В его постели по контракту. Из книги Сын и мать в постели

Пролог

Всегда был момент, когда лед сменялся огнем. Один единственный миг, который она училась ловить и растягивать, как резиновую нить. Момент, когда уверенность мужчины становилась хрупкой, почти девичьей. Когда его взгляд из оценивающего превращался в просящий. Именно в этот миг Элис чувствовала прилив власти — острый, пьянящий, лучше любого оргазма.

Сейчас этот миг наступил.

Марк, ее нынешний «клиент», был крупным хирургом с руками, привыкшими распоряжаться жизнями. Сейчас эти руки дрожали на ее бедрах, впиваясь в шелк ее черного платья.

— Элис… — его голос был хриплым, липким от желания. — Я больше не могу ждать.

Они стояли в полумраке его дорогой гостиной. Панорамное окно открывало вид на ночной город, холодный и безразличный. Он прижал ее к стеклу, и лед прошел сквозь ткань, смешавшись с жаром его тела. Губы его обжигали шею, движения становились все более настойчивыми, почти грубыми.

— Подожди, — ее собственный голос прозвучал спокойно, почти лениво. Она не оттолкнула его. Она просто положила ладонь ему на грудь, как замершую преграду.

Он зарычал от нетерпения, попытался сдвинуть ее руку. Не смог. Она была гибкой и сильной, как стальная пружина.

— Я сказал, ждать я не буду.

— Ты будешь, — она повернула голову, и ее губы оказались в сантиметре от его уха. — Потому что ты не хочешь просто взять меня, Марк. Ты хочешь, чтобы я разрешила тебе это сделать.

Он замер. Дыхание сбилось. Она почувствовала, как под ее ладонью бешено заколотилось его сердце. Вот он, этот момент.

Она медленно, не сводя с него глаз, провела пальцем по его нижней губе.

— Ты хочешь, чтобы я смотрела на тебя, пока ты это делаешь. Чтобы я захотела этого так же сильно, как ты. Иначе это просто биология. А ты, — она легонько прикусила его губу, заставив его вздрогнуть, — ненавидишь все банальное.

Его сопротивление испарилось. В его глазах был не просто страх, а облегчение. Облегчение от того, что кто-то взял на себя груз решений, груз ответственности.

— Ляг, — скомандовала она тихо.

Он послушался, как загипнотизированный, отступив к дивану и опустившись на него. Его могучее тело выглядело вдруг странно беззащитным.

Элис приблизилась к нему с медленной, хищной грацией пантеры. Она не спускала с него глаз, пока опускалась на колени перед ним, пока ее пальцы расстегивали его ремень. Металл звякнул в тишине. Она чувствовала его взгляд, тяжелый, полный благоговейного ужаса.

— Ничего не делай, — прошептала она, освобождая его от одежды. Его член напряженно пульсировал, выдавая его возбуждение. — Просто смотри.

Его руки впились в обивку дивана. Он был полностью в ее власти. И она использовала эту власть безжалостно. Ее прикосновения были то нежными, то почти болезненными. Ее губы, язык, руки — все было инструментом, исследующим его тело и разум. Она доводила его до самого края, а потом останавливалась, заставляя его стонать от фрустрации.

— Пожалуйста… — вырвалось у него, сломленное, детское.

И только тогда, когда она увидела в его глазах не просто желание, а полную капитуляцию, она позволила ему войти в нее.

Он вошел с глухим стоном, и она сама едва сдержала крик. Это всегда было так — физическое наслаждение было реальным, острым, почти невыносимым. Но оно было ничто по сравнению с тем, что творилось у нее в голове. Пока его тело двигалось в ней, порывисто, отчаянно, ее разум холодно фиксировал детали: расширенные зрачки, дрожь в мышцах, подавленные рыдания, которые он пытался скрыть в ее шее.

Она контролировала каждый его вдох, каждый выдох. Она решила, когда он кончит, коротким, рыдающим криком, и когда его тело обмякнет на ней, тяжелое и беспомощное.

Он лежал, не в силах пошевелиться, пока она безразлично поднималась, поправляя платье. Ее бедра горели, между ног пульсировало, но внутри была лишь ледяная, кристальная ясность.

— Я… Элис… Это было…

— Не говори ничего, — она прервала его, подходя к зеркалу, чтобы поправить макияж. Ее отражение было безупречным. Холодные зеленые глаза, собранные волосы, лишь легкий румянец на скулах выдавал недавнюю близость. — Просто запомни это чувство.

Чувство полной власти и полного подчинения.

Она вышла из его квартиры, не оглянувшись. Ночь поглотила ее. Она дышала ровно, но адреналин все еще пел в ее крови. Это была ее работа. Ее искусство. Ее зависимость.

Она еще не знала, что через неделю ей предложат контракт. Что она встретит человека, который не станет просить разрешения. Который посмотрит на нее и увидит не укротительницу, а дикую, столь же опасную, как он сам, птицу. И что ее хваленый контроль разобьется в прах о его железную волю.

Но это была уже другая история. А пока она шла по холодному ночному городу, королева своего маленького королевства, еще не зная, что готовится война.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1

Дождь стучал по стеклу ее офиса монотонным барабанной дробью, сливая огни города в размытое полотно. Элис смотрела на экран, где расплывались лица переговорщиков, и чувствовала легкую, почти интеллектуальную скуку. Это было слишком просто. Читать людей — для нее это было все равно что дышать. Она лениво скользнула взглядом по своим многочисленным дипломам, выражавшим благодарность ей – очень востребованному психологу-профайлеру.

— Он лжет, — ее голос, низкий и спокойный, прозвучал в наушниках ее клиента, мистера Хендерсона, находившегося в соседнем здании. — Он касается мочки уха, когда говорит о цифрах. Классический признак самоуспокоения. Давите сильнее. Скажите, что аудит выявил несоответствия в их квартальном отчете.

Она наблюдала, как пиджак лжеца на экране лежал чуть позади него, как он откинулся на спинку кресла, пытаясь сохранить маску безразличия, но его пальцы постукивали по столу нервной, лихорадочной дробью. Разоблачение. Всегда один и тот же сладкий, предсказуемый финал.

Через пятнадцать минут Хендерсон, сияя, звонил ей.

— Блестяще, мисс Рид, просто блестяще! Он сломался, как спичка! Вы — волшебница!

«Нет, — думала Элис, глядя на дождь. — Я просто вижу грязь на ваших чистых, накрахмаленных воротничках».

Она уже собиралась отключиться, когда на ее личный номер поступил звонок с неизвестного номера. Обычно она не отвечала, но сегодняшняя скука сделала ее любопытной.

— Элис Рид, — произнесла она, глядя на отражение в темном экране монитора.

— Мисс Рид, — голос на другом конце провода был безличным, почти механическим. — Вас приглашают на собеседование.

— Я не ищу работу.

— Это не работа. Это предложение. От лица мистера Лео Вольфа.

Имя прозвучало как удар хлыста по стеклу. Лео Вольф. Основатель и CEO «Кибернетики». Человек-загадка, восходящий демон технологического мира. О нем ходили легенды: гений, провидец, социопат. Говорили, он мог уничтожить конкурента одним взглядом и купить остров, не моргнув глазом.

Элис почувствовала, как по спине пробежал холодок. Не страх. Нет. Предвкушение.

— Я слушаю.

— Завтра. Четыре часа. Адрес отправлен. Опоздание недопустимо.

Связь прервалась. Элис медленно опустила телефон. Ее сердце билось ровно, но внутри все замерло в напряженном, почти сладостном ожидании. Это был вызов. А вызовы она никогда не игнорировала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2

Его офис был похож на стерильную операционную. Ничего лишнего. Ни картин, ни безделушек. Только панорамное окно во всю стену, за которым копошился муравейник города, и огромный монолитный стол из черного матового камня. Воздух был чистым, охлажденным и без запаха. Как в гробнице фараона.

Лео Вольф сидел за своим столом, спиной к окну, так что его лицо оставалось в тени. Он не встал, когда ее ввели. Просто наблюдал, как она пересекает пространство кабинета, ее каблуки отстукивали четкий ритм по полированному бетонному полу.

Элис чувствовала его взгляд. Физически. Как прикосновение. Оно скользило по ее строгому серому костюму, по собранным в тугой узел волосам, по губам, которые она сегодня не стала красить. Он изучал ее, как биолог изучает новый, потенциально опасный вид.

— Мисс Рид, — его голос был тихим, но он заполнил все пространство комнаты, низким, вибрационным баритоном. — Садитесь.

Она села в кресло напротив, положив сумочку на колени. Сохраняя спину идеально прямой.

— Мистер Вольф. Я польщена приглашением.

— Нет, не польщены, — он отклонился назад, и луч света упал на его лицо. Он был моложе, чем она ожидала. Лет под сорок, чуть моложе. Тридцать восемь? Резкие, почти высеченные черты. Темные волосы, собранные в короткий хвост. И глаза. Серые, холодные, как лед в январе. В них не было ни капли тепла или интереса. Только чистейший, незамутненный анализ. — Вы любопытны. И немного напуганы. Что, впрочем, разумно.

— Я не пугаюсь клиентов.

— Я не ваш клиент. Пока что.

Он взял с стола тонкий планшет и провел по нему пальцем.

— Ваш профиль. Блестящий. Тридцать лет. Окончила с отличием. Самостоятельно построила репутацию. Специализация — чтение микровыражений, прогнозирование поведения. Вам платят безумные деньги, чтобы вы вскрывали людей, как консервные банки. — Он поднял на нее взгляд. — Что вы при этом чувствуете?

Вопрос был ударом ниже пояса. Личным. Непрофессиональным.

— Я чувствую удовлетворение от качественно выполненной работы.

— Врете, — он улыбнулся. Это была недобрая, хищная улыбка. — Вы чувствуете власть. То же самое, что чувствую я, когда поглощаю очередную компанию. Это наркотик, мисс Рид. И вы, как и я, зависимы.

Элис почувствовала, как по ее шее пробежал горячий воздух. Он читал ее с пугающей легкостью.

— Вы пригласили меня, чтобы анализировать , мистер Вольф?

— Я пригласил вас, потому что вы — возможно, единственный человек в этом городе, кто способен понять, как я мыслю. Мне нужен профайлер. Лучший. Чтобы вы составляли психологические портреты людей, с которыми я веду дела. Их страхи, их слабости, их потаенные желания. Все.

— Для чего? Чтобы манипулировать ими?

— Чтобы предсказывать их. Как шахматные фигуры. Я устал от неожиданностей.

Он встал и медленно обошел стол. Он был высоким, с широкими плечами, и его приближение создавало физическое давление. Он остановился так близко, что она почувствовала исходящее от него тепло и уловила легкий, терпкий запах — дорогой одеколон с нотками кожи и дыма.

— Но сначала, — он наклонился, опершись руками на подлокотники ее кресла, замыкая ее в ловушку из своего тела. Его лицо было теперь в сантиметрах от ее. Она видела каждый уголок его губ, каждую ресницу. — Сначала я должен быть уверен, что вы справитесь. Со мной.

Его дыхание коснулось ее губ. Элис перестала дышать. Все ее тело напряглось, как струна. Она чувствовала исходящую от него угрозу, чистую, неразбавленную. И вместе с ней — пьянящий, запретный выброс адреналина.

— Это испытание? — ее голос прозвучал хрипло.

— Это единственный возможный между нами диалог, мисс Рид. Я не верю словам. Я верю только инстинктам. А мой инстинкт говорит, что под этой холодной, идеальной оболочкой скрывается что-то… дикое. И я намерен это увидеть.

Он не тронул ее. Ни одним пальцем. Но в этот момент это было самое откровенное, самое интимное вторжение, которое она когда-либо испытывала. Он вторгался в ее пространство, в ее контроль, в ее психику.

Она должна была оттолкнуть его. Встать и уйти. Но ее тело не слушалось. Оно замерло, отвечая на его вызов молчаливым, яростным возбуждением. Между ними проскочила искра — не сексуальная, нет. Это была искра двух стальных клинков, скрестившихся в темноте.

— Хорошо, — наконец выдохнула она, глядя прямо в его ледяные глаза. — Я принимаю ваше предложение.

Его губы дрогнули в подобии улыбки.

— Я знал, что вы не разочаруете. Начинаем завтра.

Он выпрямился, и давление ослабло. Элис смогла снова дышать. Она поднялась, чувствуя, как дрожат ее колени, но надеясь, что это незаметно.

— До завтра, мистер Вольф.

— Лео, — поправил он ее, поворачиваясь к окну спиной. — Теперь мы на «ты».

Она вышла из кабинета, и дверь бесшумно закрылась за ней. Прижавшись спиной к холодной стене лифта, она закрыла глаза. Внутри все горело. Унижение? Нет. Ярость. И предвкушение. Она чувствовала это темным, глубинным инстинктом — игра уже началась. И ставка в ней была ее душа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3

Первая неделя работы была похожа на разминку перед дуэлью. Лео давал ей дела — сухие папки с биографиями, стенограммами переговоров, публичными высказываниями его целей. Она погружалась в них, как в омут, выискивая закономерности, трещины в броне, детские травмы, вытесненные страхи.

Они встречались каждый день в его стерильном кабинете. Он задавал вопросы. Резкие, неожиданные.

— Почему он боится темноты? Почему она меняет мужчин как перчатки? Что он почувствовал, когда его отец разорился?

Элис отвечала. Ее анализы были точны, как скальпель. Она видела слабости, о которых они сами не подозревали. И каждый раз, когда она выдавала очередную порцию психологического вскрытия, она видела в его глазах не одобрение, а… интерес. Как будто он собирал пазл, и она подбрасывала ему нужные кусочки.

Он постоянно нарушал ее границы. Стоял слишком близко. Брал ее ручку со стола без спроса. Как-то раз, проходя мимо, он провел пальцем по ободку ее чашки с кофе, там, где только что были ее губы. Этот жест был настолько интимным, настолько властным, что у нее перехватило дыхание.

Она отвечала своей холодной вежливостью, отстраняясь, строя стены выше. Но он методично разбирал их, кирпичик за кирпичиком.

Их диалоги были поединком. Он — атака, она — защита. Он — огонь, она — лед.

В одну из таких встреч он внезапно спросил:

— А вы чего боитесь, Элис?

Они были одни в кабинете. Сумерки сгущались за окном, окрашивая комнату в синеватые тона.

— Я не из тех, кто делится страхами с начальством.

— Я не начальство. Я — твой работодатель. Разница колоссальная. — Он подошел к ней. — Все боятся. Я, например, боюсь банальности. Банальных мыслей, банальных решений, банального секса. Это скучно. А скука — это смерть.

Он был сейчас совсем близко. Она сидела, а он стоял перед ней, и его бедра находились на уровне ее глаз. Она могла разглядеть идеальную линию его брюк, почувствовать исходящее от него тепло.

— А вы? — он наклонился, его губы снова оказались у ее уха. Его шепот был грубым, обжигающим. — Вы боитесь потерять контроль. Это ваш главный страх. Потому что однажды это уже случилось, не так ли? И ты дала себе слово, что никогда больше.

Элис похолодела. Он не мог этого знать. Никто не знал.

— Не пытайтесь меня анализировать, Лео.

— Почему? Боишься, что я увижу то, что ты так тщательно прячешь? — его рука поднялась, и он провел тыльной стороной пальцев по ее щеке. Прикосновение было шокирующе нежным, почти ласковым, и от этого еще более опасным. — Тот огонь, что прячется подо льдом?

Она отшатнулась, вскочив с кресла.

— Это непрофессионально.

— Я и не профессионал с тобой. Я — твой противник. Или партнер. Решай сама.

В этот момент свет в кабинете погас. Город за окном тоже погрузился во тьму — где-то произошел сбой. Они остались в полной, густой темноте, где было слышно только их дыхание.

Элис замерла. Она не боялась темноты. Но боялась его в этой темноте.

Она услышала его шаги. Медленные, целенаправленные. Он приближался.

— Не двигайся, — его голос прозвучал прямо перед ней.

Она почувствовала его тепло. Он не касался ее. Но она ощущала его всем телом, как магнитное поле. Сердце колотилось где-то в горле. Внутри все сжалось в тугой, горячий комок страха и возбуждения.

Его пальцы скользнули по ее запястью, нашли пульс, который бешено стучал.

— Видишь? — прошептал он. — Твое тело не врет. Оно хочет игры. Оно жаждет этого.

Его губы коснулись ее шеи. Легко, почти воздушно. Но этого было достаточно, чтобы по ее коже побежали мурашки, а между ног вспыхнула влажная, стыдная теплота.

Она должна была оттолкнуть его. Должна была. Но ее руки повисли плетьми. Ее разум кричал об опасности, но ее тело, ее предательское тело, ничего не делало ему в ответ.

Это была не страсть. Это была проверка на прочность. Битва воли.

Он провел языком по ее коже, от ключицы до мочки уха, заставив ее содрогнуться.

— Говори «нет», и я остановлюсь, — его голос был густым, как мед, и ядовитым, как цианид.

Она молчала. Ненавидя себя за это молчание. Ненавидя его за эту власть.

Внезапно свет замигал и снова зажегся. Он отошел от нее так же стремительно, как и приблизился. Стоял в двух шагах, совершенно спокойный, лишь легкая усмешка трогала его губы.

— До завтра, Элис, — сказал он, поворачиваясь к своему столу, как будто ничего не произошло.

Она вышла, не говоря ни слова. В лифте она смотрела на свое отражение в полированных стенах. Щеки горели, глаза блестели лихорадочным блеском. На шее, там, где коснулись его губы, лежало алеющее пятно.

Она провела пальцем по этому месту. Это было клеймо. Метка.

