Я не для тебя

1

— Ты должна его поцеловать.

Поворачиваюсь и понимаю, на какого именно парня она сейчас указывает. Холодею изнутри.

Хуже не бывает.

Марат Ахмедов. Самый отбитый в этом универе. Отморозок. Опасный. Жестокий. Абсолютно без тормозов. Он красив и богат. Ему плевать на любые правила. И от одних лишь историй о нем уже пробегает мороз по коже.

Его красивая внешность обманчива. Под маской скрывается кровожадный зверь. Другие хулиганы обходят его стороной.

Марат настоящее животное. Рефлексы у него дикие, хищные.

Я недавно видела на что он способен. Вряд ли когда-нибудь это забуду.

А теперь мне нужно самой подойти к нему и поцеловать.

Да рядом с ним даже мимо пройти лишний раз не рискнешь!..

Когда из всех заданий мне выпал именно поцелуй, я сразу почувствовала в этом какой-то подвох.

Конечно, мне совсем не нравилось, что придется целовать незнакомого парня. Свой первый поцелуй я представляла совсем иначе. С любимым, с кем-то, кто мне сильно понравится.

Но все же другие задания для посвящения в первокурсники были еще хуже.

Выбежать голым на поле во время футбольного матча. Провести ночь в заброшенной хижине посреди леса. Выпить литр помоев.

— Почему ей так повезло? — возмущенно пробормотала одна из девчонок, которой выпало съесть порцию спагетти, щедро приправленную землей. — Я тоже хочу поцелуй. Можно поменяться?

— Нет, — усмехнулась Виола, наша староста. — Но ты можешь отказаться от задания и вылететь отсюда как пробка.

Меняться заданиями нельзя.

Отказываться — тоже не вариант. Если ты идешь против негласных порядков этого универа, тебе конец. Продолжить учебу, не пройдя это посвящение, не выйдет.

Негласные правила, но действуют они как самые настоящие. Не выполнишь задание — вылетишь.

Учеба здесь — мой единственный шанс вырваться и жить нормально. Если меня отчислят, то даже думать не хочу, что ждет дальше.

Сейчас мы с Виолой стоим на пороге одной из гостиных факультета. И мне надо срочно решаться. Выполнить это дурацкое задание, выдохнуть и позабыть посвящение в первокурсники как страшный сон.

— Хочешь отказаться? — протягивает староста.

Хочу.

— Нет, — отвечаю вслух.

Марат развалился на диване. Двое его приятелей отходят в сторону, и он остается один. Выглядит расслабленным. Запрокидывает голову на спинку дивана. Прикрывает глаза.

Наверное, в этот момент его можно было бы принять за нормального, спокойного парня. Пожалуй, даже привлекательного.

Он высокий, массивный. Хорош собой, если судить объективно. А лицо у него такое, что хоть бери и снимай на обложку. Или в кино.

Однако от него все равно веет чем-то темным, мрачным, угрожающим. И единственное мое желание — оказаться как можно дальше.

Перед глазами стоит картина с прошлых выходных. Когда друг повел меня на хоккей.

Начиналось все неплохо. Даже интересно. Друг пояснял мне правила. Потом двое игроков буквально навалились на парня из другой команды. Начали его давить.

— Ох, черт, — выпалил друг. — Сейчас будет жесть. Зря они прессуют пацана из команды Ахмедова.

— Подожди, ты же говорил, — запинаюсь. — Разве судьи не должны сейчас вмешаться?

— Они не успеют.

Ахмедов возник будто из ниоткуда. Вылетел на лед с разгона. И то, что он сделал с теми двумя…

Я не смогла смотреть. Казалось, он их просто убьет.

Уже потом друг рассказывал мне, как остальные игроки с трудом оттащили Марата от тех двух психов, которые рискнули бросить вызов кому-то из его команды.

Хоккея мне хватило.

Я удрала оттуда, не досмотрев матч. Не выношу вид крови. Сразу начинает сильно мутить.

— Ну чего ты ждешь? — подгоняет меня Виола. — Давай живее. Теперь отличный момент. Он один.

Рассеянно киваю.

— Иди уже, — шипит староста мне на ухо. — Но смотри, чтобы это был настоящий поцелуй. В губы.

Да. Это я уже продумала. Настроилась. Просто подойду и поцелую его. Прижмусь губами к его губам на секунду. И все.

Может, Ахмедов даже не успеет понять?

Интересно, как он сам проходил свое посвящение. Наверное, избил до полусмерти тех, кто пытался выдать ему какое-нибудь задание.

Стоп. О чем я?

Он никакого посвящения не проходил. Это все только для обычных студентов. Ну не для тех, кто попал сюда из богатых семей.

Есть элита. А есть простые смертные вроде меня. Те, кто поступил в академию, потому что набрал самый высокий балл на экзаменах.

Клан Ахмедовых держит огромные ресурсы под своим контролем. Горе тому, кто окажется у них на пути. Сметут и не заметят.

— Что ты тянешь? — нетерпеливо бросает Виола. — Хочешь, чтобы побольше народа вокруг собралось?

И правда. Лучше не ждать. Пусть поменьше ребят это увидят.

Нервно втягиваю воздух.

Ну все.

Направляюсь к дивану, на котором вальяжно развалился Марат. Стараюсь не думать ни о чем. Чудом не спотыкаюсь о его длинные ноги, которые Ахмедов небрежно забросил на низкий деревянный стол перед собой.

Глаза Ахмедова закрыты.

Мой взгляд невольно цепляется за его высокие скулы, за жилистые желваки, резко очерченные челюсти.

Странно.

Вроде бы такие правильные черты лица, идеальные. И то же время каждая линия будто пронизана чем-то мощным, подавляющим, жестким.

Ладно. Хватит его разглядывать. Нужно действовать.

Быстрее. Сейчас. Пока Ахмедов не проснулся.

Да, только бы он и правда спал…

Зажмуриваюсь. Склоняюсь над ним. Прижимаюсь губами к его губам. Тут же хочу отстраниться, но что-то идет не так.

Сильно не так.

Сперва у меня получается отодвинуться. Совсем немного, но получается. Однако уже в следующий момент меня будто вбивает обратно.

Что-то тяжелое и горячее опускается на затылок. И на поясницу. Не дает даже двинуться назад.

Распахиваю веки. Замираю.

Ахмедов смотрит прямо на меня. Глаза в глаза. Одна его ладонь удерживает меня за голову, а другая точно каменная плита ощущается на спине.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я…

Случайно. Это просто задание такое. Посвящение в первокурсники.

Надо извиниться и убраться отсюда поскорее.

Но для начала неплохо бы выдавить из себя хоть что-нибудь. Хоть одно слово. Пытаюсь это сделать.

Ахмедов не разрешает.

Он впивается в мой рот жестким поцелуем. Заставляет задохнуться.

+++

Дорогие читатели, огромная просьба поддержать книгу лайком ("звездочка" в приложении или кнопочка "мне нравится") и добавить в библиотеку, чтобы не потерять! Будем очень рады вашим комментариям!

ВАШИ ВПЕЧАТЛЕНИЯ - ОГОНЬ НАШЕГО ВДОХНОВЕНИЯ!

листаем дальше, там еще прода ===>>>>>>>>>

2

Его горячие губы давят. Душат.

Яростный напор. Неистовый. И мне тут даже не двинуться, не шевельнуться. В первые секунды застываю под животным натиском. Напрочь выбитая из колеи происходящим. Обескураженная.

Чужой язык жестко толкается в мой рот, проскальзывает по моему языку. Будто толчком. Рывком. Грубо, резко. До упора. Подавляя, припечатывая, точно помечая каждым новым касанием.

Это вряд ли можно назвать поцелуем.

Опыта у меня нет. Но… поцелуй это ведь что-то нежное, ласковое, невесомое. А здесь настоящая атака. Насилие. Штурм. Меня будто силой затягивает в самый эпицентр жгучей стихии.

Сердце нервно колотится. Биение пульса оглушает. Жар ударяет в голову, и меня всю трясет.

Нужно как-то вырваться. Освободиться. Прекратить это.

И объяснить Ахмедову все.

Отчаянно стараюсь его от себя оттолкнуть. Упираюсь ладонями в широкие плечи. Давлю изо всех сил.

Кажется, проще сдвинуть с места скалу, чем отстраниться от этой груды мускулов хотя бы на миллиметр.

Его пальцы крепко вплетаются в мои волосы. Напрасно пробую мотнуть головой.

Не знаю, как ему удается. Держит, не причиняя боли, но при этом так, что не вывернуться.

Ерзаю, стараюсь отодвинуться. Не сразу доходит, в каком положении вдруг оказываюсь. А когда осознание все же докатывается до разума, обмираю.

Оу…

Ахмедов усаживает меня к себе на колени. Просто как-то двигает одной рукой, и я буквально заваливаюсь на него сверху. Еще и с раздвинутыми ногами. Будто обвиваю его бедра.

Хорошо, что на мне джинсы.

Плохо, что это все равно не спасает.

Чувствую слишком много всего. И тут становится жутко по-настоящему. Потому как массивная ладонь Ахмедова перемещается ниже. Опускается с поясницы. Придвигает ближе. Так тесно, что дальше некуда.

Меня ошпаривает.

Возмущенно мычу в его рот. Брыкаюсь как могу. Луплю его ладонями по плечам. Но видимо, с таким же успехом можно стучаться в глухую бетонную стену.

Ощущение, будто Ахмедов вообще не замечает сопротивления. Или ему наплевать.

Разницы по сути нет. Вырваться из лап этого зверюги нереально.

Где-то на задворках мелькает мысль, что должны объявиться его приятели. Или какие-то другие ребята. В гостиной редко бывает пусто.

Кто-то придет. Вот. Сейчас. Кто-то обязательно должен ему помешать.

Поцелуй переходит все нормы допустимого. Еще с первых секунд. А теперь так вообще.

Нет, нет. Мы так не договаривались!

Хотя… мы никак не договаривались. И не похоже, будто с Ахмедовым в принципе можно договориться. Он прет как бульдозер.

Прикладываю всю силу, чтобы немного извернуться и врезать ему коленом в бок. Стучать по широченным плечам тоже не перестаю.

Это срабатывает.

Марат наконец прекращает насиловать мой рот. Отпускает.

Отшатываюсь от него. Оторопело смотрю на Ахмедова, жадно глотая воздух, стараясь собраться.

Уйти он не дает. Теперь обе его ладони удерживают меня за бедра.

Глаза у Ахмедова темные. Горящие. И тяжело выдерживать его давящий цепкий взгляд на себе.

— Пойдет, — вдруг хрипло говорит он.

Что?..

Даже нет уверенности, будто Марат обращается ко мне. Скорее уж складывается впечатление, он сам для себя отмечает что-то.

Его низкий, угрожающий голос подстегивает к тому, чтобы скорее очнуться и сбросить предательское оцепенение.

— Извини, — говорю. — Это… случайность.

Не совсем «случайность», конечно.

— Ну то есть, — нервно прочищаю горло, закашлявшись от волнения. — Ты же знаешь насчет посвящения в первокурсники. Надо выполнить задание. Тогда пройдешь дальше. И мне досталось…

Вот уж точно — не поспоришь. Досталось по полной программе!

—…досталось поцеловать тебя, — выпаливаю как на духу. — Иначе я бы никогда так не сделала. В общем, отпусти меня, пожалуйста.

Он не делает ни единого движения. Даже не моргает. Так и продолжает изучать меня своим тяжелым немигающим взглядом.

Его ладони застывают на моих бедрах.

Нервно вцепляюсь пальцами в широкие кисти, рефлекторно стараюсь их от себя отодвинуть.

— Можно я пойду? — вырывается уже истерически.

Губы печет. Мне вообще чудится, будто его рот продолжает меня терзать. И его язык толкается по моему языку, заставляя задыхаться.

— Пожалуйста, — голос от волнения срывается.

Он так и молчит.

А мое сердце бьется настолько громко, что кажется, если Ахмедов все же решит ответить, попросту не услышу.

— Марат? — слышится голос какого-то парня.

Вот. Его зовут. Хорошо. Значит, сейчас…

— Ты идешь? — доносится практически вслед за прошлым окликом, только уже с другой стороны.

И я почти готова выдохнуть с облегчением.

Он должен меня отпустить. Должен.

Но…

— Занят, — отрывисто бросает Ахмедов.

Резко поднимается. Перебрасывает меня через плечо. Направляется вперед. На выход из гостиной.

Судорожно дергаюсь. Но тут Ахмедов просто впечатывает в меня свою громадную ладонь, жестко удерживая на месте.

Конечно, отойдя от первого, почти парализующего шока, я начинаю визжать, колотить его кулаками по спине.

Однако он игнорирует все это.

И остальным плевать.

В гостиной собираются другие ребята. Там точно есть старшекурсники. Но никто из них не рискует связываться с Ахмедовым. Да что там, даже его приятели ни слова ему не говорят. Будто это все в порядке вещей.

Я уже знаю, что правила здесь жесткие. Элита гнобит простых студентов. Но такое ведь совсем за гранью.

Что же Ахмедов творит?

— Пусти! Убери руки! Куда ты меня несешь?

Он не считает нужным ответить. Хоть что-нибудь объяснить. Такое чувство, будто ему вообще лень тратить на меня лишние слова.

Один коридор сменяется другим. Размашистые шаги Ахмедова гулом отбиваются в ушах. Нервная дрожь сотрясает тело.

Как бы я не брыкалась и не дергалась, вырваться у меня не получается. Он легко удерживает меня одной рукой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А дальше Марат с размаху открывает дверь толчком ноги.

Еще секунда — дверь захлопывается. С грохотом.

Он проходит вперед. Бросает меня на кровать.

Озираюсь по сторонам. Видимо, это его комната. Жуткое место. Мрачное, темное. И я уверена, что соседей у Ахмедова нет.

Кто бы вообще отважился тут задержаться?

Лихорадочно пробую отползти подальше от него. Оцепенев, расширенными от ужаса глазами, наблюдаю, как парень стягивает футболку через голову.

— Ты… зачем? — спрашиваю, заледенев.

Он отбрасывает футболку. Берется за пояс, на котором поблескивает массивная стальная пряжка. Расстегивает.

— Ты, кажется, не понял, — бормочу севшим голосом. — Случайность. Задание такое. Я же не…

— Тихо ты, — кривится Ахмедов.

Да как же — тихо? Когда он…

Отбрасывает ремень прочь.

— Ты что собираешься делать? — выдаю нервно.

— Трахать тебя, — следует абсолютно невозмутимый ответ.

3

— Нет! — выпаливаю, лихорадочно мотая головой. — Ты не должен меня трогать. Ты… не имеешь права.

Ахмедов застывает. Слегка прищуривается. Пожалуй, это единственное движение, которое он совершает.

Вид у него такой, будто Марат сейчас впервые слышит от кого-то «нет». И поэтому тормозит скорее от удивления, чем от того, что реально решает оставить меня в покое.

— Не надо, — прибавляю, судорожно сглотнув. — Пожалуйста.

Марат вдруг оскаливается. Криво. Мрачно. Угрожающе. И под его тяжелым взглядом остаток фраз забивается глубоко в горле.

— Ты сама на меня набросилась, — хрипло заключает Ахмедов.

Набросилась?

Ну я бы так это не назвала… но не похоже, что у меня сейчас получится хоть что-нибудь ему объяснить.

И все же пытаюсь.

— Задание, — выдаю сдавленно. — Это было такое задание. Поцеловать и все. И это не дает тебе права меня насиловать.

— Чего? — кривится Ахмедов.

— Не надо меня насиловать, — повторяю, чувствуя, как нервы сдают окончательно.

— Завязывай эту хуету пороть, — хмыкает. — Какое нахер насилие? Девки сами на мой хуй напрашиваются.

— Но я, — запинаюсь от сковавшего меня ужаса и все же твердо добавляю: — Нет! Я не хочу.

— Захочешь, — невозмутимо заявляет Ахмедов. — Когда распробуешь.

И видимо, решает перейти от слов к делу, посчитав, что мы достаточно все обсудили.

Напрасно стараюсь отползти от него подальше.

Этот ублюдок хватает меня за щиколотки, рывком подтягивая ближе, заваливая на кровать, заставляя спиной проехаться по постели.

Он подминает меня под себя. Наваливается сверху.

До этого момента я была уверена, что дома живу в настоящем пекле. Повезло поступить в академию, вырваться. Как жестоко я ошибалась понимаю только сейчас. Под Ахмедовым. Из одной западни попадаю в другую. Еще хлеще.

+++

Вообще моя жизнь была не такой уж плохой.

Наверное.

— Долго ты еще на нашей шее будешь сидеть? — вздыхала тетка. — Мы и так еле сводим концы с концами. Одни расходы. Ну сколько можно? Когда ты уже хоть что-нибудь в семью приносить будешь?

— Я только поступила в академию.

— Вот именно. Это такая роскошная возможность, — мечтательно протянула она и снова перевела на меня взгляд, в котором не могла скрыть неприязнь. — Там полно богатых. Не будь дурой. Используй свой единственный шанс выбиться в люди.

— Нужно время, — отвечала ей, делая над собой усилие. — Я буду получать повышенную стипендию. Смогу переводить часть денег и…

— Что ты несешь? — фыркнула тетка. — Чем нам помогут эти копейки? Не строй из себя идиотку, Ася. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

Если она обращалась ко мне по имени, это был однозначно дурной знак. С тех пор, как я получила письмо о приеме в академию каждый разговор сводился к одному.

— Ты должна найти себе богатого парня, — твердила моя тетка. — Делай, что хочешь. Главное — на деньги его раскрути. Учиться можно долгие годы. А нам деньги нужны здесь и сейчас. Поэтому не дури. Начинай зарабатывать.

— Зачем кому-то помогать мне просто так? — не выдержала.

— Ну конечно, не просто так! Ты же понимаешь, что надо делать. Вот и делай. Плевать, каким путем ты этого добьешься. Нужен результат. Не заставляй меня объяснять.

— Ну почему, — вырвалось у меня. — Объясните.

— Твоя задача — найти деньги, — процедила тетка. — И поживее. Причем если потребуется — раздвинуть ноги. Теперь тебе все понятно?

Смотрела на нее молча.

— Если что-то не нравится, не устраивает, то знаешь… мне тоже надоело платить за лечение, — цинично заявила тетка. — Он пять лет в коме. Он уже никогда не будет прежним. Просто… овощ. Так почему я должна тратиться на больничные счета, когда лучше бы нормально обеспечивала своих дочерей?

Мой дядя попал в автомобильную аварию. Впал в кому. Он оставил достаточно денег, чтобы их хватило на все. И на его лечение, и на содержание семьи. Но моя тетка так не считала.

Своих родителей я не знала. Они погибли вскоре после моего рождения.

Дядя — единственный родственник. Забрал меня, растил как родную дочь. Но та трагедия, которая с ним произошла, расколола мою реальность на «до» и «после».

+++

Ахмедов задирает мою футболку вверх. Грубо сжимает грудь через бюстгальтер. И меня всю передергивает.

Знаю, тетка сказала бы мне расслабиться. Сжать зубы, терпеть. Потом как-нибудь выманить денег.

Но я не собираюсь этого делать.

Сопротивляюсь Ахмедову изо всех сил. Извиваюсь. Отчаянно стараюсь лягнуть Марата. Сдаваться не собираюсь. Шиплю. Брыкаюсь.

И в один момент мне кажется везет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

4

Я лихорадочно дергаюсь. Стараюсь заехать коленом по ноге Ахмедова. Но получается не слишком удачно. Ноги у него будто бревна. Он весь как из железа. Непробиваемый.

И кажется, сколько бы я не ерзала под ним, не пыталась отпихнуть и хоть как-нибудь толкнуть его, мне больнее, чем ему.

Когда вдруг мое колено все же наталкивается на его. Раздается рык. Гневный, отрывистый.

Ахмедов морщится. Его хватка ослабевает.

На секунду застываю. Просто даже самой не верится, что…

Но думать уже некогда. Отчаянно пробую рвануть подальше от него. В голове уже стоит картина того, как подскакиваю с кровати, бросаюсь к двери.

Надеюсь, он ее не закрыл. Только бы не закрыл!

Однако в реальности успеваю лишь слегка выползти из-под каменного тела Ахмедова, ухватиться за край тумбы рядом с кроватью, собираясь после уже оттолкнуться от нее и удрать.

Но оттолкнуться мне уже не светит.

Миг — меня затягивают обратно на постель. Грубым рывком. И выпуская край тумбы из пальцев, я все же успеваю прихватить нечто темное, массивное.

В тот момент едва соображаю, с трудом понимаю, что это такое. Просто ощущаю гладкую прохладную поверхность под пальцами.

Хочу врезать этой штуковиной по самодовольной роже Ахмедова. По голове не выйдет. Не дотянусь.

Но у меня вообще ничего сделать не получается.

Марат резко вырывает мое единственное орудие самообороны. Отбрасывает куда-то за спину.

— Охренела? — рявкает мрачно.

— Пусти, — выдаю срывающимся голосом. — Убери руки…

От его взгляда становится жутко. Холод разливается под кожей, заставляя мелко задрожать. Вцепляюсь в него ногтями. Царапаюсь.

— Да ты заебала, — бросает он с раздражением.

Отпускает. На пару секунд. Даже выдохнуть не успеваю. Дернуться тоже не получается.

Вскоре понимаю, зачем Марат так делает.

Раз — и он толчком переворачивает меня на живот. Подминает под себя, заставляя полностью распластаться на кровати. Заламывает мои руки, перехватывает оба запястья одной ладонью, зажимает сзади.

— Все, — чеканит зло. — Нехуй дергаться.

Его голос ударяет в затылок, заставляя поежиться, сдавленно всхлипнуть, когда очередная моя попытка освободиться снова заканчивается ничем.

А дальше Ахмедов делает несколько глубоких вдохов.

Лед струится вдоль позвоночника от каждого нового звука. В его жестком захвате меня начинает бить крупный озноб.

Еще один тяжелый вдох. Шумный, отрывистый. Совсем близко, ведь теперь Марат практически зарывается лицом в мои волосы.

Зачем?

Он что… как будто бы обнюхивает меня?

Точно зверь. Животное. Ненормальный.

Когда пробую шевельнуться, хоть немного отодвинуться от него, вдруг понимаю, что сейчас он держит меня слишком крепко. Уже ни шелохнуться, ни извиваться не получается.

Я в его полной власти. Кричать бесполезно. Звать на помощь тоже.

Силы неравные. Мне отсюда не вырваться. С ужасом осознаю, что я в его власти.

— Пусти, — шепчу. — Пожалуйста.

А он даже не говорит ничего. Больше не сыплет ругательствами.

Он делает гораздо хуже.

Зубами меня прихватывает. За заднюю сторону шеи. Слегка царапает кожу. Без лишних слов заставляет замолчать. Замереть.

Звенящая тишина давит.

А этот жест добивает.

Как и тяжелое рваное дыхание Ахмедова, которое теперь не воспринимается как звук. Это скорее вибрация. Размеренная, угрожающая, прокатывающаяся через все мое застывшее струной тело.

Наверное, сейчас, даже если бы он отпустил меня, вряд ли бы смогла хоть сдвинуться с места.

Но он не отпустит.

До Ахмедова не достучаться.

Тут только чудо спасет.

И…

В первый момент, когда слышу грохот, мне кажется, это у меня в ушах. Новый скачок пульса. Или сердце обрывается.

Реальность расплывается под натиском дикой тревоги. Парализующей паники, которая пронизывает каждую мою клетку.

Внезапно захват горячих рук куда-то исчезает. А грохота, шума, какой-то возни все больше и больше. И это уже точно не бой крови в ушах.

Переворачиваюсь. Нервно одергиваю одежду, отползая в сторону. Оторопело наблюдаю за тем, как охрана буквально отталкивает Ахмедова от меня.

Сжимаюсь в комок. Смотрю на то, как несколько крепких мужчин с трудом удерживают Марата.

Ему это не нравится. Совсем не нравится то, что сюда настолько резко кто-то ворвался и помешал.

И мне кажется, он может вырваться. Раскидать их всех. Снова наброситься на меня.

Но вдруг в комнату заходит еще один человек. Высокий. Весь в темном. Он останавливается перед Ахмедовым.

— Марат, — рычит. — Ты охуел, блять?

Нервно моргаю.

Это же… декан. Ну один из деканов. Тот, который возглавляет факультет, где учится Марат.

Но выражается он совсем не как декан.

— Ты что здесь устроил? — цедит мужчина. — Это что тебе, сука, притон? Блядюшник?

Ахмедов застывает. Мрачнеет, глядя на декана. И… как будто бы спокойнее становится теперь. Хотя, конечно, «спокойнее» явно не то слово, которое подходит этому отморозку.

— Я сам разберусь, — бросает он.

Мое сердце судорожно сжимается, а потом рывком подскакивает чуть ли не до горла.

— Чего? — рявкает декан.

— Разберусь.

Сказав это, Марат обводит взглядом охранников, которые продолжают его удерживать. По очереди на каждого смотрит.

И те… отпускают его.

Кажется, теперь комната плывет и качается перед глазами. Меня всю колотит от этих коротких рубленых фраз.

Они что, теперь просто уйдут? Оставят меня здесь? С ним?!..

Декан поворачивается. Смотрит наконец в мою сторону. Хмурится, внимательно изучая мою футболку.

— Первокурсница, — констатирует холодно.

Это заметно по моей футболке.

Здесь у всех своя форма. В зависимости от курса, факультета.

— Ты сама сюда пришла? — интересуется он дальше.

— Нет, — отвечаю, отчаянно мотая головой. — Я не хотела. Он…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Горло перехватывает от накатывающей истерики, которую стараюсь сдержать, чтобы не разрыдаться прямо тут.

— Ты что забыла в нашем корпусе? — спрашивает декан.

А у меня слова не идут с языка.

Про задание рассказывать нельзя. Ну преподавателям — нельзя. Хотя они и так все знают про эти негласные правила посвящения. Но все же. Сам факт. Это не обсуждается.

— Я… случайно, — заставляю себя выдавить хоть что-то и нервно соскакиваю с кровати. — Можно я, пожалуйста, пойду?

Вздрагиваю, уловив то, как Ахмедов порывается ко мне.

К счастью, охранники его вовремя удерживают.

— Отведите, — заявляет декан. — В центральный корпус.

И снова смотрит на Ахмедова, обращается уже к нему.

— Совсем долбанулся? — спрашивает резко. — Еще и перед боем? Ладно бы потом оторвался. И, блять, нашел же с кем. Ну пиздец. Накануне такой важной игры. Завалить мне все показатели хочешь? На скамью запасных рвешься?

Невольно застываю.

Трудно сказать, что шокирует сильнее. Манера выражения этого декана или сам смысл.

То есть… после боя можно насиловать? Главное «перед» не накосячить. Ну и наказанием для Ахмедова была бы временная пауза в хоккее.

Просто отлично.

Вылетаю из комнаты как ошпаренная. Не задерживаюсь ни единой лишней секунды. Охранники провожают меня до центрального корпуса, доводят до самой двери комнаты, как и велел декан.

На негнущихся ногах переступаю порог.

Вот это начало учебы. Вот это первая неделя.

Я ведь даже свой факультет пока не знаю. Тестирование идет. Будет еще собеседование.

А что если…

Кровь стынет. Даже думать про это не хочется. Но и не думать не получается. Меня уже буквально колотит от чудовищной догадки.

Что будет, если попаду на факультет Ахмедова?

5

— Ася, ты в порядке? — спрашивает меня соседка по комнате.

Рассеянно веду головой, встречаюсь с ее взволнованным взглядом.

И только в этот момент осознаю, что едва прикрыв за собой дверь, застываю без движения. Слишком глубоко ныряю в собственные мысли. Просто думаю, что меня ждет, если и правда буду на одном факультете с Ахмедовым.

Нет, он, конечно, и так может достать где угодно. Без разницы, куда меня в итоге определят. Но жить с ним в одном корпусе, постоянно сталкиваться в коридорах и гостиных… это ужасно.

Хотя может быть, мне повезет? Ахмедов переключится, отвлечется. Вообще, знаю, что многие девчонки тут по нему с ума сходят. Возможно, кто-то другой привлечет его внимание, и он забудет про меня.

Очень хочется в это верить.

— Ася? — зовет соседка.

— Извини, Маш, мне надо в душ, — выпаливаю и, уже не глядя в ее сторону, бросаюсь к ванной комнате.

Наверное, получается не слишком вежливо. Пожалуй, даже грубовато. Но сейчас мне совсем не до разговоров. Мне не до чего, если честно.

Скорее бы смыть этот кошмар. Его лапы, которыми он хватал меня.

Поскорее забираюсь в душевую кабину. Долго стою под горячими струями. Никак не могу согреться. Меня колотит ледяной озноб.

Знаю, нужно успокоиться. Собраться. Взять себя в руки.

И…

Ну какая вероятность того, что Ахмедов будет меня преследовать? Когда у него столько поклонниц. И еще декан сейчас с ним поговорит, сделает внушение.

Однако не похоже, будто Марата заботит кто и что ему говорит. Не похоже, будто он вообще способен остановиться, если входит в раж. Вот как сейчас. Глаза горят. Взгляд бешеный. Хищник на охоте за добычей. Такое от него ощущение исходит. Давящее, жуткое.

Новая волна ледяной дрожи сотрясает тело.

Просто надо продержаться первое время. Неделю. Может быть, две. Пока Марат про меня не забудет.

А он забудет. Должен забыть.

Надеюсь…

Пока что главное — не попадаться ему на глаза, держаться подальше.

Здесь проблем быть не должно.

Универ огромный. До распределения на факультеты почти все время первокурсники проводят в центральном корпусе.

Опять думаю про тестирование. Если до этого момента мне было все равно, куда именно попаду по результатам, то теперь понимаю — только бы не Северный факультет. Только бы не тот корпус, где Ахмедов чувствует себя полноправным хозяином.

В универе действует необычная система.

Есть стандартное разделение на разные факультеты вроде экономического, гуманитарного, информационных технологий и так далее. Как везде.

Если поступаешь сюда, то можешь выбрать практически любое направление.

«Практически» — потому что тут тоже не без исключений. Есть специальности куда допускают только элиту.

Например, кафедра международных отношений. Дипломаты. Политики. Хотя даже без таких закрытых позиций выбора для простых ребят хватает.

Однако есть еще распределение студентов. Ключевое. На четыре основные группы.

Это решается по результатам разных психологических и логических тестов. За первый месяц учебы. Сначала мы все первокурсники, живем в центральном корпусе, а потом новичков разделяют на четыре факультета.

Северный. Южный. Восточный. Западный.

У каждого факультета свой корпус. Выстроены они по сторонам света вокруг центрального.

Пусть большая часть лекций проходит в центре, все равно многое зависит от факультета, в который попадешь. От того, в каком корпусе будешь. Там ты живешь, проводишь выходные. Там будут идти твои факультативы.

И когда я думаю, что есть шанс «попасть» вот так — вместе с Ахмедовым — мне сразу становится еще холоднее.

Бесполезно делать воду горячее. Не поможет.

Закрываю кран. Тянусь за полотенцем. Нервно растираю тело, вытираясь насухо. Одеваюсь, набрасываю поверх халат.

Если бы можно было как-то заранее угадать, куда попадешь…

Или еще лучше — написать тесты так, чтобы попасть куда угодно кроме «Севера».

— Ребята пытались вычислить, по какому принципу делят на факультеты, — вспоминаются мне слова друга. — Но это нереально. Тесты меняются каждый год. Принцип отбора вообще непонятен. Бывало, кто-то уверен, что пройдет на западный факультет, а его отправляют на восточный.

Знать бы, как надо написать тест, чтобы не попасть к «северным».

— Говорили, что это зависит от темперамента, — замечал друг. — Ну вроде как более агрессивных отправляют на «Север». Тех, кто поспокойнее, на «Восток». Но если глянуть на ребят, то там же полный микс. Все разные. Логики как будто и нет.

Но логика должна быть.

Иначе зачем это все?

— Я знаю парня, который в прошлом году поступил. Ему предложили два факультета на выбор, — продолжает дальше всплывать в памяти недавний разговор. — Слышал, кому-то выпало даже три. Круто, да? Но знаешь, это редкость. Обычно результат четкий. Без вариантов.

Мне бы хватило одного результата.

Просто…

Пусть это будет не Север.

Чем дальше от Ахмедова, тем лучше.

Ночью не получается заснуть. Осторожно ворочаюсь, стараясь не разбудить соседку по комнате.

А утром меня ждет сюрприз.

Вызывают к ректору.

Неужели из-за вчерашнего?

Пока не вижу других причин.

Еще проблем с учебой не хватало. Переживаю.

На негнущихся ногах иду к ректору. Думаю, что скажу. Один коридор сменяется другим. Наконец, попадаю в приемную, которая больше смахивает на музей или на старинный замок.

В принципе так и есть. Это историческая часть корпуса.

— Ректор занят, — сообщает мне секретарь. — Присаживайтесь.

Растерянно киваю. Опускаюсь на тот диван, в сторону которого женщина указывает легким кивком.

Голова гудит от напряжения.

Когда слышится звук открываемой двери, невольно поворачиваюсь и мои глаза сами собой округляются.

Обмираю.

Ахмедов.

Он выходит из кабинета ректора. Останавливается и смотрит прямо на меня. Вбивает в мое лицо тяжелый немигающий взгляд. Замечаю, как его пальцы сжимаются в кулаки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нервно вжимаюсь в сиденье.

Что я там думала?

Ахмедов ощущает себя хозяином в северном корпусе. Будто ему никто другой не указ.

Нет. Сильно ошибалась.

Он везде себя так ощущает. И кажется, способен наброситься на меня хоть прямо здесь. Через стену от кабинета ректора.

Потому что Марат такой.

Ему плевать.

В его глазах сейчас полыхает такой жгучий огонь, что у меня от страха душа уходит в пятки.

6

Теперь понимаю, как наивно было верить в то, что все еще как-нибудь обойдется. Что мне просто повезет.

Ахмедов ничего не забудет.

Ну точно не в ближайшее время. И к сожалению, парой недель тут тоже не закончится. Очень четко осознаю это по его взгляду.

Ледяные мурашки расползаются под кожей. Напрасно стараюсь слиться с диваном, вжимаясь в него все сильнее.

Ахмедов шагает вперед.

А я даже закричать не могу. Меня буквально парализует от одного его вида, от приближения. Не верится, что я могла быть такой дурой, по доброй воле к нему подойти, поцеловать.

Нужно быть совсем ненормальной, чтобы вот так привлечь внимание этого зверюги.

Но уже поздно. Для всего — поздно.

Хватает сил лишь взгляд перевести. Беспомощно смотрю на секретаря ректора. Но женщина похоже, ничего не замечает, она полностью погружена в работу, изучает что-то на экране компьютера.

Моя сердце колотится, разгоняя кровь сокрушительными толчками. Бьется часто-часто, заставляет задохнуться.

Ахмедов уже совсем близко. Направляется к дивану, к которому я практически примерзаю, не в силах ни двинуться, ни просто моргнуть.

Его мрачная тень накрывает меня.

Мой пульс сходит с ума. Холодный пот пробивает тело. Мелкая дрожь разливается по рукам и ногам.

Желудок скручивает от волнения.

Ахмедов оскаливается. Мрачно, криво, угрожающе. Его рот застывает в животной гримасе.

Все.

Это… все.

Мне теперь точно конец.

Кажется, не дышу. Не чувствую даже боя собственного сердца, не замечаю толчков пульса. Замерзаю изнутри. Будто проваливаюсь под лед.

И вот, когда у меня окончательно сдают нервы и складывается полное чувство того, что еще миг — Ахмедов опять сгребет меня в железный захват и утащит прочь. Куда-то в свою берлогу. И на этот раз никто ему не помешает, не сможет его остановить.

Но он вдруг проходит мимо.

Ахмедов отворачивается, спокойно направляется дальше. На выход из приемной.

Будто и не было ни прожигающего насквозь взгляда, ни его подавляющего внимания. Будто он вообще теряет ко мне всякий интерес. Резко.

Тут как на горках.

Рывком вверх. До предельной паники. А после — вниз.

Думать некогда.

— Ректор ожидает вас, — доносится до меня голос секретаря, словно сквозь густую пелену.

Всю волю прикладываю, чтобы подняться.

Ладно. Сейчас я просто не буду думать про Ахмедова. Нужно выдохнуть и подавить панику.

Почти получается.

Наверное, надо поблагодарить тетку. Благодаря ее «школе» и домашней закалке у меня есть опыт того, что многое можно преодолеть. Если я как-то умудрялась заниматься учебой под ее постоянные вопли, то и теперь должна справиться.

Выбора у меня все равно нет.

Захожу в кабинет ректора. Осторожно прикрываю за собой дверь.

Ректор сидит за массивным деревянным столом. Изучает документы, пролистывает что-то.

Он ничего не говорит, не смотрит на меня.

Застываю в нерешительности. Невольно засовывают ладони в передние карманы джинсов, чтобы унять нервную дрожь в руках.

— Проходите, — раздается ровный голос. — Присаживайтесь.

Шагаю вперед. Немного помедлив, занимаю высокое кресло прямо перед столом. Чувствую себя неловко.

Ректор продолжает заниматься своими делами.

И я стараюсь изучить кабинет, просто чтобы хоть немного сбросить напряжение. Мой взгляд рассеянно скользит по кабинету.

Картины на стенах. Старинный глобус. Высокие резные шкафы с книгами. Подвисаю, изучая то, сколько тут интересных изданий.

Так увлекаюсь, что…

Когда, будто почувствовав чужой взгляд, поворачиваюсь, понимаю, что ректор внимательно смотрит на меня.

В голове эхом отбивается голос Виолы:

— Наш ректор такой красавчик. Уверена, нигде больше нет настолько горячего мужика. Жаль, он не мутит со студентками.

Староста тогда печально вздохнула, будто сама не возражала бы против романа.

— Мне кажется, это его вообще не интересует, — добавила она. — У него только одна любовница — наука. И лучше бы вам никогда не попадать на тот курс, который он будет вести. Строгий. Жесткий. Хуже препода не найти. Он кого угодно до слез доведет. От него бывает, даже наша элита плачет.

Сейчас, когда я смотрю на ректора, мне трудно назвать его «красавчиком» или «горячим». Нет, внешность у него впечатляющая. Однако вторая часть рассказа Виолы намного больше ему подходит.

Встречая его острый взгляд словно на лезвие ножа наталкиваешься. И по спине ползет холод.

— Извините, — вырывается у меня невольно.

Он слегка приподнимает бровь.

— За что вы извиняетесь? — спрашивает.

Не знаю. Когда он так смотрит, невольно хочется извиниться. Поэтому теперь я неопределенно дергаю плечами.

— Ася Миронова, — ровно произносит ректор мое имя. — У вас довольно высокие показатели.

Он переводит взгляд вниз. На документы, которые изучал, и я понимаю, что это же… мое личное дело. Аттестат. Результаты экзаменов.

Ректор переворачивает одну бумагу за другой. Вижу свою последнюю заявку. Именно ее он берет, просматривает.

— Вы подали заявление на подработку, — и снова его взгляд направлен прямо на меня. — Вы уверены, что сможете совмещать учебу и дополнительные занятия? Обычно студенты занимаются подобным со второго курса.

Знаю. Будет тяжело.

Но как я могу отказаться от такого шанса?

Универ сам предоставляет возможность подработки. Ты подаешь заявку, а дальше тебя могут выбрать для какой-то работы на кафедре.

Мало кто подается на подработку с первого курса. Нагрузка же серьезная. Надо время, чтобы войти в ритм, привыкнуть. Учебу и работу сразу совместить очень сложно.

Только у меня времени нет.

Нужны деньги. Срочно. А вариант такой подработки нравится мне куда больше, чем предложение тетки спать с кем-то из богатых парней ради подарков.

+++

Друзья, хочу порекомендовать вам книгу классного автора - Сара Адам - "Искушая судьбу". Эта история пронизана темной романтикой одержимости -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я поклялась больше никогда не иметь ничего общего с криминальным миром. Долгие годы мне удавалось жить без оглядки, но всё изменилось в тот момент, когда меня похитили и заставили выхаживать опасного бандита. Я нарушила клятву, спасая его жизнь, но теперь рискую потерять свою.

Он — тот, кто должен был умереть, но выжил. Опасный, харизматичный, холодный и бессовестно притягательный. Теперь моя тихая жизнь окончена, ведь просто так он меня не отпустит.

Я спасла его однажды, но кто спасёт меня от него?

Книга тут

7

Ректор смотрит на меня, ожидая ответа.

Пауза затягивается.

— Я бы хотела попробовать, — отвечаю наконец.

Он молчит, так и не убирая взгляд от меня. Ощущение такое, будто сканирует. Холод нарастает с каждой прошедшей секундой.

— Думаю, я справлюсь, — добавляю.

— Что же, — без эмоций замечает ректор. — Если вы хотите, то попробуйте. Однако не забывайте, к чему может привести низкая успеваемость по вашим профильным предметам.

Знаю. К отчислению.

Нет, вылететь отсюда я точно не могу. Стипендия нужна. Пусть для моей тетки это просто копейки, даже их нельзя потерять.

Учеба здесь вообще мой единственный шанс куда-то пробиться.

Диплом академии открывает многие двери. Не без причины многие ребята мечтают сюда попасть.

Огромная библиотека. Множество учебного материала. Самые передовые технологии обучения.

Все это трамплин к настоящему прорыву.

Я должна справиться.

Так себя настраиваю.

— Вы понимаете, какие последствия могут быть? — интересуется ректор.

— Да.

— Хорошо, — говорит он, отправляет мое заявление обратно к остальным документам, закрывает папку, откладывая в сторону, поверх еще нескольких похожих. — Вашу заявку примут.

— Спасибо.

— Теперь расскажите мне, как вы оказались в Северном корпусе вчера вечером.

Вопрос будто кипятком обдает.

Но этого стоило ожидать.

Отвожу взгляд. Изучаю носки своих кроссовок. Лихорадочно стараюсь хоть что-то осмысленное придумать, чтобы сейчас из себя выдавить.

— Я вас слушаю очень внимательно, Миронова.

— Так… вышло, — говорю и снова смотрю на него. — Случайно.

Звучит по-идиотски, но что еще я могу сказать?

— Ахмедова вы тоже поцеловали «случайно»? — его тон становится все прохладнее, жестче.

Киваю.

Чувствую себя полной дурой.

— Тогда вам лучше не допускать новых «случайностей», — он выделяет последнее слово особенно мрачно. — Если хотите получить наш диплом.

— Я… понимаю, — отвечаю тихо.

— Ахмедов получил запрет, — продолжает ректор. — Две недели он не сможет покидать свой корпус. Исключение — тренировки.

Не верится.

Сначала мне кажется, что я ослышалась или как-то не так поняла ректора, ведь элита получает наказания и запреты в исключительных случаях. Считай, что никогда.

— Держитесь подальше от Северного корпуса, — заключает ректор. — И от закрытого стадиона.

Согласно киваю.

Задание для посвящения выполнено. И теперь меня даже силой к Северному корпусу не загнать. И к тому стадиону, где проходят тренировки Ахмедова, тоже. Значит есть две спокойные недели.

А дальше?..

Подумаю потом.

— Без случайностей, Миронова, — чеканит ректор.

— Д-да, — голос слегка срывается.

— Можете идти.

Прощаюсь и выхожу из кабинета.

Взгляд падает на большие настенные часы в приемной. Надо поторопиться, если не хочу опоздать на лекцию.

Однако в коридоре меня перехватывает староста.

— Ты что здесь устроила? — шипит Виола, угрожающе сузив глаза. — Ректору нас сдала?

— Что? — выдаю с недоумением. — Нет, конечно. Я не…

— Тогда зачем он тебя вызывал?

— Хотел обсудить мое заявление.

— Какое еще заявление? — хмурится.

— Насчет подработки.

Стоит лишь начать пояснять, как Виола заметно теряет интерес к моим словам и отмахивается.

— Все, стоп. Он только это с тобой обсуждал? — спрашивает староста. — Больше ничего?

— Ну да.

Это не вполне правда. Но с другой стороны я и слова ректору не сказала про задание.

— Ладно, мне пора, — бросает Виола, отворачиваясь. — Увидимся позже.

А у меня в заднем кармане джинсов вибрирует телефон. Достаю мобильный, смотрю на экран.

Похоже, придется мне опоздать на лекцию.

На этот звонок не могу не ответить.

+++

— Да, — принимаю вызов, найдя уединенное место за одной из колонн.

Пара уже начинается. В коридоре пусто.

— Ну что там? — протягивает Милана. — Когда скинешь фотки?

— Какие фотки?

— Аська, не тупи так, — фыркает. — Фотки твоего универа. Интересно же, что там и как. Можешь еще парней пофоткать. Надеюсь, ты уже нашла какого-то мажора? У него есть приятели?

Двоюродная сестра продолжает расспрашивать меня про академию.

— Как дядя? — выдаю, когда повисает короткая пауза между ее очередными вопросами. — Есть новости из больницы?

— Никак, — бросает Милана. — Что за новости могут быть? Так, ты тему-то не переводи. Когда фотки отправишь?

— Ты же знаешь, тут нельзя снимать.

— И что?

— Нам выдали такие телефоны, что на них фото не сделать.

В академии запрещены продвинутые смартфоны. Ты сдаешь свой мобильный и получаешь самый обычный кнопочный телефон. Как из прошлого века.

В принципе там есть камера. Фото можно сделать. Однако я не буду нарушать правила ради того, чтобы Милане было о чем посплетничать с подружками.

Съемки здесь запрещены не без причины.

Тут учатся самые разные студенты. Из таких семей, которые не хотят слива компромата.

Например, будь здесь полная свобода с телефонами, вчера кто-то бы наверняка заснял и мой поцелуй с Ахмедовым. И то, как он меня потащил в свою комнату.

А так — конфиденциальность. Все остается за кадром.

— Ась, ты что, меня совсем за дуру держишь? — раздраженно спрашивает Милана. — Хочешь, чтобы я поверила, будто мажоры без нормальных телефонов там торчат?

Для элиты свои правила. Они не рискуют вылететь за малейший проступок. Конечно, у кого-то есть мобильные.

У Ахмедова — так точно.

Вчера я пыталась от него отбиться именно беспроводной зарядкой. Вот что тогда с тумбы схватила. Только сейчас доходит.

Стоп. Почему этот псих постоянно в моей голове?

Морщусь, отгоняя непрошенные мысли.

— Аська, ты чего на морозе? — шипит Милана.

И говорит еще что-то, однако ее слова тонут в диких воплях моей тетки, которые сливаются с криками второй моей сестры — Ярины.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что там такое? — спрашиваю.

— Да ничего, — нехотя отвечает Милана.

Но вообще, это странно.

На своих дочек тетка не орет. Только на меня. Или из-за того, что меня больше нет под боком, ей приходится это иначе выплескивать?

— В общем, что по мажорам? — деловито интересуется Милана. — Когда ты меня с кем-то познакомишь?

Морщусь из-за очередной порции резких возгласов на фоне.

— Нет, Ярина, отвали… ай, ты чего? — слышится голос Миланы. — Нет, нет! Дай мне договорить.

Судя по звукам, Ярина отбирает у нее телефон.

— Ася, — цедит она так, что кровь толчком ударяет мне в затылок. — Это ты во всем виновата. Это все… из-за тебя. Поняла?

— Ты про что?

— Слушай сюда, сучка, — продолжает Ярина. — Ты должна достать деньги. Срочно. Для нового платежа. Мне плевать, как ты это сделаешь, но… ты должна оплатить лечение отца. Мать больше не собирается ничего платить в клинику. Значит, теперь твоя очередь. Смотри. Если что-то случится с отцом, если его отключат от аппаратов. Я тебя никогда не прощу. Поняла?! Будь ты проклята, дрянь. Это все… все из-за тебя!

8

Сердце обрывается от слов Ярины.

Она обращается ко мне так, будто это я была за рулем того грузовика, который влетел в автомобиль моего дяди.

Лихорадочно соображаю.

Тетка обещала, что подождет с платежами. Еще квартал. Да, она постоянно грозилась, что перестанет платить. Но…

Этот месяц? Так быстро?

— Дай, пожалуйста, трубку матери, — говорю. — Мне надо с ней все обсудить. Мы же иначе договаривались.

— Ты меня слышала! — визжит Ярина. — Слышала!

Больше ничего добиться от нее не выходит.

Вскоре Милана забирает телефон у сестры, а дальше раздается грохот закрываемой двери.

— Колись, — говорит. — С кем ты успела познакомится?

— Милан, насчет дяди…

— Даже говорить про это не хочу.

— Милана.

— Нет, Ася, ты мое мнение знаешь. Его надо было отключить еще несколько лет назад. Нет смысла втупую сливать деньги.

— Это же, — сглатываю с трудом. — Твой отец.

— И что? Врачи не давали хороших прогнозов. Не знаю, почему мать так долго с этим тянула. Он же… ну он же и так считай мертв.

Голос у нее прохладный, равнодушный. И когда Милана привычным образом переводит разговор обратно к «мажорам», мне кажется, меня накрывает тихая истерика.

Пусть Ярина обвиняет во всех смертных грехах, но она хотя бы не рассуждает вот так, цинично, прохладно.

— Как ты можешь? — вырывается у меня невольно.

— Что?

— Если есть шанс, даже незначительный…

— Нет никаких шансов! — взрывается Милана. — Врачи только деньги из матери тянули. И знаешь, я правда не понимаю, почему мне вдруг должно быть не наплевать. Отец класть на меня хотел. Это с тобой он носился. Все твои прихоти выполнял.

— Что за бред ты несешь?

— Как есть! Я все отлично помню. Вы с Яринкой младше были, вот и забыли. Но у меня проблем с памятью нет. Иногда вообще казалось, это ты ему родная дочка. А мы так… ни о чем.

— Глупости, — вылетает.

— Да ладно, — хмыкает. — А кто знает? Может он тебя с любовницей нагулял. Потом притянул домой. Вот мамка и бесилась. Каждый день видеть память про то, как муженек рога наставил. Ты никогда не задумывалась о том, почему она тебя настолько ненавидит?

Повисает напряженная пауза.

И я не могу не думать о том, что в словах Миланы есть доля истины. Тетка меня не выносит. Только я и правда не помню, чтобы дядя хоть как-то выделял меня в прошлом. Особенно на фоне родных дочерей. Но после того, как он оказался в коме, моя жизнь резко перевернулась.

— Короче, не парься, — бросает Милана. — Отключат — значит судьба такая. И не советую тебе тратить деньги на бесполезное лечение. Он же все равно уже не очнется. Давай лучше решим, когда ты познакомишь меня с крутым мажором.

— Я тебе перезвоню.

Отключаю вызов.

Просто не выдерживаю.

Нет, я не готова так легко отказаться от того, чтобы помочь дяде. Когда я потеряла родителей, он забрал меня в свою семью. До тринадцати лет моя жизнь в его доме была идеальной. И если бы с ним ничего не случилось, если бы не та авария, наверное, и теперь многое было бы иначе.

Качаю головой. Глупо об этом думать.

Сейчас мне важно что-то сделать. И похоже, деньги потребуются гораздо раньше, чем я думала.

Только бы идея с заявкой сработала. Только бы у меня появилась подработка.

Но пока стоит подумать и о другом. Нужен запасной вариант. Например, поехать в клинику, когда у меня будут выходные, договориться с врачами, чтобы они немного подождали с оплатой.

Еще ни разу не была в больнице. Тетка не пускала туда ни меня, ни сестер. Только сама ездила.

Однажды я пыталась сама туда попасть. Но меня не пустили. Документы об опеке надо мной оформлены на тетку. Как-то так вышло еще в самом начале. Официально я для моего дяди — никто.

+++

— Ась, ты как? — спрашивает друг, когда мы встречаемся в центральной столовой на большом перерыве.

— Нормально, — выдаю на автомате.

Голова идет кругом от того вихря мыслей, который проносится. Страх мешает трезво соображать. Слишком сильно переживаю за дядю.

Вдруг не успею? Или в клинике откажутся ждать оплату?

Нет, должна успеть и… как-нибудь с врачами договорюсь. Можно прямо на ближайших выходных поехать туда, чтобы уже наверняка разобраться.

— Ты уверена? — продолжает Лёва. — Знаю, вчера была твоя очередь выполнять задание. Как все прошло?

— Прошло, — выдыхаю сдавленно. — И хорошо.

— Так и не скажешь мне, что тебе выпало?

Отрицательно мотаю головой.

Об этом особо не распространяются. Первокурсников собирают небольшими группами. Парней и девушек отдельно. В принципе, когда задание уже позади, рассказать можно. Ну а некоторые задания вроде пробежки в чем мать родила сразу становятся очевидны.

Только прокручивать вчерашнее заново. Еще и рассказывать Льву мне совсем не хочется. Пусть даже и общаемся мы давно. Вместе учились в одной школе. Вместе сюда поступили. Нам обоим повезло пройти строгий отбор в академию. Теперь стараемся поддерживать друг друга.

— Ладно, надеюсь, тебя не заставили есть какую-то мерзость, — замечает Лёва, ободряюще трогая меня за плечо. — А то сегодня в столовой твои любимые булочки с корицей. Точно как в той кофейне возле школы.

— Ну нет, — качаю головой. — Таких здесь точно быть не может.

— Спорим?

— Если так хочешь проиграть пари, — пожимаю плечами.

— Сейчас принесу тебе, — обещает Лёва и прищуривается с притворной угрозой, выразительно прибавляет: — Извини, Ась, но ты уже продула, когда согласилась.

Мы смеемся. Даже мое напряжение немного спадает, разряжается.

Друг отходит, а я присаживаюсь за свободный столик возле стены. В этой части столовой поменьше ребят. Оживление в противоположной стороне. Ближе к буфету.

Тут мне спокойнее.

Надеюсь, больше не встречу Ахмедова. Вообще, не должна. В Северном корпусе своя столовая. Раз ректор выдал Марату запрет, он не может здесь появиться. Но внутри меня все равно раздрай. Какое-то тревожное чувство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Взгляд Ахмедова так и стоит перед глазами. Тяжелый, подавляющий, пронизанный опасными искрами.

Мотаю головой, стараюсь отогнать мрачный образ. Высматриваю Лёву в гудящей толпе. Не замечаю его.

Да где же…

Вдруг кто-то усаживается рядом со мной. Резко.

И я рефлекторно вздрагиваю, отшатываюсь, вжимаясь в стенку. Вижу перед собой незнакомого парня. Высокий, светловолосый. Он широко ухмыляется, разглядывая меня.

Кто это?

На первокурсника он точно не похож. Через пару секунд замечаю на его куртке эмблему Южного факультета.

— Ты чего так дернулась? — интересуется парень. — Напугал что ли?

Молча смотрю на него.

Да здесь уже от всего дергаться начнешь.

— Извини, — говорю. — Здесь занято.

— Чего? — кривится он.

— Я друга жду, — стараюсь пояснить ровно, показываю на место, где светловолосый бесцеремонно развалился. — Он сейчас придет.

— Да? — протягивает, изогнув бровь, а после небрежно хмыкает: — Ну как придет, так и уйдет. Тебя — как?

Недоумевающе смотрю на него.

— Зовут тебя как? — произносит он с расстановкой.

— Ася, — отвечаю механически, а после опять пробую все спокойно пояснить, ведь конфликты мне совсем не нужны. — Извини, но кажется, ты не понял. Сейчас мой друг…

— Да что ты заладила «друг и друг», — обрывает, а после обращается ко мне по имени, причем таким тоном, от которого холод идет по коже: — Это ты не поняла, Ася. Тоже дружить с тобой хочу. По-взрослому.

Во рту пересыхает.

Парень подается вперед, заставляя меня сильнее вжаться в стенку. После бросает:

— Догадываешься, как это?

+++

Друзья, хочу порекомендовать вам горячую книгу от классного автора Марии Зайцевой - "Принадлежать им"

Книга тут -

Меня продали, словно вещь. Двум невероятно опасным, жестким мужчинам. И теперь я — их пленница. Их забава. Их игрушка.

Каждый день они играют со мной.

Мне надо продержаться до окончания этой игры. И остаться живой.

Читать тут

-

9

Медлю несколько секунд, стараясь сообразить, что делать.

Старшекурсник продолжает надо мной нависать.

Еще миг — резко поворачиваюсь, поднимаясь со скамьи, на которой он меня зажал. Хочу уйти отсюда.

Однако блондин не дает. Если в начале мне удается выиграть немного форы, то потом он быстро ориентируется. Перемещается так, чтобы напрочь перекрыть мне дорогу.

Пробую развернуться, обойти другой стол, в стороне выскользнуть. Но парень разворачивается, и я невольно отпрянув, опять попадаю в ловушку. Вжимаюсь бедрами в столешницу.

Одна его ладонь опускается справа. Другая — слева.

Получается, теперь все пути отступления для меня перекрыты. Никуда не дернуться.

— Дай пройти, — говорю, поднимая на него взгляд.

— Ты чего такая дикая? — криво ухмыляется блондин. — А-с-я.

Будто намеренно растягивает мое имя, и от этого возникает неприятное ощущение. Просто от того, с каким выражением он проговаривает каждый новый звук.

— Меня Данил зовут, — заявляет он. — Ну а фамилия моя слишком известная, чтобы ее называть. Уверен, ты в курсе.

Теперь его голос буквально сочится самодовольством.

Наверное, не лучший момент объяснить ему, что я понятия не имею кто он такой и что там у него за фамилия.

— Мне нужно идти, — говорю.

— Сейчас?

— Да.

— Договоримся — и пойдешь, — невозмутимо заключает блондин. — Ты с этими фокусами знай меру.

— Что?

— Твоя игра заводит.

— Какая игра?

— Эта, — он наклоняется слишком низко, и чтобы избежать контакта приходится чуть ли не завалиться на стол. — Типа ты недотрога.

— Слушай, извини, но… мне правда надо идти.

Похоже, объяснять ему что-то бесполезно.

Много я смогла объяснить Ахмедову?

Тут бы выбраться.

— К Марату торопишься? — вдруг спрашивает блондин.

И от этого вопроса застываю, опешив.

— Давай по делу, — добавляет.

Смотрю на него, не зная, как реагировать на происходящее.

— Ты ничего так, — продолжает он. — Смазливая.

Вот это оценка.

— Лучше тебе со мной мутить. Марат редко кого больше раза трахает. А мне лениво девок менять. Как раз ищу себе кого-то на этот сезон.

Он предлагает мне… настолько прямо? Просто — в лоб?

Наверное, для мажоров такое нормально, однако меня накрывает шок. Я в какой-то ступор впадаю.

Еще одна мысль царапает сознания.

Неужели про меня и Ахмедова уже пошли какие-то сплетни? Ну раз этот блондин такое выдает, то видимо, да.

К счастью, тут неподалеку доносится голос Лёвы.

— Ася? — зовет друг.

Поворачиваюсь и вижу его совсем рядом. Он сжимает в руках поднос, на котором тарелка с булочками, а рядом две дымящиеся чашки кофе.

Лев откашливается.

— Проблемы? — спрашивает он.

— Это что еще за… — блондин морщится. — Это твой друг?

— Да, поэтому отойди от меня, пожалуйста, — говорю как можно более спокойно. — Нам надо идти.

— Ты ее слышал, — говорит Лёва.

Старшекурсник усмехается.

Кажется, никакой угрозы он в моем друге не видит. Лев высокого роста. Возможно, даже выше блондина. Но очень худой. И по нему видно, что не спортсмен.

Вряд ли бы этот Данил так скалился, глядя в лицо Ахмедова.

— Отойди, — повторяет Лев тверже, немного повышая голос. — Ты же видишь, что она не хочет с тобой общаться.

— Надо же какое… недоразумение, — продолжает блондин глумливым тоном. — Отойди, значит. Нет. Никуда я не отойду. И что ты мне сделаешь?

Лёва багровеет. Поднос, который он сжимает в своих руках, начинает мелко подрагивать.

Мне уже самой хочется врезать этому самодовольному типу. Известному на весь универ. По его словам.

Но я понимаю, что к сожалению, тоже ничего не могу сделать.

— Короче, киса, — ухмыляется он, снова глядя на меня. — Ты приходи ко мне ночью. Для здоровья полезно будет.

Кажется, он собирается продолжить сыпать мерзостями, но тут будто темнее становится. Резко.

А дальше все происходит настолько быстро, что я даже не сразу успеваю осознать.

Блондина внезапно оттягивает куда-то назад. Рывком. А после впечатывает в противоположный стол. Лицом вниз. Так жестко, что раздается треск и крик.

Невольно зажимаю рот ладонью.

— А ну повтори, — слышится хриплый голос.

Блондин что-то стонет.

— Чего ты там про здоровье говорил? — раздается еще резче.

Жестко, отрывисто, сквозь зубы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

10

Ахмедов.

Это он хватает блондина и впечатывает головой так, что у того идет кровь носом.

Ахмедов…

Чудится на эмоциях.

А потом я понимаю, что передо мной совсем другой старшекурсник. Просто он тоже очень высокий и крупный. Темноволосый. И действует будто хищный зверь. Повадки у него животные.

Уже после доходит, что я ошибаюсь. Путаю парней.

— Ты за своим здоровьем следи, — чеканит брюнет. — Понял, блять?

Он отпускает блондина настолько же резко, как прежде схватил. И тот сползает на пол, закрывая лицо руками. Оседает у ног брюнета.

Ловлю себя на том, что теперь даже жалко этого уродца Данила становится. Нечто такое внутри мелькает. Но я слишком хорошо понимаю, он бы меня не пожалел.

А как с Лёвой обошелся? Как насмехался?

Брюнет хватает Данила за шкирку. Рывком подтягивает вверх. Что-то бросает ему на ухо. Коротко, мрачно.

Тот трясется. А когда его наконец отпускают из цепкого захвата, спешит поскорее убраться прочь. Пошатываясь, так и не убирая ладоней от разбитого в кровь лица, Данил бросается на выход из столовой.

Только теперь понимаю, как тихо становится вокруг. И все взгляды прикованы сюда. В основном — к брюнету, ведь он в центре событий. Но достается также мне. И Лёве, который теперь подходит ближе, ставит поднос на стол.

— Ась, прости, — начинает он.

— Да ты чего?

Брюнет тем временем обводит взглядом глазеющую толпу, и теперь все будто по команде прячут глаза.

Шум начинает нарастать.

Парень поворачивается к нам. Мазнув взглядом по мне, смотрит на Лёву. Так смотрит, что мне этот взгляд совсем не нравится.

— Спасибо, — выдаю, стараясь скорее разрядить закручивающееся напряжение. — Мы не…

— Достает? — вдруг спрашивает брюнет.

— Что?

— Он, — снова переводит глаза на меня и делает короткий, жесткий кивок в сторону Лёвы. — Достает?

— Нет, это мой друг, — отвечаю поспешно.

И опять он переключает внимание на Льва. Так, что становится все сильнее не по себе. Однако в следующий момент брюнет разворачивается и проходит дальше, оставляя нас двоих, будто ничего и не было.

— Откуда ты знаешь Булата Хазарова? — спрашивает Лёва через несколько секунд, хмурится, глядя на меня.

— Булата? — невольно переспрашиваю, рассеянно качаю головой. — Не знаю его. Впервые вижу.

— Тогда с чего бы ему так, — Лёва запинается, но после все же выдает: — Он буквально размазал Данила.

