку. — Я всё-таки купила им набор чашек, как мы обсуждали.

— Моя мама будет в восторге, — ответил я. — Она обожает всё, где написано “Love” и “Home sweet home”.

— Отлично, значит, угадала. — Она улыбнулась и добавила: — А твой папа получит носки и пижаму.

— Классика жанра, — хмыкнул я. — Каждый год стабильно. Без носков праздник не праздник.

— Главное — не дари мне их, — подмигнула она.

— Уже поздно, — сказал я с самым серьёзным лицом. — Там в пакете сорок пар.

Она прыснула от смеха, подбежала и шлёпнула меня подушкой.

— Ладно, всё, — сказала она, — иди помогай, пока я не вспомнила, что хотела тебя заставить чистить картошку.

— Бегу, — сказал я и, закатав рукава, пошёл на кухню.

Весь день прошёл в хлопотах. Мы слушали музыку, смеялись, спорили, сколько должно быть майонеза в салате (“не как в суп!” — кричала Лера), танцевали с ложками, пока картошка варилась. На подоконнике стояла свеча, за окном падал снег — медленно, лениво, как будто ему тоже хотелось просто остаться дома и не спешить.

Ближе к вечеру мы загрузили всё в машину — пакеты, подарки, торты, и поехали к моим родителям. Решили отметить у них в самый последний момент, а после пригласить уже к себе Андрея и Веру.

По дороге Лера выглядела немного взволнованной.

— Ты уверен, что твоим родителям не будет неловко, что я у вас встречаю? Я, вроде, много всего наготовила, твоей маме хотя бы не париться насчёт этого.

— Конечно уверен, — сказал я. — Они тебя обожают. После последнего ужина мама три раза переспросила, “а когда вы к нам снова придёте, я уже купила пирожное для Леры?”.

Она засмеялась:

— Тогда я не зря испекла чизкейк их любимый.

Мои родители жили в огромном коттедже. Ехали мы до них почти полтора часа из-за новогодних пробок. Когда подъезжали — я позвонил маме, чтобы она встретила нас, потому что пакетов у нас было много.

— Вот и вы! — воскликнула она, сразу обняв Леру. — Какая красавица! Заходите скорее, у нас тут запахи уже новогодние!

— Мам, ты опять приготовила слишком много, да? — спросил я, ставя пакеты. — Мы тоже привезли кучу всего.

— Я не слишком много, я “на всякий случай”. — Мама улыбнулась. — А вдруг кто-то захочет добавки? Не переживай, если захотите, то позовёте к нам друзей. И уж точно сможете взять половину себе домой, будет обмен салатами.

Папа выглянул из комнаты:

— Если “вдруг” — это я, то всё по плану.

Мы засмеялись.

На кухне стоял настоящий праздничный хаос: блюда, свечи, мандарины, гирлянда, мигающая над холодильником. Лера помогала маме накрывать на стол, они болтали, будто знакомы сто лет. Папа с энтузиазмом комментировал каждый мой шаг:

— О, сын, ты хоть знаешь, как правильно нарезать колбасу? А то в прошлый раз у тебя получились “кубики модернизма”.

— Пап, не мешай, — засмеялся я. — Я в процессе творчества.

— Главное, не создай тут произведение искусства, — поддел он.

Лера хихикнула:

— Не волнуйтесь, я за ним присмотрю.

Я только кивнул. Честно, мне даже не нужно было вмешиваться — она уже была частью этой семьи.

Чем ближе было к полуночи, тем сильнее колотилось сердце. Кольцо теперь лежало в кармане моего пиджака. Я проверял его каждые двадцать минут, как ненормальный.

Я придумал, как всё сделаю: Когда часы пробьют двенадцать, мы выйдем на балкон — там красиво, видно весь посёлок, фейерверки, огни. И вот тогда… я просто скажу то, что хочу сказать уже давно.

До боя курантов оставалось минут двадцать. Все сидели за столом — смеялись, вспоминали детство, обсуждали, кто сколько съел оливье (ответ — слишком много).

Мама включила телевизор, шёл концерт. Лера сидела рядом со мной, чуть опираясь на плечо. От неё пахло чем-то тёплым, домашним — может, корицей, может, просто счастьем.

— Никит, — сказала она тихо, — мне так хорошо. Знаешь, я боялась, что этот Новый год будет… странным. После больницы, после всего.

— А он?

— Он самый уютный из всех. Спасибо тебе.

Я только улыбнулся и крепче сжал её руку. И в тот момент понял: всё. Готов.

Без пяти двенадцать. Я поднялся

:

— Пойдём на балкон. Хочу, чтобы ты видела салют с самого начала.

Она удивлённо подняла глаза, но встала, взяла бокал шампанского и пошла за мной. Снаружи было морозно, но красиво — город сиял, небо уже начинало вспыхивать огнями, люди на соседних балконах смеялись, кричали “с Новым годом!”. Я надел ей на плечи пуховик.

Мы стояли вдвоём, рядом, под звёздами. Слышно было, как внутри мама считает вслух:

— Пять… четыре… три…

Я повернулся к Лере. Сердце билось так, будто вот-вот выскочит.

— Лер…

Она посмотрела на меня, чуть прищурившись от света фейерверков.

— Что такое?

— Просто… — я засмеялся от волнения. — Я не умею говорить красиво, как в фильмах. Но я знаю одно: я хочу встречать с тобой не только этот Новый год. Все. До последнего.

Она чуть выдохнула, не успев ответить. Я достал из кармана коробочку, открыл и опустился на одно колено.

— Выходи за меня?

Секунда — и всё вокруг будто остановилось. Фейерверки, снег, шум — всё слилось в один тихий момент.

Она стояла, глаза блестели, губы дрожали — то ли от холода, то ли от счастья. Потом она улыбнулась — так, что у меня перехватило дыхание.

— Конечно, да, — прошептала она.

Я не помню, кто кого обнял первым. Помню только — её руки вокруг шеи, её смех, её “да”, повторяющееся у меня в голове, как эхо. Мама на балконе за дверью вскрикнула от радости:

— Я знала!

Папа добавил:

— Ну всё, сын, попал. Поздравляю вас, детки!

Мы смеялись, а снег кружился вокруг нас, падая на ресницы, на кольцо, на её пальцы.

Позже, когда уже все пили шампанское и смеялись, Лера тихо наклонилась ко мне:

— Знаешь, я ведь чувствовала, что ты что-то задумал.

— Да?

— Да. Но думала, что ты сделаешь предложение.

— Ну, я умею удивлять, — улыбнулся я.

— Да — она подняла руку с кольцом, — это лучший подарок на свете.

Ночь закончилась поздно. Когда время уже было ближе к трём мама с папой ушли спать, мы с Лерой сидели у ёлки. Огни мерцали, в окне всё ещё вспыхивали салюты.

Она прислонилась к моему плечу, зевая.

— А что ты загадывал, когда били куранты? — спросила она.

— Чтобы ты сказала “да”.

Она тихо рассмеялась:

— Тогда, выходит, твоё желание уже сбылось.

— А твоё?

— Моё — чтобы всё плохое осталось в прошлом.

— Значит, сбылось у нас обоих.

Она подняла голову, поцеловала меня в щёку и прошептала:

— С Новым годом, мой Никита.

— С Новым годом, моя Лера, — ответил я, целуя её самые родные и любимые губы.

Глава 47

Утро пахло какао и тёплым маслом. На подоконнике стояла миска с мукой, сито, горка шоколада — всё, как обычно. Я включила плиту, проверила форму для бисквита и машинально поставила таймер.

На телефоне мигало уведомление от университета: «сессия — завтра зачёт по психологии». Я вздохнула, но открывать не стала. Сегодня я пекла заказ для соседки по дому — небольшой шоколадный торт с клубничным конфи.

В квартире было тихо. Никита ушёл на тренировку рано, пообещал к вечеру заехать за продуктами и, как обычно, написал из раздевалки: «Не забудь поесть, любимая».

Я ответила смайликом и включила муызку. В колонке заиграла какая-то лёгкая мелодия, и в кухне стало уютнее. Зимой я часто пеку. От этого воздух становится густым, как сироп, и в нём будто можно спрятаться от всего. Я разбила яйца, отделила белки, включила миксер. Всё — привычно. Чётко. Ритмично. Белки, сахар, какао, немного кипятка. Бисквит любит порядок — не терпит суеты.

Именно в этот момент зазвонил телефон. Номер был незнакомый. На секунду я замерла — не узнавая, не ожидая ничего особенного, просто машинально провела пальцем по экрану.

— Алло?

— Лера, здравствуй. Это Нина. Соседка твоя с пятого этажа.

Голос был знакомым — глухим, немного сиплым, с тем же интонационным выдохом, который я помнила по разговорам через забор лет пять назад.

— Нина… здравствуйте. Что-то случилось?

Пауза.Я услышала, как где-то позади у неё на фоне хлопнула дверь и кто-то окликнул её по имени.

Потом — тише:

— Слушай, Лер… я даже не знаю, как сказать. Твоя мама…

Сердце будто пропустило удар. Я сжала телефон крепче.

— Что — мама?

— Умерла, Лер. Ночью. Пошла куда-то с этими своими, ну… и замёрзла. Нашли утром.

Она говорила ровно, будто про кого-то чужого. Я молчала, потому что не знала, что можно ответить.

— Там, в общем, — продолжила она, — нужно будет забрать из морга. Я не знаю точно, что к чему, но тебе, наверное, позвонят. Я сейчас скину адрес смс-кой.

— Ага… хорошо, — выдохнула я.

— Лера, ты держись, ладно? Просто… надо, чтобы ты знала.

— Спасибо.

— Я тебе всё напишу.

Она отключилась. Телефон остался в руке. В кухне всё ещё гудел миксер — слишком громко, будто кто-то мешал шумом мысли. Я постояла, глядя на чашу с кремом, на комки сахара по краям, и выключила прибор.

Воздух сразу стал вязким и тихим. Я не чувствовала ничего. Совсем ничего. Потом — просто взяла венчик и продолжила мешать. Руки двигались сами. Бисквит нельзя оставить — он не ждёт.

Я просеяла муку, перелила тесто в форму, поставила в духовку. Запах шоколада заполнил кухню. Всё было, как обычно, только будто через стекло.

Смс от Нины пришло минут через пять: короткая строчка — адрес морга, номер дежурного, и в конце: «если что — позвони, ладно». Я прочитала и положила телефон на стол.

Часы показывали 11:42. За окном падал снег — лениво, большими хлопьями. На стекле оставались мокрые следы, а я стояла, глядя на них, и не понимала, что должна чувствовать.

Мама. Слово звучало странно. Как будто из старого языка, который я забыла.

Я подошла к духовке, проверила тесто. Всё поднялось идеально, ровно, без трещин.

Когда таймер пропищал, я достала форму, переложила бисквит на решётку и оставила остывать.

Руки были чистые, аккуратные, будто я и не получала никакого звонка. Я включила чайник, налила воды, но чай не заварился — просто плавали сухие листья на поверхности.

Я села за стол и смотрела на пар. Потом открыла ноутбук — вкладка с расписанием экзаменов, конспекты, заметки. Всё то же самое. Я попыталась что-то читать, но слова расплывались.

В квартире было слишком тихо.

Я включила музыку — просто чтобы не слышать себя. Плейлист с Нового года — там ещё остались “Звери” и какие-то зимние песни. «Снег идёт» — как издёвка.

Пока бисквит остывал, я достала творожный сыр, сливки, сахарную пудру. Взбила. Смазала коржи, выровняла края, поставила в холодильник.

Каждое движение было как строчка в инструкции: механическое, без чувств. Я даже не смогла придумать, как сказать Никите. Как вообще произнести вслух: «моя мама умерла». Та мама, с которой мы не разговаривали, о которой я старалась не думать.

День тянулся медленно. Иногда я ловила себя на том, что стою у окна и просто считаю машины на улице. Иногда — что держу телефон, будто жду звонка, хотя никто не звонил.

В три часа я вспомнила, что не обедала. Сварила макароны, но почти не ела. Снова проверила торт — крем застыл идеально. Можно было бы его сфотографировать, выложить в сторис, но я не стала.

Ближе к вечеру я включила плиту, решила приготовить ужин — Никита должен был прийти после тренировки и работы, он всегда голодный после. Поставила кастрюлю с картошкой, нарезала зелень.

В шесть пришло сообщение: «Еду домой. Хочешь что-нибудь из магазина?»

Я долго смотрела на экран, потом написала: «Нет, всё есть».

Он ответил смайлом с сердцем.

Когда дверь щёлкнула, я почти не повернулась. Просто стояла у плиты, помешивая суп.

— Привет, — сказал он, снимая куртку. — Как день?

— Нормально, — ответила я. Голос прозвучал чуть тише, чем хотелось.

— Опять работала? — Он подошёл, заглянул через плечо. — Пахнет вкусно.

— Ага.

Он поцеловал меня в щёку, потом пошёл мыть руки. Я стояла, слушая, как шумит вода в раковине, как скрипит дверь шкафа, как он что-то напевает себе под нос.

Мы сели ужинать. Он рассказывал про тренировку, про нового парня из команды, который перепутал расписание. Я кивала, вставляла “угу” и “правда?”, пока он не замолчал и не посмотрел внимательнее.