Первый раунд остался за ним.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4

Анализ Лео Вольфа стал для Элис навязчивой идеей. Она проводила ночи, изучая все, что могла найти: его редкие интервью, финансовые отчеты «Кибернетики», биографии его бывших партнеров и поглощенных компаний. Она строила психологический профиль, как мозаику, и картина вырисовывалась пугающая.

Гениальный нарцисс. Патологическая потребность в контроле. Интеллектуальное превосходство как единственная форма существования. Детство, проведенное между скандалами отца-магната и холодной, расчетливой матерью-психологом. Матерью-психологом. Эта деталь заставила Элис замереть. Он вырос в среде, где манипуляция была родным языком. Он не просто использовал ее — он дышал ею.

Он не просто хотел побеждать. Он хотел, чтобы его боялись. Чтобы его уважали через страх. Секс, деньги, власть — все это были лишь инструменты для достижения главного: тотального доминирования над реальностью.

И она, со своим умом, была для него самым ценным и самым опасным инструментом. Или игрушкой.

Их рабочие встречи превратились в изощренный психологический танец. Он постоянно испытывал границы, нарушал ее личное пространство.

Как-то раз, обсуждая нового конкурента, он встал позади ее кресла, наклонился, чтобы посмотреть на ее ноутбук, и его грудь коснулась ее затылка. Его дыхание обжигало кожу на ее шее.

— Он слаб, — произнес Лео, его голос громыхал прямо у ее уха. — Он боится повторить судьбу отца. Дави на это.

— Я… понимаю, — Элис почувствовала, как по телу разливается тепло. Ее пальцы дрогнули на клавиатуре.

— Ты дрожишь, — констатировал он, не отодвигаясь. — От гнева? Или от возбуждения?

Его рука легла на ее плечо, большой палец принялся медленно, почти лениво водить по оголенной коже у ворота блузки. Каждое нервное окончание кричало. Она сидела неподвижно, застывшая между желанием отшвырнуть его руку и стыдной, унизительной потребностью, чтобы он продолжал.

— Не делайте этого, — выдохнула она, но в ее голосе не было силы приказа.

— Почему? — его палец скользнул ниже, к ключице. — Это мешает работе? Или просто пугает тебя? Тот факт, что твое тело реагирует на меня, даже когда твой разум сопротивляется?

Он знал. Он знал, какая борьба происходит внутри нее. И он наслаждался этим.

Внезапно он убрал руку и отошел, как будто ничего не произошло.

— Закончи отчет к вечеру.

Элис осталась сидеть, дыша прерывисто, с бешено колотящимся сердцем. Она ненавидела его. Но еще больше она ненавидела себя за ту волну разочарования, что накатила, когда его прикосновение исчезло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5

Перелом наступил после сделки с японскими инвесторами. Элис предоставила Лео безупречный анализ: лидер их делегации, мистер Танака, был одержим чистотой и порядком. Малейшая нестыковка, дисгармония выбивала его из колеи.

Лео блестяще использовал это. Он устроил переговоры в слегка асимметрично оформленном зале, его речь была безупречна, но цифры в презентации были намеренно слегка «сдвинуты». Танака, с его обостренным восприятием, не мог сосредоточиться на сути, его раздражали эти мелочи. В итоге он согласился на условия Лео гораздо быстрее и на менее выгодных для себя условиях, лишь бы поскорее уйти из этого «хаоса».

Вечером Лео вызвал Элис в свой кабинет. На этот раз там был накрыт стол. Ужин. Дорогое вино. Он стоял у окна, держа в руке бокал, и смотрел на город, лежавший у его ног огненной россыпью.

— Ты была великолепна, — сказал он, не поворачиваясь. — Он был как открытая книга. Твоя книга.

— Я просто сделала свою работу.

— Не преуменьшай. — Он наконец обернулся. Его глаза горели холодным торжеством. — Ты не просто сделала работу. Ты была моим скальпелем. Это было… искусство.

Он подошел к столу, налил вина в второй бокал и протянул ей. Их пальцы соприкоснулись. Искра, острая и живая, пробежала между ними.

— За нас, — произнес он, пристально глядя на нее поверх бокала. — За идеального хищника и его остроглазую пантеру.

Они выпили. Вино было густым, терпким, с послевкусием темного шоколада и власти. Элис чувствовала, как алкоголь разливается теплом по жилам, усмиряя тревожный голос разума.

Они говорили. О деле, о психологии, о природе контроля. И с каждым словом, с каждым взглядом напряжение нарастало. Оно витало в воздухе, густое и сладкое, как мед. Она видела, как его взгляд задерживается на ее губах, на линии шеи, на изгибе бедер. И сама ловила себя на том, что рассматривает его сильные, способные руки, представляя, каково это — чувствовать их на своей коже без преград.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Элис? — он снова подошел вплотную. Вино и победа делали его смелее. — Ты думаешь, что контроль — это сила. Но настоящая сила — в возможности его отпустить. Без страха.

— Это легко говорить тому, кто никогда не терял его по-настоящему.

— А ты теряла? — его рука поднялась, и он провел пальцем по ее нижней губе, смазывая следы вина. Она ахнула, отшатнувшись. Но он схватил ее за запястье, мягко, но неотвратимо. — Дай мне угадать. Кто - то заставил тебя почувствовать себя желанной. И уязвимой. И ты ненавидишь его за это до сих пор. И ненавидишь себя за ту слабость.

Она попыталась вырваться, но его хватка была стальной.

— Отпусти.

— Нет.

Он дернул ее за руку, прижав к себе. Их тела столкнулись. Она чувствовала каждый мускул его торса, каждую линию его бедер. И жесткий, недвусмысленный выступ в его брюках, упиравшийся ей в живот.

Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Голова кружилась от вина и его близости. Она тонула в его серых глазах, в которых плясали чертики торжества и желания.

— Что ты собираешься делать? — прошептала она, и ее голос звучал хрипло и чуждо. — Принудить меня?

Он рассмеялся, низко и громко.

— Принудить? Нет, дорогая. Я заставлю тебя попросить.

И, прежде чем она нашла что ответить, его губы нашли ее. Это был не поцелуй. Это был захват. Акт агрессии и обладания. Его рот был горячим, влажным, требовательным. Он не просил — он брал. Зубы, язык, вся ярость и голод, которые копились между ними все эти недели, вырвались наружу.

И самое ужасное было в том, что ее тело ответило. Ее губы разомкнулись. Ее язык встретился с его в яростном танце. Руки, которые должны были оттолкнуть, впились в его плечи, чтобы не упасть. Низ живота сжался от болезненно-сладкого спазма. Она стонала в его рот, ненавидя себя, ненавидя его, и желая только одного — чтобы это не кончалось.

Он оторвался, его дыхание было тяжелым. Глаза пылали триумфом.

— Видишь? — он провел большим пальцем по ее распухшим, влажным губам. — Ты не хочешь, чтобы я останавливался. Твоя ложь заканчивается там, где начинается твое тело.

Он отпустил ее. Она пошатнулась, опершись о стол. Стыд, ярость и неутоленное желание пылали на ее щеках.

— Я ухожу.

— Беги, — бросил он ей вслед, снова поворачиваясь к окну. — Но мы оба знаем, что это только начало. И в следующий раз ты не будешь убегать. Ты будешь ползать на коленях.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6

Она не помнила, как добралась до дома. В памяти всплывали обрывки: его губы, его руки, его слова. «Ты будешь ползать на коленях». От одной этой мысли по телу пробегала смесь отвращения и возбуждения.

Она стояла под ледяным душем, пытаясь смыть с себя его прикосновения, его запах. Но он въелся в нее, как клеймо. Ее тело, предательское тело, все еще горело. Между ног пульсировало влажное, навязчивое воспоминание о его твердом члене, давившем на нее.

Она легла в постель, но сон не шел. Перед глазами стоял он. Его насмешливый взгляд. Она провела рукой по своему телу, по еще чувствительной коже губ, по шее, где, ей казалось, остались следы его пальцев. Рука скользнула ниже, под резинку трусиков, туда, где все было влажно и горячо от неудовлетворенного желания.

Она зажмурилась, пытаясь представить кого-то другого. Любого. Но в воображении возникало только его лицо. Его низкий голос, шепчущий ей на ухо похабности. Его сильные руки, прижимающие ее к стене.

Со стоном она вонзила пальцы в свою плоть, представляя, что это его пальцы. Жесткие, требовательные. Она двигала бедрами, в такт воображаемым толчкам, снова и снова переживая тот поцелуй, ту борьбу, то унижение. Это было отвратительно. Это было порочно. И это было самое сильное ощущение, которое она испытывала за последние годы.

Оргазм нахлынул на нее внезапно, сокрушительной волной, вырывая из горла короткий, рыдающий крик. Тело взорвалось спазмами наслаждения, смешанного со стыдом. Она лежала, растрепанная, дрожащая, с глазами, полными слез.

Он победил. Не в кабинете. А здесь, в ее постели. Он проник в ее самое интимное пространство и осквернил его. Или освободил?

На следующее утро она смотрела на свое отражение в зеркале. Под глазами были синяки от бессонницы, но внутри горел новый огонь. Не холодный и расчетливый, а яростный, почти дикий.

Он был прав. Она не убежит. Потому что эта игра стала для нее кислородом. А он — и тюремщиком, и единственным, кто мог ее освободить.

Она оделась с особой тщательностью. Черное, облегающее платье. Каблуки, от которых ноги казались бесконечными. Яркая помада, как вызов.

Она шла в его офис, зная, что сегодня все будет иначе. Границы были нарушены. Маски сброшены. Теперь начиналась настоящая война. И ее оружием было не только ее сознание, но и ее плоть, которая, как оказалось, предала ее так легко.

Она вошла в его кабинет без стука. Он сидел за своим столом, поднял на нее взгляд. В его глазах мелькнуло одобрение. Он понял все без слов. По ее походке, по ее взгляду, по тому, как она держала голову.

— Ну что, пантера, — произнес он тихо. — Готова к охоте?

Элис медленно подошла к его столу и, не отрывая от него взгляда, положила перед ним ключ от своего дома.

— Охота, — сказала она, и ее голос звучал хрипло и вызывающе, — только начинается.

***

Дорогие мои, если вам нравится, ставьте звездочки, лайки и комментируйте!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7

Он не сдвинулся с места, лишь его взгляд скользнул с ее лица на ключ, лежащий на черном камне, как капля крови на льду. Уголок его рта дрогнул в едва заметной усмешке.

— Опрометчивый шаг, Элис. — Его голос был тихим, но он резал слух, как натянутая струна. — Ты только что отдала мне свою крепость. Добровольно.

— Крепость можно и отбить, — парировала она, чувствуя, как учащенно бьется сердце. Адреналин заставлял кровь петь в жилах. — Или сдать, чтобы заманить врага в ловушку.

Он медленно поднялся из-за стола. Сегодня на нем был не строгий костюм, а черные брюки и темно-серая водолазка, облегавшая мощный торс. Он выглядел менее формально и оттого еще более опасным.

— Ловушка? — Он обошел стол, и теперь они стояли друг напротив друга, разделенные лишь метром напряженного пространства. — Милая моя, ты сама себя загнала в угол. Ты принесла мне ключ, потому что не могла больше ждать. Потому что вся твоя холодная декорация треснула, и из трещин бьет огонь. Мой огонь.

Он был прав. И она это знала. Эта мысль была одновременно унизительной и пьянящей.

— Ты хочешь меня? — спросила она прямо, глядя ему в глаза. Ее голос не дрогнул.

Его глаза сузились. Игра принимала новый оборот, и это ему нравилось.

— Хотеть — слишком простое слово. Я намерен взять то, что ты мне предлагаешь. И разбить вдребезги твои последние иллюзии о контроле.

— Попробуй.

Он рассмеялся — низко, глухо, по-звериному. И в следующее мгновение его руки впились в ее бедра, он с силой поднял ее и посадил на край своего стола. Бумаги полетели на пол. Она вскрикнула от неожиданности, ее руки инстинктивно вцепились в его плечи. Холод камня проникал сквозь тонкую ткань платья.

— Видишь? — он прошипел, вставая между ее раздвинутых ног. Его руки сомкнулись на ее талии, большие пальцы впились в низ живота, заставляя ее выгнуться. — Ты уже не контролируешь даже это. Где тебя будут иметь. На твоем столе? На моем? На полу? Это решаю я.

Его слова были грубыми, животными. Они должны были оттолкнуть ее. Но вместо этого волна жгучего возбуждения накатила на нее, смывая последние остатки стыда. Она чувствовала его возбуждение, твердый, мощный выступ, давящий на самую чувствительную точку ее тела даже через слои одежды.

— Решай быстрее, — выдохнула она, и ее ноги сами обвились вокруг его бедер, притягивая его ближе.

Его губы искали ее шею, его зубы сжали кожу у ключицы — не больно, но с обещанием боли. Она вскрикнула, ее пальцы впились в его волосы, срывая резинку, и они темным водопадом упали на его плечи. Он пах кожей, дорогим мылом и чистой, неразбавленной властью.

Одна его рука продолжала держать ее, а другая рванула подол платья вверх, обнажив ее бедра, узкое кружево трусиков. Он провел пальцем по влажной ткани, и она вздрогнула всем телом, издав сдавленный стон.

— Уже мокрая, — констатировал он с торжеством в голосе. — От одного только ожидания. От одной только мысли, что сейчас я войду в тебя и сделаю с тобой все, что захочу.

Его пальцы впились в кружево и резко дернули. Тонкая ткань с треском разорвалась. Воздух коснулся ее обнаженной, горячей кожи. Она была полностью открыта ему. Уязвима. Беззащитна.

И в этот миг она поняла суть капитуляции. Это была не слабость. Это был акт невероятной силы. Силы отпустить. Силы довериться демону.

— Лео… — прошептала она, и в ее голосе звучала мольба.

Это было все, что ему было нужно. Его пальцы вновь нашли ее, уже без преград, скользнули по влажным, готовым губам, резко, почти грубо вошли в нее. Она закричала, ее голова запрокинулась назад. Это было вторжение. Насилие. И самое сладкое, самое желанное ощущение в ее жизни.

— Смотри на меня, — приказал он хрипло.

Она с трудом подняла на него взгляд, затуманенный страстью. Он не сводил с нее своих ледяных глаз, наблюдая, как ее лицо искажается от наслаждения, пока его пальцы безжалостно растягивали ее изнутри.

— Ты видишь это? Чувствуешь? Это — я. Внутри тебя. И это только начало.

Он отнял руку, и она почувствовала мучительную пустоту. Но лишь для того, чтобы услышать шипение молнии и звон падающего на пол ремня. Он расстегнул брюки, и его член, тяжелый, напряженный, с толстой пульсирующей веной, уперся в ее бедро.

Он наклонился к ее уху, его губы коснулись мочки.

— Скажи «нет», и я остановлюсь. Скажи «стоп». Это твое последнее право.

Она знала, что это ложь. Даже если бы она сказала, он не остановился бы. И она не хотела, чтобы он останавливался. Она хотела, чтобы он уничтожил ее. Чтобы от той, кем она была, не осталось и пыли.

Вместо ответа она сама нащупала его рукой, почувствовала, как он горяч и упруг. Она провела пальцем по чувствительной головке, собрала каплю влаги и, не отрывая от него взгляда, облизала палец.

В его глазах вспыхнул атомный взрыв. С ним было покончено.

Он раздвинул ее ноги шире, наклонился, и одним резким, мощным толчком вошел в нее до самого упора.

Боль. Острая, разрывающая. И сразу за ней — шквал такого всепоглощающего наслаждения, что у нее потемнело в глазах. Она закричала, ее ногти впились ему в спину, тело напряглось в дуге.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он замер на мгновение, давая ей привыкнуть к его размеру, к чувству полного заполнения.

— Боже… — вырвалось у него, и в его голосе впервые прозвучало нечто, кроме контроля. Изнеможение. Благоговение.

А потом он начал двигаться.

Это не было любовью. Это была ярость. Наказание и награда в одном флаконе. Каждый толчок вгонял ее в стол, отдавался эхом в костях. Он держал ее за бедра, контролируя каждый сантиметр, каждый вздох. Его губы были на ее губах, ее шее, ее груди, кусая и заливая поцелуями ее кожу.

Она ничего не контролировала. Только чувствовала. Вихрь ощущений, боль, смешанную с невероятным удовольствием, стыд, превращающийся в экстаз. Она кричала, плакала, умоляла его не останавливаться. Она была разбита. Завоевана.

Он чувствовал ее приближение к кульминации, видел это в ее глазах, слышал в ее прерывистом дыхании. Он ускорился, его движения стали еще более жесткими, безжалостными.

— Кончай, — приказал он, и его голос был похож на скрежет камня. — Кончай для меня. Сейчас.

Его слова, его тон, сама его власть над ней стали тем последним толчком, который сорвал ее с края. Оргазм накатил с такой силой, что ей показалось, будто ее тело разорвало на миллион сверкающих осколков. Она закричала, ее внутренние мышцы судорожно сжались вокруг него, и это стало его собственным приговором.

С глухим стоном он вогнал в нее себя в последний раз, глубоко, и она почувствовала внутри горячие толчки его семени.

Они лежали на столе, дыша на разрыв, его тело тяжело навалилось на нее. В комнате пахло сексом, потом и властью.

Он первым пришел в себя. Медленно поднялся, его взгляд был темным, нечитаемым. Он поправил одежду, его движения были выверенными, как всегда. На ней не было и морщинки. На ней — ее платье было задрано, волосы растрепаны, на шее краснели следы от его зубов.

Он протянул руку, чтобы помочь ей слезть со стола. Ее ноги подкосились, и она едва не упала, но он подхватил ее, удерживая секунду дольше, чем было необходимо.

