Ловушка чувств

Глава 1

ЛЕНА

— Лена, звонили «Якутские самоцветы» по поводу растаможки. Спрашивают, когда можно будет забирать их посылку.

— Скажи им, что сегодня‑завтра должны растаможить.

— Поняла. Хорошо.

Моя подруга Юля так и не ушла из моего кабинета — было видно, что её интересует вовсе не посылка «Якутских самоцветов».

— И… когда состоится знакомство с будущим мужем Ани? — наконец выпалила она, глядя на меня с нескрываемым любопытством.

Я тяжело вздохнула, откинувшись на спинку кресла:

— Уф, сегодня. Мама уже звонила стопятьсот раз, и Аня — двести. Я уже в предвкушении этого «безудержного веселья»… — Я иронично подняла брови. — Вообще не пойму, зачем мне присутствовать на этом ужине. Пусть уже женятся скорее и осчастливят маму с папой внуками. Лишь бы от меня отстали!

Аня — моя сестра. Она на два года младше меня, но, в отличие от «несерьёзной» меня, вовсю готовится к свадьбе с сорокалетним вдовцом — владельцем сети отелей по всей России и за её пределами. Родители в восторге от выбора Ани и теперь беспощадно давят на меня.

Мне 26, и замуж я не собираюсь. Да и отношений заводить не планирую. Я самостоятельная женщина: директор логистической компании, сама заработала на квартиру в Москве и на новенький Land Rover Discovery, путешествую по миру и живу в своё удовольствие. Для хорошей жизни мужчина мне не нужен.

Сегодня у Олега — будущего мужа Ани — состоится знакомство с нашими родителями. И меня тоже ждут. Непонятно только зачем.

— Ты поедешь? — осторожно спросила Юля, внимательно наблюдая за моей реакцией.

— А у меня есть выбор? — горько усмехнулась я.

— Выбор есть всегда, — мягко возразила подруга.

— Но не в случае моих родителей, — я нервно провела рукой по волосам. — У меня нет никакого желания выслушивать их претензии весь следующий год. Мало того что моя младшая сестра выходит замуж раньше меня — да ещё и за такого «идеального» мужчину! — Я сделала кавычки пальцами. — А я, видите ли, даже не удостоила их своим присутствием…

Юля помолчала, подбирая слова, а потом тихо спросила:

— А ты сама как к этому относишься? Ну, к их свадьбе?

Я задумчиво покрутила ручку в руках:

— К свадьбе — нормально. Аня взрослая, сама решает. А к тому, что меня тащат на этот показной семейный ужин, — вот к этому отношусь плохо. Я не экспонат на выставке «дочь‑неудачница».

Подруга сочувственно улыбнулась:

— Ты не неудачница. Ты просто живёшь своей жизнью.

— Вот именно! — Я хлопнула ладонью по столу. — Я строю карьеру, путешествую, ни от кого не завишу. А в их глазах это почему‑то выглядит как «не может найти себе мужа».

— Может, тебе просто спокойно объяснить родителям, что ты счастлива именно так? — предложила Юля.

— Объясняла уже сто раз. Они слышат только то, что хотят слышать: «дочь не замужем, значит, что‑то не так». — Я вздохнула. — Ладно, пойду. Всё равно от этого ужина никуда не деться. Зато потом смогу сказать: «Я была, вы видели — отстаньте».

Юля рассмеялась:

— Вот это настрой! Только не переборщи с сарказмом, а то мама обидится.

— Постараюсь держать себя в руках, — я подмигнула. — Но если они начнут в очередной раз рассказывать, как важно «найти достойного мужчину», я, боюсь, не сдержусь.

— Держись, — Юля ободряюще сжала мою руку.

Я откинулась на спинку кресла, с глубоким вздохом потянулась к MacBook и запустила плейлист с любимым Michael Jackson. Первые аккорды Billie Jean полились из динамиков — и сразу будто камень с души свалился. Вот оно, моё лекарство от предвечернего стресса.

«Не хватает только Bacardi со льдом…» — мелькнула соблазнительная мысль. Но реальность безжалостно напомнила о себе: сегодня за руль. Ну, конечно. Всегда что‑то мешает маленьким радостям.

Я прикрыла глаза, позволяя ритму Beat It прогнать остатки напряжения. «Ладно, Майкл, выручай. Сегодня ты — мой личный антидепрессант». Музыка заполняла пространство, и постепенно внутри становилось легче. Почти весело. Почти свободно. Почти… нормально.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2

ЛЕНА

На ужин с будущим мужем моей сестры я опоздала на час. Нужно было решить рабочие моменты… Да кого я обманываю — я просто не горю желанием туда ехать.

Будущее гнездо моей сестры выглядело внушающе: трёхэтажный дом с огромной территорией, охраной, бассейном, фонтаном и прочими атрибутами богатой жизни. Я подошла к двери, нажала на звонок. Дверь открылась.

На меня смотрел высокий парень с короткими светло‑русыми волосами, глазами цвета шоколада, с оценивающим взглядом и дерзкой ухмылкой.

«Кто ты, малыш? Я что, адресом ошиблась?» — пронеслось у меня в голове.

Парень не сводил с меня глаз, нагло скользнув взглядом по лицу и остальным частям тела.

— Приветик! — наконец произнёс он.

«Приветик?! Блин, кто ты? Я что, попала на вечеринку старшеклассников?» — мысленно фыркнула я.

Я молча смотрела на него, не торопясь отвечать.

— Лена, сколько можно ждать! Заходи! — раздался радостный голос моей сестры.

Она подлетела ко мне и заключила в объятия. Парень отошёл в сторону, продолжая разглядывать меня с недоумённым выражением лица.

«Серьёзно? Сколько можно? Я уже и так поняла, что ты меня „оценил“», — подумала я, едва сдерживая раздражение.

Аня провела меня в дом. За большим столом сидели мои родители, будущий муж Ани и ещё какой‑то мужчина. Парень, встретивший меня у двери, остался стоять сзади.

— Здравствуй, Лена! Я Олег, — протянул мне руку будущий муж сестры. — Это мой брат Игорь, — он указал на мужчину, сидящего за столом.

Игорь встал и подошёл ко мне.

— Очень приятно.

Он взял мою руку и поцеловал.

«О боже, в какой век я попала? Мужчина целует руку… Может, он ещё на вальс меня позже пригласит?» — пронеслось у меня в голове, и я едва сдержала смешок. Внутри всё сжалось от нелепости момента.

— Взаимно, — сдержанно ответила я, пряча за лёгкой улыбкой бурю ироничных мыслей.

— А это мой сын — Артём, — продолжил Олег, показав на парня, который открыл мне дверь.

«Ага. Так вот ты кто такой. Мой будущий племянник», — подумала я, и внезапный приступ смеха едва не вырвался наружу. Я закусила губу, чтобы не рассмеяться в голос.

Я обернулась к нему и кивнула. Он ответил кивком, но взгляд его по‑прежнему скользил по мне — неторопливо и оценивающе.

В воздухе повисла неловкая пауза. Я сделала вид, что не замечаю его пристального внимания, и повернулась к Олегу:

— Рада знакомству.

Мы прошли к столу.

— Лена, неужели нельзя было не опаздывать? — начала моя мама, и в её голосе уже звучали знакомые менторские нотки.

— Мама, у меня есть работа. Мой мир крутится вокруг моих интересов, а не чужих, — ответила я, стараясь говорить ровно, хотя внутри уже закипала досада.

— Мы это заметили, — фыркнул папа, и в его взгляде читалось привычное неодобрение.

«Начинается», — мысленно простонала я, чувствуя, как напряжение стягивается в тугой узел где‑то в груди.

— Лена, какой алкоголь вы предпочитаете? — спросил Игорь, пытаясь сгладить неловкость. — Мартини, шампанское, вино?

— Ром. Ром Bacardi. Barceló тоже подойдёт. Без колы и тоника, — ответила я с лёгкой вызывающей ноткой в голосе.

Мама закатила глаза, Аня пристально на меня посмотрела, Игорь слегка приоткрыл рот от удивления, а мой будущий «племянник» не скрывал улыбки — в ней читалось явное любопытство.

— Я попрошу сейчас, чтобы принесли ром, — сказал Олег.

— Лена, надеюсь, ты поедешь потом на такси? — спросила меня мама после первого бокала рома, и в её взгляде читалась тревога, смешанная с упрёком.

— Я доеду на машине. Не переживай. У меня есть знакомые в ГАИ, — я улыбнулась, стараясь, чтобы голос звучал легко и непринуждённо, хотя внутри всё кипело от раздражения.

Мама что‑то сказала папе, и они оба уставились на меня с таким осуждением, будто я только что совершила преступление против семьи.

— Лена, где вы работаете? — нарушил неловкий момент Игорь, и я мысленно поблагодарила его за этот вопрос.

— CES — логистическая компания, грузоперевозки и таможенное оформление, — ответила я, чувствуя, как немного расслабляюсь, переключаясь на привычную тему.

— Интересно. А можно вашу визитку? Думаю, услуги вашей фирмы нам могут пригодиться, — он посмотрел на Олега, и я поняла, что они, скорее всего, работают вместе.

— Да, конечно, — я достала из сумочки визитку и протянула ему.

Меня уже порядком раздражал этот званый ужин и пристальное внимание всех собравшихся, будто у меня сегодня смотрины. Каждая минута казалась вечностью, а взгляды присутствующих будто прожигали меня насквозь.

— Я выйду на улицу, подышу воздухом, — сказала я всем собравшимся, и в моём голосе прозвучала неприкрытая потребность сбежать хоть на пару минут.

Я курю редко, но сейчас был именно тот момент, когда мне это было нужно — как глоток свежего воздуха, как способ собраться с мыслями.

— Лена! — мама посмотрела на меня взглядом, полным немого укора. В её глазах читалось: «Не делай этого! Хорошие девочки не пьют ром, не курят и не садятся после этого за руль!»

Но мне было всё равно. Я и так в курсе, что я не идеальная дочь этого семейства.

Я вышла на улицу. Фух, наконец‑то! На улице я не могла надышаться свежим апрельским воздухом. Как же хорошо на улице! Лёгкий ветерок ласкал кожу, а звуки природы приглушали шум неприятных мыслей. Ещё лучше было бы сейчас свалить отсюда — эта мысль пульсировала в голове, словно набат.

Дверь открылась — ко мне подошёл мой «племянничек» и тоже закурил. Он по‑прежнему не сводил с меня глаз.

«Сколько можно уже? Это начинает порядком надоедать», — подумала я, чувствуя, как раздражение закипает внутри.

— Может, и мне номерок оставишь? — он смотрел мне в глаза с наглой улыбочкой, и в его взгляде читалась уверенность, будто он уже знал ответ.

— Зачем? — резко ответила я, и в моём голосе прозвучала сталь.

Он опять посмотрел на меня, скользнув взглядом по фигуре, и в этом взгляде было что‑то досадливо‑раздражающее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну, ты чёткая! И я тоже ничего. Могли бы встретиться и зажечь.

«О мой бог! „Чёткая“? „Зажечь“?! Ужас!» — мысли метались в голове, как испуганные птицы. Я едва сдержала гримасу отвращения.

— Слушай, малыш! — Я подошла ближе к нему и посмотрела в глаза, стараясь вложить в свой взгляд всю возможную твёрдость. — Ты бы пошёл в свою комнату и доделал уроки, а то скоро «Спокойной ночи, малыши» начнутся — не успеешь.

Я развернулась, затушила сигарету и ушла в дом, чувствуя, как внутри бурлит смесь гнева и насмешки.

Даже не знаю, что хуже: весь этот ужин, вечно осуждающие родители или то, что ко мне подкатывает сын мужа моей сестры. «Интересно, он хоть школу закончил? „Чёткая“, блин… Да уж!» — мысленно фыркнула я, пытаясь успокоиться и собраться с силами, чтобы досидеть до конца этого безумного вечера.

Глава 3

АРТЁМ

— Ну и как прошло знакомство с будущей семьёй? — спросил меня мой друг Женя, откинувшись на диван и покручивая в руках бокал с виски.

Мы были в моей игровой комнате — нашем любимом месте для посиделок. Здесь мы регулярно собирались с лучшими друзьями: выпить, поговорить по душам и поиграть в PS или бильярд. Тёплый свет настенных бра создавал уютную атмосферу, а приглушённая музыка на фоне лишь подчёркивала расслабленность вечера.

— Уверен, было безумно весело, — рассмеялся Лёша, прицеливаясь к шару на бильярдном столе.

— Да, прям безудержное веселье, — хмыкнул я, забивая шар в лузу. Звук удара эхом разнёсся по комнате, но даже он не смог заглушить ворох мыслей, крутившихся у меня в голове. Я на мгновение замер, уставившись на расстановку шаров, но видел перед собой совсем другое…

— Единственное светлое пятно этого вечера — тётя Лена.

— Тётя Лена?! — Лёша резко выпрямился, едва не выронив кий. Его лицо исказилось от изумления, а потом он разразился громким, заливистым смехом.

— Тебе что, в институте девчонок мало? Начал интересоваться женщинами постарше? — подхватил Жека, ухмыляясь во весь рот. Он откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди, явно наслаждаясь моментом.

— Да пошли вы! — я раздражённо махнул рукой, но тут же улыбнулся, вспомнив её образ. — Вы бы её видели — сами бы офигели. Красотка… — Я на секунду замолчал, словно пытаясь подобрать слова, чтобы передать всё, что увидел. — Длинные русые волосы, словно шёлк, переливаются при каждом движении. Пухлые розовые губы, которые то и дело изгибаются в дерзкой усмешке. Огромные глаза — такие, что можно утонуть, если смотреть слишком долго. Фигура как у богини — каждая линия совершенна. Одета как секси‑училка из школьных фантазий — строго, но так, что воображение работает на полную мощность. И при этом… — я сделал паузу, вспоминая её реплики, — дерзкая на язык. Ни капли фальши. Говорит то, что думает, и явно не старается никого впечатлить. А на вид ей лет двадцать, как и нам.

Ребята снова разразились хохотом, перебивая друг друга шутками и подколами. Я слушал их вполуха, мысленно возвращаясь к тому моменту, когда впервые увидел её — как она вошла в дом, как скользнула по мне взглядом, как ответила на мою попытку подкатить к ней, из‑за чего я на секунду потерял дар речи.

— Ну‑ну! Папа, наверное, обрадуется, узнав, что ты собрался затащить в постель сестру его жены, — с издёвкой протянул Жека.

— Папе об этом знать необязательно, — я улыбнулся, но в этой улыбке было больше напряжения, чем веселья. Я сам не до конца понимал, насколько Лена готова играть в эту игру.

— Так что, она дала тебе зелёный свет? — Лёша подался вперёд, глаза горят от любопытства.

— Пока нет, но это дело времени. Скоро даст, — повторил я с напускной уверенностью.

Мы рассмеялись уже все вместе — громкий, беззаботный смех наполнил комнату, ненадолго заглушив музыку. Я налил себе ещё виски, наблюдая, как янтарная жидкость наполняет стакан. Лёгкий аромат дуба и карамели ударил в нос, но даже он не мог перебить навязчивый образ Лены, который словно въелся в мои мысли.

Её взгляд, её сарказм, её непринуждённая манера держаться — всё это крутилось в моей голове, как заевшая пластинка. В институте и за его пределами у меня всегда было много девчонок. В последнее время мне стало невыносимо скучно от одного и того же сценария: познакомились, переспали, я не перезвонил, и я снова — козел. Хотя, чёрт возьми, я никогда не скрывал своих намерений и никому ничего не обещал.

Я провёл рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Мне стало сложно находить общий язык с противоположным полом — всё казалось пресным, однотипным, лишённым изюминки. Разговоры сводились к пустым комплиментам и предсказуемым фразам, а взгляды девушек то и дело скользили по моему кошельку или статусу, а не по мне самому.

Именно поэтому Лена меня и зацепила. В её глазах читалась уверенность, в её словах — острый ум, а в каждом движении — неподдельная естественность. Я мало что успел о ней узнать, но уже понял: она самодостаточная и неглупая.

Она пробуждает во мне интерес — не животный, а настоящий, когда хочется не просто обладать, а узнавать, разгадывать, удивляться. Я бы однозначно хотел узнать её получше.

— Что за старьё ты слушаешь? — прервал мои размышления голос Жеки. Он скривился, будто услышал что‑то невыносимо противное.

Из колонок лилась Beat It — ритмичные аккорды и энергичный бит заполняли пространство, пробуждая во мне тёплые воспоминания.

— Это не старьё, а классика, придурок, — бросил я с лёгкой улыбкой, чувствуя, как внутри поднимается волна защиты. — Моя мама обожала Майкла Джексона. С детства это мой любимый исполнитель. Каждый раз, когда звучит его музыка, я словно возвращаюсь в те моменты, когда она включала его записи, и мы вместе танцевали на кухне.

— Так когда свадьба у отца? — сменил тему Лёха, наклоняясь вперёд с искренним интересом.

— Через три недели.

— А тётя Лена будет? — Жека снова расплылся в ухмылке, явно наслаждаясь возможностью поддеть меня.

— Я надеюсь, что да, — произнёс я с загадочной улыбкой, и в этот момент в груди вспыхнуло странное, почти детское предвкушение. Внутри меня бурлила странная смесь чувств: восхищение, любопытство, лёгкая досада от того, что она явно не собиралась падать в мои объятия, и… азарт. Да, именно азарт. Впервые за долгое время мне хотелось не просто покорить, а узнать человека — по‑настоящему, без масок и игр.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4

ЛЕНА

— Свадьба Ани завтра?

— Точно! Я и забыла… — вздохнула я, рассеянно помешивая кофе.

— Забыла или не хотела вспоминать? — Юля прищурилась с лукавой улыбкой.

— Ты же знаешь, этот месяц был сумасшедший. И да, я не стремилась запомнить дату их «великого события», — я нервно хихикнула, делая акцент на последних словах. — Всё как‑то мимо сознания прошло.

Мы сидели в моём кабинете — в этом маленьком островке спокойствия среди делового хаоса. Юля, моя верная подруга ещё с таможенной академии, уютно устроилась в кресле напротив. После выпуска мы вместе запустили логистическую фирму, и теперь делили не только офис, но и все радости‑печали взрослой жизни.

— Ты мне так и не рассказала, как прошло знакомство с будущим мужем Ани, — Юля наклонилась вперёд, глаза горят от любопытства.

— В двух словах — ужас ужасный! — я закатила глаза.

Юля разразилась звонким смехом:

— Я так и поняла! Но хотелось бы подробностей. Ну же, не томи!

— Подробностей? — я фыркнула. — Мама с папой меня, как обычно, доставали своими нравоучениями. Аня выпендривалась, будто она королева бала. А сынок Олега… — я сделала паузу, изображая, как меня передёргивает, — действовал мне на нервы и без конца пытался подкатить.

— Ты серьёзно?! — Юля аж подавилась смешком.

— Ага. Сказал, что я «чёткая» и он «тоже ничего», и нам надо «встретиться, зажечь», — я скорчила гримасу, воспроизводя его развязный тон.

— Ха‑ха‑ха! Вот это да! К тебе уже малолетки подкатывают! Ну, Лен, ты же красотка — что тут удивительного? — Юля покачала головой, явно наслаждаясь историей.

— Ага, — я скривилась. — Я была бы рада, если бы он меня вообще не заметил. Весь вечер раздевал меня глазами — это было отвратительно!

— Отвратительно? Он что, настолько страшный? — Юля приподняла бровь.

— Я даже не рассматривала его, — я демонстративно передернула плечами.

— Да ладно тебе! Если отнекиваешься — значит, он ничего… — Юля хитро прищурилась.

— Он «ничего»… в смысле ничего хорошего! — я всплеснула руками. — Парень, может, и смазливый, но в голове — полная каша. Наглый, самоуверенный, и рот лучше бы вообще не открывал — за весь вечер оттуда не вылетело ничего хорошего!

— А сколько ему лет? — Юля подалась вперёд, явно заинтригованная.

— Хочешь познакомиться? — я игриво поиграла бровями.

— Не прикалывайся! Он же к тебе подкатывал!

— Он просто ещё не видел тебя. Ты тоже «чёткая», и с тобой можно «зажечь», поверь, — я подмигнула, и мы обе разразились хохотом.

— Не знаю я, сколько ему лет. Семнадцать, восемнадцать… может, двадцать. Кто его знает? Я вообще не уверена, что он школу уже закончил.

— Да уж… Интересно. Прикинь: твоя сестра выходит замуж за мужчину на двадцать лет старше, а ты, могла бы выйти за того, кто на десять лет моложе, — Юля рассмеялась, явно представляя эту абсурдную картину.

— Звучит как несмешная шутка.

— Ну почему же? По‑моему, неплохая история получилась бы, — Юля мечтательно улыбнулась.

— Ага… Ладно, хватит о нём. Ты напомнила про свадьбу, а я ещё даже платье не купила! Надо сегодня вечером в торговый центр заскочить. Ты со мной?

— Конечно! Я всегда с тобой — и в любви, и в здравии, и в печали, и в радости! — Юля подняла чашку, словно произнося торжественный тост.

— Ой, не начинай только… Мне ещё завтра предстоит всё это, — я вздохнула, представляя грядущий день, полный церемоний и натянутых улыбок.

— Ладно, собирайся, поедем сейчас, — Юля решительно поставила пустую чашку на стол. — Чем раньше приедем, тем больше шансов найти что‑то стоящее.

— И успеть сбежать до наплыва пятничных покупателей, — добавила я, вставая из‑за стола.

Через час мы уже входили в сверкающие двери торгового центра. Яркие огни, громкая музыка и толпы людей мгновенно подняли настроение. Атмосфера была почти праздничной — словно сама судьба подбадривала меня перед завтрашним испытанием.

— Куда сначала? — огляделась Юля, поправляя сумку на плече.

— Давай в тот бутик, где я видела чёрное платье на прошлой неделе, — я указала направление. — Оно было простое, но очень элегантное.

— Чёрное? — удивилась Юля, приподняв бровь.

— Ну не белое же покупать, — фыркнула я. — Я люблю чёрный, и мне всё равно, кто что подумает.

В магазине нас встретила улыбчивая консультант.

— Помочь с выбором? — вежливо спросила она.

— Да, ищем вечернее платье на свадьбу. Желательно чёрное, — пояснила я.

Она тут же принесла несколько вариантов. Первое платье оказалось слишком вычурным — с рюшами и бантами, будто его сшили для дебютантки на балу. Второе село идеально, но цвет был не тот — глубокий бордовый вместо чёрного.

— Вот это! — Юля вдруг вытащила из стойки строгое чёрное платье в пол с закрытым горлом, но полностью открытой спиной. — Примерь! Удивлять, так удивлять!

Я скрылась в примерочной. Платье оказалось идеальным: оно подчёркивало фигуру, но не сковывало движений. Ткань мягко струилась, а контраст между скромным передом и дерзкой спиной создавал интригующий образ.

Выйдя к Юле, я покрутилась перед зеркалом.

— Ну как? — спросила я, придирчиво разглядывая себя. В этом платье я выглядела одновременно сдержанно и провокационно.

— Лен, это оно! — глаза подруги загорелись. — Идеально сидит, смотрится дорого и со вкусом. Ты в нём — королева, которая не кричит о своём статусе, а просто знает, кто она.

— Думаешь? — я ещё раз осмотрела себя, проводя рукой по гладкой ткани. — А не слишком… вызывающе?

— Уверена! Твой «племянник» будет в восторге! — рассмеялась Юля, подмигивая.

— Ой, иди ты знаешь куда? — я шутливо толкнула её плечом. — Ладно, беру, — наконец решила я, снова разглядывая отражение. В этом платье я действительно чувствовала себя уверенно. Оно словно придавало мне сил и смелости.

На кассе Юля вдруг заявила:

— Так, теперь туфли. Без них образ не закончен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы обошли ещё несколько магазинов, пока не нашли чёрные лодочки на небольшом каблуке — удобные, но при этом элегантные. К ним я выбрала небольшой серебристый клатч, который добавил образу лёгкого блеска.

— Теперь всё, — удовлетворённо сказала я, складывая покупки в пакет. — Завтра буду готова к этому «великому событию».

— А теперь — кофе! — провозгласила Юля. — За успешную шопинг‑миссию и за то, чтобы завтра всё прошло гладко.

В уютной кофейне мы заказали капучино и круассаны. Я наконец смогла расслабиться, вдыхая аромат свежесваренного кофе. Мягкий свет ламп и негромкая музыка создавали ощущение покоя.

— Спасибо, что ты есть. Без тебя я бы точно не справилась.

— Для этого и нужны лучшие подруги, — подмигнула Юля. — Чтобы вовремя сказать: «Примерь вот это!» и удержать от покупки бордового платья.

Мы рассмеялись, и на мгновение все тревоги отступили. Впереди ждал непростой день, но сейчас я чувствовала себя готовой к нему — в новом платье, с лучшей подругой рядом и чашечкой ароматного кофе в руках.

Глава 5

АРТЁМ

Свадебная церемония была в самом разгаре. Я сидел со своими друзьями за столиком, нервно постукивая пальцами по скатерти, и без конца искал её взглядом среди гостей. Сердце каждый раз замирало, стоило мне заметить похожую фигуру — но это снова была не она.

— Ну, что, где твоя красотка? Тетя… Лена? — с ехидной улыбкой протянул Женя, явно наслаждаясь моим беспокойством.

— Может, она ему вообще приснилась? — подхватил Леша, оглядывая зал. — Все гости давно уже тут, а сестры невесты до сих пор нет.

— Я был бы не против, если бы она мне приснилась, — ответил я, игриво подняв брови, но внутри всё сжималось от нетерпения.

— Вау, глянь, какая малышка! — внезапно воскликнул Женя, выпрямившись на стуле.

Я резко обернулся — и замер.

У входа, стояла Лена. В чёрном платье в пол, которое обволакивало её фигуру, словно ночная тень. Её волосы были элегантно подколоты, но несколько непослушных прядей небрежно спадали на плечи, придавая образу лёгкую небрежность. Она была ещё красивее, чем я её запомнил. Гораздо красивее.

Время будто остановилось. Я забыл, как дышать.

— Это она, — прошептал я, не отрывая взгляда.

— Она?! — Женя выпучил глаза так, что, казалось, они вот‑вот выскочат из орбит. — Тетя Лена?!

— Та какая она тётя?! — тут же перебил его Леша, не скрывая восхищения. — Девчонка — высший класс!

— А я вам, придуркам, что говорил? — я не смог сдержать самодовольной улыбки. — А вы всё ржали…

— Слушай, познакомишь нас? — тут же оживился Женя, поправляя галстук.

— Да сейчас. Слюни подбери, — бросил я, чувствуя, как внутри разгорается странное, почти собственническое чувство.

— Не‑е‑е, ну может, я ей понравлюсь больше, чем ты, — ухмыльнулся Женя, явно провоцируя.

— Нет! Не может! — мой голос прозвучал резче, чем я ожидал. — Даже в сторону её не дыши. Понял?

— Серьёзное заявление, — с ухмылкой протянул Леха, переглянувшись с Жекой.

А я снова посмотрел на Лену. Она уже заметила меня. И в её взгляде читалось что‑то неуловимое — то ли вызов, то ли насмешка. Но это только подстегнуло моё желание подойти. Немедленно.

ЛЕНА

Не успела я зайти в банкетный зал, как тут же заметила стремительно надвигающуюся на меня неприятность — моего «племянничка» Артёма. Его самодовольная улыбка и развязная походка мгновенно подняли во мне волну раздражения.

— Приветик, — с наигранной лёгкостью подошёл он ко мне, словно не чувствуя напряжения.

— Что хотел? — отрезала я, не скрывая недовольства.

— Пообщаться. Потанцевать, — он небрежно кивнул в сторону танцпола, будто это было самым естественным предложением на свете.

Я сдержала тяжёлый вздох:

— Судя по всему, я неправильно задала вопрос. Что тебе от меня нужно?

— Ты нужна, — выдал он с такой простотой, что мне захотелось рассмеяться — или ударить его чем‑нибудь тяжёлым.

Я закатила глаза с такой силой, что, кажется, чуть не увидела свой мозг.

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем я тебе нужна? — повторила я, чеканя каждое слово.

— Ну, ты мне типа нравишься, — наконец выдавил он, явно гордясь своей «откровенностью».

— Ну, а ты мне типа нет, — парировала я без тени сомнения.

— Почему? — его брови взлетели вверх, будто он всерьёз ожидал услышать объяснение.

— Почему? Дай подумать… — Я театрально приложила руку к подбородку, изображая глубокую задумчивость. — Потому что ты — типичный краснобай. К тому же младше меня лет на десять. К тому же сын мужа моей сестры. Как‑то так.

— Красно… что? — он моргнул, явно не понимая слова.

— Да точно. Забыла добавить: ты ещё и недалёкий, — вздохнула я, теряя терпение.

— А ты типа очень дерзкая, да? — в его голосе зазвучала нотка раздражения.

— А ты типа очень тупой! Если до тебя с первого раза не доходит: ты мне неинтересен. Точка. Могу повторить ещё раз, если и со второго не дойдёт.

Его лицо на мгновение исказилось, но он быстро взял себя в руки:

— Лен, знаешь, наступит день, когда ты пожалеешь обо всех сказанных мне словах.

— Я тебе не Лен, мы с тобой не дружбаны — это раз. А два — хватит терять своё время попусту. Иди найди себе девочку, которая будет тебя слушать и заглядывать тебе в рот.

— Тебя так волнует мой рот? — он ухмыльнулся, явно пытаясь вернуть контроль над разговором.

— О, Бог ты мой! — я закатила глаза вторично, уже всерьёз опасаясь за своё душевное равновесие.

— Да, и эти слова ты мне тоже скажешь, только в другой обстановке и на ушко, — продолжил он, явно наслаждаясь собственной дерзостью.

— Ты самоуверенный, высокомерный болтун, с кашей вместо мозгов и эго, способным покрыть целый материк, — выпалила я, чувствуя, как закипает кровь. — Разговор окончен!

Резко развернувшись, я направилась к Ане и Олегу. Уж лучше с ними пообщаться, чем с этим неадекватным малолеткой.

Что он вообще о себе, блин, возомнил? Внутри всё бурлило от негодования. Как можно быть настолько слепым к чужим границам и настолько уверенным в своей неотразимости?

Слава богу, свадьба проходила без происшествий. Мама с папой даже не доставали меня нравоучениями — и всё равно мне не терпелось, чтобы этот бесконечный праздник поскорее закончился.

— Потанцуем, прекрасная Елена?

Я обернулась. Ко мне подошёл Игорь — брат Олега. Один называет меня «чёткой», второй — «прекрасной Еленой» и руки целует. Я невольно усмехнулась: какой диссонанс с этой семейкой! Один — развязный и бесцеремонный, второй — учтивый до странности.

— Можно, — коротко ответила я, вкладывая ладонь в его руку.

Мы направились к танцплощадке. Музыка окутала нас мягким ритмом, и Игорь плавно повёл меня в танце. Его движения были уверенными, выверенными — ни тени назойливости, только спокойная, почти аристократическая сдержанность.

Я невольно поймала его взгляд: в глазах — ни намёка на легкомысленность Артёма, ни желания произвести впечатление. Но… ничего и не шевельнулось внутри меня. Ни трепета, ни волнения — лишь отстранённое наблюдение за тем, как ловко он ведёт в танце.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Краем глаза я заметила Артёма. Он стоял у колонны, скрестив руки на груди, и не сводил с нас пристального, почти злобного взгляда. Уголок его рта нервно подрагивал, будто он силился сдержать едкое замечание.

«Пусть смотрит», — равнодушно подумала я, поворачиваясь к Игорю. Его вежливая улыбка, учтивые реплики, безупречные манеры — всё это было… приятно, но не трогало. Как красивый, но чужой ритуал.

Музыка стихла. Я мягко высвободила руку.

— Спасибо за танец, — произнесла ровно, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ни благодарности, ни разочарования.

Игорь кивнул, сохраняя безупречную вежливость. А я уже искала взглядом выход — хотелось глотнуть свежего воздуха и наконец остаться наедине с собой.

Я вышла на улицу покурить. И — кто бы сомневался! — следом за мной тут же возник Артём.

Он, как обычно, впился в меня взглядом, не давая и секунды передышки.

— Понравился? — бросил он без предисловий.

— Я же уже сказала — нет! — отрезала я, затягиваясь и стараясь не смотреть на него.

— Я про дядю Игоря. Понравился? Холостой, не бедный. Хорошая партия: две сестры, два брата… — в его голосе сквозила едкая насмешка.

— Да уж, поинтереснее будет, чем школьник, — парировала я, стараясь держать тон ровным.

— И денег побольше, да? — он шагнул ближе, явно провоцируя.

— Пошёл на хрен! Ты меня уже достал! — вырвалось у меня, и терпение лопнуло.

— Сама туда иди! — огрызнулся он, но в его глазах мелькнуло что‑то похожее на обиду.

Я не стала ждать продолжения. Резко развернулась, зашла в банкетный зал, схватила свой пиджак с спинки стула, быстрым шагом вышла на улицу и вызвала такси.

Ни с кем не попрощалась. Никого не предупредила.

Всё. Свадьба состоялась. Я присутствовала. Чувство выполненного долга — есть. Можно ехать домой.

Ветер трепал волосы, пока я ждала машину, и впервые за весь вечер мне стало легче. Как будто я наконец вырвалась из липкого круга чужих ожиданий, пустых разговоров и назойливых взглядов.

«Больше ни ногой», — твёрдо подумала я, садясь в такси.

Глава 6

АРТЁМ

После занятий в институте я заглянул в тренажёрный зал — там уже ждали Женя с Лёшей.

— Ну что, отшила тебя твоя тётя Лена на свадьбе? — с ухмылкой бросил Женя, едва я подошёл.

Я пожал плечами, стараясь выглядеть равнодушным:

— Да ну её на хрен. Корчит из себя не пойми кого.

— Значит, сдаёшься? — подхватил Лёша, приподняв бровь.

«Нет, не сдаюсь», — пронеслось у меня в голове.

Её отношение по‑прежнему жгло изнутри. Тот холодный, безжалостный отказ на свадьбе врезался в память — я до сих пор чувствовал, как неприятно стянуло грудь в тот момент. А этот ее танец с дядей Игорем «поинтересне будет, чем школьник» Никогда раньше я не оказывался в такой ситуации: обычно девчонки сами искали моего внимания, а тут…

Лена — крепкий орешек. И именно это делало её опасной. И притягательной.

Но друзьям знать об этом необязательно.

— Сдаются, если была борьба. А я вроде как и не боролся и не собираюсь. Нет — значит, нет. Кто она такая, чтобы я за ней бегал? Вокруг куча офигенных девчонок, — выдал я вслух, старательно разыгрывая безразличие.

— Вот и правильно. Узнаю своего друга, — одобрительно кивнул Лёша.

— Чёрт, но она крутая… Я бы… за ней побегал, — задумчиво протянул Женя.

Я усмехнулся, скрывая вспыхнувшую внутри досаду:

— Ага. Флаг тебе в руки.

В глубине души я знал: если Женя попробует подойти к Лене, его ждёт тот же ледяной взгляд и те же резкие слова. Она не из тех, кто меняет решения.

И от этого она становилась только интереснее.

Когда я приехал домой, чуть не выронил спортивную сумку из рук. В нашей гостиной на диване сидела… Лена. Напротив — отец и Аня.

— Всем привет. У нас семейный совет? — бросил я, пытаясь сохранить невозмутимость.

Лена мельком взглянула на меня — и тут же отвернулась.

— Заходи, Артём. Мы как раз говорили о тебе, — спокойно произнёс отец.

«Обо мне? — пронеслось в голове. — Она что, рассказала отцу, что я к ней подкатывал? Не может быть».

— Обо мне? — я продолжал стоять в дверях, не решаясь подойти.

— Да. Мы уезжаем на месяц в свадебное путешествие, возможно, на полтора. На обратном пути хотим заехать в Венецию.

— И? Я тут при чём? Развлекайтесь как хотите. Мне какое дело.

— Мы хотим, чтобы Лена присмотрела за тобой, пока нас не будет.

— Ты прикалываешься?!

— Как ты со мной разговариваешь? Я тебе что, дружок? — голос отца стал жёстче.

Тут вмешалась Лена:

— Извини, Олег, но я тоже не совсем понимаю твоих мотивов. У тебя взрослый сын — разве ему нужна нянька?

— О, я уже взрослый? А ещё вчера был школьником и малышом! — не удержался я.

Я понял: перспектива оказаться со мной в одном доме Лену не радует. Что ж, тем интереснее. Решил включиться в игру — и сделать так, чтобы она всё‑таки осталась. Хотя бы на месяц.

— В том‑то всё и дело, что этот «взрослый» завтра же устроит вечеринку у нас — с алкоголем и девочками. Я его знаю, — отрезал отец.

«Ну, допустим, завтра я не собирался. Завтра понедельник. А вот в субботу — точно устрою», — про себя усмехнулся я.

— Лен, неужели ты не можешь нам помочь? Не о чем тебя попросить нельзя? — вкрадчиво произнесла Аня.

— Мне просто непонятна просьба. Я должна жить тут и контролировать Артёма, чтобы он не пил и не устраивал вечеринки?

— Именно!

— Так пусть веселится. Что ещё делать в его возрасте? Главное — чтобы дом не разгромил. Но страховка всё покроет, — парировала Лена.

— Нашёл кого попросить, — фыркнула Аня.

— Правда, может, лучше Игоря попросить? — не сдавалась Лена.

— Игорь на месяц уехал в командировку в Баку. Мы планируем там открытие нового отеля.

— Ладно, максимум, что я могу предложить, — заезжать сюда в пятницу и субботу и проверять состояние дома и… алкогольного опьянения Артёма. Вечеринку я разгонять не буду. Да и к тому же зачем мне здесь находиться всё время? Вряд ли он устроит вечеринку в будний день — ему же в школу на следующий день идти.

— Я уже давно закончил школу! — обиженно отозвался я.

— Давно — это вчера? — она улыбнулась.

— А ты, судя по всему, лет пятьдесят назад окончила? Да?

— Угадал. Я просто хорошо сохранилась.

— Ладно, родители, — обратилась Лена к Ане и Олегу и вдруг рассмеялась.

— Слушай, это ты теперь типа его мачеха? — спросила она Аню, указав на меня.

Аня сверлила её взглядом.

— Сколько между вами лет разницы? Год? Два?

— Лена, хватит! — попыталась одёрнуть её Аня.

— Что, неужто три?

— Четыре, — вставил я.

— О, это уже серьёзно. Большая разница, — продолжала улыбаться Лена.

— Лена, ты поможешь нам? — оборвал ее насмешки Олег.

— Я уже сказала: могу заезжать в пятницу и субботу. Если что — наберу тебя, прежде чем соседи вызовут полицию из‑за громкой музыки.

