Счастье за пять секунд

Глава 1

Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь-дзинь!

Мой дверной звонок трещал, как взбесившаяся кузнечиха, объевшаяся энергетиков. Хотя нет, как пожарная сирена в эпицентре апокалипсиса, которую заело на самой высокой ноте. Звук, от которого вздрагивали соседи сверху и, мне казалось, даже тараканы за плинтусом начинали судорожно собирать свои тараканьи чемоданчики.

«Ну когда же ты, наконец, отойдешь в мир иной, желательно без возможности реинкарнации?» — пронеслось у меня в голове, пока я плелась к двери. Этот звонок был электронным Фениксом — восставал из пепла после любых моих попыток его «случайно» сломать. Я его трясла, заливала чаем и даже однажды пыталась «починить» молотком. Бесполезно. Он был бессмертен, как вампир, только без обаяния Брэда Питта и с единственной миссией — сводить с ума меня и всё живое в радиусе пяти этажей.

Впрочем, я отвлеклась. Сегодня ведь мой день рождения!

Пятнадцатое июля. Дата, которая в моём личном календаре традиционно означала три вещи: шашлыки на природе, смех до слёз и священную уверенность, что в этом году я точно буду встречать его не в одиночку. Последний пункт, впрочем, с завидным постоянством переползал в планы на следующий год. С каждым разом энтузиазма становилось всё меньше, а виной тому — навязчивая идея моих подруг, Ани и Оли, выдать меня замуж. Они, благополучно осевшие в гавани семейной жизни и обросшие детьми, смотрели на моё холостое плавание как на личную трагедию вселенского масштаба.

Особенно Аня. Она была похожа на талантливого, но неуемного режиссёра, который при любом удобном случае пытался впихнуть меня в свой бесконечный сериал под названием «Замуж в 28». Оля же выступала в роли весёлого и слегка неадекватного продюсера, поддерживающего любую бредовую идею. Страшно было представить, какой «сюрприз» они припасли на этот раз. Я мысленно молилась лишь об одном: чтобы из-за их спин не возник очередной «жених» с глазами испуганного оленя и заготовленной фразой «Меня мама с вами познакомить хотела».

Дзинь-дзинь-ДЗИНЬ!

— Лечу, лечу, ради бога! — взвыла я, срываясь с места. Ещё секунда — и соседи вызовут МЧС, уверенные, что у меня вовсю полыхает.

Я рванула дверь, и на пороге, словно вихрь радости и хаоса, предстала Оля.

— Лееенууусииик! С Днём Рождения, родная! — проорала она так, будто мы стояли не в тихой квартире, а на палубе тонущего корабля в шторм.

Оля была мастером многозадачности: она успела одновременно скинуть пальто (оно упало на вешалку, промахнулось и легло мирно спать на пол), схватить меня в объятия, зацеловать так, что я теперь знаю, какой вкус у её новой помады, и, уже уткнувшись в телефон, давать указания мужу: «Серёж, ты не просто приложи памперс, а закрепи липучки! Нет, не теми концами! Симметрично, я тебя умоляю! Представь, что это не ребёнок, а твой новый айфон — ты же его в чехол аккуратно заправляешь!»

Из-за её спины, словно тень неодобрения, возникла Аня.

— Привет, Лена. Мы уж думали, ты в коме, или звонок снова сломался, — проворчала она, переступая порог с видом инспектора, пришедшего проверить, почему у меня до сих пор нет мужа и детей.

«Старушка Аня» — моё шутливое прозвище для неё. Ей было всего тридцать, но её талант ворчать и видеть во всём негатив мог бы затмить любого профессионального брюзгу. Мы с ней — подруги детства. Прошли вместе Крым (где нас чуть не унесло в море во время шторма, и мы выжили только на шоколадках и бранных словах), Рим (где мы заблудились и случайно попали на частную вечеринку к каким-то подозрительным личностям) и все подвалы нашего района (в поисках кошек для приюта). Но её главный конёк последние лет пять — это моя личная жизнь. Её заклинание «Ну Леееен, тебе пора замуж!» действовало на меня сильнее, чем снотворное.

— Проходите, девочки, к столу, всё готово, — пропела я самым сладким голосом, каким могла, пропуская их вглубь квартиры, — Как говорится, добро пожаловать в мой скромный холостяцкий приют.

Посиделки с подругами стали для меня редким и ценным островком «взрослой» жизни в их море пелёнок, памперсов и мужских носков. Они отрывались по полной, а я… я была в вечном «активном поиске», по версии Ани. А по-моему — просто жила. После серии неудачных отношений, оставивших моё сердце похожим на решето, я решила взять паузу. Мои подруги смотрели на эту паузу как на национальную забастовку и делали всё, чтобы её сорвать.

После второй «рюмки водки на столе» (как поётся в той самой песне) Оля пустилась в пляс. Её движения были диким, но завораживающим миксом танца маленьких лебедей и движений молодой мамы, укачивающей младенца.

— Оль, ты чего это? — подмигнула я ей, — Ребёнка укачиваешь или демона изгоняешь?

— А это, Лен, новый фитнес! — задыхаясь, ответила она, — Называется «танец молодой матери»! Сочетаю приятное с полезным: и танцую, и рефлексы материнские тренирую! Серёжа говорит, я теперь во сне пеленаю свою же ногу!

Пока Оля отрывалась, Аня, сидя напротив, смотрела на меня взглядом сурового ревизора, который только что обнаружил серьезную недостачу в виде отсутствия обручального кольца.

— Лена, я не понимаю, о чём ты думаешь! — начала она, и я мысленно вздохнула. Шоу начинается, — Тебе уже 28! Двадцать восемь, Карл! А ты ходишь тут одна, как перст. Ты даже не представляешь, какое это счастье — когда дома тебя ждут муж и дети!

«Мляяяяя…» — пронеслось у меня в голове яркой и сочной картинкой. Именно после этой же фразы год назад на моём пороге возник мой бывший одноклассник, Слава. Оказалось, он любил меня «всю жизнь» и, судя по запаху, заливал эту любовь чем-то крепким. Вечер закончился тем, что я вызывала такси его матери. Зачем люди так настойчиво лезут в чужую жизнь, если в своей, видимо, всё так прекрасно? Величайшая загадка.

Я натянула на лицо самую сладкую, просто сахарную улыбку, от которой, кажется, даже ложка в моём чае пошевелилась.

— Ань, милая, а я разве говорю, что это не счастье? — простонала я, — Просто моё счастье пока что носит другую форму. Форму, например, вот этого вкуснейшего торта, который я могу съесть вся, без дележа с мужем и детьми!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Торт — это не счастье, Лен! — парировала Аня, — Торт — это временная радость, которая оседает на бёдрах! А муж — это навсегда! Ну, или до первого развода, — добавила она чуть тише.

— Ой, девочки, не начинайте! — подскочила к нам Оля, запыхавшись, — Лен, она же из лучших побуждений! Ты себе представляешь, каково это — знать, что твоя лучшая подруга в субботу вечером одна, а могла бы… ну… мыть носки какого-нибудь достойного мужчины!

— Оля, ты сейчас не очень помогаешь, — сухо заметила я.

— А, ну да, — спохватилась она, — Ладно, я лучше ещё потанцую.

Оля снова умчалась в центр комнаты, а Аня с видом победителя достала из своей сумки-чёрной дыры (которая, я была уверена, могла бы вместить не только половину моей квартиры, но и пару-тройку затерянных экспедиций) конверт. Не простой, а кремового цвета, с изящной золотой гравировкой в виде завитушек. Смотрелся он дорого и очень, очень подозрительно.

— Держи! — протянула она его с торжествующим видом, — Это тебе!

— Спасибо, милая! — сказала я с наигранным восторгом, принимая злополучный предмет, — А что это? Билеты на Мальдивы? Или, может, путёвка в дом престарелых, чтобы я заранее присмотрела себе местечко? — пошутила я, хотя в душе замерла.

— Открывай, открывай скорее! — захлопала в ладоши Оля, на секунду прервав свой танцевальный марафон.

Аня сидела с видом кота, который только что съел не только канарейку, но и весь зоомагазин, и теперь ждёт всеобщего восхищения.

Мои пальцы вдруг стали ватными и непослушными. Я с трудом вскрыла конверт, чувствуя себя сапёром на минном поле. Внутри лежала плотная карточка. На ней было вытеснено изысканным шрифтом: «Клуб «Гармония». Счастье за пять секунд».

Я уставилась на эту надпись, чувствуя, как по лицу разливается маска полного непонимания. «Счастье за пять секунд»? Звучало как слоган для нового энергетика, средства для похудения или… секты для очень нетерпеливых людей.

Увидев моё окаменевшее выражение лица, Аня поспешила с объяснениями.

— Это, Ленусь, твой счастливый билет! Твой Ноев ковчег в мире одиночества! — провозгласила она с пафосом, достойным объявления о выигрыше в лотерею, — Я тут подумала, хватит тебе прозябать! На этот раз у меня стопроцентный вариант. Всё срастётся!

«Что ты опять удумала?» — пронеслось у меня в голове. Я мысленно оценила расстояние до двери, но путь преграждала танцующая Оля, которая теперь изображала, кажется, аиста, приносящего детей.

— И что это? — выдавила я, стараясь, чтобы в голосе не дрогнула вся моя накопившаяся обида, — Очередная секта, где обещают просветление после десятиминутной медитации и взноса в тысячу долларов? Или курсы по соблазнению олигархов с помощью кулинарии и астрологии?

— Нет! — фыркнула Аня, будто я предложила ей продать мне почку, — Это элитный клуб знакомств! Очень закрытый. Туда не каждый миллионер попадёт! Я тебе этот пригласительный чуть ли не по блату достала, у мужа коллеги брат владелец… Туда ходят только приличные, успешные одинокие люди! И название какое… «Счастье за пять секунд»… Романтично же!

Она закатила глаза, словно представляя себе это самое счастье — этакий образ меня под руку с мужчиной-мечтой, который за пять секунд успевает подарить мне шубу, сделать предложение и помыть посуду. От её слов мне стало горько и до слёз обидно. Как будто моя жизнь, моя квартира, моя карьера — всё это прах и пустота по сравнению с заветным штампом в паспорте. Я всегда мечтала о семье, но мечтать и бегать за ней с сачком, как за бабочкой, — разные вещи.

— Ладно, — тихо и с поражением пробормотала я, — Схожу.

Я взяла этот глянцевый, многообещающий конверт и сунула его под скатерть. С глаза долой — из сердца вон. Как говорится, и на старуху бывает проруха. Но в этот раз что - то подсказывало мне, что это “проруха” обернется куда большими приключениями, чем я могла предположить.

Глава 2

Последующая неделя прошла в попытках вернуться к рутине. Утро начиналось с чашки кофе, такой крепкой, что ложка в ней могла стоять сама по себе. День — в метро, где я изучала искусство втискивания в уже полный вагон. Вечер — дорога домой, в пустующую квартиру. Но привычный ритм дал сбой. Словно назойливый комар, в голове жужжала одна мысль: «Лена, а ведь тебе уже двадцать восемь».

Фраза Ани о «семейном счастье», которое я якобы упрямо отвергаю, засела глубоко, как заноза. Каждый раз, накрывая на стол для одной персоны, я ловила себя на том, что представляю, как на кухне кто-то ещё варит кофе или смеётся над моей шуткой. И каждый раз эта картинка больно обжигала. Потому что это была не просто картинка — это была несбывшаяся мечта. Я всегда хотела семью. Но хотеть и получить готовый «комплект» от настойчивых подруг — совсем не одно и то же.

Чтобы заглушить этот внутренний вой сирен одиночества, я объявила войну быту. Я перемыла все окна до хрустального блеска. Выбросила хлам из шкафов, обнаружив там целый пласт артефактов из прошлой жизни: билеты на концерты распавшихся групп, джинсы, в которые я когда-то влезала, и одинокий ёлочный носок. Я разобрала антресоли, протёрла пыль за батареями и даже выдраила духовку. Физическая усталость была благом — она не оставляла сил на душевную.

Но коварный кремовый конверт, засунутый мной подальше в ящик комода, продолжал маячить на горизонте сознания. «Ну, Анька, подложила ты мне свинью, — ворчала я, отскребая пригоревший жир с противня. — Подарок, который кричит: «С тобой что-то не так, давай мы это исправим!»

Мой внутренний диалог напоминал ток-шоу с двумя ведущими.

· Разумная Лена: «Идти в непонятный клуб по сомнительному приглашению — верх идиотизма! Это же прямая дорога в секту или в лапы маньяка-аристократа!»

· Отчаявшаяся Лена: «Но там, может, будут бутерброды с красной искрой! Или хоть какой - нибудь мужик, который смотрит не в телефон, а в глаза!».

· Разумная Лена: «ДА! Я же не такая! Я умная и независимая!»

· Отчаявшаяся Лена (уже чуть тише): «Ну, точно... ДА... Наверное...»

Этот боевой клич стал моим саундтреком на всю неделю.

Но вот настал вечер пятницы. Я закрыла рабочий ноутбук, и в квартире повисла та самая, оглушительная тишина выходного дня. Обычно я ценила эти минуты уединения, но сегодня они давили. Я включила телевизор, потом выключила.

Попыталась читать — слова не складывались в предложения. Квартира, которую я так старательно вылизывала, казалась подозрительно пустой. Такая пустота, что, кажется, эхо от моего вздоха возвращалось ко мне с вопросом: «И что будем делать?».

И тут, садясь на диван, я случайно задела ногой ящик комода. Тот самый. И снова мысленно вернулась к подарку подруги. Вспомнила её слова: «Ты себе представить не можешь, какое это счастье, когда дома тебя ждут муж и дети!». И ведь представляю, чёрт побери! Именно поэтому мне так горько и одиноко в эту секунду.

Захотелось не просто общения — а тепла. Не дружеских объятий, а того самого, волнительного чувства, когда в животе порхают бабочки, а не сидит камень невыполненных дел. Мурашек от случайного прикосновения, трепета от предвкушения свидания. Такого давно не было... Такого, если честно, не было никогда с той самой, сногсшибательной искрой.

Мой взгляд снова, сам собой, упёрся в ящик комода. «А чем чёрт не шутит!» — отчаянно подумала я, выдергивая злополучный конверт.

Я внимательно, впервые, рассмотрела его. Бумага была приятной, бархатистой. Шрифт — изящным. Адрес был указан в самом центре города. Рядом с тем самым рестораном, куда я могла бы зайти разве что в качестве официантки.

— Ладно, — провозгласила я пустой квартире, чувствуя себя безумным учёным, решившимся на опасный эксперимент, — Я просто проведу разведку. Подойду, пощупаю, понюхаю. Если пахнет дорогим парфюмом и безысходностью — развернусь и уйду. Если будут бесплатные канапе — останусь на пять минут. Ничего страшного не случится. Просто... чтобы сегодня вечером было о чём подумать, кроме своего одиночества.

Любопытство, надо сказать, разыгралось не на шутку. А ещё мысль, что я делаю что-то запретное и авантюрное, добавила решимости.

«Разнообразия мне в жизни не хватает! — убеждала я себя, целеустремлённо маршируя к шкафу, — А тут и разнообразие, и острые ощущения, и, возможно, бесплатный психоанализ! Всё в одном флаконе!»

Я перемерила весь гардероб, устроив на кровати хаос из одежды. «Это слишком отчаянно», «это выгляжу как учительница на пенсии», «а это платье кричит "возьмите меня, я одинока!"». В итоге надела простое, но элегантное тёмно-синее платье. Накрасилась минимально. Посидела перед зеркалом, собираясь с мыслями.

— Ты просто идёшь на экскурсию в зоопарк к редким видам самцов-одиночек, — сказала я своему отражению, — Не более того. Фотографировать можно, кормить — не рекомендуется.

На часах было восемь вечера. Я вызвала такси, пока Разумная Лена не заперелась в ванной с криками «Не пущу!».

Клуб, как и было указано, оказался в самом сердце города. Я чувствовала себя конспиратором, пробираясь по пустому, выложенному мрамором коридору. Никаких вывесок, опознавательных знаков. Я уже начала думать, что Аня меня разыграла, пока не увидела её. Ту самую дверь. Глухую, дубовую, без номера. И на ней ту самую, дурацкую и многообещающую табличку: «Счастье за пять секунд».

Сердце заколотилось где-то в районе горла, выдавая мой фальшивый покой.

— Ну, была не была... — прошептала я, взялась за массивную медную ручку и толкнула дверь.

И тут случилось нечто, чего я никак не ожидала. Не было ни шумной толпы, ни столиков, ни приглушенной музыки. Вместо этого меня ослепила короткая, но очень яркая вспышка белого света, будто меня сфотографировал папарацци на том свете. Я зажмурилась, а когда открыла глаза... обомлела.

Я стояла не в клубе. Я стояла... в каменной комнате. Не в метафорическом, а в самом что ни на есть прямом смысле. Стены были сложены из грубого, потрескавшегося камня, в углу дымилась факела, а в центре стоял массивный деревянный стол, на котором лежала пергаментная карта с непонятными символами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пахло деревом, дымом и чем - то пряным. Вместо паркета под ногами шкуры. Вместо люстры пылающий камин и странные светящиеся растения. Тишина была оглушительной.

— Вот это декорации... — прошептала я, и голос мой пропал в гуле какого-то далёкого эха, — Здесь что, «Игру престолов» снимают? Или это клуб для реконструкторов-викингов с обострённым чувством стиля?

Чувство лёгкой паники начало подползать к горлу. Это явно была не та дверь. Я развернулась, чтобы выйти... и застыла. Там, где должна была быть дверь, зияла сплошная каменная стена.

Я несколько раз моргнула, потерла глаза, даже щипнула себя за руку – больно. Стена никуда не делась. Она была настолько реальной, что я чувствовала исходящий от неё холод и запах старого камня и влаги.

— Так, Лена, спокойно, — приказала я себе, чувствуя, как дрожат колени, — Дыши. Вдох, выдох. Это чья-то шутка. Очень дорогая и не очень смешная. Наверное, это такой розыгрыш для новых клиентов. Сейчас из-за угла выйдет какой-нибудь актёр в костюме рыцаря и скажет: «Сюрприз! Добро пожаловать в Средневековье, у нас тут Wi-Fi нет, зато чума есть!»

Но из-за угла никто не выходил. Было тихо, слышно только потрескивание факела.

Осознание всей неправильности ситуации накатило постепенно, как медленный прилив. Я не там, где должна быть. И я не знаю, где я. И самое главное – как мне теперь попасть домой, чтобы дочитать ту самую книгу, которую я отложила на столе?

— Ладно, — сказала я вслух, и голос мой прозвучал неестественно громко, — Раз меня так любезно пригласили и даже входную дверь спрятали, значит, выход здесь не один. Где наша не пропадала – там нас и найдут. Или не найдут. В любом случае, сидеть и ждать, пока из факела закончится масло, – не вариант.

Я сделала решительный шаг вглубь этой странной каменной комнаты, готовая ко всему. Или, по крайней мере, стараясь так выглядеть.

Глава 3

Я осторожно приоткрыла единственную дверь в каменной комнате и застыла на пороге.

В небольшом помещении, похожем на кабинет, находились они. Трое. Двое сидели в кожаных креслах, а третий нервно расхаживал взад-вперёд. Увидев меня, он резко остановился.

И тут начался мой персональный аттракцион неслыханной щедрости.

Тот, что шагал, был воплощением первобытной мощи. Высокий, с плечами, на которых, казалось, можно было носить брёвна. Его тёмные волосы были собраны в низкий хвост, что лишь подчёркивало безупречно резкие черты лица. А его торс... Господи, его торс был обнажён по пояс и выглядел так, будто его лепили вручную с натуры каким-то гением-скульптором. Каждый мускул был прорисован, каждая вена...

«Нет, Лена, нет, — заверещал в голове внутренний цензор,— Это не пляж. Это, судя по всему, похищение. Хотя, надо признать, с эстетическим уклоном».

Но самое жуткое и завораживающее началось, когда наши взгляды встретились. Его глаза — холодные, как арктический лёд, — вспыхнули изнутри голубоватым сиянием. Я отшатнулась. «Галлюцинации? Контактные линзы с подсветкой?»

— Ларинет, — произнёс он тихо. Его голос, низкий, бархатный, с лёгкой хрипотцой, пробежал по моей коже электрическим разрядом.

Все трое были похожи — та же дикая, первозданная мощь, но в деталях они разительно отличались.

Со своего кресла поднялся второй. Он был чуть ниже и стройнее первого, но не менее мускулистым. Его гибкость чувствовалась в каждом движении. Черты лица — тоньше, с лисьим, хищным изяществом. Глаза цвета тёмного мёда светились тёплым золотистым свечением. Его чёрные волосы были заплетены в сложную косу. И снова этот голый торс, покрытый татуировками и шрамами!

«Я или в коме, или на съёмках самого дорогого в истории фэнтези-сериала, — пронеслось в голове. — Где режиссёр? Где сценарий?»

— Ну что, смотрины начались? — сказал он, и его губы растянулись в ухмылке, обнажив белые, чуть острые зубы, — Я — Дамиль. Рад, что наша новая диковинка оказалась такой... симпатичной.

— Диковинка? — вырвалось у меня, — Я тебе покажу диковинку, дружок! Где я и что происходит?

— О, с характером! — рассмеялся Дамиль, и его золотые глаза сверкнули весельем, — Это мне нравится. Знакомься, лисёнок, это мои братья. Угрюмый скала — Редгар, — он кивнул на первого мужчину, — а это наш солнечный зайчик, Анвар.

Анваром оказался тот, кто не вставал. Парень, а не мужчина — он выглядел моложе. Те же плечи, тот же рельефный пресс, но... На нём была мягкая, замшевая рубашка свободного кроя. Спасибо хоть за это! Его вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы были слегка растрёпаны, а глаза светились таким чистым, лазурным светом, что казались двумя осколками летнего неба. Когда он улыбнулся, на его щеках прорезались ямочки.

— Не слушай его, он всегда так, — сказал Анвар, его голос был тёплым и спокойным, — Добро пожаловать... ..,— он сделал небольшую паузу, словно ожидая, что я представлюсь.

Вот же чёрт, надо же было сохранять хоть какие-то приличия, даже когда тебя похитили.

—Лена, — выдохнула я, — Меня зовут Лена. А теперь, пожалуйста, объясните, что происходит? И простите, что без предупреждения, но я требую немедленно вернуть меня обратно!

Редгар — тот самый, первый, с гранитным лицом и ледяными глазами, грозно посмотрел на меня.

— Хватит болтать, Лена, — его голос пророкотал, как подземный гром, и моё имя в его устах прозвучало как приговор, — Дело есть.

— Что за дело? — набрала я воздуха в грудь, пытаясь казаться уверенной,— Я не подписывала никакой трудовой договор! Я требую немедленно вернуть меня обратно! В мой мир, где есть Wi-Fi, кофе навынос и алименты!

Дамиль фыркнул.

—Милая, твой «вай-фай» тебе здесь не понадобится. А насчёт возврата... — он многозначительно посмотрел на Редгара.

— Обратного пути нет, — коротко отрубил хмурый. Его светящийся взгляд был тяжелым и неумолимым, — Портал односторонний. Ты здесь. Смирись.

«Смирись» — это слово подействовало на меня как преславутая тряпка для быка. Смириться? Сейчас? Когда меня похитили три светящихся голых торса с манией величия? Щас!

— А ну, щёки поджали! — рявкнула я неожиданно для себя самой и рванула с места.

Мой план был гениален в своей простоте: дверь. Та самая, через которую я вошла в эту комнату. Я пронеслась мимо ошарашенного Дамиля, оттолкнула кресло и схватилась за массивную железную ручку. Дверь не поддавалась.

— Эй! Откройте! Я вызову полицию! — закричала я, колотя кулаком по дереву.

— Поли... цию? — переспросил Дамиль с искренним любопытством, подходя ко мне, — Это ещё что? Твоя магия?

— Отстань!

План Б: окно. Я кинулась к ближайшему оконному проёму, но вместо стёкол там оказались какие-то мутные, но невероятно прочные пластины. Я постучала по одной — глухо.

— Это закалённый смолой древесный сок, — пояснил Анвар, — Медведь-шершень не прокусит.

— А я и не собиралась кусать! — огрызнулась я.

План В: паника. Я начала метаться по комнате, открывая все подряд двери. Одна вела в кладовку, полную оружия и шкур. Другая — в помещение, похожее на ванную, с огромной каменной купелью. Третья... упёрлась в сплошную каменную стену.

— Это тупик, милая, — раздался над самым ухом бархатный голос. Я взвизгнула и отпрыгнула. Дамиль стоял прямо за мной, дыша мне в макушку,— Игра в догонялки закончена?

— Это не игра! — выдохнула я, прислонившись к стене и чувствуя, как подкашиваются ноги, — Я хочу домой.

— Домой? — в разговор снова влез Редгар. Он всё так же сидел в кресле, наблюдая за моим представлением с видом раздражённого критика, — Твой дом теперь здесь. Ты — наша Ларинет. Наша общая судьба.

— Общая?! — взвизгнула я, — На троих? Вы что, с ума посходили? У нас в мире за такое статью дают! Или как минимум передачу на НТВ снимают!

Анвар встал и медленно подошёл ко мне, его лазурные глаза светились искренним сочувствием.

— Лена, мы понимаем, это шок. Но магия нашего рода такова. Наше сердце, наш зверь внутри, выбирает одну на всех. И он выбрал тебя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Какой ещё зверь? — прошептала я, глядя на него в полном недоумении,— У вас что, общий питомец?

Анвар мягко взял мою руку. Его прикосновение было тёплым и удивительно нежным.

— Нет, синичка, — он улыбнулся, и ямочки снова появились на его щеках, — Это... часть нас. Наша сущность. И она уже узнала в тебе свою пару.

Он поднёс мою ладонь к своим губам. Его поцелуй обжёг кожу. А затем он, к моему величайшему шоку, прильнул лбом к моему животу.

«Вот это поворот, — пронеслось у меня в голове, пока я стояла окаменевшая.

Мне вдруг дико захотелось, чтобы меня кто-нибудь просто пожалел. По-человечески. Без всяких зверей, избранностей и светящихся глаз. Чтобы Аня обняла и сказала: «Да пошли они все, Лен!» Чтобы Оля начала танцевать свой дурацкий танец. Но вместо этого я стояла в окружении трёх голых торсов, один из которых в данный момент использовал мой живот как подушку.

— Мы полюбили тебя в тот миг, как ты появилась, — прошептал он так тихо, что только я могла слышать.

В голове у меня что-то щёлкнуло. Но на этот раз не от романтики, а от нарастающей истерики.

«Любовь? С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА? К ТРОИМ? — завопило во мне, — Да я в своей жизни ни к одному с третьего свидания не могла понять, нравится он мне или просто хорошо готовит! А тут на тебе — раз, и любовь на троих! И всё это в мире, где...»

Я наконец осмелилась оглядеться. По-настоящему оглядеться.

«...в мире, где мебель вырезана вручную кем-то, кто выглядит как палач, где вместо лампочек — светящиеся растения, а вместо дверей — исчезающие порталы. Где мужчины говорят о «зверях внутри» с такой же лёгкостью, с какой я говорю о погоде».

Я медленно соскользнула по стене на пол, уставившись в пространство перед собой. Шок начал отступать, уступая место леденящему осознанию.

«Так. Значит, это не розыгрыш. Не галлюцинации. Это... реальность. Новая, безумная, но реальность. Меня выдернули из моей жизни и принесли в дар трём братьям-оборотням. Как пиццу. Только пиццу хотя бы едят, а что со мной будут делать?»

Я подняла глаза на Анвара, который смотрел на меня с таким обожанием, что аж мурашки по коже.

— Ладно, — сказала я голосом, полным обречённого спокойствия, — Давайте по порядку. Вы — оборотни. Ваш «зверь внутри» — не метафора. Этот мир — не Земля. И я здесь — потому что вашему коллективному внутреннему зверю приглянулось моё... что? Психическое здоровье? Или он просто любит зелёные глаза?

Анвар мягко улыбнулся.

—Он почувствовал в тебе родственную душу, Лена. Ту, что сможет принять нас всех.

— Принять вас всех, — повторила я, чувствуя, как у меня подёргивается глаз,— А что, варианта «принять одного» не предусмотрено? Опция отключена? Или это какой-то пакетный тариф «Семейное счастье для троих»?

Дамиль фыркнул, а Редгар издал какой-то нечленораздельный звук, похожий на ворчание.

— Так, — продолжила я, чувствуя, как во мне просыпается тот самый бойкий дух, что помогал мне выживать в московском метро в час пик,— Предположим, я всё это приняла. Не потому что верю, а потому что альтернатива — биться головой об эту самую вашу резную стену. У вас тут, я смотрю, самовар есть. Значит, чай должен быть. Так вот. Если я сейчас не получу кружку самого крепкого, самого сладкого чая, который у вас есть, и, желательно, что-нибудь съестное, пока я не начала психовать по-настоящему... то вашему «зверю внутри» придётся искать себе новую диковинку. Потому что эта, — я ткнула пальцем себя в грудь, — сломается. Обещаю.

Дамиль рассмеялся — громко и искренне. Редгар хмыкнул, и уголок его губ дрогнул. Анвар улыбнулся, его глаза сияли, как два маленьких озера.

— Сейчас всё будет, ненаглядная, — сказал он и немедленно направился к самовару.

Я закрыла глаза, прислонившись головой к прохладному камню стены. Похоже, пути назад и правда не было. Но, чёрт возьми, я хотя бы могла потребовать чаю. И, может быть, разузнать, есть ли в этом чокнутом мире что-нибудь похожее на шоколад. И на адекватного психотерапевта. Потому что чувствовала я себя так, будто меня проглотила сказка братьев Гримм, а выплюнула — с цензурой R-rated.

Глава 4

Анвар бережно взял меня за руку сразу после нашего «чаепития». Его прикосновение было на удивление теплым и уверенным, но я инстинктивно отпрянула. После портала, исчезнувшей двери и заявлений о «судьбе на троих» любое прикосновение казалось опасным.

— Я никуда с тобой не пойду, — прозвучало громко, но внутри всё сжалось в комок.

Глупость. Конечно, пойду. Потому что я в чужом мире, где даже стены дышат магией, а отказ может быть расценен как неуважение к местным традициям хождения без маек. Хотяяя, если подумать, возможно, здесь это считается формальным дресс-кодом. "Пункт 4.2: Все оборотни обязуются демонстрировать торс до 20:00".

Мужчина не отпустил мою руку. Его пальцы мягко погладили ладонь, и это движение было таким утешающим, что часть моего напряжения растаяла.

— Я понимаю твои сомнения, — его голос обволакивал, как теплое одеяло в холодную ночь, — Но позволь хотя бы показать тебе, где ты сможешь почувствовать себя в безопасности. Твоя комната. Твое личное пространство.

Эти слова подействовали лучше любой приманки. Личное пространство! После того как меня выдернули из моей жизни через тот самый светящийся портал в «Клубе Гармония», это звучало как музыка. Или как обещание туалета, в который тебя не будут сопровождать трое бдительных красавцев. Хотя бы потому что дверь, наверное, слишком узкая для троих мускулистых парней.

— Ладно, — сдалась я, — Но не держи меня за руку. И не смотри на меня так, будто я вот-вот взорвусь. Обещаю, мой режим самоуничтожения сегодня не активирован.

Уголки его глаз лучисто прищурились.

— Обещаю относиться к тебе как к хрустальной вазе. Хотя…, — его взгляд повеселел, — хрусталь обычно не стреляет язвительными комментариями.

— Что вы, я сама нежность, — парировала я, с самым невинным видом поправляя воображаемые завитки,— Просто у меня аллергия на внезапные магические порталы и заявления о судьбе. Чихаю от них язвительно. Это медицинский факт!

Анвар рассмеялся — искренне, громко, и от этого звука по моей коже побежали приятные мурашки. Его смех был настолько заразительным, что я едва сдержала улыбку.

— В таком случае мы настоящие счастливчики, — он сделал изящный жест, пропуская меня вперед, — Большинство девушек в подобной ситуации падают в обморок. А ты... шутишь. Это невероятно.

Ну да, у меня просто всего два режима: "паническая атака" и "саркастичное отрицание реальности". Сегодня явно второй день.

Этот взрыв веселья, казалось, нарушил саму атмосферу в зале. В дальнем углу, у камина, Редгар, не отрываясь от своего фолианта, лишь глубже нахмурил брови, словно смех был досадной помехой его размышлениям. Однако я заметила, как его пальцы слегка постучали по переплету — единственный признак того, что он вообще что-то слушал.

Совсем иначе отреагировал Дамиль. Он лениво развалился на диване, и на его губах играла довольная ухмылка.

— Наконец-то в этих каменных стенах появилось что-то живое, — проронил он, его томный взгляд скользнул по мне, задерживаясь на мгновение дольше необходимого,— Анвар, старина, не припоминаю, чтобы ты так хохотал над моими шутками. Видимо, у нашей гостьи подход тоньше.

Анвар, всё еще улыбаясь, вытер слезу у глаза и покачал головой.

—У нашей гостьи, — передразнил он, подчёркивая слово, — подход свежий. И, должен признать, весьма острый, — Он повернулся ко мне, и его взгляд сиял неподдельным весельем, — Прости за этих невоспитанных. Они просто не привыкли, что кто-то может быть остроумнее их всех вместе взятых.

Редгар наконец поднял тяжёлый взгляд.

—Веселье весельем, но не забывай о правилах, — его голос прозвучал как обледеневшая сталь. Никакой злобы, лишь холодное напоминание.

— О, отстань, старик, — отмахнулся Дамиль, не сводя с меня заинтересованных глаз, — Правила созданы, чтобы их нарушать. А такая девушка явно стоит небольшого хаоса. Не так ли, ласточка?

Я почувствовала, как нарастает азарт. Ну что ж, раз уж начали...

—О, вы даже не представляете с кем связались, — парировала я, — Мой личный рекорд — три скандала, два замечания от начальства и одно бегство от охраны за один рабочий день. Ваши правила, боюсь, для меня не преграда.

Анвар снова рассмеялся, ещё громче прежнего, а Дамиль одобрительно щёлкнул языком.

—Браво! Слышишь, Редгар? Нам достался не хрупкий цветок, а настоящий сорняк, который пробивается сквозь любую броню.

Редгар лишь громко захлопнул книгу. Вставая, он бросил на нас безразличный взгляд.

—Сорняки выпалывают, — прорычал он на прощание и вышел, не посмотрев в мою сторону.

Да уж, кажется, у этого парня серьезные проблемы с коммуникацией. Але, ты зачем притащил меня в свой мир? Чтобы уничтожать взглядом? С этой миссией отлично справлялся мой начальник…

Дамиль проводил его насмешливым взглядом, а затем перевёл его на Анвара и меня.

—Ну, а мы, весёлая компания, продолжим? Не дадим серости этого дня нас поглотить. Анвар, ты как главный по хорошему настроению, не подведи.

—Конечно. Прошу прощения за это... представление, — сказал он мне, и в его глазах читалась искренняя теплота,— Добро пожаловать в наше сумасшедшее логово. Думаю, ты здесь прекрасно приживёшься…

Мы двинулись по коридору, и я не могла не поражаться окружающему пространству. Стены и правда дышали — легкая пульсация была заметна невооруженным глазом. Интересно, если икнуть, они чихнут в ответ? Светящиеся растения извивались вместо ламп, а в воздухе витал аромат чего-то незнакомого и волшебного.

— Это наш холл, — Анвар показал на помещение с диваном размером с мой бывший офис,— Здесь мы собираемся по вечерам.

— Чтобы обсуждать, какую очередную бедную душу притащить в свой мир оборотней? — поинтересовалась я с самым невинным видом.

— Чтобы играть в нарды, — он мягко коснулся моего локтя, помогая обойти торчащий корень растения. Его прикосновение было быстрым, но намеренным, будто он искал любой повод до меня дотронуться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А это? — я кивнула на массивную дверь с резными совами.

— Библиотека. Там есть все, от древних пророчеств до коллекции Дамиля... эээ «искусствоведческой литературы».

Следующую дверь он распахнул с театральным жестом:

— А вот кухня!

У меня перехватило дыхание. Вместо привычной плиты и холодильника — огромный каменный очаг, над которым висели медные котлы, и стеллажи с банками, где переливалось что-то явно магическое.

— Вау, — выдохнула я, — А у вас тут продукты сами по себе не портятся? Не надо стоять в очереди за последней скидкой на курицу?

Боже, я, кажется, в раю. Магическом, с оборотнями, но все же.

Анвар рассмеялся, и его взгляд сиял — ему явно нравилась моя реакция:

— Все растет в нашем саду. Магия сохраняет свежесть. Хотя Дамиль как-то умудрился вырастить тыкву, которая за ним бегала... Долго потом ловили.

Представляю: "Помогите! Тыква сбежала! Она залезла на дуб и оттуда плюется семечками!" Нормальная такая магическая ферма.

Мы вышли из кухни и прошли немного дальше по коридору.

— А это? — я кивнула на следующую дверь в конце коридора, простую и невзрачную.

— Комната Редгара, — Анвар понизил голос почти до шепота, — Вход воспрещён. Там он... медитирует. Или строит козни против соседних кланов. Или пересчитывает свои сокровища. Мы как-то не уточняли.

— Поняла, — кивнула я.

Буду стучать три раза перед входом и приносить дары в виде умиротворяющих трав. Или крепкого алкоголя. Может, сразу и то, и другое?

Когда мы подошли к двери с изящной резьбой, Анвар торжественно объявил:

—А это твои будущие апартаменты!

Я замерла на пороге. Комната была огромной и светлой. Стены персикового цвета, большие окна в пол, но больше всего меня поразила кровать. Настоящее произведение искусства с золотым балдахином и десятками шёлковых подушек.

Прямо как в тех глупых снах, которые я стеснялась себе признаться. Хотя нет, в моих снах балдахин был попроще, ипотека всё-таки. А это... это было похоже на идеально расставленную ловушку. Слишком красиво, чтобы быть правдой.

— Редгар вырезал всю мебель, — сказал Анвар, внимательно наблюдая за моей реакцией, — Каждую деталь вручную.

— Да? Он не похож на того, кто вырезает цветочки, скорее на того, кто делает надгробия... для врагов, — неловко пошутила я, стараясь скрыть охватившее меня замешательство, — Неужели это всё для меня? — прошептала я.

— Для тебя, — он улыбнулся, и в его глазах читалась неподдельная нежность,— Мы готовились к твоему приходу.

“Готовились?” — пронеслось у меня в голове. Когда в последний раз кто-то что-то делал специально для меня? Только Олька с Анькой... Эх, как же там мои девочонки, знали бы они, во что обернулся их подарок на день рождения... "Лен, тебе нужно приключение!" — говорили они. Ну, я и получила. Целое приключение с тремя оборотнями и пожизненной подпиской на магию.

Я подошла к стене, проводя по ней ладонью.

— Так-так... А где тут у вас розетки? Или электричество заменяют магические шарики? — я указала на светящиеся сферы у потолка.

Анвар с легкой улыбкой приблизился:

— Электричества нет. Дом живёт своей жизнью. Просто... пожелай света.

Он сделал плавный жест рукой, и комната озарилась тёплым сиянием.

— Ух ты! — воскликнула я, — А это? — я показала на дверь в углу в ожидании новых чудес. Надеюсь, там не живой унитаз, который с тобой разговаривает.

— У тебя слишком бурная фантазия, Лена, — усмехнулся мужчина, —Там твоя ванная. Вода нагревается сама, стоит только подумать.

— О, наконец-то что-то полезное! — обрадовалась я,— А мыло тут само намыливается? И зубная щетка сама чистит? Ой, нет, это уже страшно.

Анвар неожиданно оказался за моей спиной, сократив дистанцию до пары сантиметров. Я почувствовала его дыхание на своей шее.

— Дом позаботится обо всём, но нужно знать несколько хитростей...

— Хитростей? Это каких... Не скажешь же просто «хочу ванну» и раз? — выдохнула я, стараясь не выдать внезапно участившееся сердцебиение. Хотя если подумать "хочу шампанского", оно тоже появится? Проверить, что ли… После такого стресса мне не помешает немного расслабиться.

— Просто представь, что ты уже в воде. Дом услышит…

— Я тут же закрыла глаза и представила, как лежу в ванне, вода обволакивает…

Послышался всплеск, вода действительно начала наливаться в купель. Я с притворным ужасом вскрикнула и схватилась за голову:

— Стоп! А если я случайно подумаю о цунами? Или о том, как в последний раз перелила ванну и залила соседей? Мы же тут всех не утопим?

— Тогда я буду твоим спасителем, — сказал Анвар, его глаза потеплели, а взгляд становился все более притягательным,— Но ты справишься. Я в тебе не сомневаюсь.

Мы стояли так близко, что я чувствовала исходящее от него тепло. Его присутствие, его улыбка, этот успокаивающий голос действовали на меня….

«ЛЕНА! НУ - КА СОБЕРИСЬ! — просигналил внутренний голос.

— А ты... кто? Я имею в виду, тот, кто будет меня «спасать»? — спросила я, чтобы разрядить напряжение.

Светлые волосы, ямочки... Лиса? Обезьяна? Нет, слишком благородно для обезьяны. Хотя, если подумать, с ямочками... Может, хомяк? Нет, слишком мускулистый для хомяка.

Анвар склонил голову, и его губы изогнулись в загадочной улыбке:

— Леопард. Но не обычный, — его голос стал тише, интимнее,— Я тот, кто предпочитает убеждать, а не нападать.

Ой-ой, что-то мне от его пристального взгляда стало одновременно и жарко, и тревожно. Если он всегда будет смотреть на меня ТАК, то никакие убеждения не понадобятся — я уже готова подписать капитуляцию и попросить автограф.

— Леопард... А другие? Тот, что смотрел на меня как на обед? И ваш угрюмый старший? Тот, что, кажется, пережевывает вместе с едой и мои надежды на спасение?

Анвар загадочно улыбнулся, делая шаг к выходу:

— Это тебе придется узнать у них, так ведь интересней.

Ну да, конечно. Как в том Хэллоуиновском квесте, про который я когда - то читала: “Найди орущий кактус, или Кто не спрятался, я не виноват!”.

Я медленно обошла комнату, ощущая лёгкое головокружение от всей этой ситуации.

«Мамочки, куда же меня занесло и что мне делать! — пронеслось в голове, — Впрочем, если подумать, в моей старой жизни самым захватывающим событием была распродажа в супермаркете... Может, и не так уж плохо?»

Затем я остановилась перед Анваром:

— Ладно, я в сказочной комнате. Но где я вообще нахожусь? Что это за мир? И почему я здесь? Ведь ещё утром я была Леной, которая опаздывала на работу, а не какой-то Ларинет.

И главный вопрос: этот мир платит налоги? Или здесь можно жить без декларации о доходах? Впрочем эти вопросы я решила припасти на последок. Вдруг все же удастся вернуться домой?

Анвар прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди:

— Этот мир называется Гаарда. Здесь магия — часть всего. А ты…, — он сделал паузу, глядя мне прямо в глаза, — ты Ларинет. Избранная нашего рода.

— То есть я не просто случайная гостья? — уточнила я, — Жаль. Быть случайной гостьей как-то менее ответственно. Можно было бы говорить "ой, я тут ненадолго" и делать вид, что не понимаю правил. А теперь, выходит, надо соответствовать…

— Нет, — он покачал головой, — Твой приход был предсказан. Ты — та, кто может укрепить магию нашего рода.

О, отлично. Никакого давления. Всего-то "укрепить магию рода". А я вчера не могла как следует укрепить полку в ванной — она снова упала. Наверное, это знак.

Я села на край кровати, пытаясь осмыслить услышанное. Вот оно что. Меня не просто похитили — меня выбрали. Для какой-то миссии, о которой я ничего не знаю.

Наверное, в старых добрых пророчествах было написано: "Придет она, та, что умеет выбирать спелые авокадо и шутить в стрессовых ситуациях".

— Дай мне немного времени побыть одной, — попросила я, уставившись в загадочное окно из переливающихся пластин. Мои пальцы нервно теребили край платья, — Всё это... немного ошеломляет.

Мне чертовски нужно было остаться в одиночестве, чтобы успокоить безумный рой мыслей в голове. Гаарда... Как они вообще придумали это странное название? Хотя, если подумать, странное тут всё — от светящихся растений, пульсирующих в такт твоему дыханию, до трёх мужчин, утверждающих, что я их «судьба».

— Конечно, — Анвар мягко улыбнулся, его взгляд был тёплым и понимающим, — Я приду за тобой перед ужином.

Когда дверь за ним бесшумно закрылась, я наконец осталась одна.

Совершенно одна в комнате принцессы в мире оборотней.

«Ну что ж, Лена, поздравляю — ты официально попала в сказку. Правда, вместо одного принца на белом коне тебе досталось три оборотня... Ипотека там, работа... А здесь — магия и мужчины, от которых мурашки по коже. Неплохой апгрейд, если подумать.»

Я лениво прошлась по комнате, босые ноги тонули в мягком ковре. Гардероб, ломящийся от платьев моего размера, книжная полка с таинственными фолиантами, мраморная ванна... Всё это казалось нереальным сном. Интересно, а трусы тут тоже магические? Саморегулирующиеся?

После небольшой экскурсии по своим новым владениям я поняла: мне жизненно необходимо смыть с себя не только пыль чужого мира, но и груз старых воспоминаний. И заодно решить, какое из этих невероятных платьев надеть на ужин. И самое главное мысленно подготовиться к виду полуобнажённых мужчин за столом. Это требует душевных сил. И, возможно, тренировки периферийного зрения.

Быстро стянув с себя платье, которое так тщательно выбирала дома, я погрузилась в тёплую, ароматную воду. Пар поднился призрачными клубами, окутывая всё вокруг мягкой дымкой. Что - что, а такой роскошной ванной у меня дома точно нет...

Итак, ладно, что мы имеем? Я в чужом мире, в чужом доме, являюсь парой для чужих мужчин. Так их ещё и трое. Это называется закон подлости — то не одного, то сразу толпа. Ну и на кой черт мне этот зверинец... Хотя, если подумать, в обычном зоопарке за фото с леопардом платят деньги. А тут тебе и фото, и... всё остальное. Бесплатно. Так, Лена, прекрати, ты же не на сафари... О чём я вообще думаю?

Шутки шутками, но мне в первую очередь нужно узнать, что это за мир, его правила и обычаи, и точно ли я не могу вернуться домой? Вдруг они меня обманывают? Они ведь явно не заинтересованы меня возвращать. Им магию надо спасать! Род! Хотя, если честно, возвращаться к отчётам и ипотеке как-то и самой не очень хочется. Но надо же сохранять лицо! Хотя бы первые пару дней.

Интересно, что бы сказала Аня? "Лен, хватай самого старшего — по нему видно, что с деньгами порядок!" А Оля бы добавила: "Нет, того, что с ямочками — он явно будет детей нянчить!" А я бы ответила: "Девочки, а если они все вместе? Что тогда мне делать?" А они бы хором: "Стирать сразу три пары носков!"