— Ну что, — его голос снова был холодным и насмешливым. — Готова ползать на коленях?

Она посмотрела на него, все еще дрожа, все еще чувствуя его внутри себя. И вместо ответа плюнула ему в лицо.

Слюна, теплая и влажная, попала ему на щеку. Он замер. В его глазах что-то мелькнуло — не гнев, а скорее удивленное уважение.

Он медленно, с преувеличенной аккуратностью, вытер щеку тыльной стороной ладони.

— Первый раунд, — тихо сказал он, — за тобой.

Она повернулась и, не оглядываясь, пошла к двери, стараясь идти ровно, хотя все внутри тряслось.

Она проиграла битву. Но война только начиналась.

Глава 8

Она не появлялась в офисе два дня. Не отвечала на звонки. Сидела в своей квартире, превратившейся из крепости в поле битвы с призраками. Запах его кожи, ощущение его внутри, грубость его рук — все это преследовало ее.

Она пыталась анализировать произошедшее, как любой другой случай. Но это не поддавалось анализу. Это было чистой физиологией. Чистым инстинктом.

На третий день он прислал смс. Без обращений, без угроз. Просто адрес. Элитный жилой комплекс. Пентхаус. Его частная территория.

Она знала, что это ловушка. Что, переступив этот порог, она окончательно станет его вещью. Его игрушкой. И все же вечером она стояла перед дверью его пентхауса, одетая в простое черное платье, без макияжа, с ключом в кармане — тем самым ключом, что он молча вернул ей, положив на стол перед уходом в день их первой схватки.

Дверь бесшумно открылась.

Внутри был не стерильный офис, а пространство, отражавшее его истинную суть. Грубый бетон, черное дерево, панорамные окна от пола до потолка. Воздух был наполнен низкой, вибрационной музыкой и запахом дорогого виски.

Он стоял у окна, спиной к ней, в темных брюках и с расстегнутой на пуговицы белой рубашке. В руке у него был бокал с янтарной жидкостью.

— Я знал, что ты придешь, — сказал он, не оборачиваясь. — Голодная.

Она закрыла дверь и сделала несколько шагов внутрь.

— Я не голодна. Мне скучно.

Он наконец повернулся. Его взгляд был тяжелым, оценивающим. Он выпил виски и поставил бокал.

— Скука — это голод души, дорогая. А твоя душа… — он медленно подошел к ней, —…голодала давно.

Он остановился в сантиметре, но не прикасался к ней. Просто смотрел. Дышал на нее.

— Разденься.

Приказ прозвучал спокойно, без возражений. Она почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Но она не двинулась с места.

— Или ты сделаешь это сама, — продолжил он, — или я сделаю это за тебя. Но если это сделаю я, будет больно.

Она медленно, не сводя с него глаз, провела молнию на своем платье и сбросила его с плеч. Ткань бесшумно упала к ее ногам. Затем она сняла белье. И осталась стоять перед ним совершенно обнаженной под его тяжелым, собственническим взглядом. Холодный воздух коснулся ее кожи, заставив соски нагрубеть.

— На колени, — последовала следующая команда.

На этот раз она повиновалась без колебаний. Полая паркетная доска была холодной под ее коленями. Она смотрела на него снизу вверх, чувствуя странное, извращенное спокойствие. Здесь, на полу, в полной наготе, она была свободна от необходимости что-то решать, за что-то бороться. Он взял на себя весь контроль.

Он расстегнул брюки, освобождая свой уже возбужденный член. Он был огромным, почти пугающим в своем напряженном ожидании.

— Давай, — приказал он.

Она наклонилась, ее губы сомкнулись на чувствительной головке. Она чувствовала его солоноватый вкус, слышала его сдавленный вздох. Ее язык скользил по нежной коже, ее руки обхватили его основание. Она делала это медленно, почти небрежно, наслаждаясь своей властью над его телом, над его реакциями. Она слышала, как его дыхание сбивается, чувствовала, как напрягаются мышцы его бедер.

Внезапно он отстранился.

— Достаточно.

Он взял ее за руку, поднял и повел за собой через гостиную в спальню. Она была такой же минималистичной и суровой, как и все здесь. Большая кровать с черным бельем, ни единой лишней детали.

Он толкнул ее на кровать лицом вниз. Прежде чем она успела перевернуться, его тело навалилось на нее сверху, прижимая к прохладному шелку. Его руки сомкнулись на ее запястьях, заламывая их за спину. Она была в ловушке. Беспомощная.

Его губы коснулись ее уха.

— Ты помнишь, что я сказал? В следующий раз ты будешь ползать на коленях. Но сначала… сначала ты должна научиться принимать. Принимать все, что я тебе даю. Боль. Унижение. Наслаждение.

Его член уперся в ее ягодичную складку, сухой и жесткий. Она замерла.

— Нет… — вырвалось у нее, первый проблеск настоящего страха.

— Да, — он прошипел в ответ. И, не используя никакой смазки, кроме ее собственной влаги с его члена, с силой, разрывающей плоть, вошел в ее узкое, неподготовленное заднее отверстие.

Крик застрял у нее в горле. Белая, слепящая боль пронзила ее насквозь. Слезы брызнули из глаз. Она пыталась вырваться, но он держал ее мертвой хваткой, его тело было неподвижной скалой.

— Тише, — его голос был горячим у нее в ухе. — Прими это. Это твое наказание. И твоя награда. Боль — это просто другая форма удовольствия. Переступи через нее.

Он начал двигаться. Медленно, неумолимо. Каждое движение было пыткой. Но постепенно, сквозь боль, начало пробиваться что-то еще. Странное, извращенное чувство наполнения. Глубокое, животное удовлетворение от того, что она позволяет ему делать с собой такие вещи. Что она может это вынести.

Ее стоны изменились. Из стонов боли они превратились в стоны капитуляции. Ее тело расслабилось, приняв его, приспособившись к его размеру, к его ритму. Боль отступила, уступив место чудовищному, немыслимому наслаждению. Она чувствовала каждую прожилку на его члене, каждый его вздох. Она была его вещью. Его собственностью. И в этом была своя, темная свобода.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он чувствовал ее трансформацию. Его движения стали увереннее, жестче. Он отпустил ее запястья, и ее руки сами впились в простыни. Она сама начала двигать бедрами навстречу его толчкам, ее стоны становились все громче, все беспомощнее.

— Кончай, — снова приказал он, и в его голосе была та же неумолимая сила.

На этот раз ее тело повиновалось мгновенно. Оргазм прокатился по ней, не такой яркий, как в первый раз, но более глубокий, более проникающий, выворачивающий душу наизнанку. Она кричала, ее внутренности судорожно сжимались вокруг него, и он, с низким, победным рыком, излился глубоко в нее.

Лео рухнул на нее, его вес придавил ее к матрасу. Они лежали, слипшиеся, покрытые потом, дыша в унисон. Он все еще был внутри нее.

Он первым нарушил тишину, его голос был глухим от усталости и чего-то еще…

— Никто… никогда… — он не договорил.

Он медленно вышел из нее. Боль вернулась, но теперь она была почти приятной. Напоминанием.

Он перевернул ее на спину. Его глаза были серьезными, лишенными насмешки.

— Ты выиграла этот раунд, Элис.

Она смотрела на него, все еще не в силах говорить, все еще чувствуя его внутри, в самом своем тайном, сокровенном месте.

Лео был прав. Она прошла через боль и не сломалась. Она приняла его самым унизительным образом и нашла в этом силу.

Она не просто его игрушка. Она — его равный противник. И он только что осознал это.

Война продолжалась. Но правила изменились навсегда.

Глава 9

Тишина в спальне была густой, как смоль, нарушаемая лишь их тяжелым дыханием. Лео лежал на спине, его рука все еще пассивно обнимала ее талию, как будто даже во сне он отказывался отпускать свою добычу. Элис не спала. Она смотрела на очертания его профиля в лунном свете, струившемся из панорамного окна. Боль между ног была живым напоминанием о его власти, но впервые за все время ее мысли были кристально ясны.

Он думал, что сломал ее. Что, войдя в нее так жестоко, он доказал свое окончательное превосходство. Но он ошибался. Он дал ей ключ. Ключ к его собственной слабости.

Его потребность контролировать была настолько всепоглощающей, что делала его предсказуемым. Он был как бог, который должен был постоянно доказывать свое всемогущество. И любой бог, требующий поклонения, зависит от своих поклонников.

Она осторожно сдвинула его руку и поднялась с кровати. Ее тело кричало от боли, но она игнорировала его, подошла к его гардеробной. Она нашла одну из его белоснежных, идеально отглаженных рабочих рубашек и надела ее. Ткань пахла им. Она вышла в гостиную, к бару, налила в бокал его тридцатилетнего виски и, вернувшись к кровати, села на край, глядя на него.

Он проснулся мгновенно, как дикое животное. Его глаза открылись, встретились с ее взглядом. В них не было ни сонливости, ни удивления. Только привычная настороженность.

— Не спишь, — констатировал он голосом, хриплым от сна.

— Я анализирую, — ответила она, отхлебнув виски. Огонь растекся по жилам, притупляя боль. — Твой «эксперимент». Ты хочешь исследовать пределы власти через секс. Но ты не понимаешь, что настоящая власть не в том, чтобы заставить кого-то подчиниться. А в том, чтобы заставить его захотеть подчиниться.

Он приподнялся на локте, его взгляд стал острым, заинтересованным.

— Продолжай.

— Ты можешь войти в меня силой. Ты можешь причинить мне боль. Но это доказывает лишь твою физическую силу. Это — власть животного. — Она наклонилась к нему, ее голос стал тише, но оттого еще более весомым. — Но можешь ли ты заставить меня просить тебя о боли? Можешь ли ты сделать так, чтобы мое унижение стало моим самым сладким триумфом?

Он замер, изучая ее. Впервые за все время она видела в его глазах не насмешку, а чистое, незамутненное любопытство. Как ученый, обнаруживший новый, неклассифицированный вид.

— Ты предлагаешь изменить правила игры.

— Я предлагаю поднять ставки. Ты хочешь играть в Бога? Тогда давай. Но помни — даже у Бога есть свои слабости. Его тщеславие. Его потребность в поклонении.

Он медленно сел, его обнаженное тело в лунном свете выглядело высеченным из мрамора. Он взял у нее из рук бокал, отпил, не сводя с нее глаз.

— И что ты предлагаешь, моя маленькая еретичка?

— Новый контракт. Устный. Ты перестаешь приказывать. Ты — соблазняешь. Ты — провоцируешь. А я… — она улыбнулась, холодно и остро, как лезвие, —…я решаю, поддаться ли мне. Или заставить тебя пойти на уступки.

Он рассмеялся — тихо, уважительно.

— Дерзко. Безумно. И чертовски привлекательно. — Он протянул руку, не чтобы схватить ее, а чтобы провести пальцем по ее щеке. Жест был почти нежным. — Хорошо. Играем по твоим правилам. Но предупреждаю — я не собирается проигрывать.

— Я на это и рассчитываю.

Он наклонился и поцеловал ее. Медленно, глубоко, без спешки. Это был не поцелуй завоевателя. Это был поцелуй равного. Противника. Любовника.

Когда он оторвался, в его глазах горел новый огонь. Не голод хищника, а азарт игрока, нашедшего достойного партнера.

— Начинаем сейчас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10

Новые правила вступили в силу на следующее утро. Лео не приказал ей остаться. Он просто сказал: «Завтрак на террасе в восемь. Если хочешь».

Она пришла. В его рубашке, с мокрыми от душа волосами. Он уже ждал ее, разливая кофе. Вид с террасы был ошеломляющим — весь город как на ладони. Он был одет в темные брюки и простую футболку, облегающую его торс. Он выглядел человечным. И оттого еще более опасным.

Они завтракали, обсуждая последние новости, новые сделки. Все как в офисе, но с одним отличием — теперь он спрашивал ее мнение не как профайлера, а как равного. Он провоцировал ее, бросал интеллектуальный вызов, и она с наслаждением принимала его.

После завтрака он не повел ее в спальню. Он просто встал, подошел к перилам террасы и, глядя на город, сказал:

— Я хочу тебя. Сейчас. Здесь. Но я не буду принуждать тебя. Я буду ждать, пока ты сама подойдешь ко мне.

Элис осталась сидеть за столом, доедая тост. Ее тело сразу же отозвалось на его слова знакомым жаром. Но теперь это было иначе. Это была не паника потери контроля. Это был сладкий, мучительный выбор.

Она наблюдала, как он стоит, расслабленный, но мощный, как скала. Солнце грело его кожу. Она знала, что он чувствует ее взгляд. Знает, какая борьба происходит внутри нее.

Она медленно поднялась и подошла к нему. Не как покорная рабыня, а как соучастник. Она остановилась вплотную за его спиной, не прикасаясь к нему.

— Я здесь, — тихо сказала она.

Он не обернулся.

— И что теперь?

— Теперь… — она прижалась к его спине, обняла его за талию, чувствуя под тканью футболки жесткие мышцы его живота. —…теперь ты должен убедить меня.

Он повернулся в ее объятиях. Его глаза пылали.

— Охотно.

Он не стал срывать с нее рубашку. Он начал с медленных, почти ленивых поцелуев. Его губы скользили по ее шее, плечам, открытым пуговицам рубашки. Его руки скользили по ее бокам, бедрам, не хватая, а лаская. Он разжигал в ней огонь, капля за каплей, не торопясь, наслаждаясь процессом.

Она стонала, ее тело извивалось, требуя большего, требуя грубости, к которой он ее приучил. Но он был неумолим. Он заставлял ее ждать. Заставлял просить.

— Лео… пожалуйста…

— Пожалуйста, что? — он прошептал ей в ухо, его зубы слегка сжали мочку.

— Я не знаю… просто не останавливайся.

Он рассмеялся, его дыхание было горячим на ее коже.

— Нет. Скажи мне, чего ты хочешь. Языком власти. Ты же его знаешь.

Она зажмурилась, стыд и возбуждение боролись в ней.

— Я хочу… чтобы ты взял меня. Здесь. Сейчас.

— Как? — он настаивал, его пальцы скользнули между ее ног, но не вошли, а лишь кружили вокруг чувствительного бугорка, сводя ее с ума. — Как ты хочешь, чтобы я тебя взял? Жестко? Нежно? Скажи.

— Жестко, — выдохнула она, и это было похоже на молитву. — Пожалуйста, Лео. Я хочу чувствовать тебя в себе весь день. Хочу, чтобы мне было больно сидеть.

Триумфальная улыбка тронула его губы.

— Как прикажешь.

Он развернул ее, наклонил над перилами террасы. Вид на бездну под ними заставил ее голову закружиться от страха и восторга. Он поднял подол рубашки, освободив ее ягодицы, и без прелюдий, одним мощным, точным движением вошел в нее сзади.

Она вскрикнула, ее пальцы вцепились в холодный металл перил. Это было именно то, о чем она просила — жестко, властно, почти болезненно. Но теперь это было ее решением. Ее выбором. И от этого наслаждение было в тысячу раз острее.

Он двигался в ней с животной силой, его руки сжимали ее бедра, его губы прижимались к ее спине. Она кричала, не стесняясь, зная, что их могут услышать, и это знание лишь подливал масла в огонь. Она была его. Добровольно. И в этой добровольности была ее победа.

Когда они оба достигли пика, ее крик слился с его рыком в едином звуке торжества и капитуляции. Он не просто кончил в нее. Он отметил ее как свою, но по ее собственному желанию.

Он вынул себя и помог ей выпрямиться. Ее ноги дрожали. Он обнял ее за плечи, прижал к своей груди. Его сердцебиение было таким же частым, как у нее.

— Ну что? — он прошептал ей в волосы. — Довольна?

— Это был только первый раунд, — ответила она, поворачиваясь и целуя его. Вкус его, вкус себя, вкус власти — все смешалось. — Но да, пока неплохо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11

Новая фаза их игры оказалась и сложнее, и опаснее. Теперь их психологическая борьба велась на поле взаимного соблазна. Лео больше не использовал грубую силу. Он использовал знание. Знание ее тела, ее тайных фантазий, ее слабостей.

Он мог целый день вести себя с ней как с коллегой — уважительно, почти отстраненно. А вечером, во время ужина, под столом его нога могла медленно подняться по ее голени, заставляя ее задыхаться и путать слова. Он шептал ей на ухо похабные комплименты, пока она разговаривала по телефону с клиентом, и наблюдал, как краснеют ее уши.

Он манипулировал ее возбуждением, как дирижер оркестром. Он доводил ее до грани, а потом отступал, заставляя ее умолять о продолжении.

Как-то раз, после долгого дня переговоров, он привел ее в комнату с домашним кинотеатром.

— Расслабься, — сказал он, усаживая ее в мягкое кресло. — Ты заслужила отдых.

Он включил какой-то артхаусный фильм. Но через пятнадцать минут на экране началась откровенная, почти жесткая любовная сцена. Элис пыталась не смотреть, но ее взгляд прилип к экрану. Она чувствовала, как нарастает возбуждение, влажнеет между ног.

Лео сидел рядом, невозмутимый, как будто смотрел документалку о природе. Но его рука лежала на ее бедре, большой палец медленно водил по внутренней стороне ее бедра, все выше, и выше.

— Хочешь, чтобы я остановил фильм? — тихо спросил он, его губы коснулись ее уха.

— Нет, — прошептала она, ее голос дрожал.

— Хочешь, чтобы я взял тебя?

— Да… пожалуйста.

Его пальцы скользнули под юбку, нашли ее влажную плоть. Он вошел в нее двумя пальцами, глубоко, и она застонала, ее голова упала на спинку кресла. На экране в это время мужчина грубо брал женщину, прижав ее к стене, и ее крики сливались с ее собственными.