— Хорошо, идёт. Но ты могла бы приезжать в пятницу и уезжать в воскресенье утром. Проводи здесь выходные. Зачем тебе туда‑сюда кататься? Дом большой — всем места хватит.

— Ладно. Покажите тогда мне комнату, в которой я буду ночевать, и я уже поеду к себе.

Отец и Аня начали подниматься по ступенькам; Лена шла за ними. Я наклонился к ней через перила и шепнул в ухо:

— Лучше запирай дверь, когда останешься тут.

— Иди на хрен! — ответила она шёпотом.

— Сама иди! — бросил я ей вслед.

Лена ушла смотреть комнату. А я плюхнулся на диван с идиотской улыбкой до ушей.

Меня определённо радовало, что ко мне приставили такую очаровательную «няньку» в лице Лены. Я уже предвкушал её приезд в пятницу — и вечеринку в субботу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7

ЛЕНА

Сегодня пятница — а это значит, что мне предстоит поездка в новый дом сестры, чтобы «присмотреть» за Артёмом. Удерживать его от вечеринок и распития алкогольных напитков… Какой же это бред!

Я с силой швырнула ручку на стол, и та, отскочив, чуть не упала на пол. Ну что за абсурд? Почему я должна играть роль надзирательницы для этого самодовольного мальчишки? В голове пульсировало одно: «Это не моя забота! Не моя!»

Что я, по их мнению, должна с ним делать, если он всё‑таки устроит вечеринку? А зная его — он её устроит. Вызывать полицию? Разгонять всех? Да меня же саму примут за участницу беспорядков!

Ладно, после работы придётся поехать туда, а там — будь что будет. Вообще‑то я даже из своей комнаты выходить не планирую. Буду сидеть там как затворница, уткнувшись в ноутбук, и пусть хоть фейерверк устраивает. Главное — не поддаваться на провокации.

Хорошо бы взять с собой Юлю — с ней было бы не так скучно. Мы бы залипали на сериалы, трескали пиццу и хихикали над глупыми мемами до утра. Представила эту картину — и на секунду стало теплее на душе. Но у неё сегодня свидание. Ну конечно. Как будто Вселенная специально подстроила всё так, чтобы я оказалась в этом нелепом положении.

Что ж… придётся продержаться до утра воскресенья. Я тяжело вздохнула, представив эти бесконечные часы в чужом доме, под одной крышей с человеком, который не вызывает во мне ничего, кроме дикого раздражения. Каждый его взгляд, каждое слово будто царапают изнутри.

Я всё ещё не могу толком понять, зачем мне это нужно и почему я вообще согласилась нянчиться с этим малолеткой. Тем более что он не скрывает своих намерений — вовсю подбивает ко мне клинья. Его дерзкие взгляды, двусмысленные шуточки, эта вечная ухмылка… Бр‑р‑р! Раздражает до мурашек по коже! Как он умудряется одним только присутствием выводить меня из себя?

«Лучше запирай дверь, когда останешься тут», — всплыли в памяти его слова. В воображении тут же возник его насмешливый взгляд, чуть приподнятая бровь, будто он уже знает, что я не смогу устоять перед его провокациями.

— Да уж, как будто я тебя боюсь, — мысленно фыркнула я, чувствуя, как внутри закипает упрямая решимость. — Я и без запертых дверей смогу дать отпор, не сомневайся.

Взглянула на часы — пора собираться. Сердце забилось чаще: то ли от раздражения, то ли от злости. В голове крутилось: «Только бы не сорваться и не стукнуть его по самодовольному лицу — а то на свадьбе у Ани аж руки чесались».

Глубоко вдохнула, пытаясь унять внутреннюю бурю.

Схватила сумку, бросила последний взгляд на рабочее место и решительно направилась к выходу. Впереди — двое суток в компании человека, который умеет выводить меня из равновесия одним взглядом. Но я справлюсь. Обязательно справлюсь.

Когда я подъехала к дому, на улице на удивление было тихо. «Ну и отлично, — с нескрываемым облегчением подумала я, выключая двигатель. — Значит, вечеринку решил не устраивать. Хороший мальчик». Внутри затеплилась надежда, что эти выходные пройдут спокойно — без шума, толп незнакомых людей и бесконечных попыток удержать Артёма от глупостей.

Я зашла в дом. Артёма нигде не было. «Вообще прекрасно, — мысленно выдохнула я. — Надеюсь, и не встречусь с ним сегодня». Может, он в своей комнате, а может, в игровой с друзьями — но это меня уже не волнует. Пойду к себе. Сердце чуть замедлило бег: кажется, удастся избежать ненужного общения.

Перед тем как пойти в свою временную комнату, заглянула на кухню — сделать бутерброды и кофе, чтобы хоть как‑то скрасить одинокий вечер. Достала хлеб из хлебницы, машинально потянулась за сыром…

— О, приветик, тёть Лен!

Резкий голос заставил вздрогнуть. В дверях показался Артём. В серых спортивных штанах, свисающих низко на бёдрах, с мокрыми взъерошенными волосами, и голым торсом, покрытым каплями воды. Наверное, только из душа.

Взгляд невольно скользнул по его фигуре — по рельефным мышцам, по дорожкам воды, стекающим к поясу штанов… И вдруг в голове вспыхнуло неприличное, почти животное желание — слизать эти капли языком с его торса.

«Так! Стоп! — яростно одёрнула я себя, чувствуя, как жар приливает к щекам. — О чём это я? Это ж как сильно я забила на свою интимную жизнь, что засмотрелась на мальчишку… Да уж»

Я попыталась поскорее вернуть себе самообладание. Схватила нож, чтобы нарезать сыр — движение вышло резче, чем нужно, лезвие звонко ударилось о доску. Этот звук будто отрезвил.

«Спокойно, — мысленно приказала себе. — Просто сделай бутерброды и уходи. Не давай ему повода».

— Понравилось то, что увидела? — с нахальной ухмылкой спросил Артём, явно поймав мой взгляд.

— Нет. Не понравилось. Просто задумалась, — выдавила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Он неспешно подошёл и облокотился о столешницу, глядя на меня с нескрываемым любопытством:

— О чём задумалась?

— О том, как мне выдержать выходные дни на протяжении месяца вдвоём с пустозвоном с гипертрофированным самолюбием, — бросила я, стараясь скрыть смущение за резкими словами.

— Да, это будет непросто, — усмехнулся он, ничуть не задетый. — Ведь у этого пустозвона есть на что позалипать, да? И между нами по секрету, у него огромное не только эго.

«О, Боже!» — чуть не сорвалось с языка. Но я вовремя прикусила губу, вспомнив, каким будет его ответ.

— Ты уроки уже сделал? — спросила я с улыбкой.

— Ага. Хочешь подняться в мою комнату и проверить? — он игриво поднял бровь.

«Так, мне срочно надо уходить отсюда», — пронеслось у меня в голове.

— Знаешь, я лучше пойду к себе. А ты пока можешь пообщаться со своим отражением в зеркале, — я указала на зеркало на стене, стараясь, чтобы голос звучал максимально равнодушно. — Только до утра не превратись в Нарцисса — а то мне за тебя ещё перед твоим отцом отчитываться.

Развернулась, чётко чеканя шаг, направилась к двери, чувствуя, как его взгляд прожигает мне спину. Каждый шаг отдавался глухим стуком в ушах. «Спокойно, — твердила я себе, поднимаясь по лестнице. — Это просто усталость. Просто долгая неделя. Ничего больше».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я поднялась в отведённую мне комнату, плотно закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, пытаясь унять бешеный ритм сердца. «Ну и сцена, — с досадой подумала я. — Ведёшь себя как школьница».

Подошла к окну, распахнула створку — свежий вечерний воздух немного прояснил мысли. Внизу, во дворе, всё так же тихо. Ни музыки, ни голосов.

Достала из сумки телефон — ни одного сообщения от Юли. Наверняка уже на свидании, светится от счастья. Я вспомнила её восторженный рассказ про нового парня. Надеюсь, у нее всё с ним получится.

Отложила телефон, прошлась по комнате. Просторная, светлая, с большим зеркалом в резной раме. Подошла к зеркалу, внимательно посмотрела на себя: волосы слегка растрёпаны, на щеках ещё не сошёл румянец.

«Отлично, — с досадой подумала я, проводя рукой по волосам. — Теперь он будет думать, что меня легко смутить.

Вернулась к кровати, села, подтянув колени к груди. В голове снова всплыла картина: Артём в дверях кухни, капли воды на коже, его насмешливый взгляд… «Так, стоп. Хватит». Резко встала, достала MacBook — надо чем‑то занять голову. Включила сериал, но уже через пять минут поняла, что не вникаю в сюжет. Каждые несколько секунд взгляд невольно скользил к двери, будто ожидая, что она вот‑вот откроется.

Мне срочно нужно принять душ — горячая вода всегда помогает собраться с мыслями. Стоя под струями, снова и снова прокручивала в голове наш разговор. Его ухмылка, мой резкий ответ, эта нелепая игра в гляделки… «Почему я вообще позволила себе так отреагировать? Это просто глупый, самоуверенный мальчишка. Ничего особенного».

Вытерлась, надела коротенькие шорты и топ, заплела волосы в небрежный хвост. «Всё. Теперь только MacBook, сериал и бутерброды. Никаких лишних мыслей».

Глава 8

АРТЁМ

Лена вечером приехала к нам. Мы встретились с ней на кухне. Она впервые засмущалась, увидев меня: взгляд скользнул по обнажённому торсу и тут же метнулся в сторону, щёки чуть порозовели. А потом, после пары брошенных фраз, она поспешила скрыться в своей комнате. «Боялась не сдержаться и прыгнуть в мои объятия?» — мелькнула самодовольная мысль.

Я остался на кухне, невольно улыбаясь. Её реакция не выходила из головы. Этот мимолётный взгляд, сдержанный голос, торопливые движения… Раньше Лена всегда держала оборону — колкие фразы, ледяная вежливость, чёткие границы. А тут — лёгкая трещина в броне. Всего на секунду, но я заметил.

Руки зудели зайти к ней в комнату. Просто постучать, заглянуть, спросить что‑нибудь бессмысленное — лишь бы снова увидеть, как она сбивается с привычного ритма. Представить, как её глаза на мгновение расширяются, как она подбирает слова, стараясь не выдать волнения.

«Успокойся, — мысленно одёрнул себя, опираясь на столешницу. — Это просто игра. Не больше».

Но внутри всё равно тлело упрямое желание — нарушить её покой, заставить ещё раз понервничать, увидеть, как рушится эта её напускная невозмутимость.

Интересно, чем она сейчас занимается в своей комнате. Наверняка уже устроилась на кровати с ноутбуком… А может, принимает душ? От мысли о Лене в душе сердце невольно застучало быстрее, пульс участился, и возбуждение разлилось по крови.

Прислонился к стене, закрыл глаза. В ушах всё ещё звучал её голос — чуть напряжённый, с этой характерной ноткой сдержанности, за которой, кажется, пряталось что‑то ещё. Что? Раздражение? Смущение? Или… интерес?

Во что она сейчас одета? Перед глазами всплыли образы: струящаяся ткань, едва прикрывающая плечи, влажные волосы, прилипшие к шее… Я тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Слишком ярко. Слишком живо.

«Ладно, — подумал, выключая свет на кухне. — Пусть пока отсиживается в своей комнате. Завтра будет новый день — и новые возможности».

Завтра дома будет вечеринка, и мне плевать, что она расскажет об этом отцу. Я вообще не вижу смысла в том, что отец попросил её следить за мной и сдерживать от вечеринок и алкоголя. Это вряд ли ей удастся. Я не мальчик, чтобы меня опекали и ставили рамки. Пусть пытается — всё равно ничего не выйдет.

Но в то же время её присутствие в моём доме по выходным в течение месяца подарит мне неожиданную возможность. Я смогу любоваться ею, наблюдать за её движениями, ловить мимолетные взгляды и едва заметные жесты — те самые, что выдают её настоящие эмоции, прежде чем она успевает их спрятать.

Особенно интересно замечать, как меняется выражение её лица. Вот она сосредоточена, вот чуть раздражена, вот на секунду теряет бдительность — и тут же вновь надевает свою невозмутимую маску. Эта игра контрастов завораживает: внешняя холодность и проблески истинных чувств, которые она так старательно прячет.

Она будоражит мысли. Невольно, без особых усилий с её стороны. Стоит мне закрыть глаза — и я снова вижу её: как она поправляет волосы, как скрещивает руки на груди, будто пытаясь отгородиться от мира, как чуть прищуривается, когда пытается скрыть раздражение. Каждый жест, каждый взгляд отпечатывается в памяти, возвращается ко мне в самые неожиданные моменты.

Я возвращаюсь к ней в своих мыслях снова и снова. Прокручиваю в голове наши короткие диалоги, пытаюсь разгадать, что скрывается за её словами, за её молчанием.

Я вышел в коридор, но на полпути остановился, оглянулся на её дверь. В голове крутилась одна и та же мысль: «Интересно, о чём она сейчас думает?»

Потом тряхнул головой, отгоняя наваждение, и направился к себе.

«Всё. Сегодня — спать. А завтра… посмотрим».

Как я ни старался уснуть, у меня не получалось. Мысли крутились вокруг одного: она здесь, в моём доме — так рядом, так близко, что почти можно дотянуться рукой. Я посмотрел на часы: было два часа ночи. Тишина давила, но в этой тишине я словно слышал её дыхание, её шаги где‑то наверху.

Спустился на кухню, налил себе стакан холодной воды — лёд в стакане звякнул, будто вторя нервозности в груди — и пошёл в гостиную. Сначала думал посмотреть сериал на Netflix, но кадры мелькали перед глазами, не цепляя внимания. Тогда включил NFS на PlayStation — немного адреналина в крови мне сейчас не помешает. Экран вспыхнул, разгоняя полумрак, и я попытался сосредоточиться на трассе, но мысли всё время возвращались к ней.

Я услышал какой‑то шорох и резко повернул голову.

О, чёрт! На ступеньках стояла Лена — в коротком топе и шортиках, которые эффектно демонстрировали длину её ног. Она была босая, с распущенными, слегка взъерошенными волосами, будто только что встала с постели. У меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди от её вида. В горле мгновенно пересохло, а в висках застучало так громко, что я едва слышал собственный голос.

— Не спится? — спросил я осипшим от возбуждения голосом и быстро промочил горло холодной водой. Она оказалась сейчас как никогда кстати — прохлада на мгновение вернула ясность мыслям.

— Не‑а… Не могу уснуть не в своей кровати, — ответила Лена, слегка пожав плечами. Её голос звучал так мягко, почти шёпотом, что внутри что‑то дрогнуло.

— Водички? — ничего умнее я спросить не мог. Мозг будто перестал работать, все мысли смешались в один сплошной гул.

— Можно, — кивнула она, и в её глазах мелькнуло что‑то неуловимое — то ли смущение, то ли лёгкая улыбка.

Лена присела на диван рядом со мной. Близость её тепла, едва уловимый аромат её волос — всё это сбивало с толку. Я с трудом удержался, чтобы не вдохнуть глубже, пытаясь осознать, что это не сон.

— Во что играешь? — поинтересовалась она, и в её голосе не было ни капли привычной колючести.

Она была такая спокойная и умиротворённая, что я едва узнавал её. От самоуверенной и дерзкой бизнес‑леди не осталось и следа. Передо мной сидела милая девушка с огромными глазами — красивая, как никогда. В этот момент она казалась такой беззащитной и настоящей, что сердце сжалось от странного, почти болезненного чувства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— NFS. Это гонки, — пояснил я, стараясь говорить ровно, хотя внутри всё трепетало.

— Можно с тобой? — вдруг спросила она, и в её взгляде промелькнуло что‑то детское, искреннее.

«Может, она лунатик и сейчас спит, а завтра ничего не вспомнит?» — мелькнула у меня мысль, и на секунду я даже испугался, что всё это — лишь игра моего воображения.

— Можно, конечно. Хочешь по очереди или на перегонки? — предложил я, пытаясь скрыть волнение за небрежным тоном.

— Давай на перегонки. Только я никогда не играла в эту игру.

— Тогда лучше тебе начать с процесса обучения и играть одной на прохождение.

— А ты что будешь делать? — поинтересовалась Лена, и в её голосе прозвучала лёгкая игривость, от которой по спине пробежали мурашки.

— Смотреть. А ещё могу сделать нам сэндвичи и кофе, — ответил я, чувствуя, как внутри разгорается странное, тёплое предвкушение.

— Отличная идея! Мне с сыром и помидором, а кофе — с молоком, без сахара и с корицей, — оживилась она, и её улыбка осветила комнату ярче любого экрана.

— Ваш заказ принят. Ожидайте, — с улыбкой отозвался я и отправился на кухню, чувствуя, как сердце бьётся чаще, чем обычно.

«Вот это да. Шок! Первый день она у меня дома, и, кажется, мы начинаем находить общий язык. Ну, по крайней мере, она перестала называть меня самоуверенным придурком с раздутым эго — а это уже что‑то», — размышлял я, нарезая ингредиенты для сэндвичей. Руки слегка дрожали, но не от усталости — от странного, пьянящего ощущения, что эта ночь может стать началом чего‑то нового.

Вернувшись в гостиную с подносом, я увидел, что Лена уже вовсю осваивает игру — сосредоточенно хмурила брови и то и дело высовывала кончик языка от усердия. Я тихо поставил поднос на столик, сел рядом и стал наблюдать.

В этот момент мне показалось, что ночь вдруг перестала быть такой одинокой. В воздухе витало что‑то неуловимое, тёплое — будто между нами наконец рухнула невидимая стена, и теперь мы были просто двумя людьми, наслаждающимися тишиной и обществом друг друга.

...

Я проснулся от солнечного света, бившего прямо в глаза. Моргнул, потянулся — и тут же поморщился: спина отчаянно ныла. Неудивительно — уснул на диване. Медленно повернул голову, пытаясь собраться с мыслями, и вдруг замер.

В голове пронеслась вчерашняя ночь: Лена, NFS, кофе, сэндвичи… Но Лены рядом не было.

Я окинул взглядом гостиную: ни тарелок от сэндвичей, ни кружек от кофе на столе. Всё чисто, аккуратно, будто никто и не засиживался тут допоздна.

Сердце заколотилось быстрее. Я провёл рукой по лицу, пытаясь вспомнить: её тихий голос, сосредоточенное выражение, когда она осваивала игру, блеск глаз при разговоре…

«Блин, мне что, это всё приснилось?!» — мысль ударила словно током.

Всё казалось таким реальным!

Глава 10

ЛЕНА

Я допила кофе, твёрдо решив, что не выйду из своей комнаты до завтрашнего утра. Точка. Никаких случайных встреч, никаких двусмысленных разговоров. Только тишина, уединение — и никакой Артёма.

По дороге в свою временную обитель заглянула в библиотеку. Взгляд невольно скользил по корешкам, пока наконец не остановился на знакомом названии: «451 градус по Фаренгейту». Да, именно то, что нужно. Книга, способная утянуть в другой мир, отвлечь от навязчивых мыслей, заглушить тот необъяснимый гул в голове, который не проходил с самого утра.

Устроившись в кресле у окна, открыла первую страницу. Сначала внимание цеплялось за слова, потом за фразы, потом… потом я просто перестала замечать, как бегут строки. Усталость, напряжение, весь этот сумбур последних дней — всё слилось в мягкий, обволакивающий туман. Глаза сами собой закрылись.

Проснулась резко — от звука. Глухие басы били, словно кувалда по вискам, проникая сквозь стены, сквозь окна, сквозь саму тишину, которой я так жаждала. Потёрла лоб, пытаясь собраться с мыслями.

Вечеринка Артёма началась.

«Ладно, — твёрдо решила, глядя в темноту за окном. — Что бы ни происходило там, за этой дверью, я отсюда — ни ногой. А утром… утром с первыми петухами уеду к себе на квартиру. В свою жизнь. В свой мир».

За окном медленно опускалась ночь, а в доме всё громче звучала музыка.

Черт, я забыла предупредить Олега о вечеринке. Мысль пронзила внезапно, заставив напрячься. Я достала телефон, набрала его номер — без ответа. Попыталась дозвониться до Ани — тоже глухо. Пальцы нервно постукивали по экрану. «Ну и ладно, — с досадой подумала я. — Я пыталась, как могла».

Глубоко вдохнула, пытаясь вернуть себе спокойствие. Взгляд упал на раскрытую книгу, лежащую на подлокотнике кресла. Страницы слегка подрагивали от вибраций музыки, будто напоминая: вот он, мой островок стабильности.

«Буду дальше читать книгу», — мысленно повторила я, беря её в руки. Но строчки расплывались перед глазами, а мысли то и дело возвращались к происходящему внизу.

— Уважаемый Рэй Брэдбери, — прошептала я, сжимая в руках книгу, — помоги мне удержаться и не спуститься вниз.

Какая мне разница, чем там занимается Артём? Пусть мальчик веселится. Это всё не моё дело, не моя история. Я не имею к ней никакого отношения.

Когда последние отголоски музыки стихли, часы показывали четыре утра. Всё это время я бездумно листала книгу — строчки расплывались перед глазами, некоторые я перечитывала по три раза, но смысл так и не доходил до сознания. Мозг был слишком занят другим: представлял, как там, внизу, люди смеются, танцуют, наслаждаются вечером…

Теперь — тишина. Вечеринка закончилась.

Я отложила книгу, потянулась, разминая затекшую шею. Нет смысла пытаться уснуть — до рассвета рукой подать, а сегодня воскресенье. Самое время вернуться в свою квартиру, к привычному укладу жизни. Здесь мне больше нечего делать.

Я приняла душ, переоделась в свежую одежду, взяла сумку и поспешила к своей машине — хотелось поскорее уехать отсюда, оставить позади эти беспокойные выходные.

Когда закрывала входную дверь, по спине пробежали мурашки. Чувствовала себя воришкой, который тайком покидает место преступления. Но это было даже приятно — словно я совершила маленький побег из чужой реальности в свою собственную.

«Я молодец! — мысленно похвалила себя. — Эти выходные закончились. До следующих — целая неделя».

А за эту неделю нужно непременно сходить на свидание.

Мне нужно поскорее выйти из этого странного эмоционального оцепенения.

Через полчаса я уже поднималась в лифте к своей квартире. Открыла дверь, переступила порог — и тут же нахлынуло невероятное ощущение покоя.

Ну, какой же кайф! Дом, милый дом!

Знакомый запах, приглушённый свет, привычный порядок вещей — всё это окутало меня, как тёплое одеяло. Я сбросила туфли, прошлась босиком по прохладному паркету, опустилась на диван и закрыла глаза. В ушах всё ещё звучала отголосками музыка вечеринки, но здесь, в моей крепости, эти звуки терялись, растворялись в тишине.

«Всё. Теперь можно выдохнуть», — подумала я, растягиваясь на мягких подушках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9

ЛЕНА

Зачем я сидела с ним вчера ночью? Зачем вообще к нему спустилась? Что на меня нашло?

Эти вопросы крутились в голове, словно назойливые мухи, не давая сосредоточиться. Я сидела на краю кровати, обхватив колени руками, и пыталась собрать мысли в кучу. Меня попросили проконтролировать его, а не дружбу с ним водить! Вчерашний день явно затуманил мой разум.

В памяти всплывали картинки: встреча на кухне, потом ночь, игра в NFS, кофе, сэндвичи… И что самое страшное — мне понравилось сидеть с ним.

Он вёл себя так… нормально. Не выпендривался, не выводил из себя, не кидал никаких намёков, не заигрывал со мной. Был даже, можно сказать, милым. Пока я играла, он уснул на диване.

И тогда я совершила ещё одну глупость — долго его рассматривала. Он был таким умиротворённым во сне. Без привычной насмешливой ухмылки, без этого вызывающего взгляда. Просто спящий парень.

«Он действительно симпатичный», — призналась я себе, и от этой мысли внутри всё сжалось. Эти чёткие скулы, чувственные губы, волевой подбородок…

Внимательно рассматривая его, я вдруг осознала: никакой он не мальчишка, а вполне сформировавшийся мужчина. От этой мысли стало страшно.

Я резко встала, собрала кружки и тарелку, стараясь не смотреть в сторону дивана. Нельзя было позволять себе растаять. Нельзя.

Поспешила к себе в комнату, будто спасаясь от чего‑то. От самой себя, наверное.

«Всё, — твёрдо решила я, закрывая дверь. — Сегодня сделаю вид, что этой ночи не было. Буду вести себя как прежде. Холодно, отстранённо, по‑деловому».

Мне нужно продержаться этот месяц по выходным, а потом вернутся Аня и Олег. И мы будем видеться пару раз в год на семейных праздниках, обмениваясь дежурными фразами.

Нужно выкинуть все глупости из головы. Срочно!

Например, согласиться на свидание. Меня постоянно зовут, но я всем отказываю. Пора дать кому‑то шанс. Фитнес‑тренеру? Инспектору с таможни? Знакомому начальнику ГАИ?

Мысль о том, что Юля вчера ходила на свидание, а я в это время «залипала» на мальчишку, который ещё даже институт не закончил, заставила меня покраснеть от стыда.

Я подошла к зеркалу, пристально посмотрела на своё отражение.

— Соберись, — прошептала, сжимая кулаки. — Это просто временный сбой. Через месяц всё вернётся на круги своя.

Я спустилась на кухню, чтобы приготовить себе завтрак. Кого я обманываю? Я ведь совсем не умею готовить — даже яичницу сожгу, если честно. Но с утра должна была зайти Катерина — хозяйка кухни, которая готовит в этом доме. Она‑то точно приготовила что‑то вкусное. От одной мысли о её блюдах в животе заурчало, а настроение чуть приподнялось.

Катерине на вид было не больше пятидесяти — милая женщина с тёплой улыбкой и добрыми глазами.

— Доброе утро, Елена Александровна.

— Доброе утро, Катерина. Называйте меня просто Лена. Я не хозяйка в этом доме, а временный жилец — по выходным, — произнесла я с лёгкой усмешкой. Всё это официозное обращение казалось мне нелепым.

— Хорошо. Я сейчас накрою завтрак в столовой — вам и Артёму Олеговичу.

Внутри всё сжалось. Мне не хотелось пересекаться с Артёмом. Совсем. Я пока была к этому не готова.

— Ой, я тут поем. Что у тебя вкусненького?

— Сырники, омлет с овощами и тосты. Могу ещё блины пожарить.

— Мне этого вполне хватит.

Пока она накладывала мне сырники — ароматные, с золотистой корочкой, — в дверях показался Артём. Сонный, взлохмаченный, в одних спортивных штанах. Моё сердце ёкнуло и тут же застучало быстрее. «Да он издевается надо мной?» — пронеслось в голове. Как можно выглядеть одновременно таким небрежным и таким… притягательным?

— Доброе утро! — пробормотал он, потирая глаза.

— Доброе утро! — ответили мы с Катериной почти хором.

— Как спалось? — обратился ко мне Артём, и в его глазах заплясали знакомые озорные искорки.

— Отлично! — выпалила я слишком уверенно, будто от этого зависела моя жизнь.

«Я ничего не помню. Что было ночью — ничего. Мне это приснилось. Я никуда не спускалась, а мирно спала в кровати. И точка», — повторяла я про себя, словно мантру.

— А тебе как спалось? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Всю ночь ты снилась, — ответил Артём, и его улыбка стала шире. Опять включил «Артёма» — самоуверенного, игривого, невыносимого. Всё понятно.

— Надеюсь, это был ужастик с моим участием? — бросила я, пытаясь скрыть смущение за сарказмом.

— Не надейся, — снова улыбнулся Артём, и от этого взгляда у меня по спине пробежали мурашки.

— Артём Олегович, я сейчас подам завтрак в столовую, — вмешалась Катерина, спасая меня от дальнейшего диалога.

— Нет, не надо. Я позавтракаю вместе со своей любимой тётей, — заявил Артём, усаживаясь напротив.

Я чуть не поперхнулась кофе. «Ну конечно, он не мог поступить иначе».

И как мне есть, если он сидит и не сводит с меня глаз? Каждый его взгляд будто прожигал насквозь, заставляя нервничать и сбиваться с мысли. «Я гипнозу не поддаюсь, если что». Или всё‑таки поддаюсь?..

— У меня сегодня будет вечеринка вечером. Предупреждаю заранее. Хочешь — можешь сразу сообщить отцу. Он всё равно ничего с этим не сделает. Ему сейчас не до меня, — произнёс Артём, глядя мне прямо в глаза, будто проверяя на прочность.

— Я не сомневалась, что тебе всё равно. Но мне придётся ему сообщить. Пусть сам решает, как на это реагировать, — ответила я, стараясь сохранить хладнокровие.

— Отлично! — сказал Артём, укусив тост с таким видом, будто уже предвкушал вечер.

— Отлично! — повторила я.

Между нами повисла натянутая пауза, и воздух вдруг стал невыносимо жарким, будто температура в кухне подскочила на десяток градусов. Захотелось распахнуть окно, выбежать на улицу, глотнуть свежего воздуха — хоть что‑то, лишь бы разорвать это странное напряжение.

Я поспешила покинуть кухню, оставив Артёма за столом.

— Спасибо, Катерина. Было очень вкусно, — сказала я, протягивая ей тарелку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Так… вы же ничего не съели! Один сырник, да и кофе даже не допили, — удивилась Катерина, глядя на почти нетронутый завтрак.

— Одного сырника мне вполне достаточно. А кофе допью в саду. Хочу подышать свежим воздухом, — выпалила я, уже направляясь к двери.

Вышла на террасу, опустилась в подвесное кресло из ротанга. Здесь, под мягким майским солнцем, мир снова обрёл привычные очертания. Воздух был напоён ароматом цветущих кустов и свежестью приближающегося лета. Глубоко вдохнула, пытаясь унять бешеный ритм сердца, но в ушах всё ещё стучало: «Почему? Почему я так реагирую?»

«Что со мной происходит? — мысленно спросила себя, закрывая глаза. — Почему я начинаю теряться в его присутствии? Сны ему со мной снятся… Пусть думает, что это был сон. Я тоже так буду думать».

Но слова Артёма всё ещё звучали в голове, а его взгляд будто отпечатался на коже — тёплый, насмешливый, слишком внимательный. Я покачала кресло, пытаясь сосредоточиться на шуме листвы, на пении птиц, на тепле солнца. Всё это было реальным. А то, что происходит со вчерашнего дня в этом доме — мимолетный сбой в системе, ошибка, которую нужно исправить.

Внутри нарастало глухое недовольство собой. Я не должна чувствовать это. Не должна смущаться, не должна ловить себя на мыслях о его улыбке, о том, как он смотрит на меня. Это не я. Это не моё.

«Через месяц всё закончится, — повторила про себя, сжимая подлокотники кресла.

Глава 11

АРТЁМ

Я всё ещё пытаюсь понять, что произошло той ночью. Лена повела себя так, будто ничего не было — будто мы не сидели до рассвета, не смеялись над её провальными попытками пройти сложный уровень в NFS, не пили кофе, обсуждая всякую ерунду. Она сделала вид, что совместно проведённая ночь мне просто приснилась.

И я, честно говоря, почти поверил в это. Пока не заглянул в игру.

Там, в NFS, её сохранённый профиль. Достижения, прогресс — всё на месте. Это не сон. Это было на самом деле. Каждая деталь, каждый момент — реальны. И от этого ещё страннее осознавать, как решительно она вычеркнула всё из нашего общения.

В субботу я устроил вечеринку — отчасти назло, отчасти в надежде, что она не выдержит и спустится. Хоть для того, чтобы отчитать меня за громкую музыку. Я даже специально выкрутил звук на максимум — пусть почувствует, как это раздражает. Но она не пришла. Ни разу. Ни единого раза не показалась.

Утром узнал, что она уехала ещё до рассвета. Тихо, незаметно — будто и не было её здесь вовсе. Это резануло неожиданно остро. Словно я сам придумал ту ночь, те разговоры, тот смех.

Что происходит? Почему мы не можем просто нормально общаться? Что изменилось за эти несколько дней? Я ломаю голову, перебираю в памяти каждое слово, каждый взгляд — и не нахожу точки перелома. Всё было так легко, так естественно… а потом вдруг — стена. Холодная, неприступная.

Сегодня пятница. Я снова жду её приезда. Внутри всё сжимается от странного предвкушения: а вдруг сегодня всё будет иначе? Вдруг она перестанет делать вид, что ничего не случилось? Вдруг улыбнётся, как тогда, за игрой? Вдруг скажет что‑то простое, но настоящее?

И главный вопрос: что нужно сделать, чтобы она снова стала той Леной, которая общалась со мной до рассвета? Той, что смеялась над моими шутками, забывала про время, спорила о музыке и фильмах, как будто мы знали друг друга всю жизнь?

Может, стоит просто подойти и сказать: «Я помню ту ночь. Помню всё. И мне было хорошо. А тебе?»

Но что, если она снова сделает вид, что не понимает, о чём я? Что если отмахнётся, как от назойливой мухи?

Я не знаю. Но сегодня я точно не буду прятаться за громкой музыкой или напускной беспечностью. Сегодня я попробую — хотя бы попробовать — вернуть то, что было. Или хотя бы понять, почему его больше нет.

Лена приехала, когда на часах было 21:00. Где она всё это время была? Я не знал, до скольких она работает, но думал, что до 18:00. Я ждал её в гостиной, чтобы не пропустить.

В воскресенье, когда она утром поспешно уехала, я заметил у неё в комнате книгу — «451 градус по Фаренгейту». Сначала взял просто посмотреть — я её никогда не читал. А потом постепенно подсел. Когда она зашла, я лежал на диване, погружённый в книгу.

— Приветик! — сказал я.

— Приветик! — Лена, как обычно, закатила глаза. Почему я её так раздражаю?

— Хорошая книжка, — я поднял книгу, показывая ей обложку.

— Оу, ты умеешь читать! — она приложила руку к сердцу, изображая изумление.

— Представь себе. Я много чего умею. И если что‑то делаю, то делаю хорошо.

— Мы сейчас по‑прежнему о книгах? Или ты спешишь в очередной раз себя прорекламировать?

— Да рекламирую. Хочешь попробовать пробник?

— Артём, всё! Отвали! Я к себе.

Я поспешил догнать её на ступеньках и перегородил путь рукой. Она попыталась обойти — я перекрыл дорогу и с другой стороны, зажав её между своих рук.

— Артём, отойди.

— Слушай, мы можем нормально пообщаться? Почему обязательно каждый раз подкалывать друг друга? Это прикольная прелюдия, но она уже начинает надоедать.

— Какая прелюдия? Пропусти меня!

— Ну, не убегай. Подожди. Я просто хочу посидеть, пообщаться, провести с тобой вечер.

— Провести со мной вечер?

— Ну да. Можем кино посмотреть, суши заказать. Я даже специально Bacardi припас для тебя.

— Артём, я устала и хочу в душ. Пропусти.

Я опустил руки, давая ей пройти. Лена начала подниматься по ступенькам.

— Я могу спинку потереть? — не удержался я.

В ответ она показала мне средний палец.

«Какая „милая“ и приятная девушка», — подумал я, глядя, как она исчезает за поворотом лестницы.

Внутри всё сжалось от смеси досады и упрямой надежды. Почему каждый разговор превращается в эту нелепую игру? Я ведь просто хотел… просто хотел, чтобы мы снова стали теми, кем были той ночью. Чтобы смех, разговоры, NFS — всё это вернулось.

Но, видимо, для неё той ночи как будто и не было.

Следующий час я прождал Лену в гостиной в надежде, что она выйдет из душа и всё‑таки спустится. Но её не было.

Если изначально наши игры мне нравились — её отказы только подстёгивали азарт, — то сейчас это уже начинало задевать. Глубоко, до самого нерва. Почему она так со мной? По сути, ничего плохого я ей не сделал. За что такое пренебрежение? В груди разрасталась глухая обида, смешиваясь с раздражением.

«Всё! Больше не собираюсь за ней бегать. С меня хватит», — твёрдо решил я, с хлопком закрыл книгу и пошёл к себе в комнату.

Через полчаса услышал осторожный стук в дверь. Сердце ёкнуло.

— Да? — крикнул я, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. — Заходи!

После паузы Лена спросила:

— Ты там, надеюсь, одет?

— А как бы ты хотела? — не удержался я, и в голосе невольно проскользнула игривая нотка.

Она замолчала. Даже не видя её, я знал: опять закатила глаза. Представил, как она морщит нос — и внутри что‑то сжалось.

Я встал, открыл дверь. Она стояла за ней — чуть смущённая, но с привычным вызовом во взгляде.

— И? Ты постучала в мою дверь. Что хотела? — спросил я, стараясь скрыть нетерпение.

— Эм… Предложение выпить ром ещё в силе? — произнесла она негромко, почти робко.

Я улыбнулся. Неужели вернулась моя Лена, которая мне нравилась? Та, с которой можно болтать до утра и смеяться над глупостями.

— В силе. И суши тоже, — ответил я, стараясь не выдать, как сильно рад её появлению.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ой, я не хочу суши. Я их и так через день ем, — отмахнулась она.

— Так любишь?

— Нет, просто не умею готовить. Да и некогда. Вот и пользуюсь постоянно доставкой. Так что я бы не отказалась от домашней еды, — призналась она, чуть опустив взгляд.

— Например? Катерина сделала лазанью.

— Хочу оливье, — выпалила она с детской непосредственностью.

Я рассмеялся, и напряжение, сковывавшее грудь, немного отступило:

— Можем заказать из ресторана.

— Нет. В ресторане не то. Хочу домашний, — настаивала она, и в её глазах вспыхнули озорные огоньки.

— Если ты не умеешь готовить, то кто его будет делать? — спросил я, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Ты! — без тени сомнения заявила она.

— А ты?

— А я буду тебя морально поддерживать, — с улыбкой добавила она.

— Класс! Ладно, пошли на кухню. Это может быть даже интересно, — согласился я, чувствуя, как внутри разгорается азарт.

Я закрыл дверь, и тут же её голос остановил меня:

— Только у меня одно условие, — спокойно сказала Лена, но в её тоне звучала твёрдость.

— Интересно, — отозвался я, приподняв бровь.

— Ты не будешь ко мне подкатывать. Если хочешь просто общаться — давай попробуем. Но не переходи черту, — чётко проговорила она, глядя мне прямо в глаза.

— А то что? — не смог удержаться я.

— А то я твоему отцу расскажу, что ты меня домогаешься постоянно, — парировала она с напускной серьёзностью.

— Малышка, моему отцу всё равно. У него молодая жена, он весь сейчас погружён в неё — мыслями и не только.

— Фу, Артём, — поморщилась она.

— Что «фу»? Это правда. Ты ему говорила про то, что я устроил вечеринку в субботу?

— Он не поднял трубку, — ответила она, отводя взгляд.

— Перезвонил?

— Да, спустя два дня, — вздохнула она.

— Очень вовремя. Ладно, пошли уже. Я постараюсь быть джентльменом, — улыбнулся я, но внутри всё кипело.