— Не знаю, — повторяю тихо.

— Осторожнее, Ась.

— В смысле?

— Без понятия, что там у тебя было вчера, какое задание, но сегодня точно происходит что-то очень странное. Нет, хорошо, конечно, что Хазаров отогнал этого слизняка от тебя.

Лёва поправляет очки.

— Прости, у меня бы так не вышло, — замечает он.

— Что за глупости, Лев? Не хватало нам, чтобы ты кого-то избивал. Нас еще по факультетам не разделили, а тут такое. Ну куда?

— Хазаров боец. Настоящий профи. Берет первые места. Не слышал, чтобы его хоть кто-то одолел на ринге. Но ты с ним, пожалуйста, будь аккуратнее. Ладно?

— Ты о чем? Я с ним вообще… ну никак, — отрицательно качаю головой. — Вот сейчас увиделась в первый раз.

— Ась, об этом Булате дурная слава идет. Не лучше, чем про Марата. Не просто так они с ним лучшие друзья. Где эти двое, там и жди ураган проблем.

+++

Огненная новинка от классного автора Маши Малиновской - "НАЙДУ ТЕБЯ"!

Книга тут -

Она увидела то, что не должна была...

И попала в поле зрения самого настоящего зверя. Теперь он ее не отпустит!

Очень горячая история тут -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

11

Большой перерыв заканчивается, начинаются пары. Понемногу получается отвлечься, переключиться.

Просто стараюсь не думать о том, что произошло в столовой. Иначе совсем увязну. Ничего хорошего по поводу этой ситуации все равно на ум не идет.

Не верится мне, что Хазаров вмешался без причины. По доброте душевной. И еще — вдруг оказывается, он лучший друг Ахмедова.

Разве бывают такие совпадения?

Нет, хорошо, конечно, что сегодня Хазаров помог, разобрался с Данилом. Но чем это все в итоге может обернуться лучше не думать.

После лекций собираюсь пойти в библиотеку. Хочу посидеть над учебниками, подготовиться. В комнате тоже можно позаниматься, но здесь особенная атмосфера.

Несколько просторных залов. Сохранена старая кирпичная кладка, деревянные перекрытия. На стенах висят старинные карты. Такое чувство, будто попадаешь в другое столетие. До момента, пока не замечаешь компьютеры, планшеты, сенсорные панели на столах.

Тут есть не только множество книг на высоченных стеллажах, но и большая онлайн библиотека, где в оцифрованном формате хранятся особо ценные издания.

У обычных студентов нет доступа к некоторым залам библиотеке, зато любую книгу можно просмотреть онлайн и даже распечатать для своего удобства.

Мне нравится проводить здесь время. Вечером почти никого нет. Все вокруг настраивает на учебу.

— Я приду через пару часов, — обещает Лёва.

Рядом есть небольшой кафетерий, который работает до восьми. Мы договариваемся там поужинать.

— Хорошо, давай, — киваю.

И мы с другом расходимся. Он по своим делам, нужно решить что-то с документами. А я в библиотеку.

Место кажется безопасным. Ни разу не встречала здесь кого-то вроде Ахмедова. Так что хочется верить, обойдется без приключений.

Беру нужные мне книги. Присаживаюсь. Начинаю заниматься, но даже страницу до конца прочесть не успеваю.

— Здравствуй, Ася, — слышится женский голос, заставляя меня обернуться направо. — Ничего объяснить не хочешь?

— Думаешь, ты здесь лучше всех? — доносится другой голос уже слева.

Две девушки обходят стол, за которым я сижу, останавливаются впереди, сложив руки на груди.

Камилла и Юлиана. Старшекурсницы с Южного факультета. На первый взгляд может показаться, они чуть ли не двойняшки. Хотя если присмотреться, будет заметно, что ничего общего во внешности у них нет. В реальности они даже не родственницы. Юлиана брюнетка. Камилла блондинка. Но держатся настолько похоже, мимика до такой степени одинаковая, что сперва не отличить.

Наверное, так бывает у хороших подруг, которые много времени проводят вместе и многое друг от друга перенимают.

То, что они подруги, знаю. Как и то, что по статусу эти девушки считай, «королевы универа». Элита.

Они обе проходятся по мне сканирующими взглядами, от которых становится сильно не по себе.

— Вы о чем? — спрашиваю.

— О задании, которое ты почему-то решила не выполнять, — прохладным тоном заявляет Камилла.

— Вы про…

— Посвящение в первокурсники, — обрывает Юлиана.

— Решила, что можешь идти против правил? — хмыкает Камилла. — Как бы не так.

— Подождите, — нервно качаю головой. — Но я же все сделала. Виола…

— Точно, — кивает Камилла. — Виола, что скажешь, дорогая?

Только теперь замечаю старосту немного в стороне. Услышав свое имя, она подходит ближе, смотрит на меня, поджав губы. Вид у нее виноватый. Девушка дергает плечами, как бы давая понять, что вариантов нет.

— Не слышу, — цедит Камилла. — Она сделала то, что ей выпало?

— Нет, — буркает Виола, прячет глаза.

— Ну вот, — заключает Камилла с довольным видом. — Что и требовалось доказать. На выходных мы так и быть дадим тебе второй шанс. Да, Лиана?

— Да, — соглашается ее подруга, а после сузив глаза, добавляет: — И чтобы я не видела тебя рядом с нашими парнями. Иначе вылетишь отсюда по щелчку. Никакие задания не спасут. Мы тебя отсюда выживем.

— Что? — только и могу выдать в ответ.

— Марат — мой парень, — холодно выдает Юлиана. — А Булат — парень Ками. Нечего к ним лезть.

— Даже не знаю, на что может рассчитывать такая как ты, — протягивает ее подружка, окинув меня презрительным взглядом. — На что ей повезет? Разок попользуются? Ты никто. Ты же просто… дно.

Последнее слово звучит особенно брезгливо.

Смотрю на них, да они же ненормальные. Даже не нахожусь, что ответить, до такой степени бредово это все звучит. Сами же мне такое задание дали. А что теперь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

12

— Не советую жаловаться ректору, — добавляет Камилла. — И болтать об этом лишний раз — тоже. Знай свое место.

Юлиана холодно улыбается.

— Ты слышала, что бывает с теми, кто много возмущается? — протягивает она, окидывая меня презрительным взглядом.

Молчать больше не получается.

— Я никому ничего не говорила, — выдаю ровно. — И задание выполнила. То задание, которое мне выпало от вас.

Если Марат и правда парень этой Юлианы, то зачем они включили тот проклятый поцелуй в список?

Элита выбирает задания. Организовывает все.

Так почему они теперь наезжают на меня? Такое чувство, будто я по доброй воле с поцелуями полезла.

Этого Хазарова вообще не знаю.

Разве я виновата, что…

— Ты сейчас серьезно? — хмыкает Камилла. — Ладно, без того много времени на тебя потратили. Виола, объясни ей.

Староста согласно кивает.

Брюнетка и блондинка еще раз окидывают меня такими взглядами, после которых сразу хочется принять душ, и наконец идут на выход из зала.

Мы остаемся вдвоем.

— Ась, ты же понимаешь, я ничего не могу сделать, — бормочет Виола, будто извиняется.

Ну да, осуждать ее тяжело. Понимаю, что если эти две стервы прикажут ей на черное сказать белое, она так и сделает. Выбора у обычных студентов нет.

— Не знаю, почему, но будет новое задание, — добавляет староста.

— Какое?

— Пока не знаю, позже тебе передам. Наверное, они еще не придумали, — тихо замечает она. — Но ты лучше не спорь с ними больше. Помнишь, что я вам еще в первый день рассказывала?

Такое не забудешь.

— Вылететь из универа — еще на самая большая проблема, — понизив голос сильнее, говорит Виола. — Тебе могут устроить… особую вечеринку. И потом ты никому ничего не докажешь.

Ну судя по тому, как вышло с этим заданием, «особую вечеринку» тоже могут устроить в любой момент?

Кто им помешает?

Элита здесь может все. А простые студенты — пустое место. Вот только я не имею права ни сдаться, ни сломаться.

+++

Ночь проходит почти без сна. Утром переключаюсь на пары. Запрещаю себе думать про посвящение, про новое задание, которое может оказаться каким угодно.

Трудно представить что-то хуже поцелуя с Ахмедовым. Но боюсь, что у Камиллы, что у Юлианы на подлости фантазия хорошая.

Ладно, буду решать проблемы по мере поступления.

Других вариантов нет.

— Такой бред поставить физру между лекциями, — возмущается кто-то из девчонок в моей группе. — Кто это придумал?

— Не знаю, но лучше поспешить. Тут даже физру нельзя «косить».

Точно. Физра.

Растираю гудящий лоб ладонью. Мне тоже стоит поторопиться.

Погода хорошая. Занятия проходят на улице.

Подхожу к нужному сектору и сначала не понимаю, в чем дело. Толпа девчонок оживленно переговаривается.

— Парни уже счет потеряли, — выдает одна из них.

— Он как робот, — с восторгом протягивает другая. — Такое чувство, будто вообще не знает усталости. Прикиньте, на что еще он способен.

— Обалдеть, какие у него бицепсы, — добавляет третья. — Мой брат убивается в спортзале, но и близко так не накачался.

— Лучше глянь на торс.

— Отсюда не видно.

— Там каждая мышца прорисована так будто ее через фоторедактор пропустили.

— Потрогать бы…

— Ну давай, рискни.

Они немного расступаются, словно пытаясь разглядеть то, что происходит впереди, получше.

Теперь обзор открывается и мне.

Какой-то парень подтягивается на турнике. Без футболки. В одних штанах. Движения у него резкие, мощные. И в то же время плавные, методичные, размеренные.

Мой взгляд невольно залипает на каменных мускулах.

Вообще, такие качки меня совсем не интересуют. Да и какая разница, что за внешность у парня, если…

Но тут я ловлю себя на том, что тоже не могу отвести глаза. Застываю, глядя перед собой.

Просто есть именно в этом парне что-то такое. Приковывает внимание. От него будто животная энергетика исходит. Нечто хищное, темное. Так замираешь, глядя на огонь.

Стальные мышцы перекатываются под смуглой кожей. Будто железные поршни ходят. И да, он движется точно машина. Бездушный робот. Но это впечатление обманчиво. Уж слишком сильная мощь от него исходит. Живая. Жаркая.

А в следующий момент парень вдруг отпускает перекладину турника. Легко соскакивает на землю. Ведет головой и плечами, будто разминается.

Еще секунда — один из приятелей бросает ему футболку, которую он подхватывает на лету.

Набрасывает. Разворачивается.

И тут я замираю уже по-настоящему.

Ахмедов.

Его взгляд упирается в меня. Практически сразу. Он каким-то образом находит меня в толпе восторженно перешептывающихся девчонок.

Когда я думаю, что хуже быть не может, раздается голос нашего куратора.

— Сегодня Марат будет принимать у вас нормативы, — заявляет тот. — Тренер поставил его на замену.

+++

Друзья, заходите в мой телеграмм-канал "Валерия Ангелос" (просто вбиваете мое имя в поиске телеги и найдете канал), вчера выложила там буктрейлер к этой книге:) для вашего удобства он закреплен в канале вверху, чтобы сразу могли найти видео через закреп:)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

13

Эта новость вызывает такой восторг, что куратору даже приходится сделать замечание. Только бы немного поумерить разгоревшийся накал.

Девчонки оживленно перешептываются.

— Марат вместо тренера. Да это просто мечта.

— Сегодня сдаем брусья. Вы понимаете, что…

— Ахмедов будет нас страховать.

Брусья.

Ну точно по закону подлости. Ладно бы — бег или прыжки. Да в принципе что угодно. Но именно на брусьях мы окажемся практически вплотную.

Паника захлестывает сильнее.

Однако я заставляю себя успокоиться.

Стоп. Если посудить трезво, то что может произойти? Здесь куча народа. У Марата и так есть запрет от ректора, поэтому…

Ладно, ему плевать на запрет.

Но не наброситься же он на меня, когда вокруг столько народа? Да и куратор похоже, задержится рядом.

Понимаю, что Ахмедову без разницы. Что толпа, что другие ребята.

Не могу не удивляться тем комментариям, которые отпускают девчонки, пока продолжают бурно обсуждать «нового тренера».

Такое чувство, будто здесь все его фанатки собрались.

— Ой, девочки, боюсь я в обморок грохнусь, когда он до меня дотронется.

— Да пусть не трогает, просто подышит рядом.

— Точно, меня от одного его вида кроет.

— Как думаете, он мутит с первокурсницами?

— Говорят, выбирает девчонок постарше.

— Ну если правильно себя показать…

— Я на все готова!

Марат выглядит впечатляюще. Тут не поспорить. Сама как дура на него сегодня засмотрелась. Но дело же не только во внешности.

Неужели они не понимают, какой он?

Агрессивный. Буйный. На льду ведет себя как настоящий псих. А уж о том, что принуждает вообще молчу. Думать страшно.

— Видели прошлую игру?

— Да, жаль нельзя делать фотки.

— Как же круто Марат раскатал тех двоих. До кровавых соплей! Что? Чего вы так на меня смотрите? Так мой брат говорит.

Ну хорошо. Его поведение никого не смущает. Даже наоборот.

А как насчет того, кто он? Из какой семьи?

Ахмедовы не просто богатые и влиятельные люди, которые держат многое под контролем. Это один из мафиозных кланов. Сейчас времена поменялись, те открытые войны, которые шли за власть между разными группировками, теперь остались в прошлом. Похищения, показательные казни, кровавые разборки. Все только в памяти. На уровне городских легенд.

Уже больше десяти лет как преступность ушла в тень. Однако это не значит, что ее нет или что мафия потеряла власть.

Все иначе. Им давно нет смысла скрываться. Кланы заключили перемирие, разделили управление ресурсами между собой.

Больше денег. Больше респектабельности. Но суть не меняется.

Для них люди — просто пешки в игре. Надо быть полным безумцем, чтобы перейти дорогу кому-то из этих негласных хозяев мира.

Ахмедовы особенно жестоки. Про них такие истории ходят, от которых пробегает мороз под кожей.

Помню слова дяди. Незадолго до аварии.

— Учись, Ася, — сказал он. — Это важно. Кто-то думает, что свяжется с мафией и легко заработает денег. Но зарабатывать лучше своими мозгами. А от кланов держаться подальше. Вход туда бесплатный. Но за выход не расплатишься.

Именно так и собираюсь — держаться подальше.

Занятие начинается с разминки. Стараюсь встать ближе к центру площадки, где мы выстраиваемся. Тренер делает обход по краю, держится сбоку. Иначе будет неудобно.

Даже немного выдыхаю, решив, что выбрала правильное место.

Ахмедов разбивает мои старания в пыль.

— Разойдитесь, — командует. — Хочу всех видеть.

Проходит вперед. В центр. Холодно поясняет другим, как именно надо встать. И останавливается за моей спиной.

Нервно втягиваю воздух.

— Ноги на ширине плеч, — хрипло бросает Марат. — Наклоны!

Он так близко ко мне, что по спине расползаются ледяные мурашки. Кажется, даже могу ощущать его тяжелое дыхание. Меня буквально ошпаривает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

14

Застываю, не в силах пошевелиться, пока Ахмедов держит меня под прицелом своего тяжелого взгляда.

Он позади. Видеть, смотрит или нет — не могу. Но я же чувствую. Пусть он и не дотрагивается до меня. То, как его глаза скользят по мне от макушки вниз, ощущается физически.

Нервно верчу головой по сторонам. Стараюсь как-то сбросить оцепенение. Но ничего не получается.

Почему он не отойдет? Почему не обратит внимание на кого-то другого?

Тем более, девчонки вокруг изо всех сил пытаются привлечь его внимание.

— Ой, у меня что-то в бедре тянет, — выпаливает кто-то из них. — Я только наклонилась и… ай, как же болит. Тренер, вы не могли бы…

— Сходи в медпункт, — резко обрывает Ахмедов.

И вдруг обходит меня. Останавливается напротив.

— Что замерла? — спрашивает хрипло. — Делай.

Кажется, теперь все взгляды прикованы ко мне.

А я же меньше всего хочу привлекать внимание к себе. Любое внимание.

Заставляю себя выполнять упражнение. Пытаюсь не смотреть на Ахмедова. Но он настолько крупный, что кажется заполняет собой все пространство вокруг.

Марат снова обходит меня. Задерживается сзади.

Пробую не думать о том, какой вид ему открывается, когда я в такой позе делаю эти проклятые наклоны.

А ведь это только начало тренировки.

Нам еще брусья сдавать. Может, в обычном универе можно что-нибудь откосить, но точно не тут.

Мне нужна высокая успеваемость. Иначе не разрешат подработку. А без этого не будет денег на лечение дяди.

Замкнутый круг.

Нервы сдают, и я просто приседаю на корточки. Обрываю пикантное зрелище. Это вызывает моментальную реакцию Ахмедова.

— Что опять?

— Шнурки, — буркаю.

— Чего?

— Шнурки развязались, — повторяю громче. — Только заметила.

Наверное, еще никогда прежде я настолько долго не возилась с завязыванием кроссовок.

Тяну как могу.

Наклоны заканчиваются.

Но есть и другие упражнения.

Ахмедов прогоняет нас по полной во время разминки. За пятнадцать минут ему удается поубавить восторг собственных фанаток, которым вскоре становится уже не до попыток привлечь кумира.

Даже парням тяжело. Что говорить о девчонках.

Начало тренировки изматывает. Заставляет взмокнуть, сбивает дыхание.

А дальше наступает очередь сдачи норматива.

— Три подхода, — заявляет Ахмедов. — Сдавать будете по двое. Пока одна пара при деле, другие круги наматывают.

— Но мы обычно… — начинает кто-то возражать.

Однако быстро замолкает под взглядом Ахмедова.

Ну да, обычно мы отдыхаем или занимаемся чем-то попроще. Тренируемся вести мяч, например. Но точно не круги по стадиону наматываем.

Однако тут сразу понятно — сейчас другие правила.

Вызывают нас по списку, и когда слышу свою фамилию, хочется провалиться сквозь землю.

Лучше бы и дальше бегать. Что угодно лучше.

Есть слабая надежда, что страховать меня будет кто-то из ребят. Нас же по парам разбили. Я поглядывала в сторону брусьев, наблюдала, как другие проходят норматив.

Ахмедов стоял рядом, давал указания. Но лично почти никого не страховал. Только когда одна девчонка чуть не сорвалась, Марат отреагировал молниеносно. Подхватил ее.

Теперь сдавать мне.

Подхожу туда на негнущихся ногах. Пораженно вижу, как Ахмедов отправляет мою «пару» в сторону.

— Давай, — кивает на брусья.

— Но я…

— Сам тебя подстрахую, — заявляет хрипло, смотрит прямо в мои глаза.

+++

больше картинок и видео в моей телеге - Валерия Ангелос - если вдруг картинки тут не грузит, переходите туда)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

15

— Чего ждешь? — спрашивает Марат.

Так и не отводит от меня пристальный взгляд.

Нервно смотрю по сторонам. Как-то так теперь получается, что поблизости никого нет.

Я же видела, как другие ребята сдавали нормативы. Рядом с брусьями всегда кто-то задерживался. Немного отдохнуть, перевести дыхание, просто воды попить.

Ахмедов видимо, разрешал. Но сейчас тут только он и я. Больше никого.

Умом понимаю, что здесь Марат ничего мне не сделает. Слишком много людей вокруг. Хоть мои сокурсники сейчас заняты бегом, хватает девчонок, которые внимательно за ним следят.

Это должно успокоить. Однако как я себя не настраиваю, как не стараюсь собраться, возникает чувство, будто я снова в его комнате. Будто ловушка захлопывается.

— Тебе помочь? — слегка прищуривается Ахмедов.

Оцепенение мигом слетает.

— Нет, не надо, — отрицательно мотаю головой.

Лучше сама.

Подхожу к брусьям. Обхватываю гладкую металлическую поверхность ладонями. Крепко сжимаю.

Вообще, на прошлых тренировках проблем не возникало. Тренер меня даже похвалил. Хорошо справилась.

Но теперь меня настолько колотит, что я не уверена, сумею ли выполнить простейшее движение.

Ну все. Нельзя дергаться. Нужно взять и сделать. Чем быстрее справлюсь, тем быстрее Ахмедов оставит меня в покое. На этой спасительной мысли стараюсь сосредоточиться.

Сперва получается. Наверное, на автомате. Но в один момент я сбиваюсь так, что чуть не лечу вниз головой.

Кажется, взгляд Ахмедова действует. Расшатывает. Просто чувствую, как он на меня смотрит. Так смотрит, что пробивает ледяная дрожь.

Одно неловкое движение — и все.

Горячие руки накрывают мое тело. Берут в железный захват. Не ускользнуть, не вырваться.

Ахмедов удерживает меня, не давая сорваться.

Мы оказываемся слишком близко. Вплотную. В опасной позе. Так, как я бы точно никогда не хотела рядом с ним оказаться.

Он прижимается сзади. Будто всем своим телом в меня впечатывается. Одна его ладонь на моей груди. Другая — на животе. Горячее дыхание опаляет мой затылок.

Теснее некуда.

Хуже всего — Ахмедов совсем не торопится меня отпускать.

— Я… я в порядке, — закашливаюсь от волнения, нервно дергаюсь в его крепком захвате. — Все… я могу продолжать.

— Грубая ошибка, — отрезает Ахмедов.

Грубая? Что?..

Даже пробормотать в ответ ничего не могу. Меня буквально ошпаривает от того, как он проходится ладонями по моей груди, по бедрам. Властно, по-хозяйски.

— Ты так могла и шею сломать, — продолжает Ахмедов без эмоций, что совсем не сочетается с его бесстыжими касаниями. — Теперь я должен убедиться, что ты можешь норматив сдать. Прежде чем тебя допускать.

И видимо, под «убедиться» он подразумевает облапать меня по полной. Потому что сейчас делает именно это. Нагло ощупывает, будто свою собственность осматривает. Сжимает попу. Снова накрывает ладонью грудь. Стискивает.

За его массивной фигурой другим ребятам этого не видно.

Но я-то чувствую! Еще как весь этот беспредел чувствую…

Еще слышу, как он дышит мне в затылок. Часто и тяжело.

— Могу, — бормочу, начиная еще более отчаянно дергаться в его руках. — Все могу сдать. Пусти меня, пожалуйста.

— А вдруг растяжение? Травма? — невозмутимо выдает Ахмедов, но его прикосновения меньше всего похожи на осмотр. — Я должен знать.

Другую девчонку он сегодня в медпункт с такой проблемой послал. Даже не глянул. А теперь…

Стоп, точно!

Визжу. Изо всех сил. Так, что Ахмедов меня все же отпускает. Скорее от неожиданности, но это не важно. Главное — отпустил.

— Рука, — выпаливаю, растирая предплечье, и под его тяжелым немигающим взглядом каждое слово дается с трудом, но я заставляю себя продолжать: — Очень рука болит. Мне к врачу надо. В медпункт.

+++

теперь посмотрим визуал Аси:) вот такая красота получилась. Большая благодарность Тане:)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

16

По глазам Ахмедова видно, что он не верит ни единому моему слову. Но это не важно. Задержать меня здесь больше не может.

— Я… пойду, — выпаливаю.

Резко разворачиваюсь, уже готова броситься прочь.

— Справку не забудь, — хриплый голос ударяет в спину.

Невольно оборачиваюсь.

— Справку?

— Из медпункта, — криво усмехается Ахмедов. — Освобождение.

— Д-да, — нервно киваю. — Конечно.

И больше не медлю ни секунды. Стараюсь как можно скорее убраться из поля его зрения, чтобы не искушать судьбу.

Хорошо хоть на эмоциях не выдала, будто у меня проблемы с ногой. Про руку просто первое подвернулось. Даже не думала.

Сейчас я чуть ли не бегу, только бы скорее оказаться подальше от него.

Придется что-нибудь выдумать в медпункте. Рука у меня в порядке. Но можно сказать, голова болит. Нет, слишком незначительный симптом. Тогда… живот. Точно! Первый день месячных может быть очень болезненным. На это и пожалуюсь. В школе многим девчонкам писали освобождение именно по такой причине. Если повезет, уговорю медсестру выдать мне справку на пару дней. А там, надеюсь, наш тренер вернется. Ну не приставят же к нам Ахмедова навечно.

Захожу в центральный корпус. Он выглядит непривычно пустынным. Привыкла всегда быть в компании других студентов. Раньше не оказывалась тут, когда все на парах.

Сворачиваю в нужное мне крыло. Безотчетно обнимаю себя руками, проходя вперед по коридору.

Что это?

Нервно оборачиваюсь.

За спиной никого. Хотя послышался шорох. Будто… кто-то двинулся следом за мной.

Ладно. Если встречу здесь кого-то, скорее всего либо препода, либо такого же студента-первокурсника.

Ахмедов за мной не пойдет. Не оставит же ребят без присмотра, раз его тренером назначили. Еще не все сдали нормативы.

Марата не встречу, а значит можно выдохнуть.

Хотя…

Перед глазами мелькает похабная ухмылка Данила, который приставал ко мне в столовой. Потом всплывают надменные лица Камиллы и Юлианы.

Вообще, тут все больше тех, с кем мне бы совсем не хотелось столкнуться в пустом коридоре.

Ускоряю шаг, поглядываю по сторонам.

Неуютно. Тревожно. Становится еще сильнее не по себе. Но я немного успокаиваюсь, увидев указатель медпункта.

Открываю дверь, прохожу в очередной коридор.

Заглядываю в приемную — там никого. Иду дальше и чуть не спотыкаюсь. Чудом умудряюсь удержать равновесие.

На этот раз шнурки развязываются по-настоящему, и я присаживаюсь, чтобы быстрее привести их в порядок.

— Нужно избавиться от тела, — раздается мужской голос поблизости. — Чем быстрее, тем лучше.

Что?..

— Вы же понимаете, это единственный вариант в сложившейся ситуации, — добавляет. — Никто не должен узнать о таком… хм, прискорбном инциденте. Это может негативно повлиять на имидж академии. Более того, если начнется полицейское расследование, ситуация вовсе выйдет из-под контроля и нечто подобное в итоге вполне способно привести к абсолютно непредсказуемым последствиям.

Услышанное заставляет заледенеть.

Заторможенно перевожу взгляд на дверь сбоку. Она слегка приоткрыта. Кажется, голос доносится оттуда.

Стоп, я, наверное, что-то не так понимаю.

Ну да, верно. Не могут же тут на полном серьезе обсуждать, как…

— Вы хотите, чтобы я помогла скрыть труп? — слышится напряженный женский голос. — Стала соучастницей преступления? Вы… о чем вы меня просите? Я врач, а не…

— Боюсь, вы еще не до конца вникли в принципы работы здесь. В те ценности, которые являются ключевыми для нашей академии.

— Спрятать труп? — нервно повторяет женщина. — Это ваши ценности?

— Для нас главное — безопасность наших студентов. Вне зависимости от того, кто и что из них сделал. И как бы не развивались события, мы должны в первую очередь отстаивать их интересы. К тому же, я не прошу вас ничего прятать. Тут скорее надо полностью уничтожить следы, чтобы никаких вопросов не было.

Мне кажется, от этих слов у меня волосы начинают шевелиться на голове.

— Вы же знаете, куда устраивались. С вами проводили собеседование. И не одно.

— Да, но…

— Вы в курсе, кто у нас проходит обучение. Князевы. Ахмедовы. Другие представители влиятельных семей. Всех сразу и не назвать.

Он перечисляет мафиозные кланы.

Князевы. Ахмедовы.

Это же мафия.

И… похоже, в универе произошло убийство. А теперь тут пытаются скрыть следы преступления.

Кто этот человек? Так, мне нужно пойти к ректору. Нужно все ему рассказать. Лихорадочно поправляю шнурки. Осторожно приподнимаюсь.

— Вы не можете просить меня о таком, — голос врача срывается будто она на грани истерики. — Не можете. Это слишком.

— Здесь никто не просит, — слышится ледяной тон, от которого у меня внутри все в момент обрывается. — Вы сделаете то, что требуется. Других вариантов нет.

Этот человек уже не просто говорит. Он режет. Рубит каждое слово.

Проклятье.

Этот голос мне знаком.

Уже не надо идти за ректором.

Он здесь. За дверью. Отдает приказ избавиться от тела.

— Мой помощник дал вам четкие инструкции, — холодно продолжает ректор. — Действуйте.

Женщина всхлипывает. Другой мужчина снова начинает что-то говорить, но я уже не слышу, просто не способна разобрать его слова от дикой паники, которая захлестывает меня.

Начинаю пятиться назад.

Не нужно мне в медпункт. Ни сегодня, ни вообще. И… меня здесь просто не было. Вот. Не было, а значит, я и не слышала ничего.

В этот момент мой нервно мечущийся по сторонам взгляд наталкивается на зрачок камеры.

Боюсь, что теперь попаду в переплет похлеще, чем с Ахмедовым.

+++

Друзья, промики и скидки для вас:)

На книгу Варвар

y04othew

pT47VVVN

Варвар (на нее также хорошая скидка)

На книгу Любовь Сурового

Mc1bHGfb

60xZ0Bin

Любовь Сурового (на нее хорошая скидка) -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Еще варианты для Аси и Марата:) Марат выполнен в необычном стиле обработки. Мне кажется, очень интересно выглядит:)

17

На негнущихся ногах выхожу из медпункта. Руки предательски дрожат, но я как можно осторожнее стараюсь прикрыть дверь, чтобы громко не хлопнуть. Не хватало только сейчас привлечь к себе внимание.

Некоторое время просто стою посреди пустынного коридора. Пытаюсь отойти от шока.

Но долго здесь задерживаться тоже нельзя.

Куда идти?

На ум приходит только женская раздевалка. До конца урока осталось недолго. Пережду это время там. Туда и направляюсь.

Меня настолько сильно колотит, что едва разбираю дорогу. Оказавшись в самой раздевалке, просто безвольно опускаюсь на ближайшую лавку. Смотрю перед собой. Обнимаю себя руками, рефлекторно пытаясь унять лихорадочную дрожь, которая ледяными волнами пробегает по телу.

В универе кого-то убили. Ректор заставляет врача спрятать труп.

Да, на фоне такого мои неприятности с Ахмедовым кажутся полной ерундой. Как и задания для посвящения в студенты. Как и наезды Камиллы, Юлианы.

Все сразу отходит на другой план.

Надо что-то делать.

Только что я могу?

Горечь разливается во рту, когда понимаю, что сейчас единственный вариант для меня — молчать. Обо всем. И лучше всего просто постараться этот кошмар забыть. Иначе — хуже будет.

Мерзко от такого осознания. Противно.

Но это подсказывает ум.

И если посудить, а как еще поступить? Пойти в полицию, где никто не станет меня слушать? Если сам ректор в курсе, еще и поддерживает такое, то…

Не могу больше спокойно сидеть. Поднимаюсь, начинаю расхаживать по раздевалке то в одну сторону, то в другую.

В ушах до жути шумит от гулких толчков крови.

Знаю, выбора у меня все равно нет. Учебный год уже начался. В другой вуз перейти не смогу. А тут каждый день на счету. Нужны деньги.

Надо думать про дядю. Про то, как поскорее найти подработку. И кто знает? Может быть, я смогу найти другую клинику для него? Другое лечение? Может быть, он однажды выйдет из комы?

А этот случайно подслушанный разговор лучше всего стереть из памяти.

Да. Именно так.

Резко разворачиваюсь, уловив звук позади. Замираю, будто вкопанная.

Марат.

Стоит в дверях, небрежно привалившись плечом к косяку. Полностью заслоняет своей крупной фигурой проход.

— Это женская раздевалка, — выпаливаю, с трудом двигая пересохшими от волнения губами. — Ты… не должен здесь быть.

Говорю это, и понимаю, что он и в этом корпусе быть не должен. Но ему как-то наплевать.

Марат ничего не отвечает. Продолжает пристально на меня смотреть.

Нервно бросаю взгляд в сторону. На часы. Пара еще идет.

— Занятия, — выдавливаю. — Нормативы.

Получается не слишком осмысленно. И я пробую сформулировать фразы иначе, но в следующий момент Ахмедов шагает вперед, захлопывает за собой дверь, рывком задвигая щеколду. Изнутри.

Мысли разом вылетают из головы.

Бросаюсь прочь.

Однако он настигает меня за считанные секунды. Зажимает возле шкафчиков. Крупные ладони вбиваются в железные дверцы по обе стороны от меня. Мигом заключают в капкан.

— Ты что, — выдаю нервно. — Ты…

— Ну что? Где справка? — хрипло спрашивает Ахмедов.

Из моего горла вырывается приглушенный возглас.

— Ты вроде в медпункт собиралась, — небрежно продолжает Марат, дальше оглядывая меня недобрым взглядом

— Да, я… — чуть дышу.

— Предъяви.

Вскидываюсь, глядя на него.

— А?

— Справку покажи, — бросает Ахмедов и в его глазах загораются такие искры, от которых мне становится дурно. — Или мне самому поискать?

Ответа он не дожидается.

Наверное, даже секунды не проходит, как его ладони уже оказываются на мне. Проходятся уверенно. Грубо. Даже жестко. И… касаются меня там, где никакой справки быть не может.

Вскрикиваю. Луплю его ладонями по рукам, пинаю по ноге, но он будто и не замечает моего сопротивления.

— Нет у меня никакой справки, — выпаливаю. — Ай! Пусти… пусти меня!

Одна его ладонь моментально накрывает мой рот. Вторая задерживается на груди. И никакая одежда не защищает от жара, исходящего от Ахмедова.

— Тише, — бросает он мрачно. — Не ори.

Склоняется надо мной.

Его сверкающие глаза прямо перед моими. Буквально впиваются. Кажется, будто еще сильнее вспыхивают сейчас.

— Пары идут, — заявляет Ахмедов. — Хочешь занятия сорвать? Мало тебе, что прогуливаешь?

Как будто его вообще хоть немного заботит дисциплина в универе.

Одна рука так и зажимает мой рот. И мне остается лишь возмущенно мычать, нервно дергаться, когда вторая рука пускается в путь от груди к животу.

Медленно. Нарочито небрежно.

Снова вскрикиваю. Но его ладонь глушит звук. Пытаюсь снова лягнуть его, сильнее бью кулаками по крепким рукам. Стараюсь убрать его ладонь от своего рта. Но он встает так, что это все бесполезно.

— Смотри, какая ты плохая девочка, — хрипло произносит Ахмедов, игнорируя любые протесты. — Никак не угомонишься.

И трогает меня так, что визжу. Касается между ног. Нагло, уверенно, будто полное право имеет. На все!

Вот урод…

Извернувшись, чудом умудряюсь укусить его за руку. Впиваюсь изо всех сил. И он все же убирает ладонь от моего лица.

— Ах ты сучка, — выдает Ахмедов.

Только закричать в голос не успеваю.

Марат тянет меня за волосы, заставляя запрокинуть голову назад. И опять закрывает мой рот. Буквально впивается поцелуем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

18

Задыхаюсь. От возмущения. От натиска нахальных губ. Даже не вырываюсь, сперва обомлев от дикого напора Ахмедова.

Он так набрасывается, что не вырваться. Не отстраниться. Буквально душит, выбивая кислород из легких.

Его язык толкается глубже. Переплетается с моим. Грубо. Развратно. Порочно. Он точно штурмом берет. Ураганом захлестывает.

Ощущение реальности смазывается, и я не успеваю толком понять, что происходит дальше. Осознаю все будто сквозь густую пелену.

Меня утягивает в сторону. Рывком. Силой.

Хлопает дверца. Еще одна. И еще. Раздается металлический щелчок.

Меня вжимает в гладкую прохладную поверхность. Резко. Вдавливает. Еще плотнее прижимает мощным телом Ахмедова.

Зависаю под таким оглушительным напором.

Лишь мои руки рефлекторно упираются в плечи Марата, стараясь сдержать его порыв.

А он как будто и не замечает ничего.

Терзает мой рот. Зарывается пальцами в спутанные волосы, удерживая затылок.

Тут даже не отодвинуться. Не шевельнуться.

Ощущение будто оказываешься в бурлящей воде. Тебя с ног прибоем сносит. Толкает на дно, накрывая волной сверху так, что захлебываешься.

Возникает чувство, будто пространство вокруг сжимается. Темнеет.

Вдруг понимаю, что Ахмедов затащил меня в душевую кабину. Закрыл на щеколду.

Мы здесь вдвоем. Пара, наверное, еще идет. Значит, никто сюда не зайдет, никто ничего не услышит.

Надо срочно что-то делать!

Только я ничего не успеваю.

Все происходит за считанные секунды.

Он толчком раздвигает мои ноги. Встает между ними так, что бедра свести невозможно. Зажимает крепче. Практически оборачивает меня вокруг себя единственным движением.

Так и зависаю. Навесу. С разведенными ногами.

А его ладонь уже на животе. Забирается под резинку спортивных штанов, скользит ниже. По кружеву белья.

Обмираю, ощутив горячие пальцы через ткань.

Меня никто и никогда не трогал. Так! Там — не трогал.

Наконец, оцепенение слетает с меня. Дергаюсь как ужаленная. Вцепляюсь в его руку ногтями, царапаю. Отчаянно пробую отодрать от себя.

Возмущенно взвизгиваю. Протестующе мычу.

Тут Ахмедов сам от меня отрывается. Так же резко и порывисто, как недавно набросился.

— Совсем сухая, — выдает с недовольством и недоумением.

Вообще, как будто удивляется.

А?..

Смотрю на него. И не то что двинуться, теперь моргнуть не могу. Но все же заставляю себя очнуться от скованности.

— Отвали от меня, — выпаливаю, всхлипывая. — Животное!

Ахмедов мрачнеет.

Какие-то звуки доносятся в стороне. Громче.

Он реагирует на них. Поворачивается. Хмуро сдвигает брови.

— Ладно, — хмуро бросает Марат, одергивает мою футболку, небрежным жестом поправляет штаны, которые чуть с меня не стянул. — Потом с тобой разговор закончим.

Разговор?..

Будто эхом отбивается в моей голове.

Он это все и правда разговором считает?

Сжимаюсь. Отшатываюсь от него.

Шум нарастает. И теперь я понимаю, что пара закончилась. Ребята уже шумят в коридоре. Значит, и сюда кто-то скоро зайдет.

Ахмедов это тоже понимает.

Кажется, только завершение пары меня и спасает.

Марат окидывает меня долгим, тяжелым взглядом. А после разворачивается, выходит из кабинки.

Вскоре до меня доносятся голоса девчонок.

Обнимаю себя руками, помедлив, шагаю на выход. Часть девчонок уже залетает сюда, но меня, кажется, даже не замечают.

Все оживленно обсуждают Ахмедова.

Застыв возле стены, вижу, как одна из студенток чуть ли кофту перед Маратом не сбрасывает. Делает вид, будто смущается, но вместо того, чтобы застегнуть молнию, тянет ее вниз, словно забывшись.

— Ой, Марат, вот бы ты всегда нашим тренером был! — заявляет она. — Помнишь, мы с тобой…

Ахмедов задерживается рядом с ней. Хлопает девчонку пониже поясницы. Ленивым жестом, небрежно.

И проходит дальше. Прочь из раздевалки, в коридор.

Ни у кого не возникает вопросов, что он здесь делал. Всем наплевать. Девчонки как одержимые продолжают обсуждать каждый его жест. И впечатляющий внешний вид.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

19

— Ася, ты меня слышишь?

— Да, — роняю на автомате, поворачиваюсь к другу. — Что, Лёв?

— Это ты мне скажи, — говорит он. — Не могу выбрать. Что бы ты сама взяла, если смотреть по списку?

Чувствую себя неловко, осознаю, что пропустила практически все его слова. Мы обсуждали учебу. Но я отвлеклась, сама того не замечая.

— Извини, — качаю головой. — Объясни еще раз, пожалуйста.

— Да нечего тут особо объяснять, — кивает Лёва. — Не могу решить, какой предмет взять. Вот, глянь список. Кстати, ты выбрала?

— Пока не выбирала.

Рассеянно изучаю распечатку. Тяжело сосредоточиться. Даже сейчас. Мысли уносит совсем не туда. Названия предметов расплываются перед глазами.

— Подумаю, когда получим результаты тестирования, — добавляю.

Нам можно выбрать три предмета для факультатива. Самим. Вообще, это не зависит от итога тестирования. Но разумнее взять то, что будет хоть как-то сочетаться с твоим основным направлением для учебы.

И мне бы многое было тут интересно. Из того, что преподают на Северном факультете. Однако дорога туда теперь закрыта.

Мороз разливается под кожей от одной мысли, куда система может меня отправить. Заранее не угадаешь. Непонятно, как надо написать тест, чтобы попасть на любой другой факультет кроме Северного.

Конечно, везде могут начаться проблемы.

Например, в Южном корпусе учится тот Данил, который донимал меня и Лёву в столовой. Неприятный тип. Таких тут хватает. Но ни один из хулиганов не пугает как Ахмедов. И ни про кого из других студентов не идет настолько дурная слава, как про него.

— Ася… — снова вырывает меня из размышлений Лёва.

— Прости, — нервно улыбаюсь. — Задумалась. Ты знаешь, я бы взяла вот это. И вот.

Делаю пометки ручкой.

Но друг забирает у меня листок.

— Забей, — говорит он, нахмурившись, сворачивает листок и засовывает в карман брюк.

— Лёв, я…

— Да ерунда этот факультатив, — отмахивается. — Скажи, что случилось? Ты сегодня сама не своя. Я слышал, сегодня Ахмедов у вас тренера подменял. Сильно гонял всех. Ты поэтому расстроенная? Боишься физру не сдать?

— Нет, я… просто неделя такая, — отвечаю уклончиво.

Даже не знаю, как мне удается собрать себя в кучу.

Наверное, неудивительно, что мое настроение отражается на лице.

В душевой кабинке я провела не меньше часа. Заперлась там. Терла себя мочалкой, смывала пену и снова намыливалась. Простояла под струями так долго, что пропустила следующую пару.

Потом было не лучше. Лекция за лекцией, а я такой ерунды понаписала в конспект, что потом собственные строчки разобрать не могла.

Хорошо хоть пары у меня совпадали с Машей, моей соседкой по комнате. И она согласилась дать мне свои записи. В том числе и по той лекции, которую я пропустила.

Нет, нельзя так. Нужно сосредоточиться. Взять себя в руки. Не могу запускать учебу. Еще и с первых недель!

— Давай прикол расскажу, — начинает Лёва.

Но вдруг к дивану, на котором мы сидим, подбегает какой-то парень. Судя по форме, тоже первокурсник. Запыхавшийся, бледный.

— Лёв, ты Антона так и не видел? — спрашивает.

— Нет.

— Куда же он подевался, — бросает с раздражением.

— Говорят, отчислили.

— Что? В смысле?

— Ну куратор так сказал. Ты не слышал?

— Пропустил… слушай, так он получается вещи собрал и свалил?

— Вроде нет, ребята, сказали, вещи на месте.

— И… никто вещи не смотрел? — парень заметно бледнеет.

— Нет, куратор запретил трогать.

— Вот же, — сокрушенно качает головой.

— Да что такое?

— Там моя зажигалка. Фамильная. Отец прибьет, если потеряю, — понизив голос, бросает парень. — Надеюсь, она реально где-то в барахле этого придурка, иначе мне конец.

Тут нельзя курить. Зажигалки тоже под запретом.

Парень проносится дальше, сворачивая в ближайший коридор. А с удивлением смотрю на Лёву.

— Разве могут кого-то отчислить? — спрашиваю. — Тестирование же не закончено.

— Странная история, — кивает друг. — Этот парень, Антон… ты знаешь, он просто не вернулся ночью в корпус и все. Никто его больше не видел.

+++

друзья, сегодня есть классные скидки) заглядывайте)

тут -

и тут -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

20

— Ась, ты чего так побледнела? — хмурится Лёва.

А я слова вымолвить не могу, потому что в голове уже четкая картинка складывается.

Ректор хочет спрятать какой-то труп. Теперь вдруг выясняется, что пропал один из студентов.

Нет, конечно, я не могу быть уверена наверняка. Но разве бывают такие совпадения?

— Ася? — снова зовет друг.

— Голова разболелась, извини, — выдаю, наконец. — Мне, наверное, лучше пойти в комнату. Прилечь.

— Давай проведу.

— Ничего, я сама.

— Нет, Ась, не могу тебя сейчас оставить. Такой. Ну ты чего?

Рассеянно киваю. Вообще, рядом с Лёвой мне спокойнее. Особенно теперь, когда узнаю об исчезнувшем парне.

Мы проходим вместе по просторному залу, выходим в коридор и через него попадаем в еще один зал, поменьше.

Друг пытается меня развлечь, рассказывая забавную историю, а я даже слушаю его с трудом. Мысли постоянно уносит не туда.

Мы поднимаемся по лестнице. Направляемся в другой блок центрального корпуса. Проход идет через стеклянный переход. Здесь все прозрачное. Стены, пол, потолок. Его называют «стекляшка». Обычно я всегда смотрю по сторонам. Отсюда открывается красивый вид на лес, на горы вдалеке. Но теперь мне совсем не до эффектного пейзажа.

— Ого, ничего себе, — вдруг произносит Лёва, резко останавливается возле перил.

Поворачиваюсь, замечаю, что все внимание друга направлено куда-то вперед. Вниз. Невольно задерживаюсь рядом, перехватывая его взгляд.

Ахмедов.

В этот самый момент Марат поднимает голову, смотрит наверх. И мое горло перехватывает от напряжения. Умом понимаю, что видеть он меня не может. Это изнутри легко наблюдать. А снаружи «стекляшка» выглядит зеркальной, отражает все вокруг. Однако возникает стойкое чувство, будто Ахмедов смотрит прямо на меня.

— Медведь здесь, — говорит Лёва.

— Что? — вырывается у меня. — Ты про Ахмедова?

— Нет, причем тут Ахмедов, — отмахивается друг, кивая в сторону. — Я про того типа, с которым он сейчас говорит. Видишь, рядом здоровенный мужик?

Только теперь замечаю, что Марат и правда общается с кем-то. Он отводит взгляд от «стекляшки», поворачиваясь к своему собеседнику.

Высокий мужчина в темном костюме. Мрачный. Массивный. Он закуривает, и мой взгляд автоматически цепляется за его пальцы. Все забито темными татуировками.

Дядя говорил, это может быть одним из знаков мафии. Зависит от рисунка. Но отсюда ничего не разглядеть.

Хотя и без этого от одного лишь вида Медведя становится не по себе. От него будто волнами исходит нечто опасное, угрожающее. Как и от Ахмедова.

Он подает пачку сигарет Марату. Тот тоже закуривает. А я в оцепенении не могу отвести взгляда от его ленивых, небрежных жестов.

— Я думала, тут никому нельзя курить, — вырывается у меня.

— Да кто рискнет сделать замечание Медведю? — качает головой Лёва. — Или Ахмедову?

— Ты что, знаешь этого человека?

— Ну не лично. Много про него слышал. Странно, что Медведь здесь. Он сам на себя работает. Не под кланами. И вообще, на другом краю страны живет.

Лёва поправляет очки.

— Медведь решает такие вопросы, которые больше никто не может решить. У него везде связи. И на самом верху. Среди олигархов, политиков. И внизу, с такими жуткими отморозками, с которыми другие бояться связываться.

Слова друга вызывают тревогу.

— Лёв, — толкаю его локтем. — Ты говоришь про него так, будто ты его фанат.

— Нет, почему, — дергает плечом и наконец отворачивается, на меня смотрит. — Просто если бы я решил стать бандитом, то брал бы пример с него. Никому не прислуживает. Сам по себе. Одно дело на кланы работать, и совсем другое вот так…

— Плохая шутка, — обрываю его. — Что за глупости ты говоришь? Хочешь в криминал ввязаться?

— Ой да я так сказал, — кривится он, махнув рукой, однако я замечаю тень, мелькнувшую в его глазах.

Реакция Лёвы лишь сильнее напрягает.

Как и появление этого… Медведя.

Студентам старших курсов разрешено встречаться с родственниками прямо в универе. Но редко, в порядке исключения.

Судя по словам Лёвы, не похоже, будто Медведь какой-то родственник Ахмедовых.

Вот только элите можно все. Особенно — мафии.

— Ася! — слышится голос старосты. — Ты куда подевалась? Везде ищу…

Поворачиваюсь к Виоле и холодею, когда слышу:

— Тебя к ректору вызывают.

+++

Друзья, вышла очень горячая книга про Медведя, приглашаю вас в эту взрывную историю! Герой настоящий ураган и героиня тоже классная:)

Книга тут (если у вас вдруг не открывает ссылку в главе, то можно перейти через ссылку в аннотации - книга "В его постели") -

Я застряла в лифте с диким и опасным отморозком, который только что вышел из тюрьмы.

— Выбирай, моя красивая, — оскаливается он. — Откуда начнем?

Одна его ладонь обхватывает мое лицо, большой палец выразительно скользит по губам. Вторая рука уже движется по спине, жестко сжимает меня чуть ниже поясницы.

И…

Мне чудом удалось вырваться из ловушки. Сбежать от него нетронутой.

Но даже в кошмарном сне не могу представить, что совсем скоро сама к нему приду. Буду просить о помощи.

— Три ночи, — криво усмехается он.

Обходит меня и останавливается сзади, рывком притягивает вплотную к себе за бедра. Дает прочувствовать всю силу и мощь того, что именно меня ждет.

— Все, что я захочу, — тяжелое дыхание обжигает затылок. — Без ограничений. Даже не думай хоть раз сказать «нет».

Книга тут -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

21

Ректор все знает.

Ну конечно. В коридоре же была камера. Хотя… с чего бы ему проверять? Наверное, кто-то из помощников заметил. Или из охранников.

Вообще, какая теперь разница?

Пока на ватных ногах иду в сторону кабинета, самые разные мысли проносятся в голове.

Мне конец. Вот единственное, что я четко понимаю.

Тот исчезнувший парень, Антон, был из элиты. Так я поняла со слов Лёвы. Если студента из влиятельной семьи убрать не проблема, то что тогда говорить обо мне?

Ладно. Хватит. Сейчас мне нужно успокоиться и… сделать вид, будто я ничего не знаю. Не показывать волнение. Ничего лишнего не показывать.

Перед массивной дверью делаю несколько глубоких вдохов. Бросаю взгляд по сторонам. Секретаря не видно.

Уже ушла? Вечер. Возможно, у нее конец рабочего дня.

Или ректор хочет пообщаться без свидетелей? Но что ему какой-то секретарь? Тут наверное, все связаны, все в курсе.

Когда я сюда поступала, то понимала, что это «универ мафии». Однако не ждала, что мафия тут еще не самое страшное.

Ладно бы здесь просто учились наследники мафиозных кланов. Но тут же полный беспредел творится.

«Почему беспредел? — будто издевается внутренний голос. — Наоборот. Все под контролем. Свидетелей сразу убирают».

Застываю напротив кабинета. Тянет развернуться и уйти, хотя понимаю, что это меня не спасет.

Дверь открывается, и я невольно вздрагиваю шагая назад.

На пороге показывается ректор. Хмуро сводит брови, увидев меня. После переводит взгляд в сторону, на пустующее место секретаря. Хмурится еще сильнее.

А у меня в горле пересыхает от одного его вида.

Надо же какой он…

Внешне вполне нормальный. Наверное, даже привлекательный. Не только наша староста от него без ума. У ректора здесь фанаток не меньше, чем у Ахмедова. Хотя не знаю, как молоденьким девчонкам может нравится такой взрослый мужик.

Ему же лет сорок. Наверное. Но выглядит хорошо. Подтянутый. Высокий. И глядя на него, тяжело представить, что он способен хладнокровно отдать приказ избавиться от тела.

— Проходите, — произносит ректор.

И мне не остается ничего другого, кроме как проследовать за ним.

Он кивает в сторону кресла. Сам проходит дальше. Останавливается возле окна. Будто наблюдает за отблесками заката.

Прижимаю ладони к бедрам. Стараюсь не думать ни о чем. Оборвать все панические мысли.

— Готовы начать подработку завтра? — вдруг спрашивает ректор.

От волнения даже не сразу понимаю, о чем он сейчас.

— Ася? — оборачивается ко мне, смотрит в упор и слегка приподнимает бровь, продолжая пристально меня изучать. — Вы меня слышите?

— Да, — киваю. — Конечно, готова.

— В лаборатории есть место, — продолжает он. — Завтра утром куратор вам все объяснит. Попробуете и примите решение. Дам вам, скажем, неделю. За это время вы сможете понять, мешает это учебе или нет.

— Благодарю вас, — отвечаю, помедлив.

Стараюсь, чтобы на моем лице ничего не отразилось, но я в полном недоумении от такого поворота.

Стоп. А чего я ждала? Угроз? Возможно, он просто проверяет меня. И вот эта подработка в лаборатории… тоже подозрительно.

Так, ну хватит. Может это все вообще никак не связано.

— Я знаю, что Марат Ахмедов был сегодня в женской раздевалке, — говорит ректор.

Шагает к своему креслу, присаживается напротив меня.

Нервно сглатываю.

— Он уже получил продление запрета, — продолжает ректор. — А на замену вашего тренера назначат другого старшекурсника. В любом случае, это все временно. Ваш преподаватель по физкультуре скоро вернется.

Даже не знаю, как реагировать.

Ректор будто… хочет меня успокоить?

Это все совсем не сочетается с образом коварного убийцы. Или он и правда пока не знает, что я подслушала разговор в медпункте? Пусть так, но все равно странный разговор у нас получается.

— У вас есть какие-нибудь вопросы? — интересуется он ровно.

— Нет, — выдаю и отрицательно мотаю головой.

— Тогда можете идти.

Ректор расслабленно откидывается на спинку сиденья, подхватив какие-то документы, листает их.

Теперь сосредоточен на этом. А меня словно не замечает.

Вот и хорошо.

Поднимаюсь. Иду на выход.

И застываю, когда в спину летит спокойное и прохладное:

— Вам не стоит переживать по поводу медпункта.

Сердце рывком ухает вниз.

— Все не так, как вам кажется, — добавляет ректор.

Оборачиваюсь, смотрю на него и, с трудом отлепив язык от нёба, выдаю:

— Понятия не имею о чем вы.

— Хорошо, — следует ответ.

Он… улыбается? Едва заметно. И снова переводит взгляд на документы.

Выхожу из кабинета, не чувствуя пола под ногами.

Что это все значит?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

22

Неделя проходит спокойно.

Мне даже начинает казаться, все и правда может быть в порядке. И у меня почти получается уговорить себя не думать о том исчезнувшем парне, о страшном разговоре ректора, который я подслушала.

Ахмедов не появляется. В последующие дни нас тренирует его друг. Булат Хазаров. И на него реакция девчонок не менее бурная.

Боец. Главный чемпион академии.

Если честно, с этим Булатом как-то спокойнее. Гоняет он нас не меньше, чем Ахмедов, но не пристает. Даже не смотрит ни на кого. Держится холодно, собрано. И наверное, я бы решила, что он отлично себя контролирует, но перед глазами до сих пор стоит та сцена из столовой. Когда он впечатал Данила лицом в стол.

Но вообще… когда Хазаров это сделал, то было видно, что действовал четко. Без эмоций. Так что он и правда себя контролирует. Как бы жутко это не звучало на фоне его действий.

Мои одногруппницы стараются привлечь внимание Булата. А он будто и не замечает. Это все вызывает еще более бурные обсуждения.

— Зря вы на него слюни пускаете, — говорит одна из девчонок. — Мне сказали, Хазаров никогда не мутит с малолетками.

— В смысле? Мы же не школьницы, — обиженно бросает другая. — Ахмедов тоже не мутит. Но иногда… я слышала, он…

— Т-с-с, — шикает кто-то.

Хазаров проходит мимо, отдает новые команды. И через время разговор продолжается.

— Да вы не поняли, — поясняет та девчонка. — Хазаров вообще ни с кем в универе не мутит. Мы все для него пустое место. Он очень жесткий. И любит жестко.

Выразительно приподнимает брови.

— Обычной девчонке такое тяжело выдержать. Вот Хазаров и не связывается ни с кем здесь. Булат не настолько отбитый как Ахмедов. У него тормоза есть. Но я бы никому из вас не советовала оказаться рядом с мужской раздевалкой. Ни после боя, ни после игры.

— Ой, а ты откуда знаешь?

— Точно. Не видела, чтобы ты хоть раз с кем-то из этих парней говорила.

— Ага. Напугать нас хочешь? Булат классный.

— Знаю и все, — твердо говорит она. — Хазаров опасен. Была какая-то темная история в академии. Еще когда он учился на первом курсе. Пропала одна из студенток. Никто ее больше не видел.

Гулкий звук позади заставляет меня обернуться.

Замечаю Машу. Она выпускает мяч из рук, но кажется, даже не замечает этого. Смотрит будто в пустоту.

Сама подхватываю мяч.

— Маш, ты в порядке? — спрашиваю и возвращаю ей.

— А? Д-да, — заторможенно кивает, растерянно ведет ладонью по затылку. — Да просто голова разболелась.

Угу.

Я так обычно отвечаю Лёве. И в такие моменты со мной все далеко не в порядке.

Вообще, с моей соседкой что-то происходит уже пару дней. Мы не особо близко общаемся. Но все равно — перемена заметна. А вчера она вышла из ванны вся заплаканная.

Сейчас не тот момент, чтобы ее расспрашивать. Однако тревожно становится от одного ее вида.

Стоит только подумать, будто академия не так плоха. И вот пожалуйста, как по заказу. Пропавшая студентка.

Занятие физрой продолжается. Стараюсь не думать про те сплетни, которые распускают насчет Хазарова.

Но судя по тому, что девчонки продолжают оживленно обсуждать предстоящие соревнования в универе, те пугающие слова про мужскую раздевалку никого тут не отрезвляют и не тормозят.

— Это идеальный момент, — шепчет кто-то. — Ну сами прикиньте, бойцы же воздерживаются перед выходом на ринг. От всего. И от ЭТОГО тоже. Вот и все. Думайте теперь. Хазаров выйдет на взводе. Вряд ли он решит куда-то ехать из универа, когда можно прямо тут свое получить.

Я и не собиралась идти на бой. Теперь же точно не пойду. Мысленно делаю себе пометку держаться подальше от любых соревнований.

— Отошел от нее! — слышится резкий голос Булата.

Вздрагиваю. А парень, который еще секунду назад страховал меня при выполнении упражнения, мигом отшатывается в сторону. Так и застывает, опасается хоть слово вымолвить под тяжелым взглядом Булата.

— Ты, — говорит Хазаров, обращаясь к Маше.

Девушка ощутимо напрягается. Бледнеет. Но это обычный эффект от этого старшекурсника. Меня саму в его присутствии потряхивает. Повадками он не особенно отличается от Ахмедова.

Даже тяжело сказать, кто из них более отбитый, жуткий.

Хазаров кивает в мою сторону, будто распоряжается, чтобы Маша меня страховала.

Вообще, никого больше он так не ставит. Намеренно. Все ребята разделились на пары произвольно.

А тут…

Ну ладно.

Стараюсь не задумываться. Мало ли что Хазарову на ум взбрело.

Но потом, выполняя упражнение вместе с Машей, поворачиваюсь в какой-то момент и застываю будто вкопанная.

Ахмедов. Опять здесь. В стороне. Стоит, небрежно опираясь об один из железных тренажеров на площадке. Вдалеке находится, однако меня ошпаривает, будто он к нам вплотную оказывается.

А как же запрет от ректора?

+++

сегодня показываю вам необычные визуалы Марата и Аси:) обожаю такой стиль, надеюсь, и вам понравится:) в телеге уже их показывала. И кстати, там можно посмотреть на них в "ожившем" виде:)

если у вас вдруг не открывает картинки тут, то переходите в телеграм-канал "Валерия Ангелос"

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

23

— Ася? — раздается голос рядом.

Поворачиваюсь, вижу, что Маша смотрит на меня с беспокойством.

— Тебе плохо? — спрашивает она. — Я… что-то не так сделала?

— Нет-нет, — качаю головой. — Все супер. Ты классно страхуешь. Просто я немного отвлеклась. Думала про контрольную.

И зачем я все это на нее сейчас вываливаю?

Наверное, от растерянности. А еще нервы окончательно сдают от нового столкновения с Ахмедовым. Хотя мы пока не столкнулись. Но меня уже окатывает холодом.

Чувствую, его взгляд буравит мой затылок. Понимаю, Марату ничего не стоит прямо сейчас ко мне подойти.

И плевать ему на запреты.

— Понимаю, — кивает Маша. — Говорят, это будет один из самых важных тестов. Перед распределением. Ну вроде именно по нему и решают, на какой факультет отправить того или другого студента.

— Да? — спрашиваю. — Мне казалось, все тесты влияют.

На самом деле, я уже и забыла про очередное тестирование. А ведь оно уже совсем скоро. Вот время летит.

Мы продолжаем по очереди страховать друг друга. И чтобы хоть немного сбросить напряжение, продолжаю разговор.

Только бы не молчать. Так отвлекаюсь.

— А ты на какой факультет хочешь? — спрашиваю первое, что приходит в голову.

— На любой, — бросает Маша как-то растерянно. — Кроме Южного. А ты куда бы хотела?

— Куда угодно, — выдаю. — Кроме Северного.

— Могли бы поменяться, если что, — на ее губах появляется невесомая усмешка.

— Точно, — киваю. — Жаль, не разрешат.

А вообще, стоит попробовать.

Может… поговорить с ректором?

Шальная мысль. С чего бы ему мне помогать?

Мы опять меняемся, выполняя упражнение. Теперь я страхую Машу. И встаю так, что взгляд невольно перемещается туда, где так и стоит Ахмедов.

Хазаров рядом. Они о чем-то говорят.

Снова думаю про ректора. Если кто и может помочь, только он.

С лабораторией помог. На меня там все смотрели с удивлением, в первый приход туда решили, я что-то перепутала.

— Мы не берем первокурсников, — так мне сказали с порога. — Вы, наверное, ошиблись.

— Извините, может это и правда ошибка, но у меня есть направление.

Протянула им бланк, который мне передал куратор — и все. Вопрос был моментально решен.

Я уже отработала первую смену.

Но похоже, что это исключение из правил.

И как такое понимать?

Разум подсказывал единственный вариант. Это нечто вроде… взятки? За мое молчание? Получила подработку — вот и не высовывайся.

Но такое предположение все равно кажется бредом.

Не похож ректор на того, кто будет чем-то таким заниматься. Он разберется и без всяких «взяток». От одного его пристального взгляда ледяные мурашки под кожей разбегаются.

Он понимает, что я и так буду молчать. Если у меня есть хоть капля мозгов. А если нет, то это тоже не проблема.

Одним пропавшим студентом больше. Одним меньше. Какая разница?

— Ась, теперь ты, — говорит Маша.

И я понимаю, что опять подвисла.

Ахмедов продолжает пристально за мной наблюдать. Горит затылок. И шея. И спина. Ощущение будто каждый позвонок жжет от его внимания. От того, что он ни на секунду не выпускает меня из-под прицела.

Изо всех сил стараюсь сосредоточиться на упражнении. Но…

— Оу! — выпаливает Маша с беспокойством, чудом поддерживая меня. — Ася, ты… все нормально?