Вода вокруг меня бурлила и пузырилась, пуская облачка искрящегося пара. А я всё думала и думала, пока сознание не начало медленно уплывать...

Значит, Анвар — леопард. Но кто тогда другие? Тот угрюмый молчун — определённо волк. А второй... тот, что смотрел на меня как на десерт... Ох, сколько загадок. Наверное, тигр. Или гиена. Нет, гиены не такие красивые. Кто же ещё смотрит на женщин как на десерт? Муравьед? Нет, опять не то.

Пролежав в ванной минут десять, а может и больше, я почувствовала, как мысли начали постепенно испаряться. Горячая вода и аромат цветочных масел опьяняли, веки становились тяжёлыми, и я сама не заметила, как погрузилась в лёгкую дремоту.

Проснулась от лёгкого, почти невесомого поглаживания по плечу. Открыв затуманенные сном глаза, я столкнулась с горящими лукавыми жёлтыми глазами. В первую секунду сознание отказывалось понимать, где я и кто этот незнакомец, склонившийся над моей ванной. Что? Кто? Почему в ванной ко мне прикасается незнакомый мужчина? А, ну да. Мир оборотней. Магия. Судьба на троих. Логично.

Пока мой мозг работал, словно заторможенный механизм, мужчина времени зря не терял. Не дав мне опомниться, он одним стремительным движением приблизил своё лицо к моему. Его губы обрушились на мои. Поцелуй был резкий, оглушающий, полным первобытной уверенности, и от этого по моему телу разливался опасный, сладкий яд...

Мамочки, что происходит?

Удивлённо вытаращив глаза, я могла только хлопать ресницами и взлетать, в первые мгновения не понимая, что происходит. Так, так, так... Это что, местный этикет? Или это такой тест на профпригодность Избранной?

Дамиль, а это был именно он, не ждал моего разрешения — он брал, захватывал, покорял. Его руки впились в мои плечи, приковывая к месту. Язык грубо вторгся в мой рот, и в этом не было ничего нежного — лишь чистый, необузданный голод, заставляющий цепенеть и плавиться одновременно. Я инстинктивно приоткрыла рот — исключительно для возмущения! Честное слово..., но это лишь дало ему возможность погрузить свой язык ещё глубже.

Его поцелуй был словно укус —жесткий, властный, не терпящий возражений. И я... я не возражала. Потому что, чёрт побери, в этой грубой силе была своя, тёмная притягательность! Но, мужчина, мы только что познакомились! Хотя, если подумать, в старые добрые времена знакомились утром, а к вечеру уже свадьба. Может, тут такие нравы? "Позвал в свой мир — целуй, как в последний раз!"

Его губы, обжигающие и безжалостные, переместились на шею, оставляя на коже не просто следы, а будто отметины. Он не пробовал — он поглощал, теряя контроль, сметая все преграды на своём пути лавиной чистой, ничем не сдерживаемой страсти. Его пальцы впились в мои бёдра с такой силой, что должно было быть больно, но вместо боли рождалось странное, головокружительное упоение. Дыхание спёрло, низ живота сжало тягучей, тёплой волной. Казалось, в жилах течёт не кровь, а расплавленный металл. Своим поцелуем Дамиль не пробуждал — он взрывал всё самое тёмное и порочное, что таилось в глубине моей души. Было ощущение, что меня околдовали, потому что не было сил оттолкнуть его, не было даже мысли о сопротивлении...

Пока в полумраке ванной я не увидела его глаза. Они горели неестественным жёлтым светом, а зрачки... они были не круглыми, а узкими, как две чёрные щели.

Вертикальными. Змеиными.

Мысль пронзила сознание с леденящей ясностью: Змея. Он змея.

Всё внутри мгновенно оборвалось. Вместо жара — ледяной ужас. Детские кошмары, панический, иррациональный страх, заложенный глубоко в подкорке, вырвался на свободу. Картинки из энциклопедий, мерзкие, скользкие твари, шипение...

— АААААААААА! — оглушительный, животный крик вырвался из моей груди.

Я дёрнулась с такой силой, с какой, казалось, не способно моё тело. Мои руки, действуя на чистом инстинкте, с силой оттолкнули его грудь. Не ожидая такого яростного сопротивления, Дамиль потерял равновесие. С оглушительным всплеском он опрокинулся назад, и его тело, тяжёлое и не готовое, покачнулось и рухнуло, погружая нас обоих под воду на мгновение, которое показалось вечностью.

— АААААА! — заорала я ещё громче, выныривая и захлёбываясь водой и паникой, отчаянно скидывая с себя обескураженную тушу.

Вода вокруг нас забурлила, став ареной нашего безумного танца. Его руки, сильные и цепкие, скользнули по моему мокрому телу, пытаясь удержать, но чистый адреналин и животный ужас сделали меня неудержимой. Я была как пантера — скользкая, быстрая и абсолютно неуправляемая.

Перед глазами стояли его зрачки. Змея. Он змея. Я с детства до ужаса боюсь змей!

Как я выпрыгнула из ванной, даже не спрашивайте — на чистом энтузиазме и страхе перед чешуйчатыми тварями. И — о чудо! Я даже не поскользнулась на мокрой плитке, что считаю своим величайшим достижением в этот сумасшедший день! Я успела схватить первое, что попалось под руку — огромное пушистое полотенце, прикрываясь им, как щитом.

— Ты...! Ты! — кричала я, потеряв все свое красноречие.

И в этот самый миг дверь в ванную с грохотом распахнулась, от удара о стену задрожали стены. На пороге, залитые светом из спальни, застыли две фигуры.

Анвар стоял с лицом, искажённым тревогой. Его взгляд мгновенно метнулся от моей мокрой, трясущейся фигуры, закутанной в полотенце, к ванне, и его обычно добрые глаза расширились от шока.

Редгар... Весь его вид источал ярость. В его мощной руке был зажат огромный боевой топор, лезвие которого холодно поблёскивало. Его взгляд, тяжёлый и оценивающий, медленно скользнул по мне, по луже воды на полу, а затем уставился в центр комнаты. Его брови поползли вверх, а губы сжались в тонкую белую ниточку. Казалось, воздух вокруг него закипал от сдержанного гнева.

А там, в моей роскошной купели, медленно поднимался, отряхиваясь от капель, как ни в чём не бывало, совершенно нагой Дамиль. Вода стекала с его тёмных волос, а на его губах играла та же самая надменная, хищная улыбка. Он даже не смутился. Он выглядел так, будто эта сцена доставляла ему извращённое удовольствие. И тут же из его груди вырвался смех — не тихий и бархатный, а громкий, раскатистый.

Наступила мёртвая тишина, нарушаемая только моим прерывистым, истеричным дыханием, тихим плеском воды и этим дурацким, оглушительным хохотом.

— Объяснись, — прорычал Редгар, и его голос прозвучал как удар хлыста. Топор в его руке пришёл в лёгкое движение.

Дамиль, всё ещё хохоча, провёл рукой по лицу, сметая воду.

—Что объяснять? Знакомлюсь с нашей... избранной, — он растянул последнее слово, его змеиные глаза блестели весельем, — Очень... отзывчивая девушка.

Анвар шагнул вперёд, его лицо выражало целую гамму чувств — от беспокойства до разочарования.

—Дамиль, ты перешёл все границы. Ты напугал её.

— Я? — тот притворно удивился, широко раскрыв глаза, — Кто кого еще напугал! ? Она сама набросилась на меня с криками! Я всего лишь хотел принять ванну…

Я онемела от такой наглости. Моя челюсть отвисла, и я лишь беспомощно прошипела, оборачивая полотенце покрепче:

—Ты... ты... я тебе сейчас…, эти твои змеиные глазки...

Редгар перевёл тяжёлый взгляд на меня, затем на Дамиля, и с глухим стуком воткнул топор в дверной косяк.

—Хватит! Дамиль — выходи. Ты — одевайся, — он кивнул в мою сторону, — Ужин через полчаса. И чтобы к тому времени все были в приличном виде и в здравом уме.

С этими словами он развернулся и вышел.

Анвар на мгновение задержался, его взгляд встретился с моим. В его глазах читались извинение и обещание всё исправить. Затем он, сжав губы, вышел вслед за Редгаром, оставив меня наедине с хохочущим наглецом в ванне и чувством полнейшей абсурда.

Ну что ж... определённо, этот ужин обещал быть интересным.

Глава 5

Светящиеся сферы у потолка мягко мерцали, отражаясь в позолоченных рамах картин, где застывшие магические пейзажи словно дышали тихой жизнью. Я стояла перед зеркалом в своей новой комнате, критически оценивая свое отражение. Всего час назад здесь разыгралась та дурацкая сцена с Дамилем в ванной... Как я его выгоняла лучше не спрашивать. Скажу лишь одно: в этом мире мне срочно нужно обзавестись метлой. Или чем тут вообще принято выгонять неугодных женихов? Волшебной шваброй?

Ладно, отставить глупые мысли!. Пора превращаться из мокрой курицы в птицу-феникс.

Я прошлась вдоль гардероба, пальцы скользили по тканям: шёлк, бархат, парча. Слишком скромно... Слишком вычурно... А вот это… ходячий соблазн. А что? Пусть у них тоже слюнки текут, а не только у меня!

Платье облегало фигуру так, будто его шили именно на меня, с умопомрачительным вырезом на спине и разрезом на бедре. Что ж, если уж быть «укрепителем рода», то делать это нужно стильно.

Я подошла к туалетному столику, где среди флаконов с духами обнаружила нечто, напоминающее косметику. Окей, магический макияж... Надеюсь, тут есть режим «естественная красота», а не «авария на блёсточной фабрике»». Я осторожно поднесла к глазам кисточку с мерцающей пудрой. Главное не моргнуть, а то, не ровен час, окажусь с макияжем как у панды.

Закончив с макияжем, я принялась за волосы. В моём мире для такой прически мне понадобился бы стайлер, лак и молитва. А здесь… Здесь я просто подумала, как хочу уложить волосы, и они послушно улеглись в элегантную укладку с несколькими завитками, спадающими на плечи.

Чёрт, а это удобно! Жаль, что в моём мире так нельзя было, сэкономила бы на салонах красоты.

Ну что ж, Лена, — сказала я себе, любуясь своим отражением, — либо ты сейчас выйдешь и покажешь им, что не испугалась их зверинца, либо будешь прятаться здесь до следующего нападения хама в ванной. Выбор очевиден: от змея в ванной переходим к ужину с тремя джентльменами. Посмотрим, кто кого переиграет!

В дверь мягко постучали. На пороге появился Анвар. Так, так, — подумала я, подозрительно осматривая мужчину, — подослали ко мне самого милого, значит. Хотя, если честно, я просто не могла не осматривать его, выглядел он чертовски привлекательно. На этот раз в темных брюках и просторной рубашке, которая лишь подчеркивала его атлетическое телосложение.

Его глаза удивленно расширились при виде меня:

— Ты выглядишь…, — он замялся, и я заметила, как он сглотнул.

— Как живое доказательство того, что ваш «укрепитель рода» имеет неплохой вкус? — закончила я за него с улыбкой.

Анвар рассмеялся, и этот звук снова вызвал у меня приятное волнение. .

— Вообще-то я хотел сказать восхитительно, но твой вариант тоже неплох. Готова к ужину? Остальные уже ждут.

— А у меня, собственно, есть выбор? — бурчала я, выходя в коридор, — Я тут вроде как прохожу экспресс-курс в избранные.

Когда мы вошли в столовую, у меня перехватило дыхание. Комната была огромной, с высокими сводчатыми потолками, по стенам висели гобелены с изображениями мифических существ, которые, казалось, следили за нами своими вышитыми глазами.

Но больше всего поражал стол — массивный дубовый, ломящийся от блюд, которые явно были созданы с помощью магии. Одно блюдо искрилось, как рассыпанные звезды, другое медленно меняло цвет от нежно-розового до золотистого, а от третьего и вовсе поднимался легкий ароматный туман.

Редгар и Дамиль уже сидели за столом. Редгар — как всегда с каменным лицом, весь в черном. Дамиль... Боги, он выглядел так, будто только что сошел с обложки журнала для грешников. Его темные волосы были слегка растрепаны, а в глазах читалась смесь любопытства и вызова. И, слава богу, они снова стали как у обычного человека, что не могло меня не радовать.

— Наша драгоценная гостья соблаговолила присоединиться к нам, — произнес Дамиль, его губы тронула хищная улыбка, — Мы уже начали волноваться, что ты решила устроить голодовку в знак протеста против совместного купания.

— И лишить вас удовольствия моего общества? — парировала я, занимая место между Анваром и Редгаром, — Ни за что! К тому же, я слишком голодна. После сегодняшних приключений мне нужно восстановить силы. И нервы.

Редгар лишь кивнул, его внимательный взгляд скользнул по мне, будто оценивая потенциальную угрозу, после чего сухо произнес:

—Приступим.

Мужчины молча принялись поглощать еду, пока я изучала их украдкой. Анвар сидел слева от меня расслабленный, но внимательный. Он тотчас пододвинул поближе ко мне различные блюда, терпеливо объясняя, что и из чего сделано. Редгар справа напряженный, как струна, но я заметила, как его взгляд на мгновение задержался на открытой спине моего платья. А Дамиль напротив — весь из себя довольный и загадочный, как кот, съевший сметану. И это было очень, очень подозрительно.

— Этот пирог... — я указала на блюдо, от которого шел легкий пар, — Он точно не взорвется? У меня уже был сегодня один водный инцидент. Второй пиротехнический сюрприз будет явно лишним. Моя страховка от магических ЧП еще не оформлена.

— Только если неправильно его разрежешь, — голос Дамиля прозвучал прямо у моего плеча.

Я вздрогнула, не заметив, в какой момент он ко мне приблизился. Расстояние было настолько малым, что я отчетливо ощущала тепло, исходящее от него и уловила терпкий запах: нотки древесины и чего - то неуловимо притягательного. Интересно, это его естественный аромат "Eau de Змей" или он специально так душится для устрашения... или соблазнения?

— Но не волнуйся, — он мягко взял мою руку в свою. Его пальцы оказались удивительно нежными для таких сильных рук, — Я покажу. Я ведь не только спец по ваннам.

— О, я уже в курсе, — усмехнулась я, — Но если ты снова попытаешься меня поцеловать, я использую вилку. Не для еды.

Дамиль наклонился ближе, почти закрывая меня своим телом. Его губы оказались совсем рядом с моим ухом, дыхание обожгло кожу.

— Видишь, под таким углом... — его рука уверенно направляла мою, демонстрируя нужное движение, — Все дело в точном нажатии. Слишком слабо — не получится. Слишком сильно…, — он сделал паузу, и его губы коснулись мочки моего уха, — ...и все взорвется. Как и с тобой, я подозреваю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Моё сердце забилось как сумасшедшее, и не в груди, а уже где -то у самого горла. Я застыла неподвижно, а от его дыхания по телу разливалась волна, будто тысячи невесомых иголочек касались кожи, пробуждая внутри трепет.

— Знаешь, в моём мире есть поговорка: "Если не можешь предотвратить взрыв — возглавь его". Так что, если уж на то пошло…, — я обернулась к нему, и вдруг оказалось, что между нами было лишь одно дыхание, лишь трепет ресниц, лишь неуловимая грань.., — ….я предпочту быть тем, кто нажимает на кнопку.

В хищных глазах мужчины зажегся огонек: яркий, жадный, неотвратимый. Всего сантиметр разделял нас, но в этом крошечном пространстве уже бушевало невидимое пламя. Его взгляд прожигал меня насквозь, обещая и угрозу, и нечто неизъяснимо притягательное.

—О, я в тебе не сомневался, — его пальцы слегка сжали мои, — Но взрывать что-то в первую же ночь... Разве это не слишком банально для такой... необычной девушки? Хотя, — он прищурился, — учитывая твою реакцию в ванной, тебе явно нравится всё, что связано с водой и взрывами.

Вот так наглость! Во мне тут же закипела буря — возмущение, смущение и досада смешались в один гремучий коктейль. Щёки предательски вспыхнули, а сердце принялось колотиться так, будто пыталось вырваться из груди и дать ему по морде за это напоминание. Реакция в ванной! Да я чуть не поседела от его змеиных глаз, а он это называет «реакцией»!

Но вместе с яростью по телу разлилась и та самая, предательская теплота — воспоминание о его властном поцелуе, о грубоватой нежности его рук, о том, как всё внутри оборвалось и застыло в тот миг. Чёрт возьми, это было... интересно…. И, если уж быть до конца честной, чертовски захватывающе.

— Дорогой, то, что было в ванной, называется самооборона, — прозвучал мой голос, на удивление ровный, хотя внутри всё дрожало, — а не страстная прелюдия.Научись различать, Казанова. Или у вас здесь принято путать панику со страстью?

Редгар лишь хмыкнул, явно собираясь прервать наш словесный поединок, но Анвар, вечный миротворец, опередил его. С видом святого, разнимающего дерущихся котят, он наполнил мой хрустальный фужер жидкостью, в которой танцевали миллионы лунных искр.

— Пожалуйста, давайте сохраним стены и фарфор в их первозданной красоте, — его голос был мягким, примирительным. — Попробуй лунный нектар, Лена. Говорят, он... усмиряет бунтарский дух.

«Как это «усмиряет»? Мой дух нужно поднимать!» — мелькнуло у меня в голове, когда я принимала фужер.

Хрусталь был прохладным и удивительно гладким. Внутри переливалась таинственная жидкость — не просто золотистая, а будто сотканная из самого лунного света, с пузырьками, вспыхивающими, словно крошечные звезды.

«Ну, если отравят, то хотя бы красиво», — с горьковатой иронией подумала я, рассматривая искрящийся эликсир.

— Обещаю вести себя... примерно до конца ужина, — пообещала я, нарочито медленно проводя пальцем по ножке бокала и бросая вызов Дамилю взглядом. Чтобы подкрепить слова, я взяла с блюда кусочек загадочного мяса, переливавшегося всеми цветами радуги. — Кстати, а что это за диковинка? Оно случайно не кусается?

— Это мясо феникса, — с невозмутимым видом прокомментировал Дамиль, наблюдая, как я осторожно исследую вилкой перламутровые переливы. — Ядовито только для тех, у кого скучные фантазии. — Его томный, насмешливый взгляд скользнул по моему декольте, задерживаясь на секунду дольше приличного. — Но тебе, похоже, бояться нечего.

— А ты уверен, что готов к последствиям, если мои фантазии вдруг воплотятся в жизнь? — парировала я, наконец отправляя в рот соблазнительный кусочек.

И... о боги. Оно буквально растаяло на языке, взрываясь каскадом незнакомых, но божественных вкусов — то дымных, то сладковатых, с легкой перчинкой, щекочущей нёбо.

— Вау! — вырвалось у меня, пока я с наслаждением проглатывала неземную нежность. — Вы точно не хотите открыть филиал на Земле? «Три оборотня и десерт» — звучит как название хитового ресторана! Я бы стала вашим самым верным клиентом. Хотя, — я кокетливо покачала бокалом, заставляя лунные искры танцевать, — учитывая, что я уже здесь, похоже, я и так им стала.

Анвар рассмеялся, и его предательские ямочки снова вышли на прогулку.

—Наше место здесь, Лена. Как и твое, собственно.

— Ага, «как и мое», — задержала я на нем взгляд, чувствуя, как нарастает игривое настроение, — Знаете, в моем мире это называется похищение. Но если при этом кормят такой едой и окружают такими мужчинами… Возможно, я просто недооценивала профессию похищенной принцессы.

С этими словами я, наконец, поднесла фужер с лунным нектаром к губам. Первый глоток был обманчиво прохладным и сладким, с терпким послевкусием специй, щекочущих нёбо. Приятное тепло начало разливаться по жилам, неторопливой волной.

Почти инстинктивно, движимая внезапно проснувшейся жаждой, я сделала второй, более глубокий глоток. И вот тогда нектар раскрылся по-настоящему.

Сладость на языке сменилась бархатным, обволакивающим жаром, который медленно пополз вниз по горлу, оставляя за собой шлейф из цветочной пыльцы, тающего мёда и чего-то неуловимо пряного. Тепло из приятного ощущения превратилось в томную, ленивую волну, накатившую на меня целиком, от кончиков пальцев, вдруг ставших удивительно чуткими, до затылка, где заструилось легкое, пьянящее головокружение.

Мир не взорвался красками — он поплыл, заколебался, стал мягким и податливым, как шелк. Звуки отдалились, зато каждое прикосновение воздуха к коже ощущалось с болезненной остротой.

И в этот самый момент, пока я с полузакрытыми глазами наслаждалась этим внутренним пожаром, в столовой повисла звенящая тишина.

Я медленно опустила бокал, чувствуя, как хрусталь стал невесомым в моих дрожащих пальцах, и обвела взглядом стол...Три пары глаз были прикованы ко мне с почти болезненной интенсивностью.

Анвар, обычно такой непринужденный, смотрел на меня, затаив дыхание, с немым вопросом в глазах. Дамиль откинулся на спинку стула, и на его губах играла хищная, знающая улыбка, а взгляд был таким тяжелым и оценивающим, что по коже побежали мурашки. Даже Редгар... великий и ужасный Редгар отложил нож и смотрел на меня с непривычной, пронзительной сосредоточенностью, будто видел впервые.

Подвох. Здесь определенно был подвох.

Но осознать это я смогла лишь на секунду, потому что нектар начал свое дело.

Сначала по телу разлилось томное, обволакивающее тепло, словно меня окунули в ванну с дорогим коньяком. Потом мир взорвался красками и звуками. Я вдруг могла различить каждый аромат в комнате: запах старого дуба, пыли на гобеленах, дыма из камина. Но главное — я почувствовала их.

От Анвара веяло теплом летнего леса, и мне дико захотелось прикоснуться к его руке, вдохнуть этот запах глубже. От Дамиля исходил опасный, пряный холодок, от которого сводило живот и кружилась голова. Его насмешливый взгляд стал невыносимо притягательным. А Редгар... от него исходила почти осязаемая аура силы и власти, заставлявшая сердце биться чаще. Мне страстно захотелось сорвать с его лица маску невозмутимости и увидеть, что скрывается за ней.

— Что... что это был за напиток? — прошептала я, и собственный голос показался чужим, низким и томным.

Внутри все пело и плавилось. Страх растворился в накатывающей волне какого-то дикого, сладостного блаженства. Я чувствовала себя раскованной, смелой, желанной и... жаждущей.

Рука сама дрогнула, и я с глухим стуком поставила бокал на стол, чувствуя, как предательски дрожат пальцы. Хрусталь звякнул, нарушая тишину, но уже не мог разорвать заклинание, сгустившееся в воздухе.

Анвар первым отвел взгляд, с внезапным интересом изучая узор на скатерти. Редгар громко, почти демонстративно, откашлялся. А Дамиль не сводил с меня глаз. Он медленно поднял свой бокал в мою сторону.

— Кажется, нектар наконец-то помог тебе... расслабиться. И, должен сказать, результат впечатляет, — произнес он, и его голос обволок меня, как бархатная ночь.

Они подмешали мне что-то. Эти трое... что они со мной сделали?

Мысль пронзила сознание острой иглой. Я должна была кричать, требовать ответов, бежать... Но тело наполнялось томной истомой, противной и сладкой одновременно. Каждая капля нектара на языке казалась опасной, запретной — и оттого еще более желанной. «Нет, это не я, это напиток», — пыталась убедить я себя, но это была слабая, беспомощная ложь.

Взгляд Анвара был полон обещаний безопасности. Предатель, — прошептало сознание. Он знал. Он точно знал. И все же мне дико хотелось ощутить его кожу под пальцами.

Взгляд Дамиля прожигал насквозь. Змей. Я должна была ненавидеть его. Но вместо отвращения по телу разливалась странная теплота при воспоминании о его губах. Это желание пугало больше всего.

А Редгар... Его молчаливое присутствие всегда было угрозой. Но сейчас аура силы, исходящая от него, манила, как огонь мотылька. «Остановись», — кричал внутренний голос, но тело не слушалось, отвечая на его взгляд дрожью.

«Беги, пока не поздно», — настаивал разум.

Но нектар уже сделал свое дело — страх смешался с возбуждением, отвращение с любопытством. Воздух в столовой сгустился, наполнившись невысказанными обещаниями.

Игра началась по-настоящему. И я с ужасом понимала, что уже не могу и не хочу из нее выходить.

Глава 6

Лунный нектар пьянил, но не лишал рассудка. Он был как набегающая волна: сначала легкая дурманящая теплота, затем нарастающий прилив, смывающий осторожность. Каждая выпитая капля капля пробуждала во мне что-то дремавшее, первобытное.

Я чувствовала гулкое биение своего сердца, тревожные вздохи, пробегающие по коже мурашки. И сильнее всего — натянутую, как струна, связь с тремя мужчинами, чьи присутствие ощущалось физически.

Дамиль наблюдал за мной с ленивым, но невероятно интенсивным интересом. Его пальцы медленно выводили по краю бокала узоры, и мне казалось, что эти же узоры он рисует на моей коже — невидимо, но ощутимо.

— Скажи, Ларинет, — его голос был тихим, но каждое слово падало прямо в душу, проникая в самые потаенные уголки, — Ты когда-нибудь задумывалась, на что способна твоя плоть? Не та, что прячется под одеждой, а та, что откликается на зов луны? Та, что поет, когда к ней прикасается магия? Та, что может вместить всю нашу жажду?

Я молчала, не в силах отвести взгляд, чувствуя, как его слова разжигают во мне ответный огонь. Он говорил не о похоти. Он говорил о чем-то гораздо более глубоком и древнем.

— Не пугай ее, Дамиль, — мягко вмешался Анвар. Его присутствие ощущалось как теплая, прочная стена, готовая принять на себя любой удар, но также и как нежное обещание безопасности посреди бури.

— Я не пугаю, — парировал Дамиль, не сводя с меня глаз, его взгляд пылал темным огнем, — Я спрашиваю. Интересно, что скрывается за этой маской сарказма. Готов ли этот хрусталь, наконец, показать, насколько он прочен? Или... горяч? Способен ли он расплавиться от нашего жара?

Его слова были игрой, вызовом, шепотом искушения. И самое ужасное, что мне хотелось его принять, отдаться этому нарастающему вихрю. Эликсир не лишил меня воли, он давал смелости услышать собственные желания, признаться себе в том, что я хочу этой бури.

— Может, хватит слов? — наконец выдохнула я, и мой голос прозвучал чуть хрипло от нахлынувших чувств, — Ты так много говоришь, змей, но только жалишь языком.

В его глазах вспыхнул настоящий огонь, а на губах появилась та самая, хищная и довольная улыбка, обещающая исполнение всех тайных фантазий. Он медленно поднялся и обошел стол, ни на секунду не прекращая смотреть на меня. Каждый его шаг отзывался внутри меня глухим стуком, будто он шел не по полу, а по моей душе.

Я ждала, что он схватит меня в охапку, грубо притянет к себе, но…

Он остановился в сантиметре, не касаясь меня. Его дыхание смешалось с моим. Воздух зарядился напряжением. И тогда он поднял руку и лишь кончиками пальцев, с невероятной, почти болезненной нежностью, коснулся моей щеки.

Это прикосновение было обжигающим. Не грубым, но властным. Оно парализовало меня. По моему телу пробежала судорога, и в воздухе словно запахло грозой.

— Слова, — прошептал он, я чувствовала исходящее от него тепло и дикий, пряный аромат его кожи, — это лишь шелуха. Но раз ты просишь...

Его пальцы скользнули ниже, к уголку моих губ, заставив их дрогнуть.

— Ты это чувствуешь, Ларинет? — его шепот был полон торжества и темной радости, — Этот огонь в крови? Эту пустоту, что требует заполнения? Эту связь, что тянется между нами, как натянутая струна, готовая лопнуть от напряжения? Это не я. Это ты. Это твоя сущность говорит с нашей. Твоя душа жаждет нашего прикосновения.

Я замерла, вслушиваясь в его слова, в стук собственного сердца. И правда, сквозь опьяняющую дымку я ощущала нечто большее, чем просто желание. Я чувствовала их. Не просто трех мужчин, а три силы : неспокойную, бурлящую, почти яростную энергию Дамиля, спокойную, неумолимую, всепоглощающую мощь Анвара, и холодную, враждебную, но оттого не менее манящую силу Редгара. И я чувствовала, как во мне что-то отзывается на них, жаждет их, тянется к ним, хочет быть поглощенной этим вихрем.

Я зажмурилась, пытаясь совладать с бурей внутри, с этим водоворотом страха, стыда и пьянящего возбуждения. И в этот момент почувствовала другое прикосновение. Теплое, тяжелое, несущее в себе уверенность и покой. Рука Анвара легла на мое плечо, не сдерживая, а поддерживая.

— Не бойся, — сказал он тихо, и его голос был как якорь в бушующем море моих эмоций, — Это часть тебя. Та, что всегда была с тобой. Мы лишь помогли ей проснуться. Это то, что чувствуем мы. С того момента, как ты появилась в нашем мире. Теперь мы на равных. Ты не одна.

Эти слова прозвучали как удар гонга, отозвались эхом во всем моем существе. Они были правы. Внезапно я осознала, что все это время была не просто пассивной жертвой обстоятельств. Я была частью этого уравнения, этого танца. Мои шутки, мой гнев, мое любопытство, все это било по той самой «струне», что связывала нас, заставляя ее звучать все громче.

Я больше не была пленницей. Я была... участницей. Союзницей. Женщиной, стоящей перед выбором, и сердце мое уже сделало его.

Я открыла глаза и встретилась взглядом Редгара. Он молча сидел на своем месте, и его темные, бездонные глаза были прикованы ко мне. В них не было ни одобрения, ни порицания. Лишь холодная, неумолимая констатация факта, оценка и... ожидание. Он видел то, что происходило на самом деле, не любовную сцену, а пробуждение нашей истинной связи.

И в этот миг все сомнения исчезли. Дамиль был прав — это была я. Моя жажда, моя сила, мой выбор. Я хотела этого. Хотела их.

Когда его губы, наконец, коснулись моих, это не было насилием. Это было соглашением, клятвой, скрепленной жаром дыхания. Мои руки сами поднялись и вцепились в его плечи, не чтобы оттолкнуть, а чтобы притянуть ближе, ощутить всю твердость его мускулов под тонкой тканью рубашки.

Его поцелуй был властным, требовательным, полным невысказанных обещаний, и я отвечала ему с той же яростью, чувствуя, как где-то глубоко внутри что-то замыкается, и магия начинает течь по новому руслу, соединяя нас. Я закрыла глаза, погружаясь в ощущение, во вкус его губ, в этот момент чистого, ничем не сдерживаемого желания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А потом мир покачнулся, поплыл.

Мы больше не стояли в столовой. Мы лежали на огромной кровати, в моих покоях, в центре комнаты. Теплый свет магических сфер мягко освещал комнату, окутывая все золотистым сиянием, вместо холодного лунного сияния из окна столовой. Воздух был напоен ароматом цветов и чем-то еще, сладким и пьянящим, запахом самой страсти.

Ощущение было странным — не как при падении, а как при погружении в теплые воды. Один миг — я чувствую холодный камень столовой под ногами, следующий — шелк простыней под обнаженной кожей. Мы лежали на огромной кровати в моих покоях. Теплый свет магических сфер окутывал комнату золотистым сиянием, а воздух был густым и сладким, словно сама страсть имела аромат.

— Что... Как мы...? — вырвалось у меня, я ошеломленно оглядываясь, чувствуя, как шелковые простыни ласкают мою кожу.

Дамиль лежал рядом, опершись на локоть. Его улыбка была хищной и довольной.

— Дом заботится о своих обитателях, — его пальцы лениво, но властно провели по моей руке, оставляя за собой след из мурашек, — Особенно когда желания... столь единодушны. Он чувствует нас. Чувствует тебя.

— А где Редгар? — прошептала я, замечая отсутствие третьей, самой напряженной энергии.

— Он там, где должен быть, — голос Анвара прозвучал мягко. Он стоял у кровати, и в его глазах читалось понимание, — У всего свое время. Сейчас... это только для нас.

— Какое еще время….

— Хватит болтать, Лена, пора чувствовать, — прошептал Дамиль, и его губы коснулись моей шеи, — Я так долго ждал момента, когда смогу снять с тебя все эти глупые одежды и узнать, какая ты на вкус….

И я почувствовала. О, как я почувствовала, когда он, не дав мне договорить, снова привлек меня к себе. Он, как настоящая змея, оплел меня своей энергетикой, своим желанием, и у меня не было ни малейшего желания сбежать, да я и не хотела.

Боги, это действительно происходит..., — пронеслось в голове, когда его тело прижалось к моему.

Он прижал меня к кровати и набросился с новым, еще более жарким поцелуем, в котором было все — и голод, и торжество, и обещание. Властный нажим, и его язык вновь вторгся в мой рот, исследуя, заявляя права, пробуя на вкус, как будто хотел запомнить меня всю.

Его шершавые ладони скользили по моему телу, изучая и запоминая каждый изгиб, каждую впадинку, сжигая своим прикосновением.

— Ты слаще, чем я представлял, — прошептал он, разрывая поцелуй, — О, тебе нравится, когда я делаю вот так? — он провел пальцами по моему боку, и я вздрогнула.

Я могла только стонать в ответ, когда его губы снова нашли мои. Мои руки инстинктивно обвились вокруг его шеи, но это было скорее попыткой удержаться в реальности, чем активным участием.

Дамиль не торопился, он был наслаждением и пыткой одновременно, исследуя каждый сантиметр, заставляя меня трепетать в ожидании. В какой-то момент я почувствовала, что мое платье уже сползает вниз по бёдрам, и прохладный воздух коснулся обнаженной кожи.

— Боги, как ты прекрасна, — тихо сказал Анвар, и его восхищенный шепот заставил меня смущенно отвернуться.

Когда платье бесшумно соскользнуло с меня, я зажмурилась, чувствуя, как жар разливается по щекам. Мелкая дрожь прошла по всему телу — и от холода, и от возбуждения, которое достигло уже невероятного накала. Тягучее, тянущее напряжение внизу живота скрутилось в тугой, болезненно-сладкий узел, заставляя меня выгибаться и тянуться к их рукам, к их губам, умоляя о продолжении. Я уже знала, каково это — быть в их власти, и это знание было пьянящим.

С глухим, победным стоном Дамиль оторвался от моих губ, посмотрел на меня своими змеинными глазами, которые теперь не пугали меня.. Его рука скользнула на мой затылок, крепко удерживая и не давая возможности отстраниться, а пальцы другой руки ловко отодвинули краешек бюстгальтера.

Я вскрикнула, когда его горячий, влажный язык коснулся соска, который моментально затвердел, отозвавшийся на прикосновение волной огня. Вобрав его в рот и немного оттянув, Дамиль начал тягуче, смачно посасывать, и каждый звук, каждое движение его языка заставляли меня гореть. Глухо застонав, я выгнулась дугой, предлагая ему больше. Мои руки все еще цеплялись за простыни, будто ища опору в этом водовороте страсти.

Мужские губы оставляли на коже обжигающие, влажные поцелуи, будто выжигая на ней свои знаки. Целуя мою шею, Анвар начал спускаться все ниже, к ключице, которую он легонько, но ощутимо куснул, вызвав смесь щемящей боли и сладкого удовольствия.

Оставшееся на мне нижнее белье исчезло в мгновенье ока, растворенное магией или просто его ловкими руками — я уже не понимала. Меня раздели быстро и проворно, не дав мне вынырнуть из тумана желания, оставив полностью обнаженной и уязвимой перед их голодными взглядами.

От избытка чувств я забыла, как дышать, полностью растворившись в океане новых, огненных ощущений. Руки Дамиля были везде, он методично, с умением истинного знатока, сводил меня с ума, не давая четко сконцентрироваться ни на одном, переполняя чувствами. Только что он ущипнул меня за сосок, посылая по телу разряд молнии, а через секунду его ладони с особой яростью мяли мои ягодицы, и звонкий шлепок отозвался в тишине комнаты, распаляя еще сильнее. Еще через минуту его длинные, умелые пальцы скользнули между моих ног, растягивая мои влажные, готовые складочки и даря мне головокружительное, пронзительное ощущение полноты и предвкушения.

На один короткий, томительный миг все ласки прекратились, а его сильные руки по-хозяйски, уверенно раздвинули мои бёдра в стороны, крепко фиксируя их в таком откровенном, подчиненном положении.

— Расслабься, маленькая, — послышался соблазнительный, шипящий шепот этого змея-искусителя, его речь теряла четкость, выдавая его собственное возбуждение, — Мы не сделаем тебе больно. Мы дадим тебе наслаждение, какого ты не знала…

Я почувствовала, как чей-то другой, незнакомый, но до боли желанный язык размашисто, уверенно прошелся по моим влажным, пылающим складочкам, заставляя все внутри сжаться от резкого, сладкого спазма.

— Ах! — крик чистого удовольствия вырвался из меня, и мои бедра сами потянулись навстречу ласкам. Это Анвар... его ласки такие нежные...

Настойчивые, горячие губы тем временем припали к чувствительной, набухшей горошине, нежно посасывая и оттягивая ее, вызывая новые волны огня. Язык же творил что-то невообразимое, виртуозное, вознося меня на небеса, он яростно, безжалостно вылизывал все, что попадалось у него на пути, заставляя мои бедра бесконтрольно дрожать.

Дамиль накрыл мой рот своим, ловя мой стон, поглощая его, он целовал меня властно, жадно, отчего по всему телу пробежала стая мурашек. Раскрыв мои губы, которые уже ждали его, он углубил поцелуй, его язык пробуя меня на вкус, словно я был самым изысканным нектаром. Свободной рукой он продолжал массировать и поглаживать мою грудь, игру пальцев был отточен и знал, что делать.

Дрожь удовольствия, всепоглощающая, прокатилась по всему телу, заставляя меня дергаться и выгибаться, терять контроль. Но его сильные руки крепко, неумолимо держали меня за бёдра, не давая возможности сдвинуться с места и заставляя принять, подчиниться этому сладкому насилию.

Движения языка стали ощутимее, увереннее, гибче. Имитируя движение члена, он проникал языком в меня, все глубже и глубже. Волна жара, плотная, тяжелая, прошлась по всему моему телу, заставляя судорожно сжаться пальчики на ногах. Я стонала, рыдала и извивалась под настойчивыми, умелыми ласками, уже не в силах им противостоять.

Дамиль взял мои руки и поднял высоко над головой, при этом крепко удерживая за запястья одной своей сильной рукой, лишая меня последней опоры. Он навис надо мной, и его глаза были полны неподдельной, животной похоти, темного торжества и чего-то еще, почти нежного в своей одержимости.

— Анвар, давай, — его голос сорвался на низкое, шипящее рычание, полное нетерпения и потери контроль, . — Не могу себя сдерживать. Хочу ее. Сейчас. Всю.

Анвар тут же оказался передо мной, накрывая меня своим мощным, горячим телом, его запах: лес, дождь и что-то чистое, мужское — ударил в нос. Широко распахнув глаза от внезапности, я на мгновение запаниковала, ощутив всю серьезность происходящего.

— Анвар, не надо… подожди… — умоляюще, прерывисто зашептала я, смотря ему в глаза, такие бездонно голубые, глубокие и такие, странным образом, в миг ставшие родными, близкими. Я искала в них спасения, но нашла лишь ответное пламя.

— Лена, — прохрипел он..

Но не давая ему передумать, опомнился, мой личный змей-искуситель. Дамиль, ущипнул меня за сосок, послав новую волну удовольствия, а затем, чувственно, медленно целуя шею, зашептал на ушко, его голос был как яд, парализующий волю:

— Хватит думать, Лена. Перестань бороться. Пора чувствовать. Потерять себя. Отдаться нам. Я хочу слышать каждый твой стон, каждое твое дыхание.

Не успев ничего ему возразить, высказать свой страх, я задохнулась в собственном, громком, протяжном стоне. Анвар подался вперед, его член раздвинули мои влажные, горячие складочки, и он начал входить в меня. Медленно. Не спеша. Мучительно нежно. Каждый сантиметр его продвижения был и пыткой, и блаженством, он наполнял и растягивал меня изнутри, заставляя почувствовать каждую частичку себя. А затем, когда я уже почти привыкла к этому размеренному ритму, он сделал один резкий, решающий толчок, оказавшись полностью внутри меня, до самого основания. Он замер, и я почувствовала, как он выдохнул, будто сбросил тяжелый груз.

— Прости, — сказал он тихо, искренне, с болью и нежностью в голосе, прежде чем его губы снова нашли мои в нежном, почти целомудренном поцелуе.

А затем он начал двигаться. Сначала медленно, очень нежно, почти робко. Будто пытаясь показать, передать мне всю ту любовь, преданность, что копилась в его сердце долгие годы ожидания. Он брал меня, как самую главную, хрупкую и бесценную драгоценность своей жизни, растягивая удовольствие, смотря мне прямо в глаза, ловя каждую мою эмоцию, каждый отблеск наслаждения или боли на моем лице.

Он проникал в меня глубоко, до самых потаенных уголков моей души, ловя короткими, ласковыми поцелуями мои стоны, сглатывая мои слезы.

— Ах, еще, Анвар, еще, пожалуйста, — шептала я уже охрипшим, срывающимся голосом, мои пальцы впились в его плечи.

Кричать уже не было сил, все существо сосредоточилось на одном: пружина, что туго, до боли скрутилась у меня в животе, пульсировала, переполнялась жидкой, раскаленной лавой. Мне срочно, отчаянно нужно было освободиться от этого жгучего, сладкого напряжения.

Следя за каждой моей эмоцией, за каждым вздохом, Анвар все понял без слов. Он начал наращивать темп, его движения становились увереннее, сильнее, глубже. Комната наполнилась влажными, откровенными хлопками наших тел, и вот меня уже брал не нежный, робкий мальчик, а сильный, уверенный в себе мужчина, проникая в меня размашистыми, точными, властными толчками, бьющими точно в цель.

Дамиль, видя это, наконец отпустил мои руки и с новой, дикой яростью принялся мять, теребить мою грудь, чем явно выдавал свое нетерпение, свою ревность и свое возбуждение.

Он припал к моему соску, как к спасительному оазису, способному утолить его жажду. Он посасывая, покусывая, оттягивая, играл с моей грудью, доводя до исступления, пока его брат, его плоть и кровь, брал меня прямо на его глазах. Эта порочная, запретная мысль, мысль о том, что они оба видят меня такой, оба участвуют в этом, не успела задержаться растворившись в вихре ощущений.

Ноги тряслись, в голове стоял оглушительный шум, мир сузился до точки наслаждения. Сделав несколько последних, решительных, глубоких толчков, Анвар подкинул меня на самый пик, заставляя мое тело трепетать и биться в сладких, бесконтрольных конвульсиях, выкрикивая его имя.

Сладостная, судорожная вибрация заставила внутренние мышцы инстинктивно, мощно сжаться вокруг его члена. Анвару хватило еще пары минут неистовых движений, чтобы с тихим, сдавленным, душераздирающим стоном излиться в меня, наполняя теплом. Не выходя, он аккуратно, бережно лег рядом со мной, тяжело дыша, и нежно, с бесконечной благодарностью, поцеловал меня в висок.

Я лежала, тяжело дыша, пытаясь поймать воздух, и медленно, словно сквозь густой туман, возвращалась к реальности, как услышала голос одного все еще очень, до боли голодного змея. Его терпение лопнуло.

— Мы еще не закончили, маленькая моя, — плохо контролируя речь, сказал Дамиль, прежде чем его губы вновь приникли к моим в коротком, но полном властного требования поцелуе, — Моя очередь.

Пока я пыталась собраться с мыслями, прийти в себя после пережитой бури с Анваром, Дамиль с легкостью перевернул меня на четвереньки, и одним резким, уверенным толчком сзади вошел в меня до самого основания, заполняя собой все доступное пространство.

Я ахнула, захваченная врасплох такой скоростью и яростной, неумолимой силой этого нового вторжения.

— Я очень долго ждал этого момента, Лена, — только и успела услышать я его хриплый, полный нетерпения шепот, прежде чем на меня обрушился настоящий град мощных, неистовых толчков.

С первого же движения задав бешеный, неумолимый темп, он таранил меня насквозь, крепко, почти больно держа за бёдра, уверенно, неотвратимо подводя нас к новой грани. Каждый раз, ускоряя темп до немыслимого, он легким, но ощутимым движением шлепал меня по упругой попке, и эта сладкая, жгучая боль, смешиваясь с наслаждением, распаляла меня еще сильнее, заставляя терять голову.

Сладкая боль отдавала горячей пульсацией внизу живота, заставляя меня прогнуться еще сильнее, отдавая себя всю, без остатка, этой новой, дикой стихии по имени Дамиль.

Намотав мои распущенные волосы на свой кулак, он заставил меня поднять голову и встретиться взглядом с Анваром, который сидел напротив и следил за каждым нашим движением с широко распахнутыми, темными от возбуждения глазами. Его зрачки были огромными, они почти затопили радужку, а сам он, тяжело и прерывисто дыша, одной рукой проводил по своему члену, который, снова был в полной, готовой к бою готовности, будто его первая кульминация лишь разожгла в нем аппетит.

Поддавшись внезапному, сильному соблазну, желанию доставить ему удовольствие, быть активной участницей этого безумия, я потянулась к нему вперед и, дрожащей рукой, взяла его горячий, твердый член в свою ладонь, провела по всей его длине до самого основания, ощущая каждую пульсирующую вену.

Услышала его сдавленный, хриплый стон, который подстегнул меня, придал смелости для дальнейших действий. Не дав себе ни секунды на сомнения и раздумья, я наклонилась и провела кончиком языка по нежной, бархатистой головке, слизывая выступившую прозрачную, солоноватую капельку.

— Оох, боги, Лена! — хрипло, с надрывом застонал он, его руки вцепились в простыни.

Воодушевленная его реакцией, я ненадолго взяла головку в рот, нежно пососав ее, заставив его выгнуться, а затем провела языком по всему напряженному основанию, наслаждаясь его вкусом, его реакцией, его мощью. А затем позволила, даже помогла Анвару скользнуть глубже в мой рот, принимая его.

— Мммм…, — простонала я сама, от избытка чувств, от собственной смелости, от этого двойного проникновения, которое сводило с ума.

Глаза закатились от нахлынувшего удовольствия, и я сама, активно, начала ловить ритм, насаживая себя на мощный, движущийся член Дамиля сзади и в то же время принимая в рот возбужденный член Анвара. В тот безумный, порочный, прекрасный момент я испытала нереальное, вселенское удовольствие, чувствуя себя абсолютно полной, занятой, желанной. Это был момент полного, тотального единения с моими мужчинами. С моей судьбой.

Перешагнув через свою робость, стыд и все условности, Анвар уже без тени стеснения начал сам насаживать мой рот на свой член, направляя, фиксируя мою голову своими большими, сильными ручищами, он входил в меня по самое основание.