«Какой, к чёрту, джентльмен? Когда я рядом с тобой, я вообще здраво мыслить не могу. Хочется закинуть на плечо и утянуть к себе на кровать», — пронеслось в голове.

Мы зашли на кухню. Я начал доставать кастрюли для овощей, стараясь сосредоточиться на деле, а не на её близости.

— А какие там продукты? Помнишь? Яйца, мясо, огурец… Что ещё? — спросил я, оборачиваясь к ней.

— Ну, картофель и горошек, вроде. Кто‑то, знаю, кладёт ещё морковь. Но я с ней не люблю, — ответила она, присаживаясь на стул.

— Я тоже, — кивнул я, доставая мясо из морозилки. — Филе куриное подойдёт же?

— Да. Лучше, конечно, говядину. Но и так будет вкусно. А где мой ром, кстати? — напомнила она, и в её голосе прозвучала игривая нотка.

— Точно, сейчас, — сказал я, чувствуя, как настроение потихоньку поднимается.

Я принёс два стакана, бутылку, налил нам выпить.

— За оливье! — поднял я стакан.

— За оливье! — рассмеялась она, и её смех, лёгкий и звонкий, заполнил кухню.

Мы поставили вариться овощи и сели на кухне. Тишина была уютной, почти домашней.

— Почему ты так поздно вернулась с работы? — спросил я, пытаясь звучать небрежно.

— Я… я была на свидании.

«Как интересно. Какого хрена? Хотелось бы узнать. А ещё — его адрес, фамилию и имя», — подумал я, стараясь сохранить спокойный тон:

— На свидании?

— Да. И это было отвратительно, — добавила она.

«Отлично! Это не может не радовать», — мелькнуло в голове, и я едва сдержал улыбку.

— Ну, я так и понял. Если ты вернулась домой, а не поехала к нему, — не удержался от шпильки.

— Артём, у тебя одно только на уме, — она покачала головой.

— Не только у меня, — улыбнулся я, глядя, как её щёки чуть розовеют.

— Теперь мне придётся искать нового фитнес‑тренера. Этого я послала, — заявила она с вызовом.

— Ты ходила на свидание со своим фитнес‑тренером? — удивился я.

— Почему нет? Не с тобой же мне идти? — парировала она, вскинув подбородок.

— Ну, во‑первых, я тебя не звал. Пока! Пока не звал! А во‑вторых, почему не со мной? — не сдавался я, чувствуя, как закипает азарт.

— Артём, не начинай, — вздохнула она, и в её взгляде мелькнула усталость.

— И всё‑таки. Я страшный? Глупый? Невыносимый? — настаивал я, сам не понимая, зачем добиваюсь ответа.

— Нет. Но ты младше меня лет на десять… — начала она.

— На шесть. Всего лишь на шесть, — перебил я, чувствуя, как раздражение смешивается с обидой.

— Это не имеет большого значения. Потому что ты как бы мой племянник, — мягко, но твёрдо добавила она.

— Это вообще смешно, — фыркнул я, но внутри что‑то неприятно кольнуло.

— Артём, пожалуйста, давай закроем эту тему, — попросила она, и в её голосе прозвучала искренняя просьба.

Я замолчал, чувствуя, как внутри закипает раздражение. «Что за отмазки?» — вертелось на языке, но я сдержался.

— Тебе правда понравился Брэдбери? — вдруг спросила она, меняя тему.

— Это название рома? — поддразнил я, глядя в её глаза.

— Нет, это писатель, который написал «451 градус по Фаренгейту» и не только. Ещё он написал «Вино из одуванчиков»… — начала она с энтузиазмом.

— «…и „Марсианские хроники“», — перебил её я. — Я в курсе, кто такой Рэй Брэдбери. Я не такой придурок, как ты думаешь. Но поиздеваться над тобой, включая недалёкого, очень прикольно.

— Прикольно? — улыбнулась она, и в этой улыбке было столько тепла, что сердце дрогнуло.

— Да. Ты когда злишься, так мило морщишь носик, — не удержался я от комплимента.

— А ещё я чёткая, — добавила Лена с напускной важностью.

— Именно, — поднял я палец вверх, и мы оба рассмеялись.

Я улыбнулся, и она тоже улыбнулась — искренне, с блеском в глазах. В этот момент мир казался правильным, почти идеальным.

Глава 12

АРТЁМ

— Пока овощи варятся, можем пойти кино включить.

— Давай. Какое?

— Очевидно же. «451 градус по Фаренгейту».

— Точно, давай. Я его, кстати, не видела.

— Да ладно. Ему уже лет пять, если не больше. Я как раз кино смотрел, а книгу не читал.

— А я книгу раз десять уже читала, — с лёгкой гордостью в голосе ответила Лена.

Мы перешли в гостиную. Я включил телевизор, нашёл фильм и уселся на диван. Лена помедлила секунду, потом опустилась рядом — не вплотную, но и не на другом конце дивана. Это уже прогресс.

Пока шли вступительные титры, я покосился на неё. Она смотрела на экран, слегка наклонив голову, и в мягком свете телевизора её профиль казался особенно чётким: линия скулы, кончик носа, прядь волос, упавшая на плечо. В этот момент она была настолько сосредоточена, что даже не замечала моего взгляда.

Я невольно залюбовался тем, как меняется её лицо в отблесках экрана — то озаряется тёплым светом, то погружается в полутень. В ней было что‑то неуловимо притягательное: не классическая красота, а какая‑то внутренняя живость, энергия, которая прорывалась сквозь любую маску.

— Знаешь, что меня всегда поражало в этом романе? — тихо спросила она, не отрывая взгляда от экрана. — То, как Брэдбери показал, что книги — это не просто бумага и чернила. Это память. Это голоса людей, которых уже нет. Это мысли, которые переживут века.

Я кивнул:

— И то, как легко всё это можно уничтожить. Один щелчок, один приказ — и целые библиотеки превращаются в пепел.

Лена повернулась ко мне, и в её взгляде мелькнуло что‑то тёплое:

— Ты действительно понял суть. Многие видят только про цензуру и запреты, а ты…

— А я вижу про людей, — перебил я. — Про тех, кто готов рискнуть всем, чтобы сохранить хоть строчку, хоть слово. Про тех, кто помнит.

Она улыбнулась — по‑настоящему, без иронии, без маски. И в этот момент я вдруг понял: вот она, настоящая Лена. Та, с которой можно говорить обо всём. Та, ради которой хочется быть лучше.

Фильм начался. На экране появился главный герой, и мы замолчали, погружаясь в историю. Но даже во время просмотра я чувствовал её рядом — её тепло, её дыхание, её внимание. И это было… правильно.

В какой‑то момент, когда на экране пылали страницы книг, Лена тихо произнесла:

— Знаешь, я иногда думаю: а что бы выбрала я? Сжечь или запомнить?

Я повернулся к ней:

— И что?

Она задумалась, потом посмотрела мне прямо в глаза:

— Запомнить. Навсегда. Даже если придётся бежать, прятаться, но сохранить в себе. Потому что это — я. Мои мысли, мои чувства, мои книги.

Её слова повисли в воздухе, наполняя комнату особым смыслом. Я не ответил — просто кивнул. Потому что в этот момент мы поняли друг друга без слов.

Я молчал, глядя ей в глаза, и в груди разрасталось странное, почти пугающее чувство — будто мы вдруг оказались в каком‑то своём, отдельном мире, где есть только она, я и эти пронзительно честные слова.

— Знаешь, — тихо произнёс я, подбирая каждое слово, — мне кажется, ты из тех людей, кто действительно способен сохранить что‑то важное. Не только в памяти, но и в сердце.

Лена слегка наклонила голову, и в её взгляде мелькнуло удивление, смешанное с теплом.

— Ты так думаешь?

— Уверен. Ты умеешь видеть глубже, чем большинство. И ценить то, что другие могут не заметить.

Она улыбнулась — не иронично, не с вызовом, а по‑настоящему. И в этой улыбке было столько света, что на мгновение мне стало трудно дышать.

— Спасибо, — сказала она просто. — Это… приятно слышать.

Мы снова перевели взгляд на экран, но я чувствовал, что фильм уже перестал быть главным. Важнее было это новое, хрупкое ощущение близости — будто мы оба сняли невидимые маски и позволили себе быть настоящими.

На экране герой продолжал свой монолог о памяти и утрате, а я краем глаза наблюдал за Леной. Она снова погрузилась в историю, но теперь я знал: за этой сосредоточенностью скрывается целая вселенная — яркая, глубокая, полная мыслей и чувств.

Неосознанно я чуть подвинулся ближе. Не настолько, чтобы нарушить её границы, но достаточно, чтобы ощутить тепло её присутствия. И, кажется, она это заметила — на долю секунды её плечо коснулось моего, и я почувствовал лёгкий разряд, пробежавший по коже.

— Кстати, как там наши овощи? — спросил я, невольно потянувшись к пульту, чтобы поставить фильм на паузу.

— Пошли проверим, — кивнула Лена, поднимаясь с дивана.

В кухне пахло варёными овощами и тёплым мясом — уютно, по‑домашнему. Я приподнял крышку кастрюли: всё как надо, готово. Мы аккуратно переложили еду в большие миски и вынесли на улицу — пусть немного остынет перед тем, как резать.

Вечер был удивительно мягким. Воздух напоён запахом свежескошенной травы и отдалённой свежестью реки. Где‑то вдалеке стрекотали кузнечики, а над головой медленно зажигались первые звёзды.

— Может, посидим немного, воздухом подышим? Пока овощи остывают, — предложила Лена, оглядываясь по сторонам с лёгкой улыбкой.

— Давай. Сейчас вынесу ром сюда, — согласился я, чувствуя, как внутри разливается приятное предвкушение.

Я вернулся с бутылкой и двумя стаканами, устроился рядом с Леной в садовом кресле. Она подтянула колени к груди, обхватила их руками, глядя в небо. В свете уличного фонаря её лицо казалось особенно выразительным — мягкие тени подчёркивали линию скул, а глаза блестели, будто отражая первые звёзды.

— Почему в городе не видны звёзды, знаешь? — спросил я, сам не ожидая, что голос прозвучит так тихо, почти шёпотом.

Лена повернула ко мне голову, чуть приподняв бровь:

— Знаю. Световое загрязнение. Городские огни, реклама, фонари — всё это забивает естественный свет. А здесь… — она снова посмотрела вверх, — здесь небо настоящее.

Я проследил за её взглядом. Над нами раскинулся тёмный купол, усеянный тысячами мерцающих точек. Они то вспыхивали ярко, то едва теплились, словно дышали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В детстве я думал, что звёзды — это дырки в небесном полотне, сквозь которые пробивается свет из другого мира, — признался я, и сам удивился своей откровенности.

Лена рассмеялась — негромко, но так искренне, что у меня внутри что‑то дрогнуло.

— Романтично. Но наука говорит, что это раскалённые газовые шары, до которых миллионы световых лет.

— А мне нравится моя версия, — упрямо сказал я, глядя на неё. — Так интереснее.

Она улыбнулась, и в этой улыбке было что‑то тёплое, почти доверительное:

— Знаешь, в этом ты весь. Всегда выбираешь сказку вместо правды.

— Не вместо, — возразил я мягко. — Рядом с правдой. Почему нельзя верить и в то, и в другое?

— Ром так и стоит на столе, — вспомнил я, пытаясь немного разрядить атмосферу. — Может, всё‑таки выпьем?

— Давай, — улыбнулась Лена. — За звёзды. За то, что они есть. И за то, что мы их видим.

Я поднялся за бутылкой. Когда вернулся, она уже подогнула под себя ногу и смотрела на меня с тем самым тёплым, искренним выражением, которое заставляло моё сердце биться чаще.

Мы подняли стаканы. В этот момент одна звезда сорвалась с небес, оставив за собой короткий светящийся след.

— Видела? — воскликнул я, чувствуя, как внутри всё сжалось от восторга. — Это знак!

— Какой? — рассмеялась она, и её смех слился с ночной тишиной, как музыка.

— Что сегодня будет хороший вечер. И не только сегодня, — сказал я, глядя ей в глаза.

Лена посмотрела мне в глаза.

В этот момент время словно остановилось. Я поймал себя на том, что не могу отвести взгляд. Какие же у неё красивые глаза — тёмные, с искорками, будто в них спрятаны маленькие созвездия. А губы… мягкие, чуть приоткрытые, с едва заметной улыбкой. Как же сильно я хочу узнать их вкус…

— Эм… Артём, овощи, кажется, остыли. Бери тарелки, пошли в дом, — вдруг произнесла она, и голос её прозвучал чуть выше обычного.

Лена подскочила, как ужаленная, резко отвернулась, будто пыталась спрятаться от чего‑то — или от собственных мыслей. Её движения были порывистыми, почти нервными. Она схватила одну из мисок, прижала к груди, словно это был щит.

Я медленно поднялся, чувствуя, как внутри всё сжалось от внезапной потери той хрупкой близости, что была секунду назад.

— Да, конечно, — пробормотал я, стараясь говорить ровно. — Пошли.

Мы двинулись к дому. Я шёл следом, глядя на её напряжённую спину, на то, как она чуть быстрее обычного перебирает ногами. В воздухе повисла неловкость — тонкая, но ощутимая, как натянутая струна.

«Что это было?» — пронеслось в голове. То ли она почувствовала мой взгляд, то ли сама испугалась той искры, что проскочила между нами.

Мы вошли на кухню, я включил комбайн. Гудение прибора заполнило пространство, приглушая неловкость, повисшую между нами.

— Ты… — начал я, пытаясь подобрать слова, чтобы как‑то сгладить резкую перемену в её настроении.

— Давай уже нарезай овощи. Хочется есть, — перебила Лена, нарочито бодро хлопая ладонями по столешнице. Она потянулась к миске с картофелем, будто стремилась занять руки, избежать паузы, в которой могли прозвучать невысказанные мысли.

— Конечно, — кивнул я, стараясь не выдать разочарования.

Я загрузил овощи в комбайн, нажал кнопку. Ритмичное постукивание ножей создавало иллюзию будничности, будто ничего необычного только что не произошло под звёздным небом.

Лена тем временем достала тарелки, расставила их с излишней аккуратностью — каждую ровно по центру, каждую под одинаковым углом. Её движения были резкими, но точными, словно она пыталась через эту механическую деятельность удержать контроль над ситуацией.

— Может, музыку включить? — предложил я, сам не зная, зачем это сказал. Просто тишина давила.

— Не надо, — быстро ответила она, не глядя на меня. — Так лучше. Спокойнее.

Я кивнул, хотя внутри всё протестовало. «Спокойнее? Для кого? Для тебя? Для меня? Или для нас обоих, кто боится сказать то, что на самом деле думает?»

Комбайн щёлкнул, завершив цикл. Я открыл крышку, проверил нарезку — ровно, как надо. Лена тут же подхватила миску, начала перекладывать овощи в большую салатницу. Её пальцы слегка дрожали, но она старалась делать всё быстро, будто спешила закончить и уйти.

— Посолить? — спросил я, протягивая руку к солонке.

— Да, пожалуйста, — ответила она уже мягче, на секунду задержав взгляд на моих руках. — Только не переборщи.

— Как скажешь, — улыбнулся я, стараясь передать этой улыбкой: «Я не собираюсь давить. Я здесь, но не буду лезть туда, куда ты не хочешь меня пускать».

Она ответила коротким кивком, и в этом жесте мне почудилась благодарность. Или это просто игра воображения?

После того как мы поели салат, досмотрели фильм и разошлись по своим комнатам, я уже почти переступил порог своей, когда что‑то заставило меня обернуться. Лена как раз сворачивала за угол коридора.

— Лен, — окликнул я её.

Она остановилась, медленно повернулась. В полумраке коридора её глаза казались тёмными озёрами, в которых тонули отблески приглушённого света.

— Мне очень нравится общаться с тобой и проводить время, — сказал я, и слова вышли тише, чем я планировал, но оттого — искреннее.

Лена замерла на секунду, будто взвешивая каждое слово, потом кивнула — коротко, почти незаметно. И тут же скрылась за дверью своей комнаты, оставив после себя лишь лёгкое колебание воздуха и едва уловимый аромат её духов.

Я вошёл в свою комнату, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. В голове крутились кадры сегодняшнего вечера: её смех над моей шуткой, задумчивый взгляд на звёзды, неловкость после того момента под небом… И эта последняя минута — её молчаливый, но такой выразительный кивок.

Лёг на кровать, закинул руки за голову и уставился в потолок. Мысли текли плавно, как река после дождя. Я невольно улыбнулся — широко, по‑детски, не сдерживаясь. Сегодняшний вечер… он был настоящим. Без масок, без лишних слов, без попыток казаться кем‑то другим.

«Завтра будет ещё один день вдвоём», — подумал я, и внутри что‑то теплело от этой мысли. Никаких вечеринок я больше устраивать не буду. Не хочу отвлекаться на шум, на толпу, на пустые разговоры. Хочу провести время с ней. Только с ней.

Мне хочется как можно больше таких вечеров, как сегодняшний. Чтобы снова чувствовать это тихое волнение, когда она улыбается. Чтобы снова ловить её взгляд, в котором то искрится смех, то прячется задумчивость. Чтобы снова слышать её голос — то насмешливый, то неожиданно серьёзный.

Закрыв глаза, я представил, как завтра мы снова сидим на улице, смотрим на звёзды, говорим ни о чём и обо всём сразу. Или готовим что‑то на кухне — пусть даже просто чай. Или просто молча идём по саду, слушая, как шелестят листья.

В груди разливалось странное, но приятное чувство — как будто я наконец нашёл то, что давно искал, сам не зная об этом.

«Пусть завтрашний день будет таким же», — мысленно пожелал я, проваливаясь в сон с улыбкой на губах.

Глава 13

ЛЕНА

Что со мной происходит? Артём словно затуманил мой разум. Всё вышло совсем не так, как я ожидала.

Я привыкла думать о нём как о ветреном, смазливом инфантиле — легкомысленном, поверхностном, живущем только развлечениями. Но сегодня… сегодня он оказался совершенно другим.

Он не глупый. С ним неожиданно интересно разговаривать — не банально, не пошло, а по‑настоящему. Он слушает. Он слышит. Он умеет сказать что‑то, от чего внутри что‑то дрожит.

И он вёл себя прилично. Честно. Без своих обычных подколок, без назойливых комплиментов. Почти джентльмен. Если бы он ещё совсем перестал подкатывать ко мне, всё было бы просто отлично.

А потом была та звезда…

Когда она прочертила небо, он посмотрел на меня — так пристально, так… по‑настоящему. Сначала в глаза, потом на губы. И в этот момент я испугалась. Испугалась, что он меня поцелует.

Но самое страшное — я не знаю, оттолкнула бы я его.

Эта мысль пронзила меня, как электрический разряд. Я тут же одёрнула себя: «Очнись! Это просто усталость. Просто неделя выдалась тяжёлой. Просто то провальное свидание до сих пор сидит в голове и мешает мыслить трезво».

Надо взять себя в руки. Сейчас же.

Это не он. Это я. Это мои эмоции, мои реакции, мои дурацкие ожидания. Я просто слишком долго была одна. Слишком долго не чувствовала, что кто‑то смотрит на меня вот так — не как на красивую картинку, а как на человека. Как на того, кто интересен.

«Спокойно, — мысленно приказала я себе. — Это просто вечер. Просто разговор. Просто звёзды. Ничего больше».

Но где‑то глубоко внутри, за всеми этими рациональными объяснениями, теплилось странное, непривычное чувство — как будто я стою на краю чего‑то нового. Чего‑то, к чему я не готова. И не знаю, хочу ли быть готовой.

Я спустилась на кухню позавтракать. Катерина уже хлопотала у плиты.

— Доброе утро! — улыбнулась я, стараясь звучать бодро.

— Доброе утро! Вы вчера готовили оливье? — спросила она, помешивая что‑то в кастрюле.

— Да. Это Артём, — ответила я, и при воспоминании о вчерашнем вечере сердце сделало сальто в груди. Картинки ночного разговора под звёздами невольно всплыли перед глазами.

— Где он, кстати? Уже проснулся? — спросила я, будто бы невзначай.

— Да. Он позавтракал и уехал, — ответила Катерина, не отрываясь от своего занятия.

Уехал? В субботу? Куда?

Я попыталась сделать равнодушное лицо.

Ладно, может, это и к лучшему. Чем меньше мы видимся, тем лучше. Наверняка сегодня опять устроит вечеринку. А завтра я опять уеду отсюда и не увижу его неделю.

Перекусила тостом с джемом, выпила кофе и отправилась в сад — хотелось побыть одной, привести мысли в порядок.

Гуляя по тропинке, я вдруг услышала странные звуки. Сначала не поняла, что это, но, двигаясь на звук, осознала — лошадь!

Серьёзно? У них есть лошадь?

Я ускорила шаг и вскоре увидела конюшню. Не раздумывая, зашла внутрь. В одном из стойл стоял конь удивительной масти — тёмно‑гнедой, с блестящей шерстью и умными, живыми глазами. Я никогда не каталась на лошадях.

— Эй, привет! — тихо поздоровалась я с животным, чувствуя себя немного глупо.

Подошла ближе, протянула руку, но замерла в нерешительности. Я ведь никогда раньше не гладила лошадей — а вдруг укусит или лягнет?

— Это Маркиз, — раздался за спиной знакомый голос.

Я обернулась — рядом стоял Артём. Я даже не услышала, как он подошёл.

— Можешь его погладить. Не бойся, — улыбнулся он.

Собрав волю в кулак, я снова повернулась к Маркизу и осторожно провела ладонью по его тёплой, бархатистой морде. Конь фыркнул, но не отстранился.

— Хочешь прокатиться? — предложил Артём, и в его глазах вспыхнул озорной, заразительный огонёк.

— Я… да… но я не умею, — выдохнула я, чувствуя, как внутри всё сжимается от смеси восторга и паники. Сердце застучало чаще, ладони мгновенно стали влажными.

— Я помогу, — мягко, но уверенно сказал он, и от этого тона на душе вдруг стало чуть спокойнее.

Артём вывел коня из стойла. Маркиз переступил копытами, фыркнул, и я невольно отступила на шаг. Огромный, мощный, с блестящей тёмно‑гнедой шерстью — он казался воплощением необузданной силы.

— Блин, как мне на него залезть? — прошептала я, голос дрогнул.

Взгляд метался между высоким седлом и твёрдой землёй.

Артём тихо, ободряюще рассмеялся:

— Не бойся. Всё получится. Давай, подойди ближе.

Он встал рядом, расставил ноги шире, сложил ладони в надёжную опору. Я смотрела на его руки, на спокойное, сосредоточенное лицо — и вдруг осознала: он не потешается, не ждёт, что я оплошаю. Он действительно хочет помочь.

Глубокий вдох. Ещё один. Я сделала шаг вперёд, поставила носок ботинка в его ладони.

— Теперь отталкивайся и поднимайся, — скомандовал он ровным, уверенным голосом. — Я держу.

И вот — мгновение невесомости, толчок, и я уже неуклюже перебираюсь через седло. Мир вдруг оказался выше, чем я ожидала. Земля — далеко внизу. Я вцепилась в луку, колени дрожали, дыхание сбилось.

— Отлично! — Артём подошёл сбоку, положил ладонь на шею коня, другой мягко коснулся моего запястья. — Дыши. Он чувствует, когда ты напряжена. Расслабь плечи, опусти пятки.

Его голос обволакивал, как тёплый плед. Я заставила себя разжать пальцы, сделать медленный выдох. Маркиз фыркнул, переступил, но не дёрнулся, не попытался сбросить.

— Видишь? Он спокойный. Ты в безопасности, — повторил Артём, глядя мне в глаза. В его взгляде не было ни насмешки, ни превосходства — только поддержка.

Я кивнула, сглотнула. Руки всё ещё подрагивали, но страх понемногу отступал, сменяясь любопытством и робким восторгом.

— Теперь чуть подайся вперёд, возьми поводья, — продолжал он. — Я сяду сзади.

Я замерла, почувствовав, как по спине пробежала волна мурашек. Мысль о том, что он окажется так близко, заставила сердце заколотиться с новой силой.

— Что, передумала? — в его голосе прозвучала лёгкая тревога.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет, просто… неожиданно, — я сглотнула, пытаясь унять внезапную дрожь в голосе. — Ладно. Давай.

Артём легко вскочил в седло позади меня. Тепло его тела тут же окутало меня, и я невольно напряглась, ощущая каждое движение. Он мягко положил руки на мои, показывая, как держать поводья.

— Расслабься, — прошептал он почти в самое ухо, и от этого шёпота по коже пробежал электрический разряд. — Я держу и коня, и тебя.

Его уверенность передавалась мне, как ток. Я медленно выдохнула, стараясь сосредоточиться на ощущениях: на мягком покачивании лошади, на тёплом ветерке, на ровном стуке копыт.

— Поехали, — скомандовал Артём, слегка натягивая поводья. Маркиз послушно двинулся вперёд.

Первые несколько шагов я сидела, словно каменная, боясь пошевелиться. Но постепенно, чувствуя надёжные руки Артёма на своих, я начала расслабляться. Конь шёл размеренно, плавно, и вскоре я поймала ритм его движения.

— Смотри, ты уже держишься отлично! — его голос звучал так близко, так тепло. — Попробуй сама направить его немного влево.

Но я не могла ни о чём думать, кроме близости Артёма. Его голос, его тепло — всё заполняло моё сознание. Он дышал мне в ухо так близко, что по коже пробегали мурашки. Мне казалось, что ещё чуть‑чуть — и он поцелует меня в шею.

«Блин, я хочу этого или нет? — металось в голове. — Скорее… да».

Я больше не воспринимала его как мальчишку, сына мужа моей сестры. Не чувствовала себя «тётей Леной». Сейчас он — мужчина, рядом с которым всё кажется простым, тёплым, уютным, надёжным. Что со мной происходит? Я таю рядом с ним, как снежинка на ладони.

— О чём думаешь? — спросил он низким, обволакивающим голосом.

От этого тона всё внутри затрепетало. Я была взбудоражена, и это пугало — одновременно с тем, как сладко кружилась голова.

— Ни о чём, — выдавила я охрипшим голосом, едва узнавая себя.

— Может, ты думаешь обо мне?, — прошептал он и провёл губами по моей щеке.

Что он делает? Господи, дай мне сил сдержаться и не растаять окончательно…

Я зажмурилась, пытаясь собраться с мыслями, но его дыхание, лёгкое прикосновение — всё это выбивало из равновесия. В голове — туман, в груди — ураган чувств, которых я давно не испытывала.

— Артём… — начала я, но голос дрогнул, и я не нашла слов.

Он чуть отстранился, но не настолько, чтобы разорвать эту пьянящую близость. Я чувствовала его взгляд — изучающий, тёплый, почти осязаемый.

— Ты напряжена, — тихо сказал он, и его голос, мягкий, обволакивающий, только усилил внутреннюю дрожь. — Расслабься. Я не буду к тебе приставать… Если ты сама, конечно, не захочешь.

Та блин. Голова закружилась ещё сильнее. Я трепетала рядом с ним, как девчонка‑школьница перед первым свиданием. Ладони вспотели, сердце колотилось где‑то в горле, а в груди — сплошной вихрь противоречивых чувств. «Возьми себя в руки. Возьми себя в руки!» — мысленно твердила я, но тело будто жило отдельно от рассудка, отзываясь на каждый его взгляд, каждое движение.

— Какие планы на сегодня? Очередная вечеринка? — выпалила я, цепляясь за вопрос, как за спасательный круг. Хотелось разорвать это пьянящее, пугающее напряжение, перевести всё в привычное русло — лёгкое, ироничное, безопасное.

— В моих планах сегодня только ты, — ответил он, и снова — это едва уловимое прикосновение губ к моей щеке. Лёгкое, как дуновение ветра, но от него по всему телу прокатилась волна жара, заставляя кожу гореть.

Я резко втянула воздух, пытаясь собраться. В голове — хаос: с одной стороны, дикое желание прижаться ближе, с другой — панический страх потерять контроль.

— Так, Артём. Придержи коней, — выдавила я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, но он предательски дрогнул. — То, что мы начали с тобой нормально общаться, ничего не значит. У тебя не получится затащить меня в постель. Это дохлый номер. Поверь!

Слова вырвались резче, чем я хотела, будто острые осколки, которыми я пыталась отгородиться. Внутри всё сжалось — не от злости, а от страха. Страха перед тем, как легко я теряла голову рядом с ним. Перед тем, насколько сильно он на меня действовал.

Артём замер, но не отстранился.

— Ты думаешь, я пытаюсь тебя соблазнить? — спросил он тихо, без тени насмешки.

Я хотела ответить резко, колко, но вдруг поняла — он не шутит. В его голосе не было привычной бравады, только искренность, которая выбивала из колеи ещё сильнее.

— А как это ещё назвать? — прошептала я, опуская глаза. — Все эти прикосновения… слова…

Он медленно покачал головой, а потом осторожно взял мою руку. Его пальцы были тёплыми, твёрдыми, но касались так бережно, будто держали что‑то хрупкое.

— Я не пытаюсь тебя «затащить в постель». Я стараюсь показать тебе, что ты мне небезразлична. Что ты… особенная. И если ты скажешь «нет» — это будет «нет». Без вопросов. Без обид.

Его слова повисли между нами, тяжёлые, настоящие. Я почувствовала, как внутри что‑то дрогнуло — барьер, который я выстраивала с такой тщательностью, начал трещать по швам. Но именно этот треск заставил меня действовать резче, отчаяннее.

— Артём, останови Маркиза, я хочу спуститься на землю, — голос звучал твёрже, чем я себя чувствовала. Внутри всё сжималось, но я не могла позволить себе колебаться. — Мне не нравится всё это. Забудь о том, что ты там себе намечтал в голове. Между нами ничего не может быть. И точка. Найди себе девочку по возрасту, которая будет счастлива с тобой провести время. А меня оставь в покое.

Последние слова вырвались с такой горечью, что даже мне стало больно их произносить. Я отвернулась, боясь увидеть его реакцию, боясь, что малейшая трещина в его взгляде разрушит мою решимость.

Артём медленно натянул поводья, останавливая коня. Тишина, повисшая между нами, была почти осязаемой — тяжёлая, давящая, пропитанная невысказанными чувствами.

— Ты действительно так считаешь? — спросил он наконец, и в его голосе не было ни злости, ни раздражения — только тихая, почти безнадёжная печаль.

Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. «Да», — хотела сказать я. «Да, это правильно. Это разумно». Но слова застряли в горле, потому что где‑то глубоко внутри я знала — это неправда.

— Да, — прошептала я, но голос дрогнул, выдавая ложь.

Артём кивнул, медленно отступая на шаг. Его глаза, ещё недавно такие тёплые и живые, теперь казались потухшими. Он больше не спорил, не пытался переубедить — просто принял мой выбор. И от этого мне стало ещё хуже.

Я неловко сползла с лошади, едва чувствуя землю под ногами. Тело дрожало, в груди жгло. Я стояла, застыв как статуя, боясь даже дышать.

— Хорошо, — наконец произнёс он, и каждое слово звучало как удар молота по стеклу. — Если это то, чего ты хочешь…

Он замолчал, будто подбирая силы для следующего предложения.

— Я не буду настаивать, — продолжил он тихо.

Я кивнула, боясь поднять глаза.

Он развернулся и пошёл прочь, а я осталась стоять, чувствуя, как земля уходит из‑под ног. Внутри бушевал ураган: «Верни его!» Но страх, словно ледяной щит, держал меня на месте.

Когда его фигура скрылась за деревьями, я наконец позволила себе вдохнуть — глубокий, судорожный, полный боли. Руки дрожали, в горле стоял ком. Я закрыла лицо ладонями, пытаясь унять дрожь.

«Я всё сделала правильно. Так будет лучше для всех. Так правильно», — повторяла я как мантру, будто пытаясь вбить эти слова в собственное сознание молотком. Но внутри не было ни капли уверенности — лишь острая, щемящая пустота.

Я медленно побрела по тропинке, не замечая красоты сада вокруг. Листья шелестели, птицы пели, солнце ласково грело кожу — а мне казалось, будто я иду сквозь густой туман, где всё приглушено, размыто, лишено смысла.

«Он совсем ещё молодой. У него вся жизнь впереди. Он найдёт кого‑то своего возраста, кто не будет бояться своих чувств, кто не станет ставить тысячу барьеров. Кто сможет дать ему то, что он заслуживает», — рассудок выстраивал безупречную логику.

Но сердце не слушалось. Оно сжималось при каждом воспоминании о его взгляде — том самом, когда он кивнул и тихо сказал: «Если это то, чего ты хочешь…»

Я остановилась у старого дуба, прислонилась к шершавому стволу, будто искала в нём опору. Закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в руках.

— Я всё сделала правильно, — прошептала я вслух, но голос прозвучал неубедительно, словно попытка убедить саму себя в том, во что уже не верила до конца.

Вечером в доме было тихо — ни голосов, ни музыки. Где он? Решил не устраивать вечеринку? Почему? Я начала ходить по дому в его поисках, но нигде его не было.

Тишина давила, заставляя мысли снова и снова возвращаться к нашему разговору. Каждый скрип половицы, каждый шорох за окном будто эхом повторял его последние слова: «Я не буду настаивать».

Когда я была в гостиной, открылась входная дверь.

— Артём? — спросила я, ещё не повернувшись к двери. Сердце на миг замерло в нелепой надежде.

— Нет. Это я. Здравствуй, прекрасная Елена, — раздался знакомый голос, и я резко обернулась.

— Игорь?! Ты же на месяц уехал в Баку!

Он стоял в дверях, в руках — дорожная сумка, на лице — привычная полуулыбка. Выглядел уставшим, но довольным.

— Справился за две недели. Ты можешь быть свободна. Я поживу здесь, пока Олег с Аней не вернутся.

Я замерла, пытаясь осмыслить происходящее. Всё вдруг показалось каким‑то нереальным. В голове мелькнуло: «Вот оно. Выход. Случай, который всё решает за меня».

— А‑а‑а… Ладно. Супер! Тогда я соберу свои вещи и поеду домой, — выпалила я, стараясь, чтобы голос звучал бодро.

Игорь внимательно посмотрел на меня, будто пытаясь прочесть что‑то за этой напускной лёгкостью. Его взгляд задержался на моём лице чуть дольше, чем требовалось.

— Ну, если хочешь, оставайся до завтра.

— Нет‑нет. Я хочу домой, — поспешно ответила я, уже направляясь к лестнице. — Мне и правда лучше уехать.

Он не стал настаивать. Только кивнул, опуская сумку на пол.

Я поднялась в свою комнату.

«Отлично! Мне надо уезжать! Всё складывается просто супер. Я уеду сейчас, и у нас с Артёмом больше не будет повода для встреч — помимо семейных торжеств пару раз в год».

Внезапное возвращение Игоря уберегло меня от совершения незапланированных глупостей», — твердила я себе.

Я остановилась, прижала ладони к вискам. Перед глазами встало его лицо — то, как он смотрел на меня, когда говорил: «Если это то, чего ты хочешь…»

«Я всё правильно делаю. Это к лучшему. Так надо». Но в глубине души я знала: уезжаю не потому, что так лучше. А потому, что боюсь. Боюсь остаться. Боюсь посмотреть правде в глаза.

Я спустилась вниз.

— Игорь, я поехала.

Он кивнул, но было видно, что он ещё что‑то хочет спросить. В его взгляде мелькнуло колебание, будто он подбирал слова.

— Не хочешь поужинать вместе?

Мои глаза невольно расширились. «Серьёзно? Ребята, оставьте уже меня в покое. Я хочу домой», — пронеслось в голове. Внутри всё сжалось от усталости — не физической, а той, что проникает глубже, высасывает силы из самого сердца.

— Не… не знаю, — пробормотала я, запинаясь.

— Если не сегодня, можем завтра сходить в ресторан, узнать друг друга поближе, — продолжил он, и в его голосе не было напора, лишь спокойное предложение.

«Блин, и что мне делать?» — метались мысли.

Может, это и правда хороший вариант? Игорь — приятный мужчина. От него кровь, конечно, не кипит в венах, как от одного взгляда Артёма. Но, может, оно и к лучшему. Он свободный, галантный, воспитанный, подходит мне по возрасту. К тому же… может, свидание с ним поможет мне лучше узнать его — и выкинуть из головы Артёма.

Я глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь в пальцах. «Это шанс начать что‑то новое. Шанс отвлечься. Шанс перестать думать о том, что нельзя».

— Да. Давай, — наконец произнесла я, и слова прозвучали чуждо, будто принадлежали кому‑то другому.

— Отлично. Я тогда завтра за тобой заеду. В 17:00 подойдёт?

— Да. Ладно. Что ж… мне пора, — ответила я, чувствуя, как внутри всё сжимается.

Игорь улыбнулся — вежливо, сдержанно.

— Хорошо. До встречи.

Я вышла на крыльцо, вдохнула прохладный вечерний воздух. В голове — хаос из противоречивых мыслей.

«Это правильно. Это разумно», — твердила я себе. Но где‑то на краю сознания билась другая мысль: «А что, если я просто бегу?»

Завела машину, бросила последний взгляд на дом. В окнах уже горел свет.

Двигатель взревел, и я тронулась с места. В зеркале заднего вида дом постепенно растворялся в темноте — как и тот момент, когда я могла бы повернуть назад.

Но я не обернулась.

Потому что если бы обернулась, то, возможно, увидела бы его.

А этого я не могла себе позволить.

Глава 14

АРТЁМ

После слов Лены у меня просто сорвало крышу. Хотелось рвать и метать. Она меня в очередной раз оттолкнула. Больнее всего было от того, что мне казалось — между нами на самом деле промелькнула искра. Мне показалось, что она ко мне начала что‑то чувствовать. Но она по‑прежнему считала меня малолеткой, который хочет затащить её в постель. Она не относится ко мне серьёзно. Не видит во мне мужчину.

Я поехал в бар, чтобы выпить и забыться. Музыка ревела, вокруг мельтешили люди, но всё это казалось далёким, ненастоящим. Я сидел у стойки, вертя в руках стакан с виски, и перед глазами снова и снова всплывало её лицо — то, как она смотрела на меня, когда я говорил: «Если это то, чего ты хочешь…»

Ко мне подошла брюнетка — стройная, уверенная в себе, с улыбкой, от которой раньше у меня перехватывало дыхание. Она что‑то говорила, смеялась, наклонялась ближе, но я не слышал ни слова. В голове — только её голос, её взгляд, её «оставь меня в покое».

Она была симпатичной. Раньше я бы, не задумываясь, согласился на её предложение поехать к ней. Но сейчас мне затошнило от одной только мысли. Я не хотел никого другого. Я хотел только её.

— Прости, — бросил я, даже не дослушав. — Не сегодня.

Она пожала плечами, улыбнулась с лёгким разочарованием и растворилась в толпе. А я допил свой виски и поехал домой.

