Пляжное знакомство... ч1

Виктор ощущал на коже легкое, почти невесомое прикосновение солнца. Оно было не таким навязчивым, как час назад; теперь это был ласковый, предвечерний жар, пропитанный соленым дыханием моря. Он лежал на лежаке с закрытыми глазами, но не спал. Внутри него бушевала тихая буря, и единственным якорем, удерживающим его от того, чтобы сорваться с места и убежать, было ровное, размеренное шуршание прибоя.

Мысль «надо было уже быть дома» прозвучала в голове навязчивым звонком, но он ее игнорировал. Дела, семейные обязанности, условности, всё это осталось там, за пределами этого пляжа, в другом измерении, где он был мужем, и отцом и сотрудником на работе.

Здесь же он был просто человеком на лежаке, впитывающим покой и пытающимся найти ответы на вопросы, которые сам себе боялся задавать.

Именно в этот момент его уединение было кем то нарушено...

Рядом, на соседнем лежаке, кто-то устроился. Он не открывал глаз, лишь по едва уловимым звукам, мягкий шлепок сложенного полотенца, легкий скрип пластика под весом тела,   восстановил картину.

Это, видимо, была какая то женщина...

Новоприбывшая вздохнула полной грудью, и этот вздох прозвучал,   как выражение глубокого, почти физического удовольствия...

Виктор привык к тому, что его пространство на пляже редко бывает сугубо личным.

Но что было сейчас непривычно,   так это ощущение какого то пристального внимания. Он чувствовал его кожей спины, еще не остывшей от солнца. Это был не случайный, скользящий взгляд, а спокойное, изучающее разглядывание. Он лежал с закрытыми глазами, изображая сон, а по его телу бежали мурашки. Кто она? Что ей нужно?

Внутренний голос, привыкший к критике и сомнениям, ехидно заметил:

— «Наверное, продает что-то. Или психованная какая-нибудь».

Но что-то другое, более глубинное, подсказывало, что нет. В этом взгляде не было ни навязчивости торговца, ни агрессии неадеквата. Был… интерес к нему. Чистый, почти какой то даже  детский интерес...

Он пролежал так еще минут десять, собираясь с духом, и наконец, сделав вид, что только что проснулся, медленно открыл глаза, потянулся и сел. Первым делом он посмотрел на море, на бесконечную синеву, давая глазам привыкнуть к свету, а себе,   время прийти в себя. И только потом, словно невзначай, повернул голову в сторону соседки.

Она лежала на животе, подложив под подбородок сложенные руки. Лицо ее было обращено к нему. И снова  этот взгляд. Прямой, открытый, без всякой  тени смущения. Серые, при всей яркости солнца, глаза. Не красавица.

Миловидная. Лицо с характером, с легкими морщинками у глаз, которые выдавали привычку смеяться или щуриться. Волосы, темно-русые с проседью, накрыты панамой, из под которой выбивались влажные пряди. Виктор успел заметить, что она  только что недавно, видимо,   искупалась...

Он опустил взгляд, делая вид, что поправляет полотенце, и украдкой осмотрел ее. Она была в простом цветном  купальнике, и Виктор, сам того не ожидая, с профессиональной оценкой бывшего спортсмена (давно, правда,   очень давно, он занимался плаванием) отметил:

— «Хорошо сложена! ».

Не модельная худышка, и  не пышная форма, а именно,   что сложена. Плотное, упругое тело, сильные плечи, ровная спина, уходящая узкой талией в плавный изгиб бедер. Всё свое. Настоящее. Тело женщины, которая не боится возраста, которая в нём прекрасно живет. В этом была своя, особенная эротика,   не кричащая, не выставляемая напоказ, а проступающая изнутри, как тепло от нагревшегося на солнце камня.

Она отвернулась, чтобы нанести крем на плечи, и Виктор позволил себе рассмотреть ее подольше. Движения ее были точными, экономными. Ничего лишнего. Он поймал себя на том, что ему нравится за ней наблюдать. Это было странно и непривычно. Обычно он либо игнорировал окружающих, либо, в редкие моменты откровенности с самим собой, признавался, что смотрит на молодых девушек с тихой, почти отцовской грустью о своей  безвозвратно ушедшей юности. Здесь же не было ни грусти, ни отцовских чувств. Было любопытство. Живое, щекочущее нервы любопытство.

Она снова повернулась к нему, и их взгляды случайно  встретились. Виктор почувствовал, как по его щекам разливается краска. Он был, как школьник, пойманный за подглядыванием. Но она не отвела взгляда. Напротив, в ее серых глазах мелькнула искорка,   то ли понимания, то ли какой то  усмешки. Уголки ее губ дрогнули в едва наметившейся улыбке.