Лео двигал пальцами в такт движениям на экране, его большой палец терся о клитор, сводя ее с ума. Она была полностью в его власти, ее тело реагировало на его прикосновения и на визуальный ряд, который он для нее подобрал.

— Кончай, — приказал он, и его голос был горячим у нее в ухе. — Кончай, глядя на то, как он ее унижает.

Ее тело взорвалось от стыда и наслаждения. Она закричала, ее бедра дергались, сжимая его пальцы. Он не останавливался, пока последние судороги не отпустили ее.

Когда она открыла глаза, на экране уже шли титры. Лео сидел рядом, все так же спокойный, вытирая пальцы о носовой платок.

— Интересный фильм, не правда ли? — сказал он, и в его глазах играли чертики. — Так много… всего.

Она поняла, что он не просто удовлетворил ее физически. Он заставил ее принять часть своей тьмы. Насладиться тем, что должно было бы оттолкнуть. И в этом была его самая изощренная манипуляция.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12

Элис поняла, что если она хочет сохранить паритет, она должна атаковать. Она должна заставить его потерять контроль. Хотя бы на мгновение.

Она изучила его расписание, его привычки. Она знала, что по вечерам он час занимался на тренажере в своем кабинете. Однажды она вошла туда без стука.

Он был на беговой дорожке, бежал в быстром темпе, с наушниками в ушах. Он был без футболки, его тело покрывал блестящий слой пота, мышцы играли под кожей при каждом движении. Он не заметил ее сразу.

Она прислонилась к дверному косяку и просто смотрела. Позволяя ему почувствовать на себе тяжесть ее взгляда. Через минуту он обернулся, и его шаг сбился. Он замедлил бег, снял наушники. Его глаза сузились.

— Элис.

— Не останавливайся, — сказала она, подходя ближе. — Мне нравится смотреть.

Он покачал головой, с улыбкой, но в его глазах было напряжение.

— Это не входит в правила.

— С каких это пор ты стал рабом правил? — она подошла к самой дорожке. — Беги. Я хочу на тебя посмотреть.

Он колебался секунду, затем снова увеличил скорость. Но теперь его бег был не таким плавным. Он был не в себе. Она видела, как напряглись мышцы его спины, как участилось дыхание.

Она обошла тренажер и встала перед ним. Ее взгляд скользнул вниз, к его спортивным штанам, где уже намечалась твердая выпуклость. Она улыбнулась.

— Кажется, не только ты умеешь доводить.

Она медленно, не сводя с него глаз, опустилась на колени прямо перед бегущей дорожкой. Его глаза расширились, он попытался замедлить темп, но она уже расстегнула его штаны. Его член выпрыгнул наружу, напряженный и готовый.

— Что ты задумала? — его голос был хриплым, дыхание сбилось.

— Я просто хочу пить, — прошептала она и взяла его в рот.

Он застонал, его руки вцепились в поручни дорожки. Он пытался бежать, но ее губы, ее язык, ее руки сводили его с ума. Она контролировала каждый его вздох, каждый стон. Она была тем, кто задавал темп. Тем, кто решал, как глубоко он может войти, как долго это продлится.

Она довела его до края, чувствуя, как его тело напрягается, готовое взорваться, а потом… остановилась. Отстранилась.

— Нет… — его голос был полон мучительной мольбы. — Элис, пожалуйста…

— Проси, — сказала она, глядя на него снизу вверх. Ее губы были влажными, блестящими. — Проси, как я просила тебя.

Он замер, и в его глазах бушевала война. Гордость против желания. Власть против потребности. И впервые за все время она увидела, как побеждает последнее.

— Пожалуйста, — выдохнул он, и в этом слове была вся его капитуляция. — Дай мне закончить.

Триумф ударил ей в голову, сладкий и опьяняющий. Она снова взяла его в рот, и на этот раз не сдерживалась. Она сосала его яростно, глубоко, заставляя его кричать, его пальцы впились в ее волосы. Он кончил ей в рот горячим, горьким потоком, его тело дрожало от судорог, и он чуть не упал с дорожки.

Она встала, вытерла губы. Он стоял, опершись на поручни, дыша как загнанный зверь. Его взгляд был пустым, потрясенным. Он потерял контроль. И она была тому причиной.

— Спасибо за тренировку, — сказала она и вышла из кабинета, оставив его одного с его унижением и ее победой.

Она знала, что он не простит ей этого. Что его месть будет ужасной. Но сейчас ей было все равно. Она доказала себе, что может не только принимать его правила, но и диктовать свои.

Игра входила в новую, еще более опасную стадию. Стадию, где грань между болью и наслаждением, контролем и капитуляцией стерлась до неузнаваемости. И они оба уже не могли остановиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 13

Тишина в кабинете после ее ухода была оглушительной. Лео стоял, все еще опираясь на поручни дорожки, его тело дрожало от остаточных спазмов и шока. Воздух был густым и сладким от запаха секса и пота. Унижение жгло его изнутри, как раскаленный штырь. Никто. Никогда не осмеливался так обращаться с ним. Сводить его до уровня животного, которое можно довести до крика, а потом бросить на полу, обессиленное и использованное.

Но под пеплом ярости тлел иной огонь. Восхищение. Грязное, неистовое восхищение. Она не просто приняла его вызов. Она метнула его обратно, как заточенный клинок, и попала точно в цель. Он думал, что нашел блестящую дикарку, которую можно приручить. Но она оказалась хищницей того же вида.

Он медленно выпрямился, его взгляд упал на темное пятно на полу — каплю его же семени, упавшую, когда он отстранялся. Напоминание о его слабости. О его капитуляции.

Его губы растянулись в жестокой, беззвучной улыбке. Очень хорошо, Элис. Ты хочешь войны? Ты ее получишь. Но на этот раз я буду бить тебя по твоим же правилам. Я буду использовать твою собственную силу против тебя.

Он принял душ, ледяной, чтобы очистить разум и тело. Затем оделся в идеально отутюженный костюм, снова став непроницаемым CEO. Но внутри что-то сместилось. Игра была уже не просто интеллектуальным упражнением. Она стала личной. Экзистенциальной.

Когда он вышел из кабинета, Элис сидела за своим столом в смежном офисе, делая вид, что работает. Он прошел мимо, не глядя на нее, но почувствовал, как напряглось ее тело, ожидая удара.

— Приготовь отчет по слиянию с «Астрал-Индастриз», — бросил он через плечо, его голос был ровным и холодным, как сталь. — Мне нужен полный психологический портрет совета директоров. К шести вечера.

Она кивнула, не поднимая глаз. Он видел, как сжались ее пальцы на клавиатуре. Она ждала мести. А он… он давал ей время. Время понервничать. Подумать. Порастерять свою драгоценную уверенность.

Настоящая месть — это не грубая сила. Это — ожидание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 14

Элис провела день на иголках. Каждый звук шагов в коридоре, каждый звонок заставлял ее вздрагивать. Но Лео не появлялся. Он прислал ей пару деловых писем — сухих, профессиональных, без намека на их утреннюю схватку. Это было хуже, чем если бы он пришел и устроил сцену. Эта тишина была пыткой.

Она пыталась сосредоточиться на отчете, но мысли возвращались к нему. К тому, как он выглядел, когда терял контроль. Как его могучее тело содрогалось в ее руках. Триумф все еще сладко пел в ее крови, но его начинал оттенять страх. Она знала Лео. Он не простит. И его ответ будет изощренным и болезненным.

Вечером, когда она уже собиралась уходить, он появился на пороге ее офиса. Он выглядел свежим и собранным, в его руках была папка.

— Отчет готов?

— Да. — Она протянула ему распечатку.

Он взял ее, пролистал, кивнул.

— Адекватно. Пойдем.

— Куда?

— Ужинать. У меня есть кое-что, что может тебя заинтересовать.

Он не ждал ответа, развернулся и пошел. Она, поколебавшись, последовала за ним. Они поехали в тихий, дорогой ресторан с затемненными окнами и мягкой музыкой. Он вел себя безупречно — галантный, остроумный, интересный собеседник. Говорил об искусстве, политике, новых технологиях. Как будто между ними ничего не произошло.

Элис чувствовала себя все более неуютно. Она была готова к атаке, к грубости, к сексуальной агрессии. Но не к этой… нормальности. Это сбивало с толку. И она понимала, что это и есть его план.

— Ты сегодня очень тиха, — заметил он, отпивая вина. — Что-то не так?

— Я просто пытаюсь понять твою тактику.

— Какая тактика? — он улыбнулся, и в его глазах играл знакомый огонек. — Я просто ужинаю с талантливой коллегой. Разве не этого ты хотела? Паритета?

— Паритет — это когда оба знают правила игры. А я пока не понимаю, в какую игру мы играем сейчас.

— В самую интересную, — он отставил бокал и облокотился на стол. — Игру в нервы. Ты показала мне, что умеешь наносить удары. Теперь я покажу тебе, что умею ждать. И наблюдать. Ты боишься, Элис. Боишься неизвестности. И это… возбуждает.

Его слова, произнесенные тихим, интимным тоном, заставили ее содрогнуться. Он был прав. Страх и возбуждение снова переплелись в ней в тугой, болезненный узел.

— Я не боюсь.

— Врешь. — Его нога под столом коснулась ее ноги. Легко, почти нежно. — Твое сердце бьется чаще. Зрачки расширены. Ты вся — ожидание. И это прекрасно.

Он заплатил по счету и поднялся.

— Пойдем. Я отвезу тебя домой.

В машине они молчали. Напряжение росло с каждой минутой, с каждым метром, приближавшим их к ее дому. Он не прикасался к ней, но его присутствие заполняло все пространство лимузина.

У ее подъезда он вышел, чтобы открыть ей дверь. Она ждала, что он попросится наверх. Что игра продолжится. Но он просто стоял, глядя на нее.

— Сладких снов, Элис, — сказал он мягко. — Спи спокойно. И думай обо мне.

Он повернулся и ушел, оставив ее стоять одной на холодном ночном воздухе, с телом, горящим от неудовлетворенного желания, и разумом, полным тревожных вопросов.

Он не стал штурмовать ее крепость. Он просто осадил ее. И она понимала, что это гораздо опаснее.

***

Дорогие мои, если вам нравится, ставьте звездочки, лайки и комментируйте! Мне это очень поможет писать дальше!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 15

Следующие несколько дней были продолжением пытки. Лео был идеальным джентльменом. Ни намека на сексуальность, на агрессию. Только работа, только интеллектуальный обмен. Он хвалил ее идеи, советовался с ней, как с равной.

И все это время он наблюдал. Он видел, как она напрягается, когда он подходит слишком близко. Как задерживает дыхание, когда их руки случайно касаются. Как ее взгляд скользит по его губам, когда он говорит. Он видел ее желание, ее фрустрацию, ее растущую одержимость им.

Он заставлял ее хотеть его. Не как завоевателя, а как партнера. И это было самой жестокой манипуляцией из всех.

Как-то вечером они задержались в офисе, готовя презентацию. Было поздно, здание опустело. Они сидели в его кабинете, пили кофе, обсуждая последние детали.

— Довольно на сегодня, — наконец сказал он, откидываясь на спинку кресла. — Ты выглядишь уставшей.

— Я в порядке.

— Врешь — Он встал, подошел к ней, остановился сзади. Его руки легли ей на плечи. — Ты вся напряжена.

Он начал массировать ее плечи. Сначала осторожно, потом все сильнее. Его пальцы разминали напряженные мышцы, и она не могла сдержать стон облегчения. Это было так хорошо. Так… нежно.

— Расслабься, — прошептал он, его губы почти касались ее уха. — Дай мне позаботиться о тебе.

Его руки скользнули ниже, к груди. Он ладонями обхватил ее грудь через ткань блузки, большие пальцы провели по соскам, и они затвердели мгновенно. Она зажмурилась, ее голова упала ему на грудь.

— Лео… мы не должны…

— Почему? — его пальцы расстегнули пуговицы блузки, скользнули внутрь, нашли ее обнаженную кожу. — Ты же хочешь этого. Я вижу. Чувствую.

Одна его рука продолжала ласкать ее грудь, а другая опустилась на колено, поползла вверх по внутренней стороне бедра, поднимая юбку.

— Ты все еще боишься? — он шептал, его зубы слегка покусывали ее шею. — Боишься потерять контроль? Но ты же сама сказала — настоящая власть в том, чтобы захотеть его потерять. Так хочешь?

Его пальцы добрались до резинки ее трусиков, скользнули под нее. Она вздрогнула, ее бедра сами по себе приподнялись навстречу его прикосновению.

— Да… — выдохнула она, и это было капитуляцией. Не вымученной, не вырванной силой, а добровольной. Желанной.

— Скажи, чего ты хочешь.

— Я хочу… чтобы ты меня взял. Здесь. Сейчас.

Он развернул ее кресло, встал перед ней на колени, раздвинул ее ноги. Его взгляд был темным, полным торжества и чего-то еще… нежности? Нет, не нежности. Признания.

— Смотри на меня, — приказал он, входя в нее пальцами. — Я хочу видеть твои глаза.

Она смотрела на него, пока его пальцы двигались внутри нее, растягивая, готовя. Пока он расстегивал свои брюки, освобождая свой твердый член. Пока он входил в нее, заполняя ее медленно, нежно, давая ей время привыкнуть.

Он не торопился. Его движения были глубокими, размеренными. Он смотрел ей в глаза, и она видела в них не только голод. Он брал ее не как вещь, а как достойного противника. Как женщину, которую он… что? Боялся? Нет. Ценил.

Она кончила тихо, с сдавленным стоном, ее тело сжалось вокруг него, и он, не сомкнув глаз, излился в нее, его собственное лицо исказилось от наслаждения, смешанного с чем-то похожим на боль.

Они сидели так еще несколько минут, его голова лежала у нее на груди, ее пальцы перебирали его волосы. Впервые между ними не было победителя и побежденного. Было только это. Молчаливое перемирие.

Он поднял голову, его взгляд был серьезным.

— Ты выиграла, Элис.

— Нет, — она покачала головой. — Мы оба проиграли. Или выиграли. Я уже не знаю.

Он улыбнулся, и в этой улыбке не было насмешки.

— Добро пожаловать в ад, дорогая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16

Они лежали в постели в его доме — в просторной, светлой спальне, которая еще не успела обрасти призраками прошлого. Лунный свет, пробиваясь сквозь строгие жалюзи, выхватывал из темноты фрагменты их тел: его мощную руку, лежащую на ее талии; ее тонкие пальцы, медленно скользящие по старому шраму на его спине. Прошло три недели с момента их перемирия. Двадцать один день хрупкого баланса, когда каждый шаг приходилось обдумывать, а каждое слово взвешивать.

— Ты сегодня молчишь, — его голос прозвучал приглушенно, он не поворачивался, но все его тело было напряжено, как струна.

— Анализирую, — ответила Элис, не прекращая своего медленного, почти хирургического исследования. Ее подушечка пальца скользила по неровному рельефу кожи. — Твой правый трицепс напряжен сильнее левого. Ты сжимал кулаки, когда разговаривал с партнерами сегодня днем. Хотя внешне был абсолютно спокоен, почти дружелюбен.

Он перевернулся на спину, и в полумраке его глаза были двумя узкими щелями, полными скрытой энергии.

— И какой твой вердикт, доктор? — в его голосе прозвучала знакомая насмешка, но теперь в ней была и усталость.

— Что ты до сих пор хочешь придушить их за слащавые улыбки и пустые обещания. И что тебе пришлось прилагать титанические усилия, чтобы просто вежливо кивать.

Он коротко, беззвучно усмехнулся.

— Блестяще. Как всегда.

— Это не блеск. Это наблюдение. — Она приподнялась на локте, ее распущенные волосы касались его плеча. В ее взгляде не было триумфа, лишь холодная констатация факта. — Ты учишься контролировать ярость. Но она все еще здесь. В тебе. Глубоко внутри. Как и во мне. Просто я научилась с ней жить. А ты все еще пытаешься ее задушить.

Ее рука медленно скользнула вниз, по его торсу, залитому лунным светом, к тому месту, где чуть ниже линии живота зиял старый, некрасивый рубец — след от ножа недовольного акционера, оставшийся с тех времен, когда он был моложе, голоднее и безрассуднее. Ее палец, холодный и точный, как скальпель, медленно обвел шрам, и все его тело вздрогнуло в ответ, мускулы живота резко напряглись.

— Не надо, — его голос внезапно стал низким и опасным, каким она не слышала его с тех самых пор, как они заключили свое хрупкое перемирие.

— Почему? — ее палец не остановился, продолжая свое неторопливое, настойчивое движение, впиваясь в старую боль. — Это часть тебя. Такая же реальная, как и мои шрамы. Ты же не боишься их? Ты, кажется, даже находил в них особую прелесть.

— Я не боюсь ничего, — он прошипел, его пальцы впились в простыню.

— Врешь, — она наклонилась ниже, ее губы, теплые и влажные, почти коснулись огрубевшей кожи. Он замер, превратившись в статую из напряженной плоти. — Ты боишься быть уязвимым. Боишься, что кто-то увидит не железного Лео Вольфа, а просто человека. Со шрамами. Со слабостями. Даже сейчас. Даже со мной.

И, прежде чем он успел ответить, ее язык, быстрый и жгучий, провел по всей длине шрама. Длинно, медленно, с откровенным, почти непереносимым сладострастием. Он ахнул, его дыхание застряло где-то в горле. Это было вторжение — не грубое, не насильственное, но оттого, возможно, еще более проникающее. Она вторгалась не в его тело, а в ту крепость, что он выстроил вокруг своей уязвимости.