Перешагнув через свою робость, Анвар уже без стеснения насаживал мой рот на свой член, фиксируя мою голову своими ручищами. Он входил в меня по самое основание, не давая сделать и вздоха, и в этом было не унижение, а полное доверие, растворение друг в друге. Мокрые шлепки и стоны разносились по спальне, сливаясь в странную, дикую музыку нашего единения.

— Ммммм, я больше не могу, — прохрипел Анвар.

Он быстро вышел, и с глухим рыком его семя горячими каплями брызнуло на мою кожу. Но вместо того чтобы отдалиться, он тут же склонился ко мне и нежно, почти с благоговением, поцеловал меня в губы. В этом поцелуе была и благодарность, и трепет, и какая-то бесконечная, невысказанная любовь, которая заставила мое сердце сжаться сильнее любого оргазма.

В тот же миг жгучая лава наконец растеклась по моим венам. С громким, срывающимся стоном я забилась в экстазе, стоило только Дамилю ласково ущипнуть мой клитор. Освобождение пришло не просто вспышкой удовольствия, а сокрушительным озарением. Это было не падение, а возрождение. Не позор, а благословение.

Сделав последний, глубокий толчок, Дамиль кончил в меня, и его низкий, удовлетворенный стон прозвучал как финальный аккорд. Он нежно поцеловал меня в основание шеи, в то место, где бьется пульс, и этот поцелуй был знаком принадлежности,подтверждением нашей парности.

Они уложили меня между собой, как главную драгоценность. Анвар притянул меня к своей широкой груди, а Дамиль прижался с другой стороны, его рука легла поверх одеяла на моем бедре, завершая круг. Их дыхание быстро выровнялось, погружаясь в спокойный сон.

А я... я не была в шоке. Шок рассеялся, как дым, унесенный той самой жгучей лавой. Лежа в кольце их рук, чувствуя ритм их сердец сквозь кожу, я наконец поняла.

Это не был хаос. Это была гармония. Не разрушение старой себя, а обретение новой, той самой, что всегда пряталась глубоко внутри: сильной, чувственной, достойной этой безумной, всепоглощающей связи.

Я закрыла глаза, прижимаясь щекой к груди Анвара и чувствуя тепло Дамиля за спиной. Сегодня я обрела не просто любовь или страсть. Я обрела свою истинность. И свое место. Здесь. Между ними. Навсегда.

С этим знанием, сладким и безоговорочным, я позволила себе уснуть, убаюканная их дыханием, цельная и наконец-то нашедшая дом.

Глава 7

Сознание возвращалось ко мне медленно, как пробивающийся сквозь утренний туман солнечный луч. Первое, что я ощутила — тепло. С двух сторон. Твердое мускулистое плечо под моей щекой справа и расслабленная рука, небрежно брошенная на мою талию слева.

Я медленно открыла глаза. Спальня была огромной, с высоким потолком, поддерживаемым темными деревянными балками. Стены из светлого камня, на полу роскошный ковер с причудливым орнаментом, по которому были раскиданы предметы одежды: мужская рубашка, моё платье… .Сквозь высокое арочное окно, обрамленное тяжелыми бордовыми шторами, лился золотистый утренний свет. Воздух пах древесиной, свежим бельем и едва уловимыми нотами мужского парфюма и… нами.

Выныривая из сладкого сна, я постепенно начинала осознавать происходящее. И… о боги. Это не был сон. Воспоминания о вчерашней ночи нахлынули на меня словно цунами. Перед глазами мелькали откровенные картинки, а в голове звучали мои же стоны.

Как я сходила с ума в объятьях сразу двух мужчин. Как порочно и прекрасно я себя вела. Двух… Мамочки! Я, Лена Соколова, вчерашний рядовой бухгалтер, провела ночь с двумя оборотнями. Мой внутренний критик, привыкший к квартальным отчетам и дедлайнам, наверное, устроил бы истерику, если бы не одно «но» — я и сама не была против повторения….

Только сейчас, лежа голой между ними, я поняла самую суть. Я стала их. В ту самую секунду, когда переместилась в этот мир, наши судьбы сплелись в один тугой узел. И от этого никуда уже не деться. А если признаться честно хотя бы себе, то и не хочется.

Ох, знали бы Олька и Лена, как «удачно» обернулся их подарок на день рождения… Теперь бы они точно умерли от зависти.

На меня никто и никогда не смотрел так, как Анвар — с такой нежностью и любовью, что от его одного взгляда таял лёд вокруг моего сердца. Меня никто так страстно не желал, как Дамиль. Его прикосновения пробуждали во мне какую-то дикую, незнакомую мне самой женщину. Разве от такого отказываются? Пожалуй, это был бы самый глупый поступок в моей жизни. Оставалось только одно НО — Редгар.

Если Анвара и Дамиля я уже приняла душой и телом, то холодный, неприступный Редгар вызывал у меня противоречивые чувства — смесь любопытства, обиды и какого-то щемящего предчувствия.

Я осторожно приоткрыла один глаз. Анвар спал справа от меня, его лицо в спокойном состоянии казалось еще более молодым и беззащитным. Темные ресницы длинными веерами лежали на скулах, а губы были мягко приоткрыты. Дыхание было ровным, а рука лежала на моей талии с какой-то почтительной нежностью, будто он боялся раздавить хрупкую бабочку.

Слева Дамиль раскинулся с королевской небрежностью, отвоевав себе добрую половину огромной кровати. Его темные, почти смоляные волосы растрепались по шелковой подушке, а на губах застыла легкая, самодовольная улыбка. Даже во сне он выглядел хищником, уснувшим после удачной охоты.

Ну что, Лен, поздравляю. Еще вчера была девицей с двумя неугомонными подружками и ипотекой, а сегодня главная сердцеедка эээм, Гаарды? Карьерный рост, не иначе.

Я попыталась осторожно, миллиметр за миллиметром, высвободиться из этого сладкого плена, но Анвар тут же проснулся. Его синие глаза, чистые и ясные, как утреннее небо, встретились с моими.

— С добрым утром, синичка, — хрипло прошептал он, и ямочка прорезалась на его щеке, — Ты хорошо спала?

— Если "хорошо",— это когда каждая мышца напоминает о себе легким стоном, то да, просто прекрасно, — парировала я, чувствуя, как горит лицо, — У меня в ушах до сих пор звенит какофония из вчерашних стонов. И не только в ушах, если честно.

Он улыбнулся чуть виновато, и в уголках его глаз собрались лучики морщинок.

— Она чувствует себя божественно, не сомневайся. Я позаботился об этом лично, — Дамиль потянулся с кошачьей грацией, и его рука скользнула по моему бедру, — Ну что, маленькая грешница, выспалась? Или может, тебе снилось, как ты снова дрожишь под нашими прикосновениями?

— Ага, а еще мне снилось, что я стала олигархом и купила себе частный остров, — огрызнулась я, пытаясь выскользнуть, — Но, увы, реальность куда прозаичнее — мне нужен душ и минут десять, чтобы прийти в себя от осознания, что всё это не сон…

— Тссс, маленькая, — его губы коснулись моего уха, а голос снизился до соблазнительного шепота, — Разве ты хочешь уйти от нас? От этого тепла... от этой близости? — его пальцы медленно провели по моему животу, заставляя кожу гореть. — Я чувствую, как бьется твое сердце... Оно говорит "да", даже когда твои губы пытаются лгать.

— Мое сердце еще вчера сбежало в тайгу от перегрузок, так что не верь ему слепо, — попыталась я парировать, но слова застряли в горле, когда его ладонь скользнула между моих бедер.

— Никаких "но", — прошептал он, и его дыхание обожгло мою шею, — Утро создано для наслаждения... Позволь мне показать тебе, как оно может быть прекрасно,— Его язык обрисовал контур моего уха, и я невольно выгнулась, — Ты вся дрожишь... Как прекрасно.

— Это не дрожь, это нервный тип от осознания, что я за ночь превратилась в героиню эротического фэнтези, — прошипела я, но мой протест уже терял убедительность.

Я перевела взгляд на Анвара, ища поддержки, но он лишь с нежностью улыбнулся, его глаза говорили: "Я понимаю". И в этот момент Дамиль перевернул меня к себе, и его губы нашли мои в страстном, не оставляющем места для возражений поцелуе.

— Вот так лучше, — выдохнул он, разрывая поцелуй лишь на секунду. Его рука продолжала свои опасные ласки, — Просто расслабься... Дай мне растворить все твои мысли. Дай мне наполнить тебя собой...

— Ну, если ты настаиваешь... — сдалась я с театральным вздохом, но предательский стон выдал мое истинное состояние.

И когда его пальцы нашли ту самую точку, где пульсировало желание, я поняла, что сопротивление бесполезно. Более того — я и не хотела сопротивляться.

— А-а-ах, черт, — вырвалось у меня, когда его твердый и горячий член медленно, нежно вошел в меня, растягивая и наполняя до самых глубин. Он вошел сразу до упора, сжимая ладонями мою грудь и прижимаясь горячим лбом к моим лопаткам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В тот же миг губы Анвара коснулись моей шеи, его нежные поцелуи сливались со страстными движениями Дамиля. И я полностью отдалась этому утру, этому дому, этим мужчинам... и своей новой судьбе.

— Вот так, маленькая... — шептал Дамиль, двигаясь внутри меня, — Откройся мне полностью... Ты создана для этого наслаждения...

Сегодня он был другим. Вчерашняя слепая страсть уступила место осознанному желанию. Его движения были не яростными толчками, а тягучими, медленными волнами. Он не брал, а вкушал, смакуя каждое мгновение, каждую мою реакцию.

Пока Дамиль нежно владел мной сзади, Анвар не отставал. Его губы скользили по моей шее, оставляя влажные, горячие следы. Он то кусал, то посасывал кожу, то просто дышал на нее, заставляя меня содрогаться. Потом его губы нашли мой затвердевший сосок, и он принялся ласкать его языком с таким трепетным вниманием, будто это была самая драгоценная жемчужина на свете.

— О-о-ох, — стонала я, уже не в силах сдерживаться. Эти двое мужчин сводили меня с ума. Сегодня их объединенные усилия были не о покорении, а о познании. Они изучали мое тело, узнавали, что заставляет меня вздрагивать, а что — плакать от наслаждения.

Низ живота сжался тугой пружиной, все тело напряглось, словно струна. Чувствуя мое приближающееся пиковое состояние, Дамиль, к моему удивлению, остановился и медленно вышел из меня.

— Не-е-ет, — чуть ли не заплакала я от разочарования и невыносимого напряжения.

Но прежде чем я успела возмутиться, как следует, Анвар перевернул меня и усадил сверху, лицом к себе.

— Сама, — хрипло, с натугой попросил он, и в его глазах плясали чертики. — Контролируй наслаждение, синичка.

Смотря в его бездонные голубые глаза, я медленно, ощущая каждый сантиметр, стала опускаться на его член. Он был таким большим, что я подалась вперед, инстинктивно раскачиваясь, чтобы приноровиться.

— А-а-ах, — вырвался у меня стон чистого, беспримесного наслаждения, глаза сами собой закатились. Впиваясь пальцами в мои ягодицы, Анвар помогал мне, задавая неспешный, глубокий ритм. Толчок. Пауза. Еще толчок.

Если вы спросите, как выглядит танец любви, то я скажу вам — вот так. Сидя на этом нежном, ласковом мужчине, глядя в его преданные глаза и чувствуя, как наше дыхание сливается воедино.

Он ловил губами мою грудь, маячившую возле его лица, снова и снова захватывая сосок, то нежно посасывая, то слегка покусывая. Я полностью потеряла связь с реальностью, попав под дурманящие чары Анвара, и совершенно забыла про Дамиля. Долго же он ждал, этот терпеливый хищник…

Надавив на мою спину ладонью, Дамиль мягко, но настойчиво заставил меня выгнуться дугой и лечь грудью на Анвара. Я дёрнулась от осознания того, что сейчас может произойти.

Нет, нет, нет! Это слишком, я не могу! Я не готова! — закричало во мне всё естество, воспитанное в строгих рамках. На деле же я смогла лишь трусливо сжаться в комок на груди Анвара.

— Тсссс, маленькая. Не бойся, — ласково, словно успокаивая испуганного зверька, погладил он меня по спине. — Я не причиню тебе боли. Никогда.

Пока Анвар, лежа подо мной, продолжал медленно, ритмично входить в меня, Дамиль обрушился на мою спину градом поцелуев. И ни один сантиметр не остался без его внимания: плечи, лопатки, поясница, ягодицы, бедра. Он целовал, выводил языком только ему ведомые узоры, нарочито медленно вводя меня в состояние блаженного транса.

Потерявшись в этом водовороте бесконечных ласк, я наконец расслабилась. Поэтому, когда смазанный маслом палец Дамиля осторожно коснулся моего запретного, тугого колечка, я не испытала ничего, кроме легкого удивления. Дал мне время привыкнуть к новым ощущениям, он медленно, с бесконечным терпением начал вводить его внутрь. Сначала один, потом, когда моё тело приняло его, два. Он растягивал и подготавливал меня, никогда не прекращая своих ласкающих поцелуев.

— Умничка, — шептал он, продвигая пальцы все глубже и глубже, и в его голосе звучала неподдельная гордость.

Они двигались в идеальной синхронности, будто отрепетировали этот танец много раз. Анвар входил в меня своим членом, а Дамиль — пальцами. Плавно и медленно, они раскачивали меня на волнах нарастающего удовольствия, искусно оттягивая момент кульминации. Они играли с моим телом по только им известным правилам, действуя с такой осторожностью и почтением, что всякая тень страха улетучилась.

— Ма-а-аленькая, хра-а-абрая, люби-и-имая, — зашептал мой личный змей-искуситель, и его пальцы погрузились в меня еще глубже.

И когда низ живота вновь сжался в тугой, болезненно-сладкий комок, и я почувствовала, что финал уже близок, я инстинктивно попыталась ускорить темп, подавшись всем телом назад. Но Дамиль сразу уловил смену моих желаний. Он быстро убрал пальцы и, не дав мне опомниться, заменил их своим членом. Он вошел нежно, но решительно, заполнив собой все доступное пространство.

— А-а-ахх! — вздрогнула я от резкой, но приятной смены ощущений, от новой, шокирующей полноты. И стоило им начать двигаться во мне одновременно, выверено и гармонично, как я взорвалась. Миллионы фейерверков ослепили мое сознание. Я забилась в их руках, словно пойманная птица, сжимая их своими внутренними мышцами так сильно, что оба мужчины глухо, с наслаждением застонали.

— Бо-о-оги! Лена, какая же ты… узкая, — прохрипел Анвар, сжимая мои бедра.

— Хоро-о-ошо, — с наслаждением прошипел Дамиль, нежно шлепнув меня по попе.

Голова кружилась, в ушах стоял оглушительный звон, тело обмякло и расслабилось после пережитого оргазма, мощнее которого я не испытывала никогда. А мужчины, поймав кураж, начали двигаться с новой силой, но теперь уже подстраиваюсь не под меня, а под себя, задавая тот темп, который хотели они. Звуки наших тел, шлепки и глухие стоны разносились по спальне, а может, и дальше….

В душ, как ни удивительно, меня отпустили одной, хотя это далось нелегко. Дамиль с самым невинным видом предлагал "помыть спинку", на что я, зажимая полотенце у груди как щит, парировала:

— Спасибо, но я предпочитаю мыться, а не участвовать в водных боях без правил. К тому же, мне нужно минут десять, чтобы убедиться, что я ещё жива и всё это не загробный мир с слишком уж приятными муками.

Он тяжело вздохнул, изобразив смертельную обиду.

—Отказываешься от услуг первоклассного массажиста? Неблагодарная.

— Твой «массаж» обычно заканчивается тем, что я на следующее утро вспоминаю, как ходить, — парировала я, стараясь сохранить серьёзность.

— И что в этом плохого? — коварно приподнял он бровь.

В ответ я лишь выразительно закатила глаза и заперлась в ванной. Помещение поражало масштабами: стены из отполированного речного камня, медные трубы, огромная купель, больше похожая на небольшой бассейн, где могли бы разместиться все трое. На дубовой полке ровными стопками лежали мягкие полотенца, пахнущие полевыми травами. Я предпочла обычный душ, стоящий в углу под каменным навесом. Быстро ополоснувшись под бодрящими струями почти горячей воды, я с наслаждением закуталась в махровый белый халат и на мгновение замерла перед большим зеркалом в позолоченной раме. Из отражения на меня смотрела незнакомка — с распущенными влажными волосами, слишком яркими глазами и едва заметными следами от вчерашних ласк на шее.

Лена Соколова, ты ли это? — промелькнула в голове мысль.

Я провела пальцем по собственному отражению, словно пытаясь убедиться в реальности происходящего. Два оборотня. Два могущественных, невероятных существа, которые смотрят на меня как на чудо. Как на саму жизнь. В груди что-то ёкнуло — странная смесь страха и восторга. А что если я их разочарую? Что если эта их «избранная» окажется просто обычной женщиной, которая панически боится темноты и не умеет готовить ничего сложнее яичницы?

Но тут же вспомнился взгляд Анвара — тёплый, как летнее солнце, и прикосновения Дамиля, заставлявшие тело помнить каждую секунду вчерашней ночи. Нет, убегать обратно в свой скучный мир уже не хотелось. Страшно? Ещё как. Но чертовски интересно.

Сделав глубокий вдох и расправив плечи, я вышла из ванной. Что бы ни готовила мне эта новая жизнь, я была готова встретить это лицом к лицу. Или хотя бы сделать вид, что готова.

Там меня ждала картина, от которой защемило сердце от какой-то непонятной нежности. На кровати, застеленной свежим бельём с тонкой вышивкой, сидели мои мужчины. Рядом стоял низкий столик, заставленный яствами: дымились свежеиспеченные блины, в маленьком кувшинчике поблескивал золотистый мёд, на тарелке горкой лежали румяные круассаны, а в плетёной корзинке алела только что собранная земляника.

Эх, сейчас бы мой телефончик! — мелькнула мысль. Подпись к фото: «Бухгалтер Лена Соколова успешно освоила новую должность — личный смотритель заповедника редких и чрезвычайно привлекательных хищников».

Анвар, прислонившись к резным спинкам кровати, тихо о чём-то переговаривался с Дамилем. Его светлые кудри беспорядочно торчали в разные стороны, а на щеке красовался смешной отпечаток складок от подушки. Дамиль и тут не мог выглядеть иначе, чем хищник — даже в расслабленной позе, с чашкой в руке, его поза излучала скрытую мощь. Лишь сытый блеск в глазах и распущенные по плечам чёрные волосы выдавали последствия бурной ночи.

Увидев меня, они оба улыбнулись. Улыбка Анвара была тёплой и знакомой, а вот Дамиль... Его улыбка заставила моё сердце сделать сальто-мортале. В ней не было привычной хитрой усмешки. Он смотрел на меня открыто, по-мальчишески смущённо, и в его глазах светилось что-то новое, обожание и та самая неуверенность, которую он так тщательно скрывал.

— Иди к нам, маленькая, — прошептал он, похлопывая по свободному месту между ними.

Едва я устроилась, Анвар тут же налил мне в глиняную кружку душистого травяного чая.

—Пей, согрейся, — мягко сказал он, — А потом попробуй эти оладьи. Их Арина, наша пекарша, специально к твоему пробуждению напекла. Говорит, для нового члена клана всё должно быть самым лучшим.

Мой желудок предательски заурчал при виде этого пиршества. Взяв кусок румяного пирога с яблоками и корицей, я с наслаждением откусила.

— Итак, мальчики, — начала я, запивая пирог горячим чаем, — Давайте вернёмся к насущным проблемам….В общем, вопрос на засыпку: зачем вам понадобилось выписывать себе избранную аж из другого мира? У вас тут, что, с женщинами напряжёнка? Или у меня есть скрытый талант, о котором я не подозревала? Например, идеально сводить магические балансы?

Анвар и Дамиль переглянулись. Ответил, как всегда, более терпеливый Анвар, отодвинув свою тарелку.

—Женщин в клане достаточно. Но чтобы сохранить равновесие между нашими народами, нам нужна одна пара на троих.

— Ничего не понимаю, — честно призналась я, откладывая вилку, — Какой клан? Какие народы? Я просто бухгалтер из другого мира, который имел неосторожность упасть в вашу постель!

Дамиль лениво потянулся, на его губах играла знакомая хитрая улыбка.

— Падение, скажу я тебе, маленькая, было исключительно грациозным. Почти балет. Я бы даже сказал, самое удачное приземление в истории наших постелей, — он обвил мои волосы вокруг пальца, — А если серьёзно….. Нам нужна была именно ты. Одна на троих.

Анвар, до этого молча наблюдавший за нашей перепалкой, мягко вступил в разговор:

— Брат прав, хотя и выражается... своеобразно, — он отодвинул свою тарелку, и его лицо стало серьёзным, — Видишь ли, как ты уже знаешь, мы оборотни, — терпеливо начал Анвар, — Дамиль — наг, я — леопард, а Редгар — волк.

Ого, так вот оно что! Редгар — волк. Теперь ясно, почему он смотрит на меня, как на заблудшую овечку. Может, я в прошлой жизни была Красной Шапочкой и оставила у него душевную травму?

— Этот вопрос меня тоже дико интересует! — воскликнула я, — Как вышло, что вы братья, но при этом у вас разные звери? Это как в сказке про царицу, которая родила не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку? Только сразу трёх?

Дамиль фыркнул, а Анвар улыбнулся.

—Братья мы, потому что у нас одна мать, но разные отцы. Это необходимо для равновесия. В нашем клане живут волки, леопарды и наги, поэтому мы и называемся кланом. Если у нас будут разные избранные, клан распадётся на три враждующих лагеря. А вторая причина — магия. Только с одной избранной на троих наша родовая магия будет передаваться дальше. Иначе наши потомки станут просто людьми.

Я молча переваривала услышанное, глядя то на одного, то на другого. Всё это было так непохоже на мою прежнюю жизнь…

— То есть я... магический артефакт для сохранения баланса? — наконец выдавила я.

Дамиль рассмеялся, и в его глазах снова заплясали чертики:

—Нет, маленькая. Ты наше проклятие и спасение одновременно. И, должен признаться, самое приятное проклятие из всех, что мне довелось испытать.

— Звучит как квест повышенной сложности, — вздохнула я, — Спаси клан, не сойди с ума и попутно разберись в трех мужьях. А обычные люди здесь вообще есть? Или я единственный экземпляр «хомо сапиенс» в вашем коллективе?

Анвар мягко улыбнулся, наливая мне чай.

— Нет ничего сложного, Лена, главное — соблюдать баланс, — успокоил меня Анвар, и его рука легла поверх моей в утешительном жесте, — Люди в клане есть.Через два дня ты сможешь со всеми познакомиться на праздник в твою честь.

— Праздник? — удивилась я, — А что я такого героического совершила? Кроме как успешно провалиться в портал в самых нужный момент?

На этот раз ответил Дамиль. Он обнял меня за плечи, и его губы коснулись моего уха, отчего по спине побежали мурашки.

—Для нас ты, Ларинет, самое святое, что есть. Ты делаешь нас сильнее. Весь клан будет праздновать твоё появление. Они ждали тебя не меньше нашего.

— Я предлагаю прогуляться до озера, — мягко вмешался Анвар, бросая на брата предупредительный взгляд, — Свежий воздух тебе пойдёт на пользу. Как думаешь?

— Я не против, — с энтузиазмом ответила я, — Уже интересно, пахнет ли здесь воздух иначе, чем в моём мире. И посмотреть бы на эти волшебные леса вашими глазами. Только, пожалуйста, предупреди, если у местных белочек есть склонность к нападению на бухгалтеров. Мой опыт борьбы с фауной ограничивается погоней за тараканом по кухне.

Анвар мягко рассмеялся.

— Тогда мне нужно кое-что подготовить для нашей прогулки. Зачарованный амулет от лесных мошек, например. Они здесь хоть и маленькие, но кусаются больно. Я зайду за тобой через пятнадцать минут, хорошо?

Он мягко поцеловал меня в щеку, его губы были теплыми и нежными. Я кивнула, и он вышел, бросив на Дамиля многозначительный взгляд, который явно гласил: «Веди себя прилично».

«Просит невозможного», — промелькнула у меня в голове мысль,— «Дамиль и приличия — понятия из параллельных вселенных, которые даже не подозревают о существовании друг друга».

И едва дверь закрылась, как я оказалась прижатой к матрасу. Дамиль парил надо мной, закрывая собой весь мир, а в глазах плясали золотые искры.

— Ну вот, наконец-то мы одни, — прошептал он, и его губы коснулись моей шеи, выжигая все мысли о прогулках и амулетах.

— Дамиль…, — попыталась я возмутиться, но его губы нашли мои в поцелуе, который не оставлял места для возражений. Это был не просто поцелуй — это было заявление, властное и безраздельное.

Он целовал меня так, будто мы не виделись годы, а не минуты. Его руки скользнули под халат, и я почувствовала, как трезвые мысли уплывают под натиском его жара.

— Хватит! — взмолилась я, пытаясь вынырнуть, едва переводя дух, — Мы же договорились! Ты должен помогать Редгару! Ты сам это сказал! И если я опоздаю на прогулку из-за твоего... усердия, Анвар, я уверена, сможет принять облик леопарда и за полминуты найти тебя по запаху греха.

Он тяжело вздохнул, прижался горячим лбом к моему, и я почувствовала, как напряжены его мышцы, будто он сдерживает себя из последних сил.

— Черт возьми, Лена, я не могу, — выдохнул он, и его голос звучал хрипло и с надрывом, — Это не игра и не прихоть. Я физически не могу оторваться от тебя. Для меня пытка делать вид, что мне просто «нужно заняться делами», когда все мое существо кричит, чтобы я прикасался к тебе, дышал тобой, был внутри тебя. Я словно жаждущий, а ты единственный источник воды в пустыне. И да, я прекрасно осознаю всю поэтическую банальность этого сравнения, но черт побери, это правда!

Его признание, такое странное и искреннее, заставило мое сердце бешено забиться. Я провела рукой по его шелковистым волосам, пытаясь успокоить эту бурю.

— Ну, если уж на то пошло, я всегда предпочитала шампанское обычной воде, — пошутила я, чувствуя, как сама дрожу, — Но ладно... я всегда буду рядом. И никуда не денусь. У тебя будет еще миллион возможностей соблазнить меня….

Дамиль приподнялся, опершись на локти, и посмотрел на меня настолько серьёзным, пронзительным взглядом, что у меня перехватило дыхание. Вся его привычная маска насмешливого соблазнителя исчезла, обнажив что-то настоящее и уязвимое.

— Обещаешь? — спросил он тихо, и в этом одном слове был целый океан страха и надежды, — Обещаешь, что не исчезнешь? Что не разочаруешься? Что будешь здесь... с нами... со мной?

Как заворожённая, я смотрела в его золотистые глаза, в которых клубился утренний туман, и видела в них не хищника, а того, кто сам оказался в ловушке — ловушке собственных чувств.

— Обещаю, — выдохнула я, и это было самое правдивое слово, которое я произносила за последние дни, — Хотя, честно говоря, с моим-то чувством направления в этом лабиринте коридоров, я вряд ли смогу далеко уйти, даже если захочу.

И тогда он снова поцеловал меня. Но на этот раз его поцелуй был иным: нежным, трепетным, почти робким. Это был поцелуй-благодарность, поцелуй-обет. И сквозь него, в пространстве между одним вздохом и другим, я услышала шёпот, похожий на дуновение ветра и разрыв сердца одновременно:

— Я люблю тебя, Лена. Боги, я так безумно тебя люблю...

Он сказал это. Просто. Без прикрас. Без подтекста. Без своей обычной театральности. Серьёзно, глядя мне прямо в душу.

Вот так, одним простым предложением, он лишил меня почвы под ногами и вознёс на небеса. Восторг, неверие, щемящая нежность и чувство такого полного, абсолютного счастья, что оно граничило с болью. Я так ждала этих слов. Всю свою одинокую жизнь, даже не осознавая этого до конца, в глубине души лелея глупую, девичью надежду, что однажды какой-нибудь принц... ну, или в моем случае, змей-искуситель... произнесет их именно так — без тени сомнения.

Ирония судьбы? Да будь она неладна! Мой внутренний бухгалтер тут же попытался все систематизировать: «Активы: двое невероятных мужчин, магия и признание в любви. Пассивы: полная смена мира, работы и необходимость как-то стабилизировать троих оборотней. Баланс... Ох, черт, баланс явно в плюсе».

Слезы выступили на глазах, но это были слезы очищения. Я обняла его крепче, прижимая к себе, пытаясь передать через прикосновение все, что не могла выразить словами. Я люблю тебя, мой невыносимо сложный, прекрасный змей. Я боюсь этих слов. Я счастлива от них. И да, я теперь твоя. Просто не ожидай, что я буду вести себя прилично.

И в тишине комнаты, залитой утренним солнцем, под его сбивчивое дыхание у моего виска, я поняла — мое «после» только что обрело новый, потрясающе прекрасный и пугающий смысл. И, кажется, мне нравится эта новая финансовая отчетность моей жизни.

Глава 8

После своего признания Дамиль буквально сорвался с места. Он поцеловал меня еще раз: быстрый, смущенный, почти неловкий поцелуй, и ретировался так стремительно, что за дверью лишь прогремели его отступающие шаги. Он вылетел, как пробка из шампанского, оставив после себя вихрь недосказанности.

«Бедный, его самого накрыло с головой», — с нежностью подумала я, все еще чувствуя на губах привкус его слов. «Интересно, он испугался своего признания? Или же боится услышать мой ответ?» А мне так хотелось ответить. Очень. Слова «я тебя тоже люблю» гудели где-то под сердцем, просясь наружу. Вот ирония — всю жизнь мечтаешь услышать "люблю" от принца, а получаешь от оборотня.

Именно за этими размышлениями, стоя посреди комнаты и бессознательно касаясь губ, меня и застал Анвар. В дверном проеме, залитый утренним светом, он казался не просто мужчиной, а олицетворением самого этого мира — дикого, но добровольно прирученного ради меня. Увидев, что я всё еще в халате и даже не начинала одеваться, он только театрально вздохнул, скрестив руки на могучей груди.

— Синичка, хватит витать в облаках, — сказал он с легкой, бархатной укоризной в голосе, но в его синих глазах плясали веселые чертики, — Если мы сейчас не выйдем, к полудню вернется Дамиль, вымотанный от «дел», и никуда нас уже не отпустит. Представляю, какой у него будет вид: томный, трагический и абсолютно голодный. Давай собираться.

«Ох, уже представляю», — пронеслось у меня в голове. «Прибежит, схватит меня в охапку со словами "не смог больше терпеть", и прощай, прогулка по волшебному лесу. Хотя какой там "прощай" — скорее "здравствуй, новый вид физической активности"».

С этими словами Анвар подошел к большому резному шкафу из темного дерева и стал вытаскивать оттуда вещи, — Вот, попробуй это надеть, — он протянул мне платье нежного кремового оттенка, с тончайшей серебристо-голубой вышивкой, изображавшей вьющиеся побеги и лунные цветы.

Я взяла платье. Ткань оказалась удивительно мягкой, словно сотканной из самого воздуха и солнечного света.

— А ты не хочешь подождать за дверью, пока я переоденусь? — с наигранной строгостью поинтересовалась я, поднимая бровь, — Воспитанные леопарды так и поступают. А то я тут, понимаешь, официальный стабилизатор магии, мне положено сохранять ауру таинственности. Или в мои обязанности входит еще и утренний стриптиз для руководства?

Анвар не просто усмехнулся — он рассмеялся искренне, от души, и этот тёплый, грудной звук согрел меня изнутри. По коже побежали приятные мурашки, а на душе стало легко, как в детстве, когда знаешь, что рядом тот, кто защитит от всех невзгод.

Он подошёл ближе, и его пальцы легонько провели по моей щеке — нежно, бережно, словно боясь спугнуть. В этом прикосновении было столько тепла, что я невольно придвинулась чуть ближе, стремясь продлить миг.

— Знаешь, в нашем клане есть древняя традиция — охранять свое сокровище. А я, — его голос стал низким, интимным, как раз оказался тем леопардом, который получил право охранять самое ценное. Так что никуда я не уйду, — его глаза весело сощурились, и в них появился озорной блеск, — Но не бойся, я буду только смотреть. Обещаю.

Его пристальный, теплый взгляд обжигал сильнее любого прикосновения. Под этим немым, полным обожания вопрошанием, я медленно, будто совершая ритуал, развязала пояс шелкового халата. Когда ткань соскользнула с плеч, Анвар замер. Его дыхание прервалось на секунду, а в глазах вспыхнул тот самый хищный блеск, который он обычно так тщательно скрывал.

— Боги... — прошептал он, и в его голосе прозвучало нечто среднее между молитвой и стоном. Его пальцы сжались в кулаки, будто он физически сдерживал себя, чтобы не прикоснуться.

«Ну что ж, Лена, покажи им, что бухгалтеры умеют не только счета сводить, но и красиво раздеваться. Главное — не споткнуться о свой же халат и не произвести впечатление комичной птички, а не соблазнительной синички».

Я чувствовала, как по коже бегут мурашки под его взглядом: внимательным, полным нежности. Он скользил по изгибам талии, по мягким линиям бёдер, словно запоминая их навсегда. Когда я подняла руки, чтобы надеть платье, он замер на мгновение, а потом улыбнулся, так, что в груди стало тепло. В его взгляде не было жадности, лишь благоговейное внимание коллекционера, нашедшего уникальный артефакт, который он не собирался отпускать.

— Ты…., — его голос сорвался, и он сделал паузу, сглатывая, — Ты даже не представляешь, как ты прекрасна в этот момент. Как солнечный свет играет на твоей коже…

Когда я наклонилась, чтобы расправить подол, он не выдержал и шагнул вперёд. Его рука дрогнула в воздухе, но он остановил себя в сантиметре от моего плеча.

Я замерла, чувствуя, как между нами нарастает невидимое напряжение. В его нерешительности было что‑то трогательное, будто он балансировал на грани между «можно» и «нельзя», боясь сделать неверный шаг.

— Можно? — он прошептал с такой надеждой в голосе, что у меня заныло сердце.

Я кивнула, не в силах вымолвить слово. Его пальцы коснулись моей талии, и по телу пробежала дрожь. Прикосновение было легким, почти невесомым, но от него перехватило дыхание.

— Просто хочу убедиться, что ты настоящая, — тихо произнёс он, и его ладонь осторожно скользнула по ткани на моем боку, — Что ты не растаешь, словно утренний туман….

Я замерла, впитывая нежность его прикосновения, а затем мягко отстранилась. Передо мной стояло зеркало и в нём ждала меня новая версия себя. Платье, словно сотканное из лунного света, обволакивало фигуру, превращая меня в хрупкую фарфоровую фею. Каштановые волны волос, небрежно отброшенные назад, легли на плечи, добавляя образу нежности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Прекрасна, — прошептал Анвар. Его голос, полный искренности, заставил моё сердце дрогнуть. Это было не просто красивое слово — это было откровение, вырвавшееся из самого сердца.

Воздух между нами будто сгустился, наполнившись невысказанными чувствами. Я поймала его взгляд, в нём читалась смесь восхищения и робкой надежды, словно он видел перед собой не просто женщину, а самое дорогое сокровище, которое боялся потревожить неловким движением.

Его пальцы слегка дрожали, когда он наконец разжал кулаки и медленно, почти благоговейно протянул ко мне руку.

— Тогда... пошли? — прозвучало скорее как вопрос, полный нежности и заботы, чем как призыв к действию.

В этом простом жесте было столько доверия, что я не раздумывала ни секунды. Моя ладонь легко нашла его и это стало естественным продолжением мгновения. Его пальцы мягко сомкнулись вокруг моих.

Выйдя из дома, я почувствовала невероятную эйфорию, будто выпила три чашки кофе и выиграла в лотерею одновременно. Мне предстояло открыть для себя новый, неизведанный мир. Воздух был чистым и свежим, пах хвоей, влажной землей и цветами, точь-в-точь как в том супер дорогом спа-салоне, куда я однажды сходила по акции. Хотя на первый взгляд огромных различий с моим миром я не видела: трава такая же зеленая, небо голубое, бабочки порхают с цветка на цветок, птички заливаются на ветках. Если не считать, что некоторые цветы тихонько подпевали птицам, а тропинка передо мной едва заметно подсвечивалась мягким голубым светом — в общем, мелочи.

И все равно я чувствовала себя причастной к чему-то таинственному, куда обычный человек попасть просто так не может. В воздухе витала магия — в прямом смысле. Я заметила, как у одного из домов женщина, развешивая белье, легким движением руки сушила простыни теплым ветерком, а мужчина у соседнего крыльца чинил забор, вдавливая столбы в землю голыми руками. Дети играли рядом, и один малыш на моих глазах на секунду превратился в пушистого волчонка, чтобы догнать закатившийся мяч.

— Озеро находится в лесу, тебе там должно понравиться, — сказал Анвар, ведя меня по ухоженной грунтовой дорожке.

Мы шли мимо уютных, крепких домов из темного бруса, окруженных палисадниками с яркими цветами. Это напоминало элитный коттеджный поселок где-нибудь в глуши, но без заборов и признаков современной цивилизации. Хотя кто нуждается в заборах, когда твои соседи могут в любой момент превратиться в двухметровых хищников?

Мы прошли мимо площади, где располагался необычный рынок. Вместо привычных ларьков стояли прилавки с диковинными товарами: сверкающие коренья, разложенные по цветам как карандаши, бутыли с переливающимися жидкостями, связки сушеных трав, которые шевелились в такт ветру. Пахло корицей, мокрым камнем и чем-то неуловимо знакомым, но неузнаваемым. Один продавец демонстрировал покупателю плащ, который менял цвет в зависимости от настроения владельца. Интересно, он становится в горошек, когда хозяин счастлив, или покрывается черепами в гневе? Хотела бы я такой для своего начальника — сразу видно, когда к нему лучше не подходить. Другой наливал напиток в кружку, которая сама подстраивала размер под руку покупателя. Гениально! Наконец-то решение проблемы: то слишком большая, то слишком маленькая!

— Это наша обычная ярмарка, — пояснил Анвар, заметив мой интерес, — Каждую пятницу. Если хочешь, потом заглянем.

"Обычная ярмарка", — мысленно фыркнула я, — Ага, и я обычно летаю на работу на единороге. Интересно, тут продают точилки для когтей начинающим оборотням?

Люди шли по своим делам, кивали нам с улыбкой, а кое‑кто и вовсе тормозил, чтобы получше меня разглядеть. Я чувствовала себя как редкий экспонат: «Смотрите, людиус обыкновенный!» Только бы не попросили показать фокусы…

Впрочем, если уж быть честной, я и сама была не прочь увидеть какое‑нибудь представление! Потому и крутила головой во все стороны, словно ребёнок в сказочном мире, пытаясь уловить хоть намёк на волшебство. Где‑то внутри теплилась надежда: вот‑вот кто‑то из местных превратится в дракона. Ну или хотя бы в огромного пушистого кота.

— А почему у вас здесь так… спокойно? — подобрала я наконец подходящее слово, оглядывая идиллическую картину вокруг. Честно говоря, я ожидала больше криков, воплей и возможно, случайных возгораний.

Анвар мягко улыбнулся:

— А чего ты ожидала увидеть? Стаи волков, бегающих по улицам? Мы любим свободу и природу, но также ценим порядок и уют. Здесь каждый нашел свой баланс между дикостью и цивилизацией.

"Баланс, говоришь", — подумала я, наблюдая, как проходящий мимо мужчина без особых усилий поднимает бревно размером с небольшой автомобиль. Да у вас тут не баланс, а цирк 'Дю Солей' на магический манер. Но, черт возьми, мне это начинает нравиться.

Мы свернули на тропинку, и меня окружили новые чудеса. Деревья вдоль дороги были увиты гирляндами из живых светлячков, которые зажигались и гасли в ритме нашего дыхания. Я замерла, завороженная этим зрелищем. Неужели такое бывает? Воздух звенел от тишины, нарушаемой лишь нашим дыханием и этим мягким, пульсирующим светом.

Вместо обычной лесной подстилки тропинка была устлана мягким мхом, который приятно пружинил под ногами, словно живой ковер. Я невольно улыбнулась, делая следующий шаг. Это было одновременно и невероятно, и удивительно комфортно.

По пути нам встретилась белка, которая деловито перебирала орехи - она подбрасывала их лапками, и те сами собой раскладывались в аккуратные кучки по размеру, будто маленькие магнитные шарики.

"Даже местные грызуны лучше организованы, чем мой отдел на прошлой работе", — с легкой завистью подумала я.

— А ты покажешь мне своего зверя? — с детским любопытством взглянула я на Анвара. Мне до смерти хотелось посмотреть на леопарда и увидеть, как происходит превращение.

— Конечно, покажу, — он ласково сжал мою руку, — Если хочешь, прямо у озера. Только не пугайся. Он... большой.

— Больше, чем ты? — поинтересовалась я, с трудом представляя себе это.

— Значительно, — он хитро подмигнул, — Но в душе такой же джентльмен. Очень любит, когда ему чешут за ушком.

Мы свернули с главной дороги на узкую, почти незаметную тропинку и углубились в лес. Под ногами мягко хрустела прошлогодняя хвоя, солнечные лучи пробивались сквозь густую крону сосен и елей, создавая на земле причудливые световые узоры. Было тихо и пустынно, тишина обволакивала со всех сторон, нарушаемая лишь пением птиц и шорохом листьев. Я подняла голову и закрыла глаза, подставив лицо теплым лучам. Хотелось раствориться в этой природе, стать ее частью.

— Анвар, — наконец решилась я задать вопрос, который не давал мне покоя с самого утра. Мы шли под сенью древних деревьев, и этот лес, казалось, располагал к откровениям. — Скажи честно... Редгар меня ненавидит?

Анвар замедлил шаг, и его лицо стало серьезным. Он провел рукой по коре ближайшего дерева, будто ища в ней ответ.

— Лена, тебе стоит поговорить с ним лично. Ты видишь его не совсем таким, какой он есть. Редгар… он человек непростой. На нём — вся тяжесть ответственности за клан. Но именно он больше других нуждается в любви и понимании. Только достучаться до него трудно: стены, которые он выстроил, невероятно высоки.

Я хотела спросить ещё что‑то, но он, словно испугавшись собственных слов, торопливо произнёс:

— Пойдём, мы почти на месте.

Анвар уверенно повёл меня через заросли папоротников, которые расступались перед нами, словно приглашая в самые сокровенные уголки этого волшебного леса. Ветви деревьев склонялись, образуя живой арочный свод. Вокруг царила удивительная тишина, нарушаемая лишь шорохом листьев и далёкими птичьими трелями.

Пройдя еще немного по этой таинственной тропе, мы неожиданно вышли на небольшую поляну, и у меня от восторга перехватило дыхание. Она была усыпана незнакомыми мне цветами невероятных расцветок от нежно-серебристых, похожих на застывший лунный свет, до ярко-алых, будто капли крови. Их лепестки шевелились в такт нашему дыханию, а воздух был настолько густым и пьянящим, что у меня слегка закружилась голова.

А впереди, притаившись меж вековых сосен и темных, поросших мхом скал, лежало озеро. Его водная гладь была абсолютно спокойной и прозрачной, словно отполированный сапфир, до мельчайших деталей отражая высокое небо и причудливые верхушки деревьев. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, играли на поверхности, создавая слепящие блики, которые танцевали в такт плеску невидимой рыбы. Это было место абсолютного покоя и умиротворения, где время, казалось, остановилось.

Мгновенно вспомнилось детство, бабушка в деревне и маленькое, мутноватое озерцо на окраине, где мы с деревенскими ребятишками купались до посинения. Та же щемящая радость, то же ощущение безмятежного счастья. Здесь, в этом волшебном месте, захотелось сбросить сандалии, нырнуть с головой в эту хрустальную прохладу и смыть с себя, словно старую кожу, все следы вчерашних стрессов и сегодняшних тревог.

Засмотревшись на игру солнечных зайчиков на водной глади, я не сразу расслышала слова Анвара. Его голос прозвучал тихо, почти в такт шелесту листьев:

— Пойду, проверю, не холодная ли вода. Не хочу, чтобы моя синичка простудилась.

Его пальцы мягко разжались, отпуская мою руку, но их тепло еще долго согревало мою кожу. Он медленно отошел по узкому каменистому берегу, и вот уже его силуэт растворился за поворотом, оставив меня наедине с волшебством этого места.

Я осталась стоять на краю поляны, вдыхая пьянящий цветочный аромат и наслаждаясь безмолвной музыкой природы. Прошло несколько минут, наполненных лишь пением невидимых птиц и шепотом ветра в кронах деревьев. И вот позади меня послышались тихие, знакомые шаги.

Я обернулась и сердце замерло в груди. На фоне изумрудной, солнечно-просвечивающей листвы стоял Анвар. В его руках, таких сильных и неожиданно бережных, покоился небольшой, но дивный букет. Цветы переливались глубокими оттенками лазури и фиолета, будто в них заключили кусочек сумеречного неба, синеву озера и серебристый намек на первые звезды.

— Это для тебя, — его голос прозвучал так тихо и тепло, как будто он боялся спугнуть мгновение. Он протянул мне букет, и нежные лепестки, похожие на бархат, смущенно затрепетали в такт его дыханию, — Их называют «ночные вздохи». Говорят, их аромат напоминает о летних снах, в которых сбывается все самое прекрасное.

Я прижала к груди прохладные, трепетные соцветия — и в глубине души что‑то сладко‑болезненно сжалось.

— Ты сбегал за ними, пока проверял воду? — прошептала я, все еще не в силах отвести взгляд от его подарка.

— Я сказал, что хочу, чтобы тебе здесь нравилось, — он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались лучистые морщинки. — А что может порадовать девушку больше, чем внезапные цветы? Разве что купание в заповедных озерах.

Я почувствовала, как ёкнуло сердце. Настолько естественным и неподдельным был этот жест, что все возведённые мной защитные стены вдруг затрещали, пропуская луч чего‑то нового.

— Ну что, синичка, вода как парное молоко, — его голос, ласковый и немного хриплый, вернул меня из мира цветочных грез, — Идем купаться?

Он подошел к самой кромке, где вода нежно лизала нагретые камни, и, не сводя с меня темных, будто налитых солнцем глаз, принялся расстегивать свою простую льняную рубашку. Это было самое неторопливое и осознанно-соблазнительное раздевание, которое я когда-либо видела. Каждое движение его пальцев, расстегивающих пуговицы, было исполнено такой естественной, животной грации, что у меня пересохло в горле. Рубашка мягко соскользнула на камни, открыв торс, по которому словно бы пробежала тень от дыхания самого леса — загорелый, сильный, с рельефом мускулов, проступающим под гладкой кожей. Он был воплощением самой природы: дикой, прекрасной и пугающе притягательной.