— Лер, — сказал он. — Что случилось?

Я подняла глаза. И в этот момент всё, что я держала внутри весь день, просто осело — как пыль после взрыва.

— Мне сегодня позвонила соседка, — сказала я. — Мама умерла.

Он замер. Ни звука. Только дыхание.

— Как… — тихо. — Как ты?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я пожала плечами.

— Не знаю. Наверное, никак.

Он наклонился ближе, положил ладонь на мою руку.

— Хочешь рассказать?

— Там особо нечего рассказывать. — Я смотрела на стол. — Сказали, что напилась с кем-то. Потом пошла куда-то и… всё. Нужно, наверное, поехать, забрать тело. Организовать похороны.

Слово “тело” вышло странно, чуждо.

— Лер… — он сжал пальцы. — Не надо сейчас думать о формальностях. Просто… как ты себя чувствуешь?

Я вздохнула.

— Пусто.

— Пусто?

— Да. — Я посмотрела на него. — Понимаешь, я давно уже не видела свою настоящую маму. Её место заняла бутылка. Та женщина, что осталась там, — не она. А та, что была раньше… её давно нет.

Он молчал. Потом сказал:

— Если хочешь, завтра я поеду с тобой. Мы всё сделаем вместе. Попросим родителей помочь, мама точно знает, что как.

Я кивнула. Слова звучали мягко, спокойно — как обещание, что я не одна.

— Спасибо, — сказала я.

Он чуть улыбнулся:

— Не за что.

Мы молча доели. Он убрал тарелки, поставил чайник. Я сидела и смотрела на пар от кружек, на его руки, на то, как он молча рядом.

Глава 48

Морг встретил нас серыми стенами и тихими шагами сотрудников. Никита держал меня за руку. Всё прошло быстро: документы, подписи, формальности. Я почти не слушала инструкции, но всё делала правильно, как по привычке.

— Всё в порядке? — спросил он, когда мы вышли обратно на мороз.

— Да, — сказала я, хотя внутри было пусто. — Просто странно и пусто. Не думала, что это произойдёт так скоро. Почему всегда думала, что она будет жить до старости глубокой.

— Пусто? — переспросил он, сжимая мою руку сильнее.

— Да. Я давно не видела настоящую маму. Она ушла, когда я была ребёнком. То, что осталось — бутылка, привычка, пустые слова.

— Понимаю, — сказал он мягко. — Тогда мы просто побудем вместе. Всё остальное решим позже.

Возвращаясь домой, мы молчали. Снег тихо падал на лобовое стекло, огни фонарей отражались в стеклах, и город казался странно тёплым, несмотря на мороз.

Дома я поставила чайник, включила лампу над столом. Маленький уют: пар кружки, мягкий свет, запах корицы, который остался от прошлой недели. Никита сел рядом, подставив плечо.

— Хочешь, посмотрим какой-нибудь фильм ? — спросил он.

Я кивнула.

— Да.

Мы легли на кровать, Никита заказал чипсы и колу, включил комедию. Я положила свою голову на его руку, сама не заметила, как заснула. Ночью проснулась от того, что захотела в туалет. Никита обнимал меня во сне, прижимал так, как будто боялся, что я убегу. Глупый, я убежала от всего к нему.

Утро снова было тихим, но на этот раз не уютным — скорее прозрачным, холодным, как лёд на ветках за окном. Лёгкий серый свет пробивался через занавески и ложился полосой на стол, где стоял ещё тёплый чайник, остатки вчерашнего бисквита и кружка с почти остывшей травяной смесью.

Я стояла у окна, укутавшись в толстый свитер, и наблюдала, как снежные хлопья медленно кружат, словно танцуют на свету фонарей. Снежная дорога отражала свет и делала город прозрачным, словно акварель. Ни звука — только редкие шаги прохожих и скрип замёрзшей машины. Внутри меня была странная пустота, но одновременно ощущение, что сегодня день — не просто день.

Никита спал ещё, и я наблюдала за ним, за его ровным дыханием, за тем, как в уголке рта проявляется лёгкая улыбка даже во сне. Я тихо подошла, коснулась его плеча:

— Пора вставать, — прошептала.

Он медленно открыл глаза, посмотрел на меня с привычным вниманием:

— Доброе утро, — сказал тихо. — Как ты?

— Пусто, — честно ответила я. — Но… будет легче, если ты рядом.

Он кивнул, сел, натянул свитер, а потом аккуратно обнял меня за плечи, как будто подтверждая, что мы вместе.

Я собралась быстро, одела пальто, шарф, перчатки, проверила, чтобы телефон и документы были при себе. Никита держал дверь открытой, когда я натягивала ботинки, и тихо сказал:

— Всё будет хорошо. Мои родители нас поддержат. Вера и Андрей тоже приедут, если ты хочешь.

— Хочу. Это так странно, что на похороны матери придут люди, которых она даже не знала.

Мы сели в машину. Дорога была скользкой, но город казался удивительно красивым: снег мягко падал на фонари, на крыши домов, на проезжающие машины. Каждый крупный хлопок снега мерцал на стеклах, и свет фонарей превращался в маленькие огоньки.

— Никита… — начала я, глядя на дорогу, — мне страшно, как будто я делаю что-то впервые и неправильно.

Он слегка улыбнулся:

— Я знаю. Но ты не одна. Всё вместе. Мои родители помогут с организацией.

И правда, когда мы подъехали, они уже ждали нас у входа. Отец Никиты — высокий, крепкий, с тёплой, немного грубоватой улыбкой, — сразу заметил моё напряжение:

— Лерочка, заходи, мы с мамой здесь.

Мама Никиты встретила нас:

— Садись, милая. Не волнуйся. Мы рядом.

Я кивнула, даже не поднимая взгляда, и Никита взял мою руку. Его родители молчали, но их присутствие было ощутимым: тихая поддержка, без слов, через жесты, взгляды, движение рук.

— Мы знаем, что твоя мама была… — начала осторожно мать Никиты, но замялась. — Что… трудная жизнь была у неё. Но нам больно за тебя, милая.

Я почувствовала, как внутри что-то дернулось — не боль, не слёзы, а тихий комок в груди.

— Спасибо, — выдохнула я. — Мне… просто нужно, чтобы кто-то был рядом.

Отец Никиты кивнул:

— Мы всё сделали. Сегодня ты не одна.

Мы обсудили порядок действий. Я слушала, иногда кивала, иногда молчала. Никита делал всё чётко, спокойно, будто держал в руках невидимый компас, чтобы мы не заблудились в этом странном дне.

Когда мы выехали из города к моргу, снег снова начал падать крупными хлопьями. Машина скользила по белому покрывалу дороги, огни фар делали воздух прозрачным. Никита держал мою руку, и я впервые за день почувствовала, что этот мир может быть безопасным, хотя бы немного.

Морг встретил нас тихо: сотрудники были вежливы, говорили мягко, направляли нас, как будто сами понимали, что горе можно смягчить вниманием. Мы сделали всё быстро. Никита держал меня за руку, а его родители — немного позади, но рядом, словно обрамляя нас теплом и заботой.

— Лер, — тихо сказал отец Никиты, когда мы вышли на мороз, — ты всё выдержала. Дыши, смотри вокруг. Снег идёт красиво. Сегодня всё закончится.

Я подняла лицо к небу, вдохнула холодный воздух. Он будто сковал пустоту, но одновременно очистил.

— Мы рядом, — сказала мать Никиты, взяв меня за плечи. — Мы будем помогать. Всегда.

В машине обратно мы молчали. Никита держал руку на моей, иногда поглаживая её большим пальцем. Его родители не вмешивались, просто были рядом.

— Никита… — шептала я себе, глядя на огни города. — Всё кажется одновременно чужим и привычным.

— Я знаю, — ответил он тихо. — Но мы вместе. Всё будет хорошо.

Потом мы поехали на кладбище, родители Никиты попросили священника отпеть мать. Я практически ничего не помню, всё было в тумане. В какой-то момент мама Никиты взяла меня за руку и сказала, что нужно кинуть горстку земли на гроб. Я взяла холодную и промозглую землю, ощущение было, что я наконец-то становлюсь свободной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Прощай, — сказала, бросая эту горстку. — Наконец-то я свободна от всего этого.

Когда мы вернулись домой, квартира встретила нас теплом: свет ламп отражался в стеклах, запах свежего чая, мандаринов и корицы. Никита поставил кружки на стол, его родители помогли разложить несколько вещей, которые я не успела убрать. Они купили пироги в ближайшей пекарне. Решили хоть как-то помянуть мою мать. Вера и Андрей находились загородом, обещали приехать вечером.

— Лерочка, — сказала мать Никиты, присаживаясь рядом, — всё, что тебе нужно, чтобы успокоиться, мы поможем сделать. Только не держи ничего в себе.

Я кивнула, закрыла глаза. Горло было сухое, дыхание ровное, но сердце всё ещё стучало слишком сильно.

— Спасибо, — выдохнула я. — Просто… я не знала, что делать. Я даже рада, что её больше нет, я ужасный человек, да?

— Что ты, Лерочка, — сказал отец Никиты. — Твоя мама так построила ваши отношения. Ты не виновата. Когда родители зависимые, то их уход правда может быть освобождением.

Мы сидели так несколько минут: город тихий, снег медленно падал на улицу, огни фонарей отражались в стеклах, чай дымился, руки Никиты обнимали меня, а родители мягко и тихо давали ощущение, что всё будет хоть немного легче.

— А вечером, — тихо сказал Никита, — мы можем посидеть с ребятами. Если хочешь, то можем погулять.

Я впервые за день позволила себе крошечную улыбку:

— Давай лучше дома. Спасибо. Всё ещё ощущаю себя странно, даже слёз нет.

— Лер, это нормально, твоя мать все эти месяцы не думала о тебе, она не задумывалась даже, как ее восемнадцатилетняя дочь живет, есть ли у неё еда и одежда. А вдруг её избивает парень. Даже тогда ей была важна бутылка. Ты не одна, Лер, мы все с тобой рядом. Понимаю, что только ты одна проживаешь весь этот раздрайв внутри. Может быть, сейчас ты в шоке, а попозже тебе захочется поплакать.

— Да, наверное, ты прав. А можно ещё помочь твоих с квартирой? Я уверена, что там куча долгов, но я хочу продать её.

— Да, конечно, я напишу отцу, он свяжется со знакомым риелтором.

— Спасибо, Никит.

Я нырнула в его объятия, стало так хорошо и уютно. Я была под защитой, которой так не хватало много лет.

Глава 49

Вечер начинался тихо. За окном снег ложился ровно, мягко, будто не хотел тревожить город. Фонари размывались золотыми ореолами, свет отражался от ледяных веток. В квартире пахло чаем с корицей и пирогами — их принесла мама Никиты днём. Свет в гостиной был тёплый, рассеянный, от настольной лампы и нескольких свечей, которые Лера зажгла машинально, просто чтобы было не так пусто.

Она стояла у окна, завернувшись в плед, и смотрела на улицу. Город жил своей жизнью: редкие прохожие спешили домой, кто-то тащил пакет с продуктами, кто-то, смеясь, выбегал из пекарни с булкой в руках. Всё обыденно. Всё так же, как вчера. Только для неё — мир вдруг стал тише, прозрачнее, будто кто-то выкрутил громкость до минимума.

Никита хлопотал на кухне. Вода закипала в чайнике, он ставил кружки, раскладывал по блюдцам мёд и дольки лимона. Двигался тихо, но с уверенностью — так, как всегда, когда хотел, чтобы Лера могла просто быть рядом и не думать.

Он заметил, как она замерла у окна, и подошёл сзади, обнял. Его ладони были тёплые, пахли мылом и чем-то вкусным.

— Холодно? — спросил он.

— Нет, — покачала головой Лера. — Просто… не верится, что день закончился.

— Все дни имеют свойство заканчиваться, — сказал он спокойно. — Даже самые тяжёлые.

Она повернулась к нему, посмотрела в глаза — и впервые за день чуть улыбнулась.

— Ты как будто всегда знаешь, что сказать.

— Нет, — усмехнулся Никита. — Просто пытаюсь не молчать, когда ты молчишь.

Он взял её за руку, подвёл к столу. На нём стояли две кружки с дымящимся чаем, тарелка с остатками пирога, и записка от его матери:

«Милая Лера, всё будет хорошо. Мы рядом.»

Лера провела пальцем по этим словам и тихо выдохнула:

— Твоя мама чудесная.

— Она тебя очень любит.

— Я не знаю, чем заслужила столько тепла. После всего, что…

— Не думай. Просто принимай.

В дверь позвонили.

Звонок прозвучал неожиданно громко — звеняще, будто разрезал вечернюю тишину. Лера вздрогнула, но Никита улыбнулся:

— Это, наверное, Вера с Андреем. Они писали, что уже выехали.

Лера кивнула и машинально поправила волосы, убрала со стола лишнее. Когда дверь открылась, в прихожую ворвался запах свежего воздуха и что-то ещё — живое, дружеское, настоящее. Вера — в длинном пуховике, с шапкой на перекос, в руках пакет с продуктами — шагнула в дом и сразу, не говоря ни слова, обняла Леру.