— Перестань, Элис. Я не шучу. — Предупреждение в его голосе было настоящим.

— Останови меня, — бросила она вызов, ее губы, растянувшиеся в едва заметной улыбке, скользнули еще ниже, к чувствительной линии таза. Ее руки легли на его бедра с такой силой, что он почувствовал исходящую от них решимость — она не даст ему пошевелиться, не даст сбежать. — Ты же сильный. Сделай так, чтобы я остановилась.

Он мог бы. Легко. Одним движением он мог отшвырнуть ее, прижать к матрасу, заставить замолчать привычным способом — грубым сексом, который был их общим языком. Но он не сделал этого. Он лежал, сжав кулаки, позволяя ей исследовать самые уязвимые, самые потаенные места своего тела с той же безжалостной тщательностью, с какой она когда-то исследовала его психику. Это была пытка. И самое сладкое, самое унизительное поражение, которое он когда-либо испытывал.

Ее рот, наконец, нашел его член, уже наполовину возбужденный этой странной смесью гнева и возбуждения. Он застонал, его таз непроизвольно дернулся, пытаясь погрузиться в него как можно глубже. Но она не стала торопиться. Она ласкала его с такой невыносимой, выверенной медлительностью, что ему захотелось кричать. Ее язык вырисовывал сложные узоры на его коже, ее губы сжимались с разной силой, ее руки продолжали удерживать его бедра. Каждое ее движение было безмолвным вопросом: «Ты доверяешь мне достаточно, чтобы позволить быть слабым? Ты позволишь мне видеть тебя без твоей короны и доспехов?»

— Я... не могу... так... — вырвалось у него, когда она, наконец, взяла его поглубже, и головка уперлась в нежную стенку ее горла.

— Можешь, — она ненадолго оторвалась, ее губы блестели в лунном свете. — Просто перестань бороться. Хотя бы здесь. Хотя бы сейчас. Дай мне это. Дай мне всю ту боль, что ты прячешь.

И он сдался.

Не с рыком, не с проклятием, а с тихим, сдавленным стоном, который вырвался из самой глубины его существа. Его тело обмякло, мышцы расслабились, и он позволил ей делать все, что она хочет. Раздвигать его ноги, целовать внутреннюю сторону бедер, снова брать его в рот, доводя до исступления, до того состояния, где уже не было ни гнева, ни контроля, только чистое, животное ощущение. Это была не капитуляция слабого. Это был добровольный, осознанный отказ от контроля сильного. И в этом отказе была своя, странная сила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда он кончил, его тело вздрогнуло в серии мощных, выжимающих судорог, и он впервые за долгие-долгие годы не пытался скрыть своего изнеможения, своей уязвимости в этот миг. Он просто лежал, тяжело и прерывисто дыша, уставившись в потолок, по которому плясали лунные тени.

Она поднялась, вытерла губы тыльной стороной ладони. Ее лицо в лунном свете было серьезным и невероятно красивым. Она легла рядом, прижавшись к его боку, ее рука легла на его все еще быстро бьющееся сердце.

— Видишь? — прошептала она, и ее голос был непривычно мягким. — Ты выжил. Я не уничтожила тебя. Мир не рухнул.

Он повернул голову, его глаза, теперь привыкшие к темноте, были полны сложной, почти невыносимой смеси ярости, благодарности, ненависти и чего-то еще, что не имело названия.

— Ты — самое опасное существо, которое я когда-либо встречал, — сказал он, и в его голосе не было ни капли лести. Это была констатация смертельного факта.

— Я знаю, — она улыбнулась, и в этот раз улыбка коснулась ее глаз. — Поэтому мы и подходим друг другу. Никто другой не выдержал бы этого. Никто другой не посмел бы даже попробовать.

Он обнял ее, прижал к своей потной, все еще дрожащей груди, и впервые за эти три недели его объятия были не попыткой обладать, не демонстрацией силы, а простой, человеческой потребностью в опоре, в тепле, в подтверждении того, что он не один.

Они лежали в тишине, нарушаемой лишь их выравнивающимся дыханием, два сломленных хищника, нашедших в шрамах и уязвимостях друг друга странное, жуткое утешение. Война не закончилась. Она просто перешла на новый, неизведанный и куда более опасный уровень. Уровень, где сдать свою слабость оказалось страшнее и интимнее, чем сдать любую крепость. И они оба понимали, что обратного пути нет.

Глава 17

Перемирие оказалось хрупким. На следующий день они снова были CEO и профайлером. Но что-то изменилось. Теперь, когда их взгляды встречались, в воздухе висело не только напряжение, но и понимание. Они видели друг в друге равных. И это было страшнее, чем любая вражда.

Лео стал делиться с ней не только бизнес-секретами, но и фрагментами своего прошлого. Неблагополучная семья. Отец-алкоголик, сгубивший семейный бизнес. Мать-психолог, использовавшая свои знания, чтобы манипулировать им и отцом. Именно тогда он поклялся, что никогда не будет слабым. Что он станет сильнее всех. Что он будет контролировать все и вся.

Элис, в свою очередь, рассказала ему о своем «несчастном случае» — о мужчине, которого она любила, который воспользовался ее уязвимостью и чуть не сломал ее. После чего она построила вокруг себя ледяную крепость.

Они обменивались этими историями как оружием — «Вот моя слабость. Попробуй воспользоваться». Но вместо этого эти признания создали между ними странную, извращенную связь. Они были двумя одинокими хищниками, нашедшими друг в друге единственное существо, которое не боялось их когтей.

Их секс из битвы превратился в нечто иное. Это все еще была борьба, но теперь в ней была и нежность. Жестокость, но и забота. Он мог заниматься с ней грубым сексом до слез, а потом держать на руках, пока она засыпала. Она могла укусить его до крови в порыве страсти, а потом целовать рану.

Они исследовали границы друг друга, не чтобы сломать, а чтобы понять. Он научился читать ее тело как открытую книгу, знал каждую точку, которая сводила ее с ума. Она изучила его реакции, понимала, какой шепот заставит его содрогнуться, какое прикосновение заставит потерять контроль.

Однажды ночью, лежа в его постели, она спросила:

— Чего ты боишься теперь? Когда ты достиг всего.

Он долго молчал, глядя в потолок.

— Я боюсь, — сказал он наконец, — что однажды ты проснешься и поймешь, что я всего лишь человек. Со всеми своими трещинами и изъянами. И ты уйдешь. Потому что ты заслуживаешь большего, чем сломанная игрушка.

Его слова повисли в тишине. Элис почувствовала, как что-то сжимается у нее в груди. Это не было манипуляцией. Это была правда. Голая, незащищенная правда.

Она повернулась к нему, положила руку на его щеку.

— А я боюсь, — прошептала она, — что ты никогда не увидишь во мне больше, чем противника. Что наша игра — это все, что у нас есть.

Он посмотрел на нее, и в его глазах было что-то новое. Что-то хрупкое и опасное.

— А что еще может быть? — спросил он, и в его голосе звучал неподдельный вопрос.

— Я не знаю, — честно ответила она. — Но я готова это выяснить.

Он поцеловал ее. Медленно, глубоко, без спешки. И в этом поцелуе было не обладание, а вопрос. И обещание.

Они засыпали в объятиях друг друга, и впервые за долгие годы оба чувствовали не одиночество в своей крепости, а странное, тревожное утешение в присутствии другого.

Но они оба знали — это затишье было обманчивым. Самые страшные битвы еще были впереди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18

Затишье длилось ровно три недели. Двадцать один день, в течение которых они существовали в странном, симбиотическом пузыре. Работа плавно перетекала в ужины, ужины — в долгие разговоры в его пентхаусе, разговоры — в постель, где их соединение все меньше напоминало битву и все больше — ритуал. Они изучали карту тел друг друга, находя новые материки и океаны чувствительности.

Элис узнала, что если провести языком по старому шраму у него на ребрах, он вздрогнет и прошепчет ее имя так, будто это молитва. Лео обнаружил, что, если дуть ей на шею, чуть ниже линии волос, все ее тело покрывается мурашками, и она издает тихий, похожий на кошачье мурлыканье звук.

Они позволяли себе быть уязвимыми. Ночью он прижимался к ее спине, зарывшись лицом в ее волосы, и его дыхание было ровным и беззащитным. Утром она могла застать его за завтраком с растрепанными волосами и задумчивым взглядом, и в эти моменты он выглядел не демоном-провидцем, а просто уставшим, очень умным мужчиной.

Именно эта иллюзия нормальности и была самой опасной ловушкой.

Все рухнуло в среду. Элис работала над анализом нового конкурента, когда ее компьютер издал тихий сигнал — уведомление из глубины защищенного сервера. Она была гениальным профайлером, но в прошлом ей приходилось быть и хакером, чтобы добывать информацию. Она оставила для себя несколько «черных ходов» в системе «Кибернетики». Не для шпионажа. Просто… на всякий случай.

Уведомление было привязано к папке с пометкой «Персонал. Конфиденциально». Внутри лежало одно-единственное досье. Ее собственное.

Сердце упало куда-то в пятки. Она открыла файл. Это был не просто сухой отчет HR. Это был глубокий, дотошный психологический разбор, составленный с пугающей проницательностью. Ее детские травмы, анализ отношений с бывшим, выводы о ее страхе потери контроля, о ее «нарциссической потребности в подтверждении собственной исключительности через интеллектуальное превосходство». Каждая ее слабость была вывернута наизнанку, проанализирована и разложена по полочкам.

Но хуже всего была последняя запись, датированная прошлой неделей.

«Объект демонстрирует прогрессирующую эмоциональную привязанность. Наблюдается снижение защитных барьеров, рост уровня доверия. Стратегия «контролируемой уязвимости» дает ожидаемые результаты. Готовность к переходу на финальную стадию манипуляции — полное подчинение через искусственно созданную эмоциональную зависимость».

Элис откинулась на спинку кресла, ее бросило в жар, а потом в холод. Каждая клетка ее тела онемела. Все это время… все эти нежные слова, эти моменты слабости, эта иллюзия близости… это была всего лишь стратегия. «Контролируемая уязвимость». Хладнокровный, расчетливый план сломать ее окончательно.

Она вспомнила его слова: «Я устал от неожиданностей». Он нанял ее, чтобы предсказывать людей. И он использовал ее же методы, чтобы предсказать, обезвредить и поглотить ее саму.

Самое ужасное было то, что план сработал безупречно. Она позволила себе расслабиться. Поверить. Влюбиться.

Глубокий, животный рык вырвался из ее груди. Она вскочила, сгребла со стола дорогую фарфоровую чашку и швырнула ее в стену. Осколки со звоном разлетелись по комнате.

Измена была бы менее болезненной. Это было уничтожение. Стирание ее личности, ее воли, ее доверия. Он не просто хотел ее тела. Он хотел ее души. И он почти получил ее.

Ярость была белой и слепой. Она плакала, трясясь от рыданий, рвала на себе волосы, пока гнев не выжег все остальные чувства, оставив лишь холодную, кристаллизованную решимость.

Он хотел войны? Он ее получит. Но на этот раз это будет тотальное уничтожение. Без правил. Без пощады.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 19

Лео вошел в ее офис через час. Его взгляд скользнул по осколкам на полу, потом перешел на нее. Она сидела за столом, идеально спокойная, ее лицо было маской бесстрастия. Следы слез были тщательно смыты.

— Несчастный случай? — спросил он, его голос был ровным, но в глазах читалась настороженность.

— Нечто подобное, — ее голос звучал металлически. — Разберемся.

Он подошел ближе, попытался поймать ее взгляд.

— Элис, что случилось?

Она наконец подняла на него глаза. И он увидел в них то, чего никогда не видел раньше — не гнев, не боль, а абсолютную, ледяную пустоту. Пустоту глубокого космоса, где нет ни света, ни тепла.

— Ничего, Лео. Абсолютно ничего. — Она улыбнулась, и эта улыбка была страшнее любого крика. — Просто немного прояснилась ситуация.

Он почувствовал ледяную руку на своем сердце. Что-то пошло не так. Очень не так.

— Вечером обсудим слияние с «Астрал-Индастриз», — сказала она, возвращаясь к документам. — У меня есть соображения, как можно ускорить процесс.

Она говорила о работе, но каждое слово было отточенным лезвием. Он понимал — игра изменилась. Но он еще не понимал, насколько.

Вечером она сама пришла в его пентхаус. Она была в черном, облегающем платье, ее волосы были убраны в строгий пучок. Она выглядела как олицетворение мести.

Он попытался возобновить их ритуал — предложил вина, завел разговор о чем-то отстраненном. Она играла вдолгую, ее улыбка была холодной и точной, как лазер.

— Знаешь, — сказала она, подходя к окну, — я все думала о природе контроля. Ты был прав. Это наркотик. Но есть кое-что посильнее.

— И что же? — он стоял сзади, чувствуя исходящую от нее опасность.

— Равнодушие, — она обернулась, и ее глаза были пусты. — Абсолютное, тотальное безразличие. Когда тебе все равно, жив твой противник или мертв. Страдает он или радуется. Когда он просто не существует.

Она подошла к нему вплотную, ее руки легли на его грудь.

— Я хочу, чтобы ты меня взял меня. Грубо, — сказала она, и в ее голосе не было ни страсти, ни вызова. Только констатация факта. — Как в первый раз. Без нежностей. Как вещь.

Он попытался поцеловать ее, но она отстранилась.

— Нет. Без поцелуев. Без взглядов. Просто сделай это.

Он чувствовал, как почва уходит из-под ног. Он пытался вернуть контроль, схватив ее за запястья, прижав к стене. Но ее тело было пассивным, безжизненным. Она не сопротивлялась, но и не отвечала. Она смотрела куда-то сквозь него, ее глаза были остекленевшими.

Он вошел в нее, пытаясь вызвать в ней хоть какую-то реакцию — стон, взгляд, что угодно. Но она была как кукла. Ее плоть была влажной и готовой — ее тело все еще предавало ее, — но ее разум, ее душа отсутствовали.

Это был самый жуткий, самый унизительный секс в его жизни. Он занимался им будто с куклой, и каждое его движение было напоминанием о его полном поражении. Он не сломал ее. Он заставил ее уйти в себя, в ту крепость, из которой, он чувствовал, ее уже не вытащить.

Когда он кончил, он отшатнулся от нее, чувствуя тошнотворную пустоту.

Она медленно сползла по стене на пол, поправила платье.

— Спасибо, — сказала она тем же бесстрастным тоном. — Это было вполне удовлетворительно.

Она встала и пошла к выходу, не оглядываясь.

— Элис! — его голос сорвался, в нем звучала паника, которую он не мог скрыть.

Она остановилась у двери.

— Да, мистер Вольф?

Эти два слова прозвучали как приговор. Мистер Вольф. Дистанция. Безразличие.

— Что ты сделаешь теперь? — спросил он, и ему показалось, что он тонет.

Она улыбнулась той же ледяной, страшной улыбкой.

— Что и положено делать профайлеру, мистер Вольф. Я собираюсь предсказать твое падение. И стать его свидетелем.

Дверь закрылась за ней. Лео остался один в огромной, пустой квартире, и тишина вокруг него была громче любого взрыва. Он выиграл сражение. Но проиграл войну.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 20

Элис не ушла из «Кибернетики». Она стала его идеальным сотрудником. Безупречным, эффективным, безжалостным. Она предоставляла ему такие глубокие и точные анализы конкурентов, что он мог раздавливать их одним нажатием кнопки. Она была его самым острым скальпелем.

Но лезвие было направлено против него.

Она использовала свой доступ, свое знание его психики, его бизнеса, чтобы тихо, методично подрывать его изнутри. Она не воровала информацию. Она делала нечто худшее — она направляла его по ложному пути. Она подсовывала ему выгодных, на первый взгляд, партнеров, которые на поверку оказывались слабым звеном. Она нашептывала ему решения, которые вели к небольшим, но досадным потерям. Она создавала вокруг него атмосферу паранойи, намекая на несуществующих предателей в его команде.

Он видел это. Чувствовал. Но не мог ничего доказать. Она была слишком умна. Каждая ее ошибка выглядела как досадное стечение обстоятельств. Каждый ее совет был безупречен на бумаге.

Они продолжали заниматься сексом. Это стало их новым, извращенным ритуалом. Он приходил к ней в кабинет поздно вечером, запирал дверь, и она, не говоря ни слова, подчинялась ему. Она позволяла ему делать с ней все, что он хочет. Но ее глаза оставались пустыми. Она смотрела на него как на неодушевленный предмет. Инструмент для удовлетворения.

И он, пытаясь пробить эту стену, становился все более жестоким, все более отчаянным. Он связывал ее, надевал на нее ошейник, бил плетью по спине, оставляя красные полосы. Он пытался причинить ей такую боль, чтобы она снова почувствовала что-то. Что угодно.

Однажды ночью, после особенно жесткой сессии, когда ее спина была исчерчена кровавыми линиями, а ее запястья были стерты до крови от веревок, он рухнул рядом с ней на ковер в своем кабинете, плача. Тихими, отчаянными рыданиями сломанного человека.

— Прости, — хрипел он, прижимаясь лицом к ее раненой спине. — Боже, прости меня, Элис. Я не хотел…

Она лежала неподвижно, глядя в потолок. Потом медленно повернула голову. В ее глазах не было прощения. Не было ненависти. Было лишь холодное научное любопытство.

— Интересно, — произнесла она тихо, — это часть стратегии? «Контролируемая уязвимость»? Чтобы я почувствовала жалость? Вернулась?

Он отпрянул, как от удара током. Его слезы высохли мгновенно. В его глазах вспыхнуло отчаяние, а затем — ярость. Ярость на себя. На нее. На ситуацию, которую он создал и которую не мог исправить.