Затем он скинул сапоги и штаны, оставшись в одних коротких льняных шортах, которые оставляли опасно мало для воображения. Он поймал мой взгляд, полный смеси стыда и восхищения, и усмехнулся, видя мое оцепенение.

— Краснеешь, Лена, — констатировал он с тихим, довольным видом.

— Это я от жары, — выпалила я, чувствуя, как по щекам разливается огненная волна.

— Конечно, от жары, — он мягко согласился, поворачиваясь и делая несколько шагов в воду.

Я застыла, наблюдая, как вода огибает его сильные икры, бедра, как она ложится на его узкую талию и широкую спину, заставляя кожу лосниться на закатном солнце. Он был частью этой стихии, ее продолжением.

— Или ты планируешь купаться в платье? — обернулся он, стоя по пояс в воде. Мокрые волосы светлыми прядями прилипли ко лбу, а с их кончиков, падая в воду, срывались сочные капли, рождая на поверхности мелкие круги.

Это встряхнуло меня. Сложив драгоценный букет на его оставшуюся на берегу рубашку, я, поколебавшись секунду, сняла платье. Под ним не было ничего, кроме легкой сорочки, и под его горящим, неотрывным взглядом она внезапно казалась прозрачной, как паутинка. Быстрыми шагами я зашла в воду, стараясь сохранить остатки достоинства.

Вода оказалась прохладной, живительной — мурашки тут же побежали по коже.

— Ой! Холодно! — вскрикнула я, чувствуя, как озноб прокатывается от кончиков пальцев до самых пяток, — Ты назвал это «парным молоком»? Кажется, у твоей коровы очень своеобразное представление о температуре!

— Привыкнешь, — Анвар рассмеялся, и его смех прозвучал как самый добрый звук на земле. Подплыв ко мне, он брызнул на меня водой, и брызги сверкнули на солнце, как россыпь алмазов.

— Ах так! — воскликнула я, с воодушевлением принимая правила игры, — Война так война! Только потом не жалуйся, что тебя залило, как кота в подвале.

Началась веселая возня. Анвар был проворен, как рыба, и уворачивался от всех моих атак, но подпускал меня достаточно близко, чтобы наша игра не прекращалась, видимо, из вредности, чтобы я могла в полной мере оценить свое поражение. В какой-то момент он подплыл сзади, обнял меня за талию и легко поднял над водой.

— Сдаешься? — прошептал он мне на ухо, и его голос, низкий и проникновенный, заставил меня вздрогнуть куда сильнее, чем холодная вода.

— Пф-ф! — я фыркнула, пытаясь сохранить подобие достоинства в этом унизительном, но приятном положении, — Мой девиз: лучше утонуть, чем сдаться. Ну, или почти утонуть.

— Жаль, — он вздохнул с наигранной скорбью и......отпустил.

Я с театральным визгом рухнула в воду, разом захлебнувшись и смехом, и волной. Вынырнув, шумно отфыркиваясь по‑тюленьи, увидела сияющее лицо Анвара. Его глаза искрились озорством, и вдруг он перестал казаться таинственным оборотнем. Просто мужчина, рядом с которым я чувствовала небывалую лёгкость и безудержное веселье.

— За такое вообще‑то в тюрьму сажают! — провозгласила я, с достоинством отплывая от него, — Статья «Утопление невинной девушки с особой жестокостью, посредством щекотки и обаяния»!

— Но ты же меня терпишь, — он легко догнал меня одним небрежным гребком, его глаза смеялись, — И, кажется, даже прощаешь....

— Это не прощение, это стратегическая пауза! — фыркнула я, пытаясь скрыть улыбку, — Я коплю силы для ответного удара. Готовься, когда‑нибудь я обязательно отомщу тебе за это. Льдом. Из кулера.

Анвар снова легко догнал меня, но на его лице застыло искреннее недоумение

— Постой, — он перестал грести, рассматривая меня с любопытством, — А что такое… «кулер»? Это какое‑то магическое устройство твоего мира, что бьет лёд? Это опасное оружие?

Он выглядел таким сбитым с толку и заинтригованным, что я невольно рассмеялась. Звук моего смеха разлетелся над водой, словно россыпь серебряных колокольчиков, и на мгновение всё вокруг замерло — только мы двое, вода и этот нелепый, но такой тёплый разговор.

Постепенно смех стих, и мы продолжили плавать, неспешно перебрасываясь шутками. Анвар показывал мне подводные камни, покрытые изумрудным мхом, они казались крошечными островами в прозрачном подводном царстве. Он был прав: вода действительно оказалась чудесной: прохладной, ласковой, оживляющей каждую клеточку тела.

И он был чудесным. Слишком чудесным, чтобы быть правдой.

Выйдя на берег, я тут же почувствовала, как по коже побежали мурашки, вечерняя прохлада мгновенно объяла влажное тело. Мокрая сорочка липла к коже, откровенно вырисовывая каждый изгиб, и под пристальным взглядом Анвара я снова ощутила жгучее смущение. Ветер тронул волосы, разметав их по плечам, и я невольно обхватила себя руками, пытаясь хоть немного согреться.

Анвар не сказал ни слова, лишь молча шагнул к ближайшему валуну, снял с него свою сухую, мягкую рубашку из грубого льна и, приблизившись, бережно набросил мне на плечи. Ткань, ещё хранящая тепло камня, окутала меня неожиданным комфортом. А вместе с теплом пришёл и его запах, едва уловимый, но такой явственный: дым, хвоя и что‑то дикое, первозданное, отчего внутри разлилось странное, почти забытое ощущение уюта.

— Замерзла, синичка, — констатировал он, и в его голосе не было ни тени насмешки, только тихая, будничная забота. Он поправил ворот на мне, и его пальцы на миг коснулись ключицы, оставив на коже воспоминание о прикосновении, — Ничего, сейчас согреемся. Ты садись на тот плоский камень, он еще солнышко помнит. А я костер разожгу.

Он шагнул к опушке, где среди невысокой травы валялись сухие ветви. Я следила за его движениями: как он наклоняется, как ловко перебирает сучья, отбрасывая сырые и выбирая только те, что посуше. В каждом жесте ни суеты, ни лишних движений, лишь спокойная уверенность человека, привыкшего выживать в дикой природе.

Вернувшись с охапкой аккуратно подобранного хвороста, он сложил его не просто в кучу, а в аккуратную пирамидку, оставив внутри воздух для тяги. Затем присел на корточки, достал из кармана небольшой кремень и парой точных, выверенных ударов высек искру. В темноту мгновенно взметнулся сноп ослепительных искр.

Ловким движением он направил их на пучок сухого мха, бережно раздул едва тлеющие огоньки, и вот уже первое робкое пламя потянулось вверх. Спустя мгновение весёлое, румяное пламя уверенно разгорелось, затрещало, отгоняя наступающую вечернюю прохладу. Воздух наполнился уютным смолистым ароматом, слегка сладковатым, будто природа сама добавила в него ноту тепла и покоя.

— Магия? — удивленно прошептала я, протягивая к огню озябшие руки.

— Практичность, — поправил он мягко, — И немного сноровки. Этому меня еще отец учил: хороший костер — это не просто огонь, это гостеприимство. Посиди, погрейся, — Он встал, отряхнул ладони о штаны, — Мне нужно отлучиться на минутку, собрать еще сушняка, чтобы костер не потух. Я буду совсем рядом.

Он бросил на меня долгий, полный какого-то невысказанного обещания взгляд, повернулся и скрылся в чаще. Его шаги быстро затихли, оставив меня наедине с потрескивающим костром и наступающими сумерками.

Я закуталась в его просторную рубашку поглубже, с наслаждением грея озябшие пальцы у живого огня. В этой внезапной тишине, нарушаемой лишь шепотом пламени и отдаленным плеском воды, я почувствовала незнакомое доселе умиротворение. Возможно, этот загадочный мир был не так уж и страшен. Возможно, здесь, у этого озера, в тепле этого костра...

Мысль оборвалась, не успев сформироваться. И не потому, что я испугалась. Просто в идеальную тишину вечера ворвался единственный, но абсолютно чужеродный звук — сухой, отчетливый хруст ветки где-то за спиной.

Ледяная волна пронзила все тело, моментально сменив блаженное спокойствие на первобытную настороженность. Я резко обернулась, сердце застучало где-то в горле.

— Анвар? — прошептала я в наступающую темноту. — Это ты?

Ответ пришел не звуком, а движением. Из сгущающихся теней вековых сосен, бесшумной, крадущейся походкой вышел огромный серый волк. Его шерсть отливала тусклым серебром в отсветах костра, а желтые, пронзительные глаза, полные немого и сложного ума, были пристально устремлены на меня. Он был великолепен и ужасен в своей дикой силе. Совершив один мощный, бесшумный прыжок, хищник оказался в паре метров от меня, намертво загородив путь к отступлению.

Так-так….,— мелькнула у меня в голове шальная мысль, пока я неотрывно смотрела в глаза волка, в которых читался явный не звериный, разумный и очень сложный интерес, — Кажется, моего гостеприимного хозяина сменил куда более суровый страж. Интересно, это входит в программу «романтического вечера с оборотнем»?

Костер, ужин и… проверка на прочность?

Глава 9

Ноги стали ватными, а под мокрой сорочкой, которую я так и не успела просушить у костра, по коже побежали противные, ледяные мурашки. Но годы тренировок по сокрытию паники на совещаниях сделали свое дело. Внутренняя истерика тут же была упакована в саркастичную обертку.

— Ну, привет, Редгар, — голос прозвучал чуть хрипло, но на удивление твердо для человека, чьи коленки отбивали чечётку, — Я не хочу играть в Красную Шапочку, поэтому давай без театра. Оборачивайся, и поговорим как цивилизованные люди. Если ты, конечно, помнишь, как это делается.

Передо мной стоял не просто волк, а ходячий гимн дикой мощи. Его серебристо-стальная шерсть на закатном свете отливала жидким металлом, а каждый мускул под ней играл при движении, словно тугие струны. Он пах дождем, хвоей и мокрой шерстью — простой, животный запах, от которого по спине пробежал холодок. Но самое гипнотизирующее были его глаза.

Ярко-голубые, как горное озеро в ясный день, и абсолютно человеческие в своей разумной, ледяной глубине. Они выдавали в нем не простого хищника, а личность. Существо, которое мыслит, анализирует и… судит. Его мощь и сила чувствовались даже на расстоянии, как физическое давление. От такого зверя невозможно скрыться и убежать. Это знала каждая клеточка моего тела. Цепким, пронизывающим взглядом он следил за каждым моим вздохом, за игрой мышц на моем лице, читая страх как открытую книгу.

«Ну вот, Лена, — пронеслось в голове, — Финал моей личной сказки: не бал, не принц, а мокрая сорочка, костёр, который не спасает, и волк, который явно не для красной шапочки пришёл. Кажется, моя история закончится не хэппи-эндом, а одним большим и зубастым вопросительным знаком. И самое обидное, что даже не в платье от кутюр, а в мокрой сорочке и с озябшими пальцами».

Поняв, что в истерику я впадать не собираюсь, спасибо врожденному упрямству, волк сделал шаг ко мне. Мягко, неслышно, как призрак; земля, казалось, не чувствовала его веса. А я встала как вкопанная, боясь лишний раз пошевелиться. Я видела в этих синих глазах знакомый, ненавидящий меня разум Редгара. Но знать — одно, а верить хищному инстинкту, который орет об опасности, — совсем другое. Вспоминая, с какой ледяной злостью он смотрел на меня в человеческом облике, было до дрожи страшно, что и его зверь испытывает ко мне ту же лютую ненависть.

И потому я совершенно онемела, когда, подойдя вплотную, он не впился клыками в горло, а склонил свою могучую голову и… лизнул мою дрожащую руку. Грубый, шершавый язык обжег кожу, и от этого неожиданного, двусмысленного жеста у меня напрочь отключились все фильтры. Я ляпнула то, что давно крутилось в голове, выдав свою паранойю с потрохами:

— Я думала, ты меня ненавидишь.

Проглотить эти слова было уже невозможно. Они повисли в воздухе, глупые и уязвимые. Волк-Редгар замер, его голубые глаза сузились. Казалось, он взвешивал мое признание. И тогда в его взгляде что-то щелкнуло. Ледоход. Не таяние, нет, треск, предвещающий лавину.

Подняв голову, он посмотрел мне прямо в глаза, и в этом взгляде уже не было ни капли отстраненности. Была чистая, концентрированная ярость. Оскалившись в беззвучном рыке, обнажив клыки длиной с мой палец, он резко прыгнул на меня.

Я успела только зажмуриться, мой мозг услужливо проигрывая самый банальный сценарий: удар о землю, боль, клыки, разрывающие плоть. Но вместо ожидаемого когтистого удара в спину, я оказалась в цепких, железных объятиях Редгара. Он поймал меня на лету, в тот миг, когда его звериная сущность отступила, и теперь его голое, обжигающе горячее тело всей тяжестью прижимало меня к земле. Пахло кожей, диким потом и озоном: странным запахом, оставшимся после вспышки магии превращения. Колючие травинки впивались в мою спину через тонкую ткань платья, а камень упирался в лопатку, возвращая в реальность куда более прозаичную и от того более жуткую.

«Поздравляю, Лена, — пронеслось в голове, — Тебя только что спас от волка… сам волк. Логика просто безупречна. Нобелевку по зоологии заносить сюда».

Превращение заняло долю секунды, но его последствия растянулись на вечность. Он уложил меня на траву под себя, всем весом, лишив возможности дышать полной грудью, и впился в мои губы жестким, властным поцелуем. Его губы были обветренные, шершавые.

Что я там говорила про властные поцелуи Дамиля? Забудьте! Там были цветочки, игра, тонкий соблазн. Здесь же было порабощение и неутолимая, темная жажда. Это был не поцелуй, а акт агрессии. Наказание. Наверное, так целуют, чтобы унизить.

Целуя меня будто обезумевший, одержимый демон, он начал срывать с меня сорочку. Раздался неприличный, грубый звук рвущегося полотна, и лоскутки, словно лепестки мёртвых цветов, полетели в разные стороны.

Он целовал все, что попадалось у него на пути: губы, скулы, шею, ключицы, грудь. Его губы и зубы обжигали кожу, но не страстью, а грубой силой. В этих поцелуях не было и намека на нежность, они были грубыми, почти болезненными, не принося мне ничего, кроме липкого отвращения и нарастающего, комом в горле, ужаса. Он не ласкал, он метил. Наказывал меня за грехи, понятные только ему, сдирая с меня не только платье, но и остатки иллюзий.

«Отличный способ провести вечер. Романтика, одним словом. Прямо готова сцена для низкобюджетного триллера».

— Редгар, остановись, хватит! — закричала я, что есть силы, пытаясь вырваться. Мои руки уперлись в его каменные плечи, но это было как пытаться сдвинуть скалу. Я пыталась его отпихнуть, ударить, столкнуть с себя в конце концов, но он был непоколебим. Его пальцы, твердые и неумолимые, впились в мои запястья, пригвоздив к земле. Отчаяние накатывало волной, горло сдавил спазм, и тогда я заплакала. Не тихо, а громко и обреченно, от унизительной обиды и горького разочарования. Вот оно, настоящее лицо этого мира. Не сказка, а кошмар, пахнущий сосной и мужской яростью.

Что там говорил Анвар? «Он заслуживает любви»? Черта с два он ее получит от меня. Никогда. Особенно после того, как превратил мой вечер в дешёвую мелодраму с элементами криминальной хроники.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Неожиданно, будто порывом ураганного ветра, Редгара снесло с меня. Он отлетел на приличное расстояние, тяжело рухнув на землю с глухим, отчасти комичным стоном. Воздух с шипением вырвался из его легких. А я, заливаясь слезами, которые текли по вискам и капали на помятую траву, увидела его.

Дамиль. Но не человек. Не полу-змей. Передо мной возник живой катаклизм, воплощенный в чешуе и мускулах. Величественный, огромный змей, чьим одним видом можно было напугать саму смерть. Он был невероятных размеров, его чешуя, каждая величиной с мою ладонь, переливалась всеми оттенками изумруда и обсидиана в свете догорающего костра, а хищные, вертикальные зрачки горели праведным, леденящим душу гневом. Его хвост, от ярости, с такой силой стучал по земле, что оставлял на утоптанной почве глубокие борозды, вырывая с корнем кусты папоротника.

— Дамиль, — заскулила я, судорожно стягивая лоскуты сорочки, которая теперь напоминала тряпку для пола. Я прикрывала грудь, съеживаясь не столько от вечернего холода, сколько от ледяного шока, сковавшего ребра. Меня потряхивало, как в лихорадке, а слёзы, соленые и бесполезные, застилали глаза сплошной пеленой, превращая эпическую битву в размытое пятно.

— Маааленькаяя моооя, — зашипел он, и в этом шипении, похожем на звук раскаленного металла, опущенного в воду, было не просто обещание защиты, а клятва тотального уничтожения. Он двинулся в мою сторону, плавно и бесшумно скользя по траве, оставляя за собой блестящий след на мокрой от росы земле.

Но путь ему тут же преградил огромный волк. Встав между мной и змеем, Редгар издал низкий, рычащий предупреждающий звук, который исходил не из глотки, а из самой глубины его существа. Это был не просто рык — это был ультиматум, высеченный из льда и стали. «Сделай еще шаг, и это будет твой последний».

«Браво, Редгар, — пронеслось у меня в голове, — Ты — апогей мужской логики. Сначала чуть не изнасиловал, а теперь героически защищаешь. Лучше бы вызвал такси до психушки, было бы полезнее».

Я бы даже сказала, это был волк-самоубийца, ибо в своей волчьей форме он был в два раза меньше гигантского змея. Казалось, Дамиль мог просто раздавить его одним движением. Но я недооценивала ярость Редгара. Задние лапы зверя впились в землю, вырвав клочья дерна. Мышцы на его плечах и бедрах налились стальным бугром, шерсть встала дыбом, превращая его в ощетинившийся шар ярости.

И он пошел в атаку.

Это не был просто прыжок. Это был сгусток молниеносной ненависти, выпущенный с невероятной, почти нефизической скоростью. Он оттолкнулся так сильно, что на месте, где только что были его лапы, взметнулось облако земли и травы. Воздух разрезал серебристо-серый клин его тела, устремленный прямиком в уязвимую, пульсирующую шею змея. Клыки, длиной с мой палец, блеснули на солнце, жаждая плоти. В этом прыжке не было ни капли сомнения, только холодная, уничтожающая решимость.

Этот полёт навстречу гибели я увидела, как в замедленной съемке. Каждая детали врезалась в сознание с болезненной четкостью: капли слюны, сорвавшиеся с оскаленной пасти, напряжение каждой жилы на его морде, сумасшедший блеск голубых глаз, не отрывающихся от цели. Сердце замерло, пропустив удар, в горле встал ком. Нет… Он же…

Но Дамиля такие фокусы не просто не впечатлили — они, казалось, вызывали у него лишь легкую скуку старого воина, видавшего виды за тысячелетия своей жизни. Он был не просто выше и сильнее. Он был древнее, мудрее, и его реакция была подобна холодной, неумолимой воде, гасящей любой, даже самый яростный огонь. В его желтых глазах я прочла не страх, а почти что скучающее превосходство, как у преподавателя, наблюдающего за неумелой попыткой студента сдать зачет.

Он не стал уворачиваться в сторону. Вместо этого его голова, размером с лошадиную, метнулась навстречу атакующему волку, не для того, чтобы укусить, а для того, чтобы обмануть. Молниеносный, отточенный веками финт. Воздух свистнул, рассекаемый чешуйчатой массой. Редгар, уже неспособный скорректировать траекторию в полете, пронесся в сантиметрах от чешуистой шеи, которую жаждал разорвать, его клыки сомкнулись на пустоте с сухим, щелкающим звуком.

И вот тогда в дело вступил хвост.

Это не был просто удар. Это был разряд черной молнии, взмах бича, сотканного из чистой мускульной силы. Толстый, как мое бедро, кончик хвоста с шипением, напоминающим свист рассекаемого воздуха, рассек пространство и со всей мощи обрушился на грудную клетку волка. Раздался глухой, кошмарный звук, не хруст, а скорее тяжелый, влажный удар, словно по туше свежего мяса. Я даже почувствовала, как воздух дрогнул от этого удара, донеся до меня запах озона и взметнувшейся пыли.

Редгар взвыл. Это был не крик боли, а вопль яростного унижения, смешанного с агонией. Его стройное, мощное тело, еще секунду назад бывшее воплощением смертоносной грации, согнулось в дугу и, потеряв всякую инерцию, отлетело в сторону, как тряпичная кукла, брошенная разгневанным ребенком. Он пролетел несколько метров по воздуху и со звуком, напоминающим падение мешка с мокрым песком, плюхнулся в озеро. Водная гладь взорвалась, взметнув в небо фонтан брызг, и на секунду поглотила его, оставив на поверхности лишь расходящиеся круги да несколько пузырей.

«Ну, хоть искупается, — с горькой иронией подумала я, — Остынет. Хотя, учитывая его характер, вода вокруг него, наверное, закипит».

Наступила оглушительная тишина, нарушаемая лишь шипением Дамиля, похожим на шум лопнувшей автомобильной покрышки, и моим прерывистыми, всхлипывающими вздохами. Я сидела, вжавшись в землю, и чувствовала, как колючки репейника впиваются в оголенные ноги, а камень давит на бедро. Мелкие, бытовые детали, которые почему-то делали происходящее еще более нереальным.

— Осссвежисьсь, брааат, — ядовито, с ледяным спокойствием прошипел Дамиль, глядя на расходящиеся круги, в которых медленно тонуло серебристое тело его брата. В его шипении слышалось не торжество, а скорее… раздражение. Как у взрослого, вынужденного дать подзатыльник распоясавшемуся подростку, который порвал новые обои.

Затем его огромная голова плавно повернулась ко мне. Желтые глаза, еще секунду назад полные смертоносного хладнокровия, смягчились. В них читалась теперь только тревожная, почти паническая нежность, словно он боялся, что я рассыплюсь в прах от одного его неверного движения. Он медленно, чтобы не спугнуть, склонился ко мне, и его гигантская голова, вся в каплях озерной влаги, показалась мне вдруг не страшной, а прекрасной, как самое невероятное творение природы.

— Дамиль, — только и смогла выдохнуть я, захлебываясь слезами и облегчением, чувствуя, как с горла спадает стальное кольцо страха.

Он не стал сразу превращаться обратно. Сначала, с невероятной для его гигантских размеров чуткостью, он обвил своим мощным, упругим телом мои дрожащие, покрытые мурашками ноги, а затем плавно поддел меня под спину и грудь, своими гигантскими, но бережными руками. Я инстинктивно обвила его чешуйчатую шею, вжалась лицом в прохладную, гладкую, как отполированный камень, чешую. Она пахла озерной водой, ночным дождем и чем-то диким, электрическим — это был запах невиданной силы, обернувшейся спасением. В этом запахе, в этом надежном коконе из плоти и мощи, я наконец позволила себе рассыпаться.

Меня накрыла настоящая истерика. Всё, что сдерживалось: животный страх, унизительная обида, шоковая боль, вырвалось наружу с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Слёзы текли ручьями, размывая остатки туши и смешиваясь с озерной влагой на его чешуе. Все мое тело сотрясала неконтролируемая дрожь, словно в лихорадке, а в ушах стоял оглушительный звон.

И тогда он начал меняться. Не резким превращением, а плавным перетеканием, чтобы не испугать меня еще больше. Гигантский змей будто растворялся в воздухе, его чешуя уступала место горячей, влажной коже. Через мгновение Дамиль держал меня на руках в своем человеческом облике. Его лицо было невероятно серьезным, а в глазах стояла буря из гнева, вины и безграничной нежности.

Он крепко прижал меня к своей груди, и я, обессилев, уткнулась лицом в его шею, в его родной, знакомый запах. Пока он нес меня по тропинке, уводящей от воды вглубь леса, я ревела белугой, мои рыдания сотрясали нас обоих, а его сильные руки были моим единственным якорем в этом внезапно перевернувшемся мире.

— За что он так со мной? — прошептала я, уже почти теряя связь с реальностью от перенапряжения и усталости. Слова вышли тихими, обреченными, пропитанными детской обидой.

Он услышал. Я почувствовала, как напряглись его мышцы, и на мгновение мне показалось, что он вот-вот взорвется гневом. Но вместо этого его объятие стало еще крепче, еще надежнее. Он не спешил с объяснениями, и в этой его молчаливой мудрости была своя правда — сейчас слова были бы лишь лишним шумом, песком на рану.

И тогда он нашел другой способ сказать мне все, что нужно. Его губы, обжигающе горячие на моей ледяной коже, коснулись виска с такой бесконечной нежностью, что по телу разлилась волна тепла. Этот поцелуй был не страстью, не требованием, а обещанием. Обещанием защиты, тишины и покоя. Он был похож на тихую колыбельную, которую я не слышала с детства.

Затем он осторожно отстранился, всего на сантиметр, чтобы я могла увидеть его лицо, и этот плавный жест стал мостиком от одного утешения к другому. Его глаза, еще минуту назад полные бури, теперь стали бездонными и спокойными, как лесное озеро в безветренную ночь. Зрачки, все еще вертикальные, чуть расширились, и в их глубине замерцали странные, медленно вращающиеся узоры — золотые искры в темной воде, таинственные и убаюкивающие.

— Спи, маленькая, — его голос прозвучал не как звук, а как ощущение, проникшее прямо в сознание, минувшее уши и растворяющееся в самой душе, — Отдыхай. Я с тобой. Все кончено.

Я почувствовала, как тяжелеют веки, а дрожь в теле начинает утихать, сменяясь приятной, сковывающей слабостью, будто меня мягко заворачивают в самый теплый и безопасный кокон на свете. Его шаги, стук сердца, тепло кожи — все это отодвинулось куда-то далеко, превратившись в размытый, уютный фон, в колыбельную, которую пел мне весь мир.

«Вот ведь хитрюга змеиный… Использует… нечестные методы…» — моя последняя мысль перед погружением в сон была полна сарказма, но даже он тонул в накатывающем блаженном спокойствии.

И я окончательно погрузилась в черную, бездонную и на этот раз абсолютно безмятежную пучину забытья, куда он бережно проводил меня своим взглядом. Не было ни волков, ни змей, ни боли, ни страха. Только тишина, надежные руки, что несли меня в безопасность, и сладкое знание, что я не одна.

Глава 10

Проснулась я от того, что затекла рука, и в носу защекотала пыль. Открыла глаза: потолок, знакомые трещинки, моя кровать. Я была одна. В комнате стоял теплый, спертый воздух, пахнущий старой древесиной и моим собственным, несвежим после лесной прогулки телом. Солнечный луч, еще несколько часов назад игравший на стене, давно погас. Я повернула голову к окну, за стеклом была густая, бархатная темнота, кое-где прорезанная одинокими огоньками фонарей. Значит, проспала я недолго, всего несколько часов, но чувствовала себя так, будто провалилась в бездонный колодец и только-только из него выползла.

В горле стоял ком, а на душе — тяжелый, холодный камень. Я приподнялась на локте, и одеяло сползло, обнажив кожу, испещренную красными полосами от складок простыни.

«Кажется, я вся в отпечатках сегодняшнего дня», — мелькнула мысль. И тут же, как кинжал в спину, вонзилась память: грубая сила, рвущаяся ткань, горячее дыхание на лице, чувство полной, унизительной беспомощности. Слезы, предательские и горькие, снова подступили к глазам, застилая мир влажной пеленой. Не думай, Лена. Просто не думай.

С трудом оторвав себя от кровати, я побрела в душ. Ноги были ватными, а каждая мышца ныла, словно после изнурительной тренировки. В ванной я не смотрела на себя в зеркало, боялась увидеть в отражении ту самую испуганную, раздавленную девчонку с озера. Включила воду, почти обжигающе горячую, и подставила под струи голову, словно пытаясь смыть не только грязь и траву с тела, но и въевшееся под кожу ощущение его прикосновений, его поцелуев. Они горели на мне клеймом, и никакая вода не могла их смыть. Я терла кожу мочалкой до красноты, пока не закружилась голова от пара, но чувство осквернения, гнетущей грязи не проходило, разрывая душу на части.

Наконец, выключив воду, я завернулась в большое, мягкое банное полотенце. Единственное, что в тот момент казалось по-настоящему безопасным и чистым. Влажная прохлада ткани ненадолго приглушила внутренний жар. Я поплелась обратно в комнату, по полу, холодному от ночи, чувствуя, как капли воды с волос стекают за шиворот ледяными дорожками.

Уже подходя к двери, я замерла, услышав за ней приглушенные, но напряженные голоса. Рука сама потянулась к ручке, но инстинкт заставил остановиться. Я тихо прильнула к щели.

— Ззачем оссставил ее однууу? — доносился низкий, шипящий голос Дамиля. Речь была нечеткой, слова растягивались и свистели, будто сквозь стиснутые зубы.

«Контролирует плохо, значит, ярость еще не остыла», — с горьким пониманием подумала я.

— Я не планировал надолго, честное слово! — послышался взволнованный, оправдывающийся голос Анвара, — Но по дороге к озеру я увидел в кустах Редгара… и подумал, что это шанс! Чтобы она увидела его в дикой природе, без этой его маскировки, узнала его настоящего… Сблизились бы!

Раздался оглушительный, яростный стук — будто кто-то со всей силы ударил кулаком по каменной кладке камина. Я вздрогнула, сердце замерло. Это должен был быть Дамиль.

— Сблизились?! — его голос превратился в свистящий вихрь, — Он ее чуть не сломал, Анвар! Ты называешь это сближением?!

— Я знаю! — почти крикнул Анвар, и в его голосе послышались отчаяние и собственная ярость, — Но как иначе?! Он сгорает от ревности каждый раз, когда она на тебя смотрит! Я думал, если он проявит себя, свою суть, а она не убежит….

— Дуурак! — шипение Дамиля стало резким, как удар хлыста, — Уззззнала она его тааак, что теперь, моожеет, буудет боятьссяя всссю жииззнь! Ты жеесссам прекрраасно зззнаешшьь, каким звеереем он становится от ревносссти!

— Я знаю! Знаю! — голос Анвара сорвался, в нем слышалась неподдельная мука. Стукнуло что-то тяжелое, возможно, он в отчаянии опустился на стул, — Я идиот, я не подумал… Прости.

— Нее у мееня просссии проощщеньее, — отрезал Дамиль, и в его голосе не было ни капли снисхождения, только холодная, обжигающая правда, — Ты отдал ее ему в лапыы, как ккролика волку. И за это нет извинеений.

В комнате на несколько минут воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь тяжелым, почти звериным дыханием Дамиля и сдавленными всхлипами Анвара. Я прислонилась лбом к прохладной деревянной косяку, переваривая услышанное. Ревность? Это слово отозвалось во мне странным, колющим эхом. Неужели эта ярость, это насилие… были вызваны ревностью? К Дамилю? Мысль казалась абсурдной и чудовищной одновременно. И тут же, вслед за ней, поднялась волна собственного гнева. «Какое мне, в сущности, дело до его чувств и мотивов? Он напал на меня. Он чуть не... Не хочу искать ему оправданий! Не буду!»

Я сделала глубокий вдох, собирая в кулак всю свою волю, все остатки достоинства. «Хватит прятаться. Пора посмотреть им в глаза». Расправила плечи под полотенцем и, отворив дверь, вошла в комнату.

Оба мужчины резко обернулись на скрип двери. Анвар сидел, сгорбившись, на стуле, его лицо было бледным и разбитым, кулаки сжаты на коленях так, что белели костяшки. Дамиль стоял у камина, прислонившись к косяку, его костяшки были красными и содранными, поза была напряженной. В воздухе висело невысказанное, тяжелое и густое, как смола, пахнущее гневом, раскаянием и остывшим дымом от камина.

Стоило только открыть дверь, как две пары глаз уставились на меня, и по спине пробежал ледяной холодок. Взгляд Дамиля, как два раскаленных желтых угля, в которых плясали отблески пламени и первобытная ярость, прожигал меня насквозь. А рядом бездонные, как летнее небо, голубые глаза Анвара, но сейчас в них не было ни капли прежнего спокойствия, только мука, стыд и такая глубокая вина, что стало трудно дышать. Я замерла на пороге, чувствуя, как подкашиваются ноги, а пальцы судорожно впиваются в мокрое полотенце на груди.

— Маленькаяя мооя, иди ко мнее, — прошипел Дамиль, и его голос был тем единственным якорем в этом бушующем море.

Эти слова стали тем самым разрешением, которого я бессознательно ждала, тем спасительным сигналом, что разорвал петлю оцепенения. Вся моя подавленная потребность в безопасности, в защите, вырвалась наружу единым порывом. Я не просто кинулась к нему — я буквально рухнула в эти распахнутые объятия, как тонущий, наконец-то ухватившийся за протянутую руку. Вся моя воля, все мужество, державшие меня на плаву, иссякли в один миг, оставив лишь безвольную дрожь и щемящую потребность спрятаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он подхватил меня, сел в кресло и усадил к себе на колени, начав медленно раскачиваться, будто убаюкивая ребенка. Его большая, теплая ладонь нежно гладила мою спину через тонкое полотенце, а губы прижимались к виску, оставляя на коже следы тихого, сиплого шепота: «Все, тише, все… Я здесь». Непонятно было, кто кого успокаивал он меня или я его, впитывая его тепло и отдавая свое. Так мы и сидели, будто змеи, сплетясь в единый клубок, забыв про весь мир, про пылающий камин, про скрип старого дома.

Пока не раздался тихий, разбитый голос Анвара.

— Лена…

Я приоткрыла глаза. Он стоял на коленях прямо перед нами, на прохладном каменном полу. Его плечи тряслись, а пальцы бессильно сжимали складки мохнатого ковра. В его глазах стояла такая бездонная мука, что у меня в груди все перевернулось.

— Лена, прости меня… Я… я не думал…, — его голос сорвался, и он бессильно опустил голову, уткнувшись лбом в мои колени. Его горячие слезы проступили через полотенце, обжигая кожу, — Я так виноват… Прости… Ради всего святого, прости…

Мне пришлось с невероятным усилием выкарабкиваться из теплых, защитных объятий Дамиля. Я присела перед Анваром, заставляя его поднять голову. Его прекрасное лицо было искажено гримасой настоящего страдания. Считала ли я его виноватым? Нет. В его поступке не было злого умысла, лишь наивная, идиотская попытка помочь. Как говорят у меня на родине, благими намерениями вымощена дорога в ад.

— Анвар, — я взяла его лицо в свои ладони, заставляя посмотреть на себя, — Я не сержусь. Правда. Ты ни в чем не виноват.

— Но я… я позволил этому случиться! — он сжал мои запястья, не причиняя боли, а словно ища опоры, — Я видел его в кустах, видел его взгляд… и все равно ушел! Я предал тебя!

— Ты хотел как лучше, — мягко сказала я, проводя большим пальцем по его мокрой от слез щеке, — Ты всегда хочешь как лучше. Просто в следующий раз… думай головой, а не сердцем, когда дело доходит до диких оборотней, ладно?

Он фыркнул сквозь слезы, и в его глазах мелькнула слабая искорка. Он поймал мою руку и прижал к своим губам, осыпая тыльную сторону ладони горячими, дрожащими поцелуями.

— Спасибо, — прошептал он, и в этом слове был целый океан облегчения и клятв, — Спасибо, что не оттолкнула.

— Ты голодна? — нарушил момент Дамиль, его голос, все еще с легким шипением, но уже гораздо мягче, прозвучал у нас за спинами.

— Нет, — замотала я головой, чувствуя, как накатывает новая волна усталости, теперь уже приятной.

— Тогда давайте спать. Завтра тяжелый день, — сказал он, решительно поднимая меня на руки и неся к большой кровати.

Меня уложили в прохладную простыню, Дамиль тут же пристроился рядом, притянув к своему горячему, твердому телу, накрыв своим торсом, как живым щитом от всех бед. Его дыхание было ровным и глубоким. Анвар, после недолгого колебания, робко устроился позади, его рука осторожно обвила мою талию, а щека прижалась к затылку, запутавшись в мокрых прядях волос.

И тут, вопреки всему, усталость как рукой сняло. Та самая, что только что накрывала с головой, отступила, уступив место странной, нервной бодрости. Тело было тяжелым и расслабленным, а мысли резвыми и тревожными, как стая испуганных птиц. Сквозь притворно сомкнутые ресницы я наблюдала за Дамилем. В скупом свете луны, пробивающимся сквозь окно, его хищные черты казались мягче. С губ сошла привычная лукавая ухмылка, и сейчас, в тишине, он выглядел моложе, почти беззащитным. Не удержавшись, я провела подушечками пальцев по его губам, очертила высокие скулы, резкую линию брови.

— Не дразни, мааленькая, — прошептал он, стараясь выглядеть равнодушным, но я чувствовала, как под моими пальцами участился стук его сердца и сбилось дыхание. Мне самой захотелось ласки, нежности, подтверждения того, что я жива, что я здесь, в безопасности.

— Спасибо, что пришёл за мной, — так же тихо прошептала я, заглядывая ему в глаза.

Он открыл их, и его взгляд стал пронзительным, острым, от которого по коже побежали мурашки. Вся маска лукавства и отстраненности рухнула, обнажив душу этого страстного, дикого хищника. Теперь на меня смотрел мужчина, давший мне обещание.

— Я всегда приду зза тобой, Леенаа, где бы тыы не былаа, — его слова повисли в воздухе, словно незримая нить, связывающая нас навсегда.

И я потянулась к его губам, уже не сомневаясь, не думая, повинуясь лишь зову крови и жажде забыться в нем. Я сама углубила поцелуй, чувствуя, как он замирает от неожиданности, а затем отвечает с новой, сдерживаемой силой, будто боясь испугать или сломать. Я, никогда не была соблазнительницей, и теперь играла в эту роль, неловко, но смело сплетая наши языки в немом вопросе: «Возьми меня. Забери мою боль. Напомни, что я жива». Его руки охватили мою талию, а сзади Анвар прижался еще ближе, и в этом странном, тройном объятии не было места страху, оставались только прощение, тепло и начало чего-то нового, пугающего и прекрасного.

— Ленна, теебе нужно отдохнууть, — прошипел Дамиль, с трудом отрываясь от моих губ. Его дыхание было тяжелым и надрывным, грудь вздымалась под моими ладонями. — Ты измучена...

— Я не хочу отдыхать, — мой шепот прозвучал дерзко и умоляюще одновременно, пока мои пальцы скользили вниз по его груди, — Я хочу тебя. Я хочу вас обоих. Пожалуйста...

Я не забыла про Анвара, слегка, почти невинно потерлась ягодицами о его напряженный пах. Его руки на моей талии мгновенно сжались, и он тихо простонал, мой хитрый манёвр достиг цели.

— Лена…, — голос Дамиля был низким, насыщенным опасной смесью предупреждения и мольбы, когда я невесомым движением обвела пальцем его сосок, — Еще секунда... и я не смогу остановиться…

Но я уже не могла остановиться сама. Спускаясь ниже, туда, где его тело уже выдавало нетерпение, я взяла в руку его член. Кожа была невероятно горячей и шелковистой, а под ней пульсировала живая, сдерживаемая сила. Я нежно провела большим пальцем по чувствительной головке, и в ответ услышала резкое, змеиное шипение.

— Шшшш... — этот звук, дикий и первозданный, заставил мурашки пробежать по спине, а на губы рвалась коварная улыбка. Хищник в нем был так близок к поверхности.

Вместо улыбки я решила продолжить свою опасную игру. Я встала на четвереньки, демонстративно подставляя Анвару свою попку, и одновременно опустилась ниже к Дамилю. Кончиком языка я медленно провела по его напряженному члену, чувствуя, как он вздрагивает, а затем, легонько и игриво, взяла в рот головку, дразня его, намеренно не давая проникнуть глубже. Мне отчаянно хотелось свести с ума этого вечно контролирующего себя хищника, хотелось, чтобы он потерял голову и умолял меня о большем.

Забывшись в этой развратной игре, я вздрагивала от каждого прикосновения Анвара. Его язык, нежный и в то же время настойчивый, раздвигал мои складки, вылизывая и ласка. Стоило мне ахнуть от неожиданного наслаждения, как Дамиль, воспользовавшись моментом моей слабости, вошел глубже. Он зафиксировал мою голову руками, и начал задавать ритм, глубокий и неумолимый.

— Сссладкая... Какая же ты сссладкая…, — его шепот был похож на языческую молитву, полную похоти и обожания, пока он проникал в меня все глубже и глубже, и я чувствовала, как теряю над собой контроль, с радостью отдаваясь этому безумию.

Анвар, тем временем, нежно провел языком по моему клитору, а затем медленно, с трепетной нежностью, ввел в меня два пальца.

— Мммм…, — мой стон прозвучал громко и без стеснения. Его медленные, глубокие движения пальцами сводили с ума. Я инстинктивно расставила ноги шире, подаваясь ему навстречу. «Анвар, быстрее, пожалуйста», — молила я его мысленно. Сейчас его обычная нежность казалась мне пыткой. Мне нужно было нечто большее — огонь, который сожжет все воспоминания.

Поняв меня без слов, Анвар сменил ласки на более решительные действия. Он вошел в меня одним плавным, но уверенным движением, заполнив до самого основания, и замер, наслаждаясь моментом полного слияния. А затем начал двигаться, постепенно наращивая темп, и каждый его толчок отзывался во мне дрожью.

— Ах! — я не сдерживала себя, отдаваясь нарастающей волне. Мышцы внутри судорожно сжались, поджимаясь к долгожданному пику.

— О боги, Лена…, — голос сорвался Анвара, и он, не в силах сдержаться, залил меня горячими струями. Но мне было мало. Чертовски мало. Тело трепетало, пружина желания в низу живота не расслаблялась, пульс стучал в висках, грозя разорвать сознание.

— Дамиль…, — мой голос был хриплым от страсти, когда я повернулась к нему, глядя прямо в его горящие похотью глаза, — Пожалуйста... Мне нужно...

— Иди ко мне, моя сладкая, — его голос прозвучал как приказ и величайшая ласка одновременно. Он широко раздвинул мои бедра. Второго приглашения не потребовалось.

Я медленно оседлала его, задерживая дыхание, пока не ощутила всей его мощь внутри себя. Глубокий, блаженный стон вырвался из моей груди, когда я опустилась ниже, принимая его в себя. Он вошел так естественно, так идеально, словно был недостающей частью моего существа. В этом единстве не было ни капли стыда или неловкости — только чистая, первозданная гармония.

О, какое это было наслаждение! Плыть в этом ритме, задавая такт нашим соединенным телам. Мои бедра плавно двигались, а я с затаенным восторгом наблюдала, как этот неукротимый мужчина постепенно теряет контроль. Его глаза, обычно такие пронзительные, теперь потемнели от страсти, а губы сжались, словно он из последних сил сдерживал бурю внутри. Я знала, он жаждет вцепиться в мои бедра и подчинить меня своему дикому, необузданному ритму, но вместо этого он позволял мне вести эту нежную, чувственную игру, отдавая бразды правления в мои руки.

Закрыв глаза, я полностью отдалась этому опьяняющему чувству — чувству власти, доверия и полного единения. Мои ладони лежали на его бедрах, ощущая каждый напряженный мускул, а голова была запрокинута назад, подставляя лицо лунному свету, что струился из окна. Я плыла по волнам нарастающего удовольствия, тонула в них, а прикосновения Анвара лишь усиливали это сладостное опьянение. Его руки нежно сжимали мою грудь, а пальцы перебирали затвердевшие соски, заставляя меня издавать сдавленные, беспомощные стоны.

Внезапно я почувствовала, как его пальцы вплелись в мои волосы у шеи, и он мягко, но настойчиво притянул мое лицо к своему. Наши губы встретились в поцелуе, таком страстном и в то же время умоляющем. В этом сплетении языков, в этом трепетном танце я услышала его безмолвную мольбу: «Не забывай обо мне...».

В ответ я обвила его шею руками, прижимаясь еще теснее, пытаясь сквозь поцелуй передать то, что словами выразить было так страшно: «Ты нужен мне, Анвар. Ты с твоей нежностью, с твоей робостью, с твоим трепетным сердцем... Ты нужен мне именно таким». Когда-нибудь я найду в себе смелость сказать это вслух, глядя в его чистые, ясные глаза. А пока об этом говорило лишь мое бешено стучащее сердце.

И в этот миг, стоило мне на мгновение отвлечься, Дамиль перехватил инициативу. Его сильные руки обхватили мои бедра, и он резко подался вперед, заставляя меня вскрикнуть от неожиданности и наслаждения. Его движения стали быстрыми, властными, неистовыми, выбивая из меня дух и заставляя кровь петь в жилах. Та самая пружина желания, что так долго сжималась внутри, наконец распрямилась, разливаясь по телу ослепительными волнами экстаза. С последним, пронзительным стоном я в изнеможении рухнула на его грудь, где меня уже ждали его надежные объятия и нежные, уставшие губы.

Засыпала я в теплом коконе из двух тел, устроив голову на плече Анвара и небрежно закинув ногу на его. Уже на самой грани сна, в сладкой дремоте, мне почудился одинокий, протяжный волчий вой, полный такой щемящей тоски, что сердце сжалось от непонятной боли. А может, это было лишь эхо моего собственного сна......

Глава 11

Пробуждение в этот раз оказалось неодиноким и прекрасным. Из объятий сна меня медленно вытягивали нежные прикосновения. Анвар невесомо гладил мои щеки, кончиками пальцев скользя по коже, словно боясь разбудить, но не в силах остановиться. Мне захотелось нахмуриться и по-детски уткнуться лицом в подушку, спрятавшись от начинающегося дня, что я и попыталась сделать.

Увидев мои попытки ретироваться, мужчина рассмеялся — тихим, теплым смехом, наполняющим комнату уютом.

— Вставай, моя синичка. Как ты там учила меня говорить по-вашему? Эээ... «Проснись и пой»? — спросил он, и легкая неуверенность в произношении сделала его таким милым, что у него самого проступил румянец на скулах.

— Доброе утро, — рассмеялась я, наконец выглянув из своего одеяльного убежища и тут же попав в плен его бездонных, чарующих глаз. Увидев мою сонную, помятую мордашку, Анвар не смог сдержать широкой, сияющей улыбки.

— Уже не утро, а полдень. Скоро начнется праздник, который тебе никак нельзя пропустить, — сказал он ласково, заботливо убирая непослушные пряди волос с моего лица.

— Я все-таки не понимаю, что это за праздник такой, — пробурчала я, надув губы и намертво вцепившись в одеяло. Идти, честно говоря, не хотелось, а вставать с теплой, уютной кровати и подавно

— Не капризничай. Тебе обязательно понравится, вот увидишь, — он ободряюще улыбнулся, и в его взгляде было столько тепла, что мое сопротивление начало таять.

— А Редгар там будет? — спросила я уже серьезно, с замиранием сердца.

— Конечно, он же глава клана, — ответил Анвар, и в его голосе послышались извиняющиеся нотки, — Лена, тебе стоит с ним поговорить. Он... он тогда был не в себе, — говорил он, тщательно подбирая слова,— Редгар сложный, очень. И я... я так виню себя, что оставил тебя с ним одну.