Она ещё была там. В глубине души я всё равно хотел её увидеть — просто чтобы ещё раз взглянуть, убедиться, что это не сон, что всё действительно закончилось.

Я открыл дверь. Из кухни доносились звуки.

— Игорь? — удивился я, увидев его вместо Лены.

— Привет.

— Ты… ты откуда здесь?

— Я вернулся из командировки. Поживу тут, пока Олег с женой не вернутся.

— А Лена? Где она?

— Она уехала. У неё больше не было поводов здесь оставаться.

— Уехала? Просто уехала? И ничего не сказала?

— А что она должна была сказать? — он пожал плечами. — Я завтра с ней встречаюсь. Могу передать, если ты что‑то хотел ей сказать.

— Встречаешься? Завтра? С Леной?

— Да. У нас свидание.

— Свидание? — голос прозвучал глухо, будто не мой.

Мне показалось, что я падаю в пропасть — бесконечно, без шанса зацепиться. Она уехала, ничего не сказав. И идёт завтра на свидание с Игорем? Так просто? Ну конечно, он же не «малолетка‑студент».

— Да. Свидание, — повторил он, будто наслаждаясь моим замешательством.

— Она тебе… она тебе нравится?

— Да. Она красивая, успешная, умная, интересная. Почему нет?

«Я и без тебя знаю, какая она», — пронеслось в голове.

Что мне теперь делать? Это всё? Всё закончилось, даже не начавшись, получается? Ну что ж… Это её выбор.

Я развернулся и пошёл в свою комнату. Захватил с собой бутылку Jack Daniels — она мне сейчас точно пригодится.

Закрыл дверь, рухнул на кровать, уставился в потолок. В голове крутились обрывки воспоминаний: как мы катались на лошади, как близко она была, как я вдыхал её аромат, как провёл губами по её щеке и почувствовал, как мурашки побежали по её коже. Мне показалось, что ей это тоже понравилось. Но я ошибся. Как же я ошибся…

Её резкие слова звучали в ушах: «Мне не нравится всё это. Забудь о том, что ты там себе намечтал в голове. Между нами ничего не может быть. И точка. Найди себе девочку по возрасту, которая будет счастлива с тобой провести время. А меня оставь в покое».

Ладно. Как знаешь.

Я налил виски в стакан, сделал глоток. Горечь обожгла горло, но не заглушила боль. Выпил ещё. И ещё.

В окне темнело небо, а я всё сидел, глядя в одну точку, и понимал: это не просто конец. Это будто кто‑то вырвал страницу из моей жизни — ту, на которой только‑только начал проступать смысл.

Но даже сквозь пелену алкоголя и отчаяния в голове билась упрямая мысль: «А если это не конец? Если я ещё могу что‑то изменить?»

Я сжал стакан в руке, чувствуя, как внутри разгорается странное, почти безумное решение. Нет, я не собираюсь сдаваться. Не сейчас. Не так.

Может, это глупо. Может, обречено на провал. Но я должен хотя бы попытаться. Должен дать ей — и себе — ещё один шанс.

Отставил стакан, достал телефон. Пальцы дрожали, но я набрал сообщение — короткое, простое:

«Нам нужно поговорить.»

Нажал «отправить» и уставился на экран. Секунды тянулись бесконечно. Ответ не приходил.

Но я ждал. Потому что впервые за этот вечер понял: если я сейчас отступлю — буду жалеть всю жизнь.

Не отвечает. Ладно. Значит, поеду к ней. Я не знаю её адрес, но точно знаю, кто знает. Только бы она ответила на звонок…

— Аня, привет!

— Привет, Тёма! Как дела? — в голосе Ани — привычная тёплая бодрость, от которой на миг становится легче.

— Хорошо. Слушай, я по делу. Вернулся Игорь, Лена уехала. Она кое‑что забыла у нас — хочу отвезти ей. Скинь её адрес, пожалуйста.

— Так напиши ей или позвони, — мягко советует Аня.

— Она не берёт трубку, — вырывается чуть резче, чем хотелось.

Пауза. Я сжимаю телефон, почти чувствуя, как внутри нарастает напряжение.

— Ладно, сейчас скину, — наконец говорит Аня.

— Спасибо! — выдыхаю с облегчением.

Через пять минут приходит сообщение с адресом. Отлично. Я накидываю толстовку, хватаю ключи и вылетаю из дома, будто за мной гонится сам дьявол.

Дорога кажется бесконечно долгой. Мысли мечутся: «Что я ей скажу? Зачем я вообще еду?» Но внутри — упрямая уверенность: я должен её увидеть. Должен попытаться.

Поднимаюсь на этаж, стучу. Тишина. Потом — шорох, щелчок замка. Дверь приоткрывается.

И у меня буквально земля уходит из‑под ног.

На Лене — только белая рубашка, небрежно расстёгнутая сверху. Она босая, волосы слегка растрёпаны, а в глазах — смесь удивления и тревоги. Пульс сбивается, стучит в ушах, кровь приливает к лицу.

— Привет! — выдавливаю, пытаясь удержать голос ровным.

— Артём? Откуда ты… что ты тут? — она делает шаг назад, будто инстинктивно отстраняется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Надо поговорить. Впустишь?

Она медлит, потом кивает:

— Заходи.

Я переступаю порог. Лена отходит в сторону, и я невольно задерживаю взгляд на её ногах — длинных, стройных, таких до боли близких и в то же время недоступных.

«Блин, что же она со мной делает?» — мысль проносится, как молния. Эта рубашка — словно издевательство. Мне хочется рвануть её, сорвать, почувствовать тепло её кожи… Но я сжимаю кулаки, подавляя порыв.

Захожу в квартиру. Студия — стильная, уютная, вся в светлых тонах.

— И? Я слушаю, — её голос режет тишину, холодный и настороженный.

— Почему он? — вырывается у меня.

— Ты о чём? — она приподнимает бровь, но я вижу: она понимает.

— Не включай дурочку, тебе это не идёт. Почему ты выбрала Игоря? Он больше подходит по возрасту? Он ни от кого не зависит? Он не студент? Да и деньги у него не папочкины, а его личные, да? Всё дело в этом?

— Артём, остановись, — она делает шаг назад, но я наступаю.

— Если ты будешь с ним, никто не осудит, да? Что ты «замутила» с малолеткой? С сыном мужа сестры? Да?

— Артём, хватит! Мы всё сегодня обсудили, — её голос твердеет, но в глазах мелькает что‑то неуловимое — боль? Страх?

— Он тебе нравится? Ответь. Ответь честно! — я почти кричу, но не могу остановиться. Мне нужно знать. Нужно услышать.

— Артём, уходи. Зря я тебя впустила, — она отворачивается, но я хватаю её за руку.

— Зря, да? Зря я тебя впустил… в свои мысли, в свою душу. Вот что зря! Ты оказалась обычной расчётливой сучкой. Ищешь, где потеплее пригреться, как твоя сестра…

Не успеваю закончить.

Резкий хлопок — и мою щёку обжигает удар. Она дала мне пощёчину. Глаза её полыхают гневом, но в глубине — слёзы.

— Пошёл вон! — её голос дрожит, но звучит твёрдо.

— Пошла ты! Видеть тебя больше не хочу! — вырывается у меня, хотя внутри всё кричит: «Останови меня! Не прогоняй!»

— Это взаимно! — она распахивает дверь, стоит, скрестив руки, ждёт, когда я уйду.

Я делаю шаг за порог. Оборачиваюсь.

— Хорошо. Завтра повеселись с Игорем, — бросаю через плечо, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. — Совет вам да любовь!

Хлопаю дверью. В ушах — гул. В груди — дыра. Идёшь к машине, а перед глазами — её лицо. Её глаза. Её рука, взметнувшаяся для удара.

«Это конец», — шепчу себе.

Глава 15

ЛЕНА

Аня и Олег наконец‑то вернулись из свадебного путешествия. И, конечно, они захотели собрать всю семью вместе: устроить торжественный ужин в ресторане одного из отелей Олега. Молодожёны задержались дольше, чем планировали. С их отъезда прошло полтора месяца.

Артёма я не видела целый месяц, и это время растянулось для меня в бесконечную череду дней, где каждое утро начиналось с мысли о нём. О его взгляде, когда он стоял на моём пороге, о голосе, дрожащем от злости и обиды, о словах, которые ранили нас обоих.

После того вечера я отказалась от свидания с Игорем — на следующий же день, сославшись на неожиданно возникшие дела. Но он не отступил: через день присылал цветы в мой офис — роскошные букеты. Слишком предсказуемо и банально. Артём был другим — он не играл по правилам, не следовал шаблонам. Он был как шторм, как внезапный ливень, как удар молнии.

Игорь звонил. Я отвечала. И каждый раз выдумывала новые поводы не встречаться: срочные отчёты, встречи с Юлей, с клиентами. Он терпеливо слушал, улыбался в трубку, говорил: «Понимаю», — но в его голосе не было разочарования, только упрямая настойчивость.

А я… Я не могла выкинуть Артёма из головы.

Его слова жгли изнутри: «Ты оказалась обычной расчётливой сучкой. Ищешь, где потеплее пригреться…» Они ранили, потому что были несправедливыми. Но ещё больнее было осознавать: он поверил в это. Посчитал, что для меня важны статус, возраст, деньги. Что я играю в какие‑то игры.

Я обидела его первой — там, на лошади, когда оттолкнула, когда сказала те жестокие слова, когда заставила его почувствовать себя «малолеткой», недостойным моих чувств. А он ответил тем же — ударил туда, где больнее всего.

И вот сегодня вечером я увижу их обоих.

Артёма — о котором не могу перестать думать, несмотря на всё, что было.

Игоря — который продолжает добиваться меня, хотя я не даю ему ни единого чёткого ответа.

Я стою перед зеркалом, натягиваю платье, которое ещё утром казалось идеальным, а сейчас выглядит чужим, неуместным. Руки дрожат, когда застёгиваю серьги. В голове — хаос.

«Что я скажу Артёму? Как посмотрю ему в глаза?»

Он наверняка будет там.

И Игорь… Он тоже придёт. Я знаю. Он уже написал, что заедет за мной. Я не смогла отказать, просто не нашла повода.

Я обидела Артёма. Он обидел меня. Мы оба наговорили лишнего. Но почему тогда при мысли о встрече с ним сердце бьётся чаще? Почему я до сих пор чувствую его руки и дыхание у виска, его шёпот, поцелуй в щёку, от которого всё трепетало? До сих пор слышу его голос: «Если это то, чего ты хочешь…»

А Игорь? Он добр, внимателен, надёжен. Он — тот, кого я «должна» выбрать. Но почему рядом с ним я не теряю голову? Почему не замирает дыхание, когда он смотрит на меня?

Вечер обещает быть долгим.

И я уже знаю: он ничего хорошего мне не принесёт.

Игорь заехал за мной, и в ресторан мы вошли вместе. Я нервно поправила прядь волос, стараясь не смотреть по сторонам, — мысленно молила, чтобы Артём приехал позже и не увидел, что я приехала с Игорем. «Он неправильно это поймёт», — пульсировало в голове.

Но когда мы переступили порог зала, украшенного гирляндами и живыми цветами, я сразу увидела его. Он уже был там. Как и все остальные гости.

Моя мама, заметив, что я вошла под руку с братом мужа Ани, засияла от восторга. Её глаза засветились, она тут же обменялась довольными взглядами с отцом. Аня, сидящая во главе стола, тепло улыбнулась, будто одобряя негласный сценарий, который все вокруг уже для меня написали.

Но Артём… На Артёме лица не было.

Он побледнел так резко, что это было видно даже на расстоянии. Его пальцы, сжимавшие бокал с водой, побелели на костяшках. Казалось, он увидел привидение — или то, чего отчаянно пытался не видеть. Взгляд его метнулся ко мне, задержался на руке Игоря, лежащей на моём локте, и тут же скользнул в сторону, будто прикосновение к этой картине обжигало.

Я почувствовала, как внутри всё сжалось. «Вот и началось», — пронеслось в голове.

Игорь, не замечая напряжения, вежливо кивнул собравшимся и провёл меня к столу. Его движения были уверенными, спокойными — он чувствовал себя на своём месте. А я… Я чувствовала, как земля уходит из‑под ног.

Мама тут же подвинула мне стул, ласково коснулась плеча:

— Лена, вы так замечательно смотритесь вместе!

Аня поддержала:

— Да, мы очень рады, что вы пришли вдвоём.

Их голоса звучали тепло, искренне — они не понимали, что каждое слово сейчас бьёт точно в цель.

Я попыталась улыбнуться, но губы не слушались. Краем глаза я видела, как Артём резко поставил бокал на стол, едва не расплескав воду. Он не смотрел на меня. Вместо этого он уставился в свою тарелку, будто там был ответ на всё.

Игорь, всё так же невозмутимо, сел рядом со мной.

— Ты в порядке? — тихо спросил он, наклонившись ближе.

— Да, — прошептала я, сжимая салфетку в руках. — Всё хорошо.

Но ничего не было хорошо.

Потому что Артём, наконец, поднял взгляд — и в его глазах я увидела то, что боялась увидеть больше всего: боль, смешанную с горечью. Он смотрел на меня так, будто я только что подтвердила его худшие подозрения. Будто его слова о «расчётливой сучке» нашли подтверждение прямо сейчас, в этом зале, полном улыбающихся людей.

Я хотела что‑то сказать, объяснить, но не знала, как. Не знала, что вообще можно сказать в такой момент.

Музыка играла, гости разговаривали, смеялись, а для меня время будто остановилось.

И только два взгляда — один полный боли, другой полный ожидания — держали меня в этом странном, мучительном равновесии.

От напряжения и пристального внимания мои нервы уже не выдерживали. Я вышла покурить, надеясь хоть на пару минут вырваться из этого кошмара. Воздух снаружи был прохладным, но он не приносил облегчения — внутри всё горело.

— Ты с ним спишь? — услышала я злобный рык Артёма.

Я чуть не подпрыгнула от неожиданности. Обернулась — он стоял в двух шагах, глаза горят, кулаки сжаты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да? Ответь! — его голос резанул, как нож.

— Артём, не начинай! — попыталась я сохранить спокойствие, но голос дрогнул.

Он резко прижал меня к стене — так, что дыхание перехватило. В сантиметре от моего лица его взгляд прожигал насквозь. Его губы были так близко… и от этой близости было больно.

— Я ещё ничего не начинал, — прошипел он.

— Я должна перед тобой отчитываться? — попыталась я вырваться, но он держал крепко.

— Значит, спишь. Понятно, — он выдохнул эти слова, будто выплёвывал яд. — Как я мог так в тебе ошибиться?

— Артём, хватит! Отойди от меня! — я попыталась оттолкнуть его, но тщетно.

Но он прижал меня ещё сильнее. Его губы стали ещё ближе — почти касались моих.

— Запомни, что я скажу. Рано или поздно ты всё равно станешь моей. Ты сама ко мне придёшь, и я обязательно тобой попользуюсь — как пользуется сейчас Игорь. Большего ты недостойна. В тебе нет ничего особенного. Ты такая же, как все охотницы за бабками. Но не переживай, я тоже тебе заплачу, — его слова обжигали, словно раскалённое железо.

Слезы навернулись на глаза. Я резко подняла руку, чтобы дать ему пощёчину за эти обидные слова. Но он перехватил мою руку — легко, будто предвидел каждое движение.

— Не‑а. Ты больше даже пальцем меня не тронешь… пока я сам этого не захочу. Ты мне противна, — последнюю фразу он произнёс, выдохнув в мои губы.

— Знаешь… — сказала я, едва сдерживая слёзы, — твои чувства взаимны.

Он посмотрел мне в глаза, будто ждал продолжения.

— Ты тоже мне противен! — выкрикнула я и, собрав все силы, оттолкнула его в грудь.

Развернулась и пошла обратно в ресторан. Ноги подкашивались, но я шла прямо, не позволяя себе ни на секунду ослабить маску спокойствия.

За столом я просидела ещё полчаса — натянуто улыбалась, отвечала на вопросы, но ничего не слышала. Всё звучало как сквозь вату. Наконец, извинилась перед всеми и сказала, что уезжаю домой — сослалась на плохое самочувствие.

Никто не стал настаивать. Мама лишь сочувственно кивнула, Аня мягко улыбнулась, Игорь попытался предложить подвезти, но я отказалась.

Вышла на улицу — холодный воздух ударил в лицо. Достала телефон, вызвала такси. Руки дрожали, слёзы катились по щекам, но я не пыталась их остановить.

«Он никогда не простит мне этого. И я никогда не смогу забыть его слова», — думала я, глядя в тёмное небо.

Машина подъехала. Я села, назвала адрес и закрыла глаза.

Всё было кончено.

Глава 16

ЛЕНА

Сегодня суббота. Юля заехала ко мне домой — и с первого взгляда я поняла: от разговора не увернуться. В её глазах светилось неподдельное любопытство, а улыбка была слишком уж многозначительной.

— Ну, рассказывай, что у тебя с Игорем? — она приподняла бровь, скрестив руки на груди.

— Ничего, — выпалила я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. Но, судя по выражению её лица, получилось не очень.

— Ну, он тебе день через день шлёт букеты. Если бы между вами ничего не было и ты не давала ему шанса, вряд ли бы он слал тебе цветы, — в её тоне не было осуждения, только настойчивое желание докопаться до истины.

Я нервно поправила прядь волос, избегая её взгляда.

— Не знаю. Он постоянно зовёт меня на свидание. Но я не хочу. Мои родители и Аня, конечно, были бы только счастливы, если бы мы сошлись. Но…

— Но не ты? Да? Он тебе не интересен? — Юля наклонилась чуть вперёд, словно пытаясь уловить малейшую перемену в моём выражении лица.

— Нет, — выдохнула я, наконец посмотрев ей в глаза.

— Что с тобой последнюю неделю происходит? Ты сама не своя. Что ты скрываешь? Ты же знаешь, что можешь поделиться со мной всем — я пойму и поддержу, — её голос смягчился, в нём зазвучала искренняя забота.

Я молчала. Внутри всё сжималось от противоречий. Рассказать ей про Артёма? О том, как он ворвался в мою жизнь, перевернул всё вверх дном, а потом растоптал мои чувства своими жестокими словами? Нет. Не хочу даже произносить его имя вслух.

— Ничего особенного… — пробормотала я.

— Не хочешь рассказывать, — вздохнула Юля, но без раздражения, скорее с лёгкой грустью.

— Я не хочу об этом говорить, — мой голос дрогнул, и я поспешно отвернулась к окну, будто там можно было найти спасение.

В этот момент зазвонил телефон — и я буквально схватила его, как спасательный круг. Сердце подскочило от облегчения: наконец‑то пауза, передышка от этого допроса.

Я ответила на звонок. Звонила моя сестра.

— Привет.

— Привет. Как дела?

— Хорошо. Сидим с Юлей у меня.

— Понятно. А ко мне ты не хочешь в гости приехать?

— Эм… Надо? Да? — я запнулась, пытаясь скрыть замешательство.

—Просто… думала, может, ты по мне хоть немного скучаешь.

— Скучаю, конечно, — поспешила я ответить, чувствуя укол вины.

— Тогда приезжай сегодня. Олег на выходные уехал в командировку. И мне так одиноко без него.

Приехать к ней — значит увидеть Артёма. А я этого не хочу. Воспоминания о нашей последней встрече, о его ледяном взгляде и ядовитых словах всё ещё жгли изнутри.

— Может, ты ко мне приедешь? — попыталась я выкрутиться.

— Лучше ты ко мне. Поплаваем в бассейне, попаримся в сауне, выпьем вина. Давай? — её голос звучал так тепло, так приглашающе, что отказать было почти невозможно.

— Хорошо. Только я Юлю с собой возьму, — я бросила взгляд на подругу, которая внимательно следила за разговором.

— Да, конечно! — тут же откликнулась Аня.

Я положила трубку, чувствуя, как внутри нарастает тревожное волнение. Ладони стали влажными, а в груди поселилось неприятное ощущение, будто я шагаю в западню.

— Куда мы едем? К Ане? — Юля приподняла бровь, в её голосе звучало игривое любопытство.

— Да, — я ответила коротко, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия.

— О! Наконец‑то познакомлюсь с твоим племянником, который затуманил твой разум, — Юля улыбнулась, и в этой улыбке было столько понимающего лукавства, что мне стало не по себе.

— Что? О чём ты? — я попыталась изобразить недоумение, но получилось неубедительно. Щеки предательски запылали.

— Да ладно тебе. Думаешь, я не заметила, как ты изменилась после ночёвок в том доме? — она наклонилась ближе, понизив голос. — Я не буду спрашивать, что там произошло — захочешь, сама расскажешь. Но не отрицай, что это из‑за него.

Мне хотелось закричать: «Да, из‑за него! Из‑за его слов, из‑за его взгляда, из‑за того, что он до сих пор не выходит у меня из головы!» Но вместо этого я выпалила:

— Он плохой человек. Гадкий тип. Я его обидела. А он потом наговорил таких гадостей, которые я никогда не смогу ему простить. Вот и всё. И между нами, ничего не было, если ты на это намекаешь. И быть не может!

Слова прозвучали резко, почти злобно — так, будто я пыталась убедить не Юлю, а саму себя.

— Ясно, — Юля вздохнула, но в её взгляде читалось: «Я всё понимаю, просто не хочешь признаваться». — Давай тогда собирайся, поедем.

Мы выехали. С каждым километром, приближавшим нас к дому Ани, сердце билось всё чаще. Ладони стали влажными, в горле пересохло. Я теребила край юбки, снова и снова прокручивая в голове возможные сценарии встречи с Артёмом. Что скажу? Как посмотрю в глаза? Что, если он опять скажет что‑то ранящее?

«Надо взять себя в руки. Срочно!» — мысленно приказала я, но руки всё равно слегка дрожали.

Аня открыла дверь — сияющая, с тёплой улыбкой, от которой обычно становилось легче на душе. Но сегодня даже её приветливость не могла заглушить тревогу, стягивающую грудь тугим узлом.

— Привет, сестрица! Я рада тебя видеть. Привет, Юля, — она обняла нас обеих, её объятия были крепкими, искренними. — Переодевайтесь и пойдём в бассейн, потом попаримся.

Мы прошли в дом. Я старалась не смотреть по сторонам, но взгляд невольно скользил по коридорам, дверям, аркам — искала его. И не находила.

«Артёма нигде видно не было. Фух. Это радует. Надеюсь, его нет дома. И мы не встретимся», — мысленно повторяла я, пытаясь унять бешеный ритм сердца. Но где‑то в глубине души понимала: если он здесь, встреча неизбежна. И чем дольше я буду прятаться от этой мысли, тем больнее окажется удар.

Мы лежали на шезлонгах возле бассейна, лениво потягивая коктейль. Солнце щедро разливало по саду золотистые лучи, воздух дрожал от зноя, а лёгкий ветерок приносил свежесть и едва уловимый аромат цветущих кустов. Аня включила ненавязчивую музыку — мягкие ритмы плавно вливались в атмосферу, и постепенно моё напряжение начало таять.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Юля, расположившись рядом, с улыбкой рассказывала о парне, с которым недавно ходила на свидания:

— Ничего серьёзного, честно говоря. Встретились пару раз — просто для настроения. Поняли, что не подходим друг другу, и спокойно разошлись. Без драм, без обид.

Мы с Аней рассмеялись, и на пару минут стало легко и беззаботно. Но потом Аня, словно невзначай, перевела разговор на меня:

— А ты как, Лен? С Игорем всё складывается? Мы с Олегом так рады, что вы вместе пришли в ресторан. Вы так гармонично смотрелись!

Я резко поставила бокал на столик. Внутри снова поднялась волна раздражения — не на Аню, конечно, а на саму ситуацию, на эти вечные ожидания, которые все вокруг так старательно на меня проецируют.

— Между нами ничего нет, — ответила твёрдо, глядя ей в глаза. — Совсем.

Аня не сдавалась. Её голос звучал мягко, но настойчиво: — Но он такой надёжный, такой внимательный… Ты только посмотри, как он о тебе заботится: цветы, звонки, приглашения. Он явно заинтересован.

Я глубоко вздохнула, подбирая слова. Не хотелось обидеть Аню — она ведь от чистого сердца, — но и притворяться я больше не могла.

— Аня, он действительно хороший человек. Серьёзный, ответственный, умеет ухаживать. Но… он меня не интересует. Совсем. И дело не в нём — дело во мне.

Она слегка нахмурилась, будто пыталась понять, что скрывается за моими словами.

— Ты же знаешь, как мы все переживаем за тебя. Хочется, чтобы ты была счастлива. Чтобы рядом был человек, который будет тебя ценить, беречь…

— Я счастлива, — перебила я, и в этот раз мой голос прозвучал тише, но твёрже. — По‑своему. Мне хорошо одной. Отношения… они сейчас не входят в мои планы. И я не раз об этом говорила.

Юля молча слушала, наблюдая за нами. В её взгляде читалось понимание — она знала, что за моей уверенностью прячется что‑то большее, но не стала лезть с расспросами.

Аня вздохнула, но улыбнулась: — Ладно, сестрёнка. Я просто хочу, чтобы ты знала: мы всегда на твоей стороне. Даже если ты выбираешь идти своим путём.

Я кивнула, чувствуя, как в груди теплеет. Спасибо ей за это — за то, что, несмотря на все её попытки «устроить моё счастье», она всё же уважает мой выбор.

Мы снова замолчали, наслаждаясь солнцем и тихим шелестом листвы. Музыка плыла в воздухе, коктейль грелся в бокале, а я пыталась убедить себя, что всё в порядке.

Но где‑то на краю сознания всё равно маячил образ — тот самый, от которого я так упорно бежала.

Я сделала глоток коктейля, пытаясь сосредоточиться на вкусе — сладковатом, с лёгкой кислинкой, — но мысли снова и снова возвращались к тому, о ком я не хотела думать.

«Почему он не выходит из головы? — мысленно спрашивала я себя. — Ведь всё ясно: он груб, эгоистичен, не ценит ничьих чувств. После его слов в тот вечер… Как можно вообще вспоминать о нём?»

Но память предательски воскрешала другие моменты: его смех, когда он действительно был искренен; взгляд, в котором на секунду проступала уязвимость; жесты, говорившие больше, чем слова. И от этого противоречия становилось ещё тяжелее.

Юля, будто почувствовав моё состояние, тихо спросила:

— Всё в порядке?

Я кивнула, не глядя на неё:

— Да. Просто… жарко.

Аня, к счастью, переключилась на другие темы — рассказывала о планах на отпуск, о новых идеях для бизнеса Олега. Её воодушевление было таким искренним, что постепенно я начала расслабляться, втягиваться в разговор.

Но тут мы услышали голоса.

К бассейну направлялась группа: Артём, двое парней и три девушки. Все в пляжной одежде, с полотенцами — явно собирались купаться.

— Привет, тётушки! Отдыхаете? — бросил Артём с широкой, почти ослепительной улыбкой.

В этот момент он вдруг стал похож на того самого Артёма, которого я увидела при первом знакомстве: беззаботного, легкомысленного, чуть инфантильного.

«Тётушки»… Внутри всё сжалось от раздражения.

— Какая я тебе тётушка? — нахмурилась Аня. — Я вообще‑то твоя мачеха.

— Привет, мачеха и тётушки, — с нахальной усмешкой повторил он.

Юля покосилась на меня, и я без труда прочитала её мысли: «Ну и тип… И что ты в нём нашла?» Я отвела взгляд, стараясь сохранить равнодушное выражение лица.

— Мы тут немного повеселимся? — Артём обвёл нас взглядом. — Если вы не против.

— Конечно, не против, — тепло ответила Аня. — Я пошла за коктейлями, сейчас вернусь.

Ребята без церемоний стянули футболки и с громкими возгласами попрыгали в бассейн — брызги разлетелись во все стороны, окатив нас свежей прохладой. Девушки, уже в купальниках, грациозно спустились по лестнице в воду.

«Уф… Чувствую, надолго меня не хватит», — пронеслось в голове.

Девушки тут же оживились: смеялись, плескались, без стеснения висли на парнях, игриво отталкивали их, а потом снова придвигались ближе. Всё это выглядело до тошноты наигранно и пусто.

А рядом с Артёмом неотступно крутилась фигуристая блондинка — то коснётся его плеча, то засмеётся над его шуткой, то «случайно» заденет бедром. Меня от этой картины буквально мутило. Но я не уйду. Ни за что не покажу, что это задевает.

Аня вернулась с подносом, на котором стояли яркие коктейли. Я схватила свой стакан, сделала большой глоток. Надела солнцезащитные очки, откинулась на шезлонге и закрыла глаза, делая вид, что собираюсь просто загорать и ни на кого не смотреть.

Но даже сквозь тёмные стёкла я чувствовала его присутствие. Каждый всплеск воды, каждый смех, каждое слово — всё напоминало, что он здесь. Рядом. И что я никак не могу перестать думать о нём.

— Тёть Лен, а где твой любимый? Почему он не с тобой сегодня? — выкрикнул Артём с саркастичной улыбкой.

Я сняла очки и посмотрела на него. «Ну что тебе от меня нужно?» — пронеслось в мыслях.

— У нас сегодня девичник, — ответила за меня Аня.

Но он не обратил внимания на её слова — продолжал смотреть на меня, пока блондинка висела у него на плече.

— Или… ты ему уже надоела? — бросил он с издёвкой.

В этот момент вся его компания, включая его самого, разразилась хохотом.

«Так меня ещё не унижали», — мелькнуло в голове. «Какой же он жалкий козёл».

Я сжала край шезлонга, глубоко вдохнула, собрала всю волю в кулак — и ответила, чётко, холодно, глядя ему прямо в глаза:

— Я рекомендую тебе заняться своей личной жизнью. А моя — не твоё дело.

Тишина повисла над бассейном — смех оборвался так резко, будто кто‑то выключил звук. Артём на секунду замер, его улыбка дрогнула. Он хотел что‑то сказать, но не нашёл слов.

Юля тихо хмыкнула рядом со мной, бросив на меня одобрительный взгляд.

Я снова надела очки, откинулась на шезлонг и закрыла глаза. Солнце грело лицо, вода шумела, музыка играла — но внутри была ледяная пустота.

«Всё. Больше ни взгляда. Ни слова. Ни намёка на то, что он меня задевает», — твердила я себе. Но сердце билось так, будто пыталось вырваться из груди.

Но мои нервы уже не выдерживали этого хохота, этого наигранного веселья, этих липких взглядов блондинки, то и дело цеплявшейся за Артёма. Каждое её прикосновение, каждый её заливистый смех будто вонзались в меня крошечными иголками. Я резко встала с шезлонга, схватила бокал с коктейлем.

— Я пойду в сауну. Вы со мной? — голос прозвучал ровнее, чем я ожидала, хотя внутри всё ходуном ходило.

— Я ещё позагораю, — отозвалась Аня, не отрывая взгляда от своего телефона.

— Я тоже, — поддержала Юля, лениво переворачиваясь на живот. — Тут и так жара, а ты ещё в сауну собралась.

«Ладно, что ж, пойду сама. Лишь бы подальше от этого самодура», — мысленно выдохнула я, сжимая бокал так, что пальцы побелели.

Глава 17

ЛЕНА

Я направилась к сауне, стараясь идти ровно, не спеша, будто мне всё равно. Но с каждым шагом внутри нарастало жгучее желание сорваться на бег — лишь бы скорее укрыться от этих взглядов, от этого смеха, от него.

Зайдя внутрь, я плотно закрыла дверь. Тишина обрушилась мгновенно — плотная, осязаемая, как бархатная завеса. Горячий воздух тут же окутал меня, проникая в каждую клеточку тела. Я опустилась на деревянную лавку, поставила бокал на полочку рядом и наконец позволила себе глубоко, судорожно вздохнуть.

Сердце колотилось где‑то в горле, в висках стучало, а перед глазами всё ещё стояло его лицо — насмешливое, самоуверенное, с этой противной полуулыбкой. «Зачем он это делает? Что ему нужно? Унизить меня? Доказать, что я для него ничего не значу?»

Я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на тепле, на запахе дерева и эфирных масел. Медленно вдохнула, задержала дыхание, выдохнула. Ещё раз. И ещё.

В этот момент дверь сауны открылась — и вошёл мокрый Артём в плавках.

Я вздрогнула, будто меня ударило током. Сердце, которое только‑только начало успокаиваться, снова рвануло в бешеный ритм, забилось где‑то в горле, перекрывая дыхание. «Вот чёрт, почему я так реагирую на этого козла?» — пронеслось в голове, но тело уже предательски выдало меня: по коже пробежала волна мурашек, ладони мгновенно стали влажными, а в животе завязался тугой узел волнения.

Он закрыл за собой дверь, и в замкнутом пространстве сразу стало теснее, жарче, напряжённее. Воздух словно сгустился, пропитался запахом разогретого дерева и его кожи — свежей после бассейна. Капли воды стекали по его плечам, волосы были взъерошены. Он выглядел… расслабленным. Будто не было только что у бассейна этой глупой игры.

Артём сел напротив меня и молча рассматривал — взглядом медленным, тягучим, от которого по спине пробегал то жар, то холод. Его глаза скользили по моему лицу, задерживались на губах, опускались ниже…

— Что надо? — вырвалось у меня резче, чем я планировала. Голос дрогнул, и я тут же закусила губу от досады.

Он продолжал сверлить меня взглядом, будто изучал каждую черту, каждый нерв, готовый вот‑вот дрогнуть.

— Тут жарко, — наконец проговорил он, и в его голосе прозвучала едва уловимая насмешка.

«Серьёзно? А то я не заметила», — мысленно фыркнула я, но вслух ответила:

— Ты прям капитан Очевидность.

— Интересно, — протянул он, чуть склонив голову набок.

— Что тебе интересно? — я попыталась придать голосу твёрдость, но внутри всё трепетало.

— Если тебе не холодно, почему тогда твоё тело так реагирует? На меня? Ты возбуждена?

Что?! Твою мать… Я вдруг остро осознала, что на мне лишь купальник — тонкий, почти невесомый. И когда он зашёл сюда, раздетый, с каплями воды на коже, моё тело предательски откликнулось: соски затвердели, выдавая то, что я отчаянно пыталась скрыть.

«Блин, надо бежать отсюда. Это позорище», — пронеслось в панике. Я вскочила, пытаясь сохранить хоть каплю достоинства.

— Моё тело так реагирует, когда меня кто‑то бесит, — выпалила я, стараясь, чтобы голос звучал холодно и отстранённо.

Он медленно, с ленивой усмешкой, скользнул взглядом по моему телу — от лица до дрожащих пальцев, снова вверх.

— Интересно, — повторил он и улыбнулся — той самой улыбкой, от которой внутри всё переворачивалось.

Я поспешила встать и уйти. Но когда проходила мимо него, он резко ухватил меня руками за бёдра — сильные пальцы впились в кожу — и рывком посадил к себе на колени. Его хватка была железной, горячей, невыносимо волнующей.

— Отпусти, придурок! Отпусти! — закричала я, пытаясь вырваться, но его руки держали крепко, не позволяя даже пошевелиться.

Моё сердце колотилось так, что, казалось, он мог услышать его бешеный ритм. Я чувствовала его дыхание на своей шее, тепло его тела сквозь тонкую ткань купальника. Каждая клеточка кричала о противоречии: с одной стороны — ярость, с другой — мучительное, постыдное желание прижаться ближе.

— Почему ты всегда так сопротивляешься? — прошептал он, и его голос, низкий, бархатистый, обжёг ухо. — Будто боишься признать, что между нами что‑то есть.

— Между нами ничего нет! — выдохнула я, но слова прозвучали неубедительно, почти жалко.

Его пальцы медленно скользнули вверх по моим бёдрам, и я вздрогнула, пытаясь отстраниться, но он лишь крепче прижал меня к себе.

— Врёшь, — тихо, почти ласково. — Ты врёшь себе и мне.

Я закрыла глаза, пытаясь собраться, найти силы оттолкнуть его. Но тело предательски замирало при каждом его движении, а разум тонул в хаосе ощущений. В голове билась одна мысль: «Это неправильно. Это не должно происходить».

— Ты… ты просто играешь, — прошептала я, с трудом собирая разбегающиеся мысли. — Тебе нравится дразнить людей. Нравится чувствовать власть.

Он замер. На секунду его хватка ослабла, и в глазах мелькнуло что‑то неуловимое — то ли сомнение, то ли боль. Но уже в следующее мгновение он снова прижал меня ближе, почти касаясь губами моей щеки.

— А может, это ты играешь? — его голос звучал глухо, почти отчаянно.

— Может, ты боишься признать, что тоже этого хочешь?

Я замерла, не зная, что ответить. Его дыхание обжигало кожу, а сердце билось в унисон с моим — так громко, так отчаянно.

— Отпусти меня, — повторила я, но в этот раз голос звучал тише, почти умоляюще.

Он не ответил. Лишь медленно провёл пальцами по моей руке, заставляя каждую клеточку тела трепетать.

В этот момент я поняла: если он не отпустит меня сейчас, я потеряю последний контроль над собой. И это пугало больше всего.

— Ты оскорблял меня уже неоднократно и однозначно дал понять, какого ты обо мне мнения. Поэтому оставь меня в покое! — выпалила я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, но внутри всё дрожало от смеси гнева и непонятного, пугающего волнения.

— И как тебе Игорь? — проигнорировал он мои слова, продолжая медленно, почти невесомо гладить меня по руке. Его пальцы выписывали невидимые узоры на моей коже, и от этих прикосновений по телу разбегались предательские мурашки. — Спорим, я тебе больше понравлюсь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да отпусти ты уже меня! — я снова рванулась, пытаясь вырваться из его хватки, но он снова крепко сжал мои бёдра. — Нет у меня ничего с Игорем, и не было! И с тобой ничего не может быть. Пойми ты уже это!

— Врёшь! — резко бросил он, и в его голосе прорезалась такая уверенность, что я на секунду замерла.

— Отпусти!

— Врёшь, что с Игорем ничего не было, — повторил он, наклоняясь ближе. Его дыхание коснулось моей щеки, и я почувствовала, как внутри всё сжалось от этого прикосновения.

— Это не твоё дело, отвали! — выкрикнула я, но голос предательски дрогнул.

Он замер на мгновение, будто взвешивая мои слова. Но уже в следующее мгновение его пальцы снова скользнули вверх по моей руке, задержались на плече, а затем медленно, почти нежно, коснулись моей шеи.

— Хватит, — я наконец нашла в себе силы отстраниться, на этот раз решительно. — Просто оставь меня в покое.

— И не надейся, что оставлю в покое. Тем более, если с Игорем ничего не было, — произнёс он твёрдо, но в голосе уже не было прежней насмешки. Теперь там звучало что‑то другое — настойчивое.

Он обхватил мою голову руками и притянул к себе — резко, но в то же время с какой‑то отчаянной нежностью. Его пальцы слегка впивались в кожу, оставляя едва ощутимые следы, но это лишь усиливало странное, пульсирующее напряжение между нами, превращая воздух в раскалённую проволоку, по которой бежали искры.