— Нет, — прошипел он. — Это просто… боль.

— А, — сказала она и снова отвернулась. — Боль я уже чувствовала. Это скучно.

В тот вечер он понял, что потерял ее навсегда. Он превратил живую, страстную, опасную женщину в пустой сосуд. И теперь ему приходилось смотреть в это пустое зеркало каждый день и видеть в нем свое собственное отражение — монстра, которым он стал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 21

Кульминация наступила на совете директоров «Кибернетики». Обсуждалось громкое поглощение — сделка века, венчающая все его достижения. Лео был на пике своей власти, уверенный, непоколебимый. Элис сидела рядом с ним, ее присутствие было его тайным оружием.

И тогда она нанесла удар.

Когда он представлял финальные цифры, она поднялась и, подойдя к проектору, подключила свой планшет.

— Извините за вмешательство, — ее голос был чистым и звонким. — Но прежде, чем мы проголосуем, я хочу показать вам кое-что. Анализ рисков, о которых вам не сообщили.

На экране появились графики, документы, расшифровки переговоров. Она обрисовала картину систематических манипуляций, скрытых убытков, завуалированных схем, которые Лео использовал для приукрашивания реального положения дел. Она не лгала. Она просто показывала правду, которую он так тщательно скрывал. Правду, которую она помогла ему создать, а теперь — обнажила.

В комнате повисла гробовая тишина. Лео сидел, окаменев. Он смотрел на нее, и в его глазах не было гнева. Было лишь леденящее душу понимание. Это был ее финальный ход. Не побег. Не месть в стиле «уволить и унизить». Это было публичное низвержение. Уничтожение его творения руками его же самого. Вернее, руками его самого острого инструмента.

— Почему? — спросил он тихо, когда совет в панике разбирал предоставленные данные.

Она наклонилась к нему, ее губы почти касались его уха.

— Потому что я могу, — прошептала она. — И потому что ты научил меня, что настоящая власть — не в контроле над другими. А в возможности разрушить того, кто попытался контролировать тебя. Ты хотел предсказуемости? Поздравляю. Ты ее получил.

Она выпрямилась, собрала свои вещи и пошла к выходу. У двери она обернулась, бросив последний взгляд на человека, которого когда-то, возможно, любила, и которого теперь уничтожила с хирургической точностью.

— До свидания, Лео. Спасибо за науку.

Она вышла. А он остался сидеть в окружении рушащегося мира, который сам же и построил. Он был богом, свергнутым с небес своим единственным пророком.

И в огне всепоглощающего краха он наконец понял простую, ужасную истину: они были двумя сторонами одной монеты. И в их игре не могло быть победителя. Только взаимное уничтожение.

Он проиграл. Но и она тоже. Потому что, уничтожив его, она уничтожила и ту часть себя, которая была способна на страсть, на ярость, на жизнь. Отныне она была лишь идеальной, безупречной, пустой машиной. Его самое гениальное и самое ужасное творение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 22

Тишина в кабинете после ухода совета директоров была тяжелой и густой, словно воздух наполнился свинцовой пылью от рухнувшей империи. Лео сидел в своем кресле, не двигаясь, его взгляд был устремлен в никуда, но видел все — каждый обломок его былого могущества, разбросанный по полу его же собственными руками. Нет, не его — ее руками. Руками единственного человека, которого он допустил за неприступные стены своей крепости.

Дверь открылась без стука, пропуская в комнату ее фигуру. Элис вошла, и воздух сразу изменился, наполнился напряжением и чем-то острым, животным. Она сбросила пиджак на пол, и тот лег бесформенным пятном. Затем ее пальцы медленно, почти театрально, расстегнули пуговицы блузки. Шелк с тихим шелестом соскользнул с ее плеч и упал к ногам, обнажая кожу, покрытую мурашками от прохлады и предвкушения.

— Пришла поставить точку, — ее голос прозвучал как отточенное лезвие, холодное и готовое вонзиться в самое сердце.

Он медленно поднял на нее взгляд. В его глазах не было ярости, лишь глухое, усталое отчаяние, просевшее в самые глубины. — Ты добилась своего. Я уничтожен. Что еще ты можешь хотеть?

— Ты ошибаешься, — она сделала несколько шагов к нему, ее бедра плавно покачивались, находясь теперь на уровне его глаз. — Ты не уничтожен. Ты просто лишился короны. Но суть твоя, та, что скрывалась под позолотой власти, осталась неизменной. Хищник, не умеющий существовать без охоты. — Она остановилась в шаге от него. — И сегодня я даю тебе последнюю добычу. Себя.

Она сбросила юбку, а затем и последние лоскуты белья. Стояла перед ним полностью обнаженной — но это была не нагота уязвимости, а нагота вызова. Каждая линия ее тела была оружием, каждый изгиб — насмешкой над его поражением.

— Встань.

Он повиновался, поднимаясь с кресла, загипнотизированный ее волей и тем огнем, что горел в ее глазах.

— Ты всегда твердил, что власть — это контроль. Сегодня я отняла у тебя весь твой контроль. Над бизнесом, над репутацией, над будущим. — Ее голос был тихим, но каждое слово впивалось в него острее ножа. — Остался лишь один, самый примитивный вид власти, который ты еще можешь надо мной иметь. Физический. Так возьми его. Докажи, что ты еще способен что-то взять. Что ты не совсем пустая оболочка.

Он стоял, его кулаки были сжаты до побеления костяшек. Он ненавидел ее в этот момент больше, чем кого-либо в своей жизни. Боготворил ее за эту безжалостную силу. Желал с такой интенсивностью, что это грозило сжечь его изнутри.

— Я не буду тебя умолять, Лео. Это твой последний шанс. Возьми силой. Как в самом начале. Как ты умеешь.

С низким рыком, в котором смешались ярость, отчаяние и неистовая, извращенная страсть, он набросился на нее. Он сгреб ее в охапку, ощутив под пальцами упругость ее кожи, и швырнул на массивный стол. Бумаги, планшеты, дорогие безделушки — все полетело на пол с оглушительным грохотом, но он уже ничего не слышал.

Он был груб, как никогда прежде. Его руки впивались в ее плоть, оставляя на белой коже багровые следы. Его зубы кусали ее губы, ее шею, ее грудь, оставляя метки, которые должны были стать напоминанием — ему или ей, он уже не знал. Он не пытался доставить ей удовольствие. Он пытался причинить боль. Унизить. Уничтожить. Стереть ее с лица земли, как она стерла его мир.

И она принимала все. Ее ногти впивались в его спину, оставляя царапины. Ее ноги обвились вокруг его бедер, притягивая его глубже, принимая каждый его яростный толчок. Она не стонала от наслаждения. Она кричала — хрипло, с надрывом, от ярости, от боли, от триумфа. Каждое его движение, каждый жесткий удар были подтверждением ее победы. Он был диким, раненым зверем, попавшим в ее ловушку, и его последние судороги были посвящены ей.

— Ненавижу тебя! — рычал он, вгоняя в нее себя с такой силой, что массивный стол содрогался. — Боже, как я тебя ненавижу!

— Ври больше! — выкрикнула она в ответ, ее голос сорвался от напряжения. — Ты не ненавидишь! Ты боишься! Боишься, что я стала сильнее тебя! Боишься, что ты мне нужен только в качестве любовника!

Он зажал ей рот ладонью, пытаясь заставить замолчать, но ее глаза над его пальцами пылали таким холодным, неумолимым огнем, что ему стало по-настоящему страшно. Он кончил с болезненным, разрывающим рыком, изливая в нее всю свою ярость, все свое отчаяние, всю свою сломанную, искалеченную любовь.

Он рухнул на нее, его тело обливалось потом, мелко дрожа от изнеможения. Она лежала под ним, дыша прерывисто, ее тело было помечено его яростью — синяки, укусы, царапины. Но когда он поднял голову, чтобы посмотреть на нее, он увидел на ее распухших губах улыбку. Не счастливую, не злую. Победоносную.

— Ну что? — прошептала она, ее губы были влажными и окровавленными. — Чувствуешь себя могущественным? Властным? Все еще думаешь, что контролируешь ситуацию?

Он отшатнулся от нее, как от гадюки. Его взгляд упал на синяки на ее бедрах, на следы своих зубов на ее груди. Он видел в них не знаки обладания, а доказательство своего собственного падения. Он опустился до уровня животного, а она наблюдала за этим с холодным, почти научным интересом.

— Убирайся, — хрипло сказал он, отворачиваясь. — Убирайся к черту из моей жизни.

Она медленно сползла со стола, ее ноги подкосились, но она удержалась на них. Она наклонилась, подняла с пола свою одежду и стала медленно одеваться, не скрывая своей наготы, как будто он был уже ничем, пустым местом, не заслуживающим ни стыда, ни смущения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Одевшись, она подошла к двери, но на пороге обернулась, бросив на него последний, пронзительный взгляд.

— Прощай, Лео. Надеюсь, твоя власть стоила тебе того.

Она вышла. А он остался стоять посреди разрушенного кабинета, среди обломков своей империи и своей души, и понимал, что она забрала у него все. Даже право на ненависть. Потому что ненавидеть можно только того, кто имеет над тобой власть. А она отняла и это. Она стала для него ничем. И это было самым страшным наказанием.

Глава 23

Он не знал, сколько времени провел в оцепенении. Часы? Дни? Время потеряло всякий смысл, расплылось в массе боли и саморазрушения. Кабинет был погружен во тьму, лишь огни города за окном мерцали, словно насмехаясь над его падением, над его одиночеством.

Вдруг дверь снова открылась. Резкий свет из коридора на мгновение ослепил его, вырвав из оцепенения. В проеме, очерченная светящимся контуром, стояла она. Элис. В том самом черном, облегающем платье, в котором пришла на их первое «свидание», положившее начало их войне.

— Ты забыла что-то? — его голос прозвучал глухо, как из глубины склепа.

— Да, — ее ответ был тихим, но отчетливым, режущим тишину. — Я забыла забрать самое главное.

Она вошла и закрыла за собой дверь, снова погрузив комнату в полумрак. В скупом свете города он видел лишь ее силуэт, приближающийся к нему с неотвратимостью судьбы.

— Что? — у него не осталось сил даже на ярость, лишь на безразличное любопытство обреченного.

— Тебя, — она остановилась прямо перед ним. Ее лицо было серьезным, глаза сияли в темноте. — Я уничтожила твою империю. Я сломала твою гордыню. Я отняла у тебя все, чем ты дорожил, чем ты был. Но я не забрала тебя самого. А ведь это… это было моей главной целью с самого начала.

Он смотрел на нее, не в силах понять, не в силах поверить.

— Ты говорила, что я для тебя — ничто.

— Я солгала, — ее голос дрогнул, впервые за долгое время в нем появились нотки чего-то настоящего, человеческого, уязвимого. Она опустилась перед ним на колени, ее руки легли на его колени, и сквозь ткань брюк он почувствовал исходящий от них жар. — Ты был для меня всем. Ты был вызовом, смыслом, болью, страстью. Ты был единственным человеком, который видел меня настоящую. Не профайлера, не холодную, расчетливую стерву, а женщину. Со всеми ее страхами, слабостями и… любовью.

Он замер, боясь пошевелиться, боясь спугнуть этот хрупкий, невероятный миг.

— Любовью? — он прошептал с недоверием, с надеждой, которая обжигала сильнее отчаяния.

— Да, черт возьми, любовью! — в ее голосе прорвалась долго сдерживаемая боль, прорвалась и хлынула наружу. — Я любила тебя, Лео! Даже когда ненавидела! Даже когда планировала твое уничтожение! И когда я смотрела, как твоя жизнь рушится, я поняла… что уничтожаю часть самой себя. Потому что мы — одно целое. Две половинки одного монстра. И без тебя я… я просто идеальная, пустая, бесчувственная машина. Мне скучно без тебя, Лео. Ужасно, до слез скучно.

Она заплакала. Тихими, бесшумными слезами, которые текли по ее щекам и падали на его брюки, оставляя темные пятна. Он видел, как дрожат ее плечи, и в его окаменевшем, разбитом сердце что-то шевельнулось — теплое, живое, забытое.

— Так зачем? — спросил он, и его собственный голос сорвался, став хриплым и уязвимым. — Зачем ты все это сделала?

— Потому что я не могла позволить тебе победить! — она выкрикнула, поднимая на него полные слез глаза. — Потому что если бы я сдалась, если бы признала свою любовь, ты бы уничтожил меня! Ты бы поглотил меня, как поглощал все остальное! И я… я должна была уничтожить тебя первой. Чтобы выжить. Чтобы остаться собой.

Он медленно, как во сне, протянул руку и коснулся ее щеки, смахивая пальцем мокрую дорожку от слезы.

— А теперь? Теперь что? Ты пришла добить раненого зверя?

— Нет, — она схватила его руку и прижала к своей щеке, ее пальцы были холодными, но крепкими. — Я пришла… чтобы предложить перемирие. Не на твоих условиях. Не на моих. На новых.

— Каких? — он смотрел на нее, и впервые за долгое время в его груди, затянутой коркой льда, затеплилась маленькая, хрупкая надежда.

— На условиях двух сломленных людей, которые поняли, что не могут жить друг без друга, — ее губы дрогнули в подобии улыбки, уставшей и печальной. — Без масок. Без игр. Без борьбы за власть. Просто… будь со мной. Таким, какой ты есть. Сломленным. Уставшим. Настоящим. И я буду с тобой. Сломленной. Уставшей. Настоящей.

Он смотрел на нее, на эту невероятную, удивительную, безжалостную и прекрасную женщину, которая прошла через ад, который он для нее создал, и вышла из него не сломленной, а очищенной, сияющей новой, страшной и манящей силой. Она предлагала ему не победу и не поражение. Она предлагала ему спасение. Искупление.

Он опустился перед ней на колени, на уровень ее глаз, обнял ее, прижал к своей груди, чувствуя, как бьется ее сердце в такт его собственному. Они сидели так на полу разрушенного кабинета, среди осколков их общего прошлого, и плакали. Плакали от боли, от усталости, от потерь. И от надежды. Надежды на то, что из этих осколков можно собрать что-то новое. Что-то хрупкое, но настоящее.

— Хорошо, — прошептал он наконец, его губы коснулись ее волос, впитывая запах ее кожи, смешанный с запахом слез. — Давай попробуем.

Она обняла его крепче, прижимаясь к нему всем телом, и в ее объятиях он впервые за долгие годы почувствовал покой. И понял, что это и есть та самая, единственная власть, которая имела значение. Власть быть принятым таким, какой ты есть. Со всеми твоими проблемами, шрамами и изъянами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 24

Перемирие оказалось самой сложной битвой в их жизни. Старые привычки умирали с трудом. Лео ловил себя на том, что его рука тянется к телефону, чтобы отдать приказ, а не предложить. Элис замирала, когда он подходил сзади, ее тело по-прежнему инстинктивно готовилось к атаке или защите.

Они покинули пентхаус, этот стеклянный гроб их прежних отношений, и сняли просторную, светлую квартиру с видом на парк. Место, где не было призраков власти и манипуляций. Первые дни были похожи на хождение по минному полю. Каждое неверное слово, каждый взгляд могли спровоцировать взрыв.

Однажды вечером, за ужином, он невольно прокомментировал ее метод анализа, сказав, что она «упускает важный нюанс». Она замерла с вилкой в руке, и он увидел в ее глазах знакомую сталь.

— Ты пытаешься меня исправить? — ее голос был тихим и опасным. — Сделать более эффективной?

— Нет, я просто… — он вздохнул, отставив бокал. Вино вдруг показалось ему горьким. — Это привычка, Элис. Я не пытаюсь тебя контролировать.

— Проверим, — она отодвинула тарелку и встала. — Пойдем в спальню.

— Что? Зачем?

— Потому что я так хочу. Или ты уже не уважаешь мои желания?

В спальне она приказала ему лечь на кровать. Он подчинился, чувствуя, как внутри все сжимается от знакомого напряжения. Она оставила его лежать в темноте, ушла в ванную, и он слышал, как льется вода, как звенят баночки. Он лежал и смотрел в потолок, гадая, что она задумала. Это была новая игра? Проверка на прочность?

Когда она вернулась, от нее пахло дымом, сандалом и чем-то неуловимо опасным. В руках она держала длинный шелковый шарф.

— Руки за спину, — скомандовала она.

Он колебался лишь мгновение, затем повиновался. Шелк был прохладным и скользким на его запястьях. Она завязала его не больно, но надежно. Он был обездвижен.

— Что теперь? — спросил он, и его голос прозвучал глухо в тишине.

— Теперь молчи, — она села на него сверху, ее бедра обхватили его талию. Она была одета только в короткий шелковый халат, распахнутый спереди. — И смотри.

Она начала двигаться, медленно, ритмично, тереться о него через ткань его брюк. Ее глаза были прищурены, губы полуоткрыты. Она смотрела на него, изучая каждую его реакцию. Он чувствовал, как его тело отзывается, член наливается кровью, но его разум был настороже.

— Ты все еще пытаешься анализировать, — прошептала она, наклоняясь к нему. Ее груди скользнули по его груди. — Ищешь скрытый смысл. Подвох. Думаешь, это наказание? Или поощрение?

— Я не знаю, — честно признался он.

— Это просто секс, Лео, — она провела языком по его губам. — Секс, в котором я главная. Потому что я так хочу. И ты позволяешь мне это. Добровольно. Это и есть твое настоящее поражение. И твоя победа.

Она расстегнула его брюки, освободила его, и, не вводя в себя, продолжила двигаться, касаясь его головкой самых чувствительных мест. Она доводила его до безумия, до края, а потом останавливалась, заставляя его стонать от фрустрации.