— Лерочка… — прошептала она, прижимая её к себе. — Господи, как же я переживала. Как ты?

Лера не ответила сразу. Только вдохнула знакомый запах подруги — ваниль, духи и немного мороза.

— Нормально, — выдохнула она. — Уже… нормально.

Вера отстранилась, посмотрела на неё внимательным взглядом.

— Ты держишься, но глаза говорят обратное.

Лера слабо улыбнулась.

— Главное, что вы приехали. Спасибо.

Андрей стоял чуть позади — сдержанный, но доброжелательный, держа в руках термос и пакет с чем-то ещё.

— Мы привезли чай, немного сладкого, — сказал он. — Вера настояла, что надо.

— Конечно, надо, — вмешалась Вера, снимая куртку. — Помянуть — это не о грусти. Это о том, чтобы отпустить спокойно.

Никита подошёл, пожал Андрею руку:

— Рад, что вы приехали, брат.

— Я тоже. Лере сейчас важно, чтобы рядом были свои.

Пока мужчины раскладывали вещи по кухне, Вера оглядела квартиру: уют, мягкий свет, запах мандаринов и корицы.

— У вас здесь до сих пор пахнет новогодней атмосферой, — сказала она тихо.

Лера усмехнулась:

— Это Никита. Он как-то умеет создавать уют, где бы ни был.

Они прошли на кухню. Стол быстро наполнился — мёд, мука, яйца, молоко, тарелки, чайник шипит, блины жарятся. Вера, как всегда, взяла всё под контроль:

— Так, Лер, я жарю, а ты — мешай. И не смей стоять как тень, ладно? Просто наблюдай и давай указания!

— Хорошо, — улыбнулась Лера. — С тобой невозможно спорить.

— И не нужно, — подмигнула та. — В конце концов, ты же знаешь — я танкт.

Запах растопленного масла и сладкого теста наполнил кухню. Масло шипело на сковородке, свет лампы ложился на лица мягко, делая их почти янтарными. Лера крутила ложку в руках, глядя, как Вера ловко переворачивает блин в воздухе.

— Ты когда успела стать такой хозяйственной?

— Когда Андрей понял, что не выживет без еды, — хихикнула Вера. — Знаешь мем про то, как приготовила кучу еды на несколько дней, а он сожрал всё за один раз? Вот это про него!

Лера смеялась впервые за день. Смех вышел чуть хриплый, но живой, как оттепель после долгого мороза.

— Вер, — сказала она после паузы, — я, наверное, ужасно прозвучу, но я правда… рада, что всё так случилось.

Вера не ответила сразу. Сняла со сковороды блин, переложила на тарелку, потом посмотрела на подругу.

— Рада?

— Да. Это как… если долго жить под водой, а потом впервые вдохнуть воздух.

— Ты не ужасная, Лер. Ты просто человек живой. Я бы, наверное, тоже бы хотела поскорее избавиться от такого груза, если бы у меня он был.

Лера кивнула.

— Я так устала быть дочерью человека, который давно не был мне матерью. И теперь, когда всё закончилось… я чувствую не вину, а свободу.

— Так и должно быть, — мягко сказала Вера. — Это не предательство. Это просто конец боли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лера посмотрела на неё, глаза чуть блестели.

— Мне теперь нужно решить, что делать с квартирой. Там, наверное, долги, грязь, соседи, запах… всё то, что она оставила.

— Продай её, — сказала Вера уверенно.

— Я тоже так думаю. Может быть, купить потом что-то своё. Маленькое, но своё.

— Правильно. Даже если с Никитой у вас всё прекрасно — а у вас правда прекрасно, — всё равно нужно, чтобы у тебя было место, где ты чувствуешь себя хозяйкой. Чтобы всегда было куда уйти.

Лера улыбнулась:

— Слушай, ты как всегда — прямо в точку.

— Ну, я же старше на полгода, могу позволить себе мудрость, — подмигнула Вера.

Они обе засмеялись, а за окном снег усилился. Крупные хлопья падали на стекло, оставляя тонкие разводы. В комнате стало теплее, будто само небо захотело спрятать их от холода.

Через некоторое время, когда блины были готовы, Лера вдруг спросила:

— Вер, а ты не боишься, что всё может измениться? Что счастье… не навсегда?

Вера обернулась.

— Боюсь. Все боятся. Но если бояться постоянно — не останется сил радоваться.

— Ты права. Просто всё как-то быстро — похороны, планы, теперь свадьба…

— Кстати, — улыбнулась Вера, — а вы ведь с Никитой теперь официально помолвлены, да?

Лера слегка замялась.

— Ну… да. Он же сделал предложение на Новый год. И я сказала "да". Но с тех пор не думала о свадьбе. Как будто это всё где-то далеко.

— Не торопись. Главное, что вы вместе. А когда почувствуешь, что готова — всё само сложится.

Лера кивнула, но в груди что-то кольнуло. Мысль о свадьбе теперь казалась чем-то нереальным — словно речь шла не о ней, а о ком-то другом.

Вера почувствовала это, положила ладонь на её руку:

— Ты сейчас просто уставшая. Всё уляжется со временем.

— Наверное, — прошептала Лера.

Дверь снова хлопнула. Сначала послышались голоса в прихожей — мужские, живые, чуть шумные, — потом смех. Никита и Андрей вернулись. Они сказали девушкам, что им срочно нужно в магазин.

— Мы тут как грузчики из булочной! — крикнул Андрей с порога. — Держитесь, у нас припасы на неделю!

Они вошли в кухню, нагруженные пакетами. Аромат пирогов мгновенно заполнил комнату.

— Пироги с капустой, с морковью, какие-то сладкие булочки, — перечислял Никита. — И, внимание, сюрприз!

Он вытащил из-за спины два букета. Один — из нежных белых лилий и веточек эвкалипта, другой — из розовых тюльпанов.

— О, Господи, — выдохнула Вера, мгновенно расплывшись в улыбке. — Андрей!

Она кинулась к нему и поцеловала в щёку.

— Я знала, что ты у меня романтик!

— Это Никита придумал, — засмеялся тот. — Сказал, что девушкам нужно хоть немного праздника.

Лера стояла, не веря глазам.

— Это… мне?

— Конечно, тебе, — сказал Никита, подходя ближе. — Просто потому, что люблю тебя. И хочу, чтобы даже в такой день у тебя был повод улыбнуться.

Лера взяла букет, прижала к груди. От цветов пахло весной, свежестью, жизнью.

— Спасибо, — сказала она тихо. — Это… важно.

Никита провёл рукой по её волосам, наклонился и шепнул:

— Ты сегодня была сильной. Но со мной ты можешь быть слабой.

Она подняла взгляд, в её глазах отражался мягкий свет кухни и его лицо.

— Хорошо, — прошептала она.

Кухня наполнилась запахом мёда и жареного теста. На столе стояли тарелки с блинами — румяные, тонкие, сложенные стопкой; рядом мёд, варенье, сметана, чай в больших кружках. Вера ловко наливала всем по порциям, а Андрей, как всегда, шутил, создавая вокруг себя лёгкость, словно специально разбавлял густоту вечера.

— Так, — сказал он, — предлагаю тост. Не траурный, а человеческий. За то, что даже после самых тяжёлых дней есть место теплу.

Он поднял кружку чая.

— И за Леру. За то, что держится.

Все молча чокнулись кружками. Лера почувствовала, как к горлу подступает что-то горячее, будто чай обжёг изнутри. Она кивнула, опустила взгляд на пар от кружки.

— Спасибо, — тихо сказала она. — Я не ожидала, что сегодня будет… так спокойно.

— Это потому что мы с тобой, — мягко ответила Вера, улыбаясь. — Я знала, что нельзя оставлять тебя одну.

— Я бы, наверное, просто сидела и смотрела в стену, — призналась Лера.

— А теперь — ешь блины, — строго сказала Вера. — Стены подождут.

Все засмеялись. Смех был немного неуверенным, но живым, искренним — тем, что исцеляет лучше любых слов.

Никита сидел рядом с Лерой, его рука тихо лежала на её колене, не навязчиво, но уверенно. Это прикосновение будто говорило:

«Ты не упадаешь — я держу».

— Она ведь не всегда была такой, — сказала неожиданно Лера. — Я помню запах её духов, как она пела на кухне, когда я была маленькой. Только потом всё начало рушиться — сначала потихоньку, а потом сразу.

Никита сжал её руку.

— Тебе не нужно оправдывать её.

— Я и не оправдываю, — ответила Лера. — Просто… пытаюсь понять, где кончается человек и начинается болезнь.

Вера подошла ближе, обняла её за плечи.

— Ты сделала всё, что могла. Иногда любовь — это не спасать, а отпустить.

— Отпустить… — повторила Лера, словно пробуя слово на вкус. — Наверное, в этом и есть смысл.

Они посидели молча. Только тикали часы и потрескивали свечи. Потом Андрей вдруг сказал:

— А ведь, знаешь, Лер, ты всё равно победила.

— Победила?

— Да. Она не забрала тебя с собой в ту тьму. Ты живёшь. У тебя Никита, друзья, планы. Это уже победа.

Лера кивнула, не в силах ответить. Внутри что-то мягко сжалось, и она почувствовала не пустоту, а тихую благодарность — за то, что рядом сидят люди, которые не бегут, не отворачиваются, не боятся говорить с ней об этом.

Вера хлопнула в ладоши, будто хотела переключить настроение.

— Всё, хватит философии! У нас блины остывают! Андрей, подай мёд, а Никита — варенье. Лера, держи чай. Нам нужно тёплое завершение этого дня.

Смех снова наполнил комнату. Никита принёс банку с мёдом, ложку, подал Лере:

— Давай, попробуй, это тот, что мы покупали на рынке.

Она взяла ложку, попробовала. Мёд был густой, тягучий, пахнущий липой и солнцем.

— Невероятный, — сказала она, закрыв глаза. — Как будто лето вдруг вернулось.

— Пусть возвращается, — тихо сказал Никита.

Андрей усмехнулся:

— Слушай, Никит, ты с такими фразами скоро начнёшь писать стихи.

— Он уже пишет, — поддела его Вера. — Просто никому не признаётся.

— Правда? — удивилась Лера.

Никита хмыкнул:

— Стихи — громко сказано. Так, мысли. На телефоне.

— А ну покажи! — рассмеялась Вера.

— Ни за что. Ещё решишь, что я романтик, а мне потом снабжать Андрея поэзией.

— Поздно, — сказал Андрей. — Я уже решил делать тебе заказы.

Все засмеялись. Смех звучал теперь свободнее, теплее.

Лера смотрела на Никиту и вдруг почувствовала: именно сейчас она дышит полной грудью. Его присутствие было как стена за спиной — надёжная, живая.

Пока Вера убирала тарелки, Лера наливала всем чай. Андрей сидел на подоконнике, рассказывал смешную историю про сессию. Никита обсуждал с ним предстоящую практику.

Лера ловила эти моменты, как лучи — аккуратно, будто боялась спугнуть. Она вдруг осознала: жизнь продолжается, несмотря ни на что. И это не предательство. Это её право.

Когда все немного успокоились, Вера снова обратилась к Лере:

— Слушай, я же совсем забыла спросить. Как ты себя чувствуешь… ну, физически? После всех этих дней и операции.

— Уставшая, — честно ответила Лера. — Будто меня кто-то выжег изнутри, но не до конца.

— Это пройдёт. Организм восстановится чуть позже. Не делай всё в одиночку, напрягай Никиту, его родителей.

— Вера, — улыбнулась Лера. — Ты как всегда. Они и так организовали похороны, сейчас будут помогать с квартирой.

Вера кивнула, потом хитро посмотрела на Никиту:

— А вы со свадьбой-то как? Я всё жду, когда смогу выбрать платье подружки невесты.

Лера чуть вздрогнула, будто не ожидала вопроса.

— Мы… не думали пока.

— Почему? Вы же такие — прям инь и янь.

— Просто не до того, — тихо сказала она. — Всё навалилось сразу. Я даже не представляю себе сейчас праздник.

— Это не обязательно праздник, — сказала Вера мягко. — Главное, чтобы вы чувствовали, что это ваш день.

— Наверное. Я просто боюсь планировать, пока не разберусь с квартирой, с делами, с собой.

Никита посмотрел на неё внимательно, потом кивнул:

— Я не тороплю. У нас впереди вся жизнь.

Лера улыбнулась, благодарно. Вера же заговорила снова — уже о себе, но с лёгким волнением:

— А мы вот с Андреем решили — летом. В июле. Снимем загородом домик рядом с озером.

— Это чудесно, — сказала Лера искренне. — Я рада за вас.

— Ты обязательно будешь свидетельницей!

— Обязательно.

Но внутри у неё мелькнула странная тень. Не зависть — нет. Скорее чувство, будто она смотрит на чужое будущее, в котором когда-то видела и себя, но теперь не уверена, есть ли ей там место.

Никита заметил, как в её взгляде промелькнула эта тень. Он мягко провёл рукой по её пальцам, словно возвращая в реальность.

— Эй, — сказал он тихо, — всё хорошо.

— Я знаю. Просто немного… потерялась.