Он тяжело дышал, и его дыхание — горячее, прерывистое, сбивчивое — обжигало мои губы, заставляя каждую клеточку тела трепетать. Я чувствовала, как его грудь прижимается к моей, как бешеный ритм его сердца отдаётся в моих висках.

— Прости за то, что наговорил тебе столько дерьма. Я ревновал. Ясно? Прости.

Его голос звучал глухо, почти отчаянно — совсем не так, как раньше. В нём не было ни привычной насмешки, ни высокомерия, ни той ледяной отстранённости, которая так часто ранила меня. Только искренность — такая острая, что от неё внутри всё перевернулось, будто мир на секунду потерял равновесие.

Его губы были в миллиметре от моих. Мы почти соприкоснулись — достаточно было малейшего движения, одного неверного вдоха, чтобы нарушить эту тонкую грань, переступить черту, которую мы оба так долго охраняли. Я чувствовала, как бешено колотится его сердце, как дрожат его пальцы, удерживающие меня, будто он боялся, что я исчезну, растворюсь в воздухе.

И я отчаянно желала, чтобы он меня поцеловал. Желала так сильно, что это пугало — до дрожи в коленях, до перехваченного дыхания, до острого, почти болезненного ощущения в груди. Внутри всё кричало: «Остановись! Не поддавайся! Это ошибка!» — но тело предательски тянулось к нему, а разум тонул в этом безумном, всепоглощающем желании, которое я так долго пыталась задушить.

Я закрыла глаза, пытаясь собраться, найти в себе силы оттолкнуть его, разорвать этот магнетический круг, но каждая попытка лишь делала притяжение сильнее. Мои пальцы сами потянулись к его плечам, будто искали опору в этом хаосе чувств.

В этот момент дверь резко открылась — звук был похож на удар хлыста, разрывающий наше хрупкое уединение. Мы резко обернулись.

В дверях стояла Юля. Её глаза поползли на лоб, а рот приоткрылся в немом изумлении. Боюсь представить, как мы выглядели со стороны — я, сидящая у него на коленях, его руки, всё ещё удерживающие меня, наши лица, почти соприкасающиеся…

— Сюда Аня идёт, — коротко бросила Юля, и в её голосе прозвучало что‑то среднее между шоком и предостережением.

Я резко встала, будто меня ударило током, и перебралась на другую скамейку. Движения были рваными, неуклюжими — я пыталась собрать себя по кусочкам, но тело всё ещё жило в том мгновении, которое мы едва не пережили.

Артём поднялся, бросил на меня короткий взгляд — в его глазах всё ещё тлели отблески того безумия, что только что между нами вспыхнуло, — и с едва заметной, почти невесомым улыбкой вышел.

Зашла Аня. Её взгляд скользнул по мне, потом — по опустевшей лавке напротив, где ещё минуту назад сидел Артём. В её глазах мелькнуло недоумение, но она не стала задавать вопросов.

— Тут жарко, — только и сказала она, присаживаясь рядом. — Ты вся красная.

Моё лицо горело, и не только от температуры в сауне. Тело пылало от возбуждения, от остаточного жара его прикосновений. Мы чуть не поцеловались — и я этого хотела, до боли хотела. Его руки, которые настойчиво меня касались, сжимали мои бёдра, всё ещё оставляли фантомные следы на коже. Я до сих пор чувствовала их — горячие, требовательные, одновременно нежные и властные.

— Да, тут… душно, — выдавила я, стараясь говорить ровно, но голос дрогнул, выдавая меня с головой.

Мне нужно было время — чтобы осознать, что только что произошло, чтобы понять, что это значит, чтобы попытаться унять этот ураган чувств, бушующий внутри.

Мы сидели в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием печи и далёкими голосами у бассейна. Я пыталась сосредоточиться на дыхании, на тепле вокруг, на запахе дерева и эфирных масел — на чём‑то реальном, что могло бы вернуть меня в привычную реальность.

Но перед глазами всё ещё стояло его лицо — совсем близко, почти касаясь моих губ. Его голос, тихий и отчаянный: «Прости… Я ревновал».

Эти слова эхом отдавались в голове, смешиваясь с моим собственным сбивчивым дыханием, с биением сердца, которое никак не могло успокоиться.

«Это ничего не меняет», — твердила я себе, стискивая пальцы в кулаки, чтобы хоть как‑то удержать контроль. Но тело не слушалось. Оно всё ещё горело от желания, от этого странного, пугающего чувства, которое я так долго пыталась подавить.

— Пойдём, — вдруг сказала Аня, поднимаясь. — Тут и правда слишком жарко.

Я кивнула, вставая следом. Выходя из сауны, я невольно оглянулась — словно надеясь увидеть его где‑то поблизости, поймать его взгляд. Но его не было.

И от этого внутри всё сжалось — то ли от облегчения, то ли от разочарования. Я не могла понять. Не хотела понимать.

Мы вышли на свежий воздух, и прохлада слегка остудила моё пылающее лицо. Но внутри всё ещё бушевала буря. Я знала: этот момент, эти слова, это почти‑поцелуй — они не исчезнут просто так. Они останутся. И рано или поздно мне придётся с этим разобраться.

— Я что‑то плохо себя чувствую. Может, давление поднялось, — пробормотала я, стараясь говорить ровно, но голос всё равно дрогнул.

Юля посмотрела на меня и улыбнулась.

— Ты что, домой уже собралась? — спросила Аня, приподняв бровь. В её голосе не было подозрения, лишь искреннее беспокойство.

Я помедлила, подбирая слова. Воздух всё ещё казался слишком густым, пропитанным воспоминаниями о его прикосновениях, о его дыхании на моей коже

— Немного ещё побуду и поеду, — наконец ответила я, пытаясь улыбнуться.

Аня, видимо, решила, что настаивать не стоит. Она потянулась за своим коктейлем, сделала глоток и перевела разговор на что‑то лёгкое, будничное — про погоду, про планы на выходные. Её голос звучал ровно, успокаивающе, и я невольно ухватилась за эту нить нормальности, пытаясь вернуться в реальность, где не было ни его рук на моих бёдрах, ни его шёпота у моего уха, ни этого мучительного «почти».

Но даже слушая её, я не могла полностью отключиться.

— Точно поедешь? — снова спросила Аня.

— Да, — выдохнула я, заставляя себя встретиться с её взглядом.

— Подвезёшь меня? — спросила Юля.

— Конечно, поехали, — ответила я без колебаний.

Мы обнялись с Аней. Мне отчаянно хотелось поскорее сбежать из этого дома — вернуться на свою территорию, где можно будет наконец выдохнуть и попытаться разложить по полочкам всё, что произошло.

— Спасибо, что приехали, — сказала Аня с тёплой улыбкой.

— В следующий раз твоя очередь, — напомнила я, стараясь поддержать лёгкий тон.

— Хорошо, может, на следующей неделе, — согласилась она.

Пока мы шли с Юлей к машине, я мысленно готовилась к потоку вопросов. Я понимала: после того, что она видела, отмолчаться не получится. Поэтому решила опередить её.

— Не спрашивай ничего. Я сама не знаю, что это и что происходит, — предупредила я, открывая дверцу автомобиля.

— Ну, я видела, что у вас там в сауне происходило, — с мягкой улыбкой заметила Юля, устраиваясь на пассажирском сиденье. — Или это не то, что я подумала?

— Я не знаю. Правда не знаю, — призналась я, глядя прямо перед собой. — Мне надо собраться с мыслями. Всё это… слишком.

— Понимаю. Но со стороны выглядело о‑о‑очень горячо. И он, кстати, красивый парень — и тело, и внешность. Где ты там мальчишку в нём увидела, не пойму? Он вёл себя по‑идиотски в компании своих друзей. Но было понятно, что это спектакль для тебя. Он с тебя глаз не сводил. Как только ты ушла в сауну, сразу оставил ту блонди и побежал за тобой.

Я молча завела машину, стараясь сосредоточиться на дороге. Слова Юли вибрировали внутри, цепляясь за те мысли, которые я сама от себя прятала.

— Он всё это время смотрел только на тебя, — продолжила Юля негромко, будто озвучивая то, что я боялась признать. — И в сауне…

Я сжала руль чуть сильнее, чувствуя, как снова накатывает тепло — то самое, предательское, от которого всё внутри сжимается.

— Не надо, Юля, — прошептала я. — Не разбирай это по косточкам. Я и так… я и так еле держусь.

Она вздохнула, но спорить не стала. Вместо этого просто положила ладонь на моё плечо — коротко, ободряюще.

— Хорошо. Не буду. Но знай: если тебе понадобится говорить — я здесь. И если понадобится молчать — тоже здесь.

Я кивнула, не находя слов. В горле стоял ком, а перед глазами то и дело всплывало его лицо.

— Знаешь, — вдруг сказала я, не отрывая взгляда от дороги, — он извинился. Сказал, что ревновал. Что всё, что он говорил раньше… это из‑за ревности. Ревновал меня к Игорю — в этом я сама виновата. Он позвал меня на свидание, а Артём узнал, что я согласилась. Приехал ко мне, психовал, наговорил гадостей. Потом в ресторан я приехала вместе с Игорем, и он опять наговорил мне обидных слов. Но я не стала его переубеждать, что между нами ничего нет.

— А сейчас ты ему сказала?

— Да. Я боюсь его, боюсь себя. Мне страшно от того, как я на него реагирую. У нас нет никакого будущего. Мне отношения не нужны. Да и ему, я уверена, тоже.

— Ну, тогда и не относись к этому так серьёзно. Что насчёт секса без обязательств?

— Та ну, не знаю… Только не с ним. Если Аня узнает, или родители, или Олег — они достанут и меня, и его.

— Не узнают. Да и с каких пор тебя волнует мнение твоей семьи? Забей. И делай то, что хочешь.

— Я не знаю, чего я хочу.

— Знаешь. Просто перестань врать самой себе.

Пауза повисла между нами, плотная и ощутимая. Я смотрела на мелькающие за окном дома, но видела лишь его взгляд — тот, что прожигал меня в сауне, полный невысказанных слов и сдерживаемой страсти.

— Легко сказать «перестать врать», — наконец выдохнула я. — А как это сделать, когда сама не понимаешь, что чувствуешь? Когда каждая мысль о нём — как удар током?

Юля повернулась ко мне, её глаза в полумраке салона казались особенно внимательными.

— Для начала признай, что он тебе не безразличен. Что тебя тянет к нему. Это уже шаг.

Я закусила губу, борясь с желанием отрицать. Но слова застряли в горле — потому что она была права.

— И что дальше? — прошептала я, чувствуя, как дрожит голос. — Даже если это так… что с этим делать?

— Решать тебе. Хочешь разобраться в чувствах — разбирайся. Хочешь отпустить — отпусти. Но не притворяйся, что ничего не происходит. Это съедает изнутри.

Её слова упали куда‑то в глубину души, где уже давно копилось невысказанное. Я глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь в пальцах.

— Боишься не его, — тихо добавила Юля. — Боишься самой себя. Той, кем ты становишься рядом с ним.

И в этой тишине я поняла: она попала в точку.

Глава 18

АРТЁМ

В сауне с Леной я просто обезумел. Никогда ещё ни с кем не испытывал такой дикой страсти, такого всепоглощающего желания. Если бы её подруга и Аня не помешали нам, не знаю, чем бы это всё закончилось.

Тем более, когда я узнал, что с Игорем у неё ничего не было… Внутри всё перевернулось. Все те резкие слова, что я на неё обрушил... Я повёл себя как последний идиот. Полностью облажался.

А что я должен был подумать? Она не спешила развеивать подозрения насчёт их связи. Молчала, не оправдывалась. Упёртая — не хотела оправдываться. Смотрела своими глазами, в которых то ли вызов, то ли страх, то ли что‑то ещё, от чего у меня крышу сносило.

После сауны она сбежала из нашего дома — как обычно. Это уже входит у неё в привычку. Но ей от меня не сбежать. Я ведь теперь знаю её адрес. И сейчас еду к ней.

В голове крутится одно: вот бы она была в той своей белой рубашке. Я всё‑таки сорву её. Медленно. Или резко — как пойдёт. Главное — снова почувствовать её рядом, услышать, как сбивается её дыхание, увидеть, как темнеют глаза…

Я сжимаю руль, пытаясь унять внутренний хаос. Разум кричит: «Остановись, не лезь, дай ей время», — но тело, каждая клеточка, жаждет только одного: быть рядом. Касаться. Слышать. Владеть.

Знаю, что рискую всё испортить. Снова. Но не могу не попробовать. Не сейчас. Не после того, что было.

Подъезжаю к её дому, глушу двигатель. Смотрю на окна — свет есть. Значит, она там. Внутри всё напрягается, будто перед прыжком в ледяную воду.

Выхожу из машины. Делаю шаг к двери.

Она открыла дверь.

Чёрт побери — она в той же белой рубашке, что и в прошлый раз. Тонкой, почти прозрачной в приглушённом свете прихожей. Каждый изгиб её тела угадывается под тканью, и от этого становится ещё труднее держать себя в руках.

— Артём? — в её голосе смешались удивление и настороженность. Глаза широко раскрыты, дыхание чуть сбито.

— Думала, сбежишь от меня? — шагнул вперёд, не дожидаясь приглашения. Запах её кожи — лёгкий, цитрусовый— ударил в ноздри, затуманивая рассудок.

— Что ты хочешь? — она отступила на шаг, но я уже переступил порог, закрыв за собой дверь. Тишина квартиры вдруг стала густой, осязаемой.

— Тебя! Мы не закончили.

— Это… было ошибкой. Такое больше не повторится. — Её голос дрогнул, а пальцы нервно сжали край рубашки.

Я медленно приблизился. Провел пальцем по её скуле — кожа тёплая, нежная, отзывается на прикосновение едва уловимой дрожью. Внизу живота уже пульсирует жар, каждый нерв натянут до предела.

— Я не считаю это ошибкой, — голос звучит ниже, чем обычно, почти шёпотом. — И уверен, ты тоже.

Пальцы скользят по шее, задерживаются на пульсирующей жилке. Ощущаю, как под кожей бьётся её сердце — быстро, неровно. Потом — к ключице, невесомо, почти неощутимо. Кончиком пальца отодвигаю край рубашки, провожу по ложбинке между грудей. Её дыхание становится прерывистым, а плечи слегка вздрагивают.

— Артём, не надо… — шепчет она, но не отталкивает. Её глаза полны противоречий — страх, желание, растерянность. Это сводит с ума ещё сильнее.

Я подхожу ещё ближе, продолжаю гладить — медленно, вкрадчиво. Кровь стучит в висках, жар растекается по телу, стягивается тугим узлом внизу живота. В воздухе пахнет электричеством, напряжением, невысказанным желанием.

— Мне нравится твоя рубашка. Но уверен — без неё ты ещё красивее.

— Артём… — её голос дрожит, а взгляд мечется между моими глазами и губами.

— Ты меня хочешь. Я тебя хочу. В чём проблема?

— Я тебя не хочу, — говорит она, но её тело предательски реагирует: соски напрягаются под тканью рубашки, а пальцы непроизвольно сжимают мою футболку на груди.

— Твоё тело говорит об обратном.

— Моё тело меня подводит. У меня давно не было мужчины. — Она пытается отстраниться, но я крепче сжимаю её талию.

Я расстегиваю первую пуговицу на её рубашке. Потом ещё одну. Ткань медленно расходится, открывая нежную кожу. Дыхание сбивается окончательно — не только у неё, но и у меня.

— Это же хорошо, — шепчу, глядя, как румянец заливает её щёки, как зрачки расширяются от смеси страха и желания.

— Тебе лучше уйти.

— А то что? Ты не устоишь передо мной? — Я чуть отстраняюсь, но лишь для того, чтобы заглянуть в её глаза. В них всё та же борьба — и именно это распаляет меня ещё сильнее.

Она пытается сделать шаг назад, но я удерживаю её за талию, притягивая ближе. Наши тела почти соприкасаются, и я чувствую, как её дрожь передаётся мне.

— Ты сама знаешь ответ, — шепчу, проводя губами по линии её подбородка. — Знаешь, что произойдёт, если я останусь.

Её дыхание сбивается окончательно, пальцы впиваются в мои плечи — то ли чтобы оттолкнуть, то ли чтобы прижать ещё ближе.

— Я не должна… — пытается она, но голос звучит неуверенно, прерывисто.

— Не должна — что? — Я медленно веду пальцами по её обнажённому плечу, ощущая, как кожа покрывается мурашками. — Не должна чувствовать? Не должна хотеть?

Она закрывает глаза, словно пытаясь спрятаться от собственных ощущений. Но тело предаёт её — выгибается навстречу моим прикосновениям, ищет контакта.

— Посмотри на меня, — прошу я, и когда она поднимает взгляд, вижу в нём то, что так долго искал: неприкрытое желание, смешанное с отчаянием. — Ты прекрасна, когда перестаёшь бороться.

Моя рука скользит ниже, к краю рубашки, и я медленно провожу ладонью по её бедру, чувствуя, как она вздрагивает.

— Артём… — её голос — едва слышный шёпот.

— Скажи это ещё раз. Скажи, что не хочешь меня. — Я наклоняюсь ближе, почти касаясь её губ своими. — Скажи, и я уйду.

Тишина повисает между нами, тяжёлая, насыщенная невысказанным. Её губы дрожат, но слова не звучат.

И тогда я знаю — она сдалась.

Я накрываю её рот своим, погружаясь в поцелуй, жадный, требовательный, долгожданный. Её руки наконец обхватывают мою шею, притягивают ближе, а тело льнёт ко мне, будто пытаясь слиться воедино.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Рубашка сползает с её плеч, и я слышу, как она тихо всхлипывает, когда мои ладони касаются обнажённой кожи.

— Вот так, — шепчу между поцелуями. — Вот так правильно…

Моё тело лихорадит от одного только её вида. Воздух между нами наэлектризован до предела, каждый нерв натянут, как струна.

Наклонившись, я резко хватаю её за ягодицы, приподнимая. Она инстинктивно обхватывает меня руками и ногами, прижимаясь всем телом. Её пальцы впиваются в мои плечи, а дыхание обжигает шею.

Она кусает меня за губу — не больно, но ощутимо, с какой‑то дикой, необузданной страстью. Этот жест окончательно лишает меня остатков самоконтроля. Я перехватываю её ягодицы обеими руками, сжимаю крепко, почти до боли, чувствуя под ладонями горячую, нежную кожу.

Она слегка вскрикивает — звук тонет в нашем прерывистом дыхании. Этот вскрик пронзает меня насквозь, разжигает огонь ещё сильнее.

Её волосы рассыпаются по плечам, глаза потемнели от желания, губы припухли от поцелуев. Каждый её вздох, каждое прикосновение сводят меня с ума. Я теряю счёт времени, забываю обо всём, кроме неё — её тепла, её запаха, её тела, прижатого к моему.

— Ты… — начинаю я, но слова теряются, когда она снова припадает к моим губам, на этот раз ещё жаднее, ещё отчаяннее.

Я несу её к дивану, не разрывая поцелуя, чувствуя, как её ногти оставляют едва ощутимые следы на моей спине. Всё вокруг перестаёт существовать — есть только мы, наше дыхание, наши тела, сливающиеся воедино в этом безумии.

— Артём, стой! Остановись!

Её резкий голос врезается в пелену страсти, как ледяной клинок. Она отталкивает меня — ладонь твёрдо упирается в грудь, отталкивая с неожиданной силой. Я едва удерживаюсь на ногах: голова кружится, дыхание тяжёлое, рваное, каждое нервное окончание горит огнём.

— Стой! Мы не должны… не надо… тебе лучше уйти.

Я пытаюсь сфокусировать взгляд. Она уже вскочила с дивана, торопливо застёгивает пуговицы на рубашке, пряча от меня то, что ещё минуту назад принадлежало только нам. Её пальцы дрожат, но движения резкие, решительные.

— Ты прикалываешься? — мой голос звучит глухо, почти хрипло. В висках стучит: «Не отпускай. Не дай ей уйти».

— Нет. Не прикалываюсь. Уходи.

Её слова бьют наотмашь. Я делаю шаг вперёд, но она отступает, выставив руку в предостерегающем жесте.

— Что ты… что ты хочешь от меня? Что ты творишь? — голос срывается на полушёпот, потом вновь взлетает. — Хочешь, чтобы извинился? Я могу сделать это еще раз! Прости за обидные слова. Мне было больно, когда я подумал, что ты выбрала его. Хотел сделать больно тебе в ответ — это была ошибка.

Я сжимаю кулаки, пытаясь удержать рвущиеся наружу эмоции.

— Что ещё ты хочешь? Давай сходим на свидание? В кино? Цветы? Что ты хочешь от меня?! Если хочешь, я не буду давить. Просто скажи — что ты хочешь, чёрт побери!

В комнате повисает тяжёлая тишина. Слышно только наше прерывистое дыхание — моё, всё ещё лихорадочное, и её, сбивчивое, нервное.

Она смотрит на меня — глаза блестящие, полные противоречий. В них мечутся страх, желание, растерянность.

— Я… — начинает она, но голос дрожит, прерывается. Она закрывает лицо руками, плечи вздрагивают. — Я не знаю, чего хочу. Всё слишком сложно…

И в этот момент я понимаю: она тоже борется. С собой. Со мной. С тем, что между нами.

Я медленно опускаю руки, делаю глубокий вдох, пытаясь унять бешеный ритм сердца.

— Хорошо. Я уйду.

Разворачиваюсь, делаю шаг к двери. Каждый мускул напряжён до предела, словно я несу не себя, а груз всех невысказанных слов и оборванных надежд. Рука уже ложится на холодную металлическую ручку, когда слышу её голос — тихий, дрожащий, будто лист на ветру:

— Подожди…

Замираю. Сердце пропускает удар, потом бьётся с удвоенной силой. Не оборачиваюсь — боюсь, что если увижу её лицо, то потеряю последнюю каплю самоконтроля.

— Зачем? — мой голос звучит глухо, почти безжизненно.

Она молчит несколько секунд. Слышу, как она глубоко вдыхает, словно набирается смелости.

— Я не хочу, чтобы ты уходил… так.

Медленно оборачиваюсь. Она стоит всё там же, у дивана. В глазах — буря эмоций, которую она больше не в силах скрывать.

Делаю шаг навстречу. Ещё один. Останавливаюсь в шаге от неё, боясь спугнуть.

— Тогда скажи мне… — голос дрожит, выдавая всю гамму чувств, что рвутся наружу. — Скажи, чего ты хочешь на самом деле.

Её губы дрожат. Она опускает взгляд, потом снова поднимает на меня — и в этом взгляде я вижу то, за что готов бороться:

— Я… мне не нужны отношения, кино и всё такое. Меня это не интересует.

Её слова звучат твёрдо, но в глазах — тревога. Она будто ждёт, что я сейчас развернусь и уйду, хлопнув дверью. Но я не могу. Не теперь, когда она наконец говорит то, что на душе.

— Ладно, — отвечаю тихо, не отводя взгляда. — Значит, не будет кино. Что дальше?

— И я простила тебя, за гадости, которые ты мне говорил. Но я не хочу, чтобы подобные слова повторились.

Я делаю глубокий вдох, подбирая каждое слово:

— Обещаю. Не повторятся. Что ещё?

— Ты прёшь как танк. Мне сложно сдерживаться.

В её голосе — не упрёк, а скорее мольба. И это задевает сильнее, чем крик.

— Можно подумать, мне легко, — шепчу, шагнув ближе. — Ты думаешь, я не чувствую, как внутри всё рвётся на части, когда ты рядом? Как каждое твоё слово, каждый взгляд — будто удар током?

Она молчит, но плечи чуть опускаются. Напряжение понемногу уходит.

— Я не умею по‑другому, — продолжаю, почти беззвучно. — Не умею медленно. Не умею осторожно. Ты выжигаешь во мне всё, что было раньше. Остаётся только это… — я касаюсь её руки, едва ощутимо, — то, что между нами сейчас.

Она вздрагивает, но не отстраняется. Её пальцы дрожат, но не убегают.

— Ты пугаешь меня, — наконец признаётся она, опустив глаза. — Потому что я не понимаю, что со мной происходит.

— Мы оба не понимаем, — я осторожно обхватываю её ладонь. — Но это не значит, что нужно останавливаться.

Тишина снова заполняет комнату, но теперь она другая — не тяжёлая, а выжидающая.

— Просто… — она делает паузу, сглатывая. — Просто не торопи меня. Дай мне время разобраться в себе.

— Хорошо, — киваю, сжимая её руку чуть сильнее. — Я буду ждать. Сколько понадобится.

Она поднимает взгляд, и в её глазах я вижу то, ради чего готов пройти через всё это: робкую искру надежды.

— Спасибо, — шепчет она.

И в этот момент я понимаю: мы оба на краю.

— Мне уйти?

Мой голос звучит тише, чем хотелось бы. В нём — не вопрос, а последняя надежда, хрупкая, как паутинка. Я смотрю на неё, пытаясь прочесть ответ в глазах, в дрогнувшем уголке губ, в едва заметном колебании ресниц.

— Да. Так будет лучше.

Эти слова падают, как камни. Каждое — удар в грудь. Внутри что‑то обрывается, но я киваю. Киваю, потому что знаю: если сейчас начну спорить, всё разрушу окончательно.

— Хорошо.

Разворачиваюсь. Делаю шаг к двери. Потом ещё один. Каждый — будто через вязкую тьму, которая заполняет комнату, вытесняя воздух, запах её кожи, тепло её рук.

Рука на дверной ручке. Металл холодит пальцы, но это ничто по сравнению с тем холодом, что растекается внутри.

— Подожди.

Её шёпот — как порыв ветра в пустой комнате. Я замираю. Не оборачиваюсь. Боюсь, что если увижу её лицо, то всё рухнет: и моя решимость, и её хрупкое «так будет лучше».

Медленно оборачиваюсь. Она подходит ближе — так близко, что я чувствую тепло её дыхания на своих губах. Её глаза — тёмные, глубокие, полные невысказанных слов.

Она медленно проводит языком по моим губам. Лёгкое, почти невесомое прикосновение — и всё во мне взрывается. Тысяча молний, тысяча вспышек, тысяча вопросов без ответов.

— Что же ты творишь со мной? — шепчу, и голос дрожит, будто натянутая струна.

Она целует — медленно, дразняще. Каждый миг растягивается в вечность. Я беру её голову в ладони, пальцы утопают в мягких волосах. Притягиваю ближе, углубляю поцелуй. Наши языки встречаются — сначала робко, потом всё смелее, всё отчаяннее.

В этом поцелуе — все слова, которые мы не смогли произнести. В нём — и страх, и надежда, и то самое «может быть», ради которого стоит рискнуть всем.

Я чувствую, как её руки обвивают мою шею, как пальцы впиваются в плечи — то ли чтобы оттолкнуть, то ли чтобы прижать ещё ближе. Неважно. Сейчас есть только это: её губы, её дыхание, её сердце, стучащее в унисон с моим.

Отрываюсь от её губ лишь на миг — чтобы заглянуть в глаза. В них — буря, которую она больше не прячет. И в этой буре я вижу то, ради чего готов пройти через всё: желание быть рядом. Настоящее. Искреннее.

Отрываюсь от её губ лишь на миг — чтобы заглянуть в глаза. В них — буря, которую она больше не прячет. И в этой буре я вижу то, ради чего готов пройти через всё: желание быть рядом. Настоящее. Искреннее.

— Дай мне время. Хорошо? — её голос звучит тихо, но твёрдо. В нём больше нет метаний — только просьба, простая и ясная.

— Хорошо. Сколько нужно, — отвечаю, не отрывая взгляда. В груди всё ещё бушует ураган, но в нём появляется новая нота — робкая, но уверенная: надежда.

Я осторожно отпускаю её, делаю шаг назад. Расстояние между нами снова увеличивается, но теперь оно не кажется непреодолимой пропастью — скорее границей, которую мы оба готовы пересечь, когда придёт время.

— Я уехал, — говорю, уже стоя у двери. Слова звучат не как конец, а как пауза. Как обещание вернуться.

Выхожу на улицу. Воздух холодный, свежий — он отрезвляет, но не гасит огонь внутри. Сажусь в машину, завожу двигатель. В зеркале заднего вида мелькает её окно — тёмное, молчаливое.

«Сколько нужно», — повторяю про себя. И знаю: я буду ждать. Потому что теперь у нас есть «потом».

Глава 19

ЛЕНА

Весь день на работе из моей головы не выходил Артём и наше с ним сумасшествие в субботу — сначала в сауне, потом в моей квартире. Я не могла ни на чём сосредоточиться: снова и снова вспоминала, как он меня целовал, как снял мою рубашку, как касался меня.

Я никогда ещё не испытывала такого сильного желания. Была в одном шаге от того, чтобы поддаться чувствам и раствориться в нём полностью. Не знаю, откуда у меня хватило сил остановить его и попросить не торопить события. В то же время я очень ему благодарна, что он меня услышал и не стал давить. Но чувствую — надолго меня не хватит.

Вчера он не звонил и не заезжал, а я в глубине души ждала этого. Очень сильно ждала. Каждая минута без его сообщений казалась бесконечной, я то и дело проверяла телефон, надеясь увидеть знакомое имя на экране.

После работы мы заехали с Юлей в пиццерию, выпили кофе. Она, конечно же, попыталась заговорить про Артёма. Я сильно не углублялась в рассказ, сказала только, что в субботу он ко мне заезжал. Юля смотрела на меня с понимающей улыбкой, но я лишь отмахивалась — не готова была делиться всем, что творилось у меня внутри.

Подъезжая к своему дому, я заметила красный Porsche Panamera Артёма. Сердце в груди от радости сделало несколько сальто.

«Он приехал ко мне?» — мысль вспыхнула яркой искрой, разогнав все сомнения.

Когда он вышел из машины, я обомлела: какой же он красивый всё‑таки! Белая футболка обтягивала мышцы, подчёркивала крепкие руки. Голубые джинсы, дерзкая улыбка… От одного взгляда на него внутри всё замирало и тут же вспыхивало жаром.

— Сколько можно ждать? Ты же вроде до 18 работаешь? — начал он.

— Мы с Юлей заезжали попить кофе. Ты ко мне приехал?

— Нет, к соседке. Сегодня её день.

— Не смешно.

— Пойдём? — спросил Артём.

— Пошли, — кивнула я в сторону дома.

Он открыл дверь, достал пакеты.

— Что это за пакеты?

— Переезжаю к тебе жить, — улыбнулся Артём.

Мы зашли в квартиру. Я сняла туфли, чувствуя, как волнение пульсирует в каждой клеточке тела.

— Пойду приму душ и переоденусь.

В душе я всё ждала, что он предложит потереть мне спинку. Воображение рисовало картины, от которых становилось жарко. Но Артём удивил — никаких намёков.

— Иди, — только и сказал он.

Я быстро приняла душ, стараясь унять бешеный ритм сердца. Из головы не выходило, что он сейчас в моей квартире, что его запах, его присутствие заполняют всё пространство вокруг. Надела шорты и майку, вышла к нему.

Артём разложил содержимое пакетов на столешнице, достал кастрюлю и сковородку. Я и не знала, что они у меня есть.

— Что ты делаешь?

— Буду тебя кормить. Ты же наверняка голодная, а готовить, как я уже знаю, ты не умеешь. Да и времени у тебя нет. А доставка уже приелась, я прав?

— Прав. И что ты будешь готовить?

— Увидишь.

Я включила на колонках свой плейлист с Майклом Джексоном.

Артём удивлённо повернулся:

— Что? Я люблю Майкла. Он лучший.

— Я не спорю, — ответил Артём и продолжил хозяйничать на моей кухне.

Зрелище было шикарное: красивый мужчина в фартуке готовит что‑то для меня и переживает, что я голодная. Это что‑то новенькое. Пока он нарезал овощи, я не сводила глаз с его крепких рук и пальцев, которые ещё позавчера так крепко меня держали, впивались в кожу, заставляя терять голову.

Воспоминания нахлынули волной: его дыхание на моей шее, его губы, его шёпот… Я невольно сжала пальцы, пытаясь унять дрожь.

— Обо мне думаешь? — спросил Артём с игривой улыбкой, поймав мой взгляд.

Я лишь улыбнулась и подошла ближе. Скрестила руки на груди, но это не помогало скрыть, как участилось дыхание.

— Что такое? — он снова повернулся ко мне, и в его глазах мелькнуло понимание.

— Ты меня отвлекаешь, — произнёс он, и голос прозвучал ниже, чем обычно.

Артём взял выбившуюся прядь моих волос из хвоста и нежным движением заправил за ухо. По моей коже пробежал табун мурашек. Я закрыла глаза, пытаясь удержать себя в руках, но всё внутри рвалось к нему.

— У меня сейчас соус подгорит, — сказал он, приближаясь ко мне всё ближе.

Он подошёл, приподнял меня и посадил на столешницу. Устроился между моих ног и начал медленно целовать, покусывая губу.

Я ответила тем же — укусила его в ответ, чувствуя, как нарастает напряжение между нами.

Потом он слегка потянул меня за хвост, заставляя наклонить голову, и углубил поцелуй. Его язык дразнил, исследовал, заставлял сердце биться чаще. Я обхватила его за шею, прижимая ближе, желая ощутить каждую линию его тела.

Руки Артёма скользнули по моим бёдрам, поднимаясь выше, к талии. Каждое прикосновение обжигало, заставляло задыхаться от нахлынувших чувств. Я приоткрыла губы, впуская его глубже, теряя себя в этом безумии.

Вокруг не существовало ничего — только он, его вкус, его запах, его жар. Только это мгновение, которое растягивалось в вечность.

— Соус, — тихо сказала я, едва оторвавшись от его губ.

— Что? — спросил Артём, задыхаясь от страсти. Его взгляд был затуманен, а дыхание — прерывистым.

— Сгорит, — повторила я, не переставая касаться его лица, проводить пальцами по щетине, вдыхать его запах. — Соус сгорит.

— Та пофиг. Пусть горит, — выдохнул Артём, снова наклоняясь ко мне.

Я мягко отстранилась, глядя ему в глаза. В них плескалось необузданное желание, но мне хотелось немного поиграть.

— Эй, я ведь голодная.

— Дразнишь меня? Да? — Артём улыбнулся, и в этой улыбке было столько тепла и нежности, что сердце сжалось. — Не советую.

— Ты меня накажешь? — Я приподняла бровь, стараясь сохранить серьёзное выражение лица, хотя внутри всё трепетало.

— Да, оставлю тебя голодной, — с напускной строгостью ответил Артём, игриво приподняв бровь. В его голосе явственно звучала насмешка над собственными словами.

Я рассмеялась — легко и звонко. Этот смех словно разорвал натянутую струну между нами. Артём замер на мгновение, заворожённый, а потом его губы расплылись в широкой, искренней улыбке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ладно, — он сделал шаг назад, но руки по‑прежнему обнимали меня за талию. — Раз уж ты так настаиваешь…

Он вернулся к плите и быстро помешал соус — к счастью, тот ещё не успел подгореть. Я следила за ним, любуясь плавными движениями, игрой мышц под футболкой, тем, как сосредоточенно он хмурил брови, помешивая соус.

— Знаешь, — негромко сказала я, облокотившись на столешницу, — никогда не думала, что буду так наслаждаться видом мужчины, который готовит.

Артём обернулся. В его глазах плясали озорные огоньки.

— А что ещё ты никогда не думала, что будешь делать?

Я задумалась на секунду, потом медленно подошла к нему и встала рядом, почти касаясь плечом его плеча.

— Никогда не думала, что впущу кого‑то на свою территорию — в свою кухню.

Его рука мягко легла на мою талию и притянула ближе.

— Ты хочешь сказать, я первый мужчина, который вторгся в твоё пространство? — прошептал он, касаясь губами моего виска.

Я кивнула и закрыла глаза, впитывая тепло его тела, запах еды, смешивающийся с ароматом его кожи, звук его голоса. Всё это сплеталось в какую‑то волшебную симфонию, которую я не хотела прерывать.

— И… последний, — тихо добавил он.

— Серьёзное заявление, — усмехнулся Артём. — Тогда, может, всё‑таки покормишь меня? — тихо спросила я, слегка отстраняясь, чтобы заглянуть в его глаза.

— Обязательно, — улыбнулся Артём. — Но сначала…

Он снова притянул меня к себе. На этот раз поцелуй был не жадным и страстным, а нежным, почти трепетным. В нём звучало обещание — не только ужина, но и чего‑то большего, того, что только начинало раскрываться между нами, словно цветок на рассвете.

Глава 20

ЛЕНА

Артём приготовил пасту болоньезе. Я помогла накрыть на стол, и мы сели ужинать.

Почему мне так сильно нравится всё, что происходит? Внутри разливалось тёплое ощущение счастья, словно каждая мелочь — его улыбка, запах еды, мягкий свет лампы над столом — складывалась в идеальную картину, которую я не хотела прерывать.

— Ммм, это очень вкусно, — сказала я, издав восторженный стон. — Честно, я даже не ожидала!

— Да, спасибо. Я ведь тебе говорил, что я хорош во всём, — с лёгкой самодовольной улыбкой ответил Артём.

Я рассмеялась, покачивая головой:

— Пока сама не убежусь — не поверю.

Артём приподнял бровь, в глазах заплясали озорные искорки:

— То есть ты сомневаешься в моих талантах?

— Я просто предпочитаю проверять всё лично, — парировала я, отправляя в рот ещё одну вилку с пастой. — Хотя в данном случае… готова признать: ты меня впечатлил.

Он слегка склонил голову, принимая комплимент с видом человека, привыкшего к восхищению:

— Рад, что ты оценила. Но должен заметить, что готовить куда приятнее, когда знаешь — блюдо достанется такому благодарному дегустатору.

Я почувствовала, как щёки слегка порозовели, и поспешила перевести внимание на тарелку:

— Если будешь так говорить, мне придётся съесть ещё порцию.

— Только одну? — Артём лукаво улыбнулся. — Я могу приготовить ещё. В конце концов, я ведь хорош во всём.

Мы оба рассмеялись, и я поймала себя на том, что давно не чувствовала себя настолько легко и счастливо. Просто сидеть напротив него, шутить, наслаждаться едой и этим тихим вечером — казалось, ничего больше и не нужно.

После ужина Артём помыл посуду. Я хотела ему помочь, но он мягко, но настойчиво меня прогнал:

— Сиди, отдыхай. Я сам справлюсь.

Я послушно отошла, села на диван напротив телевизора и рассеянно уставилась в экран, где мелькали рекламные ролики. В воздухе всё ещё витал аромат томатного соуса и специй — уютный, обволакивающий, словно плед в холодный вечер.

Артём снял фартук, вытер руки полотенцем и неспешно направился ко мне. Его глаза блестели в приглушённом свете, а на губах играла лёгкая улыбка.