— Проси, — сказала она, и в ее голосе снова зазвучали старые, знакомые нотки. Но теперь в них не было жестокости. Была лишь игра. — Проси, как ты просил меня тогда.

— Элис, пожалуйста… — он выдохнул, его бедра непроизвольно двинулись навстречу.

— Пожалуйста, что?

— Пожалуйста, позволь мне кончить.

Она улыбнулась, удивительно нежной, почти ласковой улыбкой.

— Нет. Не сейчас.

И она снова начала свои мучительные ласки, снова довела его до предела и снова остановилась. Он был в ее власти полностью — связанный, возбужденный, беспомощный. И впервые это не унижало его, а… освобождало. Он мог просто чувствовать. Не контролировать. Не анализировать. Просто отдаться ощущениям.

Когда она наконец позволила ему войти в себя, это было не яростное взятие крепости, а медленное, почти благоговейное соединение. Она опустилась на него, приняв его всего, и замерла, глядя ему в глаза. В них не было борьбы. Было лишь понимание.

Он кончил, глядя в ее глаза, и его оргазм был не взрывом, а глубокой, всепоглощающей волной, которая смыла последние остатки страха и недоверия. Когда она развязала его руки, он не стал сразу обнимать ее. Он просто лежал, глядя в потолок, и чувствовал, как что-то зажатое и болезненное внутри него наконец-то расслабляется.

— Прости, — прошептал он. — Прости за все.

Она прижалась к его боку, положив голову ему на грудь.

— Я тоже прошу прощения. За то, что чуть не уничтожила нас обоих.

Они лежали в темноте, слушая, как бьются их сердца, и понимали, что их война, наконец, закончилась. Не потому, что один победил, а другой проиграл. А потому, что они оба сложили оружие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 25

Первые лучи солнца мягко золотили ее распущенные волосы, рассыпавшиеся по его груди. Он проснулся раньше и лежал не двигаясь, боясь спугнуть хрупкость момента. В утреннем свете она выглядела иначе — не грозной соперницей, а просто женщиной, чье дыхание ровно струилось по его коже.

Ее пальцы начали свое медленное путешествие по его телу, скользя вниз, к уже налитой кровью твердости. Он приоткрыл глаза, встречая ее спокойный, полный утренней неги взгляд. В нем не было привычного вызова — только теплое, ленивое желание.

— Утро, — прошептала она, ее ладонь обхватила его возбуждение, и он непроизвольно выгнулся, впиваясь пальцами в простыню.

— Утро, — согласился он хрипло, наблюдая, как ее пальцы скользят по его длине, размазывая выступившую влагу.

Она приподнялась, и ее груди коснулись его торса. Не спеша, она продолжала свои ласки, изучая реакцию его тела на каждое прикосновение. Когда ее палец провел по особенно чувствительному месту, он застонал, бедра сами пошли навстречу.

— Не торопись, — улыбнулась она, касаясь губами его ключицы. — Сегодня я хочу чувствовать все.

Ее губы опустились ниже, оставляя влажные следы на его коже. Он зажмурился, ожидая, но вместо решительного движения она лишь провела кончиком языка по напряженной коже, заставляя его содрогнуться.

— Элис... — в его голосе прозвучала мольба.

— Проси, — прошептала она, губы в сантиметре от его живота.

— Пожалуйста...

— Пожалуйста, что? — ее дыхание обжигало кожу.

— Не мучай меня.

Она наконец взяла его в рот, но с невыносимой медлительностью, опускаясь все глубже, пока он не почувствовал полное погружение. Ее руки продолжали ласкать его, и он полностью отдался ощущениям, теряя контроль с каждым движением ее языка.

Когда он достиг пика, это случилось тихо, с сдавленным стоном. Она приняла все, не отстраняясь, и только потом медленно отпустила его.

— Это было только начало, — сказала она, глаза блестели влажным блеском.

Повернувшись, она встала на колени, подставляя ему свою спину. Ее кожа в утреннем свете казалась перламутровой.

— Теперь твоя очередь, — сказала она через плечо. — Помни — не спеша.

Он встал позади нее, руки легли на ее бедра. Наклонившись, он начал целовать ее спину, ощущая под губами каждый позвонок. Его пальцы скользнули между ее ног, находя там готовую влажность.

— Лео... — прошептала она, и в ее голосе снова прозвучала та уязвимость, что сводила его с ума.

Он продолжал ласкать ее, находя те ритмы, что заставляли ее терять голову. Когда ее тело затряслось в оргазме, он не останавливался, продлевая ее наслаждение.

Только тогда он вошел в нее, делая это медленно, как она просила. Каждое движение было осознанным, наполненным новым смыслом. Его руки лежали на ее талии, пальцы ощущали биение ее пульса.

Он наклонился вперед, прижимаясь грудью к ее спине, и шептал что-то на ухо — не похабности, а слова, которые заставляли ее сердце сжиматься.

— Ты вся моя, — говорил он, движения оставались плавными. — И я твой. Без империй. Без игр. Только это.

Она что-то отвечала, но слова тонули в общем дыхании. Ее рука лежала на его, их пальцы переплелись.

Когда она закричала во второй раз, это был чистый звук наслаждения. Он почувствовал, как ее внутренности сжались вокруг него, и позволил себе потерять контроль, заполняя ее теплом.

После они лежали, прижавшись друг к другу, слушая, как просыпается мир за окном.

— Знаешь, — сказала она, проводя пальцами по его груди, — я, кажется, начинаю понимать эту новую игру.

— Какая она? — спросил он, целуя ее волосы.

— Без правил. Без победителей. — Она повернулась к нему. — Просто мы.

Он улыбнулся, и в его улыбке не было привычной напряженности.

— Мне нравятся эти правила.

Солнце поднималось выше, заливая комнату золотым светом. Впервые за долгое время будущее не пугало своей неопределенностью. Оно обещало новые утра, новые открытия и эту странную, хрупкую, но такую прочную связь, которая оказалась сильнее всех их битв.

***

Исцеление — процесс нелинейный. Были дни, когда старые демоны просыпались. Лео мог впасть в мрачное молчание, вспоминая о крахе своей империи. Элис могла замерзнуть, увидев в его взгляде тень былой оценки.

— Мне сегодня приснилось, что ты снова составляешь на меня досье, — сказала она как-то утром за завтраком.

Он положил ложку, его лицо стало серьезным.

— Я уничтожил все эти файлы. Даже резервные копии.

— Я знаю. Но мой мозг… он все еще ведет свои записи.

— И мой тоже, — он взял ее руку. — Он все еще ищет слабые места. Но я не позволю ему использовать их против тебя. Я использую их, чтобы понять тебя. Чтобы помочь.

Однажды днем они поехали за город, в дом, который он когда-то купил как инвестицию и забыл о нем. Он стоял на отшибе, у леса, старый, нуждающийся в ремонте, но с камином и огромными окнами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пока он осматривал фундамент, она забралась на чердак и нашла там старую, пыльную ванну на львиных лапах.

— Лео! — крикнула она. — Иди сюда!

Он поднялся по шаткой лестнице, отряхивая паутину.

— Смотри, — она указала на ванну. — Она идеальна.

Они потратили несколько часов, оттирая ее, пока медь не засверкала на заходящем солнце. Потом натаскали ведрами воды из колодца, разожгли под ванной дровяную колонку, и когда вода наконец стала горячей, они разделись и забрались в нее вдвоем.

Тесно прижавшись друг к другу в горячей воде, они смотрели через запотевшее окно на темнеющий лес. Его руки обнимали ее под водой, ее голова лежала у него на плече.

— Знаешь, — сказал он, его голос гулко отдавался в медной емкости, — я не жалею ни о чем.

— Ни о чем? — она подняла на него удивленный взгляд. — Даже о «Кибернетике»?

— Особенно о «Кибернетике». Она была моей тюрьмой. Моей золотой клеткой. А этот крах… он был болезненным, но он освободил меня. Позволил стать… человеком.

Она повернулась к нему, ее мокрое тело скользнуло по его. Капли воды сверкали на ее ресницах.

— А я… я жалею, — прошептала она. — Жалею, что не нашла в себе сил остановиться раньше. Что причинила тебе такую боль.

Он притянул ее к себе и поцеловал. Поцелуй был соленым от ее слез и теплым, как вода, окружавшая их.

— Мы оба причиняли боль. Но мы и исцелили друг друга. — Его рука скользнула между ее ног, под водой, и нашла ее горячую, готовую плоть. — Вот так.

Он вошел в нее медленно, почти лениво. Вода смягчала движения, делая их плавными, текучими. Не было спешки, не было ярости. Было лишь медленное, глубокое соединение. Они двигались в такт, их дыхание сливалось с плеском воды, их тела были скользкими и податливыми в тесном пространстве ванны.

Он смотрел ей в глаза, и она видела в них не собственника, не противника, а просто мужчину, который любит ее. И она, отвечая на его движения, отдаваясь нарастающей волне наслаждения, понимала, что это и есть та самая власть, которую они искали все это время. Власть быть собой. Быть любимой. Быть цельной.

Она кончила тихо, с сдавленным стоном, ее внутренние мышцы сжались вокруг него, и он, не сомкнув глаз, последовал за ней, его собственное наслаждение вырвалось глухим, счастливым вздохом.

Они сидели в остывающей воде, обнявшись, и смотрели, как зажигаются первые звезды над темным лесом. Мир был огромен, полон опасностей и неопределенности. Но здесь, в этой старой ванне, в этом полуразрушенном доме, они нашли то, что искали всю свою жизнь. Не власть. Не контроль. А дом. И друг в друге — свое единственное и настоящее пристанище.

Игра была окончена. Начиналась жизнь. И они были готовы прожить ее вместе.

Глава 26

Прошло шесть месяцев. Шесть месяцев странного затишья, напоминавшего одновременно и реабилитацию, и затишье перед бурей. Лео больше не был тем сломленным человеком, сидевшим в полуразрушенном кабинете. В его глазах снова горел огонь, но теперь это был не огонь безрассудной жажды власти, а холодное, сфокусированное пламя.

Они сидели в просторной гостиной своего нового дома — не уютного убежища, а стратегического командного пункта. На столе лежали чертежи, финансовые отчеты, психологические портреты бывших партнеров, составленные Элис. Она наблюдала за ним, видя, как в нем просыпается хищник. Но на этот раз она была не добычей и не укротительницей. Она была партнером. Союзником.

— «Вертекс» слаб, — сказал Лео, тыкая пальцем в отчет. Его голос снова обрел ту стальную уверенность, что когда-то заставляла трепетать советы директоров. — Их новый директор — марионетка. Боится собственной тени. А их главный технологический актив... — он посмотрел на Элис, и в его взгляде вспыхнула искра, — уязвим. Ты была права.

Она кивнула, подходя к нему. Ее пальцы легли на его напряженные плечи.

— Я всегда права. Но сейчас тебе нужен не профайлер. Тебе нужно снять напряжение.

Ее руки скользнули под его рубашку, ладони прижались к горячей коже. Он закрыл глаза, вдыхая ее запах — смесь дорогих духов и чего-то неуловимо опасного.

— У меня есть идея получше, — прошептал он, разворачиваясь и прижимая ее к столу. Бумаги зашуршали под ее спиной. — Новая империя. На этот раз — наша. И построим мы ее не на страхе, а на знании. На том, в чем мы сильны.

Его губы нашли ее шею, зубы слегка сжали кожу. Она вздохнула, ее бедра сами пошли навстречу его настойчивому давлению.

— И в чем же мы сильны? — ее голос дрогнул, когда его рука залезла под ее юбку.

— В чтении людей. В предсказании их слабостей. — Он сорвал с нее трусики, и они упали на пол. — И в этом.

Он вошел в нее резко, без прелюдий, заставив ее вскрикнуть. Но это был крик не боли, а признания. Признания в том, что их связь — это не только уязвимость и нежность, но и та же самая, знакомая, пожирающая страсть.

Он брал ее на столе, покрытом картами будущих завоеваний, и каждый его толчок был клятвой. Клятвой, что они вернут себе все. Но вместе.

— Смотри на меня, — приказал он, его дыхание было горячим на ее коже. — Я хочу видеть твои глаза, когда мы это делаем.

Она открыла глаза. В них не было покорности. Было равенство. Соучастие. Она обхватила его ногами, принимая его еще глубже, ее ногти впились в его спину.

— Это... наш... первый шаг, — выдохнула она, ее слова прерывались ритмом его движений.

Он ускорился, его ярость, его амбиции, его голод находили выход в этом соединении. Когда она закричала, кончая, ее внутренности сжались вокруг него, выжимая из него горячее семя. Он рухнул на нее, и они лежали, дыша на разрыв, их тела слипшиеся, их сердца бились в унисон.

— С «Вертексом» мы начнем завтра, — прошептал он ей на ухо.

— Нет, — она повернула голову, ее губы нашли его. — Мы начнем сегодня. Сейчас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 27

Их возвращение на деловой Олимп было стремительным и безжалостным. Они действовали как единый организм. Лео — видимая миру железная воля, принимающая решения. Элис — тень, его стратег и профайлер, читающая противников как открытые книги.

Они не просто восстанавливали империю Лео. Они строили нечто новое — более гибкое, более умное, более опасное. Их методы были безупречны. Они не оставляли следов, только результат — поглощенные компании, сломленные конкуренты, восхищенный и напуганный деловой мир.

Однажды вечером, после особенно изматывающих переговоров, они вернулись в пентхаус — новый символ их возрождения. Лео скинул пиджак и подошел к бару.

— Они даже не понимают, что их уже купили, — сказал он, наливая два виски.

— Они видят только тебя, — ответила Элис, снимая туфли. Она подошла к нему, взяла бокал. — Красивого, уверенного, непобедимого. Они не видят ниточки, за которую я дергаю.

— А кто дергает за твои ниточки? — он пристально посмотрел на нее.

— Ты, — она отхлебнула виски. — Но только в спальне.

Он улыбнулся, поставил бокал и прижал ее к стене.

— Ты уверена?

Его руки нашли путь под ее блузку, большие пальцы провели по соскам, заставляя их затвердеть. Она выдохнула, ее голова откинулась назад.

— В бизнесе мы партнеры. Здесь... — его губы коснулись ее шеи, — здесь ты все еще моя.

— А ты — мой, — она вцепилась пальцами в его волосы. — Игра все та же, Лео. Просто ставки стали выше.

Он поднял ее на руки и понес в спальню. На этот раз их любовь была как ритуал. Закрепление союза. Касания были уверенными, властными, но в них не было желания сломать. Было желание утвердить.

Он разложил ее на кровати, как драгоценность, и посвятил почти час тому, чтобы исследовать каждую частичку ее тела, доводя до исступления и ее, и себя. Когда он наконец вошел в нее, они оба были на грани. Движения были синхронными, идеально скоординированными, как их бизнес-стратегии. Они смотрели друг другу в глаза, и в этом взгляде было все: общее прошлое, общая ярость, общая победа.

Они кончили одновременно, с тихими, сдавленными стонами, и в этот момент было невозможно понять, где заканчивается он и начинается она.

— Завтра, — прошептал он, лежа рядом с ней и обнимая ее за талию, — мы заберем «Квантум текнолоджис».

— Они уже наши, — она повернулась к нему. — Их финансовый директор боится темноты. Буквально. Достаточно будет приглушить свет в переговорной.

Он рассмеялся — низко, счастливо.

— Боже, как я тебя люблю.

Она удивилась своим собственным словам, но сказала их:

— Я тоже. Люблю тебя. Моего партнера. Моего любовника. Моего хищника.

Они заснули, сплетенные воедино, их будущее сияло перед ними, как бесконечное поле для завоеваний. Но на этот раз они шли на него не как соперники, а как союзники.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 28

Их новая империя росла со скоростью, которая заставляла финансовый мир смотреть на них со смесью восхищения и страха. Каждая неделя приносила новое поглощение, каждое утро — свежие заголовки в деловых изданиях. «Дуэт, перекраивающий рынок», «Вольф и его таинственная муза» — такие заголовки стали обычным явлением. Лео наслаждался вниманием, но истинное удовольствие находил в их уединенных вечерах, где они вдвоем разбирали каждую победу, каждый успешный ход.

Той ночью они отмечали захват «Квантум текнолоджис». Шампанское было идеально охлажденным, вид с террасы их нового пентхауса — ослепительным, как и подобает новым правителям этого мира. Элис стояла у перил в черном шелковом халате, под которым, как он знал, не было ничего. Ее силуэт вырисовывался на фоне ночного города, и в этот момент она выглядела как богиня, взирающая на свои владения.

— Они даже не сопротивлялись, — сказал Лео, подходя к ней сзади и обнимая за талию. Его руки скользнули под шелк, нашли ее обнаженные бедра. Пальцы провели по нежной коже, вызывая мурашки. — Как будто сами ждали, когда мы придем и заберем то, что принадлежит нам по праву.

— Они ждали, — она откинула голову ему на плечо, ее волосы пахли дорогим шампунем и чем-то неуловимо опасным. — Их главный годами мечтал, чтобы его поглотили. Подсознательно. Невыносимое бремя ответственности давило на него сильнее, чем долги.

Его пальцы заиграли на ее коже, двигаясь все выше, к самым чувствительным местам. Он чувствовал, как ее тело отзывается на его прикосновения, как учащается ее дыхание.

— А ты? Тебе не тяжело? Нести это бремя со мной? — его губы коснулись ее шеи, оставляя легкие, горячие поцелуи.

— Это не бремя, — она повернулась к нему, ее глаза блестели в отраженном свете города. — Это наслаждение. Смотреть, как они ломаются. Знать, что каждое их поражение — это наша общая работа. Наше искусство.