И вот она опять поднялась, подошла к воде и неспешно вошла в море. Виктор следил за ней, забыв о приличиях. Она плыла небрежным, но уверенным брассом.

Она вернулась, мокрая, сияющая на солнце тысячами капелек, стекавших по ее коже. Она вытерлась грубым полотенцем, снова улеглась на лежак,   теперь на спину,   и… продолжила смотреть на него. Уже совсем открыто...

Виктор чувствовал себя,   как бы каким то  экспонатом в музее! Ему было и неловко, и даже забавно, но и очень  волнительно!

Он взял книгу, которую принес с собой, и попытался читать. Но слова сливались в бессмысленные строки. Все его внимание было сосредоточено на женщине в двух метрах от него.

И тогда случилось то, чего он никак вообще не ожидал. Она нарушила молчание. Ее голос был невысоким, немного хрипловатым, как бывает от долгого молчания или от морской воды.

— Извините, — сказала она. — Можно с Вами познакомиться?

Виктор опустил книгу и уставился на нее. Мозг его сразу  отказывался воспринимать эту  информацию. Женщина? Знакомится? С ним?

В его мире, мире, который он считал единственно верным, так не поступали!

Мужчины были охотниками, добытчиками, инициаторами всего этого! Женщины,   прекрасными и пассивными призами для них. Здесь же всё было перевернуто с ног на голову!

— Что? — выдавил он, чувствуя себя полным идиотом.

— Говорю, можно с Вами познакомиться? — повторила она совершенно спокойно. В ее голосе не было ни заигрывания, ни наглости. Была простая, деловая прямота. — А то как-то надоело до чертиков быть везде одной. И загорать, и купаться. А тут Вы… показались интересным мне  собеседником...

«Интересным собеседником? » — мысленно повторил Виктор. Он посмотрел на себя со стороны: мужчина средних лет, чуть полноватый, с начинающей лысеть головой, в потрепанных шортах. Что в нем могло ей  показаться «интересным»?

— Виктор, — откликнулся он, наконец, найдя в себе силы говорить. Голос его прозвучал хрипло, и он сглотнул от волнения. — Меня зовут Виктор!

Он почувствовал, что должен что-то еще сказать, что-то добавить, чтобы заполнить нелепую паузу.

— А Вас?

— Катя, — улыбнулась она. И улыбка у нее была такая же, как и все остальное, не ослепительная, но очень теплая, лучистая. Она преображала всё ее лицо, делая морщинки у глаз лучистыми, а серые глаза – почти светящимися изнутри.

Они пожали руки. Ее ладонь была прохладной от недавнего купания, но крепкой и уверенной.

— А почему… — начал Виктор и запнулся. — Почему именно я? Я же  не… разве я  похож на дамского угодника?

Катя рассмеялась. Звучно, без смущения:

— Да мне угодники как раз и не нужны! Надоели. Практически все, кто пытается познакомиться, начинают сразу впаривать свои  понты. Хвастаться положением, достатком, связями. Противно даже! Словно ты не человек, а лакейский столбик, на который нужно повесить все свои регалии и рассказать об этом всем и всюду!

А хочется просто поговорить. Не спеша. Об интересных случаях, историях, новостях. Обо всем на свете. А Вы лежали тут такой… молчаливый. С книгой. И смотрели на море не как все,   пустыми взглядами, а как-то… изучающе,   глубоко. Подумала, вот, наверное, с ним можно и  поговорить!

Виктор слушал и не верил своим ушам. Это было настолько близко к его собственным мыслям, что казалось, она подслушала его тихий внутренний монолог с собой...

— Я… да, — сказал он, чувствуя, что не может подобрать более умных слов. — Я Вас понимаю. Тоже устал иногда от… всякой показухи...

И понеслось...

Он и сам не мог потом вспомнить, кто и с чего начал. Словно прорвало какую то плотину. Они говорили обо всём и ни о чем. О книгах,   оказалось, что они оба любят старую, добрую фантастику, Стругацких, Лема.

О музыке...

Виктор с удивлением узнал, что Катя, с ее спокойным, взрослым видом, обожает тяжелый рок и даже ездила в молодости на их  фестивали. Они смеялись над нелепыми курьезными случаями из жизни, делились наблюдениями за окружающими – тихой, мирной сплетней, которая никому не причиняла вреда. Говорили о политике, скептически хмыкая, о путешествиях, мечтательно замирая.