— Чем займёмся? — спросила я, стараясь не смотреть на него слишком пристально.

— Какие есть предложения? — отозвался он, опускаясь рядом на диван.

— Можем посмотреть сериал какой‑нибудь на Netflix, — предложила я, потянувшись к пульту.

— Давай.

— Какой? — я замерла, держа пульт в руке.

— Любой. Всё равно никто смотреть его не собирается, — с лукавой усмешкой ответил Артём.

Я рассмеялась, включила случайный фильм и отложила пульт в сторону. Артём тут же обнял меня, притянув ближе к себе. Его рука мягко легла на мою спину, а дыхание согревало висок.

Первые минуты мы действительно пытались следить за сюжетом: на экране кто‑то громко спорил, звучала драматичная музыка, но всё это казалось далёким и неважным. Я чувствовала, как каждое прикосновение Артёма отзывается теплом где‑то внутри, как его пальцы медленно рисуют невидимые узоры на моей коже.

Через десять минут он не выдержал.

— Мы долго будем делать вид, что нам это интересно? — прошептал он, поворачивая моё лицо к себе.

Его глаза были совсем близко — тёмные, глубокие, полные невысказанных слов. Не дожидаясь ответа, он притянул меня к себе на колени и начал целовать — страстно, жадно, будто пытался передать через этот поцелуй всё, что не мог выразить словами.

Не прерывая поцелуя, Артём аккуратно положил меня на диван, а сам навис надо мной. Его губы обжигали — сначала мои, потом шею, оставляя после себя россыпь едва уловимых укусов, от которых по телу пробегали электрические разряды.

Я потянулась к его футболке, медленно стянула её, обнажая рельефную грудь и твёрдый пресс. Кончики пальцев невольно задержались на тёплой коже, прослеживая линии мышц, будто пытаясь запомнить каждое ощущение.

Артём ответил тем же — его руки скользнули под мою майку, приподняли её, и через мгновение ткань оказалась отброшенной в сторону. Его губы тут же нашли свою цель: сначала одна грудь, затем другая. Нежные поцелуи сменялись лёгкими покусываниями, от которых дыхание сбивалось, а внутри нарастало пульсирующее тепло.

Каждое прикосновение отзывалось во мне волной дрожи. Я запустила пальцы в его волосы, слегка сжимая пряди, прижимая его ближе, не желая разрывать эту связь, эту всепоглощающую близость.

Его руки продолжали исследовать моё тело — скользя по бокам, задерживаясь на талии, затем снова поднимаясь вверх. Я выгнулась навстречу, пытаясь сократить и без того мизерное расстояние между нами.

В голове не осталось ни одной мысли — только ощущения, только его тепло, его запах, его дыхание на моей коже. Казалось, ещё мгновение — и я действительно взорвусь от этого нестерпимо сладкого напряжения, от этого безумия, которое захватывало нас целиком, без остатка.

Его пальцы скользнули ниже, очерчивая линию бёдер, вызывая новую волну дрожи. Я невольно втянула воздух сквозь сжатые зубы — каждое прикосновение обжигало, будто оставляло невидимый след на коже.

Артём приподнялся на мгновение, глядя на меня затуманенным взглядом. В его глазах читалось немое вопрошание, почти мольба — и я ответила едва заметным кивком, прижимаясь к нему ещё теснее.

Он снова наклонился, но на этот раз поцелуй вышел медленным, тягучим, словно он пытался передать через него всё, что не мог сказать словами. Его рука медленно скользнула по моему бедру, поднимаясь выше, заставляя меня затаить дыхание в ожидании следующего прикосновения.

Время потеряло смысл. Остались только мы, этот диван, приглушённый свет из окна и бесконечная череда ласк, от которых кружилась голова. Я провела пальцами по его спине, чувствуя, как под кожей перекатываются напряжённые мышцы, как его дыхание становится всё более прерывистым.

Артём медленно покрывал поцелуями мой живот, спускаясь всё ниже и ниже. Каждое прикосновение его губ отзывалось во мне волной дрожи, заставляло сжимать пальцы в складках дивана. Я издала тихий стон, невольно выгибая спину навстречу его ласкам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Одним ловким движением он снял с меня трусики, отбросив их в сторону. Я почувствовала, как учащается моё дыхание, как сердце бьётся где‑то в горле, заглушая все посторонние звуки.

Его руки мягко раздвинули мои колени, и на мгновение я замерла в сладостном предвкушении. Артём поднял взгляд — в его глазах пылал огонь, смешанный с почти благоговейным трепетом. Он снова наклонился, и его губы коснулись самой чувствительной точки, заставляя меня вскрикнуть от пронзительного удовольствия.

Я вцепилась пальцами в диванную подушку, пытаясь удержать себя в реальности, но всё вокруг растворялось в калейдоскопе ощущений. Его язык рисовал неведомые узоры, то замедляясь, то ускоряясь, выжимая из меня всё новые стоны. Каждая клеточка моего тела пульсировала, жаждала большего, стремилась слиться с ним в едином порыве.

Моё дыхание стало прерывистым, рваным — каждый вдох давался с трудом, будто воздух вдруг стал густым и тяжёлым. Я чувствовала, что вот‑вот взорвусь от наслаждения, что ещё мгновение — и меня разорвёт на тысячи ослепительных осколков.

— Артём… — простонала я, впиваясь пальцами в обивку дивана.

Тело горело, каждая клеточка пульсировала в безумном ритме, отзываясь на его ласки жгучей волной.

— Ммм? Мне остановиться? — спросил он с игривой улыбкой, на мгновение отстранившись. В его глазах плясал дьявольский огонь, а голос звучал низко, почти хрипло от сдерживаемого желания.

— Нет… — выдохнула я, едва владея голосом. — Не останавливайся. Пожалуйста…

Его улыбка стала хищной, полной первобытной жажды. Он снова наклонился, и его прикосновения превратились в настоящую пытку — медленную, мучительно сладкую, от которой разум плавился, а тело выгибалось навстречу.

Я вскрикнула, когда он усилил напор, заставляя меня буквально захлёбываться в океане ощущений. Его руки скользили по моему телу, обжигая кожу, оставляя невидимые следы там, где касались. Я пыталась ухватиться за реальность — за шершавую обивку дивана, за сбившееся дыхание, — но всё ускользало, растворялось в этом безумии.

— Артём!.. — мой голос сорвался на всхлип. — Я не могу… больше…

— Можешь, — его шёпот обжёг ухо. — Ты можешь ещё.

И он продолжил — теперь уже без намёка на игру, с откровенной, необузданной страстью. Каждое движение было точным, выверенным, будто он знал каждую мою точку наслаждения, каждую струну души, которую нужно затронуть.

Моё тело содрогнулось в предвосхищении, мышцы напряглись до предела. Я закричала — громко, не сдерживаясь, когда ослепительная волна накрыла меня целиком. Мир взорвался миллионами искр, рассыпался на фрагменты чистого, непередаваемого экстаза.

Я металась под ним, то прижимаясь ближе, то пытаясь отстраниться от этого невыносимого, всепоглощающего удовольствия. Но он не отпускал — держал крепко, продолжая вести меня сквозь эту бурю, продлевая миг, растягивая его до бесконечности.

Когда последние отголоски наслаждения отступили, я обессиленно упала на диван, дрожа всем телом. Артём медленно отстранился, глядя на меня потемневшими от страсти глазами. Его грудь вздымалась, а на губах играла удовлетворённая, почти хищная улыбка.

— Ты… невероятна, — прошептал он, проводя пальцами по моей щеке, спускаясь к шее, к груди, будто заново изучая каждый сантиметр.

Я не могла ответить — только прижалась к нему, чувствуя, как его сердце бьётся в унисон с моим, как наши дыхания смешиваются в один общий, прерывистый ритм. Всё вокруг исчезло — остались только мы, этот жар, это безумие, эта связь, ставшая теперь неразрывной.

— Мне пора, — сказал он, нежно поглаживая меня по щеке. — Завтра утром надо в институт. Тренер по футболу хочет, чтобы мы летом продолжали тренировки и не теряли форму. А я капитан команды. Поэтому мне нужно обязательно быть.

Я приподнялась на локте, глядя на него с недоумением:

— В смысле «пора»? А ты?.. Ведь только я получила удовольствие.

Артём тихо рассмеялся, и в его глазах мелькнула тёплая, чуть насмешливая искра:

— Ты не обязана. Я сделал это, потому что сам этого хотел. Мы ведь не играем в то, кто кому больше «забьёт». Мне правда надо ехать. Как‑нибудь продержусь до завтра. Дольше ждал.

Он улыбнулся — той самой улыбкой, от которой у меня всегда перехватывало дыхание. Медленно надел футболку, но даже это простое движение выглядело завораживающе: мышцы перекатывались под тканью, а я невольно залюбовалась линией его плеч, силой рук.

Мне вдруг стало холодно без его тепла, без тяжести его тела рядом. Я обхватила колени, пытаясь собраться с мыслями:

— Значит, завтра?..

— Обязательно, — он наклонился, коснулся губами моего виска. — И завтра, и послезавтра. И все следующие дни, если ты этого хочешь.

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова. В груди разливалось странное, трепетное чувство — не только желание, но и что‑то большее, глубокое, почти пугающее своей искренностью.

Артём поднялся, бросил последний взгляд через плечо:

— Закрой за мной. И ложись спать.

Дверь тихо щёлкнула, и я осталась одна в полумраке комнаты. Воздух ещё хранил запах его кожи, его прикосновений, его слов. Я прижала пальцы к губам, всё ещё ощущая тепло его поцелуя, и улыбнулась.

Завтра. Это слово звучало как обещание.

Я медленно пошла к кровати. Мысли крутились только вокруг того, что только что произошло. Это было феерично — я и подумать не могла, что мне будет настолько хорошо.

Но вслед за волной блаженства накатила тревожная мысль, холодная и резкая, как порыв ветра. «Только бы не влюбиться! Только не влюбиться!»

Я села на край кровати, обхватив себя руками, будто пытаясь удержать внутри бурю противоречивых чувств.

«Это ничего не значит! Я не могу себе позволить в него влюбиться! Любовь — это слабость».

В голове одна за другой вспыхивали тревожные картинки: вот я привязываюсь к нему, открываю душу, а через пару дней он теряет интерес, находит другую. Вот мы случайно встречаемся в доме Ани и Олега — и мне приходится натянуто улыбаться, прятать взгляд, делать вид, что ничего не было.

«Как потом смотреть ему в глаза? Как сохранять достоинство, если он просто поиграет и уйдёт?»

Я сжала пальцами край одеяла, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Разум твердил: «Нельзя. Это опасно. Это риск, на который ты не должна идти».

Но тело всё ещё помнило его прикосновения, его тепло, его голос. И где‑то глубоко внутри, вопреки страху, звучало тихое, упрямое: «А если…?»

Я глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки.

«Нет. Нельзя. Лучше сразу поставить барьер. Лучше не давать этому ни малейшего шанса».

Я легла, натянула одеяло до плеч и закрыла глаза. Но сон не шёл — только образы Артёма, его улыбки, его рук, его взгляда — всё это кружилось в голове, будто дразня, будто проверяя, насколько крепка моя решимость.

Глава 21

ЛЕНА

Мне не нравится то, что я не могу сосредоточиться на работе. Мысли то и дело ускользают к Артёму — его улыбке, голосу, прикосновениям. Я машинально поглядываю на телефон, проверяю экран каждые пять‑семь минут, хотя понимаю: это глупо, это не я, это не моё.

Меня пугает, что после вчерашней ночи я превратилась в кого‑то другого — в женщину, которая ждёт звонка, которая ловит каждое уведомление, которая придумывает оправдания, чтобы не отвечать коллегам, потому что надеется: вот сейчас, вот в эту секунду экран вспыхнет его именем.

Он сказал, что сегодня мы встретимся. Но рабочий день уже подходит к концу, а от него — ни сообщения, ни звонка. Может, конечно, он опять будет ждать меня перед домом с продуктами, как вчера. Но что, если нет?.. Эта мысль колет изнутри, царапает, заставляет сжиматься что‑то в груди. И мне это определённо не нравится.

Я пытаюсь вернуться к инвойсу, который заполняю, но буквы сливаются, строки плывут. В голове — только он. Его руки, его шёпот, его взгляд, в котором тонет всё остальное.

И тут дверь моего кабинета открывается. Я поднимаю голову, думая, что это Юля, но вижу Артёма — и сердце делает резкий скачок, будто сорвалось с крючка.

— Ты?.. — вырывается у меня, голос чуть дрожит.

— Приветик, — он улыбается, и в этой улыбке столько лёгкости, что мне становится почти страшно.

— Приветик… — повторяю я, пытаясь взять себя в руки.

— Ты уже отработала? — спрашивает он, прислоняясь к косяку.

— Почти…

— Тогда дорабатывай — и поедем в кино.

— В кино? — я даже не скрываю удивления.

— Да. Я знаю, что ты всё это не любишь. Но я хочу проводить с тобой время не только в твоей квартире. Хочу гулять с тобой, держать тебя за руку, ходить на свидания.

— Артём… — начинаю я, но он прерывает меня лёгким движением ладони.

— Это не обсуждается. Мальчиком по вызову с опцией личного повара я не нанимался.

Внутри всё переворачивается. Он… хочет отношений? Это пугает. Реально пугает.

— Мы об этом не договаривались, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Ну вот, договариваемся, — он делает шаг ко мне, смотрит прямо, без тени шутки.

— И я не заставляла тебя готовить, ты сам захотел.

— Да, всё, что вчера происходило, я сам захотел, — повторяет он мягко, но твёрдо. — А сегодня я хочу в кино с тобой вдвоём. Целоваться на задних рядах. А потом пойти и поесть фастфуд. Просто. Как нормальные люди.

Я молчу, не зная, что ответить. В голове вихрь: страх, растерянность, странное, колючее тепло, которое пробивается сквозь все барьеры.

Он хочет нормальности. Хочет нас. И это одновременно притягивает и парализует.

Артём дождался, пока я закончу работу. Мою машину мы оставили у офиса и поехали на его.

Когда он завёл двигатель, в салоне разлилась музыка — заиграл Майкл Джексон. Так вот почему он так улыбнулся, когда я включила его вчера на кухне! Значит, он тоже его любит.

— Хорошая музыка, — заметила я.

— Согласен, — кивнул Артём, легко постукивая пальцами по рулю в такт мелодии.

Мы приехали в кинотеатр. В фойе купили попкорн — сладкий, с карамельным ароматом, — и выбрали какой‑то хоррор. Не самый страшный, скорее из тех, что держат в лёгком напряжении, но не заставляют закрывать глаза от ужаса.

В зале было полутемно, мерцал предэкранный логотип кинотеатра. Мы устроились на задних рядах — как он и хотел. Я почувствовала, как его ладонь осторожно коснулась моей, а потом мягко сжала пальцы.

— Готова? — тихо спросил он, глядя на меня с лёгкой усмешкой.

Я кивнула, стараясь унять странное волнение. Попкорн приятно хрустел в руке, а в воздухе пахло кинозалом — смесью масла, пластика и предвкушения.

Занавес опустился, экран вспыхнул, и мир вокруг растворился в первых кадрах фильма. Но я почти не следила за сюжетом. Всё моё внимание было сосредоточено на тепле его руки, на том, как он иногда наклонялся ко мне, чтобы что‑то шепнуть, на его тихом смехе, когда я вздрагивала от очередного скримера.

Артём наклонился и поцеловал меня в шею. Потом прошептал на ухо:

— Иди ко мне…

И потянул к себе на колени. Я оседлала его — словно под гипнозом. Именно так я чувствовала себя рядом с ним: будто всё вокруг перестало существовать, а остались только его прикосновения, его дыхание, его голос.

Он начал меня целовать — жадно, настойчиво, дразня своим языком, исследуя мои губы. Одна рука скользнула по талии, другая — уверенно забралась под юбку и сжала ягодицы. От этого прикосновения по телу пробежала волна жара, смешанного с тревогой.

— Артём, мы же в общественном месте, — прошептала я, пытаясь сохранить хоть каплю здравого смысла.

— Мне плевать, — ответил он, не прерывая поцелуя. Его голос звучал глухо, почти хрипло, и от этого становилось ещё труднее сопротивляться.

Одна рука осталась на моей талии, удерживая крепко, почти собственнически, а вторая скользнула ниже. Пальцы отодвинули край трусиков, и я вздрогнула, почувствовав его прикосновение там, где кожа была особенно чувствительной.

— Артём… — снова попыталась я, но голос дрогнул, растворяясь в новом потоке ощущений.

Я хотела его остановить — или думала, что хочу. Но тело уже предавало меня: отзывалось на каждое движение, тянулось навстречу, забывая обо всём. Разум кричал о границах, о приличиях, о том, что это безумие, но сердце билось в унисон с его руками, с его губами, с этим безумным, всепоглощающим желанием.

Его пальцы двигались медленно, нарочито неторопливо, будто он хотел растянуть этот момент, заставить меня потерять голову окончательно. Я вцепилась в его плечи, пытаясь удержаться на краю, но мир уже кружился перед глазами, а дыхание стало прерывистым, рваным.

— Ты такая… — прошептал он, на мгновение отстранившись, чтобы взглянуть на меня. В его глазах пылало нечто дикое, необузданное, и это только усиливало дрожь во всём теле. — Такая…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он не договорил — снова прижался губами к моей шее, к ключицам, к краю декольте. И я поняла, что сопротивление окончательно сломлено. Что сейчас нет ничего важнее, чем это безумие, чем он, чем то, как он заставляет меня чувствовать себя — живой, желанной, потерянной в этом вихре страсти.

От того, что мы находились в общественном месте, возбуждение становилось в сто раз сильнее. Я никогда не занималась ничем подобным на людях. Конечно, со стороны было непонятно, что происходит: мы просто сидели близко, обнимались, целовались. Но я‑то знала, что за этим стоит, чувствовала, как волна наслаждения подкатывает всё ближе и ближе, застилая разум туманом.

Каждый его жест, каждое прикосновение отзывались во мне электрическим разрядом, от которого перехватывало дыхание.

Я прижалась к нему ещё теснее, будто пытаясь слиться воедино, забыться в этом запретном, пьянящем моменте. Всё остальное — правила, нормы, осторожность — перестало иметь значение. Остался только он. Только это безумие. Только я.

Оргазм приближался всё ближе и ближе. Артём не останавливался — его пальцы двигались ритмично, уверенно, выжимая из меня тихие стоны, которые я тщетно пыталась заглушить, уткнувшись в его плечо. Каждая мышца в теле напряглась, будто натянутая струна, готовая лопнуть от переизбытка ощущений.

Я вцепилась в его плечи, ногти едва заметно впивались в ткань футболки. В голове не осталось ни одной связной мысли — только вспышки чистого, нефильтрованного удовольствия, накатывающие волнами. Дыхание сбилось окончательно, превратилось в короткие, рваные всхлипы, то и дело прорывающие тонкую грань между стоном и криком.

— Артём… — выдохнула я, не зная, прошу ли я его остановиться или, наоборот, умоляю продолжать.

Он лишь прижал меня крепче, второй рукой обхватив за талию, фиксируя в этом безумном ритме. Его губы снова нашли мою шею, и каждое прикосновение, каждый лёгкий укус отзывались новыми разрядами по позвоночнику.

Мир сузился до размеров этого кресла, до его рук, его дыхания, его запаха. Всё остальное — гул голосов в зале, мерцание экрана, условности и правила — растворилось в ослепительной вспышке, которая наконец накрыла меня целиком.

Тело содрогнулось, пальцы судорожно сжали его рубашку, а из горла вырвался приглушённый вскрик. Волны наслаждения прокатывались одна за другой, заставляя дрожать, выгибаться, цепляться за него, как за единственный якорь в этом урагане чувств.

Постепенно дыхание начало выравниваться, но сердце всё ещё колотилось где‑то в горле. Я прижалась к нему, чувствуя, как пульсирует каждая клеточка тела, как медленно возвращается осознание реальности.

Артём нежно провёл рукой по моей спине, целуя в висок.

Я закрыла глаза, пытаясь унять дрожь и осмыслить то, что произошло. Но в голове по‑прежнему царил блаженный хаос, а где‑то внутри расцветала странная, пугающая мысль: «Я хочу ещё. Я хочу всегда».

Когда фильм закончился — тот самый, который мы так и не посмотрели, — мы вышли в фойе. И тут я увидела двух девушек, приближающихся к нам. Их лица казались знакомыми.

— Привет, дорогой! — блондинка подошла и поцеловала Артёма в щёку.

«Дорогой?» — мысль ударила, как молния. И тут меня осенило: это же та самая блондинка из бассейна, которая беззастенчиво вешалась на него! А рядом — её подруга, та, что клеилась к другу Артёма.

Блондинка скользнула по мне взглядом и растянула губы в улыбке:

— Тётя привела тебя в кино? Мило!

Девушки рассмеялись.

«Твою мать! Тётя…» — внутри всё сжалось. Для всех я — его «тётя», о чём я на время просто забыла. А если они видели, что мы творили в кинотеатре?.. Боже, какой стыд и позор!

Девушки снова захихикали:

— Купила тебе мороженое?

Их смех звенел у меня в ушах, будто острые осколки.

Артём молчал. И улыбался.

«Какого чёрта он молчит?!» — злость и обида ударили по голове горячей волной. Не дожидаясь его реакции, я резко развернулась и рванула к выходу.

В груди всё жгло, я пыталась дышать глубже, но в лёгких не хватало воздуха. Перед глазами проносились картины: его подружки, скорее всего студентки, как и он… А я — «тётя», старше его на шесть лет.

«Блин, что я наделала? Зачем поддалась на всё это? Зачем поверила, что между нами и правда что‑то может быть?» — мысли метались, как загнанные звери.

Я достала телефон, чтобы вызвать такси.

— Лен, стой, ты куда? — Артём догнал меня у самых дверей.

— Тётя Лена уезжает домой, — бросила я, не оборачиваясь. — А племянник может остаться со своими подружками‑студентками.

— Лен, что за чушь ты несёшь?

— Это не чушь! Это истина! Между нами… ничего не может быть!

— Я бы так не сказал. Между нами уже произошло немало.

— И это была самая большая ошибка в жизни!

— Самая большая ошибка в жизни?! Ты сейчас серьёзно?

— Серьёзно. Всё! Давай на этом всё закончим.

— Всё закончим? — в его голосе прозвучала странная пустота.

Я увидела, как подъехало моё такси.

— И держись от меня подальше. Не надо искать со мной встреч, не жди меня под домом и не приходи больше на работу.

— Да, как скажешь, — ответил он тихо, почти без эмоций.

Я села в машину, назвала адрес и отвернулась к окну. Только когда такси тронулось, позволила себе поднять глаза. Артём стоял на том же месте, смотрел вслед, и в его взгляде было что‑то такое… что на секунду заставило сердце сжаться. Но я тут же отвернулась.

«Так будет лучше», — повторяла я себе, пока слёзы жгли глаза. — «Так будет лучше».

Глава 22

АРТЁМ

Лена своим поступком вытянула из меня всю душу. Я понимаю, почему она так взбесилась из‑за Влады и Марины, которые подошли ко мне в кинотеатре. И из‑за их слов, что меня в кино привела тётя.

А я стоял и молчал. Хотел сказать, что она мне не тётя — она моя девушка. Но реакция Лены на эти слова могла быть ничем не лучше. Она избегает отношений. Я её еле в кино‑то затащил.

Но и встречи сугубо у неё на квартире меня не устраивают. Я хотел, чтобы мы были обычной парой. До этого я сам всегда избегал отношений — а с ней захотел. А она со мной — нет.

Я ничего для неё не значил.

Её слова резанули по сердцу:

«Это была самая большая ошибка в жизни. Держись от меня подальше».

Просто класс!

Если она этого хочет, то я уже устал перед ней унижаться. С нашего свидания в кинотеатре прошёл месяц. Я, как она и просила, больше к ней не приезжал, не звонил и не писал. Она тоже к нам не приезжала.

Но я всё равно до сих пор не могу её забыть. Её губы, её тело, глаза, волосы… Всё это въелось в меня — и я не знаю, как это вырвать из себя.

Сегодня у меня день рождения. Отец с Аней на выходные уехали в Стамбул. Она, наверное, даже не знает про мой день рождения. Уверен — она и не вспоминает обо мне.

«Я — самая большая ошибка в её жизни».

А она — самое прекрасное, что было в моей. В этом вся разница.

Я долго думал, стоит ли устраивать сегодня вечеринку. Раньше дни рождения были шумными — с друзьями, футбольной командой, с однокурсниками, с теми, кто всегда рядом. А сейчас… сейчас всё казалось каким‑то пустым, ненастоящим. Но я решил: пусть будет шумно. Пусть будет много людей. Пусть никто не заметит, что внутри меня — тишина.

Гости уже потихоньку съезжались. На улице возле бассейна толпился народ, раздавались смех и приветственные возгласы. Кто‑то принёс колонку, и музыка гремела, заполняя пространство ритмичными басами. Воздух пах жареным мясом, коктейлями и летним вечером.

Я стоял у входа, встречал гостей, улыбался, принимал поздравления. Руки пожимал, шутки отпускал, делал вид, что всё нормально. Что я рад. Что это мой обычный день рождения.

Но каждый раз, когда дверь открывалась, я невольно задерживал взгляд на пороге. Надеялся. Глупо, бессмысленно — но надеялся.

«Она не придёт», — повторял я себе. — «Она даже не знает».

Кто‑то сунул мне в руку бокал с шампанским. Я поднял его, кивнул в ответ на чьи‑то слова, сделал глоток. Вкус не ощущался. Всё было как в тумане — яркие огни, громкие голоса, музыка, смех. Но где‑то за этим фасадом — только я и тишина.

— О, Артём, с днём рождения! — ко мне подошёл Макс, один из ребят из команды. — Ну что, отмечаем по полной?

— Конечно, — улыбнулся я. — Куда без этого.

Он хлопнул меня по плечу, что‑то сказал про завтрашнюю тренировку, про то, что надо бы собраться всей командой. Я кивал, отвечал, но мысли были где‑то далеко.

В какой‑то момент я отошёл в сторону, прислонился к стене. Взгляд скользнул по толпе: кто‑то танцевал, кто‑то оживлённо беседовал, кто‑то уже нырял в бассейн. Всё как всегда. Только не хватало одного человека.

«А вдруг она передумала? Вдруг сейчас войдёт?»

Я резко отвернулся от входа. Нельзя. Нельзя надеяться. Она ясно дала понять: всё кончено.

Музыка сменилась на медленную мелодию. Кто‑то начал танцевать парами. Я смотрел на них и вспоминал, как мы с Леной последний раз целовались в темноте кинотеатра. Как её тело прижималось ко мне, как её дыхание смешивалось с моим.

«Это была самая большая ошибка в жизни. Держись от меня подальше».

Слова снова резанули, как лезвие.

Я глубоко вдохнул, выдохнул. Поднял бокал, будто обращаясь к невидимому собеседнику:

— С днём рождения, Артём. Пусть хоть что‑то в этом году будет лучше.

И выпил до дна.

Потом ещё бокал, и ещё, и ещё.

Алкоголь тёплым потоком разливался по венам, приглушая острые края мыслей. Сначала стало легче — будто туман окутал воспоминания, размыл очертания её лица, приглушил звук её голоса. Я даже рассмеялся в ответ на чью‑то шутку, почувствовал мимолетное облегчение: может, так и получится забыть?

Но чем больше я пил, тем сильнее проступала реальность сквозь алкогольную дымку. Смех вокруг казался фальшивым, музыка — назойливой, голоса — слишком громкими.

— Артём!

Я обернулся и подумал, что это мираж. Стоял, раскрыв рот, не в силах поверить. Неужели это и правда она? Или я уже так сильно напился, что она мне мерещится?

— С днём рождения!

Нет, это она. Точно она. Её голос. Её цитрусовый аромат, который я ни с чем не спутаю.

— Что ты тут делаешь? — выдохнул я, всё ещё не решаясь сделать шаг навстречу.

— Олег попросил заехать, проверить, как ты тут себя ведёшь, — улыбнулась она, но в глазах читалось что‑то ещё. Что‑то, что я не мог разобрать.

— Значит, снова моя нянька? — попытался пошутить я, но голос дрогнул.

Она слегка приподняла бровь, будто оценивая моё состояние. Я вдруг осознал, насколько нелепо выгляжу: слегка покачиваюсь, глаза, наверное, блестят от выпитого, а в руках — очередной бокал, который я даже не помню, когда взял.

— Ну, — она сделала паузу, оглядывая шумную вечеринку, — кажется, нянька тебе действительно не помешает.

Я поставил бокал на столик, сделал шаг к ней. Расстояние между нами сократилось до пары шагов — достаточно близко, чтобы разглядеть каждую черту её лица, каждую тень в глазах.

— Ты правда здесь… — прошептал я, и голос дрогнул, будто каждое слово рвало горло изнутри. — Потому что отец попросил? Да? Я ведь ошибка?

Она вздрогнула, но тут же натянула маску холодности.

— Артём, не начинай. Я приехала сюда как твоя тётя. Проконтролировать ситуацию.

— А‑а‑а, — протянул я, и горький смех вырвался сам собой. — Вот оно в чём дело. Как моя тётя? Моя тётя, которая… которая скакала на моих пальцах месяц назад в кинотеатре.

Её лицо дрогнуло. Она попыталась скрыть это, но я успел заметить: за маской равнодушия — боль. Настоящая, живая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Зря я сюда приехала, — выдохнула она, отводя взгляд. — Ты не в себе. Тем более, кажется, дождь начинается.

— Не в себе? Да! Я не в себе! — выкрикнул я, чувствуя, как внутри всё горит. — И знаешь, кто в этом виноват? Угадай? Правильно — моя тётя, которая пудрит мне мозги!

Она резко развернулась, шагнула прочь. Каждый её шаг будто вырывал кусок из моей груди.

— Так, мне пора. Дождь и правда усиливается.

«Опять сбегает», — пронеслось в голове. И это было хуже всего. Хуже её слов, хуже дождя, хуже этой проклятой вечеринки за спиной.

— Стой! — рванул я за ней, голос сорвался на крик.

Она шла, не оборачиваясь, будто я — пустое место. Будто между нами ничего и не было.

— Стой, мы не договорили!

— Договорили, — бросила она через плечо, и эти два слова ударили сильнее любого удара.

Дождь усиливался — капли хлестали по лицу, смешивались с испариной, с чем‑то горячим, что жгло глаза. Я не понимал, плачу ли я или это просто дождь.

— Стой!

Она уже открыла дверь машины. Я рванулся вперёд, захлопнул её и с силой, смешанной с отчаянием, прижал Лену к кузову.

— Отпусти! — она попыталась оттолкнуть меня, голос дрожал, но в нём звучала сталь.

Я схватил её руки, зафиксировал, не давая вырваться. Её дыхание сбилось, глаза метали молнии — но за этим гневом я видел то, что она пыталась скрыть: страх. Страх перед тем, что между нами. Перед тем, что мы не можем контролировать.

— Ты не можешь просто так уйти, — прошептал я, глядя ей в глаза. — Не после того, как появилась, как дала мне надежду, а теперь снова собираешься исчезнуть.

— Нет у тебя никакой надежды, Артём! — выкрикнула она, пытаясь высвободиться.

Не думая, почти инстинктивно, я обхватил её затылок, притянул к себе и со страстью впился в её губы.

Это был не нежный поцелуй — это был крик, вырвавшийся без слов. Вся боль, вся тоска, всё отчаяние, копившееся месяц, выплеснулось в этом прикосновении. Я чувствовал, как её губы сначала сопротивляются, напрягаются, а потом — медленно, почти неохотно — поддаются.

Она попыталась оттолкнуть меня, но хватка ослабевала. Её руки, ещё секунду назад упирающиеся в мою грудь, вдруг безвольно опустились. А потом — едва ощутимо — пальцы скользнули вверх, вцепились в мои плечи, будто она искала опору, чтобы не упасть.

Дождь хлестал по нам, промочил одежду насквозь, но я не чувствовал холода. Только её тепло, только её дыхание, смешивающееся с моим. Только биение её сердца, которое я ощущал даже сквозь ткань мокрой куртки.

Когда я наконец отстранился, мы оба тяжело дышали. Её глаза были широко раскрыты, зрачки расширены, а на щеках — не то следы дождя, не то слёзы.

— Артём… — её голос дрогнул, сливаясь с шумом дождя.

Я прижался к ней ещё сильнее, чувствуя, как колотится её сердце — то ли от борьбы, то ли от того, что она пыталась скрыть.

— Скажи, — прошептал я, едва касаясь её губ. — Скажи, что у тебя нет ко мне никаких чувств. Скажи это. Ты не вспоминала этот месяц обо мне? Не думала? Не хотела меня видеть?

Она закрыла глаза, и по щеке скользнула капля — то ли дождь, то ли слеза. Молчание резануло острее ножа.

— Артём… — повторила она, и в этом звуке было столько боли, что у меня внутри всё сжалось.

— Не молчи, — выдохнул я. — Скажи, что не скучала. Скажи прямо сейчас, глядя мне в глаза. Если сможешь.

Её пальцы всё ещё цеплялись за мои плечи — то ли чтобы оттолкнуть, то ли чтобы удержаться. Я ждал. Каждая секунда тянулась бесконечно, будто время остановилось, оставив нас двоих в этом мокром, дрожащем мире.

Наконец она открыла глаза. В них — буря. Страх, гнев, тоска… и что‑то ещё. То, что она так отчаянно пыталась спрятать.

— Я… — голос сорвался. Она сглотнула, попыталась начать снова. — Я не могу… не могу сказать этого.

Слова повисли между нами, как раскалённая проволока. Я почувствовал, как внутри что‑то рушится — но не от боли, а от облегчения.

— Почему? — спросил я, и голос дрогнул, будто натянутая струна.

Она замерла, взгляд метнулся в сторону, словно искал путь к отступлению.

— Я… мне пора. Отпусти меня, — прошептала она, но в голосе не было твёрдости — только усталость и что‑то ещё, неуловимое.

— Нет, не отпущу, — я сжал пальцы чуть сильнее, не позволяя отстраниться.

— Артём, пожалуйста. Хватит, — её голос сорвался на полуслове, и это резануло по сердцу.

Я сделал глубокий вдох, собираясь с силами, и произнёс громко, отчётливо, вбивая каждое слово в тишину между нами:

— Ты… скучала… по… мне?

Молчание. Тягучее, обжигающее. Дождь барабанил по крыше машины, капли стекали по её лицу, смешиваясь с чем‑то горячим, что она пыталась сдержать.

— Да! — вдруг выкрикнула она, резко, будто вырывая признание из себя. — Скучала! Доволен?!

Её глаза сверкали — то ли от гнева, то ли от слёз, то ли от того, что она так долго держала взаперти.

— Доволен, — прошептал я, и на губах сама собой расцвела улыбка — первая за этот бесконечный месяц.

Я снова прижался к её губам — на этот раз не яростно, а жадно, впитывая её признание, её слабость, её правду. Она вздрогнула, но не отстранилась. Её рука нежно, почти невесомо, скользнула по моим коротким волосам — и от этого простого прикосновения внутри всё перевернулось. Я обхватил её за бёдра, приподнял и мягко прижал к кузову машины.

— Не уходи, — выдохнул я в её губы. — Больше не уходи.

Она не ответила словами. Вместо этого её руки обвились вокруг моей шеи, а поцелуй стал глубже, отчаяннее, будто она наконец сдалась — себе, мне, тому, что между нами.

Дождь всё хлестал, размывая границы мира вокруг. Но здесь, в этом мокром, дрожащем пространстве, было только одно — мы. Наши дыхания, наши сердца, наши руки, цепляющиеся друг за друга, как за последнюю надежду.

— Я больше не отпущу тебя, — прошептал я, отрываясь на секунду, чтобы заглянуть в её глаза.

— Артём, тебя гости ждут. Мне правда надо домой. Я заехала ненадолго, — её голос звучал тише, но в нём появилась новая твёрдость.

— Нет!

— Да, Артём! Давай завтра встретимся, если хочешь, и поговорим.

— Хочу! С тебя - подарок на день рождения. А то сегодня ты с пустыми руками пришла.

— Ты такой мелочный?

— Меня не интересует материальный подарок. Я хочу кое‑что другое, — я снова притянул её к себе и поцеловал.

— Всё! Мне пора, — она мягко отстранилась, но в её взгляде читалась нерешительность.

— До завтра, — я не мог оторваться от этих губ, ещё раз поцеловал её, задержавшись на мгновение дольше, чем следовало.

— Тём? — вырвал меня из полузабытья голос из темноты. Чёрт, это Леха с Женей.

— Всё, давай. Я поехала, — прошептала она.

— Давай, — я ещё раз чмокнул её в губы и направился к ребятам.

Она завела машину и уехала. Свет фар на мгновение ослепил меня, а потом растворился в серой пелене дождя.

— Лена приезжала? Это её же машина? — усмехнулся Леха.

— Да, отец попросил её проверить, как я здесь. Не спалил ли дом, — я старался говорить равнодушно, но сердце колотилось как бешеное.

— Ага. Именно поэтому ты засунул свой язык ей только что в рот и прижимал её к машине, — хохотнул Леха.

— Отвали, придурок, — бросил я, но без злости.

Я возвращался на вечеринку, а сердце продолжало стучать в бешеном ритме. Мысли крутились вокруг одного: завтра! Быстрее бы завтра!

Глава 23

АРТЁМ

Все мои мысли со вчерашнего дня были только о сегодняшней встрече. Я буквально считал минуты — в голове крутились сценарии нашего разговора, её улыбка, звук её голоса. Внутри всё сжималось от нетерпения и лёгкой тревоги: а вдруг она передумает? А вдруг опять замкнётся в себе?

Я заезжал в магазин, набрал продуктов, чтобы сделать пиццу для Лены — её любимую, с четырьмя видами сыра и песто. Ещё прихватил бутылку её любимого Boccardi — пусть будет хоть какой‑то намёк на праздник, хоть день рождения уже и прошёл.

Подъезжая к её дому, я несколько раз проверил, всё ли взял. Руки слегка дрожали. Глубокий вдох — и я нажала на звонок.

Дверь открылась почти сразу.

Она стояла на пороге — в длинной футболке, голые ноги, волосы наспех подколоты, несколько прядей выбились, обрамляя лицо. И даже в таком простом, будничном образе она выглядела… ослепительно. Как будто сама обыденность становилась прекрасной, стоило ей оказаться рядом.

«Определённо, — пронеслось в голове, — что бы она на себя ни надела, она будет красавицей».

— Привет! Заходи, — улыбнулась она, и от этого голоса внутри всё перевернулось.

Начало хорошее. Я невольно выдохнул с облегчением. «Надеюсь, она меня сегодня не выгонит. Не сбежит. Не закроет дверь перед носом».

— Привет, — ответил я, шагнув внутрь.