— Не надо, — перебила я его, легонько хлопнув по руке. Серьезные разговоры с утра были явно лишними. Зачем портить себе настроение, когда за окном светит солнце?

«Идеальное утро: красавец, признания в любви... и вот, пожалуйста — пора поговорить о том, кто чуть не разорвал тебя на части. Просто сказка».

— Надо, синичка. Я бы себе никогда не простил, случись с тобой что-то... неизбежное, — он произнес это, глядя куда-то в сторону, вдаль, в пол, в шкаф, куда угодно, только не на меня.

— Анвар, — позвала я тихо, осторожно касаясь его руки. Не хватало мне еще видеть его муки совести. Как мог в жестоком мире оборотней появиться этот аленький цветочек? Наверное, где-то есть целая плантация таких, и он сбежал, — Может, ты мне объяснишь причину его поведения? — спросила я наконец то, о чем думала все это время.

— Просто Редгар — волк, и ему, его сущности, невероятно тяжело принять, что... тебя нужно делить, — он потупил взгляд, — Волки, они собственники. Хотя и мои сородичи, не особо любят делиться, но здесь мне повезло с характером, — он неловко улыбнулся, — Я просто... могу принять то, что неизбежно. И мне неважно, один я или нет, я просто... я просто тебя люблю, — окончательно засмущавшись, прошептал он, и его уши заметно покраснели.

А я от его признания растаяла, как карамелька на горячем солнце. И так захотелось поделиться с ним своей сладостью, своей нежностью, что я, не раздумывая, забралась к нему на колени. Взяла его прекрасное лицо в свои ладони, заглянула в эти бездонные голубые глаза и сказала то, что он давно заслужил услышать.

— И я тебя люблю, Анвар.

Его радужка в миг расширилась, став почти черной, словно на спокойную морскую гладь пролились густые чернила. Сейчас на меня смотрел не только смущенный мужчина, но и его внутренний зверь, огромный кот, которого мои слова пробудили и заставили отозваться низким, довольным мурлыканьем, вибрирующим прямо у меня в груди.

Он медленно приблизился, и его дыхание смешалось с моим. Между нами на мгновение повисла тишина, наполненная биением наших сердец. Затем его губы коснулись моих — нежно, почти несмело, словно он боялся спугнуть хрупкость этого мгновения. Это был поцелуй-обещание, поцелуй-благодарность, в котором таяли все сомнения и оставалась только сладкая уверенность. Когда мы наконец разомкнули губы, в его глазах все еще плясали те самые черные искры, но теперь в них читалась безграничная нежность.

— Теперь мое сердце поет, даже если я не умею правильно говорить, — прошептал он, прикасаясь лбом к моему.

Спустя всего лишь пару часов я стояла перед зеркалом, любуясь результатом. Анвар принёс для меня красивое пудровое платье, верх был вышит мельчайшими бусинками-чешуйками, которые переливались на солнце, словно слезы русалки. Шлейф из тончайшей ткани струился по ногам, словно водопад из жидкого лунного света. Платье было воздушным и нежным, и в нём я выглядела хрупкой и миниатюрной, что было полной противоположностью моему внутреннему состоянию , ведь я была будто разряженный снаряд для бала.

Ну что ж, если уж быть миной замедленного действия, то делать это надо стильно. Главное не чихнуть громко, а то рассыплюсь.

Анвар, предвидя мою беспомощность в вопросах местного дресс-кода, пригласил на помощь двух девушек: веселую рыжеволосую Киру и более сдержанную, с умными глазами, Лиан. Они оказались сестрами и с энтузиазмом принялись за работу. Пока их ловкие пальцы заплетали мои волосы в замысловатую прическу на местный лад, слегка убрав пряди по бокам, чтобы локоны не спадали на лицо, мы быстро нашли общий язык. Благодаря девушкам я узнала о жизни клана больше, чем от мужчин за два дня.

— Так что, вы все тут друг другу... ну, родственники? — осторожно поинтересовалась я, пока Кира вплетала в мои волосы серебристую нить с крошечными камешками, которые на ощупь казались теплыми и слегка вибрировали.

— О, нет! — рассмеялась Кира, ловко управляясь с моими непослушными прядями. — Клан велик. Есть несколько больших семей, но большинство находят пару по зову крови, — она многозначительно посмотрела на меня в зеркало, и ее глаза блеснули озорными искорками. — Вернее, пары. Зов редко ошибается, но он и не всегда прост. Иногда он ведет к одному, иногда... открывает сердце для нескольких душ. Как, я слышала, у тебя и Анвара, и Дамиля? Это так... интенсивно! — она вздохнула, но не с осуждением, а с живым, неподдельным любопытством, как будто я была главной героиней самого обсуждаемого сериала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пока я переваривала эту информацию, пытаясь представить свою жизнь в жанре магической драмы, Кира, не умолкая, продолжила:

— Наш вождь, Редгар, до сих пор не нашел свою пару. Или, может, нашел, но не может принять ее... или их. Оттого и хмурый, как туча перед штормом. Ходит, бубнит что-то про «безответственность» и «нарушение традиций».

— Кира! — мягко, но уже с упреком одернула ее Лиана, ловко закалывая последнюю прядь моих волос заколкой, похожей на живую бабочку. — Не смущай Ларинет нашими домыслами. Ей и так приходится непросто, осваиваясь в новом мире.

— Ничего, я не смущаюсь, — заверила я их, хотя мысль о том, что мой статус «пары для нескольких душ» уже стал темой для обсуждений, вызывала странную смесь паники и гордости.

«Отлично, Лена. Вместо скромного профиля на сайте знакомств — публичное объявление по всему магическому поселению. И сразу два кандидата в „возлюбленные навеки“. А третий, кажется, заблудился по дороге к моему сердцу, но очень старается — хмурит брови и ворчит, как настоящая романтическая натура», — с иронией подумала я, чувствуя, как предательски краснею.

С макияжем пришлось повозиться основательно. Моя заветная косметичка с двадцатью оттенками теней осталась в другом мире, а местные средства оказались... своеобразными.

— Что это? — с опаской поинтересовалась я, глядя на маленькую ракушку с черной сажей, которую Кира подносила к моим векам с видом первооткрывателя.

— Это уголь для глаз! Лучшее средство! — с гордостью объявила она. — Добывается в Лунных пещерах, настаивается на росе с папоротника... Очень стойкое!

«Отлично. Из „Л'Ореаль“ прямиком в каменный век. Хотя, если подумать, здесь это, наверное, считается люксом», — пронеслось у меня в голове, пока я старалась сидеть смирно.

Посовещавшись своей дружной женской компанией, мы решили, что меньше, значит лучше, и ограничились тем, чтобы подчеркнуть мои глаза, нарисовав тонкие, изящные стрелки. Получилось что-то аля «стрелки по-попадански».

Косметику в жизни я сильно не любила, поэтому от тональных средств и румян отказалась, позволив только слегка подкрасить губы блеском из каких-то раздавленных ягод, который пах смородиной и заставлял губы слегка пощипывать. Оценив свое отражение в зеркале, я удовлетворенно улыбнулась. Получилось очень даже ничего.

Главное не моргать резко, а то эти „лучшие“ стрелки размажутся до висков.

Когда все приготовления были закончены, дверь в мою комнату без стука отворилась, впуская двух шикарных мужчин. Я не ожидала, что они тоже красиво оденутся. Кто знает, может, ходить всегда с голым торсом — это местная повседневная мода. Но сегодня мужчины меня удивили.

Они были одеты в белые рубахи свободного кроя с необычным серебристым орнаментом, повторяющим завитки их татуировок. И я откровенно залюбовалась ими. Честно говоря, рубашка ничего не скрывала, а наоборот, лишь подчёркивала весь рельеф их поджарых, сильных тел. Ткань мягко облегала мощные плечи и бицепсы, и при каждом движении угадывалась игра мышц спины и груди.

Дамиль заплел свои длинные волосы в причудливую косу, которая делала его черты еще более хищными и отточенными. Хотя, куда уж более? Каждый завиток этой сложной прически казался специально созданным, чтобы подчеркнуть высокие скулы и разрез глаз, а серебристая нить, вплетенная в темные пряди, мерцала при каждом его движении, словно живая.

Резко захотелось остаться в комнате и в порыве страсти посрывать с них все эти ненужные, дразнящие своей полупрозрачностью вещи. Воздух в покоях стал густым и сладким, наполненным ароматом ночных цветов, что стояли в вазе на резном столике, и едва уловимым электрическим зарядом, исходящим от самих мужчин.

Мое воображение тут же нарисовало откровенную картинку: вот я делаю шаг к Дамилю, запускаю пальцы в его искусную косу, чувствуя, как шелковистые пряди скользят между пальцев, распуская сложное плетение. Рубашка срывается с него одним моим движением, обнажая ту самую кожу, покрытую татуировками, которые, я уверена, сейчас мерцают в такт его учащенному пульсу, переливаясь бирюзовыми и серебряными всполохами.

А тем временем Анвар, мой стеснительный леопард, прижимается к моей спине, его горячие ладони скользят по моим бедрам, а губы оставляют влажный, обещающий след на моем плече. Два таких разных, но одинаково желанных тела, два запаха — дымный и дикий от Дамиля, теплый и древесный от Анвара, — смешиваются, поглощая меня с головой, а за окном медленно гаснет вечерняя заря, окрашивая комнату в багровые тона....

"

Стой, Лена, — попыталась одернуть себя я, чувствуя, как по щекам разливается жар, — Ты сейчас вспомнишь, как они выглядят без этих дурацких рубашек, и твое праздничное платье придется отпарировывать заново. Или не придется... Хотя если я сейчас распотрошу этот наряд, бедная Лиана, наверное, снова хватится своих заколок-бабочек. Нехорошо пугать местных мастеров маникюра и причесок".

Видимо, все мои грешные, пылающие мысли были написаны у меня на лице крупными, светящимися неоном буквами, потому что Дамиль, поймав мой взгляд и прочитав в нем всю эту сладкую немую исповедь, порывисто приблизился ко мне, оставляя Анвара у двери с понимающей улыбкой.

— Манящая моя, — голос Дамиля, низкий и бархатный, с легкой щекоткой шипения, прозвучал прямо у моего уха, — Ты так сладко пахнешь, что невозможно держать себя в руках. Прямо сейчас…..,твои мысли шумят, как рой разъяренных шмелей, и все они о нас. Я их чую.

"Вот именно что шмелей, а не безобидных бабочек, — с ужасом подумала я. — Теперь он еще и телепат-энтомолог. Прекрасно. Просто замечательно".

И он был прав. Во рту пересохло от нахлынувших образов, а кожа горела под его ладонями, будто от прикосновения раскаленного шелка. Но сквозь этот вихрь желания, словно сквозь штормовые волны, пробивалось что-то другое — тихое, глубокое и до боли знакомое. Это было чувство, которое жило во мне с того самого момента, как я осталась без них, даже ненадолго. Ощущение пустоты в комнате, когда они уходили. Тихой радости, когда их шаги раздавались в коридоре, и сердце замирало в предвкушении.

"Боже, да я превращаюсь в ту самую девушку, которая скучает по парням, пока они просто вышли в соседнюю комнату. Скоро начну коллекционировать их носки и вздыхать у окна. Хотя... нет, носки — это уже перебор даже для влюбленной дурочки. Лучше уж буду утверждать, что это все тот же эликсир виноват. Гораздо приличнее объяснять окружающим, что тебя допаивают приворотными зельями, чем признаться, что ты просто с ума сошла от двух красивых мужчин".

И пока его слова все еще висели в воздухе, густые и соблазнительные, я обняла его руки своими, прижалась лбом к его груди, вбирая его тепло, его сущность, и тихо сказала, пряча улыбку в складки его рубашки:

— Я соскучилась.

Это было проще и правдивее любых страстных признаний. И Дамиль это понял. Он улыбнулся. Я не видела, но почувствовала, как его тело расслабилось, а объятия из властных стали нежнее, защищающими. На душе стало тепло и прочно от этой простой, невозможной и такой желанной любви. "Хотя если подумать, 'соскучилась' — это мягко сказано. Правильнее было бы "я чуть не сошла с ума от этих пяти минут одиночества'".

— Я тоже соскучился, — сказал Дамиль, разворачивая меня к себе. Он поцеловал меня в уголок губ, в щеки, в нос, провёл подушечками шершавых пальцев по моей щеке, откровенно любуясь. —Такая красивая…

Поцелуй углублять не стал. Мы оба понимали, если он сейчас коснется моих губ, то из комнаты мы уже не выйдем, а праздник пройдет без нас, и единственными гостями на нем будем только мы трое, затерянные в море шелковых простыней и сбитого дыхания.

"Что, впрочем, звучало не так уж и плохо", — промелькнула у меня мысль.

Анвар остался у двери, прислонившись широким плечом к косяку. На его губах играла мягкая, но откровенно грустная улыбка, пока он наблюдал, как Дамиль тонет в моих волосах, а я — в его объятиях. В его взгляде не было ревности — лишь тихая, знакомая тоска и то самое вечное опасение нарушить мое пространство, показаться слишком настойчивым. Он был как тень на пороге: преданная, но не решающаяся войти без приглашения, готовая ждать вечно.

Но я уже научилась читать его молчаливый язык. Эта «грусть» была не отчаянием, а скорее… сладкой мукой ожидания. И я каждой клеточкой своего тела чувствовала его ласкающий, теплый взгляд, который был таким же осязаемым, как прикосновение. Он согревал мне спину, пока я стояла в объятиях Дамиля.

"Нет уж, мой стеснительный леопард, — подумала я с нежным укором. — Сегодня ты не останешься в тени. Твоя тень слишком греет, чтобы я могла ее игнорировать. Да и потом, кто же будет сдерживать мой порыв сорвать с тебя эту чертовски сексуальную рубашку, если не ты сам?"

Как говорится, если гора не идет к Магомету… А мне было чертовски несложно проявить нежность, особенно когда она так искренне ждала ответа. Мое платье мягко зашуршало, когда я выскользнула из объятий Дамиля и сделала пару шагов к Анвару. Пол под ногами был теплым, будто его нагрело само солнце, а может, это было излучение от нашего общего напряжения.

"Или от моих грешных мыслей, которые сейчас достигли температуры плавления стали".

Он выпрямился, взгляд его потемнел, следя за моим приближением. Я не сказала ни слова, просто поднялась на цыпочки, положила ладони ему на грудь, чувствуя под тонкой тканью рубахи напряженные мускулы и бешеный стук сердца, и потянулась к его губам.

Первый миг Анвар замер, будто боялся спугнуть хрупкость момента. А потом его ответный поцелуй был таким же, как он сам, не таким яростным, как у Дамиля, но глубоким, полным обожания и той самой, долгожданной разрядки.

Его большие, сильные руки осторожно обняли мою талию, прижимая к себе, и в этом прикосновении было столько благодарности и обещания, что у меня закружилась голова. Он не просто принял мою ласку, он впитывал ее, как земля впитывает первый долгожданный дождь, и я чувствовала, как дрожь пробегает по его телу.

— Невыносимая женщина, — с притворным раздражением хмыкнул Дамиль, но его рука, ловко подхватившая мою, сжала ее с такой теплой, подтверждая, что в его ворчании не было ни капли истинного недовольства.

"Ага, 'невыносимая'. Переводится как 'я от тебя без ума, но признаться в этом мешает образ крутого парня'". Он потянул меня за собой, отрывая от Анвара, но сделал это так, будто мы были связаны невидимой нитью , без рывка, почти танцуя, его пальцы переплелись с моими в немом обещании продолжения.

— Скоро праздник закончится, а ты все не можешь выйти из этого дома, — бурчал он, ведя меня к двери.

Я лишь звонко засмеялась в ответ, позволив ему вести себя. Мой смех прозвучал легко и свободно, потому что в его «раздражении» я слышала совсем иное — восхищение, нетерпение и ту самую особую гордость мужчины, который наблюдает, как его женщина дарит свою нежность другому, кого он тоже считает частью себя. Это был смех счастливой женщины, которая наконец-то перестала бороться с собственной судьбой и научилась просто жить в ее странном, прекрасном ритме.

Стоило нам выйти на улицу, как тут же подул тёплый ветерок, ласково шевеля лепестки цветов в палисадниках и разнося по всей округе соблазнительные запахи праздника. Я, не раздумывая, подставила ему лицо и прикрыла на мгновение глаза, вдыхая полной грудью этот волшебный коктейль из ароматов: сладкий дым костров, пряности жареного мяса, пьянящий нектар цветов и то самое всеобщее предвкушение, что витало в воздухе.

Из приятного умиротворения меня выдернул настоящий, оглушительный шквал звуков, обрушившийся на меня со всех сторон. Где-то неподалеку заливисто трещали барабаны, чьи ритмы напоминали то ли битву, то ли безумный танец, а над ними вились переливы дудочек и струн, нечто среднее между залихватскими кельтскими мотивами и чем-то древним, первобытным, рожденным в самых дебрях джунглей.

Проходящие мимо люди переговаривались между собой, их голоса, смех и возгласы сливались в веселый, оглушительный гул, напоминающий рой гигантских, но дружелюбных пчел. Повсюду, словно табунки резвых жеребят, носились дети, их визг и смех разносился повсюду, а пара лихих мальчишек, устроивших догонялки с элементами паркура, едва не сшибли меня с ног, но Дамиль, не теряя бдительности, ловко оттащил меня в сторону, проворчав:

— Смотри под ноги, манящая. Местная молодежь сносит все на своем пути, отращивая клыки и когти.

Улица, еще утром такая безмятежно-спокойная, теперь клокотала и бурлила, превратившись в гигантский, радостный муравейник. Мимо нас в танцевальном порыве пронеслись люди в ослепительных нарядах, расшитых бисером, перьями и сложной вышивкой, светящейся при малейшем движении. Они приветливо махали нам руками, и их улыбки сияли не менее ярко, чем украшения.

Каждый дом, каждое окно и даже ветви деревьев были украшены гирляндами из живых, светящихся цветов и причудливыми фонариками, в которых трепетал живой огонек, отбрасывая на землю танцующие тени.

Я встала, как вкопанная, с восторгом рассматривая всю эту фантасмагорическую красоту. Было похоже, что я попала на карнавал в Венеции, только вместо масок — пронзительные взгляды, намек на оскал в улыбках оборотней и мудрая глубина в глазах древних существ, чей возраст, пожалуй, превышал историю моего мира.

Меня захлестнула аура всеобщего веселья, и, кажется, она слегка повредила мне мозг, выключив все отделы, отвечающие за скромность и приличия. От азарта зачесались даже пятки, а по спине пробежал такой мощный электрический разряд предвкушения, что я, кажется, могла бы запросто зажечь гирлянду из десятка лампочек.

Схватив за руку Анвара, который с тихой улыбкой наблюдал за моим восторгом, я потащила его за собой, стремительно спускаясь с крыльца с грацией носорога в посудной лавке.

— Синичка, осторожнее! — рассмеялся он, легко следуя за моим порывом. — Праздник никуда не убежит.

— Убежит, еще как убежит! — возразила я, едва переставляя ноги. — Я чувствую, что без меня уже начали есть местный шашлык!

На душе в этот момент распевал целый сводный хор канареек и соловьев, и было так хорошо и радостно. Пока мой сияющий, немного обезумевший от счастья взгляд не встретился с его. И все мои птички дружно подавились, хор умолк, а тот самый электрический разряд в позвоночнике коротнуло с печальным хлопком.

Редгар. Он стоял чуть поодаль, в тени огромного дуба, величественный и холодный, как горная вершина, на которую даже смотреть-то больно от ослепительного сияния и недосягаемости. На нем была такая же белая рубаха свободного кроя, как и у братьев, но на его могучей фигуре она смотрелась не как праздничный наряд, а как доспехи короля перед решающей битвой. Ткань натянулась на его плечах и бицепсах так, будто вот-вот треснет по швам. Его темные волосы были заплетены в такую же вычурную и сложную косу, как у Дамиля, но у Редгара она выглядела как элемент доспехов, а не украшение.

«Интересно, — пролетела в голове дурацкая мысль, пока я пыталась отдышаться, — они что, по утрам собираются впятером и заплетают друг другу косички, как скаутский отряд супермоделей? Или это знак статуса? Типа, одна коса — рядовой боец, две — старший сержант, а такая ажурная — сам вождь? Надо будет спросить у Дамиля, сколько баллов за сложность плетения ему выставляют сородичи».

Но все эти глупости мгновенно испарились, когда он поднял на меня взгляд. Это был не просто взгляд, а ураган, обрушившийся на мой беззаботный мирок. В его синих глазах, обычно холодных, как айсберг, сейчас клубился настоящий шторм. Туман в его зрачках закручивался в опасную воронку, пытаясь затянуть и меня, заставить разгадать его тайну. По этому взгляду я не могла понять, что он испытывает. Вину? Сожаления? Все ту же старую добрую ненависть, приправленную новыми специями?

Его красивое, словно высеченное из гранита лицо, было бесстрастной маской, и только нахмуренные брови и тонко сжатые, почти белые губы выдавали колоссальное внутреннее напряжение. Казалось, еще мгновение, и он либо грохнется на колени, либо разнесет все это праздничное великолепие в щепки. И я, завороженная, не могла отвести глаз, чувствуя, как у меня немеют кончики пальцев, а те самые птички в душе, только что распевавшие кантаты, окончательно замерзают и каменеют, превращаясь в ледяные статуэтки.

Я решила не показывать ему свой страх! В конце концов, на мне было платье цвета «закатной феи», а не мишень для дартса. Посильнее сжав руку Анвара, будто это был единственный спасательный круг в бушующем океане его молчания, я стала спускаться вниз. Ступенька за ступенькой. «Дамиль и Анвар здесь, они не дадут тебя в обиду. Максимум — устроят цирк с коня», — будто мантру, твердила я, пытаясь успокоить свое сердце, которое колотилось, как сумасшедший дятел в металлическом ведре.

Стоило мне ступить на последнюю ступеньку, как Редгар оказался прямо передо мной, перекрывая собой весь мир — солнце, звуки праздника, надежду на спасение — и протянул руку. Не для рукопожатия, а как приглашение. Или приказ. Сложно было понять, когда перед тобой стоит двести килограммов мышечной массы в белом балахоне.

— Лена, — сказал он, и его голос прозвучал... неуверенно? Нет, показалось. Наверное, это был просто скрип заржавевших от молчания связок. Или предсмертный хрип моей психики.

— Окажешь мне честь и прогуляешься со мной до площади? — пробасил он, не отрывая от меня пронзительного взгляда, и тут же добавил, бросив взгляд на Дамиля, который тут же замер, как тигр перед прыжком: — Наедине.

Дамиль, стоявший рядом, тут же насторожился, его поза из расслабленно-снисходительной мгновенно превратилась в готовность к атаке. Казалось, даже воздух вокруг него загустел и зашипел, словно раскаленная сковорода. Я видела, как он хотел что-то возразить, какое-то ядовитое, шипящее замечание уже застыло на его губах, отражаясь в опасном блеске золотистых глаз.

— Редгар, — начал он, и в его голосе зазвенели ледяные иголки, настолько острые, что, казалось, могли проткнуть броню, — не думаешь ли ты, что твои методы ухаживания нуждаются в серьезной доработке? Приглашать девушку, глядя на нее, как на последнюю проблему в своем нескончаемом списке дел — это по-твоему романтично?

— Дамиль, — мягко, но не допуская возражений, перебил Анвар, все еще держа мою руку в своей. Его пальцы были удивительно нежны, но я чувствовала скрытую в них стальную силу. — Дай им поговорить. Иногда даже самые громкие слова тонут в тишине, и лишь в ней можно расслышать правду.

«Вот спасибо, Анвар, огромное человеческое! — мысленно закричала я. — Предал как миленький! Теперь твоя синичка отправится на корм местному айсбергу!»

Хотела ли я гулять с ним? НЕТ! А наедине? ТЕМ БОЛЕЕ НЕТ! Это все равно что добровольно согласиться на экскурсию в пасть к дракону сомнений и невысказанных претензий. «Хотя, — снова заерзал в голове червячок сомнения, — а что если он просто хочет извиниться? Или признаться в любви? Или объявить, что я ошибка системы и меня надо срочно вернуть обратно в бухгалтерию, выдав премию за неудобства?» Сердце ушло в пятки, откуда подавало панические сигналы бежать, пока не поздно, причем бежать в направлении, противоположном этому ходячему соблазну и раздражению в одном флаконе.

Он, должно быть, прочитал что-то в моем взгляде — вероятно, мой немой, но отчаянный протест, кричавший «Да ты в своем уме?!». Его брови сомкнулись еще сильнее, между ними залегла глубокая складка, в которой, казалось, могла бы уместиться вся моя недолгая, но насыщенная история в этом мире.

А мне в этот момент дико захотелось накричать на него: «Он что, серьезно думает, что после всего случившегося я просто возьму и побегу с ним под ручку, как ни в чем не бывало, словно мы только что посмотрели милый ромком, а не пережили его личный сеанс групповой терапии с элементами рукоприкладства?»

Но вместо крика, который мог бы привлечь еще больше внимания и породить слухи, что новая стабилизаторша не в себе, я с грацией оскорбленного фламинго решительно развернулась на каблуках, слава богам, не подвернула лодыжку, хотя это было бы весьма эффектным, хоть и болезненным завершением сцены, и пошла в сторону, подальше от него и от дома.

Подальше от этих дурацких мыслей, где он должен быть моим. «Он сам все испортил, от чего же мне так чертовски больно? И почему этот идиот должен быть таким… большим, красивым и сложным?

Глава 12

Я шла, не разбирая дороги, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. Каждый шаг отдавался в висках глухим, яростным стуком. По щекам пылал жар — не смущения, нет, а чистейшей, концентрированной ярости, которая клокотала внутри, как расплавленная лава.

«Ах так? "Окажешь честь"? "Наедине"? Да я тебя сейчас сама "окажу честь" — своим каблуком по твоим надменным, идеально выточенным...»

Я прошмыгнула мимо пары женщин, разгружающих плетеную корзину с еще дымящимся душистым хлебом, и та, что была помоложе, что-то радостно крикнула мне вслед, но я лишь отрывисто кивнула, не в силах выжать из себя улыбку. «Прекрасно. Теперь я еще и невежливая. Редгар, это все твоих рук дело, надеюсь, ты горд».

Мой побег — а это был именно побег, пусть и недолгий — продолжался. Подол моего нового «закатно-феечного» платья, которое Анвар с такой нежностью подобрал для меня утром, теперь гневно шуршал, и казалось, будто от меня, как от вскипевшего чайника, должен струиться пар. Я сворачивала за углы, не глядя по сторонам, отталкиваясь каблуками от теплых, мерцающих на солнце камней мостовой, ведомая единственным желанием — увеличить дистанцию между собой и этим невыносимым, запутанным, сводящим с ума мужчиной.

Далеко уйти мне не дали, что, в общем-то, было предсказуемо, как восход солнца и любовь Дамиля к драматическим жестам. Он и Анвар догнали меня уже через несколько мгновений, словно два роскошных, но на редкость назойливых теневых телохранителя, которых я не нанимала.

— Синичка, подожди, — тихо сказал Анвар, поравнявшись со мной справа. Его голос был как бальзам, а в глазах читалось неподдельное беспокойство. Он не пытался меня остановить, просто шел рядом, его присутствие было спокойным и не давало мне окончательно сорваться в пропасть ярости.

Слева возник Дамиль. В отличие от брата, он излучал напряженную энергию.

— Если хочешь, я могу вернуться и надрать ему уши за тебя, — предложил он с опасной игривостью в голосе. — Или, скажем, положить в его постель пару лягушек. Говорят, волки их недолюбливают.

Несмотря на ярость, я едва сдержала улыбку. Эта картина — величественный наг, тайком подкладывающий земноводных в постель своему брату-волку, была слишком абсурдной.

Они не хватали меня за руки и не читали моралей, просто влились в шаг по бокам, как пара могучих, молчаливых книжных шкафов, изображающих невидимку. Видимо, давали время прийти в себя и перестать мысленно составлять заявление в местный совет о неподобающем поведении вождя, с приложением фотографий его нахмуренных бровей в качестве вещественного доказательства.

А я шла и с жадностью впитывала красоту вокруг, пытаясь вытеснить ею образ насупленного Редгара. Вся улица утопала в цветах. Они лезли на стены домов, свешивались с резных деревянных балконов и тянулись длинными, благоухающими клумбами вдоль дороги. Спустя пару поворотов мы вышли через низкую каменную арку, увитую живыми гирляндами, на центральную площадь.

Мое дыхание на мгновение перехватило. Площадь украсили с размахом, достойным императорского приема. Повсюду вились гирлянды из полевых цветов, трепетали на ветру разноцветные ленты, а в воздухе витал сладкий запах меда и свежей выпечки. Стало даже как-то неловко, что все эти «нелюди» так старались.

«Ну, или готовились к грандиозному пикнику, а я просто оказалась к месту и ко времени, как главное блюдо», — с горьковатой иронией подумала я.

В центре организовали площадку для танцев, где уже кружились несколько пар. Со стороны это напоминало то ли брачный ритуал, то ли отбор в сборную по акробатике. А вдали виднелись длинные дубовые столы, ломившиеся от яств. Оттуда шел невероятный, сводящий с ума аромат жареного мяса с травами и свежеиспеченного хлеба. Мой желудок, забывший о приличиях, предательски заурчал, солируя на фоне народной музыки.

Стоило мне выйти на открытое пространство, как по толпе пробежал еле уловимый шепот: «Ларинет». Головы поворачивались в нашу сторону. Кто-то любопытно вытягивал шею, пытаясь меня рассмотреть, некоторые почтенно кланялись и улыбались с таким видом, будто я только что изобрела колесо или хотя бы съедобный суп быстрого приготовления. Нашлось несколько смельчаков, которые подошли, чтобы сказать, как рады меня видеть. От такого единодушного, пристального внимания стало не по себе. Я начала чувствовать себя новым экспонатом в музее под открытым небом: «Человек разумный, самка, в состоянии шока». Захотелось обнять себя руками, чтобы хоть как-то защититься от этого потока любопытства.

И тут Дамиль, будто улавливая мою панику, сделал изящный пируэт и остановился передо мной, протянув руку с такой театральностью, будто мы на королевском балу, а не на площади, пахнущей жареным мясом и полевыми цветами. Его глаза сузились, словно у кота, видящего смятение добычи.

— Потанцуем, сссладкая моя? — прошипел он, и в его взгляде читалась не только просьба, но и обещание отвлечь, защитить, стать моим щитом от любопытных взглядов, — Или ты предпочитаешь продолжить свой побег? Хотя, должен заметить, в гневе ты выглядишь чертовски привлекательно. Прямо воинственная фурия.

Я не могла сдержать улыбку. Его прикосновения всегда действовали на меня успокаивающе, как глоток крепкого алкоголя после тяжелого дня, с той лишь разницей, что от Дамиля у меня не болела голова с утра, только все остальное тело. Поэтому я без раздумий схватилась за его руку, как утопающий за спасательный круг, если бы этот круг был красивым, пахнущим дымом и пряностями и смотрел на тебя так, будто ты его личная находка, которую он ни за что не отдаст.

Едва я оказалась в его объятиях, как напряжение стало отступать, словно прибой, уносящий прочь весь накопившийся на берегу хлам. Я наконец‑то смогла выдохнуть и лёгкие наполнились свежим, живительным воздухом. Вокруг нас кружились танцующие пары, а чарующие звуки струнных инструментов невольно задавали ритм: даже не зная местных па, тело само подчинялось мелодии.

Увидев, что мне стало легче, он закружил меня в танце. Я закрыла глаза, позволив ему нести меня, как река несет опавший листок. Его ладонь на моей спине была твердой и уверенной, а пальцы, переплетенные с моими, казалось, передавали мне его силу. После третьего круга стало легко, печали отошли на второй план, и я засмеялась — сначала тихо, а потом все громче, отдаваясь танцу, куражу и своему мужчине. Смех вырывался из самой глубины души, смывая остатки страха и неуверенности.

— Хочу всегда видеть тебя такой, — сказал Дамиль, не отрывая от меня взгляда. Его желтые глаза светились в наступающих сумерках, словно два драгоценных камня, пойманных в ловушку его темных ресниц.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Какой? — растерянно спросила я, запрокидывая голову и улыбаясь. В этот момент я чувствовала себя легкой, как пушинка, и в то же время сильной, как никогда, — Испуганной беглянкой, которую ты поймал?

— Красивой, растрепанной и счастливой, — прошипел он со своим фирменным лукавым прищуром и бережно провел пальцем по моей раскаленной щеке. Его прикосновение было таким нежным, что по коже побежали мурашки, — Когда ты смеешьсся, твои глаза сверкают, как звезды, а на щеках появляются ямочки. Это самое красивое, что я видал в своей долгой и грешной жизни.

Что-то сладкое и огромное подкатило к горлу, сдавив его. Захотелось заплакать от этого простого, разрывающего меня изнутри счастья. Любовь к нему будоражила кровь, заставляя сердце биться в бешеном ритме. Хотелось ей делиться, выплеснуть все, что накопилось внутри. Что я и сделала, схватив его лицо своими руками и потянув на себя. Дамиль приоткрыл губы в ожидании поцелуя, но вместо этого, не отрываясь от его изумрудных глаз, я прошептала:

— Я люблю тебя, Дамиль. Люблю так сильно, что хочется срастись с тобой и быть одним целым. Дышать в унисон, жить в унисон. Без тебя я умру, истоскуюсь, изголодаюсь, иссохнусь. Слышишь, змей? Не смей никогда меня оставлять! — закончив свою страстную исповедь, я все-таки обрушилась на его губы поцелуем, в котором была вся моя душа, вся моя боль, все мои страхи и надежды.

Его ответ был немедленным и таким же жарким. Он отвечал мне с той же страстью, его руки обвились вокруг моей талии, прижимая так близко, что я чувствовала каждый мускул его тела, каждый вздох. Его слова, его дыхание, его любовь обволакивали меня, словно теплое одеяло в холодную ночь. И в этот момент я парила где-то в невесомости, не чувствуя ни земли под ногами, ни времени, ни страхов. Так бывает, когда душа находит свою вторую половинку и понимает, что больше никогда не будет одинокой.

Когда мы наконец разъединились, чтобы перевести дух, он не отпустил меня, а лишь прижал лбом к своему.

— Моя маленькая. Моя любимаяя. Моя роднаяя, — шептал он, и его голос дрожал от переполнявших его чувств, — Ты смысл моей жизни. Всегда только вместе. Обещаю. Никогда не оставлю. Даже если ты захочешьшь этого. Я буду шествовать за тобой, как тень, дышать с тобой одним воздухом. Ты навсегда моя, как и я твой.

— Усстала? — спросил он, когда наше дыхание немного выровнялось, но его руки все еще не отпускали меня, словно боялись, что я растворюсь.

Я кивнула, не в силах вымолвить и слова. Эмоциональная буря истощила меня, но в то же время наполнила невероятным спокойствием.

Он повел меня сквозь толпу, которая при виде нас почтительно расступалась, образуя живой коридор. Я ловила на себе взгляды — любопытные, доброжелательные, полные какого-то странного благоговения. «Ничего себе, — промелькнула у меня уставшая мысль, — быть святыней, оказывается, очень утомительно. Особенно когда твоя собственная святость только что страстно целовалась у всех на виду».

— А где Анвар? — начала волноваться я, заметив его отсутствие. Моего тихого, надежного якоря нигде не было видно. Без его спокойного присутствия пространство вокруг словно потеряло точку опоры.

— Сюрприз, — таинственно протянул Дамиль, лукаво подмигнув. Вид у него был такой, будто он только что украл луну с неба и спрятал в карман. — Посиди здесь, сейчас принесу тебе воды. Не улетишь в моё отсутствие?

— Постараюсь, — с притворной серьезностью пообещала я. — Но если появится ещё один высокомерный оборотень, считайте, что я уже в соседнем королевстве. Без обид.

Дамиль усмехнулся и, бросив на меня многообещающий взгляд, двинулся в сторону столов, ловко маневрируя между толпой танцующих. Я наблюдала, как он изящно обтекает одних и заставляет других инстинктивно расступаться.

Не могу не залюбоваться – это же надо было так умудриться: несешь в руках два полных кубка, а выглядишь при этом как греческий бог, случайно зашедший на сельскую ярмарку. Красивый, грациозный, сильный.

Мышцы под тонкой белой рубашкой, расстегнутой на паривших пуговиц, плавно перекатывались при каждом шаге, и я поймала себя на том, что высчитываю, сколько часов в неделю нужно проводить в местном спортзале, чтобы выглядеть как он. Или, может, дело в генетике? Нет, определенно в спортзале. Или в том, что он буквально змей... Наг... Ладно, лучше не углубляться в эти детали.

Я осталась стоять на краю площадки, в тени старого дуба, чьи ветви были усыпаны живыми светлячками. Они мерцали, будто кто-то развесил на них новогоднюю гирлянду из крошечных изумрудных фонариков. Где-то неподалеку смеялись дети, а музыка сменилась на более медленную и лиричную.

И тут мое уединение нарушил тихий, жалобный звук, больше похожий на скрип несмазанной телеги, чем на что-либо, производимое живым существом. Опустив глаза вниз, я увидела... волка. Огромного, серебристо-серого зверя, который с видом полного самоуничижения полз ко мне по траве на брюхе, жалобно поскуливая и прижимая уши так, что его голова казалась идеально круглым шариком страдания.

Мама дорогая! Это что еще за чудо? Неужели у них здесь помимо оборотней водятся еще и гигантские, склонные к театральным жестам волки? Хотя погодите... Эта гордая посадка головы, даже в таком унизительном положении... Этот пронзительный, жёлтый взгляд...

— Редгар, хватит, — зашептала я, озираясь по сторонам с видом заговорщика.

Я боялась, что он своей неадекватной выходкой привлечет всеобщее внимание. Ползающего на брюхе вожака клана, чье обычное выражение лица можно описать как «раннее утро понедельника в налоговой», его соплеменники еще точно не видели.

Представляю заголовки в местной газете: «Наш лидер обнаружил новые методы дипломатии: от ползания в ногах до попрошайничества ласк».

Но моя мольба не остановила волка-мазохиста. Уткнувшись мокрым, холодным носом мне в колени, он смотрел на меня снизу вверх глазами, полными таких театральных страданий, что им бы позавидовала героиня мыльной оперы. И чего-то еще... безграничного, нелепого обожания?

«Редгар так никогда не смотрел на меня», — пронеслось в голове. Человек-Редгар смотрел на меня так, будто я была ошибкой в его ежедневнике. А этот... этот гигантский комок шерсти и мускулов смотрел на меня, как пес, случайно съевший хозяйские туфли и теперь пытающийся вымолить прощение.

А волк тем временем, совсем обнаглев, аккуратно, с почти неземной осторожностью, положил свою огромную, тяжелую, как гиря, голову мне на колени, безмолвно превращая мое праздничное платье в подстилку для чесания щек.

Шерсть его была удивительно мягкой и пахла дождем, хвоей и чем-то диким, горным. Он преданно заглядывал в глаза и тихо вздыхал, испуская такое облако волчьего горя, что, кажется, могло бы потушить ближайший костер. Словно просил прощения не только за сегодняшний день, но и за все грехи, совершенные им за последние сто лет.

Я не удержалась и осторожно тронула пальцами его ухо. Оно было бархатистым и удивительно теплым. Волк замер, его могучее тело напряглось в ожидании.

— Ну и ну, — прошептала я. — Смотри-ка, а под этой суровой оболочкой скрывается обычный плюшевый дракон. Или плюшевый волк. Только очень, очень большой.

В ответ он издал глубокий, вибрирующий стон, от которого по моим коленям пошла приятная дрожь, и прижался головой еще сильнее, словно пытался спрятаться от всего мира в складках моего платья. И, чёрт возьми, это было до неприличия мило.

Глава 13

Я продолжила нежно чесать его за ухом, и по телу зверя пробежала легкая дрожь блаженства. Его огромный хвост, лежавший на траве, пару раз лениво стукнул по земле. В этом простом жесте было столько детского, чистого доверия, что моя обида начала таять, как утренний туман под солнцем.

"Вот ведь парадокс, — подумала я. Человек-Редгар может довести меня до белого каления одним взглядом, а волк-Редгар одним взглядом способен это все исправить."

И тут под моими пальцами что-то изменилось. Теплая шерсть стала как бы таять, уступая место горячей коже. Очертания огромной головы поплыли, и за мгновение, от которого у меня перехватило дух, тяжелая волчья голова на моих коленях превратилась в темноволосую голову мужчины. Рука, которая только что чесала за ухом, теперь лежала в его густых, чуть влажных от вечерней прохлады волосах.

Он не двигался, его лицо было по-прежнему прижато к моим коленям, а плечи были напряжены, будто он ждал приговора.

Я застыла, пальцы все еще в его волосах. Сердце бешено колотилось в груди. Шум праздника, музыка, смех — все это отступило на второй план, сузившись до этого маленького пространства под старым дубом, до нас двоих.

Он медленно поднял голову. Его глаза, те самые, что в облике волка были полны щенячьей преданности, теперь снова стали человеческими — пронзительными, жгуче-синие, но в них не осталось и следа от прежней холодности. В них была только неприкрытая боль и надежда.

— Редгар, — только и успела выдохнуть я, прежде чем мои легкие напрочь отказались работать, а все тело оказалось в плену его мускулистых рук.

Он стремительно поднялся с земли, совершенно голый, как и положено после превращения, и привлёк меня к себе, заключив в объятия. Луна выхватывала из темноты его мощный силуэт, и на мгновение я застыла, поражённая этой дикой, первозданной красотой. Но стыд или смущение, казалось, были последним, что волновало Редгара в этот момент. Он держал меня так крепко, что швы моего нового платья, купленного Анваром на местном рынке за какие-то невообразимые ракушки, тревожно заскрипели. Но, что удивительно, в его хватке не было прежней грубости. Это была не клетка, а скорее… опора, словно он пытался не просто удержать меня, а прислонить к единственной незыблемой скале в этом безумном мире — к себе самому.

Редгар удерживал меня, не позволяя отстраниться или убежать. Да и куда, собственно, скрыться в этом заповеднике мифических хищников, где даже голуби смотрят на тебя будто на потенциальную гостью за ужином? Но он не делал резких движений — словно опасался, что я рассыплюсь от малейшего неверного взгляда, подобно хрустальной вазе, которую ему доверили хранить вечно.

— Прости меня, Лена. Я такой дурак, — его голос прозвучал приглушенно, прямо у моего виска, и я почувствовала, как дрожат его руки на моей спине.

Я замерла, ожидая продолжения спектакля под названием «Вожак в отчаянии», но то, что я увидела, заглянув ему в лицо, заставило мой саркастичный внутренний монолог замолкнуть. Его глаза, обычно холодные и пронзительные, как ледяные осколки, сейчас были полны вселенской скорби и какой-то щенячьей растерянности. Такого взгляда от него, Редгара, человека-скалу, человека-ураган, я совсем не ожидала увидеть. Вид павшего титана всегда действует удручающе, особенно когда этот титан прижимает тебя к своей богатырской, голой груди, от которой пахнет дождем, кожей и грустными мыслями.

— Ты дурак? — наконец выдавила я, и в моем голосе прозвучала легкая, дрожащая улыбка. — Хотя знаешь, это не вопрос. Особенно учитывая, что ты сейчас стоишь передо мной в чем мать родила, а на нас смотрят, наверное, пол-клана. Но, черт возьми, Редгар, ты хотя бы красивый дурак.

Он издал странный звук, нечто среднее между рычанием и сдавленным смехом, и его объятия стали еще крепче.

— Я был слеп. Горд и слеп, — прошептал он, и его губы коснулись моего виска в почтительном, трепетном поцелуе, от которого по всему телу побежали мурашки. — Я видел в тебя угрозу. Потерю контроля. А ты... ты оказалась не угрозой, а даром. Таким хрупким и таким сильным одновременно. И я чуть не разрушил это своими руками.

А он, между делом, принялся добивать меня дальше своими откровениями, каждое слово которых падало в душу тяжелым, но отполированным до блеска камнем.

— Знаешь, родители всегда нас к этому готовили. Что у нас будет одна жена на троих, — сказал он, уставившись куда-то вдаль, в прошлое, которое явно было для него не самой радужной картинкой. — Анвар… Анвар самый романтичный и спокойный из нас. Он всегда безропотно принимал эти условия, как данность, — произнес Редгар с такой печалью, что у меня заныло сердце. — Я даже думаю, что он полюбил тебя задолго до встречи, только от одной мысли, что ты будешь у него. От самой идеи тебя.

Меня передернуло. Захотелось и улыбнуться, и расплакаться одновременно.

Хоть обстановка и не располагала к сентиментам — мы стояли в темноте, он голый, я в помятом платье, но от слов Редгара стало дико приятно и… странно. Знать, что тебя ждали все эти годы, что о тебе грезили, как о каком-то мифическом сокровище. Что тебя любят не за умение готовить борщ или складно составлять отчеты, а просто так, за сам факт твоего существования.

«Ну вот, Лена, поздравляю, ты не просто попаданка, ты — воплощенная мечта трех братьев-оборотней. Без давления, конечно. Всего-то надо было пережить утренний побег, танцы с одним, а теперь и ночные объятия с другим. Стандартный вторник», — ехидно заметил мой внутренний голос.

Не дав мне развить эту дурацкую мысль, он продолжил, и его голос стал жестче, с примесью горькой иронии по отношению к самому себе.

— Дамиль тоже смог легко принять эту мысль. Он никогда не идет на поводу у кого-то, не плывет по течению. Он либо создает течение сам, либо становится его центром. Всегда берет все в свои руки. И я не удивлен, что ты безоговорочно доверяешь ему и смогла так быстро принять его… первым. И полюбить тоже… первым.

Он сделал паузу, и в воздухе повис горьковатый привкус его разочарования — не во мне, а в себе. Мне вдруг стало его жаль этого железного человека, который, оказалось, сделан не из титана, а из самого обычного, уязвимого человеческого материала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Он даже в этой, казалось бы, безвыходной для его эго ситуации оказался победителем. Не можешь изменить судьбу — так возглавь ее, стань ее лицом, — хмыкнул он беззвучно и замолчал. Надолго. А я молча ждала продолжения, затаив дыхание. Он сказал про всех, блестяще охарактеризовал братьев, но аккуратно обошел стороной главного виновника торжества — себя.

— А ты? — поймав его беспокойный взгляд, спросила я, и мой голос прозвучал тише, чем я ожидала. Моя рука сама потянулась к его щеке, и я провела пальцами по его скуле, чувствуя, как он вздрагивает от прикосновения.