Он развязал пояс халата, и шелк соскользнул с ее плеч, упав бесшумной волной к ногам. Она стояла перед ним полностью обнаженной на фоне ночного мегаполиса — воплощение власти и желания.

— На колени, — приказал он тихо, но так, что дрожь пробежала по ее коже.

Она медленно опустилась, ее глаза не отрывались от его. В них не было покорности — лишь понимание правил их вечной игры. Он расстегнул брюки, освобождая свою мощную эрекцию. Воздух казался густым от напряжения.

— Это твоя награда, — сказал он, проводя головкой по ее губам. — И моя. За сегодняшнюю победу.

Она взяла его в рот без колебаний, с тем же мастерством, с которым они проводили свои сделки. Ее язык вырисовывал сложные узоры, ее губы сжимались в нужных местах, ее руки ласкали его бедра. Он стонал, впиваясь пальцами в ее волосы, глядя вниз на ее преданную фигуру. В этот момент она была не равным партнером, а его собственностью. И ей это нравилось так же, как и ему — в этом они были абсолютно равны.

Когда он был на грани, он отстранился, заставив ее издать жалобный звук. Он поднял ее, посадил на край холодного стеклянного стола, раздвинул ее ноги. Ночной ветерок касался ее горячей кожи.

— Смотри, — прошептал он, входя в нее одним плавным, но уверенным движением. — Смотри на город у наших ног. Все это скоро будет нашим. Каждый огонек, каждая улица.

Она обхватила его ногами, ее ногти впились в его спину сквозь тонкую ткань рубашки. Ее глаза были прикованы к горизонту, но ее тело полностью принадлежало ему, отзывалось на каждый его толчок.

— Нашим, — повторила она, и это слово звучало как священная клятва.

Он двигался с животной силой, каждый толчок символизировал очередную покоренную вершину. Их дыхание смешивалось с шумом города ниже, их тела были единым целым в этом танце власти и страсти. Когда они достигли пика, их крики слились воедино с отдаленным гулом мегаполиса, как будто сам город склонился перед ними.

После, когда они лежали на террасе, укрытые пледом, он спросил, играя прядью ее волос:

— Не слишком ли это для тебя? Эта вечная жажда власти? Эта ненасытность?

Она перевернулась на бок, ее рука легла на его грудь, пальцы ощущали ровный стук его сердца.

— Это не жажда власти. Это жажда жизни. А ты... — она посмотрела на него, и в ее глазах он увидел то, что искал всю жизнь, — ты делаешь меня по-настоящему живой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 29

Следующей их целью стал «Астрал-Индастриз» — старый, аристократичный конгломерат, казавшийся неприступной крепостью. Именно поэтому Лео жаждал его заполучить больше всего. Элис провела неделю, составляя детальные психологические портреты всего совета директоров, выискивая малейшие трещины в их броне.

— Председатель совета директоров, — докладывала она Лео, разложив перед ним файлы в их общем кабинете, — одержим чистотой крови и репутацией. Его слабость — патологический страх перед всем «новыми деньгами». Он считает нас варварами, ворвавшимися в его ухоженный мир.

Лео улыбнулся, его глаза сузились, как у хищника, учуявшего добычу.

— И как мы используем это?

— Мы не будем использовать. Мы сломаем. — Она подошла к его креслу, изящно села на подлокотник. Ее рука легла на его плечо, пальцы слегка сжали мышцу. — Мы купим его внебрачного сына. Того, кого он скрывает ото всех, стыдится его существования.

Лео замер, потом медленно повернулся к ней. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на удивление, даже на долю секунды — сомнение.

— Грязно. Даже для нас.

— Эффективно, — ее пальцы поиграли с воротником его рубашки, расстегивая верхнюю пуговицу. — Война есть война. Или ты передумал? Стал слишком мягким для настоящей битвы?

Он посмотрел на нее — на эту прекрасную, безжалостную женщину, которая была его самым страшным оружием и самой большой слабостью. Она была его слабостью и его силой одновременно.

— Никогда, — он потянул ее к себе, и она очутилась у него на коленях, ее бедра прижались к его нарастающему возбуждению. — Покажи мне, как мы это сделаем.

Она взяла планшет, собиралась запустить презентацию, но его руки уже скользили под ее строгую юбку. Она пыталась говорить, но ее дыхание сбивалось, когда его пальцы нашли ее клитор, уже влажный и готовый.

— Лео... переговоры... мы должны... — она попыталась протестовать, но ее бедра сами пошли навстречу его умелым прикосновениям.

— Переговоры могут подождать, — он прошептал ей на ухо, расстегивая свою ширинку. — Сейчас мне нужно твое мнение по другому, не менее важному вопросу.

Он развернул ее, прижал к столу, заваленному документами по сделке на миллиарды. Бумаги с шелестом полетели на пол, но его это не волновало. Он вошел в нее сзади, грубо, почти жестоко, и она вскрикнула, ее пальцы впились в полированную древесину стола.

— Чей «Астрал-Индастриз»? — рычал он, двигаясь в ней с первобытной силой.

— Наш... — она едва могла говорить, ее сознание плавало в море ощущений.

— Громче! Я не расслышал!

— Наш! — она закричала, и ее крик совпал с очередным мощным толчком, который заставил ее увидеть звезды.

Он брал ее на столе, среди доказательств их будущей победы, и это было похоже на освящение поля битвы перед решающим сражением. Когда они оба достигли оргазма, это было не сладкое единение, а взрывное, разрушительное высвобождение энергии, накопившейся за недели напряженной работы.

После, оправляя одежду и приводя в порядок растрепанные волосы, она сказала голосом, в котором не дрогнул ни один мускул:

— Его сын ждет нашего звонка. Сделка будет заключена к пятнице. Они даже не поймут, что произошло.

Он поправил галстук, его глаза сияли тем самым огнем, что когда-то заставлял трепетать целые советы директоров.

— Знаешь, что самое ироничное во всем этом?

— Что? — она подняла на него взгляд, поправляя прядь волос.

— Я снова чувствую себя по-настоящему живым. По-настоящему могущественным. Но на этот раз... — он посмотрел на нее с такой интенсивностью, что у нее перехватило дыхание, — на этот раз я не один. И в этом вся разница.

Она улыбнулась — холодной, красивой, безжалостной улыбкой хищницы, нашедшей свою стаю.

— Мы никогда больше не будем одни. У нас есть друг друга. И скоро, — ее взгляд скользнул по городу за окном, — у нас будет весь мир. Весь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 30

Их величайшая победа случилась холодным ноябрьским утром, когда первый снег лег на улицы города, словно белое покрывало, символизирующее чистоту нового начала. «Астрал-Индастриз» пал. Последний оплот старой гвардии, казавшийся некогда неприступным, рухнул под натиском их безжалостного, идеально слаженного тандема. Пресс-конференция была триумфальной. Лео стоял на подиуме, ослепительный и могущественный в своем темном костюме, а Элис наблюдала из-за кулис, ее лицо было невозмутимой маской, но глаза... ее глаза горели огнем завоевательницы.

Вечером они уединились в самом дорогом и эксклюзивном ресторане города, выкупив его на весь вечер для себя одних. Вино лилось рекой, изысканные блюда сменяли друг друга, но они были пьяны не ими, а опьяняющим нектаром абсолютной власти и взаимного понимания.

— Помнишь наш первый ужин? — спросил Лео, играя ножкой бокала с выдержанным бургундским. — В том стерильном кабинете? Ты тогда смотрела на меня так, будто пыталась разгадать, а не съесть ли тебя этот монстр.

— Я не пыталась разгадать, — она улыбнулась над краем своего бокала, ее губы окрасились в цвет вина. — Я уже тогда понимала, кто ты. И я не сбежала.

— Ты начала игру, — он наклонился через стол, его рука легла поверх ее.

— И выиграла.

— Нет, — он покачал головой, его пальцы сцепились с ее. — Мы оба выиграли. Мы создали нечто большее, чем были по отдельности. Не просто империю. Не просто союз. Нечто... уникальное.

Он встал, обошел стол и протянул ей руку.

— Пойдем. Я хочу показать тебе кое-что. Туда, где все началось по-настоящему.

Он привел ее на пустую, открытую смотровую площадку небоскреба — того самого, где когда-то находился его старый, стерильный офис, место их первой встречи. Город лежал у их ног, сияющий миллионами огней, покоренный и прекрасный. Ветер трепал их волосы, но они не обращали на него внимания.

— Здесь все началось, — сказал он, его голос был ровным, но в нем слышалась глубокая эмоциональная напряженность. — В той комнате за стеклом. И здесь... — он повернулся к ней, взяв обе ее руки в свои, — ...здесь я хочу, чтобы это продолжилось. Навсегда.

Она замерла, ее сердце бешено заколотилось, отдаваясь в ушах громче, чем ветер. Он опустился на одно колено. В его руке оказалась маленькая, но изящная бархатная коробочка. Он открыл ее. Внутри, на черном бархате, лежала не традиционная драгоценность, а искусно выполненная платиновая брошь в форме двух изящно переплетенных змей — их головы встречались, образуя совершенный круг. Символ вечного цикла, мудрости, искушения и их собственного, уникального союза.

— Это не предложение руки и сердца в обычном понимании, — сказал он, его взгляд был прикован к ее лицу, ловя каждую эмоцию. — Это предложение партнерства. Во всем. На всю жизнь. В бизнесе. В постели. В победах и в тех редких моментах, когда мы позволяем себе быть просто людьми. Будь моей королевой. Моей тенью. Моей музой. Моей женой.

Она смотрела на брошь, потом на него. В ее глазах стояли редкие, подлинные слезы, но при этом она улыбалась — улыбкой облегчения, триумфа и безграничной нежности.

— Ты думаешь, что можешь просто... купить меня? Снова? Драгоценностью? — ее голос дрогнул.

— Нет, — он покачал головой, его глаза были серьезны. — Я не покупаю. Я прошу. Вкладываю в это все, что у меня есть. И все, что я есть.

Она медленно кивнула, и слеза скатилась по ее щеке, оставляя влажный след.

— Да.

Он встал, его руки были чуть неуверенными, когда он прикрепил брошь к ее платью, прямо над сердцем. Затем он поцеловал ее. Этот поцелуй был нежным, глубоким, в нем чувствовалась вся их общая история — боль, страсть, борьба, потери и, наконец, это невероятное, выстраданное счастье.

— А теперь, — прошептал он, разрывая поцелуй, но не отпуская ее, — я хочу совершить последнее завоевание. Здесь. На этой высоте. Там, где когда-то началась наша война, чтобы начать нашу вечность.

Он снял с нее пальто и медленно, с благоговением, расстегнул ее платье. Ткань упала к ее ногам бесшумным шепотом. Холодный ночной ветер обжег ее обнаженную кожу, но его руки, его губы были горячими, как расплавленное золото. Он ласкал ее, стоя над покоренным городом, и каждое прикосновение было посвящением, клятвой, благодарностью. Когда он вошел в нее, они оба смотрели на горизонт — на их империю, на их будущее, на их общую судьбу.

Их любовь в тот вечер была медленной, но от этого не менее страстной. Это был не просто секс победителей, это был священный ритуал единения. Двух одиноких хищников, нашедших друг в друге не только равного партнера, но и родственную душу, и дом.

Когда они лежали потом, завернувшись в его теплое пальто, их тела все еще были переплетены, он спросил, глядя на далекие звезды:

— Что дальше? Какая следующая вершина?

Она прижалась к нему, слушая ровный, мощный стук его сердца, смешивающийся с биением ее собственного.

— Все, что захотим. У нас есть весь мир. — Она подняла руку, чтобы коснуться броши на своем платье. — И мы есть друг у друга. Этого достаточно для тысячи жизней.

Он улыбнулся, глядя в ночное небо. Впервые в жизни он чувствовал себя не просто могущественным или успешным. Он чувствовал себя цельным. Завершенным. И это, понял он, было величайшим завоеванием из всех возможных.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпилог

Они проснулись одновременно, как будто их тела сохранили общий ритм даже во сне. Утро заливало спальню мягким светом через панорамные окна. Лео потянулся к ней, его рука привычно легла на ее талию.

— Снилось, что ты пытаешься меня уволить, — пробормотал он, прижимаясь губами к ее плечу.

Элис повернулась, встречая его взгляд. — А ты, как всегда, нашел способ меня переубедить.

— Непереговорные методы, — он ухмыльнулся, и в его глазах плескалась знакомое озорство.

Она провела пальцами по его щеке, ощущая легкую щетину. — Знаешь, что я поняла за этот год?

— Что я гениален в постели?

— Что мне нравится просыпаться рядом с тобой. — Она сказала это просто, без пафоса. — Даже когда ты ворчишь во сне и забираешь все одеяло.

Он притянул ее ближе, и они лежали, слушая, как за окном просыпается город. Никаких срочных звонков, никаких кризисов, которые нельзя отложить на пару часов.

— Помнишь нашу первую ночь? — спросил он, пока его пальцы рисовали круги на ее спине.

— Ты имеешь в виду, когда ты почти принудил меня?

— Я предлагал. Не приказывал. — Он сделал паузу. — Большая разница. И ты сама дала мне ключ.

— А вот и нет, — она укусила его за подбородок. — Тогда это был ультиматум.

Он перевернул ее на спину, навис над ней. Его глаза были серьезными.

— Я бы не стал ничего менять. Ни одной нашей схватки. Ни одного жестокого слова. Потому что все это привело нас сюда.

— В постель в десять утра в среду? — она подняла бровь.

— К тебе. Просто к тебе. — Он поцеловал ее, и в этом поцелуе не было борьбы за власть. Была лишь привычная, выстраданная нежность.

Его руки медленно скользнули под простыню, ладони обхватили ее бедра. Она вздохнула, когда его пальцы нашли уже влажный возбужденный бугорок между ее ног.

— Все еще так же хочешь меня? — прошептала она, впиваясь ногтями в его плечи.

— Сильнее, — он вошел в нее одним плавным движением, заставив ее выгнуться. — Потому что теперь я знаю, что скрывается за этой улыбкой.

Они двигались в унисон, отработанном за месяцы ритме. Никакой спешки, только глубокие, вымеренные движения. Он смотрел ей в глаза, и она не отводила взгляд — больше не было нужды прятаться.

— Здесь... — его пальцы нашли тот самый чувствительный участок на ее шее. — Ты вздрагиваешь, когда лжешь.

— А здесь... — ее руки скользнули по его спине. — Ты задерживаешь дыхание, когда близко.

Он ускорил движения, его губы прижались к ее уху.

— Кончай для меня. Как в тот раз в лифте.

— Только если ты будешь смотреть, — она обхватила его ногами, притягивая глубже.

Когда волна накрыла ее, он не отводил глаз. Видел, как темнеют ее зрачки, как губы разомкнуты в беззвучном крике. Он сдерживался до последнего, наблюдая, как ее лицо искажается от оргазма. Но когда ее влагалище сжалось вокруг него в финальном, выжимающем спазме, его контроль лопнул. С хриплым рыком он вонзился в нее на всю длину, и горячая пульсация его семени затопила ее изнутри. Каждый толчок был глубже предыдущего, пока он не излил в нее все до последней капли, его тело дрожало в конвульсиях на ее груди.

После они лежали, тяжело дыша, его рука все еще лежала на ее бедре.

— Все еще думаешь, что могла бы прожить без этого? — он провел пальцем по ее мокрому лбу.

— Нет. Но я бы попробовала, — она повернулась к нему. — Просто чтобы позлить тебя.

Он рассмеялся — низко, счастливо, по-настоящему. И в этом смехе не было ни капли былой жестокости.

Позже они завтракали на кухне. Он резал фрукты для салата, она читала утренние новости на планшете.

— Смотри, — она протянула ему устройство. — Твой бывший партнер снова попал в скандал.

Лео бросил беглый взгляд и пожал плечами. — Уже не моя проблема.

— Тебя не узнать, — покачала головой Элис.

— Просто нашел кое-что более интересное. — Он пододвинул к ней тарелку с идеально нарезанными дольками апельсина. — Чем выигрывать чужие войны.

Вечером они гуляли по набережной, и он не проверял телефон каждые пять минут. Она не анализировала каждого прохожего. Они были просто мужчиной и женщиной, которые шли, держась за руки, и их пальцы сплетались так естественно, будто всегда знали друг друга.

— До сих пор странно, — сказала она, когда они сели на скамейку смотреть на закат.

— Что именно?

— Что мне не нужно быть настороже. Что ты не готовишь какой-нибудь подлый ход.

Он повернулся к ней, его лицо было освещено последними лучами солнца.

— Элис. Самый выгодный контракт в моей жизни — это ты. И я не собираюсь его расторгать.

Она рассмеялась, и ее смех смешался с криком чаек.

— Романтично.

— Прагматично, — поправил он. — Ты стоишь больше, чем все мои активы вместе взятые.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дома, стоя под душем, она чувствовала, как его руки моют ей спину. Медленно, тщательно, без спешки.

— Я бы убила тебя, если бы ты попробовал сделать это год назад, — сказала она, закрывая глаза.

— Я знаю. — Его губы коснулись ее мокрого плеча. — Поэтому ждал.

Они легли спать рано, их тела находили друг друга в темноте с той легкостью, что приходит только со временем. Не было отчаянной страсти первых дней, не было яростной борьбы за власть. Было что-то более прочное, более теплое.

Перед сном он обнял ее сзади, его дыхание стало ровным у нее за спиной.

— Спи, — прошептал он. — Завтра будет новый день.

— С тобой? — она прижалась к его руке.

— Всегда, — он поцеловал ее в затылок. — Это единственное правило, которое я никогда не нарушу.

И засыпая, они оба знали — это не конец истории. Это то самое начало, ради которого стоило пройти через все их войны.

Конец