— Не страшно. Мы обсудим наше торжество, когда ты будешь готова.

Лера посмотрела на него и улыбнулась — уже по-настоящему.

Вера между тем включила музыку — тихую, инструментальную. В комнате сразу стало уютнее, будто кто-то закутал всех в невидимое одеяло.

— Вот так лучше, — сказала она. — Память — это не про слёзы. Это про жизнь, которую мы продолжаем.

Лера кивнула.

— Ты права. Наверное, мама бы не хотела, чтобы я жила в её тени.

— Конечно, — ответила Вера. — Пусть теперь у тебя будет только свет.

Позже, когда стол был убран, а чай допит, все переместились в гостиную. На полу лежали подушки, горели свечи. Андрей рассказывал анекдоты, Вера смеялась, Никита сидел рядом с Лерой, обняв её за плечи.

Она опустила голову ему на грудь, чувствуя, как его дыхание ровное, тёплое.

Вера смотрела на них и тихо сказала:

— Вы знаете, ребят, я люблю такие вечера. Когда просто тепло и уютно, хочется завернуться в пледик, как в шаурму. А рядом любимый мужчина, который обнимает и целует.

И Андрей поцеловал её в губы. Лера с Никитой улыбнулись, а потом Никита тоже поцеловал Леру в уголок губ, прижал к себе крепко-крепко. Показывая, что она может расслабиться в его руках, не быть напряженной и сильной, а позволить себе закрыть глаза и не думать ни о чем.

Глава 50

Полгода спустя

Утро начиналось лениво, по-летнему. Солнце ещё не поднялось высоко, но уже пробивалось в комнату через приоткрытые шторы, ложилось на постель тёплыми полосками. Лера проснулась первой — не от звука, а от ощущения, что кто-то на неё смотрит. Открыв глаза, она увидела Никиту, лежащего рядом и, как всегда, с той лёгкой улыбкой, от которой ей становилось и неловко, и спокойно одновременно.

— Что? — спросила она, сонно моргнув. — Почему смотришь, как в кино?

— Проверяю, не приснилась ли ты, — серьёзно сказал он.

— И?

— Пока что — нет. — Он наклонился и коснулся губами её виска. — Но это не отменяет проверки.

Лера засмеялась и спряталась под одеяло:

— У тебя подозрительная романтика с утра.

— Так сегодня же свадьба у Веры и Андрея, — сказал он. — День любви, всё дела. Я поддался атмосфере.

— Вот именно. Ты слишком поддался. — Она выглянула из-под одеяла. — Ты же не жених.

— Пока что, — хмыкнул он и снова поцеловал её, на этот раз в уголок губ.

Лера прищурилась, будто хотела сделать строгое лицо, но получилось только мягко и по-домашнему.

— Никита, дай хотя бы кофе попить до того, как ты окончательно растопишь мой мозг.

— Кофе в процессе, — сказал он, выскальзывая из постели. — Я поставил турку, пока ты ещё спала.

Она приподнялась на локте, наблюдая, как он идёт на кухню — босиком и в одних трусах, с чуть взъерошенными волосами. Даже в этом было что-то до невозможности тёплое. За девять месяцев она привыкла к тому, как легко стало жить рядом с ним: никаких бурь, никаких резких перепадов — просто жизнь, спокойная и настоящая.

Он вернулся с двумя чашками, одна — с чёрным кофе для него, другая — с молоком и корицей для неё.

— Держи, не обожгись.

— Спасибо, — сказала она и вдохнула аромат. — Ммм, вот теперь всё идеально.

— Как ты себя чувствуешь перед поездкой? — спросил он. — Волнуюсь за тебя, дорога не близкая.

— Всё нормально. — Она улыбнулась. — Даже удивительно, как быстро пролетели эти месяцы. Как будто вчера ещё был январь, снег, свечи и блины у нас на кухне…

— Да, — кивнул Никита. — И Вера тогда уже планировала свадьбу.

Лера рассмеялась:

— Типичная Вера. Она, наверное, расписала всё по минутам, включая то, кто в какой момент моргнёт на фотосессии.

— Сто процентов, — подтвердил он. — Андрей вчера звонил, сказал, что репетировали танец и что она заставила его дважды пересматривать ролики из “Танцев со звёздами”.

Лера хохотнула:

— Боже, бедный Андрей. Но, зная его, он всё равно доволен.

— Он вообще всё принимает с философией. Говорит, если Вера счастлива — значит он тоже.

Лера посмотрела на Никиту поверх чашки:

— А ты так же думаешь?

— Абсолютно с ним согласен. — Он пожал плечами и улыбнулся. — Если ты счастлива, значит, я тоже счастлив.

Она почувствовала, как где-то внутри стало тепло и щемяще. Всё ещё не привыкла к этой его простоте — без громких фраз, без драм, просто любовь в действии.

Она поставила чашку на прикроватную тумбочку и потянулась к нему, обняла за шею.

— Знаешь, я никогда не думала, что можно вот так — спокойно любить и быть любимой. Без страха, что всё исчезнет.

— А оно и не исчезнет, — сказал он, касаясь губами её пальцев. — Потому что мы — семья.

Лера улыбнулась, едва касаясь лбом его лба.

— Вот теперь ты точно чересчур романтичный. Что с тобой сегодня?

— Лето, свадьба, кофе и ты в моих руках. Разве не повод?

— Повод, — согласилась она тихо. — И всё же дай мне собраться, иначе мы опоздаем, и Вера нас съест.

— О, да. — Он сделал вид, что поёжился. — Вера на взводе — страшнее любого декана.

Они рассмеялись.

Лера перебирала одежду у зеркала, примеряла платье — лёгкое, голубое, чуть выше колен, с открытой спиной. Оно сидело идеально, подчеркивая тонкую талию и мягкость движений. Никита стоял у двери, наблюдая с видом, будто смотрит на произведение искусства.

— Ну как? — спросила она, поправляя ремешок.

— Опасно, — сказал он. — Я не уверен, что готов пускать тебя в люди в таком виде.

— Почему? — приподняла бровь она.

— Потому что любой нормальный мужчина на свадьбе забудет, что приехал со своей девушкой.

— Хитрый комплимент, — усмехнулась Лера. — Ты сейчас зарабатываешь очки или просто проверяешь, доживу ли я до выхода из дома без красных щёк?

— И то, и другое. — Он подошёл ближе, обнял её со спины, его подбородок лёг ей на плечо. — И ещё потому, что я хочу целовать тебя бесконечно.

Она засмеялась и чуть наклонила голову, чтобы его губы коснулись её шеи.

— Никита, остановись, мы опоздаем.

— Ладно-ладно, — примирительно поднял руки. — Но я предупреждаю: сегодня я в режиме “влюблён до беспамятства”.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Замечательно, — сказала Лера, натягивая серьги. — Только попробуй не устраивать сцен ревности.

— А что, идея неплохая, — подмигнул он.

— Никита!

— Шучу. Пока что.

Она бросила в него подушкой, он поймал и засмеялся.

К полудню они были готовы. Чемодан — собран, подарки — аккуратно упакованы, в багажнике стояли букеты, и даже маленькая корзинка с фруктами — подарок от мамы Никиты “для молодых”.

Перед тем как выйти, Лера остановилась у зеркала в прихожей, глядя на себя.

— Странное чувство, — сказала она. — Ещё недавно я боялась даже думать о чужих свадьбах, а теперь еду и радуюсь.

Никита подошёл, обнял её сзади.

— Потому что теперь ты не наблюдаешь жизнь со стороны. Ты живёшь.

— Наверное, да, — сказала она, улыбаясь своему отражению.

Он поцеловал её в макушку.

— Пора ехать, моя прекрасная.

Дорога за город была длинной, но лёгкой. Автомобиль плавно катился по трассе, за окном мелькали поля, редкие домики, запахи лета — травы, пыли, разогретого асфальта.

Лера сидела, положив ладонь на колено Никиты, и смотрела в окно.

— Смотри, — сказала она вдруг. — Как сколько тут деревьев, а какой воздух!

— Да, очень красиво, — сказал он. — Особенно мой вид сейчас.

— Следи за дорогой, а не мной, — усмехнулась она. — Скоро начнёшь лекции читать: “Как быть счастливым, когда рядом женщина твоей мечты”.

— Можно и так назвать, — сказал он, скосив на неё взгляд.

Музыка тихо играла в машине, за окном всё чаще попадались сосны — значит, они уже почти на месте.

Дом, где проходила свадьба, стоял у самого озера — деревянный, с большой верандой, увитой белыми лентами и гирляндами. На траве уже стояли столы, накрытые белыми скатертями, а у входа бегали официанты и сотрудники свадебного агенства, помогавшие украшать территорию.

— Красота какая, — выдохнула Лера. — Вера, как всегда, всё продумала.

— Это ещё не всё, — сказал Никита. — Андрей говорил, что вечером будет подсветка по периметру и фейерверк.

— Фейерверк? — удивилась она. — Он же боится громких звуков!

— Вот именно. Говорит: “Если уж жениться, то с размахом. Пусть невеста знает, на что подписывается”.

Лера засмеялась, вытирая слёзы от смеха.

Они припарковались, и сразу навстречу вышла Вера — но не в платье, а в халате и с бигуди на макушке.

— Лера! Никита! — закричала она. — Наконец-то вы приехали!

— Мы вовремя, — сказала Лера, обнимая её. — Ну, ты как всегда в огне?

— В огне, в дыму, — сказала Вера, закатывая глаза. — У меня уже трижды отваливалась причёска, визажист нервничает, а Андрей с друзьями куда-то и не возвращается. Вдруг передумал?

Никита фыркнул:

— Я пойду к нему, раз уж он потерялся.

— Иди, герой, — сказала Вера. — А Леру я заберу себе, мне нужна подружка спасатель.

— Слушаюсь, командир, — пошутил Никита и отправился к Андрею.

Лера решила немного осмотреть территорию, пока Вера переодевалась. А когда она вошла в дом, её будто окутало предвкушением. Всё внутри было залито светом: белые шторы, лёгкий запах цветов, где-то щёлкал фотоаппарат.

И посреди этого — Вера. Уже не в халате, а в белом платье.

Платье было простое и изящное — открытые плечи, лёгкое кружево по подолу, мягкая ткань струилась по фигуре, как вода. Волосы волнами спадали на плечи, макияж был едва заметным, только глаза казались чуть ярче, чем обычно.

Лера замерла у двери, а потом, едва выдохнув, сказала:

— Вера… ты — нереальная.

— А я думала, что ты меня спасёшь от паники, а ты тут плачешь, — засмеялась Вера, подойдя ближе. — Иди сюда, мы сейчас будем фоткаться, фотографу нужны “эмоциональные кадры”.

Фотограф, молодой парень с камерой, улыбнулся:

— Да-да, дружеские снимки — самое живое.

Вера схватила Леру за руку и потянула к окну:

— Вот так, обними меня. Нет, ближе! Улыбнись, как будто я только что выиграла миллион.

— А ты же и правда выиграла, — сказала Лера. — Только не миллион, а Андрея.

— О, это куда дороже, — подмигнула Вера. — Хотя иногда он ведёт себя, как человек, которому надо прикладывать инструкцию.

Лера рассмеялась, и фотограф сделал серию кадров.

— Всё, — сказала Вера, — теперь у нас идеальные фото на память.

Лера подошла к зеркалу, поправила подол платья Веры:

— Тебе идёт. Ты выглядишь… как принцесса из сказки.

— Хватит, а то я расплачусь, — сказала Вера, делая вид, что отмахивается, но глаза у неё блестели. — Кстати, сейчас будет момент “первого взгляда”. Жених должен войти и увидеть невесту. Ты готова увидеть, как Андрей расплачется?

— Думаешь, заплачет?

— Ещё как, — ухмыльнулась Вера. — Он уже нервничает с утра.

Фотограф занял позицию, девушки переглянулись. В комнату постучали.

— Можно? — послышался голос Никиты.

— Да! — крикнула Вера.

Дверь открылась, и на пороге появились они: Андрей — в коричневом костюме, немного взъерошенный, и Никита — рядом, с тем самым мягким взглядом, от которого Лера каждый раз забывала, как дышать.

Андрей сделал шаг вперёд — и замер. На секунду будто даже воздух в комнате остановился. Его глаза стали влажными.

— Ну вот, — сказала Вера, — я же говорила, ты испугаешься и заплачешь.

Он улыбнулся, чуть качнул головой.

— Нет. Просто… ты слишком красивая, чтобы это выдержать.

Она покраснела, но глаза её светились. Андрей подошёл, осторожно коснулся её щеки, потом поцеловал в губы — легко, будто боялся смазать макияж.

— Эй, макияж! — возмутилась она, но голос дрожал от счастья.

Лера стояла рядом и улыбалась, чувствуя, как ком подступает к горлу.

Никита наклонился к ней и шепнул:

— Я тоже хотел бы видеть тебя в белом платье.

Она замерла на мгновение, потом посмотрела на него — смущённо, с теплом.

— Мы это обсудим, — ответила тихо.

Он улыбнулся, поцеловал её руку, и от этого простого движения у неё перехватило дыхание.