— А я, — повторил он за мной, словно пробуя это слово на вкус, и печально уставился куда-то в район моего подбородка, не решаясь поднять глаза. — Я все эти годы искал, как разорвать эту связь. Как обмануть судьбу. — он признался в этом так, словно говорил о самом страшном своем преступлении. — Не мог смириться с мыслью, что моя женщина будет не только моей. Что ее сердце, ее внимание, ее поцелуи придется делить. Я рыскал по старым свиткам, искал запретные ритуалы, которые смогли бы стабилизировать магию клана без твоего присутствия. Без… тебя.

— Нашел? — спросила я осипшим от волнения голосом.И на один короткий, предательский миг мне отчаянно захотелось, чтобы он сказал «Да».

Чтобы он сказал «Да, нашел, так что катись-ка ты, милая, отсюда подальше, ты нам не нужна». «Не нужна я тебе такая? Не хочешь делиться? А кто меня, собственно, спрашивал, чего хочу я! Я, значит, могу подстроиться под обстоятельства, а он — нет? Я, значит, могу принять их ТРОИХ, со всеми их звериными повадками и шипящими признаниями, а он — нет? Я, может, тоже всегда мечтала любить одного-единственного ЧЕЛОВЕКА, а не целый коллектив мифологических существ!» — все это я орала у себя в голове, чувствуя, как по щекам ползут предательские горячие слезы. А на деле просто молча смотрела на него, ожидая ответа, вцепившись пальцами в его плечи, чувствуя под ладонями живую, горячую кожу.

— Нет, — выдохнул он, и в этом слове был слышен хруст всех его надежд и амбиций. — Не нашел. Ничего не нашел. И когда ты появилась... живая, настоящая... я понял, что не хочу искать. Я испугался. Испугался, что никогда не смогу стать для тебя тем, кем они стали. Что я всегда буду для тебя чужим. Холодным. Чёрствым.

И снова между нами повисла гнетущая, густая тишина, сквозь которую доносился лишь отдаленный гул праздника. Он молчал, перемалывая свое поражение. А я уставилась в ту точку в толпе, где стоял Дамиль. Он не сводил с нас внимательного, острого взгляда. Все его тело, обычно такое пластичное и расслабленное, сейчас было напряжено до предела, как струна. Каждая линия его позы кричала о готовности в любой миг прийти на помощь, вцепиться брату в глотку и утащить меня в безопасное место. Я слабо улыбнулась ему, стараясь вложить в эту улыбку все свое «я в порядке, не кидайся». Увидев мое подобие успокоения, он не расслабился, но, по крайней мере, перестал хмурить брови. «Ну и правильно, — с нежностью подумала я. — А то морщины появятся, будешь потом как этот, сиять вселенской скорбью».

Проследив за моим взглядом и этой, адресованной не ему, улыбкой, Редгар тихо, но отчетливо зарычал. Низкий, грудной звук заставил меня вздрогнуть и вернуть внимание к своему собеседнику. Я вопросительно взглянула на него, подняв бровь. «И чего он от меня хочет, не могу понять? Словно еж, а не волк — свернулся клубком из собственных противоречий и фыркает». В ответ я удостоила его хмурым, нетерпеливым взглядом. Да уж, в гляделки с ним можно играть до следующего бесконечно, а проку ноль.

Невыносимый мужчина! Молчи и я буду молчать! А потом наступит ночь, Дамиль заберет меня, а ты опять будешь выть на луну, пополняя ряды несчастных романтиков. Я уже мысленно собиралась с духом, чтобы просто встать и уйти, как он, словно прочитав мои мысли, обхватил мое лицо своими огромными ладонями. Его пальцы, шершавые и горячие, прижались к моим вискам. Он заставил меня смотреть прямо в его синие, полные бури глаза, и зашептал так близко, что его губы почти касались моих.

— Я думал, что смогу легко от тебя отказаться. Понимаешь? Что я и мой зверь — мы сильнее этой… этой глупой связи. Но когда ты открыла ту проклятую дверь в наш мир… Когда мы встретились взглядом в первый раз, я понял, что больше не принадлежу себе. Я не ненавижу тебя, Лена. Скорее, я ненавидел себя все это время. До посинения. До бешенства. Из-за того, что я альфа-вожак, но не могу совладать с этой… парностью! Не могу бороться с тем, как ты порабощаешь меня одним лишь взглядом. Я не могу есть, зная, что ты где-то рядом и, возможно, грустишь. Не могу спать, не могу дышать полной грудью. Ты знаешь, что я ночью сплю под твоей дверью? Как верный пес. Хотя откуда тебе знать, ты же занята… совсем другим, — выпалил он, будто выплюнув наконец тот яд, что разъедал его изнутри.

Волна стыда, жгучего и несправедливого, накрыла меня с головой. Мне захотелось провалиться сквозь землю, убежать, спрятаться от этого жестокого, невероятно сильного и при этом до сумасшествия ранимого мужчины, который, разрушая себя, принялся крушить и мой, с таким трудом выстроенный, хрупкий мир. "Отлично, Лена, - мысленно фыркнула я. - Теперь у тебя не только три оборотня на содержании, но и полноценный сеанс групповой терапии под открытым небом. И все это в рамках одного вечера!"

Но я не сдвинулась с места. Напротив, я выпрямила спину, как струна, и гордо подняла подбородок, смотря ему прямо в глаза. «Нет уж, милый. Я не позволю тобой манипулировать. Я не позволю себя ломать твоими страданиями! В своих бедах и противоречиях ты виноват сам. Я здесь ни при чем. Хотя, черт возьми, если бы за драматизм давали оскары, ты бы уже собирал свою третью статуэтку. "Вожак в отчаянии" - звучит как название мыльной оперы, не находишь?»

— А когда в ту первую ночь... я почувствовал, что ты… что ты была с Дамилем и Анваром, их запах на тебе… мой волк просто с цепи сорвался. Понимаешь? Это не оправдание. Это… объяснение. Я виноват. Очень виноват перед тобой! Прошу, дай мне шанс, — закончил он свою исповедь на последнем издыхании, и на последних словах его мощные плечи поникли, словно на них взгромоздили всю тяжесть мира.

И, не дав мне ничего ответить, никак отреагировать на этот шквал откровений, он накрыл мои губы своим ртом. Но это был не тот поцелуй, что я помнила. Не поцелуй-поединок, не поцелуй-наказание. В этот раз в нем не было напора и желания подчинить. Были лишь трепет, неуверенная ласка и какая-то щемящая нежность. Он не порабощал, а завоевывал. Завоевывал меня и мою душу с каждым новым прикосновением, словно вгрызаясь в лед вокруг моего сердца и пытаясь найти там хоть крошечное местечко для себя. Редгар медленно, почти робко облизнул мою нижнюю губу, будто спрашивая разрешения. И я… я ответила. Сначала неуверенно, потом все смелее, впуская его язык в свой рот, позволяя ему изучать себя, приручать, стирая границы, которые он же сам и возвел.

— Скажи, что дашь мне шанс, — с хрипотцой, уже отрываясь от моих губ, попросил он, все еще не отпуская мое лицо из своих ладоней. Его большие пальцы нежно поглаживали мои щеки, и от этих простых, бережных прикосновений по спине бежали мурашки, а в животе зародилась стая трепетных бабочек.

Я посмотрела на его серьезное лицо, на эти пронзительные глаза, в которых теперь плескалась одна лишь надежда, и не смогла сдержать улыбку. "Ну что ж, Лена, раз уж ты согласилась быть избранной целого клана, придется тебе осваивать и роль примирителя. Зато какая экономия - три в одном: муж, телохранитель и постоянный источник драматических сюжетов.

— Редгар, — прошептала я, заставляя его посмотреть на меня, — Ты — идиот. Ты думаешь, мне нужен еще один Дамиль или еще один Анвар? У меня уже есть по одному экземпляру, и, поверь, с ними больше, чем достаточно хлопот. Мне нужен... ты. Вот этот. Упрямый, несговорчивый, дикий. Который даже извиняется, стоя голым под луной, как будто так и надо. Который готов был бороться с самой судьбой, лишь бы сохранить свою свободу. Мне нужен именно ты.

Его глаза расширились от изумления. В них вспыхнула какая-то новая, незнакомая надежда. Он медленно, будто боясь спугнуть, наклонился и прижался лбом к моему.

— Значит... ты прощаешь меня? — в его голосе снова прозвучала та самая щенячья неуверенность, что была в глазах волка.

— С сегодняшнего утра я планировала подложить тебе в сапоги крапивы, — призналась я, и он фыркнул, обнимая меня еще нежнее. — Но, думаю, можно обойтись и без этого. При условии, что ты перестанешь смотреть на меня, как на погодную аномалию, и начнешь видеть во мне... ну, знаешь. Ту, с которой тебе предстоит делить не только магию клана, но и завтрак. И, возможно, даже одеяло по ночам.

Он рассмеялся — по-настоящему, глубоко и свободно, и этот звук был таким же диким и прекрасным, как и все в нем.

И я просто зависла, завороженная. Первый раз я видела его улыбку. И в его глазах, где еще минуту назад бушевал шторм, теперь светило солнце. Они переливались чистым, голубым свечением. Залюбовавшись этим преображением, я не удержалась и улыбнулась в ответ, чувствуя, как что-то тяжелое и колючее наконец-то отпускает мою душу.

— Пойдем, — потянул он меня за руку.

— Куда? — заикнулась я, инстинктивно отводя взгляд. Он все еще был ослепительно гол, и поддерживать зрительный контакт становилось все сложнее.

Редгар, словно прочитав мои мысли, усмехнулся уголком губ.

— Минутку, — бросил он и быстрым, привычным движением подхватил с ближайшего куста свои штаны, натягивая их одной рукой, не выпуская моей руки другой. Похоже, для оборотней быть голым на публике — обычное дело, но даже он понимал, что танцевать в чем мать родила — перебор.

— Теперь можно, — его рука вновь обвила мою талию, и он буквально влился в толпу танцующих, увлекая меня за собой в водоворот ритма.

Пока Редгар кружил меня в танце, и надо отдать ему должное, делал он это ничуть не хуже Дамиля, с той же хищной грацией и уверенностью, в моей голове проносился вихрь противоречивых мыслей.

Что я, в сущности, к нему испытываю? Злюсь ли? Определенно, нет. Обижена? Еще как. Но злость — это угли, что быстро остывают. Простила ли? Не знаю! Честно? Нет. Потому что прощение — это доверие. А доверия у меня к нему, если копнуть поглубже, было ноль целых, ноль десятых. Тянет ли меня к нему? Конечно, черт побери! Это можно было даже не пытаться отрицать.

От одного его прикосновения по коже бежали разряды статического электричества, а сердце принималось колотиться с безумной скоростью. Но смогу ли я его принять? Как пару? Как мужа? Как одного из своих мужчин? Возможно. Со временем. Но точно не в эту минуту. Не так быстро, как Дамиля, который с первой секунды ворвался в мою жизнь, как ураган, не оставив мне выбора. В этот раз мне нужно было время. Хоть чуть-чуть. Чтобы разобраться в себе, в этой каше из эмоций, обид и влечения. Оставался лишь один, дамокловым мечом висящий вопрос: дадут ли мне это время? Или же все уже решено за меня раз и навсегда — судьбой, Зовом Крови или упрямством трех братьев?

Наша странная, полная невысказанных мыслей идиллия длилась недолго. Ее прервал скрипучий, пропитанный возрастом голос.

— Ах, Ларинет, как же приятно тебя видеть, девочка. Как же мы долго тебя ждали, — запричитала маленькая, сгорбленная старушка с лицом, испещренным морщинами, как старинная карта. Она смотрела на нас с Редгаром с таким неприкрытым умилением, что мне стало не по себе.

— Какая же ты маленькая, хорошенькая, хрупкая…, — шептала она, и неожиданно ловко, с силой, совершенно не свойственной столь пожилому человеку, вцепилась в мою руку своими высохшими, холодными пальцами.

— З-здравствуйте, — смущенно пробормотала я, пытаясь вежливо высвободить кисть, но ее хватка была мертвой.

— Тебе нужно поторопиться, милая. Привязка еще не закончена. Ты медлишь, — сказала она, и ее голос вдруг потерял всю старческую мягкость, став жестким и безжалостным.

Ее взгляд, до этого мягкий, превратился в пронзительный, буравящий. По моей спине пробежал леденящий холодок, и в горле встал ком. В миг стало до жути страшно.

— О чем Вы? — прошептала я, чувствуя, как дрожит мой голос. Я повернула голову к Редгару, ища поддержки, защиты, объяснений. Почему он молчит? Почему он просто стоит и смотрит на старуху с таким… понимающим выражением лица?

И только сейчас, оторвав взгляд от ее колдовских глаз, я заметила нечто пугающее. Вокруг нас затихли все звуки. Умолкла музыка, стихли голоса, смех, крики. Люди замерли на площади в самых невероятных, неестественных позах: один застыл в полуприседе, другой с поднятой для хлопка ладонью, третья девушка замерла, запрокинув голову в смехе. Мир будто накрыло гигантским стеклянным колпаком. Тишина была абсолютной, звенящей и мертвой. Тело непроизвольно бросило в дрожь. Паника, острая и слепая, сдавила горло, мешая дышать и соображать. Сердце бешено колотилось, готовое выпрыгнуть из груди.

Старушка, будто не замечая моего ужаса, продолжала шептать, глядя куда-то сквозь меня, в иную реальность.

— Время утекает как вода. Сквозь пальцы. Из жизни в жизнь. Из тьмы во мрак. И лишь в твоих руках меч, которым можешь разрубить пелену неведения и лжи, отсекая все ростки грядущего страдания. Освободись от оков своих предрассудков и прими! Прими! Прими! — ее шепот, полный какой-то древней, нечеловеческой силы, впивался в сознание, повергая меня в настоящий, животный ужас.

— Поторопись, девочка, или погубишь и себя, и всех нас, — бросила она напоследок, и ее слова прозвучали как приговор. После чего она так же неожиданно разжала пальцы, отпустила мою руку, развернулась и пошла прочь, неспешно и невозмутимо, как будто вышла на вечернюю прогулку, а не только что накаркала мне апокалипсис.

И стоило ей скрыться из виду, как жизнь с грохотом вернулась на площадь. Звуки, свет, движение — все это обрушилось на меня с такой силой, что я вздрогнула и зажмурилась, чувствуя, как голова готова взорваться от сенсорной перегрузки. Мир закружился, поплыл перед глазами в калейдоскопе неясных пятен.

— Лена! Лена, что с тобой?! — сквозь нарастающий шум в ушах я услышала взволнованный, приглушенный голос Редгара. Он тряс меня за плечи, его лицо, искаженное беспокойством, было совсем близко.

Я попыталась сказать, что все в порядке, что это просто… голова закружилась. Но голос не слушался. Перед глазами заплясали черные точки, смывая его образ. Последнее, что я почувствовала, прежде чем погрузиться в пугающую, но такую желанную сейчас темноту, — это его сильные руки, которые подхватили меня, не дав упасть.

Глава 14

Сознание возвращалось ко мне медленно и неохотно. Тело было тяжелым и непослушным, словно его на ночь подменили на мешок с картошкой. А в глаза, определенно, кто-то насыпал песка. И не мелкого, строительного. Первая мысль пронеслась обманчиво-радостной: «Отличная вечеринка с девочками! Надо же, я и не знала, что у меня такой завидный запас прочности...»

СТОП.

Кадры последних дней, обрушившись лавиной, вышибли из головы этот дурацкий лепет. Я вспомнила. Вспомнила, где нахожусь.

Со стоном я попыталась открыть глаза, и яркий свет ударил по сетчатке с силой обиженного супергероя. «Все, тушите солнце, я сдаюсь», — просигналил мой мозг. Со второй попытки, морщась как кот на солнце, мне удалось прозреть. Из расплывчатого марева передо мной выплыло знакомое лицо. Анвар сидел на стуле возле моей кровати, его поза была такой усталой, будто он не смыкал глаз целую вечность.

— Водыы... — прохрипела я голосом, в котором не было ничего от меня прежней.

— Лена. Синичка моя. Любимая, — его взволнованный голос прозвучал как бальзам. Он тут же подскочил, бережно приподнял мою голову и поднес к губам прохладный металлический стакан. Я жадно, большими глотками, выпила все до дна, чувствуя, как влага оживляет пересохшее горло. Откинувшись на подушки, я буркнула в полусне: — Всё, выключайте свет, объявляю себя аварийным выходным днем...

— Лена, ты меня слышишь? — его голос донесся будто сквозь толщу воды, глухо и отдаленно.

Мне дико захотелось передразнить того зайца из мультика и таким же визгливым голосом пропеть: «Слышу, слышу!». Мысленно я посмеялась над этой глупостью. Ладно, настроение более-менее, а это уже полдела к выздоровлению. Хотя, кстати, что со мной вообще было? Надо ему что-то ответить, а то он от переживаний поседеет раньше времени, а у него такое красивые, пшеничные волосы…жалко.

Я отдышалась минуту-другую, собираясь с силами, и снова открыла глаза. На этот раз было легче. Зрение потихоньку возвращалось, и я разглядела, что Анвар от волнения буквально еле стоял на ногах, опираясь на спинку стула.

— Привет, — выдохнула я, понимая, что ответила спустя целых десять минут. Пытаясь сгладить неловкость, я попробовала улыбнуться — вышла кривая, слабая гримаса, но хоть что-то.

— Как ты себя чувствуешь? — наконец отмерил он и осторожно присел на край кровати, так что пружины мягко вздохнули.

Мне хотелось ответить «как вареная картошка», но я вовремя остановилась. Менталитет у нас разный, еще подумает, что у меня крыша поехала.

— Хорошо, — бодро соврала я, чувствуя, как эта ложь отзывается тупой болью в висках. Комната медленно проплывала перед глазами, — А что произошло? И где все? Сколько я спала? — я провела взглядом по комнате, отмечая отсутствие кого-то важного. Странно, что рядом нет Дамиля.

— Редгар укрепляет территорию клана, а Дамиль допрашивает свидетелей, — выпалил он все на одном дыхании, — Но никто ничего не видел! Все говорят одно и то же. Ты танцевала с Редгаром, а затем резко упала! — Он умолк, и в тишине стало слышно трепетное биение моего сердца. — Ты что-то помнишь? — спросил он уже тише, легонько поглаживая мою руку своим теплым, чуть шершавым большим пальцем.

Помню. Еще как помню. Такое и в страшном сне не приснится.

— Ну так... немного, — сдержанно сказала я, лихорадочно соображая, как бы помягче все это преподнести, чтобы не запустить цепную реакцию паники.

Неожиданно с оглушительным грохотом распахнулась дверь, и в комнату, словно ураган, влетел мой взволнованный змей. А следом за ним, заполняя собой проем, неспешной и грозной поступью вошел непоколебимый Редгар. И откуда они узнали, что я проснулась? Сработал внутренний детектор?

— Дамиль! — вскрикнула я, еще бы побежала от радости, но тело пока что меня не слушалось.

— Мояя мааленькая, — прошипел он, и в его голосе звучала такая щемящая нежность, что у меня внутри все перевернулось.

Мир поплыл, и вот я уже была вырвана из теплого плена одеял и прижата к его прохладной груди, усажена на колени. Его кожа, всегда прохладная, стала настоящим бальзамом для моей разгоряченной кожи, и я невольно прижалась к нему сильнее, ища спасения от внутреннего жара. Он дрожал, и эта мелкая дрожь передавалась мне через легкую ткань рубашки.

— Я думалл, умру прям там на площщади, — его шепот был сбивчивым, прерывистым, губы касались моих волос, — Увидев, как ты задыхаешшься и падаешшь... Мое сердце остановилось вместе с твоим, оно разбилось на тысячу осколков, когда ты лежала бездыханная в моих руках...

Так, понятно. Здесь надо успокаивать не меня, а его. Срочно требуется валерьянка в промышленных количествах для одного очень впечатлительного и отчаявшегося змея.

— Дамиль, все хорошо, — попыталась я выбраться из его рук, но безрезультатно.

Он обвился вокруг меня чуть ли не двойной спиралью, и в этом отчаянном объятии было столько страха, столько безграничной, почти панической любви, что у меня к горлу подступил ком. Мои пальцы сами потянулись к его волосам, запутались в прохладных прядях, пытаясь успокоить, передать ему хоть крупицу своего тепла и уверенности, что я здесь, я с ним, я жива. Его любовь всегда была ураганом, но сейчас это был ураган, рожденный из страха ее потерять.

— Лена, что ты помнишь? От чего тебе стало плохо? — разрушил нашу идиллию жесткий, как сталь, голос Редгара.

Он стоял у камина, скрестив руки, и тень от поленьев играла на его суровом лице. Мельком взглянула на него, опять хмурый. Вот это постоянство. Что опять не понравилось? Что его имя не крикнула что ли? В следующий раз буду устраивать перекличку. Так, ладно, не о том думаю.

— Я помню старушку. Очень милую на первый взгляд. Она подошла к нам с тобой, когда мы танцевали. Схватила меня за руку и начала шептать какие-то странные вещи. И пока она меня держала, мир будто остановился, — сбивчиво стала я объяснять им причину моего плохого самочувствия, жестом показывая, как все замерло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Старушку? — хором спросили мужчины. Дамиль так и замер, прекратив свои змеиные поглаживания.

— Ну да, — смутилась я. Смотрели они так на меня, будто я про какое-то приведение говорю, а не про бабушку с рынка.

— А ты можешь ее описать? — спросил Редгар, его взгляд стал цепким. Он сделал шаг вперед, и скрип половицы прозвучал оглушительно громко.

Призадумалась. Как можно ее описать? Бабушка, маленькая такая, миленькая, пока разговаривать не начнет.

— Не знаю, Редгар. Бабушка, небольшого роста. Больше ничего не могу вспомнить, — сколько бы я не пыталась, образ старушки ускользал из моей головы, стоило о ней подумать, будто туман накрывал воспоминание.

— А что говорила, помнишь? — не унимался этот следопыт.

— Что-то про время. Что его мало и что я должна принять кого-то или что-то. Не знаю, ничего не понятно! — начала я злиться сама не знаю от чего. Может от того, что голодная? Желудок предательски заурчал, будто желая присоединиться к допросу, — Вы знаете, кто это может быть? И что ей нужно от меня? — задала я вопрос, который волновал меня даже больше, чем еда.

Мужчины переглянулись между собой и замолчали, создав напряженную паузу, которую не смог бы выдержать даже самый прочный канат. Дамиль нервно провел языком по губам, Анвар с внезапным интересом принялся изучать узоры на половике, а Редгар уставился в потолок с таким видом, будто там была нарисована подробная карта всех окрестных ведьм. Чудесно, давайте играть в молчанку, сейчас же самое подходящее время. Прямо сеанс коллективной медитации в разгар детективного расследования.

Первым отмер Анвар:

— Мне кажется, это была ведьма из пригородных земель. Больше некому. Территорию мы всю проверили. Посторонних не было. С ведьмой мы всегда были в дружеских отношениях. Делить нам нечего. Может, это было предупреждение или послание?

— Маленькая, ты можешшь что-нибудь еще всспомнить, что она говорила? — спросил Дамиль, ласково поглаживая мою спину, пытаясь вернуть утерянное спокойствие.

— Не знаю, я была так напугана. Мне нужно подумать. Давайте покушаем, а? — спросила я. Ну а что, война войной, а обед — по расписанию. На сытый желудок и думается лучше. Особенно если думать предстоит о мистических пророчествах.

— Что ж ты молчишь, что голодна! — сразу же встрепенулся Редгар, словно его поймали на невыполнении святой обязанности — кормежки, и, развернувшись на каблуках, чуть ли не бегом убежал из комнаты, надеюсь за едой, а не с горя. Хотя, с его-то лицом, всегда сложно понять.

— Ты насс чертовсски напугала, девочка, больше так не делай! — сказал Дамиль, выпуская меня из рук и усаживая на кровать.

— Ну действительно, я же сама вызвала эту ведьму, поболтать на досуге, — не удержалась и съязвила я, поправляя скомканную рубашку. «Привет, бабуль, заходи, если что, посплетничаем о летучих мышах и проклятиях».

Пока мы шипели друг на друга с Дамилем, словно два кота у миски с сосисками, Редгар уже успел вернуться с огромным деревянным подносом, полным еды. От фантастического запаха пряных трав и запеченного мяса у меня живот сковало спазмом дикого голода. Я поняла, что не могу вспомнить, когда ела в последний раз. Вчера? Или это было в прошлой жизни?

— Сколько я проспала? — спросила у мужчин, пытаясь стащить с тарелки лакомый кусочек сочного пирога с мясом и травами, от которого так соблазнительно поднимался пар.

— Не много, не переживай. Вчерашний вечер и ночь. Сейчас только утро, — ответил Редгар, расставляя передо мной тарелки с едой, его движения были неожиданно точными и аккуратными для таких крупных, иссеченных шрамами рук.

Чего там только не было: мясо, запеченное с чесноком и розмарином, мясо жареное с хрустящей корочкой, тушеные в сливках овощи, дымящиеся лепешки, румяные булочки, что-то похожее на наши крем-супы в глубокой глиняной миске. Видно было, что Редгар пытается мне угодить, как говорится, плюс один к карме.

Пока я уплетала все, что мне принесли, с аппетитом голодного дракона, мужчины сидели на полу прямо перед кроватью, на грубом домотканом ковре, и о чем-то тихо перешептывались, создавая заговорщицкую атмосферу.

Дамиль при этом успевал пощипывать и зацеловывать мои стопы и пальчики на ногах, что свисали с кровати, а Редгар кидать на все это действия задумчивые взгляды, временами одергивая змея сухим замечанием: «Дамиль, не отвлекай ее.». Наевшись так, что было тяжело дышать и хотелось только лежать и тихо стонать от счастья, я решила узнать, о чем же они, собственно, шепчутся.

— Что решили? — спросила я, переходя сразу к делу и с чувством выполненного долга отодвигая пустую тарелку, на которой оставались лишь крошки от пирога и капля сливочного соуса. Теперь, когда живот был набит до отказа, можно было с чистой совестью поговорить и о судьбах мира.

— Мы решили отправить Анвара на границу земель, к ведьме в гости, — ответил Редгар, отодвигая от края кровати пустую чашку, чтобы она не упала. — Пусть узнает, приходила ли она к нам. Если это была она, то что хотела сказать этим посланием. И почему пришла к тебе, а не к нам!

— Что? Почему Анвара? Больше отправить некого? — возмущенно спросила я.

Мне очень не хотелось, чтобы он уезжал. Может быть, это чей-то коварный план нас разъединить? Как в тех дурацких фильмах, хотя, откуда им здесь знать про мелодрамы — они же в телевизор не смотрят.

— Я против! — заявила я, с преувеличенным упрямством скрестив руки на груди.

Анвар, до этого сидевший на полу возле моих ног, на мою ребяческую выходку только ласково улыбнулся. Он легко встал и буквально рухнул на кровать рядом, перекатывая меня, как невесомую перышко, и утягивая в свои объятия.

Получилось, что я оказалась лежащей сверху на нем, уткнувшись носом в ворот его льняной рубахи, чувствуя под щекой ровный, спокойный ритм его сердца. Он лежал безмолвно, его руки мягко обнимали меня за талию, а в тишине комнаты стоял лишь трепетный звук нашего дыхания. Я медленно подняла взгляд, и мы застыли, смотря друг другу глаза в глаза. В его темных зрачках плясали золотые искорки от света камина, и в них я видела не просто нежность — а целый безмолвный океан любви и преданности.

— Не хочу, слышишь? — прошептала я, и мой голос дрогнул, став тихим и уязвимым. Я вцепилась пальцами в ткань его рубахи на плечах, словно боялась, что ветер унесет его прямо сейчас. — У меня вот здесь, — я ткнула себя в грудь, — Все сжимается в холодный комок. Плохое предчувствие! Не уезжай, прошу...

Последние слова сорвались с губ едва слышным шепотом, полным мольбы. Моя рука сама потянулась к его лицу, и я ладонью коснулась его щеки, чувствуя под пальцами колючую шелковистость легкой щетины. Он инстинктивно повернул голову, прижавшись к моей ладони, и этот простой, доверчивый жест заставил мое сердце сжаться еще сильнее. В этом прикосновении был весь наш мир — тихий, надежный и такой хрупкий.

— Лена, если он не поедет, то придется ехать мне или Дамилю, — сказал Редгар, хмуря брови так, что между ними залегла глубокая складка. Было видно, что все эти уговоры ему не нравятся, но, чтобы не ругаться со мной, он героически терпит, как человек, держащий на плечах невыносимо скучный разговор.

— Синичка моя, ну что ты распереживалась? — Анвар, поглаживая меня по спине, говорил так тихо, что слова были слышны только мне. — В обороте путь туда-обратно займет два дня. Быстро сбегаю и вернусь. Не успеешь соскучиться. Все будет хорошо, обещаю, — сказал он и нежно поцеловал меня в кончик носа.

— Не могу понять, почему нельзя отправить кого-нибудь еще? — продолжала я гундосить, уткнувшись лицом в его шею. — Какого-нибудь одноразового гонца... Скажем, того парня, что всегда проигрывает в кости...

— Ведьма может не пустить на свою территорию посторонних, — вступил Дамиль, до этого мрачно наблюдавший со стороны, и теперь его голос прозвучал сладким, но опасным ядом, — И только вожакам она не посмеет отказать.

— И когда ты собрался отправляться в дорогу? — обиженно прошептала я, глядя на Анвара глазами, полными слез, которые, впрочем, уже потихоньку отступали.

— Чем быстрей уйду, тем быстрей вернусь, — прошептал он, и его пальцы задержались в моих волах дольше, чем было нужно, нежно перебирая прядь прежде чем заправить ее за ухо. Его прикосновение было таким бережным, словно он боялся спугнуть хрупкое мгновение, остановить бег времени, что так безжалостно отсчитывал минуты до разлуки.

Я поймала его руку и прижала к своей щеке, закрыв глаза на мгновение, пытаясь впитать это ощущение — тепло его ладони, легкую шероховатость кожи. Потом, закусив губу и делая вид, что это вопрос жизни и смерти, я подняла на него взгляд, в котором смешались шаловливая искорка и тихая мольба.

— Тогда, может быть... перед дорогой отнесешь меня в душ? — выдохнула я, прижимаясь лбом к его лбу. — А то я после всех этих приключений.....

Мой голос дрогнул, выдав все то, что я пыталась скрыть — страх разлуки, желание продлить эти последние минуты близости, просто быть вместе в тишине, где нет ни ведьм, ни пророчеств, ни границ, что вот-вот разлучат нас.

— Конечно, отнесу. Как же ты без меня справишься, — захохотал он, и смех его был таким же теплым и объемным, как объятия.

Он без труда поднял меня на руки, держа как нечто бесценное и хрупкое, что нельзя допустить упасть даже в мыслях. Я обняла его за шею, прижалась к сильным плечам и уловила привычный запах: дым, мята и что‑то глубоко знакомое, присущее только Анвару.

— А я? — тут же перед нами, словно из-под земли, вырос Дамиль, перегораживая собой путь в ванную комнату с таким трагическим видом, будто его лишили не просто ужина, а самого смысла существования. Его нижняя губа была комично оттопырена, а в глазах плясали молнии настоящей, хоть и наигранной, драмы. Теперь уже настала моя очередь хохотать. Такое у Дамиля было в этот момент лицо, что кот из Шрека отдыхает в сторонке в горьких слезах.

— А с тобой мы завтра искупаемся, — сказала я и, подумав, добавила, проводя пальцами по его напряженной челюсти. — На озере. При лунном свете.

— Ловлю на слове, ссладкая, — прошипел мой личный змей-искуситель, открывая дверь в ванную с таким театральным поклоном, будто пропускал нас в королевские покои.

И стоило только нам остаться одним, как я притянула лицо Анвара к себе, захватывая его губы в плен в поцелуе, который был не просто прикосновением, а молчаливой клятвой. В нем было все: и страх разлуки, и обещание вернуться, и бесконечная нежность, которая всегда жила между нами.

Анвар отвечал мне с обожанием, позволяя мне быть главной в этой порочной игре, но каждый его вздох, каждое движение губ говорили: "Я твой, всегда". Увлекшись, я совсем забыла, зачем мы пришли в ванную комнату. Пальцами зарылась в его мягкие кудри и углубила поцелуй, пробуя его на вкус — медленный, сладкий, с горьковатым привкусом скорой разлуки. Я пыталась через поцелуй убедить его остаться, вложив в него всю свою душу.

Зарычав мне в губы, Анвар двинулся вглубь комнаты, сажая меня на тумбочку, с которой с грохотом посыпались вещи. Но нам было не до них. Усадив мою попу на холодную поверхность, он раздвинул мои ноги с такой бережной уверенностью, от которой перехватило дыхание. Простыня, в которую я была замотана, соскользнула с меня ненужной тряпкой, открывая для Анвара очень порочный вид. Дыхание участилось, стоило только ему начать опускаться на колени. Руками схватилась за край тумбочки, впиваясь в неё ногтями, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

Кончиком языка Анвар дотронулся до моей горошинки, мимолетным, дразнящим движением, отстранился, ловя мой взгляд. В его глазах горел не просто огонь желания — в них горела любовь, преданность, бесконечная нежность, смешанная с дикой страстью.

Это было невообразимое зрелище, сидеть с раздвинутыми ногами перед невероятно красивым мужчиной. В тот момент я не была уязвимой, нет. Я была желанной. Я была его единственной.

Видеть, как этот сильный мужчина стоит передо мной на коленях. В тот момент он не был слабым, нет. Он был любимым. Он отдавал себя мне так же полностью, как и я ему.

Смотреть на него сверху было одно удовольствие, любить его было даром. Я чувствовала, как каждая клеточка моего тела трепещет от его близости.

Он прижался ко мне, одарив новым поцелуем, и плавным движением языка коснулся самых чувствительных мест — от этого сердце буквально замерло. Блаженство было настолько острым, что казалось, я могу потерять сознание. «Лучше упасть в обморок от его ласк, чем от колдовства ведьм», — пронеслось в голове, пока он продолжал ласкать меня с уверенностью того, кто знает каждый изгиб моего тела.

— Иди ко мне, — выдохнула я между прерывистыми стонами.

Ловко поднявшись на ноги, он устроился между моих разведенных ног,едва касаясь напряжённым членом моих пылающих, влажных складочек.. От нетерпения хотелось податься вперёд, но Анвар жестко держал меня за бедра, не давая сдвинуться с места.

Его член едва касался меня — то входил на миг, то отстранялся, лаская самые чувствительные места. Он играл со мной, растягивая удовольствие, и это было ново, неожиданно. Без Дамиля он становился другим — более откровенным, более… настоящим.

— Анвар, — простонала я, не выдерживая этой изысканной пытки.

Подавшись вперед, он начал медленно проникать в меня, растягивая и наполняя, и в этот момент мир сузился до точки — до нас двоих, до этого единства.

— Аааах, — застонала я, схватившись за его руки, чтобы не упасть, но не от головокружения, а от переполнявших чувств.

Его движения были как всегда плавными и медленными. Не спеша, он каждый раз проникал в меня, смакуя этот момент единства, целуя меня в губы и шею, раскачиваясь на волнах удовольствия. Скрестила свои ноги за его спиной, сейчас хотелось быть ближе, как никогда, забраться ему под кожу, в голову, в сердце. Только чтобы он остался со мной. Одна мысль не видеть его несколько дней приносила мне острую боль. И я отдавалась ему со всей нежностью и страстью. Отдала себя всю до дна, без остатка. Бери меня, бери, — кричала моя душа. — Только не уходи.

Анвар схватил меня за основание шеи и прислонился своим лбом к моему. В ответ обняла его за шею. Мы сплелись в единый клубок, продолжая наслаждаться близостью. Его толчок. Мой стон. Его вздох. Мой стон. Проникая в меня глубже, Анвар ускорял свой темп, умело закручивая спираль желания, что клубилась внизу живота.

— Ах, еще, Анвар, еще, — стонала я, пытаясь перейти грань, за которой меня ждёт блаженство, но в то же время боясь, что этот момент закончится.

Зарычав, он схватил меня под попу, отрывая от тумбочки. Держа под ягодицы, он продолжал вбиваться в меня без остановки. Мне оставалось только держаться за его плечи, чтобы не упасть, и плавиться от мощных толчков, что обрушились на меня. Сладкая судорога прошлась неожиданной волной, от кончиков пальцев до волос. Задрожав в умелых руках мужчины, я распалась на миллион осколков. Утягивая за собой Анвара, который с глухим стоном-рыком кончил вместе со мной, прошептав мое имя так, будто это была молитва.

Не дав мне оправиться от нахлынувших чувств, он осторожно опустил меня в ванну, наполненную тёплой водой. Вода обнимала тело, дарила покой, но ничто не могло превзойти тепло его рук.

— Отдыхай, моя маленькая синичка, — сказал он, поцеловав меня в лоб с такой нежностью, что слезы снова навернулись на глаза.

Пока я блаженно отмокала в ванне, Анвар принял душ и вернулся ко мне, присев на бортик ванны. Молча с интересом наблюдал за мной. Любовался. Как будто пытался запечатлеть в памяти каждую черточку, каждую каплю воды на моей коже.

— Я буду скучать, — сказала я, прислоняясь щекой его руке. К этому мужчине хотелось ластиться, как кошка, дарить нежность и любовь, впитывать его спокойствие.

— И я, моя ласковая девочка, — ответил он, пощекотав мою щеку своим пальцем. — Я люблю тебя, Лена. И никому не позвоню обидеть тебя, — сказал он, целуя мои губы на прощание, после чего вышел из ванной, не дожидаясь моего ответа, будто боялся, что не сможет уйти, если услышит его.

Я долго лежала в ванной, устремив взгляд в одну точку, будто каждая минута здесь могла задержать время, отсрочить неизбежное расставание. С уходом Анвара словно оторвалась часть моей души — невесомая, но незаменимая. Мысль о двух днях без него казалась невыносимой.

Мужчины каком‑то смысле они дополняли друг друга, словно три грани единого целого. Редгар — вечно холодный, окутанный аурой недовольства. Дамиль — неукротимый вихрь, всегда в приподнятом настроении, взрывной и яркий. А Анвар… Спокойный, рассудительный, он служил тем самым уравновешивающим стержнем нашей компании.

Наконец, тяжело вздохнув, завернулась в полотенце и переступила порог. Все-таки уходить от реальности это не в моем характере, нужно принимать все, что дает тебе жизнь. А дает она мне только хорошее. И плохое принимать тоже нужно, а еще бороться за жизнь, справедливость, счастье, любовь.

Открывая дверь в комнату, ожидала увидеть неугомонного Дамиля.... Но как же я была удивлена, когда перед мной оказался Редгар, да и еще с букетом в руках. Что я там говорила про хорошую жизнь? Моя самая лучшая!

Глава 15

— Привет, — сказал Редгар, протягивая мне небрежный, но оттого не менее очаровательный, букет полевых цветов, перевязанный грубой бечевкой. Вид у него был крайне смущенный, что, честно говоря, смотрелось на этом двухметровом исполине примерно так же естественно, как балерина на борце сумо.

Он стоял посреди комнаты, залитой утренним солнцем, и его тень, падающая на деревянные половицы, казалась гораздо более уверенной в себе, чем сам хозяин. Ну еще бы! Совсем недавно ты — всемогущий альфа, глава клана, грозный вождь, чей взгляд заставляет трепетать подчиненных. А теперь стоишь, переминаясь с ноги на ногу, с охапкой ромашек и васильков, словно провинившийся школяр перед строгой учительницей, в которую тайно влюблен.

«Вот это превращение, — ехидно заметил мой внутренний критик. — Из царя зверей в скромного флориста. Надо же, до чего доводит мужчину любовь. Жди теперь, скоро начнет сонеты сочинять и под луной выть о вечной страсти».

Мне бы, конечно, позлорадствовать. Возликовать, что такой могущественный мужчина пал к моим ногам в прямом и переносном смысле. Но злорадство — удел мелких душонок. А я, как назло, свою душонку отмывала до блеска, пытаясь отскрести с нее налипшие за годы цинизм и сарказм.

Унижать его? Ломать? Зачем? Разве можно из гордого волка сделать ручную собачку, которая виляет хвостом по команде и приносит тапочки? Разве это любовь — переделывать человека под себя, ломая его суть? Такой сломленный, подавленный Редгар мне был бы не нужен. Мне нужен был ОН — сильный, но научившийся быть нежным. Дикий, но добровольно выбравший свою упряжь. И вид его растерянности был куда ценнее любой показной уверенности.

— Привет, — улыбнулась я ему, принимая цветы и делая вид, что не замечаю, как у него дрожат кончики пальцев, сжимающих стебли. — Спасибо, они прекрасны, — сказала я, и это была чистая правда. От этих простых, пахнущих летом и солнцем цветов веяло такой искренностью, какой не могло быть ни в одном оранжерейном букете.

Я потянулась носом к нежным лепесткам, и аромат напомнил мне о бескрайних полях за территорией клана, о свободе, которая, казалось, была теперь так близка.

Захотелось сделать что-то в ответ, парировать его робкий, но такой значимый удар по моим защитным стенам. Но как? Подойти и поцеловать, как это сделал бы Дамиль, не задумываясь ни на секунду? Да я скорее на лыжах в ад скачусь, чем решусь на такую наглость с этим человеком-крепостью, чьи стены были едва ли не выше моих. Поэтому я предложила то, что первым пришло в мою, слегка перегретую от его близости и собственного смущения, голову.

— Может, сходим, прогуляемся? Нууу… — я замялась, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец. — До того озера? Я бы хотела посмотреть на него при дневном свете... , — выдавила я из себя, мысленно костя себя за эту неуклюжую попытку светской беседы.

«О да, Лена, блестяще. „Посмотреть на озеро“. Как будто прошлого раза тебе было мало......"

Но я действительно хотела стереть те неприятные воспоминания. Написать поверх старого, испорченного холста, измалеванного страхом и болью, новую картину — спокойную, светлую, где будут только шепот листьев и тихая вода. Начать с чистого листа, вернее, с чистой воды, смывающей все прошлые грехи.

Редгар от моего предложения буквально расцвел, будто его полили живой водой. Его скованное, как будто из гранита высеченное тело, наконец-то расслабилось, напряжение спало с широких плеч, а губы дрогнули в едва заметной, но от этого еще более ценной и выстраданной улыбке. Видимо, он и сам давно вынашивал что-то подобное в своей непростой волчьей голове, но боялся услышать мой отказ, как окончательный приговор, не подлежащий обжалованию.

— Конечно, — выпалил он слишком поспешно и громко, чем, кажется, смутил сам себя. Звук получился каким-то неестественным, сорванным, и Редгар тут же откашлялся в кулак, пытаясь вернуть своему баритону привычную командирскую твердость, но получилось лишь глубже и хриплее, отчего по моей спине пробежали мурашки.

— Я тогда подожду тебя за дверью, — сказал он, и его взгляд упорно скользил по плинтусам, по косяку двери, по висящей на стене старой карте — куда угодно, только не на мое импровизированное «платье» из банного полотенца, в котором я, как дура, выскочила из ванной и которое сейчас казалось мне до неприличия коротким.

— Хорошо, — смущенно пробормотала я, только сейчас осознав всю комичность и двусмысленность ситуации.

«Лена, ты просто гений. Ты выходишь к мужчине, с которым находишься в сложных, натянутых, отягощенных прошлым отношениях, завернувшись в полотенце, из-под которого торчат мокрые коленки. Гениальный ход, другого слова не подберешь. Теперь он точно будет думать, что у меня кроме купания на уме еще что-то, вроде соблазнения вождя клана с помощью банных аксессуаров. Хотя, если подумать, почему бы и нет? Может, именно так и надо действовать — поразить его своей... э... практичностью?»

Я поставила цветы в первую попавшуюся глиняную вазу, быстро нашла в шкафу простое платье небесного цвета без всяких там вышивок и заковырок, наспех натянула его на влажное тело, собрала волосы в небрежный, слегка растрепанный хвост, из которого тут же выбились мокрые прядки, и поспешила на выход. «Ну что ж, посмотрим, куда заведет меня эта прогулка с одним несносным, но чертовски притягательным волком. Главное — не упасть в грязь лицом. И в озеро тоже, хотя с моей-то удачей это не исключено».

Стоило открыть тяжелую дубовую дверь, как я чуть не столкнулась нос к носу с Редгаром. Он и вправду стоял и ждал под дверью, как верный страж, вмурованный в косяк, его мощная фигура заслоняла собой весь солнечный свет из коридора.

Было одновременно забавно и трогательно наблюдать, как этот мужчина, больше меня в два раза и, кажется, состоящий из одних стальных мускулов, нервно переминался с ноги на ногу, перебирая пальцами рукоять кинжала за поясом, словно подросток, впервые пригласивший девочку в кино и боящийся, что она не придет.

— А где Дамиль? — спросила я, едва мы вышли из дома на утоптанную землю двора и свернули на лесную тропинку, утопающую в мягком, изумрудном мху.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Воздух был густым и сладким, пахло хвоей, влажной землей и медом. Он что, прикопал змея где-то в лесу? Другого объяснения его отсутствию у меня просто не находилось. Обычно он уже давно бы материализовался из тени, обвился вокруг меня, как удав вокруг добычи, с шипящими комплиментами и парой двусмысленных предложений.

— Занимается делами, — ровным, слишком ровным тоном ответил Редгар, глядя прямо перед собой на тропу. Но в его глазах, цвета грозового неба, мелькнула быстрая, как вспышка молнии, тень недовольства, выдавшая истинную цену этого «обмена». — Мы сегодня вроде как… поменялись местами. Он на границе, я… здесь.

Больше эту тему я поднимать не стала, почувствовав легкое напряжение, натянувшееся между нами, как тетива. Если волку так уж хочется побыть единственным и неповторимым на этой прогулке, пусть будет. В конце концов, наблюдать за тем, как этот двухметровый вожак клана пытается устроить нечто, отдаленно напоминающее свидание, было одновременно забавно и трогательно.

Он шел рядом, и в его обычно уверенной походке появилась какая-то новая, осторожная плавность. Расстояние в полшага между нами казалось теперь не пропастью, а скорее бережным жестом — попыткой не напугать, дать пространство, но при этом оставаться рядом. Его пальцы то сжимались, то разжимались, будто он мысленно перебирал возможные темы для разговора и так же мысленно их отвергал. В уголке его губ играла какая-то тень — не улыбка еще, но уже и не привычная суровость. Казалось, он весь был сосредоточен на том, чтобы не спугнуть эту хрупкую нить, что только-только начала протягиваться между нами.

Я смотрела на его профиль, на внезапно смягчившиеся черты, и понимала: эта прогулка — его собственная битва, но не со мной, а с самим собой. С тем грузом одиночества и ответственности, что он нес так долго, что, кажется, сросся с ним.

Мы шли до озера в основном молча, изредка обмениваясь незначительными, ни к чему не обязывающими фразами о погоде («Солнце сегодня яркое» — «Угу»), о птицах («Щеглы» — «Ага») или цветах («Незабудки» — «М-м»).