— Да, хорошо, — киваю. — Немного сбилась.

Мы в очередной раз меняемся.

И… Хазарова впереди нет.

Ахмедов один. Так и буравит меня глазами. А я зависаю, глядя на него. И тут этот урод подмигивает.

Может, мне кажется?

Нет, к сожалению. Расстояние между нами не настолько большое, чтобы это пропустить.

Марат криво усмехается и подмигивает мне.

А после резко разворачивается. Перемахивает через поручень, лишь слегка опираясь о стальную перекладину одной рукой. Легко и просто, единственным движением, будто ему это ничего не стоит.

Вздрагиваю, услышав вскрик.

Поворачиваюсь и понимаю, что опять выпала из реальности. Далеко не в самый подходящий момент. Отвлеклась и не заметила, как Маша начала выполнять упражнение.

Но рядом Хазаров. Держит мою соседку. Крепко. А она вся бледная.

— Маш, прости я…

Хазаров даже не смотрит на меня. Никакого замечания не делает. И Машу из своих рук не выпускает.

— Тренер? — вырывается у меня.

Только тут он и ставит Машу на ноги, разжимает захват. Но так и продолжает смотреть на нее.

Она шагает назад.

А я к ней.

— Маш, я…

— Мне отойти надо, — выпаливает и бросается прочь.

Хочу пойти за ней, но дорогу перекрывает Виола. Староста не занимается с нами сегодня. У нее освобождение на эту неделю.

— Извините, тренер, — обращается она к Булату. — Мне нужно забрать у вас одну студентку. Асю.

Хазаров вообще никак не реагирует.

Проходит мимо, будто нас нет. Смотрит в другую сторону. Похоже, ему наплевать, кого тут и куда заберут.

— Ну раз тренер не возражает, — замечает Виола, пожав плечами. — Идем со мной, Ася.

— Куда? — не понимаю. — Что случилось?

— Есть разговор. Срочный.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

24

— Подожди, мне надо забрать разрешение для поездки на выходных, — говорит Виола, когда мы заходим в центральный корпус. — Но это быстро. Должны были уже подписать.

— А разве нас отпускают? — вырывается у меня вопрос. — Думала, только после распределения по факультетам.

Студентам запрещено покидать территорию академии. Особенно строго это касается первокурсников. До разделения.

Поездки разрешают только на праздники. Иногда на выходные, но всякий раз надо запрашивать отдельный бланк, собирать кучу подписей.

И главное — тут требуется серьезная причина. Каждый случай рассматривают отдельно.

Я собиралась поехать к дяде в больницу, как только подвернется первая возможность. Сердце не на месте после всех этих разговоров с теткой. Понимаю, что выдохну, только когда сама поговорю с врачами.

— Хм, ну вообще, нет, — помедлив, отвечает староста. — Ты права. Это все после тестов. Но Камилла помогла. Ты же знаешь, для элиты всегда найдутся особенные варианты.

Мы подходим к стойке в приемной. Виола едва успевает задать вопрос про свое разрешение, как мигом следует:

— Нет, никаких поездок.

— Почему? — пораженно выдыхает она.

— А вам что, еще кураторы не сообщили?

— Нет, не понимаю, о чем вы…

— Тогда держите.

Нам с Виолой протягивают несколько листовок.

— И можете у себя в группах раздать, — прибавляет администратор. — На эти выходные всем студентам запрещено покидать академию. Охрана усилена.

— Но я, — староста запинается, а после, понизив голос, прибавляет: — Я должна была выехать вместе с Камиллой. Она договаривалась.

— Вы что, не слышали? Все выезды под запретом. Приказ ректора. Никто никуда не поедет, — строго замечает администратор. — И вместо того, чтобы задавать глупые вопросы, внимательно изучите объявление. Сегодня утром сбежал опасный заключенный. Его перевозили из одной тюрьмы в другую. Но этот подонок вырвался из-под стражи. Вырезал всех охранников. Никого не пожалел.

Перевожу взгляд на листовку, которую держу в руках.

Ну и тип. Такого раз встретишь — никогда не забудешь.

Даже на его снимки смотреть тяжело. Два кадра. Анфас и профиль.

Глаза у него черные, горящие, жуткие. Лицо рассмотреть тяжело. Густая борода закрывает практически все.

Ниже имя — Осман.

Еще ниже — список преступлений, за которые он был отправлен в тюрьму. Внушительный список. От короткого описания мороз пробегает по коже.

Опять смотрю на фото.

Не лучше ли было бы подобрать кадр, где он без бороды? Разве в тюрьме разрешается такое?

Не то чтобы я разбиралась в принятых там порядках. Но если этот сбежавший зэк приведет себя в порядок, да если он просто сбреет бороду, то способен легко затеряться в толпе.

Хотя… нет. Вряд ли. Не с таким взглядом.

Наверное, именно так должен смотреть на своих жертв хладнокровный убийца. И я стараюсь не думать о том, как это похоже на вид Марата Ахмедова.

Ну все. Стоп. Он мне видится везде.

Нервно качаю головой.

— Вы думаете, он, — начинает Виола.

Это отвлекает меня от листовки. Смотрю на старосту, вижу как она заметно бледнеет.

— Этот псих может ворваться в универ? — спрашивает.

— Нет, конечно, — хмыкает администратор. — У нас очень высокий уровень охраны. Этот тип жестокий и циничный отморозок. Но далеко не тупой. Сюда он не сунется. Однако есть нормы, есть порядки академии. Дополнительные меры предосторожности, в данном случае, необходимы.

— Ясно, — роняет Виола. — Спасибо.

А я снова смотрю на этого… Османа.

Почему-то не получается отвести взгляд от снимка.

Такое странное чувство накатывает, будто я уже где-то видела его раньше. И этот рваный шрам на виске. Подношу листовку ближе. Изучаю. Там, где он в профиль, можно хорошо рассмотреть ломанную белесую линию.

— Ты что, знаешь его? — слышится голос Виолы.

— Что? — убираю листовку. — Хм, нет. Откуда?

— Ну ты так смотришь на него, будто уже встречала.

— Наверное, его показывали по новостям, — отвечаю, пожав плечами.

Говорю это и будто сама себя стараюсь успокоить.

Если я и правда видела его по телевизору, даже мельком. Могла запомнить. Автоматом в память врезалось.

Но этот шрам…

Прямо покоя не дает. Такое чувство, будто видела его вживую. Очень похожий. Но у кого? Когда дядя был здоров, к нему часто приезжали разные гости. Вот только мой дядя не имел никаких дел с преступниками.

Сую пачку листовок, которую мне дали, в сумку. Виола делает то же самое, а после берет меня за руку и утягивает в сторону арки, где пустует массивная мраморная лавка.

Занятия еще идут. Никого из ребят вокруг нет.

— Есть новое задание, Ася, — говорит она. — Камилла мне сегодня утром все про это сказала. Выполнишь — считай, прошла посвящение.

В следующий момент понимаю: хорошо, что я сижу.

— Надо кое-что забрать, — продолжает Виола. — Из кабинета ректора.

Застываю от этих слов.

— Но ты не волнуйся, — добавляет староста. — У меня есть план. Ты не думай, пожалуйста, что я какая-то беспринципная сука. Жаль, что так складывается, но поверь, я знаю, как это сделать. Тихо. У меня есть план.

+++

Друзья, показываем вам 2 варианта для визуала ректора)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

25

— Нет, — говорю сразу.

— Что значит — «нет»? — хмурится Виола. — Я же еще даже ни единого слова тебе не сказала насчет своего плана.

— Я не пойду ничего забирать из кабинета ректора, поэтому совершенно не важно, какой у тебя план.

— В смысле? — брови старосты изумленно приподнимаются вверх. — Ты что, хочешь вылететь из универа? Они же тебя сожрут, если откажешься. Тут тебе спокойной жизни не будет.

— Да залезть в кабинет ректора — и есть вылететь из универа, — выпаливаю я на эмоциях.

— Тише, — шикает Виола, нервно оглядываясь по сторонам. — Зачем так кричать?

— Знаешь, я устала от всего этого, — говорю и поднимаюсь. — Я… передай им, что я отказываюсь. Вот и все. Тем более, что первое задания уже выполнила. Ты сама это отлично знаешь.

И то самое треклятое задание с Ахмедовым до сих пор мне аукается. Но думаю, если решусь вломиться в кабинет ректора, то будет еще гораздо хуже. Про Марата ходят жуткие слухи. А про ректора я сама все слышала. Как он приказывал спрятать труп.

Хотя Ахмедов тоже может быть причастен к убийству. Как и его дружок Хазаров. Мне уже все в голову лезет. Ничему не удивлюсь.

Этот универ просто идеальное место учебы.

Тут даже не удивляешься какому-то сбежавшему из тюрьмы психу. Когда кругом такое творится.

— Все, стоп, — староста хватает меня за руку, тянет обратно, чтобы я снова присела рядом. — Пожалуйста, послушай. Я же не просто так обещаю помочь. Есть безопасный вариант. Никто не узнает, что ты была в кабинете ректора. Забрала что-то оттуда.

— Ну допустим, — дергаю плечами. — Хочешь сказать, сам ректор не заметит, если из его кабинета пропадет какая-то вещь?

— Это просто одна из статуэток, — замечает Виола. — У него таких полно. На полке над камином. Думаешь, он их вообще замечает? Пересчитывает?

Молча смотрю на нее.

— Сегодня ночью будет переустановка системы видеонаблюдения, — продолжает Виола. — На час все камеры отключатся.

— Откуда ты знаешь?

— Случайно подслушала разговор. Но очень удачно. И теперь понимаю, почему делают всю эту переустановку. Из-за того зэка. Одна из норм безопасности.

— Ну хорошо, — киваю. — Камеры отключат. А что насчет охраны?

— Ты же видишь, что происходит, — выразительно округляет глаза Виола. — Ты серьезно считаешь, кто-то будет торчать возле кабинета ректора в такой момент? Им будет чем заняться. Конечно, охранники прогуливаются мимо. Но если прийти в полночь, когда у них пересменка, то это же идеальный вариант.

Идеальный вариант Виолы кажется мне настоящим безумием.

Однако староста настолько долго и подробно пересказывает мне подслушанный разговор, выдает остальные соображения, что под конец разговора я уже почти согласна рискнуть.

Настроить против себя элиту опасно.

Пролезть в кабинет ректора еще опаснее.

Выбираю между двумя провальными идеями.

Вот только если у меня и правда получится забрать ту статуэтку с камина. Без последствий. Есть вероятность, что все закончится нормально, что Юлиана и Камилла наконец от меня отстанут.

Как быть?

Когда я выбирала эту академию для учебы, понимала, что будет тяжело. На занятиях. Но того, с чем здесь столкнулась, и представить было нельзя.

Диплом академии, даже без отличия, будет все равно что квантовый скачок для студентки из простой семьи вроде меня.

Помню, как радовалась, что принята на первый курс.

Однако разве я могла подумать, куда все в итоге придет?

— Ну что ты решила? — спрашивает Виола.

— Ничего, до полуночи еще время есть.

— Ась, я же столько тебе рассказала. Риска почти нет.

— Ну так пойди туда, стащи статуэтку сама.

— Ася, — староста поджимает губы. — Камилла меня пристукнет, если ты туда не пойдешь. Она ясно дала все понять. Если тебе саму себя не жалко, то…

Староста замолкает под моим взглядом. Видимо, чувствует, что это перебор.

Зато теперь понятно, почему Виола вдруг решила мне помочь. Ей тоже угрожают.

Остаток дня, размышляю, как поступить. Фоном слышу разговоры своих однокурсников.

Все только того сбежавшего зэка и обсуждают. Гадают, может ли он попасть в универ.

— Нет, тут без шансов, — уверенно заключает кто-то из парней. — И с чего бы ему лезть к нам? Тут такая охрана повсюду. Все равно что вломиться обратно в тюрьму.

Интересно, что бы ребята сказали, если бы знали про мой план? Точнее про план Виолы. Прокрутили бы пальцем у виска.

Время стремительно приближается к полуночи.

Надо решать.

Нет, не верю старосте. Она легко может солгать и подставить меня. А значит, если и забирать статуэтку, то самой. Без сомнительной помощи Виолы.

До конца недели (а именно такой срок мне дала Камилла) еще пара дней. Может и придумаю что-нибудь.

— Ты куда? — спрашиваю, заметив, как Маша торопливо натягивает толстовку и направляется к двери.

— Я… позвонить, — нервно выдает, показывая мне телефон. — Ненадолго.

— Уже поздно, отбой, — говорю. — Смотри осторожно, сейчас охранники могут ходить по коридору чаще обычного. Как бы тебя не поймали.

— Да я тут, — отвечает соседка. — Возле двери буду.

Выходит, а я продолжаю нервно ворочаться, гадая над тем, как пробраться в кабинет ректора, чтобы никто не заметил.

В голове мелькают разные планы. По большей части — дурацкие.

Ну нет безопасного варианта. Нет…

Часы бьют полночь — невольно вздрагиваю.

Маши до сих пор нет.

Странно.

Заговорилась и забыла про время? Но сейчас должна быть пересменка. Может в ректорате мало охраны. Однако тут как раз и должны были все усилить. Как бы ее не поймали.

Нам нельзя бродить по универу посреди ночи.

— Маш? — тихо зову соседку, приоткрыв дверь.

Смотрю по сторонам. Ее нигде нет.

Делаю шаг.

И…

Больше ничего сделать не успеваю.

Тяжелая ладонь опускается на мое лицо. Зажимает рот. Мощная рука обвивается вокруг талии, утягивая куда-то назад.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Отчаянно стараюсь завизжать, но звук получается глухим, едва различимым. А вокруг никого нет. Никто меня не слышит.

+++

скоро завершение моей книги "Наследник для Буйного". И вот вам промо в подарок)

D4v8GTH8

Книга тут -

26

Хлопает дверь.

Заторможенно осознаю, что меня затаскивают в мою же комнату.

Щелкает замок. Один поворот. Второй.

Обмираю от шока. Даже не вырываюсь. Слишком быстро все происходит, мне попросту некогда сориентироваться. Однако оказавшись в относительно привычной обстановке, сбрасываю оцепенение. Начинаю брыкаться.

А потом вдруг раздается голос. Хриплый, незнакомый.

И шока меньше не становится.

— Тише, Ася, — выдает. — Что за дела? Это ты так своего дядю встречаешь? Я здесь, чтобы тебе помочь. Успокаивайся давай.

Нет, конечно, мы с дядей давно не разговаривали. Но не настолько же давно, чтобы я напрочь забыла его голос.

Меня отпускают. Так же резко, как и схватили в коридоре.

Мигом отшатываюсь. Поворачиваюсь. Взгляд упирается в очень высокого крупного человека.

Его лицо пока в тени.

Мелькает мысль про Ахмедова. Тот такой же здоровенный. Но я понимаю, что голос Ахмедова уже слишком хорошо знаю. К сожалению.

— Кто вы? — вырывается у меня приглушенно.

— Я же сказал.

Он делает шаг вперед.

Теперь я могу хорошо рассмотреть его лицо. И нет, это кто угодно, но точно не мой дядя. Он… моложе. И вообще выглядит иначе. Хотя в памяти что-то смутно всплывает. Кого-то он мне напоминает.

Напряженно вглядываюсь.

Мужчина передо мной гладко выбрит. У него мощная шея, тяжелая челюсть, высокие скулы, прямой нос. Наверное, его можно было бы назвать красивым. Может, потому он и выглядит знакомым? Похож на какого-то актера?

Вообще, от него исходит нечто настолько темное и подавляющее, что смотреть на него тяжело. Особенно — в глаза. Такие черные, полыхающие.

Да этот тип больше смахивает на родственника Ахмедова. Или даже на нашего ректора. У него такой же цепкий, острый, пронизывающий взгляд.

Хотя…

Эти глаза.

Тут я застываю. Желудок сводит от напряжения. Все внутри буквально переворачивается, когда понимаю, что знаю, на кого этот человек реально похож.

На того сбежавшего зэка.

Только сейчас он без бороды.

И да, не просто «похож». Это и есть ОН!

Беглый заключенный улыбается мне. Как-то даже… приветливо. А потом оглядывает мою комнату. Хмурится.

Тогда я невольно перехватываю его взгляд.

Он смотрит на мой телефон.

— Это что, — говорит, снова поворачиваясь ко мне. — Твой мобильник?

— Да, — отвечаю глухо.

— Херовый, — кривится. — Надо тебе нормальный телефон купить.

— Здесь нельзя, — замечаю.

И… я что, общаюсь с ним? Поддерживаю беседу с уголовником, который накануне порешил кучу людей?

— Нельзя? — выгибает бровь.

— Смартфоны запрещены.

— Так элите все можно, — пожимает плечами. — Короче, будет тебе телефон. Не дело, что ты с таким. С телефоном решим. Подумай, что ты еще хочешь.

— Что? — ничего умнее выдавить не получается.

Наверное, самое разумное, что я могу сейчас сделать, это заорать, позвать на помощь. Но поведение заключенного напрочь сбивает с толку.

Он ведет себя так, будто и правда… мой дядя?

Проклятье. Да может он просто псих. Неадекватный. И мало ли что у него в голове. Лучше не знать.

— Я столько твоих днюх пропустил, — замечает он. — Надо наверстать. Так что давай, Ася, говори. Или тебе, может, какая помощь нужна? Знаю я этих мажоров. Как прессуют новичков. Не стесняйся, говори. Кому пиздюлей прописать?

Зэк в курсе порядков академии. Про элиту, про мажоров. И все это просто не укладывается в моей голове.

Слышится какая-то мелодия.

Нервно вздрагиваю.

А потом вижу, как заключенный достает телефон и мрачнеет, глянув на экран, бросает мне:

— Подожди, это срочно.

И принимает вызов.

— Да, — произносит грубо.

Наблюдаю за ним.

У него телефон. Он откуда-то раздобыл обычную одежду. И спокойно расхаживает по академии.

Как это?

— Понял, — говорит зэк таким тоном, от которого кровь стынет. — Она опять пыталась сбежать. Ну так ты объясни ей. Я на воле. Сейчас кое-какие дела порешаю. А потом — сразу домой.

Не знаю, о чем он. Но теперь понимаю, что не ошибалась насчет его приветливости. Еще недавно этот тип даже как-то… мило общался.

— Смотри, давай, — чеканит он резко. — Хорошо за ней смотри. И не трогай. Что бы она не вытворяла. Не трогать. Ясно тебе?

Ну доносить информацию он умеет.

Это все звучит очень выразительно.

Выразительнее некуда.

Прекращает разговор и убирает телефон в карман спортивных штанов.

Теперь его внимание снова направлено на меня.

— Ты решила? — спрашивает он, и его еще недавно резкий голос вдруг заметно смягчается. — Что хочешь?

Сама не верю, что говорю это, но…

— Мне очень нужна статуэтка.

— Чего?

— Статуэтка, — прочищаю горло. — Из кабинета ректора. На камине. Там их много. И вот… мне бы одну.

+++

друзья, как вам новый дядя Аси?:) кстати, про него у нас как раз вышла взрывная новинка. Это очень горячий и опасный герой, ему нужна отдельная история и вот она -

если вдруг ссылка не открывается, то вы сможете найти ее по названию

ВОЗЬМУ ТЕБЯ

- в самом верху моей странички:)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

27

Он хмурится, будто не понимает такого странного выбора, а потом вдруг кивает и выдает:

— Будет тебе статуэтка.

Так легко? Словно ему это ничего не стоит? Пробраться прямо в кабинет ректора, утащить оттуда что-нибудь и остаться незамеченным.

За ним же охота идет. Его это совсем не волнует?

Ладно. Я точно о таком не стану беспокоиться.

— Но ты подумай насчет чего-то нормального, — добавляет он. — А то это твое желание так себе. Ни о чем.

Допустим.

Но я пока вообще не понимаю, чего от этого опасного типа ожидать, и почему он называет себя моим дядей.

Зачем ему это?

— А вас так и зовут? — вырывается вопрос. — Осман?

— Ну да.

— Я просто не понимаю, — добавляю, немного помедлив. — Как вы можете быть моим дядей?

Он молчит.

И наверное, мне тоже лучше промолчать. Тут наоборот надо разговор скорее сворачивать, а не растягивать.

Но у меня никак не выходит прикусить язык.

— Мой дядя в больнице.

Заключенный мрачнеет. Кривится.

— Да, — выдает мрачно. — Жаль, что ему пришлось.

Что? В каком смысле — «пришлось»? Звучит так, будто дядя намеренно в больницу попал, но это же совсем иначе было.

Он такую судьбу не выбирал.

Собираюсь дальше что-то сказать, однако мысли сбивает его вопрос:

— Ахмедов тебя не достает?

Язык примерзает к нёбу.

А об этом он откуда знает?

— Понял, — заключает, помрачнее. — Знаю эту семейку. Надо же, этот уебок будто чует.

Он замолкает, словно задумывается о чем-то своем.

Мои мысли тоже несет точно вихрем.

— А вы что… и с Ахмедовым можете разобраться? — вылетает уже автоматически, на эмоциях.

— С кем угодно, — следует ровный ответ. — Ты под моей защитой, Ася. Ничего не бойся. И помни, даже когда я отсюда уеду, этот универ для тебя самое безопасное место.

Наверное, он не в курсе, что тут убивают студентов.

А может наоборот в курсе, но не видит проблемы. Он же сбежал из тюрьмы. Расправился с охраной.

Ну да, такой и с Ахмедовым расправится.

Пока он единственный ощущается с ним на равных. Ну может еще Хазаров.

Осман прохаживается по моей комнате, продолжая внимательно изучать обстановку. И кажется, его внимание захватывает что-то на моем столе.

Перехватываю взгляд и…

Там пачка листовок, которые нам дали. «Разыскивается». С его фото, списком преступлений.

Он берет одну из бумажек. Оскаливается, продолжая внимательно изучать.

— Лихо провернули, — замечает, не отрывая глаз от листовки. — Все трупы на меня повесили.

— А вы никого не убивали?

Он смотрит на меня.

— Нет, конечно, — бросает. — На хер мне эти охранники?

— Ну если бы вы решили сбежать…

— Зачем? — хмыкает. — Меня и так бы скоро выпустили. Обвинения должны снять. Там засада была. Но ты это, не волнуйся. Твой дядька и не из такого дерьма выбирался.

Подмигивает.

— Мои люди скоро это все уладят, — говорит ровно.

Снова смотрит на листовку, комкает ее в кулаке.

А я даже не сомневаюсь, что опыт у него серьезный. Чего только не было.

— Вам, наверное, надо идти, — замечаю нервно.

Он поворачивается ко мне, вопросительно приподнимая бровь.

— Вас же ищут, — добавляю. — Да и моя соседка может вернуться в любую минуту. Она ненадолго вышла. Просто поговорить…

— Нет, думаю, твоя соседка еще не скоро вернется, — усмехается.

А у меня внутри все обрывается.

Маша пропала. Пока этот зэк разгуливал здесь. И теперь еще такие двусмысленные слова.

— Вы забрали ее? — вылетает у меня.

— Чего? — кривится он.

— Ну вы так…

— Ее забрали. Это ты верно подметила. Но не я.

— Кто? — спрашиваю. — Кто ее забрал? Вы же видели?

Он отвлекается на телефон. Кажется, ему приходит сообщение.

— Мне пора, Ася, — говорит, так и не отрываясь от экрана. — Но я еще загляну. Потом. А за соседку свою не дергайся. Под утро вернется. Довольная.

— Подождите, вы…

— Еще увидимся.

— Но вы же ничего не объяснили!

Последние слова ударяются уже в закрытую дверь. Заключенный скрывается, едва бросив мне ту короткую фразу. И все.

Где Маша? Что с ней?

Дурное предчувствие накатывает. Ничего не понимаю.

+++

вот так выглядит Осман)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

28

В эту ночь заснуть у меня совсем не получается. Понимаю, что нужно отдохнуть. Завтра на учебу. Впереди тяжелый день.

Но не могу перестать прокручивать в голове разговор с Османом.

А что если он и правда мой дядя? Чем больше думаю обо всем этом, тем больше начинает казаться, что его лицо выглядит настолько знакомым не без причины.

Мне же сразу так почудилось. Нечто неуловимо знакомое. Еще когда я в первый раз увидела его снимки с бородой. Все из-за того шрама.

Может, он бывал у нас в гостях? Раньше? Когда дядя был здоров. И может, он какой-то наш родственник? Будь у меня нормальные отношения с теткой, можно было бы спросить у нее обо всем. Но этот вариант, к сожалению, не подходит.

Ворочаюсь с боку на бок. Сердце не на месте, потому что Маша никак не придет. Уже подумываю о том, чтобы обратиться к куратору. Но боюсь, что так подставлю соседку. Не хочу добавлять ей проблем. У нас же запрещено гулять по ночам.

Под утро вроде бы проваливаюсь в сон. Но щелчок замка заставляет меня резко подскочить на постели.

Дверь открывается — на пороге появляется Маша.

— Маш, — выдаю тихо. — Ты где была? Я же волновалась.

Потом замечаю, что соседка какая-то не такая. Поникшая. Словно немного заторможенная.

— Ты как? — сразу же вылетает у меня вопрос. — Все нормально?

Соседка прикрывает дверь. Опирается о стенку. Стоит боком и такое чувство, будто в пустоту смотрит.

— Маш? — зову.

Ноль реакции.

Встаю с постели. Иду к ней.

— Маша, ты…

Она наконец поворачивается. Глаза красные. Как будто недавно плакала. Девушка нервно кусает губы, и складывается полное ощущение, будто вот-вот раздрыдается.

— Я могу чем-то помочь? — спрашиваю тихо.

Ничего лучше в голову не приходит.

Маша зажмуривается.

— Прости, я…

— Все хорошо, Ася, — вдруг выпаливает она, так и не глядя мне в глаза. — Это ты прости. За волнение. И что меня столько не было. И что сейчас такая. Сейчас успокоюсь. Не обращай на меня внимания.

Выдав все это, почти скороговоркой, она быстро проходит в ванную комнату, закрывается там. И дальше до меня доносится шум льющейся воды, которая не может перекрыть звуки сдавленных рыданий.

Маша плачет.

Когда она наконец выходит оттуда, у меня сердце еще сильнее сжимается при одном взгляде на нее.

Да, мы познакомились только в академии, почти не знаю девушку. Но видеть ее такой опустошенной, подавленной тяжело.

Даже не знаю, что сказать. Спрашивать опасаюсь.

Она ложится на кровать, закутывается в одеяло чуть ли не с головой.

— Маш, извини, что дергаю, но скоро пары, — начинаю осторожно. — Может быть, тебе надо в медпункт? Ну получить освобождение. Из-за плохого самочувствия. Они могут дать справку, если месячные болезненные или вроде того. Я слышала от девчонок. Многие этим пользуются, чтобы откосить. Тест какой-нибудь или контрольную.

— Нет, я в порядке, — тихо выдает соседка. — Просто никуда не пойду.

— Маша…

— Не могу я, — выпаливает. — Не могу и все.

Отворачивается, утыкается лицом в подушку.

Чувствую отупляющую беспомощность. Не знаю, что сделать, чтобы ее успокоить, поддержать.

— Принести тебе что-нибудь? — спрашиваю, помедлив. — Из столовой или из кафетерия? Может быть, клубничный латте?

Кажется, она его постоянно берет.

— Нет, ничего не надо, — следует короткий ответ. — Я… я просто буду здесь. Все хорошо, ты иди.

Угу.

Так хорошо, что просто закачаешься.

Но время не ждет. И я понимаю, что не могу задерживаться. Если мы обе закосим пары, будет хуже. Быстро привожу себя в порядок, гадаю как бы отмазать соседку перед куратором.

К счастью, никто ничего не спрашивает. Разговоры опять только про беглого зэка. И не похоже, будто кто-то догадывается, что ночью Осман спокойно разгуливал по универу.

Нашего куратора вообще не видно.

На большом перерыве заглядываю в комнату.

Кажется, Маша даже положение не поменяла. Лежит на боку, смотрит в одну точку. Когда прохожу в комнату, никак не реагирует.

Тут мой взгляд падает в сторону. На собственную кровать. На массивный сверток.

— Маш, — зову, подходя ближе. — Кто-то к нам приходил?

Она молча кивает.

— Просто у меня на постели что-то… ты никого не видела?

— Какой-то парень, — отвечает тихо. — Не знаю его.

Надо ее как-то выводить из этого состояния, а пока я тяну обертку и застываю. Это же телефон. Новый. Последняя модель. И… немного повернув коробку, вижу под ней еще кое-что. Во рту пересыхает.

Статуэтка. Выглядит как те, которые я прежде видела у ректора. И похоже, это она и есть.

Позади слышится стук. И я нервно дергаю покрывало прикрывая неожиданную посылку.

Ладно, с этим разберусь позже. А сейчас поворачиваюсь, иду открывать и, увидев, кто именно к нам пришел застываю еще сильнее.

Такого поворота точно не жду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

29

Не знаю, как зовут этого парня, но помню его.

Это он искал свою зажигалку, спрашивал Лёву. Знакомый того пропавшего студента. Из элиты. Сейчас он смотрит на меня с явным напряжением, как-то нервно оглядывается по сторонам. Похоже, что сильно волнуется.

— Привет, — выдает парень, снова переводя взгляд на меня. — Слушай, тут дело есть.

Не представляю, какое у него может быть дело.

Мы с ним даже не знакомы и никак не пересекаемся.

— Маша здесь живет, да? — спрашивает парень. — Ты ее соседка?

— Да, — киваю. — А что случилось?

— Передай ей, — говорит он и протягивает мне что-то, буквально вкладывает в мою ладонь. — Вот. Она забыла это.

Даже сказать ничего не успеваю, как парень поспешно бросает:

— Только срочно передай.

— Хорошо, но…

— Хазаров велел.

Он резко разворачивается и направляется прочь отсюда. Только что не бегом.

Смотрю на свою ладонь. Вижу знакомый кулон на цепочке. Это Машин. Необычно выглядит, потому запомнился. Просто золото, без камней. Но очень тонкая ювелирная работа.

Прикрываю дверь, возвращаюсь к соседке.

— Маш, тебе тут кое-что принесли, — говорю.

— Что? — тут же спрашивает она, напрягается и приподнимается на постели.

— Твой кулон, — говорю, передавая ей драгоценность. — Какой-то парень. Он сказал, это от Хазарова.

Не могу не заметить, как сильно соседка меняется в лице, когда звучит эта фамилия. Кулон берет. Но вид и взгляд у Маши словно бы остекленевший.

Думаю о том, как можно разрядить накаленную обстановку. Но тут мой взгляд падает на часы.

И меня будто током бьет.

Лаборатория. Моя подработка. Сегодня же первый день должен быть.

А у меня совсем вылетело из головы.

Хорошо хоть сейчас вспомнила.

— Маша, прости, мне надо бежать, — говорю, поспешно хватая сумку. — Может быть, тебе принести что-нибудь? Из кафетерия? На обратной дороге я могу зайти.

— Нет, спасибо, не надо ничего.

— Ты уверена?

— Угу.

В другой раз я бы задержалась, но сейчас первый день. А эта подработка очень важна. Поэтому тороплюсь.

Пока вылетаю из комнаты и мчу по коридорам, думаю о том, как могла забыть. Причем напрочь. Только в последний момент вспомнила.

Да, сказывается бессонная ночь. И вообще, слишком много всего происходит. Но мне пора собраться. Не могу позволить себе никакой слабости сейчас.

Стоит переступить порог лаборатории, как две женщины в белых халатах окидывают меня такими взглядами, что невольно делаю шаг назад.

— Ну наконец-то, — бросает одна из них с недовольством.

— Как тебя зовут? — хмуро интересуется вторая.

Представляюсь, подаю ей документы.

— Извините, я задержалась, — говорю. — Это больше не повторится.

Ответа нет. Одна из женщин забирает мои документы и начинает заполнять какие-то бланки. А вторая бросает:

— Идем за мной.

Согласно киваю, следую за ней.

И далеко не сразу понимаю, что идем мы на выход из центрального корпуса.

— Подождите, — вылетает у меня. — А разве моя подработка не в лаборатории?

Женщина хмурится.

— Нет, нам архив разобрать надо, — говорит. — Он сейчас в Южном корпусе. Мы готовимся к переезду оттуда. Собираем документы. Так что займешься упаковкой.

Застываю на выходе. Получается само собой.

Женщина поворачивается и вопросительно на меня смотрит:

— У тебя проблемы? — выдает вслух.

— Нет, просто я не думала…

— Деточка, тебе и не надо думать для такого. Слушай, ты еще и дня не отработала. Мы вообще не берём первокурсников. Если бы ректор сам тебя не подписал. Почему я должна это все объяснять?

Больше вопросов не задаю. Просто иду дальше. В конце концов, Южный корпус это не Северный.

Вряд ли Ахмедов станет искать меня в архиве. Да он и не знает, что я здесь.

К тому же, не одна.

Немного успокаиваюсь. Вот только тревога вспыхивает снова, когда объяснив, что и как упаковывать в архиве, женщина вдруг собирается уйти.

— А вы уходите?

— Ну конечно, у меня еще в лаборатории дел полно. Тебе тоже работы хватит. Завтра можешь сразу отсюда начинать. Ключи тебе оставила.

Несколько секунд — и я одна в пустом архиве.

Смотрю на закрывшуюся дверь. Становится не по себе. Невольно обнимаю себя руками.

Ладно. Нужно успокоиться.

У меня почти получается. Ныряю в монотонную работу. За укладыванием бумаг в аккуратные стопки паника потихоньку отступает.

Однако щелчок позади рушит все мое спокойствие. Будто порыв ветра сносит карточный домик.

Что это?..

Оборачиваюсь чувство такое, точно стопы примерзают к полу.

Ахмедов стоит, спиной привалившись к двери. Небрежным жестом крутит в пальцах ключи. Криво усмехается, поймав мой взгляд.

Ощущаю себя загнанной в капкан.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

30

— Да тихо ты, — вдруг бросает Марат.

Хотя молчу. Может, и стоило бы закричать. Но вряд ли у меня получится это сделать. Ощущение такое, будто меня всю парализует от жесточайшего напряжения. Даже вдох сделать трудно, не говоря о том, чтобы выдавить из себя хотя бы какой-то звук. Слабый, приглушенный. Да не важно.

— Чего перепугалась? — спрашивает он.

Прищуривается, изучая меня пристальным взглядом.

Ахмедов еще спрашивает? После всего?..

И правда — чего это я?

— Не трону я тебя, — добавляет, шагая вперед. — Сейчас — не трону.

И снова по мне взглядом скользит. От макушки до пяток. Все и сразу охватывает пристальным вниманием.

Такое ощущение возникает, будто он уже меня трогает. Даже облапывает. Просто на этот раз не руками.

— Поговорить нужно, — заключает Ахмедов.

И я настолько застываю, в панике наблюдая его приближение, что двинуться с места не могу.

Теперь нас разделяет только высокий стол, на котором лежит несколько папок с документами.

Я по одну сторону. Марат — по другую.

Он подходит практически вплотную. Небрежно опирается руками о край стола. Приваливается. Жесты у него ленивые, вальяжные. Но меня этим не обмануть. Помню же, как резко он способен перемещаться. Хватать. Зажимать. И мое тело тоже помнит.

Цепенею, наблюдая за ним.

— Ну что застыла? — хмуро интересуется Ахмедов. — Ты меня слышишь?

Он сводит брови, продолжая буравить темным горящим взглядом.

— Как там тебя… — кривится, склоняет голову к плечу. — Поговорить мне с тобой надо. Ася.

Почему-то звук моего собственного имени в его исполнении кажется особенно жутким.

Поговорить.

Он повторяет это, но я понятия не имею, что Ахмедов имеет ввиду. Не знаю, зачем ему со мной разговаривать. О чем мы с ним вообще можем общаться. Марат в принципе не производит впечатление того парня, который способен спокойно говорить.

Ахмедов продолжает на меня смотреть. Буравит так, что я сама уже не выдерживаю напряжения.

Прочищаю горло и тихо выдаю:

— О чем?

Марат оскаливается.

— Договориться хочу.

От его короткого ответа все только еще сильнее запутывается.

— Сколько? — вдруг спрашивает он.

— Чего — сколько? — выдаю машинально.

— Хочешь ты — сколько? — отвечает Ахмедов с расстановкой.

Непонимающе моргаю.

— За трах, — вдруг добавляет он. — Выебать тебя хочу. И чтобы уже без всей этой херни. Без слез и соплей. Да и гоняться за тобой надоело. Так что давай по-нормальному решим.

Зависаю, глядя на него.

— Говори, сколько хочешь, — продолжает Ахмедов и с легким раздражением прибавляет: — Ну что ты опять заглохла?

— Ты что, — начинаю и замолкаю. — Ты мне предлагаешь…

Просто в голове не укладывается.

Нет, выражается Ахмедов предельно понятно. Прямым текстом. Пожалуй, тут уже прямее некуда. Но для меня озвученное им предложение звучит настолько дико, что мозг будто сбоит.

— Разве тебе не с кем переспать? — вылетает у меня нервно, может это и не лучшие слова в такой ситуации, но я не думаю, отвечаю ему полностью на автомате. — Зачем ты мне такое предлагаешь? За деньги?

— Тебя хочу, — невозмутимо отвечает Ахмедов.

Смотрю на него и оторопь берет.

Не зря такая тревога внутри бьется. Понимаю это особенно четко в следующую секунду.

— Слушай, — продолжает Марат. — Я и так тебя трахну. По любому. Просто зачем эта блядская беготня? Ждать. Время терять.

Он рассуждает без эмоций. С подавляющей уверенностью. Будто у меня ни одного шанса нет, чтобы ускользнуть.

— Ты что, не можешь найти себе девушку, которая захочет с тобой… быть? Не за деньги?

— Я же сказал — тебя хочу, — отрезает. — Что тут, блять, непонятного?

Его ухмылка пугает.

А еще сильнее страшит пронизывающий взгляд.

— Тебе деньги нужны, — замечает Ахмедов. — Но здесь…

Он с презрительным видом окидывает полки вокруг.

— Нихуя ты не заработаешь, — прибавляет Марат. — А я заплачу хорошо. Сколько скажешь. Не волнуйся. В накладе не останешься. Ну так что?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

31

Ахмедов смотрит на меня прямо и уверенно. Жестко. Так смотрит, будто я уже согласилась и приняла все его условия. Потому что других вариантов у меня нет. Только подчиниться и принять правила игры. Наверное, потому что все ему раньше так подчинялись.

По нему заметно, что он даже мысли не допускает, будто я могу отказаться. И вообще, любое мое слово — просто формальность.

Видимо, по этой причине он даже не сразу реагирует, когда я твердо говорю ему:

— Нет.

Его выражение лица не меняется. Похоже, он это «нет» на свой счет не воспринимает.

— Не нужны мне твои деньги, — продолжаю. — Выйди, пожалуйста, отсюда и не мешай мне работать.

Но Ахмедов непрошибаемый. Бровью не ведет. Окидывает меня выразительным взглядом, в котором буквально читается «да что ты здесь заливаешь».

— Выйди, — повторяю громче. — Оставь ты меня уже в покое.

Первая скованность сходит, сменяется совсем другими эмоциями. Злость поднимается.

За кого он меня принимает? Или всех такими считает? Да не важно.

— Ты слышишь? — не выдерживаю.

Раздражение выплескивается на волю.

— Слышу, — заключает он с кривой усмешкой. — Цену себе набиваешь. Я понял. Говори уже. Сколько?

Ну это уже совсем.

Это просто какой-то кошмар.

— Нет такой цены! — выпаливаю. — Во-первых, я не проститутка. Во-вторых, я бы с тобой не была даже за все деньги мира. Отвали от меня!

Марат оскаливается, но в остальном — выражение его лица остается абсолютно непроницаемым. Только в глазах появляется злость. И за моим взрывом эмоций он пристально наблюдает.

— Я смотрю, ты борзая стала, — замечает и слегка прищуривается: — С чего вдруг?

— С того, что таких грязных мерзостей мне еще никто не предлагал, — выдаю нервно.

Неужели он не понимает, насколько это оскорбительно?

— Ты хоть как на моем члене будешь, — добавляет этот урод невозмутимым тоном, словно про расписание пар рассуждает. — Нахер выебываться?

Тянет выпалить ему еще много чего.

Например, что зря он считает себя таким неотразимым. Откуда у него берется уверенность, будто каждая девчонка готова с ним быть?

Но потом в памяти будто назло всплывают разговоры моих одногруппниц. То оживление, которое моментально пронеслось среди девчонок, когда Марат оказался нашим тренером по физре.

Не лучший вопрос.

Ладно. Не о том речь.

— Я никогда с тобой не буду, — выдаю твердо. — Никогда! И больше не предлагай мне эти гадости. Найди себе кого-то другого. Кто будет такому рад, кто тебе подойдет и…

Договорить у меня не получается, потому что в этот самый момент Ахмедов набрасывается.

Все происходит молниеносно. Не успеваю понять, когда он сокращает расстояние между нами, как оказывается вплотную ко мне.

Да я моргнуть не успеваю!

Он уже хватает меня. Зажимает под один из стальных стеллажей. Действует порывисто, грубо. Пробует впиться в мои губы. И единственное, что мне сейчас удается — отвернуться.

Но его это не тормозит, как и мои крики.

Он подхватывает меня под ягодицы, оборачивает мои ноги вокруг своего торса. И хоть я в джинсах, ощущения защиты это не добавляет, никак не спасает от дикого напора.

— Урод! — воплю. — Ублюдок!

Молочу его кулаками по груди.

Ахмедов будто играючи мои запястья перехватывает. Одной ладонью зажимает. Заводит мои руки вверх. Прижимает к поверхности шкафа над моей головой. Удерживает так, точно пригвоздив.

Снова дергаюсь. Но все безуспешно.

Наверное, орать тоже нет смысла. Здесь слишком толстые стены. Никто меня не услышит. Тут вообще слишком хорошая звукоизоляция. К сожалению.

Он впивается в мои губы. Целует. Грубо. С силой. Кажется, чем больше их сжимаю, тем сильнее давит. И как бы я не пыталась сопротивляться, в один момент ему все же удается протолкнуть язык в мой рот.

Протестующе мычу, но Ахмедов будто и не замечает этого. Впивается все сильнее. Жарче.

И будто забывшись, отпускает мои руки. Одна его ладонь так и сжимает мое плечо, вторая опускается на мой подбородок.

Пользуюсь моментом. Изо всех сил впиваюсь ногтями в его щеку, расцарапываю.

Тут он меня наконец отпускает. Смотрит как будто… с удивлением?

Ощущение, словно не верит, что кто-то может вот так себя с ним повести. Воспротивиться поцелую.

Смотрю на багровые борозды от моих ногтей на его щеке. На капли крови, которые с них проступают. Мне будто и самой не верится, что я на такое сделала. Расцарапала самодовольную физиономию Ахмедова.

— Не трогай меня больше, — бормочу. — Никогда. Иначе… ты не думай, что меня защитить некому. Я на тебя управу найду.

Последнюю фразы выдаю, повысив голос.

Думаю про Османа в этот момент.

— Ого, как ты заговорила, — хмыкает Ахмедов. — Это кого же ты найдешь?

— Увидишь, — отвечаю тихо.

Вряд ли мои слова производят особое впечатление на Марата. Угрозы он не чувствует. Но все же отпускает меня.

— Ну давай, — говорит с ухмылкой. — Найди. Даже интересно.

Ахмедов еще раз окидывает меня долгим, внимательным взглядом. Больше не усмехается. И понятно, что разговор не закончен.

Но все же он разворачивается и уходит. Оставляя меня встревоженную и совершенно расшатанную.

Этот мерзавец не остановится. Надо что-то придумать.

+++

Очень красивые визуалы для наших героев! Большая я благодарность Тане (Mango)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

32

Сама не знаю, как у меня получается собраться и закончить работу в архиве. Тут простейшие действия уже даются с трудом. Как могу стараюсь от себя все лишнее отбросить, сосредоточиться и просто выполнить то, что от меня сейчас требуется. Не задумываясь, не прокручивая в голове ту жуть, которая тут была несколько минут назад.

Чувствую себя роботом. Совершаю размеренные механические действия, когда внутри все встает на дыбы.

Ладно. Нужно собраться.

Так себя настраиваю. И покончив с делом, осторожно выхожу. Время позднее. И возвращаясь к себе в комнату, постоянно оглядываюсь.

Нет, вряд ли Ахмедов на меня набросится сейчас. Но с другой стороны я понятия не имею, чего от этого мерзавца ожидать. Он способен на все.

А ведь Осман обещал помочь.

Но может это не так просто? Может, его вообще отвлекли? В конце концов, у сбежавшего зэка хватает своих проблем. Наверное. Когда ему мои решать?

Ловлю себя на том, что размышляю как бы выйти на связь с заключенным. Если бы у меня был его телефон. Какой-нибудь контакт.

Кажется, я схожу с ума.

Разве нормально так размышлять? Думать о помощи от зэка?

Нервно выдыхаю, когда наконец захожу в центральный корпус. Поднимаюсь по лестнице, сворачиваю в нужный мне коридор.

Ну вот, совсем немного пройти осталось.

Мысли опять кружат вокруг Османа.

Трудно понять, зачем он вдруг решил мне помогать, представился моим дядей. Лучше и не понимать. Но этот человек выглядел серьезно. Внушительно. И у меня других защитников нет. Только он.

Если бы и правда помог мне. Как-то припугнул Ахмедова.

Перед глазами встает самодовольная физиономия Марата. Сильно сомневаюсь, что такого отбитого типа можно «припугнуть».

Кривая ухмылка. Бешеный взгляд. И пугающая решимость в каждом жесте, в малейшем движении.

Да он же непрошибаемый!

Кто-то дотрагивается до моего плеча.

Вздрагиваю будто ошпаренная, отскакиваю в сторону. Резко оборачиваюсь и, даже увидев перед собой Виолу, не получается до конца выровнять дыхание. Настолько сильно колотит. Буквально трясет.

— Ты чего, Ася? — с удивлением спрашивает староста.

— Это ты — чего? — отвечаю ей. — Зачем так подкрадываться?

— Да я же тебя звала, — выдает она. — Ты не реагировала. Ну вот я и подошла.

Похоже, я слишком глубоко нырнула в размышления.

— Надо поговорить, — продолжает Виола.

— Нет, — качаю головой. — В другой раз.

— Нужно сейчас, — хмурится староста. — Это срочно.

Вопросительно смотрю на нее.

— Ты решила, как будешь действовать? — спрашивает она и подходит ближе, понижает голос: — Как достанешь статуэтку?

Задание вылетело из головы. Столько всего происходит, что стало совсем не до игр старшекурсников.

— Слушай, Ася, не знаю, как ты собираешься сделать это, но я не хочу проблем. Думаю, ты тоже. Поэтому…

— Я уже все сделала.

— В смысле?

— Статуэтка у меня.

— Ты… шутишь? — округляет глаза.

— Нет, я серьезно.

— Хорошо, — медленно произносит староста. — Тогда давай ее скорее сюда. Я передам.

— Ну нет, — качаю головой. — Так дело не пойдет.

— Не поняла, — мрачнеет Виола.

— Один раз я уже выполнила задание, — говорю и физиономия Марата снова всплывает перед глазами.

Да уж. Выполнила так, что мало не покажется. Теперь не знаю, куда бы от этого «задания» деться.

— Мне ничего не засчитали, — замечаю. — Больше так не хочу. Иначе мое посвящение может затянуться до бесконечности.

— Ася, не начинай…

— Хочу гарантии.

— Какие тут могут быть гарантии? — вскидывается.

— Тебе виднее, — пожимаю плечами. — Ты с этими мажорками общаешься. Вот и спроси у них. Однажды я уже попалась. Теперь буду осторожнее.

— Где статуэтка? У тебя в комнате?

Не нравятся мне ее вопросы. Внутри разливается неприятный холодок. И вообще, Виола как будто ожесточается, глядя на меня.

— Конечно, нет, — лгу. — Стала бы я такое у себя держать?

— Тогда где она?

— Не важно, — отмахиваюсь.

— Ты должна ее отдать.

— Отдам, — киваю. — Но только когда буду уверена, что больше меня никто не станет доставать.

+++

показываю вам визуалы в необычном фэнтези-стиле. Большое спасибо Танюше за классные работы. Если вам не видно картинки, то заходите в телеграмм канал "Валерия Ангелос" - просто вбиваете мое имя в поиске телеги, там увидите)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

33

— Слушай, Ася, зачем ты так? — мрачнеет староста. — Я же тебе объясняла. Камилла и Юлиана могут легко превратить в ад жизнь любой из нас. Мы же обычные первокурсницы. Не элита. Ни у меня, ни у тебя нет богатой семьи, которая всегда поддержит и прикроет. Тут такие порядки. Будешь дальше высовываться, выделываться, тебя на место поставят.

Наверное, еще несколько дней назад я бы послушала Виолу. Не в том я положении, чтобы разжигать конфликты.

Но теперь…

Один раз мне задание не засчитали. Что помешает им так поступить снова? И после надо мной будут издеваться постоянно. Травить. Выдумывать новые способы, как бы меня достать.

Это затянется.

Да, затевать игру с мажорами рискованно. Только какие еще у меня варианты? Здесь нет хорошего пути.

— Извини, Виола, но я свое решение не поменяю, — говорю ровно. — Один раз меня уже обманули. Сейчас я хочу быть точно уверена, что с посвящением уже покончено, что не будет новых заданий.

— Ну хорошо, — фыркает с раздражением. — А мне как быть? Что я скажу им? Да они же и меня за компанию с тобой размажут. Просто от злости.

Теперь и я сама раздражаюсь.

— Ну тогда свали всю вину на меня, — бросаю в ответ. — Думаю, у тебя отлично получится.

Виола молчит.

Прохожу дальше. В свою комнату. Вижу, что Маши нет. Внутри вспыхивает беспокойство.

Она была в таком расшатанном состоянии. Но куда-то пошла?

Ладно. Надеюсь, все нормально.

А пока не мешает спрятать статуэтку.

Конечно, я солгала Виоле, будто держу эту вещь не в своей комнате. Однако поверила ли она мне?

Вряд ли студентка-первокурсница, которую еще даже ни на какой факультет не распределили, знает тайные уголки академии.

Лучше припрятать статуэтку. Но куда?

Оглядываюсь по сторонам. Обхожу нашу комнату. Потом заглядываю в ванную. Кажется, любое место будет очевидным. Не нахожу ничего лучше, чем обернуть статуэтку в пакет и приклеить скотчем к нижней части своей кровати.

Покончив с этим, обессиленно вытягиваюсь на кровати. Достаю телефон из коробки.

Может, в другой ситуации, при других обстоятельствах я бы порадовалась такому подарку.

Но не сегодня.

История с дурацким посвящением продолжается. Еще и Ахмедов напирает, преследует.

Осман обещал разобраться. И можно было бы обратиться к нему за помощью, просто потому что других вариантов у меня нет. Совсем.

Только как я обращусь? Как мне с ним связаться?

Стоп. Сейчас я и правда думаю, что неплохо бы обратиться за помощью к этому опасному типу?

Наверное, так и выглядит отчаяние.

Крепче сжимаю мобильный.

Конечно, было бы неплохо, чтобы кто-то близкий просто взял и решил все мои проблемы. С элитой. С этим отбитым Ахмедовым.

Верчу мобильный в руках.

Напрягает то, что телефон мне достался в подарок от сбежавшего зэка. От уголовника, который представился моим дядей.

Мой палец скользит по экрану. Блокировка снимается.

Вижу, что мобильный включен. Размышляю о своем, механически жму на разные иконки. Открываю и сворачиваю приложения.

Как вдруг застываю.

Случайно всплывает список контактов. Там забит единственный номер. Подписан «Дядя».

Открываю. Смотрю на цифры.

Этот номер мне незнаком.

Телефон Османа. Значит, он сам оставил свой контакт. Для связи. Тогда получается, могу набрать его хоть прямо сейчас.

Просто безумие. Но я уже не думаю, не анализирую. Жму на кнопку и все. Идет вызов. Однако через секунду слышится стандартное сообщение от оператора мобильной сети.

Абонент временно недоступен.

Не могу отрицать, что испытываю досаду.

Зачем оставлять телефон, если не можешь ответить?

Хотя… вряд ли у Османа сейчас такой период, когда он может без проблем болтать по мобильному.

Его же ищут.

А может, уже нашли.

Блокирую телефон, установив пароль. Прячу мобильный в сумку.

Вообще, даже хорошо, что он не ответил. Выходит, я и так обязана зэку. Он достал статуэтку, оставил мне этот мобильный.

Лучше не развивать эту пугающую связь.

Настолько устаю от всего происходящего, что отключаюсь, даже не приняв душ. А просыпаюсь посреди ночи. Поворачиваюсь, вижу, Маша спит.

Шторы не закрыты, потому свет полной луны проникает в комнату.

Сонно ворочаюсь, все же заставляю себя приподняться, задернуть шторы и пойти в ванную. Привести себя в порядок.

Заснуть второй раз уже тяжелее.

Слышу, что и Маше не спится. Она тихонько ерзает в постели. Осторожно поворачивается с одного бока на другой. Старается меня ненароком не разбудить.

А у меня самой сна ни в одном глазу.

Утром ждет не самый приятный сюрприз. В начале пары появляется одна из женщин, с которыми я встречалась вчера в лаборатории. Вызывает меня в коридор.

— Во сколько ты вчера ушла? — спрашивает хмуро.

Называю время.

Хотя… замок там электронный. Все фиксируется.

— Дверь за собой закрыла? Как я объясняла? — следуют новые вопросы от нее.

— Конечно, — киваю.

Ничего не понимаю. Там такая система, что не закрыть нельзя. Все на электронике. Автоматом срабатывает.

— Кто-то влез в архив, — мрачно заявляет женщина, внимательно глядя в мои глаза. — Перевернул там все вверх дном.

Видимо, на моем лице отражается настолько явное удивление, что она немного смягчается.

— Что? — прищуривается, так и глядя на меня. — Хочешь сказать, ты сама к этому не имеешь никакого отношения?

— Нет, — качаю головой. — А зачем мне это?

— Не знаю, — поджимает губы. — Кто вас, первокурсников, разберет.

Молчу.

— Ладно, — бросает она, как будто даже примирительно. — На самом деле, не думаю, что это ты. Все-таки ректор тебя лично рекомендовал. Значит, толк в тебе есть. Но знаешь, что странно?

— Что?

— Камеры отключались дважды.

Женщина продолжает сканировать меня, когда говорит дальше.

— Первый раз: когда ты там была. Минут пятнадцать отключения. Ничего не видно. Ни в коридоре. Ни в архиве.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Видимо, Ахмедов как-то умудрился это сделать. Отключить их. Потому что похоже, его никто не видел.

— Второй раз: ночью. Через несколько часов после твоего ухода. И да, на записях видно, что когда ты уходила, все было в порядке. Только смотри мне, Ася, если ты это все затеяла, мы выясним. Если ты хоть как-то причастна, то лучше сразу признайся.

+++

обалденный визуал Марата от Танюши!

34

— Я ничего об этом не знаю, — отвечаю ровно.

Женщина хмуро смотрит на меня. Но кажется, верит моим словам. На моем лице написана правда. Я действительно понятия не имею о том, что тут происходит.

— Ладно, — бросает она наконец. — Если вдруг вспомнишь что-нибудь важное, то скажи.

— Нет, я…

— Ну может быть, ты видела что-нибудь странное?

О да. Ахмедова, который ворвался в архив будто псих, а после предложил мне стать проституткой.

Однако я лишь отрицательно мотаю головой в ответ.

Боюсь, Ахмедов тут не причем. Как бы не хотелось мне обвинить его во всех неприятностях, которые происходят вокруг. Но зачем ему вламываться туда повторно? Устраивать беспорядок? Или…

— Ясно, — бросает женщина, будто махнув на меня рукой.

— Там что-то пропало? — вырывается.

— Что? — морщится. — Почему спрашиваешь?

И я жалею про неосторожно сорвавшийся с языка вопрос. Похоже, опять попадаю под подозрение.

— Ну я так подумала, — нервно дергаю плечом. — Если кто-то ворвался в архив, устроил такое, то наверное, не без причины.

— Лучше бы ты о другом подумала, — выдает она с раздражением. — Как найти этого нарушителя.

Сказав это, разворачивается, громко цокнув языком, стремительно идет дальше по коридору в противоположную сторону от меня.

А я прислоняюсь спиной к стене. Перевариваю информацию.

Надо вернуться на пару. Но вместо этого я еще немного помедлив, бросаюсь в свою комнату.

Открываю замок. Точнее — пытаюсь открыть. И понимаю, что незаперто.

Толкаю дверь. Замираю на пороге.

Здесь будто ураган побывал.

Перевожу взгляд на кровать — и меня буквально подбрасывает изнутри. Что-то едкое, тошнотворное толкается под ребрами.

Кровать перевернута.

Шагаю вперед. Подхожу вплотную, чтобы уже точно все рассмотреть.

Ну конечно. Статуэтки нет.

В голове уже выстраивается возможная схема.

Наверное, у элиты есть способ отключать камеры. У элиты из числа старшекурсников.

Так Ахмедов сделал, прежде чем пройти в архив.

И так сделал тот, кто обыскивал архив. Позже. А после вломился в мою комнату. В поисках статуэтки.

Кусаю губы. Стараюсь собраться, сосредоточиться.

Ну да. Я сказала старосте, что спрятала статуэтку в другом месте. А я мало где бывала. Потому сначала целью стал архив. Уже после наша с Машей комната.

Ладно. Что с этим делать подумаю позже, а пока мне нужно вернуться на занятия.

Пропавшую статуэтку все равно теперь не вернуть.

Выхожу из комнаты, прикрываю дверь.

Вообще, надо сообщить, что в нашей комнате погром.

Неприятное ощущение накрывает все сильнее. Чем больше думаю о том, что кто-то шарил в моих вещах, трогал их, тем сильнее сжимается желудок.

— Решила поиграть? — слышится знакомый женский голос.

Камилла.

Старшекурсница показывается из-за массивной колонны. На ее губах играет красноречивая ухмылка.

— Зря, — констатирует она. — Лучше бы выполнила все, что надо, по-хорошему. Но теперь момент упущен. Ты облажалась. Дважды.

Молча наблюдаю за ней.

— Теперь тебя ждет реально тяжелое задание, — продолжает Камилла. — Это штраф. За все твои нарушения. Пока ты свободна. Можешь гулять. Но через пару дней Виола тебе сообщит, что именно ты…

— Нет, — обрываю ее.

Камилла приподнимает бровь.

— Я не буду ничего делать, — говорю ровно.

Старшекурсница смотрит на меня так, словно я выражаюсь на незнакомом ей языке. Словно не верит в то, что слышит отказ.

— Что ты сказала? — прищуривается.

— Все, — выдаю. — Больше я в этом не участвую. Вы сами нарушили правила своей игры. Дважды.

— Ты нам будешь указывать, что делать? — хмыкает Камилла. — Ты совсем потерялась, девочка? Ты кто такая вообще?

Спокойно встречаю ее полыхающий раздражением взгляд.

Внешне — спокойна. Внутри у меня самой буря эмоций закручивается. Но я стараюсь не показывать слабости.

— Позволь я тебе кое-что объясню. Дорогая моя, — цедит Камилла ядовитым тоном. — Ты здесь никто. Нет. Ты даже ниже, чем никто. Просто дно. Низшее звено пищевой цепочки. Мы с Юлианой всегда будем наверху. А ты… ну ты недоразумение, которое слишком много о себе возомнило. Тебя поставят на место. Поверь. Так поставят, что мало не покажется. Ты даже в кошмарном сне себе не сможешь представить, какую грязь на тебя мы сможем поднять. Мы превратим твою жизнь в настоящее пекло.

Она говорит и говорит. Подходит вплотную.

— Ты ничтожество, — выплевывает. — Жалкая. Никчемная. Безродная. Ты просто выскочка, которая чудом попала в приличное место. Наверное, впервые в жизни. Тебе просто повезло. Но это ненадолго. Мы тебя приземлим.

Камилла поджимает губы.

— Значит так, — говорит она. — Либо ты делаешь то, что сказано. Либо…

— Хорошо, — выдаю.

— Ну вот, — хмыкает старшекурсница. — Не совсем же тебе мозги отшибло. Еще соображаешь.

— Приземляйте меня, — говорю. — Поднимайте грязь. А я прямо сейчас пойду к ректору.

— Что? — Камилла застывает.

Резко меняется в лице.

— Что ты сказала? — спрашивает резко. — Куда ты пойдешь?

— К ректору, — повторяю ровно.

— Ты что, стукачка? — кривится.

— Нет, но вы не даете другого выбора. Сами это начали. Шантаж. Угрозы. А я сюда поступила, чтобы учиться, а не участвовать в ваших глупых играх.

В глазах Камиллы сверкают молнии.

— Думаю, ректору будет интересно узнать, кто забрал его статуэтку, — добавляю, потому что меня саму уже несет.

+++

Открылась подписка про Рената (брат Марата) с очень выгодной скидкой для первых читателей. Успевайте купить.

Книга тут -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

35

— Ты что несешь? — фыркает Камилла. — Причем здесь вообще какая-то статуэтка? Не знаю, что ты там и где именно забирала, но… мы тут никаким боком не замешаны.

Быстро идет на попятную.

Видно, что старается не показать страх, однако настоящие эмоции все равно пробиваются через броню притворства.

Похоже, ректор не только на меня нагоняет ужас. Замечаю, что лишь стоило мне его упомянуть, как старшекурсница начала меняться в лице. И взгляд стал другим, и голос задрожал.

— А пусть ректор с этим разбирается, — отвечаю ровно.

Камилла сощуривает глаза.

— Ну как бы там ни было, а это не мы вламывались в его кабинет, — шипит она, снова подступая ко мне. — Поэтому ты бы включила мозги и подумала, что будет, если разбирательства и правда начнутся.

— Но сейчас-то статуэтка у вас, — парирую, изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие, хотя внутри меня колотит и трясет.

— Борзая ты, — раздраженно бросает Камилла. — Не в меру. Но знаешь, если Ахмедов тебя разок облапал, это еще не делает из соплячки королеву. Ты хоть представляешь сколько у него таких одноразовых девок?

Немного подвисаю.

Ахмедов здесь причем?

Или… нас видели в архиве вчера? Если за мной кто-то следил, чтобы потом обыскать архив ради поисков статуэтки, то мог заметить, как туда пришел Марат.

— Вот, — мстительно выпаливает Камилла, видимо, принимая мое молчание за признак того, будто ее бредовые фразы меня задели. — У тебя здесь никого. Ни друзей, ни влияния. Ты пустое место.

Старшекурсница начинает повторяться.

А у меня мысли убегают совсем в другую сторону.

— Кстати, с чего ты взяла, что я куда-то вламывалась? — спрашиваю.

Она хмурится.

— Я сразу сказала Виоле, что лезть в кабинет ректора — безумная затея, — продолжаю. — Ничего такого я не делала.

— Но как ты тогда…

Шаги отвлекают нас обеих.

Поворачиваюсь и вижу преподавателя. Его лицо смутно знакомо. У нас он пары не ведет. Кажется, только у старших курсов.

— Девушки, вы почему не на лекциях? — хмурится он.

— Мы… уже идем, — выдавливает Камилла.

— Давно пора.

Переводит внимательный взгляд на меня.

— Иду, — говорю.

Однако на самом деле, на лекция не возвращаюсь. Иду к ректору, потому что не хочу терять ни единой минуты.

Неизвестно, что потом могут сделать старшекурсницы. Что придумают, как себя поведут.

К сожалению, во многом Камилла права. Здесь вся власть у элиты. И если они захотят, меня сомнут.

Пока не уверена, что ректор реально поможет.

Если бы он хотел пресечь всю эту чушь с посвящением, то давно бы это сделал. Однако год за годом происходит одно и то же. Значит, его все устраивает.

Ну и зачем ему защищать какую-то девчонку от мажоров?

Хаотичные мысли мелькают в голове. Почти готова отказаться от своего решения. Не верю, что сработает.

Но все же захожу в приемную.

— Здравствуйте, извините, что беспокою, но мне нужно к ректору, — выпаливаю, глядя на секретаря, и добавляю: — Это срочно.

Та хмурится, окидывая меня пристальным взглядом.

— Пожалуйста, — прибавляю. — Это очень важно.

Она берет трубку. Вероятно, звонит ректору.

Да, точно ему. Слышу ведь, как обращается к нему.

— К вам студентка первого курса, — замечает. — Говорит, это важно.

Короткая пауза.

И мое сердце обрывается, когда слышу:

— Проходите.

В глазах секретаря мелькает… удивление? Да, кажется, она совсем не ожидала, что ректор согласится меня сразу принять.

Захожу в кабинет и застываю.

Ректор сидит за столом, держа в руках ту самую статуэтку. А рядом стоит Юлиана, которая теперь поворачивается и смотрит на меня. С явным торжеством в глазах.

+++

друзья, советуем вам очень горячую книгу от классного автора!:)

Сара Адам "Искушая судьбу" (если вдруг не перейдет по ссылке, то можно найти ее по названию в поиске) -

и любуемся на Марата от Тани:)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

36

Не надо много ума, чтобы понять — Юлиана оговорила меня. А подробности, наверное, даже не важны. Проблемы в любом случае будут.

Хотя ректор выглядит абсолютно спокойным.

Но он же всегда такой. Даже про то, как спрятать тело рассуждал с пугающей невозмутимостью. Ровно, без эмоций.

— Ася, хорошо, что вы зашли, — произносит он и слегка мне кивает. — Присаживайтесь.

Опускаюсь в кресло перед его столом.

Ректор ставит на стол ту самую злополучную статуэтку.

— Странная история, — говорит дальше. — Я сам дал вам это, а теперь ко мне приходит Юлиана и утверждает, будто вы стащили вещь из моего кабинета, а она решила вернуть.

Жду чего угодно.

Но точно не такой поворот.

— Вы… сами? — выдавливает Юлиана и запинается.

Чувствую на себе ее взгляд. Лихорадочно размышляю о том, что мне сейчас сказать.

— Юлиану я выслушал, — добавляет ректор. — Теперь интересно узнать вашу версию.

— Я ничего не брала, — говорю. — Мою комнату перевернули вверх дном. В архиве тоже. Не думала, что в академии такая обстановка. Что любой может ворваться, рыться в твоих вещах. Настаивает на каких-то испытаниях, вообще, никак не связанных с учебой. Знаете, это сильно мешает учебному процессу.

Начинаю и меня уже просто несет.

Когда замолкаю, ректор переводит взгляд на Юлиану. Тоже смотрю на нее. Девушка буквально съеживается от напряжения.

Сейчас в ней тяжело узнать ту мажорку, которая мне угрожала. Да и от недавнего торжества в ее глазах ничего не остается.

— Я отстраняют вас от занятий, — говорит ей ректор.

— Но вы… вы не…

Она несколько раз начинает и замолкает, не в силах ничего сказать. Вероятно, не отваживается выдать «вы не можете», потому что ректор и правда может все.

Авторитет элиты на него не действует.

— Вы свободны, — холодно произносит он и переключает внимание на меня, внимательно смотрит в мои глаза. — А вы, Ася, задержитесь. Хочу еще кое-что с вами обсудить.

Юлиана вылетает из кабинета с таким видом, будто ректор довел ее до грани одним лишь словом «отстранение».

Не понимаю. Звучит не так плохо. Ну не походит она на занятия несколько дней. Что в этом такого страшного? Или я чего-то не знаю о здешних порядках?

Дверь хлопает.

Вообще, мне совсем не до Юлианы и не до ее проблем. У меня своих хватает. Начнем с того, что никакую статуэтку ректор мне никогда не давал.

Эту вещь стащил беглый зэк.

И тут…

Вздрагиваю.

Что это за звук? Телефон ректора?

О нет. Даже не сразу понимаю, что это мой мобильный заливается мелодичной трелью. Рингтон незнакомый. А на тихий режим я поставить не додумалась.

Телефон разрывается. Молча смотрю на ректора.

Продвинутые смартфоны запрещены.

Чтобы подставиться еще сильнее, осталось только достать пачку сигарет, закурить и выдохнуть дым ему в лицо.

— Вы не ответите? — интересуется ректор.

Нервно лезу в сумку, сбрасываю вызов. Ставлю на «тихий», особо не глядя на экран. Механически. Просто успеваю заметить, что номер на экране никак не отображается. Скрыт.

— Сейчас мне нужно отойти, — говорит ректор, глядя на часы. — Ненадолго. Но вы задержитесь. Дождитесь меня. Вижу, нам есть, что обсудить.

Рассеянно киваю.

Он поднимается, берет какую-то папку со стола. Направляется на выход. Вскоре раздается звук прикрытой двери.

Ну ладно.

Несколько минут сижу, бездумно глядя в одну точку. Пока пробую переварить все происшедшее.

А после меня отвлекает звук открываемой двери.

Разворачиваюсь и обмираю.

На пороге возникает Ахмедов. Угрюмый. Раздраженный. Мрачный. Но стоит нашим взглядам столкнуться, как Марат будто в лице меняется. Светлеет. И довольно оскаливается.

— Сука, вот это встреча, — выдает он.

+++

Друзья, мы приглашаем вас в жаркую историю от Маши Малиновской, где бурлят страсти вовсю.

Книга тут ("Найду тебя", если вдруг не переходит по ссылке, то вы сможете найти ее по названию) -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

37

Меня буквально подбрасывает. Резко вскакиваю на ноги. Обхожу массивный стол ректора. Останавливаюсь рядом с его креслом. Там, где он обычно сидит. Будто стараюсь выстроить между нами достаточно высокую преграду. Но пока выходит не слишком удачно.

Потому что Ахмедов захлопывает дверь, спокойно проходит вперед. Конечно, никакой стол ему не помешает, если он захочет до меня добраться. И вообще, ничто не будет преградой.

Вид у Марата хищный. Довольный. Он пожирает меня глазами. Только что не облизывается. Такое чувство, будто пока решает, с чего бы начать.

А я нервно озираюсь по сторонам.

Стоп. Ну вообще, это ведь кабинет ректора? И в приемной секретарь.

— Помогите, — вырывается у меня совсем сипло, но я тут же выдаю это громче: — Помогите!

— Это ты кому? — небрежно интересуется Ахмедов.

И опускается в кресло напротив моего. Вальяжно разваливается. Словно бы я его совсем не интересую, и не собирался он на меня набрасываться.

Рада бы в такое поверить. Но взгляд у Ахмедова темный, горящий, какой-то ненормальный. И этот взгляд выдает все его животные порывы, не оставляя иллюзий.

— Секретарь… — начинаю.

— Нет ее, — бросает Ахмедов. — В приемной пусто.

Теперь становится еще сильнее не по себе.

Но ректор обещал скоро вернуться. Как он сказал? «Ненадолго». Только это очень растяжимое понятие. А задерживаться наедине с Маратом даже на пару минут совсем не хочется.

Он сидит. Выглядит даже немного расслабленным. Однако по опыту уже знаю, как быстро способен перемещаться Ахмедов. Молниеносно. Все это напускное спокойствие может оказаться обманом.

Смотрю на него. На дверь стараюсь глаза не переводить. Но именно туда собираюсь направиться.

— Сядь, — вдруг выдает Ахмедов таким тоном, что у меня колени подгибаются, ноги слабеют.

Так и стою, в напряжении глядя перед собой.

— Садись давай, — жестче произносит Ахмедов и прищуривается: — Ты чего такая перепуганная?

Молчу.

— Думаешь, что прямо здесь тебя ебать начну? — недобрая ухмылка растягивает его губы.

От омерзительного вопроса передергивает.

— Здесь камеры, — говорю. — Ничего ты мне не сделаешь.

— Камеры? — приподнимает брови словно бы с насмешкой. — С чего бы?

А ведь и правда, понятия не имею, есть ли наблюдение в кабинете ректора. Но все же Ахмедов ведь не до такой степени отбитый, чтобы…

— Ректор скоро вернется, — выдаю.

Он слегка морщится. Но не похоже, будто упоминание ректора хоть немного навевает на него страх. Скорее тут больше раздражения.

— Ты решила сколько хочешь? — вдруг спрашивает Ахмедов.

— Что? — вырывается невольно.

— За трах, — произносит хрипло. — Сколько?

Ну то есть мой отказ он в принципе не рассматривает. Считает, я согласна, только вот по цене еще разобраться надо. А так — вопрос решенный.

— Слушай, почему бы тебе просто не найти девушку? Тут хватает твоих поклонниц. И думаю, им бы даже платить не пришлось…

— Тебе хочу, — обрывает.

— Я не подойду, — говорю, будто все еще надеюсь, что с этим отморозком как-то можно договориться. — Я не занимаюсь таким. И вообще, знаешь, я совсем тебе не подойду.

— Ты чего, целка? — спрашивает Ахмедов.

И я подвисаю, не понимая, какой ответ сыграет лучше.

Сказать ему правду? Но что если моя невинность его не оттолкнет, а только подстегнет? Думала об этом раньше. Однако реакция этого мерзавца может быть непредсказуемой.

Солгать?.. Но тогда он вообще не будет видеть проблемы в том, чтобы я приняла его «предложение».

Замкнутый круг.

Кровь бросается в лицо. И от его наглого вопроса. И от зашкаливающего напряжения. И от того, как пристально Ахмедов меня сейчас изучает.

— А вот это я точно не буду с тобой обсуждать, — выпаливаю, наконец. — Ты вообще не рассматриваешь другие варианты? Ну что я не хочу просто потому что…

— У тебя кто-то есть? — следует новый вопрос.

И тут я уже не думаю.

Само собой все получается.

— Да, — вылетает. — Он старше меня. Взрослый и опасный человек. Очень ревнивый. Лучше тебе с ним не связываться. Так что… забудь обо мне.

+++

Друзья, советуем вам горячую взрывную историю от Марии Зайцевой "Принадлежать им" (если вдруг по ссылке не переходит, то можно найти в поиске по названию)

книга-огонь тут -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

38

Ахмедов прищуривается, продолжая сканировать меня пристальным взглядом. От такого тяжелого внимания трепет пробегает по телу. Ощущение, словно даже мой позвоночник начинает вибрировать от напряжения.

— Здесь его подцепила? — резко спрашивает Ахмедов.

— Здесь? — растерянно повторяю за ним.

— В универе?

Подвисаю от его вопроса.

Я же вроде сказала, что мой… хм, предполагаемый парень «старше».

Выдала все это на автомате. Толком не думая. По наитию сочиняя легенду. В безотчетной надежде отпугнуть Марата от себя.

Вряд ли какой-то одногодка покажется ему авторитетом. Да и в пределах универа будет быстро понятно, что никого у меня тут нет.

Другое дело, если он поверит, будто я встречаюсь с кем-то, кто здесь не учится. С кем-то серьезным, опасным. Реально угрожающим.

Пока что похоже словно я мысленно рисую портрет самого Ахмедова. Но вообще у меня перед глазами всплывает Осман.

Ну если беглый зэк не отпугнет Марата, то у меня заканчиваются варианты.

Ахмедов смотрит на меня выжидающе. Его взгляд темнеет. Он больше ни слова не говорит, а мое горло все равно перехватывает от волнения.

— Он старше, — выдаю опять.

— Я слышал.

— Тогда какой универ?

Ахмедов молчит.

Думает, я что… с преподом?

Ну и бред.

— Нет, — отвечаю, нервно качнув головой. — Он не из универа.

— Откуда? — мрачно интересуется Ахмедов.

— Не важно, — обнимаю себя руками, стараясь унять предательскую дрожь, охватившую тело. — Это вообще не твое дело.

Ахмедов молчит. Но складывается впечатление, будто жесточайшее напряжение пронизывает и переполняет все пространство кабинета. Раскаленные нити протягиваются повсюду.

Воздух застывает. Хоть ножом разрезай.

Невольно переступаю с ноги на ногу, будто стараюсь собраться. Однако получается с большим трудом.

— Верно, — произносит Ахмедов.

Подозрительно легко соглашается.

— Ты теперь со мной, — продолжает он ровным, абсолютно безапелляционным тоном.

Просто ставит меня перед фактом.

— Нет, — отрицательно мотаю головой. — Ты не понял. Я с ним. У меня другой. И… у нас все очень серьезно. Поэтому, пожалуйста, оставь меня в покое. Не хочу проблем. Он очень ревнивый.

Озвучиваю все, что только на ум не придет.

— Это ты не поняла, — жестко обрывает Ахмедов. — Его — нет.

Ну в какой-то степени он прав.

Никакого парня у меня нет. И защитить от такого вот отмороженного психа меня некому. Но неужели я настолько плохо блефую?

— Ты не переживай, — добавляет Ахмедов. — Я с ним разберусь. Ты теперь только моя. Своим ни с кем не делюсь.

Его спокойствие и невозмутимость обезоруживают.

Но сдаваться нельзя.

— Я… я вообще-то люблю его, — замечаю нервно. — У нас очень серьезные отношения. И почему я должна расставаться с… хм, моим любимым?

— Разлюбишь, — обрубает Ахмедов.

— Нет, — снова мотаю головой. — Слушай, зачем тебе несвободная девушка? Тут же полно студенток, которые станут для тебя гораздо лучшей парой, чем я.

— Лучше ты послушай, — чеканит он, склоняя голову к плечу, продолжая буравить меня темным взглядом. — Мне поебать, кто тебя раньше трахал и с кем ты там была.

Хочу снова возразить, но слова не идут. Забиваются в горле.

А он продолжает.

— Любишь, блять. Не любишь. Похуй, — отрезает и будто приговор мне зачитывает: — Ты теперь моя. И любой, кто на тебя тупо не так посмотрит, будет иметь дело напрямую со мной.

+++

Друзья, большая просьба подписаться на аккаунт моего соавтора Рины Каримовой, если вы еще не сделали этого) У нее скоро День рождения, давайте ее порадуем)) вы же знаете, ни я, ни Рина не делаем спам блоги, у нас все только по делу) так что подписывайтесь, чтобы быть в курсе всех важных новостей и новинок:)

Вот тут вы можете проверить, подписались вы на нее или нет -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

39

Смотрю на Ахмедова и даже не знаю, что ему теперь ответить. Конечно, в голове мелькает мысль рискнуть и еще раз ему все объяснить. Хотя бы попытаться. Но слова не идут с языка. Совсем.

Кажется, у меня заканчиваются все разумные аргументы.

Хорошо, что Марат так и продолжает сидеть, развалившись в кресле. Не делает ни единой попытки приблизиться ко мне. Однако само его присутствие сильно давит. И помрачневший взгляд. И кривой оскал.

Весь его вид, будто добивает.

— Будешь учиться на моем факультете, — вдруг говорит Ахмедов. — Поступишь на Северный.

Прочищаю горло, нервно мотаю головой.

— Нет, это вряд ли, — выдаю, наконец. — Ну то есть пока ничего непонятно. И ты же знаешь, что никто здесь сам не выбирает факультет.

Он смотрит на меня немигающим взглядом.

— Впереди еще главный тест, — добавляю, просто чтобы не молчать. — Вот после него что-то может выясниться. И то не до конца. Еще два теста.

Бормочу полную чепуху. Но тишина действует угнетающе, потому меня буквально прорывает на нервах.

Ахмедов молчит, однако вид у него такой, будто моя речь ни капли его не волнует.

Ну это неудивительно. По нему заметно, что этому мерзавцу плевать на чужое мнение.

Только дело в другом.

Ахмедов выглядит так, будто…

— Ты что-то знаешь? — вырывается у меня вопрос. — О поступлении?

Усмехается. Мрачно.

— Нет, — снова качаю головой.

И даже не знаю, кого пробую убедить — его или саму себя?

— Никто не может знать, — говорю. — Результаты теста нельзя предугадать. Там нет закономерностей. Каждый год новые вопросы, новые критерии отбора.

— Да причем здесь тест? — хмыкает Ахмедов, принимая еще более вальяжную позу в кресле. — Я тебе сказал, как будет. Лучше меня слушать.

Элита может влиять на результаты?

Сомневаюсь. Столько сплетен слышала на эту тему. Бывало девчонки из элиты хотели попасть на один факультет, ближе к друзьям, а потом оказывались на другом. У них случались истерики. Кто-то даже пробовал скандалить.

Но все это жестко пресекалось.

Или суть в том, что клан Ахмедовых имеет больше влияния?

Стоп.

Он же сказал…

— Ладно, — говорю. — Если дело не в тесте, то в чем тогда?

Звук открываемой двери заставляет вздрогнуть. На пороге показывается ректор. Хмурится, заметив Ахмедова.

— Марат, ты что здесь делаешь?

Ректор внимательно изучает его. Потом переводит взгляд на меня. Хмурится еще сильнее и снова смотрит на Ахмедова.

Тот тоже мрачнеет, изучая его в ответ.

— Допуск на игру, — заявляет Марат, достает листок из кармана, и не сводит глаз со своего собеседника. — Подпишите.

Ректор берет бланк.

— Рано, — замечает он ровно. — Твой запрет еще действует.

— Мой запрет истекает на этих выходных.

— Нет.

— Чего… — кривится.

— Я его продлил, — спокойно произносит ректор, возвращая ему бланк. — Или ты думал, я не узнаю, где ты вчера был? И раньше. Еще одно нарушение.

Ректор в курсе? Как Марат зажал меня в раздевалке? И вот недавно, как раз вчера, в архиве.

Ахмедов с ректором стоят друг напротив друга. Оба высокие. Крупные. Мрачные.

И у меня холод пробегает под кожей. Ощущение, словно наблюдаю за схваткой двух зверей.

Один взрослый. Матерый.

Другой молодой. Борзый.

И никто не намерен отступать.

Веет угрозой.

— Команда продует, — цедит сквозь зубы Ахмедов.

— Стоило подумать об этом раньше, — невозмутимо отвечает ректор. — И раз уж вы оба здесь.

Он бросает на меня короткий взгляд и опять поворачивается к Ахмедову.

— Прекращай это, Марат, — заявляет. — Ты мешаешь Асе спокойно учиться. Хочешь вылететь из академии? Легко это устрою. Ясно?

Ахмедов вдруг поворачивается ко мне. В его глазах мелькает нечто странное, новое, непонятное. Будто…

— Ясно, — говорит он, намеренно обращаясь прямо ко мне. — Теперь все предельно ясно.

Он же не мог…

Он…

Он что, решил, будто ректор и есть мой выдуманный парень?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

40

Ахмедов разворачивается и направляется на выход из кабинета. А я в напряжении провожаю его взглядом.

Ну это же хорошо, что он так подумал, да? Пусть и правда считает, что я вместе с ректором. Как бы безумно это не звучало.

Значит, не будет меня трогать. Не будет приставать с грязными предложениями. Забудет обо мне.

Вот только… не похоже, будто это действительно отбило ему охоту продолжать и дальше меня преследовать.

Он понял что-то свое. Однако не намерен отступать. В его глазах читалась пугающая решимость.

Стоп. Откуда мне знать? К счастью, я не настолько близко с ним знакома, чтобы расшифровывать все его реакции.

Хлопает дверь. Невольно вздрагиваю.

Ахмедова уже нет в кабинете. Но в безопасности себя не ощущаю. С этим отморозком еще ничего непонятно. А я теперь наедине с ректором, который покрывает убийство студентов. И пусть ко мне он вроде бы относится хорошо, вряд ли это повод выдохнуть. Скорее даже наоборот.

— Присаживайся, Ася, — обращается ко мне ректор. — Теперь можем обсудить твой вопрос.

Перевожу взгляд на него.

— О чем ты хотела поговорить?

Кажется, уже ни о чем. Юлиане и так досталось. Думаю, что и Камилле влетит. Поэтому если что-то о них скажу, сама себя почувствую стукачкой.

Ахмедов тоже свое получил. Хотя справиться с ним тяжело. Все-таки он не совсем обычный мажор.

— Я думаю, все решилось, — отвечаю тихо.

Ректор слегка приподнимает бровь.

— Спасибо вам большое, — добавляю. — Понимаете, я просто хочу учиться. В спокойной обстановке. И кроме учебы сейчас ничего не интересует. Мне важно получить хороший диплом.

Не знаю, зачем выдаю ему все это. Наверное, слегка несет на нервах.

— Уверен, у тебя получится, — отвечает ректор. — Наша академия заинтересована в таких студентах.

Застываю в нерешительности.

— Что-то еще? — спрашивает он.

— Нет, — качаю головой. — Могу я идти?

— Конечно, возвращайся к учебе.

Выхожу из кабинета ректора. Чувствую, что телефон в сумке начинает вибрировать.

Опять кто-то мне звонит.

Стараюсь поскорее выйти из этого крыла, чтобы найти место, где можно уединиться и спокойно принять вызов. Не хочется «светить» смартфон. По правилам академии такие продвинутые гаджеты официально запрещены.

Прячусь в нише за одной из массивных колонн. Достаю мобильный.

— Да, — говорю, принимая вызов.

— Ты чего мой звонок сбросила? — хриплый голос заставляет невольно поежиться.

Осман.

— Не могла говорить, — отвечаю тихо.

Выглядываю из-за колонны. Смотрю по сторонам. Вроде бы никого не вижу. Пара еще идет. Можно не волноваться, что столкнусь с кем-то, что кто-то подслушает разговор.

— Что случилось? — спрашивает Осман.

— Я была в кабинете у ректора, — говорю. — Возникли проблемы из-за статуэтки. Но кажется, все уже решилось. У ректора нет ко мне никаких вопросов.

— Ну молодец ректор, раз такое дело, — хмыкает.

— Угу.

В горле пересыхает от волнения. Все же не каждый день я общаюсь по телефону с беглым заключенным.

— Спасибо за телефон, — добавляю. — Но это очень дорогой подарок и…

— Забудь, — обрубает он. — Как дела в универе?

— Нормально, — выдавливаю с трудом.

— Ася?

— Все хорошо.

— По твоему голосу слышно, что нихера хорошего нет, — чеканит он. — Не понял. Тебя что, снова Ахмедов достает?

— Ректор мне помог, — замечаю. — Надеюсь, больше никаких проблем не будет.

— Я этим уеб… хм, студентом займусь, — жестко произносит Осман. — Лично. Больше он тебя не тронет.

Молчу.

— Сучара, — чувствуется, цедит сквозь зубы. — Повезло ему, что меня отвлекли. Но везение это сейчас закончится.

— А у вас… как дела? — спрашиваю, потому что иначе выходит как-то невежливо.

— Все под контролем, Ася, — говорит Осман. — Сейчас мне идти надо. Будем на связи. Вдруг что — сразу набирай.

Прощаемся, и вызов обрывается.

Кто бы мне сказал еще недавно, что я буду так «мило» общаться с опасным уголовником.

Прячу телефон, выхожу из колонны. Мне все же надо вернуться на пару. И желательно поскорее.

— Ася?

Вздрагиваю всем телом от неожиданности. Оборачиваюсь.

— Лёва, нельзя так подкрадываться, — качаю головой. — Ну ты что?

— А ты почему не на лекциях?

— А ты?

— Не важно, — отмахивается. — Слушай, хорошо, что мы с тобой столкнулись. Мне как раз надо кое-что важное обсудить.

+++

друзья, на многие наши книги БЕШЕНЫЕ СКИДКИ сегодня

тут -

и тут -

промо Варвар Ag2r2FIc

MvHm23SE

Книга -

промо Лютый Y16fkxz2

U9HL6ttf

книга -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

41

— Пойдешь со мной на матч? — спрашивает Лёва.

— Какой матч?

— На хоккей, — поясняет друг.

— Ой, нет, в прошлый раз мы уже сходили, — отрицательно качаю головой, а перед глазами всплывают те самые жуткие кадры, когда Ахмедов буквально вбивал в лед каких-то парней. — Мне тогда хоккея хватило. Больше не хочу.

— Ася, да это было… ну не совсем как обычно бывает. Слишком жестко. Те двое первыми нарушили правила. Поэтому им и влетело от Марата.

Он что, оправдывает его сейчас? Ладно, не важно.

— Нет, Лёв, извини, но я с тобой туда не пойду.

— А если Марата не будет на игре? — вдруг спрашивает он. — Ну остальные ребята там поспокойнее. Просто ходят слухи, будто Ахмедову дали запрет. И в команде волнуются, примет он участие в игре или нет. Кто-то считает, что без него наша академия продует. Противники у нас очень сильные. А тафгай у них просто зверь. Только Ахмедов и мог бы с ним совладать.

— Тафгай? — механически переспрашиваю.

— Ну вышибала, — поясняет друг.

Только понятнее не становится.

— Жесткий парень. — добавляет он. — Крутой.

— Нет, я знаю, как это переводится с английского, но, — пожимаю плечами.

— Это как Марат в нашей команде. Так их называют. Ну еще бывает «полицейский» или «телохранитель», но проще именно «тафгай». Такой игрок действует силовыми методами. Работает на устрашение противника. Его задача — выбить самых опасных форвардов команды-соперника. Черт, ты уже жалеешь, что спросила, да? Нудно?

— Лёв, я вижу, что тебе нравится хоккей. Но лучше сходи на матч с кем-то из своих приятелей. Это игра не для девчонок.

— Уверена? — усмехается. — Ты помнишь, сколько девчонок было на трибунах? Полно, Ась.

Ну тут он прав.

Хотя с учетом того, сколько здесь у Ахмедова поклонниц, они могли бы прийти куда угодно, только бы увидеть его. Хоккей уже не так важен.

— Лёва, мне там скучно.

— Ты просто еще не подсела.

— И не хочу.

— Ну ты подумай.

— Ладно, мне сейчас на пару надо, — замечаю, глянув на часы. — Слушай, я тоже хотела кое-что у тебя спросить.

— Давай.

— Насчет тестов. Для распределения по факультетам. Ты не слышал, есть вариант… хм, заранее узнать, куда попадешь? Или подстроить так, чтобы кто-то определенный попал на твой факультет?

— Нет, — друг хмурится. — Нереально. Я же тебе говорил.

— Ну может новое что-то выяснилось.

— Там без вариантов, Ася. Тем более, процесс контролирует ректор. Подтасовки исключены.

Хорошо, если так.

Но с другой стороны Ахмедов так странно выразился. Будто дело вовсе не в тесте. А в чем же тогда?

Ладно. В любом случае этим заправляет ректор. А значит, надеюсь, он понимает, что мне точно нельзя попадать на Северный факультет.

— Но все решается по тестам, да? — уточняю.

— Конечно, — Лёва смотрит с недоумением. — Ася, у тебя все в порядке? Ты какая-то дерганная сегодня. Напряженная.

— Нормально, переживаю за пропуск пары, — отмахиваюсь.

— Тогда идем быстрее.

Лёва провожает меня до аудитории. Однако стоит пройти внутрь после осторожного стука в дверь, как звенит звонок.

Подхожу к преподавателю.

— Извините за опоздание, — начинаю.

— Ничего, — качает головой он. — Знаю, вы были у ректора. Возьмите задание у кого-то из одногруппников. И желательно конспект. Большинство материалов, которые я сегодня давал, в обычном учебнике не найти.

— Хорошо, спасибо.

Препод уходит, а я обращаюсь к одной из девчонок:

— Таня, можно у тебя конспект взять? — спрашиваю. — После пар тебе отдам. Перепишу все на переменах.

— Нет, — неожиданно резко отвечает она. — Еще чего!

Застываю.

Я давала ей свой конспект на прошлой неделе. Но сейчас одногруппница демонстративно поворачивается ко мне спиной, продолжая собирать свои вещи.

— Думала, стукачке будет кто-то помогать? — хмыкает другая девчонка, проходя мимо.

— Что? — спрашиваю, поворачиваясь к ней.

Она лишь дергает плечом. Зато рядом вдруг показывается Виола, окидывает меня неприязненным взглядом и цедит:

— Не стоило тебе выделываться. Ясно? Теперь никто не поможет. И никто тебе скоро и слова не скажет. Будешь прокаженной. И это только начало!

— Ася, — раздается с другой стороны.

Оборачиваюсь и вижу, что Маша протягивает мне свою тетрадь.

— Держи, — говорит она. — Я все записала.

— Ты что сдурела? — бросается на нее староста. — Хочешь, чтобы у нас в группе было две прокаженных сразу?

— Ну во-первых, нас скоро все равно разделят на факультеты, — ровно отвечает ей Маша. — А во-вторых, я не собираюсь выполнять ваши дурацкие правила. Ася не сделала ничего такого, чтобы…

— Тогда удачи вам, — мстительно произносит Виола. — Обеим. Уж поверьте, она вам понадобится.

+++

Друзья, сегодня последний день огромных скидок на наши книги. Такие скидки бывают только раз в год! Идеальный момент для покупки:)

Скидки тут -

И тут -

Успевайте купить:)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

42

Мне объявляют бойкот.

Никто не здоровается со мной в коридоре. Все замолкают, как только захожу в аудиторию. Одногруппники ведут себя так, будто меня нет. Кто-то делает это с неохотой, пряча глаза, стараясь просто ни во что не ввязываться. А кто-то как будто удовольствие получает. Вроде нашей старосты.

Подозреваю, Виоле сильно досталось от ее «элитарных» подружек, вот она и пытается отыграться.

На самом деле, пока все идет не так уж плохо. Меньше пустых разговоров, никто не отвлекает.

Ну я стараюсь находить плюсы даже в такой ситуации.

Однако это все равно действует. Чисто морально давит. И правда чувствуешь себя какой-то не такой.

Еще меня беспокоит ситуация с Машей.

Она единственная общается со мной. Остальным это не нравится. Потому ей тоже начинает доставаться. И с ней никто не молчит. Отпускают вслед разные дебильные подколы.

— Слушай, может не стоит, — в очередной раз пытаюсь завести с ней разговор на эту тему. — Ну то есть если ты будешь делать вид, будто тоже не общаешься со мной, тебе же будет здесь проще.

— Нет, — выдает твердо. — Опять ты за старое?

— Мы живем в одной комнате, — пожимаю плечами. — Наговоримся за закрытой дверью. А так… мне кажется, у тебя будут проблемы, если все продолжится как сейчас.

— Ася, вчера Виола уже пыталась со мной договориться, — замечает соседка. — Она сказала, что меня «простят».

Маша невольно морщится.

— Если ночью подброшу в твою постель червей.

Тут она морщится еще сильнее. И я тоже.

— Да как такое, — начинаю и даже не знаю, что сказать дальше.

— В голову кому-то пришло? Ну ты же знаешь, на посвящение может выпасть любая мерзость.

— Откуда у них черви?

— Не знаю, наверное, из класса по биологии. Из лаборатории. А тебя только это волнует?

— Меня волнует, как бы они и тебе чего-нибудь мерзкого не подбросили.

Во взгляде Маши читается напряжение.

— Не думаю, что мне подбросят, — замечает она наконец, выглядит словно бы отстраненной, точно мысли уносятся куда-то в другую сторону, но через пару секунд соседка уже снова смотрит на меня. — Но вот за тебя очень волнуюсь. Когда я отказалась, то Виола стала кидать всякие мутные намеки. Ну чтобы я тебе передала, раз мы такие близкие подруги.

— Что там?

— Сплетни, — отвечает тихо, и снова в ее глазах вспыхивает нечто непонятное, тревожное. — Про ту девочку.

— Которую чем-то подпоили, а потом она проснулась и…

Мне тяжело закончить фразу.

Виола раньше говорила про ту вечеринку, которую устраивала элита. Одну из студенток напоили, а потом она ничего не смогла доказать. Те парни, которые были с ней, заявили, что все происходило по согласию. Слова нескольких мажоров против слов обычной студентки. Понятно, кому в итоге поверили. Все представили так, будто девочка намеренно пыталась оговорить этих ублюдков и развести их на деньги через ложные обвинения.

Маша кивает, давая понять, что можно не продолжать. Виола повторила ту самую историю. Когда это произошло Камилла и Юлиана были только на первом курсе. Ходили слухи, без них не обошлось. Они с самого начала старались построить свой порядок и всех неугодных поставить на место.

Ну по своим больным понятиям.

— Тебе надо быть очень осторожной, Ася, — говорит Маша. — Смотри, что ешь и пьешь. Тут и правда могут какую-нибудь дрянь подмешать. Снотворное. И ты тогда просто отключишься.

— Понимаю.

Лучше бы черви.

Хотя при мысли о таком тоже передергивает.

Ладно, ем я в столовой, вместе со всеми. Тут главное, не отвлекаться и не оставлять еду без присмотра. Ну и если мне кто-то предложит стаканчик кофе, стоит сразу же отказаться.

Похоже, молчаливым бойкотом все не ограничится.

Они уже просчитывают новый шаг.

Долго ждать не приходится.

Благодаря рассказу Маши о предложении Виолы, я почти не удивляюсь, когда открываю свой шкафчик на физре и вижу там полчище муравьев.

Ладно. Конечно, я реагирую. Отшатываюсь. Невольно отряхиваюсь, поскольку их внутри шкафа настолько много копошится, что кажется, будто уже и по мне ползут.

Терпимо.

Справлюсь.

Пытаюсь себя настроить, но получается плохо.

— Фу, посмотрите, что у нее в шкафчике, — выпаливает девчонка рядом.

Другая вовсе визжит.

— Ну и помойка! — брезгливо бросает другая.

— Мерзость…

Поворачиваюсь и смотрю на них.

— И кто из вас это устроил? — спрашиваю.

— Что? Ты это нам? — кривится одна.

— Мы не общаемся с такими как ты, — добавляет вторая.

Забавно, что обе они переписывали у меня задания на прошлой контрольной. Неделю назад.

— С какими? — выдаю. — С теми у кого есть свое мнение? С теми, кто не готов выполнять дурацкие приказы мажоров?

Ну не могут же они не понимать, что роль изгоя может здесь каждого ждать, если все на это ведутся.

— Пора тебе понять, — говорит Виола, появляясь в проеме раздевалки, проходясь по мне мрачным взглядом. — Тут свои правила. И лучше их принять.

Бесполезно.

Ничего не добьюсь.

Понимаю, что самое разумное в моем положении найти способ избавиться от муравьев, которые уже расползаются повсюду.

Ладно.

Не критично.

Однако атаки становятся серьезнее.

Когда на следующий день мы пишем тест, а мне подбрасывают «шпоры». Девчонка просто швыряет их мне на парту.

— Что это? — тут же спрашиваю, нарушив тишину.

— Ну видимо, твои шпаргалки, — резко заявляет она.

Но заметно, что тушуется. Нервничает.

Тут мне везет. Препод замечает все. Еще до нашего диалога. Обращается к студентке по фамилии.

— Вы что делаете? — спрашивает. — Решили, что это смешно?

— Нет, я… — вяло пытается оправдаться. — Извините.

— Выйдите.

— Но я же просто…

— Вон из аудитории.

— Но контрольная…

— Придете на пересдачу.

Прежде чем подхватить свои вещи, выбежать из аудитории, эта девчонка бросает мстительный взгляд на меня. Будто я еще и виновата.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Забери, — говорю спокойно.

На ее «шпоры» смотрю.

Подхватывает их с ожесточением. Уносится прочь.

— Ты как? — спрашивает Маша, дотрагиваясь до моего плеча.

— Нормально, — отвечаю, с трудом проглатывая ком в горле.

Это все проходит тяжелее, чем я думала.

Мы идем по коридору в нашу комнату. И я как могу стараюсь отвлечься, думать о чем-то другом. Но внутри все буквально вопит от чувства несправедливости.

Почему они просто не могут от меня отстать?

Хочется разрыдаться. Пусть и понимаю, что это глупо. Только неделя выдалась трудной, бесконечно долгой. И вряд ли на выходных станет лучше.

Единственная радость — Ахмедов не появляется рядом.

Либо запрет ректора сработал. Либо Осман вмешался, как обещал.

Но если так посудить, то запрет от ректора и раньше был. Может быть, не настолько жесткий, но был.

Значит, Осман помог?

Как бы там ни происходило, а я стараюсь хотя бы за эту соломинку держаться. Иначе точно с ума сойду в этом дурдоме.

Если буду плакать и жалеть себя, легче не станет. Если сдамся, они только порадуются, что одержали верх.

Нет. Я просто продолжу учиться и…

Маша открывает дверь, и мы обе застываем на пороге. Холод прокатывается по спине липкой тягучей волной.

Что за…

Мой взгляд упирается в стену. Прямо над изголовьем моей кровати крупными буквами написано:

«Проваливай отсюда, пока жива!»

И цвет такой, что мелькает еще больше тревожных мыслей. Ну точно будто в кино. В каком-нибудь трешевом ужастике.

Это же не может быть кровь?

43

— Хочу кофе сделать, — говорит мне лаборант, которой я сегодня помогаю в архиве. — Будешь?

— Да, — киваю. — Спасибо.

— Ты как вообще? — спрашивает она, поднимаясь со стула и отходя в сторону кофе-машины. — Слышала про ту жуткую историю с твоей комнатой.

Про какую именно? Когда все перевернули вверх дном? Или когда написали на стене угрозы?

— Это была просто краска, — говорю вслух.

Как будто нечто такое делает саму ситуацию лучше. Нет, ну разумеется, краска звучит не до такой степени жутко и пугающе как реальная кровь, но все равно становится не по себе.

— Ничего, ты не волнуйся, ректор прижмет этих мажоров, — замечает женщина дальше.

И я невольно поворачиваюсь на звук гудения кофейного аппарата.

— Тебя еще достают? — спрашивает она, тоже оборачиваясь ко мне.

— Нормально, — дергаю плечом и снова смотрю на папки, которые мы разбираем.

Кажется, ректор уже прижал кого-то.

Игнор не настолько подчеркнутый. Несколько человек из группы даже коротко выразили мне поддержку. Хотя понятно, что близко ко мне приближаться никто не рискует. Ну кроме Маши, которой я очень благодарна за все.

Не расслабляюсь. Но это и нереально. Особенно после такого чудовищного «послания».

Мне пока не пытаются подбросить новую дрянь. Никто не бросает грубости. Даже Виола молчит и не пробует оторваться на мне.

Только впечатление, будто это все лишь затишье перед бурей.

И кто-то же написал ту проклятую надпись.

Кто? И зачем?

Стену в нашей комнате отмыли, после покрыли свежей краской. Все было сделано очень быстро. Однако даже поглядывая на светлую поверхность без единого красного пятнышка, я все равно видела перед глазами совсем другую картинку. Кровавые буквы сильно врезались в память. А еще нарастало дурное предчувствие. Все внутри живота неприятно сжималось, лишь стоило подумать про слова на стене.

Почему-то складывалось такое впечатление, будто это не касалось травли от Камиллы и Юлианы. Нет, они бы могли что-то написать. Но наверное, совсем иначе. Какие-нибудь оскорбления, насмешки. А здесь угроза жизни. Как-то это не складывалось в одну картину.

Хотя что я могу понимать в логике мажоров? Может для них это тоже прикол? Издевка?

В любом случае моя паранойя обостряется. Вот и сейчас наблюдаю, как в мою чашку льется кофе из автомата. Нет, я не думаю, что лаборант может мне что-то подмешать. Но… а кто знает?

Напряжение немного спадает, когда чашка кофе уже оказывается передо мной. И больше не надо следить.

Вдыхаю аромат дымящегося напитка. Успокаивает.

Стараюсь подумать о чем-то хорошем. Например, о том, что в это воскресенье, если ничего не сорвется, наконец, смогу навестить своего дядю в больнице. Поговорить с врачами.

Мне уже несколько раз на этой неделе звонили сестры. Милана интересуется только мажорами. Собирается ко мне в гости. Бесполезно объяснять ей какие правила действуют в академии. Но это ладно. Гораздо сильнее всколыхнул разговор с Яриной.

— Ася, ты должна что-то сделать, — ее слова до сих пор звучат в моих ушах и заставляют сердце судорожно колотиться. — На этой неделе нам приходило несколько счетов из клиники. Мать ничего не оплатила и не собирается. Ты знаешь, если что-то случится с отцом я… никогда не прощу тебя. Ясно?

Напрасно я пыталась с ней спокойно поговорить.

— Клянусь, я найду способ тебе отомстить! — истерично вопит Ярина, не желая воспринимать хоть какие-то аргументы.

Как со стеной общаться.

Только стена не орет и не угрожает.

Хотя… память мигом подбрасывает ту самую надпись над моей кроватью. Морщусь и качаю головой, отгоняя тревожное воспоминание.

В общем, если все сложится, то увижу дядю. Совсем скоро. А до этого надо написать очередной тест. И продержаться, совмещая учебу с подработкой.

— Хочешь? — предлагает мне лаборант, протягивая упаковку кексов.

Она уже достает один, вскрывает прозрачную пластиковую упаковку, кусает и с аппетитом жует.

— Очень вкусные, — замечает, потом переводит взгляд на часы: — Ладно, я уже пойду. А ты как? Сама справишься?

— Да, — отвечаю тихо.

— Ну ладно, если что можешь прямо до конца не доделывать, если немного останется, то завтра закончишь.

Угу. А завтра прибавится новая работа. Ну уж нет. Лучше бы сейчас все сразу добить, чем дробить по частям.

Одной в лаборатории неуютно. Однако сейчас я в центральном корпусе. До студенческого крыла отсюда недалеко. К тому же, Маша обещала за мной зайти. Примерно через час.

Должна все успеть.

Делаю несколько глотков кофе. Смотрю на печенье. Меня тошнит от напряжения, но при этом есть хочется. Чего-то сладкого.

Достаю один из кексов. Тут каждый завернут в отдельную упаковку. Верчу его в руках.

Интересно, если я думаю о том, что можно проткнуть обертку шприцом и чем-то накачать кекс, это уже безумие или еще нет?

Невесело усмехаюсь.

Немного помедлив, все же открываю кекс. В столовой сегодня поужинать не вышло. Не успела.

Точнее мне начала звонить Ярина. Пришлось отойти. Маши рядом не было. И когда я вернулась после разговора, посмотрела на свою тарелку, испытав смешанные ощущения.

А если туда успели что-то подсыпать?

Пусть я самой себе кажусь сумасшедшей, но рисковать не хочу. Без того приключений хватает.

Кусаю кекс. Запиваю кофе. Вкусно.

Покончив с легким перекусом, возвращаюсь к работе. Сначала все идет неплохо. Даже чувствую себя как-то бодрее.

А потом… глаза слипаются. Тру веки. Не помогает. Даже наоборот… меня буквально начинает валить.

Такое странное чувство.

Допиваю остывший кофе залпом. Но это не спасает. Сильно хочется спать. Тело словно тяжелеет, становится свинцовым. И голова клонится вниз, мысли вдруг спутываются.

Стоп. Надо собраться. Набрать Маше.

Достаю телефон. Набираю. Слушаю протяжные гудки. А потом вдруг растягиваюсь на зеленой поляне. Ярко светит солнце, щебечут птицы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Меня накрывает ощущение беззаботности. Почти.

Что-то важное я хотела сделать. Что-то срочное.

Но что?..

Сама не замечаю, как проваливаюсь в сон. Опустившись головой на сложенные на поверхности стола руки.

44

Распахиваю глаза и не понимаю, где нахожусь.

Пока ясно одно — это точно не моя комната.

Что происходит?

Пробую осмотреться, но вокруг настолько темно, что ничего нельзя разобрать. Не вижу даже очертаний мебели.

Хотя откуда мне знать, есть ли здесь мебель? Ничего же видно.

Ворочаюсь. Ощупываю ладонями поверхность, на которой лежу. Похоже на лавку. Подо мной будто деревянная скамья, сбитая из широких перекладин. Осторожно приподнимаюсь.

Напрягаю память.

Я была в лаборатории. Работала над документами. Разбирала папки. А потом вдруг резко отключилась. На ровном месте меня попросту вырубило в сон.

Голова не гудит. Никакого ощущения тяжести.

Прохожусь пальцами по затылку.

Наверное, даже чувствую себя отдохнувшей чисто физически. Будто проспала несколько часов. Очень крепко.

Мне что, дали снотворное?

Ощупываю себя.

Я в той же одежде, что и была. Никакой боли не чувствую. Но теперь тревоги только больше становится.

Где я?

Запах сырости. Плесени. Какой-то болотный. И еще прохладно.

Сердце пропускает удар, потому что кажется, меня затянули в какой-то подвал и дальше неизвестно что может ждать.

Поднимаюсь с той скамьи, на которой очнулась. Ощупываю стенку рядом с ней. Так и двигаюсь дальше. Медленно. Мелкими шагами.

Пока моя ладонь не наталкивается на какую-то тряпку. Дергаю ее. И вокруг будто становится светлее.

Это же окно. Без стекол. Мой взгляд падает в сторону. Отсюда хорошо видно полную луну. И небо ясное. Ярко сияют звезды.

Еще тяну тряпку. Сильнее. Вероятно, это нечто вроде шторы.

Отлично. Я хотя бы не в подвале. Правда такое осознание тоже надолго не успокаивает, ведь я по-прежнему в полной растерянности.

Оглядываю пространство вокруг.

Освещение совсем слабое. Но я уже могу более или менее все вокруг рассмотреть.

Высокий стол посреди комнаты. Несколько перекошенных стульев. Несколько скамей под разными стенами.

А там… кажется, печка?

Подхожу ближе. Замечаю на ней что-то. Керосиновая лампа. Видела такие прежде. Еще давно. Когда дядя был здоров. Мы ездили в деревню.

Наверное, можно попробовать ее зажечь. Да, вот тут все, что мне надо.

Уже тянусь, но в последний момент останавливаю себя.

Холод сковывает желудок.

Если я зажгу свет, это будет заметно. И привлечет ко мне внимание. Лучше пока этого не делать.

Глаза понемногу привыкают к скупому освещению.

Снова осматриваюсь.

Это похоже на хижину. Или на заброшенный дом. Но это точно не выглядит как часть академии.

Меня увезли куда-то?

Растираю лоб. Стараюсь лихорадочно сообразить, что делать дальше. Однако сейчас в памяти мелькают только кадры последнего разговора с лаборантом.

Она предложила мне кофе. Потом дала кексы. Она сама все это ела, но после практически сразу ушла.

Значит, в тех кексах было снотворное? Или в кофе?

Ладно, сейчас не важно.

Надо выбираться отсюда. Кто бы не притащил меня сюда, сделано это явно не ради какой-то доброй цели.

Медленно продвигаюсь к выходу, стараюсь не шуметь. Прихватываю кочергу, которую нахожу возле печки. Больше ничего подходящего для самообороны под руку не попадается. Но я понимаю, что и кочерга не слишком защитит.

Не представляю, чего ждать.

Приоткрываю дверь.

Черт, такая скрипучая. Если за этим местом сейчас кто-то наблюдает, то все услышат, что я вышла на порог.

Мелькает мысль вернуться. Запереться.

Но разве тут есть замки? И все такое хлипкое. Нет, тут лучше бы не задерживаться.

Вот только…

Нервно сглатывая, понимая, что вокруг лес.

Далеко меня не увезли. Вытянули за пределы академии. А в этом лесу полно диких зверей.

В сознании сразу всплывают предупреждения насчет лис и волков. Тут и медведя можно встретить. Нам говорили кураторы.

Лес разрешено посещать только в определенные периоды. И точно не по одиночке. В компании преподавателей или охраны.

Ну что же… мне просто надо вернуться в академию.

Да. Очень «просто».

Леденею, услышав звук неподалеку.

Что это? Шорох. Чьи-то шаги. Вдалеке. Но я слышу мужские голоса. Они все ближе и ближе.

Сердце заходится.

И в следующий момент кто-то хватает за плечи сзади.

— Тихо, Ася, — выдает хриплым шепотом.

А я даже закричать не могу. Меня всю будто парализует. От шока, от неожиданного движения. От того, как горячие руки смыкаются на моем дрожащем от холода теле.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

45

— Идем, — тихо продолжает знакомый голос. — Нам нужно как-то выбраться отсюда. Если эти нас заметят, то… будут проблемы.

«Эти»?

Мужские голоса все ближе. Как и резкие смешки. Как и шорох листвы под их ногами.

— Лёва, ты что здесь делаешь? — спрашиваю, немного переводя дыхание. — Ты… как ты меня нашел?

Пока друг тянет меня куда-то в сторону.

— Правда хочешь обсудить это сейчас? — выдает он, практически мне на ухо. — Давай сперва выберемся из этого проклятого леса. Ладно?

— Угу, — бросаю короткий глухой ответ.

Сейчас действительно лучше не шуметь. Не привлекать чужое внимание.

— Обойдем с другой стороны, — говорит Лёва.

И мы осторожно обходим хижину. Стараемся как можно меньше шуметь, но приходится действовать быстро.

Мое сердце так гулко бьется в груди, что кажется, это нас рано или поздно выдаст.

Лёва сжимает мое плечо. И я невольно отмечаю, как сильно подрагивают его пальцы.

Другу не нравится лес. Очень не нравится. У него нечто вроде фобии. Ну как у меня при виде крови. Только… сильнее.

В памяти всплывает наш разговор. Первые дни в академии.

— Вот бы скорее получить разрешение, чтобы туда прогуляться, — улыбаюсь, глядя на лес, раскинувшийся неподалеку от академии. — Иногда это даже нужно для обучения. Зависит от курса. Куда попадешь.

— Черт, надеюсь, меня не заставят туда пойти, — говорит Лёва, и тон его голоса заставляет встревожиться.

— Тебе плохо? — спрашиваю, поворачиваясь к нему. — Что случилось?

— Нормально, — выдавливает он, но вид у него такой, будто его мутит. — Я… знаешь, с лесом у меня связана не очень приятная история. Никогда бы не хотел там оказаться.

Парень бледнеет на моих глазах.

— Извини, я не знала, что ты…

— Ничего, — отмахивается он. — Хорошо, что у меня нет фобии воды или чего-то такого. Леса вокруг встречаются не так часто.

Лёва тогда попробовал отшутиться. Но я не могла не замечать, как он старательно отворачивается от тех окон, где виднелся лес. Действует практически на автомате.

Не знаю, что именно произошло с другом в прошлом. Но похоже, ничего хорошего.

Несколько раз я осторожно пыталась выяснить, предложить ему как-то справиться со своим страхом, взять эмоции под контроль.

У меня получилось. Раньше вид крови действовал гораздо сильнее. Но сейчас я уже могу лучше управлять своей реакцией.

Вот только Лёва игнорировал любые мои попытки помочь.

Теперь мы оба в лесу. Ночью. И та шумная компания парней совсем близко. Это не добавляет ситуации оптимизма.

Вот же влипли. Когда я мечтала о прогулке в лесу, представляла это совсем иначе.

— Ты как? — спрашиваю тихо.

— В порядке, — следует короткий ответ. — Только одна проблема.

— Что?

— Сбился, — выдает он с досадой. — Старался запоминать дорогу, но сейчас все из головы вылетело. А телефон тут нифига не работает. Сеть не ловит. С навигатором — жесть. Ну чушь показывает. Я уже проверял. Хорошо хоть успел найти тебя до того, как…

Он резко замолкает. И прежде чем я успеваю вымолвить хоть слово, закрывает мой рот ладонью.

— Слишком тихо, — замечает Лёва едва слышно.

Мы застываем на месте.

Ну вообще, наверное, это логично. У нас получилось обойти хижину, ни с кем не столкнуться. И теперь мы отошли дальше в лес.

А те парни, судя по отдаленным звукам, забрались в хижину.

Даже думать не хочу, что они собирались сделать со мной.

Лёва отпускает меня, и я нервно сжимаю кочергу, которую нашла возле печки. Эта тяжесть в руках придает немного уверенности.

— Давай просто идти, — говорю.

— Давай.

Продвигаемся дальше. Чувствую то, в каком напряжении друг, и стараюсь его немного переключить.

— Как ты понял, где я? — спрашиваю.

— Маша тебя искала, — говорит Лёва после недолгой паузы. — Ты резко пропала. Она волновалась. А я… короче, я случайно понял что к чему. Ну знаешь, я подслушал один разговор, который не должен был услышать. Но тогда до меня еще не дошло, о чем идет речь, а потом, когда столкнулся с Машей, все сошлось. И… черт, наверное, мне стоило пойти к ректору или обратиться за помощью, но я понял, что времени слишком мало. Пока буду разбираться с этим, искать кого-то, могу не успеть. Маша должна сообщить. Если мы сами не сможем отсюда выбраться, то нас все равно найдут.

— Что ты услышал, Лёв?

Ответить он не успевает.

Нам в глаза ударяет яркий свет. Будто прожектор вспыхивает. И в следующий момент раздается незнакомый мужской голос:

— Эй, парни! — громко, а после уже с насмешкой. — Сучка нашлась! Все сюда. Живо! Сейчас развлечемся…

+++

друзья, я выложила для вас подарок - полностью завершенная очень горячая книга! Однотомник. Счастливый финал.

книга тут -

(если у вас не открывается ссылка, то книгу можно найти по названию "Только не он" - она в самом верху на странице Рины Каримовой или почти в самом низу на странице Валерии)

— Азаров любит жестко. Никаких поцелуев, никаких ласк. Без нежностей, в общем. Заваливает и берет свое как зверюга.

— Ну это как-то не очень… Если совсем без ласки. Ну как же это?

— Ты Азарова видела? Да, если он просто на меня подышит, я улечу. А если в этот момент еще и будет без футболки, то… Короче, никто на его грубость не жалуется. Всем заходит. Жаль, он на обычных студенток, вроде нас, даже не глянет. Выбирает всяких моделей. Ну понятно. Как иначе с его-то деньгами и возможностями? Хотя он и с теми, кого выбрал, редко встречается дольше месяца.

Тимур Азаров — животное. Жесткий. Циничный. Наглый. И я не понимаю, почему столько девчонок в универе по нему с ума сходят. Что их вообще привлекает?

Он ведет себя как последний ублюдок. И я бы с радостью держалась от него подальше. Но однажды ночью Азаров врывается в мой дом.

читать книгу тут -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

46

Крепче сжимаю кочергу. Хотя умом понимаю, что это «оружие» ничего не даст. Жест рефлекторный.

Ладно бы, он был один. Но там целая компания. И судя по громким возгласам, они стремительно приближаются.

— Мама, не говорила тебе, что нельзя гулять ночью в лесу? — с издевкой интересуется парень.

Старшекурсник. Высокий, крупный. На его одежде нет никаких эмблем, поэтому даже не знаю, с какого он факультета.

Вспыхивает мысль договориться, но я отметаю ее. Не выйдет. По нему видно, что он уже на другое настроился. И совсем скоро тут будут его приятели. Мы не успеем сбежать. Да и никто нас не отпустит.

Тогда надо тянуть время.

Маша обратилась за помощью. Нас ищут. Надеюсь.

Внутри холодеет, когда думаю о том, что подруге могли помешать. Задержать ее. Или еще что-нибудь устроить.

Но других вариантов кроме как тянуть время все равно нет.

— Лучше вам нас отпустить, — вдруг говорит Лёва. — По-хорошему.

— Чего? — кривится старшекурсник. — Ты вообще… что такое?

— Свали — и мы просто уйдем, — произносит друг, повышая голос, и его слова звучат непривычно жестко.

Может у него есть план? Поворачиваюсь и не могу не заметить, что Лёва держит руку в кармане куртки.

— Данил, тут еще какой-то выебистый дохляк нарисовался, — посмеивается парень, глядя куда-то за плечо Лёвы. — Успокоить бы его надо.

Данил?..

Внутри все нервно сжимается.

До последнего хочется верить, что это просто имя совпало. Однако через секунду вижу того самого Данила, который уже меня доставал. В столовой. Подонок с Южного факультета. Это ему тогда Хазаров врезал.

И вот мы снова встречаемся. Посреди ночного леса. Только теперь Хазарова рядом нет. А этот негодяй в компании своих приятелей.

Их пятеро.

Ситуация хуже не придумаешь.

— Что это за слизняк? — бросает кто-то из парней.

— Чмошник, который за ней вечно таскается, — хмыкает Данил, щелкает пальцами и кривится. — Как там тебя? Лёва? Да ты прямо лев. Царь, блять, зверей. Такой крутой. Ну охуеть.

— Отпустите нас, — говорит друг, и его голос звучит неожиданно твердо, даже паники не чувствуется. — Мы просто уйдем.

Смотрю на него. Если бы не знала его, не замечала детали мимики, то решила бы, что он и правда не чувствует ни тени страха.

Однако старшекурсники ржут.

Только Данил серьезен. Смотрит на меня, а обращается к Лёве.

— Давай, — говорит. — Раз ты такой смелый. Заставь нас отпустить тебя и твою сучку.

— Дан, ну ты гонишь, — бросает другой парень. — Тут больше шансов, что девка нас кочергой отделает, чем этот задохлик.

— Тише ты, может, он у нас крутой боец?

— Да, бля, под прикрытием.

— Мастер единоборств.

Парни продолжают сыпать издевками.

Данил молча смотрит на меня. На его физиономии до сих пор отметины после того, как Хазаров впечатал его в стол. Нос перебит.

Старшекурсники надвигаются на нас. Их голоса звучат все жестче, агрессивнее. Их шутки становятся грязнее.

— А ну отошли! — резко выдает Лёва.

Вскидывает руку, которую держал в кармане.

Парни застывают. Все кроме того Данила, ведь он так и не двигался с места. Просто стоял и смотрел на меня.

— Ебать, откуда у него ствол?

Не ствол. Зажигалка. Просто в виде пистолета.

Лёва мне показывал раньше. Надеюсь, никто из этих уродов не догадается, не отличит.

Однако мое сердце дает нервный перебой, когда вижу реакцию Данила. Он мазнув по моему другу почти скучающим взглядом, снова переключается на меня.

— Ты целка? — спрашивает. — Красивая. Сомневаюсь, что тебя еще никто не ебал. Но знаешь, это не проблема. Ты сегодня себя снова целкой почувствуешь. Гарантирую. Выдеру во все щели. А потом своим пацанам отдам. Пусть тоже оттянутся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

47

Мои пальцы впиваются в кочергу. До боли. От мерзостей Данила меня всю буквально передергивает.

— Ты меня слышал! — бросает Лёва непривычно резким тоном.

Блефует он хорошо. Если бы я не знала, что пистолет у друга ненастоящий, то сейчас была бы уверена, будто он и правда вооружен. Настолько натурально держится. И вид у него такой, и голос.

Замечаю, как переглядываются приятели Данила. Один из них, немного помедлив, произносит:

— Дан, этот малолетка какой-то дерганный. Хер знает, что у него в башке. Раз достал ствол, то и правда может пальнуть.

— Блядь, ты серьезно? — рявкает Данил.

— Да куда серьезнее, когда пацан под прицелом нас держит.

Лёва переводит пистолет с одного на другого. Будто и правда примеряется, в кого бы пальнуть. Выглядит это все жутковато.

Вот только дальше тянуть время не выходит.

События разворачиваются молниеносно.

Данил резко разворачивается. Бросается вперед. Прямо на Лёву.

Одно порывистое движение, и вот он уже перехватывает руку моего друга, загибает его, заставляя пригнуться. Вырывает «муляж». Толкает Лёву вниз, врезает ему ногой в живот.

Тот издает сдавленный звук. Скручивается на земле.

Это будто вспышка. За секунду. И хоть Данил оказывается вплотную ко мне, когда проворачивает все с Лёвой, я даже не успеваю врезать кочергой этому уроду. Просто не получается сориентироваться.

— Вы ебанулись? — насмешливо бросает Данил, вертит в руке зажигалку. — Ну хоть бы мозг врубили, прикинули. Откуда этот сопляк достал бы настоящий ствол? Здесь. В академии, блять. Какой-то ботан. Сука. Отупели в край. Бьюсь об заклад, что это обычная «пугалка». Для развода таких лошар как вы.

Он отбрасывает пистолет прочь. А потом снова ударяет Лёву ногой. Лежачего бьет. Грязно. Подло.

Что-то не помню, чтобы он хоть какой-то выпад рискнул сделать против Хазарова в столовой. Зато сейчас чувствует себя всемогущим.

Больной подонок.

Данил снова поворачивается к своим дружкам, бросает очередную гадость. А я замахиваюсь и всю силу вкладываю в удар. Кочергой. По колену. Один раз. Второй. И я бы продолжила, но хоть урод и взвывает, скрючивается, а все равно умудряется потом увернуться и перехватить у меня кочергу.

Да и его приятели поспевают на помощь.

Жаль нельзя заехать ему по роже. Или по животу. Как он Лёве. Жаль, мне вообще больше не дают ударить этого ублюдка.

— Блядь, — цедит Данил сквозь зубы. — Охуевшая.

Снова сгибается. Растирает колено.

— Ты мне за это заплатишь, — говорит он. — Ты мне, сука, за все заплатишь. И за прошлый раз тоже.

Его приятели держат меня. Один за левую руку. Другой — за правую. Хоть и пытаюсь вырваться, ничего не выходит.

Данил надвигается на меня.

Невольно испытываю мстительное удовольствие, заметив, как он прихрамывает.

— Давно пора тобой заняться, — заявляет гад.

Делаю глубокий вдох. Истошно кричу. Во всю силу легких.

— Помогите!

И снова — просто вопль.

Как могу стараюсь привлечь внимание. Однако похоже, академия довольно далеко от этой части леса. Отсюда даже смутных очертаний здания не видно. Нельзя ни один корпус разглядеть. Огней невозможно заметить.

Вряд ли меня услышат. Но бездействовать не могу. Надо пробовать. Хоть что-то сделать. Хоть так.

— Разденьте эту сучку, — резко говорит Данил.

И судя по тому, как с меня начинают моментально стягивать кофту, этот уродец здесь главный. Его слушаются.

Сопротивляюсь, но мои попытки ничего не дают. И через секунду, кофта летит прочь, а я остаюсь в одном бюстгальтере.

Шиплю. Извиваюсь. Пробую укусить парней. Царапаю их. Но они здоровенные. Едва ли замечают мои сопротивление. Просто обмениваются пошлыми шутками.

— Не трогайте ее пока, — заявляет Данил. — Буду первым.

— Эй, ну чего? В прошлый раз мы…

— Вся ночь впереди. Еще успеете.

Холодею.

Когда один из парней дергает ремень на моих джинсах, меня буквально парализует паника. Так, что даже больше не могу вырываться. Просто застываю, не в силах шевельнуться.

И тут вдруг раздается до боли знакомый хриплый голос:

— Какого хера?

Один из парней отпускает меня. Отходит назад. Второго будто незримой силой от меня отбрасывает.

— Уебки, вы мою девушку тронули, — мрачно чеканит Марат Ахмедов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

48

Не знаю, от чего больше шока теперь.

От того, что Ахмедов называет меня своей девушкой. Или от того, что совсем не хочется ему возразить.

Отстраненно осознаю, что Марат уже врезал одному из тех парней, которые держали меня. Тот лежит на земле у его ног. Закашливается. Пробует осторожно отползти.

Ахмедов больше не обращает на него внимания, надвигается на Данила. Когда вдруг появляется еще несколько парней. Встают между ними.

— Марат, мы не хотим проблем, — говорит один из них.

— Впервые слышу, что эта девка — твоя, — бросает другой.

Он выше и крупнее. Наверное, потому позволяет себе так дерзко обратиться к Ахмедову. Чувствует, что тоже силен.

— Стой, — выдает третий старшекурсник, отодвигает того другого, своего борзого приятеля. — Нас много, Марат. Ты сам понимаешь, чем это для тебя закончится. По-нашему выйдет. При любом раскладе. Поэтому лучше сейчас уйти.

— Девка черту перешла, — прибавляет тип, который недавно отпустил меня и отступил назад, но сейчас, когда появилось больше парней, он снова чувствует силу. — Ректору настучала. Отказалась проходить посвящение. Ты сам знаешь, есть правила, которые нельзя нарушать. Даже элите. А она вообще никто. Не ровня для нас.

— Пиздишь, — бросает борзый. — Не может она твоей девушкой быть. Хер знает, зачем ты ее покрывать решил. Заглатывает под корень? Ха. Ну так себе причина. Не помню, чтобы ты вообще хоть какую-то девку здесь раньше выделял.

Ахмедов обводит взглядом всех парней вокруг. Их шестеро. Каждый что-то бросает. Только Данил молчит. Остальные наперебой пытаются отвадить Марата отсюда. По-хорошему.

Но… кажется, у них не выходит.

Не то, чтобы я хорошо знала Ахмедова и могла предугадать его реакцию. Однако вид у него очень выразительный.

Или я просто выдаю желаемое за действительное?

Если Ахмедов и правда решит не связываться с этими типами, просто уйдет, то шансов у меня никаких.

Разве что броситься прочь. В лес. Но далеко не уйти. Поймают за считанные секунды.

Лихорадочно озираюсь.

Взгляд падает на кочергу — слишком далеко. Не достать. Однако я просто этот факт отмечаю автоматически. Умом понимаю же, что никакая кочерга тут не поможет, не спасет. Даже если бы я могла до нее дотянуться.

Снова смотрю на парней вокруг.

Их слишком много.

Все высокие. Массивные. Под стать Ахмедову.

Вероятно, с кем-то одним он бы справился без проблем. С двумя, наверное, тоже. Но их тут шестеро. Мрачных, агрессивных. И отступать никто из них не намерен.

Сперва неожиданное появление Марата сбивает с толку. Однако когда еще больше парней подтягивается, то чувствуется, что уверенность их компании растет. Перевес по численности на их стороне.

Вот только не похоже, будто Ахмедов это учитывает.

У него есть план? Или он здесь тоже не один?

Умом понимаю, что Марат против шестерых не выстоит. Каким бы сильным бойцом не был. Даже если одного из этих шестерых противников уже почти вырубил.

Кстати, тот парень пошатываясь, поднимается.

Повисает напряженная тишина. Кажется, воздух вокруг звенит от напряжения, до такой степени нарастает накал.

Ахмедов выглядит будто скала. Неподвижный. Массивный. Угрожающий. И похоже, никто из парней не рискует его зацепить. Выжидают. На конфликт не рискуют пойти.

— Отвали, Марат, — бросает вдруг тот борзый старшекурсник, хоть держится в стороне, на некотором расстоянии от Ахмедова. — Нихуя ты нам не сделаешь. Нас гораздо больше. И скоро еще парни подойдут. Короче, ни одна пизда того не стоит.

Ржет.

Даже если он блефует насчет других парней…

Холод сковывает меня будто панцирем.

Тут смех мерзавца резко обрывается.

Марат заезжает ему кулаком в челюсть.

— Ебанулся, Ахмедов? — рявкает Данил. — Ты не слышал…

Договорить он не успевает. Потому что в следующий момент от Марата достается и ему.

Судорожно втягиваю воздух.

На миг кажется, Ахмедов сейчас тут всех разметает. Потому что после его резкой и жесткой атаки на двух заводил остальные пасуют.

Но к сожалению, это преимущество он получает ненадолго.

Вскоре ему приходится уже отбиваться. Атаку больше не провести. Слишком много противников вокруг.

С ужасом наблюдаю за развернувшейся картиной.

Хорошо хоть в полумраке не вижу крови. Иначе бы меня точно вывернуло. Хотя кажется, меня и так сейчас вывернет наизнанку. От дикого стресса, от безумного выброса адреналина в кровь.

Марат бьется будто зверь. Бешеный. Дикий. Одержимый. Каждый его жест пронизан чем-то хищным. От каждого движения веет опасностью.

Все эти подонки хоть и нападают на него, но чувствуется, что боятся. Не знают, как бы к нему подступиться.

Сила на стороне Ахмедова. Однако их слишком много. И постепенно они тоже входят во вкус, расходятся. А я ловлю себя на том, что с замиранием сердца слежу за Маратом. Болею за него.

Таких драк никогда не видела. Ни в жизни, ни в кино.

Шестеро на одного.

Наверное, чудом можно считать уже то, что Ахмедов от них отбивается. И все же иногда атакует. Ему удается выстоять. Даже когда один из этих уродов хватает мою кочергу. Врезает ему по спине. А он не успевает увернуться, ведь в тот же самый момент удары сыплются с нескольких сторон.

Мне страшно представить, чем это закончится.

Ахмедов будто в режим берсерка входит. Не верится, что человек так бороться способен. Однако бесконечно это продолжаться не может.

Он устанет. Он сдаст позиции. И тогда…

Вскрикиваю, когда Ахмедова сбивают с ног. Даже не успеваю понять, как это происходит. Но через секунду он рывком поднимается. Кажется, только злее становится. Буквально излучает ярость.

Зажимаю рот ладонью.

Не верится, что переживаю за Марата.

Его снова сбивают — и снова он поднимается. При этом умудряется вырубить одного из нападающих. Кажется, того мерзкого типа, самого борзого. Он уже больше не встает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но через несколько секунд Ахмедов пропускает удар в голову. Жесткий, сокрушительный.

Из моей груди вырывается очередной нервный возглас.

А в следующее мгновение — раздается гулкий отрывистый звук. И я не сразу осознаю, что именно сейчас услышала.

Стоп. Это… выстрел?

49

Раздается истошный вопль. Один из старшекурсников хватается за ногу. Дико орет. Сгибается пополам. Вскоре и вовсе валится на землю.

— Блядь, — буквально ревет он. — Какого…

Продолжает выть.

Драка прерывается. Потому что сперва всех отвлекает странный звук. После внимание переключается на кричащего парня.

Но эта пауза длится недолго.

Все смотрят в сторону. Туда же перевожу взгляд и я.

Лёва стоит, сжимая пистолет. Вскинув руку вперед, он держит под прицелом парней. Нервный, взвинченный, напряженный до предела. Даже при тусклом свете заметно, как сильно подрагивает его рука. Будто вибрирует.

— Пиздец, у него настоящий ствол.

— Дан, ебать, ты сказал, это «пугалка».

— Охренеть, как этот долбоеб пронес оружие. На входе в академию всех проверяют. Меня в прошлом году за одну попытку чуть не отчислили.

В том, что пистолет настоящий, теперь ни у кого сомнений нет. Раненный утробно стонет, растирает поврежденную ногу.

— Ася, идем, — зовет меня Лёва, не сводя глаз со старшекурсников. — Я тебя забираю отсюда.

— Нихуя, — резко бросает Данил.

Шагает вперед.

Рука моего друга дергается.

Старшекурсник застывает, но не похоже, будто он собирается давать заднюю. Вид у него скорее раздраженный, чем перепуганный.

— Дан, ты бы полегче.

— У него ствол.

— И что, блять, с того? — жестко обрывает Данил. — Пальнул раз — и вы уже все разом обосрались. Как тогда собираетесь идти на реальное дело, а?

Обводит своих приятелей тяжелым взглядом.

— Ты бы молчал, — вдруг замечает тот борзый тип, чьего имени не знаю, но он запомнился мне, потому что не боялся Ахмедова. — Не здесь, блять.

— Я ничего не сказал, — цедит Данил. — Короче, вы чего с штаны понакладывали?

— Сука, он меня подстрелил! — вопит раненный.

— Патронов на всех хватит, — выдает Лёва.

И его голос звучит так твердо, что едва узнаю. Однако дрожь в руке показывает все то волнение, которое его охватывает сейчас.

— Да он ебнутый… — начинает кто-то.

— Сам ты ебнутый, — обрывает Данил, поворачивается к Лёве. — Ну и что ты сделаешь, мелкий утырок? В меня стрельнешь? Еще в кого-то? Дальше — что? Ты вообще хоть немного соображаешь? Знаешь, кого подстрелил? Знакомься. Это Антон. Его папаша чиновник тебя со свету сживет. Он бы и царапину тебе не простил. А тут серьезная травма. А если Антон хромать будет? Инвалидом станет? Пизда тебе, уебок. Но это еще ничего. Дальше палить собираешься? Вперед. Давай. Если один выстрел ты сможешь как-то объяснить, то что с реальной пальбой по всем подряд?

— Это самозащита, — бросает Лёва. — Вы напали на нас.

— А ты докажи, — хмыкает Данил. — Ребята дадут такие показания, которые тебя закопают. Ты на хер вылетишь из этого универа. И не просто вылетишь. Ты, блять, за решетку пойдешь.

Урод делает еще один шаг к моему другу.

— Стой! — отрывисто произносит Лёва.

Тот мрачнеет, но останавливается.

А я замечаю, что первый шок у остальных нападающих проходит. Они тоже начинают подступать к моему другу. Но Лёва сосредоточен на Даниле.

Ситуация обостряется.

— Дай ствол, — давит на него Данил. — Пошутили — и хватит. Никто тут не собирался никого насиловать. Так… припугнули вас. Сильно смелых.

Косится в мою сторону.

И я чувствую, на все сто процентов уверена, что он лжет.

Просто старается приболтать Лёву. Отвлечь. Пока другие подбираются. А у меня все внутри от тревоги сводит.

Что делать?

Даже сказать ничего не решаюсь. Опасаюсь, что если отвлеку Лёву сейчас, то кто-то из этих подонков бросится на него, вырвет пистолет. И тогда — точно все. Не на что даже надеяться.

Но и побуждать друга к действиям тоже нельзя.

А если он не просто ранит… если убьет кого-то?

Страшно представить.

Одна шальная пуля.

Последствия могут быть непредсказуемые.

Все эти мысли проносятся в голове будто огненный вихрь.

Когда вдруг Марат шагает вперед. Прямо к Лёве. Обходит всех и… молча забирает у него пистолет.

Действует легко. С подавляющей уверенностью. Хоть и хромает на одну ногу, но держится очень уверенно. Есть что-то такое в его движениях. Невозможно объяснить. Неуловимая сила. Будто один лишь вид Марата оказывает цепенящий эффект. И на Данила, и на того борзого типа, который прежде одергивал его. На всех вокруг.

Лёва не делает ни единой попытки воспротивиться.

И вот уже Марат направляет дуло в сторону парней. Только на этом он не заканчивает.

Все происходит молниеносно.

Короткое движение, когда Ахмедов забирает оружие. Порывистый разворот. Вскинутая рука.

А следом гремит два выстрела. Один за другим.

Данил взвывает. Падает как подкошенный. Хватается за ноги.

— Уебок, — стонет. — По коленям…

Ахмедов надвигается на него. Холодно. Четко. Будто робот. Дуло пистолета с Данила не сводит. И кажется, меньше секунды проходит, прежде чем слышится еще два выстрела. Следом — истошный вопль.

— Бля… — только и вырывается у Данила.

Пополам с воем.

Другие парни молчат. Даже тот, которого подстрелил Лёва, затихает и перестает стонать.

— Тронешь мое… — ледяным тоном произносит Ахмедов.

И фразу не заканчивает. Просто прижимает дуло ко лбу Данила. Очень выразительный жест.

Тот зубами скрежещет. Молчит.

Марат поднимает взгляд. Обводит глазами остальных, словно давая понять, что это относится к каждому из них.

— Уебывайте, — говорит хрипло. — И это дерьмо уберите.

Отходит от извивающегося от боли Данила. Встает рядом со мной, закрывая меня собой.

— Чего застыли? — рявкает на резко притихших парней.

Щелчок.

Кажется, это он перезаряжается пистолет. Или… делает с ним что-то другое, но что бы это не было, действует на старшекурсников словно разряд тока.

Раненных подхватывают. Утягивают вглубь леса.

Вскоре мы остаемся здесь втроем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты, — говорит Лёва нервно. — Ты… отойди от нее.

— Ты не охуевай, — бросает ему Ахмедов. — Сегодня — ты молодец. Но берега-то не теряй.

Еще миг — он поворачивается и вбивает тяжелый взгляд в меня. В темных глазах вспыхивают искры пламени.

— Ну что, Ася? — спрашивает, приближаясь вплотную, склоняется надо мной и почти шепотом на ухо выдает: — Уже придумала, как будешь расплачиваться?

50

— Я домой хочу, — вырывается у меня нервно.

— Домой? — хмуро выдает Ахмедов.

— В академию, — отвечаю, помедлив. — В свою комнату.

Хотя если честно, лучше — домой.

Как бы не жилось мне у тетки, совсем не сладко, но там меня по крайней мере никто не пытался изнасиловать, не преследовал, не гнобил.

А тут — кругом жесть.

Ректор покрывает убийство. Старшекурсники устраивают всякие козни. Этой ночью меня бы вообще ничего хорошего не ждало, если бы Ахмедов тут так вовремя не появился. И если бы Лёва не оказался рядом. С пистолетом.

Тошно от всего. Дурно.

Ощущение будто я попадаю в настоящий фильм ужасов.

Дома максимум проблем был от теткиных воплей, истерик моих сестер. Но все то было терпимо. Даже заниматься получалось. А сейчас — что?

Пока плохо представляю, как дальше. Меня так сильно потряхивает, что кажется, вот-вот наизнанку вывернет от волнения.

— Мне… плохо, — говорю, судорожно сглотнув. — Пожалуйста, я… мне обратно нужно.

И лучше бы правда — домой.

Но сегодня так точно не повезет.

— Ну идем, — бросает Ахмедов.

Отдает пистолет Лёве, который как раз к нам подходит и снова заговаривает с ним:

— Отойди от нее, — повторяет друг. — Ты видишь, что ей плохо?

— Вижу, — выдает Марат без эмоций.

И подхватывает меня на руки.

— Идем, — добавляет.

Лёва смотрит на него как обалдевший. Стискивает пистолет.

— Я же сказал, — замечает. — Отпусти…

— Отпущу, — обрывает Ахмедов, шагая вперед, в темноту. — Когда вернемся в академию. А пока лучше так.

Друг снова пробует заговорить.

— Ты лучше за стволом следи, — отрезает Марат.

На этом разговор и обрывается.

Не хочу, чтобы Ахмедов держал меня. Даже теперь, когда мне действительно нехорошо, и одной идти было бы тяжело. Не хочу, чтобы трогал.

Однако сил на сопротивление нет.

А еще понимаю, что чем быстрее мы отсюда выберемся, тем лучше. Он, конечно, распугал тех парней. Но кто знает, что еще может случиться?

Мы посреди ночного леса. Тут могут быть и другие хищники. какие-нибудь животные. Волки, например.

Стараюсь не думать о том, что Ахмедов меня держит. Прижимает к горячему мощному телу. Наощупь он будто скала. Но камень прохладный. А от него исходит жар.

Морщусь. Невольно веду головой.

Хочется меньше контакта. Хочется ничего не чувствовать.

Настраиваю себя на то, что едва переступлю порог комнаты, сразу пойду в душ. А утром заберу документы из академии.

Плевать на все. На учебу. На будущее.

После такого…

Нет, никакая учеба этого не стоит.

Слезы подступают к глазам. Горечь затапливает. Но я запрещаю себе плакать. Запрещаю себе быть слабой. Лучше пока ни о чем не думать.

Утром разберусь.

Прокручиваю в голове картины горячего душа. Немного отпускает. Однако тут будто назло голос Ахмедова вырывает меня из мыслей.

— Придешь на мою игру, — хрипло произносит он.

Что?

Вскидываю взгляд на него. Даже не понимаю, о чем сейчас речь идет. Какая еще игра…

— Матч, — заявляет Марат.

Он про хоккей?

Называет дату.

Ну да. На эту самую игру меня Лёва приглашал, и еще пояснил, что Ахмедов на лед не выйдет. У него запрет.

— Тебя же не будет, — говорю. — Тебе нельзя играть.

— Кто сказал? — оскаливается.

— Не знаю, — дергаю плечами. — Наверное, ректор.

— Твой дружок, — хмыкает, мрачнеет, впивается цепким взглядом в мое лицо и обманчиво мягко прибавляет: — Ничего, не волнуйся, Ася.

А в следующую секунду будто режет:

— Я всегда свое возьму.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

51

Утром я уже в приемной ректора. Пишу заявление о том, что хочу прекратить учебу в академии. Зависаю над пунктом, где надо обозначить причину. Столько всего на ум приходит, что сразу не выбрать.

Убийство в универе.

Зэк в бегах, который спокойно разгуливал по коридорам.

Идиотские задания от элиты.

Ну и главное — поехавшие от безнаказанности мажоры. Эта сумасшедшая ночь. Одна из лаборантов подсыпала мне снотворное. А потом я очнулась в лесу. И чудом избежала расправы.

Кажется, будто попала в дурной сон и никак не получается от него очнуться.

Наивная. Когда только поступила сюда, думала, что главной проблемой станет учебная нагрузка. Один из сильнейших универов страны. Столько надежд. А в итоге теперь сама хочу отсюда сбежать. И учёба не играет тут никакой роли. С учебой у меня пока проблем нет.

Обидно уходить. Будто признавать свое поражение. Но что я могу сделать?

Ночью мне повезло избежать насилия, а может и чего похлеще. И до этого, наверное, тоже везло. Однако вечно на удачу рассчитывать не могу.

Нужно что-то решать. И срочно. Вчера я даже не стала спорить с Ахмедовым по поводу его игры.

Нет смысла. Отказы он не принимает. Но это не важно. К моменту матча уже вернусь домой. Не знаю, может быть чисто формально меня сразу отчислить не получится. Без разницы. Уеду в любом случае. Да я хоть пешком отсюда готова уйти.

— Подождите, — говорит мне секретарь, пробежав глазами заявление. — Без ректора мы не можем ничего решить. И вообще, Ася, вы уверены, что хотите подать это?

— Уверена, — отвечаю твердо.

— Лучше подумайте. Еще есть время…

— Нет, извините, но я не передумаю. Хочу уехать из универа сегодня.

— Присядьте пока, — говорит секретарь, кивая на кресло. — Ожидайте ректора. Он скоро должен быть.

— Хорошо, спасибо, — отвечаю автоматически.

После ночных «приключений» у меня в голове все будто в тумане. С трудом соображаю.

Плохо помню, как мы вернулись в академию, как прошли мимо охраны. Я настолько отключилась от реальности, что даже не сопротивлялась, когда Ахмедов меня на руках нёс. Не возражала ему. Под конец просто молчала. Ничего не хотелось. Видимо, начался откат. Все происходящее воспринималось словно сквозь пелену.

Ахмедов отпустил меня только в моей комнате. Там я и начала отходить. Когда увидела Машу. Хоть немного сбросила морок, накативший на сознание.

— Ася, ты как? — бросилась подруга ко мне.

К счастью, Марат не стал задерживаться. Посадил меня на диван и вышел за дверь.

Ничего не сказал. Не давил.

Ну вероятно, посчитал, что уже сказал достаточно. И никуда я от него не денусь.

Сейчас все, что произошло всплывает перед глазами. Кадр за кадром.

И разум опять цепляется за странность. Когда бегло поясняю Маше, что случилось, и как Лёва появился в лесу, она вдруг выдает:

— Подожди, Ася, но я не сталкивалась с Лёвой. Мы не говорили. Не понимаю, почему он сказал, что это я его позвала.

Наверное, не важно.

Потом как-то разберёмся с этим. Может Лёва просто оговорился. Хотя непонятно, как он понял, что я пропала и меня надо искать, если не говорил с Машей.

Открывается дверь приемной. Заходит ректор, и я забываю о чем размышляла.

Он хмурится, увидев меня, потом к нему обращается секретарь, поясняет ситуацию. Передает мое заявление.

Ректор смотрит на листок бумаги, а потом на меня. По его лицу нельзя ничего понять.

— Следуйте за мной, — мрачно бросает он, проходя мимо меня в кабинет.

Иду.

Дверь закрывается. Мы остаемся вдвоем. И я вижу, как ректор разрывает мое заявление надвое, бросает обрывки в урну.

— Что вы, — выдаю и рефлекторно поднимаюсь. — Вы не можете так. Я больше не выдержу здесь. Нет сил жить в постоянной опасности.

Говорю прямо. Выхода не остаётся. С жесткими правилами академии меня отсюда не выпустят. Без его разрешения.

— А с чего ты взяла, что за пределами академии будешь в безопасности?

— Извините, конечно, но…

— Ты даже не представляешь под какой угрозой находишься, — обрывает ректор. — Присядь, Ася. Нам надо серьезно поговорить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

52

Присаживаюсь. Взволнованно смотрю на ректора, который занимается место напротив, за столом. Его слова лишь подливают масла в огонь моей тревоги.

Молчание затягивается, и я не выдерживаю.

— Извините, но пока у меня такое ощущения, что в опасности я только здесь. Постоянно что-то происходит. И вчера, — запинаюсь, гадаю, как бы выразить все так, чтобы у Лёвы и Марата не было проблем. — Этой ночью я чудом ноги унесла. Больше рисковать не хочу. Разрешите мне забрать документы из академии. Пожалуйста.

Ну да. Если я начну рассказывать, что именно произошло, то у Лёвы и у Марата могут быть серьезные проблемы.

Вероятно, Марат уладит все. А вот насчет Лёвы совсем не уверена.

Все-таки он откуда-то достал пистолет. И хоть потом именно Ахмедов стрелял по мажорам, оружие раздобыл Лёва.

Марату вряд ли достанется. Наверное, его даже отчислить из академии не могут из-за его семьи. Другое дело — Лёва. Он обычный парень. Как я. Из простых студентов.

— Ася, мне известно, что произошло ночью, — вдруг заявляет ректор. — Или ты думаешь, возвращаясь, вы прошли мимо охраны без моего ведома?

Обратную дорогу помню слабо. Но вообще, там и камеры повсюду, и много охранников. Ректору должны были доложить.

Понятия не имею, что именно Ахмедов сказал тогда, почему нас легко пропустили.

Напрягаю память, однако ничего не ум не приходит. Да я вообще не помню, чтобы он с охраной говорил. В сознании отпечаталась картинка, что мы просто проходим вперед. Все.

— Я о другом, — сглатываю. — Вы просто… вы кажется, не понимаете, о чем я сейчас говорю.

— Данил отчислен из академии, — заявляет ректор. — Больше он тебя не побеспокоит.

Застываю.

Ректор знает? Он в курсе всего?

— Я сделаю все возможное, чтобы здесь ты была в безопасности, — продолжает он, глядя в мои глаза. — Но за пределами академии ничего не смогу гарантировать.

— Почему вы, — осекаюсь. — Почему вы так говорите?

Ректор молчит, а у меня сотни вопросов роятся в голове.

— Что происходит? — не выдерживаю. — Вы… что-то знаете?

— На тебя открыта охота, — наконец отвечает он, и у меня мороз пробегает по коже. — Влиятельные люди бывают очень злопамятны.

— Это… Данил?

— Нет. Точнее — он не один.

— Вы что, — начинаю и замолкаю, потому что слова не идут. — Это все из-за того дурацкого посвящения? Из-за того, что я задания не прошла? Но вообще прошла. Просто они сделали вид, будто нет.

— Это уже не важно, — говорит ректор. — Возможно, им только нужен был повод.

— Но почему именно я? Да что я такого им сделала, что на меня так сильно взъелись?

Становится обидно до слез. От несправедливости. От абсурда.

— У Данила серьезная семья, — замечает ректор. — У других нападавших — тоже. Всех отчислить нельзя. Во всяком случае, не в ближайшее время. Эту ситуацию урегулирую. Но потребуется время. И пока я решаю вопрос твоей безопасности, тебе лучше никуда отсюда не выезжать.

— Вообще? Но я, — тут вспоминаю про дядю, про оплату для клиники. — Мне нужно было в город. Хотя бы на несколько часов.

— Это можно устроить, — спокойно соглашается ректор. — Я о другом. Тебе не надо бросать академию, Ася. Только здесь могу тебя защитить.

Его слова звучат очень логично.

Об этом совсем не подумала, но ректор прав. Уже поняла, насколько мажоры бывают злопамятны.

Данил вряд ли сумеет отомстить Ахмедову. Не дотянется. Зато на мне будет проще всего отыграться.

И да, как бы странно не звучало, но в академии хотя бы охрана есть, правила, и возможно, ректор, действительно всех сумеет держать в узде. Но в обычной жизни — какие у меня шансы против ресурсов мажоров?

Осознав это, чувствую тяжесть. После разум опаляет вспышка осознания. А зачем ректору меня защищать? Почему он вообще ко мне настолько добр? Объективно — я же ему чужой человек.

Ну какая-то студентка. Обычная.

Тогда для чего все это?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

53

Пытаюсь осознать происходящее.

О причинах того, почему ректор себя настолько странно ведет, почему так заботится о простой студентке подумаю потом.

А пока…

Выходит, что я заперта в академии. Без возможности уйти отсюда. Неизвестно на какой срок. Наверное, пока мажоры не забудут о том, что я «виновата». Тут мне на ум приходит картина раненного Данила. Его стоны и хрипы.

Вряд ли он забудет, как Ахмедов стрелял в него. Из-за меня. Хазаром ему просто врезал, и Данил уже на меня взъелся. А после огнестрельных ранений что будет? Какая реакция?

Качаю головой. Стараюсь от всего этого отряхнуться, но у меня ничего не получается.

Из путанных размышлений вырывает ректор.

— Ты думала о том, на какой факультет пойдешь? — спрашивает он.

Об этом я сейчас думаю в последний момент.

Только не на Северный. Там опасность. Там Ахмедов. Желание его сторониться никуда не делось.

И так у меня в голове отпечаталось, потому на автомате выдаю:

— Только не Северный.

А после нервно сглатываю и продолжаю более осмысленно:

— Ну то есть это же не от меня зависит, — невольно дергаю плечами. — Тут как тесты покажут, туда система определит.

— Значит, все-таки от тебя, — замечает ректор, слегка прищуриваясь.

И похоже, я совсем туго соображаю, ведь он добавляет, глядя в мои глаза:

— Это же ты пишешь тест. Ты проходишь задания.

— Да, но… раньше мне казалось, на Северном факультете будет опасно учиться.

А теперь я понимаю, что опасность везде.

Где там больше всего мажоров?

Кажется, они всюду распределены примерно в равной степени. И сколько из них захочет мне отомстить?

Стоит об этом поразмыслить, как меня сразу начинает тошнить.

А после мелькает мысль, что оказаться на одном факультете с Ахмедовым может быть не так и плохо. Он же меня защитил.

— Ты же знаешь, что иногда результат тестов позволяет студенту сделать выбор самому, — произносит ректор, продолжая меня пристально изучать.

— Такое бывает редко.

— Но бывает.

Не думаю, что мне повезет. Нет, школу я закончила на отлично. Но тут же совсем другой уровень.

Хотя тесты очень разные. Не все касаются школьной программы. Некоторые на логику. Некоторые вообще психологические, будто выявляют психотипы.

— Возможно, ты пересмотришь свое мнение насчет Северного факультета, — продолжает ректор. — В любом случае будет лучше, если ты выберешь то, что тебе действительно нравится.

Мне нравилось спокойное время без разборок с мажорами. Жаль, теперь его выбрать нельзя.

— Ну если у меня будет выбор, — выдаю наконец.

— Полагаю, это вполне возможно, — говорит ректор. — Я видел промежуточные результаты. Если ты и дальше хорошо себя проявишь, если будешь развивать свои способности, то станешь одним из тех выпускников, которыми мы здесь гордимся.

В моих результатах есть что-то особенное?

Может, поэтому ректор решил помочь?

Но тут я вспоминаю о другом. Мне надо попасть за пределы академии. И это должно произойти в ближайшее время.

— Что случилось, Ася? — спрашивает ректор. — Ты в лице изменилась.

— Мне нужно разрешение на поездку в город, — говорю. — Это срочно. Мне надо… навестить родственника. В больнице.

Ректор слегка хмурится.

— Вы сказали, что за пределами академии для меня быть опасно. Теперь я не знаю, что делать.

Выдаю все как на духу.

Мне нужно увидеть дядю. Договориться с врачами. Пока что я не могу им заплатить, но… хотя бы попрошу отсрочку платежа.

— Это срочно, — выдаю. — Не ждет.

— Хорошо, — отвечает ректор. — Думаю, это можно устроить. Не волнуйся.

Судорожно выдыхаю.

Еще не подозреваю, что настоящий шок ждет меня в клинике.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

54

Я получаю разрешение поехать в город. На этой неделе. В пятницу. И судя по словам ректора, это безопасно. Однако задерживаться дольше оговоренного срока нельзя. Поездка не с ночевкой.

Хотя если так посудить, то при всем желании ночевать мне было бы негде. Вряд ли тетка согласиться меня принять у себя дома. Она так радовалась, когда про мое поступление узнала. Было заметно, что счастлива избавиться от меня. Да казалось, она только этого и ждала.

Стоит подумать про тетку, как она мне звонит.

Сначала даже не понимаю, что это мой телефон. Теперь у меня их два. Еще не успела привыкнуть.

Прячу разрешение в сумку, принимаю вызов.

— Да?

— Ася, думаю, ты знаешь, что я не оплачивала счет за лечение в этом месяце. Клиника больше не получит от меня ни копейки.

Тетка сразу переходит к делу.

А у меня желудок скручивается от дурного предчувствия.

— Если честно, не вижу никакого смысла платить дальше. Даже прошлые оплаты были абсолютно бессмысленны, — продолжает она. — Он же просто овощ. Его не вытащить. Если отключить от аппаратов, долго не протянет.

В ее голосе сквозит столько негативных эмоций, что меня саму словно бы прибивает к полу от них.

Почему она так говорит? Это же ее муж. Отец ее дочерей. Любимый мужчина. Ну или… да просто близкий человек.

— Но я решила, что будет правильно поставить тебя в известность, — добавляет тетка. — Если хочешь, можешь сама оплатить.

— Да, именно это я и собираюсь сделать, — выпаливаю поспешно. — Прошу вас, попросите врачей подождать. Я еще не получаю стипендию, но думаю, скоро…

— Нет, Ася, никто не будет ждать. Это серьезная клиника. Они никого не будут держать у себя просто так. Не глупи. Ты можешь перевести деньги на мой счет. Тогда я отправлю им оплату. Но из моего кармана эти врачи больше ничего не получат.

— Хорошо, но вы могли бы просто…

— Нет, не могла бы, — резко обрывает она, не позволяя мне и слова сказать. — Нужно внести полный платеж. Вряд ли одной твоей стипендии хватит. Но с другой стороны — ты же в универе, где полно мажоров. Займи у кого-нибудь. Или найди способ заработать.

Тетка посмеивается.

И меня передергивает от этого ее смешка.

А потом она называет сумму. Такую сумму, от которой у меня широко раскрываются глаза.

— Это же очень большая сумма, — нервно сглатываю.

— Не в валюте, не волнуйся, — хмыкает тетка. — В общем, достать реально. Жду деньги до следующего понедельника. Если не достанешь, значит, такая у Василия судьба. Похороним его, наконец.

Сестра говорила другой срок, но я отмечаю это механически. Сейчас не до обсуждения несостыковок. Нужно срочно достать деньги.

— Я очень постараюсь найти нужную сумму, — говорю тут же. — Все отправлю. Пожалуйста, вы договоритесь с врачами, чтобы они не отключали дядю от аппаратов.

— Договорюсь, — хмыкает. — А ты деньгами займись.

Тетка обрывает вызов, а я смотрю в пустоту. Пытаюсь понять, откуда достать такую крупную сумму денег. До понедельника.

Есть, конечно, небольшой шанс, что я смогу договориться с врачами в пятницу, когда поеду в клинику. Но только на уговоры рассчитывать нельзя.

Одной стипендии тоже будет мало.

Мне бы хоть часть денег раздобыть.

Тут и приходит озарение.

А ведь я и правда, наверное, могу достать эти деньги. Слышала, что такие случаи бывали. В академии есть возможность запросить сумму стипендий наперед. За полгода. За год. Или вообще за весь период обучения.

Обычно эти деньги заложены для финансирования дополнительного обучения. Допустим, для курсов, которые проходят за границей.

Вариант рискованный.

Если твоя успеваемость упадет, ты будешь выплачивать долг академии.

Ну и к тому же, такую программу с выплатой наперед далеко не каждому одобрят. Первокурсникам, кажется, вообще маловероятно.

Но что еще мне остается?

Иду в администрацию.

Когда я дожидаюсь своей очереди и озвучиваю эту идею на приеме, моя идея уже не кажется такой хорошей.

Учеба только началась. У меня даже нет факультета. Да, показатели хорошие, но тут у всех практически они такие. С другими бы меня не взяли.

И вот я набираюсь наглости, чтобы просить о выплате всех стипендий заранее. Да, именно «всех». Другие варианты ту сумму не покроют.

По взгляду администратора вижу, что не только мне эта идея кажется бредовой. Женщина поправляет очки, хмурится, разглядывая меня.

— Ася? — спрашивает. — Миронова?

— Да, — киваю.

Она переводит взгляд на мои документы. Просматривает их заново. И снова поднимает взгляд на меня.

— Первый курс? — уточняет.

— Да.

— Я зарегистрирую вашу заявку, просто потому что у нас не прописаны ограничения по курсам. Однако это единственный случай на моей памяти, когда кто-то с первого курса решает запросить выплату наперед. Еще и за весь срок.

— Я понимаю, но… если что-то пойдет не так с моей успеваемостью, я же все равно выплачу эти деньги.

— Это… хм, очень смелая просьба, Ася. Но если вы в себе настолько уверены, то приступим к оформлению.

Выхожу из кабинета, не теряя надежды.

Шанс есть. Пусть и незначительный. Хотя бы попытаюсь, буду знать, что использовала все варианты.

После пар тороплюсь в свою комнату. Особенно когда по случайности выходит так, что оказываюсь посреди полутемного коридора.

Задержалась немного — и вот.

Нервы искрят от напряжения. Вздрагиваю всем телом, когда массивная фигура возникает передо мной будто из ниоткуда.

Ахмедов.

Застываю, глядя на него.

— Ну чего? — бросает Марат хмуро. — Долго ты будешь везде бегать? Унижаться?

— Что?

— Деньги тебе нужны, — выдает. — Я понял. Заплачу. Или тебе больше по кайфу перед другими на коленях ползать? Прогибаться?

Молчу.

Неужели он так быстро узнал про мою заявку на выплату? Будто за каждым шагом следит.

— Давай, договоримся по-хорошему, Ася, — хрипло произносит Ахмедов. — Так, что нам обоим понравится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Холод струится по моей спине.

— Я же тебе не просто так предлагал, — добавляет Марат.

55

Грязное предложение Ахмедова помню.

Он четко дал понять, что именно от меня требуется. Причем словно бы перед фактом поставил тогда. Уверен, что в любом случае меня получит. И лучше бы согласиться быстрее. Как он выразился «по-хорошему». За деньги.

— Я тебе сразу заплачу, — прямо заявляет Марат, приглушает голос, пристально смотрит на меня.

И дальше называет ту самую сумму, которая мне требуется.

Получается, он и правда уже в курсе всего. Стоило оформить заявку, Ахмедов уже в курсе.

Теперь Марат стоит передо мной, заложив ладони в карманы брюк. Возвышается будто скала. Криво ухмыляется.

— Нет, — говорю твердо. — Не надо.

— Тебе так по кайфу деньги вымаливать? — хмыкает. — Ну можешь и у меня попросить, если тебе так нравится перед кем-то пресмыкаться. Выпрашивать. Ты, кстати, знаешь, сколько времени уходит на рассмотрение заявки?

Он прищуривается, продолжая меня внимательно изучать.

Бьет четко в цель.

Об этом действительно не знаю. В администрации просто приняли мою заявку. Все оформили. Но о главном я сама даже не подумала. Не спросила.

Вероятно, мое смятение отражается на лице. Ведь именно в этот момент кривая ухмылка Ахмедова становится шире.

— Это может занять неделю, — замечает он небрежным тоном. — А может и месяц. Как пойдет.

Вот же…

Мне и неделя — слишком долго. А месяц так вообще.

Но с другой стороны — что мешает Ахмедову сгустить краски?

— Еще ничего неизвестно, — выдаю в ответ. — А я никуда не тороплюсь.

Пусть не думает, что легко на меня этим надавит.

— Такой срок прописан официально. Можешь сама на сайте академии все изучить. Минимум — неделя, — ровно произносит Ахмедов. — И твой дружок ничем не поможет. Это решается на уровне повыше.

Мой дружок?

— Один ректор ничего не сделает, — добавляет Марат.

Похоже, он до сих пор уверен в моих особенных отношениях с ректором. Бред, конечно. И хорошо бы, если бы это оттолкнуло Ахмедова, но пока совсем не выглядит так, будто его хоть что-то способно оттолкнуть.

— Тебе лучше согласиться, — продолжает напирать. — Сделать, как я говорю. Иначе…

И опять эта его многозначительная усмешка.

— Никогда не думал, что тебе так нравится побираться, — бросает Марат с насмешкой. — Унижать себя, выпрашивая стипендию.

Эти слова больно задевают.

Но он же намеренно так говорит. Прямо чувствую, как давит на это. Хочет мое самообладание пробить.

Однако я не собираюсь показывать настоящую реакцию. Не дождется.

— Не вижу проблемы, — дергаю плечами. — Это моя же стипендия. Просто наперед. И я не спешу, поэтому…

— Еще как спешишь, — хмыкает Ахмедов. — Ты совсем не умеешь лгать, Ася. Даже не пытайся. Чувствую твою ложь в момент.

— Отойди, пожалуйста, — говорю, изо всех сил стараясь, чтобы голос прозвучал ровно. — Мне надо идти.

— Последний шанс даю, — бросает он. — Времени у тебя в обрез.

Ну все. Что-то внутри меня не выдержит напряжения.

— Такой ценой мне ничего не нужно, — выдаю ему. — И кстати, тебе не кажется, что по-настоящему унизительно вот так покупать девушек? Или добровольно с тобой никто быть не хочет? Настолько все плохо, что ты опустился до похабных предложений?

Марат будто подвисает из-за моего всплеска эмоций. Пользуюсь этим. Стараюсь пройти мимо как можно скорее.

Он не идет за мной. Наверное, мне просто везет. Получается «поймать» Ахмедова на эффект неожиданности, хоть немного выбить его из колеи.

Хотя вместе с этим я успеваю почувствовать его раздражение. Даже злость.

Дохожу до своей комнаты и почти успокаиваюсь. Однако там меня поджидает Виола.

Ну только старосты не хватало.

— Наконец-то, — хмуро замечает Виола, увидев меня. — Тебя к ректору вызывают, Миронова. Поторопись.

Сказав это, тут же оборачивается, направляется в противоположную сторону и бросает:

— Надеюсь, ты отсюда скоро вылетишь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

56

Захожу в приемную ректора, ощущая, как меня все сильнее захлестывает напряжение.

Мы же недавно говорили.

Что-то случилось?

Сердце нервно колотится в груди, тревога закручивается внутри тягучими волнами.

Еще и слова Виолы не выходят из головы. Хотя староста могла бросить нечто такое, особо не задумываясь. Просто из-за неприязни.

Секретарь приглашает меня пройти в кабинет.

— Ректор готов вас принять, — произносит она.

— Спасибо, — киваю и прохожу вперед.

Волнение нарастает еще сильнее, когда дверь закрывается за моей спиной. Вижу, как ректор внимательно изучает какие-то документы.

— Присаживайся, Ася, — бросает он, не глядя на меня.

Прохожу дальше, опускаюсь в кресло.

Пауза затягивается. И мои нервы не выдерживают.

— Что-то не так? — спрашиваю.

Хотя не сказать, чтобы все было «так» ближайшее время.

— Нет, — спокойно отвечает ректор и вдруг подает мне какой-то документ. — Я бы хотел передать тебе это.

Вопросительно смотрю на него. Потом перевожу взгляд на бланк, который принимаю на автомате.

Ничего не понимаю. Глаза упираются в ту самую сумму, которую я сегодня запрашивала для выплаты стипендии наперед.

Не вполне ясно, что это за документ. Но не похоже на ответ по моей заявке. Юридические формулировки расплываются перед глазами. Не удается мне сосредоточиться.

Однако возникает чувство, будто это лично ректор собирается выплатить такую сумму мне. Нечто вроде гарантии поручителя.

— Я не… — запинаюсь и нервно сглатываю. — Что это значит? Извините, не могу понять.

— Знаю, тебе потребовались деньги. Кажется, возник довольно срочный вопрос. А поскольку заявку на выплату стипендии могут рассматривать довольно долгое время, и результат рассмотрения может быть разный, то я готов предоставить тебе необходимую сумму уже сейчас.

— Почему вы это делаете?

— Чтобы ты могла спокойно сосредоточиться на учебе, — спокойно говорит ректор. — Чтобы ничего больше не отвлекало тебя от занятий.

Даже ответить ничего не могу. Перевариваю.

— Полагаю, у тебя хороший потенциал, — спокойно продолжает ректор. — И чтобы ты могла раскрыть его в полной мере, я готов оказать любое содействие. Не вижу никаких трудностей в этом вопросе.

— Но это, — опять осекаюсь. — Это же не просто… хм, содействие. Это очень большая сумма. А вы так легко готовы мне все дать. Извините, я правда ничего не понимаю. И я не могу принять нечто такое от незнакомого человека.

— Это не подарок, Ася, — невозмутимо замечает ректор. — Похоже, ты не совсем верно меня поняла. Уверен, выплату стипендии наперед тебе одобрят. Но скорее всего не в этом году, а в следующем. Если это тебе будет нужно. А еще у нас много интересных программ, в которых ты можешь принять активное участие, получить грант. Ты в любом случае вернешь мне всю эту сумму. Однако сейчас я хочу снять с тебя эту тревогу, лишнюю нагрузку. Решай свои вопросы и занимайся учебой. Ты талантливая студентка. Заметно по результатам промежуточных тестов. Вот и направь все свое внимание на обучение.

Он настолько убедительно говорит, что спорить тяжело.

И все же…

— Я не хочу быть вам должной, — выдаю нервно.

— Ты и не будешь, — спокойно парирует ректор. — Считай, что это временный заем. Или кредит. Как тебе угодно. Вернешь мне деньги, как только у тебя возникнет такая возможность.

Наверное, его слова должны позволить выдохнуть, расслабиться и больше не переживать об оплате за лечение дяди.

Но получается наоборот.

— Извините, я правда не могу это принять, — кладу бумагу обратно на его стол. — Это нехорошо.

— Тебе срочно нужны деньги? — спрашивает настойчиво.

Его взгляд держит мой так, что глаза не отвести.

— Да, — в горле пересыхает. — Но…

— Тогда возьми эту бумагу, пожалуйста, — твердо произносит ректор. — Это не обсуждается. А теперь прости, Ася, у меня еще много дел, которые требуют моего времени.

Выхожу из кабинета на негнущихся ногах.

Что это вообще было?

Умом понимаю, я не в том положении, чтобы спорить, отказываться. В конце концов, какие еще у меня варианты.

Конечно, мелькают всякие неприятные мысли.

А что если ректор смотрит на меня не просто как на одну из своих студенток? Что если он…

Иначе зачем ему мне так сильно помогать?

Глупо думать, что это нечто вроде подкупа за молчание насчет той истории с пропавшим студентом. Ректор же прекрасно понимает, что я ничего и никому не скажу. Особенно теперь.

Тогда в чем причина его особенного отношения?

Можно было бы заподозрить неладное. Но с другой стороны от ректора ни единого грязного намека не последовало. От него вовсе не чувствовалось ко мне того похабного интереса, который буквально фонил от Ахмедова.

Хотя нельзя сравнивать нашего ректора с Маратом.

Марат… ну просто такой. Неандерталец. Пещерный человек. А ректор взрослый, серьезный мужчина. Он совсем другой.

Странная ситуация складывается.

Но вскоре мне становится не до рассуждений на эту тему.

Как только получаю возможность выезда, то сразу направляюсь в больницу. Думаю, проще договориться с врачами напрямую, чем через тетку, которой, если честно, я не очень доверяю.

Тороплюсь в клинику.

Сегодня впервые за долгое время увижу дядю.

— Василий Миронов? — переспрашивает меня администратор, снова изучает экран компьютера. — Василий Алексеевич, верно?

— Да, — киваю, на всякий случай называю дату его рождения. — Могу я поговорить с его лечащим врачом?

Женщина переводит взгляд на меня. В ее глазах мелькает непонятное выражение.

— Могу я увидеть его? — спрашиваю. — Моего дядю? Он…

— Извините, девушка, — вдруг говорит она. — Боюсь, я ничем не могу вам помочь.

Что?..

Меня накрывает ледяной шок.

Неужели я опоздала? Но сегодня же пятница. Тетка говорила, есть время до следующей недели. До понедельника. Я приехала даже раньше. Как же так?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

57

— Подождите, — с трудом выталкиваю из горла даже это короткое слово. — Моя тетя должна была договориться. Пожалуйста, посмотрите еще раз. Прошу вас. Проверьте. Василий Миронов. Вы не должны были отключать его от аппаратов. Я бы внесла платеж. Я как раз собиралась…

— Постойте, девушка, — прерывает поток моей стремительно набирающей обороты речи администратор. — Похоже, вы неправильно меня поняли. У нас нет такого пациента. В нашей клинике нет никакого Василия Миронова.

— Но как, — замолкаю. — Куда же он делся? Его перевели в другую больницу? Моя тетя несколько лет оплачивала лечение. Не понимаю. Я просто ничего не понимаю.

Уходит некоторое время на то, чтобы до меня наконец дошла суть сложившейся ситуации.

Ошибки нет.

Никто не отключал моего дядю от аппаратов.

Моего дяди здесь вообще не было.

Администратор поднимает архивные записи. Проверяет даты той самой аварии. И не находит вообще ничего. Моего дядю сюда не привозили. Ни в тот день, ни в любой другой. У них вообще нет пациентов с такими данными.

— Возможно, вы перепутали клинику, — замечает женщина.

Я бы и сама готова сделать такой вывод. Но тетка очень часто упоминала именно эту клинику. Название она не скрывала.

Что здесь творится?

Прохожу в холл. Присаживаюсь на скамью.

Вижу только один путь. Поехать и выяснить все напрямую у тетки. Ну не по телефону же с ней о таком говорить.

А захочет ли она сказать правду? Что если просто захлопнет дверь перед моим лицом?

К тому же, с ректором я договорилась о коротком визите в больницу. И с учетом угрозы от мажоров, лучше бы мне не разгуливать по городу одной.

Достаю телефон и звоню тетке. Будет проще, если она сама сюда приедет.

— Ася? — в ее голосе слышится удивление.

— Я в больнице, — сглатываю. — У дяди.

— Что? Зачем ты туда поехала? Тебя же не пустят и…

Голова гудит от того, что я только теперь понимаю, как много было странностей. Тетка никогда не разрешала навестить дядю. Ни мне, ни его дочерям.

«Нечего вам смотреть на него в таком состоянии, — отбиваются в памяти ее слова. — Он же все равно что мертвец».

Она знала. Все это время знала правду. И… лгала?

Но зачем? Ладно. Скоро постараюсь выяснить.

— Я нашла деньги, — выдаю, изо всех сил пытаясь звучать привычно, так, будто ничего странного не произошло. — Хотела оплатить. Но я не понимаю, в какое отделение мне идти. Где врач. И… в регистратуре сейчас очень большая очередь. А у меня совсем мало времени. Я должна скоро ехать обратно в академию.

— Тебе не нужна регистратура, — мигом отрезает тетка. — Сейчас я приеду. Жди меня в холле.

Она действительно приезжает быстро. Спешит за деньгами. Если до момента самой встречи, я еще строю какие-то планы, как бы ее разговорить, то потом, когда мы реально смотрим друг на друга, все становится ясно.

Лгать не умею. На моем лице читается правда.

— Выяснила, значит, — сухо замечает тетка.

— Что происходит? — спрашиваю прямо. — Почему вы столько лет мне лгали? Где… куда пропал мой дядя?

— А мне откуда знать? — хмуро бросает тетка.

— Ну он ваш муж, а вы столько лет скрывали правду, — замолкаю. — Ну ладно от меня. Но его дочери должны знать, что произошло. Я не понимаю, почему вы затеяли все это. Ради чего?

— Деточка, ты и правда ни черта не понимаешь, — произносит она ледяным тоном. — Никакой он мне ни муж. И уж точно не отец моих детей. Если честно, я даже его настоящего имени не знаю. Мне только одно ясно, никаким «Василием Мироновым» он никогда не был.

Холод окатывает меня с ног до головы.

— Тогда кто он? — вырывается глухой вопрос.

— Я понятия не имею, кто он, — заявляет тетка, проходясь по мне пристальным взглядом. — И я понятия не имею, кто ты.

Сердце дает перебой на этих словах.

Что?

— Просто скажем так, лет двадцать назад и у меня начались серьезные проблемы с законом, — продолжает тетка. — Мой первый муж был тем еще подонком. Подставил меня так, что… короче, я могла оказаться за решеткой. Куда мне точно нельзя. В бегах. Без денег. Двое детей на руках. Поэтому когда вдруг появился ОН. Твой, якобы дядюшка, и сделал мне предложение сыграть в липовую семью, я была рада хоть с самим дьяволом договор подписать. А он таким и был. Монстр. Чудовище. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что этот ублюдок в один прекрасный день пропал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

58

— Что значит — пропал? — спрашиваю, едва двигая пересохшими от волнения губами.

— То и значит, — пожимает плечами. — В один день он просто взял и исчез. Даже никак меня не предупредил. Просто… не вернулся.

Тетка хмурится.

— Ты вообще, понимаешь, что я пережила? Хоть на секунду можешь себе представить, как это? Вдруг оказаться без средств. Еще и с двумя детьми. Да и тебя надо было кормить. На какие шиши?

— Разве дядя ничего не оставил?

Тетка не работала ни дня. Во всяком случае, не помню, чтобы она куда-то устраивалась. Мне казалось, мы живем на те средства, которые оставил дядя. Однако теперь понимаю, что ничего не знаю про собственную семью.

— Оставил какие-то копейки, — морщится. — Поэтому мне пришлось выкручиваться.

Что-то она не договаривает.

Но деньги сейчас волнуют меня в последнюю очередь. Картина привычной жизни разваливается прямо на моих глазах.

— Наверное, вы должны знать хоть что-нибудь, — не выдерживаю. — Его имя. Чем он занимался. И… вероятно, я все-таки его родственница. Иначе зачем бы ему брать меня в семью, воспитывать.

— Деточка, — она мрачно кривится. — Ты совершенно точно не его родственница. Это могу гарантировать.

— Он вам сказал?

— Нет, он не считал нужным что-то мне объяснять, но иногда, — она недовольно кривится. — Кое-какую информацию получалось выхватить. Например, на твой девятый день рождения.

Тетка мрачнеет.

А мне наоборот вспоминается светлый момент. Тогда дядя принес домой очень много воздушных шаров, огромного белого медведя. И еще… был шоколадный фонтан. Точно помню. В ушах звучит музыка, смех сестер.

Дядя улыбается, глядя на меня.

— В ночь накануне твоего дня рождения в наш дом пробралось трое убийц, — вдруг заявляет тетя. — И тот монстр, которого ты считаешь своим милым и добрым дядюшкой, сделал с ними такое, что…

Она нервно мотает головой.

— Он убил их. Потому что они собирались убить тебя. А потом держал тела в подвале. Избавился от трупов только на следующий день.

Это и правда в голове не укладывается.

Получается, пока мы праздновали и веселились, у нас в подвале были тела каких-то людей? Убийц?

Дядя протягивает мне белого медведя. И тот же дядя прошлой ночью убивает кого-то. Не одного, не двух…

Может тетка врет? Выдумывает? Может она…

Но по ее взгляду понятно, что это правда. Как бы пугающе не звучало. И все же она сказала «убийц». Мой дядя убил троих убийц. Преступников. Видимо, это самозащита.

Только тут до моего сознания докатывается другая часть ее речи.

Они хотели убить меня.

Тетка продолжает смотреть с недовольством.

— Зачем кому-то меня убивать? — роняю, чуть дыша. — Я же… никто.

— Откуда мне знать? Говорю же, Василий не тратил время на пояснения. Он вел свои жуткие дела за моей спиной. Нас связывала только эта дурацкая игра в счастливую семейную пару. Конечно, я старалась как могла. Вначале хотела быть ему хорошей женой. По-настоящему. Но плевать он на это хотел. Ох уж эти мужики. Никогда не ценят хорошее отношение.

Так дядя был монстром? Или тем, с кем она пыталась построить жизнь по-настоящему?

Не важно.

Меня волнует другое.

— Дядя был против криминала, он же повторял, что нельзя связываться с мафией и…

— Сам с ними работал, — фыркает. — Чего стоит тот тип. Молодой, а такой жуткий, что от его взгляда мороз по коже. Осман. Он приходил к нему пару раз. Кстати, впервые он появился именно после того случая с убийцами. И после, когда Василий резко пропал, он тоже приехал. Через неделю. Дал мне… хм, некоторые инструкции.

— Осман? — переспрашиваю.

— Ты его помнишь? — щурится. — Ну да, ты уже была взрослой. К Василию разные мерзавцы приходили. Но этот мне запомнился больше всех. От него кровь стыла.

Вот почему лицо Османа казалось мне смутно знакомым. Мы действительно встречались в прошлом.

— Этот Осман помог Василию избавиться от тел. И потом они тоже наверняка проворачивали темные дела.

Тетка продолжает возмущаться, повторяя практически одинаковые вещи, а я нервно размышляю о том, как бы добиться от нее правды про себя.

— Но вы были как любящая пара, — выпаливаю наконец. — Мне всегда казалось, это идеальный пример отношений. Дядя души в вас не чает.

Она замолкает. Смотрит на меня с подозрением.

— Неужели за столько лет вместе он ничего вам не рассказывал? Про себя? Про меня?

— Я все эти годы только унижения от него терпела, — бросает тетка с плохо скрываемым раздражением. — Его равнодушие. Его скотский характер. Но да, какое-то время мне казалось, ты можешь быть его родственницей. Пока я не услышала, как он говорит этому Осману, что никто не должен узнать, чья кровь в тебе течет. Что-то они придумали тогда, как-то отвели от тебя подозрения. Он так и сказал: «Никто не должен узнать, чья кровь течет в ней. Иначе девочке не жить».

— И никаких фамилий? Имен?

— Ты издеваешься? Я даже его настоящее имя не знала. Уж точно не Василий. Поэтому… тут одно ясно, деточка, ты дочка таких же моральных уродов как и мой липовый муженек «Василий», — выпаливает раздраженно. — Бандитские разборки. Видно, твоя семейка настолько отличилась в мафиозной бойне, что решили вырезать всех.

Всю дорогу до академии прокручиваю в голове последние слова тетки. И как бы мне не хотелось отмахнуться, умом понимаю, что это вполне может оказаться правдой.

Я не знаю кто я. Кем были мои родители. Но… похоже, Осман знает. Он точно знал дядю. И только он один может ответить на мои вопросы.

Уже собираюсь найти тихое место, откуда могла бы ему позвонить, когда вдруг попадаю в ловушку.

Сильные руки обвиваются вокруг талии, увлекают в сторону так резко и порывисто, что даже вскрикнуть не успеваю.

Меня заталкивают в подсобку. Дверь захлопывается. Оказываюсь в темноте, где ничего не различаю, и тут меня обжигает голос Ахмедова:

— Решила, что можешь за моей спиной с ректором трахаться? — спрашивает он, зажимая мой рот горячей ладонью. — Зря.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

59

Изо всех сил изворачиваюсь и кусаю его за руку. Впиваюсь зубами до такой степени резко, что это срабатывает.

Ахмедов меня все же отпускает.

Эффект неожиданности? Может быть. А может, его грязные и совершенно несправедливые слова сильно задевают меня, придают ярости в борьбе. И больше не думаю. Просто делаю. Стараюсь оттолкнуть мерзавца от себя.

Пока получается плохо.

Он убирает тяжелую ладонь с моего рта. Но сам от меня не убирается. Грубо сжимает за талию, нависает надо мной будто нерушимая скала. И хоть в скупом освещении комнаты его лицо едва можно разглядеть, прожигающий взгляд, которым он буравит меня все равно ощущается кожей. А еще безотчетно считывается, что Ахмедов на взводе.

Нет, он и прежде не отличался выдержкой. Поведение у него взрывное. Впечатление, будто ты один на один с оголенным электрическим проводом.

Но теперь что-то меняется. Усугубляется. Неуловимо и бесповоротно. От него будто темнота исходит. Подавляющими волнами.

Хочу отшатнуться. Хотя бы немного отодвинуться.

Ахмедов не позволяет.

Он подхватывает меня, отрывая от пола. Усаживает куда-то. Толчком раздвигает мои крепко сведенные бедра, встает между ногами, почти не встречая никакого сопротивления. Потому что мое сопротивление гасит его мрачная сила. Марат будто и не замечает, как вырываюсь.

Мои глаза постепенно привыкают к темноте. Теперь могу выхватить в полумраке смутные очертания его лица. Ожесточенные. Заострившиеся. И теперь еще больше виден пугающий взгляд. В самом выражении угадывается одержимость смешанная с гневом. Даже со злобой.

Ахмедов молчит. Но его действия звучат громче любых слов. То, как он прижимается ко мне. Все теснее. То, как захватывает в железное кольцо мощных рук.

— Помогите! — кричу во всю мощь своих легких. — На помощь!

Марат даже не пробует закрыть мне рот. Он вообще смеется словно я только что сказала нечто забавное.

Наверное, все дело в звукоизоляции. Здесь слишком толстые стены. Массивная каменная кладка. Это еще и старая часть академии. Похоже, я могу вопить сколько угодно. Никто меня не услышит, и Ахмедов это отлично понимает.

Его ладони уже на моих плечах. Тянут кофту вниз с такой жесткостью, что ткань начинает потрескивать.

Есть в его движениях что-то по-настоящему страшное. Непреклонная решимость, от которой у меня мороз пробегает по коже.

— Пусти, — вырывается предательски тихо.

Ноль реакции.

— Убери руки, — стараюсь громче, но выходит с трудом. — Ты что делаешь? Прекрати. Марат!

Кажется, звук его имени немного отрезвляет Ахмедова. Во всяком случае, он застывает. На долю секунды. А в следующий момент его ладони уже под моей кофтой. И за считанные мгновения негодяй умудряется расстегнуть мой лифчик, стянуть его как-то, не срывая с меня кофту. Горячие пальцы уже скользят по моему голому телу.

— Ничего у меня с ректором не было, — выпаливаю. — Отпусти меня!

Сама не знаю, почему говорю именно это. Просто возникает интуитивная потребность.

И… срабатывает?

— Да ладно, — мрачно бросает Ахмедов, и хоть не отпускает, но хотя бы лапать меня перестает. — Он тебе просто так денег дал? С хуя ли?

Морщусь от грубости.

— Не было ничего, — повторяю твердо. — Ректор… да у него и мыслей таких насчет меня нет. Он же не озабоченный. Не как ты!

Наверное, не лучшее время злить Марата сильнее. Но тут уже само по себе многое вылетает.

— Ты меня совсем за долбоеба держишь? — резко спрашивает Ахмедов. — Хочешь, чтобы я реально купился на эту херню?

— Да что…

— Ректор тебе просто так помогает. Без причины. А что же он другим так не поможет, а?

Хороший вопрос.

Мне он тоже не раз приходил на ум. И я не знаю, как убедить Ахмедова, сама толком не имея никаких разумных аргументов.

— У меня хорошие показатели, — выдавливаю наконец. — По промежуточным тестам. И вообще. А это — не чужие деньги. Это только пока я не получу свою стипендию наперед. Временная помощь.

— Ася, — от того как Ахмедов сейчас произносит мое имя, меня еще сильнее бросает в нервную дрожь. — Может я и не блистаю в учебе как ты. Может я не такой дохуя умный. Но блять, ректор никому и никогда здесь не помогал как тебе. Ты, сука, у него из кабинета не выходишь. Каждый день там. И что, вы учебу обсуждаете?

Он больше не смеется. Его хриплый голос сочится ядом. Тихий, низкий, очень внушительный.

Ахмедов ведет себя так, будто… ревнует меня? К ректору?

— Да, учебу, — мои зубы нервно постукивают. — Почему ты не веришь? Не слышишь меня? Почему ты такой…

— Ты сама сказала, что у тебя есть парень.

— Но не ректор же! — выдаю в сердцах.

— Тогда кто? — оскаливается. — Осман?

— Что? — судорожно дергаюсь. — Нет, конечно. С чего ты…

— Выходит, ректор тебе без причины деньги дает. Осман за тебя вписывается и защиту дает. Аж до папаши моего дошел. И по моим личным каналам успел меня прижать.

— Не понимаю, о чем ты, — едва дышу от напряжения.

— Не понимаешь, — кивает и будто сильнее раздражается от любых моих фраз, которые сейчас звучат. — Ну я сейчас объясню.

Ахмедов грубо встряхивает меня, а после притискивает крепче. Буквально вдавливает свои бедра в мои. Вынуждает прочувствовать то, насколько он накален. Возбужден.

— Ты ебешься со всеми, — заявляет он. — Кроме меня. Под любой хер ложишься, а мне мозг выносишь.

Ложь.

Какая мерзкая грязная ложь.

И я собираюсь возразить, но Марат впивается в мои губы жестким поцелуем. Забивает обратно все слова, готовые сорваться с моего языка.

+++

Друзья, у меня вышла новинка, очень горячий ОДНОТОМНИК

(Если у вас не переходит по ссылке в книгу, то заходите на мою страницу автора, эта книга в самом верху списка "

ЧЕЧЕНЕЦ

")

— Раком тебе идет, — раздается хриплый мужской голос. — Так будешь отрабатывать?

— Что отрабатывать? — спрашиваю нервно

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тебе виднее, — следует ледяной ответ, а горящий взгляд вбивается в меня так выразительно и жестко, что забываю дышать. — Думала, можно так просто в мою комнату забраться?

Тамир Амаев. Главный отморозок в универе. Характер у него взрывной. Никто не рискует перейти ему дорогу. Даже самые отбитые мажоры из элиты стараются держаться подальше.

А я… случайно вломилась в его комнату и привлекла внимание.

Теперь Амаев нависает надо мной. Загоняет в угол.

— Я лучше пойду, — выдавливаю с трудом.

Он оскаливается.

— Ты уйдёшь, когда я с тобой закончу.

Книга тут -

60

Я задыхаюсь от жесткого напора его требовательного рта. Он впивается в меня с такой неистовой силой, будто всю мою душу вырвать хочет. И кажется, у него это даже получается.

Потому что я цепенею. Застываю. И сопротивляться совсем не получается. Не выходит у меня ни брыкаться, ни ногой его лягнуть. И отталкивать словно бы бесполезно. И молотить кулаками по плечам не удается.

Тело сковывает. По рукам и ногам. И вроде бы сам Ахмедов меня не держит настолько крепко, чтобы я вообще сопротивляться ему не могла. А… не могу и все. Подавляет меня. Словно нечто темное от него исходит. Обрушивается и давит, не позволяя толком шевельнуться.

Точно каменная плита он прибивает меня к деревянной поверхности. Под собой распластывает. Впечатывает собственным телом.

Воздух глотнуть тяжело. Нет. Невозможно!

И вскрикнуть не могу. И всхлипнуть тоже. Ничего не могу. Особенно теперь, когда его язык врывается в мой рот. Терзает. Переплетается с моим языком словно в схватке. Обвивает. Толкается глубже.

Меня никто так еще не целовал. Даже он сам, когда набрасывается раньше. И вот совсем недавно. Это все было иначе. А теперь он будто сожрать меня хочет. Живьем. Точно зверь. Ненормальный.

И то, что его руки сейчас вытворяют со мной, у меня тоже контролировать никак не получается. Нереально.

Крупные ладони шарят по моему телу. Забираются под бюстгальтер. Сжимают. Сдавливают. Вырывают всхлип, который на волю так и не вылетает, ведь Ахмедов гасит его своим ртом.

Он касается так… что почти до боли. До отчаяния. А после широкие ладони словно застывают. Одна — на груди. Другая — на животе. И либо мне уже чудится, либо его пальцы и правда слегка подрагивают.

Что-то меняется. Неуловимо.

Ахмедов снова дотрагивается до меня. Его руки чертят раскаленные узоры на моем теле, но прикосновения словно на нежность срываются. Только у него и нежность больная. Как он сам. Звериная.

Мелькает мысль, что возможно, сам Марат не понимает, чего хочет сильнее. Прибить. Или приласкать. И потому он будто и убивает меня. И в то же самое время нежничает. Но от этой его животной нежности хочется плакать. И слезы действительно начинают срываться с моих ресниц. Поток нарастает. Не могу успокоиться. Не пытаюсь.

Вероятно, Ахмедов это замечает.

Он все-таки отрывается от моего рта. Когда я буквально начинаю в голос рыдать.

— Блядь, — выдает мрачно, словно задыхаясь. — Да что же тебе все не так?

Судорожно отталкиваю его, будто отмирая. Отрицательно мотаю головой и как заведенная бормочу.

— Пусти, пусти…

— Нет, ты мне объясни, — чеканит, крепко держа меня. — Тебя что, только старики заводят? Тебе с ними круче?

Кажется, смысл его слов до меня не доходит. Едва соображаю, о чем Ахмедов говорит.

Его темные глаза угрожающе мерцают в полумраке. Это сильно сбивает меня с мысли.

— Все, — выдаю. — Убери.

Толкаю его в грудь. Сильнее.

Он ухмыляется.

— Нет, Ася, — говорит и произносит уже мое имя так, что у меня мурашки даже в горле расползаются. — Я тоже многое умею. Покруче любого из твоих дедов. Трахну тебя так, что ты больше ни под кого другого не ляжешь.

Похоже, он не допускает мысли, что я вообще ни под кого ложиться не хочу. И не ложилась. И не собираюсь.

И…

Ахмедов опять вонзается в мой рот. Жалит. Спутывает мои мысли и чувства. Так, что я снова зависаю под его натиском без малейшего движения.

Ровно до одного момента.

Пальцы Ахмедова грубо дергают пояс моих джинсов. Впечатление, будто выдирают молнию с мясом. Ткань трещит.

И тут я чувствую как его ладонь забирается под мое белье. Под плотную джинсовую ткань, под кружево. Скользят по голой коже. Трогают меня так бесстыдно, что грудь перехватывает. Воздух забивается в легких ледяным комом.

Кричу. Дико, истошно, отчаянно. Судорожно дергаюсь. Изо всех сил извиваюсь, стараясь оттолкнуть от себя Ахмедова. Отчаянно пробую освободиться от его жесткого захвата.

Он останавливается. Не убирает руку от меня. Но хотя бы целовать перестает. И двигать пальцами тоже. Застывает, припечатывая мрачным взглядом.

— Не было у меня никого, — выпаливаю нервно, и поскольку выражение в глазах Ахмедова никак не меняется или же я уже просто не в состоянии эти перемены разглядеть, прибавляю: — Слышишь? Не было.

— Что? — хрипло.

— Не спала я ни с кем, — выдаю, судорожно втягивая воздух. — Никогда. Ни с ректором, ни с Османом. Ни с кем ты там еще в своих больных фантазиях представляешь.

— Чего? — кривится.

— Я… девственница, — голос предательски срывается, и чувствую, как лицо заливает краска.

Не думала, что скажу такое Ахмедову. Но сейчас выбора нет. Не представляю, как еще можно его остановить.

Остается только сказать правду. Вот так. Прямо.

Повисает тишина. И мое сердце гулко бьется о ребра, практически причиняя боль каждым новым ударом. Смотрю на Ахмедова, и мне совсем не нравится то, что читаю в его глазах.

Тьма. Беспросветная.

И еще более острая угроза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

61

Ахмедову наплевать на мои слова.

Если какую-то долю секунды во мне еще теплится хрупкая надежда, то вскоре она разбивается на тысячи осколков.

Дернуться не успеваю. Вскрикнуть тоже.

А потом уже поздно.

Он опять затыкает мне рот поцелуем. Набрасывается еще более неистово, яростно. Буквально впивается. Давит. Душит. Точно пожирает. Живьем.

И как бы я не старалась, никак не получается от него отстраниться. Не удается ускользнуть.

Одна его ладонь сжимает мои запястья, впечатывая их в деревянную поверхность над головой. Другая — накрывает меня между ног. Властно, порочно. Так, что дыхание сбивается. И пусть Ахмедов прежде поступал по-скотски, сейчас это усугубляется в разы.

Всхлипываю. Содрогаюсь.

И тут вдруг он отстраняется сам. Резко бросает:

— Завязывай эту блядскую комедию.

Слезы бегут по моим щекам. Против воли. Само по себе выходит.

— Ты за кого меня держишь? — холодно выдает Ахмедов, отрывисто, сквозь зубы. — Какой долбоеб на эту твою хуйню поведется?

Тут меня и прошибает.

Ему не просто «наплевать».

Все еще хуже.

Ахмедов не верит мне. Думает, я лгу. Но… зачем?

Бесполезно разбираться в его больной логике. Однако именно в этот самый момент отчетливо осознаю: мне ничто не поможет.

Мерзавец не остановится. До него не достучаться. Сколько бы я не пыталась, все окажется напрасно.

Эту стену не пробить. Его ничем не пронять. И похоже, он не успокоится, пока не получит свое.

По мнению Ахмедова, я уже тут со всеми переспала. И теперь, вероятно, его очередь взять все, чего он хочет.

Меня всю ошпаривает. И жаром, и холодом. Обида затапливает изнутри. А еще горечь заливает. Пополам с жесточайшим отчаянием.

Почему так? За что?

Наверное, нет ответа на эти вопросы. И ничего нельзя сделать. Ахмедов намного сильнее.

Какая безумная ирония судьбы.

Он спас меня от насильников, чтобы… изнасиловать лично?

Здесь сгорают остатки моего и без того слабого самообладания. Слезы льются сильнее.

Меня начинает трясти. Не сразу понимаю, что Ахмедов больше не прижимается ко мне. Не чувствую тяжести его веса. И мои руки он уже не удерживает. Меня саму тоже не трогает.

Что-то меняется. Резко. В момент.

Его пальцы в моих волосах. Слегка тянут, заставляя приподнять голову выше, встретить темный взгляд.

— Ты что, — произносит он хрипло. — Реально целка?

Возможно, моя истерика убеждает его.

Или что-то еще.

Рассеянно смотрю на этого негодяя. Слова не идут. Но кажется, он и так понимает все по моему виду.

— Блядь, — хлестко, мрачно. — Тогда какого хера вообще происходит?

Не знаю, о чем он.

И как отвечать на такое тоже не знаю.

— Тихо ты, — продолжает Ахмедов, а у меня слезы так и льются по щекам, словно сами собой. — Ну тихо. Не трону я тебя. Не трону. Слышишь?

Он будто успокоить меня пытается.

Большая ладонь скользит по моему затылку. Другая рука опускается на плечо, слегка сжимает.

Дикость.

Сначала набрасывается. Теперь — вот так?

Не знаю, откуда у меня берутся силы, но в этот момент я все же отталкиваю Ахмедова от себя. Сбрасываю его руки. Бросаюсь на выход.

И он не пытается меня остановить.

Вылетаю из комнаты. Бросаюсь в ближайший туалет, где, к счастью, пусто, и никто не видит, в каком я состоянии.

Открываю воду. Умываюсь, снова и снова набирая прохладную воду в сомкнутые ладони, окунаю туда лицо.

Трудно сказать, сколько времени проходит. Пальцы леденеют. Голова постепенно перестает гореть огнем.

Нужно пойти к ректору. Вернуть ему ту бумагу, которую он дал. А после мечтаю оказаться у себя в комнате. Принять душ. Смыть весь этот комар. Отключиться. Что делать дальше, решу потом.

Так и поступаю. Тщательно вытираю лицо бумажным полотенцем.

Вид у меня жуткий. Заплаканный. Стараюсь исправить эту ситуацию с помощью пудры, но получается не очень хорошо.

Иду к кабинет ректора.

— Вам придется подождать, — говорит мне секретарь. — Ректор как раз собирается уходить на встречу, но скоро вернется.

— Мне… ненадолго, — начинаю.

Вообще, мне бы просто бумагу отдать. И я уже лезу за тем самым документом в сумку. Наверное, можно сделать это через секретаря.

Когда распахивается дверь. Показывается ректор.

Наши взгляды встречаются. И он хмурится.

— Ася? Что произошло?

— Ничего, — наконец, у меня получается выудить из сумки документ, и я шагаю к ректору. — Мне это больше не понадобится. Спасибо вам.

— Почему? — он хмурится еще сильнее, внимательно изучая мое лицо. — Ты лучше задержись. Мы все обсудим, когда я вернусь. А пока можешь подождать в моем кабинете.

Вот после такого идут разговоры, да? О том, что я с ректором неизвестно чем занимаюсь. Точнее — известно.

— Нет, нет, спасибо, — выпаливаю, отдавая ему документ. — Я и так отняла у вас много времени.

Стараюсь исчезнуть отсюда как можно быстрее.

Разговоры мне точно не нужны. Да хватит с меня всего этого.

Тороплюсь в свою комнату. Сердце нервно колотится в груди. Думаю о том, что надо позвонить Осману. Когда немного выдохну. Выяснить у него все про дядю. Если кто-то и способен ответить на мои вопросы, то лишь он.

Не просто же так тетка про него упомянула.

Хотя никакая она мне не тетка. И мой дядя — тоже не мой. Да я вообще непонятно кто.

Добираюсь до комнаты. Толкаю дверь, но там оказывается закрыто. Растерянно перевожу взгляд на массивные настенные часы чуть поодаль.

Довольно поздно. Маша должна была вернуться. Или нет?

Достаю ключи. Пробую вставить в замок. Но что-то словно бы мешает. Словно там уже есть ключ. Толкаю сильнее. Раздается тревожное бряцанье. Опять стараюсь провернуть ключ — на этот раз все срабатывает.

Дверь распахивается. Шагаю вперед и застываю.

Булат. Приятель Ахмедова зажимает мою соседку возле шкафа. Под стать тому, как совсем недавно Ахмедов зажимал меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Накатывает пугающее дежавю.

Мое появление все сбивает.

Маша пользуется моментом и отшатывается от Булата. А тот поворачивается ко мне. Мрачный, раздраженный.

— Ася, — выдает Маша. — Хорошо, что ты пришла. Я… как раз тебя искала. Ты ведь должна была вернуться.

Булат стискивает челюсти. Ничего не говорит. Просто поворачивается и бросает на Машу такой взгляд, от которого мне становится не по себе.

А уже в следующий момент старшекурсник идет на выход. Ни единого слова. Молча.

Прислоняюсь к стене рядом с дверью. Нервно перевожу дыхание, когда мы с Машей все же остаемся наедине.

— Ася, — говорит соседка, подходя ближе ко мне. — Ты… как? У тебя такие глаза сейчас. Ты…

— Нормально я, — говорю, судорожно сглотнув. — Лучше скажи, ты сама как?

— В порядке, — тихо отвечает Маша.

И похоже, мы обе понимаем, что ни одна из нас не готова обсуждать то, что на самом деле происходит. Слишком тяжело. А выхода будто и нет.

62

— Ты же помнишь про игру? — вопрос Лёвы доносится словно издалека, ведь я слишком сильно увлекаюсь конспектом и почти не слышу его.

— Что? — переспрашиваю на автомате. — Какая игра?

— Хоккей, — поясняет друг. — Матч на этой неделе.

Точно.

— Ахмедов отстранен, — добавляет Лёва, слегка понизив голос. — Вряд ли он выйдет на лёд. И кстати, его уже пару дней никто не видел. Поговаривают, будто уехал из академии.

Навсегда?

Так и тянет это выпалить. Но я сдерживаюсь. Не хочу грузить Лёву своими проблемами. Он и без того серьезно влип, когда решил мне помочь.

Да, конкретно сейчас затишье. Никто из мажоров нас не достает. Однако это может поменяться в любой момент.

Последние несколько дней я и с Ахмедовым не сталкивалась. Возможно, ректор все же переговорил с ним? Или нашел какой-то способ воздействия. Разговоры вряд ли помогли бы. А может, это благодаря Осману?

Мне удалось пообщаться со своим «дядей». Вот только после нашей короткой беседы вопросов стало еще больше, чем ответов.

— Не по телефону, — обрывает он меня, лишь стоит заговорить на тему истории с теткой.

— Хорошо, — отвечаю, помедлив. — А когда? Я бы хотела понять, что вообще происходит.

— Я решу свои вопросы и приеду. При встрече все обсудим.

— А что если, — запинаюсь, но все же решаю договорить. — Если не получится их решить?

— Получится, — уверенно заключает Осман.

Мне бы его оптимизм.

Конечно, стараюсь не сгущать краски. Но кому я буду задавать вопросы, если за решетку отправят единственного человека, который хоть что-то знает про моих родителей, про мою настоящую семью?

А может, его вообще пристрелят при задержании. В новостях постоянно мелькают новости о поиске опасного рецидивиста.

— У тебя почему голос такой напряженный? — вдруг интересуется Осман. — Ахмедов никак не угомонится?

— Не думаю, что кто-то может на него повлиять.

— Поглядим, — чеканит заключенный. — Ладно, не грусти. Скоро увидимся. Обсудим все.

Теперь недавний разговор снова всплывает в уме. И я гадаю, нашел ли Осман рычаг воздействия на Ахмедова или так случайно совпало? Вдруг Марат просто занят? Или… да кто его знает?

Раздраженно качаю головой, отгоняя тревожные мысли.

— Ася? — зовет Лёва. — Ну что ты решила?

На самом деле, у меня давно есть отмазка. Скоро последний тест перед распределением. На следующей неделе. Во вторник. И я собираюсь все выходные к нему готовиться.

Но подняв взгляд на друга, глядя в его глаза, понимаю, что не могу это сказать. Он кайфует от этого хоккея. И он столько сделал для меня. Бросился в лес, еще и с пистолетом. Преодолел свою фобию. А я откажу ему?

Конечно, трудно сказать, что безопаснее — Ахмедов на льду или Ахмедов неизвестно где.

Но если так посудить, то лучше быть среди людей. Там он не сможет на меня наброситься и снова куда-нибудь утащить. Вокруг столько ребят. Все смотрят. Даже такой отбитый негодяй как Марат не будет подставляться.

Возможно, место, где пройдет матч, самое лучшее место для меня. В случае отстранения Ахмедова от игры. Туда он точно не сунется, верно?

— Хорошо, давай сходим, — киваю.

— Класс, — улыбается Лёва, приобнимая меня за плечи.

— Маша тоже с нами пойдет, — добавляю. — Ты же не против?

— Нет, конечно, пусть идет, — отвечает друг. — Забью место и для нее. Пацаны обещали дать нам билеты на один из лучших рядов. Ну туда, где зрелищнее.

Тут Лёва начинает пояснять детали, которые пропускаю мимо ушей. Мысли опять утекают в сторону Османа. После того разговора пробовала набрать его снова, но до сих пор не дозвонилась. Даже отправила ему сообщение. Но оно не было доставлено.

Тревожно.

Хотя если бы такого известного преступника как Осман поймали, то без новостей на эту тему не обошлось бы. А пока все тихо.

Наступает день матча. И я настолько погружаюсь в учебу, что даже не замечаю, как пролетает время.

Мы с Машей собираемся на игру. Замечаю, как сильно она взволнована. Недавно зашла в комнату, очень растерянная, запыхавшаяся.

— Что-то случилось? — спрашиваю.

— Нет, — мотает головой, прячет взгляд.

Решаю не расспрашивать. Мне бы хотелось помочь Маше, но пока что я не в силах помочь даже самой себе.

Вскоре приходит Лёва, и мы втроем идем в сторону закрытого спортивного комплекса.

— Лучше прийти пораньше, — поясняет друг. — Потом здесь будет гораздо больше народа. Начнет толкучка.

— Да что-то тут и так много ребят, — вылетает у меня, когда мы проходим внутрь.

Просторный ход забит людьми.

— Оу, это другая команда приехала, — замечает Лёва.

И мы видим, как проходят игроки в форме другого универа.

— Тут и от них болельщики, — добавляет он, а после хмурится и замечает: — Странно.

— Что? Обычно болельщики не приезжают?

— Нет. Почему? Я просто вижу, тут не только хоккеисты, — продолжает Лёва задумчиво. — Вон тот высокий парень. В темном спортивном костюме. Он из другого универа. Боец. Хотя никакого боя у нас сегодня нет. Только хоккей.

— Ну может он тоже болеет за кого-то, — бросаю, не особо вникая.

Лишь механически отмечаю высокого крупного парня. И меня встряхивает от того, что по фигуре он напоминает Ахмедова. Такой же массивный.

— Сомневаюсь. Он слишком известный. Считай, как у нас Хазаров. Лучший на ринге. Кстати, Хазаров тоже здесь, — с долей удивления замечает друг.

— Давайте просто скорее пройдем на наши места, — предлагаю, глянув на то, как Маша меняется в лице, заметив Булата.

Мне самой не нравится, что Хазаров здесь. Там, где он, может и Ахмедов появиться.

Мы пробуем пройти вперед. Но толпа ребят нас немного оттесняет. А дальше начинается нечто непонятное.

Все расступаются. От чего меня и Машу буквально «относит» в одну сторону, а Лёву оттесняет в другую.

— Ты нарушил запрет, — чеканит хриплый голос. — Я тебе сразу сказал. Чтобы даже в ее сторону не смотрел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тут нас с Машей оттесняют к арке, ведь все продолжают отходить. И кажется, начинаю понимать почему.

— Ты еще указывать мне будешь? — резко спрашивает другой мужской голос, в котором узнаю Хазарова. — Кого трахать?

— Она сестра моего друга, уебок.

— И что, блять? Кого захочу, того и выебу.

Мой взгляд невольно падает в сторону Маши. Она хмурится, нервно поджимает губы.

А после меня отвлекает то, что несколько человек впереди спешно отходят в сторону. И я механически тяну Машу за руку. Дальше. Ближе к стене.

Теперь перед нами никого.

Все поспешно расходятся, потому что…

Хазаров и тот боец, которого показал Лёва, сходятся в жестокой схватке. Эти двое двигаются и дубасят друг друга так, что больно смотреть. И страшно, что задеть могут.

Вот почему несмотря на интерес ребята стараются убраться подальше от них. Тут и прилететь может.

— Они… да они же убьют друг друга, — выпаливает кто-то.

— Не-е, — протягивают в ответ на возглас. — Профи. Ты еще попробуй такого типа завали.

Жуткое зрелище.

Эти двое точно дикие звери.

А Хазаров, похоже, и правда больной. Не без причины про него по всему универу слухи ходят. Да и чего стоит Машин вид после встречи с ним.

Только его соперник не лучше. Чувствуется, от него чем-то жутким веет. Будто от Ахмедова.

Морщусь. Второй раз про него сегодня вспоминаю. И это мне совсем не нравится.

Видно, не в добрый час мне мысль приходит.

— Какого хера? — слышится рык.

И третья фигура буквально врезается между двумя сцепившимися мертвой хваткой друг в друга телами.

Марат здесь. Он единственный, кто рискует вмешаться в бой между этими двумя. После него подтягиваются другие, помогают растащить парней.

— Амаев, ты совсем охуел, — обращается Ахмедов к тому бойцу, который из другого универа. — Здесь чужая территория.

— Это твой друг-уебок охуел, — отрезает тот.

— На ринге все выясните, — бросает Марат, переводя взгляд с одного на другого. — А пока не то время и место.

Хазаров и этот… Амаев? Вроде бы так. В общем, эти двое обмениваются такими взглядами, что кажется, планируют схлестнуться куда раньше и не собираются ждать до какого-то там ринга.

Однако вскоре все мысли вылетают из моей головы. Ведь Марат поворачивается, заметив меня. Его глаза впиваются в мои.

Кислород в легких разом заканчивается.

+++

друзья, книга про Амаева это наша новинка (горячий однотомник), там уже вышло много глав. Приглашаем вас

63

Кажется, сейчас Ахмедов набросится на меня. И этот Амаев сможет спокойно продолжить драку с Хазаровым. Он даже не заметит.

Возникает впечатление, будто мир вокруг погружается в темноту. Никого нет. Только мы вдвоем. И на меня точно прожектор ослепительного света теперь направлен. Именно так считывается внимание Ахмедова.

Его взгляд ощущается кожей. Тяжелый. Пристальный. И чувство теперь такое, будто меня прибивает к полу. Тело словно каменеет, цепенеет. Невозможно сдвинуться с места.

— Ася? — голос Маши пробивается сквозь белый шум, и я благодарна подруге за то, что она хватает меня за руку, тянет в сторону, громче бросает: — Ась, идем. Нам места занять надо.

Он здесь.

Все-таки появился.

И вроде бы… одет в форму? Детали прокручиваю в уме, лишь немного отойдя от неожиданного столкновения.

Ахмедов шагает в мою сторону.

Холод пробирает до дрожи. Потому что мы с Машей не можем пройти из-за толпы других ребят. И я лихорадочно осматриваюсь. Не нахожу выхода. Опять наталкиваюсь на острый и цепкий взгляд Марата.

— Вы что здесь устроили? — раздается резкий мужской голос.

И к счастью, он отвлекает Ахмедова от меня. Потому что тот оборачивается, смотрит на подходящего ближе парня.

— Хазаров, ты в конец охренел, — бросает он. — На дисквалификацию нарываешься? Хочешь, чтобы вас обоих от боев отстранили?

Возможно, потому что именно в этот момент Булат расталкивает ребят, которые и прежде едва его сдерживали. Подается вперед, заносит руку для удара.

Амаев тоже не медлит. Вырывается навстречу недавнему противнику.

— Тамир! — рявкает незнакомец.

И уже сам сдерживает Амаева. Хватает его за плечо. Говорит еще что-то, уже понизив голос.

— А ты с хера ли тут раскомандывался, Астахов? — цедит Ахмедов, и в свою очередь задерживает Булата таким же жестом, похоже, чисто рефлекторно тормозит приятеля. — Ты кто, блять, такой?

— Вижу, нормального лидера у вас нет, — отрезает. — Каждый делает, что хочет.

— Это ты про своего дружка? — кривится. — Он первым драку развязал. На чужой территории. Он еще, конечно, огребет. Но ты, ебучий лидер, лучше за своей командой приглядывай.

— Без тебя разберусь, — рубит.

— Лед решит, — мрачно бросает Ахмедов.

— Разъебем.

— Нихуя, — усмехается Марат.

Повисает напряженная тишина.

Теперь эти двое нависают друг над другом. Оба высокие. Крупные. Темноволосые. Угрожающие.

Теперь кажется, что уже они могут схлестнуться, а Хазаров и Амаев будут их разнимать.

Странно, что у них конфликт. Так похожи. И по телосложению, и по тем чувствам, которые нагоняют одним своим видом.

Или в этом и проблема?

Вообще, есть ощущение, что если бы эти четверо сдружились, то могли бы все вокруг разнести. Хотя, наверное, они и так могут. Даже со стороны на них жутко смотреть.

Уже ясно, что Ахмедов собирается выйти на лед. Значит, его дисквалификацию отменили. Он в форме. Как и тот второй парень. Просто цвета разные. Зависит же от универа. А еще успеваю заметить нашивку с буквой «С» на форме. По рассказам Лёвы знаю, что это обозначение для капитана команды.

Мысли хаотично мелькают в голове.

— Астахов крутой, — слышится вдруг голос друга над ухом. — Видишь, он даже Ахмедова не боится. Все нипочем. Хотя надо быть осторожнее. Ему светит крупный контракт. И серьезная травма может карьеру в спорте мигом оборвать.

Лёва берет меня под локоть. Кивает Маше.

— Хорошо, что я вас нашел, — замечает. — Давайте попробуем куда-то пройти. А то мы так и до трибун не доберемся. Особенно если сейчас начнется.

— Думаешь, они подерутся? — вырывается у меня. — Сами же только что растащили других парней.

— Да кто их знает, — кривится Лёва, мельком бросая взгляд в сторону парней. — Скорее, нет. Все будет на льду. Астахов капитан. Ахмедов — тафгай. По сути вышибала. Если кто и способен прессануть Астахова, то это он. Причем жестко. Хотя Астахов сам отбитый. Обычно его боятся трогать. Теперь ради контракта ему приходится сдерживаться. С явным отморозком никто не станет подписывать серьезный договор. Ну а Марата ничего не держит. Хоккей для него больше развлечение.

Лёва, который еще недавно подгонял нас, теперь задерживается, залипая на очередном витке конфликта между парнями.

— Жаль, бойцы здесь только Амаев и Хазаров, — бросает какой-то парень рядом. — Я бы посмотрел, как Ахмедов с Астаховым сойдутся на ринге. От них агрессия так и прет.

— А они же и сходятся, — вдруг поворачивается к нему Лёва. — На выходных у них иногда бывают совместные тренировки. Просто это не в академии.

— А где? — оживляется.

— В отдельном спортивном клубе.

— Братан, скинь контакт.

— Скину, — обещает Лёва. — Лично я еще такого не заставал. Но пацаны говорили, что у них бывали спарринги. Только раньше каникул их будет не застать. Ну они-то старшекурсники. Могут покидать академию. А вот у нас засада. Кто нам разрешит на выходных свалить?

— Да, хреново, — сразу стухает парень, качая головой. — Ты хоть так скажи. Что про их бои говорят? Там было мясо? Разъеб?

— Даже круче. Всей этой четверке предлагали выходить на боях без правил. Не раз. Ну с Амаевым и Хазаровым понятно. Они оба давно тренируются. Профи. Но Ахмедов и Астахов по слухам им не уступают.

— И чего? Будет бой?

— Нет. Получили отказ. У них по фану все. А жаль, — вздыхает друг.

— Лёва, — вылетает у меня осуждающий возглас. — Ты что, и правда сожалеешь, что нельзя посмотреть на такое?

— Зрелищно, — пожимает плечами. — Но думаю, сегодня на льду будет даже круче.

Ахмедов и Астахов все же расходятся.

Возможно, потому что появляются тренера.

Однако чувствуется угроза. Воздух буквально пронизан ощущением стремительно надвигающейся грозы.

— Точно, — соглашается приятель Лёвы. — Ты прав, братан. Нас ждет реальное мясо.

+++

друзья, сейчас книга про Османа по самой выгодной цене. Будет повышение. Поэтому успевайте купить. Книга тут

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

64

Что я здесь делаю?

Невольно оглядываюсь по сторонам. Трибуны стремительно заполняются людьми. Места у нас, вероятно, хорошие, потому что отсюда все видно.

Стоит гул. Холод сковывает тело. Плотнее запахиваю теплую кофту, которую решила прихватить в последний момент.

Растерянно смотрю на лед. Там пока пусто. Но скоро должна начаться игра. Буквально с минуты на минуту.

Значит, нам отсюда все видно. А нас, получается тоже? Выходит, Ахмедов вполне способен заметить, где я сижу.

— Идеальный обзор, да? — говорит Лёва, словно читая мои мысли.

— Угу, — рассеянно киваю.

Наверное, еще не поздно уйти.

Почему-то сейчас моя, казалось бы, безупречная логика насчет того, где будет безопаснее всего выглядит совсем неубедительно.

Думаю, плевать, где именно Ахмедов находится. Рядом с ним я всегда в опасности. И не важно — на льду он или отстранен от матча.

— Эй, Лев! — бросает кто-то неподалеку. — Все, что ты просил.

На автомате оборачиваюсь, вижу, как незнакомый парень передает что-то моему другу. Вроде распечатки, сложенные в несколько раз.

— Спасибо, — кивает Лёва, засовывая их в карман.

Рядом резко вздрагивает Маша. Отвлекаюсь на нее.

— Что случилось? — спрашиваю.

— Ничего, — она мотает головой, убирает телефон в карман. — Просто… сообщение пришло.

Моя соседка заметно побледнела.

Это точно «просто сообщение»?

— Может я могу чем-то помочь? — спрашиваю.

Дурацкий вопрос, но слова вырываются механически.

— Нет, Ась, — она смотрит куда-то в сторону. — Все в норме.

Маша совсем не умеет лгать. Верить ей не получается. Особенно когда замечаю Хазарова.

Он на другом ряду. Ближе ко льду. В той самой стороне, куда направлено все ее внимание.

Машу от Хазарова разделяет довольно серьезное расстояние, но я не могу не заметить, как она подается ближе ко мне. Будто изо всех сил старается от него отгородиться. Любым путем.

— Девчонки, хотите чего-нибудь? — спрашивает Лёва, потому что неподалеку как раз предлагают купить напитки.

— Облепиховый чай, — выдаем мы с Машей одновременно, не сговариваясь.

И теперь у нас вырывается смех, немного разряжая накаленную обстановку.

— Сейчас возьму, — кивает Лёва.

Он достает портмоне из кармана, не замечая, как распечатки выпадают. Потому что уже поворачивается, делает заказ.

Наклоняюсь, чтобы подобрать листки и вернуть ему. Беру их, выпрямляюсь, уже готовая передать обратно Лёве. Однако застываю, увидев там фото своего дяди.

Точнее фото того человека, которого я своим дядей считала. До недавнего времени.

Что это?

Смахивает на скан старой газетной статьи. Виден текст, часть заголовка. Но я не успеваю прочесть больше, чем самое начало, выбитое крупным шрифтом.

«Наш чемпион…»

— Оу, спасибо, Ася, — выдает Лёва, забирая у меня листы, торопливо складывая их так, чтобы было видно только обратную сторону. — Давай. Прикинь, даже не заметил, как выпало.

Он протягивает чай для Маши, который передаю не глядя, а потом уже и стаканчик для меня.

— Что это? — спрашиваю.

— Ерунда, — отмахивается Лёва. — Для моего проекта.

Вырезка из газеты? Статья про моего «дядю»?

Слышится протяжный звук сирены.

— Вот! — оживленно замечает друг, кивая на лед. — Начинается.

А у меня теперь и мысли об Ахмедове отходят на второй план.

Возможно, разыгрывается паранойя. Но… почему мой друг использует для проекта такой странный материал? И есть ли проект?

Лёва краснеет. У него вспыхивают даже кончики ушей. И нельзя игнорировать то, как он суетливо заталкивает листки в карман, комкая их еще сильнее. И как нервно подрагивают его пальцы.

Он лжет мне. Что-то скрывает. Но почему?

Перед глазами стоит то фото дяди. Там он… как будто совсем молодой.

У тетки был похожий снимок. Хорошо помню. Это уже позже она все фотографии убрала.

Хочу расспросить Лёву прямо.

Возможно, это и правда случайность? Что если в той статье есть важная информация? Настоящее имя, например?

Тогда, если выяснить хоть что-то, можно и на след моей настоящей семьи попасть.

Пробую задать другу вопрос, слегка толкая его в бок, но понимаю, что все вокруг так дико орут, что я сама свой голос не слышу.

Лёва оборачивается. Тоже пытается мне что-то сказать, а потом взмахивает рукой, и уже жестами поясняет насколько крутое шоу мы видим на льду.

Световые огни разного цвета мелькают перед глазами. Прожекторы крутятся вовсю. Грохочет музыка.

Ребята на трибунах будто с ума сходят. Так кричат. Почти все вскакивают. Что-то скандируют. И я даже не сразу понимаю, что это названия наших универов. А еще команд, и отдельных игроков.

По возгласам лидируют фамилии Астахова и Ахмедова. Под конец только их и орут. А потом вовсе визжат.

Наконец, до меня доходят, что в этот самый момент обострения всеобщего безумия на лед выезжает Астахов. И Ахмедов.

Обе команды собираются здесь.

Начинается разминка.

От Лёвы знаю, что это продлится недолго. Потом будет кульминация светового шоу, а дальше проверят сетки на воротах, прозвучит сигнал к началу и начнется первый период.

Пока что игроки кружат по льду, делают броски, короткие ускорения.

И надо признать, что меня затягивает эффектная картинка перед глазами. Все парни крупные, но движутся по льду легко, словно играючи.

Не могу не вспомнить, что сама катаюсь на коньках, только крепко держась за бортик. По кругу.

А потом мой взгляд цепляется за массивную фигуру, которая вдруг оказывается в самом центре.

Ахмедов смотрит на меня.

И я сжимаю стаканчик с чаем настолько крепко, что горячая жидкость выплескивается через край.

— Ася, осторожно. Твой чай! — восклицает Маша.

Кажется, дальше не слышу уже ничего. Ни рева на трибунах, ни музыки. Лишь удары собственного нервно грохочущего сердца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

65

На один момент мне кажется, что Ахмедов сейчас бросится в мою сторону. Так уже было недавно. Перед игрой. В коридоре. Тогда его отвлекли, а теперь…

Нет, глупости. Он же не станет нарушать правила хоккейного матча. Еще и в самом начале.

Да с чего я взяла, будто Ахмедов на меня смотрит? Расстояние все равно приличное. Мелькают вспышки света. Трибуны по большей части пока в тени. Лед освещен гораздо лучше.

И все равно, сколько бы я не старалась себя убедить, что пока нахожусь в безопасности, по спине ползет предательский холодок.

Его взгляд слишком явно чувствуется.

Меня всю буквально потряхивает от ощущения угрозы.

Однако тут свет перестает мигать. Слышится очередной звуковой сигнал. Ахмедов резко перемещается в сторону. Наш зрительный контакт вмиг разрывается.

Судья берет шайбу. Игроки становятся друг напротив друга. Повисает напряженная тишина.

Еще секунда — начинается первый период.

По рассказам Лёвы уже знаю, что будет всего три периода. Каждый по двадцать минут. И перерывы по пятнадцать.

Не особо этим интересуюсь, но друг уже столько раз повторял мне про это на разные лады, что информация невольно отпечаталась в памяти.

Команда академии в темно-синей форме. Противники — в красной. Практически сразу игроки смешиваются так, что ни за одним из них не уследить. Движутся молниеносно.

— Астахов, конечно, профи, — замечает Лёва. — Сразу шайбу перехватил. И ведет к воротам.

Однако преимущество длится недолго.

Ахмедов устраивает жесткую атаку. И то, что Астахов ловко маневрирует на льду, тоже не спасает. Он набирает скорость, пробивается к воротам, когда Ахмедов резко пресекает его уверенный проход вперед, буквально врубаясь в него плечом. Прижимает к борту.

Их клюшки цепляются. Грубая сила сходится с отточенной техникой. Оба парня выглядят будто глыбы. Тяжелые. Мощные. Несокрушимые. Видно, что никто из них не готов уступить.

Хоккей совсем не волнует меня. Вообще, равнодушна к любым спортивным играм. Но тут либо атмосфера сказывается, либо я уже просто на автомате стараюсь держать Ахмедова в поле зрения. Однако никак не могу отвести взгляд от схлестнувшихся возле борта игроков. Один напирает на другого. Заметно, как нарастает их напряжение. Как обостряется противостояние.

Не вполне понимаю, что именно происходит.

На трибунах снова поднимается оживленный рев.

— Шайба застряла, — говорит Лёва.

Оба упираются корпусами. Наваливаются друг на друга. Толчки плечами. Прижимы к борту. Удары клюшками по крюкам.

Рев затихает. Но напряжение не идет на спад. Скорее наоборот.

Раздается скрежет и треск. Все отчетливее слышатся звуки ударов.

— Это тест на выносливость, — поясняет мне Лёва. — Кто кого. Чувствую, сейчас они оба не выдержат и сбросят перчатки.

— Сбросят? В смысле… что это значит?

— Ну завяжется файт.

— А?

— Драка.

— Разве это не запрещено?

— Ася, в этом смысл хоккея, — терпеливо поясняет мне друг. — Выпустить пар. Обычно судьи разнимают игроков только когда они переходят черту. Ну или если драка затягивается.

— Угу.

— Чего? Классная игра. Зрелищно. А нам повезло наблюдать пиковый момент. Еще и считай, на старте.

— В реальной жизни за это могут дать несколько суток административного наказания.

— Здесь только штраф. На пять или на десять минут. Хотя смотря что там будет. Могут, конечно, и до конца матча удалить.

Для меня то, как Ахмедов и Астахов напирают друг на друга, уже выглядит как драка.

Шайба вылетает в сторону.

Один из «красных» форвардов перехватывает ее, стремительно ведет к нашим воротам. Но преимущество быстро обрывает «синий» игрок. И вскоре шайба мчит уже в противоположную сторону.

Это занимает считанные секунды.

Кажется, даже внимание до сих пор остается приковано к Астахову и Ахмедову, хотя никто из них больше не владеет шайбой. Они даже не борются. Резко разъезжаясь.

Не успеваю понять, что именно происходит.

Лёва, ругнувшись так, как я никогда раньше от него не слышала, подскакивает на ноги. Накрывает ладонями затылок.

По залу проносится осуждающий гул.

А я просто вижу, как «синий» игрок лежит на льду, схватившись за голову. Стонет. Его лицо заливает кровь.

От этого зрелища меня начинает мутить.

Отвожу взгляд и наталкиваюсь глазами на большой экран, где, похоже идет повтор этого момента.

Первый раз ясности не дает. Похоже на столкновение? Будто «красный» врезается в «синего». Или наоборот? Понять нереально. Во всяком случае, для меня. Видимо, другие зрители оценивают происшедшее сходу. Судя по тому, как все чаще звучат резкие возгласы отовсюду.

Второй раз повтор идет с замедлением. Теперь мне становится ясно, почему у Лёвы такая реакция и почему отовсюду слышатся настолько разъяренные возгласы.

«Красный» намеренно врезается в «синего», когда тот подается за шайбой. Он врезается корпусом в корпус. Так, что тот отлетает.

При третьем повторе видно, как «красный» еще и в голову «синему» врезает, чтобы выбить наверняка.

— Жесткая проверка, — говорит Лёва. — Это запрещено. Голову нельзя трогать. А этот урод… ну он совсем оборзел!

Вот тебе и «классная игра».

Снова смотрю на лежащего на льду игрока. Теперь в глаза бросается нашивка на его форме.

Это же наш капитан.

На льду появляется команда «скорой помощи». Его забирают на носилках. Похоже, парень без сознания. Он не двигается.

Поворачиваюсь и вижу, как Астахов хватает за плечо своего приятеля по команде. Того самого «красного», который врезался в нашего капитана и отыграл грязно. Похоже, он говорит ему что-то. Вид такой, будто отчитывает. Однако тот парень лишь вскидывается и отмахивается.

Еще некоторое время судьи совещаются.

— Его должны убрать до конца игры, — заявляет Лёва.

А потом слышится официальный вердикт.

Отстранение на десять минут.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что? — взвывает мой друг.

И ему вторит большая часть стадиона.

— Этот ублюдок и в прошлых матчах отличился. Играл очень грязно. Но сегодня совсем дно пробил. Так никто не делает, — говорит Лёва.

Он продолжает возмущаться, пока «красный» с видом победителя скользит по льду в сторону штрафного бокса.

Путь ему перерезает Ахмедов. Выезжая так резко, что тот даже заметно отшатывается.

— О нет, надеюсь, Марат сейчас не сорвется, — бормочет Лёва. — Если он прямо тут ему врежет, то его вышвырнут со льда до конца матча. Без него мы точно продуем. Будь это любая другая команда. Но с Астаховым… против такого капитана вся надежда только на Ахмедова. Если его уберут, нам точно ничего не светит.

— Лучше будет, если он врежет ему позже? — сама не верю, что спрашиваю это.

Но тот «красный» действует как настоящий отморозок. Вот потому вопрос вырывается сам собой.

— Ну конечно, — кивает Лёва. — Когда тот будет шайбу вести. Иначе нельзя.

+++

дарю вам промо на "Девочку для Хана". Если не успели забрать промо, то сегодня на эту книгу крутая скидка!

2TGZeNwO

Книга

66

Ахмедов говорит что-то «красному». Всего несколько слов. Рвано, холодно.

Конечно, сюда ничего не слышно, но заметно, как угрожающе двигаются его губы, как жестко сходятся челюсти. А взгляд у него такой, что пробирает.

Еще секунда — Марат резко отъезжает в сторону. Так же, как и прежде подъехал практически врезаясь в противника.

Лица «красного» не видно. Однако что-то в его позе словно меняется. Или мне просто кажется?

Он будто старается как можно быстрее оказаться в штрафном боксе. Действует суетливо, скорее заезжая туда.

Игра продолжается.

Рассеянно наблюдаю за фигурами хоккеистов, стремительно курсирующими по льду. С удивлением осознаю, что мое внимание приковано туда. Причем сама не замечаю, когда и как втягиваюсь.

Наверное, есть что-то в самой атмосфере. И еще я начинаю «болеть» за нашу команду. Хочется, чтобы «синие» победили.

На лед выходит замена нашего капитана. Едва ли разбираюсь в тонкостях хоккея, но кажется, парень движется мощно и уверенно.

— Видишь, как Ахмедов страхует его? — спрашивает Лёва, склоняясь ниже, чтобы я могла различить вопрос через гул голосов. — Прикрывает. Неизвестно, кто еще из «красных» может оказаться гнидой. Врезаться исподтишка.

Ахмедов держится увереннее всех. Он несется по льду так, будто занимался этим с рождения. Легко. Свободно. Чувствуется, это его стихия. Он весь будто пронизан ею. Сила. Агрессия. Подавляющая власть. От его массивной фигуры буквально исходит темная энергия.

Трудно представить, кто способен бросить ему вызов.

До момента пока взгляд не падает на Астахова. Тот достойный противник. И не выглядит так, будто ведет грязную игру.

Вообще, без того подлого парня все спокойно.

Ну это мне Лёва объясняет.

Для меня-то ничего «спокойным» не выглядит. Многие маневры смахивают на конкретный перебор, грязную игру, а потом оказывается это все разрешено.

Вскрикиваю, когда от одного движения Ахмедова соперник, который пытается его обойти, отлетает к борту.

— Нормально, — бросает Лёва уверенным тоном. — Это проверка бедром. Он его считай, слегка задел.

Да как же слегка? Того беднягу будто размазало. Он даже не сразу собирается с силами, чтобы возобновить игру.

— А это как? — вырывается у меня удивленный вопрос. — Тоже считается нормой?

Ахмедов делает серию жестких наездов на разных игроков. Один за другим. Будто разряды молнии. Его движения нельзя ни предугадать, ни отследить. Подобные маневры создают полный хаос.

Теперь даже Астахов не может с Маратом справиться. Ему же еще надо как-то играть, забивать, а не просто бороться с нашим тафгаем.

— Да, норм, — подтверждает друг. — Круто он их всех натягивает. Согласись, Ася. Красота!

— Лёва! — выпаливаю с возмущением и перевожу взгляд на него.

— Нет, ты смотри, иначе самый сок пропустишь, — мигом старается развернуть меня обратно. — Это форчекинг. Он держит «красных» в их зоне. Так, чтобы они не могли начать атаку.

За оставшиеся минуты первого периода успеваю узнать еще кучу терминов, которые практически сразу вылетают у меня из головы.

Но вскоре наступает время второго периода и там мне Лёва все это закрепляет, опять начиная пояснять подробности.

Хотя половина информации так и пролетает мимо из-за сумасшедшего гула на трибунах.

Такое чувство, будто глохну. Уши закладывает.

Ахмедов сцепляется с Астаховым. Коротким приемом выбивает шайбу у капитана «красных». Но тот вскоре отыгрывается. Поддевает клюшку Марата снизу, приподнимает ее. Тот теряет контроль над шайбой на считанные секунды, и этого хватает для реванша. Астахов перехватывает инициативу. Шайба будто зависает в воздухе. А дальше капитан «красных» опять ведет. Однако Ахмедов тоже не намерен сдаваться скользящее движение клюшкой. Едва заметное, неуловимое, но режущее. Раз — и шайба залетает в ворота наших противников.

Зрители восторженно ревут.

Счет примерно одинаковый. Впереди еще один период, и все может еще поменяться.

— Молодец Марат, — заключает Лёва. — Чисто сделал. Вообще, тафгаи не забивают. Ну это не их главная работа. На других матчах он больше давил, соперников запугивал. А сегодня еще и так себя показал. Три шайбы. Когда бывает, что тафгай за весь сезон столько не забьет.

— Три? — невольно переспрашиваю.

— Ну этот гол самый зрелищный. Два прошлых не такие яркие. Но как ты могла пропустить? Я же тебе говорил. Показывал. Ну Ася! — он как будто даже обижается.

А у меня в голове уже все перемешалось.

— Лишь бы только он с этой гнидой «красной» не связался, — добавляет Лёва, выдыхая. — Я смотрю, Ахмедов за ним наблюдает. А тот от него улепетывает. Крыса. Понимает, что если в Марата так врежется, то костей не соберет.

После гола Ахмедов и правда будто преследует того типа, который как раз снова вышел на лёд во втором периоде. А «красный» старается держать подальше от него. Он даже шайбу долго не ведет, сразу передает, если она прилетает к нему.

— Отстранение на десять минут — это бред, — хмыкает друг. — Вообще ни о чем. Судьи уроды. Если бы здесь был ректор, он бы такого не допустил.

— А ректора нет?

Почему-то на этих словах вспыхивает тревога.

— Ну обычно он бывает на трибунах, вон там, — Лёва кивает в сторону, где сейчас сидит несколько преподов. — А сейчас его не видно.

Внутри нарастает напряжение.

Не то чтобы я раньше чувствовала себя расслабленно, однако сейчас это все усугубляется.

Ректор единственный, кто может обеспечить безопасность.

— Ну Ахмедов адекватный, понимает, что нельзя ввязываться в драку сейчас, когда мы и так капитана заменили, — продолжает Лёва.

Насчет адекватности я бы поспорила.

Второй период проходит нервно. Сама замечаю, как Ахмедов загоняет «красного», преследует его. Но тот умудряется уходить раз за разом.

Наверное, ему просто везет. И свою подлую натуру он под конец тоже успевает снова показать. Когда слишком сильно врезает по клюшке противника, сбивая шайбу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лёва опять ругается крепкими словечками.

— Сука! Так не делают!

А я вижу, как Астахов задерживает приятеля по команде за руку. Выговаривает ему что-то. Очень внушительно.

Период заканчивается. Наступает новый перерыв.

— Ася, отойду, — говорит мне Маша.

А я бы тоже вышла, но тут такие толпы людей курсируют то в одну сторону, то в другую. Все хотят успеть купить напитки и что-то перекусить. Столько народу еще не видела.

В прошлый раз такого потока ребят не было.

— Может выйдем, когда третий период начнется? Будет меньше…

— Нет, мне позвонить надо. Срочно.

— Ты одна пойдешь?

— Все хорошо, не волнуйся, — говорит Маша, но тон у нее такой, что никаким «хорошо» тут и не пахнет.

— Ась, ну чего ты? — подключается Лёва. — Человеку выйти надо. Не грузи так.

— Это чем же я гружу?

— Ну душнишь немного.

Так и тянет ввернуть ему что-то про его любимый хоккей, но я снова поворачиваюсь, а Маши уже нет. Перевожу взгляд на другую трибуну. Кровь моментально приливает к затылку. Хазарова тоже не видно. Еще тревожнее становится от такого осознания.

Лёва продолжает говорить, а я не слушаю. Растерянно смотрю по сторонам.

Ну может Хазаров раньше ушел. Я же не следила за ним. Может он еще в начале матча пропал.

— Давай найдем Машу, — говорю.

— Ася…

— Идем.

Только найти подругу нереально. Только не в этой толпе. Быстро понимаю, что это было плохое решение. В таком потоке людей нам не встретиться.

Лёва покупает мне чай и какую-то булку, но я ничего не хочу. Продолжаю крутить головой в поисках Маши. Только ее словно и след простыл.

Тут начинается третий период. Решающий.

Астахов показывает эффектную игру. Ахмедов тоже опять включается в противостояние с капитаном «красным». Видимо, понимает, что пока преследует того мерзкого парня, теряет время и нам забивают голы.

На табло между командами минимальный разрыв.

Кажется, даже гул затихает. Все напряженно наблюдают за перемещением ключевых игроков. Астахов забивает, несмотря на жесткий прессинг Марата. Потом наш капитан загоняет шайбу в «красные» ворота.

Преимущество переходит от одной команды к другой. Зрители следят за происходящим, затаив дыхание.

А мне это уже не особо интересно.

Маши до сих пор нет. Хазарова тоже не видно.

Что происходит? Что если он… нападет на нее? Снова зажмет?

Так глупо. Мне стоило просто пойти с ней. Не отпускать одну. А я из-за этого хоккея какая-то рассеянная. Непривычная обстановка. Шумно. Тревожно.

Близится финал третьего периода, и я решаю, что пора выйти. Лучше пойти на поиски подруги, пока все на трибунах. В ожидании результата. Пока нет такого столпотворения.

Собираюсь подняться, когда вдруг мой взгляд падает вперед. На лед. И я вижу, что Ахмедов снова сходится с Астаховым в борьбе за шайбу.

Но тут к Марату подъезжает тот «красный», который до этого от него удирал. Он делает это как-то… по-тихому. А после пробует схватить его сзади одной рукой. А другую заносит уже для удара.

Пока Ахмедов занят. Пока увлечен другим противником.

Только Марат уклоняется.

Все происходит очень быстро. Точно за миг. Один кадр сменяет другой.

Вот Ахмедов еще головой не ведет, полностью увлечен противостоянием с Астаховым.

А вот он уже резко оборачивается перехватывая тихо подкравшегося «красного» за глотку.

На большом экране показывают повтор.

— Вот урод! — ревет Лёва.

Там видно, что удар все же был. Просто Ахмедов так резко повернулся, что кулак прошелся по касательной, а иначе бы…

— Да он бы ему башку мог пробить. Ты видела, куда он метил? Видела?! — друг ожесточенно возмущается.

Марат же сбрасывает перчатки. Отшвыривает «красного» к борту, подъезжает к нему и врезает ему в челюсть. Так заезжает кулаком, что у него изо рта брызги крови летят. И еще что-то…

Это же не…

Желудок скручивает в узел.

— Да! — одобрительно вопит Лёва. — Надо еще врезать. Мало ты ему зубов выбил. Давай, Марат!

Значит, то и правда были зубы.

Ужас какой.

Зажимаю рот ладонью.

Мне дурно.

И я не знаю почему не могу отвести взгляд от того, как Ахмедов дубасит того «красного». На колени его ставит. Потом заваливает на лёд. Впечатывает физиономией вниз, буквально размазывая.

Другие игроки тоже устремляются туда. Но судьи их останавливают. А вот Ахмедова остановить нельзя.

Он будто в ярость впадает. В какое-то жуткое состояние. И кажется, готов разорвать «красного» голыми руками.

Вроде и за дело. Тот не раз себя проявил.

Но выглядит эта картина чудовищно. Ему нужно прекратить. Все. Это уже слишком. Он же его убьет!

— Да не убьет, не волнуйся, — говорит Лёва.

И я понимаю, что последнее выпалила вслух. И сама уже на ноги подскочила. В каком-то неясном порыве.

Марата все же оттаскивают от «красного», который лежит неподвижно. Отправляют в штрафной бокс до конца игры.

Матч продолжается, хотя уже второго игрока забирает «скорая» на носилках.

Ну просто дурдом.

Не помню, как матч заканчивается, и как мы с Лёвой наконец выходим. Друг видит мое состояние и даже перестает жаловаться на проигрыш.

Вот.

Команда академии проигрывает.

Это тоже отпечатывается в голове.

Но куда сильнее бьет другое. Перед моими глазами Ахмедов. Его горящий взгляд. Его мрачное лицо. Его большие кулаки… в деле.

Тот парень жив. Когда его поднимали на носилки, он уже дергался и стонал. Но чувствуется, Ахмедов был в шаге от убийства.

Он что… он совсем ненормальный? Не контролирует себя?

Мы с Лёвой уже в коридоре. И тут доносятся голоса парней.

— Найди Ахмедову девку. И побыстрее. Он после игры. Если сейчас напряг не сбросит, то разнесет все к чертям. Помнишь, что в прошлый раз было?

— Помню.

— Тогда чего ждешь?

Поворачиваюсь к Лёве, тогда как эти двое игроков из нашей команды проходят мимо.

— Запасные, — выдает друг. — На льду их сегодня не было.

Молча смотрю на него.

— Ахмедов такой, — говорит он. — Ему надо выпустить пар. После игры парни всегда на взводе. Агрессия шкалит. Адреналин. Короче, это все… природная реакция.

— Угу, — киваю и чувствую, как усиливается тошнота. — Мне в уборную надо.

— Хорошо, — отвечает Лёва. — Я тебя тут подожду.

Прохожу в туалет, тщательно умываюсь холодной водой. Муторное чувство не отпускает. Но я напоминаю себе, что надо собраться и найти Машу.

Ахмедов пусть дальше сходит с ума. Надеюсь, он не навредит какой-нибудь девушке. У него здесь полно фанаток, однако все же…

Ладно. Маша точно в опасности. Этот Хазаров ничем не лучше Ахмедова. Такое у меня впечатление.

Закрываю воду. И поворачиваюсь, краем глаза уловив какое-то странное движение рядом.

А дальше — укол в плечо. С другой стороны. И я не успеваю ни обернуться, ни даже в зеркало глянуть. Сознание затуманивается. Ныряю в темноту.

+++

Меня опять вырубили? Очередное снотворное?

Мысли путаются. И я с трудом могу открыть глаза. Не понимаю, где нахожусь, лежу на чем-то твердом. Вверху каменная кладка. И сбоку.

Смахивает на подвал.

Еще и запах такой. Сырой, затхлый.

Стараюсь подняться. И неожиданно понимаю, что моя рука не двигается так, как хочу. Что-то тянет.

Оборачиваюсь. Вижу обруч наручника на запястье.

Холод сковывает. И я пытаюсь на автомате себя успокоить. Это же одна рука. Вторая свободна. А значит, есть шанс…

И тут меня окатывает жаром, когда вижу, что второй обруч наручника не пустует. Он впивается в мощную кисть чужой руки.

Ахмедов.

Именно к нему я сейчас прикована.

+++

Друзья, дарим вам промики на завершенный однотомник "Лютый". Кстати, сегодня на него крутая скидка!

книга -

MGhEEXL2

amcg9Nya

— Эту хочу.

Лютый буравит взглядом блондинку за барной стойкой.

— Она же просто… обычная посетительница. Не из моих девочек. Но у меня есть товар на любой вкус. И обслужат по высшему разряду.

— Ее, — отрезает.

Лютый голоден. Видно. Этой ночью блондинку не только взглядом будут буравить. Повезет ей, если сможет ноги под утро сдвинуть и вообще из-под этого амбала выползти.

Книга тут -

67

Вся сжимаюсь.

А потом понимаю, что Ахмедов… спит?

Ну во всяком случае, его глаза закрыты. Лицо совсем не выглядит расслабленным, но может оно у него таким и не бывает.

Вероятно, ему тоже что-то вкололи? Или подмешали? В общем, вырубили как и меня. Только бы он не очнулся в ближайшее время. До момента, пока не пойму, как отсюда выбраться.

Снова озираюсь по сторонам. Различаю какие-то снаряды. После замечаю стойку с гантелями.

Но в спортзале у нас ничего такого нет. Тренировочное пространство там выглядит совсем иначе.

И здесь все же комната.

Мы с Ахмедовым сейчас на широкой кушетке возле стены. И я стараюсь, как можно меньше шевелиться, только бы его ненароком не разбудить. То и дело бросаю на него нервные взгляды, проверяя, не проснулся ли он.

Вроде бы нет. Но…

Нет, нет, нет. Рвано пульсирует у меня в голове, когда Ахмедов вдруг с шумом втягивает воздух. Его глаза так и остаются закрытыми, пока он делает еще несколько глубоких вдохов один за другим.

А в следующий момент все происходит настолько молниеносно, что я ничего не успеваю сообразить.

Он хватает меня и подминает под себя. Рывком. Накрывая собой. Впивается в мои губы собственническим, подавляющим поцелуем. Буквально обрушивает свой рот на мой.

Задыхаюсь от дикого натиска. Захлебываюсь.

Ахмедов опомниться.

Его язык жадно переплетается с моим язык Вылизывая. Всасывая. И у меня мурашки бегут по затылку от этих развратных движений. И от его руки, которая держит мою голову, от того как пальцы по-хозяйски хватают мои волосы. Воздуха ничтожно мало.

Кажется, Марат сам не осознает происходящее. Так порывисто действует. Резко. Как зверь набрасывается. Сожрать хочет.

Рефлексы у него животные. Это было и прежде понятно. И на льду повадки хищные.

Ахмедов не первый раз застает меня врасплох. Целует. Наваливается всей своей тяжестью.

Но ТАК — в первый. Будто ничего перед собой не видит. Чувствует мой запах, словно след берет — и нападает. В момент. Не ждёт. Действует.

Кажется, он даже не замечает, что мы скованы наручниками. Или же ему попросту наплевать.

Ахмедов и одной свободной рукой умудряется меня по полной облапать. А другой перехватывает, стискивая крепче. И не похоже, будто его хоть немного волнует сталь, врезающаяся в запястье.

Мне же пискнуть не удается. Дернуться тоже не получается.

Тело сковывает. Буря противоречивых эмоций вспыхивает внутри.

И тут все обрывается.

Не поняла, как началось. Теперь не понимаю, что заставляет Ахмедова внезапно притормозить.

Но хорошо, что он останавливается сам.

Именно так я думаю ровно до той секунды, когда вижу его взгляд.

Ахмедов отрывается от моих губ. Теперь просто нависает надо мной. В черных глазах сверкают абсолютно ненормальные искры. Опасность? Угроза? Нет. Там нечто далеко за гранью одержимости.

О такой полыхающий взгляд обжечься можно.

И меня будто ошпаривает. Просто от одного его вида сейчас.

Мрачный. Заведенный. В нем сквозит нечто такое, от чего у меня возникает чувство, точно кровь сворачивается.

Искрит от него. Фонит. Не только похотью, тьмой. А жаждой. Неистовой. Бешеной. Яростной.

Наверное, нечто подобное испытываешь, когда наблюдаешь за штормом, за ураганом, за сокрушительной стихией, которая способна уничтожить весь твой мир за единственный миг.

Кривой оскал, в котором застывают губы Ахмедова, лишь усиливает мою тревогу.

А потом он наконец отводит от меня свой прожигающий насквозь взгляд и смотрит ниже. На наши скованные руки. Его челюсти сжимаются, сходятся настолько крепко, что желваки проступают под смуглой кожей.

— Блядь, — холодно выдает он. — Пизда им.

Ледяной тон совсем не сочетается с тем пламенем, которое все сильнее разгорается в черных глазах.

Он снова смотрит на меня. Выразительно. И чем дольше он за мной наблюдает, тем сильнее его взгляд затуманивается.

Ахмедов дышит тяжело и шумно. Слегка перемещается. И в следующий момент нечто очень твердое и крупное прижимается к моему бедру. Ошпаривает.

Нервно дергаюсь.

Сердце заходится в груди.

Возбуждение Ахмедова ощутимо физически. Сейчас оно гораздо острее. Либо это страх на меня так действует, спутывая восприятие, либо он и правда на пределе.

— Тебе что-то подмешали? — спрашиваю, с трудом переводя сбившееся дыхание, и теперь опасаюсь двигаться, чтобы его ненароком сильнее не спровоцировать. — Это какой-то препарат, да? Ты поэтому сейчас… такой безумный?

— Да с хера ли я безумный? — кривится.

Но этот его взгляд…

— Мне сделали укол, — поясняю. — В туалете. Наверное, это было снотворное. Потому что я сразу же отключилась. И очнулась уже тут.

— Уебки, — мрачно бросает Ахмедов. — С этим я разберусь. Не волнуйся.

— Но ты, — запинаюсь. — Ты так себя ведешь, что мне кажется, без какого-то допинга не обошлось.

— Ася, — едва уловимая ухмылка. — Я серьезно на спорте. Какой нахуй допинг? И хотел бы я посмотреть на того, кто рискнет мне какую-то херню подмешать. Или, сука, вколоть.

Судорожно сглатываю.

— Они за тебя огребут, — чеканит. — Разберусь.

Что-то не уверена я в его словах. Вот про это «без допинга». Но лучше с ним не спорить.

Ахмедов будто мои мысли считывает.

— Пацаны меня заперли в тренировочной комнате, — говорит он. — Я после игры бываю такой. Накрывает. Бывает, штормит. Адреналина много. Надо сбросить. Выплеснуть лишнее.

— Хорошо, — киваю. — Тогда ты сбрасывай, а я… пойду. Только надо наручник отстегнуть.

Ахмедов недобро ухмыляется, не сводя с меня глаз.

— Какой еще «пойду»? — спрашивает хрипло. — Мне надо трахаться, когда на таком драйве. После игры самый улетный трах. Я тебя так вые… возьму, что до конца дней запомнишь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

68

Убойные аргументы Ахмедова заставляют меня оцепенеть.

И прежде чем я успеваю сообразить, что можно на такое ответить, он, видимо, решает не терять время. Переходит к воплощению своих планов в реальность.

Его губы накрывают мои. Жадно. Жестко. Поцелуй ощущается будто выстрел. Одержимый напор буквально сносит.

Сама не знаю почему, но у меня пока не получается воспротивиться. Застываю без движения. Словно захваченная стихией неизвестных прежде ощущений.

Либо так действует шок, либо что-то непонятное накатывает. Но через секунду язык Ахмедова уверенно проскальзывает в мой рот, властно движется по моему языку, и я до сих пор не пытаюсь оттолкнуть его от себя, выскользнуть из этого подавляющего захвата.

Что со мной? Что это?..

Вскоре даже вопросов нет.

Замираю под натиском Ахмедова. С каждым новым мгновением он лишь набирает обороты. Жарче. Острее. Странным образом сочетая грубость с нежностью.

В один момент практически душит своим наглым ртом. В другой — резко сбавляет силу, почти отстраняется, словно бы едва касается, ласкает.

А дальше вдруг отрывается от моих губ. Вынуждает испытать неясное щемящее чувство.

Зажмуриваюсь. Нервно мотаю головой. Только Ахмедов будто и не замечает мое движение. Или не придает ему значения.

Сердце судорожно сжимается. В груди все точно пламенем охвачено.

Наверное, это отчаяние. Или… даже не знаю что.

Но почему-то здесь и сейчас у меня все еще так и не получается сопротивляться ему.

Возможно, само место, где мы оказываемся действует угнетающе. Слишком сильно смахивает на подвал. На какое-то жуткое подземелье из ужастиков.

Или же все дело в том, насколько крепко скованы наши руки. Умом понимаю, что от наручников так просто не избавиться. А значит, даже если вырвусь из объятий Ахмедова, никуда не денусь. Даже до двери не получится добежать. Мигом настигнет.

Тогда какой смысл?

Накатывает тупое одурманивающее бессилие.

Ахмедов же и не думает тормозить.

Он покрывает лицо хаотичными, скользящими поцелуями. Прижимается к моим прикрытым глазам. После опускается чуть ниже. И вот уже его язык скользит по моим скулам. Зубы слегка прихватывают кожу.

И снова чувство, будто он сожрать меня готов.

От каждого нового жеста все больше веет ощущением сдерживаемой силы. Чего-то подавляемого, звериного.

Он вроде и набрасывается на меня как бешеный. Впивается. Жалит губами. Бесстыже касается везде. Одной рукой умудряется нагло облапать. Но и вторая его ладонь тоже не остается без движения. Ему даже наплевать на то, что она прикована к моей. Ахмедов действует так, будто и не придает этому никакого значения.

Мой бюстгальтер отлетает прочь. Кофта задрана повыше груди. Живот полностью оголен.

Ахмедов прижимается ртом к моей обнаженной коже. Его губы обжигают тело, крепче вжимаясь между ребрами, прокладывают огненную дорожку. А потом он накрывает мою грудь. С одной стороны, с другой. Помечает. Покрывает жаркими касаниями. Ощущение будто он никак этими прикосновениями насытится не может. Берет еще и еще. А пока нет. Только больше жажды.

Мой пульс пускается галопом. Сердце заходится в рваном ритме.

Нет. Далеко зашли. Это все нужно прекратить. Хотя бы попытаться.

Наверное, жар, исходящий от Ахмедова мощными волнами, помогает мне прийти в чувство. Вырывает из холодного ступора.

И вот я уже луплю его свободной ладонью по плечу. Так сильно, как только могу. Но похоже, это не оказывает особого эффекта. Ноль реакции. Если он вообще мои действия замечает.

Ахмедов увлечен моей грудью. Творит абсолютно непристойный вещи. И пусть мой рот сейчас не закрыт его жадными губами, все равно невольно начинаю задыхаться. Горло будто перехватывает.

Тесно в груди. Дышать все тяжелее. Тело пробивает испарина. Вероятно, от напряжения, от зашкаливающей внутри тревоги.

Сейчас все на грани. На острие.

И в каждом его обжигающем движении, в каждом сумасшедшем поцелуе сквозит гремучий коктейль противоречивых чувств.

Он будто и растерзать хочет. Как хищник добычу. И в то же время не могу не уловить, как сильно сдерживается. Сам себя тормозит. Сперва кожу зубами задевает, прикусывает, царапает. Но уже в следующую секунду скользит там языком, словно зализывает. Сначала резко сжимает мое бедро, почти до боли, а после отпускает, медленно проходится пальцами там, слегка поглаживает.

Одно неизменно. Жгучая похоть, которой от Ахмедова словно фонит. И его возбуждение. Горячая твердость прижимается то к моему бедру, то к животу. В зависимости от того, как он перемещается, изучая мое тело. И каждый раз от порочного соприкосновения меня словно током простреливает.

Царапаю его плечо ногтями.

Кажется, выпаливаю что-то.

Я в таком затуманенном состоянии, что сама едва осознаю смысл своих собственных слов.

Может и он не слышит? Или попросту не хочет реагировать?

— Нет! Марат! Нет… прекрати!

Может быть, мне на стрессе только кажется, что я кричу? А на деле с моих губ срывается только приглушенный шепот?

Мои джинсы стянуты до колен.

Его пальцы забираются под нижнее белье. Скользят там, где я совсем не хочу их ощущать. Но от этого похабного прикосновения мои бедра дергаются.

Видимо, так срабатывает инстинкт.

Это все… самозащита.

— Нет! Не надо! — громче. — Хватит!

В этот момент я уже бью его кулаком по плечу.

И кажется, это все же срабатывает.

Ахмедов резко отрывается от меня, убирая пальцы. Перемещается выше, нависает надо мной, пристально изучая горящими глазами.

— Не хочешь? — его голос звучит гораздо более хрипло чем обычно, больше смахивает на звериное рычание.

— Не хочу, — отвечаю твердо. — Пусти меня, пожалуйста. Я не…

— Ты вся мокрая, — обрывает и показывает мне свои пальцы. — Течешь подо мной.

— Что? — нервно.

Его пальцы и правда поблескивают в полумраке. Выглядят влажными. И это в купе с его словами снова сбивает с толку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нет. Стоп. Не важно.

Я не дам себя запутать. Нельзя так.

— Не знаю, — отрицательно мотаю головой. — Но я не хочу. Слышишь? Только не здесь… не в этом подвале. Мой первый раз… не должен быть таким.

Не уверена, что мои аргументы на него подействуют.

Особенно сейчас, когда он в таком состоянии.

Но ничего другого в голову не приходит.

Я с ним нигде не хочу. Не только в этом подвале. Нигде! И первый раз должен быть с любимым. А не вот так…

— Это не подвал, — чеканит Ахмедов. — Тренировочная комната.

Его голос меняется еще сильнее. Добавляется все больше рычащих нот. И взгляд темнеет. В глазах вспыхивает животный огонь.

Ахмедов дышит тяжело и шумно. Вены на его шее вздуваются. И на висках тоже. Кажется, могу различить, как мерно и тяжело вибрирует его пульс.

Челюсти стиснуты. Ноздри угрожающе раздуваются.

Вот и все. Вот и поговорили.

Ахмедов всем своим видом дает понять, что на разговоры не настроен. И мои слова просто пыль. Не уступит.

— Ты меня хочешь, — наконец выдает он, опаляя мое лицо раскаленным дыханием, заставляя задрожать. — Мокрая, пиздец. И задвигаешь какую-то херню. Задолбала обламывать.

Ахмедов оскаливается.

А у меня все внутри обрывается, когда он прибавляет:

— Больше эта твоя хуйня не прокатит, — криво усмехается.

69

Я пытаюсь ему возразить, но ничего не получается сказать, ведь он закрывает мой рот поцелуем. Еще и пользуется тем, что мои губы приоткрываются. Мигом между ними язык проталкивает. Проникает глубже. Жадно вылизывает мои десна, нёбо. Перехватывает мой язык своим. Будто оплетает. Еще секунда — и в свой рот затягивает. Всасывает. Чуть прикусывает мои губы. А после меняет все это на ласку, резко сбавляя обороты, притушивая накал. Из одного пекла в другое затягивает. Пробую взбунтоваться, но Ахмедов настолько расходится, что вряд ли замечает мой слабый протест. Тихий протестующий всхлип почти не различим. Порывы отстраниться едва ощущаются, ведь я ни голову повернуть не могу, ни даже просто дернуться. Настолько крепко он меня держит, когда в мой рот грубо впивается.

Ахмедов целует меня, опять сбивая с толку. Дезориентирует. Выбивает из реальности до такого состояния, когда уже сама не могу сопротивляться. Словно воля растворяется в этом моменте. Тело замирает.

И вроде понимаю умом, что нельзя. Так быть не должно. Неправильно это. Нужно остановиться немедленно. Но часть меня тянет заглянуть глубже. Нырнуть в бездну.

Плохо на меня поцелуй действует. И близость Ахмедова. Жар его сильного тела, когда он наваливается сильнее, буквально вдавливает в кушетку.

Что-то не то происходит. Явно. Внутри просыпается больной интерес. Кажется, еще смогу это остановить. Просто немного позже. А пока тянет двинуться дальше. Туда, где прежде никогда не бывала.

Наверное, мой разум отключается. Иначе не знаю, откуда берется иллюзия, что я способна это прекратить.

Ничего не решаю.

Это же чувствуется.

Совсем не похоже, будто Ахмедов теперь притормозит.

В его поцелуях и прикосновениях читается дикий голод. Ненасытность. Жажда. Будто мир вокруг может хоть рухнуть. Он и внимания не обратит. Увлечен другим.

Ахмедов отпускает мои губы. Обрушивается на шею. На плечи. На грудь. Втягивает в рот затвердевшие соски. Дразнит зубами и языком.

Не могу не чувствовать. Не могу не сбиваться с мыслей.

Каждое новое его движение отправляет по моему телу волну удовольствия. Заставляет все сильнее вздрагивать. Содрогаться. Буквально раскалывая на части.

Марат трется лицом о мой живот. От этих порывистых соприкосновений кожа покрывается мурашками. Подвисаю.

А он уже стягивает мои трусики вниз по бедрам.

Опять чувствую его пальцы ТАМ. В самом чувствительном месте. Мягкие скольжения по складкам.

Один момент — Ахмедов касается еще острее. Глубже. Вынуждая дернуться с новой силой.

Меня всю ошпаривает.

— Нет! — выдаю громче, а после голос предательски срывается на шепот: — Не надо… пожалуйста.

Ахмедов застывает. Но прежде чем это происходит, я успеваю прочувствовать, как прикосновения его пальцев сменяются другим, гораздо более ощутимым.

Он прижимается тесно. Будто вдавливается. Разгоряченная твердая плоть касается меня там, где еще недавно скользила его ладонь.

И это совсем другое чувство.

Жесткий. Пульсирующий. Будто весь из огня. Обдает жаром, отправляя обратно в оцепенение. В одурманенное состояние, когда не могу толком двинуть ни рукой, ни ногой. Я как будто пьяная.

Ахмедов нависает надо мной. Так и продолжает в меня вжиматься, хоть и не двигается.

— Ты что, сама не чувствуешь? — хрипло спрашивает он, заставляя мелко задрожать, просто от звука своего рычащего голоса.

— Что?

— Какая ты мокрая. Ты готова.

Нервно мотаю головой.

— Нет, — выдавливаю с трудом.

Сейчас я чувствую только то, какой он крупный, жилистый. Затвердевший словно бы до состояния камня. Непреклонный.

Чувствую его желание. Бешеное. Жалящее.

Ахмедов склоняется ниже. Почти касается моих губ своими.

— Значит, не хочешь? — спрашивает резко.

— Нет, — выдаю так твердо, как только сейчас могу.

— Нет?

Одно короткое слово. Но звучит еще жестче, резче. Будто режет.

— Нет, — повторяю с чувством.

На какой-то миг мне кажется, что Ахмедов проигнорирует мой отказ. Плевать ему на мои слова. Он настолько возбужден, не похоже, что собирается тормозить.

В его глазах горит угроза. В прикосновениях ощущается непоколебимая решимость.

И я не могу не чувствовать, насколько сильно он сейчас возбужден. Словно железный.

Еще секунда.

Меня пробивает напряженная испарина.

А потом Ахмедов рывком отодвигается от меня. Разрывает наше соприкосновение единственным жестом.

Он укладывается рядом. Вытягивается на кушетке. И я до сих пор ощущаю жар, который от него исходит. Однако сам Ахмедов меня больше не трогает.

Он просто… делает что-то. Какие-то движения. Не вижу толком, потому что не решаюсь повернуть голову, не смотрю на него, чтобы не спровоцировать.

Вскоре тяжелая ладонь опускается на мой обнаженный живот. Та самая рука, которая скована вместе с моей. Больше никаких жестов. Только это касание. Однако Ахмедов все равно продолжает что-то делать. Просто другой рукой. Слышатся непонятные звуки.

Нервно ворочаюсь.

— Тихо, — вдруг бросает Ахмедов. — Лежи, как лежишь. Без того пиздец неудобно.

— Что ты делаешь? — начинаю.

Пробую приподняться, но он возвращает меня обратно, грубым жестом придавливая сверху.

— Дрочу, блять, — выдает Ахмедов с раздражением. — Могли бы нормально трахаться, но тебе же все вечно не так. Не та, блять, комната. Момент, сука, не тот. Мокрая насквозь — и похуй.

Потрясенно моргаю, даже не представляя, как реагировать.

— Жесть, как меня угораздило так проебаться.

— А? — вырывается.

— Влипнуть в тебя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

70

Решаю, что лучше молчать. Все-таки не стоит злить его, когда он в таком состоянии. Злой. Заведенный. Мало ли к чему приведет одно неосторожное слово?

Ахмедов такой, что может и передумать. Набросится на меня снова.

Приходится терпеть. Эти его движения. Звуки. Как могу, стараюсь отгородиться. Хотя бы мысленно. В сознание ничего не пускать. Но получается с трудом.

Он же этим прямо тут занимается. Без капли стыда. Практически вплотную ко мне. Еще и держит одну ладонь на моем животе. Ту самую, что прикована к моей руке.

Зажмуриваюсь.

Это все какой-то бесконечный кошмар.

Ахмедов издает странный звук. Рычащий, утробный. И я опасаюсь лишний раз шевельнуться, только бы не усугубить без того неловкое положение.

Но в следующий момент на меня летят брызги.

Заторможенно соображаю.

Изнутри ошпаривает, когда до меня доходит, брызги чего именно попадают на мои обнаженные бедра.

Теперь лежать спокойно не получается.

— Ты меня испачкал, — выдаю, задергавшись.

— Ну извините, блять, — резко бросает Ахмедов.

Судорожно приподнимаюсь. Смотрю на мутные брызги. Сперва рефлекторно тянусь к ним свободной ладонью, но в последний момент замираю, потому что… ну не рукой же это оттирать.

Оглядываюсь в поисках чего-то более подходящего. И как назло мой взгляд наталкивается на ту часть Ахмедова, которую меньше всего хотела бы увидеть. Кажется, он до сих пор возбужден.

— Что? — хмыкает этот негодяй. — Залюбовалась?

Отпрянув от него так, словно получаю пощечину, снова укладываюсь на кушетку. Только бы оказаться подальше от… вот от этого.

— Чего молчишь? — продолжает он издеваться.

Морщусь.

— Могла бы мне помочь, — заявляет Ахмедов. — Твоя ладонь была бы гораздо приятнее.

— Молчи, — шиплю. — Иначе меня сейчас стошнит.

— Ой, какие мы нежные.

— Ты и так… сделал достаточно.

— Да нихуя тебе не сделал, — рубит мрачно. — Завязывай мне тут драму разгонять.

Судя по звукам, которые теперь до меня доносятся, Ахмедов наконец приводит себя в порядок, застегивает штаны. Раздается характерное бряцание пряжки.

А потом он снова берется за меня. Хватает джинсы, тянет вверх. Размазывая те самые капли по коже.

И вообще, его руки же грязные.

— Что тебе снова не так? — напирает он. — Лицо такое сделала.

— Твои руки, — бросаю, не выдержав. — Ты же их даже не помыл.

— Ну пиздец.

— И эти выражения.

— Да я, блять, уже не знаю, как сильнее за глотку себя держать, а ты мне дальше мозги выебываешь.

Нет, напрасно пытаюсь ему хоть что-то донести. Это совершенно бесполезно. Будто в наглухо закрытую дверь тарабанить.

Ахмедов поправляет мою одежду. Но я до сих пор без бюстгальтера. И когда его ладонь застывает на моей груди, пусть и через кофту, его прикосновение так живо ощущается, будто кожу облизывают языки пламени.

Встречаюсь глазами с Маратом.

Ой нет. Похоже, он начинает заводиться снова. Искры в его взгляде совсем не внушают доверия.

Обмираю, глядя на него, как вдруг слышится звук открываемого звонка.

Кажется, мы одновременно поворачиваемся в сторону двери, которая теперь распахивается.

На пороге показывается Хазаров.

— Ты меня закрыл? — резко спрашивает Ахмедов.

— Нет, — не менее резко бросает в ответ Булат. — Я занят был. Но когда узнал, что эти долбоебы натворили… короче, сам им пиздюлей отвесишь.

— Полегче, Булат.

— Чего?

— За языком следи, — чеканит. — Здесь девушка.

Хазаров смотрит на Ахмедова с каким-то недоумением. Будто раньше того не особенно волновало, как выражаться при девушках.

— Держи ключ.

Ахмедов подхватывает нечто сверкающее на лету. А дальше я могу выдохнуть, ведь раздается щелчок наручников. Браслет спадает с моего запястья. Мигом соскальзывает с кушетки. Нервно одергиваю одежду.

— Это что у тебя… — Ахмедов осекается. — Что с лицом?

Снова смотрю на Хазарова.

Он как раз делает шаг, и свет, льющийся из коридора, куда сильнее подсвечивает его лицо.

Замечаю несколько глубоких царапин на его щеках. — Да такое дело, — кривится Булат.

— Какое?

— Кошка напала, — усмехается.

— Кошка?

— Дикая, — кивает. — Вот рожу и расцарапала.

— Ну бывает.

— Бывает, брат.

Оба издают смешки, от которых у меня мороз пробегает по коже.

Хочу как можно скорее убраться отсюда, и пока они общаются, выгадываю момент, чтобы проскользнуть мимо Хазарова.

Но Ахмедов меня перехватывает. Удерживает за плечо.

— Я тебя проведу, — заявляет таким тоном, что сразу становится понятно, лучше ему не возражать.

А с другой стороны…

— В этом универе такая херня творится, что я тебя больше без присмотра не оставлю, — отрезает Марат.

В определенной степени с ним нельзя не согласиться. Но быть все время под прицелом его внимания — совсем не сочетается с тем, как я представляю свою учебу в академии.

И все же спорить не решаюсь. Потому что действительно страшно. Сегодня мне снотворное вкололи. А завтра что?

Ощущение тяжелой ладони Ахмедова напрягает. В голове роятся хаотичные мысли. Пока не понимаю, что делать дальше.

— Не волнуйся, Ася, — говорит Марат, когда мы оказываемся возле моей комнаты. — Все будут наказаны.

— Все?

— Каждый, кто причастен, огребет. И особенно тот, кто тебя уколол.

Рассеянно киваю.

Ну пусть. О таком спорить точно не стану.

Он смотрит на мои губы. Так, будто сейчас поцелует. И я невольно их поджимаю. Прижимаюсь спиной к двери.

Одна секунда.

Ахмедов резко шагает назад. Дальше от меня. Уходит, но я успеваю заметить, как тьму в его взгляде пожирает огонь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

71

Я не могу дозвониться до Османа. Пишу ему несколько коротких сообщений, но ни одно из них не доставляется. Не знаю, где он пропадает, однако становится тревожно.

Не то чтобы мы сильно сблизились и я переживала насчет сбежавшего зэка, на счету которого не одно преступление, вот только он по сути единственная нить к ответам на вопросы про моего дядю. Про мою семью.

Больше спрашивать некого.

И будто назло Осман никак не выходит на связь. Уже думаю, может, его поймали? Но вряд ли бы такая новость промелькнула мимо. Кто-то бы это обсуждал. Разве нет?

Еще не дает покоя та ситуация, когда мне вкололи снотворное, а после заперли вместе с Ахмедовым.

К счастью, мы с Маратом пока не сталкиваемся. Как могу, стараюсь избегать встречи. Большую часть времени провожу на учебе. Не покидаю центральный корпус.

Но до меня доходят слухи о том, что он сильно избил нескольких парней. Вроде бы их забрали в больницу.

По-своему Ахмедов разобрался. Как обещал. Однако кажется, запирали меня с ним и правда какие-то его приятели, хоккеисты, а вот с тем, кто укол сделал все совсем не настолько просто. И до этого «кого-то» Ахмедов не факт, что сумеет добраться. Пока неясно, кто за всем стоит.

В общем, до финального теста дохожу на нервах. Выполняю задания, отчаянно стараюсь сосредоточиться, но чувство возникает такое, словно вся информация проплывает мимо. Как в тумане себя ощущаю.

Раздается звонок — и я с тяжелым сердцем сдаю работу преподавателю.

Интересно, тут бывали случаи, когда студента не могли определить ни на один из факультетов, просто потому что он все завалил?

Хочется верить, что хотя бы прошлые тесты я написала получше этого. Сейчас мои мысли витают где-то явно не там. Но может прошлые результаты вытянут общую картину?

— Мне кажется, хуже я еще никогда тест не писала, — замечает Маша, когда мы с ней усаживаемся за один из столиков в столовой.

— Угу, — киваю. — Я тоже.

— Не знаю, что делать, если попаду на Южный факультет, — добавляет она тихо. — Наверное, просто попрошу меня сразу отчислить.

— Или поменяешься со мной, — подбрасываю идею. — Чувствую, с моим везением окажусь на Северном.

— Думаешь, нам разрешат поменяться?

— Вряд ли, — признаюсь честно. — Но попробовать стоит.

Рядом появляется Лёва. Друг буквально сияет, только заметив наше настроение, он хмурится.

— Вы чего такие?

— Да так, — отвечаем мы чуть ли не в один голос.

— Даже не ждал таких легких вопросов, — заявляет Лёва. — Хм, а может, в этом и подвох?

Похоже, мрачная атмосфера заразительна. Всего минута рядом с нами — и вот он тоже загружается переживаниями.

— Легкие? — переспрашивает Маша. — Ты шутишь?

— Нет, ну например, пятое задание.

Они начинают обсуждать тест, а я уже не слушаю. Просто смотрю на Лёву и думаю, а ведь ключ к разгадке может быть ближе, чем кажется. Пока я уже который день безуспешно пытаюсь дозвониться до Османа, у моего друга хранится газетная статья про моего дядю.

Да, скорее всего, Лёва ничего толком не знает. Но та статья… в ней должно быть хотя бы дядино имя. А это может пролить свет на большее.

Узнаю, как его зовут, смогу двинуться дальше.

— Как твой проект? — спрашиваю Лёву, когда в их обсуждении с Машей повисает небольшая пауза.

— А? — он смотрит на меня с недоумением.

— Ну проект, — повторяю. — Помнишь, ты мне на игре рассказывал? Когда мы хоккей смотрели.

— Оу, — медленно кивает. — Неплохо.

И опять он лжет. Это видно. Сам уже забыл, о чем тогда говорил? Непонятно только зачем ему старые газетные статьи собирать.

Что в них такого особенного?

— Извините, ребят, — вдруг замечает Маша. — Мне на факультатив надо. С этим тестом совсем из головы вылетело.

— Удачи, — бросает Лёва. — Проводить тебя?

— Спасибо, тут недалеко.

И вот мы остаемся наедине.

Помедлив, решаю сразу перейти к делу. Не юлить, не разыгрывать ничего. Лучше спросить прямо, на интриги времени нет.

— Лёва, что происходит?

— В смысле?

— Ты же солгал мне, — говорю. — И тогда, и теперь продолжаешь. Нет никакого проекта. Ну или есть, но вряд ли он связан с учебой. Что ты пытаешься выяснить?

Вообще, сперва я собираюсь прямо спросить, зачем ему старая статья про моего дядю. Но в последний момент будто что-то мешает. Действую иначе.

Лёва хмурится. Почему-то смотрит по сторонам, словно опасается, что наш разговор могут услышать.

Пауза затягивается.

— Что? — не выдерживаю.

Поблизости от нас никого. В большой столовой занято всего несколько столиков. И не похоже, будто другие ребята нас замечают. Смеются, оживленно переговариваются о своем. Там несколько разных компаний.

— Это долгий разговор, Ася, — наконец произносит друг. — Не думаю, что тут удачное место для общения.

— Хорошо. Давай в другом месте поговорим.

На один момент кажется, он сейчас откажется. Но потом Лёва неожиданно произносит.

— Идем. В моей комнате нам никто не помешает. И моего соседа как раз не будет. У него вечерняя тренировка.

Вскоре я впервые оказываюсь в гостях у Лёвы.

— Не думал, что кому-то расскажу об этом, — с напряжением в голосе замечает он. — Но наверное, так даже лучше. Ты умная. Вдвоем нам будет разобраться проще.

— Ты о чем?

— Последний год я занят… хм, расследованием. Только не думай, что я сошел с ума или это какой-то прикол. Вообще, меня давно привлекали криминальные кланы. Мафия. Собирал информацию про разные страны, как там все устроено. Просто интересовался для себя.

Об этом его увлечении знала.

Но расследование… это что вообще такое?

— Не понимаю, зачем ты в этом копаешься, — вырывается у меня.

— Ну как тебе сказать, — протягивает с нервным смешком. — Однажды я выяснил, что не родной. Та моя фобия темноты появилась не просто так. Отец нашел меня в лесу. В какой-то заброшенной сторожке лесника. Мне было лет пять. Трудно выяснить наверняка. Я ничего не помнил. Вероятно, пережил шок. Вот память и отбило.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Лёва, я… ты никогда не говорил об этом. И я даже представить не могла, что ты…

Тяжело подобрать правильные слова.

— Не важно, Ась. Не про меня сейчас речь. Просто хочу объяснить, откуда у меня взялась тяга ко всем этим темным историям.

Он растирает лоб ладонью.

— Меня усыновили. Приемных родителей я воспринимал как родных. А о том, что было до того, как меня нашли, не помнил. Иногда мне снятся сны. Кошмары. Но там все настолько мутно, что ничего нельзя разобрать. В общем, стало казаться, а вдруг моя история связана с историей пятого клана?

Холод пробегает вдоль моего позвоночника.

— Ты же слышала об этом? Наверное, каждый в городе слышал. Даже если не особо вникает в криминальные темы.

Нечто вроде городского ужастика.

Дядя всегда был против того, чтобы дома упоминали хоть что-нибудь о кланах. Не важно каких. Хоть наших, хоть заграничных.

Помню, как резко он оборвал тетку, когда та однажды заговорила о… кажется, об Ахмедовых? Сейчас трудно сказать. Но дядя вообще был против любого криминала.

— Четыре самых сильных клана контролируют все, — напоминает мне друг и начинает перечислять. — Ахмедовы занимаются оружием. Тихоновы держат казино. Каменские промышляют шпионажем. Князевы контролируют схемы по отмыву денег. Конечно, их сферы влияния куда больше. Они опутали паутиной практически все. Но раньше структура управления была другой. Всем управлял пятый клан. Демидовы.

— Впервые слышу эту фамилию.

Про четыре ключевых клана известно. Против воли услышишь.

— А что ты знаешь о пятом клане? — вдруг спрашивает Лёва.

— Ну то же, что и все, — сглатываю. — Их всех убили.

Жестоко вырезали. Однако точно никто ничего не знает. Кажется, это произошло еще до моего рождения. Четких дат нет, а подробности расправы над пятым кланом иногда пересказывают настолько невероятно, что это больше смахивает на городскую легенду, чем на реальную историю.

Мне эти рассказы никогда не нравились. Не люблю страшилки. Не смотрю фильмы ужасов. Не мое это все.

— У них был наследник, — говорит Лёва. — Он мог выжить. Раньше мне казалось, что это… слушай, только не смейся надо мной, ладно? Но я бывало, думал… а вдруг это я?

Холодею еще сильнее. Смешного не вижу.

— Столько совпадений, — продолжает друг. — Меня нашли в лесу. Я видел что-то по-настоящему жуткое. Травм на мне не было. Но что-то же произвело такой шок, что я не помню ничего о прошлом. В общем, я старался выяснить как можно больше о пятом клане. Думал, это даст ответы на все мои вопросы. Если сумею добраться до истины. Понимаешь, даже их фамилию было раскопать тяжело. Любые упоминания о них удалены. Все, что возможно было уничтожить, уже уничтожили.

Верно. Фамилия пятого клана никогда не упоминалась.

— Слушай, ну тогда может и правда… — начинаю было.

— Нет, я выяснил, что не имею никакого отношения к этому клану. Демидовы не мои настоящие родители, — он качает головой, а после снова внимательно смотрит на меня. — Но думаю, их наследник и правда выжил. Возможно, он здесь. В академии. Учится с нами в одном универе.

72

— Подожди, откуда у тебя столько информации? Как ты вообще все это выяснил?

— Ты правда хочешь знать? — спрашивает Лёва.

А я лишь рассеянно опускаюсь на стул рядом с его кроватью. Смотрю на друга и просто пытаюсь переварить всю ту информацию, которую от него услышала.

— Ну я немного увлекся, — продолжает он. — Сначала это было нечто вроде развлечения. Всерьез не верил, что смогу докопаться до правды. Я и сейчас далеко не все понимаю, но кое-что получилось ухватить. Например, я точно знаю, что у наследника четвертая группа крови. А у меня первая.

— И у меня, — выдаю на автомате. — Только я не понимаю, это ты как выяснил?

— Кое-какие записи все же сохранились, — пожимает плечами Лёва, а потом достает толстенную папку из-под кровати.

И еще одну, и еще.

Открывает. Начинает пролистывать, показывая мне.

Ничего себе. Целый архив.

— Ты не пугайся. К сожалению, большая часть материалов здесь просто домыслы, сплетни, слухи. Я собирал все, что мог найти. Хотя некоторые особенно важные факты получилось определить точно. Ну вроде крови.

И Лёва начинает пояснять, как добрался до старых медицинских карт.

— Был пожар, — замечает он. — В архиве. Как я понял примерно в то время, когда произошла расправа над кланом Демидовых. Почти все документы сгорели. Допустим, материал про группу крови сохранился, а вот более подробные данные потеряны. Нигде даже не указан пол их ребенка.

— У них был только один ребенок?

— Подозреваю, что да. Мальчик. Но полной уверенности нет. Можно судить исключительно про группу крови. Возможно, у них…

Лёва вдруг замолкает. Хмурится.

— Что? — нервы искрят. — Говори.

— Это довольно мрачная тема, — вздыхает. — Сама понимаешь.

Да уж. Расправа над целой семьей. Пусть эта семья и занималась криминальными делами. Это никак не оправдывает резню.

— Там была настоящая бойня, — выдает Лёва. — Поэтому если у них и были дети, то скорее всего… выжил только один ребенок.

— Жуть какая, — вылетает у меня. — Их детей… хочешь сказать… их всех тоже?

— Криминальные разборки, — замечает друг тихо. — Так обычно происходит. Убивают всех. Понимаешь, мой источник не очень надежен. Он в психбольнице. Но это довольно хитрый тип. Возможно, он только прикидывается чокнутым. Кто знает?

— Что за источник?

— Он работал на Демидовых. Потом стал свидетелем тех разборок и вроде как его ум помутился после увиденного. Его тоже хотели убить. Горло перерезали. Но он чудом выжил. Только следователям не удалось добиться от него никаких показаний. Я встречался с ним на этой неделе, когда получил разрешение на выходной. Поверь, попасть в психушку тот еще квест.

Если честно, глядя сейчас на Лёву, мне кажется, что мой друг тоже не вполне в своем уме. Иначе зачем он вообще в этот кошмар полез?

— Единственное, чего я от него добился — «он убил ее», — добавляет Лёва. — Этот тип повторял одну и ту же фразу раз за разом.

— Он?

— Имени не сказал, но кажется, ответ у меня есть, об этом чуть позже тебе расскажу, — произносит задумчиво. — Еще этот псих бормотал что-то про тайный счет в Швейцарии, про то, что четверка получит все. Может, это как раз про группу крови. Понимаешь, санитары говорят, не такой уж он и псих. Иногда бывает нормальным. Просто со мной общаться не захотел. А если не хочет, то никто его не заставит.

— Ладно, допустим. Почему его потом не убрали? Как свидетеля?

— Ну псих же. Что с него взять? Тут и без показаний ясно, кто во всем виновен. Четыре клана. Произошел передел власти.

Медленно качаю головой. Лучше мне во все это не погружаться. Без того проблем хватает.

Сейчас главное спросить про дядю. Выяснить, что статья о нем делает в коллекции материалов Лёвы.

Однако друг опережает меня.

— Помнишь того пропавшего парня? — спрашивает он. — Антон. Он исчез, но вещи оставил в академии.

Еще бы. Такое тяжело забыть, ведь я подслушала разговор ректора, когда хотели скрыть убийство в универе.

— Никакой он не студент, — заявляет Лёва. — Наемник.

— Что? — выдаю, чуть не поперхнувшись воздухом.

— Ну это я случайно выяснил. Один из парней одолжил ему зажигалку. Фамильную. Волновался, что отец его прибьет, если зажигалка пропадет.

— Да, — киваю заторможенно. — Тот парень к нам подходил.

Перед глазами всплывает встреча с приятелем Лёвы. Взволнованный парень искал свою зажигалку, которую забрал Антон.

— Мы все-таки осмотрели его вещи, — говорит Лёва. — Там ничего не было. Потом кто-то из старшекурсников сгонял к этому Антону домой. И знаешь, там вообще другой парень живет, под этим именем. Тогда я решил пробить фото Антона в даркнете. Ну и… не знаю, как он сюда попал. Мне казалось, отбор в академию строгий. Но на счету этого парня несколько десятков смертей. Он по ходу совсем не учебой здесь заняться хотел. И то, что он резко пропал, думаю, тоже не просто так. Вероятно, правда выяснилась. И его… хм, убрали.

— Ты это со своими приятелями обсуждал?

— Нет, конечно, — кривится. — Если бы они знали, как легко я могу серфить по даркнету, то не отстали бы от меня. Наоборот доставали бы со всякими глупыми запросами. Достать им чего-то запрещенного или взломать чей-то мобильник.

— Слушай, Лёв, у меня от твоих рассказов сейчас голова взорвется. Хочешь сказать, что с нами бок о бок учился… убийца?

— Недолго.

У меня даже слов не находится.

— Ну теперь сама сопоставь, — оживленно продолжает Лёва, которому явно все эти детективные интриги по вкусу. — Наследник Демидовых должен быть примерно одного возраста с нами. Либо немного старше. Точной даты нет, но прибросить можно. И тут в академии появляется убийца. Именно на нашем курсе. Заметь. Потом пропадает.

— Ты как будто притягиваешь факты.

— Считай, у меня чутье, — говорит друг. — Кто-то здесь защищает наследника. А кто-то хочет его уничтожить.

— Мне кажется, тебе в любом случае не стоит в это дальше лезть, — выдаю, механически листая содержимое папки. — Или ты не понимаешь, что можешь и этого парня, ну наследника, подставить? И себя тоже?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лёва продолжает что-то мне объяснять, а я натыкаюсь на статью, о которой собиралась спросить.

Мой дядя в молодости.

Глаза уже пробегают по строчкам. Снова и снова перечитываю, но понятнее ничего от этого не становится.

Что за…

Валид Ахмедов. Берет главный приз в соревнованиях по стрельбе.

— Это кто? — спрашиваю, отрывая взгляд от старой статьи. — И почему он в твоей папке?

— Убийца, — говорит Лёва. — Вожак той группировки, которая вырезала Демидовых.

— Откуда ты…

— Такие слухи ходили. Вроде как он любил жену Демидова, а она ему отказала. Ну и… с этого начался конфликт. Валид лично убил Демидова. А потом и ту бедную женщину, которую любил. Ахмедовы такие. Горячая кровь. Они все на расправу быстрые.

Бред какой-то. Мой дядя — один из Ахмедовых? Валид — это его настоящее имя? И еще — он убийца? Мой дядя, который всегда был против преступности? Против насилия?

Ладно. Это просто бред. Сплетни. А Лёва не такой детектив, чтобы…

— Я показал тому психу скан статьи. Точнее — фотку Валида Ахмедова. Тогда он и разорался. Заистерил. Снова и снова вопил «он убил ее». Вероятно, это про жену Демидова было. Все сходится, Ася. Да, я пока не знаю, кто именно наследник. Но то, что Валид Ахмедов, вырезал клан Демидовых, уже и так очевидно. Об этом не просто болтают. Доказательство есть. Хотя, конечно, там многие причастны. И Князевы, и другие кланы. Без их одобрения ничего бы не произошло. Они все убийцы.

73

Мне хочется завопить. Только бы Лёва наконец замолчал. Объяснить ему, что это все какая-то бредовая ошибка. На снимке мой дядя Василий. Никакой он не Валид. И точно не может быть Ахмедовым. Его фамилия — Миронов. Как и моя. Но правда заключается в том, что на самом деле, я понятия не имею, кто он такой. Теперь я даже не знаю, кто я. Окончательно запутываюсь во всех этих перипетиях.

Конечно, друг не виноват. За свою реакцию только я отвечаю. А он просто рассказал мне все, что успел выяснить за прошедшее время.

— Ася, тебе плохо? — вдруг спрашивает Лёва. — Ты так побледнела.

Прижимаю ладонь ко лбу, слегка растираю.

— Голова с утра болит, — приходится приврать. — Никак не отпускает. Наверное, потому что совсем не высыпаюсь эти дни.

— Извини, тут я еще столько наболтал. Наверное, тебе это не нужно. Даже скучно. И вообще…

— Нет, Лёв, это точно не скучно, — говорю, невесело усмехаюсь. — Но жутко. И мне кажется, опасно. Лучше тебе в такое не лезть.

— Надеюсь, теперь ты не считаешь, что я какой-то чокнутый?

— Нет, но я волнуюсь за тебя. Если тот парень, — запинаюсь. — Антон, да? Если он и правда наемник…

— Правда, Ася. И конечно, «Антон» совсем не его имя. Я же выяснил все. В даркнете. Поэтому…

— Может тебе стоит прекратить это?

— В смысле?

— Все это, — говорю выразительно. — Ты разве сам не чувствуешь никакой угрозы?

— Если ты переживаешь насчет даркнета, — начинает друг.

— Насчет тебя, Лёв. Просто остановись, ладно? Пока не стало поздно. А сейчас прости, но голова у меня раскалывается. Попозже поговорим.

— Хорошо, — выдает он хмуро. — Провести тебя?

— Не надо.

— Ты уверена?

— Угу.

Мне нужно побыть наедине с собой. Потому невольно чувствую облегчение, когда понимаю, что комната пуста. Маши пока нет.

Кажется, затылок действительно начинает противно ныть. Слишком много хаотично роящихся мыслей заполняет сознание.

Не могу не думать, не сопоставлять факты.

Человек, которого я считала своим дядей, скрывался под чужим именем. Он один из клана Ахмедовых. Однажды исчез. Не давал о себе знать. Наверное, только Осман и может что-то про него рассказать.

А я… кто я? Кто мои родители?

Лёва уверен, что наследник Демидовых — мальчик. И у него должна быть определенная группа крови. Но Лёва просто обычный студент. С очень необычными увлечениями. И все же он не профи. Он не может ничего знать наверняка.

Как бы мне не хотелось держаться за спасительную нить и не связывать себя с погибшей семьей Демидовых. Нельзя отрицать реальность.

Их убивают. И считай, в тот же период времени Валид Демидов ищет подставную семью. Скрывает меня.

Именно так считает моя тетка. Произошло нечто темное. Криминальное. И он был замешан в чудовищных делах.

Тогда какая вероятность, что все это просто совпадение?

Трудно сложить одно к одному. Есть и нестыковки. Если Валид действительно стоял за расправой над Демидовыми, то почему решил спасти ребенка?

Если он и правда спасал.

Если этот ребенок… я?

Тошнота подходит к горлу. Не хочется даже в мыслях прокручивать такой вариант развития событий.

И как не крути «хорошего» варианта тут нет.

Либо мои родные погибли в жуткой резне и за всем тем кошмаром стоял единственный близкий мне человек. Дядя. Либо я не имею никакого отношения к Демидовым, но тот, кто меня воспитывал и защищал, все равно остается жестоким циничным убийцей. И руки его по локоть в крови. Даже если он не виновен в гибели того клана, на нем будет множество других грехов. Ведь то были темные времена чудовищных разборок между кланами. А Валид, как человек из клана Ахмедовых, не мог не принимать участия в резне. Если не в той, то в другой.

Может, потому он и был против криминала? Совесть замучила? Старался так искупить грехи?

В памяти начинают всплывать странности, которым я раньше не придавала значения.

У меня не было ни одного семейного альбома. Ни одного снимка родителей. И вопросов тогда не возникало. Казалось, так и должно быть.

Дядя никогда не рассказывал ничего о моих родителях. Ни разу не упоминал сам. Если я пробовала что-то узнать, то отвечал обтекаемо и сворачивал тему. Ребенка легко отвлечь. И всякий раз он умудрялся меня переключить.

Хотя нет, один раз он все же выдал кое-что. Когда я снова спросила про маму. Наверное, оказалась более настойчивой, чем обычно.

— Она была особенной, — сейчас его голос отбивается в ушах будто эхо прошлого. — Я больше таких не встречал.

— Особенной?

— Светлой.

— У нее были светлые волосы? Как у тети?

— Нет, — слегка усмехнулся, качнул головой. — Не в этом дело. От нее просто шел свет. Через глаза. Через улыбку. Жесты. Иногда мне кажется, ты как будто ее маленькая копия. Хотя внешне совсем другая.

Качаю головой, отгоняя воспоминания. Крепче стискиваю кулаки, стараясь сбросить оцепенение.

Даже не знаю, как выглядела моя мама. Блондинка? Брюнетка? В те времена мне не пришло бы в голову надавить на дядю, заставить его все рассказать.

А теперь холод сковывает изнутри, лишь стоит подумать, что именно этот человек, тот, кто был рядом со мной все детство, именно он может быть и тем, кто отнял жизнь моей мамы.

Да я вообще ничего о нем не знаю.

И о себе.

Можно только надеяться, что не имею никакого отношения к погибшему клану Демидовых. Но даже если так, этот факт ничего не проясняет.

Достаю телефон. Напрасно пробую дозвониться до Османа.

Где же он? Почему не отвечает?

Вопрос столько, что моя голова готова взорваться.

На следующий день легче не становится. Утром куратор сообщает, что меня вызывают к ректору.

— Где Лёва? — подбегает ко мне какой-то парень.

— Не знаю.

— Не видела его сегодня?

— Пока нет.

— Вот же…

Он бормочет что-то невразумительное, несется дальше по коридору.

Растерянно продолжаю свой путь в приемную, когда меня вдруг обжигает осознание. Последнюю контрольную для распределения должны проверить быстро. Это все происходит автоматически.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Другие результаты и без того уже готовы.

Официально все объявят в пятницу. Но вообще, у руководства ответы будут раньше.

Значит, известно, как я справилась.

Теперь прикидываю, что у меня было за состояние, когда я все это писала. И на уме приходит только одно — я завалила распределительный тест.

Вот почему ректор решил со мной пообщаться.

И что же дальше?

74

— Здравствуй, Ася, — говорит ректор, жестом приглашая меня занять место в кресле напротив его стола. — Я получил результаты твоих тестов. Хотел бы это с тобой обсудить.

Сердце пропускает удар.

Ну вот. Я все правильно поняла. Других вариантов, наверное, и быть не могло. Последний тест оказался провальным. А может и все прошлые тоже?

Откуда мне знать?

Ноги словно бы слабеют от такого осознания. Опускаюсь на сиденье. Смотрю на ректора и чувствую, как все сильнее стучит пульс. Кровь бьет в затылок от напряжения.

Так глупо. А еще говорила что-то про стипендию. Просила о подработке. Теперь стыдно за…

— Это второй такой результат за всю историю академии, — замечает ректор.

Это, наверное, должно меня успокоить?

Но если задуматься, то все очень плохо. Кроме этих, судя по всему, провальных тестов.

Преследования от мажоров. Расследования Лёвы. Приставания Ахмедова.

Вероятно, странно было бы надеяться на нормальный результат, когда я почти не занимаюсь тем, чем следовало бы.

Мысли ворох проносятся в голове. И потому смысл последующий слов ректора доходит до меня не сразу.

— Очень впечатляюще, — говорит ректор. — Обычно первокурсники показывают результат, по которому их четко можно определить на один из факультетов. Иногда бывают исключения. Студент получает возможность выбрать из нескольких вариантов. Обычно из двух. В редких случаях — трех. Однако четыре факультета сразу… Поздравляю тебя. С такими показателями ты могла бы получить ту самую предварительную выплату стипендий, за которой прежде обращалась. Все основания для этого есть. Но я бы скорее предложил тебе рассмотреть некоторые гранты.

Он улыбается. Продолжает что-то мне объяснять насчет программ для старших курсов, на которые я могу податься уже сейчас. Это стоит сделать заранее, чтобы быстрее покончить с бюрократическими формальностями.

Но я не понимаю. Ничего не понимаю.

— Подождите, — судорожно сглатываю. — Что значит… четыре факультета? Как это?

— По результатам теста у тебя настолько универсальные и высокие показатели, что ты можешь выбрать любой из факультетов академии. За все время только один студент проявил подобные способности. Но это было довольно давно.

— То есть я и правда могу выбрать любой факультет, который захочу?

— Именно так, — отвечает ректор. — Поэтому я и пригласил тебя. Понимаю, что потребуется время на принятие решения.

— Меня устроит любой факультет, — киваю. — Кроме Северного.

И тут ректор хмурится.

— Тебе необязательно давать ответ сейчас, — говорит он. — Но я должен поставить тебя в известность насчет проблемы, которая может возникнуть.

— Проблема?

— Число первокурсников на каждом факультете должно сохраняться примерно одинаковым. Но именно в этом году недобор на Северном факультете. У нас впервые возникла ситуация, когда семь студентов забрали свои документы. Причем именно те, кто по результатам прошел на Северный факультет.

— Официальных результатов еще нет…

— Верно. Однако сегодня мы получили ряд заявлений о добровольном отчислении.

Странно. В эту академию все мечтают попасть. А тут такое? Семеро студентов решили все бросить? Как это вообще?

Ладно, не важно. Вопрос в другом.

— Вы сказали, я могу выбрать любой факультет, — повторяю медленно. — И если я не хочу на Северный, то…

— Сегодняшняя ситуация создает необычный прецедент. Ты действительно можешь выбрать любой факультет. Но в таких условиях, когда на Северном факультете есть серьезный недобор, мы тоже не можем это игнорировать.

— Разве это выбор? — вырывается у меня. — Если я не могу выбирать?

— В данном случае решение принимается на основании постановления, которое примет совет управляющих академией. Со своей стороны я могу привести аргументы, повлиять. Но тебе стоит хорошо подумать, Ася.

Вопросительно смотрю на него.

— Возможно, именно на Северном факультете ты будешь по-настоящему в безопасности, — говорит ректор, выразительно глядя в мои глаза. — Учитывая то, что происходит вокруг тебя. Ты с самого начала учебы привлекаешь много внимания. А когда станет известно о результатах отбора, зависти к тебе только прибавится. К сожалению, конкуренция студентов не всегда добросовестная. Потому тебе лучше подойти к этому решению как можно более серьезно и основательно. Ты не просто выбираешь факультет. Ты выбираешь, где будешь проходить обучение все последующие годы. И возможно, стоит посмотреть в ту сторону, где у тебя есть по-настоящему сильная поддержка.

Он что, про Ахмедова сейчас?

— Конечно, ничего не будет против твоей воли, — прибавляет ректор.

А я чувствую совсем другое.

Он прямо дает понять, что на любом другом факультете мажоры меня сожрут. Только на Северном Марат. И он единственный, кто может дать защиту.

Наверное, так и есть. Логично.

— Мне нужно время, — отвечаю, наконец. — Я… еще подумаю.

— Хорошо.

Из кабинета выхожу на негнущихся ногах.

И едва покинув приемную, оказываюсь не просто в коридоре. Сразу попадаю в жаркий захват Ахмедова.

— Ну чего? Прав был я? — широко усмехается он. — Будешь учиться вместо со мной. На Северном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

75

— Что? — вырывается у меня. — Откуда ты знаешь?

Ахмедов не спешит отвечать. Затягивает в какую-то арку. Подальше от главного прохода. В тень. Там, где никто не помешает.

— Ты… — начинаю и запинаюсь. — Подожди, это что, ты все так устроил?

Он молчит, но красноречивой усмешки вполне хватает, чтобы подтвердить мою шальную догадку.

Начинаю сопоставлять.

Ну да, Ахмедов очень уверенно говорил, что я буду учиться вместе с ним. Во многом он, конечно, темнил. Но даже тогда чувствовалось, у него есть план.

Только я почему-то подумала на подтасовку результатов теста. На сам процесс отбора. А он похоже, справился иначе, гораздо проще.

Хотя тут как посмотреть.

— Ты заставил всех тех ребят уйти из академии? — спрашиваю прямо. — Ты угрожал им, чтобы они написали заявления?

— Ну что за выражения, — кривится, а в глазах его сверкают торжествующие искры. — Я просто объяснил, как будет лучше. Для всех.

— Но откуда у тебя результаты тестов? Подсчет ведет компьютер. Вся информация засекречена.

— Ректор же в курсе, кто куда прошел, — спокойно отвечает он. — И некоторые его помощники. И секретарь. Так почему бы мне не узнать?

Лукавая усмешка играет на его губах.

Он договорился с кем-то из помощников? С секретарем? Или сам ректор его так надоумил?

Вот ректор меня больше всех уговаривал идти на Северный факультет. Совпадение? Сомневаюсь.

Ладно, стоп. Почему-то по самому виду Ахмедова мне кажется, что дело там совсем в другом. Был, наверное, способ. И он этот способ использовал по полной.

Может, систему взломал. Или еще что-то такое сделал. Если Лёва ведет тайное расследование, то почему Ахмедову не оказаться компьютерным гением?

Вообще, вряд ли такое реально. Скорее уж он запугал какого-то хакера и тот согласился сделать любую работу. Вот запугивать у него точно получается лучше всего.

Например, сейчас Ахмедов почти не зажимает меня, ничего особенного не говорит. Но все внутри переворачивается, нервно сжимается, тело начинает мелко колотить.

Вот не в добрый момент подумала про «ничего особенного». Тяжелые ладони накрывают меня ниже поясницы, притягивают за бедра, буквально вжимая в крепкое тело.

Губы Ахмедова так близко, что страшно. А отпрянуть от него совершенно некуда. Слишком крепко держит.

— Умница моя, — говорит хрипло, легко целует в нос. — Так и знал, что ты всех на тестах сделаешь. Но чтобы сразу четыре факультета. Охуенно.

Его близость. Его разгоряченное тело, прижатое к моему заледеневшему и дрожащему. Его жаркое дыхание, которое щекочет мое лицо.

Все это настолько сильно сбивает с толку, что меня не царапает даже та грубость, которая вылетает у Ахмедова.

Молчу. Оторопело смотрю на него.

— Какая-то ты не такая, — вдруг замечает он, словно и правда наконец видит нечто непривычное в моей реакции. — Притихшая.

Да это слабо сказано.

Наверное, мне самой впервые хочется грязно выругаться.

— Не рада? — хмурится Ахмедов.

— А чему тут радоваться? — не выдерживаю. — Я бы хотела сделать выбор сама. Без принуждения.

— Так выбирай, — замечает невозмутимо. — Северный. Там тебе лучше всего будет. Там же я.

Ну его самоуверенности можно только позавидовать.

— Что ты опять, — кривится Ахмедов. — Разве я хреново с тобой обращаюсь? Нормально все. Даже не выебал. Время тебя даю. Ждать готов. Так в чем тогда проблема?

Застываю. Только брови приподнимаются.

Логика у Марата убийственная. На долю секунды я и сама задумываюсь — а правда, что не так?

Еще немного и почувствую себя ненормальной.

Но вообще…

— Знаешь, мне надо отойти, — говорю, снимая от себя его тяжелые руки. — От всех этих новостей. От… всего. И мне надо на пару.

Он отпускает меня. Даже перехватить и снова притянуть обратно не пытается. Возможно, от неожиданности. От того, что такой реакции не ждет.

Но я не испытываю судьбу. Стараюсь отойти от него как можно скорее. Выйти в коридор, где много ребят.

Получается.

Ускоряю шаг. Не оборачиваюсь.

— Ася! — зовет кто-то.

Неизвестный парень, первокурсник, вдруг подбегает ко мне. Вид у него встревоженный.

— Где Лёва? — спрашивает он.

В прошлый раз ко мне другой подходил. Перед встречей с ректором. Этого не помню.

— Не знаю, — говорю.

— Слушай, он мне срочно нужен. Может ты позвонишь ему? А то я набирал по его номеру — отключен. Но может у тебя другой есть?

Рассеянно киваю. Достаю телефон. Вижу, как парень бледнеет, начинает отходить назад.

Тяжелая ладонь опускается на плечо.

Ахмедов. Его прикосновение узнаю из тысячи. Ну и реакция первокурсника о многом говорит. Он выглядит так, будто в обморок грохнется.

— Что хотел? — спрашивает Марат.

Парень лишь отрицательно мотает головой, а я уже перевожу взгляд на экран телефона. Набираю друга.

— Лёву ищет, — говорю.

— А ты здесь каким боком?

Оборачиваюсь и смотрю на Ахмедова.

— Он мой друг, — перевожу взгляд на его ладонь, а после снова на него, слегка приподнимая бровь.

Помедлив, убирает руку.

Но легче мне не становится.

Телефон отключен.

— У меня только один номер, — поворачиваюсь к парню, показываю телефон, который записан в контакт Лёвы. — Посмотри, у тебя такой же?

— Д-да, — выдавливает. — Ну ладно, если увидишь его, то скажи… он меня сильно подставил с контрольной. Эх, да что теперь говорить.

— Стой, — шагаю к нему. — С какой контрольной?

— Да так, — бросает уклончиво.

И продолжает пятиться в сторону, бросая перепуганные взгляды на Ахмедова, которому даже делать ничего не надо, чтобы довести до истерического припадка. Достаточно рядом быть.

— Что случилось? — спрашиваю. — Знаю, Лёву с утра ищут. Странно, что номер отключен.

— С вечера его ищу, — вздыхает паренек. — Он у себя не ночевал. Ушел куда-то и все. А обещал мне контрольную сделать. Ну заранее. Короче, вляпался я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это совсем на Лёву не похоже.

Знаю, что он многим помогает по учебе. Если что-то обещал, то выполнил бы.

А тут… ночью пропал. Телефон отключен.

— Ты прости, что отвлек тебя, — суетливо добавляет парень и спешит скрыться в коридоре.

А у меня поднимается страх.

Лёва.

Наверное, если бы я не знала про его безумное расследование, то было бы спокойнее. Но я знаю. И сердце обрывается при мысли о том, что могло с ним произойти. Я уже всего боюсь.

76

— Куда собралась? — хрипло спрашивает Ахмедов, перехватывая меня за талию. — Мы разговор не закончили.

— Пусти, не до этого сейчас, — бросаю рассеянно, автоматически пробую освободиться от жесткой хватки Марата. — Мне надо Лёву найти.

— Ты чего так распереживалась? Не пойму, — говорит он, обхватывает меня за подбородок всей пятерней. — Бледная вся. Взгляд какой-то… не твой.

Его прикосновение ощущается непривычно нежно. Грубости не улавливаю. Потому что хоть он и приподнимает мое лицо своей здоровенной лапищей ничего неприятного не чувствую.

Даже наоборот. Невольно подвисаю от того, как его горячие пальцы скользят по моей коже, слегка удерживают. Дотрагиваются с, казалось бы, совершенно несвойственной ему лаской.

Колючие мурашки расползаются по моей шее. Струятся по плечам. И я словно бы проваливаюсь куда-то, ускользаю.

Но быстро трезвею.

Помогает горящий взгляд Ахмедова.

— Я и не думала, что ты поймешь, — выдаю.

Убираю его руку от себя.

— А ты объясни, — спокойно замечает он.

— Если надо объяснять, то…

— Ты чего так за своего дружка волнуешься? — кривится Ахмедов. — Чем это он тебя так… зацепил?

— Что?

Взгляд Марата становится еще более цепким. Пристальным. Он будто сканирует меня, желая добраться до правды.

— Лёва мой друг, — отвечаю прямо. — Что здесь еще объяснять? Это я не пойму. Или у тебя друзей нет?

— Ну среди девок нет, — хмыкает.

— А это здесь причем?

— Да притом, что никакой он тебе не друг, — отрезает. — Или ты сама не замечаешь, как этот твой на тебя пялится? Только что слюни не пускает. Прямо взглядом облизывает.

Вообще, такое описание больше подходит самому Ахмедову. Правда он не «облизывает», а пожирает.

— Почему все твои мысли только в одну сторону работают? — не выдерживаю.

— Чего?

— Знаешь, можешь верить или нет, но иногда между парнем и девушкой бывает настоящая дружба. Да полно примеров вокруг.

— Дружба, значит? — выгибает брови.

— Да, дружба.

— Ну может и так, конечно, — неожиданно легко соглашается Ахмедов. — Но только тут один друг хоть как хочет другого выебать.

Мои щеки вспыхивают от его грязных слов.

— Ты умеешь выражаться без пошлостей? — выпаливаю.

— А где пошлости? Правду сказал, — произносит с невозмутимым видом. — Да не дергайся ты из-за своего дружка. Подумаешь, загулял задрот. Скоро должен найтись.

— Не надо его так называть.

— Да найдется он, — бросает с недовольством. — Найдется этот твой… Лёва.

Последнее Марат произносит так, будто одно лишь имя моего друга приводит его в состояние раздражения.

— Ты не понимаешь, — качаю головой.

— Что я должен понять?

— Лёва не из тех, кто может вот так резко пропасть. Без причины. Закосить пары. Или забить на свое обещание. Он тому парню обещал сделать для него контрольную. И пропал. Он даже в своей комнате этой ночью не был. Вот что странно. И…

Есть еще кое-что.

Расследование.

Только я совсем не уверена, что стоит говорить об этом Ахмедову. Или вообще, хоть кому-то.

Какие последствия будут?

Лёва слишком далеко зашел. Он и про кланы что-то выяснял, и про того пропавшего студента.

А ведь именно гибель последнего так тщательно скрывал ректор.

В этот момент тревога накатывает на меня сильнее. Полный раздрай. С одной стороны нужно сделать все, чтобы найти друга. Но с другой — а как мне просить о помощи?

Дальше приходит еще более страшная мысль.

Ректор.

О нем я как-то не думала, но сейчас уже всякое лезет в голову.

Вдруг Лёву решили убрать как свидетеля?

Нет. Ну хватит. Нельзя себя накручивать. Хорошо бы он и правда просто «загулял» как сейчас выразился Марат.

Что мне делать? Ждать?

— Ася, — Ахмедов слегка встряхивает меня, обхватывая за плечи. — Да ты чего? Я сейчас этого придурка найду. Не хватало мне, чтобы ты из-за всяких долбоебов нервы себе мотала.

— Я просто не понимаю, — произношу растерянно. — Еще вчера все было нормально. Мы говорили. Он никуда не собирался. Ничего такого не сказал. Потом я вышла из его комнаты и…

— Стоп, — резко обрывает Ахмедов. — Откуда ты вышла?

— Из его комнаты, — повторяю механически. — Ну мы кое-что обсуждали. Получается, я последняя, кто его видел. Потом он пропал.

— Блядь, — мрачно выдает Марат, с угрозой прищуривается. — Ты какого хрена по чужим комнатам таскаешься? Ты что вообще в комнате у пацана делала?

— Он… мой друг.

— И что? Может, разрешишь ему теперь тебя трахнуть? По-дружески, блять? Раз вы такие, сука, неразлучные.

— Ты почему, — запинаюсь. — Почему кричишь? Почему так выражаешься?

Но кажется, Ахмедов меня не слышит.

Вид у него пугающий. Глаза похуже, чем когда он после игры был и мы оказались пристегнуты одними наручниками.

Понимаю — сбежать не получится. Ахмедов уже держит меня так, что сразу чувствуется — никуда не отпустит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

77

— Ты что делаешь? — спрашиваю. — Ты куда меня ведешь?

Ответа нет. Он продолжает тянуть меня за собой с таким видом, что никто не рискнет прийти на помощь, даже если начну вопить в голос.

— Марат! — зову.

— Идем, — холодно бросает Ахмедов, даже не поворачивая голову ко мне.

— Объясни, — начинаю было снова.

Но тут он резко останавливается. Все же смотрит мне в глаза. И ощущения от этого становятся только хуже.

— Лучше иди спокойно, — произносит хрипло. — Без этих выкрутасов.

— Нет, я не хочу, — отрицательно мотаю головой. — Когда ты в таком состоянии не…

— Ася, — обрывает мрачно. — Давай ты лучше пока помолчишь.

Мои брови приподнимаются вверх. Это он мне так рот затыкает сейчас?

— Помолчи, — повторяет Ахмедов. — Не доводи еще сильнее. Ладно? А идем мы в мою комнату.

— Нет, — выдаю твердо. — Туда точно не пойду.

— Ты сегодня будешь в моей комнате, — выдает твердо. — Лучше сейчас. По-хорошему.

Где же здесь «по-хорошему»?

Он буквально силой приволакивает меня в Северный корпус. И оказаться с ним в одной комнате, когда он настолько взбешен, не самая лучшая идея.

— Ты же хочешь найти своего дружка? — вдруг прибавляет Ахмедов. — Тогда других вариантов нет.

— Ну вряд ли Лёва в твоей комнате.

— Ну конечно.

— И вряд ли ты можешь знать, где он сейчас.

— А вот это ты зря.

— Но откуда? — выпаливаю. — Подожди. Это что, ты? Ты с ним что-то сделал?

— Пока не сделал, — недобро оскаливается. — О чем уже начинаю сожалеть. Но я же не знал, что этот долбоеб тебя в свою комнату затянет.

— Он не затягивал, — механически поправляю Ахмедова. — Я же сама…

— Вот поэтому тебе лучше молчать, — обрубает он.

— Насчет Левы, — замечаю тихо.

— Найдем мы твоего уебка.

— Но зачем нам идти в твою комнату?

— Я тебя там объясню, — в его взгляде загорается все больше недобрых искр, а оскал приобретает уж совсем хищное выражение. — А вообще, чего ты так дергаешься?

Ахмедов прищуривается, внимательно изучая мое лицо.

— Ты у меня уже была, — добавляет. — В чем проблема?

Была. И тогда еле ноги от него унесла. Неизвестно, что в этот раз будет. Но не похоже, будто что-то хорошее.

— Кстати, я для тебя сюрприз приготовил, — продолжает он, даже как-то обманчиво мягко. — Давно собирался отдать.

— Давай без сюрпризов, пожалуйста.

— Нормальный сюрприз, — произносит ровно. — Тебе понравится.

Сомневаюсь. Но умом понимаю, что спорить с Ахмедовым не стоит. Лучше бы мне ему уступить.

Тем более, может он и правда знает что-то про Лёву? Настолько уверенно об этом говорит.

Сейчас Марат словно понемногу успокаивается. Внимательно изучает меня, и наверное, мои ощущения противоречат всякой логике, но пока создается такое впечатление, что вреда он мне не причинит.

Если в прошлый раз остановился…

А ведь тогда он был заведен всерьез.

— Хорошо, идем, — говорю, наконец.

И взгляд Ахмедова будто теплеет.

Не верю, что реально вот так соглашаюсь сама пойти к нему в комнату. Была здесь еще в самом начале учебы. Когда мы только столкнулись.

В тот раз ничего толком не рассмотрела. Не до этого было. Поэтому теперь чувствую себя тут, словно оказываюсь впервые.

Здесь мрачно. Темные цвета. Довольно аскетичная обстановка. Минимум мебели. Почти никаких личных вещей.

Но в то же время обстановка ощущается странным образом уютной. И я невольно отмечаю чистоту вокруг. А еще — приятный запах. Что-то свежее, цитрусовое. Вообще, такое чувство словно тут недавно убирали.

— Присаживайся, — Ахмедов кивает на кресло. — Будешь что-нибудь?

— Спасибо, не надо.

— Даже чай не хочешь?

— Нет.

— Садись, давай, — подгоняет. — Что стоишь?

Опускаюсь в кресло. Снова смотрю по сторонам.

Марат уходит в другую комнату. Здесь просторнее, чем у нас с Машей или у Лёвы. И кажется, он живет тут один.

Я сейчас в гостиной. А есть еще спальня.

Помню, туда он меня в прошлый раз и понес. После того, как я его поцеловала. Память услужливо подбрасывает одну картинку за другой.

Дурацкое задание с поцелуем.

Если бы я тогда не повелась на это, то может ничего бы и не произошло? Я бы не привлекла внимание Марата. На меня бы не взъелись те злобные девчонки со старших курсов.

Теперь нет смысла размышлять о таком. Время назад не вернуть. А если еще посудить, то мой отказ от выполнения задания сразу мог бы запустить ту же самую цепочку разрушительных событий.

Мой телефон вибрирует — и я на автомате достаю его, открываю сообщение. Пробегаю взглядом по строчкам и замерзаю изнутри. Приходится несколько раз перечитать. Сосредоточиться. Потому что сознание словно бы отказывается принимать то, о чем я читаю.

«Хочешь увидеть своего приятеля живым? Тогда прямо сейчас проваливай из академии. Забирай документы или твоему Лёве конец. Шутки закончились, сучка. Или хочешь найти своего очкарика по кускам?»

Застываю, перечитывая жуткий текст снова и снова.

Не похоже, что происшедшее связано с расследованием Лёвы. Но легче от этого не становится.

— Что случилось? — спрашивает Ахмедов.

Он возвращается в комнату. Вопросительно смотрит на меня. А я молча протягиваю ему телефон.

Марат мрачнеет, увидев сообщение.

Нервы сдают.

— Кажется, не только ты нашел способ убирать отсюда студентов, — говорю глухо.

— Ты что, веришь в это? — хмуро выдает он.

— А есть варианты? — вылетает нервно.

— Это смахивает на пиздежь. Тебя просто на понт берут. Хотят продавить. Ну видно, слухи пошли, что твой Лёва пропал. Вот кто-то и решил воспользоваться моментом.

Версия Ахмедова нравится мне куда больше, чем версия о том, что какой-то псих похитил Лёву и собирается резать на части, только бы отомстить мне непонятно за что.

Но…

— Откуда ты можешь знать? — спрашиваю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да я уверен, что твой дружбан сейчас трюки отрабатывает на закрытом катке.

— Что?

Ничего не понимаю.

— Он же на отборе провалился, — поясняет Ахмедов. — На отборе в нашу команду. Зарубили его. Форма не та. Дохляк он. На льду не протянет.

Лёва хотел стать хоккеистом? Он никогда об этом не говорил. Ну он фанател по хоккею, постоянно что-то мне рассказывал. Только не о том, чтобы проходить отбор в команду академии.

— Короче, распсиховался пацан. Упертый. Хочет все равно пробовать снова. Через полгода будет еще один отбор. Так что наверное, решил теперь на износ тренить. До талого. А где это делать? Только на закрытом катке.

78

Лёва обычно очень спокойный.

Чтобы он вдруг «распсиховался», как выразился Марат, даже не представляю, что надо сделать. Еще и вдруг решил активно тренироваться.

— Ты мне что-то не договариваешь, — замечаю. — Что вы Лёве такого сказали? Что он так…

— Да ничего я ему не говорил, — бросает с долей раздражения.

— Хорошо, — киваю. — Что сказали другие?

— Ася, — кривится.

— Что, Марат?

— Ничего такого, — жмет плечами. — Как обычно говорят с такими дохляками? Ну по делу сказали. Не светит ему на катке. Нет резона пробовать.

— Угу, понятно.

— Что тебе понятно? — хмурится.

— Как будто хоккей только для избранных, да? — не выдерживаю. — Это очень много ума надо, чтобы за шайбой гоняться по льду. Особенный вид спорта. Так получается?

— Конечно, особенный. Пацан должен быть крепкий. Иначе его тупо размажут по льду. На первой же игре. Ну и нахера нам это? Твой этот… у него только кожа да кости. Рост нормальный. Но в остальном.

Ахмедов замолкает под моим взглядом.

— Ладно тебе, — добавляет.

Молчу. Просто смотрю на него.

— Нет, — говорит Марат.

Слегка приподнимаю бровь.

— Ты серьезно?

Выразительно изучаю его.

— Блять, ну ты реально издеваешься, — выдает Ахмедов.

— Если ты даже моему другу помочь не можешь, то…

Договорить он мне не дает.

— Ладно, хорошо, — перебивает Марат. — Возьмусь за него. Раз тебе реально так надо.

— Мне ничего не надо, — качаю головой. — Я у тебя ничего не просила, если ты не заметил.

— Заметил, — бросает. — Взгляд твой заметил. И голос. Ты все ясно дала понять.

— Нет, ты сам решай, — говорю, понимая плечами. — Я же ни на чем не настаиваю.

— Пройдет твой уебок отбор. Пройдет. Сказал же, — быстро отвечает Марат и спрашивает: — Довольна?

— Прекрати выражаться, пожалуйста. Тем более, сейчас вообще непонятно, что с ним происходит.

— Да понятно все. Идем, найдем придурка вместе.

— Марат!

— Что? Это не мат.

— А без оскорблений ты не можешь?

— Так придурок всех здесь довел. И тебя, и меня. А уж каких пиздю… ладно, я его потренирую. Так потренирую, что его в любую команду возьмут. Вот увидишь.

Не уверена, что Лёва будет рад тому тренеру, которого я для него случайно сейчас нашла.

Но он же сам хотел попасть в команду?

Впрочем, теперь главное его найти. Пока непонятно, получится или нет. Марат может ошибаться.

До последнего сомневаюсь, что он прав насчет исчезновения моего друга. Тревожные мысли не отпускают.

И с каким же облегчением я выдыхаю, когда мы действительно находим Лёву на старом катке.

В полной экипировке. На льду.

Он что, действительно все это время тут проторчал? Настолько сильно увлекся, что даже про занятия забыл?

— Видишь, — усмехается Ахмедов, глянув на меня.

И мрачнеет, когда я направляюсь к Лёве. Но мне уже все равно. Главное, что друг нашелся.

— Лёва! — зову.

Он заметно вздрагивает. Отбрасывает клюшку. После снимает шлем. И стремительно направляется к бортику, возле которого я останавливаюсь.

— Ася? — изумленно. — Ты что здесь делаешь?

— А ты сам ничего мне сказать не хочешь? — спрашиваю в ответ. — Тебя уже все ребята ищут.

— Да ладно, — кривится. — Всем наплевать.

— Ну конечно, — киваю. — Особенно тем, кому ты обещал контрольную сделать.

Он застывает. Хмурится. А потом как стукнет себя по лбу.

— Точно, — выдает. — Совсем из головы вылетело.

— Я бы сама тебя сейчас стукнула, — признаюсь.

— А как ты… — начинает он и смотрит куда-то в сторону, резко замолкает.

Даже поворачиваться не надо, чтобы ощутить присутствие Марата рядом. И вскоре вижу тень, которая меня накрывает.

Ахмедов нависает позади. Будто скала.

— Я тобой займусь, — говорит Марат. — Еще хоть раз моя Ася будет из-за тебя переживать. Хоть немного дергаться.

Повисает тяжелая тишина.

— Ты понял? — рявкает Ахмедов.

Лёва напряженно кивает.

Оборачиваюсь к Марату. Тот хмурится еще сильнее, перехватив мой осуждающий взгляд.

— Иначе результата не будет, — говорит наконец. — Это ты не слышала, как мой тренер ко мне обращается.

— Лёв, тут такое дело, — смотрю на друга. — Ты правда хочешь в команду?

— Хочу, — бросает тот.

— Ну тогда хорошо, что я договорилась с Маратом.

— Что? — в его голосе звучит недоумение.

— Он теперь типа твой тренер.

Глаза Лёвы заметно расширяются.

— Да, — замечает Ахмедов и во взгляде его теперь сквозит нечто откровенно недоброе, даже угрожающее. — Натренирую тебя. По полной.

Снова смотрю на Ахмедова.

— Марат, — начинаю.

— А как еще? — выдает он. — В команду отбор строгий. Так что нам предстоит много работы. Сегодня и начнем.

Ахмедов переводит взгляд на Лёву.

— Ты херней-то не занимайся, — говорит. — Не с того начал. Рано тебе трюки отрабатывать. Сначала физическую подготовку подтянуть надо.

Критически оглядывает Лёву.

— Что у тебя с дыханием? А с выносливостью? Ладно, не отвечай. Вижу, что хуе… паршиво, в общем. Поэтому слушай сюда. Каждое утро начинаешь с пробежки. Вечер ею же заканчиваешь. На большом перерыве плавание. А дальше я тебе план набросаю. Сразу нельзя. А то сдохнешь. Давай, хоть немного подготовься.

Кажется, Лёва не рад такому повороту. Но уже поздно.

Мы все вместе возвращаемся в универ. И я надеюсь, улизнуть от Ахмедова по-тихому, пока он увлечен тем, что объясняет Лёве как правильно бегать. Как перед этим разминаться.

Однако Марат не отпускает. Перехватывает за талию.

— Стой, — говорит, а после склоняется и добавляет мне на ухо: — Сюрприз еще. Забыла?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

79

— Мне нужно на пары, — возражаю.

— Успеешь, — невозмутимо произносит Марат и поворачивается в другую сторону.

В захвате его сильных рук я словно под гипнозом, потому что разум плавится и нормально соображать у меня не получается.

Даже не сразу понимаю, что теперь Ахмедов смотрит на Лёву.

— А тебе на пары не надо? — спрашивает он, нахмурившись.

— Надо, — хмурится друг.

— Ну так иди, — бросает Марат с раздражением. — Ты там еще кому-то контрольные должен. Вперед. Разбирайся. И вечером у тебя еще пробежка.

— Нам же нельзя сейчас выходить из центрального корпуса. Если поздно.

— В зале круги наматывай.

Лёва еще немного медлит, но вид у Ахмедова достаточно выразительный, чтобы с ним не спорить. Поэтому друг все же уходит. Правда прежде успевает обратиться ко мне на прощание:

— Ася, напишу тебе.

Кажется, у Ахмедова зубы поскрипывают в этот момент. И он немного порывается в сторону удаляющегося Лёвы.

— Ты про сюрприз забыл? — спрашиваю тут же.

— Напишет он, — хмуро. — Деловой, блять.

— Ты обещал не выражаться, — напоминаю.

Марат снова поворачивается ко мне. Прекрасно помнит, что ничего такого он не обещал, но не спорит. Заводит за арку, где мы оказываемся в уединенном проеме между стенами.

Тут стоит небольшая скамья, куда мы и присаживаемся.

Ахмедов отпускает меня, и я стараюсь игнорировать укол внутри, пока рассеянно наблюдаю за тем, как он лезет в карман своей куртки.

Мне словно чего-то резко не хватает…

Его прикосновений?

Нет, ну что за глупости в голову лезут. Нарочно не придумаешь. Гораздо спокойнее, когда он меня совсем не трогает.

Осталось только убедить себя в этом.

Он подает мне темно-синий бархатную коробку. С золотой гравировкой. На поверхности выбиты какие-то символы, вензели.

Выглядит как небольшая шкатулка. В стиле «под старину».

— Что это? — вырывается у меня.

— Посмотри.

— Но…

— Это тебе, — твердо произносит Ахмедов. — Открой.

Беру коробку. Действую на автомате, как заторможенная. Он слегка постукивает указательным пальцем по небольшому позолоченному выступу.

— Надо нажать сюда, — говорит Марат.

И я жму.

На первые несколько мгновений подвисаю. Просто смотрю на массивный сверкающий камень.

Мои пальцы слегка подрагивают от напряжения. Коробочка перемещается. И даже в довольно скупом освещении можно любоваться игрой света. Тем, как преломляются лучи, подчеркивая острые грани.

Это не бриллиант. Кажется, они не бывают такого цвета. Глубокий синий, очень насыщенный оттенок. Ромбовидная форма. Вокруг главного камня россыпь уже более мелких. Светлых. Сияющих. Все сверкает и переливается от малейшего движения.

Наверное, вот эти, помельче, и есть бриллианты. А центральный камень что-то другое. Но искрит он не меньше остальных. Буквально пылает. Особенно сильно это видно за счет темной бархатной подложки под ним.

— Ну как? Нравится? — хриплый голос Ахмедова заставляет меня наконец оторвать взгляд от украшения.

Совсем как завороженная себя чувствую.

— Очень красиво, — говорю тихо.

— Тогда примерь, — спокойно произносит он.

— Что? — невольно хлопаю глазами.

Это, вероятно, шутка. Не может же он всерьез…

— Давай помогу, — предлагает Марат в следующий момент, а после невозмутимо достает драгоценность из коробки, действительно собирается надеть на меня.

— Нет, не надо, — мотаю головой. — Ты, вообще, где это взял?

— В смысле — где? — хмыкает. — Купил.

— Нет, ты…

— Для тебя купил, — заявляет с абсолютно невозмутимым видом.

— Зачем такой подарок? — спрашиваю растерянно.

— Затем, что у моей девушки должно быть все самое лучшее, — словно чеканит.

На меня такой ступор накатывает, что нет сил возразить насчет определение, которое Ахмедов дает нашим отношениям.

А вообще, о чем я? Нет у нас никаких отношений.

— Тебе не стоило, — выдаю, с трудом переводя дыхания.

Страшно представить, сколько это стоит. В драгоценностях не разбираюсь, но тут по одному виду понятно.

— А ты что думала? — вдруг интересуется он, прищуриваясь. — Что я ограбил ювелирный?

— Нет, просто… ну зачем? Это слишком, — пробую вернуть ему коробочку обратно. — Я не могу принять настолько дорогой подарок.

— Конечно, можешь, — отвечает так, будто это вообще не обсуждается. — И примешь. Я тебе еще много чего собираюсь подарить. Или как ты хотела? Быть девушкой Марата Ахмедова, значит, получать ВСЕ.

— Извини, но я правда не могу взять такой дорогой подарок.

— Да прекрати, — будто отмахивается.

А у меня и слов нет.

— Почему дорогой? — приподнимает бровь Марат. — Для меня — не дорого. Нормально.

Может быть и так. Только я другая. Но не похоже, что получится ему все быстро объяснить.

— Мне на пары нужно, — повторяю нервно. — Давай мы тогда это потом обсудим. А ты пока оставь у себя. Ну… вдруг потеряю.

Звучит по-идиотски.

Ахмедов лишь усмехается. Берет у меня коробку, но в следующий же момент укладывает ее в мое сумку. Застегивает молнию.

— Потеряешь — новый купим, — замечает он небрежно.

Будто это не кулон, который, вероятно, стоит целое состояние, а какая-нибудь стеклянная безделушка.

— Я… спешу, — голос предательски срывается, но я уже поднимаюсь на ноги и собираюсь уйти.

Марат тоже поднимается, притягивает меня к себе рывком.

— Задержись, — произносит он хрипло.

Миг — запечатывает губы жарким поцелуем. И не отпускает до того момента, пока не забываюсь, пока не начинаю ему отвечать, окончательно запутываясь в собственных смешанных ощущениях.

Заигралась я.

Как это прекратить?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

80

Ахмедов целует меня так, что очень скоро в голове не остается никаких мыслей. Забываю обо всем. Будто отключаюсь и в темноту проваливаюсь. Только эта темнота сладкая, тягучая, призывно мерцающая. В нет ни капли пугающего. Наоборот затягивает словно в омут.

Дыхание предательски сбивается. Бешено стучит сердце. Биение пульса по вискам оглушает. Тело сотрясает мелкая дрожь. Раскаленная, знобящая. И ощущение такое, что пол уходит из-под ног.

Марат удерживает меня за талию. Притягивает к себе сильнее. Могу прочувствовать всю мощь его тела.

Так неожиданно хорошо. Так спокойно.

Кажется, в этот момент дышу по-настоящему.

Никаких расследований. Никаких угроз и убийств. Никаких тайн прошлого. Только мы вдвоем. А все вокруг меркнет.

Пусть это только иллюзия. Пусть…

Мне так хочется задержать мгновение до бесконечности. Лишь бы магия этого момента не развеялась. Лишь бы еще покружила голову.

Мне нравится, как ощущается его поцелуй. Вкусно. Жарко. Он будоражит, обостряя чувства. Заражает прежде неизведанными эмоциями.

Наверное, с каждым новым разом все хуже. Поцелуи Марата вызывают у меня привыкание. На них подсаживаешься. И потом я уже сама не замечаю, как мне хочется все больше и больше. А предела словно бы и нет вовсе.

Когда-то я боролась. Сопротивлялась. Отталкивала его. Теперь же меня точно магнитом прибивает. Ближе к нему. На огонь.

Надо остановить это. Надо избавиться от темного морока.

Но я не делаю ничего. Ни единого движения, ни единого жеста. Чтобы отстраниться. Мои ладони скользят вверх по мускулистым рукам. Обвиваю мощные плечи. Подаюсь ближе.

Мы так тесно друг к другу, что кажется, дышать нечем. А прекращать или разрывать этот контакт все равно не хочется.

Отвлекает протяжный звонок.

Сознание настолько сильно затуманено, что до меня даже не сразу доходит, что это сигнал об окончании пары. Но теперь хотя бы получается очнуться.

Отклоняюсь от Марата. Судорожно втягиваю воздух, который сейчас кажется раскаленным. Слишком много напряжения зенит между нами. Слишком много острых эмоций.

— Все, мне надо, — выдаю и осекаюсь, потому что мысли опять спутываются под его пристальным взглядом. — Надо идти.

— Сейчас пойдешь, — спокойно произносит Ахмедов.

Он достает кулон, а я растерянно наблюдаю за его движениями. Соображать тяжело. После его поцелуя ноги словно ватные, не чувствую опоры. И если бы не стена за спиной, то удержаться было бы тяжело.

Одна секунда — Марат застегивает цепочку на моей шее. Кулон касается груди. Сначала холодит кожу, но стремительно нагревается, будто заряжаясь теплом.

— Не нужно, — мотаю головой. — Это же…

— Что?

Он удерживает меня за руки, когда пытаюсь расстегнуть застежку. Мягко перехватывает мои запястья, убирает в сторону, больше не выпуская.

— Такие вещи не носят просто так, — говорю. — Без повода.

Вообще, мне тяжело представить, какой должен быть повод, чтобы надеть на себя нечто подобное.

Какой-нибудь прием среди высшего общества? Званый ужин в посольстве? Ну как-то даже в театр это кажется перебором. У меня никогда не было такой вещи.

— Так повод есть, — замечает Ахмедов, слегка прищуриваясь.

— Какой?

— Теперь ты моя девушка, — невозмутимо заключает Марат и его хриплый голос словно под кожу заходит. — Официально.

Тут я бы поспорила, но кажется, пока не стоит. Иначе до пар сегодня не получится дойти.

Выяснить мы это еще успеем.

— Я пойду, — вырывается у меня гораздо тише, чем хочу.

— Иди, — соглашается Ахмедов.

И прямо видно, как он доволен тем, что его подарок уже надет.

Высвобождаюсь из его объятий, ведь он до последнего продолжает придерживать меня за талию. Стараюсь не замечать свою реакцию.

А то меня будто обратно тянет.

Да что же такое творится?

Марат усмехается, словно мысли мои считывает. Или все настолько очевидно и ярко отражается на моем лице?

Разворачиваюсь, решительно направляюсь на лекцию. По пути застегиваю молнию на кофте до горла. Не хочу, чтобы кто-то видел кулон на моей шее. Не хочу никаких вопросов. Хочу это сохранить. Слишком личное. Дальше себе думать запрещаю.

Не готова еще. Как-то все быстро и бурно закрутилось. В голове полный раздрай. И это я еще ничего не решила насчет выбора факультета.

Раньше было просто и понятно — любой вариант подойдет, кроме Северного. Теперь же все больше сомнений.

Может, ректор прав? Мне и правда стоит учиться там, где Марат? Но тогда наши отношения еще больше продвинуться.

Стоп.

Пока рано думать о таком. Боюсь.

Ну да. Осталось только ему это объяснить.

В размышлениях обо всем дохожу до нужной мне аудитории. Вся в своих мыслях, потому сталкиваюсь с кем-то, не заметив.

Уже позже вижу Виолу. Понимаю, что часть содержимого моей сумки вывалилась на пол, как и кое-что из сумки старосты.

Мы обе присаживаемся. Начинаем собирать. И тут Виола застывает. Невольно перехватываю ее взгляд. Девушка смотрит на коробку из-под кулона.

— Откуда это у тебя? — спрашивает, вскинувшись. — Это же…

Произносит название. Вероятно, иностранное. Впервые такое слышу.

— Элитный ювелирный бренд, — продолжает Виола. — Итальянский. С многовековой историей.

Забираю коробочку. Прячу обратно в сумку. И решаю ничего ей не отвечать. Но чувствуется, Виола недовольна.

— Тебя к ректору вызывают, — вдруг бросает она.

— Я уже у него была.

— Когда успела? Куратор только что тебя искала, — хмыкает староста. — Давай, иди. На твоем месте я бы поспешила. Надеюсь, ты завалила отбор и тебя отсюда наконец вышвырнут.

Ну спасибо.

Вообще, не уверена, что Виола говорит мне правду. Но вскоре куратор находит меня, и становится ясно, староста ничего не придумала от себя. Действительно вызывают.

Опять?

— Что-то срочное, — добавляет куратор. — И знаешь, осторожнее. Если честно, еще никогда не видела нашего ректора в таком настроении. Он сильно не в духе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Странно. Еще недавно мне казалось, что все было в порядке. Ректор вел себя как обычно.

Что могло настолько сильно поменяться? Кажется, и часа не прошло с нашей прошлой встречи.

81

Я прохожу в приемную ректора и останавливаюсь в нерешительности. Секретаря нет. Как мне быть? Самой постучать? Или…

Тут дверь кабинета распахивается. На пороге показывается ректор. И я замечаю, что он без галстука. Ворот рубашки расстегнут. Непривычно.

Одежда нашего ректора всегда в безупречном виде. Небрежность для него будто недопустима. До этого момента было бы тяжело представить его так.

Наверное, именно поэтому перемена сразу бросается мне в глаза.

Ректор проходится хмурым взглядом по мне, а потом смотрит на пустующий стол своего секретаря. Заметно мрачнеет. Недобро оскаливается.

— Проходи, Ася, — произносит хрипло, больше не глядя в мою сторону, направляется обратно в кабинет, толкая дверь сильнее.

Что-то не то.

Теперь понимаю, о чем говорила куратор.

Обычно ректор спокоен, полностью уравновешен. А сейчас, как бы бредово это не звучало, в нем вдруг словно проявляется что-то от… Ахмедова. Темное, угрожающее, страшное. Словами не объяснить. Все на уровне ощущений.

Тяжелый взгляд. Кривой оскал.

Ректор будто сам на себя не похож. Взвинченный. Раздраженный. И… злой? Вся его обычная отстраненность, аристократичность и размеренность будто испаряется за секунду, выпуская нечто пугающее на свободу.

Ладно. Кто бы его не довел до такого состояния, но я здесь точно не причем. Помедлив, прохожу в кабинет.

Дверь захлопывается за моей спиной.

Застываю, глядя перед собой. Даже рефлекторно моргаю, будто надеюсь, что то, что вижу сейчас перед глазами каким-то образом развеется.

— Здравствуй, Ася, — усмехается Осман.

Он здесь. В кабинете ректора. Спокойно расположился в кресле. Гладко выбрит. Одет в джинсы и футболку. На беглого зэка совсем не похож. Слишком уж… спокоен. Хотя он раньше тоже не особенно волновался.

— Ну как ты? — спрашивает Осман.

— Не могла до тебя дозвониться, — вырывается у меня.

В голове хаотично крутятся вопросы про дядю. Про пятый клан. Все то, о чем я собиралась узнать у него.

— Прости, — хмуро сдвигает брови, слегка качнув головой. — Форс-мажор. Пришлось мне от телефона избавиться. А потом было слишком опасно выходить на прямую связь с тобой. Лучше так. При встрече.

Оторопело перевожу взгляд на ректора.

Тот словно и не слышит наш короткий разговор. Разваливается в своем кресле, глядя в пустоту. Напряженный. Сосредоточенный.

— Слышал, ты тест написала, — продолжает Осман, и я снова переключаюсь, поворачивая голову. — Лучше всех в универе.

— Угу, — выдаю растерянно.

— Поздравляю, — говорит он. — Умница.

Позади слышится звук открываемой двери. И вскоре могу видеть, как в кабинет заходит секретарь с подносом.

А ничего, что тут… преступник?

Секретарь проходит мимо, будто ничего не замечая. А я смотрю то на ее бледное лицо, то на поднос, где позвякивают чашки.

— Ваш кофе, — заявляет она сдержанно, прохладным тоном и как-то странно поджимает нубы.

Только теперь замечаю, как реагирует на секретаря ректор.

Он больше не в своих мыслях. Не отстранен. Смотрит только на нее. А она берет чашку с кофе и ставит на стол. Слышится звон. Кофе расплескивается, заливая какие-то документы. Но похоже, ректору на это плевать.

— Спасибо, — бросает Осман.

Секретарь на него не смотрит. У них с ректором дуэль взглядов. Однако из всего, что могу наблюдать, складывается только одно впечатление.

Она в курсе всего? Видимо, так. Иначе нельзя объяснить то, что ее ни капли не волнует присутствие в кабинете опасного зэка.

Ладно. Не важно. Что бы здесь не происходило, до сих пор не могу понять, почему в кабинет вызвали меня.

Не хочу вникать в их дела. Как бы события не разворачивались, а лучше бы держаться от всего этого подальше.

Секретарь выходит. Ректор провожает ее взглядом.

Дверь кабинета захлопывается. Невольно вздрагиваю и обнимаю себя руками, начиная нервно дергать застежку на кофте.

— Твой друг тебе все рассказал, верно? — вдруг произносит Осман, и у меня холод проносится по спине.

— Что?

— Ну это твой, как там его, — морщится. — Лев? Короче, он целое расследование развернул. Много информации собрал.

Вероятно, не стоит удивляться, что расследование Лёвы не стало тайной для ректора.

— Не уверена, что, — начинаю осторожно.

— Да, он много бреда от себя навертел, — обрывает Осман. — А кое-что попросту не смог бы раскопать. Не зря же мы столько лет путали следы и скрывали тебя.

Медленно мотаю головой.

Нет, нет. Не хочу этого слышать.

— Валид не убивал твоих родителей, Ася, — продолжает Осман. — Он любил твою мать. Порвал бы за нее на куски. Даже предательство ей простил. Жаль, не успел ее спасти. Но тогда все сложилось так, что никто из нас уже не смог бы ничего сделать.

— Мы могли спасти только тебя, — неожиданно включается в разговор ректор.

— Валид сделал все, чтобы скрыть правду, — добавляет Осман. — И сколько мог, столько и оставался рядом с тобой.

— Где сейчас мой дядя? — вырывается у меня. — То есть… где сейчас Валид? Он жив?

Кажется, все мои эмоции слишком явно отражаются на лице, ведь ректор вдруг произносит:

— Тебе лучше присесть, Ася.

В этот момент я и правда оседаю, потому что ноги словно становятся ватными. Не держат. Опускаюсь в кресло за спиной.

— Об этом мы еще поговорим, — произносит Осман. — Потом. А сейчас есть другая проблема.

Да неужели…

Я узнаю, что являюсь единственной наследницей самого влиятельного мафиозного клана. Моих родителей зверски убили. Как и всю родню.

Ну хотя бы мой лже-дядя не убийца.

Но…

Проблема? Серьезно? Тихая истерика зарождается внутри.

— Подходит момент, когда ты должна вступить в права наследства, — замечает Осман. — Мы думали, что это произойдет не раньше, чем тебе исполнится двадцать пять. Будет достаточно времени, чтобы тебя подготовить, чтобы создать все необходимые условия, но… кое-кто решил ускорить процесс. На эти деньги слишком много желающих. Каждый из четырех кланов желал бы сорвать такой жирный куш. Кто первым возьмет твое наследство, тот и получит власть над остальными.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хорошо, пускай берут, — выдаю.

— Девочка, ты не вполне понимаешь, о чем идет речь, — криво усмехается Осман. — Это закрытый счет в швейцарском банке. Там не только деньги. Золото. Драгоценности. Ценные бумаги. Скрытые активы, до которых долгое время никто не мог добраться.

— Не важно, — качаю головой. — Мне ничего этого не нужно. Пусть забирают. Пусть делают с этим все, что захотят.

Смотрю то на Османа, то на ректора.

А чего они от меня ждали? Что захочу мстить? Начать войну против кланов? Да у меня вообще в голове не укладывается все, что узнаю. Но понимаю, что я… просто девушка. Самая обычная студентка. И бороться против четырех семей, связываться с криминальными разборками не собираюсь.

Хватит с меня.

— Ну или вы забирайте это наследство, — добавляю. — Давайте получу это и перепишу на вас. Или лучше сразу перепишу.

— Ася… — снова обращается ко мне Осман.

— Мы так долго скрывали тебя не для того, чтобы кто-то из этих ублюдков с тобой расправился, — ледяным тоном произносит ректор. — Я дал слово твоему отцу. Когда он истекал кровью. Я буду защищать тебя до последнего. И мне плевать, что ты об этом думаешь. Хочешь ты этого или нет. Но я не позволю тебе умереть.

Замираю.

Внутри все сворачивается в тугой узел.

— А я не хочу умирать, — выпаливаю. — Но если вы втянете меня во все эти ваши разборки, то…

— Выбора нет, — отрезает ректор. — Процесс пошел. В ближайшие несколько недель ты должна появиться в том самом банке, пройти проверку и получить наследство. Ты не можешь отказаться. Не можешь никому это наследство передать.

— Почему? — вырывается в отчаянии. — Ну они хотят эти проклятые деньги, так пускай забирают.

— Заберут, — мрачно говорит ректор. — И тебя убьют. Просто потому что ты будешь мешать любому, кто станет главным. Сейчас действует перемирие между кланами. Но как только один получит перевес, остальные захотят использовать тебя в своих целях, чтобы урвать себя хоть кусок.

— Значит, самое логичное для лидера уничтожить последнюю из Демидовых, — прибавляет Осман. — Мы этого не допустим.

— Я… я не готова, — вылетает глухо.

Хочется расплакаться, но из горла вылетает нервный смешок. Это все кажется бесконечным кошмаром, от которого никак не могу проснуться.

— Я знаю, что ты не готова, — говорит ректор. — Слишком рано. Слишком мало времени. Но выход есть.

— Какой? — спрашиваю едва слышно.

— Тебе нужна защита, — отвечает ректор. — И на данный момент, вижу один способ. Ты должна выйти замуж.

— Что?..

— Разумеется, это будет фиктивный брак. Формальность, которая не накладывает на тебя никаких обязательств.

— Муж тебе нужен сильный, надежный, — произносит Осман. — И такой человек есть.

Он переводит взгляд на ректора.

Тоже смотрю на него.

Наследство. Муж. В моих мыслях сейчас творится полный раздрай. Ничего этого не хочу. Но настоящий шок накрывает дальше.

— Ты выйдешь замуж за меня, — заявляет ректор. — Только так я смогу дать тебе свою полную защиту.

— Но я, — задыхаюсь. — Не хочу замуж. Ни за вас. Ни…

— Мы не всегда делаем то, что хотим, — жестко обрывает ректор.

И его взгляд падает на чашку. На потеки кофе, застывшие на бумагах уродливыми кляксами.

— Есть долг, — заключает ректор.

Мое сердце обрывается.

+++

Друзья, большая просьба поставить лайк/звездочку на книгу. Так хочется собрать 7000 звездочек для красивого числа) это очень сильно заряжает вдохновением!

82

— Подождите, — говорю, едва двигая губами из-за волнения, которое меня сейчас переполняет. — Должен быть какой-то другой способ.

Первый шок еще не сходит до конца. Но я отчаянно стараюсь ухватиться за любую соломинку.

— Зачем им убивать меня, если я ни на что не претендую? Откажусь от всего. Вообще, не приму это наследство. И может быть, — запинаюсь. — Ну откуда они узнают, что я наследница? Лёва говорил про группу крови. У меня совсем другая. Доказательств не будет, а значит…

Замолкаю.

Мой взгляд мечется между ректором и Османом. Они оба смотрят так, будто видят перед собой неразумного ребенка.

Наверное, действительно говорю наивные вещи, не зная полной картины. А им гораздо виднее, что и к чему. Поэтому меня теперь воспринимают как идиотку.

Именно такое ощущение складывается.

— Ну откуда, — повторяю в отчаянии. — Откуда они узнают?

Осман вдруг меняет позу. Не поднимается, но подается вперед, внимательно разглядывая меня. Точнее…

Невольно смотрю вниз. Туда, куда и он. На кулон Ахмедова.

Вероятно, слишком сильно дергала застежку кофты. Она расстегнулась. И теперь крупный камень сияет, переливаясь яркими всполохами. Особенно ярко выглядит, потому что оказывается поверх темной футболки.

— Это что у тебя? — хмуро спрашивает Осман. — Кто тебе это дал?

— Это… мое, — отвечаю тихо.

Накрываю кулон ладонью.

— Ты должна бросить Марата, — неожиданно произносит ректор, заставляя меня еще сильнее похолодеть.

Пальцы сами собой впиваются в кулон.

— Что? — спрашиваю, чуть дыша.

— Вам нужно расстаться. — говорит ректор. — Сейчас. Чем раньше ты это сделаешь, тем лучше.

Как он может знать, что мы с Маратом встречаемся? Даже я сама еще ничего не решила. И мы…

Мы же говорили в коридоре. Да, в довольно уединенной части. Но все-таки считай, посреди универа.

Видимо, там есть камеры.

Ректор обо всем знает. Всегда. О чем говорить, если он даже про расследование Лёвы в курсе. Про наш разговор.

Ну конечно. Как я раньше не поняла? Это ведь не может быть простым совпадением.

— У вас что, везде камеры? — вырывается у меня вопрос. — Даже в комнатах студентов?

Ректор ничего не отвечает. Растирает пальцами переносицу.

А я просто не могу молчать. Ну не получается.

— Еще утром вы сказали, что мне надо учиться на Северном факультете. Рядом с Ахмедовым. Вы сказали, что он сможет меня защитить. А теперь вдруг выясняется, что я должна его бросить.

Наверное, только в этот момент я признаю, что мы и правда вместе. Встречаемся.

То, что между нами происходит, сложно назвать отношения. Но это определенно… что-то.

Только не при таких обстоятельствах хотела это все осознать.

— Как я могу вам доверять? — спрашиваю прямо. — Я никого из вас не знаю. Про моего дядю… хм, про Валида вы мне ничего так и не объяснили. Что если вы тоже хотите использовать меня? И это проклятое наследство? А может быть, я вовсе никакая не наследница. Ну не просто же так группы крови разные.

Ректор опять переводит взгляд на меня.

— Да, — спокойно соглашается он. — Ты не можешь нам доверять. Но не думаю, что это имеет значение.

Мое горло перехватывает от напряжения настолько сильно, что кажется, ни слова больше не смогу из себя выдавить.

— Группа крови — херня, — бросает Осман. — Мы же специально это все устроили. Ты единственная наследница, Ася. Иначе нахера бы…

— Это не важно, — отрывисто замечает ректор и смотрит на меня так, что внутри все еще сильнее холодеет. — Ты привлекла много внимания к себе, Ася. Начиная с первого дня. Ты уже давно под подозрением. И похоже, тебя здесь ждали.

Он поднимается со своего места. Обходит стол и останавливается, привалившись к нему боком. Закладывает ладони в карманы брюк.

— За тобой отправили убийцу. Здесь твой друг Лев правильно все понял. И думаю, ты уже сама сопоставила факты. Надписи в твоей комнате тоже появились не без причины. Как и сегодняшнее сообщение о том, чтобы ты написала заявление на отчисление из академии.

Звенья одной цепочки.

— За тобой идет охота. Очень скоро эта охота развернется полным ходом. И да, еще сегодня утром я не знал того, что нам известно сейчас. Поэтому план надо изменить.

Леденею.

— Теперь Марат — главная угроза, — чеканит ректор. — Как только правда откроется. Как только он узнает, кто ты на самом деле. Чья ты дочь.

— Вы что, — запинаюсь. — Хотите сказать, он тоже захочет меня убить?

Тишина кажется убийственной, а после ректор наконец произносит:

— Я уже сказал, что хотел, — ровно, без эмоций. — Ты должна его бросить.

+++

Друзья, у меня вышел горячий ОДНОТОМНИК "БУДЕШЬ ПОДО МНОЙ" -

ИСТОРИЯ БУЛАТА ХАЗАРОВА И МАШИ

- я приглашаю вас в эту взрывную книгу -

— Давай на колени, — говорит хрипло. — Покажи мне, что ты умеешь.

Он вальяжно располагается в кресле, широко расставив ноги, а после выразительно кивает вниз, четко показывает, чего от меня хочет.

— Нет, — отвечаю тихо, а потом эмоции вырываются: — Ничего я не умею. Я… девственница. Не буду я…

Отрицательно качаю головой. Отступаю назад.

Вся надежда на то, что моя невинность его отпугнет. Вот только в черных глазах горит жгучая похоть, а губы кривятся в зверином оскале.

— Целка? — выдает мрачно.

Пристально вглядывается в мои глаза, а потом так жадно изучает мою фигуру, что кажется, уже никакая девственность не поможет. Плевать ему на все. Не отпустит.

— Свободна, — будто громом бьет.

Что?..

— Проваливай, — резко кивает на выход, а потом угрожающе прищуривается: — Но больше не попадайся мне на глаза. Еще хоть раз увижу — будешь подо мной.

Пулей вылетаю из комнаты. Пока он не передумал. Выдыхая с облегчением, не подозреваю, что скоро мы столкнемся опять.

БУДЕШЬ ПОДО МНОЙ (переходим и добавляем книгу) -

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

83

Ощущение такое будто проваливаюсь в темноту. В бездну, из которой невозможно выбраться. Это словно бесконечное падение.

— Вы думаете, это будет так легко? — вырывается у меня наконец с горечью. — Марат не особенно слушал меня раньше. Что изменится теперь?

— Я обо всем позабочусь, — спокойно произносит ректор.

Ну раз так, то может он пускай с Маратом и общается? Вместо меня.

Конечно, я ничего не говорю вслух. Внутри пустота и холод. Зависаю в полной растерянности.

Мне хочется послать все эти планы ректора куда подальше.

Но разве есть выбор?

Конечно, я могу отказаться. Могу рассказать все Ахмедову, однако… те странные слова не дают покоя.

— Почему вы считаете, что Марат будет против меня? — спрашиваю. — Если узнает, кто я.

— Не считаю, — ровно замечает ректор. — Знаю. Не советую тебе говорить ему правду сейчас. Это слишком опасно.

— Что вы…

— Это может стоить тебе жизни, Ася, — обрывает Осман.

Они же могут лгать мне. Оба. Как можно быть хоть в чем-то уверенной наверняка, если вся моя жизнь ложь?

— Мне нужно поговорить с Валидом Ахмедовым, — произношу, чувствуя, как все сильнее стрекочет мое сердце. — Тогда я сделаю, что вы хотите. Но не раньше.

Осман хмурится. Ректор мрачнеет и вдруг жестко выдает:

— Ты сделаешь то, что я тебе сказал. Ты прямо сейчас пойдешь к Ахмедову и скажешь, что выходишь замуж.

— Но вы не можете так…

— Я могу все, — обрубает хлестко.

Он никогда не обращался ко мне таким тоном. Сейчас его фразы звучат даже хуже, чем когда речь шла о том, как избавиться от мертвого студента.

Ледяной, абсолютно безэмоциональный тон.

— Я не позволю тебе умереть, — чеканит ректор. — Ты меня поняла?

А у меня возникает чувство, будто он уже убивает этим разговором.

Ладно. Если подумать, то беседа с дядей, который мне никакой не дядя, вряд ли бы что-то всерьез поменяла.

А может Валид и вовсе мертв? Откуда мне знать? Может, они его убили?

— Ты меня поняла? — выразительно повторяет ректор.

— Поняла, — глухо.

— Что ты должна сделать?

— Сказать Марату, — сглатываю. — Про свадьбу.

— Хорошо. Можешь идти, Ася, — какая-то эмоция все же сквозит в его голосе, но я не в том состоянии, чтобы об этом задуматься.

Выхожу из кабинета на негнущихся ногах. Не помню, как оказываюсь в своем блоке. Просто иду, толком не разбирая дорогу.

Кулон жжет кожу.

Отстраненно размышляю о том, что на самом деле могу просто закрыться в своей комнате. Не должна я ничего говорить Ахмедову. Не могу. Не хочу.

Как я ему это скажу? Про свадьбу. Про все.

А правду говорить страшно. Потому что как бы не развивалось все между мной и Маратом, а натура у него дикая, бешеная. И кто знает? Вдруг он и правда ненавидит мою семью? Вражда кланов. Да что угодно там могло быть. Теперь и не разобрать.

Все. Хватит с меня. Идти, искать Ахмедова специально точно не стану.

Вообще, не знаю, как реагировать на разговор в кабинете ректора.

Впечатление, что я как в бреду. В тумане.

И тут вдруг сильные руки обвиваются вокруг талии, разворачивают меня словно вырывая из морока. Если прежде вокруг было только слепое пятно, теперь четко проступают контуры.

Марат. Его взгляд обжигает. И когда наши глаза встречаются, внутри меня все сводит от тягучей болезненной вспышки.

— Ты чего? — хрипло спрашивает Ахмедов, пристально смотрит на меня. — Ася, ты в порядке?

Вид у него встревоженный. Брови сходятся над переносицей.

— Ася? — зовёт.

Наверное, это хорошо.

Мне не придется искать его, потому что вот он. Сам меня нашел. Как и всегда прежде.

Лучше сделать это сразу. Отрезать одним махом. Одной фразой. Тогда… может быть эта разгорающаяся внутри меня боль наконец пройдёт. Или хоть немного отпустит.

— Я выхожу замуж, — говорю и собственный голос теперь звучит как чужой.

+++

Друзья, добавляем историю Булата и Маши - "БУДЕШЬ ПОДО МНОЙ". Там жарища с первых строк!:)

Вот ссылка -

Очень многие просили книгу про них и мы начали эту историю, но активности на книге мало. Мы очень вас ждем!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

84

Марат смотрит на меня. Молчит. Повисшая между нами тишина действует на нервы. Но сил разорвать ее первой нет. Как нет и сил шевельнуться, сбросить руки Марата со своего тела.

Кожу покалывает от напряжения. В горле забивается ледяной стальной ком, который не получается проглотить. Дышать тяжело. Ощущение будто сердце холодеет, больше не бьется. Кровь мерными толчками бьет по вискам.

Впечатление словно мир разлетается вдребезги. Единственное, что удерживает меня на поверхности — горячие пальцы, сжимающие за талию. Жестче. Крепче. Именно они не позволяют соскользнуть в пропасть окончательно.

Парадокс.

Мне хорошо с ним. Вот так, рядом, практически вплотную. Непривычно спокойно.

Казалось бы, «спокойствие» не самое подходящее состояние в присутствии Ахмедова. Он будто ураган. Хаос. Бесконечный шторм.

Но именно в его руках возникает чувство защищенности.

Осознаю это слишком поздно.

Столько отгораживалась от него, раз за разом сбегала, хотела держаться подальше. Даже сегодня.

А теперь…

Затылок наливается расплавленным железом. В голове болезненно пульсируют фразы ректора.

— Что ты сказала? — хрипло спрашивает Марат, нахмурившись, а после добавляет: — Повтори.

— Замуж, — прочищаю горло. — Я выхожу замуж.

Он оскаливается. В потемневших глазах мелькает нечто недоброе, угрожающее. Нечто такое, от чего по моей спине бегут мурашки.

— Я тебе еще предложение не делал, — говорит Марат. — Так что… ты это завязывай. Херовые у тебя шутки.

— Мне другой предложение сделал, — выдаю глухо.

— Чего? — кривится. — Кто, блядь?

Вид у него выразительный. Пугающий. Будто кто бы не рискнул мне замужество предложить, он уже покойник. По умолчанию.

— Пусти, — говорю. — Пожалуйста. Мне надо идти…

Он встряхивает меня. Грубо. Резко перемещая ладони на плечи.

— Кто? — рычит.

— Пусти, — задыхаясь.

— Что за херня? — рявкает.

— Убери, — мотаю головой. — Убери руки. И перестань меня так встряхивать. Больно. Ты… ты меня так сломаешь.

Хватка разжимается моментально.

А я рефлекторно растираю плечи. Шагаю назад. Невольно смотрю по сторонам и понимаю, что не узнаю обстановку вокруг.

Вероятно, сама не заметила, как свернула не туда.

Кажется, это вообще не центральный корпус.

Поднимаю взгляд на Марата. Он выглядит будто каменное изваяние. Мрачный. Застывший. Только желваки угрожающе играют. Настолько крепко сжаты его челюсти.

— Кто жених? — его голос звучит непривычно низко.

— Ректор.

Губы Ахмедова складываются в жутковатой ухмылке. Глаза опасно поблескивают. От него веет чем-то, что заставляет меня отойти.

Шаг назад. Осторожно, медленно. Еще шаг.

— Ты же говорила, между вами ничего нет, — чеканит. — Говорила, что ты… ни с кем не была.

— Так и есть, — рассеянно киваю.

Отхожу от него еще немного.

— Стой, — вдруг выдает он.

Отшатываюсь назад. Резко.

— Ты что, не знаешь? — отрывисто интересуется Ахмедов, прищуривается, продолжая буравить меня горящими глазами.

Отрицательно мотаю головой.

И просто не могу сопротивляться природному инстинкту. Чувству самосохранения.

Мое тело буквально бросается в сторону. Механически.

Умом понимаю — это ошибка. Но рефлексы контролировать не получается. Только не сейчас.

Марат хватает меня. Сгребает в объятьях, рывком разворачивая лицом к себе. Сдавливает до боли. А когда вскрикиваю, он будто не реагирует. Лишь ближе склоняется, нависая надо мной.

Его тяжелое дыхание жжет кожу.

Губы к губам.

— Нельзя убегать от диких животных, — заявляет он.

— Но ты… ты же не животное.

Звенящая тишина будто режет, оголяет нервы до предела.

— Ты можешь выйти замуж только за меня, — мрачно заявляет Ахмедов.

— Нет, отпусти…

— Тебя так тянет к ректору? Хочешь трахаться с ним? Он же тебе в отцы годится, — он оскаливается еще сильнее, чем прежде. — Или денег его хочешь? Ну так у меня будет гораздо больше. Все тебе дам.

— Прекрати, — морщусь. — Хватит этих мерзостей. Почему у тебя всегда все к одному сводится? Хотя нет. Не важно. Убери руки. Дай мне уйти.

— Никуда ты не уйдешь, — отрезает. — Не будет никакой свадьбы. Ясно тебе? Никогда, блять.

Ахмедов берется за ворот моей кофты. Дергает так, что молния разъезжается. Ткань расползается.

— Ты, — задыхаюсь. — Ты что творишь?

— То, что давно надо было, — бросает мрачно.

— Нет, нет, — выдаю нервно.

Отчаянно пробую вырваться. Царапаюсь. Извиваюсь. А он будто не замечает моего сопротивления. Толкает меня к стене. Прижимается плотнее.

Кричу.

Марат будто в мороке. Выглядит он сейчас хлеще, чем когда был после игры. Да таким как сейчас вообще прежде его не видела.

— Я тебя прямо здесь выебу, — заявляет он хрипло, будто зверь рычит. — Так выебу, что никакой ректор тебя в жены не возьмет. Моя будешь.

Пробую ударить его. Чтобы хоть как-то отрезвить, достучаться. Но ничего не получается, пока он вдруг сам не застывает.

Резко останавливается.

Смотрит на мою нервно вздымающуюся грудь.

Тоже перевожу взгляд вниз.

Кулон. Он поблескивает, выскользнув из-под темной ткани моей футболки. Марат видит свой подарок и замирает.

— Взять его, — раздается ледяной голос ректора.

Топот. Шум вокруг.

В следующую секунду Ахмедова силой отталкивают от меня. Несколько охранников с трудом удерживают его.

— Моему терпению пришел конец, — заявляет ректор, глядя на Марата. — Ты отчислен. За нападение на первокурсницу.

Тот мрачно усмехается. Сузив глаза, наблюдает за ректор так, будто убить готов.

— Боюсь, у нас есть договоренность… — слышится еще один голос.

Кажется, это один из помощников ректора вклиняется.

— Семья Ахмедовых спонсирует многие наши проекты, поэтому было бы несколько опрометчиво… — продолжает он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Марат, отчислен, — жестко обрывает ректор. — Без права на восстановление в академии. Всему есть предел. И свой предел Ахмедов давно перешел.

+++

друзья, на все книги Валерии сегодня крутая скидка -

85

— Сучара, — оскаливается Марат, глядя на ректора. — Решил, что можешь вот так легко мое забрать?

В его глазах сейчас горит такая жгучая злоба, что мне невольно становится страшно. Взгляд будто вовсе не его. Чужой. Темный. И хоть прежде мне казалось, я видела Ахмедова в ярости не раз, теперь понимаю, что на самом деле по-настоящему в ярости я не видела его никогда.

— Я до тебя доберусь, — сквозь зубы выдает Марат и квадратные челюсти будто ходуном ходят от бурлящих в нем темных эмоций. — Нихера ты ее не получишь, уебок.

Кажется, если бы охранники не продолжали его сейчас удерживать за плечи, он бы уже набросился на ректора.

Тот вдруг шагает к нему.

И нельзя не отметить, как и от самого ректора веет раздражением. Будто его привычная маска дает трещину, оголяя реальные чувства.

Кулаки сжаты. Желваки резко проступают. Глаза горят угрозой.

Ректор медленно качает головой. Кривится. И оскал у него под стать Ахмедову, такой же звериный, дикий.

— Как ты меня заебал, — холодно бросает ректор.

И первые секунды кажется, будто я ослышалась. Такое слово от него выглядит чем-то инородным.

— Увижу тебя рядом с ней — уебу, — отрезает он и добавляет еще резче: — Надеюсь, ты понял.

Вздрагиваю. От ругательства. От жесткого тона.

Ну ничего себе. Ректор. И вдруг…

— Что застыли? — рявкает он, уже обращаясь к охране. — Уведите его!

Марата уволакивают в сторону выхода. Но Ахмедов больше ничего не говорит ректору, словно теряет к нему всякий интерес. Теперь его взгляд прикован ко мне.

Тяжело дышать. Прижимаю ладонь к груди. И отстраненно осознаю, что снова сжимаю его кулон.

— Займитесь документами, с бумажной волокитой нужно разобраться как можно быстрее, — слышится голос ректора. — А вы чего ждете? Проведите студентку в ее комнату.

Потом он поворачивается ко мне, и теперь словно бы выглядит спокойнее, возвращается к своему обычному состоянию.

— Извини за некрасивую сцену, — говорит ровно. — Ты не должна была это слышать.

Он поворачивается. Уходит.

Застегиваю кофту. Механически закрываю кулон под одеждой. Опять.

Поворачиваюсь и вижу, что ко мне подходят двое охранников.

Ну вот и все. По сути сбылась моя мечта. Сколько раз я хотела, чтобы Ахмедов оставил меня в покое. Теперь он больше не будет учиться в академии. Значит, мы не встретимся.

Наверное, я должна обрадоваться этому. Вздохнуть с облегчением.

Только теперь внутри пустота. И я все четче понимаю, что никому не доверяю. Ни ректору, ни Осману. Не даже самой себе. А единственный человек, на которого я, возможно, могла бы положиться и который меня несколько раз выручал из самых сложных ситуаций… он будет слишком далеко.

+++

Несколько последующих дней проходят словно в тумане.

Все спокойно. Никаких угроз, никаких подстав. Никто меня не трогает. И наконец, я могу просто заняться учебой. Без всяких приключений.

Только легче не становится.

Атмосфера как-то неуловимо меняется. И может дело не в том, что Марата больше нет рядом. Может, дело во мне самой?

Что-то не то.

Я так и продолжаю носить его кулон. Вроде и понимаю, что правильнее снять его, отложить, но не могу заставить себя это сделать. А по ночам меня совсем накрывает. Иногда так сильно хочется плакать, что не выдерживаю и в туалете закрываюсь. Включаю воду, отпускаю себя хотя бы ненадолго.

Наверное, это все напряжение. Слишком много событий происходит за короткий срок. И я полностью теряюсь в пугающем калейдоскопе.

Знаю, что думаю не о том.

Мне бы на занятиях сосредоточиться, на лекциях. А я прокручиваю последнюю встречу с Маратом.

Что я могла еще ему сказать? Вероятно, надо было объяснить все иначе, подобрать другие слова. Но тогда я с трудом соображала. И времени не было.

Сейчас ситуация тоже не лучше.

Хожу как в бреду. Ничего толком не воспринимаю.

Вот только однажды на занятиях по физре меня будто льдом окатывает. Сначала просто слышу оживленное обсуждение других девчонок.

Не понимаю, о чем они говорят. Отмечаю фоном. Но одна из фраз все-таки долетает. Врезается в голову, заставляя меня застыть на месте.

— Вы реально думаете, Ахмедов ее трахнул? — раздается вопрос. — Прямо там?

— А на что еще это похоже? — фыркает кто-то.

— Ты сама не видишь? — несется следом.

— Ну не знаю, как-то в бассейне… при всех?

— Так это же вечеринка, — слышится смешок. — Мальчишник! И кстати, про Ахмедовых такие слухи ходят, что… это мы еще всего не видели. Там похлеще было. Просто не все засняли.

Это что, про Марата сейчас?

Внутри сквозит липкий холодок.

А потом я почему-то думаю про его брата. Ну да, у него же брат есть. Я слышала. Ренат вроде бы. Точно. Ренат Ахмедов. Про его свадьбу давно здесь болтали, ведь речь не просто о бракосочетании, а об объединение двух мафиозных кланов. Его невеста из семьи Князевых.

От Автора: друзья, книга про Рената Ахмедова называется"Ненавижу любя" (завершена), вот ссылка -

Договорные браки в таких кругах нечто само собой разумеющееся.

Вот и у меня будет свадьба. С ректором.

От одной мысли начинают болезненно пульсировать виски. Невольно начинаю их растирать.

— Повезло этой девке, — завистливо протягивает одна из девушек.

— Да, — соглашается другая. — Говорят, он трахается как зверь. Особенно если после игры.

Выходит, этого Рената не останавливает то, что у него невеста есть? Или все, что до свадьбы происходит, то не считается за измену?

Морщусь. Качаю головой. Не важно. Это вообще, не мое дело.

Уже собираюсь выйти, как вдруг ко мне подходит Виола.

— А ты что, Ася, еще не видела кино? — протягивает староста и поворачивает ко мне экран своего смартфона. — Ну посмотри, полюбуйся.

Мой взгляд падает на экран чисто автоматически. И пусть собираюсь отказаться от просмотра, не хочу собирать сплетни, но в следующую секунду застываю, уже не получается шевельнуться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Думала, Марат будет тебе верность хранить? — посмеивается Виола. — Да ему такая как ты вообще не нужна. Он с тобой спать и не собирался. Ему другие девушки по вкусу. А ты… ну ты же сама тогда на него прыгнула!

Очередной мерзкий смешок.

А на экране телефона Марат. В бассейне. Зажимает какую-то девушку возле бортика, склоняется совсем близко. Не целует, но тут и без поцелуев хватает накала. Все происходящее на видео оставляет мало места фантазии.

Желудок неприятно сжимается.

Приходится всю волю приложить, чтобы не дать волю эмоциям.

Это в первый момент я будто каменею. А потом…

Заставляю себя дышать. Как можно более спокойно. Встречаю взгляд Виолы, вижу ее самодовольство. И кажется, именно ее реакция придает мне сил, чтобы не показать никакой слабости.

— Отойди, — говорю ей.

Наверное, что-то такое есть сейчас в моих глазах, что Виола как будто тушуется и отходит на шаг в сторону.

Даже оживленная болтовня других девчонок обрывается.

Выхожу из раздевалки. Запрещаю себе думать, анализировать что-то. Но едва добираюсь до своей комнаты, как снимаю кулон.

Точнее пытаюсь снять. Пальцы не слушаются. Или застежку заедает. Однако у меня уже истерика начинается. Беззвучная, яростная. Никак не выходит от этой драгоценности избавиться, сдернуть ее со своей шеи.

Цепочка теперь будто душит. Да что же так больно-то? Внутри как будто разрывается все.

Хотя и правда — на что я надеялась?

Ахмедов просто хотел со мной позабавиться. Да он прямо это предлагал! На серьезные отношения он вряд ли способен.

Но теперь это в любом случае не важно.

Я выхожу замуж. А он пускай и дальше… вот это все… в бассейне.

До чего же мерзко. Кадры так и стоят перед глазами. Не могу это никак от себя отбросить.

Дура! Какая же я идиотка…

К счастью, в комнату вскоре заходит Маша.

— Помоги мне, пожалуйста, — выдаю, разворачиваясь к ней. — Не могу сама расстегнуть.

— Хорошо, сейчас, — говорит подруга, подходя ко мне.

У нее все получается намного лучше. Пара секунд — и она уже протягивает мне кулон. А я растерянно забираю его, сжимаю в кулаке.

Нужно будет вернуть это Ахмедову. Потом придумаю как именно. Сейчас не до этого.

Тут я наконец перехватываю взгляд Маши. Отмечаю выражение ее лица. Она сегодня сама не своя. Хотя в последнее время…

Вообще, в последнее время я была слишком занята своими собственными переживаниями. Так и не выяснила ничего. А ведь я давно собиралась с ней поговорить.

— Маш, ты… что случилось?

Она молчит, просто качает головой в ответ, мол, «ничего».

— Извини, мне давно стоило как-то, — запинаюсь. — Что-то сделать. Как-то помочь тебе. Но я…

— Ася, прекращай, — говорит она. — Все в порядке.

Не похоже.

Булат ее донимает. Хазаров под стать своему дружку Ахмедову. А может, и хуже. Понятно, что между ним и Машей происходит нечто нехорошее.

Но как ей теперь помочь ума не приложу.

Обратиться за помощью к ректору?

— Может быть, я могу что-то сделать, — продолжаю осторожно. — Попросить кого-то…

— Нет, не надо ничего делать, — отвечает Маша. — Пожалуйста, мы можем об этом не говорить сейчас? Я сейчас не могу об этом говорить. Просто не могу. Понимаешь? Давай, ты мне лучше с контрольной поможешь. Сама никак не сосредоточусь на заданиях.

— Хорошо, — соглашаюсь. — Конечно, давай помогу с контрольной.

От Автора: друзья, книга про Булата и Машу "Будешь подо мной" уже на сайте.

Вот ссылка -

Мы отвлекаемся на учебу. На обсуждение занятий. И под конец, кажется, у нас обеих получается переключиться насколько это возможно.

Потом вместе пьем чай. Обсуждаем какие-то отстраненные темы. И я почти перестаю думать об Ахмедове.

А потом взгляд натыкается на кулон.

Оставила его на столике. Но ему тут не место. Однако я слишком устала сегодня, чтобы искать, куда деть украшение до того момента, когда смогу вернуть драгоценность Ахмедову.

Глаза слипаются. Состояние вымотанное. Последние дни совсем плохо спала. Теперь накрывает изнеможение.

Я уже приняла душ. Набросилась майку и шорты. Поэтому машинально беру кулон со стола, засовываю в карман.

Проснусь и куда-то его переложу. А сейчас и так сойдет.

Заваливаюсь спать.

Маша, кажется, уже задремала. Во всяком случае, мне не слышно, чтобы она ворочалась в постели.

Прикрываю глаза. Будто назло всплывают те дурацкие кадры из бассейна, где Ахмедов лапает какую-то девушку.

Отметаю это. Отбрасываю.

Тогда в уме всплывает недавний разговор с ректором. Уже после отчисления Ахмедова.

— Ася, ты решила, на какой факультет пойдешь? — спросил он.

— На Южный, — ответила тихо.

Выбирала по предметам. Теперь понимаю, что приняла правильное решение. Туда попала и Маша. Значит, будет учиться вместе с Хазаровым. Ей понадобится моя поддержка. И я буду не одна.

— А могла бы я поехать в город? Хотя бы ненадолго.

Меня не покидала идея снова поговорить с теткой. Лично. Расспросит про Валида. Или же… хотя бы поискать что-то дома. У дяди был сейф. Вдруг именно там хранится нечто важное?

Ректору моя идея не понравилась.

— Нет, Ася, — произнес он. — Теперь тебе слишком опасно покидать академию. Во всяком случае, до нашей свадьбы. Но и тогда потребуется серьезная охрана. Нельзя, чтобы тебя похитили. А желающие сделать это уже есть.

Наверное, он прав.

Рисковать опасно.

Но неужели мне теперь всю жизнь придется провести будто в клетке?

+++

Утром просыпаюсь с трудом. Никак не удается разлепить веки.

Странно, что будильник не звонит. Солнце так ярко светит в глаза. Разве не пора на пары?

Осознание обжигает.

Вдруг будильник попросту не сработал?

Подскакиваю на кровати. Сбрасываю одеяло и… обмираю. Потрясенно оглядываюсь вокруг.

Где я?

Просторная комната. Абсолютно незнакомая.

Нервно моргаю. Снова осматриваюсь. И мой пульс разгоняется до предела, когда понимаю, что я не знаю, где нахожусь.

Что это за место? Как я сюда попала?

Уснула в своей постели. Теперь же очнулась здесь.

Меня похитили.

Ничего хорошего мне это не обещает.

Комната, конечно, выглядит хорошо. Эффектно все обставлено. Обстановка производит нормальное впечатление.

Однако такое ощущение явно обманчиво.

Дверь распахивается — рефлекторно прижимаю одеяло к груди. В ужасе смотрю на порог.

Кто-то заходит в комнату.

И… все еще гораздо хуже, чем я могла представить.

Холодею изнутри.

Капкан захлопывается.

Я в западне.

+++

Друзья, первая книга про Марата и Асю завершена. И мы приглашаем вас во вторую книгу про этих героев! Название книги - "ТЫ ДЛЯ МЕНЯ". Она уже на сайте.

Ждем вас, нажимайте на ссылку и переходите в книгу -

Если по ссылке не получается перейти, то вы найдете ее по названию в профиле автора. Она в самом верху странички!

Конец