Церемония начиналась на берегу озера. В воздухе пахло цветами, свежескошенной травой и чуть-чуть — шампанским, которое официанты ставили на столики у веранды.

Лера и Никита стояли среди гостей. Лера поправляла лёгкий платок на плечах — ветерок с воды был прохладным, но приятным. Никита стоял рядом, чуть позади, и, как обычно, не мог удержаться, чтобы не обнять её сзади за талию.

Она повернулась и шепнула:

— Ты сегодня какой-то особенно липкий и романтичный.

— Я? — удивился он. — Это мера предосторожности. Чтобы тебя ветром не унесло.

— Ага, особенно с таким тяжёлым букетом в руках, — засмеялась она. — Ты просто романтик.

— Разоблачён, — признался он и поцеловал её в висок. — Но не отказываюсь от преступления.

Музыка сменилась. Сначала заиграл тихий гитарный перебор, потом — аккордеон. Гости обернулись: по тропинке к озеру шла Вера. Белое платье ловило каждый луч солнца, ткань будто светилась изнутри. Андрей стоял у арки, украшенной эвкалиптом и белыми лентами, и не мог отвести глаз.

Лера невольно вздохнула.

— Какая она красивая…

— Да, — кивнул Никита. — Но ты будешь ещё красивее..

Она улыбнулась.

— Сейчас не время соревноваться.

Вера дошла до арки. Музыка стихла, остался только плеск воды. Андрей взял её за руки, и они замерли на секунду — как будто в мире больше никого не было.

Регистраторша — молодая женщина с ясным голосом — зачитала слова клятвы. Андрей отвечал первым: уверенно, но голос дрогнул на последней фразе. Вера чуть сжала его ладонь, будто поддерживая.

— Я обещаю любить тебя, даже если ты снова купишь новый пылесос просто “чтобы попробовать технологию”, — добавил он, и гости засмеялись.

— А я обещаю не напоминать тебе, кто на самом деле выбрал шторы, которые ты хвалишь всем друзьям, — парировала Вера.

Смех прокатился по залу. Атмосфера стала ещё теплее, живее. Никита тихо наклонился к Лере:

— Они как мы, да? Только ребята могли придумать такие клятвы на свадьбу.

— Вера не хотела, чтобы было всё приторно сладко, — прошептала она.

Когда Вера и Андрей произнесли “да”, где-то заиграла музыка — лёгкая, почти летняя, и гости зааплодировали. Фотограф щёлкал камеру, кто-то бросал в воздух лепестки роз. Лера поймала один на ладонь и посмотрела на Никиту.

— Представляешь, — сказала она, — они ведь правда сделали это.

— Да, теперь у Веры есть официальный документ для рабства Андрея.

— Да ну тебя! То есть для тебя свидетельство о браке — рабство?

— Но ведь я тоже хочу быть твоим рабом, моя госпожа. — прошептал Никита.

Лера улыбнулась:

— Пожалуйста, хоть сейчас не опошляй момент.

После церемонии гостей пригласили к накрытым столам. Всё выглядело, как с картинки: белые скатерти, светлые деревянные стулья, букеты полевых цветов в вазах. На каждом месте лежала карточка с именем, написанным от руки.

Лера прочла свою: “Лера — подруга, ангел и вдохновительница”.

— Это точно Вера писала, — рассмеялась она. — Никто другой не осмелился бы такое написать.

Никита, устроившись рядом, показал свою: “Никита — человек, который спас моего ангела”.

Фотограф сновал между столами, официанты разливали вино и шампанское. Вера и Андрей сели за главный стол — сияющие, счастливые, чуть растерянные.

— Они прямо светятся, — сказала Лера, глядя на подругу.

— Так и должно быть, — ответил Никита. — Это их день.

Он поднял бокал:

— За них?

— За них, — кивнула Лера, чокнувшись.

Первые тосты были трогательными: родители, друзья, родственники. Кто-то плакал, кто-то шутил. Когда очередь дошла до Никиты, он встал и сказал просто:

— Я не буду говорить длинную речь. Я просто рад, что знаю вас обоих и видел, как всё это начиналось. Вы — те люди, ради которых начинаешь верить, что настоящие отношения не выдумка и не сказка.

Он посмотрел на Леру и добавил, чуть тише:

— А ещё — спасибо вам, что познакомили нас с ней.

Лера покраснела, а Вера вскинула бокал:

— За то, чтобы у вас тоже всё закончилось свадебным тортом!

— Или хотя бы кольцами, — подмигнул Андрей.

Никита рассмеялся:

— Мы подумаем.

Потом на столах появились тарелки с запечённым мясом, салаты, фруктовые корзинки. Смех стоял повсюду. Вера всё время вставала, поправляла декор, следила за музыкой. Лера пыталась усадить её:

— Вера, это твоя свадьба, сядь хоть на пять минут.

— Не могу, — отвечала та, — мой внутренний перфекционист не позволяет.

— Ты похожа на капитана корабля, который во время шторма не уходит с мачты.

— Именно! Только вместо шторма у меня диджей и торт.

Когда наконец вынесли торт — многоярусный, белый, украшенный ягодами и золотыми веточками, — Вера чуть не прослезилась.

— Господи, я его хотела, как в журнале.

Андрей тихо сказал:

— Ты заслужила лучше.

Она посмотрела на него с тем самым выражением, в котором было и удивление, и любовь.

Лера, наблюдая, почувствовала, как внутри всё мягко защемило. Никита заметил это, положил руку ей на колено.

— Что?

— Просто красиво, — сказала она. — И немного… щемит от чувств.

— Щемит, — ответил он.

Позже, когда солнце почти скрылось за линией деревьев, все вышли на веранду. Играл саксофон. На воде отражались огни гирлянд. Кто-то танцевал, кто-то просто стоял, разговаривая тихо, будто боялся разрушить атмосферу.

Лера сидела на ступеньках, глядя на озеро. Ветер трепал её волосы, платье мягко шуршало. Никита подошёл, сел рядом, протянул ей бокал вина.

— Устала?

— Немного. Но по-хорошему. Знаешь, когда день длинный, но не выматывает, а просто… наполняет.

Он кивнул:

— Именно. Такой, после которого не хочется спать, чтобы не потерять ощущение.

Они молчали. Слышно было, как где-то смеётся Вера, как плескается вода, как стрекочет кузнечик.

— Ты думаешь о свадьбе? — вдруг спросил он.

Лера посмотрела на него, чуть улыбнулась:

— Думаю. Иногда.

— И?

— И не боюсь. Раньше боялась, а теперь нет. Наверное, потому что знаю, с кем.

Никита чуть улыбнулся и, не говоря ни слова, взял её руку, поцеловал кончики пальцев.

— Тогда обсудим дома?

— Хорошо, — сказала она, смеясь.

Он обнял её, прижал к себе, и Лера уткнулась носом в его плечо. От него пахло чем-то родным — немного кофе, немного мятой, и совсем чуть-чуть — морем, хотя моря поблизости не было.

Они сидели так долго, пока не загорелись фейерверки. Небо вдруг вспыхнуло — золотыми, пурпурными, синими искрами. Гости ахнули, кто-то хлопал, кто-то снимал на телефон.

Никита тихо сказал:

— Помнишь, ты говорила, что счастье не навсегда?

— Помню.

— А может, оно просто меняет форму. Сегодня вот — фейерверки. Завтра — утренний кофе. Главное, чтобы рядом был кто-то, с кем всё это имеет смысл.

Лера посмотрела на него и ответила почти шёпотом:

— Тогда у меня есть всё.

Он улыбнулся, поцеловал её в губы. Фейерверки отражались в воде, в её глазах и в его зрачках.

Позже, уже глубокой ночью, когда музыка стихла, а гости разошлись по комнатам, Лера помогала Вере убрать со стола.

— Положи, я сама, — сказала Вера, но Лера покачала головой.

— Это твой день, тебе нельзя работать.

— А ты упрямая, — улыбнулась Вера. — Слушай, Лер, я сегодня смотрела на тебя и Никиту — вы такие... настоящие.

— Мы просто любим друг друга, — ответила она.

— Вот именно. Я очень хочу погулять на вашей свадьбе!

Лера усмехнулась:

— Вы сговорились с Никитой?

— Это шампанское, — махнула рукой Вера. — Оно делает меня доброй и мудрой.

Они засмеялись.

Когда Лера вышла на улицу, Никита уже ждал у ворот. В руках — лёгкий плед.

— Пойдём, — сказал он. — Там, у воды, прохладно, но красиво.

Они спустились по деревянной тропинке. Луна отражалась в глади озера, светила мягко, будто сама была частью праздника.

Никита разложил плед, они сели рядом.

— Знаешь, — сказала Лера, — если бы кто-то год назад сказал, что я буду сидеть вот так — в платье, после свадьбы друзей, спокойная и счастливая — я бы не поверила.

— Иногда чудеса случаются, когда мы их совсем не ждём, — сказал он.

— Да, я очень благодарна тебе за всё. Если бы не ты и не твои родители — я бы не знаю, чтобы делала дальше. Наверное, много работала, искала себе новое жилье. Я получила огромный подарок — тебя.

— По-моему, из нас двоих повезло именно мне.

Она улыбнулась.

И они сидели долго, пока над водой не погас последний огонёк отражения фонарей, пока ветер не стих, оставив только стрекот и дыхание ночи.

Глава 51

Прошло несколько недель после свадьбы Веры и Андрея. Лето вошло в свой самый щедрый ритм — когда воздух тёплый даже ночью, когда в окнах до утра пахнет липой, и когда кажется, что всё вокруг живёт чуть медленнее, будто специально, чтобы ты успел насладиться каждым днём.

Для Леры это лето стало первым по-настоящему спокойным. Сессия — закрыта, причём без нервов, без бессонных ночей и горы кофе. Никита, конечно, помог — не только морально, но и организационно: договорился, чтобы она проходила практику у его знакомых. Формально — “в дистанционном формате”, а по сути — просто выполняла задания из дома, без отчётов на бумаге и бесконечных беготни по кабинетам.

Так что теперь утро начиналось медленно. Очень медленно.Поначалу Лера чувствовала себя неловко: как это — не вставать в восемь, не мчаться на пары, не проверять расписание. Но Никита только смеялся и говорил:

— Это отдых. Привыкай.

Иногда они до полудня валялись в кровати — разговаривали, дурачились, спорили, кто будет варить кофе. Иногда выходили на балкон с одеялами, чтобы завтракать на солнце. А иногда просто лежали, молчали и слушали, как за окном гудит город.

Всё было слишком хорошо, чтобы в это сразу поверить. И, как всегда, когда всё идеально — судьба подбрасывает утро, которое меняет привычный ритм.

Тем утром Лера проснулась от ощущения пустоты. Сначала она подумала, что просто перевернулась на другую сторону — но нет. Рядом никого не было. Одеяло чуть скомкано, подушка на соседнем месте тёплая, значит, Никита встал недавно.

Она моргнула, сонно потянулась, села на кровати. Странно. Обычно она просыпалась первой. Никита — тот ещё сова, и до кофе с ним разговаривать было бесполезно. А тут — тишина, запах кофе уже стоит в воздухе, и где-то из кухни доносится тихий гул — видимо, блендер.

— Так, — пробормотала она, натягивая рубашку Никиты, которая валялась у кровати. — Что-то тут не так.

На кухне действительно творилось нечто подозрительно организованное. На столе — сервировка: две тарелки, апельсиновый сок, поджаренные гренки, фрукты в вазе, даже веточка мяты рядом с чашками.

А у плиты — Никита. В шортах, босиком, с приподнятыми рукавами футболки. Что-то переворачивал на сковородке, подпевая себе под нос.

Лера замерла у дверного проёма и какое-то время просто наблюдала. Он выглядел по-домашнему спокойно, уверенно. И почему-то — особенно красивым. Может, от солнца, которое падало на его волосы. А может, от того, как легко он двигался, будто в каждой мелочи — смысл.

— Так, — сказала она наконец. — Я, кажется, пропустила чей-то день рождения? Или, может, годовщину чего-нибудь?

Он обернулся. Улыбнулся — медленно, с тем самым видом, от которого у неё сердце всегда делало лишний удар.

— Доброе утро, — сказал он и подошёл, чтобы обнять её.

Пахло кофе, жареными яблоками и им самим — родным, тёплым, уютным.

— Доброе утро, — пробормотала она, пряча улыбку. — Только скажи честно — я что-то забыла? Какую-то дату?

— Может быть, — сказал он таинственно, не отпуская. — А может, просто захотел сделать завтрак любимой.

— Хитро, — сказала она, прищурившись. — И подозрительно.

— Я старался.

Она рассмеялась и села за стол, пока он разливал кофе. Кофе, как всегда, с молоком и корицей — её любимый. Он сел напротив, будто тоже ждал какой-то реакции.

— Ну, рассказывай, — сказала Лера. — Что это за утро в стиле “сериал про идеальных парней”?

Он просто посмотрел на неё — долго, почти молча. Так, что у неё вдруг сбилось дыхание.

— Что? — не выдержала она. — У меня что-то на лице?

— Есть, — сказал он тихо. — Улыбка. От которой я окончательно понял, что всё, без вариантов.