Но больше мы, конечно, молча изучали друг друга краем глаза, словно два осторожных зверя на водопое. Редгар тщательно выдерживал дистанцию в полшага, шел рядом, но даже не пытался сократить эти сантиметры, чтобы взять меня за руку. А я тем временем ломала голову, как же разрушить эту невидимую, но ощутимую, как стена из хрусталя, преграду между нами.

«Может, споткнуться и грохнуться ему на руки с театральным вскриком? Или сделать вид, что испугалась воображаемой змеи? Господи, Лена, да ты как героиня дешевого романтического фильма! Скоро начнешь ронять платочки и жемчужные сережки» — саркастично одернула я саму себя, чуть не споткнувшись о настоящий, причудливо изогнутый корень, и едва удержав равновесие.

Пока я перебирала в голове миллион дурацких, один нелепее другого, сценариев, мы вышли на поляну к озеру. И именно на то самое место, где когда-то оставил меня Анвар, и где потом…

Воспоминания накатили на меня тяжелой, ледяной волной, сбив с ног и отрезав кислород. Перед глазами, словно в кинозале, встал тот день: серебристая шерсть волка в солнечных лучах, желтые, полные нечеловеческой ненависти и боли глаза, чувство полной, животной беспомощности. Ноги стали ватными и тяжелыми, будто их отлили из свинца, дыхание перехватило, в легких застрял колючий ком. Я замерла на самом краю поляны, не в силах сделать ни шага вперед, ни назад. Паника, липкая и знакомая, сдавила горло стальным обручем.

«Нет, только не это. Не снова. Я не хочу снова туда. Отлично, просто великолепно. Начинается мой личный сеанс терапии с погружением в прошлые травмы. И без дипломированного специалиста, зато с живым наглядным пособием в лице причины этих травм».

— Лена? — голос Редгара, низкий и тревожный, прозвучал словно из-под толстого слоя ваты, но все же вырвал меня из липких лап накатывающего ужаса.

Я подняла на него глаза, и все мое тело инстинктивно сжалось в ожидании угрозы, в ожидании того самого оскала. В ушах зазвенело, по телу пробежала мелкая, предательская дрожь. Я видела, как его взгляд изменился, сменив легкую озабоченность на мгновенное, но полное понимание. Он все понял. Понял без слов.

И вместо того чтобы отступить, дать мне пространство, он одним плавным, но стремительным движением хищника сократил расстояние между нами. Я инстинктивно зажмурилась, ожидая толчка, грубости, повторения того кошмара. «Все повторяется! Круг замкнулся!» — забилось в висках в такт бешеному сердцу.

Но вместо ожидаемого удара я оказалась в тугом, но бережном кольце его надежных, крепких рук. Он прижал меня к своей груди так крепко, что я почувствовала каждый рельефный мускул его торса под грубой тканью рубахи, каждое биение его сердца, которое отчаянно и громко стучало у меня под ухом — но не от ярости, а от страха за меня.

— Тише, маленькая, тише. Все хорошо. Я здесь. Я не обижу. Больше никогда. Слышишь, Лена? Никогда, — он шептал эти слова прямо мне в волосы, и его голос, глубокий и бархатный, был сейчас самым спокойным и безопасным местом на всей земле.

Его руки не сковывали, а обволакивали, создавая живой щит между мной и моими демонами. Паника медленно, нехотя, начала отступать, уступая место новому, незнакомому, но такому желанному чувству абсолютной защищенности.

В ответ я обхватила его руками, растворившись в тепле его тела. Его кожа пахла дождём, натуральной кожей и едва уловимой дикой ноткой, и если прежде этот аромат будил неясную тревогу, то сейчас он действовал как успокоительное, обволакивая меня.

«Если бы кто-то сказал мне месяц назад, что я буду обниматься с волком-оборотнем и наслаждаться этим, я бы послала этого человека проверить голову. А теперь... теперь это кажется единственно правильным местом во всей вселенной».

— Вот так, маленькая моя, умница, — он продолжал гладить меня по спине большими, удивительно осторожными ладонями, и его прикосновения разгоняли остатки льда в моей душе.

Когда я наконец осмелилась поднять голову, его губы коснулись моих. Это был не поцелуй страсти, не требование. Это был поцелуй-обещание. Поцелуй-печать. Легкий, как дуновение ветра, невесомый и мгновенный, испаряющийся быстрее, чем я успела его осознать. Он не требовал, не брал — он отдавал. Отдавал уверенность, покой и слово, которое для такого мужчины значило больше любой клятвы.

Потом он посмотрел на озеро, на мое, должно быть, все еще бледное и потерянное лицо, и его взгляд стал твердым и решительным, каким бывает у полководца, принимающего судьбоносное решение.

—Нет, не здесь, — твердо сказал он, и в его голосе не было места для возражений. — Это место испорчено. Я покажу тебе другое. Настоящее.

Прежде чем я успела что-то ответить, он, не спрашивая разрешения, легко, будто перышко, подхватил меня на руки. И в этом не было ни капли того прошлого, агрессивного захвата.

«Ну вот, — с глупым облегчением подумала я, автоматически обвивая его шею. — И придумывать ничего не пришлось. Сам догадался. Наверное, у них в крови это — таскать своих женщин по лесам, как добычу, только теперь с благими намерениями».

Я прижалась щекой к его твердому плечу, позволяя нести себя, и впервые за этот долгий, эмоционально выматывающий день почувствовала себя по-настоящему в безопасности и… желанной. Да, именно так.

«Хотя, если он будет так носить меня по всему лесу, мне скоро придется сесть на диету из росы и солнечного света, чтобы не надорвать ему спину».

Он понес меня не вдоль озера, а вглубь леса, по едва заметной, затерянной среди папоротников тропе, ведущей вверх, навстречу нарастающему с каждой минутой низкому, гулкому рокоту, похожему на отдаленный гром.

Ветви деревьев, казалось, расступались перед ним, солнечные лучи пробивались сквозь густую листву, рисуя на его лице и моих руках причудливые золотые узоры. Воздух становился свежее, влажнее, пахнул мхом, прохладой и чем-то еще, чего я не могла определить.

Вскоре лес расступился, и мы вышли к водопаду. У меня буквально перехватило дыхание, и я на мгновение забыла, как дышать.

Вода с оглушительным, первобытным ревом низвергалась с каменного уступа, с белой яростью разбиваясь о черные скалы внизу в миллиарды сверкающих, алмазных брызг. Радуга переливалась в поднимающемся облаке водяной пыли, а самый воздух дрожал и вибрировал от этой raw, необузданной, почти живой мощи. Это было бушующее, непредсказуемое, дикое великолепие, и оно не завораживало — оно гипнотизировало, подавляло и возвышало одновременно.

На небольшой площадке под нависающей скалой, куда не долетали брызги, не было ничего, что напоминало бы о цивилизации. Только голые, отполированные временем и водой камни, покрытые изумрудным бархатом мха. Редгар, не выпуская меня из рук, огляделся быстрым, оценивающим взглядом вожака, и его взгляд упал на собственную одежду. На нем была длинная рубашка свободного кроя из тонкого, дорогого, похожего на шелк, материала.

Он осторожно, опустил меня на ноги, и одним плавным движением стянул рубашку через голову, оставшись в одних простых льняных штанах. Его торс, мощный, иссеченный бледными шрамами — безмолвной летописью его боев, — на мгновение оказался в золотых лучах солнца, пробивавшихся сквозь водяную завесу. Затем он, не говоря ни слова, расстелил свою рубашку на камнях, создав импровизированный в этой каменной пустыне коврик.

«Боже, — подумала я, — он даже в романтике действует с практичностью полководца: разведка местности, оценка ресурсов... и вот тебе — постель из собственной рубахи. Гениально и чертовски сексуально».

— Здесь не будет мягко, но хоть не холодно, — прокомментировал он свое действие, указывая подбородком на шелк, и в углу его губ дрогнула почти неуловимая улыбка.

Я не могла сдержать широкой, немного дурашливой улыбки. Широкая, длинная рубашка такого крупного мужчины и впрямь напоминала небольшой, но очень роскошный плед.

— Спасибо, — сказала я, с наслаждением опускаясь на теплую, все еще хранящую тепло его тела и пахнущую им же ткань. — Очень... практично и находчиво. Настоящий Робинзон Крузо в мире романтики.

Он сел рядом, стараясь не занимать много места, и в его глазах, когда он взглянул на меня, мелькнула сложная смесь смущения, гордости и глубокого удовлетворения.

— Я… иногда прихожу сюда, — сказал он просто, отводя взгляд к бешеному потоку воды. — Чтобы подумать. Остаться наедине с этим шумом. Он заглушает… все остальное.

— Это… невероятно, — прошептала я, следуя за его взглядом и чувствуя, как мощь этого места резонирует где-то глубоко внутри. — Оно похоже на тебя. Сильное. Бушующее. Непредсказуемое. Но в этом хаосе… есть своя, совершенная гармония.

Он ничего не ответил, но в его глазах, когда он снова посмотрел на меня, что-то блеснуло, не просто одобрение, а глубокая, безмолвная радость от того, что я смогла увидеть и понять самую суть этого места... и его самого. Взгляд его стал таким пронзительным и открытым, каким я не видела его никогда прежде, будто снял последнюю, самую крепкую латную плиту с доспехов своей души.

Он медленно, давая мне время отстраниться, взял мою руку, не захватом воина, а жестом, полным благоговения, словно принимая на ладонь хрупкое сокровище. Его пальцы, шершавые от клинка и работы с деревом, с невероятной осторожностью коснулись моих, и этот контраст грубой силы и трепетной нежности заставил мое сердце пропустить удар. Не отрывая темно-синего взгляда, полного безмолвного обета, он поднес мою руку к своим губам.

И начал целовать.

Не страстно, не жадно, а с какой-то пронзительной нежностью, от которой перехватывало дыхание куда сильнее, чем от любого страстного порыва. Это был не просто поцелуй — это было посвящение. Каждый палец, каждый сустав, каждый сантиметр кожи на внутренней стороне запястья, где так тонко и трепетно стучит пульс, становился местом тихого поклонения.

Его губы, теплые и удивительно мягкие, касались моей кожи, оставляя невидимый след своей преданности. Я смотрела, завороженная, чувствуя, как по моей спине бегут мурашки, а сердце замирает в груди, словно птица в руках, которая боится пошевелиться, чтобы не спугнуть это хрупкое мгновение. В его молчаливой ласке было больше слов, чем в любом признании, больше обещаний, чем в любой клятве. Это было причастие. Прикосновение души к душе через кожу.

— У меня для тебя подарок, — сказал он, оставив последний, долгий, поцелуй прямо в центре моей ладони, и его голос прозвучал на удивление мягко, выдавая всю глубину его волнения. Он все еще держал мою руку, и его большой палец нежно проводил по ее тыльной стороне, словно боясь разорвать возникшую между нами невидимую нить. — Закроешь глаза?

— Хорошо, — взволнованно кивнула я, чувствуя, как дрожат мои ресницы, и прикрыв лицо ладонями, создав себе мнимую, но такую необходимую в этот момент темноту.

Я услышала, как он что-то ищет в кармане своих штанов, легкий скрежет дерева о дерево, и через мгновение его голос прозвучал снова, совсем рядом:

—Все, смотри.

Я убрала руки с лица, зажмурившись от яркого света, и, поморгав, увидела в его протянутых ладонях небольшую, но удивительно изящную резную деревянную шкатулку. Главным элементом орнамента был, конечно же, волк — не оскаленный и агрессивный, а гордый, с высоко поднятой головой, смотрящий вдаль.

Я вспомнила слова Анвара о том, что всю мебель в моей комнате Редгар вырезал сам. Значит, и это его работа, его руки, его терпение и его талант.

— Спасибо, — тихо выдохнула я, принимая шкатулку. Пальцы невольно заскользили по тёплой деревянной поверхности, впитывая каждую неровность, каждый завиток резьбы — словно прикасаясь к отголоскам его души, вложенных в это творение. — Она прекрасна…

— Открой, — мягко, почти неслышно, попросил он, и в его глазах читалось неподдельное волнение.

Внутри, на мягком лоскутке темно-синего бархата, лежал браслет. Он был сплетен из прочного, но мягкого кожаного шнура, а на нем висели несколько гладких, отполированных водой до зеркального блеска камней нежно-зеленого, почти изумрудного цвета, похожих на осколки самого водопада, на его самую сердцевину. Они были простыми, дикими, лишенными огранки, но в этой простоте была их настоящая, первозданная красота. Я прикоснулась к ним, и они оказались на удивление теплыми.

— Давай помогу, — сказал Редгар.

Он взял браслет, и его большие, сильные пальцы с неожиданной ловкостью застегнули его у меня на запястье. В тот же миг я почувствовала волну тепла, исходящую от камней. От неожиданности я вздрогнула.

— Что это? — удивленно выдохнула я, глядя на браслет.

— Это... часть этого места, — он смотрел на браслет, а не на меня, и его взгляд был серьезным, почти суровым. — И часть меня. Чтобы ты помнила. Чтобы... я всегда мог найти тебя. Где бы ты ни была. — Он наконец поднял на меня глаза, и в их синеве было что-то древнее и магическое. — Камни с этого водопада... они живые. Они всегда будут тянуться друг к другу... и ко мне.

Его слова повисли в воздухе, тяжелые и значимые. Это была не просто романтичная фраза. В его мире, полном магии и опасностей, это было обещание.

«Он... он связал меня с собой. По-настоящему. Не просто подарил безделушку, а вложил в это часть своей магии, своей сути».

Эта мысль пронзила меня чем-то теплым и безгранично светлым. Он отдавал мне не просто украшение, а частицу своего мира, своего крова, своей защиты. И в ответ что-то в моей душе распахнулось навстречу, требуя выхода.

Я не стала ничего говорить. Слова были бы слишком жалкими и ненужными в этот миг. Вместо этого я подняла руку и мягко коснулась его щеки, заставляя его встретиться с моим взглядом. Его кожа под моими пальцами была теплой и шершавой, а в глубине его глаз, таких настороженных и серьезных, плескалось море невысказанных эмоций.

Он замер, словно боялся спугнуть это прикосновение.

И тогда я поднялась на цыпочки и медленно, давая ему время отстраниться, приблизила свое лицо к его. Наше дыхание смешалось, и я увидела, как в его зрачках вспыхивает удивление, а затем — тихое, всепоглощающее понимание.

Мой поцелуй был легким, как дуновение, нежным, как прикосновение лепестка. Всего лишь мимолетное соприкосновение губ, в которое я вложила всю свою благодарность, все свое доверие и ту тихую, зреющую в сердце нежность.

Я почувствовала, как его тело на мгновение напряглось от неожиданности, а затем полностью расслабилось, сдаваясь на милость этому хрупкому мгновению. Он не углублял поцелуй, не пытался взять больше, чем я давала. Он просто принял его, и в его ответном, едва заметном движении губ была такая бездонная, молчаливая нежность, что у меня перехватило дыхание.

Когда я отстранилась, его глаза были полны тихого изумления, а на его обычно суровых губах играла тень самой мягкой, самой искренней улыбки, какую я когда-либо видела.

— Спасибо, — прошептала я, касаясь пальцами браслета на своем запястье. — За все.

Возвращение домой после водопада было окутано теплой, задумчивой тишиной, которая была красноречивее любых слов. Мы шли через лесную чащу, где последние лучи заходящего солнца пробивались сквозь плотный полог листвы, рисуя на земле причудливые золотистые узоры. Его ладонь, большая, шершавая и бесконечно надежная, крепко держала мою, и это ощущение было настолько естественным, словно так и должно было быть.

Подойдя к дому, мы увидели, как из трубы поднимается ровная струйка дыма, а из приоткрытого окна доносился соблазнительный аромат тушеного мяса с травами и свежеиспеченного хлеба.

В столовой, за массивным дубовым столом, на котором стояли глиняные миски с фруктами, кувшин с медовым напитком и дымящийся пирог с лесными ягодами, нас уже ждал Дамиль. Он развалился на скамье с видом полнейшего безделья, но в его глазах плясали веселые чертики. Он медленно провел взглядом по нашим сплетенным рукам, по моим все еще влажным от водяной пыли волосам и по лицу Редгара, на котором застыло редкое, почти безмятежное выражение.

— А-а, вот и наши путники вернулись, — протянул он, и в его голосе звенела сладкая, как мед, и острая, как шип, насмешка. — Надеюсь, ваша...

прогулка

... была продуктивной? Лесные тропинки такие неровные, можно и

споткнуться

... о самое интересное.

Он многозначительно приподнял бровь, и его взгляд скользнул по моим губам. Я почувствовала, как по щекам разливается краска, а Редгар, прежде чем отпустить мою руку, метнул в Дамиля взгляд, от которого даже воздух, казалось, покрылся инеем.

— Если твой язык и дальше будет так чесаться, он может споткнуться о мой кулак, — произнес он ровным, низким голосом, в котором не было и тени шутки.

Пока Редгар занимал свое место во главе стола, Дамиль наклонился ко мне, его дыхание коснулось моей шеи.

— Я успел соскучиться, мааленькая. Кажется, в этом доме стало пусто, как в кладовой, из которой унесли все запасы сладостей.

В тот же миг я почувствовала, как его прохладная рука легла мне на колено под столом, а пальцы принялись выводить нетерпеливые круги на внутренней стороне бедра. Я притворно вздохнула, поднимая вилку с куском пирога.

— Я успел соскучиться, мааленькая. Кажется, в этом доме стало пусто, как в кладовой, из которой унесли все запасы сладостей.

В тот же миг я почувствовала, как его прохладная рука легла мне на колено под столом, а пальцы принялись выводить нетерпеливые круги на внутренней стороне бедра.

— Бедняжка. И что, без нас даже пирог не мог себе нарезать? — я щелкнула языком с укоризной. — Не волнуйся, сейчас восполним твои душевные потери. Но мой кусок не трогай — я за ним с водопада шла, у меня на него особые права.

Дамиль рассмеялся, и его пальцы под столом сжали мое бедро.

— У меня, сссладкая, на тебя тоже особые права, — прошептал он в ответ, и в его глазах заплясали чертики.

— Особые права заслуживаются за столом, а не под ним, — раздался спокойный, но не терпящий возражений голос Редгара. Он отпил из своей чаши, и его взгляд, тяжелый и оценивающий, скользнул по нам, — И поскольку все так стремятся к своим правам, объявляю: завтра на закате состоится брачная церемония. Анвар возвращается сегодня ночью, и тянуть больше не буду.

Чего? Хорошо, что кусок пирога с малиной успела проглотить, а то застрял бы поперек горла. Нет, я, конечно, понимаю, что от них никуда не деться. Свадьба, дети, пеленки. Но как-то по-женски стало обидно, что меня никто не спросил. Предложение не сделал. Просто поставили перед фактом, да еще такой повелительной форме.

«Вот так всегда, — подумалось мне, — устроили мне романтическую прогулку к водопаду, подарили волшебный браслет, а теперь — бац! — и завтра свадьба. Прямо как в старых добрых сказках, где принц, едва познакомившись, уже тащит принцессу под венец. Только принцев у меня трое, и водопад вместо белого коня».

— И что это за церемония такая? — спросила я недовольно, отставив глиняную тарелку и пытаясь придать лицу выражение грустно-оскорбленного достоинства.

Дамиль, как самый чувствительный, сразу же уловил перемену в моем настроении, хотя очень хотелось, чтобы это понял как раз таки волк. Понял, осознал и исправил ошибку.

— Маааленькая моя, что тебя злит? — спросил он, ласково поглаживая мое бедро под столом.

И тут я призадумалась, а действительно, что меня злит. Они же не из моего мира, откуда им знать наши обычаи. Да и кому они нужны, если по всем канонам моего мира наша семейка явно не вписывается в общественные нормы. Эх, сейчас бы Аньке позвонить и сказать выкуси, у меня три мужа, а у тебя один и кто из нас теперь неудачница. Ну и смех в конце такой зловещий. Так, Лена, что-то ты не о том думаешь. Аньку вообще-то поблагодарить нужно за пригласительный, неизвестно оказалась бы я без него здесь или нет.

— Я не злюсь. Просто все это так быстро и неожиданно, — ответила я Дамилю, который пытливо смотрел на меня, и его пальцы под столом теперь выводили успокаивающие круги.

Ну не скажу ведь ему, хочу, чтобы вы встали на колено и попросили моей руки, ну и сердце в придачу. Вдруг не поймут. Не буду рисковать. А то и, правда, принесут мне еще какую-нибудь руку с сердцем, кто этих оборотней разберет.

«Представляю, подарят мне на свадьбу забальзамированное сердце врага в красивой шкатулке. Со словами: «Это самое ценное, что у нас есть». Романтика, что уж тут».

— Так что за церемония? — повторила свой вопрос, переведя взгляд на Редгара.

— Завтра на закате мы произнесем брачные клятвы при свидетелях. После чего будет праздник всего клана, ну и в конце брачная ночь, — закончил он свое краткое объяснение, а Дамиль в знак согласия ласково погладил мое бедро.

— Что за клятва? Это какие-то заранее приготовленные слова? А наряды специальные для этой церемонии? — стала заваливать их вопросами, чувствуя, как нарастает легкая паника.

«Господи, а туфли? У них тут вообще есть понятие «туфли на каблуке»? Или мне придется идти к алтарю в лаптях?»

— В моем вот мире невеста выходит замуж в белом платье, — как бы невзначай сказала я, разглядывая узоры на деревянном столе. Совсем случайно, ага.

«Ну, давай, волк, прояви смекалку. Дай даме ее сказку, даже если твоя сказка — это боевая раскраска и ритуальные пляски у костра».

— Будет тебе платье, — неожиданно серьезно сказал Редгар. — Сейчас приглашу портниху, пусть снимет с тебя мерки. Скажешь ей, какое хочешь платье, она все сделает. Что-то еще, Лена? — посмотрев на меня, спросил он.

Призадумалась, какие у меня всегда были пожелания насчет свадьбы? Да никаких. Я о ней никогда не мечтала. Повода особого не было о свадьбе думать. Ну и жениха не было. Зато сейчас целых три, как на подбор. «Хотя, если подумать, белое платье... Я в нем, наверное, буду выглядеть как привидение на фоне их темных кож и мехов. Но черт возьми, я хочу быть привидением! Самым красивым привидением в их истории!»

— Мне главное, что вы будете рядом. Поэтому делай, как у вас принято, — ответила я, чем порадовала мужчин, даже у волка в глазах промелькнул довольный огонек.

— Мооя сссладкаяя, — расчувствовался один сентиментальный змей за столом, продолжая ненавязчиво массировать мое бедро.

— А с клятвой-то что? — подозрительно посмотрела на них, как-то они ловко ушли от этой темы, что-то они мутят.

— Клятву каждый говорит сам. Главное от души, — ответил все-таки Дамиль, облизывая губы. — Главное, ты должна сказать, что принимаешь нас.

— Я уже сообщил клану, что завтра будет торжество. Все начали готовиться, — сказал Редгар, поднимаясь из-за стола, — Лена, нам с Дамилем нужно проверить подготовку, — он подошел ко мне ближе, и его пальцы, обычно такие твердые и уверенные, нежно провели по моей щеке, — Побудь в нашей комнате, хорошо? Дождись портниху.

— Может, я могу помочь? — не удержалась я. За окном уже слышались голоса, смех, звон посуды — весь клан готовился к празднику, а я сидела сложа руки.

— Поможешь, — кивнул Редгар. — Но сначала решишь с платьем.

— Не скучайте слишком сильно, сссладкая, — встрял Дамиль, обвивая мою талию сзади. Его губы коснулись виска, а голос понизился до соблазнительного шепота. — Я скоро вернусь... Обещаю, скучно не будет...

Мужчины вышли из столовой, а я, не в силах усидеть на месте, рванула в спальню. Энергия била через край, заставляя меня метаться от двери к окну и обратно. За стеклом кипела жизнь: члены клана сновали по двору, таская гирлянды из осенних листьев и устанавливая факелы. Слышались возгласы, смех, звон посуды — все были заняты делом, готовились к

моей же

свадьбе! А я тут как декоративный элемент в ожидании портнихи! Я уже представляла, как руковожу украшением площади, как меня просят совета по поводу угощений... Но нет, мой удел — томиться в четырех стенах.

Когда спустя добрых полчаса раздался наконец стук в дверь, я так рванула ее открыть, что чуть не снесла бедную девушку с ног. И замерла: на пороге стояла молодая особа лет двадцати пяти в... нежно-зеленом платье в обтяжку, которое живописно подчеркивало каждую линию ее фигуры.

«Серьезно? — пронеслось у меня в голове, пока я пропускала ее внутрь. — Это униформа местных портных или она решила, что мы тут конкурс "Мисс Оборотень" проводим?»

— Доброго здравия, Ларинет. Меня прислали для вашего свадебного платья, — сказала она с милой, но какой-то слишком слащавой улыбкой, которая не касалась глаз. Ее взгляд скользнул по комнате быстрым, оценивающим движением, и мне показалось... нет, мне показалось, что она выглядит нервной. Слишком нервной для простой портнихи.

— Да, конечно, проходи, — ответила я, стараясь отогнать нарастающее чувство беспокойство. Может, это просто предсвадебное волнение сказывается на мне.

Когда она вошла, то первым делом, почти торопливо, протянула мне изящную деревянную шкатулку. Ее пальцы слегка дрожали.

— Что это? — удивилась я, принимая шкатулку.

— Подарок от Дамиля, — ответила она, опустив глаза, будто изучая узор на ковре.

Странно. Очень странно. Во-первых, мы только что виделись с Дамилем в столовой. Он обнял меня, поцеловал, пообещал вернуться... Почему он не отдал подарок сразу? Он обожал вручать сюрпризы лично, наблюдая за каждой моей эмоцией, смакуя момент. Это было в его характере — быть центром внимания, особенно когда дело касалось таких приятных мелочей. А во-вторых... эта девушка. Ее поведение. Слишком натянутая улыбка, бегающий взгляд, дрожь в руках. Что-то здесь было не так.

Любопытство и легкая тревога пересилили осторожность. Я открыла крышку. Комната мгновенно наполнилась насыщенным, уютным ароматом шоколада. Внутри, на бархатной подкладке, лежали идеальные, глянцевые конфеты, похожие на драгоценные камни.

«Ах, вот оно что, — с облегчением подумала я, чувствуя, как напряжение немного спадает. — Мой змей-искуситель не может прожить и дня, чтобы не принести мне какую-нибудь сладость».

Вспомнилось, как он вчера с гордым видом вручил мне коробку местных пралине, внимательно наблюдая, как я пробую каждое. Эта мысль заставила меня улыбнуться — несмотря на всю свою хищную природу, он всегда помнил о моей слабости к сладкому и с удовольствием ее эксплуатировал.

Не удержавшись, я выбрала одну, самую красивую конфету, похожую на изумруд, и положила ее в рот.

Оболочка с характерным, слишком громким хрустом раскололась на зубах. Рот мгновенно заполнил странный, химический кисло-мятный вкус, совсем не похожий на шоколад. Голова резко закружилась, в висках застучало. Я попыталась ухватиться за резной шкаф, но мир поплыл перед глазами, а ноги стали ватными. В последнем четком мгновении я увидела лицо портнихи — ее слащавая улыбка наконец исчезла, уступив место холодному, безразличному выражению.

— Что происходит?.. — успела прошептать я, прежде чем тьма поглотила сознание.

Глава 16

Приходила в себя тяжело и мучительно, будто выныривая из густой, вязкой смолы. Виски сдавливало железным обручем, пульсирующая боль раскатывалась волнами от затылка ко лбу — наверное, я ударилась головой, когда падала. Все тело было ватным и непослушным, а во рту стояла такая сухость, словно я на спор съела килограмм песчаного печенья и запила его пылью. С трудом, буквально отклеивая одно веко от другого, я приоткрыла глаза. В голове стоял непроглядный, тяжелый туман, сквозь который с трудом пробивались обрывки мыслей. Тошнило.

Где я? Что, черт возьми, произошло? В последний момент я помнила вкус той проклятой конфеты и холодные глаза портнихи...

С опаской, преодолевая слабость, я подняла глаза и встретилась взглядом с двумя бирюзовыми озерами, в которых плескались золотые искры. Прямо передо мной, в кресле, сидел безумно красивый мужчина, внимательно и безмятежно изучая меня, как редкий экспонат в музее. У него были густые, темно-каштановые волосы, падавшие на высокий лоб, острый, решительный подбородок и прямой нос с легкой, но придающей характеру горбинкой. От него исходила та же хищная, магнетическая энергетика, что и от Дамиля, только... более сконцентрированная и холодная. Его зрачки, хищные и вертикальные, искрились и переливались в полумраке комнаты. Не было никакого сомнения — передо мной оборотень, причем очень сильный и опасный.

Мамочки, как я здесь оказалась?! Неужели всё опять идёт по тому же дурацкому сценарию? Надеюсь, он сейчас не изречёт сакраментальное «Ты моя пара»? Одна такая история в моей жизни уже была, и, честно говоря, второго такого приключения мне точно не хочется.

Я крепко зажмурилась, надеясь, что когда я снова открою глаза, окажусь в своей постели, а вся эта история окажется дурным сном от переедания на ночь. Но нет — реальность оставалась неизменно пугающей. Значит, не сон. Я напрягла память, силясь выудить из тумана в голове последние воспоминания: портниха, ее странная нервозность, шкатулка, аромат шоколада... А мужчина все так же безмолвной, но очень ощутимой тенью сидел напротив, продолжая смотреть на меня с нескрываемым интересом и легкой, дразнящей иронией в уголках губ. Я невольно напряглась и вжалась в изголовье кровати, стоило лишь окончательно понять, что это не галлюцинация. Дыхание стало шумным и частым, предательски выдавая мой страх. Сердце в груди заколотилось, как птица в клетке, подгоняемое нарастающей волной паники.

«Что происходит? Что это за мужчина? Меня похитили? Но зачем? На органы? Или я кому-то перешла дорогу? Может, это месть какого-нибудь врага Редгара? Или, того хуже, этот красавец решил пополнить свою коллекцию экзотических человеческих особей? Что со мной теперь сделают? Заставят вышивать крестиком? Или готовят к роли жертвы в каком-нибудь древнем обряде?» — мысли путались и метались в голове, словно рой разъяренных ос, не давая сосредоточиться ни на чем, кроме нарастающей жуткой неизвестности.

Мутным, затуманенным взглядом я медленно обвела помещение, стараясь не выдать своего пробуждающегося ужаса. Комната была незнакомая. Красивая, даже роскошная, с дорогой, но строгой мебелью, но... не моя. Мой взгляд нервно заметался, подмечая детали: большие, экзотические растения в массивных кадках у противоположной стены, огромные окна в пол, за которыми клубился ночной туман, темный деревянный шкаф, резной комод, широкая кровать, на которой я лежала... Ничего криминально-зловещего.

«Спасибо и на этом, — с горькой иронией подумала я. — Очнулась хотя бы не в сыром подвале, прикованной к батарее, и не в клетке. Уже прогресс. Видимо, похитители с хорошим вкусом».

Понимая, что в молчанку я играть не мастер, и что от этого ситуация яснее не становится, я, взяв себя в руки и сделав глубокий вдох, решила пойти на диалог. Лучше уж неуместная наглость, чем парализующий страх.

— Вы можете мне объяснить, что происходит? Почему я здесь и что вам нужно? — спросила я, чуть дрожащим голосом, вцепившись пальцами в складки шелкового покрывала. Общая слабость еще ощущалась в организме, но в целом настрой у меня был боевой. Ну, насколько это возможно, когда тебя похитили и положили на кровать с евроремонтом.

— Храбрая, — сказал он чуть с хрипотцой, и в его голосе прозвучала легкая насмешка. Он окинул меня внимательным взглядом, словно оценивая диковинный экспонат, и губы его дрогнули в едва заметной улыбке. — Они тебе не сказали, верно? Хотя я бы тоже не стал говорить, — задумчиво разглядывая мое лицо, ответил он, и от этой загадочности по спине пробежали мурашки.

Он помолчал, давая мне прочувствовать всю горечь неведения, а потом его взгляд смягчился — нет, не смягчился, а стал более... оценивающим. Более личным.

— И такая красивая оказалась, — неожиданно констатировал он, как будто делал важное открытие, и потянулся к моей щеке, словно имел на это полное право.

Я отпрянула от его прикосновения, как от раскаленного металла, всем телом прижавшись к резному изголовью. Его слова прозвучали как удар под дых.

«Что они мне не сказали?» — мозг, еще затуманенный ядовытими конфетами, заработал на повышенных оборотах, выстраивая тревожные логические цепочки. Странная, нервная портниха... Подарок, переданный через постороннюю, а не врученный лично Дамилем, что было бы куда больше похоже на него... И мое нынешнее положение.

Мысль, острая и ядовитая, вонзилась в сознание: а не избавились ли они от меня? Не являются ли все их нежность и забота лишь ширмой, чтобы усыпить бдительность перед тем, как сдать «груз» тому, кто предложит лучшую цену? Горький комок подкатил к горлу, а глаза против воли наполнились влагой. Я сглотнула, заставив себя дышать глубже. Нет. Истерика не поможет. Нужно думать.

«А мои ли они вообще? — безжалостно спросил я себя внутренний голос, холодный и трезвый. — Сколько прошло? Несколько недель? И ты уже готова верить, что это навсегда?» В моем мире над такой скоростью принятия решений лишь посмеялись бы. Но я знала другое: чувства не подчиняются календарю. Можно прожить с человеком годы и не почувствовать ничего, а можно пересечься взглядом в толпе — и понять всё.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И если бы меня спросили, за что я успела полюбить их за этот миг, что они такого совершили... Я бы ответила, что любовь — это не экзамен, где ставят баллы за заслуги. Это дар. Это внутренняя готовность души отдавать, доверять и принимать. Их поступки, их забота лишь попали на благодатную почву, но корни любви во мне самой. И сейчас эти корни кровоточили от мысли о возможном предательстве.

— Что... что они мне не сказали? — крикнула я, заставляя себя сохранять хладнокровие, хотя внутри все дрожало, как осиновый лист. В горле першило от напряжения.

Мужчина поморщился, будто вместо моего голоса услышал скрежет железа по стеклу. Его лицо, вполне симпатичное в иной ситуации, исказила гримаса раздражения. Не понравился мой крик? Отлично! Так я могу целый день орать, репертуар обширный — от народных песен до матерных частушек. Главное, чтобы ты ко мне не приближался!

— Ты когда-нибудь задумывалась, почему они тебя призвали? — спросил он, смотря на меня с легкой, почти физически ощутимой иронией, перекрестив руки на груди. Он выглядел так, будто объяснял очевидные законы магии существу, которое только вчера узнало о существовании волшебства.

— Чтобы… чтобы найти свою пару? — сказала я, слегка запинаясь. Такой простой, почти детский вопрос заставил меня насторожиться куда сильнее, чем прямая угроза. Уж если тут начинается с таких вопросов, то что же будет дальше? Экзамен по магическому праву?

— И ты думаешь, это так легко сделать? Щелкнул пальцами и твоя избранная перед тобой? — от своих же слов он засмеялся горько и как-то обреченно,— Нет, девочка, это так не работает. Все бы каждый день делали ритуал призыва, как утреннюю гимнастику. Все намного сложнее, — сказал он и замолчал, словно режиссер, делающий драматическую паузу в низкобюджетном сериале.

А мне захотелось крикнуть, что сказал А, говори и Б, и желательно побыстрее! Что за дешевые театральные тайны!? Я тут с ума схожу от непонимания ситуации, а он строит из себя загадочного незнакомца. Мои нервы были натянуты, как струны, и кто-то невидимый уже начал наигрывать на них похоронный марш.

— Ну и как это работает? — неуверенно, сквозь ком в горле, спросила я.

И опять этот внимательный, цепкий взгляд. Будто думает, достойна ли я, простая земная девчонка, случайно занесенная сюда бурей магических обстоятельств, узнать великую тайну мироустройства. Что-то решив в своей голове, он заговорил, а я мысленно приготовила воображаемый блокнот для конспекта под названием «Как я влипла в эту историю, или Краткий курс выживания для случайно призванных».

— Видишь ли, в чем суть. Мы всю свою осознанную жизнь ищем пару. Не факт, что она будет из другого мира, как ты. Если тебе повезет, она окажется из твоего клана или соседних. Но это не важно. Важно, что нам отведено определенное время для этого. 300 лет… У нас есть 300 лет, чтобы найти и соединиться со своей Ларинет. Если за все это время пара не находится, то тогда можно воспользоваться правом призыва. Но не раньше, чем за месяц до 300-тия. Это считается последним шансом. Если же пара так и не найдется, тогда магия не стабилизируется и просто сгорает со временем. С каждым днем ты будешь слабеть, пока последние крупицы магии не исчезнут в тебе, — сказал он, печально и отстраненно глядя в темное окно, за которым не было видно ни звезд, ни луны.

Наверное, странно осознавать, что в какой-то степени твоя жизнь зависит от женщины. Хотя, если вдуматься, в моем мире от женщин тоже много что зависит, просто здесь это оформлено в виде магического апокалипсиса с персональным сроком годности.

— А потом, когда магия исчезнет? — с замиранием сердца спросила я, уже боясь услышать ответ. Руки похолодели.

— Потом можно прожить недолгую человеческую жизнь, но мало кто выбирает такую жизнь. Потеряв зверя, ты теряешь часть себя. Многие не могут с этим смириться. Поэтому выбирают смерть.

Догадка вспыхнула в моей голове яркой, ослепительной вспышкой, от которой заныли виски. Нет, нет, нет!! Этого не может быть! Логика выстраивалась в идеальную, ужасающую цепь. Последний месяц. Отчаянный призыв.

Редгар.

— Сколько Редгару лет? — шепотом спросила я, уже зная, какой ответ услышу. Этот шепот был похож на скрежет песка по стеклу.

— Молодец, умная девочка, — улыбнулся он краешком губ, хотя глаза остались холодными, как лед в межзвездном пространстве. — Редгару через два дня будет 300, поэтому ты и здесь. Вчера маленькая птичка нашептала нам, что планируется брачная церемония. А нам с братом, видишь ли, очень невыгодно, чтобы она состоялась, — сказал он, и от этих слов глаза его полыхнули недобрым, хищным блеском.

Маленькая птичка говоришь… Мысленно я перебирала всех, кто знал о церемонии. Не та ли это птичка, что конфетами меня накормила? Встречу — прибью змею подколодную! В прямом или переносном смысле — как повезет. Мои пальцы вцепились в грубую ткань платья.

— И какая же Вам выгода, если церемония не состоится? — рискнула спросить я, пытаясь оттянуть время и понять масштаб катастрофы. Внутренний голос орал, что лучше бы я помолчала, но любопытство, как водится, было сильнее.

Улыбаясь во весь рот, он посмотрел на меня, как на законченную дурочку, не видящую очевидного.

— Глупенькая. Братья сейчас считаются одним из самых сильных кланов. Но раз они не успели с тобой соединиться, то их магия не стабилизирована. Они уязвимы. А значит, их теперь будет легко победить и забрать себе землю, ресурсы и сам клан, — сказал он, и с этими словами его рука, быстрая, как змеиный язык, схватила меня за запястье, резко притягивая к себе.

Что? Он хочет убить моих мужчин? Сердце упало куда-то в ботинки. И ради чего? Ради клочка земли? Хотя чему я удивляюсь, даже в моём, «цивилизованном» мире, убивали и убивают из-за куска территории… Просто здесь все проще, голоднее и откровеннее. Здесь не прячутся за бумажками и законами, здесь действуют по праву сильного.

— Но я не прочь и тебя забрать себе. Даже не ожидал, что ты окажешься такой хорошенькой, — продолжал говорить мужчина, его взгляд, тяжелый и пошлый, медленно прополз от моих ног до лица.

Он ухмыльнулся, видя, как я поеживаюсь от волны брезгливости и страха. А еще от осознания, что из этой проклятой комнаты с ее скрипучими половицами и пыльным окном мне никуда не убежать… Мысленно я уже прикидывала, смогу ли я дотянуться до того глиняного кувшина и разбить ему голову.

Но прежде чем я успела хоть что‑то предпринять, мужчина резко изменился. Игра кончилась. Его лицо исказилось — улыбка исчезла, взгляд стал холодным и жёстким. Не говоря ни слова, он резко схватил меня одной рукой за основание шеи, второй крепко сжал подбородок, лишив возможности отвернуться. Наклонившись, он провёл своим шершавым, холодным языком по моей нижней губе. Я чуть не задохнулась от волны отвращения и накатившей тошноты, но смогла только испуганно пискнуть, пытаясь вырваться из его цепких, как стальные капканы, рук. Мужчина держал меня крепко, почти бесчувственно. Его пальцы, будто паук, очертили контур моих губ, погладили большим пальцем щеку, затем это невесомое, но от того еще более мерзкое прикосновение скользнуло по шее и спустилось к груди, грубо обхватывая полушарие и сжимая до острой, огненной боли.

Из глаз против воли покатились злые, беспомощные слезы. Я испытывала панический, дикий ужас, от которого тело затряслось мелкой дрожью. Я закусила губу до крови, чтобы сдержать рыдания, рвущиеся наружу, чтобы не дать ему этого удовольствия — видеть меня сломленной.

Глаза мужчины потемнели и затуманились животной похотью, дыхание становилось хриплым и прерывистым. Его руки, сильные и нетерпеливые, торопливо задирали мое платье, до боли сжимая бедра и ягодицы. Никогда в своей жизни я еще не испытывала такого дикого, первобытного страха! На секунду накатило странное оцепенение, будто мозг отключался, не в силах обработать этот ужас. Но инстинкт самосохранения оказался сильнее. Собравшись с силами, я начала отчаянно вырываться, заболтала ногами и закричала, неистово и безумно, пытаясь отбиться от этих рук, что так настойчиво, с таким владением блуждали по моему телу, пытаясь присвоить его.

Неожиданно дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену, и в комнату, заполняя собой все пространство, вошел другой мужчина. Воздух сразу же наполнился напряжением, будто перед грозой.

— Севир, какого хрена ты творишь!? — зарычал он полным чистой, неподдельной ярости голосом. Его взгляд, острый как клинок, метнулся от моего растерзанного вида к его брату. — Я же сказал тебе не трогать девчонку! — процедил он сквозь стиснутые зубы, и каждая буква звучала как угроза.

— Яррр, — зарычал в ответ Севир, резко отпуская меня, от чего я, обессиленная и дрожащая, безвольно рухнула к его ногам на пыльный, холодный пол. — Я решил забрать ее себе, — зло прошипел он, но в его голосе уже слышалась неуверенность перед старшим братом.

— Редгар тебе глотку перегрызет, если почувствует твой запах на ней. Он уже чует ее, идиот! Вот когда разберемся с ними, тогда и решим, что делать с девчонкой, — холодно и расчетливо ответил ему Яр. Его взгляд скользнул по мне, оценивающе и без всякой жалости. — А пока она — разменная монета, а не твоя игрушка. Понял?

— Пошли, нам нужно подготовить клан к обороне. Девчонку спрятать уже не успеем. Скоро они явятся за ней, — резко сказал Яр, решительно выводя ворчащего Севира из комнаты. Тот на прощание бросил на меня взгляд, в котором еще тлели угли похоти, но теперь их затмила необходимость подчиниться. Дверь захлопнулась, и я услышала щелчок замка.

Стоило двери закрыться, как я судорожно зажала рот ладонью, чтобы заглушить рвущиеся из груди рыдания. Слезы текли по щекам сами собой, горячие и соленые. Не было сил не только встать и дойти до кровати, но даже пошевелиться. Адреналин, что секунду назад придавал мне силы, схлынул, и слабость вернулась с удвоенной силой, превратив ноги в вату, а тело в сплошную ноющую рану. Свернувшись калачиком прямо на холодном, пыльном полу, я закрыла глаза, пытаясь дышать глубже.

Перед глазами проплывали лица моих мужчин. Дамиль, наверное, там с ума сходит от ярости и беспокойства. Он ведь всегда был самым импульсивным. Так хочу, чтобы он сейчас пришел и разнес этот проклятый клан в щепки, чтобы от его гнева не осталось камня на камне. А Анвар... Мне так нужны были его тихие, сильные объятия. Чтобы он просто взял на ручки, прижал к груди и был рядом, своим спокойствием заглушая этот ужас. А к Редгару... Боже, к Редгару у меня сейчас миллион вопросов и щемящая боль в груди. Почему? Почему не сказал, что время его истекает? Что каждый день был на счету? Я думала, у нас впереди вечность, а оказалось — всего лишь дни. О нем я сейчас переживала больше, чем о себе. Эта мысль глодала изнутри.

Но сквозь страх и отчаяние пробивалась тонкая, но прочная нить уверенности. Я знала, что они меня найдут. Редгар обещал. Обещал, что никто и никогда не отнимет у него то, что принадлежит ему по праву. Сжимая в потных ладонях тонкий серебряный браслет — его первый подарок, тот самый, что он мне вручил с такой торжественностью, — я мысленно тянулась к нему, звала, вкладывая в этот беззвучный крик всю свою надежду и тоску. И сама не заметила, как истощение и эмоциональное опустошение взяли свое, провалившись в липкий, тревожный сон, где тени преследователей смешивались с образами спасителей.

Глава 17

Глава от лица Дамиля.

Никогда не понимал слова отца о том, что пара — это самое святое в жизни. Все эти сказки о любви с первого взгляда и о единственной судьбе казались мне слащавой выдумкой для юных романтиков. Верилось в это с трудом. Но встречу с парой, свою Ларинет, я, конечно, ждал. Не как Анвар, конечно, который с юности грезил о вечной любви, о семье, о детском смехе, наполняющем дом. Он был нашим незабвенным романтиком. А я... я от природы любопытный. Мне было интересно, какая она, эта вторая половина моей души, способная приручить моего своенравного и циничного змея.

Сначала мы с братьями решили не торопиться в поисках пары и пожить для себя. Ну, если быть точнее, так решил я. Зачем спешить, если вокруг столько прекрасных самочек, готовых согреть холодные ночи? Редгар пару никогда признавать не хотел, все время искал способ, чтобы стабилизировать магию без нее, борясь с самой сутью нашей природы. А вот Анвар в тайне от нас ездил по ближайшим кланам и искал ее. Романтичный он парень, ничего не скажешь. Я же считал, что у нас впереди целая вечность.

Но когда Редгару исполнилось 250, что-то щелкнуло внутри. Я начал задумываться о чем-то большем, чем мимолетные утехи. О доме. О той единственной и неповторимой, что будет ждать моего возвращения, чье присутствие будет согревать стены нашего логова. О том, как впервые возьму на руки своего ребёнка, осторожно, почти с благоговением, держа эти крошечные ладошки в своих. Вдруг слова отца о любви и Ларинет не показались мне такими уж смешными. Я начал уговаривать Редгара начинать поиски, но этот упрямый волк ничего не хотел слышать. «Видите ли, он не хочет делить ее ни с кем!» — как будто я был в восторге от этой перспективы! Да мой зверь рвет меня на части от одной только мысли делить нашу женщину! Но у нас есть 300 лет, чтобы принять и смириться, наши отцы ведь смогли!? В конце концов, я махнул на него рукой и отправился на поиски вместе с Анваром. Но время шло, годы текли, как вода сквозь пальцы, а наши призрачные надежды одна за другой рушились, оставляя во рту горький привкус разочарования.