Не удержался — наклонился и поцеловал её в щёку. Лёгкое прикосновение, но оно будто пропустило через меня разряд тока. Она чуть вздрогнула, но не отстранилась.

— Что сегодня готовим? — спросила она, и в глазах мелькнул интерес.

— Готовим? Ты будешь мне помогать? — я постарался скрыть волнение за улыбкой.

— Да, чем смогу.

— Тогда будешь натирать сыр. И достань мне противень.

— Будет пицца? — её улыбка стала шире.

— Именно.

Я достал ингредиенты, разложил на столе. Она подошла ближе, взяла тёрку, начала натирать сыр — аккуратно, сосредоточенно. Я наблюдал за её руками, за тем, как она слегка наклоняет голову, когда что‑то рассматривает.

Запах свежих трав и сыра наполнил кухню, создавая уютную, почти домашнюю атмосферу. Я раскатывал тесто, стараясь сосредоточиться на движениях, но взгляд то и дело возвращался к ней. Её пальцы ловко управлялись с тёркой, светлые пряди волос то и дело падали на лицо — она откидывала их лёгким движением головы, не прерывая работы.

Я подошёл ближе, встал за её спиной. Почти коснулся плечом её плеча — и по коже тут же пробежали мурашки. Наклонился, вдохнул аромат её волос, смешанный с запахом сыра и оливкового масла.

— Давай помогу, — тихо сказал я, накрывая её руки своими и показывая, как лучше держать тёрку.

Она не отстранилась. Наоборот — чуть повернулась, и наши взгляды встретились.

Я наклонился и поцеловал её. Сначала нежно, едва касаясь губ, — словно пробуя на вкус самое драгоценное, что у меня есть. Потом — глубже, увереннее, позволяя себе раствориться в этом мгновении, в её тепле, в её дыхании. Она ответила сразу и ее прижалось ближе.

Я подхватил её на руки и прижал её к подоконнику — прохладное стекло контрастировало с нашим разгорячённым дыханием.

Её губы снова нашли мои — теперь уже без колебаний, с жаром, с той самой отчаянной искренностью, которую я так долго ждал. Я провёл ладонью по её спине, ощущая, как она вздрагивает от каждого прикосновения. Её руки скользили по моим плечам, спускались к груди, снова возвращались к волосам — будто она пыталась запомнить каждую черту, каждый изгиб.

Я стянул с неё футболку — движение почти невесомое, но от него по коже пробежала волна жара. Она не отстранилась, лишь на миг задержала дыхание, а потом, улыбнувшись, потянулась к моей рубашке. Её пальцы дрожали, но действовали уверенно: одна за другой пуговицы поддавались, обнажая кожу.

Когда моя рубашка упала на пол, она провела ладонью по груди, чуть царапнув ногтями, и я невольно напрягся от этого прикосновения. Её взгляд скользнул ниже, задержался на мышцах пресса, а потом она медленно подняла глаза — в них плескалось что‑то дикое, необузданное, и это сводило с ума.

Она наклонилась и провела языком по моей ключице — сначала едва ощутимо, почти невесомо, потом чуть сильнее, оставляя влажный след. Я закрыл глаза, впитывая каждое ощущение: тепло её губ, лёгкое давление зубов, когда она чуть прикусила кожу, едва заметное дуновение дыхания, от которого всё внутри сжималось.

Её губы поднялись выше, к шее, и я почувствовал, как учащается пульс под её прикосновениями. Она будто изучала меня — медленно, тщательно, не пропуская ни миллиметра. Каждый поцелуй отзывался в теле электрическим разрядом.

Я потерял контроль. Одним резким, но бережным движением подхватил её под ягодицы и, не разрывая поцелуя, понёс в спальню. Её руки обвились вокруг моей шеи, пальцы впились в плечи, а губы отвечали с такой же неистовой жаждой.

До кровати оставалось несколько шагов — и каждый из них давался с трудом: хотелось остановиться, прижать её к стене, продолжить здесь и сейчас, но я держал себя в руках, зная — впереди целое бесконечное мгновение.

Опустившись на постель, я на секунду отстранился, чтобы взглянуть на неё: растрёпанные волосы, блестящие глаза, припухшие от поцелуев губы… Она потянулась ко мне, начала медленно снимать с меня остатки одежды — движения точны, но в них сквозила та самая нетерпеливая дрожь, которая говорила громче любых слов.

Я ответил тем же — провёл ладонями по её телу, ощущая, как она вздрагивает от каждого прикосновения. Мы снимали друг с друга остатки одежды с жадностью, с безудержной страстью, будто пытались стереть все границы, все преграды, что стояли между нами.

Когда последняя вещь упала на пол, я замер на миг, впитывая её образ: она лежала передо мной, раскрытая, доверчивая, прекрасная в своей абсолютной искренности. Её взгляд — смесь вызова и нежности — заставил сердце биться чаще.

— Ты… — начал я, но она приложила палец к моим губам.

— Не говори ничего. Просто будь здесь. Со мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И я был. Полностью. Без остатка.

Мои губы снова нашли её, руки скользили по телу, запоминая каждую линию, каждый изгиб. Она отвечала тем же — её пальцы исследовали мою кожу, оставляли невидимые следы, заставляли кровь кипеть. Мы тонули друг в друге, терялись и вновь находили, сливаясь в едином ритме, в едином дыхании.

Время перестало существовать. Остались только мы, только наши тела, только это безумие, это пламя, которое сжигало всё лишнее, оставляя лишь суть — нас, таких, какие мы есть.

Я разорвал упаковку презерватива — движение резкое, почти нервное, пальцы слегка дрожали. В воздухе витало напряжение, густое, почти осязаемое.

Она наблюдала за мной, её дыхание участилось, глаза потемнели от желания.

Не отрывая взгляда, я надел его, чувствуя, как внутри всё сжимается от нетерпения. Каждое прикосновение к ней — как разряд тока, каждая секунда ожидания — пытка.

Я наклонился к ней, провёл ладонью по внутренней стороне бедра, ощущая, как она вздрагивает под моими пальцами. Её руки скользнули по моей спине, ногти слегка царапнули кожу — и это было последней каплей.

— Посмотри на меня, — прошептал я, задерживаясь на грани.

Она подняла глаза — в них не было ни тени сомнения, только чистая, необузданная страсть. И тогда я вошёл в неё — медленно, осторожно, давая ей привыкнуть, чувствуя, как всё внутри сжимается от невероятного, почти болезненного наслаждения.

Её губы приоткрылись в беззвучном стоне, пальцы впились в мои плечи. Я замер на мгновение, впитывая каждое ощущение: тепло её тела, ритм её дыхания, биение её сердца, сливающееся с моим.

Потом начал двигаться — сначала неторопливо, растягивая каждое мгновение, но с каждым толчком теряя контроль. Она отвечала, подстраиваясь под мой ритм, её тело отзывалось на каждое прикосновение, каждый поцелуй, который я оставлял на её шее, плечах, губах.

Мы слились воедино — не просто тела, а души, мысли, желания. Всё, что было между нами раньше — обиды, недомолвки, страхи — сгорало в этом пламени, оставляя только чистое, первозданное чувство.

Её стоны становились громче, дыхание — прерывистее, и я чувствовал, как её тело напрягается, готовясь к кульминации. Я ускорил темп, глубже, сильнее, пока она не вскрикнула, выгнулась под мной, и волна наслаждения накрыла её с головой.

В тот же момент я потерял себя — растворился в ней, в этом мгновении, в этой бесконечной, ослепительной разрядке. Мы застыли, цепляясь друг за друга, будто боялись, что мир рухнет, если разомкнём объятия.

А потом — тишина. Только наше тяжёлое дыхание, стук сердец, постепенно возвращающийся к норме. Я опустился рядом с ней, прижал к себе, чувствуя, как её голова ложится на моё плечо.

Она провела рукой по моему плечу — лёгкое, почти невесомое прикосновение, от которого по коже разбежались мурашки. Я приоткрыл глаза, наблюдая, как она медленно приподнимается, собирает разбросанную одежду.

Без слов надела футболку — ту самую, что ещё недавно лежала на полу. Ткань мягко обволокла её фигуру, скрывая то, что только что было целиком моим. Я хотел остановить её, сказать что‑то, но слова застряли в горле.

Она тихо прошла к балкону, приоткрыла дверь. В комнату ворвался прохладный воздух, смешавшись с ароматом её кожи и наших общих ощущений. Щёлкнул зажигалка — первый вдох, медленный выдох. Сигаретный дым растворился в вечернем воздухе.

Я оделся и вышел вслед за ней на балкон. Обвил её сзади руками, прижал к себе. Вдохнул её аромат — смесь запаха её кожи и сигаретного дыма. Коснулся губами мочки уха, едва ощутимо, почти невесомо.

И как только я хотел сказать, что люблю её, как сердце готово было выпрыгнуть из груди от этой простой, но такой важной правды…

— Тебе пора! — отрезала она резко, даже не повернувшись ко мне.

— Что? — голос дрогнул, будто я не расслышал.

— Тебе пора, — повторила она, наконец взглянув на меня. В глазах — ни тепла, ни той нежности, что была ещё минуту назад.

— Что?! Твою мать, да ты издеваешься надо мной?! — вырвалось у меня, и внутри всё вскипело от обиды и непонимания.

Я схватил её за руки, слегка встряхнул, пытаясь достучаться до того, что ещё оставалось от нашей близости.

— Что происходит в твоей голове?! — прорычал я, с трудом сдерживая рвущиеся наружу эмоции. — Сколько ты будешь со мной играть?!

— Мне больно, отпусти! — её голос дрогнул, но в нём не было страха — только усталость.

— Мне тоже больно, мать твою! Ты достала меня уже! То, что только что между нами произошло… Это было прекрасно! И это было лучшее, что со мной случалось! — Я провёл рукой по волосам, чувствуя, как внутри всё сжимается. — Но, чёрт побери, у меня больше нет сил терпеть твои закидоны!

Слова вырвались наружу, как давно сдерживаемый крик. Я отпустил её руки, отступил на шаг. Смотрел в её лицо, надеясь увидеть хоть проблеск понимания, но видел лишь холодную решимость — будто между нами уже выросла стена, которую я не в силах разрушить.

— Артём… Я просто… Всё эти нежности после… Это всё не для меня. Я не привыкла к такому. Это ведь просто секс. Зачем всё усложнять?

Её слова ударили, как пощёчина. На секунду я замер, пытаясь осмыслить услышанное. Потом медленно выдохнул, и в этом выдохе растворилась последняя капля надежды.

— Просто секс? — повторил я тихо, почти шёпотом. — Правда? Ну зачем всё усложнять…

Слепая злость захлестнула меня с дикой силой. Внутри всё взорвалось — боль, разочарование, ярость. Не осознавая, что делаю, я рванул на кухню. С размаху опрокинул поднос с пиццей, которую мы так и не успели поставить в духовку. Тесто разлетелось по полу, соус и песто оставили яркие пятна на светлом кафеле.

— Спокойной ночи! — бросил я, даже не глядя на неё.

Тишина. Тяжёлая, давящая. Только отдалённый гул города за спиной и биение собственного сердца, которое отдавалось в ушах набатом.

Развернулся. Сделал шаг к двери. Ещё один. И ещё.

Хлопок. Громкий, резкий. Как последний аккорд в симфонии, которую мы так и не смогли доиграть до конца.

Я шёл прочь, а в голове стучало одно: «У меня больше нет сил». Каждый шаг отдавался тупой болью где‑то в груди. Я пытался дышать ровно, но воздух будто не доходил до лёгких.

За спиной — ни звука. Ни оклика, ни просьбы остановиться. Ничего.

И от этого «ничего» становилось ещё больнее.

Глава 24

ЛЕНА

После того, как Артем ушел, я опустилась на пол, обхватила себя руками и разрыдалась. Слезы катились по щекам, обжигая кожу, а я даже не пыталась их остановить — пусть льются, пусть вымывают эту боль, эту путаницу в голове.

Я оттолкнула его. Теперь окончательно и бесповоротно. В груди всё сжималось от мысли, что это конец — но иного выхода не было.

Мне было очень хорошо с ним. Чересчур хорошо. Так, что сердце замирало от одного его взгляда, так, что каждый миг рядом казался ярче, полнее, значимее. Так не должно быть. Я не должна зависеть от мужчины — от его прикосновений, его слов, его присутствия. Не должна ждать его звонка, ловить каждый знак внимания, растворяться в нём, забывая о себе.

Я всегда знала: у нас нет будущего. Мы слишком разные, наши пути ведут в разные стороны. Это было ясно с самого начала — просто я позволила себе ненадолго поверить в сказку.

Рано или поздно всё закончилось бы. И чем дольше мы были вместе, тем больнее было бы потом. Я видела это. Чувствовала. Потому и оттолкнула — чтобы не дать себе увязнуть глубже, чтобы не позволить этой привязанности поглотить меня целиком.

Но почему же тогда так больно? Почему внутри всё рвётся на части, будто я не просто закрыла дверь, а разорвала что‑то жизненно важное?

Я уткнулась лицом в колени, пытаясь унять дрожь. В голове крутилось одно: «Так надо. Так правильно». Но сердце не слушалось, оно кричало другое — то, что я боялась признать.

Всю неделю я была сама не своя. Не находила себе места, будто потеряла якорь в бушующем море. Внутри всё выворачивалось наизнанку: то жар опалял каждую клеточку тела, то ледяной озноб пробирал до костей, то внезапная слабость подкашивала колени. Мне до боли, до ломоты в пальцах хотелось позвонить ему, написать хоть слово — просто услышать его голос, низкий, бархатный, от которого всегда мурашки по спине. Сказать, что я ошиблась. Что не могу без него. Что я… влюбилась в него, как школьница — глупо, отчаянно, без оглядки, вопреки разуму и обстоятельствам.

Но каждый раз, когда пальцы сжимали холодный корпус телефона, в голове звучал ледяной, трезвый голос: «Так надо. Нам всё равно пришлось бы расстаться. Нас осудят. Никто не поймёт. Решат, что я соблазнила парня младше себя. Осуждение всё равно заставит его бросить меня — рано или поздно».

Эти мысли жгли изнутри, выжигали душу, но я цеплялась за них, как за спасательный круг, боясь отпустить. Лучше сейчас. Лучше резко. Лучше больно, но сразу — чем медленно умирать от каждого нового взгляда, от каждого прикосновения, от каждой улыбки, которую он дарит мне, от каждого «люблю», которое так и не прозвучало вслух.

Сегодня мне позвонила Аня и попросила заехать к ней. Сказала, что это очень важно.

Ехать к Ане домой — значит встретиться с Артёмом. Как я посмотрю ему в глаза после того, как выгнала его, словно бездомного пса? Как объясню, почему оттолкнула, когда больше всего на свете хотела прижаться к нему, вдохнуть запах его кожи и никогда не отпускать?

Я хочу его увидеть. Очень хочу — до дрожи, до спазма в горле. Но уверена, что он этого больше не хочет. Что для него я уже просто призрак из прошлого, который лучше не будить.

Когда я подъехала к их дому, машины Артёма не увидела. Значит, его нет дома. Сердце ёкнуло — то ли от облегчения, то ли от острой, неожиданной грусти, острой, как осколок стекла в груди. Может, Аня сказала, что я приеду, и он уехал, чтобы не пересекаться со мной? Скорее всего, так и есть.

Аня встретила меня на пороге. Глаза сияют, на лице — та самая улыбка, которую я помню с детства: искренняя, тёплая, немного смущённая. Она взяла меня за руки, заглянула в глаза и сказала:

— Я беременна.

Я обняла её, искренне радуясь за сестру. Но мысли мои были где‑то далеко — в той квартире, на том балконе, где всё рухнуло в один миг. Я представляла, как Артём сейчас где‑то ходит, дышит, живёт своей жизнью, и в этой жизни больше нет меня. Представляла его улыбку, его руки, его взгляд — и от этих картин внутри всё сжималось в тугой комок боли.

— Ты счастлива? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, не выдал бурю, рвущуюся наружу.

— Безумно, — ответила Аня, прижимая руки к животу. — Мы так ждали этого.

Я кивнула, улыбнулась, но внутри всё сжалось. Счастье сестры должно было наполнить меня теплом, но вместо этого я чувствовала лишь острую пустоту, зияющую дыру там, где когда‑то билось сердце. Потому что рядом с ней был человек, который любит её, хочет быть с ней, строить будущее. А у меня… у меня не было ничего, кроме страха, сомнений и воспоминаний, которые жгли душу, как раскалённое железо.

Мы сели за стол, Аня заварила чай, начала рассказывать, как они планируют всё устроить. Я слушала, кивала, улыбалась, но мысли снова и снова возвращались к Артёму. К его голосу, его прикосновениям, его запаху. К тому, как он смотрел на меня — будто я единственная женщина во вселенной.

«А если я позвоню? Если скажу, что передумала? Что готова бороться за нас, несмотря ни на что?»

Но тут же перед глазами вставали лица знакомых, шепотки за спиной, осуждающие взгляды. Я видела, как он постепенно отдаляется, как в его глазах появляется усталость от борьбы с общественным мнением, с моими страхами, с моей нерешительностью.

Нет. Так будет лучше. Для него. Для меня. Для всех.

Я допила чай, обняла сестру, пообещала помогать ей во всём. Она сказала, что хочет спать и ушла в свою комнату. А я… я пошла в комнату Артёма. Всё равно его не было дома.

Я медленно вошла, словно боясь нарушить священную тишину.

Рассматривала стены, кровать, понюхала его духи на полке — аромат, от которого колени снова подкосились. На кровати лежала футболка, которая ещё пахла им. Я поднесла её к лицу, глубоко вдохнула, и на секунду мир перестал существовать. Только этот запах, только эти воспоминания, только эта боль.

Положила футболку обратно, сделала шаг к двери. И тут из душевой вышел Артём — в одном полотенце, обмотанном вокруг бёдер.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

О, мой Бог… Как же я за ним соскучилась. До боли в груди, до слёз, до судорожного вздоха. Я даже не услышала звук воды, пока рассматривала его комнату, погрузившись в свои мысли.

— Что ты тут делаешь? — спросил он безрадостным голосом, но в глазах — буря.

— Я… я была у Ани, — пролепетала я, чувствуя, как голос дрожит, как колени подкашиваются.

— Я понял. А тут ты что делаешь? — его тон резал, как лезвие.

— Думала, тебя нет дома. Машины нет… — я пыталась собраться, но слова путались, мысли разбегались.

— Ещё раз. Что ты делаешь в моей комнате? — Артём приближался ко мне всё ближе и ближе, как хищный зверь к добыче, каждое его движение — напряжение, каждая черточка лица — невысказанный гнев.

— Я… — я огляделась по сторонам, ища спасения, сделала шаг в сторону, чтобы сбежать, раствориться в воздухе, исчезнуть.

Но он успел меня поймать. Резко, почти грубо прижал к себе — и мир взорвался. Его губы нашли мои, поцелуй — жадный, отчаянный, полный невысказанной боли и тоски. Он целовал так, будто хотел выместить всю обиду, всю злость, всё то, что копилось в нём все эти дни.

А потом — резко развернул к столу, задрал мою юбку. Послышался шелест упаковки презерватива. Одно резкое движение — и он вошёл, не давая ни секунды на раздумья, не оставляя пространства для сомнений.

Я вскрикнула — не от боли, а от шока, от внезапного осознания, что всё это реально. Что он здесь. Со мной. Снова. Что его руки держат меня так крепко, будто боятся, что я исчезну. Что его дыхание обжигает шею, а сердце бьётся так же бешено, как моё.

Его движения становились всё быстрее, всё жёстче, но в них была не только страсть — в них была невысказанная любовь, боль, тоска. В каждом прикосновении — вопрос: «Зачем ты ушла? Почему ты сделала это?»

В какой‑то момент он замер, тяжело дыша. Я почувствовала, как его пальцы слегка расслабились на моей талии, как он прижался лбом к моей спине.

— Зачем ты пришла? — прошептал он, и в его голосе прозвучало не злость, а что‑то другое — то, что я боялась назвать. То, что заставляло моё сердце биться чаще.

Я не ответила. Не смогла. Потому что сама не знала ответа. Потому что пришла не осознанно — пришла сердцем, которое не слушалось рассудка, которое кричало: «Он мой. Он нужен мне. Без него я не цела».

После того, как мы оба взорвались от удовольствия, мир на секунду остановился — будто время замерло, оставив нас в этом мгновении, полном невысказанных слов и невыплаканных слёз. Потом он медленно отстранился, помог мне поправить одежду. Ни слова. Ни взгляда. Только тишина — тяжёлая, давящая, словно свинцовая плита, придавившая нас обоих.

Я повернулась к нему. В горле стоял ком, в глазах — туман из невыплаканных слёз. Хотела что‑то сказать — «Прости», «Люблю», «Не отпускай»… Но он уже отступил на шаг, лицо — каменное, взгляд — холодный, отстранённый.

— Тебе пора! — резко бросил он, и эти слова ударили, как пощёчина.

— Что? Ты… — голос дрогнул, сорвался. Я не могла поверить, что он говорит это. Что после всего — после этой вспышки, этой близости, этого момента, когда мы были так близки, как никогда, — он просто выставляет меня за дверь.

Он подошёл к двери, распахнул её широким, резким движением, всем своим видом показывая: «Уходи. Ты здесь больше не нужна».

В этот момент я всё поняла. Это была месть. Чистое, холодное возмездие за тот день, когда я сама выпроводила его из своей квартиры. Когда оттолкнула, не дав сказать ни слова, не дав объяснить. Когда решила, что так будет лучше — для него, для меня, для всех.

Теперь он делал то же самое. Возвращал мне мою же боль. Показывал, каково это — быть отвергнутой, выброшенной, словно ненужная вещь.

Я стояла, не в силах пошевелиться.

Внутри всё кричало, рвалось наружу — но я знала: если сейчас начну умолять, просить, объясняться, будет только хуже. Он не услышит. Сейчас он не слышит ничего, кроме голоса своей обиды.

Медленно, словно сквозь вязкий туман, я сделала шаг к двери. Потом ещё один. Он не попытался остановить меня, не сказал ни слова. Только стоял, скрестив руки на груди, и смотрел — холодно, отчуждённо, будто я была просто тенью, случайным прохожим.

Когда я переступила порог, он закрыл дверь. Тихо. Без хлопка. Но этот тихий щелчок замка прозвучал в моей голове, как выстрел.

Я шла по коридору, а в ушах стучало одно: «Он сделал это. А я… я даже не попыталась бороться».

Я завела машину и поехала к себе домой. В динамиках тихо пел Майкл Джексон. По щекам безостановочно текли слёзы, оставляя влажные дорожки, которые я даже не пыталась стереть.

«Я это заслужила, — твердила себе. — То, как он со мной поступил… Это лишь отголосок той боли, которую я причинила ему».

Но от осознания справедливости происходящего легче не становилось. Боль не утихала — она пульсировала в груди, сжимала горло, мешала дышать. Я чувствовала себя использованной, выброшенной, словно ненужная вещь. Словно всё, что было между нами, свелось к одному‑единственному моменту — и теперь я была не нужна.

И в этой боли я вдруг ясно увидела его. Представила, как он тогда, в прошлый раз, уезжал из моей квартиры. Как садился в машину, сжимал руль до побелевших пальцев, смотрел в пустоту перед собой. Наверное, он тоже думал: «Это справедливо. Я ей не нужен».

Мы словно обменялись ударами — один в ответ на другой. Один в ответ на другой. И теперь оба лежим на ринге, тяжело дыша, не в силах подняться, но и не желающие протянуть руку для примирения.

Дорога размывалась перед глазами — не от дождя, а от слёз, которые всё лились и лились, будто мой организм решил выплакать всё, что копилось неделями. Светофоры мигали красным, жёлтым, зелёным — а мне казалось, что это бьётся сердце, которое я так старалась защитить, отгородив его от него.

«Зачем я пришла в его комнату? — думала я, сжимая руль. — Зачем позволила себе надеяться, что всё можно исправить одним прикосновением, одним поцелуем?»

Потому что теперь я знала: даже если мы встретимся снова, даже если попытаемся начать всё сначала — между нами всегда будет этот момент. Этот холодный взгляд, эта открытая дверь, этот тихий щелчок замка.

Песня в динамиках закончилась, наступила тишина. Настоящая, глухая тишина, которую не нарушали ни слова, ни мысли, ни даже боль. Только стук сердца. Только дорога впереди. Только одиночество, которое я сама выбрала.

Я припарковалась у дома, но ещё долго сидела в машине, глядя в одну точку. Слёзы высохли, оставив на лице ощущение стянутости и пустоты. Выключила двигатель. Вытащила ключ. Но выйти не могла.

Потому что за этой дверью ждал не дом. За этой дверью ждала пустота. Та самая, которую я так боялась почувствовать — и которую всё‑таки нашла.

Глава 25

АРТЁМ

Я увидел Лену в своей комнате — и сердце сбилось с ритма. Не смог удержаться: прижал к себе, поцеловал, жадно, отчаянно, словно пытался выпить её всю, впитать каждую ноту её тепла. Мне хотелось прикасаться к ней, любить её, быть с ней — навсегда, без оговорок, без страха.

Но вместо этого… вместо этого я поступил с ней жестоко. После страстного, безудержного секса выпроводил её за дверь. Холодно. Резко. Так же, как она когда‑то выпроводила меня.

Я не должен был так делать. И не хотел. Но что‑то внутри сломалось — та самая тонкая нить терпения, которую я изо всех сил старался не порвать. Мне нужно было, чтобы она почувствовала то, что чувствовал я тогда: боль, растерянность, пустоту. Чтобы наконец поняла — играть чужими чувствами нельзя. Это не игра. Это ранит. Это убивает.

«Если я тебе не нужен, если ты каждый раз отталкиваешь меня — зачем потом приходишь снова? Зачем бередишь раны, которые ещё не зажили?» — эти слова крутились в голове, но я не сказал их вслух. Вместо этого — «Тебе пора».

Я устал от этой неопределённости. От вечного «то близко, то далеко». Хочу поставить точку. Или мы вместе — по‑настоящему, без оглядки на страхи и чужое мнение. Или пусть навсегда забудет обо мне. Теперь уже точно.

Поэтому я просто отправил ей СМС с адресом ресторана и временем, в которое буду её ждать. Всё. Никаких «может быть», никаких «если захочешь». Посмотрим — приедет или нет.

Нам однозначно нужно поговорить. Я мог бы снова поехать к ней, но понимаю — это бессмысленно. Нам нужна нейтральная территория. В её квартире я не смогу держать себя в руках: снова наброшусь на неё, снова потеряю голову, снова всё запутаю.

Нас тянет друг к другу, как магнитом. Это сильнее нас, сильнее рассудка, сильнее обид. Но она, кажется, этого не понимает. Или не хочет понимать.

Я приехал в ресторан в назначенное время. На моё сообщение она ничего не ответила. И с каждой минутой я всё больше склоняюсь к тому, что она не приедет.

Часы тикают. Кофе остывает. А я всё смотрю на входную дверь — и не могу перестать надеяться.

К моему удивлению, Лена зашла в ресторан. Как всегда — ослепительна. Лёгкий макияж, небрежно уложенные волосы, платье, которое подчёркивало каждый изгиб… Пальцы чесались дотронуться до неё, провести рукой по плечу, притянуть ближе. Но я держал себя в руках — сейчас важно было не поддаться импульсу, а наконец сказать всё, что копилось внутри.

— Привет!

— Привет, — кивнула она и присела напротив, глядя прямо в глаза.

— Хочешь выпить?

— Не отказалась бы.

Я заказал нам по бокалу белого вина и два салата «Цезарь» с креветками. Мы какое‑то время сидели молча. Тишина между нами была не тягостной — скорее напряжённой, полной невысказанных слов и невыплаканных слёз. Она не сводила с меня взгляда, я — с неё.

— Зачем ты меня пригласил? — наконец тихо спросила она.

— Поговорить. Может, хоть в этот раз получится. Тебе есть что мне сказать?

Она молчала. Губы дрогнули, но слова так и не прозвучали.

— Ясно. Тогда я говорю. Ты слушаешь.

Я сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями.

— Я хочу быть с тобой. Каждый день. Сегодня, завтра, всегда. Мне никто другой больше не нужен. Меня не волнует чужое мнение. Меня волнуешь только ты.

Её глаза чуть расширились, но она продолжала молчать, впитывая каждое слово.

— Я хочу нормальных отношений. Без «Тебе пора», без постоянных отталкиваний, без побегов и прочих игр. Ты либо со мной — либо забудь обо мне навсегда. Я вырву тебя из своего сердца, как бы это ни было болезненно, но я откажусь от тебя навсегда.

Пауза. Тяжёлая, ощутимая.

— Если же ты тоже хочешь быть со мной… То это не про любовников на ночь в твоей квартире и «до свидания». Это значит, что ты будешь моей девушкой, а я — твоим парнем. Официально. Мы будем гулять, ходить в кино, ездить на море, смотреть на звёзды, готовить вместе и держаться за руки. Я познакомлю тебя со своими друзьями. И ты всегда будешь рядом. Если меня пригласят на вечеринку — ты пойдёшь со мной. А ещё ты будешь приходить на мои матчи, чтобы поболеть за меня. И да! Мне плевать на мнение моего отца, Ани, твоих родителей и всех остальных.

Она не дала мне договорить.

— Я люблю тебя!

Что? Что она сказала?

— Что? — тихо спросил я, боясь поверить.

— Я люблю тебя!

— Ещё раз.

— Я люблю тебя. И согласна на все твои условия. Хочешь серьёзных отношений? Я согласна. Я хочу быть твоей — сегодня, завтра, всегда. Только… давай Ане и Олегу об этом пока не будем говорить. Пока. Я просто не готова сейчас к порции негатива от моей семьи.

— Ладно, — выдохнул я, всё ещё не веря, что это не сон.

Я до сих пор сидел опешивший, пытаясь осознать, что всё это на самом деле.

— Значит, ты даже не выгонишь меня сегодня? Не выставишь из своей постели и не убежишь из ресторана?

— Нет. Не выгоню и не убегу.

— В ту ночь на балконе… когда я вышел к тебе… я хотел сказать, что люблю тебя. Я безумно тебя люблю, Лена.

— А я хотела тебе сказать, что люблю, когда была в твоей комнате… перед тем как ты меня выгнал.

Вот чёрт. Я провёл рукой по лицу, чувствуя, как внутри всё переворачивается.

— Лен, давай в следующий раз разговаривать как люди. Не держать ничего в себе, не отмалчиваться. Все наши проблемы — из‑за недосказанности.

— Я согласна! — её голос дрогнул, но в глазах светилась решимость.

— Тогда к чёрту «Цезарь». Поехали скорее к тебе!

— Поехали, — рассмеялась она, впервые за весь вечер.

И в этом смехе было всё: облегчение, радость, надежда. Я поднялся, подал ей руку, и мы вышли из ресторана — уже не просто двое людей, мучающихся от неопределённости, а пара. Настоящая. Наконец‑то настоящая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 26

ЛЕНА

После нашего разговора в ресторане в отношениях с Артёмом наконец‑то исчезла мучительная недосказанность — и наступил наш «медовый месяц». Каждый день был как подарок: мы гуляли, готовили вместе, смотрели фильмы, занимались любовью — всё именно так, как Артём всегда хотел. Я отпустила страхи, перестала оглядываться на прошлое и погрузилась в настоящее, наслаждаясь каждым мгновением, проведённым рядом с ним.

Теперь он почти каждую ночь оставался у меня — мы засыпали и просыпались в объятиях друг друга. И ничего на свете не могло быть лучше этого. Я была счастлива по‑настоящему, до дрожи, до слёз радости. Смешно вспоминать: ещё месяц назад я бегала от него, прятала чувства, убеждала себя, что это неправильно. А теперь… теперь я не представляла жизни без него.

Я даже познакомилась с его лучшими друзьями — Лёшей и Женей. И, к моему удивлению, они оказались классными ребятами — искренними, весёлыми, без тени осуждения. Юля тоже знала о наших отношениях и искренне радовалась за меня. «Я всегда была уверена, что вы будете вместе», — говорила она с тёплой улыбкой.

Сегодня мы запланировали романтический ужин — свечи, вино, нежная музыка. Я тщательно готовилась: надела красивое кружевное бельё, которое едва скрывало тело, чулки, туфли на каблуке, накинула сверху прозрачный халатик. В воздухе витало предвкушение, сердце билось чаще с каждой минутой. Артём уже подъезжал к дому — мы созвонились, когда он выезжал из магазина.

Звонок в дверь. Я распахнула её, не глядя на гостя, повернулась спиной, включила музыку и начала медленно танцевать, снимая халатик…

— Красиво! — раздался вдруг женский голос.

Я резко обернулась. В дверях стояла моя сестра Аня.

Мы замерли, глядя друг на друга. Время будто остановилось.

— Судя по всему, танец предназначался не беременной сестре, — с горькой усмешкой произнесла Аня.

— Что ты тут делаешь? Почему не позвонила? — я поспешно накинула халатик, чувствуя, как жар стыда заливает лицо.

— Ехала из салона красоты, проезжала мимо твоего дома и решила сделать сюрприз. Похоже, сюрприз удался, — её голос звучал спокойно, но в глазах читалось удивление.

Внезапно до меня дошло: Аня здесь, а Артём вот‑вот поднимется! Я схватила телефон и быстро набрала сообщение:

У меня Аня. Неожиданно!!!

Ответ пришёл мгновенно:

Понял.

— Ань, может, в следующий раз пообщаемся? Ко мне должны прийти, — я пыталась говорить ровно, но голос дрогнул.

— Я уже это поняла. Не знала, что у тебя кто‑то появился, — в её взгляде мелькнуло что‑то неуловимое — то ли обида, то ли разочарование.

— Появился.

— Почему не познакомила? Приезжайте как‑нибудь к нам в гости. Посидим вчетвером.

«Та‑блин, вас и знакомить не надо! Ты и так его знаешь. Он сын твоего мужа», — пронеслось в голове. Но вслух я лишь сказала:

— Я пока не готова его знакомить с вами.

— Ясно. Значит, несерьёзно. Просто для здоровья встречаешься, как обычно? — в её голосе прозвучала едкая насмешка.

— Нет. Серьёзно. Просто… пока не готова, — я старалась говорить твёрдо, но внутри всё дрожало.

— Ладно. Я тогда поеду. Как решишься, будем рады с ним познакомиться, — она натянуто улыбнулась.

— Хорошо.

Я проводила Аню и выдохнула с облегчением. «Блин, а если бы она пришла на час позже и застукала меня тут с Артёмом? Я бы что, прятала его как любовника?» — мысль обожгла, и я нервно рассмеялась.

Через пять минут пришёл Артём. Он окинул меня взглядом, улыбнулся:

— Ты в этом Аню встречала?

— Ещё хуже. Я встречала её, блин, эротическим танцем, — я закатила глаза.

Артём разразился смехом.

— Не смешно! — я попыталась выглядеть серьёзной, но уголки губ предательски дрогнули.

— Почему же, очень даже смешно. Когда ты написала, я уже был в лифте.

— Смешно тебе? А как насчёт того, что Аня хочет, чтобы я своего парня привела познакомить с ней и Олегом?

Артём снова закатился от смеха:

— Это будет эпично!

— Да уж. Эпично. Заходи уже. Будем ужинать.

— Не‑е‑е. Подожди, что там за танец был? Я хочу посмотреть.

— Это должен был быть сюрприз!

— Окей, я тогда сейчас выйду за дверь, закрою её, потом открою — а ты станцуешь, и я удивлюсь сюрпризу.

После моего танца мы переместились в спальню, и романтический ужин прошёл там — не отрываясь друг от друга, растворяясь в нежности и страсти.

Утром мы проснулись вместе. Артём сходил в пекарню за синабонами, приготовил кофе. Мы сидели на кухне, пили ароматный напиток, делились планами на день — и это было так по‑домашнему, так правильно.

Вдруг мой телефон пикнул. СМС от Ани:

Жду тебя сегодня. Нужно поговорить. Срочно! Важно!

«Интересно, что она хочет? Вчера же только виделись», — подумала я, хмурясь.

— Что там? — Артём кивнул на телефон.

— Аня просит приехать к ним. Пишет, что срочно.

— Чего это она вдруг?

— Не знаю. Сейчас позавтракаю и поеду.

— Хорошо. А я тогда к Лёхе съезжу.

Мы позавтракали и разъехались по своим делам.

Аня открыла дверь и жестом пригласила пройти в комнату. Её серьёзный вид насторожил меня — что‑то было не так. Я зашла следом, чувствуя, как внутри нарастает тревога.

— И давно это у вас? — без предисловий начала она.

— Ты о чём? — я постаралась сохранить спокойствие, но голос чуть дрогнул.

— Давно ты спишь, блин, с моим пасынком? — её слова прозвучали как удар.

— Что за глупости?! — я невольно отступила назад, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

— Лена, я вчера вышла от тебя, и возле дома стояла его машина. Совпадение? Скажешь, это не его ты ждала вчера в нижнем белье и с танцами? Блин, как у тебя мозгов только на это хватило? Он же младше тебя на шесть лет! Ты представляешь, что будет, когда Олег узнает? Вы должны это прекратить! Немедленно! Поняла?! — голос Ани дрожал от гнева, глаза метали молнии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Во мне закипала ярость — горячая, ослепляющая. Каждая жилка пульсировала, в висках стучало. Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, пытаясь удержать рвущийся наружу крик.

— Да пошла ты! — вырвалось резко, почти грубо. — Я не собираюсь перед тобой отчитываться! И уж тем более расставаться с ним!

— А я‑то думаю, где это он последний месяц пропадает, не ночует дома! А он, оказывается, с моей сестрой кувыркается! — её губы искривились в презрительной усмешке.

Я шагнула к ней, глядя прямо в глаза. Голос звучал тихо, но твёрдо, каждое слово — как удар:

— Закрой. Свой. Рот. Я повторяю ещё раз: я перед тобой отчитываться не собираюсь! Ты упрекаешь меня, что он на шесть лет меня младше? Серьёзно?! И это говорит мне та, которая выскочила замуж за мужчину на двадцать лет старше?!

— Да! — она резко вскинула голову, голос задрожал. — Но разница между нами в том, что я вышла замуж и беременна от этого мужчины! Мы любим друг друга, он на руках меня носит! А Артём? Ты думаешь, он тебе предложение сделает? Он попользуется тобой и найдёт себе девочку своего возраста. Ты ему не нужна. Просто лёгкая добыча.

Внутри что‑то лопнуло. Не думая, не взвешивая последствий, я резко взмахнула рукой. Звук пощёчины эхом разнёсся по комнате. Да, я ударила свою беременную сестру. Но в тот момент мне было всё равно. Я больше не могла терпеть эти унижения, эти ядовитые слова, пронзающие сердце, как раскалённые иглы.

— Ты… ты меня ударила?! — Аня отшатнулась, прижимая ладонь к пылающей щеке. В её глазах мелькнуло недоверие, потом — жгучая обида.