— Без вариантов? — переспросила она, приподняв бровь. — Это ты о чём?

Он опустил взгляд, потом снова поднял глаза — и в них было то самое спокойное, уверенное, от чего внутри становилось странно тепло.

— Лера, — сказал он, — я же люблю тебя. Очень. И чем дальше, тем сильнее.

— Я тоже тебя люблю, — улыбнулась она, не совсем понимая, куда он ведёт.

— Тогда почему ты не хочешь за меня замуж?

Мир будто остановился на секунду. Лера даже не сразу поняла, что он сказал это всерьёз.

— Подожди… Что? — Она поставила чашку, чтобы не расплескать кофе. — С чего вдруг такие мысли?

— Ни с чего. То есть… наоборот. Со всего, — сказал он, чуть нервно усмехнувшись. — Просто понял, что мы уже живём как семья. Всё вместе, всё по-настоящему. Но… после свадьбы Веры и Андрея я подумал — а почему мы не говорим о своём будущем?

Лера выдохнула

.

— Никит, ну… это не то, чтобы мы избегаем темы. Просто… я думала, что мы обсудим попозже.

— А я думал, ты не хочешь, — сказал он. — И теперь у меня в голове этот вопрос живёт, как сосед с перфоратором.

— Какой вопрос?

— Почему ты не хочешь выйти за меня замуж.

Она засмеялась — мягко, но растерянно.

— Господи, Никита, да кто тебе сказал, что я не хочу?

— Ну ты не говорила, — пожал он плечами. — После свадьбы Веры все только и обсуждали “ах, когда следующая”, а ты молчала. Я решил, может, тебе не хочется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она посмотрела на него — с нежностью, но и с лёгкой грустью.

— Я просто… не хотела торопить. У нас и так всё хорошо. Мне казалось, что если начать говорить о свадьбе, всё как-то… изменится.

— А я хочу, чтобы изменилось, — сказал он. — Хочу, чтобы я мог с гордостью говорить “моя жена Валерия”, чтобы у нас было не просто “мы живём вместе”, а “мы — семья”. Чтобы прожить этот момент, как Андрей с Верой — стоя друг напротив друга, когда всё по-настоящему.

Он чуть улыбнулся, а потом добавил, глядя прямо в глаза:

— И вообще я хочу наконец замарать свой паспорт раз и навсегда.

Лера не выдержала — рассмеялась сквозь ком в горле.

— Замарать? Ты это серьёзно?

— Абсолютно, — кивнул он. — Самым красивым штампом на свете.

Она встала, подошла к нему.

— Ты, конечно, мастер драматизма с утра.

— Я волновался, — признался он, улыбаясь, но чуть смущённо. — Думал, вдруг ты скажешь, что пока рано, или что у тебя планы другие.

Лера посмотрела на него внимательно — на его глаза, на эту уязвимую честность в них. Потом вдруг шагнула ближе, села к нему на колени, обвила руками за шею.

— Тогда давай просто распишемся хоть завтра, — сказала она. — А свадьбу сыграем летом.

Он замер, будто не поверил.

— Серьёзно?

— Серьёзно. Без пафоса, без долгих сборов. Просто — ты и я.

Он на секунду прикрыл глаза, потом вдруг засмеялся от счастья — по-настоящему, с тем искренним, мальчишеским смехом, от которого ей всегда хотелось смеяться в ответ.

— Я сейчас, честно, как собака, которая увидела поводок и знает, что её ведут гулять, — сказал он. — Готов вилять хвостом и выть от радости.

Она рассмеялась и поцеловала его.

— Ну всё, хватит метафор. Завтра идём в ЗАГС.

— Завтра. Обещаешь?

— Обещаю.

На следующий день они действительно поехали в ЗАГС. Солнце жарило, в салоне играла музыка и работал кондиционер. Лера сидела, подперев подбородок рукой, и думала, что, наверное, именно так и должно быть: когда решение — не потому что “надо”, а потому что иначе уже невозможно.

В коридоре ЗАГСа пахло свежей краской и розами — кто-то только что расписался. На стене висела табличка “Заявления принимаются до 16:00”, и Никита посмотрел на часы: 15:42.

— Успеваем, — сказал он, и в его голосе было больше радости, чем в любой речи на свадьбе.

Женщина за стойкой — молодая, с аккуратной прической — подняла глаза:

— Здравствуйте. Вы по записи?

— Нет, — сказал Никита, — по любви.

Лера прыснула, а сотрудница устало улыбнулась.

— Тогда по любви заполняем вот эту анкету, — сказала она, протягивая бланк.

Они взяли ручку, заполняли вдвоём, смеясь над формулировками.

— “Фамилия после регистрации” — ну что, остаёшься своей или берёшь мою? — спросил Никита.

— Хм… , — усмехнулась она. — Думаю, что с радостью распрощаюсь со своей.

— Вот и отлично, — сказал он, и в его голосе слышалась гордость.

Когда они закончили, женщина пролистала бумаги и вдруг сказала:

— Вам повезло. На следующей неделе освободилась дата — пара перенесла церемонию. Хотите?

Никита мгновенно ответил:

— Хотим!

— Хотим, — повторила Лера, всё ещё не веря, что это происходит.

— Тогда жду вас через неделю. Поздравляю, будущие молодожёны.

Они вышли на улицу с квитанцией в руках и ощущением, будто весь мир стал легче. Никита поднял бумагу, как трофей:

— Всё. Назад пути нет.

— И не надо, — ответила Лера, улыбаясь.

Они стояли на ступеньках ЗАГСа, в ярком солнце, смеясь и обнимаясь, а вокруг проходили люди, кто-то торопился, кто-то оглядывался. А им было всё равно.

Первый вечер после подачи заявления прошёл под эйфорией. Никита, сияя, как новогодняя гирлянда, заехал по пути домой в цветочный магазин и притащил охапку ромашек, хотя сам не мог объяснить зачем.

— Просто, — сказал он, выгружая их на стол, — мне кажется, у нас теперь всё должно быть по-особенному. Даже ужин.

— Ужин, — фыркнула Лера, — из макарон и кетчупа, но зато с ромашками.

— Это символизм, — заявил он. — Простота и чистота намерений.

Она рассмеялась, ставя цветы в вазу.

— Если ты начнёшь говорить в стихах, я пойму, что у тебя свадебное помешательство.

— Возможно, уже, — сказал он серьёзно. — У меня симптомы: всё время хочется обнимать и говорить глупости.

— Это хроническое, — улыбнулась Лера. — И не лечится.

Они ужинали, сидя на полу — так почему-то было уютнее. За окном уже темнело, где-то во дворе играли дети, пахло лилиями. Лера поймала себя на мысли, что даже воздух сегодня другой — как будто легче дышать.

— Знаешь, — сказала она, уставившись в кружку, — я всё ещё не верю, что мы реально подали заявление.

— Я тоже не верю, — признался он, — но квитанция лежит в кошельке. Так что всё официально.

— И через неделю у нас… свадьба.

— Маленькая, — уточнил он, — но наша.

Он произнёс “наша” с таким теплом, что ей вдруг захотелось расплакаться — от счастья, от нежности, от осознания, что всё это действительно происходит с ней.

На следующий день о событии узнала Вера. Это был отдельный спектакль. Лера написала ей в мессенджере:

“Мы с Никитой подали заявление ????????”

Ответ прилетел через десять секунд:

“ЧТОООО?! Где вы?! Я еду!!!”

Через сорок минут Вера уже стояла у них на пороге — без предупреждения, с криком и пакетами из ближайшего супермаркета.

— Я знала! Я чувствовала! — объявила она, обнимая Леру так, будто та только что вернулась из экспедиции. — Господи, ну наконец-то!

— Мы просто решили тихо расписаться, — засмеялась Лера.

— Тихо расписаться ? — Вера прижала руку к груди. — Ты мне пишешь такое в чате?! Я заслуживала звонка с фанфарами, шампанским и голубями на заднем плане!

Никита, выглянув из кухни, тихо сказал:

— Голубей не завезли, зато есть кофе.

— И это всё, что ты говоришь, будущий муж?! — театрально возмутилась Вера. — Где эмоции, где радость, где “ура, ура, я женюсь”?

— Я их экономлю на саму роспись, — спокойно ответил он.

Лера рассмеялась.

— Не обращай внимания, он теперь живёт в другом мире.

Вера поставила пакеты на стол.

— Так. Я принесла торт. И шампанское. И свечи. Потому что у нас предсвадебная репетиция!

— Вера, ты же только недавно со своей свадьбы вернулась, — сказала Лера. — Ты что, не нагулялась?

— Наоборот, я вошла во вкус, — ответила та. — Свадебное настроение — как вирус. Заражаю вас официально.

И они действительно устроили маленький праздник: торт, музыка, смех. Никита наливал шампанское, Лера задувала свечу, хотя желания загадывать уже не нужно было — всё, что она когда-то хотела, сидело рядом и смотрело на неё с улыбкой.

— А платье у тебя будет? — вдруг спросила Вера.

— Мы же без церемонии. Просто роспись.

— “Просто роспись”! — отрезала Вера. — Это всё равно твой день. Ты обязана быть красивой.

— А если я надену голубое платье, в котором была у тебя на свадьбе?

— Считай, я тебя не слышала. — Вера достала телефон. — Завтра мы идём по магазинам.

Никита тихо сказал:

— Может, я уеду к Андрею, пока вы будете делать “судьбоносный выбор”?

— Нет, — Вера обернулась. — Мужчина должен страдать.

Он поднял руки:

— Принято.

Следующие дни прошли в череде мелких, но запоминающихся моментов.

В понедельник Вера потащила Леру в торговый центр “просто посмотреть”. “Просто” вылилось в три часа примерок, кофе в бумажных стаканчиках и десятки смехотворных вариантов: от платьев с фатой до винтажных комбинезонов.

В какой-то момент Лера стояла перед зеркалом в простом белом сарафане и смеялась:

— Я выгляжу, как студентка, сбежавшая с практики на свидание.

— Зато счастливая студентка, — сказала Вера. — А счастье — лучший аксессуар.

И это было правдой. Лера смотрела на своё отражение и видела не девочку, которая боится будущего, а женщину, которая этого будущего хочет.

Во вторник Никита устроил “репетицию семейной жизни”.

— В смысле? — спросила она, просыпаясь и видя, что он копается в ящиках кухни.

— В смысле генеральная уборка, — объявил он. — Я читал, что к свадьбе надо избавляться от старого, чтобы освободить место для нового.

— Ага, — сказала она, зевая. — И кто тебе это сказал?

— Интернет.

Она подошла, обняла его за спину.

— А вдруг потом пожалеешь?

— Если пожалею, верну. — Он показал банку с надписью “гречка 2019”. — Но я сомневаюсь.

Они весь день перебирали шкафы, находили забытые вещи, смеялись над старыми записями, которые делала Лера в блокнотах: “Не влюбляться в мажоров” — прочитал Никита и прыснул.

— Опоздала с пунктом.

— Исправлю ошибку, — сказала она и вычеркнула ручкой.

К вечеру квартира стала какой-то другой — легче, просторнее. На столе осталась только кружка с корицей, блокнот и фотография — та самая, с Веры и Андрея свадьбы, где они с Никитой смотрят друг на друга, не замечая камеры.

Лера провела пальцем по стеклу.

— Мы на ней будто уже женаты.

— Потому что мы такими и были, просто без официальной бумаги, — ответил он.

К четвергу Вера официально взяла на себя функции свадебного координатора. Она звонила каждые полчаса.

— Лера, вы выбрали кольца?

— Да.

— Фото покажи.

— Отправила.

— Отлично, теперь цвет ногтей. Ты думала про нюд или классическое молочное?

— Вера…

— Ладно, не кричи. Я просто волнуюсь.

— Ты волнуешься сильнее, чем я, — сказала Лера.

— Потому что я уже пережила это! И знаю, что всё пролетает как миг.

Лера улыбнулась.

— Тогда, может, просто приедешь и выпьешь с нами чаю, а не будешь устраивать штаб-квартиру по телефон?

— Приду. Торт свой готовь.

— Конечно.

Пятница стала особенной. С самого утра шёл дождь — редкий, летний, с запахом озона и травы. Лера сидела у окна с ноутбуком, выполняла последние задания по практике. Никита подошёл, поставил рядом чашку.

— Знаешь, — сказал он, глядя на капли, — я в детстве думал, что дождь — это когда небо что-то или кого-то вспоминает.

— Красиво, — ответила она. — И немножко грустно.

— А сейчас я думаю, что это просто небо радуется. Потому что скоро я женюсь.

Она рассмеялась.

— Вот ты романтик.

— А ты — причина.

Он сел рядом, обнял её, и они молчали, слушая, как дождь стучит по подоконнику. В такие моменты не нужны были слова. Всё уже сказано — в прикосновениях, во взглядах, в том, как легко быть рядом.

Суббота прошла в подготовке. Лера гладила платье, Никита искал галстук, который “не слишком официальный, но чтобы мама не ругалась”.

— Этот с ананасами подойдёт? — спросил он.

— Только если ты хочешь, чтобы нас не пустили в зал, — усмехнулась она.

— Тогда остаётся чёрный.

— Скучно. Но стильно.

Она подошла, поправила ему воротник.

— Ты будешь самым красивым женихом.

— А ты — самой красивой невестой, — сказал он.

Они замерли на секунду, просто глядя друг на друга. И в этом взгляде было всё: спокойствие, нежность, и то самое чувство, когда не нужно громких слов, потому что оба знают, куда идут.

Вечером Вера прислала сообщение:

“Завтра. В 12:00. Не опоздайте, мои семейные голубки ????️”

Лера показала Никите, и он ответил:

“Примем с распростёртыми крыльями.”

Они долго смеялись. Потом, уже ночью, когда Лера легла, Никита подошёл, лёг рядом и тихо сказал:

— Завтра всё изменится.

— В лучшую сторону, — ответила она.

— Я тебя люблю.

— Я тебя тоже.

Она закрыла глаза, слушая, как его дыхание становится ровным. И подумала, что если счастье можно было бы измерить, то, наверное, в этот момент шкала вышла бы за пределы.

Глава 52

Утро началось с сердцебиения. Лера проснулась рано, хотя не ставила будильник. Казалось, что сердце вылетит из груди. Первые секунды — как перед экзаменом: тишина, странное чувство ожидания и лёгкий холодок под кожей. Потом до сознания дошло:

сегодня

. И это осознание накрыло волной — не паники, не страха, а восторга.

Солнце едва пробивалось сквозь шторы. В квартире было непривычно спокойно, только где-то на кухне звенела посуда — значит, Никита уже встал. Она улыбнулась: конечно, не выдержал. Ему вчера казалось, что он будет спать “до последнего”, а в итоге наверняка бегает с галстуком в зубах и примеряет рубашки.

Потянувшись, Лера села на кровати. На стуле висело её белое платье — лёгкое, без излишеств, но с тем самым кружевом на плечах, которое выбрала Вера. Она посмотрела на него и поймала себя на том, что улыбается глупо и счастливо, как девочка. “Женюсь, — подумала про себя, — то есть выхожу замуж. Официально. Чёрт, я правда взрослая.”

На кухне Никита действительно был в процессе — в рубашке, без пиджака, с закатанными рукавами и мокрыми волосами. На столе — кофе, бутерброды, телефон с открытым плейлистом. Он подскочил, когда она вошла.

— Невеста! — объявил он торжественно, будто на вручении премии. — Проснулась!

— Ты что, репетировал и не спал ? — засмеялась она.

— С шести утра. Прогонял речь перед зеркалом.

— Речь?

— Конечно. Я же должен сказать что-то красивое, когда нам будут вручать свидетельство.

— Так там никто не даёт микрофон, Никита.

— Тогда я просто буду говорить тебе это сексуальным шёпотом на ушко.

Он подошёл, поцеловал её в висок.

— Доброе утро, будущая жена.

От этих слов внутри всё словно перевернулось. “Будущая жена.” Звучало непривычно, немного щекотно и невероятно правильно.

— Доброе утро, будущий муж, — ответила она. — И да, кофе — это лучший свадебный подарок.

— Всё для тебя. И бутерброды. С сердечками.

— С чем?

Он показал на тарелку: ломтики сыра и ветчины вырезаны в форме сердечек.

— Господи, — Лера рассмеялась, — ты чудо, Никит!

— Всё для тебя.

— Ты волнуешься?

— Очень даже. Просто скрываю под шуток.

Он сделал вид, что поправляет воображаемый галстук, и добавил:

— Если вдруг в ЗАГСе я перепутаю руку, ты не смейся.

— Обещаю, — сказала она, хотя уже знала: засмеётся.

Вера приехала к ним в десять утра — как штурмовой отряд, вооружённый феном, косметичкой и нервами.

— Так! Жених жив? Невеста в сознании? — с порога крикнула она. — Время пошло!

— У нас ещё два часа, — спокойно ответил Никита.

— Два часа — это ровно одна женская причёска и две паники, — сказала Вера, расставляя вещи. — Так что без самоуверенности. Где моя прекрасная подруга? Сейчас мы будем творить красоту! Никита, ты упадёшь в обморок, готовься!

Лера вздохнула, но сдалась. Процесс “преображения” начался: фен гудит, кисточки мелькают, Вера дирижирует, Никита ходит по квартире, приговаривая:

— Я просто женюсь, не на съёмки иду. Почему пахнет лаком, как в театре?

— Потому что твоя жена должна сиять, как богиня, — отрезала Вера. — Иди погладь рубашку, не мешай.

— Я уже гладил!

— Тогда гладь заново. Для профилактики.

Он закатил глаза, но послушался.

Когда всё было готово, Лера посмотрела в зеркало — и замерла. Перед ней стояла не просто “она”. Это было отражение другой версии — спокойной, красивой, уверенной. Вера стояла позади, улыбаясь.

— Ну вот, — сказала она. — Теперь точно.

Лера обернулась:

— Спасибо!

— Не благодари. Просто пообещай, что будешь счастлива. Ты выглядишь, как принцесса!

— Я уже, — ответила она тихо. — Спасибо, что ты в этот день сегодня с нами.

Никита появился в дверях — в тёмно-синем костюме, с чуть взъерошенными волосами и глазами, в которых отражалось всё. Он остановился, будто его выбило из реальности.

— Ничего себе…

— Что? — спросила она, немного смутившись.

— Я, кажется, впервые потерял дар речи.

— Впервые? — хмыкнула Вера.

— И надеюсь, не в последний раз, — ответил он, не отрывая взгляда от Леры.

Она подошла ближе, и на мгновение мир сузился до их дыхания. Он взял её за руку.

— Ты самая красивая невеста в мире. Люблю тебя. Готова?

— Всегда.

ЗАГС был всё тот же — тот, где они неделю назад заполняли анкету. Но сегодня он казался другим: торжественным, будто воздух сам понимал важность момента. На входе их встретила та же сотрудница, что принимала заявление. Улыбнулась:

— А, вот вы! Ваши документы готовы. Волнуюсь за вас, как за своих.

В холле пахло розами. Где-то играла негромкая музыка. Вера и Андрей уже ждали — с цветами и дурацкими улыбками.

— Вы даже похожи друг на друга внешне, — сказал Андрей, обнимая Никиту. — Братан, поздравляю.

— А я думал, что ты всё таки не успеешь, — усмехнулся тот.

— Ради тебя бросил все дела и прибежал.

Вера подмигнула:

— От нас уже не отвяжешься! Мы повязаны на всю жизнь!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Церемония была короткой — без толпы, без ведущих, без пафоса. Только они, двое свидетелей, родители Никиты, которые плакали всю регистрацию, и слова регистратора, произнесённые мягко, почти по-доброму:

— Сегодня начинается новая страница вашей истории…

Лера слышала её голос, но слова будто проходили сквозь дымку. Перед глазами — только Никита. Он держал её руку крепко, чуть дрожал, и от этого ей хотелось улыбаться ещё шире.

— Никита и Валерия, прошу вас поставить подписи, — произнесла регистратор.

Руки немного дрожали, когда она писала своё новое имя. Строчки будто мерцали. Она подняла взгляд — и встретилась с его глазами.

Он подписал последним. Потом регистратор улыбнулась, скрепила документы, и торжественно сказала:

— С этого момента вы — муж и жена.

Музыка стала громче, кто-то хлопнул, Вера тихо всхлипнула, а Никита — просто посмотрел на неё, будто пытаясь запомнить каждую секунду.

— Ну всё, — сказал он тихо, обнимая её. — Попалась, женушка.

— Добровольно, — прошептала она в ответ.

Они поцеловались — не наигранно, не для фото, а по-настоящему. Так, как целуются только те, кто долго шёл к этому моменту, кто действительно любит по-настоящему и ценит каждый момент, проведенный вместе.

После церемонии вышли на улицу. Солнце било в глаза, голуби действительно кружили над площадью, и Вера закричала:

— Ну, теперь официально! Ураа!

— Да, — сказал Никита, глядя на бумагу в руках. — Я теперь женат! — закричал Никита.

— Он как ребёнок, — сказала Лера, смеясь.

— Потому что счастлив, — ответила Вера. — Поздравляю, дорогие мои. Я счастлива за вас. Вы дошли от стычки на парковке до ячейки общества

Родители Никиты подошли, обняли обоих.

— Сынок, гордимся тобой, — сказала мама. — И, Лерочка, добро пожаловать в семью. Мы вас очень сильно любим. Никита, береги, пожалуйста её. Лерочка, если что, то говори мне, мы его воспитаем!

— Спасибо, — ответила она, чувствуя, как от слов внутри щемит.

— Ну что, — сказал Андрей, — куда дальше? Ресторан?

— Нет, — сказал Никита, — домой.

Все удивлённо посмотрели.

— Домой?

— Да. Мы хотим просто побыть вдвоём. Без шумных застолий.

Вера одобрительно кивнула:

— Самое правильное решение.

Дома было тихо. Лера сняла туфли, села на диван и выдохнула.

— Всё, — сказала она. — Мы расписались.

— Угу, — сказал он, подходя и садясь рядом. — И теперь у меня есть жена.

Он достал из кармана маленький конверт.

— Что это?

— Мой подарок.

Внутри оказалась путевка в Тайланд. Лера посмотрела на Никиту, в глаза начала собираться влага.

— Это лучший подарок. Я никогда не была на море.

— А у меня ещё один, — сказал он и достал две кружки с надписями.

На одной — “муж”, на другой — “жена”.

— Я заказал заранее, на всякий случай, — признался он. — Вдруг ты передумаешь, я бы просто кружку не показывал.

— Дурак, — рассмеялась она, прижимаясь к нему. — Я бы не передумала. Я слишком сильно тебя люблю.

Лера вдруг сказала:

— Знаешь, я думала, свадьба — это что-то масштабное. Платье, банкет, сто гостей.

— А оказалось — это просто двое людей и минимум гостей?

— Да. И этого оказалось достаточно.

Он онял её крепче.

— Знаешь, мне кажется, счастье — это когда ты не хочешь, чтобы день заканчивался. Следюущим летом мы сделаем классную свадьбу, наймем организатора, а ты будешь просто тыкать пальчиком.

— Милый, ты бываешь порой наивным. Вера меня уже посвятила во все нюансы.

Ночью они вышли на балкон. Город светился, шумел, но где-то высоко звёзды были неподвижны, как свидетели. Никита достал телефон, включил музыку — ту самую, под которую они когда-то танцевали у Веры на свадьбе.

— Потанцуем? — спросил он.

— Прямо здесь?

— А где ещё. У нас балкон — лучше любого зала.

Она засмеялась, но встала. Они танцевали босиком, под звёздами, под музыку, которую слышали только они. И в тот момент всё действительно было просто: ночь, город, музыка и два человека, которые решили навсегда быть вместе.

Эпилог

Лера

Мне иногда кажется, что с того утра, когда мы расписались с Никитой, прошло не три года, а три жизни.

Хотя… иногда — наоборот: будто я вчера стояла в том самом белом платье, которое Вера выглаживала с выражением хирурга перед операцией, и смеялась над тем, что Никита волнуется сильнее, чем я.

Но сегодня — совсем другой день. Сегодня нашей Мирочке полтора годика.

Полтора года… Я всё ещё не привыкла говорить это без того, чтобы меня внутри слегка не переворачивало и не щипало в глазах.

Утро началось с того, что Мира проснулась раньше всех. Или, если быть точной — раньше всех, кроме Никиты. Он просыпается по взмаху ресниц ребёнка. Думаю, если бы она шевельнула пальчиком на ноге — он бы уже стоял возле кроватки.

Сегодня он встал из-за её веселого лепета:

— Папа! Папааа! Па-па-па-па-па!

Всегда так делала. И каждый раз Никита важно отвечал:

— Да, моя богиня, я здесь!

Я проснулась, когда он уже подхватил её, подкинул над собой, поймал и засмеялся вместе с ней так искренне, будто ему самому полтора годика. Или меньше.

Я смотрела на них — и сердце наполнялось любовью, как будто я вдохнула слишком глубоко и теперь не могу выдохнуть.

— Мам! — протянула Мира, глядя на меня сверху рук Никиты. — Ма-ма-ма-ма!

— Да, солнышко, — сказала я, стараясь не растаять прямо в подушку.

Она протянула ко мне руки, и Никита самодовольно хмыкнул:

— Ну вот, ты опять победила. Я тут стараюсь, пою ей, развлекаю, а она к тебе. Это несправедливо.

— Это любовь, — сказала я и взяла малышку.

— Вот именно, — Никита покачал головой. — Незаслуженная. Ты ничего такого утром не делаешь, а она всё равно обожает тебя.

— Потому что я всё делала ночью, — напомнила я. — Если бы ты тоже спал урывками, она бы тебя с утра больше любила.

— Так я не против, — покладисто сказал он. — Готов спать урывками хоть всю жизнь.

— Ты и так спишь урывками. Ты ворочаешься, как белка, — сказала я. — Я слышу.

Он сделал вид, что глубоко оскорблён:

— Белка? Вот это сравнение. Лера, честно, я рассчитывал хотя бы на тигра.

— Никит, ты по ночам ищешь одеяло, как будто зарываешься в нору. Это максимум — сурок. Ладно, может, енот.