Виктор не чувствовал ни времени, ни пространства. Он забыл о том, что «надо было уже быть дома». Он забыл о своих тревогах, о внутреннем вопросе, который грыз его еще утром. Он просто жил. Здесь и сейчас. С этой удивительной женщиной, которая слушала его так, как не слушал, кажется, никто и никогда,   не перебивая, не давая советов, просто впитывая его слова, и отвечала ему той же монетой  искренне, без всяких прикрас.

Он рассказывал ей о своей работе инженера-проектировщика, и она не зевала, а задавала умные, точные вопросы, вникая в суть. Она рассказывала о своей работе бухгалтера в небольшой фирме, и он, к своему удивлению, находил в ее рассказах о налогах и отчетностях что-то почти поэтичное – стройность цифр, их неумолимую логику...

Он смотрел на нее и видел, как меняется ее лицо во время разговора. Оживляется, становится то насмешливым, то серьезным, то задумчивым. Он заметил маленькую родинку над ее верхней губой и то, как она прикусывает ее, когда обдумывает что-то. Он заметил, как солнце, опускаясь к горизонту, золотит седые пряди в ее волосах, превращая их не в признак возраста, а в какое то даже  украшение...

И вот, в один из моментов, когда они замолчали, просто глядя на закатное, пламенеющее море, Виктор посмотрел на часы и ахнул.

— Ой, — сказал он с искренним ужасом. — Да я уже часов пять,   как дома должен был быть. Дела, семейные…

Он почувствовал укол стыда и неловкости. Перед кем? Перед Катей? Перед женой? Перед самим собой?

Катя повернула к нему свое спокойное лицо.

— А почему ты тогда один на пляже, раз женат? — спросила она без всякой тени упрека, с одним лишь любопытством.

И Виктор, который обычно отмахивался от таких вопросов стандартным «дела, работа», вдруг ответил честно. Глубоко, по-настоящему честно...

— Да так, — вздохнул он. — У жены своя компания, подруги. Им интересно вместе  посплетничать, по магазинам побегать. А мне с ними скучно. Ну, а мои друзья… разбежались,   кто куда. У всех свои заботы. Вот и получается, что свое свободное пространство приходится искать в одиночестве. И это, знаешь ли, правильно,   наверное. Чтобы каждый мог побыть наедине с собой. Или… — он запнулся, — … или с кем-то, с кем не скучно!

Он посмотрел на Катю, и она посмотрела на него. И в этом взгляде было полное понимание. Никакого осуждения, никакой жалости. Просто нормальное понимание...

— Это правильно, — тихо согласилась она. — Очень правильно.

Солнце почти коснулось воды, окрасив все в багровые и золотые тона. Пляж быстро пустел.

— Мне пора, — с сожалением сказал Виктор, поднимаясь с лежака. Он чувствовал странную тяжесть в ногах, будто не хотел уходить.

— И мне, — кивнула Катя.

Они молча собрали свои вещи. Неловкость вернулась. Что теперь? Обменяться телефонами? Это будет выглядеть, как попытка завязать курортный роман. А он… он не хотел романа. Он хотел продлить это состояние  легкости, понимания, этой удивительной душевной близости, возникшей за несколько часов.

Они шли по деревянному настилу к выходу с пляжа. Воздух стал прохладным, пахло вечером, морем и жареными морепродуктами из ближайшего кафе.

У выхода они остановились, как бы не решаясь сделать последний шаг в разные стороны.

— Спасибо, — сказал Виктор, глядя ей в глаза. — За компанию. За разговор. Я давно так… не говорил ни с кем.

— Я тоже, — улыбнулась Катя. — Было очень приятно, Виктор.

Она протянула ему руку. Не для рукопожатия. В ее раскрытой ладони лежала небольшая, чуть помятая визитка.

— Это мои контакты, — сказала она просто. — Рабочие. Если вдруг захочешь поговорить… об интересных случаях. Или просто так...

Он взял визитку. Бумага была теплой от ее руки.

— Спасибо, — повторил он. — А я… я, наверное…

— Не надо, — мягко остановила его Катя. — Не обязательно оправдываться. Как сложится...

Она повернулась и пошла, не оглядываясь. Ее силуэт быстро растворился в сгущающихся сумерках.

Виктор стоял еще несколько минут, сжимая в руке маленький прямоугольник картона. Весь мир вокруг казался ему другим. Более ярким, более объемным. Тягостные мысли, гнавшие его утром на пляж, куда-то ушли. На их месте была легкая, сладкая тревога и ощущение небольшого чуда.

Он сунул визитку в карман шорт и медленно побрел к дому. К своей другой жизни. Но теперь он нес в себе тайну. Маленький, теплый уголок солнца, моря и серых, понимающих глаз.

А вечер только только начинался...

Продолжение следует...