Когда до 300-тия Редгара остался жалкий месяц, он наконец сдался и согласился на ритуал призыва. Но и здесь все прошло не так гладко, как хотелось. Никогда не забуду тот нервный мандраж, с которым мы втроем стояли у двери зала ритуалов, вцепившись в косяки. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Мы ждали, затаив дыхание... а она так и не вышла. Меня накрыла ужасная, всепоглощающая волна разочарования и злости! Хотелось разрушить до основания весь дом! Прибить старого шамана за неудачный ритуал! Задушить Редгара за то, что медлил, за то, что украл у нас эти бесценные годы! Столько времени упущено из-за его упрямства! Неужели мы прожили столько лет, чтобы умереть через месяц одинокими и никому не нужными?! Но я не хочу умирать! Я хочу жить! Хочу любить! Хочу держать на руках своего сына или дочь…

И если Ларинет выйдет из этой чертовой комнаты, я поклялся себе, что сделаю все, чтобы она полюбила меня! Я буду беречь её как величайшее сокровище! Сделаю самой счастливой женщиной во всех мирах! Отдам всю свою накопленную нежность, всю заботу, всю яростную, до безумия, любовь! Только выйди, девочка. Я паду к твоим ногам! Я стану тенью, идущей по твоим пятам и готовой целовать землю, по которой ты ступаешь! Я жду, я так тебя жду!

Ритуал сработал лишь с третьей попытки, когда отчаяние уже почти полностью поглотило меня, а мечты о счастливой жизни сыпались из рук, словно мелкий песок. И вот, чертова дверь открылась! И я пропал. Навеки. Не помню, что она там лепетала, испуганно озираясь, но стоило ее зеленым, как весенняя листва, сияющим от страха глазам взглянуть на меня — и я провалился в бездну. Всего меня, без остатка, охватило чувство всепоглощающей, безумной любви к этой хрупкой зеленоглазой малышке.

Вот и сейчас, обходя территорию клана, я всей душой стремился домой, к Лене. Туда, где пахнет ее нежным ароматом, где слышен ее смех, где она ждет. Но в последнее время на наших границах было неспокойно. Соседний клан, во главе с теми двумя выродками — Яром и Севиром, — будто с цепи сорвался. Они всегда с вожделением смотрели на наши плодородные земли, но с появлением Лены стали переходить все границы. Они нагло прощупывали наши слабые места, проверяя на прочность выдержку Редгара. Отлично знали, что волк последний месяц на взводе, и его магия нестабильна.

Слава всем древним богам, что уже завтра пройдет брачная церемония и мы сможем, наконец, стабилизировать магию. От этого наши силы взлетят до небес, и уже никто не посмеет даже приблизиться к нашей территории! Проверив все посты и вдвое усилив охрану у границ, я помчался домой, к своей девочке. Предвкушение, как я обовью ее своим хвостом, прижму к себе и вдохну ее сладкий запах, гнало меня вперед.

Но стоило открыть дверь в наши покои, как меня пронзило ледяное предчувствие беды. Воздух был пропитан знакомым запахом шоколада... и чем-то еще. Горьким и приторным. Карьяр? Откуда здесь эта трава, которую используют для усыпления? Меня охватило острое, животное чувство опасности. Распахнув дверь в спальню, я уже знал, что ее там нет. Я не чувствовал в воздухе ее драгоценного аромата, не слышал знакомого, убаюкивающего биения ее сердца.

Увидев пустую комнату, мой зверь в один миг сокрушил все оковы рассудка. Я не смог сдержать оборотенье начало. С грохотом обрушившись на пол, я в ярости принялся крушить все вокруг, снося хвостом ненавистную мебель, что еще хранила тепло ее тела и ее запах. По всему дому раздался мой дикий, пронзительный вопль — не человека, а раненого зверя, у которого вырвали самое дорогое.

Не помню, как оказался на улице, ломая в щепки массивную дубовую лестницу. Не помню, как перепуганные жители клана в ужасе разбегались, заслышав мои яростные рыки.

— Редгар!? — заревел я, стоило увидеть его огромную волчью форму вдали. Одного. Последняя надежда, что Лена с ним, рухнула в одночасье. И вместе с ней рухнул мой самоконтроль. Не дожидаясь брата, я, извиваясь огромным телом, помчался к дому той старой карги-портнихи. Убью! Разорву!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Влетел в ее дом, словно ураган, снося хвостом прихожую и всю утварь. В считанные секунды нашел ее, спрятавшуюся в кладовой. Впился в нее взглядом, полным смертельной ярости, и схватил за горло, приподняв над полом. Женщина хрипло закряхтела, ее глаза округлились от ужаса, руки беспомощно зацеплялись за мои чешуйчатые пальцы. Но мне было мало. Глаза заволокла кровавая пелена. Хотелось сломать ей все кости, обмотать хвостом ее тщедушное тело и сжать, пока она не испустит дух. Как она посмела!? Как посмела предать свой клан!? Как посмела поднять руку на то, что свято!?

— Дамиль!! Дамиль! — оглушительно рычал Редгар, влетая в дом.

— Хватит!! Остановись!! — его мощная волчья лапа вырвала перепуганную волчицу из моей хватки. Та, издавая булькающие звуки, обессилено рухнула на пол, задыхаясь и с тяжелыми хрипами пытаясь вдохнуть воздух.

— Где Ларинет? — его голос прозвучал как удар хлыста, холодный и не терпящий возражений.

— Альфа! Пощади! — запричитала волчица, ползая у его ног. — Клянусь предками! Когда я пришла к Вам в дом, чтобы помочь ей одеться, Ларинет там уже не оказалось! Я ни в чем не виновата! — заскулила она, шарахаясь от моей тени.

Она не врет. Эта престарелая волчица, вся дрожа от страха, не врет. Запах лжи мы с братом почуяли бы сразу, как почуяли бы чужой след. Новая волна удушающего, леденящего душу страха прокатилась по мне. Я метался по разрушенной комнате, как раненый зверь в клетке, не в силах успокоиться. Какой же я слепой, самонадеянный дурак! Оставил ее одну, уверенный в своей силе и неуязвимости! Это гложущее чувство беспомощности сводило с ума и злило сильнее любой ярости.

— Хватит! — жесткий голос Редгара снова вернул меня к действительности. Он, как всегда, был холодной скалой посреди моего шторма. — Если ты перестанешь истерить, то, может быть, почувствуешь. Она зовет нас. Я дал ей камни Луны, и их нить ведет прямо к ней. Идем, пора готовиться к встрече с Севиром и Яром. И на этот раз мы покончим с этой угрозой навсегда.

Ночь была глубокая, холодная и ветреная. Луна, словно выкованная из холодного серебра, освещала нам путь, а лес и горы проступали смутными, зловещими очертаниями. Редгар собрал самых сильных и верных воинов нашего клана, и, дождавшись Анвара, мы бесшумной тенью ринулись в земли соседей. Я сразу же обернулся в свою змеиную форму, мое длинное тело бесшумно скользило по земле, сливаясь с тенями. Мой зверь требовал мести и крови, очень много горячей волчьей крови. На что вообще рассчитывали эти два щенка, когда похищали мою женщину!? На долгую и мучительную смерть? Что ж, их ожидания полностью оправдаются. Мы с Редгаром всегда были сильнее их в честном бою, а сейчас, обозленные и отчаянные, мы не оставим от них мокрого места. Если они думают, что смогут победить нас лишь потому, что мы не соединились с Леной окончательно, то они глупцы, обрекающие свой клан на гибель.

Да, нам нужен финальный ритуал, чтобы стабилизировать магию и избежать гибели. Но любая близость, любое прикосновение, любой поцелуй Ларинет уже делают нас сильнее, наполняют нашей общей магией. Только поэтому на озере я тогда смог одолеть Редгара — потому что у него не было еще этой связи с Леной. Теперь же, после всех этих недель, проведенных вместе, его сила возросла многократно, как и моя.

Севир и Яр — волки. Весь их клан состоит из волков. Они грозные, сильные и выносливые противники, но им никогда не сравниться с леопардами в ловкости и быстроте, поэтому за Леной решили отправить Анвара. Он сможет бесшумно, как призрак, передвигаться по деревьям, оставаясь невидимым для волчьего нюха. Они его даже не почуят.

План был до безобразия прост. Пока основная часть нашего клана и мы с Редгаром будим сеять хаос и отвлекать внимание, Анвар проникнет в логово и вытащит нашу драгоценную ношу. Эти два выродка, понимая свое поражение, могут решить убить ее просто из мести. Поэтому главное — забрать ее и увести в безопасное место. А уж потом... уж потом я вернусь. Я сверну им всем шеи. Спалю этот проклятый клан дотла, чтобы ни у одного живого существа во всех мирах больше не появилось мысли прикоснуться к моему сокровищу!

Мне же, как самому крупному, заметному и самому яростному, досталась почетная роль главного отвлекающего. Ну что ж, держитесь, волки! Игривый змей вышел на охоту! Кто не спрятался... я не виноват.

Глава 18

Когда я приоткрыла тяжелые после сна веки, то оказалась, что лежу на той же кровати, в том же проклятом помещении, которое уже успело мне осточертеть сильнее, чем коммунальная квартира с соседями-музыкантами. Нестерпимо хотелось есть и пить, желудок настойчиво сводило судорогой, напоминая, что последний раз я ела в другом измерении, если не считать той дрянной усыпляющей конфеты. От слабости и головокружения организм отказывался работать, навалилась страшная, всепоглощающая усталость. Я то проваливалась в липкий, тревожный сон, то выныривала из него, с тупой тревогой озирая знакомые трещины на потолке. В очередной раз вынырнув из небытия, я увидела мужскую фигуру возле окна. Не знаю, сколько прошло времени — час, три? За окном все так же висела непроглядная, густая ночь.

Мужчина обернулся, и его губы растянулись в довольно-предвкушающей улыбке, от которой у меня похолодело внутри. Это был Севир. В этот раз моя интуиция, которую я обычно игнорирую в пользу более приземленных вещей вроде шоколада, вопила на все лады: этот тип меня так просто не отпустит.

С резкой, обжигающей безнадежностью я осознала — спасения не будет. Ждать пощады от этого жуткого оборотня было столь же бессмысленно, как рассчитывать, что голодный волк добровольно отдаст добычу. Я пулей соскочила с кровати, забыв про слабость и усталость. Ужас, острый и соленый, заставлял адреналин бешено бежать по венам, совершая бессмысленные попытки вырваться, но я понимала — все напрасно.

Дверь была закрыта, комната — ловушка. Внутри нарастала паника, сердце кольнуло, предчувствуя беду. Я вжалась в шершавую, холодную стену, с ужасом наблюдая, как он медленной, хищной походкой приближается ко мне, мерзко ухмыляясь.

Когда он подошел ко мне вплотную, по спине пробежал ледяной холод, но я не собиралась сдаваться. Пока Севир прижимал меня к стене своим телом, пытаясь схватить мои запястья, мой взгляд метнулся по сторонам. В полумраке комнаты на тумбе у кровати я заметила массивный медный подсвечник.

— Теперь нам никто не помешает, девочка. Пока Яр забавляется с твоими несостоявшимися парами, мы с тобой прекрасно проведем время, да? — зашептал он мне на ухо, обдавая горячим, влажным дыханием мою кожу.

Но даже сквозь нарастающую панику в голове стучала одна мысль. Почему он так самоуверен? Его брат сейчас там один против моих троих?

— Почему... почему вы так уверены в своем превосходстве? — выдохнула я хриплым голосом.

Севир расхохотался с истеричными нотками. — Они же не соединились с тобой, глупышка!

— Но Редгару еще нет 300! — парировала я. — Слабеть они еще не начали! Ты идешь на верную смерть!

— Сейчас наши силы почти равны, — прошипел он. — А после соединения шансов не было бы. Я предлагал убить тебя сразу, но Яр слишком труслив. Боится прогневать богов, ведь Ларинет — это святое.

В голове сложилась ужасающая картина. После секунды тишины я прошептала:

— Ты... ты пришел меня убить?

— Умная, — он ласково провел по моей щеке. — И красивая. Даже жаль.

В этот момент ему удалось зафиксировать мои руки над головой. Его хватка была холодной и несгибаемой, как стальные наручники. Но я не стала вырываться — вместо этого я резко согнула ногу в колене и со всей силы ударила его в бедро.

— Мечтать не вредно! — прошипела я, когда он от неожиданности крякнул и чуть ослабил хватку.

Этого мгновения мне хватило. Моя свободная рука рванулась к тумбе, пальцы нащупали ребристую ножку подсвечника. Я не могла его поднять, но смогла резко стащить на пол. Тяжелый металл с грохотом ударился о его ногу.

Севир взвыл от боли и ярости.

— Ах ты, стерва! — проревел он, уже не шепотом, а полным голосом, и в его глазах вспыхнула неподдельная ярость.

Одной рукой он по-прежнему удерживал мои руки, а другой схватил меня за подбородок, пытаясь приоткрыть мой сжатый рот. Его язык, влажный и настойчивый, снова принялся шарить по моим губам.

Этот маленький акт сопротивления не спас меня — он с новой силой набросился на меня, теперь с еще большей злобой, — но он дал мне крошечное чувство контроля. Я не просто жертва. Я могу драться.

Не знаю, откуда я взяла силы, но, ослепленная яростью и животным желанием жить, я изловчилась и вцепилась в его язык зубами что есть мочи!

Севир взвыл, хватаясь рукой за окровавленный рот. Подняв голову, он посмотрел на меня диким звериным взглядом, в котором я увидела собственный приговор. Толкнув меня в стену, Севир схватил за горло и ударил по лицу. Удар был настолько сильный, что в глазах заиграли звезды. Если бы не стальная хватка на моей шее, то я бы упала к его ногам.

Во рту появился металлический привкус крови. Рывком он повалил меня на пол, сел сверху, давя меня тяжестью своего тела. Обхватил мое горло своими ручищами и сдавил. Сердце забилось чаще. Перед глазами пошли темные круги, дышать становилось все тяжелее и тяжелее. Сознание начало мутнеть, а цепляться за мысли становилось все сложнее. Я пыталась сосредоточиться на дыхании, которое с каждым вздохом давалось все тяжелее. Неожиданно, когда я уже смирилась с тем, что сейчас умру, мужчину откинуло от меня в сторону. Севир с грохотом врезался в стену.

Кашляя и тяжело дыша с хрипами, я отползала по пыльному полу, спасаясь от неподвижного тела Севира. Воздух обжигал разорванное горло, каждый вдох давался с трудом, а в ушах стоял оглушительный звон. Все тело дрожало мелкой, неконтролируемой дрожью — смесь адреналина, ужаса и дикой радости от того, что я все еще дышу. И тут я увидела его.

Огромный, черный как сама ночь леопард заслонил собой весь мир. Анвар. Я узнала его сразу, без тени сомнения, по благородному изгибу мощной шеи, по знакомому силуэту.

Пришел. За мной.

Мысль пронеслась яркой вспышкой, и по телу разлилась волна такого всепоглощающего облегчения, что ноги окончательно подкосились. Слезы, которые я сдерживала из последних сил, хлынули ручьем — тихие, исцеляющие, смывая с души грязь и ужас только что пережитого кошмара.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не давая Севиру возможности опомниться, Анвар бросился на него. Я зажмурилась, услышав сокрушительный удар, рык и тот ужасающий хруст, от которого сжалось сердце. Но это был не страх. Это была… благодарность. Дикая, первобытная благодарность за эту ярость, направленную на мою защиту. Я слышала, как он рвет плоть, слышала предсмертный хрип Севира, и меня от этого тошнило, но где-то в глубине души шевелилось темное, удовлетворенное чувство справедливости. Этот человек минуту назад пытался меня убить. И сейчас он получил по заслугам.

Когда все стихло, я рискнула поднять взгляд. Анвар, уже в человеческом облике, стоял над безжизненным телом, его грудь тяжело вздымалась, а могучие руки были по локоть в крови. Он дышал как загнанный зверь, и в его глазах все еще плясали отголоски ярости. Но когда его взгляд упал на меня, они мгновенно смягчились, наполнились такой болью и нежностью, что у меня снова перехватило дыхание.

— Анвар, — прошептала я сорванным, чужим голосом, и это было все, что я могла выжать из себя. В этом одном слове поместился и крик о помощи, и благодарность за спасение, и всепоглощающее чувство безопасности, которое пришло вместе с ним.

Он быстро преодолел расстояние между нами, и его сильные, надежные руки подхватили меня, прижали к груди. Я впилась пальцами в его плечи, чувствуя, как дрожь постепенно отступает, сменяясь истомами и слабостью. Он был здесь. Со мной. Живой и настоящий. Он шептал что-то несвязное, ласковое, укачивая, как ребенка, а я всхлипывала ему в грудь, слыша, как бешено бьется его сердце — ровно в такт моему.

— Тише, маленькая моя, все кончено, все позади, — его голос был хриплым, но таким родным, таким желанным, что новая волна слез подступила к глазам. Это были уже не слезы страха, а слезы освобождения.

Он сорвал с кровати покрывало и, мягко укутав меня, поднял на руки. Я прижалась к нему, закрыв глаза, позволяя ему унести меня из этого ада, безвольно доверив ему свою жизнь, свое потрясенное до глубины души существо.

Стоило нам оказаться на улицу, как на нас обрушился настоящий ад. Воздух дрожал от низких, утробных рыков, лязга клыков и хруста костей. Небо, подернутое дымом, окрасилось в багровые тона — то ли от зари, то ли от отсветов чьей-то магии. Земля под ногами была липкой от крови, и этот медный, тошнотворный запах заполнял собой все, не оставляя места для чего-то иного.

Я не удержалась и выглянула из-за плеча Анвара, и дыхание захватило.

Это была не битва. Это был апокалипсис.

В центре поляны, подобно библейскому Левиафану, извивался Дамиль. Его чешуйчатое тело, черное и блестящее в отсветах пожаров, было живым ураганом смерти. Он не сражался с отдельными воинами — он стирал с земли целые группы. Его хвост, толщиной со ствол векового дуба, со свихом расчищал пространство, швыряя тела волков в воздух, как тряпичные куклы. Он двигался с немыслимой скоростью, и каждый его удар порождал новые жертвы. Один из волков, отчаянный храбрец, попытался атаковать его в горло, превратившись в огромного серого хищника. Дамиль даже не стал уворачиваться. Он развернулся, и его пасть, огромная и бездонная, сомкнулась на противнике. Жуткий хруст, короткий, обрывающийся вопль — и от волка осталось лишь кровавое месиво.

Рев Дамиля был не просто криком ярости. Это был гимн уничтожению, звук, от которого застывала кровь. Волки, некогда грозные воины, теперь метались в панике, но куда бы они ни бежали, чешуйчатая смерть настигала их. Они гибли под обломками рушащихся строений, их затаптывали свои же сородичи в давке, их давила огромная туша змея. Это было не сражение, а избиение.

— Не смотри, — хрипло сказал Анвар, прижимая мою голову к груди, но я уже не могла оторвать глаз.

— А где Редгар? — прошептала я, и в тот же миг с другой стороны поляны взметнулся столб ослепительного серебристого света, за которым последовала оглушительная ударная волна.

Там, на окраине поселения, сошлись два исполина. Редгар в своей истинной волчьей форме, величиной с небольшой дом, и Яр, почти такой же огромный, но его шерсть была перепачкана грязью и кровью. Они были ядром бури, вокруг которого все кружилось и рушилось. Их схватка была иной — не слепой яростью, как у Дамиля, а сконцентрированной, смертоносной мощью. Они не просто рвали друг друга — они ломали магию. Вспышки энергии выжигали землю, а их рыки сталкивались в воздухе, создавая видимые рябь.

Яр попытался пойти в лобовую атаку, но Редгар, двигаясь с грацией, невероятной для его размеров, увернулся, и его клыки впились Яру в плечо. Тот взревел от боли, пытаясь вырваться, но волк-альфа был неумолим. Это была не просто драка за территорию. Это была казнь.

— Он справляется, — сказал Анвар, и в его голосе прозвучало холодное удовлетворение. — Нам пора.

Он крепче прижал меня к себе, и из окружающей тьмы, словно сама тень ожила, возникли другие леопарды. Они выходили из-за деревьев, спускались с ветвей, их гибкие тела сливались с ночью, и лишь отсветы битвы выхватывали из мрака золотистую шерсть и горящие глаза. В мгновение ока они образовали вокруг нас живое, движущееся кольцо защиты.Мы двинулись прочь от этого ада, но я не могла закрыть глаза. Я смотрела, как мир, похитивший меня, рушится в огне и крови, воздаваемой моими мужчинами. Это было ужасающе и... прекрасно. Эта ярость была посвящена мне. Это разрушение было симфонией моего спасения.

Анвар бесшумно нес меня через лес, его мощное тело легко преодолевало заросли. Я не спала. Я прижалась щекой к его груди, слушая ровный, сильный стук его сердца, и смотрела на пляшущие вдали отсветы пожара. Слабость и опустошенность все еще цепко держали меня, но теперь в них была странная, горькая ясность. Я видела, на что они способны ради меня. Видела ту бездну, что скрывается под их любовью.

И я не хотела от этого закрываться. Я хотела запомнить.

Глава 19

Мир медленно проплывал мимо, расплывчатый и нереальный, как дурной сон. Я не спала. Каждое ужасное воспоминание о прошлой ночи было выжжено в моем сознании кислотой — кровь, хруст костей, рыки, холодная хватка на горле. Но сейчас эти кошмары отступили, уступив место ритмичному покачиванию и ровному, мощному стуку сердца под ухом. Я чувствовала каждое движение мускулов Анвара, несшего меня через лес, и его тепло постепенно прогоняло ледяную дрожь, сковавшую мое тело.

Я просто лежала, прижавшись к его груди, и сквозь слипающиеся от усталости веки наблюдала, как стволы вековых деревьев медленно проплывают мимо. Это было странное, подвешенное состояние между адом, который я только что пережила, и безопасностью, которую обещали его объятия.

Анвар, чувствуя, что я не сплю, чуть изменил положение, прижимая меня еще бережнее.

— Скоро будем дома, — его голос был низким и твердым, якорем в бушующем море моих эмоций.

Я лишь кивнула, уткнувшись носом в его кожу, и сделала глубокий вдох, впитывая его родной запах. Слезы снова подступили к глазам, но на этот раз это были тихие, исцеляющие слезы. Я не плакала от страха. Я плакала потому, что это было позади.

Мы вошли в его покои, и он, не останавливаясь, прошел через спальню в смежную с ней просторную ванную комнату. Воздух здесь был наполнен терпким ароматом целебных трав, струящимися от огромной каменной купели, уже наполненной теплой водой. С невероятной бережностью Анвар опустился на колени и начал раздевать меня. Его пальцы развязывали шнуровку платья, снимали запачканную одежду, и в каждом движении читалась осторожность — будто он снимал с меня саму память о пережитом ужасе.

Он помог мне войти в воду, зашёл следом и стал осторожно мыть моё тело — плавно, размеренно, успокаивая каждым прикосновением. Вода уносила прочь пыль, кровь и страх, каждая капля, стекавшая с кожи, забирала частицу пережитого кошмара.

После купели, укутанная в мягкое полотенце, я наконец почувствовала, как тяжесть отступает. Анвар бережно перенес меня обратно в спальню, уложил на мягкие подушки и облачил в свою просторную рубашку, пахнущую безопасностью и им самим. В этом знакомом запахе я окончательно ощутила себя защищенной. Настоящей. Живой.

Мужчина прилег рядом, опершись на локоть, и его пальцы медленно погрузились в мои влажные волосы, ритмично распутывая прядь за прядью. Я прикрыла глаза, сосредоточившись на этом простом, нежном прикосновении, позволяя ему окончательно разогнать остатки напряжения.

— А что с ведьмой? — тихо спросила я, когда тревога окончательно отпустила мое тело.

Его пальцы на мгновение замерли в моих волосах.

— Жива-здорова она, — голос Анвара прозвучал ровно, но с легкой, едва уловимой ноткой раздражения. — Предупредить она тебя так хотела. Ну, и подстегнуть к действиям, чтобы мы быстрей соединились.

«Вот это предупреждение, ничего не скажешь, — мелькнуло у меня в голове, пока пальцы Анвара продолжали свой гипнотический танец в моих волосах. — Могла бы просто письмо отправить, а не пугать до обморока... Или голубя почтового... Или дымовые сигналы...». Мысли начинали путаться, расплываться, как круги на воде. Его прикосновения, теплые и невероятно бережные, тянули меня на дно, в глубокую, темную и такую манящую бездну забытья. Дремота окутывала меня мягким одеялом, гася последние острые углы страха. Я уже почти провалилась в сон, как сквозь вату до моего сознания донесся знакомый, шипящий шепот.

«...сс Севиром покончено навссегда...»

Словно от удара током, я резко открыла глаза. Сонливость развеялась в один миг. Голос Дамиля, жесткий и удовлетворенный, вернул меня в реальность куда эффективнее, чем любой энергетик. Я все еще лежала, прижавшись щекой к груди Анвара, но теперь каждое мое чувство было настороже.

Анвар, почувствовав мое напряжение, чуть сдвинулся, его рука легла на мою спину успокаивающим жестом.

— Проснулась, маленькая? — его голос был беззвучным шепотом, предназначенным только мне.

Я не успела ответить. Мой взгляд нашел в полумраке комнаты его — Дамиля. Он сидел в кресле напротив, его поза была расслабленной, но в пальцах он с такой сосредоточенностью вертел темный кинжал, что по спине пробежали мурашки. А у двери, прислонившись к косяку, стоял Редгар. Его могучая фигура тонула в тенях, на лице застыла маска усталой победы.

Именно его взгляд, тяжелый и уставший, встретился с моим. Но это была не просто усталость после боя. Это была глубокая, всепоглощающая усталость от страха, который он испытывал за меня. И в этой усталости тонула вся его привычная ярость, оставляя лишь бесконечное, бездонное облегчение.

Редгар сделал шаг вперед, и его руки, занесенные для удара столько раз за эту ночь, дрогнули. Он не сказал ни слова. Он просто опустился перед кроватью на колени, огромный и вдруг такой беззащитный, и обхватил меня руками, прижавшись лицом к моей груди. Его плечи дрогнули лишь однажды. В тихом шёпоте голос вдруг надломился, словно хрупкий лёд под неосторожным шагом:

— Я думал... я думал, мы опоздали.

Это были его последние силы — всё, что он сумел произнести. В этих словах читался неподдельный ужас. А моя ярость, копившаяся с той самой комнаты, где воздух пропитался кровью и страхом, внезапно растаяла, сменившись пронзительной нежностью.

Я приподнялась, и пальцы сами нашли путь к его лицу — скользнули в спутанные волосы, нежно коснулись влажных дорожек на скулах. Тех самых следов, которые этот гордый воин хранил в тайне от всего мира.

— Но не опоздали, — прошептала я, и мой голос звучал тихо, но твердо. — Ты пришел.

И прежде чем он смог что-то ответить, я сама потянулась к нему и прикоснулась губами к его губам. Это не было страстью. Это было куда важнее: клятвой, которую не нужно произносить вслух; таинством, соединяющим души; лекарством, исцеляющим раны. Долгий, медленный поцелуй, в котором я отдавала ему обратно его душу, его уверенность, его силу. Я забирала его боль и возвращала ему жизнь.

Но Редгару было недостаточно нежности. Его страх, огромный и неукротимый, пробудил зверя внутри — тот жаждал не ласки, а явного, ощутимого доказательства: я здесь, я жива, я принадлежу ему. Поцелуй, прежде тёплый и благодарный, вспыхнул пламенем — стал резким, властным, требовательным. Из его груди вырвался низкий, гортанный рык, и в одно мгновение я оказалась под ним. Придавленная его весом, я ощущала каждой клеточкой тела, как вибрирует в нём напряжение, как рвётся наружу нетерпеливая сила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Леена! — его голос прорвался хриплым рыком, а губы обрушились на мои, словно ураган, сметающий всё на своём пути. Его руки, дрожащие от сдерживаемой мощи, сорвали с меня рубашку — и в каждом прикосновении читалась вся ярость мира, которую он копил в себе, терзаясь страхом меня потерять.

Я отдавалась этому напору, всем существом откликаясь на его яростный порыв. Мои пальцы впились в его плечи, и вместо того чтобы сдерживаться, я позволила ногтям оставить багровые дорожки на его загорелой коже — немой знак того, что я принимаю его, всего, без остатка. В ответ на его жадные губы я прильнула к нему всем существом, и наши дыхания слились в нестройном, трепетном ритме — то замирающем, то вспыхивающем с новой силой.

Его ладони, шершавые и горячие, сжали мои бедра. И когда он вошел в меня, это был не просто толчок, а властное, победное утверждение, заставившее мое тело выгнуться и издать глухой, перехваченный стон. Воздух покинул легкие, и весь мир вдруг сузился до бескрайних омутов его глаз, где в тот миг плясали золотые искры и рождалась новая туманность, созданная лишь для нас двоих. Всё остальное — комната, время, сама реальность — растворилось, не в силах соперничать с пронзительным, почти невыносимым ощущением полного единения, что разрывало меня изнутри.

В движениях Редгара чувствовалась первобытная сила — каждый толчок проникал вглубь, отзываясь во мне глухим эхом. Я принимала его без остатка: ноги обвивали его тело, руки тянули ближе, а с губ срывалось его имя — сдавленное, прерывистое. Под ладонью, прижатой к его груди, билось сердце — неистовое, ревнивое, но звучащее в унисон с моим. Этот бешеный ритм стирал границы: боль и наслаждение, ярость и страсть сливались воедино, превращая нас в нечто цельное, неразделимое.

Пока Редгар утолял свою первородную жажду, я чувствовала на себе взгляды двух других пар глаз. Дамиль, не скрывая одобрительной ухмылки, наблюдал за этим буйством, его золотистые змеиные глаза горели азартом. Анвар стоял неподвижно, его темные глаза были полны глубокой, терпеливой страсти, он наблюдал, давая волку утолить первый, самый острый голод.

Когда Редгар с глухим, победным рыком излил в меня всю свою мощь, обрушившись на меня всем весом, его тело на мгновение обмякло. Он тяжело дышал, уткнувшись лицом в мою шею.

— Моя, — прохрипел он, и в этом слове не было места сомнениям.

И тут же, как будто только и ждал этого, на смену его грубой силе пришла хитрая ласка. Дамиль скользнул в кровать рядом с нами, его гибкие пальцы коснулись моего затылка, заставив меня повернуть голову к нему.

— А теперь, ссладкая, наша очередь, — прошипел он, и его поцелуй был полной противоположностью поцелую Редгара — медленным, ядовитым, исследующим. Он целовал меня так, будто хотел забраться мне под кожу, чтобы мы никогда больше не расставались. Я задыхалась от его напора и ласк, но не было сил его остановить.

— Я здесь, я рядом, я твоя, — шептала я ему в перерывах между вдохами.

Его поцелуи-укусы спустились к моей шее. В любимых змеиных глазах плясали искры, затягивая меня в пучину страсти и вожделения. Я пылала, словно факел, стонала и цеплялась за его сильные плечи. Прикусив мой сосок, Дамиль ласкал его языком, в то время как его шаловливые пальцы уже размазывали мою влагу, неглубоко проникая в меня.

— Дамииль, — шептала я, плавясь в страсти, что поглощала меня всю, — Ещеее....

Он развел мои ноги в стороны и посмотрел на меня сверху. Запоминая. Любуясь. Ликуя. И вошел одним мощным толчком, заставляя меня вскрикнуть. Он двигался иначе, чем Редгар — не с грубой прямолинейностью, а с изощренной чувственностью, находя такие углы, что мир переворачивался и рассыпался. Я растворялась в нем, отдаваясь не только телом, но и душой.

И пока Дамиль владел мной, Анвар приблизился с другой стороны. Его прикосновения были тихим приливом после бури. Он не спешил, его пальцы бережно касались моей кожи, ласкали лицо, вплетались в мои волосы. Он наклонился и поцеловал мое плечо, и в этом прикосновении была вся нежность, на которую только был способен.

Когда Дамиль, зашипев от наслаждения, достиг пика, Анвар был уже готов. Он мягко, но настойчиво развернул меня к себе.

— Ты уверена? — тихо, взволнованно спросил он.

— Дааа! — выдохнула я ему в губы, притягивая его к себе.

И тут случилось то, чего мы все ждали. Анвар был внутри меня, его движения были медленными и глубокими, а темные глаза не отрывались от моих. Дамиль, прильнув к моей спине, осыпал мою шею и плечи горячими поцелуями, его ловкие пальцы скользили по моей коже, лаская и пьяня.

В этот миг я почувствовала, как край кровати прогнулся под новой тяжестью. Это был Редгар. Его мощная, горячая ладонь легла мне на живот, чуть ниже того места, где наши с Анваром тела были соединены, а его губы прижались к моему плечу в немом, но красноречивом обещании. Его дыхание, горячее и ровное, смешалось с прерывистыми вздохами Дамиля и спокойным ритмом Анвара.

И в тот самый миг, когда Редгар окончательно присоединился к нашему сплетению, обняв меня сбоку и прижавшись всем телом, а ладони Дамиля и Редгара встретились на моей коже, — пространство вокруг нас вспыхнуло.

От наших четверых, сплетенных воедино тел, исходило мягкое, пульсирующее золотисто-серебристое сияние. Оно окутало нас, как кокон, мерцающее и теплое. Это была сама магия, пробужденная нашим полным единением — древняя, первозданная сила, признавшая в нас единое целое. Свечение проникало под кожу, заставляя каждую клеточку моего тела вибрировать.

Я чувствовала их — не только тело Анвара внутри меня и прикосновения Дамиля и Редгара, но и их души: нежную и глубокую — Анвара, хитрую и страстную — Дамиля, яростную и преданную — Редгара. И свою собственную, ставшую для них центром и связующей нитью. Магия вспыхнула лишь тогда, когда между нами воцарилась совершенная гармония, и четыре сердца забились в унисон, а четыре души сплелись в единое целое.

*******************************

Последний луч солнца угас за горизонтом, и поляна начала наполняться людьми. Я стояла в тени дерев, наблюдая, как жители клана — от седобородых старцев до любопытных детенышей — собираются вокруг древнего каменного алтаря. Воздух пах дымом от факелов, полевыми травами и чем-то торжественным.

«Ну что ж, Лена, сбежать еще не поздно....»

,

— мелькнула у меня шальная мысль. Но когда я увидела троих под вековым дубом, сердце забилось чаще, и все сомнения испарились.

Мои мужчины. Редгар в чистой, хоть и слегка помятой рубашке, выглядящий так, будто его наряжали против воли. Дамиль в своем всегда безупречном кафтане, но сегодня без привычной ядовитой ухмылки. И Анвар — его простую одежду хоть сейчас на королевский прием.

Сделав глубокий вдох, я вышла на поляну. Легкое платье цвета лунного света ласкало кожу, а босые ноги чувствовали каждую травинку. Да-да, вы не ослышались, я была босая. В мире, где есть магия, говорящие змеи и вечно недовольные волки, найти пару туфель оказалось непосильной задачей.

«Только бы не споткнуться, — мысленно твердила я себе. — Идеально: пережить нападение монстров, магические ритуалы и три предложения руки и сердца, а в итоге войти в историю как "та, что растянулась у алтаря". Прекрасный финал для этой сказки».

Когда я наконец остановилась перед ними, первым заговорил Редгар. Он грузно опустился на одно колено, и земля под ногами слегка вздрогнула.

— Я, Редгар, — его голос пророкотал, как далекий гром. — Клянусь быть твоей защитой. Твоей стеной. Твоим мечом. Пока бьется мое сердце, ни одна опасность не коснется тебя.

Он умолк, затем наклонился чуть ближе и прошептал так, чтобы слышала только я:

— И... спасибо. За то, что не убегаешь, когда я ворчу.

«Ну, если бы я убегала каждый раз, когда ты ворчишь, мне пришлось бы поселиться в соседнем лесу», — пронеслось у меня в голове, и я едва сдержала улыбку. Хотя, если честно, его ворчание давно стало для меня чем-то вроде утреннего пения птиц. Непривычно, когда просыпаешься в тишине.

Его место занял Дамиль. Он скользнул вперед с грацией змеи и опустился на колено с такой театральностью, будто это была сцена, а не церемония.

— Я, Дамиль, — зашипел он,, — Столетия я искал смысл. И нашёл его в твоих глазах. Я не буду клясться в вечности — она скучна. Я клянусь каждое утро просыпаться и выбирать тебя снова. Надоедать тебе, когда ты пытаешься разобрать завалы в нашей общей комнате. Соблазнять, когда ты сердишься. Быть твоей тенью и светом.

Он подмигнул мне, и я не удержалась от смешка.

«

Вот это клятва! Никаких "в горе и радости", а честное "буду надоедать". Вот это по-нашему!».

Наконец подошел Анвар. Он не стал становиться на колено, а просто взял мои руки в свои. Его прикосновение было таким же спокойным, как его голос.

— Я, Анвар, — произнес он,— Я верил в тебя, еще не зная твоего имени. Моя душа тосковала по тебе во снах. Я не буду клясться оберегать тебя — ты и так моя главная ценность. Я просто клянусь... быть твоим домом. Всегда. Куда бы ты ни пошла.

В его глазах стояла такая бездонная нежность, что у меня комом подкатило к горлу.

Настала моя очередь. Вместо громких слов я сделала шаг вперед и поднялась на цыпочки, чтобы коснуться ладонью шершавой щеки Редгара.

— Редгар, — голос дрогнул, но я не стала его сдерживать. — Ты — моя крепость. И я клянусь быть тем, кто всегда будет ждать тебя в ней. Чтобы ты знал — даже самому сильному воину есть ради кого возвращаться.

Затем я повернулась к Дамилю. В его глазах плясали чертики, но где-то в глубине таилась настоящая, неуверенная надежда.

— Дамиль, — я коснулась его руки. — Ты называешь себя тенью, но для меня ты — тот, кто научил меня не бояться темноты. А теперь научи и свету. Останься. Навсегда.

Наконец, я встретилась взглядом с Анваром. В его спокойных глазах я видела наше общее будущее — тихое, прочное, настоящее.

— Анвар, — прошептала я. — Ты стал моим домом с первой же минуты. И я клянусь беречь этот покой, этот очаг, эту любовь. Всегда.

Я отступила на шаг, обвела взглядом всех троих и закончила, и в голосе зазвенели слезы и смех одновременно:

— Ну, а теперь вы навеки при мне. Предупреждаю — я ужасно ревнивая. И на медовый торт претендую первая.

В тот миг, когда последнее слово слетело с моих губ, по телу пробежала знакомая теплая волна. Легкое золотистое сияние окутало нас четверых, заставляя факелы на мгновение померкнуть. Магия — та самая, что когда-то испугала меня до полусмерти, — теперь мягко жужжала в крови, подтверждая: да, мы одно целое.

«Ну вот, — подумала я, глядя в три пары глаз, таких разных, но одинаково любящих. — Теперь я официально замужем за ворчуном-волком, театральным змеем и тихим ангелом-хранителем. И знаете что? Я ни за что не променяю эту безумную сказку ни на какую другую жизнь».

Эпилог

Десять лет. Целое десятилетие с того дня, как я, городская девчонка Лена, провалилась в этот мир через дурацкий портал в виде брошюры «Счастье за пять секунд». И знаете, оно таки нашлось. Правда, не за пять секунд, а за десять лет, трех мужей, четверых детей и одного едва закипевшего на плите супа, который вот-вот мог сбежать, предварительно заливая всю конфорку. Я с гордостью могу назвать себя специалистом по тушению кухонных пожаров и приручению диких оборотней.

На улице стояла июльская маревая жара, в доме пахло свежеиспеченным хлебом, мятным квасом и моим фирменным ягодным пирогом — тем самым, за который Редгар готов был продать душу. Я в пятый раз нервно поправляла салфетки на столе, заставленном тарелками с маринованными грибами, копченой рыбой и еще десятком блюд, которые за эти годы стали нашими семейными хитами.

Меня, как заведенную, носило по гостиной от дивана к окну и обратно. Я то и дело отодвигала занавеску с таким видом, будто за окном должен был появиться не муж с детьми, а десант голливудских звезд.

«Господи, да успокойся ты, — бубнила я сама себе. — Ты же не на первое свидание собираешься, а встречаешь свою же семью, которая за десять лет успела съесть тонну твоего борща».

Но нет, волнение никуда не уходило. Позади — целая эпоха. Десять лет брака с Дамилем, который из загадочного и строгого воина превратился в папу, готовый на рассвете строить кукольный домик из подушек. Наша совместная «производная» — Аиса, девочка с глазами цвета ясного неба и хитростью лисы, только что не считающей куриц в курятнике. Эти двое души не чаяли друг в друге. Если Аиса попросит луну, Дамиль сначала спросит: «С блестками или без?», а потом будет ломать голову над посадочной площадкой.

А три года назад наша дружная компания пополнилась двойняшками Эрданом и Рагнаром, которые осчастливили одного вечно брюзжащего волка. Мальчишки стали для Редгара чем-то вроде живого, очень шумного и эффективного антидепрессанта. Только с их появлением этот трехсотлетний бука смог, наконец, расслабиться, перестать хмурить брови на каждом шагу и начал издавать странные, подозрительно похожие на мурлыканье, звуки, когда думал, что его никто не видит. Внимание, которое он боялся кому-либо дарить, теперь уходило на мальчиков рекой.

Заметив в окно знакомые силуэты, я не выдержала и ринулась на крыльцо, сметая на своем пути вазу с печеньем. Моя семья. Любимая, родная, невыносимо шумная и до невозможности разношерстная.

Кто бы мог подумать, что покой и счастье обретаются не где-нибудь, а в мире, где твоя личная жизнь напоминает то ли съемки фэнтези-сериала, то ли очень смелую этнографическую экспедицию. Где один муж — леопард, который может бесшумно подкрасться и обнять, пока ты жаришь котлеты. Второй — змей, способный одним томным взглядом заставить забыть, зачем ты пришла на кухню. А третий — волк, чья любовь похожа на надежную крепость.

И знаете, самое сложное в этом всём — не их звериные сущности. А вот что делать, когда все трое одновременно хотят занять место на одной подушке рядом с тобой, и диван мирно трещит по швам под весом их амбиций, ревности и чисто звериного упрямства.

— Эй, хватит в этом лесу шастать! Марш в дом, суп уже наверное убежал! — крикнула я, приложив ладони рупором.

Моя дружная семья вывалилась из чащи, как цирк-шапито на гастролях. Серый волк внушительных размеров бежал к дому, а два маленьких волчонка с восторженным визгом пытались его догнать и оседлать. Они прыгали ему на спину, кусали за хвост, а он лишь фыркал и отмахивался, словно от назойливых шмелей, что, естественно, только раззадоривало юных десантников.

Рядом, заливаясь громовым хохотом, шел Дамиль, на руках у него восседала, как египетская царица, наша Аиса.

— Мама, смотри! — радостно закричала она, размахивая в воздухе замысловато сплетенной из ленточек и веточек конструкцией. — Мы с папой сделали корону!

Я уже собиралась спросить, где же мой тихий и спокойный леопард, как вдруг почувствовала теплое прикосновение сзади. Анвар подкрался бесшумно, как только он это умеет, обвил меня руками, спрятав в коконе своих объятий. Мое волнение мгновенно улетучилось, стоило лишь почувствовать спиной его надежное, знакомое тело.

— Волнуешься, синичка? — тихо прошептал он у самого уха, а его ладони нежно легли на мой небольшой, но уже заметный животик, где барахтался будущий наследник его кошачьих инстинктов. — Наш маленький леопарденок сегодня особенно активный. Наверное, чувствует праздник.

И в этот момент, глядя на эту несуразную, прекрасную картину, я поняла: Аня, черт бы ее побрал, была на все сто процентов права. Важнее семьи и правда ничего нет. Именно с ее дурацкого подарка — брошюры «Счастье за пять секунд!» — все и началось.

Пусть мое счастье пришло ко мне не мгновенно, как обещала нелепая брошюра. Оно приходило постепенно: с первым доверчивым прикосновением, с тихим мурлыканьем в ночи, с ворчливой, но такой надежной заботой, с истерическим смехом над очередной бытовой катастрофой. Оно было настоящим, выстраданным, прожитым.

Оно пахло хлебом, хвоей и своим, родным домом.

И знаете, фраза «Любовь творит чудеса» — это не пустые слова. Я проверяла. Лично. И, скажу я вам, результат превзошел все ожидания. Особенно если не ждать чуда ровно пять секунд, а дать ему лет десять, на всякий случай.

Ведь настоящее, прочное счастье рождается не в мгновении — оно куётся ежедневно: в каждом дне, что мы вкладываем в наш общий дом; в каждом смехе наших детей; в непоколебимой верности тех, кто бросит всё и придёт по первому зову.

Дорогие мои читатели!

Если вы добрались до этих строк, значит, вы прошли весь этот долгий, шумный и такой счастливый путь вместе с нами. От всего сердца хочу сказать вам спасибо. Спасибо за каждую минуту, проведенную с этой безумной семьей, за ваше терпение, улыбки, что я надеюсь, мне удалось вам подарить.

Для меня эта история — больше чем просто сказка. Это история о том, что семья — это тот самый островок счастья, который мы все ищем, даже если он оказывается в другом мире и населен оборотнями, леопардами и змеями. И я бесконечно благодарна вам за то, что вы позволили мне поделиться этим кусочком моего сердца с вами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пусть в вашей жизни тоже будет свое нерушимое пристанище, свой «диван», который трещит по швам от счастья, и свои любимые «звери», готовые на все ради вашей улыбки.

С любовью и благодарностью, Алиша Михайлова.

Дорогие читатели и любители отбивать жизненные трудности с юмором!

Готовы к новому удару? ???? Приглашаю вас в мое новое юмористическое фэнтези — историю, где вместо романтического свидания вас ждут императорские покои, а вместо вечернего платья... костюм кошечки. Но не спешите краснеть! Наша героиня Юля, мастер спорта по боксу, доказала: чтобы покорить королевство, достаточно пары сокрушительных хуков и острого языка.

Что вас ждет:

• Император, который встречает незваных гостей с поднятой бровью

• Магические интриги, разбивающиеся о железную логику и крепкие кулаки

• Романтика, от которой учащается пульс и трещат стены дворца

Если вы готовы от души посмеяться и поверить, что даже в кошачьих ушках можно устроить революцию, — эта книга для вас!

Переверните страницу и приготовьтесь к самому невероятному приключению этой осени. Вас ждет ураган по имени Юля, перед которым не устоит ни один властный правитель! ????

С нетерпением жду нашей новой встречи на страницах книги!

Конец