Он положил Миру ко мне на подушку и сказал:

— Всё. Теперь я буду официально называться Енот Никитович.

— Главное, что Мира любит тебя.

— И тебя. В сто раз больше, — напомнила я.

Он бросил в меня подушку. Мягко, конечно. Как всегда.

Мы смеялись, и Мира смеялась, не понимая из-за чего, но ей нравился сам процесс — и наш смех, и то, что мы все вместе.

К девяти на кухне пахло овсянкой, кофе и детской зубной пастой. Сегодня Мира посидела три минуты спокойно — и это уже подвиг.

Я смотрела на неё, и внутри было то самое тёплое дрожащее чувство, которое, кажется, никогда не исчезает.

А ведь два года назад я так боялась. Боялась, что киста вернётся. Боялась, что я не смогу быть хорошей мамой. Боялась, что не справлюсь, что не заслужу, что сломаюсь.

Иногда эти страхи возвращаются, но теперь есть Мира — и Никита — и всё затихает.

К одиннадцати к нам уже подтянулась вся шумная компания. Сначала приехали родители Никиты, и Мира радостно захлопала в ладошки:

— Ба! Де! Ба-ба-ба!

— Она обоим говорит «ба», — объяснил Никита.

— Прекрасно, — сказал его отец с важным видом. — Значит, мы на равных.

— Ага, конечно, — мама Никиты закатила глаза. — Она мне так говорит, когда видит котлеты. А тебе — когда видит, как ты снимаешь шапку.

Никита фыркнул. Они всегда так мило подшучивали друг над другом, что я каждый раз улыбалась.

Потом пришла Вера с огромным животом.

Она зашла, тяжело выдохнула и сказала:

— Если кто-то скажет слово «арбуз», я укушу.

Андрей за ней тихо пробормотал:

— Я боюсь дышать рядом.

— Боишься — молчи, — отрезала Вера и затем улыбнулась мне так тепло, что у меня защипало глаза. — Лерка, ну как же хорошо… Как же у вас красиво дома. И Мирка — чудо. Она не ребёнок, она прям солнечный заяц.

Мира выдала ей:

— Де! Де-де-де!

— Вот, видишь? — Вера гордо обернулась к Андрею. — Она мне говорит «де». Это — «тётя Вера».

— Или «подарки», — осторожно предположил Андрей.

— Вот сейчас ты точно умрёшь, — сказала она.

Смеялись все.

Пока мы накрывали на стол, Мира бегала по кухне на своих шатающихся ножках и с серьёзным видом лопатила ложкой по кастрюле. Вера присела рядом, погладила её по спинке и сказала:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Лер, а она у вас какая… ну… добрая. Светлая. Я думала, будет хулиганка как Никита.

— Она хулиганка, — честно призналась я. — Просто сейчас притворяется милой. Она так делает.

И в этот момент Мира откусила половину банана… и попыталась засунуть оставшуюся половину мне в карман халата.

Никита покатился со смеху:

— Видишь? Это гены. Мои.

Вера потрогала свой живот и вздохнула:

— А мой вот-вот появится уже на свет. Знаешь, Лер, я, наверное, никогда не перестану благодарить судьбу, что у нас получилось…

Вера очень хотела ребёнка, но все эти годы у них с Андреем не получилось. Они ходили по врачам, сдавали анализы. Я боялась ей рассказать о своей беременность, чтобы не травмировать ещё больше, но Вера плакала и радовалась вместе со мной. В какой-то момент она отчаялась и даже предложила Андрею расстаться, чтобы он встретил девушку, которая подарит ему детей. Но тот лишь ответил, что любит Веру, другая ему и с двумя детьми не нужна. Что есть различные современные способы решения проблемы. В конце концов, можно взять малыша из детского дома. Но девять месяцев назад они узнали, что ждут чудо...

Она перевела взгляд на Андрея, тот стоял за её спиной и осторожно придерживал её локоть — будто она могла в любой момент упасть. Уже весь в отцовстве, хотя их сын ещё внутри.

Я улыбнулась:

— Он будет прекрасным папой.

— Будем надеяться, — сказала Вера. — Потому что если нет — я его съем.

— Ты всё съешь, — заметил Андрей.

— Естественно! Я беременная, — уверенно сказала Вера.

Мы снова засмеялись.

Праздничное утро проходит как в кино — люди, голоса, детский смех, запахи еды, шутки, обнимашки, и всё примерно в одном тёплом тумане. Но одна деталь всегда выделяется.

Никита.

Каждый раз, когда я поднимаю на него глаза, он уже смотрит на меня. Он всегда так делает.

И почти всегда подходит сзади, обнимает, целует в макушку… Как сейчас.

Его руки обвили меня мягко, тепло, уверенно — так, как будто три года назад в ЗАГСе воздух исчез, а остались только мы. Я закрыла глаза на секунду.

— Ну что, любимая, — сказал он тихо, почти шепотом. — Выносим торт?

Я улыбнулась, повернулась и поцеловала его.

— Выносим.

Когда я поднимаю голову, я вижу его взгляд. Такой знакомый и такой родной. Такой мой.

И я знаю точно: я — в доме, в руках, в жизни — где меня любят. Где любят нашу дочь. Где любят нас всех. И я счастлива.

Никита пошёл за тортом. Я — за свечками. Вера — за телефоном, чтобы записывать всё, включая неудачные кадры, ведь «это память».

Мира сидела на стульчике и трясла ножками так быстро, будто собиралась взлететь. На ней был передник с зайцем и надписью «Большой начальник». Подарок от Андрея. Он объяснил:

— Потому что вы думаете, что управляете домом. Но нет. Управляет она.

Тут он оказался прав.

Никита вышел из кухни с торжественным видом. На торте была маленькая фигурка девочки с хвостиками — я пекла его почти четыре часа.

— Ну что, звезда, — сказал Никита, поставив торт перед Мирой. — Это твой первый полуторагодовалый праздник.

Мира посмотрела на торт внимательно, потом на нас, потом снова на торт. И широко улыбнулась.

— Уууу! — сказала она.

— Да, именно, — рассмеялась я.

Я вставила маленькие свечи — полторы. Да, именно так. Одна большая и одна половинка, которую Никита обрезал ножницами.

— Лера… — сказала Вера. — Ты понимаешь, что у вас семейка чокнутая?

— Да, — гордо сказала я. — И я в неё отлично вписываюсь.

Никита нагнулся и шепнул Мире:

— Сейчас будет магия. Смотри.

Мы зажгли их, и весь стол как будто стал теплее. Мигающий маленький огонёк, отражения света в глазах Миры, её вытянутая шея, взволнованное «оооо»…

— Ну что, Мирочка, дуй, — сказала я мягко.

Она сразу надулала щёчки. С такой серьёзностью, что Вера успела сказать:

— Подождите, это нужно снять крупным планом! Никита, не двигайся, Лера, не говори, Андрей, не дыши!

— Я вообще ничего не делал… — сказал Андрей.

— Не делай дальше! — приказала она.

Мира набрала воздух… набрала ещё…и ещё…и мы все замерли…

Потом она просто… лопнула губами, издав «пф!»

Свечи остались гореть.

Мы разом расхохотались.

Никита нагнулся:

— Давай вместе? Давай, солнце. Раз, два…

И они вдвоём дунули. Маленькие огоньки дрогнули, погасли, и Мира радостно завизжала:

— Ещё!!!

— Нет-нет, — сказал Андрей. — Если сейчас начать заново, она будет дуть до вечера.

— Я не выдержу, — добавила Вера. — Мой сын внутри забастует.

Когда все расселись, наступила та особенная домашняя суматоха: одновременно гремят ложки, кто-то режет торт, кто-то рассказывает историю, кто-то спорит, кто-то смеётся, а Мира пытается выпросить ложку побольше.

Никита поставил ей маленький кусочек, и она сразу уткнулась в него носом.

— Ой, — сказала мама Никиты. — Лерочка, она такая забавная.

— Это гены Никиты, — сказала я.

— То есть я — забавный ? — Никита выгнул бровь.

— Ты — самый главный сластёна, — сказала Вера.

Мира всё это время размазывала крем по щекам. Андрей снял это на телефон и сказал:

— Я буду показывать это на её 18-летии.

— Доживи, — сказала Вера.

Андрей замолчал.

После торта мы разложили подарки. Мира прыгала от пакета к коробке, от коробки к пакету, будто боялась, что что-то упустит.

Никита сунул мне под локоть:

— Вспомнилась наш гендер-пати.

— Когда ты кричал, как безумный, и подкинул меня?

— И когда ты сказала: «Я думала, будет мальчик».

— И ты смеялся надо мной полдня.

— Потому что я знал.

— Угу, — сказала я. — Ты просто хотел дочь.

Он улыбнулся так мягко, как улыбаются мужчины, когда в душе им немножко щекотно и стыдно за свою сентиментальность.

— Ну да, — сказал он честно. — Хотел. Я представлял маленькую тебя. Или… не знаю. Может быть, потому что я думал, что отец из меня выйдет нормальный только если дочка. Чтобы я точно старался.

Я взяла его руку.

— Ты стал невероятным папой.

— Да?

— Да. Я каждый день это вижу.

Он накрыл мою ладонь своей.

— Ты… — начал он. — Ты вообще изменила меня. И жизнь. И всё. Лер, я думал, что умру, когда ты пошла в родовую.

— А я думала, что убью тебя, когда ты сказал: «Давай дышать вместе».

— Но мы дышали, пережили роды.

— Да, — сказала я. — И сделали чудо.

Мы посмотрели на Миру, которая в этот момент пыталась надеть на голову коробку.

— Это точно наше чудо, — сказала я.

Подарков было много: игрушки, книжки, платьица, и — от Веры — набор деревянных ложек.

— Это, — сказала она, — чтобы она тебя уже сейчас учила готовить.

— Я умею готовить! — возмутился Никита.

— Я сказала — учила. Значит, так и будет.

Именно в этот момент маленькая Мира поймала взгляд Веры, сунула ей ложку в ладонь и сказала:

— На!

— Вот видишь, — сказала Вера. — Ребёнок меня полностью поддерживает.

Когда шум слегка улёгся, мы переместились в гостиную. Мира принесла свои кубики и торжественно вывалила их в центр ковра.

— Началось, — сказал Андрей. — Сейчас она нас всех построит.

И точно — она ходила по кругу, отдавая каждому по кубику, как будто раздавала обязанности.

— Вот! — сказала она мне.

— Спасибо, — сказала я.

— На! — сунула Вере.

— Спасибо, командир.

— Папа! — она протянула Никите кубик — самый маленький.

И мы все рассмеялись.

Мира в этот момент решила показать, как она умеет прыгать. Сначала на месте, потом чуть выше, потом выше… И тут — она ткнулась ножкой в кубик и упала на попу.

Пауза. Мы замерли.

Она моргнула… моргнула ещё…а потом громко сказала:

— Опа!

И расхохоталась.

Никита схватился за сердце:

— Всё. Я не доживу до её свадьбы с такими шутками.

Когда гости ушли — с объятиями, шутками и обещанием приехать завтра «проверить остатки торта», — в квартире воцарилась та уютная, дорогая тишина, которая бывает только после хорошего дня.

Мира засыпала быстро: уткнулась мне в шею и выдохнула тепло — как маленький тёплый ветерок.

Я положила её в кроватку, укрыла тонким пледом, и минуту ещё смотрела, как она чуть-чуть подрагивает ресницами во сне.

Это был тот момент… когда весь мир помещается в маленькую кроватку. И в сердце тоже помещается больше, чем ты думала.

Когда я вышла в гостиную, Никита стоял на балконе. Он прислонился к перилам и смотрел вниз — куда-то в огни города, где кипела жизнь, машины гудели, люди спешили… А у нас был свой маленький мир, отдельный от всего этого.

Я вышла к нему.

Он обнял меня одной рукой.

— День был хороший, — сказал он тихо.

— Очень.

— Знаешь… я иногда думаю… — Он замолчал.

— Что?

— Как я вообще жил до вас? До тебя. До неё.

Я прижалась щекой к его плечу.

— Я тоже думаю. Иногда кажется, что тогда была какая-то другая жизнь.

— Чёрно-белая.

— Угу.

— А сейчас — цветная.

Мы помолчали. Лёгкий ветерок шевелил волосы.

Потом он сказал:

— Помнишь, ты боялась, что будешь плохой мамой?

— Да.

— Ты — лучшая, которая только может быть.

— Это Мира делает меня лучше.

— Нет, — сказал он мягко, но уверенно. — Это ты создаёшь теплоту. Дом. Силу. Ты — центр всего. Я после работы бегу домой, потому что ты создала здесь такой уют. Мне хочется дарить вам с Мирой всего себя, всю свою любовь.

Я выдохнула.

— Никит…

— Что?

— Ты самый лучший папа и муж. Без тебя я бы не справилась.

— Я бы очень хотел второго малыша, но попозже...

Он повернулся ко мне и поцеловал в лоб.

— Попозже.. Да, пусть Мира будет постарше, чтобы не было такой жуткой ревности.

— Хорошо. А теперь пошли в спальню, буду благодарить жену за чудо, которое она подарила мне.

Конец