— Сама виновата, — выдохнула я, чувствуя, как дрожит голос, но не от страха, а от переполняющего гнева. — Ты не смогла вовремя закрыть рот!

— Ты дрянь! — прошипела она, и в её взгляде вспыхнула холодная решимость. — Я всё про вас расскажу Олегу! И как ты думаешь, что он сделает, когда узнает? Он отправит Артёма в Америку доучиваться. Он давно об этом говорит. Там он найдёт себе прекрасную, милую девушку, забудет о тебе и останется там жить.

Каждое слово било точно в цель, разрывая последние нити самообладания. Я почувствовала, как внутри всё сжимается от боли, но тут же вспыхнула новая волна ярости.

— Этого ты и добиваешься, да? — я шагнула к ней, голос звучал глухо, но твёрдо. — Сплавить Артёма подальше? И жить вашей милой молодой семейкой?

Не дожидаясь ответа, резко развернулась и бросилась к двери. Ручка холодно скользнула под ладонью — я рванула её на себя и выбежала прочь.

Хлопок двери эхом отозвался в пустой прихожей, а я уже неслась по улице, глотая холодный воздух. Ноги подкашивались, но я бежала, будто за мной гналась сама тьма.

Слова Ани продолжали крутиться в моей голове, врезаясь в сознание острыми осколками:

«Он попользуется тобой…» «Найдёт себе девочку своего возраста…» «Забудет о тебе…»

Я прижала ладони к вискам, пытаясь заглушить этот голос. Но он звучал всё громче, всё ядовитее. И самое страшное — в глубине души я знала: часть меня боится, что она права.

Сердце колотилось так, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. В глазах потемнело, и на секунду я остановилась, пытаясь выровнять дыхание. «Нет, — мысленно твердила я. — Это неправда. Артём любит меня. Он не такой».

Но сомнения, словно ядовитые змеи, уже обвивали разум, сдавливая его холодными кольцами. Я ускорила шаг, сама не зная, куда иду, лишь бы подальше от этих слов, от этой боли, от этой правды, которую так боялась признать.

Глава 27

АРТЁМ

После поездки к Ане Лена была сама не своя — ходила тихая, задумчивая, словно, где‑то далеко. Она упорно отмалчивалась, когда я спрашивал, что случилось, но я чувствовал: что‑то тяжёлое опустилось на её плечи. Внутри скребло беспокойство, но я не давил — знал, что она расскажет, когда будет готова.

А пока… этот месяц вместе был поистине райским. Каждый день с ней — как глоток свежего воздуха, как открытие заново самого себя. Мы проводили время вместе без устали: гуляли до рассвета, готовили, хохотали над глупыми мемами, смотрели кино, обнимались, любили друг друга. Я никогда не был так счастлив. Никогда ещё не чувствовал такой полноты жизни. С ней всё обретало смысл.

Сегодня Женя позвал нас на небольшую вечеринку. Учитывая настроение Лены, я думал, она откажется. Но она согласилась— и это уже было маленькой победой.

Когда она вышла из спальни в джинсовых шортиках, коротеньком топике, белых кедах и с двумя небрежными косичками, у меня перехватило дыхание. Она выглядела как озорная девчонка — свежая, яркая, настоящая. Первая мысль была дикой: сорвать с неё всю эту прелесть, унести в спальню и не выпускать оттуда сутки. Но я сдержался. Друг ждал, я обещал приехать. А если бы я поддался порыву — мы бы точно нескоро выбрались из постели.

Даже удивительно: все мои предыдущие партнёрши надоедали мне уже после первого раза. С Леной всё иначе. Она — как вода в пустыне. Я не могу ею насытиться. Каждый взгляд, каждое прикосновение — как открытие.

— Ну что, поехали? — спросил я, отгоняя похотливые мысли.

— Поехали, — улыбнулась она, и от этой улыбки у меня снова ёкнуло сердце.

Мы приехали к Жене. Народу было немного — только свои, без лишних глаз. Я держал её за руку, не отпуская ни на секунду. Мне хотелось, чтобы все знали: она — моя. Поэтому я знакомил её со всеми, представляя своей девушкой. Сначала она смущалась, но вскоре расслабилась, влилась в компанию, танцевала, смеялась, сияла.

Я отошёл на кухню, чтобы налить себе пива. Следом вошла Влада.

— Ты серьёзно? — начала она с ухмылкой, скрестив руки на груди.

— О чём ты? — насторожился я.

— Ты серьёзно замутил со своей тёткой? Что, девушки твоего возраста в городе уже закончились? Залез на старушку?

Её слова ударили, как пощёчина. Внутри вскипела злость.

— Закрой свой поганый рот. Я не собираюсь обсуждать с тобой мою личную жизнь, — отрезал я, чувствуя, как сжимаются кулаки.

Она вдруг перевела взгляд куда‑то в сторону — и неожиданно прильнула ко мне, впиваясь в губы поцелуем.

«Что происходит?!» — пронеслось в голове. Я резко оттолкнул её, вытер рот рукой. Внутри всё перевернулось от отвращения.

Развернулся к двери — и увидел удаляющуюся спину Лены. Она всё видела. Как давно она там стояла? Влада сделала это нарочно, заметив её.

— Нет! — вырвалось у меня. — Нет!

Мне нужно было срочно её догнать, всё объяснить. Я выбежал из дома, оглядываясь по сторонам.

— Где Лена? — схватил за рукав проходящего мимо Лёху.

— Пьёт пиво с ребятами, — пожал он плечами.

Пьёт пиво? Я думал, она уже мчится к своей квартире, снова убегает от меня. Странно.

Нашёл её глазами. Она стояла, смотрела на меня — спокойно, без слёз, без истерики.

— Лен, это… это она меня поцеловала. Я тут ни при чём, — выпалил я, подходя ближе.

Она ответила спокойно, почти равнодушно:

— Я всё слышала и всё видела. Я прекрасно понимаю, зачем она это сделала. Не может смириться с тем, что ты предпочёл ей «старушку», вот и бесится.

— Да блин, Лен, не говори так. Ну что за глупости! Какая старушка? Ты выглядишь как девчонка. Самая красивая девчонка, которую я встречал в своей жизни. Сколько можно уже мусолить эту тему про разницу в возрасте? Шесть лет — это не разница.

Она посмотрела на меня, и в её глазах мелькнула тень прежней неуверенности, но тут же исчезла.

— Всё нормально. Я не обижаюсь.

Лена подтянулась на носочках к моему лицу и поцеловала меня. Неожиданно. Я думал, она сегодня в очередной раз меня бросит, замкнётся в себе, уйдёт, не сказав ни слова. Но её губы были тёплыми, нежными, полными невысказанной нежности.

Она целовала меня медленно, будто растягивая каждое мгновение, а потом провела рукой по моим коротким волосам. По спине побежали мурашки — от этого прикосновения, от запаха её кожи, от осознания, что она здесь, со мной, не ушла.

— Чёрт, Лен… Что ты со мной делаешь? — прошептал я, прижимая её ближе.

— Поехали домой? — тихо спросила она, глядя мне в глаза.

В её голосе не было ни тени сомнения — только спокойствие, уверенность, тепло.

— Поехали, — выдохнул я, чувствуя, как внутри разливается облегчение, почти эйфория.

Я взял её за руку — твёрдо, уверенно, чтобы она знала: я не отпущу. Мы прошли мимо Влады. Она стояла в углу, скрестив руки, её лицо исказила злая гримаса. Судя по всему, она видела наш поцелуй. Её план не сработал.

И в этот момент мне стало всё равно. Пусть злится. Пусть бесится. Пусть думает что хочет. Есть только Лена. Только её рука в моей руке. Только её взгляд, полный доверия. Только наше «поехали домой».

Мы шли к моей машине, прохладный вечерний воздух слегка остудил моё разгорячённое лицо. Лена прижалась ко мне, и я обнял её, вдыхая аромат её волос.

— Ты правда не злишься? — спросил я, глядя на неё сверху вниз.

— Правда, — она улыбнулась, и эта улыбка была как солнечный луч после грозы. — Я знаю, кто ты. Знаю, что это не ты начал. И знаю, что ты мой.

Её слова согревали лучше любого огня. Я прижал её крепче, чувствуя, как сердце бьётся в унисон с её дыханием.

— Мой, — повторила она тихо, словно ставя печать на наши отношения.

И я знал: больше никакие Влады, никакие слухи, никакие злые языки не смогут нас разлучить. Потому что это — наше. Настоящее. И оно сильнее всего.

Как только мы закрыли дверь квартиры, я, как и мечтал, поспешил сорвать с неё всю одежду. Движения были порывистыми, почти отчаянными — столько накопилось внутри за этот безумный вечер.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лена не сопротивлялась. Наоборот — её руки тут же потянулись ко мне, пальцы ловко расстёгивали пуговицы на моей рубашке. В глазах — огонь, в улыбке — вызов.

— Так спешишь? — прошептала она, прижимаясь ко мне всем телом.

— Слишком долго ждал… целый вечер, — выдохнул я, проводя ладонями по её спине, чувствуя, как кожа становится горячее с каждой секундой.

Её джинсовые шортики и топ полетели в сторону в одно мгновение. Я приподнял её, прижал к стене — она обхватила меня ногами, зарылась пальцами в волосы. Поцелуй вышел жадным, почти болезненным — как будто мы и правда долго были в разлуке.

Я нёс её в спальню, не отрываясь от её губ, спотыкаясь о брошенную одежду, но не замечая ничего вокруг. Только она. Только её дыхание, её прикосновения, её тихий стон, когда я опустил её на постель.

— Наконец‑то… — прошептал я, нависая над ней.

Она улыбнулась — медленно, томно, провела пальцами по моей груди. Я наклонился, касаясь губами её шеи, плеч, спускаясь ниже…

Каждый сантиметр её тела отзывался на мои прикосновения — кожа покрывалась мурашками, дыхание становилось чаще. Она выгибалась, цеплялась за мои плечи, шептала что‑то бессвязное, то ли имя, то ли мольбу.

Время остановилось. Не было ни прошлого, ни будущего — только этот миг, только её руки, её губы, её сердце, стучащее в унисон с моим.

Я медленно провёл ладонью по её бедру, поднимаясь выше, чувствуя, как она дрожит от нетерпения. Её пальцы впились в мои плечи — и в этом прикосновении было всё: доверие, страсть, любовь.

— Ты моя, — прошептал я.

— Твоя, — ответила она, притягивая меня ближе.

И мир растворился в огне, который сжигал нас обоих.

После акробатики в постели Лена лежала, укрывшись одной простынёй, у меня на груди. Я неторопливо гладил её по спине, чувствуя, как под пальцами перекатываются расслабленные мышцы, а её дыхание становится всё ровнее.

— Аня всё знает, — тихо произнесла она, и в голосе прозвучала нотка тревоги.

— А поподробнее? — я чуть приподнял голову, всматриваясь в её лицо.

— Она знает, что мы с тобой… вместе. Увидела твою машину, когда неожиданно приехала ко мне, а я оказалась в белье.

— И что? Она поэтому на следующий день вызвала к себе? И ты поэтому последнюю неделю сама не своя? — в груди зашевелилось неприятное чувство — смесь раздражения и беспокойства.

Лена вздохнула, и этот вздох был полон грусти.

— Почему сразу не рассказала? — мягко спросил я.

— Не хотела вспоминать те гадости, что она мне наговорила.

— Гадости? Да какое ей вообще дело? У неё прекрасно складывается семейная жизнь. Что ей от тебя надо?

— Ну, типа, я сплю с её пасынком, я старше тебя…

— Не ей говорить про возраст.

— Я ей тоже так сказала.

— А она что? — я провёл рукой по её плечу, пытаясь успокоить.

Лена замолчала, подбирая слова.

— Сказала, что её муж старше её, но он её любит.

— И я тебя люблю.

— И он… её муж. А я, типа, временное увлечение.

— Это не так, и ты прекрасно об этом знаешь.

— Она сказала, что всё расскажет твоему отцу.

— Плевать! — вырвалось резко, но я тут же смягчил тон. — И пусть расскажет. Что дальше?

— И он отправит тебя в Америку, и там ты найдёшь себе прекрасную молодую девушку и забудешь обо мне.

Я фыркнул, не скрывая сарказма:

— Я и не думал, что она такая сука.

— Мне так стыдно… я дала ей пощёчину, — её голос дрогнул.

— Значит, заслужила.

— Она моя сестра. И она беременная.

— Это не даёт ей повода быть сукой и говорить такое дерьмо тебе. Мне плевать на мнение отца, правда. И в Америку я не собираюсь. Что значит «отправит меня»? Я что, груз какой‑то? Мне 21, а не 7, чтобы я его слушался.

— Ну, он может тебя лишить денег, фирмы, наследства.

Я хмыкнул, глядя ей в глаза:

— Плевать мне на всё это. Мне важна только ты. Или бедный парень тебя не интересует?

Она шлепнула меня по животу, и в её взгляде наконец‑то промелькнула искорка веселья:

— Буду жить у тебя, найду себе подработку, чтобы самому платить за обучение. Закончу институт и найду работу. Возьмёшь меня к себе на фирму?

— Кем? — Лена рассмеялась, и этот смех, лёгкий и тёплый, согрел меня изнутри.

— Да хотя бы водителем. Мне всё равно.

Она прижалась ко мне ещё ближе, и я почувствовал, как её рука легла на мою грудь, будто проверяя, насколько твёрдо бьётся сердце.

— Ты серьёзно готов на всё это? — спросила она почти шёпотом.

— Абсолютно. Потому что ты — это всё, что мне нужно.

В комнате повисла тишина, наполненная теплом и уверенностью. Где‑то за окном шумел город, но здесь, в этой постели, были только мы — и ничего больше не имело значения.

Глава 28

ЛЕНА

Утром Артём куда‑то уехал — тихо, пока я ещё спала. Я проснулась одна, потянулась к его половине кровати, но там уже было холодно. На тумбочке лежала записка: «У меня дела. Скоро буду».

Часы тянулись невыносимо долго. Я пыталась занять себя — позавтракала, убралась в квартире, включила сериал, но мысли всё время возвращались к нему. Куда он поехал? К отцу? Снова разговоры, ультиматумы, давление… От этой мысли внутри всё сжималось.

Я то и дело поглядывала на телефон — ни сообщений, ни звонков. Время от времени подходила к окну, всматривалась в двор. Каждый проезжающий автомобиль заставлял сердце замирать.

Когда наконец раздался звонок в дверь, я бросилась открывать так быстро, что чуть не споткнулась.

Артём стоял на пороге — спокойный, но в глазах что‑то мерцало, будто он держал внутри большой секрет. Он улыбнулся, но не стал объяснять, где был и что делал. Просто вошёл, поцеловал меня в висок и сказал:

— Сегодня у меня на тебя большие планы. Одевайся во что‑нибудь удобное.

— Как скажешь, — ответила я, стараясь не выдать волнения.

Он ушёл на кухню, а я осталась стоять в коридоре, пытаясь угадать по его походке, по манере говорить — всё ли в порядке. Что‑то изменилось. Но что?

Через пару минут я зашла на кухню. Артём пил воду, глядя в окно.

— Ты в порядке? — осторожно спросила я.

Он повернулся, снова улыбнулся — на этот раз теплее, искреннее.

— В полном. Просто… сегодня будет день только для нас. Никаких телефонов, никаких разговоров о проблемах. Только ты и я.

В его голосе звучала твёрдость, которой раньше не было. Будто он принял какое‑то решение и теперь готов был нести за него ответственность.

— Хорошо, — я кивнула, чувствуя, как внутри разгорается искра надежды. — Тогда я готова.

— Иди собирайся. Через час выезжаем.

Я пошла в спальню, но на пороге обернулась. Артём всё ещё стоял у окна, но теперь его плечи были расслаблены, а на лице — почти безмятежное выражение.

«Что бы ни случилось, — подумала я, натягивая джинсы и майку, — сегодня он со мной. И это главное».

Мы подъехали к парку аттракционов. Я посмотрела на Артёма. Он улыбнулся — широко, по‑детски радостно, и от этой улыбки у меня внутри что‑то сладко дрогнуло.

— Сто лет не каталась на аттракционах, — призналась я, чувствуя, как на лице сама собой появляется глуповатая, счастливая улыбка.

— Вот и отлично, — он выключил двигатель. — Сегодня наверстаем.

Мы вышли из машины, и меня тут же окутал калейдоскоп звуков: весёлая музыка, смех, крики восторга с американских горок, запах сахарной ваты и жареных орешков. Всё это будто вернуло меня в детство — в те редкие дни, когда мама могла выкроить время и привести меня сюда.

— С чего начнём? — Артём взял меня за руку, и его тёплые пальцы переплелись с моими.

Я оглядела разноцветные конструкции, мигающие огни, очереди у касс и почувствовала, как внутри растёт предвкушение.

— Может, с чего‑нибудь спокойного? — предложила я. — А потом уже на горки?

— Как скажешь. Но предупреждаю: я собираюсь кричать громче тебя.

Я рассмеялась:

— Мечтай.

Мы купили билеты и первым делом отправились на колесо обозрения. Кабинка медленно поднималась вверх, и с каждой секундой город открывался перед нами всё шире — крыши домов, зелёные пятна скверов, извивающиеся ленты дорог.

— Красиво, — прошептала я, прижимаясь к Артёму.

— Не так красиво, как ты, — он поцеловал меня в макушку.

Я закатила глаза, но сердце ёкнуло.

Когда мы спустились, адреналин уже пульсировал в крови. Следующей была «Центрифуга» — жутковатая штука, которая раскручивалась так, что казалось, тебя вот‑вот вышвырнет в космос.

— Ты уверена? — Артём с сомнением посмотрел на конструкцию.

— Абсолютно, — я схватила его за руку. — Вместе страшнее не будет.

И вот мы уже пристегнуты, механизм гудит, а потом — резкий рывок вверх, поворот на 360 градусов, и я кричу, смеюсь, цепляюсь за поручни, а Артём рядом хохочет во весь голос.

Когда всё закончилось, мы, шатаясь, вышли с площадки, оба красные, запыхавшиеся, но счастливые.

Артём обнял меня за плечи:

— Сегодня твой день. И мы сделаем его незабываемым.

— Куда дальше? — спросила я, оглядываясь по сторонам. Глаза разбегались: повсюду мигали огни, звучала весёлая музыка, где‑то вдалеке визжали от восторга посетители американских горок.

Артём прищурился, будто прикидывая что‑то в уме, а потом указал в сторону яркой вывески:

— Туда.

— «Дом ужасов»? — я скептически приподняла бровь. — Серьёзно?

— А что? Ты же храбрая. Или уже передумала? — в его голосе звучала игривая насмешка.

— Я‑то храбрая, — фыркнула я. — А вот ты…

— О, это мы ещё посмотрим, кто из нас первым закричит.

Мы подошли к входу — массивные двери с имитацией паутины и зловещими фигурами по бокам. У кассы стояла небольшая очередь, и пока мы ждали, я почувствовала, как по спине пробежал холодок предвкушения. Не страха — нет, скорее того приятного, щекочущего волнения, когда знаешь, что всё понарошку, но всё равно дух захватывает.

Когда мы вошли внутрь, сразу окунулись в полумрак. Тусклый красный свет, скрипучие звуки, то и дело раздававшиеся из‑за углов, и странные тени на стенах — атмосфера была на высоте.

Сначала я держалась молодцом: усмехалась при виде «оживших» манекенов, закатывала глаза на скрипящие двери, даже подшучивала над Артёмом, который то и дело вздрагивал от внезапных звуков.

Но потом…

Из‑за угла резко выскочил «зомби» — настолько реалистичный, что я невольно вскрикнула и вцепилась в руку Артёма.

Он расхохотался:

— Ну что, храбрая?

— Это нечестно! — я стукнула его кулаком в плечо. — Он подкрался незаметно!

— Всё по правилам, — он всё ещё смеялся, но тут же обнял меня за плечи. — Я рядом.

Дальше мы шли уже рука об руку. Я всё ещё вздрагивала от неожиданных скрипов и выпрыгивающих фигур, но теперь это было скорее весело, чем страшно. Каждый раз, когда я вскрикивала, Артём смеялся, а потом тут же успокаивал:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Смотри, это всего лишь кукла. Видишь?

В конце, когда мы вышли на яркий свет, я глубоко вдохнула свежий воздух и рассмеялась:

— Знаешь, это было… круто.

— Согласен.

— Артём улыбнулся, глядя на меня. — Но, кажется, ты кричала громче меня.

— Только один раз! — запротестовала я.

— Один? Да ты половину пути держала меня за руку так, будто я твоя единственная надежда на спасение.

Я закатила глаза, но не смогла сдержать улыбку:

— Ладно, может, я немного… впечатлилась. Но ты сам выбрал этот аттракцион!

— Зато теперь у нас есть что вспомнить. — Он обнял меня и поцеловал в макушку. — Ну что, куда дальше?

Я огляделась, и взгляд упал на яркую вывеску «Автодром».

— Там! — указала я. — Хочу порулить.

— Окей, — Артём рассмеялся. — Только не разбивай мою машину.

— Твою? — я приподняла бровь. — Сегодня я за рулём.

И мы снова смеялись, шли вперёд, а вокруг был этот волшебный мир аттракционов, где даже взрослые могли почувствовать себя детьми — счастливыми, безрассудными и бесконечно свободными.

После автодрома Артём предложил перекусить. Мы нашли небольшую уютную кафешку прямо у входа в парк — столики под полосатыми зонтиками, лёгкий ветерок разносит ароматы кофе и свежей выпечки.

— Что будешь? — спросил Артём, разглядывая меню.

— Наверное, сэндвич и лимонад, — я откинулась на стуле, чувствуя приятную усталость в ногах. — И, может, ту вафельку с мороженым, что там на витрине.

Артём улыбнулся:

— Берём всё.

Он сделал заказ, а я наблюдала, как он переговаривается с официантом, как солнце играет в его волосах, и внутри разливалось тёплое, почти невесомое чувство — будто я наконец‑то оказалась там, где должна быть.

Когда принесли еду, я с аппетитом откусила сэндвич.

— Ммм, вкуснотища! — промычала я, чуть не подавившись от удовольствия.

Артём рассмеялся:

— Ну ты и голодная.

— А ты нет? — я кивнула на его тарелку. — Смотри, как наворачиваешь.

Мы ели, болтали ни о чём — о детстве, о самых дурацких аттракционах, на которых катались, о том, как в школе боялись темноты, а теперь вот — «Дом ужасов» на раз‑два.

Я поймала себя на том, что постоянно улыбаюсь. Просто так. Без причины. Потому что хорошо. Потому что он рядом.

— Знаешь, это самый лучший день за последнее время, — тихо произнесла я.

Артём положил свою руку на мою, слегка сжал пальцы.

— Значит, будем делать такие дни чаще.

В его глазах было что‑то новое — не просто веселье, а какая‑то тихая, уверенная решимость. Будто он наконец понял, чего хочет, и не собирался это отпускать.

— Договорились, — я улыбнулась.

— А теперь допивай свой лимонад — и поедем в одно место, — Артём подмигнул, поднимаясь из‑за стола.

— О‑о‑о! Ещё сюрприз? — я тут же оживилась, подхватывая стакан. Последние капли лимонада показались необыкновенно сладкими — будто сами предвкушали неизвестность.

— Именно, — он улыбнулся той самой улыбкой, от которой у меня всегда теплело в груди.

Мы подошли к автомобилю. Артём завёл двигатель, включил негромкую музыку — знакомые мелодии мягко заполнили салон, разбавив вечернюю тишину. Я устроилась на сиденье, глядя, как за окном медленно сгущаются сумерки. День, насыщенный эмоциями и смехом, плавно перетекал в тёплый, задумчивый вечер.

Машина тронулась с места, и огни парка постепенно растворились в зеркале заднего вида. Улицы становились всё тише, фонари зажигались один за другим, отбрасывая на асфальт причудливые тени.

— Куда мы едем? — спросила я, поворачиваясь к Артёму. В его профиле, подсвеченном приглушённым светом приборной панели, читалась спокойная уверенность.

— Увидишь, — он улыбнулся, не отрывая взгляда от дороги. — Это ещё не конец.

Я откинулась на спинку кресла, чувствуя, как усталость смешивается с приятным предвкушением. Музыка, мерное шуршание колёс, тёплый воздух, врывавшийся в приоткрытое окно — всё это создавало удивительную атмосферу, будто мы оказались в собственном маленьком мире, отделённом от суеты.

Через некоторое время Артём свернул на обочину у живописной набережной. Вдали мерцали огни города, отражаясь в спокойной воде. Он заглушил двигатель, и наступила тишина — та редкая, почти волшебная тишина, когда слышно лишь дыхание ночи.

— Выйдем? — предложил он, открывая дверь.

Мы вышли из машины, и я тут же ощутила прохладу вечера. Артём подошёл ближе, обнял меня за плечи, и мы вместе шагнули к парапету.

— Красиво, — прошептала я, глядя на игру света и тени на поверхности воды.

На небе уже зажглись звёзды, рассыпавшись по тёмно‑синему полотну, как бриллианты.

— Помнишь, когда у меня дома мы смотрели на звёзды? — тихо спросила Артем.

— Помню, — я улыбнулась.

— Тогда ещё звезда упала.

— Да.

— Знаешь, что я тогда загадал?

— Что?

— Чтобы ты была моей. Навсегда.

Он повернулся ко мне, в глазах — серьёзность и нежность одновременно. В полумраке я не сразу разглядела, что у него в руках. А потом увидела — маленькую коробочку, чуть поблёскивающую в свете далёких огней.

— Ты будешь моей навсегда? — его голос звучал ровно, но я чувствовала, как внутри него всё напряжено в ожидании.

Я замерла. В голове пронеслись слова Ани: «Ты думаешь, он тебе предложение сделает? Он попользуется тобой…» Но сейчас, здесь, под этими звёздами, всё это казалось таким далёким, таким неважным.

— Я… Артём… Это… Ты это делаешь после тех слов, что мне сказала Аня? Что её Олег замуж позвал, а ты меня не позовёшь?

— Лена, ты же помнишь, что я всегда делаю только то, что хочу. Меня нельзя заставить или к чему‑то принудить. И я хочу тебя! В своей жизни. Всегда. Каждый день.

Его слова прозвучали так просто, так искренне, что внутри всё перевернулось. Я посмотрела в его глаза — и увидела там то, в чём боялась себе признаться: любовь, твёрдую, как скала, и тёплую, как летний вечер.

— Я согласна, — выдохнула я, и на губах сама собой расцвела улыбка — широкая, счастливая, почти глупая.

— Да? — в его голосе прозвучало изумление, будто он до последнего не верил, что я скажу «да».

— Да!

Артём подхватил меня на руки, прижал к себе так крепко, что на мгновение стало трудно дышать. А потом поцеловал — долго, нежно, с такой любовью, что у меня подкосились колени.

Мы стояли так, обнявшись, под бесконечным звёздным небом, и мир вокруг перестал существовать. Остались только мы, этот момент и обещание, которое мы только что дали друг другу.

Наконец он слегка отстранился, всё ещё держа меня в объятиях.

— Теперь ты точно никуда от меня не денешься, — прошептал он с улыбкой.

— И не собираюсь, — я прижалась к нему ещё ближе. — Никогда.

Глава 29

ЛЕНА

На следующий день мы с Артёмом подали заявление в ЗАГС. Свадьба — уже через неделю! Вышли из здания счастливые, влюблённые, будто на крыльях. Я всё ещё не могла до конца поверить: это не сон, не фантазия, а самая настоящая реальность.

Артём сжал мою руку, улыбнулся так, что в груди сладко защемило:

— Ну что, невеста?

Я рассмеялась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы радости:

— Невеста… Звучит безумно.

И в этот момент на меня нахлынули воспоминания. Боже, когда я увидела его впервые… Он подошёл, ухмыльнулся и выдал: «Ты чёткая». Тогда он так меня раздражал! Казался легкомысленным, наивным, просто глупым малолеткой. Я бы ни за что не поверила, что однажды буду идти с ним из ЗАГСа, держа в руках свидетельство о подаче заявления. Что этот человек станет самым важным в моей жизни.

— О чём задумалась? — Артём легонько коснулся моего подбородка, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Да вот вспоминаю, как ты меня сначала бесил, — призналась я с улыбкой.

Он расхохотался:

— А теперь?

— Теперь… — я прижалась к нему, чувствуя, как его тепло окутывает меня. — Теперь я не представляю жизни без тебя.

После ЗАГСа мы поехали к нам на квартиру — отметить это событие. В воздухе витало что‑то волшебное, будто сама судьба улыбалась нам. Мы пили шампанское, смеялись, строили планы, а я то и дело поглядывала на кольцо на своём пальце. Оно всё ещё казалось мне чудом — маленьким, сверкающим доказательством того, что мечты сбываются.

— Через неделю ты станешь моей женой, — прошептал Артём, обнимая меня.

— Уже не могу дождаться, — ответила я, прижимаясь к его груди и слушая размеренный стук его сердца.

Нашу идиллию нарушил резкий звонок в дверь. Сердце ёкнуло — такой чистый, радостный вечер, и вдруг это вторжение.

Мы переглянулись с Артёмом. В его глазах мелькнуло беспокойство, во мне тут же поднялась волна тревоги.

— Кто это? — прошептала я, сжимая его руку.

— Не знаю, — он пожал плечами, но я видела, как напряглись его плечи.

Я медленно подошла к двери, заглянула в глазок — и внутри всё сжалось. На пороге стоял Олег.

«Ну да, этот день не мог же оставаться таким прекрасным до конца. Вот она, ложка дёгтя», — пронеслось в голове. Ладони вдруг стали влажными, я глубоко вдохнула, пытаясь унять волнение, и распахнула дверь.

— Привет. Проходи, — голос чуть дрогнул, но я постаралась говорить ровно.

— Привет, Лена, — Олег вошёл, оглядываясь с сдержанной вежливостью.

Артём сидел за столом. При виде отца он резко выпрямился, в глазах — смесь вызова и настороженности.

— Я, пожалуй, оставлю вас вдвоём, — я сделала шаг назад, чувствуя себя лишней в этом диалоге.

— Нет. Стой. Хочу поговорить с вами обоими, — голос Олега звучал твёрдо, но без агрессии.

— Па, не начинай только. Мне не пять лет. В Америку я не собираюсь. Оставишь без денег и наследства — валяй, мне всё равно. Я сам заработаю нам с Леной, — Артём выпалил это быстро, будто давно держал в себе, голос звенел от напряжения.

— Всё так серьёзно? — Олег скрестил руки на груди, но в его взгляде не было гнева — скорее задумчивость.

— Серьёзней некуда. У нас через неделю свадьба, — Артём произнёс это резко, будто бросая вызов.

Олег повёл себя так неожиданно, что я растерялась. Я‑то ждала бури, криков, обвинений — как от Ани. А он просто… пришёл поговорить.

— Что ж, рад за тебя. Только не рановато ли жениться? — в его голосе не было насмешки, лишь искренний вопрос.

— Напомни, сколько было тебе, когда ты женился на маме?

— Двадцать.

— Ты сам ответил на свой вопрос, — Артём выдохнул, будто сбросил тяжёлый груз.

— Лена, твои родители в курсе? — Олег повернулся ко мне, и я вдруг почувствовала, как подгибаются колени.

— Нет, — опустила глаза, сжимая пальцы в кулаки, чтобы унять дрожь.

— Ладно, я сам с ними поговорю.

— Ты? — я вскинула взгляд, не веря своим ушам.

— Да. Меня они скорее услышат, чем тебя, — он сказал это так уверенно, что я невольно кивнула.

— Спасибо, — слова вырвались сами, и в груди потеплело.

— И через неделю свадьбу отпразднуем у нас.

— Ты серьёзно? — мы с Артёмом переглянулись, в его глазах — изумление, в моих — робкая надежда.

— Конечно, серьёзно. Это свадьба моего сына, я хочу, чтобы она прошла на высшем уровне.

— Мы не планировали ничего грандиозного. Узкий круг. Нам не нужен весь этот пафос, — Артём нахмурился, но уже без прежней резкости.

— Это тебе не нужен. А твоя жена потом всю жизнь будет вспоминать этот день. И показывать ваши свадебные фотографии детям.

Мы снова переглянулись — в этот раз дольше, глубже. Я увидела, как в его взгляде тает сопротивление, остаётся только нежность.

— Спасибо, Олег, — прошептала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

— И да, все расходы я беру на себя.

— Па, мы сами… — Артём попытался возразить, но Олег перебил:

— Никаких «сами». Я звоню агенту и передам им твой номер телефона, Лен.

— Спасибо, папа, — Артём наконец улыбнулся, шагнул вперёд и обнял Олега.

Они стояли так несколько секунд — два сильных, упрямых человека, наконец нашедшие общий язык. Моё сердце сжалось от тепла.

— А, и по поводу Ани… Она очень переживает за то, что обидела тебя. У неё гормоны сейчас, понимаешь, — Олег говорил осторожно, будто ступал по тонкому льду.

— Она ей такого дерьма наговорила, никакими гормонами не оправдаешь, — Артём сказал это резко, но уже без ярости — скорее с горечью.

— Понимаю. Мне самому иногда бывает с ней сложно. Но она правда сожалеет. Она была уверена, что когда я об этом узнаю, устрою скандал, поэтому решила, что лучше будет попросить тебя расстаться с Артёмом.

— Понятно, — я кивнула, и вдруг осознала: злость ушла. Осталось только лёгкое сожаление и странное чувство примирения.

В комнате повисла тишина — не тяжёлая, а мягкая, обволакивающая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я медленно опустилась на диван, всё ещё ощущая лёгкое дрожание в коленях. В голове крутилось: «Неужели всё так просто? Неужели этот разговор, которого я так боялась, прошёл… мирно?»

Артём сел рядом, взял мою руку в свою — тёплую, надёжную. Его пальцы слегка дрожали, но он улыбнулся мне, и в этой улыбке было столько облегчения, столько радости, что у меня на глаза снова навернулись слёзы.

Олег, будто почувствовав нашу растерянность, прокашлялся и сказал:

— Я понимаю, вам сложно в это поверить. Но я правда хочу, чтобы вы были счастливы. И если ты — та, кто делает моего сына счастливым, значит, я только рад за вас.

В груди разлилось тепло, почти обжигающее — такое бывает, когда долго ждёшь чего‑то и наконец получаешь.

— Спасибо, — повторила я, на этот раз твёрже. — Это много значит для меня.

— Для нас, — поправил Артём, сжимая мою руку. — Мы вместе. И будем вместе, несмотря ни на что.

Олег кивнул, и на его лице промелькнула тень улыбки — сдержанной, но искренней.

— Вот это я и хотел услышать. Теперь давайте обсудим детали. Я уже прикинул, где можно устроить торжество. У нас есть загородный дом — там и простор, и атмосфера подходящая.

Артём хотел было возразить, но я легонько сжала его пальцы, останавливая. В этот момент я вдруг поняла: неважно, где и как пройдёт свадьба. Важно, что мы — вместе. И что теперь у нас есть поддержка. Неожиданная, но такая нужная.

— Хорошо, — сказала я. — Давайте обсудим.

Олег достал телефон, начал что‑то просматривать, а я повернулась к Артёму. Он смотрел на меня, и в его глазах читалось то же самое чувство — невероятное, почти нереальное счастье.

— Ты в порядке? — тихо спросил он.

— Да, — я улыбнулась. — Даже лучше, чем в порядке.

Он наклонился и поцеловал меня — коротко, но так нежно, что сердце затрепетало.

— Это только начало, — прошептал он.

И я знала: он прав.

Глава 30

АРТЁМ

Сегодня — наша свадьба.

Отец всё‑таки убедил нас отмечать её в нашем загородном доме. Всё готово: гости собрались на террасе, регистратор ждёт у арки, увитой белыми розами. В воздухе пахнет цветами и предвкушением — лёгким, трепетным, почти ощутимым.

Я стою у входа в сад, рядом — отец. Он поправляет лацканы пиджака, оглядывает гостей и вдруг бросает:

— Да, две свадьбы за один год — это неожиданно. Лена случайно не беременна?

Я усмехаюсь:

— Насколько мне известно — нет.

— Жаль. Было бы хорошо, если бы дети были одного возраста.

— Не переживай, мы ещё наверстаем, — отвечаю, не отрывая взгляда от дорожки, по которой вот‑вот появится она.

И вот — она появляется.

Моё сердце замирает, а потом пускается вскачь. Я никогда не перестану восхищаться её красотой. Она идёт медленно, словно боясь нарушить эту хрупкую тишину, наполненную ожиданием.

Белое обтягивающее платье в пол подчёркивает каждый изгиб её фигуры, а на голове — изящный белоснежный веночек, будто сотканный из утреннего тумана. Лёгкий ветерок играет с её волосами, и я ловлю себя на мысли: «Интересно, это платье легко снимается?»

Она приближается, и я вижу в её глазах тот самый свет — тёплый, родной, только мой.

Лена несколько раз уже говорила, что она и подумать не могла, что наглый и самоуверенный мальчишка станет её мужем. «Ты меня раздражал», — смеясь, признавалась она. А я… Я с первого взгляда понял: она будет моей.

Она останавливается в шаге от меня. Я беру её руки в свои — они чуть дрожат, но в этом трепете столько жизни, столько любви, что у меня перехватывает дыхание.

— Ты прекрасна, — шепчу я, не в силах оторвать взгляд.

— Спасибо. Ты тоже чёткий, — улыбается она, и в её голосе звучит та самая нежность, ради которой я готов на всё.

Регистратор начинает говорить что‑то о любви и верности, о том, как два человека становятся одним целым, но я почти не слышу. Я вижу только её, чувствую только её тепло, её дыхание, её пальцы, переплетающиеся с моими.

Когда приходит время сказать «да», я произношу это слово так твёрдо и ясно, как никогда в жизни. Потому что это не просто слово — это обещание. Это начало. Это навсегда.

А потом — её «да», тихое, но такое уверенное, что у меня на мгновение темнеет в глазах.

Мы целуемся, и весь мир растворяется. Остаются только мы — и это мгновение, которое будет жить в моей памяти вечно.

После церемонии гости окружают нас с поздравлениями. Кто‑то плачет, кто‑то смеётся, кто‑то пытается поймать момент на камеру. А мы просто стоим, держась за руки, и впитываем каждую секунду этого дня.

Первый танец — только для нас. Музыка льётся, как ручей, а мы двигаемся в унисон, будто всегда знали, как это — быть вместе. Я прижимаю её ближе, вдыхаю аромат её волос, и понимаю: вот оно, счастье. Настоящее, живое, моё.

— Люблю тебя, — шепчу ей на ухо.

— И я тебя, — отвечает она, прижимаясь ко мне.

Вечер перетекает в ночь, звёзды зажигаются над нами, а мы всё ещё здесь — вместе, навсегда. И пусть впереди много неизвестного, но одно я знаю точно: с ней я готов ко всему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец